Открыть главное меню
Ambigility.svgДругой перевод
У этого произведения есть другой перевод. Он находится по ссылке: Потерянный карак / The Lost Karak (рассказ).


Перевод ВК.jpgПеревод коллектива "Вольные Криптографы"
Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Вольные Криптографы". Их канал в Telegram находится здесь.


Утраченный Карак / The Lost Karak (рассказ)
Karak.jpg
Автор Гай Хейли / Guy Haley
Переводчик StacyLR
Издательство Black Library
Год издания 2021
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

– Кедрен, поправь меня, если я неправильно тебя понял, но ты хочешь, чтобы я перенаправил «Аелслинг» и высадил тебя на этом?

Дрекки Флинт ткнул плоским большим пальцем себе за спину, заставив своего дриллбилла упорхнуть в сторону. Из-за резкости жеста скрипнула кожа рукавицы. Команда не могла не перевести взгляд на глыбу камня, дрейфующую за планширем в трех тысячах воздушных раадфатомах[1]. Все четырнадцать парней были на палубе, позади стоял огор Горд, возвышаясь над толпой. Спор затянул даже его, а это кое-что говорило о напряжении.

– Как-то так, да, – сказал Кедрен. Старый рунный кузнец взялся за свой ремень и потянул его вверх. Он так и не привык к харадронскому воздухоплавательному костюму. Дрекки предполагал, что с этим просто нужно родиться.

Он поднял свою летную маску, открыв лицо столь же контрастное, как ледник на камнях: темная кожа и светлая, белая борода, морщинки от смеха и борозды от вчерашних забот. Серо-стальные глаза сузились от чистого, нефильтрованного света Хиша.

– Не знаю. Это может подождать? – сказал Дрекки. Он втянул ветер сквозь зубы. Ему нравилось, каков он на вкус в высотах Третьего Эфира; холодный, чистый и полный жизни. – У нас сильный попутный ветер. Мы хорошо идем. Надо придерживаться расписания. До Бавардии отсюда пять дней. Нам нужно быть там вовремя, Кедрен. Клиент на этом настаивал.

– Мастер Груннбор, – поправил его Обездоленный. Он вытянулся, хотя не мог тягаться с необычным ростом Дрекки. Кроме Горда на борту не было никого выше капитана. Четыре и два фута!

– Ага, – ответил Дрекки. – У нас один из этих дней, да?

У Кедрена расширились ноздри. Брови нависли над нахмурившимся, морщинистым лицом, будто готовые рухнуть. От его закипающего гнева воздух стал плотнее. Был бы рядом барометр, он бы взорвался. Кедрен Груннбор сдерживал свои причуды, но если они прорывались – они прорывались.

– Просто высади меня. Я должен туда отправиться. Для тебя это небольшой крюк. Ты можешь просто оставить меня.

– Не неси чепухи.

– Я и не несу. Это дело серьезное.

– И что у тебя за дело? – приветливо спросил Дрекки.

Взгляд, который он получил в ответ, был совсем не приветливым.

– Мое дело, – произнес Кедрен.

– Хмм, – протянул Дрекки. Он посмотрел на остров. По меркам Третьего Эфира он был средних размеров, но в остальном непримечательным – просто один из сотен тысяч кусков суши, формировавших Адромитовые Небоотмели. Густой лес укрывал вершину. Меж крон деревьев струились облака – явный признак местных дождей. С обрывов свешивалось немного растительности; в основном бока были плоскостями гранита – голыми, с острыми краями и прожилками мерцающей руды. Может, в этом было дело? Обездоленный дуардин гнался за извлекаемыми из земли металлами, но это же Хамон, где в этом владении мало минералов?

– Так или иначе, я сойду. Прошу по-хорошему, – Кедрен с недовольством вздохнул так глубоко, что его летный костюм скрипнул. – Пожалуйста, – добавил он.

– Прости, что? Пожалуйста? – спросил Дрекки. – Ты только что сказал пожалуйста?

– Ты слышал, парень, – Кедрен пробормотал что-то слишком быстро и тихо, чтобы команда поняла. Самые старые из харадронских бородатых владык изъяснялись на кхазалиде так, как раньше говорили на земле, но команда Дрекки была молода и полна огня. В небе язык в некоторой степени эволюционировал. Многое поменялось с Эры Мифов.

Дрекки снова с присвистом втянул воздух, затем полностью выдохнул.

– Мастер Журафон, будь любезен! – он подозвал эфир-кхимика и прошел немного вверх по палубе, чтобы их не подслушали.

Магнитные ботинки клацали и отрывались от обшивки «Аелслинг».

– Да, капитан Флинт? – спросил Отерек Журафон.

– Ты и старик Кедрен – как две гайки на одном болте, близки, как заклепки, – тихо и заговорщически произнес тот.

– Он в той же мере и твой друг, Дрекки, – сказал Отерек.

– Да, он мой наставник, но с тобой он говорит от всего топчущего землю сердца. Он тебя уважает. У вас есть история, он тебя нанял. Так скажи мне, что он забыл на этом голыше? Почему не хочет говорить?

Отерек Журафон повернулся к острову. В дыхательных трубках задрожало ворчание, за которым последовало отчетливое сопение.

– Не чую ничего ценного. Эфирного золота нет. – Он поднял с пояса измерительный прибор. Когда она нажал на него, на плоском экране вспыхнул голубой свет. Заплясали цифры. – Хамонит, ноль точка ноль три части на миллион – Дыхание Грунгни, даже меньше. Никаких других следов. Там нет ничего пригодного для сбора, – он выключил прибор.

– Что-то более обыденное? – спросил Дрекки. – Драгоценные камни? Слоновая кость? Полезные алхимикаты? Может, немного сокровищ для нас? – его глаза сверкнули.

– Не могу сказать точно, – ответил кхимик.

Дрекки он показался каким-то зажатым, и капитан надавил.

– А что можешь сказать точно, Отерек?

– Ну, может... я думал, может... – он осекся.

– Говори свободно, мастер кхимик.

– Дом, – просто ответил Отерек.

– Да? – произнес Дрекки. – Это возможно? – он бросил взгляд на рунного кузнеца, но лицо у того оставалось таким же неизменным, как утес из мрачного гранита, со скрытыми в зернах тайнами. Дрекки вновь уставился на остров. У его глаз собрались гусиные лапки. Они стали глубже, когда дуардин улыбнулся, хотя теперь он щурился в поисках выгоды.

Остров медленно вращался вокруг своей оси, открывая глазу новые интересные детали. Дрекки отстегнул телескоп от костюма и выдвинул трубу. Блеснули кристаллические линзы. Рой небольших скал скакнул ближе, более крупный остров помутился за ними. Дрекки повернул фокусирующее кольцо, и мелкие островки стали темными пятнами; теперь настала очередь придвинуться для большого обломка. Он повернулся, будто на витрине, постепенно показывая более пологий склон, по которому осторожно спускался лес. Тот был еще гуще, зеленее и глуше, чем на вершине, но не настолько непролазный, чтобы скрыть работу былых дней. Из-под мокрых зарослей выглядывали статуи. Бледные шрамы лестниц и троп прорезали деревья.

– Это Карак, – в тихом благоговении произнес Дрекки.

– Это не просто Карак, – сказал Журафон. – Это один из тех самых Караков. Один из древних.

Теперь они оба смотрели на Кедрена. Он втянул губы под бороду – таким кислым стал его хмурый взгляд.

– Ты прав, – сказал Дрекки. Он со щелчком закрыл телескоп. – Это решает дело. Мы пойдем все.


– Необязательно было вам идти со мной, совсем необязательно! – пробормотал Кедрен Груннбор, выражая недовольство под ритмичный «шмяк» своего топора, пробивающего путь вверх по ступеням. – Мне нужно было сделать это в одиночку. Это мое дело.

– Ты же не серьезно, старобородый, – сказал Дрекки, пыхтя и рубя на четыре ступени позади. – Грунгни знает, что тут может жить.

– Я думал, ты не придерживаешься верований, – проворчал Кедрен, выплеснув свое раздражение на толстую ветку.

– Предпочитаю уберечься от неверного выбора, – отозвался Дрекки, вынужденно моргнув. Свою беспечность он симулировал. Суша Третьего Эфира бывала теплой и влажной, и все они так сильно потели в башмаках, что те хлюпали. Голова пульсировала от жары. Жалящие насекомые бросались на лица харадронцев с того момента, как они подняли визоры. Только Горд оставался безразличным, хотя огор был безразличен ко многим вещам. Сверху раздался громкий треск, где он пробивался вперед, ломая деревья кулаками и производя столько шума, сколько целая армия. Дуардины подошли к делу более методично, как следует расчищая большую лестницу. Путь, вырезанный ими позади, был таким опрятным, будто его сделал механический трал.

– С вами, харадронцами, беда в том, что у вас нет чувства традиций, – сказал Кедрен. Он остановился под резной статуей предка с таким суровым лицом, будто его скопировали с рунного кузнеца. Дрекки подавил смешок. Они и впрямь выглядели похоже. – Мне стоило делать это одному. Этот Карак принадлежал моему народу прежде, чем Тестудинос пал. Тут мои предки, не ваши. Чего бы вам не свалить обратно на корабль!

– Тут могут быть и мои предки, – отозвался Дрекки. – Это может быть моей святой землей, – Трокви с упреком клюнул его шлем. Дриллбилл не любил манипуляций Дрекки.

Кедрен раздавил большую кусачую муху на бицепсе. В отличие от харадронцев, он снял свой летный костюм перед высадкой. Он носил обмундирование только по необходимости, работая с голыми руками и лицом, когда мог. На спине он нес вещмешок еще больше, чем харадронские эфирные ранцы. Сбоку был привязан массивный мушкетон, украшенный рунами. Ни одежда, ни оружие, ни поклажа не казались особо мудрым выбором.

– В том-то, черт возьми, и суть, – произнес Кедрен достаточно громко, чтобы его услышала вся компания, может, даже огор наверху. – Если бы у вас было чувство традиции, вы бы знали, где похоронены ваши предки, – он вернулся к расширению пути Горда.

Дрекки покачал головой. Другой дуардин мог почувствовать себя оскорбленным, но капитан был совсем не таким. Харадронцы Барак-Мьёрнар придерживались старых обычаев лишь на словах, не более того.

Он пожал плечами в сторону десантного отряда. Они ответили тем же. В итоге он взял с собой шестерых из команды. Кедрен Груннбор больше не принял, да и то только после долгих споров. Восхождение совершали Отерек Журафон, Груннбор, Горд, Дрекки и двое надежных арконавтов. Масса острова была смещена относительно центра, потому взбирающаяся к вратам лестница покосилась. Гору – когда она еще была горой – несомненно, окутывала снежная мантия, но теперь она дрейфовала в тропическом климате, заросшая лесом, чуть-чуть не дотягивающим до джунглей. Узловатые корни шли вдоль линий кладки, разделяя ступени и цепляясь за ноги. Гибкие растения сложно было резать, и они с большей вероятностью отскакивали обратно и били дуардинов в лицо, чем поддавались топору. Когда же они снисходили до того, чтобы упасть, то источали жирный, белесоватый сок, покрывавший лезвия и затуплявший их.

Дрекии счел, что на этой горе есть деньги. Резина продавалась на Гельдрунгбурзе[2] по хорошей цене. Он поставил мысленную отметку о ее местоположении.

Кедрен о богатстве думал в последнюю очередь. Всю дорогу дальше он оставался угрюмым, прорубаясь через деревья, будто имел зуб на каждое из них.

К тому времени, как они добрались до главных врат, Хиш перекатился под диск владений, сияя снизу и заставив их тени семенить вверх по склону перед ними, осветив ноздри и окрасив бороды закатными цветами. Стало только жарче. Все, кроме Журафона, сбросили шлемы, перчатки и рукава костюмов, оставив, чтобы забрать по пути назад, – и к черту насекомых.

Горд ждал у окаймленных лозами врат. На его лице застыла довольная улыбка. Он сидел в кругу раздавленных растений, некоторые из которых были разодраны зубами огора. Горд никогда не упускал новые приправы. В отношении основного блюда он последовал привычке и поужинал мясом какого-то, теперь неузнаваемого, животного. Последние кровавые кусочки были зажаты в громадном кулаке, будто оно все еще могло сбежать.

– Жаркая работенка, – пыхтя, сказал Дрекки со слегка покачивающейся бородой. Тут, наверху, было ветрено, но жару это не уменьшило. – Впрочем, тебе и так неплохо. Хороший пикник? – его шутке не доставало легкости. Серые глаза ожесточились. Восхождение не было веселым.

Огор кивнул.

– Всегда хорошо поесть с тобой, Дрекки.

– Ну, я рад, что ты, по крайне мере, наслаждаешься жизнью. Не нужно изо всех сил стараться помочь.

Горд мог с равным шансом понять или не понять сарказм. В этот раз не понял. Огор запихнул остатки животного в рот – шкуру, копыта и все остальное. Он с удовольствием похрустел ими.

– Спасибо, – сказал он, разбрызгивая противные капли слюны вокруг. – Мне хотелось есть, – есть Горд редко когда не хотел. Он встал. – Немного разведал. Нашел путь внутрь. Тут, – сказал он, указывая на вход.

Великие врата отсутствовали, и перед ними раскрывался дверной проход, все его сто футов. Сверху свисали деревья, будто готовые хватать руки. Башни с обеих сторон рухнули. За ними голая скала и сломанные статуи создали впечатляющую стену. Ветер с силой отражался от утесов. Испытывая ненависть к жаре, где-то на полпути вверх Дрекки пожалел о своем желании пришвартовать корабль и карабкаться пешком. Оказавшись перед этой смертельной ловушкой, он вновь пересмотрел свой выбор. Спускаться с корабля на веревках или с помощью эфирной сферы в этих встречных течениях стало бы приглашением для прикосновения Нагаша.

Солнечные лучи падали на сводчатый потолок входа, выхватывая заплесневевшую резьбу. Дальше – тьма. Ступени поднимались к порогу, а затем вновь спускались вниз.

– Очень черно внизу. Далеко не вижу. Подумал, что подожду, – сказал Горд.

Отерек присоединился к Дрекки у порога и принюхался. Носы кхимиков годились не только для золота.

– Тут небезопасно. Там что-то есть, – произнес он. – Что-то мерзкое.

– Хмм, – протянул Дрекки. Он обернулся, посмотрел вниз, вдоль искривленной лестницы, поверх леса. Вид был неплохой. Адромитовые Небоотмели широко простирали свои спирали, заполняя пустоту крошечными землями и валунами-королевствами. Далеко-далеко внизу, у подножия горы, «Аелслинг» – кусочек металлической стружки в безграничном небе – казался крошечным. Эндринмонтер Дрекки находился снаружи, его одноместная эндриновая платформа сверкала, когда он перелетал с места на место. Наверное, чистит корпус от воздушных желудей. Бокко никогда не упускал шанса поработать побольше. Он вызывал восхищение.

Подошли остальные из десантного отряда: сначала Кедрен, потом Адримм и Эврокк, дуардины из команды Дрекки. Арканавты замедлились, предвкушая отдых, но Кедрен пропыхтел дальше, прямо к вратам.

– Тут что-то неладное, мой старый длиннобородый друг. Может, нам стоит повернуть назад? – спросил Дрекки, который теперь весьма сомневался насчет этого приключения.

– Я слышал, – сказал Кедрен и прошел прямо внутрь.

Его шаги громко отозвались эхом несколько десятков раз, затем остановились. Раздался звук опустившегося на камень мешка и копания в нем, сопровождаемого еще большим возмущением. Через мгновение зажегся холодный синий конус света рунной лампы. Шаги возобновились. Кедрен спускался.

Во тьме есть чудовища, но также и сокровища. Дрекки взвешивал варианты. Выгода и потери. Выгода и потери. Трокви неуверенно пискнул. Его клюв повернулся раз, второй.

– Насколько мерзкое, Отерек, – спросил Дрекки, – по шкале от одного до десяти?

– Не могу посчитать, капитан, но дам этому имя – троггот, – ответил кхимик. – Не скажу, какой именно. Не моя область знаний, – он помедлил. – Кедрен не останавливается.

– Не останавливается, верно? – сказал Дрекки. Он погладил бороду. – А, ладно, в итоге, это мой путь, и убегая, богатства не получить. Пойдем, парни, оружие наготове.

Пистолеты и тесаки с шорохом извлекли из кожи. Загудели эфирные генераторы. Моргнули, включившись, наплечные фонари.

– Будем надеяться, что он всего один, – сказад Дрекки. – Горд?

Огор кивнул. Он уже натянул катар[3] и ослабил громадный пистолет в кобуре. Теперь он выхватил массивный меч.

– Я первый. Всегда я первый. Лучшая еда тому, кто впереди, так говорит глотающий бог.

– И он прав, – сказал Дрекки. – Ну так мы заходим.


На горе было жарко, внутри нее - промозгло. Пот дуардинов остыл на их плоти. Они не дрожали, невозмутимо перенося изменение.

– Камень сверху и снизу, как требовали предтечи, – сказал Отерек. – По-своему успокаивающе.

– Наслаждайся сколько угодно, – ответил Дрекки. – Я предпочитаю открытое небо.

На половину это было ложью. Харадронцы были рождены в облаках, но народ Грунгни некогда вышел из гор, и на команду опустилось глубокое, исконное спокойствие. Они шли по ступеням твердо и тихо, в легчайшей поступи шлепая ботинками. Скрипели только шаги Горда. Во тьме он был скалой, освещаемой фонарями в один миг, а в следующий – медлительным менгиром, заметный в любом случаем. Когда они говорили, голоса отдавались эхом. Технологический гул активированных эфирных генераторов с жужжанием отражался от резьбы, будто призраки комаров. При всей своей связи с подземельями – и Дрекки был прав, его предки могли ходить по этим самым ступеням – они чувствовали себя нарушителями.

У Кедрена Груннбора такого ощущения не было. Он, двигаясь уверенно, находился в двух сотнях футов впереди, свет рунной лампы отражался от вырезанных из камня лиц дуардинов, чьи рты были раскрыты в вечном гневе. Они брюзжали на пике силы кхазалида и продолжали ворчать во тьме.

– Ты можешь подождать наверху, знаешь ли, – окликнул рунный кузнец. Его голос грохотом обрушился на них. Дрекки поморщился. Каждая живая тварь в горе услышала бы это. – Я пробуду тут час, не больше. Тебе не нужно идти со мной, капитан Флинт!

– Капитан, да? Флинт, да? – пробормотал Дрекки. – Он не в настроении. Он же погибнет.

Отерек положил ладонь на его руку.

– Может, нам стоит подождать. Может, он должен сделать это сам. Он горделив. Как и все Обездоленные. Может, с ним все будет хорошо? Тоннели ему привычнее, чем нам.

– Нда? – произнес Дрекки. Луч от его фонаря вспыхнул во мраке серовато-белым. Грудные клетки и черепа, останки диковинных гротов. – Эти ребятки не сами по себе костями стали, ведь так? Ты сам сказал, что это опасно, Отерек, – он мрачно посмотрел на кхимика. В ответ зубчатые линзы шлема Отерека сверкнули эфирматическими секретами. – Что говорит твой нос?

Тот отпустил руку Дрекки.

– Ничего хорошего, капитан, ничего хорошего.

– Топчущий землю или нет, но он один из нас, и я его не потеряю, а гордость и честь могут катиться к границам владений.

– Его гордость. Его честь, – сказал Журафон.

– Моя команда, мои приказы, – ответил Дрекки. – Мы идем следом.


От главной лестницы отходили пролеты, ведущие в пустые трапезные залы, разграбленные сокровищницы, осушенные пивоварни. Кедрен Груннбор их игнорировал, спускаясь все ниже и ниже, пока огромная лестница не сузилась. Она больше не шла прямо вниз, а раз за разом поворачивала обратно, прорезая камень, будто квадратный бур.

Залы в глубине были разрушены. Из заваленных дверей высыпались обломки. Трещины раскололи стены. В горе были дыры. Проходы, ведущие в нижние слои, оборвались с падением Великого Тестудиноса, отчего теперь открывались в небо. Тут были отблески света и стайки каменных ласточек, залетавших в проход, затем чирикающим вихрем скрывавшихся в той или иной расселине. Внутрь, творя музыку, пробирался ветер. Песнь горы не была радостной, скорее скорбной и тихой, вечно меняющейся и вечно той же.

– От этого уханья у меня завитки на бороде распрямляются, – произнес Адримм. – Не естественно это.

– Тихо там, сзади, арканавт второго ранга! – сказал Флинт. Ему это не нравилось, и он редко так явно называл ранги. Адримм все равно замолчал.

Тоннель заполнила серость, сменив тьму. Они вновь повернули под идеально прямым углом. Их окутал яркий свет. Дрекки прищурился и выругался.

– Дно упало, – сказал он.

– Вниз дальше некуда, – философски заметил Горд. Он стоял на последней из осыпающихся ступеней, совершенно не боясь. – Только если не совсем вниз, – он собрал большой сгусток слюны и сплюнул. Легенды утверждали, что у неба в отмелях нет дна. Плевок Горда будет падать вечно.

– Борода Грунгни, – произнес Дрекки. – Где Кедрен?

Рунный кузнец пропал. Они осмотрелись, фонари на плечах плясали. Главная лестница расходилась десятком ходов поменьше.

– Кто-нибудь видит, каким он пошел? – спросил Дрекки.

– Сюда! – позвал Отерек. Он ткнул пальцем в потрескавшийся дверной проем. Их друга выдало мерцание рунного света.

– Трокви, давай за ним, – сказал Дрекки. Дриллбилл поднялся с лязгом механических крыльев и метнулся вперед. – Старый дурак пытается от нас отделаться!

– Он идет вверх. Подъем крутой, – произнес Эврокк, добравшись до двери. Он взвел курок своего залпового пистолета.

– Опять карабкаться, черт возьми, – простонал Адримм.

– Просто иди вперед, живее! – сказал Дрекки. Они вошли внутрь.

– Запах наверху хуже, – предупредил Отерек.

– Чудесно, – ответил капитан. – Прямо в пасть опасности.

– Единственная опасная пасть поблизости – моя, – Горд утер нос рукой, потом вытер ее о грязный овечий жилет. – Давно не ел хорошего троггочьего стейка, – сказал он. Огор так ждал этого, что даже не пожаловался, когда пришлось пригнуться, чтобы влезть в тоннель.

Вниз по лестнице пророкотал рев.

– Быстрее! – крикнул Дрекки.

Загрохотали ботинки дуардинов. Сверху ступеней прокатился вонючий порыв ветра. Еще один рев. Потом смесь ругательств на нескольких языках, за которой последовал грохот оружия.

Они ворвались в большой вестибюль, окруженный дверями.

– Кажется, он нашел того троггота, – от увиденного пробормотал Отерек.

– Да вот нашел, черт побери, – отозвался Дрекки.

Он был огромным, отвратительно пахнущим и весьма разочарованным. Глубинный троггот, один из самых больших видов, как раз из тех, каких не хочется обнаружить поселившимися в залах ваших предков. Они так часто делали. В полу оказалась выемка, идеальна подходящая ему, будто камень вырос вокруг твари, пока та находилась в спячке. Несколько тонн серебра – и получится прекрасный рельеф спящего троггота, подумалось Дрекки, но не то, чтобы кому-то захотелось чего-то настолько гнусного. Теперь он проснулся, нависнув над находившимся в отчаянном положении Кедреном Груннбором.

– Надо быстро разобраться с этим. Парни, убейте его! – закричал Дрекки.

Он выхватил свой пистолет. Капитан называл его Карон, в честь матери. Он нажал на спусковой крючок, и оружие заговорило, как она – резко и жестоко, послав в спину троггота потоки твердеющих эфирных снарядов. Его команда последовала примеру. Чертог осветился голубым и золотым, высвечивая проходы древней гробницы.

Чудище застонало. Оно было таким большим, что большая часть снарядом попала в цель, изрешетив его шкуру и сорвав заросли грибов, выросших на его коже. Когда оно развернулось, Дрекки узрел всю его гнусность. Грибы росли только с левой стороны, которая находилась на воздухе, пока тварь спала. Она выглядела, будто ее наполовину обрил бог-проказник. Левая часть лица искривилась, ввалилась, глаз наполовину заплыл и слезился. Во все стороны торчали кривые клыки.

– Чего вы ждете, стреляйте еще раз! – крикнул Дрекки.

Харадронцы выстрелили. Вспыхнули дула. Троггот поднял гигантские, плохо сформированные руки, чтобы закрыть лицо. Горд взревел, опуская меч. Для дуардина он был огромным, но трогготу доставал лишь до бедра, как безбородый ребенок, лезущий к матери.

Меч вонзился глубоко в колено. Тварь завизжала и ударила огора тыльной стороной ладони. Громадная костяшка впечаталась в пластину на животе Горда, высоко подняв его и запустив в дверную притолоку, украшенную лицами дуардинов.

Крунтзи-брог! – выругался Дрекки. – Он достал Горда, – капитан мало что мог придумать, кроме старого, доброго наступления. – Скоординированный удар! – рявкнул он. – Все вместе. Это наш единственный шанс!

Дрекки, Адримм и Эврокк закричали: «Харадрар-Харадрор!» – и бросились вперед с мерцающими тесаками. Тяжелые клинки безжалостно впились в голени троггота. Тот взвыл и ударил ногой, перевернув Эврокка. Горд заворчал, схватился за голову и осел в обломки от своего приземления. Адримм рубил и рубил по подобной стволу дерева ноге. Дрекки в упор выстрелил в живот твари.

Светящиеся грибные шляпки взорвались, разбрызгав слизь. Раны от эфирных снарядов были жуткими, но видимыми всего на мгновение. Исцеляющие силы троггота уже запустились, затягивая пулевые ранения, запечатывая порезы от мечей, как молчаливые рты.

Раздался рев иного рода. Кедрен разрядил свой мушкетон на черном порохе. Харадронцы посмеивались над старобородым за его древние технологии. Для тех, кто вооружился новейшими эфирматиками, черный порох был шуткой. По крайне мере, так казалось, пока Кедрен не сделал выстрел. Рунические снаряды вырвались конусом, каждая аккуратно выделанная дробинка зажглась пойманной магией. Троггот столкнулся с огненным вихрем и заревел от ужаса.

Зажигательный рунический выстрел содрал с передней части туловища кожу, выбил глаза, раздробил клыки. Он взмахнул длинными, как швартовочные канаты, руками. От боли и страха его и так значительной силы прибавилось. Кедрен пригнулся под сжатым кулаком. Вход в гробницу взорвался осколками – сотни часов работы дуардинов стали гравием в одно мгновение.

Рунический огонь трепетал. От вони горящего троггота и обгоревших до углей грибов у Дрекки начались рвотные позывы. Он перепрыгнул через ногу в замахе. Раны от тесаков затягивались. Огонь замедлил исцеление троггота, но недостаточно. Свежие повреждение дрожали по всему переду, постепенно запечатываясь. Новые глаза отрастали в окровавленных глазницах.

– Дрекки! – крикнул Отерек.

Тот повернулся. В руке у кхимика была бомба.

– Отличная идеяяяяяяяяяяяяя... – начал он. Взмах лапы троггота прервал его. Дуардина потянуло вверх и вверх, к восстанавливающейся морде. Сломанные зубы широко раскрылись.

Дрекки выбросил руки вверх. Не так он представлял свой день.

Трокви с жужжанием спикировал, нацелившись на новые глаза троггота. Тот заревел и развернулся. Держащая дуардина рука упала ото рта.

– Дрекки! – вновь позвал Отерек. – Держи гранату!

Капитан развернулся; кхимик оказался внизу. Эврокк вновь атаковал нижние конечности троггота, в этот раз отрезав пальцы. Они уползли, будто полные решимости черви.

Дрекки уронил пистолет.

– Сейчас! – закричал он.

Кхимик подкинул бомбу вверх. Сердце Дрекии стучало от страха, что он ее не поймает. Поймал. Холодный металл шлепнулся в его ладонь.

Вновь заревев, троггот поднял дуардина, намереваясь сделать его своим обедом.

Дрекки оскалился.

– Пожуй это, ты, фунти-друк!

Он вырвал чеку зубами и затолкал бомбу в пасть твари. Та рефлекторно сглотнула – трогготы еще менее разборчивы в том, что едят, чем огоры.

– Уходи оттуда! – кричал Отерек, бегая и отзывая других. Дрекки и так намеревался это сделать, вонзив свой топор в запястье троггота. Он прорубился наполовину, и дуардин надавил вниз, толкая лезвия туда-сюда двумя руками, будто пилил особо твердый камнехлеб.

Тварь заревела. Рука отвалилась. Дрекки приземлился, все еще крепко зажатый в пальцах троггота. Из обрубка кисти сочилась черная кровь. Он пытался втянуть воздух, но не мог и задыхался.

Троггот взорвался. Это началось с брюха, которое окуталось красивым огнем, прежде чем разорваться и окатить их всех потрохами. Если бы Дрекки в этот момент дышал, он бы втянул их полные легкие. Голова подлетела, ударилась о потолок и тяжело упала рядом с дуардином, все еще дергая языком. От этого он взвизгнул. Упали руки – шлеп, шлеп, – развалилось пополам тело. Оно дергалось взад-вперед на ногах. Дрекки зажмурился, приготовившись быть похороненным заживо под потрохами троггота, но труп рухнул в другую сторону, упав в ту же выемку в полу, которую теперь заполнял далеко не так точно.

Дрекки вырвался из все еще дергающихся пальцев. Он стер едкую кровь с глаз и стряхнул ее с руки. Позади него дрожали останки троггота в последней попытке жить, но регенерировать после взрыва эфирной бомбы невозможно. Сильные желудочные кислоты проели в камне дыры. В углу Эврокк издал самый не-дуардинский визг, пытаясь выпутаться из оплавляющегося летного костюма.

– Что ты из себя фунти-друк строишь? – закричал Дрекки на Кедрена.

– Строю? Ничего я из себя не строю, дерзкий ты летающий бородаченок! Ты мог просто дать мне самому это сделать, – рунный кузнец попытался встать в возмущенную позу, но поскользнулся на потрохах троггота.

– Сделать что? Почему ты мне не говоришь? Ты пришел собрать свои реликвии? Так ведь?

Дрекки мог бы с тем же успехом обвинить Груннбора в прямом разграблении гробниц, столь взрывным был его ответ.

– Собрать реликвии? Ты что обо мне думаешь, будто я приду сюда и буду красть у собственного клана? – борода Кедрена дрожала от ярости.

– Но это гробницы, – он оценил ущерб. – Были гробницы.

– Да, гробницы, точно. Молодец, – произнес Кедрен таким испепеляющим тоном, что Дрекки шагнул назад, а все остальные отвели взгляд. – Я здесь, чтобы почтить своих предков, ты, ундави, скачущий по облакам обормот! Тут мой прапрадед. И его прапрадед. Весь мой народ, до самого начала владений, погребены здесь. Я вернулся, чтобы упокоить его молот!

– Упокоить?

– Да, упокоить! В знак уважение, хотя вряд ли ты что-то об этом знаешь!

– Почему ты мне не сказал?

Борода Груннбора дрожала. Ему не нужно было отвечать.

– А, ну да, – произнес Дрекки. – Потому что ты думал, что я ограблю твоих предков? Серьезно?

– Что, Дрекки Флинт, отъявленный корсар с зарегистрированным слоганом компании: «В первую очередь выгода»? Прости, что мой чертов мозг посещала мысль, что да, ты совершенно точно обдерешь эти гробницы до нитки за несколько бочек Аква Гиранис!

Кедрен Груннбор перегнул палку. Он знал это. И остановился. Повисла ошеломленная тишина. Из мертвого троггота вырвались зловонные газы.

– Ты так мало мне доверяешь? – спросил Дрекки. Он, вообще-то, чувствовал себя весьма задетым.

Груннбор провел рукой по лицу, приглаживая бороду. Когда он вновь заговорил, то сделал это тихо. Он отвел взгляд.

– Разве можно меня винить? Это слишком важно, чтобы кому-то доверить. Я не сказал даже Отереку.

– Не сказал, – подтвердил кхимик. Его слова повисли в полной тишине.

– Ты не понимаешь, – наконец произнес Кедрен. – Никто из вас, харадронцев, не понимает. Вы слишком изменились, ушли слишком далеко. Все ваши ценности – новые. Все перекрывает выгода. А для нас это не так. Для нас дело в старине. Особенно теперь, когда расцветают города Зигмара, пока старые Караки остаются пустыми.

– Харадронцы из Барак-Тринг такие же, – подал голос Адримм.

– Они не такие же, Адримм Адриммссон! – рявкнул Груннбор. – Никто из вас.

– Ты не понимаешь, Кедрен. Я...

– Да дайте же мне сделать это в покое!

– Нет, дай мне закончить. Я понимаю, – спокойно произнес Дрекки. Он прошел вперед и сжал плечи старшего дуардина руками. – Твой народ все потерял. Мои отец и брат тоже мертвы. Я чувствую немного того же, что и ты. Нам не плевать. Это ты не понимаешь. Ты не видишь, почему мы здесь, – он поднял руку и обвел ею небольшую группу. – Я, Адримм, Отерек, Эврокк – мы пришли ради тебя, а не ради выгоды, – он улыбнулся самой лучше, самой искренней своей улыбкой, которая, в итоге, не выглядела такой уж искренней. – Ты один из нас.

Они осмотрели окружавшие их лица. Дуардины одновременно кивнули.

– Да, все так, – сказал Эврокк.

– Часть команды, – добавил Адримм.

– Вот видишь?

Губы Кедрена сжались. Усы дернулись. Он сдержанно кивнул. Два дуардина, Обездоленный и харадронец крепко обнялись, похлопав друг друга по спине.

– Ладно, ладно, – сказал Кедрен. – Прости. Я дал волю эмоциям. Это действительно важно.

– Я понимаю. Но ты должен знать, что мы пришли, чтобы поддержать тебя.

– Ну, я пришел поесть, – отозвался Горд.

– Заткнись, Горд, – сказал Дрекки.


Они с почтительного расстояния смотрели, как Кедрен Груннбор засвидетельствовал свое почтение. Ритуал был быстрым, тихим. Рунный кузнец вынул из своего мешка закутанный в ткань сверток. Встав перед гробницей на одно колено, он поднял его, показав изображению предка, охраняющего место упокоения его прапрадеда. Он некоторое время оставался в этой неудобной позиции, бормоча и кряхтя на диалекте топчущих землю.

– В каком-то смысле, это красиво, как думаешь, Отерек? – сказал Дрекки. – Отличается от молитв небесным кострам. Менее сжато. Более трогательно. Наверное, – добавил он, – у первых беженцев было слишком мало времени на это и слишком много мертвецов, чтобы хоронить.

– Да, наверное, так, – отозвался Отерек.

– Может, старые обычаи лучше.

Кхимик покосился на него.

– Дырки в земле и топоры?

– Может и нет, – уступил Дрекки.

Они еще несколько мгновений слушали плач[4] Кедрена.

– То, что ты сказал Кедрену, ты говорил от чистого сердца? – спросил Отерек.

– Абсолютно, – ответил Дрекки.

Трокви чирикнул, покачал механической головой и прикрыл клюв крылом – верный знак, что он почуял ложь. Дрекки хмуро посмотрел на него.

– Цыц.

Отерек Журафон почувствовал то же.

– Так ты не собирался грабить это место? – сказал он с напускной невинностью. – В смысле, эти гробницы до отказа забиты сокровищами.

– Ну... я подумывал, что они этими вещами уже не пользуются, так что... – Он неожиданно ухмыльнулся, отчего во тьме сверкнула вспышка. – Не. Шучу. Конечно, нет.

– Тогда, – тихо произнес Журафон, – могу я узнать, что у тебя тут в мешочке? И вот еще в том, и, конечно же, во всех твоих карманах?

Дрекки вздохнул; острый глаз эфиро-кхимика не обманешь.

– Ну ладно. Так, кое-что. Скажем так: ничего эмоционально значимого. Малогабаритное, но ценное. Ну в самом деле, что я могу сделать? У каждого дуардина в портах есть два начальника – его клан и Кодекс.

– Статья два, Процветание один, пункт двенадцать? – предположил Отерек.

Дрекки кивнул.

– Он самый. «Прибыль из каждого предприятия», – процитировал он. – Можно приглядывать за друзьями, но нельзя изменять Кодексу, Отерек. Нельзя изменять Кодексу.

  1. Один воздушный раадфатом – это дистанция, которую гипотетически пройдет по горизонтали за одну секунду средний небесный корабль, снабженный давно устаревшим эфир-эндрином Гриндиссона Марк I. Единица измерения старая, со времен рассвета небесных-портов, и рассчитана согласно эфирматическому варианту нав-мастера Гроффина Терренка (прим. автора).
  2. Харадронский сырьевой и фондовый рынок (прим. автора).
  3. Катар – кинжал тычкового типа (прим. переводчика).
  4. Здесь в смысле песни или молитвы по усопшему (прим. переводчика).