Хельсрич / Helsreach (роман)

Хельсрич / Helsreach (роман)
Автор	Аарон Дембски-Боуден / Aaron Dembski-Bowden
Переводчик	Хелбрехт, Йорик
Издательство	Black Library
Серия книг	Война за Армагеддон: Омнибус / War for Armageddon: The Omnibus
Предыдущая книга	Вечный крестоносец / The Eternal Crusader
Год издания	2010
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Изгнанный рыцарь  

Пролог

Рыцарь Внутреннего круга

Я умру на этой планете.

Я не могу сказать, откуда пришла эта мысль. Как она родилась – это тайна для меня, и всё же она есть, она, словно вирус, проникает в мой мозг. Она почти реальна, настолько, что пытается распространиться по всему моему телу, словно болезнь.

Это случится скоро, в ближайшую из ночей крови и огня. Я испущу дух, и когда братья вернутся к звёздам, мой прах будет рассеян по никчёмной земле этого проклятого мира.

Армагеддон.

Даже само его имя превращает кровь в пылающее масло в моих венах. Теперь я чувствую гнев, горячий и мрачный, он течёт через моё сердце и проникает в мои конечности, как кипящий яд.

Когда это ощущение – и его физическая составляющая – достигают кончиков моих пальцев, мои руки сжимаются в кулаки. Это не я их сжимаю – всё происходит само собой. Ярость становится столь же естественной, как и дыхание. Но я не боюсь и не возмущаюсь её влиянием на меня.

Я – сила, рождённая убивать во имя Императора и Империума. Я – чистота, моё облачение чернее чёрного, я обучен быть и духовником, и командующим, ведущим за собой воинов. Я – воплощённый гнев, живущий только для того, чтобы убивать, пока сам не буду убит.

Я оружие в Вечном крестовом походе за господство человечества среди звёзд.

И всё же силы, чистоты и гнева недостаточно. Я умру на этом мире. Я умру на Армагеддоне.

Скоро мои братья попросят, чтобы я благословил войну, которая принесёт мне гибель.

Мысль гложет меня, но не потому что я боюсь смерти, а потому что бесполезная смерть – проклятье для меня.

Но ещё не ночь, чтобы думать об этом. Мои лорды, мастера и братья собрались, дабы почтить меня.

Я не уверен, что достоин этого, но как и своё предчувствие, я держу свои мысли при себе. Я облачён в чёрное и смотрю на мир через череполикую маску бессмертного Императора. Для подобного мне недопустимо показывать сомнения, слабость и тем более богохульный шёпот в голове.

В самом священном зале нашего флагмана я становлюсь на колени и преклоняю голову, потому что это предопределено для меня. После полутора столетий время пришло, но я не желал, чтобы это случилось так.

Мой наставник – воин, что был мне братом, отцом, учителем и господином – мёртв. После ста шестидесяти шести лет его обучения я должен унаследовать его мантию.

Вот те мысли, с которыми я становлюсь на колени перед своими командующими: смесь скорби по моему наставнику и собственный страх. Эта невысказанная тьма таится во мне.

Наконец не ведающий о моих внутренних терзаниях верховный маршал произносит моё имя.

– Гримальд, – говорит нараспев верховный маршал Хелбрехт. Его голос грохочет, он резок и пронзителен после приказов и боевых кличей в сотне войн на сотне миров.

Гримальд не поднял голову. Рыцарь закрыл свои тревожные благородные глаза, словно их могли увидеть за шлемом и прочитать в них сомнение.

– Да, сеньор.

– Мы пришли сюда, чтобы почтить тебя, как ты почитал нас в течение многих лет.

Гримальд промолчал, чувствуя, что не пришло ещё время говорить. Он знал, почему ему оказали эту честь именно сейчас, и знание это было горьким. Мордред – наставник Гримальда и реклюзиарх Вечного крестового похода – был мёртв.

После ритуала Гримальд займёт его место.

Это была награда, которую он ждал сто шестьдесят шесть лет.

Полтора столетия гнева, храбрости и боли, начиная с битвы Огня и Крови, когда он удостоился внимания почтенного Мордреда, уже тогда умудрённого годами, но не побеждённого, который разглядел потенциал в молодом Гримальде.

Полтора столетия минуло с тех пор, как его приняли в Братство капелланов в самом низком звании, всё это время он поднимался вверх, в тени своего господина, зная, что тот готовит из Гримальда своего наследника.

В течение полутора столетий он считал, что не заслуживает этого титула, а он всё равно обрушился на его плечи.

Время пришло, а его отношение ничуть не изменилось.

– Мы призвали тебя, – продолжил Хелбрехт. – Чтобы судить.

– Я ответил на призыв, – молвил Гримальд в тишине реклюзиама. – Я подчинюсь вашему суду, сеньор.

Хелбрехт был без брони, но его фигура от этого почти не уменьшилась. Одетый в многослойную, белую, как кость мантию, с изображениями его личных чёрных геральдических символов; верховный маршал стоял в Храме Дорна, а его руки, со всё возможным почтением, сжимали украшенный шлем.

– Мордред мёртв, – с горечью произнёс Хелбрехт. – Убит Вечным врагом. Ты, Гримальд, потерял наставника. Мы потеряли брата.

Храм Дорна, музей и реклюзиам, заполненный тысячами знамён за десять тысяч лет крестового похода, постепенно оживал – то рыцари, стоящие в тенях, выражали своё согласие со словами их сеньора.

Затем воцарилась тишина, и Гримальд по-прежнему не поднимал пристальный взгляд с пола.

– Мы оплакиваем эту утрату, – продолжил верховный маршал – Но мудрость Мордреда сохранится, благодаря его последнему приказу.

"Началось". Гримальд напрягся. "Не показывай слабость. Не показывай сомнений".

– Гримальд, воин-жрец Вечного крестового похода. Реклюзиарх Мордред был уверен, что после его смерти ты окажешься самым достойным из всех братьев-капелланов, чтобы занять его место. Его последней волей перед возвращением геносемени в орден было повысить именно тебя в ранг реклюзиарха.

Гримальд открыл глаза и облизал внезапно ставшие сухими губы. Он медленно поднял голову, встретившись взглядом с верховным маршалом и шлемом Мордреда – ухмыляющимся стальным черепом – в покрытых шрамами руках командующего.

– Гримальд, – повторил Хелбрехт, ни одной эмоции не было слышно в его голосе. – Ты ветеран по праву, и когда-то ты стал самым молодым Братом меча за всю историю Чёрных Храмовников. Как капеллан ты не ведал, что такое трусость или позор, твоей свирепости и вере нет равных. Это моя личная убеждённость, а не только воля твоего павшего учителя – ты должен принять честь, которую тебе предлагают.

Гримальд кивнул, но не произнёс ни слова. Его глаза, обманчиво добрые, не дрогнули под пристальным взглядом. Глазные линзы шлема были насыщенного тёмно-красного цвета, подобно артериальной крови. Посмертная маска была знакома ему – её надевал его учитель, когда рыцари шли на войну, по сути, она была на Мордреде большую часть жизни.

И череп улыбался.

– Встань, если отказываешься от этой чести, – завершил Хелбрехт. – Встань и выйди из священного зала, если не желаешь состоять в иерархии нашего благороднейшего ордена.

Он сказал мне подняться, если я отвергаю великую честь, предлагаемую мне. Удалиться, если я отказываюсь от места среди командующих Вечного крестового похода.

Я не сдвинулся с места. Несмотря на сомнения, мои мускулы не шелохнулись. Стальная усмешка маски, её тёмный хитрый взгляд – было что-то успокаивающее в этой жестокой фамильярности. Словно сам Мордред из могилы усмехнулся мне.

Он полагал, что я достоин этого. И это единственное, что имеет значение. Он никогда не ошибался.

Я почувствовал улыбку, появившуюся на моих губах. Она не исчезает, независимо от моих усилий подавить её. Я стою на коленях в этом священном месте и улыбаюсь, не смотря на десятки воинов, наблюдающих за мной с украшенных флагами стен.

Возможно, они принимают мою улыбку за уверенность?

Я никогда не спрошу об этом, потому что мне всё равно.

Хелбрехт, наконец, приблизился, и с мягким скрежетом стали о сталь он протягивает ко мне самый священный в Империуме Человека клинок.

Меч был настолько древним, насколько вообще могла быть реликвия человечества, ему даровали форму и волю в кузницах Терры после великой Ереси. В те ночи саг и легенд его нёс в битвах Сигизмунд, Первый Чемпион Императора, любимый сын примарха Рогала Дорна.

Клинок был выше обычного человека, его создали из обломков меча самого лорда Дорна. В этом храме в стазисных полях, предотвращавших влияние времени, хранились величайшие артефакты ордена. А верховный маршал держал в руках самоё священное сокровище из оружейной Чёрных Храмовников.

– Ты еще пройдёшь ритуалы в Братстве капелланов, – торжественно произнёс Хелбрехт. – А сейчас я признаю тебя наследником мантии твоего господина.

Серебряный наконечник меча опустился, остановившись точно напротив горла Гримальда:

– Ты воевал рядом со мной двести лет, Гримальд. Продолжишь ли ты сражаться рядом со мной в звании реклюзиарха Вечного крестового похода?

– Да, сеньор.

Хелбрехт кивнул, убирая меч в ножны. Гримальд напрягся снова, повернул голову и подставил щёку.

С силой молота, тыльная сторона ладони Хелбрехта врезалась в челюсть капеллана. Гримальд заворчал – дегустируя живительный медный привкус своей крови, крови своего примарха – и он усмехнулся – крови своего командующего, которая осталась на зубах. Хелбрехт заговорил снова:

– Я посвящаю тебя в реклюзиархи Вечного крестового похода. Теперь ты лидер нашего благословенного ордена. – Верховный маршал поднял руку, демонстрируя пятна крови Гримальда на своих изломанных пальцах. – Как рыцарь Внутреннего круга, сделай так, чтобы это был последний удар, который ты оставил без ответа.

Гримальд кивнул, разжал челюсти, успокоил сердце и подавил внезапно возникший смертоносный порыв. Даже готовые к ритуальному удару инстинкты вопили о воздаянии:

– Так... и будет, сеньор.

– Поскольку так и должно быть, – ответил Хелбрехт. – Встань, Гримальд, реклюзиарх Вечного крестового похода.

Глава первая

Прибытие

Спустя несколько часов после ритуала посвящения в высший эшелон командования ордена, Гримальд стоял в одиночестве в Храме Дорна.

Без ветра, способного вдохнуть жизнь в аскетичный зал, величественные флаги висели не шелохнувшись, некоторые выцвели с годами, другие ещё нет, а на иных до сих пор виднелись засохшие пятна крови. Гримальд рассматривал геральдические изображения крестовых походов своих братьев.

Ластрати – груды черепов и пылающих жаровен иллюстрировали войну на истощение шедшую в этом еретическом мире.

Отступничество – аквила, прикованная цепью к земному шару, в те времена, Храмовники были отозваны к Святой Терре, впервые за тысячи лет, дабы пролить кровь падшего Высшего лорда Терры Вандира…

А вот и более поздние войны, в которых уже участвовал Гримальд – Винкул – меч пронзающий демона, там рыцари попали в засаду порочных последователей Заклятого врага в великой битве Огня и Крови – тогда Гримальда забрали из Братьев Меча, и он начал долгий изнурительный путь в Братстве капелланов.

Десятки других знамён спускались с украшенного свода, повествуя предания о славных победах и жизнях отданных в Вечном крестовом походе.

Единственным звуком, кроме дыхания самого капеллана, был потрескивающий гул стазисных полей, которые охраняли реликвии Храмовников. Гримальд приблизился к одной из них, за расплывчатым синим силовым полем, лежал молочно-белый болтер, принадлежавший две тысячи лет назад кастеляну Дюрону. Крошечные надписи на готике, отмечавшие количество убитых, покрывали всю поверхность оружия.

Гримальд некоторое время простоял рядом с реликвией, его пальцы зудели от желания набрать код на панели доступа рядом с защитным полем. Это было вполне законно для братства капелланов, хранящего эту святыню, и даже до своего повышения, Гримальд участвовал в чествованиях духа-машины, посредством благословлений и рукоположений.

Ритуалы даровали значительную силу оружию чемпионов, даже если это были простые молитвы искупления и очищения после варп-прыжка.

Но только один из этих пьедесталов – а их в Храме Дорна было более ста – по-настоящему волновал Гримальда. Он остановился перед невысокой колонной, читая покрытую серебром памятную доску, под стазисным щитом.

Мордред

Реклюзиарх

”Мы судим об успехе своей жизни по количеству уничтоженного нами зла”.

Ниже таблички располагалась клавиатура, каждый готический символ на ней был покрыт золотом. Гримальд ввёл девятнадцатизначный код доступа к постаменту, и древние механизмы каменной колонны отключили стазисное поле.

На ровной поверхности белого постамента покоилось выключенное и безмолвное оружие, освобождённое от синего освещения, охранявшего его.

Без лишних церемоний Гримальд взял булаву за рукоять и уверенно поднял. Ударную часть молота создали из священного золота и благословенного адамантия, отлитых в форме орлиных крыльев и стилизованных крестом Храмовников. Рукоять была из тёмного металла и превосходила по длине руку рыцаря.

На украшенную верхнюю часть оружия упал тусклый свет установленных на стенах люминесцентных ламп, и молот ярко поблёскивал, пока Гримальд поворачивал его в руках.

Воин-жрец простоял так некоторое время.

– Брат, – раздался голос сзади. Гримальд повернулся, инстинктивно приготовив оружие к бою.

Несмотря на то, что он никогда прежде не держал эту реликвию в руках, его покрытые шрамами пальцы нашли руну активации на рукояти быстрее, чем сердце совершило единственный удар. Навершие молота в виде расправившего крылья орла угрожающе вспыхнуло, электрические разряды зазмеились по золотому и серебряному металлу.

Фигура улыбнулась подобной иллюминации. На рябом лице, отмеченном следами десятилетий битв, Гримальд увидел искорки смеха в глазах молодого рыцаря.

– Реклюзиарх, – Храмовник склонил голову в приветствии.

– Артарион.

– Мы приближаемся к месту назначения. Расчёты показывают, что мы вернёмся в реальное пространство в течение часа. Я взял на себя смелость подготовить отделение к десантированию на планету.

Усмешка Артариона, впрочем, как и он сам, была не слишком приятным зрелищем. Улыбка Гримальда, которую он вернул подчинённому, напротив, казалась неподдельно искренней, как и его глаза.

– Этот мир сгорит, – произнёс воин-жрец, без тени сомнения в голосе.

– Он не первый. – Небрежно процедил Артарион, за рассечёнными губами показались стальные зубы, вставленные после меткого выстрела снайпера пятнадцать лет назад. Попадание изуродовало половину лица рыцаря, заодно сокрушив и челюсть. Он снял шлем и стали видны беспорядочные шрамы, покрывавшие плоть вокруг левой стороны губ, дополняющие тонкую презрительную усмешку.

– Он не первый, - повторил Артарион, – и не последний.

– Ты видел предварительные расчёты? Авгуры флота получили данные о количестве кораблей уже прибывших в систему?

– Я потерял интерес к подсчёту после того, как у меня закончились пальцы на руках. – Артарион рассмеялся своей неудачной шутке. – Мы будем сражаться и победим или будем сражаться и умрём. Всё, что меняется, так это цвет неба над нашими головами и цвет крови на наших клинках.

Гримальд опустил крозиус, словно только сейчас понял, что всё ещё держал оружие наготове. Свет реликвии погас, и тьма сгустилась вокруг. Зато в воздухе появился острый аромат озона – удивительная свежесть, как после грозы. Элементы питания жалобно взвыли, неохотно охлаждаясь. Дух оружия жаждал боя.

– В тебе говорит сердце солдата, но не принимать врага всерьёз - преступно. Эта кампания… Она будет тяжёлой. Серьёзная ошибка – считать её просто очередным сражением, которое внесут в наши свитки чести.

Мягкость покинула голос Гримальда. Он заговорил со злобным гневом, слишком хорошо знакомым Артариону, страстно и хрипло – рыча, словно дикий зверь в клетке:

– Поверхность этого мира будет пылать, пока от величайших достижений человечества не останется ничего, кроме пепла и воспоминаний.

– Я никогда прежде не слышал, чтобы ты предрекал поражение, брат.

Гримальд покачал головой, его голос оставался низким и возбуждённым:

– Планета будет пылать, не важно, ждёт нас триумф или поражение. Я говорю о том, что ждёт наш крестовый поход.

– Ты абсолютно уверен?

– Я чувствую это в своей крови. Победа или смерть, - ответил капеллан, - когда наступит последний день на Армагеддоне, выжившие поймут, что никакая другая война не стоила нам так дорого.

– Ты обсуждал свои опасения с верховным маршалом? – Артарион почесал кончиками пальцев зудящую кожу на шее вокруг спинного разъёма.

Гримальд тихо рассмеялся, на мгновение поразившись наивности брата:

– Ты думаешь, ему нужны мои советы?

Немногие суда в Империуме Человека могли сравниться в смертоносной мощи с "Вечным Крестоносцем". Другие корабли плавали в небесах подобно морским судам древней Терры, путешествуя между звёзд величественно и с размеренной изящностью. "Вечный Крестоносец" был другим. Словно копьё, брошенное в пустоту рукой Рогала Дорна, флагман Храмовников рассекал космос в течение десяти тысяч лет. Его двигатели работали на полную мощь, оставляя за собой конденсационный плазменный след, он следовал от мира к миру, подражая Великому крестовому походу Императора.

И "Крестоносец" был не один.

За его кормой линейные корабли ”Всенощное Бдение” и ”Величие” выжимали максимум из двигателей, стремясь не отстать от флагмана и сохранить построение в форме копья. Вслед за тяжёлыми крейсерами, соответственно боевой баржей и меньшим по размерам ударным крейсером, следовала эскадра фрегатов, которая дополняла строй. Их было семь, и каждый из этих быстрых перехватчиков двигался на полной скорости вперёд, прилагая куда меньше усилий для сохранения боевого порядка с "Крестоносцем", чем более крупные корабли.

Флагман вырвался обратно в реальность, за ним тянулся, отражаемый полем Геллера бесцветный варп-туман, а отблески ярких плазменных двигателей мерцали в газовой дымке, что скапливалась вокруг пустотных щитов выходивших позади из варпа кораблей.

Перед ним располагался пепельный шар планеты, плохо видимый за грязными облаками и странно мирный, несмотря на царящую повсюду суету.

Если бы кто-то взглянул во мрак вокруг озлобленного и истерзанного Армагеддона, то увидел бы процветающий субсектор имперского пространства, где даже благополучные миры-ульи изобиловали медленно заживавшими старыми ранами.

В этом районе космоса все миры были покрыты шрамами. Война и страх перед ещё одним грандиозным конфликтом в секторе надвигались на триллионы лояльных имперских душ подобно шторму.

Всегда находились те, кто говорил, что Империум Человечества умирает. Эти еретические голоса вопили о бесконечных войнах человечества против многочисленных врагов и утверждали, что его окончательная судьба решается в пламени миллионов битв под звёздами, находящимися во власти Бога-Императора.

Нигде не были слова подобных провидцев и пророков более верны, чем в разорённом, а затем восстановленном субсекторе Армагеддон. Названный по имени своего величайшего мира, планеты ответственной за производство и потребление в огромной и непревзойдённой степени.

Армагеддон был бастионом имперских войск, производя множество танков на своих не знающих остановки ни днём, ни ночью заводах. Миллионы мужчин и женщин носят бледно-жёлтую броню Стального Легиона Армагеддона, и их лица, скрытые за традиционными масками респираторов почитаемы и известны в дивизиях Имперской Гвардии.

Города-ульи непокорной планеты тянутся вверх до грязных облаков, погрузивших мир в бесконечные сумерки. Никакой живой природы нет на Армагеддоне. Никакие звери не преследуют свою добычу за границами постоянно растущих городов-ульев. Зов природы заменил скрежет и лязг десяти тысяч оружейных заводов, никогда не останавливающих производство. Охоту заменила тяжёлая поступь танков по покрытой рокритом поверхности планеты, ожидающих транспорты, чтобы нести службу в сотнях далёких конфликтов.

Это был мир, обреченный на все виды войн, получивший все возможные шрамы в прошлом и озлобленный ранами, полученными от врагов человечества. Армагеддон всегда восстанавливался после каждого из опустошений, но никогда не забывал их. В первую очередь помнили последнюю войну - ужасную Вторую войну, унесшую миллиарды жизней, она стала известна повсюду по имени базы в глубоком космосе, названной в честь одного из Ангелов Смерти Императора.

Его именем было Данте.

После войны смертные Армагеддона именно с неё пристально вглядывались во тьму космоса, следили, ждали и молились, чтобы ничто больше не обратило на них внимание.

В течение пятидесяти семи лет их молитвы слышали.

Но не дольше. Имперские тактики уже получили надёжные разведданные после первых стычек – флот зелёнокожих направлялся к Армагеддону, и это было самое большое вторжение ксеносов за всю историю сегментума. Как только флотилии чужих окружили систему, имперские подкрепления бросились на прорыв блокады, стремясь высадить войска на обречённую планету прежде, чем в небо над ней прибудет основной флот вторжения.

Боевая баржа не соответствовала общепринятой конструкции, "Крестоносец" представлял собой величественную крепость-монастырь, а острые серо-чёрные шпили готических соборов придавали ему сходство с усеянным шипами хребтом животного. Оружие, способное превращать города в пыль, словно когти крадущегося ночного хищника нацелилось в пустоту. По всей длине судна и сгруппированные на носу, сотни батарей и ланс-излучателей устремили жерла в молчаливый тёмный космос.

Тысяча воинов на борту кораблей сбрасывала оковы тренировок, подготовок и медитаций. Наконец, после недель путешествия через Море Душ, Армагеддон, истерзанный мир-сердце субсектора, показался в прямой видимости.

Моих братьев зовут Артарион, Приам, Кадор, Неровар и Бастилан.

Они рыцари, воевавшие рядом со мной в течение многих десятилетий.

Я наблюдаю за ними, пока они готовятся к десантированию. Наша оружейная это камера, лишённая украшений и прочих глупостей, теперь она ожила – заполненная методично движущимися безмозглыми сервиторами, облачающих нас в броню. В комнате появились запахи свойственные учёным, а не воинам: ароматы новых пергаментных свитков на нашей броне, медный привкус масел от нашего ритуально очищенного оружия, и острый запах потеющих сервиторов.

Я сгибаю руку, чувствуя движение псевдомускулов брони и слыша гул мягко вращающихся волокон. Свитки папируса украшают углы моего доспеха, тонкие рунические надписи на них перечисляют названия сражений, которые я и так никогда не забуду. Эта бумага весьма хороша по имперским стандартам, слуги производящие её на борту "Крестоносца" передают свою технику из поколения в поколение. Каждая роль на корабле жизненно важна. Каждая обязанность почётна. Мой табард белее выбеленной солнцем кости, и он абсолютно контрастирует с чёрной бронёй под ним. Геральдический крест гордо покоится на моей груди, астартес из меньших орденов носят на его месте Имперскую аквилу. Мы не носим Его символ. Мы – Его символ.

Мои пальцы вздрагивают, когда латная рукавица защёлкивается на руке. Это произошло непреднамеренно – нервный спазм, реакция на боль. Навязчивый, но знакомый холод распространяется по предплечью, пока нервный шип из рукавицы проникает в запястье и соединяется с костями и мускулами.

Я сжимаю в кулак мою бронированную руку в чёрном керамите, затем разжимаю её. Каждый палец сгибается по очереди, как будто на спусковом крючке. Глаза сервитора вспыхивают удовлетворённо от выполненной работы, и он отправляется за второй перчаткой.

Мои братья проходят аналогичные ритуалы проверок и перепроверок. Необычное предчувствие беды снисходит на меня, но я подавляю его. Я наблюдаю за ними сейчас, потому что уверен – это последний раз, когда мы совершаем подготовку вместе.

Я буду не единственным, кто умрёт на Армагеддоне.

Артарион, Приам, Кадор, Неровар и Бастилан. Мы рыцари отделения Гримальда.

В крови Кадора течёт благословленная кровь Рогала Дорна, а он выглядит уставшим от подобной чести. Его лицо разбито, а тело измученно – теперь он наполовину состоит из бионики - последствия неизлечимых ран – но он остался непокорным и даже неутомимым. Он старше, чем я, намного. Он провёл десятки лет в Братстве меча; его отпустили с всё возможными почестями, когда прогрессирующий возраст и бионика не позволяли уже сражаться на прежнем уровне.

Приам - восходящее солнце на фоне сумрака Кадора. Он понимает, что его навыки грубы и не признаны другими молодыми воинами. В нём нет даже тени смирения, его победный клич на поле боя больше походит на крики жаждущего внимания хвастуна. Он называет себя мастером меча. В этом он прав.

Артарион… это Артарион. Моя тень, также как я его. Мало кто из рыцарей способен отказаться от личной славы, и, тем не менее, Артарион несёт моё знамя в битвах. Он шутил больше раз, чем я могу припомнить, что служит только для привлечения внимания врагов ко мне. При всей его великой храбрости, он явно не наделён чувством юмора. Снайперский выстрел, изуродовавший ему лицо, предназначался мне. Я храню память про это в себе каждый раз, когда мы идём на войну.

Неровар новичок среди нас. Ему принадлежит сомнительная честь быть единственным рыцарем, которого я выбрал сам, в то время как остальных ко мне назначили. Отделению требуется апотекарий. На испытаниях только Неровар произвёл на нас впечатление своим спокойным мужеством. Он работает сейчас над установленным в руке нартециумом, его синие глаза сужены – он тестирует щёлкающие мерцающие хирургические лезвия и светящиеся лазеры. Отвратительные трескающие звуки раздаются, когда он включает свой редуктор. Дарующий милосердную смерть, щипцы для генного семени – пронзающие части с треском выдвигаются, а затем со зловещей медлительностью втягиваются обратно.

Бастилан последний. Бастилан всегда был лучшим из нас и наименьшим. Лидер - но не командир, вдохновляющий своим присутствием - но не стратег, вечный сержант - неспособный стать кастеляном или маршалом. Он всегда утверждал, что его нынешняя роль это всё чего он хотел. Я молюсь, чтобы он говорил правду, поскольку если он лжёт нам, то скрывает обман в глубине чёрных глаз.

Он тот, кто говорит со мной сейчас. Его слова холодят мою кровь.

– Я слышал, что говорили Герант и Логрейн из Братьев Меча, - Бастилан тщательно подбирал слова. – Верховный маршал предлагает назначить тебя командующим крестовым походом.

И на мгновение все остановились.

Небо над Армагеддоном было низким и мутным, серо-жёлтого цвета. Пасмурные облака не были в новинку для населения, проживающего за стенами городов-ульев, которые защищали от гроз и кислотных дождей в сезон ливней.

Вокруг каждого из городов по всей планете очистили обширные посадочные площадки - их либо поспешно выложили рокритом, либо просто выровняли колёсами сотен грузовиков. Дождь, что шёл у улья Гадес, заливал равнины или часто мерцал, отражаясь от пустотных щитов города. На всей планете небеса оказались в хаосе, погода пришла в полную негодность из-за сотен судов, ежедневно пронзающих облачный покров.

Но в улье Гадес буря оказалась особенно свирепой. Сотни покоившихся на посадочных площадках военных транспортов заливало дождём, краска на их бортах местами уже отошла, обнажив тусклый металл. Из некоторых торопливо выдвигались колонны мужчин, направляясь в лагеря разбитые в пустошах вокруг улья, другие молча ждали разрешения вернуться обратно на орбиту.

Гадес едва ли был чем-то большим, чем очередная рана в индустриальной паутине душащей Армагеддон. Несмотря на все усилия по восстановлению от последней войны, закончившейся более полувека назад, о ней до сих пор оставались горькие напоминания. Упавшие шпили, разбитые купола, разрушенные соборы – всё это было силуэтом мёртвого улья.

Эскадрилья десантно-штурмовых кораблей ”Громовой ястреб” пронзила облака. Стоявшим на зубчатых стенах Гадеса, они показались похожими на стаю ворон пикирующих вниз с тёмного неба.

Мордекай Райкен изучал корабли через свой магнокуляр. В течение нескольких секунд изображение менялось, зелёная сетка зафиксировалась на мчащихся стрелой птичьих корпусах и выдала анализ в виде белого текста рядом с изображением.

Райкен опустил магнокуляр. Тот повис на кожаном шнуре вокруг шеи, покоясь на бледно-жёлтой куртке, которая была частью униформы. Дыхание было тяжёлым, воздух, переработанный и отфильтрованный, проходил сквозь дешёвую маску респиратора, закрывающую нос и рот.

И всё равно, на вкус он был, как из уборной. И пахнул не на много лучше. Последствия высокого содержания серы в атмосфере. Райкен всё ещё ждал дня, когда привыкнет к нему, хотя и проторчал на этой планете все дни своей тридцати семи летней жизни.

Ниже зубчатой стены располагалась противовоздушная орудийная башня, группа его людей собралась там, рядом с одетым в робу техножрецом. Многорукое создание затмило собой полудюжину солдат, которые стояли в его тени, как карлики.

– Сэр, - обратился по воксу один из них. Райкен узнал, кто это был, несмотря на бесформенные шинели, надетые на солдатах. Только одна из них была женщиной.

– В чём дело, Вантин?

– Это же корабли Адептус Астартес, не так ли?

– Хороший глаз, – это были они. Вантин могла стать снайпером давным-давно, если бы не её недостатки. Увы, для снайпера мало просто одного зрения.

– Кто из них? – настаивала она.

– Это имеет значение? Астартес – это астартес, подкрепление – это подкрепление.

– Да, но кто?

– Чёрные Храмовники. – Райкен вздохнул, коснувшись языком болячки на губе, наблюдая за флотилией ”Громовых ястребов”, что приземлялись вдали. – Сотни Чёрных Храмовников.

Колонна техники Имперской Гвардии выдвинулась из Гадеса, чтобы встретить новоприбывших. Командная ”Химера” с развевающимися флагами, сопровождаемая шестью танками ”Леман Русс” стала пересекать недавно уложенный рокрит.

Большинство совершивших посадку громоздких транспортов всё ещё находилось в зоне высадки, шумя двигателями и поднимая ветер и песчаную пыль во всех направлениях, но генерал Куров из Стального Легиона Армагеддона не каждого удостаивал личным визитом.

Несмотря на преклонный возраст, спина Курова осталась прямой, на нём был надет запачканный мундир цвета охры с чёрной тесьмой и бронежилет. Не было ни признаков многочисленных медалей, ни малейшего намёка на золото, серебро, орденские ленты или иные атрибуты роскоши. Он был человеком возглавляющим Совет Армагеддона в течение десятилетий; добившимся уважения своих людей пробираясь по колено в серных болотах и папоротниковых лесах после последней войны; охотясь на выживших ксеносов в печально известных взводах Охотников на орков.

Он сошёл вниз по рампе, надвинув фуражку на глаза, защищаясь от холодного, но всё ещё раздражающе яркого послеполуденного солнца. Отделение телохранителей, также небрежно одетых, как и их командующий, спустилось по рампе вслед за ним. Когда они двигались, уродливые черепа на их поясах и патронташах щёлкали и гремели. Поперёк груди солдаты держали лазганы, мало похожие на стандартные, которыми они были когда-то – на каждом стволе виднелись модификации и дополнения.

Куров двигался со своей потрёпанной бандой телохранителей без всяких видимых усилий сохраняющих вполне приличное построение. Генерал привёл их к ожидающим ”Громовым ястребам”, каждый из которых всё ещё издавал приглушённое машинное завывание из выключенных стартовых двигателей.

Восемнадцать челноков. Куров узнал это из первого же рапорта поступившего в ауспик едва Храмовники приземлились. Сейчас они стояли в неорганизованных неподвижных шеренгах, трапы убраны, а люки задраены. На днищах, тупых носах и краях крыльев ещё мерцали тепловые щиты – последствие планетарной высадки.

Трое астартес стояли перед флотилией ястребов подобно статуям и невозможно было определить, из какого именно челнока они высадились.

Только один из них носил шлем. Он смотрел через рубиновые глазные линзы стального черепа.

– Ты Куров? – требовательно спросил один из астартес.

– Я, – ответил генерал. – Это мои...

Одновременно, три безжалостных воина выхватили своё оружие. Куров непроизвольно отступил назад, не от страха, а от удивления. Оружие рыцарей ожило под звуки пробудившихся элементов питания. Молнии, управляемые и пульсирующие, покрыли смертоносные лезвия трёх артефактов.

Первым был гигант, облачённый в чёрную броню инкрустированную бронзой и золотом, поверхность доспеха мелким готическим шрифтом покрывали изложения героических деяний Храмовника, амулеты, трофеи, символы чести из красных восковых печатей и полос папируса. Он сжимал двуручный меч, клинок был длиннее Курова, а острие воткнуто в землю. Лицо воина создали битвы, которые он вёл – квадратная челюсть, шрамы, резкие черты и отсутствие эмоций.

Второй астартес носил скромный чёрный доспех и изношенный плащ из тёмной ткани с алой подкладкой. Его меч ничуть не походил на великолепную реликвию первого рыцаря, но длинный клинок из тёмной стали был не менее смертоносным, несмотря на свою простоту. Лицу рыцаря не хватало непринуждённого спокойствия первого. Он пытался скрыть усмешку, вонзая наконечник меча в землю.

И у последнего Храмовника в шлеме не было меча. Рокрит у него под ногами слегка дрожал и крошился от булавы, ударившейся с глухим стуком о землю. Навершие оружия, стилизованный рыцарский крест поверх крыльев Имперского орла, протестующе вспыхивало, молнии потрескивали соприкасаясь с землёй.

Все три рыцаря встали на колени и опустили головы. Это произошло спустя всего три секунды после слов Курова.

– Мы рыцари Императора, – нараспев заговорил гигант в бронзе и золоте. – Мы воины Вечного крестового похода и сыновья Рогала Дорна. Я – Хелбрехт, верховный маршал Чёрных Храмовников. Со мной Баярд, Чемпион Императора и Гримальд, реклюзиарх.

Рыцари кивнули, слыша свои имена.

Хелбрехт продолжил, его голос протяжно гремел:

– На борту наших кораблей на орбите остались маршалы Рикард и Амальрих. Мы прибыли, чтобы предложить вам наши мечи, нашу службу и жизни более чем девятисот воинов для защиты вашего мира.

Куров молча стоял. Девять сотен астартес… Целые системы захватывали таким количеством. Он встречал с дюжину командующих Адептус Астартес за последние недели, но лишь некоторые из них прибыли со столь внушительной силой.

– Верховный маршал, - наконец произнёс генерал. – Сегодня вечером мы созываем военный совет. Вам и вашим воинам там будут рады.

– Да будет так, – молвил верховный маршал.

– Рад слышать это, – ответил Куров, – добро пожаловать на Армагеддон.

Глава вторая

Покинутый крестовый поход.

Райкен не улыбался.

Он всю жизнь верил, что не стоит стрелять в посыльных, но сегодня готов был покончить с этой привычкой. Сзади нависала противовоздушная турель, чья тень накрывала и защищала от тусклого света восходящего солнца. Отряд его людей работал с орудием, как и с бесчисленными другими на стенах на протяжении последних двух месяцев. Оно почти уже было в рабочем состоянии. Конечно, солдат никак нельзя было назвать техниками, но они знали базовые ритуалы обслуживания и калибровки.

– Через минуту проверочный залп, – сказала Вантин, чей голос приглушала маска респиратора.

И тут показалась курьер. В тот же момент Райкен перестал улыбаться, хотя она была прямо перед глазами – типичный чопорный и на первый взгляд недалёкий тактик.

– Я хочу, чтобы эти приказы перепроверили, - потребовал он – уважительно, но потребовал.

– Сэр, при всём должном уважении, – посыльная поправила охровую униформу, – эти приказы отдал сам Старик. Он изменяет дислокацию всех войск, и Стальному Легиону выпала честь первым сменить позицию.

Эти слова убили в Райкене желание спорить. Так значит это правда. Старик вернулся.

– Но Хельсрич же в половине континента отсюда, – он всё равно попробовал возразить, – а мы уже несколько месяцев ремонтируем орудия на стенах Гадеса.

– Тридцать секунд до проверочного залпа, – крикнула Вантин.

Посыльная, которую звали Кирия Тиро, тоже не улыбалась. Во время службы квинтус-адъютантом у генерала Курова рядовые и плебеи вечно сомневались в переданных ей приказах, как будто она бы осмелилась изменить хоть слово в инструкциях генерала. Тиро была уверена, что у других адъютантов таких проблем нет. По каким-то причинам она просто не нравилась этим низкорождённым мерзавцам. Возможно, они завидовали положению Кирии? Если так, то они ещё большие идиоты, чем она думала.

– Мне давно известны некоторые детали из планов генерала, – соврала Тиро, – о которых солдаты на линии фронта вроде тебя узнают только сейчас. Простите, если это стало сюрпризом, майор, но приказы есть приказы. А эти приказы пришли с высочайшей инстанции из всех возможных.

– Мы что вообще не собираемся защищать этот треклятый улей?

В этот момент Вантин произвела залп. Пол под ногами содрогнулся, когда четыре ствола пушки гневно взвыли в пустое небо. Райкен выругался, хотя из-за звона в ушах после эха выстрела его никто не услышал. Выругалась и Тиро, правда не из-за неожиданности, как майор, а непосредственно на Вантин и расчёт орудия.

Майор готов был завопить из-за тупой боли в ушах. Она уменьшалась, но не быстро.

– Я спрашиваю, мы что даже не собираемся защищать треклятый улей?

– Вы – нет, - Тиро сжала губы сдерживая раздражение. – Ваше подразделение отправляется в Хельсрич. Транспорты вылетают ночью. Весь 101-й Стальной Легион должен быть в сборе и готов к переброске на рассвете через шесть с половиной часов.

Райкен запнулся. Шесть с половиной часов, чтобы загнать три тысячи мужчин и женщин в тяжёлые грузовые транспорты, челноки и наземные поезда? После таких скверных новостей майору захотелось быть поразительно честным.

– Полковник Саррен будет взбешён.

– Полковник Саррен принял приказ любезно и с подобающей верностью своему долгу. Вижу, тебе ещё стоит кое-чему поучиться у командира.

– Отлично. Теперь скажите, почему в Хельсрич послали именно нас. Я думал, что на этой навозной куче сидят Инсан и его 121-й.

– Сегодня утром полковник Инсан скончался от отказа аугметического сердца. Его заместитель попросил прислать лично Саррена и генерал Куров согласился.

– Так старый пьяница наконец-то умер? Нечего было злоупотреблять сваренным в гараже самогоном. Ха! Целая куча аугметики, и он всё равно откинул копыта через шесть месяцев. Мне это нравится. Просто отлично.

– Майор! Проявите хоть каплю уважения.

Райкен нахмурился:

– Знаете, а вы мне не нравитесь.

– Как жаль, - ответила помощник генерала, не скрывая мрачной недовольной ухмылки. – Потому что тебе назначили офицера по связям с астартес и ополченцами, – она выглядела так, словно съела нечто кислое, и оно всё ещё оставалось на языке. – Так что... я лечу с вами.

Почти незаметно меж ними проскользнул миг странного понимания. В конце концов, их отсылают в одно место. На мгновение их глаза встретились, и почти возникло нечто вроде фундамента вынужденной дружбы...

Сразу рухнув, когда Райкен пошёл прочь.

– Вы мне всё равно не нравитесь.

– Улей Гадес не продержится и недели. Голос мужчины был старым, а сам он выглядел на все прожитые годы до последнего часа. На ногах он держался благодаря смеси минимальной омолаживающей химической хирургии, грубой бионике и вере в Императора, зиждившейся на ненависти к врагам человечества.

Он понравился мне, как только попал в захват целеуказателей шлема. В каждом его слове звучали праведность и ненависть.

Он не должен был занимать здесь высокое положение – не настолько высокое. Он был лишь комиссаром Имперской Гвардии, и это звание не должно заставлять генералов, полковников, капитанов и магистров орденов Адептус Астартес соблюдать вежливую тишину, когда началось боевое планирование. Но для людей на военном совете и жителей Армагеддона он был Стариком, любимым героем прошедшей пятьдесят семь лет назад Второй войны.

И не простым. А тем самым героем.

Его звали Себастьян Яррик. И это имя должны уважать даже мы, Адептус Астартес.

И когда он говорил нам всем, что через считанные дни улей Гадес будет уничтожен, то сотня имперских командующих, людей и астартес, ловила каждое слово.

Одним из них был я. Это будет моим первым боем в должности командира.

Комиссар Себастьян Яррик склонился над гололитическим столом. Одной рукой – от другой осталась лишь культя – он ввёл координаты на цифровом инфопланшете, и мерцающая от нетерпения проекция улья Гадес расширилась, чтобы показать оба полушария планеты в слабой детализации.

Старик, худой и морщинистый человек с резким лицом с выпирающими костями, показал на часть карты, которая демонстрировала улей Гадес и окружающие территории. В большинстве своём – пустоши.

– Шестьдесят лет назад, – заговорил он, – Великий Враг был повержен в Гадесе. Обороняясь здесь, мы выиграли войну.

Отовсюду донёсся согласный шёпот. Голос комиссара передавали по всему обширному залу парящие дроны-черепа, в их челюстях были установлены вокс-громкоговорители.

Меня окружал знакомый гул работающих силовых доспехов, но запахи и бросающиеся в глаза лица были для меня новыми. По левую руку от меня на подобающем расстоянии, с изорванным и испещрённым бионикой высокомерным лицом стоит Сет, магистр ордена Расчленителей, известный своим воинам как Хранитель Гнева. От него исходит запах священных оружейных масел, текущей под морщинистой кожей могучей крови его примарха и пряный, неприятный аромат хищных королевских ящеров, что охотились в джунглях его родного мира. Сета окружают его офицеры, все как один с открытыми лицами, также изрытыми шрамами и потрескавшимися, как и у их господина. Какие бы войны не вели Расчленители в последние десятилетия - они не пощадили их.

Слева от меня блистает чёрно-бронзовой боевой бронёй мой сеньор Хелбрехт. Баярд, Чемпион Императора, стоит рядом с ним. Оба положили шлемы на поверхность стола, исказив ими края гололитического дисплея, а сами всё внимание обратили на престарелого комиссара.

Я скрестил руки на груди и поступил так же.

– Почему? – Спросил кто-то. Голос был низким, слишком низким для человека, и разносился по залу без помощи вокс-усилителей. Сотня голов повернулась к астартес в ярко-оранжевом облачении из меньшего ордена, неизвестного мне. Он шагнул вперёд и опёрся кулаками на стол, глядя на Яррика с расстояния почти в двадцать метров.

– Слово предоставляется брату-капитану Амарасу, – объявил стоявший рядом с комиссаром имперский герольд в выглаженной официальной синей мантии своего ведомства. Он трижды ударил об пол древком посоха. – Командующему Ангелами Огня. Амарас благодарно кивнул, продолжая сверлить Яррика немигающим взглядом.

– Зачем вожаку зелёнокожих просто стирать с лица земли место величайшей битвы прошлой войны? Наши войска должны как можно быстрее собраться в Гадесе и приготовиться защитить улей от массированного удара.

По рядам собравшихся командиров прошёл одобрительный шёпот. Воодушевлённый Амарас улыбнулся комиссару.

– Смертный, мы – Избранные Императора. Мы – Его Ангелы Смерти. Мы обладаем столетиями боевого опыта, который и не снился твоим сторонникам.

– Нет, – возразил кто-то другой. Голос превратился в рождённый воксом рык, доносящийся из громкоговорителей шлема. Я сглотнул, когда герольд вновь трижды ударил посохом.

Я и не заметил, что произнёс это вслух.

– Слово предоставляется брату-капеллану Гримальду, – заговорил он, – реклюзиарху Чёрных Храмовников.

Гримальд покачал головой, глядя на собравшихся командиров. Больше сотни – люди и астартес, и все собрались за огромным столом в этой переоборудованной аудитории, где когда-то проводились унылые театральные представления, как бы они не выглядели в этом индустриальном мире. Буйство цветов, геральдических изображений, символов единства, разнообразных униформ, полковых обозначений и иконографии. Генерал Куров стоял за плечом комиссара, во всём полагаясь на Старика.

– Ксеносы мыслят не как мы, – заговорил Гримальд. – Зелёнокожие пришли на Армагеддон не ради мести, не ради того, чтобы заставить нас истечь кровью за свои былые поражения. Они пришли, чтобы устроить бойню.

Яррик – почти скелет за бледной плотью и тёмной униформой, молча смотрел на рыцаря. Амарас ударил кулаком по столу и показал на Храмовника. В этот напряжённый момент Гримальд думал, стоит ли выхватить пистолет и пристрелить Ангела Огня прямо на месте.

– Это только подтверждает мою правоту, – Амарас почти запутался.

– Отнюдь. Ты осматривал то, что осталось от улья Гадес? Развалины. Здесь не за что сражаться, нечего защищать. И Великий Враг это знает. Он поймёт, что имперские войска окажут здесь лишь минимальное сопротивление и отступят, чтобы защитить более важные города. Скорее всего, вожак просто испепелит Гадес с орбиты, а не пойдёт на приступ.

– Мы не можем позволить улью пасть! Это символ решимости человечества! При всём уважении, капелла...

– Хватит, – заговорил Яррик. – Успокойтесь, брат-капитан Амарас. – Гримальд говорит разумно.

Капеллан благодарно склонил голову.

– Мне ещё смертные будут рот затыкать, – проворчал Амарас, но весь его боевой задор испарился. Яррик – худой старый комиссар – просто пристально посмотрел на капитана астартес. И спустя несколько мгновений Амарас вернулся к обозрению гололитической топографии местности вокруг улья. Яррик повернулся обратно к собравшимся офицерам, его единственный человеческий глаз смотрел сурово, а аугметический вращался в глазнице, фокусируясь.

– Гадес не продержится и недели, – повторил комиссар, на этот раз, качая головой. – Мы должны покинуть улей и рассредоточить войска по другим укреплениям. Это не Вторая война. То, что приближается к системе, намного превосходит числом орду, которая опустошила планету в прошлом. Другие ульи должны быть укреплены тысячекратно, – он прервался, чтобы прочистить горло, и закашлялся сухо и хрипло. Когда приступ прошёл, Старик улыбнулся совершенно без намёка на веселье. – Гадес сгорит. Мы дадим бой в другом месте.

После этого намёка генерал Куров шагнул вперёд с инфопланшетом.

– Перейдём к распределению полномочий, – он глубоко вздохнул и продолжил. – Флот, который осадит Армагеддон, слишком велик, чтобы ему противостоять.

Раздались ехидные комментарии. Куров отмахнулся. Гримальд, Хелбрехт и Баярд были среди тех, кто остался абсолютно безмолвными.

– Слушайте меня, друзья и братья, – вздохнул генерал. – Слушайте и внимайте. Те, кто настаивают, что эта война не станет жестокой борьбой на истощение, обманывают себя. По текущим оценкам в субсекторе Армагеддон находится более пятидесяти тысяч космических десантников и в тридцать раз больше имперских гвардейцев. И этого всё равно недостаточно для полной победы. В лучшем случае Линейный флот Армагеддона, орбитальные защитные системы и оставшиеся в космосе флоты Адептус Астартес смогут задержать вражескую высадку на девять дней. В лучшем случае.

– А в худшем? – спросил офицер астартес, красовавшийся в шкуре белого волка и облачённый в серый боевой доспех Космических Волков. Всё его тело выражало нетерпение. Он был похож на собаку в клетке.

– Четыре дня, – с мрачной улыбкой ответил Старик.

Вновь воцарилась тишина. И Куров поспешил ей воспользоваться.

– Адмирал Пэрол из Линейного флота Армагеддона составил план и загрузил его в тактическую сеть для всех командующих. После окончания боёв на орбите, через четыре или девять дней, наши флоты будут отведены от планеты. С этого дня Армагеддон защищают только те, кто окопался на поверхности. Орки смогут приземляться, когда и где им вздумается. Адмирал Пэрол возглавит уцелевшие корабли и начнёт постоянные партизанские атаки на оставшихся на орбите суда захватчиков.

– А кто возглавит корабли астартес? – вновь заговорил капитан Амарас.

Последовала новая пауза, а затем комиссар Яррик кивнул в сторону собравшихся у стола воинов в тёмных доспехах.

– Учитывая старшинство и опыт его ордена, общее командование над флотами Адептус Астартес примет верховный маршал Чёрных Храмовников Хелбрехт.

И вновь поднялся шум, несколько командующих астартес требовали, чтобы эту честь оказали им. Рыцари проигнорировали их.

– Мы не покинем орбиту? – Гримальд приблизился к командиру и задал вопрос.

Верховный маршал не сводил взгляда с Яррика:

– Мы – очевидный выбор, когда речь идёт о командовании астартес в космических сражениях.

Капеллан оглядел зал, видя разных командующих и офицеров сотни различных воинств.

"Так я ошибался, – подумал он. – Я не умру напрасно на этой планете".

Горячий и неудержимый порыв пронёсся в душе, такой же реальный и живой, как хлынувший через оба сердца поток адреналина.

– "Крестоносец" поразит сердце их флота, словно копьё. Верховный маршал, мы повергнем зелёнокожего тирана и не позволим ему ступить на этот мир.

Когда капеллан заговорил, Хелбрехт отвернулся от старого комиссара. Он посмотрел на Гримальда, пронзив строгим взглядом тёмных глаз шлем-череп рыцаря.

– Брат, я уже говорил с другими маршалами. Мы должны оставить на поверхности контингент. Я возглавлю орбитальный крестовый поход. Амальрих и Рикард возглавят войска в Пепельных Пустошах. Остаётся лишь один крестовый поход, чей долг – защитить один из ульев, в котором ещё нет гарнизона астартес.

Гримальд покачал головой:

– Сеньор, это не наше дело. Доспехи и Амальриха и Рикарда покрыты бесчисленными наградами. Они в одиночку возглавляли крупные крестовые походы. Никто из них не будет рад ссылке в грязный улей-мануфакторий, пока тысяча их братьев сражается в великой войне наверху. Вы обесчестите их.

– И всё же, – лицо Хелбрехта было неумолимым и словно высеченным из камня, – здесь должен остаться командующий.

– Нет, – кровь рыцаря похолодела, – не делайте этого.

– Это уже сделано.

– Нет, – сказал Гримальд, вкладывая в слово всё свою волю, – Нет.

–Сейчас не время. Гримальд, решение принято. Я знаю тебя, как знал Мордреда. Ты не откажешься от этой чести.

– Нет, – вновь повторил Гримальд, достаточно громко, чтобы на него начали коситься.

Хелбрехт не сказал ничего. Гримальд шагнул ближе.

– Я своими руками вырву чёрное сердце Великого Врага и повергну его богохульный флагман на землю Армагеддона в дожде священного огня. Хелбрехт, не оставляйте меня здесь. Не лишайте меня этой славы.

– Ты не откажешься от этой чести, – повторил верховный маршал, чей голос был столь же неумолимым, как и лицо.

Гримальд не хотел здесь больше находиться. И, что хуже, он знал, что здесь и не нужен. Пока обсуждали тактику будущих орбитальных боёв, реклюзиарх отвернулся от голографического дисплея.

– Подожди, брат – голос Хелбрехта звучал как просьба, а не приказ, и потому отказать было гораздо легче.

Гримальд без лишних слов покинул зал.

Их цель называлась с типичной для этого мира мрачностью – Хельсрич.

– Кровь Дорна, – с чувством выругался Артарион, – ну и вид.

– Он... огромен, – прошептал Неровар.

Четыре ”Громовых Ястреба” рассекали сернистое небо, разгоняя болезненно-жёлтые облака. Из кабины ведущего корабля шесть рыцарей смотрели на громадный город внизу.

И громадный – было ещё мягко сказано.

Под вой стартовых двигателей четыре ястреба в изящном единстве облетели один из высочайших индустриальных шпилей. Серо-голубой, извергающий густой дым в грязное небо, один из сотен.

Звено прикрытия, состоявшее из маленьких, манёвренных и предназначенных для завоевания господства в воздухе истребителей ”Молния”, кружило вокруг кораблей астартес. Их не приветствовали и не прогоняли, просто игнорировали.

– Не может быть, что из всех астартес в город послали только нас, – Неровар снял белый шлем и под шипение выравнивающегося давления уставился невооружёнными глазами на сверкающий внизу метрополис. – Как мы будем защищать его в одиночку?

– Мы не будем одни, – заговорил сержант Бастилан. – С нами Гвардия. И ополчение.

– Люди, – усмехнулся Приам.

– Легио Инвигилата высаживается к востоку от города, – сообщил мечнику Бастилан. – Титаны, брат мой. Не думаю, что ты станешь смеяться над ними.

Приам не ответил. Но и не согласился.

– Что это?

При словах лидера рыцари подались вперёд. Гримальд показал на обширную полосу покрытой рокритом дороги, достаточно широкую, чтобы на ней приземлился крейсер или неуклюжий войсковой транспорт Имперской Гвардии.

– Шоссе, сэр, – ответил пилот. Он сверился с приборами. – Хельская магистраль.

Какое-то время Гримальд молчал, просто глядя на колоссальную дорогу и тысячи и тысячи транспортов, спешивших в обоих направлениях.

– Это шоссе – как хребет города. Я вижу, что от него отходят сотни ответвляющихся дорог и объездных путей.

– И что? – спросил Приам, интонация мечника ясно показывала, как мало его заботит ответ.

– И то, – Гримальд повернулся к отделению, - что контролирующая Хельскую магистраль сторона будет держать в руках бьющееся сердце города. У неё появиться беспрецедентная, неудержимая возможность передислоцировать войска и технику. Даже титаны смогут двигаться быстрее, возможно вдвое быстрее, чем если бы им пришлось пробираться сквозь башни улья и городские кварталы.

Неровар покачал головой. Только его лицо не было скрыто шлемом. И оно выглядело настолько неуверенным, насколько может выглядеть лицо астартес.

– Реклюзиарх, – он запнулся, произнося новый титул Гримальда. – Как мы защитим... всё это? Бесконечную дорогу, которая ведёт в тысячи остальных.

– Мечом и болтером, – ответил Бастилан. – Верой и пламенем.

Гримальд узнал в речи сержанта собственные слова. В наступившей тишине он смотрел на город внизу, на безумно широкую дорогу, которая оставляла весь улей открытым, доступным.

Уязвимым.

Глава третья

Улей Хельсрич

”Громовые ястребы” приземлились на спроектированную для перевозки грузов посадочную площадку. Подъёмные краны разъехались, а сервиторы с шумом отодвинулись подальше от струй горячего воздуха из двигателей приземляющихся челноков. Рампы лязгнули о землю, и четыре десантно-штурмовых корабля выпустили наружу своих пассажиров – сто рыцарей дисциплинированными шеренгами выстроились в боевой порядок перед ”Громовыми ястребами”.

За высадкой наблюдал, безуспешно стараясь скрыть своё изумление, полковник Саррен из 101-го Стального легиона Армагеддона. Он стоял сжав руки на весьма упитанном животе. Рядом с ним расположилась дюжина людей – военные и гражданские – все в разной степени взволнованные присутствием перед ними сотни гигантов в чёрной броне.

Полковник откашлялся, проверил все ли пуговицы на бледно-жёлтой шинели застёгнуты, и направился к Храмовникам.

Один из гигантов, в шлеме в виде сияющего серебром и сталью усмехающегося черепа, двинулся навстречу полковнику. За ним следовали ещё пять рыцарей, каждый нёс меч и массивный болтер, а один держал ещё и штандарт. На знамени, лениво колеблющемся от слабого ветра, был изображён красно-чёрный шлем-череп рыцаря, омываемый сверху золотой благодатью аквилы.

– Я Гримальд, – произнёс первый рыцарь, похожие на драгоценные камни глазные линзы шлема пристально уставились на тучного Саррена. – Реклюзиарх Хельсрического крестового похода.

Только полковник набрал побольше воздуха, чтобы ответить на приветствие, как выстроившаяся сотня рыцарей в едином порыве, от которого мурашки побежали по коже, нараспев произнесла боевой клич:

– Imperator Vult!

Саррен посмотрел на рыцарей, стоявших в пять рядов по двадцать воинов. Никто из них не шелохнулся, пока они кричали на высоком готике:

”Так хочет Император!”

– Я полковник Саррен из 101-го Стального легиона и главнокомандующий всеми войсками Имперской Гвардии обороняющими улей. Он протянул руку возвышавшемуся над ним рыцарю, но поняв, что Храмовник не собирается снисходить до рукопожатий, отдал честь.

Каждые несколько секунд раздавались приглушённые щелчки из-под шлемов рыцарей. Саррен был абсолютно уверен, что они переговариваются друг с другом по воксу. Ему это совсем не понравилось.

– Кто остальные? – спросил первый рыцарь. Огромной и тяжёлой булавой он указал на штаб Саррена, вольно выстроившийся полумесяцем за спиной полковника. – Я хочу встретиться с каждым командиром улья, если они здесь.

– Они здесь, сэр рыцарь, – ответил Саррен. – Позвольте их представить.

– Реклюзиарх, – прорычал Гримальд. – А не ”сэр рыцарь”.

– Как пожелаете, реклюзиарх. Это Кирия Тиро, квинтус-адъютант генерала Курова. Гримальд взглянул на стройную тёмноволосую женщину. Она и не попыталась отдать честь. Вместо этого она заговорила.

– Я исполняю обязанности офицера связи между прибывшими на планету войсками, такими как ваши рыцари реклюзиарх, Легионы титанов и солдатами улья Хельсрич. Просто вызовите меня, если вам потребуется моя помощь, – завершила она.

– Так и сделаю, – сказал Гримальд, и не собираясь так поступать.

– Это комиссар моего штаба Фальков, – продолжил полковник Саррен.

Названный офицер щёлкнул каблуками и безукоризненно сотворил знак аквилы на груди. Тёмная униформа комиссара резко выделялась среди охряных мундиров офицеров Стального легиона.

– Это майор Мордекай Райкен, второй офицер 101-го и начальник штаба обороны города.

Райкен осенил себя аквилой и осторожно склонил голову в приветствии.

– Командующий Кортен Барасат, – продолжил представлять офицеров Саррен, – из 5082-го Имперского авиакрыла.

Кортен, худощавая молчаливая фигура в сером лётном комбинезоне, энергично отдал честь.

– Мои люди были в ”Молниях”, прикрывавших ваше приземление, реклюзиарх. Мне приятно вновь служить рядом с Чёрными Храмовниками.

Гримальд прищурился позади обманчивой усмешки шлема:

– Ты служил с Рыцарями Дорна прежде?

– Собственной персоной – девять лет назад на Датаксе – а весь 5082-й как минимум четыре раза. Шестнадцать наших истребителей отмечены геральдическим крестом, с позволения маршала Датакского крестового похода Таррисона.

Гримальд уважительно склонил голову, его отношение к пилоту было очевидно даже несмотря на надетый шлем.

– Для меня это честь, Барасат, – произнёс он.

Майор сдержал довольную улыбку и отдал честь ещё раз.

После чего отступил в строй высших офицеров Стального легиона. В конце шеренги стояли ещё двое мужчин, один в чистой украшенной медалями лазурной униформе, гораздо более синей, чем небо этого мира, другой в забрызганном машинным маслом комбинезоне.

Полковник Саррен указал на худого мужчину в безупречной униформе.

– Достопочтенный примус-модератус Валиан Карсомир из Легио Инвигилаты, член экипажа благословленного ”Вестника Бури”.

Гримальд кивнул, но не продемонстрировал никаких иных признаков почтения. Пилот титана в свою очередь бесстрастно склонил худощавое лицо.

– Модератус, – сказал рыцарь. – Ты говоришь от имени своего легио?

– От полной боевой группы, – ответил человек. – Я говорю от имени принцепс-майорис Зархи Мансионы. Остальные части Инвигилаты сейчас заняты.

– Удача сопутствует нам раз вы всё ещё здесь, – произнёс Гримальд. Пилот титана осенил себя шестернёй Механикус, сцепив пальцы на груди, а Саррен представил последнего человека.

– И начальник доков Томаз Магерн, старший бригадир Профсоюза докеров Хельсрича.

Рыцарь помедлил и всё равно кивнул, словно перед ним стоял военный.

– Нам предстоит многое обсудить, – обратился Гримальд к слегка вспотевшему на душном вечернем воздухе полковнику.

– Конечно. Прошу следовать за мной.

Томаз Магерн не знал, что и думать.

Как только он вернулся в доки и вошел на склад, его окружили подчинённые и засыпали вопросами. Сколько было астартес? Какого они роста? Что ему особенно запомнилось? Верными ли оказались слухи?

Томаз не знал точно, что сказать. При встрече не было никакой торжественности. Высокий воин с лицом-черепом, казалось, не воспринимал его всерьёз. Рыцари в чёрной броне, выстроившиеся рядами, были молчаливы и нечеловечески бесстрастны, не желая никак контактировать с делегацией улья.

Он отвечал на вопросы с некоторой неопределенностью, компенсируя её весьма убедительной притворной улыбкой.

Час спустя он вернулся в кабину своего крана, энергично плюхнулся в скрипящее кожаное кресло и врубил осевой механизм, снова приводя в действие погрузочные тиски. Рычаги управляли вертикальным положением тисков и захватами магнитных когтей. Томаз опустил крюк на палубу ближайшего к нему грузового танкера и стал поднимать подцепленный ящик вверх. Маркировка на борту прочного металлического контейнера бросилась ему в глаза. Ещё прометиум. Последняя на этой неделе поставка топлива для танков Имперской Гвардии прибыла. Сухпайки и топливо – единственные грузы, с которыми они работали в последние месяцы.

Он пытался не зацикливаться на своей встрече с астартес. Он ожидал воодушевляющую речь закованного в золотой доспех воина. Он ожидал целей и обещаний, клятв и речей.

В целом, решил Томаз, это был день разочарований.

Город.

Я командую городом.

Подготовка шла уже несколько месяцев, но до прибытия Великого врага в систему, предположительно, оставались считанные дни. Мои люди, горстка рыцарей оставшихся со мной на Армагеддоне - рассредоточились по всему разросшемуся улью. Они должны будут вдохновлять солдат в самом пекле схватки.

Я признаю тактическую обоснованность этого и всё же сокрушаюсь из-за их отсутствия. Не так должен сражаться священный крестовый поход.

Часы проходят среди сливающихся статистических отчётов, таблиц, гололитических проекций и графиков.

Поставки продовольствия для целого города. Насколько их хватит, когда поставки извне станут невозможны. Где эти припасы хранить. Какая прочность у силосных башен, зданий и зернохранилищ. Атаки из какого оружия они выдержат. Как их защитить с воздуха. Продовольственные нормы. Планирование достаточного для поддержания жизни рациона. Планирование сокращённого рациона с предлагающимися списками предполагаемых потерь от истощения. Где вспыхнут продовольственные бунты, когда начнётся голод.

Центры очистки воды. Сколько из них должны функционировать, чтобы обеспечить потребности населения. И они явно будут разрушены сразу после падения городских стен. Подземные хранилища и их текущие запасы воды. Старые колодцы и родники – можно воспользоваться ими в случае нужды.

Вероятность вспышки инфекционных заболеваний, из-за затруднений со сбором трупов среди гражданских, погибших от артиллерийского огня. Виды болезней. Симптомы. Их тяжесть. Риск распространения. Сочетаемость с биологией орков.

Списки медицинских учреждений. Бесконечные, бесконечные статьи о том, как каждое из них обеспечено, и отчёты о последних поступлениях самого необходимого, вплоть до последней мелочи. Постоянно прибывают всё новые припасы. Информация обновляется именно в тот момент, когда мы учитываем предыдущую партию.

Подсчёт ополчения, призывников и добровольцев. Система обучения и программа тренировок. Поставки оружия. В настоящее время боеприпасы свободно выдаются всему вооружённому населению. Прогноз – сколько можно ещё продолжать подобное распределение.

Оборонительные войска улья распределены между ополченцами и гвардейцами. Кто возглавляет отдельные подразделения по секторам. Их вооружение. Их боеприпасы. Их близость к важным индустриальным целям.

Подсчёт Имперской Гвардии. Трон, сколько же их. Полки, их офицеры, отчёты о точности их огня во время тренировок, их награды, их бесчестья, рапорты об главных победах и поражениях на далёких мирах. Их символы. Их вооружение и боеприпасы. Наличие у них бронетехники - начиная с лёгких разведывательных ”Часовых” и ”Химер” и заканчивая сверхтяжёлыми ”Гибельными клинками” и ”Мечами бури”.

Одни только цифры в файле по Имперской Гвардии потребовали два дня на изучение. И они говорят, что это только беглый обзор.

Далее посадочные площадки. Посадочные площадки сил обороны улья, их гражданские аналоги уже используют и гвардия и сами гражданские – поступают грузы от военного флота, торговцев на орбите или из других районов планеты. Доступ к ним жизненно важен - с одной стороны в улей поступают подкрепления, с другой город покидают беженцы, и враг захватит их как основание для своих войск сразу, как начнёт осаду.

Превосходство в воздухе. Подсчёты лёгких истребителей, тяжёлых истребителей и бомбардировщиков в нашем распоряжении. Документы по каждому пилоту и офицеру 5082-го Имперского ”Рождённых в небе”. Их я пропускаю. Если они с разрешения маршала носят крест Храмовников, то нет никаких причин просматривать их подвиги. Всё и так ясно. Проекция движется дальше и показывает, сколько примерно времени наши воздушные силы будут препятствовать десантированию врага, и в каких ситуациях целесообразно использовать бомбардировщики за городскими стенами. Дальше и дальше, симуляция движется, мерцая гололитическими картинками. Барасату разрешили не смотреть её полностью – он стал жаловаться сразу на дюжину головных болей. Я улыбаюсь, хотя и не позволяю никому это увидеть.

Позиции тяжёлых орудий Хельсрича. Какие противовоздушные башни расположены на стенах и где именно. Их оптимальные зоны поражения. Модель каждого ствола и калибр каждого снаряда. Численность расчётов, прикомандированных к позициям орудий. Предполагаемый ущерб, нанесённый ими врагу, просчитанный во множестве сценариев в зависимости от силы атаки зелёнокожих. Команды, пополняющие им боеприпасы, и откуда эти боеприпасы прибывают. Маршруты перевозки грузов от мануфакторий.

И непосредственно сами мануфактории. Промышленные предприятия, на которых производят легионы танков всех возможных типов. Другие заводы, где производят и отгружают боеприпасы. Какие из них являются самыми ценными, самыми полезными, самыми надёжными и больше всего пострадают при атаках в затянувшейся осаде.

Благородный и великолепный легио титанов Инвигилата. Что за машины расположились в Пепельных пустошах за пределами города. Какие из них двинутся на защиту Хельсрича, а какие на усиление полчищ Кадианских ударных полков и наших братьев астартес – Саламандр, в дебри Армагеддона.

Инвигилата хранит свои секреты подальше от нашего взгляда, но у нас достаточно информации, чтобы добавлять во всё большее количество гололитических схем и моделирований мощь титанов – различных классов и размеров – для нашей будущей резни.

Доки. Доки Хельсрича - самый большой порт на планете. Прибрежная оборона – стены, башни и зенитные турели, запросы по торговле, жалобы и петиции профсоюза, спорящего о правах докеров и складах, переоборудованных в бараки для солдат, протесты торговцев и чиновников и…

И я терплю это девять дней.

Девять. Дней.

На десятый день я поднимаюсь со своего места в командном центре Саррена. Вокруг меня бронированная крепость полковника в сердце города, три сотни сервиторов и младших офицеров работают на своих постах: считающие, упорядочивающие, передающие, получающие, разговаривающие, кричащие, иногда тихо паникующие и просящие помощи у тех, кто рядом.

Саррен и несколько его офицеров и помощников смотрят на меня. Их шеи вытянулись, следя за моими перемещениями. Это в первый раз когда я пошевелился – за семь часов. Действительно, я не двигался с тех пор, как сел в кресло на рассвете.

– Что-то случилось? – спрашивает меня Саррен.

Я смотрю на вспотевшего свиноподобного командующего; этот человек не сумел привести свое тело в физическую форму подобающую воину, находящийся в безопасности – непрерывно решает судьбы миллионов.

Что это за вопрос? Они слепы? Я один из Избранных Императора. Я рыцарь с кровью Дорна, я воин-жрец Чёрных Храмовников. Что-то случилось?

– Да, - говорю я ему, всем им. – Кое-что случилось.

– Но… что?

Я не отвечаю на этот вопрос. Вместо этого я иду к выходу из зала, не обращая внимания на то, что люди в униформе разбегаются от меня, словно испуганные насекомые.

Громко и неприятно, подобно раскату, грома взвывает сирена. Я возвращаюсь к столу.

– Что это?Они вздрагивают от резкого голоса из динамиков моего шлема. Сирена продолжает завывать.

- Трон Бога-Императора, – шепчет Саррен.

У улья Хельсрич не было колец стен и укреплений. Только одна городская стена.

Когда по всему городу начала выть сирена, Артарион стоял в тени башенного орудия, чьи спаренные стволы нацелились в отравленное небо. На расстоянии нескольких метров расчёт из людей трудился на своём опорном пункте, выполняя ежедневные ритуалы обслуживания. Они впали в нерешительность, услышав звук сирен, и начали переговариваться.

Артарион бросил взгляд назад, по направлению к башне-крепости в центре города, невидимой из-за расстояния и частоколу шпилей улья, похожему на лес.

Он чувствовал, как люди изредка посматривали в его сторону. Понимая, что он отвлекает их от необходимых машинных обрядов, Артарион стал спускаться со стены. Его пристальный взгляд упал, на бесконечные пустоши, тянущиеся за горизонт - как падал и раньше почти ежечасно в течение недели после прибытия в улей.

Движением век активировав коммуникационную руну на щитке визора, он включил вокс-канал. Сирена продолжала завывать. Артарион знал, что она означала. – Давно пора.

Из вокс-башен по всему городу стали с обманчиво бесстрастной интонацией передавать сообщение. Полковник Саррен, не желая спровоцировать беспорядки, поручил лоботомированному сервитору читать воззвание к населению.

”Жители улья Хельсрич. По всей планете звучат первые сирены. Не беспокойтесь. Не беспокойтесь. Вражеский флот вошёл в систему. Мощь Линейного флота Армагеддона и самого большого в имперской истории флота Адептус Астартес стоит между нашей планетой и врагом. Не беспокойтесь. Продолжайте ежедневно молиться. Верьте в Бога-Императора Человечества. Это всё”.

В командном центре Гримальд повернулся к ближайшему офицеру у вокс-передатчика.

– Ты. Соедини меня с флагманом Чёрных Храмовников ”Вечный Крестоносец", немедленно.

Человек от такой близости к астартес сглотнул, его кожа побледнела.

– Я.. милорд. Я координирую...

Чёрный кулак рыцаря обрушился на стол:

– Выполняй.

– Д-да, милорд. Секунду, пожалуйста.

Офицеры штаба Саррена взволнованно переглядывались. Гримальд не обращал на них внимания. Секунды длились с раздражающей медлительностью.

– ”Вечный Крестоносец” готовится открыть огонь по вражескому флоту, - произнёс офицер.- Я могу отправить сообщение, но их двухсторонняя связь закрыта без введения командных кодов. У вас есть эти коды, лорд?

У Гримальда действительно были коды. Он посмотрел на испуганного связиста и на взволнованные лица штабистов, сидевших за столом.

"Я веду себя как дурак. Моя ярость ослепляет меня - мешает исполнять мой долг". Чего же он действительно ожидал? Что Хелбрехт отправит за ним ”Громовой ястреб” и позволит участвовать в славной орбитальной битве наверху? Нет. Его направили сюда, в Хельсрич, и никакая иная судьба не ждёт его.

"Я умру на этой планете", – снова вернулась мысль.

– У меня есть коды, – ответил рыцарь, – но сейчас не крайняя необходимость. Просто пошлите сообщение в их входящие журналы без требования ответа: ”Сражайтесь хорошо братья”.

– Отправлено, лорд.

Гримальд кивнул:

– Благодарю. – Он повернулся к собравшимся офицерам и склонился над изображением гололита, упираясь в стол пальцами в латных перчатках.

– Простите мою несдержанность. Нам ещё нужно спланировать свою войну, – произнёс самые трудные слова в своей жизни рыцарь. – И защитить свой город.

До самой гибели ночи воины Хельсрического крестового похода сносили горечь и гнев со всем возможным достоинством, какого только можно было ожидать от них. Но это было нелегко. Нелегко находиться в городе с несколькими миллионами напуганных душ, в то время как над грязными облаками сотни и сотни их боевых братьев высекали свою славу из стали и плоти старинного и ненавистного врага. Чёрные Храмовники по всему городу смотрели ввысь, словно красные линзы их шлемов могли пронзить презренные облака и увидеть священную войну над ними.

Гнев Гримальда был и физической болью. Она пылала позади глаз, текла кислотой по венам. Но он справился с этим, как и должен был. Реклюзиарх сидел за столом со стратегами, и соглашался с ними, не соглашался, одобрял и спорил.

В какой-то момент шёпот распространился по залу. Он был подобен змее, ползущей от человеческих ртов к человеческим ушам, старающейся избегать гневного облачённого в чёрное рыцаря астартес. Когда полковник Саррен откашлялся и объявил, что два флота сошлись в битве, Гримальд просто кивнул. Он услышал первый шёпот ещё за тридцать секунд до Саррена - потрескивающие голоса раздающиеся из вокс-наушников станций связи.

Началось.

– Мы должны отдать приказ, – тихо произнёс Саррен переговаривающимся координирующим офицерам.

Гримальд повернулся к вокс-офицеру с которым он говорил прежде. На этот раз, Храмовник посмотрел на его звание. Офицер увидел как серебреный череп кивнул в его направлении.

– Лейтенант, – произнёс рыцарь.

– Да, реклюзиарх?

– Отдайте приказ всем имперским силам в Хельсриче. Вводится военное положение. – Он почувствовал, как от серьёзности произносимого пересохло горло.

– Закройте город.

Четыре тысячи противовоздушных башен вдоль стен города пришли в боевую готовность и нацелили многоствольные орудия в небо.

На бесчисленных шпилях и крышах мануфакторий оборонительные лазеры сделали то же самое. Ангары и склады, переделанные для использования военно-морскими эскадрильями, подготовили короткие рокритовые взлётно-посадочные полосы, необходимые истребителям с укороченным взлётом и посадкой.

Одетые в серую униформу армсмены Флота патрулировали периметр, охраняя позиции и действуя практически независимо от остального улья.

По всему городу недавно установленные импровизированные контрольно-пропускные пункты стали баррикадами и аванпостами готовыми остановить прорвавшегося за стены врага. В тысячах зданий, служивших бараками для Имперской Гвардии и ополчения закрывали броневыми щитами окна и двери.

Объявления из вокс-башен приказывали гражданам улья, не занятых на жизненно важных производствах оставаться в своих домах, пока не прибудут гвардейцы и не сопроводят их в подземные убежища.

Хельская магистраль – жизненная артерия улья, была перекрыта контрольно-пропускными пунктами гвардии, расчищающими её от гражданских машин, освобождая место для танков и шагающих ”Часовых” быстро громыхающих в походном построении, растянувшемся более чем на километр. Подразделения бронетехники сворачивали, как только оказывались в городе.

Хельсрич был закрыт и его защитники сжимая своё оружие смотрели в промозглое небо.

Невидимые никем в городе, сто рыцарей – разделённые расстоянием, но объединённые кровью полубога в их венах – преклонили колени в молчаливой молитве.

Спустя восемнадцать минут после начала воя сирен, случилась первая серьёзная проблема с развёртыванием войск. Представители легио Инвигилаты потребовали разговора с командующим улья.

Спустя сорок две минуты вспыхнул первый порождённый паникой бунт.

Я задаю Саррену обоснованный вопрос и он даёт мне ответ, который я совсем не хочу слышать.

– Три дня, – говорит он.

Инвигилате нужно три дня. Три дня, чтобы закончить монтировать и вооружать титанов в пустошах, прежде чем они могут быть развёрнуты в городе. Три дня до того как они смогут войти в огромные ворота в неприступных стенах улья и занять свои позиции в городе согласно принятому плану действий.

И затем Саррен делает всё ещё хуже.

– Через три дня они решат, должны ли они прийти к нам на помощь или развернуться вдоль реки Болиголова вместе с остальной частью их легио.

Мне потребовалось значительное усилие, чтобы подавить ярость:

– Существует вероятность, что они даже не придут к нам на защиту?

– Так и есть, – кивнул Саррен.

– Планы предусматривают, что враг прорвёт орбитальную оборону через четыре – девять дней, - один из других полковников Стального легиона, его зовут Харг, говорит с противоположной стороны стола. – Таким образом мы можем предоставить им время, в котором они нуждаются.

Ни один из нас не сидит. Вой сирен снижен для приемлемого уровня и неусовершенствованные люди-офицеры могут опять нормально говорить.

– Я иду в наблюдательную башню, – обращаюсь я к ним. – Я хочу взглянуть на эту проблему своими глазами. Примус-модератус всё ещё в улье?

– Да, реклюзиарх.

– Скажите ему, чтобы встретил меня там, – я беру паузу, выходя из комнаты и оглядываюсь через плечо. – Будьте вежливы, но не просите. Прикажите ему.

Глава четвёртая

Инвигилата

Примус-модератус Валиан Карсомир почесал седеющую щетину на подбородке. У него было мало времени, о чём модератус недвусмысленно сообщил.

– Не только у тебя, – кивнул Гримальд.

Улыбка Карсомира была мрачной, пусть и отчасти понимающей:

– Реклюзиарх, разница в том, что я не собираюсь здесь умирать. Моя принцепс-майорис всё ещё размышляет, стоит ли вести Инвигилату в Хельсрич.

Рыцарь подошёл к перилам, сочленения доспехов жужжали от малейшего движения. Наблюдательная платформа была всего лишь скромной площадкой на центральном шпиле штабной крепости, но каждую ночь Гримальд поднимался сюда и долго наблюдал за тем, как улей готовится к войне.

Далеко за городскими стенами у самого горизонта генетически улучшенное зрение позволяло разглядеть смутные силуэты титанов. Там, в пустошах, готовились машины Инвигилаты. Громоздкие посадочные модули неуклюже поднимались обратно на орбиту - шла последняя фаза развёртывания войск Империума. Скоро, уже через считанные дни, не будет надежды высадить ещё хоть что-то на поверхность.

– Это величайший из портовых городов Армагеддона. На нас готова обрушиться самая огромная орда зелёнокожих, которая когда-либо вторгалась в Империум Человека. – Астартес не повернулся к пилоту титана. Он продолжал смотреть на огромные боевые машины, скрытые дымкой поднятого далёкими бурями песка. – Карсомир, нам нужны титаны.

Офицер шагнул к Храмовнику, его бионические глаза – линзы из многогранного нефрита в бронзовой оправе – щёлкали и крутились, смотря вдаль за пристальным взором рыцаря.

– Я знаю, что вам нужно.

– Мне? Это нужно улью. Нужно Армагеддону.

– Если угодно, нужно улью. Но я не принцепс-майорис. Я доложу ей про оборонительные укреплениях улья, но решение останется за ней. Инвигилате поступают настойчивые запросы из других городов и от других частей.

Гримальд задумчиво закрыл глаза. А шлем-череп продолжал неотрывно смотреть на далёких титанов.

– Я должен с ней поговорить.

– Реклюзиарх, я – её глаза, уши и голос. Что знаю я – знает и она, она приказывает мне говорить. Если вы хотите, то – возможно – я смог бы организовать переговоры по воксу. Но я здесь – а я не последний человек – показываю серьезность намерений Инвигилаты.

Несколько секунд Гримальд молчал.

– Я ожидал этого. И я вижу твоё звание. Скажи мне, модератус, возможен ли личный разговор с принцепс-майорис?

– Нет, реклюзиарх. Это было бы нарушением традиций Инвигилаты.

Гримальд открыл карие глаза, всматриваясь в смутные очертания боевых машин на горизонте.

– Твои возражения приняты во внимание, – произнёс рыцарь, – и полностью проигнорированы.

– Что? – пилот титана решил, что ослышался.

Гримальд не ответил. Он уже говорил в вокс:

– Артарион, готовь ”Лэндрейдер”. Мы отправляемся в пустоши.

Спустя четыре часа Гримальд и его братья ступили в тень великанов.

Поднятый слабым вихрем песок стучал по доспехам, на что рыцари обращали не больше внимания, чем реклюзиарх на протесты недовольного их миссией Карсомира.

На земле трудились команды сервиторов, и, хотя промывка мозгов лишила их чувств или понимания физических неудобств, поднятый ветром песок до крови обдирал неприкрытую кожу и плотно забивался в механические детали. На охране пустошей стояли сами суровые бдительные титаны – всего девятнадцать, разнящиеся от небольших ”Псов Войны” с экипажем в двенадцать человек до более крупных ”Разбойников” и ”Владык Войны”. Вокруг богоподобных и безразличных к буйству стихии исполинов кишели техноадепты и дроны обслуживания, проводящие ритуалы пробуждения.

И даже в покое они не безмолствовали. Скрипучий, пронзительный вой подготавливаемых к запуску плазменных реакторов походил на звук из первобытного кошмара, раздающийся из миров, где люди боялись огромных хищных рептилий, от чьего рёва содрогалась сама земля.

Было слишком легко представить в парке титанов сотни облачённых в рясы техножрецов, воспевающих и молящихся своему Богу-Машине и духам дремлющих воинов-великанов. Когда Гримальд и его братья ступили в тень одного из ”Владык Войны”, непрестанный лязг металла о металл сменился звучным раскатом грома, пронёсшимся в атмосфере подобно ударной волне. Поток нагретого воздуха вырвался вверх из корпуса, и тысячи людей повсюду тут же упали на колени, глядя на титана и благоговейно шепча при виде чуда возрождения.

Первый вой титана вырвался из оповещающих сирен. Нечто среднее между чистым механическим звуком и ликованием живого существа, громкий как гул сотни работающих на полную мощность мануфакторий и страшный, как гнев новорождённого бога.

Он пошёл. Не быстро, а хромающими, неуверенными шагами человека, который не пользовался мускулами много месяцев. Неуклюжая лапа, достаточно большая, чтобы раздавить ”Лэндрейдер”, поднялась в воздух на несколько метров. И миг спустя обрушилась на землю, подняв облако пыли.

– ”Sacrosanct” пробудился! – раздался крик сотен изменённых воксом голосов. – ”Sacrosanct” идёт!

И титан ответил крикам собравшихся почитателей. Он вновь завыл - трубный рёв вырвался из рупоров громкоговорителей и эхом пронёсся по пустошам.

Это было впечатляющее зрелище, но Гримальд привёл сюда своих рыцарей не ради него. Их цель возвышалась даже над могучими ”Владыками Войны” и не обращала на них внимания, пока те стояли или шагали вблизи, под её руками-орудиями.

То был ”Вестник Бури”.

Титаны линейного класса представляли собой шагающие орудийные платформы, способные сравнять с землёй целые кварталы улья. ”Вестник” же был шагающей крепостью. И мог сровнять с землёй целые города. Его ноги, способные выдержать вес исполинской шестидесятиметровой боевой машины, были и бастионами и казармами – с турелями и сводчатыми окнами, из которых размещённые внутри солдаты могли стрелять во врагов даже тогда, когда титан давил тех ногами. На горбатой спине ”Вестника” размещались зубчатые стены с бойницами и семь шпилей священного покрытого броней кафедрального собора, посвящённого Императору в Его ипостаси Бога-Машины. В края стен вцепились горгульи, вырезанные между защитных турелей и затемнённых стеклянных окон, и их отвратительные пасти были распахнуты в безмолвных криках на врагов с высоты священного замка.

С пушек-рук и укреплений свисали знамёна, где перечислялись наименования вражеских боевых машин, повергнутых ”Вестником” за прошедшие с момента рождения тысячелетия. Когда крик сбросившего остатки сна ”Sacrosanct” стих, до рыцарей донеслись звуки религиозной литургии из крепости-собора на огромных плечах титана - несомненно, в нём праведные души молили своего неземного владыку благословить новое пробуждение величайшего бога-машины.

Когтистые лапы титана покрывали ступени, ведущие в укреплённые залы в нижней части ног. Огромное сооружение было безмолвно и неподвижно. Гримальд стал прокладывать себе путь через толпы суетящихся раболепных техножрецов и сервиторов. И лишь когда его сапоги загрохотали по первой лестнице, появилось препятствие, которое ожидал реклюзиарх.

– Стоять, – сказал он братьям. Солдаты со скрытыми лицами выступили из сводов внутри ноги титана. Слуги Механикус преградили путь рыцарям.

Солдат стоявших перед ними называли скитариями. Это была элита пехотных войск Адептус Механикус – сплав вживлённой оружейной аугметики и человека. Гримальд, как и многие астартес, за безыскусные манипуляции с плотью и грубое хирургическое вживление оружия вместо конечностей, относился к ним не лучше, чем к разукрашенным и ничтожным сервиторам.

Двенадцать этих бионических созданий, чью кожу от ветра защищали мантии, нацелили гудящее плазменное оружие на пятерых рыцарей.

– Я – Гримальд, реклюзиарх Чёрных Хра...

– Ваша личность известна нам, – изрекли они в унисон. В хоре было мало единства, одни голоса звучали неестественно низко, другие были нечеловеческими и механическими, а третьи идеально подошли бы людям.

– Перебьёте меня ещё раз, – предупредил рыцарь. – И я убью одного из вас.

– Не стоит нам угрожать, – ответили все двенадцать, снова одновременно, снова хором рассогласованных голосов.

– Мне не о чем с вами говорить. Вы – никто, вы все рабы, не многим лучше сервиторов. Прочь с дороги. У меня дело к вашей госпоже.

– Мы не подчинимся твоим приказам. Мы останемся, как велит нам долг...

Человек не заметил бы разницу в их единообразной речи, но чувства Гримальда могли различить мельчайшие отклонения в их произношении. Четверо начинали и заканчивали слова на долю секунды позже, чем остальные. Какая бы мысленная связь не соединяла двенадцать воинов, у некоторых она была эффективней, чем у других. Реклюзиарх не часто имел дело со слугами Бога-Машины, но он счёл это любопытным изъяном.

– Я буду говорить с принцепс-майорис Инвигилаты, даже если мне придётся докричаться до самого собора.

У них не было приказов подходящих к подобной ситуации и не хватало когнитивных способностей, чтобы иметь своё мнение, как их руководители, поэтому скитарии промолчали.

– Реклюзиарх... – раздался в воксе голос Приама. – Мы должны стерпеть это возмутительное унижение?

– Нет, – шлем-череп по очереди повернулся к каждому скитарию, сверля их красными глазницами. – Убить их.

Она плавала, как и каждый день на протяжении семидесяти девяти лет, в похожем на саркофаг резервуаре молочно-белой амниотической жидкости. Металлический, химический привкус водянистой и богатой кислородом жижи был единственной константой на протяжении почти ста лет жизни, и её вкус, ощущение, вторжение в лёгкие и замещение воздуха для дыхания никогда не переставали казаться чем-то чужеродным.

Нельзя было сказать, чтобы это причиняло ей неудобства. Скорее напротив. Это всегда волновало, но не пугало.

Во времена битв, всегда казавшиеся слишком немногочисленными и скоротечными, принцепс-майорис Зарха равнодушно думала, что должно быть так себя чувствует плод в утробе. Окружавшая её охладительная жидкость нагревалась в унисон с плазменным реактором ядра ”Вестника Бури”. Вокруг подобно ударам могучего сердца разносилось эхо тяжёлых шагов, от которых содрогался весь мир.

Чувство абсолютной власти вместе с абсолютной защитой. Это всё, что было нужно Зархе, чтобы оставаться самой собой в безумные, мучительные мгновения, когда изувеченный неистовый разум титана вонзался в её сознание с внезапной силой, стремясь подчинить себе принцепса.

Она знала, что однажды помощники отключат её в последний раз – не позволяя ей вернуться к духу машины из страха, что накопленные характер и личность поглотят её хрупкое, слишком человеческое чувство индивидуальности.

Но не сейчас. Не сегодня.

Нет, Зарха сконцентрировалась на мысленном возвращении в утробу, а большего и не было нужно, чтобы оттолкнуть настойчивые требования грубых и первобытных инстинктов ”Вестника Бури”.

Голоса снаружи всегда доносились до неё приглушённо, несмотря на имплантированные на место хрящей внутреннего уха вокс-приёмники и встроенные в стенки её изолированного резервуара рецепторы.

И они, эти голоса, говорили об незваных гостях.

Принцепс-майорис Зарха не разделяла их оценку ситуации. Она повернулась в молочной жидкости с грацией морской нимфы из мифов нечестивой Древней Терры, хотя покрытое аугметикой, морщинистое и безволосое существо в просторном саркофаге было каким угодно, но не прекрасным. Её ноги ампутировали, потому что они никогда более ей не понадобятся. Кости были слабыми и хрупкими, а тело согнулось и сгорбилось.

Она обратилась к ним, своим слугам, братьям и сёстрам, уколом мысли:

– Я хочу поговорить с незваными гостями.

– Я хочу поговорить с незваными гостями, - вокс-передатчики саркофага невыразительно отразили её безмолвные слова.

Один из них подошёл ближе к чистым стенам амниотической камеры, с большим уважением глядя на плавающее тело.

– Моя принцепс, - заговорил Лонн, он нравился Зархе, но не был её любимцем.

– Привет, Лонн. Где Валиан?

– Привет, Лонн. Где Валиан?

– Моя принцепс, модератус Карсомир возвращается из улья. Мы думали, что вы будете спать ещё какое-то время.

– С таким то шумом? - Остатки её лица изогнулись в улыбке.

– С таким-то шумом?

– Моя принцепс, астартес пытаются проникнуть внутрь.

– Я слышала.

– Я слышала.

– Я знаю.

– Я знаю.

– Моя принцепс, что прикажете?

Она вновь перевернулась в воде, по-своему грациозно, словно морское млекопитающее, несмотря на кабели, провода и шнуры, что тянулись от механических генераторов саркофага к спине, черепу и рукам. Зарха была старой, потрёпанной марионеткой в воде, безмятежной и улыбающейся...

– Доступ разрешён.

– Доступ разрешён.

– Доступ разрешён, — хором сказали двенадцать голосов.

Потрескивающая булава замерла на расстоянии не больше ширины пальца над черепом стоявшего впереди скитария. Маленькая электрическая искра соскочила с включённого силового оружия на лицо солдата, заставив его отшатнуться.

– Доступ разрешён, — вновь повторили все.

Гримальд деактивировал свой крозиус и растолкал аугметированных человеческих солдат.

– Так и думал, что вы это скажете.

Их путь был недолгим и непримечательным, рыцари шли по узким коридорам и поднимались в лифтах, пока не остановились перед запечатанными переборками мостика. Во время пути на них то и дело безмолвно смотрели техноадепты, чьи зелёные заменители глаз кружились и перефокусировались, либо проводя сканирование, либо странным образом подражая выражению человеческих лиц.

Внутри титана было темно, слишком темно, чтобы там могли работать неулучшенные люди, мрак рассеивало лишь красное аварийное освещение, которое рыцари раньше видели только в бункерах и на кораблях во время боя. Генетически усиленные глаза астартес легко видели во тьме даже без зрительных фильтров визоров шлемов.

Никто не стоял на страже у ведущих в командный отсек больших двойных дверей, которые разъезжались по лязгающим рельсам, пока рыцари ждали.

Артарион придержал Гримальда за украшенный свитками наплечник.

– Брат, пусть всё это будет не зря.

Капеллан посмотрел на знаменосца сквозь серебряное лицо своего убитого повелителя:

– Доверься мне.

Командный отсек оказался круглой нишей с помостом в центре, его окружали пять украшенных и подключённых к множеству проводов тронов. По краям зала, облачённые в мантии техноадепты работали у консолей - количество рычагов, циферблатов и кнопок потрясало.

Два обширных окна предоставляли великолепный вид на суровый ландшафт. Гримальд вздрогнул, осознав, что смотрит через глаза бога-машины.

На самом помосте стоял огромный и подпираемый гудящими машинами резервуар из прозрачного стекла. В его молочно-белых глубинах плавала обнажённая старуха, изуродованная годами и бионикой, необходимой для поддержания в ней жизни в подобном состоянии. Она пристально смотрела на него сквозь фасеточные аугметические заменители глаз.

– Приветствую, астартес, - заговорили вокс-передатчики, встроенные в саркофаг.

– Принцепс-майорис, - Гримальд кивнул плавающей мумии. – Для меня честь быть рядом с вами.

Последовала заметная пауза перед ответом, хотя её взгляд не покидал капеллана.:

– Ты стремился поговорить со мной. Не трать время на комплименты. ”Вестник Бури” пробуждается, и скоро я должна буду идти. Говори.

– Я узнал от одного из пилотов этого титана, посла в Хельсриче, что Инвигилата может не прийти к нам на помощь.

Вновь пауза.

– Это так. Я командую третью легио. Остальные уже выступили на защиту региона Болиголова, многие вместе с твоими братьями, Саламандрами. Ты пришёл просить о моей части могучей Инвигилаты?

– Принцепс, я не прошу. Я пришёл увидеть тебя своими глазами и спросить, лицом к лицу, станешь ли ты сражаться и умирать с нами.

Покрытое морщинами лицо женщины скривилось в улыбке, одновременно материнской и удивлённой:

– Но ты ещё не исполнил то, что намеревался сделать, астартес.

– Это как?

На этот раз пауза была дольше. Старуха смеялась в пузырящемся резервуаре:

– Мы не лицом к лицу.

Рыцарь потянулся к латному воротнику, чтобы отсоединить зажимы.

Без шлема запах святых масел и богатый химикатами резкий привкус амниотической жидкости стал гораздо сильнее. И первым, что она сказала, было нечто, на что я не знал, как ответить.

– У тебя очень добрые глаза.

Её собственные глаза были давно извлечены из черепа, а глазницы покрывали выпуклые линзы, поворачивающиеся, пока принцепс смотрела на меня. Я не мог ответить на её комментарий и не знал, что ещё сказать.

Поэтому я не сказал ничего.

– Как тебя зовут?

– Гримальд из Чёрных Храмовников.

– Теперь мы лицом к лицу, Гримальд из Чёрных Храмовников. Тебе хватило духу прийти сюда и почтить меня своим лицом. Я не глупа. Я знаю, как редко капеллан открывает своё человеческое лицо кому-то не из его братства. Спрашивай, что хотел, и я отвечу.

Я шагнул ближе и прижал ладонь к поверхности резервуара. Он вибрировал в унисон с моими доспехами. Я чувствовал взгляды слуг Адептус Механикус на мне, на моём тёмном керамите, их почтительные взоры выдавали стремление прикоснуться к совершенству искусства мастеров своего дела, воплощённого в боевых доспехах астартес.

И я посмотрел в механические глаза принцепс, плавающей в молочных водах.

– Принцепс Зарха. Хельсрич зовёт тебя. Ты придёшь?

Она улыбнулась вновь, словно слепая бабушка с гнилыми зубами, прижимая свою ладонь к моей. Нас разделяло лишь укреплённое стекло.

– Инвигилата придёт.

Спустя семь часов жители города услышали далёкий механический вой в пустошах, заглушивший крики меньших титанов. Эхо пронеслось по улицам и вокруг вершин шпилей, заставляя застыть кровь у каждой души в улье. Уличные псы залаяли в ответ, словно чувствуя присутствие более грозного хищника.

Полковник Саррен вздрогнул, но улыбнулся остальным присутствующим на встрече в штабе. Налитыми кровью, тяжёлыми от недосыпания глазами он оглядел всех.

– ”Вестник Бури” пробудился, – произнёс он.

Как и было обещано, спустя три дня город содрогнулся от поступи богов-машин.

Титаны Инвигилаты шагали, и большие ворота северной стены с грохотом открылись, приглашая исполинов. Гримальд и штаб улья смотрели за ними с вершины наблюдательной платформы. Рыцарь активировал мерцающую руну на ретинальном дисплее, получая доступ к зашифрованному каналу.

– Доброе утро, принцепс, – тихо произнёс он. – Добро пожаловать в Хельсрич.

Вдали шагающая крепость-собор медленно и целеустремлённо пробиралась сквозь первые городские кварталы.

– Привет, капеллан, - голос Старейшей звенел от еле сдерживаемой энергии. – Знаешь, а ведь я родилась в таком улье.

– Тогда будет подобающим, если ты здесь умрёшь, Зарха.

– Сэр рыцарь, да что ты говоришь... ты меня сегодня видел?

Гримальд взглянул на далёкий силуэт ”Вестника Бури”, столь же высокий, как окружающие титана башни.

– Невозможно вас не заметить, принцепс.

– Также невозможно убить меня. Запомни это, Гримальд.

Раньше ни один человек не осмеливался обращаться к нему так фамильярно. Рыцарь улыбнулся впервые за много дней.

Город наконец-то был закрыт. Хельсрич был готов.

И с наступлением ночи небо охватило пламя.