Чудо в Берлау / The Miracle at Berlau (рассказ)
 | |
| Автор | Дариус Хинкс / Darius Hinks |
| Переводчик | Serpen |
| Издательство | Black Library |
| Входит в сборник | Смерть и бесчестие / Death and Dishonour (сборник) |
| Источник | Смерть и бесчестие / Death and Dishonour (сборник) |
| Год издания | 2010 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Мальчик-крыса проснулся в мире тишины и боли.
Обугленные стропила свесились с крыши храма, открывая взгляду тяжёлое, оловянное небо. Повсюду валялись обломки расколотых каменных косяков, вместе с некогда удерживаемыми ими окнами и дверями. Куски кожи, кости и зубы подпрыгивали на полу, в то время как над головой горящие страницы «Deus Sigmar» дрейфовали к тому, что осталось от сводчатого потолка. Но ничто из этого не издавало ни звука.
Остальные чувства быстро вернулись к нему. Он ощутил твёрдый камень пола храма, упирающийся в обожжённую спину, и отчётливо учуял запах палёного мяса, исходящий от медленно тлеющих угольков на его обращённом к потолку лице. Однако ни единого звука не коснулось его ушей.
Он вскочил с окровавленного пола и заметил нечто, двигавшееся через царящий разгром. Фигура перетащила себя через рухнувшую кладку. Она держалась в тени, так что разглядеть что-то ясно было нелегко, однако неуклюжие, подёргивающиеся движения незнакомца пугали Мальчика-крысу. Он вздрогнул и закрыл глаза. Когда он снова их открыл, фигура уже почти покинула храм. Единственный сверкнувший лучик кратко осветил его, прежде чем нечто выскользнуло из храма и растворилось в разгорающемся утреннем свете.
Свист появился в голове Мальчика-крысы, когда он начал нетвёрдым шагом пробираться сквозь дым и беспорядок. Он стукнул окровавленным кулаком по собственной черепушке и, к великому его изумлению, это, казалось, помогло. Он ощутил, как что-то сдвинулось в левом ухе и, наконец, с шипящим, отрывистым визгом, слух вернулся к нему.
Как только боль в голове ослабла, он начал замечать и другие её источники: левый бок сильно обгорел, а кожаный плащ прилип к руке, словно новая кожа. Волдыри выскочили по всей тощей шее. Он поднял руку к лицу и поморщился от вони горелой плоти, но, когда ему удалось согнуть пальцы, Мальчик-крыса улыбнулся. «Всё ещё работает», - подумал он. Отодрав тлеющие угольки от лица, он провёл подёргивающейся рукой по гудящей голове и с облегчением рассмеялся.
- Я жив, - пробормотал он.
Память вернулась к нему вместе с нахлынувшим адреналином. Брат Вольф, подумал он, осматриваясь вокруг. Быстро заметив старого жреца, неловко скрючившегося под грудой щебня, он захромал в сторону своего господина.
- Якоб, - прошептал он. - Милорд.
Нагрудная пластина доспеха жреца была помята и обожжена, а седая щетина на голове потемнела от крови, но он всё ещё был жив.
- Это чудо, - пробормотал Мальчик-крыса, помогая жрецу встать на ноги.
Вольф опустил глаза на свой торс и в отчаянии покачал головой.
- Я потерпел неудачу, - пробормотал он. Затем взгляд его налитых кровью глаз сосредоточился на Мальчике-крысе. - Ты что здесь делаешь? - рявкнул он, хватая мальчика за руку.
Мальчик-крыса собрался было ответить, но в этот миг новая вспышка пламени охватила большую часть крыши, и они были вынуждены рвануть из здания со всех ног, спотыкаясь в дыму, будто упившиеся пьянчуги.
Они выпали в серую остландскую зарю и медленно добрались до края леса. Оттуда храм выглядел чуть более целым: одна из стен рухнула, да башня покосилась под странным углом, но в остальном он выглядел нетронутым. Пожар уже ослабевал. Вольф снова опустил взгляд на свою грудь и начал снимать ряд мешочков, что были привязаны к ней.
- Они не все взорвались, - сказал Мальчик-крыса. - Вот почему вы живы.
Вольф кивнул, после чего сердито посмотрел на своего слугу.
- Ты последовал за мной из лагеря вчера ночью, не так ли? - затем он взял голову слуги в руки и внимательно осмотрел. - Твои уши - тебе больно?
Мальчик-крыса почувствовал нежное тепло, стекающее по шее, и понял, что истекает кровью с той стороны. Священник проигнорировал его жалобное бормотание и ещё крепче обхватил голову мальчика. В конце концов, новый вид тепла расцвёл за его глазами, и Мальчик-крыса провалился в беспамятство.
Когда Мальчик-крыса очнулся, полуденное солнце уже прогрело основание храма. Он полежал ещё некоторое время, глядя вниз через небольшой просвет в зарослях и прислушиваясь к резкому карканью ворон, рассевшихся на крыше. Он с силой провёл рукой по своим избитым, тощим конечностям, лишь для того, чтобы убедиться, что они ещё целы. Боль в боку слегка утихла, и мальчик улыбнулся от простой радости быть живым. Впрочем, кое-что в пении птиц показалось ему странным. Он слышал звуки леса, звуки, которые, казалось, были потеряны для него. За пением птиц и скрипом ветвей ему показалось, что он услышал слова: мягкие певучие голоса, взывавшие к нему.«Огоньогоньогонь» шептали они ему. И тогда странный запах добрался до него - едкая вонь протухших потрохов, коей не было места в столь идиллическом месте.
Он резко вскочил на ноги и, охваченный внезапным страхом, быстро похромал обратно в храм.
- Брат Вольф? - позвал он, осторожно заглядывая во мрак. Ни звука в ответ. Слабая дымка ещё заполняла храм, но крыша вроде не собиралась обвалиться, и он решил, что было достаточно безопасно, чтобы рискнуть войти внутрь. В дальнем углу мальчик увидел тень жреца, отбрасываемую на противоположную стену мерцающей масляной лампой. Старик счищал пепел с надгробия и внимательно вчитывался в написанное.
- Брат Вольф, - спросил он, пересекая храм, - ты убил его? Мне показалось, что я что-то видел. Я думаю, это был человек, но он не выглядел…
Священник не ответил и продолжал всматриваться в надписи.
- Господин?
Вольф обернулся в ответ на отчаяние, сквозившее в голосе мальчика.
- Что, что ты сказал?
- Похититель - он умер?
Священник несколько секунд морщил лоб, после чего поднял брови, наконец, вспомнив.
- О, норс, нет, я нашёл часть его вон там, - он указал на искореженную груду около алтаря, - но сам он пережил взрыв. Впрочем, ненадолго, я думаю. Почти половина пороха взорвалась. Он должен быть обожжён до неузнаваемости, - жрец оглядел разрушенный храм и нахмурился. - Хм, кажется, я потерял свой боевой молот. Похоже, он взрыва не пережил.
Мальчик-крыса знал, что такая потеря должна была означать для его господина. Молот был не просто оружием - он был мощным символом его веры. Без него Вольф будет чувствовать себя потерянным. Впрочем, при виде знакомой хмурой гримасы своего господина, он не смог удержаться от улыбки.
- Я думал, что больше не увижу вас.
- Ты шпионил за мной?
Печально улыбнувшись, Мальчик-крыса кивнул.
- Я задавался вопросом, что же вытащило вас из палатки в такую рань. Даже вы обычно редко поднимаетесь до рассвета, так что я выбрался под свет луны, чтобы увидеть, в чём причина. Я не знаю, что вы сказали этим бедным инженерам, но, кажется, это быстро прогнало их сон.
Вольф издал краткий смешок.
- Что за шайка жуликов. Думаю, они лишь пару часов как окончили попойку, - он покачал головой. - И это в преддверии столь важного сражения.
- Ну… в общем, вы кажется довольно быстро заставили их протрезветь. Я видел, как они дали вам это пороховое вооружение, но я не мог понять, почему вы спрятали его под плащом. Равно как и зачем вы выкрались из лагеря. Что пришло вам в голову, что вы решили пойти в лес, да ещё столь близко к разбитому врагом лагерю?
Вольф вздохнул.
- Ты видел, как грабители сплачиваются около стоянки своего чемпиона - Похититель, так ты его, кажется, назвал?
- Само собой… И я видел, что он следил за каждым вашим шагом.
Вольф кивнул и улыбнулся.
- У тебя есть соображалка, парень. Да, ты прав - он знает меня. Даже в этой груде порчи, которую он называет мозгом, он знает, что я даю полку: надежду. С тех самых пор, как я сплотил пистольеров Максимилиана в битве за Хогельский мост, он не спускал с меня глаз. Даже когда я возглавил атаку на западный берег, я видел, что он отчаянно пытается отрезать меня от остальных, но наша огневая мощь оказалась для него слишком велика.
- Я помню, - сказал Мальчик-крыса и скривился. - Он посылал на смерть своих воинов, пытаясь добраться до вас, но они просто гибли десятками, нашпигованные пулями. Река окрасилась красным, прежде чем он, наконец, сдался.
- Да, и это продолжалось в каждой битве кампании, заведя нас в этот кровавый тупик. И он понимает, что ничего не изменится, пока один из нас не умрёт, но до сих пор ему не удавалось загнать меня в угол, - Вольф отвёл взгляд, словно неожиданно смутившись. - Так что я подумал, что стоит ему предоставить шанс, который он так искал. Также как и я, он знал, что в самом сердце этого леса был храм Зигмара… и жрец-храмовник вполне мог оказаться достаточно глупым, чтобы посетить его, - он сделал паузу и глубоко вздохнул. - Я знал, что не смогу выжить при встрече с подобным созданием, но это и не входило в мои планы.
Мальчик-крыса рассмеялся, пытаясь скрыть шок.
- Вы хотели умереть? - однако увидел, что жрец не слушает его, снова опустив взгляд на надгробие. - Брат Вольф?
- Почему же подобное чудо, - пробормотал жрец, - произошло именно здесь?
Мальчик-крыса подошёл к надгробию, чтобы посмотреть, на что так упорно смотрит его господин. Большая часть гравюры была обожжена до неузнаваемости, но имена всё ещё можно было разобрать: Иероним и Маргарита Вольф.
- Вольф? - удивился мальчик. - Это ваши родственники?
Жрец поднял на него взгляд.
- Мои родители, - он тяжело опустился рядом с камнем и помассировал окровавленную обритую кожу головы. - Как только я привёл Похитителя на эту поляну, то сразу понял, что это было правильное место. Хотя он настиг меня так быстро, что я вряд ли мог осмотреться. Как ты уже догадался, у меня не было намерения выжить, однако я не собирался умирать в одиночестве, - он сделал паузу и посмотрел на Мальчика-крысу, глаза жреца лихорадочно блестели. - Моя вера всегда была средством достижения цели. И всё же она всегда была ограниченной.
Худое, с носом-клювом лицо Мальчика-крысы вспыхнуло ярким красным цветом.
- Я не уверен, что понимаю, что вы имеете в виду.
- Конечно, ты ведь не знаешь, - раздался глухой лязг, когда Вольф пнул надгробие подкованным носком сапога. - Это знак моего неискупимого греха. Грех, заплатить за который невозможно. Грех против моих собственных родителей. Моя вера никогда не была чем-то большим, нежели расплатой, и сегодня я должен был оплатить последний счёт, - он сорвал серебряный молоток, висевший на шее, и с отвращением отшвырнул прочь. - Но теперь я вижу, что это невозможно. Ничто не может искупить вину за то, что я сделал. Я потерпел неудачу. Я даже не могу умереть, - он посмотрел на разрушенный потолок. - Впрочем, готовность умереть дала мне преимущество. Похититель думал, что здесь, вдали от наших орудий и кавалерии, я стану для него лёгкой добычей. Его боги обласкали его, - он скривился, - наградив многими дарами, - жрец стукнул по подпалинам на нагруднике и мрачно усмехнулся. - Если бы не мой последний трюк, то он бы прикончил меня.
Разум Мальчика-крысы вновь вернулся к нечёткой фигуре, выползающей из храма, и он вздрогнул с облегчением, что больше не увидит этой твари. Он посмотрел на камень.
- Но, если это ваши родители, то это должно быть…
- Мой дом, да. Место, столь полно изгнанное из памяти, что я вздрогнул, увидев его на карте генерала. Так велик мой позор.
- Почему вам должно быть стыдно, брат Вольф? Вы воодушевляете весь полк. Ваша вера исходит из вас, словно сияние. Как вы можете так легко отбросить это?
- Моя вера? Ах да, моя вера всегда вдохновляла, но с какой целью? И вообще, что толку? - его голос дрогнул. - Какая польза от религии, которая не даёт искупить даже свои собственные прегрешения? Как она может разогнать тьму, что нависла над нами? - он вздохнул и с такой силой сжал широкие сильные ладони в кулаки, что сеточка шрамов, покрывающая их, налилась багрянцем. А потом он заговорил громким голосом, словно обращаясь к толпе. - В десять лет мои родители послали меня к местному священнику, Альдусу Брауну, похваляясь моими благочестием и познаниями. Даже в столь нежном возрасте я уже обладал необычным, заразительным пылом. Священник научил меня читать, и я быстро превзошёл его. В возрасте одиннадцати лет я мог бы процитировать «Deus Sigmar» во всей его полноте, и с таким убеждением, что ты бы зарыдал, только услышав это. Всё могло этим и закончиться, счастливый рассказ о набожном детстве, но мои родители хотели большего.
- Мой старший брат был бесполезным мотом, как и большая часть нашей аристократии. Никакого реального вреда от него, впрочем, не было: азартные игры, дуэли, распутство и тому подобное, ничего необычного для молодого герцога, однако для моих родителей он был вызывающей неловкость обузой, так что они сосредоточили все свои силы на мне. Их идеальный, благочестивый, щедрый сын. Вскоре я стал главным ябедой деревни. Каждый подозрительный взгляд или поступок я докладывал брату Брауну, пока на пятнадцать миль окрест не осталось даже старухи, что осмелилась бы сорвать травинку.
- Что ж, вы были страстным учеником. Не вижу в этом ничего плохого. Вы проходили обучение ради целой жизни, подчиненной святому служению.
Вольф покачал головой и улыбнулся.
- Но, видишь ли, они обучали меня слишком хорошо. Необузданная вера, спущенная с цепи - опасная собака, если ты не знаешь, как отозвать её. Брат Браун на некоторое время был отозван в Альтдорф, и я вернулся в старый дом, - он указал рукой через разбитое окно. - Если бы ты забрался на вершину этого холма, то, возможно, смог бы увидеть его, самодовольно рассевшегося в северной части долины. Фабиан был слишком занят, преследуя крестьянских девиц, чтобы отвлекаться на своего младшего брата, и с каждым летним месяцем я скучал всё сильнее. Наконец, мои родители ушли на охоту, и дом опустел. Я занялся тем, что залез на чердак и ковырялся в тамошнем хламе, - он сделал паузу и глубоко вздохнул. - Оглядываясь назад, я вижу, что вещи, которые обнаружил там, были столь прискорбно невинны: всего лишь деревянные идолы, боги природы, не более того. Реликвии более простодушной эпохи. Но, конечно же, моя, как ты столь изящно описал её, «сияющая» вера завела меня куда дальше.
- Пока Браун был в Альтдорфе, я не знал, к кому обратиться. Мой праведный, чистый ум был убеждён - их души в опасности. Я обезумел от страха, отчаянно пытаясь хоть кому-нибудь рассказать о том, что открылось мне, прежде чем они вернутся. Отто Шурман, таково было имя моего спасителя, - он посмотрел на Мальчика-крысу. - Я отдался на его милость, как ты - отдался на мою. Мне сказали, что он был священником Зигмара, однако «охотник на ведьм» подходило ему куда больше. Или, возможно, бешеный, не рассуждающий фанатик, даже ещё лучше. Совершенно слетевший с катушек. Худший вид, опора тирана. Процветавший на страхе, словно вампир, - он горько сплюнул. - Я передал свою семью в руки чудовища.
Вольф обхватил надгробие и зажмурил глаза.
- Пока сжигали родителей, местные ополченцы были вынуждены держать моего брата, иначе он разорвал бы меня на куски. Он поклялся, что если я ещё когда-нибудь ступлю на земли провинции, то он вырвет моё сердце голыми руками, - он посмотрел на Мальчика-крысу с внушающей страх, отчаявшейся улыбкой. - Я до сих пор слышу их крики. Они молили о пощаде, пока пламя пожирало их.
Мальчик-крыса опустил голову, ужаснувшись страшного взгляда Вольфа.
- Итак, теперь ты видишь, что выбрал плохого пророка для своего воодушевления. Я никого не могу привести к спасению. Последние годы моя вера была не больше, чем бесполезное бремя. Ничто из того, что я когда-либо делал во имя Зигмара, ни на йоту не облегчило мою вину. Из года в год моя боль лишь росла, пока, в конце концов, я уже надеялся лишь умереть с как можно большей пользой. Я решил, что жертва здесь сможет спасти полк, и, возможно, одновременно дарует мне искупление. Как только я увидел название Берлау на карте кампании, то сразу же понял: смерть здесь стала бы идеальным завершением круга моего пути. Я всё ещё надеялся, что каким-то образом мог погасить старый долг, - он печально рассмеялся. - Разве не глупец? Кто мог расплатиться за подобное? Ты видишь? В доме моих родителей не было никаких культов. Просто пара старых кукол - кукол, которые мои родители, возможно, даже в глаза не видели. Их сожгли зря, - он сжал голову руками. - Я видел вину там, где была только любовь.
Видеть жреца столь отчаявшимся было шоком для Мальчика-крысы, и он не мог придумать ни единого слова утешения. Через некоторое время он отошёл, оставив Якоба наедине с его горем. Мальчик-крыса решил вернуться в лагерь и привести помощь. Жрец казался совершенно потерянным, и он опасался за его рассудок.
Однако когда он проходил мимо осыпающегося основания башни, то заметил в пыли что-то сверкающее и остановился. Какой-то металлический блок торчал из-под завалов. Он наклонился, чтобы исследовать это, но тут его внимание отвлекло нечто куда более интересное. В результате взрыва нижние камни башни сместились, открыв небольшую лестницу, которая вела вниз под фундамент храма. Он подошёл ближе и понял, что это, должно быть, было неким тайником священника, теперь открытым для всего мира. Заинтригованный, он зажёг лампу и спустился в темноту. Это оказалось что-то вроде библиотеки. Большая часть заброшенного храма, вероятно, была разграблена годы и годы назад, однако эта маленькая каморка сумела уцелеть. Мальчик-крыса поставил лампу на стол и открыл лежавшую на нём книгу.
За несколько месяцев до этого, как один из голодающих беженцев, он сдался на милосердие армии, проходившей через Остланд. Однако вскоре солдаты поймали его за кражей еды и жестоко наказали. Они находились на краю поражения, и страх сделал из них животных. Они плевали на его лохмотья, пинали его грязное тощее тело и окрестили «Мальчиком-крысой». В конце концов, они вышвырнули его из лагеря с кожаным «хвостом», пришпиленным к спине. Когда Вольф нашёл его, хныкающего и истекающего кровью, на окраине лагеря, то он был поистине в жалком состоянии. Старик сжалился над ним и взял к себе в услужение. Жрец был молчалив и обладал скверным характером, но когда войско двинулось дальше, он защитил своего нового псаломщика. Более того, к восторгу Мальчика-крысы, он не только исцелил его, но и научил читать. Неожиданно для самого себя Мальчик-крыса показал отличные результаты, и теперь, глядя на изящный почерк, почувствовал знакомый прилив удовольствия, когда приступил к чтению. Это был дневник Альдуса Брауна, священника, который десятилетия назад был наставником Вольфа. Мальчик-крыса совершенно забыл обо всём, увлечённый текстом, в котором описывались детские подвиги его седого старого господина. Он потерял себя в рассказах Альдуса Брауна о своём молодом ученике, забыв на некоторое время о плачевном состоянии, в котором оставил Якоба.
Даты были тщательно выделены на кожаных корешках книг и, прежде чем уйти, Мальчик-крыса сорвал с полки том, чтобы прочитать последние слова священника. Последняя запись была сделана более торопливой рукой, чем другие. Это лишь добавило интереса к чтению.
«Я не могу более жить с этим грузом, больше нет. Мысль о том, что мальчик проживёт свою жизнь с таким грехом - немыслима. Вина никогда не лежала на нём, и он должен узнать об этом. Я собираюсь встретиться сегодня с охотником на ведьм, чтобы заставить его, наконец, раскрыть правду. Я ожидаю, что он не будет противиться. Да, это станет концом его карьеры, но, думаю, это небольшая цена за исправление столь чудовищной ошибки. Сожжение Вольфов из-за предоставленных ребёнком неубедительных доказательств было пародией на правосудие, а обнаружение позже настоящих культистов и попытка скрыть правду - просто выходит за все мыслимые рамки. Если Шурман не признает свою ошибку и не раскроет настоящего виновника - я открыто обвиню его. Я не боюсь. У меня есть твёрдая вера в то, что Зигмар сохранит меня от жаждущего костра Шурмана.
Я сегодня же в ночь отправлюсь к нему».
Как только Мальчик-крыса прочёл эти строки, а затем ещё раз, его глаза округлились. Он схватил книгу и бросился обратно наверх.
- Якоб, - закричал он. - Посмотрите на это.
Жрец по-прежнему сидел на надгробии, глядя в открытые ладони.
- Что это? - пробормотал он, беря книгу в руки. Сперва он листал страницы с пренебрежительной усмешкой на лице. - Браун. Какой же он был деревенщиной. Как мало знал он о мире, скрытый здесь в комфорте своего… - последняя запись предстала перед его глазами и жрец умолк. Он выпрямился и поднёс лампу к страницам. - Что это? - прошептал он, качая головой. Краска отлила от его пергаментной кожи. - Что это? - он схватил Мальчика-крысу и поднял его так, чтобы их глаза находились на одном уровне. - Где ты нашёл…
Движение, которое заставило жреца замолчать, было настолько быстрым, что Мальчик-крыса едва смог уловить его.
Что-то мелькнуло на краю зрения, и он оказался на дальней стороне храма, прижатый к алтарю, свежая кровь залила глаза. Он вытер лицо и попытался вздохнуть, но весь воздух покинул его лёгкие. Пока он валялся, пытаясь отдышаться, то увидел Вольфа, который, шатаясь, отступал по плитам, нечто, выглядевшее подобно созданию из преисподней, опутало его по рукам и ногам. Это было то же существо, что Мальчик-крыса видел ранее, но теперь он не мог оторвать от него взгляд. По мехам и черепам он догадался, что некогда, должно быть, это был Похититель. Мальчик-крыса не раз видел кровавого чемпиона, возглавлявшего атаку на врага, но сейчас тот был преображён до неузнаваемости, последние частички человеческого покинули его. То, что когда-то было человеком, ныне превратилось во вспучивающуюся массу обгорелой кожи, пульсирующей плоти и то шипящих, то рычащих челюстей. Пока Мальчик-крыса боролся за вдох, уже ослабленный предыдущей схваткой жрец тщётно пытался скинуть чудовище, горько проклиная его, пока, пошатываясь, отступал к выходу.
У него нет оружия, ужаснувшись, неожиданно осознал Мальчик-крыса. Он заставил себя встать на ноги и начал отчаянно шарить в развалинах храма, пытаясь найти хоть что-нибудь, что старый жрец мог бы использовать для защиты.
За спиной раздался крик. Монстр швырнул жреца на землю, молотя бесчисленными конечностями и пытаясь укусить за лицо одной из своих раззявленных слюнявых пастей. Вольф держал искривлённую морду нечисти на расстоянии вытянутой руки, но уже дрожал от усталости.
Мальчик-крыса бросился к отверстию в полу, надеясь найти хоть что-нибудь, икону, посох, что угодно.
Вольф взвыл от боли и, обернувшись, Мальчик-крыса увидел, что чудовищная пасть присосалась к шее жреца.
Он нырнул в тайник священника, но к его ужасу там не было ничего, только книги да стол, ничего большего, не было даже пера. Мальчик вскрикнул от отчаяния и со всех ног закарабкался наверх, намереваясь напасть на отродье с голыми руками. Добравшись до верхней ступеньки, он споткнулся обо что-то и с проклятием остановился. И только тогда он понял, что это был тот самый блестящий предмет, что и привлёк сперва его внимание некоторое время тому назад.
- Металл! - выдохнул он и начал разбрасывать камни. Он подумал, что, наверное, нашёл канделябр. - Зигмар, - вырвался у него шёпот, когда мальчик-крыса, наконец, понял, что он нашёл. Боевой молот жреца.
Он вытащил его наружу лишь затем, чтобы оглянуться и увидеть, что монстр сполз с тела жреца и теперь возвышался над ним, дразня свою жертву. Речь его была шепелява и путана, когда тварь пыталась говорить десятком нечеловеческих ртов одновременно.
- Сейчассейчассейчас, маленькиймаленькиймаленький, человекчеловек, - нечленораздельно бормотала тварь, ликуя, кривляясь и пританцовывая над телом поверженного противника. - Гдегдегде твойтвой огоньогоньсейчассейчассейчас?
Мальчик-крыса собирался передать молот своему господину, но жрец был в полубессознательном состоянии. Кровь тугой струёй хлестала из его шеи, а глаза были крепко зажмурены от боли.
Мальчик-крыса колебался. Тварь не обращала на него внимания, полностью увлечённая своей жертвой. Монстр склонился над жрецом, и из бесформенной плоти создания, по-прежнему напевающего свою невнятную ликующую песнь, выскользнула заострённая кость.
- Гдегдегде твойтвой огоньогоньсейчассейчассейчас?
Мальчик-крыса взвесил молот в руках, сомневаясь, что сможет даже замахнуться им. «Я должен бежать, - решил он. - Я едва ли смогу даже поранить это существо. Оно лишь просто прикончит и меня тоже». Он тихо попятился к выходу из храма.
И вдруг перед его глазами мелькнуло воспоминание, и он застыл как вкопанный: доброта в лице жреца, когда он выкармливал и лечил его за месяцы до этого момента. Внезапно молот в его руках словно бы полегчал. Он взмахнул им изо всех сил, и молот метнулся по дуге прямо к искажённой голове чудовища.
Боёк с хрустом встретился с деформированным черепом и с лёгкостью проломил его, словно тот был из гнилой древесины. Кривлянья твари прекратились, она вздёрнулась в приступе боли, а затем без звука рухнула на пол, выронив костяной нож к ногам Мальчика-крысы.
Мальчик-крыса попятился назад, ошеломлённый своим успехом. Боевой молот внезапно вновь стал неимоверно тяжелым, и он с грохотом выронил его на каменные плиты.
- Я убил его, - выдохнул он, неверяще глядя на свои окровавленные руки. Он начал хихикать.
Влажный хлопающий звук заставил его замолчать и в ужасе опустить взгляд на тело зверя. От того места, где он расплющил его голову, десятки рычащих пастей с неимоверной скоростью вылезали из окровавленной плоти. Мальчик-крыса отшатнулся, ошеломлённый, пока пасти росли и множились, каждая шипела и весело порыкивала на него.
- Маленькиймаленькиймаленькийчеловечекчеловечекчеловечек, - пели они. - Съестьсъестьсъестьсъестьсъестьсъестьсъесть.
Тварь поднялась с пола, и Мальчик-крыса начал отступать обратно в храм, пытаясь отбиться от щёлкающих челюстей и молотящих конечностей мерзкого отродья.
Мальчик-крыса вскрикнул, умоляя о помощи, хоть и знал, что некому услышать его зов. От испуга он едва замечал раны, что тут и там появлялись на его теле, пока чудовище быстро одолевало его. Наконец, он оказался прижат к алтарю, и больше некуда было отступать. Тварь притиснула его к камню, и мерзкое почерневшее щупальце накрыло рот Мальчика-крысы, заставив его замолчать. Ужасная вонь гниющих внутренностей заполнила ноздри мальчика, и он узнал тот запах, что смутил его раньше, когда он очнулся около храма. Когти и зубы зверя по-прежнему росли, а наибольшая из голов потянулась к маленькой жертве, пока не оказалась в паре дюймов от лица Мальчика-крысы. В пустой черноте его глаз мальчик мог видеть лишь отражение своего безмолвного крика.
- Съемсъемсъемсъемсъемсъем, - шептало оно ему. - Съемсъемсъемсъеммаленькогомаленькогочеловечкачеловечка.
Мальчик-крыса закрыл глаза и стал ждать конца.
А затем он ощутил, как обхватившие его конечности нечисти напряглись, всё её тело застыло, а голоса стали ещё громче, превратившись в бешеный хор из воя и рёва. Спустя несколько секунд Мальчик-крыса в замешательстве открыл глаза и увидел костяной нож создания, торчавший из его же блестевшей груди.
Конечности существа ослабли и Мальчик-крыса выпал из его хватки, пока само создание, издав свистящий звук, когда нож пронзил его сердце, сползло на пол и, наконец, издохло.
Мальчик-крыса оказался лицом к лицу с Вольфом. Старик сумел простоять ещё несколько секунд, улыбаясь через боль, прежде чем тоже рухнул вслед за отродьем.
Пока они, едва ковыляя, пробирались обратно в лагерь через лес, шум битвы приветствовал их: грохот копыт несущихся по равнине коней, зловещий гул вражеских горнов и глухой стук стали по коже. Впрочем, даже отсюда они могли сказать, что волна была повёрнута вспять. Без Похитителя, что мог бы возглавить их, грабителей медленно выдавливали из долины. Долгий тупик был окончательно сломан.
Вольф остановился, чтобы перевести дух, тяжело опёршись на дерево. Мальчик-крыса, как мог, перевязал шею своего господина, но ткань уже почернела от крови. Лицо старого жреца было серого цвета и наполнено болью. Однако отчаяние исчезло из его взгляда и непокорностью горели его глаза. Он посмотрел вниз на своего обожжённого слугу и улыбнулся.
- Думаю, в конце концов, там всё же произошло чудо, - он поднял молот, так что металл блеснул в пятнистом солнечном свете. - Я думал, что спас тебя в тот день, когда защитил от солдат, но в итоге, думаю, это ты спас меня. Благодаря тебе, мой друг, теперь я знаю, что моё отчаяние было излишне, - он положил руку на плечо Мальчику-крысе. - Пойдём, - произнёс он и, шатаясь, побрёл обратно к бушующему впереди сражению.
Когда жрец вышел из-за деревьев и окунулся в кипение битвы, то на мгновение застыл, подняв к небесам свой боевой молот и с улыбкой глядя на мутные небеса, пока окровавленные фигуры сталкивались вокруг него, подобно волнам, разбивающимся о скалы.
И когда Мальчик-крыса бежал в его сторону, то думал, что видит свет, сочащийся из кожи старика, сияющего, словно маяк, для тех, кто засомневается или дрогнет.
