Изменения

'''2'''

Показав мне изображение Тела, оно – она – впадает в какой-то приступ, словно старый Джонус после утечки газа, а потом обмякает. Чем бы она ни являлась, ей очень плохо, и она потратила все остававшиеся силы, пытаясь отогнать меня. Однако вопрос, не оставить ли ее просто здесь, даже не поднимается: она священное создание. А если она с небес – ''если она прикасалась к самому Телу'' – тогда ее жизнь куда важнее моей. Поэтому я бегу обратно в шихтовый лагерь, не задумываясь ни о каких призраках или падениях в ямы, зову на помощь копателей из следующей смены и гружу ее на вагонетку, которая направляется в Снарядню.

'''3'''

После того, как я доставляю Ангела в юрту матери, она впадает в лихорадку, которая длится тридцать смен. Поначалу она находится внизу за ширмой, но так не годится. Там никакого покоя. Горлосыпь у матери, наверное, уже на последних стадиях – кровавых, пенных, разлагающих кости стадиях – но она все еще главный шаман кузницы. Это означает, что дома собирается и спорит все жречество, а порой приходится выталкивать назад на волок детей-зевак.

'''4'''

На поверхности все так же идет нормальная жизнь. Луна прибывает и убывает, совершая очередной цикл, маме становится еще хуже, а я возвращаюсь к работе. Раскопки в шихтовых лагерях пока приостановлены, так что я снова орудую клещами в эфесте, сменив ссадины и кашель на ожоги с волдырями. Но еще это означает, что я нахожусь в лагере, поэтому после смен я возвращаюсь на чердак поговорить с Ангелом.

'''5'''

Ангел говорит, что нам лгали. Сперва, конечно, мы на самом деле не понимаем, ''что'' она пытается сказать. Даже несмотря на все сделанные нами успехи, в нашем языке нет совпадений для половины из тех слов, которые она использует, особенно когда ведет речь о делах небесных и всяком таком. Однако после некоторого нащупывания граней смыслов все становится яснее.

'''6'''

Даже внутри снаряда я слышу звук горна почти так же отчетливо, как и всегда. Он словно исходит из моих костей. На дворе зима, но я изнемогаю от жары – мое тело закутано в слои меха и кожи, а со стекла перед лицом на меня капает влага от моего же собственного дыхания. Мы всегда делали в каждом из снарядов крошечные окошки, чтобы Эмпра мог пересчитать мертвецов, когда те прибудут на небеса. Теперь это окошко – единственное, что избавляет меня от ощущения, будто я похоронена заживо. Между моим телом и металлом не больше толщины болта с каждой стороны, и каждая крупица этого пространства забита изоляцией и подушками с воздухом.

'''8'''

Я прихожу в себя в лачуге из гофрированного металла, по размеру немногим больше тонкого матраса, на котором я лежу. В завешенном дверном проеме мерцает тусклый свет пламени, а за мной наблюдает кучка детей, настолько неподвижных, что я поначалу даже их не замечаю. Моя рука тут же в панике дергается к поясу – но дары все еще там. Я в безопасности, пока что.

'''12'''

''Мягкогласый Кэл так и не узнает, что именно творится внутри Тела его бога. Ему известно, что он сделал иглу согласно требованиям Ангела и отослал Тоа на небеса с удовлетворением от хорошо сделанной работы. И все же, когда в одну из смен закат наступает раньше, он безошибочно понимает, что произошло. Тоа преуспела, и грядет День Славы. Он видит на вершине небес зарево, которое разрастается, пока не становится ярче солнца, и тогда он собирает своих сыновей посмотреть вместе с ним. По всей улице – по всей Снарядне – люди устремляются из шатров наружу, чтобы поглядеть, как Тело разворачивается в небесах и снисходит на столпе света. Когда оно пронзает пелену между небом и миром, гром заглушает шум всех топок. Кэл оглушен, но он ликует, ибо мертвые возвращаются в объятиях Эмпры. Он восторженно поднимает вверх руки сыновей и издает благодарственный крик. Последнее, что видит Кэл – своего колоссального бога, который стремительно падает к нему на огненных крыльях, наконец-то суля покой.''

'''Примечание переводчика:'''

[[Категория:Warhammer 40,000]]