О жизни людей на руинах их городов / Of Their Lives in the Ruins of Their Cities (рассказ)

Материал из Warpopedia
Версия от 20:12, 1 октября 2019; Brenner (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
О жизни людей на руинах их городов / Of Their Lives in the Ruins of Their Cities (рассказ)
Ruins-Of-Their-Cities.jpg
Автор Дэн Абнетт / Dan Abnett
Переводчик MadGoatSoldier
Издательство Black Library
Серия книг Призраки Гаунта / Gaunt`s Ghosts
Входит в сборник Миры Саббат / Sabbat Worlds
Год издания 2010
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


Казалось, что они попали в загробный мир, и никто не был точно уверен в обратном.

Они оказались в промозглой и исхлёстанной ливнями низине – на утро, пока другие упивались триумфом, с кучей дурацких приказов, с обескураживающим ощущением, что война продолжается без их участия, и с практически нулевой сплочённостью состава. Вместе они прошли множество сражений – достаточно, чтобы гордиться собой, но мало, чтобы стать единым целым и облегчить внутренние страдания. К тому же, награды снова достались другим.

Они находились в какой– то глуши, уходя всё дальше и дальше от дорогих сердцу мест, потому что ныне у них не осталось ничего.

Едва ли их можно было назвать Танитским Первым и Единственным. И уж точно не Призраками Гаунта

Они ни за что не станут Призраками Гаунта.


Вдалеке сверкала зарница. Юный солдат с Танит, подставив свою спину ненастью, наблюдал за работой Ибрама Гаунта из входа в палатку. Комиссар– полковник сидел в дальнем конце длинного стола, где часом ранее на брифинге заседало пару десятков офицеров Гвардии и их адъютантов. Теперь же Гаунт остался в одиночестве.

Несмотря на команду «вольно», солдат держал ухо востро.

На сегодня он заступил на должность посыльного: в его обязанности входило исполнять приказы командира, сиюминутно забирать донесения и депеши, а также доставлять их согласно назначениям. Необходимость в курьерах возникла вследствие неисправности вокса, который не работал почти всю прошлую неделю. Связь на территории вокруг Волтиса отличалась ненадёжностью и постоянно прерывалась, а в низинах от неё вообще не было толку из– за интерференции радиоволн. Время от времени доносились какие– то голоса – кто– то объяснял их бушующей вдалеке безмолвной бурей.

Под потолком висели поставляемые Муниторумом хемилюминесцентные лампы, – изделия из жести, которые раскручивались и затем встряхивались для зажигания – а подле локтя Гаунта на столе стояла неплохая заряжаемая люмосфера. Освещение на потолке раскачивалось и гремело от порывов ветра, что врывался в палатку. Мрачный интерьер шатра становился теплее от золотистого света, ярко контрастируя с грязью и сыростью, царившими в долине снаружи. На голову лился дождь, под ногами чавкал клейкий глинозём, небо застлали серые тучи, а чуть поодаль бугрилась цепь холмов, казавшаяся уступом, о который кто– то вытер свои сапоги. За ними в неглубокой могиле лежали останки города.

Сидя за раскладным столом, Гаунт изучал напечатанные на бумажных листах доклады. Он придавил донесения пачками с болтерными снарядами, дабы их не сдуло ветром, чьи порывы бесцеремонно врывались в палатку. С помощью стилуса комиссар делал краткие пометки. Солдат мог лишь догадываться о сути этих записей. Может, это тактические решения? Или приказы о наступлении?

Гаунта недолюбливали, но солдат находил его довольно занятным человеком. По крайней мере, наблюдение за работой офицера отвлекало посыльного от мыслей, что он морозит свою задницу под дождём.

Комиссара– полковника Ибрама Гаунта и в самом деле недолюбливали – геноцид тенью лёг на его репутацию. Однако было в нём нечто интригующее. Для строящего карьеру солдата он оказался на удивление вдумчивым – мыслителем, а не человеком дела. В скупых чертах его лица читался недюжинный ум. Солдат размышлял, может ли это быть путаницей, ошибочным мнением из– за культурных различий двух народов, ведь оба родились в противоположных частях сектора.

Посыльный находил забавным представлять себе Гаунта состарившимся. Ведь тогда, по мнению солдата, он бы походил на умудренного опытом старца, знающего всё обо всём на свете.

Однако солдата не покидала уверенность, что Гаунт не доживёт до преклонных лет. Этому не способствовала профессия Гаунта, та вселенная, в которой он родился, и условности его положения.

Если Архивраг не убьёт Ибрама Гаунта, то это сделают его собственные люди.


«Палатку получше».

Гаунт записал эти слова в начале списка. Он понимал, что ему придётся дополнить их маркировочным кодом Муниторума – на ум пришло лишь 1NXIG1xA. Сим точно будет знать и…

Сим знал бы, но он мёртв. Гаунт вздохнул – давно пора отвыкнуть от этой привычки. Сим был его адъютантом, и Гаунт уже не мог обходиться без него – комиссару до сих пор казалось, что, обернувшись, он увидит Сима рядом, такого изобретательного и всегда готового исполнять указания. Сим знал, как посреди ночи достать парадный мундир, банку с крахмалом для воротника, бутылку хорошего амасека или копию еще не распечатанных погрузочных ордеров. Он знал серийный номер «палатки для умеренно– холодной зимы», а то, где сидел Гаунт, точно не соответствовало данной спецификации – скорее, напоминало побывавший на другом фронте старый тент для тропического климата. Его покрыли воском для защиты от дождя, но в брезенте у основания имелись каналы для воздухообмена в тёплые, влажные дни. А в этой части Вольтеманда такая погода встречалась крайне редко. Восточный ветер, приносивший с собой ненастье, врывался в палатку через эти каналы и начинал буйствовать подобно бурану.

Под «палатку получше» он дописал: «Переносной обогреватель».

Он едва ли беспокоился о собственном комфорте, но сегодня от него не ускользнул тот факт, что офицеры и их помощники сидели, сгорбившись, за столом с паршивым настроением, стиснув зубы от холода и надеясь быстрее закончить собрание, чтобы скорее вернуться в расположения поближе к воздухонагревателям.

Солдаты, которые испытывают неудобства и посему спешат, не способны принимать адекватные решения. Они форсируют события, не вникают в суть, часто единогласно соглашаются ради скорейшего окончания собрания – и сегодняшним утром все так и поступили: танитские офицеры, кетзокские танкисты и ОВП с Литуса.

Гаунт, однако, понимал, что это и нынешняя обстановка в целом – не что иное как месть. Наказание за то, что он выставил генерала Аристократов полным идиотом, хотя моральное превосходство было на стороне Гаунта. Он мстил за пролитую танитцами кровь – их не так много осталось, чтобы впустую тратить жизни его солдат.

Он вспомнил про письмо в кармане, а затем вернулся к прежним размышлениям.

Когда его направили на Танит, Гаунт радовался тому, что было изложено на бумаге: первое основание с маленького аграрного мирка, безупречно исполнявшего свои клятвы и сдававшего десятины. В глазах Администратума Танит была чиста, как слеза, к тому же на ней не успели сформироваться какие– либо военные традиции. Появилась реальная возможность создать нечто стоящее – для начала набрать три полка лёгкой пехоты. Но планы Гаунта были куда амбициознее – создать мощную военную группировку, быструю и манёвренную, вымуштрованную и дисциплинированную. Вербовщики Муниторума сообщали, что у танитцев есть задатки разведчиков и диверсантов, поэтому Гаунт надеялся привнести эту отличительную черту в портфолио полка. И с того самого момента, когда комиссар рассмотрел досье на танитцев, он ощутил, будто злой рок Слайдо перешёл по наследству к нему.

Его планам и мечтам не суждено было сбыться. Архивраг, продолжавший огрызаться с Бальгаута, сжигал миры во имя мести, одним из которых стала Танит. Гаунту едва удалось спасти свою шкуру и заодно вытащить из ада служивых для формирования одного– единственного полка. Которые, в итоге, стали не более чем мелкой группой поддержки пехоты, пушечным мясом, умирающим в траншеях на забытом Троном коме грязи… и ненавидящим его за то, что не дал им сгинуть вместе с родной планетой.

Пройдя подготовку в качестве политического офицера, Гаунт блестяще проявлял свои навыки, однако полученное от Слайдо повышение как раз таки и было направлено на спасение Ибрама из смертельной трясины политики. Надо сказать, его дипломатический талант обычно помогал найти положительные моменты даже в самой безвыходной ситуации.

Но в промозглых низинах Вольтеманда он в упор не мог разглядеть позитивной мотивации.

Гаунт бросил блестящую карьеру в рядах гирканцев, порвал политические связи с важными и влиятельными людьми, что могли помочь ему в продвижении по карьерной лестнице, и закончил тем, что ввязался в военные действия на малозначимом фронте, руководя остатками полка, где солдатам было плевать на всё, кроме ненависти к нему. Но на этот случай в кармане всегда лежало письмо.

Он посмотрел на список и дополнил его:

«Или обрати дерьмо в золото, или переводись на место с хорошим столом и шофером».

На миг Гаунт уставился на написанные слова, а затем зачёркнул их и отложил стилус в сторону.

– Солдат, – обратился он к юноше на входе. Он знал, что молодого человека зовут Каффран. Комиссар неплохо справлялся с запоминанием имён и стремился быстрее их выучить, однако не спешил пользоваться этими знаниями. Если слишком рано показать рядовому, что знаешь его имя, то со стороны это будет напоминать заискивание, учитывая, что ты повинен в уничтожении его мира и семьи.

Это будет проявлением слабохарактерности.

Солдат тут же обратил своё внимание к комиссару.

– Зайди внутрь – жестом подозвал его к себе Гаунт. – Дождь еще идёт?

– Сэр, – уклончиво ответил тот, подойдя к столу.

– Мне нужно, чтобы ты нашёл Корбека. Кажется, он должен обходить западную заставу.

– Сэр.

– Ты всё понял?

– Найти полковника Корбека, сэр.

Гаунт кивнул. Он взял стилус и сложил листок бумаги пополам, чтобы написать что– то на обратной стороне.

– Передай ему, чтобы подготовил три отряда и ждал нас у северного блокпоста через тридцать минут. Так запомнишь или мне записать?

– Нет, сэр.

– Три отряда, северный блокпост, тридцать минут, – повторил Гаунт, всё равно записав приказ на бумаге, а затем оставив оттиск биометрической печатки, дабы подтвердить свои властные полномочия. Он передал записку солдату. – Тридцать минут. Заодно успею позавтракать. Полевая кухня работает?

– Сэр, – на этот раз Каффран ответил едва заметным угрюмым пожатием плеч.

Гаунт пристально посмотрел на солдата. Каффран нагло попытался ответить негодующим взглядом, но не выдержал и отвёл его в сторону.

– Как её звали? – спросил Гаунт.

– Что?

– Я лишил каждого танитца чего– то важного, – сказал Гаунт, отодвигая назад стул и вставая с него. – Ну, кроме очевидного, разумеется. И мне интересно, что я отобрал лично у тебя. Так как её звали?

– Как вы…

– У такого молодого человека наверняка была пара. А эта татуировка означает помолвку.

– Вы знаете танитскую символику? – Каффран не смог скрыть своего удивления.

– Я изучал её, солдат. Хотел знать, на каких людях будет зиждиться моя репутация.

Возникла пауза. Капли дождя падали на брезент палатки, словно кто– то барабанил пальцами по нему.

– Лария, – тихо вымолвил Каффран. – Её звали Лария.

– Сочувствую твоей потере, – сказал Гаунт.

Каффран снова посмотрел на него, еле заметно фыркнув:

– Вы же не станете ободрять меня? Уверять, что где– нибудь я еще найду себе девушку?

– Только если тебе от этого полегчает, – ответил Гаунт. Он вздохнул и повернулся к Каффрану. – Можешь не верить, но если мои слова помогут облегчить твою боль – так тому и быть.

На его лице возникла лживая беспечная улыбка.

– Где– нибудь, когда– нибудь на одном из фронтов ты встретишь ту, с кем захочешь остаться, и вы будете жить долго и счастливо. Конец. Ну, что, отлегло?

Каффран сжал губы и что– то неслышно пробормотал.

– Говори вслух, если считаешь меня ублюдком, – сказал Гаунт. – Я не понимаю причин твоего недовольства – тебе всё равно бы пришлось покинуть её.

– Мы были помолвлены!

– Но ты записался в Имперскую Гвардию, солдат. Первое Основание. А это значит – прощай навсегда, Танит. Мне неясно, почему ты носишься с этим, как с писаной торбой.

– Я бы всё равно вернулся к ней…

– Только поставил подпись – и до свидания: варп– переходы, долгие ротации, марш– броски по всей галактике. Гвардия не оставляет надежд на возвращение домой. Пройдут годы, десятилетия, и, в конце концов, ты позабудешь, откуда пришёл.

– Но вербовщик сказал…

– Ложь, солдат. Думаешь, были бы желающие вступить в армию, говори они правду?

У Каффрана осунулось лицо:

– Он соврал?

– Да. Но я не стану, уж будь в этом уверен. А теперь иди и найди Корбека.

Каффран вяло отдал честь, развернулся и вышел из палатки.

Гаунт снова сел, начав собирать листы бумаги из– под упаковок с болтерными снарядами. Он снова вспомнил про письмо в кармане.

Комиссар дописал в список:

«Назначить нового помощника».

Под этим дополнив:

«Найти нового помощника».

И, наконец, закончив фразой:

«Начать лгать?».


Перед выходом из палатки он накинул френч для защиты от дождя, заодно прикрыв им свой китель. Ведь это был лучший штабной полевой китель, но из– за того, что во время вывода войск из Волтиса его сильно запачкали грязью, носить такую форму стало не комильфо. Конечно, у Гаунта имелся старый и потрёпанный запасной вариант, однако на его воротнике, плечах и манжетах остались гирканские нашивки, что вызывало смущение. Сим уже пришил бы на их место танитский череп со скрещёнными ножами. Он достал бы свой набор для подшивания и привёл бы в полный порядок обе полевые униформы Гаунта, как, впрочем, яро поддерживал каждодневный лоск и опрятность комиссара.

Из накрытых колпаками труб полевой кухни валил серый дым, и Ибрам учуял исходивший оттуда запах жарившихся в собственном жиру брусков переработанных пищевых волокон. В животе заурчало, и Гаунт направился к кухне. За столовой простирался палаточный городок танитцев, а к северо– востоку расположились батареи Кетзока.

А вдалеке, словно где– то моргала кое– как работающая лампочка, проблески молнии озаряли линию горизонта.

Бруски были довольно паршивой вещью. Спрессованные Муниторумом из всевозможных питательных субстанций, они практически ничем не пахли, имели лёгкое слизистое послевкусие и выглядели, как серовато– белая замазка. Во времена учёбы в Схола Прогениум на Игнатии Кардиналь, Гаунт познакомился с ними, когда вылепил подобие пластидной взрывчатки, дополнив её взрывателями, а затем устроил подлянку магистру арсенала Схолы, что впоследствии вылилось в значительные разрушения и невероятно жестокое наказание за проступок. Известный всем и каждому солдату брусок бывает сублимированным, запечатанным в жестяную тару, пакетированным, в ящиках, в индивидуальных самонагревающихся банках и блоках с продовольствием. Ротные повара нарезают и измельчают их, а затем используют в качестве основы для блюд, если невозможно пополнить запасы провизии на месте. На кухне к ним добавляют ароматизаторы – обычно это пакетики с порошками вроде «хвоста грокса», «овощей» (корнеплодов) и «сосисок» (ассорти). Ибрам Гаунт прожил на них почти всю юношескую и взрослую жизнь. Он так привык к ним, что без брусков ему становилось неуютно.

Вокруг полевой столовой собрались солдаты, спрятавшиеся от непогоды под камуфляжными накидками. Гаунт ещё не привык носить такую, хотя когда– то обещал танитскому полковнику, что будет делать это в знак единения. Честно говоря, сидела она неважно, да и ветра Вольтеманда безжалостно трепали и спутывали её.

Но у танитцев с ними проблем не возникало. Закутавшись с головой в накидки, они вполглаза следили за его приближением, некоторые прихлёбывали пищу из банок. Но они наблюдали. Взгляд этих дикарей был мрачен. Капли дождя блестели на их темных космах, хотя потом оказалось, что это сверкали запонки, кольца в носах или пирсинг в губах или бровях. Они обожали татуировки и посему с гордостью украшали свою бледную кожу замысловатыми традиционными узорами зелёного и голубого цветов. Щёки, шеи, предплечья и тыл кистей усеивали спирали и круги, листья и ветви, завитки и символы. Также танитцы были без ума от клинков. Они использовали длинные ножи с прямым серебристым лезвием – потомков холодного оружия охотников. С их помощью они выслеживали своих жертв – бесшумно, словно призраки.

Призраки Гаунта. Кто– то придумал это прозвище через несколько дней после высадки на Чёрный Осколок. Это был социопат со снайперской лазвинтовкой, вспомнил Гаунт, по прозвищу Безумец. И комиссар не мог представить себе более зловещего и губительного имени.


– Говнюк на подходе, – молвил Роун.

Он отхлебнул из бутылки с водой, в которой водой и не пахло, и повернулся, будто разговаривая с Мюртом Фейгором.

– Но я расплатился сполна! – уязвлено возопил тот, вплетая в свой голос жалобные и обиженные нотки.

Роун возразил ему и специально отошёл назад, чтобы «нечаянно» задеть идущего на кухню Гаунта. Удар оказался достаточной силы, чтобы сбить того с ног.

– Осторожней, сэр! – воскликнул Варл, схватив под руку Гаунта и помогая тому подняться.

– Благодарю, – ответил Гаунт.

– Варл, сэр, – сказал солдат, на лице которого расплылась широкая говнистая улыбка. – Рядовой первого класса Сеглан Варл, сэр. Не хотел, чтобы вы споткнулись, сэр. Хотел предотвратить падение, чтобы вы не запачкались.

– Уверен, что так и было, солдат, – ответил Гаунт. – Продолжайте.

Он посмотрел на Роуна и Фейгора.

– Это я виноват, сэр, – сказал Фейгор, воздев руки. – Мы тут с майором немного повздорили, и я отвлёк его.

Звучало убедительно. Гаунт мало знал о солдате по имени Фейгор, однако ему встречался подобный типаж людей – потворствующих ублюдков с хорошо подвешенным языком.

Но комиссар не потрудился посмотреть на него. Вместо этого он пристально взглянул на Роуна.

Майор ответил ему тем же. Его симпатичное лицо не выражало никаких эмоций. Гаунт отличался высоким ростом, но Роун был одним из танитцев, кто превосходил его, и, к тому же, весил на пару фунтов больше комиссара.

– Знаю, о чём вы думаете, – сказал Роун.

– Неужели? Полагаю, это признание в нечестивых дарах? Мне уже вызывать Инквизицию?

– Ха– ха, – изобразил тот фальшивый смех. – Признайтесь – сами оплошали, вот и вышел конфуз. Однако из– за одной маленькой истории можно всякого навоображать.

Маленькая история. В мёртвых зонах Чёрного Осколка Роун решил исподтишка выразить Гаунту своё недовольство командованием, причём, в самой грубой форме. Комиссар обезоружил майора и вынес бесчувственное тело Роуна из зоны боевых действий. Сложно сказать, какая именно часть истории уязвляет танитца больше всего: или постигшая его неудача в устранении Гаунта, или то, что Гаунт спас Роуна.

– Ух, ты, – сказал Ибрам.

– Чего?

– Ну и загнул – «навоображать», – молвил комиссар, развернулся по направлению к кухне и бросил через плечо: – Пусть будет так, как ты говоришь. Нам ведь нужно доверять друг другу.

Гаунт обратился к ним лицом и добавил:

– Выступаем через двадцать минут. После завтрака я планирую осмотреть Косдорф. Командование на тебе.

Солдаты наблюдали, как тот взял тарелку из кучи посуды и направился к чану с брусками, где его уже поджидал повар с черпаком и виноватым выражением лица.

***

С тарелкой в руке он уселся за одну из скамей. Казалось, что брусок еще раз обжарили и стушили с чем– то, напоминающим жилы или хрящи после мехобвалки.

– Не пойму, как такое вообще можно есть.

Гаунт поднял взгляд – это сказал обычный юноша из гражданских, что сел напротив.

– Присаживайся, если хочешь, – молвил Гаунт.

Майло выглядел озябшим и пытался согреться, обхватив руками тело.

– Вот это, – сказал он, с подозрением выпятив подбородок в сторону тарелки Гаунта, – не похоже на нормальную еду. Мне казалось, согласно Договору обслуживания между Муниторумом и Гвардией солдат обеспечивают полноценным и качественным трёхразовым питанием.

– Это нормальная еда.

Но юноша покачал головой. Ему только стукнуло семнадцать, но с годами он окрепнет. Над правым глазом красовалась выведенная голубыми чернилами рыбка.

– А вот и нет, – настаивал он.

– Ну, а ты не гвардеец, и мнения твоего не спрашивали.

Казалось, это задело парня, но Гаунт не хотел грубить ему. Ведь он многим обязан Брину Майло. Ибрам Гаунт выбрался с Танит благодаря самоотверженности двух людей: Сима, погибшего при исполнении долга, и Майло. Юноша был простым служкой, волынщиком, назначенным курфюрстом Танит Магна для сопровождения Гаунта. Комиссар понимал, почему юноша прибился к полку после трагедии на Танит – ведь выжившие соотечественники были всем, что у него осталось, и он понимал – возвращаться больше некуда. Однако Гаунт хотел избавиться от Майло. Муниторум организовывал программы для беженцев, хватало лагерей и убежищ. Гражданским не место на передовой, ведь они напоминают солдатам о том, чего те лишились, а в случае с танитцами – навсегда. Они подрывают моральный дух. Гаунт несколько раз уговаривал юношу, что ему будет комфортней в лагерях Волтиса. У него даже были необходимые связи, чтобы отправить Майло в Схола Прогениум или приют офицерских детей.

Но Майло отказывался уходить. Он словно ждал какого– то события, чьего– то появления или внезапного открытия. Он ждал, чтобы Гаунт был верен своему слову.

– Ты что– то хотел? – спросил Гаунт.

– Я хочу пойти.

– И куда?

– Этим утром вы отправляетесь на разведку окраин Косдорфа. Я хочу с вами.

– Роун проболтался тебе? – Гаунт почувствовал, что заводится.

– Никто ничего не говорил мне.

– Тогда Каффран. Чёрт, а я думал, что ему можно доверять.

– Никто ничего не говорил мне, – повторил Майло. – Серьёзно, у меня было предчувствие насчёт утренней вылазки. Разве не за этим эту армию отправили в Косдорф?

– Все эти люди должны были стать пособниками мелочной и язвительной мести, – ответил Гаунт.

– Кого? – спросил Майло.

Гаунт покончил с остатками бруска и бросил вилку в опустевшую тарелку. Трону ведомо – перекус был вполне средненьким.

– Одного генерала, – молвил Гаунт.

– Генерала Штурма?

– Его самого, – кивнул комиссар. – Генерала 50– го Вольпонского полка, Ночеса Штурма. Он пытался использовать Танитский Первый, а мы сделали из него мальчика для битья, взяв Волтис, когда его могучие Аристократы облажались. Клянусь Троном, он сбагрил нас на транспортники перед тем, как всё же решил оставить нас ещё на месяц для помощи в зачистке. И всё ради того, чтобы насолить. Собраться, развернуться. Ждать на орбите, вернуться на поверхность. Выдвинуться на задворки захваченного мира ради зачистки руин мёртвого города.

– А еще есть эту гадость вместо нормального пайка, – добавил Майло, заглядывая в тарелку.

– И это тоже, – согласился Гаунт.

– Наверное, не стоило выводить его из себя, – заметил Брин.

– Тут ты прав, не стоило, – вторил Гаунт. – Неважно, я слышал, что его перебрасывают. Если Император соблаговолит, я больше никогда не увижу Штурма.

– Несладко ему придётся, – сказал Майло.

– Ты это к чему? – спросил Гаунт.

– Не знаю, – пожал плечами Брин. – Просто мысли вслух. Рано или поздно все получат по заслугам. Вселенная всегда платит по счетам. Сегодня Штурм точит зуб на вас, а завтра – вы на него.

– Мне аж полегчало от этой мысли, – сказал Гаунт, – кроме той части, где говорится про заслуги. Интересно, что уготовила мне Вселенная в расплату за Танит, как думаешь?

– Вам стоит беспокоиться, если только вы совершили нечто плохое, – молвил юноша. – Если ваша совесть чиста, вселенная будет знать об этом.

– И часто ты с ней болтаешь?

– В смысле?

– Со вселенной. Вы с ней на «ты»?

Майло помрачнел.

– Всё могло быть куда хуже.

– Это как?

– Ну, вы всё ещё главный. Отвечаете за целую оперативную группировку.

– Ага, в наказание за грехи.

Гаунт встал с места, и прислуга Муниторума прошла мимо, забрав тарелку.

– Ну, так что? – спросил Майло. – Я могу пойти с вами?

– Нет, – ответил Гаунт.


Он прошёл несколько шагов к выходу из столовой, как Майло окликнул его. Со смиренной усталостью комиссар обернулся, чтобы выслушать его.

– Ну что ещё? – спросил он. – Я же сказал – нет.

– Возьмите плащ, – сказал Майло.

– Не понял.

– Захватите с собой плащ.

– Зачем?

Майло на миг стушевался, словно не хотел отвечать на вопрос или не считал, что его мнение хотят услышать. Юноша раздумывал секунду– другую, словно размышлял о чём– то.

– Потому что полковнику Корбеку нравится, когда вы его носите, – произнёс он. – Он думает, что таким образом вы проявляете уважение.

Гаунт кивнул. Хороший совет.


Группа зачистки ждала его около северного блокпоста на границе зоны расквартировки войск. Там расположились две огневые батареи кетзокских «Гидр», чьи стволы были нацелены в пасмурное небо, озаряемое проблесками тихой бури. Стрелки в промокших до нитки штормовках сидели с подветренной стороны лафетов орудий. Траки глубоко увязли в хлюпающей серой грязи. Звук падающих капель дождя слился в шёпот.

– Отличный день для прогулки, – заметил Кольм Корбек.

– Это я так с погодой договорился, полковник, – ответил Гаунт, подойдя ближе. Ноги чудовищно вязли в топкой хляби – можно было и сапог недосчитаться. На лицах солдат из трёх отрядов читался дичайший «восторг» от предстоящей утренней вылазки. Лишь три опытных разведчика, отобранных Корбеком для сопровождения группы, не выглядели так понуро и удручённо. Одним из них был Маколл, глава разведгруппы. Гаунт уже успел проникнуться уважением к его навыкам, но кроме этого о самом танитце он ничего не знал. Тут особенно и говорить не о чем: обычный немногословный мужчина средней комплекции и скромной наружности, который выглядел старше и потрёпанней, чем весь остальной состав полка.

Гаунт ещё не успел выучить имена двух других разведчиков из группы Маколла: одного из них солдаты между собой прозвали «везунчиком», а другой, что был повыше и худосочней, казался таким тихим и отстранённым, что внушал странную тревогу.

– А, может, и я виноват, – сказал Корбек. – Кажется, этим утром мы битый час договаривались не делать никаких резких движений, так?

Гаунт кивнул.

– Мне казалось, – продолжал Корбек, – что мы немного погодим с действиями, пока Кетзок не получит амуницию.

Так и было. Целью операции было оценить ситуацию и обеспечить контроль над Косдорфом, вторым по величине городом Вольтеманда, который успешно захватили на ранних этапах освободительной войны. Орбитальная разведка показала, что он был разрушен до основания, став городом– склепом, однако временное правительство и Администратум пожелали оцепить Косдорф. Всё это обещало стать крупнейшей тратой времени. Волтис, бывший оплотом харизматичного и ныне мёртвого демагога Архиврага, Шантара, являлся ключом к Вольтеманду. А обеспечение безопасности Косдорфа можно было бы поручить СПО или третьесортным полкам Гвардии.

Генерал Штурм однозначно забавлялся, реализуя свой план мести, причём, делал это так, чтобы выглядеть человеком великодушным. В качестве прощального жеста доброй воли перед сдачей руководства над Вольтемандским театром военных действий, Штурм назначил Гаунта для проведения разведки Косдорфа: ему вверялось двадцать тысяч человек, включая танитцев, отдельный воинский полк с Литуса и мощную поддержку кетзокских бронетанковых соединений.

Люди с Кетзока и Литуса не знали всей поднаготной, поэтому начали долгую и тягомотную подготовку. Встав лагерем перед последним рывком в Косдорф, танкисты жаловались на то, что поезда с амуницией застряли позади, и посему потребовали отсрочку на тридцать шесть часов для получения снарядов.

Артиллеристы с Кетзока были неплохими ребятами, и, невзирая на печальный инцидент во время штурма Волтиса, Гаунт смог подружиться с людьми из бронетанковых бригад. Но указ Штурма поставил крест на теплоте их отношений, однако проблема крылась не в Гаунте, а в самом задании.

– Обойдёмся без поддержки Кетзока, – сказал комиссар. – Думаю, нам не повредит немного размяться, правда?

– Думаю, что нет, – согласился Корбек.

– В такую дерьмовую погодку? – откуда– то сзади послышался возглас.

– Хватит, Ларкс, – не оборачиваясь, сказал Корбек. Полковник был здоровяком: высокий ростом, широкий в плечах и грузный. Своей громадной ладонью он убрал с лица большую прядь едва седеющих волос и зачесал её назад. Капли дождя на его бороде сверкали, словно самоцветы. Невзирая на бушующий ветер, Гаунт всё равно учуял исходящий от него запах сигар.

Гаунт задавался вопросом, как же ему удастся привести всех к установленной форме одежды, когда ротный полковник выглядит, как косматый старый лесник.

– Мы просто оценим ситуацию в городе, – сказал Гаунт, глядя на Маколла. – Я рассчитываю вернуться обратно до наступления темноты.

Маколл лишь кивнул.

– Значит, ты попросту заскучал, сидя в палатке, – заключил Корбек. Гаунт взглянул на него:

– Именно, – улыбнулся он. – До ужаса нудно сидеть в четырёх стенах. А прогулка пойдёт на пользу, верно, парни?

Но ответа не последовало.

Гаунт прошёлся вдоль шеренги вместе с Корбеком, осматривая запасы амуниции. Они пойдут налегке, но каждый солдат захватит с собой дополнительный боекомплект, а ещё двое понесут сумки со снарядами к РПУ. Никто не посмотрел в глаза Гаунту, когда тот проходил мимо.

Комиссар подошёл к Каффрану.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Гаунт.

– Шаг вперёд, солдат, – приказал Корбек.

– Я подумал, что весь день должен сопровождать вас, – ответил Каффран, выполнив команду. – Я решил, что таковы приказы.

– Сэр, – сказал Корбек.

– Сэр, – вторил ему Каффран.

– Полагаю, так и есть, – молвил Гаунт и кивком головы разрешил солдату встать в строй. «За раскрытие военной тайны, – подумал комиссар, – тем более, гражданскому лицу, марш– бросок по такому ненастью – меньшее из твоих зол».

По рядам прокатился шёпот – солдаты были поражены дерзостью Каффрана. Гаунт понимал, что Корбек тоже не в восторге от произошедшего, хотя никак это не выказал. Полковник находился меж двух огней: поддержи он авторитет Гаунта – и можно прощаться с уважением его людей, получив взамен неприязнь и презрение.

– Выдвигаемся, – сказал Гаунт.

– Рота, шагом марш! – крикнул Корбек, воздев руку и покрутив указательным пальцем. – Сержант Блейн, прошу вас!

– Так точно, сэр! – ответил ему тот из головы шествия и повёл за собой солдат.

Под дождём подразделение двинулось по колее вслед за сержантом. Маколл и его разведчики, взяв более энергичный темп, ушли в отрыв.

Гаунт подождал, пока все солдаты, чавкая сапогами в грязи, пройдут мимо. Никто не взглянул на него – все шли, понурив головы.

Он трусцой догнал Корбека. Надежды на то, что смена обстановки пойдёт ему на пользу и разгонит печаль, пока не сбывались.

А в кармане всё ещё оставалось письмо.


– Снова ты? – спросил Дорден, полевой врач.

Мальчик застрял на входе в медицинскую палатку, словно призрак, ждущий приглашения войти. Дождь усилился, громко отбивая барабанную дробь об навес.

– Мне нездоровится, – сказал Майло.

Дорден вернул спинку стула в вертикальное положение и снял ногу с койки. Он загнул край страницы, пометив её, и отложил книгу в сторону.

– Заходи, Майло, – пригласил он юношу.

В конце длинной палатки, за спиной Дордена, санитары были заняты проверкой запасов медикаментов и обработкой инструментария. С наступлением утра вернулись и привычные жалобы действующей армии: проблемы с ногами, дёснами и животами наряду с длительными проблемами типа венерических заболеваний или раненых после битвы за Волтис. Санитары работали без умолку: Чайкер и Йоськин дурачились во время сбора инструментов для обработки, фехтуя хирургическими щипцами. Лесп сыпал шутливыми комментариями в их адрес, когда готовил иглы. В свободное время он подрабатывал ротным писарем, с чем всегда отлично справлялся. Кончики его пальцев насквозь пропитались чернилами – это были самые грязные руки, которые Дорден видел у санитаров.

– И в чём заключается твой недуг? – спросил Дорден, когда Майло подошёл к нему. Юноша захлопнул за собой откидной борт и пожал плечами.

– Просто недомогание, – сказал он. – Что– то вроде головокружения.

– Головокружения? В смысле, обморока?

– Вещи кажутся знакомыми. Понимаете, о чём я?

Но Дорден легонько покачал головой и нахмурился.

– Словно дежавю, – объяснил Майло.

Дорден указал юноше на складной табурет, на который тот послушно сел, и взял манжету тонометра.

– Ты понимаешь, что уже третий день подряд обращаешься ко мне по поводу недомогания? – спросил Дорден.

Майло кивнул.

– Знаешь, что я предполагаю? – задал вопрос медик.

– И что же?

– Ты голоден, – сказал Дорден. – Понимаю, тебе противна та пища, которую у нас готовят. Твоей вины здесь нет – это те ещё помои. Но есть– то всё равно нужно, Брин – именно в этом причина головокружения и слабости.

– Не в этом дело, – возразил Майло.

– Но и исключать не стоит, ведь ты не в восторге от еды.

– Так– то оно так, признаю. Но дело в другом.

– И в чём же?

Майло пристально посмотрел на него.

– У меня предчувствие. Словно мне приснился кошмар. Ощущение, будто…

– Что?

Но Майло потупил взгляд.

– Послушай, – начал Дорден, – я знаю, ты хочешь остаться с нами. И Гаунт вроде не против. Ты знаешь, что ему давным– давно нужно было избавиться от тебя. Если тебя на него стошнит, если ты заболеешь от того, что не будешь как следует питаться, у него появится веская причина. Он сможет убедить себя в том, что, отправив тебя подальше, проявит заботу. И на этом всё закончится.

Майло кивнул.

– Поэтому сделай мне одолжение, – молвил Дорден. – Пойдём в столовую и найдём тебе что– нибудь съестное. Исполни мою просьбу и поешь. А если недомогание не пройдёт, что ж, придётся провести ещё одну беседу.


Молния озаряла их путь. Дождь всё никак не унимался. Преодолев сырые холмы, их взору открылся мёртвый город.

Косдорф представлял собой простиравшиеся на многие лиги руины бледновато– белого, похожего на тающий сахар, цвета. Когда танитцы подошли к нему с юго– восточной стороны, то сложившиеся и обвалившиеся жилые блоки показались Гаунту огромными, празднично украшенными многослойными тортами, чьи глазированные слои опрокинулись и посыпались друг на друга крошащимися ломтями. Ливень превратил поднявшуюся после этого пыль в грязь. Сам же город заволокло дымной пеленой – отголоском былого разрушения.

Грозовые тучи на небе напоминали чернильные следы на бледной коже. Ослепительно яркие разряды молний срывались с облаков и беззвучно ударяли по насквозь промокшим развалинам. Их вспышки озаряли облачный полог, а в руинах, куда они били, возникали мимолётные белоснежные сполохи. Хотя столбы молний разветвлялись на вторичные разряды, подобно капиллярам, соединяющимся с основным сосудом, они всё равно были исключительно прямолинейными.

Постоянные вспышки создавали непостоянную и таинственную картину дня. Казалось, погружённый в сумерки мир вокруг стал тесным и унылым.

– Почему мы ничего не слышим? – проворчал один из солдат.

Гаунт приказал остановиться у глубокой закраины, чтобы свериться с картой. Над ними нависали кренящиеся и шаткие остовы зданий, внутри которых журчала вода.

– Потому что не можем, Ларкс, – ответил Корбек.

Гаунт оторвал взгляд от карты и обратил внимание на Ларкина, стрелка, которого выбрали для операции. Знаменитый Безумец Ларкин. Комиссар всё ещё учился соотносить имена с лицами, однако Ларкин был слишком неординарной личностью. Превосходный стрелок. В то же время, по мнению Гаунта, самый психически нестабильный рекрут, прошедший отбор в армию. Комиссара не покидало ощущение, что первое явно повлияло на второе.

Ларкин был костлявым, несчастного вида человеком с татуировкой на щеке в виде свернувшегося дракона. Снайперская лазвинтовка висела за плечом в чехле– дождевике.

– Высота, – сказал ему Гаунт.

– Повторите, сэр? – переспросил Ларкин.

Гаунт указал на дождливое небо, что проглядывало сквозь истерзанные и почерневшие останки зданий, и Ларкин посмотрел туда.

– Разряды молнии перескакивают с облако на облако и могут достичь мощности четырёхсот тысяч ампер. Но мы не слышим грома из– за разницы высот.

– Ух, ты, – воскликнул Ларкин. Среди солдат пронёсся шёпот.

– Думаешь, я бы погнал вас в мёртвую зону без первоначальной орбитальной разведки? – задал вопрос Гаунт.

Казалось, что Ларкин хочет что– то сказать, нечто такое, что не стоит говорить. Такое, что в здравом уме с языка не сорвётся.

Однако вместо этого он тряхнул головой и ухмыльнулся.

– Серьёзно? – молвил он. – Вот те на! Во всём виновата высота.

Они спустились вниз по насыпи и двинулись вдоль старого водного шлюза, что проходил рядом с дорогой в город. По дну водостока стремительно текла грязная от пепла дождевая вода, что собиралась со всего мегаполиса и затем уходила дальше. Она плескалась и пенилась вокруг носков их сапог, а её бульканье напоминало приглушенное бормотание.

Отовсюду слышались звуки падающих капель и стекающих ручейков. Всё вокруг скрипело: черепица, куски облицовки, части перекрытий и кровельных желобов свисали с изувеченных корпусов зданий, раскачиваясь под силой тяжести или из– за дуновений ветра. Они скрежетали, как лебёдки кранов, как виселицы. Постоянно что– то падало: то мягко кружась, то с грохотом обрушиваясь, то скатываясь и подпрыгивая, словно уволакиваемые на дно ущелья камни.

Разведчики отделились от основной группы, однако через полчаса вернулся Маколл, описывая ситуацию Корбеку. Хоть Гаунт и стоял неподалёку, но по едва различимому языку их тел стало понятно, что слова предназначались конкретно Корбеку, а не комиссару– полковнику. В случае чрезвычайных обстоятельств именно Корбеку Маколл вверял жизни остальных танитцев.

– Город выжгли дотла, – сказал он. – Мало что уцелело. Предлагаю свернуть на восток.

Корбек кивнул.

– Там что– то есть, – добавил Маколл.

– Свои? – уточнил Корбек, но Маколл пожал плечами:

– Сложно сказать. Мы даже толком и не разглядели. Возможно, выжившие горожане, которых жизнь вынудила учиться пряткам.

– От жителей в такой ситуации скорее ожидаешь бегства, – молвил Гаунт.

Маколл и Корбек посмотрели на него.

– Бегство не всегда является выходом, – возразил первый.

– Знаешь, иногда люди переживают некую травму, – сказал Корбек, – и возвращаются обратно, даже если это противоречит здравому смыслу. Даже если это смертельно опасно.

Маколл снова пожал плечами.

– Так, просто моё мнение, – добавил Корбек.

– Я не видел трупов, – молвил Гаунт. – Учитывая размеры сего места, население должно быть ему под стать. И всё же никаких тел.

Корбек задумчиво поджал губы.

– И верно. Вот это интересно, – Корбек взглянул на Маколла, ожидая от него подтверждения слов.

– Я тоже не видел, – сказал Маколл. – Но голодные крысы могут за неделю сожрать все останки.

По совету Маколла они свернули на восток, покинув относительно неплохое укрытие в рокритовом дренажном канале. Здания падали друг на друга или обрушивались на улицы, образуя обширные завалы из обломков и породы. Некоторые жилые блоки опёрлись на своих соседей в поисках поддержки. Везде лежали осколки стекла, и хитросплетения брусьев, балок и перекрытий крыш, лишившись черепицы или обшивки, стали тёмными прорехами, сквозь которые виднелись проблески молнии.

Ранее здесь бушевало жуткое пламя: оно выжгло брусчатку на улицах и площадях, а дождь превратил пепел в чёрную массу, что липла ко всему, кроме подвергшихся термическому воздействию металлов и кусочков стекла из окон и дверей. Последние ныне превратились в омываемые дождём затвердевшие расплавы и были разбросаны повсюду наподобие блестящей рыбы на илистом берегу.

Гаунт уже посещал обезлюдевшие города и мегаполисы. До Кхулана, когда Крестовым поход ещё не пахло, он вместе с гирканцами попал на Сорсару. Тамошний город– агроберг – название комиссар уже запамятовал – находился в осаде, и старейшины приказали населению укрыться в окрестностях базилики. Тем самым став одной огромной мишенью.

Когда Гаунт вместе с гирканцами прибыли туда, целые районы города выглядели нетронутыми и застывшими во времени, словно их обитатели в любой миг могут вернуться.

А на месте базилики красовался кратер полукилометровой ширины.

Они остановились на краю обширной площади, где не дул порывистый и беспощадный вольтемандский ветер. Невзирая на беспрестанно хлещущий с неба дождь, мрачные руины и остатки стен белёсым морем окутывал туман.

Они приблизились к месту, куда били молнии. Ноздри щекотал металлический запах, как от раскалённой проволоки. Когда разряды обрушивались на улицы или развалины неподалёку, то возникал тихий, но резкий щелчок – частично от перегрузки, частично от разрядки.

Часть площади пострадала от взрывного устройства значительной мощности, вздыбившего тяжелые плиты брусчатки ударной волной в зоне непосредственного воздействия. Сила тяжести вернула всё обратно, уложив их неровно и внахлёст – походило больше на чешую ящерицы, чем на бесшовную, ладно подогнанную кладку, некогда заказанную отцами– основателями города.

Ларкин уселся на один из перевёрнутых блоков, снял сапог и начал массировать ногу, громко жалуясь окружавшим его солдатам на жесткое, почти дубовое качество недавно выданного танитцам обмундирования.

– Ногу натёр? – спросил у него Гаунт.

– Мы уже столько прошли, а эти сапоги вообще не гнутся. Потому и пальцы болят.

– По возвращению обратись к медикам за помощью – инфекции нам ни к чему.

Ларкин ухмыльнулся:

– Не хотелось бы сгноить ногу. Может, вы соизволите меня понести?

– Сам справишься, – ответил Гаунт.

– А как же инфекция? Звучит– то паршиво. Может ведь и в кровь попасть, а там и коньки отбросить недолго.

– Согласен, – молвил комиссар. – Есть только один способ удостовериться – ампутировать конечность до начала распространения заразы.

Он положил руку на головку эфеса цепного меча.

– Мне считать это за просьбу о помощи, Ларкин?

– Как– нибудь проживу и без этого, комиссар– полковник, – гоготнул Ларкин.

– Тогда надевай сапог обратно.

Гаунт подошёл к Корбеку. Полковник достал короткую чёрную сигару и вставил её в зубы, но не прикурил. Другую он предложил Гаунту в надежде, что тот примет её и тем самым оживится и немного расслабится. Но Гаунт отказался.

– Ларкин дразнит меня? – спокойным тоном спросил комиссар.

Корбек покачал головой.

– Это всё нервы, – ответил он. – Ларкс пугливый как лань, поэтому он так справляется с этим, поверь мне. Мы знакомы ещё с тех пор, как служили вместе в ополчении Танит Магна.

Гаунт осмотрелся и слегка пожал плечами.

– Это он испуган? Это я испуган, – сказал он.

Корбек так широко улыбнулся, что достал сигару изо рта.

– Буду знать, – ответил он.

– Думаю, пора возвращаться, – произнёс Гаунт. – А завтра вернёмся с танковой поддержкой.

– Лучшее предложение за сегодня, – молвил Корбек, – если можно так сказать.

Высокий и худощавый танитский разведчик со зловещей аурой внезапно возник на вершине завалов и махнул рукой, прежде чем пропасть из виду.

– Какого чёрта? – сказал Гаунт и оглянулся, чтобы Корбек или кто– то из солдат объяснил ему значение этого жеста. Но он стоял на перекрёстке один, а танитцы бесследно пропали.


«Какого чёрта он делает?», удивился Каффран. Он же просто стоит как остолоп. Стоит на открытой местности, когда Маквеннер четко дал понять…

Он услышал звуки, будто кто– то неспешно и методично ломал связку прутьев.

Но это были выстрелы, эхом прокатившиеся по всей площади. Он заметил несколько лазерных лучей, похожих на ярко светящихся птах или затерявшиеся отголоски молнии.

Тяжко вздохнув, Каффран выскочил из– под камуфляжного плаща и сбил комиссара– полковника Гаунта на землю, когда над ними пролетели вражеские лазеры.

– Это что за ребячество? – набросился на того Каффран. Оба пытались найти хоть какое– то укрытие.

– Куда все подевались? – задал вопрос Гаунт, пригнувшись ниже, когда жужжащий луч лазера опалил край его фуражки.

– Спрятались, фесова подтирка! – ответил Каффран. – Под плащ, живо!

Закоренелый, педантичный комиссар внутри Гаунта требовал отчитать солдата за неподобающее поведение, однако в разгар боя нужно думать не об интонации слов. Возможно, позже. Возможно, спустя ещё пару реплик.

Гаунт нащупал свёрнутый камуфляжный плащ, что крепился к подсумку на поясе. Он осознал, что танитцы никуда не исчезали. По сигналу разведчика все как один упали наземь и накрылись накидками. Они все находились вокруг, слившись с ландшафтом, став с ним единым целым.

А он на миг растерялся и остался стоять – один– единственный комиссар Имперской Гвардии посреди блеклого и пустынного пейзажа.

Повёл себя, как салага. Как дурак. Как… что он сказал? Фесова подтирка? Именно.

Корбек посмотрел на него – узкая полоска его лица виднелась между прицелом винтовки и каймой его плаща.

– Сколько? – прошептал Гаунт.

– Вен сообщил о семерых, может, восьмерых, – ответил Корбек.

Гаунт расчехлил свой болт– пистолет и приготовил его к бою.

– Ответный огонь, – отдал он приказ.

Корбек передал его остальным, и группа зачистки начала обстрел. По всей площади хлестали лазерные лучи. Вражеский огонь затих.

– Прекратить огонь! – скомандовал Гаунт.

Он встал и, пригнувшись, пересёк завалы. Корбек попытался его отговорить, но в Гаунта никто не выстрелил. Не нужно быть выпускником первоклассной военной академии, размышлял Корбек, чтобы воспринять это, как добрый знак. Вздохнув, он тоже поднялся с земли и последовал за комиссаром. Оба пошли вместе, пригнув головы.

– Ты только посмотри, – молвил Корбек.

На обломках покоились два трупа, одетых в грязную защитную форму местных СПО. Оба отличались впалостью щёк, словно они месяц не забросили и крошки в рот.

– Проклятье, – выругался Гаунт, – выходит, ошибочный огонь? Неужели мы своих подстрелили? Это же бойцы СПО.

– Думаю, ты прав, – ответил Корбек.

– Я знаю, что прав – глянь на нашивки.

– Вот же чёртовы бедолаги, – молвил Корбек. – Наверное, они так долго здесь ошивались, что приняли нас за…

– Нет, – встрял Маколл.

Гаунт даже не заметил, как тот появился. Даже Корбек слегка вздрогнул, хотя Ибрам на миг подумал, а не ради шутки он сделал это. Ведь полковник всегда был неиссякаемым источником хорошего настроения.

Глава разведчиков появился куда более внезапно, чем когда танитцы испарились несколько мгновений назад.

– Это была группа, – сказал он, – патруль. Мы наткнулись на них с Маквеннером и вступили в бой, сделав те же самые выводы, что и вы сейчас – насчёт их причастности к СПО. Ошибки быть не может.

– В смысле? – спросил Гаунт.

– Я думал, что они испуганы, – рассказал Маколл, – шарахаются от каждой тени. Выжившие посреди этой разрухи, со страху принимающие всё чужое за Архиврага. Но эти его не испытывали.

– И как ты это понял? – спросил Гаунт.

– Он умеет, – молвил Корбек.

– Хотелось бы поподробнее.

– Знаете разницу между испуганным и спятившим человеком, сэр? – спросил у него Маколл.

– Думаю, да, – ответил Гаунт.

– Так вот те были спятившими, что говорили на странном наречии и несли околесицу. Такого языка я ещё никогда не слышал и надеюсь впредь не услышать.

– Ты полагаешь, что в Косдорфе под маской местных СПО действуют солдаты Архиврага?

Маколл кивнул:

– Я слыхал, что дикари часто пользуются трофеями с мёртвых гвардейцев.

– Что верно, то верно, – сказал Гаунт.

– А куда делись остальные? – спросил Корбек, с хмурым видом осматривая трупы.

– Сбежали после того, как первые залпы свалили этих двоих, – ответил Маколл.

– Тогда собираем людей и уходим отсюда, – предложил Корбек.

Внезапно послышался шум и звуки стрельбы, а затем появился один из разведчиков. Он со всех ног бежал навстречу им по похожей на рыбью чешую плитке, отстреливаясь от бедра. А вслед ему летел шквал лазерных лучей, который дробил брусчатку, отскакивал от булыжников и вздымал фонтанчики грязи.

– В укрытие! – кричал им разведчик. – В укрытие!

Своими действиями они разворошили муравейник, коим были руины Косдорфа, и навлекли на себя гнев его обитателей.

Враги в форме СПО – перемазанные грязью тощие безумцы – атаковали площадь со стороны развалин древнего храма Экклезиархии и остатков богадельни к западу от него.

Они напоминали призраков.

Противник вышел из мрака сырых зданий и под проблески молний наступал на них сквозь завесу тумана. В своей трофейной экипировке они казались Гаунту психически травмированными выжившими, что пытались защитить остатки их родины.

– Отступаем! – крикнул Корбек.

– Я не хочу стрелять в них, – сказал ему Гаунт, когда они бросились на поиски укрытия. – Только не по своим!

– Маколл так не думает!

– Он мог ошибиться. Не исключено, что это наши соотечественники, прошедшие сквозь ад. Я не стану убивать без крайней необходимости.

– Не думаю, что они дадут нам выбор, – возразил Корбек.

Танитцы вели ответный огонь, отстреливаясь с занимаемого ими участка площади. Воздух пронзала густая сеть лазерных сполохов, отчего чудилось, будто туман начал рассеиваться. Гаунт заметил, как несколько людей в косдорфской форме упали как подкошенные.

– Именем Императора, прекратить огонь! – на площади раздался его приказ. – Клянусь Троном, мы служим одному владыке!

Бойцы СПО Косдорфа крикнули ему в ответ, но из– за неослабевающего обстрела разобрать их слова было сложно, почти невозможно.

– Я сказал – именем Императора, прекратить огонь! – заорал Гаунт. – Приказываю опустить оружие! Мы здесь, чтобы помочь вам!

Слева, из мрака руин богадельни, на него набросился боец СПО, державший в руках винтовку со штыком– тесаком. Глаза его были глубоко утоплены в глазницах, а один из зрачков занимал почти всю радужную оболочку.

Он попытался вонзить ржавый штык в живот Гаунту – удар был отточенным и сильным. Комиссар отскочил назад.

– За Императора! – крикнул Гаунт.

Человек ответил ему потоком полнейшей несуразицы: слова, явно заимствованные из какого– то языка ксеносов, смешались в кашу, и он выговаривал лишь те, что можно было воспроизвести человеческим ртом и голосовыми связками. Из дёсен заструилась кровь, стекая с потрескавшихся губ.

Он снова напал, и острие штыка прошло сквозь френч, зацепив боковой карман кителя.

Гаунт выстрелил ему в лицо из болт– пистолета.

Труп грохнулся на спину. Брызги крови смешались с грязью, что покрывала лицо и одежду Гаунта.

– Огонь на поражение! Убивать всех! – закричал Гаунт. Это была последняя капля. – Танитцы, огонь по врагу – никакой пощады!

Из окутанного тенями сводчатого прохода на него напал ещё один косдорфец, чей силуэт на миг озарил проблеск молнии. Он выстрелил из винтовки и попал в стену за спиной комиссара, подняв облако сырой пыли. Гаунт пальнул в ответ, и враг в проходе повалился на двух своих соратников.

Внезапная атака смешала ряды танитцев, и Гаунта прижали на восточном фланге. Он потерял из виду Корбека. Сложно эффективно командовать войсками и принимать тактические решения, когда совершенно не владеешь обстановкой.

Гаунт попытался сменить позицию, укрывшись в тенях и припав спиной к осыпающимся колоннам. Площадь залило зарево оружейных сполохов. Он прислушался к отзвукам и прочим значимым шумам, доносившимся с позиций танитцев. Комиссар уловил грубый стрекот автоматического оружия, а среди линии завалов он заметил проблески дульных вспышек. Невзирая на воинственный дух, танитцам недоставало опыта. Те лазвинтовки, которыми их снабдили во время Основания, были новым и хорошим оружием, собранным и отгруженным с миров– кузниц. Но большинство рекрутов с Танита ещё никогда не держали в руках оружие с автоматическим режимом стрельбы – им было привычней оружие, стреляющее одиночными выстрелами либо твердотельными патронами. И теперь, оказавшись в бою, танитцы использовали его на полную катушку: подобная тактика превосходно наводила ужас на врага, но с учётом всех обстоятельств не была стопроцентно эффективной.

– Корбек! – закричал Гаунт. – Полковник Корбек! Передай солдатам, пусть используют оди…

И тут же бросился в укрытие, когда враги, привлечённые голосом, открыли по нему огонь. С плит, за которыми он укрылся, полетели брызги грязи и слизи. Выстрелы высекали заострённые осколки камня. Он снова попытался крикнуть, но шквал огня стал ещё плотнее. Дым из воронок от попаданий пуль вынудил Гаунта плеваться и бороться с тошнотой. Два или три бойца СПО атаковали его позицию, не сбавляя темпа огня. Сквозь непроглядную пелену он едва ли видел, как те спокойно стоят и обстреливают место, где он прятался. По этой же причине комиссар не мог как следует ответить.

Гаунт с трудом отполз назад, припав к земле между грубой массой вздыбленной брусчатки и открывшейся после взрыва расселиной. Над головой свистели шальные пули, что впивались в покрытый штукатуркой фасад разваливающейся ратуши и оставляли там чёрные оспины. Именно туда он и забрался, воспользовавшись разбитым окном.

Комиссара чуть не подстрелил спрятавшийся там танитский солдат, что в страхе нацелил на него оружие.

– Святые угодники! Прошу прощения, сэр! – воскликнул тот.

Гаунт тряхнул головой.

– Сам виноват – свалился как снег на голову, – ответил он.

На цокольном этаже сгрудилось четверо танитцев. Сквозь дырявые рамы окон они накрывали площадь огнём с востока. Солдаты находились на восточном фланге, когда началась неразбериха, и их отрезало от основных сил. Гаунт не винил их – иногда такое случается из– за особенностей ландшафта и непредсказуемости развития ситуации на поле боя. Иногда тебя попросту загоняют в угол.

Ведь именно по той же причине он оказался вместе с ними.

– Как тебя зовут? – спросил Ибрам у солдата, который чуть не застрелил его, хотя прекрасно знал ответ.

– Домор, – ответил тот.

– Думаю, ты тоже не хочешь торчать здесь целую вечность, верно, Домор? – поинтересовался Гаунт. Вражеский огонь барабанил по наружным стенам с удвоенной яростью, отчего здание содрогалось, и земля, словно песок в часах, струйками сыпалась с вздутой крыши. Стоял тяжелый запах сточных вод, словно где– то прорвало канализацию. Если противнику не удастся прикончить их, то это сделает само здание, обрушившись им прямо на головы.

– Я бы с радостью убрался отсюда при первой возможности, сэр, – ответил Домор. У него умное, с острыми чертами лицо, а в глазах читались ум и честность.

– Что ж, тогда нужно разобраться, – молвил Гаунт.

Внезапно один из солдат застонал.

– Что случилось, Пиет? – окликнул того Домор. – Ты ранен?

Тот сгорбился у одного из окон, посылая снаряд за снарядом в сторону площади.

– Я в норме, – ответил он. – Слышишь это?

Гаунт и Домор подползли к подоконнику, рядом с которым сидел Пиет. На миг Гаунт услышал лишь свист и стрёкот лазерных лучей вместе с грохотом обваливающейся с крыши кладки.

А затем он понял, о чём идёт речь – раздался глухой шум, похожий на сиплое дыхание.

– Огнемёт, – подавленным голосом молвил солдат. – У кого– то там огнемёт.

Домор посмотрел на Гаунта.

– Гьютс не врёт, правда? – спросил он. – Это огнемёт? Это он так шумит?

Гаунт кивнул.

– Да, – молвил он.


Ни у кого из прислуги Муниторума не хватило смелости вмешаться, когда Фейгор позаимствовал полный чайник рекафа с печки в полевой кухне.

Он принёс его за стол, где сидел Роун вместе с привычной компанией отщепенцев. Юный Мерин, жаждущий проявить себя, достал поднос с жестяными кружками. Бростин дымил палочкой лхо и щёлкал крышкой зажигалки. Ресс чистил свой скоп. Каобер точил нож. Костин достал фляжку и, отливая в мерный стаканчик сакру, добавлял в кружки «для сугреву».

Фейгор разлил всем рекафа из чайника.

– Давай уже, – сказал Роун.

Варл ухмыльнулся и вытащил из внутреннего кармана письмо. Он аккуратно взялся за краешки конверта и вдохнул аромат, словно это была надушенная любовная записка. Затем Сеглан лизнул кончик указательного пальца, чтобы раскрыть отворот конверта, и начал читать про себя.

– Вот это да! – воскликнул он.

– Что там? – спросил Мерин.

– Слушайте… «Мой милый Ибрам, как же я скучаю по твоим крепким мужским объятьям…» – начал читать вслух Варл.

– Кончай дурачиться, Варл, – предупредил его Роун. – Что на самом деле там написано?

– Оно от человека по имени Бленнер, – ответил тот, просматривая письмо. – Сейчас прочту дальше. Эм, кажется, они с ним старые знакомые. Судя по всему, он давно уже носит его с собой. Этот Бленнер пишет, что не может поверить в то, как обошлись с Гаунтом после «событий на Бальгауте». Он спрашивает, неужели Гаунт добровольно согласился возглавить «кучку горемычных лесников из глухомани». Это, кажись, про нас.

– Про нас, – согласился Роун.

Варл шмыгнул носом.

– Неважно, этот очаровашка Бленнер не верит в то, что Гаунт сам решился на данное назначение. Послушайте, вот что он пишет: «И о чем думал Слайдо? Старикан явно прочил тебе место среди командиров, что заменят его. Клянусь Троном, Ибрам! Ты ведь знал, что он греет тебе место! Как ты позволил случиться этому недоразумению? Если бы не оно, наследие Слайдо хранило бы тебя до конца твоих дней».

Варл посмотрел на танитцев за столом.

– Разве не так звали главнокомандующего? – спросил он. – Того важного гуся, что заправлял всеми?

– Ага, – ответил Фейгор.

– Да ну, быть того не может, верно? – спросил Костин.

– Ясен пень, – ответил Каобер. – Это совершенно другой Слайдо.

– Согласен, – молвил Варл, – иначе дерьмец, что верховодит нами, оказывается куда более значимой шишкой, чем мы думали.

– Ничего подобного, – встрял Роун. – Костин прав – либо это другой Слайдо, либо Бленнер брешет, как сивый мерин. Давай дальше, что там ещё?

Варл просмотрел листок.

– Бленнер закончил сообщением, что находится на Хиске вместе с полком Грейгорианцев. Он сказал, что у него есть связи с лордом– генералом по имени Сайбон и что тот обещал ему, то бишь, Гаунту, руководящую должность. Также Бленнер умоляет Гаунта ещё раз обдумать своё «опрометчивое» решение и перевестись.

– И всё? – спросил Роун.

Варл кивнул.

– Значит, он раздумывает насчёт того, чтобы слинять, – пробормотал Роун.

– К слову, письмо– то старое, – напомнил Варл.

– Но он держал его при себе, – сказал Фейгор. – Оно важно для него.

– Мюрт прав, – молвил Роун. – Это значит, пока Гаунту до него дела нет. Зато нам ничего не стоит слегка надавить – и вуаля, прощай, говнюк и угроза расстрела.

– Развлекаетесь?

Все обернулись – неподалёку стоял Дорден и смотрел на них. За его спиной прятался бледный и встревоженный Майло.

– Всё пучком, док, – сказал Фейгор. – Как сам?

– Со стороны выглядите, как сборище заговорщиков, – молвил Дорден. Он сделал шаг вперёд и присоединился к ним. Медик в два раза старше любого из них и годится им в дедушки. Боец из него никакой. А в компании хватает дюжих молодых парней, способных с лёгкостью расправиться с ним.

Он взял с подноса кружку и налил себе рекафа. Костин резко метнулся в безуспешной попытке помешать ему.

– Там немного… – хотел предупредить его тот.

– Сакры? – отхлебнув, закончил Дорден. – Очень на это надеюсь – денёк сегодня прохладный.

Он перевёл взгляд на Варла.

– Что это у тебя?

– Письмо, док.

– Оно адресовано тебе?

– Эм, не совсем.

– Ты украл его?

– Оно выпало у кого– то из кармана, док.

– Было бы лучше, если оно вернулось обратно владельцу? – спросил Дорден.

– Отличная идея, док, – ответил Варл.

– Мы просто болтаем, док, – встрял Роун. – Никаких заговоров и тайн.

– Охотно верю, – ответил Роун, – как и в то, что ты никогда и ни за что не станешь лгать, майор.

– При всём уважении, док, – молвил Роун, – я веду личную беседу со старыми друзьями, и её содержание вас не касается.

Дорден кивнул.

– Конечно, майор, – сказал он. – У меня тоже полно дел – к примеру, накормить этого беднягу.

Он развернулся и обратился к поварам, чтобы те нашли что– то, кроме брусков в ящиках с провизией. А затем он снова взглянул на Роуна:

– Обдумай вот что. Люди говорят – «знай своего врага». Если тебе удастся свергнуть полковника– комиссара Гаунта, то кто же придёт на его место?


– Где главный? – спросил Корбек, прячась в укрытие.

– Честно говоря, я был слишком занят, чтобы следить за этим долговязым засранцем, – ответил Ларкин.

«Ох, Ларкс», пробормотал Корбек под стрекот оружейных выстрелов, «не доведёт до добра твой язык – того гляди, на пулю напросишься. И всё из– за нарушения субординации».

Ларкин усмехнулся от слов старого друга.

– Ага, – ответил он. – Ещё рапорт составь.

Сгорбившись за высоченной грудой обломков, некогда бывшей частью городских скульптур, Ларкин заменял ствол у снайперской лазвинтовки.

– И составлю, – сказал Корбек. – Это моя обязанность.

Присев на одно колено, полковник укрылся по ту сторону узкого промежутка между цоколем и остатками стены, завалившейся под острым углом. Воздух с визгом рассекали вражеские пули, сопровождая это звуками, похожими на дребезжание мелких шариков, скатывающихся по желобу.

Корбек загнал очередную обойму, осторожно высунулся и коротко огрызнулся по обескураженному ответным огнём противнику.

– Почему? – спросил Ларкин. – С какого такого перепуга?

Он невесело усмехнулся. Корбек почти ощущал чистый запах адреналина в поте, что проступал из пор на коже нервничающего стрелка. Из– за боевого стресса Ларкин был уже на грани и из последних сил держал себя в узде.

– Потому что я полковник, мать твою, и не стану терпеть неуважение по отношению к командиру роты, – ответил Корбек.

– Всё так, да не так, верно? – сказал Ларкин. – В смысле, по чесноку твоё старшинство липовое.

– Не понял?

– Гаунт просто ткнул на тебя и Роуна. Слепая удача. По сути, между нами нет разницы, так с чего вдруг злиться?

Мимо них, словно семена во время урагана, пролетали шальные пули. Корбек уставился на Ларкина, наблюдая, как тот устанавливал ствол, успевая еще и болтать.

– Ведь твоё дерьмо не стало внезапно пахнуть лучше моего, – закончил Ларкин. Наконец, он поднял взор и увидел лицо Корбека.

– Что? – спросил он. – Что не так?

Корбек сверлил его взглядом.

– Я – полковник, Ларкс, – прогромыхал он, – вот что. И я уже не твой друг. Или так, или никак.

Но Ларкин продолжал пялиться на него.

– Ох, фес меня раздери! – сказал Корбек. – Перестань глазеть на меня щенячьим взором! Удерживай позицию. Это приказ, солдат! Маколл!

Глава разведчиков, пригнув голову, поспешил на зов из– за другого угла цоколя. Он спрятался позади Ларкина и посмотрел на Корбека с противоположной стороны проёма.

– Сержант Блейн удерживает передний край линии обороны. Я направляюсь к нему, – сказал Корбек, указав пальцем за спину. – Похоже, мы потеряли Гаунта.

– Горе– то какое, – встрял Ларкин.

– Удерживай этот сектор, – продолжил Корбек.

Маколл кивнул, и Корбек отправился в путь.

– И что на него нашло? – буркнул Ларкин.

– Возможно, ты ляпнул что– нибудь этакое, – ответил Маколл.

– Ничего, кроме того, что у всех на уме, – молвил Ларкин.


Снаружи послышалось дыхание огнемёта.

Четверо танитцев вместе с Гаунтом выразили своё недовольство крепким словцом, а Гьютс и Домор так вовсю матерились.

– Нам кранты, – сказал один из танитцев по имени Гуин.

– Да они выкурят нас, как ларизель из норы, – сказал четвёртый танитец.

– Может… – начал только говорить Гаунт, но его прервал Гьютс:

– Да никаких «может»!

– Нет, я хочу сказать, что, возможно, у нас появился шанс, которого доселе не было, – объяснил комиссар.

Он снова присел рядом с Гьютсом и, вытянув шею для лучшего обзора, начал всматриваться вдаль сквозь дождь и туман. Кроме отчётливо различимого звука, похожего на клокотание в жерле вулкана, и запаха дочерна прогоревшего прометия имперского производства, других следов огнемётчика не наблюдалось.

Комиссар взглянул на угрожающе нависший над ними потолок.

– Что наверху? – спросил Гаунт.

– Ещё один этаж, – ответил Гуин.

– Если предположить, что тот не обрушился, – добавил Домор.

– Точно, – согласился Гаунт. – Кто из вас лучший стрелок?

– Он, – указал на четвёртого члена группы Домор, а Гуин и Гьютс утвердительно закивали головами.

– Меррт, если не ошибаюсь? – спросил Гаунт. Тот кивнул.

– Идёшь со мной, Меррт. Остальным – вести непрерывный огонь из этих окон. Главное – не сбавляйте темп.

Гаунт перебрался по насыпи из обломков и остатков мебели в конец зала. Лестница наверх оказалась наглухо заваленной. Из прорех в потолочных панелях, словно петли кишечника, свисали провода и кабеля. Сквозь щели просачивалась вода. На осколках стекла отблескивала вспарывающая небо молния.

Шедший позади Гаунта Меррт коснулся его руки и указал на расплющенную трубу теплообменника, которая торчала в заднем фасаде ратуши, словно затычка. Они упёрлись плечами в неё, чтобы сдвинуть преграду с места.

Внутри показался свет. Сквозь дыру на уровне глаз, больше похожую на щель из– за деформации здания, виднелись завалы. Они вскарабкались выше и выбрались на остатки уничтоженного по соседству строения, чьи обломки растеклись, подобно потокам лавы, вокруг разрушенной ратуши.

Гаунт и Меррт двинулись вверх по завалам и вошли в ратушу через окно на первом этаже. Пол под ногами был ненадёжен и ходил ходуном. Казалось, лишь нити раскисшего от воды ковра удерживали перекрытия.

– Значит, ты хороший стрелок? – прошептал Гаунт.

– Неплохой.

– Если справишься, ланъярд за меткую стрельбу твой.

Меррт вскинул брови от удивления и ухмыльнулся.

– И на моей улице будет праздник, – сказал он. – Последний раз им наградили Ларкина. Только благодаря этому Корбек оставил своего друга в рядах роты после результатов психотестов.

– Правда? – спросил Гаунт.

– Вы должны это знать. Мне казалось, вы здесь главный?

Гаунт уставился на солдата.

– Вот бы повстречать некичливого танитца, – сказал он.

– Желаю удачи, – ответил Меррт.

Гаунт покачал головой.

– У меня длинный язык, знаю, – признался Меррт. – Стоило мне однажды высказать своё мнение насчёт награждения Ларкина, так от взглядов начальства из Муниторума аж не по себе стало. Чую, рано или поздно попаду я в беду из– за этого.

– Мы уже в заднице, – сказал Гаунт и указал на окно: – Куда не кинь взор.

– И не поспоришь.

– Так ты считаешь себя асом?

– Заткну Ларкина за пояс, – ответил Меррт.

Они устроились у окна. Туман, накрывший площадь и окружающие её руины, стал гуще, словно выстрелы из оружия запустили какую– то химическую реакцию. И враг пользовался этим во время наступления.

Внизу, на расстоянии чуть менее пятидесяти метров, они заметили испускаемые огнемётом вспышки пламени, что напоминали пылающее за тучами солнце.

– Паршивая эта штука, огнемёт, – сказал Гаунт.

– Могу себе представить.

– Что, в свою очередь, подразумевает наличие одной– двух ёмкостей с крайне горючим содержимым.

– Вы будете моим наводчиком? – спросил Меррт.

– Подпустим их поближе, – объяснил Гаунт. – Видишь, откуда идёт струя?

И снова туман на площади озарило светящееся пятно янтарного цвета. Меррт кивнул и вскинул лазвинтовку.

– Следи за её движениями – она исходит из ствола огнемёта.

– Понял.

– Сам огнемётчик – чуть позади, а ёмкость – или ёмкости – располагаются где– то в полуметре за его спиной.

Снова раздался рёв огнемёта. Длинный завихряющийся поток пламени, похожий на лист гигантского папоротника, вырвался из тумана и окатил фасад ратуши. Гаунт расслышал громкие ругательства Домора.

– Он расширил апертуру, – сказал Меррту Гаунт. – Заметив здания впереди, враг решил их зачистить, увеличив радиус действия.

Меррт что– то проворчал.

– Нужно довести дело до конца, – молвил комиссар.

Тут послышался отрывистый хлопок, а затем – рёв. На этот раз пламя рвануло ввысь, словно вода из брандспойта.

Гаунт схватил Меррта и оттащил его назад, когда сквозь окна на первый этаж ворвался огонь. Просочившись сквозь прорехи, он выжег рамы, вскипятив налёт чёрной влажной грязи, и прокатился по потолку, будто на дно лодки выудили сетку с уловом трепыхающихся золотых рыбок.

Пламя исчезло, оставив после себя обугленные следы на потолке и верхних краях окон. Казалось, словно воздух во всём помещении выгорел, и Меррт с Гаунтом судорожно ловили его ртами, будто они только выбрались на берег из пучины морской.

Гаунт нашёл свою лазвинтовку и осмотрел её на предмет повреждений. Меррт тоже встал на ноги.

– Вперёд! – прошипел комиссар.

Пока Меррт усаживался на позиции, Гаунт вглядывался в завихрения тумана.

– Вон там! Туда! – крикнул он, когда струя пламени снова пронзила стену дождя и белёсую пелену.

Меррт выстрелил… но ничего не произошло.

– Чёрт! – прошептал он.

– Когда снова увидишь огонь, целься ближе к его источнику, – посоветовал Гаунт.

Огнемёт снова ожил, дохнув на фасад ратуши. Меррт в очередной раз выстрелил.

Со сдавленным свистом баллоны взорвались, и в тумане прокатилось массивное кольцо пламени, чьи ярко– жёлтые языки бурлили от негодования. Вместе с волной пылающего горючего в воздух со звуком лопнувшего от пара чайника взлетели осколки металла.

Гаунт осторожно высунул голову и посмотрел вниз – там, пошатываясь, топтались попавшие под взрыв бойцы СПО, на горящих телах которых с шипением таяли капли дождя.

– Давай убираться отсюда, – обратился он к Меррту.

Гаунт подозвал с цокольного этажа оставшихся танитцев, и все пятеро покинули ратушу, двигаясь вдоль окраин площади к основным силам и избегая открытых пространств.

– Я искал тебя, – сухо молвил Корбек, увидев Гаунта.

– Я бы добавил – не слишком тщательно, – ответил тот.

Корбек фыркнул, слегка раззадоренный словами комиссара.

– Там что– то взлетело на воздух – твоя работа? – спросил он.

– Да, провернул небольшой трюк, чтобы занять их, пока мы уносили ноги.

– «Небольшой трюк»… – усмехнулся Корбек. – Занимательный ты человек, знаешь это?

– То ли ещё будет, когда познакомимся поближе, – ответил Гаунт. Корбек грустно посмотрел на него и никак не прокомментировал сказанное.

– Каково положение дел, полковник? – спросил комиссар.

– Сносное, – ответил Корбек.

– Потери?

– Пару царапин. Однако численность врага постоянно растёт – час– другой, и мы начнём считать покойников.

– Можем запросить подкрепления?

– Связи до сих пор нет, – сказал Корбек.

– Предложения?

– Нужно отступить, пока не стало хуже, а затем вернуться сюда, заручившись поддержкой техники, и закончить дело.

Гаунт согласно кивнул.

– Вот тут– то и проблемка, – молвил он.

– Выкладывай.

– Для начала, я всё еще не знаю, против кого мы сражаемся.

– Как сказал ранее Мколл, – произнёс Корбек, – это присягнувшие Архиврагу дикари, что разграбили городской арсенал.

Гаунт взял его за руку и отвёл подальше от лишних ушей.

– Ты ведь раньше не покидал Танит, верно?

– Так точно, сэр.

– И никогда не сражался на других фронтах?

– Не беспокойтесь, я изучал дикарскую природу Архиврага, – заверил комиссара Корбек. – Их культы и традиционные движения…

– Это лишь верхушка айсберга, Корбек.

Тот недоумённо посмотрел на Гаунта.

– Я полагаю, что это косдорфцы, – объяснил Ибрам, – по крайней мере, были ими. И Губительные Силы – да будет проклято их имя – завладели не только снаряжением и амуницией… но и жителями.

– Вот чёрт, – выдохнул Корбек. Капли дождя падали с его бороды.

– Знаю, – молвил Гаунт.

– Немыслимо.

– Держи это при себе, солдатам – ни слова.

– Конечно.

– Ни единой живой душе, полковник.

– Да… Да, так точно.

Корбек снова достал сигару, вставил в рот, но не зажёг её.

– Да закури ты уже, – сказал Гаунт.

Корбек подчинился, но его руки тряслись, когда он чиркал спичкой о коробок.

– Хочешь?

– Нет, – отказался Гаунт.

Корбек выпустил клубы дыма изо рта.

– Хорошо, – выдохнул он, глядя на комиссара.

– Хорошо, – сказал Гаунт. – Если мы оставим это место и начнём отступление, то подставим врагу спины. Если нас разобьют по пути домой, то наших ожидает крайне неприятный сюрприз. Но если отвлечь противника, пока мы отправляем весточку в лагерь…

– Как ни крути, задачка не из лёгких, – нахмурился Корбек.

– Какая именно: бой или послание? – поинтересовался Гаунт.

– Да обе, – молвил полковник.

– Тебя полностью устраивает альтернатива, Корбек?

Тот пожал плечами:

– Сам знаешь, что это не так.

– Тогда нужно закрепиться здесь, полковник, – сказал Гаунт. – При необходимости можно немного отступить. В условиях проблем с видимостью площадь не сильно поможет нам.

– И что ты предлагаешь? – спросил Корбек.

– Предлагаю поговорить с Маколлом и его разведчиками. Нужно по максимум распорядиться их возможностями.

– Так точно, сэр.

Корбек хотел было идти, когда Гаунт окликнул его:

– Ещё кое– что. Строго– настрого прикажи людям вести огонь одиночными выстрелами. Автоматический режим слишком затратен.

– Так точно, сэр.

Корбек докурил свою сигару и ушёл. Пряча голову, Гаунт двинулся в противоположном направлении по линии передовой, что протянулась за грудами брусчатки и основаниями колонн.

– Солдат!

Каффран посмотрел на него со своей огневой позиции:

– Да, сэр?

– Сегодня твой счастливый день, – сказал Гаунт.

Он сел рядом с Каффраном и потянулся рукой к карманам на кителе в поисках стилуса и чистого листа бумаги.

Задний карман начисто сорвало – он свободно болтался, а содержимого и след простыл. Комиссар проверил все карманы на кителе и френче, но не нашёл ни стилуса, ни бумаги.

– Курьерская сумка при тебе, Каффран?

Тот кивнул и снял через голову ремень, на котором болталась мелкая сумка для сообщений. Гаунт открыл её и увидел, что внутри всё в полном порядке: чистые листы, стилус и набор сигнальных огней – Каффран серьёзно относился к своим обязанностям.

Гаунт начал что– то быстро писать на одном из бланков. На листе в клеточку он начертил упрощённую схему их маршрута и ландшафт юго– восточного сектора, скопировав его с водонепроницаемой карты. Капли дождя барабанили по бумаге.

– Нужно доставить это сообщение майору Роуну, – объяснял он, пока вносил записи. – Суть такова: предупредить его о присутствии врага и запросить помощь.

Гаунт закончил писать и прижал кольцо– печатку к сургучу на бумаге, подтверждая свои полномочия.

– Ты меня понял, Каффран?

Тот кивнул. Комиссар положил записку обратно в курьерскую сумку.

– Я пойду в одиночку? – спросил Каффран.

– Я не могу разбрасываться людьми ради этого дела, Каффран, – ответил Гаунт.

Юноша посмотрел на комиссара, обдумывая его слова. Гаунт из той породы людей, что безжалостно отправляла других на погибель ради достижения своих целей. И Каффран понимал – сейчас именно такой случай. Понимал, что им пользуются, как инструментом, поэтому, в случае неудачи или смерти, для Гаунта это будет сродни поломки лопаты при рытье окопов или оторванной пуговицы. Ему попросту плевать на его жизнь или то, как он с ней расстанется.

Каффран поджал губы и ещё раз кивнул, передав лазвинтовку и запасные магазины Гаунту.

– Лишняя ноша мне ни к чему – пусть лучше послужит кому– нибудь ещё.

Молодой солдат встал, в последний раз посмотрел на Гаунта и, пригнув голову, потихоньку начал прокладывать путь по разрушенным улицам за передовой.

Гаунт смотрел ему вслед до тех пор, пока тот совсем ни исчез из виду.


Следуя указаниям Маколла, группа покинула занимаемые позиции.

Работая на флангах в качестве наводчиков, Бонин и Маквеннер, разведчики Маколла, оценили численность противника более чем в восемьсот солдат. Гаунт старался внешне не показывать разочарования в своих действиях, ведь он мог приказать отступать и до ухудшения ситуации.

Несмотря на стремительно уменьшающиеся шансы на успех, он приговорил всех к наихудшему сценарию – бою в тесных городских условиях, где оружие средней дальности и стратегия приводили к кровавым и жестоким стычкам, зависящим от скорости реакции, оценки обстановки и, что хуже всего, толики удачи.

Танитцы покинули окраины площади, которую полностью заволокло белой пеленой после длительной перестрелки, и отступили к жилой зоне на юго– западе. Здесь находились два наиболее высоких здания, что навалились друг на друга, словно слипшееся тесто – обширный завод с упавшими, как на лесоповале, стволами труб и архив данных.

Разведчики провели их через хитросплетения разрушенных залов и обвалившихся этажей. Многие из помещений заливало дождём – где– то недоставало крыш, где– то вода стекала сквозь прорехи в перекрытиях. Танитцы пропали из виду, растворившись в тенях – они покрыли свои плащи чёрной грязью с площади, чтобы их не было заметно во мраке сырых зданий. Гаунт последовал примеру солдат, замарав свой френч, и укутался в плащ, не заботясь о том, что теперь он едва ли похож на уважаемого офицера Гвардии – всё равно его униформа была ничем не лучше обносков.

Они продвигались вглубь жилых помещений. В коридорах и безлюдных проходах гуляло эхо выстрелов и других шумов. Из стен и полов, словно стволы деревьев, торчали лопнувшие водопроводные трубы, откуда стекала дурно пахнущая жижа. Скудные остатки плитки покрывало битое стекло и глиняные черепки, что разлетелись на части, не выдержав напора войны.

Спрятав в кобуру свой пистолет, Гаунт крепко сжимал в руках винтовку Каффрана – много воды утекло с тех пор, когда он воевал с таким оружием.

Из полупрозрачного тумана материализовался силуэт Маколла, и разведчик жестом направил танитцев вперёд. Он посмотрел на Гаунта и затем снял фуражку с его головы.

– Не понял? – возмутился Гаунт.

Маколл провёл указательным пальцем по стене, набрав грязи и замарав ею серебряную кокарду в виде аквилы, и отдал головной убор обратно.

– Она отражает свет, – объяснил Маколл.

– Понятно, ни к чему носить мишень на голове.

– Я просто не хочу, чтобы из– за вас перестреляли всех.

– Ну конечно, – согласился Гаунт.

Каждые несколько минут треск оружия сменялся тишиной, когда враг, прислушиваясь к любому шороху, становился всё ближе, но сейчас был слышен лишь звук падающих капель дождя. Любой предмет окружения, будь то случайно или умышленно потревоженные горы обломков, будь то опрокинутые и свалившиеся предметы покрупнее, становился источником шума. Сломанные половицы стонали и кряхтели, а окна и двери громко возмущались любому неосторожному движению. Даже эхо, порождаемое при разрядке оружия внутри разрушенных зданий, отлично помогало найти первопричину.

Танитцы крайне умело пользовались этим навыком. Гаунт наблюдал, как несколько раз кто– то из солдат швырял камень, старую жестяную кружку или горшок, чтобы звуком привлечь внимание тронувшихся рассудком косдорфцев. Как только те стреляли по источнику шума, другой танитец находил стрелка и ликвидировал его.

Но противник быстро выучился на своих ошибках, начав действовать более осмотрительно. Не в состоянии выследить танитцев, косдорфцы начали взывать к ним из мрака.

И это действовало на нервы. Далёкие голоса полнились мольбой. Сами слова было сложно разобрать, но их смысл понимал каждый – обречённые давили на жалость.

– Не слушайте их, – приказал Гаунт.

Нужно держаться изо всех сил. Враг превосходил их числом, но танитцы правильно поступили, покинув площадь и тем самым склонив чашу весов в свою пользу. Однако Гаунт гадал, хватит ли этого.

Руины все ещё напоминали кладбище, траурную пустошь всеобщего разложения. Он подумал – неужели здесь оборвётся его жизнь и карьера военного? Неужели достойному офицеру осталось жить пару часов на не имеющем стратегической ценности мире, потому что он ошибся с выбором: не пожал нужному человеку руку, не шепнул пару слов в нужные уши, не отобедал с нужными людьми? Ибрам не раз сталкивался с карьеристами, которые добивались всего благодаря убедительной силе клуба офицеров или подвязкам в штабе. Они были политиками, что доводили свои решения в наиболее прямолинейной форме. Но в толпе посредственностей иногда находились истинные самородки. Гаунт верил, что одним изучением книг по боевому ремеслу и военных доктрин многого не добиться – нужно подкреплять знания практическими навыками и полевыми учениями. Эту же мысль поддерживали Слайдо и Октар – первый наставник Гаунта.

Чего нельзя было сказать про обширную военную машину Имперской Гвардии. Слайдо как– то сказал: «Я уверен, что соответствующие реформы Гвардии могут увеличить её эффективность на пятьдесят, а то и на шестьдесят процентов. К несчастью», добавил он, «человечество слишком занято войнами, чтобы запустить подобные изменения».

И в этом была горькая правда. Гаунт точно знал, что Слайдо составлял в уме проект реформ для подачи в Муниторум после Усмирения Горикана, а затем – после Кхулана. Но каждый раз начиналась новая военная кампания, возникал новый театр военных действий, привлекавший внимание военных планировщиков и командующих. И тогда она началась в Мирах Саббат. Слайдо посвятил себя им, насколько знал Гаунт, преимущественно по личным интересам. После Кхулана Верховные Лорды искушали Слайдо множеством предложений – ведь у него было из чего выбирать. Но тот отказался от всего, предпочтя в конце своей жизни заняться исполнительскими обязанностями и работать над фундаментальной реформой Имперской Гвардии, которая, как он полагал, имела все шансы стать самой эффективной военной силой во всей известной галактике.

Однако Верховные Лорды обскакали его, воспользовавшись далеко уходящей в прошлое страстью к добродетельной и блаженной Святой Саббат и местам, где ступала её нога. Миры Саббат долгое время считались безвозвратно утраченными и отданными на растерзание Губительным Силам, что гнездились на так называемых Кровавых Мирах. Никто из командующих не хотел браться за столь безнадёжное для карьеры дело, но Верховные Лорды искали лидера, который по своим убеждениям возьмётся за освободительную войну. Они подсластили пилюлю должностью главнокомандующего, чувствуя, что Слайдо не устоит перед возможностью вернуть в лоно Империума значительную территорию, которую, по его мнению, незаслуженно проигнорировали и уступили врагу. Заодно новый статус обеспечил бы его значительным политическим влиянием для продвижения своих реформ.

Вместо этого на Бальгауте он встретил свою смерть. Всё, чего добился Слайдо – начала военной кампании, которая растянется на многие годы и будет стоить триллионы жизней.

Мечты разбились вдребезги, а благие намерения пошли прахом. Всё вернулось на круги своя, превратившись в сражение вслепую во мраке разрушенных городов против своих же собратьев, чей разум охвачен безумием.

Всё превращается в прах, а он, в свою очередь, становится твоей маскировкой, скрывающей во тьме лицо и кокарду, пока смерть рыщет в поисках тебя.


В одиночестве, когда рядом никого не было, от вида разрушений Косдорфа на глаза навернулись слёзы.

Каффран понимал безотлагательность дела, однако предусмотрительно решил не спешить. Как часто любил напоминать Маколл – бег сломя голову вынуждает человека держаться на виду и лезть в непроверенные места, где могут находиться скрытые объекты, реагирующие на давление, невидимые растяжки или хищные взгляды вражеских прицелов.

Каффран отличался прекрасной физической подготовкой, равно как и все рекрутированные с Танит юноши. Именно по этой причине его выбрали в посыльные.

Ранее в мёртвый город вошла целая группа зачистки, оценивая каждый шаг и осторожно продвигаясь в его недра. Теперь же Косдорф покинул один– единственный солдат, у которого были лишь его смекалка и подготовка. Он нисколько не сомневался в том, что враг развернёт войска и оцепит место сражения, чтобы изловить отставших бойцов.

Косдорф напоминал ему Танит Магна, но отнюдь не своей архитектурой. Танит Магна был менее крупным городом с высокими стенами, чьи колоссальные башни и шпили из тёмного камня пронзали зелёную шевелюру Танит подобно монолиту. В нём не было той бледной, почти белёсой, и траурной внешности Косдорфа. Именно безжизненность города поразила сердце юноши. Каффран понимал, что от Танит Магна не осталось даже руин, но труп второго по величине города Вольтеманда напоминал ему о нём и утолял горечь утраты.

Уже не единожды он отмечал про себя, будто знает улицу или какой– то отдельный угол. Образы воспоминаний накладывались на чужие дома и проспекты, а ностальгия, приправленная невыносимой грустью, грызла его душу. Ему показалось, что в сплюснутом фасаде одного из зданий он узнал трактир, где когда– то отдыхал с друзьями, а другие руины принял за бакалею, в которой работал подмастерьем. Разрушенная аллея предстала пред ним, как узкая улочка, что вела к церковным угодьям. Участок выжженной земли с зарослями колючей проволоки, преобразился в уличный рынок, где Каффран часто покупал мясо и овощи для стареющей матери…

А терраса с потрескавшимися и изломанными плитами явно напоминала площадь неподалёку от Парка Курфюрста, место их встреч с Ларией. Ему почудился запах нэловой древесины… а затем смрад сырого пепла. Где– то бесшумно сверкнула молния.

Он крепко ударил себя кулаком по щеке, понимая, что слёзы от стыда смешиваются с каплями дождя на лице.

Каффран глубоко вздохнул. Он не сосредоточен на задаче, стал невнимательным. Юноша остановился, чтобы сориентироваться в пространстве, полагаясь на присущий танитцам талант следопытов.

Если Бог– Император, которому денно и нощно молился Каффран в той тесной церквушке, соблаговолил отобрать у него всё, кроме этого долга, то он намерен довести чёртово дело до конца. Он… Каффран почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом…

Лазерный луч пролетел мимо его лица на расстоянии ладони. Лишь неловкое движение пальца, нажавшего на спусковой крючок, отделяло прямое попадание в голову от промаха. Юноша оторопел от внезапного звука и вспышки, а жар луча опалил лицо, превратив слёзы и капли дождя на щеке в сухую корку.

Каффран шлёпнулся на землю и откатился в укрытие, спрятавшись за фундаментом расплющенного здания. Рядом пролетело ещё пару зарядов, а затем в глыбу слева от него, издав совершенно иной звук, ударила твердотельная пуля. Он возблагодарил Бога– Императора кивком головы. Теперь юноша знал минимум о двух вражеских стрелках.

Каффран почти вжался в землю, погрузив лицо в грязную жижу, подполз ближе к каменным блокам и рискнул выглянуть наружу.

Мимо него просвистел ещё один шальной выстрел – враг не заметил танитца. Грязный боец СПО со старой автоматической винтовкой направлялся к нему, прыжками преодолевая завалы. Он выглядел, как хромоногий бедняк: на голенище болтался оторванный обшлаг, а бриджи больше напоминали обноски. Лицо скрывал поношенный противогаз, соединительный шланг которого не был прикреплён к баллону с воздухом и болтался, словно хобот, а в маске недоставало одной из линз.

Позади него, чуть поодаль, на вершине покатой крыши, что обвалилась на улицу, стоял второй вражеский солдат и смотрел сквозь прицел упёртого в плечо лазкарабина. Пока один боец СПО в противогазе приближался к предполагаемой позиции Каффрана, другой накрывал её огнём.

Юноша обнажил своё единственное оружие – длинный танитский нож.

Он низко пригнулся, вслушиваясь в хруст камешков под ногами противника и учуяв исходивший от него запах гниения.

Над головой с визгом пролетел очередной луч лазера. Каффран старался дышать реже. Шаги раздавались всё ближе – он чётко слышал хриплое дыхание под маской противогаза.

Каффран перевернул клинок и взялся рукой за лезвие, а затем легонечко постучал навершием по камню, словно барабанной палочкой.

Дзынь! Дзынь! Дзынь!

Тут же вражеский солдат посмотрел в другую сторону, а частота его клокочущего дыхания подскочила. Под ногами у косдорфца хрустели острые камешки и хлюпала грязь. Враг был совсем рядом – по ту сторону разрушенной стены.

Едва заметив бойца СПО, Каффран сразу же напал на него и попытался подойти к противнику вплотную, чтобы помешать тому воспользоваться винтовкой. Юноша изо всех сил старался завести ствол оружия под руку косдорфцу, уводя его подальше от себя.

Сцепившиеся враги споткнулись и перевалились через блоки. Грянул выстрел.

Солдат на вершине крыши на миг помедлил и опустил карабин, но затем резко вскинул оружие и прицелился…

…Но удержался от выстрела, когда из– за блоков замаячил знакомый силуэт в замызганном противогазе.

Человек в резиновой маске плавно достал оружие на изготовку и сделал залп, угодивший опешившему бойцу СПО в шею и грудь – тот пошатнулся и скатился вниз по крыше, разбрасывая черепицу.

Каффран выронил автоматическую винтовку и швырнул сорванный с лица противогаз на землю, зашедшись в жестоком приступе кашля и рвоты. Запах, исходивший от остатков внутри маски, был неописуемо отвратительным. Прежний владелец противогаза лежал на спине, а на покрытой грязью груди рубинами сверкали капли крови. Каффран достал боевой нож и вытер лезвие.

А затем его снова вырвало.

В руинах за его спиной послышалось какое– то движение. Нужно спешить. Каффран посмотрел на винтовку и попытался взвесить все плюсы и минусы стрелкового оружия. Он потянулся к большим холщовым кисетам, которые его неудачливый убийца навесил спереди в качестве разгрузки, и пошарил в них. Один был полон всяческого хлама: бесполезные кусочки камня и кирпича, осколки керамики и стекла, разбитые очки и банка гуталина. В другом же нашлись три обоймы для винтовки и видавший виды укороченный автопистолет – широко производимое оружие низкого качества с ограниченной дальностью стрельбы.

То, что нужно. Юноша положил его в карман.

Теперь точно пора выдвигаться.


Смеркалось. В отличие от Танит, где ночь мгновенно накрывала землю тёмным колпаком, на Вольтеманде она медленно растекалась по небу, как тушь в воде.

Капли дождя всё ещё барабанили по палаткам в имперском лагере, но теперь безмолвная молния на фоне мрачного небосвода смотрелась куда более резко. Белёсые разряды били каждый двадцать– тридцать секунд, напоминая световой сигнал во время тревоги.

Юноша спал, раскинув руки и ноги во все стороны, словно дремлющая у камина собака. Дорден ненавидел злоупотреблять своим положением, но он верил в то, что Бог– Император Человечества простит ему те пару капсул успокоительного, которые медик подмешал в бульон Майло. Он даже был согласен замаливать свои грехи – в городе хватало часовен для покаяния, а ещё имелась местная святая, внешне кажущаяся вполне милосердной особой.

Юноша лежал на койке в конце палатки. Дорден поставил завариваться травяной настой на походную плитку и перевернул страницу книги, что лежала открытой на стойке для инвентаря. Она называлась «Сферы неистовых желаний». Медик надеялся встретить кого– нибудь в Имперской Гвардии, кто хотя бы слышал о ней, не то чтобы прочитал. Но это маловероятно – Имперская Гвардия не самая утончённая организация.

Неподалёку стоял Лесп и чистил иглы в котелке с водой. У него выдался тяжёлый рабочий день – в конце смены он набил две или три клановые татуировки. Невзирая на уставшие глаза, он продолжал готовить иглы, чтобы те были чистыми перед последующей работой. Лесп – редкостный работяга. Казалось, будто он торопится нанести все танитские татуировки, пока не забыл их. Дорден часто гадал, куда же Лесп будет их набивать, если у танитцев не останется свободного места на коже.

Юноша во сне дёрнул ногой. Дорден подошёл удостовериться, всё ли у Брина в порядке.

Вдруг открылся откидной борт, и внутрь из мрака вошёл мокрый от дождя Роун. Капли на волосах и плаще сверкали, словно бриллианты. Дорден вскочил с места, а Лесп собрал свои вещи и поспешил убраться подальше.

– Майор.

– Док.

– Чем могу служить?

– Просто совершаю обход. Всё в порядке?

Дорден кивнул:

– Без происшествий.

– Хорошо, – ответил Роун.

– Смеркается, – сказал Дорден, когда майор собирался уходить.

– Точно.

– Вам не кажется, что группа зачистки задерживается? – спросил Дорден.

– Немного, – пожал плечами Роун.

– И это вас не беспокоит?

Роун улыбнулся.

– Нет.

– И когда же вы начнёте волноваться? – поинтересовался Дорден.

– Когда окончательно стемнеет, и их официально признают пропавшими без вести.

– До этого может пройти немало времени. И к тому моменту уже будет поздно мобилизовать силы для их поисков, – заметил Дорден.

– Что ж, по крайней мере, мы должны обязательно дождаться утра, – ответил Роун.

Дорден взглянул на него и провёл рукой по лицу.

– Как думаете, что с ними стряслось? – спросил он.

– Понятия не имею, – молвил Роун.

– Тогда на что вы надеетесь? – задал вопрос Дорден.

– Сами знаете, – ответил майор улыбкой, больше похожей на оскал, в которой не было ни капли теплоты. Словно сухая гроза. Дорден глотнул немного настоя.

– Мой вопрос заключался в том, как потеря двух старших офицеров командного состава скажется на будущем Первого и Единственного?

– Увольте, док, – молвил Роун, – никакой катастрофы здесь нет. Так бывает. Скорее всего, что– то их там задержало.

– А если нет?

Роун пожал плечами.

– Тогда, как вы и говорили, это станет чудовищной трагедией. И всё же нам придётся жить дальше. Танитцам уже не впервой, правда, док?


Истощённые и отчаявшиеся призраки Косдорфа шли на них сквозь останки зданий. Их нужда и голод взяли верх над осторожностью. Они появлялись из пришедших в негодность дверных проёмов, таращились сквозь пустые глазницы окон, выползали из пересохших водостоков и материализовались из– за гор обломков. Косдорфцы палили из оружия и стенали хриплыми, жалостливыми голосами.

Дождь ещё сильнее сгустил сумерки, и во мраке дульные вспышки казались догорающими угольками.

Танитцы сбились в кучу и слаженно отстреливали противников, отступая по территории завода к архиву данных.

Там они впервые понесли потери. Одного из солдат задел вражеский огонь, отчего тот внезапно застыл, будто его оглушили, а затем обмяк и упал, даже не пытаясь защититься руками от удара о плитку. К нему подбежали товарищи по оружию и оттащили в укрытие, но по безвольно дрыгающимся ногам Гаунт понял, что танитец мёртв. Кровь пропитала гимнастёрку солдата, а следы от волочения напоминали растёкшееся чёрное стекло. Пролилась первая кровь.

Гаунт не знал имени погибшего. Он попросту не успел с ним познакомиться. Комиссар возненавидел себя за промелькнувшую на миг мысль, что одним возмутителем спокойствия стало меньше.

Гаунт крепко упёр приклад лазвинтовки Каффрана в плечо и огрызался одиночными выстрелами, хотя ему ужасно хотелось перейти в автоматический режим.

Их встретил просторный вестибюль архива данных, чья стеклянная крыша ныне обрушилась наземь. Сквозь неё лил дождь, и каждая его капля отражала свет. Неупокоенные духи Косдорфа заняли галерею наверху и обрушили огонь на танитцев: из столешницы письменного стола, где когда– то заседал почтенный регистратор, разлетались щепки, а ряды украшенных латунных будок, где схолары и гностики искали запрашиваемые данные, покрылись засечками и вмятинами. Огонь перемалывал плитку на полу, а изысканные гравюры на стенах изуродовали выбоины и ямочки.

Корбек посмотрел на Гаунта из– за выщербленной мраморной колонны.

– Дело дрянь! – крикнул он.

Гаунт кивнул ему.

– Поддержка! – скомандовал он.

Весь день они берегли тяжёлое вооружение, хотя, по сути, у легковооружённых танитцев было не из чего выбирать.

Пряча голову от выстрелов, с Корбеком поравнялся здоровяк. Кроме лазкарабина у него за спиной болтался длинный тубус из холщовки. Он отстегнул верхушку, чтобы достать оттуда ракетную пусковую установку.

Бугая звали Брагг, и он был невероятно огромным: ростом не выше Корбека, но с куда более широкими плечами. Его сопровождал юный танитец по имени Бельтейн, что носил с собой кожаную сумку с восемью противотанковыми снарядами. И, пока Брагг настраивал прицельную планку ракетомёта, он уже приготовил ракету.

– С твоего позволения, Разок! – крикнул спрятавшийся за аркой Ларкин, куда хлестали вражеские выстрелы.

– Не бухти там, – прямо ответил Брагг и тут же повернулся лицом к Гаунту:

– Прошу прощения, комиссар– полковник, сэр! – добавил он.

– Прошу, приступай! – взмолился тот не столько из– за плотного огня, сколько из– за голосов. Он гадал, или это игра воображения, или стенания и мольбы косдорфцев вдруг стали куда более понятными.

Бельтейн хотел было загрузить снаряд в оружие Брагга, когда его зацепило вражеским лазером. Гаунт округлил глаза, заметив, что оседающий юноша ослабил хватку на ракете, и та выпала из рук.

Снаряд ударился о плитку и отскочил, слегка погнув хвостовое оперение,… и не взорвался.

Гаунт тут же рванул в его сторону, а Корбек бросился к Браггу. Тот поднял ракету и с довольным видом постучал ею по голове.

– Да не бойтесь, – молвил он. – Предохранитель на месте.

Гаунт выхватил у него ракету и наклонился к сумке, что заменить её новой.

– Осмотри юнца! – обратился он к Корбеку.

– Рана поверхностная! – ответил тот, склонившись над Бельтейном. – Задета лишь рука.

– Уводи его к проходу!

– Я не оставлю…

– Веди фесового мальчишку к проходу, полковник! Сам разберусь!

– Так точно, сэр!

Корбек начал оттаскивать юношу в сторону главного прохода, а солдаты вышли из укрытий, чтобы помочь им. Гаунт достал свежую ракету из сумки и повертел в руках, проверяя её качество. Уже и не упомнить, когда он проходил базовую подготовку и учился подавать снаряды. Много воды утекло с тех пор, когда Ибрам был гирканским юношей, которого с рождения, словно ради продолжения семейной традиции, учили военному ремеслу.

– Готов? – спросил он у здоровяка.

– Так точно, сэр! – ответил Брагг.

Гаунт установил снаряд и удалил предохранитель. Брагг взвалил корпус установки на плечо и навёл прицел на галерею. Гаунт дважды хлопнул ему по плечу.

– Огонь! – крикнул он.

– Огонь! – отозвался Брагг. По команде они открыли рты, защищая ушные перепонки от разрыва.

Здоровяк нажал на спусковой крючок. После запала раздался хлопок, и с хвостового конца вырвалось пламя, подняв тучи пыли. По указке стрелка ракета, оставляя огненный след, угодила прямо в подпорки галереи и бурно сдетонировала. Галерея на миг вздыбилась, а затем обрушилась вниз, словно лавина, увлекающая за собой металл, камень, стекло и людей, под аккомпанемент оглушительного грохота и посмертного эхо гибели.

Гаунт посмотрел на Брагга – тот ухмыльнулся. В ушах звенело.

Гаунт жестом приказал: «Отступаем к проходу».

Сквозь дым, что заволок вестибюль, они пересекли арочный проход. Атака удалась. Корбек отдал приказ подождать, пока они сидели и слушали, как враг перегруппировывается.

Стало тише. Здание прекратило трястись. Тут и там раздавался грохот падающих обломков и дребезжание стекла. Гаунт прислонился спиной к стене и приземлился рядом с Браггом.

– Уже с первой попытки, – отозвался Ларкин из– за соседнего угла.

– Знаю, – ответил Брагг, а затем посмотрел на Гаунта с гордым выражением лица: – Иногда я мажу.

– Я в курсе, – молвил Гаунт. Здоровяку дали прозвище Ещё Разок, потому что первый выстрел у него всегда уходил мимо цели.

Смахнув пот с лица, Гаунт молча сидел минуту– другую. В голове возникли мысли о второй попытке, очередном шансе. Иногда попросту нет никакой возможности или желания сделать что– то лучше. Иногда попросту не бывает второго шанса. Сделал выбор, он оказался неудачным – вот и живи с этим. И ничем уже ситуацию не исправить. Не нужно ждать, что кто– то тебя пожалеет или даст поблажку – это твоя жизнь и твои ошибки.

Будучи одним из лучших подопечных Слайдо, он словно упустил шанс выйти победителем в игре: ушёл из рядов гирканцев, пытался спасти хоть что– то во время трагедии на Танит, надеялся, что ему удастся завоевать признание убитых горем солдат, отправился во главе группы зачистки в мёртвый город из– за банальной скуки.

Ибрам снял с головы фуражку, прислонился затылком к сырой стене и закрыл глаза. А затем открыл их. Над головой зияла тьма. Капли дождя и хлопья штукатурки падали ему на лицо, превращаемые проблесками молнии в снег, в медленно падающие звёзды, что одиноко неслись по болезненно пустому пространству космоса.

И тут он кое– что вспомнил. Комиссар запустил руку в карман, чтобы просто коснуться письма, чтобы дотронуться до послания его старого друга Бленнера: знакомого со времён Схола Прогениум, изобретателя брусковых шутих и любителя розыгрышей.

А ещё того, кто, несомненно, даёт пустые обещания. Письмо было старым, да и предложение уже явно не актуально, если вообще было таковым. Вейном Бленнер отличался ветреностью и часто разбрасывался обещаниями, которые не мог сдержать.

Однако оставалась еще толика надежды, спасительная соломинка, возможность начать всё сначала.

Письмо исчезло.

Очнувшись от воспоминаний, Гаунт начал лихорадочно шарить по своим карманам. Оно действительно исчезло. Колющий удар ржавого штыка порвал карман, где оно до этого лежало. Остальные отделения в кителе и френче оказались пустыми.

Письмо потерялось. Оно валялось где– то посреди мёртвого города, расползаясь под каплями дождя.

– Что– то не так? – спросил Брагг, заметив суматошность Гаунта.

– Нет, – ответил тот.

– Вы уверены?

Гаунт кивнул.

– Ладно, – молвил Брагг, снова сев на место. – Я уж подумал, будто вас что– то терзает.

– Терзает?

– Со всеми бывает, – сказал Брагг. – У каждого по– своему: кошмары, плохие воспоминания. У большинства они связаны с нашей родиной. Ну, знаете, Танит.

– Знаю, – ответил Гаунт.

– Мы тоскуем по ней, – молвил Брагг, словно эта мысль не была очевидна остальным. – Это нелёгкая ноша. Иногда тяжело думать о том, что случилось. Это гложет нас изнутри. Знаете Гьютса?

Брагг показал пальцем на Пиета Гьютса, одного из солдат, что прятался в ратуше вместе с Домором. Как и все танитцы, Гьютс отдыхал, пока это было возможно, сидя у стены, подтянув к себе ноги, положив оружие на колени и вслушиваясь.

– Да, – ответил Гаунт.

– Друг мой, – продолжил Брагг. – У него была дочка по имени Финра, а у той – своя по имени Фуна. Он чертовски сильно по ним скучает. Но не потому, что не был рядом. А от того, что не может к ним вернуться. А Макендрика знаете?

Брагг указал на другого солдата и сказал, понизив голос:

– Он потерял брата в Шпиле Танит. Кажется, у него еще семья жила в Аттике, дядя…

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – перебил его Гаунт. – Я знаю, что тогда случилось. Знаю, что я сделал. Хочешь вызвать у меня угрызения совести? Я не могу загладить свою вину, просто не могу.

Брагг нахмурился.

– Я думал… – начал он говорить.

– Что? – спросил Гаунт.

– Я думал, что именно этим вы и занимаетесь, – объяснил Брагг. – Ради нас. Мне казалось, что вы пытаетесь слепить нечто годное из того, что осталось от Танит.

– При всём уважении, солдат, во всём полку только ты так думаешь. Также, при всём уважении к боевым навыкам танитцев, я командующий Имперской Гвардии, а не волшебник. Мне дали горстку людей, всего горстку для великих свершений. Но нам не добиться многого. Всё, что нам светит – это строчка текста в середине отчёта Муниторума о призывниках.

– Это ещё как посмотреть, – возразил Брагг. – В любом случае, мы смиримся, если ничего не выйдет. Поступать с солдатами по совести – вот что важно.

– И я справляюсь?

– Мы все этого хотим, – улыбнулся Брагг. – Мы же танитцы. Мы привыкли знать, куда идём. Мы привыкли прокладывать свой путь. Но мы потерялись. Всё, что нам нужно – чтобы вы нашли дорогу и повели нас за собой.

Кто– то неподалёку что– то сказал. Корбек поднял руку, призвав вслушаться. Ничего, кроме стука падающих капель дождя. Все напрягли слух. Гаунт похлопал здоровяка по руке и подошёл к Корбеку.

– Что такое? – спросил он.

– Бельтейн сказал, что услышал какие– то звуки, – ответил Корбек. Юноша сидел подле полковника – раненую руку перевязали и подвесили на завязке. Он посмотрел на Гаунта и молвил:

– Нечто… странное.

– И как это понимать? – спросил Гаунт.

Корбек жестом призвал вслушаться, и комиссар вытянул шею.

К ним двигались косдорфцы – шёпот их речей приливной волной катился из руин к позиции танитцев.

Гаунт внимательно посмотрел на Корбека.

– Кажется, я могу разобрать слова, – сказал он.

– И я тоже, – кивнул Корбек.

Гаунт с трудом проглотил комок в горле. Непонятно откуда возникло ощущение тошноты. Чутьё подсказывало ему, что неожиданное понимание косдорфцев пришло не от того, что те говорили на низком готике.

Он понимал их, потому что выучил их язык.


Юноша резко вскочил с койки.

– Ложись спать, – посоветовал ему Дорден. – Тебе нужен отдых.

Медик стоял на входе в палатку, наблюдая за приближением вечера.

Майло встал с постели.

– Они уже вернулись? – спросил он, но Дорден отрицательно покачал головой.

– Нужно отправить кого– нибудь на поиски, – сказал юноша безо всякого выражения. – Мне приснился очередной сон. Очень плохой. Нужно отправить людей разыскать их.

– Просто ложись спать, – настаивал Дорден. Юноша немного осунулся и развернулся к своей койке.

– Тебе приснилось, что они в беде? – решил подбодрить Брина медик.

– Нет, – ответил он, сев на койку и взглянув на Дордена. – Я тревожусь не по этой причине. Ничего такого не было во сне – это, скорее, голос разума, ведь они задерживаются. Мой кошмар был о цифрах. Что прошлой, что позапрошлой ночью.

– Цифрах? – переспросил Дорден.

Майло кивнул.

– Именно так. Во сне я пытался снова и снова занести их на бумагу, но мой стилус всё никак не хотел писать. По непонятной для меня причине мне неприятно видеть этот сон.

Дорден посмотрел на юношу и задал вопрос:

– И что это были за цифры, Брин?

Тот назвал ему их.

– Когда он успел тебе это поведать? – недоумевал Дорден.

– Кто?

– Гаунт.

– Ничего он мне не рассказывал, – признался юноша. – Точно– преточно. Говорю вам – это был сон, и они мне приснились.

– Ты не врёшь мне, Брин?

– Нет, сэр.

Дорден какое– то время не сводил глаз с юноши, и осознание правдивости слов Майло постепенно приходило к нему, как луна проясняется из– за покрова туч.

– И что в них такого важного? – спросил Брин.

– Это командный шифр Гаунта, – ответил Дорден.


«Объясни», потребовал голос. Призрачный голос эхом доносился из руин. «Объясни, мы не понимаем, почему».

Его тональность постоянно менялась, словно искажённая помехами вокс– передача.

«Мы голодны», добавил он.

Корбек посмотрел на Гаунта – на лице полковника читалось желание ответить, но Гаунт отрицательно покачал головой.

«Ты бросил нас здесь», послышались слова. Теперь в нём сплелись сразу несколько голосов, словно в барахлящих динамиках одновременно включились два или три вокс– канала. «Почему ты бросил нас здесь? Мы не понимаем, почему ты бросил нас здесь».

– Что это за хрень? – пробормотал Корбек, у которого начисто улетучилось хорошее расположение духа, а вместо этого пришли страх и паника.

«Ты бросил нас, и мы изголодались», взывали к ним голоса.

– Чёрт его знает, – ответил Гаунт. – Какие– то игры разума.

Но он сам не верил в то, что сказал. Тут крылось нечто более зловещее. Если хорошо прислушаться, то эти голоса звучали не как речь или вокс– трансляция, а, скорее, напоминали… набор звуков, для большей убедительности бережно сплетённых воедино. Их собрали со всех уголков мёртвого города: осыпающийся щебень, грузно падающая кладка, дребезжание разбитого стекла, скрежет арматуры, хруст балок, брызги дождя. Всё это и мириады других звуков объединили в мозаику, которая практически идеально копировала человеческую речь.

Практически, но не совсем.

Почти человеческая, но не до конца.

«Ты бросил нас, и мы изголодались. Объясни. Мы не понимаем, почему ты бросил нас. Мы не понимаем, почему ты не вернулся».

Танитцы уже вскочили со своих мест – все были на взводе. Руки так крепко сжимали оружие, что даже костяшки побелели. Все мокли под дождём. Все всматривались во мрак сырых углов. Гаунт должен помочь им справится с наваждением. Он понимал, что все слышат в этих голосах – их нечеловеческое несовершенство.

– Я знаю, что это, – сказал Ларкин.

– Успокойся, Ларкин, – прогромыхал Корбек.

– Я знаю, что это. Знаю, знаю, что это, – не унимался стрелок. – Я знаю – это Танит.

– Заткнись, Ларкс.

– Это Танит. Погибшая Танит взывает к нам! Она взывает к нам, чтобы мы вернулись домой!

– Прошу, заткнись, Ларкс!

– Закрой пасть, Ларкин! – рявкнул Гаунт.

Тот всхлипнул и заскулил – ужас острым штыком пронзил его естество.

Голоса доносились из сырого мрака. Казалось, что слова мигрировали из одного источника в другой – мёртвых источников. Мёртвых глоток.

«Мы не понимаем, почему ты не вернулся. Мы не понимаем. Мы не знаем, кто мы есть теперь. Мы не знаем, где наш дом».

Гаунт взглянул на Корбека.

– Уходим? – спросил он.

– Обратным путём?

– Любым, что сможем найти.

– А удерживать позицию до прихода подкреплений? – спросил Корбек.

– Сюда могут заявиться лишь незванные гости, – ответил Гаунт.

Корбек повернулся к солдатам и приказал:

– Готовьтесь выступать.

Голоса не унимались:

«Где наш дом? Мы не знаем, где наш дом».

– Это Танит! – вопил Ларкин. – Былой мир взывает к нам!

Гаунт схватил его и прижал к стене.

– Послушай меня, – сказал он. – Ларкин! Ларкин! Послушай меня! Возьми себя в руки! То, что случилось здесь, куда хуже смерти, намного хуже!

– И что это? – захныкал тот, одновременно желая и не желая узнать ответ.

– То, чего избежала Танит, понимаешь?

Ларкин снова начал всхлипывать. Гаунт отпустил стрелка, и тот, скатившись по стене, осел. Повернувшись, комиссар увидел, что вокруг них собрались другие танитцы. Маколл и Маквеннер стояли неподалёку, словно они были готовы в любую минуту разнять Гаунта и Ларкина. Танитцы смотрели прямо ему в лицо, никто не отводил взгляда.

– Вы понимаете? – обратился к ним Гаунт. – Все вы? Все до единого?

– Мы понимаем, что вы сделали, – хором ответили они.

– Ребята, это всё пустое! – прогромыхал Корбек.

Но Гаунт пропустил мимо ушей слова полковника и грубо расхохотался:

– Я – убийца миров, так? Так вы сами возложили на мои плечи большую ответственность. Даже слишком. Но мне плевать, что вы думаете обо мне.

– Идём! Ну же, – взмолился Корбек.

– Я хочу, чтобы вы уяснили одну– единственную вещь, – сказал Гаунт.

– Какую? – дрожащим голосом спросил Ларкин.

– То, что вы считаете трагедией, – пояснил Гаунт, – далеко не самая ужасная вещь на свете. Далеко не самая.


На открытой местности его, словно завесой, накрыл ливень. Каффран понимал, что у него ничего не выйдет – кривобокие тени, охотившиеся за ним, почти настигли юношу, и последние десять минут они звали его сильно искажёнными голосами знакомых ему людей.

«Мы не понимаем, почему ты бросил нас», молили они. «Где нам дом? Мы не знаем, где наш дом».

Каффран сбил ноги до крови. Сжимаемый в руке пистолет пуст – по пути он убил ещё троих врагов.

Голоса не унимались: «Мы забыли, кто мы есть на самом деле».

Он оставил позади мёртвый город и, добравшись до холмов, упал на колени. Где– то далеко впереди, в низине, находится имперский лагерь, но его не видно из– за накрывших долину сумрака и дождя. Каффран понимал – он где– то там, далеко. Слишком далеко.

В сумке лежали сигнальные огни. Избиваемый проливным дождём юноша достал их. Может, стоит поискать место повыше? Ведь там будут смотровые вышки, и его заметят. Может, наводчики или дозорные?

Голоса звали его.

Он встал и запустил ракету. Издав приглушённый хлопок, она взмыла в дождливое небо ослепительной фосфорной звездой с тоненьким хвостом, словно нарисованная в старом манускрипте комета. Она набрала высоту, а затем, трепыхаясь, начала медленно падать вниз.

Каффран наблюдал за этим, держа в руке новый заряд. Он понял, что всё бессмысленно.

Ведь сигнальный огонь так похож на молнию.

На холмах вокруг появились силуэты. Они направлялись прямо к нему.

Они звали его.


В юго– восточном крыле архива Бонин нашёл полуразрушенный вход на складские помещения, и танитцы покинули здание через подвальные хранилища.

Цокольный этаж оказался затоплен – вода доходила им почти до пояса. Пришлось потратить один снаряд РПУ, чтобы разнести на куски дверь этой секции. Выбравшись наружу, их встретил дождь и заставший всех врасплох плотный вражеский огонь.

Гаунт приказал двигаться перебежками к укрытиям, и они побежали по улице, перемещаясь с место на место. Невзирая на шквальный обстрел, танитцы сохраняли боевой порядок и, вопреки неистовому желанию, не переводили оружие в автоматический режим.

Но даже так у солдат подходили к концу запасы амуниции.

Танитцы начали всё больше растягиваться в линию. Они продвигались к дальнему концу манежной площади, где пересекались два опустошённых бульвара, по переходам под разрушенными трамвайными остановками. Помятый металл на их крышах ощутил на себе всю ярость вражеского огня. Целью танитцев стала главная магистраль, что выходила на восточный проспект. Гаунт и Корбек приказали Блейну продвигаться вперёд и создать коридор для вывода тех, кто остался в хвосте.

Не успела группа пересечь и половины площади, как вдруг из засады на них напал противник. Враг вышел из перехода, который казался заваленным обломками. Косдорфцы выглядели, как траншейные бойцы с дубинками, колотушками и мясницкими крюками. Они нанесли удар прямо в середину перемещающегося строя, где как раз находился Гаунт, пытавшийся скоординировать людей.

Он упал и ударился обо что– то головой. Ибрам слишком ошеломлён, чтобы понять, что случилось. Налётчик замахнулся крюком, чтобы рассечь ему голову и прикончить комиссара.

Но Маколл перехватил удар косдорфца и выпотрошил его серебристым боевым ножом. Второго противника он встретил прямо в лоб, непонятным образом уклонился от летящей по широкой дуге шипастой дубинки и так вогнал лезвие тому в горло, что кончик лезвия вышел из темени.

Корбек тоже не избежал столкновения с врагом. Он перебросил атакующего через спину и сломал тому шею, используя вес своего тела и захват, которому он научился, наблюдая за своим стариком во время соревнований на уездной ярмарке.

Он поднял взор как раз в тот момент, когда Маколл вырвал нож из тела врага. Вслед за лезвием, словно взмах алого вымпела, полукругом брызнула кровь, и налётчик, сгорбившись, упал назад. Сквозь завесу дождя Корбек увидел, как в сторону Маколла из перехода направилось ещё больше противников. Но лазвинтовка полковника была погребена под трупом ранее убитого им косдорфца. Он окликнул разведчика, для пущей убедительности добавив «идиот» и «чёрт». Винтовка Маколла висела у того за спиной, но он ожидал нападения сразу троих с одним лишь ножом в руках.

Послышался вой маленького, но довольно мощного термоядерного привода, а затем последовал знакомый рёв ожившего цепного меча. С перемазанным кровью лицом и без фуражки, Гаунт поравнялся с разведчиком. Три налётчика подошли слишком близко к Маколлу, чтобы комиссар рискнул выстрелить по ним из винтовки или болт– пистолета.

Цепной меч начисто снёс голову одному из нападавших. С режущей кромки клинка хлестала алая дымка – движущиеся части перемололи остатки его шеи. По стойке и поведению Гаунта Корбек понял, что перед ним был превосходно обученный фехтовальщик. Покрытый кровью и пылью, стоящий на насыпи из обломков, сражающийся с кровожадными мертвецами, он всё равно производил впечатление искусного дуэлянта.

Гаунт рванул вперёд и насквозь пронзил налётчика своим цепным клинком, позволив Маколлу молниеносно перехватить последнего из нападавших. Всё больше врагов появлялось из перехода. Комиссар крутнулся и, вытянув руки, описал мечом широкую и ровную дугу, аккуратно срубив верхушку черепа.

Корбек поднялся на ноги. Он прижал приклад винтовки к животу и повернул переключатель, а затем обрушил шквал лазерного огня на вход в туннель, подсветив завалы внутри яркими вспышками. Силуэты корчились и извивались. Он полностью опустошил энергоячейку, следом швырнув последнюю гранату вниз по спуску, чтобы выкурить последних недобитков.

Гаунт шарил взглядом в поисках своей фуражки.

– Ты почему пошёл врукопашную? – задал он вопрос Маколлу.

– Вы же сами сказали экономить патроны, – ответил тот.

– Честно говоря, он всё равно их одним ножом порешил бы, – молвил Корбек.

Далеко впереди, со стороны восточного проспекта, они безошибочно услышали автоматическую пальбу из лазвинтовок.

– Эх, чужой пример заразителен, – добавил полковник.


Гаунт побежал вперёд, выкрикивая приказы. Он направился к авангарду танитцев, пытаясь навести порядок среди стрелков. Только тогда он осознал то бедственное положение, в котором они оказались. Нападение в центр строя разделило группу на две части. То было началом конца. Враг воспользовался их слабыми местами, чтобы подавить и разбить их на меньшие группы, а затем уничтожить. Все признаки того, что противник так и сделает, были налицо, и совсем скоро их ждёт печальный исход.

Отставшие танитцы находились слишком далеко. Гаунт пытался перебросить авангард к ним, чтобы объединить силы или, по крайней мере, удержать позицию, не увеличивая разрыв. Но те упорно шли вперёд, стремясь пробиться к магистрали. Корбек кричал им вслед, обращаясь к бегущим по именам, которые Гаунт прежде не слышал, не то, что знал. Шквал лазерного огня окатывал всё пространство впереди. За завалами показалось несколько силуэтов бойцов СПО, но Гаунт прикончил их при поддержке Домора и Гуина.

– Одиночными! Стрелять одиночными! – кричал он.

Он заметил, что танитцы развернулись по направлению к нему, безостановочно стреляя из оружия. «Ну, хоть один приказ дошёл», подумал он. По крайней мере, они вернулись, чтобы воссоединиться со своими.

А затем он внимательно присмотрелся и понял… эти танитцы не были частью группы зачистки.

Роун окатил линию завалов лазерным огнём, а затем подбежал к Гаунту – за его спиной двигались свежие подкрепления.

– Майор?

– Сэр.

– Не ожидал тебя здесь увидеть.

– Просто мы наткнулись на Каффрана, – пояснил тот.

– Наткнулись?

– Да, заметили сигнальную ракету. Он бежал в сторону лагеря, но мы уже шли к вам.

– С чего вдруг? – спросил Гаунт.

– По настоянию начальника медслужбы, который был встревожен вашей задержкой. Мы посчитали, что будет разумно отправить поисковую группу до наступления темноты.

– Я признателен тебе, Роун. Как видишь, веселья хоть отбавляй.

Роун продолжал сверяться с часами.

– Нужно спешно покинуть город, – сказал он.

– Меня дважды уговаривать не надо, – кивнул Гаунт. – Веди.

Майор развернулся и крикнул что– то людям, прикрывавшим фланги. Варл и Фейгор вместе с другими стрелками обеспечивали прикрытие огнём. Они создали зону убийственно плотного лазерного огня, которая следовала за танитцами, словно тень. Невзирая на явную затратность, такая тактика защищала их отход по восточному проспекту к главной городской магистрали. После себя они оставляли лишь пустые энергоячейки и жалкие трупы врагов.

Адар и Мерин поделились боезапасом с Блейном и авангардом группы. В рядах отряда Варла Гаунт заметил Каффрана и швырнул тому обратно винтовку вместе с вещмешком. Юноша поймал их и кивнул ему в ответ.

Роун продолжал сверяться с часами.

– Пошли! Пошли! – кричал он. Уже почти стемнело. Сполохи от напряжённой перестрелки озарили целый квартал города.

– Мы и так летим во весь опор, – ответил майору Гаунт.

Роун посмотрел на него и со свистом втянул воздух сквозь зубы, что означало – «никогда не бывает слишком быстро».

Гаунт услышал гул, затем быстро нарастающий пронзительный рёв и свист падающего снаряда, который после врезался в землю, словно сошедший с небес ангел. Закончилось всё оглушительным взрывом, от которого содрогнулась твердь, а самого комиссара чуть не сбило с ног. Казалось, будто у молнии, наконец, прорезался голос.

А затем началась канонада.

Ослепительно яркие бутоны детонирующих снарядов расцвели по всему восточному проспекту Косдорфа, некоторые – на расстоянии одного– двух кварталов от их позиций. Бомбардировка шла внахлёст, и взрывы накладывались друг на друга. То была точно рассчитанная вспышка гнева, вылившаяся в неописуемое разрушение.

– Кетзок, – крикнул Роун Гаунту.

– Рановато они, – признал тот.

Комиссар наблюдал за мощной бомбардировкой, защищая рукой глаза от ярких вспышек. Затем он развернулся и жестом подал знак танитцам о выходе из сектора.

Для речей сейчас было слишком громко.


Дорден очищал рану на голове.

– Зарастёт как на собаке, – молвил он, бросив мелкий пинцет в емкость для инструментария. Прожилки крови растекались в чистящем растворе, словно тушь в воде.

Гаунт взял стальной тазик и посмотрелся в него, как в зеркало, оценивая швы.

– Сделано на совесть, – сказал он, на что Дорден пожал плечами.

Снаружи царила рассветная заря, а артиллеристы Кетзока всё еще продолжали безжалостный обстрел, который напоминал медленный и точный ход огромных часов. Они сообщили, что боеприпасы подвезут к ним в течение часа – и в подтверждение этому за холмами к северу в небе виднелось огромное облако дыма.

– Роун сказал, что именно благодаря тебе он выслал поисковую группу, – произнёс Гаунт.

Дорден улыбнулся:

– Я уверен, майор Роун просто следовал стандартным оперативным протоколам.

Гаунт вышел из медицинской палатки: всё ещё шел дождь, но теперь после бомбардировки он смердел фицелином. В лагере царило оживление. Согласно указаниям их ждал новый фронт – пришли приказы из ставки. Танитцев перебрасывали на очередную передовую.

Ему было о чём поразмыслить – той недели, которая дана полку на свёртывание и погрузку на транспортные корабли, с лихвой хватит.

– Сэр.

Ибрам обернулся и увидел Корбека.

– Слыхал, нас ждёт Калигула, – молвил полковник.

– Очередная остановка,– согласился комиссар, и оба медленно пошли вперёд.

– Я мало что знаю про эту планету, – признался Корбек.

– Ну, так запроси в Муниторуме краткий брифинг, – ответил Гаунт. – У нас тонны информации по Мирам Саббат. Заодно полк извлечёт выгоду, если офицеры хотя бы поверхностно изучат местные условия до высадки в зону боевых действий.

– Я ведь могу это сделать, правда? – спросил Корбек.

– Ты – полковник, – ответил Гаунт. – Конечно же, можешь.

Тот кивнул и сказал:

– Тогда займусь этим сию же секунду.

Корбек ухмыльнулся, встряхнул камуфляжный плащ и достал из нагрудного кармана сигару и коробок спичек.

– Подумал, что тебе будет неплохо расслабиться вне боевой обстановки.

Гаунт благодарно кивнул и принял подарок. Корбек отдал честь и ушёл прочь.

Комиссар направился в палатку, чтобы за час собрать весь свой скарб. Дождь барабанил по брезентовой крыше.

Его запасной полевой китель висел на спинке складного стула. Кто– то постирал его и отгладил ворс. На месте гирканских нашивок ныне красовались танитские.

И никакого намёка на то, кто мог это сделать.

Гаунт снял грязный френч и китель, которые он носил всю ночь, и переоделся в запасной, даже сомневаясь в том, его ли это одежда. Он отряхнул его, поправил манжеты и запустил руки в карманы.

В правом заднем кармане лежало письмо.

Комиссал достал и распечатал его – он был так уверен, что оно находилось в любимом кителе. Так уверен.

Он прочитал и перечитал письмо, улыбнувшись, когда в голове прозвучали слова Бленнера.

Затем он чиркнул о коробок спичкой, данной ему Корбеком, и, держа конверт на нижний левый угол, поджёг его. Бумага быстро прогорела золотистым пламенем. Он держал письмо до тех пор, пока огонь не начал лизать кончики его пальцев, а затем стряхнул обугленные остатки в пепельницу рядом со столом.

А затем Ибрам Гаунт отправился на поиски завтрака.