Трещина / The Fissure (рассказ)

Материал из Warpopedia
Версия от 20:16, 30 сентября 2019; Brenner (обсуждение | вклад)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к навигации Перейти к поиску
Трещина / The Fissure (рассказ)
The-Fissure.jpg
Автор Ник Винсент / Nik Vincent
Переводчик Moridin
Издательство Black Library
Входит в сборник Крестовый поход Миров Саббат / Sabbat Crusade
Год издания 2014
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

I

Место: Формал Прайм, Миры Саббаты, 251.M41


Апотекарий Утропий раскрыл крепления на шлеме модели «Корвус» и без труда снял его с брата Базилиона. На лице космодесантника не было застывшей гримасы, в глазах не было ни страха, ни удивления, ни ужаса, только непоколебимая, спокойная уверенность; только пронзительный взгляд и героическое самопожертвование, только верность долгу и цели.

Без лишних слов Утропий передал шлем Клеону, который поднял его перед собой обеими руками в латных перчатках, словно собирался поцеловать, а после закрепил слева у себя под мышкой. Он пристально смотрел в лицо Базилиона, гадая, знал ли боевой брат перед самой своей смертью, что преуспел.

Апотекарий снял с пояса древнюю флягу, которую до него носили поколения апотекариев. Узкий ромбовидный сосуд из серебра местами потускнел, помялся и покрылся пятнами, но на его швах и пробке все еще виднелось золото, как и на тщательно исполненном из тех же металлов образе Великого Йоргоса. Он, первый из Железных Змеев одаренный этим именем, стоял на гравировке, вооруженный великолепным гарпуном, воздев его высоко над плечом, как дротик, надвигаясь на огромного атакующего чорва. По поверхности фляги от мускулистых боков и хвоста твари, бешено извивающейся перед лицом неизбежной смерти, расходились гигантские водные валы золотистого цвета.

Утропий открыл флягу, склонился над павшим и начал окроплять его лоб священными водами Итаки. Он наносил ритуальные знаки правой рукой и напевал святые слова, которые даруют покой душе боевого брата и направят к Богу– Императору, на службе которому погиб Базилион.

Когда он закончил, Клеон отвернулся к чистой, гладкой, отполированной стене из скалобетона позади себя. Положив шлем Базилиона рядом с телом, он поднял свой мелтаган. Две минуты спустя в стене возникла почти идеальная ниша с гладкими и симметричными краями, плотно охватившая «Корвус», который тот носил, будучи Железным Змеем.

Первый обряд был завершен: в соответствии с обычаями Железных Змеев апотекарий зашил глаза и рот Базилиона, чтобы тот не мог ни видеть, ни пить, и приступил к работе над рукой.


II


Острый луч всепоглощающей черноты распространился, высосав свет из воздуха и с каждой поверхности.

Рабочие поняли, что происходит нечто странное, когда их окутала темнота – не обычный чернильный мрак, но что– то более зловещее, что– то обратное свету, а не просто его отсутствие.

Потом пропал звук. Постоянный гул и визг дрели и режущих инструментов достиг крещендо, после чего затих, но вибрация от разрезаемых, прокатываемых, проклепываемых и монтируемых скалобетона и пластали не прекратилась. Разные частоты нескончаемо наслаивались друг на друга, формируя все более отталкивающие волновые картины, от которых лопались барабанные перепонки, а жидкость в глазных яблоках дрожала, мутнела, кристаллизировалась и, наконец, разбивалась вдребезги.

Затем что– то закричало. Это был басовитый, раскатистый вопль – слишком низкий, слишком хриплый, слишком громкий для человеческого горла. Он искажался текущим из трещины темным воздухом и устремлялся в недостроенные подземные конструкции, которые должны были сформировать основание нового квартала улья.

Уже были собраны и исследованы образцы грунта, выкопаны ямы, забиты сваи, залит фундамент. Намечался бонус за досрочное закрытие контракта. Шло давление со стороны наблюдателей Администратума и старейшин улья. Первоклассные складские помещения и небольшие жилые отсеки, на одного– двух обитателей, были в дефиците и пользовались высоким спросом, так что Империум ждал результатов. Работу ускорили, смены удвоили, проверки в лучшем случае были поверхностными, кого надо – подмазали. А потом на раскопках что– то отрыли.

Они назвали это «Трещина» и пытались подобраться поближе, чтобы заполнить, заткнуть, накрыть её, остановить волну черноты, заставить тьму вернуться туда, откуда она выползла. Никто не решался предположить, с чем они столкнулись, и откуда это взялось, никто не решался озвучить их страхи – потому что ничего не знал. Существовали легенды об эмпиреях, но они были скорее мифом, чем реальностью, и даже в этом случае были далекой, невозможной вещью.

Администратум послал за милицией улья. Ничего другого не оставалось.

Первое вторжение варпа, первый тонкий луч не– света, убил две сотни строителей, возводивших опорные стены, которые должны были стать дюжиной подземных этажей улья, глубокой основой гигантского каркаса, на который планировалось нарастить надземные этажи. Больше половины из них погибло, когда чернота прорезала завесу, отделявшую одну реальность от другой, где варп встретился с реальным пространством. Она пробила рваную щель в пространстве и времени, а затем соединила их.

Другая половина погибла, завлеченная обещаниями огромного финансового вознаграждения и героических сказаний в их честь, одев на себя немногим больше стандартного защитного снаряжения строителей, предназначенного для защиты головы и конечностей от станков, падений и обрушения стройматериалов. От варпа или его обитателей она защитить не могла, но они не знали о варпе, и с легкостью поверили в россказни о естественном, хоть и редком, геологическом явлении.

Когда двумя днями позже прибыла милиция улья, оставшаяся часть рабочей силы уже сбежала, и остался один только прораб, забаррикадировавшийся в одной из построек рабочего поселка. Он соорудил сложную структуру из деталей кроватей, столов и стульев, составлявших основу меблировки рабочих времянок, – замысловатое гнездо, в центре которого выживший и свернулся в позе зародыша.

– Вытащите его оттуда, – приказал сержант, старший по званию, после неудавшейся попытки привести штатского в чувство, наорав на него. Задача, однако, оказалась непосильной – структура была великолепным инженерным подвигом, прочнее, чем выглядела, и функционально непроницаема. Что, впрочем, никакого значения не имело. Человек обезумел, варп и увиденные бессмысленные смерти превратили его сознание в безразличную жижу. Они умерли. Они все умерли – его товарищи, братья, работники и друзья. Все умерли.

– Сражаться здесь не с кем, – объявил сержант.

– А это тогда что? – спросил капрал, одновременно поднимая свой старый, оставшийся со времен Гвардии длинный лазган к плечу и заглядывая в прицел. Что– то маячило в устье Трещины. Что– то живое.

– Какого Трона? – сопровождавший тварь порыв черного воздуха исказил его голос, и спустя доли секунды в чудовище стреляли из полудюжины стволов.

Некоторые лаз– выстрелы попали в кромешную черноту и взорвались фейерверком, рассыпавшись дугами плотных серых безвредных искр. Некоторые замедлялись до тех пор, пока вовсе не остановились, побледнели и угасли в тяжелом, насыщенном воздухе. Только тяжелые заряды двух автоганов попали – из одного от бедра палил сержант, другим владел старейший член подразделения, бывший имперский гвардеец, которому не под силу было уйти в отставку и вернуться домой, – и то лишь потому, что зверь вылезал из эфира всего в нескольких метрах от них.

Тварь была нездорового вида, около метра в холке и полуметра в ширину, с пятью неравными костлявыми конечностями и желатинообразным, приспущенным, словно наполовину заполненный пузырь, телом. У нее было несколько отверстий, которые могли служить для дыхания, поглощения пищи, слуха, общения или удаления отходов – по их внешнему виду ничего нельзя было сказать наверняка, разве что ни одно не напоминало глаз.

Два заряда попали в туловище, третий и четвертый оторвали крупнейшую конечность, что заставило чудовище пошатнуться, а после истечь смесью ихора и какой– то зеленой, напоминающей желчь, жидкости, который оказалось гораздо больше, чем можно было ждать от такого маленького создания. Оно, без сомнений, издохло, но, тем не менее, одного из милиционеров вывернуло при виде твари наизнанку, а другой сразу же лишился чувств.

– Нам определенно нужны стволы посерьезней, – заметил гвардеец.

– Когда обращаешься к сержанту… – начал заводиться капрал.

– Заткнись, – вмешался сержант и повернулся к солдату. – Мы можем вызвать другие подразделения, и…

– Эта штука пришла из эмпиреев. Нам нужны боеприпасы другого толка. Всё это точно за рамками наших возможностей.

– Что ты имеешь в виду? – спросил сержант.

Солдат поднял бровь.

– Святой Император! – дошло до сержанта.

– Вам следует вернуться во дворец губернатора и убедить отправить через астропатов срочный запрос поддержки, – продолжил солдат. – Нам нужны Адептус Астартес, а пока они сюда добираются, лучшее, что мы можем – это построить обалденно большую стену и молиться Богу– Императору Человечества.

– Император защищает! – вставил капрал.

– Охрененно надеюсь на это, – солдат зачехлил свой автоган и побрел прочь.


III


Апотекарий Железных Змеев Утропий сломал печать на левой латной перчатке Базилиона. Правая рука отсутствовала по плечо, но это не имело значения. Базилион всегда отдавал предпочтение шуйце; и было правильно почтить его при помощи левой, почти нетронутой перчатки, пусть даже весь плечевой сустав был выдран из брони, плечо вывихнуто, мышцы шеи, руки и спины порваны, а растерзанная плоть висела рваными, обескровленными полосами.

Апотекарий снял перчатку – она уцелела, если отбросить несколько поверхностных царапин и вмятин – и передал Клеону, который некоторое время подержал её обеими руками перед лицом, а после упаковал для обратного пути на Итаку, когда они исполнят здесь свой долг. Утропий уже окроплял священной водой нетронутую, перевитую мышцами левую руку Базилиона, такую же идеальную в смерти, как и в жизни, только бледную и неподвижную. Утропий держал ладонь в своей, лил воду, затем вновь пристегнул флягу к поясу и нанес символы той же рукой, все еще удерживая длань боевого брата.

Слова ритуальной молитвы отчетливо раздавались над почившим, как и над всяким Железным Змеем, уже встретившим свой конец на службе; как и над всяким Железным Змеем, который еще встретит свой конец, исполняя долг пред Императором Человечества. Наконец, Утропий сшил пальцы левой руки Базилиона вместе, чтобы он никогда больше не мог держать оружие, чтобы его душа никогда не стремилась в бой и не сражалась в битве, чтобы всё закончилось вечным миром.


IV


Первыми к Трещине начали стекаться дураки – любопытствующие глупцы, услышавшие подсознательный зов эмпиреев. Они приходили глазеть и дивиться – и умирать. Некоторые упивались манящим не– светом, поглощенные убийственной интенсивностью, и шли прямиком под его лучи. Ни сами они, ни кто– либо еще не был в силах им помочь.

Милиция улья создала оцепление, которое нарушали вновь и вновь, и сотни строителей были привлечены к созданию оборонительных препятствий и стен многометровой высоты и толщины.

Верующие приходили молиться... Как паства Бога– Императора, так и язычники.

Прошли месяцы. Великий, блистательный улей распространился на восток, подальше от Трещины, обтекая ее. Огромный проект покрыл сотни квадратных километров, зарылся на три метра вглубь и взлетел на пятнадцать вверх, стройка велась на пике планетарных экономики и благосостояния, и отражала все, что та могла предложить. Наивно было думать, что Трещина может положить этому конец. Ничто не могло остановить поступь человека.


V


Прошли месяцы. Трещину запечатали таким количеством скалобетона, что слой получился совершенно непроницаемым.

Стройка переехала, оцепление сняли, все завесили брезентом и временными щитами с рекламой новых кварталов для отвода глаз. Не на что было смотреть.

Однако, кое– что нашлось для верующих, достаточное, чтобы остаться. Что– то свое для культиста, хаосопоклонника, последователя Губительных Сил. Обещание.

Слово распространилось всюду, и они приходили, в основном, по одному или парами, в это странное, запретное место, увлеченные обещанием светлого будущего, сотворенного руками человека. Они приходили, молились, приносили жертвы и истязали себя, и учили друг друга всему, что знали.

Они обращались к Трещине, и говорили с тоннами скалобетона, отделявшими их от варпа, но долгое время ничего не происходило.


VI


Подразделению апотекария Утропия, состоявшему из него самого и боевых братьев Базилиона и Клеона, понадобилось двадцать два месяца на путешествие с Итаки. Губернатор не ждал их, он почти забыл об отправленном запросе, а когда вспомнил, то почувствовал себя глупцом, поверившим словам старого гвардейца, который предположил, что кровь варпа стекает в его город– улей. Что гвардеец мог знать о варпе?

Была какая– то паника. Были смерти, но ведь это стройка; несчастные случаи неизбежны при работах такого масштаба. Несчастные случаи на производстве, не более.

Явившиеся космодесантники повергли губернатора в ужас, такой же, как и угроза варпа, и, когда они настояли на осмотре места происшествия, перечить он не решился, каким бы дураком себя ни ощущал. Их было по меньшей мере трое, огромных и внушающих трепет – ведь губернатору до того никогда не доводилось видеть подобных воинов. По крайней мере, он избежал унижения от встречи с целым отделением, которое могли прислать по ложной тревоге.


VII


Кровь стекала за спину Базилиона. Правые руку и ногу оторвало почти начисто, а левое плечо было разодрано и выбито из сустава. Воздушные фильтры его брони смялись или разбились полностью, задняя бронепластина перемешалась с плотью, верхний край кирасы погнулся и треснул, несмотря на почти незатронутые соединительные манжеты на шее и запястье. Сам нагрудник сохранил первозданный вид, за исключением пленки скалобетоновой пыли; нигде ни царапины, ни пятнышка.

Клеон снял шлем и встал почетным караулом над Базилионом и Утропием, а апотекарий склонился над трупом, ноги по обе стороны от пояса его боевого брата, и потянулся вниз. Он не думал об отсутствующей правой или перекрученной левой ногах Базилиона. Он не думал о звере.

Апотекарий делал то, чему был обучен: сконцентрировался на словах, которые декламировал, извлекая геносемя из груди Базилиона – наследие Железных Змеев, которое делало будущее возможным.

Он наложил последние бинты на рану в груди Базилиона, и совершил нужные жесты левой рукой, держа в правой редуктор.

Потом он ушел. Базилиона больше не существовало. Павший покинул свое тело в тот же миг, что было извлечено его геносемя. Теперь от него ничего не осталось, только шлем в месте последнего упокоения, и ещё перчатка, силовой меч и геносемя, которым суждено было вернуться домой.


VIII


Никто, кроме собравшихся вокруг нее культистов, не знал, что Трещина начала проникать за построенные вокруг нее стены. Те, кого не убила первая концентрированная нить не– света, были от нее в восторге, варп загадил их разум, обратил их к Хаосу. Они вскрыли тела мертвых еретиков, которые оказались неверующими, мошенниками, ветреными самозванцами, и жадно накинулись на необращенную, не сумевшую измениться, плоть.

Их голод был утолен, и, делая следующий шаг навстречу проклятию, они с новыми силами окунулись в слабые лучи не– света, с энергией и знанием дела. Женщина ступила за крутящийся горизонт кромешной черноты, и принялась монотонно выплевывать из себя череду жестких, гортанных, непостижимых звуков. К ней присоединился молодой человек, чей голос был ниже ее, что привело к диссонансу. Третий голос влился в хор, за ним четвертый, и так продолжалось, пока все паломники не присоединились к песнопению, каждый с чуть разнящейся тональностью и ритмом, отчего диссонанс ширился, расщеплял воздух, что было видно по разделяемому не– свету.

Белый свет расщепляется на цвета радуги, так же вел себя и не– свет. Штрихи плотного, бездонного серого цвета отделились друг от друга, задрожали и повисли в воздухе неровными полосами, вибрируя на разных частотах. Встречаясь, они словно отталкивали друг друга, как будто железная стружка под действием магнитного поля. Каждая частота, каждая лента коверкала проходящий через нее звук песнопения, усиливая диссонанс, создавая какофонию, от которой трещина в массивной стене из скалобетона росла и ширилась с угрожающей скоростью, пока кусок стены, восьми метров в высоту и пяти в ширину, не изрезали вдоль и поперек под всевозможными углами сплетенные лучи не– света.

Один из лучей начал срастаться в обжигающе яркий стержень не– света не толще иглы, который упал на ближайшего распевающего послушника, женщину, с которой начался нечестивый обряд. Из ее глотки полились нечеловеческие слова, глаза остекленели, а из носа и рта закапала черная кровь. Не– свет падал на ее лицо и запястья неровными линиями, когда она склонилась пред алтарем, которым была эта новорожденная Трещина. На коже начали появляться ожоги и волдыри, а потом она задымилась и покрылась следами прижигания, когда не– свет вырезал ей глаза из глазниц и отсек запястья. Другие последователи с молитвами наблюдали за тем, как все больше пучков срасталось и приближалось к ним, в блаженстве повышая голос.

На работу у пучков лучей не– света ушли часы, на расчленение, выхолащивание и потрошение послушников до состояния скелетов с голосовыми связками, распевающих нескончаемый гимн Хаосу.


Когда космодесантники отказались от его общества на своем пути к участку, губернатор с облегчением послал вместо себя капитана стражи улья.

Капитан в судорогах повалился на землю, когда они приблизились к Трещине, и увидели, что произошло с послушниками. Те воспевали неделями посреди собственной разлагающейся плоти, смрадные черепа поддерживали очищенные хребты, скрежещущие, гортанные звуки по– прежнему вытекали из их жалких глоток.

Изрешеченная пучками не– света, терзаемая тьмой, расщепленной на мириады оттенков серого, скалобетонная стена, казалось, пульсировала и изгибалась под нарастающим неумолимым крещендо голосов.

– Значит, не пустяки, – прокомментировал Утропий.

– Это никогда не бывают пустяки, брат мой, – ответил Базилион, поднимая свой силовой меч, чтобы прикончить поющие трупы одного за другим.

Когда не– свет попал на оружие, оно задрожало и загудело в руках космодесантника. Чернота как будто не отразилась от идеально отполированной поверхности меча, а впиталась в нее.

Отсечение позвоночников никак не повлияло на целостность трупов или их вокальные способности, и Базилиону пришлось крушить головы, ломая черепа и челюсти, но несломленные твари– мертвяки продолжали петь.

Утропий приставил к плечу свою лазпушку и выпустил короткую очередь в одно из тел, самое крупное в группе, в прошлой жизни бывшее мясником, выше двух метров ростом и весившим два центнера. Лаз– выстрелы потухли рядом с трупом с шипением и искрами, а те, что все же достигли стоящей в не– свете цели были ей поглощены и неким образом обогатили ее, сделали более зловещей.

Труп мясника покачал черепом и выпрямил позвоночник, будто распрямился во весь рост, вздохнул полной грудью и принялся издавать звуки своей мертвой глоткой еще громче и настойчивей.

– Только огнестрельное оружие, – отметил Утропий, снял с плеча лазпушку и потянулся за своим дополнительным оружием – болтганом.

Базилион неустанно бился с тварями, а не– свет все так же при встрече просачивался внутрь его клинка, отчего поверхность его становилась все темнее и тусклее, пока его владелец рубил и кромсал повисшие в воздухе кости.

Клеон бросил взгляд на пронзившие скалобетонную стену нити не– света и понял, что его мелтаган здесь бесполезен. Стену можно было пробить либо с осторожностью, либо с обратной стороны. Мелтаган был обузой, и ему тоже придется прибегнуть к набедренному оружию, и надеяться, что он сможет помочь своему брату Базилиону, на чью долю выпало контролировать обстановку.

Железные Змеи отфильтровали звуки какофонии вокруг себя, ставшие громче после того как трупы удвоили усилия по открытию Трещины и высвобождению из нее зверя, которому пришли поклоняться и приносить себя в жертву, и перешли на встроенные в шлемы системы связи. В разговорах не было особой надобности. Каждый воин знал своих братьев, взвесил ситуацию, свои слабые и сильные стороны, и действовал, исходя из этих данных.

Хрупкую и непредсказуемую стену нельзя было трогать. Хор трупов определенно имел над ней и, возможно, над тем, что поджидало с другой, темной стороны, некую власть, ведь космодесантники почувствовали присутствие имматериума ещё до того, как приблизились на десять километров.

Убить мертвецов в сиянии не– света было их первостепенной задачей, и для выполнения этой задачи они были неважно экипированы, не в последнюю очередь потому, что певцы хоть и не отвечали на удары, но попросту отказывались умирать. Апотекарий и Клеон не могли воспользоваться своим основным оружием – стрелять из мелты было рискованно, а лазпушка была бессильна в не– свете, и им остались лишь прибегнуть к огнестрельному оружию – болтганам модели «Годвин» и стандартной модели соответственно – снаряды из которых по большей части рикошетили от позвонков и черепов. Только силовой меч Базилиона был в силах нанести паломникам хоть какой– то урон.

Утропий продолжал осторожно стрелять из болтгана по поверхности стены, а Клеон примагнитил свой к поясу и взялся крушить черепа кулаками, но головы вели себя как боксерские груши. Они раскачивались и отскакивали, будто вместо хребтов были пружины, и возвращались на свое место, чтобы получить еще разок.

Настоящую работу делал Базилион – рубил и рассекал, разрывал и раскручивал – и, наконец, начал отделять позвонки друг от друга, выбивать зубы, и даже смог срубить с одного из позвоночников череп, который хоть и приземлился на полу скалобетонной платформы, все же продолжал хрипеть свою диссонирующую мелодию.

Первым изменения в воздухе почувствовал Утропий. Стыки его брони четвертой модели начали вибрировать, взвизгивая при каждом его шаге, и он понял, что сейчас что– то изменится. С включенными фильтрами и в броне модели «Корвус» его боевые братья не так быстро заметили перемены в воздухе, и все еще изо всех сил пытались заткнуть хористов, когда он окликнул их... Но опоздал.

И тогда стена рухнула.

Каждый удар, подсечка, выпад и взмах брата Базилиона неожиданно принес плоды – твари в мгновение ока рассыпались кучами праха и осколков кости на скалобетонный пол под ногами космодесантников.

Вибрация в соединениях брони Утропия достигла новых высот, и он смотрел прямо на стену, когда всё случилось, тогда как Клеон и Базилион оглядывались по сторонам, стоя среди рассыпавшихся вокруг фрагментов костей.

Измочаленная сочившимся не– светом секция стены рассыпалась и обвалилась. Трещина перестала быть трещиной, став зияющей дырой во времени и пространстве, огромными вратами, ведущими в варп.

Когда освещение изменилось, гигантская волна не– света понеслась в их сторону, а тысячи оттенков серого слились и сокрушительным цунами излились из дыры, на месте которой секундами ранее стояла стена, Клеон и Базилион подняли глаза и увидели, что Утропий уже целится из своей бесполезной лазпушки.

Названия для этого не было, хоть Утропию и пришлось найти слова для описания в отчете о смерти Базилиона.

Это был Хаос, и суть его была демонической. Ему пришлось ссутулиться и присесть, чтобы протиснуться сквозь врата. Когда оно распрямилось, стало ясно, что сутулость была постоянной, ведь плечи зверя были столь массивны, что казалось, будто его шея растет прямо из груди. Шея твари раздваивалась, неся на себе две несимметричные головы, обе звериные, хоть и не полностью. Одна была безглазой, а на второй было три лишенных рта лица. На первый взгляд у него было две пары рук и три ноги, но когда зверь повернулся, открылась еще одна пара конечностей, росшая прямиком из спины, но казавшаяся вялой, инертной. Походка скорее напоминала скольжение на колесах чем ходьбу, а центр тяжести располагался близко к земле. Тварь была самой бледной из всех, что воины когда– либо видели, а ее шкура была толстой, белой и гладкой, и походила на лучший мрамор, лишенной дефектов. К тому же, шкуру покрывала матовая, потусторонняя пленка, судя по всему, отражавшая лучи не– света, создавая дезориентирующий ореол.

К тому моменту как Утропий выстрелил, и заряд безвредно рассеялся в не– свете, Базилиона уже атаковали. Он парировал и делал выпады своим силовым мечом, но у зверя был больший размах рук, а блики не– света не позволяли точно определить его положение в пространстве, и ни один удар Базилиона из первой полудюжины не достиг цели.

Клеон торопливо вскинул мелтаган, прицелился и выпустил первый заряд концентрированного жара, который демон поймал прямо в торс, ухитрившись шагнуть ему навстречу. Не– свет высосал свет из воздуха, погрузив мир в еще большую черноту, отчего Клеон судорожно вздохнул под шлемом. Потом он разглядел следы огромного теплового ожога на груди твари и на долю секунды почувствовал облегчение, но и только. На смену облегчению тут же пришло холодное спокойствие ужаса.

Плотная пленка на шкуре чудовища впитала в себя жар мелта– пламени, и засверкала еще большей белизной из пятна в форме взорвавшейся звезды поперек его груди, и Клеон понял, что зверь сознательно встал на линию огня. Тварь издала пронзительный рев торжества, словно продув фальшивую ноту в духовой инструмент.

Когда зверь потянулся к Базилиону, а тот повернулся и бросился ему навстречу, Клеон и Утропий услышали слова, раздавшиеся в их шлемах.

– Только холодное и огнестрельное оружие, – произнес Базилион, чье дыхание было тяжелым от схватки с демоном.

Базилион вновь промахнулся, но когда он поворачивался, демон схватил его за плечи и с усилием принялся их выворачивать, чтобы оттянуть броню и добраться до плоти. Базилион потерял равновесие, но тут же его восстановил, взмахнув крепко зажатым в руке мечом, и нанес свой первый удар, оставив рану на левом предплечье демона. Вместо крови рана источала ихор, а под разошедшейся кожей обнажилась зеленоватая волокнистая субстанция, напоминавшая мускулатуру. Пленка на шкуре чудовища сместились, словно живя своей жизнью, затекла в рану, заполнила ее и запечатала.

Этого было достаточно. Базилион понял разницу между визуальным образом демона и его положением в пространстве, и смог извлечь из этого выгоду.

Утропий наугад стрелял в демона из болтгана, промахиваясь, пока не вошел в ритм с движениями Базилиона, и начал отвлекать от того внимание зверя. Болты оставляли самые поверхностные раны, но они заставляли тварь вздрагивать и раздраженно отмахиваться, давая Базилиону пространство для маневра.

Демон слишком уж полагался на свою способность избегать физического урона, и на защиту второй кожи. Базилион быстро преодолел первое; справиться со вторым было лишь делом упорства. Известный своими навыками обращения с клинком космодесантник вошел в раж – он взрезал, делал выпады, крушил, кромсал, раскручивал и свежевал. Он намеревался не покончить с врагом одним смертельным ударом, но бить его вновь и вновь. Это была война на истощение, и он был в ней одинок.

Клеон на мгновение засмотрелся на брата, дивясь его мастерству, и приступил к единственному, чем мог помочь делу: начал срезать мелтой новые секции скалобетонной стены, чтобы заполнить дыру, сквозь которую Трещина пробилась наружу. Он упорно и поспешно трудился – как только немедленная угроза минует, Трещину нужно будет снова заблокировать. Клеон позаботится о физическом барьере, а после они проследят, чтобы губернатор и Империум Человечества поддерживали духовный барьер в течение вечности. Верующие будут доставлены сюда, чтобы отвоевать это место и молиться над ним.

Получив раны на трех конечностях и левой нижней части торса, демон ярился, пытаясь растоптать или схватить обидчика, но вскоре немного успокоился. Он твердо встал, развел руки в стороны и начал собирать не– свет вокруг верхней пары, а нижней продолжил попытки схватить Базилиона, который был слишком быстр и хитер, чтобы попасться.

Первая жгучая нить черного света воспользовалась сорванной манжетой на левом плечевом стыке брони Базилиона. Она на секунды замедлила космодесантника, и демон сумел поймать его, выкрутить левое плечо из сустава и разодрать мышцы спины и шеи. Базилион перебросил силовой меч в правую руку, перевел дух, когда орган Ларрамана приступил к работе, и снова накинулся на демона.

Многочисленные раны демона понемногу начинали сочиться жидкостью. Плотная пленка поверх его шкуры истончалась, все большая часть стекала в открытые раны, появлявшиеся на ней. Теперь шкура выглядела скорее серой, чем белой, а тварь медленной и нездоровой.

Меч Базилиона, почти почерневший к тому времени, как он разделался с хором трупов, утратил некоторую часть цвета и вернул толику изначального блеска.

Демон продолжил собирать не– свет меж руками, скручивая его в твердые черные шары, которые испускали тонкие лучи, резавшие броню и плоть Базилиона. Правая нога космодесантника стала следующей целью такого луча, который вскрыл броню над его бедром. Он попытался уклониться, но не сумел отойти; все, что ему оставалось это продолжить схватку, рубить и кромсать, оставить как можно больше отметин на шкуре демона. Он подловил зверя, срезав четыре пальца с его поднятой для направления не– света левой руки, крест– накрест разрубил протянутую ладонь, и закончил ударом вдоль запястья. С каждым новым порезом уже нанесенные раны сочились все сильней, пленка на шкуре стала тусклее, а очертания демона четче.

Болты Утропия, вновь обретя пробивную силу, вонзались в пленку, заставляя ее собираться и покрывать новые раны, еще больше истончая ее, затрудняя ее работу.

Базилион лишился правой ноги, обрубок сразу прижгло, но ранение не вывело его из боя. Левая рука бесполезно болталась, плечо было выдрано из сустава, но он выживет.

Пленка начала слезать со шкуры демона, истонченная и загрязненная жидкостями, которые должна была сдерживать, и зверь рассвирепел. Болты причиняли боль, а непрерывно размахивающий оружием космодесантник был занозой в боку. Пленка стекала с каждой поверхности, каждого контура тела демона, с каждого его сустава, и вместе с ней утекала жизненная сила, ихор, питавший его материальное тело.

В гневе демону не хватило терпения, чтобы собрать не– свет для еще одного выброса, пошатываясь, он двинулся вперед и набросился на Базилиона, схватив того за нижнюю часть левой ноги. Базилион, как мог, пытался компенсировать отсутствующую конечность, но не сумел и был сбит с ног. Демон, ухватившись за ногу всеми четырьмя крупными когтистыми лапами, начал раскручивать Базилиона в воздухе, а воин, борясь с дезориентацией, решил извлечь всю выгоду из положения вблизи тела демона, и нанес ему столько продольных глубоких ран, сколько смог, прежде чем демон отбросил его в сторону. Левая нога была перекручена и смята, целостность брони нарушена, большая ее часть отсутствовала, а соединения были сломаны.

Утропий прекратил стрельбу и прошептал молитву.

Базилион приземлился лицом вниз, и демон наступил ему на спину, прижав плечи космодесантника двумя шпорами и собирая не– свет. Он послал луч прямо в наспинную бронепластину, одновременно раздирая и срывая ее, чтобы добраться до плоти, мышц и костей. Второй луч попал в правый наплечный стык брони Базилиона, окончательно добив космодесантника отсечением конечности державшей силовой меч, который вновь сверкал ярким серебром.

Утропий не опустил болтган, выпуская снаряд за снарядом в демона, чье тело стало тускло– серым, и истекало кровью из каждой раны, ведь пленки на нем больше не было.

Впрочем, убили его не болты.

Демон варпа вкусил смерть от тысячи резаных ран.

Удостоверившись в триумфе Базилиона, Утропий и Клеон скинули труп демона обратно во врата, которые стали тусклыми и безжизненными, как и сам зверь, и накрыли место, известное как «Трещина» скалобетонными панелями, которые вырезал Клеон.


IX


Тело Базилиона было оставлено на попечении губернатора, который распорядился о проведении государственных похорон для великого воина и возведении постоянной святыни в месте его смерти.

По возвращению на Итаку апотекарий Утропий, согласно обычаю Железных Змеев, поместил геносемя в хранилище, латную перчатку Базилиона в реликварий, а его силовой меч в оружейную. Три вещи вернулись в родной мир, как и следовало. Одна вернется к жизни, одну используют вновь и одна обретет покой.

После апотекарий и его боевые братья стояли на закатном берегу, и Утропий осушил его флягу обратно в океан – флягу, несущую воду Итаки, которой не имелось больше применения, ибо ей был помазан мертвый брат Железных Змеев, и в дальнейшем она принесла бы одни несчастья.

Базилион мертв. Да здравствует геносемя. Да здравствуют Железные Змеи. Император защищает.