Падение Кадии / The Fall of Cadia (роман)

Перевод в процессе: 17/38 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 17 частей из 38.

Падение Кадии / The Fall of Cadia (роман)
Автор	Роберт Раф / Robert Rath
Переводчик	Летающий Свин
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Кровоточащие звёзды / The Bleeding Stars
Год издания	2023
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Кадия зализывает раны после Тринадцатого Чёрного крестового похода. Еретики отступают по всем фронтам. Победа за Империумом. Однако лорда-кастеляна Крида одолевает тревога. Чутьё подсказывает ему, что атака была лишь прологом к чему-то гораздо большему, чему-то окончательному и бесповоротному. И он прав. Из Ока Ужаса приходит Абаддон Разоритель, ведя за собой воинство, невиданное с дней ужасающей Ереси Гора.

Перед лицом надвигающегося апокалипсиса Крид должен превратить защитников Кадии в оплот, способный выдержать ярость Абаддона. А тем временем на орбите сам Разоритель обнаруживает, что его альянс трещит по швам…

Это история грандиозного противостояния, что идёт в кабинетах военачальников и среди рушащихся полей пилонов, и которую повествуют как самоназванные полубоги, так и рядовые солдаты Империума.

Это сказание о величайшем завоевании Абаддона. Это — последний бой Кадии.

Карта касра Краф и окружающей местности

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

+++СИЛЫ ИМПЕРИУМА+++

СИЛЫ ОБОРОНЫ КАДИИ

Военный кабинет лорда-кастеляна и верховного командования

Урсаркар И. Крид — лорд-кастелян, лорд-генерал Астра Милитарум

Джарран Келл — флаг-сержант, личный атташе Крида

Конскаван Райк — логистар-генерал

Авдария Забин — главный комиссар

Марус Порелска — бывший губернатор, убитый на Тайрокских полях

24-й полк кадийской внутренней гвардии

Игнитио Баратус — полковник

Марда Хеллскер — майор, квалифицированный инженер

Равура — старшина роты

Лек — капрал

Дакай — старший медике

Сувейн — помощник хирурга

27-й полк касркинов, огневая группа «Гамма»

Сервантус Глейв — залповщик

Оккун — проводник

«Штопальщик» Кристан — медике

Вескай — адовщик, сержант

Лузаль — адовщик, оператор вокса

Крафский преступный синдикат

Салвар Гент — криминальный авторитет

Карле Петзен — помощник босса

89-й пиктсъёмочно-боевой, авиационное командование Крафа

Ханна Кезтраль — капитан, пилот «Мстителя», «Меткий глаз»

Лахон Дарвус — лейтенант, оператор боевых средств, «Меткий глаз»

НАИСВЯТЕЙШИЕ АДЕПТА СОРОРИТАС

Орден Пресвятой Девы-Мученицы

Элеанор — канонисса, стражница храма святой Моррикан

Женевьева — канонисса, хранительница Экклезиархиевых земель

Целестина — Живая святая

СВЯТЫЕ ОРДЕНА ИМПЕРАТОРСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ

Талия Даверна — инквизитор, Ордо Еретикус

Катаринья Грейфакс — инквизитор, Ордо Еретикус

АДЕПТУС МЕХАНИКУС И СОЮЗНИКИ

Адептус Механикус, служители Машинного бога

Магос Кларн — представитель Механикус при верховном командовании Кадии

Велизарий Коул — архимагос-доминус

Кво-87 — клон-слуга Коула

Дом Рейвенов, принёсшие обет защитники Омниссии

Нив Вардус — баронесса, пилот рыцаря типа «Паладин», «Холодное железо»

НАИПОЧТЕННЕЙШИЕ АДЕПТУС АСТАРТЕС

Чёрные Храмовники, Сыны Дорна, Решающий крестовый поход

Марий Амальрих — маршал Решающего крестового похода

Мордлид — кастелян, знаменосец

Космические Волки, Сыны Русса

Орвен Хайфелл — волчий лорд, великая рота Железных Волков

Свен Кровавый Рёв — волчий лорд, великая рота Ревущих Огнём

Тёмные Ангелы, Сыны Льва

Корахаил — магистр четвёртой роты и ударного крейсера «Меч непокорности»

Гвардия Ворона, Сыны Коракса

Одрик А’шар — церемониальный лейтенант, командир Роты братьев

+++ЛЕГИОНЫ ХАОСА+++

ЧЁРНЫЙ ЛЕГИОН, БИЧ ИМПЕРИУМА

Командование Чёрного Легиона

Эзекиль Абаддон — магистр войны Хаоса, «Разоритель»

Дравура Моркат — Дитя Крепости, чашница Абаддона

Какадиус Сирон — глава разведки, бывший Альфа-Легионер

Избранные Абаддона

Уркантос — лорд-губитель (Кхорн), Гончие Абаддона

Скайрак Рождённый-в-бойне — лорд-развратитель (Нургл), Несущие Разложение

Зарафистон — лорд-обманщик (Тзинч), провидец Чёрного Легиона

Деврам Корда — лорд-очиститель (Слаанеш), Дети Мучений

Кром Гат — лорд-объединитель (Хаос Неделимый), Железные Воины

Местные союзники-кадийцы

Янн Ровецке — агент Хаоса

Демоны

Артезия Кровавый Рот — демон-тень Кхорна

+++ВЕРОЛОМНЫЕ КСЕНОСЫ+++

ЛЕГИОНЫ НЕКРОНОВ СОЛЕМНЕЙСА, ДИНАСТИЯ НИГИЛАХОВ

Тразин Неисчислимый — владыка, археовед Призматических галерей

Саннет — архикриптек Солемнейса, спутник Тразина

Мастер охоты — егерь, телохранитель Тразина

АРЛЕКИНЫ, ЛИЦЕДЕИ СМЕЮЩЕГОСЯ БОГА

Силандри Ходящая-по-покрову — теневидица, труппа Скрытого Пути

ЭТАП ПЕРВЫЙ

ОТЗВУКИ

Глава первая

Кровь и железо.

Железо и кровь.

Одно поверх другого, и внутри друг друга. Плёночный блеск насыщенной железом крови — ещё тёплой — на холодной поверхности колокола. Два родственных элемента, соединённых в случайном символизме.

Если верить историям, колокол выковали из крови.

Говорят, когда святой Гершталь — благословлённый солдат, защитник всех кадийцев, — пал во время обороны Врат спустя столетия после Великой Ереси, служители собрали его жизненную влагу в хрустальную раку. В ней она хранилась долгие века как почитаемая и прибыльная реликвия мира-храма, поименованного в его честь.

Так было до тех пор, пока однажды ночью блаженный Гершталь не явился кардиналу с посланием: он должен извлечь железо из загустевших скомковавшихся останков и отковать из него колокол.

Колокол, который грянет в момент смертельной опасности для Кадии.

Кардинал, послушавшись наставления, создал новую реликвию, после чего отправился с колоколом в паломничество к Вратам Кадии, очищая его святым благовестом один мир за другим. И весьма своевременно, поскольку тем самым он избежал уничтожения, когда Разоритель испепелил храмовый мир — а также нетленные мощи самого Гершталя — в ходе Третьего Чёрного крестового похода.

На Соляр-Мариатусе колокол встречала двухмиллионная толпа. Плачущие навзрыд люди расступались, давая дорогу пятидесяти Сёстрам Битвы из ордена Пресвятой Девы-Мученицы, что шли в авангарде процессии. Ходит молва, в субсекторе Дерадес его перезвон исцелял глухих и распрямлял скрученные члены. А на Лаврентиксе, что в системе Белис-Корона, местные жители пришли в исступлённый восторг, когда он ударил дюжину раз без единого прикосновения к нему человеческих рук.

Тогда-то за ним и пришёл Чёрный Легион, проводивший первые вылазки накануне Двенадцатого крестового похода Разорителя.

Авангард поклялся скорее умереть, чем отдать реликвию. И свою клятву воительницы сдержали. Их тела теперь лежали под хладным металлом колокола, некоторые — навеки упокоившись в его тени. Грудные клетки дев были разворочены, конечности — оторваны от тел взрывами болт-снарядов изменников, а жизненная влага — орошала выкованное из крови железо. Она потёками замёрзла на его гравированной поверхности, заполнив бороздки орнаментов и убористых текстов псалмов.

В определённом смысле они его спасли.

Их стойкая оборона дала Тразину время запереть колокол и всё, что было вокруг, в стазис, после чего перенести в архивные хранилища на Солемнейсе.

Теперь он висел, неподвижный и застывший в моменте времени, среди прочих реликвий былых дней Кадии. Где на него незрячими глазами смотрели офицеры, выхваченные прямо с полей битв, в окружении заполненных ударниками ломаных траншей и ряда «Химер» самых разных моделей, разрезанных напополам для показа внутреннего пространства.

Ещё выше, провожаемое стеклянными взглядами людей, к своду взмывало отделение рапторов Повелителей Ночи.

Все они были артефактами Врат Кадии. Сборным образом двенадцати Чёрных крестовых походов Абаддона Разорителя.

Затемнённые выставки занимали площадь в двадцать пять квадратных миль — частная галерея человеческих существ, скрупулёзно расставленных так, дабы соответствовать историческому духу и удовлетворять эстетические вкусы пленившего их куратора-пришельца.

Ничто, за исключением служебных скарабеев, не двигалось в галерее на протяжении тысячелетий.

Вот почему тихое «кап-кап-кап» влаги эхом разнеслось так далеко.

Она сорвалась с железной поверхности колокола подобно пёрвым капелькам воды с тающих на карнизах сосулек. Хлюп. Хлюп-хлюп.

Цветастые слезинки упали на обращённый к потолку лоб погибшей Сестры Битвы, раскрасив её бледную кожу брызгами багрянца.

Кап. Кап-кап.

Больше капель. Собирающихся на бровях, затекающих в глазницы.

Кровь пришла в движение по всему колоколу, соединяясь в тонкие ручейки, словно бисеринки дождя на стекле, и падая вниз вопреки стазисному полю.

И колокол, без толчка и какого-либо приложения усилия, начал раскачиваться.

Поначалу на ширину руки. Едва заметное колебание. Язычок шатнулся туда-сюда, слишком, однако, слабо, так что он лишь скрежетнул по стенке.

Затем радиус дуги увеличился, и брызги крови полетели с набирающего скорость колокола во все стороны, окропив лица запертых в стазисе ударников. Зашипев на защитных полях представленных на выставке лазвинтовок. Колокол раскачивался сильней и сильней, пока не принял параллельное земле положение, а тогда язычок внутри упал, и боёк ударил по железной стенке.

Бум.

Раз.

Чёрнокаменный пол вздрогнул. Звякнула планка с медалями, когда её стазисное поле закоротило и отключилось. Помещение наполнилось живым стуком, клацаньем десяти тысяч челюстей, — которым не давали открыться голограммы твёрдого света, — такой силы, что в них цокнули зубы.

Повелители Ночи сорвались из-под свода и кубарём свалились внутрь окопа-выставки, раздробив солдатам кости и переломав стволы лазвинтовок. Ни космодесантники-предатели, ни гвардейцы никак не отреагировали на произошедшее.

Бум.

Два.

Тразин, владыка Солемнейса, археовед Призматических галерей и Тот-кого-называют-неисчислимым, закричал от ярости.

— Саннет! Что происходит?

— Неясно, — отозвался его главный криптек, чьи многосуставные пальцы без устали плясали по фосглифным панелям. — Неизвестный резонанс. Макросейсмический. Он ломает хранилища, случился прорыв хладагента. Мы потеряли оолиакские песочные скульптуры.

— Вызови восстановительных скарабеев.

— Не отвечают, — произнёс Саннет, по окуляру которого носились цепочки данных. — Узловая программа ошибочно приняла вибрацию за команду перепогребения. Легион ушёл в жёсткий отказ. Я не могу никого вызвать.

Тразин чертыхнулся самим колесом мироздания. Удары разделяли считанные секунды, и хотя ментальное общение между ним и Саннетом происходило практически мгновенно, до следующего тектонического сдвига оставалось всего ничего.

— Причина не в тектонике, лорд, — сказал криптек. — Вибрация исходит из галереи.

— Откуда?

— Крыло Чёрных крестовых походов.

— Это всего двумя этажами ни…

Бум.

Три.

Ударная волна встряхнула археоведа до самого реактора, своей мощью скрутив и выворотив сервоприводы суставов.

Тразин сбежал из умирающего тела и швырнул дух-алгоритм в паутину инфоканалов внутри стен. Нашёл ждущего лич-стража, которого мог использовать в качестве суррогата. Расплавил и преобразил одолжённое тело в привычную оболочку, после чего ринулся к вратам Кадийской галереи. Махнул громадным дверям впереди, веля тем отвориться.

Бум.

Четыре.

Двери, высотою вдвое превосходившие монолит, сорвались с петель и рухнули прямо на него. Тразин почувствовал, как створки сминают некродермис черепа будто бумагу и дробят центральный реактор, прежде чем перенестись в другое тело, укрытое в тени «Гибельного клинка».

Он сорвался на бег. Вскидывая руки перед пьедесталами с экспонатами, посылая из встроенных в ладони эмиттеров кодовые сигналы. Пытаясь перезапустить экраны и репульсоры, защитить свои хрупкие сокровища.

— Нет, нет, нет, нет, нет, нет…

Тразин увидел колокол.

Тразин увидел кровь.

Он замедлил хроновосприятие, чтобы внимательно разглядеть раскачивающуюся реликвию и летящие рубиновые брызги. Человеческой жизненной влаги было гораздо больше, чем ранее покрывало её поверхность.

Казалось, реликвия истекала кровью из выбоин и царапин, где её задели болтерные снаряды.

— Саннет, — позвал Тразин, направив визуальную картинку в инфопоток Солемнейса, чтобы криптек смог провести анализ. — Сбой стазисного поля. Жёсткая перезагрузка.

— Поле активно, — отозвался помощник. — Движение должно быть невозможно.

— Это варповство.

Тразин в исполненном восхищения ужасе наблюдал за тем, как колокол описал полную дугу, и когда выкованный из крови металл завис в наивысшей точке, боёк внутри упал подобно громадной булаве магистра войны.

Бум.

Пять.

На другом краю Галактики, за горящими звёздами, многолюдными мирами и холодными заливами безбрежной пустоты, находился опустошённый мир Эриад VI. На орбите планеты висел ковчег Механикус «Железный неумерший», отбрасывая на её поверхность крестообразную тень.

Ниже, под заражённой радиацией атмосферой и кишащей орками-грабителями твердью, и ещё ниже, в чёрных закручивающихся туннелях чужеродных размеров, стоял архимагос-доминус Велизарий Коул.

— Почти, — сказал он, растягивая слово. Его глаза были плотно закрыты, оптические нервы — перенаправлены на визуальные линзы черепа-зонда, которого он вёл по пробуренному каналу. Мерцающая в стробоскопическом режиме ультрафиолетовая лампа — предназначенная для картографирования вьющихся сквозь чернокамень проходов, — служила единственным источником света. Связь с устройством он поддерживал через инфопоток. — Осторожно, кроха. Подъём на два черепа. Разворот на тридцать пять градусов вправо. Вперёд на четыре черепа — пошёл, пошёл, пошёл! Полный вперёд, связь не обрывать! Отк…

В него хлынули данные, залепив картинку незнакомыми глифами, при виде которых разум архимагоса наполнился стылым холодом космического вакуума.

Зрение сервочерепа взорвалось статическими помехами, а слуховые порты разразились в аугментированном мозгу Коула резким воем.

— Проклятье! — ругнулся он, выдернув из виска штепсель-череп. — Кво, новый зонд!

Ответа не последовало. Его программируемый слуга — клонированная версия давно покойного спутника, — либо не расслышал, либо ушёл в перезагрузку из-за притока данных.

— Кво? — Он обернулся. — Кво, ты меня слы…

Коул замер.

Находившаяся у него за плечом альдари не потревожила ни одну оповестительную систему в его сенсориумной сети.

Она восседала на модуле когитатора, сложив вместе носки ступней и широко расставив колени — поза «перевёрнутый треугольник», совершенно нечеловеческая в своём отрицающем законы тяготения изяществе.

— Нити судьбы подводят к двери, — промолвила Ходящая-по-покрову, на чьей напоминавшей яйцо маске не отражалось ничего, кроме завитков дыма. Во мраке каверны её пёстрый наряд, казалось, горел цветом. — Вновь спрашиваю я — что зрят твои глаза?

— Эти твои вирши — непонятная чушь, — прорычал Коул. — Это некронский мир, разбомбленный Разорителем во время Чётвертого Чёрного крестового похода. Но зачем ему обстреливать пустую планету? Понятия не имею, почему ты настояла, чтобы я сюда прибыл.

— Дальнейшее изучение, — склонив голову, ответила ксенос, — развеет неведение.

— К чёрту твои детские стишки. Просто скажи, что я должен знать!

Она покачала головой, и её маска замерцала синим цветом извинения.

— Играй отведённую роль — гремит колокола бой.

— Святой реактор, ну а это что ещё значит?

Бум.

Шесть.

— Это началось час назад, канонисса, — сказала сестра Наваретт. Несмотря на ежедневные тренировки, Женевьева слышала, как натужно дышала старшая серафимка, поднимаясь на вершину звонницы.

Следовало воспользоваться прыжковыми ранцами.

Храм святой Моррикан — защищавший перешеек между Кадией Примус и Кадией Секундус, — представлял собой огромное сооружение, а колокольня была одним из высочайших строений в секторе Краф.

На протяжении почти ста дней он служил ключевым звеном обороны, не позволяя силам Тринадцатого крестового похода Архиврага — которые уже захватили каср Мирак на севере, — выплеснуться на Крафскую равнину.

— Он звенит? — переспросила Женевьева. — Ты уверена?

— Без единого прикосновения.

Женевьева стремительно преодолела последний пролёт и вышла на открытый ярус звонницы. Где увидела собственное лицо, которое, поджав губы, смотрело прямо на неё.

— Канонисса Женевьева, — кивнув для проформы, сказала её сестра-близнец Элеанор.

Она словно глядела на своё отражение. Весьма иронично, учитывая, как сильно они отличались характерами. Канониссы-близнецы в парных комплектах брони. И столь непохожие во всех прочих аспектах — и ещё тем, что аугментическим окуляром Женевьеве недавно заменили левый глаз, а не правый.

Но благодаря этому, когда сёстры-канониссы становились лицом к лицу, ощущение, будто они смотрятся в зеркало, только усугублялось.

— Похоже, вы опоздали, — осклабился архидьякон Мендазус. — По своему обычаю.

— Если я была вам так нужна, вам обоим следовало известить меня о происходящем чуде.

Элеанор открыла рот, собираясь ответить.

Затем колокол святой Моррикан подал голос.

Элеанор нырнула под звон, заглядывая в его тёмное нутро, а затем протянула руку, чтобы помочь забраться туда же тщедушному Мендазусу.

Сам колокол не шевелился, его язычок неподвижно висел ровно по центру. И, тем не менее, жерло его ходило ходуном от грянувшего где-то далеко удара.

Женевьева присоединилась к ним, и две канониссы вместе со жрецом-надзирателем встали внутри массивного корпуса, содрогаясь до самого нутра от неимоверно мощного грохота.

Женевьева коснулась вогнутой внутренней стенки.

— Он резонирует. Дрожит.

— Знамения и чудеса, — прошептала Элеанор, опускаясь на колени. — Он звенит без касания людской руки, как его брат, колокол святого Гершталя. Тот, что предупредил о наступлении Двенадцатого Чёрного крестового похода, а после вознёсся, дабы избежать захвата.

— Поздновато для предупреждения, не находишь? Мы отражаем Тринадцатый крестовый поход Разорителя уже третий месяц как.

— Он звенит, чествуя, — сказал архидьякон.

— Чествуя что? — не поняла Женевьева.

Мендазус смерил её суровым взглядом.

— Победу, что же ещё.

Бум.

Семь.

— Решающий! Убить их всех! Не дайте трусам удрать!

На горе трупов стоял Амальрих, маршал Чёрных Храмовников, вызывающе указывая мечом на десантный корабль предателей. Силовое поле на клинке потрескивало, сжигая еретическую кровь.

К маршалу наверх взобрался кастелян Мордлид, поднимая знамя Решающего крестового похода. Транспортник предателей перед ними запустил двигатели, окатив доспех воителя волной мгновенно раскалившегося воздуха. Выброс из турбины испепелил двести гвардейцев-изменников, которые считанные мгновения назад отчаянно рвались в самолёту в надежде спастись с Кадии. Они обратились клубящимися облаками пепла, которые с рёвом покатились к линии астартес в чёрных латах, что приближались к кораблю.

Сердца Мордлида раздулись вместе с подхваченным искусственным ветром стягом, чьи раздвоенные концы затрепетали в воздухе подобно драконьему хвосту. Подняв флаг обеими руками, он с силой водрузил древко в крышу развороченного скалобетонного бункера и достал цепной меч.

Гвардеец-предатель, на лице которого была вырезана кощунственная руна, ринулся на него с мелтаружьём наперевес. Мордлид запустил цепной меч и обрушил клинок ему на плечо, располовинив еретика как ломоть мяса.

— Сбейте его! — прокричал Амальрих, указав на поднимающийся десантный корабль. Он сражался без шлема, чтобы жалкие еретики могли видеть его обритую голову с выжженным на лбу крестом Храмовника. От защищавшего маршала конверсионного поля со вспышкой срикошетил лазерный разряд. — Сбежать не должен никто!

К челноку устремился рой ракет, которые попали в бронеплиты и начисто сбрили посадочные опоры. Багровые лучи лазпушки прошили днище взлетающего корабля, выбросив оранжевые плюмажи перегретого металла и взорвав навесной бак с топливом.

Мгновение он продолжал плыть к небу, будто всходящее солнце, грузно покачиваясь на выбросах из сопел.

Затем двигатели затарахтели, и корабль — шириной с два жилых блока — рухнул обратно на поверхность Кадии.

Взрыв омыл Мордлида подобно благодати Императора.

Он взял трепыхающийся стяг в бронированный кулак, поднёс ткань к губам и поцеловал её.

Бум.

Восемь.

Видимость: шесть миль, малая облачность.

Высота: 3500 футов.

Скорость: 1100 миль в час.

И ещё пикирование.

1613 футов в секунду.

Капитан Ханна Кезтраль тяжело сглотнула. Сжала зубы, перебарывая головокружение. Кинула взгляд на бешено крутящуюся стрелку высотометра. Сбросила обороты.

— Одна секунда, — предупредил её оператор, Дарвус.

Кезтраль постаралась не смотреть на бурые кадийские топи, заполоняющие собой фонарь «Мстителя». Серый небосвод исчез за ободом шлема. Она перевела тягу маршевого двигателя вверх, приготовившись.

— Две секунды, — отозвался Дарвус, чья тревога росла быстрее, чем земля перед ними. — Кез, слишком…

Ханна потянула ручку управления на себя, одновременно вжимая педаль газа. Почувствовала, как ракетный двигатель рванул нос почти до горизонта, и погнавший по аэродинамическим поверхностям воздух наполнил её упоительным ощущением подъёма.

Танковая колонна предателей устремилась к ним подобно росчерку лазера. Словно ржавая полоса на смазанной зелени проносящегося внизу пейзажа.

— Огонь! Огонь! Огонь! — скомандовала она, хотя сделала это не по необходимости, а в мимолётном помутнении от резкого притока крови после выхода из пике.

Ханна ощутила, как под ногами раскручивается установка, и зияющие чернотой очи цилиндра застрекотали одно за другим.

— Хороший заход! — проорал у неё за спиной Дарвус, прильнув к телескопическому прицелу. — Держи ровно.

По ним забил ответный огонь. Скручивающиеся янтарные хвосты трассеров. Красные лазерные лучи. Что-то мощное — снаряд тяжёлого болтера — безвредно отскочило от брони хвостового руля.

Ударные «Мстители» были быстрыми машинами, и в птичку вроде её «Меткого глаза» — дополнительно разобранного для облегчения веса, — было весьма сложно попасть без заблаговременного предупреждения.

Предупреждения, которого Кезтраль, сорвавшаяся в пике с пятнадцати тысяч футов, врагам не предоставила.

— Катушки закончились! — крикнул Дарвус.

Кезтраль вдавила правую педаль и потянула ручку на себя, направляя самолёт вверх, к солнцу. Оставляя неприятельскую колонну позади — совершенно нетронутую огнём.

— Какие пикты! — ликовал оператор. — Аналитики в авиакомандовании Крафа будут вне себя от такого кино. Особенно кадров с поворотного пиктера. Ты зашла просто идеально, Кез!

— Можешь сказать, куда они направлялись?

— А вот это самая лучшая часть, — сказал Дарвус, и его голос отдался в воксе шлема металлическим эхом. — Они отступают.

Бум.

Девять.

Майор Марда Хеллскер сглотнула и крепче сжала рукоять лазпистолета.

Ей следовало подавать пример бойцам. Показывать невозмутимость перед лицом врага. А не выставлять свои чувства напоказ.

Бросив попытки взять себя в руки, она широко улыбнулась.

Её ротный, Равура, заметил лицо майора и тоже ухмыльнулся. Подался вперёд, так, чтобы она смогла услышать его сквозь рёв двигателя «Химеры».

— Мы едем, сэр! — крикнул он. — На фронт, наконец-то!

Она окинула взглядом людей внутри десантного отделения, от каждой встряски раскачивавшихся в откидных креслах. С зажатыми между колен лазвинтовками. С ранцами, болтающимися в сетках над головами.

Несмотря на то, что края касок скрывали их лица в тенях, она видела блестящие зубы каждого бойца в отсеке.

— Я не слышу ваш рёв, Двадцать четвёртый! — крикнула она.

— Двадцать четвёртый — на войну! — как один рявкнули они, после чего отделение утонуло в свисте, вое и криках.

— Наконец-то, фрекк его подери! — добавил капрал Лек.

— А это отставить! — с нажимом крикнул ему Равура. — Кто-то должен был охранять Краф. И поручили это нам — поскольку знали, что Разоритель не посмеет напасть на каср, пока его сторожит Двадцать четвёртый.

Новые крики, теперь ещё более громкие. Заглушившие сообщение, с треском зазвучавшее в микробусине Хеллскер. Равура мастерски перевёл стрелки на другую тему, не дав Леку развить своё подрывающее дух дерьмо.

Провести всю войну в Крафе далось нелегко. Не сделав ни единого выстрела в гневе. Чаще погибая от рук комиссаров, чем от вражеских пуль. Постепенно теряя дисциплину из-за неспособности проявить себя.

А 24-й полк внутренней гвардии хотел, и хотел очень сильно, проявить себя. Иметь возможность смотреть другим кадийцам — раскиданным по многочисленным фронтам Галактики, — в глаза. Доказать, что хоть им и не повезло остаться гарнизоном на родной планете, они по-прежнему были солдатами Кадии.

Жужжание в ухе не утихало, становясь настойчивей. Марда нахмурилась и пальцем затолкала бусину глубже, замахав остальным, чтобы те умолкли.

— В чём дело? — спросил Равура.

— Мы остановились, — ответила Хеллскер. — Мотор заглушили.

Она застучала по лючку, пока мехвод не отодвинул его в сторону. Сказал ей по воксу, что происходит.

Хеллскер закусила губу. На секунду замерла, возвращая лицу подобающее выражение, прежде чем обернуться и сообщить новости. Говори покороче, сказала она себе. Будь невозмутимой.

Когда она повернулась обратно, все выжидающе смотрели на неё. Под их шлемами до сих пор сверкали улыбки.

— Сообщение с передовой. Враг отступает по всем фронтам. Отходит к зонам высадки. Тринадцатый Чёрный крестовый поход закончен. Мы победили. Нам приказано вернуться в Краф. Всем извлечь батареи, оружие на предохранители.

Бойцы откинулись на спинки кресел, вынули батареи и убрали в подсумки. Надвинули каски на самые глаза и сложили руки над стволами лазвинтовок. Плечи рядового Кески затряслись, и Хеллскер поняла, что тот рыдает. Капрал Лек прижался головой к переборке и зло расхохотался. Удза, её вокс-оператор, перестала притворяться сильной, и, подавшись вперёд, закрыла лицо ладонями.

Даже Равура не нашёлся со словами.

Марда Хеллскер сосредоточилась на дыхании, сохраняя на лице нейтральное выражение. Села, застегнула ремни, и уставилась на задний люк «Химеры».

На секунду, всего на миг, она подумала, что станет настоящим ударником.

Сквозь обшивку докатилась какая-то вибрация.

Она поняла, что это радостные крики, и врезала кулаком по бронированной переборке.

Бум.

Десять.

Тразин слышал отголоски колокола даже внутри гиперпространственного ублиета.

Подобное было попросту невозможно, но, похоже, за последнее время невозможное перешло в разряд обыденности.

— Я в долгу перед тобой за спасение, Мастер охоты. Но было ли так необходимо волочить своего планетарного владыку?

— Прошу прощения, лорд. — Мастер охоты отпустил ключицу Тразина. Окуляр смертоуказателя сверкнул. — Рёв зверя становился ближе. Здесь он нас не найдёт.

— Да, ну что ж. — Тразин смахнул с некродермиса пыль. Когда-то Мастер охоты слыл величайшим егерем всех династий, но, как и большинство некронов, теперь был немного не в себе. — Вижу, ты захватил и Саннета. Статус галереи?

— Обширные повреждения, лорд, каскадные сбои.

— Когда звон прекратится, избавься от реликвии — брось её в портал паутины, пусть она досаждает альдари. Но перед этим подготовь «Властителя старины» к плаванью.

— Вы, — запинаясь, произнёс Саннет, — вы покидаете Солемнейс, лорд-археовед? В такой час?

— Если бой колокола предвещает то, что я думаю, нас ждёт катаклизм исторических масштабов — и будет крайне занимательно понаблюдать за ним вблизи. — Он помолчал, считывая глифы повреждений. — Я так понимаю, легионы деактивированы. Что насчёт галерей?

— Нетронутой осталась только закрытая коллекция, — ответил Саннет. — Похоже, её свернутое измерение пострадало меньше. Выставка Ереси Гора, терранские артефакты, и, конечно, спецхран.

— Сойдёт. Дай мне набор мыслеуправляющих скарабеев. Идём, Мастер охоты. Осмелюсь сказать, нас ждёт игра, достойная даже тебя.

Бум.

Одиннадцать.

— Цена, — сказал капитан, — грабительская.

— Цена, — отозвался Салвар Гент, выдержав такую же паузу, — окончательная.

Капитан был мордианцем. Иномирянином. Твёрдое каменное лицо с небольшими острыми усиками. Генту он не нравился, хотя Генту не нравились люди в целом.

— Мы защищали этот мир. Мог бы проявить немного благодарности.

— Да, мог бы. — Гент откинулся в кресле, разглядывая оборудование разбомбленного мануфакторума. У здания не осталось крыши, отчего на стол, который он велел сюда перетащить, лился неясный солнечный свет. Над головой пронеслось звено «Молний», и положенный на столешницу автопистолет мелко задрожал. — Давай так — я проявлю свою благодарность, продав тебе последние десять ящиков леолака в касре Краф, чтобы твои бойцы отметили победу?

— Но цена…

— Если не заплатишь ты, заплатят кадийцы. Леолак — местный фаворит. Премиальный алкоголь. А премиальный алкоголь отпускается по премиальной цене.

Стоявшая позади капитана помощница осклабилась.

— Не играйся с нами, отребье. Перед тобой солдаты, а не вонючие бандиты.

— Сержант Джоллан, давайте вести себя цивильно.

Раньше, когда он занимал в преступном мире достаточно низкое положение, чтобы иметь кличку, Гента иногда называли Косым за то, что его взгляд блуждал подобно лучу прожектора, никогда не задерживаясь на том, с кем он говорил. Сейчас, однако, его пурпурные глаза остановились на младшем офицере.

— А как же хвалёная мордианская дисциплина?

— Поболтай ещё, и я тебе покажу мордианскую дисциплину. — Джоллан опустила обтянутую белой перчаткой руку на блестящую кожаную кобуру.

— Девочка, пусть комиссары и говорят, что твоя жизнь ничего не стоит, но не нужно лишаться её в споре за сервисные услуги.

— Приношу извинения, сэр, — встрял капитан. — Сержант Джоллан — гордая дочь Мордиана. Но она права — вы пытаетесь нас надуть. И мне непонятна скрытая угроза, исходящая от пистолета перед вами.

— Ясно, — сказал Гент, поднимая два пальца.

Из-за ржавого оборудования выступило четверо бандитов, держа перед собой автоматы с барабанными магазинами.

— Тогда давайте переведём угрозу в явные. Так, чтобы вам стало понятно.

— Не надо, — предупредил капитан, заметив, как ладонь Джоллан сомкнулась на рукояти лазпистолета.

— Слушайся капитана, девуля, тут ты не победишь, — произнёс Гент. — Пусть на нас нет черепа с крыльями, мы всё равно кадийцы. Пока сержант-инструктор плюёт вам в морды и учит держаться прямо, мы стреляем боевыми с девяти лет.

Гент потянулся под стол, достал оттуда синюю керамическую бутылку леолака и вынул пробку.

— А теперь, — продолжил он. — Давайте отметим вашу победу и вернёмся к делу?

Бум.

Двенадцать.

Пробки с хлопком отскочили от потолка и приземлились на длинный стол. Группки офицеров-артиллеристов пытались попасть в люстру. Они радостно закричали, когда один «снаряд» влетел точно в болтающиеся цепочки кристаллов, и запустивший его лейтенант отметил успех, отхлебнув прямо из бутылки.

Флаг-сержанту Джаррану Келлу звук напоминал гулкое уханье миномётов.

Он двигался вдоль стола, по пути миновав группку востроянцев, ритмично стучавших кулаками по деревянной столешнице. Лейтенант в самом их центре одну за другой опрокидывала выстроенные в ряд ярко-синие стопки. Востроянцы взорвались криками, когда та справилась с последним и победно раздавила стакан в бионической руке.

К Келлу приблизился капитан Восьмого, распевающий «Цветок Кадии», и вручил ему бокал с шампанским. Джарран поднял стакан в тосте, после чего незаметно отставил напиток на сервант. Подобрал со стола фуражку и водрузил её на голову младшему офицеру-разведчику — чьёму-то помощнику, — который лежал, уткнувшись лицом в стол и обняв бутылку леолака. Приятели шутки ради увешали его мундир столовыми приборами.

Келл свернул направо и опустил ладонь на ручку двойной двери, однако замер, услышав возглас: «Крид! Где Крид?»

Он обернулся и замахал рукой.

— Хотим лорда-кастеляна! — крикнул ещё кто-то. — Речь!

Остальные подхватили следом: «Речь! Речь! Речь!»

— Скоро, — крикнул Келл в ответ, зная, что через час большинство надерётся в стельку и забудет попросить снова. — Кто-то ведь должен довести ночную работу до конца.

Возгласы стали громче, и он скрылся за противовзрывными дверями, прежде чем те успели стихнуть достаточно, чтобы кто-нибудь снова не потребовал Крида.

— Вижу, болваны всё не могут напраздноваться, — сказал Урсаркар Крид.

Командир Восьмого кадийского, спаситель Тайрокских полей и лорд-кастелян Кадии склонился над столом, заваленным документами и картами. Пустые бокалы из-под сакры служили в качестве листожимов, а в пепельнице, изготовленной из гильзы «Сотрясателя», тлело с полдесятка недокуренных сигар. Комната — девственно чистая до появления здесь Крида, — теперь насквозь провоняла табаком.

— Архивраг отступает по всем фронтам и покидает мир, — ответил ему Келл. — Вы сами сказали им веселиться.

— Я сказал им веселиться пока можно, а это другое. — Лорд-кастелян перевёл воспалённые глаза обратно на карты. — Я знаю, что ударники не приемлют полумер, но на боеготовности это сказываться не должно. Ничего ещё не закончилось.

— Значит, возможность спустить этой ночью пар хорошо скажется на боевом духе, особенно если ничего ещё не закончилось.

Крид недовольно заворчал.

— Тогда утром скомандуй побудку на час раньше. Пусть сегодня веселятся, но завтра они должны об этом пожалеть.

Джарран хмыкнул, что в его случае служило ближайшим подобием смеха, и передал зажатый подмышкой инфопланшет.

— Доклад с Южного-Примус. Волсканцы держатся. Похоже, они не бегут вместе с мутантами и ополченцами-сектантами.

— Под всеми шипами и кровавыми рунами они по-прежнему гвардейцы, — задумчиво пробормотал Крид. — И это делает их опасными. Есть новости от адмирала Кваррена и сторожевого флота?

— Нет, сэр. Но к этому моменту он уже должен был установить блокаду Ока Ужаса.

— Будем надеяться, что у меня разыгралась паранойя. — Урсаркар заложил руки за пояс и хорошенько потянулся.

— Военный совет говорит дело. Атаковавшие нас силы соразмерны с прошлыми Чёрными походами. Даже крупнее.

— И ты туда же, Джарран? — покачал головой Крид.

— Вполне возможно, что он был убит в Оке, сражаясь с другим военачальником. — Келл заметил взгляд лорда-кастеляна и добавил: — Такое уже случалось прежде.

— Сам-то в это веришь?

— Мы поймали сигналы, в которых так говорится. Перехваты хорошего качества. Полная расшифровка, выглядят определённо аутентичными.

— Скажи мне вот что — раз это была основная атака Архиврага, то где терминаторы? Где волны Чёрных Легионеров, варп-машин? Против нас сражались культисты и мутанты, предатели-астартес в тактических ролях, но ты мне толкуешь, что командиры Архвирага потратили века, накапливая такие силы, и не высадились лично?

Из-за закрытой двери хор пьяных голосов снова затянул «Цветок Кадии», и Криду пришлось кричать, чтобы Келл услышал его сквозь гам.

— Никто не может мне это объяснить. Ни один человек. Ни во флоте, ни в Аэронавтике, ни в разведке Милитарума и Схоластике Псайкана, и даже полубоги Адептус Астартес. Никто не может дать мне ответ на один проклятый Троном вопрос.

Крид раздражённо бросил окурок на стол, измазав просыпавшимся пеплом карту Россварских гор. Затем упёрся кулаками в столешницу и проорал три последних слова:

— Куда делся Абаддон?

Бум.

Тринадцать.

Корабль вышел из имматериума подобно дитю, покидающему материнское лоно. Мгновение крови, первородного опыта существа, впервые ощутившего холодный воздух и силу притяжения — и, втянув в лёгкие кислород, издавшего полный боли и смятения крик.

Только в этом случае закричал не корабль, а материальная вселенная вокруг него. Сами атомы мироздания распались на составные элементы, истекая не поддающимися описанию цветами.

Дравура Моркат наблюдала сквозь кристаллические окна за тем, как укрощённый ею для повелителя корабль проходит в настоящее пространство.

Поднятая выходом ударная волна прокатилась по мостику, накрыв членов экипажа, и без того переутомлённых тяжёлой службой на древнем корабле. Зверолюдов вырвало. Один распахнул пасть и впился в собственную руку с такой силой, что раздробил себе кости.

У адепта Механикума за пультом управления артогнём случился многокомпонентный сбой в работе синтетического мозга. Его логические схемы — перестроенные самым радикальным образом, чтобы воспринимать творящийся в Оке пандемониум, — заклинило при столкновении с безмолвным порядком реальности.

Он рухнул на палубу, и из слёзных протоков потянулись струйки дыма от перегоревших нервных цепей.

Моркат увидела предсмертные мысли адепта, поток сознания окружал его аугментированный череп подобно нимбу на фреске имперского святого.

Все существа думали по-разному. Некоторые зверолюды на мостике проецировали вокруг голов импрессионистские, исполненные отчаяния, чернильные завихрения. Сознание прочих обретало острые, резкие формы, выражая панику.

Мысли же этого служителя, корчившегося в предсмертных судорогах, напоминали наборный текст на экране электронно-лучевой трубки, мерцая в такт с постепенно отключающимся мозгом.

К пульту. Я могу вернуться к пульту, лорд. Я могу…

Боль, такая сильная…

Я живой?

Я могу…

… ещё…

… служить…

— Дети Ока, — прорычал голос у неё за спиной. — Не созданы для реальности.

Моркат обернулась к своему магистру войны, убедившись, что её разум не обшаривает облако мыслей, взвивавшихся вокруг него подобно пламенной ауре. Повелитель не всегда хотел, чтобы она видела их содержимое, как, впрочем, и она сама.

Дравура склонилась перед своим властелином.

Абаддон. Магистр войны Хаоса, правая рука Гора, владыка Чёрного Легиона и тот, кому завещалось убить Лжеимператора. Человек, вытащивший маленькую Моркат из тьмы и сделавший из неё ту, кем она была — хотя кем именно, оставалось предметом пересудов.

Магистр войны восседал на эбеновом троне, слишком большом даже для его и без того огромного тела. Какое существо нуждалось в подобном кресле — достаточно гигантском, чтобы уместить магистра, причём в полном боевом облачении, — было, как и многое другое на борту Чёрнокаменной Крепости «Воля вечности», выше понимания Моркат.

Тем не менее, пространство вокруг Абаддона не пустовало. Там порхали, метались и выли демонические порождения. Складывались в геометрические узоры либо, вспыхивая от шальной эмоции, взрывались пламенем, что пожирало само их естество.

Моркат зажмурилась и усилием воли заставила себя игнорировать носящихся повсюду эфирных созданий. Оградиться от них, дабы видеть лишь почитаемое лицо существа, которого ей посчастливилось называть отцом.

— На этот раз звёзды другие, — заметил он.

— Другие, милорд? — переспросила Моркат, когда, вновь открыв глаза, увидела магистра войны уже без пелены из паразитических духов.

— Нежели я их помню. — Голова Абаддона, вдвое крупнее чем у простого смертного, не повернулась к Дравуре, однако низкий рокочущий голос всё равно отдался внутри неё дрожью. — Я припоминаю, как выглядели звёзды, когда мы вышли из Ока в прошлый раз.

— Во время Готической войны, — догадалась она.

— Да, ещё до твоего появления, найдёныш. Я помню, где в ту пору находилось каждое светило. Все были на своих местах. Те же самые созвездия, неизменные с первого раза, как мы покинули Око, и до последнего. Двенадцать раз, и то же самое звёздное полотно.

— Но теперь они изменились?

— Новые звёзды, — прорычал Абаддон. — Другие звёзды. Движется… флот.

— Контакты! Контакты! — через секунду заблеяла сенсорный офицер Механикума. Она стояла в яме, опутанная паутиной проводов, склизкие органические кабели — сжимавшиеся и расслаблявшиеся будто щупальца осьминога, — соединяли её череп с восемью псайкерами внутри мешочков с жидкостью. — Имперский флот! Курс — восемь-два-шесть. Расстояние — две с половиной тысячи миль. Тип «Император»! Тип «Марс»! Тип «Мщение»!

— Определяю корабельные профили, — произнёс Какадиус Сирон — бывший Альфа-Легионер, а ныне глава разведки Абаддона. Перед ним заплясали проекционные лазеры, тонкими как проволока линиями вычерчивая в воздухе силуэты имперских космолётов. — Предварительный результат: «Мощь праведников», тип «Император». «Финальный удар», тип «Марс». «Герцог Люрстофан», тип «Неустрашимый». «Слава Абридаля», тип «Готический». Они из разных боевых флотов — Скарус, Агриппина, Корона.

— Сборная армада, — отметил Абаддон. — Объединённая через потери.

— Должно быть, мы потрепали их даже сильнее, чем рассчитывали, — сказала Моркат.

— Больше того, остатки флота разделены, гоня «Мстительный дух» прочь от Кадии, — добавил Сирон. Он собирался сказать что-то ещё, но магистр войны оборвал его на полуслове.

— Значит, Врата открыты.

— К Кадии! — взревел зверолюд, вскидывая над головой кулаки. Палуба утонула в вое, гиканье, воплях, бульканье и улюлюканье. Из глоток тысяч мутантов вырвался крик, полный восторга от близости момента, к которому они шли тысячелетиями. По настилу забили ноги и копыта. — К Кадии! К Кадии!

В воцарившемся гвалте лишь Моркат расслышала рык магистра войны.

— Шаг, — негромко сказал он. — Это лишь шаг. Багровый Путь ждёт.

ЭТАП ВТОРОЙ

КАДИЙСКАЯ ПОБЕДА

Глава первая

— Святой Трон, — прошептал адмирал Кваррен. — Сколько их?

Командная палуба «Мощи праведников», линкора типа «Император», имела наблюдательные иллюминаторы шириной в восемьсот футов, но почти весь вид в них закрывали пенящиеся буруны, поднятые варп-переходом.

Самым крупным выходом из эмпиреев, который ему доселе доводилось лицезреть.

Впрочем, кровь в жилах у него застыла вовсе не от призматических не-цветов имматериума, а от осколков черноты среди противоестественных тонов.

Корабли. Так много кораблей. Больше, чем выставил весь Чёрный крестовый поход — а ту битву его флот едва пережил.

— Определить их! — крикнул Кваррен, вызывая данные сенсоров через нейронную связь с командным троном. — Нужно понять, о чём сообщать на Кадию.

— Доклад от разведзвена «Децимус», — отозвалась диспетчер, прижимая к ушам динамики наушников. — Дальняя передача. Слабая слышимость… «Терминус Эст». Подтверждён «Терминус Эст».

— Трон, — ахнула заместитель Кворрена, Рабелла. — Я думала, это миф.

Адмирал жестом велел ей умолкнуть, и с по-прежнему поднятой рукой перевёл взгляд на связиста. — Говори.

— Фрегат «Стальной дротик» сообщает о выявлении тяжёлого крейсера, — быстро заговорила офицер. — Постойте. Ещё один. Эсминец «Стремительный» заметил космолёт, вероятно тип «Убийство». Сложно сказать наверняка из-за варп-искажений надстройки. Ещё… вольный торговец Адольфус Зант на капере «Разбойник» докладывает… Он не знает… Корабль размером с линкор, но весь покрыт опухолями. Рогами. Глазами.

— Выходят новые корабли, — сказала Рабелла, на аугментических линзах которой уже складывались зелёные чёрточки-сигилы. — Основываясь на профилях…

— Стоп. Больше не нужно. — Кваррен заметил, как на подлокотнике трона мелко дребезжит стило, и понял, что трясётся, а вместе с ним по симпатической связи дрожит и весь линкор.

Он глубоко вдохнул, напряг мышцы. Через удалённый доступ впрыснул в организм дозу успокаивающего дофамина из рядов пузырьков в кресле.

С таким флотом он прежде не сталкивался. Не сталкивался никто из ныне живущих. Наибольшая армада Архиврага со времён Великой Ереси.

Им не выжить. Впрочем, такую задачу им и не ставили.

Кваррен и его сторожевой флот служили глазами для осаждённой Кадии. В случае подхода к изменникам подкреплений им следовало отправить на планету-крепость зашифрованное сообщение. Диспозиция вражеского флота, численность, курс, и определённые слова-коды, указывающие размер приближающегося воинства.

«Разбитый синий» означало флот уровня оперативного соединения.

«Разбитый зеленый» — полноценный флот.

«Разбитый красный» — армада крестового похода.

Им предписывалось вручить послание быстроходным фрегатам, а тем — развернуться и на всех парах умчаться обратно к Кадии, чтобы передать его оставшимся кораблям флота адмирала Достова, которые ждали в засаде среди поля обломков Железного Кладбища.

Расчёт строился на том, что если Кваррен погибнет в бою, а Достов ударит по предательскому флоту в момент его прохождения через пояс разрушенных остовов, то они смогут задержать Архиврага на достаточное время, чтобы Кадия успела подготовиться.

Здесь был даже не «Разбитый красный».

Кваррен оценил свои шансы на выживание в десять процентов. Когда Крид предложил ему это задание, он их знал.

Адмирал испытал едва ли не облегчение.

Потому что существовало ещё одно кодовое обозначение. Фраза, которую он надеялся никогда не произнести вслух. Что на самом деле он считал невозможным. Как-никак, никто не видел подобных кораблей с самой Готической войны.

Тем не менее, среди текущего перед глазами потока информации Кваррен различил данные, не соответствовавшие ни одному имперскому либо вражескому космолёту.

— Увеличить квадрат четыре-семь-гамма, — распорядился он.

Когда специалист-имаджист выполнил приказ, все девятьсот мужчин, женщин и техноадептов на мостике ахнули как один.

Кваррен снял с рычага трубку и переключился на общий канал, чтобы обратиться ко всем кораблям флота со словами, которые он надеялся никогда не произносить.

— «Разбитый чёрный». Повторяю, «Разбитый чёрный». Эскортникам развернуться и плазменные двигатели на полную. Уйдите минимум на три тысячи миль, прежде чем начать варп-переход. Локализованные разломы нам ни к чему. Да пребудет с вами Император. — Затем он отключился и заорал экипажу рубки. — Не стойте столбами! Передние щиты на максимум! Загрузить торпеды! Экипажи истребителей и бомбардировщиков на палубы. Зарядить нова-пушку.

— Это же… — пролепетала Рабелла.

— Я знаю, что это, — рявкнул Кваррен. — Полный вперёд! Встанем между врагом и посыльной эскадрой. Орудия, статус торпед?

— Ждём приказа, адмирал.

— Это же Чернокаменная Крепость, — договорила Рабелла.

— Нужен разброс, — сказал Кваррен, подавшись вперёд, чтобы имплантированным в палец стилом накидать на координатной сетке планшета-дисплея грубую схему. — И побольше. Они попытаются взять нас в клещи и добраться до посыльных кораблей. Я хочу задать им основательную трёпку, прежде чем они…

— Атака! — закричал офицер сканера. — Приближаются торпеды! Секторы бета-шесть-девятнадцать. Бета-шесть-двадцать. Бета-шесть…

— Запускаю оборонительные турели, — ответила энсин средств противодействия, так спеша приготовить авгур наведения, что у неё съехала набекрень фуражка. — Приближается больше трехсот целей. Составляю курсы перехвата.

— Огонь по готовности сервиторов заряжания, — произнёс адмирал. — Торпеды? Пуск!

Три офицера-артиллериста, чьи металлические черепа соединялись паутиной провисающих кабелей, с жуткой синхронностью затараторили приказы.

— Труба один — пуск. Труба два — пуск. Труба четыре — пуск. Труба шесть — пуск. Труба три — пуск. Труба пять… Пять докладывает отказ пуска. Разрядить и обезвредить. Все трубы, кроме пятой, — перезарядка.

Заговорили турели, выпустив потоки разрывных боеприпасов, что засверкали во тьме подобно искоркам, разлетающимся от горящего в костре полена. Янтарные огни заполонили собой передние иллюминаторы, одну за другой подрывая несущиеся к ним торпеды.

Бах.

Кваррена тряхнуло в командном троне. Рабелла, отошедшая к старшине, что пытался отслеживать статус торпедной защиты, поймала мичмана, потерявшего равновесие и едва не свалившегося в яму сенсорной команды.

— Попадание в двадцать четвёртый истребительный отсек правого борта, — доложил старший техник. — Похоже…

Сирены. Вращающиеся синие мигалки.

— Трон Терры, — прорычал Кваррен. — Какого чёрта…

— Это посыльные! — завопил энсин навигации. — Они подняли поля Геллера и готовятся к переходу в варп.

— Кто «они»? — взъярился адмирал.

— Фрегаты «Истинный» и «Ловец звёзд». Эсминцы «Лавертин», «Свет Оптериона», «Пиракс Оркад»… Они получили приказ и теперь бегут.

— Связаться с ними! — крикнул Кваррен, и в следующий мир корабль содрогнулся ещё раз. — Скажите им, что они слишком близко! Они разве не понимают…

В пятидесяти ярдах от него раздался вопль, похожий на звук, с которым под напором вакуума проламывается переборка. Санкционированный псайкер для межкорабельной связи в яме-клетке выгнулся дугой, и из его широко распахнутого рта ударил фонтан искрящегося масляного света.

— Прорывники! — заорала Рабелла и бросилась бежать по содрогающемуся мостику, попутно доставая лазпистолет.

Зубы псионика вылетели наружу и рассыпались по палубе, где со стуком покатились и запрыгали от очередного попадания торпеды. Теперь он скорее задыхался, нежели кричал, ибо в бьющем сиянии показался широкий жёлтый клюв, смещая и ломая псайкеру челюсть своим невозможным рождением на свет.

Рабелла и флотские прорывники достигли места происшествия, когда начали появляться первые влажные крылья и голова. Она выстрелила первой, прошив грудь страдающего псайкера, а следом за ней бойцы разорвали и вместилище, и монстра залпами из массивных дробовиков, чьи серебряные дробинки были созданы и благословлены как раз для такой цели.

— Адмирал! — прожужжал техножрец. — Вторжения из варпа на палубах четырнадцать и восемь. Астрохор и лорд-навигатор Карсуллус…

— К чёрту их. — Кваррен открыл аудиоканал, чтобы услышать всё самому. Отключил сразу, как только услышал вопли из чердака астропатов. Он же говорил, чтобы эскортники не начинали варп-переход так близко. И вот итог — массовая одержимость.

Похоже, битва окажется даже короче, чем он рассчитывал.

— «Лавертин» ушёл! — сообщил энсин навигации, перекрикивая грохот дробовиков, решетящих ещё одного псайкера связи. — «Ловец звёзд» ушёл. «Пиракс Оркад» ушёл…

— Запустить всё что есть, — скомандовал Кваррен. — Все истребительные и бомбардировочные крылья. Главная цель — Чернокаменная Крепость. Взять курс на неё. Протаранить, если придётся.

Среди калейдоскопического безумия варп-разлома он различил яркую точку, сворачивающуюся на фоне крепости. Яркая звезда внутри чёрной.

Нет, не звезда — луч. Прореха в космосе, наполненная перьями, и пастями, и скрученными конечностями адского измерения, пропитанного нечестивым движущимся светом, который Кваррен мог слышать, и осязать, и чувствовать.

Мгновение он купался в сиянии имматериума, а в следующий миг «Мощь праведников» — корабль в две с половиной мили длиной и водоизмещением в шестнадцать миллиардов тонн, — испарился на атомном уровне.

Оставшиеся космолёты обезглавленного флота ринулись в бой, который станет самым жестоким и тяжёлым за всё время их службы. Отчаянная попытка задержать врага. Два миллиона пустотоходов пожертвовали жизнями, а равно кораблями, что служили им домом и храмами, чтобы дать Кадии шанс уцелеть.

Сражение продлилось семьдесят семь минут.

Глава вторая

— Переворот решили устроить? — спросил Крид, расхаживая по комнате.

Келл прежде не видел, чтобы Крид присаживался во время военного совета. Он был слишком оживлённым, слишком энергичным. Он то мерил шагами помещение, то склонялся над картами, то затягивался либо прикуривал сигару. Прямо сейчас лорд-кастелян подошёл к усиленному бронестеклу и постучал по нему кулаком. — Я-то думал, предатели-волсканцы вон там, а не вот здесь.

— Не драматизируйте, Урсаркар, — отозвался логистар-генерал Конскаван Райк. В отличие от лорда-кастеляна он сидел, отставив форменную муниторумную фуражку на пустующее кресло, и листал экран инфопланшета, что кабелем подключался к разъёму у него в виске. — На самом деле это административный вопрос. Ваше назначение лордом-кастеляном было экстренной мерой, и военное собрание его не утверждало.

— Так пусть утвердят!

— Вы ведь сами знаете, что это так не работает, — отрезала главный комиссар Забин. В отличие от благодушного, расслабленного Райка она сидела с прямой, как шпала, спиной. — Согласно положению шестьдесят семь гамма Командирского Кодекса любой человек, получивший звание лорда-кастеляна во время чрезвычайного положения, должен сложить полномочия сразу, как только опасность пройдёт.

Урсаркар затянулся сигарой, что-то обдумывая, после чего выдохнул дым в сторону Забин.

— И тут у нас проблемка, Авдария. Опасность не прошла, ведь так?

— Для зачистки лорд-кастелян не нужен. Враг разбит.

— Со всех фронтов сообщают об отступлении врага. — Даже говоря, Райк не переставал работать с инфопланшетом. — Запросы боеприпасов и топлива упали на двадцать процентов. Бои сходят на нет. Мы ожидаем внутренних беспорядков из-за урезания пайков. Если поднимем норму для гражданских до пятидесяти процентов, а военнослужащих до девяноста, то сможем избежать…

— Это ложное отступление. Они увлекают нас в погоню. Рассеивают наши силы, чтобы когда прибыла вторая волна, мы не смогли собраться обратно. Тогда Разоритель окружит нас и уничтожит по частям.

Райк и Забин на мгновение встретились взглядами.

— В чём дело? Выкладывайте уже.

— Лорд-кастелян… Нет, давайте вы, Забин.

— Флотская разведка через спутниковые пикты подтвердила, что «Мстительный дух» вместе с флотом предателей отступил к Оку Ужаса. Предположительно, Разоритель на его борту. Адмирал Минзет начал преследование.

— Я же отозвал Минзета, — произнёс Крид. — Или, вернее, запросил у гранд-адмирала Козчокана отозвать все части боевого флота Кадии и занять позиции вокруг мира-крепости. Разорителя на корабле нет — это, как и отступление, попытка ослабить нашу защиту. Оттянуть наш флот подальше.

— Вы победили его, Урсаркар, — вставил Райк. — Вот и вся правда. Тринадцатый чёрный крестовый поход закончен. Нам сильно досталось. Губернатор Порелска — да хранит Трон его душу — был убит, вы приняли на себя командование, и мы обратили ход битвы вспять. Гордитесь собой. Победа далась нам тяжело, но теперь всё завершено.

— Скажите это тем ублюдкам, что копошатся на руинах касра Мирак, или Халига, или в сотне других мест.

— Впервые, что ли? — спросила Забин, отмахиваясь бионической рукой. — Мы будем выковыривать их из нор и зачищать культы годами, если не десятилетиями. Однако масштабные бунты не несут опасность, только не на Кадии.

— И вот мы вернулись к мятежу.

— Это не мятеж, — заявил Райк. — А мера сдерживания вашей власти. Вы не можете занимать такую должность вечно — особенно теперь, когда кризис миновал. Более того, мы тревожимся, что это вы планируете переворот.

— Глупость какая, — осклабился Крид.

— Разве? — переспросил Конскаван. — Есть неучтённые подразделения. Целые полки, которые попросту исчезли, а потом вернулись будто из ниоткуда.

— Это большая война.

— Двести восемьдесят второй штурмовой, Сто первый бронетанковый, Одиннадцатое воздушно-десантное звено касркинов — я могу продолжить. Согласно нашим записям, эти подразделения по вашему приказу получили шестимесячный запас провизии, после чего испарились без следа.

Крид поджал губы. Наклонил голову, обдумывая ответ.

— Это очень большая война.

Джарран подошёл ближе, решая, стоит ли вмешаться. Крид начал их подзуживать, а, нравилось ему это или нет, в военном кабинете лорда-кастеляна сидели весьма могущественные люди.

— Вопрос в том, что вы держали их в резерве, — указала Забин.

— И что с того? У всех командиров есть резервы.

— Личном резерве, — уточнил логистар-генерал. — Для обеспечения вашего дальнейшего пребывания лордом-кастеляном. У нас потрёпанные, недоукомплектованные подразделения, у вас — свежая, отдохнувшая армия. А этот план стянуть всех к касру Краф позволит вам создать свой центр власти.

— Ещё у меня есть вопросы касательно тех вокс-передач, — продолжила Забин. — Тех, где вы крутите «Цветок Кадии» и обращаетесь к войскам напрямую. Пропаганда и передача извещений находится в компетенции Комиссариата. Всё это попахивает попыткой создать…

— Создать что? Боевой дух? Чувство того, будто командованию на них не наплевать?

— Культ личности, — договорила Авдария. — Сделать так, чтобы войска были верны вам, а не Кадии.

— Главный комиссар, — сказал Келл, шагнув к ним. За десятилетия службы под началом Крида он научился дальновидно прерывать разговоры, прежде чем Урсаркар успевал превратить их в состязания по крику. — Если хотите получать копии наших будущих передач, я всё организую. И, логистар-генерал, могу передать вам полный перечень всех подразделений, которые вы сочли…

Крид жестом велел ему умолкнуть.

— Зачем мне заморачиваться с какими-то переворотами? Я же победил Архипредателя и отразил Чёрный крестовый поход, и вы всерьёз считаете, что мне нужны секретная армия и культ личности, чтобы остаться лордом-кастеляном? Чёрт, стоит мне махнуть рукой, и бойцы заставят собрание утвердить меня губернатором мирного времени.

Тишина.

Забин вперилась в него тяжёлым взглядом. Райк поджал губы и вскинул брови, не отрывая глаз от планшета.

Крид хохотнул.

— Нечего ответить, да?

— У вас три недели, — сказала Забин. — После этого военное собрание проголосует за отмену чрезвычайного положения и назначит вас главнокомандующим Кадии.

Келл тихо цокнул. Титул звучал внушительно, но в действительности был большим шагом назад. Главнокомандующий являлся руководителем вооружённых сил Кадии, однако не имел власти принимать решения, в отличие от лорда-кастеляна. Военное собрание — состоявшее из представителей верховного командования, Администратума, Экклезиархии и боевого флота Кадии, — перестанет быть ему подотчётным. Крид станет лишь ещё одной фигурой среди многих.

Урсаркар погасил сигару в пепельницу и склонился над столом, опустив на него локти и сложив перед собой руки. Посмотрел прямо в глаза Забин.

— Я надеюсь, что это случится, Авдария, — произнёс он. — Правда. Я буду самым счастливым человеком, носящим бронежилет, если всё закончится за три недели. Но не закончится. Я нутром чую.

— Данные противоречат вашему чутью, — вставил Райк. — Всё указывает на то, что угроза миновала, и дальнейшее…

Взрыв. Раскатистое баханье, раздавшееся достаточно близко, чтобы его услышали даже сквозь бронестекло. Затем ещё один, и ещё.

Райк нырнул вниз, укрывшись под столом. Рука Забин метнулась к болт-пистолету.

— Глянь-ка, что там творится, Келл, — скучающе бросил Крид.

— Миномёты? — спросил из-под стола логистар-генерал. — Ракеты?

Флаг-сержант оттянул тяжёлый противовзрывной занавес в сторону, увидел, как от следующего взрыва снаряда по небу рассыпались яркие огоньки. Ещё две детонации, окрасившие укреплённые блокгаузы и площади-мешки касра Краф в жёлтые и синие цвета.

— Фейерверки, — отозвался он.

— Фрекковы кретины, — ругнулся Урсаркар.

— Это незаконно, — прошипела комиссар. Фейерверки были на Кадии под запретом — бунтовщикам не составило бы труда переделать их во взрывчатку. — Я пошлю в город людей с приказом казнить виновных.

— Забудьте, — отмахнулся Крид. — В следующей передаче попросим их прекратить. А пока… Город строился из расчёта выдержать орбитальную бомбардировку. Пару хлопушек ему не навредят. Мы закончили?

Келл выглянул из окна командного шпиля на улицы касра Краф, озаряемые огнями несанкционированного празднества.

— Нужно решить, как избавиться от тел врагов, — произнёс Райк. — Пути снабжения полностью непроходимы из-за покойников. А ещё вопрос санитарии.

— Сожгите их, — сказал Крид.

— Но стоимость прометия…

— Тела еретиков сжечь. Я не отдам им ни клочка кадийской земли. Даже чтобы их зарыть.

Ёмкая фраза. Келл поставил мысленную пометку вписать её в следующее вокс-обращение.

Над районом коммерции расцвёл взрыв, где на мгновение завис, уподобившись бутону красного хрисанфуса, которые его мать выращивала в продовольственном саду. И на секунду флаг-сержант вспомнил запах весны, когда окрепшие цветки раскрывали лепестки и ветер уносил их пушистые семянки.

Алый хрисанфус.

Цветок Кадии.

Внизу, в коммерции, Янн Ровецке поднял голову на звук взрыва.

Он увидел, как воздушный снаряд расколол небеса, разметав по чёрной ночи красные искры. Те озарили уличное празднество ярким багрянцем, заставив казаться и узкую улочку — и гуляк на ней, — залитыми кровью.

И, если у Янна Ровецке всё выйдет, так и случится.

Он скользил сквозь толпу. Не толкаясь, не пихаясь. Ничем не привлекая внимания. Мимо пробежала белощитница, пытаясь догнать замеченного товарища. Ровецке ничего не сказал, когда девушка по пути врезалась ему в плечо.

Он не ждал извинений, и, впрочем, их не получил.

Ровецке носил форму туннельного работника Администратума. Каждый на Кадии имел униформу, точно так же, как каждый на Кадии имел звание. У него на воротнике красовались нашивки сержанта санитарной службы.

Однако Янн был лицом гражданским, поэтому даже самому захудалому белощитнику не требовалось перед ним извиняться, когда он с ним сталкивался.

Кадийцы любили говаривать, что они народ практичный. Что в солдатском обществе продвигались только самые достойные и способные. Что на Кадии не существовало кастовой системы.

Нет, вместо неё у них было понимание.

Понимание, что офицеров ударных войск выдвигали на основе обучения — тем, кто заканчивал лучшие кадетские академии с наивысшими баллами, доставались самые видные должности. Тот факт, что подобные академии, как уж повелось, находились в районах, где проживали старые военные семейства, естественно, не играл никакой роли.

Понимание, что вербовочные лотереи, — в которых одному из десяти солдат выпадало остаться на Кадии в составе гарнизонных сил внутренней гвардии, — зачастую проводились для того, чтобы отобрать представителей древних родов. А если не получалось, они обычно служили два года, прежде чем отбыть с планеты в качестве офицера либо советника при новом подразделении.

Понимание, что вспомогательный персонал должен уступать места в столовых настоящим бойцам. Понимание, что военнослужащим по праву и справедливости полагался полный паёк, а простым рабочим — только половина оного.

Семья Ровецке была из богатых. Торговый консорциум, отвечавший за завоз высококачественных взрывчатых веществ в обмен на каустобиолит. У них водились деньги, достаточно денег, чтобы добавлять к своему шестидесятипроцентному пайку всё, что им пожелается.

Впрочем, деньги на Кадии не играли особой роли. Здесь котировались боевой опыт и происхождение. И ты ни за какие деньги мира не смог бы купить уважение либо пропуск в кадетскую академию для будущих офицеров.

Так что когда в двенадцать лет к Янну явился Пустой Человек и предложил пройти подготовку бойца военизированных формирований, тот охотно согласился.

Как-никак, какой кадиец откажется от возможности драться?

Взорвался ещё один фейерверк, залив снующих людей холодной синевой.

Ровецке шёл вместе с ящиком для инструментов мимо солдат, мимо автомобиля, где с багажника торговали самогоном-раёнкой. Мимо группы мордианцев, отплясывавших в кругу какой-то танец. Свернув в сторону, чтобы не попасться на глаза священнику с поднятым над головой черепом, призывавшему солдат покаяться и вернуться в свои расположения.

Когда толпа поредела, он скользнул в тихий проулок — прикрыв глаза ладонью, чтобы не нарушать уединения парочки целующихся капралов, — и отыскал синюю дверь, отмеченную тремя печатями чистоты.

Дом номер 14, улица Анфиладная-бета.

Он постучал пять раз. Выдержал паузу. Стукнул ещё трижды.

Дверь приоткрылась.

— Я пришёл насчёт труб, — сказал Ровецке. — Сказали, у вас протечка.

Дверь распахнулась настежь. Стоявшая на пороге женщина, перекошенная от таскания тяжёлых бронежилетов и ранцев, подняла керосолиновый фонарь.

Тусклого света едва хватило, чтобы озарить её покрытую печёночными пятнами кожу. Сияние отразилось от затуманенных катарактами глаз.

— Они сказали, что вы придёте, — просипела он. — Они…

Ровецке приложил палец к её губам, после чего уверенно переступил порог и закрыл за собой дверь.

— Отведи меня к нему, — велел он.

— Простите насчёт светосфер, кажется, они сломались.

Внутри — типичное кадийское жилище. Скалобетонные стены, толщиной с его руку. Прямоугольные окна-бойницы. Лестница, ведущая к люку, который, если разрезать его дуговой горелкой, выведёт на плоскую крышу. Скорее бункер, нежели обитель.

В случае городского боя в этом помещении смогут разместиться касркины, которые убьют любого, кто попытается воспользоваться проулком для обхода защитников на главном проспекте. Когда Ровецке нырнул на Анфиладную, от него не укрылось, что здания по обе стороны узкого прохода имели на третьих этажах выступающие огневые точки — установи в каждом по тяжёлому стабберу, и проулок превратится в смертельную ловушку.

Впрочем, он заметил, что одна стена комнаты покрылась плесенью, а из заклёпок в металлической мебели текла ржавчина. Для кадийца подобное считалось неряшливостью. Заявись сюда инспекторы по готовности, её бы непременно оштрафовали.

— Где ты его держишь? — спросил Янн.

— В подвале. — Женщина провела сухим языком по истончившимся губам. — Люди собрались. Мы ждали. Как было велено. Даже когда остальные поднялись. Сны Донавы Глаза-что-Зрит сказали ему, что ещё не время…

— Так и было.

Они миновали ящик для боеприпасов, привинченный к полу и готовый для загрузки в него снарядов. Женщина использовала его в качестве столика, заставив выцветшими пикт-портретами солдата с чёрной лентой в углу. Муж? Сын? Кто знает.

Плохая вентиляция. Место пропахло подвалом, где она хранила продукты. Спёртым ароматом проросших клубней и лежалого мяса.

Они прошли мимо двух убирающихся реечных коек. Спустились по винтовой лестнице ниже уровня земли. Наверное, в арсенал. Ровецке решил, что крыша здания должна была служить в качестве миномётной позиции.

— Когда ты получила благословение?

— Прошлой ночью. От Гекуты Руки-что-Разит. Он сказал, за ним придёт мужчина. Кто-то важный, я не думала...

Он увидел, как сморщился её старческий рот, когда она кинула взгляд на его униформу.

— Ты же понимаешь, что это маскировка?

— Конечно, — отозвалась женщина, и её плечи видимо расслабились. — Да, конечно. Вы не похожи на полупайщика. Слишком мускулистый. Я сама семидесятница. Отставная. Или должно было быть семьдесят процентов. Чёртов Крид.

— Скоро мы отправим его к чертям, — пообещал Ровецке. Цифра его весьма удивила. Слишком уж высокая. Талоны на семьдесят процентов пайка редко выдавались людям не среднего возраста. Обычно такой рацион полагался резервистам, тем, кого могли призвать на службу снова.

То, что старуха получала целых семьдесят процентов пайка, означало, что Крид был даже в большем отчаянии, чем…

Внезапно Янн поймал женщину за хрупкую руку и шикнул, веля умолкнуть. Затем прижался ухом к скалобетону.

Сквозь камень он различил звук, нечто похожее на крошение или шорох. Треск, как у стального корабля в ненастье. Лопнувшая труба, пропускающая течь в пористый скалобетон?

Запах мяса и пряностей усилился, став почти удушающим. Возможно, что-то с трубой в уборной или…

— Почтенная леди, — сказал Ровецке. — Вы не открывали благословление, ведь так?

— Почтенная леди! Это мне нравится! Я не…

Он схватил её за плечи, попутно ощутив под тонкой как пергамент кожей выпирающие кости.

— Вы открывали его?

— Я, нет… Пока он не велел нам сделать это.

— Фрекк, — выругался Ровецке, и, отпустив её, уставился на свои руки. Торопливо натянул на них тяжёлые руббариновые краги, висевшие на поясе.

— Он хотел, чтобы мы ему пели. Вот что он сказал Глазу-что-Зрит. Он ведь бог, как-никак. Или так…

— Сколько вам лет? — оборвал он её.

— Что…?

— Сколько?

— Ну, мне… мне сорок два, если вам это интересно.

— Фрекк, твой же фрекк. Фрекк! — Он достал ребризер, который каждый кадиец носил в подсумке. Натянул его на голову, бормоча песнь почтения, которой его научил Пустой Человек. Проверил герметичность, между тем запустив руку в нагрудный карман на липучке.

— Мы его оскорбили? — просипела женщина. Она в ужасе скривилась, показав осевшие дёсна. — Мы делали лишь то, что от нас просили…

Ровецке выстрелил в упор, стабберная пуля вошла женщине точно над бровью и забрызгала стену всем накопившимся за жизнь негодованием. Прежде чем он успел сделать шаг, мозговое вещество уже свернулось и потемнело.

Янн кинулся вниз по ступеням, молясь властителям разрухи, чтобы он не подцепил заразу. Костеря себя за то, что не понял знаков: ржавеющую мебель, плесень и густой запах гнили.

Он сошёл с лестницы, сжимая пистолет обеими руками.

Подвал на самом деле являлся оружейной. Ровецке понял это по валявшемуся на полу разбитому снарядному подъёмнику, который раньше находился в стене, прежде чем покрывшая его изморозью ржавчина разъела опоры. Стальные полки почернели и скрутились. Открытые светосферы в потолке давали тусклое, болезненно-оранжевое свечение. Они начали лопаться одна за другой, рассыпая снопы искр.

Но стоило ему увидеть людей, и он уже не смог отвести от них глаз.

Они стояли, выстроившись в круг, издавая один атональный звук. На их лицах застыло выражение исступлённой радости, из посеревших дёсен на пол с тихим тик-так-тик-так сыпались зубы.

Человек, что возглавлял ковен, носил высокий головной убор из битой бронзы — по всей видимости, некогда бывший музыкальным инструментом военного оркестра. Сквозь скапывавшую с него тягучую зелёную окись Ровецке различил гигантский глаз, полностью скрывший лицо культиста.

Янн прицелился в око, и головы всех присутствующих разом повернулись к нему — и некоторые с такой силой, что он услышал хруст ломающихся позвонков.

Фиолетовые глаза кадийцев, с рождения осквернённых Оком Ужаса, горели огнём.

А затем с громким баханьем погасли оставшиеся светосферы.

В резких сполохах дульных вспышек он увидел, как сектанты скопом кинулись к нему. Мимолётные образы, словно выхваченные из пикт-записи отдельные кадры. И каждый сопровождался оглушительным звуком выстрела в замкнутом помещении.

Бам.

Мужчина в истлевшей униформе конвейерного рабочего Муниторума, тянущий к нему руки с отпавшими пальцами.

Бам.

Капрал. Хромающий из-за глубокой, напоминавшей улыбку, раны в бедре. Из неё наружу вывалилась пуля, когда-то давно засевшая в трубчатой кости. С рук мужчины сыпались кусочки стальных осколков.

Бам.

Руки на запястьях Ровецке. Женский рот, полный червей.

— Иоава воккх! — выкрикнул он защитное заклятье.

Бам.

Мужчина в зелёном уборе справа, челюсть уже отстрелена, посох в руке продолжает вращаться.

Он разрядил магазин, пятясь обратно к лестнице. Натужно втягивая воздух через фильтры респиратора.

Затем всё кончилось.

Ровецке неуклюже нащупал крагами фонарик на каске. Тот включился, озарив комнату слабым тусклым светом. Позже, когда он снимет и сожжёт одежду, Янн обнаружит, что батарейка в нём окислилась до такой степени, что залила кислотой кромку каски.

Он старался не смотреть на тела. Это было сложно, потому что те лежали повсюду. Некоторые вздулись и лопнули, а их лица почернели. Другие начали съёживаться, ссыхаясь.

Но они продолжали петь.

Ровецке уже видел Чуму Неверия прежде. Даже участвовал, пусть и косвенно, в отравлении систем водоснабжения касра Хольн, что в сочетании с варповым ритуалом-катализатором позволит тамошним мертвецам восстать снова.

Здесь же было нечто иное. Хворь разложила живых людей. Состарила их. Открыла старые, давно зажившие увечья. Штыковые раны. Кровавые пулевые отверстия. Отделила пальцы, пришитые обратно после инцидента в мануфакторуме.

Нет, не гниль Нургла, что-то другое. Опустошительное воздействие времени, но только сконцентрированное в моменте.

Ровецке уберегли лишь вшитые под кожу рунические кулоны. Он чувствовал, как те горят в его теле жаром.

Янн действовал быстро. С хрустом топчась по костям и заглядывая под рассыпавшиеся металлические полки в поисках предмета, вокруг которого люди водили хоровод.

Штатив с закупоренными стеклянными пробирками в три дюйма высотой. Всего восемь штук. Изначально они стояли прямо в проволочной каркасной стойке, подобно образцам из биолаборатории, но сталь штатива побурела и скрутилась подобно увядшему стеблю, так что те покосились вкривь и вкось. Один так и вовсе упал набок.

Внутри пробирок весело побулькивала жёлтая, напоминавшая гной, жидкость.

Ровецке открыл длинный ящик для инструментов, который оказался пустым, если не считать блока защитной пены с восемью глубокими выемками, и клещей.

С помощью последних он осторожно вставил флаконы в пазы, радуясь тому, что Пустой Человек послал ему сон, надоумив начертать внутри ящика защитные руны. Внутри ребризера скопилась испарина. Маска натирала ему лицо, резиновые элементы уже начали рассыхаться и трескаться.

— Я твой слуга. Твой слуга. Не вреди мне. Это место не твоя цель. Я должен перенести тебя. Это место тебя недостойно. Прошу, не вреди мне.

Голос у него в заднем мозгу молил его присоединиться к хору, петь.

Вместо этого он захлопнул ящик и защёлкнул клипсы.

Когда Янн стал выбираться из подвала, пол уже начинал вспучиваться и разбухать. Со стен горстями сыпался скалобетон, обнажая искорёженные, поржавевшие пруты арматуры и разваливающиеся двутавровые балки.

Он взбежал по проседающим ступеням, стремительно пересёк разлагающееся помещение и выскочил в дверь.

Двое бойцов всё так же стояли снаружи. Та парочка.

— В чём дело? — беспокойно нахмурившись, спросил один.

— Провал грунта, — сказал Янн, стягивая с себя ребризер. — В подвале. Размыв. Там внизу люди!

Он посторонился.

Ровецке не был псайкером. По крайней мере, не таким, как представляли себе другие. Он не умел выдыхать варпов огонь и уничтожать разумы взглядом. Но когда он врал, люди ему верили.

Двое бойцов кинулись внутрь. Ни дать ни взять, бравые кадийцы-герои.

Янн захлопнул за ними дверь, петли которой уже стали обрастать ржавчиной. Затем он растворился в празднующей толпе, прежде чем дом номер 14 по улице Анфиладной-бета просел, а затем исчез под землёй.

В небе продолжали взрываться фейерверки.

Снующие вокруг кретины думали, что это конец.

Так оно и было.

Длинный ящик у него в руке слегка покачивался — так, словно внутри шевелилось нечто живое.

Нечто, жаждущее свободы.

Под улицами касра Краф сквозь тьму шёл Сервантус Глейв, уверенный, что самым смертоносным существом здесь был именно он.

Как-никак, он был касркином.

Его дыхание спокойно и размеренно вырывалось через плотно прилегающий к лицу респиратор. Глаза неотступно следили за туннелем впереди, линзы шлема, работавшие в режиме низкого освещения, окрашивали всё вокруг в дымные красные тона.

Ствол залпового ружья поблёскивал в самом низу обсидиановой чернотой. Оружие оставалось направленным прямо вперёд, крепясь к панцирному нагруднику многосуставным манипулятором для предотвращения уставания и увеличения точности.

— Стоп.

Оккун, через микробусину на канале группы.

Глейв замер. Проводник виднелся на периферии зрения, две их локационные точки почти сливались на позиционной карте с внутренней стороны наруча Глейва. Несмотря на напряжение и стекавший по спине пот, Сервантус сохранял дисциплину. Не двигаться. Не поддаваться соблазну взглянуть самому. Он знал, что Оккун сейчас стоит на колене, сканируя район ауспиком.

— Впереди усиление шумов. Возможно, звуки с улицы.

Они продолжали ждать в тёплой, влажной тьме.

Дренажная галерея шириной была с двухполосную дорогу, и в высоту примерно такой же. Паводок прошлым летом принёс сюда много мусора сверху. Когда вода спала, отходы остались гнить здесь.

Туннели испещряли всю Кадию. Естественный итог многочисленных осад, которые довелось пережить миру-крепости. Новые города возводились на разрушенных укреплениях прошлого. Те, в свою очередь, становились водоотводящими каналами и дренажными стоками, чтобы не дать касрам — построенным из стали и скалобетона — утонуть в сезонные разливы.

А ниже, под ними — настоящие туннели. Чёрные туннели. Из которых когда-то давно, в Тёмную эру технологий, древние люди извлекли жуткие пилоны, что ныне покрывали поверхность мира.

Так, по крайней мере, учили Глейва в кадетской академии. Хотя за время подземных операций, проведенных в составе 27-го полка касркинов, Сервантус понял, что гладкие стены и странные столпы ничем не напоминали ни одно имперское сооружение, которые ему доводилось видеть.

Наверное, рассуждал он, тогда всё было иначе.

— Может подтянуть поддержку?

— Терпение, Глейв, — усмехнулся проводник. — За углом глухой звук. Не чёткий контакт, скорее… дрожь. Механическая. Может, диверсионный отряд культистов. Будь готов к перестрелке.

Глейв сжал зубы и отпустил пистолетную рукоять залпового ружья, чтобы размять ладонь. Она всегда ныла, когда он её перетруждал, но Сервантус не жаловался. Каждый касркин был привычен к боли, как внутри, так и извне. И Глейв умел выдерживать и ту, и другую.

При рождении он не мог держать лазвинтовку. У него были сращены пальцы правой руки — мизинец с безымянным, и указательный со средним, вследствие чего он имел большой и два сдвоенных пальца. Полностью пригодный для повседневной работы, но не чтобы служить Императору.

Для этого было нужно, чтобы указательный палец проходил под предохранительную скобу лазвинтовки.

Все кадийцы по достижении восьми лет должны были быть готовы к поступлению в кадетскую академию. Тогда проходила первая проверка на пригодность — та, на которой решалось, стать тебе ударником или полупайщиком в мануфакторуме. С такой же рукой фронт он смог бы увидеть, разве что грузя поддоны с боеприпасами на борт транспортного корабля.

Дети редко когда получали бионику — они росли слишком быстро, и замена имплантатов обходилась бы неприлично дорого. Конечно, можно было сделать операцию, но тогда он рисковал полностью утратить чувствительность, а ещё из-за времени на восстановление он бы пропустил проверку.

Удача отворачивалась от многих перспективных рекрутов. Впрочем, Сервантус не относился к числу «многих».

Его отец, генерал Хезкетт Глейв, командовал 117-м полком мобильной артиллерии во время осады Сантаана, и умело воспользовался этой победой, чтобы занять место главы школы повышенной артиллерийской подготовки. И Хезкетт Глейв не стал мириться с тем, что его сыну судилось грузить снаряды, а не стрелять ими во врагов.

Он подёргал пару-тройку ниточек, и Сервантуса на временной основе приняли в средней руки кадетскую академию, позволив пользоваться лазвинтовкой со снятой скобой.

Инструкторам такое не понравилось. Кадетам тоже. Вся имперская машина строилась на том, что человек должен соответствовать системе — и то, что эта самая система подстроилась под Глейва, казалось им совершенно ненормальным.

Поначалу его сочли слабаком, а кадийцы как никто умели чуять слабость и пользоваться ею самым безжалостным образом.

На нападки он ответил тем, что стал самым лучшим. Награды выдающегося стрелка. Доклады об образцовой физической подготовке и безупречных персональных осмотрах.

А затем он открыл для себя бокс. Глейву бокс нравился. Перчатки скрывали его руки, и он наконец-то смог задавать трёпку своим мучителям, да ещё и получать за это похвалы. Он побеждал в региональных соревнованиях, и доходил даже до финалов полушария.

Когда Сервантусу исполнилось пятнадцать, и он явился на комиссию, которой предстояло решить, годен ли он для прохождения дальнейшей службы, один из инструкторов, который всё время шпынял его, высказался в поддержку Глейва.

Комиссия допрашивала его битый час. Ему велели разбирать лазвинтовки, а также показать, что он может приспособить любую из них под свой палец менее чем за тридцать секунд. Заставили поднимать веса и бегать на время, превышавшие стандартную зачётную норму.

Когда они закончили, а затем вернулись из совещательной комнаты, возглавлявший комиссию генерал-лейтенант сообщил, что Глейв получит документы на зачисление в армию.

— Кадет, твой отец многое сделал, чтобы это случилось, — добавил он, глядя на него из-за высокого стола. — Так что лучше тебе вогнать штык в самого Разорителя.

Глейв отсалютовал — и мысленно поклялся, что так и сделает.

Теперь он был касркином. И никто не называл его слабаком.

— Это контакт, — провоксировал Оккун, закрепив ауспик на плечевой разгрузке и взяв наизготовку адовое ружьё — модель с укороченным стволом, предназначенную для зачисток туннелей. — Голоса. Справа Т-образки.

— Есть контакты, — сообщил Глейв идущим следом. — Выдвигаемся для подтверждения.

Они пошли вперёд, крадясь среди нанесённого мусора подобно помойным псам.

Глейв замер в десяти футах от поворота вправо и опустился на колено, одновременно поднимая залповое ружьё. Из-за угла он различил механическое цок-цок-цок. Барабан револьвера? Генератор?

— Готов, — сказал он.

Оккун снова снял ауспик. Протокол. Проводник сканирует маршрут, залповщик накрывает район лазерным огнём при первом же намёке на неприятности. Если проблемы серьёзные, они вызывают поддержку.

— Вижу… — начал Оккун.

В этот момент из-за угла прямо на Глейва вышёл человек.

Он был с расстёгнутым поясом, и как раз закрывал на пуговицу штаны. Сервантус мог бы убрать его ножом, не появись он так внезапно.

Он вжал широкий модифицированный крючок залпового ружья, и то с пронзительным воплем исторгло шквал лазерных лучей, на мгновение озаривших испуганное лицо человека.

Залп попал врагу точно в центр массы, разнёс его грудную клетку и разбился о потолок позади него. В воздухе повисла дымка перегретой крови, от раскалённой мощи выстрела изжарившейся до пепельной парши, которая затем волной накатила на Глейва. Обычные лазерные лучи прожигали в жертвах дырки. Импульсы залпового ружья отличались такой мощью, что создавали взрывы на молекулярном уровне и преобразовывали энергию в кинетическую силу.

Оккун выпустил ауспик, так что тот разбился о землю, и перехватил адовое ружьё.

Сервантус уже поднялся на ноги, боком обходя упавшего врага, и, высунув короткое оружие из-за угла, выпустил поток огня, который опалил пролегавшую сбоку трубу.

За ослепительным сиянием залпа — ярко-белого в режиме теплового сенсора — он различил в глубине туннеля силуэты. Нечёткие. Движущиеся, бросающиеся врассыпную. «Перегретые» лазлучи прошили одно согбенное красное пятно и оторвали от него кусок, который, кружась, отлетел в сторону. Из раны брызнула струя оранжевой крови.

— Есть контакт! — проорал он в микробусину. — Огневая поддержка! Огневая…

Кинетический удар в панцирь. Жёлтые блики во тьме. Твердотельные снаряды, ответный огонь.

Глейв кинулся навзничь, чтобы уменьшить профиль. Дал ещё один залп, срезавший противнику ноги. Туннель огласился рёвом пальбы. Над головой затрещали пули, выбив камнебетонное крошево из стены справа от него, где укрылся Оккун. Один снаряд попал Глейву в наплечник и откинул его назад.

— Трон! — крикнул проводник. Он перехватил адовое ружьё в левую руку и послал вглубь коридора шквал лазерного огня. — Сколько их там?

— Маловато, — прорычал Глейв.

Он взял на прицел движущееся пятно и нажал спусковой крючок. Ничего не случилось. Мигающий перед глазами индикатор указал на перебой питания. Он взглянул под руку и увидел искры, сыплющиеся из двойного кабеля, который соединял оружие с силовым ранцем на спине. В него попали. И теперь вспышки выдавали его позицию среди тьмы.

Макушку Сервантуса что-то зацепило, и красноватое тепловое зрение с мерцанием угасло. Выстрел в голову. Ему попали в голову.

Касркин пополз прочь, заставляя тело работать, несмотря на ужасную боль. Не видя обычным зрением ничего, кроме резких сполохов выстрелов.

Оккун выскочил из укрытия, с одной руки паля в коридор, а другой — схватив Глейва за разгрузку. Поволочив его из-под огня.

Проводник что-то кричал, но в ушах Сервантуса стоял только рёв. Казалось, пол ходит ходуном. Похоже, дезориентация…

Нет, не дезориентация. К ним прибыла подмога.

Из тьмы вынырнул «Леман Русс» типа «Экстерминатор», уже развернув башню на девяносто градусов. Он пронёсся мимо них, пройдя в каких-то шести футах от ботинок Глейва и раздавив гусеницами то, что осталось от застреленного часового. Танк остановился прямо посреди Т-образного перекрёстка.

О его броню застучали пули.

В ответ он включил прожектор и захлестнул туннель неистовой бурей снарядов. Тяжёлый болтер в спонсоне задвигался справа налево и обратно, спаренные автопушки на башне огласили коридор дробным металлическим грохотом, который — усиленный за счёт замкнутости помещения, — походил на удары молота. Дульные вспышки перед стволами вытянулись на десять футов вперёд.

Даже несмотря на защиту головного убора, Глейв не слышал ничего, кроме звона, до тех пор пока всё не закончилось, а его самого уже полным ходом осматривал Штопальщик, Кристан.

— … лобый, Глейв, — сказал он.

— Что?

Медике нахмурился, пальцами покрутив голову Глейва, уже без шлема, туда-сюда.

— Ты меня слышишь?

— Да, — отозвался Сервантус. Он не любил, когда с ним нянчились. Ему хотелось скорее вернуться в строй. — Драться смогу.

— Серьёзно, я не хочу отпускать тебя с контузией. Это риск для отряда. Если сомневаешься, советую передать залповое ружьё другому и перейти в середину строя…

— Нет. — Касркин попытался встать.

Штопальщик резко толкнул его назад, что вкупе с весом силового ранца лишило здоровяка равновесия.

— Давай полегче. Ты пока считаешься раненым. Трон!

— Я осознаю, что ты пытаешься помощь, Штоп. Но ты не понимаешь. Ты не солдат. Не настоящий.

— Я тоже защищаю Кадию с адовым пистолетом.

— Ты поддержка, — указал Глейв. — Убивать еретиков не твоя работа, а моя.

— Ну, сегодня ты выполнил норму по убийствам.

— Но не еретиков, — сказал Оккун, выйдя из-за угла. В руке он держал кипу жёлтых бумаг. — Хотя всё равно предателей. Большинство в гражданском. Плохенькие ночные линзы. Автоматы и стабберы. Автопушки разнесли машину, которая здесь работала, но, похоже, они печатали вот это.

Он бросил Глейву несколько бумажек. Хрупкие, как осенние листья, те рассыпались по его поножам.

Глейв взял один дрожащими пальцами.

— Фальшивомонетчики. И хорошие.

— Саботажники, — прошипел Штопальщик. — Они выбивали почву у нас из-под ног.

Это был рационный талон. Рационный талон, позволяющий предъявителю оного получать семидесятипроцентную норму пищевого довольствия.

И ещё один, и ещё, и ещё.

На эти карточки Глейв смог бы устроить настоящий пир.

Но еды на Кадии едва хватало. И пир для одних означал голод для многих других.

Не все их враги были порочными еретиками — некоторые шли на злодеяния из алчности.

Глава третья

Дравура Моркат прожила всю свою жизнь среди чудовищ-полубогов. Существ, не ведавших страха даже до метаморфозы в сосуды эфирных сил из плоти и металла. Воинов, способных сокрушить её тельце одним ударом.

И тем не менее она не боялась, поскольку стояла по правую руку от магистра войны в качестве его зодчей и чашницы, держа длинными пальцами кубок из громадного черепа. По легенде, тот принадлежал созданному извратителем плоти Фабием Байлом подобию Гора, поверженному магистром войны в давние греховные времена.

И она, как и военачальники из внутреннего круга Абаддона, входила в число его избранных. Ибо Дравура Моркат служила ему каналом связи с Чернокаменной Крепостью. Эфирным зодчим, кто один мог наполнить ноктилит в недрах твердыни эссенцией варпа. Даже больше, она была тем самым существом, что укротила этот совещательный зал, направив токи имматериума в прожилки тёмного камня и опутав их содрогающейся плотью и пульсирующими артериями. Она знала каждую дышащую поверхность, видела, как желеобразные скопления глаз впервые открыли веки, и как обрамлявшие дверные проёмы зубы вылезли из полуорганических десён.

Без неё, породившая Моркат крепость — прозванная «Воля вечности», хотя она была слишком древней, чтобы носить какое-либо имя, — была бы не более чем враждебным камнем.

Ни один воин в здравом уме не посмел бы её коснуться.

И потому она боялась этого предводителя — он был кем угодно, но только не здравомыслящим.

— Магистр войны, — произнёс Уркантос, опускаясь перед Абаддоном на колено. Когда он склонился и упёрся бронированными кулаками в палубу, его склизкие от крови латницы оставили на металле алые пятна. — Представляю вам флот Лжеимператора, горящий в пустоте.

Он не сказал ни слова Моркат — более того, зодчая даже не знала наверняка, заметил ли тот её присутствие вообще. Подобно большинству транслюдей, лорд-губитель привык игнорировать жалких существ, уступавших ему в размерах.

— Встань, мой лорд-губитель. — Магистр войны склонил голову. — Твоё подношение кровью и разрушением принято.

Дравура увидела, как за головой Уркантоса алой лужей расплылась гордость, подобно багрянцу, выливающемуся на мраморный пол из простреленного затылка человека. Даже мыслеформы его сознания выглядели для внутреннего ока Моркат как кровь.

Вот для чего она требовалась сейчас магистру — служить ему в качестве прозревателя мыслей. Следить за разумами сподвижников, пока он раскрывал свой грандиозный план завоевания Кадии. И Моркат прилежно исполняла свою роль. Она видела гнилостное облако беспамятства вокруг пронзённого шлангом черепа Скайрака Рождённого-в-бойне, чьи мысли то возникали, то вновь растворялись в мареве подобно роящимся мухам. Как Деврам Корда, лорд-очиститель Чёрного Легиона, плёл запутанный признательный рассказ, исходивший из его головы изящными мазками умелого каллиграфа. Видела, как три глаза лорда-обманщика Зарафистона прозревают переменчивые вероятности, перестукивавшиеся у него в черепе подобно гадательным костям. И, наконец, варпов кузнец, Кром Гат, бывший Железный Воин, а ныне представитель избранных Хаоса Неделимого, чей разум напоминал сложнейшую мандалу из механизмов и шестерней.

В последние дни магистр войны редко собирал избранных вместе. Слишком часто их совещания приводили к расколам или увязали в вопросах, среди коих было невозможно вычленить важную информацию. Лучше было встречаться с ними поодиночке, и к тому же так Моркат лучше могла следить за их разумами.

И она следила, выискивая проблески измены. Мощнейший резонанс совещательного зала — без остатка захваченный её творениями из плоти — усиливал когнитивно-аналитические способности Дравуры втрое.

Однако аура вокруг разума Уркантоса, повелителя Чёрного Флота, сегодня казалась гораздо ярче, чем у остальных. Она полнилась болью и кровью.

— Ты знаешь, зачем я тебя вызвал? — Магистр войны взмахнул Когтем Гора, позволяя чемпиону Кхорна подняться на ноги.

— Обсудить высадку. — Уркантос встал. Пара гигантских рогов, привинченных ему ко лбу, изгибались назад подобно лукам — весьма удачная метафора, поскольку тело воина напоминало туго натянутую тетиву, в любой момент готовое взорваться насилием. Насаженные на штыри черепа и головы — некоторые такие свежие, что ещё блестели, — пустыми взорами глядели с держателя для трофеев на доспехах. — Я прошу оказать Гончим Абаддона честь пойти в авангарде, когда мы начнём зачищать Кадию.

— И почему ты решил, будто заслуживаешь такой чести?

Моркат старалась не смотреть на магистра войны. В присутствии прочих ей следовало стоять с почтительно потуплённым взором. Но сейчас она не смогла обуздать инстинктивную потребность понять возникший конфликт. Глаза зодчей — один настоящий, и другой, заменённый шаром из чернокамня, — переметнулись на лицо властелина.

Абаддон никогда не запрещал ей читать свои мысли. Больше того, иногда Моркат казалось, словно тот специально думал о чём-либо для того, чтобы она это узрела. Бесценное единение разумов, дабы она могла служить ему ещё лучше.

Его сознание всё время полнилось поверхностными размышлениями и нарочитыми мыслями. Впрочем, это не отменяло их величественности.

Кинув на Абаддона взгляд, Дравура увидела, как мысли вращаются вокруг его обритой головы подобно планетам на модели звёздной системы. Астролябия света, лик совершенного ангела. Самый прекрасный мысленный пейзаж, который ей доводилось видеть, за исключением одного случая.

А на лбу у него пылала Метка Хаоса Восходящего, зажжённая самими богами варпа.

Если смотреть на неё через ноктилитовую сферу, помещённую в левую глазницу зодчей, то она выглядела как Око Ужаса в миниатюре, как ярко горевший на голове огонь.

Моркат отвернулась, словно ребёнок, попытавшийся задержать взгляд на солнце.

— Почему я заслуживаю? — прорычал Уркантос. Его меркнущий красный нимб оросился каплями венозно-чёрного багрянца, когда, учуяв стычку, Гвозди Мясника лорда-губителя глубже впились в мозг и усилили приток ярости. — Я — повелитель Чёрного Флота. Победа за мной. Никогда прежде флот Истинных Сил, да любой флот, не уничтожал имперское воинство так быстро. Я уничтожил…

— Уничтожил? — вопрос магистра войны заставил Уркантоса умолкнуть. — Несколько крейсеров перешли в варп перед первым залпом. Сейчас они идут к Кадии, спеша предупредить их о нашем приближении. Ты это называешь уничтожением?

— Тот путь нестабилен, магистр войны, и демоны уже пустились в погоню.

— Мы не полагаемся на демонов, лорд-губитель. — Злость в голосе магистра едва не материализовалась в зале. — Они — инструменты, а не братья, которым можно доверять.

— Мы не сможем догнать их, сторожевой флот заранее подготовил побег на подобный случай, и они вошли в варп гораздо раньше…

— Отговорки.

— Вы просите невозможного! — взревел Уркантос, и из его головы выстрелили кинжалы боли. Подталкиваемый впившимися Гвоздями, он шагнул вперёд. — Ни один смертный не сможет…

— Стой, брат.

Это слово было не просто приказом. Оно прозвучало из недр бездонного провала, меж каждым слогом в нём сквозили холодные ветры. Тьма вокруг Абаддона стала ещё черней, и кхорнат застыл на полпути, а его собственная тень словно съёжилась от мощи того звука.

Даже сама твердыня как будто издала тонкий вопль.

Моркат увидела, что Уркантос, чемпион Кхорна, испугался. Он ненавидел страх — его разум сжался, стремясь защититься от эмоции, и зодчая задалась вопросом, могло ли быть так, что ещё задолго до превращения в космодесантника именно испуг толкал его на жестокие поступки.

Магистр опустил бронированную латницу на нагрудник Уркантоса в усмиряющем, успокаивающем жесте. И когда он заговорил снова, голос его наполнился мягким пониманием, абсолютно чуждым той нечестивой команде, которую он только что изрёк.

— Я прошу невозможного, брат, поскольку если не стану его просить, то и свершить его мы не сможем. Ты хорошо мне послужил, но не требуй моего расположения.

— Я… прошу прощения… магистр войны, — сказал воин, сжав зубы от укола Гвоздей.

Дравура подалась ближе, решив, будто в тот момент различила всплывший у него в голове образ. Связанный с криком, что ни один смертный не сможет сделать то, что просит магистр войны.

Ангрон. Из его разума всплыло лицо демонического примарха. Любопытно.

— Ты только что из боя, и Гвозди пока ещё сидят глубоко. Забудем это. Но ты прав, я вызвал тебя обсудить высадку.

Магистр отступил, и сила, удерживавшая Уркантоса на месте, исчезла. Он тряхнул огромной рогатой головой, пытаясь прийти в себя.

— Высадки не будет, по крайней мере такой, как ты её себе представляешь. — Абаддон прошёл к обзорной платформе, и, беззаботно повернувшись к Уркантосу спиной, окинул взглядом водоворот Ока. Ощутив его присутствие, обтянутые плотью стены испуганно затрепетали. — Вот что я поведал другим. Наша цель — не зачистка Кадии. Мы её уничтожим.

— Если в авангарде пойду не я, значит… Корда?

Деврам Корда был лордом-очистителем, верным последователем Слаанеш, которого Уркантос презирал. Моркат увидела, как подозрение свивается в его алых мыслях подобно водяной змее.

— Мы сокрушим Кадию «Волей вечности».

— Мой магистр войны, я не понимаю.

— Наша уловка сработала — мы обманули слуг Лжеимператора. Они думают, что кампания завершена, что мы лишились всех сил и потерпели поражение. По словам Сироновых шпионов, на поверхности слуги Трупного Трона выходят из городов-крепостей в погоню за нашими отступающими войсками, а их флот преследует «Мстительный дух» и «Планетоубийцу». Они вне крепостей, открыты, уязвимы для орбитальной бомбардировки.

Уркантос ничего не сказал, но Моркат увидела, как его кровавые мысли сгустились от беспокойства насчёт того, к чему шёл разговор.

— Сила Кадии в касрах, в её городах-крепостях, — продолжил магистр. — Которые мы уничтожим «Волей вечности», один за другим. Так мы оставим противника без штабов, центров снабжения, узлов связи и точек для отхода. Им не останется куда возвращаться. Тем временем армии на поле мы сметём орбитальными бомбардировками. Мы проведём лишь ограниченную высадку, чтобы защитить Крома Гата и его боевые машины, которые разрушат пилоны. Вот как мы сокрушим Кадию.

— Стратегия продуманная, Абаддон. Умная. Хитрая. Но опасная. Богам она не понравится. Силы вручили вам «Мстительный дух» и «Планетоубийцу» как дары, а вы используете их в качестве приманок, чтобы вся слава за смертельный удар досталась этой ксеноконструкции.

— Для меня главное не слава, а победа. И Силы не вручали мне «Мстительный дух» и «Планетоубийцу», я сам их добыл. Помни — не мы служим Силам, а они — нам.

— Но…

— Я восставал против Императора, вёдшего себя как бог, не для того, чтобы присягать сущностям, зовущим себя богами — а ты? Сейчас в тебе говорит прежняя личность, из времён до перерождения в чёрном и золотом.

— Да, магистр войны. Но если Крепость подведёт…

— Не стремись к этой битве, лорд-губитель. Кадия — лишь шаг. Сокрушим её, и мы проложим Багровый Путь. Создадим прореху в космосе, от которой Империум уже не оправится. Ты жаждешь стяжать славу на Кадии? А представь себе высадку на Терру.

Сжав зубы, воин-кхорнат кивнул.

— Крепость, — прорычал он. — Думаю, поэтому оно здесь.

Тогда-то Моркат поняла, что не укрылась от внимания Уркантоса. Он посмотрел прямо на неё, и ненависть его была настолько сильной, что невольно притянула её взор.

И когда они встретились глазами, её разум кубарём упал в чёрные порталы его зрачков.

Дравура посмотрела через глаза мясника, и увидела красное.

Багровую дымку подстёгивающей боли. Раскалённый шип глубоко в мозговом веществе, требовавший убивать.

Гвозди Мясника. Пыточный имплантат, с которым Уркантос каким-то образом прожил тысячелетия.

Не этого она хотела. Моркат пыталась лишь проникнуть в глубинные прожилки его мыслей. Может, заглянуть в подсознание. А это было полное погружение в мысленный поток и заражение чужими воспоминаниями. Грёза о прошлом.

В ней Уркантос стоял перед огромными дверями в часовню, весь покрытый кровью.

Не вся кровь на броне принадлежала жалким культистам, что отдали жизни, защищая храм. Часть её принадлежала Гончим Абаддона, погибшим в глупой авантюре на борту чернокаменного чудища.

Они занимались этим на протяжении тридцати лет. Тридцати лет после захвата «Воли вечности» в Готической войне, потраченных в попытке усмирить недра ноктилитового зверя. Его бы вообще здесь не было, не пади на него выбор магистра войны — и он хотел показать Абаддону своё мастерство.

— Открой их! — крикнул магистр войны, прорубаясь сквозь ряды тощих фанатиков, которые пытались остановить его.

Дравура мысленно приготовилась к тому, что увидит дальше.

Уркантос вцепился в створки и рванул их с такой силой, что те, сыпля искрами по ноктилитовым направляющим, разъехались в стенные пазы.

Внутри находилось бронированное святилище. Изуродованные аквилы и статуи примархов, покрытые пульсирующими мешочками с органами и саванами увитой венами кожи. Обтянутые варповой плотью чернокаменные кабели, обвивавшие скульптуры и свечники подобно древесным корням, пробравшимся в древний храм среди джунглей.

Перед алтарём лежали закланные люди. Что бы здесь не обитало, они ему поклонялись.

Какое-то мгновение внутри ничего не шевелилось.

Затем Уркантос различил за алтарём движение. Баллистический когитатор высветил цель. Он вскинул пистолет и выстрелил, разнёсши купель со смолистой слизью.

— Что ты заметил, старик? — рыкнул Хеккша. Он не был из старого выводка, но Уркантосу он нравился. Убийца до мозга костей.

— Мелкий зверёк. Быстрый. Может, генокрад.

Они нашли в проклятой крепости чужака.

Ещё одна перебежка. Оба воина открыли огонь, разбив орган, чьи трубы упали подобно срубленным деревьям, со звонким музыкальным лязгом рухнув на мощёный пол.

— Выходи! — рявкнул у него за спиной голос. Абаддон. — Мы тебя найдём!

И, невероятно, но существо вышло.

Поначалу Уркантос решил, что это крупный грызун. Горбатый падальщик, возможно, неведомый пришелец. Однако истинная природа существа оказалась столь невероятной, что кхорнат всё понял лишь после того, как оно подняло бледное как воск лицо.

Закутанный в лохмотья ребёнок со всклокоченными чёрными волосами. Шести или семи лет, хотя она выглядела настолько тощей, что ей могло быть и все десять.

Один её глаз был ярко-фиолетовым, другой — чёрным как смоль.

Тёмное око представляло собой шар из ложного ноктилита, причём имплантированный не так давно. Место, где последователи твердыни — теперь стараниями Уркантоса мёртвые, — пересадили ей искусственный глаз, покрывала густая паутина плохо заживших швов.

Дравура Моркат умела прозревать разумы, поэтому знала, что не для всех она представала в одном и том же облике. Члены экипажа, которые боялись её, воспринимали зодчую как уродливого монстра, однако транслюди-астартес по большей части смотрели на неё как на ручного зверька.

И всё же ей было странно видеть себя в детстве.

Хеккша рассмеялся.

— Вот уж опасный зверь, лорд. Позвольте мне.

Воин вскинул болт-пистолет с такой скоростью, что Уркантос различил его исключительно благодаря превосходному зрению. Инстинкт убивать мирных людей укоренился в Хеккше настолько прочно, что он даже не колебался — он убивал детей раньше, и считал себя вполне способным сделать это снова.

Но за миг до выстрела девочка шевельнула рукой, дётским разумом поняв намерение Хеккши прежде, чем мозг послал команду нажать крючок.

Моркат увидела, как её пальчики взметнулись в воздух.

Ноктилитовые шипы вздыбились из пола подобно разбивающейся о скалы волне. Они пронзили живот Хеккши и разорвали пластины брони. Он выстрелил из болт-пистолета вверх, раздробив лицо скульптуре примарха за спиной девочки. Прежде чем он прицелился снова, последний шип вошёл ему в подбородок и вырвался из макушки шлема.

В дверь санктума с криком ворвался ещё один воин Гончих, уже поднимая болтер.

Крошечные ладони Моркат столкнулись в резком хлопке.

Створки захлопнулись прямо перед космодесантником Хаоса, отрубив ему руки в локтях.

Уркантос открыл огонь по ребёнку, слившемуся в нечёткое пятно. Болт-снаряды забили по полу и алтарю, расцветая взрывами.

Он бросился к органу, за которым укрылась девочка — не понимая, что та нарочно заманивала его туда, к клубку кабелей, что валялись на земле подобно мускулистому телу змеи-душителя.

Один тотчас обвился вокруг Уркантоса, и он рухнул на пол, больно ударившись лицом. Эластичные кабели опутали правую ногу воина, словно цепкие лозы. Он принялся в них стрелять, высекая искры из собственной силовой брони. Однако следующий кабель гадюкой кинулся на него с земли, и усики-провода заползли в механизм пистолета, отчего оружие заклинило. Другие прижали топор. Ещё один, толщиной с латницу Уркантоса, затянулся у него на шее.

Он перестал видеть красное. Всё стало тёмно-багряным от захлестнувшей его ярости.

Но затем гнев померк, поскольку красное начала затягивать серая пелена.

— Стой! Стой, дитя!

Уркантос, с трудом соображая после такого выброса адреналина, узнал голос магистра войны.

Абаддон шёл к ним, совершенно безоружный. Он отсоединил Коготь Гора и опустил его на каменную скамью. Отставил демонический меч в сторону.

Уркантос услышал, как недовольно зашипел клинок.

Повелитель Чёрного Легиона медленно шагал вперёд с поднятыми руками.

— Мы не хотим тебе навредить.

Кхорнат попытался возразить, но смог выдавить из себя лишь тяжёлый кашель. Не навредить? Не навредить? Один брат погиб, возможно, двое. А он хотел простить мерзавку?

Лязгнула решётка. Шорох шагов по чёрнокамню, доносящийся из-за полуразрушенного алтаря.

Аббаддон опустился на колено, хотя даже в таком положении оставался выше большинства смертных.

— Подойди, дитя, — сказал он, поманив её к себе латницей.

Из-за алтаря блеснули глаза. Под сводчатым потолком недоверчиво зашуршали кабели.

Зрение Уркантоса стало чёрным. Чёрным, как ноктилитовый камень.

— Иди ко мне, — продолжал звать её Абаддон без единого намёка на спешку. — Дай я на тебя взгляну.

Девочка, крадучись, выбралась наружу. Она была болезненно тощей, до такой степени, что из-под молочно-белой кожи тенями проступали кости. Ребёнок двигался не как человек, а скорее как обезьяна, используя руки в качестве дополнительных точек опоры.

— Ты прекрасна, — сказал Абаддон. — Давай поговорим. Думаю, тебя создали для этого. Чтобы общаться.

Девочка наклонила голову, словно прислушиваясь к словам, затем медленно приблизилась.

Уркантос дёрнулся, разъярённый своим унижением.

— Отпусти моего человека, — продолжил Абаддон. — Он просто хотел меня защитить.

Девочка перевела на кхорната свои странные глаза и тихо зашипела.

Кабель на шее Уркантоса ещё раз сжался, затем ослаб и уполз в тени. Воин закашлялся, глотая едкий, дарящий жизнь воздух. Сплюнул кровь.

— Спасибо.

— Па-ибо, — пролепетал за ним ребёнок. — Па-ибо.

— Иди ко мне, — сказал Абаддон. Делая всё медленно, он стянул массивную латницу и протянул девочке руку.

Та заколебалась, потянулась к громадной ладони, затем резко убрала пальцы.

Абаддон никак не отреагировал, продолжая держать руку до тех пор, пока пугливая девочка наконец не взяла её. Затем сомкнул пальцы, аккуратно, будто подбирая выпавшего из гнезда слётка.

— Я — Эзекиль Абаддон, магистр войны. Как зовут тебя?

Ребёнок не ответил.

Уркантос выругался на нуцерийском, с трудом говоря из-за повреждённой гортани. Обзывая её всеми скверными словами, какие только мог вспомнить, пока брань не перешла в клятвы.

— Я убью тебя, дравура моркат. Ты умрёшь в муках, дравура моркат.

Пойманная в паутину воспоминания, она подалась ближе, чтобы посмотреть на саму себя. Вот тот момент, который она хотела увидеть.

— А он ведь прав, — произнёс Абаддон. — Разве ты не Дравура Моркат? Это означает Дитя Крепости.

Моркат увидела, как ребёнок, которым она когда-то была, моргнул, смутно осознавая сказанное. Девочка открыла рот, полный ноктилитовых зубов в дёснах, покрытых сеткой шрамов от пересадки, и издала протяжный булькающий звук.

— Маараукаааат?

До сих пор она не разговаривала ни с кем, кроме фанатиков, что преклонялись перед ней, и самой крепости. Родителя, коему не требовалось давать ей имени.

Это же был момент, когда Моркат оное получила.

И момент, когда она встретилась с отцом.

— Ты точно не пострадала? — спросил магистр войны. Они находились в его кабинете — башенной комнате, доверху уставленной фолиантами и свитками. Комнате с самым мощным голосовым экранированием на всей «Воле вечности».

— Всё хорошо, — ответила Дравура. Плоть на одной из стен пожухла за время перелёта — Чёрнокаменная боролась с захватчиками и восстанавливала нейтральную варп-полярность. Она прижалась к ней ладонями и открыла своё естество, послав в камень заряд эфирной энергии, так что паутина из плоти потеряла мертвенную серость и снова разбухла. — Случайное воспоминание о событиях прошлого. Уркантос так и не забыл нашу первую встречу…

— Я был там. Раз ты в порядке, приступим к делу.

— Да, магистр войны.

— Что скажешь о совещании? Много ли они лгали?

— По большей части они были искренни, — сказала Дравура. — Корда хочет сварить зелье, которое, по его мнению, сделает вас ещё могущественнее. Ускорит вашу реакцию.

— Я его не приму.

— Он планирует подмешать его вам. На праздничном пире, когда всё закончится. Во время ритуального обмена тостами-вызовами он отравит вас благословением, которое усилит ваше восприятие, подтолкнув ближе к Слаанеш.

— Благословение нельзя подарить, Моркат, его можно либо принять, либо нет.

— Я не понимаю.

Вместо ответа он протянул правую латницу, и зодчая отсоединила огромную деталь брони, оставшись стоять с ней в руках. По тяжести она была с добротную наковальню, а с вытянутыми пальцами размерами не уступала торсу человека. Моркат натужно втянула воздух, приняв вес перчатки на обшитые чернокамнем кости, и, согнув колени, опустила её на пьедестал.

— Четвёрка пыталась засыпать меня благословениями, — произнёс Абаддон. — И если бы я принял их…

Он вытянул крупную руку, безупречно-чистую, каждый палец — шириной с древко копья. Затем сжал их в кулак с такой силой, что в них хрустнули костяшки.

— … То выглядел бы совершенно иначе. Скайрак. Уркантос. Корда. Кром Гат. Вот что получаешь, когда принимаешь дары. Силы переделывают тебя по своему подобию.

— Вы приняли только Метку, — кивнула Моркат. — А это знак всех богов, а не кого-то одного.

— И всё равно, вот это, — он постучал себя по Метке, — не должно стать мною, иначе я исчезну. Как Гор. В последний раз мы едва не уничтожили Империю Лжи. Корону нужно носить, не становясь с нею одним целым, и всегда быть готовым её снять.

Тогда у Дравуры сжалось за него сердце, сжалось оттого, что ему приходилось нести на своих благородных плечах такое бремя. Она едва не коснулась его руки, попутно задаваясь вопросом, сможет ли произнести слова, сказать которые собиралась уже несколько веков.

Моркат знала, что если откроется, он ответит. Она видела это в водовороте его мыслей.

Но прямо сейчас их ждал великий труд, и места для чувств в нём не было. После Кадии, поклялась себе Моркат, они изольют друг другу душу. Она скажет магистру войны, что тот для неё значит, и он обязательно ответит.

Они дадут своим узам название.

Она назовёт его отцом, а он её — дочерью.

Думал ли он также, глядя на неё? Стоял ли он в шаге от того же признания?

— Дравура, — произнёс он. — Скажи мне, о чём думает Уркантос — помимо крови, конечно.

— Он беспокоится, что Корда его подсиживает. Дело может дойти до драки.

Абаддон хмыкнул.

— Может. Что-нибудь еще?

Он позволил ей такую роскошь, как решать самой.

Вот почему он держал её подле себя. Из-за её полезности. Врожденной способности, с помощью которой он мог уравновешивать силы и интересы сподвижников. Людей, что были ему верны, но также управляемых — знали они о том или нет, — противоборствующими силами эмпирей. И эту горькую иронию её отец ощущал как никто другой.

Ради сохранения коалиции Абаддону требовалось держать в покорности сильнейших среди разобщённых предводителей Чёрного Легиона. А сильнейшие, особенно в последнее время, были также полны скверны. Сознательно или нет, они только и делали, что пытались свергнуть и подставить друг друга, расшатывая Легион изнутри. Каждый стремился стяжать величайшую победу, добиться наибольшего расположения магистра войны, в надежде возвыситься перед своим богом и подтолкнуть Абаддона на путь покровителя.

Однако на борту Чернокаменной Крепости их разумы были открыты для Моркат. Все их замыслы и страсти представали здесь перед ней как на ладони, чем она пользовалась сполна.

— Мы должны следить за Уркантосом, — сказала Дравура. — На Кадии произойдёт невиданная резня, и это лишь усилит его.

— Вот почему мы используем крепость, — снисходительно ответил магистр. — Так, чтобы ни одному богу не достались все лавры. Чтобы сохранить баланс в победе.

— Возможно, — отозвалась чашница. — Но когда он сказал, что вашу просьбу не сможет выполнить ни один смертный, он подумал об Ангроне.

Магистр войны замер на полуобороте к карте, и его рассеявшееся внимание резко сфокусировалось обратно. — Ангрон? Думаешь, он стремится к демоничеству?

— Не могу сказать наверняка. Но в последнее время он часто думает об Ангроне. Это уже не впервые.

— Боги варпа, ну как такого можно хотеть? Запрячься в ярмо к покровителю, словно какой-то грокс. Прошло десять тысячелетий, а Ангрон по-прежнему раб-гладиатор — но теперь во власти у бога. Демонический князь разбалансирует совет, покачнёт чаши весов в пользу Кхорна. Ещё одна причина не допускать на Кадии долгих осад. Нельзя позволить Уркантосу пролить слишком много крови, но если мы будем держать его в узде, то Гончие Абаддона взбунтуются.

— «Воля вечности» принесёт вам победу.

— Если же нет, мы проведём высадку. И в таком случае я не посмею сдерживать Уркантоса.

— Но, милорд, так мы рискуем отдать ему победу. А с тем же успехом вы можете сразу приглашать Кровавого бога за совещательный стол.

— Это вероятность. И в этом заключена задача магистра войны — работать с вероятностями, даже неприятными.

Моркат взглянула на него, и в тот момент увидела то, чего прежде никогда не замечала.

Её отец, магистр войны, сидел в большом кресле. Мысли вокруг его головы кружились в космической симметрии. Но на секунду, всего на миг, золотые круги и кольца полыхнули, отчего планетарные тела мыслей и убеждений уподобились ярким драгоценным камням.

И одно короткое мгновение над его головой парила уже не звёздная система.

А корона.

Тяжесть которой грузом давила ему на плечи.

Глава четвёртая

Майор Марда Хеллскер сидела в кресле с ранцем на коленях, стараясь держать спину ровно. Та всё ещё ныла после тряской поездки в «Химере» обратно в Краф, однако она не могла позволить себе выглядеть расхлябанной в присутствии своего полковника.

И тем более перед лордом-кастеляном.

Слева раздался смешок. В глубине зала, на длинной скамье, сидели двое танкистов — судя по нашивкам, капитаны, — из 35-го бронетанково-штурмового полка. Они глядели на что-то за ней. Она обернулась посмотреть, что их так позабавило.

Лишь окинув взглядом пустое помещение, Марда поняла, что те посмеивались над нею.

— Не обращай внимания, — сказал полковник Баратус. Смотря прямо перед собой, он заговорил нарочито громко, чтобы парочка его услышала. — Да, мы не доехали до передовой. Но это была их работа расчистить Крафскую дорогу, чтобы мы туда попали. Халтурная работа, скажу я тебе. Слышал, они отстали от графика на шесть дней.

Один из капитанов вскочил на ноги, но второй вовремя его остановил. В отличие от Хеллскер, Баратус имел значок фронтовика, и ещё он был полковником. А звание кое-что да значило.

Танкисты поплелись к выходу, болтая между собой и попутно кидая взгляды через плечо.

— Они завидуют, — произнёс Баратус. — Ты встретишься с лордом-кастеляном. А этих двоих генерал Сакска отослала сразу, как только они занесли карты.

Хеллскер улыбнулась. Она не могла поверить, что вот-вот увидит Крида.

Урсаркара И., фрекк его, Крида.

Она следила за его карьерой с пятнадцати лет, задолго до того, как он прославился. Один из её инструкторов в академии служил вместе с ним в Восьмом, и ещё тогда по секрету сказал ей, что он — тот человек, за которым стоит наблюдать. Она прочла его краткую работу по ведению общевойскового боя против иррегулярных сил культистов, а в продвинутой школе тактической подготовки отыграла некоторые из его самых знаменитых сражений. Она слушала, затаив дыхание, каждую его передачу во время войны. Даже сейчас напевы «Цветка Кадии» заставляли её подобраться.

— Сделай мне одолжение, Марда.

— Сэр?

Ручка слева от них провернулась, из-за звукоизоляционной двери донеслись голоса, а затем из комнаты вышла генерал Сакска со штабистами, перекидываясь словечками с теми, кто остался внутри, и посмеиваясь над какой-то прощальной шуткой.

Хеллскер тут же встала и прытко отдала честь.

Баратус медленно поднялся следом, напялив на голову фуражку и поприветствовав генерала более сдержанным салютом, который затем дополнил дружеским кивком.

— Помни, что Урсаркар Крид натягивает штаны по штанине за раз.

— Что это зна…

— Повернись-ка, — сказал он, и майор без колебаний подчинилась. Баратус поправил аксельбант инженерных войск у неё на груди, и смахнул с плеча кирпичную пыль. — Он просто человек, Марда. Не легенда. А если ты будешь глазеть на него как сейчас, он не станет тебя уважать. Веди себя так, будто ты достойна быть здесь, потому что так и есть.

— Полковник, — позвал их из дверей адъютант, и Хеллскер, не веря своим глазам, узнала в нём Джаррана Келла.

Баратус кивнул, словно ни разу не видел Келла ни на пропагандистских пиктах, ни на пачках с палочками-лхо, которые полагались им по норме. — Не будем заставлять лорда-кастеляна ждать. Держись за мной, майор.

— Статичная оборона, — сказал Баратус. Хеллскер видела его недовольную гримасу, которую не могли скрыть даже седые усы. Так, словно вместо вина он хлебнул уксуса. — После сотни дней сидения и ничегонеделанья, пока вся Кадия горела, ты определяешь мой Двадцать четвёртый на статичную оборону какого-то прохода посреди нигде?

Хеллскер не могла поверить в то, что слышит, и ещё больше в то, что видит. Баратус, её полковник, оспаривал приказы — пререкаясь с Урсаркаром И. Кридом.

Марда ещё приходила в себя после жуткого чувства, что оказалась в комнате с великим человеком — который одновременно оправдал все, и не оправдал ни одного её ожидания.

Точно как на плакатах и видеозаписях Крид чурался положенных по званию фуражек и эполет, вместо этого нося боевую форму одежды альфа, стандартную модель, дополненную, впрочем, такими элементами высокого ранга как багровый кушак с поясом. Его скандально известная своей помятостью шинель была перекинута через спинку кресла, заставленного, в свою очередь, бумагами. Косой шрам, пересекавший лоб, разделявший глазницу и заканчивавшийся на щеке Крида, бросался в глаза самым первом делом.

Но он выглядел уставшим. Уставшим и беспокойным. Покрасневшие глаза и опухшее лицо, щёки, покрытые раздражением от бритья. Нос, имевший слегка сизоватый оттенок, увивали прожилки вен. Кабинет пропах запахами амасека, сигар и немытого тела — смесь, которую Хеллскер нашла убойной, несмотря на то, что давно привыкла к благоуханию казарм. Она подозревала, что бронированные окна не открывались из соображений безопасности, и что Келл по мере сил старался содержать комнату хотя бы в подобии чистоты.

Прямо сейчас флаг-сержант украдкой убрал с тарелки недоеденные мясные рулеты, оставив лишь нетронутую чашу с овощами.

— Ты расстроен, — ответил Крид. — Но…

— Расстроен! Да это оскорбительно! Я помню, что мы не ладили кадетами, но разве нужно отрываться за это на моих бойцах?

— Они как никто подходят для…

— Для статичной обороны? Потому что они Внутренние? Да они ударники, Трон их дери! Обученные штурмовать. У них превосходные результаты в симуляциях боёв. Получше, чем у некоторых иномировых полков, которые ты бросил на Архиврага. Дай им шанс, и они покажут себя не хуже любого чёртового линейного подразделения. Любого чёртового подразделения.

Прерывание на полуслове настолько шло вразрез с субординацией, настолько грубо её попирало, что Марда скрыла своё замешательство, опустив глаза на карту.

На Делвианскую расселину. Удалённый проход, вырубленный в Россварских горах, который им поручили защищать.

В качестве статичных оборонительных сил. Задача, которую кадийские командиры обычно скидывали на белощитников и недоученное местное ополчение, пока настоящие солдаты шли в атаки и на штурмы.

Она оторвалась от разглядывания карты. У неё запершило в горле, а глаза наполнились той же яростью, что у Баратуса.

— Его нужно защитить, — сказал Крид, повышая голос. — И твой Двадцать четвёртый внутренний подходит наилучше. У тебя есть инженерно-сапёрная рота. С альпинистской подготовкой. Достаточно походившая по горам, чтобы твои бойцы справились с восхождением. Ничего личного тут нет.

— Ну конечно нет, — осклабился Баратус.

— Это стратегически важный маршрут. Возможно, ключевой географический район во всей текущей войне.

— Не начинай. Не пытайся…

— Баратус…

— … управлять мной через чувство долга, я не…

Крид взял первую подвернувшуюся под руку книгу в кожаном переплёте и грохнул ею по столу. Сильно. Так громко, чтобы по комнате прокатилось эхо.

— Ты будешь удерживать этот проход, и удерживать с радостью, высокомерный ты ублюдок! — взревел Крид. — Я — фрекков лорд-кастелян Кадии, а не твой старый дружок из схолы. Это твой проход. Твой проход. А если ты не хочешь, возможно, мне стоит расстрелять тебя, и поручить задачу ей.

Он быстро кинул на Хеллскер оценивающий взгляд.

Баратус открыл рот, затем закрыл. Посмотрел на карту, и его руки, опущенные к швам на штанах, сжались в кулаки.

— Приношу извинение, лорд-кастелян… Я не имел права так говорить.

— Нет, — отозвался Крид, расслабляя плечи. — Не имел. Но, Баратус, я тебе не лгу. Это нужно сделать. И сделать на совесть. Возможно, я себе надумываю, и если повезёт, вам не придётся драться. Но если не повезёт, там будет настоящее пекло.

Крид взял со стола карту Делвианской расселины и прошёл к планшету. Прицепил её под пластековый держатель.

— Иди сюда, я покажу тебе, что на кону.

Баратус двинулся за лордом-кастеляном. Склонившись, когда Крид — почти на фут ниже его — стал размечать карту высот крестиками и стрелками. Двоё принялись о чём-то тихо бормотать.

Хеллскер не пригласили присоединиться. Но полковник сказал ей вести себя так, словно она заслуживает здесь быть, поэтому она пошла к ним.

Марда успела сделать два шага, когда ей на бицепс опустилась рука. Крепкая, мускулистая. Она показалась ей бионической, но, оглянувшись, Хеллскер поняла, что та была совершенно обычной.

Её держал Джарран Келл.

— Не сейчас, сэр , — произнес он.

— Прошу прощения, флаг-сержант. Буду благодарна, если вы отпустите офицера.

Келл извинительно кивнул, но руку не убрал.

— Простите, но разговоры лорда-кастеляна конфиденциальны.

— Я — его заместитель, и мне нужно знать тактическую обстановку. Если его ранят или убьют…

— Полковник сообщит вам всё позже. Кроме того, Баратус — человек гордый, а его только что принизили. Свидетели ему ни к чему.

— Не думаю, что это вам решать, кто…

— Хеллскер, из Двадцать четвёртого. Не полковник ли часом Ревван Хеллскер командовал Двадцать четвёртым ударным? В смысле, до его переопределения во Внутреннюю гвардию? Ваш отец?

— Дядя.

— Это его меч у вас на поясе? Видно, что он бывал в боях.

— Он передал его мне в наследство, и плазменный пистолет ещё.

Келл кивнул.

— Не повезло ему с тем назначением. Никто не хочет столкнуться с Великим Пожирателем. С другой стороны, разве можно просить лучшей смерти? Погибнуть, сражаясь с монстром, бок о бок…

— Я нужна полковнику.

— Конечно, — сказал он и отпустил Хеллскер. — Глубочайшие извинения.

Марда обернулась и увидела, что Баратус с Кридом уже закончили разговор. Келл, поняла она, задержал её как раз на достаточное время.

Полковник выпрямился и отдал Криду честь.

Лорд-кастелян отсалютовал в ответ, затем опустил руку и протянул её для рукопожатия.

— Я полагаюсь на тебя, Баратус. Все мы. Помни — если они придут, не отступай ни на шаг.

Баратус кивнул, и тогда Хеллскер заметила, что его лицо стало белым как воск. Что на его редеющих волосах блестел пот, несмотря холод, царивший в комнате из-за работающих кондиционеров.

Выпрямив спину, Хеллскер молча двинулась за ним, пока за ними не закрылась дверь.

— Полковник? Что он сказал? Он серьёзно насчёт тех приказов, или просто греет нам уши?

— Марда. — Баратус сглотнул. — Надеюсь, что последнее. Правда, надеюсь. Потому что если нет, то мы в серьёзной беде.

Утренний ритуал Салвара Гента был неизменным, как рассветный сигнал горном. В шесть часов он, уже полностью одетый, глядел в окно, слушая, как его помощник, Карле Петзен, перечислят сегодняшние цены на продукты.

— Амасек по сто двадцать кредитов, — говорил Петзен, водя пальцем по странице журнала. — Фунт обжаренного гроксового бока, настоящего, две сотни. Фунт омнимяса, восемьдесят. Глюкозный подсластитель — десять кредитов за пачку.

— Десять? — Гент отвернулся от окна, со стуком опустив кружку кафеина на фарфоровое блюдце. — Не семнадцать?

— Муниторумцы нашли забитый им склад, хотя рассчитывали на сменные стволы к лазвинтовкам.

Гент кивнул, и, повернувшись обратно к окну, стал смотреть на Увеселительную площадь касра Краф.

— Сними его с продажи, пока цена не поднимется до двенадцати.

Петзен сделал заметку, продолжив читать.

Кафеин, шестнадцать кредитов за унцию. Стабберные боеприпасы, шестьдесят семь за коробку. Раёнка, девяносто за бутылку.

Салвар Гент жил в жирное время. Время победы. Время празднования.

Салвар Гент был богат.

Солдаты получали лучшее питание на Кадии. Пока мануфакторумные рабочие и клерки Муниторума — в основном пятидесятники или семидесятники — зачастую тратили скромные зарплаты на покупку дополнительной пищи на общественных рынках, солдаты ели достаточно хорошо, чтобы разоряться на быстрые удовольствия.

Общий отход к Крафу как нельзя лучше способствовал ведению бизнеса. Казначеи наконец добрались до солдат и выдавали причитающееся. Болваны в касках хотели праздновать.

Идеальная ситуация: цены военного времени в сочетании с избыточной денежной массой и желанием отметить установившийся мир.

Даже сейчас, спустя меньше часа после горна на побудку, крафская Увеселительная площадь кишела солдатами, слоняющимися от одного публичного дома к следующему. В лучах утреннего солнца свет красных фонарей виднелся уже едва-едва.

Гент смотрел, кто и куда заходил. Изучая. Наблюдая. Слушая льющиеся из вокса нежные мелодии востроянского оркестра.

— Есть проблемка с мануфакторумом рационных талонов. Во Втором районе. Власти накрыли его, — сказал Петзен.

— Разве мы не платим старшему провосту Второго?

— Платим. Но это был не военпол. Касркины. Мы думаем, искали еретиков. А попали на нас.

— Бедные ублюдки.

— Завалили из танка.

Салвар Гент, что было для него редкостью, посмотрел Петзену в глаза, пытаясь определить, шутит ли тот. Увидел выражение лица подельника.

— Бедные, бедные ублюдки. Вы вывезли клише?

— Что-что?

— Клише, матрицы для печати карточек. Вы их нашли?

— Нет, машину разнесли вдребезги. Из тяжёлых болтеров. И ещё автопушки немного.

Гент цокнул.

— Всё на этой Кадии делают на совесть. Как нехорошо.

— Я думал, талоны будут отменять.

Гент покачал головой.

— В таком случае чёрный рынок наводнили бы военные излишки. Протеиновые батончики. Прометий из походных кухонь. Витаминные таблетки. Рулоны ткани для форменной одежды. Муниторумные клерки уже бы начали втихую приторговывать. А этого никто не делает. Им приказано сохранять ресурсы и дальше. Станок нужно восстановить и запустить снова. Война не окончена, а значит, продажа талонов не сворачивается. Нормы довольствия урежут снова. Люди будут голодать. А где голод, там прибыток.

Петзен закрыл журнал.

— Публичные дома приносят доход. Может, вместо станка…

— Я торгую товарами, а не людьми, — сказал Гент, блуждая взглядом по площади. — Это проще. Банка консервов не уйдёт от тебя. Кроме того…

Из гражданской вокс-установки в медном корпусе раздался шум статики, заглушив оркестр, и эфир наполнился знакомыми нотами «Цветка Кадии». Плаксивая мелодия, по мнению Салвара — но хотя бы инструментальная, без слащавых стихов о памяти и жертвенности.

— Ты заметил — он всегда влезает, когда играет хорошая музыка? — произнёс Гент. — Как тыц-тыдыц военный марш или сержант ведёт ежедневные упражнения, так от него ни слуху ни духу. Но как только мелодия цепляет душу, он тут как тут.

— Видимо, не хочет прерывать популярные программы.

Наконец, стихли последние трубы, и песня закончилась.

— Солдаты Кадии, — заговорил Крид.

— Какой скрипучий гнусавый голос, — отметил Гент. — Уж сигары и «Аркадийскую гордость» он получает исправно. Само собой, его рационы никто не урежет.

— … знаю, что вы отдали многое. И мне больно просить от вас большего — но это сейчас необходимо. Сегодня мне сообщили, что из внешней системы вернулся корабль пикета. Мы не можем говорить наверняка, и я прошу вас не сеять слухи, но, возможно, он принёс новости об ещё одной атаке на Кадию.

Блуждающий взгляд Гента остановился на Петзене, на мгновение задержался, затем заскользил дальше.

— Также мой печальный долг известить вас, что Надежда Святой Иосманы была уничтожена. Пенитенциарный мир поразила Чума Неверия, и выжившие охранники-военполы заверили меня, что каждый кадиец, как тюремщики, так и заключённые, боролись с Архиврагом до последней тюремной камеры.

Пауза.

— А далее к военным сводкам. За стенами касра Халиг экипаж сверхтяжёлого «Теневого меча»…

— Это объясняет, почему нам так и не удалось найти транспорт для контрабанды на Святую Иосману, — произнёс Гент, перебив новости с фронтов. — Наверное, её уничтожили несколько недель назад, и история точно не геройская.

— Думаете, он врёт?

— Он офицер, конечно он врёт. Тем не менее, здесь у нас появилась возможность.

— В разрушенном мире?

— Надежда Святой Иосманы производила детали. Труд заключённых. Единственное место в системе, где делали фиксатор поворотного шарнира типа шестьдесят семь гамма. — Гент развёл большой и указательный пальцы, сложив из них «С». — Они вот такого размера. Позволяют установленному на треноге оружию свободно крутиться на шаровом шарнире. Автопушки, лазпушки, тяжёлые болтеры, и такое прочее. Это деталь с повышенной скоростью разрушения. Очень ходовой товар. На складе восемьсот восемьдесят один у нас их шесть контейнеров. Подожди три дня, пока клерки Муниторума не собьются с ног, затем начинай забрасывать удочки. Делай всё тихо. Заряди им сто пятьдесят процентов от стандартной стоимости. Не удваивай. Если удвоишь, они побегут к комиссарам.

Петзен кивнул. Тишина была залогом успеха.

Крид уже сворачивался, и на фоне его голоса начинали звучать ноты «Цветка Кадии».

— Заверяю вас, товарищи, — сказал он, — что я не позволю Разорителю сломить наш мир.

Салвар фыркнул.

— Кадию сломили задолго до того, как сюда добрался Разоритель.

Келл открыл дверь в военный кабинет Крида так мягко, как только мог, игнорируя безмолвные, энергичные жесты вокс-специалиста. Мужчина указал на горевший снаружи комнаты красный свет, тот, что находился возле знака «ЗАПИСЬ».

«Знаю, — одними губами произнёс Келл. — Знаю, чёрт подери».

— Заверяю вас, товарищи, — сказал Крид, и помолчал, как указывалось сделать в составленном Келлом тексте. Его планшетный стол немного очистили, стаканы, тарелки, книги и свёрнутые карты временно раздвинули в стороны, чтобы водрузить на него здоровенную вокс-станцию, микрофонные решётки которой были размером с фраг-гранаты. — Что я не позволю Разорителю сломить наш мир.

Руководитель вещания кивнул и опустил руку.

Ассистент в громоздких пластековых наушниках покрутил головку переключателя, увеличив громкость «Цветка Кадии».

— Мои солдаты, — закончил Крид. — Говорю вам с гордостью — что бы нас ни ждало впереди, мы со всем справимся. Кадия стоит.

Мелодия стала близиться к крещендо, и режиссер указал на офицера вокса, сидевшую за станцией на столе. Девушка щёлкнула тумблер, после чего выдернула три штекера. Стянула шумоподавляющие наушники.

— Есть, — сказала она. — Конец эфира.

— Что скажешь, Келл? — проворчал Крид. Он протянул руку и один из воксистов передал ему графин с амасеком, затем поставил на стол сделанную из снаряда пепельницу, в которой по-прежнему тлела сигара. — Я думал, что… Что? В чём дело?

Джарран покачал головой.

— Нужно очистить комнату. Информация вермильонового уровня.

— Мы быстро, — сказал руководитель, склоняясь над футляром для оборудования. — Пять минуток.

— Сейчас.

— Но оборудование…

— Вон!

Он воспользовался голосом флаг-сержанта. Которым владел любой сержант-инструктор. Заставлявшим каждое слово казаться молотом, падающим тебе прямо на мозги. Так, словно само его дыхание обладало массой.

Кадийцы мало чего боялись сильнее, чем недовольства сержанта.

В считаные секунды комната опустела. Келл услышал щелчок закрывшейся двери и почувствовал, как запустились приватные поля и шумоподавители.

— Что случилось? — спросил Крид. — Мы опознали корабль?

Келл достал из-под мышки инфопланшет. Положил его перед Кридом. Класс альфа — помеченный синей биркой чехол указывал на высшую степень шифрования.

— Корабль — «Пиракс Оркад», эсминец боевого флота Скаруса. Гонец от сторожевого флота.

— Всего один? Остальные в пути?

— Он сам едва дошёл. Его правый борт разорван, полностью открытый пустоте. По пути погибло семьдесят процентов экипажа. Было ещё два корабля, но они не пережили варп-переход. На него проникли… создания варпа. Точного описания нет. Они содрали с реакторов защитные кожухи. Остатки экипажа получили смертельную дозу радиации. Выжил только один офицер, энсин.

Крид затянулся сигарой, не поняв, что та погасла. Келл увидел, как дрогнула его рука, и с кончика сигары ссыпался пепел. Другие могли бы решить, что это страх, но Джарран знал, что дело в адреналине. — У него есть доклад с подтверждением?

— Он хотел доставить его лично, как приказал капитан. Информация не для вокса. Его перевезли для стабилизации в медике-комплекс на одной из платформ орбитальной обороны, но там у него резко упали жизненные показатели, и наступила сердечная смерть. — Келл кивнул на инфопланшет. — К счастью, ему успели принести планшет высокого уровня допуска. Пришлось дважды тряхнуть его дефибриллятором, чтобы тот вернулся к жизни. Лишь на третий раз он смог прийти в себя и сделать запись.

— Ты её смотрел?

— Нет. Пока нет.

Крид открыл кожаный футляр и выбрал видеофайл. Келл встал у него за спиной.

Экран заполнило лицо. На мгновение Келл решил, что мужчина необычно стар для энсина, но затем понял — его кожа получила настолько сильные радиационные ожоги, что сморщилась и сползла подобно кожуре со сгнившего фрукта.

С его губ, оттопырившихся до края запавшей носовой полости, засочилась кровь, когда он что-то зашёптал.

— Звук искажён, — сказал Крид. — Плохое качество. Вообще ничего не слышу.

— Он внутри защитного пластекового комбинезона, иначе медике не смогли бы его перевезти. Давайте прибавим громкость.

Келл потянулся через плечо Крида и покрутил колёсико звука, пока они не разобрали слова, срывающиеся с разъеденных губ мужчины.

— … из Ока… Они пришли… Так мно…

Его глаза опустились, закрылись. Зазвучал сигнал, затем, на фоне, — голоса. В кадре появились руки в жёлтых пластековых перчатках, вогнали шприц в разъём для ввода препаратов, вдавили поршень.

Энсин захрипел, и от введённых стимуляторов расширенные зрачки в его резко открывшихся глазах сузились до булавочных точек.

— РАЗБИТЫЙ ЧЁРНЫЙ, — просипел он. — РАЗБИТЫЙ ЧЁ…

Он закашлялся, и последнее слово утонуло в бульканье. Келл увидел, как под сморщенной кожей тяжело задвигалось адамово яблоко.

Затем энсин распахнул рот, словно собираясь закричать, однако вместо этого мужчину вырвало чернильной кровью.

Экран почернел.

— Созывай военный совет. Всех — Астартес, Сороритас, никаких исключений, — сказал Крид. — И включи сирены.

Глава пятая

На закате по всей Кадии грянул хор. Голоса затянули песнь опасности, механическую и сулящую беду. Звук эхом покатился по улицам, стремительно очищающимся от рабочих и солдат. Громогласно полетел над безлюдными пустошами и топями. Заревел в удалённых наблюдательных постах и станциях прослушивания среди заснеженных гор.

Далеко в Кадукадском море сигнал взвыл на ракетных катерах, разнёсшись над холодными беспокойными водами. Нечёткие, едва различимые на расстоянии силуэты моряков кинулись к постам, готовясь отражать вероятную высадку с орбиты.

Он раздавался из горловин аварийных сирен — представлявших собой прямоугольные коробки с тремя конусообразными рупорами. Предмет настолько повсеместный на Кадии, что жители касров использовали их для ориентирования на местности.

«Чтобы попасть в коммерцию, пройди три сирены на север и сверни налево. Затем пройди ещё две сирены».

Они не запустились все сразу. Тревога началась в Крафе и стала распространяться по окрестностям, так что нередко подразделения на равнинах, заслышав вдали протяжный вой, понимали, что сейчас он зазвучит в их передатчиках.

— А эта деталь? — спросил звонарь.

Он постучал по чёрной коробочке, проводами крепившейся к очень мощной — и очень незаконной — вокс-установке с большим усилением.

— Это прибор ввода ключей, — пояснил Янн Ровецке. — Постарайся его не трогать.

Ровецке и звонарь сидели наверху собора святой Дженаты Редутной, стараясь лишний раз не высовываться, чтобы их не заметили со шпилей по соседству. С башни за спиной у звонаря открывался головокружительный вид на внутренний защитный комплекс Крафа-западного.

Вся критическая инфраструктура и система обороны, выставленные напоказ словно на тактической карте.

На Кадии такие высотные здания позволялось строить только Экклезиархии. Любое другое сооружение подобных размеров должно было предназначаться для защиты. Башни слева и справа от них имели массивные лазерные орудия, нацеленные в небо.

Ровецке вручил звонарю книжицу в пластековой обложке.

— Для работы пользуйся этим списком ключей. Находишь нужные положения для тумблеров по дате и часу. Выставляешь переключатели.

Янн извлёк из вокс-установки прямоугольный картридж, показав расположенные в нём металлические штырьки. Продемонстрировал, как те поднимаются и убираются, образовывая узоры, пока он щёлкал переключателями туда-сюда на передней панели.

— Выставив ключ, вставляешь обратно. — Ровецке загнал картридж внутрь. — И твоё сообщение будет зашифровано. Не забывай менять частоты каждые три часа, и не отходи от него во время передачи, иначе…

Из вокса вырвался пронзительный вопль. Янн торопливо выключил устройство.

— Что это было? — встрепенувшись, спросил звонарь.

Вокруг них одна за другой завыли сирены.

— Это — зов твоего магистра войны, солдат.

Солдат. Слово запало звонарю в душу, и он протянул правый кулак — не разжимавшийся от рождения, что сделало его непригодным к службе, — для рукопожатия. Один из многочисленных изгоев-кадийцев, которых было так легко радикализировать и вербовать.

По расхожему мнению, из-за близости к Оку планета служила настоящим рассадником рецидивизма, и по своему опыту Янн мог сказать, что безжалостная воинская культура Кадии порождала мятёжников в том же количестве, что солдат. Ему никогда не приходилось прилагать сверхусилий, а просто говорить этим отвергнутым, угнетённым гражданским, что они тоже чего-то стоили.

Ровецке крепко стиснул протянутую руку, и увидел в глазах кадийца слёзы.

— Я живу, чтобы служить, — произнёс звонарь.

Женевьева нашла сестру в часовне Утраченного командорства, стоящей на коленях перед запрестольным образом и шёпотом читавшей из молитвенника.

— Элеанор.

Сестра продолжала бормотать. Перечисляя имена павших Сестёр, которых призвали оборонять Кадию тысячу четыреста лет тому назад, но затем перебросили подавить бунт на Хандри — после чего их уже никогда не видели. Позор столь большой, что с тех пор орден Пресвятой Девы-Мученицы держал на Кадии постоянный гарнизон.

— Элеанор. Звучат сирены. И мне поступило извещение от лорда-кастеляна.

Сестра перестала читать, вздохнула и отметила страницу закладкой.

— Как и мне, канонисса.

— Нас вызывают на срочный военный совет в Крафе.

Элеанор поцеловала книгу и повесила на пояс, затем сложила знак аквилы и, наконец, поднялась.

— Мы должны послать туда представителя. Неявка навлечёт на орден позор.

— Когда отбываем?

Элеанор кивнула.

— Скоро. Но не будет ли лучше, если отправлюсь я, а ты останешься в храме? Как-никак, я — хранительница санктума и его реликвий, а ты — защитница Экклезиархиевых земель за стеной — если уйдём мы обе, то оставим святое место без охраны.

— Меня же пригласили. — Женевьева внезапно почувствовала себя глупо, стоя в недавно покрашенном доспехе, с которого спешно убрали следы повреждений после стодневной войны.

— Да, знаю. Но архидьякон Мендазус настаивает на том, что нам нельзя оставлять земли без канониссы, а разве из нас двоих не я ведаю вопросами стратегии? Тогда как ты больше воительница на передовой. — Элеанор поморщила нос. — Возможно, нам лучше пользоваться своими сильными сторонами.

Затем она вышла из часовни, оставив Женевьеву наедине с глухо доносящимся снаружи призывом к войне.

Сирены завыли в Делвианской расселине, звуча до странного искажённо и гулко в заснеженном каньоне прохода.

— Вы слышали? — спросила Хеллскер. Она стянула шарф, намотанный на шею и уши. Оглянулась на пустынную горную дорогу, по которой медленно ползли их «Химеры». Они ехали с открытыми люками для лучшего обзора, и ей пришлось напрячься, чтобы услышать хоть что-то сквозь рычание мотора. — Это то, о чём я подумала?

— Вряд ли, — отозвался старшина роты Равура. — Просто из-за мотора не слышно перерывов. Наверное, два длинных и короткий — сигнал о химической угрозе где-то на Крафской равнине. Будь оповещение общим, оно было бы одним долгим…

Сигнальная башня слева от них с треском ожила, издав протяжный вой, который, то нарастая в громкости, то слабея, быстро заполнил собою весь каньон.

Равура повернулся к ней с улыбкой на растрескавшихся губах. Что-то сказал.

— Что? — переспросила Марда.

Он нагнулся к её уху, сложил ладони рупором и прокричал:

— Я сказал — Двадцать четвёртый — на войну!

Кастелян Мордлид пронзил адамантиевым шипом на конце знамени грудь командира танка, прибив его к бронированному куполу «Лемана Русса».

Еретик захныкал, и его изрезанная рунами кожами стала ещё белее, когда на древко брызнула кровь из пробитого сердца. Он вцепился пальцами в пригвоздивший его стяг, прокляв Мордлида именем своих ложных богов.

Кастелян наступил ему на лицо, отыскал цель и выпустил один болт. Реагирующий на массу снаряд попал в человека, выбиравшегося через задний люк с взведённым боеприпасом в руках. Очевидно, решив подорваться среди полубогов, что обрушились на его роту.

Вокруг лейтенанта другие Чёрные Храмовники безжалостно расправлялись с колонной танков. Слева от него инициат прижал огнемёт к смотровой щели обездвиженной «Химеры». Когда он послал струю, слуховые усилители позволили Мордлиду различить приглушённый вопль, прежде чем горящий прометий сжёг внутри весь кислород, лишив экипаж воздуха.

Справа, маршал Амальрих разрубил силовым мечом краденый «Таврокс», после чего ухватился за край разорванного металла и отодрал дверь машины. Брат Меча, стоявший сразу слева от маршала, выпустил внутрь вскрытого транспортника два болта, остановился, выстрелил ещё раз, затем двинулся дальше.

Когда астартес налетели на колонну, та как раз отступала, уже разбитая звеном «Мстителей», которые спикировали с небес и изрешетили танки бронебойными снарядами из роторных пушек. Развороченные машины заполнили собой дорогу и замедлили предателей, позволив Решающему крестовому походу подойти к ним вплотную.

Сигнал тревоги на визоре Мордлида. Зашифрованный и помеченный уровнем секретности «Вермильоновый-плюс». Данные загрузились в буфер, и перед его глазами завращался вычерченный красным крест Храмовников, пока когитаторы шлема прогоняли их через дешифрователь.

Как знаменосец Мордлид считался герольдом маршала. Все контакты с внешним миром проходили через него.

Документ открылся. Он быстро пробежался по нему взглядом.

— Маршал, — провоксировал он. — Нас приглашают на военный совет. И рекомендуют отступить к Крафу и готовиться к новой атаке. Верховное командование считает, что Разоритель идёт снова.

— Тем лучше, — отозвался Амальрих. Вдалеке Мордлид увидел, как маршал поставил керамитовый сабатон на выгоревший остов штабной машины и оттолкнул её в сторону. — Это отребья. Я хочу врага качеством повыше.

— Оно сработало? — спросил Крид.

— Неопределимо, — прожужжал в ответ магос Кларн. Когти-жвала на конце его мехадендритов защёлкали от нервного напряжения. — Аппарат функционировал, хоть и вне безопасных параметров. Добытая концентрированная пси-энергия смогла передаться, но отправилось ли сообщение в полном виде — сказать невозможно.

Кларн заметил, как лорд-кастелян недовольно скривился.

— Это всё, что мне удалось сделать, учитывая обстоятельства.

— Вы выполнили всё, о чём я просил. Теперь остаётся уповать на надежду.

Магос понял, что неверно определил настроение лорда-кастеляна. С помощью одного наполовину органического глаза он попытался распознать выражение на лице Крида, окинувшего комнату затравленным уставшим взглядом.

Когда военачальник оглянулся, Кларн осознал, что тот кривился вовсе не от отвращения, а из-за естественной реакции. Ответ на дурной запах. Орган обоняния самого магоса давно заменили атмосенсором, который пропускал химические компоненты воздуха, но не их аромат.

Аромат горящей плоти и разжиженного человеческого белка.

Специализированные астрохоры Кадии почти все погибли ещё в первой атаке, пав жертвами мощного эфирного выброса, который перегрузил им мозги, выжег нервные окончания и расплавил глаза. Кларн подозревал, что это было частью плана, чтобы не дать Кадии вызвать подкрепления.

Именно то, что они прямо сейчас сделали.

Оставшись по большому счёту без хоров астропатов, Криду пришлось импровизировать. Он отобрал санкционированных псайкеров из полков, уговорил корабль Инквизиции передать свой человеческий груз, и заставил флотских выделить ему стольких псиоников, сколько те могли. Он велел провостам открыть тюрьмы и центры казней, чтобы отправить ему всех заключенных, которых заключили под стражу из-за проявления пси-способностей.

Теперь все они, согласившиеся как добровольно, так и под принуждением, были мертвы. Большинство сгорели будто свечки, варпов огонь разорвал им черепа пляшущим пламенем неописуемых цветов. У других раздулись, а затем лопнули животы, исторгнув наружу жутких крошечных существ, которых сервиторы Кларна залили пламенем, прежде чем те успели из дёргающихся личинок переродиться в нечто другое. Самые невезучие стали временными вместилищами для демонов, которые, несмотря на потуги, всё же умерли, не выдержав мощной психической отдачи от перехода в реальный план.

И вся эта энергия импульсом прошла через передатчик Кларна, чтобы послать одно-единственное сообщение.

— Всем силам, — повторил Крид, словно прочитав мысли Кларна. — Кадия в осаде. Разоритель идёт. Поспешите. Восемь слов. Вот ради чего они умерли.

— Теперь мы должны держаться, чтобы их смерти не оказались напрасными.

— Что касается этого, магос, вы…

Крид умолк, кинув взгляд через плечо. Он оставил снаружи даже своего флаг-сержанта.

— Здесь нет никого, кроме сервиторов.

— Имеете хоть какую-то надежду на успех?

— Я не питаю надежд, лорд. Надежда — убежище для тех, чья вера в Омниссию слаба, а расчёты — неточны. У меня есть предсказательные процентные выражения.

— И что они говорят?

— Нуль-устройство древнее, и его работу мы понимаем лишь отчасти. Последний раз адепты моего ордена сталкивались с варп-лучём Чернокаменной Крепости ещё в Готическую войну. Но предоставленная ими информация об его возможностях была получена в боевых условиях, а такие данные редко бывают надёжными. Если нуль-устройство способно отразить луч, оно защитит Краф, но насчёт остального я гадать не стану. В любом случае, без чуда нам не обойтись.

— Значит, такая ваша оценка. Чудо.

— К счастью, — прожужжал Кларн, — Омниссия умеет творить чудеса.

Глава шестая

— Вот всё, что мы знаем, — сказал Крид голосом, усиленным стоявшей перед ним вокс-системой. — Согласно последним сводкам, Разоритель в дне пути от Кадии.

Келл обвёл взглядом полукруг из столов, собранный им для военного совета. Он занимался их расстановкой самостоятельно, между тем как знаток протокола из Администратума давал ему советы касаемо посадки приглашённых. Ему не хотелось ударить в грязь лицом, не успев сойти с трапа. К примеру, разместить Космических Волков рядом с Тёмными Ангелами, или кадийское верховное командование дальше от Крида, чем флотское. Сохранить баланс оказалось задачей не из простых. В конечном итоге у Джаррана всё получилось лишь благодаря великодушию магоса Кларна, уступившему своё место — жест вполне уместный, поскольку он выступал докладчиком, да и не нуждался в кресле по биологическим причинам.

— Позвольте мне прояснить картину, — произнёс огромный воин с вытатуированной на лице чёрной полосой.

Келл включил вокс-микрофон, прикреплённый к панцирному нагруднику.

— Слово предоставляется уважаемому волчьему лорду Свену Кровавому Рёву из Ревущих Огнём.

— Спасибо. Если ваша история верна, то война, в которой мы сражались — со всеми её трудностями — была лишь предвестием. А Великий Предатель, Разоритель, Абаддон…

Несколько членов военного совета ахнули при упоминании имени, и Кровавый Рёв замолчал, чтобы сплюнуть для отваживания неудачи, прежде чем продолжить. Его слюна зашипела на полу, пустив струйку дыма.

— Это грязное создание привезло с собой Чернокаменную Крепость, которая сможет уничтожить нас, а ему даже не придётся спускаться сюда самому.

Женщина, чьё лицо скрывалось в глубинах капюшона, подняла руку. При этому пола её багровой мантии сползла вниз, открыв соболиный наруч силового доспеха.

Келла удивило две вещи: её относительная молодость для подобного поста, и тот факт, что место рядом с ней осталось незанятым.

— Слово предоставляется почитаемой канониссе Элеанор, из ордена Пресвятой Девы-Мученицы. Хранительнице храма святой Моррикан.

— Согласно хроникам, которые я изучала, Разоритель захватил в Готической войне три крепости, разве нет? И, объединив мощь их загадочных орудий, он уничтожил солнце. Мы уверены, что крепость только одна?

— Можно мне?

— Слово предоставляется инквизитору Талии Даверне из Ордо Еретикус, старшему делегату от Инквизиции при Вратах Кадии.

— Маловероятно, что у него их больше одной. — Даверна была рослой женщиной с мощными руками и широкими мускулистыми плечами. Плечами, на вульгарном сленге кадийских казарм, созданными таскать броник. Рождённая в касре Дерт, Талия носила офицерскую шинель, тем самым подчёркивая, что, несмотря на розетту, она оставалась одной из них.

Келл находил её одновременно пугающей и чудовищно привлекательной.

— Разоритель сбежал от Готического боевого флота лишь с двумя активированными Чернокаменными Крепостями, — продолжила инквизитор. — Третью отбила абордажная партия флота. Допросы пленников — наряду с удалённым обзором и Императорским таро, — указывают на то, что позднее ещё одну он передал Красным Корсарам. Возможно, своего рода плата за услуги. По нашим предположениям, он обладает всего одной.

— Вера да оградит нас.

— Слово предоставляется почтенному маршалу Марию Амальриху из Чёрных Храмовников, предводителю Решающего крестового похода.

Из всех транслюдей, сидевших за полукруглым столом, Амальрих казался Келлу самым устрашающим. Бледнокожий и громадный в чёрном керамитовом облачении, с несколькими тонкими шрамами вокруг глазниц, из которых вынули глаза и заменили высококачественной аугментикой, горевшей ярким янтарным светом.

А ещё он был единственным представителем в зале, что не расстался с оружием — его болт-пистолет и силовой меч остались прикреплённым к латам увесистыми цепями. Позади него стоял знаменосец, неподвижный как статуя.

— К счастью, кроме веры у нас есть ещё технологии, — ответил Крид. — Магос Кларн, можете рассказать о нашем средстве противодействия.

— Слово предоставляется магосу Кларну.

— С самой Готической войны мои предшественники из Механикус понимали, что Чернокаменные Крепости и их уникальное, основанное на энергии варпа вооружение представляет угрозу для Врат Кадии. В последующее тысячелетие мы привлекли значительные ресурсы на создание системы, которая использует естественную защиту Кадии для рассеивания варп-луча.

— Вы говорите о пилонах, магос?

— Подтверждаю, лорд-кастелян, — с поклоном ответил Кларн. — Неважно, являются они причудой геологических процессов или же наследием Тёмной эпохи технологий, эти пилоны, как считается, оказывают на варп определённый стабилизирующий эффект. Наш расчёт строится на том, чтобы обратить это пассивное свойство в элемент активной обороны. Мы сможем защитить Краф, и, возможно, окружающие его равнины.

— Что Разоритель может сделать целью для варп-луча? — спросил Кровавый Рёв.

— Он будет бить по касрам, — будничным, не терпящим возражений тоном произнёс Крид. — Города-крепости всегда служили ключевым звеном обороны Кадии. Мы потратили тысячелетия на укрепление позиций и обучение их защите. Уничтожь касры, и мы станем армией без баз, логистических центров, штабов. Но Краф, в отличие от прочих, имеет нуль-устройство. Вот почему я выбрал его в качестве точки сбора. И вот что я хочу попросить у всех вас — собраться тут. Присоединитесь к отходу, и займите места на стенах касра Краф.

Повисла тишина, пока все переваривали сказанное.

— Неприемлемо, — сказала наконец Элеанор.

— Почему?

— Наш долг — охранять храм святой Моррикан. Мне что же, перебросить силы в каср Краф и оттуда смотреть, как оскверняют наш драгоценный храм?

Келл наклонился к Криду и шёпотом напомнил ему о пустующем кресле.

— Тогда что насчёт вашей сестры? — продолжил лорд-кастелян. — Она возглавляет мобильные силы, вы — оборонительные.

Губы Элеанор сложились в тонкую чёрточку.

— Я уполномочена говорить за нас двоих.

— По крайней мере, Святые Сёстры хотя бы снизошли до того, чтобы вообще прийти, — резко бросил Кровавый Рёв.

Келл решил не напоминать о протоколе. Вместо этого он перевёл взгляд на место, зарезервированное для магистра Корахаила из Тёмных Ангелов.

Шлем воителя мерцал и шёл рябью. Нечёткая голокартинка его головы и груди проецировались из устройства-подставки, что придавало ему схожесть с героическими постаментами, украшавшими учреждения Администратума.

— Это упрёк, Волк? — отозвался магистр. Его голос звучал глухо, частично из-за помех на канале, и частично потому, что он не стал снимать шлем. — Мы по-прежнему на борту «Меча непокорности». Командиру не пристало оставлять свой корабль в подобном состоянии. Угроза вражеских диверсий никуда не делась, и мы прилагаем все усилия, чтобы подготовить орудия для обороны воздушного пространства. Привести потрёпанный ударный крейсер в рабочее состояние — задача не из лёгких.

— Мы ценим ваши усилия, — вставил Крид, попытавшись разрядить обстановку. — Но нужен ли вам весь личный состав? Никого нельзя выделить для защиты стен Крафа?

— Выделить? — осклабился Корахаил. — Нет, выделить мне некого. И я был бы благодарен, если бы вы не говорили о нас как о пулях в коробке. Не вам нами распоряжаться, Урсаркар Крид.

Джарран заметил, как поджалась челюсть Крида. Вспомнил последний медицинский осмотр, и как оральный хирургеон посоветовал ему меньше скрежетать зубами.

— Прошу прощения, магистр Корахаил. Я вовсе не хотел вас обидеть, а напротив — защитить. Чтобы удержать стены, нам нужны подкрепления. У меня есть Милитарум, есть приданные скитарии, и есть группа Адептус Астартес из разных капитулов — сводный отряд из уцелевших и раненых воинов, поклявшихся нести службу на стене.

— И мы будем драться до конца, — сказал бледный астартес в чёрном как ночь керамите.

— Слово предоставляется лейтенанту Одрику А’шару из Гвардии Ворона, избранному командиру роты братьев.

А’шар пожал плечами, и на его светлом, апатичном лице заиграла слабая улыбка.

— Я закончил. Это всё, что я хотел сказать.

— Мы глубоко это ценим, лейтенант. — Крид кивнул. — Они нужны отчаянно. Да, у меня есть силы, но какие это силы? Разоритель ударит по нам всей мощью Чёрного Легиона. Это означает предавших астартес, странные машины, может даже чудищ варпа. Для противодействия им нам требуется выносливая пехота в силовом облачении — то есть Адепта Сороритас и почтенные Астартес. Подразделения, которые не устают. Итак, кто из вас поможет мне? Кто защитит Краф?

Молчание.

— Пойдём по кругу? — предложил Крид. — Канонисса Элеанор?

— Слово предо…

Крид жестом потребовал тишины, и Келл выключил микрофон.

Элеанор поёрзала, и подняла руку, хотя совещание уже утратило прежний официоз.

— Мы поклялись защищать храм. Простая военная необходимость не изменит сей священный долг.

— Хорошо, — ответил Крид. — Магистр Корахаил? Вы поведёте Тёмных Ангелов сражаться на стенах Крафа?

Голопроекция пошла помехами, прежде чем сфокусироваться снова.

— «Меч непокорности» слишком ценный корабль, чтобы его бросать. Вы увидите стратегическую мудрость такого решения, когда мы вернём его орудия в строй и откроем огонь.

— Вы будете уязвимы для варп-пушки, — возразил Крид. Келл заметил, как на загривке командира поблескивает пот. — Вы и канонисса Элеанор окажетесь как на ладони, возможно, за пределами действия любого нуль-поля, которые мы поднимем. Беззащитны перед орбитальной бомбардировкой.

— Я выбрал своё поле боя, — сказал Корахаил. — Как вы выбрали своим Краф. «Меч непокорности» стоит того, чтобы его защищать, и мы не дадим Крафу попасть в полное окружение.

— И сможете прятать свои ценные секреты дальше, — прорычал Кровавый Рёв. — Разве нет, Корахаил?

— Мой волчий лорд Кровавый Рёв, — сказал Крид, поворачиваясь к воителю, — ваши Ревущие Огнём наверняка помогут нам? Или Железные Волки вашего брата, волчьего лорда Хайфелла?

— Волки Фенриса всегда откликаются на зов, лорд-кастелян. — Кровавый Рёв откинулся на спинку кресла. — Но Железные Волки не воюют пешими. Они подобны бродячей стае, и стена — место совсем не для них. Прежде чем я явился сюда, ярл Хайфелл поведал мне, что планирует водрузить знамя на руинах касра Ярк и отбивать вражеские высадки подобно ледяному вирму — выползая и нанося удары из пещеры. Это не даст Архиврагу собрать силы на севере. Если вам нужна бронетехника, чем плохи рыцари дома Рейвен?

— Баронесса уже выступила на восток, чтобы дать бой Легио Вулканум, — отозвался Кларн. — Титаны-еретехи Вулканума приближаются к касру Краф с того направления, и если их не остановить, они будут здесь за считаные дни. Пока наши собственные титаны действуют на Кадии-Примус, и перебросить их оттуда невозможно, дом Рейвен — наш единственный вариант. На стене они служить не могут.

— Я встану на стене и буду её держать, — оборвал их маршал Амальрих. — Велю своим крестоносцам рассеяться среди людей. Мы видели на картах внешнее оборонительное сооружение, названное Валом Мучеников, всё верно?

— Да, — ответил Крид. — В южном секторе.

— Оно будет за нами.

— Отлично, это уже начало, — произнёс лорд-кастелян. — Итак, у нас есть А'шар и его рота на западной стене, Решающий крестовый поход на южной — волчий лорд Кровавый Рёв, вы сказали только за лорда Хайфелла, а вы сами окажете мне честь занять северную?

— Полагаю что нет. — Кровавый Рёв лукаво улыбнулся, сверкнув острыми клыками. — Думаю, я сделаю кое-что другое.

— И что именно?

Келл уловил в голосе Крида напряжение. Представил, каких, должно быть, усилий стоило его командиру держать себя в руках.

— Думаю, я решу все наши проблемы. Я атакую «Волю вечности», убью Абаддона, и сделаю из его толстого черепа оселок для своего топора.

В комнате воцарилась тишина.

— Это была шутка, волчий лорд? — спросил Крид.

— Нет, не была, — возразил Кровавый Рёв. — Не шутка. Ничуть. «Клык Огненной Гривы» сейчас единственный военный корабль на орбите Кадии, раз Флот, — Космический Волк помахал пальцами, — ушёл. Гоняясь за «Мстительным духом». И пока не вернулся. Мы взойдём на «Клык Огненной Гривы», прорвёмся через вражеский флот и подлетим к чёрной крепости.

Он продемонстрировал свой план жестами, сложив ладонями «Т».

— Выпустим… как это на готическом…? — он замолчал, спросил что-то на фенрисском у стоявшего за спиной Волка, затем выслушал ответ и кивнул. — Точно, абордажные корабли. Мы воспользуемся штурмовыми кораблями, ворвёмся в крепость и уничтожим её изнутри прежде, чем она достигнет Кадии. Как на Надежде Святой Иосманы.

— Рисковая затея, — предупредил Крид. — Отчаянная. Вы правы, операция на Иосмане увенчалась успехом — но Чернокаменная Крепость совсем не тюремная планета. Мы не знаем ни её схемы, ни места, где можно устроить катастрофическую диверсию, вроде плазменной решётки Иосманы. Это значит, что ваши Ревущие Огнём могут погибнуть зря. И я сомневаюсь, что их хватит — у вас осталось только пятьдесят восемь воинов, да?

— Вот почему мне потребуются дополнительные силы. Возможно, бойцы лейтенанта А’шара? Немного кадийцев?

— Силы лейтенанта А’шара уже имеют задачу на западной стене…

— Мне придётся поднять этот вопрос перед братством, — указал А‘шар. — Я не их командир как таковой. Я веду их в бой, но я не вправе говорить им, где погибать. Наш уговор был не таким. Многие из них потеряли братьев в первой атаке, и, скорее всего, обрадуются возможности отплатить Архиврагу. По крайней мере, я должен рассказать им о таком варианте.

— Раз Адептус Астартес участвуют, — прожужжал магос Кларн, — Механикус также не останется в стороне. Я передам полную манипулу скитариев. Без них вы не сможете понять технических аспектов крепости, и как лучше всего вывести её из строя.

— И что насчёт кадийцев? — спросил Свен. — Скольких готовы дать вы, Крид?

Джарран понял, с какой дилеммой столкнулся его командир.

С одной стороны, это была авантюра. Авантюры редко оправдывали себя. Рискованная затея с небольшими шансами на успех, которая к тому же будет стоить людей и ресурсов. Особенно остро скажется потеря астартес.

И всё же…

Это даст людям надежду. А после того, как заревели сирены, её нехватка ощущалась остро как никогда. Новости о поражённом радиацией корабле и уничтоженном флоте быстро просочились наружу. Страх густой пеленой висел на каждой улице и в кают-компании. Келл подозревал, что Крид мог переоценивать роль нуль-устройства в качестве надёжного средства защиты. Но если ударная группировка справится…

— У вас есть моя поддержка, — заявил Крид. — И оставшиеся силы Тринадцатого кадийского полка. Ступайте. Ворвитесь в крепость еретиков с мечами наголо и сокрушите её. Пусть её разрушенное ядро захлестнёт пустота. Да придаст вам Император скорости. Объявляю совещание закрытым.

На этих словах младшие офицеры и субальтерны взорвались хором радостных возгласов и аплодисментов. По выстроенным полукругом столам застучали кулаки, и громче всех — силовые латницы астартес, напоминая барабанную дробь.

Крид поднялся и с показной солдатской удалью поправил мундир.

Обернувшись, он шепнул Келлу:

— Я планировал разжиться их войсками, а в итоге сукины дети забрали мои.

В одиннадцать часов утра в резервные казармы ворвались сержанты, криками сгоняя с коек отдыхавших солдат 13-го пехотно-штурмового полка.

В тот момент капрал Эвра Сарк начала догадываться, что намечается нечто крупное.

Никто не мешкал. Сарк была ветераном, и, как остальные бойцы отделения Зета, с детства умела вскакивать по тревоге.

Они быстро надели обмундирование, поцеловали жетоны-аквилы, выстроились вдоль кроватей, после чего потрусили на главный проход ангара, что служил им расположением. В конце взлётки четвёрка офицеров оружейной уже отперли шкафчики, и, поочередно хватая лазвинтовки кантраэльской модели из пронумерованных слотов в камерах отделений, передавали бойцам, что отзывались на соответствующие номера.

— Зета, Семь.

Боец подхватил брошенную винтовку.

— Зета, Один. — Цепной меч на миг взревел, прежде чем оказаться у владельца.

— Зета, Два.

Огнемёт с баком перекочевал в ждущие руки рядового Веммиса.

Сарк отозвалась на Зета-Девять, и, поймав свою винтовку, закинула ремень на плечо и побежала на скалобетонный плац.

Снаружи царил организованный хаос сборов. Бойцы, покидающие строй, чтобы взять боеприпасы из вскрытых ящиков. Пустые картонные коробки из-под лазбатарей и пуль, гонимые ветром по площадке.

— Гранаты! — орал капрал-интендант. — По две! Их мало! Не забываем делиться, товарищи! Ранцевые заряды только для специалистов-сапёров и подрывников!

— Бойцы отделений Три, Шесть, Девять! — взревел другой снабженец, сержант, с бионическим глазом и ногой. У его стола рядовые неохотно опускали лазвинтовки в ящики с войлочной подкладкой.

Сарк была Зета-Девять, поэтому, толкаясь, направилась к нему.

— Складывайте лазвинтовки сюда. На это задание вы отправитесь с дробовиками. Ближний бой — работа для мясников; работа для солдат. Бойцы Три, Шесть, Девять получают один дробовик, две коробки с патронами и патронташ!

Сарк положила свою любимую винтовку внутрь, перебросила патронташ через плечо и принялась заряжать его. Она как раз вставляла в плотный вязаный кармашек на ленте третий патрон, как тот вдруг смялся. Сарк показала его сержанту.

— Патроны эти дерьмо. Дешёвки с бумажным корпусом. А нету пластековых?

— Минуторум прислал, что прислал, убийца, — ответил сержант, и по извиняющимся ноткам в его голосе Сарк поняла, что он заметил стальную пластину, заменявшую ей теперь левую щёку. — Давай забирай и иди строиться. Закончишь заряжать уже в транспорте.

— Прометий? — спросил Веммис, закинув громоздкие топливные баки лишь через одно плечо.

— После погрузки, сынок, — ответил сержант. — Через час ты поднимешься на корабль, там и получишь топливо, вот всё, что я знаю.

Сарк ругнулась и засунула полупустую коробку с патронами в вещмешок, после чего побежала к своему отделению. «Химеры» уже подъезжали к строящимся бойцам, откидывая задние трапы, которые зависали в шести дюймах над скалобетонным плацем, так, чтобы двигаться дальше, пока ударники забирались на борт.

Она подоспела как раз вовремя, чтобы, неспешно труся, заскочить внутрь, обернуться и протянуть руку Веммису с тяжёлым огнемётом.

Тот благодарно кивнул, но ничего не сказал, пока они вместе со всей экипировкой не плюхнулись в откидные кресла.

— Эй. — Веммис кивнул подбородком на дробовик. — И где это нам может понадобиться?

— Орбитальная оборонительная платформа? — предположила Сарк.

Лишь спустя сорок пять минут, когда аппарель опустилась снова, они поняли, что намечается нечто экстраординарное.

Рычание колонны бронетехники заглушало гомон толпы, но теперь он разом ворвался в десантное отделение вместе со снегопадом из лепестков роз и бумажных серпантинов.

Сарк недоумённо вскинула бровь, взглянула на Веммиса.

Тот пожал плечами.

Когда они вышли из «Химеры», два сервочерепа залили их светом прожекторов, между тем как третий — устройство для съёмки пропагандистского видео с пиктерными линзами в глазницах, — направил на них камеру. Солдаты из всех присутствующих на Кадии полков кричали и аплодировали, звуки отдельных голосов и хлопков в ладоши сливались в сплошной неутихающий гам.

Они оказались на парадном плацу, в самом конце которого уже ждало три толстобрюхих транспортника.

На знамени, реявшем над забитой востроянцами трибуной, читалось «СОРВИТЕ ЕЁ С НЕБЕС». Военный оркестр мордианцев играл чудную мелодию, состоявшую из отрывков древнего гимна «Смерть — моё орудие», «Гласи Трон» и «Цветок Кадии».

Какой-то талларнец вытянул руку из-за верёвочного ограждения и передал Сарк небольшую бутылочку чистого как слеза алкоголя, и она мимолётно удивилась тому, что здесь вообще забыли пустынные налётчики.

— Фрекк меня дери, — сказал Веммис. — Тут фрекковы астартес.

Сарк оглянулась и заметила роту воинов в пёстром боевом облачении, поднимающихся по трапу транспортника справа. Затем кинула взгляд на корабль слева, и увидела адептов-солдат Машинного бога, шагающих внутрь непонятными геометрическими порядками.

— Глянь туда, — сказала она, пихнув его локтем.

Веммис не пошевелился. Он не сводил глаз с балкона на срединном ярусе шпиля.

— Это он, — прошептал огнемётчик.

— Кто?

— Он.

Сарк вытянула шею, пытаясь понять, о чём тот толкует — и различила квадратную голову с убелёнными сединой волосами. Накинутое на плечи широкое пальто. А рядом с ним высокого мужчину, держащего штандарт Восьмого кадийского.

— Вот пекло, — сказала она с почтением и страхом в голосе. Сарк поцеловала пальцы и коснулась изображения святого Гершталя на тыльной части каски, дабы тот прикрывал ей спину. — Кажется, мы летим на Чернокаменную Крепость.

— Почему Тринадцатый? — поинтересовался Келл. — Чем они заслужили эту… честь?

Они не волновались насчёт того, что их разговор могли подслушать. Микрофон перед ними был пока выключен, а после убийства губернатора Порелски на Тайрокских полях даже субальтернов не подпускали близко к сцене. В воздухе вокруг них шипело трёхслойное конверсионное поле, группы снайперов залегли на каждой крыше вокруг центрального парадного плаца Крафа, а в затенённых нишах балкона укрывалось полдюжины огневых групп касркинов — вне поля зрения, но готовых вмешаться в любой момент.

— Их численность упала до шестидесяти двух от начальной, — краем рта пробормотал Крид. Он напутственно поднял руку, когда вокруг них покружил пропагандистский херувим, снимая жест для следующей передачи. — Обычно после такой трёпки войска нуждаются в ротации — и они на самом пороге боевой эффективности. Скорее всего, мы не вернули бы их в строй, если бы положение не стало действительно критическим.

— Другими словами, мы можем позволить себе их потерять.

— Мы не можем позволить себе терять никого, Джарран.

— Вы знаете, что план может сработать. — Ветер ослаб, и Келл махнул знаменем Восьмого, чтобы не дать ему повиснуть. — Мы можем верить.

— Верить. Все хотят, чтобы я верил. Верховное командование хочет, чтобы я верил в структуру. Церковь хочет, чтобы я верил в Императора. Кларн хочет, чтобы я верил в чёртового Омниссию, а теперь ты хочешь, чтобы я верил во что? В удачный бросок кубов Ангелов Императора?

— Тогда к чему это представление, если они не вернутся?

— К тому, что утренний совет закончился неудачей. Тотальной неудачей. У меня нет армии для защиты Кадии, а есть полдесятка разрозненных группировок, преследующих собственные интересы. Но, может, если мы сделаем это, — он обвёл рукой толпу, — они научатся работать сообща. Потеря Тринадцатого, да даже астартес, не станет напрасной, если до них дойдёт символизм.

— А если нет?

Крид поправил отвороты шинели. Натянул красную ленту на груди, чтобы та легла плотнее.

— Если нет, мы трупы. И меня навсегда запомнят как человека, потерявшего Кадию.

Пять минут спустя Крид выступил с речью.

Два часа спустя погрузка закончилась, провосты расчистили посадочные платформы, и транспорты отбыли к «Клыку Огненной Гривы».

К тому времени как опустились сумерки, бирюзовые огненные круги от корабельных двигателей в ночном небе уже стали тускнеть.

Меркнуть на фоне нечестивого пятна Ока Ужаса.

Глава седьмая

— Я вкусила твой зов , — произнёс голос. — Уркантос, ты утолил мою жажду. Зачем ты меня призвал?

Уркантос извлёк увенчанную лезвиями латницу из груди флотского пустотника, чьи рёбра с влажным хрустом разошлись, когда он вытянул наружу сжатое в кулаке сердце. Оно по-прежнему билось, словно зверёк, пытающийся выбраться из его хватки.

Уркантос оторвал его, после чего швырнул труп на кучу перед собой. Та уже достигала ему груди. Подношение, дабы вызвать демона.

Кхорнат ощутил, как она вошла в него. Как её вёрткая горячая сущность проскользнула через затылок. Чувство, с которым он так и не смог свыкнуться.

Он бросил сердце в контейнер к остальным, где, стимулируемые разрядами дуговых катушек, они работали дальше, продолжая пульсировать и сокращаться. Он знал, что до завершения ритуала с демоном лучше не заговаривать — иначе тот мог взять больше, чем Уркантос был готов отдать.

Когда он заключил с ней соглашение, та пожелала его душу. Когда воитель отказал ей, возжелала его тело. Но он не был второрожденным, чтобы становиться пристанищем для чуждого демона. Для этого Уркантос были слишком хитрым — он хотел не превратиться в сосуд для нерождённого, а вознестись в демоничество самому.

Однако дать что-нибудь всё равно требовалось. Нечто, ему близкое. Нечто, пусть и не являвшееся его частью, неразрывно с ним связанное.

— Артезия Кровавый Рот, — изрёк Уркантос. И имя принесло с собой привкус железа. — Предстоит работа. Нас ждёт Кадия.

Уркантос взял себя в руки, прежде чем повернуться. Даже спустя десятилетие подобное казалось ему неправильным.

Свет от натриевых ламп отбрасывал на переборку его резкую тень, чёткую и тёмную. Идеальный силуэт.

Если не считать рта.

На его месте зиял широкий разрез, из которого засочились струйки крови, а затем раздалось:

— Кадия. Мы слышали. Желание Абаддона наконец-то сбудется.

Голос очаровывал и отталкивал в равной мере. Он был женским, или, по крайней мере, казался таковым, хотя Уркантос был слишком умным, чтобы верить в истинность принятой демоном личины. Разодранные губы, напоминавшие края рваной раны, сжались, словно посылая ему воздушный поцелуй.

— Как и твоё желание, твоё красное желание.

Окровавленный рот растянулся в улыбке так широко, что достиг тёмных границ шлема. На палубу закапало ещё больше багрянца.

— Истинные боги этого не допустят. Как носитель Метки, Абаддон стоит в центре Великой Игры. Каждый бог желает завладеть им, но также не может допустить, чтобы он достался другим. Никто не хочет, чтобы он победил без их помощи, а он отказывается присягать кому-либо из них.

— Магистр войны планирует воспользоваться крепостью, чтобы разрушить Кадию, лишив богов победы. Но если Кхорн добудет Кадию для Чёрного Легиона, Абаддон окажется перед ним в долгу. Это поколеблет чаши весов Великой Игры. Это наш наилучший шанс. Но мне нужно больше силы. Намного, намного больше силы.

— Отдай мне своё тело. Пожертвуй больше, чем эту тонкую тень, и я исполню все твои желания. Если мы соединимся, я сделаю так, чтобы кровь стала для тебя как вино. Твои уста будут отличать кадийскую кровь от вальхалльской по букету её ароматов.

— Говоришь так, будто я приспешник Слаанеш, раб своих чувств. — Уркантос отвернулся, захлюпав сабатонами полуорганической брони по лужам крови, которая уже сворачивалась и становилась вязкой. После смерти последней жертвы он снова начал чувствовать, как Гвозди вгрызаются в мозг, словно острые винты, прокручивающиеся у него за глазами. — Кровь есть кровь. И Кхорну всё равно, откуда она течёт.

— Ошибаешься, мой повелитель, не вся кровь равна. Освящённая кровь — вот что Кхорн любит превыше всего. Если впустишь меня в свой рот, нос, уши, я покажу тебе…

— Хватит! Ты подначиваешь меня. Продолжишь, и будешь изгнана.

— Я столько могу тебе предложить…

— Давай обсудим то, что могу предложить тебе я, Кровавый Рот. Ты — лишь алчная тень, искушённая и скованная, и таковой останешься.

Пойманный демон утробно рыкнул. Из красного разреза показались заостренные зубы, как у глубоководной рыбины.

— Но чем больше человек, тем большая у него тень.

Он отступил от стены, подавшись ближе к огням за спиной, отчего его силуэт стал размером с дредноут.

Уркантос ощутил, как расправился её дух, блаженствуя среди выросшей лакуны мрака.

— Ты предпочтёшь быть тенью военачальника, — он помолчал, — или князя демонов?

Смех её походил на хрип испускающего дух человека.

— Что будем делать? Ты уже привлёк внимание Кхорна.

— Чтобы завоевать Кадию, я не могу быть простым смертным — скажи это остальным теням. Затяни песнь багрового хора, когда я буду убивать кадийцев. Позови кровопускателей на пир, и обрати на нас взор своего повелителя. Дай ему знать, что если он ниспошлёт мне сил, я вручу ему Чёрный Легион.

— Чтобы возвысить тебя, потребуются большие жертвы, Уркантос. И Кхорн не обрадуется, если это… ноктилитовое чудище сделает красную работу вместо тебя.

— В таком случае — произнёс Уркантос, — убедимся, что этого не случится.

Она гудела, вибрировала, пела. Да, именно это делала крепость. Пела.

Моркат ощущала её самими заключёнными в чернокамень костями. Когда до Кадии оставался день пути, орудия начали пробуждаться. Таинственные энергии в недрах крепости входили в резонанс. Не в участках, что она укротила для магистра войны — обитаемой секции, укрытой плотью и наростами-опухолями. Нет, там сознание крепости было сонным, словно одурманенным. Резонанс исходил из глубин необузданной твердыни, где древние коридоры скручивались и собирались заново подобно клубку дремлющих змей. Где Моркат могла прижаться рукой к стене и почувствовать пульсирующее внутри сознание, которое на самом деле им не являлось.

Он исходил из тех частей крепости, на попытки понять которые она потратила всю свою неестественно затянувшуюся жизнь. Ради магистра войны, ради отца.

Сейчас все собрались в совещательном зале, отдавая финальную дань уважения своему господину, наполняя неподвижный воздух зримыми мыслями.

Корда, чьи каллиграфические замыслы сегодня ложились плотными от напряжения строчками. Скайрак, окружённый смрадным психическим облаком. Кром Гат, шестерни которого непрерывно крутились, словно катушки ленты, раз за разом проматывая в голове аргументы в пользу того, чтобы штурм Кадии возглавил он. Уркантос, мысли коего сегодня казались другими, будто среди алеющих разводов крови извивались и расплывались чернильные кляксы.

Отсутствовал только Зарафистон — наверное, занимался изысканиями или общением с варпом.

— Через день мы подойдём к Кадии, — пророкотал магистр войны. — И тогда начнётся первый этап. Все вы следовали по моим пятам будто гончие, выспрашивая о своих задачах, и сейчас вы их узнаете.

Ментальная кисть Корды застыла, шестерни в сознании Крома Гата перестали крутиться. Облако тревоги вокруг Скайрака сгустилось, отчего тот стал почти неразличимым для Дравуры.

— Уркантос, — продолжил магистр. — Я освобождаю тебя от командования флотом.

— Но, магистр войны…

— Руководить Чёрным Флотом буду я. Ты двинешься вперёд с демифлотом и атакуешь платформы орбитальной обороны над Кадией. Я не хочу, чтобы станцию повредили, пока она готовится к обстрелу.

Тёмные чернила в его мыслях стали разрастаться. Ему не понравилась задача, поняла Моркат, хотя никто от него этого и не ожидал.

— Будет исполнено, магистр войны.

— Корда. — Абаддон повернул голову лишь на самую малость, упёршись в слаанешита взглядом. — Ты…

Моркат знала, что магистр намеревался сказать дальше. Она видела, как формируются слова в его упорядоченном разуме. Он поручит Девраму Корде окружить беспомощных врагов, как только города-крепости будут разрушены, Скайраку — напустить на рассеянных защитников хвори, и — что самое важное — прикажет Крому Гату воспользоваться энергиями варпа для разрушения пилонов.

Но договорить он не успел.

Чернокаменные двери распахнулись настежь от психического заряда, ударившего в них с силой бурана, отчего те хлопнулись о стены. В зал торопливо вошёл Зарафистон, окружённый вихрящимися ветрами варпа. Дравура успела мельком заметить его сознание — часовой механизм из рун и сигилов, пребывавший в постоянном движении. Глаза чернокнижника под глубоким капюшоном горели ведьмовским светом.

— Они приближаются, — сказал он множеством голосов. — Боевая баржа, идущая прямо к «Воле вечности». Эскортники двинулись наперерез, но она направила всю энергию на пустотные поля и двигатели.

— Расчётное время перехвата? — тут же спросил магистр войны.

— Сорок минут. Я вижу на борту души. Воины. От них разит страхом и яростью. На носу фенрисские руны.

— Магистр войны, — встрял Уркантос. — Дайте мне с ними сразиться. Они попытаются взять нас на абордаж. Их штурмовые партии могут встретить мои Гончие.

— Нет.

— Тогда что мы будем делать?

— Ты не будешь делать ничего, — прорычал Абаддон. — Кроме того, что я приказал.

— А Волки? — спросил Зарафистон.

Мгновение магистр войны хранил молчание. Моркат заволновалась, что совёт мог счесть это за проявление нерешительности, но, взглянув на кружащие вокруг его головы мысли, она поняла, что отец проводил расчёты.

— В прошлом я был Волком, — наконец сказал он. — И знаю, как заставить их взвыть.

— Штурмовые катера! Десять минут! — взревел Космический Волк, шагая сквозь ряды толпящихся на ангарной палубе солдат. — Десять минут, воины Кадии!

— Трон, ну и громкий, — покачав головой, шепнул Веммис, и подтянул ремешки каски.

Сарк поняла, о чём он. Несмотря на защитные затычки, голос астартес звучал почти до боли мощно.

Они готовили снаряжение, рассовывая запасные батареи и проверяя фонарики. Поправляя отливающие золотом очки на касках — предназначенные не допускать ослепления ярким светом в космическом вакууме.

В глубине ангара машинные жрецы распевали бинарные гимны перед отрядом скитариев, извергая из трубок на спине зловонные выбросы-курения.

Космодесантники стояли группками по всему отсеку, проводя собственные предбоевые ритуалы. Идея заключалась в том, что если полубоги рассядутся по десяти штурмовым катерам, а не полетят в одном, то не погибнут в полном составе от одного меткого выстрела.

Палуба под ними содрогнулась. Сначала едва заметно, а затем с такой силой, что у них цокнули зубы.

Сарк выпустила патрон, который как раз пыталась затолкать в приёмник дробовика.

— Чёртова штука. Почему мне не дали взять фреккову винтовку?

— Это абордаж, драться придётся вблизи, — пояснил Веммис. — Спроси вон у гранатомётчиков, им вообще разрешили взять к установкам только флешетты.

Палубу тряхнуло так резко, что Сарк вцепилась в рукав товарища, чтобы устоять.

— В нас что, попали? — спросила она. Прежде Сарк не доводилось участвовать в пустотной войне, и чувство клаустрофобии ей совсем не понравилось. — По нам стреляют?

Веммис покачал головой. До перевода в 13-й он отслужил два года в боевом флоте Кадии.

— Нет, это мы стреляем. Громкий бах, как столкновение двух машин? Это бортовой залп. Низкий рокот, который затем набирает мощность — батарея плазменных проекторов.

— А если попадают в нас?

— Сама поймёшь.

Пол подскочил со звуком, напоминающим удар кувалдой по броне танка, отчего у Сарк подкосились колени, а Веммис плашмя рухнул на палубу.

Основное освещение погасло, сменившись красным аварийным. Сарк со своим отрядом поднялись на ноги, ничего не видя в противобликовых очках и слабом свете.

— Вот это было попадание, — указал Веммис. Он протянул руку, и Сарк помогла ему встать, попутно поразившись тяжести желатинного прометия в баках.

— Всем подняться! — крикнул сержант Квек. — Отделение Зета! Построиться и приготовиться к погрузке. Не заряжать оружие, пока не окажетесь в катере. Это касается тебя, Сарк.

Она прекратила заряжать дробовик — от пары загнанных патронов беды не случится, — и поплелась на своё место. Она опустила руку на плечо Веммиса и взяла в жменю его форменную куртку. Почувствовала, как стоящий сзади человек схватился за неё.

В плафонах на люке переборки завращались жёлтые лампы, озаряя лица людей янтарными сполохами. Завыли сирены.

Она поцеловала пальцы и прижала их к образку святого Гершталя.

— Надеть ребризеры!

Сарк взяла болтавшуюся на шее маску и закрепила на рту. Запустила её нажатием и ощутила, как та присосалась к лицу, сцепившись с каской и очками. Сарк натужно сделала первый вдох, ощутив руббариновый привкус отфильтрованного воздуха.

— Вы чёртовы везунчики, — сказал Квек по комм-каналу отделения. — Вы — чуть ли не единственные живые кадийцы, что летали в бой на боевой барже астартес.

Люки в переборке впереди опустились внутрь пола, и от перепада давления в солдат дохнуло клубящееся облако тумана, когда воздух из тёплого ангара встретился с холодом взлётной палубы, расположенной вплотную к космической пустоте.

В их отсеке располагались два штурмовых катера «Акула» и таран «Цест». Увидев заостренные, напоминавшие кинжалы корабли, Сарк ощутила укол страха, поняв, что их тонкая обшивка будет единственным, отделяющим её от ледяной бездны.

Ещё один толчок, от которого она стукнулась каской о баки Веммиса. Сарк услышала в воксе бормотание, и догадалась, что кто-то забыл убавить звук и сейчас молился.

— Император Человечества, блюститель праведности,

Чьим силам не может противиться никто,

Спаси и сохрани нас…

Она уже собиралась присоединиться к молитве, когда из громкоговорителей раздался голос, грохотом покатившийся по громадному ангару над толпами гвардейцев, скитариев и полубогов-космодесантников.

— Ангелы Императора, солдаты Кадии и служители Машинного бога, услышьте меня! Я — ярл Свен Кровавый Рёв, из Ревущих Огнём.

Тут и там донёсся протяжный вой, которым Космические Волки выразили свою готовность драться.

— Сегодня, мои воины, мы плывём в сами предания. Нас поглотит жуткий зверь, и мы прорубим путь в его нутро. Деяние это столь доблестное, что о нём сложат саги. О нём станут рассказывать у костров.

Его слова встретили радостными возгласами. Они начали продвигаться к катерам. Сарк оглянулась и увидела Кровавого Рёва — она решила, что это Кровавый Рёв, — стоящего на горе муниторумных контейнеров с вокс-установкой в руке, так, чтобы толпа могла его видеть.

— Через пару минут, братья, мы…

— Ах, Трон! — ругнулся Веммис.

— Что-то не так? — спросил Квек.

— Зубы ноют. И пазухи…

Сарк вдруг ощутила то же самое. Коренные зубы, которые ей запломбировали в прошлом году, вдруг заболели, так, словно их снова начали разбуривать. Неимоверное давление в голове.

Под подбородком, чуть ниже маски ребризера, что-то застучало, и она попыталась отмахнуться от предмета свободной рукой.

Тогда Сарк поняла, что это её собственные жетоны, поплывшие в воздухе.

Разве на взлётной палубе была пониженная гравитация?

— В отличие от всех прошлых деяний, — продолжал Кровавый Рёв, — сейчас мы служим вместе, боремся вместе…

Его голос утонул в шипении помех. Половина громкославителей взорвалась с одновременным грохотом, подобным синхронному удару в сотню барабанов.

— Веммис, так и должно быть?

Боль в пальце. Она отпустила куртку Веммиса. Увидела искру статики, проскочившую между тканью и ладонью.

— Наверху, — отозвался Квек. — Облака.

Сарк заметила, что Кровавый Рёв смотрит на свод ангара, прежде чем взглянула туда сама и недоумённо уставилась на сгущающиеся там тени.

Это была грозовая туча, ярящаяся и неуклонно растущая. Каждое её щупальце закручивалось спиралью, собираясь в подобие урагана, который то и дело прошивали дуги фиолетовых молний.

Затем со вспышкой, что наверняка ослепила бы Сарк, не будь она в очках, на палубу обрушился столб электрического огня. Он сжёг солдат в месте попадания, а плотные ряды штурмовиков вокруг него захлестнул цепными разрядами извивающихся варповых молний.

По всему ангару из уцелевших громкославителей взвыл хор проклятых, голоса созданий, что когтями раздирали обшивку и давили на поля Геллера кораблей, когда те пересекали эмпиреи.

Но ещё более страшным оказалось существо, что вышло из шквала электрического варп-пламени — нет, создалось из электричества, а затем появилось среди них уже в чёрном доспехе, на котором ещё горело коронное пламя, и с массивной латницей, тут же накрывшей людей потоком пылающих снарядов.

Сарк увидела силовые когти, вдвое длиннее людских плеч. Меч размером с автопушку. Лицо, скалившееся в кошмарах каждого кадийского ребёнка.

Они должны были напасать на Разорителя.

А вместо этого Разоритель пришёл к ним.

Свен Кровавый Рёв стоял на горе контейнеров из-под боеприпасов, на которую он взобрался, дабы обратиться к братьям по мечу. Благороден был он ликом, и яростью были исполнены его помыслы.

И со своего возвышения, стоя над головами воинства, узрел он архинедруга, выходящего из молний. Ступал он подобно гриму из историй, что повествуют в ночь солнцеворота. Историй, после пересказа коих скьяльду должно было откусить себе язык, дабы не накликать ненависть того, чьё имя он изрек, и тем призвал его.

Эзекиль Абаддон. Военачальник Ока. Разрубающий воздух мечом, вопящим от жажды душ.

Ведьмин огонь сразил сотню людей. Кости опалились дочерна. Кровь обратилась в пепел. Те, что стояли дальше, упали от шквала выстрелов из латницы. Оружие, пронзившее сердце Сангвиния и почти убившее Императора, косило людей самого Кровавого Рёва.

По обе стороны от него стояли два разорителя, в руках коих уже раскручивались стволы цепных пушек. И вот они заговорили, и из их стволов на три фута взвились языки пламени. В день тот они — «Жнецы» — оправдали своё имя. Ибо плотно сбившиеся войска Императора стояли подобно ниве, ждущей жатвы, и ложились они целыми просеками крови и мяса от каждой очереди.

Благородный Кровавый Рёв возопил от ярости и открыл огонь по врагам из болт-пистолета, но то говорила в нём лишь гордость. Расстояние было слишком большим, и сразу понял он глупость своего поступка.

Гвардейцы и скитарии получили приказ — от него самого! — не заряжать оружие до самой погрузки в пустотные челны. И узрел Кровавый Рёв, как кадийцы поднимают пустые лазвинтовки и ложатся подобно снопам пшеницы. Солдаты-машины работали спешно, приводя опустошительное, но упрямое оружие в готовность. Только Адептус Астартес дали отпор — но столь плотной была толчея, что болтерные снаряды поразили их же соратников, прежде чем достичь магистра войны. Болты рвались среди бегущих гвардейцев и сносили стальные черепа. Даже те, что долетали до цели, отвращались вспять, не попадая в самого Абаддона — будто снег, сносимый порывом ветра.

Архинедруг же шествовал среди тех, кто ещё оставался жив, переступая изломанные тела поверженных воителей.

Узрел Кровавый Рёв, как кровавый коготь из его стаи напрыгнул на Абаддона с цепным мечом. Магистр войны поймал клинком Когтём, сломал его, затем оторвал руку, что держала оружие. С ней отделилась и половина грудной клетки самого воина.

Хаккондир — так его звали. Кровавый Рёв навеки запомнит имя сего кровавого когтя. Смелый Хаккондир, кинувший вызов предводителю Чёрного Легиона.

Как вкопанный стоял Кровавый Рёв, объятый трепетом и потрясением. Абаддон вклинивался в толчею, и люди гибли десятками. Даже те, коих от острия его клинка отделяли два фута, падали, рассечённые надвое от неистовства взмахов. Так, словно дух меча рвался вперёд, разя врагов сам по себе.

И в тот миг узрел он храбрейшего воина из всех.

Кадийку, женщину, с образком святого на затылке каски.

Шла она на Разорителя, снова и снова разряжая в него примитивное помповое ружьё.

Стреляя, передёргивая. Стреляя, передёргивая.

Расталкивая солдат, что бежали мимо, держа оружие высоко, чтобы невзначай не задеть своих.

Выступила она на склизкое от крови бранное поле, что сотворил магистр войны со своими разорителями, отделившись от вала удирающих людей, и направила дробовик в лицо недруга из времён седой древности.

Выстрелила она. И — невероятно! — дробь не разлетелась в стороны, а попала точно в броню Разорителя. Яркая багряная полоса окрасила его щёку.

Перезарядилась она, и выстрелила вновь.

Ничего не случилось. Попыталась она передёрнуть цевьё. Не поддалось оно.

Говорят, астартес не ведают страха.

Не изведала его и она — кадийка — когда древний недруг взмахнул корчащимся мечом, и рассек её от плеча до пояса, и рухнула она на палубу, разрубленная надвое.

Гибель эта, ещё славнее, нежели приснопамятного когтя, разгневала Кровавого Рёва. Смерь героя от одного презрительного удара без ответа остаться не могла, посему запустил он турбины прыжкового ранца.

Но не успел он взмыть, как оплечье его схватила рука.

— Мой ярл, — молвил Крегга Длинный Зуб, старейший из его Кровавой гвардии и мудрейший советник. — Он атакует, ибо боится цели нашей. Они жертвуют собой, дабы мы могли продолжить.

В воздух поднялась стая небесных когтей, дымные следы извивались их, двигатели — ярко пылали, уста — полнились обещанием славы. Разорители разметали их огнём из цепных пушек, пули размером с латный палец раскололи тела воителей, и рухнули они на палубу ошмётками мяса и металла.

Один только достиг Абаддона. Архиеретик пронзил подлетевшего небесного когтя огромным мечом, прежде чем сорвать тело Когтём и отбросить прочь. Затем развернулся он резко, дабы встретить кровавых когтей, врезавшись в них широким наплечником и рубанув понизу, отсёкши пять ног одним ударом.

— Оставьте их своему вюрду, — сказал Длинный Зуб. — Не дайте им умереть зазря.

Кровавый Рёв выключил двигатели. Опустились обратно его керамитные сабатоны.

— В штурмовые катера! — взревел он. — Все в штурмовые катера! Не бейтесь с ними. Все, кто выжил, летим к Чернокаменной Крепости!

Он спрыгнул вниз и оказался среди толпы. Схватил бегущего гвардейца с баками к огнемёту и толкнул в сторону транспортников.

— Бегом на борт и запускай двигатели! Живо!

К тому времени два штурмовых катера уже поднялись. Один в спешке, с по-прежнему распахнутым передним люком. Те, кто находились внутри, пытались найти ручное управление, до того как покинуть ангар и погибнуть в пустоте.

Свен Кровавый Рёв прежде никогда не бежал от битвы. Вместо этого он стал идти, крича, подбадривая, дав увидеть всем, как он поднялся в один из катеров и придерживает дверь для следовавших за ним.

Людей на корабль хотело подняться больше, чем в нём могло уместиться. За их матово-зелёными касками Свен увидел приближающиеся широкие плечи и держатель для трофеев, меч, стенающий нечестивый гимн из многочисленных ртов, и багряный свет, омывающий лицо Абаддона изнутри доспеха.

Затем Кровавый Рёв ухватился за внутреннюю ручку люка и запер его, крича сквозь протестующий стон перегруженной гидравлики, что им пора лететь.

Когда они оторвались от палубы, волчий лорд мельком заметил Эзекиля Абаддона в гуще схватки. Смерть в броне. Окружённый бурлящими демоническими энергиями. Обрезающий нити жизни каждого смертного, что к нему приближался. Сцепившийся с девятью астартес сразу, из капитулов столь разных, что среди них не нашлось и двоих с одинаковой символикой.

Одного он зарубил демоническим мечом.

Второго пронзил когтями Гора, после чего разорвал тело из болтера на перчатке.

Слева от него кровавый коготь с ревущим цепным мечом прошёл мимо рыскающего острия двенадцатифутового меча с морем лиц. Мгновение казалось, будто юный Ревущий Огнём сможет нанести удар, которому судилось быть воспетым в сагах, но затем Разоритель вскинул рукоять оружия и, будто шило, вогнал заостренную гарду в череп кровавому когтю.

Когда Абаддон взмахнул мечом, чтобы отразить следующий выпад, голова Волка с треском рвущихся мышц и сухожилий отделилась от плеч.

И, наблюдая за происходящим, Кровавый Рёв постиг истину, которой доселе не ведал.

В Галактике было полно тех, кто называл себя магистрами войны. Но он, он был истинным её повелителем.

Астартес дрались стойко, однако их клинки разбивались о его доспех, и Абаддон резал их как скот, прежде чем столб света обрушился на него вновь, и в следующий миг он исчез.

Тем не менее, он оставил кое-что на прощание. Поскольку когда штурмовой катер покинул борт корабля и вильнул в сторону, ложась на нужный курс, взлётная палуба взорвалась в космос расширяющимся шаром пламени, вид которого живо напомнил Свену о Дышащем Огнём — гигантском вулкане с волчьей пастью на Фенрисе.

Он коснулся наплечника, опустив пальцы на геральдическую эмблему горы.

— Вы ушли, как и полагается Ревущим Огнём — в пламени.

И, стоя в катере, зигзагами несущемся к огромному тёмному пятну Чернокаменной Крепости, он понял, что вскоре присоединится к ним и сам.

Глава восьмая

Уркантос видел Кадию.

Маленькая синяя точка, пылающая среди обломков кораблей, не больше зрачка потрясённого человека.

— Искать угрозы, — приказал он. — Если ударный флот встретит сопротивление, я хочу знать.

Он был в плохом расположении духа, несмотря на возвращение из отлучки.

Часть его радовалась тому, что он вновь на мостике «Зверства». Линкор типа «Осквернитель» служил ему домом, часовней и личным кораблём со времён Готической войны.

Но когда он поднялся на борт, его поприветствовали уже не как лорда-губителя.

— Лорд, — произнёс освежёванный человек, среди блестящих, открытых мышц которого извивались кабели. — Я ощущаю приближение корабля. Быстрое.

— С Кадии?

— Нет, лорд, — отозвался диспетчер сенсора. Его спинные мышцы сократились, когда он получил новые данные, воспринимая их поступление от излучающего комплекса корабля так, словно информацию передавала его собственная нервная система. — Приближается с повращательной стороны. По размеру — эскортник. Левый кормовой квадрант, сто шестьдесят градусов на минус тридцать пустотных саженей. Подойдёт к нам снизу через три минуты.

— Три минуты? — Уркантос сверился с картой. — Невозможно. Это слишком быстро. Определи скорость и состав корабля. Опознай его. Пульты управления огнём, дайте огневое решение. Сообщить в ангарный отсек правого борта, чтобы готовили к запуску защитные эскадрильи «Агоний» и «Барбариусов».

Красные губы сенсорщика задрожали, когда от него потребовали большего.

— Рассчитываю.

Происходящее Уркантосу совершенно не понравилось. Он уже пережил одну засаду имперского демифлота, налетевшего на его клин во время прохождения через внешний пояс дрейфующих обломков, что разделяли систему Кадии напополам. Кладбище разрушенных космолётов и мусора, образовавшееся за тысячелетия Долгой войны, служило идеальным местом для того, чтобы укрыть флот.

Кадийцы прозвали его Железным Кладбищем.

Отчаянные имперцы повредили и уничтожили почти десять процентов его отряда, хотя это не имело никакого значения — согласно пустотной доктрине Абаддона они использовали мусорные корабли, транспортники с культистами и вооруженные внутрисистемные клиперы в качестве защитного экрана, принимающего все удары на себя.

Да, они потеряли корабли, но ни одного, утрату которого позволить себе не могли. Он даже не стал задерживаться. С врагами разберётся шедший следом флот Абаддона, судьба же Уркантоса ждала на Кадии.

Впрочем, учитывая фанатизм кадийцев, он не стал бы сбрасывать со счетов возможность применения ими брандеров. Разбери старую рухлядь и направь её на флот, после чего перегрузи реактор, чтобы забрать с собой пару-тройку звездолётов.

Дикари какие-то.

— Я… — произнёс сенсорщик. Лишённые век глаза неуверенно забегали туда-сюда.

— Что? Заставишь ждать, и от тебя останутся лишь кости.

— Состав — неизвестный металл. Быстрее любого имперского судна. Ксенос, но не альдари. Это… ноктилит.

— Чёрнокамень?

— Судя по результатам спектромантической сенсорной бомбардировки, плотность может свидетельствовать о чернокамне, да. — Сенсорщик сглотнул, и адамово яблоко в его мясистом горле дрогнуло. — На его борту, либо в его составе присутствует ноктилит. Но я не выявил на борту живых душ.

Уркантос опустил когтистые латницы на командирский поручень и улыбнулся под скорченной в гримасе личиной. Во время десятого набега Долгой войны он сражался в составе рейдерских флотов. Высаживался на зачищенные миры для захвата образцов ноктилита и разрушения созданных из него конструкций. Знал, как сильно чародеи Чёрного Легиона ненавидели тот камень за пульсирующий в нём отрицательный заряд.

А ещё он видел глифы, начертанные на тамошних храмах — пересекающиеся линии, круги и углы некой древней расы. Искусственной расы, которая, хоть и была мёртвой, продолжала существовать. Расы без душ.

— Это ксеносы, — произнёс он. — Корабль неумирающих легионов.

— Огневое решение готово, — зажурчал офицер целеуказания, чьё тело давным-давно растворилось, превратившись в разумную розовую пену внутри пустотного скафандра. — Ожидаю приказа, — донеслось из шлема бульканье.

Абаддон хотел уничтожить пилоны, беспокоясь, что они смогут нарушить работу варп-пушки. После того как он вернулся из рейда, магистр войны поручил Крому Гату разрушить поля нуль-камня, чтобы слуги Лжеимператора не догадались, как усилить эффект варпового обнуления.

Имперцы таким знанием не обладали, но вот ксеносы — вполне могли.

Кхорн не обрадуется, если это… ноктилитовое чудище сделает красную работу вместо тебя.

Уркантос не понял, донёсся ли шёпот из его воспоминания, или же от лежащей перед ним длинной тени. В последнее время различить становилось всё сложнее.

Впрочем, если крепость не справится с задачей, состоится наземное вторжение. Вторжение означало кровопролитие. А текущий багрянец наполнял чашу власти.

— Пропустить, — велел он.

— Лорд? — переспросил сенсорщик.

— Магистр войны дал нам чёткие приказы, — пояснил Уркантос. — Нам не позволено атаковать корабли ксеносов. Стоит ли рисковать втягиванием в ещё одну войну? Не думаю.

Уркантос проследил взглядом за тем, как корабль-дротик пронёсся под ними пылающим метеоритом, направляясь к синему зрачку Кадии.

Уж потрудись на совесть, маленький мертвец, — подумал он.

Из-за плеча донёсся утробный смешок Кровавого Рта.

— Ещё один блокпост? Вы что, издеваетесь?

Сержант Муниторума Лазло Кенник понял, что с него хватит этого гроксова дерьма. После большого отлёта эти утром на улицах царило столпотворение. В довесок к плотному дорожному движению еретики-диверсанты подорвали две живые бомбы среди толпы солдат, и теперь улицы заполонили провосты, досматривающие машины и направляющие транспорт другими маршрутами.

Все — со сверкающими жетонами, как и этот самый сержант военной полиции.

— Мы на спецзадании, — сказал Кенник через установленный в окне вокс-динамик. — Никаких остановок и досмотров. Ценный груз. Пропустите нас.

Он постучал кулаком по лобовому бронестеклу «Таврокса», где в прозрачном пластековом чехле находились их пропуска.

— Без разницы, — раздался из громоздкого устройства тонкий голос сержанта. — Архивраг разбомбил улицу впереди. Дорожное полотно ослаблено, тяжёлую машину не выдержит. Вам нужно проехать другим путём.

Сержант отступил назад и махнул налево, одновременно другой рукой описывая круг, тем самым показывая, что им следует повернуть туда.

Трон, как же он ненавидел военполов.

Однако бронированный «Таврокс» и впрямь был тяжёлым, несмотря даже на то, что являлся облегчённой моделью для Минуторума с бронированными окнами и колёсами вместо гусениц, специально предназначенной для езды по городу.

— Фрекк… Что думаете? — спросил Кенник, обернувшись к своей охране в транспортировочном отсеке.

Вирдензе выглянул в амбразуру правого борта, сжимая в руках дробовик.

— Мы и так отстаем от графика, серж, а я не хочу, чтобы меня выпороли по прибытии в монетный двор.

— Просто сверните, — сказал Тавон из другого конца отсека, держа дробовик на коленях. — Мы же не хотим провалиться на той фрекковой улице?

Впереди них тяжёлый муниторумный грузовик уже неохотно разворачивался.

Кенник вздохнул и согласно махнул рукой, дал немного взад, чтобы иметь больше места для манёвра, а затем по широкой дуге свернул налево и покатился за грузовиком вглубь улицы.

— Фрееекк, — вдруг простонал он.

— Что такое?

— Это улица-воронка.

Воронки были ловушками для врага. Обманные улицы, на входе вдвое шире, чем на выходе, чтобы атакующие пехотинцы по мере продвижения сбивались плотнее, а машины — лишались пространства для объезда.

Следом заехал ещё один грузовик.

— Прекрасно, фрекк. Идиоты. Если один грузовик застрянет, все мы тут и останемся.

— Что-то мне это не…

Внезапно сзади взревел мотор, и в следующий миг Кенника тряхнуло. Удар, достаточно несильный, чтобы его откинуло на ремень безопасности, а сам «Таврокс» врезался в бампер переднего грузовика.

— Дерьмо! — проорал он, дёргая коробку передач. — Бешеные су…

Затем в грузовике перед ними поднялась дверь-жалюзи, и Кенник понял, что попал в переплёт.

Стрелок внутри был в разномастной кадийской униформе, как и два человека по обе стороны от него, направивших лазвинтовки на лобовое стекло «Таврокса».

Однако всё внимание Кенника было приковано к фигуре в центре, а точнее тому, что она держала в руках. Стрелок сошёл с платформы грузовика на капот зажатого «Таврокса» и постучал стволом с выпускными прорезями по стеклу.

Тук-тук-тук.

Кенник убрал руки с руля.

— Я открываю замок люка, — сказал он.

— Какого чёрта, серж?

— Хотите поспорить с мелтаружьём? — отозвался он, протягивая руку к кнопке открытия люка.

Вирдензе и Тавон услышали, как щёлкнул замок, и вскинули дробовики. Трон, хотя бы одного-двух они с собой заберут.

Но едва между двойными дверями образовалась щель, в неё просунулась рука и забросила внутрь газовую гранату.

Минуту спустя, после того как Карле Петзен добил из стаббера с глушителем последнего охранника и запустил вентиляцию кабины, внутрь «Таврокса» забрался Салвар Гент с ребризером на лице.

К чему лишний раз рисковать?

— Ключ от ящика? — спросил Гент.

— Здесь, — ответил один из стрелков, сорвав ключ-карту с одного из тел и кинув Генту. Тот поймал его и вставил в замок закреплённого на полу сейфа.

— Блокпост сработал, — заметил Петзен, вытаскивая наружу обмякший труп водителя. — Думал, придётся надавить сильнее.

— Вот чем мне нравится Кадия, — ответил Гент. — Все следуют приказам.

— Нашли? — спросил подельник.

Салвар открыл сейф, в котором оказалось три цилиндра из тяжёлой промышленной стали с негативами документов. Он проверил номиналы: пятьдесят процентов, семьдесят процентов и девяносто процентов.

— Мы снова в печатном деле, друзья, — объявил Гент. — Карле, вези нас обратно на улицу.

Петзен включил первую передачу.

Крутя руль, он стёр носовым платком со стекла кровь сержанта Муниторума.

Глава девятая

— Им не следовало так делать, — бушевал Дарвус, — наш аэродром — РН Стетзена, они не имели права!

— Так оно случается, Лахон.

Ханна Кезтраль сверилась с полётным листом, внесла поправку в курс, чтобы не сбиться с маршрута. Чуть сбросила скорость, пролетая над кряжистыми склонами Россварских гор. — Сам ведь понимаешь. Им был нужен стол, мы почти доели, нас турнули. Боевые пилоты получают лучшие места в столовке, это традиция.

— Мы — боевые пилоты. — Дарвус подчеркнул свои слова, дослав патрон в хвостовой тяжёлый стаббер. — Мы вооружены. По нам стреляют. «Меткий глаз» — фрекков «Мститель». Благородная машина. Не славный доставщик вроде «Валькирии». Безоружные вспомпилоты, чёрт меня дери.

Пилоты «Валек» были из Ревущего 119-го, и перед глазами Кезтраль снова всплыла мина их капитана, которую тот скорчил, когда Дарвус заявил, что на «Мстителе» установлено оружие.

— Оружие для защиты, — оскалился он.

— Не бери в голову. Время до цели?

— Эм. — Она услышала шорох карт и треск картонной катушки курсомера. — Девяносто три минуты.

— Окей.

— Мне просто обидно, вот и всё. РН Стетзена — наша база. Они что, читать не умеют? Р-Н. Разведка и наблюдение. Они — гости. Чёрт, да флотские летуны лучше с нами обходятся, а они даже не кадийцы. Тебе разве всё равно?

— Я просто стараюсь наслаждаться полётом, Лай. — Ханна поёрзала, пытаясь ослабить боль в правой ягодице. Они летели уже час, и это был их четвёртый вылет за два дня. — Возможно, сегодня последний ясный денёк. Не дай Ревущим Жопам испоганить его.

— И то правда, — рассмеявшись, согласился он. — Уже затыкаюсь.

Так уж между ними повелось. Кезтраль думала, Дарвус — говорил. Частично причиной тому были их должности. Как оператор вооружений, Дарвус не имел особо чем заняться до подлёта к цели, поэтому предпочитал коротать время болтовнёй. Частично — приватность летательного аппарата, который был чуть ли не единственным местом на Кадии, где ты мог говорить, не опасаясь, что тебя услышит вышестоящее начальство.

Но была ещё одна причина, из мистической плоскости. Своеобразная мысленная связь. Лахон-то ведь был прав. Ей было не всё равно. Совсем не всё равно. То, как пилоты «Валек» ввалились в столовку, словно унаследовали её от богатенького дядюшки. То, как с ней говорил капитан. Тот факт, что авиакомандование Крафа открыла Стетзен для «Валек» и флотских летунов, в результате чего им всем пришлось бороться за ангарное пространство и наземных специалистов. И это уже привело к смертям. На днях звено «Валек» наблюдения из 89-го вернулось с долгого патруля, только чтобы обнаружить взлётную полосу забитой до такой степени, что у них кончилось топливо, прежде чем им расчистили место на платформе. У одних бедолаг двигатели заглохли прямо в воздухе, и «Валька» рухнула с трехсот футов на кабину.

Выжил только командир экипажа, которого унесли на спинальной доске с торчащими из голеней костями.

Впрочем, Кезтраль была не из тех, кто жалуется. Что и к лучшему, поскольку Дарвус имел настоящий талант облекать в слова обиды, которые та пыталась затолкать как можно глубже. И чаще всего он занимался этим там, где их никто не мог услышать — в открытом небе.

Из-за того, что они летели спина к спине, повёрнутые в разные стороны и неспособные увидеть друг друга, ей частенько казалось, словно тот был не столько её оператором, сколько голосом подсознания.

— Красиво здесь сегодня, — сказал Дарвус. — Хорошая видимость для съёмки.

Ханна щёлкнула микрофоном шлема, соглашаясь с ним. Они летели на восемнадцати тысячах футах, вокруг них на многие мили было лишь синее небо с небольшими завитками перистых облаков на далёком горизонте. Один из лучших лётных дней в её жизни, и поэтому она очень сильно хотела, чтобы Лахон перестал болтать.

Они вылетели со Стетзена едва ли не сразу после этого, пронёсшись мимо северной оборонительной куртины Крафа. Кезтраль прошла прямо над застенными блоками Салгораха — незаконного трущобного поселения за куртиной, где она провела детство. Скорость ветра составляла десять узлов, поэтому местные детишки выбрались на крыши, запуская змеев из пластековых пайковых обёрток и деревянных шпажек, добытых из нелицензированных тележек с едой. Они пролетели достаточно низко, чтобы различить несколько порхающих и кружащих змеев — не простых, а боевых, с верёвками, покрытыми клеем и битым стеклом, чтобы перерезать бечёвки и вспарывать пластековые крылья соперникам.

Кезтраль неспешно крутанула бочку, давая детишкам понять, что это она. В десять лет Ханна стала чемпионом района в войне змеев, после чего к ней пришли рекрутёры и предложили место в авиационной академии. Какой-то генерал увидел видеокадры из того состязания, и впечатлился её врожденным пониманием законов аэродинамики.

Каждые пару месяцев ей писали ребятишки из академии при тамошней миссии. В ответ она отправляла им письма с благодарностями, а также коробки с отстрелянными в бою гильзами, которые кадеты могли использовать как талисманы.

Они свернули на север, потом на запад, ненадолго увидев внизу укрепления внутренней Куртины-бета. Набрали высоту, чтобы избежать ревущих воздушных масс с Россварских гор, пошли над белыми шапками, с которых ураганные ветра срывали шлейфы кристалликов льда. Заверти снега, ярко искрящегося в воздухе.

— Восхитительно, — сказала она, хотя последний раз Дарвус заговаривал три минуты назад. — Сегодня за Кадию особо хочется сражаться, да?

— Так должно хотеться каждый день, комиссар гово…

— Цель, — вдруг оборвала его Кезтраль. — Цель. Цель.

— Что? Где?

— Левый носовой квадрант. На десять часов. Где-то в двенадцати милях. Это наши? Некоторые части возвращались через проход для усиления Крафа, верно?

— Возвращались. — Зашуршали карты. — Нет. Нет. Вряд ли это они. Будь там Двадцать второй бронетанковый, он поднимал бы больший пылевой след.

— Сколько до зоны назначения?

— Шестьдесят семь минут.

— Может, это колонна Архиврага, которую мы должны снять? Но какого чёрта она так близко?

— Хочешь снизиться?

— Так точно. Готовь пиктер.

— Уверена? Если потратим две катушки на съёмку своих же, командир эскадрильи…

— Кем бы ни были эти фреккеры, они здесь находиться не должны. Даже если это наши, верховное командование захочет знать, где они конкретно. Если это друзья, то они потерялись или заблудились, или их вообще ошибочно отметили как уничтоженных. Если это наши, может, их заберут «Вальки» со Стетзена и закинут за стены Крафа.

Кезтраль практически поставила «Меткий глаз» на крыло, заложив вираж, прежде чем начать плавно снижаться к колонне.

— Тебя понял, готовлю катушки. Видеопиктеры на крыльях включать?

— Ага. Раз кушать грокса, то всего.

Оба лётчика ухнули, вдавившись в кресла от перегрузок при развороте со снижением. Быстром сбросе высоты с попутным набором скорости.

Кезтраль заходила перпендикулярно колонне, направляясь ей в хвост, чтобы там развернуться и быстро промчаться вдоль всей её длины. Солнце — сквозь затемнённый визор напоминавшее тусклый шар огня, — переместилось из одного края фонаря в другой. Неважно, друзья они или враги, но войска двигались к горам, и Ханна решила, что лучше спикировать на них сзади, чтобы воспользоваться эффектом неожиданности. Если выбрать правильный угол, «Мститель» вылетит прямо из послеполуденного солнца.

— Выпустить вооружение, — скомандовала она.

Лязг снизу, настолько сильный, что она ощутила его сквозь педали. Пиктерная установка выдвинулась под нос.

— Вооружение выпущено, подтверждаю.

Они попали в воздушную яму, и машину тряхнуло с такой силой, что у них стукнули зубы.

— Трон! Береги линзы! Мы можем замедлиться?

— Извини! Сегодня нет облаков, нужно лететь быстро, пока нас не засекли.

Колонна, напоминавшая цепочку марширующих насекомых, тянулась по правую сторону от «Мстителя». Кезтраль добавила газу, отводя машину от войск, затем выполнила разворот и поравнялась с ними. Она повела ручку управления влево и вправо, так что чёрная линия людей и машин закачалась перед фонарём туда-сюда, прежде чем пылевое облако, клубящееся над массой движущихся войск, не оказалось ровно посередине носа.

Она представила, будто колонна — это лётная полоса, хотя ни один здравомыслящий пилот не стал бы заходить на посадку под таким углом, да и на такой скорости тоже.

— Тестовый запуск, — сказал Дарвус.

Закрутились катушки, с гулким тук-тук-тук отдаваясь в основание кресла. Седалищный нерв заболел с новой силой.

— Выглядит непло… ахх.

Последнее слово Дарвус проглотил. Перегрузка начала брать своё.

Резкое пикирование навстречу приближающейся земле.

Тысяча миль в час.

— Шесть секунд до цели, — пропыхтела она.

Тысяча сто миль.

Стрелка альтиметра неуклонно падает.

Грудь Кезтраль сдавило, так, словно на неё упало тело.

— Пять… секунд.

Сигнал наведения. Рёв сирены. Красные огоньки на приборной панели. Мимо пронеслась ракета, но они падали слишком быстро для её системы сопровождения цели.

— Четыре, — выдохнула она. Зрение начало становиться туннельным, затягиваясь у краёв чернотой.

Восемьсот футов.

Крылья застонали. Ханна чуть сбросила скорость, боясь, чтобы их не оторвало.

Над ними захлестали оранжевые трассеры. Слишком высоко. Они пикировали стремительно, не давая захватить себя в прицел. Сзади зазвучали разрывы зенитных снарядов, затем щелчок, когда правое крыло зацепил осколок. Он вонзился в металл, пылая подобно угольку.

Двести футов.

— Три, выравниваюсь.

Она потянула ручку управления на себя, и давление немедленно ослабло, отчего Ханна ощутила себя пьяной и невесомой. Затянулась на полную грудь.

Затем врубила реактивный двигатель. Резкое ускорение швырнуло её обратно в кресло так сильно, что из лёгких разом вышибло половину воздуха.

— Два! — прокричала она сквозь грохот огня.

Они шли теперь прямо над колонной, быстро исчезавшей в слепой зоне под нижним краем фонаря.

— Запускаю. Включаю пиктер. Линзы открыты.

— Один.

— Цель захвачена. Огонь, огонь, огонь.

Кезтраль почувствовала сквозь стенки кабины гул, глухой металлический стук линз, вращающихся подобно стволам роторной пушки.

Она сжала зубы, стараясь держать ручку управления как можно ровнее.

Трассеры повсюду. Настоящий шквал. Оранжевые. Розовые. Яркие белые росчерки плазмы и багровые лучи мультилазеров.

Искрящийся жёлтый шершень устремился точно ей в лицо, и Ханна инстинктивно дёрнулась в сторону.

Вжух.

Он ударил в фонарь словно камушёк по лобовому стеклу автомобиля. Оставил вмятину и паутинку трещинок размером с отпечаток большого пальца.

Снаряд тяжёлого стаббера. Колонна палила из всего, что было.

— Думаю, пора сворачивать.

— Полпути пройдено, — сказал Дарвус. — Держись.

Перед глазами по диагонали пронеслась крак-ракета, оставив дымный след, который миг спустя омыл кабину. Хор звонких стуков — выстрелы из ручного оружия, бьющие по бронированному фюзеляжу «Мстителя». Луч лазпушки, рассёкший воздух так близко, что прожёг обуглившуюся полосу на кожухе турбины правого борта.

Сигнал наведения.

Кезтраль вжала большой палец в гашетку на ручке, и вокруг них разлетелись дипольные отражатели — конфетти из кусочков металла среди завихрений раскалённого добела огня. Ракета сдетонировала сзади, подбросив им хвост и кинув машину вниз, прежде чем Ханна потянула ручку управления на себя, чтобы не дать им сорваться в штопор.

— Почти, — напряжённо прошипел Дарвус.

Из бронемашины перед ними в небо взвились пламенеющие снаряды, которые затем взорвались густыми багряными тучами. Распускающиеся бутоны дыма накрыли один танк за другим, пока не скрыли из виду всю колонну. Сделав пиктеры бесполезными.

— Они пустили дымы, — сказала Кезтраль, вдавив левую педаль и уйдя в разворот. — Нам пора.

Затем она выставила рычаг управления двигателем, и машина понеслась вперёд, под аккомпанемент сигналов наведения направившись к безопасности Россварских гор.

— Эй, Ханна? — отозвался Дарвус. — По-моему, это были не друзья.

Келл открыл дверь, после чего взял чемоданчик у сопровождавшего его касркина, ввёл двенадцатизначный код безопасности на крышке и поставил на столик.

Не переставая слушать, он достал папку с разведданными и пролистал её.

— Поймите, этого требует закон, — говорил юный священнослужитель. — Для обеспечения духовной чистоты командования лорд-кастелян должен встречаться с личным исповедником по меньшей мере дважды в месяц.

— Да, — хмыкнул Крид, не сводя глаз с доклада по касру Халиг. — Вот что тебя сюда привело. Раз уж я сам не иду, а Экклезиархия готова поднять вселенский вой.

— Итак… — Исповедник поёрзал. Он был холёного вида мужчиной, кадийцем с открытым честным лицом и подстриженными по уставу волосами, уже начинавшими седеть на висках. — Вам есть в чём покаяться?

— Каюсь, — сказал Крид, оторвавшись от доклада, — что мне не в чём каяться.

Он кинул рапорт на неуклонно растущую груду документов.

— Сколько вам лет, исповедник…?

— Турантиус, лорд. Мне сорок шесть.

— Вы молоды для такой высокой должности. Какая у вас квалификация?

— Я был старшим преподавателем практической теологии в схоле высшей божественности, соборный комплекс касра Халиг. Унаследовал должность после того, как предыдущий исповедник лорда-кастеляна, да упокоит Бог-Император его душу, погиб на Тайрокских полях, когда волсканцы напали на командный «Левиафан» губернатора Порелски.

— Ага, — произнёс Крид. — И вы были следующим в очереди.

Келл оторвался от чтения, чтобы увидеть, как поведёт себя жрец.

— Нет, лорд, следующим был архидьякон Стоккмас, потом кардинал Локуэто, затем аббат Маннфред Габель. К прискорбию, они также были в губернаторском «Левиафане». — Мужчина снова поёрзал, поправив полы красной рясы на скрещённых ногах. — Далее должность перешла к самому старшему члену факультета схолы высшей божественности — и, к несчастью, я единственный из доселе живых его представителей.

Его слова, похоже, повеселили Крида.

— И чем вы занимались?

— Я ходил с лекциями по окопам. Рассказывал о важности поиска духовного смысла во времена кризиса. — Он проигнорировал взрыв хохота Крида. — Это весьма практичная область изыскания для солдат. Если хотите, полагаю, я могу помочь и вам.

— Полагаю, что можете, исповедник. — Лорд-кастелян встал и, подойдя к жрецу, заговорщически склонился над ним. — Конечно, если вы обладаете нужным навыком.

— Ах, да. Конечно. О каком навыке идёт речь?

— Вы можете сделать вот так? — Крид поднял указательный палец, словно веля исповеднику замолчать. Когда мужчина недоумённо уставился на генерала, он подбодрил его: — давайте-давайте.

Турантиус, нахмурившись, поднял палец.

— А теперь сделайте так. — Урсаркар согнул палец крючком, будто подзывая потолок.

Турантиус с глупой улыбкой повторил за ним следом.

— Хорошо, отлично. — Крид провёл исповедника к двери, услужливо открыл для него. — Вот это — капрал Какза. Капрал, исповедник вызвался нам помочь. Я хочу, чтобы вы провели его на парапеты северной цитадели и выдали лазвинтовку.

Турантиус открыл рот, чтобы возразить, и Крид похлопал его по груди ладонью.

— А теперь слушайте, исповедник. Всё, что мне от вас нужно — вот это. — Он махнул на стену, будто указывая куда-то вдаль. — Вы берёте лазвинтовку и наводите её на горизонт. И когда увидите врага, вы…

Крид поднял палец и подёргал им.

— Но…

— Мне не нужны молитвы. И не нужна мне практическая теология или, упаси Трон, поиск смысла. Всё, что мне требуется — это люди на стенах с оружием в руках.

Он вытолкал исповедника в коридор.

— Да пребудет с вами Бог-Император, — бросил он на прощание. И захлопнул дверь.

— Ну как, развлеклись? — поинтересовался Келл.

— Думаю, да. Что в чемодане?

— У нас проблема.

— Проблема? Что, все остальные ты уже решил? Да ты просто чудо.

— Аэроразведка обнаружила в западном Россваре крупную колонну еретиков, идущую на юг. Аналитики ещё работают с пиктами, но, сверив знамёна, они предварительно отнесли её к Сорок четвёртому вольсканскому, Прорывателям. Судя по пиктам, там средняя и тяжёлая пехота. Эскадроны кавалеристов. Лёгкая техника.

— Это невозможно. Ложное опознание. По последним сводкам Сорок четвёртый вольсканский попал в окружение севернее касра Варк.

— В том-то и дело, похоже, когда Шестьдесят первому внутреннему приказали оставить машины и вернуться в Краф воздухом, они не уничтожили технику. Так что вольсканцы забрали их «Химеры» и проскользнули сквозь сети.

Крид хлопнул себя пятёрней по лбу, затем сделал глубокий вдох и помассировал веки пальцами.

— Они движутся к Крафу?

— Через Делвианскую расселину.

— Численность?

— Трудно сказать. Разведка говорит две-три дивизии. Двадцать пять тысяч, может тридцать.

— А в Двадцать четвёртом внутреннем три тысячи. Трон. Я бы никогда не послал туда Баратуса, знай, что они примут на себя такой удар. Бедные ублюдки слишком зелёные для такого дела. — Крид откупорил хрустальный графин с амасеком и плеснул себе в стакан на четыре пальца. — Подмогу с Крафа мы выделить не можем, Астартес и Сороритас и так оставили нас ни с чем. А проход должен остаться в наших руках, Джарран, должен. Мы можем дать им поддержку с воздуха? Артиллерию?

— Сложно, учитывая местность. Погодные условия в Россваре делают авиаподдержку непрактичной. То же с артиллерией. Вероятней всего, удары заденут и нас, и их. И атаковать вольсканцев в тыл тоже не выйдет. Подразделения из Варка уже втянуты в бои.

Урсаркар кивнул.

— Я подумал… — Келл помолчал. — Я подумал, вы захотите связаться с ним. Лично. Сообщить ему.

— Баратус хотел драться, — произнёс Крид, указав на свой вокс-аппарат.

К тому времени как Джарран поднёс ему трубку, Крид уже осушил стакан.

При виде процессии грудь кастеляна Мордлида раздулась от гордости.

Впереди колонны шло четверо орденских слуг в глубоких капюшонах, распевая молитву Тому, Кто Сидит на Троне Терры. Элегия по богу, что переступил порог смерти. Благодарствие свету, что озарил путь.

Они шагали в построении крестом; тот, что спереди, нёс установленный на шесте реликварий — череп с грудиной брата-святого Деристана, вправленные в золотой крестоносный щит. Сервы, которые шли по сторонам, формируя «крылья» креста, размахивали горящими кадилами, наполняя воздух ароматами синтемиро и раскалённых углей. Замыкавший же строй держал над головой ветхий псалтырь, каждая страница которого была размером с нагрудник бронежилета, открытый на «Гимне пречистой ярости».

Собравшиеся на парапете гвардейцы с Кадии расступались, пропуская слуг. Некоторые складывали аквилу, склоняя головы. Остальные отшатывались, учуяв запах умерщвлённой плоти и пота, что исходил от жутковатых фигур.

Они достигли стрелковой ступеньки и свернули влево, обходя вал по периметру. Освящая место, где состоится битва.

Чёрные Храмовники маршировали следом, лязгая и шипя силовыми доспехами. Маршал Амальрих был в первых рядах вместе с командным отделением и Мордлидом, державшим стяг крестового похода.

Позади них сплочённым строем шли остальные воители Решающего похода с мечами наголо. Цепи, сковывавшие их оружие с латницами, лязгали о керамит. Послушники без шлемов шагали во флангах, криками веля низшим людям с Кадии посторониться. Оглашая имена боевых братьев, и перечисляя их подвиги.

Вот идёт Ланкорион, убийца кснесов.

Взгляните на Гвитеха, что прошил «Лэндрейдер» предателей из мелтаружья.

Узрите, смертные солдаты с Кадии, тех, кто поклялся стать вашим спасением и принести невиданный гнев Всевышнего Бога-Императора на головы недругам вашим.

Амальрих дошёл до парапета и вскинул кулак.

Храмовники остановились как один, застыв подобно колонне бронетехники посреди дороги.

Мордлид попытался проследить за взглядом повелителя, чтобы понять, о чём тот думает.

Вал мучеников, представлявший собой треугольный равелин, был одной из многочисленных наружных демикрепостей в оборонительной системе касра Краф. Высотой с семиэтажное здание, он располагался в миле от внешней Куртины-альфа Крафа, на искусственно сглаженной равнине, которая служила теперь сплошной зоной поражения, где нападавшие будут гибнуть миллионами под огнём крафских батарей.

— Вопрос, брат Мордлид, — произнёс маршал, опустив на парапет руку. Он был настолько высок, что не нуждался в стрелковой ступеньке, и просто упёрся ногой в скалобетонный подъём. — Почему его называют Валом мучеников?

Мордлид не должен был знать ответа, однако маршал никогда бы ни снизошёл до того, чтобы заговорить с простым гвардейцем.

— Ты. — Мордлид ткнул бронированным пальцем в офицера-кадийца. Знаменщик выбрал его, поскольку тот показался ему собраннее прочих, но едва он выделил его среди остальных, мужчина отступил назад. — Почему сиё место нарекли Валом мучеников? Кто здесь пожертвовал собой?

— Я… — залепетал кадиец. — Я… Я…

— У тебя проблемы с голосом? Ты ранен?

— Нет, лорд, я…

— Я не лорд, — поправил его Мордлид. — Я простой слуга Императора. Можешь называть меня почётным братом.

Кадийский капитан сглотнул, поправил фуражку.

— Почётный брат. Нам неизвестно имя конкретного мученика, но, говорят, в этом районе пала святая Маретца.

Мордлид вперился в капитана взглядом, даже через бесстрастную личину шлема дав понять, что такой ответ недостаточен.

— Мы, эм, считаем название фигуральным, — быстро добавил офицер. Он взмахнул рукой, обводя высокие стены города-крепости в миле от них. — Наш долг — задержать врага, создать анфиладный перекрёстный огонь с другими внешними бастионами, и не дать предателям выставить артиллерию для огня по куртине. Но это при учёте, что нас окружат, и в таком случае мы должны будем обстреливать тылы противника, пока тот штурмует крепость… прежде чем нас не одолеют. Вот почему это Вал мучеников. Эти мученики — мы.

Мордлид повернулся к маршалу, уже заметив на его лице мрачное одобрение.

— Приемлемо, — произнёс маршал Амальрих. — Водружай.

Мордлид перехватил стяг двумя руками, поднял над головой, а затем с силой вогнал древко в шов между скалобетонными плитами.

Затем он отпустил его, дав флагу зареять на ветру с равнины, и повернулся к братьям.

— Мы выбрали поле брани! — воскликнул Амальрих, воздевая руки ввысь. — Поколе мы будем оборонять его?

— До смерти! — закричали они в ответ, вскидывая мечи к сумеречному небу. — До смерти!

Глава десятая

После суток, проведённых в Делвианской расселине, Марда Хеллскер в глубине души пришла к осознанию, что Урсаркар, фрекк его, Крид обвёл их вокруг пальца.

Да, позиция была весьма удобной для обороны, всё так. Проход через Россвар пролегал через узкий каньон, и его стены испещряли многоуровнёвые бункеры и огневые точки. Сама дорога была достаточно широкой, чтобы по ней могло проехать десять «Леманов Руссов» в ряд, а после того как прошла последняя колонна с эвакуированным персоналом, её засеяли «зубами дракона» — противотанковыми заграждениями-пирамидами из скалобетона — а также стальными балками, сваренными в массивные кальтропы.

Они укрепили позиции, и приготовились сами.

Однако это не отменяло того факта, что их надули. Сюда никто не шёл.

На такой высоте вокс-сигналы доходили с трудом, но судя по подслушанным передачам, все ожидали высадку возле Крафа, причём скоро. И никакой идиот — даже сведённый с ума Губительными силами, — не был таким тупым, чтобы разворачивать войска с другой стороны гор от зоны боевых действий.

Они были блокирующей группой. Статичной обороной. Они потеряли больше человек от холода, чем от неприятельского огня. Наблюдая за тем, как рота Л роет на дороге одиночные окопы, Хеллскер поняла, что звон и скрежет сапёрных лопаток по замёрзшей земле напоминает ей звук похороненных надежд.

— Полковника не видел? — спросила она проходящего мимо лейтенанта.

Когда тот обернулся, Марда поняла, что это Манвар Песк, командир инженерного отделения роты А. Нижнюю половину его лица закрывал отрезанный кусок скатки. Обычно такие изменения в уставной униформе не допускались, однако Баратус велел закрывать на них глаза при условии, чтобы те не прятали знаки различия и подразделений.

— Нет, сэр. Может, я могу чем-то помочь? — Он подошёл ближе, и, приспустив одеяло, одарил её широкой ухмылкой. — Или вам просто хочется посидеть пару минут в тёплом командном бункере?

— Только хотела узнать, что там с зимней униформой. Бойцы интересуются.

— Ну ещё бы, — сказал Песк, засунув руки подмышки. — Почему бы вам не проверить стенные казематы? Там на десять градусов теплее, и нет холодного ветра. Я побуду тут вместо вас.

— Нет, — ответила она, кивнув в сторону роты Л. — Если они здесь, то должна быть и я. Не хочу, чтобы они думали, будто командное отделение греется у жаровни, пока…

— Двадцать четвёртый кадийский, Двадцать четвёртый кадийский, — внезапно заревел громкославитель. Звук эхом прокатился по скалобетонному каньону. — Общая тревога. Собраться у дорожной линии окопов для получения приказов. Пикетам и наблюдательным постам — оставаться на позициях. Всем остальным — собраться в ротном построении.

Следующие десять минут бойцы рекой текли из стальных дверей бункеров и выбирались из «лисьих нор». Сержанты окриками строили бегающих туда-сюда солдат. Офицеры пересчитывали личный состав.

Хеллскер заметила, как из главного бункера вышёл Баратус. Полковник кутался в шинель, полы которой бешено трепыхались на секущем ветре, насквозь продувавшем Делвианскую расселину. Его офицер-связист, Ренкла, тащил командный вокс и портативный громкославитель на складной треноге.

— Полковник, — догнав его, заговорила Марда. — Вы что-нибудь слышали? Насчёт формы?

— Нет, пока нет. — Баратус взобрался на кучу земли, выбранной при рытье окопов. Его ботинки погрузились в не успевший промёрзнуть грунт. — Вот здесь, — указал он Ренкле. — Ставь тут.

— Здесь холодно, сэр, и…

— Скоро здесь станет намного горячей, Марда, поверь мне. — Он взял протянутый Ренклой передатчик, для проверки щёлкнул по нему, и услышал из динамика портативного громкославителя хлопок.

Сержанты скомандовали всем смирно. Три тысячи пар ботинок разом стукнули о дорожное покрытие.

Хелскер встала у подножья кучи, повернувшись лицом к полку. Краем глаза наблюдая за Баратусом.

Полковник кивнул, поднёс передатчик ко рту.

— Сыны и дочери Кадии, вольно!

Увидев, что солдаты непонимающе переглядываются, он добавил:

— Давайте, не стойте на месте, разгоняйте кровь!

Из-за резкого порыва ветра громкославитель исторг клокочущее шипение. Баратус дождался, пока оно не стихнет. Солдаты зашевелились, начали дуть в ладони.

— Бойцы Двадцать четвёртого, — заговорил он. — Буду краток, чтобы вы все тут не мёрзли. Я знаю, вы разочарованы нашим вкладом в войну. Честно говоря, я разочарован не меньше вас. Не из-за ваших действий… а напротив, из-за нашего бездействия. Того факта, что мы всю жизнь тренировались защищать свой мир, а этот священный долг выпало исполнять другим. Это было тяжело, и вы проявили терпение. Трон! Вашего бы терпения да остальным.

Баратус облизал губы.

— Час назад у меня состоялся разговор с лордом-кастеляном Кридом.

Это привлекло их внимание. Даже самые недовольные солдаты, с огромной неохотой вышедшие на мороз, подняли глаза.

— Он сказал мне передать его личные приветствия каждому из вас, а также выразил полную уверенность, что наш полк сможет выполнить поставленную задачу.

Хеллскер перестала невозмутимо смотреть вперёд и обернулась к Баратусу. Обычно заместитель командира должен был стоять лицом к полку, но какая разница? Внимание всех присутствующих было и так неотрывно приковано к полковнику.

— Лорд-кастелян сообщил мне, что в нашем направлении движутся крупные вражеские силы. Через западный проход, в сторону Делвианской расселины. В основном пехота, с лёгкой бронетехникой и манёвренными кавалерийскими частями. Которых у нас нет. Предположительно их минимум двадцать тысяч, возможно вплоть до тридцати. По десять на каждого из нас.

Послышались взволнованные разговоры, полные… чего? Испуга? Восторга? И того, и другого? Десять на одного — неравный бой, мечта любого кадийца. Но это же так много. Так много.

— Это вольсканцы, — продолжил Баратус, пресекая болтовню. — Тайрокские изменники, которые убили губернатора Порелску. Они крепкие бойцы. Обученные кадийцами, так что они знают нашу тактику, и упорные как черти. Крид считает, что они намерены пробиться через проход, после чего подойти к Крафу с запада. Если это так, они станут ломиться сюда, пока не прорвут нашу позицию или не забьют каньон трупами.

Он замолчал. Дал им представить картину. Хеллскер заметила, как он роется в кармане.

— Нам приказано сдерживать их атаку. До последней батареи. До последней гранаты. До последнего окопа и последнего бойца. Сапёрными лопатками, если придётся. Крид просит этого у каждого из вас, лично. Он сказал мне, что проход имеет ключевое значение в грядущей войне, но из-за ситуации в самом Крафе подкреплений нам прислать не могут. Поддержка с воздуха будет минимальной. Проход удерживаем только мы, и он верит, что мы его удержим.

Наконец Баратус достал бумажку и неловко развернул её обтянутыми кожаными перчатками пальцами. Сначала Марда решила, что это какая-то карта, но затем по проблеску синих чернил догадалась, что он держит вырванный из мемокниги листок.

— Кое-кто из вас знает, — сказал полковник, — что за обедом я иногда мучаю офицеров своей поэзией.

По рядам солдат прокатился смешок.

— Печальная правда. Так что, получив от Крида столь важный приказ, я не смог удержаться, и набросал пару строчек. И хотя я понимаю, что они не сравнятся со стихами великих военных поэтов вроде Дубянки или Никту, надеюсь, вы будете снисходительны.

Баратус шмыгнул носом, разгладил листок.

Хеллскер стояла достаточно близко, чтобы увидеть, как в глазах старика заблестели слёзы.

— Что видите вы — окоп? — заговорил он. — Нет, это моя земля.

Это грязь, что бросал на гробы я тех, кто здесь был до меня.

Тех, кто стоял на стенах твердынь, и, сжимая в руке лазган,

Клялся, что не получит Око над нами власть.

Что видите вы — окоп? Нет, это мой мир.

Что видите вы — окоп? Нет, это мой дом.

Это место, где с товарищами делил я кров и еду.

Это яма, что полнилась светом и славой,

И где Император забирал в Свои их объятья.

Что видите вы — окоп? Нет, это мой дом.

Что видите вы — окоп? Нет, это крепость моя.

Это дом, это мир, это каср, что воздвиг я своею рукой.

И наследие, данное мне, дабы разить здесь врагов,

Так было всегда, и я никогда не оставлю, не кину его,

И не сделаю шага назад, ибо крепость сию вырыл я сам.

Что видите вы — окоп? Нет, это могила моя.

Дрожащими от нахлынувших чувств руками Баратус сложил листок обратно.

Хеллскер почувствовала, как и сквозь неё саму прокатилась волна адреналина. Поэма была хорошей, или, по крайней мере, соответствующей моменту. Но ещё Марда ощутила, что прямо сейчас внутри неё борются предбоевое возбуждение и жуткий гнёт смертности.

Полк был потрясён, балансируя на лезвии ножа между восторгом и меланхолией. Хеллскер чувствовала настрой солдат. То, что скажет Баратус дальше, решит всё.

— Я… — начал полковник, затем поднёс тыльную сторону ладони ко рту. — Я думаю…

Небо расколол громовой раскат. Полковник — и все остальные — подняли глаза и увидели навигационные маяки идущих над ними «Мародёров», по всей видимости, в атакующий заход на вольсканцев, прежде чем те скрылись за устьем прохода.

Но ещё небеса оказались достаточно тёмными, чтобы они различили в нём огни. Не болезненно-синюшную пульсацию Ока Ужаса, а круглые оранжево-красные зарева.

Солдаты разбились на кучки, нарушив строй, и заговорили между собой. К смеси из переполнявших людей эмоций добавилась ещё и тревога.

— Это платформы орбитальной обороны, — догадалась Хеллскер. — Они в осаде.

— Святая Терра. — Баратус поднёс передатчик ко рту, нажал кнопку. — Вот оно. Началось.

Неправильные слова, плохое завершение речи. Зловещее.

Хеллскер не знала, что полагалось говорить в подобные моменты, да и никто не смог бы облечь в слова событие такого масштаба, однако, не успев опомниться, она чеканно шагнула вперёд и воскликнула:

— Двадцать четвёртый — на войну!

Раздался нестройный ответ. Все взгляды обратились на неё.

— Двадцать четвёртый, я вас не слышу! — раззадорила она их. — И не слышат вольсканские ублюдки! Думаете, их напугает ваш писк? Кричите так, чтобы у Разорителя на орбите заложило уши! Давайте снова. Двадцать четвёртый — на войну!

— ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТЫЙ — НА ВОЙНУ!

А затем они стихли, потому что небо стало чернеть.

Око Ужаса, извечно пылавшее нечестивым светом, начало исчезать с южного горизонта.

Сначала Хеллскер решила, что это знак — что Император протянул длань и погасил чудовищную рану в космосе.

Но, постепенно, подобно восходу луны, они поняли, что происходило на самом деле.

Это было затмение.

Циклопический корабль закрывал собой грязный свет, обретая чёткие, ровные контуры по мере выхода из-за кривой планеты и вознесения в небеса.

Над Кадией воспарила восьмиконечная звезда, такая большая, что Хеллскер не смогла закрыть её даже всей ладонью.

Разоритель пришёл на Кадию.

ЭТАП ТРЕТИЙ

БОМБАРДИРОВКА

Глава первая

— Смотри на меня, Кхорн! Смотри на меня!

Уркантос чувствовал тёплую кровь даже сквозь доспех. Её брызги, всплески. Она вырывалась струями и широкими мазками, которые в условиях половинной гравитации взмывали под самый потолок оборонительной платформы.

Когда они опускались, то казалось, словно на его бронированную кожу проливается дождь из драгоценных камней.

Покрывая чёрные латы багрянцем.

Всё его естество пело. Он не чувствовал боли. Его переполняла небывалая радость.

Ибо Уркантос ощущал на себе взор бога. Он упивался притоком священного адреналина, грохочущего в жилах. Каждый неистовый удар пары сердец гнал жизненную влагу по телу, превращая его в ходячий храм божества жизни, войны и бойни.

— Посмотри сюда! Смотри, что я тебе приношу! Смотри на горячие истоки влаги, что я исторгаю из их тел!

Орудуя огромным цепным топором, он пробился сквозь отделение прорывников, и поблагодарил покровителя за врученные ему дары.

Они рассчитывали без промедления обрушиться на оборонительные платформы, но на пути у них встали три крейсера. Благодаря мастерству и удаче он подарил им стылый холод смерти в пустоте. Затем вместе с Гончими Абаддона кхорнат отправился забить их коридоры трупами, не переставая славить имя Владыки Резни, дабы он услышал его и узрел своего слугу Уркантоса.

Теперь лорд-губитель находился на платформе, и Кровавый Рот завывала вместе с другими такими же тенями. Хор, что приводил людей в оцепенение, прежде чем он разрывал их на куски.

Кучка кадийцев обстреляла его слева, и красные кинжалы лазлучей срикошетили от доспеха и сожгли запёкшуюся на нём кровь. Один солдат поднял мелтаружьё, из прорезей в стволе которого уже сочились струйки газа.

— Артезия! — рявкнул Уркантос, взмахнув силовым когтём в сторону пустотников.

Они не стоили его внимания. Не более чем корм, чтобы насытить демона.

Кровавый Рот ринулась вперёд, удлиняя тень Уркантоса и попутно отращивая острые когти и рот, из которого по палубному настилу протянулся кровавый след.

— Да , — завыла она. — Да. Да. Тёплая. Влажная. Солёная. Тёплая. Влажная.

Тьма переплеснулась через баррикаду, и кадийцы рухнули со вскрытыми артериями и рассечёнными сухожилиями, раскроенные сумеречными когтями будто острым скальпелем — оставив раны не толще самой тени.

Разрубленное мелтаружье упало на палубу. Из перерезанного шланга потёк пирум-бензин.

Уркантос скорее ощутил их смерти, нежели увидел. Всё его внимание без остатка поглотили несущиеся к нему быкогрины с выставленной перед собой стеной из щитов-плит. С занесёнными шоковыми булавами.

Его глаза застлала красная пелена. Залил багрянец кровавого неистовства. Уркантос видел не их доспехи, и не кожу, и даже не кости. Огромные недолюди предстали перед ним как ожившие сплетения кровеносных сосудов, как густые сетки артерий, вен и капилляров, напоминавшие подвижные топографические карты водных сообщений.

Он моргнул, и зрение вернулось в норму. Издав рвущийся из груди ликующий рёв, Уркантос ринулся навстречу врагам, сгорая от желания помериться с ними силой.

— Кхорн! — проорал он. — Узри меня, Кхорн!

Лорд-губитель врезался в них с такой мощью, что двое огринов кубарём отлетели назад с треснувшими щитами и переломанными руками. Он погрузил цепной топор в плечо следующему врагу, распилив широкую грудную клетку и подставив лицо под брызнувший из разрубленной глотки фонтан крови.

— Кхорн!

Его огрели дубиной, и от шокового разряда у Уркантоса на миг побелело в глазах. Лорд-губитель крутанулся к противнику и вонзил острые клыки в неприкрытую шею быкогрина. Он впился в плоть глубже, языком ощутив пульсацию толстенной сонной артерии недочеловека.

Затем сомкнул челюсти и вырвал гибкий сосуд наружу.

— Узри мой дар! — сказал он неразборчивым из-за полного рта голосом.

Кхорнат схватил голову следующего огрина и, дёрнув её, оторвал от шеи. Выстрел из гранатной перчатки умирающего существа разнёс ему бедро, но его это уже не заботило.

Уркантос чувствовал изменение. Внутри него росла сила крови, пробуждая бездонный исток в двойных сердцах, что теперь грохотали подобно барабанам. Его захлёстывал экстаз, так, словно в душе открылся портал, через который эмпиреи рвались наружу подобно фонтану нефти, взмывающему к небу из пробитой прометиевой скважины.

Язык стал слишком большим для рта, поэтому он распахнул клыкастую пасть, чтобы выпустить жёсткий, напоминающий ленту придаток на свободу — и его конец во вспышке восхитительной агонии разделился надвое, забрызгав горячим багрянцем палубу, прежде чем рана затянулась.

— Больше, повелитель! — сквозь хохот взвыла Кровавый Рот. — Убивайте больше!

С хрустом костей, напоминающим треск ломающегося под шквальным порывом дерева, левая рука начала вытягиваться и скручиваться. Фаланги пальцев вдавились в неподатливый керамит силового когтя, сращиваясь и соединяясь с лезвиями в одно целое, и кожух оружия покрылся прочной органической оболочкой из хитина.

Пальцы ног подогнулись и пробили сабатоны, оцарапав стальную палубу кривыми ногтями. На лбу взбугрилась пара огромных нарывов, и он понял, что из них вот-вот пробьются зачатки рогов.

Возвышение. Он достиг возвышения.

Но, чтобы довести его до конца, крови следовало течь дальше.

Когтистой ногой Уркантос свалил ещё одного быкогрина. Размазал его голову в кашу, между тем выпотрошив другого новыми лапами, а затем — разодрав надвое, так что его внутренности натянулись будто струны.

— Больше , — засопел он похожим на рыло ртом, измазанным в крови как у свиньи, что роется в потрохах трупа. Быкогрины погибли до единого, и он ощущал, как постепенно теряет энергию, и его кости возвращаются к прежним размерам. — Кровь должна течь! Кровь должна течь!

Впереди он различил расчёт канониров, торопливо заряжавших артбатарею, чтобы выстрелить по висящим в поле зрения кораблям Чёрного Флота.

Кхорнат ринулся к ним, желая измениться вновь, и подпрыгнул, готовясь сокрушить первого…

Уркантос так и не приземлился.

Раскалённый добела лэнс-луч схлопнул экран перед орудийным портом слева от него, пробил пустотное поле и превратил пушку вместе с обслугой в расплавленный шлак, и брызнувшие во все стороны ярко-оранжевые комья зашипели на переборках и палубе.

И сквозь дыру, образовавшуюся в оборонительной платформе, внутрь хлынула пустота. Морозная и безжизненная, вытягивающая весь кислород и атмосферу. Укравшая ту слабую гравитацию, которой обладало сооружение.

На мгновение отсек наполнился яростными ураганными ветрами, разбивающимся о стены и опоры оборудованием, а также немногочисленными выжившими гвардейцами — и даже одним незадачливым берсеркером, — вылетающими в бездну высокой орбиты над сине-зелёным шаром Кадии. Размахивая руками, они беззвучно пронеслись мимо него.

Уркантос ухватился за несущую колонну и изо всех сил вцепился в неё когтями.

Сталь покрылась инеем. Холод пустоты заморозил влажный багрянец на доспехе, превратив его в корку красного льда.

Кровь, повисшая в воздухе шариками льда, больше не текла.

И Уркантос ощутил, как экстаз угасает — и взор покровителя устремляется дальше.

На рассвете в небе над Кадией воссияла новая звезда.

Она была широкой и тёмной, вчетверо больше луны-сборщика, и напоминала ползущего по небосводу огромного чёрного паука.

Медленно подбирающегося к касру Краф.

Крид обходил с инспекцией укрепления. Кивая бойцам, поправляя форму и хлопая по наплечникам. Прикрикивая, когда требовалось — в основном на офицеров, так, чтобы внушить ещё большую любовь простым солдатам. Говоря им, что решимость кадийцев сломить невозможно, и что они должны быть готовы встретить Архиврага во всеоружии.

Он выступал с короткими речами, зачинал скандирования «Кадия стоит!», которые, тем не менее, с каждым часом становились всё тише и менее вдохновлёнными, по мере того как Чернокаменная Крепость неумолимо приближалась к Крафу.

В воздухе витал мрачный настрой. Ему не пришлось говорить, что платформы орбитальной обороны пали за четыре часа — даже при свете дня все видели метеоритный дождь обломков и кольцевые пожары на разрушенных станциях.

— Слегка напоминают нас, не находишь? — сказал он Келлу, глядя вверх по пути к персональной «Валькирии».

— Простите, сэр?

— Платформы. Окружённые, горящие, разбитые… Постепенно падающие вниз.

— Да, сэр. Всё так, — согласился Келл. Он знал, что Крид просто хотел отпустить колкость, однако привычного сарказма в его замечании не углядел. — Но они держатся. Прямо как мы.

«Валька» поднялась с посадочной платформы бастиона, и Крид через открытую дверь окинул взглядом город. По мере подъёма он увидел, как на стену строем идут ударники в униформе цвета хаки, чем-то напоминая муравьёв, стекающихся для защиты королевы.

Келл задвинул лючок для переговоров между кабиной и десантным отделением. Нашёл кресло напротив Крида, пристегнулся и надел плотные наушники, подключённые к внутреннему воксу отсека. Затем показал Урсаркару четыре пальца.

В «Вальках» было так шумно, что, даже те, кто сидел через два кресла, не смог бы их услышать. А касркинам из почётной гвардии не требовалось напоминать, что разговор был не для их ушей.

Крид настроил наушники на четвёртый канал.

— Чего?

— Вы с самого утра сам не свой. Так, словно мыслями где-то далеко.

Крид выглянул в дверь, когда «Валька» нырнула в сторону, направившись к парадному плацу и запасным аэродромам внутри периметра оборонительной стены.

— Тот утренний доклад от магоса Кларна, — продолжил Джарран, слыша в гарнитуре эхо собственного голоса, — вы мне его так и не показали.

Крид поёрзал, кинул взгляд на вокс-щиток, удостоверяясь, что горят только два огонька — соответствующие их местам.

— Магос Кларн официально известил меня, что тестовый запуск нуль-устройства завершился неудачей. Он советует не учитывать его при разработке стратегии обороны.

— Я так и подумал. Когда вы не сообщаете мне какие-то новости, обычно они плохие.

— Как бы хорошо мы не были вымуштрованы, как бы ни был велик наш боевой дух и высоки стены, это не значит ничего. Мы беспомощны перед орбитальным ударом варп-пушки. Она прошьёт пустотные щиты Крафа как мыльный пузырь. Без нуль-устройства…

Генерал обвёл рукой Куртину-альфа, указав на «Валькирии», что доставляли отряды касркинов на парапеты, колонны транспортных «Химер» и возвышавшиеся позади артиллерийские башни.

— Всё это бесполезно. Это конец. Флотские планировщики уже засекли накапливание энергии в крепости. По их расчётам, до первого залпа остались считаные часы.

Флаг-сержант тяжело вздохнул.

— И где вы хотите быть, когда всё случится, сэр? Вряд ли в штабе командования.

— Нет! — Крид взорвался хохотом, и, раскрасневшись, покачал головой. Это был первый искренний смех, который Келл услышал от него за весь день. — Фрекк, нет. Я не проведу последние часы с теми фреккерами — они же с меня не слезут, пока нас всех не уничтожат… Мы вернёмся в полк. В конце я хочу быть вместе с Восьмым.

— Да, сэр. — Келл переключился на связь с кабиной. — Капитан Класс, у нас изменение маршрута. Летим в Крафскую цитадель, Кригские ворота, Седьмой бастион.

— Возвращаемся домой, флаг-сержант? — спросил пилот.

— Возвращаемся домой.

От собирающейся энергии у Моркат пощипывало кожу. Она чувствовала, как растёт вырабатываемая крепостью мощность. Вокруг скелетообразных динамо-машин, увитых проволочными катушками кровавого железа, висело смутное марево. Их гул отдавался в самих её ноктилитовых зубах. Сполохи варп-импульсов, подобные разрядам статического электричества, искрами проскакивали между ними всякий раз, стоило Дравуре открыть рот.

— Я пробудил эмпирейские регуляторы, — произнёс Прозус Гаэль, капитан «Воли вечности». — Варп-луч набирает полный заряд.

Гаэль был бывшим офицером Имперского Флота, пришёдшим к свету Ока после того, как его корабль потерялся в варпе, и у него отказало поле Геллера. Он пожертвовал всей командой, чтобы заключить сделку с рвущимися на судно демонами. Поклялся отдать корабль Абаддону, если ему позволят жить. Постыдная уступка страху.

Сейчас Моркат видела, как его гложет испуг, причём весьма буквально. За два столетия службы в варпе его негативные мысли породили метастазу в виде крошечного беса, что вцепился Гаэлю в плечи и вгрызался ему в темя. Гладкий вёрткий хвост существа обвивался вокруг горла капитана, душа его паникой.

Всеми его поступками руководил страх.

Страх перед Абаддоном, и страх перед самим кораблём, которым он командовал — её крепостью-матерью, «Волей вечности».

— Она будет готова, — пообещала зодчая. — Я преобразила каналы мощности и умиротворила дух корабля. Все пути от силового ядра до орудийной системы были заново колонизированы и заряжены энергией варпа.

— Её заряд сильно упал за время боя при выходе из варпа, — предупредил Гаэль. — А тот выстрел был лишь на половине мощи. Что бы ни заявляла ведьма из крепости, у нас нет полного контроля над судном. После каждого выстрела мы должны заново настраивать фокусировочные кольца. На это могут уйти дни, может неделя. Нам нужна уверенность.

Магистр войны сидел на ноктилитовом троне, слушая их спор. Для взора смертного он мог показаться неподвижным как статуя, однако Дравура видела вращающуюся вокруг его головы армиллярную сферу мыслей. Каждый планетоид оставлял за собой пламенеющий след, отчего казалось, будто перед его челом взвихряются и меркнут эллиптические нимбы.

Вверху, над головами, в иллюминаторе виднелась Кадия, напоминая выпуклое небо из воды и суши. Пустотный корабль расположился так, что рубка причудливым образом оказалась направленной вниз, поэтому для того, чтобы посмотреть на вражеский мир, им приходилось поднимать глаза.

Гаэль всё ещё говорил, делясь опасениями насчёт крепости, когда магистр оборвал его на полуслове.

— Если мы не выстрелим сейчас, капитан, то когда?

Даже державшийся за Гаэля демон мыслей съёжился от тона повелителя.

— Мы выстрелим… в оптимальное время, магистр войны.

Деврам Корда, стоявший рядом, свирепо хохотнул.

— И когда оно случится? — продолжал допытываться Эзекиль.

— Я не знаю. Может, через два дня?

Тогда-то зодчая поняла, почему Абаддон назначил на эту роль именно Гаэля. Он хотел вверить крепость на попечение консервативного и не любящего рисковать командира, который не позволил бы попусту растрачивать её энергию, или, того хуже, обратить против него. Тем не менее, этот же страх делал Гаэля уступчивым, гарантируя, что если магистру потребуется предпринять те или иные действия, тот не станет мешаться под ногами.

— Дравура. — Магистр войны повернулся к Моркат, и по тому, как расслабился лоб повелителя, она определила, что в душе тот ей благоволит. — Забота о крепости — твоя задача. Она готова выполнить то, что мы собираемся от неё попросить?

Предыдущие дни Моркат провела в недрах твердыни. Ходя по её лабиринту. Медитируя в непостоянных коридорах и вслушиваясь в шёпоты стен. Общаясь с секциями, что оставались не укрощёнными, а их чернокамень — не заряженным энергией варпа, в отличие от обитаемых участков, и, как обычно, она нашла те районы наиболее живыми. Моркат отдавала себе отчёт, что, колонизируя крепость, она одновременно её убивала.

Вот в чём заключалась её задача — убить мать, чтобы выбороть себе отца.

— Она готова, — сказала зодчая. — Энергия варпа, исходящая из ядра, чистая и сильная, и канал выдержит.

Абаддон кинул взгляд на планету наверху.

— Тогда мы высвободим мощь крепости. Рассчитать огневое решение по касру Краф. Падение Кадии начнётся сегодня.

Пара операторов вооружения на мостике запустили пульты, и их пальцы заплясали по панелям управления, подключая инфоразъёмы и клацая переключателями. Они были менее совращены, менее связаны с постами, нежели служащие на борту обычных кораблей Чёрного Флота. Они общались с послушниками-инженерами через вокс-передатчики в горле, говоря одновременно и издавая между словами щелчки, будто насекомые.

— Камера заряжания — щёлк — два, приготовиться к акти — щёлк — вации и…

— Фокусировочная — щёлк — система, собрать кольца для орбитального — щёлк — удара, дальность триста шестнадцать миль, повторяю: три, один, шесть ми…

— Абаддон! — Голос разорвал царившую на мостике сосредоточенность подобно цепному мечу. — Магистр войны, я требую правосудия! Я…

Взгляд магистра остановил новоприбывшего на полпути, и под взглядом Абаддона его ярость быстро иссякла.

Это был Уркантос — и в то же время не он. Его голос стал другим, приобретя какой-то утробный рёв, нотки, которых в нём прежде не слышалось. От этого звука у Моркат застыла кровь.

Она узрела изменившегося человека. Уркантос и раньше отличался от астартес настолько, насколько астартес — от простого человека. Теперь же он зашёл ещё дальше.

Один из рогов на маске оставался металлическим, между тем как другой превратился в закрученный нарост на лбу. Кхорнатская личина-череп треснула и отпала, явив гряду зубов и болтавшийся внизу жёсткий раздвоенный язык. Из керамитных сабатонов выступали толстые, как штыки, ногти, а одна его рука вытянулась в жуткую пародию на молниевый коготь, укрытый красной хитиновой бронёй.

Правый глаз Уркантоса был человеческий, тогда как левый стал жёлто-золотым с чёрным вертикальным зрачком, как у фелинида.

Но когда Моркат посмотрела на него чернокаменным глазом, у неё перехватило дыхание. Поскольку она не смогла различить его мысли. Мозг кхорната изменился, перестав напоминать теперь даже трансчеловеческий, хотя его по-прежнему обрамляла игольная боль от Гвоздей Мясника.

Корда шагнул ему навстречу.

— Уркантос! — весёлым тоном сказал он. — Слышал я о твоём успехе. Поздравляю, брат. Вопрос — как нам теперь тебя называть? Уркантос Полукнязь?

Воитель взревел, издав нечеловечески глубокий львиный рык, и бросился на Корду.

Моркат едва успела отскочить в сторону, когда тот пронёсся мимо, воздев завывший цепной топор.

Меч Корды плавно покинул ножны и звякнул о топор. Раздавшийся звук был таким громким, что люди на мостике с воплями повалились на колени, зажимая кровоточащие уши.

Уркантос взмахнул демонической левой рукой, пропахав борозды в нагруднике Корды. В ответ слаанешит поймал Уркантоса в захват и вогнал шип на коленном сочленении ему в бок.

Без мысленного сканирования поединок напоминал Моркат схватку двух сцепившихся змей — удары следовали так быстро, что она попросту не могла уследить за ним взглядом.

Военачальники упали, раздавив двух офицеров сенсоров, которые были прикреплены к постам и не смогли убежать. Дравура услышала, как под весом исполинов жалобно хрустнули их кости.

И всё же, невзирая на огромную скорость, они успели обменяться лишь парой тумаков, прежде чем к ним подоспел магистр войны.

— Хватит! — Абаддон схватил Когтем Гора кхорната за раздавшуюся талию, одновременно правой рукой поймав Корду за воротник горжета. — Хватит, довольно!

Он вздёрнул Уркантоса в воздух, где полудемон стал извиваться подобно пойманной кошке. Корда, в свою очередь, шипел и пробовал достать его мечом — оба были слишком переполнены адреналином, чтобы услышать призывы Эзекиля.

— Я СКАЗАЛ ХВАТИТ!

Голос Абаддона стал настолько глубоким, настолько оттенённым пучинами варпа, что от его звука задребезжала палуба, и из электронно-лучевой трубки когитатора фонтаном брызнули искры.

Магистр войны приподнял Корду и с силой швырнул на пол. Моркат увидела, как каллиграфические мыслеписьмена владыки-слаанешита на миг померкли, когда он приложился головой о силовой ранец доспеха.

Корда поднял руки, показывая, что всё понял.

Затем магистр войны обернулся к Уркантосу, продолжавшему дёргаться и шипеть. Его рык теперь звучал не как речь астартес, а напоминал многоголосье бесноватых порождений имматериума, от которого на мостике замерцало освещение.

Магистр войны отвесил Уркантосу оплеуху. Раз, затем второй. Каждый удар обрушивался на мутировавшую голову с грохотом, похожим на выстрел из дробовика.

— Я — Абаддон из Чёрного Легиона. Я — магистр войны. — Он зарядил Уркантосу снова, и по его мыслям, бурлящим загадочными сигилами повеления, Дравура поняла, что он обращался не к кхорнату, а к тем неведомым существам, что сделали его своим сосудом. — Я — фаворит вашего хозяина, Кхорна, и я приказываю вам молчать!

Уркантос, отфыркиваясь, тряхнул головой. Он плотно закрыл глаза, после чего открыл снова. Из порезов на голове, оставленных ударами, густо текла кровь. Кроме того, он прикусил язык, и теперь тот дёргался, вися лишь на тонкой полоске мяса.

— Тебе легче, Уркантос? — спросил Абаддон уже совершенно будничным тоном, так, словно интересовался текущим курсом корабля.

— Корда, — выдавил сквозь кашель Уркантос, язык которого уже начал срастаться обратно. — Я возвышался. На меня смотрел Кхорн. Его корабль выстрелил. Выстрелил в меня, Абаддон. У него наверняка там был шпион. Он помешал моему изменению. И вы думали, я не нападу на него после такого предательства?

— Мой корабль не знал, что ты там. И командовал судном не я лично.

— Корда, я — лорд-губитель, и у меня есть доступ к журналам связи. — Голос Уркантоса стал ниже, превратившись в звериный рык варпа. — Я знаю, что это ты приказал «Замученному святому» обстрелять платформу.

— Потому что она вела огонь. — Корда закатил газа. Моркат увидела, что его мысли ускорились, двигаясь с лихорадочной порывистостью, вместо того чтобы выписывать убористые завитушки. Он лгал. — Разве моему флоту не было позволено атаковать платформы в ответ на угрозу, магистр войны?

— Позволено, но не на западной стороне, — указал Абаддон. — Там был плацдарм для абордажных партий.

— Ну вот, вот же. Он признаёт. Позвольте мне убить его. Позвольте спустить Гончих на его войско.

— Нет. — Магистр тряхнул его, отчего голова Уркантоса мотнулась вперёд и обратно. — Вы вместе побывали в сердце Ока. Не отказывайтесь от дружбы и клятв из-за таких мелочей.

— … западной стороне относительно чего? — полюбопытствовал Корда. — Западной относительно позиции флота в пустоте, или западной относительно северного полюса Кадии?

Магистр войны оторвал взгляд от лорда-губителя и медленно перевёл на Корду.

— Может, мне следует позволить ему убить тебя.

— Да, да! — воскликнул Уркантос. Абаддон проигнорировал его.

— Поговорим насчёт твоего наказания позже, Корда. Я постараюсь придумать тебе кару помучительней. Что касается тебя, Уркантос…

Полудемон-кхорнат замер, обратившись в слух.

— Скажи, чего бы ты хотел.

Моркат увидела, как над головой Уркантоса собирается и растекается кровь. И, всего на миг, ей показалось, будто его тень вздрогнула, шевельнувшись не так, как само тело.

Воитель выгнул шею, посмотрев на висящий вверху шар.

— Отдайте мне Кадию. Если мы высадимся, пусть её преподнесу вам я. Дайте мне и моим Гончим право пролить имперскую кровь.

Дравура затаила дыхание, увидев, как сфера мыслей отца замедлилась, а затем застыла вовсе. Его решение будет иметь далекоидущие последствия. Если варп-пушка не возымеет эффекта, и придётся начать планетарное вторжение, то позволить Уркантосу взять Кадию штурмом будет равнозначным тому, чтобы утвердить его возвышение. Это неминуемо нарушит баланс сил среди Избранных.

Абаддон посмотрел полудемону в глаза.

— Ты её получишь.

Глава вторая

Все люди за стенами касра Краф обратили взгляды вверх, когда оружие достигло наивысшей точки. Его сердце шипело и плевалось искрами. Из эпицентра вырвались дуги нечистых молний, забив в клубящиеся облака, которые вспыхнули подобно праздничным фонарикам, — заряжая молекулы воды беспримесной энергией варпа, так что из туч потёк вязкий чёрный гной.

Защитники Крафа уловили в воздухе запах жжёного сахара и гниющего мяса. Солдатское чутьё подсказало им, что бежать некуда. Резервные части укрылись под зёмлей, однако весь гарнизон спрятаться там не мог, иначе город остался бы беззащитным перед традиционным штурмом.

На Куртине-альфа-север Сервантус Глейв, переброшенный сюда из подземелий вместе с остальным 27-м касркинским, затемнил линзы шлема. Он всё ещё привыкал к свету на поверхности, поэтому сияние оружия оказалось для него слишком ярким, когда он высунулся из амбразуры стрелковой палубы и посмотрел в небо.

Наконец, не выдержав, Глейв нырнул обратно. Касркин стянул с правой руки перчатку и сжал её, подумав обо всём, что сделал отец, чтобы он оказался здесь, на передовой.

В своей квартире на срединном ярусе шпиля Янн Ровецке сидел на подоконнике, упёршись спиной в одну стену, а ногами — в другую. Он курил палочку-лхо с травкой, надеясь, что оружие не сделает все его труды напрасными.

Пустой Человек, наставлявший его во снах, не упоминал об оружии Судного дня.

Он кинул взгляд на освинцованный ящик для инструментов в углу комнаты.

По крайней мере, если город погибнет, он избавится от него.

Салвар Гент, в свою очередь, решил провести последние часы под землёй, наблюдая, как из-под новых клише выходят рационные талоны. Раз они умрут, то так тому и быть.

А если нет, он хотел, чтобы талоны попали на улицы до начала осады и урезания норм.

На аэродроме Стетзена были отменены все полёты из страха, что выстрел мог повлиять на погодные условия. Кезтраль и Дарвус собрались с остальными пилотами и техническим персоналом на асфальтобетоне взлётной полосы. Ещё несколько минут назад они, как и было приказано, укрывались в бункере, пока кто-то не сказал: «да ну его к фрекку», и они не выбрались наружу.

Когда шипящий, плюющийся энергией шар начал разгораться, Дарвус протянул Кезтраль руку.

— Фрекк, иди-ка сюда. — Одной рукой она поймала шею коренастого парня в захват и, притянув к себе, дважды стукнула кулаком по шлему. — Благодарен, что летал со мной, да?

— Да.

Он хотел добавить что-то ещё, но затем небо вдруг раскололось пополам.

Магос Кларн решил не смотреть, хотя ему так хотелось узнать принцип работы и пределы мощности еретического оружия.

Он позволил себе задуматься ровно на три целых и девять десятых секунды. Попытался представить благословенный акт сбора данных, который станет для него последним опытом, прежде чем он отключится навсегда.

Но он потерпел неудачу. И если хотел сберечь хотя бы каплю надежды на милостивое прощение Омниисии, ему следовало наказать себя перед концом. Посему, в монументальном акте подавления собственного «я», магос отринул зашитое в ядро стремление к изучению и каталогизации. Вместо этого техножрец спустился к нуль-устройству. Место его провала послужит ему могилой.

Но если он рассчитывал, что уход укротит его любопытство, то серьёзно просчитался.

Он нашёл своих стражников безжизненно лежащими на ступенях.

Двое сикарийских лазутчиков, деактивированных мощным разрядом энергии, который выжег нейронные цепи и взорвал глаза-линзы.

Он прижался к стене, скользнув в тень. Привёл в действие систему обнаружения угроз, реагирующую на движение и тепло, и стиснул в руке волкитный пистолет, прежде чем сканер наложил на окружение координатную сетку.

Он послал импульс дежурному отряду сикарийцев, но ответа не получил. Бочком подобравшись к входу в нуль-зал, магос выявил аномальный гул. Инфопоглотители проанализировали и систематизировали его, определив в некоторых из колебательных сигналов вибрационную акустику оборудования системы.

Диверсия.

Запустив боевой модуль, Кларн выскочил из-за угла с наставленным на комнату оружием — отчего стал похож на рака в угрожающей стойке.

Внутри никого не оказалось. Кто бы здесь не находился, он уже исчез. Кругом лежали разделённые на части и обгоревшие тела сикарийцев, орудийные установки которых рассекло некое неведомое техножрецу устройство.

И его творение, его привередливое творение, было разрушено.

Когитаторы бесцеремонно растаскали по залу, заново соединив проводами, а кое-где даже выпотрошив и перевернув вверх дном. Из одного маршрутизатора вынули все кабели, которые теперь входили в опасного вида плазменный реактор со снятым защитным экраном, тянулись через виброрегулятор и обвивали подземные пилоны, изучению коих Кларн посвятил большую часть радикально удлинённого жизненного цикла. Другие части оборудования он не узнал вовсе, как и не понял, каким образом станет ими управлять без рабочего пульта или разъёмов для мехадендритов.

Логика новой схемы была странной, необычной — чужой.

Тразин Неисчислимый, владыка Солемнейса, ахреовед Призматических галерей и хранитель истории, выглядывал из щели в пространственном ублиете, сгорая от желания объяснить техножрецу, в чём же тот ошибся.

А он ошибся. Как же он ошибся!

Обнаружив работу Кларна над антиэмперийским узлом, Тразин поначалу собирался исправить глупости техножреца более изящно — перенаправив силовой кабель тут, подсунув фрактальный алгоритм здесь. Управляя событиями из теней. Как-никак, если бы люди обнаружили на плече отеческую руку некронтир, они бы бросились искать угрозу внутри. Может даже вызвали бы Новадесантников.

Такой вариант не подходил.

Потому что Тразин побывал в полых недрах Танатоса, колыбели Небесного планетария. И, сверившись со световой скульптурой, идеально отображавшей изведанную Галактику, он увидел, как среди звёзд расползается багровое пятно. Инфекция, собиравшаяся вот-вот поразить космос септическим шоком.

Рана, что очень скоро поглотит Кадию.

Хотя люди часто называли пространственную точку перехода оком, это было не совсем верно. Она являлась проколом, дыркой в ткани мироздания.

Давным-давно, когда некронтир боролись с существами, что кормились в эмпирейском измерении, магистры-криптеки специально укрепили это место для сдерживания царства безумия. Создали своеобразный космический шов, чтобы не дать ране открыться.

Шов, который Могильный Убийца, Абаддон, хотел распороть ножницами.

Но только не сегодня.

— Какого фрекка это было? — Крид вынул сигару изо рта, и Келл увидел, что он ненароком её перекусил.

На мгновение, после выстрела крепости, всё исчезло в невозможном свете и звуке, напоминавшем рокот водопада — однако теперь небо Кадии стало чистым.

Ударные волны варп-энергии рассеивались над касром Краф подобно пару. Часть эфирного разряда казалась почти что осязаемой — призраки фрактальных геометрических узоров то исчезали, то становились видимыми, — но сам эфирный луч дальше не прошёл.

— Тестовый выстрел? — предположил Крид. Его взгляд заметался по небу. — Или сбой? Неужто мы такие, Трон его, везунчики?

Джарран покачал головой.

— Без понятия, генерал.

Он знал, что сложно было им обоим. Ни один не рассчитывал выжить, и ни один не мог сделать, что хотел — сказать прощальные слова, в последний раз отдать честь, поблагодарить за службу. Так они передали бы свой фатализм полку, а Крид не стал бы губить боевой дух людей, пусть даже собирался уничтожить их тела.

— Сообщение, флаг-сержант. — Вокс-лейтенант, мальчик из 88-го, едва только выпущенный из схолы. Кормахен, кажется так его звали. — Вермильоновый код, срочное, сэр.

Келл взял планшет, шевельнул бровями в ответ на салют, и махнул рукой, отпуская юнца.

— Ну? Не заставляй меня жда…

— От магоса Кларна, — сказал Келл, вразрез с протоколом оборвав командира на полуслове. — Он говорит, что нуль-устройство активно.

— Оно работает?

— Не просто работает, а работает стабильно. Он предполагает, что псайкеры могут испытывать определённый дискомфорт.

— Чёрт, тогда им лучше к нему привыкать! — прикрикнул Крид от избытка чувств. — Вы слышали, бойцы? Мы снова в игре! Механикусы прикрывают наши задницы, и то здоровенное колесо ничего нам, фрекк, не сделает. Он хочет поставить Кадию на колени. Что вы ему ответите?

— Кадия стоит! — крикнул Кормахен.

Остальные подхватили клич, повторяя его снова и снова. Он полетел от стены к стене, от бастиона к бастиону, по аэродромам и сборным плацам, что охраняли гвардейцы. В бронированных ангарах, танкисты загрохотали ему в такт гаечными ключами по корпусам машин.

— Ка-дия стоит! Ка-дия стоит!

Клич эхом покатился по улицам и проулкам города-крепости. Гражданские в мануфакториях повторяли его, обжимая снаряды «Сотрясатель» и грузя ящики. Услышав его, водители-снабженцы Муниторума вжимали клаксоны машин, присоединяясь к шумихе.

В штабе командования люди оставили прокладочные столы и топографические схемы, и, вторя кличу, застучали кулаками по бронированным окнам.

Бойцы услышали его в самых глубоких бункерах, дрожью отдающегося сквозь стены, и затянули следом. Хватаясь друг друга за куртки, они на радостях заскакали, вопя так громко, что у них заложило уши.

Они выкрикивали клич до тех пор, пока в пустотный щит молотом не ударил первый лэнс-луч, тряхнув энергетический полог с такой силой, что тот пошёл рябью. Накрыв Краф раскатистым грохотом, который пробрал защитников города до самых костей.

Осада началась.

Глава третья

— Что скажешь? — спросил полковник Баратус. — Не так ты себе это представляла?

Ему пришлось наклониться вплотную, чтобы Хеллскер смогла его услышать, от восторга стиснув её плечо железной хваткой.

— Да. — Марда опустила монокуляры. Она прищурилась от холода, а затем, проморгавшись, прижала руббариновые накладки обратно к глазам. В чёрном туннеле майор различила грязное пятно выхлопных газов и насекомьи фигурки противников.

Она уже собиралась ответить полковнику, сказать, что никогда особо не задумывалась, какой окажется её первая встреча с врагами, но прежде чем успела соврать, у них под ногами раздался металлический грохот трёхствольной батареи «Сотрясателей».

Картинка перед глазами заболталась, а когда тряска прекратилась, она увидела над карабкающимися неприятелями тёмное облачко воздушного взрыва. Несколько фигурок перестали шевелиться.

— Цель обнаружена, — крикнул офицер-артиллерист слева от них, глядя, точно как и они, в смотровую щель бункера корректировки огня. Сосредоточенно рыкнув, он снова включил переносной вокс. — Они у нас на прицеле. Выжившие движутся. Вижу лёгкую технику. Разведывательные «Саламандры», за ними вроде несколько «Химер». Возьмите на один с четвертью градуса влево, квадрат зелёный-два-ноль.

Они вели огонь уже четыре часа. С тех пор как Баратус получил сигнал от корректировщиков, высланных им на Россварский Кинжал. Кинжал представлял собой отвесный пик, возвышавшийся на две тысячи футов над Делвианской расселиной, настолько крутой, что артиллерийские наблюдатели — все парни с гор, выросшие на Северном массиве и показавшие хорошие результаты на альпинистских состязаниях 24-го, — были вынуждены подниматься, пользуясь верёвками и обувью с шипами. Наверху находился небольшой одинокий дот, цеплявшийся к утёсу подобно осиному гнезду, чуть ниже естественного слоя облаков.

Благодаря такому расположению вид им открывался лучший, чем с позиций тяжёлой артиллерии в северном конце расселины. Впрочем, «Сотрясателям» не требовалось видеть цель, чтобы её уничтожить. Поэтому вскоре после речи Баратуса они начали стрелять навесом, выше заслонявших обзор гряд и слонов, накрывая ряды вольсканцев всё утро напролёт.

Весьма иронично. Кадию обстреливали с орбиты практически безнаказанно, а здесь, среди серых клыков Россвара, всё было совсем наоборот.

Но теперь они увидели врага. И Марда Хеллскер собиралась не запятнать честь семьи и показать всё, на что способна. Она коснулась дядиного меча, помолившись придать ей сил. Отстранённо подумала, что следовало бы проверить резную деревянную шкатулку в своём шкафчике, где она хранила плазменный пистолет. Холод плохо влиял на катушки.

Мало того, что она его прежде не прогревала — она его не касалась в жизни. От одной лишь мысли об оружии Марда почувствовала призрачную вонь горелой плоти.

— Огонь, — произнёс артиллерист, и пол содрогнулся снова.

— Я помню, как впервые увидел врага, — сказал Баратус, переключившись теперь на командную вокс-частоту. — На Сагатисе. Я тогда лишь покинул Кадию. Это был агромир, отданный в основном под пашни. Огромные колышущиеся нивы, от горизонта до горизонта. Вражеские танки прожигали себе путь вперёд. И я задался вопросом, каким несчастным ублюдкам выпадет остановить их. Когда я понял, что это будем мы — я, семнадцатилетний кадет-лейтенант и моя рота белощитников, — то чуть не наложил в штаны.

— И? — спросила Хеллскер.

— Обгадился ли я?

— Остановили их?

— Остановили. — Он помолчал, поднял свой магнокль. — Но тогда я кое-что понял. Я не был готов. Не готов к тому, чтобы их остановить. Точно как ты сейчас.

— Чёрта с два, — прошипела она. Хеллскер опустила монокуляры, смерила полковника взглядом. Дыхание заклубилось перед ней облачком пара. У неё закружилась голова, когда нанесённое оскорбление вызвало всплеск адреналина, и тот попал в изголодавшийся по кислороду организм. — Зачем вы мне это говорите? Что, другим — стих, а мне, значит, порция унижений? Я что…

— Расслабься, Марда. — Баратус поднял руку. — Я говорю тебе это потому, что уважаю тебя. И это — самое важное, что тебе следует понять как офицеру.

Он оглянулся на боковую бойницу, из которой открывался вид на дно ущелья, где солдаты укрепляли одиночные окопы и траншеи.

— Я хочу сказать, что к такому не готов никто. Ни ты, ни я, ни лорд-кастелян, фрекк его, Крид. Война противоестественна. Нет ничего нормального в том, чтобы стоять в яме, стараясь её удержать, пока кругом сверкают лазерные лучи. Люди не настроены на такое ментально. Это ломает психику. Поэтому, чтобы делать то, что нужно сделать, и остановить их, — он указал на далёкую колонну врагов, — мы должны стать кем-то другим. Верховное командование делает большую часть работы вместо нас. Они одевают нас в униформу и определяют стрижку. Дают нам звания, основанные на ролях внутри механизма — лейтенант, сержант, наводчик, пилот. Говорят нам, что мы — часть большой организации со своим укладом и историями о мужестве. Крутят фильмы о великих подвигах. Всё для того, чтобы похоронить тех, кто мы есть, и превратить в инструменты, которыми нам нужно быть. Но последний шаг ты должна сделать сама, Марда. Тебе нужно стать тем, кто останется стоять, когда Марда Хеллскер побежит. Тем, кто пожертвует дорогими людьми за пару ярдов грязи, которых она никогда раньше не видела, и никогда больше не увидит. Тем, кто будет обманывать верящих ей людей, посылая их на убой, и называть это лидерством.

— Полковник…

— Мы вот-вот встретимся с врагом, и тебе нужно найти этого человека. Облачиться в него, как астартес в боевой доспех, потому что без него ты не выживешь.

Марда ошеломлённо глазела на него, не зная что сказать. Такие разговоры попахивали рецидивизмом. Обсуждение Кадии, так, словно её культура и традиции представляли собой один сплошной обман, чтобы втёмную заставлять людей отдавать свои жизни.

Но… так ведь и было, разве нет? Она чувствовала правдивость его слов.

— Сделай лишь одно. Не потеряй того человека, каким ты есть сейчас. Помни его. Держи его втайне у самого сердца, чтобы отыскать вновь, когда всё закончится. Поскольку в противном случае, если ты навсегда станёшь бронёй… Что ж, тогда ты превратишься в кого-то вроде Урсаркара, фрекк его, Крида.

— Да, сэр, я понимаю, сэр.

— Нет, пока не понимаешь. — Он хмыкнул. — Знаешь, что я увидел на Сагатисе?

— Сэр?

— Детей. Играющих на улице. Я не знал, что дети таким занимаются. Здесь они бы уже давно…

Внезапно он вытянул шею, обратившись в слух.

— Ты слышишь…? — спросил полковник.

Она услышала. Пронзительный, неровный свист, похожий на игру флейтиста, силящегося взять верхнюю ноту.

— Я…

— Обстрел! — заорал в трубку капитан.

Сполох, напоминавший разряд молнии, сверкнул перед бойницей, и передняя часть бункера обвалилась на Хеллскер.

Мир исчез в ослепительной белизне, и она перестала чувствовать что-либо, кроме острого привкуса крови на языке.

Моркат знала, что когда магистр войны по-настоящему злился, он становился тихим. Больше того, чем большая ярость его обуревала, тем более бесстрастным он казался.

Прямо сейчас Абаддон походил на луну, недвижимую и холодную. Даже его мысли щёлкали в медленном, размеренном темпе, будто стрелки точно настроенного хроно.

Окружавшие его мутировавшие выросты, которые Моркат использовала для усмирения мостика, пребывали в непрерывном движении. Переполненные эфирной энергией после выстрела орудия, они без устали дёргались и сжимались. Стена розово-серых лёгких раздувалась и съеживалась. Выраставшие из потолка пальцы шевелились подобно морским анемонам. Волоски на гусиной коже, что обтягивала половину трона магистра войны, стояли торчком.

Абаддон не задавал вопросов, не требовал объяснений, почему варп-луч не принёс желанного результата.

— Переходим к запасному плану, — вместо этого произнёс он. — Корда, извести легион и начинай бомбардировку. Приоритетные цели — вражеские опорные пункты вокруг означенных районов высадки. И продолжай обстрел касра Краф — не дай им вылезти оттуда и атаковать наши зоны приземления.

— Абаддон… магистр войны, — выдавил Уркантос, не в силах сдерживать радостное злорадство своей демонической половинки. — Вы обещали мне Кадию . Нареките меня командиром и…

— Ты слишком торопишься, Уркантос. Сперва мы проводим обстрел, чтобы разрушить вражеские укрепления и прижать их силы, пока сами захватываем зоны высадки и ключевые точки. Как только мы блокируем неприятельскую цитадель — тогда ты сможешь выдвинуться к Крафу.

— Я хочу высадиться сейчас, и…

— Не забывай о принесённых клятвах, Уркантос. Твоя смертная половина по-прежнему подчиняется мне. Советую воспользоваться этим временем для подготовки войск. Как мы уже выяснили, трупопоклонники оказались более находчивыми, чем ожидалось, хотя наши планы учитывают и такой поворот.

Магистр зашагал к огромным дверям мостика. Два громадных мутанта, прикованных к стене, склонили покрытые костяными наростами головы и отворили перед ним створки.

— Корда, через десять минут я хочу услышать бомбардировку. Отчёт о сборе войск жду через час. Моркат!

Она поспешила за ним в звукоизолированную картографическую комнату.

Внутри клубился ароматный дымок, поднимавшийся над пожелтевшей ритуальной чашей из черепа альдари. Одну стену занимала карта из содранной кожи, встопорщённую поверхность которой покрывал набитый план Крафского театра боевых действий. Эзекиль прикипел к ней взглядом.

— Простите, магистр войны, но в крепости не было сбоев, я это чувствую, я…

— Извинения ничего не стоят. Они приняли контрмеры. — Абаддон провёл двумя пальцами по вытатуированным шпилям Элизионских полей, заставив взвихриться чернила. — Они поняли, как пользоваться пилонной сетью Кадии. Удивительно то, что ты не смогла этого обнаружить.

— Я могу объяснить.

— Объяснения — пустая трата моего времени. Найди мне решение. Иначе отправишься на поверхность и возглавишь атаку культистов.

— Вы не можете позволить Уркантосу руководить штурмом Крафа.

Он не снизошёл до ответа, вместо этого взмахнув рукой над метками войск и направив их к проходу в Россварских горах.

— Магистр войны, если Уркантос возвысится, вся ваша сбалансированная система покровительства рассыплется. Я больше не могу читать его мысли.

— Я знаю, что он не должен вознестись в демоничесство. Иначе зачем бы приказывал Корде стрелять по нему?

Моркат ошеломлённо моргнула.

— Но если Корда признается…

— Корда может держать рот на замке и принимать побои, когда это играет ему на руку. Скрывать это от тебя ему смысла нет, и, наверное, скоро ты сама всё увидишь в его мыслях. Следи за ним, Моркат, и убедись, что он не замышляет воспользоваться этой информацией против меня.

— Да, магистр войны. Но Уркантос уже наполовину вознёсся. Если он доведёт дело до конца, разгорится внутренняя борьба.

Абаддон коснулся дрожащей кожи, соткав среди Элизионских полей глиф Железных Воинов.

— На Кадии будет резня, что бы мы сейчас не делали. Если я не дам ему высадиться, мои мотивы станут очевидны, и он восстанет — а сейчас нам не нужна война между группировками. Особенно если одной из них будут Гончие Абаддона, следующие за возвысившимся князем.

Он помолчал и хмыкнул.

— Нет, Уркантоса мы сдерживать не можем. Следует допустить, что болван вознесётся, хотя даже не могу тебе сказать, сколько раз я предупреждал его не принимать даров. Моркат, я знаю больше, чем можно написать, об искушении стать монстром во имя достижения своих целей. Я видел, куда ведёт такая тропинка.

Мысли её магистра летели, словно брошенные кости.

— Вы ведёте рискованную игру. Вы дадите Уркантосу битву, но только самую опасную.

Эзекиль сложил пальцы перед Крафом, вызвав кхорнатскую руну на равнинах смерти перед восточными воротами.

— Уркантос хочет вручить нам Кадию, и мы ему позволим. Пусть он со своими Гончими отправляется в мясорубку у касра Краф. Уркантос слишком кровожаден. Он ошибочно приравнивает победу в Крафе с победой на Кадии. Да, там будет самое жестокое сражение, но оно нужно лишь для того, чтобы устранить сопротивление и позволить нам разрушить пилоны. Краф — ключевая цель, и, вероятно, самая значимая. Получается идеальная ситуация. Он принесёт нам победу…

— … либо умрёт.

— Если повезёт, он сильно потреплет врага, прежде чем погибнуть.

— Магистр войны, чутьё подсказывает мне, что обнуляющее поле контролируется изнутри Крафа. Если Уркантос выведет его из строя, мы сможем выстрелить из варп-пушки по Крафу, пока он будет внутри. Лорд-губитель полезный инструмент, но мы можем пожертвовать им, если так добудем Кадию.

Мысли вокруг головы Абаддона теперь кружились, становясь тёмно-фиолетовыми и чёрными. Приобретая тот же цвет, что его глаза, когда он посмотрел на Моркат и одарил её волчьей улыбкой.

— Вот видишь, на что ты способна, когда сосредоточена на решении, а не на проблеме?

Во мраке шестого торпедного отсека слаанешитского корабля «Замученный святой» сидело божество, дожидаясь падения на землю.

Его звали «Несущий войну». На протяжении девяти поколений ему поклонялся клан Валшак с орудийной палубы. Обшивку торпеды покрывали кровавые отпечатки их ладоней, смешанные с кремированными останками членов рода, что не дожили до исторического момента загрузки. Плиты его были испещрены выцарапанными молитвами.

Когда дульная створка откатилась в сторону, впустив в отсек холод пустоты, трехсоттонное оружие стало невесомым и поехало по направляющим полозьям.

На корпусе вспыхнул красный аварийный свет, мигнув раз.

Второй.

Третий…

В хвосте торпеды расцвёл огонь, на одну наносекунду озарив чёрную шахту оранжевым сиянием, прежде чем «Несущий войну» понёсся вперёд.

На краткий миг закрутились и завращались звёзды, затем гордый «Замученный святой» остался позади, и «Несущий войну» устремился к сине-зелёной планете внизу, содрогаясь при вхождении в верхние слои атмосферы.

Сквозь него прокатилась вибрация, сдетонировали взрывные болты, и двигатель первой ступени исчез вдали, разгораясь в мезосфере до невыносимо яркой белизны. Выровнявшись, боеголовка и вторая ступень продолжили падение.

«Несущий войну» вырвался из нижнего атмосферного слоя и оказался в чистом небе Кадии.

И не он один. Падая в направлении земли среди длинных струй загрязняющих веществ, что расходились от головной части, снаряд присоединился к множеству других таких же инверсионных следов и дымных полос.

Тонкие росчерки десантных капсул, чьи основания пылали оранжевым заревом от прохождения сквозь атмосферу. Барражирующие бомбы и скоростные торпеды. Кассетные боеприпасы, раскручивавшиеся подобно волчкам, когда их индикаторы высоты достигали нужной отметки, и расшвыривавшие субснаряды размером с гранату над районом цели. Самонаводящиеся снаряды, кратковременными запусками двигателей корректировавшие траектории к зонам нанесения удара.

Навстречу им взвился ответный огонь. Очереди из зенитных установок. Лазеры перехвата, вслепую палившие по квадратам, подрывая боеголовки и отсекая ракетные двигатели от боевых частей, так что обе половинки разлетались в разных направлениях. Орудия-постановщики помех, наполнявшие небо отражающими дисками и волокнами, которые сбивали с толку сенсоры снарядов с наведением. Невидимые глушащие сигналы, превращавшие управляемые боеприпасы в неуправляемые.

Отделился двигатель второй ступени, полетев к Крафской равнине, между тем как боеголовка начала финальное снижение.

Она падала стремительно, быстрее, чем за ней мог уследить человеческий глаз. Пространство внизу без остатка заполонила вспыхивающая синева небесного щита. А за ним — гряды укреплённого скалобетона, ощерившиеся жерлами орудий.

Сенсоры носового обтекателя засекли жужжание экрана. Запустились установленные в верхней половине головной части подрывные заряды — вум, вум, — последовательно пробив небесный щит, а затем пустотный барьер. Открыв проход на десятую долю секунды.

— Святой, фрекк его, Трон, — ахнул Крид, глядя в магнокль.

Окна штаба верховного командования задребезжали, и Келл понял, что кому-то только что пришлось очень несладко.

— Сэр?

— Касра Старк больше нет.

Крид отвернулся от треноги с магноклем у окна, прошёл к столу с картами и поставил крест на городе, когда-то служившим домом для десяти миллионов человек.

Джарран решил посмотреть в магнокль самому. Старк не просто горел, он попросту исчез. Вторичные взрывы ещё выбрасывали фонтаны земли и обломков, шпили, не выдержав напряжения, рушились подобно срубленным деревьям. Везде разгорались пожары, исторгая едкий чёрный дым.

Затем туман разрушения — расщеплённые частицы уничтоженного города, атомизированный камень, металл, плоть и кровь, — опустился в достаточной мере, чтобы скрыть сцену из виду.

— Весь Секундус под обстрелом, — произнёс Крид. — Десантные капсулы замечены к северу от нас, титаны наступают с востока, а тяжёлая артиллерия концентрирует огонь на южных укреплениях Крафа.

— Картина ясна, сэр?

— Нет, мне нужны глаза. Поднимай все эскадрильи Крафа.

Топот ботинок по взлётной полосе. Крики экипажей. Сигнальщик с сержантскими лычками машет двумя неоновыми жезлами, силясь переорать утробный рёв двигателей.

Аэродром Стетзена плясал перед глазами Кезтраль. Всё вокруг тонуло в шуме. Слева от неё синеву разрывал огонь с бастионов воздушной обороны. Вверху небесный и пустотный щиты расцветали от попаданий, раскатистым эхом отражавшихся от стен Крафской цитадели. С каждым вдохом она чувствовала, как лёгкие наполняет ионизированный, перегретый огнём лазбатарей воздух.

Стетзен служил ей аэродромом приписки на протяжении всей войны. С его четырёх перекрещённых полос она с Дарвусом вылетала на задания десятки — если не сотни — раз. Иногда они поднимались в небо до трёх раз в день. На действующем аэродроме, пусть даже и небольшом, разведывательно-наблюдательном как Стетзен, всегда творился хаос.

Но сегодня всё было иначе.

Она, Дарвус и техники «Меткого глаза» болтались по взлётному полю словно амебы, крепко держа друг друга за куртки, чтобы не потеряться среди сутолоки одновременного разворачивания сразу трёх эскадрилий.

— Нет! — закричал Дарвус, махая свободной рукой. — Нет, нет, нет, нет, нет!

Ханна кинула туда взгляд, и из инстинктивного ужаса завопила. Разнёсшийся над аэродромом одинокий вопль быстро заглушил рёв сирен.

«Валькирия», экипаж которой не успел изучить аэродром, поднялась на тяге векторных двигателей и ушла влево прямо над взлётной полосой, не заметив разгоняющуюся по ней флотскую «Молнию».

Дарвус кинулся навзничь, утягивая за собой Кезтраль.

Она прикрыла голову рукой, жалея, что не успела надеть шлем.

На один кошмарный момент она перестала видеть «Молнию», полностью скрывшуюся за чёрным корпусом «Вальки». В открытом люке транспортника она углядела бортстрелка, с разинутым ртом сжимавшего тяжёлый болтер, словно мать родную.

Взревев векторными двигателями, «Валька» с опущенным носом косо взмыла к небу, омыв рвущимся из сопла пламенем крыло промчавшейся ниже «Молнии».

Уже задравший нос истребитель пронёсся мимо, и спустя миг поднялся в воздух.

Ханна прикрыла глаза, и увидела «Вальку», кидавшуюся из стороны в сторону, однако неповреждённую. Из-за резкого манёвра испуганного бортстрелка выкинуло наружу, и теперь он дёргался на фале, болтая ногами в пятидесяти футах над взлёткой. Командир экипажа уже затягивал его на борт, будто пойманную рыбину.

Кезтраль почувствовала на рукаве что-то мокрое и тёплое, и поняла, что её помощника механика только что вырвало.

— Фрекковы диспетчеры Флота и Муниторума что, не общаются между собой? — спросил Дарвус.

— Давайте-ка уберёмся отсюда, пока не поднялось следующее такси, — сказала Кезтраль, поднимая товарища на ноги.

Минуту спустя, запыхавшись, они добрались до «Меткого глаза». В Стетзене царила полная фрекковщина. Взлётную полосу Бета перекрыл «Мародёр», у которого отказал двигатель. Сервиторы и наземные техники крепили его к буксировщику, чтобы вытащить на травяную разделительную полосу.

— Проводи предполётную проверку, пока я готовлюсь, — сказала Кезтраль, напяливая шлем. Она ухватилась за лесенку и стала взбираться наверх.

— Жилет! Жилет! — пискнула Навелла, её главный механик.

— Чёрт!

Ханна спрыгнула обратно, принявшись срывать с себя жёлтый светоотражающий жилет, который им требовалось носить на взлётной полосе.

— Зацепился за разгрузку, — сказала Навелла, пытаясь выпутать жилет из ремней и кислородного шланга. — Ты что-нибудь сломаешь. Давай я…

— Проклятье! — Кезтраль дёрнула его снова.

— Окно для взлёта пять минут! — предупредил Дарвус.

— Просто отойди! — Ханна отпихнула Навеллу и достала из ножен на икре зазубренный нож для выживания. Она просунула его под жилет, затем рывком потянула вверх. — Так, теперь снимай.

На этот раз им удалось от него избавиться.

Минуту спустя она уже сидела пристёгнутая в кресле. Навелла дважды стукнула её по шлему, после чего нырнула в сторону из-под опускающегося фонаря.

— Вышка Стетзена, вышка Стетзена, — провоксировала Ханна. — Говорит «Мститель», «Меткий глаз», Восемьдесят девятый разведывательный, бортовой номер один-два-два, запрашиваю продление взлётного окна.

— «Меткий глаз», говорит вышка. Даём тридцать секунд дополнительных. Сможете встать на взлётную альфа через минуту сорок?

Кезтраль увидела, как Навелла утвердительно машет рукой. Проверила траекторию руления к очереди из самолётов.

— Вышка, подтверждаю. Мы будем там.

— Фрекков Трон, — ругнулся Дарвус. — Ну и столпотворение.

— Выражения, «Меткий глаз», — отозвалась диспетчерская.

Они едва успели.

Несмотря на царившую суматоху, постепенно самолёты начали взлетать. Рои «Валькирий», напоминавшие тучи насекомых на рассвете, поднялись в небо и направились на запад. Расчищать северный коридор полёта для машин без векторных двигателей.

Спустя десять минут «Меткий глаз» уже был в воздухе, и Кезтраль приготовилась испытать неприятный вибрирующий гул от прохождения сквозь пустотный щит.

— Взглянешь? — поинтересовался Дарвус.

Ханна не сводила глаз с приборной панели, зная, что если издалека экран казался едва различимым, то вблизи он превращался в практически непроницаемую дымку.

В небе — и даже на земле, если на то пошло, — находилось больше самолётов, чем она когда-либо видела.

Облака «Валек». Широкие построения «Мародёров». Клинья «Молний». Угловатые «Громы», забирающие в сторону от собственного флотского аэродрома двумя районами дальше.

Им приходилось держаться вместе, собравшись в длинную полосу внутри воздушного коридора шириной в десять миль, организованного для них оборонительными батареями. По обе стороны от него небо прочёрчивали лазерные лучи, и Кезтраль слышала сверхзвуковой треск от проносящихся мимо артиллерийских снарядов. Наверху, огонь зенитных орудий мерцал с такой частотой, что уподобился штучной облачной гряде, из которой на летевшие самолёты дождём сыпались мелкие обломки.

Сначала Ханна решила, что длинный хвост из летательных аппаратов напоминают ей стаю мигрирующих птиц — а затем у неё в памяти всплыл яркий образ.

Фестиваль боевых змеев. Когда каждый ребёнок в Салгорахском внешблоке поднимал в небо по три или даже четыре самоделки из мусора, привязывая их к длинным палкам, чтобы удерживать все сразу. В те дни облака можно было разглядеть лишь сквозь блеск просвечивающей пластековой плёнки, так, будто небо становилось сплошным глассическим окном.

— Всем машинам, Крафский сектор. Говорит полковник Стрекка из Ревущего Сто девятнадцатого. Как вы знаете — или, может, нет, — северо-восточным коридором командую я.

— Люблю этот голос, — произнёс Дарвус.

Кезтраль улыбнулась.

Голос Стрекки искажали вокс-помехи, однако его знаменитый протяжный баритон всё равно оставался узнаваемым. Ходила шутка, что не один авиатор влюбился в Стрекку по воксу, но тут же приходил в чувство, увидев его толстое, как гроксов стейк, лицо.

— Буду краток. Просто хочу, чтобы вы знали, что сейчас над Крафским сектором находился одиннадцать полных эскадрилий, плюс шесть полуэскадрилий. Таким образом, это наибольшее развёртывание боевых летательных аппаратов в одном секторе за всю историю Кадии — а следовательно, когда мы вступим в контакт с врагом, это будет крупнейшее воздушное сражение в истории планеты.

Он отключился, позволив им усвоить информацию.

Кезтраль окинула взглядом сгруппировавшиеся самолёты, потрясённая невероятным зрелищем.

Каждая «Валькирия» имела пять членов экипажа, плюс двенадцать пассажиров, если летела без груза. «Молнии» и «Громы» были одноместными. «Мстители» — двуместными. Экипаж бомбардировщика «Мародёр» составлял пять либо шесть человек.

Сколько людей сейчас летело в строю? Тысячи, как минимум. Каждый с собственными родителями, прошлым, воспоминаниями о детстве и академии — всем тем, что они ставили на кон ради защиты родного мира.

— Одно то, что вы поднялись в воздух без происшествий, уже свидетельствует о вашем мастерстве и милости Бога-Императора. Он сейчас с вами, я чувствую это, и по Его божественной воле мы ударим по зонам высадки Архиврага. Свяжите боем их летательные аппараты и не дайте им атаковать Краф. Если проще, найдите врага и надерите ему зад. Оставайтесь в границах коридора, но держите дистанцию между самолётами. Нам не нужен огонь по своим или столкновения. И последнее. Когда вступите в бой, будет горячо, так что не стесняйтесь просить о помощи. Покажем еретическим ублюдкам, что Кадия не просто стоит — она летает.

— Найдите врага и надерите ему зад. — Дарвус хохотнул. — Ханна, я официально прекращаю свою вражду со Сто девятнадцатым.

— Они больше не в твоём чёрном списке?

— Совершенно верно, — шутливо официозным тоном изрёк Дарвус. — Я, лейтенант Лахон Дарвус, в чине враждомастера-генерала и хранителя чёрного списка, официально заявляю, что Сто девятнадцатая кадийская эскадрилья больше… фрекк! Контакт! Контакт!

«Мародёр» в двухстах футах над ними взорвался пламенем и стал падать на землю. Поток ветра подхватил обломки размером с палец, и те забарабанили по кабине Кезтраль, между тем как бомбардировщик пролетел справа от них, и, кувыркаясь, разломался пополам.

Прилизанный чёрный силуэт, с заведёнными назад крыльями и объятым пламенем носом, спикировал мимо них вниз. Слишком быстро, чтобы опознать.

— Крыланы! — закричал кто-то на канале эскадрильи. — Крыланы! Крыланы! Крыланы!

Воздушное сражение за Крафскую равнину началось.

Глава четвёртая

В подземном стратегиуме верховного командования Крид склонился над массивным голостолом, выдувая сквозь проекцию сигарный дым. Из двери доносились голоса офицеров, без устали кричащих друг на друга, принимающих по воксу доклады и пытающихся установить передвижения врага.

— Генерал, — сказал Келл. Он протянул стакан, и Крид взял его не глядя.

— Диспетчер, есть обновления голо? Нет? Наверное, скоро будут, да? — Крид поднёс стакан к губам, затем замер. Понюхал. — Флаг-сержант, это вода.

— Да, сэр, — ответил Джарран. — Нужно поддерживать водный баланс.

— Единственная вода, которую я хочу видеть в этом стакане, должна быть замёрзшей и плавать в амасеке, — сказал Крид, возвращая его обратно Келлу. — Предпочтительно плавать в двух, нет, трёх пальцах от дна.

Келл не пошевелился.

— Ну ладно, так и быть. — Генерал закатил глаза и махом осушил стакан, после чего поморщился. — Келл уже записался в мои личные врачи. Хочет, чтобы у меня было крепкое сердце и здоровый кишечник.

Тактические офицеры хохотнули, но в их смехе не было душевности. Слишком сильное напряжение.

Изображение на голостоле замерцало, и, мигнув, изменилось.

— О, наконец-то, — сказал Крид. — Офицеры квадрантов, обновления. Кардинальные точки, начинаем с севера и по хронострелке.

Голо показывал сектор боевых действий Крафа, где располагавшийся в центре каср окружали два концентрических кольца куртин. Куртина-альфа была внешней стеной, которая обрамляла почти всю Крафскую равнину и тянулась далеко на восток, между тем как Куртина-бета являлась укреплением внутренним, стоявшим в пяти милях от стен цитадели непосредственно города-крепости.

На голо отображалось так много подразделений, что его было практически невозможно читать — поэтому Крид порезал его словно пирог, закрепив каждую сторону за конкретным тактиком, чтобы тот следил за тамошней обстановкой и своевременно обновлял данные.

— Северный квадрант, — рявкнул ответственный офицер. — Получил доклад от волчьего лорда Орвена Хайфелла. Железные Воины спустили десантные цитадели возле касра Ярк, тут и тут.

Он показал соответствующие места, ткнув двумя вытянутыми пальцами на шпили, что, мерцая, возникли на краю равнины.

— Странно. Будь я на их месте, то сбросил бы их ближе к Крафу, и использовал для разворачивания осады и в качестве передовой базы дальнобойной артиллерии.

— Возможно, они пытаются отрезать нас от касра Ярк и «Меча непокорности», — предположил тактик. — Отделить нас от сил астартес? Тёмные Ангелы сбивают вражеские челноки. Наблюдатели сообщают, что «Непокорность» уничтожила по меньшей мере два крупных десантных корабля и повредила ещё один.

— Возможно, они не знают, насколько малы те контингенты Адептус Астартес. — Крид провёл рукой по рту. Келл различил шорох щетины. — Всё равно не вижу смысла — они ведь не стремятся взять под контроль Элизионские поля, из-за пилонов там невозможно высадиться. Впрочем, будем держать чеку в той гранате, и посмотрим, куда подует ветер. Да и в любом случае не похоже, что сыны Русса или Льва будут выполнять наши приказы. Спроси, нужна ли им поддержка с воздуха. Следующий?

— В восточном квадранте существенная активность, — сказала тактик. — Её тёмные глаза и кожа блестели в свете инфопланшета. Одной рукой девушка прижимала к уху микробусину, второй тем временем прокручивая текст на планшете. — Многочисленные зоны высадки, крупный воздушный бой в северо-восточном коридоре, контакты с титанами баронессы Вардус и её копий. Доклады ещё поступают, и некоторые уже оказались ошибочными. Строго говоря, там творится неразбериха, генерал. Предлагаю двинуться дальше и дать несколько минут, чтобы ситуация прояснилась.

— Отлично. — Крид кивнул. — Юг?

— Держатся, хотя они находятся под мощным обстрелом с орбиты. Враг, похоже…

— Высадка! — оборвал их офицер северного квадранта. — На севере Куртины-альфа приземлились «Клешни ужаса». Враг разворачивается.

Юноша со вспотевшим лбом посмотрел на Крида.

— Еретики-астартес, генерал. Они на стене.

Сервантус Глейв жалел, что не остался под поверхностью. Он был туннельным бойцом. Привыкшим к тесным коридорам, а не сводчатым залам тяжёлой орудийной палубы северной Куртины-альфа. Под землёй ты мог держать полосы обстрела на контроле.

И ничто не пробивалось прямо сквозь стену.

Сирены даже не успели завыть на полную, когда палуба затряслась от ударов.

Глейв упал на бок, и керамитная скорлупа панцирной брони глухо скрежетнула по скалобетону, вдавив нижний край нагрудника ему в рёбра.

Благодаря мышечной памяти и тренировкам он вскочил быстрее простых пехотинцев вокруг. Пока те пытались встать, не выпуская из ладоней лазвинтовки, Глейв бросил залповое ружьё и поднялся, оттолкнувшись от пола руками, и только оказавшись на ногах, наклонился за оружием.

Ноющими руками он подобрал ружьё и защёлкнул серворуку на броне.

Проверить местность. Доложить об угрозах.

Он быстро оглядел орудийную палубу. Изучил сводчатый потолок, простиравшийся над головой на высоте в пятнадцать этажей. Орудия — каждое размером с жилой блок, поставленные на лифтовые платформы, которые поднимали массивные пушки к бойницам, а затем, после выстрела, опускали обратно на пол, чтобы защитить их от ответного огня. Машины-подвозчики боеприпасов, стоявшие в очереди к грузовым кранам, которые загоняли снаряды размером с вагон в дымящиеся казённики. Пошатывающихся «Часовых», с помощью зажимов на манипуляторах извлекавших выгоревшие батарейные блоки, что питали лазерные системы, и приносивших новые.

Кто-то при власти — кто-то для разнообразия понимавший, что он делает, — назначил Сервантуса и его подземный патруль нести службу здесь. Зная, что они туннельные бойцы, и решив, что лучше им находиться здесь, а не на стене.

Однако ему было сложно понять, что вокруг творилось, даже когда в них не попадали. Несмотря на звукоподавляющие поля вокруг орудий, а также прищёлкнутый к разгрузке личный глушитель, индикатор на дисплее показывал такой уровень шума в децибелах, что у них за каких-то пару дней начнутся проблемы со слухом и нарушения сердечного ритма. Казалось, они стояли на морском берегу в разгар шторма.

— Вверх! Вверх! — закричал по воксу сержант Вескай. Он поднял адовое ружьё.

И, подняв глаза, Глейв увидел сам. Кольцо скалобетона во внешней стене, раскалившееся добела, а затем, когда жар стал достаточным, чтобы расщепить атомы, кусками посыпавшееся вниз.

Мелта-установка. Вражеский челнок, приземлившийся на свод, будто на корабль.

Оценить обстановку, продолжать изучение.

Глейв резко обернулся в другом направлении, удостоверяясь, что они не слишком сосредоточены на одной, видимой, проблеме, и не замечают другую, неочевидную. Вот она, опасность закрытых шлемов: туннельное зрение.

Позади них оказалось ещё одно кольцо, на уровне десятого этажа. Плавящееся и плюющееся искрами. Угнездившееся меж двух орудий, что прикрывали его от огня снизу.

Сервантус едва успел заметить его, когда оба кольца взорвались с раскатистым «бах», выбросив кладку в стелящийся над орудийной палубой кордитный туман. Куски камня полетели на канониров и подносчиков снарядов.

Но упали не все. Несколько устремилось вниз, а затем взмыло назад, отрицая законы тяготения. Разделяясь по одному и двое…

— Рапторы! — проорал Вескай. Сквозь глушитель Глейв различил вой сержантского адового ружья. — Двигайтесь к орудию семнадцать, оборонять…

— Нет, стоп! Стоп! — вмешался Глейв, кидаясь в противоположном направлении. — Они позади нас у пятнадцатого орудия. Мы ближе, двигаемся!

— Выполнять! — крикнул Вескай. — За Глейвом. К пятнадцатому!

Они побежали. По пути к пушке на индикаторе дисплея зажегся счётчик, обозначенный как «ФУТОВ ДО ЭФФЕКТИВНОЙ ДАЛЬНОСТИ».

Вот как действовали касркины. Понимая обстановку. Гибко. Укрощая своё самомнение, чтобы усилить смертоносность и выживаемость. В отличие от догматичных и непреклонных Отпрысков Темпестуса, касркины гордились узами доверия и умением приспосабливаться к ситуациям. Самолюбие Веская ничуть не пострадало оттого, что ему возразили. Огневая группа «Гамма» без колебаний развернулась в другую сторону, отреагировав на слова оператора специального оружия.

ФУТОВ ДО ЭФФЕКТИВНОЙ ДАЛЬНОСТИ: 103

И оно к лучшему. Поскольку ужас уже настиг канониров.

Их было двое. В чёрных доспехах. Пикирующих и визжащих. Резкие крики, рвущиеся из вокс-передатчиков в шлемах, преодолели персональный глушитель Глейва и обрушились на касркина с такой силой, что правое ухо взорвалось нестерпимой болью и наполнилось треском, похожим на шипение вокс-помех.

ФУТОВ ДО ЭФФЕКТИВНОЙ ДАЛЬНОСТИ: 56

Один спикировал на обслугу, выпотрошив двоих цепным мечом. Выпустив болт в лобовое стекло грузовика со снарядами, которое пошло паутинкой трещин и окрасилось изнутри кровью водителя. Как же быстро. Сложно уследить. Ничего, кроме размытого пятна. Лишь когда существо достигло наивысшей точки, оно замедлилось достаточно, чтобы Глейв разглядел шлем, переделанный в разверзшуюся драконью пасть, из которой торчал острый язык.

Однако внимание Сервантуса привлёк к себе второй враг.

Он свернул в сторону и приземлился на массивную артиллерийскую установку, закрепившись на стволе с помощью когтей на сабатонах.

Шлем раптора выглядел настолько несуразно чудовищным, что Глейв запомнит его на весь остаток жизни. В нём не было ничего, кроме распахнутого рта, напоминавшего широко открытую, обрамлённую зубами пасть хищного растения.

И него было мелта-ружьё.

ФУТОВ ДО ЭФФЕКТИВНОЙ ДАЛЬНОСТИ: 20

Глейв рванул вперёд.

Поскольку пока его напарник пикировал, кружил и убивал канониров на платформе, раптор с головой-пастью опустил цилиндрический нос оружия и начал прокручивать муфту соединения трубок, переводя ружьё в режим стрельбы.

— Пушки! — крикнул Оккун. — Они хотят прожечь пушки!

ФУТОВ ДО ЭФФЕКТИВНОЙ ДАЛЬНОСТИ: 0

— Огонь! — заорал Вескай. — Огонь! Огонь!

Глейв резко остановился, выставил вперёд ногу, становясь в стойку, и ответил на крики рапторов воем залпового ружья.

Пустотный щит, прикрывавший Вал Мучеников сверху, прогнулся от очередного попадания. Поле растянулось, будто эластициновая перчатка медике, замедлив орбитальную ракету настолько, что Мордлид успел чётко её разглядеть, прежде чем она прорвалась внутрь, и, закружившись, взорвалась на внешнем гласисе в трёхстах ярдах слева.

Боеголовка пробила в наклонной стенке дыру. Недостаточно, чтобы полностью её обрушить, но достаточно для создания насыпи из щебня, по которой осаждающим будет взбираться проще, нежели по гладкому валу.

Первые враги уже приближались. Отряды культистов, зондировавших оборону, бежали безо всякой надежды, отчего их потуги штурмовать бреши выглядели жалко. Покрытые татуировками мужчины и женщины в масках неслись вперёд, не переставая при этом петь.

Похоже, их совершенно не волновало, что Вал Мучеников обстреливали с орбиты.

— Направь сюда отделение «Крестовина», — скомандовал маршал Амальрих, всё ещё стоя на ступеньке для стрельбы. — И брата Лагрейна с тяжёлым болтером. Они не из тех, кто сделают хоть шаг назад.

— Будет исполнено, маршал, — произнёс брат Залтеан, отойдя за пределы слышимости, чтобы передать нужные распоряжения.

Мордлид увидел, как справа выходит штурмовая группа, и, опустив болт-пистолет, взял на прицел бегущего человека, после чего выстрелил. Болт попал мужчине в плечо, проделав в грудной клетке воронку и убив осколками ещё двоих рядом с ним.

— Они собираются вон там, — произнёс Амальрих, указав куда-то за пелену дыма. — Хозяева этих жалких существ. Я вижу…

Фугасный снаряд преодолел пустотный щит и взорвался прямо над головами, так что маршалу пришлось прервать разговор, когда их накрыла ударная волна, а по силовой броне застучала раскалённая шрапнель.

— Я вижу знамя, — продолжил он, повысив голос, чтобы перекричать стоны раненых кадийцев. — Там. Видишь? Багровое, с чёрной эмблемой.

Мордлид посмотрел в указанном направлении.

— Череп с извивающимся языком, лорд. Так называемый Завет Истинного Имени. Лоргаровы отбросы.

— Несущие Слово, — прорычал маршал. — Это объясняет песнопение.

Справа от них сверкнул луч лэнса, испарив участок стены шириной в восемьдесят ярдов. Кадийцы на внешних границах зоны поражения покатились по земле и бросились врассыпную в объятой пламенем одежде. Взорвался склад боеприпасов, сбросив со стены нова-пушку длиною с жилой блок.

Кубарём скатившись вниз, она упала в сухой ров перед валом, словно рухнувшее на ручей бревно. Несмотря на то, что ствол ещё пылал от жара, несколько сектантов попытались перебраться по нему на другую сторону. Чёрный Храмовник в опалённом до серебра доспехе и срезанной лэнс-ударом правой рукой вскинул болтер и расстрелял их всех до единого.

Мордлид посмотрел в небо, словно человек, ощутивший первые капли дождя.

— Пустотный экран должен защищать лучше, маршал. Я встревожен. Защита может дрогнуть.

— Защитники — это мы. А мы не дрогнем.

Со стороны собирающихся врагов понёсся ответный огонь. Алые лучи лазпушек и сполохи собранных из хлама артустановок на платформах грузовиков.

— Лорд, — раздался голос. Мордлид попытался вычленить звук в вокс-системе шлема, на миг убавив фоновые шумы. Затем знаменосец опустил глаза и увидел человека, стоявшего ниже его поля зрения — того самого офицера, с которым он беседовал раньше.

— Я не лорд, — повторил Мордлид. — Разве мы это не обсуждали?

— Вы говорили с капитаном Теской, сэр, — произнёс офицер. — Он мёртв. Я — капитан Войхт.

Мордлид прищурился, и понял, что солдат перед ним действительно был другим — женщиной, если на то пошло, с перевязанной головой и алевшим на месте глаза пятном крови. Она держала в руке вокс-передатчик, витый шнур которого тянулся к ранцу связиста.

— И впрямь, капитан, прошу, продолжайте.

— Новые приказы, — крикнула она. — Мы отходим к куртине.

— Почему?

— Позицию не удержать! Сейсмошок сместил эмиттеры пустотного щита, он работает от пятнадцати до сорока восьми процентов мощности. Нас смешают с землёй раньше, чем они даже успеют окружить вал. Вы идёте с нами, прикроете отступление.

Над ними пролетел пушечный снаряд, и капитан с воксистом, зажмурившись, вжались в парапет.

— Мы не входим в вашу структуру командования, — сказал Мордлид. На сей счёт ему даже не требовалось консультироваться с маршалом. — И не подчиняемся общим приказам.

— Распоряжение непосредственно от Крида, он со всем уважением просит вас перегруппироваться на Куртине-альфа, в южном квадранте. Там вы принесёте больше пользы. Его слова, сэр.

— Он хочет, чтобы мы отступили? — встрял Амальрих, по-прежнему не отрывая взгляда от поля битвы, но теперь бросив притворяться, будто не слушает.

— Они называют это перегруппировкой, маршал.

— Словоблудство — удел Несущих Слово. Это отступление. А мы не отступаем. Это — Вал Мучеников, брат, а на Вал Перегруппировки и не Вал Тактического Отхода. И не Вал Трусов. Он построен, чтобы его удерживали, и мы будем его удерживать, покуда будут силы.

— Но… — залепетала капитан. — Лорд-кастелян…

— Скажи лорду-кастеляну, что мы принесли клятву, и её сдержим, — произнёс Мордлид. — Иди, если так велит тебе командир, мы же удержим сей вал.

— Со всем уважением, — отозвалась она, — он превращается в кучу щебня.

— Значит, мы освятим этот щебень кровью. Мы будем защищать каждый кирпич до конца, и превратим их в реликвии, которым вы будете поклоняться в своих соборах поколениями. Ступай — мы прикроем вас по мере сил.

Затем Мордлид повернулся обратно к полю брани, отыскал цель и всадил болт в огромного недочеловека, который, пользуясь тремя руками, пытался взобраться по груде ссыпавшихся камней.

Песнь за стеной стала громче. Знаменосец различил среди сброда тёмную фигуру, на добрую треть выше согбенной, испуганной массы сектантов, которая, корчась, читала из книг, что чирикали и порхали вокруг неё подобно воронью над трупом.

Маршал взялся за меч, торчавший там, где он погрузил его в стену, и вырвал из скалобетона.

— Поднимай стяг, Мордлид. Покажем еретикам, кто мы такие.

— Дорн! — взревел Мордлид и вскинул драконохвостое знамя над головой.

Орда нечестивцев под ними затрепетала от вида длинного штандарта, и сердца Мордлида воспрянули. Решающий Стяг целый день и ночь пролежал на коленях Самого Императора, и хотя богохульники этого не знали, они всё равно ощущали его мощь.

— За Императора и Дорна!

По команде демагога сектанты хлынули вперёд, по пути к стене затягивая в общую массу небольшие штурмовые отряды, как огромная стремительная волна поглощает катящиеся перед ней буруны.

Среди них стали рваться болт-снаряды, раздирая забитую татуировками плоть и дробя кости в осколки. Со стены устремился кипящий сгусток плазмы, сине-белым звёздным огнём испепелив четырёх культистов, прежде чем тёмный апостол взмахнул пальцем и прикрылся от борозды света одним из фолиантов-птиц.

Из истекающего чёрнотой рта еретика-астартес сорвалось нечестивое имя, выговорить которое могли лишь его змеиные уста, и плазменное ружьё Храмовника перегрузилось, сжёгши боевого брата на месте.

Волна тел выплеснулась в ров, затопив его плотью, прежде чем хлынуть вверх по кучам щебня. Чернильно-чёрные тучи затмили солнце, погрузив вал во мрак.

— Сжечь их! — воззвал Амальрих, и вдоль стены один за другим зажглись запальники огнемётов, мерцая подобно свечам пред наступающим мороком.

И когда кадийцы отступили, эвакуировавшись через задние ворота на обширную, распаханную воронками зону поражения между валом и куртиной, Чёрные Храмовники миропомазали врагов святым огнём.

Древняя, заляпанная багрянцем десантная капсула ударила в землю Кадии словно комета, свергнутая мстительным божеством.

Внутри находился всего один человек — хотя оставался ли он ещё человеком, был вопрос открытый.

Уркантос не стал дожидаться, пока откинутся люки. Он пинком распахнул одну из створок. Гулкий хруст удара походил на грохот столкнувшихся автомобилей, за которым последовал натужный визг рвущихся сервоприводов, когда он наступил на дверь, заставив её опуститься под своим собственным весом.

Тормозные двигатели, предназначенные для смягчения посадки модуля, не успели выключиться, так что он зашагал к полю боя, идя сквозь стелящийся по земле реактивный огонь.

Раненая серафимка стала единственным свидетелем того, как Уркантос, Завоеватель Даворсы, впервые ступил на твердь планеты.

Любимый военачальник Кхорна затянулся на полную грудь вражеским воздухом, после чего с любопытством взглянул на павшую невесту трупа, которая пыталась поднять болт-пистолет.

— Можешь попробовать, молельная ведьма. Даю тебе шанс.

Она попыталась, но очередь из роторной пушки отсекла ей правую руку и срубила один из двигателей прыжкового ранца. Искалеченная падением, не в силах подняться из-за отсутствующей руки и странно распластавшаяся на громоздком ранце, она задёргалась, будто перевёрнутый жук. В горжете силового доспеха вспыхивали искры — по всей видимости, от внутренней поломки, — подсвечивая ей лицо. У неё почти наверняка были сломаны обе лопатки. Уркантос услышал, как захрустели кости, когда серафимка подняла тяжёлое оружие.

Она выстрелила, и реагирующий на массу снаряд разметал грязь в двух футах справа от него. Взвыв от боли, она нажала спусковой крючок снова, но плечо подвело её окончательно, и выстрел унёсся вдаль, словно кинутый ребёнком мячик. Она стала молиться, запинаясь, бормоча катехизис поалевшими от внутренних ранений устами.

— Благородная попытка, — пророкотал он.

Уркантос направился к воительнице, и заметил, как от его вида лицо девы исказил ужас. Её подбородок мелко задрожал, либо от страха, либо же из-за холода, который несла с собой потеря крови.

Корда назвал его Полукнязем. Такое прозвище привело Уркантоса в ярость, ведь так оно в действительности и было. Он вознёсся лишь наполовину. Кости, слишком длинные для плоти. Не пролегающие как надо нервные окончания и вывернутые сочленения. Большая часть нового тела напоминала крылышки только выбравшегося из куколки мотылька, сложенные и склизкие, ждущие, пока не высохнут под солнцем, прежде чем расправиться.

Ему было больно двигаться. Больнее даже чем от Гвоздей Мясника. Шагая к ней, он чувствовал, как на коже выступают крошечные бусины крови, стекающие затем по телу подобно каплям дождя.

— Ты следовала за ведьмой-предводительницей, своей канониссой, до самого конца. Это я уважаю. И ты устроила великую резню во славу Кровавого бога, прежде чем узнала, что в тех челноках, и тебя сбили саму. Таким образом, ты дважды почтила его, как бы ни открещивалась.

И впрямь, летающая канонисса — Женевьева, как узнал кхорнат из демонических нашептываний, — и её свита учинили невиданное побоище среди высадившихся отрядов, пока не натолкнулись на самый большой челнок и обнаружили ждавшего внутри колосса.

«Повелитель черепов» превратил тело сороритас в прекрасное месиво, пусть даже в неё попал всего один снаряд роторной пушки. По меньшей мере двум десяткам другим молельным ведьмам повезло не столь сильно.

Он видел страдание на лице раненой Сестры, и на мгновение ощутил странное родство с этим павшим на бренную землю лжеангелом. Их объединяла боль.

Возможно, поэтому он почтил её своим приближением, поэтому опустился на колено и раздавил пистолет девы в крабовой клешне. Взял её дрожащий подбородок человеческими пальцами, слишком раздувшимися, чтобы уместиться внутри латницы.

— Золотой Бог Человечества, — заговорила она, — огради моих С-Сестёр и защити свой храм. Даруй мне миг силы, дабы я смогла удар-р-р…

Дева начала дёргаться, затрясши головой у него в руке, когда в груди стал отказывать какой-то жизненно-важный орган.

— Меня не заботит твой храм , — промолвил Уркантос голосом, звучавшим то из реального плана, то из пучин Великого Океана. — Меня не заботят твои Сёстры и твой Бог-Император. Я здесь по двум причинам — кровь, и черепа . И ты дашь и то, и другое.

Светившее в спину солнце отбросило тень Уркантоса на воительницу. Та начала вытягиваться, её края — обрастать когтями и перьями.

— Не просто кровь , — зашептала демон, Кровавый Рот, и по тому, как лицо сороритас исказил ужас, Уркантос понял, что она услышала её тоже. — Правильная кровь. Священная кровь. Кровь, украденная у Трупа-Бога, дабы мы смогли заново освятить Его храм.

Вот почему из всех зон выброски Уркантос избрал эту. Он привлечёт внимание Кхорна нечестивой резней, и перестанет быть Полукнязем.

Зрачки воительницы расширились, приобретя стеклянный блеск, характерный для смерти мозга, который Уркантос столь часто наблюдал за последние десять тысяч лет. Поток свежей крови переплеснулся через нижнюю губу и алым ручьём заструился по подбородку. Она уставилась сквозь него, дёргая туда-сюда глазами, так, словно что-то узрела у него за спиной. Её оставшаяся рука, более не сжимавшая громоздкий пистолет, переборола давящую тяжесть брони и поднялась, будто к чему-то потянувшись.

Зрелище казалось до того жутко реальным, что кхорнат невольно оглянулся, но увидел лишь дымящуюся капсулу и целое поле челноков, из которых выгружалась боевая техника.

— Там ничего нет , — прошипела демон. — Посмертная галлюцинация. Багровый бог теряет терпение.

Уркантос понял, что Сестра пыталась что-то сказать, и из любопытства ослабил хватку.

— С-святая, — пролепетала она. Поначалу слабо, затем громче, постепенно обретая силу, сказав, затем крикнув, а после — восторжённо завопив. — Святая! Святая! Святая!

Военачальник сжал хватку и сломал ей шею. Голова девы с хрустом отделилась от перебитого позвоночника.

Затем, продолжая стоять на коленях, Уркантос завёл руку назад и насадил её на трофейную стойку, дабы голову увидели остальные невесты трупа, когда он придёт за ними.

Он повернулся к храму святой Моррикан.

Храму, который он сделает своим собственным, выкрасив его кровью и построив на фундаменте из черепов.

Фундаменте, начало коему положит мёртвая женщина, что тщетно звала свою святую.

Кезтраль должна была снять вражеские зоны высадки на севере в районе разбившегося крейсера Тёмных Ангелов «Меч непокорности». Пройдя на северо-запад вдоль Россварских гор. Сделав как можно более чёткие кадры массированной атаки на обломки, чтобы Крафское командование смогло оценить силы противника и опознать предавшие легионы.

Но всё пошло наперекосяк. Она выбилась из плана полёта, из воздушного коридора, и оказалась в эпицентре орбитальной бомбардировки и оборонительного огня с поверхности.

Борясь за жизнь.

— Уходи! Уходи! — кричал Дарвус. — Он снова за нами!

Сигнал захвата.

Кезтраль рванула ручку влево и вперёд, чтобы, крутанувшись, уйти в пике. Услышала дробный грохот выпущенных Дарвусом дипольных отражателей.

Она выполнила рискованный манёвр — небольшой скоростной самолёт у них на хвосте отличался вёрткостью, поскольку создавался как раз для стремительных воздушных схваток, — однако Ханна была готова биться об заклад, что пикировать как «Мститель» он не умел.

«Меткий глаз» нырнул вниз, и сигнал захвата выключился, когда ракета отклонилась в сторону отражателей, после чего безвредно взорвалась выше и левее от них.

Показавшийся над фонарём истребитель закладывал странные зигзагообразные виражи, вращая трёмя стабилизаторами в хвостовой части руля подобно зубьям промышленной бурмашины. Он был таким маленьким, что Ханна сомневалась, сидел ли вообще внутри него пилот.

Тот ему и не требовался.

Поскольку своры вражеских аппаратов, что охотились и убивали в небе Кадии, были в большинстве своём варп-машинами. Устройствами, оживлёнными с помощью страшных ритуалов сковывания и жертвоприношений. Напоминавшими скорее животных, чем самолёты. Каркасы с вросшими в них пилотами, которые стали сердцем неистовствующей, заражённой нервной системы.

Об этом знали далеко не все. Лётчикам, однако, рассказывали о разновидностях вражеских самолётов, их возможностях и профилях.

Между тем, выходя из пикирования, она увидела, как истребитель, словно насекомое, устремился к «Мародёру». Он сделал бочку, закружившись подобно волчку и одновременно выпустив очередь неуправляемых микроракет, которые пронеслись мимо хвоста грузного бомбардировщика. Затем, чудом пройдя сквозь шквал ответного огня из турели, истребитель рванул под невозможным углом вбок, заходя по диагонали на курс столкновения.

Он взорвался, разлетевшись конусом обломков, которые посекли фюзеляж «Мародёра», и тот с пылающими двигателями лениво полетел вниз.

— Самолёт-камикадзе! — крикнула Кезтраль. — Дарвус, не подпускай их к нам!

— Меня больше волнует возвращение в коридор. Секунду назад нам чуть не срезало хвост лазерным лучом. Я не хочу погибнуть от огня с земли, Ханна.

— Принято, — сказала она, сворачивая вправо. Словно чтобы подчеркнуть слова Дарвуса, по правую сторону от носа совсем рядом взорвался зенитный снаряд, засыпав левое крыло осколками раскалённой стали.

— Урона нет, слишком далеко.

Дарвус был прав, им требовалось вернуться в безопасное пространство. Но, развернувшись, они попадут в самую гущу битвы. Погрузятся в воздушный коридор подобно швейной игле, оттянутой, чтобы туже собрать стежок, прежде чем снова пронзить ткань.

И безопасным коридор был только на словах.

Бой свирепствовал повсюду. Неорганизованный. Безумный. Инверсионные следы скручивались подобно брошенной в коробку размотанной пряже. Схватки бушевали на всех высотах, как в облаках, куда едва-едва долетали «Молнии», так и практически над головами высаживающихся еретиков.

В воксе царила не меньшая неразбериха. Сотни пилотов говорили все одновременно, не переставая сражаться и умирать. Ханна ограничила канал связью с ближайшими самолётами.

— Меч-командир, он за мной! За мной!

— Меч-шестой, говорит Меч-командир. Вижу тебя. Продолжай маневрировать. Буду за десять секунд.

— Меч-командир, где ты? Кончились отражалки, я…

Глухой хлопок, похожий на взрыв пятидесятилетней жестянки от скопившихся внутри газов.

Мимо, кувыркаясь, пролетела «Молния», от одного крыла которой остался рваный обрубок металла. Справа, на самой границе зрения, «Валькирия» 119-го выпустила самонаводящуюся ракету, которая на столбе багрянистого дыма унеслась вверх и разорвала перехватчик «Адский клинок», превратив его в облако обломков. Перед фонарём под резким углом промчался «Гром», удирая от огня автопушки, лишь чтобы угодить в лапы хелдрейка, спикировавшего на него подобно хищной птице.

— Дерьмо! — Она быстро повернулась в кресле, глядя на то, как еретическая машина падает вместе с тяжёлым истребителем, когтями сминая кабину, а рептильей головой — кромсая чихающий двигатель.

— Святой Трон, — ахнул Дарвус. — Они пытаются катапультироваться. Оно жрёт…

— Не думай об этом. Найди мне курс к цели.

— Понял.

— Эскадрилья «Вой», эскадрилья «Вой», — заговорила она, послав импульс на частоте «Валькирий». — Говорит Подзорка-три, мы уходим на северо-запад к «Мечу непокорности», нам нужно прикрытие.

— Принято, Подзорка-три, сообщите координаты и высоту.

— Давай ниже, — сказал Дарвус. — Там бой кажется не таким сильным… Фрекк!

Кезтраль опустила нос.

— Что?

— Обломки. Думаю, ракета.

Лётчица увидела, о чём тот говорил. Раньше они шли относительно высоко, прежде чем, убегая от мелкого истребителя, выпали из коридора. Теперь, когда они находились на нижних высотах, на них сверху сыпалась сталь. Части самолётов. Горящие обломки. Снаряды, израсходовавшие топливо в тщетных поисках цели, и теперь пикировавшие подобно крошечным бомбам. Что-то лязгнуло о правое крыло, словно горсть брошенной щебёнки, и Кезтраль поняла, что это падали гильзы из автопушки.

А ещё парашюты. Настоящее лоскутное одеяло, достаточно плотное, чтобы среди него приходилось маневрировать. А под каждым — болтающийся на стропах пилот.

— Лучше держаться дальше от того проклятого коридора, — сказала она. — Затянем в турбины обломок или парашют, и нам крышка. Можешь…

— Ждём координаты, Подзорка-три. Где…

Она услышала, как напрягся Дарвус, прежде чем заорать:

— В сторону, Ханна! На пять часов вверх!

Кезтраль врубила воздушный тормоз, вдавив педали в пол, чтобы увести самолёт влево и уйти с ожидаемой траектории.

Мимо пронёсся дракон со сложенными крыльями и вытянутыми перед собой когтями.

Ханна едва успела выдохнуть, как вдруг медные крылья расправились, остановив падение хелдрейка. Забив ими, он начал набирать высоту, собираясь пуститься в погоню.

— Подзорка?

Кезтраль мало что могла сделать, кроме как уклоняться от демонической машины либо взять её на таран. Однако она уже вошла в пике. Если попытается выйти из него сейчас, то потеряет скорость, и более проворный дрейк наверняка настигнет их. От перегрузки у неё растянулись щёки.

Имей «Мститель» вместо пиктера галтинг-пушку, она бы могла круто уйти вбок и сбить существо очередью.

Таким образом, всё, что ей оставалось, это резко отвернуть влево, встав на крыло, и понестись прочь от коридора назад под шквальный огонь с земли.

Может, оно не последует за ними. Может…

— Подзорка, вы вышли из коридора, не…

Пространство под ними прошила очередь трассеров, напоминавших морзянку на вокс-телеграфной ленте. Они пылали болезненным, ядовито-зелёным светом.

Ханна повернула вправо и врубила форсаж, понёсшись, забирая вниз, на северо-запад.

— Подзорка-три! Подзорка-три! — выплюнул вокс. — Там мы вам ничем не сможем помочь, вы отклонились от лётного плана, а у нас нет топлива, чтобы угнаться за вами.

Сзади раздался незнакомый промышленный грохот, и на мгновение Ханна встревожено решила, что у них сломалась турбина — но нет, такого звука она не слышала с самого курса тренировки.

Дарвус стрелял из тяжёлого стаббера. Обстреливая гнавшегося за ними хелдрейка.

— Брось это дело, — сказала она, ныряя ещё ниже, до двухсот футов. Достаточно низко, чтобы различить отдельных пехотинцев на внешних линиях обороны Крафа. Красные полосы лазерного огня, носящиеся над землёй. — У меня есть идея.

Впереди грохотнул выпущенный из Крафа снаряд воздушного подрыва, так близко, что их тряхнуло ударной волной.

— Почему мы летим настолько низко? — Дарвус выпустил ещё одну очередь. — Его излюбленный способ атаки — с бреющего полёта.

— Он не решится. — Она вдавила педали, и самолёт зарыскал, будто колеблющаяся стрелка компаса, зигзагами уходя от погони. — Здесь он рискует промахнуться и врезаться в землю. А ещё мы окажемся ниже защитного огня из Крафа.

Мимо пронёсся очередной росчерк автопушечного огня. Один снаряд пробил в левом крыле дыру шириной с запястье. Из пробоины заструился дым.

Кезтраль потянулась к вокс-пульту над головой, щёлкнув переключателями частот. Сверилась с координатной сеткой на карте, закреплённой на стенке кабины руббариновыми петельками.

— Подзорка — земле. Подзорка — земле, — заговорила она. — СОС, СОС. За нами гонится вражеский крылан, квадрат бета-семь-девять, запрашиваю огонь с земли.

Кресло Кезтраль дёрнулось в сторону, и она с глухим хрустом стукнулась шлемом о боковую панель. Ханна сбросила скорость и увидела пролетевший впереди поток трассеров.

— Броня, пробития не было, — сказал Дарвус, склонившись над стучащим стаббером. — Он заходит на атаку.

— Подзорка, — раздался резкий голос. — Выбросьте тепловые отражатели.

Кезтраль вдавила кнопки запуска средств противодействия с такой силой, что у неё заболели большие пальцы.

Слева и справа вскружились заверти дыма и горящих искр.

И, на мгновение, воздух наполнился огнём.

— Майор. Майор Хеллскер. Майор Хеллскер, сэр.

Хеллскер видела блуждающий огонёк. У неё кружилась голова, словно от наркотиков, как в тот раз, когда она сломала в академии плечо, и школьный медике ввёл ей слишком большую дозу обскурина.

Она с трудом разлепила веки, пытаясь вспомнить, как работают лицевые мышцы.

— Кто тут командует? — спросил другой голос.

— Думаю, она, — ответил первый голос. Он принадлежал Дакаю, их старшему медике.

Что случилось? Они были в наблюдательной вышке, увидели врага, потом…

Кто тут командует?

Думаю, она.

Мозг резко включился, словно вокс-приёмник, в котором соединили отошедшие провода, и на нём снова загорелись руны и заплясали стрелки шкалы.

Она открыла глаза, однако тут же прищурилась, не выдержав яркого света фонарика.

— Майор? — спросил Дакай. — Как самочувствие?

— Баратус. — Марда села. — Что случилось с полковником Баратусом?

Дакай посмотрел на другого бойца, своего санитара, Сувейна, которому, очевидно, и принадлежал второй голос.

— Баратус, — повторила она.

Её слова звучали неразборчиво. Невнятно. Она как будто сказала «Баратшуш». Марда приложила руку к губам и увидела на ней кровь. Рот был наполнен ею, вперемешку со скалобетонной крошкой, которая покрывала одежду и забилась между бронежилетом и курткой.

Хеллскер плюнула на руку, и тогда поняла, что это была никакая не крошка, а зубы. Она потрогала языком дёсна и не нашла ничего, кроме ноющей, разбухшей плоти на том месте, где следовало находиться правым коренным зубам.

Кругом валялись обломки скалобетона и балки, и по выведенной на стене цифре «3» она поняла, что по-прежнему была в артиллерийской цитадели — только несколькими этажами ниже, чем раньше. Посмотрев вверх, Марда увидела разломанные опоры и небо.

— Было попадание, — пояснил Дакай. — Скорее всего, орбитальный удар или высотная управляемая бомба. Снесло три верхних яруса бункеров северной стены. Выбило половину направленных наружу тяжёлых орудий. Чудо, что вы выжили. Чёртово чудо. Взрыв отбросил вас в дальний угол, в ту часть комнаты, которая не обвалилась. Святые приглядывают за вами, Марда Хелл…

— Я знаю, что жива, но Баратус где?

Дакай глубоко вдохнул.

— Где-то среди обломков. Мы пытаемся его откопать, но боимся обрушить завал ещё больше. Пока что мы нашли ногу.

— И фуражку, — добавил Сувейн, показав ей головной убор, так, словно это чем-то могло помочь.

Фуражка Баратуса. Матерчатая сержантская фуражка, которую тот всегда носил. Так, словно она придавала ему, аристократу до мозга костей, удалой солдатский вид. Маска, которую он надевал ради исполнения своего долга, поскольку не был достаточно силён, чтобы делать это самому.

— Чувствуете головную боль, тошноту? — спросил Дакай.

— Нет. Хотя, да. Здесь… — Она показала, где болело.

— Да уж, знатно вам досталось. Теперь понимаете, почему я призываю вас, фреккоголовых офицеров, всегда носить каски?

— Думаю, да, — сказала Хеллскер, взяв фуражку полковника. — Дельный совет.

Под ремешком что-то было. Поначалу она решила, что это иконка или письмо из дома. Но, достав бумажку, Марда поняла, что это его стих.

Она сложила листок обратно и сунула в карман, после чего перекинула ноги с носилок.

— Сколько я была в отключке?

— Двадцать две минуты. Я думал, вас вырубило, но следов сотряс…

— Вокс есть?

— У спасательной команды, — отозвался Сувейн.

— Хорошо. — Хеллскер поднялась, проведя рукой по туго заплетённым косам. Смахнув с волос пыль. Затем повернулась к санитару, посмотрела ему в глаза. — Скажи вокс-офицеру послать общий сигнал. Я хочу, чтобы все командиры секций были в моём штабе через пятнадцать минут. От капитана и выше.

— Каком штабе? — переспросил он. — Полковника?

— Нет, — сказала Хеллскер, напяливая полевую фуражку на голову. — Теперь это — мой штаб.

Глейв нырнул за сложенную из мешков с песком стенку, а в следующий миг та взорвалась от попадания болта, проделавшего дыру, сквозь которую он смог бы просунуть кулак.

Из мешков посыпалось содержимое, отчего стена скосилась к пробитому участку. Вот в чём заключалось преимущество таких укреплений, и почему южные пустыни и пляжи Кадии на протяжении последних семи тысячелетий систематически очищали до голой скалы.

— Оно идёт к нам, — рявкнул Вескай. — На одиннадцать.

Сержант выстрелил, и лучи его адового ружья с трескучим шипением унеслись во влажный, затянутый дымом сумрак. Он вёл огонь, встав к противнику плечом, а подобной стойки Сервантус прежде никогда не использовал.

Сражаясь с культистами и лёгкой пехотой еретиков, ты шёл на врага грудью, сполна пользуясь баллистической защитой панцирной брони. Стоя к ним боком, ты рисковал получить лазерный разряд в стык между пластинами — поэтому безопаснее было получить луч непосредственно в грудь.

Однако сейчас в них стреляли болтерными снарядами, разрывными, а в таком случае лучше иметь как можно более узкий профиль с выставленным вперёд наплечником — в надежде, что если тебя зацепит болт, он срикошетит, как от наклонной брони танка.

Глейв выкинул левое плечо перед собой, поднял залповое ружьё над мешками с песком и дал ещё одну шквальную очередь, заставив пикирующего раптора резко взмыть обратно к сводам, преследуемого росчерками лазерных лучей.

Теперь роль Глейва свелась к ведению огня на подавление. Пытаться не так попасть в ублюдков, как держать их в постоянном напряжении. А снять их пусть пробуют другие.

Он и огневая группа «Гамма» пока что имели превосходство в дальности стрельбы — адовые ружья были почти вдвое дальнобойней болт-пистолета, — и они не собирались лишаться подобного козыря, переходя в атаку. Особенно когда инженеры так заморочились, построив им опорные точки на случай прорыва стены.

Они сошлись в своеобразной игре «ударил-отлетел». Задачей рапторов было сесть и вывести из строя пушки, группы «Гамма» — залить всё перед ними огнём, заставив еретиков взмыть обратно вверх.

Вот только «Гамма» делала свою работу слишком уж хорошо. Перебив обслугу орудий, рапторы решили избавиться от мешающихся касркинов, прежде чем продолжить операцию.

Еретики действовали уклончиво, осмотрительно. Возможно потому, что сильно рассредоточились по стене. Небольшие, из одного-двух человек, диверсионные отряды. Справа Глейв различил ещё парочку рапторов, сидевших на лэнс-излучателе «Вулкан» под бурей лазерного огня, вихрившегося вокруг них подобно снежной метели.

Будь их пятеро, они без сомнения атаковали бы «Гамму» и вырезали их до единого, но так как их было всего двое, рисковать рапторы желанием совсем не горели.

Что Глейву вполне подходило. Каким бы закалённым ветераном он ни был, Сервантус не питал иллюзий в исходе боя против штурмового десантника-еретика на земле, причём не упоминая того, что он ещё умел летать.

Куда же запропастился тот ублюдок?

— Компункт второй палубы, компункт второй, — говорил Лузаль, одной рукой прижимая ко рту и уху вокс-гарнитуру, а другой — держа наготове адовое ружьё, уперев ствол на мешки с песком. — Два астартес с прыжковыми ранцами на орудии пятнадцать, готовят диверсию. Мы держимся. Также на орудиях шестнадцать и тринадцать, я…

Из-под тёмных сводов донёсся звонкий грохот.

Галогенные прожекторы, светосферы на столбах, бегущие огни на полу…

Все они разом погасли.

— Фрекк, — ругнулся Штопальщик Кристан. — Хотя бы других не осталось.

Шестнадцатое орудие справа от них по-прежнему купалось в свете. Но это им не помогало. Больше того, так никто не мог приспособить зрение к темноте.

— Всем — тсссссс, — шикнул Вескай. — Никаких прожекторов и сигнальных ракет. Только линзы шлемов. Закройте всё, что горит. Меняем позицию. Влево. Медленно, медленно и тихо.

Пригибаясь и опустив оружие, они поползли в сторону.

Глейв слышал в ребризере собственное дыхание. Тяжёлое и глубокое, натужное от притока адреналина. Слышат ли они его? Защити его Бог-Император, если да.

Он сделал медленный выдох, сосчитал до четырёх, прежде чем вдохнуть. Снова задержал на четыре. Выдохнул на четыре.

Сервантус продолжал в том же духе, пока бойцы крались во тьме, не издавая ни звука, помимо случайных скрипов ботинок.

Вдохнул на четыре. Задержал на четыре. Выпустил на четыре.

Блестящие линзы шлема не помогали видеть в окружающем мраке. Они работали по принципу усиления света, а его-то здесь как раз почти и не было. Из-за этого, а также необъятности помещения он не мог различить ничего, помимо четырёх крадущихся людей и бесконечной черноты.

Только свечение…

— Лузаль, — прошипел он в микробусину отделения. — Твои индикаторы.

— Что?

— Вокс-установка не прикрыта. Твои индикаторы…

Из мрака над ними вспыхнули два горящих ока — окаймлённые синевой диафрагмы турбин, воспламенившихся всего в футе над их опущенными головами. Обрамив исполина, зависшего в двух футах от палубы.

Лузаль закричал, когда шипастая латница вздёрнула его в воздух, и из рассечённой артерии в горле брызнула кровь.

Падший полубог прикрылся дёргающимся оператором вокса как щитом, между тем второй рукой разрядив болт-пистолет — вжух, вжух, — в Оккуна, едва тот поднял карабин. В нагруднике проводника образовалась воронка, а голова взорвалась кровавыми брызгами, оставив лишь жутко раскрывшуюся нижнюю часть нёба и язык.

Глейв кинулся на спину, чтобы не попасться в лапы монстру, вскинул залповое ружьё.

— Огонь! — проорал Вескай.

Глейв вдавил крючок до упора. От резкого движения у него заныла рука, но это было более чем адекватной платой за то огненное буйство, что он сотворил.

Выстрел из залпового ружья в упор. Невозможно промахнуться, даже сделав всего один выстрел.

А Глейв сделал не один. По меньшей мере десяток. Он выжег в оружии силовые цепи. Перегрел ствол. Выпустил лазерный импульс мощностью в шесть мегатуле, почувствовав, как силовой ранец нагрел спинную бронепластину.

Луч вспорол раптора, войдя ниже того места, где нагрудник переходил в скалящийся рот, а затем подобно промышленному резаку скользнув сквозь торс вверх. Жаропрочная аблативная броня брызнула во все стороны, сервоприводы спеклись и воспламенились. Даже сквозь ребризер касркин почувствовал запах, напоминавший вонь стухшего мяса и брошенных в огонь деталей когитатора. Правая турбина прыжкового ранца закоротила и выключилась.

Сервантус рванул луч вверх через голову, от лицевой решётки до темени.

Раптор мгновенно обмяк, и оставшаяся турбина утянула его лицом в палубу, где он и застыл.

— Трон, — выругался Глейв. — Святой Трон.

Он поднялся, глядя на поверженного зверя.

Лучше тебе вогнать штык в самого Разорителя.

Он убил его. Он, Сервантус Глейв, убил еретика-астартес.

Пусть скажут теперь, что он непригоден. Он убил исконного врага человечества в ближнем бою. За такое людям вешают на стены памятные таблички. За такое ставят памятники.

— Глейв, — сказал Вескай. — Идём, остался ещё один.

Лучше тебе вогнать штык в самого Разорителя.

— Глейв, соберись, уходим.

Вогнать штык в Разорителя.

— Может и вгоню, — пробормотал он. — Может однажды и вгоню.

Глава пятая

«Меткий глаз» промчался над оборонительной линией «Эгида», и гряда щитов с укреплениями исчезла под Кезтраль за один удар сердца.

Позади неё снизу засверкали оранжевые трассеры счетверённых автоматизированных башен, накрывая дрейка шквалом разрывных снарядов.

«Мститель» неистово затрясся, и Ханна не знала, зацепило ли их огнём с земли, или это работа висящего на хвосте хелдрейка. Краем глаза она заметила ослепительно-красные сполохи лазпушки «Икар».

— Есть попадание! — закричал Дарвус. — Он сворачивает. Похоже, улетает прочь.

— Хвала фрекковому Трону, — выдохнула она. — Но нас выдавили из зоны боевых действий. И у нас мало топлива, так что садиться придётся с пустым баком и неотснятыми плёнками.

— Ну… А это ещё что?

— Где?

— На горизонте. То облако дыма.

Кезтраль сверилась с картой.

— Его не закрепляли ни за кем.

— Следует взглянуть. Облако странное. И большое. Похоже на колонну бронетехники.

Ханна внимательно просмотрела карту. Оценила повреждения левого дельта-крыла.

— А нам хватит топлива? Можешь проверить через курсомер?

Кезтраль стала ждать, слушая скрип картонной катушки.

— Хватит впритык.

Не проронив больше ни слова, они направились в сторону облака. Ханна внимательно следила за уровнём топлива и прислушивалась к двигателям, то и дело поглядывая на дыру в левом крыле. Дарвус наблюдал за небом, выискивая среди туч острые крылья хелдрейка.

Его выдавал звук вращающегося туда-сюда стаббера, напоминавший треск гнущегося на ветру зачахшего дерева.

— Вот, — сказала вдруг она. — Я его вижу. Трон, ну и большое.

— Что это?

— Я… — она замялась. — Я не знаю. Там какие-то шпили. Опускай пиктеры, нужно это снять.

Они уже шли на малой высоте, несясь вперёд на огромной скорости. Слишком опасно подниматься прямо сейчас.

— Десять секунд, — сказала Кезтраль. — Увеличиваю тягу, выставляю высокоскоростной затвор.

— Принял, видишь, куда мы летим?

Кезтраль подалась вперёд, щурясь.

— Силуэты странные. Пять секунд.

Ханна почувствовала, как опустилась передняя камера, и затряслось кресло, когда она начала включаться.

— Четыре.

И вот она увидела колонну. Кавалькада чудищ. Грёза безумца, воплощённая в стали и железе, кузни, пышущие нечестивым светом.

— Три.

— Следи за теми пилонами.

Она внесла поправку. Приготовилась к выходу на рубеж съёмки.

— Д…

— Дрейк! — завопил Дарвус. — Прямо за нами. Фрекковы святые, откуда он вылез?

Сзади застрекотал тяжёлый стаббер.

— Отмена?

— Нет! — Дарвус отстрелял ещё половину ленты. — Снимай!

— Пуск.

Кезтраль вжала кнопки ручного управления, запуская бобину. Донёсшееся снизу «щёлк-щёлк-щёлк» поворотного пиктера слилось с сотрясающим «Мститель» дробным грохотом автопушечных снарядов.

Она не могла оглянуться. Да и в любом случае ничего бы не увидела из-за спинки кресла. Сойти с курса не могла тоже, только не с работающей камерой.

Но судя по тому, как очереди автопушки кидали хвост машины, Дарвус давал хелдрейку прикурить. Вокруг них засверкали росчерки зелёных трассеров, сходясь где-то под ними, но не достигая их на считаные…

Два мощных толчка. Голову Кезтраль мотнуло вперёд, так что у неё заныла шея. Она увидела повалившую из правого двигателя струю дыма. Сначала хлопково-белого, затем — масляно-чёрного.

И ещё услышала свист ветра. Дыра в фонаре.

— Дарвус? — крикнула она, борясь с ручкой управления. Пытаясь не дать захлёбывающемуся двигателю окончательно сдохнуть. Кезтраль увидела, как из турбины рвануло пламя. Стрелки на приборах стали падать. Они начали терять высоту.

— Дарвус, ты ранен?

Тот не ответил, но тяжёлый стаббер продолжал стрекотать дальше.

— Я об этом не слышал, — заявил сержант Меншзак. — И нам нельзя никого пускать без письменных приказов.

Рабочий Муниторума смущённо нахмурился.

— Я… У меня, кажется, такой был. Да, вот он. В наряде на работы.

Он поставил коробку с инструментами и взял из-под мышки доску-планшет, после чего принялся листать тонкие бланки на дешёвой розовой бумаге.

Меншзак вздохнул, перекинув лазкарабин на грудь. Он со своим отделением нёс караул у пульта доступа к механизмам Западных ворот Куртины-бета.

Какая безнадёга.

Просматривая выданный Муниторумом наряд в попытке сопоставить некачественные копии и определить подлинность печатей, он чувствовал, как трясётся стена под ногами.

По слухам, на Северной стене Куртины-альфа шёл серьёзный бой. Тяжёлая бомбардировка и вражеские манёвры перед Южной. Восточная, как он знал, выдерживала массированную атаку. Последнюю пару часов они провели, слушая переговоры сражающихся в небе самолётов.

Чёрт, бойцы наблюдательных подразделений со здоровенной оптикой и дальномерами говорили, что под удар попала даже Делвианская расселина.

А что здесь, на Западной Куртине-бета? Ничего. Помимо орбитальных ударов, которые и так наносились повсюду. Чёрт, они занимались профилактическим обслуживанием.

— Почему сейчас? — спросил Меншзак. — Работу следовало сделать неделю назад.

Служащий Муниторума переступил с ноги на ногу. Несомненно, нервничая оттого, что ему могли не дать закончить порученное задание.

— Это стандартный цикл техобслуживания. В формуляре всё есть. Сегодня как раз подошло время. Каждые шесть месяцев нужно проверять механизмы ворот и смазывать их.

— А раньше ты этого сделать не мог?

Рабочий покачал головой.

— Я за это не отвечаю. Мне дают наряд на работы, я его выполняю. Я должен следовать приказам.

— А у меня приказ никого не пускать, — парировал Меншзак.

— Да, всё так, всё так. — Рабочий почтительно склонил голову. — Но представьте, если подойдёт враг, а ворота не закроются, потому что не были проведены должные обряды обслуживания?

— Сколько?

— Два часа максимум, и я исчезну.

Меншзак вернул планшет.

— Даю полтора часа. И тебе придётся показать ящик.

— Я похож на еретика-диверсанта?

— У тебя свои приказы, у меня — свои, — с ноткой раздражения в голосе произнёс сержант. — Сегодня была новая волна бомбовых атак. Одна попала в топливный склад аэродрома. Мне сказали, что я должен спрашивать, вот я и спрашиваю.

Служащий Муниторума пожал плечами и, щёлкнув клипсами, открыл коробку и вытянул перед собой.

Меншзак склонился над ящиком, окинув взглядом стойку с пробирками.

— Они плохо пахнут.

— Так и должно быть, работая с ними, мне следует надевать противогаз. Это сильная щелочь, разъедает ржавчину. Лучше не наклоняться так близко, пробки на них чисто для виду.

Меншзак быстро отступил на шаг.

— Давай поживей. Комиссар делает обход каждые два часа. Я не хочу ничего ей объяснять.

— Вам не придётся, — пообещал рабочий, пропетляв мимо бойцов.

Через пять минут Янн Ровецке закрепил трос на вершине Западной Куртины-беты. Натянул противогаз и руббариновые перчатки, после чего захватил верёвку автоматической спуско-подъёмной катушкой на разгрузке, и, закинув ящик для инструментов за плечо, осторожно спустился к верхней петле.

Ворота были громадными. Высотой в двенадцать этажей. Такие большие, что когда с Россвара дул ветер, за распахнутыми створками образовывалась ревущая аэродинамическая труба.

Сейчас они были открыты, чтобы позволять войскам свободно выходить на вылазки и рейды, и мощный ветер на секунду утянул Ровецке прочь от петли, несмотря на тот факт, что он укрывался в углу за створкой.

Он извернул руку, и, вытянув её как можно дальше, зацепился альпенштоком за край петли, после чего подтянул себя ближе. Закрепился на месте с помощью магнитной полосы.

— Пожалуйста, — заговорил Янн. — Не вреди мне. Я твой слуга, а тебя ждёт более важная задача.

Он опустил дрожащую руку в ящик и извлёк пузырёк, откупорил его большим пальцем, после чего другой рукой вставил колбу в задний разъём промышленного распылителя с длинной и тонкой как игла трубкой, вроде тех, с помощью которых танкисты наносили масло и смазку в труднодоступные места своих машин.

Первобытная сущность внутри сосуда забулькала.

— Шшшшшш, шшшшшшшш, — шикнул он. — Успокойся. Пока не время. Терпение, терпение.

В высоту петля достигала десяти футов, и на мгновение Янн заволновался, что содержимого колбы может не хватить. Однако по мере спуска вдоль навеса он понял, что его будет более чем достаточно. Везде, где он выдавливал похожую на гной жижу, та начинала радостно шипеть и сгущаться, затекая в пазы, которые Ровецке пытался заполнить в первую очередь.

Затем, так медленно, что Янн поначалу решил, будто у него разыгралось воображение, вещество начало возвращаться. Теперь, на открытом воздухе превратившись скорее в гель, нежели жидкость, оно, отрицая законы тяготения, поползло и засочилось во все стороны, проникая вглубь металлоконструкции и расходясь по шарнирам и штырю громадной петли.

Закончив, Ровецке отсоединил колбу, и та со звяканьем отстрелилась прочь.

Пузырёк подхватил ревущий ветер, и тот, кружась, исчез где-то внизу. Под куртинами высились целые горы мусора, так что его вряд ли найдут.

Шепча молитву, он вставил следующую колбу. Невзирая на резкие порывы, с него градом катился пот.

Янну не хотелось к ним притрагиваться. Больше того, всё его тело будто кричало о том, что ему следует достать стойку, вытянуть её от себя как можно дальше, а затем швырнуть в кучу внизу. Но он чувствовал, как Пустой Человек следит за ним взглядом. Наблюдает за его работой. И глаза его больше не походили на чёрные провалы. Теперь их радужки вихрились туманным, лоснящимся разноцветьем эмпиреев, которые он видел в небе каждую ночь на протяжении всей жизни.

От них по коже Ровецке побежали мурашки. Болезненно сдавило пазухи.

Он продолжал работать, делать то, чему учился с тех пор, как в десять лет к нему во сне пришёл Пустой Человек и сказал, что имеет для него дело. Пустяковое дельце, за которое он получит щедрую награду.

Пакетик с порошком оказался именно там, где и сказал Пустой Человек. За отходящим кирпичом в саду. И за кружкой с горячим лак-чаем его дядюшки никто не следил, о чём тот сообщил тоже.

Той ночью мортуарии вынесли тело дяди через парадную дверь, накрыв шёлковым стягом торгового дома Ровецке. И маленькому Янну приснился сон такой приятный, что он помнил его до сих пор. Сон, где он имел власть. Власть в основном над самим собой, однако это давало ему власть над другими. А для младшего, никому не нужного отпрыска купеческого семейства без особых воинских традиций, это значило очень и очень много.

Янн умел убеждать людей. Уловки и пускание пыли в глаза всегда давались ему легко. Он мог уболтать отца и мать сделать едва ли не всё, что ему хотелось, и манипулировать другими с непринуждённой уверенностью.

Но тот сон явил Янну будущее, в котором он мог обрести последователей и без усилий завлекать женщин к себе в постель. Впрочем, в первую очередь он заинтересовал его тем, что показал, как нужно врать. Не просто обманывать, а менять саму реальность. Давать человеку монету, говорить, что это конфета, и наблюдать за тем, как он пытается её сгрызть. Уметь видоизменять то, что видели другие, с помощью одного своего вида — ведь разве мог этот невысокий юноша им лгать? — отчего они начинали верить ему, а не собственным глазам. Сила убеждения, превращённая в оружие.

Точно как в случае с тем сержантом, который смотрел на кипу пустых бумаг, а видел наряд на работу.

Величайшая власть.

Звяк. Выбросилась ещё одна капсула.

Звук привёл Ровецке в чувство, и он увидел, что пустил слюну на рабочую муниторумную куртку.

Он потянулся за следующей пробиркой, и понял, что стойка пустая.

На мгновение Янн запаниковал — а затем вдруг осознал, что находился в самом низу южной петли.

Последней петли.

Он, что… ничего не запомнил? Увлёкся работой до такой степени, что закончил её в медитативном трансе? Но раз так, значит, он успел спуститься по стене, подняться обратно, заново закрепить трос на противоположной стороне и проделать то же самое уже там.

Пять петель совершенно выпали у него из памяти.

Впрочем, это не имело значения. Пора убираться.

Он выбросил перчатки, на случай, если на них осталась зараза. Затем взобрался наверх, смотал трос и собрал подъёмное снаряжение. Сверился с хроно.

Пятьдесят минут. Он потратил пятьдесят минут.

Верный своему слову, Янн исчез прежде, чем пришёл с обходом комиссар.

Закатившиеся глаза Зарафистона напоминали белесые очи слепца. Он безмолвно шевелил губами, словно человек, разговаривающий во сне.

Обычно Зарафистон экранировал свои мысли в присутствии Моркат, зная или чувствуя, что та умеет прозревать импрессионистские пятна его сознания, да и подсознания также. Однако сейчас он позволил ей смотреть. Разрешил узреть образ пары зрящих глаз, паривших над его плечами подобно крылышкам насекомого, чьи радужки бурлили жуткими цветами варпа.

Затем его настоящие глаза вернулись на положенное место, и призрачные радужки исчезли.

— Готово. Прошу прощения за задержку, магистр войны.

— Если ты выполнил обещанное, то извиняться не за что.

Они собрались на разведсовет — встречу малого внутреннего круга из состава большого внутреннего круга, — на котором присутствовало только три члена, не считая самого магистра войны. Зарафистон, он же лорд-обманщик, Какадиус Сирон, мастер над шпионами из Альфа-Легиона, представлявший оперативные сводки, и Моркат, следившая за процессом.

— Мы говорили о специальных вокс-установках. — Сирон постучал бледным, без перчатки, пальцем по нескольким отмеченным вокруг касра Краф точкам. Его нарочито мягкое прикосновение заставило закованного недочеловека-карту встрепенуться. — Они помогут нам засекать в черте города артиллерию, выявлять цели и наводить огонь. Твои отряды готовы к выполнению задачи?

Зарафистон накинул капюшон, скрыв чернильно-чёрные глаза.

— Готовы. И первая волна ударов уже началась — мученики уничтожают инфраструктуру корректировки и другие лёгкие мишени. Они будут оттягивать силы от стены. Но, как понимаете, это прелюдия.

Магистр войны кивнул.

— Атака рапторов на северную Куртину. Как она продвигается?

— Сильное сопротивление. — Сирон наклонил голову, скривившись от сдержанного недовольства. Его мысли выглядели как разложенное на одного таро, из тасующихся колод которого доставались и разыгрывались новые и новые карты. — Но это Кадия. Здесь всегда сильное сопротивление. А если нет, я бы заподозрил ловушку. Мы своей цели добиваемся, прикрывая Крома Гата и его Железных Воинов. Однако рейдеры несут потери, и вполне возможно, орудия начнут стрелять снова. Могу ли я снова запросить для них подкрепление? Сбросим ещё партию «Клешней ужаса», и сможем…

— Нет. — Абаддон покачал головой. — Я уже послал в бой всех, кого готов потерять. Других не дам. Что с Гатом?

Моркат видела, насколько сильно Сирону не хотелось оставлять своих рапторов в беде. Разум Альфа-Легионера перетасовал колоды. Перевернул следующую карту, надеясь, что та направит его мысли в новое русло. Этого не произошло, так что он выбросил проблему из головы и перешёл к следующему вопросу.

— У Гата дела идут хорошо. Пока мы связываем боем дальнобойную артиллерию Крафа, он разворачивается без особых проблем. Единственная сложность — Волки. Железные Волки закрепились в касре Ярк. Сам город лежит в руинах, но в подземных хранилищах достаточно прометия, чтобы их техника оставалась на ходу. Это может усложнить задание Гата.

— У него есть эти крепости-цитадели, — нелюбезным тоном заметил Зарафистон, снова устремив взор куда-то в глубины пространства и времени. — И машины.

— В основном невооружённая строительная и подрывная техника, неспособная работать под огнём. Обычные танки не сделают того, что мы просим от Гата. Он вычищает лес из ксенокамня, а самые мелкие тамошние пилоны размером с жилую башню. Он сможет выполнить задачу, но сильное сопротивление замедляет его продвижение.

— Сучьи дети Русса, — рыкнул магистр войны. — Всегда в самом неподходящем месте. Мы хотя бы держим сынов Льва в их разбившемся крейсере?

— Держим, — отозвался Сирон, а замолчал. — Но…

— Но?

— Гончие Абаддона несут колоссальные потери, а они ещё даже не прорвались внутрь.

— Мы всегда знали, что Тёмные Ангелы легко не сдадутся. Никогда не опускают руки.

— Скайрак хочет, чтобы «Терминус эст» провёл орбитальную чумную бомбардировку. Возможно, это будет эффективней, чем пытаться взять крейсер штурмом. — Сирон втянул воздух сквозь сжатые зубы. — Хотя я рассчитывал забрать корабельные когитаторы.

— Уркантосу это не понравится, — заметил Эзекиль. — А нам ни к чему стравливать между собой кхорнатов и нурглитов.

— Его с ними нет, — отозвался Зарафистон. — Он упивается кровью сороритас в храме святой Моррикан.

— Странно, — сказал магистр войны. И Дравура одновременно ощутила, и заметила хорошо скрытую тревогу отца. — Что ещё?

— Южная атака продвигается с опережением графика. Продолжает держаться только этот крайний южный равелин. Там засели астартес. Мы сковали их боем и пытаемся обойти. Вольсканцы встретили сопротивление в Россваре, но, согласно нашим предсказаниям, они прорвутся в следующие двенадцать часов. Легио Вулканум подходит к внешней куртине с востока… Что-нибудь ещё?

— Крепость до сих пор не может стрелять, — встряла Моркат, зная, что если даст полубогам болтать дальше, то уже не сможет вставить ни слова. — И я получаю с датчиков странные показания. Внутри что-то… движется. Перемещается. Энергии из недр крепости как будто не дают вырваться.

Магистр войны повернулся к ней.

— Я слышал отчёт, который может тебя заинтересовать… Сирон?

— После боя с «Клыком Огненной Гривы» мы засекли полдюжины кораблей, абордажных челноков, которые вошли на орбиту крепости и направились в сторону ядра. Мы выслали перехватчики, которые сбили два судна, но судьба остальных неизвестна.

— Вы думаете, к нам проникли диверсанты? — Моркат услышала в своём голосе ужас. — Почему мне не сообщили?

— Разве это не твоё дело — знать о крепости всё? — прошипел Зарафистон. — Или подобное вне твоей компетенции, ноктилитовое дитя?

Моркат стиснула чернокаменные зубы.

— Это не обычный космолёт. Не рукотворная конструкция, а живое существо, которое мы оседлали и называем кораблём. Все наши мостики и пульты — просто системы, с помощью коих мы указываем ему курс и направляем энергию в варп-пушку. В нём нет сенсоров, чтобы сообщать о брешах…

— Довольно, — отрезал магистр. — Моркат, поговорим наедине. Собрание закончено.

Дравура уставилась на свои руки, дожидаясь, пока остальные выйдут. Она была слишком разъярена и встревожена, чтобы изучать мысли остальных. Ей не хотелось глядеть на издевательские образы, которые решил показать напоследок Зарафистон.

Когда дверь закрылась, Абаддон поднялся, взял серебряный графин и налил в кубок воды. Затем взял его между большим и указательным пальцем, словно крошечный бокальчик с вином.

— Выпей.

Моркат знала, когда ей отдавали приказ. Даже если бы там оказался яд, она бы всё равно осушила его. Он был её магистром войны, и ещё кем-то гораздо большим.

— Ты убеждала меня выстрелить, — сказал он после того, как зодчая залпом опорожнила кубок. — И я послушался тебя. Это привело к повреждению «Воли вечности», незаменимой…

— Я же не знала о противоме…

— Не перебивай меня. — Магистр не стал повышать голос, и Моркат услышала тихий скрип серебряного графина, смявшегося в его железной хватке. — Ты разочаровала меня, Дравура. После той протекции, которую я тебе оказывал. Той свободы, которую тебе дал. Возможно, в этом моя вина. Может, зря я на тебя полагался.

Мысли отца потемнели, но не от ярости, а от печали. Сожаления. Глубинной злости, направленной, однако, на самого себя.

— Нет, лорд. — Она рухнула на колени прежде, чем успела об этом подумать. — Вы ни в чём не виноваты. Это я вас подвела. Крепость сопротивляется мне. Я старалась как могла. Дело не в отсутствии воли или знаний, или в лености, а в том, что задача очень тяжёлая. Крепость древняя и огромная, и не мыслит как смертный, или даже полубог. Но я смогу. Я справлюсь.

Она взяла полу его табарда и прижала ко лбу, однако отец к ней даже не повернулся. Из её глаз покатились слёзы, защипав воспалённую плоть вокруг ноктилитового ока, которая так и не смогла окончательно зажить — её тело постоянно пыталось отвергнуть имплантат.

— Я хочу тебе верить, Дравура. И всё же ты раз за разом не выполняла данных тобою обещаний. Легиону, мне. Ты даже не знала, что по крепости шастают паразиты.

— Я буду стараться лучше.

— В этом я как раз не сомневаюсь. Но вопрос мой в том, по плечу ли тебе такое дело. Может, мне и впрямь следует сделать тебе просто чашницей, существом, что наблюдает и сообщает мысли других. Ты не полубог, и, наверное, мне не стоит ожидать от тебя такой же преданности.

Моркат ощутила на затылке его руку, и у неё перехватило дыхание. Услышав, насколько плаксиво зазвучал её голос, она возненавидела себя сильнее, чем даже от мягкого отцовского укора. С внезапным отвращением Дравура поняла, что и впрямь вела себя как трэлл-оруженосец, а не как военачальник. Из-за своей любви к магистру она выглядела жалкой в его глазах.

Дравура сглотнула. Взяла себя в руки. Подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Я не полубог, магистр войны, но ваши полубоги гибли в крепости, пока у вас не появилась я. Это я направила в чернокамень больше энергии варпа, чем все ваши чародеи вместе взятые. Я сделала вас хозяином реликвии. Вы отправились на мои поиски, поскольку не могли взять под контроль последнюю крепость — вы подселили в неё демона, надеясь тем самым сковать, но вместо этого сделали совершенно дикой. Вам не осталось ничего, кроме как спихнуть её Красным Корсарам. Всё эти чудеса я совершила из преданности вам. Чего ещё вы от меня хотите? Как мне ещё доказать свою верность?

Она говорила спокойно, отдавая себе отчёт, что могла — и, наверное, должна была, — умереть за такие слова. И Моркат увидела, как эта мысль промелькнула в сознании Эзекиля, вспыхнув подобно спичечной головке. Быстрые образы того, как она умрёт. Пронзённая Когтями Гора. Задохнувшаяся в стальной хватке. Как кулак смыкается на её голове, а затем с силой впечатывает в край стола, забрызгивая всё вокруг мозгами.

Он понимал, что показывает ей всё это.

И Моркат увидела, как вероятные варианты будущего вмиг испарились, когда на ум магистру войны пришёл образ тощего ребёнка, выбирающегося из тьмы.

Поэтому Абаддон опустился на колено, как при их первой встрече, и протянул руку.

— Найди паразитов, Дравура, — прошептал он, и его мысли превратились в яркий калейдоскоп обещаний. Она увидела себя, стоящую подле его трона. Сидящую среди Избранных. Счищающую кровь с его доспеха, когда тот вернулся из битвы и по-отечески опустил ладонь на её бритую голову. — Найди паразитов и уничтожь их. Выполнишь это, и заслужишь моё вечное уважение.

— Я всё сделаю, — сказала она, принимая его руку. Её пальцы утонули в ладони, так, словно Моркат по-прежнему была ребёнком. — Стоит вам приказать, и я выпотрошу звёзды.

Абаддон убрал огрубелый кулак.

— Давай начнём с Кадии.

Солдаты Архиврага толпились вокруг остова «Меткого глаза», то и дело подбираясь ближе, чтобы потыкать пальцами и осмотреть сбитый «Мститель», прежде чем ревущее пламя заставляло их отпрянуть обратно.

Сердце Кезтраль наполнялось болью от вида разломанного самолёта. Понимания, что находилось внутри. Того, как еретики плясали вокруг машины будто у костра на исходе дня.

Она наблюдала за происходящим в магнокль с расстояния в четверть мили от места крушения, забившись в водопропускную трубу под дорожной насыпью. Труба, чуть шире крышки люка коллектора, предназначалась для того, чтобы не давать протекавшему рядом ручью затопить дорогу во время весенних проливных дождей.

Она была такой узкой, что Ханне пришлось сначала затолкать туда драгоценный груз, прежде чем спрятаться самой.

— Дарвус, — прошептала она.

Они сделали пикты. По крайней мере, она так думала. Пролёт оказался вполне хорошим, учитывая нехватку времени и тот факт, что по ним вели огонь. Они пронеслись по диагонали над разворачивающейся колонной техники, зная, что другого шанса им не представится.

Всё это время Дарвус продолжал стрелять по дрейку. Мужественный, смелый. Полностью сосредоточенный на том, чтобы побольнее ужалить врага своим крошечным оружием-иголкой. Пытаясь всадить ту иглу твари в глаз.

И он всадил, в этом Ханна не сомневалась. Как и еретики на земле. Она не знала, кто именно приземлил дрейка, но ей хотелось думать, что Дарвус.

Однако монстр попал в них тоже, как, впрочем, и зенитный огонь.

Элероны и один руль высоты заклинили, не позволив им свернуть обратно к Крафу. Двигатель левого борта воспламенился. Стрелки датчиков прометия в баках упали на ноль. Давление в системе начало падать, и судя по тому, как обмякла ручка управления у неё в руке, им перебило кабели. Повезло, что самолёт вообще ещё слушался.

— Дарвус! — завопила она.

Ханна слышала его, но не могла разобрать слов. Только натужное и сиплое дыхание. Человек, служивший ей голосом подсознания, затих.

Кезтраль выжала из правого двигателя ещё тридцать секунд, затем стала плавно снижать самолёт, садясь на тёмно-зелёные поля Кадии с выпущенными закрылками, чтобы погасить скорость. Стойка получила прямое попадание, и не смогла опустить шасси. Хвала Императору, им хватило давления, чтобы, по крайней мере, убрать поворотный пиктер и создать гладкую поверхность для посадки на брюхо.

Ещё до того, как коснуться земли, она поняла, что будет жёстко.

Единственное, чего Ханна не знала — насколько жёстко.

Первое соприкосновение швырнуло её на ремни безопасности с такой силой, что у неё заболела грудь, а голова резко мотнулась вперёд и тут же назад. Она словно врезалась в наземный автомобиль на скорости в сорок миль в час, причём с таким же скрежетом стали.

Хвала Трону, Кезтраль упала на уходящий вниз склон, но в итоге «Мститель» заскользил дальше.

По пути левое крыло задело горящий остов «Лемана Русса» и оторвалось, завернув самолёт, так что дальше он покатился боком. Когда они достигли подножья холма, фонарь резко поднялся и откинулся на оставшееся крыло, и на один ужасный миг Кезтраль решила, что их обоих сейчас раздавит, прежде чем стеклянный экран не упал обратно.

Ханна поняла, что следует действовать быстро. Нужно многое успеть сделать, а враги могли подоспеть на место крушения в любую минуту.

Она ударила по расцепке, сорвала с себя ремни.

— Дарвус! — крикнула она. — Лахон, ты как?

Под полом кабины находился аварийный комплект. Лазпистолет, сухпайки, маячок и отрезок хамеолина, упакованные в ранец.

Она вынула его и потянула рычаг экстренного открытия фонаря, порадовавшись тому, что гидравлические приводы не вышли из строя.

Кезтраль выбралась на крыло, прижавшись руками к горячему металлу фюзеляжа, чтобы подняться на ноги.

— Дарвус! Дарвус, ты…

Оператор сдавлено ответил.

Он был ещё жив, пусть только и в самом педантичном смысле этого слова.

Голова Лахона Дарвуса откинулась набок, уставившись на неё фиолетовым глазом.

Второй был расплющен надбровной дугой, смявшейся под кровавой воронкообразной раной, которая продырявила волокнистые слои шлема и прошла до самого мозга.

— Трон, — выдавила Кезтраль. — О Святой Трон. Нет.

Дарвус ещё дышал, чуть слышно сипя. Над оставшимся глазом медленно поднималось и опускалось веко, в ресницах которого застряло стеклянное крошево от треснувшего визора. Одна рука лежала на приборной панели, подёргивая скрюченным указательным пальцем.

Поначалу Ханна решила, что Дарвус подзывает её к себе, но затем поняла.

Он стрелял.

Дарвус, жестоко изувеченный, последней сознательной мыслью заставлял себя жать гашетку стаббера. И палец бы до сих пор оставался на оружии, не вырвись то при падении.

— Мне жаль, Лахон. Трон. Мне так жаль. Мы безопасности, не волнуйся. Мы в безопасности.

Она опустила ладонь на его трясущуюся руку и крепко сжала. Мерное подёргивание пальца перешло в слабое сдавливание, а после — прекратилось вовсе.

Дарвус медленно, расслабленно выдохнул.

Продолжая держать напарника за руку, Кезтраль прижала лазпистолет ему к подбородку и нажала спусковой крючок.

Она не стала вытягивать второй аварийный комплект под телом Дарвуса. У неё и так не получилось бы унести лишнее снаряжение в довесок к самому ценному грузу.

Бронированные футляры с отснятыми катушками — ей пришлось пролезть через технический люк в кабине, чтобы извлечь два увесистых цилиндра и уложить их в специальные кожаные углубления в ранце.

Кезтраль уже слышала вдалеке рёв двигателей, когда забросила в открытую кабину зажигательную гранату и бросилась бежать. Она не стала задерживаться, чтобы посмотреть на взрыв, выбросивший яркие горящие шарики, следом за которыми в опускающихся сумерках заклубились белесые столбы фосфорного дыма.

Ручей и приближающаяся ночь спасли ей жизнь, позволив незаметно и не оставляя следов добраться до водопропускной трубы.

Теперь, свернувшись под хамеолиновой накидкой, она наблюдала за тем, как враги разглядывают и тыкают пальцами в погребальный костёр Лахона Дарвуса, человека, отлетавшего с ней почти две сотни миссий. Который так пёкся о чести, и так гордился своим тяжёлым стаббером, что стрелял из него до самого конца.

А за ней лежал ранец, а в нём — катушки с записью, ради которой он отдал жизнь.

Записью, где были видны громадные строительные машины в горнопроходческих модификациях с алмазными пилами и бурами. Проверявшие работу оборудования на ближайшем пилоне. Один из которых уже валялся подобно огромному срубленному дереву.

Труба загрохотала, и об её стенки заплескалась вода, когда по насыпи прошла колонна вражеских войск.

Ханна спрятала магнокль и полностью укуталась в накидку, после чего достала карту сектора, и, зажав в зубах красный аварийный фонарик, стала внимательно её изучать.

Она находилась к северу от Крафа. За оборонительными линиями, где-то на дороге к касру Ярк.

У края тянувшихся до горизонта пилонов Элизионских полей.