Пожиратель Грёз / Eater of Dreams (рассказ)
 | Перевод коллектива "Warhammer: Чёрная Библиотека" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Warhammer: Чёрная Библиотека". Их канал в Telegram находится здесь. |
 | |
| Автор | Марк Коллинз / Mark Collins |
| Переводчик | Morathi |
| Издательство | Black Library |
| Серия книг | Ересь Гора / Horus Heresy |
| Год издания | 2021 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Фел Жарост презирал этот пронизанный светом мир.
Пробыв так долго в кромешной тьме под Альбией, он привык к жизни в тени, беспрестанно избегая даже самого скудного освещения. Теперь же ему довелось стоять среди апофеоза ужасного тщеславия, в окружении преломленного сияния мрамора и золота. Жарост не испытывал ничего, кроме глубочайшего отвращения.
Свет, не разделяющий честности тьмы, стал еще более ненавистным. Однако, у него все равно не оставалось другого выбора, кроме как проследовать к самому сердцу этого света. Проходя мимо, он подмечал детали. К нему пришло мимолетное осознание того, насколько отчаянными стали обстоятельства. И воистину, разум воина в серых доспехах, что охотился за ним, не оперировал никакими, пусть даже мелкими компромиссами, за которые ныне держался Империум. Заглядывая по пути в окна из бронестекла или в узкие пассажи меж зубчатых стен, он лицезрел насилие, что вершилось во Дворце. Серый металл оружейных платформ и шпили башен заменили лопасти генераторов пустотных щитов. Медленно и осознанно, от великолепия и позолоты избавились, чтобы заменить утилитарной защитой. Мечту постепенно сжирали.
Больше Дворец не слыл местом правления, он скорее стал местом практического неповиновения.
«Не из-за этого ли все произошло? Неужели они отчаялись настолько, что стали притаскивать сюда бродячих сыновей вместе с их запретными дарами из самодельных могил?»
Мысль промелькнула у него в голове. Фел Жарост посмотрел на новые шедевры Терры, чуя страх, что их породил. Отчаяние окутало мир подобно савану, удушая всех неослабевающей тяжестью.
— Куда вы меня ведете? — спросил он похитителя.
Серый воин не ответил. Даже не оглянулся. Он не произнес и слова на протяжении всего долгого подъема до поверхности Альбии, как и во время последовавшего за подъемом суборбитального полета. Жарост подавил желание вновь проникнуть в разум воина. Он увидел предостаточно. Если там и находилось больше откровений, то они не покинули эфир — они придут к нему из сведущих уст, пронизанные ложью и отягощенные важностью.
Они прошли под арками из холодного железа, через ворота, ощетинившиеся управляемыми сервиторами орудиями, и углубились в подземелья Дворца. Никакого золота внутри; лишь серый камень и адепты в мантиях, перемещающиеся по лабиринтам, словно трутни в улье, облаченные в одежды похожих оттенков. Как только адепты замечали силуэт в серых доспехах и замотанную в лохмотья ведомую им цель, то отводили взгляды, зная, что это зрелище не для них.
Жароста провели через огромные двойные двери, выполненные из железа с позолотой, и воины проследовали в длинную крипту. Тусклые люмены горели в альковах, отбрасывая бледный свет на мраморные стены. У Жароста перехватило дыхание, едва он успел рассмотреть их. Не нарочитый шик Дворца украшал их, но искусная роспись. По десять фресок на каждой, хотя две из них покрывал толстый черный брезент — словно в трауре. Они медленно шли вперед, и Жарост смог разглядеть детали каждой из фресок. Они изображали существ в броне, недоступных пониманию смертных и воздвигнутых в позах военного триумфа. Некоторые были облачены в золото, а другие — закованы в железо. Каждый из них смотрел в противоположный конец комнаты на другого собрата.
Примархи, почитаемые и восхваляемые, такие же идеализированные и первозданные, как на любом другом пропагандистом пикте.
Проводник Жароста остановился примерно на середине процессионаля, после чего развернулся и зашагал обратно к двери. Фел проводил его взглядом, прежде чем изучить обстановку вокруг. Тусклый свет был весьма кстати и позволял его чувствам приспособиться. Он поднял взгляд на размашистую фигуру Владыки Воронов — черные доспехи, которые покрыл лаком художник, демонстрировали движение, словно сами тени в помещении перемещались благодаря одному лишь изображению. Внезапно, на уровне инстинктов, он понял, что увидит, если повернется и посмотрит на противоположную от Коракса сторону. Жарост закрыл глаза, заставляя себя не оборачиваться.
— С этим сложно смириться, не так ли? Грехи отца.
Голос пронзил мрак, и Жарост повернулся к его источнику. Из теней выступила съежившаяся фигура, стоявшая так неподвижно, что даже чувства Жароста, как материальные, так и сверхъестественные, упустили ее. Спокойное поведение фигуры излучало сдерживаемую силу, и бывший старший библиарий понял, почему не смог уловить ее присутствие.
Малкадор Сигиллит, Первый лорд Терры — воплощение могущества и проницательности. Даже морщинистые черты не выдавали ни намека на слабость, выражая лишь смирение. Что бы он ни изучал в дальнем конце помещения, оно витало вокруг него, клубясь, словно эфирный дым.
— Молчи, — нараспев произнес Малкадор. Он сделал жест тонкой рукой, и посох сорвался с места у серебряной колонны. Когда пальцы Малкадора сомкнулись на рукояти, орел, венчавший посох, вспыхнул внезапным светом психического огня.
Жарост поморщился. У него заболели глаза. Заостренные зубы пульсировали в деснах. Пот бисером выступил на лысой голове, и он коротко и резко задышал, когда высвобожденная псайкана наполнила помещение.
— Просто… смотри. Изучай и постигай.
Жарост едва мог противиться, подчиненное чужой воле тело разворачивалось само. Он пытался заставить себя закрыть глаза, но чистое психическое воздействие удерживало их открытыми. Он стоял, как вкопанный, и был вынужден созерцать запятнанное величие портрета.
Летописцев среди флотов VIII легиона было мало, и поэтому то немногое искусство, вернувшееся в лоно Империума, было абстрактным и призрачным. Ничем не отличался от них и этот шедевр. Даже подобострастное обожание смертных рук могло лишь немного смягчить омерзительные, вытянутые черты лица Ночного Призрака. Копна черных волос, мертвенно-бледная кожа, черные, как у глубоководных хищников, глаза. Во всем сквозила неутолимая жажда мщения, наказания, признания оправданности его добродетели.
И именно в тот момент Жарост вспомнил, каково было впервые увидеть лицо Конрада Кёрза. Среди всех легионов лишь Гончие Войны — ныне Пожиратели Миров — должно быть, испытали такое разочарование. Сломленное существо, правящее миром кладбищенской покорности.
— Он никогда не был мне отцом, — выдохнул Жарост. — Неправда. Терра мне матерь, глубины Альбии мне учителя, но если у меня и был настоящий отец, то это сумрак ночи — а не то, что охотилось на него.
— К своему стыду, мы забыли, что каждый отправленный в пустоту клинок — это еще и личность, — осторожно заметил Малкадор. Психическое давление Сигиллита ослабло, и Жарост практически споткнулся, едва обнаружив, что вновь контролирует конечности. Даже без доспехов Жарост возвышался над стариком, но силы, что горела под этой тонкой, словно пергамент, кожей, было достаточно, чтоб напугать воина. — И все же ты — оружие, что предпочло остаться неиспользованным, предпочло атрофию несправедливому применению.
— Тогда в этом не было никакой справедливости. — Жарост покачал головой с отвращением. — Если она вообще когда-нибудь и существовала. Моя война не была их войной. Наши пути никогда не были их путями. Нас возвысили из грязи, и в наших жилах текла только железная воля Альбии. Они бросили Ему вызов, и им воздалось — сколько легионов претендуют на гордых сынов Альбии? Из закованных в броню гильдий и городов, тонущих в смоге, да из самого дна. Из тьмы. Каждое оружие, выкованное в горниле жестокости, так или иначе находило путь к звездам и знало свое предназначение.
— Твое предназначение… — Малкадор сделал паузу, собираясь с духом. Взгляд Сигиллита скользнул мимо Жароста и перескочил вверх, чтобы снова всмотреться в изображение Ночного Призрака. — Твое предназначение всегда было нам известным. Наказание — сокрытый клинок, обильно обагренный кровью. Галактику нельзя завоевать одними лишь высокими целями. Под золотом должен скрываться ужас, иначе мы не подчинили бы звезды. — Он вздохнул. — Во тьме водились чудовища, поэтому нам и понадобились наши собственные — не просто рыцари и лорды, но звери в человеческом обличье.
— Волки, гончие и дети ночи.
— Именно. — Малкадор ухватился за эту мысль и заговорщически наклонился к собеседнику. — Ты понимаешь, как я и надеялся. Мы всегда знали, где ты, Фел Жарост. Хотя твое изгнание и было негласным и Восьмой уже ушел в уединение… мы знали. Мы были довольны тем, что оставили тебя наедине, чтобы ты сам определился. Но Галактика изменилась. Перевернулась вверх дном, воспламенилась и стремительно пала в тень. В такие времена верность подобна дыму. И мы обращаемся к оружию, чей пыл известен, а сила характера испытана.
— Теневое оружие для ваших теневых войн. Неучтенные инструменты, сгоревшие дотла в тишине. — Жарост позволил себе рассмеяться. Руки сжались в кулаки, ногти так сильно впились в кожу, что выступила кровь. — Тебе все равно, что я сгину во тьме, пока это служит твоей цели.
— Все служит Его цели, — поправил Малкадор, в чьем голосе звучала сталь. — Но знай, Фел Жарост, ты послужишь мне и сделаешь это добровольно.
— И с чего бы мне это делать, лорд Сигиллит? Я видел мысли вашего агента, каким грубым он ни был. Понимаю, что стоит на кону. Масштабы разложения, которому позволено было разрастаться в ваших рядах. Мало кто мог бы встать на пути того, что обрушивается на вас. На весь биологический вид.
— Я не с легким сердцем прошу тебя, — ответил Малкадор. На лице старика застыла маска мрачной решимости. — Тебя неправильно использовали на службе. Ты присягнул… — Малкадор снова посмотрел на портрет, — несправедливым хозяевам. Однако, ты остался верен себе. Ты исключил себя из уравнения, а вот другие выбрали более мрачный конец. Теперь мечта, за которую мы все сражались и проливали кровь, ускользает, верность не так очевидна, как символ, нанесенный на пластину. Если ты поклянешься в верности нашему делу, если снова решишь служить, я дам тебе то, чего ты желаешь.
— И что же это?
— Правосудие, коего ты жаждешь. Я помогу тебе, наконец, отомстить за прошлое, которое преследует тебя.
— Не смей, — прошипел Жарост, — так легкомысленно говорить о том, чего не понимаешь. Тебя там не было. Ты довольствовался изданием Эдикта, не заботясь о тех, на кого ляжет это бремя.
Малкадор прищелкнул языком, на мгновение превратившись в добродушного дедушку. Но уже в следующую секунду он перестал притворяться и снова стал Сигиллитом.
— Расскажи мне о сородиче, Ватрасе Келле.
— Он… — слова подвели его, — я не смог спасти Ватраса от него самого. От легиона. — Жарост с трудом сглотнул, чтобы избавиться от сухости в горле. — Некоторые слишком уж охотно принимают яд. Выпей достаточно скверны, и тебе все покажется справедливым. — Он посмотрел вниз и закрыл глаза. Он все еще помнил…
Черные глаза сузились от безжалостной ненависти. На мгновение они выражали предательство. Брошенный долг, оставленный гнить еще задолго до того, как он действительно покинул легион. Его собственные глаза ответили разочарованием и отвращением.
— А что, если я скажу, что ты получишь избавление, которого так жаждешь? Что грядет расплата? Каков твой ответ в таком случае? — Малкадор постучал посохом по полу. — Служи и тебе воздастся. Ты сможешь посмотреть прошлому в глаза и забыть о нем перед встречей с будущим лицом к лицу.
Они оттерли и очистили его плоть от песка и грязи, накопившихся на ней за вечность, проведенною во тьме. Бледная кожа просвечивала под резкими омывающими лучами люменов, обжигаясь усиленным ультрафиолетом и очищающим облучением. Мрачная бледность не уменьшилась ни под волнами света и тепла, ни под воздействием химикатов, которыми его омыли и пропитали.
Слуги в серых одеждах и серебряных масках скребли его кожу холодными стальными стригилями, прежде чем отвести в тесную комнатушку оружейной. Они работали в тишине, облачая его в броню, и Жарост слышал только слабые щелчки, ощущал лишь тупую пульсирующую боль от интерфейсных портов.
Было странно вновь оказаться закованным в доспехи. И не только потому, что это была вовсе не знакомая ему модель, но и от того, что он давно их не носил. Нервы Жароста посылали беспорядочные импульсы, заново устанавливая соединение. Дыхание прерывисто вырывалось меж заостренных зубов, нагрудник вздымался от чрезмерной передачи движений.
С щелчком они установили ему психический капюшон, и это напомнило ему повторную активацию электрической цепи. Его дар вновь заструился по телу, перестав быть пассивной единицей и не примечательным оружием, и, внезапно принял тугое, свернутое кольцами из тени и света обличье. Кристаллическая решетка, прикрепленная к черепу, гудела от нахлынувшей энергии. Химические ручьи замерзли в воздухе, затем начав испаряться, пока не превратились в ничто. Он удовлетворенно вздохнул и разум воспарил ввысь, избавившись от атрофических пут.
За спиной с шипением открылась дверь, но он не оглянулся, будучи уверенным, что придет либо Сигиллит, либо один из его многочисленных подданных. Однако молчание не прекращалось до тех пор, пока Жарост не усомнился в том, что какой-либо писец сможет так долго держать язык за зубами.
— Должно быть, приятно больше не носить цвета выродков, — произнес насмешливо грубый голос, прорезая тишину. Рабы, что помогали с доспехом, склонили головы и поспешили прочь по наказу новоприбывшего.
Жарост повернулся, доспехи завибрировали, как только к ним вернулась чувствительность, и он тут же понял, что смотрит на свое собственное лицо. Однако у воина имелась борода и темные коротко подстриженные волосы, а вот Жарост был полностью лыс. Кожу визитера покрывали шрамы, он был ветераном многих сражений, но на серой броне не было никаких опознавательных знаков, казалось, что доспех только что забрали из кузницы. На спине в ножнах висел силовой меч.
— Все мы в свое время совершали такие поступки, которые другие сочли бы чудовищными. Только наличие цели отличает их от низменного зверства, — произнес Жарост.
— Маленькая ложь, которую мы себе внушаем. — Воин горько рассмеялся и сплюнул. Слюна зашипела на полу, прежде чем ее смыли остатки химикатов. — Мне все равно, даже если они поведут тебя вперед во имя их ложного благочестия. Я выступаю гарантом исполнения воли Сигиллита. — Он резко указал на дверь. — Корабль уже готов.
— И он сообщил тебе о пункте назначения? — Жарост приподнял бровь озадаченно раздумывая.
Воин пожал плечами.
— Не мое это дело. Я просто должен направлять и наблюдать. — Он потянулся назад и похлопал по рукояти меча. — И в случае чего, усмирить.
— Заслуживаю ли я знать имя своего личного палача? — Жарост посмотрел на свои руки и серые перчатки поверх них. При изгнании из легиона его обрекли на клятву грешника — носить багровый цвет, пока Яго Севатарион, наконец, не сдержит слово и не изберет способ смерти для него. Мысль о том, что этот легионер, пусть даже и агент Сигиллита, мог просто разделаться с ним, казалась забавной.
— Мейсер Варрен, — прорычал он. Варрен выпрямился так, словно хотел запугать, но Жаросту был неведом страх. Он долго смотрел на воина сверху вниз, прежде чем Варрен почувствовал, что обязан продолжить реплику. — Когда-то принадлежал к Двенадцатому.
— Пожиратель Миров читает лекции о морали сражений? Чудесам конца и края нет.
— Осторожнее со словами, — ответил Варрен. — Можешь даже не успеть приступить к миссии, если будешь продолжать в том же духе. Компетенция Сигиллита в наказаниях за проступки достаточно… многогранна. — Он мрачно хохотнул. — Это, без сомнения, свидетельствует о порочности твоей генетической линии и обстоятельствах изоляции.
— Думаешь, время, проведенное во тьме, сделало меня ущербным?
— Думаю, что клинок, который долго не используется, может ранить пускающего его в дело так же верно, как и врага. Я бы прикончил тебя прежде, чем тебе выпадет шанс.
Жарост промолчал и кивнул. Он вновь посмотрел в сторону от Варрена. Пара рабов-оружейников Сигиллита стояли рядом, держа между собой силовой посох. Один из концов оканчивался сферой из светлого хрусталя, вырезанной в виде человеческого черепа. На мгновение Жаросту показалось, что он видит распростертые крылья за этим черепом — скорее мясистые, как у млекопитающего, а не гордые орлиные перья. Он протиснулся рядом с Пожирателем Миров и поднял посох, являющийся в равной степени и символом власти, и оружием. Он улыбнулся.
— Теперь мы можем приступить к миссии. Веди же к нашему кораблю.
Изящный корабль пустотного типа назывался «Ахлис» и напоминал больше эскортный, нежели военный корабль. Его, однако, было вполне достаточно для их миссии.
Воины избегали друг друга так сильно, насколько это только было возможно. Варрен ходил по наиболее оживленным отсекам — серый страж всегда находился в свете люменов. А вот Жарост бродил в темноте. Он нашел пути в лазы и служебные проходы, пронизывающие железную обшивку судна — от высот покоев навигатора до освещенных печами глубин реакторных палуб.
Оставшись в одиночестве среди теней, он вкусил сияние грез смертной части экипажа — они вихрились в водоворотах страха и сомнений. Галактика вокруг пылала пламенем, и несмотря на всю подготовку, им все равно не хватало компетенции противостоять экзистенциальному ужасу, преследующего их всех. Смертные являлись быстросгорающими свечами в бесконечной тьме, да и вместе они были немногим больше — и все же, здесь их грезы, страхи и голоса становились вереницей, переплетаясь один с другим.
Спаси меня. Спаси меня от пустоты. Спаси от варпа. Спаси от Архипредателя. Спаси. Спаси меня. Спаси.
— Спасение утопающих, — выдохнул Жарост во влажную темноту, — дело рук самих утопающих.
Жарост пересекся с Пожирателем Миров на одной из смотровых палуб корабля, огромные ставни которой были закрыты на время ядовитых бурь имматериума. Находясь так близко к приливам Гибельного шторма, море душ находилось в почти перманентном смятении. Поле Геллера работало где-то за пределами, доведенное до пределов защиты воющим штормом психической силы. Корабельная надстройка дрожала, сотрясалась и визжала до тех пор, пока не стало казаться, что сквозь нее с вибрацией доносится рев варпа, разразившийся голосами проклятых и нерожденных. Этот неистовый рев раздражал разум Жароста. Свет Терры ослеплял угасающим лицемерием, но не-свет, что таился под кожей реальности, являлся каждым невыполненным обещанием и нарушенной клятвой. Лишенное света пламя разрушения, ничем не сдерживаемый Хаос.
— Похоже, устал от теней? — спросил Варрен. Он вытащил меч из ножен и оперся, не беспокоясь об ущербе, которые мог нанести настилу. — А я все гадал, покажешься ли ты сам.
— Мне нечего скрывать. Просто… — Жарост покачал головой, пытаясь избавиться от давления. — Просто изучаю планировку судна.
— Говоришь так, словно ожидаешь застать здесь битву, — проворчал Варрен.
— Эта война, как я понял, может нас застать врасплох где угодно. Если так случится, я буду готов.
Жарост холодно улыбнулся. Они стояли рядом — две схожие противоположности. Сыны падших легионов, облаченные в серые доспехи призраков.
Варрен хотел было заговорить, но слова прервал сигнал тревоги. Корабль содрогнулся, и створки стали со скрежетом подниматься гидравлическим мотором. Жарост повернулся и окинул взглядом новый вид.
Он вздохнул.
— Мы идем по стопам наших грехов.
Внешнюю систему усеяли обломки давно минувших войн. Выпотрошенные и лишенные воздуха корабли дрейфовали в пустоте. Огромные потоки разорванного металла и иссохших трупов, словно траурные гирлянды, украшали остовы. Пролетая мимо, можно было разглядеть изношенные детали корпусов и полуночную синеву, сияющую от света далеких звезд и резко выделяющуюся на общем черном полотне.
Там находилось еще что-то. Кислая нотка звенящего шума, едва уловимая из-за шума корабля. Нечто резкое, но отдаленное, будто приглушенный плач. Жарост отмахнулся от него и снова окинул взглядом обломки.
— Когда-то эти корабли принадлежали моему легиону. Когда они еще были мне братьями. — Жарост замолчал. — Во времена, когда было не проблемой найти достойных возложенных на них ожиданий. — Он отвернулся от руин. Голова болела, звеня от того же шума, что сотрясал корабль. Даже здесь, в реальном пространстве, этот звон цеплялся за разум. Он отмахнулся от него и стиснул зубы. — Почему мы здесь?
— Честно? Не имею ни малейшего понятия. Сигиллит приказал привести тебя именно сюда. И никто не подвергает сомнению его приказы. Пытаться понять мысли старика все равно что биться головой о стенку. Тщетно, Повелитель Ночи. И думаю, что ты и сам это знаешь. — Варрен рассмеялся. — В этой системе есть мир под названием Малек`Нар. Слыхал про такой?
— Нет.
— Мимолетное раннее завоевание. Отмечен психореактивными факторами окружающей среды. Сноска по стандартам Великого крестового похода. Механикумы пометили его для исследования и возможной колонизации.
Жарост рассеянно кивнул, на коже головы выступили капельки пота. Он зашатался, словно пьяный. Отдаленный, приглушенный звук исчез. Теперь он превратился в вой.
Оболочка реальности кричала, стонала, вопила.
— Я чувствую это, — прошептал он, — слышу. Куда бы мы ни направлялись, весь этот мир — единая песня агонии.
Мир и вправду был уродливым. Окутанный бурей, черно-серый на фоне бесконечной черноты. Молнии обрамляли целую планету во время обширных экваториальных штормов, доведенных до неистовой интенсивности неким безымянным внутренним смятением. «Громовой ястреб» содрогнулся, как только упал в объятия атмосферы, и ветер с жадной тоской вцепился в железную обшивку. Ведьмовское пламя лизало каждую линию гордого судна, купая его в беспорядочном сиянии.
— Сигналов нет, — пробормотал Варрен, наклоняясь вперед в гравитационной люльке, пытаясь поймать взгляд Жароста или, по крайней мере, привлечь его внимание. — Во всяком случае нет сигналов, переданных с машинных устройств.
Жарост откинулся на прохладный металл боевого корабля, позволив раскачивающейся турбулентности ударять его о стены головой. Боль помогала унять вечный крик истерзанного мира. Иначе он так и не прекратился бы и дальше вместе с воем ветра проникал сквозь серое судно, пока то плыло в пропитанном мучениями воздухе.
Вокс Варрена щелкнул, и тот кивнул сам себе.
— Однако наш пилот говорит, что у нас есть подходящее место для посадки. Один из высоких доков.
Он больше ничего не объяснил, да и растерянному Жаросту было не до вопросов. Варрен позволил тишине еще немного повиснуть, а затем снова заговорил.
— Почему мы здесь, Повелитель Ночи?
— Не называй меня так, — глухо прошептал Жарост. Он наклонился вперед, подальше от дребезжащей боли стен. — Мы здесь потому, что мои желания совпадают с желанием Сигиллита. Он дал мне возможность показать себя еще раз и уладить некое старое недоразумение. И все.
Несколько секунд спустя корабль содрогнулся от приглушенного удара, и вой двигателей утих. Ограничители отключились, и оба воина синхронно поднялись. Задний трап с лязгом опустился, и они вышли на штормовой свет.
Причальный острог представлял собой длинный, но ненадежный пролет, состоящий из металла и камня. Он выступал из наполовину возведенной скелетообразной башни на горе. Внизу Жарост увидел лишь тьму — глубины, затерявшиеся в тенях и тумане на фоне черного хрусталя гор. Она странно блестела, была влажной от конденсата и попавшего в ловушку света. Он не хотел слишком долго рассматривать эту субстанцию. Слишком много фокуса на одном объекте, к тому же высокий, глухой крик снова возник в его сознании.
Искушение дать волю разуму было непреодолимым. Жарост вдохнул звучный воздух мира и понял, что это и от чего. Он пленил свой дар, запер его в железокаменной клетке под Альбией. Тюрьма теней защищала его душу и рассудок. Он доверял тому темному месту больше, чем изуродованному бурей открытому небу Малек`Нара.
Жарост возвел взгляд на спиралевидные башни, каркасы которых поднимались из черного хрусталя и тщетно устремлялись ввысь — незаконченные, заброшенные. Он подумал, что был в этом какой-то урок, ведь безграничные амбиции человечества должны соответствовать решительным действиям. Без этого и грезы обречены на смерть еще до рождения.
— Выглядишь болезненнее обычного. — Варрен рассмеялся, но его голос, усиленный воксом, прозвучал как рычание. — Я думал, что дальше уже некуда.
— Все в порядке, — солгал Жарост. Он покрепче сжал посох, но не опирался на него, пока они шли вперед, покидая доки. Земля под ногами перестала издавать металлический звон, и вместо этого подала глухой, но уверенный каменный звук. Они прошли через арку, возможно, когда-то бывшей золотой, хотя десятилетия дождей и копоти превратили ее в черное старое железо.
— Никаких приветствий, — подметил Варрен, и в глазах Жароста промелькнуло раздражение. — Возможно, нас отправили в увеселительную погоню. — Он оглянулся вокруг, неуверенный в своих словах. — А что показывают твои дары?
Жарост проигнорировал колкость.
— Здесь что-то есть. И весь мир тонет в этом. Агония. Ненависть. Горечь пропитала каждый клочок этой планеты. Они здесь. Я чувствую их вкус.
— Они? — спросил Варрен, наклонив голову.
— Ты видел корабли на орбите. Когда-то давным-давно мой легион был здесь. Теперь они вернулись. Так или иначе. Мы ищем среди них душу.
Цепи гремели от ярости бури, но стыковочные отсеки были пусты. Огромное открытое пространство зияло пустотой в ожидании груза, который уже никогда не прибудет. Аварийные люмены мигали, отбрасывали слабый свет и длинные тени.
Покинутые участки прото-улья зияли, словно гробницы, выжидающие своего часа. Новая волна криков в сравнении с этим показалась Жаросту милосердием. На этот раз крики издавали человеческие глотки и измученные голоса.
Они нахлынули неровным потоком, и ни у одного из них не было одинаковых шрамов.
Одного любезно вскрыл мортиций, сделав раздвоенный разрез вдоль туловища, а потом снова зашив. Грудь его вздымалась и корчилась, словно нечто пыталось вырваться из тела на свободу. Иной женщине ампутировали руки по локти и заменили их металлическими зазубренными когтями, воткнутыми в едва затянувшиеся раны. На каждом были шрамы после операций и отвратительные увечья. Люди были одеты в рваные комбинезоны и мантии — докеры, архивариусы, писцы и младшие адепты Механикума. Все они были обескровлены и бледны, их глаза сверкали чистой чернотой, они все кричали в один голос.
Варрен уже был готов стрелять, он вскинул болтер и прицелился. Первые выстрелы пришлись по несущемуся в их сторону авангарду в центре толпы. Существо с раздутой грудью лопнуло и откинулось назад в фонтане черной крови, тело забилось в судорогах. Плоть порвалась, а ребра с тошнотворным хрустом встали на свое место. Черные глаза вспыхнули изнутри внезапным светом, а раны на туловище снова затянулись потоком блестящей черной плоти. Губы приоткрылись, блеснули заостренные игольчатые зубы. Оно больше походило на глубоководного хищника, чем на смертного человека.
И в некотором плане так и есть. Пловец в глубоких водах моря душ. Того, что дилетанты Магнуса называли Великим Океаном.
Они продолжали наступать. Несмотря на раны и ужасные повреждения, которые масс-реактивный снаряд должен нанести человеческому телу, они продвигались вперед. Варрен прикрепил болтер к бедру и обнажил клинок. Активация силового меча отбросила новый свет, чище, и в этом освещении создания казались призрачными подобиями человеческой формы жизни.
Варрен рассек надвое освежеванную вопящую голову, отбросив ужас назад, прежде чем нанести еще один размашистый удар. Он зарычал и начал плеваться, сражаясь с яростью своего легиона. Стертые до костей пальцы царапали его пластину, а выбитые зубы крошились в порошок, отчаянно пытаясь ухватиться за что-либо. Омерзительных упыреподобных тварей разрубило на части в ливне конечностей и голов. Монстры разбрызгивали фонтаны скверной и свернувшейся черной крови. Они извивались и дергались на свету, то входя в реальность, то покидая ее, стремясь спрятаться.
Жарост тыльной стороной ладони отбросил вопящий ужас в сторону, черепообразное лицо противника разлетелось вдребезги от удара о пол. Фел поднял посох одной рукой, обхватил другой и сосредоточил всю волю на оружии. Люмены в помещении заискрились, вспыхнули и погасли. Тьма затопила все пространство, за исключением узкой полоски трупного цвета, танцующей вдоль посоха и освещающей рычащие, перекошенные лица монстров, что когда-то были населением этого мира.
Реальность содрогнулась. Темнота дрогнула и воплотилась внутри, внезапно став плотной и колючей. Она хлынула в их кричащие рты, заглушила крики, потопила их в потоке темного света и изменчивой материи. Тела рухнули вниз, и имматериум вытек из них. Жарост позволил себе выдохнуть.
Огни вновь вспыхнули, как только зловещая реальность восстановилась, и Варрен сверху вниз посмотрел на окружающие их покореженные трупы. Пустотная субстанция, удерживающая их вместе, исчезла, оставив лишь изуродованные тела жертв. Раны убитых выглядели так, словно их только что нанесли — они были обрамлены красным и кровоточили.
— Каким колдовством ты владеешь, Повелитель Ночи? — прорычал Варрен. Он держал меч наготове, приготовившись к любому удару, что мог последовать в ближайший момент из теней. — Как же так получилось, что ты имеешь такую власть над ними?
— Пути псайкера не могут быть тайной, если ты служишь Сигиллиту. — Жарост горько рассмеялся. — Эти ужасы созданы из кромешной тьмы и вернулись в нее… или их создали из варпа, и они вернулись обратно. Каждый из вариантов — истина точно так же, как они оба могут быть и ложью. — Жарост ткнул в один из трупов наконечником посоха. Кровь медленно сочилась из разорванного тела, окрашивая изношенные плиты на полу.
— Но ты знаешь, что они такое? Эти… кошмары?
— Нет. — Жарост покачал головой и отошел от трупов. — Не этот… метод, но похоже я знаю руки, что применили его при создании этих монстров.
Они двинулись вглубь здания, мимо следов былых зверств.
Пятен крови становилось все больше. Огромные потоки артериальной крови украшали пол и стены, дугой поднимаясь к потолку. Местами кости были прибиты гвоздями к металлическим стенам коридора, прикреплены, словно анатомические образцы или грубые тотемы. Рваные плащи из человеческой кожи висели над дверными проемами. Такие знакомые ужасы. Настолько уже заезженная до дыр картинка, что стала банальной. Он давно уже перестал заниматься таким бессмысленным осквернением — подобные действия были столь далеки от цели, что не имели никакого смысла.
Казармы переоборудовали в помещения для вивисекции. В складских помещениях хранились мириады трупов, сложенных штабелями, словно дрова. Некоторых казнили, а другие умерли только спустя время, после пыток и экспериментов.
Он протиснулся мимо них, преследуемый осуждающим молчаливым взглядом Варрена. Пожиратель Миров практически не разговаривал с момента первой кровавой бойни. И его отвращение стало очевидным. Даже один из мясников Ангрона воротил нос от бесчинств Восьмого.
Воины вышли в центральное помещение: огромную полость в самом центре сооружения. Скамьи и столы лежали разбитые вдребезги, сваленные по краям, словно хворост для растопки. Стены были выдолблены, сведены до разбитой стали, и кристаллическая материя мира просачивалась сквозь них, пробиралась ищущими щупальцами, словно похабный черный коралл.
В центре помещения, будто на религиозном капище, стоял стол, а вокруг него толпилась кучка сгорбленных притихших силуэтов, словно они были студентами-медике. Они замерли и повернулись практически синхронно. Он не удивился, когда увидел на нагруднике ливрею Повелителей Ночи. Однако, Жароста удивило то, кто был лидером в этой группе.
— Ватрас.
Жестокость времени, подобно клейму пронизывала кожу эпистолярия Ватраса. Бледное отражение собственной угасшей силы Жароста, тот был совершенно без волос, морщины испещрили кожу, словно он постарел на столетия с тех пор, как Жарост в последний раз наставлял его. Библиарий мрачно рассмеялся и покачал головой. Остальные хранили молчание. Сифан, с черными волосами и острыми глазами. Димав, все еще носящий на шее нарисованную чернилами цепочку из черепов — символ нострамской банды, который он носил с детства. Последнего Жарост не знал. Они горели ярко, но не в сравнении с сиянием Жароста и Ватраса.
— Они сказали — грядут испытания… Я не ожидал, что ими окажешься ты. — Ватрас снова рассмеялся. — Ты что, какая-то тень, извлеченная из глубоких недр варпа? Ты мой судья, Фел Жарост? Или тебя призвала вина? — Он искоса посмотрел на Варрена. — Привел с собой домашнего зверька? От него разит псом войны.
— Придержи язык, пока я не вырвал его у тебя из головы, — пробормотал Варрен.
— Не нужно враждовать, — спокойно сказал Жарост. — Не в том случае, если ты объяснишься. Сейчас есть шанс, которого не было прежде.
— Объясниться? Объясниться в чем? Ты бросил меня, — зарычал Ватрас. Черная молния затрещала на его перчатке. Комната содрогнулась. Черный кристалл танцевал в преломленном свете, оживленный внезапным резонансом как мыслей, так и эмоций. — Задолго до того, как убежал прочь и спрятался под какой угодно скалой, способной удержать тебя. Ты отвернулся от меня, Жарост. Судишь обо мне по своим собственным безумным меркам, равняешь меня по своим собственным стандартам. Кто или что наградило тебя подобным правом? Что за чистота скрывалась в руинах под Альбией, что к ним ты относился с большим уважением, чем к трущобам Нострамо? Мы вместе смотрели, как он умирает, и я знал… Знал, что в глубине души, ты считал это благословением.
— Да, так и было. Тот мир не имел права на существование в том виде, в котором он все же существовал. Все, что он сделал — отравил наш легион и Галактику. Крестовый поход заслужил лучшего, чем его отбросы.
— И поэтому ты покинул нас. Оставил всех учеников, которым благоволил, на произвол легиона. Без старшего библиария, который бы наставлял нас, и с дарами, скованными кандалами, — в тот момент, когда они приводили смертных, что впивались в мятущийся разум примарха. А ты в это время предпочел изгнание долгу. Отказавшись от обязательств. Над нами потешались. — Ватрас стукнул кулаком по нагруднику. — Сомневались в наших сердцах. Наших аппетитах. Особенно те, что принадлежат к роду Терры. Не всем нам так повезло, как тебе, и не каждый смог сбежать во тьму. Нас продавали, словно скот. Обменивали на что-то другое. И тогда мы узрели когти Семнадцатого. Знание, что оставило шрамы на душе! После этого была лишь служба. Мы связали сущности, коих они научили нас призывать. Всегда есть сила для тех, кто способен ею управлять.
— Мы никогда не были владыками ночи, мы были просто рабами тьмы, — ответил Жарост, каждое слово пропитывала печаль. — Прости меня, брат.
Жарост поднял руку, пробуждая дар, и копье чистой психической энергии пронзило череп незнакомца. Прикрученный к голове пси-капюшон взорвался, осыпав их осколками хрусталя и костей. Разгоревшийся гнев Ватраса вырвался наружу, и тот вытащил из-за пояса длинный зазубренный кинжал, нанося им физические и психические удары, направляясь к Жаросту. Лезвие оставило рваный шрам на серой пластине. Жарост отступил назад, подняв посох в жалкой попытке защититься.
Варрен внезапно и стремительно бросился вперед, вытянул меч и замахнулся. В тот момент он казался непревзойденным воином; целые легионы могли пасть пред ним. Его противники разошлись в разные стороны: Сифан влево, а Димав вправо. Пожиратель Миров повернулся в одну сторону, потом в другую, и его клинок метнулся к Димаву.
Острие клинка вонзилось в наплечник Повелителя Ночи, развернув его. Библиарий вскинул руки, и черное пламя обвилось вокруг запястий, прежде чем вырваться наружу. Огонь окутал Варрена. Броня легионера зарычала, сервоприводы, казалось, вот-вот заклинит, а нагрудник вот-вот выгнется, но он плечом прорвался сквозь огонь и вонзил клинок в грудь противника. По инерции оба рухнули на пол. Жарост услышал эхо боевого клича Пожирателя Миров, как только тот вынул клинок и тут же вонзил его обратно в татуированное горло Димава. Послышался хруст позвонков.
Сифан двигался быстро, гораздо быстрее, чем можно было подумать исходя из тяжести его брони, руки обхватили шлем Варрена. Необузданная псайкана пропитала воздух, и черные кристаллы запели — живые, наполненные резонирующей энергией. Жарост ощущал интенсивность напряжения во время схватки с Ватрасом. Он увидел другого воина сквозь сияние черного огня и молний.
Варрен яростно кричал, выплескивая ненависть в воздух, когда стремительный разум Повелителя Ночи обвился вокруг его разума. Жарост увидел это мысленным зрением…
Прохладные, чистые углы апотекариона были забрызганы мясными обрезками. Варрена пригвоздили к столу, словно подопытного, пока пилы выдалбливали и сверлили надрезы. Спиральная металлическая угроза скользнула к кости и ощутила вкус мозга. Стиснутые зубы в пятнах крови там, где он прикусил собственный язык. Надвигающаяся тень, огромные руки на его плечах, почти смыкающиеся вокруг горла; когда она ухмыльнулась с хищным ликованием — испещренные шрамами губы приоткрылись, обнажая железные зубы.
— Сын мой…
Жарост отмахнулся от бредового морока Варрена, приторно-ядовитого отголоска того, что когда-то казалось неизбежным, и отразил еще один удар Ватраса. Сразу же за ним последовал и другой. Посох звенел при каждом ударе, отводя лезвие в сторону. Они казались практически равными, хотя он и ощущал, как сила Ватраса циркулирует согласно странным психическим приливам проклятого мира. Они извратили эту силу; позволили безумию варпа проникнуть в нее. Такие сделки имели как и выгоду, так и свою цену.
Мир дрожал и бился в конвульсиях вокруг, пока они сражались и перемещались друг за другом из одного конца помещения в другой. Их разумы боролись, пылая призрачным светом, их мысли проявлялись в воздухе, пока каждый тщетно пытался получить преимущество. Он поймал за запястье руку Ватраса, в которой находился кинжал, и дернул ее вперед, целясь, чтобы разбить голову противнику концом силового посоха, но этого не случилось — Ватрас сбил его с ног одним ударом кулака. Подняв голову, Жарост сплюнул кровь.
Они уже были не в ритуальном помещении. Он распростерся в залах для аудиенций примарха, и на мгновение Ватрас превратился в фигуру первого капитана с поднятой глефой. Он оскалил зубы и вскочил на ноги.
Колдовство зарябило и подернулось. Оно растеклось, словно воск, и превратилось во что-то иное. Жарост увидел ненависть в глазах Ватраса, но со временем она выгорела. Тогда он был моложе. Они оба. Изо всех сил они старались найти свое место в Восьмом. Старались понять предназначение. Жарост цеплялся за собственное, но был вынужден наблюдать, как Ватрас отдаляется. Поглощенный ядом нового легиона. Следует по водостоку, где они все еще шептали полузабытые молитвы бритве и веревке.
— Я не могу с тобой согласиться, Ватрас. Их пути — не наши, и без этой цели мы ничто. Ты — ничто, — прошептал из тени его собственный, полный презрения голос.
— Не тебе использовать мое прошлое против меня же, — прорычал Жарост, — не я за него цепляюсь.
Иллюзия рассеялась, поглощенная вращающимися тенями, танцевавшими вокруг. Психопространство откликнулось на ненависть и разочарование, и потому они пошатнулись, сражаясь, пока черные глубины Альбии не нависли над ними. Простор помещения вызывал клаустрофобию при мыслях о туннелях, при мыслях о калечащей изоляции. Жарост хлестал брата тяжестью их происхождения — грязью, что все еще липла к ним.
В ночи под миром смерть пришла не в черном, но в сером. Сером цвете ползучей чумы или камнепада в тоннеле. Жарост был облачен в серые доспехи. Словно призрак. Словно знамение смертности.
Он развернул посох, и навершие в виде черепа встретилось со щекой Ватраса. Тот пошатнулся и попытался снова проникнуть в мысли Жароста. Бывший Повелитель Ночи в свою очередь воздвиг адамантиевые стены в разуме… а затем позволил им пасть.
Они стояли на изломанной земле умирающего мира, чувствуя, как она дрожит под их сабатонами. Огонь хлынул с небес, и нерушимая оболочка планеты разорвалась, выбросив в небо огромные потоки вулканической крови. Улицы города находились в смятении, как только разрушились шпили и перекосились макротранспортные магистрали. Впервые поверхность лишенного солнца мира озарил свет. Всепоглощающий, бедственный, ужасный свет.
Фел Жарост горел светом умирающего мира, увенчанный последним заревом, поглотившим Нострамо. Рука прорвалась сквозь пламя и схватила Ватраса за голову. Он чувствовал пальцами свод черепа, такой же ненадежный, как и тектонические плиты хворого мира.
— Это… не суд. Мы уже вышли за пределы всего этого, — прорычал Жарост. — Все, что ты делал, было лишено цели. Лишено смысла. Покончить с тобой — не правосудие. — Он позволил пальцам сомкнуться, и укрепленная кость начала ломаться под натиском перчатки. Не облаченной в красный цвет грешника, но испачканной багровым цветом убийцы.
— А возмездие.
Иллюзия рухнула со щелчком смещенной реальности, и каналы оборвались вместе с ней. Ватрас закричал, и его череп разлетелся вдребезги — его жизнь закончилась и стала еще одним голосом в вечном крике варпа. Звеня симфонией ужаса, вызванной и воплощенной им в человеческом обличии.
Осколки черного кристалла наполнили воздух вокруг, когда огромные лонжероны разлетелись на части. Жарост шагал сквозь них, словно беззаботно и бесстрашно прогуливался под легким дождиком. Он нанес удар, заставивший Сифана опуститься на колени. Разум Жароста потянулся к нему и захватил меньшее сознание, затмевая и свет, и тьму одновременно, пока испивал мысли и пожирал грезы. Воин мог лишь биться в судорогах и стонать, поскольку его поймали в ту же паутину из сконцентрированного хищничества и ужаса, в которую он пытался заманить Варрена, перед тем как упасть замертво.
Пожиратель Миров вскочил и широко раскрыл затуманенные от паники глаза. Он занес меч и остановился лишь после того, как понял, что приставил оружие к горлу Жароста.
— Все… Все кончено? — неуверенно спросил Пожиратель Миров.
Фел Жарост просто улыбнулся. Холодно и неприятно.
— Все кончено, — выдохнул он.
Темное бремя этого места исчезло. Погрузилось в смерть и самопожертвование. Они больше не побеспокоят Империум, не увидят безумия по воле магистров войны или ложных богов.
Сигиллит преподнес ему подарок, благо. Он подставил горло прошлого и позволил Жаросту воспользоваться клинком.
И что бы будущее ни таило, теперь с ним можно столкнуться безо всяких сомнений.
