Слово, что даётся не каждому / The Hardest Word (рассказ)
 | Перевод коллектива "Warhammer Age of Sigmar — Чертог Просвещения" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Warhammer Age of Sigmar — Чертог Просвещения". Их группа VK находится здесь. |
 | |
| Автор | Дэвид Гаймер / David Guymer |
| Переводчик | Переводчик из Гальхаллы |
| Редактор | Mike, Warhammer Age of Sigmar — Чертог Просвещения |
| Издательство | Black Library |
| Год издания | 2017 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Экспортировать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Всю скалу покрывает меловой и уже порядком выцветший лик Горкаморки – двуглавого божества войны, которое покровительствует оррукам. Чуть ниже гранитную плиту испещряют чёрные, жёлтые и блекло-розовые пятна – отметины, оставленные чередой владык Разрушения и лордов Хаоса. Горкаморка – самый крупный образ, но отнюдь не последний. В несколько слоёв эту роспись покрывают руны и глифы, некогда гласившие о величии своих хозяев и их богов. Однако теперь уже некому претендовать на этот тронный зал.
Прикомандированная лорд-дознаватель с неодобрением оглядывает расписанную стену, но мне она нравится. Это мозаика, повествующая о поражениях моих врагов. Ей больше тысячи лет, и кое-что в ней напоминает мне о старом доме.
Ежели случится так, что Викея станет лордом-кастеляном Семи Слов, она украсит это место так как ей заблагорассудится.
– В своём чертоге я вас не жду, лорд-дознаватель, – говорю я ей. – И церемоний здесь не потерплю.
– Этот чертог не твой, самовлюблённый дурак. Ты бережёшь его для Зигмара. Как сторожевой пёс.
Скрипнув сапогами, она резко поворачивается ко мне, отчего лазурный плащ взметается в воздух. «Ледяная королева», – думается мне.
И эту мысль я прогоняю не сразу.
Её доспехи – бело-голубые, как у всех Рыцарей Безжалостных. На её маске застыло выражение горькой злобы, но, к моему облегчению, сейчас она держит её под мышкой; Рыцари Безжалостные славятся тем, что надевают свои маски лишь во враждебных землях или вынося приговор Зигмара. Её длинные чёрные волосы собраны в хвост. Её кожа походит на мрамор, хотя ни один ремесленник Азира никогда ещё не работал со столь твёрдым материалом.
Я нетерпеливо приглашаю её войти.
Она минует проход и приближается к моему трону, её шаги гремят по голому камню. Следом за ней семенят две рычащие грифогончие, их клювы покрыты благословлённым зигмаритом, на чешую вокруг шей нанесены руны отречения. Мой личный спутник, Ворон, выбирается из-под зверолюдских шкур, сваленных в кучу у моих ног, и предупреждающе огрызается, его рык эхом разносится между полуразрушенными арками и колоннами.
Похоже, даже наши гончие испытывают взаимную неприязнь.
– Что привело лорда-дознавателя в Обитель Семи Слов? Хаос отступает по всем фронтам, ведь Гамилькар Медвежор столь же решителен, сколь и зорок.
Она замирает в десяти шагах от меня и с гулким лязгом опускает посох на каменный пол. Его верхний конец венчает символ её должности – фонарь отречения.
– Я пересекла Хамонские врата и была допущена к горниловым прудам Молибдена. Я говорила с пророком Аргентом и совещалась с оракулами Зигмарабулума. Я видела скавена, старого как мир, что наложил свои лапы на тайны самих богов. Хвост его – змея из рыщущих теней, и в видениях моих он обвивает шею Зигмара.
Я почёсываю бороду. Частенько слышу, что с Зигмаром мы похожи. И ведь не врут, наше сходство прямо-таки жуткое.
– Так зачем же ты пришла сюда?
– Я видела крысиный потоп, набирающий силу. Это место послужит точкой отсчёта. А ещё – тебя, Гамилькар. В последнее время ты всё чаще появляешься в моих видениях. – Я расплываюсь в неуместной улыбке, но она хмурится, холодная, словно родниковая вода. – Я видела, как ты оказался в клетке, посреди бури нечестивых молний, видела, как ты кричишь, пока тебя раздирают на куски.
Я откидываюсь на спинку, отчего тотемы и трофеи, украшающие мою пурпурную боевую броню, раздаются перезвоном.
– Ты уверена, что это был я? И что случится это в моей крепости?
– Даже будь мои видения не такими ясными. Теперь же, когда я здесь, я уверилась только сильнее. Я кожей чувствую крысолюдскую скверну, лорд-кастелян.
Я поднимаю взгляд на фонарь отречения – клетку из кометного льда, покрывающую навершие её посоха.
– Они уже здесь, – продолжает Викея. – Хоть я и не знаю, откуда и как именно они собираются проникнуть в бастион Зигмара.
– Моя крепость неприступна, – говорю я с некоторой иронией в голосе, глядя на роспись и её длинное наследие побед и поражений. Я хватаюсь за подлокотники трона и поднимаюсь с места со скрежетом тяжёлого доспеха и кольчуги. Ворон зевает и потягивается, и я добродушно прогоняю его с дороги. Он же мигом вгрызается в мои поножи. – За мной, лорд-дознаватель.
Я толкаю двери, болтающиеся на петлях, – сломанные с тех самых пор, как я выдворил предыдущего «кастеляна» из этого тронного зала, – и выхожу в коридор.
Старую плитку устилает щебень, хотя большая его часть сметена в беспорядочные кучи чуть поодаль от центрального прохода. Стены окутывают дымчатые облака. Сверху то и дело мелькают тени этаров, великих орлиных сородичей. Они внушают страх грифогончим.
Семь смертных ветров шепчут семью смертными голосами.
По бесчисленным лестничным пролётам, высеченным дуардинами, мы с Викеей добираемся до тёплой палаты, которую заняли рыцари Медвежоров.
В помещении совсем нет окон. Пол, стол и спинки стульев покрывают шкуры зверолюдов и другой добычи. Очаг холоден, но ветру сюда ход закрыт – этого уже достаточно.
Мой заместитель, первый каратель Брудиккан, останавливается на полуслове, не окончив театральный сказ о своих битвах с санкритами посреди Моря Костей. В его татуированном, покрытом шрамами кулаке кувшин с чем-то тёплым. Со скрипом он поднимается с места. Франк и Ксер Грозовое Облако, облачённые в чёрные доспехи с костяными украшениями, внимательно поднимают глаза.
– Собери буревоинство, – приказываю я Франку.
Рыцарь-герольд немедля вскакивает с места, хватает боевой рог со стола и поспешно покидает палату. Брудиккан переводит взгляд на Викею, но вопроса не задаёт. Его узловатые брови натягиваются ещё сильнее. Каратель – воин немногословный и очень серьёзный, поэтому-то он так хорош во служении.
– Собери полк смертных, – говорю я ему.
– Что им сказать?
– Что Гамилькар выйдет с ними бок о бок.
Я вытягиваю руку, и Брудиккан с улыбкой на лице – какая же это редкость – поднимает мою алебарду со стойки и бросает мне.
– Это их обрадует, – говорит он и, почтительно кивнув лорду-дознавателю, выходит вслед за Франком.
– Что на этот раз, Гамилькар? – спрашивает Ксер. Взгляд его тёмных глаз блуждает между мной и Викеей.
– Надвигается крысиный потоп, лорд-реликтор, – отвечает ему Викея. – Я прибыла из Зигмарона со всей поспешностью, но атака может начаться в любой миг.
– Я хочу знать, откуда, как и в каком количестве они нападут, – говорю я. – Чтобы понимать, где расположить воинов и сколько времени эти твари у меня отнимут.
– Местные племена упоминали логово скавенов. – Ксер призадумался, его очи обратились вовнутрь. – Где-то далеко на юге, за Невозможной топью.
– Откуда они явятся, мне дела нет. Важнее то, где они сейчас.
– Я ничего не нашёл, но сейчас же пошлю весточку лорду-кастеляну Актуру. Может, он приметил нечто в лабиринте – нечто такое, что в свете новостей от леди будет выглядеть иначе.
Лорд-кастелян Наковален Молотодержца – мрачная душа совсем нешутливого нрава и вместе с тем самый жестокий, самый неукротимый воин, которого я когда-либо видел. Бесконечное бдение над сумраком, который окружает Азировы врата, кажется, доставляет ему удовольствие, пока я правлю этими землями как регент Зигмара. Такое разделение обязанностей устраивает меня в равной степени.
– Тогда выполняй, – киваю я лорду-реликтору.
Я обхожу стол и следую за Бруддиканом и Франком.
– Что ты собираешься делать? – вопрошает Викея, но я не удостаиваю её ответа.
Знавал я как-то одного лорда-реликтора из Освящённых Рыцарей, почти столь же скорого на суждения, как и Викея. Однажды он спросил, что же это за безумие такое взвалило на меня ношу лорда-кастеляна. Я нетерпелив, несдержан и страдаю от тяги к скитаниям. Я твёрдо убеждён, что ожиданием никто и никому ещё не послужил достойно. Однако даже у меня есть одна общая черта с лордами-кастелянами Зигмаровых воинств – это решимость защищать людей Бога-Короля и сторожить его владение с любым оружием наперевес.
За пределами крепости практически каждая стена обросла сетями и строительными лесами. Молотки стучат по гвоздям, дети верещат – эти звуки напоминают те, что издают жители небес, этары. Из пепла старых зверолюдских юрт поднимаются новые дома, причём едва ли не быстрее, чем каменщики и плотники успевают физически их сложить. Запахи навоза и опилок тянутся за людьми по пятам, словно хнычущие беспризорники. Дух переселенцев переполняет живая анархия, которую я, поборник космического порядка, обычно нахожу весьма привлекательной – как бы иронично это ни звучало.
Обычно. Но только не сегодня.
Каждый детский крик несёт предупреждение. Каждый сточный канал, каждая телега, нагруженная брёвнами, – это угроза, которая притягивает мой взгляд и заставляет сердце биться чаще. Я смотрю по сторонам, невольно скаля зубы.
Викея никогда не ошибается.
Не все лорды-дознаватели созданы одинаковыми. Они ищут семена Хаоса и искореняют их по-своему, но вот пророческий дар Викеи, он известен во всех буревоинствах. Мысли о её видении тревожат меня больше обычного.
Когда я преодолеваю каменные ступени и оказываюсь у воротной башни, группа Внемлющих, облачённых в мягкие неброские рясы, призывает меня к тишине.
За таким названием для крепости, как «Семь Слов», естественно стоит большая история. Она была высечена из Горкомана, высочайшей вершины Гура, и с тех пор семь ветров силы – от сокровенного Хиша и до чернейшего Улгу – продувают её стены. В давние времена Внемлющие съезжались сюда со всего света, чтобы преклонить колени и в порывах ветра предаваться раздумьям о нынешнем положении владений. Сейчас же лишь дюжина отважилась на паломничество. Большинство из них – люди, все родом из Зигмарона, и влечёт их не чистота ветреной переклички, но боевое преимущество, которое можно извлечь из далёких войн в далёких владениях. Последнее слово, как всегда, принадлежит Азиру. Но не с вышнего свода говорит Небесное Владение, ведь здесь его сила скована и привязана к руническому кромлеху из камня и металла, который громоздится в глубине горного основания этой крепости. Врата владений – то же для владений, что реки и дороги – для крошечных империй. И Азировы врата – вторая по важности ценность Семи Слов. На миг в голову мне приходит мысль: а не спросить ли у монахов – может с Уксором Неукротимым на троне беспокоить их будут меньше? – но в этот раз мне удаётся промолчать. Есть дела поважнее, чем дразнить их орден.
– Гамилькар! – Я гляжу через плечо и вижу, что Викея идёт следом, совсем не придавая значения недоверчивым взглядам смертных. – Ты не можешь перевернуть каждый дом и каждую плиту.
– Так и будет, ежели сочту необходимым. – Прикрыв глаза от горного солнца, я поднимаю взгляд на прочную, хотя и старую, башню с баллистой. Она высится прямо над главными воротами. – Барбар! – Мой голос мог бы покрыть десятки полей сражений, и нет в мире такого шума, который заглушил бы его, когда я хочу быть услышанным. Рыцарь-охотник отворачивается от горизонта и смотрит на меня сверху вниз.
Его доспехи украшены перьями разных зверей и птиц. Его сложенные крылья потрескивают неистовой азирской энергией.
– Есть что-нибудь? – спрашиваю я. Барбар жмёт плечами и качает головой. Я указываю на пасмурное синее небо. – Лети. И докладывай обо всём нежелательном.
Кивнув остроклювым шлемом, рыцарь-охотник расправляет крылья. Громовой раскат божественной силы вбирает семь ветров и увлекает его в небеса.
– Нельзя просто бегать взад и вперёд, словно размалёванный грот, спасающийся от лесного пожара, – огрызается Викея, не отводя взгляда от крыльев Барбара, мерцающих в вышине. – Нужно время, чтобы подумать. Собери людей в безопасном месте, обыщи тут всё. – Она потрясает своим посохом. Порождённый звёздами фонарь покачивается из стороны в сторону. – С поддержкой Актура и Ксера я смогу раскрыть заговор скавенов и вывести их на чистую воду.
Я хмурюсь. В голове появляется идея.
– Времени всегда не хватает.
Пока я размышляю над этим, ноги уже несут меня к воротам по изборождённой колёсами грязи.
Люди ползают тут и там, орудуют молотками и пилами. Одна половина ворот подпёрта деревянными лесами и заколочена брусьями. При виде меня рабочие приходят в удивление. Я машу им рукой.
– Даннеиль, отправь людей по домам, – говорю я старшему на смене. Я помню имя каждого.
Рабочие в спешке собираются и пробегают мимо меня. Я поднимаю засов и легко отбрасываю его в сторону.
– О, милый свет Сигендиль, – неприязненно произносит Викея.
Звучит зов боевого рога Франка, и рассевшиеся тут и там этары взмывают в небеса. Я поднимаю глаза, и птичьи крылья тенью ложатся на моё лицо.
В одном месте собрались три злонравные грифогончие, лорд-кастелян и один из самых страшных охотников за приспешниками Хаоса, служащий Зигмару. Люди понимают, что что-то здесь не так. А стоит небесам явить это крылатое знамение, как над толпой поднимается беспокойный ропот.
Я поворачиваюсь к Викее.
Лучи солнца опаляют её доспехи, рассыпаются серебряными и золотыми бликами. Её глаза встречаются с моими, в них полыхает огонёк. Не фанатичный, но ослепительно холодный, который ни одна забота погасить не в силах.
Кажется, ещё более непохожими мы с ней уже не будем.
– Ищи, лорд-дознаватель. – Я чувствую порыв сжать её плечи и пожелать ей доброй охоты, но мои руки благоразумно отказываются подвергнуть себя такому риску. Вместо этого я ласково потягиваю Ворона за клюв. – Подсоби-ка ей. И веди себя прилично рядом с другими гончими. – Я вновь поворачиваюсь к Викее. – Я обеспечу тебе время.
Не успевает она расспросить о моём намерении, как я миную единственные целые ворота и выхожу на каменистый уступ, который полукругом тянется от воротной башни.
Расстояние. Масштаб. Всё это обрушивается на меня, и земля уходит из-под ног. С отрога Горкомана на вершину соседней горы перекинут небесный мост дуардинской работы: ни верёвок, ни подпор, только одна головокружительная арка из пятнистого гранита. Облака бурлят внизу, словно речные потоки на дне глубокого ущелья, подгоняемые скалами меньших вершин. Ветер мечет мои длинные волосы, ерошит бороду – он так и норовит разорвать меня в клочья.
Я приближаюсь к мосту и всматриваюсь вдаль.
Соседняя сторона скрывается за аркой небесного моста. Расстояние не позволяет разглядеть всё в деталях, и всё же ни одна армия не прошла бы незамеченной мимо авангардных палат Барбара и полков вольной гильдии, сторожащих стены.
Сам грунтовый уступ довольно ровен. Его уклон незаметен глазу, но большинство осадных машин не одолеют его и скатятся к обрыву. Заросли кустарника и козьи тропы жмутся к крепостным стенам, пока гора не становится совсем уж отвесной.
Я отворачиваюсь, делаю несколько шагов назад и оказываюсь на мосту. Стены моей крепости предстают передо мной. Когорты смертных, охраняющие их, наблюдают за моими движениями. Грозорождённые в бордово-золотой броне и звериных шкурах только-только занимают свои места рядом с ними.
– Перед вами Гамилькар Медвежор! – рычу я, широко раскинув руки и сжимая кулаки до дрожи. – Величайший воин из всех, что ступали по владениям вослед Зигмару в Эпоху Мифа! Правда это или нет – неважно, пока люди верят в это. И клянусь Зигмаром, они верят.
Я прижимаю руку к уху, словно не слыша их ликования.
– Зефаклей Зверобой, говорите? – вопрошаю я с усмешкой на устах. – Да кто такой этот чемпион в маске? Он и сам поди мечтает, чтобы все звали его… – Я бью по нагруднику и кричу им: – Гамилькар!
Стены взрываются диким хохотом и радостными криками. Я дожидаюсь, когда они затихают, и взмахиваю рукой, призывая всех к тишине, – иначе ликование продолжалось бы вечно.
– Недобрую весть принёс я вам, дочери и сыновья. – Воцаряется тишина. Я делаю паузу, и вскоре она заполоняет всю необъятную пустоту, окружающую нас. – Азир предупредил нас о том, что поганые скавены нацелились на наш новый дом. – Со стуком я опускаю алебарду на камень и свободной рукой указываю на открытые ворота. – Узрите же, как страшусь я этого грязного, этого мерзкого, этого горбатого и ублюдочного выродка Губительных Сил. Узрите, как дрожу я перед широко распахнутыми воротами своей великой крепости.
Сделав невероятно большой вдох, словно втянув в себя небесные просторы, я поворачиваюсь спиной к стене и кричу что есть мочи:
– Услышьте меня, паразиты! Мои ворота открыты! Выйдите же ко мне. Один на один или все разом – меня это не шибко волнует. Одолейте меня здесь, пока крепость моя открыта.
Над стеной за моей спиной раздаются неуверенные смешки.
Мои соратники верят, что владения можно отвоевать за счёт мастерского обращения с клинком, но я с этим не согласен. Однажды я уже погиб от рук мечника: он объединился с чудовищным союзником, который превосходил в мастерстве и силе даже меня и моих павших гончих. Нет. Именно безрассудная смелость, вдохновляющее сердце и жестокая харизма предадут Хаос огню.
– Я и с места не сдвинусь, пока вы не покажете себя!
Мой голос растворяется в бездонной синеве. Затем вновь наступает тишина. Она тянется долго, и слышно лишь, как воет ветер да копья позвякивают о доспехи. Люди, дуардины и альвы нервно мнутся рядом с одиноким огором из вольной гильдии Семи Слов.
Счёт идёт на минуты.
– Лорд-кастелян, – негромко зовёт Брудиккан. Он стоит на стене, во главе дюжины вершителей из палаты Медвежоров. – Я не думаю, что они в самом деле…
Справа от меня из подлеска доносится шорох. Внезапно травы расступаются перед сгорбленным существом в капюшоне. Оно облачено в доспехи из ржавых железных пластин, сцепленных между собой кусками совсем уж простецких металлов. Сверху колышется опалённая накидка. С каждым неожиданным порывом ветра существо вздрагивает, и эта дрожь, казалось, зарождается в его дёрганой морде и расходится по всему мохнатому телу. Передними лапами оно неуверенно сжимает клочок почти белой ткани.
– Не... не убивай, не убивай, – произносит оно. Его голос – нечто среднее между шёпотом и шипением.
Я пожимаю плечами и опускаю алебарду, так, что остриё смотрит в землю.
– Убью одного, а где-то там, позади, тысячи других будут прятаться дальше.
Крысолюд кивает головой.
– Да-да. Целые тысячи.
Назвать его хвастуном язык не поворачивается. Выйти в одиночку на продуваемый ветрами уступ и встать перед лордом-кастеляном Семи Слов – такого от сегодняшнего дня он вряд ли ожидал.
Но в этом и заключается достоинство безрассудства.
Даже военачальник скавенов не ждал от своего врага столь глупого поступка.
– Я – Риллик, – говорит скавен. – Посланник и словокрыс мастера-колдуна Икрита, подземельного властелина Невозможной топи, прорванца через Хрустальный Лабиринт Тзинча, того, кто одолел Проклятие Хиша, скрывающее белые врата Тириона, и пробрался в Королевство Нага…
Я прерываю его коротким смешком.
– Коли я начну перечислять все собственные титулы и деяния, мы пробудем здесь до тех пор, пока мои солдаты не устанут и не разойдутся по домам, крыса. – Тревожный смех вновь прокатывается по рядам за моей спиной. – Ты принимаешь мои условия?
– Я ... – Хвост хлещет по траве. – Э-хм... – Лапы всё вертят и теребят белую тряпку. – Мастер-колдун Икрит принимает твой вызов, но не твои условия. Ему неинтересно это каменное гнездо. Но он готов-согласен на твою сдачу в плен. Живьём.
В голове вдруг появляется картина: я заперт в клетке из варп-молний, от боли я кричу без остановки.
«А не дано ли мне было узреть пророчество Викеи», – думаю я.
Но тут же отбрасываю эту мысль. Никакого плена не будет.
– Что ему от меня нужно?
– Придётся помучить… – Риллик захихикал. – Помучиться. Так он обещал-пропищал. Приложить немало усилий. Но когда ты станешь его пленником, ты сразу всё поймёшь. – Он протянул мне свою замаранную тряпку. – Могу я…?
Я киваю. Риллик мигом поднимает тряпку над головой и машет ею в сторону моста. Что-то сверкает на той стороне – или мне просто кажется?
– Что теперь? – спрашиваю я, но Риллик уже скрылся в подлеске – быстрее даже, чем появился оттуда.
Внезапно со стороны стены раздаётся предупредительный крик, и я хватаюсь за алебарду, словно сам Зигмар протянул мне свою руку.
Скавены идут.
Раздаётся лязг металла. В пропасть осыпается гранитная крошка. Солнечные лучи отражаются от красных доспехов вредителя, и я щурюсь в попытке разглядеть громадину, шагающую по мосту.
Чудовище горбится под стать обычному крысолюду, но даже так оно выше меня в два раза. Это голем, которого мусорщики собрали из подручных материалов: металлических пластин, деревянных брусьев, гремящих цепей и растянутых шкур да мехов. Одна его рука – многоствольное огнестрельное оружие, его патронные ленты сочатся едкой желчью. Другая – оканчивается шипастой булавой размером с мою грудь. Хвост из толстых железных цепей волочится следом за ним по камням, будто корабельный якорь. Передвигается он как-то нерешительно, постоянно замирая на месте, и то одна его нога, то другая сбивается с темпа, принимаясь волочиться по земле. Но его медлительность обманчива. Когда он подходит совсем близко, я осознаю, что это не какой-то колдовской автоматон, а настоящая боевая машина, управляемая живой крысой. В квадратной кабине его огромного бронированного туловища проделаны смотровые отверстия для скавена.
Конструкт застывает передо мной, он скрежещет и фырчит, но аплодисменты за моей спиной всё никак не стихают. Голоса наблюдающих сливаются в монотонный хор, железные наконечники отбивают ритм о твёрдый камень.
– Га-миль-кар! Га-миль-кар!
Сердце моё замирает. Даже перед ликом этого чудовища они не сомневаются.
– Подземельный властелин Невозможной топи? Тот, кто одолел Проклятие Хиша? – спрашиваю я, отведя голову назад. – Честно говоря, я ожидал кого-нибудь покрупнее.
– Мастер Икрит слишком велик-могуч, чтобы сражаться самому, дурак-дурак. – Его голос – глухой визг, напоминающий свист парового танка. – Ты углядишь-унюхаешь его, когда окажешься в цепях. – Пушка Крыслинга начинает вращаться, оружие шумно поглощает патронные ленты.
Проревев молитву Зигмару, я отстёгиваю обережный фонарь, всё это время висевший на поясе, и отодвигаю ставень. Золотой свет вырывается из реликвии и тут же заливает боевого конструкта сиянием Азира. Скавен шипит, прикрыв шелудивые веки, но его боль для меня – лишь приятное дополнение.
Свет Азира – мой щит.
Вращающиеся стволы орудия исторгают поток зеленоватых пуль. Большинство со свистом проносится мимо, но выстрелов так много, что некоторые, по крайней мере, настигают цель. Они барабанят о стену света, которая окружает меня золотистой рябью растраченной силы. Шум стоит оглушительный, но мой крик всё равно звучит громче: тело пронизывает боль, когда десятки ядовитых свинцовых пуль пробивают мой щит и впиваются в доспехи.
Другой лорд-кастелян, возможно, сделал бы вывод, что шлем – штука полезная, но только не я. С покрытой головой я всего лишь ещё один Астральный Храмовник; с тем же успехом на моём месте мог бы оказаться Вандал Король Праха или даже Зефаклей, мать его, Зверобой.
Но я не просто какой-то там Астральный Храмовник.
– Га-миль-кар! Га-миль-кар!
Дыхания хватает, чтобы выкрикнуть своё имя.
– Гамилькар!
Орудие конструкта опустело с жалобным воем вращающихся дул.
Я бью ногой в туловище этой махины, и моя защитная аура немедленно ослабевает. Она огромна, но и Грозорождённый Зигмара – не какая-нибудь дутая пушинка. Боевая машина отступает своей шаткой походкой, её тяжелый хвост вьётся и скребёт под ногами.
Места для замаха теперь достаточно. Одной рукой я раскручиваю алебарду, пока она не расплывается в вихре, уличаю момент и наношу удар по смотровой решётке, делаю несколько шагов назад, вновь раскручиваю рукоять и опускаю лезвие прямо на ленты ручного орудия. Неизрасходованные пули рассыпаются по земле, словно шариковые подшипники, и устремляются к обрыву. Скавен взвизгивает от возмущения. Лезвие моей алебарды высекает пурпурные искры, парируя удары паровой булавы. Раз, потом второй. Она слишком велика, чтобы блокировать её выпады, но я и не пытаюсь – всего лишь отвожу её от себя своевременными ударами. К третьей атаке моя рука немеет. Я со всей силы бью по навершию булавы, и если бы не массивный цепной хвост, поддерживающий равновесие, боевая машина наверняка перевернулась бы вверх дном.
Ответный удар прилетает в мой нагрудник – лишённый импульса и потому не очень-то сильный, но и его вполне хватает, чтобы зигмарит треснул, а я отлетел к стене.
Я делаю глубокий вдох, чувствую, что рёбра целы, и, пошатываясь, отступаю вдоль стены, пока не оказываюсь вне пределов его досягаемости. Ничего не сломано, а исцеляющая сила моего фонаря уже залечивает ушибы.
В это же время скавен обходит меня кругом, давясь от смеха.
– Га-миль-кар! Га-миль-кар!
Раздаётся треск, и кусок гранита отлетает от стены рядом с тем местом, где я остановился. С дальней стороны моста поднимается зеленоватая пороховая дымка.
Признаться, я был малость поражён. Только по-настоящему меткий стрелок мог промахнуться всего на фут с расстояния более чем в шесть миль.
– Один на один или все разом, – гогочет скавен из боевой машины. – Ты сам растрепал-распищал, что тебя это не волнует.
Несмотря на боль в рёбрах, меня пробирает смех.
Ещё больше снарядов разрывается у стены. Из переговорных трубок скавена доносятся смешки. Но я, пожалуй, оберну всё себе на пользу. Каждый лорд-кастелян знает секрет лучшей защиты.
Я с воплем бросаюсь на скавенскую машину, отталкиваюсь от земли и обрушиваю алебарду на сгорбленные плечи конструкта.
С шипением и хрипом дымовая труба разваливается на куски. Я уворачиваюсь от булавы и бью голема локтем в его механическую подмышку. Изнутри машины раздаётся глухой лязг. Я слышу, как скрипят зубы и скрежещут когти, как вьётся крысиная тушка внутри кабины – повреждений мой удар не нанёс, но беспокойства скавену всё же доставил.
Снайперский огонь прекращается.
Только редкие шальные выстрелы звучат в воздухе. То ли стрелки особо самоуверенные, то ли им просто плевать, заденет ли пуля их сородича-чемпиона.
Но я всё равно держусь поближе к боевой машине.
Скавен бросается вперёд, надеясь всей своей тушей придавить меня к стене, но движения мои легче, и потому я ускользаю от него. Взмах алебарды, и удар плашмя приходится ему по спине. Скавен жмёт по тормозам, все механизмы включаются на полную мощность, и машина издаёт истошный визг, проскальзывая мимо меня. Только хвост не даёт ей впечататься в стену.
Я расплываюсь в ухмылке.
Алебарда гудит в воздухе, набирая скорость. Конструкт замахивается своей бесполезной ручной пушкой, но я ухожу в сторону, шагнув за спину механического зверя.
– Зигмар, даруй мне силы!
Я опускаю алебарду – фонарь бряцает о землю – и в последний миг хватаюсь за рукоять обеими руками, чтобы вложить в неё всю свою силу.
Кованный богами зигмарит словно молния прорезает сталь первого и самого толстого звена цепи. Боевая машина остаётся без хвоста.
Скавен верещит от ярости. Он вскидывает булаву и обрушивает её вниз. Я отпрыгиваю назад, и оружие взрывает землю. Всего через мгновение я тоже приземляюсь, и ударная волна выводит меня из равновесия, пробегая по камню. Следом прилетает удар ручной пушки, и он-то и повергает меня на землю.
Конструкт не мешкает. Он заносит булаву для смертельного удара, и я слышу, как голоса наблюдающих сливаются в едином вздохе.
Что тут сказать. Со стороны скавена решение было до смешного самонадеянным –подставиться перед противником, хоть и таким поверженным на вид. Но уверенность мне понятна: ничто так не укрепляет её в скавенах, как выигрышное положение. Или бронированная боевая машина высотой в девять футов.
Я резко разворачиваю алебарду, так, что наконечник в основании древка упирается в смотровую решётку конструкта. Я коротко замахиваюсь и отбиваю удар. Ручная пушка бешено вращается, импульс увлекает её к крепостной стене, и вся машина подаётся вперёд, лишённая драгоценного хвоста. Последний толчок алебардой, и туловище голема влетает в стену. Я подтягиваю колени и перекатываюсь в сторону.
Изнутри кабины доносится истошный визг скавена. Конструкт заваливается на бок и с мучительным скрежетом сползает вниз по стене. Носком сапога я упираюсь в рукоять булавы, прижимаю её к земле и вскидываю алебарду, словно знамя перед своими зрителями.
– Га-миль-кар! Га-миль-кар!
Я оборачиваюсь и перевожу взгляд на дальнюю вершину, поражаясь тому, что снайперы не начали палить что было мочи, сейчас, когда не осталось больше риска задеть товарища. Я щурюсь в ожидании характерного облачка, которое предупредит меня о выстреле раньше, чем я его услышу, но ничего такого не происходит.
– Как почтительно с вашей стороны, мастер Икрит, – бормочу я себе под нос.
Из-за спины доносится хруст рыхлой земли, и я тут же оборачиваюсь на него.
От одного лишь вида маски душа моя леденеет. Даже суровый взгляд и всё то презрение, которое источает плоть лорда-дознавателя Викеи, не сравнится с этим резным ликом. Её правосудный клинок обнажён, лезвие и жемчужно-белые доспехи забрызганы кровью. Я слышу приглушённые вопли, доносящиеся из города. Ветер несёт слабый запах гари. Похоже, всё под контролем.
Через открытые ворота протискивается Ворон. В пасти у него что-то мокрое. Даже не поприветствовав меня, он опускается на землю рядом со сваленной боевой машиной и сворачивается клубком, конкретно принимаясь за добычу – оторванную скавенскую лапу.
Я опускаю алебарду.
– Тебе удалось сорвать план скавенов? – спрашиваю я.
Маска Викеи молча смотрит на меня, будто не в силах произнести ни слова.
– Значит, – отвечаю я за неё, – Гамилькар всё-таки не дурак. Отвагой и потом он отвлёк на себя внимание крысиных войск и позволил вам с Актуром отыскать место готовящейся атаки. Ну же, Викея, теперь ты можешь произнести это вслух.
С хрустом и треском Ворон лакомится костным мозгом.
Викея опускает ещё влажный клинок в ножны.
– Однажды твоё безрассудство настигнет тебя, Медвежор, – говорит она из-за маски. – Моё видение далеко не исчерпано.
Не произнеся больше ни слова, она отворачивается и оставляет меня одного.
Я хмуро опускаю глаза на Ворона, который грызёт скавенскую плоть. Под моим сапогом всё отчаяннее скребётся конечность боевого конструкта. Я прикрываю глаза в надежде, что порывы Семи Ветров, хлещущие по лицу, хотя бы ненадолго отвлекут меня от тревожного предупреждения Викеи.
– Так и быть, – процеживаю я сквозь зубы, убедившись, что она ушла. – Говорят, не каждому даётся это слово.
