Изменения

== '''Глава 30''' ==

Ведь нам предстала неоспоримая мощь, собранная со всей планеты. Даже будь мы полностью укомплектованы, с каждым асом-истребителем в воздухе, нам было бы никак их не остановить.  == '''Глава 31''' ==  Не знаю, о чем думали остальные, пока мы неотрывно глядели на тот скверно отрисованный голо-пикт. Глаза Плайнта были раскрыты так широко, как мне еще не приходилось видеть. Всегда сдержанная Шард, казалось, отстраненно наблюдала за воздушным роем. Но за ее глазами что-то происходило. Она как будто прочерчивала траекторию каждого самолета, пытаясь разобраться в орде зеленокожих. – Как… как они вообще будут пополнять запасы? – услышал я собственные слова, словно в тот момент это имело значение. Но я уцепился за них, возможно, ища в разворачивавшемся хаосе иголку логики. Ведь как они могли дозаправиться? И какой смысл держать такое количество машин в одном месте? Зеленый Шторм, та ужасная летучая крепость, мог в одиночку сравнять с землей 2208-е экспедиционное авиакрыло и шато вместе с ним. Зачем стягивать в эту точку столько самолетов? Они уже нас победили. Что же было их целью? Должно быть, их призвали при помощи молнии, ведь даже та небесная твердыня не могла создать подобную армаду с нуля. Но в таком случае, почему они еще оставались тут? Их задача еще не была выполнена. Я видел, как по латунному куполу, установленному под летучей крепостью, струится энергия. По мерцающему пикту было сложно сказать наверняка, но казалось, что она сгущается не с такой поспешностью, как во время нашего прошлого боя. Либо это, либо же накапливался более мощный заряд. – Они мигрируют. Как птицы. Шард говорила тихо, завороженная зрелищем. Я посмотрел на нее, а потом снова на изображение. В ее словах был смысл. Мне случалось видеть и птиц, и насекомых, которые собирались в похожих количествах, готовясь к долгому путешествию. – Зачем? – спросил я. – Куда они направляются? Пока я говорил, видеотрансляция озарилась взрывом: два самолета столкнулись, а может быть, обменивались выстрелами. Ближайшие истребители рассеялись, оттирая друг друга ради позиции, после чего снова вернулись к своему непрерывному петлянию вокруг небесной крепости. – Вы же слышали орочьего механика, – ответила Шард. – Они ищут битвы, а кроме меня у них не осталось соперников. По крайней мере, на этой планете. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она имеет в виду. – Салус… – прошептал я. – Да. Я бы предположила, что они намереваются дать бой орбитальной станции Салус. – Но… это невозможно. – Ну конечно, – сказала она. – Орки неспособны выполнить такую задачу. Точно так же, как неспособны овладеть переносом материи или построить машину, пригодную для полетов в пустоте. Верно? Ее голос сочился презрением, но я все еще не мог этого постичь. Орбитальная станция Салус намного превосходила летучую крепость орков по размеру и несла достаточно вооружения, чтобы стереть ее с лица планеты. И все же слова Шард содержали в себе ужасную правду. Мы постоянно недооценивали зеленокожих. Хуже того, мы активно принижали их угрозу – это доказывалось самим моим присутствием здесь. Губернатор Долос воспользовалась своим влиянием, чтобы преуменьшить опасность, тревожась лишь об ущербе, который мог нанести ее миру полномасштабный имперский поход, или же боясь пристального внимания, которым тот мог сопровождаться. Ее нежелание принять реальность вполне могло стоить Империуму целой планеты. Возможно, даже больше, при условии, что оркам удалось бы создать опорный пункт в секторе. – Вы думаете, они в силах это сделать? – спросил я. Шард пожала плечами. – Думаю, они попытаются, – произнесла она. – Вопрос лишь в том, сумеют ли они стабилизировать достаточно большой портал. Если нет, то кто знает, какой вред они смогут нанести? Возможно, все на расстоянии в сотню миль будет запущено в космос. Или Салус окажется стянут вниз и разорван на части гравитацией планеты? Я правда надеюсь, что мы сохраним это соединение – будет забавно выяснить, каким образом окончатся наши жизни. – Что нам делать, сэр? Я бросил взгляд на Плайнта, но тот неотрывно смотрел на Шард. – Кто за главного? – спросила она, не оборачиваясь. – Не знаю, сэр. Большинство офицеров либо мертво, либо в медотсеке. Мне удалось поговорить с лейтенантом Квиллтом. – И он сказал?.. – Не слишком много, сэр. В любом случае, ничего такого, что требуется повторять. – Стало быть, никаких актуальных приказов? – Не совсем, сэр. Кое-что про то, что я должен поступать, как захочу, потому что нам всем конец, и надежды нет. – И все? – Он напивался, сэр. Говорил только между глотками. – Умный человек этот Квиллт, – кивнула Шард, продолжая сосредоточенно смотреть на рой. Только что столкнулось еще два самолета. Неудивительно, с учетом количества орков в этом пространстве. – Сэр? – Я освобождена от своих обязанностей, Плайнт. Тебе не нужно называть меня «сэр». – Пожалуйста, сэр… Она отвернулась и наклонила голову, сжав пальцами переносицу. – Чего конкретно ты от меня хочешь, Плайнт? – Чтобы вы нас спасли? Шард вздохнула и бросила на меня взгляд, словно общалась с собратом по заговору. – Видите, с чем я мирюсь? – спросила она. – Спасите положение, Шард. Победите в безнадежной ситуации, Шард. Повергните невозможного врага, Шард. Как будто это так просто. – Может, это и не просто. Но, мне кажется, это та вещь, которую бы сделала командир звена Шард. Она яростно посмотрела на меня. – Симлекс, это жалкая попытка манипуляции? – Нет, – ответил я. – Ведь неважно, что вы сделаете. Никому и никак не победить эту орду. Даже вам. Мы это уже видели. Зеленый Шторм вам не по плечу. – В прошлый раз соревнование едва ли было честным, – запротестовала Шард. – У меня не было моего самолета, я не… Она умолкла и вздохнула. Злость в ее глазах пропала. – Вы правда считаете меня настолько податливой? – Командира звена Шард? Нет, конечно. Она бы просто доказала ошибочность моих опасений при помощи какой-нибудь хитрой стратегии и дерзкого мастерства. – Ненавижу, когда другие люди пытаются быть умными, – произнесла она, глянув в небо, а затем повернулась к Плайнту. – Старший сержант, вы вообще удосужились починить мою «Молнию»? – Я починил, сэр. Простите, что ушло так много времени. Пришлось отрегулировать гнезда для помощи работе черепов-наблюдателей, а потом… – Где Просферус? – В медблоке. Без сознания, сэр. – Ну хорошо, – сказала Шард, сунула руку в свой летный костюм и достала довольно помятый конверт. – Симлекс, я полагаю, вы умеете читать? Я взял бумагу, сломал печать и вынул письмо, написанное на бланке командира авиакрыла Просферуса. – Тем, кого это может касаться, – прочел я, обращаясь к ним обоим. – Я, командир авиакрыла Просферус, в случае ранения, не дающего возможности командовать, немедленно назначаю командира звена Шард своим заместителем. – Я посмотрел на нее. – Как давно оно у вас? – Какое-то время. К слову, мне нужно получить его назад. Для следующего раза. – В нем нет даты… – Полезно быть гибким, – отозвалась она, запихивая письмо под комбинезон. – Плайнт, давай в ангар. Мне надо, чтобы ты сделал кое-какие косметические дополнения к моей «Молнии». И, Симлекс? – Да? – Это та черепушка, которая летала с нами? Та, что устроила оркам световое шоу, которое их так вдохновило? – Нет. Это Киказар, а не… – Мне все равно. Просто возьмите нужного. – Его забрала губернатор Долос. Не представляю, где он может быть. Она могла его уничтожить, или взять с собой, когда… – Мы знаем, что она его не уничтожила, потому что вы показывали орку файлы с него. Идите и обыщите то, что осталось от шато. Смотрите повсюду. Он нам нужен, чтобы сработало. – Могу ли я поинтересоваться, есть ли у вас план? – Я вас умоляю, – произнесла она, закатывая глаза. – У командира звена Шард всегда есть план.   Мне не хотелось выходить наружу, и когда впереди замаячил выход из бункера, мой шаг замедлился. С внутренней стороны было выставлено двое часовых, хотя оставалось неясным, состояла ли их роль в предотвращении дезертирств, или же они попросту посчитали более безопасным охранять бункер изнутри. Они не стали меня останавливать. Что им было до моей участи? Пока дверь со скрипом открывалась, я отчасти ожидал обнаружить, что двор переполнен беснующимися орками, однако в парке не осталось ничего живого. Все остатки травы и кустов были уничтожены или поглощены пламенем. Земля была слишком сырой, чтобы поддерживать пожарище, но в воздухе стоял густой дым. Я едва мог видеть и с кашлем, пошатываясь, двигался сквозь смог. Трясина цеплялась за трость, которую я позаимствовал в медблоке.  Я знал, что шато впереди, но сомневался, что оно еще стоит. Орки ведь наверняка бы превратили сооружение в пепел? Однако стали видны таившиеся в дыму очертания – огромные, пусть и уменьшившиеся в размерах – и когда я приблизился, смог рассеялся, и я увидел, что осталось от здания. Его внешняя сторона была черной, выжженной жутким огнем, который выпустили на волю орочьи зажигательные бомбы. Я заметил однорукого сервитора, трогательно скребшего сгоревшую кору, но ее было не спасти. Мандаковое дерево погибло. В сущности, оно, вероятно, было мертво задолго до атаки орков. Ведь через расколовшуюся кору я теперь видел червеподобные усики, которыми кишело его нутро. Каким-то образом они оказались устойчивы к огню – внешняя поверхность потемнела, но цветки были все такими же розовыми и сморщенными. Сейчас они свисали, вытянувшись из оболочки огромного дерева, словно выпавшие внутренности. Заражение уходило и в землю: отростки прорывались из растрескавшихся взлетных полос. Неудивительно, что шато сдалось перед паразитическим растением. К концу то, должно быть, прикрывалось гигантским мандаком, будто панцирем. Кто знал, насколько глубоко оно проникло в планету, или как далеко распространилось его влияние? Однако оно выжило. А это означало, что, возможно, какая-то часть внутреннего пространства уцелела. Если бы я только смог попасть туда. Покои губернатора располагались в центре и, несомненно, были укреплены на случай нападения. Но и вход, и мостики были разрушены и оплетены новой порослью. Мой взгляд задержался на сервиторе. Я не мог сказать точно, был ли это тот же самый, что первым встретил меня – тот, которого Плайнт называл Гарри. Они все выглядели одинаково. Но, возможно, он выполнял такую же функцию. – Эй ты! – произнес я, приближаясь к неуклюжему автоматону, который до сих пор жалостно скреб почерневшую кору. – Отнеси эту сумку в комнату губернатора. Сервитор проигнорировал меня, если вообще заметил мое присутствие. Он получил повреждения: у него не хватало руки, а серая плоть на груди была пропорота неровными порезами. Возможно, его программа работала с нарушениями. Я предпринял еще одну попытку, заставив себя выйти в его поле зрения и сунув ему в руку драный клок материи. – Отнеси эту сумку в покои губернатора Долос! – велел я. Он замедлился и посмотрел на меня мертвыми серыми глазами. Я содрогнулся, поскольку не знал, насколько сильно он был поврежден. Он мог лишиться каких-то механизмов, которые не позволяли ему причинить мне вред. Однако у меня не было выбора. – Сумка! – произнес я, протягивая руку. Он потянулся и схватил клочок ткани. Попытался переложить его в отсутствующую конечность, но вместо этого уронил обрывок на землю, после чего угловато зашагал к задним дверям, ныне обвалившимся под гнетом горелой древесины и раскидистых лиан. Сервитор практически не сбавил хода, его когтистая рука устремилась к бьющимся отросткам и выдрала пригоршню. Он стал прокапывать себе дорогу внутрь, а я последовал за ним, сжимаясь поплотнее и избегая цветов. Ведь под их лепестками я видел ряды шипов, которые как будто щелкали, словно зубы.  Я все еще ходил медленно, завися от трости, но поступь машины в той же мере ограничивали развалины. Мы поднялись по лестнице, которая осталась целой только благодаря ремонтным работам под надзором Стайли. Теперь, когда кора выгорела, оказалось, что целые секции были заново отлиты из смолы. Судя по тому, что она лежала слоями, а местами состарилась, это, должно быть, продолжалось месяцами, пока агрессивные отростки понемногу выдалбливали мандаковое дерево изнутри. Мы добрались до тупика, где ступени обрушились. Я отчасти ожидал, что сбоящий сервитор упадет в бездну. Однако он замедлил шаг, мгновение подергался, после чего свернул и двинулся по коридору. Что-то в его походке вызывало беспокойство: временами он спотыкался, и я видел на его серой коже любопытные отметины, похожие на крошечные укусы. Плоть вокруг них вздулась и обесцветилась. Хотя сервитор был подвергнут лоботомии и не ощущал боли или дискомфорта, его биологические составляющие все же поддавались определенным токсинам. Я следовал за ним с осторожностью, при помощи трости отгоняя усики, которые появлялись из растрескавшихся стен. Их розовые цветки как будто тянулись ко мне, возможно, привлеченные теплом моего тела. Здесь было меньше повреждений – по крайней мере, от огня – но заражение, наоборот, оказалось сильнее. Может быть, жар пламени выступил в качестве катализатора, или же гибель мандакового дерева предоставила возможность взрывного роста. Как бы то ни было, клянусь – отростки в янтарную крапинку пытались нас окружить. Я оглянулся назад. Туннель успел сузиться? Или это была паранойя? Оба варианта казались равновероятными, поскольку я не узнавал прохода, по которому мы шли. Я боялся, что из-за разрушающегося киборга мы окажемся в тупике и будем поглощены наползающей порослью, пока он не прорвался через последние корни, и не показалась дверь в конце коридора. За ней находилась металлическая лифтовая шахта, которую давно прорезали в древесине, и ее грязный металл был не затронут назойливыми усиками. Рядом тянулись трубы, доставлявшие прометий в святая святых. Похоже, это было промышленное сердце провинциального убежища Долос. Сервитор неуклюже подошел к замку и со второй попытки применил имплантированный ключ.  Пока мы заходили внутрь, я задался вопросом, осознает ли сервитор мое присутствие, или же перешел на удобную подпрограмму. Но когда дверь закрылась, и лифт начал подниматься, он как будто обмяк. Возможно, машина берегла энергию, поскольку уже не находилась в движении, однако это создавало дополнительную нагрузку на органическую систему. Сервитор постепенно сползал, превращаясь в груду, и его нога подгибалась, пока он не распростерся навзничь. Когда лифт замедлился, и двери со скрежетом открылись, он попытался подняться, но механические компоненты уже не смогли этого добиться. Его уцелевшая рука скребла по полу. Я бы сказал, что он выглядел сбитым с толку, но не уверен, были ли вообще живы его биологические составляющие. Возможно, его лицо исказилось хмурой гримасой из-за токсинов. Предпочитаю думать так. Это лучше, чем гадать, не продолжало ли какое-то эхо человечности цепляться за умирающую машину. Я был слишком занят отростками, чтобы размышлять о том, что ждало за дверями. Предположил бы обычный служебный коридор, однако на стенах были бирюзово-золотые узоры и странным образом отсутствовали следы паразитических корней. Картины, которые украшали проход, были выполнены в знакомом стиле, но у меня оставалось мало времени на критику, поскольку я ковылял вперед, сосредоточившись на поисках своего черепа-наблюдателя. Образы, разворачивавшиеся на полотнах, воспроизводили природу планеты: завораживающие закаты, отражающиеся в неподвижной болотной воде, с повсеместным преобладанием мотива насекомых.  Однако, пока я пробивался дальше, тематика менялась. Не знаю, как располагались картины – по хронологии, или же по предмету – но по мере моего продвижения на изображениях понемногу появились те худощавые существа в причудливых одеяниях. Я поймал себя на том, что замедляю шаг, а мой взгляд задерживается на фигурах чужаков. Аэльдари, как я предполагал. Их доминирование сопровождалось изменением стиля: линии становились все более грубыми, краской практически резали по холсту. Я жалел, что при мне нет черепа-наблюдателя, который мог бы записать увиденное мною. Особенно последнее изображение. На финальном полотне просматривались отголоски Банкета Урожая – как в одежде, так и в сочетаниях пар. Но силуэты, которые обрамляло угасающее солнце, напоминали тени, корчащиеся в пламени. Их анатомия была болезненно исковеркана, и я не мог понять, резвятся бражники в распутстве, или же предаются убийственным прихотям. В центре праздненства над болотами висела мрачная фигура, из-под черных одежд которой проглядывала бледная плоть. Ее лицо лишь кое-как выписали шквалом росчерков кисти, но в глазах присутствовало нечто навязчивое, а в улыбке – ужасное. Еще хуже было обилие конечностей: из сгорбленной спины выдавались лишние руки, а болтающиеся ступни не совсем касались земли. Не знаю, почему Долос нарисовала это чудовище. Я мог бы поверить, что это сон или кошмар, вызванный чрезмерным употреблением ее собственной порченой продукции. Но мне вспомнился Банкет Урожая, где лорд Помпо жаловался, что на прошлых праздниках присутствовали аэльдари. Могло ли это извращенное создание принадлежать к их расе? Я оторвал от него взгляд и вышел в фойе. Портрет Долос висел над весело пылавшим камином из панелей цвета слоновой кости, который снабжали горючим прометиевые трубы, проходившие параллельно шахте лифта. Вероятно, это было ее святилище, куда имели доступ лишь самые верные или нерассуждающие слуги. Если так, она могла спрятать Ивазара где-нибудь в этом помещении. Я попробовал синхронизоваться с черепом-наблюдателем. Почувствовал его. Рядом. Но он видел только темноту. – Воспроизведение, случайный файл, – прошептал я.  Я надеялся заметить мерцание изображения, но ничего не произошло. И все-таки послышался тихий звук, просто шелест. – Воспроизвести файл под названием «Шард», – произнес я. – Максимальная громкость. Вот оно: монотонные интонации аббата-инструктора. Я прошел на звук через золоченую дверь и оказался в комнате, где мы с Долос однажды завтракали. Теперь она была неопрятной: ящики и буфеты перетряхнули при внезапном отъезде губернатора. На столе все также восседало растение. Возле него лежало тело, кожу которого покрывали те сморщенные укусы. Стайли. Сомневаюсь, что признал бы его без одеяния, поскольку его плоть иссохла и плотно лепилась к костям. Руку до сих пор оплетали усики растения. Он сжимал секатор – видимо, намеревался воспользоваться им против цветка. Может быть, поскользнулся и запутался в отростках. Но к тому моменту я уже был уверен, что растение обладало неким злонамеренным инстинктом. И действительно, с цветков капала смола, словно они исходили слюной от моего присутствия. Следуя за голосом аббата-инструктора, я осторожно прошел до спальни Долос. Кровать подняли, обнажив скрытую под ней панель. В спешке слуги оставили ее открытой. По комнате были разбросаны безделушки и сокровища, но я оставил их без внимания, сконцентрировавшись сугубо на сундуке. Должно быть, его оказалось слишком тяжело нести, ведь дерево было толстым, хотя и недостаточно толстым, чтобы заглушить речь аббата-инструктора. Я отпер щеколду, и Ивазар неуверенно поднялся вверх. Он был в печальном состоянии, обугленный после бури и перемазанный в болоте, но пристроился за мной, когда я двинулся из комнаты. За время моего отсутствия растение успело раздуться и продолжало набухать прямо у меня на глазах. Оставшиеся фиолетовые ягоды падали со сморщенных цветков, темнея и усыхая на лету. Последние капли их сока окрашивали древесину в черный цвет. Отметины напомнили мне об изъеденном оспой теле Отпрыска. Мой взгляд скользнул на Стайли. Почему он не сбежал вместе с госпожой? Она бросила его, и он решил выместить свою досаду на растении? Или же пришел сюда по приказу – чтобы убить гнусную тварь и, возможно, убрать все следы ее существования? Мне уже никогда этого не узнать. И все же, каким бы хнычущим созданием ни был мажордом, он не заслужил такой судьбы. Действуя аккуратно, я наклонился, подобрал секатор и отступил, прежде чем цветки, прихлебывавшие из запястья Стайли, смогли дотянуться до меня. Их шипы поблескивали. Я сделал шаг назад, обдумывая, не следует ли мне атаковать растение – порубить его на куски, пока оно не распространилось еще дальше. Но его корни уже зарылись глубоко под оболочку шато, а сейчас оно заразило и топь. Мне было его не убить. Я отвернулся и включил колеблющиеся клинки секатора, молясь Богу-Императору, чтобы этого хватило для прорезания обратного пути.<br />