6335
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =1617
|Всего =20
}}
Ариман ждал этого момента. Мимолётный свет узнавания в глазах его брата тускнел. Через минуту они начнут тот же разговор снова. Ему пора уходить. Предстояло ещё многое подготовить.
Оставшиеся корабли Изгоев оказались внутри облака, выйдя из реальности паутины в пустоту холодного света и дрейфующих клубов газа на краю звёздной системы. Светило представляло собой гневную сферу огня, неспешно завершавшую последний цикл своего превращения в холодный шар нейтронов, несясь сквозь пустоту подобно надгробию над собственной могилой. Вокруг планеты вращалась лишь одна планета. Ауспик дальнего радиуса действия и прорицания определили, что она полностью безжизненна. И дело было не в том, что на ней ничего не жило прямо сейчас; судя по всему, жизни здесь не существовало ''никогда''. В этом мире и покоились остатки Гиксосов. Даже если бы это не подтвердил сам Сетех, такой выбор был вполне понятен. Десантный отряд собирался прямо сейчас. Его братья создавали ритуальные связи с когортами рубрикантов, чтобы командовать целыми их отрядами. Боевые машины пробуждались из коматозных снов. Их было меньше, намного меньше, чем ему бы хотелось. Во время перехода они понесли и другие потери, и теперь с ним оставалось всего четыре члена Круга.
Ктесий всё ещё не проснулся, хотя и был жив. Отрава альдари по-прежнему растекалась по его телу, пытаясь источить плоть демонолога изнутри. Клетки Ктесия боролись, но лишь с той же скоростью, с которой гибли. Сдерживающие действия, что в лучшем случае принесут со временем победу, а в худшем — отстрочат поражение. От него исходил горячечный жар. Ариман вошёл в его разум, но обнаружил, что тот неподвижен и лишён мыслей, словно закрытая крепость с запертыми внутри секретами, чей хозяин бесследно исчез. Что с ним случилось? Мог ли разум Ктесия отлететь прочь, пока тело сражалось с чужеродным ядом, пытавшимся его уничтожить? Возможно, его мысли угодили в сеть паутины и застряли в лабиринтном измерении? Пока что времени выяснять правду у него не было. И время это быстро утекало. Впрочем, несмотря на то многое, что ему ещё предстояло сделать, Ариман решил прийти сюда, и поговорить с одним человеком, который не вспомнит и не осудит его за то, что случилось.
Гильгамос, стоявший в центре оборонительного круга, видел, как внутри ярящегося песчаного шторма вспыхивают и медленно меркнут огни битвы. Он ощущал связь с Гауматой в небесах над планетой, но при этом не мог дотянуться до гробниц, куда отправился Ариман. Перед ним поднялось очередное хромированное чудище, по чьему телу расходились взрывы и рябь от попаданий. Внезапно взвыл ветер, и колдун мысленно заглянул в следующие несколько секунд будущего и не узрел ничего.
=== ГЛАВА XVI ===
'''ПИРОДОМОН'''
Ктесий открыл глаза. Он падал… Да… падал после того, как спрыгнул с балкона в мысленном дворце. Он вспомнил вопрос, который выкрикнул ему вслед Гелио Исидор.
''— Кто ты такой?''
Картинка перед ним прояснилась. Он лежал на спине. Над ним, деревянные балки поднимались к световому люку в сводчатом потолке. В луче света кружились пылинки. Он втянул прохладный сухой воздух, и ощутил в нём пергаментный запах. Значит, ему пока не удалось вырваться на свободу. Он по-прежнему находился в мысленном образе. Мысленном образе Гелио Исидора. Он не помнил, как сюда попал, переход оказался резким, будто взмах серпом. Стремительный удар, и вот он здесь… Ему не выбраться отсюда, просто спрыгнув из высокого дворца. Нужно найти другой, более надёжный способ.
Он вспомнил свет в глазах Гелио… огонь…
Кем бы ни стал Исидор, что бы с ним не сделала Вторая Рубрика, он менялся — уже изменился. Что это могло значить?
«''Если ты не выберешься, ответ будет уже не важен''», — подумал демонолог.
Ктесий рывком поднялся на ноги. Он находился в длинном и высоком помещении. Стены скрывались за стеллажами, соединявшимися между собой передвижными лестницами из кованого железа и узкими переходами. В дереве полок были вырезаны буквы и цифры — индексы для сортировки книг. Это была библиотека. Ктесий едва не рассмеялся. В своё время он повидал и содержал немало библиотек. До того, как сгорело Просперо, он был одним из Хранителей Архивов и Свитков. Его всегда забавляло то несоответствие, что человек, носивший титул библиария в легионе, в действительности не исполнял соответствующие ему обязанности. В этой библиотеке, впрочем, книги стояли не на полках, но кучами лежали на полу. Все они были раскрыты и растрёпанны, отчего напоминали груды перебитых птиц. По страницам меж рисунками и позолоченными символами струились слова.
Он подошел к горе книг, присел и взял один из фолиантов. Колдун принялся читать, затем остановился и нахмурился. Он не был уверен насчёт того, что ожидал найти внутри. Возможно, копии прочитанных Гелио книг: истории, трактаты по философии и военному искусству, может даже стихи. Эта книга определённо к таковым не относилась. На первый взгляд её страницы ничем не отличались от тех, что вышли из-под великих печатных станков Утеро или Туна, наборный шрифт отчётливо виднелся на толстой бумаге. Однако слова и составленные из них предложения не имели никакого смысла. Следующая фраза никак не соотносилась с предыдущей. Некоторые обрывались на середине. Другие представляли собой просто слова, заполнявшие колонки подобно мусору, затолканному в пустоты внутри стены.
''Топор с обухом из чёрного железа и шириной с грудь человека, режущая кромка изогнута, как улыбка черепа. Я не могу вспомнить, что значит дышать; только что такое захлёбываться в пропасти, тонуть, не касаясь дна…. Мышцы взбугрились. прижавшись к металлу. я поднимаюсь из тьмы. низко. я — силуэт, заточённый во сне падения. начинается. Где он? Его имя, как его зовут? хотел закричать, но он тонул в слепой тьме. Его имя… неровное кап, кап, кап. началось. остался на железном помосте. — Он также не слышит. Пути назад не было. Пути назад никогда не было. — … Просто отголосок, звук имени, пойманный в бутылку. Набросок во тьме. Низко. Шипение. Куда теперь? Сваленные. Надежда. Они… голоса… зовут… меня… Вот только… на самой границе слышимости был другой звук, бормотание, похожее на донесённый ветром крик.''
''Голоса.''
Слова текли дальше. Он перевернул страницу, и новые строчки наполнили следующий лист, и следующий, и те, что шли до него. Ничто не сходилось вместе и не имело чёткой последовательности, которую Ктесий смог бы различить, но… в них что-то было, текстура, некое чувство, что нарастало у него в голове по мере чтения текста. Голоса… Да. Он словно слышал голоса, говорившие все одновременно.
Он закрыл книгу. У неё была обложка из красной кожи, и без каких-либо отметок. Ни названия, ни автора, ни номера. Ктесий взял другой том. Он оказался таким же. Даже иллюстрации выглядели бессмысленными: фигуры без лиц, существа, исчезавшие в пятнах цвета, узоры из символов, что доходили до границы листа, как будто чтобы продолжиться на следующей странице, которой не было. Он захлопнул и её, после чего посмотрел на пустые полки и груды книг на полу. Головоломка, вот что это было, головоломка, решить которую практически не представлялось возможным.
— И, конечно, чтобы выбраться отсюда, надо её разгадать… — произнёс вслух Ктесий.
— Ты можешь разгадать её? — раздался голос у него за спиной. Услышав его, он на миг закрыл глаза. Когда он оглядывался по сторонам, то никого не увидел, но тот, естественно, был здесь. Теперь Ктесий понял, что это за библиотека, или, скорее, что она собой представляла. Демонолог обернулся.
— Ты — Гелио Исидор, — сказал он. Возле кучи сваленных книг стояла фигура. Она была старой, в наброшенной на согбенные плечи рваной серой мантии. Лысую макушку окружали истончившиеся седые волосы. Лицо плотно обтягивало кости, однако глаза оставались теми же, что у мальчика в лодке и мужчины во дворце.
— Так меня зовут, — отозвался Гелио. Он сжимал в руках кипу книг, которую слегка поправил, когда оглянулся по сторонам. — Я тебя знаю? Чувствую, что должен знать.
— Ты знаешь, но не помнишь, — ответил Ктесий, а затем указал на книги. — Это твоя библиотека?
— Моя? Не думаю, или, точнее, не знаю. Но я единственный, кто пытался собрать их вместе. Насколько я помню, до тебя сюда никто не приходил. Я был тут один. — Он покачал головой. — Больше никого… а я стар… — Гелио огляделся. — Ты сказал, что можешь разгадать её. Если это так, то ты — самый желанный гость.
— Я не говорил, что могу её разгадать. Я даже не уверен, в чём заключается проблема, но я здесь, чтобы помочь. — Он сказал неправду и принялся высматривать признаки того, что эта версия Исидора заметила её, однако старик просто подошёл к столу и поставил принесённые книги на вершину уже опасно раскачивающегося штабеля фолиантов.
— Помочь? — повторил он и обвёл рукой окружавшие их россыпи открытых книг. — Мне не нужна помощь. Мне нужна разгадка.
— Но в чём тут проблема? — спросил Ктесий.
Образ постаревшего Гелио издал безрадостный смешок, переросший в натужный кашель.
— Вот в чём. — Он уставился на груду книг. — Всё не на своих местах. Оно всё здесь, но не там, где следует. Иногда мне кажется, что я нашёл цельный том, а затем понимаю, что в нём недостаёт фрагментов…
Тогда Ктесий заметил на столе различные ножики, кисточки, баночки с клеем и прессы — рабочие инструменты переплётчика. Здесь же лежали два фолианта, их корешки и обложки были рядом с ними, переплёты срезаны, страницы — разложены и придавлены, слова — вырезаны из одних мест и вклеены в другие. Ктесий подошёл ближе и взглянул на лист, который Исидор разрезал на тонкие полоски. И увидел несколько законченных предложений.
''Я — Гелио Исидор. Я — брат воинов и сын Просперо. Я из генетического рода Магнуса Красного. Я входил в Круг Золотого Солнца и был инициатом в Десятую сферу мистерий, хотя огонь моего разума горел недостаточно ярко, чтобы позволить мне пройти дальше. Я сражался в войнах, создавших Империум, и исполнял волю Императора…''
Ктесий задумчиво кивнул и взглянул на следующую страницу. На этой оказались завершёнными всего пару строчек.
''Я — Гелио Исидор. Я — существо, обратившееся против своего творца…''
Ктесий поднял глаза, а затем обвёл взглядом книги — тысячи и тысячи книг, миллионы страниц, триллион слов…
— Как долго ты пытаешься восстановить библиотеку? — спросил он.
— Как долго? — постаревший образ Гелио, хмурясь, посмотрел на него. — Я не понимаю. Это то, что я делал, и чем буду заниматься дальше. Ничего другого нет.
— Слово за словом, строка за строкой, пытаясь упорядочить сотни лет жизни по рядку за раз… — Ктесий холодно хохотнул. — Думаю, такую головоломку не решить и за целую вечность.
Гелио насупился.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Это… — Ктесий повернулся, указывая на книги и стены с пустующими стеллажами. — Это способ, каким твой разум пытается собрать себя обратно. Как тот дворец, сложенный из камней прошлого. Эти книги — твоя память, Гелио. Спутанная и разрозненная. Ты берёшь книгу, открываешь её и находишь обрывки воспоминаний, одни настолько крошечные, что почти неразборчивые, другие чёткие и яркие, но все они не упорядочены и лишены контекста. Она вся здесь, вся твоя жизнь здесь, но только без порядка, содержания и индекса, которые бы придали ей осмысленность. — Он выдохнул, закрыл глаза и потёр веки. — А ты пытаешься сложить её обратно изнутри, пытаешься отыскать отдельные крупицы в пустыне… И, похоже, я оказался в ловушке этой неразрешимой задачи вместе с тобой, поскольку пока ты не вспомнишь всё, то отпустить мой разум ты также не сможешь. Каким-то образом Рубрика сделала тебя могущественным, но вернула тебе разум с рассеянными воспоминаниями и без указаний, где их искать. — Ктесий уронил руку и открыл глаза. — В определённом смысле это исключительно жестокая шутка.
Постаревший Гелио долгое время не сводил с него глаз, по-прежнему хмурясь.
— Я не… — начал он, затем покачал головой. — Забавно — то, что ты говоришь, не имеет смысла.
— Нет, — согласился Ктесий. — Нет, не имеет, но это правда.
— Тогда почему… почему я до сих пор этого не понял?
— Потому что воспоминание об этом где-то здесь, разбитое на отдельные слова и смешанное среди всего прочего.
Образ Исидора встрепенулся и поковылял назад к столу с разобранными книгами.
— Значит, я должен искать дальше.
— Нет, — произнёс Ктесий. Его взгляд приковала к себе страница одной из валявшихся на полу книг. Голову колдуна только что посетила идея. — Ты никогда не доведёшь эту работу до конца, как и я. — Гелио огляделся по сторонам. Ктесий нагнулся, подобрал том и протянул его Исидору. Старик заколебался, но затем принял книгу. — Прочти.
— Она такая же, как другие… — Гелио моргнул, глядя на лист. — Хотя на этой странице почти весь текст разборчив.
— О ком он? — спросил Ктесий.
Гелио вновь покачал головой, снова моргнул.
— Я не понимаю.
— Проблема в том, что ответ — это ты сам, Гелио Исидор. Код, что переставляет слова и страницы в этих книгах, индекс, с помощью которого можно узнать, что и где находится, это ты. Единственным неизменным в них остается лишь то, что всё это случилось с тобой.
— Со мной?
— Ты не в состоянии понять обрывки своих воспоминаний, смотря на них со стороны — тебе следует осознать, что они принадлежат тебе. Как только ты это поймёшь, они сами придут в порядок, поскольку его дашь им ты.
— Как?
Ктесий улыбнулся.
— Читай слова, — сказал он.
— Я уже читал.
— Прочти вслух.
Постаревший Гелио моргнул, а затем, едва заметно покачав головой, заглянул в открытую книгу. Он прикусил губу, сделал вдох.
— Я — Гелио Исидор… — начал он. — Я помню синее. Синим было небо, исполосованное красным огнём. Я чувствовал запах дыма. На горизонте были пирамиды. Из трещин в их стенах вырывался огонь. Мёртвые скользким ковром устилали землю…
Он продолжал читать. На секунду Ктесий решил, что ошибся. Затем образ библиотеки на краю зрения начал меркнуть.
— Среди тел стоял воин…
Освещение менялось. Луч солнечного света, что падал сквозь люк в потолке, становился шире. Тени, задрожав, превратились в завитки дыма. Теперь они стояли не в окружении стеллажей и книг, но на растрескавшемся плитчатом полу.
— Оружие в моих руках дрожало с грохочущим ритмом…
К синему куполу сияющего неба тянулись гряды треснувшего кристалла и медных балок. На земле лежали мёртвые воины, а в воздухе была кровь и пепел. Образ Гелио перед ним преобразился, став молодым, облачённым в красное и тускло-белое.
— Я помню боль, — промолвил Исидор, и с этим словом они оказались на горящем Просперо.
В нижнем мире ударная волна, поднятая распадом Сетеха, накрыла Аримана. Дуги синих молний захлестали по воздуху и земле, а после втянулись в сингулярность на том месте, где прежде находился фаэрон. Звук, похожий на промотанный в обратном порядке звон бьющегося стекла, заглушил все прочие шумы. Затем сингулярность взорвалась. Мощный вал разошёлся с запинками, каждая его рябь — замерший миг. Он врезался в Азека и отбросил его в воздух, где он и завис. Вокруг него застыло созвездие из обломков. Потом мгновение прошло, и он стал падать, а волна, мерцая, покатилась по ярусам пропасти.
Ариман грохнулся на пол. Срезы мыслей и воспоминаний сыпались внутри него подобно листве, опадающей с вырванного шквалом дерева. Сетех кружился вперёд и назад сквозь временной поток, меч, сияние, излучаемое глазами ксеноса, разрывались на части. Колдун увидел будущее, в котором он лежал, рассечённый и истекающий кровью. Части его показалось, будто он чувствует, как с каждым ударом сердец из него толчками выплёскивается багрянец. Часть его понимала, что он цел и невредим. Но что из этого было правдой?
+Ариман,+ раздался голос Игниса. Бесстрастного тона послания хватило, чтобы разум Азека снова обрёл равновесие. Игнис протянул руку, и, придерживая его, помог Ариману подняться на ноги. Его тело внутри брони онемело и с трудом слушалось. Перед глазами всё плыло, но он заставил себя посмотреть вверх.
Ксеносы на ярусах падали. Некоторые кубарём летели на землю. Другие, пошатываясь, валились с ног. Воздух пропилила высокая нота. Парившие над ними сферы и октаэдры вспыхнули синим огнём. Земля заходила ходуном.
+Нужно выбираться на поверхность,+ послал Ариман.
+Сетех…+ начал Игнис.
+Он вернётся. Весь мир — это механизм его выживания.+
Колдуны поднялись по ярусным склонам провала. Рубриканты и Жертвенник окружали их со всех сторон, поливая огнём уцелевших пришельцев. Наконец они увидели перед собой подземный мир Гиксосов, теперь уже не покрытый пылью, но мерцающий холодным светом. Вдали двигались существа. В воздухе пульсировал электростатический вой. На противоположном краю города Ариман различил огромную дверь на поверхность, через которую они вошли сюда. Он сорвался на бег, и Игнис с рубрикантами последовали за ним.
+Ариман.+ Азек ощутил Киу, показавшегося из-за ряда ребристых колонн. Мэхэкта была вместе с ним, сжимая в руках зажжённый меч. Отряд рубрикантов Киу остановился, после чего обернулся и дал залп по невидимой Ариману цели. +Здесь внизу целое воинство, и оно пробуждается,+ послал чародей, уже формируя треугольник вместе с Ариманом и Игнисом. Его воины на ходу построились вокруг чернокнижников кругами.
Азек не ответил. Он не слышал ничего, кроме гула металла по камню. Великий Океан покидал их разумы, словно некий неведомый процесс запустился вновь, оттесняя его прочь.
Они приближались к двери на поверхность, несясь во весь опор по громадной дороге. Одна из пирамид раскололась вдоль центра, её блоки разошлись в стороны, открывая чёрный проём. Из дыры выбралась фигура, и, стремительно перебирая ногами-лезвиями, устремилась вперёд. За ней следом выбежали другие создания с согбенными спинами, размахивающие длинноствольным оружием, глаза их напоминали синие звёзды.
Разумы Аримана, Игниса и Киу среагировали как один. Воины Рубрики развернулись и открыли огонь. Киу взмахнул клинком, и наступающих существ рассекла дуга холодного огня. Игнис обернулся, Жертвенник застыл на месте рядом с ним, и оба они посмотрели на город-гробницу. В ответ на них из тьмы уставились сотни блестящих глаз. По колдуну забили лучи зелёной энергии, но взорвались на энергетическом щите, что развернулся из выставленной руки Аримана.
Ктесий моргнул, щурясь от солнечного света, запятнанного дымом горящего города. Гелио Исидор стоял в трёх шагах от него, по-прежнему глядя на книгу в своих руках. Его красные и блекло-белые одеяния шелохнулись, хотя сам воздух оставался неподвижным.
— Гелио? — произнёс Ктесий.
Гелио моргнул, а затем поднял глаза. Рука, державшая книгу, опустилась. Том упал, его страницы затрепетали, а затем он рассыпался пылью.
— Да, — отозвался Гелио Исидор.
— Это твоё воспоминание, — сказал демонолог.
— В самом деле?
— Да, — ответил тот. — Это момент, когда в Тизку пришли Волки.
Он знал, каким будет воспоминание, но лишь сказав эти слова, Ктесий повернулся и узрел весь его масштаб воочию.
Он едва не пожалел о том, что вообще посмотрел. Ничего не двигалось. Каждая частичка пепла в воздухе, каждый завиток пламени оставался недвижимым, но, если бы не неподвижность, сцена могла бы сойти за реальную — даже ''более чем'' реальную, более острую, словно кромка меча, способная рассечь кожу. Сцена не выглядела как воспоминание или сон, а скорее как настоящий, живой образ. Ктесий точно знал, где именно и в каком моменте они оказались. Они находились в одной из меньших пирамид Тизки, ближе к морю. По взгляду на солнце и тени Ктесий определил, что это, по всей видимости, часть Лазурной Коллегии, где легионеры и их последователи собирались для обсуждений природы разума и границ знаний. Макровзрыв смял стену сооружения внутрь. Куски кристалла висели в воздухе, одни — застывшие посреди полёта, другие — разлетаясь на сверкающие осколки от соприкосновения с полом. Ещё там были воины Тысячи Сынов, продвигавшиеся сквозь клубы дыма. Их доспехи были красные, окаймлённые серебром и слоновой костью, с бронзовыми и золотыми эмблемами. И там же находились Волки Фенриса. Смазанные пятна серой брони, несущиеся в дыму, меховые плащи и кромки падающих секир. Зубы и кости животных, нанизанные на верёвки у них на шеях. Некоторые шли в бой без шлемов, являя на всеобщее обозрение узелковые татуировки и хищные звериные оскалы.
Гелио неуютно оглядывался по сторонам.
— Это была битва, — сказал он.
— Величайшая битва для нас, — подтвердил Ктесий, — или так мы думали. То, что произошло на Терре, было хуже, но для нас, для Тысячи Сынов, ''это'' эпохальное сражение.
Гелио повернул голову.
— Я участвовал в нём?
— Ты был воином легиона, так что да, ты в нём участвовал.
— Тысяча Сынов, это ты и я, и они? — Он указал на воителей в багряно-белых цветах.
— Да, и ещё больше их было в других частях города. К тому времени, как битва окончилась, их осталось гораздо меньше. — Он покачал головой. — Ты можешь счесть погибших везунчиками. Чем дольше я живу, тем более склонен с этих согласиться.
— А они? — Гелио кивнул на воинов в сером, вырывающихся из дыма.
— Волки Фенриса, Псы Русса, Свора — так много имён, будто они пытаются выиграть в состязании, до которого есть дело только им самим. Они — правосудие и возмездие Императора, нашего повелителя и творца.
— Правосудие за что?
— За то, что мы колдуны, и что мы нарушили Его приказ и не отказались от использования своих сверхъестественных сил.
— И за это нас постигло ''такое'' наказание?
— Я — один из немногих, считающих, что оно не было таким уж неоправданным. Мы ''были'' и ''остаёмся'' чародеями, и мы ''действительно'' нарушили повеление Императора как по его духу, так и по факту. Боюсь, что когда ты вспомнишь всё и вернёшься в наше братство, то найдёшь его весьма далёким от того несовершенного идеала, за который мы так усердно цепляемся.
— Значит, кара была справедливой?
— Насчёт справедливости не берусь судить. Скорее, предсказуемой.
— Ты не похож на человека, ведомого идеалами.
— И это так. Я предпочитаю думать, что если уж собираешься лгать другим, то себя обманывать не стоит.
— Тогда чего ты хочешь? Зачем ты помогаешь мне?
— Потому что я хочу выбраться отсюда, а без тебя у меня это не получится, и я думаю, что это случится лишь в том случае, если я помогу тебе вспомнить. На первом месте здесь шкурный интерес.
Какое-то время Гелио пристально смотрел на Ктесия, а затем кивнул, но означало это согласие или же признание, он не смог понять. Он проследил взглядом за тем, как нынешний образ Исидора отвернулся от окружавшего их видения. Призыватель ощущал холод и пустоту разверзшейся под ногами пропасти, которая была готова поглотить его в тот же миг, как только он бы задумался о том, что могли означать новые способности Гелио. Пока что ему требовалось, не останавливаясь, продолжать идти по лабиринту потерянной личности Исидора. Как только он освободится, тогда… тогда он и позволит себе поразмыслить над тем, что же бывший рубрикант с раздробленным рассудком и катастрофическим могуществом мог собой знаменовать.
— Кто это? — Гелио указал на одну из фигур, застывших посреди разлетающихся вдребезги пирамид. Огонь запятнал её красный доспех гарью. В руке воин сжимал топор, чья кромка пылала ослепительным светом. Человека окружали осколки стекла, облетающих его стороной и тем самым формируя сферу, каждый кристалл соединялся с другими разрядами молний. У его ног лежали трупы, тело в разломанных алых доспехах Тысячи Сынов, сквозь прорехи в которых на плитчатый пол вытекал багрянец более тёмного оттенка. Чуть дальше легионер в сером только-только закончил прыжок. Красный провал разделял его грудь от горжета до паха. Заплетённые в косы седые волосы развевались у него за спиной, открывая худое, искажённое в последнем вое, лицо. Сквозь дым виднелось больше приближающихся серых воинов, их шлемы и наплечники покрывали неровные клыкастые узоры красных и чёрных цветов. Ктесий окинул взглядом картину и медленно втянул воздух, наполовину ожидая почувствовать запах крови и дыма, однако тот был чистым и стерильным.
— Это Игнис, — сказал он, кивнув на фигуру в окружении кристаллических осколков и молний.
— Игнис… — медленно повторил Гелио Исидор, после чего покачал головой. — Я не… — Он нахмурился и повернулся, взглянув на мёртвого воина у ног Игниса. — А это…
— Арканакт, и это, должно быть, момент, когда его настигли Волки. Ещё тогда Игнис был бойцом-одиночкой, но, думаю, они с Арканактом понимали друг друга. — Ктесий покачал головой, оглядываясь по сторонам. Картина была настолько реальной, настолько яркой, что казалась едва ли не более настоящей, чем реальность. Он мимолётно задался вопросом, что случится, если он подберёт один из болтеров и всадит снаряд в глаз Космическому Волку? Упадёт ли воин замертво в том давнём сражении, сражённый выстрелом из совершенно другого времени? Он покачал головой, дивуясь столь глупой мысли, а затем на секунду закрыл глаза. Ему нужно найти отсюда выход, найти мостик обратно в свой разум, затем разыскать Аримана. Он находился не в лабиринте и не в тюрьме. Это была шкатулка с секретом, созданная из раздробленного разума. Он попытался сбежать отсюда, но нашёл лишь ещё больше мест, в которых мог бы заблудиться. Нет… единственный способ выбраться — это решить головоломку, отыскать ответ, в котором нуждалась частица Гелио. Он открыл глаза.
Горящее Просперо никуда не делось. Ктесий прищурился. Ему показалось, будто сквозь дым проглядывал шпиль Окклюзиария. Доберётся ли он туда, если попробует отправиться в путь? Найдёт ли там себя таким, каким он помнил, бегущим из горящей башни тайн? Нет, вряд ли. Это был мысленный пейзаж, созданный из воспоминаний, что были реальными, что были прожиты, а воспоминания были ограниченными. Он обернулся.
— Ты должен быть где-то… — сказал демонолог вслух, внимательно осматривая дым и застывшие клубы пыли. — Чтобы это помнить, ты должен быть…
Он повернулся чуть в сторону, и тогда заметил группу воинов в тридцати метрах за Игнисом. Красная броня и слоновая кость, золотые змеиные гребни над шлемами с клиновидными носами…. Он увидел воина впереди, сжимающего в руке болтер. Ктесий подступил ближе… заглядывая в зелёные глазные линзы так, словно хотел увидеть лицо по другую сторону.
— А вот и ты… — выдохнул он. — Это был ты. — Ктесий обернулся. Гелио Исидор шагнул вперёд, разгоняя полами мантии висящий в воздухе пепел. Он хмурился, не сводя глаз с воина в красном доспехе. Бывший рубрикант покачал головой, но Ктесию показалось, что он сделал это больше из смятения, нежели отрицания.
— Почему я не могу вспомнить? — спросил он.
— А я думаю, что можешь, — сказал Ктесий. — Ты можешь вспомнить этот момент вплоть до последней пылинки. Также как ты ранее вспомнил море Тизки и лодку, в которой по нему плавал. Ты можешь вспомнить всё, но воспоминания подобны крупицам пыли, книгам без порядка, номера и индекса. Они все здесь. Тебе нужно просто найти между ними связь. Ты должен найти себя.
Гелио по-прежнему смотрел на воина в красном, что был им в тот момент времени. Медленно, колеблясь, он протянул руку, словно намереваясь коснуться личины его шлема. Затем нерешительно замер.
— Рубрика изменила тебя, — продолжил Ктесий. — Не знаю, как именно, но знаю, что она сделала тебя опасным. Разум без цели будет бродить по тёмным закоулкам, и в этот момент ты могущественный и потерянный. Но ты пришёл сюда, ты стал ближе к тому, чтобы обрести цель… По крайней мере, я так считаю. Тебе лишь нужно найти и сделать следующий шаг.
Тогда Гелио посмотрел на него, и его лицо исчертили морщины непонимания.
— Я боюсь. Почему мне страшно?
— Быть живым означает чувствовать боль, и как только ты вернёшь себе прошлое, что ж…
— Я не хочу боли.
— Нет, но я думаю, ты хочешь вновь быть живым. — Он указал на Игниса и остальных воинов Тысячи Сынов. — Думаю, ты хочешь вернуться к нам, Гелио Исидор.
С минуту Гелио буравил его взглядом. Не моргая. Ктесий задумался над тем, что только что сказал. Слова удивили даже его самого, но большего всего удивило его то, что он в них верил. Каким-то образом, где-то на своём пути он нашёл то, чего хотел, и поверил в нечто большее, нежели сила и желание выжить любой ценой. Ему стало любопытно, в какой именно момент это случилось.
Гелио Исидор моргнул, затем кивнул и поднял руку вновь.
— Я хочу вспомнить, — сказал он и коснулся лица своей памяти.
Воздух содрогнулся. Затем в ушах Ктесия взревел звук, и Волки побежали, завывая, их секиры походили на красные, опалённые огнём улыбки. Осколки кристаллов вокруг Игниса разлетелись во все стороны. И теперь Ктесий почувствовал дым, и кровь, и смрад убийства. Одна лишь прошлая личность Гелио не двигалась, но продолжала стоять на месте, сохраняя совершенную неподвижность в эпицентре разверзающегося шторма, а рука человека, которым та станет, оставалась прижатой к лицевой пластине шлема.
— Гелио! — закричал Ктесий. К ним нёсся Волк, оскалив белые острые клыки и воздевая топор.
Гелио Исидор поднял голову. Его глаза наполнились доменным светом. Его прошлая личность исчезла, как будто стёртая одним переворотом страницы.
Мир снова остановился. Звук стих.
— Я был здесь, — промолвил Исидор. Он повернул голову, окидывая сцену горящим взором. — Это случилось.
Ктесий не ответил.
Гелио обернулся и посмотрел на Игниса и остальных из Тысячи Сынов.
— Что случилось с ними? — спросил он.
— Некоторые пережили сожжение Просперо, — ответил чародей. — Те, кому это удалось, были изменены Рубрикой, точно как ты.
Гелио шагнул ближе к неподвижным легионерам.
— Почему?
Ктесий почувствовал, как в мыслях формируется ответ. Он собирался сказать, что они превращались в монстров, что они умирали, что это была попытка спасти их… Он остановил себя и произнёс единственную правду, которую знал.
— Я не знаю, почему.
Гелио кивнул, больше не озираясь.
— Так много погибших. Так мало выживших…
— Некоторые пережили битву и Рубрику. — Ктесий указал на фигуру в центре шквала из кристаллических осколков и молний. — Игнис до сих пор жив.
Гелио огляделся. Свет в его глазах разгорался всё ярче.
— Я этого не помню, — сказал он, и его голос стал холодным и пылающим, льдом и огнём, ослепляющим, горящим.
Ктесий невольно вздрогнул. Неподвижность воспоминания внезапно показалась ему угрожающей, до предела натянутой нитью.
— Я не помню его таким, как ты сказал. — Гелио оказался рядом с Игнисом, его глаза пылали ярче и ярче. — Я помню, что ему могло хватить силы и мощи спасти своих братьев. Я помню, что ему не хватило силы. Я помню, что, несмотря на всю его мощь, он оказался слаб. — Свет окружающего мира становился ярче, выбеливая красную броню и падающие капли крови.
— Он жив, — произнёс Ктесий, и ощутил в своих словах нотку лихорадочной спешки. — Он один из союзников Аримана. Он…
— Я помню свет, и тьму, и падение. — Рука Гелио поднималась, тянясь к образу Игниса. Свет стал ослепительным, и Гелио Исидор превратился в тень на фоне зарева, его очертания размывались в чёрные перья. — Я помню всё, что было…
— Нет…
— И всё — прах.
Он коснулся воспоминания об Игнисе, и ткань прошлого взорвалась огнём и жаром.
Вспышка. Глаза Игниса наполнились белым светом.
Тишина.
Лишь шорох песка, гонимого по земле крепчающим ветром.
Жертвенник, исторгнув из поршней газ, занял боевое положение.
Воздух прошил луч энергии. Зелёный. Бурлящий.
Всё словно отдалялось, продолжая, однако, оставаться на прежнем месте.
Игнис посмотрел на руку. Между пальцами разгорался огонь. Он застыл.
+Игнис, брат?+
Ещё один резкий свет. Сполох. Ослепление. Он чувствовал в своих лёгких воздух. Его сердца бились громче и громче.
Ни боли, ничего, только свет.
Свет.
Он был…
Огонь.
+Брат?+ Слово ворвалось в его мысли, и он падал, не двигаясь. Он поднял руку. Она пылала. Горела.
Вспышка.
''Я помню огонь…''
Нет. Ему нужно… Ему нужно… Ариман…
''Сполох.''
''Он был белым, абсолютно белым, цвета ядра солнца. Он грянул с чёрного неба…''
— Жертвенник. — Он попытался произнести имя, но когда открыл рот, то сумел издать лишь огненный рёв, словно вырвавшийся из доменной печи. — «Жертвенник!»
''Я упал на руки и колени. Земля подо мной — красная пыль, цвета ржавчины, цвета высохшей крови. Боль, более жгучая и резкая, чем любая рана, наполнила меня…''
Там были другие из Тысячи Сынов. Жертвенник поворачивался к нему, лязгая механизмами и держа оружие наготове. Игнис поднял голову, чтобы взглянуть на автоматона, но…
''Я не мог видеть; огонь сначала лишил меня глаз, потом языка, прежде чем я смог закричать. Внутри доспеха вздулись мышцы, давя на металл. Огонь горел во мне, покрывая волдырями мою кожу. Я чувствовал, как на моём теле открываются рты, тысячи ртов с острыми зубами, каждый бормочет мольбу остановить боль. Огонь прошёлся по моему телу, как руки сквозь жидкую глину. Я задыхался, словно утопая в песке. Ядовитое прикосновение паники сожгло мою плоть. Я не мог дышать. Я не мог двигаться.''
Игнис попытался остановить это, однако воспоминание с рёвом проходило сквозь него, выжигая всё на своём пути.
Всё горело. Свет обращал всё в серый пепел.
«''Игнис'', — возопили распадающиеся угольки его мозга и души. — ''Я Игнис! Это воспоминание не моё. Со мной этого не случилось. Рубрика не преобразила меня… Я выжил… Я…''»
Всё остановилось.
Словно бритвой провели по памяти, жестокой линией отделили меня от всего, что было раньше.
Он ничего не чувствовал.
Он медленно встал, поднимаясь с четверенек. Он ничего не чувствовал. Он был ничем… лишь дребезжанием воспоминания об имени внутри комплекта брони.
— ''Игнис''… — выдохнул голос бесконечно падающего праха, и он полетел вместе с ним.
Образ Игниса рассыпался на глазах у Ктесия и развеялся по ветру. Сцена с Просперо начала рушиться, хлопьями цвета разлетаясь от рваной дыры, где прежде стоял Игнис.
Гелио Исидор повернулся к Ктесию. Его одеяния хлопали на шквальных порывах, пылая подобно открытому пламени. Осколки воспоминания утекали во тьму позади него, исчезая в пустоте, которая теперь окружала их со всех сторон. Куда бы он ни посмотрел, повсюду падала и спиралью вздымалась пыль, крупинки сияли, горели. Ктесий ощутил, как они обожгли идею его кожи. Колдуна наполнил рёв, сотрясая его, толкая на колени.
— Я помню тебя, Ктесий, — промолвил Исидор.
Демонолог удержался на ногах.
— Это…
— Память, Ктесий. — Гелио протянул руку, подставив под каскад праха. — Это наши воспоминания, воспоминания всех Тысячи Сынов. Всех живых, всех мёртвых и всех, кто застрял посередине. Здесь всё. Все наши страдания, все наши смыслы, все наши знания. — Бывший рубрикант сомкнул кулак, а затем подбросил пойманный прах в воздух. Ктесий взглянул и увидел… и увидел…
Тизку под синим куполом, видимую из окна башни…
Терру, дом человечества, чье небо пересекали полосы выстрелов и вопящие следы нерождённых…
Двух сидящих на веранде мальчиков, наблюдающих за приближающейся бурей…
Одинокого Магнуса, спрятавшего лицо в ладонях…
Он увидел Игниса, и Амона, и Санахта, и Хайона. Все они скрывались в песчинках, что замирали у него перед глазами, а затем начинали падать.
— Это ты… — ахнул Ктесий. — Ты — Пиродомон. Это всё ты. Ты то, что идёт за нами. То, что ты вспоминаешь, становится явью. Вторая Рубрика…
— Я и есть Рубрика, Ктесий. Первая Рубрика, и вторая. Я — сила, что связывает всех братьев нашего легиона во всех временах. Рубрика соединила нас вместе, телом и духом, навечно. Рубрика — фиксированная точка в варпе. Как только она завершилась, она стала существовать всегда… — Уголок рта Гелио дёрнулся в блеклой усмешке. — Бомба, которая никогда не прекратит взрываться, её ударная волна будет расходиться и в прошлое, и в будущее.
— А второй ритуал… Он не спас тебя от Рубрики, да?
— Спас меня… Вторая Рубрика просто свела свою мощь в единую точку, в одну из душ, что падают сквозь неё даже сейчас. Я — голос и лицо Рубрики. Я — вся её мощь. Я пламя, что сжигает всё, что было. Она предназначалась для того, чтобы освободить нас от времени, от судьбы и изменения. Вот чего вы все хотели, вот что вы пытались создать. — На сей раз настоящая улыбка, безмятёжная и ужасающая. — У вас получилось. Вы создали спасение. Создали меня.
Гелио развёл руки. Пыль вокруг него закружилась, сливаясь в один закручивающийся циклон. Под его кожей пылал свет. Глаза стали провалами, сквозь которые наружу вырывалась ярость звёзд.
— Ты же говорил, что не помнишь, — крикнул Ктесий сквозь рёв ветра.
Гелио рассмеялся.
— Я и не помнил. Но теперь вспомнил. Прах соединяется, воспоминания и сознания сходятся вместе и образовывают личность, которая считает себя живой. Что такое жизнь, если не воспоминания? Я здесь, среди праха вместе с остальными, разделённый на мельчайшие частицы, библиотека из смешанных книг и слов. Мы все — лишь прах на ветру, Ктесий. Но я — центр всего, чем мы были и есть. Я — голос всех нас, прошлого, настоящего и грядущего. Я — приносящий конец.
— И что это за конец?
— Спасение. Все Тысяча Сынов станут единым целым, неизменным, вечным.
Ариман увидел, как Игнис распадается на части. Серый пепел вскружился вихрем.
+Брат! Игнис! Брат!+ закричал Ариман своим разумом, пытаясь пробиться к Игнису, однако горящие ветра оттолкнули его назад. Он почувствовал в том пламени мощь, дрожью расходившуюся по варпу. Она была знакомой… такой знакомой… Пыль, и огонь, и пепел… Текстура и привкус Рубрики, когда он наложил её в первый, а затем и во второй раз. Привкус спасения, потерявшего ориентиры.
«''Я это сделал''», — промолвила мысль у него в голове, холодная и ранящая.
Он больше не видел Игниса, ни глазами, ни разумом. Перед ним был только огонь. Жертвенник развернулся, чтобы дать залп по приближающимся ксеносам. Пространство вокруг автоматона наполнилось золотым и зелёным светом энергетический лучей, разбивающихся о скорлупу его щита. Вперёд устремились чёрно-золотые существа-скорпионы, импульсы из пушки Жертвенника проходили сквозь них так, словно их там не было. Киу хлестнул разумом по скоплению ксеносов, едва те на мгновение обрели плотность, однако Ариман уже не следил за ходом боя.
Пелена пепла вокруг Игниса истончилась, и сквозь неё показалась фигура в латах, стоявшая со склоненной головой.
+Игнис!+ закричал Азек. Голова доспеха поднялась. В её глазах засиял призрачный свет. Разум Аримана наполнился рёвом сыплющегося праха. Он почувствовал, как сбился с шага, почувствовал, как в черепе пусто звенят мысли. Игнис… Этого не может быть…
+Ариман!+ воскликнул Киу, и послание выдернуло Азека обратно в настоящее. Рубриканты перестали стрелять. Он назвал их поимённо, но те остались неподвижными. Единственным ответом на зов был рёв пламени. Он больше не слышал ничего, кроме огня и шелеста уносимого праха.
''Пиродомон…''
Пробуждённые пришельцы-мертвецы обступили их кольцом.
Ктесий посмотрел на Гелио Исидора. Пространство позади Гелио раскрылось, и он увидел… Вращающийся на месте столб огня. Ослепляющий циклон. Он ощутил, как его рассудок силится осознать увиденное: пси-сингулярность, самоподдерживающаяся точка в ткани варпа. Фрагменты минувшего и будущего, души мёртвых и жизни живых. Он смотрел на него, не в силах отвести взгляда, и ощутил, как его постепенно затягивает на орбиту вихря. В огне он увидел всех, всех и каждого своих братьев.
Киу, стоящий возле Аримана…
Ликомед, застывший посреди шага на борту «Гекатона»…
И остальные, понёсшиеся перед его глазами сплошным потоком имён и образов…
Акор`менет…
Амон…
Манутек…
Афаэль…
Гиламехт…
Хадет…
Хайон…
Мабий Ро…
Мордегай…
Онорис…
Аартрат…
Эзорат Кью`растис…
Хасопет…
Омархотек…
Дэдофет…
Кахотеп…
Незчад…
Санахт…
Игнис…
Менкаура…
Ашур-Кай…
Фосис Т`Кар…
Утиззар…
Толбек…
Халофис…
Хатор Маат…
Тысячи и тысячи душ, павших и живых, сломленных и потерянных, Тысячи Сынов из прошлого, и настоящего, и будущего.
Ктесий узрел их всех и узрел, что грядёт: Пиродомон, огонь, который заберёт их всех. В него ударил ветер, подтягивая ближе к горящему столпу. Он почувствовал, как начал падать в него, и понял, что через миг обратного пути больше не останется. Часть его хотела, чтобы это случилось, скользнуть за горизонт событий в водоворот пламени и боли, и разлететься на несметные воспоминания. Прах к праху, и пепел к пеплу…
Огонь. Внезапный и тотальный, заполонивший мысленный взор Аримана.
Рубриканты перестали двигаться. Застыли. Свет в их глазах ослеплял, но они не шевелились.
+Свет…+ мысли Киу трепетали. +Я… Я ничего не вижу.+
Сердце огненного инферно протянулось вверх и вниз, исчезая из поля зрения.
Пиродомон, явившийся за ними всеми.
«''Нет! Не сейчас'', — подумал Ариман. — ''Мне нужно больше времени… Мне нужно больше времени!''»
Но больше времени у него не осталось, и огонь Рубрики пришёл поглотить их без остатка.
На поверхности мёртвого мира огонь возник в сознании Гильгамоса ослепительной вспышкой, как будто перед его мысленным взором взорвалась термобомба. Мысли колдуна застыли. Все процессы жизнедеятельности остановились, пока его восприятие варпа захлёстывали белый свет и яркая боль.
Он услышал крик сгорающих голосов. Их боль пронзила его, острая и чистая. Гильгамос услышал в рёве слова. Имена. Имена, которые он узнал. Имена братьев, которых он не видел живыми и не слышал их голосов уже многие века.
Боль схлынула.
Белизна сменилась сполохами зелёного света.
Рубриканты замерли посреди шага, как и дредноуты. Истребители и боевые корабли, начавшие спускаться для эвакуации воинов, резко отвернули обратно ввёрх, и, болтаясь из стороны в сторону, полетели прочь. Тучи скарабеев и существа-многоножки ворвались в ряды Тысячи Сынов.
Гильгамос направил волю на энергетический барьер. Чародей ощутил, как тот смялся, даже не успев до конца сформироваться. Рои и создания хлынули вперёд.
На борту «Гекатона» мыслеформа Гауматы с рёвом неслась по коридору, оставляя в воздухе за собой след из искр. Она имела тело льва. Из спины вырастали четыре крыла оранжево-синего огня. Голова напоминала человеческую. Из челюсти выступали серебряные бивни. Глаза походили на белые звёзды. Мыслеформа спускалась всё глубже, выискивая врагов. Они пришли из ниоткуда, а теперь находились повсюду. В сознании Гауматы вспыхивали образы: водопады красных слёз, сверкающих подобно рубинам. Арлекины, танцоры-убийцы из расы альдари. Однажды он уже сражался с ними, и знал, что, невзирая на стремительность, их главным оружием было смятение. Они были слабыми и хрупкими, и без покрова лжи не стоили ничего.
Он ощутил, как одна их группа бежит по переходу, и, сместив мысль, заставил воздух обратиться в пламя. Всё произошло слишком быстро, чтобы те успели отскочить в стороны. Бумажная кожа и души сгорели в считанные секунды, а он уже летел дальше, попутно раздавая команды рубрикантам и братьям по всему кораблю. Они удерживали каждое пересечение и могли отреагировать на каждое движение. Позже придёт время для вопросов, почему арлекины последовали за ними аж сюда, но прямо сейчас причина их нападения не имела значения, главным было отразить его.
Гаумата был пылающим божеством, и в этом измерении его воля была истиной. Варп лился сквозь него сплошным потоком, тон его мыслей и настроя без труда находил свой отголосок в эфире. Эпоха огня, так это назвал Ктесий, и он был прав. Сила пламени находилась на своём пике, и в данный момент Гаумате казалось, словно весь мир стал одним колоссальным костром.
Вспышка черноты. Внезапная. Как будто солнце исчезло на один удар сердца.
Его мыслеформа испарилась.
Он кубарём вернулся обратно в своё тело. Огонь в разуме стал пламенным инферно, вышедшим из-под контроля, ошеломляющим, потрясающим.
Гаумата влетел в свою плоть и припал на колено. Он оказался у дверей, ведущих во внутренний санктум, где находились персональные владения Тысячи Сынов, а также Клети безмятёжности с их секретами. Вместе с ним в помещении находилось двадцать четыре рубриканта: пять терминаторов и два отряда по девять бойцов. Достаточно, чтобы разбить целую армию. Ни один из них не пошевелился, когда Гаумата направил им приказ.
Он поднялся, чувствуя, как внутри шлема у него с губ слетают брызги крови. Глаза воинов Рубрики сияли, и он услышал исходящую от них вибрацию ревущий пыли. Для разума, внутри коего бушевал огонь, та дрожь по своей силе напоминала землетрясение. У колдуна появилось чувство, что он либо разлетится на части, либо вознесётся до вершины могущества, о котором даже не подозревал.
А затем противовзрывную дверь вышибло внутрь. Во все стороны разлетелись шарики расплавленного металла, когда заряды, установленные арлекинами с другой стороны, один за другим детонировали и раскроили её от верха до самого низа.
Из разрушенного проёма выступил одинокий танцор.
Гаумата поднялся, чувствуя, как его разум и плоть содрогаются от неистовствующего в варпе огненного шторма.
С краёв тела танцора сыпались ромбы цвета и тьмы. Его лицо было угловатым, цвета слоновой кости. Мимо него проносились обломки. Шарики раскалённого добела металла пролетали в волоске от него, но ни один из них его не касался. Он шёл вперёд, неторопливо, безразлично, словно шагая по лезвию ножа сквозь хаос. Гаумата направил к нему восприятие, однако сам остался стоять на месте. В голове чернокнижника возник какой-то звук: голос, пустой и прекрасный, мелодичная погребальная песнь, которую напевала терзаемая муками душа. Он был отталкивающим, восхитительным. Колдун вознёс мысли к наивысшей точке абстракции. Там был огонь, наполнивший его душу, окутавший Гаумату точно так же, как всегда. По нитям, связывавшим его со своими последователями и рубрикантами, хлынула ярость. Пришелец занёс ногу, чтобы сделать ещё один шаг. Разум Гауматы сжался. Он почувствовал, как тот вобрал в себя воспоминания, обрывки старой боли, и стыда, и потери: он, сжимающий ладонь брата, пока забирали их отца, безжизненная рука, свисающая из-под края савана; зубы Волка, вонзающиеся ему в доспех и срывающийся с его уст крик. Всё это отправилось в огонь. Он замер, почувствовал, как пламя начинает пожирать границы мыслей, а затем исторг его из себя.
Одинокий танцор сорвался на бег. К нему потянулся огненный язык, но тот, петляя, преодолел его, стремительно проскальзывая в дыры пространства и доли секунд. Быстро, настолько быстро, что для глаз и рассудка Гауматы он превратился в прерывистое пятно. Его мысли пришли в движение, и пламя разделилось, взвившись в воздух. Фигура подпрыгнула, прижав руки к телу, и закрутилась спиралью. Огонь потянулся к существу, но его там уже не оказалось. Гаумата ощутил, как его накрывает волна шока. Фигура приземлилась на полу в шаге от него и взмыла обратно вверх. Гаумата вихрем развернулся. Навершие его моргенштерна отделилось от древка и устремилось к арлекину на нити эфирного пламени. Оно понеслось туда, где должна была оказаться фигура, и чародей направил в сердцевину оружия свою волю. Навершие полыхнуло, своим жаром поджигая воздух, сквозь который проходило.
За его глазами взорвалась боль. Огонь, ревевший в разуме колдуна, вспыхнул ещё ярче. Фокус, с помощью которого Гаумата удерживал пламя в мыслях, сбился, и теперь огонь захлестнул его самого, снося стены контроля.
Его рука дрогнула. Зарево, объявшее моргенштерн, угасло.
И в этот момент, как будто всё это время дожидаясь его, арлекин прыгнул. Навершие моргенштерна прошло под ним. Оружие опалило жаром плащ фигуры, и за ним следом посыпался пепел и голограммные звёзды. Арлекин, пролетая над Гауматой, вытянул смутно различимую руку.
Чародей ощутил, как с идеальной медлительностью проходит мгновение, подобно пропущенным через проектор финальным кадрам пикт-фильма. Фигура находилась прямо над ним, посмотрев на него в тот же миг, как он поднял голову. Она протянула руку, словно чтобы погладить щеку Гауматы. Ладонь коснулась его… и прошла сквозь шлем и череп. Он почувствовал её. Почувствовал, как пальцы с гудением теряют и вновь обретают плотность. Почувствовал, как они погрузились ему в мозг, где ещё только формировались мысли, и почувствовал, как призрачные пальцы сжались.
Никакой смерти старого врага, подумал он, никаких объятий огня и судьбы. Никакого искупления…
Солитёр приземлился. Пригоршня мяса, извлечённая из черепа колдуна, сочилась кровью. Тело позади него рухнуло на пол. Пламя в воздухе угасало. Управляемые призраками комплекты брони дёргались, их конечности клинило. Солитёр дал багровой массе вывалиться из ладони. Он двинулся дальше, к жизни, которую пришёл отнять.
— Это неправильно! — закричал Ктесий в огненную бурю. — Это не спасение. Это истребление!
— А что насчёт братьев, которых ты и твой кабал пожертвовали Рубрике? — воскликнул Гелио в ответ. — Все мы стали ничем, лишь болью и дрейфующими в бездне отголосками. Вот что такое истребление. Я — единственный, кто вернулся из той бездны. Я — голос и воля Рубрики и её Тысячи Сынов. Теперь настал наш черёд выбирать судьбу. — Напор ветра толкал Ктесия вниз, его мыслеформа распадалась на части, крупицы рассыпающегося разума уносило горящим потоком воздуха.
— А остальные сделали этот выбор вместе с тобой, — спросил Ктесий, — или ты избрал такую судьбу сам?
Гелио медленно, скорбно покачал головой, скрепляя свой приговор.
— Мне жаль, Ктесий, но я помню тебя, и я не помню, чтобы ты пережил Рубрику. Ты стал таким же, как остальные. Как Игнис, как Птоллен…
— Нет… — попытался сказать он, однако Гелио уже отвернулся и уходил прочь.
Ктесий ахнул. Вспышка света у него за глазами. Концепция его плоти обугливалась.
''Он разваливался, горел, разрушался… в… воспоминание…''
''Он — соискатель у края тайного круга, наблюдавший за жертвоприношением чему-то, что мерцает в воздухе на самой границе реальности. Брызги крови из уст умирающего человека, и голоса тех, кто окружал алтарь, становятся громче…''
''Он — воин в красно-белом доспехе. Перед ним лежит раскрытая книга. Страницы рассыпаются, но слова и символы ещё разборчивы. От горящего архива в воздух валит дым. Один из людей идёт к нему, бормоча о том, что тексты опасные. Правители человека недавно приняли порабощение под именем Согласия. Болтер Ктесия разносит его в кровавые клочья.''
''Он — колдун в башне на планете чернокнижников. Он смотрит на горизонт, наблюдая за тем, как изгибается свет девяти солнц и сверкают стаи нерождённых, выискивающих слабины в оберегах, что мерцают в воздухе подобно сетям. Ариман тоже здесь, на другом краю комнаты, ждущий ответа на своё приглашение стать частью сговора, кабала. Ктесий издаёт смешок и поворачивается, чтобы дать свой ответ…''
''— Все мы, в самом конце, становимся воспоминаниями, — произносит голос на задворках разума, словно повторяя ему забытый урок. — Свёртки произошедших событий, переходящих из прошлого в будущее в лохмотьях наших жизней.''
Он перестал различать Гелио.
Нет никакого прошлого, нет никакого настоящего. Не останется ничего, кроме этого. Ничего, кроме огня.
''— В чём смысл?'' — спросит он у Аримана. — ''Ты говоришь, что мы спасём легион, так, словно это единственно значимая причина и объяснение. Но разве это важно? Разве наше выживание важно, Ариман?''
Он попытался сделать вдох, но втянул в себя лишь прах и пепел. Серость и огненный свет, пепел и тьма…
''— Ктесий.''
Его имя… Это всё, чем он будет? Именем, которое даже по-настоящему не было его, отголоском, повторяющимся до тех пор, пока не превратится в ничто, и останется лишь крик падения…
''— Ктесий.''
Имя… Это его имя? Он не помнил. Там кто-то был, кто-то, зовущий его из пламени и вихря праха. Он мог… он мог различить их… Тени… нечёткие и рваные очертания. Они были повсюду вокруг него.
— ''Ты — Ктесий'', — произнёс голос, и теперь он понял, что тот был не один. — ''Встань, брат''. — Фигуры потянулись к нему, помогая подняться. Он стал возноситься. В его мысли потекла сила и энергия. Он почувствовал, как идея его тела крепнет. Он огляделся, щурясь в горящей пыли. Фигуры отступали назад. На мгновение ему показалось, будто он различил лица, призрачные пятна на ветру.
— Игнис? — крикнул он. — Птоллен?
— ''Брат…'' — вымолвил голос ветра. Затем тени исчезли, и Ктесий, продолжавший подниматься, обернулся и посмотрел сквозь расступающиеся облака праха.
Гелио застыл на полушаге, обернулся. Его веки опустились, наполовину прикрыв плескавшийся в глазах огонь.
— Такого ты не помнишь, да? — сказал Ктесий. Он почувствовал, как его губы тронула улыбка. Ветер превратил его голос в рёв. — Мы, Тысяча Сынов, все очень похожи. Мы верим, будто всё знаем, всё видим. Магнус думал, будто понимал всё лучше Императора. Ариман думал, что только он мог спасти легион, и отверг Магнуса. А теперь ты веришь, будто это ты, лишь ты один, наше спасение… И, как и все остальные, ты не осознаешь, что ошибаешься.
Ктесий поднял руки, и концепция его тела преобразилась. Из боков отрасли конечности. Из пальцев вытянулись длинные когти, с кончиков которых закапала кровь и ртуть. Со спины попарно развернулись крылья, сначала одна, затем вторая, обрамив чародея в нимб из чёрного оперения. Кожа обуглилась, разошлась, и из-под свечения углей проступил багрянец. Его лицо стало тенью, нарушаемой глазами, что были пустыми белыми дырами, и оскалом мертвеца. То была его мыслеформа, очертание давно изувеченной и проданной души. Мгновение он парил на ветру из праха, а затем устремился к Гелио.
Исидор поднялся ему навстречу спиралью огня и горящей пыли. Расстояние между ними растянулось в безвременье. И они схлестнулись друг с другом. Горящий ветер содрал перья из крыльев Ктесия. Во все стороны разлетелись ошмётки эфемерной кожи и капли крови. Его когти вонзились в призрачное тело Гелио. Они сцепились, их формы смазались, перья, и пыль, и когти, и горящие клыки. Ктесий понимал, что долго не продержится, только не против того инферно, что питало Гелио энергией, но ему и не требовалось. Когти его разума погрузились в ядро бывшего рубриканта, пытаясь дотянуться до средоточия его мыслей. Демонолог почувствовал, как его разум сомкнулся на пучке полузабытых моментов и изодранных остатков истины. Гелио также это ощутил, и на мгновение они оба застыли в неподвижности.
— Ты нуждаешься во мне, чтобы стать цельным, — крикнул Ктесий. — Без хребта моих воспоминаний ты снова станешь разумом из праха!
Свет Гелио затуманила грусть, и Ктесий ощутил, как на него нахлынула искренность эмоции Исидора.
— Это не единственная причина, почему ты здесь, — сказал Гелио. — Я пытался спасти и тебя тоже, Ктесий. Спасение для всего нашего братства, даже для тебя. Пойми, в пламени есть жизнь, брат. Понимаешь ли, я вижу то, что случилось с тобой, иначе. Ты тот, кто умирает.
Холод. Слова падали сквозь него подобно серебряной монете, летящей по колодцу ночи в тёмную воду.
— Значит, так тому и быть, — произнёс Ктесий, и вырвал свои воспоминания из сердца Гелио.
Море Тизки… невозможная крепость… библиотека… всё это было у него в руках. Они посмотрели друг на друга — дьявол из тьмы и золота, и шторм огня и праха, удерживающий человеческую форму. Ктесий замер на срез времени посреди грёзы. Воспоминания о том, что он видел и понял в этом путешествии во сне, находились у него в когтях, истекая тлеющими угольками.
— Не надо… — начал Гелио.
Ктесий раздавил воспоминания. Ощутил, как на свободу исторгается крик. Образ Гелио взорвался ветром праха. Золотые горящие фрагменты прошли сквозь мыслеформу Ктесия, вырвавшись из него болью, и тьмой, и криками, и мысленный пейзаж обратился в ничто…
Ктесий открыл глаза, и с его уст сорвался отголосок крика из сна.
