848
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{Перевод Д41Т}}
{{В процессе
|Сейчас =3031
|Всего =36}}
{{Книга
Капеллан не увидел, как за ним стали закрываться ворота внутреннего двора.
==='''Глава тридцатая'''===
Барахиэль шёл древними путями мертвецов, по которым на протяжении десяти тысяч лет апотекарии и капелланы несли павших Расчленителей в их последнее путешествие. Камень здесь был высечен мастерски, но его идеальные линии скрывались под толстыми слоями грязи. Когда космодесантник вытер её, то увидел стенные росписи и фрески с изображением Расчленителей во время совершения ими героических деяний, давным-давно забытых Империумом. Этому поспособствовал кровавый вихрь, успевший поглотить репутацию капитула за последние несколько тысячелетий.
Он улыбнулся и захромал глубже во тьму по направлению к крипте.
Апотекарий шагал осторожно, полагаясь на инстинкты и точность картолита. Боль пронзала его бедро в том месте, где клинок воина роты смерти разорвал кожу и мышцы, поэтому Барахиэль шёл словно увечный, словно одряхлевший старик без трости. Расчленитель добрался до крутой лестницы, и на его авточувства опустилась завеса мрака. Даже установленный на ранце люменатор пробивал темноту лишь на несколько метров вперёд. Когда ступени закончились, космодесантник оказался в узком проходе и продолжил свой путь к крипте, пальцами касаясь грубой поверхности камня. Коридор этот был высечен ещё примитивными кретацийцами, а биолюминесцентное свечение тут выглядело как пойманный в ловушку темноты свет, находившийся на самой грани того, чтобы окончательно затухнуть. Эту метафору Барахиэль счёл подходящей и для Расчленителей. Их живо пылающие души боролись с Яростью, которая угрожала погрузить воинов во тьму.
И всё же тьма, как это обычно случалось, могла потушить даже самые яркие огоньки.
От вызванной бомбардировкой дрожи осталась лишь слабая вибрация, добиравшаяся до икр апотекария сквозь необработанные камни. Зубья его цепного меча вспарывали темноту с гортанным урчанием, которое не уступало раздражительным рыкам зверя в душе Барахиэля. Эта часть Расчленителя жаждала того, чтобы он высвободил собственную жестокость и устремился обратно в бой, ощутил адреналиновую горячку убийств. Однако, космодесантник отвергал зверя всеми фибрами своего естества, твёрдо намеренный продолжить миссию. Под ногами апотекария глухо скрежетал щебень и осколки скалобетона. Анальгетики уже изгнали боль из бедра, но ничто не могло избавить Барахиэля от чувства вины и гнева, что выражался в булькающем дыхании и грохоте двойного сердцебиения в ушах.
Он убил Расчленителя, павшего жертвой Ярости.
В конце коридора пара электроканделябров освещала ещё одну серию поблекших со временем мозаик и фресок, лишившихся части изображения вместе с отбитыми кусками камня. Барахиэль смотрел на недавно облачённого в Багровые Латы Амита, рядом с которым стояли сыновья Баала и дюжины других миров. Тёмно-красное воинство билось с орками и зверьми Кретации, чьим когтям и клыкам воины противопоставляли цепные клинки и силовое оружие. У апотекария мурашки побежали по коже при виде воинов в чёрном, коих он сначала принял за капелланов, но потом Барахиэль заметил красные кресты на наплечниках и наколенниках. Рота смерти появилась в тёмные дни Очищения, но с её проклятым наследием будет покончено сейчас.
Не обращая внимания на растущие внутри него страх и ярость, что давили на разум, космодесантник развернулся и подошёл к серой арке, отмечавшей вход в курган. Знаки реклюзиама и сангвинарного жречества отделялись друг от друга символом Расчленителей, а на столбах по бокам были вырезаны кретацийские руны жизни и гибели. Когда Барахиэль сделал последние несколько шагов в направлении склепа, он ощутил в воздухе спёртый запах древней смерти. Какое-то мгновение разум молил апотекария не входить.
Он прошёл под аркой, и ярость в его венах сменилась потрясением.
После Опустошения, когда Барахиэль попал в ряды Расчленителей, ему довелось попасть в катакомбы Аркс Ангеликум. Там апотекарий дивился художественному мастерству, с которым были созданы саркофаги и их ниши. Это зрелище лишило его слов и дыхания. Все рисунки являлись уникальными и мало чем походили друг на друга в плане стиля исполнения и художественных веяний. В большинстве отчетливо угадывалась рука гения. Дума нарёк подобные вещи тратой времени и сил, но Барахиэль сразу же узнал попытку сохранить и почтить частицу человечности в сердцах космодесантников, а также память о братьях и их наследниках.
Расчленители таким не занимались.
Пустые глазницы осуждающе смотрели на него с обеих сторон гигантской пещеры для мертвецов, которые завидовали тому, что он мог ходить и убивать, а они – нет. Пыльные и пожелтевшие ухмыляющиеся черепа очерчивали усыпанные костями прямоугольные участки пола, которые занимали многие километры площади. Чудовищный поцелуй войны оставил на изломанных и сплавленных останках отметины от попаданий пуль и следы клинков. Много где виднелись и признаки воздействия инструментов апотекария, о чём говорили метки фиксации для кибернетических органов и укороченные конечности, к коим должна была крепиться аугметика. Пред взглядом Барахиэля лежала оголённая память капитула, целая империя смерти, построенная на резне и грехах.
Кости тянулись дальше, чем видел Расчленитель, и даже предоставляемое шлемом увеличение не позволяло увидеть границу. Слабое, но постоянное свечение биолюмов, расположенных в тёмных глубинах и на умопомрачительной высоте, выделяло узкие дорожки, благодаря которым капелланы и сервы реклюзиама могли почтить и предать земле новых мертвецов. Тишина стояла идеальная, а неподвижность нарушал лишь орбитальный штурм. Все кости лежали там, где их положили, не сместившись ни на миллиметр из-за бомбардировки или с течением времени. В склепе не раздавался даже малейший треск. А ещё апотекарий не видел на черепах и камнях отметок о личностях павших. Он задумался, почему мертвецам не оставили имён после смерти, и почему целые поколения переживших их боевых братьев были лишены возможности оплакивать товарищей.
''Разве на службе Императору они не заслужили такой небольшой чести?''
Барахиэль направился глубже в пещеру, осторожно шагая по маленьким камням виляющей дорожки. В как будто случайных местах среди костей были расположены скалобетонные квадратные плиты – серые островки в кремовом море. Абсолютно ровную поверхность каждого украшал символ капитула с тонкой рамкой из стилизованных черепов. Плиты сильно уступали в размерах сложенным из костей стенам, и лишь продвинувшись дальше апотекарий осознал истинные масштабы захоронений. Помимо безымянности останков теперь он размышлял и о назначении этих плит. Возможно, таким способом почиталась память тех, чьи кости не удавалось забрать для погребения.
И лишь спустя почти полчаса к нему пришло осознание.
Все сыновья Сангвиния были равны в смерти, и не важно кем они являлись при жизни: Кровавыми Ангелами, Расчленителями, Золотыми Сынами или Ангелами Обагрёнными. Воины встретят своего повелителя одинаково, и точно так же Великий Ангел примет каждого. Расчленители претворили эту мысль в реальность, делая павших безымянными, чтобы капитул скорбел по ним вне зависимости от их триумфов и неудач. Оплакивать одного Расчленителя – значит оплакивать всех.
Простая чистота этой практики заставила его улыбнуться.
Барахиэль продолжал медленно идти по склепу. Течение времени искажалось, но апотекарий не обращал на это внимание. Эмоции застилали мысли о том, что привело его сюда, однако, в конце концов, он заметил среди костей каменный череп с тёмно-красным крестом роты смерти над левой глазницей. Расчленитель медленно подошёл к нему в поисках входа. Тот был мастерски замаскирован благодаря углу расположения и окружающим его останкам.
Проход был полностью сделан из костей, между которыми Барахиэль заметил идущие тонкой линией розарии. На каждом был выгравирован скалящийся череп роты смерти. По спине апотекария пробежала странная волна холода. Расчленитель двигался аккуратно, чтобы не задеть бронёй кости, ибо боялся оскорбить этим мертвецов. Здесь не имелось люменов, поэтому он шёл в тенях до тех пор, пока не добрался до железной двери с отметками сангвинарного жречества, реклюзиама и роты смерти. Последняя располагался над двумя другими.
Однако, ни одна не принадлежала ни Кровавым Ангелам, ни их верховному капеллану.
Пробормотав проклятие, Барахиэль дал древнему биосканеру взять свой генетический образец.
— Обнаружен геном Расчленителей, — раздался шипящий голос, после чего со скрежетом открылась дверь. За ней находился неосвещенный проход из пожелтевших костей, в котором стоял затхлый воздух. — Средства противодействия отключены. Доступ получен.
Апотекарий вошёл в подземелье роты смерти, и его сердца клещами сжала скорбь, одновременно ледяная и обжигающая. Это было будущее, за которое он сражался, высеченное в сломанных, окаменелых костях и воплощённое в перворождённом, которого Барахиэль убил в Базилике Памяти. Космодесантник шагал глубже в тёмный склеп и смотрел на останки, что тянулись дальше, чем мог увидеть апотекарий. Говорят, капелланы вели запись воинов, ставших жертвой Чёрной Ярости: как тех, кто находился под их присмотром, так и вообще каждого за всю историю Расчленителей. Барахиэль вдруг усомнился в правдивости этого заявления.
Мертвецов и проклятых было слишком много, чтобы вести точный счёт.
Он продвигался вперёд мимо груд фрагментов костей и расколотых черепов. Погребённые здесь останки были повреждены даже сильнее, нежели те, что принадлежали не поддавшимся Изъяну воинам. Для Барахиэля это было ярким свидетельством того, как проклятые страдали в хватке Ярости. Факт погребения в неосвещённой и запечатанной крипте мог говорить ему о стыде и скорби, но в том, как именно лежали кости, он видел братскую гордость и уважение. После смерти павшие оставались братьями и почитались точно так же, как и остальные.
Апотекарий добрался до конца крипты, где находился отмеченный тремя символами портал.
Сердце Барахиэля затрепетало, когда он увидел, как располагался текст, хотя разум продолжал повторять предупреждение Думы словно сервитор, которые раз за разом бормотал один и тот же аудиофрагмент. Проведя рукой по панели доступа, Расчленитель заметил геносканер в виде обсидианового квадрата, после чего снял перчатку и засунул руку внутрь устройства. Он ждал, что его неизбежно ужалит игла.
Однако, ничего не произошло даже спустя несколько минут.
Апотекарий попытался силой открыть портал, чьи ржавые петли исполняли симфонию треска, скрипа и скрежета. Когда Барахиэль обратился к гневу, который испытывал в бою с воином роты смерти, петли завизжали и, наконец, поддались. В помещении за порталом царила кромешная темнота, словно пойманное в ловушку пещер биолюминесцентное свечение не осмеливалось проникать внутрь. Инстинкты вопили, требуя повернуть назад, но космодесантник укрепил сердце вновь обретённой решимостью. Ярость будет побеждена, и Расчленители вернут себе уважение Сангвиния. Он включил люменатор.
Прошлое перестанет управлять будущим.
На грубой поверхности каменных стен виднелись следы когтей, оставленные пятипалыми руками. Они накладывались друг на друга и пересекались, что говорило скорее о всплесках неистовой жестокости, нежели о попытках выбраться. Пол усеивали окаменелые уродливые кости, которые больше напоминали результат неудачного эксперимента безумного геномансера, а не скульптурное совершенство воина Адептус Астартес. Тут не было ни намёка на почтение даже после смерти. Ощущалось лишь чувство стыда, коим мышцы апотекария наливались словно свинцом. Даже Барахиэль, закалённый видами того, как неудачная имплантация прогеноидов могла обезобразить и исказить человеческое тело, почувствовал нечто большее, чем просто лёгкая тошнота, узрев столь катастрофические отклонения. Разум вновь начал умолять космодесантника вернуться обратно в бой, взывавший к его крови, но Расчленитель отказался, продолжая двигаться вглубь кургана.
Идя всё дальше, он лицезрел останки существ прямиком из детских ночных кошмаров. Они демонстрировали сгорбленные спины, раздутые грудные клетки и непомерно большие черепа, а также деформированные челюсти с зубами настолько длинными, что они выходили за пределы описания простых клыков. Неровные и тонкие как иглы, те походили скорее на зубы тварей, обитающих в самых тёмных глубинах океанов, и ничего подобного не должно было вырастать в человеческом рту. На кончиках пальцев виднелись изогнутые когти, а у некоторых скелетов имелись сильные искривления или следы неестественного роста костей.
Если катакомбы за пределами этого помещения являлись частью объединённой памяти капитула, то эта их часть была мгновением стыда и угрызений совести, погребённым под наложенными друг на друга слоями ярости, скорби и отрицания.
К тому моменту, как Барахиэль пересёк курган, счёт мутировавших скелетов шёл уже на сотни. Установленный на ранце люменатор осветил труп в древней и ржавой силовой броне, покрытой пылью и паутиной. Он был прислонён к стене и окружён искажёнными мертвецами словно учитель в воспитательном доме. Опустившись рядом с ним на колени, апотекарий аккуратно стёр с наплечника патину и увидел древний символ верховного сангвинарного жреца.
В окаменелых пальцах тот сжимал медный стазис-цилиндр, работавший даже несмотря бесчисленные сотни лет заточения в этой гробнице. Микронити голубого света внутри удерживали аккуратно сложенный кусок пергамента. При виде такого небрежного отношения к столь ценной технологии Барахиэль нахмурился и принялся обыскивать труп до тех пор, пока не нашёл ключ в виде небольшого фрагмента монофиламентной цепи. Он вставил ключ в узкое углубление в форме символа капитула на поверхности цилиндра и достал содержимое. Развернув трижды сложенный кусок пергамента, апотекарий за считанные секунды изучил всё написанное на нём.
Ноги Барахиэля подогнулись, когда на его разум обрушился вес обретённого знания.
