Скала Предателя / Traitor Rock (роман)

Перевод в процессе: 6/49 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 6 частей из 49.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Скала Предателя / Traitor Rock (роман)
Автор	Джастин Хилл / Justin D. Hill
Переводчик	Летающий Свин
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Честь Кадии / Cadian Honour
Следующая книга	Аркадийская гордость / Arcady Pride
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Кадия, сто веков стоявшая грозным бастионом против Хаоса, сокрушена. Её уничтожение Абаддоном Разорителем и Тринадцатым Чёрным крестовым походом раскололо Империум Человека, что повлекло за собой распространение ереси, лжи и бунтарских настроений. Выжившим кадийцам — окровавленным, но несломленным, — предстоит сражаться во имя Императора дальше.

На планете Малори силы предателей укрылись в неприступной островной крепости Гора Кранног . После нескольких лет безрезультатного противостояния задачу завершить осаду поручают Минке Леск и 101-му кадийскому, вследствие чего они оказываются в самой гуще мясорубки, грозящей поглотить их без остатка. В жестокой, жертвенной и изнурительной войне им придётся ответить на вопрос: что значит быть кадийцем в Галактике без Кадии?

Моим любимым соплякам – игрокам на самоизоляции.

ПРОЛОГ

ВПОСЛЕДСТВИИ

I

Очереди варп-транспортов в небе над Малори растянулись на сотни миль, вереницы ржавеющих стальных грузовозов, прикованных корма к носу, напоминали длинные караваны мукаали, что плелись между подземными жилыми куполами пустынных миров вроде Гору-Прайм.

Каждый капитан судна ждал своей очереди на выгрузку военных материалов, чтобы выполнить условия наследственных соглашений и выплаты планетарной десятины. Срыв сроков мог повлечь быстрое возмездие на их миры. Очистительный крестовый поход. Орду братского ополчения. Точечный ракетный удар по верхней миле улья, дабы позволить образоваться новым, более сговорчивым элитам с одобрения Муниторума. Но по мере роста очередей и времени ожидания экипажи варп-кораблей предстали перед страшным выбором.

Некоторые сбросили груз и двинулись прочь, предпочтя скрыться в пустоте, нежели столкнуться с суровым правосудием дома. Другие покинули корабли. Исполнительные умерли с голоду, и их обезлюдевшие звездолёты продолжали дрейфовать в космосе до тех пор, пока гравитация не утянула их навстречу огненной смерти.

На орбитальных складах слуг-штрафников загоняли до смерти. Однако гигантские, занимающие целые континенты, подземные хранилища Малори давным-давно превысили пределы вместимости. В них скопились высокие цистерны с плазмой крови, колонны «Гибельных клинков», горы боеприпасов и миллионы солдат, набитых в переполненные и зловонные казармы.

У командиров кораблей не было возможности разгрузиться, как и вернуться домой с неуплаченной десятиной. А транспортники продолжали прибывать, доставляя полные трюмы припасов для войны, которая уже была проиграна.

Ещё каких-то пару лет назад планета Малори служила важнейшим узлом в паутине логистических путей, снабжавшим ресурсами зону непрекращающихся боевых действий вокруг Врат Кадии. Но Кадия пала. Казалось, будто в глубине улья забилась водосточная труба. Грязные воды постепенно накапливались, а меж тем ветхие колёса Империума Человека продолжали неумолимо крутиться, застряв в наезженной за десять тысячелетий колее.

Само собой, никаких официальных извещений не поступало. Ни единого слова о проблемах, обрушившихся на миры Врат Кадии. Однако слухи никто не отменял. Болтали об утрате контроля над целыми секторами. О том, что Империум сгнил и разлагался. О том, что его властители потерпели сокрушительную неудачу.

Правдивость слухов подтверждалась их безжалостным подавлением. Суровая кара следовала даже за простой разговор с кем-то, кто мог краем уха услышать жуткую молву. Каждое утро на виселицах перед казармами вздёргивали новых и новых нарушителей. Но, подобно вытекающему из раны гною, истина просачивалась наружу.

Врата Кадии пали. Война, которую снабжал мир-склад Малори, закончилась.

Отец Эрис Беллона — невысокий бородатый жрец, приданный полку Элнаурских Егерей, — всё изменил.

Следует прояснить: отец Беллона не был еретиком, соблазнённым шёпотами и ложью. Он был ветераном с многолетней боевой службой за плечами. Он не раз проливал кровь за Императора Человечества. И знал Империум достаточно хорошо, чтобы понимать — всё, что ему говорили, было враньём.

От масштаба катастрофы у него стыла в жилах кровь. Будущее всего человечества висело на истончающейся нити.

Иногда изоляция от безумия позволяла прояснить мысли. Он заперся в келье, чтобы поразмыслить над опасным положением, в котором оказалось государство людей. И перед ним стало вырисовываться решение. Смутные поначалу идеи начали обретать контуры. Логичные умозаключения привели его к чёткому осознанию.

Следующие две недели Беллона провёл в суровой аскезе и пылких молитвах. В последнюю ночь над головой священника загорелся жёлтый свет. То был сияющий, будто отполированный до блеска, золотой череп с вправленными в глазницы бриллиантами, что лучились внутренним светом. Он поделился с Эрисом словами истинного пророчества и смысла.

Пережить тяжёлые времена Империум сможет лишь одним способом. Человечество наконец вырвется из цепей, сковывавших его разум и веру. Слова, что он напишет, станут тем семенем, из коего произрастёт новый Империум.

Грандиозность начинания потрясла его до глубины души. Руки Беллоны дрожали от страха и трепета. Ответственность легла на его плечи подобно целому жилому блоку. Он был недостойным сосудом для любви Императора.

Но он получил знак. Ему явился Император. За катастрофой мог прийти новый рассвет.

Плача навзрыд, отец Беллона достал лист пергамента и начал писать.

Он был вдохновлён. Он был честен. Он был исполнен благими намерениями.

Из-за его идей погибнут миллиарды.

II

Штаб Астра Милитарум на Малори располагался на острове-крепости Гора Кранног. Тем утром чёрные стервятники грызлись между собой за гниющие трупы, что болтались на рядах из тысяч и тысяч виселиц. В воздухе витал густой смрад смерти, и на огромной площади перед собором святой Елены Ричстар стояли Элнаурские Егеря в блестящих панцирных латах, увенчанных плюмажами шлемах и церемониальных плащах, дожидаясь утренней казни.

Их командир, лорд-маршал Хольцхауэр, чрезвычайно гордился тем фактом, что в ходе чисток ненадёжных ни одного из его егерей не казнили. Они были вымуштрованным полком, набранным из числа знати своего родного мира. Они жили по суровому кодексу чести, и маршал гнал прочь от их лагеря любых охотников на еретиков. Если среди них отыскивался преступник, солдаты разбирались с ним сами, что и случится этим утром.

Осуждённый боец был признан виновным в воровстве — незначительный проступок по меркам других полков, но для егерей он являлся страшным позором. Единственным подходящим наказанием за такое преступление была смерть. Приговорённый более не имел имени. Он лишился его в тот момент, как совершил злодеяние. Но даже сейчас, оставшись без всего, он стоял по стойке смирно, отдавая отчёт, что то, как он умрёт, повлияет на будущее его братьев и племянников на Элнауре.

Пока палач пропускал сквозь сомкнутый кулак проволочную плеть, чтобы распрямить завязанные узлами хвосты, с вора срезали украшенную серебряными галунами форму, тем самым показывая, как хлыст сдерёт кожу с его спины.

— Во имя Святого Императора! — крикнул палач, бросив взгляд на лорда-маршала для позволения начать ритуал свежевания.

— Приступай, — огласил Хольцхауэр.

Он стоял в стороне от прочих офицеров, наблюдая за медленной и кровавой казнью солдата. Лорд-маршал был стойким ветераном, и смотрел на осуждённого бойца без жалости и сожалений, лишь буравя его тяжёлым укоризненным взглядом. Для него было делом чести, чтобы егеря решали свои дела самостоятельно. Пока он жив, необходимости в Комиссариате для поддержания порядка не возникнет.

Егеря были теми костями, на коих выросла вся репутация лорда-маршала. А железная дисциплина служила той силой, что заставляла их бояться его больше, нежели любого врага, с каким им доселе приходилось сталкиваться.

— И, в отличие от кадийцев, — любил говаривать Хольцхауэр, — я не проиграл ни одной битвы.

После завершения казни Элнаурские Егеря развернулись и строевым шагом прошли под готическим фасадом собора святой Елены Ричстар, возвращаясь обратно в казармы.

Тело сняли с лобного места и потащили прочь, оставив на земле лужу крови. Лорд-маршал отвернулся от сцены расправы, и его помощники с офицерами сделали так же, изящно развернувшись на каблуках.

— Хорошая смерть, — констатировал адъютант, Лер.

Хольцхауэр не ответил. Его тонкие губы оставались сомкнутыми, гладко выбритые щёки — холодными и синими, как свежезаточенная сталь. Разговоры стихли. Офицеры проследили за взглядом командира.

Лорд-маршал смотрел, как по площади в их сторону шагает человек в чёрном наряде. Вместо обычной казарменной одежды жрец был в полном боевом облачении — помятом панцирном пластроне с наплечниками поверх тёмной ризы и шёлковом стихаре с вышитым на нём золотым черепом.

Достигнув двери собора, отец Беллона достал из кобуры пистолет и с помощью рукояти забил в выцветшую деревянную створку гвоздь. Потребовалось всего пять резких ударов, после чего дело было сделано. Под гвоздём, подобно дёргающемуся узнику, трепыхался клочок пергамента.

На звук выбежал адепт Экклезиархии — лысый и согбенный человек сорока лет, по виду скорее напоминавший напыщенного клерка.

— Ересь! — закричал он. — Это слова — ересь!

Командир поднял палец, и один из помощников шагнул вперёд, чтобы перехватить адепта.

Священник успел выдавить из себя ещё несколько натужных возгласов.

— Остановите это! — услышал Хольцхауэр. Командующий не обратил на слова внимания. Он и только он решит, как поступать.

Лорд-маршал подошёл к прибитому листу, который утренний ветер пытался сорвать с гвоздя.

«Империум подобен умирающему человеку. Он наполнен раковыми опухолями, но скверна исходит не от тела… а из самой головы. Регенты Императора подвели его».

Эти слова на листе…

— Ересь! — задыхаясь от ужаса, прошипел адепт.

— Уведите адепта прочь! — рявкнул лорд-маршал.

Сзади донеслись звуки борьбы. Адепту удалось сбросить руку со своего рта.

— Повелитель! — крикнул он. — Это всё ложь нечестивца!

То, что прочёл лорд-маршал Хольцхауэр, не показалось ему еретическим. Напротив, оно выразило ту истину, которую он доселе не мог облечь в слова.

— Молчать! — велел он, и один из помощников ударом наотмашь мгновенно привёл приказ в исполнение.

Слова отца Беллоны точно описали недуг Империума Человечества. Пояснили, что с помощью безжалостного хирургического вмешательства, очистительного крестового похода и возвращения к путям святого Вандира ему можно вернуть прежнее крепкое здоровье.

Согласно изложенным тезисам, крестовый поход должен возглавить опытный и целеустремлённый лидер. Верующий, убеждённый, железный воин. Последний шанс спасти Империум Человека.

Лорд-маршал Хольцхауэр решил, что в тот момент сошлись все нити судьбы. То, что эти самые слова были представлены именно сегодня, то, что он оказался тут и прочёл их, казалось не иначе как божественным провидением.

Прежде его не побеждали в боях. Разве найдётся лучшее доказательство тому, что этим воином может быть он? После мимолётного раздумья «может» изменилось на «должен».

Хольцхауэр жестом подозвал жреца к себе. Отец Беллона встал перед ним, вытянувшись по струнке на скалобетонном плацу, непреклонный и смелый. Он выглядел измождённым. Его щёки запали. С лица взирали опухшие глаза. Однако внутри него как будто сиял внутренний свет, свидетельствовавший о великой святости и чистоте.

— Многие в Империуме сочтут твои мысли еретическими, — заявил лорд-маршал. — Служители скверны попытаются уничтожить и тебя, и твои слова. Тебе потребуется достойный защитник.

— Этот человек — вы? — твёрдо спросил его Беллона.

— Я, — подтвердил Хольцхауэр. Одним быстрым движением он сорвал пергамент с двери. Затем повернулся к Леру. — Сделай копии и распространи среди старших офицеров. И сообщи всем, что отец Беллона под моей личной защитой.

Адъютант расцвёл от внимания командира.

— Будет исполнено, милорд!

Лорд-маршал Хольцхауэр ощутил, что обрёл новую цель. Вот ради чего он был рождён: стать очищающим пламенем, которое вдохнёт в Империум новую жизнь. На башнях собора грянули колокола. Позднее, подбивая итоги случившегося, Муниторум назовёт этот момент отправной точкой Мятежа на Малори.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сержант Минка Леск прикрыла ладонью глаза, когда бомбардировка началась снова. Сегодня был её тридцатый день на Малори. Хотя она находилась в десяти милях от передовой, сидя на броне «Химеры» модели «Грифонна IV», девушка всё равно ощутила, как задрожала земля от нарастающего гула «Сотрясателей», постепенно переходящего в раскатистый грохот.

Фицелиновый дым становился гуще и темней по мере того, как к обстрелу присоединялись новые и новые батареи. Жертва их ярости раскинулась в пяти милях от них, вздымаясь над серой как сталь водой: островная крепость Гора Кранног, известная среди имперцев как Скала Предателя.

Пятидюймовая керамитовая броня «Святой», её бронетранспортёра, задребезжала словно жестянка. Вот что делал Империум Человека: он собирал грубую мощь тысяч миров воедино и фокусировал её в одну квадратную милю тотального изничтожения.

Простых солдат Астра Милитарум такое зрелище повергло бы в трепет. Кадийцы же, видевшие войну на тысяче планет, знали, что это было не более чем прологом.

Пять лет прошло с тех пор, как вихрь падения Кадии затянул Арминку Леск в свою воронку. За это неспокойное время она из подростка-белощитницы стала рядовой, а потом сержантом. Она многому научилась в Кадийских ударных войсках. Убивать во имя Императора. Пить. Спать где угодно. Занимать любую комнату, в какой оказывалась. Всегда проворачивать штык.

Теперь она была молодой женщиной двадцати одного года от роду со шрамами, плохими воспоминаниями и кошмарами столь же хаотичными, как клубящиеся завихрения Ока Ужаса. Впрочем, она всё ещё оставалась в живых, а внутри неё по-прежнему шла борьба.

Этим утром на Минке была видавшая виды униформа, потрёпанный от частого ношения бронежилет, закинутый за плечо лазкарабин модели «Аккатран» в компоновке буллпап, а также болтающаяся на разгрузке пара гранат. Трёхкупольный шлем лежал рядом с ней. Рукава были закатаны по локти.

На предплечье девушки красовалась вычурная татуировка: символ родной крепости, касра Мирак, окружённый девизом на высоком готике — «Кадия стоит».

Сзади к ней приблизился Яромир.

— Предатели? — просто спросил он.

Она кивнула. Яромир был ладно сложенным великаном с копной песочного цвета волос. Когда-то он выглядел привлекательным, до того как ему зацепило голову болт-снарядом, ещё перед назначением в отделение Минки. Из-за ранения бойцу стало трудно выражать эмоции. Иногда его рот переставал работать, и он испытывал сложности со связным мышлением. Раньше его бы списали в резерв.

Но, несмотря на увечье, Яромир по-прежнему мог разобрать карабин, всё ещё мог попасть в яблочко с сотни ярдов, и исполнял приказы с прытью новобранца. Дисциплина пустила в нём слишком глубокие корни.

Оруги лежал на откинутой рампе, положив каску возле себя. Он привстал, выглянув из тени «Химеры».

— Ничто так не бодрит, как бомбардировка, — сказал он, после чего поднялся и потянулся.

Заревела сирена. Минка хлопнула по передним бронеплитам «Химеры».

— Заканчивай! Мы выдвигаемся!

Бреве возился с машинным духом с самой высадки. Он сложил знак аквилы, прежде чем нажать кнопку запуска двигателя.

— Давай же, давай! — закричал мехвод, уговаривая дух «Химеры» пробудиться. Сквозь бронированные решётки, защищавшие двойные выхлопные трубы, с чихом вырвались первые грязные облачка прометиевых газов.

— Пока полёт нормальный… — пробормотал Бреве, стараясь не сбавлять оборотов. Тем временем в лагере все бойцы, отделения и роты 101-го кадийского полка, Прошедших Ад, уже деловито сновали туда-сюда.

Минка спустилась по крыше, запрыгнула в один из верхних люков и потянула за собой крышку, чтобы внутрь не попала пыль. В отсеке включились воздушные фильтры, гоня у ног тёплый ветерок. От него пахло горящими благовониями.

— Бреве! — крикнул Аллун. — Можно выключить эту штуку?

Тот что-то крикнул, и Берген, передний стрелок, передал его слова в отсек.

— У нас перегрев. Если нужна вентиляция, откройте люки.

Аллун пинком захлопнул воздуховоды.

— Последнее, что нам нужно, это свариться живьём.

Они находились на Малори уже четыре недели, непрерывно тренируясь и готовясь к битве. В машине воцарилась серьёзная атмосфера, подчёркиваемая шипящими от помех переговорами, что доносились из вокс-установки.

Рутинное общение. Команды по войскам. Грубые шутки. Болтовня офицеров связи из разных рот. Они продолжались и продолжались, пока их не заглушил сигнал капитана Спаркера. Все прочие голоса стихли.

— Приказ генерала Бендикта. — Атака на Скалу Предателя вот-вот начнётся.

Десантный отсек «Святой» служил им домом на протяжении многих лет — совершенно заурядным, аскетическим, утилитарным до последней заклёпки, но, тем не менее, домом. Каждый его дюйм о чём-то Минке да напоминал: нацарапанный над головой Бейна счёт Чёрной Пятерни, старые расписания караулов с Потенса, несколько теперь уже едва различимых схем упражнений на Карге Б9, которые она вырезала ножом, подпалины там, где Дрено случайно выпустил лазлуч в тесном отсеке и лишь чудом никого не задел.

Она окинула бойцов взглядом. Они были её отделением, а она — их командиром, и им уже не терпелось сцепиться с врагом. Чувство это одолевало не её одну. В отсеке «Святой» повисло радостное возбуждение. Долгие месяцы пути и тренировок наконец-то подошли к концу.

Даже Бейн протрезвел.

— Значит, начинается, — сказал он.

Минка поправила шлем и опустила ремешок на подбородок. Затем кивнула.

— Мы выдвигаемся.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Полк Минки, 101-й кадийский, Прошедшие Ад, прибыл на Малори на борту крейсера типа «Дерзание», «Право воли» — крепкого мелкого забияки, спущенного с орбитальных верфей Мортеновой Пристани в системе Агрипинаа.

Полк провёл шесть месяцев в ледяном мире Карга Б9. После успешных кампаний на Потенсе, Леймасе и Эсти, очарование тренировок в арктических условиях ещё больше укрепило боевой дух личного состава. На Карге Б9 царили такая неподвижность и тишина, что можно было услышать, как под ботинками скрипит снег.

Время там не только оказало целебное воздействие, но также позволило бойцам из других кадийских полков, пострадавших в сражениях или считавшихся «худшими», легче влиться в 101-й. Ничего, кроме амасека и льда, шутили они, обмениваясь историями и воспоминаниями, и превращая своё столь разное прошлое в новое целое.

Отделению Минки недоставало двух бойцов до положенных по уставу десяти.

— Я всё устрою, — пообещал ей флаг-сержант Тайсон, стоя с планшетом и стило в руках. Минка по-прежнему держалась с ним настороже. Он был коренастым, энергичным мужчиной с квадратной челюстью, всегда выбритой настолько гладко, что казалась бледно-синей.

— Вот тебе двое, — сказал Тайсон, жестом подозвав новеньких. Первым был Туйя Бейн — широкоплечий гвардеец с лицом настоящего боксёра. Он был свирепым борцом с вытатуированной на предплечье лентой с имперской аквилой и девизом «Кадия стоит». То, что осталось от его носа, давно размазалось по левой части лица и теперь напоминало кривую литеру «V». Минка самолично сломала его не далее как пару месяцев назад, во время спарринга.

Он выглядел ниже, чем она его запомнила. Судя по тому, как к щекам солдата прилила кровь, тот определённо вспомнил её тоже. Минке к подобному было не привыкать.

— Бейн, правильно? — улыбнулась она, не дав ему возможности заговорить. — Добро пожаловать в седьмую роту.

Если Бейн и затаил обиду, то ничем этого не выдал. Он улыбнулся в ответ и пожал ей руку.

— Приветствую, серж.

Вторым стал Илия Оруги — выпендрёжник с бритой головой и аккуратной чёрной бородкой. Надёжного вида боец, он имел на правой щеке шрам от ожога, сильно натягивавший кожу. Правый глаз гвардейца был заменён дешёвой полевой аугментикой из стальной пластины и простого красного шарика наведения.

— Перегрев плазмы, — пояснил он, поймав её взгляд, — на Потенсе. Но хуже целиться не стал. Снайпер-стрелок первого класса.

— Добро пожаловать в седьмую роту, — повторила Минка. — Не знаю, слышали ли вы, но мы возвращаемся на Эль’Фанор.

Эль’Фанор был древним рыцарским миром, который возвращали обратно к жизни. Кроме того, он являлся штабом имперского командования их театра военных действий.

— Жду не дождусь! — сказал Бейн. Но, как оказалась, Минка проболталась слишком рано. Приказ изменился, и их направили в другое место.

— Дело, очевидно, срочное, — сказал флаг-сержант Тайсон собравшимся офицерам 101-го. Он попытался приподнять упавший дух. — Тамошние командиры наворотили дел. Придётся нам задать кое-кому трёпку.

Путешествие «Права воли» через варп прошло гладко.

Выйдя в реальное пространство на внешних границах системы Малори, он сообщил о своём прибытии местному имперскому командующему. Зашифрованные коды дали ему приоритетный доступ перед остальными судами. Все ранее просчитанные курсы и расписания швартовок пришлось составлять заново. Порабощённые сервиторы, зажужжав логическими цепями, проложили новые маршруты подходов многочисленным кораблям, попутно тщательно высчитав траекторию для крейсера.

Обломки космолётов Имперского Флота до сих пор висели на низкой орбите: те, что подальше, дрейфовали в бледных туманностях замёрзшего газа, тогда как находившиеся ближе к планете неуклонно снижались по медленно закручивающимся спиралям, которые неизбежно приведут их к огненной смерти. «Право воли», ревя плазменными двигателями, прошло мимо них, озаряя иссиня-зелёным кометным сиянием камер дожигания очереди ждущих транспортников Муниторума.

Пока крейсер шёл вглубь системы, генерала Бендикта доставили сразу на планету в личном челноке полковника.

— Ему не терпится покончить с этой битвой, — сообщил им Спаркер. — Скоро туда попадём и мы, ждать уже недолго. И тогда у всех нас будет полно работы.

За несколько дней до высадки кадийцам рассказали, какую войну им предстоит завершить. Мятеж на Малори развивался по вполне предсказуемой схеме. Местный властитель узурпировал власть и объявил независимость от Империума Человека. Дальше последовала черёда завоеваний и безжалостных подавлений сопротивления, прежде чем в руках еретиков не оказалась вся планета, после чего они начали призывать соседние планеты к полномасштабному восстанию.

На инструктаже роты Спаркер продолжал монотонно вещать то, что все и так уже знали. Гора Кранног была островом-крепостью. Осада длилась без малого пять лет. Расчётчики Муниторума предсказали падение планеты в районе — и тут он козырнул имеющимися сведениями, — семи лет.

Спаркер пробежался взглядом по бумажке в руке.

— Обычные линейные подразделения. В основном местные, хотя есть и надёжные войска. В первую очередь — Стрелки Леты и несколько полков с Элнаура. Они — элита системы. — Спаркер замолчал, сверяясь с записями. Эвринд указала на важную часть. Тот и не подумал поблагодарить её. — В начале осады защитников насчитывались миллионы. Без сомнения, они вырезали многих из своих. Согласно имеющимся сведениям, в сухопутной войне они показали себя хорошо. Следует ожидать закалённых боями ветеранов, ещё более опасных из-за своих еретических воззрений.

Он закончил, после чего поднял глаза и обвёл взглядом комнату.

— Этот мир входил в сеть снабжения Врат Кадии.

Все они, конечно, это знали. Однако о связи планеты с Кадией стоило повторить. Теперь битва стала личной. Им остался только один вариант — безоговорочная победа.

К несчастью для предателей, Империум отреагировал, не мешкая. Армада с местными полками, возглавляемая мордианским генералом фон Хорном, прибыла в систему Малори, практически не встречая сопротивления.

Поскольку изменники не могли похвастаться значительным флотом, армада фон Хорна пробилась вглубь системы и провела массированную высадку.

По всей планете отгремели яростные сражения, прежде чем ряды предателей не поредели и они отступили в Гору Кранног, после чего взорвали за собой наземный мост в намерении отсиживаться годами, а, если придётся, то и десятилетиями.

— Осада тянется уже больше четырёх лет, и, похоже, мордианцы продвигаются недостаточно быстро для лорда-милитанта Вармунда. Поэтому он прислал нас.

Спаркер достал карту острова.

— Вся его территория усеяна арсеналами и казармами. Предатели могут держаться там десятилетиями. — В обращённой к суше части располагались огромные врата Тора Тартаруса. Офицеры в задумчивом молчании стали изучать схему крепости.

— Что это за отметки? — спросила Дайдо, ткнув пальцем.

— С сушей остров соединял подвесной мост. Это — его опоры.

— От моста что-нибудь осталось?

Спаркер сверился с Эвринд, после чего покачал головой.

— Не думаю. Только отдельные колонны.

Он вернулся обратно к острову. В центре находился собор. На середине острова, водружённые на северный и южный утёсы, возвышались крепости Марграт и Банийяс.

— Банийяс уже в руинах. Предатели разместили там несколько батарей, но особого значения они не имеют.

— Что насчёт Марграта?

Спаркер взял инфопланшет с планами крепости. Она была построена по той же схеме, что и бастион, находившийся в центре касра Мирак. Вид его причинил Минке боль.

На противоположной стороне острова располагалась башня Офио. Она была наименьшим укреплением, имевшим форму звезды с выраставшей из центра узкой башней. Подходы к этому дальнему концу стерёг небольшой островной оплот Тор Харибдис. Спаркер постучал по нему указкой. — Вулканический атолл. Укреплён одним главным бастионом, прозванным Одиноким Редутом.

Далее Спаркер вызвал пикты генералов-предателей и их войск. Первым был генерал Киркин — бравого вида офицер с собранными в небольшой пучок волосами.

— Превосходный дуэлянт, — сообщил капитан. — Отличается личной храбростью. Командует Онготскими Шакалами. Заслужили боевые почести на Скарусе и Лете Одиннадцать. Согласно источникам Милитарума — войска низкого качества.

Шакалы напоминали толпу бродяг в плохо подогнанных шинелях и краденой униформе.

— На начало мятежа Шакалов насчитывалось почти два миллиона. Не все стали предателями, но они давно очистили свои ряды. Сколько действующих защитников сейчас, мы сказать не можем. Ожидается твёрдое, пусть и невыдающееся руководство.

Следующим примечательным военачальником был генерал Коноэ из Швабийских Фузилеров. Он имел аугментический глаз, вытатуированную на другой щеке аквилу, и заплетённую в пышную косу седую бороду по грудь. — Он командует несколькими подразделениями — Стрелками Леты, Светом Скаруса и Швабийскими Фузилерами. — На инфопиктах предстали солдаты в элегантной униформе из чёрной шерсти и закрытых шлемах с ребризерами. — Надёжные силы с плохим командованием. Лично я считаю его ответственным за сдачу Леты Одиннадцать зеленокожим. Очередной еретик.

— Сэр, каких верований придерживаются предатели? — решила уточнить Дайдо.

Спаркер опустил голос.

— Они последователи отступника Гога Вандира.

Тишина, которой были встречены его слова, сказали всё. Вандир был одним из худших еретиков в имперской истории. Он принёс скверну в сам тронный зал Бога-Императора. Минка никогда особо не интересовалась историей Империума, однако знала достаточно, чтобы быть в курсе данного факта. Впрочем, это ничего не меняло. Меньшими предателями они не становились.

Самое лучшее — или худшее — Спаркер приберёг на конец.

— Руководит ересью самозваный архигерцог, лорд-маршал Хольцхауэр. Он возглавляет пять полков элитных Элнаурских Егерей.

На инфопикте они увидели строй одетых с иголочки бойцов в узорных чёрных нагрудниках, шлемах с плюмажами и перекинутыми через плечо церемониальными плащами.

— Вот единственный пикт Хольцхауэра, который мне удалось найти. — Спаркер показал человека с холодным лицом в отполированном до блеска пластроне и накрахмаленном бархатном кителе. — Он утверждает, что не проиграл ни одной битвы, — продолжил капитан. После долгой паузы он добавил: — Очевидно, прежде с кадийцами он не встречался.

Пока остальные хохотали, Минка заглянула в синие глаза Хольцхауэра и увидела в них ледяную надменность и безграничный эгоизм. Человек, ради своих целей готовый отправлять на смерть других.

Она сердцем чувствовала, что именно из-за таких предателей как Хольцхауэр им и не удалось защитить Кадию. Минке хватило одного лишь взгляда на врага, чтобы ощутить к нему неподдельную ненависть.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Высадка началась на следующий день. Гвардейцы в полной боевой экипировке, шедшие строевым шагом возле «Химер», поротно загрузились в челноки, в то время как более тяжёлую технику и припасы осторожно разместили и закрепили на гравиподдонах. Седьмая рота поднялась на борт с получасовым опережением графика. Отделение Минки оказалось на третьем уровне, в корме, ближе к двигателям второго корабля.

Каждое отделение нашло свой бронетранспортёр и забралось внутрь через верхние люки. Минка пересчитала бойцов по головам, прежде чем последовать за ними. Осталось только одно место, рядом с Бейном. Проигнорировав его, она опустилась в кресло и откинулась назад, прижавшись затылком к металлу переборки.

— Значит, на борту мы провели тридцать два дня, — сказал Виктор и нацарапал засечку на внутренней панели над головой. Минка не обратила на него внимания. Виктор любил подсчитывать всё подряд. Таким уж он был.

Она закрыла глаза, услышав дребезжание отсоединяющихся от лихтера топливных шлангов. Вой двигателя стал громче, и от дозвуковых вибраций у неё заныли зубы. Минка начала потеть, затем её замутило. Спёртым воздухом было невозможно дышать.

Дрено достал колоду изрядно захватанных карт.

— Кто хочет сыграть? — Желающих не нашлось.

Минка упёрлась спиной в металлические распорки. Заскучав, девушка достала из ножен на бедре боевой нож. Он был касркинским и когда-то принадлежал капитану по имени Раф Штурм, который сберёг ей жизнь в касре Мирак. На оружии была выбита эмблема — надпись «94-й» со скрещёнными винтовкой и ножом. Штурм был человеком, что, казалось, держался вместе лишь за счёт шрамов, черепной пластины и титановых штырей. Благодаря его несгибаемой силе воли они продолжали драться, улица за улицей, руина за руиной и комната за комнатой, спустя долгое время после того, как их должны были зачистить истребительные команды Чёрного Легиона.

Помимо многочисленных наград, он был ещё и ветераном Армагеддона.

«Воина, который бился с зеленокожими и выжил, трудно чем-то напугать», — любил говаривать он.

Он по-прежнему являлся ей во снах, когда она оказывалась отрезанной на площади Статуй или пробирались по руинам своего бывшего схолама. В тех кошмарах до Минки доносились нечеловеческие вопли еретиков, отчего её сердце начинало колотиться как бешеное, а по телу — градом катиться пот.

Она силилась проснуться, однако враги словно не давали ей вырваться из грёзы. Но потом появлялся капитан Раф Штурм, перепрыгивая через разбитую стену либо вышибая с ноги дверь, и расстреливал неприятелей.

И сейчас его лицо вновь возникло в голове у девушки, успокоив её, когда челнок начал снижение к планете.

Минка повидала достаточно кораблей, сбитых при спуске. Видела, как они падают с небес подобно фейерверкам, за которыми несколькими минутами позже сыпался град почерневших тел. В такие моменты эта картина до боли ярко вставала у неё перед глазами. Она ненавидела планетарные высадки. Минка крепче сжала челюсть и подумала о Рафе Штурме.

Но сейчас она чуяла близость Бейна. Тошнота становилась невыносимой.

Наконец Минка рывком поднялась на ноги.

— Дрено! Сдай-ка мне.

К тому времени как зазвучали сирены, оповещая о скорой посадке, она успела спустить месячную зарплату.

Бейн не сводил с неё глаз всю игру.

— У тебя проблемы? — не выдержав, рявкнула она.

— Не твоя это игра, — просто сказал Бейн.

— Нет?

— Нет, — ответил он.

Девушка одарила его самой холодной своей улыбкой.

— И почему мне стоит слушать человека, которого я избила в спарринговой яме?

— Тебе подвернулась удача.

— Удача мне не подворачивается, она со мной всегда.

Бейн похлопал в ладоши и громко расхохотался.

— Хорошо! Такой-то сержант нам и нужен!

Громоздкие челноки сели на бескрайнюю скалобетонную равнину Звёздного порта подобно огромным неуклюжим птицам. Потребуется несколько дней, чтобы доставить все грузы и вспомогательный персонал, однако боевой состав 101-го отправился прямиком в лагерь для акклиматизации и начала тренировок.

Едва они двинулись в путь, Минка стала изучать базовую информацию. Гравитация. Дневные часы. Враждебные формы жизни. Болезни.

— Вполне нормально, — узнав подробности, вынесла она вердикт. — Конечно, если не считать осаду, с которой нас прислали разобраться.

Кадийцы ещё не видели Гору Кранног, поэтому сведения эти относились к разряду сугубо теоретических. Тем не менее, устав от стеснённой корабельной обстановки, солдаты были просто рады снова оказаться на земле. Они распахнули верхний люк, выбрались на крышу «Химеры» и довольно потянулись.

Прошло немного времени, прежде чем до них докатился смрад дыма и старой гнили. Очень скоро их веселье поубавилось, когда радарные мачты, диспетчерские вышки и плоские скалобетонные плиты Звёздного порта остались позади, и Малори предстал перед ними таким, каким он был на самом деле.

Вся поверхность была белой. Бейн достал магнокль и осмотрел местность.

— Поля костей, — произнёс он, затем отправил увеличитель по кругу. Зрелище было мрачным. Война прошлась по миру подобно лесному пожару, в начальных схватках погубив сотни тысяч жизней. Повсюду высились настоящие курганы из костей, которые рабочие на экскаваторах сгребали в братские могилы.

Спустя где-то час они увидели иззубренные горы, возносившиеся из развороченной земли.

— Кажутся знакомыми, — отметил Бейн.

Они просто глазели, не в состоянии понять, что такого странного было в местности перед ними.

— Это же линкоры! — наконец воскликнул Оруги.

Внезапно Минка будто прозрела. Вокруг них лежали рухнувшие на планету куски пустотных кораблей, из огромных металлических обломков образовав гряды опалённого и вздувшегося бронестекла и стали.

Путь им преградил экзоскелет имперского линкора, раскинувшись на многие мили во всех направлениях. Его хребет разломался при столкновении с землёй, став дорогой, что пролегала сквозь центр корабля. Внутренности космолёта вздымались с обеих сторон подобно ржавому каньону, где тут и там свисали сухожилия труб и проводов. Тьма время от времени озарялась сполохами дуговых ламп ремонтных команд Адептус Механикус, неспешно срезавших более-менее уцелевшие элементы конструкции.

Им потребовалось десять минут, чтобы пересечь нутро пустотного корабля. Горы фюзеляжа вскоре начали снижаться, а затем перед ними раскинулась бескрайняя плоская равнина, усеянная воронками, в которых серебрились озёрца зловонной паводковой воды. Везде, куда видел глаз, отражённый свет вычерчивал силуэты баррикад, мотков колючей проволоки и ежей, а также остовы уничтоженных танков, транспортников и бронемашин. Жизни там не было, если не считать стай кружащих чёрных стервятников. Пейзаж не разбавляло ничего, кроме вида разбившегося «Мародёра» или ржавеющего корпуса выжженного «Лемана Русса».

Стрелок, Берген, выбрался из открытого люка и теперь сидел, поставив одну ногу на крышу и упёршись подбородком в колено. Он протяжно вздохнул.

— Мд-а. Безрадостно, — изрёк он.

— Всё лучше, чем на борту корабля, — отозвался Оруги. Боец лежал, растянувшись на лобовой броне и надвинув на лицо каску.

Остальные сидели, свесив ноги из открытого заднего отсека. Виктор пустил по кругу бутылку грога.

— Так где этот остров? — спросил Бейн.

— На западе, — указал Берген.

После пары глотков он затянул песенку.

Час сменялся часом. Огни Звёздного порта исчезли вдалеке. Далеко впереди раскатистый рокот бомбардировки перерос в неистовый рёв. Постепенно мили серой равнины сменились городами резервных укреплений. Временные поселения из палаток и отшампованных построек начали обретать вид постоянных мест обитания. Появились большие тенты госпиталей, хижины-уборные и тускло освещённые лагеря чёрных рынков, где уставший солдат мог купить нечто, напоминавшее комфорт в этом мрачном мире.

Они пели «Цветок Кадии» в третий раз, когда Бейн пробрался вперёд, туда, где сидела Минка, прислонившись спиной к башне, и для мягкости подложив старый вещмешок на смотанные ленты автопушечных снарядов.

— Ещё не на месте? — поинтересовался он.

Минка покачала головой.

— Похоже, будем ехать всю ночь, — ответила она.

— Почему мы не высадились ближе?

— Начальство говорит, у них до сих пор много рабочих лазеров. Мы слишком ценные, чтобы нами рисковать.

Бейн кивнул. Повисла долгая пауза, пока он задумчиво тёр руки.

— Что ж, — наконец произнёс он, — всё лучше, чем тренировка в ледяном мире.

— Ага, — согласилась девушка.

Он снова замолчал. Минка почувствовала, что тот собирается что-то добавить, и заговорила первой, не дав ему шанса.

— Послушай. Насчёт носа. Прости за это.

— Лучше уж ты мне, чем я тебе, — наконец сказал он, и подмигнул.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Уже начало смеркаться, когда они проехали возле первого штрафного лагеря. Его по периметру окружали колючая проволока и сторожевые вышки. Отряды каторжников возвращались с работ, а за ними, закинув за плечи лазвинтовки, шли надзиратели.

Кадийцев провожали взглядами новобранцы с чумазыми лицами. Где-то далеко впереди засверкала зарницей очередная бомбардировка, за которой последовал низкий рокот падающих снарядов. Внешние границы осадного лагеря начали озаряться люменами. По небу забегали лучи прожекторов, подсвечивая изнутри столбы дыма. На расстоянии заревели сирены.

Гвардейцы наблюдали за происходящим с безразличным видом. Они обгоняли растянутые колонны грузовых двадцатиколёсников Муниторума с жёлтыми шевронами опасности. Полуприцепы гнулись под весом сменных стволов, ящиков со снарядами, гигантских бухт колючей проволоки, штабелей палубного настила, коробок с лекарствами и батареями, а также килолитровых цистерн с плещущейся внутри плазмой крови — материалы поступали на передовую в поистине промышленных масштабах.

Час сменялся часом, а линия фронта, казалось, не становилась ближе.

Минка уснула, и, на миг очнувшись и поняв, что они всё ещё в пути, забылась снова. Сквозь дрёму до неё донёсся разговор.

— Добро пожаловать на Малори, — услышала она голос Бейна.

— Ага, — кивнул Дрено. — Очередная дерьмовая война.

В сумерках они миновали уединённую часовню, высящуюся за высокими стенами. Сквозь решётки, вмурованные в большие каменные подстенки, вырывалось псевдопламя. Из готических окон пробивался тёплый свет. Минке показалось, будто среди рёва танков и грохотания гусениц она различила пение.

Сцена пробудила в ней старое воспоминание. В детстве она каждое утро спешила на тренировку на площадь Статуй, пока ночное сияние Ока Ужаса медленно сходило на нет под неумолимым натиском рассвета. Хоры ветеранов пели всю ночь, рассеивая ужас перед нечестивым разломом, что вихрился у них над головами.

Постепенно пение стихло позади. Она замерла, и, убрав с лица выбившуюся прядь, обернулась, но часовня уже исчезла за угловатыми силуэтами «Химер» седьмой роты.

Часовня из её воспоминаний была посвящена кадийскому святому Гершталю Мученику. Затиснутый между увенчанной куполом ракетной шахтой и сборным плацем, храм был небольшим и узким, с высокими готическими окнами, из которых открывался вид на плотную городскую застройку. Вдоль внутренних стен тянулись ниши, где висели истлевшие стяги полков касра Мирак, от старейшего из которых остались лишь сгнившие обрывки нитей, а эмблема Врат Кадии угадывалась уже едва-едва.

Каждую стену покрывал сплошной гобелен медных табличек, увековечивающих память солдат, что погибли на далёких полях сражений, откуда их останки было уже не вернуть. Маленькой она стояла там и пыталась выговорить названия тех мест. В её воображении представали героические смерти по всему Империуму Человека.

Одну статую она любила сильнее прочих. Она была отлита из бронзы, и изображала одноглазого полковника с суровым и печальным взглядом. Скульптура была такой старой, что бронза успела покрыться тёмным налётом патины, однако аквила на её груди сверкала всё так же ярко. Истёртый на удачу многими руками, орлиный символ с распростёртыми крыльями и двумя головами — одной слепой, и другой зрячей, — блестел на свету.

Того полковника звали…

Минка нахмурилась.

Она закрыла глаза и попыталась воскресить в памяти детали, заставив воспоминания строем пройтись перед мысленным взором. Когда-то, не так давно, она бы вспомнила его мгновенно. Минка напряглась, но искомое имя кануло в лету, и как бы сильно она не старалась, оно исчезло навсегда.

Наибольшую печаль у неё вызывали вовсе не события тех страшных месяцев войны, что она провела, сражаясь за родной город. Нет, причиной её скорби служили небольшие утраты вроде этой.

Кусочек за кусочком, она теряла своё прошлое.

Она закрыла глаза, и вновь стала девочкой, идущей по Эвфратской улице. Здесь было безопасно. Мать и Тарли ждали её дома. Но затем, в одночасье, разум Минки будто взбунтовался. Окружение враз изменилось. Город превратился в дымящиеся руины. На неё отовсюду глазели пустые провалы окон. Кругом лежали похороненные под щебнем тела. Она почувствовала вонь разлагающихся тел. Увидела саму себя, крадущуюся вперёд с лазвинтовкой в руке, с головы до ног покрытую белой каменной пылью. Минка подобралась, заслышав вой охотившихся среди развалин Сломленных .

А затем появился капитан Раф Штурм, одарив её кривой улыбкой. «Готова, Леск?» — спросил он.

Минка моргнула и открыла глаза. Была по-прежнему ночь. Укрывшись в углу отсека, Виктор сварил на прометиевой горелке рекаф, и теперь раздавал кружки.

— Серж, — сказал он и потряс её за плечо.

Миг спустя она уже сидела.

— Будем, — сказала девушка, взяв кружку и крепко сжав её ладонями. Рекаф был слабым и водянистым, но вполне ещё тёплым.

Она вернула назад пустую кружку, когда по горизонту начало шириться зарево бомбардировки. Батарея за батареей «Сотрясателей» присоединялись к артобстрелу, облизывая небо пламенеющими жёлтыми языками.

Члены отделения пытались вздремнуть, устраиваясь на полу и подкладывая под себя рюкзаки. Минка спала головой к ногам Лирги — новенькой из подкреплений, — в одном из сетчатых гамаков, использовавшихся для хранения багажа.

Бреве и Вульфе вели «Химеру» посменно всю ночь. Бейн и Дрено распивали бутылку грога и вели между собой тихую беседу, то и дело прерывавшуюся песнями.

В какой-то момент им пришлось остановиться, чтобы пропустить конвой грузовых двенадцатиколёсников, вёзших эскадрон из трёх «Гибельных клинков». Кадийцы съехали на обочину, дожидаясь, пока те не проедут. Всё это время двигатели «Химер» и танков рычали на холостых оборотах. Минка лишь приоткрыла глаз, чтобы понаблюдать за проезжающими мимо огромными зверюгами.

Следом потянулся хвост из вспомогательной техники и храмов-шагателей Адептус Механикус, кентавров-скитариев и херувимчиков с тяжёлыми медными кадилами. Во главе колонны шли три знаменосца, нёсших стяги древних махин. Исполины, чьи борта украшала эмблема 101-го кадийского, внушали неподдельный трепет.

За процессией пристроилась пара восьмиколёсников в грязно-коричневой расцветке, ржавых и совершенно неподобающего вида. Разница с проехавшей только что колонной мгновенно бросилась Минке в глаза. Они определённо не были кадийцами.

Внутри неё тут же вскипел гнев. Девушка схватила люмен, и, соскочив на землю, жестами приказала ведущей машине остановиться. Грузовик попытался объехать её, но она встала посреди дороги и повелительно подняла руку.

На водителе была какая-то тканая племенная накидка. Ни следа аугментики. Явно не представитель Адептус Механикус. Он просто проезжал тянучку, поняла Минка, стараясь держаться поближе к «Гибельным клинкам».

— Из какого вы подразделения?

— Друкская болотная гвардия, — отозвался водитель.

— Это кадийская колонна. Сверните на обочину. Вам придётся подождать, — сказала она ему.

Водитель кивнул, но вместо того, чтобы съехать, дал по газам. Ей пришлось отскочить с пути. Минка выругалась.

Она выпустила всего три лазлуча, прежде чем задняя пневмошина лопнула с хлопком сжатого воздуха. Из-под машины разлетелись ошмётки колеса, а затем раздался скрежет стального обода по скалобетонному дорожному полотну.

Минка убрала пистолет в кобуру, увидев, как друкцы выбираются из машины. Среди них оказался капитан, чьи имперские знаки различия выглядели совсем не к месту на его племенном наряде.

— Ты! — крикнул он. — Ты пробила нам колесо?

Она встала перед ним наизготовку.

— Да, сэр.

Его рука потянулась к клинку.

Её цепной меч остался в «Химере», однако девушка нисколько не испугалась. Она сместила вес на подушечки больших пальцев ног, готовясь в секунду пересечь последнюю пару метров сквозь сумрак.

— Какие-то проблемы? — внезапно раздался голос.

Рядом с ними возник капитан Спаркер.

— Глядите! — показал друкец. Грузовик накренился набок, из разорванного колеса валил пар.

Спаркер встал между ним и Минкой.

— Похоже, у вас лопнуло колесо. Теперь вы блокируете дорогу. Пожалуйста, уберите машину.

Друкец в ответ выругался. Проклятье было на друкском, и кадийцы не знали слов, однако смысл от них не ускользнул.

У Спаркера не было времени на эту чушь.

— Бреве! — крикнул он и махнул «Химере» подъехать. — Будь добр, убери это ведро с болтами с дороги.

Раздались встревоженные возгласы, когда «Святая» толкнула грузовик вперёд, заставив друкцев броситься врассыпную.

Минка взобралась на борт. Она буквально чувствовала ненависть, с которой друкцы буравили взглядами ей спину.

— Я вас запомнил, кадийцы! — крикнул им вслед капитан. — Увидим, как вы покажете себя на поля боя!

Минка насмешливо помахала рукой.

— Не увидите, пока не почините грузовик.

Кадийцы провели в пути остаток ночи. Мрачные лагеря штрафников постепенно сменялись всё более многолюдными городами из отштампованных построек, полевых часовен и полевых же уборных.

Рассвет застал их в самых дебрях осадного лагеря. В сером свете зари второго дня на Малори они ехали мимо складов с плотно уложенными снарядами, сторожевых вышек, заглублённых бункеров с оружием и подъёмниками, грузящими огромные составы.

Было холодно, небо давило свинцовой тяжестью. Лирга пустила по кругу пакет с плитками. Минке есть не хотелось. Своими размерами военный лагерь напомнил ей Кадию в месяцы перед началом решающей битвы за планету. Те воспоминания навеяли на неё меланхолию. Если так, значит, они обречены. Девушка сделала глубокий вдох. На этот раз, сказала она себе, в роли осаждающих выступал Империум, а не предатели. И всё же её продолжали терзать сомнения. Кто знает, как могло обернуться сражение.

Над воротами лагерей развевались знамёна полков, что их занимали. Украшенные броскими эмблемами планет без особой репутации, они гордо повествовали о битвах, Минке совершенно неизвестных. У входов в расположения стояли караульные. Они носили пёстрые наряды из элементов брони, маскхалатов и позументов. Многие из полков Минка не узнала, однако подобного типа людей она встречала не раз. Плохо подогнанная униформа и краденые ботинки придавали бойцам грязный и неряшливый вид.

Вот оно — настоящее лицо Империума. Мужчины и женщины, чёрные, белые и все остальные, собранные с диких миров, ульев, кузниц, пустынь, джунглей, ледяных планет, огромных агромиров и орбитальных колоний над газовыми гигантами. Призывники, отребья. Недокормленные, зашуганные, недисциплинированные, плохо обученные и живущие по феодальным устоям. Пушечное мясо Империума Человека. Посредственные войска, набранные с малоизвестных планет для выполнения норм имперской десятины и обязательств. Кости этих солдат служили основанием, на котором генералы строили свои карьеры.

Пока она разглядывала их без капли интереса, те, напротив, глазели на кадийцев с совершенно другим выражением. Вид колонны, над которой реяли стяги со знаменитым символом Врат Кадии, вселял в них заряд энергии. Большинство из них впервые увидели этих знаменитых воинов. В их сторону поворачивались головы. На них показывали руками. Некоторые подбегали ближе или оторопело застывали на месте, в то время как другие прижимались лицами к проволочным заборам вдоль широкой, покрытой металлом, служебной дороги, и складывали знак аквилы.

— Кадия стоит! — крикнул кто-то.

В той фразе чувствовалась надежда. Она чествовала несгибаемость духа. Решимость и непоколебимую отвагу перед лицом полного поражения.

Минка в ответ вскинула руку.

— Кадия стоит! — отозвалась она.

И даже сейчас эти слова пробудили в ней ярость. Она вспомнила, как укрывалась среди руин касра Мирак, слушая речи Крида по трещащему воксу. Лорд-кастелян дал им надежду на победу, когда её не было, однако они лишились даже его. У них отняли всё.

Она замерла.

Нет, не всё. Пока нет. Она по-прежнему жива. И пока она сражается, Кадия будет стоять.

Спустя тридцать часов после планетарной высадки 101-й кадийский наконец достиг лагеря приписки: ЗВ-332 в секторе 7 малорийского фронта. До вечера второго дня оставалось три часа, когда из-за низких серых туч докатился далёкий гром очередного артиллерийского обстрела.

Лагерь был построен по типовому проекту Муниторума, воспроизводившемуся миллионы раз по всему Империуму. В центре, за отдельной оградой, располагался командный пункт. Его плотным строем окружали жилые блоки, собранные из дощатых щитов и переделанных металлических контейнеров. Дальше тянулись ряды палаток-казарм, уборных, мастерских, хранилище с боеприпасами. Среди них возвышалась сколоченная из досок часовня, штаб, отштампованный лазарет, склады Муниторума.

Люмены уже горели, освещая перепаханную гусеницами землю. Отштампованные домики, возведённые строительными бригадами, имели неказистый вид временных построек. Вокруг лагеря тянулся ров и земляная насыпь с мотками колючей проволоки.

Передовой отряд уже взялся за дело. Из металлических балок и помятых щитов воздвигались сторожевые вышки. Экскаваторы рыли подземные бункеры и ссыпали мусор в мешки. Рабочие как раз приступили к растягиванию тридцатифутовых сетчатых заборов и тройных проволочных спиралей. К рассвету лагерь превратится в неприступную твердыню.

Минка была измотана. Она прилегла, опустив голову на грубый брезентовый чехол башни. Фары «Химеры» пронзали сумрак полосами света. Несмотря на кадийскую энергию, в лагере как будто сгустилась атмосфера усталости, так, словно мир утомился от осады, что велась на её земле.

Солдаты с люмен-жезлами и портативными вокс-рожками направили их к казармам.

Седьмую роту послали в самую глухомань, рядом с хижинами-уборными. Здесь в воздухе висел мощный запах антисептиков.

Оруги огляделся.

— Недолго ждать, когда тут засмердит, — сказал он. — Бейн! Ты что, достал кого-то из тыловиков?

Дрено вышел наружу и огляделся по сторонам. Заметив взгляд Минки, он закатил глаза.

— Это вина Спаркера, — заявил он.

— О старшем офицере говори с уважением, — сказала она ему.

Дрено поднял руки.

— Прости, серж. Послушай, да, он хорош на поле боя, но с лагерями у него прямо беда.

Бейн зевнул, с перекинутым через плечо ранцем спустившись по аппарели следом за Яромиром. Он также обвёл лагерь взглядом, после чего похлопал Дрено по спине.

— Не волнуйся. Мы здесь не задержимся.

Отделение Минки достало рюкзаки из сеток для багажа. Бреве с минуту продержал мотор на холостых оборотах, проверяя его, после чего заглушил.

Вдоль ряда техники прохаживалась группа техножрецов, вставляя мехадендриты в разъёмы-шестерни и общаясь с каждым машинным духом. Бреве настороженно отступил от «Химеры», когда к ней приблизился один из служителей.

Адепт в целом напоминал обычного человека, если бы не торчавшее из одного рукава механическое щупальце. Он подключил его, после чего раздалось жужжание инфобобин. Бреве стоял совершенно неподвижно, дожидаясь окончания диагностики.

— Данный танк требует ремонта, — тонким, писклявым голосом изрёк жрец, прежде чем перечислить обнаруженные проблемы. — Предложение — увеличить частоту и тщательность технического обслуживания.

— Я всё это знаю! — не сдержался мехвод. — Ты лучше скажи мне, где достать эти детали? Ты разве не знаешь, что там идёт война? — Он помахал рукам на небо, хотя на самом деле Бреве имел в виду всю Галактику. Или то, что от неё осталось.

Вопрос был риторическим, однако он почувствовал, что адепт намерен ему ответить. Мгновение тот молчал, подключая вторичные инфомодули, а затем заговорил.

— Война идёт всегда. Тем не менее, системные несогласованности в структуре снабжения Муниторума растут по экспоненте из-за падения Врат Кадии, а системы по соседству служат источником серьёзных логистических вызовов в сегментуме Соляр. Желаешь, чтобы я перечислил задействованные миры-кузницы?

— Нет! — сказал Бреве. — Но это объясняет, почему «Химера» имеет столько проблем. И плохое обслуживание здесь не причём!

Повисла пауза.

— Вместо соответствующей замены советую увеличить частоту и тщательность технического обслуживания, — с невозмутимым видом изрёк служитель Омниссии.

Бреве вздохнул. В Адептус Механикус было полно жрецов, потерявших способность разбираться в тонкостях человеческого общения. Он принялся объяснять снова, но адепт оборвал его на полуслове.

— Исполнить незамедлительно. Увеличение частоты и тщательности технического обслуживания — первоочередная задача.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Таща на спине ранец, Минка поднялась по дощатым ступеням казарм. Наверху стоял сержант Варнава, с раздражённым видом сжимая в руке планшет.

— Леск, — сказал он и сверился с листком перед собой. — Четвёртое отделение. В конце. Правая сторона.

Минка терпеть его не могла. Ничего не ответив, она свернула направо и повела отряд по коридору. Из каждой спальни доносились споры и жалобы солдат, занимающих лучшие койки. Кругом царила неразбериха, пока люди искали свои комнаты и устраивались в них. Минка прокладывала путь сквозь давку. Места было так мало, что её ранец тёрся о стену. В конце коридора помощник Спаркера, Кавик, уже выводил что-то на доске объявлений.

Первой была мысль дня. После долгих лет службы все они начали звучать на один лад.

— «Каждый кадиец — искра во мраке», — прочла она. — Разве это не вчерашняя?

— Правда? Не думал, что их так мало, — сказал Кавик, но правда заключалась в том, что офицеры вроде него брали цитаты из основательно захватанной «Книги мыслей на каждый день».

— Они написали жалобу, — бросил ей вслед Кавик.

— Кто?

— Те друкцы.

Минка показала неприличный жест.

— Это был Спаркер, не я.

— Тайсон вышел на тропу войны, — предупредил её Кавик.

Минка уже шагнула в комнату. Та была длинной и узкой, с тянущимися вдоль стен койками. Она делила помещение с остальными женщинами своего отделения и ещё несколькими из остальной седьмой роты. Койки у окна были уже застолблены.

— Берите эти, — сказала она Карни и Лирге. Те были получше. — Я лягу у двери.

Карни — высокая, тихая девушка, — кивнула. Лирга заняла нижнюю кровать. Карни взяла верхнюю.

Минка выросла на планете, которую застраивали и обслуживали рабочие кадийцы в однообразных спецовках. Они относились к работе с той же ответственностью, с которой простые ударники воспринимали свою службу. Конечно, они также могли драться, хотя для этого и не проходили серьёзной подготовки. Они возводили казармы, укрепления, понтоны, окопы, укрытия — всё, что требовалось армии, — по высочайшим стандартам.

Эта новостройка уже имела вид старого и хлипкого сооружения. Стены были сбиты из неокрашенных досок. От пола до потолка рядами тянулись грубые шляпки гвоздей. Тут и там виднелись ровные, под линейку, разметки графитным стило, схемы с надписями на простом готике, накарябанные неграмотными рабочими.

Минка пинком захлопнула дверь, после чего скинула ранец, протяжно вздохнула и огляделась. Ей нужно поспать. Не снимая ботинок, она завалилась в койку. Кровать представляла собой твёрдую доску с тонкими простынями и бесцветным колючим одеялом с едва различимым штампом Муниторума.

— Не будите меня, — сказала она, не обращаясь ни к кому в частности, и закрыла лицо рукой.

Казалось, она только уснула, когда её разбудил характерный звук подъехавшего фургона с завтраком — скрежет тормозов, грохот откидывающегося трапа.

Минка мгновенно открыла глаза. Затем села и потрясла койку Лирги.

— Идём! Пора есть! Если не поторопишься, всё слопает Бейн!

Минка заняла очередь на еду в числе первых. Повара работали всю ночь, и сейчас находились в скверном расположении духа. Сразу после прибытия всегда творилась неразбериха. Местные представители Муниторума, как обычно, ничем не могли помочь. Казалось, в эту имперскую организацию стекались всевозможные жулики, мздоимцы и просто некомпетентные типы, терявшие, неправильно маркировавшие и нещадно воровавшие припасы. Это был настоящий рассадник коррупции, и офицеры походной кухни вели жесточайшие бои на переднем краю этой небольшой междоусобной войны.

— Вот всё, что есть, — сказал повар, помешивая черпаком густую комковатую жижу зеленоватого цвета.

Минка протянула миску. В неё тяжело плюхнулась похлёбка. Затем повар протянул галету. По одной каждому. Не больше. Не меньше.

Она пришла с завтраком к припаркованной «Святой», и взобралась на борт. Толстые плиты танка, ещё холодные после ночи, покрывали капельки росы. Тяжеловесность и броня машины вселяли уверенность. Минка села на самом вершке башни, откуда ей открылся вид на запад.

Небо в той стороне уже начинало светлеть, между тем как персонал походной кухни в поте лица выносил из грузового шестиколёсника новые чаны с похлёбкой. На горизонте клубились тучи. Лагерь постепенно пробуждался, наполняясь звяканьем дешёвых столовых приборов и запахом горячей еды.

Следующим появился Оруги, присоединившись к ней наверху «Святой».

— Утречко, серж, — поздоровался он, опускаясь рядом.

— Где Бейн? — поинтересовалась она.

Оруги дёрнул подбородком на очередь, где Бейн как раз вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что сегодня давали. Минка хохотнула, не отрываясь, однако, от тарелки. За проволокой, в соседнем лагере, они заметили кучку солдат-иррегуляров, глазеющих на кадийцев.

— Кто они?

Оруги прикрыл глаза рукой.

— Не уверен.

Минка зачерпнула ещё ложку, не отрывая от них взгляда. Наверняка, из какого-то местного полка.

Бейн поднялся к ним.

— Гляньте-ка! — сказал он. — Чего это они таращатся?

Он занял своё место и замолчал, приступив к еде.

Один за другим члены их взвода отстаивали очередь и шли к ним, рассаживаясь на земле или взбираясь на свои «Химеры». Дайдо переговорила с поварами и пришла с видом человека, выведавшего кое-что интересное. Она указала на соседний лагерь.

— Друкцы, — сказала она.

Внезапно Минка ощутила, как все взгляды обратились на неё.

— Тот же сброд, что вчера?

Дайдо пожала плечами. Сложно сказать наверняка. Во всяком случае, друкцы имели репутацию воров и смутьянов.

— Лучше выставить охрану, — сказала Дайдо, после чего похлопала Минку по руке. — Твоё отделение может начинать.

— Отличная работа, серж, — отозвался Дрено.

Минка и глазом не повела.

— С радостью. Ты и Оруги будете первыми. Вперёд.

— Сейчас? — переспросил Оруги.

— Сейчас.

Отделение Минки проводило их взглядами до забора. Сами они остались сидеть на «Святой», греясь в лучах встающего солнца, выскребая остатки похлёбки и жуя галеты.

Небо приобрело бледный, зеленовато-синий оттенок. На его фоне Минка различила вдалеке леса стволов «Сотрясателей», растянувшихся от края до края горизонта.

— Чем хуже пехота, тем больше нужно артиллерии, — изрекла она.

Ещё дальше собирались гигантские тучи. Однако с тем, как на них падал свет, было что-то не так. Кто-то показал рукой. Другой солдат выругался. Минка отложила галету, внезапно всё поняв. Это были никакие не тучи.

Перед ними высилась островная крепость — Гора Кранног, тянувшаяся в синее небо подобно одинокому пику.

— Святой Трон! — ахнул Бейн.

Слышать о нём было дело одно, но видеть воочию — совершенно иное. Ни одна карта или пикт-снимок не могли передать его неприступный вид. Остров купался в золотом солнечном свете, резко выделявшем многочисленные утёсы, статуи и бастионы. Его громада заполняла собой весь горизонт без остатка.

Кадийцы вокруг неё застыли в благоговейном молчании.

Первым тишину нарушил Виктор.

— Сколько, говоришь, длится осада?

— Четыре года, — отозвалась Минка.

— Они же едва её оцарапали, — произнёс Виктор.

Девушка промолчала. Однако даже её шокировало то, насколько мало урона нанесли осаждающие войска. Сколько из тех, кто стоял сейчас рядом с ней, останется в живых к тому времени, как крепость падёт?

Оруги и Дрено приблизились к границе лагеря. Не прошло много времени, прежде чем напротив них встало отделение друкцев.

— Какой вы полк? — окликнули их друкцы.

— Сто первый, — крикнул Оруги. — Прошедшие Ад.

Последовала пауза.

— Мы — клан Боскобель.

Ни Оруги, ни Дрено раньше о таком не слышали. Не питая к ним особого интереса, они начали идти вдоль забора.

— Кадийцы! — снова раздался возглас. — Вы оскорбили нас.

Дрено показал им непристойный жест.

— Во имя Императора, мы восстановим свою честь!

— Как думаешь, что они сделают? — спросил Оруги.

— Украдут грузовик или партию похлёбки, — лёгким тоном сказал Дрено.

День прошёл в рутинных делах, по мере того как солдаты обустраивались в новом лагере, а из Звёздного порта ручейком потекли полковые припасы и бронетехника. Однако вечером, когда солнце скрылось за почерневшей землёй, в друкском лагере напротив кадийцев разгорелась непонятная деятельность.

Бейн поднёс к глазам магнокль , и увидел, как четверо друкцов тащат что-то тяжёлое. Затем они прикрепили это к шесту, после чего подняли его и воткнули в землю.

Бейн едва не захохотал.

— Это грокс, — сказал он. — Они освежевали его и насадили голову на шест.

Как по дикарски. Вполне в духе мира, окутанного суевериями не меньше, чем туманами.

Грокс уставился на лагерь кадийцев невидящими глазами. Остальная его кожа свисала по обе стороны шеста.

Лирга невольно вздрогнула. Она прикрыла глаза рукой, чтобы лучше видеть. В закатном свете зрелище выглядело особенно зловещим. Девушка снова содрогнулась.

— Жуть, — сказала она.

Бейн взглянул на неё как на простачку, но затем и сам вдруг ощутил, как по спине пробежал холодок. Он огляделся по сторонам, но ничего не увидел.

— Лучше рассказать Минке, — сказал он.

Схожее чувство испытывали и остальные. Странный холодок в воздухе, стоило им повернуться в сторону друкцев. Через некоторое время новости о ритуале разлетелись по всему лагерю. Капитан Спаркер вызвал Минку к себе в кабинет.

— Ты видела шест-проклятье, что они поставили? — с места в карьер начал он.

— Да, сэр. Дикарское суеверие.

Капитан кивнул.

— Возможно. Но мне это не нравится. Капитан, с которым ты сцепилась, был племянником командира, боскобельского вождя, или как он там себя называет. Весь клан счёл это оскорблением своей чести.

Минка кивнула. Она отметила, как Спаркер сказал «ты», описывая происшествие на дороге. Почувствовала, как ей на плечи опустился груз неодобрения всего полка. По общему мнению, раз она это начала, ей придётся и закончить.

— Я могу вызвать его на дуэль.

Спаркер покачал головой.

— Нет. Его смерть ничего не решит. Но хотя бы избавься от той головы.

— Да, сэр.

Капитан кивнул.

— И, самое главное, не попадись.

Минка отсалютовала.

— Поняла, сэр.