Ярость Магнуса / Fury of Magnus (новелла): различия между версиями
Lotara (обсуждение | вклад) |
Shaseer (обсуждение | вклад) м |
||
| (не показано 18 промежуточных версий 3 участников) | |||
| Строка 1: | Строка 1: | ||
| − | + | {{Книга | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
|Обложка =FuryOfMagnus.jpg | |Обложка =FuryOfMagnus.jpg | ||
|Описание обложки = | |Описание обложки = | ||
| Строка 9: | Строка 5: | ||
|Переводчик =Lotara | |Переводчик =Lotara | ||
|Издательство =Black Library | |Издательство =Black Library | ||
| − | |Серия книг =Ересь Хоруса: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra | + | |Серия книг =[[Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra (серия)|Ересь Хоруса: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]] |
|Сборник = | |Сборник = | ||
|Источник = | |Источник = | ||
| − | |Предыдущая книга = | + | |Предыдущая книга =[[Под знаком Сатурна / Saturnine (роман)|Под знаком Сатурна / Saturnine]] |
| − | |Следующая книга = | + | |Следующая книга =[[Мортис / Mortis (роман)|Мортис / Mortis]] |
|Год издания =2020 | |Год издания =2020 | ||
}} | }} | ||
| − | |||
| − | |||
Аманде, Генри, Нику, Кристине, Кристиану, Алексу, Джованне и Джону за все, чему вы меня научили в своей компании. | Аманде, Генри, Нику, Кристине, Кристиану, Алексу, Джованне и Джону за все, чему вы меня научили в своей компании. | ||
И Эвану, который каждый день учит меня новому. | И Эвану, который каждый день учит меня новому. | ||
| − | |||
=='''ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА'''== | =='''ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА'''== | ||
| Строка 3002: | Строка 2995: | ||
| − | 11 | + | ==='''11 Мат слепого'''=== |
| − | Мат слепого | ||
| − | Домой. | + | ''Домой.'' |
Это слово больно ранило Магнуса. | Это слово больно ранило Магнуса. | ||
| Строка 3027: | Строка 3019: | ||
Магнус отогнал тягостные мысли о Просперо и зашагал по черному песку. | Магнус отогнал тягостные мысли о Просперо и зашагал по черному песку. | ||
| − | Как похоже на Истваан V. | + | ''Как похоже на Истваан V.'' |
Он не участвовал в первых сражениях молниеносной войны Луперкаля, но пережил их события через психометрию других. Он проходил по залитым кровью полям Ургалльской низины, обозревая картины более яркие, чем даже те, кто сражался там и погиб. | Он не участвовал в первых сражениях молниеносной войны Луперкаля, но пережил их события через психометрию других. Он проходил по залитым кровью полям Ургалльской низины, обозревая картины более яркие, чем даже те, кто сражался там и погиб. | ||
| Строка 3033: | Строка 3025: | ||
– Это же Сигиллит, – недоверчиво сказал Атрахасис. – Его нужно убить. | – Это же Сигиллит, – недоверчиво сказал Атрахасис. – Его нужно убить. | ||
| − | – Нет, – повелел Магнус. – Ни никаких убийств, кроме как по моему слову. | + | '''''– Нет,''''' – повелел Магнус. '''''– Ни никаких убийств, кроме как по моему слову'''.'' |
Тысяча Сынов рассредоточились – отряд из четырех воинов, их болтеры были нацелены на Малкадора, хотя Сигиллита, казалось, не беспокоили вражеские легионеры, которые брали его в окружение. От женщины исходило только удивление, но не страх, которого Магнус был готов ожидать. Столик между людьми был накрыт и сервирован: серебряный кувшин, блюдо с фруктами, обычная круглая доска для регицида. Простой набор с самыми простыми деревянными фигурами. | Тысяча Сынов рассредоточились – отряд из четырех воинов, их болтеры были нацелены на Малкадора, хотя Сигиллита, казалось, не беспокоили вражеские легионеры, которые брали его в окружение. От женщины исходило только удивление, но не страх, которого Магнус был готов ожидать. Столик между людьми был накрыт и сервирован: серебряный кувшин, блюдо с фруктами, обычная круглая доска для регицида. Простой набор с самыми простыми деревянными фигурами. | ||
| Строка 3039: | Строка 3031: | ||
Магнус за доли секунды скользнул взглядом по доске, просчитал бесчисленные комбинации будущих ходов и вероятных контрнаступлений. | Магнус за доли секунды скользнул взглядом по доске, просчитал бесчисленные комбинации будущих ходов и вероятных контрнаступлений. | ||
| − | – Ты в шаге от поражения, – заявил он. | + | '''''– Ты в шаге от поражения,''''' – заявил он. |
| + | |||
Аливия смотрела, как примарх Тысячи Сынов приближается гордой походкой, и чувствовала, как бешено колотится сердце в груди. За свою долгую жизнь она встретила четырех сыновей Императора: Хоруса Луперкаля, Жиллимана, Коракса и того, чье имя она поклялась никогда не произносить. | Аливия смотрела, как примарх Тысячи Сынов приближается гордой походкой, и чувствовала, как бешено колотится сердце в груди. За свою долгую жизнь она встретила четырех сыновей Императора: Хоруса Луперкаля, Жиллимана, Коракса и того, чье имя она поклялась никогда не произносить. | ||
| Строка 3055: | Строка 3048: | ||
Аливия почувствовала, как по ней скользнул его бездонный взгляд, и ощущение, что за этим зловещим взором скрывается жестокая правда, вызвало у нее приступ тошноты. Она помнила, с каким вызовом встретила взгляд Хоруса на Молехе, но там, где Воитель воплощал грубую силу, Магнус представлял собой океан безграничной ярости, сдерживаемой одной единственной, готовой треснуть по швам плотиной человечности, которая еще оставалась в нем. | Аливия почувствовала, как по ней скользнул его бездонный взгляд, и ощущение, что за этим зловещим взором скрывается жестокая правда, вызвало у нее приступ тошноты. Она помнила, с каким вызовом встретила взгляд Хоруса на Молехе, но там, где Воитель воплощал грубую силу, Магнус представлял собой океан безграничной ярости, сдерживаемой одной единственной, готовой треснуть по швам плотиной человечности, которая еще оставалась в нем. | ||
| − | – Ты в шаге от поражения, – повторил Магнус, и даже его голос был полон тяжести ощущения, что только благодаря сдержанности, он не уничтожил ее своим злобным слогом. – Я полагаю, она хочет выставить своего дивинитарха против мата слепого. | + | '''''– Ты в шаге от поражения,''''' – повторил Магнус, и даже его голос был полон тяжести ощущения, что только благодаря сдержанности, он не уничтожил ее своим злобным слогом. '''''– Я полагаю, она хочет выставить своего дивинитарха против мата слепого.''''' |
– Похоже на то, – согласился Малкадор, – но мой тетрарх готов к гамбиту предателя. | – Похоже на то, – согласился Малкадор, – но мой тетрарх готов к гамбиту предателя. | ||
| − | – Рискованно. Очень рискованно. | + | '''''– Рискованно. Очень рискованно.''''' |
Малкадор улыбнулся. | Малкадор улыбнулся. | ||
| Строка 3067: | Строка 3060: | ||
– Ничего, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я все равно предпочитаю карты. Гораздо проще обмануть. | – Ничего, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я все равно предпочитаю карты. Гораздо проще обмануть. | ||
| − | – Тебя зовут Аливия? – спросил Магнус, обращая на нее свое внимание. Она вздрогнула под его пристальным взглядом, но лишь слегка, чувствуя себя, будто скованная ужасом газель перед охотящимся львом. | + | '''''– Тебя зовут Аливия?''''' – спросил Магнус, обращая на нее свое внимание. Она вздрогнула под его пристальным взглядом, но лишь слегка, чувствуя себя, будто скованная ужасом газель перед охотящимся львом. |
Она кивнула и сказала: | Она кивнула и сказала: | ||
| Строка 3073: | Строка 3066: | ||
– Аливия Сурека. Мне не нужно спрашивать, кто ты. | – Аливия Сурека. Мне не нужно спрашивать, кто ты. | ||
| − | – Что за странная судьба привела тебя сюда, на спокойные берега этого озера, где ты играешь в регицид с Сигиллитом Терры, в то время как мои братья ведут осаду наверху? | + | '''''– Что за странная судьба привела тебя сюда, на спокойные берега этого озера, где ты играешь в регицид с Сигиллитом Терры, в то время как мои братья ведут осаду наверху?''''' |
– Это он попросил меня прийти. | – Это он попросил меня прийти. | ||
| − | – Почему? | + | '''''– Почему?''''' |
– Понятия не имею, – ответила Аливия. – Он не мастер давать прямые ответы. | – Понятия не имею, – ответила Аливия. – Он не мастер давать прямые ответы. | ||
| Строка 3083: | Строка 3076: | ||
Магнус усмехнулся. | Магнус усмехнулся. | ||
| − | – Нет, действительно, не мастер. | + | '''''– Нет, действительно, не мастер.''''' |
Малкадор присел за столик и воткнул свой посох в песок, будто древко знамени. Он протянул другую руку, предлагая Магнусу присесть напротив. | Малкадор присел за столик и воткнул свой посох в песок, будто древко знамени. Он протянул другую руку, предлагая Магнусу присесть напротив. | ||
| Строка 3089: | Строка 3082: | ||
– Что скажешь, если мы завершим игру? – спросил Малкадор. | – Что скажешь, если мы завершим игру? – спросил Малкадор. | ||
| − | – Она почти закончена, – ответил Магнус. | + | '''''– Она почти закончена,''''' – ответил Магнус. |
– Конец игры не предопределен. | – Конец игры не предопределен. | ||
| − | – Кое-что предопределено, – сказал Магнус, переводя взгляд на стул напротив Малкадора. Он растягивался в размерах со стоном скручивающегося железа, чтобы приспособиться к его нечеловеческим пропорциям. – Кроме того, я не хочу снова играть с тобой. Твои ходы и уловки мне известны, и наши партии всегда заканчивались ничьей. | + | '''''– Кое-что предопределено,''''' – сказал Магнус, переводя взгляд на стул напротив Малкадора. Он растягивался в размерах со стоном скручивающегося железа, чтобы приспособиться к его нечеловеческим пропорциям. '''''– Кроме того, я не хочу снова играть с тобой. Твои ходы и уловки мне известны, и наши партии всегда заканчивались ничьей'''''. |
– Тогда сыграй с Аливией, – предложил регент, поднимаясь из-за стола. | – Тогда сыграй с Аливией, – предложил регент, поднимаясь из-за стола. | ||
| Строка 3099: | Строка 3092: | ||
Женщина перевела взгляд с Малкадора на доску и обратно. До прибытия Магнуса она терпела поражение, а теперь ей предлагали преимущество в игре. С позиций Сигиллита победа была почти в кармане, но против примарха… | Женщина перевела взгляд с Малкадора на доску и обратно. До прибытия Магнуса она терпела поражение, а теперь ей предлагали преимущество в игре. С позиций Сигиллита победа была почти в кармане, но против примарха… | ||
| − | – Со смертной? – фыркнул Магнус. – Какой в этом смысл? | + | '''''– Со смертной?''''' – фыркнул Магнус. '''''– Какой в этом смысл?''''' |
– Аливия может тебя удивить, она весьма талантлива. | – Аливия может тебя удивить, она весьма талантлива. | ||
| Строка 3109: | Строка 3102: | ||
Магнус посмотрел на нее более внимательно. Без сомнения, он с подозрением относился к мотивам Малкадора. Она не винила его, поскольку была настроена столь же скептично. | Магнус посмотрел на нее более внимательно. Без сомнения, он с подозрением относился к мотивам Малкадора. Она не винила его, поскольку была настроена столь же скептично. | ||
| − | – Ну что ж, не смею отказать вам в последнем желании. | + | '''''– Ну что ж, не смею отказать вам в последнем желании'''''. |
Малкадор встал позади Аливии и сказал: | Малкадор встал позади Аливии и сказал: | ||
| Строка 3121: | Строка 3114: | ||
Магнус кивнул. | Магнус кивнул. | ||
| − | – Месяцами я проигрывал в уме ту партию, чтобы понять, как он победил Дума. И в конце концов был вынужден прийти к заключению, что к моменту, когда Нартан совершил последний отчаянный гамбит со своей императрицей, он тронулся умом. Теперь я буду играть в вашу игру. Но достаточно символизма и уклонений, вы знаете, зачем я здесь. | + | '''''– Месяцами я проигрывал в уме ту партию, чтобы понять, как он победил Дума. И в конце концов был вынужден прийти к заключению, что к моменту, когда Нартан совершил последний отчаянный гамбит со своей императрицей, он тронулся умом. Теперь я буду играть в вашу игру. Но достаточно символизма и уклонений, вы знаете, зачем я здесь'''''. |
– Напрашивается ряд предположений, – сказал Малкадор. | – Напрашивается ряд предположений, – сказал Малкадор. | ||
| − | – Например? | + | '''''– Например?''''' |
Аливия протянула руку, чтобы переместить своего гражданина вперед – незначительный ход, попытка затянуть время. | Аливия протянула руку, чтобы переместить своего гражданина вперед – незначительный ход, попытка затянуть время. | ||
| Строка 3133: | Строка 3126: | ||
Магнус передвинул свою последнюю уцелевшую крепость с одного края доски на другой, чтобы выставить ее против примарха Аливии. Еще один ничего незначащий шаг в маловажной части доски. Изучив расположение фигур, она увидела, что только передвижение экклезиарха и тетрарха в секторе виддершинса имело какое-либо значение. | Магнус передвинул свою последнюю уцелевшую крепость с одного края доски на другой, чтобы выставить ее против примарха Аливии. Еще один ничего незначащий шаг в маловажной части доски. Изучив расположение фигур, она увидела, что только передвижение экклезиарха и тетрарха в секторе виддершинса имело какое-либо значение. | ||
| − | – Разве этот мотив не оправдан? – спросил Магнус. – Я не сделал ничего плохого, но мой мир был разрушен, моих сыновей вырезали псы Русса, а богатство знаний превратилось в пепел. | + | '''''– Разве этот мотив не оправдан?''''' – спросил Магнус. '''''– Я не сделал ничего плохого, но мой мир был разрушен, моих сыновей вырезали псы Русса, а богатство знаний превратилось в пепел'''''. |
– Это не входило в мои намерения, – вымолвил Малкадор. Его печаль была искренней. – И не в Его. | – Это не входило в мои намерения, – вымолвил Малкадор. Его печаль была искренней. – И не в Его. | ||
| − | – Это уже не имеет смысла, – отрезал Магнус. – Ты все еще несешь ответственность. Ты послал Русса и кустодиев в мой мир с обнаженными клинками. И что, по-твоему, они собирались сделать? | + | '''''– Это уже не имеет смысла''''', – отрезал Магнус. '''''– Ты все еще несешь ответственность. Ты послал Русса и кустодиев в мой мир с обнаженными клинками. И что, по-твоему, они собирались сделать?''''' |
– Возможно, об этом нужно спросить Хоруса, – произнес Малкадор. – Его руки запятнаны кровью твоих сыновей так же, как и мои. Я говорю об этом не для того, чтобы снять с себя ответственность. Это мое решение, и гибель Просперо лежит на моей совести. Я послал Волков. Я отдавал им приказы, но не предвидел, что цель их миссии может быть изменена с помощью одного только слова. | – Возможно, об этом нужно спросить Хоруса, – произнес Малкадор. – Его руки запятнаны кровью твоих сыновей так же, как и мои. Я говорю об этом не для того, чтобы снять с себя ответственность. Это мое решение, и гибель Просперо лежит на моей совести. Я послал Волков. Я отдавал им приказы, но не предвидел, что цель их миссии может быть изменена с помощью одного только слова. | ||
| Строка 3143: | Строка 3136: | ||
Магнус покачал головой. | Магнус покачал головой. | ||
| − | – Небольшие отклонения, которые мы упускаем или не замечаем, мельчайшие недостатки, которые считаем несущественными… они имеют далеко идущие последствия. Разве не ты учил меня этому? | + | '''''– Небольшие отклонения, которые мы упускаем или не замечаем, мельчайшие недостатки, которые считаем несущественными… они имеют далеко идущие последствия. Разве не ты учил меня этому?''''' |
– Да, – печально сказал Малкадор. – Если бы ты действительно понимал, что это значит. | – Да, – печально сказал Малкадор. – Если бы ты действительно понимал, что это значит. | ||
| Строка 3151: | Строка 3144: | ||
– Не пойми меня неправильно, – продолжил Сигиллит. – Мы тебя подвели. Мы не сказали всего, что тебе нужно было знать. Мы дали тебе инструменты для создания твоей собственной реальности, но не уточнили, какова будет цена за пересечение определенных границ. Неудача полностью наша, моя и Императора, а не твоя. Но это не меняет того, где мы сейчас находимся. Важно то, что происходит здесь, прямо сейчас, в этот момент. | – Не пойми меня неправильно, – продолжил Сигиллит. – Мы тебя подвели. Мы не сказали всего, что тебе нужно было знать. Мы дали тебе инструменты для создания твоей собственной реальности, но не уточнили, какова будет цена за пересечение определенных границ. Неудача полностью наша, моя и Императора, а не твоя. Но это не меняет того, где мы сейчас находимся. Важно то, что происходит здесь, прямо сейчас, в этот момент. | ||
| − | – В чем смысл этого признания, Малкадор? Ты хочешь моего прощения, не так ли? Мой Легион почти уничтожен, и зловещие силы, которые даже сейчас опустошают Хоруса, как изнуряющая болезнь, собираются, точно стервятники, вокруг моих сыновей. Вокруг меня. | + | '''''– В чем смысл этого признания, Малкадор? Ты хочешь моего прощения, не так ли? Мой Легион почти уничтожен, и зловещие силы, которые даже сейчас опустошают Хоруса, как изнуряющая болезнь, собираются, точно стервятники, вокруг моих сыновей. Вокруг меня'''''. |
– Мои слова не были признанием. | – Мои слова не были признанием. | ||
| − | – Тогда что же это было? | + | '''''– Тогда что же это было?''''' |
С тяжелым вздохом Малкадор оперся на свой посох, и Аливия увидела подлинную суть этого человека. Несмотря на всю власть, которой он обладал, несмотря на все грандиозные замыслы, воплощаемые в течение тысячелетий, он устал. | С тяжелым вздохом Малкадор оперся на свой посох, и Аливия увидела подлинную суть этого человека. Несмотря на всю власть, которой он обладал, несмотря на все грандиозные замыслы, воплощаемые в течение тысячелетий, он устал. | ||
| Строка 3163: | Строка 3156: | ||
– Это последняя попытка поговорить с Магнусом, которого я знал до тех пор, пока не наступила эта эпоха безумия. Ты всегда был лучшим из нас во многих вещах. Ты обладал проницательностью, с которой ни один из твоих братьев даже близко не мог сравниться. Каждый из них воплощает величие по-своему, но никто не смог стать настолько дальновидным или представить себе безграничные возможности существования, как ты. Даже я не мог вообразить себе того, о чем ты мечтал. | – Это последняя попытка поговорить с Магнусом, которого я знал до тех пор, пока не наступила эта эпоха безумия. Ты всегда был лучшим из нас во многих вещах. Ты обладал проницательностью, с которой ни один из твоих братьев даже близко не мог сравниться. Каждый из них воплощает величие по-своему, но никто не смог стать настолько дальновидным или представить себе безграничные возможности существования, как ты. Даже я не мог вообразить себе того, о чем ты мечтал. | ||
| − | – И все же мы здесь, – произнес Магнус. – Как враги. | + | '''''– И все же мы здесь''''', – произнес Магнус. '''''– Как враги'''''. |
Малкадор покачал головой. | Малкадор покачал головой. | ||
| Строка 3177: | Строка 3170: | ||
– Следующий ход примарха решит исход игры, – сказала она. | – Следующий ход примарха решит исход игры, – сказала она. | ||
| − | – Ты прав, она талантлива, – сказал Магнус. – Все решится в последней партии. | + | '''''– Ты прав, она талантлива''''', – сказал Магнус. '''''– Все решится в последней партии'''''. |
Аливия затаила дыхание. | Аливия затаила дыхание. | ||
| Строка 3183: | Строка 3176: | ||
– Тебе ходить, – произнесла она. | – Тебе ходить, – произнесла она. | ||
| − | – Как вы думаете, – Магнус обхватил пальцами своего примарха, – все это что-нибудь значит? Вы оба понимаете, что эта игра бессмысленна. Она затеяна лишь для того, чтобы вызвать глупые ассоциации, способные запустить мои мыслительные процессы, определенные синаптические связи в моем мозгу и не очень тонко нажать на рычаги в моем сознании, чтобы вы смогли достичь свои цели. | + | '''''– Как вы думаете''''', – Магнус обхватил пальцами своего примарха, '''''– все это что-нибудь значит? Вы оба понимаете, что эта игра бессмысленна. Она затеяна лишь для того, чтобы вызвать глупые ассоциации, способные запустить мои мыслительные процессы, определенные синаптические связи в моем мозгу и не очень тонко нажать на рычаги в моем сознании, чтобы вы смогли достичь свои цели'''''. |
– Я признаю некоторую театральность, – сказал Малкадор. – Но это не меняет смысл послания. | – Я признаю некоторую театральность, – сказал Малкадор. – Но это не меняет смысл послания. | ||
| − | – И что за послание? | + | '''''– И что за послание?''''' |
– Что еще не поздно изменить ход игры, – продолжила Аливия, опустив кончик пальца на голову своего императора. – Что следующий шаг, который ты сделаешь, определит, падет этот император или возвратит свои позиции. | – Что еще не поздно изменить ход игры, – продолжила Аливия, опустив кончик пальца на голову своего императора. – Что следующий шаг, который ты сделаешь, определит, падет этот император или возвратит свои позиции. | ||
| + | |||
Магнус кивнул и убрал руку от примарха. Он откинулся на спинку стула, устремив на Аливию холодный взгляд. Женщина оставила его без внимания, рассматривая вооруженных воинов за его спиной. Она чувствовала их нетерпение, когда они наблюдали, как их генетический отец ведет переговоры со своим заклятым врагом, словно они старые друзья. | Магнус кивнул и убрал руку от примарха. Он откинулся на спинку стула, устремив на Аливию холодный взгляд. Женщина оставила его без внимания, рассматривая вооруженных воинов за его спиной. Она чувствовала их нетерпение, когда они наблюдали, как их генетический отец ведет переговоры со своим заклятым врагом, словно они старые друзья. | ||
| − | – Ты сказал, что есть ряд версий, почему я пришел сюда, – внезапно Магнус вернулся к началу разговора. | + | |
| + | '''''– Ты сказал, что есть ряд версий, почему я пришел сюда''''', – внезапно Магнус вернулся к началу разговора. | ||
| + | |||
– Да. | – Да. | ||
| − | – Аливия предположила, что месть за Просперо одна из них, какие есть еще? | + | '''''– Аливия предположила, что месть за Просперо одна из них, какие есть еще?''''' |
– Утерянный осколок твоей души. | – Утерянный осколок твоей души. | ||
| Строка 3200: | Строка 3196: | ||
Магнус щелкнул пальцами. | Магнус щелкнул пальцами. | ||
| − | – Вот оно! Да, утерянный осколок моей души – последняя и лучшая часть меня. Когда Русс сокрушил меня, я воззвал к своим сыновьям, и мы вместе бросились в Великий Океан в поисках убежища. Я уже заплатил высокую цену, когда пытался предупредить отца о предательстве Хоруса, но защитить своих сыновей стоило мне всего. | + | '''''– Вот оно! Да, утерянный осколок моей души – последняя и лучшая часть меня. Когда Русс сокрушил меня, я воззвал к своим сыновьям, и мы вместе бросились в Великий Океан в поисках убежища. Я уже заплатил высокую цену, когда пытался предупредить отца о предательстве Хоруса, но защитить своих сыновей стоило мне всего'''''. |
– Я знаю, чего это стоило тебе, – сказал Малкадор. – Но знаешь ли ты, чего это стоило твоему отцу? | – Я знаю, чего это стоило тебе, – сказал Малкадор. – Но знаешь ли ты, чего это стоило твоему отцу? | ||
| − | – Скажи мне, – с горечью произнес Магнус. – Что же Он потерял? | + | '''''– Скажи мне''''', – с горечью произнес Магнус. '''''– Что же Он потерял?''''' |
– Все. | – Все. | ||
| − | – После Просперо моя душа была разбита, как стекло о камень... – начал Магнус. | + | '''''– После Просперо моя душа была разбита, как стекло о камень...''''' – начал Магнус. |
– Я знаю, – прервал Сигиллит. – Я провел много времени в беседах с осколком души, который здесь обитал. В эти мгновения я почти мог забыть об ужасах войны, бушующей наверху. | – Я знаю, – прервал Сигиллит. – Я провел много времени в беседах с осколком души, который здесь обитал. В эти мгновения я почти мог забыть об ужасах войны, бушующей наверху. | ||
| − | – Он был здесь? | + | '''''– Он был здесь?''''' |
– Да, на той вилле, – Малкадор указал на неприметное строение из светлого камня, с застекленным атриумом и просторной террасой с видом на озеро. | – Да, на той вилле, – Малкадор указал на неприметное строение из светлого камня, с застекленным атриумом и просторной террасой с видом на озеро. | ||
| − | – Я помню... – произнес Магнус и напомнил Аливии старика, растерявшего остатки разума и позабывшего лица своих близких. – Я прочитал там восемь томов «Пирроновых рассуждений» Энесидема. | + | '''''– Я помню...''''' – произнес Магнус и напомнил Аливии старика, растерявшего остатки разума и позабывшего лица своих близких. '''''– Я прочитал там восемь томов «Пирроновых рассуждений» Энесидема'''''. |
– Мы обсуждали с ним многие вещи, но более всего – природу его существования. Он задавался вопросом, был ли он настоящим Магнусом, или же отдельной самостоятельной сущностью, как любой из многих других осколков, присутствие которых он ощущал во времени и пространстве. Он сказал, что чувствует себя настоящим, и я верю, что таким он и был. Но даже он понимал, что являлся чем-то, отделенным от большего целого. | – Мы обсуждали с ним многие вещи, но более всего – природу его существования. Он задавался вопросом, был ли он настоящим Магнусом, или же отдельной самостоятельной сущностью, как любой из многих других осколков, присутствие которых он ощущал во времени и пространстве. Он сказал, что чувствует себя настоящим, и я верю, что таким он и был. Но даже он понимал, что являлся чем-то, отделенным от большего целого. | ||
| − | – Он лучшее, что было во мне, – Магнус потянулся к большому гримуару на поясе, и Аливия почувствовала болезненное отвращение к силе, которая исходила от него, силе, порожденной планетарным геноцидом. | + | '''''– Он лучшее, что было во мне''''', – Магнус потянулся к большому гримуару на поясе, и Аливия почувствовала болезненное отвращение к силе, которая исходила от него, силе, порожденной планетарным геноцидом. |
| − | Моргенштерн… | + | ''Моргенштерн…'' |
Значение этого имени было утрачено, на память приходило только упоминание его в старых религиозных текстах, но Аливия чувствовала, что для Магнуса оно было как ужасным проклятием, так и ... оружием? | Значение этого имени было утрачено, на память приходило только упоминание его в старых религиозных текстах, но Аливия чувствовала, что для Магнуса оно было как ужасным проклятием, так и ... оружием? | ||
| − | – И это лучшее снова будет со мной, – пообещал он. | + | '''''– И это лучшее снова будет со мной''''', – пообещал он. |
– Ты ошибаешься, – возразил Малкадор. – Ошибаешься в том, что он был твоей хорошей стороной. Он был просто частью тебя, не лучше и не хуже любой другой. Каждый осколок цеплялся за память о тебе, но все они по отдельности –просто микромиры великой души, которой ты всегда был. | – Ты ошибаешься, – возразил Малкадор. – Ошибаешься в том, что он был твоей хорошей стороной. Он был просто частью тебя, не лучше и не хуже любой другой. Каждый осколок цеплялся за память о тебе, но все они по отдельности –просто микромиры великой души, которой ты всегда был. | ||
| Строка 3232: | Строка 3228: | ||
Недоверие отразилось на лице Магнуса, внутри него разгорался пожар, когда вся уверенность, с которой он явился в эту пещеру, рухнула перед истиной слов Малкадора. | Недоверие отразилось на лице Магнуса, внутри него разгорался пожар, когда вся уверенность, с которой он явился в эту пещеру, рухнула перед истиной слов Малкадора. | ||
| − | – Нет… Я чувствовал его великодушие, его чистоту. Даже через бездну космоса, даже в Великом Океане я чувствовал это. Он откололся еще до предательства Хоруса. Это лучшая часть меня, не испорченная… всем этим. | + | '''''– Нет… Я чувствовал его великодушие, его чистоту. Даже через бездну космоса, даже в Великом Океане я чувствовал это. Он откололся еще до предательства Хоруса. Это лучшая часть меня, не испорченная… всем этим'''''. |
– Прости, Магнус, но ты ошибаешься, – сказал Малкадор. – И ты опоздал. Его больше нет. | – Прости, Магнус, но ты ошибаешься, – сказал Малкадор. – И ты опоздал. Его больше нет. | ||
| Строка 3244: | Строка 3240: | ||
Воины, которых Алый Король привел во Дворец, попятились от своего господина, опасаясь его ярости, как и Аливия. | Воины, которых Алый Король привел во Дворец, попятились от своего господина, опасаясь его ярости, как и Аливия. | ||
| − | – Он нужен мне! – взревел Магнус. – Кто я без него? Зверь – не лучше Ангрона? Раб желания, как Фулгрим? Если между нами нет различий, и я не большее и не меньшее, чем он, тогда все, что я сделал, это... | + | '''''– Он нужен мне!''''' – взревел Магнус. '''''– Кто я без него? Зверь – не лучше Ангрона? Раб желания, как Фулгрим? Если между нами нет различий, и я не большее и не меньшее, чем он, тогда все, что я сделал, это...''''' |
– Это часть того, кем ты уже стал, – закончила Аливия, и ближайший воин в красной броне направил на нее свой болтер. Она заставила себя выпрямиться, подавив крик боли, дыхание с хрипом вырвалось из горла, а острый осколок кости вонзился в сердце. | – Это часть того, кем ты уже стал, – закончила Аливия, и ближайший воин в красной броне направил на нее свой болтер. Она заставила себя выпрямиться, подавив крик боли, дыхание с хрипом вырвалось из горла, а острый осколок кости вонзился в сердце. | ||
| − | – Я не буду таким, как мои падшие братья, не буду! – воскликнул Магнус. – Скажи, где найти последний осколок моей души, или я прикончу тебя прямо сейчас. | + | '''''– Я не буду таким, как мои падшие братья, не буду!''''' – воскликнул Магнус. '''''– Скажи, где найти последний осколок моей души, или я прикончу тебя прямо сейчас'''''. |
– Его нет, – Малкадор с трудом выдавливал слова – железная хватка Алого Короля сковала дыхание. – Даже тебе до него не дотянуться. | – Его нет, – Малкадор с трудом выдавливал слова – железная хватка Алого Короля сковала дыхание. – Даже тебе до него не дотянуться. | ||
| − | – Что ты сделал? – требовал Магнус. | + | '''''– Что ты сделал?''''' – требовал Магнус. |
– То, что нужно было сделать... – выдохнул Малкадор, – ...чтобы спасти последнего сына Просперо. | – То, что нужно было сделать... – выдохнул Малкадор, – ...чтобы спасти последнего сына Просперо. | ||
| Строка 3279: | Строка 3275: | ||
Огонь. Боль. Пустота. | Огонь. Боль. Пустота. | ||
| + | |||
Магнус позволил вырваться наружу ярости – огню, что полыхал в нем с тех пор, как он впервые появился на свет несколько веков назад и взглянул на мир, столь же прекрасный, сколь и пугающий, с сознанием, не похожим ни на чье другое. | Магнус позволил вырваться наружу ярости – огню, что полыхал в нем с тех пор, как он впервые появился на свет несколько веков назад и взглянул на мир, столь же прекрасный, сколь и пугающий, с сознанием, не похожим ни на чье другое. | ||
| + | |||
Все, что он сделал, было служением своему отцу, и теперь последний шанс искупить свое прошлое, получить отпущение грехов, был отнят. | Все, что он сделал, было служением своему отцу, и теперь последний шанс искупить свое прошлое, получить отпущение грехов, был отнят. | ||
| + | |||
Он обрушил рев на свод пещеры, сотрясая камень силой своей ярости. | Он обрушил рев на свод пещеры, сотрясая камень силой своей ярости. | ||
| + | |||
Послышались крики, одиночный выстрел болтера. | Послышались крики, одиночный выстрел болтера. | ||
| + | |||
Казалось, огонь пылал целую вечность, хотя прошло всего несколько секунд. | Казалось, огонь пылал целую вечность, хотя прошло всего несколько секунд. | ||
| + | |||
Ярость начала стихать, и Магнус упал на колени. Высвободившаяся сила стекала с его конечностей, к зрению вернулась четкость. Он почувствовал зловонный запах горелого мяса и увидел, как от его огненно-медной кожи поднимается дым. | Ярость начала стихать, и Магнус упал на колени. Высвободившаяся сила стекала с его конечностей, к зрению вернулась четкость. Он почувствовал зловонный запах горелого мяса и увидел, как от его огненно-медной кожи поднимается дым. | ||
| + | |||
Нарастал звук падающих с потолка пещеры огромных кусков камней и кристаллических образований. Сотрясаемые мощью, порожденной яростью примарха, они падали, словно в замедленной съемке пикт-камеры, и когда, наконец, коснулись поверхности воды, на берег обрушились темные волны. | Нарастал звук падающих с потолка пещеры огромных кусков камней и кристаллических образований. Сотрясаемые мощью, порожденной яростью примарха, они падали, словно в замедленной съемке пикт-камеры, и когда, наконец, коснулись поверхности воды, на берег обрушились темные волны. | ||
| + | |||
Магнус смотрел, как регицидная доска вместе с фигурами погрузились в глубины подземного водоема – исход последней партии навсегда останется неопределенным. | Магнус смотрел, как регицидная доска вместе с фигурами погрузились в глубины подземного водоема – исход последней партии навсегда останется неопределенным. | ||
| + | |||
Он поискал глазами женщину и увидел, что она лежит на песке лицом вниз. | Он поискал глазами женщину и увидел, что она лежит на песке лицом вниз. | ||
| + | |||
Большая часть туловища отсутствовала, лишь торчали осколки раздробленных ребер и спекшиеся грудные позвонки, кровь растеклась по плиткам площади. Атрахасис вернулся к ним, из ствола оружия струился дым. | Большая часть туловища отсутствовала, лишь торчали осколки раздробленных ребер и спекшиеся грудные позвонки, кровь растеклась по плиткам площади. Атрахасис вернулся к ним, из ствола оружия струился дым. | ||
| − | – Я сказал не убивать без моего разрешения. | + | |
| + | '''''– Я сказал не убивать без моего разрешения'''''. | ||
| + | |||
– Она ... – начал Атрахасис, но примарх не дал ему закончить. | – Она ... – начал Атрахасис, но примарх не дал ему закончить. | ||
| + | |||
Одной только мыслью он взорвал каждый атом в теле воина, не оставив ничего, кроме инертной пыли внутри боевого доспеха, который развалился на части и с грохотом упал на песок. | Одной только мыслью он взорвал каждый атом в теле воина, не оставив ничего, кроме инертной пыли внутри боевого доспеха, который развалился на части и с грохотом упал на песок. | ||
| + | |||
Остальные отшатнулись при виде смертельного взрыва Атрахасиса, опасаясь, что их тоже затронет гнев примарха. Но в нем осталось только горе, и он, закрыв глаза, застыл в неподвижности, словно статуя. | Остальные отшатнулись при виде смертельного взрыва Атрахасиса, опасаясь, что их тоже затронет гнев примарха. Но в нем осталось только горе, и он, закрыв глаза, застыл в неподвижности, словно статуя. | ||
| + | |||
Магнус не мог сказать, как долго оставался в таком состоянии, но все же сквозь туман, окутавший его разум, проник чей-то осторожный голос. | Магнус не мог сказать, как долго оставался в таком состоянии, но все же сквозь туман, окутавший его разум, проник чей-то осторожный голос. | ||
| + | |||
– Милорд. | – Милорд. | ||
| − | – Азек... | + | |
| + | '''''– Азек...''''' | ||
| + | |||
– Милорд, – позвал Ариман с большей решимостью. – Мы должны отступить. | – Милорд, – позвал Ариман с большей решимостью. – Мы должны отступить. | ||
| − | – Отступить? – переспросил Магнус. – Нет... | + | |
| + | '''''– Отступить?''''' – переспросил Магнус. '''''– Нет...''''' | ||
| + | |||
– Мы должны, – повторил Ариман. – Вы не нашли здесь того, что искали, но мы нанесли сильный удар нашим врагам. Тот, который переломит ход войны. | – Мы должны, – повторил Ариман. – Вы не нашли здесь того, что искали, но мы нанесли сильный удар нашим врагам. Тот, который переломит ход войны. | ||
| − | – Сильный удар?.. Я не понимаю... | + | |
| + | '''''– Сильный удар?.. Я не понимаю...''''' | ||
| + | |||
И тут Магнус увидел. | И тут Магнус увидел. | ||
| + | |||
Он все еще сжимал Сигиллита в руках железными тисками. Больше никогда тот не будет играть в регицид, никогда не будет стоять в присутствии полубогов и говорить с ними как с равными. | Он все еще сжимал Сигиллита в руках железными тисками. Больше никогда тот не будет играть в регицид, никогда не будет стоять в присутствии полубогов и говорить с ними как с равными. | ||
| + | |||
Больше никогда… | Больше никогда… | ||
| + | |||
Труп Малкадора представлял собой обугленный скелет из оплавленных костей и жареного мяса. Лишенный плоти череп свисал на остатках рваных сухожилий и отростках спинного мозга, а то, что некогда было вместилищем великого разума, сочилось из трещин в расплавленной кости. | Труп Малкадора представлял собой обугленный скелет из оплавленных костей и жареного мяса. Лишенный плоти череп свисал на остатках рваных сухожилий и отростках спинного мозга, а то, что некогда было вместилищем великого разума, сочилось из трещин в расплавленной кости. | ||
| − | – Нет! – закричал Магнус, поднимаясь на ноги. | + | |
| + | '''''– Нет!''''' – закричал Магнус, поднимаясь на ноги. | ||
| + | |||
Останки Сигиллита выпали из его ослабленной хватки на берег озера, где накатывающие волны подхватывали их и перекатывали по песку. Посох, символ власти, более служил не флагштоком, а скорее надгробным столбом. | Останки Сигиллита выпали из его ослабленной хватки на берег озера, где накатывающие волны подхватывали их и перекатывали по песку. Посох, символ власти, более служил не флагштоком, а скорее надгробным столбом. | ||
| + | |||
Еще две смерти можно добавить к постоянно растущему счету. | Еще две смерти можно добавить к постоянно растущему счету. | ||
| + | |||
– Сир, – обратился Амон. – Азек прав. Мы должны уходить, пока не явились кустодии. Чудо, что они еще не здесь. Смерть Сигиллита почувствуют, и золотые воины Императора будут мстить за него. | – Сир, – обратился Амон. – Азек прав. Мы должны уходить, пока не явились кустодии. Чудо, что они еще не здесь. Смерть Сигиллита почувствуют, и золотые воины Императора будут мстить за него. | ||
| − | – Это никогда не входило в мои намерения, – прошептал Магнус, и собственные слова словно в насмешку эхом отозвались в его голове. | + | |
| − | Это уже не имеет смысла. Ты все еще несешь ответственность. | + | '''''– Это никогда не входило в мои намерения''''', – прошептал Магнус, и собственные слова словно в насмешку эхом отозвались в его голове. |
| + | |||
| + | ''Это уже не имеет смысла. Ты все еще несешь ответственность''. | ||
| + | |||
– Как мы могли не увидеть этого, мы величайшие провидцы Корвидов? – удивился Менкаура. – Смерть столь значительной души, как регент Терры – и никто не видел этот момент в своих видениях, даже намека на такой вариант будущего? | – Как мы могли не увидеть этого, мы величайшие провидцы Корвидов? – удивился Менкаура. – Смерть столь значительной души, как регент Терры – и никто не видел этот момент в своих видениях, даже намека на такой вариант будущего? | ||
| − | – Мы не отступим, мы направимся в самое сердце Терры, – сказал Магнус. – Ничто из того, что здесь произошло, не имеет значения. Через Малкадора я увидел все секреты, все скрытые пути и кордоны во Дворце. И я знаю, что теперь делать. | + | |
| + | '''''– Мы не отступим, мы направимся в самое сердце Терры,''''' – сказал Магнус. '''''– Ничто из того, что здесь произошло, не имеет значения. Через Малкадора я увидел все секреты, все скрытые пути и кордоны во Дворце. И я знаю, что теперь делать'''''. | ||
| + | |||
– Сир? | – Сир? | ||
| − | – Мы находимся в самом сердце Санктум Империалис, – в Алом Короле зародилась исключительная цель. – На расстоянии вытянутой руки от того, что Альфарий не в состоянии себе представить, а Хорус Луперкаль не смеет даже мечтать. | + | |
| + | '''''– Мы находимся в самом сердце Санктум Империалис,''''' – в Алом Короле зародилась исключительная цель. '''''– На расстоянии вытянутой руки от того, что Альфарий не в состоянии себе представить, а Хорус Луперкаль не смеет даже мечтать'''''. | ||
| + | |||
– Что вы намерены предпринять, милорд? – спросил Ариман. | – Что вы намерены предпринять, милорд? – спросил Ариман. | ||
| − | |||
| + | '''''– Убить Императора'''''. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | ===<big>'''12 Зал Побед'''</big>=== | ||
| + | |||
| + | Магнус вывел легионеров к площади. | ||
| + | |||
| + | Он остановился у тела Аливии Суреки, опустился на колени и прикоснулся рукой к остаткам разорванного в клочья и забрызганного кровью бронежилета. Еще теплая, она лежала в луже блестящего красного цвета, которая расширялась от ее изуродованного туловища, словно окровавленные крылья, и напомнила Магнусу о павшей Валькирии. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я не знал тебя, но мне жаль, что таким оказался твой конец,''''' – вымолвил он, убирая красную слезу с ее остеклевшего, мертвого глаза. | ||
| + | |||
| + | – Атрахасис был Раптором до мозга костей, жестким и прямолинейным, – произнес Ариман. – Да, он ослушался тебя, но не заслужил такой смерти. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я велел, чтобы не было никаких убийств. Теперь мои сыновья сами решают и выбирают, какой из моих приказов следует исполнять?''''' | ||
| + | |||
| + | – Конечно, нет, милорд, но ... | ||
| + | |||
| + | '''''– Еще на подходе к пещере я видел, как он умрет. Тогда я не мог понять, как это возможно, потому что принести подобную смерть может лишь горстка существ в галактике. Я и подумать не мог, что она придет от моих рук.''''' | ||
| + | |||
| + | – А остальные? – спросил Ариман. – Ты видел наши смерти? | ||
| + | |||
| + | '''''– Нет,''''' – солгал Магнус, поднимаясь во весь рост. '''''– Не видел, и прежде чем судить меня за смерть своего человека, посмотри на себя. Где Хатхор Маат? Он заслужил смерть?''''' | ||
| + | |||
| + | Ариман вздрогнул при упоминании имени погибшего брата. | ||
| + | |||
| + | '''''+ Неужели ты думал, что я не смогу заглянуть внутрь тебя, когда ты возвращал мою душу?''''' + послал Магнус, чтобы его слышал только Ариман. '''''+ Я знаю, что ты сделал, и знаю почему. Я не осуждаю тебя, и искренне желаю, чтобы ты был избавлен от этого бремени. После Просперо каждый сделанный шаг был наполнен самопожертвованием, ты предал брата ради меня. Просто поверь, все, что я делал с тех пор – во благо моих сыновей. +''''' | ||
| + | |||
| + | Ариман сдержанно кивнул и последовал за своим примархом к центру площади, где абстрактные узоры мозаики наконец-то сливались в одну точку. | ||
| + | |||
| + | Магнус не спеша двигался по кругу, представляя, какое из жилищ предназначалось для каждого из его братьев. Он не мог увидеть достаточно отличий между ними, чтобы определить эту принадлежность, но некоторые из братьев были здесь, он это чувствовал. | ||
| + | |||
| + | '''''– Каково было бы делить с вами совместное пространство, братья мои? Прекрасно? Или мы бы ссорились и боролись за крупицы внимания нашего отца, как это было во время крестового похода?''''' | ||
| + | |||
| + | На мгновение Магнус задумался об исследовании виллы, в которой обитал осколок его души, но отверг эту идею. Какой в этом смысл? Тосковать по событиям, которые он на самом деле не переживал? Вернуться к жизни, которой никогда не жил? | ||
| + | |||
| + | Нет, лучше не бередить эту рану. | ||
| + | |||
| + | Кроме того, у них было короткое окно для действий. | ||
| + | |||
| + | Кустодии, вероятно, уже в пути, и возможно даже кто-то из его братьев, сохранивших верность Императору. | ||
| + | |||
| + | Для него было загадкой, почему здесь еще никто не появился. На всплеск энергии в Великой Обсерватории должны были мгновенно отреагировать, и то, что вторжение Тысячи Сынов еще не обнаружили, было возможностью, которую Магнус не собирался упускать. | ||
| + | |||
| + | В самом сердце площади он опустился на корточки перед символами, расположенными вокруг грандиозного изображения, олицетворяющего дуальность мира, и нажал последовательность, которую узнал из чужой памяти. Сперва ничего не произошло, но вскоре через каменные плиты он почувствовал вибрацию и отступил назад, когда из-под земли поднялась высокая колонна слоновой кости. | ||
| + | |||
| + | Ее гладкая фарфоровая поверхность казалась бесшовной, но мгновение спустя сбоку открылась изогнутая дверь, и изнутри хлынул голубой свет. Магнус уверенно вошел в лифт, пропорции которого так же, как и у вилл, соответствовали его размерам. | ||
| + | |||
| + | Его сыновья последовали за ним, как почетный караул, и не успели двери закрыться, как лифт начал плавный спуск в глубины планеты, уходя, вероятно, на несколько километров в самое сердце Гималазии. | ||
| + | |||
| + | – Куда это нас приведет? – спросил Менкаура. | ||
| + | |||
| + | Магнус не ответил, и они продолжали спуск в напряженной тишине. Наконец двери открылись, представив взору короткий коридор, который заканчивался высокими двойными дверями из бронзы. На створках, покрытых изящной резьбой, были изображены мужчина и женщина, обращенные лицом друг к другу: он – на фоне мануфактуры, она – на фоне земли. | ||
| + | |||
| + | – Жизнь и смерть, – сказал Амон, глядя на женщину. | ||
| + | |||
| + | – Промышленность и война, – добавил Менкаура о мужчине. | ||
| + | |||
| + | '''''– Дело не только в этом,''''' – Магнус указал на скрещенные молнии Единства на шее мужчины. '''''– Это воплощение мечты моего отца. Человечество навеки связано с задачами продолжения рода и труда, и только их исполнение позволит им купаться в Его свете. Он – их бог солнца, их Альфа и Омега, начало и конец. Из поклонения Императору исходит всякая благодать. Звезды вокруг Него – это мы, примархи, ангелы-воители, которые следят за соблюдением Его законов и сражаются по Его приказу'''''. | ||
| + | |||
| + | – Люди Земли: в единстве сила, в разобщении слабость, – свободно перевел Ариман с древнего языка, на котором была сделана витиеватая надпись над входом. | ||
| + | |||
| + | Двери легко распахнулись, и за ними открылась широкая галерея длиной в несколько сотен метров, заставленная экспонатами, похожими на те, которые были в пирамидах Просперо. Много шкафов и витрин было опрокинуто, а их содержимое разбилось о кафельный пол. Множество картин и гобеленов оказались испорчены, а статуи и резные изделия опрокинуты водой, хлынувшей через разрушенную секцию крыши в конце галереи, от чего теперь эта часть выглядела пустой. | ||
| + | |||
| + | Вдоль одной из длинных стен тянулись высокие стрельчатые окна, но свет не проникал сквозь пыльные стекла, заляпанные маслом, за исключением тех мест, где они были разбиты под воздействием ударной волны. Пол был усыпан осколками стекла, а вкус горелого озона свидетельствовал о разрушении стазисных полей. | ||
| + | |||
| + | Размышления о том, что было потеряно здесь, вызвали у Магнуса сожаление, но другие мысли тотчас смыли это чувство. | ||
| + | |||
| + | '''''– Сколько всего мы потеряли на Тизке?''''' – задал он вопрос и наклонился, чтобы поднять осколки каменной клинописной скрижали. Ее поверхность покрывал тонкий налет после огня и дыма, делая большую часть текста трудночитаемой. | ||
| + | |||
| + | – И не сосчитать, – сказал Амон. | ||
| + | |||
| + | Магнус передал скрижаль Ариману. | ||
| + | |||
| + | '''''– Узнаешь это?''''' | ||
| + | |||
| + | Ариман повертел ее в руках и кивнул. | ||
| + | |||
| + | – Ахемениды. Из Арг-е Бама, крепости на Великом Шелковом пути. Возможно, тридцать пять тысяч лет. | ||
| + | |||
| + | '''''– А это?''''' – Магнус указал на искусно сделанную модель великолепного галеона, установленную на возвышении – корпус из позолоченной меди и железа, паруса из тонких листов золота. От марсовой площадки до киля корабль достигал в высоту около метра. | ||
| + | |||
| + | – Детская игрушка? – предположил Менкаура. | ||
| + | |||
| + | '''''– Возможно игрушка, но не для детей''''', – заключил примарх и повернул потайной ключ в корме судна. '''''– Скорее великолепная безделушка для какого-нибудь богатого властителя Старой Земли'''''. | ||
| + | |||
| + | На корме восседал коронованный король, а перед ним на деревянной палубе расхаживали его подданные на карданных подвесах, склоняясь в реверансе под действием вращения храповика. Железные пушки рывками выпрыгивали из деревянных люков в корпусе, а из глубины судна миниатюрный орган издавал отрывистые звуки давно забытой мелодии. | ||
| + | |||
| + | Наконец, энергия пружины была иcчерпана, пушки вернулись на место, фигуры на палубе склонились перед своим королем, и судно замерло. Магнус усмехнулся. | ||
| + | |||
| + | '''''– Это музыкальная шкатулка с часами в форме военного галеона времен, когда контроль над океанами обеспечивал государству мировое господство. На кораблях вроде этого, самых больших и сложных средствах передвижения своего времени, конкистадоры бороздили моря, открывая новые цивилизации на другом конце планеты. Чтобы торговать с ними или воевать. Иногда и то, и другое'''''. | ||
| + | |||
| + | – Мне кажется расточительством делать такую игрушку – сказал Амон. | ||
| + | |||
| + | – Вовсе нет, – Менкаура наклонился, чтобы рассмотреть безымянного короля в золотистом одеянии. – Это чудесный образец, шедевр мастерства как ремесленника, так и художника. Он есть выражение совершенства в механике и ювелирном искусстве. | ||
| + | |||
| + | – Что это за место? – спросил Амон. | ||
| + | |||
| + | '''''– Нетрудно догадаться,''''' – сказал Магнус. '''''– Это летопись величайших достижений человечества, каждое из которых – ступенька в будущее. Все здесь пропитано духом Малкадора, ибо Сигиллит всегда признавал важность сохранения прошлого'''''. | ||
| + | |||
| + | Примарху вспомнился Каспер Хавсер, наивный консерватор, с такой страстью говоривший о человеческой недальновидности при взгляде на прошлое. Этот человек настаивал на регулярной ревизии человеческих знаний и сохранении наследия своего вида, чтобы выявить, что еще известно, а что уже позабыто. | ||
| + | |||
| + | Ступала ли его нога по этой галерее и видел ли он эти свидетельства прогресса человечества со времен палеолита до космических путешествий? Кто знает, к тому же Магнус мог только догадываться, какая участь постигла Хавсера после гибели Просперо. | ||
| + | |||
| + | Беря во внимание то, что сделали с его разумом, он, скорее всего, обезумел или был мертв. | ||
| + | |||
| + | '''''– Интересно, что бы ты сказал обо всем этом?''''' – с грустью произнес Магнус. '''''– Сколько бы пролил слез, увидев, как много потеряно?''''' | ||
| + | |||
| + | – Милорд? – спросил Ариман. | ||
| + | |||
| + | Примарх ничего не ответил и отбросил прочь сентиментальность. | ||
| + | |||
| + | Он двинулся вглубь галереи, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть предмет невероятной красоты или значимости: нефритовый топор; пару слонов в стиле какиэмон; изъеденные коррозией печатные платы из примитивных логистических машин, которые больше не были вместилищем машинного духа; шахматные фигуры цвета слоновой кости, вырезанные из зубов огромных морских существ. | ||
| + | |||
| + | Все они воплощали собой важные моменты в истории человечества: от его самых ранних шагов до достигнутых высот в настоящем. Но один из предметов безо всяких на то причин привлек внимание Магнуса – разбитые часы из потускневшей бронзы и потрескавшимся черным циферблатом. | ||
| + | |||
| + | Они не были особенными или примечательными чем-либо. Вероятно, корпус подвергся воздействию высоких температур, от чего металл нагрелся и деформировался. И все же, изящные стрелки, искусно отлитые из золота и инкрустированные перламутром, остались невредимы. Через закопченное окно в панели виднелись остатки внутренних механизмов – беспорядочная масса из зубчатых колес, которые никогда не смогут повернуться, и медных маятников, которым уже более не качаться. | ||
| + | |||
| + | '''''– Почему ты здесь?''''' – вслух удивился Магнус. | ||
| + | |||
| + | – Потому что они знаменуют собой важный момент в истории Терры, – с конца галереи раздался сильный голос. – И в моей собственной, хотя в то время я этого не признавал. | ||
| + | |||
| + | Магнус развернулся, вытянув перед собой посох-хеку, другая рука опустилась на книгу. | ||
| + | |||
| + | Его сыновья подняли болтеры и заняли боевые позиции. | ||
| + | |||
| + | В другом конце галереи стояла фигура, закутанная в длинный алый плащ с капюшоном – мужчина ростом с трансчеловека. Под плащом была обычная утилитарная одежда, похожая на ту, что носили практически все жители Терры. На указательном пальце правой руки поблескивало серебряное кольцо с изображением назарлыка. | ||
| + | |||
| + | Мужчина стоял перед простой деревянной дверью, какие можно найти в высоких залах старинных каменных замков. В пустой галерее из стекла и стали она выглядела совершенно неуместной, и всего несколько мгновений назад ее не было, Магнус в этом не сомневался. | ||
| + | |||
| + | – Они сделаны потомком Микулаша из Кадани, на часовом заводе высоко в заснеженных горах Европы. Теперь его, конечно, нет. Я полагаю – эта вещь, возможно, последняя в своем роде, как и многие другие, некогда ценимые нами. | ||
| + | |||
| + | '''''– Назови себя''''', – приказал Магнус. | ||
| + | |||
| + | Медленным движением руки мужчина откинул капюшон, открывая строгое, но не злое лицо, мало чем примечательное. Глаза были без зрачков и сияли золотым светом, по которому его можно было узнать лучше, чем по любому имени. | ||
| + | |||
| + | – Я был Откровением, когда в последний раз носил это обличье. | ||
| + | |||
| + | Свет Откровения заструился по всей галерее, и разбитые реликвии вспыхнули, словно только что вышли из рук древних мастеров. Ожили мертвые машины, внутри заводного галеона орган безупречно заиграл свою морскую мелодию, рядом с Магнусом стрелки часов щелкнули на верхней отметке, и раздался тихий звон. | ||
| + | |||
| + | '''''– Ты знаешь, зачем я здесь?''''' – спросил он. | ||
| + | |||
| + | Дверь позади Откровения открылась, заливая галерею чистым сиянием. | ||
| + | |||
| + | – Знаю. Но сначала мы поговорим, сын мой. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | =='''<big>КНИГА ПЯТАЯ:ТРОННЫЙ ЗАЛ</big>'''== | ||
| + | |||
| + | ==='''<big>13 По воле волн</big>'''=== | ||
| + | |||
| + | |||
| + | Небо, невероятно голубое, заполнило ее видение – небо ее юности, еще чистое от химических выбросов и углеводородных загрязнений. Секреты добычи топлива, сокрытого в недрах Земли, были хорошо известны уже тогда, но его расточительное потребление в мировых масштабах будет только в будущем. | ||
| + | |||
| + | От вида с вершины горы захватывало дух: подернутые дымкой долины, дремучие леса и темный океан, полный бесконечных тайн. | ||
| + | |||
| + | Но она всегда возвращала взор к небу. | ||
| + | |||
| + | С тех пор Аливия видела много миров, но ни один из них не мог сравниться с красотой Старой Земли. Возможно, ее мнение было субъективно, но она не могла отрицать, как манил ее родной мир. | ||
| + | |||
| + | ''Почему же мы так спешили покинуть его...?'' | ||
| + | |||
| + | В памяти всплыло болезненное воспоминание, но она прогнала его. | ||
| + | |||
| + | Аливия не хотела, чтобы это место мира и спокойствия исчезло. | ||
| + | |||
| + | Она знала, что вспоминает свою родину, видит то время, когда мир еще не показал ей свое истинное лицо, и ей не открылась жестокая правда ее существования. В последний раз она видела это место во снах, куда вторгся Джон Грамматикус, чтобы ее предупредить. | ||
| + | |||
| + | Вспоминая, она перевела взгляд с бескрайнего неба на опушку леса. Деревья росли густо, между их шершавыми стволами были видны только медленно надвигающиеся серые тени. | ||
| + | |||
| + | Она улыбнулась, снова увидев могучего оленя. Он пасся на краю леса, его совершенное великолепие восхищало не меньше, чем в первый раз. Но сейчас его красота была омрачена – в результате какого-то отчаянного бегства шкура цвета красного золота покрылась пятнами, а некогда могучие рога были обломаны в кровавой битве. | ||
| + | |||
| + | Когда-то он был хозяином этой горы и вел дикую охоту на высоких холмах и в дальних пустошах, но теперь он казался загнанным и пользовался моментом, чтобы восстановить силы. | ||
| + | |||
| + | Аливия затаила дыхание, чтобы даже малейшее движение не разрушило чары. | ||
| + | |||
| + | Олень поднял голову, его ноздри затрепетали. | ||
| + | |||
| + | В их прошлую встречу животное бросилось в сторону горных пиков, стая красноглазых волков гналась за ним по пятам. Но сейчас он медленно направлялся к ней. | ||
| + | |||
| + | С каждым шагом очертания оленя менялись, сбрасывая пелену метафоры и принимая форму, в которой она видела его в последний раз: высокий широкоплечий мужчина, одетый как земледелец, по-своему красивый, с каштановой жесткой бородой и сильными руками, покрытыми шрамами. | ||
| + | |||
| + | Еще одно обличье, но, по крайней мере, приятное. | ||
| + | |||
| + | Какое бы лицо Он не являл миру, Он никогда не мог утаить необузданную силу и угрозу в Своих глазах. | ||
| + | |||
| + | – Когда я покидала Терру, я сказала, что больше не хочу тебя видеть, – сказала Аливия. | ||
| + | |||
| + | – Знаю, и я не хотел тебя беспокоить, правда, не хотел, но... | ||
| + | |||
| + | Он умолк. Не было нужды в объяснениях. | ||
| + | |||
| + | – Я была на страже на Молехе, ради тебя, но не смогла остановить его. | ||
| + | |||
| + | Ему не нужно было спрашивать, кого она имела в виду. | ||
| + | |||
| + | – Я знаю. Это было невыполнимое задание, Аливия. Никто не смог бы его остановить. Не такого, каким он стал. | ||
| + | |||
| + | – Мы пытались, – сказала Аливия. – Хорошие люди при этом погибли. | ||
| + | |||
| + | – Но не ты. | ||
| + | |||
| + | – Не я, – она с горечью выплюнула слова. – Это я никогда не умираю. | ||
| + | |||
| + | Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь видом океана. За свою долгую жизнь она проплавала все моря Земли, но никогда не уставала смотреть на волны и слушать, как они шуршат по гальке или разбиваются о скалы. | ||
| + | |||
| + | – Почему ты здесь? – спросила Аливия. – Разве у тебя нет более важных дел? Ну, ты знаешь, судьба галактики, защита Терры, и все такое? | ||
| + | |||
| + | Он кивнул. | ||
| + | |||
| + | – У меня накопилась несметная масса важных дел, Аливия, и на многие уже нет времени. | ||
| + | |||
| + | – Дай угадаю – раз ты здесь, значит в одном из них замешана я? | ||
| + | |||
| + | – Так и есть. | ||
| + | |||
| + | – Оно мне понравится? | ||
| + | |||
| + | Он на мгновение задумался, затем ответил: | ||
| + | |||
| + | – Нет, но оно должно быть сделано. | ||
| + | |||
| + | – Да ну тебя к черту. Ты не командуешь мной, больше нет. Ты поклялся, что задание на Молехе будет последним. | ||
| + | |||
| + | – Могу возразить, что ты с ним не справилась. | ||
| + | |||
| + | – Пошел ты, – огрызнулась Аливия. – Ты только что сказал, что никто не мог помешать Хорусу пройти через тот портал. Я помню, как тащила тебя вверх по лестнице, и ты сказал мне, что я могла бы с тобой сделать. | ||
| + | |||
| + | – И я не шутил, – он потянулся, чтобы взять ее за руку. – Ты по-прежнему можешь, и мне бы не хотелось просить об этом снова. Но позволь показать, что поставлено на карту. | ||
| + | |||
| + | Она отдернула руку: | ||
| + | |||
| + | – Я видела, как пал Молех. Я была за стенами твоего Дворца. Поверь, я знаю, что поставлено на карту. И замечу, даже если Хорус победит, не думаю, что все станет еще хуже, чем при тебе. | ||
| + | |||
| + | – Ты в это не веришь, – возразил он. – Ты знаешь, что там – в темноте. Ты слышала шепот нерожденных и видела, что происходит, когда люди поддаются искушениям Хаоса. Я бы не просил, будь иной способ. | ||
| + | |||
| + | – Ты лжец и изверг, манипулятор и убийца, – сказала Аливия. – Твои армии вырезали миллионы во имя Единства и сокрушили всех, кто выступал против твоего правления. Ты сотворил монстров из собственной плоти и выпустил их свободно разгуливать по галактике, а теперь, когда они набросились на тебя, ты притворяешься удивленным? И все это ради видения, которое можешь видеть только ты. Ты знаешь, что Магнус убил Малкадора, да? | ||
| + | |||
| + | Он согласно кивнул, Его плечи поникли. | ||
| + | |||
| + | – Я почувствовал его смерть, его агонию, когда Магнус убивал его. | ||
| + | |||
| + | Пролитые Им слезы были настоящими и до боли чистыми, а ненависть и любовь Аливии к Нему настолько сильны, что ранили ее сердце. Собственные слезы навернулись ей на глаза, но она сердито смахнула их. | ||
| + | |||
| + | – Твои руки по локоть в крови, – сказала она. – Так же, как и наши. Я просто хочу, чтобы все это закончилось. | ||
| + | |||
| + | – Тогда помоги мне, – Он снова протянул ей руку. – Позвольте мне поделиться с тобой своим Прозрением. | ||
| + | |||
| + | Медленно, вопреки здравому смыслу, Аливия взяла Его за руку. | ||
| + | |||
| + | И Император показал ей все в одно мгновение. | ||
| + | |||
| + | Аливия запрокинула голову и закричала. | ||
| + | |||
| + | Иссохший труп, навечно прикованный к Золотому Трону. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | Магнус шагнул в деревянную дверь, неуместную в данной обстановке, и испытал кратковременный толчок перемещения, похожий на телепортацию, только более сильный и глубокий. От смещения градиента температуры по всему телу пробежала дрожь. | ||
| + | |||
| + | Где бы они сейчас ни находились, они оказались гораздо глубже под землей, чем раньше. | ||
| + | |||
| + | Их ждал Откровение, Его золотые глаза сияли еще ярче. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я был здесь раньше''''', – сказал Магнус, и его захлестнула волна стыда. | ||
| + | |||
| + | – Воспоминания осколка твоей души? – спросил Ариман. | ||
| + | |||
| + | – Нет, – ответил Откровение, обращаясь непосредственно к Ариману. – Твой генетический отец появился здесь не как тень, и не как обрывок самого себя, а как Магнус Красный, гордый и верный сын Императора Человечества. | ||
| + | |||
| + | – Это...? – начал Амон. | ||
| + | |||
| + | – '''''Тронный зал''''', – закончил Магнус. | ||
| + | |||
| + | И хотя Тысяча Сынов присягнули на верность Воителю и сражались бок о бок с воинами, которые пытались превратить в руины каждое здание в Империуме, им было сложно игнорировать общее наследие этого места, настолько оно было велико. Оно давило на них тяжким грузом по мере того, как Откровение вел их все глубже во внутреннее святилище Императора. | ||
| + | |||
| + | Пещера, из которой они пришли, была невообразимо огромной, но этот подземный донжон был в несколько раз больше. Его заполняли механизмы: бесконечные петли шипящих труб; кабели, извивающиеся по полу и свисающие со стен, точно раненые змеи. Рядами возвышающееся перегруженное оборудование было оснащено бесчисленным множеством датчиков, но что они измеряли, для Магнуса было загадкой. | ||
| + | |||
| + | Пол вибрировал от грохота работающих сокрытых механизмов и стука поршней, непрерывно движущихся вверх-вниз в самых дальних уголках подземелья. Воздух заполняли едкие испарения озона от громадных процессоров терраформирования, а между гигантскими машинами, которые генерировали потоки энергии, прыгали сверкающие дуги. | ||
| + | |||
| + | Тысячи слуг, перепачканных маслом, священнодействовали над оборудованием под пристальным взглядом техножрецов Механикум в красных и черных робах. Послышались сигналы тревоги на визжащем бинарике, но вместо того, чтобы бежать при виде врага, их лица – гибриды из металла и плоти – только признали приоритет вновь прибывших менее значимым, чем машины, которые они обслуживали. | ||
| + | |||
| + | В геомантическом центре этой необъятной пещеры находилось сооружение из золота, неизвестное и наводящее страх, которое Магнус уже видел наяву, в видении и во сне. Пьедестал гигантских размеров, уходящий ввысь на километры, был покрыт серебристыми узорами из рунических схем. Тайная технология, функционирование которой даже Магнус не мог постичь, обеспечивала работу каждой машины тут и там. Кабели и трубопроводы переплелись словно в гордиев узел, который притягивал к своему загадочно бьющемуся сердцу огромные объемы энергии. | ||
| + | |||
| + | И все же не это привлекло внимание Магнуса. | ||
| + | |||
| + | За этим монументальным возвышением располагались золотые двери невероятных размеров, их поверхность содрогалась от титанических ударов и под воздействием сил за гранью воображения. Они были настолько огромны, что величественные боевые машины Механикум могли позволить себе маршировать с высоко поднятыми бронированными головами. Сквозь них могли проходить целые армии. По своим размерам они превышали все, что Магнус видел во Внешнем дворце. | ||
| + | |||
| + | Даже Колоссовы врата и Горгонов рубеж поблекли и утратили свою значимость. | ||
| + | |||
| + | Даже Львиные Врата не могли сравниться по масштабу и величию. | ||
| + | |||
| + | Но все же не врата нечеловеческих размеров зачаровали Магнуса. | ||
| + | |||
| + | Его взгляд был прикован к исполинскому трону из золота и серебра, который возвышался на самом верхнем ярусе золотого сооружения. Его поверхность, словно укрытая лоскутным одеялом, была покрыта заплатами из бронзы и платины, как будто внутренние механизмы устройства много раз выходили из строя и ремонтировались. На вершине этой непостижимой машины с откинутой назад головой и плотно закрытыми глазами восседает фигура, с головы до ног облаченная в доспехи из отполированного золота. | ||
| + | |||
| + | Прозрачные языки пламени янтарного цвета омывают Его смуглую кожу мягко накатывающими волнами, освещают бледные тени на Его лице, напряженную челюсть, обнажают удивительную силу, исходящую от Него, и боль Его страданий. Объемы энергии, перетекающей из машины к Императору, были невообразимы. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я говорю с Ним или с тобой?''''' | ||
| + | |||
| + | – Мы – одно целое, обращайся ко мне, – ответил Откровение. – Ущерб, который ты нанес золотым вратам, требует моего внимания целиком. Атаки нерожденных с той стороны не прекращаются, и война в паутине становится все более ожесточенной. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я сделал это?''''' – слова Магнуса были наполнены ужасом. – '''''Когда пытался предупредить тебя о предательстве Хоруса?''''' | ||
| + | |||
| + | – Да, ты, – согласился Откровение. – Твердость твоих намерений и их последствия не ускользнули от меня, Магнус, но сдерживание орд нерожденных обходится мне так дорого, что я не в силах оценить их по-настоящему. Сотни тысяч жизней утрачено в борьбе с бесчисленным воинством из мерзости и порочности. Без моего постоянного присутствия на Золотом Троне Терра уже сейчас может стать миром демонов. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я... я не мог знать''''', – вымолвил Магнус и сжал посох так крепко, что стержень из дерева и адамантия начал трескаться. Шелестящие голоса из гримуара примарха – жертвы погубленного им мира – теперь раскрывали свое существование, всплывая с его страниц, неподдающихся никакой логике, в пульсирующих пятнах колдовского огня и сползая по рукам его владельца, жадные и нетерпеливые. | ||
| + | |||
| + | – Тебе говорили, – возразил Откровение. – Тебя предупредили. Но ты решил, что тебе лучше знать. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я знал только то, что ты мне сказал''''', – огрызнулся Магнус, и свет Моргенштерна замерцал по рукояти посоха. | ||
| + | |||
| + | – В этом мой просчет. Ты был рожден быть проницательнее любого из твоих братьев, но даже ты не мог постичь темные, бесконечные и адские глубины варпа лучше меня. И когда я сказал, что есть места, где даже я не хотел бы оказаться, и границы, которые я не хотел бы пересекать – тебе должно было быть достаточно этих слов. | ||
| + | |||
| + | Надменность и самоуверенность в словах Откровения прозвучали подобно пощечине. | ||
| + | |||
| + | – '''''Твое самомнение поражает, твое высокомерие не имеет себе равных''''', – произнес Магнус. | ||
| + | |||
| + | Он чувствовал, что потребность выплеснуть ярость затмевает желание получить ответы, но продолжал бороться с ней. | ||
| + | |||
| + | Магнус огляделся, не в силах примириться с тем, что он продолжает присутствовать в зале с полным отсутствием какой-либо охраны Императора. | ||
| + | |||
| + | – '''''Где твои преторианцы? На стенах отчаянные сражения. В Колоссах я видел тысячи людей Константина, но генерал-капитан Легио Кустодес никогда бы не согласился оставить тебя совершенно без защиты'''''. | ||
| + | |||
| + | – Я удалил от себя их, сын мой, – сказал Откровение. – Даже сейчас они пытаются прорваться внутрь, опасаясь, что я замышляю нечто, что может поставить под угрозу мою жизнь. | ||
| + | |||
| + | – '''''А ты замышляешь?''''' – спросил Магнус, делая шаг навстречу Откровению. | ||
| + | |||
| + | – Весьма вероятно, – сказал мужчина. – Есть причина, по которой твой путь привел тебя в Ленг. Я надеялся, ты запомнишь тайный ход через обсерваторию. А Залом Побед я уже давно пользуюсь как скрытым маршрутом, чтобы ходить среди моего народа без сопровождения. | ||
| + | |||
| + | Значение сказанного поразило Магнуса, как удар. | ||
| + | |||
| + | – '''''Ты позволил мне увидеть трещину в телэфирном щите...''''' | ||
| + | |||
| + | Откровение кивнул. | ||
| + | |||
| + | – Да. Если бы я просто позвал тебя, ты бы никогда не пришел. | ||
| + | |||
| + | – '''''Но зачем?''''' – не понимал Магнус. '''''– Ты должен был знать, что я мог сделать, встреться мы лицом к лицу'''''. | ||
| + | |||
| + | Откровение выступил вперед и положил руку на плечо Магнуса. Его глаза – пылающие озера из расплавленного золота – были бездонными и яркими, как сердца звезд. | ||
| + | |||
| + | Он покачал головой и сказал: | ||
| + | |||
| + | – Я надеялся, что так и будет, сын мой, но не мог знать наверняка, пока ты не появился здесь, что и сделало этот гамбит таким опасным. Поэтому я должен был скрывать его от Константина и всех остальных, кроме Малкадора. | ||
| + | |||
| + | – '''''Опасным? Таким же опасным как трюк с Сатурнианской стеной?''''' | ||
| + | |||
| + | Откровение усмехнулся: | ||
| + | |||
| + | – По сравнению с этим план Рогала был очевидным. | ||
| + | |||
| + | – '''''Тогда позволь мне просветить тебя''''', – сказал Магнус и ткнул навершием посоха в грудь Откровения. Поток неземного огня хлынул вдоль рукояти, разрушая аватар его отца изнутри. | ||
| + | |||
| + | Человек, который не был человеком, вскрикнул, когда чистейший огонь Пирридов поглотил Его сотворенную плоть, психическое пламя бушевало в мире смертных и в мире нематериальном. Огонь стекал по конечностям Откровения, освещая изнутри Его тело и распростертые руки. Он кричал и извивался, как пойманный в ловушку зверь. | ||
| + | |||
| + | Свет померк и исчез, а вместе с ним исчез и Откровение. | ||
| + | |||
| + | Только серебряное кольцо пережило пожар, оно упало на каменный пол с музыкальным звоном. Магнус опустился, чтобы поднять его, и, вороша концом посоха пепел Откровения, надел на средний палец правой руки. На плоской верхушке кольца был изящно вырезан стилизованный глаз. | ||
| + | |||
| + | Магнус сжал кулак, его сыновья собрались вокруг. | ||
| + | |||
| + | Он ощущал их замешательство, их чувство, будто они плывут по течению. Никто из них не предвидел этот момент, даже он сам. Ничего не знать о будущем – перспектива, которая не нравилась ни одному корвиду. | ||
| + | |||
| + | – Ты убил его... – выдавил Амон. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я убил марионетку, а не ее хозяина''''', – уточнил Магнус, поднимаясь и направляясь к золотому пьедесталу. Он поставил ногу на первую ступеньку и повернулся к ожидающим его сыновьям. | ||
| + | |||
| + | – '''''Дальше я один''''', – сказал он. – '''''Постройтесь в мандалу, если конечно сможете сформировать ее втроем, и ждите меня'''''. | ||
| + | |||
| + | Ариман шагнул вперед и сказал: | ||
| + | |||
| + | – Делай, что должен сделать, мой господин. | ||
| + | |||
| + | Магнус кивнул и начал подъем к гигантской фигуре на Золотом Троне с одной единственной целью. Позади у основания ступеней его сыновья выстроились в часть мандалы, держа болтеры наготове по бокам. | ||
| + | |||
| + | Примарх шагал широко и уверенно, и, хотя трон находился высоко, ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы достичь самой вершины пьедестала. | ||
| + | |||
| + | Возможность находиться в непосредственной близости от отца ранила Магнуса глубже, чем он ожидал. Со времен Никеи они не делили единое физическое пространство, а воспоминания о лицемерии того дня все еще грызли его сердце, как осколок шрапнели, слишком опасный, чтобы его удалить. | ||
| + | |||
| + | Приблизившись, Магнус увидел нескрываемое напряжение на лице отца. От усилий оно покрылось глубокими морщинами, на лбу, обрамленному лавровыми листьями, выступил блестящий пот. Его глаза оставались плотно закрытыми, хотя Он, несомненно, чувствовал, что Магнус приближается с жаждой убийства в сердце. | ||
| + | |||
| + | Но все же оставался на месте, не обращая внимания на присутствие сына. | ||
| + | |||
| + | Магнус оглянулся вниз, услышав безошибочно узнаваемый рев масс-реактивных снарядов. | ||
| + | |||
| + | Шесть воинов, используя в качестве прикрытия огромные механизмы, двигались на высокой скорости. | ||
| + | |||
| + | Трое в инеисто-серых доспехах, трое в темно-зеленых. VI и XVIII. За ними следовал Лемюэль Гамон, в благоговейном трепете он опустился на колени перед логическими машинами. Сначала Алый Король решил, что Космические Волки медлительны и неуклюжи, но быстро понял, что тяжесть присутствия его отца влияла и на них. | ||
| + | |||
| + | ''Какая ярость нужна, чтобы преодолеть этот священный страх!'' | ||
| + | |||
| + | Магнус сузил глаза, узнав воинов VI легиона по энграмме коллективной памяти своих сыновей. | ||
| + | |||
| + | – '''''Дозорная стая Бёдвара Бъярки''''', – произнес он. – '''''И ты привел с собой друзей с Ноктюрна'''''. | ||
| + | |||
| + | Псы Русса сражались с его сыновьями на Камити Соне, преследовали их в Великом Океане и атаковали в самом сердце хрустального лабиринта. | ||
| + | |||
| + | ''Совпадений не бывает…'' | ||
| + | |||
| + | Между космодесантниками началась перестрелка. Его сыновей превосходили числом два к одному, но даже при таком раскладе сил он не опасался за их жизни. | ||
| + | |||
| + | Магнус отвернулся от борьбы внизу. Для колебаний не было места. | ||
| + | |||
| + | Остановиться перед лицом врага, даже на краткий вздох, лишило бы его решимости. В мыслях он вернулся к Просперо, к безвозвратно утраченным знаниям, к погибшим сыновьям. А еще к предательству на Никее. Он подумал об истине, облеченной в ложь, в которой его заверили, о невыполненных обещаниях и потерянной надежде на совместные исследования Великого Океана в будущем. | ||
| + | |||
| + | Сын посмотрел в лицо своему отцу и отвел руку назад, готовясь метнуть посох, как китобой гарпун, в безупречном броске. | ||
| + | |||
| + | Копье задрожало в его руке, принимая форму идеального клинка. | ||
| + | |||
| + | Костяшки пальцев побелели на дымящейся рукояти. | ||
| + | |||
| + | Наконечник загорелся оранжевым и превратился в ярко-красное сияние, до краев наполненное болью разбитой души Магнуса. Это мог быть смертельный удар, достаточно мощный, чтобы положить конец царствованию бога. | ||
| + | |||
| + | Копье опустилось, голова упала на грудь, раскаяние грозило задушить Алого Короля. Ярость и сила, наполнившие клинок, готовый убить бога, погасли, как свеча на рассвете. | ||
| + | |||
| + | – '''''Я любил тебя, как никто другой''''', – зарыдал Магнус. | ||
| + | |||
| + | Размытое движение заставило его поднять голову, и он увидел, как фигура, не уступающая ему по росту, тяжело приземлилась на вершину пьедестала так, точно ударил гром. Ударная волна разошлась мощными кругами, в результате энергия выплеснулась дуговым разрядом, как гейзер, и пламя вырвалось из расположенных по близости машин. | ||
| + | |||
| + | Магнус прикрыл глаза от жара, наполнившего воздух, в недоумении всматриваясь в силуэт, очертания которого выступали из сочащегося светом, рассеивающегося облака перегретого пара. | ||
| + | |||
| + | Коленопреклоненный колосс в зеленых доспехах медленно поднимался из воронки в металлическом полу, которую он пробил своим приземлением. Переливающаяся мантия из чешуйчатой кожи умбры крепилась к мощному драконьему черепу на плече лучшего боевого доспеха, известного Империуму, а чудовищные латные перчатки рычали от силовой энергии. | ||
| + | |||
| + | Кожа цвета глубокой ночи, будто наполированный обсидиан, глаза как красные солнца на закате дня. Одна кисть стиснута в кулак для удара, другая держит Урдракул – могучий боевой молот из несокрушимого железа и бронзы. | ||
| + | |||
| + | – '''''Значит, слухи правдивы''''', – произнес Магнус. – '''''Вулкан жив...''''' | ||
| + | |||
| + | |||
| + | ===<big>'''14 Предвестник перемен'''</big>=== | ||
| + | |||
| + | Масс-реактивные снаряды взорвались в воздухе перед Ариманом. Некоторые он инстинктивно поймал кайн-щитами, предвидение Корвида позволило уклониться от остальных. Огнем Пирридов он взорвал боеголовки, а с помощью биомантии Павонидов изменил химический состав сердечников снарядов, чтобы дезактивировать их. | ||
| + | |||
| + | Мандала, какой бы неполноценной она ни была, объединяла способности всех братств, являя собой колодец, из которого мог черпать силу каждый воин. | ||
| + | |||
| + | – Кто это? – воскликнул Амон, поднимаясь на пятый уровень исчисления. – Кустодии? | ||
| + | |||
| + | Ариман осмотрелся: их позиции слишком открыты, все вокруг заполнено дыханием машин и вспышками стробов от трескучих разрядов энергии. Он уловил отблески покрытых боевыми шрамами пластин, льдисто-голубых и змеино-зеленых, его болтер скорректировал цель. | ||
| + | |||
| + | Он ощутил животный запах промокшей под снегом шкуры. Запах костяных бусин и спутанных бород, обжигающего напитка и мяса, содранного живьем с костей. В ноздри ударила дикая вонь, обожгла холодом магии, исходящей из первобытного сердца далекого мира – мира, где жизнь стоила дешево, а кровь была платой для жаждущей земли. | ||
| + | |||
| + | – Это не преторианцы, – Ариман узнал силу. – Это Бъярки. | ||
| + | |||
| + | – Волк с Никеи? – спросил Менкаура с нотой паники в голосе. | ||
| + | |||
| + | Ариман ощутил всплеск страха в ауре провидца и повернул к нему лицо в пол-оборота. Степень концентрации тут же ослабла, и отклоненный им болт задел наплечник. Снаряд, лишенный огневой мощи, достаточной для того, чтобы сразить космодесантника одним ударом, взорвался в метре от его головы. Осколки застучали по шлему. Зрение затуманилось красным. | ||
| + | |||
| + | По пещере странным эхом разнесся вой охотничьей стаи. | ||
| + | |||
| + | ''Сколько же глоток слились в этот звук?'' | ||
| + | |||
| + | Доспех зарегистрировал внезапное падение температуры вокруг до критического уровня. | ||
| + | |||
| + | – Держитесь! – воскликнул Ариман, и на них с ревом обрушился ледяной шторм – бешеный ураган из острых осколков. Он трепал их, исполосовал кожу и сбил с их общей цели. Ариман поднял кайн-щит, но было поздно. Тысячи ледяных игл разбились о его броню, посекли незащищенную кожу и вышвырнули из исчислений. | ||
| + | |||
| + | Пронзительный вой ворвался в его разум, примитивный, рефлекторно ищущий свою жертву. | ||
| + | |||
| + | Страх пытался сковать конечности, но Ариман отбросил грубую атаку на свои чувства. | ||
| + | |||
| + | – Я знаю твою силу, – произнес он, опускаясь на корточки и огрызаясь выстрелами в сторону теней, движущихся в тумане. Они были быстрыми, слишком быстрыми для воинов в тяжелой броне. И за их передвижением незамедлительно следовал ударный стук болтеров. | ||
| + | |||
| + | Амон отступил, три снаряда оставили воронки на его нагруднике. Серебряный шлем Менкауры мерцал в морозном пламени. Новые разрывы сотрясли воздух вокруг него, и ударная волна отбросила его назад. | ||
| + | |||
| + | Для троих воинов обстрел был крайне интенсивным и непрерывным. | ||
| + | |||
| + | – Они не одни, – выкрикнул Ариман, когда из тумана выросла фигура. Корвид перекатился и сделал пару выстрелов, которые попали нападавшему в бедро и туловище. Первый болт отрикошетил в сторону, второй сорвал кожаный тотем «волк на щите» с льдисто-синего нагрудника. | ||
| + | |||
| + | Чудовищный топор с потрескивающим разрядами лезвием, с выгравированными на нем рунами, опустился и врезался в каменный пол, расколов его там, где Ариман стоял долю секунды назад. Атака была столь стремительной, что предвидение корвида оказалось почти бесполезным. | ||
| + | |||
| + | Следом обрушился еще один удар, слишком быстро, чтобы его можно было избежать. | ||
| + | |||
| + | Он подставил плечо, вынужденный принять удар на свой наплечник. | ||
| + | |||
| + | Керамит раскололся, и Аримана отбросило назад. Он тяжело приземлился и поднялся на одно колено как раз вовремя, чтобы встретить яростную атаку легионера с мощной грудью и раздвоенной бородой. Космический Волк завыл, и в этом звуке слились безумие и неистовство дикой души его Легиона. | ||
| + | |||
| + | Ариман вонзил копье ужаса в разум воина, но ярость окутала сознание того багровой пеленой, и страх смерти уже не заботил его. | ||
| + | |||
| + | – Твой малефикарум бессилен против меня! – взревел Космический Волк и направил топор в шею колдуна, словно палач. Благодаря дару корвида Ариман увернулся назад, и смертоносное лезвие прошло на расстоянии в палец от его горжета. | ||
| + | |||
| + | Ариман шагнул вперед и вдавил болтер в бок воина. | ||
| + | |||
| + | – Даже если и так, – сказал он, – я все же Астартес. | ||
| + | |||
| + | Он нажал на спусковой крючок, и выстрел вплотную нанес страшные повреждения – два снаряда прошли сквозь слои керамита и пластали до тела внутри. Первый отскочил от реберной пластины вниз, пролетел вдоль набедренника и взорвался посередине колена. Второй пробил туннель в животе и вылетел из задней пластины. | ||
| + | |||
| + | Удовольствие Аримана от ранения противника длилось недолго, когда он увидел, что в следующую секунду воин молниеносно нанес ответный удар. Топор врезался в нагрудник и глубоко вонзился в плоть, придавив корвида к поверхности. | ||
| + | |||
| + | Боль была ужасной, костяной щит был раздроблен на море осколков в груди. Основные легкие сжались и взорвались под воздействием силы удара. | ||
| + | |||
| + | Он попытался вдохнуть, но не смог. Вторичное легкое включилось в работу и стало раскрываться в груди с влажным шипящим звуком. В пылу поединка от него было мало пользы, поскольку оно предназначалось только для выживания в ситуации с низким потреблением кислорода. Ярость ближнего боя требовала гораздо большего, чем оно могло дать. | ||
| + | |||
| + | Столб огня Пирридов позади Аримана осветил пещеру, превратив ледяной шторм в перегретый пар. Ариман попытался сосредоточить свои мысли, его способности Корвида, казалось, замедлили течение времени. | ||
| + | |||
| + | Он видел, как Менкаура сражался с яростным охотником, вооруженным зазубренным копьем, а Амон обменивался ударами с самим Бъярки. Их окружила буря психической энергии. | ||
| + | |||
| + | Амон был одним из величайших колдунов Тысячи Сынов, но сопротивление телэфирной защите отнимало его силы. Однако она, казалось, никаким образом не влияла на однорукого Бъярки, который отмахивался от всех атак Амона, будто тот был всего лишь неофитом. | ||
| + | |||
| + | У Аримана не было времени на раздумья. Берсерк снова набросился на него с топором. | ||
| + | |||
| + | Легкое в груди корвида горело огнем от каждого вздоха, работая на пределе выносливости, чтобы сохранить ему жизнь. Он увидел, как его защита рухнет еще до того, как он поднимет свой эбеновый посох, увидел, как на него обрушивается топор и погружается в его горло. Это будет смертельная рана. Конец его вюрду, сказал бы Бъярки. | ||
| + | |||
| + | И вместо того, чтобы защищаться, он бросился вперед, принимая бой. | ||
| + | |||
| + | Это было не в стиле Азека Аримана. Он не обменивался ударами, как обычный боец в яме. | ||
| + | |||
| + | Вот только не теперь. Сейчас он вынужден это сделать. | ||
| + | |||
| + | Оба воина рухнули на землю в опасной близости от оружия, перекатываясь и царапая друг друга, точно варвары. Космический Волк резко махнул головой вперед, Ариман двинул свою навстречу, и черепа противников столкнулись с жутким стуком костей. Ариман пошатнулся, зрение превратилось в сверкающую вспышку ослепительного света. | ||
| + | |||
| + | Его мастерство в подобных драках не шло ни в какое сравнение с чудовищной убойной силой Космического Волка. | ||
| + | |||
| + | Воин зарычал ему в лицо, кровавая слюна брызнула на визор Аримана. Волк с грохотом обрушил кулак на шлем, ударяя снова и снова, движимый безумной яростью и дикой свирепостью. Ариман крутил головой, пытаясь смягчить силу каждого удара, но это было безнадежно. | ||
| + | |||
| + | Космический Волк собирался размозжить ему череп в кровавую крошку. | ||
| + | |||
| + | Металл шлема прогнулся, вдавливаясь внутрь. Разбитое бронестекло порезало кожу над глазом. Деформированный металл сломал кость на лице. | ||
| + | |||
| + | Ариман протянул руку вниз, пальцы забегали по толстой веревке, повязанной вокруг пояса Космического Волка. | ||
| + | |||
| + | ''Где же это...? Твой вид никогда не обходится без…'' | ||
| + | |||
| + | Наконец они нащупали кожаную рукоять широкого ножа для потрошения. Его неровное, грубой ковки лезвие было чересчур огромным. | ||
| + | |||
| + | Но сейчас это было то, что нужно. | ||
| + | |||
| + | Шлем Аримана раскололся, и порыв обжигающе ледяной бури ворвался внутрь. Кровь залила левый глаз. Во рту стоял привкус олова, а от горячего зловонного дыхания Космического Волка у него подкатило к горлу. | ||
| + | |||
| + | Он сорвал с петли волчий клинок. Противник широко взмахнул усиленным кулаком, чтобы, наконец, проломить колдуну череп. Ариман с криком вонзил клинок-потрошитель в рану, оставленную его болтерным снарядом в боку Космического Волка. | ||
| + | |||
| + | Переход в восьмое исчисление придал Ариману сил, мышцы наполнились праведной яростью, и он вогнал лезвие вверх, под костяной щит противника. Острый край разорвал легкие и сердце Космического Волка, но Ариман продолжал двигать клинком из стороны в сторону, как рычагом, сея кровавый хаос. Нож вспорол горло воина, рука Аримана по локоть погрузилась в тело врага. | ||
| + | |||
| + | Кровь потоком хлынула изо рта Космического Волка, заливая Ариману лицо. | ||
| + | |||
| + | Умирающий легионер боролся за жизнь. Космический Волк был мертв, но сдаваться не собирался. Он продолжал сражаться, из последних сил нанося слабые удары, пока не обмяк поверх своего врага. Захлебываясь чужой кровью, Ариман выбрался из-под трупа Космического Волка. | ||
| + | |||
| + | Он поднял глаза и увидел, как трое воинов в нефритово-зеленых доспехах начинают долгий и трудный подъем к золотому пьедесталу, куда уже поднялся Магнус. Они двигались так, словно великая и невидимая сила – совершенство психической мощи Императора – стремилась склонить их в знаке почтения. | ||
| + | |||
| + | Он попытался собраться с силами, но боль была нестерпимой и всепоглощающей. | ||
| + | |||
| + | Мандала распалась. Он увидел стоящего на коленях перед обугленным охотником Менкауру, насаженного на зазубренный гарпун. На последнем издыхании Космический Волк вырвал древко из тела легионера, и следом потащились, растекаясь подобно алой реке, кишки, намотанные на заостренные шипы. Менкаура схватился за живот, оттаскивая внутренности назад, будто каким-то образом мог собрать их обратно в свое выпотрошенное тело. Не удовлетворившись нанесенной раной, охотник крутанулся на пятке и насквозь пронзил копьем грудь Менкауры. | ||
| + | |||
| + | Оружие снова выдернули, и провидец опрокинулся назад, кровь растекалась вокруг него красным озером. В следующее мгновение рухнул на колени и охотник, психический огонь затрепетал и угас, и жизнь покинула Космического Волка. | ||
| + | |||
| + | Неподалеку лежал на спине Амон с повернутой в сторону головой. Боковая сторона его шлема была разбита в месте, куда попал болт. | ||
| + | |||
| + | Ариман не мог сказать, жив он или мертв. | ||
| + | |||
| + | Он потянулся за хекой, лежащей рядом, но чья-то бронированная нога опустилась на нее, раздавив пополам и позволив разлететься осколкам. Сморгнув липкие струйки крови, Ариман взглянул в лицо, которое видел в последний раз на Никее. | ||
| + | |||
| + | Тот же ястребиный нос, косматая борода и ухмыляющиеся глаза на худощавом лице. | ||
| + | |||
| + | Только сейчас эти глаза не улыбались. | ||
| + | |||
| + | – Я же говорил – твой вюрд плохо закончится, – прорычал Бъярки. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | Магнус ожидал увидеть ненависть в глазах брата, но в них была лишь глубокая печаль. | ||
| + | |||
| + | Он снова поднял посох, готовясь к яростной атаке, но ее не последовало. Вместо этого Вулкан опустил свой могучий молот и подвесил к крюку на поясе. | ||
| + | |||
| + | – Брат, – произнес Вулкан. | ||
| + | |||
| + | Еще одно слово, проникающее прямо в сердце. Еще один слог, обладающий великой силой, но на этот раз произнесенный искренне, с неподдельной честностью, которой был известен Вулкан. В былые времена Магнус, возможно, обнял бы своего брата под грохот боевых доспехов, отвесил ничего не значащий комментарий по поводу его сухого прагматизма или посоветовал бы ему время от времени отрываться от кузнечного горна. | ||
| + | |||
| + | Но те старые времена давно прошли, сейчас настали новые дни – дни войны и смерти. | ||
| + | |||
| + | Что он мог сказать брату, который считал его чудовищем? | ||
| + | |||
| + | '''''– У меня есть воспоминание,''''' – начал Алый Король, его голос был таким же надтреснутым и надломленным, как и душа. '''''– Выцветший обрывок из памяти, но все же воспоминание. Я стою на страже над твоим телом вместе с одним из твоих сыновей. Я не знаю его имени, но он твердо верит, что ты снова будешь ходить среди нас. Я вижу неугасающее белое пламя. Массу черного дыма и огонь, уничтожающий мир. В то время я не знал, что это значит...''''' | ||
| + | |||
| + | – Этим сыном был Артелл Нумеон, – сказал Вулкан. – Только благодаря его мужеству и вере я снова живу. И именно благодаря тебе он смог вернуть меня домой, на Ноктюрн. | ||
| + | |||
| + | '''''– Этого я уже не помню, уже нет. Но я видел твой труп, холодный и безжизненный. Как получилось, что ты оказался жив?''''' | ||
| + | |||
| + | – По правде говоря, не знаю, – сказал Вулкан. – В древности жрецы огня Ноктюрна сказали бы, что меня вернули к жизни урдраконы, обитающие в мире, где я родился. Они поведали бы, как великие драконы вдохнули в мою душу пламя абсолютной чистоты и снова зажгли огонь в моем сердце. | ||
| + | |||
| + | Магнус улыбнулся словам Вулкана и обвел взглядом огромную пещеру. | ||
| + | |||
| + | '''''– Поэзия слов твоего родного мира восхищает. Как и всех наших миров.''''' | ||
| + | |||
| + | – Наш отец выковал здесь железо моей души и сотворил гранит моей плоти, но Ноктюрн сделал меня тем, кто я есть. Так же, как и Просперо – тебя. | ||
| + | |||
| + | Вулкан шагнул ближе, отчего Магнус напрягся, но его брат не имел злого умысла. | ||
| + | |||
| + | – Эта война отняла у нас обоих так много, – произнес Вулкан. – Империум разделен ее пламенем, но ничто и никогда не возвращается из огня неизменным. Независимо от исхода сражения наверху, Империум больше никогда не будет прежним. | ||
| + | |||
| + | Магнус кивнул. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я не кузнечных дел мастер, как ты, брат, но разве некоторые вещи не закаляются в огне?''''' | ||
| + | |||
| + | – В опытных руках да, – согласился Вулкан. – Но огонь, полыхающий по всей Терре – это огонь ученика, который не ведает, что творит. Ничего хорошего из этого не выйдет. | ||
| + | |||
| + | Магнус продолжал развивать свою тему: | ||
| + | |||
| + | '''''– Огонь, по природе своей несущий преобразования, хотя, конечно, и разрушительные, зачастую является неизбежным предвестником перемен. Может по большому счету это и к лучшему? Застой – вот враг прогресса. Ведь в основе бытия каждой вещи лежит тенденция к усложнению. Эта тенденция провела Вселенную по пути от совершенно простого до границ великолепного, которое нас окружает.''''' | ||
| + | |||
| + | – Всегда учитель, – заметил Вулкан с кривой улыбкой. | ||
| + | |||
| + | Это был тот редкий случай, когда Магнус почувствовал, как полностью распадаются остатки его метафизических рассуждений. Но, как бы ни было приятно стоять лицом к лицу с братом, он понимал, что он нежеланный гость в святилище своего отца. Алый Король был сильно ослаблен, а Вулкан, несмотря на то, что, по-видимому, был мертв, сейчас казался сильнее, чем когда-либо. | ||
| + | |||
| + | '''''– Ты собираешься остановить меня?''''' – спросил Магнус. | ||
| + | |||
| + | – Зависит от ситуации, брат. Ты все еще хочешь его бросить? | ||
| + | |||
| + | Магнус опустил взгляд на свое копье, и его форма видоизменилась – оно превратилось из орудия войны в посох с изогнутым наконечником мастера братств Просперо. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я… Я больше не знаю, чего хочу,''''' – ответил он. '''''– Когда я следовал за Откровением, то был движим одной единственной целью, но теперь...? Я зашел далеко, но блуждаю, как никогда прежде...''''' | ||
| + | |||
| + | – Ты не заблудился, сын мой, ты именно там, где тебе нужно быть. | ||
| + | |||
| + | Магнус взглянул в глаза своему отцу, раскрывшиеся в золотом огне. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | |||
| + | Тизка. | ||
| + | |||
| + | У Магнуса перехватило дыхание, когда он увидел Город Света во всем своем великолепии – вспышки солнечного света, отраженного от полированного стекла великих пирамид, сверкали, как полуденные звезды. Небо безупречного василькового цвета, и запах недавно прошедшего летнего дождя слаще меда. Над гористым горизонтом тонкими пурпурными лентами стелились облака, а ветер приносил с океана соленый вкус, который Магнус больше никогда не надеялся вдохнуть. | ||
| + | |||
| + | От потери родного мира на глаза навернулись слезы, и он позволил им пролиться. | ||
| + | |||
| + | '''''– Какой красивой она была,''''' – произнес он, безошибочно чувствуя чье-то присутствие позади себя. | ||
| + | |||
| + | – Я помню день, когда впервые ступил на Просперо. Ты создал здесь настоящий рай, сын мой. | ||
| + | |||
| + | '''''– Единственный рай – это потерянный рай,''''' – печально сказал Магнус. '''''– Сейчас он существует только в моей памяти, ибо в реальности то, что стало с Тизкой, слишком болезненно.''''' | ||
| + | |||
| + | Его отец кивнул. | ||
| + | |||
| + | – Один мудрый человек однажды сказал, что, память способна быть как раем, из которого нас нельзя изгнать, так и адом, из которого невозможно сбежать. | ||
| + | |||
| + | Магнус повернулся к отцу и увидел Его облаченным в золото. Его доспехи сверкали так, что на них было больно смотреть. На первый взгляд их можно было принять за нечто церемониальное – каждая пластина была украшена причудливой гравировкой, усыпана сверкающими драгоценными камнями и отделана по краям самыми замысловатыми деталями. | ||
| + | |||
| + | Но при ближайшем рассмотрении стало ясно – эта броня повидала жестокие сражения, выдержала удары многочисленного оружия и была запятнана кровью несметного полчища врагов. | ||
| + | |||
| + | Он сиял внутренним светом, который хорошо запомнился Магнусу с той первой встречи, когда они воссоединились под огнем пирамиды Братства Пирридов. Синее пламя на вершине храма отбрасывало холодный свет на стекло его пологих стен, а громада бога-машины «Канис Вертекс» еще не заняла свое место у входа. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я пришел убить тебя,''''' – заявил Магнус. | ||
| + | |||
| + | – Знаю. Это все еще твоё намерение? | ||
| + | |||
| + | '''''– Я больше не понимаю, чего хочу. Я не могу ничего предсказать, поскольку переменные галактики, вступившие в игру, не поддаются никаким формулам. Даже Орден Разрухи не может разглядеть тропинку в темном лесу'''''. | ||
| + | |||
| + | – Тогда позволь мне показать тебе возможный выход, – предложил Император и, свернув на одну из боковых улочек, направился в сторону площади Оккуллум. | ||
| + | |||
| + | Вместе они прошли мимо декоративного сада с фигурными деревьями, подстриженными усилием мысли, где ученые вели дискуссионные беседы, в уютной тишине читали пары, а смеющиеся дети передавали друг другу мяч одной лишь силой разума. | ||
| + | |||
| + | Откуда-то послышалась песня, мелодию которой наигрывал уличный музыкант. Её сочинили первые поселенцы, достигшие Просперо, и пелось в ней о том, как они покинули Старую Землю: | ||
| + | |||
| + | |||
| + | |||
| + | В науках и в искусствах умудренный, | ||
| + | |||
| + | Бразды правления я передал | ||
| + | |||
| + | И отошел от дел, | ||
| + | |||
| + | Предавшись страстно наукам тайным. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | |||
| + | Вокруг них в разноцветных одеждах гуляли жители Тизки, такие же красивые и стройные, какими он их помнил – великие умы, любознательные натуры. | ||
| + | |||
| + | Это было невыносимо. | ||
| + | |||
| + | '''''– Зачем ты привел меня сюда?''''' – спросил Магнус. | ||
| + | |||
| + | – Нет, это сделал ты, – ответил Император. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я не это имел в виду. Если Малкадор не лгал, то ты хотел, чтобы я оказался здесь, прямо сейчас. Прямо перед тобой. Почему?''''' | ||
| + | |||
| + | Его отец согласно кивнул. | ||
| + | |||
| + | – Малкадор говорил правду. Это было его последнее дело. | ||
| + | |||
| + | Магнус опустил голову от стыда. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я не хотел его убивать'''''. | ||
| + | |||
| + | – Я понимаю. Но его смерть была жертвой, которую, как он знал, от него могут попросить. Он знал это и принял. Еще одна смерть в грандиозном параде смертей. Для меня это больно по-своему, ведь мы проделали вместе долгий путь – длиннее, чем большинство людей или богов могут себе представить. И все же, в масштабах того, с чем сталкивается наш вид, его смерть не имеет значения. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я всегда забываю, каким равнодушным ты можешь быть'''''. | ||
| + | |||
| + | – Это не равнодушие, это реалии жизни. То, что может быть достигнуто его жертвой, будет иметь гораздо большую ценность, чем жизнь одного. Даже тысяча жизней будет ценой, которую стоит заплатить за то, чего мы с тобой сможем достичь. | ||
| + | |||
| + | '''''– Ты и я?''''' | ||
| + | |||
| + | – Да, – подтвердил его отец, и в этом обещании Магнус увидел первый проблеск рассвета. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я не понимаю'''''. | ||
| + | |||
| + | – Я хотел, чтобы ты оказался здесь передо мной, чтобы избежать ошибок и недоразумений, чтобы Разрушительные Силы, настроенные против меня, не смогли исказить мои слова или намерения. Я хотел, чтобы ты посмотрел мне в глаза и осознал правду того, что я предлагаю. | ||
| + | |||
| + | Магнус затаил дыхание. | ||
| + | |||
| + | Отец повернул к нему лицо, и Магнус встретился с Его ужасным взглядом, чувствуя нечеловеческую силу, притаившуюся в Его сердце. Этой силой можно за одно мгновение расщепить человека на атомы и заново вдохнуть в него жизнь. Эта сила прошла через череду тысячелетий и крепла с каждым столетием, оттачивая себя для эпохи, в которой она была необходима. | ||
| + | |||
| + | '''''– Что же ты предлагаешь?''''' | ||
| + | |||
| + | – Шанс снова встать рядом со мной. Прощение. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | ===<big>'''15 Кровь Урдраконов'''</big>=== | ||
| + | |||
| + | Свет Тизки отхлынул от Магнуса, и он поплыл. | ||
| + | |||
| + | Несвязанный никакими ограничениями физического мира, он дрейфовал в Великом Океане – создание из мыслей и воспоминаний, свободное от общепринятых форм и мирских забот. | ||
| + | |||
| + | Он воспарил к двойным звездам, погрузился в их термоядерные сердца и искупался в их непостижимом свете. Он наблюдал рождение видов, неизвестных человечеству, и видел гибель тех, на останках и костях которых были сотворены мужчины и женщины. | ||
| + | |||
| + | И он плыл не один. | ||
| + | |||
| + | Его отец пылал рядом с ним – сверкающая комета силы и могущества. | ||
| + | |||
| + | Магнус путешествовал по Великому Океану с момента своего зарождения, Императору же он был знаком еще с более ранних времен развития человечества. Обогнув большую сингулярность в центре Млечного Пути, они устремились к звездному гало, чтобы окунуться в свет далеких галактик. Они следовали по траекториям блуждающих комет, изучали звездные ясли и определяли судьбы застывающих протопланет. | ||
| + | |||
| + | Магнус снова был ребенком с чистым разумом, ведомый Великим Океаном и находясь под защитой своего отца от глубоководных хищников. Их притягивал свет Императора, но Он, смеясь, уничтожал их или стравливал друг с другом. | ||
| + | |||
| + | Время здесь не имело значения, поскольку рождение и смерть галактики слились воедино. | ||
| + | |||
| + | Они направились к бледно-голубой точке в западном спиральном рукаве галактики. Мало что значащий мир, ничем не отличающийся от десятков тысяч других, точно таких же, миров. И все же этот обладал судьбой, которую ни один другой не разделит. | ||
| + | |||
| + | Терра. | ||
| + | |||
| + | Они нырнули к ней, прошли через атмосферу, и взору предстал мир, которого Магнус никогда не знал – бескрайние просторы голубых океанов, серебристые горы, шапки зеленых лесов и безбрежные колыхающиеся золотые поля. | ||
| + | |||
| + | Не Терра. Старая Земля. | ||
| + | |||
| + | И точно так же, как они наблюдали подъем и падение древних цивилизаций в глубинах галактики, здесь они были свидетелями рассветов и закатов несметного числа культур. Внезапная и катастрофическая гибель Древней Ассирии, быстрый рост и медленный распад городов-государств Грекана и Романии, земель Прусайи, Великой империи Альбиона и множество других: Толосы, Дал Риады, Византиона, Цернагоры, Сабаудии. | ||
| + | |||
| + | Нескончаемый список исчезнувших империй. | ||
| + | |||
| + | Магнус подумал о древних царях и царицах, что восседают на своих тронах и слушают истории о разрушенных цивилизациях. Он представил, как они смеются над глупостью давно мертвых империй, ни разу не подумав, что однажды их постигнет та же участь. | ||
| + | |||
| + | Он посмотрел на ослепительное сияние своего отца. | ||
| + | |||
| + | ''Неужели Он столкнулся с тем же моментом?'' | ||
| + | |||
| + | Зелено-голубой шар превратился в мир из стали и камня, его некогда чистая атмосфера сгорела от токсичных туманов, а уровень загрязненного океана поднялся, чтобы отвоевать территорию у суши. Войны за земли охватили целые континенты, а затем распространились еще дальше, когда конкуренция за ресурсы привела к тому, что мировые конгломераты ополчились друг против друга. | ||
| + | |||
| + | Очаги самоуничтожения вспыхивали и горели по всей поверхности планеты. Раз за разом население мира росло до не поддающихся контролю размеров, а затем сокращалось, проходя по лезвию ножа вымирания. | ||
| + | |||
| + | Во всем этом Магнус видел бесконечно повторяющиеся закономерности, важные моменты, чередующиеся на протяжении всей истории человечества. Те же ошибки, то же сознательное невежество. | ||
| + | |||
| + | Та же самоуверенность. | ||
| + | |||
| + | Экспедиции в космос – корабли колонистов, терраформеры, святые паломники, флоты завоевателей – люди запустили почти сразу, как только позволили технологии. Началась многовековая миграция к звездам. Сложно сказать наверняка, что это было – безрассудно смелая экспансия в неизведанные глубины космоса или золотой век исследований. | ||
| + | |||
| + | Могло показаться, что теперь, когда человечество полностью исчерпало ресурсы Земли, оно стремилось покинуть свой некогда голубой мир, которому больше нечего было дать. | ||
| + | |||
| + | Но вот наступила Старая Ночь. | ||
| + | |||
| + | Через свою призрачную форму Магнус ощущал крики со всех сторон космоса. Он плакал как никогда, чувствуя боль и утрату. Даже после гибели Просперо он не пролил столько слез. | ||
| + | |||
| + | И только, казалось, что время человечества истекло, оно выстояло вновь. | ||
| + | |||
| + | Время государств ушло, и началась эра племен техноварваров, жестокая эпоха деспотов и этнархов, варварских королей и жаждущих крови жрецов. И вот теперь, когда человечество было готово себя истребить, Магнус уловил первые движения направляющей руки, которая определяла судьбу вида последовательно и, казалось бы, незаметно. Эта рука управляла так тонко и так осторожно, словно шепот в грозу, что он даже не был уверен, была ли она на самом деле. | ||
| + | |||
| + | И эпоху тьмы наконец озарил свет. | ||
| + | |||
| + | Он имел много имен, но только одно имело значение. | ||
| + | |||
| + | Император. | ||
| + | |||
| + | Тираны прошлого один за другим были истреблены, и на пепле старой империи была создана новая. В этот Век Единства родился Империум – величайшая империя, которую когда-либо видела галактика. | ||
| + | |||
| + | Магнус наблюдал за развитием событий, которые изучал еще в юности, пока стремительно разворачивающаяся история Земли не догнала его прошлое, которое он уже пережил. Он видел Экспедиционные флоты, запускаемые с поля Крылатой Ники, которое он едва узнал, настолько крошечным было это место по сравнению с тем, что раскинулось сейчас среди гор. | ||
| + | |||
| + | Друг за другом потерянные миры воссоединялись, забытые ветви человечества возвращались в лоно Империума. С замирающим сердцем Магнус ждал момента, когда все пойдет не так. Когда Хорус падет на Давине. | ||
| + | |||
| + | Но ничего из этого не случилось. | ||
| + | |||
| + | Легионы достигли границ галактики, и на последнем, приведенным к согласию мире, Луперкаль и его Сыны Хоруса подняли знамя Императора, от чего сердце Магнуса наполнилось гордостью. | ||
| + | |||
| + | '''''+ Этого никогда не было, +''''' сказал он, его разум был соединен с разумом отца. | ||
| + | |||
| + | + Нет, но так могло быть. И так почти произошло. + | ||
| + | |||
| + | Мыслями Магнус вернулся к Просперо и увидел мир, который знал и любил, его жителей, не только процветающих, но и передающих свои знания обитателям всего Империума. Его разум кружил по планете, созерцая новые города и аркологии, неизвестные диковины и сооружения, которые несли на себе следы чудесных замыслов Пертурабо. | ||
| + | |||
| + | '''''+ Где я? +''''' спросил он, не обнаружив себя ни в Пирамиде Фотепа, ни где-либо еще. | ||
| + | |||
| + | + Посмотри на Терру, + сказал его отец. | ||
| + | |||
| + | Магнус устремился назад, к месту своего сотворения, и там, глубоко в сердце мира, обнаружил себя в огромной пещере среди машин, сидящим на Золотом Троне, на котором совсем недавно видел своего отца. | ||
| + | |||
| + | Страх коснулся Магнуса при воспоминании о видении – его физическое тело, изможденное невообразимыми затратами усилий на поддержание портала. | ||
| + | |||
| + | '''''+ Я видел это, +''''' сказал он. '''''+ Это убьет меня. +''''' | ||
| + | |||
| + | + Посмотри внимательнее, сын мой. + | ||
| + | |||
| + | Громадные двери перед троном были раскрыты, и из них лился благодатный свет. И это не было видением его гибели, которое ему показали. Здесь лицо Магнуса было безмятежным и свободным от забот, а сам он – просто сосудом из плоти и крови. Его тонкое тело полностью отсутствовало. | ||
| + | |||
| + | Отец почувствовал его замешательство. | ||
| + | |||
| + | + Твой дух рядом со мной, как и сейчас. Мы плывем по Великому Океану, исследуя неизвестные пределы сознания. Мы – повелители времени и пространства. О чем всегда мечтали. + | ||
| + | |||
| + | '''''+ Зачем мне показывать то, что никогда не происходило? От этого только яд сожаления проникает глубже. +''''' | ||
| + | |||
| + | + Прошлое не изменить, но будущее еще не потеряно, каким бы беспросветным оно ни казалось. Это будущее, или, по крайней мере, одна из его версий, все еще может произойти. + | ||
| + | |||
| + | '''''+ Для этого уже слишком поздно. +''''' | ||
| + | |||
| + | Его отца это развеселило. | ||
| + | |||
| + | + Ты думаешь, я бы показал тебе его, будь все по-другому? + | ||
| + | |||
| + | |||
| + | Магнус открыл глаз, чувствуя знакомую тяжесть тела. | ||
| + | |||
| + | Время их совместного видения протекало в космическом масштабе, но в пещере под Санктум Империалис прошло всего мгновение. Вулкан стоял подле Императора, его поза выдавала напряженность ожидания. | ||
| + | |||
| + | Глаза отца все еще горели золотом, его последний вопрос повис между ними. | ||
| + | |||
| + | '''''– Как? Как может произойти такое будущее?''''' | ||
| + | |||
| + | – Довольно просто, – сказал Император, и Магнус заметил дрожь напряжения у Него на лбу – свидетельство того, сколько психических усилий Ему требуется, чтобы обратиться вот так, напрямую. – Еще раз поклянись мне в верности. Займи свое законное место рядом со мной, и, объединившись, мы изгоним предателей с Терры. Мы уничтожим их и откроем новую эру крестового похода. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я думал, ты всегда ненавидел это слово'''''. | ||
| + | |||
| + | – Да, – признался его отец, – но это было тогда. Наш первый поход был предпринят в надежде воссоздать нашу галактическую культуру, которую разрушила Старая Ночь, в попытке найти и воссоединить потерянных сыновей и дочерей. Но сейчас грядет война возмездия – очищение миров и безжалостная гибель для всех наших врагов. | ||
| + | |||
| + | '''''– И ты хочешь, чтобы я стал частью этого?''''' | ||
| + | |||
| + | – Да, сын мой, – сказал Император, и Его глаза засияли еще ярче. – Мне нужно, чтобы ты был рядом со мной, потому что твоя душа все еще принадлежит тебе и все еще руководствуется праведной святостью твоей натуры. Я видел, что ты сделал наверху, в Великой Обсерватории. Ты мог бы оставить всех тех людей умирать. Но ты этого не сделал. Ты не смог. В отличие от твоих братьев за стенами, ты все еще мой сын. Твой разум всегда был самым сильным из всех, но Хаос слишком глубоко проник в их сердца и умы, чтобы его можно было навсегда искоренить. | ||
| + | |||
| + | '''''– Красный Ангел, Бледный Король, Хорус Луперкаль, Лоргар, Керз, Альфарий, Фениксиец, теперь они действительно монстры, но Пертурабо все еще мой брат, он все еще твой сын. Он слишком упрям, чтобы унижаться перед силами, которые считает демоническими. Его душа закована в холодное железо'''''. | ||
| + | |||
| + | – И именно поэтому он потерян для нас, – сказал Вулкан. – Пертурабо поклялся в верности Хорусу, и ты не хуже меня знаешь, что его слово, данное однажды, нерушимо. Он не отступит ни сейчас, ни когда-либо. Стремление унизить Рогала поглотило его. | ||
| + | |||
| + | Магнусу хотелось возразить и защитить своего самого близкого брата, но он понимал, что Вулкан прав. Уничтожить величайшую работу Рогала Дорна стало единственной и навязчивой идеей для Повелителя Железа. Теперь, когда Император открыто высказал свое предложение, Магнус понял, в чем заключалась недостающая часть его души. Никакой осколок, отделившийся от целого, не восстановил бы его – только вера в высшую цель и желание быть частью чего-то большего, чем он сам. | ||
| + | |||
| + | Быть значимым. | ||
| + | |||
| + | Вот он, последний недостающий фрагмент. | ||
| + | |||
| + | ''Тогда почему я сомневаюсь?'' | ||
| + | |||
| + | '''''– За это ведь есть цена, не так ли?''''' – произнес он наконец. '''''– Чтобы ни твердили поэты, прощение не дается просто так. За него всегда приходится платить'''''. | ||
| + | |||
| + | – Так и есть, – согласился Император. – Цена высока, но необходима. Ты все еще хозяин своему телу и разуму, но воины твоего Легиона прокляты. На самом деле, они были прокляты в тот момент, когда проявились первые признаки изменения плоти. Сами их тела несут в себе семя разрушения, и ни мои знания в генетике, ни искусство Селенар не смогут обратить его вспять. Ты можешь вернуться ко мне, но твой Легион – нет. | ||
| + | |||
| + | Магнус почувствовал, как холод сжал его сердце, но отец продолжал. | ||
| + | |||
| + | – Но я создам для тебя новый Легион, могучих воинов, превосходящих всех ныне живущих. Планы по их созданию уже введены в действие. Скоро ты будешь командовать воинами, подобных которым не знала галактика, чья плоть будет безупречна, кулаки как сталь, а сердца закованы в адамантий! | ||
| + | |||
| + | '''''– Ты дашь мне новый легион?''''' | ||
| + | |||
| + | – Да, и он станет гордостью нового Империума. | ||
| + | |||
| + | Магнус промолчал, представляя чудесное новое будущее, в котором его сыновья свободны от мутаций, от страха, который преследовал их на каждом шагу. Свободны от мрачной тени сомнений, от всего, что угрожало их поглотить. | ||
| + | |||
| + | И он вместе со своим отцом ведет своих новых воинов в новый крестовый поход, чтобы отвоевать звезды. На этот раз они не повторят ошибок прошлого. На этот раз они изменят галактику так, какой она и должна быть. | ||
| + | |||
| + | Это было все, чего он когда-либо желал… И все же… | ||
| + | |||
| + | '''''– Как я смогу сражаться на твоей стороне, зная, что обрек своих сыновей на смерть? Я буду смотреть на новых воинов и видеть в них лица моих преданных легионеров. Каким я буду отцом, если брошу их? Как ты можешь просить меня об этом?''''' | ||
| + | |||
| + | – Это единственный выход, Магнус. По правде говоря, твои сыновья уже мертвы. Еще несколько лет – и неизбежные мутации сразят даже самых сильных из них. Так или иначе, их не станет. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я... я не могу бросить их, отец,''''' – сказал он, сжимая руки в кулаки. '''''– Их судьба еще не решена. Я найду способ спасти их. Я должен'''''. | ||
| + | |||
| + | – Пожалуйста, брат, – Вулкан шагнул к нему. – Вернись к нам, молю тебя. | ||
| + | |||
| + | Магнус обернулся на лязг доспехов. Три воина в цветах XVIII Легиона поднялись на вершину огромного золотого помоста. Магнус ощутил их восхищение при виде своего генетического отца. Но стоило воинам увидеть Императора, как они невольно упали на колени в благоговении, раздавленные Его всепоглощающим присутствием. | ||
| + | |||
| + | Магнус повернулся к Вулкану: | ||
| + | |||
| + | '''''– А ты бы пожертвовал своими? Ты бы предал хотя бы одного из них ради собственных желаний?''''' | ||
| + | |||
| + | – Я бы не смог, – глубокий голос Вулкана был наполнен горем, правая рука скользнула к Урдракулу на поясе. | ||
| + | |||
| + | Край посоха Магнуса трансформировался, снова превращаясь в наконечник копья. | ||
| + | |||
| + | '''''– Тогда почему ты думаешь, что я смогу?''''' – взревел он. | ||
| + | |||
| + | Они двинулись одновременно. | ||
| + | |||
| + | Магнус отвел руку назад, приготовившись бросить посох в Императора. Он сделал идеальный бросок, прицел был точен и смертоносен. Всю свою ярость он вложил в этот удар. | ||
| + | |||
| + | Ярость от того, что отец поставил его перед этим ужасным выбором. | ||
| + | |||
| + | Ярость от того, что Он верил, будто Магнус будет готов принять Его предложение. | ||
| + | |||
| + | Но самое главное, то была ярость от того, что он, Магнус, почти был готов его принять. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | Абидеми смотрел, как полыхающее копье вылетает из руки Алого Короля, словно выпущенная полубогом молния, жаждущая поразить царя богов. Легионер едва мог двигаться, с трудом мог думать. Нахождение в такой близости от Повелителя Человечества почти лишило его всякой независимой мысли или воли. Как мог любой человек, будь он смертный или Астартес, осмелиться пошевелиться под этим взглядом? | ||
| + | |||
| + | Вулкан взметнул молот вверх и одним ударом сшиб копье с траектории. Оно отклонилось и, описав дугу, бумерангом вернулось в руки своего хозяина. Вулкан бросил на падшего брата взгляд, полной жуткой смеси ненависти и печали. | ||
| + | |||
| + | Они столкнулись друг с другом с оглушительным грохотом богомашин на войне. | ||
| + | |||
| + | Абидеми с трудом повернул голову набок и встретился взглядом с Бареком Зитосом. Тот также был скован могуществом и величием Императора. | ||
| + | |||
| + | – Что нам делать? – спросил он. | ||
| + | |||
| + | – Не знаю, – ответил Абидеми. | ||
| + | |||
| + | Вулкан и Магнус молотили друг друга, один наносил оглушительные, точно раскаты грома, ударами молотом, другой хлыстал полыхающим копьем. Встать между сражающимися примархами для легионеров было бы самоубийством. | ||
| + | |||
| + | – Вот оно, твое видение, брат, – прошептал Иген Гарго в вокс-бусину. – Драконы в огне. Ты верно направил нас. | ||
| + | |||
| + | Абидеми сжал рукоять Драукороса, представляя суровые, непреклонные черты Артелла Нумеона. Тот бы знал, что делать. | ||
| + | |||
| + | Вулкан ударил молотом Магнусу в бедро, плоть разорвалась и раздробились кости. В ответ Магнус вонзил копье в наплечник Вулкана. Прочность пластины не остановила его острие, и оно чисто прошло насквозь. Хлынула кровь, но Вулкан даже не подал виду, что почувствовал рану. | ||
| + | |||
| + | '''''– Вы все лжецы,''''' – выкрикнул Магнус. '''''– Вы обещаете прощение, заранее зная, что принять его невозможно'''''. | ||
| + | |||
| + | – Ты ошибаешься, Магнус, – возразил Вулкан. – Ты ослеплен своей самоуверенностью. | ||
| + | |||
| + | '''''– Нет!''''' – взревел Магнус, его руки были объяты огнем, он уворачивался от каждого удара Вулкана. | ||
| + | |||
| + | Абидеми уже видел, как сражается его примарх, и знал, что он был превосходным мастером ближнего боя. И все же против Магнуса он двигался так, словно противник его безнадежно превосходил. Алый Король игнорировал каждый ложный выпад, отводил каждый смертельный удар, уклонялся от него или с легкостью блокировал. | ||
| + | |||
| + | – Колдун видит каждое движение нашего отца, прежде чем он его сделает! – воскликнул Гарго. | ||
| + | |||
| + | Абидеми хотел подняться, броситься в бой рядом с примархом, но тело ему не повиновалось. Сейчас он был простым наблюдателем. | ||
| + | |||
| + | Магнус крутанулся вокруг Вулкана и вонзил копье в ему спину. Пылающий наконечник пробил заднюю пластину брони и соскользнул. Вулкан повернулся на четверть оборота влево и получил удар рукоятью посоха по шлему. Металл раскололся, брызнули искры. Вулкан увернулся от повторного взмаха лезвия и обрушил Урдракул. | ||
| + | |||
| + | Молот попал Магнусу в подбородок, и его голова откинулась назад. Мышцы щеки взорвались, и примарх выплюнул зубы и кровь, слишком яркую, чтобы быть настоящей. Вулкан пробил его защиту, колотя молотом по груди, будто крушил стену. | ||
| + | |||
| + | Бронзовый нагрудника Магнуса прогнулся, один из пожелтевших рогов обломился в месте, где крепился к броне. Молочно-белая кровь заструилась по груди, куски кожи и металла разлетались при каждом ударе. Магнус ухмыльнулся, отступая назад. Вулкан последовал за ним. | ||
| + | |||
| + | Колдун содрал с плит помоста полосы золота и стали и швырнул их в брата. Погнутые балки, стальные листы, обрывки кабелей – все полетело в Вулкана. Молотом он раскидал их в стороны, пробиваясь сквозь ураган психической силы. | ||
| + | |||
| + | Магнус смеялся, раскинув руки в стороны. Он сорвал стальные тросы и механизмы. Они пронеслись в воздухе и обхватили запястья и лодыжки Вулкана. Он боролся с ними, но его затягивало только сильнее. Магнус сжал кулаки, и путы натянулись. | ||
| + | |||
| + | Боевой доспех Вулкана, известный как Чешуя Дракона – легенда, выкованная мастерами-кузнецами Ноктюрна в тайных залах под горой Смертопламя. Он выдержал ярость Истваана V и пытки Конрада Керза. | ||
| + | |||
| + | Но теперь он деформировался. | ||
| + | |||
| + | Магнус выбросил пламя – призрачный жар своих колдовских сил. Очертания Алого Короля постоянно менялись, будто он боролся с каким-то неумолимым притяжением извне. | ||
| + | |||
| + | Вулкана сковало в живых тисках. Под силой мощи Магнуса броня сминалась, с нее сыпались керамит и стальные чешуйки. Кожа, блестящая, как полированный оникс, покрывалась ручейками пота и морщинами боли с каждым проделанным тяжелым шагом навстречу Магнусу. | ||
| + | |||
| + | Копье взметнулось вверх, его наконечник был слишком ярким, чтобы на него можно было смотреть. | ||
| + | |||
| + | '''''– Если я должен быть проклят вместе со своими сыновьями, то пусть я буду проклят, брат'''''. | ||
| + | |||
| + | Алый Король качнулся и метнул копье так, как если бы из пусковой установки выпустили «Мародера». Клинок пробил нагрудник Владыки Змиев, разорвал ему грудь, сердце и легкие, вырвался из спины и по дуге взлетел высоко вверх. Вулкан не вскрикнул и не дрогнул. Он продолжал идти, шаг за шагом растягивая тугую сталь, что разрезала его броню и сокрушала кости. | ||
| + | |||
| + | Абидеми вскричал и вскочил на ноги. Какие бы чары ни завладели им, они рухнули при виде того, как его генетический отец был смертельно ранен. Подъем Абидеми освободил и его братьев, и Иген Гарго поднялся слева от него, а Барек Зитос – секундой позже справа. | ||
| + | |||
| + | – Поможем ему, – сказал Абидеми Гарго. | ||
| + | |||
| + | Драукорос с ревом ожил, и легионеры подошли к своему примарху с флангов. Вулкана окружил ураган из острых, как лезвие, стальных осколков. Они оставляли глубокие царапины на броне Абидеми, как колючие пески на Огненной Дороге через Пустыню Погребальных костров. | ||
| + | |||
| + | Абидеми дотянулся до вытянутой правой руки Вулкана и взмахнул Драукоросом, в то время как Гарго рубанул длинным лезвием своего копья. Черные зубья одним ударом прокусили стальной трос, и Владыка Змиев был свободен. | ||
| + | |||
| + | Подобно выпущенному на волю шторму, он бросился на Магнуса и направил молот в голову повелителя-колдунов. Угол внешнего края смертоносного оружия угодил примарху в плечо, но удар был такой титанический силы, что тот пошатнулся, и все, что удерживалось им в воздухе, попадало на пол металлическим дождем. | ||
| + | |||
| + | Кровь залила Алому Королю лицо, его единственный глаз светился силой. | ||
| + | |||
| + | Рука Вулкана рванулась вперед. | ||
| + | |||
| + | Магнус метнул копье, подобно молнии с небес. Оно было точно нацелено в череп Вулкана для предательского удара, который должен в одно мгновение покончить с живой легендой. | ||
| + | |||
| + | Все пронеслось перед глазами Абидеми за секунду до удара, и его сердце сковал лед. | ||
| + | |||
| + | Барек Зитос увидел все раньше. | ||
| + | |||
| + | Гигантский Саламандра налетел на своего отца, точно атакующий быкоящер. | ||
| + | |||
| + | Сам Вулкан не устоял бы перед таким мощным ударом. Его качнуло вперед. | ||
| + | |||
| + | Всего один шаг, но жизнь и смерть зависели и от меньшего. | ||
| + | |||
| + | Копье рассекло Зитоса на части, от ключицы до таза. Из разрезанных половинок тела хлынула кровь, и они соскользнули на пол. Вулкан закричал. | ||
| + | |||
| + | С ревом он выхватил молот из зажатой руки Барека. | ||
| + | |||
| + | – Нет! – воскликнул Абидеми. | ||
| + | |||
| + | Даже Магнус выглядел потрясенным смертью Зитоса. | ||
| + | |||
| + | У Вулкана было лишь мгновение, чтобы воспользоваться преимуществом, и он его не упустил. | ||
| + | |||
| + | Вооруженный двумя молотами, он обрушивал на Алого Короля удар за ударом. | ||
| + | |||
| + | Первый смял наплечник, второй прогнул литую поверхность нагрудника, и оставшийся рог раскололся. | ||
| + | |||
| + | Вулкан развернулся, нагнувшись, и третьим ударом разбил колено своему противнику. | ||
| + | |||
| + | С четвертым ударом молот врезался в бок и раздробил ребра. | ||
| + | |||
| + | Магнус дрогнул, вынужденный отступить перед лицом этой безудержной ярости. | ||
| + | |||
| + | Вулкан продолжал колотить своего брата по лицу, высекая пламя. Он поставил противника на колени. Алая грива Магнуса вспыхнула огнем, кожа обуглилась до черноты. Плоть стекала с черепа, обнажая белесые кости. | ||
| + | |||
| + | Абидеми и Гарго бросились на Магнуса, чтобы отомстить за Барека Зитоса. | ||
| + | |||
| + | Драукорос поднимался и падал, отсекая светящиеся куски мяса от тела Магнуса, а Иген Гарго колол его копьем снова и снова, пока вражеский примарх не заревел в агонии. Его огромный глаз наполнился кровью, и он плакал алыми слезами, когда Саламандры резали его на куски. | ||
| + | |||
| + | Магнус поднял руку, и Абидеми отрубил запястье взмахом меча. | ||
| + | |||
| + | Гарго пронзил внутренности колдуна, и из раны брызнула молочно-белая кровь, которая никак не могла быть кровью. Она лилась из множества смертельных ран, заполнила горло Магнуса. Его вырвало сгустком жуткой дряни, и он посмотрел на Вулкана своим налитым кровью глазом. | ||
| + | |||
| + | '''''– Это конец?''''' – спросил он. | ||
| + | |||
| + | Сквозь сломанную челюсть, выбитые зубы и порезанный язык слова прозвучали влажно и невнятно. Ужасные раны, которые должны были трижды убить его. | ||
| + | |||
| + | – Так не должно было быть, – произнес Вулкан с искренним сожалением в голосе. – Ты мог бы остаться с нами. Мог снова стать моим братом. | ||
| + | |||
| + | Магнус покачал головой. | ||
| + | |||
| + | '''''– Цена слишком высока.''''' | ||
| + | |||
| + | – Тысяча сыновей? – Вулкан все еще умолял брата. – Тысяча уже проклятых сыновей ради Империума? | ||
| + | |||
| + | '''''– Даже один – это слишком много'''.'' | ||
| + | |||
| + | Алый Король оскалился и откинул голову назад. | ||
| + | |||
| + | Но это был не жест капитуляции, не обнажение горла перед палачом. | ||
| + | |||
| + | Его заплывший кровью глаз заполнился зловещим сапфировым светом, конечности вспыхнули синим и розовым пламенем, изуродованное тело поднялось высоко вверх. Пламя взметнулось и раскинулось за спиной примарха, подобно паре огромных крыльев. | ||
| + | |||
| + | Тяжелые раны, полученные им, закрылись в одно мгновение, сделав кожу ровной и безупречной. Кости срослись, разорванные артерии и вены соединились, а нематериальная плоть восстановилась по всему телу. | ||
| + | |||
| + | Осколки доспехов подлетели к нему и накрепко сплавились с телом без единого шва, словно схватки и не было. | ||
| + | |||
| + | Последний осколок Алого Короля, все еще цеплявшийся за материальный мир, наконец, был уничтожен, и его тело добровольно отдалось в руки адских хозяев из тьмы варпа. | ||
| + | |||
| + | Он опустил взгляд на Саламандр. Его глаз пульсировал тошнотворным голубым светом обреченных звезд из миров, где безраздельно властвовали нерожденные. | ||
| + | |||
| + | И с раскрытием глубочайшей истины о его высвободившихся силах, непреодолимая сила телэфирной защиты выбросила Магнуса из темницы и навсегда изгнала из Санктум Империалис. | ||
| + | |||
| + | Его последние слова повисли в воздухе, как проклятие. | ||
| + | |||
| + | '''''Все прах.''''' | ||
| + | |||
| + | |||
| + | Когда буря сапфирового пламени уносила тела колдунов, далеко внизу раздался одинокий волчий вой, и эхом разнесся по пещере. Это Бъярки взвыл от горя и гнева. Наконец губительный свет исчез, оставив его наедине с телами погибших товарищей по стае. | ||
| + | |||
| + | Он выл по всем, кого потерял, и по всем, кому только предстояло умереть. | ||
| + | |||
| + | Сзади приблизился Промей и осторожно положил руку на наплечник Бъярки. Но в легионере все еще кипела жажда убийства, и он обнажил клыки. | ||
| + | |||
| + | – Ольгир Виддоусин, щитоносец, – начал Промей. – Свафнир Терзающий Волк, творец скорби Тра. Они совершили много подвигов, и я имел честь быть свидетелем многих из них. | ||
| + | |||
| + | – Здесь не место для проводов воинов Влка Фенрика, – предупредил Бъярки. – И нет никого, кто мог бы слушать саги о них. | ||
| + | |||
| + | Промей поднял глаза на золотой свет, льющийся сверху. | ||
| + | |||
| + | – Ошибаешься, – вымолвил он. – Есть. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | ===<big>'''16 Никогда не забывай, никогда не прощай'''</big>=== | ||
| + | |||
| + | Она очнулась с тем же криком на губах. | ||
| + | |||
| + | Над ней кружились булавочные уколы света, словно водоворот ночного звездного неба в длительной выдержке. Она закашляла кровью и попыталась сесть. Это оказалось труднее, чем она думала. | ||
| + | |||
| + | Потом поняла, что прилипла к земле, лежа в луже засохшей крови. | ||
| + | |||
| + | ''Ее крови''. | ||
| + | |||
| + | Почти всей, судя по размерам пятна. | ||
| + | |||
| + | Как и всегда в такие моменты она ждала, прислушиваясь. Она не представляла, сколько времени прошло с тех пор, как ее глаза были открыты в последний раз. Тьма и тишина. | ||
| + | |||
| + | Ночь? Нет, она находилась в пещере глубоко под землей. Слышался шум накатывающих волн, плеск падающих в воду предметов. | ||
| + | |||
| + | ''Подземная пещера. Магнус Красный… Игра в регицид.'' | ||
| + | |||
| + | Малкадор… | ||
| + | |||
| + | Аливия подтянула себя и выпрямилась, поморщившись от вспышки боли между лопаток, от стянутости новой кожи, непривычности новых органов, новых костей. | ||
| + | |||
| + | Подогнув ноги, она поднялась, с трудом держа равновесие и немного пошатываясь. | ||
| + | |||
| + | Аливия стояла на краю площади между слишком большими виллами. Только теперь в ее центре возвышалась толстая башня цвета слоновой кости. Неуверенной походкой она медленно ее обошла. Если это и была шахта лифта, то, похоже, без двери. | ||
| + | |||
| + | Она отвернулась и пошла в сторону берега. Обломки стола и стульев были разбросаны по гальке. Их окружали глубокие следы, а рядом она увидела латунную гильзу одинокого болтерного снаряда. | ||
| + | |||
| + | Она наклонилась, чтобы поднять ее, и ощутила едкий запах топлива изнутри. | ||
| + | |||
| + | Снаряды, предназначенные для убийства легионеров, превращали обычного человека в страшное месиво. | ||
| + | |||
| + | Болтган был оружием, созданным психопатом. | ||
| + | |||
| + | Рядом с гильзой, наполовину погребенной в песке, лежала отколотая часть доски для регицида и три резные фигуры. Она улыбнулась, увидев, кем они были. | ||
| + | |||
| + | Примарх потерял детали резного орнамента с верхней части туловища. Поодаль лежала фигура императора, которую Аливия собиралась передвинуть во время игры. Он оставался цельным, хотя и лишился своей изящной отделки. | ||
| + | |||
| + | И, наконец, белый дивинитарх, расколотый надвое. | ||
| + | |||
| + | Аливия крепко сжала оставшийся осколок, слезы потекли по щекам. | ||
| + | |||
| + | Она всматривалась в воду в поисках Малкадора. С потолка пещеры все еще сыпались обломки камней и пыль, и Аливия задавалась вопросом, сколько же еще потребуется времени, чтобы обрушилось все сооружение. Повреждения, нанесенные Магнусом, затронули нечто фундаментальное в структуре аркологии, и теперь бесконечные бомбардировки наверху помогали закончить ее разрушение. Воды подземного озера светились огнями, но признаков Малкадора не было видно. | ||
| + | |||
| + | Но вот она увидела его – покрытое струпьями тело выбросило дальше по берегу на черный песок. Худые конечности торчали, будто искривленные и обугленные ветви старого дерева, пораженного молнией. | ||
| + | |||
| + | Лишенная волос голова упала на грудь, повернувшись лицом к Аливии, и смотрела на нее черными и пустыми глазницами. | ||
| + | |||
| + | Женщина двинулась вдоль пляжа к трупу Сигиллита и опустилась рядом с ним на колени. | ||
| + | |||
| + | – Будь ты проклят, – выругалась она. – Будьте вы все прокляты. | ||
| + | |||
| + | Волна грозила снова унести его тело, Аливия схватила регента за края мантии и оттащила подальше от воды. Почти невесомого, она уложила его в подножии его посоха. | ||
| + | |||
| + | Аливия присела рядом, и ее снова наполнили боль и ужас Прозрения Императора. Она горько заплакала, проклиная себя за то, что была вечной. Ей хотелось погрузиться в озеро, пока легкие не наполнятся водой, пока силы не покинут ее, и она не утонет во тьме. | ||
| + | |||
| + | Но какой в этом смысл? | ||
| + | |||
| + | Она была проклята возвращаться снова и снова, чтобы прожить еще один виток своей жизни. | ||
| + | |||
| + | Аливия пыталась прогнать прочь видения Императора, но они лились рекой. Века яростных войн, наплывы ксеносов, несущих неописуемые кровавые бойни, тоталитарный и бездушный режим правления – настолько кровавый и жестокий, насколько это можно себе вообразить. | ||
| + | |||
| + | Но какова альтернатива? | ||
| + | |||
| + | Вселенная ужаса, мук и болезней, бессмысленной жестокости и кровопролития. Бесконечные мучения, от которых человеческой расе никуда не деться, ибо их порождают ни смертельные враги и ни псионическая империя, которую ждет неизбежное падение. Нет, это будет эра бессмертных монстров, созданных из измученной психики страдающих людей. | ||
| + | |||
| + | Темное будущее, показанное Императором, было немногим лучше – ужасающий кошмар, который трудно себе представить; время, когда человеческие жизни бессмысленны, где люди – просто пепел костей, перемолотых шестеренками истории. | ||
| + | |||
| + | Но, по крайней мере, это будут ''жизни''. Даже в той мрачной реальности мужчины и женщины продолжают любить друг друга, воспитывать своих детей, служить чему-то большему, чем они сами. Они держатся друг за друга, когда сгущается тьма, и переносят невыносимое, потому что так поступают люди. | ||
| + | |||
| + | Они живут, выживают, пытаются выстоять. | ||
| + | |||
| + | Но в первую очередь они надеются. | ||
| + | |||
| + | В череде грядущих потрясений еще остаются тлеющие угольки надежды. Они вспыхивают, когда возвращаются давно потерянные герои, и разгорается пожар последней войны. Ее исход неизвестен. Но человечество будет сопротивляться, и этого достаточно. | ||
| + | |||
| + | Аливия порылась в кармане окровавленного пальто и достала сборник сказок. Сколько она себя помнила, он всегда был ее неизменным спутником. | ||
| + | |||
| + | Вивьен заложила страницу в «Соловье», которую читала, уголком вниз, несмотря на то, что ее журили за это. Мысли о ней, Миске и Джефе вызвали у Аливии волну горя, которое грозило сломать ее прямо сейчас. | ||
| + | |||
| + | – Мои прекрасные девочки, – она разрыдалась. – Мой отважный мужчина. | ||
| + | |||
| + | Она расправила уголок страницы и листала дальше, пока не дошла до истории, которую искала. Хорошая сказка. Они все были такими, но эта – одна из любимых у Аливии. До этого момента она не понимала почему, и легкая улыбка тронула уголки ее губ. | ||
| + | |||
| + | – В лесу, высоко на круче, на открытом берегу моря, стоял старый-престарый дуб, – начала Аливия. – И было ему ровно триста шестьдесят пять лет, срок немалый, но для дерева это все равно что для нас людей, столько же суток. | ||
| + | |||
| + | Она читала и чувствовала, как уходит холод, никогда не отпускавший ее костей, а постоянно сопровождающая ее усталость начинает испаряться. Она ощущала радость подёнок – игривых насекомых, которые проживали все свое существование вокруг дерева за один чудесный день. За свою кратковременную жизнь они испытали тысячи мгновений, и в каждом были радость и счастье. | ||
| + | |||
| + | Тепло, высвобождаясь из ее тела, волнами разливалось в ее нежном шепоте, и уносилось рекой ее слов. Она чувствовала себя свободно и легко, будто ее медленно опускали в расслабляющую ванну. | ||
| + | |||
| + | Затем Аливия рассказала о старом дубе, как он погрузился в зимнюю спячку, и ему приснился самый чудесный сон. | ||
| + | |||
| + | – Ему виделись конные рыцари и благородные дамы прошлых времен, с перьями на шляпах и с соколами на руках. Они проезжали через лес, трубил охотничий рог, лаяли собаки. Ему виделись вражеские воины в блестящих латах и пестрых одеждах, с пиками и алебардами. Они разбивали палатки, а затем снимали их. Пылали бивачные костры, люди пели и спали под широко раскинувшимися ветвями дуба. Ему виделись счастливые влюбленные, они встречались здесь в лунном свете и вырезали первую букву своих имен на иссеро-зеленой коре. | ||
| + | |||
| + | Книга стала теплой в ее руках, ветхий переплет покрылся рябью, невидимые потоки струились по чернилам, клею, прессованному волокну страниц. Слова стали расплываться перед глазами, словно хотели оторваться с того места, где их оставил хитрый старый автор. | ||
| + | |||
| + | Аливия подумала обо всех своих бесчисленных жизнях, уже прожитых, о многих поступках, за которые было стыдно, и о многих других, которыми она гордилась. В древних культурах конечная судьба души решалась при вступлении ее в загробную жизнь: на весах против пера – символа всемогущего божества; властителями ада или любым другим эзотерическим способом. Жизнь была книгой деяний, добрых и злых, благородных и корыстных, и Аливия просто надеялась, что чаша весов хоть немного будет уравновешена в ее пользу. | ||
| + | |||
| + | Свет в пещере потускнел, и она поднесла книгу ближе к глазам, чтобы продолжить чтение. Во сне старый дуб переживал чудные, блаженные мгновения, и все-таки ему не доставало лесных друзей. Ему так хотелось, чтобы и все другие деревья, все кусты, травы и цветы поднялись вместе с ним и ощутили ту же радость. | ||
| + | |||
| + | И потому он раскинул свои ветви, чтобы передать свою жизненную силу тем, кто его окружает. | ||
| + | |||
| + | – И старый дуб, не перестававший расти, почувствовал вдруг, что совсем отрывается от земли. «Ничего не может быть лучше», – сказал он. – «Теперь меня не удерживают никакие узы. Я могу взлететь к самому источнику света и блеска. И все мои дорогие друзья со мною! И малые и большие – все!». | ||
| + | |||
| + | Аливия сделала паузу, моргая и пытаясь вспомнить, что она делала. В ее руках, покрытых печёночными пятнами – руках старухи, была книга, но слова на странице расплывались. | ||
| + | |||
| + | Глаза закрылись прежде, чем она дошла до конца сказки, где старый дуб сломило бурей, и триста шестьдесят пять лет его жизни закончились, как один день для подёнки. | ||
| + | |||
| + | Она дрейфовала между сном и бодрствованием, покачиваясь, пока книга не выпала из рук. Ее разбудил звук падения в воду, и она почувствовала руку на своем локте. | ||
| + | |||
| + | Зазвучал голос, слова были приглушенными и полными боли. | ||
| + | |||
| + | – Я бы хотел... – начал голос, но надломленный горем, не смог закончить. | ||
| + | |||
| + | Аливия подняла глаза и увидела лицо старика, худощавое и отягощенное глубокой заботой. Его глаза были такими старыми и невыразимо печальными. | ||
| + | |||
| + | Она прислонилась к нему, различая острые углы худого тела под черным одеянием. Оно было холодное и сырое, но ему было тепло под ним. Аливия почувствовала, как его руки обняли и крепко прижали к себе, и образ двух маленьких девочек, смеющихся и играющих, ярко возник ее в сознании. | ||
| + | |||
| + | Она улыбнулась, увидев их. Сквозь пелену слез, застилавших ее глаза, она смотрела, как они манили ее к себе. | ||
| + | |||
| + | – Все, кого я люблю, со мной, – прошептала она. – И малые и большие. Все... | ||
| + | |||
| + | Аливия Сурека навсегда закрыла глаза. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | С Меркурианской Стены они наблюдали за секторами обстрела, окружившими Дворец. Черный дым и багряное пламя скрывали разрушенные мерлоны, но кое-где все еще возвышались серебристые башни. | ||
| + | |||
| + | Горизонт сотрясали полыхающие штормы, а обжигающие анабатические ветра приносили с собой невнятные голоса, зловоние фицелина, крови и отбросов из лагеря предателей, который разросся, как язва, на поверхности мира. | ||
| + | |||
| + | Вместе с выжившими из «Родни Вулкана» Аток Абидеми, Иген Гарго и Бёдвар Бъярки стояли в тени подвергнутых обстрелу башен стены в ожидании следующего удара. | ||
| + | |||
| + | Три дня прошло с момента противоборства под Санктум Империалис. Три дня они держались против раскаленной ярости Константина Вальдора и его кустодиев. Три дня не прекращались допросы с требованием ответить, как они проникли в самую охраняемую часть Дворца, как обошли патрули воинов в золотых доспехах. | ||
| + | |||
| + | У этих троих не было вразумительного ответа для Вальдора. И только когда вернулся Малкадор и приказал их освободить, им разрешили еще раз занять свое место в оборонительных позициях. Сигиллит всегда нес тяжелое бремя, но сейчас в нем кое-то изменилось – глубокая душевная рана, которая никогда не заживет, долг, который ему никогда не вернуть. | ||
| + | |||
| + | Вальдор протестовал. Он настаивал, что должен быть осведомлен о любой бреши в защите. Но по заверениям Малкадора уязвимости, которой воспользовался Магнус Красный, больше нет. | ||
| + | |||
| + | В конце концов победила необходимость. | ||
| + | |||
| + | Держать легионеров вдали от стен, даже троих, было неприемлемо, и им отдали приказ направиться на Меркурианскую Стену. От Малкадора они получили имена двух, таких же потерянных и оторванных от своих легионов, Астартес, как и они, с которыми их может связать общая цель. | ||
| + | |||
| + | Вулкан остался внизу подле Императора, а воины дали клятву не раскрывать его присутствия под Дворцом. О Промее ничего не было слышно, и его судьба навсегда останется неизвестной для них. | ||
| + | |||
| + | – Я надеялся вернуть этот клинок на Ноктюрн, – заговорил Абидеми, крепко сжимая рукоять Драукороса, когда перед ними в ядовитом дыму начали двигаться фигуры. Громадные тени, чудовищные по форме, завывали в безумии. – Глупая надежда. | ||
| + | |||
| + | Бъярки только кивнул. С момента их освобождения он мало говорил. Горе от смерти братьев все еще давило на него тяжким грузом, как и последний побег колдуна Тысячи Сынов. | ||
| + | |||
| + | – Теперь он твой, – сказал Иген Гарго. – Артелл Нумеон мертв, и теперь тебе предстоит убивать от его имени, чтобы заслужить право нести его гнев. | ||
| + | |||
| + | – Ты прав, – согласился Абидеми. Он отломил от лезвия меча один из черных зубьев и протянул его Бъярки. Глаза Гарго расширились, но он промолчал. С озадаченным выражением лица Космический Волк взял острый, как бритва, зуб дракона. | ||
| + | |||
| + | – Однажды ты сказал, что мы связаны, Волк и Дракон, – произнес Абидеми. – Ты хотел отметить это знаком на моей броне. | ||
| + | |||
| + | – И ты сказал, что только мастера твоего культа Прометея могут работать с доспехами легионера Саламандр. | ||
| + | |||
| + | Абидеми окинул взглядом картину ада перед Дворцом. | ||
| + | |||
| + | – Твой вюрд показал тебе такую отметку. | ||
| + | |||
| + | – Так и было, – согласился Бъярки. | ||
| + | |||
| + | – Тогда нанеси ее, – сказал Абидеми. – В честь Барека Зитоса. В честь Ольгира Виддоусина. И в честь Свафнира Терзающего Волка. | ||
| + | |||
| + | Бъярки кивнул и быстрыми движениями вырезал на броне угловатое изображение головы ревущего дракона – Ужасающего Кромсателя. Он повернулся к Гарго и приподнял бровь. | ||
| + | |||
| + | Гарго кивнул в знак согласия, и Волк нанес тот же символ на его броню, прямо над сердцем. | ||
| + | |||
| + | Закончив, Бъярки сунул черный зуб в кожаный кисет на поясе и лукаво оскалился. | ||
| + | |||
| + | – Теперь мы отмечены вюрдом, – сказал он своим новым братьям. – И когда битва здесь закончится, мы вместе выследим тех, кто избежал нашего гнева. | ||
| + | |||
| + | Сначала он обхватил запястье Абидеми в воинском рукопожатии, затем Гарго. | ||
| + | |||
| + | Все они обернулись на звук приближающихся шагов. | ||
| + | |||
| + | К ним двигались два космических десантника, закованные в серебро, со взглядом охотников. | ||
| + | |||
| + | Еще одни люди с недостигнутой целью. | ||
| + | |||
| + | Первый был поджарный, как волк, с загорелой, обветренной кожей, волосы коротко острижены, а лицо покрыто шрамами. За спиной воина висел смертоносный двуручный меч, а на поясе в ножнах – обычный цепной клинок и гладиус с треснутой кобальтовой Ультимой на рукояти. | ||
| + | |||
| + | Другой – широкоплечий и бледнокожий, с патрицианскими чертами лица, на груди вместо обычного двуглавого орла – большой одноглавый. За спиной у него тоже был огромный клинок. | ||
| + | |||
| + | – Я слышал, вы сослужили нашему отцу хорошую службу, – сказал он с выраженным и четким акцентом. | ||
| + | |||
| + | Первый воин шагнул вперед, переводя взгляд с Волка на Саламандр. | ||
| + | |||
| + | Он кивнул, по-видимому, находя их достойными. | ||
| + | |||
| + | – Я Гарвель Локен, – представился он. – А это Натаниэль Гарро. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | ''Так не должно было быть…'' | ||
| + | |||
| + | Магнус застыл на коленях перед покрытым паутиной трещин зеркалом, которое когда-то находилось в дальнем углу его военного шатра. Теперь оно одиноко стояло среди развалин того, что когда-то называлось Палатинской Башней. Кругом раздавался грохот артиллерии, зловонные облака пороховых газов пробегали по останкам башни. Демонические твари, суетливо бормоча, то появлялись в поле зрения, то исчезали, но Магнус игнорировал любые отвлекающие моменты. | ||
| + | |||
| + | Все его внимание было приковано к зеркалу и отражениям в разбитом стекле. | ||
| + | |||
| + | После изгнания из Дворца он не двинулся с места и оставался неподвижным, как статуя, ради которой в юности взбирался на горы Просперо. | ||
| + | |||
| + | Долгое время его печалил тот факт, что зеркало было неполноценным, являясь символом его расколотой сущности. Но теперь, когда осколки воссоединились, ему страстно хотелось поднять и разбить его о камни башни. | ||
| + | |||
| + | Переход из Дворца в руины за стенами был нелегким и едва не прикончил его и без того смертельно раненых сыновей. Жизни Менкауры и Амона висели на волоске, и для их спасения потребовалось все искусство величайших адептов Павонидов. | ||
| + | |||
| + | Ариман же нуждался только в мастерстве хирургеонов. Но что-то в любимом сыне Магнуса сломалось во время пребывания во Дворце. Он не мог сказать наверняка, что это было, но опасался его значения для будущего. | ||
| + | |||
| + | Примарх смотрел в зеркальные отражения себя, но там, где когда-то они показывали несметное множество его обличий, аспекты его души во всем ее разнообразном великолепии и безобразии, теперь он видел только одно лицо – то, которое стал носить, когда отверг предложение своего отца. | ||
| + | |||
| + | В центре не хватало одного каплевидного осколка, и теперь его место заняло постоянно искривляющееся демоническое стекло, точно соответствующее зазору. Магнус знал, что оно сделано из материала, враждебного этому миру и всему в нем живущему. | ||
| + | |||
| + | Тошнотворные краски растекались по его поверхности, как пленка прометия по воде, и невозможный свет тонкими пучками медленно сочился по трещинам между осколками. Отражения, оказавшиеся ближе всех к новому пополнению, уже были запятнаны этой расползающейся силой, и вскоре все зеркало будет поражено мерцающим варп-светом. | ||
| + | |||
| + | Странно, но эта мысль не расстроила примарха. | ||
| + | |||
| + | В боковое зрение попала фигура легионера в доспехах Сынов Хоруса, на нагруднике цвета морской волны – гребень с плюмажем. Магнус чувствовал его настороженность при приближении к нему, но душа воина была покорной и преданной до исступления, а сам он чертовски эффективным. | ||
| + | |||
| + | – Милорд, – обратился он. – Меня зовут Кинор Аргонис, я советник Воителя. | ||
| + | |||
| + | '''''– Я знаю, кто ты, Аргонис Немеченый''''', – Магнус наконец отвернулся от нематериального зеркала. '''''– Чего ты хочешь?''''' | ||
| + | |||
| + | – Я принес весть от Воителя. Он посылает за тобой. | ||
| + | |||
| + | '''''– И чего хочет мой брат? Какова цель его вызова?''''' | ||
| + | |||
| + | Аргонис сделал паузу, ему хватало благоразумия понимать, что ложь может быть опасной. | ||
| + | |||
| + | – В войне открывается новый фронт, и Луперкаль желает знать, с ним ли ты. | ||
| + | |||
| + | Аргонис отступил назад, когда Магнус поднялся во весь рост, внушая своим новым и ужасным обличьем в воинственном аспекте благоговейный трепет и немалый страх. | ||
| + | |||
| + | '''''– Иди к нему, Аргонис, и скажи, что я с ним до самого конца.''''' | ||
| + | |||
| + | |||
| + | ==<big>'''Послесловие'''</big>== | ||
| + | |||
| + | Справедливости ради стоит сказать, что я довольно много написал о Магнусе Красном. | ||
| + | |||
| + | Это и увесистые тома «Тысячи сынов» и «Алого короля», несколько рассказов, пара аудиозаписей и новелла эпохи Крестового похода. Так что можно с уверенностью предположить, что у меня должно быть нечто общее с самым печально известным сыном Просперо. Вы спросите почему? Думаю, потому что мне просто нравится Магнус. Он мне нравится, потому что из всех примархов – как ни странно, учитывая его внешность – я нахожу его самым человечным. | ||
| + | |||
| + | Магнус – тот человек, которого я вижу сидящим за воображаемым обеденным столом среди моих друзей. Мы едим вкусную еду, пьем богатое красное вино и приводим мир в порядок. С ясностью Корвида я вижу вечер, когда мы за бокалом вина до самой поздней ночи говорим и обсуждаем различные истории и то, чему они могут нас научить: мифы, космологию, религии, истории, психологию, тайны… и не только это. | ||
| + | |||
| + | И замечу, Магнус здесь не для того, чтобы хвастаться тем, как много он знает. Он здесь, чтобы поделиться тем, что он знает, и передать радость познания, при этом не давя на вас. Можно быть самым умным человеком в комнате, но быть самым любознательным – это нечто больше. Магнус здесь не только для того, что учить, но, и чтобы учиться. Он хочет знать то, что знаете вы, хочет увидеть мир вашими глазами, потому что это поможет ему составить более полную картину Вселенной в своем сознании. | ||
| + | |||
| + | А по окончании этого воображаемого ужина приглашенные отправляются по домам, став немного более смиренными, чем раньше, или, как писал Кольридж, «печальнее и мудрее...». | ||
| + | |||
| + | Но этот Магнус – в расцвете сил, до того, как порядок в галактике был нарушен. | ||
| + | |||
| + | Я хотел сделать историю, в которой Магнус окончательно переходит на сторону Воителя, кульминацией сюжета, начатого в конце «Тысячи сынов» и продолженного в «Алом короле». Одной из самых приятных и необходимых сторон сочинения историй, действие которых разворачивается в Ереси Хоруса и Осаде Терры, является поиск способов добавить скрытые слои в сюжеты, которые мы все знаем и любим. Истории таких дней рассказывают о грандиозных масштабах ужасных сражений и захватывающих повествованиях о великих героях и их могучих деяниях. Но каждая война, каждое сражение, каждая схватка состоят из тысячи случаев, когда судьба могла повернуться по-другому, из множества моментов, о которых никто даже не подозревал. | ||
| + | |||
| + | Одним из таких моментов стала последняя жертва Аливии Суреки. Сначала я написал об Аливии в «Духе Мщения», и у меня всегда был припасен для нее такой финал. Но вот пришло время записать эту сцену, я обнаружил, что мне совершенно не хочется расставаться со своей героиней. Я полюбил Аливию за время ее путешествия с Молеха на Терру, но у каждого из Вечных есть своя особая цель в дальнейшем повествовании. И ее цель заключалась в этом. Я буду скучать по ней. | ||
| + | |||
| + | И поскольку события толкают нас к неизбежному противостоянию между Хорусом и Императором, я смог связать воедино ряд других нитей из предыдущих книг. Мне было приятно пересечь дозорную стаю Бъярки с Драконьими Мечами из книг Ника Кайма о Саламандрах и направить их туда, где они были мне нужны как для этой книги, так и для произведений за ее пределами. Уверяю вас, это не последний раз, когда вы их видите. | ||
| + | |||
| + | Но ключевой поворотный момент этой драмы – возможность одного из примархов-предателей вернуться к Императору. Красной нитью через эту книгу проходит теория Черного Лебедя, некое поворотное событие, которое могло бы изменить курс галактики из-за одного единственного решения. Среди присоединившихся к восстанию Воителя только Магнус, казалось, мог бы вернуться в лоно Империума. Будет ли это сложно? Да. Чревато опасностью и вероятным ожесточенным сопротивлением со стороны его братьев-лоялистов? Почти наверняка. Но это восхитительная мысль. Я чувствовал, что именно этот момент обладал наибольшим потенциалом, способным повлиять на исход осады Терры, если бы все пошло так, как мы могли бы пожелать. | ||
| + | |||
| + | Поставить Магнуса и Императора лицом к лицу, чтобы окончательно сорвать пелену лжи, лежащую между ними, было слишком заманчивой идеей, чтобы от нее отказаться. Трагические персонажи часто не замечают своих недостатков. Они не видят, что амбиции, ревность или другой изъян в их характере в конечном счете их погубят. Но здесь, в самом сердце Терры, Магнус больше не может отрицать истину: его самонадеянность и абсолютная вера в то, что он знал больше и лучше всех, были ложью, ложью, в которой он убедил сам себя, чтобы оправдать все свои поступки. И перед лицом этой истины, больно сознавать, что все оправдания, которые он придумал для себя, ничего не стоят. | ||
| + | |||
| + | Алый король – примарх, который верит, что сам управляет своей судьбой, поэтому принимать решения, продиктованные действиями других – для него анафема. Во всем, что произошло, он никогда не выбирал путь предательства. Характер его действий и его Легиона определен тем, что сделали с ними другие. Поэтому в кульминации этой истории Магнус говорит: «Больше нет» и выбирает свой собственный путь. Несомненно, это было не то, чего он хотел, но видя, какой будет цена искупления, Магнус поступил благородно и остался со своим Легионом, даже ценой своей души. | ||
| + | |||
| + | В заключение, и это мой любимый момент в книге, Магнус поступает правильно, отказавшись бросить своих сыновей, как и положено любому отцу, обрекая тем сам себя на проклятие. | ||
| + | |||
| + | И, знаете, что… Я все еще хочу пригласить его к ужину за своим столом. | ||
| + | |||
| + | Я зажгу свечи, произнесу слова призыва и поставлю на стол бокал дименсландатского марочного вина Аримана в ожидании его прихода… | ||
| + | |||
| + | Грэм Макнилл | ||
| + | |||
| + | Лос-Анджелес, 2019 год | ||
. | . | ||
| Строка 3328: | Строка 4674: | ||
[[Категория:Саламандры]] | [[Категория:Саламандры]] | ||
[[Категория:Железные Воины]] | [[Категория:Железные Воины]] | ||
| − | |||
Текущая версия на 06:28, 25 апреля 2022
Гильдия Переводчиков Warhammer Ярость Магнуса / Fury of Magnus (новелла) | |
|---|---|
 | |
| Автор | Грэм Макнилл / Graham McNeill |
| Переводчик | Lotara |
| Издательство | Black Library |
| Серия книг | Ересь Хоруса: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra |
| Предыдущая книга | Под знаком Сатурна / Saturnine |
| Следующая книга | Мортис / Mortis |
| Год издания | 2020 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Аманде, Генри, Нику, Кристине, Кристиану, Алексу, Джованне и Джону за все, чему вы меня научили в своей компании.
И Эвану, который каждый день учит меня новому.
Содержание
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
XV Легион, Тысяча Сынов
Магнус Красный – Алый король, примарх Тысячи Сынов
Азек Ариман – главный библиарий
Амон – советник примарха
Менкаура – адепт Корвидов
Атрахасис – советник Аримана
VI Легион, Космические Волки
Бёдвар Бъярки – рунный жрец Тра
Свафнир Раквульф – творец скорби Тра
Ольгир Виддоусин – щитоносец
XVIII Легион, Саламандры
Вулкан – Владыка Змиев, примарх XVIII-ого Легиона
Аток Абидеми – Драконий Меч
Барек Зитос – Драконий Меч
Иген Гарго – Драконий Меч
IV Легион, Железные Воины
Пертурабо – Владыка Железа, примарх IV-ого Легиона
Имперские лица
Малкадор Сигиллит – Регент Терры
Аливия Сурека – Вечная
Промей – вирд-призрак
«Война – отец и царь всего сущего. Одних она явила богами, других – просто людьми».
– Плачущий философ.
«На востоке грохот орудий: великолепный и ужасный, как раскат грома. Яркая вспышка разрезала ночь, и вздымающаяся масса выплескивается в виде стальной тучи. Сцены сменяют друг друга снова и снова, и с диким трепетом мы прославляем праздник смерти…»
– Пётр Нэш, первый лейтенант, 77-й Европейский Высочайший.
«История пытается рассказать правду посредством самой уместной лжи».
– Хари Харр, имперский дознаватель.
КНИГА ПЕРВАЯ: САНКТУМ ИМПЕРИАЛИС
1 Время испытаний
От дыма пылающей Терры день превратился в ночь.
Хронометр доспеха показывал, что сейчас было утро, но время потеряло всякий смысл. День, ночь, утро, вечер... они сливались в один мерцающий адский свет, который окрашивал все вокруг в цвета пышущего жаром кузнечного горна.
Далекое зарево, исходившее от расплавленного камня, осветило на горизонте забытых всеми неуклюжих гигантов. Языки пламени из треснувшей горной породы стелились у самой земли, а бурлящие облака жгучего пепла дрейфовали над разрушенными руинами.
Время Испытаний было событием, которое грозило вымиранием на Ноктюрне всего живого – временем огня и конца, когда Прометей, спутник планеты, проходил так близко, что вполне мог разорвать мир на части. Под действием столкновения гравитационных сил в глубинах коренной породы Ноктюрна пробуждались мировые змии, гнездившиеся вокруг расплавленного сердца планеты. Очнувшись от глубокого сна, урдраконы ревели и бушевали в ярости от прерванных грез, сотрясая мир наверху.
Их ужасающий жар изливался наружу в виде тысячи вулканических извержений лавы, пепел которых затмевал солнце. Поступь титанических конечностей же сотрясала мир катастрофическими землетрясениями, которые меняли форму континентов Ноктюрна, а их дыхание вызывало кипящие цунами, что сокрушали берега морей. И, наконец, когда змии возвращались ко снам, а их жгучая ярость утихала, на землю обрушивалась суровая зима.
В такие времена жизнь за пределами защищенных стен городов-святынь Ноктюрна становилась невозможной. Степные стоянки, горные крепости и прибрежные поселки пустели, когда люди неистового мира покидали их в поисках хрупкой безопасности. Ворота городов были распахнуты настежь, и любому, кто просил убежища, предлагали место внутри…
Прежде чем Атока Абидеми избрали в ряды XVIII Легиона, он стал свидетелем только одного Времени Испытаний. Он был мальчишкой не старше четырех терранских лет, но живо помнил пылающее в молниях небо, в котором словно бы разыгралась битва богов и гнев мировых змий.
Еще в детстве он видел смысл в игре пламени в небесах, предзнаменование в каждом раскате грома и в каждом яростном грохоте вулкана…
Спасаясь от приближающихся огненных бурь, его родители оставили кочевую жизнь в дельте Т’аркена и искали убежища за стенами Скарокка, города Драконьего Хребта. Все, что знал Абидеми – это жизнь на равнинах да охоту на левонидов вместе с отцом и дедом. Потому, когда за ним закрылись ворота города-святыни, Аток почувствовал страшную клаустрофобию, оказавшись пойманным в ловушку в месте, откуда не мог выбраться.
И вновь тоже самое ощущение сжало его сердце в холодных тисках.
Впрочем, это был не Драконий Хребет и даже не Ноктюрн.
Это была Терра.
Это было Время Испытаний.
– Приготовиться к бою!
Крик раздался со стены, но утонул в реве клаксонов Непреклонной.
Очередной сигнал тревоги, но не для них – пока нет.
Абидеми сжал пальцы на рукояти Драукороса. Цепной клинок оружия был длиннее обычного; его покрывали зубья великого змия Ноктюрна, чье имя оно теперь и носило. Когда-то меч принадлежал Артеллу Нумеону, но с его исчезновением на горе Смертопламя честь владения перешла к Абидеми.
Прежний владелец всегда будет стоять между ними – и клинок, и Абидеми понимали, что последний был всего лишь его хранителем. Меч всегда будет принадлежать Нумеону, и Абидеми горячо надеялся, что однажды он вернет оружие в их родной огненный мир.
Эта надежда таяла с каждым днем, и, по мере того, как нестройные звуки войны возвращали его в настоящее, трагедия, охватившая Терру, разыгрывалась вокруг с новой силой.
Белый пепел повалил, как снег. Небо полыхало огненными красками, а безжалостный барабанный бой войны наполнял воздух непрерывным грохотом взрывов и тяжелой артиллерии, которая, казалось, никогда не знала покоя.
Абидеми с двумя братьями-Саламандрами стоял на Непреклонной Стене, что возвышалась на северо-востоке Санктум Империалис – самого сердца Императорского Дворца. Более всего она походила на громадный утес высотою в тысячу двести метров, высеченный в теле гор и имеющий внутренний плац для сбора войск за защищенными и укрепленными бастионами внешней стены, которая спускалась к многоуровневым наружным укреплениям – и так, пока она не уменьшалась у разоренных окраин на западе пустоши Катабатика.
Внешние грани Непреклонной были укреплены сталью и камнем, а ее некогда великолепные барельефы демонтировали по указу лорда Дорна. Функциональность фортификаций была предельно проста: недавно возведенные башни цилиндрической формы, турельные и анфиладные орудийные установки превращали пятнадцатикилометровую полосу тлеющих руин за Стеной в поле смерти почти идеальных пропорций.
В любом обычном сражении Непреклонная могла стать неприступным барьером, но война, принесенная на Терру предателями, была далеко не обычной.
Рев боевых горнов и крики исходили от воинства, которое сейчас шло на штурм. За последние два дня они шесть раз атаковали защитников и шесть раз были отброшены назад. Их жуткие, почти звериные завывания звучали для ушей Абидеми словно кличи орды варваров из древних времен.
Дым и бурлящее оранжевое зарево окружили зубцы укреплений Непреклонной в очередной, седьмой атаке, и пятьдесят тысяч солдат вновь дали бой обезумевшему от крови врагу. Вспышки и столбы сине-зеленого огня вздымались далеко внизу, от основания стены, а мощные взрывы сотрясали укрепления, при каждом ударе пожирая рокрит огненными укусами.
Разрывы снарядов обрушивались на бруствер градом шрапнели, и орудийный огонь толпами скашивал солдат на огневой позиции; крики раненых же заглушали отбойные удары тяжелой артиллерии. Фраг-снаряды разрывались над головами, кромсая плоть, камень и круша фортификации. Воздух стал густым и ядовитым от смеси фицелина, горючего и паров прометия.
Выстрелы автоматических турелей и артиллерии, установленной на потрепанных боями склонах Башни Гегемона позади ответили на рев из-за стены.
Впрочем, это мало что могло изменить – казалось, вражеское войско было бесчисленным.
Данная часть сектора обороны обозначалась как Непреклонная-Три.
«Имя Стены значит для нее тоже самое, что и для нас, – подумал Абидеми. – Возможно, если…»
Его размышления были прерваны хлопком почерневшей силовой перчатки, ударившей по наплечнику. Голос с резким акцентом жителя города-святыни произнес:
– Сосредоточься, брат.
Абидеми кивнул, оторвавшись от своих мыслей, и взглянул на брата.
Барек Зитос представлял собой сплошную гору темной кожи и потрепанных боевых доспехов. Последние каким-то образом сохранили свой темно-зеленый блеск даже среди непрекращающихся пеплопадов и смоляных клубов дыма, которые вздымались от горящих руин Главного Барбакана и разрушенной Стены Брахмапутры.
Абидеми и Зитос стояли на Непреклонной-Три в резерве с десятью тысячами солдат и двенадцатью специальными отрядами, собранными из разных подразделений. В результате интенсивных боев сотни полков Терры были фактически уничтожены, и разрозненные группы выживших быстро собирались в небольшие батальоны без названий – у них были лишь те имена, которыми они сами себя нарекли.
В честь Cаламандр, находившихся в их рядах, солдаты прозвали себя «Родней Вулкана». Обычно такая фамильярность со стороны смертных рассердила бы Абидеми, но здесь, в этом месте и в это время он понимал, какую честь оказывают им эти храбрые мужчины и женщины. Когда-то их форма отличалась по стилю и цвету, но недели сражений в грязи и запекшейся крови словно облачили их всех в одинаковые серо-коричневые мундиры и окрасили измученные лица пеплом и скорбью.
Они наблюдали за сражением на бастионах со смесью гнева и ужаса, опасаясь резни, но в тоже время горя желанием продвинуться вперед и столкнуть врага со стен.
Абидеми слишком хорошо понимал это чувство.
Его воинственная душа противилась тому, что он лишь стоял и смотрел, как гибнут братья-солдаты Империума, но ему и его родичам надлежало тратить силы только тогда, когда это давало наибольший эффект.
Чувствуя его мрачное настроение, Зитос кивнул в сторону кровопролития на стене.
– Все плохо, – сказал он. – Да, все действительно плохо.
Абидеми хмыкнул.
– Разве в штурмах хоть раз бывало что-то хорошее?
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал Зитос, сцепив пальцы на драконьей морде, венчающей длинное древко из прочного адамантия на его огромном громовом молоте. Смертоносное навершие оружия с выгравированными сценами ковки покоилось у его ног. – Человек, который всегда смотрит в небо, не видит дракона у своих ног.
– А тот, кто смотрит под ноги, не видит дактиля в небе, – закончил Абидеми.
– Ты с нами, брат? – спросил Барек. – Действительно здесь? С тех пор, как Вулкан вошел во Дворец, твой разум слишком часто блуждает в неведомых мне глубинах.
– Прости, родич, – произнес Абидеми, покачав головой. – Мы многим пожертвовали, чтобы доставить примарха на Терру... но я чувствую себя потерянным без его присутствия.
– Он здесь, – сказал Зитос. – Исполняет свой долг перед Императором – и это же должно сделать и нам.
– Верно, – согласился Абидеми. – Но эта война вытягивает из меня все соки… как из души, так и из тела.
Зитос постучал костяшками пальцев по рукояти своего молота и сказал:
– Отложим заботы о духе до окончания битвы.
– Ты ошибаешься, – Абидеми покачал головой. – Мы должны выиграть битву и за душу, и за тело, иначе потеряем и то, и другое.
– Что ж, в таком случае я верю в это, – хмыкнул его брат, взмахнув молотом. Он поднял огромный вес оружия с легкостью, с какой смертный мог бы взмахнуть тростью.
Барек Зитос всегда был невероятно прямолинейным – этого и следовало ожидать от человека, рожденного в городе Воинов-Королей. Драконы, вырезанные на ониксовой коже его черепа, изображали зверей, на которых тот охотился на Арридийской равнине, и слова брата служили для Абидеми столь необходимым ему якорем.
– А еще, хотя он и молод, я верю в него, – продолжил Зитос, кивая туда, где на башне ржаво-коричневого «Теневого Меча» стоял Иген Карго, осматривающий крепостные стены. Над ним вспыхивал и взрывался нескончаемый шквал лазеров и снарядов, что врезались в поле «Эгиды»: то были беспощадные удары с орбиты и навесной огонь далеких гаубичных батарей. Вихри метались по щитам, подобно неистовому северному ветру во Времена Испытаний.
Цвета напомнили Абидеми о проникновенном пламени кузнечного горна, готового поглотить металл. Говорят, что мастер-кузнец может заглянуть в горнило и точно определить момент, когда нужно положить железо в жар, когда повернуть, а когда вынуть, просто слушая песню пламени…
Да, именно Зитос вернул их на Терру, но из всех троих Иген Карго был мастером в чтении песен огня.
Брат внимательно следил за сражением, готовый выявить любую уязвимость или предсказать разгром. Свет взрывов отражался на полированном металле его аугметических рук, а пламя плясало на алых линзах боевого шлема.
Невозможно было угадать, в каком месте линия обороны дрогнет или будет прорвана, как бы пристально Абидеми не следил за ней взглядом. Дым молниеносных выстрелов пушек почти полностью скрывал сражение, а звуки сталкивающегося металла и орудийных залпов были одинаково сильными в каждой точке Стены. Саламандры видели лишь громадные фигуры в виде раздутых силуэтов и встающие на дыбы угловатые образы неестественных существ, которых враг втиснул в свои ряды.
Зитос поднял и надел шлем. Доспех с шипением выдавил сжатый воздух.
– Вот, – сказал Саламандр, поворачиваясь, чтобы взять с земли пару потрепанных прорывных щитов, и протянул один Абидеми. – Не из кузниц Прометея, но сойдет.
Аток кивнул, вложив Драукорос в ножны, и крепко сжал щит.
Желто-золотой металл был помятым и толстым, а эбеновый кулак в центре треснул и посеребрился от сотни, а то и более обрушившихся на него ранее ударов. Было неестественно носить боевое снаряжение, отмеченное геральдикой чужого Легиона, но сейчас были отчаянные времена, а щиты их ни разу не подводили.
– Скоро начнется, – сказал Зитос, оглядываясь на Гарго.
Абидеми защелкнул свой собственный шлем и запечатал замки горжета. Даже изолированный от атмосферы, воздух отдавал привкусом пепла и раскаленного железа. На визоре высветилась информация о цели, оценках повреждений и предупреждения об истощении энергии.
– Откуда ты знаешь? – спросил он.
– Я не могу читать огонь столь же хорошо, как Гарго, но я могу читать самого Гарго, – отозвался Зитос.
– Приготовиться! – выкрикнул Иген.
– Я же говорил, – сказал Зитос, когда вокруг них с ревом ожили машины, включались реакторы, а приводные механизмы ворчали, подобно магме из жерл вулканов в пустыне Погребальных Костров. Синие клубы дыма вырывались из выхлопных решеток, пока командиры разворачивали знамена погибших полков на антеннах.
– Посмотрите направо, – велел Гарго, указывая серебристой рукой на стену.
Абидеми оглядел сражающихся.
– Что он видит?
– Я не ...
За раскатом грома при отказе щита последовал колоссальный взрыв, потрясший плацдарм с силой орбитального удара. Гигантские каменные глыбы взметнулись ввысь, будто что-то взорвалось чуть ниже уровня стены, на которую указывал Иген. Абидеми не мог понять, чем это вызвано, но стометровая часть Непреклонной просто исчезла в ослепляющих языках пламени. Звенящее эхо детонации было оглушительным даже внутри шлема, и авточувства затухли, дабы защитить глаза от поразительной яркости взрыва.
Казалось, битва остановилась, чтобы перевести дух, пока смерть восхищалась делом своих рук.
Гарго спрыгнул с башни «Теневого Меча», когда завывающий рев прокатился по расплавленным остаткам стены. Он тоже поднял прорывной щит и побежал, чтобы присоединиться к своим братьям в центре линии.
– В разлом? – спросил Гарго.
– Еще бы, – согласился Зитос.
Он высоко поднял молот и повысил голос, чтобы перекричать шум.
– Непреклонные! За мной!
Вместе с Абидеми, Гарго и Зитосом во главе наступающего клина, в огонь и дым двинулись резервы «Родни Вулкана». Абидеми увидел размытые очертания осадной башни и чудовищных существ, хлынувших из ее врат, раздувшихся от напора: то были гиганты мигу в тяжелых доспехах из жаропрочных пластин и железных шлемах в форме демонов. Каждый из них был неуклюжим недочеловеком и нес роторную пушку с ленточным питанием и цилиндрообразным блоком для боеприпасов, крепившемся на позвоночнике. Ревя от ненависти, они выпустили на волю всю ярость своего оружия.
Из раскаленных дул вырвались двухметровые языки пламени. Сотни солдат слегли, скошенные первым залпом крупнокалиберных снарядов. Наступление Непреклонных замедлилось, но они продвигался вперед – в бурю огня и стали.
– В пламя битвы! – возопил Гарго.
– На наковальню войны! – отозвались Абидеми и Зитос.
Абидеми почувствовал десятки ударов, которые молотили по его щиту; каждый, казалось, был нанесен с силой кузнеца-сервитора, размахивающего кувалдой. Он стиснул зубы, удерживая руку в блоке под углом девяносто градусов, и вставил болтер в стрелковую амбразуру щита.
Все больше стрелков мигу взбирались на стены, выпуская новые потоки огня по флангам защитников.
Штурмовые лестницы и абордажные крюки с поршневыми приводами вгрызлись в камень. Волна выродков хлынула следом, пытаясь захватить плацдарм на стене – она представляла собой немногим больше, чем вопящую толпу, размахивающую грубо штампованным холодным оружием и винтовками фабричного производства, но их было так много.
Очень много.
Приоритет. К выполнению…
– Уничтожить стрелков! – выкрикнул Абидеми.
Пластины щита прогибались под неустанно молотящими по ним ударами, а сила врезающихся тяжелых снарядов заставляла Абидеми чувствовать себя так, словно он продвигался в пасть пирошторма. Сын Вулкана прицелился и выстрелил – рык болтера утонул в общем грохоте орудийной стрельбы. Один из стрелков-нелюдей упал назад – его грудь была разорвана. Абидеми выстрелил еще раз, и другой враг пал на колени с оторванной половиной туловища. Третий мигу исчез в погребальном костре, когда масс-реактивный снаряд взорвался внутри его блока с боеприпасами.
Визор Абидеми поочередно высвечивал каждого мигу. Нажатие на курок – и враг мертв.
Только одиночные выстрелы. Боеприпасов слишком мало, чтобы тратить снаряды впустую…
Загорелась еще одна мишень, захваченная визором. Еще один выстрел – еще один труп.
А потом он оказался среди боевых порядков врага.
Абидеми прижал болтер к бедру и выхватил Драукорос из ножен.
– Нумеон! – взревел он, колотя врагов щитом и пожиная кровавую жатву с каждым безжалостным ударом меча.
Оружие было продолжением его руки, и с каждым выпадом он разрывал тяжелые пластины и бледную плоть. Визжащие зубы клинка вгрызались в бронированных мигу со всей жадностью дракона Ноктюрна, пожирая сталь, плоть и кости с каждым раздирающим ревом.
Противник не уступал ему в росте, и Абидеми не мог просто сломить его за счет своей массы. Он продолжал двигаться, не давая мигу ни времени, чтобы схватить себя, ни возможности удержать его на месте числом.
Астартес орудовал щитом как дубиной, расчищая пространство перед собой.
Вдохни и размахнись. Руби и режь…
Каждый мигу был сильным противником, но они были медлительны, и Абидеми сокрушал их лица твердым краем щита.
Рази мечом броню вверх и вниз, уворачивайся, парируй. Развернись и двигайся. Повтори. Повтори еще раз и еще…
Бойня продолжалась на автомате, а повторение одних и тех же действий делали движения инстинктивными и бездумными.
Абидеми чувствовал присутствие своих братьев. По воксу их ворчание и ругань были несвязными, но он понимал каждое слово. Зитос размахивал молотом с отточенным ритмом, а Гарго кружил и делал выпады копьем, выкашивая и протыкая людей, словно трепыхающихся рыб.
Мужчины и женщины из «Родни Вулкана» сражались винтовками, пистолетами, штыками, железными прутьями и всем, что попадалось под руку. Бойцы сцепились так плотно, что почти невозможно было отличить друга от врага. Люди впивались когтями в своих противников, окровавленными пальцами срывали маски и большими пальцами выдавливали глаза.
Это была не та война, о которой летописцы говорили в первые дни Крестового Похода.
Когда война началась, она была полна славы и героизма, достойных песни, но ныне не имела ничего общего с этой исступленной дракой в грязи Тронного Мира, где нужно сначала постараться найти даже самый ржавый клинок, чтобы перерезать им горло, или кусок расплавленной каменной кладки, дабы проломить череп. Таково было истинное лицо этой бойни: отчаянная борьба за выживание и пробирающий до костей ужас, в котором выживали только безумцы.
Все остальное было лишь солдатскими байками.
Абидеми сбросил троих противников со стены: их тела с переломанными конечностями закружились над бастионом, пока не упали на руины в двухстах метрах внизу.
Он судорожно выдохнул.
Не забывай дышать! Поглощай кислород. Развернись и борись!..
Аток продвигался к самому гребню разлома, где мощный взрыв сокрушил бастион. Перед Непреклонной Стеной открылся весь ужас разрушенного ландшафта, а созерцание боевых порядков противника было шокирующим зрелищем, сравнимым с погружением в ледяную ванну после тяжелого марша через пустыню Погребальных Костров.
Абидеми слышал прогнозы по боевым построениям противника – невероятные цифры, едва ли принимаемые в расчет стратегами лорда Дорна.
Он видел как обширные тени, отбрасываемые десантными кораблями, закрывали небо над космопортом Львиные Врата. Он сражался в этой войне достаточно долго, чтобы понимать, сколько его собратьев Империалис отказались от клятв верност, но каждый раз, когда Аток переводил взгляд на бесконечную орду, что бросала вызов Трону, он ощущал, как это разбивает ему сердце.
Под слоем удушающего нефтехимического смога сила, атаковавшая Непреклонную, растекалась подобно волнующемуся морю. На взгляд Абидеми, это было похоже на многочисленные стаи хищников, что загоняли в угол левиафана. Среди них передвигались крупные, взращенные в боях существа: омерзительные и незаконные создания падших Механикум, которые шагали на ногах-ходулях и выпускали яростные шквалы ненависти на извращенном бинарике; существа, которые когда-то были живыми, а теперь стали бронированными гибридными монстрами, порожденными варп-ритуалами.
Далеко на юге воздух пульсировал вокруг колоссальных фигур титанов, которые вышагивали от Главного Барбакана в сторону цитаделей, защищающих Врата Вечности, дабы обрушить на них свой удар. Не обращая внимания на борьбу не на жизнь, а на смерть, что шла у их ног, божественные машины изливали свою ярость из боевых горнов, установленных на их плечах.
Но даже этот рев не мог заглушить раскатистый гром детонации и артиллерийского огня.
Серия сейсмических взрывов сотрясла склон внизу, возвращая Абидеми в настоящее и обрушивая смертоносный дождь обломков. Еще больше смертных хлынуло в пролом. Они стреляли в воздух и улюлюкали, как обезумевшие звери. Среди них топали огромные танки «Богомол», ощетинившиеся шипами и тяжелой артиллерией. Сквозь рваные клубы дыма Абидеми показалось, что он видит стремительно шагающих левиафанов с красно-золотой геральдикой.
Слишком маленькие для титанов – даже для хищных «Гончих». Рыцари?..
Аток знал, что здесь, подсвеченный сзади пламенем и дымом, кружившими вокруг него, он был беззащитен, но ему было все равно. Он хотел, чтобы они увидели его, чтобы знали, что воины Императора не боятся их, что предатели дорого заплатят за каждый свой шаг вперед…
Это был враг, движимый ненавистью, которую Абидеми просто не мог постичь.
В низко стелющемся дыму расцвела пульсирующая струя возгораний, и следом из полосы тумана вышли багряно-золотые фигуры. Они шли, низко пригибаясь к земле и не обращая внимания на смертных, которых давили своими косолапыми клешнями – три гигантские двуногие машины с громадными глефами и оружием, установленными под широкими наплечниками в кроваво-красном и золотистом цветах.
– «Морбидия», – прошипел Абидеми, узнавая эмблему в виде шипастого шлема на почерневшем от копоти знамени, развевающемся над череполикой кабиной ведущего Рыцаря.
В воксе раздался трескучий голос Гарго, прогремевший предупреждение...
– Ложись!
Абидеми поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть залп ракет «Железный шторм», которые мчались вниз.
Он закрыл глаза.
– Тот, кто смотрит под ноги, не видит дактиля в небе…
2 Выжившие
Поле крылатой Ники.
Именно так они называли это место - обширный сортировочный полигон, более древний, чем Бхаб - место, которое было здесь еще до Объединения, даже до появления Дворца. Аливия Сурека вспомнила, как наблюдала за первыми звездолетами, покидавшими Терру с территории, теперь занятой башнями библиотеки Кланиум - тогда название сортировочного полигона казалось подходящим.
Это было имя, способное вдохновлять на величие, на мечты покинуть колыбель человечества и сами определять судьбу своего вида.
Теперь это казалось нелепой шуткой.
Тогда каждый день с Терры отсюда уходило по сто тысяч солдат. Сейчас почти в десятки раз больше людей заполнили открытую эспланаду, но они никуда не собирались: живой океан человеческих страданий. Оцепеневшие от страха и каждодневной жестокости, они ютились в импровизированных лагерях беженцев, в лачугах, зажатых между Непреклоной Стеной и ущельями-участками Гегемона. И это место было лишь одним из многих, втиснутых куда угодно, где можно разместить гражданских.
Высоко над величественными куполами, укрывавшими имперскую бюрократию, небо ужасно кровоточило пурпурными пятнами света, растекавшимися по щиту. Воздух содрогался под действием ударных импульсов от постоянного артиллерийского навесного огня, разрывающего его.
Некоторые из первых обитателей площади считали себя теми немногими привилегированными, кому был предоставлен доступ во внутренние пределы Дворца, но методичное уничтожение Внешнего Дворца неумолимо было неизбежно, что вынудило вельмож Терры впустить всякого.
Кто же отдал приказ открыть ворота?
Аливия сомневалась, что это был Дорн.
И, как она подозревала, это был не Вальдор: первый из Десяти тысяч противился бы самой мысли о том, что такое количество неизвестных душ находится так близко к Императору.
Значит, Сигиллит? Повелитель Человечества сосредоточил свой взор на более возвышенных целях и задачах, чем выживание населения Терры, но голос регента Терры имел власть Императора.
Так что да, скорее всего, это был Малкадор. И это только доказывало, что можно знать кого-то целую вечность, и все равно он тебя удивит.
Аливия разглядывала море лиц вокруг себя – измученные семьи, члены которых состарились от горя, покрылись тонким слоем пепла, который падал, как снег. Какими бы деньгами, положением или властью они ни обладали в те времена, когда Магистр войны еще не взял Терру в осаду – сейчас все были напуганы одинаково. Это были выжившие с Львиных врат, с руин Анжу или пролома Сумеречной Стены, с разрушенного до основания Магнификана. Они бежали из горящих лагерей на Гангском пути, от крушения Палатина или гибели Дхаулагири. Немытые, перепуганные, перепачканные грязью, они следили за битвой и молились, чтобы она закончилась, и большинство мало заботило, кто в итоге победит.
Звуки молитв, отчаяния и слез непрестанно повторялись.
Это был звук конца света: люди плачут, когда приближается их гибель.
Аливия старалась держать свою боль при себе, она наслышалась достаточно ужасных историй, которых с лихвой хватит на все ее жизни: смерть любимых, тяжело раненные супруги, сыновья и дочери, сражающиеся на стенах, и – что хуже всего – рассказы о родителях, которые в отчаянии рыскали по лагерям в поисках своих потерянных детей, выскользнувших из их крепкой хватки.
Аливия вспомнила чувство облегчения, охватившее ее по прибытии на Терру. Путешествие с Молеха было долгим и трудным, и когда она вдохнула черный воздух родного мира, ей показалось, что она сумела опередить войну, идущую за ними по пятам.
Фантазия, конечно. В конце концов, Хорус Луперкаль осадит Дворец своего отца – это было неизбежно, но вид того, что сотворил Рогал Дорн, вселял в нее надежду, что этого будет достаточно, чтобы остановить архипредателя на его пути. Она верила, что они будут в безопасности в космопорте Львиные Врата – непостижимая громада Звездного Копья затмевала горы, в которых был высечен Дворец. Его необъятная громада была наводнена оружием, покрыта укреплениями от земли до космоса и управлялась позолоченным воинством самого лорда Дорна.
Неужели такая непобедимая крепость никогда не падет?
Но она пала. Враг вбил клин в ее сердце и отделил от самых верхних платформ, продолжая углубляться. Мосты, соединяющие порталы со Стеной Вечности, все еще горели, за плотными черными тучами пылали шпили.
Она слышала рассказы о существах с красными шипами, охотящихся на этих мостам, о людях, утянутых невозможными тенями. Аливия видела, как мужчина и женщина бежали под защиту ворот моста, когда невидимые руки вырвались из-под земли и разорвали их на куски. Аэрозольный туман из крови очертил силуэты обезумевших когтистых чудовищ.
Смех преследовал их от Львиных ворот, порывы злобного гортанного веселья, которые не были достаточно громкими, чтобы преодолеть оглушительное крещендо битвы, но каким-то образом резонировали под сводами каждого смертного черепа.
Закрыв глаза, она все равно слышала этот смех, жужжащий, как разъяренное насекомое, попавшее в стакан. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она спала, но глубокая усталость была лучше, чем альтернатива – сны, полные мрачных видений: кошмары о змеях, темная пещера глубоко под миром и портал в нечто бесконечное и ужасное.
Ужасы войны сломили многих солдат, даже тех, кто прошел через сражения целыми и сохранил руки и ноги. Душевные раны, полученные в ходе боя, мучения видеть, как товарищи по оружию умирают или страдают от ужасных ранений – всего было в достатке, чтобы расколоть даже самый сильный разум, неподвластный исцелению ни одному медикэ.
Аливия видела подобные раны на лицах всех, мимо кого проходила.
Претендент на трон Терры, независимо от того, кто это будет, унаследует народ, травмированный так же, как и любой из солдат, сражавшийся за него.
Аливия прошла мимо группы мужчин и женщин, стоящих на коленях, покрытых грязью и пылью. Они молились, склонив головы, вознося слова в ритме церковного гимна. Мужчина зачитывал написанное от руки на переплетенной бечевкой стопке бумаги – его лицо и шею покрывали мокнущие волдыри от химических ожогов. Она проходила мимо него и вздрогнула, когда он посмотрел на нее - один его глаз был разрушен, на его месте в расплавленной каше из почерневшей ткани зияла пустая глазница. Сквозь щеку просвечивала белизна кости.
- Помолись с нами, сестра, - сказал он, коверкая слова из-за ран.
- Нет, - сказала она, отворачиваясь. - И не буду.
- Пожалуйста, Императору нужна вся наша любовь и преданность, чтобы разгромить этого врага.
Аливия фыркнула.
- Если ему нужна моя любовь, то у нас еще больше проблем, чем я думала.
Она двинулась дальше, пробираясь сквозь толпы оцепеневших от ужаса людей и направляясь к смотровой колонне в центре площади, когда мужчина окликнул ее.
- Есть только Император, он наш щит и защитник!
Аливия покачала головой. С тех пор как она ступила на Терру, она не чувствовала присутствия Императора. Ей пришлось признать, что это странно. Даже на Молехе был обрывок Его присутствия, призрак Его силы, отражающий этот Его проклятый свет, но здесь, в сердце Его владений... ничего.
Значит ли это что-нибудь? Наверное, нет, но все же...
- Аливия! - позвал Джеф. Она подняла глаза, чтобы увидеть его и девочек именно там, где их оставила – у основания колонны со всеми скудными пожитками. Ее снова поразило то, каким он стал худым. Работа в космопорте Ларсы поддерживала Джефа в хорошей физической форме, с мускулистым торсом. Но месяцы лишений на борту «Просвещения Молеха» взяли свое, а жидкие пищевые пасты, которые сейчас раздавали в палатках для кормления, были почти бесполезны с точки зрения питания.
- Что это было? - спросил он, оглядываясь через ее плечо.
- Ничего, - ответила она. - Просто еще одна группа чертовых богомольцев.
- Лектицио Дивинитатус?
- Не называй их так, - сказала она. – Это просто отчаявшиеся люди, ищущие ответы там, где их нет. Это просто слепая вера.
- Может и так, Лив, но все же это лучше, чем безнадежность.
Ей хотелось упрекнуть его за столь наивную веру, но она подозревала, что он прав. Кроме того, никого, казалось, больше не заботят подобные теистические убеждения, пока они не станут чересчур откровенными.
Аливия полагала, что среди всех этих страданий - где любой спасательный круг - независимо от того, каким бы несовершенным он не был, по ее мнению - помогает сделать выбор между желанием выжить или сдаться - вера должна быть. Просто она надеялась, что после того, как все это закончится, вера увянет на корню.
Аливия прильнула к Джефу с поцелуем и наклонилась к своим девочкам. Миска спала, свернувшись калачиком на тонком одеяле, и посасывала большой палец, как в детстве. Усталость и голод ожесточили ее некогда ангельские черты, а бритая голова только подчеркивала ее худобу. Продвигаясь вглубь Дворца, с каждым шагом Миска говорила все реже и реже. Аливия чувствовала, что слезы грозят хлынуть по щекам, глядя на то, как день за днем угасает ее озорница.
Она потерла глаза тыльной стороной ладоней, затем провела рукой по голове, покрытой обросшей щетиной. Она скучала по своим волосам, но зуд был невыносимым - эпидемия вшей захлестнула лагеря беженцев, так что она обрила волосы себе и своей семье. Джеф не слишком возражал, его макушка все равно поредела, но девочки громко протестовали, пока Аливия не показала им копошащиеся яйца вшей на голове друг у друга.
Вивьен оторвала взгляд от книги, с которой никогда не расставалась, и слабо улыбнулась.
Как и сестра, она тоже страдала, ее лицо горело от лихорадки, которая заставляла ее потеть холодными ночами и замерзать в течение дня, как бы семья не пыталась согреть ее.
- Ты их достала? - спросила она.
- Прости, любовь моя, - сказала Аливия. - Я не смогла. Ничего нет.
Девочку била лихорадка с самого отступления от Львиных врат, и разреженный воздух гор, холод и недостаток пищи наложили на нее тяжелый отпечаток.
Аливия пыталась получить антибиотики у человека с дергающимся лицом, который продавал ворованные медикаменты - человека, который, как она подозревала, снял свою форму, чтобы затеряться среди гражданского населения. Он не хотел расставаться со своими таблетками взамен на то, что она предлагала, и никакие ментальные усилия не убедили его снизить цену.
Джон всегда был лучшим в умении проникать в чужой разум и подчинять его своей воле, но и Аливия не была лишена некоторых навыков в этой области. Однако с момента прибытия на Терру она обнаружила, что ее способность подчинить другую личность своему образу мыслей почти исчезла.
- Не волнуйся, со мной все будет в порядке, - сказала Вивьен, возвращаясь к книге. Изображение на обложке едва проглядывало под слоем пыли, что напомнило Аливии, каким ярким оно было в тот день, когда она проскользнула в собор Оденсе и стащила книгу. Истории в ней были волшебными сказками, но этот термин вводил в заблуждение. Каждая была притчей, трогающей до глубины души, историей, раскрывающей многочисленные и сложные хитросплетения человеческой натуры во всей ее прекрасной и ужасной формах. И, как все истории, они обладали силой.
Силой, которую Аливия до конца не понимала, но которая не раз спасала жизнь ей и ее дочерям. Эти истории поддерживали жизнь Вивиен, когда она оказалась пленницей варп-культов на борту «Просвещения Молеха», и они же указали путь Аливии, когда та больше всего в нем нуждалась.
В этом отношении, так ли уж эта книга отличалась от Лектицио Дивинитатус?
- Что ты сейчас читаешь? - спросила она девочку.
- Про соловья.
Аливия прикусила губу. Отличная шутка.
Вивьен прокашлялась и сказала:
- Я бы хотела, чтобы и у нашего Императора был соловей.
- Может и есть, - сказала Аливия, заметив мужчину в черной форме строгого кроя и камчатном плаще, который пробирался к ней сквозь толпу беженцев. Она сразу же узнала его.
Он вытянулся перед ней по стойке смирно, словно кол проглотил, заложив руки за спину.
- Халид Хассан, - сказала она. - Я должна была догадаться, что вы вернетесь.
- Вы сомневались в этом? - спросил он таким же усталым голосом, как у нее.
Человек Малкадора явился вызвать ее к своему господину, как только она сошла с трапа «Просвещения Молеха», но ушел ни с чем. Отвергнув приглашение Сигиллита, Аливия еще тогда знала, что этот человек придет снова.
- У вас усталый вид, - сказала Аливия.
- Эта война – бремя для всех нас, - ответил он.
- Эй, - сказал Джеф. - Она же велела тебе убираться. Она не пойдет с тобой.
Хасан оставил без внимания его слова.
- Пришло время вернуться домой, госпожа Сурека.
Аливия посмотрела на своих девочек, уставших и голодных, худых и трясущихся.
Она медленно кивнула:
- Они идут со мной. Все они.
- Конечно. Сигиллит предлагает вам и вашей семье убежище на бастионе Бхаб.
Окей, - согласилась Аливия. - Пришло время соловью вернуться домой.
Пирокластовые облака огня простирались от горизонта до горизонта.
Во рту стоял привкус пепла и железа.
Боль была такой, будто острые обсидиановые лезвия срезали плоть с костей; будто магма из самого сердца Ноктюрна наполняла все его существо. Не это беспокоило его - он был сыном Вулкана - он был рожден, чтобы терпеть боль.
Абидеми был свидетелем конца света, порождаемого извержениями вулканов и яростью землетрясений. Ноктюрн разрывало на части в мучительных спазмах катастрофических извержений. Огонь заполнил поле зрения Абидеми, далекие океаны вскипели и превращались в пар, который обжигал легкие, обращая их в труху.
В этом последнем акте апокалипсиса даже возвышающаяся, казалось незыблемая, гора Смертопламя разваливалась, ее склоны трещали, словно нечто глубоко внутри бушевало и клокотало в безграничной ярости.
В одиночестве Абидеми смотрел на то, как разрушается его мир, как его некогда нерушимая твердь рассыпается в прах, как его расплавленное сердце взрывается, освобождая урдраконов, готовых уничтожить царство людей. Из зияющих трещин, которые становились шире с каждым вздохом земли, вверх выбрасывались потоки раскаленной лавы. Бурлящие облака перегретого газа катились по небу, вилки молний хлестали друг друга, достаточно мощные, чтобы уничтожить военные корабли.
Абидеми не испытывал страха, ибо Саламандрам чужды мифы о конце света, искуплении и загробной жизни - только вера в вечный круговорот огня, творящий жизнь даже из самых ужасных катастроф. Для племен Ноктюрна каждый достойный акт творения рождался из разрушения - от сотворения самих звезд до создания могучего клинка.
Базальтовые скалы Смертопламени, наконец, взорвались разрушительной лавиной из камней и магмы и развалились. Эта огненная смерть породила две колоссальные формы. Извилистые тени драконов двигались среди расплавленного камня, по-нечеловечески огромные и чудовищные. У Абидеми перехватило дыхание, когда красные светящиеся сгустки лавы обрушились обжигающим дождем, превращая землю в жидкий огонь.
Два урдракона рычали, сражаясь - колоссальные звери за пределами человеческого восприятия масштабов - настолько огромные, что Абидеми не мог охватить взглядом всю их неземную природу.
Один из них был покрыт темно-зеленой и черной, как оникс, чешуей, с огненными когтями и глазами, похожими на горящие красные угли. Другой сиял тусклым цветом остывающей магмы, и Абидеми увидел, что один глаз был ничем иным, как пустой глазницей, похожей на кратер на поверхности луны.
Они рвали друг друга челюстями, способными раскалывать целые континенты, и соскребали бронированную плоть когтями, которые могли сокрушать горы. Их кровь была движущей силой планеты, и с каждым свирепым ударом сердце в центре мира замедляло биение и остывало, в то время как мир на поверхности горел.
Алый урдракон сомкнул челюсти на горле своего противника в зеленой чешуе, срывая бронированную шкуру и пуская обжигающую кровь. Раненый урдракон вонзил свои огненные когти в брюхо соперника, оставляя глубокие борозды в его плоти. Могучие змии из легенд бодались рогами, стегали хвостами, но Абидеми уже понимал, что зеленый змий проигрывает.
Его взгляд был прикован к далекому горизонту, ибо в состязании между такими существами даже малейшее мгновение невнимательности могло стать роковым. Алый урдракон повалил черно-зеленого на землю, и планета содрогнулась от силы удара.
Когда Алый дракон клацнул зубами и впился в соперника, Абидеми упал на колени и зарыдал.
Он был в отчаянии, видя, что зеленый дракон повержен, осознавая каждой клеткой своего существа, как это жизненно важно – не дать ему умереть - это его долг. Он потянулся к Драукоросу и обнажил клинок Артелла Нумеона. В этот момент рядом с ним появились две горящие фигуры. Одна несла золотое копье в виде скрещенных молний, другая - громовой молот. Абидеми узнал своих братьев.
Абидеми высоко поднял Драукорос, огонь битвы отражался на его черных зубьях.
- Отец! - воскликнул он. - Сыны Прометея с тобой!
Он бросился к сражающимся мировым змиям.
Его братья последовали за ним в огонь.
И затем яркие иглы света - ослепляющие и режущие глаза.
Видение конца света Ноктюрна померкло, и ужасающая реальность бедственного положения Терры снова нахлынула на Абидеми. Он почувствовал тяжесть своего трансчеловеческого тела в твердых тисках боевого доспеха. Разобрать то, что он видел, оказалось непросто: обе линзы шлема треснули, а шипящая статика накладывала на его зрение призрачные образы, которые он не мог разобрать.
Рот наполнился кровью. Кожа стала липкой от нее.
- Барек! - раздался хриплый голос, который, казалось, он должен знать. - Я нашел его. Он жив!
Абидеми сплюнул полный рот пыли и пепла и сморгнул, чтобы прояснить глаза. На фоне переменчивого цветового узора он увидел силуэт Игена Гарго. Абидеми потребовалось мгновение, чтобы понять, что он смотрит вверх, из-под нескольких тонн разбитых обломков, давящих на него, и что сияние над его братом - это обратная сторона «Эгиды».
Давление, оказываемое на него, изменилось, когда Гарго раскапывал его из-под обломков. Силой своих аугметических рук он стаскивал разбитые куски рокрита и стали с его прижатого к стене тела, как будто отрывал фанеру.
– Вытащи меня отсюда, – сказал Абидеми, разминая плечи. Камень стонал вокруг него.
– Не двигайся, Аток, – предупредил Гарго. – Тот ракетный удар обрушил на тебя половину этого проклятого развала.
– Я... Я думал, что умер, – ответил он.
Рядом с Гарго появился Барек Зитос, его ониксовая кожа побледнела под слоем пепла.
– Понадобится обрушить больше половины Непреклонной, чтобы убить Атока Абидеми, – заявил он.
– Не больше, – пробурчал Гарго.
Абидеми высвободил руку, и оба брата продолжили откапывать его, пока обломков не осталось столько, что он смог выбраться сам. Зеленый цвет его доспехов стал серым от каменной пыли, металл и керамит погнулись и истрепались, но в основном не повредились.
Он поднялся на ноги и заморгал от бледного света. Густой туман, наполненный странно знакомым привкусом, окутал взорванный край Непреклонной. Он приглушал заунывные звуки, доносящиеся из вражеских лагерей за стеной, и песнопения заблудших и проклятых, от чего война казалась далекой.
- «Морбидия»? - спросил Абидеми. - Я видел Рыцарей...
- «Теневые Мечи» и «Родня Вулкана» их проводили, - сказал Гарго.
- Они и Рыцарь «Кастелян» из дома Кадмус, - добавил Зитос.
Абидеми кивнул, глубоко вдохнул и, наконец, узнал знакомый вкус окружающего тумана - слегка сернистый, источающий землистый аромат подземных пород и сырого металла, еще не тронутого огнем.
...как дыхание раненого дракона в зеленой чешуйчатой шкуре...
Абидеми почувствовал, как все сжалось внутри.
Жуткий страх того, что враг здесь, прямо за Непреклонной – не то, с чем они должны столкнуться.
– Братья, – сказал он, – Мы нужны Вулкану.
3 Слабые возмущения
Так не должно было быть...
Магнус расхаживал по своему павильону – военному шатру с высоким потолком и полом, устланном коврами внасхлест в узорах из переплетающихся рядов спиралей и геометрических орнаментов. Мягкая ткань павильона пульсировала в такт бешеному сердцебиению примарха, и с каждым шорохом ткани в шатер просачивались завитки низкостелящихся испарений и отдаленный грохот взрывов.
В дальнем углу павильона стояло покрытое трещинами зеркало в раме дугообразной формы из простого дерева. Восстановленное из осколков, оно, подобно алмазным кинжалам, отбрасывало неровные отражения трех воинов, которые собрались вокруг широкого мензульного столика примарха.
Все они были Корвидами: Ариман, Менкаура, Амон. Алые доспехи сверкали, грязь и пепел этого мира еще не тронули их звездные мантии.
Верные воины все как один, и каждый предатель по-своему.Они чувствовали гнев, исходящий от Магнуса осязаемыми волнами.
Они боятся моего возмездия, что я обвиню их в неудаче при Колоссах.
Стены шатра были увешаны репродукциями манускриптов в латунных рамах, которые Магнус воссоздал по памяти после уничтожения библиотек Тизки: выдающиеся монологи Шекспира; последняя, с трудом поддающая расшифровке страница рукописи Войнича; и его любимые куплеты, взятые из произведений Кхут-Наха, Лабана и Элтдауна.
Каждый предмет в шатре вибрировал на грани точки разрушения.
- Колоссы должны были пасть, - заявил Ариман, опасаясь ярости своего генетического прародителя.
- Да, - вздохнул Магнус. - Так и должно было быть.
- Корвиды предвидели это, - добавил Амон, спеша на помощь своему брату. - Мы все видели, как стену охватило пламя, и огромные ворота обратились в расплавленный шлак. Сам Игнис объявил цифры благоприятными, а результат - несомненным фактом.
В отношениях между советником Магнуса и его главным библиотекарем пробежал холодок, поэтому поддержка Амона стала свидетельством тому, насколько непредвиденным был этот момент времени. Звезда Аримана воссияла, с тех пор как он вернулся с разбросанными осколками души Магнуса, о чем Амон мрачно нашептывал в пророческие писания, которые держал втайне от своих братьев.
- Это не только твоя вина, - сказал Магнус, с трудом сдерживая гнев. - Я также шагал по эху грядущей гибели Колоссов. Я тоже наблюдал, как сумеречные воины Бледного Короля стекаются внутрь. Я верил, что мы достигли того, что было необходимо. И, тем не менее, врата держались. Хан и Вальдор сражались с нами до последнего вздоха!
Примарх ткнул красным пальцем в развернутый лист вощеной бумаги, разложенный на круглом мензульном столике. Огромная территория Гималазии была воспроизведена с утонченной красотой и в насыщенных красках. В центре - нарисованный от руки план Императорского Дворца: обширное скопление колоссальных искусственных сооружений, которые сформировали целый урбанизированный континент, что раскинулся на могучих вершинах этой древней земли. На карте были начертаны витиеватые формулы неизмеримой сложности, разложенные магами легиона до глубочайшего смысла.
Магнус постучал по детальному изображению разбитых Врат Колоссов: опрокинутым башням и разрушенным стенам. Свежие чернила как будто мерцали на бумаге красно-золотым пламенем.
Несмотря на иллюстрацию разрушения и вопреки всем предсказаниям, Колоссы стояли.
Ни Пертурабо, ни Мортарион не ведали о замыслах Магнуса, но недавно вознесенный Принц Разложения чувствовал, что успех у Врат Колоссов имел для его брата гораздо большее значение, чем очевидная тактическая ценность.
Как же они держались?
У Магнуса не было вразумительного ответа на этот вопрос.
- Падение Колоссов должно возвестить о разломе в телэфирном щите Санктум Империалис, - сказал Магнус. - Багряный Ангел свирепствует на его краю, Мортарион проклинает, что не может переступить его порог. И пока щит остается нерушимым, порождения варпа не смогут продвигаться дальше.
- А вы, милорд? - спросил Ариман. - А для вас порог тоже закрыт?
- Я - сверхъестественное существо из света, - сказал Магнус. - Мое тонкое тело - это сплетение растерзанной плоти и расколотой души. Но оно еще не полностью стало воплощением мощи имматериума. Если бы Колоссы пали - да, я мог бы взять штурмом сердце Дворца, но пока они стоят...
- Они должны были пасть, - сказал Амон.
- Это предвидели! - сказал Ариман.
- Предвидели, - согласился Менкаура.
Он единственный из трех воинов Корвидов, кто скрывал свое безглазое лицо под безликим серебряным шлемом устаревшей модели доспехов. Его аура говорила о скрытых замыслах, но Магнуса не интересовали какие бы ни было мелочные заговоры и измены, которые тот разрабатывал после падения Просперо.
Примарх взмахнул пальцем в сторону Дворца, и изображение Колоссов на карте восстановилось: их башни перестроились заново, а ворота из расплавленных осколков вновь превратились в укрепленный опорный пункт. Он вращал пальцем против часовой стрелки, постепенно продвигаясь внутрь дворца.
- Район Кхат Манду, Бастион Бхаб, Зал Ленг...
Здесь он задержался на мгновение, прежде чем двинуться дальше.
- ...Инвестиарий, Купол Просвещения, Гегемон, Библиотека Кланиум.
Наконец, его палец остановился.
- Тронный зал, - закончил Магнус. - Конечная цель Магистра Войны.
Все слышали, как примарх особо подчеркнул титул Воителя.
- Но не наша, - сказал Ариман.
- Не наша,- подтвердил Магнус. - Из всех призов, которые можно заполучить на Терре, самый важный для меня – это подземная аркология, где хранится последний осколок моей души.
Красный свет завитками поднимался от бумаги, словно осколок стекла, лишенный единого целого, дробился на множество других. Это напомнило Магнусу свои ранние исследования Просперо, величественную статую огромной птицы, забытую на узкой тропе, на отвесном склоне скалы, что возвышалась над давно мертвым городом.
Статуя сорвалась и разлетелась вдребезги на разноцветные осколки стекла – и так Магнус раскрыл тайну работы Изначального Творца и научился механике того, что позже станет Братствами Тысячи Сынов.
- Все разбитые вещи разрушают свою форму и назначение, - сказал Магнус. - Моя душа, Империум, даже эта война Хоруса Луперкаля. Так что поймите, мои сыновья: то, что мой отец держит в плену под своим Дворцом - не просто часть меня, это лучшее, что есть во мне.
- Больше мы тебя не подведем, - заявил Амон, ударив себя в грудь.
Магнус кивнул и сжал кулак, чувствуя, как начинают дрожать кончики пальцев.
Он отвернулся от своих сыновей и сказал:
- Амон, Менкаура, возвращайтесь к своим воинам и сотворите мандалы вокруг шатра. Ариман, Останься со мной. Мы погрузимся в Великий Океан, ты и я!
- Сир, разумно ли это? - спросил Ариман. – Течения Великого Океана неспокойны настолько, что это за пределами наших знаний. Гнев и ярость нерожденных у самой завесы между мирами. Прорвавшись, они не позаботятся о том, кого убивать - друга или врага.
- Мы должны, - сказал Магнус. - Жиллиман и Лев приближаются с каждым днем, а Дворец все еще стоит. Если путь внутрь и существует, то только я смогу его найти, что бы там ни думал Пертурабо. А теперь делай, как я велю.
Амон и Менкаура отсалютовали и покинули шатер. С их уходом Магнус выпустил дрожащий вздох, который не был вздохом, и почувствовал, как учащенно забилось сердце, которое сердцем не было.
Он вцепился в край мензульного столика – его пронзила острая боль.
- В чем дело, сир? - спросил Ариман.
Магнус остановил его:
- Мой отец вылепил это тело с помощью древних знаний, забытой алхимии и договора, содержание которого даже Сам не смог полностью постичь. Но я больше не уверен, кем стал после того, как Волчий Король расколол мою душу.
- Ты - Магнус Красный, Алый король, - сказал Ариман.
- Возможно когда-то… но без последней части своей души я нечто меньшее... и в тоже время нечто большее.
Магнус отвернулся от столика и встал перед разбитым зеркалом.
- Десять миллионов осколков стекла и слез... - проговорил Магнус.
- Сир?
- Я разбил его на Просперо, когда в приступе ярости разгромил свои покои. Ты помнишь? Сразу после того, как взмыл на крыльях варпа и полетел на Терру, чтобы предупредить отца о предательстве Магистра Войны.
- Я помню, - ответил Ариман. – Это стало началом конца для нас.
Магнус покачал головой.
- Нет, наш конец начался задолго до этого, - печально произнес он.
Он протянул руку и провел красным пальцем по трещинам на стекле.
- Я всегда насмехался над Ангроном за утрату контроля над собой, за его звериную ярость. Я верил, что он слаб. Но когда я увидел, что натворил, то понял - я ничем не лучше своего брата. Я возомнил, что непогрешим, что знаю больше других.
- Тогда почему ты хранишь его, мой господин? - спросил Ариман.
- Мне нравится думать, что каждый осколок отражает грани моей внутренней сущности, - ответил Магнус. - Некоторые я знаю слишком хорошо, а другие – словно отражения незнакомых лиц. Одни из них благородны, другие удивительны, третьи чудесны. Прости, но многие из них мрачны и ужасны.
Он скользнул пальцем к центру зеркала, туда, где не доставало еще одного осколка в форме слезы.
– Но в основе образа всегда лежит вот это... пустота.
Магнус уставился в зеркало, откуда на него смотрело его разбитое отражение.
Он был высок, даже среди своих братьев-примархов, краснокожее тело увито мускулами.
Красная грива волос обрамляла его лицо, едва сдерживаемая обручем из золота и слоновой кости. Бронзовые доспехи с рогатым нагрудником переливались всеми оттенками прометия, как будто их только что выковали. Длинные птеруги из тончайшей вареной кожи свисали до колен, украшенные золотыми заклепками и эзотерическими письменами.
Единственный глаз мерцал бесконечным разнообразием цветов, не имеющих названия, и придавал коже цвет расплавленной меди. Магнус протянул руку, чтобы коснуться сморщенной кожи, покрывающей то место, где должен быть другой глаз.
– Одним лишь усилием мысли я могу изменить свою внешность, стать богоподобным или земным, прекрасным или чудовищным, но этого... этого я не изменю.
Он отнял руку от лица и раскрыл пальцы.
Дрожь становилась все сильнее.
Если Ариман и заметил это, то ничего не сказал.
– Присоединяйся ко мне, сын мой, – сказал Магнус, проходя в центр шатра и усаживаясь, скрестив ноги, на ковры в месте слияния их переплетающихся спиралей. Ариман сел напротив, и Магнус уже чувствовал, как сила его сыновей стекает к ним, когда те чертили круги мандалы.
– Ты прав, Азек, плыть сейчас по Великому Океану крайне опасно. Но у меня мало времени.
Он поднял глаза вверх, и сила хлынула в него.
– У всех нас мало времени.
Магнус оторвался от своей физической оболочки с легкостью, недоступной его сыновьям.
Его плоть уже перетекала из материального мира в имматериум. В отличие от Аримана, он не нуждался в Исчислениях, чтобы сорвать замок на цепях, которые приковывали дух ко плоти. Чувство освобождения опьяняло, словно кто-то тащил в гору невидимую ношу, а затем сбросил ее на вершине и взлетел.
Земля ушла из-под ног, и тонкое тело примарха свободно воспарило. За ним хвостатой кометой по спирали последовал Ариман. Освобожденный от плоти, Магнус был существом чистой энергии, созданием божественного происхождения вне пределов возможностей плоти. Ни голод, ни жажда не тревожили его, а границы пространства и времени не сковывали слишком жестко.
Для такого существа, как Магнус, время и пространство всегда были предметом изучения.
Так и будет...
Магнусу были хорошо знакомы нашептывания варпа, но даже он не мог сказать наверняка, было ли это искушением какого-то нерожденного или его собственными непомерными амбициями.
Он поднялся, несомый грохочущими восходящими потоками психической энергии.
Обычно путешествие через Великий Океан проходило в тишине и покое, но там, внизу, война изливала в эфир неистовые бури эмоций. Над всей поверхностью земного шара бушевали психические ураганы, усиленные безумием, гневом и ужасом, которые выпустила на свободу эта война. Убийственные потоки яростной психической энергии делали эфир вокруг Терры похожим на полет «Грозовой птицы» прямо в Око Ужаса.
Большинство смертных ничего об этом не знали, но каждая живая душа на Терре чувствовала, что происходит в темноте.
Постоянный страх и боль во время сражений были ужасны, но видения, приходящие к людям, когда они закрывали глаза, были гораздо хуже.
За психической завесой, защищающей внутренние пределы Дворца, Магнус увидел завихрения призрачных форм: нерожденные, подобно падальщикам, кружат, предвкушая бойню.
Рога и когти...
Слишком много глаз и чрезвычайно широких челюстей...
Неутолимая жажда...
Ариман плыл рядом с ним, его тонкое тело было чистым и совершенным.
- Мы пылаем слишком ярко, милорд, - сказал он, указывая туда, где к ним поднимался шлейф из монстров, порожденных варпом, подобно плазменным бурям, вырывающимся из звездной короны: одинокие хищники, стаи охотников и несметные силы чистой ярости.
- Я ни для кого не потушу свой блеск, ни для людей и уж тем более не для демонов, - усмехнулся Магнус.
Одной только мыслью он вооружил себя посохом-хекой и хопешем с бронзовым клинком, объятым огнем. Ариман последовал примеру отца, и несколько мгновений спустя тоже облачился в доспехи и вооружился своим черным эбеновым посохом-хекой.
Воинственный рой поднялся к ним на кипящей волне безумного голода.
- За мной, - велел Магнус.
Отец и сын сражались вместе как один, пылая огнем и яростью. Светом хопеша Магнус разрезал нерожденных на части, рассеивая их сущности, подобно тому, как ураган разгоняет туман. Могущественнее самого ужасного из демонов, он крутанулся и нырнул между ними. Он чувствовал на себе их ледяные когти, сжигал их испепеляющей молнией из своего глаза и сверкающим огнем своего посоха.
Магнус выткал паутину разрушения среди нерожденных, его посох, клинок и сила не просто убивали, но делали их ничем. Они издавали жалобные крики, но Магнуса не заботил их конец, он не думал ни о чем, кроме собственного желания дотянуться до них и уничтожить.
Ариман не уступал в ярости своему примарху, оба хотели выпустить пар после неудачи при Колоссах.
В конце концов, они восторжествовали - блистательные воины, сверкающие на фоне рваных клочков болезненного света, который тускнел по мере распада. Далеко внизу сны и кошмары смертных заполнялись видениями о том, как огненные ангелы уничтожают демонов, и в зависимости от того, по какую сторону стены сражались люди, они либо воодушевлялись, либо погружались в отчаяние.
- Как вверху, так и внизу, - сказал Магнус.
- Прекрасное ощущение, - признал Ариман.
Сила бурлила между ними, мастер и ученик смотрели вниз на поверхность Терры.
Какой бы великолепной ни была карта Дворца в шатре Магнуса, она не могла сравниться с открывшейся перед ними панорамой. Только разрушенные бомбежкой мега-ульи Южной Мерики были близки по размеру к Дворцу, но даже они казались просто лачугами по сравнению с ним. Ни подземные аркологии Марианских островов, ни разросшиеся города-хищники древней Киевской Руси и близко не стоят рядом с ним по масштабам.
- Это великолепно, - сказал Ариман, его фигура все еще истекала потоками боевой ярости.
- Не спорю, - согласился Магнус. - В прежние времена, до появления огромных ульев Европы, эти горы были самыми высокими пиками в мире и покрыты снегом. Люди, воображающие себя искателями приключений, стремились покорить их высокие вершины, а охотники за эзотерической мудростью – проникнуть в тайны, сокрытые во тьме гор.
- Я помню, как Лемюэль Гамон рассказывал мне, что он приехал сюда в поисках лекарства от болезни для своей жены, - сказал Ариман.
- Жаль, что он не нашел того, что искал. Но этот путь, в конце концов, привел его к нам, так что, возможно, это было не совсем пустой затеей.
- Интересно, Бёдвар Бъярки убил его на Никее? - спросил Ариман.
- Скорее всего. Менкаура привязал осколок моей души к его плоти. Я полагаю, что такой фанатик, как Бъярки, сразил его, как малефикарум, как только мы ушли.
Ариман не ответил, но цветовая рябь, пробежавшая по его ауре, сказала Магнусу, что мысль о смерти летописца тревожит его сына, но он отбросил заботы о давно умерших смертных, осматривая землю внизу.
Горы Гималазии больше не были покрыты снегом, а одеты в черное и серое. Чтобы подготовить почву для строительства Дворца, их сердцевину выдолбили с помощью промышленной техники, а склоны покрыли посеребренной сталью. Эти горы по-прежнему были удивительны, но теперь это чудо выглядело грубым и суровым, но еще более – унылым из-за утраченной красоты, которой они когда-то обладали.
Дворец пересекал существующие с незапамятных времен границы между народами, заполнял целые долины, занимал скальные уступы, выровненные там, где когда-то стояли горы, и припал к поверхности Терры, как постоянно растущий паразит. В какой-то степени внешний контур Стены Вечности напоминал символ бесконечности - геометрия, в случайность которой Магнус не мог поверить. Намеренно или нет, но символизм этой совершенной формы был нещадно, камень за камнем, уничтожен атакующими.
Столько ненависти и разрушений... Что же останется, когда все будет сделано?
- Рогал Дорн сотворил с обороной чудеса, - сказал Ариман.
- Я и не ожидал меньшего от своего брата!
- Верно, но я надеялся на большее от Магистра Войны и Пертурабо, - сказал Ариман.
- В каком смысле? - спросил Магнус. Он уже знал ответ, но хотел убедиться, осознал ли Ариман реальность войны Хоруса Луперкаля.
- Похоже, вся наша стратегия построена на идее просто пробить себе дорогу с помощью грубой силы и боевых потерь, - продолжил Ариман. - Я не вижу ни хитрых уловок, ни обходных маневров, ни ловушек для тех, кто внутри, чтобы склонить их к предательству. Мы уже стольким пожертвовали, чтобы достичь поверхности Терры... сколько еще Магистр Войны готов заплатить?
- Ты ухватил самую суть, Азек. Истинный враг - не стены Дворца, и даже не мои братья и их воины внутри, - ответил Магнус. - Нет, для всех нас враг - это время. Даже сейчас легионы, по-прежнему верные Императору, пересекают пустоту, чтобы вернуться к своему господину. Если они доберутся до Терры до того, как падет Император - все будет потеряно. Хорус знает об этом. И поэтому Дворец должен быть разрушен как можно скорее. И если цена этому – кровь братских легионов и их смертных последователей – так тому и быть.
- Если следовать такой стратегии, то побежденные будут стерты с лица земли, а победители – в ненамного лучшем положении, - сказал Ариман. - Кто бы ни победил в этой войне, он будет в состоянии глубокого шока, его силы сведены к нулю.
- Эта война обескровила нас, Азек, сильно обескровила, - произнес Магнус, - но мы остаемся сильными. Вместе с воинами, которых я отослал с Просперо до того, как псы Русса напали на нас, легион насчитывал чуть более девяти тысяч. Многие скажут – ничтожная цифра. Но каждый воин Пятнадцатого стоит десятерых других легионеров, а то и больше. В отличие от Хоруса, в такой момент я более осторожно расходую кровь своего легиона.
- Подожди, ты предлагаешь то, что я думаю?
- И что же, по-твоему, я предлагаю?
Глаза Аримана расширялись, по мере того как до него доходил смысл невысказанных слов Магнуса.
- Что ты собираешься свергнуть того, кто претендует на трон Терры, чтобы забрать его себе...
- А кто из моих братьев хоть отдаленно подходит для этой роли? – с вызовом спросил Магнус. - Хорус настолько поглощен новообретенными силами, что уже не замечает, как они сжигают его изнутри. Возможно, когда-то у Пертурабо хватило бы воображения, чтобы продвинуться так далеко, но он это упустил. Ангрон или Мортарион – лишь повелители трупов и личинок, а что касается Конрада и Фулгрима, то они не в состоянии управлять собой, не говоря уже о галактике.
Магнус видел, что его сын все еще поражен сказанным, но этого и следовало ожидать.
- Поэтому ты взял меня с собой? - спросил Ариман.
- Знаю, звучит невероятно, даже предательски, - сказал Магнус. - Но подумай вот над чем - мы все настолько ослеплены мыслью, что Хорус Луперкаль доведет эту войну до конца, что никакое другое решение или исход даже не рассматривали.
- Признаю, я об этом не думал.
- Вот почему это сработает, Азек. Никто не увидит грядущего удара.
- Никто другой не смог бы править Террой так, как ты, - сказал Ариман.
Магнус кивнул, довольный тем, что его лучший ученик увидел правду.
- Будет славно, - сказал Магнус. - А теперь давай вернемся в мир плоти и крови, нам еще многое нужно привести в движение.
Они устремились обратно к земле, проходя сквозь бурные потоки психической энергии, пока не стали видны отдельные вершины башен и крепостей, их позолоченные купола и укрепленные редуты, освещаемые мерцающим сиянием ударов о щиты.
Магнус был готов позволить своему духу соединиться с физической формой, когда его остановил голос Аримана.
- Сир!
Он проследил за пальцем Аримана, указывающим на секцию стены в юго-восточном углу Санктум Империалис - участок в месте пересечения Несокрушимой и Западного Полушария.
Сначала он не был уверен, что видел – извивающийся луч золотого света, слабого и почти незаметного, но все же резкого на фоне длины волны, излучаемой Дворцом. Он то вспыхивал, то угасал, подобно изображению молнии, попавшему в пиктер.
- Что это? - спросил Ариман.
Магнус прищурился, пытаясь зафиксировать луч на месте, но тот крутился и танцевал перед его взглядом, отказываясь быть пойманным. Он потянулся чувствами сквозь эфир и отшатнулся, почувствовав невероятную силу, что стояла за светом, и осознал, что он видит.
- Отец... - выдохнул Магнус, не осмеливаясь поверить в происходящее. - Ты восседаешь на своем троне, укрываешься за своими стражами и щитами. Я должен был быть слеп к твоему присутствию – как был слеп к твоей силе с тех пор, когда ты удалился в свое святилище - но теперь я вижу то, что искал... Я вижу тебя...
- Милорд, это?..
- Этот свет – свет мощи Императора, едва уловимый, как шепот, дыхание Его присутствия, просачивающееся из Дворца.
Аура Аримана расцвела, когда он понял значимость увиденного.
- Брешь, которую мы проделали в телэфирном щите, - сказал Магнус. - Наш путь внутрь.
4 Интрига на интриге
Повелитель Железа, заключенный в своем грандиозном стратегиуме в виде трона-подъемника, был окружен мерцающим сиянием пикт-планшетов. Тусклый свет экранов освещал его угрюмые черты, череп был пронизан кабелями и усеян имплантатами. Глаза с нависающими веками, всегда в движении, впитывали огромное количество информации, обрабатывая и координируя ее с каждым морганием. Даже величайший адепт марсианского жречества не смог бы сравниться со скоростью мышления Пертурабо в вопросах войны.
На каждом экране мелькали жестокие картины, сменяя друг друга слишком быстро для неаугментированного глаза: тысячи сводок с десятков тысяч разных полей сражений на этом фронте войны и сотне других по всему миру. Только единицы на протяжении всей истории вида могли координировать сражения на многих столь сложных театрах военных действий.
Пальцы Пертурабо – пальцы музыканта, подумал Магнус – танцевали по невидимым тактильным пультам управления, и с каждым нажатием он посылал десятки приказов, изменял многочисленные пути наступления или корректировал подвижный заградительный огонь в сотне и более мест - и все в реальном времени.
Наблюдать за ним – все равно, что наблюдать за работой мастера.
Из всех братьев-ремесленников Пертурабо больше других был художником и творцом. Да, Вулкан овладел кузнечным мастерством, а Феррус Манус – искусством в области технологий. Но Пертурабо был создателем прекрасного, мечтателем о таких вещах, которых другие не могли вообразить.
Магнус вспомнил личное хранилище Пертурабо: стены его многочисленных комнат, увешанные чертежами грандиозных амфитеатров, дворцов, внушающих благоговейный трепет, и городов такого величия, что они могли соперничать с Тизкой.
То, что лишь очень немногое из этого претворено в жизнь, было оскорблением для его гения.
То, что его мастерство теперь использовалось всего лишь для разрушения, было пустой тратой потенциала, который все еще не давал Магнусу покоя, даже теперь, когда он служил его цели.
Вслед за этой мыслью взгляд Магнуса переместился на Сокрушитель Наковален - могучий боевой молот, выкованный Фулгримом в Великой кузнице Терраватт на горе Народная и подаренный Феррусу Манусу, после смерти которого, был преподнесен Магистру Войны, а затем перешел к Пертурабо.
К большому огорчению Фениксийца Повелитель Железа в значительной степени модифицировал молот.
Массивные боевые роботы – Железный Круг Пертурабо – со скрежетом повернулись лицевой стороной к Магнусу, когда тот приблизился. Их отполированные металлические корпуса были почерневшими от сажи и испещрены недавними ударами снарядов и ожогами от лазеров после отчаянного налета имперских «Громов», каким-то образом сумевших пробиться сквозь оборону Железной Цитадели. Истребители бросились в безнадежную атаку, и, хотя все до одного были уничтожены с воздуха, двое сумели обстрелять позицию Пертурабо, прежде чем обрушить свои горящие обломки на его наблюдательный пункт.
Верхняя смотровая площадка исчезла, срезанная крылом кувыркающегося судна, и теперь предпоследний уровень оказался под открытым небом. Нефтехимические пожары окутали небо вуалью, и по мерцающим остаткам щитов "Эгиды" кровавыми подтеками растеклись световые вспышки и расцвели ударные импульсы. Вращающиеся огненные струи плясали, подобно ифритам, на останках Имперского Флотского Колледжа и резвились на развалинах Трибунала Аурум. Радиальные проспекты, когда-то принимавшие во всем своем позолоченном великолепии грандиозные триумфальные процессии, сейчас стали реками сверкающего золота, и их расплавленные руины словно отражали первые дни зарождающегося мира.
Несметные клубы дыма придавали воздуху, наполненному пылью, кислый привкус, а непрерывный треск разрывов притягивал взгляд ярким фосфорисцирующим свечением.
Не дав Магнусу заговорить, Пертурабо заявил:
- Я занят, брат.
Резкость не была чем-то новым для Железного Владыки, и Магнус не обиделся. После неудач при Сатурнине и Колоссах давление на Пертурабо со стороны Магистра Войны было огромным и только возрастало.
- Я в этом не сомневаюсь, но прошу, удели мне немного своего времени.
- Я бы отказал любому другому из наших братьев, - сказал Пертурабо, спускаясь со своего трона, - но не тебе.
Магнус развернулся к раскинувшейся перед ними панораме разрушения.
- Паря на эфирных волнах Великого Океана, можно посмотреть на осаду как на нечто абстрактное. Это словно рельефный макет на выставке, предназначенный для того, что передать будущим историкам масштаб давно минувших событий. Неисчислимые миллионы сражаются на Терре, упорно продвигаясь вперед по грязи, пыли и костям, чтобы загрызть друг друга до смерти. По отдельности их смерть не имеет значения. Даже сложенные вместе эти смерти бессмысленны, как бессмысленна каждая капля воды в горной реке. И все же река точит камень.
- Вот как ты расходуешь мое время? На метафоры? Научись обуздывать свою страсть к излишней болтовне, брат. На кону пятнадцать крупных атак одновременно.
Пятнадцать, это благоприятно.
- Я только хотел сказать, что война выглядит по-разному на каждом уровне. Этому меня научил Сатурнин.
- Ты хотел сказать - этому нас научил Дорн, - огрызнулся Пертурабо.
Магнус не нуждался в сверхъестественных способностях, чтобы увидеть, как глубоко ранил Повелителя Железа провал Сатурнина. Эта битва стала апогеем долгой войны за превосходство между Пертурабо и Рогалом. И Дорн - единственный из двух воинов лишенный воображения - каким-то образом сумел всех перехитрить.
- Мы все его недооценили, - уточнил Магнус. - Мы забыли, что его талант просыпается в ответ на твою гениальность.
- Хватит лить бальзам на мое самолюбие, Магнус. Рогал вовремя обнаружил слабость в своей обороне и заманил нас в ловушку, зная, что я, должно быть, тоже заметил ее. Это было потрясающе дерзко. Если бы я не видел этого собственными глазами, то никогда не подумал, что мой брат способен на столь поразительно рискованную уловку. И отпустить Стену Вечности...
- Ты веришь, что он добровольно пожертвовал космопортом и всеми его обитателями?
- Конечно, - сказал Пертурабо, глядя на Магнуса как на глупца, не понимающего дерзости маневра их брата. – Это был единственный способ убедить меня, что он не видит слабого места в Сатурнине. Если бы я не ненавидел его так сильно, то поздравил бы со столь безжалостной расстановкой приоритетов.
- Если даже бесстрастный Дорн может удивить нас, - произнес Магнус, - то это действительно конец времен.
Пертурабо пожал плечами, и пластины его брони заскрежетали по кабелям черепа.
- Так уж вышло, что нас перехитрили. Но все, что выиграл наш брат - лишь короткую передышку. Я пробьюсь во Дворец – это неизбежно. Вопрос только в том, сколько времени это займет.
- Важный вопрос, учитывая, что местонахождение Робаута и Льва неизвестно, - заметил Магнус.
- Я прекрасно знаю, что часы тикают. Так что, если у тебя нет какой-то новой информации или возможности замедлить время, позвольте мне вернуться к работе.
Магнус жестом указал в сторону трона Пертурабо и спросил:
- Твои новые атаки будут направлены против Западного Полушария?
- Да, - сказал Пертурабо. – Сковывающие удары. Я брошу против него войска, и Дорн вынужден будет защищать его. И пока лоялисты сражаются у Западного Полушария и на многих других фронтах, я нанесу настоящие удары в другом месте. И не спрашивай меня куда, я не скажу.
- Ты мне не доверяешь?
Глаза Повелителя Железа сузились, словно он пытался решить, серьезен ли вопрос.
- У тебя всегда свои планы, Магнус, - сказал он. - Ты привел свой легион на Терру с целью, не совпадающей с целью Магистра Войны. Не буду притворяться, будто понимаю, какую тайную игру ты ведешь, но я знаю одно - ты удерживал своих воинов от всех крупных сражений, и исследовал стены, как животное в клетке, которое проверяет пределы своего заключения.
- Ты прав, - признал Магнус, обходя трон и его мерцающие пикт-планшеты. - Но в данный момент твои цели, мои и Хоруса полностью совпадают.
- Так чего же ты хочешь от меня? Скажи хоть раз прямо.
- А что, если вам удастся убедить Дорна или его советников, что нападение на Западное Полушарие - нечто большее и, скажем, расположить Тысячу Сынов в боевом порядке аналогичном тому, как Фениксиец и Третий легион выстроились у Сатурнианской Стены?
Пертурабо снова взобрался на свой трон, и планшеты возобновили свой сверхскоростной круговорот боевых фронтов.
- А какой в этом смысл? Моя цель - убедить защитников, что любая атака может быть железным кулаком. Чрезмерное внимание только к одной эту цель разрушает.
- Наши противники отвлекут дополнительные силы на оборону Западного Полушария, только если поверят, что это главное направление удара. Если Дорн будет вынужден посылать подкрепления по всем направлениям – он будет ослаблен везде.
Пертурабо покачал головой.
- Ты сам не знаешь, о чем просишь. Наши силы готовы к бою – они развернуты, снабжены боеприпасами и уже продвигаются. Ты больше других должен понимать, что даже незначительный дисбаланс на одном фронте окажет соответственно существенное воздействие на другом. Но если ты хочешь направить свои силы на штурм Западного Полушария, я это позволю. Представь данные по своему боевому составу, и я учту его в своих расчетах, но не стану потакать твоим эмоциям или необходимости загладить вину.
- Ты думаешь, я спрашиваю по этой причине?
- А разве нет?
Магнус усмехнулся.
- Может отчасти.
Два дня спустя после прибытия в лагерь беженцев, Хасан привел Аливию в старинную, освещенную свечами галерею в барабанной башне на верхних границах Гегемона, где грохот войны и рокот непрерывных боев звучали приглушенно.
Уединенное место, оно напоминало часовню, заполненную воспоминаниями и древними молитвами. Аливия почувствовала холод, как будто здесь произошло нечто ужасное - и эхо происшедшего, чтобы никогда не стать забытым, просочилось в шероховатые стены с резными барельефами. Длинный стол, вырезанный из цельного массива темного дерева и неровно покрытый лаком, тянулся вдоль всей галереи.
- Прошу, садитесь, - предложил Хасан и отодвинул для Аливии стул.
Она села и положила руки на стол. Дерево было гладким, и скользящая поверхность действовала успокаивающе. Хасан вышел через ту же дверь, через которую они вошли, и, если только это не было игрой воображения, она увидела жалость в его глазах.
Вокруг стола стояло двенадцать стульев, но занята была только половина.
Трое смертных, трое транслюдей.
Во главе стола расположился Малкадор. Он выглядел таким же хрупким, как и любой почтенный старец: со впалыми щеками, готовый испустить последний вздох на смертном одре. Его служебное одеяние свободно болталось на костлявом скелете, а пальцы, удерживающие посох с орлом на навершии, напомнили Аливии древние изображения жнеца смерти, сжимающего косу в бесплотной хватке.
- Здравствуй, Аливия, - произнес он, и сила его голоса обнажила обманчивость его внешнего вида. В этом был весь Малкадор – обман, окутанный ложью и покрытый фальшью. – Надеюсь, теперь ваша семья хорошо устроена?
Она кивнула, но ничего не ответила. Вместо этого она изучала остальных за столом.
Трое астартес явно принадлежали VI Легиону – преданные убийцы в инеисто-серых доспехах, с обветренной кожей и заплетенными бородами. Они смотрели на нее подобно своре, которая безмолвно рассуждает, как лучше всего разорвать ее на части.
Из всех преданных Императору космодесантников, с которыми встречалась Аливия, Космические Волки нравились ей меньше всего.
Два спутника Малкадора были ей незнакомы.
Одним из них была женщина в бронзовой броне... или, по крайней мере, Аливия так полагала. Трудно было быть уверенной. Закованные в броню руки женщины беспокойно постукивали по столу – что это – фокус освещения или игра теней вокруг лица, скрытого под маской? Аливия не могла сфокусировать взгляд на ее чертах, словно глаза отказывались задерживаться и продолжали скользить мимо.
Одна из Сестер Безмолвия...
Аливия выразила жестами вопрос, ее пальцы медленно двигались, пока она пыталась вспомнить безмолвную речь.
Женщина, казалось, была поражена тем, что к ней обратились, но быстро оправилась от удивления и исполнила жестом ответ.
Сестра-Вигилятор Чаллис Ведия.
Напротив Ведии сидел ничем непримечательный человек, одетый в традиционную развевающуюся одежду жителей Африки. Его темная кожа имела пепельный оттенок, а глаза говорили о страдании и чувстве вины, все еще клокочащих внутри: опасные эмоции, которые могут легко перерасти в жажду мести. Вместо левой руки был протез - высококачественная аугментика с глянцевым черным блеском.
- А ты? Ты кто такой? - спросила Аливия.
Глаза мужчины метнулись к Малкадору, который мягко кивнул в знак согласия.
- Меня зовут Промей.
Глаза Аливии сузились.
- Но ведь не это имя дано тебе матерью, не так ли? Давай не будем начинать со лжи, ладно?
- Мое настоящее имя – Лемюэль Гамон, - ответил он, встретившись с ней взглядом. – А то я взял в честь павшего воина Императора.
Аливия увидела, как космодесантники ощетинились при этом замечании.
- Почему они здесь? - спросила она. - Вокс-передатчики сообщают нам, что воины Фенриса на всех парах мчатся к Терре. Они уже здесь?
- Это дозорная стая Бёдвара Бъярки, - пояснил Промей.
- Я могу говорить за себя, вюрд-призрак! - рявкнул воин, который, очевидно, был вожаком стаи – гигант с татуированным лицом и в доспехах, увешанным амулетами. Аливия могла разглядеть, как сквозь его бороду отблески свечей играют на острие клыков.
У этого есть сила.
- Я Бёдвар Бъярки из Своры, рунный жрец Тра, - представился бородатый воин.
Затем он хлопнул мясистой ладонью по плечу воина справа от себя - поджарого зверюгу, чья голова представляла собой кошмар, покрытый бронзой и шрамами. Один глаз, светящийся голубым, был аугментирован, другой – молочно-белого цвета - был смещен относительно центра лица, словно он расплавился и поплыл.
- Это Свафнир Раквульф, творец скорби Тра, - объявил Бъярки.
- Величайший гарпунщик Варангаи, - невнятно сказал Свафнир влажным голосом, - и убийца предателей.
Аливии не понравилось, как он особо подчеркнул слово «предатели» и как крепко сжал длинное копье. Древко копья наполовину было усеяно костяными шипами, и, женщина не сомневалась, что несмотря на поврежденный глаз воин был таким же метким, как и прежде. Черная рукоять копья, казалось, поглощала свет, и Аливия инстинктивно чувствовала к нему неприязнь.
Значит, нуль-оружие...
- А это, - весело гаркнул Бъярки, - Ольгир Виддоусин из Балта – наш щитоносец, ну и нянька, когда мы занедужим.
- Эх, - сказал Виддоусин, громадный воин задиристого вида, облаченный в броню, которая казалась слишком маленькой для его трансчеловеческого тела. - Один раз срастил сломанную кость и вдруг стал Апотекарием.
Аливия оставила без внимания их шутки, зная, что это только игра, способ усыпить ее бдительность, недооценить их. Она уже встречалась с Волками и никогда больше не совершит подобной ошибки.
- Он назвал вас дозорной стаей, - сказала Аливия. – Так что же вы выслеживаете?
- Малефикарум, - выплюнул Бъярки. - Предательство на самом высоком уровне. Наши стаи были преданными телохранителями сыновей Всеотца. Но если их вюрд – стать клятвопреступниками, то мы должны были стать их палачами.
Аливия рассмеялась.
- В самом деле? Представляю, как были рады примархи.
- Представь, как мало это волнует Свору.
- Не знаю, но может вы заметили битву снаружи – не похоже, что ваши стаи очень хорошо делали свою работу.
Обнажились клыки, и Аливия почувствовала, как воздух в комнате наполнился горячим животным зловонием. Ведия и Промей отпрянули, но женщину, смотревшую в беспощадные глаза примарха Хоруса, не отпугнул мускусный запах хищника.
- А ты? - Бъярки наклонился вперед и оперся локтями на стол, адресуя вопрос не только ей, но и Малкадору. - Кто ты такая?
- Я? Я – Аливия Сурека. Я никто и понятия не имею, зачем я здесь.
Бъярки снова рассмеялся и предостерегающе погрозил пальцем.
- Фернис хьольда! Женщина, чей вюрд соткан из такого количества нитей, что хватит на снасти для огромных парусов драккара Всеотца, говорит, что она никто! И кто же теперь лжет? Твоя нить так длинна, что тянется в прошлое, во тьму, как якорь в глубочайшую океанскую пропасть. Но знайте, госпожа Сурека, я боюсь, что она близится к своему концу.
- Если бы ты только знал, сколько раз я хотела, чтобы это было правдой, - сказала она, вернувшись мыслями к Малкадору. Старик был тенью себя прежнего, но Аливия знала, что лучше не принимать за чистую монету все, что он преподносил миру. Сигиллит являл собой воплощение слов первого воителя.
Когда вы сильны, кажитесь слабыми.
Но как только эта мысль пришла в голову, что-то подсказало Аливии, что, возможно здесь, в конце, это и есть настоящее лицо Малкадора. Несмотря на все его обаяние, обманы и хитрости, он предстал тем, кем был на самом деле: стариком, которому больше нечего дать.
- Что скажешь, Сигиллит? - спросил Бъярки. - Мы доставили тебе Промея и его знания о стремлениях Алого Короля. Время дозорных стай истекло. Освободи нас от клятв и позволь присоединиться к нашим братьям на стенах.
- Еще нет, - ответил Малкадор.
Бъярки обвиняюще ткнул пальцем куда-то в сторону Ведии.
- Тогда скажи, почему мы встречаемся в этом месте тайн с тем, кто ослепляет меня от вюрда?
Малкадор кивнул и сказал:
- У меня есть последнее задание, которое я потребую от тебя.
Аливия постучала костяшками пальцев по столу и покачала головой:
- А вот и оно. Всегда есть еще одна задача. Это никогда не закончится, пока ты не повернешься к нему спиной и не уйдешь.
- И все же ты здесь, Аливия, - сказал Малкадор. - Каждый шаг, который уносил тебя от Терры, в итоге привел сюда. Это то место, где тебе суждено быть. Ты знаешь - Он нуждается в тебе. Но я нуждаюсь в тебе больше.
- Почему?
- Потому что ты нужна мне, чтобы спасти Императора.
Аливия хотела рассмеяться, но увидела, что Малкадор совершенно серьезен.
- Знаю, много времени прошло с тех пор, как я высадилась на Терру, так что, возможно, кое-что изменилось, но... разве это не работа Кустодиев? - спросила Аливия.
- Они никогда не согласятся на то, о чем я собираюсь тебя просить, - продолжил Малкадор. – Вот почему здесь присутствует госпожа Ведия. Константин и его Кустодии не могут знать о задуманном, иначе казнят нас всех, даже меня.
Пальцы Сестры Безмолвия неуловимо двигались в отчаянии:
Тайны и ложь – вот что привело нас к этому моменту.
У Малкадора, по крайней мере, хватило приличия выглядеть пристыженным.
- Мы все должны нести свое бремя, Сестра, но знай, что Его бремя - самое тяжкое, - ответил Малкадор. - И слова, которые я произнесу, исходят непосредственно от Него.
- Нас так мало, чтобы спасти Всеотца? - спросил Бъярки.
Малкадор выводил на поверхности стола восьмерку, постепенно сужая ее, и продолжал:
- Вы все видели, что творится за стенами и знаете, с каким воинством мы столкнулись. В глубине души вы все признаете непреложную истину - мы не можем победить в этой битве. У Хоруса практически бесконечные запасы войск и боевых машин, которые он готов бросить на нас, в то время как наши ресурсы истощаются каждый день. Цифры не лгут - мы не сможем удержать оборону теми силами, которые у нас остались. На нее уйдут недели или даже месяцы, но в итоге Терра падет.
Столь откровенное заявление о поражении потрясло всех, даже Астартес.
- Жиллиман и Лев прибудут со дня на день, - выдавил Промей. – Нам об этом твердят вокс-вещатели. Это что... ложь? Мы одни …?
- Мы полагаем, что они сражаются, чтобы добраться до нас, но они не успеют вовремя, чтобы нас спасти. При текущем раскладе любое подкрепление достигнет Терры только для того, чтобы найти Хоруса, повелителя нашего праха и костей.
Малкадор замолчал и с трудом перевел дыхание.
- Но судьба сочла нужным дать нам один шанс, самый ничтожный, но все же шанс.
- Шанс на что? - спросила Аливия, опасаясь ответа.
- Лишить врага одного из своих самых мощных видов оружия.
- И как мы это сделаем? - спросила женщина.
- Возвращением, - произнес Малкадор. - И прощением.
Прежде чем Аливия успела спросить еще что-нибудь, Промей вскрикнул от боли, наклонился над столом и схватился за грудь, как если бы у него случился сердечный приступ. И без того бледное лицо приобрело пепельный оттенок, глаза расширились от страха.
- Он здесь. Я чувствую его...
- Кто здесь? - спросила Аливия.
- Он! - воскликнул Промей. - О Трон, я все еще чувствую внутри себя шрамы его ярости!
Кровь наполнила левый глаз Промея, и красные слезы потекли по щеке.
- Кто? - требовала Аливия.
- Алый король! - вскрикнул Промей. - Он здесь!
КНИГА ВТОРАЯ:ЗАПАДНОЕ ПОЛУШАРИЕ
5 Возможности умножаются
Штурм Западного Полушария начался с артиллерийского обстрела.
В предыдущие времена историки отметили бы это событие как нечто эпохальное: крупнейшее развертывание тяжелых осадных орудий в истории; максимальная взрывная сила, когда-либо задействованная в одном сражении; самый массированный огонь из всех виденных.
На самом деле это была одна из самых скромных артиллерийских дуэлей втечение дня.
Орудия сверхкрупного калибра, установленные на неподвижных рельсах и управляемые бормочущими гигантами с линзами вместо глаз, выплевывали бронебойные боеголовки из дымовой завесы. Подвижные гаубичные батареи двигались по зигзагообразным траншеям размером с глубоководные каньоны. Сотни мульти-пусковых установок каждую секунду выпускали в небо тысячи ракет.
Крупнокалиберные бомбарды наступали следом за волочащимися чудищами, оснащенными наклонной броней, выбрасывая титанические сферы, наполненные легковоспламеняющейся топливно-воздушной взрывчатой смесью. Ракеты «Фосфекс» и снаряды «Наптек» расплавили землю до состояния стекла и подожгли имперские укрепления. Орудийные залпы хлестали по крепостным стенам и наружным брустверам смертоносными потоками высокоскоростных снарядов и лазерных лучей.
Воздух был наполнен дымом и испарениями, гром пуска снарядов почти невозможно было отличить от грохота их разрывов. Крики умирающих оставались неуслышанными, когда земля содрогалась от усиленного обстрела.
Контрбатарейный огонь защитников был не менее яростным.
Орудия дальнего радиуса действия и артиллеристы, вымуштрованные до высочайшего мастерства, позволяли ответным огнем наносить тяжелые потери предателям за каждый метр продвижения. Минные заградители усеяли землю мелта-зарядами перед наступающими мантелетами , а навесной огонь с убийственной точностью превратил окопы в склепы из горящего топлива и опаленной плоти.
Вторичные детонации разворотили траншеи и оголили их для анфиладного огня. Во всю ширину окопы были завалены искалеченными телами, стены из растерзанной плоти буквально выступали в виде живых щитов, чтобы прикрыть марширующие позади отряды.
Мастерски расположенные Рогалом Дорном редуты, равелины и горнверки не давали атакующим возможности продвигаться под прикрытием. Беспощадный настильный огонь [5] прореживал ряды предателей, сосредоточенных за возвышающимися заграждениями, которые защищали артиллерию. Линии фронта содрогнулись от потерь, и наступление замедлилось, а затем, когда ревущие боевые горны и мастера кнутов погнали толпу к стенам, продвинулось вперед.
Снаряды воздушного подрыва выкашивали солдат в масках, несущих нечестивые знамена, потрошили их ряды раскаленной добела сталью. Целые полки были уничтожены в мгновение ока. Следом по разбитым костям и разорванной на куски плоти своих собратьев маршировали войска, не обращая внимания на массовую резню.
Когорты завывающих Рыцарей шагали через войско, продвигались скачками между руинами и с каждым шагом выпускали потоки огня. Позади них, окутанные дымом «Налетчики» Легио Магна и одинокий «Полководец» Легио Темпестус, крались, подобно высшим хищникам, выжидающим, когда противник раскроет свои уязвимые места, чтобы нанести удар.
Обезумевшие от боли нелюди атаковали ближайшие редуты, карабкаясь через заминированные рвы и вверх по почти отвесным стенам. Это были звероподобные существа с клейменным мехом и витыми рогами, покрытыми медью. Губительный обстрел обрушился на них со всех сторон, и лишь горстка уцелела, чтобы добраться до крепостных стен, но порой этого хватало, чтобы прорваться сквозь защитников.
Каждый редут был оставлен защитниками или взят штурмом, но открытый тыл не давал врагу никакой поддержки - под прикрытием укрытых блиндажей и огневых мешков стрелки накрывали зверье огнем, а когда противник был мертв, свежие имперские отряды выдвигались, чтобы занять свои позиции на скользких от крови стенах.
Отряды предательских броневиков пытались пробиться через дымящиеся руины, но быстро увязли в грязи. Экипажи сражались, чтобы высвободить свои машины, в то время как спонсоны и визжащие турели выплеснули истребляющий огонь, в бой было пущено еще больше артиллерии. Пространство между двумя противоборствующими силами понемногу сокращалось до мертвой зоны, где невозможно было поднять голову, не опасаясь ее потерять.
Бойня была бесчеловечной. Каждую секунду тысячи жизней тратились без раздумий о кровавой цене, которую за это платили. Осада хорошо укрепленной позиции была наиболее жестоким и бездушным из всех воплощений войны, и самым крайним ее проявлением. Кровавая арифметика боя проста: любое преимущество, которое мог получить защитник, использовалось, чтобы не дать противнику приблизиться, задержать его и разбить.
Но этого будет недостаточно, этого никогда не будет достаточно.
Рогал Дорн строил первоначальные расчеты с учетом прогнозов численности противника, которые были, к сожалению, консервативны и предполагали переломные моменты мужества. Но каждая переменная в этих уравнениях была сведена на нет ревностной яростью, которую не мог предвидеть ни один имперский планировщик, и степенью безумия вне всякого понимания.
Именно ярость и безумие загоняли нападавших в пасть имперских орудий, не позволяя им раздумывать о выживании.
Это доказывало, что они боятся своих хозяев больше, чем врагов. Но даже если бы Преторианец Терры принял в расчеты самые невероятные предположения относительно возможностей и решимости вражеских солдат перед лицом почти неминуемой смерти, существовала одна переменная, которую ни он, ни его командный состав не могли учесть.
Колдуны Тысячи Сынов.
Это было похоже на их прежние войны.
Братства, несшие службу вместе, их силы объединились для единой цели. Элита Аримана – Скарабеи - следовала за монстрами в радужных цветах, со спутанным мехом и раздвоенными рогами, выбрасывающими коронные разряды. Культисты Пирридов воспламеняли пронизанный фуцелином воздух, и адепты Рапторов взметали вперед пылающие завесы пляшущего огня. Атенейцы тянулись разумом в эфир, чтобы исказить восприятие мужчин и женщин на стене, которые созерцали это зрелище – пламя, обращенное в ревущие пасти, завывающие ужасы, неповторимые для каждого разума.
Объем разрушений был таков, что путь вынужден был прокладывать колоссальный сверхтяжелый транспорт. Для прохода более мелкого транспорта «Левиафаны» и оскверненный «Капитолий Империалис» сокрушали громадные остатки разрушенных снарядами руин и сравнивали их с землей, чего не могли сделать недели артиллерийских обстрелов.
Пригибаясь, Ариман повел свое братство через трехметровые траншеи, вырубленные в щебне молотящими гусеницами «Кхасисатры» – «Капитолием Империалис» класса «Монолит», по мере того как тот прокладывал себе путь к стенам Дворца.
С башни палили боевые орудия, а установленная вдоль борта макропушка, стреляла каждые двадцать семь минут. Когда это происходило, каждому смертному воину в радиусе пятисот метров нужно было отвернуться, заткнуть уши и открыть рот, чтобы не дать ударному импульсу выстрела разрушить легкие и превратить внутренние органы в кашу.
Лаз-огонь пронесся над головой, пыль и осколки камней посыпались в траншею.
Наверху беспорядочно движущиеся тени растягивались и раздувались, пятились и кружили вокруг огня. Сальный привкус прогорклого жира и скрежет по эфирным чувствам подсказали Ариману, что не все тени были от мира сего.
Сверкающий золотой свет, который они с Магнусом видели, когда парили по Великому Океану, все еще был там – такой слабый и такой хрупкий. Ариман не осмелился задерживать на нем внимание, опасаясь, что в материальном мире защитники обнаружат его присутствие.
Это было похоже на жажду, которую нельзя было утолить; присутствие, которое можно было ощутить, только не стремясь его отыскать. Но оно было там, и все еще могло быть взломано.
Бесконечный поток Нерожденных чувствует тоже самое...
Самус, Охолоксен, Варгал, Кор'Бакс, Ур-нефр и еще бесчисленное множество.
Столько имен, столько тайн, которые можно вырвать из этих бессмертных разумов.
Ариман чувствовал, как они в исступлении царапают границы реальности, обезумевшие от кровопролития, охватившего Тронный Мир. Завеса между мирами была разорвана в тысяче мест, позволяя демонам извергаться на поверхность мира в виде невообразимых смертоносных стай из клешней и клыков. Но здесь, вблизи телекинетического щита, путь во внутренние границы Дворца им был заказан.
Ничто по-настоящему демоническое не могло проявиться в тени этой психической силы.
Но давление нарастало, и вскоре щит Императора будет разбит.
- Знаешь, что мне это напоминает? – спросил Ариман, оглядываясь через плечо на то, что сровняли с землей наступающие позади левиафаны. Сотня легионеров следовала за Главным Библиарием по вырытой траншее наряду с пятью тысячами смертных солдат в охряных и черных одеждах, несущих шипастые крюки и роторные лестницы.
Подобная свита сопровождала каждый из этих исполинских механизмов.
– Не знаю, - ответил Атрахасис , новый советник Аримана. – Я не Атенеец.
Атрахасис был адептом Рапторов со всей присущей этому братству прямотой.
Доспехи воина в красном и цвете слоновой кости отливали перламутром, ни одна пылинка или соринка не оскверняли отполированные пластины. Совершенство форм воина напомнило Ариману Хатхора Маата, и прежнее лицо брата всплыло перед глазами.
Ариман вытеснил из разума воспоминание о павшем адепте Павонидов.
Нет, не павшем. Принесенным в жертву. Моей рукой.
– Так что же это тебе напоминает? – спросил Атрахасис, когда Ариман не продолжил.
– Улланор, – наконец ответил Ариман. – Когда флот геоформеров сравнял с землей целый континент ради тщеславия одного человека. Нам говорили, что все это в нашу честь, но на самом деле – в честь Него, как бальзам для Его нарциссического эго, как осознание того, как многое зависело от Его повеления.
– Именно тогда Он покинул крестовый поход, – отметил Атрахасис. – И передал командование войсками Воителю.
– Потому что руководство крестовым походом стало для Него утомительным, – продолжил Ариман. – Славные дни его первых десятилетий давно миновали, оставалось только довести его до конца. Вот почему Он ушел. Возвышение Хоруса было знаковым событием, но не более. Император покончил с нами и стремился вернуться к Своим последним начинаниям.
С башни «Кхасисатры» раздался вой сирен, а в глубине бронированного корпуса нарастало давление внутренней ярости. Пустотные щиты огромной боевой машины затрещали, включились дефлекторы излучателей, опустились противовзрывные заслонки. Огромные колеса шестеренок с грохотом сцепились, и макро-пушка стала набирать мощность.
+ На колени! + приказал Ариман, послав психическую команду. + Приготовиться +.
Он припал к земле, когда дым и туман, окутывавшие вершины Западного Полушария, на мгновение расступились и открыли зубцы крепостных стен, на которых полыхали дульные вспышки и разрывы. Метательные снаряды, проносившиеся по дуге, взрывались над ними, но большая их часть детонировала при соприкосновении с поверхностью «Эгиды» или была сбита в воздухе оборонительными турелями ближнего боя. Некоторые все же попали в цель и расплавили бруствер – обломки укреплений и тел посыпались каскадом вниз по отвесным склонам.
Ариман наблюдал за игрой света, по-своему прекрасной, видя в этом взаимодействии закономерность и смысл. Дыхание участилось, а сердце бешено заколотилось, когда видение, трепещущее в сознании, стало одним из того, что, он знал, он не видел глазами.
В этом было благословение и проклятие Корвидов – видеть во всем предзнаменования, слышать отголоски будущего и чувствовать эмоции до момента их зарождения. Эфир резанул по сердцу и заставил вскинуть глаза во внезапном предчувствии – он услышал звук, похожий на треск молнии.
Ариман ощутил вулканический жар открытой доменной печи, вопль истерзанного металла, гул землетрясения. Колоссальное давление на его чувства, подобно надвигающейся буре.
+ Наверх! + мысленно выкрикнул он. + Все из траншеи! Вперед! +
Тысяча Сынов, следовавшие за ним, незамедлительно повиновались, взбираясь вверх по каменистым склонам траншеи и пробиваясь сквозь разрушенные участки там, где изрытая кратерами земля загромождала окопы на всем пути. Позади смертные солдаты смотрели в замешательстве, не понимая, что происходит.
Ариман вскарабкался по стенам траншеи и перемахнул через край. Затем перекатился на колени и понесся через разрушенные руины Дворца, бросив взгляд через плечо, как раз перед тем, как услышать отчетливый резкий треск установленных на стене оборонительных лазеров.
Концентрированный огонь трех орудий вспыхнул на триллионную долю секунды, подобно розгам из расплавленного стекла, и пробил лобовую броню «Кхасисатры». Затворы отсеков с боеприпасами были раскрыты, главное орудие заряжено, и машина была уязвима настолько, насколько это вообще было возможно.
Сквозь швы тяжелых броневых пластин сочился резкий люминесцентный свет. Копья ярко-белого огня пронзили вентиляционные отверстия, смотровые приборы и щели бойниц.
На краткий миг показалось, что «Капитолий Империалис» разбух, надувшись.
И замер.
Ариман скользнул за обломки каменной кладки – остатки каннелированной колонны , дорическое основание которой чудом не затронул обстрел. Звуки артиллерийской канонады стихли, и после долгого пребывания в нескончаемой какофонии битвы внезапная тишина оглушала.
Библиарий знал, что видит невозможное – детонацию, застывшую во времени.
Он чувствовал, как перед ним раскрывается смысл недавнего видения – жар, огонь и свет неизбежного взрыва – которое он видел и ощущал, словно призрак в своем разуме.
+ Смотри! + воскликнул Атрахасис, и от грубой силы его послания Ариман вздрогнул.
Он последовал предостережению своего советника, посмотрел вверх и увидел черные как смоль облака над «Кхасисатрой», извивающиеся, будто перемешиваемые невидимой рукой. Из эпицентра темного водоворота вырывались непрерывные молнии, простирая вниз свои ветвистые лапы, чтобы опутать «Капитолий Империалис» паутиной потрескивающих силовых линий.
Льдисто голубой свет прожег сердце бури: сначала легко уколол, а затем разорвал облака, оставив рану в небе. Из света появилась фигура, в золоте и алом, божественная и ужасающая. Слишком чувственная и слишком прекрасная, чтобы смотреть открыто.
+ Сир... + выдохнул Ариман.
Магнус спустился из самого очага вихря света и дыма, сила бурлила под его кожей, а глаза наполнились светом варпа. Одна рука была направлена в сторону дворцовых стен, на другой воспламенялась молния.
Примарх сжал увитый разрядами кулак и вскинул руку.
«Кхасисатра» оторвался от земли вместе с ней.
Камни, грязь и пыль посыпались с его гусениц, когда все шестьдесят семь тысяч тонн его массы поднялись в воздух. Вопли и радостные возгласы доносились из руин, по мере того как невероятная громада машины поднималась выше. Ослепительные прожилки света с жадностью прокладывали себе путь по плоти Магнуса, когда он устремился ввысь, увлекая за собой клокочущую массу «Кхасисатры». С примарха сыпались хлопья пепла.
Со стороны Дворца к Магнусу устремился ураган огня – имперские артиллеристы понимали, только что появилась мишень невероятной значимости. Лазеры и снаряды взрывались вокруг примарха, но молнии, окружавшие его, свели на нет все атаки.
Магнус с ревом взмахнул кулаком, и огромная машина взмыла в воздух, словно выпущенная из катапульты. Ариман в недоумении наблюдал, как обреченный «Кхасисатра» летит в направлении Дворца, все еще опутанный паутиной молний и застывший в наносекунде от разрушения. Вспыхнул оборонительный огонь, но ни одно орудие, способное среагировать достаточно быстро, не могло остановить нечто столь невообразимо колоссальное.
Машина опускалась по дуге на стену в мучительно замедленном движении, и в тот момент, когда она обрушилась на верхушку Западного Полушария, Магнус отпустил течение времени, заключенное им в кольцо безграничности.
Ариман отвернулся, когда «Капитолий Империалис» взорвался с силой сверхновой звезды.
Реактор танка и боеприпасы «Опустошитель городов» в его комплекте по силе были эквивалентны нескольким взрывам плазменных бомб, и световая вспышка при его детонации на мгновение рассеяла непрекращающиеся сумерки осады. Спустя долю секунды со стен раздался нарастающий грохот взрыва, оглушительный даже посреди апокалипсиса битвы.
И хотя авточувства шлема изолировали Аримана от внешнего мира, звук внутри все же был подобен стуку осадного молота Дредноута по черепу. Мгновение спустя сила взрывной волны отшвырнула его.
Обжигающий дым обрушился на Тысячу Сынов смертоносными раскаленными клубами, Ариман ощущал его даже сквозь керамические пластины доспеха. Земля сотрясалась, словно пыталась стряхнуть копошащихся по ее поверхности жалких смертных, под избыточным давлением выплеснулись динамические потоки ураганных ветров и расшвыряли обломки и отдельные камни обратно в лагеря предателей.
Визор вспыхнул предупреждающими знаками: всплески поражающего ионизирующего излучения, электромагнитные импульсы и нестерпимый жар. Секундой позже вторичная вспышка взрыва осветила небо и отбросила длинные, суровые тени в мир, превратившись в ослепительно белый жгучий свет.
Когда обжигающий глаза свет угас, Ариман перекатился на живот и увидел разрастающееся грибовидное облако из бурлящего нагретого дыма, которое поднималось и растекалось прямо перед ним из секции Западного Полушария.
Вернее из того, что от него осталось.
Целый участок стены и ее оборонительные укрепления просто исчезли: испарились в ядерном огне первичного взрыва или сравнялись с землей под воздействием ударной волны. Огромная пологая брешь только что образовалась в обороне Дворца, словно громадный зверь спустился с неба и откусил V-образный фрагмент стены.
Наконец, осмелившись открыть свои эфирные чувства, Ариман погрузился, используя психические мантры, в девятый уровень Исчислений. Шепот голодных Нерожденных перерос в нескончаемый звериный вой, и аура каждого живого существа вокруг Библиария вспыхнула: Тысяча Сынов яростными цветами синего, золотого и бирюзового; смертные, обгоревшие и ослепленные, ошеломленные от мучительной боли – кроваво-красным и оранжевым.
Застывший золотой свет присутствия Императора все еще сиял и искрился в сознании Аримана. Свет казался ярче, чем раньше – словно бы невидимая трещина стала чуть шире.
+ Подняться! + отправил Ариман. + Вперед! +
Абидеми восседал на правом спонсоне боевого танка «Сикаран-Венатор», который с ревом пронесся мимо Купола Просвещения. «Венатор» был одним из самых быстрых танков в Имперском арсенале, поэтому Зитос, реквизируя машину, даже слушать не стал возражения сбитого с толку экипажа. Санктум Империалис достигал в диаметре около восьмисот километров, и Абидеми знал, что они должны пересечь это расстояние со всей возможной скоростью. Гарго давил изо всех сил, и если машина продержится достаточно долго, чтобы достичь Западного Полушария, она, скорее всего, уже никогда не сможет двигаться своим ходом.
По другую сторону танка напротив Абидеми разместился Зитос, а Иген Гарго выглядывал из люка водителя, сканируя пространство впереди. Воздух вокруг «Венатора» отдавал вкусом олова, актиничное излучение перегруженного плазменного ядра двигателя заставляло визор Абидеми шипеть от статики.
Абидеми склонил голову вбок и хлопнул по шлему ладонью в латной перчатке. Помехи, в конце концов, рассеялись, и он с тяжелым сердцем окинул взглядом огромное пространство, заключенное под Куполом Просвещения.
Темные дела творились здесь – предатели ступили под этот священный полог, погибли братья-легионеры. Теперь километровый Купол покосился, а вода, когда-то струящаяся с его вершин в бассейн у подножия, была отведена в зацементированные резервуары глубоко вниз, под основание Дворца. Три коренастых колосса, поддерживающие огромный вес Купола, почернели от огня, их конечности были покалечены шальными разрывами снарядов и шрапнелью воздушного подрыва, которые отскакивали рикошетом от «Эгиды». Частицы пыли и пепла, подхваченные снизу вихрями скрученного воздуха, плавали в свете, который просачивался сквозь широкий окулюс в центре Купола и отверстия, пробитые снарядами.
– Хорошо сработаны эти статуи, – произнес Зитос, проследив за взглядом Абидеми и изучая нижнюю закопченную поверхность Купола. – Даже покрытые шрамами и лишенные равновесия, они все равно выполняют свой долг.
– Как и все мы, – сказал Гарго, и Зитос криво кивнул.
Абидеми тоже видел в этом символизм и черпал в нем силу. Он обернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, откуда они пришли. Примерно в пятистах километрах к востоку от них над Непреклонной нависали пестрые облака пурпурного и красного цвета. Там бои все еще бушевали, как и по всему периметру Стены Вечности.
Зитос поручил солдатам из «Родни Вулкана» оборону стены, и его командный состав, созданный по такому случаю, дал торжественную клятву отдать свои жизни в этой битве, когда стало ясно, что они больше не могут сражаться бок о бок с Саламандрами. Мужчины и женщины вне полков, без знамен, они объединились перед лицом врага и не уронят честь взятого имени.
Дороги вокруг Купола были разбиты, разрушены взрывчаткой, судя по шрамам от ожогов и шрапнельным ранам в окружающих его скалах, поэтому Гарго выбрал петляющий маршрут мимо величественных, обнесенных высокими стенами поместий Виридариум Нобилес.
Окрестности Санктум Империалис наводнили беженцы: десятки тысяч запыленных, усталых и измученных людей. Они стекались из переполненных лагерей, заполняли широкие магистрали и церемониальные аллеи, укрываясь под навесами из парусины и брезента от мягко падающего пепла и щелочного дождя. Обездоленные Терры облепили, подобно снежным сугробам, стены резиденций и величественных храмов бюрократии Империума. Люди подняли глаза, когда дымящий танк прошел мимо, в страхе убираясь с его пути.
Боевые машины означали опасность, независимо от того, какое знамя развевалось на их вокс-мачтах.
Здешние дороги не были рассчитаны на то, чтобы выдержать вес танков, и сердце Абидеми обливалось кровью, когда они бесцеремонно прокладывали путь по золоченным дворцовым улицам. Булыжники ручной работы, каждый с клеймом мастера, были разворочены бронированными гусеницами и разбросаны по их следам, как шлак из кузнечного горна.
– Интересно, – сказал Зитос, заметив беспокойство Абидеми, - не так ли чувствовал себя Лорд Дорн, когда снимал с отцовского Дворца красоту слой за слоем и облекал его в уродливые пластины брони?
– Его воины утверждают, что он обещал отстроить Дворец заново: восстановить каждую стену, каждую башню и ворота в их былой славе, – сказал Гарго.
– Он может попытаться, – Зитос покачал головой. – Но любой подлинный мастер знает – разрушенная красота никогда не станет прежней.
– Но иногда она может стать лучше, – возразил Абидеми. – Ремесленники Климены считают, с эстетической точки зрения, что порой прекрасное рождается из несовершенного, мимолетного и незаконченного.
– Знаю, – продолжил Зитос. – Я провел два года, потея в кузнице мастера Корена и оспаривая его идеи о том, что «ничто не вечно, ничто не закончено и ничто не идеально» . Но в наши дни они кажутся такими же подходящими, как и любая другая философия.
– Возможно, – согласился Абидеми.
Они обогнули Купол Просвещения по периметру, вышли на Виа Марциаль и направились по ней к Главному Арсеналу. В двухстах километрах на юго-западе виднелись вздымающиеся скалы – величественные оплоты защиты – Несокрушимая и Западное Полушарие. Бомбардировка продолжалась, по горизонту пылали вспышки от ударов по «Эгиде».
– Это плохо, - заключил Зитос. – Чертовски плохо.
– С такого расстояния эта секция стены похожа на десятки других. Ты уверен, что твое видение ведет нас именно сюда? – спросил Гарго Абидеми.
Тот уже собирался ответить, когда небо озарилось яростью атомного взрыва.
Сначала взрыв был похож на стонущий рокот глубоко в утробе земли, но вскоре перерос в гортанный рев дракона. От стены поднялось грибовидное грозовое облако пирокластового огня, что напомнило Абидеми столб пепла над горой Смертопламя в день, когда к ним вернулся примарх.
Он произнес:
– Уверен.
6 Разлом
Был только огонь, дым и пыль.
Земля перед Западным Полушарием стала чадящим кошмаром полного разрушения. Перегретые облака пепла клубились, словно живые существа, над расплавленной породой и горящими руинами, жаждущие поглотить любой воспламеняющий материал, еще не захваченный взрывом «Кхасисатры».
Броня Аримана пылала жаром, сквозь многослойный керамит он чувствовал, как трещит кожа с каждым тяжелым шагом. Земля под ногами будет излучать радиацию еще тысячи лет. Хрупкие фигуры крошились под его поступью. Тело, казалось, медленно варится внутри доспеха, а пот рекой стекал по его плоти – словно жир вытапливался из шипящего на огне мяса.
Ариман склонился, чтобы преодолеть напор неистовых тепловых потоков, бурлящих в виде беспорядочных вихрей. Он потерял счет времени. На каждый шаг, казалось, уходила вечность. Продвижение было медленным, целенаправленным и неумолимо неизбежным.
Шквалы радиационного излучения трещали пронзительными голосами посреди огненных бурь, что бушевали по всей зоне поражения. У некоторых из них были лица и наполовину сформированные руки существ, которые пытались прорвать завесу в материальный мир.
Силовая броня Аримана на пределе возможностей анализировала мириады поступающих сигналов. Электромагнитный импульс при взрыве посылал в визор безумные всплески статики, а тепловое излучение делало теплоизоляцию бесполезной. Ариман не видел ничего, кроме призраков, движущихся на фоне залитого красным светом ландшафта – видение ада, недоступное воображению; видение, которое и не снилось художникам и безумцам.
Человеческие чувства Аримана были почти слепы, поэтому он полагался на другие свои способности.
Светящаяся огнем фигура приближалась сквозь дым.
Библиарий узнал ауру Атрахасиса, своего советника, который пробирался сквозь бурю пепла и камней. Обломки расступались перед ним, сметенные с пути силой кайн-щита.
Вокс затрещал, но все, что было сказано, утонуло в реве электромагнитных помех.
+ Говори со мной разумом, + послал Ариман.
Атрахасис кивнул.
+ Сто семьдесят один из нас выжили для наступления. Тысячи смертных, что вышли с нами, либо уже мертвы, либо будут умирать в агонии в течение нескольких часов. Остались только легионеры. +
+ Хорошо, + сказал Ариман.
+ Хорошо? +
+ Значит на стене ни один смертный солдат тоже не остался в живых. Мы нанесем сильный удар по разлому. Теперь это война Астартес. +
Атрахасис кивнул:
+ Как и должно было быть всегда. +
Ариман сосредоточился и послал импульс психической энергии.
+ Пятнадцатый легион! Поднимитесь во второе Исчисление. Павониды, приглушите излучение, Рапторы, выставите кинетический барьер. +
Ариман повернулся на месте, когда мерцающие пятна света сосредоточили на нем внимание – боги битвы, окутанные золотым сиянием. Двести воинов Тысячи Сынов последовали за ним в огонь, и он почувствовал присутствие еще сотен других.
Воины Амона слева, Менкауры – справа, но телэфирный щит в обороне Дворца был настолько мощным, что Ариман едва мог ощущать присутствие своих братьев.
Неужели мы изменились настолько, что щит притупляет наши эфирные силы наравне с демоническими?
Единственным неизменным в этой огненной буре смертоносного пепла, строббирующего огня вторичных взрывов и удушливого дыма был Алый Король. Примарх горел, подобно красному солнцу в последние мгновения жизни, заливая разрушенные руины Терры адским кровавым светом.
+ Следуйте за примархом, + отправил Ариман. + Он – наша путеводная звезда. Он приведет нас к победе! +
Ариман развернулся и двинулся вперед – в самую пасть шторма – как и любой солдат, когда-либо шедший в наступление по слякоти, в снегопад или жару, чтобы преодолеть последние сто метров, приблизиться к врагу, уничтожить его. Темп продвижения был медленным, но это уже не имело значения.
На стене не осталось никого, кто мог бы противостоять Тысяче Сынов.
Психическим щитом Рапторы рассекли воздух, развевая пепел и дым вокруг себя и открывая застывший пейзаж разрушения. Внешние укрепления перед Западным Полушарием полностью сровнялись с землей взрывной волной, только остатки фундаментов и змеиные клубки арматуры указывали на места, где те когда-то возвышались.
Стая громоздких боевых «Кастеллаксов» неуклюже пробиралась сквозь дым. Их наружные панцири были так обожжены, что Ариман не мог определить, какой стороне они принадлежат и почему оказались так далеко от стен. Он чувствовал боль их измученного сознания, интегрированного в биомеханические кортексы – порабощенные души, кричащие в наполненном болью безумии.
В каком бы состоянии ни была система обнаружения, она еще действовала и издала хриплый визг, раскрыв присутствие легионеров. Машины набросились на них с безумной яростью. Стрельба автоматонов была беспорядочной и неточной, и, хотя кайн-щиты отражали любые выстрелы, которые попадали в радиус поражения, сверхагрессивные машинные духи теперь имели цель и, следовательно, были опасны.
+ Свяжите их души, + приказал Ариман. + И приведите их. +
Нити колдовского огня потянулись к роботам, и Атенейцы пронзили своей силой поврежденное сознание машин. Некоторых безумие поглотило целиком, и эти немногие несчастные были уничтожены в демонстрации беспощадного истребления своими же собратьями.
Стрельба прекратилась, и роботы присоединились к наступлению Тысячи Сынов.
Как и все наивные существа, они жаждали найти успокоение в покорности.
Это не «Кастеллакс-Ахея», но сойдут.
Cреди пламени Ариман увидел обломки бронетехники: одни принадлежали защитникам Дворца, другие – Пертурабо. По большей части это была армейская техника, немного машин легионов, а также извращенные гибриды верных Воителю механикумов. Вывороченные внутренности горели огнем, почерневшие от золы тела свисали с разбитых люков, «Богомолы» дергались в предсмертной агонии.
Плененные духи машин умоляли об освобождении или нашептывали мрачные обещания взамен на свою ярость. Ариман знал, что лучше не доверять таким надломленным существам, и оставил их гореть в огне. Несколько одиноких машин уцелели во время первичного взрыва и выдержали ударную волну. Теперь они, каждый сам по себе, рыскали по развалинам, как слепые.
Дым начал рассеиваться. Огонь в месте взрыва тянулся вверх и расползался широкой тенью, окрашивая небо в цвет свежей смолы. Несмотря на то, что стена лишилась облицовки из адамантия, стали и камня, большая ее часть вместе с многочисленными орудийными башнями остались стоять, как свидетельства высокого мастерства Дорна. От изначальной стены остался только голый камень, а в середине образовался оплавленный зазор, будто выбитый зуб.
Груды дымящихся обломков и булыжников сформировали готовый пандус к вершине линии разлома. Отвесная стена колоссального размера все еще оставалась труднопреодолимым препятствием, но без укреплений по флангам и череды равелинов она была – пока еще – открытой для удара.
+ Сначала отправить автоматонов, + скомандовал Ариман.
Тотчас неуклюжие «Кастеллаксы» стали взбираться по склону, железные конечности и мышцы с сервоприводом позволяли им подниматься быстрее обычного смертного.
«Может быть, все сложится лучше, чем мы смели надеяться».
+ Рапторы! + послал Ариман. + Приготовить диски! +
После взрыва Имперские Кулаки под командованием капитана Иакона передислоцировались на Полушарие-Девять – две тысячи одетых в золото воинов держались в резерве на случай подавления любого прорыва. Они высаживались из «Носорогов», «Тавроксов» и с тяжелых грузовых платформ, на ходу выстраивались в отряды и устремлялись к стенам.
Точки сбора представляли собой склепы из обгоревших тел и обломков. Кругом были разбросаны облученные куски рокрита, прутья арматуры из адамантия раскалились до оранжевого свечения и стали гибкими, как струны. Команды экранированных саперов уже были на месте. Они опрыскивали место взрыва огнестойким пенопластом, чтобы ослабить уровень радиации, пропитывающей стены Полушария-Девять. Хотя ее длительное воздействие останется смертельным для неаугментированных людей по меньшей мере в течение трех лет.
Отдельные отряды Кровавых Ангелов – три сотни лучших воинов Ваала – под командованием капитана Тамаи присоединились к Имперским Кулакам в попытке закрыть разлом.
После Сатурнина Лорд Дорн пересмотрел свой план обороны с каждой стороны, не оставил без внимания ни одной детали, даже самой незначительной и, казалось, незыблемой, и дал указание своим главным помощникам оценить его приготовления со всем пристрастием. Мало что нового было выявлено Преторианцем в ходе ревизии плана, но никто не придавал особого стратегического значения Полушарию-Девять сверх очевидного.
Теперь же известие о том, что один из павших сыновей Императора раскрыл свое присутствие при атаке, изменило ситуацию, особенно учитывая тот факт, что примархом, как поговаривали, был Магнус. Циклоп – обладатель невероятного интеллекта, его ум работал на уровнях, недоступных для понимания простыми смертными. И если Магнус принимал участие в этой атаке, то Полушарие-Девять явно имело значение большее того, что видел любой имперский планировщик.
Со Стены Вечности были стянуты более тысячи космодесантников, чтобы усилить Полушарие-Девять. Скорость разворота имперских позиций была ошеломляющей. Переброска солдат с заранее подготовленных оборонительных позиций и их передислокация – задача не из легких, требующая сотни приказов, их подтверждений, перенаправления тылового обеспечения и координации, а также единственно необходимого ресурса в такие переломные моменты – времени.
Семьдесят шесть минут понадобилось Имперским Кулакам, чтобы добраться до Полушария-Девять, восемьдесят одна – Кровавым Ангелам. К счастью, мощность взрыва удержала предателей от попытки сразу же броситься в прорыв, иначе они бы это уже сделали, и первыми прибывшими из Легионес Астартес оказались не воины Тысячи Сынов.
Но это были не Имперские Кулаки и не Кровавые Ангелы.
Это были Саламандры.
Время Испытаний.
Абидеми стоял в проломе, из которого открывался вид на Терру, больше напоминавшей Ноктюрн в его неистовой смене сезона. Поверхность Тронного Мира, насколько хватало глаз, была залита бушующим огнем, а свирепые пироштормы пожирали любое горючее на своем пути.
Порывы пронизанного радиацией ветра завывали над стенами, словно кричала сама Терра. Сгибаясь под их обжигающей силой, Гарго и Зитос сваливали булыжники к импровизированному барьеру из нагроможденных обломков и раздробленного рокрита.
Не Барбакан Фемиды, но сейчас подойдет и это.
– Поторопитесь, – предупредил Абидеми, заметив блестящую фигуру, плывущую среди шторма, бушующего над полем боя – полубога в ореоле света умирающего солнца. – Алый дракон приближается.
Нумеон рассказывал о том, как Магнус явился к нему в варпе во время путешествия, когда они возвращали Вулкана на Ноктюрн. Потерянный брат Абидеми говорил о примархе как о ком-то могущественном и заслуживающем уважения, но в тоже время как будто о ком-то... преуменьшенном.
Никогда Абидеми не видел ничего подобного.
Магнус горел, подобно застывшему во времени взрыву – сверхъестественное существо лучистой энергии, волосы развевались, как кровавые лучи взорвавшейся звезды, доспехи ослепляли своим великолепием. И его глаз, его единственный глаз, горел светом недостижимых звезд.
Ангел в золоте и красном, смотреть на него было все равно, что смотреть на само солнце. Броня цвета меди, величественная осанка, и как бы Абидеми ни желал, чтобы все было по-другому, он все же чувствовал бессознательное, из ниоткуда пришедшее желание упасть перед примархом на колени.
Несомненно, Магнус был удивительным, но все Саламандры испытывали и другое чувство: недоверие, что существо, ведущее родословную от самого Императора, теперь поставило перед собой цель – уничтожить их.
– Ангрон и Фулгрим стали чудовищами, – сказал Абидеми. – Их порча очевидна для всех, но Магнус... Он все еще мог сражаться на стороне своего отца и не выглядеть нелепо в глазах других.
– Когда это началось? – спросил Барек Зитос, обращаясь к далекой фигуре Магнуса, и вскинул огромный молот на плечо. – Когда ты впервые отвернулся от света?
– Скорее всего, он и сам не знает, – продолжил Абидеми, – потому что такие вещи никогда не имеют начала – никогда нет только одной первопричины, только одного единственного поступка или момента, из которого вытекают подобные действия.
– О чем ты, брат? – спросил Гарго.
– Истоки любого сценария развития события всегда можно проследить до какого-то наиболее раннего момента и до всех предшествовавших ему. И чем дальше мы будем прослеживать путь, тем более туманными будут становиться связи, и тогда даже малейшее действие может считаться началом любого великого события.
– Неважно, как это случилось, – подытожил Зитос. – Неприятель сейчас прямо перед нами, а за спиной союзников нет.
– Кровавые Ангелы и Имперские Кулаки в пути, – возразил Абидеми. – Нам нужно продержаться совсем недолго.
– Миг кажется вечностью, когда ждешь подкрепления, – сказал Зитос.
– Мы – Саламандры, – начал Абидеми, и в этот момент из огня и дыма в разломе появилась когорта потрепанных хромающих автоматонов. – Вечность – вот наш девиз.
При виде Саламандр боевые роботы разразились гневом статических помех из перекошенных аугмиттеров, наполовину отрубленные черепа машин свешивались на бок и вспыхивали целеуказателями.
– Ложись! – выкрикнул Гарго, когда тяжелые снаряды были с шумом выпущены из дымящихся роторных пушек, а ракеты пронеслись спиралевидными огненными шлейфами. Последствия ощущались подобно серии ударов молота по земле, но стена высотой всего на уровне плеч, которую соорудили Гарго и Зитос, обладала прочностью, которую, казалось, невозможно было достичь в результате такого поспешного строительства. Укрепление было возведено из самых разнообразных пород, которые дополняли друг друга в формировании прочности.
Надвигающаяся волна пламени вздыбилась над наклонной вершиной стены, но огонь не страшил Саламандр. Рожденные из огня, они каждый день своей жизни чувствовали его обжигающие объятия. Тяжелые снаряды откалывали куски камня, но выстрелы были хаотичными и неточными.
– Радиация засоряет их ауспик, – прокричал Зитос сквозь шквал огня.
Еще больше ракет взорвалось над головой, и раскаленные докрасна куски стали хлынули дождем. Внутри шлема Абидеми звук был подобен тому, словно кузнец высыпал ведро с гвоздями на стальную плиту.
– Пора? – спросил он Гарго.
Гарго приглушил свет линз своего шлема, положил ладонь на землю и стал читать потоки планеты. Он чувствовал приближение врагов Терры даже сквозь миллионы тонн металла и камня. Тяжелые шаги раздались по рокриту, и Абидеми крепче сжал рукоять Драукороса.
– Они прямо над нами, – выкрикнул Аток.
– Еще нет, – уверил Гарго.
Сверху воздух прорезала реактивная струя тяжелых снарядов, и три тяжелых взрыва сотрясли Полушарие-Девять. Обломки камней захлестали по броне легионеров, а шипящие куски шрапнели отскакивали рикошетом от скал.
– Сейчас! – крикнул Гарго, и трое Саламандр поднялись из укрытия.
Прямо над ними оказались боевые автоматоны, еще восемь – в пределах досягаемости стены. Доспехи роботов были из голого железа или же черными – невозможно было различить, какой манипуле они принадлежат. В воздухе позади них висел мерцающий странным светом туман, сквозь который между огненными смерчами и разрывами снарядов и последующих детонаций, метались неясные фигуры.
Зитос взобрался на барьер из перемолотых камней и прыгнул к ближайшему автоматону – почерневшему от огня «Кастеляну», оснащенному тяжелым осадным кулаком и роторной автопушкой.
– Во имя Вулкана! – воскликнул Саламандр, размахивая молотом по дуге, словно забойщик.
Благодаря убийственному весу молота легионер разнес вдребезги и без того прогнувшийся череп автоматона. Конечности последнего подогнулись, и он рухнул на землю, пламя вырвалось из его расколотого горжета.
Зитос приземлился, удерживая молот в движении, и разбил ноги машины рядом с собой. Коленное сочленение разлетелось на осколки, и автоматон опрокинулся обратно в пролом. Выстрелы хлынули из его орудий при падении и разорвали заднюю, более легкую пластину третьего автоматона, раздробив его внутренние механизмы.
Гарго нырнул в сторону от осадного молота, и тот опустился на стену, разбивая их баррикаду на куски. Он перекатился на ноги перед «Кастеллаксом» и ударил копьем, как гарпуном, глубоко вонзив его сквозь треснувший входной люк во внутренности. Легионер прокрутил рукоять по кругу, и аугмиттеры издали машинный вопль боли, прежде чем автоматон упал на колени, застыв в позе молящегося.
Абидеми на четверть оборота вправо провернул Драукоросом и оттянул его назад в момент, когда робот выпалил неким гибридным вариантом штурмовой пушки-болтера. Орудия громыхнули, но прицел автоматона был смещен, и масс-реактивный снаряд пробил полуметровую брешь в гребне разлома рядом с Абидеми.
Машина опустила вторую руку, снабженную гигантским дробовиком, который истекал дымящейся масляной смесью, и Абидеми бросился вперед, чуть качнувшись в сторону. Драукоросом он разрубил стволы оружия, и оно взорвалось, когда снаряды проходили по нему. Сила взрыва отбросила машину, и легионер ударил ее сапогом в грудь. В завершение, автоматон опрокинулся назад – внутренние механизмы, удерживавшие его в вертикальном положении, были повреждены взрывом и ударом.
Иген Гарго разрядил свой болтер в расколотый панцирь другого «Кастеляна». Масс-реактивные снаряды взорвались внутри, застав тело автоматона дергаться в конвульсиях, синий огонь вырвался из его вентиляционных пластин. Зитос ударил молотком в грудь коленопреклоненного робота и отправил его обратно в разлом.
Совсем рядом с Абидеми взорвались снаряды, и он бросился в сторону, когда высвободившаяся энергия сотрясла камни в расколотой стене. Саламандр покатился. Следом метнулась потрескивающая молния и высекла пузырящийся след на нагруднике его доспеха. Он ощутил, как жар обжигает панцирь. Железный кулак оторвал его от земли, раскаленные пластины керамита вдавились в грудь, и Аток охнул от боли.
«Кастелян» рывком поднял легионера на ноги, и тот увидел, что череп автоматона раскололся, обнажив отвратительную смесь биопластековых внутренностей и механизмов. Из туловища вырвалось пламя, и повалил дым, а из свисающих аугмиттеров раздался жуткий вопль боли.
Пламя охватило панцирь робота целиком, и он покачнулся.
Зная, что умирает, машина пыталась напоследок отомстить.
Абидеми почувствовал, как хрустнули кости, когда кулак начал сдавливать ему грудь.
Он рубанул Драукоросом по плечу автоматона, но боль и неудачный угол лишили удар должной силы.
До Атока доносились голоса братьев, крики гнева и предупреждения.
Раздавались тяжелые удары болтеров, поблизости рвались пламенными вспышками взрывы. Ниже по склону разлома прогремела серия глухих взрывов, поднимая вверх огненные столбы облученной породы и ядовитой пыли.
Даже пламя казалось размытым в глазах Абидеми, пронизывающий холод окутал его, и это ощущение было таким внезапным, словно он провалился под лед замерзшего озера.
Смутно он узнавал характерный двойной удар имперской артиллерии, и странный, завывающий вой. Что это, двигатели корабля?
Нет, это вой живых существ.
Рука автоматона покрылась белым – кристаллы льда формировались с невероятной скоростью. Одним единственным ударом Драукороса Абидеми срубил машине плечо.
Металл разлетелся на замерзшие осколки, и Саламандр упал на гребень разлома, поверхность которого теперь была скользкой ото льда и в лужах талой воды. Снежная буря из ледяных игл кружилась вокруг Абидеми, свирепые ветры погасили огонь, охвативший остатки крепостных стен.
Крадущиеся фигуры показались в холодном тумане. Сгорбленные и покрытые мехом, они двигались подобно диким зверям: голодные и безжалостные. Они обрушили на раненого автоматона шквал клинков, один из них выпотрошил машину своим зловещим зубчатым гарпуном, а другой рассек ее от горжета до брюха ударом топора.
Третий воин, облаченный в инеисто-серые доспехи и покрытый толстой шкурой, ударил своим костяным посохом, и камень раскололся, будто землетрясение сотрясло крепостные стены. По всей длине пролома протянулась широкая траншея, глубиной не меньше пяти метров, заполненная острыми, как бритва, ледяными шипами.
Удовлетворенный своей работой, воин повернулся к Абидеми.
Лицо воина было потрескавшимся и морщинистым, как старая седельная кожа, в бороду вплетены осколки стекла и обереги с вырезанными символами. Холодные глаза смотрело пронзительно и жестко. Он ухмылялся оскалом убийцы, демонстрируя острые, как кинжалы, клыки.
– Я Бъярки, – представился он. – Это Свафнир Раквульф и Ольгир Виддоусин. Мы убиваем колдунов.
– Кого? – переспросил Абидеми. – Колдунов?
– Этих, – Бъярки указал на фигуры, появляющиеся из светящегося тумана.
Воины в красных доспехах – Тысяча Сынов – двигались на мерцающих светом дисках, а во главе – блистательная фигура из огня и гнева.
– Магнус... – произнес Абидеми.
– Малефикарум, – прорычал Бъярки.
7 Волк и Дракон
Дрожь пробежала по спине Бъярки при виде красных колдунов. Слишком долгое время он не проливал кровь своих врагов. Сейчас перед сыновьями Магнуса стояли только трое воинов Своры. Слишком многие из братьев встали на темный путь, но рунного жреца это никогда не пугало.
Ни обрывочные воспоминания о Никее, ни переменчивость пути его вюрда не внушали воину ни капли страха. Но с тех пор, как Промей поведал ему о том, что Магнус вернется на родину человечества в поисках своего последнего осколка души, подозрение, что здесь на Терре Волк встретит свой конец, росло с каждым днем.
Бъярки надеялся, что его нить оборвется на Фенрисе – в битве, стоя по колено в ледяной воде и с окровавленным топором в руках, когда последняя песня дикой охоты эхом отдается в сознании. С каждым днем эта надежда таяла, но умереть под сенью Дворца Всеотца – разве не лучший способ встретить конец, какой только мог пожелать любой воин.
– Они пришли завершить то, что начали на Никее! – крикнул Бёдвар Бъярки, высоко подняв увешанный оберегами посох. – Они забрали наших братьев, оборвали их нити раньше времени. Назовите их имена!
– Гирлотнир Хельблинд! – воскликнул Свафнир Раквульф.
– Харр Балегюр! – выкрикнул Ольгир Виддоусин.
– Братья всем нам, – произнес в ответ Бъярки и обернулся к трем сыновьям Вулкана. – Но Всеотец дал нам новых братьев. Так кто же вы?
– Я Аток Абидеми, – представился один из Саламандр, могучий воин с огромным, покрытым зубьями клинком на плече. – А это мои товарищи – Драконьи Мечи.
– Драконьи Мечи? – переспросил Бъярки.
– Так называли приближенных воинов вождей племен в древних легендах Ноктюрна.
– Хорошее имя.
– Владелец молота – Барек Зитос, – продолжил Абидеми. – Копьеносец – Иген Гарго.
– Драконьи Мечи, значит. Ну что ж, сегодня вы братья по Своре, – заключил Бъярки, хлопнув тяжелой ладонью по наплечнику Абидеми. – Вы – часть нашей дозорной стаи! Шестеро против сотен! Да будут воспеты в песнях наши славные смерти!
Прежде чем Саламандр успел возразить, от посоха Бъярки поднялись трепещущие узоры из света – льдисто синего и ярко ядовитого. Свет отразился в его глазах, нестерпимый жар резко спал, и паутина свежего инея покрыла расплавленную горную породу. Послышался резкий треск, когда затвердевший камень раскололся от внезапного перепада температуры, а сверху донеслись завывания надвигающейся бури.
Мир вокруг Бъярки померк, очертания воинов рядом с ним стали размытыми, почти призрачными. Их плоть, эта грубая материя, которая порождала их реальные формы, тускнела в его глазах, но души внутри...
Как ярко мы все горим. Неудивительно, что у всех нас есть изъян.
Материальный мир превратился в размытое пятно бессмысленных теней. Теперь рунный жрец видел рядом с собой воплощение духов: своих братьев – сыновей Фенриса – как свечение холодного огня; Саламандр – прожигающих воздух своими формами. Потоки черного пламени и испепеляющего жара сжимали воздух вокруг них – души воинов, рожденные в жестоких потрясениях ядра их родного мира.
Бъярки услышал приглушенный вой болтеров и ощутил желчный привкус варп-колдовства – насмешка над силой, наполняющей его плоть, разложение связи между человеком и землей. Договор был древним и священным, а силы, которые использовали сыновья Циклопа, стали болезненным извращением этих особых уз.
Враг приближался – пламя, слишком яркое, на фоне серой пелены царства смертных, их души горели таким всепоглощающим светом, что Бъярки удивился, как они не понимают, что он пожирает их изнутри. Такой огонь сожжет все, что осталось от человечества, и не оставит ничего, кроме призраков.
Сталь схлестнулась со сталью, выстрелы взметнули дым, грянули взрывы и подняли фонтаны камней и пыли. Но ничто из этого не коснулось Бъярки – каждый осколок и каждый обломок уносило вихрем, поднимавшимся вокруг него.
Тысяча Сынов своим темным колдовством искажали реальность и нарушали все законы природы, но леденящие ветры псионической силы, поднявшиеся вокруг Бъярки, сдерживали самое худшее. Жгучие огни вертелись и извивались перед лицом ярости его бури. Трепещущие ужасы вырывались из самых укромных уголков душ воинов-предателей и умирали в пасти ледяных фантомов. Непредсказуемость завывающего шторма делала тщетными любые попытки предсказать его дальнейший путь и действия воинов, которые стояли наготове у острых, как лезвие, краев.
Рунный жрец увидел форму, мерцающую ртутным сиянием, а затем из воздуха на него прыгнул воин. Бъярки подхватил предателя ледяным вихрем и швырнул наземь, шагнул вперед и вонзил пылающий наконечник своего посоха в грудь воина. Струйки пурпурного света брызнули из раны, когда Бъярки погрузил посох глубже. Нить колдуна распустилась, и его чары развеялись, но сердце Волка не дрогнуло.
Тяжелый лязг доспехов гулко отдавался в тумане и ледяном шторме. И началась самая древняя форма войны, известная человечеству: люди, напрягаясь от усилий, бросались друг на друга, состязаясь в силе рук и ног, воли и решимости. В независимости от того, насколько далеко продвинулись технологии, независимо от изощренности врага, и какие бы тайные правила ведения боя ни применялись – в итоге все и всегда сводилось к тому, что воины сходились в ближнем бою, глядя друг другу в глаза в момент, когда смерть подступала.
Удар развернул Бъярки. Масс-реактивный снаряд. Он взорвался через долю секунды, и один из его кувыркающихся осколков рассек бритую кожу чуть выше уха. Теплая кровь заструилась по щеке и губам. Воин ощутил привкус металла и ухмыльнулся, размазывая кровь по зубам и щекам ладонью, словно дикарь, каким его и считали просперианцы.
Блеснул огонь и перед Бъярки возник воин, светящийся ярким флуоресцентным светом. Рунный жрец вонзил острие посоха ему в живот, и тот опустился на одно колено. Противник ожидал, что Волк отступит, чтобы восстановить равновесие и дыхание, но тот рванулся вперед и низко взмахнул посохом, выбивая землю из-под ног воина. Кулак с размаху опустился на шлем поверженного колдуна, и ледяные лезвия вонзились Волку в ладонь сквозь линзы лицевого щитка предателя. Нечестивый огонь вырвался изо рта воина, а его псионический предсмертный спазм заставил Бъярки почувствовать себя так, будто его осквернили.
Над головой вспыхнуло новорожденное солнце, и рунный жрец прикрыл ладонью глаза.
Сквозь растопыренные пальцы он увидел колоссальную фигуру – красную, парящую, украшенную перьями, в ореоле золотого сияния. Постоянно изменяющийся сосуд божественной плоти, зарожденный в симбиозе науки и магии. Тысячи его форм пронеслись в одно мгновение: странствующий мудрец, крылатый аватар-искуситель, огромное колесо из глаз, вращающееся десять тысяч раз за один миг – лопасть за лопастью – миллионы бурлящих разнообразных форм, которые никогда не будут рождены, и еще больше тех, которые могли бы прийти в этот мир.
Бъярки почувствовал, как тень ужаса вползает в душу.
Магнус Красный.
Они сражались с аватарами Алого Короля на Агхору и Никее, но сейчас перед ними был возрожденный примарх. Раньше они владели оружием, способным противостоять Магнусу: сосуд, чтобы связать его душу, или фантомы, которые были ему ровней. Теперь у них не было ничего, кроме умения владеть оружием и силы духа.
Как это ничтожно мало.
Эта мысль длилась всего лишь долю секунды, но ее оказалось достаточно, чтобы разжечь пламя ярости в Бъярки. Они – сыны Русса, воины Волчьего Короля. Для них не существовало проигранных боев или непобедимых противников. Всеотец посчитал нужным привести их в это место, и то, что его, Бъярки, решимость дрогнула при первом же взгляде на врага, привела воина в неистовую ярость.
Он запрокинул голову и завыл так, что кровь бы застыла в жилах у каждой хищной твари на Фенрисе. Это был вой Мирового Волка – ткача вюрда, и сердцебиение вселенной.
Рунный жрец ощутил тлеющее, как огонь, и черное, как сажа, присутствие сыновей Ноктюрна, и ухмыльнулся.
– Что ты делаешь? – спросил Абидеми, чувствуя, как сила приближается к нему.
– Ледяное сердце Фенриса далеко, и его песня – не более, чем шепот на ветру, – пояснил Бъярки. Его голос звучал странно, будто эхом доносился из глубины пещеры. – Но мировая душа Терры… Древняя и могучая. Сила, что движется внутри ее ядра и течет по границам ее плит – величайшая, которую я когда-либо чувствовал.
Бъярки протянул окровавленную перчатку.
– Возьми мою руку, Аток Абидеми, и мы полетим, как драконы льда и пламени!
Драконий Меч схватил его за руку, и Бъярки с силой опустил посох.
Камень под ними раскололся от силы удара, неспособной возникнуть в этом мире, точно древко посоха ручной работы вонзилось в само сердце мира.
Такая мощь. Поистине, куда еще могли завести видения Всеотца, как не сюда…?
Сила потекла по волокнам и изгибам посоха и мощным потоком хлынула в Бъярки и Абидеми, обретая форму наследия чести, которое несли оба воина.
Кинжалы льда и пепла острые, как лезвия, закружились вокруг них, и Волк взмахнул посохом, чтобы усилить неистовую энергию силы, возникшей между ними. Ледяные ветры, кружащие вокруг Бъярки, завывали подобно клыкастым спутникам самого Волчьего Короля, а обжигающий жар пепла покрывал кожу рунного жреца волдырями.
Свет яркой вспышкой взорвался над воинами – пара переплетающихся форм – змеевидных, живых.
Они обвились друг вокруг друга, поднимаясь в воздухе все выше, крича при своем рождении, будто этот мир смертных был им чужд и враждебен. Одна из форм сияла белым, ослепляя своим невероятным блеском – вставший на дыбы волк, сотканный из сказаний и легенд холодного Фенриса. Другая форма была противоположностью первой во всех отношениях – огромный дракон из горящего черного дыма, пронизанный пылающими прожилками расплавленной оранжевой лавы. Его глаза – тлеющие угли, раскаленные в самом сердце кузницы, были готовы испустить пламя, а зубы и когти подобны черным, как смоль, крючьям.
Они поднимались над Бъярки и Абидеми, с воем и ревом сотрясая саму землю, извиваясь вокруг друг друга, пока природа их противоположностей не разлучила их.
Близнецы-аватары обрушились на пылающего светом Магнуса на крыльях горячей золы и с воем возмездия. Ледяные когти рвали примарха, пирокластовые клубы дыма вырывались при дыхании огненного змея. Горящий пепел забил предателям внизу вентиляционные отверстия и ребризеры.
Буря пепла и огня расчищала землю перед разломом, подбрасывая ошметки облученного щебня и обломков. Незащищенная плоть испарялась под действием перегретого пара, замерзшие конечности разлетались вдребезги от малейшего соприкосновения. Слияние с энергиями мировой души Терры – никакое колдовство не могло пробить эту завесу или причинить вред тем, кто за ней стоял.
– Это прекрасно... – прошептал Абидеми. Его голос донесся до Бъярки сквозь бурю.
– Не смотри, – предупредил тот, и голос его дрогнул от напряжения, вызванного столь колоссальными энергиями. – Такие силы не терпят взгляда смертных.
Пылающий дракон обвился вокруг Магнуса, и Бъярки мог видеть трепещущие точки света, порождаемые его движениями. Свет тонких тел тускнел подобно осыпающимся хлопьям пепла, выброшенным угасающим костром. Одинокий волк, никогда не знавший привязи, кружил вокруг примарха, схлопнув челюсти на свете Магнуса, и загоняя его в сердце драконьего гнева.
Волк и дракон наслаждались своей свободой, упивались чересчур смертным желанием разрушать, не зная совести, и сеять хаос, не помышляя о последствиях. За ледяной бурей и клокочущими облаками вулканического дыма свет Магнуса тускнел. Черный дождь, холодный и едкий, хлынул плотной пеленой, и Бъярки ощутил привкус раскаленного металла и расплавленного камня, поднимающихся из темных глубин Терры.
Он почувствовал, что присутствие Магнуса уменьшается. Это не смерть, нет. Никакая сила, призванная простыми смертными, на такое не способна. Не смерть, но поражение. Бъярки чувствовал ярость Красного Циклопа, его надменную злобу от того, что победу вырвали из рук. Магнус был силен, но его уверенность в собственной непогрешимости и стала его самой большой слабостью.
Бъярки упал на колени, наслаждаясь яростью мирового волка, хотя связь с ним пожирала рунного жреца изнутри. Абидеми упал вместе с ним, не в силах ослабить его хватку – руки воинов сцепились так крепко, словно они были сросшимися от рождения.
Взрывы окрасили воздух, цепь детонаций прошла по разлому. Тяжелое эхо ударов масс-реактивных снарядов разносилось вокруг в нарастающем крещендо. Мельком жрец увидел фигуры транслюдей в кроваво-красном и ярко-золотом.
Тепловые вихри трепали имперские знамена.
– Такое... могущество, – произнес он. – Чувствовал ли ты когда-нибудь нечто подобное?..
– Бъярки, – буркнул Абидеми. – Это... самоубийство... Остановись!
Аток изо всех сил пытался разорвать хватку, но рунный жрец чувствовал, как продолжающий существовать дракон поглощал Саламандру так же, как волк – Бъярки. Он схватил Абидеми еще крепче, связывая себя вместе и не обращая внимания на свое же предупреждение не смотреть в сторону борьбы.
– Надо… держаться..., – выдавил Волк сквозь стиснутые окровавленные зубы. – Магнус должен заплатить!
– Отпусти меня! – потребовал Абидеми и вскочил на ноги, но Бъярки не мог последовать за ним. Его конечности были совершенно обессилены, словно из них были высосаны кости, мышцы и костный мозг.
– Ты должен остановиться! – завопил Абидеми. – Воины Ангела и Дорна уже здесь!
– Нет, брат... – вымолвил жрец. – Не сейчас. Нужно закончить это...
Словно в тумане Бъярки смотрел, как нить его жизни разматывается. Он чувствовал непоколебимую решимость, наполняющую брата Астартес.
Неужели время пришло? Нет, не так скоро…
Он поднял глаза и увидел блеск поднятого древнего клинка.
Среди вспышек огня блеснули черные, как смоль, зубья, которые с ревом, под стать драконьему, рвали воздух. Бъярки отдал все, чтобы вдохнуть жизнь в мирового волка и пылающего дракона. Это продолжало его убивать. Но он воздавал по заслугам Алому Королю и не собирался отказываться от подобной возможности.
И Аток Абидеми знал это.
– Прости, брат, – произнес Абидеми и взмахнул Драукоросом, отрубив Бъярки руку чуть ниже локтя.
Аливия не знала, где находится.
Внизу, в темноте под миром, который, казалось, не должен был ее удивлять. Фундамент Императорского Дворца был древним и уходил глубоко, его строили и перестраивали тысячи раз на протяжении тысячелетий. Ни один картограф никогда не сможет положить на карту его запутанные пути, и ни одна технология не сможет помочь проникнуть в его бесконечно извилистые проходы.
Но никто не знал эти тайные ходы лучше Малкадора.
Проход, по которому он вел Аливию, был таким узким, что она могла следовать за Сигиллитом только след в след. Стены были выложены черной глянцевой плиткой – неприятно скользкой на ощупь и на подозрение без пыли и трещин. От странно расположенных под углом стен туннеля, наряду со смещенным рисунком непохожих друг на друга плиток и их непропорциональными размерами, по спине Аливии пробежал холодок. Не было двух одинаковых плиток, и женщина подозревала, что существовало некое принципиальное отличие между ее человеческим восприятием и восприятием строителей туннеля.
С каждым поворотом вниз таяла ее уверенность в том, что она сможет вернуться на поверхность к ничем непримечательной двери в основании барабанной башни, через которую они начали это путешествие.
С заявлением Промея о том, что Магнус атакует Западное Полушарие, воинов Своры будто смыло волной. Перед тем, как захлопнуть за собой дверь, Бъярки оглянулся на нее, и на единый миг ей нелепо показалось, будто он ждет, что она последует за ним.
Конечно, у Аливии были кое-какие навыки владения оружием, и да, она убила больше людей, чем хотела бы помнить, но она не была солдатом. Она не стояла в строю со времен завоевания Беотии и Эвбеи. И сейчас была не та война, где персональные боевые способности имели хоть какое-либо значение.
Но Бъярки лишь бросил предостерегающий взгляд на Малкадора.
– Смотрите, берегите свой вюрд, госпожа Сурека, – сказал он, прежде чем исчезнуть вместе с братьями.
Обнаружив, что слишком долгое разглядывание странно изогнутых плиток вызывает у нее легкую тошноту, Аливия старалась не отрывать взгляд от спины Малкадора. Здесь было холодно, и она была благодарна теплой подкладке толстого пальто. Сборник сказок Вивьен уютно устроился во внутреннем кармане – это дочь, чуть не плача, настояла, чтобы Аливия взяла его с собой, перед тем как отправиться на встречу с Малкадором. Женщина с благодарностью приняла его, понимая, что времени прочитать любую из многочисленных историй у нее будет мало.
Чтобы согреть голову, она надела толстую ушанку с меховыми отворотами. Медная кокарда на ней изображала пару скрещенных копий над серебристым черепом. Что это был за полк, осталось загадкой, и Аливия надеялась, что какой-то солдат на стене не отморозил уши из-за ее мелкой кражи.
Малкадор тоже утеплился в тяжелую меховую мантию и толстый, похожий на тюрбан, головной убор, хотя женщина подозревала, что его попытка согреться была притворством. Однако пальцы, сжимавшие черный оникс посоха, выглядели бледными и бескровными, так что, возможно, он действительно чувствовал холод.
– Ты все еще не сказал, куда мы идем, – сказала она. Ее голос отозвался странным эхом, словно глянцевые черные стены отражали звук не совсем так, как следовало.
– И не буду, – ответил Малкадор. – Говорить о чем-то – значит зафиксировать это место, а пути, которыми я должен провести нас через Дворец, заставят нас заблудиться только в случае, если наша цель будет названа.
– Всегда загадки. Это одна из многих, многих вещей, которые я ненавижу в тебе.
Малкадор огляделся, словно опасаясь, что его подслушают.
– Я не пытаюсь обмануть тебя, Аливия, но ты не хуже меня знаешь, что о некоторых вещах так просто не говорят.
– Это из-за аномальности туннелей, так?
– Нет, это не так, – признался Малкадор. – Иногда даже мне приходится двигаться невидимо через варп и сквозь ткань замысла Великого Архитектора.
– А Император знает об этих туннелях? А хранители? Думаю, Вальдору было бы очень интересно узнать, что во Дворце есть тайные ходы, о существовании которых даже он не подозревает.
– Каждый из нас защищает Императора по-своему.
– И я предполагаю, Вальдор не одобрит твой путь. Почему?
– Преданность кустодиев – за гранью воображения, за пределами любого понимания, которого ни мне, ни тебе не постичь. Она буквально закодирована в их генах и душах, и, хотя эта железная преданность необходима, иногда она слишком догматична, чтобы позволить принять какой-либо вариант, который может подвергнуть опасности их повелителя.
Аливия остановилась, потрясенная настолько, что Малкадору пришлось дать ей пощечину.
– Это, чем бы это ни было, подвергает Императора опасности?
– Может и так. Но это Его собственный замысел, его собственный выбор, – сказал Малкадор.
– Почему?
– Искупление.
– Искупление? Чье?
– Возможно всех нас, – Малкадор развернулся и зашагал прочь.
Аливия покачала головой. Неужели больше не осталось ничего простого?
А когда все было просто?
– Ну, если ты не хочешь сказать, куда мы идем, то хотя бы скажи, зачем я тебе нужна, – потребовала Аливия. – Что такого могу сделать только я, что ты готов был выслушать Джона и облегчить моей семье переход на Терру? А затем дать им убежище во внутренних стенах Дворца. Скажи мне, и больше никаких загадок, иначе, клянусь, я придушу тебя прямо сейчас.
– Я же сказал, ты нужна мне, чтобы спасти Императора.
- Я полгагаю, это было небольшое представление для Промея и Волков. Скажи мне истинную причину.
– Вот тебе истинная причина, – сказал Малкадор, останавливаясь, чтобы передохнуть. – Я знаю, ты мне не доверяешь, Аливия –
Она горько рассмеялась.
– Ты никогда не давал мне повода тебе доверять. За все долгие годы, что я знаю тебя, знаю Его, можно по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз ты давал мне прямой ответ.
– Цивилизации не завоевываются и не удерживаются людьми, которые дают прямые ответы.
– Какое утомительное мировоззрение.
Малкадор вздохнул, устав от ее колкостей, и продолжил:
– Война с Хорусом идет на многих фронтах. Он сражается с такими выдающимися стратегами, как Рогал Дорн и его братья, он сражается через прицел скромного лаз-пехотинца, такого как этот юноша из Шестнадцатого Арктического Хорта, чью ушанку ты носишь.
Аливия сняла шапку и, прищурившись, посмотрела на полковой герб.
– Война ведется и теми, кто находится в тени, кто должен взвалить на себя бремя решений, слишком тяжелых для других, кто должен сделать трудный выбор, с которым никто и никогда не должен был столкнуться.
Здесь он остановился и оглянулся на Аливию.
– И еще ее ведут те, кому по силам вынести многочисленные страдания, которые влечет за собой столь долгая война.
– Так вот почему мы с Джоном здесь? А как насчет остальных? Олл? Пританис? Что с ними? Они тоже здесь?
– Некоторые. И они тоже сыграют свою роль. Кто-то охотно, кто-то не очень.
– Джон здесь? Во Дворце, я имею в виду?
Спутник Аливии помедлил, прежде чем ответить.
– Где бы Джон не находился, он там, где должен быть.
Малкадор подвел их к конусообразному дверному проему, едва ли достаточно высокому или широкому, чтобы они могли войти. У Аливии возникло ощущение огромного пространства за пределами портала. Она почувствовала, как холодный ветер ласкает кожу ее щек, неся с собою привкус соли, будто она на пристани среди морских брызг. На вкус воздух не был похож ни на один, которым она дышала на Терре. Он казался старым и мертвым.
Она нырнула внутрь, и на мгновение ее охватило невероятное головокружение от перехода из замкнутого пространства в огромную пещеру, потолок которой поднимался до небес и падал в бездонную пропасть, отзывающуюся эхом шума водопадов.
Аливия опустилась на одно колено, припав ладонью к земле, чтобы не упасть.
Малкадор дотронулся до ее плеча. Сила его хватки была удивительной для такого хрупкого человека с усталым видом. Она вздрогнула от отвращения. Он не коснулся ее кожи, но реакция женщины была сродни инстинкту приматов на прикосновения существ, извивающихся и ползающих в темноте.
– Аливия?
– Не прикасайся ко мне больше, – сказала она, глубоко вздохнув.
Он кивнул и двинулся дальше.
– Тогда следуй за мной. И держись рядом.
Она поднялась на нетвердых ногах и последовала за ним по мосту, который дугой раскинулся над пропастью в сторону далекой колонны из красного камня, выглядевшей, здесь на Терре, совершенно чуждой.
Прямоугольные ступени по спирали тянулись вниз, в темноту.
– Определенно это необычные ходы, – высказалась Аливия.
– Они заброшены еще до того, как в горах над нами был заложен первый камень первой крепости, – сказал Малкадор. – Строители Ленга знали об этих подземных путях, но со временем отказались от них. Некоторые метки здесь принадлежат им, но они давно покинули это место – еще до того, как Император открыл врата, запечатанными ими.
– Как ты здесь передвигаешься? – спросила Аливия. – У меня такое чувство, что нет никаких ориентиров. По крайней мере, не в обычном смысле.
– В них есть смысл, если ты знаешь, куда смотреть и как их читать, но даже я иду по этим путям с осторожностью. Путь, который был открыт один раз, может оказаться закрытым в другой. А пути, которых ранее никогда не существовало, теперь могут заманить неосторожного путника.
– Ты когда-нибудь здесь терялся?
– К счастью, нет. Но я видел кости тех, кто имел это несчастье.
– Что ж, это обнадеживает.
– Пойдем, – позвал Малкадор. – Держись ближе, и я покажу тебе, где ходили боги.
– Я видела такие места, – сказала Аливия. – Они наполнены кровью и телами смертных.
КНИГА ТРЕТЬЯ: ЗАЛ ЛЕНГ
8 Главная роль
Масштабы опустошения было сложно осмыслить.
Глядя сквозь треснувшее и затянутое пленкой бронестекло кружащего «Штормового орла», Промей догадался, что весь девятнадцатикилометровый участок Западного Полушария принял на себя основную тяжесть последней атаки.
По всей стене полыхал огонь, и черный, как сажа, дым окутал крепостные валы.
Завеса пыли и распыленной крови наполняла каждый вдох привкусом металла.
Стена целиком представляла собой сцену ужаса, но Промей сосредоточил свой взгляд на разломе, где взорвался атомный заряд.
– Уровень радиации слишком высок для не-астартес, – отметил пилот по воксу.
Его звали Кандалло, и он был стойким воином в желтых доспехах Имперских Кулаков. Его правая рука отсутствовала, как и большая часть левой ноги. Нейро-активаторный кабель крепился к обрубкам армированной проволокой, что позволяло воину управлять «Штормовым орлом» одной рукой, пока его не снабдят аугментикой, которая позволит вернуться на передовую.
Потрескивание радиационного счетчика судна становилось настойчивым, и в итоге превратилось в непрерывно гудящий фон, перекрывающий даже оглушительный рев двигателей «Штормового орла».
– Я принял высокую дозу противорадиационных препаратов, – сказал Промей, – и к тому же не собираюсь задерживаться здесь надолго.
– Каждая минута на этих уровнях тянется слишком долго.
– Тогда я буду действовать быстро.
– Будьте уверены, так и придется.
Промей знал, что приближаться к последствиям атомного взрыва было безрассудно опасно, но ноющее ощущение чего-то ужасно неправильного грызло его изнутри так, как голодная собака вкусную кость. Он не знал, что именно шло не так – только то, что так не должно быть в фундаментальном смысле.
Кандалло вел штурмовик низко со стороны северо-востока, держась как можно ближе к разрушенным крышам. Воздушное пространство внутри «Эгиды» жестко контролировалось, и все, что находилось в воздухе, считалось мишенью, если не было доказано обратное. Разрешение на полеты в пределах Дворца исходило от самого Сигиллита – по причине связи между Промеем и Магнусом – и даже при этом, на простом ментальном уровне было очевидно, что орудийные сервиторы на стенах отслеживают их передвижение.
Промей пытался и не мог осознать масштаб сражения, которое здесь произошло – как невозможно было охватить и любое другое сражение в этой осаде. Бесчисленные трупы усеивали стены и склоны перед ними – тела растерзаны, ужасно изуродованы и расчленены настолько, что по останкам невозможно было даже предположить количество погибших.
Тысячи? Десятки тысяч? Просто еще один день, еще одна ночь на Терре.
Сотни раненых, покрытых кровью, в состоянии травматического шока, ковыляли подальше от стен. Многие потеряли конечности и, казалось, даже не замечали этого, либо несли их в свертках из своей униформы. Несчастные, ослепленные вспышками, передвигались на ощупь вдоль стен или опирались на своих рыдающих товарищей. Число погибших здесь было пугающим, но раненых было во много раз больше.
– Даже если мы победим, то какой ценой…? – прошептал Промей.
Его взгляд задержался на группе Кровавых Ангелов, пробирающихся сквозь толпы раненых. В ярости атаки огонь слизал красный цвет с доспехов Астартес. Что-то в их манере держаться показалось Промею необычным, но дрейфующий туман скрыл землю, а когда развеялся, то они уже исчезли из вида.
Человеческие останки перемешались с телами Астартес и других существ из плоти, покрытых всклоченной шерстью, чешуей или грубой кожей. Атака не закончилась с прибытием IX и VII легионов – потребовались объединенные усилия Кровавых Ангелов, Имперских Кулаков и армейских резервов в загерметизированных танках, чтобы сбросить Тысячу Сынов и их звероподобных союзников со стены. Тварей опалила радиация, и их истощенные тела покрывались волдырями, а плоть стекала с костей, но они продолжали сражаться зубами и когтями, лишь бы удержать стену.
Кровавые Ангелы Тамаи закрепились по флангам разлома, а нерушимая стена Имперских Кулаков во главе с Иаконом удерживала и восстанавливала центр. Над стеной дрожала дымка разогретого воздуха, отряды зачистки заливали брешь быстросхватывающимся локритом, укрепляли поверхность арматурой с дробеструйным упрочнением, устанавливали генераторы отражающего поля на уцелевших частях бруствера.
– Двенадцать часов, и Имперские Кулаки смогут восстановить жизнеспособность этой стены, – отметил Кандалло.
– Время – единственное, чего у нас нет, – сказал Промей, вглядываясь в гряду из дыма и тумана, вздымающуюся над стенами, и готовую, подобно цунами, обрушиться на Дворец и всех его обитателей. – И неважно, на что способны твои братья, этого будет недостаточно.
Тени дергались и мелькали в тумане – мимолетные образы когтей и рогов, зубов и немигающих глаз. Такая злоба была скрыта внутри – дикая, неистовая.
Давно минули те упоительные, беззаботные дни, когда они с Каллистой, Камиллой и Махавасту сидели под навесом за чашкой рекафы и спорили, почему же их назначили летописцами в XV легион. Тогда в галактике все было логично, и мысль о том, что Тысяча Сынов последуют за Воителем по пути предательства, была абсурдной.
Предательство.
Само это слово оставляло привкус пепла во рту.
Промей едва мог заставить себя произнести его, даже после всего увиденного и сделанного им.
«Штормовой орел», направляемый Имперским Кулаком в доспехах, пропитанных кровью настолько, что бывший летописец сначала принял его за одного из воинов Ангела, накренился и начал быстрый спуск по спирали. Промей отстегнулся от грави-кресла, когда дверь кабины экипажа откатилась и горячий воздух хлынул внутрь – тотчас кровь прилила к коже, а сердцебиение участилось. Он ощутил вкус тяжелых металлов, изотопных токсинов и едких испарений, окутавших Западное Полушарие.
– Помни, не задерживайся здесь, – предупредил Кандалло.
Промей кивнул и сошел с корабля. Толстые резиновые подошвы его ботинок словно таяли под действием жара, отчего с каждым шагом идти становилось скользко. По ту сторону стены передвигались тысячи воинов – транслюди в тяжелых боевых доспехах, солдаты в противогазах и еще множество разнорабочих трудились над тем, чтобы укрепить повреждения.
– Здесь не место для смертных, – добавил пилот.
– Я уже слышал, – ответил Промей.
– Ты должен вернуться на корабль и улететь, – настаивал воин.
Промей покачал головой.
– Я ищу Бёдвара Бъярки, воина Шестого Легиона.
Имперский Кулак ткнул пальцем в сторону ряда палаток из пластека, установленных под укрытием стены – наспех развернутый пункт помощи.
Промей хотел было поблагодарить его, но воин уже удалился, стирая своим уходом всякое воспоминание о своем присутствии. Летописец пожал плечами и, крепко сжимая вещмешок, поспешил к станции помощи, откуда раздавались громкие ругательства на футарке. По периметру лагеря образовались озера мутной воды, в воздухе висели резкие запахи антисептиков.
Он протиснулся сквозь резиновую ленточную завесу и ощутил тяжелый запах щелока и теплый металлический привкус обеззараживающего душа. Внутри станция была заполнена воинами Астартес – с кабелей и уязвимых сочленений их брони смывали радиоактивную пыль. Среди Кровавых Ангелов и Имперских Кулаков нетрудно было заметить Свафнира и Ольгира. Они стояли с поднятыми руками, пока медикэ в защитных костюмах поливали их из шланга хлорированной водой и скребли доспехи щетками с жесткой щетиной.
Оба Астартес, похоже, находили этот процесс дико забавным и посмеивались над не слишком бережным обращением медикэ. Там, где цвета их Легиона были стерты радиацией и чисткой, теперь блестели пятна обнаженного металла.
Раквульф увидел приближение Промея и спросил:
– Тоже пришел принять освежающий душ, вюрд-призрак?
– Эти люди со щетками, они щекочут, – добавил Виддоусин.
– Где Бъярки? – спросил Промей.
– Там, – кинул Свафнир и сплюнул сгусток мокроты в угол.
Промей пробрался сквозь толпу персонала в защитных костюмах и воинов в доспехах и обнаружил рунного жреца, сидящего на пустом ящике из-под боеприпасов. Воин в незнакомой броне склонился над Космическим Волком, орудуя над чем-то, невидимым летописцу.
Над ними возвышались двое воинов в мокрых, блестящих от влажности доспехах, которым был нанесен такой урон, что Промею потребовалось время, чтобы понять – воины принадлежат XVIII легиону. Как и у Волков, большая часть расцветки брони была выжжена и стерта, отчего доспехи казались лоскутным одеялом из зеленого нефрита и необработанного керамита.
– Саламандры? – спросил Промей, и оба воина повернулись в его сторону.
Они враждебно ощетинились, и тот остановился, широко раскинув руки.
– Промей? – заговорил Бъярки, не поднимая глаз. – Даже сквозь вонь дезактиваторов я чую твой запах – твой пот отдает тухлятиной гроссвалура. Но ты не должен здесь находиться, если только не хочешь помыться. Кругом радиация. Это очень плохо для смертных, как мне говорят. Для нас тоже плохо, но не настолько, чтобы убить.
– Ты видел его?
– Кого?
– Магнуса, кого же еще? Ты... Погоди, а что с твоей рукой?
Саламандра, стоявший спиной к Промею, выпрямился, открывая взору плоды своих трудов – заделанную культю на месте левой руки Бъярки. Битый металлический колпачок прикрывал обрубок руки и грубой скобой крепился к броне воина. Рука Промея из плоти и крови невольно потянулась к фарфоровой гладкости его собственной аугментики, возвращая к воспоминаниям о Камити Соне и мучительном огне, который сжег его конечность.
Бъярки заметил этот жест:
– Йа, теперь я знаю твою боль, летописец.
– Что случилось?
Бъярки кивнул на возвышающегося Саламандру и объявил:
– Мой новый брат, Аток Абидеми, разрубил ее своим большим ублюдочным мечом.
Промей кинул взгляд на чудовищный цепной меч с острыми зубьями за спиной воина и ни на секунду не усомнился, что им можно отрубить руку.
– Но зачем?
– Чтобы он не угробил нас обоих, – голос воина, которого Бъярки назвал Абидеми, напоминал рокот извергающихся пород в жерле вулкана.
– Он прав, – подтвердил Волк, будто вопрос о его отсутствующей руке не имел никакого значения. – Сила мирового волка подобна избытку дзиры. Стоит ей только проникнуть в кровь – и устоять перед желанием продлить эти ощущения еще немного становиться все труднее, даже если они убивают нас. Я использовал свою силу и силу Атока, чтобы проявить мощь наших легионов и облечь ее в могучего дракона пепла и огня и лютого волка из вечных льдов. Какое зрелище, Промей, достойное твоего пера! Они растерзали Красного Циклопа и, клянусь Всеотцом, пустили ему кровь. Видеть, как он страдает... ах, это было прекрасно, слишком прекрасно. В своей ярости, я мог бы убить нас обоих с Атоком, лишь бы продлить мгновения, когда монстр истекает кровью...
– Ты его ранил? Ты действительно ранил Магнуса Красного?
– Да, мы это сделали!!
Воин, которого назвали Абидеми, смерил Промея холодным взглядом.
– Это тот, о котором ты говорил? – спросил он, выпрямляясь в полный рост. – Тот самый, кто какое-то время был вместилищем души Алого Короля?
Слова были наполнены гневом, словно Абидеми готов был схватить свой ужасный меч и рассечь Промея надвое.
– Это он, – ответил Бъярки, разминая то, что осталось от руки. – Выглядит он не очень, но в нем есть сила. У тебя нет причин беспокоиться о его верности, огнерожденный. Его вюрд и вюрд Красного Циклопа больше не переплетены, но помнят друг о друге. Это Промей предупредил нас о присутствии предателя в Западном Полушарии.
Абидеми склонил голову набок, оценивая его. Сердце Промея тяжело застучало в груди, когда Саламандра поднял меч, но лишь для того, чтобы вложить его в наплечные ножны.
Воин сделал шаг в сторону человека, впившись в него своими горящими глазами.
– Почему ты здесь? – последовал вопрос. – Ты, должно быть, знаешь, что эта местность смертельно опасна для смертных, и все же ты пришел. Почему?
Промей с трудом удержался, чтобы не отступить перед громадой Саламандры. Черная кожа и горящие глаза воина были совершенно нечеловеческими, но он увидел в них нечто знакомое.
– Потому что что-то здесь не так. Не знаю, что именно, но в этой атаке нет никакого смысла. С тех пор как войска Воителя атаковали стены, мы ничего не слышали о Магнусе, кроме нападения на Горгон Бар и Колоссы. Почему Западное Полушарие? Почему сейчас? Зачем использовать оружие, чтобы сделать брешь в стене и не воспользоваться подавляющим численным превосходством? Зачем так легко сдаваться после такого прорыва?
– Ты полагаешь, Сыновья легко сдались? – за спиной раздался голос, принадлежащий титану с непомерно огромным молотом на плече. До сих пор Промей не замечал, что оказался зажатым Саламандрами.
Несмотря на заверения Бъярки, они ему не доверяли.
В их глазах он был запятнан связью с Алым Королем.
– Расскажите, что случилось с Магнусом, – попросил Промей. – Все вы. Ничего не упускайте.
Абидеми начал рассказ, наполненный сухими фактами, и Промей позволил своим псионическим чувствам медленно выскользнуть, рисуя в воображении то, что Саламандра видел и чувствовал. По мере того, как Бъярки добавлял к повествованию Атока свои собственные комментарии, в голове Промея складывались все новые подробности.
В своей предыдущей жизни – до избрания в орден летописцев; до скитаний в безуспешных поисках лекарства для своей умирающей жены по всему земному шару – он использовал свои псионические способности, чтобы считывать ауры тех, с кем вел дела, отделять правду от лжи и следовать своей сверхъестественной интуиции, чтобы накопить несметные богатства.
Теперь он превращал воспоминания этих воинов в ментальную проекцию в своем сознании, созерцая ожесточенную борьбу на крепостных валах – дым, кровь, крики и грохот артиллерийских залпов. Он ощутил жар рождения дракона и пронизывающий до костей холод волчьего дыхания. Зрелище было столь потрясающим, что его смертное сердце дрогнуло при видении фантомов.
Это были освобожденные души Легионов Бъярки и Абидеми, и только безумец не отпрянул бы в ужасе при виде такой чистой разрушительной силы, принявшей их форму.
Мы обуздали силу монстров для нашего дела.
Он застыл, наблюдая, как аватары Легионов обвились вокруг сверхъестественной фигуры Магнуса, терзая его когтями и кромсая зубами, распарывая и разрывая чистое золото закованной в броню формы. Промей ощутил вкус черного дождя, схожего с ливнем, заполнившим последние мгновения жизни Просперо. Он не был свидетелем того потопа, не ощущал его пепельного, горького привкуса, но осколок души Алого Короля видел его и пробовал на вкус. Поэтому воспоминание было таким же ярким, как если бы Промей сам стоял среди пламени пожаров, в которых горела Тизка.
Он видел, как Магнус кричит от боли, и понимал нежелание Бъярки отпустить силу, которая заставила страдать его самого ненавистного врага. Сверкнуло золото, красное свечение в истерзанном небе – и все кончено. Сыновья отступили, их богоподобный хозяин исчез из виду.
Рассказ был окончен, и Промей почувствовал, как жар и лед аватаров-близнецов покидают его тело, и он был рад их уходу. Он прокручивал в своем сознании последние мгновения, снова видя агонию Магнуса, страх в его глазах, когда он покидал поле битвы.
Снова.
Волк и дракон вгрызаются и терзают.
Снова.
Золотая молния. Треск вытесненного воздуха. Осколок золота, порыв загрязненного воздуха.
Снова.
Страх в глазах Магнуса.
Нет. Он хотел, чтобы любой, способный думать, расценил увиденное именно так.
Промей повернулся к Абидеми.
– Ты видел, как он отступил? Магнус? Ты видел, как он отступил со своим Легионом?
– Да, – ответил Абидеми.
– Ты уверен? Абсолютно уверен?
– Да, – отрезал Абидеми. – Мои глаза пронзают дым и огонь лучше, чем у любого человека здесь. Я видел его разбитым и истекающим кровью. Я видел, как он побрел назад и скрылся в смоге.
– Точно? – настойчиво спрашивал Промей. – Мне нужно знать, что ты видел, когда он отступал.
– Да, точно, – добавил Бъярки, вставая и подбирая свой посох. – Зачем тебе знать, что мы видели?
– Я думаю, вы видели то, что он хотел, чтобы вы увидели, – проговорил Промей, повернулся и выбежал из пункта помощи. К животу подкатывало ужасное ощущение, выворачивающее внутренности наизнанку. Возможно, это были предвестники радиационного отравления, но он так не думал. Его сознание было переполнено образами Магнуса в битве с волком и драконом. Промей потянулся разумом далеко за разрушенные битвой стены Западного Полушария.
Азек Ариман научил его, как продвинуть свой разум дальше, за границы своих возможностей, и ирония того, что теперь он, Промей, обращал обретенные знания против Тысячи Сынов, не ускользнула от него.
Он рухнул на колени, ощутив самые крайние проявления ненависти, ужаса и безумия, что бушевали за стенами. Трясина разумов – сломленных и порабощенных, океан немощи – в осколках отравленного стекла, что поселились в каждом сердце и каждом глазу.
Среди миллионов светлячков – огней разумов смертных и Астартес горели большие солнца, такие яркие, что больно смотреть. Когда-то могущественные души, связанные высшей целью, а теперь обреченные на погибель из-за собственных деяний. Промей был не настолько силен, чтобы назвать их по имени или увидеть их чем-то иным, кроме как проклятым светом невероятно мощных звезд.
Но даже среди этих окаянных солнц – одно – должно было гореть ярче всех остальных.
– Тебя там нет... – наконец вымолвил Промей.
– О чем ты? – спросил Абидеми.
Летописец развернулся лицом к Саламандрам и Космическим Волкам, глядя мимо них в самое сердце твердыни Императора.
Теперь он понял источник гложущего его страха.
– Алый Король... Он во Дворце.
Они двигались мимо защитников, подобно призракам.
Подобно хищникам в глубине охотничьих угодий карнотавров.
Воздух был наполнен радиацией и страхом.
Неужели это конец?
Кто позаботится о моих детях, когда меня не станет?
Император защищает.
Я не хочу умирать.
Император покинул нас.
Возьми его, а не меня.
Пятеро двигались против людского потока, направляясь на восток от руин Западного Полушария. Над головой, посреди полосатых следов ракет и атмосферных взрывов, вспыхивали разрывы снарядов. Они имитировали тяжелую походку раненых и искалеченных, которые просто брели прочь от последствий сражения.
Будто можно было спастись от ужасных убийств, которые происходили каждый день.
Магнус осмотрел боевые доспехи своих сыновей – Аримана, Амона, Менкауры и Атрахасиса – на них все еще виднелся горделивый алый цвет и тусклый волнистый круг на наплечниках. Символ, который отмечал их связь со службой Воителю.
Но я…
Для любого, кто смотрел на него, Магнус теперь представлялся в обманчивом облике верноподданного линейного воина – прочные доспехи Марк IV, на битом наплечнике – крылатая капля крови IX легиона.
Он чувствовал растерянность своих сыновей от того, что их генетический прародитель вдруг стал одним из них.
– Тебе неловко видеть меня таким? – спросил Магнус.
Его спокойный, успокаивающий и уверенный голос был лишен привычной властности.
+ Как и любому из твоих верных сыновей, мой господин, + отправил Ариман.
– Говори вслух, – предупредил Магнус. – Охотники будут настороже на случай псионических аномалий в Санктум Империалис.
– Прошу прощения, мой господин, – сказал Ариман, – но мне трудно примириться с осознанием того, что мой примарх в образе противника. Даже величайшие мастера-Атенейцы воспротивились бы психическим манипуляциям такого колоссального масштаба.
Тысячи врагов окружили их: Астартес, верные Императору, Армия, Механикум, гражданские и мигу. Но никто из них на самом деле не видел Тысячу Сынов в своем окружении. Неотточенные разумы смертных и их прежних братьев давили на сознание Аримана, как загрязненный океан, вздымающийся, чтобы поглотить райский остров.
– Эти войска не заботит наше присутствие, – сказал Магнус. – Они мыслят лишь категориями ужаса, который испытывают ежеминутно, и страха боли – своей и той, что могут причинить в ответ.
– Ты мой примарх, – возразил Ариман. – Я видел, как твоя сила перенесла целый город через галактику, но это… Как это возможно, что мы идем – невидимые – по логову наших врагов, под их телэфирным щитом?
– Взгляни наверх. Что ты видишь?
– Пульсирующий блеск света нефтепродуктов, преломляющегося сквозь щит «Эгиды».
– И?
– Узоры. Хаотично образующиеся фракталы там, где разрушается щит, – добавил Ариман, и Магнус ощутил, как концентрация его сына уходит, следуя за бесконечными разветвлениями разноцветного света. – Я чувствую, что более глубокий смысл мог бы раскрыться, будь у меня время его разгадать.
– Осторожно, - предупредил Магнус. – Не оставляй пятое перечисление.
Ариман снова сосредоточился на самой непостоянной из золотых ступеней.
– Что ты видишь, мой господин? – спросил Менкаура.
– Я вижу свет. Отраженный свет, который касается сетчатки каждого вокруг нас. Удивительная сложность биологических механизмов человеческого глаза превращает фотоны в электрические сигналы, которые интерпретируются мозгом. При нормальных обстоятельствах, если бы мозг защитников правильно их считывал, они воспринимали бы наш истинный облик. Но я убеждаю мозг всех этих людей игнорировать поступающие импульсы. Мы видимы в формах, которые для их восприятия выбираю я.
– Некогда я совершал столь изощренный обман с одним человеком. – сказал Амон. – Но взломать нейрологику системы убеждений стольких душ одновременно...
– Эти мужчины и женщины совершенно измотаны. После нескольких недель постоянного ужаса их умственные способности сведены почти до уровня сервиторов. Все это облегчает манипулирование столь многими разумами, не привлекая психическое внимание сторожевых псов Внутреннего Дворца, хотя «легче» – громко сказано.
– Не каждый разум здесь настолько притуплен, – сказал Менкаура, окидывая опытным взором лица имперских солдат.
Магнус кивнул.
– Да, некоторые из них одарены сверх минимальных способностей, есть в них сокрытые искры, которые даже под малейшем присмотром можно было довести до совершенства. Насколько их подавленная чувствительность позволяет мне защитить нас, настолько и грустно осознавать, что ни один из этих разумов никогда не достигнет даже малой доли своего истинного потенциала. Это то, что мы изменим, когда все закончится, когда мы сможем создать подходящий психический геном.
Магнус уловил от Аримана вспышку воспоминаний, которую тот быстро подавил, но недостаточно для того, чтобы его сыновья могли считать, будто он не узнает.
Потрепанный «Штормовой орел», обшивка корпуса цвета тусклой охры.
Мимолетное мгновение связи ворвалось в его голову.
Исключительный ум внутри…
– Лемюэль Гамон, – произнес Магнус и почувствовал, как Ариман вздрогнул при упоминании человека, который как тень следовал за ними еще до восстания Воителя. – Я тоже почувствовал его присутствие. Частица моей души побывала в его плоти. Разве нет?
Ариман помедлил, прежде чем ответить.
– Меня беспокоит, что он здесь, милорд. Я думал, он уже умер.
Магнус покачал головой.
– Мы все так думали, но это ничего не значит, Азек. Величайший конфликт, когда-либо видимый галактикой, достигает своей кульминации, и действующие лица этой драмы должны собраться вместе. Кто еще в этой трагедии, от ведущих актеров до хора, смог бы получить более значимую роль?
– Я почти дотянулся до его мыслей, – сказал Ариман, оглядывая кишащее море имперских душ. – Даже при мысли о Лемюэле моя хватка ослабевает.
Магнус понял истинный источник тревог Аримана. Его это тоже тронуло.
– Ты чувствуешь их всех, да? – спросил Магнус, рассеянно блуждая взглядом по обреченным защитникам отцовского дворца. – Их разумы. Все их мысли и страхи.
– Да, – ответил Ариман. – Великодушие и убогость, и все, что между ними.
– Осознание смертности выявляет лучшее и худшее в человечестве.
Женщина, что посещает тайные сборища поклонения тому, кого они называют Святым, и мечтает о вознесении на небо на своих серебряно-золотых крыльях.
Мужчина, что спит со своим командиром в надежде на то, что его отправят на часть стены, где еще не идут бои.
Человек, убивший свою жену и отправившийся добровольцем на Западное Полушарие, ошибочно полагая, что его смерть как-то искупит содеянное им.
Мальчик, который думал, что эта битва станет великим приключением, но теперь открыл для себя истину, что война – это ложь.
Так много разумов, так много мыслей.
По правде говоря, Магнус наслаждался чистым высокомерием этого предприятия.
К тому времени, когда Промей отправил сообщение в Бастион Бхаб о вторжении Алого Короля, Бъярки уже экспроприировал транспорт. Выйдя из пункта помощи, летописец увидел, как Волк подкатил на кузове из металлических пластин, установленном на четырехгусеничном шасси, с носовой башней, оснащенной чем-то вроде роторной пушки. Виддоусин взобрался на борт, чтобы взять на себя верхнее орудие. Трое Саламандр в это время с подозрением кружили вокруг машины.
Рунный жрец спрыгнул с бронированной боковой двери и ударил оставшимся кулаком по пыльной, покрытой шрамами от пуль обшивке машины.
– Вы только посмотрите! – воскликнул он. – Человек, который отдал мне это, сказал, что оно называется «Тавроксом».
– Более уродливой штуки я не видел, – сказал Промей. – Трон, она вообще безопасна? Выглядит так, будто ее разграбили нордафриканские рад-падальщики после того, как ее бросила армия, даже не потрудившись восстановить.
– Никто из нас не красавец, – возразил Бъярки, ухмыляясь и демонстрируя отрубленную руку. – Кстати, Барек Зитос мне поведал, что таврокс – легендарный зверь их родного мира. Хороший знак, йа?
– Таврокс – смертельно опасный зверь Арридийской равнины, – сказал Зитос, закидывая молот за плечо. – Я всегда хотел убить такого быка, но теперь уже вряд ли.
– Отдал? – обратил внимание Промей, постукивая костяшками пальцев по потрепанной обшивке. Посыпались хлопья ржавчины.
Бъярки пожал плечами.
– Он им уже не пользовался, а экипаж мертв.
– О, ну что ж, теперь я буду чувствовать себя намного лучше во время поездки.
– Это не Громовой волк, но, по крайней мере, он быстрый.
Бъярки подкинул посох и прислонил его к корпусу «Таврокса», пока Абидеми вертелся у двери кабины экипажа. Прежде чем Саламандр успел взобраться на борт, Волк окликнул:
– Аток, друг.
Абидеми обернулся, его темная кожа блестела от пота, а глаза загорелись новой целью.
Бъярки стоял перед ним, а Свафнир Раквульф кружил позади, точно член стаи, отрезающий добыче отступление. Обезображенный охотник протянул собрату свое зазубренное копье и сложил руки на груди, как прирожденный защитник.
– Мы с тобой пришли на Терру совершенно разными путями, – начал Рунный жрец. – Как обтрепанные концы длинной старой веревки. Но теперь вюрд говорит мне, что наши нити переплетаются, становятся единым целым.
Бъярки постучал наконечником копья по нагруднику своих доспехов, в месте, где он вырезал угловатую фигуру чего-то, похожего на голову ревущего дракона.
– Ты пролил кровь Фенриса, чтобы спасти мою жизнь, и это делает нас братьями.
Он развернул гарпун, расположив его голову чуть выше обрубка своей искалеченной руки, наконечник нацелился в сердце Абидеми.
– И чего же ты хочешь? Пролить немного моей?
Бъярки рассмеялся.
– Нет, брат, но мы связаны. Волк и Дракон, воины льда и пламени. Нельзя оставить такой символизм неотмеченным. Я вырежу символ на твоем доспехе, как вырезал на своем – Ужасающего Кромсателя, глубинного дракона края вечной жажды. Огонь – его кровь, но лед – его шкура, покрытая чешуей.
Рунный жрец направил гарпун вперед, но острие едва только не коснулось темно-зеленой пластины Абидеми, как Саламандр перехватил его и покачал головой.
– Эта пластина была возрождена в недрах горы Смертопламя, выкована сокрушающим молотом самого Т'Келла. Я не могу позволить тебе что-то высечь на нем, Бъярки.
– Даже чтобы отметить наше братство?
– Даже это, – подтвердил Абидеми. – Только мастера культа Прометея могут работать с доспехами легионера Саламандр.
Бъярки кивнул и просто вернул копье Свафниру.
– Это не важно, – сказал он. – Вюрд показал, что мы связаны.
Он подобрал свой посох и поднялся на борт «Таврокса».
– Пойдем, – произнес Волк с усмешкой. – Дожмем этого одноглазого ублюдка.
9 Живое пламя
В стратегиуме Аэронавтика Империалис их классифицировали как «Карающий огонь», но это был всего лишь универсальный термин для многочисленных моделей бомбардировщиков, модифицированных для полетов как в пустоте, так в и атмосфере. Электромагнитный импульс атомного взрыва над Западным Полушарием снес семнадцать пустотных пилонов, расположенных вдоль участка Кхат Манду и тех, что были восстановлены в Сатурнианском квартале после разрушительных последствий Зонанса Фениксийца.
Чтобы восстановить сеть «Эгиды» и залатать ее быстро разрушающуюся поверхность ремонтные бригады Механикум подтянули саперные отряды, мобилизовали рабочих и грузчиков. Даже сейчас, после нескольких недель осады, не прекращался обстрел с орбиты и нижних слоев атмосферы. Снаряды, точно копья с золотыми наконечниками, с дымящимися черными древками продолжали решетить щиты. Образование разрывов в них было не допустимо.
Каждый день сотни тысяч обычных боеприпасов взрывались на щитах «Эгиды», каждую секунду залпы высокоскоростных макро-снарядов окрашивали ее внешний периметр. С такой плотностью огня его масса неизбежно хлынет в разрывы, чтобы обрушиться на крепость внизу.
Одна единственная боеголовка могла оставить на месте целых кварталов и строений дымящуюся воронку. Портативные пустотные генераторы, предназначенные для защиты командно-диспетчерских пунктов от подвижной артиллерии, сейчас гирляндой увивали внутренние контуры Санктум Империалис, чтобы защитить, насколько возможно, гражданских. Однако эта защита в лучшем случае была лишь временной мерой.
Брешь в покрове «Эгиды» заметили не сразу, пока спаренные двигатели имперского бомбардировщика «Мародер», который возвращался с боевого вылета над Аннапурной и разрушенными редутами Горгона, в итоге не оторвались от корпуса судна. Горящие обломки по дуге устремились вниз, и на глазах измученных жителей продолжали падать, вместо того чтобы взорваться на искрящемся силовом куполе.
Оставляя за собой черный дым и языки пламени, «Мародер» врезался в верхушку самой южной из Таксономических Башен, в шести километрах к востоку от купола Гегемона. У истребителя почти иссяк запас горючего, боеприпасы были израсходованы на лагеря противника у второй окружной стены Горгона, поэтому, верхняя часть башни, избежав детонации, обрушилась на землю лавиной искореженной стали и камня, а среди погибших оказались лишь адепты, находившиеся внутри, и беженцы, теснившиеся у основания. В некотором смысле, для тех, кто находился внутри за стенами и был свидетелем гибели штурмового корабля, это было непримечательное зрелище.
Но для наблюдателей за стенами это стало гораздо большим.
Вражеская трескотня передала о потенциальном разрыве в «Эгиде», и в считанные минуты порядка шести эскадрилий самолетов с треугольным крылом поднялись из укрепленных подземных бункеров или оторвались с низко-атмосферных авианосцев. Имперские авгуры обнаружили их почти сразу, поскольку противник даже не пытался скрыть свое приближение или запутать защитников в отношении своих целей. Оборонительные турели ближнего боя и зенитные батареи Несокрушимой и Сатурнина заполнили небо осколочными взрывами и кинжальным огнем, но присутствие электромагнитные помех означало, что обстрел велся вслепую.
Почти мгновенно «Громобои» и «Фурии», уже находившиеся в воздухе, были перенацелены, интенсивность ожесточенных воздушных атак отточила их протоколы перехвата до совершенства. Даже сейчас небо над Западным Полушарием заволокли непроницаемые клубы пыли, яростные термальные потоки, способные расплавить пласталь, и безумные вихри, достаточно мощные, чтобы разорвать надвое самый большой самолет.
Сражение велось по приборам, поскольку радиоактивная пыль, поднятая разрастающимся грибовидным облаком, создавала плохую видимость и превращала в насмешку любую попытку сражаться визуально. Пилоты уворачивались, кувыркались и ныряли сквозь непроницаемые облака, от которых забивались отверстия и засорялись воздухозаборники. Двигатели, забитые пылью, глохли, оружие под воздействием радиационных помех давало осечки. Те, кто сражались слишком долго, в конце концов умирали, попадая в обжигающие воздушные карманы, которые расплавляли бронестекло кабины, а электромагнитные шквалы взрывали боеголовки ракетоносителей.
Взрывы оранжевым пламенем окрашивали небо, а переплетающиеся шлейфы от снарядов струились, будто гонимые ветром листья. Катапультироваться из подбитого истребителя было бы самоубийством, ни одно смертное тело не могло выжить в этой адской буре разрывов и обжигающих огненных шаров.
В разрыв «Эгиды» проскочили только три уцелевших вражеских самолета. Они шли ниже уровня радиационных облаков и полагались на товарищей, которые отвлекали имперских перехватчиков.
Только три.
Три бомбардировщика «Карающий огонь» класса «Беззаконие».
Полностью загруженные кассетными бомбами и мелта-ракетами класса воздух-земля.
Стены Западного Полушария остались в двадцати пяти километрах позади них, скрываясь за надвигающейся облачной грядой ржавого цвета, что стекала на широкие проспекты, которые бежали меж золочёных дворцов – воплощений величия Империума. Пыль, наполненная токсинами и ядом, густой пеленой повисла над тысячами беженцев, которые жались к строениям, олицетворяющим имперские амбиции.
Несмотря на то, что Магнус задал быстрый темп, а прикрытие под видом Кровавых Ангелов гарантировало им беспрепятственный переход, было ясно, что их присутствие в конце концов будет обнаружено. В этой части Внутреннего Дворца еще не были развернуты пункты сбора, но с каждым часом все больше людей прибывали из Индомитора и Санктуса.
Колонны имперских машин проносились по покрытым пеплом магистралям, разделявшим их маршрут, поднимая облака пыли и блокируя проход.
Тысяча Сынов остановились, пропуская «Полководца» Легио Грифоникус, который двигался на юг, для подкрепления обороны осажденной стены Европы. От его грохочущей поступи пыль поднималась столбом, а от мощного рева боевого горна содрогался воздух. Колоссальная боевая машина прихрамывала, из-под могучего панциря валил дым. Но несломленная, она гордо шагала в сопровождении важно ступающего «Налетчика» и своры бегущих вприпрыжку «Гончих», взывающих к его невообразимой мощи.
Рыцари Дома Кадмус маршировали по флангам, их доспехи были выжжены до голого металла, а рваные знамена безвольно повисли на панцирных вокс-мачтах.
За ним тащились колонны солдат из сотни разных полков, в глазах каждого застыли ужасы нескольких недель войны, а щеки ввалились от недостатка сна и недоедания.
Как Магнус и обещал, его присутствие в Западном Полушарии побудило имперских защитников усилить оборону Стены Предела между Стеной Несокрушимой на юге и Бастионом Пограничный на самой дальней северной оконечности Дворцового кольца.
Возможно, это откроет новые возможности для участия примарха Тысячи Сынов в других операциях, но Магнуса мало заботила великая игра Пертурабо в осадную войну против Дорна. Впечатляющий провал с сатурнинским гамбитом сделал Железного Лорда осторожным и сомневающимся, теперь он с подозрением принимал советы тех, кто обещал быструю победу. Сражение за стенами, за исключением атаки монстров Ангрона, немного ослабло – Сыны Хоруса зализывали свои раны от столь тяжелых потерь, а Дети Императора удалились с осады.
Каждая задержка, каждый отвлекающий маневр во избежание скопления войск лоялистов, раздражали Магнуса. Время было врагом, и, несмотря на возвышенные слова, обращенные к Ариману, появление Лемюэля Гамона на их пути глубоко встревожило Алого Короля.
Он сам мог бы выдать это за возможную неизбежность, случайное совпадение, но не Ариман. Его сын слишком хорошо разбирался в путях Корвидов, чтобы поверить в это. Основной принцип Братства состоял в том, что не бывает таких вещей, как совпадения, что танец Вселенной управляется невидимой музыкой, играющей за завесой понимания большинства смертных.
Одни называют ее Архитектурой Судьбы, другие – Акашей. Шаманы VI Легиона знали ее как вюрд. Провидцы Джагатая говорили о том, что оседлали поднебесную бурю.
Для Магнуса это было просто Телема, древнее слово, которое означало «воля».
Учения Корвидов стали попыткой просперианцев услышать ноты этой незримой музыки и изучить шаги танца, который она создает. Но знание того, что бывший Практик Аримана оказался поблизости, напомнило Магнусу, что даже он не знал музыку так хорошо, как думал.
В окружении вражеских воинов эта мысль не была утешительной.
Они пробирались сквозь клубы густой пыли, следуя по пути, по которому Магнус не ходил во плоти уже более полутора столетий. Здесь были Галереи Согласия, там – Геральдический Конклав, а в болезненном мерцании «Эгиды» сверкали далекие серебряные башни Виридариум Нобилес.
Впереди виднелись массивные очертания Зала Оружия, а за его суровыми, воинственными фасадами – и пункт назначения.
Или, по крайней мере, его часть.
Великая Обсерватория возвышалась на ступенчатом выступе темной скалы – гигантское творение, чудо Старой Земли, даже в сравнении с огромными монолитами сооружений ее далеких эпох. Отвесные стены из волакасского мрамора с пурпурными прожилками достигали в высоту две тысячи метров и были украшены скульптурными барельефами. Парящие контрфорсы невероятных размеров, вырезанные в виде крылатых ангелов, крепили Обсерваторию к горной породе, а их протянутые в мольбе руки поднимались к небу.
Дорическая колонна, когда-то возвышавшаяся в самом сердце площади Оккуллум в центре утраченной Тизки, была частью структуры Обсерватории в прошлые века, одной из многих других, окружавших ее непостижимый периметр под огромным золотым куполом. Говорили, что самые ранние колонисты Старой Земли вывезли колонну с собой по причинам, известным только им самим. Возможно, они намеревались воссоздать великолепие Обсерватории, или, может быть, просто сохранить ее как символ гордости своего древнего рода.
Старинные стихи воспевали о грандиозном куполе, затмевающем солнце, и, возможно, когда-то так оно и было, но теперь он потрескался, тут и там зияли дыры, блеск нетронутых белых стен померк под огнем и дымом, а ангелы-контрфорсы плакали кровавыми слезами.
К великолепному парадному входу вели оуслитовые ступени, шириной в триста метров, по всей длине заставленные разрастающимися фавелами из временных построек, палаток, навесов и укрытий, в которые хлынули живым потоком гражданские беженцы с Катабатических Равнин, Города Просителей и Дворцовых укреплений, которые теперь стали не более, чем грудой щебня и грязи.
Вдоль большого подъездного бульвара некогда росли серебристые березы и платаны, но сейчас на их месте было пусто – деревья выкорчевали и пустили на костры. Магнус вел своих сыновей между ямами, где каждая напоминала рану в десне, из которой вырвали гнилой зуб. Он поставил ногу на первую ступень и замер – воспоминание вонзилось в сознание, как тупой нож.
Император всматривался через эфирные линзы, Он хотел показать Магнусу тайны рождения звезд, и с восхищением рассказывал о непостижимых пустотах между ними. Вместе они прокладывали маршруты будущих крестовых походов и смеялись, представляя себе кампании, которые однажды потянутся через бездонную бездну в другие галактики.
– Нет ничего невозможного для тех, кто пытается, – возразил его отец, когда Магнус заговорил о почти невозможности выйти за пределы звездного гало. – Никто из ныне живущих не станет свидетелем этого, но, когда человечество сможет летать, как летаем мы, когда сможет мыслить, как мыслим мы, тогда величайшая из всех наград окажется в его руках.
– Что может быть лучше, чем владычество над галактикой? – спросил Магнус.
Но отец оставил его без ответа и отвернулся, чтобы скрыть разочарование.
Воспоминания столетней давности превратились в прах в сознании Магнуса, но события вызывались в памяти так, будто произошли всего несколько мгновений назад.
– Старые раны еще свежи, – сказал Магнус.
– Сир?
Примарх посмотрел на разбитый купол Обсерватории, на скопления беженцев, сгрудившихся у ее основания. Тысячи глаз обратились к ним.
– Не так уж это и мало – войти в стены Санктум Империалис, – произнес Магнус, поднимаясь по ступенькам к Обсерватории. – Не думал, что меня это тронет. Конечно, глупо надеяться ощутить себя здесь незваным гостем после… Так много воспоминаний. Так долго Терра была центром моего существования, но больше это не дом моего отца.
Магнус повел их выше, не отводя взора от триумфальной арки, ведущей внутрь. Он чувствовал на себе вопросительные взгляды каждого беженца.
Почему пятеро Кровавых Ангелов взбираются на Великую Обсерваторию? Почему они не сражаются на стенах со своими братьями? Гнетущие мысли здесь трудно было блокировать: отчаяние, страх, замешательство и ужас оцепенения от осознания факта, что это была битва, которую нельзя выиграть.
Если бы вы только знали…
Он слышал имя повелителя Ангелов и его сыновей, которые выкрикивали, будто они могли защитить.
– Сангвиний!
– Возлюбленный Ангел!
– Кровавые Ангелы!
– Слава Девятому!
Люди расступались на их пути, кланялись или падали на колени, сложив ладони вместе, слова, слетавшие с их губ, повторялись как мантры.
– Император защищает...
– Что они делают? – спросил Атрахасис.
– Молятся, – ответил Магнус.
– Почему?
– Потому что в тяжелые времена люди жаждут прихода спасителей. Мой отец настолько могуществен, что с таким же успехом его можно назвать богом, а мы – Его сыновья – воплощение бога и достойны такой же преданности.
И все же, как только слова слетели с его губ, он понял, что в них есть что-то пустое, неправильное, хотя и не мог сказать наверняка, что именно.
– Меня огорчает такое отношение, – сказал Атрахасис.
– Почему? – спросил Ариман.
– Это регрессия. Искать спасителей – значит снять с себя всякую ответственность за совершение перемен. Сделай, если что-то нужно сделать. Действуй, если нужно действовать. А не жди, когда кто-то другой сделает это за тебя.
– Ты говоришь как истинный Раптор, – заметил Менкаура.
– А тебе разве не противно? – огрызнулся советник Аримана. – Теперь мы знаем так много – технологии настолько продвинулись вперед, что нашим предкам они показались бы магией. Сейчас, когда наука и философия несут просвещение, такое сознательное принятие невежества и суеверия непростительно.
– Атрахасис, успокойся, – велел Ариман.
Советник кивнул, не отрывая взгляда от ступенек, по которым они поднимались.
Наконец Магнус ступил на широкую эспланаду перед Обсерваторией и задрал голову, чтобы осмотреть огромный купол. Верхушки колонн скрывались за клубами пепельного дыма, и только высоко вверху самый край купола подмигивал золотом.
– Это великолепно, – сказал Амон, обводя взглядом очертания искусно сделанного арочного прохода. На каждом камне, облицованном ониксом и агатом, были высечены звездные карты, большинство из которых указывали на места, куда можно добраться с Терры, а некоторые – наверняка нет. – Почти как звездные покои в пирамиде Фотепа.
– Почти, – усмехнулся Магнус.
– Да, великолепно, – согласился Ариман, вглядываясь в небо, испещренное следами разрывов, электромагнитными бурями и вспышками атомных взрывов. – Но почему мы здесь? Среди этой разрухи и из-за обстрелов с низкой орбиты мы ничего не увидим за пределами атмосферы.
– Мы здесь не для того, чтобы смотреть вверх, – сказал Магнус, – а для того, чтобы пройти низом.
– Что это значит? – спросил Амон.
– Здесь есть тайное место, где еще с незапамятных времен соединились воедино прошлое и будущее. Мой отец однажды назвал это приручением одной из аномалий материума. Нить, выдернутая из ткани времени, струп на коже пространства. Там внизу, под фундаментом Обсерватории мы пройдем дорогами, которые пронизывают пространство на грани восприятия.
– У этого места есть название? – спросил Ариман.
– Да, у него было имя еще до того, как первые люди пришли сюда и вскрыли ход. Его называли Залом Ленга.
Пространство внутри Обсерватории было таким колоссальным, что в голове не укладывалось, что это часть интерьера. Купол в диаметре достигал четырех километров, его внутренняя поверхность была отделана кессонами, украшенными бронзовыми и оуслитовыми панелями. Частично это великолепие скрывалось за слоем пойманных в ловушку облаков, которые бурлили подобно океанскому водовороту. Даже Магнусу, спроектировавшему удивительно сложную конструкцию пирамиды Фотепа, казалось непостижимым, что подобный инженерный подвиг мог быть совершен смертными.
Взрывы снарядов, удары лазеров и плотный артиллерийский огонь, обрушившиеся на окружающий ландшафт, сотрясали поверхность и раскололи купол в ряде мест. Широкие столбы разноцветного света пронзали пространство и окрашивали пол терраццо, словно отражения в глубокой воде. По всей окружности стены были расписаны яркими фресками, изображающими величайших первопроходцев астрономии и их многочисленные достижения.
Магнус увидел ниши и статуи, посвященные Аганисе, Заркову, Гелиоцентрическому Отступнику, Гипатии, Сканийскому Алхимику, Зулеме, Матери Комет и сотням других – без наследия их научных достижений ни один из его воинов здесь бы не стоял.
Древний артефакт в виде окуляра из серебра, дымчатого стекла и золота, воссозданный Императором для наблюдения за далекими галактиками, покачивался на разорванных цепях высоко под центром купола, как труп огромного богомола. Обсидиановое зеркало в необычно изогнутом объективе было разбито еще при первых попаданиях снарядов, а большая часть внутренностей невероятно сложного устройства свисала кишками с его разбитого корпуса.
Сердце Магнуса разрывалось при виде повреждений. Он понимал, что ничего подобного никогда не существовало и никогда больше не будет.
Когда все это закончится, будет ли стоить награда той цены, которую мы заплатим?
И все же, несмотря на чудесное убранство и научные достижения мужчин и женщин, запечатленных на стенах, сейчас Обсерватория представляла собой просто место, где можно укрыться от войны.
В свое время здесь было место для тихих раздумий, обитель для искателей мудрости и исследователей истины, но теперь оно превратилось в зловонное сборище десятков тысяч беженцев. Они заслонили собой огромную звездную карту, высеченную в полу. Статуи тех, кто сделал существование Империума возможным, теперь взирали на бурное море перепуганных людей, которых сейчас мало заботило их наследие.
Магнус пересекал центр толпы, направляясь к статуе в отдалении, и тяжесть людских ожиданий снова накатилась на него волной.
Обман, который он творил в умах смертных, переполнявших стены Дворца, не мешал ему задаваться вопросом – догадывается ли хоть одна душа, что они находятся в присутствии бога. Его образ был затуманен, но человеческое сознание все же чувствовало, что среди них ходит существо великой силы.
Люди видели Ангелов Смерти, генетически усиленных воинов Императора, бессмертных воинов-богов. Но теперь Магнус ощутил на краю этой веры присутствие незаметно подкрадывающейся тени и понял, что за странная пустота охватила его еще на ступенях.
– Они начинают нас бояться, – прошептал он.
– И они правы, – ответил Ариман. - Ибо мы могущественны и смертельно опасны, и сила наша внушает страх.
– Нет, это другое, – сказал Магнус. – Когда-то на нас смотрели с трепетом и восторгом, но без страха. Считалось, что долг сильного – защищать слабого. Так было всегда, так прописано в Железном Кодексе. Это было кредо, которому должны были следовать лучшие из нас.
Он остановился перед величественной скульптурой из оникса и кварца, изображающей знаменитого Коперника, который держал в руках раскрытым первое печатное издание своего великого труда. Здесь был сокрыт путь, а дверь могли отыскать только самые блестящие умы.
Магнусу секрет показал Император, и он подозревал, что Сангвиний тоже знал о нем. Возможно, еще и Хан, ибо мало существовало тайных путей, которые он не мог найти. Малкадор и кустодии наверняка тоже знают, но более, пожалуй, никто. Он почувствовал близкое присутствие ноющей раны в реальности, которая подсказывала, что вход был рядом, и примарх поднял руки, намереваясь открыть его специальным психическим ключом.
Он оглянулся через плечо и наблюдал, как стоящие поблизости люди попятились от него и отводили глаза в сторону точно так же, как делали другие на лестнице. Но теперь он увидел истинную причину этого в самой ее сути – неведомый ранее, парализующий страх, который сгущался в животах и умах смертных.
Через истории, пересказанные на Терре, этот страх распространится по тому, что останется от Империума после войны, становясь с каждым новым пересказом все глубже и мрачнее. Больше они никогда не станут нам доверять.
В момент, когда Магнус и его сыновья переступали порог Великой Обсерватории, три «Карающих Огня» класса «Беззаконие» держали курс на северо-запад, отчаянно петляя и ориентируясь только визуально, следуя Золотому Пути, который начинался от Врат Предела и устремлялся к зазору между Противосолонной Башней и Столпом Единства.
Имперские «Молнии» преследовали неприятеля ракетами воздух-воздух и огнем автопушек. «Карающие Огни» были явно более медлительными, и поймать их на прицел в небе обычно было также легко, как и в пустоте. И все же, шквальный ветер и высокая плотность застройки в Санктум Империалис делали точное наведение чрезвычайно трудным.
Боеголовка ракеты взорвалась менее чем в пяти метрах от левого борта первого «Беззакония», и он резко накренился в сторону библиотеки Кланиум. Пылающие обломки бомбардировщика падали с неба и исчезали в глубине одного из каньонов, окружающих Башни Гегемона, где и взрывались.
Второй «Беззаконие» успел выпустить почти полный боекомплект над внешними стенами Бастиона Бхаб и уйти на таран на юго-восточные стены Башни Гелиана. Пустотные щиты приняли на себя основную силу удара, а ближние турели добили сам бомбардировщик, но полностью остановить такую массу и на такой скорости было невозможно.
«Карающий Огонь» врезался в башню, и она стала раскалываться на части.
Обломки самолета вонзились глубоко, как лезвие кинжала в мягкую плоть, последние боеприпасы взорвались внутри башни, она надломилась посередине и стала разваливаться, словно выпотрошенный зверь. Ее стены обрушивались неудержимой лавиной из разбитых камней и кувыркающихся тел. Стены Гелиана переполняли две тысячи адептов и гражданских служащих, которые не были созданы для того, чтобы перенести подобное попадание. Даже усиленная броня Рогала Дорна не выдержала бы удара такой разрушительной силы.
Ни единая живая душа не выжила, равно как и не уцелели техника и оборудование.
Разрешение Башни Гелиана привело к каскадному сбою вокс-сети в Бастионе Бхаб и мгновенному отключению энергии в Санктум Империалис. Стратегический анализ обороны Ликующей и Аннапурны был целиком потерян, поступление информации из военного сердца Терры прекратилось. В течение тридцати напряженных минут офицеры Дворца вели бой в слепую, пока с помощью резервных ретрансляторов не восстановили протоколы командования и управления.
Приближался третий «Беззаконие», его пилот искал цель, на которую не жаль потратить снаряды. Врата Вечности и золотое сердце Дворца были слишком хорошо защищены батареями мобильных орудийных платформ, ракетных станций и заградительных полей. С восточных ангаров под Куполом Просвещения быстро приближались свежие эскадрильи перехватчиков.
Возникла лишь одна подходящая цель, но прежде, чем бомбардировщик смог выпустить снаряды, прицельный огонь из защитных орудий Зала Оружия разрезал фюзеляж «Беззакония» на пылающие обломки.
Судно буквально развалилось на части в расширяющемся облаке перегретого пара и стальных осколков, пара боеголовок успела оторваться от пусковых устройств на вращающемся левом крыле и уйти по спирали.
Они спускались к Великой Обсерватории.
Менкаура первым ощутил ослепительный укол предвидения.
Он упал на колени, зажав руками зеркальный шлем, и мощное психическое восклицание вырвалось из его сознания.
+ Огонь сверху, он сжигает все. Он сжигает все! +
После вынужденного психического молчания ментальный импульс был настолько мощным, что прозвучал, подобно крику в пустой комнате. Каждый почувствовал, как сила видения Менкауры обжигает его череп. Спустя несколько секунд это увидели все.
Море голодного пламени, полыхающего колдовским зеленым светом.
Невыносимый жар и сияние, выжигающее сетчатку.
Волны пламени бьются о стены Обсерватории, затопляя ее.
Воздух в легких смертных мгновенно сгорел, и крики замолкли.
Плоть тает, как снег под струей огнемета. Кости трещат и крошатся.
Магнус поднял глаза и увидел в небе пару черных точек, неуклонно увеличивающихся по мере падения. Он знал, что это. Он мог даже прочитать серийные номера на их корпусах, слова предупреждения, нанесенные по трафарету на боеголовки, и символы злобных религий, выцарапанные на обшивке когтями нерожденных.
– Марк XI, фосфексная кассетная бомба класса «Маспелл», – сказал он.
Его сыновья также все видели, и психическое видение последствий удара распространилось по всей Обсерватории, перетекая из разума в разум, распространяясь словно ментальный вирус. Головы повернулись к небу, но среди обреченных не было слышно криков, только безропотное принятие неминуемой гибели, как у зверей, приведенных на скотобойню. Человеческие возможности противостоять ужасам не безграничны – в конце концов их притупит постоянный страх. Мужчины и женщины крепко держались друг за друга, обнимали своих детей, но ни один не поднялся, чтобы убежать.
Какой в этом смысл? Какой выбор был у них: смерть здесь, или смерть от руки равнодушного врага в другом месте? Такое покорное принятие судьбы было совершенно неприемлемо для Магнуса, но и ясность мыслей, окружавших его, невозможно было игнорировать. Да, это была смерть, но, по крайней мере, она будет быстрой, а не станет тем затянувшимся ужасом, который превращает души в пепел из-за постоянных потерь.
Яркая, мгновенная вспышка взрыва представлялась куда более светлым концом.
Но нет, Магнус не мог этого принять.
Время хитростей и интриг в этом деле подошло к концу.
Примарх снова повернулся к невидимому шраму в плоти мира и рассек его ударом посоха-хеки, который прозвучал так, словно порвался парус. Мерцающий, подводный свет полился откуда-то извне, и мимолетные воспоминания хлынули, как ножи.
Из глубин сознания поднялась пьянящая смесь эмоций, удивительных и полных надежд, но теперь безвозвратно испорченных грустью от осознания того, что те времена утеряны навсегда. Легкий порыв ветра принес запах отполированного лака, вербы и цветущей вишни из странного зала наверху.
– У меня нет времени на воспоминания, – произнес Магнус и шагнул обратно, устремив взгляд на падающие бомбы.
– Милорд, вы ничего не можете для них сделать! – воскликнул Ариман.
Алый Король следил за тем, как разделились боеголовки, и три тысячи фосфексных бомб выбросило веером из кассет основного боекомплекта, чтобы расширить периметр поражения.
Они падали, будто светящиеся зеленые дротики.
– Как же мы бываем изобретательны, когда пытаемся убить друг друга, – сказал Магнус.
Снаряды взорвались пульсирующим светом в сотне метров над полом, и Обсерватория наполнилась клубами смертоносного огня. Интенсивное излучение охватило строение, мгновенно выжигая расписные фрески на стенах и стирая изображения многочисленных исследователей, чьи имена больше никогда не будут произнесены.
Воздух под куполом с громким хлопком испарился, беженцы обнаружили, что ужасы все еще не закончились, и начались крики.
Но они быстро прекратились и переросли в возгласы изумления.
Мерцающий изумрудным огнем океан завис в воздухе, волны пламени бурлили в сполохах убийственного света. Огонь гудел и бушевал, будто голодный монстр, пойманный в ловушку и разъяренный тем, что ему отказали в пиршестве из обожженного мяса и почерневших костей. Словно живое существо, он царапался и скользил по невидимому барьеру, который удерживал его от беженцев. И напоминал взбешенного хищника, отчаянно стремящегося добраться до своей добычи.
Внизу стоял Магнус с поднятыми руками, его сыновья собрались вокруг него.
От примарха исходила психическая мощь, над головой переплетались мощные силы, недоступные обычному человеку. Поддерживать визуальный обман в разумах тех, кто его видел, он больше не мог и теперь предстал во всей своей славе: титан из золота и багрянца, красная грива, рог цвета слоновой кости. Единственный глаз Магнуса горел ярким светом, в тон зелени фосфекса. Сила, таившаяся в этом глазу, поглощала свет и бросала ему вызов.
Магнус был великим магистром братств Просперо. Формулы Рапторов давались ему так же легко, как дыхание смертным, но кайн-щит, который он удерживал над людьми, был мощнее, чем мастера этого братства могли себе представить. Самые сокровенные силы Рапторов были в его власти, так же и силы Пирридов, ткачей пламени. Магнусу вспомнился Калофис во время битвы за Просперо – шагающий в битву внутри бога-машины Канис Вертекс. Он мог повелевать всем огнем мира, но даже он не осмелился бы укротить столь свирепый пожар.
Магнус стиснул кулак и выбросил вверх.
Свод из фосфекса слегка потускнел. Его колдовское зеленое свечение было светом мертвых, столь же неестественным, сколь и смертоносным. Магнус исчерпал весь свой резерв силы, но не стал прибегать к помощи нерожденного.
Он мог просто приказать. Все, что нужно было сделать примарху – это принять его – невероятную, неудержимую силу, взывающую из самых темных глубин имматериума.
Но такой мощью владели падшие принцы абсолютной тьмы, и Магнус не мог прикоснуться к ней, не будучи немедленно изгнанным из Дворца. Телэфирная защита была направлена на недопущение проникновения подобных противоестественных энергий и до сих пор не позволяла Красному Ангелу, Бледному Королю и Фениксийцу переступить его пределы. Чтобы преодолеть щиты Дворца, формы примархов-отступников были слишком испорчены новообретенными дарами. По этой причине Магнус черпал силу только из собственных источников – великую и грозную, но она не была беспредельной.
– Сыны мои! – воскликнул он, когда тошнотворно-зеленый огонь скользнул по стенам, щупальца пламени корчились и извивались, ища слабое место в барьере. – В седьмое исчисление, пошлите мне свою силу!
Легионеры окружили своего примарха, образовав мандалу, и их сила полилась в него.
Магнус не мог сказать, как долго он стоял с вытянутыми руками и поглощал свет.
– Время работает против взрыва! – выкрикнул он, черпая силу в непокорности. – Нужно отрезать его от источников питания, и он неизбежно обернется против самого себя.
С каждой секундой его сыновья делились силой со своим примархом, и с каждой секундой их объединенная мощь противостояла напору атакующего оружия. Сначала медленно, потом все быстрее бурлящий зеленый огонь начал блекнуть, и без топлива, которое должно было поддерживать его рост, затухающий свет обратился на себя.
Последовала цепь жутких химических реакций, которые могли быть разработаны только безумцем, и фосфекс, в отчаянной попытке цепляясь за жизнь, начал пожирать свою собственную чудовищную структуру. Наконец химические связи разорвались, и последние языки пламени фосфекса погасли.
Магнус вздохнул и отпустил хватку кайн-щита.
Остатки соединений падали на пол Обсерватории безвредным вязким дождем, и тотчас растворялись в лужах инертного желе. По мере того, как слабые искры надежды разгорались в сердце каждого беженца, по залу проносились недоверчивые возгласы облегчения.
Магнус опустился на одно колено и крепко оперся растопыренной рукой о пол, покрытый мозаикой из драгоценных камней. Его пальцы остановились на изображении двух ихтиокентавров, выносящих Венеру Анадиомену из океана.
– Афрос и Бифос.
Он вспомнил, как Хорус показывал ему тот же образ в астрологическом сборнике, подаренном отцом. Двадцать знаков, соответствующих двадцати Его сыновьям. Магнус подавил свое умиление примитивной природой книги, но наслаждался чистотой памяти.
Он улыбнулся, рассматривая рисунок мозаики. Игра бликов света из прорехи, проделанной им в реальности, навевала мысли, что морские звери вот-вот оживут и снова понесут новорожденную богиню.
Чья-то рука коснулась его плеча.
– Нам пора, – напомнил Ариман.
Магнус кивнул и выпрямился во весь свой величественный рост.
Море лиц упивалось светом его медной плоти, нечеловеческой природы его существа. Но теперь они видели не чудовище, которого велено бояться, а просто одного из сыновей Императора, воина, спасшего их жизни.
– Мой господин, – настаивал Ариман. – Наши враги узнают, что мы здесь. Мы должны идти.
Магнус еще раз кивнул, приходя в себя после такого стремительного и поглощающего расхода усилий.
– Да. Идем, – сказал он и повернулся в сторону потайного хода.
Под звуки изумленных возгласов беженцев Амон, Менкаура и Атрахасис двинулись вперед, но Ариман задержался.
– Почему? – спросил он.
– Что «почему»?
– Почему вы спасли этих людей?
– А ты бы оставил их умирать?
– Вероятно, они все равно умрут, когда Луперкаль захватит Дворец, – ответил Ариман.
– Может быть, а может и нет. Все, что я знаю – это то что не мог позволить им погибнуть в огне, когда мог бы их спасти. По правде говоря, я не знал, что буду делать, пока не вернулся в эти стены.
– Возможно, близость к первому осколку твоей души влияет на тебя больше, чем можно было предположить, – рискнул поделиться мыслями Ариман.
– Возможно, – согласился Магнус с обнадеживающей улыбкой. – Это первая и лучшая часть меня.
Вместе с Ариманом Магнус ступил на Низкие Дороги.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ: ПОД ДВОРЦОМ
10 Хищники и добыча
Свет струился сквозь воды темного озера по усеянному сталактитами своду необъятной пещеры, обращаясь в мягкие тени. Каменный потолок, пронизанный кристальными рубцами, сверкал, подобно звездному небу, которым теперь не могла похвастаться Терра. Сначала Аливия подумала, что Малкадор привел ее к одному из подземных водохранилищ Дворца, но, увидев на берегу виллы из светлого камня, поняла, что это место служило для другой цели.
Что-то в них показалось женщине странным, но только когда они проходили между ними в сторону круглой площади, она поняла, что ее тревожило. Каждая из них была рассчитана на существ гораздо больших, чем обычные смертные, даже больших, чем воины Легионес Астартес. Она насчитала двадцать – конечно, это не могло быть совпадением. Сама площадь была покрыта разноцветной мозаикой, изображающей нечто геометрически абстрактное, напоминающее росписи, популярные у знати Ахеменидов.
– Эти виллы были построены для примархов, не так ли? – спросила она.
Малкадор кивнул.
– Император полагал, что они вырастут здесь, освоят знания и навыки, прежде чем начнется покорение галактики.
– Но этого не произошло, не так ли?
– Нет, она об этом позаботилась.
Аливии не нужно было спрашивать, кто такая «она». Если генетическим отцом примархов был Император, то их матерью с определенной долей вероятности могла бы быть Эрда.
Язвительная, изворотливая сучка, и все же…
– Ими когда-нибудь пользовались?
– Не совсем, – сказал Малкадор. – По крайней мере, не для той цели, для которой они предназначались.
– Наверху тысячи беженцев, которые могли бы укрыться здесь, внизу.
– И Хан, и Ангел предлагали тоже самое, но Вальдор не позволил.
– Я подозреваю, куда бы мы не сунулись, это будет слишком близко к Нему, по мнению Константина.
– Это лишь одна причина из целого ряда других.
– Но здесь кто-то был, в том числе совсем недавно, – проговорила Аливия, обходя площадь и ощущая присутствие тени прошлого. – Нечто могущественное, нечто сломленное.
– Твои способности становятся сильнее.
Аливия покачала головой.
– Нет, я почти ничего не чувствую с тех пор, как мы прибыли на Терру. Даже в глубинах Молеха я ощущала присутствие Императора, но теперь… как будто Его здесь уже нет.
– Не сомневайся, Он здесь. Но, как я уже говорил, осада ведется на большем количестве фронтов, чем ты можешь себе представить, – возразил Малкадор. – Луперкаль уже мог сидеть на троне, если бы Император не вел Свою собственную войну.
– Так что мы с тобой здесь делаем?
– Помнишь, перед тем как отправиться в путь, я говорил об искуплении?
– Ты сказал, что это лишит врага одного из самых мощных видов оружия.
– Может и так, но сначала позволь спросить тебя кое о чем.
Аливия прищурилась.
– Почему у меня такое чувство, что мне это не понравится?
– Я полагаю, никому не понравится. Быть честным всегда тяжело.
– Не всегда честность была моей сильной стороной, но спрашивай.
– Аливия Сурека, ты хороший человек? Можешь ли ты посмотреть в себя как в зеркало, сквозь множество масок, что ты носила на протяжении долгих тысячелетий, заглянуть в самую суть своего существа и сказать начистоту – ты хороший человек?
Аливия опешила. Она не знала, чего ожидать, но, несомненно, не этого. Она думала, что возможно последуют какие-либо разъяснения или указания – но нет.
Она подошла к краю озера, опустив взгляд на черную гладь воды.
– Хороший ли я человек? – спросила она. – Это довольно абстрактный вопрос.
– На самом деле это не так. И ты попросту тянешь время.
– Конечно, я тяну время. Я прожила очень долгую жизнь, мало кто может прожить так долго и не совершить поступки, за которые будет стыдно. Я убивала людей, много людей, я предавала друзей и любовников, лгала, подставляла -
– совершала кражи, – продолжил Малкадор с едва заметным намеком на улыбку. – Сборник рассказов, что прячется в кармане твоего пальто, тот, со старыми сказками. Ты украла его из церкви.
– Без тебя знаю, – огрызнулась Аливия и наклонилась, рисуя пальцами узоры в воде. – К чему ты клонишь? Ты сам хороший человек?
– По любым общепринятым меркам – нет. Как и ты, я предавал самых близких мне людей и, хотя много лет не забирал чужие жизни, поощрял других на ужасные убийства.
– Значит, мы оба совершали плохие поступки.
– Ужасные вещи. Будь они, теоретически, представлены на суждение некой высшей силы, мы были бы обречены гореть в аду, как сказали бы в древности.
– Не понимаю, к чему все это, но мне это не нравится.
– Я хочу сказать, Аливия, что, несмотря на все ужасные поступки, которые мы совершили сами или сподвигли других, мы находимся в стенах Императорского Дворца.
– Подожди, это какой-то запутанный способ спровадить меня?
Малкадор слабо рассмеялся:
– Нет, я просто хочу сказать, что несмотря ни на что, все наши многочисленные грехи были совершены во имя чего-то хорошего.
– Зло во имя добра все равно остается злом.
– Верно, – Малкадор поднял взгляд на озеро, словно ожидая, как нечто поднимется из его глубин. – Но, боюсь, у нас нет такой роскоши, как время, чтобы погрузиться в эту дискуссию так глубоко, как хотелось бы. Ты была права.
– По поводу чего? – спросила Аливия, оглядываясь по сторонам.
– Кто-то могущественный действительно жил здесь какое-то время. Или, по крайней мере, часть его.
– Кто?
– До недавнего времени Магнус.
– Магнус? Который Красный? Примарх?
– Да. И по моим подсчетам он будет здесь очень скоро.
Двигатель почтенного «Таврокса» вышел из строя на верхнем ярусе Инвестиария. В любом случае он не мог пройти дальше – въезд был завален щебнем, и Плачущие Фонтаны больше не проливали слез.
– Ты уверен, что это то самое место? – спросил Бъярки, слезая с «Таврокса», мотор бронетранспортера задрожал, напоминая предсмертный хрип своего тезки с Ноктюрна. – Даже ослепленный вюрдом готи увидит, что эта сила исходит не отсюда.
Они все ее почувствовали – холодный укол невероятного психического события глубоко в сердце Санктум Империалис – ощущали с каждым пройденным километром.
– Уверен, – сказал Промей. – Послание Малкадора было ясным. Отправляйтесь в центр Инвестиария и ждите.
– Ждать чего? – спросил Аток Абидеми, обнажая громадный цепной меч.
– Он не сказал.
Легионерам потребовалось два часа, чтобы спуститься по разрушенным ступеням к основанию амфитеатра, где в беспорядке были разбросаны останки разрушенных взрывом огромных статуй сыновей Императора. Только двое из восемнадцати с чьего-то позволения остались стоять.
В одной из статуй можно было безошибочно узнать мужественного непоколебимого Дорна, но только разглядев под слоем пыли цифру XX на пьедестале статуи напротив – некогда скрытую покровом фигуру таинственного Альфария.
Пол Инвестиария, как и широкий пандус, ведущий к нему, был завален огромными кусками сероватого с прожилками мрамора, когда-то добытого в горах Аттики, недалеко от места великой победы Мильтиада. Обломки можно было принять за последствия схода лавины, если бы не ручная обработка камня. Промей увидел разбитое лицо, возможно когда-то принадлежавшее Жиллиману, руку, насмешливо сжатую в кулак, а на одном постаменте – две огромные ноги, разрубленные на середине голени. Меч с рукоятью в виде крыльев некой хищной птицы покоился под обломком шлема, словно уставившись в измученное небо, но кому он когда-то принадлежал, сложно было сказать.
Печаль тронула Промея при виде низвергнутых сыновей Императора.
Он повернулся, чтобы поговорить с Бъярки, но Рунный жрец и его братья уже удалились, оставив летописца одного.
Саламандры также целеустремленно двигались через завалы к разрушенному цоколю на дальней стороне арены.
Сначала он не понимал, что они делают, пока не увидел, к каким постаментам приближаются. В безмолвном созерцании Абидеми опустился на колени перед пьедесталом, на котором некогда возвышался генетический отец XVIII Легиона. От Вулкана осталась только одна нога, обутая в сапог, остальная часть его тела лежала в песке, разбитая вдребезги.
Волки с гневным видом стояли перед разбитыми останками Лемана Русса – его тело было разрезано в талии пополам. Бъярки запрокинул голову и издал протяжный вой, от которого у Промея волосы на затылке встали дыбом. Виддоусин и Свафнир добавили свои голоса, и благодаря усиленной акустике Инвестиария их песнь возмездия вознеслась к небесам, пронзив даже постоянную барабанную дробь войны.
По старой привычке летописца Промей хотел запечатлеть в памяти этот ритуал, но если он что и узнал о VI Легионе за время своего пребывания в качестве их заложника, так это то, что их горе было глубоко личным. Вторгаться без приглашения в эти переживания было смертельно неразумным.
Вместо этого он присел на обломок камня в надежде, что не оскверняет останки примарха, и стал ждать. Он опустил голову на руки, одну – теплую и липкую, другую – холодную и гладкую.
Он припоминал слухи, будто лазутчики уничтожили статуи в Инвестиарии, но тактический смысл этого мероприятия ускользал от него. Проникнуть так глубоко во Дворец только для того, чтобы совершить символический погром казалось… таким мелочным.
Мог ли он быть посланием? Или провокацией?
Он полагал, что уже никогда этого не узнает. Несмотря на возобновившийся грохот ожесточенной артиллерийской дуэли в нескольких километрах к северу от Стены Предела, Промей почувствовал, как его веки тяжелеют, а дыхание становится глубже.
Хрустящий звук шагов вывел его из дрёмы.
– Они должны были снести его, – сказал Свафнир, глядя на Альфария.
– Почему бы и нет? – согласился Виддоусин.
– Это просто статуя, – заключил Аток Абидеми, ведя своих Саламандр, чтобы присоединиться к Волкам. – Достаточно того, что предатели уже разрушили во Дворце и без нашей помощи. Придет время, когда на стенах понадобится каждый патрон. Будет досадно потерять укрепления из-за пустой траты боеприпасов сейчас.
Бъярки пожал плечами.
– Саламандры и их прагматизм, – сказал он с усмешкой.
– И что теперь? – спросил Иген Гарго. – Аток? Ты завел нас так далеко. Куда теперь?
Абидеми кивнул и опустился на колени рядом с Промеем.
– Ты сказал, что можешь идти по следу Красных Колдунов. Так они здесь?
– Нет, – ответил тот.
– Тогда что мы здесь делаем? – спросил Барек Зитос, обращаясь как к Абидеми, так и к их проводнику.
Промей позволил вопросам свободно плыть, прислушиваясь к слабым звукам отдаленных голосов на ветру, которые проникали через разбитую каменную кладку и преодолевали акустический барьер, создаваемый верхними ярусами амфитеатра. Шум битвы, изолированный от сражений на стенах, здесь внизу был приглушен, но голоса звучали так ясно, будто говорящие стояли рядом.
– Подожгите этот аванпост. «Богомолы» в развалинах!
– Башня Гелиан разрушена! Повторяю, башня Гелиан разрушена!
– Направить туда Семнадцатый Пан-Пацифик. Держать врата любой ценой!
– УБЕЙТЕ ИХ ВСЕХ!
Множество других голосов вторгались в его мысли, случайные отрывки переговоров воинов Терры эхом отражались в стенах Инвестиария и скреблись на границе его разума. Он потер виски, чувствуя, как за глазами нарастает давление, и во рту появляется привкус олова.
Промей поднялся, узнавая это ощущение.
Он почувствовал его на Камити Соне за мгновение до того, как Азек Ариман и его колдуны прорвали пси-врата и возникли из красной дымки из останков тела безумца.
Он обвел взглядом арену, и его нарастающий страх отступил, когда в центре амфитеатра он увидел мерцающий золотой свет. Лучи танцевали, словно повторяющееся бесконечное число раз изображение молнии, запечатленное на сломанном пиктере в момент своего рождения.
– Вы видите это? – спросил он.
– Что видим? – голос Бъярки донесся до летописца как из глубокой пропасти.
– Молнию, – сказал Промей, пробираясь через обломки.
Едва ли он ощущал, что легионеры следуют за ним. Его внимание было приковано исключительно к молнии. Она влекла его, как свет мотылька, это была самая красивая вещь, которую он когда-либо видел. Она трепетала в поле зрения, как царапина на стекле реальности – слишком яркая, чтобы смотреть прямо, и слишком слабая, чтобы уловить ее взглядом, разве что краем глаза.
Это был призыв – зов, на который невозможно было не откликнуться.
Он обошел массивную глыбу – расколотую грудь какого-то примарха – и даже сквозь непрозрачный камень видел мерцающую игру света.
Наконец Промей добрался до центра амфитеатра и остановился перед обломками вытянутой руки. Там, где могучую конечность взрывом оторвало от тела, будто порванные сухожилия, свисали нити ржавой арматуры.
Покалеченную руку усеяли осколки того, что могло быть каменным плащом, и по резной чешуе на нем стало ясно, кто был когда-то его владельцем.
– Лорд Вулкан, – промолвил Абидеми, в его голосе слышался едва сдерживаемый гнев.
Скульптурное изваяние громадного черепа огненного дракона Кесара, убитого примархом в юности и украшающего наплечник его доспеха, теперь было отколото. Скульптор сотворил чудеса с мрамором, и, хотя масштабы композиции были крайне преувеличены, Промей содрогнулся при мысли о размерах животного в жизни.
Череп отделился от мраморной брони вероятно при ударе о землю и теперь лежал, словно останки древнего окаменелого ящера. И вот Промей увидел источник света – мерцающее золотое сияние, струящееся из широко раскрытой челюсти.
Трещина в мире, приоткрытая на мгновение.
– Проход в Вышнеземье, – вымолвил Бъярки, увидев, наконец, своими психическими чувствами свет.
Промей покачал головой.
– Нет. Вовсе нет.
– Тогда куда?
– На что вы оба смотрите? – спросил Абидеми, проследив за их взглядом в огромную пасть дракона. Его красные глаза сузились, и Промей догадался, что даже флегматичный Саламандра почувствовал – что-то происходит.
– Это вход, – пояснил Промей, – но не в твое Вышнеземье.
– О чем вы двое говорите? – рявкнул Барек Зитос. – Мы не можем бездействовать, когда судьба планеты решается в другом месте.
– Что ты видишь? – настаивал Абидеми.
Промей протянул руку с изображением лица Малкадора и посланием к свету. В ответ их окутало сияние.
Он упал на колени, слезы потекли по щекам.
И один за другим Астартес в благоговении преклонили колени, откликнувшись на свет своего генетического прародителя.
Путешествие по Низким Дорогам стало проверкой для всех них.
Было ясно, что туннели не являлись естественной геологией. Никакие земные орогенные процессы или тектонические сдвиги не могли создать под Дворцом этот необычный лабиринт.
– Не Император строил эти проходы, – сказал Ариман.
– Нет, не строил, – ответил Магнус. – Я так не думаю. Возможно, Он расширил их, но не был их создателем.
– Тогда чье же это творение? – спросил Амон, проводя рукой по странно блестящим кафельным стенам и оставляя на них слабый биолюминесцентный след.
– Мой отец часто рассказывал о Людях Ленга и их любопытных науках, с помощью которых они пытались распутать ткань вселенной. Вероятно, эти туннели принадлежат им.
Атрахасис не проронил ни слова с тех пор, как они вышли из-под купола Великой Обсерватории, но теперь решил заговорить.
– Ходить по таким местам противоречит законам мироздания.
Менкаура усмехнулся.
– Это все равно, что бродить за кулисами Театрика Империалис и увидеть, что реальность, представленная миру, не более чем дешевый фасад из гипсолита.
Это было сказано легко, но Магнус чувствовал беспокойство, скрытое за словами, и отчасти разделял его.
Для воинов братств смотреть за завесу мира без своей психической силы было, мягко говоря, нервирующим. Неизвестно, как далеко распространяется телэфирный щит Императора, и следовать такими тайными путями и без защиты было для них проклятием.
Магнус потянулся разумом, на мгновение коснувшись сознания своих сыновей, чтобы облегчить их тревоги.
Он чувствовал растущий страх Аримана перед переменами, происходящими в легионе. Изменения плоти всегда пугали главного библиария. Неудивительно, ведь он потерял своего брата-близнеца из-за неконтролируемых гипермутаций. Страх, что их выбранный курс неизбежно приведет к такой судьбе весь Легион, почти поглотил Аримана, хотя он хорошо его скрывал.
Сознание Менкауры было крепостью с воротами, открытыми лишь для Магнуса. Разум провидца полыхал от мыслей о предательстве и страхе перед расплатой. Примарха мало заботили измены Менкауры, он видел лишь бесконечные мучения в грядущем и море парящих глаз.
Печаль коснулась его, когда он скользнул разумом по сознанию Амона и Атрахасиса.
Он видел их смерти, но не видел в них смысла.
Магнус не стал погружаться в мысли своих сыновей, так как знал – проникнув в их сердца, он только разочаруется. Даже слегка прикоснувшись к их разумам, он обнаружил мелочную зависть, обиды и неуверенность, которые должны были стереть генетические улучшения и тренировки.
И все же он их любил.
Они – его сыновья, и даже после всего, что пережили ради него, оставались верными. Эта мысль утешала его.
По мере того как они продвигались в глубь, предвидение неминуемого наполняло примарха, как предчувствие надвигающейся бури.
Оказавшись заключенным в эти неестественные туннели, Магнус понятия не имел, сколько времени им потребуется, чтобы добраться до места назначения – места, в котором он никогда не бывал, но знал так хорошо, будто сам его построил.
С каждым прошедшим шагом в его разум вторгались воспоминания, которые были не его воспоминаниями, и переживаниями, принадлежащими другому.
Другой его части, но не ему.
Воспоминания об умиротворении во время прогулок по берегам холодного озера, об удовольствии от просмотра книг, считавшихся давно утерянными, о простой радости от бесед со старыми друзьями. Осознание того, что существует часть его собственной жизни, которую он не прожил, глубоко ранило душу Алого Короля. Это была совершенно другая жизнь, но все же часть ее он переживал в этот самый момент.
Путешествие по Великому Океану раскрыло Магнусу истину о воображаемой пространственной решетке времени и ее многогранной природе. Смотреть лишь на один срез спирального течения энтропии и перемен означало отказывать душе в созерцании чуда всех остальных.
И все же была некая непосредственность в том, чтобы оказаться потерянным в настоящем настолько, чтобы все остальное просто исчезло…
Словно откликнувшись на не-воспоминания Магнуса, туннель расширился, и мягкое сияние невозможного звездного света озарило его стены.
– Мы на месте, – примарх почувствовал облегчение своих сыновей от того, что они могут сойти с Низких Дорог.
Послышался шум ледяной воды, плещущейся о покрытый галькой берег, и Магнус ощутил впереди открытое воздушное пространство. Смешанное чувство волнения и трепета наполнило его, но он подавил чувство эйфории от предвкушения воссоединения с последней и лучшей частью себя.
В конце концов, они находились в недрах крепости его отца.
Любая живая душа, которую они могли встретить в ее пределах, была врагом.
Кто знает, что ждет их здесь? Сатурнианский гамбит показал, что защитники Дворца могут быть чрезвычайно хитры, и Луперкаль, и Повелитель Железа теперь это понимали.
Магнус полагал, что их вполне мог поджидать целый орден Сестер Безмолвия со щитовым воинством Кустодиев Вальдора.
Он не собирался об этом думать, но сознание само наполнилось образом первого капитана Сынов Хоруса, распластанного в луже собственной крови после катастрофического штурма Сатурнианской стены. От некогда гордого воина теперь осталась растерзанная оболочка. Иезекииль Абаддон был окончательно разбит, и его душа, несчастная и отрешенная, теперь дрейфовала по океану отчаяния.
Так много надменных воинов, уверенных в своей великой победе.
И все теперь мертвы.
Он вспомнил, как насмехался над их самоуверенностью, когда они уходили в бой.
А чем он был лучше них?
Магнус вошел в пещеру, вдыхая крайне терпкий запах озера, мокрого камня и обжигающе холодный воздух. На каменном своде мерцали неровным светом кристаллы, а ряд вилл размерами слишком большими для смертных располагался почти у самой воды.
Он узнал их, хотя никогда не бывал внутри.
Убедившись, что в засаде их не поджидает целая армия, страх перед возможной встречей с Легио Кустодес и нуль-девами испарился.
За столиком у озера сидели две фигуры: мужчина в черном и женщина в камуфляже. Последняя была незнакома Магнусу, но в лабиринте путей ее оберегаемого разума он видел отголоски огромного промежутка времени, свидетелем которого она была.
Будь у него было время, он с интересом изучил бы ее ум.
Человек в черном был ему знаком – друг, брат, у Магнуса с ним было больше общего, чем с генетическими братьями. Они объединяли разумы, плыли тайными течениями Великого Океана и вместе постигали удивительные тайны его бездонных глубин.
Когда-то их объединяли узы более глубокие и сокровенные, чем любые кровные связи, но время и обстоятельства расставили их по разные стороны великого раскола, который теперь разделял Империум.
Женщина помогла мужчине подняться на ноги, они вышли навстречу. Но усилия по поддержанию внешней уязвимости были такими же иллюзорными, как природа времени в Великом Океане.
Он чувствовал их страх, их благоговение, их… что… надежду?
Мужчина в черном приветственно улыбнулся.
– Добро пожаловать домой, Магнус, – произнес Малкадор.
11 Мат слепого
Домой.
Это слово больно ранило Магнуса.
Для существа, стоящего выше законов материальной вселенной, оно почти не имело смысла, или Магнус так думал, пока оно не слетело с губ Малкадора и пронзило в самое сердце.
С тех пор как примархов еще в младенчестве раскидало по галактике, для Алого Короля домом всегда был Просперо. Располагаясь в изоляции от колыбели человечества, этот далекий мир стал приютом для закрытой группы ученых и провидцев, которые посвятили свои жизни развитию зарождающегося психического потенциала.
Даже будучи сиротой, брошенным на произвол судьбы, Магнус обладал силой большей, чем другие.
Просперо был мечтой, местом радости и света, где он вырос, чтобы стать самым лучшим и блистательным из всех.
Но теперь он увидел, чем был его мир на самом деле – убежищем.
Там он мог расти и развиваться, не опасаясь лишиться блеска славы, в месте, где его никогда не будут пытаться вытеснить на второй план и не сочтут его достижения ничтожными перед лицом величия другого.
Одно только слово привело к пониманию этого. Одно простое слово.
Малкадор был достаточно мудр, чтобы понимать, какой эффект оно произведет на Магнуса, которому было неприятно осознавать, как легко оно обошло его бдительность и насколько глубоко задело его. Даже сейчас Сигиллит играл в игры разума.
Магнус отогнал тягостные мысли о Просперо и зашагал по черному песку.
Как похоже на Истваан V.
Он не участвовал в первых сражениях молниеносной войны Луперкаля, но пережил их события через психометрию других. Он проходил по залитым кровью полям Ургалльской низины, обозревая картины более яркие, чем даже те, кто сражался там и погиб.
– Это же Сигиллит, – недоверчиво сказал Атрахасис. – Его нужно убить.
– Нет, – повелел Магнус. – Ни никаких убийств, кроме как по моему слову.
Тысяча Сынов рассредоточились – отряд из четырех воинов, их болтеры были нацелены на Малкадора, хотя Сигиллита, казалось, не беспокоили вражеские легионеры, которые брали его в окружение. От женщины исходило только удивление, но не страх, которого Магнус был готов ожидать. Столик между людьми был накрыт и сервирован: серебряный кувшин, блюдо с фруктами, обычная круглая доска для регицида. Простой набор с самыми простыми деревянными фигурами.
Магнус за доли секунды скользнул взглядом по доске, просчитал бесчисленные комбинации будущих ходов и вероятных контрнаступлений.
– Ты в шаге от поражения, – заявил он.
Аливия смотрела, как примарх Тысячи Сынов приближается гордой походкой, и чувствовала, как бешено колотится сердце в груди. За свою долгую жизнь она встретила четырех сыновей Императора: Хоруса Луперкаля, Жиллимана, Коракса и того, чье имя она поклялась никогда не произносить.
Ни один из них не поразил ее так, как Магнус.
Смотреть на подобных существ – она отказывалась называть их полубогами или прочими нелепыми именами – означало быть свидетелем ужасающего слияния науки и магии, свободного от оков нравственности и благоразумия. Примархи были созданы при помощи силы, способной порождать монстров.
Их способности потрясали Аливию, но при этом она всегда понимала, насколько эти создания обросли мифами. Да, примархи были могущественны, но не бессмертны. Их можно убить.
Магнус был совсем другим.
Его тело уже давно стало результатом его деяний – уже не полностью из плоти и крови, но еще и не целиком из имматериума. С конечностей, похожих на раскаленные слитки, только что извлеченные из печи, струилась янтарная дымка, красные волосы горели так ярко, что было больно смотреть. Литые пластины доспеха отражали свет, не имеющий источника, а по гладкой поверхности рогатого нагрудника плыли призрачные образы.
Аливия почувствовала, как по ней скользнул его бездонный взгляд, и ощущение, что за этим зловещим взором скрывается жестокая правда, вызвало у нее приступ тошноты. Она помнила, с каким вызовом встретила взгляд Хоруса на Молехе, но там, где Воитель воплощал грубую силу, Магнус представлял собой океан безграничной ярости, сдерживаемой одной единственной, готовой треснуть по швам плотиной человечности, которая еще оставалась в нем.
– Ты в шаге от поражения, – повторил Магнус, и даже его голос был полон тяжести ощущения, что только благодаря сдержанности, он не уничтожил ее своим злобным слогом. – Я полагаю, она хочет выставить своего дивинитарха против мата слепого.
– Похоже на то, – согласился Малкадор, – но мой тетрарх готов к гамбиту предателя.
– Рискованно. Очень рискованно.
Малкадор улыбнулся.
– Действительно. И против более безжалостного противника я бы не стал применять такой ход. Не обижайся, Аливия.
– Ничего, – сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Я все равно предпочитаю карты. Гораздо проще обмануть.
– Тебя зовут Аливия? – спросил Магнус, обращая на нее свое внимание. Она вздрогнула под его пристальным взглядом, но лишь слегка, чувствуя себя, будто скованная ужасом газель перед охотящимся львом.
Она кивнула и сказала:
– Аливия Сурека. Мне не нужно спрашивать, кто ты.
– Что за странная судьба привела тебя сюда, на спокойные берега этого озера, где ты играешь в регицид с Сигиллитом Терры, в то время как мои братья ведут осаду наверху?
– Это он попросил меня прийти.
– Почему?
– Понятия не имею, – ответила Аливия. – Он не мастер давать прямые ответы.
Магнус усмехнулся.
– Нет, действительно, не мастер.
Малкадор присел за столик и воткнул свой посох в песок, будто древко знамени. Он протянул другую руку, предлагая Магнусу присесть напротив.
– Что скажешь, если мы завершим игру? – спросил Малкадор.
– Она почти закончена, – ответил Магнус.
– Конец игры не предопределен.
– Кое-что предопределено, – сказал Магнус, переводя взгляд на стул напротив Малкадора. Он растягивался в размерах со стоном скручивающегося железа, чтобы приспособиться к его нечеловеческим пропорциям. – Кроме того, я не хочу снова играть с тобой. Твои ходы и уловки мне известны, и наши партии всегда заканчивались ничьей.
– Тогда сыграй с Аливией, – предложил регент, поднимаясь из-за стола.
Женщина перевела взгляд с Малкадора на доску и обратно. До прибытия Магнуса она терпела поражение, а теперь ей предлагали преимущество в игре. С позиций Сигиллита победа была почти в кармане, но против примарха…
– Со смертной? – фыркнул Магнус. – Какой в этом смысл?
– Аливия может тебя удивить, она весьма талантлива.
Их высокомерие раззадорило женщину, и она заняла место Малкадора.
– Конечно, почему бы и нет? Тебе часто выпадает такая возможность?
Магнус посмотрел на нее более внимательно. Без сомнения, он с подозрением относился к мотивам Малкадора. Она не винила его, поскольку была настроена столь же скептично.
– Ну что ж, не смею отказать вам в последнем желании.
Малкадор встал позади Аливии и сказал:
– Ты изучал мою партию против Дума?
– Ты играл против Нартана Дума? – спросила Аливия, вытягивая шею, чтобы увидеть лицо Малкадора.
– Однажды, в те упоительные времена, когда он еще не превратился в тирана.
Магнус кивнул.
– Месяцами я проигрывал в уме ту партию, чтобы понять, как он победил Дума. И в конце концов был вынужден прийти к заключению, что к моменту, когда Нартан совершил последний отчаянный гамбит со своей императрицей, он тронулся умом. Теперь я буду играть в вашу игру. Но достаточно символизма и уклонений, вы знаете, зачем я здесь.
– Напрашивается ряд предположений, – сказал Малкадор.
– Например?
Аливия протянула руку, чтобы переместить своего гражданина вперед – незначительный ход, попытка затянуть время.
– Месть за Просперо? – предположила она.
Магнус передвинул свою последнюю уцелевшую крепость с одного края доски на другой, чтобы выставить ее против примарха Аливии. Еще один ничего незначащий шаг в маловажной части доски. Изучив расположение фигур, она увидела, что только передвижение экклезиарха и тетрарха в секторе виддершинса имело какое-либо значение.
– Разве этот мотив не оправдан? – спросил Магнус. – Я не сделал ничего плохого, но мой мир был разрушен, моих сыновей вырезали псы Русса, а богатство знаний превратилось в пепел.
– Это не входило в мои намерения, – вымолвил Малкадор. Его печаль была искренней. – И не в Его.
– Это уже не имеет смысла, – отрезал Магнус. – Ты все еще несешь ответственность. Ты послал Русса и кустодиев в мой мир с обнаженными клинками. И что, по-твоему, они собирались сделать?
– Возможно, об этом нужно спросить Хоруса, – произнес Малкадор. – Его руки запятнаны кровью твоих сыновей так же, как и мои. Я говорю об этом не для того, чтобы снять с себя ответственность. Это мое решение, и гибель Просперо лежит на моей совести. Я послал Волков. Я отдавал им приказы, но не предвидел, что цель их миссии может быть изменена с помощью одного только слова.
Магнус покачал головой.
– Небольшие отклонения, которые мы упускаем или не замечаем, мельчайшие недостатки, которые считаем несущественными… они имеют далеко идущие последствия. Разве не ты учил меня этому?
– Да, – печально сказал Малкадор. – Если бы ты действительно понимал, что это значит.
Он предостерегающе поднял ладонь, чтобы остановить готовый вырваться гнев Магнуса.
– Не пойми меня неправильно, – продолжил Сигиллит. – Мы тебя подвели. Мы не сказали всего, что тебе нужно было знать. Мы дали тебе инструменты для создания твоей собственной реальности, но не уточнили, какова будет цена за пересечение определенных границ. Неудача полностью наша, моя и Императора, а не твоя. Но это не меняет того, где мы сейчас находимся. Важно то, что происходит здесь, прямо сейчас, в этот момент.
– В чем смысл этого признания, Малкадор? Ты хочешь моего прощения, не так ли? Мой Легион почти уничтожен, и зловещие силы, которые даже сейчас опустошают Хоруса, как изнуряющая болезнь, собираются, точно стервятники, вокруг моих сыновей. Вокруг меня.
– Мои слова не были признанием.
– Тогда что же это было?
С тяжелым вздохом Малкадор оперся на свой посох, и Аливия увидела подлинную суть этого человека. Несмотря на всю власть, которой он обладал, несмотря на все грандиозные замыслы, воплощаемые в течение тысячелетий, он устал.
Его долгая жизнь подходила к концу, и он знал это.
– Это последняя попытка поговорить с Магнусом, которого я знал до тех пор, пока не наступила эта эпоха безумия. Ты всегда был лучшим из нас во многих вещах. Ты обладал проницательностью, с которой ни один из твоих братьев даже близко не мог сравниться. Каждый из них воплощает величие по-своему, но никто не смог стать настолько дальновидным или представить себе безграничные возможности существования, как ты. Даже я не мог вообразить себе того, о чем ты мечтал.
– И все же мы здесь, – произнес Магнус. – Как враги.
Малкадор покачал головой.
– Эти отношения, как мягкая глина, которая еще не обрела форму, а жар печи еще не сделал любое преобразование безвозвратным.
Магнус вернулся к игре. Аливия сделала то же самое и с удивлением увидела, как меняется расстановка фигур на доске. Игроки передвигали их интуитивно, не осознавая полностью своих действий и выбранных стратегий.
Гамбит предателя больше не был возможен, как и мат слепого. Необходимые для этих комбинаций фигуры были рассеяны и разбросаны, а части доски, которые Магнус ранее не принимал в расчет как несущественные, теперь приобрели гораздо большее значение.
В новой расстановке белый примарх противостоял черному императору, а все остальные фигуры отошли на задний план, словно массовка, растворившись в тени кулис и оставив в центре внимания только главных действующих лиц.
– Следующий ход примарха решит исход игры, – сказала она.
– Ты прав, она талантлива, – сказал Магнус. – Все решится в последней партии.
Аливия затаила дыхание.
– Тебе ходить, – произнесла она.
– Как вы думаете, – Магнус обхватил пальцами своего примарха, – все это что-нибудь значит? Вы оба понимаете, что эта игра бессмысленна. Она затеяна лишь для того, чтобы вызвать глупые ассоциации, способные запустить мои мыслительные процессы, определенные синаптические связи в моем мозгу и не очень тонко нажать на рычаги в моем сознании, чтобы вы смогли достичь свои цели.
– Я признаю некоторую театральность, – сказал Малкадор. – Но это не меняет смысл послания.
– И что за послание?
– Что еще не поздно изменить ход игры, – продолжила Аливия, опустив кончик пальца на голову своего императора. – Что следующий шаг, который ты сделаешь, определит, падет этот император или возвратит свои позиции.
Магнус кивнул и убрал руку от примарха. Он откинулся на спинку стула, устремив на Аливию холодный взгляд. Женщина оставила его без внимания, рассматривая вооруженных воинов за его спиной. Она чувствовала их нетерпение, когда они наблюдали, как их генетический отец ведет переговоры со своим заклятым врагом, словно они старые друзья.
– Ты сказал, что есть ряд версий, почему я пришел сюда, – внезапно Магнус вернулся к началу разговора.
– Да.
– Аливия предположила, что месть за Просперо одна из них, какие есть еще?
– Утерянный осколок твоей души.
Магнус щелкнул пальцами.
– Вот оно! Да, утерянный осколок моей души – последняя и лучшая часть меня. Когда Русс сокрушил меня, я воззвал к своим сыновьям, и мы вместе бросились в Великий Океан в поисках убежища. Я уже заплатил высокую цену, когда пытался предупредить отца о предательстве Хоруса, но защитить своих сыновей стоило мне всего.
– Я знаю, чего это стоило тебе, – сказал Малкадор. – Но знаешь ли ты, чего это стоило твоему отцу?
– Скажи мне, – с горечью произнес Магнус. – Что же Он потерял?
– Все.
– После Просперо моя душа была разбита, как стекло о камень... – начал Магнус.
– Я знаю, – прервал Сигиллит. – Я провел много времени в беседах с осколком души, который здесь обитал. В эти мгновения я почти мог забыть об ужасах войны, бушующей наверху.
– Он был здесь?
– Да, на той вилле, – Малкадор указал на неприметное строение из светлого камня, с застекленным атриумом и просторной террасой с видом на озеро.
– Я помню... – произнес Магнус и напомнил Аливии старика, растерявшего остатки разума и позабывшего лица своих близких. – Я прочитал там восемь томов «Пирроновых рассуждений» Энесидема.
– Мы обсуждали с ним многие вещи, но более всего – природу его существования. Он задавался вопросом, был ли он настоящим Магнусом, или же отдельной самостоятельной сущностью, как любой из многих других осколков, присутствие которых он ощущал во времени и пространстве. Он сказал, что чувствует себя настоящим, и я верю, что таким он и был. Но даже он понимал, что являлся чем-то, отделенным от большего целого.
– Он лучшее, что было во мне, – Магнус потянулся к большому гримуару на поясе, и Аливия почувствовала болезненное отвращение к силе, которая исходила от него, силе, порожденной планетарным геноцидом.
Моргенштерн…
Значение этого имени было утрачено, на память приходило только упоминание его в старых религиозных текстах, но Аливия чувствовала, что для Магнуса оно было как ужасным проклятием, так и ... оружием?
– И это лучшее снова будет со мной, – пообещал он.
– Ты ошибаешься, – возразил Малкадор. – Ошибаешься в том, что он был твоей хорошей стороной. Он был просто частью тебя, не лучше и не хуже любой другой. Каждый осколок цеплялся за память о тебе, но все они по отдельности –просто микромиры великой души, которой ты всегда был.
Недоверие отразилось на лице Магнуса, внутри него разгорался пожар, когда вся уверенность, с которой он явился в эту пещеру, рухнула перед истиной слов Малкадора.
– Нет… Я чувствовал его великодушие, его чистоту. Даже через бездну космоса, даже в Великом Океане я чувствовал это. Он откололся еще до предательства Хоруса. Это лучшая часть меня, не испорченная… всем этим.
– Прости, Магнус, но ты ошибаешься, – сказал Малкадор. – И ты опоздал. Его больше нет.
Примарх вскочил на ноги, опрокинув стол, доска разлетелась на части. Аливию отшвырнуло назад, внезапность движений Магнуса была более шокирующей, чем боль от того, что край стола врезался ей в грудь. Она перевернулась в воздухе и приземлилась метрах в десяти лицом в песок.
Аливия закашляла и сплюнула – кровь смешалась с песком. Она вскрикнула, почувствовав, как в груди зашевелились сломанные ребра. По вспененной крови на губах она поняла, что осколок кости, должно быть, проткнул мягкую ткань легкого. Она выкашляла красный сгусток вязкой жидкости и с мучительной болью перевернулась на бок в то время, когда Магнус сжал в кулаке горло Малкадора.
Он держал человека в трех метрах от земли. Жизнь Сигиллита была в его руках.
Воины, которых Алый Король привел во Дворец, попятились от своего господина, опасаясь его ярости, как и Аливия.
– Он нужен мне! – взревел Магнус. – Кто я без него? Зверь – не лучше Ангрона? Раб желания, как Фулгрим? Если между нами нет различий, и я не большее и не меньшее, чем он, тогда все, что я сделал, это...
– Это часть того, кем ты уже стал, – закончила Аливия, и ближайший воин в красной броне направил на нее свой болтер. Она заставила себя выпрямиться, подавив крик боли, дыхание с хрипом вырвалось из горла, а острый осколок кости вонзился в сердце.
– Я не буду таким, как мои падшие братья, не буду! – воскликнул Магнус. – Скажи, где найти последний осколок моей души, или я прикончу тебя прямо сейчас.
– Его нет, – Малкадор с трудом выдавливал слова – железная хватка Алого Короля сковала дыхание. – Даже тебе до него не дотянуться.
– Что ты сделал? – требовал Магнус.
– То, что нужно было сделать... – выдохнул Малкадор, – ...чтобы спасти последнего сына Просперо.
С кожи примарха поднимались струйки дыма, клубились в темноте и кружились вокруг него, как живые существа. Аливия почувствовала исходящий от него жар и поняла, что всякая надежда Малкадора образумить Магнуса исчезла.
Она заковыляла обратно к виллам, не надеясь избежать преследования, но продолжая двигаться, повинуясь животному инстинкту – бежать, чтобы выжить. Она переносила и более серьезные раны, чем эта, и выжила. Но никогда ее не ранило существо столь могущественное, как Магнус.
Аливия упала на одно колено, рукой загребла песок, у нее перехватило дыхание. В левой части груди она почувствовала неприятную сосущую пустоту. Боль наполнила ее, но бывало и хуже.
За спиной раздался хруст шагов, и женщина заставила себя подняться на ноги.
Боковое зрение затуманилось, она выкашляла еще один комок кровавой мокроты.
– Повернись, – произнес чей-то голос: резкий, требовательный, не привыкший к отказу.
И она почти подчинилась, почти отреагировала на этот повелительный тон.
– Да пошел. Ты... – прохрипела Аливия между мучительными вдохами.
Она продолжала идти. Разноцветную мозаику на площади едва можно было различить среди стен из светлого мрамора. Если бы только она смогла добраться до строений, там, по крайней мере, она будет вне поля зрения Магнуса и его колдунов. Но виллы казались такими далекими, и с каждым пошатывающимся шагом становились все дальше.
Если бы только она смогла…
Масс-реактивный снаряд ударил Аливии между лопаток и взорвался глубоко в грудной полости.
Огонь. Боль. Пустота.
Магнус позволил вырваться наружу ярости – огню, что полыхал в нем с тех пор, как он впервые появился на свет несколько веков назад и взглянул на мир, столь же прекрасный, сколь и пугающий, с сознанием, не похожим ни на чье другое.
Все, что он сделал, было служением своему отцу, и теперь последний шанс искупить свое прошлое, получить отпущение грехов, был отнят.
Он обрушил рев на свод пещеры, сотрясая камень силой своей ярости.
Послышались крики, одиночный выстрел болтера.
Казалось, огонь пылал целую вечность, хотя прошло всего несколько секунд.
Ярость начала стихать, и Магнус упал на колени. Высвободившаяся сила стекала с его конечностей, к зрению вернулась четкость. Он почувствовал зловонный запах горелого мяса и увидел, как от его огненно-медной кожи поднимается дым.
Нарастал звук падающих с потолка пещеры огромных кусков камней и кристаллических образований. Сотрясаемые мощью, порожденной яростью примарха, они падали, словно в замедленной съемке пикт-камеры, и когда, наконец, коснулись поверхности воды, на берег обрушились темные волны.
Магнус смотрел, как регицидная доска вместе с фигурами погрузились в глубины подземного водоема – исход последней партии навсегда останется неопределенным.
Он поискал глазами женщину и увидел, что она лежит на песке лицом вниз.
Большая часть туловища отсутствовала, лишь торчали осколки раздробленных ребер и спекшиеся грудные позвонки, кровь растеклась по плиткам площади. Атрахасис вернулся к ним, из ствола оружия струился дым.
– Я сказал не убивать без моего разрешения.
– Она ... – начал Атрахасис, но примарх не дал ему закончить.
Одной только мыслью он взорвал каждый атом в теле воина, не оставив ничего, кроме инертной пыли внутри боевого доспеха, который развалился на части и с грохотом упал на песок.
Остальные отшатнулись при виде смертельного взрыва Атрахасиса, опасаясь, что их тоже затронет гнев примарха. Но в нем осталось только горе, и он, закрыв глаза, застыл в неподвижности, словно статуя.
Магнус не мог сказать, как долго оставался в таком состоянии, но все же сквозь туман, окутавший его разум, проник чей-то осторожный голос.
– Милорд.
– Азек...
– Милорд, – позвал Ариман с большей решимостью. – Мы должны отступить.
– Отступить? – переспросил Магнус. – Нет...
– Мы должны, – повторил Ариман. – Вы не нашли здесь того, что искали, но мы нанесли сильный удар нашим врагам. Тот, который переломит ход войны.
– Сильный удар?.. Я не понимаю...
И тут Магнус увидел.
Он все еще сжимал Сигиллита в руках железными тисками. Больше никогда тот не будет играть в регицид, никогда не будет стоять в присутствии полубогов и говорить с ними как с равными.
Больше никогда…
Труп Малкадора представлял собой обугленный скелет из оплавленных костей и жареного мяса. Лишенный плоти череп свисал на остатках рваных сухожилий и отростках спинного мозга, а то, что некогда было вместилищем великого разума, сочилось из трещин в расплавленной кости.
– Нет! – закричал Магнус, поднимаясь на ноги.
Останки Сигиллита выпали из его ослабленной хватки на берег озера, где накатывающие волны подхватывали их и перекатывали по песку. Посох, символ власти, более служил не флагштоком, а скорее надгробным столбом.
Еще две смерти можно добавить к постоянно растущему счету.
– Сир, – обратился Амон. – Азек прав. Мы должны уходить, пока не явились кустодии. Чудо, что они еще не здесь. Смерть Сигиллита почувствуют, и золотые воины Императора будут мстить за него.
– Это никогда не входило в мои намерения, – прошептал Магнус, и собственные слова словно в насмешку эхом отозвались в его голове.
Это уже не имеет смысла. Ты все еще несешь ответственность.
– Как мы могли не увидеть этого, мы величайшие провидцы Корвидов? – удивился Менкаура. – Смерть столь значительной души, как регент Терры – и никто не видел этот момент в своих видениях, даже намека на такой вариант будущего?
– Мы не отступим, мы направимся в самое сердце Терры, – сказал Магнус. – Ничто из того, что здесь произошло, не имеет значения. Через Малкадора я увидел все секреты, все скрытые пути и кордоны во Дворце. И я знаю, что теперь делать.
– Сир?
– Мы находимся в самом сердце Санктум Империалис, – в Алом Короле зародилась исключительная цель. – На расстоянии вытянутой руки от того, что Альфарий не в состоянии себе представить, а Хорус Луперкаль не смеет даже мечтать.
– Что вы намерены предпринять, милорд? – спросил Ариман.
– Убить Императора.
12 Зал Побед
Магнус вывел легионеров к площади.
Он остановился у тела Аливии Суреки, опустился на колени и прикоснулся рукой к остаткам разорванного в клочья и забрызганного кровью бронежилета. Еще теплая, она лежала в луже блестящего красного цвета, которая расширялась от ее изуродованного туловища, словно окровавленные крылья, и напомнила Магнусу о павшей Валькирии.
– Я не знал тебя, но мне жаль, что таким оказался твой конец, – вымолвил он, убирая красную слезу с ее остеклевшего, мертвого глаза.
– Атрахасис был Раптором до мозга костей, жестким и прямолинейным, – произнес Ариман. – Да, он ослушался тебя, но не заслужил такой смерти.
– Я велел, чтобы не было никаких убийств. Теперь мои сыновья сами решают и выбирают, какой из моих приказов следует исполнять?
– Конечно, нет, милорд, но ...
– Еще на подходе к пещере я видел, как он умрет. Тогда я не мог понять, как это возможно, потому что принести подобную смерть может лишь горстка существ в галактике. Я и подумать не мог, что она придет от моих рук.
– А остальные? – спросил Ариман. – Ты видел наши смерти?
– Нет, – солгал Магнус, поднимаясь во весь рост. – Не видел, и прежде чем судить меня за смерть своего человека, посмотри на себя. Где Хатхор Маат? Он заслужил смерть?
Ариман вздрогнул при упоминании имени погибшего брата.
+ Неужели ты думал, что я не смогу заглянуть внутрь тебя, когда ты возвращал мою душу? + послал Магнус, чтобы его слышал только Ариман. + Я знаю, что ты сделал, и знаю почему. Я не осуждаю тебя, и искренне желаю, чтобы ты был избавлен от этого бремени. После Просперо каждый сделанный шаг был наполнен самопожертвованием, ты предал брата ради меня. Просто поверь, все, что я делал с тех пор – во благо моих сыновей. +
Ариман сдержанно кивнул и последовал за своим примархом к центру площади, где абстрактные узоры мозаики наконец-то сливались в одну точку.
Магнус не спеша двигался по кругу, представляя, какое из жилищ предназначалось для каждого из его братьев. Он не мог увидеть достаточно отличий между ними, чтобы определить эту принадлежность, но некоторые из братьев были здесь, он это чувствовал.
– Каково было бы делить с вами совместное пространство, братья мои? Прекрасно? Или мы бы ссорились и боролись за крупицы внимания нашего отца, как это было во время крестового похода?
На мгновение Магнус задумался об исследовании виллы, в которой обитал осколок его души, но отверг эту идею. Какой в этом смысл? Тосковать по событиям, которые он на самом деле не переживал? Вернуться к жизни, которой никогда не жил?
Нет, лучше не бередить эту рану.
Кроме того, у них было короткое окно для действий.
Кустодии, вероятно, уже в пути, и возможно даже кто-то из его братьев, сохранивших верность Императору.
Для него было загадкой, почему здесь еще никто не появился. На всплеск энергии в Великой Обсерватории должны были мгновенно отреагировать, и то, что вторжение Тысячи Сынов еще не обнаружили, было возможностью, которую Магнус не собирался упускать.
В самом сердце площади он опустился на корточки перед символами, расположенными вокруг грандиозного изображения, олицетворяющего дуальность мира, и нажал последовательность, которую узнал из чужой памяти. Сперва ничего не произошло, но вскоре через каменные плиты он почувствовал вибрацию и отступил назад, когда из-под земли поднялась высокая колонна слоновой кости.
Ее гладкая фарфоровая поверхность казалась бесшовной, но мгновение спустя сбоку открылась изогнутая дверь, и изнутри хлынул голубой свет. Магнус уверенно вошел в лифт, пропорции которого так же, как и у вилл, соответствовали его размерам.
Его сыновья последовали за ним, как почетный караул, и не успели двери закрыться, как лифт начал плавный спуск в глубины планеты, уходя, вероятно, на несколько километров в самое сердце Гималазии.
– Куда это нас приведет? – спросил Менкаура.
Магнус не ответил, и они продолжали спуск в напряженной тишине. Наконец двери открылись, представив взору короткий коридор, который заканчивался высокими двойными дверями из бронзы. На створках, покрытых изящной резьбой, были изображены мужчина и женщина, обращенные лицом друг к другу: он – на фоне мануфактуры, она – на фоне земли.
– Жизнь и смерть, – сказал Амон, глядя на женщину.
– Промышленность и война, – добавил Менкаура о мужчине.
– Дело не только в этом, – Магнус указал на скрещенные молнии Единства на шее мужчины. – Это воплощение мечты моего отца. Человечество навеки связано с задачами продолжения рода и труда, и только их исполнение позволит им купаться в Его свете. Он – их бог солнца, их Альфа и Омега, начало и конец. Из поклонения Императору исходит всякая благодать. Звезды вокруг Него – это мы, примархи, ангелы-воители, которые следят за соблюдением Его законов и сражаются по Его приказу.
– Люди Земли: в единстве сила, в разобщении слабость, – свободно перевел Ариман с древнего языка, на котором была сделана витиеватая надпись над входом.
Двери легко распахнулись, и за ними открылась широкая галерея длиной в несколько сотен метров, заставленная экспонатами, похожими на те, которые были в пирамидах Просперо. Много шкафов и витрин было опрокинуто, а их содержимое разбилось о кафельный пол. Множество картин и гобеленов оказались испорчены, а статуи и резные изделия опрокинуты водой, хлынувшей через разрушенную секцию крыши в конце галереи, от чего теперь эта часть выглядела пустой.
Вдоль одной из длинных стен тянулись высокие стрельчатые окна, но свет не проникал сквозь пыльные стекла, заляпанные маслом, за исключением тех мест, где они были разбиты под воздействием ударной волны. Пол был усыпан осколками стекла, а вкус горелого озона свидетельствовал о разрушении стазисных полей.
Размышления о том, что было потеряно здесь, вызвали у Магнуса сожаление, но другие мысли тотчас смыли это чувство.
– Сколько всего мы потеряли на Тизке? – задал он вопрос и наклонился, чтобы поднять осколки каменной клинописной скрижали. Ее поверхность покрывал тонкий налет после огня и дыма, делая большую часть текста трудночитаемой.
– И не сосчитать, – сказал Амон.
Магнус передал скрижаль Ариману.
– Узнаешь это?
Ариман повертел ее в руках и кивнул.
– Ахемениды. Из Арг-е Бама, крепости на Великом Шелковом пути. Возможно, тридцать пять тысяч лет.
– А это? – Магнус указал на искусно сделанную модель великолепного галеона, установленную на возвышении – корпус из позолоченной меди и железа, паруса из тонких листов золота. От марсовой площадки до киля корабль достигал в высоту около метра.
– Детская игрушка? – предположил Менкаура.
– Возможно игрушка, но не для детей, – заключил примарх и повернул потайной ключ в корме судна. – Скорее великолепная безделушка для какого-нибудь богатого властителя Старой Земли.
На корме восседал коронованный король, а перед ним на деревянной палубе расхаживали его подданные на карданных подвесах, склоняясь в реверансе под действием вращения храповика. Железные пушки рывками выпрыгивали из деревянных люков в корпусе, а из глубины судна миниатюрный орган издавал отрывистые звуки давно забытой мелодии.
Наконец, энергия пружины была иcчерпана, пушки вернулись на место, фигуры на палубе склонились перед своим королем, и судно замерло. Магнус усмехнулся.
– Это музыкальная шкатулка с часами в форме военного галеона времен, когда контроль над океанами обеспечивал государству мировое господство. На кораблях вроде этого, самых больших и сложных средствах передвижения своего времени, конкистадоры бороздили моря, открывая новые цивилизации на другом конце планеты. Чтобы торговать с ними или воевать. Иногда и то, и другое.
– Мне кажется расточительством делать такую игрушку – сказал Амон.
– Вовсе нет, – Менкаура наклонился, чтобы рассмотреть безымянного короля в золотистом одеянии. – Это чудесный образец, шедевр мастерства как ремесленника, так и художника. Он есть выражение совершенства в механике и ювелирном искусстве.
– Что это за место? – спросил Амон.
– Нетрудно догадаться, – сказал Магнус. – Это летопись величайших достижений человечества, каждое из которых – ступенька в будущее. Все здесь пропитано духом Малкадора, ибо Сигиллит всегда признавал важность сохранения прошлого.
Примарху вспомнился Каспер Хавсер, наивный консерватор, с такой страстью говоривший о человеческой недальновидности при взгляде на прошлое. Этот человек настаивал на регулярной ревизии человеческих знаний и сохранении наследия своего вида, чтобы выявить, что еще известно, а что уже позабыто.
Ступала ли его нога по этой галерее и видел ли он эти свидетельства прогресса человечества со времен палеолита до космических путешествий? Кто знает, к тому же Магнус мог только догадываться, какая участь постигла Хавсера после гибели Просперо.
Беря во внимание то, что сделали с его разумом, он, скорее всего, обезумел или был мертв.
– Интересно, что бы ты сказал обо всем этом? – с грустью произнес Магнус. – Сколько бы пролил слез, увидев, как много потеряно?
– Милорд? – спросил Ариман.
Примарх ничего не ответил и отбросил прочь сентиментальность.
Он двинулся вглубь галереи, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть предмет невероятной красоты или значимости: нефритовый топор; пару слонов в стиле какиэмон; изъеденные коррозией печатные платы из примитивных логистических машин, которые больше не были вместилищем машинного духа; шахматные фигуры цвета слоновой кости, вырезанные из зубов огромных морских существ.
Все они воплощали собой важные моменты в истории человечества: от его самых ранних шагов до достигнутых высот в настоящем. Но один из предметов безо всяких на то причин привлек внимание Магнуса – разбитые часы из потускневшей бронзы и потрескавшимся черным циферблатом.
Они не были особенными или примечательными чем-либо. Вероятно, корпус подвергся воздействию высоких температур, от чего металл нагрелся и деформировался. И все же, изящные стрелки, искусно отлитые из золота и инкрустированные перламутром, остались невредимы. Через закопченное окно в панели виднелись остатки внутренних механизмов – беспорядочная масса из зубчатых колес, которые никогда не смогут повернуться, и медных маятников, которым уже более не качаться.
– Почему ты здесь? – вслух удивился Магнус.
– Потому что они знаменуют собой важный момент в истории Терры, – с конца галереи раздался сильный голос. – И в моей собственной, хотя в то время я этого не признавал.
Магнус развернулся, вытянув перед собой посох-хеку, другая рука опустилась на книгу.
Его сыновья подняли болтеры и заняли боевые позиции.
В другом конце галереи стояла фигура, закутанная в длинный алый плащ с капюшоном – мужчина ростом с трансчеловека. Под плащом была обычная утилитарная одежда, похожая на ту, что носили практически все жители Терры. На указательном пальце правой руки поблескивало серебряное кольцо с изображением назарлыка.
Мужчина стоял перед простой деревянной дверью, какие можно найти в высоких залах старинных каменных замков. В пустой галерее из стекла и стали она выглядела совершенно неуместной, и всего несколько мгновений назад ее не было, Магнус в этом не сомневался.
– Они сделаны потомком Микулаша из Кадани, на часовом заводе высоко в заснеженных горах Европы. Теперь его, конечно, нет. Я полагаю – эта вещь, возможно, последняя в своем роде, как и многие другие, некогда ценимые нами.
– Назови себя, – приказал Магнус.
Медленным движением руки мужчина откинул капюшон, открывая строгое, но не злое лицо, мало чем примечательное. Глаза были без зрачков и сияли золотым светом, по которому его можно было узнать лучше, чем по любому имени.
– Я был Откровением, когда в последний раз носил это обличье.
Свет Откровения заструился по всей галерее, и разбитые реликвии вспыхнули, словно только что вышли из рук древних мастеров. Ожили мертвые машины, внутри заводного галеона орган безупречно заиграл свою морскую мелодию, рядом с Магнусом стрелки часов щелкнули на верхней отметке, и раздался тихий звон.
– Ты знаешь, зачем я здесь? – спросил он.
Дверь позади Откровения открылась, заливая галерею чистым сиянием.
– Знаю. Но сначала мы поговорим, сын мой.
КНИГА ПЯТАЯ:ТРОННЫЙ ЗАЛ
13 По воле волн
Небо, невероятно голубое, заполнило ее видение – небо ее юности, еще чистое от химических выбросов и углеводородных загрязнений. Секреты добычи топлива, сокрытого в недрах Земли, были хорошо известны уже тогда, но его расточительное потребление в мировых масштабах будет только в будущем.
От вида с вершины горы захватывало дух: подернутые дымкой долины, дремучие леса и темный океан, полный бесконечных тайн.
Но она всегда возвращала взор к небу.
С тех пор Аливия видела много миров, но ни один из них не мог сравниться с красотой Старой Земли. Возможно, ее мнение было субъективно, но она не могла отрицать, как манил ее родной мир.
Почему же мы так спешили покинуть его...?
В памяти всплыло болезненное воспоминание, но она прогнала его.
Аливия не хотела, чтобы это место мира и спокойствия исчезло.
Она знала, что вспоминает свою родину, видит то время, когда мир еще не показал ей свое истинное лицо, и ей не открылась жестокая правда ее существования. В последний раз она видела это место во снах, куда вторгся Джон Грамматикус, чтобы ее предупредить.
Вспоминая, она перевела взгляд с бескрайнего неба на опушку леса. Деревья росли густо, между их шершавыми стволами были видны только медленно надвигающиеся серые тени.
Она улыбнулась, снова увидев могучего оленя. Он пасся на краю леса, его совершенное великолепие восхищало не меньше, чем в первый раз. Но сейчас его красота была омрачена – в результате какого-то отчаянного бегства шкура цвета красного золота покрылась пятнами, а некогда могучие рога были обломаны в кровавой битве.
Когда-то он был хозяином этой горы и вел дикую охоту на высоких холмах и в дальних пустошах, но теперь он казался загнанным и пользовался моментом, чтобы восстановить силы.
Аливия затаила дыхание, чтобы даже малейшее движение не разрушило чары.
Олень поднял голову, его ноздри затрепетали.
В их прошлую встречу животное бросилось в сторону горных пиков, стая красноглазых волков гналась за ним по пятам. Но сейчас он медленно направлялся к ней.
С каждым шагом очертания оленя менялись, сбрасывая пелену метафоры и принимая форму, в которой она видела его в последний раз: высокий широкоплечий мужчина, одетый как земледелец, по-своему красивый, с каштановой жесткой бородой и сильными руками, покрытыми шрамами.
Еще одно обличье, но, по крайней мере, приятное.
Какое бы лицо Он не являл миру, Он никогда не мог утаить необузданную силу и угрозу в Своих глазах.
– Когда я покидала Терру, я сказала, что больше не хочу тебя видеть, – сказала Аливия.
– Знаю, и я не хотел тебя беспокоить, правда, не хотел, но...
Он умолк. Не было нужды в объяснениях.
– Я была на страже на Молехе, ради тебя, но не смогла остановить его.
Ему не нужно было спрашивать, кого она имела в виду.
– Я знаю. Это было невыполнимое задание, Аливия. Никто не смог бы его остановить. Не такого, каким он стал.
– Мы пытались, – сказала Аливия. – Хорошие люди при этом погибли.
– Но не ты.
– Не я, – она с горечью выплюнула слова. – Это я никогда не умираю.
Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь видом океана. За свою долгую жизнь она проплавала все моря Земли, но никогда не уставала смотреть на волны и слушать, как они шуршат по гальке или разбиваются о скалы.
– Почему ты здесь? – спросила Аливия. – Разве у тебя нет более важных дел? Ну, ты знаешь, судьба галактики, защита Терры, и все такое?
Он кивнул.
– У меня накопилась несметная масса важных дел, Аливия, и на многие уже нет времени.
– Дай угадаю – раз ты здесь, значит в одном из них замешана я?
– Так и есть.
– Оно мне понравится?
Он на мгновение задумался, затем ответил:
– Нет, но оно должно быть сделано.
– Да ну тебя к черту. Ты не командуешь мной, больше нет. Ты поклялся, что задание на Молехе будет последним.
– Могу возразить, что ты с ним не справилась.
– Пошел ты, – огрызнулась Аливия. – Ты только что сказал, что никто не мог помешать Хорусу пройти через тот портал. Я помню, как тащила тебя вверх по лестнице, и ты сказал мне, что я могла бы с тобой сделать.
– И я не шутил, – он потянулся, чтобы взять ее за руку. – Ты по-прежнему можешь, и мне бы не хотелось просить об этом снова. Но позволь показать, что поставлено на карту.
Она отдернула руку:
– Я видела, как пал Молех. Я была за стенами твоего Дворца. Поверь, я знаю, что поставлено на карту. И замечу, даже если Хорус победит, не думаю, что все станет еще хуже, чем при тебе.
– Ты в это не веришь, – возразил он. – Ты знаешь, что там – в темноте. Ты слышала шепот нерожденных и видела, что происходит, когда люди поддаются искушениям Хаоса. Я бы не просил, будь иной способ.
– Ты лжец и изверг, манипулятор и убийца, – сказала Аливия. – Твои армии вырезали миллионы во имя Единства и сокрушили всех, кто выступал против твоего правления. Ты сотворил монстров из собственной плоти и выпустил их свободно разгуливать по галактике, а теперь, когда они набросились на тебя, ты притворяешься удивленным? И все это ради видения, которое можешь видеть только ты. Ты знаешь, что Магнус убил Малкадора, да?
Он согласно кивнул, Его плечи поникли.
– Я почувствовал его смерть, его агонию, когда Магнус убивал его.
Пролитые Им слезы были настоящими и до боли чистыми, а ненависть и любовь Аливии к Нему настолько сильны, что ранили ее сердце. Собственные слезы навернулись ей на глаза, но она сердито смахнула их.
– Твои руки по локоть в крови, – сказала она. – Так же, как и наши. Я просто хочу, чтобы все это закончилось.
– Тогда помоги мне, – Он снова протянул ей руку. – Позвольте мне поделиться с тобой своим Прозрением.
Медленно, вопреки здравому смыслу, Аливия взяла Его за руку.
И Император показал ей все в одно мгновение.
Аливия запрокинула голову и закричала.
Иссохший труп, навечно прикованный к Золотому Трону.
Магнус шагнул в деревянную дверь, неуместную в данной обстановке, и испытал кратковременный толчок перемещения, похожий на телепортацию, только более сильный и глубокий. От смещения градиента температуры по всему телу пробежала дрожь.
Где бы они сейчас ни находились, они оказались гораздо глубже под землей, чем раньше.
Их ждал Откровение, Его золотые глаза сияли еще ярче.
– Я был здесь раньше, – сказал Магнус, и его захлестнула волна стыда.
– Воспоминания осколка твоей души? – спросил Ариман.
– Нет, – ответил Откровение, обращаясь непосредственно к Ариману. – Твой генетический отец появился здесь не как тень, и не как обрывок самого себя, а как Магнус Красный, гордый и верный сын Императора Человечества.
– Это...? – начал Амон.
– Тронный зал, – закончил Магнус.
И хотя Тысяча Сынов присягнули на верность Воителю и сражались бок о бок с воинами, которые пытались превратить в руины каждое здание в Империуме, им было сложно игнорировать общее наследие этого места, настолько оно было велико. Оно давило на них тяжким грузом по мере того, как Откровение вел их все глубже во внутреннее святилище Императора.
Пещера, из которой они пришли, была невообразимо огромной, но этот подземный донжон был в несколько раз больше. Его заполняли механизмы: бесконечные петли шипящих труб; кабели, извивающиеся по полу и свисающие со стен, точно раненые змеи. Рядами возвышающееся перегруженное оборудование было оснащено бесчисленным множеством датчиков, но что они измеряли, для Магнуса было загадкой.
Пол вибрировал от грохота работающих сокрытых механизмов и стука поршней, непрерывно движущихся вверх-вниз в самых дальних уголках подземелья. Воздух заполняли едкие испарения озона от громадных процессоров терраформирования, а между гигантскими машинами, которые генерировали потоки энергии, прыгали сверкающие дуги.
Тысячи слуг, перепачканных маслом, священнодействовали над оборудованием под пристальным взглядом техножрецов Механикум в красных и черных робах. Послышались сигналы тревоги на визжащем бинарике, но вместо того, чтобы бежать при виде врага, их лица – гибриды из металла и плоти – только признали приоритет вновь прибывших менее значимым, чем машины, которые они обслуживали.
В геомантическом центре этой необъятной пещеры находилось сооружение из золота, неизвестное и наводящее страх, которое Магнус уже видел наяву, в видении и во сне. Пьедестал гигантских размеров, уходящий ввысь на километры, был покрыт серебристыми узорами из рунических схем. Тайная технология, функционирование которой даже Магнус не мог постичь, обеспечивала работу каждой машины тут и там. Кабели и трубопроводы переплелись словно в гордиев узел, который притягивал к своему загадочно бьющемуся сердцу огромные объемы энергии.
И все же не это привлекло внимание Магнуса.
За этим монументальным возвышением располагались золотые двери невероятных размеров, их поверхность содрогалась от титанических ударов и под воздействием сил за гранью воображения. Они были настолько огромны, что величественные боевые машины Механикум могли позволить себе маршировать с высоко поднятыми бронированными головами. Сквозь них могли проходить целые армии. По своим размерам они превышали все, что Магнус видел во Внешнем дворце.
Даже Колоссовы врата и Горгонов рубеж поблекли и утратили свою значимость.
Даже Львиные Врата не могли сравниться по масштабу и величию.
Но все же не врата нечеловеческих размеров зачаровали Магнуса.
Его взгляд был прикован к исполинскому трону из золота и серебра, который возвышался на самом верхнем ярусе золотого сооружения. Его поверхность, словно укрытая лоскутным одеялом, была покрыта заплатами из бронзы и платины, как будто внутренние механизмы устройства много раз выходили из строя и ремонтировались. На вершине этой непостижимой машины с откинутой назад головой и плотно закрытыми глазами восседает фигура, с головы до ног облаченная в доспехи из отполированного золота.
Прозрачные языки пламени янтарного цвета омывают Его смуглую кожу мягко накатывающими волнами, освещают бледные тени на Его лице, напряженную челюсть, обнажают удивительную силу, исходящую от Него, и боль Его страданий. Объемы энергии, перетекающей из машины к Императору, были невообразимы.
– Я говорю с Ним или с тобой?
– Мы – одно целое, обращайся ко мне, – ответил Откровение. – Ущерб, который ты нанес золотым вратам, требует моего внимания целиком. Атаки нерожденных с той стороны не прекращаются, и война в паутине становится все более ожесточенной.
– Я сделал это? – слова Магнуса были наполнены ужасом. – Когда пытался предупредить тебя о предательстве Хоруса?
– Да, ты, – согласился Откровение. – Твердость твоих намерений и их последствия не ускользнули от меня, Магнус, но сдерживание орд нерожденных обходится мне так дорого, что я не в силах оценить их по-настоящему. Сотни тысяч жизней утрачено в борьбе с бесчисленным воинством из мерзости и порочности. Без моего постоянного присутствия на Золотом Троне Терра уже сейчас может стать миром демонов.
– Я... я не мог знать, – вымолвил Магнус и сжал посох так крепко, что стержень из дерева и адамантия начал трескаться. Шелестящие голоса из гримуара примарха – жертвы погубленного им мира – теперь раскрывали свое существование, всплывая с его страниц, неподдающихся никакой логике, в пульсирующих пятнах колдовского огня и сползая по рукам его владельца, жадные и нетерпеливые.
– Тебе говорили, – возразил Откровение. – Тебя предупредили. Но ты решил, что тебе лучше знать.
– Я знал только то, что ты мне сказал, – огрызнулся Магнус, и свет Моргенштерна замерцал по рукояти посоха.
– В этом мой просчет. Ты был рожден быть проницательнее любого из твоих братьев, но даже ты не мог постичь темные, бесконечные и адские глубины варпа лучше меня. И когда я сказал, что есть места, где даже я не хотел бы оказаться, и границы, которые я не хотел бы пересекать – тебе должно было быть достаточно этих слов.
Надменность и самоуверенность в словах Откровения прозвучали подобно пощечине.
– Твое самомнение поражает, твое высокомерие не имеет себе равных, – произнес Магнус.
Он чувствовал, что потребность выплеснуть ярость затмевает желание получить ответы, но продолжал бороться с ней.
Магнус огляделся, не в силах примириться с тем, что он продолжает присутствовать в зале с полным отсутствием какой-либо охраны Императора.
– Где твои преторианцы? На стенах отчаянные сражения. В Колоссах я видел тысячи людей Константина, но генерал-капитан Легио Кустодес никогда бы не согласился оставить тебя совершенно без защиты.
– Я удалил от себя их, сын мой, – сказал Откровение. – Даже сейчас они пытаются прорваться внутрь, опасаясь, что я замышляю нечто, что может поставить под угрозу мою жизнь.
– А ты замышляешь? – спросил Магнус, делая шаг навстречу Откровению.
– Весьма вероятно, – сказал мужчина. – Есть причина, по которой твой путь привел тебя в Ленг. Я надеялся, ты запомнишь тайный ход через обсерваторию. А Залом Побед я уже давно пользуюсь как скрытым маршрутом, чтобы ходить среди моего народа без сопровождения.
Значение сказанного поразило Магнуса, как удар.
– Ты позволил мне увидеть трещину в телэфирном щите...
Откровение кивнул.
– Да. Если бы я просто позвал тебя, ты бы никогда не пришел.
– Но зачем? – не понимал Магнус. – Ты должен был знать, что я мог сделать, встреться мы лицом к лицу.
Откровение выступил вперед и положил руку на плечо Магнуса. Его глаза – пылающие озера из расплавленного золота – были бездонными и яркими, как сердца звезд.
Он покачал головой и сказал:
– Я надеялся, что так и будет, сын мой, но не мог знать наверняка, пока ты не появился здесь, что и сделало этот гамбит таким опасным. Поэтому я должен был скрывать его от Константина и всех остальных, кроме Малкадора.
– Опасным? Таким же опасным как трюк с Сатурнианской стеной?
Откровение усмехнулся:
– По сравнению с этим план Рогала был очевидным.
– Тогда позволь мне просветить тебя, – сказал Магнус и ткнул навершием посоха в грудь Откровения. Поток неземного огня хлынул вдоль рукояти, разрушая аватар его отца изнутри.
Человек, который не был человеком, вскрикнул, когда чистейший огонь Пирридов поглотил Его сотворенную плоть, психическое пламя бушевало в мире смертных и в мире нематериальном. Огонь стекал по конечностям Откровения, освещая изнутри Его тело и распростертые руки. Он кричал и извивался, как пойманный в ловушку зверь.
Свет померк и исчез, а вместе с ним исчез и Откровение.
Только серебряное кольцо пережило пожар, оно упало на каменный пол с музыкальным звоном. Магнус опустился, чтобы поднять его, и, вороша концом посоха пепел Откровения, надел на средний палец правой руки. На плоской верхушке кольца был изящно вырезан стилизованный глаз.
Магнус сжал кулак, его сыновья собрались вокруг.
Он ощущал их замешательство, их чувство, будто они плывут по течению. Никто из них не предвидел этот момент, даже он сам. Ничего не знать о будущем – перспектива, которая не нравилась ни одному корвиду.
– Ты убил его... – выдавил Амон.
– Я убил марионетку, а не ее хозяина, – уточнил Магнус, поднимаясь и направляясь к золотому пьедесталу. Он поставил ногу на первую ступеньку и повернулся к ожидающим его сыновьям.
– Дальше я один, – сказал он. – Постройтесь в мандалу, если конечно сможете сформировать ее втроем, и ждите меня.
Ариман шагнул вперед и сказал:
– Делай, что должен сделать, мой господин.
Магнус кивнул и начал подъем к гигантской фигуре на Золотом Троне с одной единственной целью. Позади у основания ступеней его сыновья выстроились в часть мандалы, держа болтеры наготове по бокам.
Примарх шагал широко и уверенно, и, хотя трон находился высоко, ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы достичь самой вершины пьедестала.
Возможность находиться в непосредственной близости от отца ранила Магнуса глубже, чем он ожидал. Со времен Никеи они не делили единое физическое пространство, а воспоминания о лицемерии того дня все еще грызли его сердце, как осколок шрапнели, слишком опасный, чтобы его удалить.
Приблизившись, Магнус увидел нескрываемое напряжение на лице отца. От усилий оно покрылось глубокими морщинами, на лбу, обрамленному лавровыми листьями, выступил блестящий пот. Его глаза оставались плотно закрытыми, хотя Он, несомненно, чувствовал, что Магнус приближается с жаждой убийства в сердце.
Но все же оставался на месте, не обращая внимания на присутствие сына.
Магнус оглянулся вниз, услышав безошибочно узнаваемый рев масс-реактивных снарядов.
Шесть воинов, используя в качестве прикрытия огромные механизмы, двигались на высокой скорости.
Трое в инеисто-серых доспехах, трое в темно-зеленых. VI и XVIII. За ними следовал Лемюэль Гамон, в благоговейном трепете он опустился на колени перед логическими машинами. Сначала Алый Король решил, что Космические Волки медлительны и неуклюжи, но быстро понял, что тяжесть присутствия его отца влияла и на них.
Какая ярость нужна, чтобы преодолеть этот священный страх!
Магнус сузил глаза, узнав воинов VI легиона по энграмме коллективной памяти своих сыновей.
– Дозорная стая Бёдвара Бъярки, – произнес он. – И ты привел с собой друзей с Ноктюрна.
Псы Русса сражались с его сыновьями на Камити Соне, преследовали их в Великом Океане и атаковали в самом сердце хрустального лабиринта.
Совпадений не бывает…
Между космодесантниками началась перестрелка. Его сыновей превосходили числом два к одному, но даже при таком раскладе сил он не опасался за их жизни.
Магнус отвернулся от борьбы внизу. Для колебаний не было места.
Остановиться перед лицом врага, даже на краткий вздох, лишило бы его решимости. В мыслях он вернулся к Просперо, к безвозвратно утраченным знаниям, к погибшим сыновьям. А еще к предательству на Никее. Он подумал об истине, облеченной в ложь, в которой его заверили, о невыполненных обещаниях и потерянной надежде на совместные исследования Великого Океана в будущем.
Сын посмотрел в лицо своему отцу и отвел руку назад, готовясь метнуть посох, как китобой гарпун, в безупречном броске.
Копье задрожало в его руке, принимая форму идеального клинка.
Костяшки пальцев побелели на дымящейся рукояти.
Наконечник загорелся оранжевым и превратился в ярко-красное сияние, до краев наполненное болью разбитой души Магнуса. Это мог быть смертельный удар, достаточно мощный, чтобы положить конец царствованию бога.
Копье опустилось, голова упала на грудь, раскаяние грозило задушить Алого Короля. Ярость и сила, наполнившие клинок, готовый убить бога, погасли, как свеча на рассвете.
– Я любил тебя, как никто другой, – зарыдал Магнус.
Размытое движение заставило его поднять голову, и он увидел, как фигура, не уступающая ему по росту, тяжело приземлилась на вершину пьедестала так, точно ударил гром. Ударная волна разошлась мощными кругами, в результате энергия выплеснулась дуговым разрядом, как гейзер, и пламя вырвалось из расположенных по близости машин.
Магнус прикрыл глаза от жара, наполнившего воздух, в недоумении всматриваясь в силуэт, очертания которого выступали из сочащегося светом, рассеивающегося облака перегретого пара.
Коленопреклоненный колосс в зеленых доспехах медленно поднимался из воронки в металлическом полу, которую он пробил своим приземлением. Переливающаяся мантия из чешуйчатой кожи умбры крепилась к мощному драконьему черепу на плече лучшего боевого доспеха, известного Империуму, а чудовищные латные перчатки рычали от силовой энергии.
Кожа цвета глубокой ночи, будто наполированный обсидиан, глаза как красные солнца на закате дня. Одна кисть стиснута в кулак для удара, другая держит Урдракул – могучий боевой молот из несокрушимого железа и бронзы.
– Значит, слухи правдивы, – произнес Магнус. – Вулкан жив...
14 Предвестник перемен
Масс-реактивные снаряды взорвались в воздухе перед Ариманом. Некоторые он инстинктивно поймал кайн-щитами, предвидение Корвида позволило уклониться от остальных. Огнем Пирридов он взорвал боеголовки, а с помощью биомантии Павонидов изменил химический состав сердечников снарядов, чтобы дезактивировать их.
Мандала, какой бы неполноценной она ни была, объединяла способности всех братств, являя собой колодец, из которого мог черпать силу каждый воин.
– Кто это? – воскликнул Амон, поднимаясь на пятый уровень исчисления. – Кустодии?
Ариман осмотрелся: их позиции слишком открыты, все вокруг заполнено дыханием машин и вспышками стробов от трескучих разрядов энергии. Он уловил отблески покрытых боевыми шрамами пластин, льдисто-голубых и змеино-зеленых, его болтер скорректировал цель.
Он ощутил животный запах промокшей под снегом шкуры. Запах костяных бусин и спутанных бород, обжигающего напитка и мяса, содранного живьем с костей. В ноздри ударила дикая вонь, обожгла холодом магии, исходящей из первобытного сердца далекого мира – мира, где жизнь стоила дешево, а кровь была платой для жаждущей земли.
– Это не преторианцы, – Ариман узнал силу. – Это Бъярки.
– Волк с Никеи? – спросил Менкаура с нотой паники в голосе.
Ариман ощутил всплеск страха в ауре провидца и повернул к нему лицо в пол-оборота. Степень концентрации тут же ослабла, и отклоненный им болт задел наплечник. Снаряд, лишенный огневой мощи, достаточной для того, чтобы сразить космодесантника одним ударом, взорвался в метре от его головы. Осколки застучали по шлему. Зрение затуманилось красным.
По пещере странным эхом разнесся вой охотничьей стаи.
Сколько же глоток слились в этот звук?
Доспех зарегистрировал внезапное падение температуры вокруг до критического уровня.
– Держитесь! – воскликнул Ариман, и на них с ревом обрушился ледяной шторм – бешеный ураган из острых осколков. Он трепал их, исполосовал кожу и сбил с их общей цели. Ариман поднял кайн-щит, но было поздно. Тысячи ледяных игл разбились о его броню, посекли незащищенную кожу и вышвырнули из исчислений.
Пронзительный вой ворвался в его разум, примитивный, рефлекторно ищущий свою жертву.
Страх пытался сковать конечности, но Ариман отбросил грубую атаку на свои чувства.
– Я знаю твою силу, – произнес он, опускаясь на корточки и огрызаясь выстрелами в сторону теней, движущихся в тумане. Они были быстрыми, слишком быстрыми для воинов в тяжелой броне. И за их передвижением незамедлительно следовал ударный стук болтеров.
Амон отступил, три снаряда оставили воронки на его нагруднике. Серебряный шлем Менкауры мерцал в морозном пламени. Новые разрывы сотрясли воздух вокруг него, и ударная волна отбросила его назад.
Для троих воинов обстрел был крайне интенсивным и непрерывным.
– Они не одни, – выкрикнул Ариман, когда из тумана выросла фигура. Корвид перекатился и сделал пару выстрелов, которые попали нападавшему в бедро и туловище. Первый болт отрикошетил в сторону, второй сорвал кожаный тотем «волк на щите» с льдисто-синего нагрудника.
Чудовищный топор с потрескивающим разрядами лезвием, с выгравированными на нем рунами, опустился и врезался в каменный пол, расколов его там, где Ариман стоял долю секунды назад. Атака была столь стремительной, что предвидение корвида оказалось почти бесполезным.
Следом обрушился еще один удар, слишком быстро, чтобы его можно было избежать.
Он подставил плечо, вынужденный принять удар на свой наплечник.
Керамит раскололся, и Аримана отбросило назад. Он тяжело приземлился и поднялся на одно колено как раз вовремя, чтобы встретить яростную атаку легионера с мощной грудью и раздвоенной бородой. Космический Волк завыл, и в этом звуке слились безумие и неистовство дикой души его Легиона.
Ариман вонзил копье ужаса в разум воина, но ярость окутала сознание того багровой пеленой, и страх смерти уже не заботил его.
– Твой малефикарум бессилен против меня! – взревел Космический Волк и направил топор в шею колдуна, словно палач. Благодаря дару корвида Ариман увернулся назад, и смертоносное лезвие прошло на расстоянии в палец от его горжета.
Ариман шагнул вперед и вдавил болтер в бок воина.
– Даже если и так, – сказал он, – я все же Астартес.
Он нажал на спусковой крючок, и выстрел вплотную нанес страшные повреждения – два снаряда прошли сквозь слои керамита и пластали до тела внутри. Первый отскочил от реберной пластины вниз, пролетел вдоль набедренника и взорвался посередине колена. Второй пробил туннель в животе и вылетел из задней пластины.
Удовольствие Аримана от ранения противника длилось недолго, когда он увидел, что в следующую секунду воин молниеносно нанес ответный удар. Топор врезался в нагрудник и глубоко вонзился в плоть, придавив корвида к поверхности.
Боль была ужасной, костяной щит был раздроблен на море осколков в груди. Основные легкие сжались и взорвались под воздействием силы удара.
Он попытался вдохнуть, но не смог. Вторичное легкое включилось в работу и стало раскрываться в груди с влажным шипящим звуком. В пылу поединка от него было мало пользы, поскольку оно предназначалось только для выживания в ситуации с низким потреблением кислорода. Ярость ближнего боя требовала гораздо большего, чем оно могло дать.
Столб огня Пирридов позади Аримана осветил пещеру, превратив ледяной шторм в перегретый пар. Ариман попытался сосредоточить свои мысли, его способности Корвида, казалось, замедлили течение времени.
Он видел, как Менкаура сражался с яростным охотником, вооруженным зазубренным копьем, а Амон обменивался ударами с самим Бъярки. Их окружила буря психической энергии.
Амон был одним из величайших колдунов Тысячи Сынов, но сопротивление телэфирной защите отнимало его силы. Однако она, казалось, никаким образом не влияла на однорукого Бъярки, который отмахивался от всех атак Амона, будто тот был всего лишь неофитом.
У Аримана не было времени на раздумья. Берсерк снова набросился на него с топором.
Легкое в груди корвида горело огнем от каждого вздоха, работая на пределе выносливости, чтобы сохранить ему жизнь. Он увидел, как его защита рухнет еще до того, как он поднимет свой эбеновый посох, увидел, как на него обрушивается топор и погружается в его горло. Это будет смертельная рана. Конец его вюрду, сказал бы Бъярки.
И вместо того, чтобы защищаться, он бросился вперед, принимая бой.
Это было не в стиле Азека Аримана. Он не обменивался ударами, как обычный боец в яме.
Вот только не теперь. Сейчас он вынужден это сделать.
Оба воина рухнули на землю в опасной близости от оружия, перекатываясь и царапая друг друга, точно варвары. Космический Волк резко махнул головой вперед, Ариман двинул свою навстречу, и черепа противников столкнулись с жутким стуком костей. Ариман пошатнулся, зрение превратилось в сверкающую вспышку ослепительного света.
Его мастерство в подобных драках не шло ни в какое сравнение с чудовищной убойной силой Космического Волка.
Воин зарычал ему в лицо, кровавая слюна брызнула на визор Аримана. Волк с грохотом обрушил кулак на шлем, ударяя снова и снова, движимый безумной яростью и дикой свирепостью. Ариман крутил головой, пытаясь смягчить силу каждого удара, но это было безнадежно.
Космический Волк собирался размозжить ему череп в кровавую крошку.
Металл шлема прогнулся, вдавливаясь внутрь. Разбитое бронестекло порезало кожу над глазом. Деформированный металл сломал кость на лице.
Ариман протянул руку вниз, пальцы забегали по толстой веревке, повязанной вокруг пояса Космического Волка.
Где же это...? Твой вид никогда не обходится без…
Наконец они нащупали кожаную рукоять широкого ножа для потрошения. Его неровное, грубой ковки лезвие было чересчур огромным.
Но сейчас это было то, что нужно.
Шлем Аримана раскололся, и порыв обжигающе ледяной бури ворвался внутрь. Кровь залила левый глаз. Во рту стоял привкус олова, а от горячего зловонного дыхания Космического Волка у него подкатило к горлу.
Он сорвал с петли волчий клинок. Противник широко взмахнул усиленным кулаком, чтобы, наконец, проломить колдуну череп. Ариман с криком вонзил клинок-потрошитель в рану, оставленную его болтерным снарядом в боку Космического Волка.
Переход в восьмое исчисление придал Ариману сил, мышцы наполнились праведной яростью, и он вогнал лезвие вверх, под костяной щит противника. Острый край разорвал легкие и сердце Космического Волка, но Ариман продолжал двигать клинком из стороны в сторону, как рычагом, сея кровавый хаос. Нож вспорол горло воина, рука Аримана по локоть погрузилась в тело врага.
Кровь потоком хлынула изо рта Космического Волка, заливая Ариману лицо.
Умирающий легионер боролся за жизнь. Космический Волк был мертв, но сдаваться не собирался. Он продолжал сражаться, из последних сил нанося слабые удары, пока не обмяк поверх своего врага. Захлебываясь чужой кровью, Ариман выбрался из-под трупа Космического Волка.
Он поднял глаза и увидел, как трое воинов в нефритово-зеленых доспехах начинают долгий и трудный подъем к золотому пьедесталу, куда уже поднялся Магнус. Они двигались так, словно великая и невидимая сила – совершенство психической мощи Императора – стремилась склонить их в знаке почтения.
Он попытался собраться с силами, но боль была нестерпимой и всепоглощающей.
Мандала распалась. Он увидел стоящего на коленях перед обугленным охотником Менкауру, насаженного на зазубренный гарпун. На последнем издыхании Космический Волк вырвал древко из тела легионера, и следом потащились, растекаясь подобно алой реке, кишки, намотанные на заостренные шипы. Менкаура схватился за живот, оттаскивая внутренности назад, будто каким-то образом мог собрать их обратно в свое выпотрошенное тело. Не удовлетворившись нанесенной раной, охотник крутанулся на пятке и насквозь пронзил копьем грудь Менкауры.
Оружие снова выдернули, и провидец опрокинулся назад, кровь растекалась вокруг него красным озером. В следующее мгновение рухнул на колени и охотник, психический огонь затрепетал и угас, и жизнь покинула Космического Волка.
Неподалеку лежал на спине Амон с повернутой в сторону головой. Боковая сторона его шлема была разбита в месте, куда попал болт.
Ариман не мог сказать, жив он или мертв.
Он потянулся за хекой, лежащей рядом, но чья-то бронированная нога опустилась на нее, раздавив пополам и позволив разлететься осколкам. Сморгнув липкие струйки крови, Ариман взглянул в лицо, которое видел в последний раз на Никее.
Тот же ястребиный нос, косматая борода и ухмыляющиеся глаза на худощавом лице.
Только сейчас эти глаза не улыбались.
– Я же говорил – твой вюрд плохо закончится, – прорычал Бъярки.
Магнус ожидал увидеть ненависть в глазах брата, но в них была лишь глубокая печаль.
Он снова поднял посох, готовясь к яростной атаке, но ее не последовало. Вместо этого Вулкан опустил свой могучий молот и подвесил к крюку на поясе.
– Брат, – произнес Вулкан.
Еще одно слово, проникающее прямо в сердце. Еще один слог, обладающий великой силой, но на этот раз произнесенный искренне, с неподдельной честностью, которой был известен Вулкан. В былые времена Магнус, возможно, обнял бы своего брата под грохот боевых доспехов, отвесил ничего не значащий комментарий по поводу его сухого прагматизма или посоветовал бы ему время от времени отрываться от кузнечного горна.
Но те старые времена давно прошли, сейчас настали новые дни – дни войны и смерти.
Что он мог сказать брату, который считал его чудовищем?
– У меня есть воспоминание, – начал Алый Король, его голос был таким же надтреснутым и надломленным, как и душа. – Выцветший обрывок из памяти, но все же воспоминание. Я стою на страже над твоим телом вместе с одним из твоих сыновей. Я не знаю его имени, но он твердо верит, что ты снова будешь ходить среди нас. Я вижу неугасающее белое пламя. Массу черного дыма и огонь, уничтожающий мир. В то время я не знал, что это значит...
– Этим сыном был Артелл Нумеон, – сказал Вулкан. – Только благодаря его мужеству и вере я снова живу. И именно благодаря тебе он смог вернуть меня домой, на Ноктюрн.
– Этого я уже не помню, уже нет. Но я видел твой труп, холодный и безжизненный. Как получилось, что ты оказался жив?
– По правде говоря, не знаю, – сказал Вулкан. – В древности жрецы огня Ноктюрна сказали бы, что меня вернули к жизни урдраконы, обитающие в мире, где я родился. Они поведали бы, как великие драконы вдохнули в мою душу пламя абсолютной чистоты и снова зажгли огонь в моем сердце.
Магнус улыбнулся словам Вулкана и обвел взглядом огромную пещеру.
– Поэзия слов твоего родного мира восхищает. Как и всех наших миров.
– Наш отец выковал здесь железо моей души и сотворил гранит моей плоти, но Ноктюрн сделал меня тем, кто я есть. Так же, как и Просперо – тебя.
Вулкан шагнул ближе, отчего Магнус напрягся, но его брат не имел злого умысла.
– Эта война отняла у нас обоих так много, – произнес Вулкан. – Империум разделен ее пламенем, но ничто и никогда не возвращается из огня неизменным. Независимо от исхода сражения наверху, Империум больше никогда не будет прежним.
Магнус кивнул.
– Я не кузнечных дел мастер, как ты, брат, но разве некоторые вещи не закаляются в огне?
– В опытных руках да, – согласился Вулкан. – Но огонь, полыхающий по всей Терре – это огонь ученика, который не ведает, что творит. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Магнус продолжал развивать свою тему:
– Огонь, по природе своей несущий преобразования, хотя, конечно, и разрушительные, зачастую является неизбежным предвестником перемен. Может по большому счету это и к лучшему? Застой – вот враг прогресса. Ведь в основе бытия каждой вещи лежит тенденция к усложнению. Эта тенденция провела Вселенную по пути от совершенно простого до границ великолепного, которое нас окружает.
– Всегда учитель, – заметил Вулкан с кривой улыбкой.
Это был тот редкий случай, когда Магнус почувствовал, как полностью распадаются остатки его метафизических рассуждений. Но, как бы ни было приятно стоять лицом к лицу с братом, он понимал, что он нежеланный гость в святилище своего отца. Алый Король был сильно ослаблен, а Вулкан, несмотря на то, что, по-видимому, был мертв, сейчас казался сильнее, чем когда-либо.
– Ты собираешься остановить меня? – спросил Магнус.
– Зависит от ситуации, брат. Ты все еще хочешь его бросить?
Магнус опустил взгляд на свое копье, и его форма видоизменилась – оно превратилось из орудия войны в посох с изогнутым наконечником мастера братств Просперо.
– Я… Я больше не знаю, чего хочу, – ответил он. – Когда я следовал за Откровением, то был движим одной единственной целью, но теперь...? Я зашел далеко, но блуждаю, как никогда прежде...
– Ты не заблудился, сын мой, ты именно там, где тебе нужно быть.
Магнус взглянул в глаза своему отцу, раскрывшиеся в золотом огне.
Тизка.
У Магнуса перехватило дыхание, когда он увидел Город Света во всем своем великолепии – вспышки солнечного света, отраженного от полированного стекла великих пирамид, сверкали, как полуденные звезды. Небо безупречного василькового цвета, и запах недавно прошедшего летнего дождя слаще меда. Над гористым горизонтом тонкими пурпурными лентами стелились облака, а ветер приносил с океана соленый вкус, который Магнус больше никогда не надеялся вдохнуть.
От потери родного мира на глаза навернулись слезы, и он позволил им пролиться.
– Какой красивой она была, – произнес он, безошибочно чувствуя чье-то присутствие позади себя.
– Я помню день, когда впервые ступил на Просперо. Ты создал здесь настоящий рай, сын мой.
– Единственный рай – это потерянный рай, – печально сказал Магнус. – Сейчас он существует только в моей памяти, ибо в реальности то, что стало с Тизкой, слишком болезненно.
Его отец кивнул.
– Один мудрый человек однажды сказал, что, память способна быть как раем, из которого нас нельзя изгнать, так и адом, из которого невозможно сбежать.
Магнус повернулся к отцу и увидел Его облаченным в золото. Его доспехи сверкали так, что на них было больно смотреть. На первый взгляд их можно было принять за нечто церемониальное – каждая пластина была украшена причудливой гравировкой, усыпана сверкающими драгоценными камнями и отделана по краям самыми замысловатыми деталями.
Но при ближайшем рассмотрении стало ясно – эта броня повидала жестокие сражения, выдержала удары многочисленного оружия и была запятнана кровью несметного полчища врагов.
Он сиял внутренним светом, который хорошо запомнился Магнусу с той первой встречи, когда они воссоединились под огнем пирамиды Братства Пирридов. Синее пламя на вершине храма отбрасывало холодный свет на стекло его пологих стен, а громада бога-машины «Канис Вертекс» еще не заняла свое место у входа.
– Я пришел убить тебя, – заявил Магнус.
– Знаю. Это все еще твоё намерение?
– Я больше не понимаю, чего хочу. Я не могу ничего предсказать, поскольку переменные галактики, вступившие в игру, не поддаются никаким формулам. Даже Орден Разрухи не может разглядеть тропинку в темном лесу.
– Тогда позволь мне показать тебе возможный выход, – предложил Император и, свернув на одну из боковых улочек, направился в сторону площади Оккуллум.
Вместе они прошли мимо декоративного сада с фигурными деревьями, подстриженными усилием мысли, где ученые вели дискуссионные беседы, в уютной тишине читали пары, а смеющиеся дети передавали друг другу мяч одной лишь силой разума.
Откуда-то послышалась песня, мелодию которой наигрывал уличный музыкант. Её сочинили первые поселенцы, достигшие Просперо, и пелось в ней о том, как они покинули Старую Землю:
В науках и в искусствах умудренный,
Бразды правления я передал
И отошел от дел,
Предавшись страстно наукам тайным.
Вокруг них в разноцветных одеждах гуляли жители Тизки, такие же красивые и стройные, какими он их помнил – великие умы, любознательные натуры.
Это было невыносимо.
– Зачем ты привел меня сюда? – спросил Магнус.
– Нет, это сделал ты, – ответил Император.
– Я не это имел в виду. Если Малкадор не лгал, то ты хотел, чтобы я оказался здесь, прямо сейчас. Прямо перед тобой. Почему?
Его отец согласно кивнул.
– Малкадор говорил правду. Это было его последнее дело.
Магнус опустил голову от стыда.
– Я не хотел его убивать.
– Я понимаю. Но его смерть была жертвой, которую, как он знал, от него могут попросить. Он знал это и принял. Еще одна смерть в грандиозном параде смертей. Для меня это больно по-своему, ведь мы проделали вместе долгий путь – длиннее, чем большинство людей или богов могут себе представить. И все же, в масштабах того, с чем сталкивается наш вид, его смерть не имеет значения.
– Я всегда забываю, каким равнодушным ты можешь быть.
– Это не равнодушие, это реалии жизни. То, что может быть достигнуто его жертвой, будет иметь гораздо большую ценность, чем жизнь одного. Даже тысяча жизней будет ценой, которую стоит заплатить за то, чего мы с тобой сможем достичь.
– Ты и я?
– Да, – подтвердил его отец, и в этом обещании Магнус увидел первый проблеск рассвета.
– Я не понимаю.
– Я хотел, чтобы ты оказался здесь передо мной, чтобы избежать ошибок и недоразумений, чтобы Разрушительные Силы, настроенные против меня, не смогли исказить мои слова или намерения. Я хотел, чтобы ты посмотрел мне в глаза и осознал правду того, что я предлагаю.
Магнус затаил дыхание.
Отец повернул к нему лицо, и Магнус встретился с Его ужасным взглядом, чувствуя нечеловеческую силу, притаившуюся в Его сердце. Этой силой можно за одно мгновение расщепить человека на атомы и заново вдохнуть в него жизнь. Эта сила прошла через череду тысячелетий и крепла с каждым столетием, оттачивая себя для эпохи, в которой она была необходима.
– Что же ты предлагаешь?
– Шанс снова встать рядом со мной. Прощение.
15 Кровь Урдраконов
Свет Тизки отхлынул от Магнуса, и он поплыл.
Несвязанный никакими ограничениями физического мира, он дрейфовал в Великом Океане – создание из мыслей и воспоминаний, свободное от общепринятых форм и мирских забот.
Он воспарил к двойным звездам, погрузился в их термоядерные сердца и искупался в их непостижимом свете. Он наблюдал рождение видов, неизвестных человечеству, и видел гибель тех, на останках и костях которых были сотворены мужчины и женщины.
И он плыл не один.
Его отец пылал рядом с ним – сверкающая комета силы и могущества.
Магнус путешествовал по Великому Океану с момента своего зарождения, Императору же он был знаком еще с более ранних времен развития человечества. Обогнув большую сингулярность в центре Млечного Пути, они устремились к звездному гало, чтобы окунуться в свет далеких галактик. Они следовали по траекториям блуждающих комет, изучали звездные ясли и определяли судьбы застывающих протопланет.
Магнус снова был ребенком с чистым разумом, ведомый Великим Океаном и находясь под защитой своего отца от глубоководных хищников. Их притягивал свет Императора, но Он, смеясь, уничтожал их или стравливал друг с другом.
Время здесь не имело значения, поскольку рождение и смерть галактики слились воедино.
Они направились к бледно-голубой точке в западном спиральном рукаве галактики. Мало что значащий мир, ничем не отличающийся от десятков тысяч других, точно таких же, миров. И все же этот обладал судьбой, которую ни один другой не разделит.
Терра.
Они нырнули к ней, прошли через атмосферу, и взору предстал мир, которого Магнус никогда не знал – бескрайние просторы голубых океанов, серебристые горы, шапки зеленых лесов и безбрежные колыхающиеся золотые поля.
Не Терра. Старая Земля.
И точно так же, как они наблюдали подъем и падение древних цивилизаций в глубинах галактики, здесь они были свидетелями рассветов и закатов несметного числа культур. Внезапная и катастрофическая гибель Древней Ассирии, быстрый рост и медленный распад городов-государств Грекана и Романии, земель Прусайи, Великой империи Альбиона и множество других: Толосы, Дал Риады, Византиона, Цернагоры, Сабаудии.
Нескончаемый список исчезнувших империй.
Магнус подумал о древних царях и царицах, что восседают на своих тронах и слушают истории о разрушенных цивилизациях. Он представил, как они смеются над глупостью давно мертвых империй, ни разу не подумав, что однажды их постигнет та же участь.
Он посмотрел на ослепительное сияние своего отца.
Неужели Он столкнулся с тем же моментом?
Зелено-голубой шар превратился в мир из стали и камня, его некогда чистая атмосфера сгорела от токсичных туманов, а уровень загрязненного океана поднялся, чтобы отвоевать территорию у суши. Войны за земли охватили целые континенты, а затем распространились еще дальше, когда конкуренция за ресурсы привела к тому, что мировые конгломераты ополчились друг против друга.
Очаги самоуничтожения вспыхивали и горели по всей поверхности планеты. Раз за разом население мира росло до не поддающихся контролю размеров, а затем сокращалось, проходя по лезвию ножа вымирания.
Во всем этом Магнус видел бесконечно повторяющиеся закономерности, важные моменты, чередующиеся на протяжении всей истории человечества. Те же ошибки, то же сознательное невежество.
Та же самоуверенность.
Экспедиции в космос – корабли колонистов, терраформеры, святые паломники, флоты завоевателей – люди запустили почти сразу, как только позволили технологии. Началась многовековая миграция к звездам. Сложно сказать наверняка, что это было – безрассудно смелая экспансия в неизведанные глубины космоса или золотой век исследований.
Могло показаться, что теперь, когда человечество полностью исчерпало ресурсы Земли, оно стремилось покинуть свой некогда голубой мир, которому больше нечего было дать.
Но вот наступила Старая Ночь.
Через свою призрачную форму Магнус ощущал крики со всех сторон космоса. Он плакал как никогда, чувствуя боль и утрату. Даже после гибели Просперо он не пролил столько слез.
И только, казалось, что время человечества истекло, оно выстояло вновь.
Время государств ушло, и началась эра племен техноварваров, жестокая эпоха деспотов и этнархов, варварских королей и жаждущих крови жрецов. И вот теперь, когда человечество было готово себя истребить, Магнус уловил первые движения направляющей руки, которая определяла судьбу вида последовательно и, казалось бы, незаметно. Эта рука управляла так тонко и так осторожно, словно шепот в грозу, что он даже не был уверен, была ли она на самом деле.
И эпоху тьмы наконец озарил свет.
Он имел много имен, но только одно имело значение.
Император.
Тираны прошлого один за другим были истреблены, и на пепле старой империи была создана новая. В этот Век Единства родился Империум – величайшая империя, которую когда-либо видела галактика.
Магнус наблюдал за развитием событий, которые изучал еще в юности, пока стремительно разворачивающаяся история Земли не догнала его прошлое, которое он уже пережил. Он видел Экспедиционные флоты, запускаемые с поля Крылатой Ники, которое он едва узнал, настолько крошечным было это место по сравнению с тем, что раскинулось сейчас среди гор.
Друг за другом потерянные миры воссоединялись, забытые ветви человечества возвращались в лоно Империума. С замирающим сердцем Магнус ждал момента, когда все пойдет не так. Когда Хорус падет на Давине.
Но ничего из этого не случилось.
Легионы достигли границ галактики, и на последнем, приведенным к согласию мире, Луперкаль и его Сыны Хоруса подняли знамя Императора, от чего сердце Магнуса наполнилось гордостью.
+ Этого никогда не было, + сказал он, его разум был соединен с разумом отца.
+ Нет, но так могло быть. И так почти произошло. +
Мыслями Магнус вернулся к Просперо и увидел мир, который знал и любил, его жителей, не только процветающих, но и передающих свои знания обитателям всего Империума. Его разум кружил по планете, созерцая новые города и аркологии, неизвестные диковины и сооружения, которые несли на себе следы чудесных замыслов Пертурабо.
+ Где я? + спросил он, не обнаружив себя ни в Пирамиде Фотепа, ни где-либо еще.
+ Посмотри на Терру, + сказал его отец.
Магнус устремился назад, к месту своего сотворения, и там, глубоко в сердце мира, обнаружил себя в огромной пещере среди машин, сидящим на Золотом Троне, на котором совсем недавно видел своего отца.
Страх коснулся Магнуса при воспоминании о видении – его физическое тело, изможденное невообразимыми затратами усилий на поддержание портала.
+ Я видел это, + сказал он. + Это убьет меня. +
+ Посмотри внимательнее, сын мой. +
Громадные двери перед троном были раскрыты, и из них лился благодатный свет. И это не было видением его гибели, которое ему показали. Здесь лицо Магнуса было безмятежным и свободным от забот, а сам он – просто сосудом из плоти и крови. Его тонкое тело полностью отсутствовало.
Отец почувствовал его замешательство.
+ Твой дух рядом со мной, как и сейчас. Мы плывем по Великому Океану, исследуя неизвестные пределы сознания. Мы – повелители времени и пространства. О чем всегда мечтали. +
+ Зачем мне показывать то, что никогда не происходило? От этого только яд сожаления проникает глубже. +
+ Прошлое не изменить, но будущее еще не потеряно, каким бы беспросветным оно ни казалось. Это будущее, или, по крайней мере, одна из его версий, все еще может произойти. +
+ Для этого уже слишком поздно. +
Его отца это развеселило.
+ Ты думаешь, я бы показал тебе его, будь все по-другому? +
Магнус открыл глаз, чувствуя знакомую тяжесть тела.
Время их совместного видения протекало в космическом масштабе, но в пещере под Санктум Империалис прошло всего мгновение. Вулкан стоял подле Императора, его поза выдавала напряженность ожидания.
Глаза отца все еще горели золотом, его последний вопрос повис между ними.
– Как? Как может произойти такое будущее?
– Довольно просто, – сказал Император, и Магнус заметил дрожь напряжения у Него на лбу – свидетельство того, сколько психических усилий Ему требуется, чтобы обратиться вот так, напрямую. – Еще раз поклянись мне в верности. Займи свое законное место рядом со мной, и, объединившись, мы изгоним предателей с Терры. Мы уничтожим их и откроем новую эру крестового похода.
– Я думал, ты всегда ненавидел это слово.
– Да, – признался его отец, – но это было тогда. Наш первый поход был предпринят в надежде воссоздать нашу галактическую культуру, которую разрушила Старая Ночь, в попытке найти и воссоединить потерянных сыновей и дочерей. Но сейчас грядет война возмездия – очищение миров и безжалостная гибель для всех наших врагов.
– И ты хочешь, чтобы я стал частью этого?
– Да, сын мой, – сказал Император, и Его глаза засияли еще ярче. – Мне нужно, чтобы ты был рядом со мной, потому что твоя душа все еще принадлежит тебе и все еще руководствуется праведной святостью твоей натуры. Я видел, что ты сделал наверху, в Великой Обсерватории. Ты мог бы оставить всех тех людей умирать. Но ты этого не сделал. Ты не смог. В отличие от твоих братьев за стенами, ты все еще мой сын. Твой разум всегда был самым сильным из всех, но Хаос слишком глубоко проник в их сердца и умы, чтобы его можно было навсегда искоренить.
– Красный Ангел, Бледный Король, Хорус Луперкаль, Лоргар, Керз, Альфарий, Фениксиец, теперь они действительно монстры, но Пертурабо все еще мой брат, он все еще твой сын. Он слишком упрям, чтобы унижаться перед силами, которые считает демоническими. Его душа закована в холодное железо.
– И именно поэтому он потерян для нас, – сказал Вулкан. – Пертурабо поклялся в верности Хорусу, и ты не хуже меня знаешь, что его слово, данное однажды, нерушимо. Он не отступит ни сейчас, ни когда-либо. Стремление унизить Рогала поглотило его.
Магнусу хотелось возразить и защитить своего самого близкого брата, но он понимал, что Вулкан прав. Уничтожить величайшую работу Рогала Дорна стало единственной и навязчивой идеей для Повелителя Железа. Теперь, когда Император открыто высказал свое предложение, Магнус понял, в чем заключалась недостающая часть его души. Никакой осколок, отделившийся от целого, не восстановил бы его – только вера в высшую цель и желание быть частью чего-то большего, чем он сам.
Быть значимым.
Вот он, последний недостающий фрагмент.
Тогда почему я сомневаюсь?
– За это ведь есть цена, не так ли? – произнес он наконец. – Чтобы ни твердили поэты, прощение не дается просто так. За него всегда приходится платить.
– Так и есть, – согласился Император. – Цена высока, но необходима. Ты все еще хозяин своему телу и разуму, но воины твоего Легиона прокляты. На самом деле, они были прокляты в тот момент, когда проявились первые признаки изменения плоти. Сами их тела несут в себе семя разрушения, и ни мои знания в генетике, ни искусство Селенар не смогут обратить его вспять. Ты можешь вернуться ко мне, но твой Легион – нет.
Магнус почувствовал, как холод сжал его сердце, но отец продолжал.
– Но я создам для тебя новый Легион, могучих воинов, превосходящих всех ныне живущих. Планы по их созданию уже введены в действие. Скоро ты будешь командовать воинами, подобных которым не знала галактика, чья плоть будет безупречна, кулаки как сталь, а сердца закованы в адамантий!
– Ты дашь мне новый легион?
– Да, и он станет гордостью нового Империума.
Магнус промолчал, представляя чудесное новое будущее, в котором его сыновья свободны от мутаций, от страха, который преследовал их на каждом шагу. Свободны от мрачной тени сомнений, от всего, что угрожало их поглотить.
И он вместе со своим отцом ведет своих новых воинов в новый крестовый поход, чтобы отвоевать звезды. На этот раз они не повторят ошибок прошлого. На этот раз они изменят галактику так, какой она и должна быть.
Это было все, чего он когда-либо желал… И все же…
– Как я смогу сражаться на твоей стороне, зная, что обрек своих сыновей на смерть? Я буду смотреть на новых воинов и видеть в них лица моих преданных легионеров. Каким я буду отцом, если брошу их? Как ты можешь просить меня об этом?
– Это единственный выход, Магнус. По правде говоря, твои сыновья уже мертвы. Еще несколько лет – и неизбежные мутации сразят даже самых сильных из них. Так или иначе, их не станет.
– Я... я не могу бросить их, отец, – сказал он, сжимая руки в кулаки. – Их судьба еще не решена. Я найду способ спасти их. Я должен.
– Пожалуйста, брат, – Вулкан шагнул к нему. – Вернись к нам, молю тебя.
Магнус обернулся на лязг доспехов. Три воина в цветах XVIII Легиона поднялись на вершину огромного золотого помоста. Магнус ощутил их восхищение при виде своего генетического отца. Но стоило воинам увидеть Императора, как они невольно упали на колени в благоговении, раздавленные Его всепоглощающим присутствием.
Магнус повернулся к Вулкану:
– А ты бы пожертвовал своими? Ты бы предал хотя бы одного из них ради собственных желаний?
– Я бы не смог, – глубокий голос Вулкана был наполнен горем, правая рука скользнула к Урдракулу на поясе.
Край посоха Магнуса трансформировался, снова превращаясь в наконечник копья.
– Тогда почему ты думаешь, что я смогу? – взревел он.
Они двинулись одновременно.
Магнус отвел руку назад, приготовившись бросить посох в Императора. Он сделал идеальный бросок, прицел был точен и смертоносен. Всю свою ярость он вложил в этот удар.
Ярость от того, что отец поставил его перед этим ужасным выбором.
Ярость от того, что Он верил, будто Магнус будет готов принять Его предложение.
Но самое главное, то была ярость от того, что он, Магнус, почти был готов его принять.
Абидеми смотрел, как полыхающее копье вылетает из руки Алого Короля, словно выпущенная полубогом молния, жаждущая поразить царя богов. Легионер едва мог двигаться, с трудом мог думать. Нахождение в такой близости от Повелителя Человечества почти лишило его всякой независимой мысли или воли. Как мог любой человек, будь он смертный или Астартес, осмелиться пошевелиться под этим взглядом?
Вулкан взметнул молот вверх и одним ударом сшиб копье с траектории. Оно отклонилось и, описав дугу, бумерангом вернулось в руки своего хозяина. Вулкан бросил на падшего брата взгляд, полной жуткой смеси ненависти и печали.
Они столкнулись друг с другом с оглушительным грохотом богомашин на войне.
Абидеми с трудом повернул голову набок и встретился взглядом с Бареком Зитосом. Тот также был скован могуществом и величием Императора.
– Что нам делать? – спросил он.
– Не знаю, – ответил Абидеми.
Вулкан и Магнус молотили друг друга, один наносил оглушительные, точно раскаты грома, ударами молотом, другой хлыстал полыхающим копьем. Встать между сражающимися примархами для легионеров было бы самоубийством.
– Вот оно, твое видение, брат, – прошептал Иген Гарго в вокс-бусину. – Драконы в огне. Ты верно направил нас.
Абидеми сжал рукоять Драукороса, представляя суровые, непреклонные черты Артелла Нумеона. Тот бы знал, что делать.
Вулкан ударил молотом Магнусу в бедро, плоть разорвалась и раздробились кости. В ответ Магнус вонзил копье в наплечник Вулкана. Прочность пластины не остановила его острие, и оно чисто прошло насквозь. Хлынула кровь, но Вулкан даже не подал виду, что почувствовал рану.
– Вы все лжецы, – выкрикнул Магнус. – Вы обещаете прощение, заранее зная, что принять его невозможно.
– Ты ошибаешься, Магнус, – возразил Вулкан. – Ты ослеплен своей самоуверенностью.
– Нет! – взревел Магнус, его руки были объяты огнем, он уворачивался от каждого удара Вулкана.
Абидеми уже видел, как сражается его примарх, и знал, что он был превосходным мастером ближнего боя. И все же против Магнуса он двигался так, словно противник его безнадежно превосходил. Алый Король игнорировал каждый ложный выпад, отводил каждый смертельный удар, уклонялся от него или с легкостью блокировал.
– Колдун видит каждое движение нашего отца, прежде чем он его сделает! – воскликнул Гарго.
Абидеми хотел подняться, броситься в бой рядом с примархом, но тело ему не повиновалось. Сейчас он был простым наблюдателем.
Магнус крутанулся вокруг Вулкана и вонзил копье в ему спину. Пылающий наконечник пробил заднюю пластину брони и соскользнул. Вулкан повернулся на четверть оборота влево и получил удар рукоятью посоха по шлему. Металл раскололся, брызнули искры. Вулкан увернулся от повторного взмаха лезвия и обрушил Урдракул.
Молот попал Магнусу в подбородок, и его голова откинулась назад. Мышцы щеки взорвались, и примарх выплюнул зубы и кровь, слишком яркую, чтобы быть настоящей. Вулкан пробил его защиту, колотя молотом по груди, будто крушил стену.
Бронзовый нагрудника Магнуса прогнулся, один из пожелтевших рогов обломился в месте, где крепился к броне. Молочно-белая кровь заструилась по груди, куски кожи и металла разлетались при каждом ударе. Магнус ухмыльнулся, отступая назад. Вулкан последовал за ним.
Колдун содрал с плит помоста полосы золота и стали и швырнул их в брата. Погнутые балки, стальные листы, обрывки кабелей – все полетело в Вулкана. Молотом он раскидал их в стороны, пробиваясь сквозь ураган психической силы.
Магнус смеялся, раскинув руки в стороны. Он сорвал стальные тросы и механизмы. Они пронеслись в воздухе и обхватили запястья и лодыжки Вулкана. Он боролся с ними, но его затягивало только сильнее. Магнус сжал кулаки, и путы натянулись.
Боевой доспех Вулкана, известный как Чешуя Дракона – легенда, выкованная мастерами-кузнецами Ноктюрна в тайных залах под горой Смертопламя. Он выдержал ярость Истваана V и пытки Конрада Керза.
Но теперь он деформировался.
Магнус выбросил пламя – призрачный жар своих колдовских сил. Очертания Алого Короля постоянно менялись, будто он боролся с каким-то неумолимым притяжением извне.
Вулкана сковало в живых тисках. Под силой мощи Магнуса броня сминалась, с нее сыпались керамит и стальные чешуйки. Кожа, блестящая, как полированный оникс, покрывалась ручейками пота и морщинами боли с каждым проделанным тяжелым шагом навстречу Магнусу.
Копье взметнулось вверх, его наконечник был слишком ярким, чтобы на него можно было смотреть.
– Если я должен быть проклят вместе со своими сыновьями, то пусть я буду проклят, брат.
Алый Король качнулся и метнул копье так, как если бы из пусковой установки выпустили «Мародера». Клинок пробил нагрудник Владыки Змиев, разорвал ему грудь, сердце и легкие, вырвался из спины и по дуге взлетел высоко вверх. Вулкан не вскрикнул и не дрогнул. Он продолжал идти, шаг за шагом растягивая тугую сталь, что разрезала его броню и сокрушала кости.
Абидеми вскричал и вскочил на ноги. Какие бы чары ни завладели им, они рухнули при виде того, как его генетический отец был смертельно ранен. Подъем Абидеми освободил и его братьев, и Иген Гарго поднялся слева от него, а Барек Зитос – секундой позже справа.
– Поможем ему, – сказал Абидеми Гарго.
Драукорос с ревом ожил, и легионеры подошли к своему примарху с флангов. Вулкана окружил ураган из острых, как лезвие, стальных осколков. Они оставляли глубокие царапины на броне Абидеми, как колючие пески на Огненной Дороге через Пустыню Погребальных костров.
Абидеми дотянулся до вытянутой правой руки Вулкана и взмахнул Драукоросом, в то время как Гарго рубанул длинным лезвием своего копья. Черные зубья одним ударом прокусили стальной трос, и Владыка Змиев был свободен.
Подобно выпущенному на волю шторму, он бросился на Магнуса и направил молот в голову повелителя-колдунов. Угол внешнего края смертоносного оружия угодил примарху в плечо, но удар был такой титанический силы, что тот пошатнулся, и все, что удерживалось им в воздухе, попадало на пол металлическим дождем.
Кровь залила Алому Королю лицо, его единственный глаз светился силой.
Рука Вулкана рванулась вперед.
Магнус метнул копье, подобно молнии с небес. Оно было точно нацелено в череп Вулкана для предательского удара, который должен в одно мгновение покончить с живой легендой.
Все пронеслось перед глазами Абидеми за секунду до удара, и его сердце сковал лед.
Барек Зитос увидел все раньше.
Гигантский Саламандра налетел на своего отца, точно атакующий быкоящер.
Сам Вулкан не устоял бы перед таким мощным ударом. Его качнуло вперед.
Всего один шаг, но жизнь и смерть зависели и от меньшего.
Копье рассекло Зитоса на части, от ключицы до таза. Из разрезанных половинок тела хлынула кровь, и они соскользнули на пол. Вулкан закричал.
С ревом он выхватил молот из зажатой руки Барека.
– Нет! – воскликнул Абидеми.
Даже Магнус выглядел потрясенным смертью Зитоса.
У Вулкана было лишь мгновение, чтобы воспользоваться преимуществом, и он его не упустил.
Вооруженный двумя молотами, он обрушивал на Алого Короля удар за ударом.
Первый смял наплечник, второй прогнул литую поверхность нагрудника, и оставшийся рог раскололся.
Вулкан развернулся, нагнувшись, и третьим ударом разбил колено своему противнику.
С четвертым ударом молот врезался в бок и раздробил ребра.
Магнус дрогнул, вынужденный отступить перед лицом этой безудержной ярости.
Вулкан продолжал колотить своего брата по лицу, высекая пламя. Он поставил противника на колени. Алая грива Магнуса вспыхнула огнем, кожа обуглилась до черноты. Плоть стекала с черепа, обнажая белесые кости.
Абидеми и Гарго бросились на Магнуса, чтобы отомстить за Барека Зитоса.
Драукорос поднимался и падал, отсекая светящиеся куски мяса от тела Магнуса, а Иген Гарго колол его копьем снова и снова, пока вражеский примарх не заревел в агонии. Его огромный глаз наполнился кровью, и он плакал алыми слезами, когда Саламандры резали его на куски.
Магнус поднял руку, и Абидеми отрубил запястье взмахом меча.
Гарго пронзил внутренности колдуна, и из раны брызнула молочно-белая кровь, которая никак не могла быть кровью. Она лилась из множества смертельных ран, заполнила горло Магнуса. Его вырвало сгустком жуткой дряни, и он посмотрел на Вулкана своим налитым кровью глазом.
– Это конец? – спросил он.
Сквозь сломанную челюсть, выбитые зубы и порезанный язык слова прозвучали влажно и невнятно. Ужасные раны, которые должны были трижды убить его.
– Так не должно было быть, – произнес Вулкан с искренним сожалением в голосе. – Ты мог бы остаться с нами. Мог снова стать моим братом.
Магнус покачал головой.
– Цена слишком высока.
– Тысяча сыновей? – Вулкан все еще умолял брата. – Тысяча уже проклятых сыновей ради Империума?
– Даже один – это слишком много.
Алый Король оскалился и откинул голову назад.
Но это был не жест капитуляции, не обнажение горла перед палачом.
Его заплывший кровью глаз заполнился зловещим сапфировым светом, конечности вспыхнули синим и розовым пламенем, изуродованное тело поднялось высоко вверх. Пламя взметнулось и раскинулось за спиной примарха, подобно паре огромных крыльев.
Тяжелые раны, полученные им, закрылись в одно мгновение, сделав кожу ровной и безупречной. Кости срослись, разорванные артерии и вены соединились, а нематериальная плоть восстановилась по всему телу.
Осколки доспехов подлетели к нему и накрепко сплавились с телом без единого шва, словно схватки и не было.
Последний осколок Алого Короля, все еще цеплявшийся за материальный мир, наконец, был уничтожен, и его тело добровольно отдалось в руки адских хозяев из тьмы варпа.
Он опустил взгляд на Саламандр. Его глаз пульсировал тошнотворным голубым светом обреченных звезд из миров, где безраздельно властвовали нерожденные.
И с раскрытием глубочайшей истины о его высвободившихся силах, непреодолимая сила телэфирной защиты выбросила Магнуса из темницы и навсегда изгнала из Санктум Империалис.
Его последние слова повисли в воздухе, как проклятие.
Все прах.
Когда буря сапфирового пламени уносила тела колдунов, далеко внизу раздался одинокий волчий вой, и эхом разнесся по пещере. Это Бъярки взвыл от горя и гнева. Наконец губительный свет исчез, оставив его наедине с телами погибших товарищей по стае.
Он выл по всем, кого потерял, и по всем, кому только предстояло умереть.
Сзади приблизился Промей и осторожно положил руку на наплечник Бъярки. Но в легионере все еще кипела жажда убийства, и он обнажил клыки.
– Ольгир Виддоусин, щитоносец, – начал Промей. – Свафнир Терзающий Волк, творец скорби Тра. Они совершили много подвигов, и я имел честь быть свидетелем многих из них.
– Здесь не место для проводов воинов Влка Фенрика, – предупредил Бъярки. – И нет никого, кто мог бы слушать саги о них.
Промей поднял глаза на золотой свет, льющийся сверху.
– Ошибаешься, – вымолвил он. – Есть.
16 Никогда не забывай, никогда не прощай
Она очнулась с тем же криком на губах.
Над ней кружились булавочные уколы света, словно водоворот ночного звездного неба в длительной выдержке. Она закашляла кровью и попыталась сесть. Это оказалось труднее, чем она думала.
Потом поняла, что прилипла к земле, лежа в луже засохшей крови.
Ее крови.
Почти всей, судя по размерам пятна.
Как и всегда в такие моменты она ждала, прислушиваясь. Она не представляла, сколько времени прошло с тех пор, как ее глаза были открыты в последний раз. Тьма и тишина.
Ночь? Нет, она находилась в пещере глубоко под землей. Слышался шум накатывающих волн, плеск падающих в воду предметов.
Подземная пещера. Магнус Красный… Игра в регицид.
Малкадор…
Аливия подтянула себя и выпрямилась, поморщившись от вспышки боли между лопаток, от стянутости новой кожи, непривычности новых органов, новых костей.
Подогнув ноги, она поднялась, с трудом держа равновесие и немного пошатываясь.
Аливия стояла на краю площади между слишком большими виллами. Только теперь в ее центре возвышалась толстая башня цвета слоновой кости. Неуверенной походкой она медленно ее обошла. Если это и была шахта лифта, то, похоже, без двери.
Она отвернулась и пошла в сторону берега. Обломки стола и стульев были разбросаны по гальке. Их окружали глубокие следы, а рядом она увидела латунную гильзу одинокого болтерного снаряда.
Она наклонилась, чтобы поднять ее, и ощутила едкий запах топлива изнутри.
Снаряды, предназначенные для убийства легионеров, превращали обычного человека в страшное месиво.
Болтган был оружием, созданным психопатом.
Рядом с гильзой, наполовину погребенной в песке, лежала отколотая часть доски для регицида и три резные фигуры. Она улыбнулась, увидев, кем они были.
Примарх потерял детали резного орнамента с верхней части туловища. Поодаль лежала фигура императора, которую Аливия собиралась передвинуть во время игры. Он оставался цельным, хотя и лишился своей изящной отделки.
И, наконец, белый дивинитарх, расколотый надвое.
Аливия крепко сжала оставшийся осколок, слезы потекли по щекам.
Она всматривалась в воду в поисках Малкадора. С потолка пещеры все еще сыпались обломки камней и пыль, и Аливия задавалась вопросом, сколько же еще потребуется времени, чтобы обрушилось все сооружение. Повреждения, нанесенные Магнусом, затронули нечто фундаментальное в структуре аркологии, и теперь бесконечные бомбардировки наверху помогали закончить ее разрушение. Воды подземного озера светились огнями, но признаков Малкадора не было видно.
Но вот она увидела его – покрытое струпьями тело выбросило дальше по берегу на черный песок. Худые конечности торчали, будто искривленные и обугленные ветви старого дерева, пораженного молнией.
Лишенная волос голова упала на грудь, повернувшись лицом к Аливии, и смотрела на нее черными и пустыми глазницами.
Женщина двинулась вдоль пляжа к трупу Сигиллита и опустилась рядом с ним на колени.
– Будь ты проклят, – выругалась она. – Будьте вы все прокляты.
Волна грозила снова унести его тело, Аливия схватила регента за края мантии и оттащила подальше от воды. Почти невесомого, она уложила его в подножии его посоха.
Аливия присела рядом, и ее снова наполнили боль и ужас Прозрения Императора. Она горько заплакала, проклиная себя за то, что была вечной. Ей хотелось погрузиться в озеро, пока легкие не наполнятся водой, пока силы не покинут ее, и она не утонет во тьме.
Но какой в этом смысл?
Она была проклята возвращаться снова и снова, чтобы прожить еще один виток своей жизни.
Аливия пыталась прогнать прочь видения Императора, но они лились рекой. Века яростных войн, наплывы ксеносов, несущих неописуемые кровавые бойни, тоталитарный и бездушный режим правления – настолько кровавый и жестокий, насколько это можно себе вообразить.
Но какова альтернатива?
Вселенная ужаса, мук и болезней, бессмысленной жестокости и кровопролития. Бесконечные мучения, от которых человеческой расе никуда не деться, ибо их порождают ни смертельные враги и ни псионическая империя, которую ждет неизбежное падение. Нет, это будет эра бессмертных монстров, созданных из измученной психики страдающих людей.
Темное будущее, показанное Императором, было немногим лучше – ужасающий кошмар, который трудно себе представить; время, когда человеческие жизни бессмысленны, где люди – просто пепел костей, перемолотых шестеренками истории.
Но, по крайней мере, это будут жизни. Даже в той мрачной реальности мужчины и женщины продолжают любить друг друга, воспитывать своих детей, служить чему-то большему, чем они сами. Они держатся друг за друга, когда сгущается тьма, и переносят невыносимое, потому что так поступают люди.
Они живут, выживают, пытаются выстоять.
Но в первую очередь они надеются.
В череде грядущих потрясений еще остаются тлеющие угольки надежды. Они вспыхивают, когда возвращаются давно потерянные герои, и разгорается пожар последней войны. Ее исход неизвестен. Но человечество будет сопротивляться, и этого достаточно.
Аливия порылась в кармане окровавленного пальто и достала сборник сказок. Сколько она себя помнила, он всегда был ее неизменным спутником.
Вивьен заложила страницу в «Соловье», которую читала, уголком вниз, несмотря на то, что ее журили за это. Мысли о ней, Миске и Джефе вызвали у Аливии волну горя, которое грозило сломать ее прямо сейчас.
– Мои прекрасные девочки, – она разрыдалась. – Мой отважный мужчина.
Она расправила уголок страницы и листала дальше, пока не дошла до истории, которую искала. Хорошая сказка. Они все были такими, но эта – одна из любимых у Аливии. До этого момента она не понимала почему, и легкая улыбка тронула уголки ее губ.
– В лесу, высоко на круче, на открытом берегу моря, стоял старый-престарый дуб, – начала Аливия. – И было ему ровно триста шестьдесят пять лет, срок немалый, но для дерева это все равно что для нас людей, столько же суток.
Она читала и чувствовала, как уходит холод, никогда не отпускавший ее костей, а постоянно сопровождающая ее усталость начинает испаряться. Она ощущала радость подёнок – игривых насекомых, которые проживали все свое существование вокруг дерева за один чудесный день. За свою кратковременную жизнь они испытали тысячи мгновений, и в каждом были радость и счастье.
Тепло, высвобождаясь из ее тела, волнами разливалось в ее нежном шепоте, и уносилось рекой ее слов. Она чувствовала себя свободно и легко, будто ее медленно опускали в расслабляющую ванну.
Затем Аливия рассказала о старом дубе, как он погрузился в зимнюю спячку, и ему приснился самый чудесный сон.
– Ему виделись конные рыцари и благородные дамы прошлых времен, с перьями на шляпах и с соколами на руках. Они проезжали через лес, трубил охотничий рог, лаяли собаки. Ему виделись вражеские воины в блестящих латах и пестрых одеждах, с пиками и алебардами. Они разбивали палатки, а затем снимали их. Пылали бивачные костры, люди пели и спали под широко раскинувшимися ветвями дуба. Ему виделись счастливые влюбленные, они встречались здесь в лунном свете и вырезали первую букву своих имен на иссеро-зеленой коре.
Книга стала теплой в ее руках, ветхий переплет покрылся рябью, невидимые потоки струились по чернилам, клею, прессованному волокну страниц. Слова стали расплываться перед глазами, словно хотели оторваться с того места, где их оставил хитрый старый автор.
Аливия подумала обо всех своих бесчисленных жизнях, уже прожитых, о многих поступках, за которые было стыдно, и о многих других, которыми она гордилась. В древних культурах конечная судьба души решалась при вступлении ее в загробную жизнь: на весах против пера – символа всемогущего божества; властителями ада или любым другим эзотерическим способом. Жизнь была книгой деяний, добрых и злых, благородных и корыстных, и Аливия просто надеялась, что чаша весов хоть немного будет уравновешена в ее пользу.
Свет в пещере потускнел, и она поднесла книгу ближе к глазам, чтобы продолжить чтение. Во сне старый дуб переживал чудные, блаженные мгновения, и все-таки ему не доставало лесных друзей. Ему так хотелось, чтобы и все другие деревья, все кусты, травы и цветы поднялись вместе с ним и ощутили ту же радость.
И потому он раскинул свои ветви, чтобы передать свою жизненную силу тем, кто его окружает.
– И старый дуб, не перестававший расти, почувствовал вдруг, что совсем отрывается от земли. «Ничего не может быть лучше», – сказал он. – «Теперь меня не удерживают никакие узы. Я могу взлететь к самому источнику света и блеска. И все мои дорогие друзья со мною! И малые и большие – все!».
Аливия сделала паузу, моргая и пытаясь вспомнить, что она делала. В ее руках, покрытых печёночными пятнами – руках старухи, была книга, но слова на странице расплывались.
Глаза закрылись прежде, чем она дошла до конца сказки, где старый дуб сломило бурей, и триста шестьдесят пять лет его жизни закончились, как один день для подёнки.
Она дрейфовала между сном и бодрствованием, покачиваясь, пока книга не выпала из рук. Ее разбудил звук падения в воду, и она почувствовала руку на своем локте.
Зазвучал голос, слова были приглушенными и полными боли.
– Я бы хотел... – начал голос, но надломленный горем, не смог закончить.
Аливия подняла глаза и увидела лицо старика, худощавое и отягощенное глубокой заботой. Его глаза были такими старыми и невыразимо печальными.
Она прислонилась к нему, различая острые углы худого тела под черным одеянием. Оно было холодное и сырое, но ему было тепло под ним. Аливия почувствовала, как его руки обняли и крепко прижали к себе, и образ двух маленьких девочек, смеющихся и играющих, ярко возник ее в сознании.
Она улыбнулась, увидев их. Сквозь пелену слез, застилавших ее глаза, она смотрела, как они манили ее к себе.
– Все, кого я люблю, со мной, – прошептала она. – И малые и большие. Все...
Аливия Сурека навсегда закрыла глаза.
С Меркурианской Стены они наблюдали за секторами обстрела, окружившими Дворец. Черный дым и багряное пламя скрывали разрушенные мерлоны, но кое-где все еще возвышались серебристые башни.
Горизонт сотрясали полыхающие штормы, а обжигающие анабатические ветра приносили с собой невнятные голоса, зловоние фицелина, крови и отбросов из лагеря предателей, который разросся, как язва, на поверхности мира.
Вместе с выжившими из «Родни Вулкана» Аток Абидеми, Иген Гарго и Бёдвар Бъярки стояли в тени подвергнутых обстрелу башен стены в ожидании следующего удара.
Три дня прошло с момента противоборства под Санктум Империалис. Три дня они держались против раскаленной ярости Константина Вальдора и его кустодиев. Три дня не прекращались допросы с требованием ответить, как они проникли в самую охраняемую часть Дворца, как обошли патрули воинов в золотых доспехах.
У этих троих не было вразумительного ответа для Вальдора. И только когда вернулся Малкадор и приказал их освободить, им разрешили еще раз занять свое место в оборонительных позициях. Сигиллит всегда нес тяжелое бремя, но сейчас в нем кое-то изменилось – глубокая душевная рана, которая никогда не заживет, долг, который ему никогда не вернуть.
Вальдор протестовал. Он настаивал, что должен быть осведомлен о любой бреши в защите. Но по заверениям Малкадора уязвимости, которой воспользовался Магнус Красный, больше нет.
В конце концов победила необходимость.
Держать легионеров вдали от стен, даже троих, было неприемлемо, и им отдали приказ направиться на Меркурианскую Стену. От Малкадора они получили имена двух, таких же потерянных и оторванных от своих легионов, Астартес, как и они, с которыми их может связать общая цель.
Вулкан остался внизу подле Императора, а воины дали клятву не раскрывать его присутствия под Дворцом. О Промее ничего не было слышно, и его судьба навсегда останется неизвестной для них.
– Я надеялся вернуть этот клинок на Ноктюрн, – заговорил Абидеми, крепко сжимая рукоять Драукороса, когда перед ними в ядовитом дыму начали двигаться фигуры. Громадные тени, чудовищные по форме, завывали в безумии. – Глупая надежда.
Бъярки только кивнул. С момента их освобождения он мало говорил. Горе от смерти братьев все еще давило на него тяжким грузом, как и последний побег колдуна Тысячи Сынов.
– Теперь он твой, – сказал Иген Гарго. – Артелл Нумеон мертв, и теперь тебе предстоит убивать от его имени, чтобы заслужить право нести его гнев.
– Ты прав, – согласился Абидеми. Он отломил от лезвия меча один из черных зубьев и протянул его Бъярки. Глаза Гарго расширились, но он промолчал. С озадаченным выражением лица Космический Волк взял острый, как бритва, зуб дракона.
– Однажды ты сказал, что мы связаны, Волк и Дракон, – произнес Абидеми. – Ты хотел отметить это знаком на моей броне.
– И ты сказал, что только мастера твоего культа Прометея могут работать с доспехами легионера Саламандр.
Абидеми окинул взглядом картину ада перед Дворцом.
– Твой вюрд показал тебе такую отметку.
– Так и было, – согласился Бъярки.
– Тогда нанеси ее, – сказал Абидеми. – В честь Барека Зитоса. В честь Ольгира Виддоусина. И в честь Свафнира Терзающего Волка.
Бъярки кивнул и быстрыми движениями вырезал на броне угловатое изображение головы ревущего дракона – Ужасающего Кромсателя. Он повернулся к Гарго и приподнял бровь.
Гарго кивнул в знак согласия, и Волк нанес тот же символ на его броню, прямо над сердцем.
Закончив, Бъярки сунул черный зуб в кожаный кисет на поясе и лукаво оскалился.
– Теперь мы отмечены вюрдом, – сказал он своим новым братьям. – И когда битва здесь закончится, мы вместе выследим тех, кто избежал нашего гнева.
Сначала он обхватил запястье Абидеми в воинском рукопожатии, затем Гарго.
Все они обернулись на звук приближающихся шагов.
К ним двигались два космических десантника, закованные в серебро, со взглядом охотников.
Еще одни люди с недостигнутой целью.
Первый был поджарный, как волк, с загорелой, обветренной кожей, волосы коротко острижены, а лицо покрыто шрамами. За спиной воина висел смертоносный двуручный меч, а на поясе в ножнах – обычный цепной клинок и гладиус с треснутой кобальтовой Ультимой на рукояти.
Другой – широкоплечий и бледнокожий, с патрицианскими чертами лица, на груди вместо обычного двуглавого орла – большой одноглавый. За спиной у него тоже был огромный клинок.
– Я слышал, вы сослужили нашему отцу хорошую службу, – сказал он с выраженным и четким акцентом.
Первый воин шагнул вперед, переводя взгляд с Волка на Саламандр.
Он кивнул, по-видимому, находя их достойными.
– Я Гарвель Локен, – представился он. – А это Натаниэль Гарро.
Так не должно было быть…
Магнус застыл на коленях перед покрытым паутиной трещин зеркалом, которое когда-то находилось в дальнем углу его военного шатра. Теперь оно одиноко стояло среди развалин того, что когда-то называлось Палатинской Башней. Кругом раздавался грохот артиллерии, зловонные облака пороховых газов пробегали по останкам башни. Демонические твари, суетливо бормоча, то появлялись в поле зрения, то исчезали, но Магнус игнорировал любые отвлекающие моменты.
Все его внимание было приковано к зеркалу и отражениям в разбитом стекле.
После изгнания из Дворца он не двинулся с места и оставался неподвижным, как статуя, ради которой в юности взбирался на горы Просперо.
Долгое время его печалил тот факт, что зеркало было неполноценным, являясь символом его расколотой сущности. Но теперь, когда осколки воссоединились, ему страстно хотелось поднять и разбить его о камни башни.
Переход из Дворца в руины за стенами был нелегким и едва не прикончил его и без того смертельно раненых сыновей. Жизни Менкауры и Амона висели на волоске, и для их спасения потребовалось все искусство величайших адептов Павонидов.
Ариман же нуждался только в мастерстве хирургеонов. Но что-то в любимом сыне Магнуса сломалось во время пребывания во Дворце. Он не мог сказать наверняка, что это было, но опасался его значения для будущего.
Примарх смотрел в зеркальные отражения себя, но там, где когда-то они показывали несметное множество его обличий, аспекты его души во всем ее разнообразном великолепии и безобразии, теперь он видел только одно лицо – то, которое стал носить, когда отверг предложение своего отца.
В центре не хватало одного каплевидного осколка, и теперь его место заняло постоянно искривляющееся демоническое стекло, точно соответствующее зазору. Магнус знал, что оно сделано из материала, враждебного этому миру и всему в нем живущему.
Тошнотворные краски растекались по его поверхности, как пленка прометия по воде, и невозможный свет тонкими пучками медленно сочился по трещинам между осколками. Отражения, оказавшиеся ближе всех к новому пополнению, уже были запятнаны этой расползающейся силой, и вскоре все зеркало будет поражено мерцающим варп-светом.
Странно, но эта мысль не расстроила примарха.
В боковое зрение попала фигура легионера в доспехах Сынов Хоруса, на нагруднике цвета морской волны – гребень с плюмажем. Магнус чувствовал его настороженность при приближении к нему, но душа воина была покорной и преданной до исступления, а сам он чертовски эффективным.
– Милорд, – обратился он. – Меня зовут Кинор Аргонис, я советник Воителя.
– Я знаю, кто ты, Аргонис Немеченый, – Магнус наконец отвернулся от нематериального зеркала. – Чего ты хочешь?
– Я принес весть от Воителя. Он посылает за тобой.
– И чего хочет мой брат? Какова цель его вызова?
Аргонис сделал паузу, ему хватало благоразумия понимать, что ложь может быть опасной.
– В войне открывается новый фронт, и Луперкаль желает знать, с ним ли ты.
Аргонис отступил назад, когда Магнус поднялся во весь рост, внушая своим новым и ужасным обличьем в воинственном аспекте благоговейный трепет и немалый страх.
– Иди к нему, Аргонис, и скажи, что я с ним до самого конца.
Послесловие
Справедливости ради стоит сказать, что я довольно много написал о Магнусе Красном.
Это и увесистые тома «Тысячи сынов» и «Алого короля», несколько рассказов, пара аудиозаписей и новелла эпохи Крестового похода. Так что можно с уверенностью предположить, что у меня должно быть нечто общее с самым печально известным сыном Просперо. Вы спросите почему? Думаю, потому что мне просто нравится Магнус. Он мне нравится, потому что из всех примархов – как ни странно, учитывая его внешность – я нахожу его самым человечным.
Магнус – тот человек, которого я вижу сидящим за воображаемым обеденным столом среди моих друзей. Мы едим вкусную еду, пьем богатое красное вино и приводим мир в порядок. С ясностью Корвида я вижу вечер, когда мы за бокалом вина до самой поздней ночи говорим и обсуждаем различные истории и то, чему они могут нас научить: мифы, космологию, религии, истории, психологию, тайны… и не только это.
И замечу, Магнус здесь не для того, чтобы хвастаться тем, как много он знает. Он здесь, чтобы поделиться тем, что он знает, и передать радость познания, при этом не давя на вас. Можно быть самым умным человеком в комнате, но быть самым любознательным – это нечто больше. Магнус здесь не только для того, что учить, но, и чтобы учиться. Он хочет знать то, что знаете вы, хочет увидеть мир вашими глазами, потому что это поможет ему составить более полную картину Вселенной в своем сознании.
А по окончании этого воображаемого ужина приглашенные отправляются по домам, став немного более смиренными, чем раньше, или, как писал Кольридж, «печальнее и мудрее...».
Но этот Магнус – в расцвете сил, до того, как порядок в галактике был нарушен.
Я хотел сделать историю, в которой Магнус окончательно переходит на сторону Воителя, кульминацией сюжета, начатого в конце «Тысячи сынов» и продолженного в «Алом короле». Одной из самых приятных и необходимых сторон сочинения историй, действие которых разворачивается в Ереси Хоруса и Осаде Терры, является поиск способов добавить скрытые слои в сюжеты, которые мы все знаем и любим. Истории таких дней рассказывают о грандиозных масштабах ужасных сражений и захватывающих повествованиях о великих героях и их могучих деяниях. Но каждая война, каждое сражение, каждая схватка состоят из тысячи случаев, когда судьба могла повернуться по-другому, из множества моментов, о которых никто даже не подозревал.
Одним из таких моментов стала последняя жертва Аливии Суреки. Сначала я написал об Аливии в «Духе Мщения», и у меня всегда был припасен для нее такой финал. Но вот пришло время записать эту сцену, я обнаружил, что мне совершенно не хочется расставаться со своей героиней. Я полюбил Аливию за время ее путешествия с Молеха на Терру, но у каждого из Вечных есть своя особая цель в дальнейшем повествовании. И ее цель заключалась в этом. Я буду скучать по ней.
И поскольку события толкают нас к неизбежному противостоянию между Хорусом и Императором, я смог связать воедино ряд других нитей из предыдущих книг. Мне было приятно пересечь дозорную стаю Бъярки с Драконьими Мечами из книг Ника Кайма о Саламандрах и направить их туда, где они были мне нужны как для этой книги, так и для произведений за ее пределами. Уверяю вас, это не последний раз, когда вы их видите.
Но ключевой поворотный момент этой драмы – возможность одного из примархов-предателей вернуться к Императору. Красной нитью через эту книгу проходит теория Черного Лебедя, некое поворотное событие, которое могло бы изменить курс галактики из-за одного единственного решения. Среди присоединившихся к восстанию Воителя только Магнус, казалось, мог бы вернуться в лоно Империума. Будет ли это сложно? Да. Чревато опасностью и вероятным ожесточенным сопротивлением со стороны его братьев-лоялистов? Почти наверняка. Но это восхитительная мысль. Я чувствовал, что именно этот момент обладал наибольшим потенциалом, способным повлиять на исход осады Терры, если бы все пошло так, как мы могли бы пожелать.
Поставить Магнуса и Императора лицом к лицу, чтобы окончательно сорвать пелену лжи, лежащую между ними, было слишком заманчивой идеей, чтобы от нее отказаться. Трагические персонажи часто не замечают своих недостатков. Они не видят, что амбиции, ревность или другой изъян в их характере в конечном счете их погубят. Но здесь, в самом сердце Терры, Магнус больше не может отрицать истину: его самонадеянность и абсолютная вера в то, что он знал больше и лучше всех, были ложью, ложью, в которой он убедил сам себя, чтобы оправдать все свои поступки. И перед лицом этой истины, больно сознавать, что все оправдания, которые он придумал для себя, ничего не стоят.
Алый король – примарх, который верит, что сам управляет своей судьбой, поэтому принимать решения, продиктованные действиями других – для него анафема. Во всем, что произошло, он никогда не выбирал путь предательства. Характер его действий и его Легиона определен тем, что сделали с ними другие. Поэтому в кульминации этой истории Магнус говорит: «Больше нет» и выбирает свой собственный путь. Несомненно, это было не то, чего он хотел, но видя, какой будет цена искупления, Магнус поступил благородно и остался со своим Легионом, даже ценой своей души.
В заключение, и это мой любимый момент в книге, Магнус поступает правильно, отказавшись бросить своих сыновей, как и положено любому отцу, обрекая тем сам себя на проклятие.
И, знаете, что… Я все еще хочу пригласить его к ужину за своим столом.
Я зажгу свечи, произнесу слова призыва и поставлю на стол бокал дименсландатского марочного вина Аримана в ожидании его прихода…
Грэм Макнилл
Лос-Анджелес, 2019 год
.
