Голос Марса / The Voice of Mars (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Голос Марса / The Voice of Mars (роман)
Автор	Дэвид Гаймер / David Guymer
Переводчик	VodIS
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Око Медузы / The Eye of Medusa (роман)
Год издания	2018
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

Лорды Железных Рук

Кристос – Железный Отец клана Раукаан,

Веррокс – Железный Отец клана Вургаан,

Антал Хараар – лорд-библиарий,

Йоргирр Шидд – Отец Железа,

Клан Раукаан

Теларрч – первый сержант,

Нихол – апотекарий,

Шульгаар – Железный Капеллан,

Клан Гаррсак

Дрэварк – Железный капитан,

Браавос – Железный Капеллан,

Артекс – второй сержант,

Джаленгаал – десятый сержант,

Боррг – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Бурр – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Деймион – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Хьюгон – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Каррт – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Лурргол – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Стронций – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Торрн – боевой брат Конклава Джаленгаала,

Клан Борргос

Думаар – апотекарий,

Лидриик – главный библиарий, ранее находился под командованием капитана Караула Смерти Харсида,

Тартрак – шестой сержант,

Госпитальеры

Миркал Альфаран – магистр ордена,

Гальварро – Почтенный, Сенешаль,

Адептус Механикус

Никко Палпус – лог-легат, генерал-фабрикатор Тенноса, верховный Голос Марса,

Талос Эпсилон – мета-хирургеон, второй Голос Марса,

Хиралиас Тарл – третичный Голос Марса,

Экзар Севастиан – заместитель фабрикатора Фабрис Калливанта,

Луард Оэлур – экзогенитор, ЛН-Примус Нулевого уровня,

Карисми – магос калькули клан Раукаан,

Юриэль Фи – Магос-инструктор,

Мелитан Йоланис – технопровидец,

Баракиэль – начинающий технодесантник, Ангелы Порфира,

Баррас – начинающий технодесантник, Рыцари Дорна,

Тециан – начинающий технодесантник, Эксангвинаторы,

Сигарт – начинающий технодесантник, Чёрные Храмовники,

Кардан Стронос – начинающий технодесантник, Железные Руки, Клан Гаррсак.

Ордо Ксенос

Талала Язир – инквизитор

Харсид – капитан Караула Смерти, из ордена Призраки Смерти,

Имир – десантник Караула Смерти из ордена Космические Волки,

Каллас Мор – апотекарий Караула Смерти из ордена Медные Когти,

Арвин Раут – скаут из ордена Железные Руки,

Хрисаар – скаут из ордена Железные Руки,

Лаана Валоррн – убийца медузианского Культа Смерти,

Дом Калливант

Фабрис – принцепс из дома Калливант,

Искусственный Мир Алаиток

Йельдриан – Автарх,

Эльрусиад – Наварх,

Дети Императора

Айоашар Азир – демон, известный как "Сапфировый Король".

>>> НАЧИНАЕТСЯ ВЫГРУЗКА >>>

>>> ИНФОРМИРОВАНИЕ >> НЕОРТОДОКСАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД КРИСТОСА

Еще до того, как первые вольные торговцы начали гоняться за «Легендой о Стенелусе», до того, как апостолы Марса отправили свои первые миссии в этот воспетый мир, погруженный во мрак, вера в единого организатора пронизывала его мехомагическую культуру.

Сходство с доктринами Марса и почитанием Омниссии как архитектора и хранителя, должно быть, было поразительным.

Многие члены Марсианского Синода рассматривали эту конвергентную культурную эволюцию как свидетельство того, что квазибожества, известные медузийцам как Патриархи Кланов [СМ. ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОДПАКЕТ >> МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ], были пионерами марсианского, а не земного происхождения. На фоне культурной и территориальной борьбы, которая формировала лояльность Старому Солу даже в разгар Великого Крестового похода, это было удобное заявление. Оно оправдывало усилия по выведению этого нового мира из объятий Терры на орбиту Красной планеты. Магосы-антропологи, изучающие культуры Медузы, установили, что единый организатор, Омниссия, как сейчас именуют этот феномен, возник просто в результате обыкновенной мифологизации Патриархов Кланов и связанных с ними мифов-предшественников.

Эта теорема была дискредитирована множество раз на протяжении тысячелетий [УТОЧНЕНИЕ >> ПЕСНИ О ПУТЕШЕСТВИЯХ].

Великая схема, заложенная Омниссией в галактический порядок с самого начала, проявляется во всем. Сказать, что все происходит в соответствии с Его волей, будет неточностью.

Все происходит в соответствии с Его замыслом…

Пролог

Связующим звеном «Риен Ишаншар» — или «Красной Луны над Копьем Иши» на языках низших рас — была сдержанность под маской роскоши. Каждая занавешенная галерея и дугообразная лестница были неотъемлемой частью формы, каждый элемент антаблемента, обшивки и фриза с золотыми листьями был выражением утонченной строгости. Скульптуры, изображающие падших богов и героев Эльданара, появлялись из стен самым реалистичным образом, будто сами божества были извлечены из призрачной кости по настоянию мастера. Живые альдари стояли или сидели внутри украшенных драгоценными камнями рядов психопластических дисплеев, управляя материнским кораблем при помощи мысли, песни и, если в том была необходимость, ловкой игры рук. Драгоценные камни, встроенные в неуправляемые, казалось бы, станции, пульсировали и вибрировали, а окружающие их витрины с камнями мерцали под управлением умерших.

Изображающие гибель Эльданеша знамёна встрепенулись, когда по нексусу разнеслась песня стонущего кита. «Райен Ишаншар» был сознанием, сформированным из разумов его экипажа. Связанный с ними как личностью, так и духом, наварх Эльрусиад ощущал эти разумы, будто собственные.

Он был в полном костюме из гладкого синего боди-пластека с ребристыми жёлтыми полосами, на устойчивой талии — пара пристегнутых сюрикенных пистолетов и изогнутый силовой клинок. С плеча свисал плащ из призматических кристаллических чешуек, отражающих цветные огни нексуса. На лице Эльрусиад носил маску.

Её лик отображал пустоту глубокого космоса: психопластик был отмечен лишь одной яркой звездой, выгравированной на щеке. Звезда Хoeк. Звезда моряка. Она одинаково скрывала как его лицо, так и мысли, тем самым защищая «Райан Ишаншар» и его команду друг от друга.

Он чувствовал, как они реагируют на его спокойствие.

— Человеческий корабль приближается, — объявила Лаурелей, обходя вокруг помоста Наварха; одну руку она положила на украшенную драгоценными камнями рукоять меча, одной ногой навсегда ступив на Путь Воина. — Они собираются открыть огонь.

+Приготовься к удару+, подумал он.

Корабль содрогнулся.

Звон гармонии раздался по всему нексусу, когда вспомогательные песни кинетических опор поглотили энергию удара; для массированной огневой мощи чудовища, чьё водоизмещение превосходило «Ишаншар» в восемь раз, защитные галополя выглядели как насмешка. Удары наносились абсолютно беспорядочно.

Корабль закричал. У себя на панели путеискателя Марендриэль вздрогнула от перенесенной боли.

Эльрусиад смог удержать мысли в равновесии. Он знал, на что способен его корабль.

+ Покажи им хвост, Марендриэль. На всех парусах к Паутине. Пусть великий бык преследует проворного Курноуса. Пусть он в своём буйстве уничтожит собственный лес. Они не забудут судьбу того, кого они называют Ханом. Они не посмеют преследовать нас там.+

Лаурелей повернулась к Эльрусиаду. Её высокие скулы и репутация вспыльчивой женщины всегда придавали ей надменный вид.

— А что насчет автарха Йельдриана? Что, если он вернется и не найдет нас здесь?

+Мы не можем сражаться с этим левиафаном, любимая+

Лаурелей фыркнула и отвернулась.

Невозмутимый Эльрусиад посмотрел сквозь неё на путеискателя.

+Давайте посмотрим, умеет ли мон-кей бегать.+

Марендриэль уже выполняла свою задачу, и Эльрусиад почувствовал едва заметное изменение баланса, когда полностью расправленные паруса «Райен Ишаншар» поймали солнечный ветер. Ускорение толкнуло Эльрусиада назад, и он усилил хватку на прутьях; в ответ на это вязко-упругий металл затвердел.

При помощи миллиарда переплетённых чувств он наблюдал, как имперский зверь отстал от погони, видел огромные рога разъяренного бога-быка, беспорядочно разгребающего пустоту.

+Прибавьте йоту к левому борту. Настройте галополя на конвергенцию.+

Он почти жалел человечество.

Их пребывание среди звезд будет недолгим.

По бесконечному контуру «Райен Ишаншара» пробежал уже не страх и не тревога, а ярость. Её древние кости задрожали. Её психоактивная кожа ощетинилась гравитонными пульсарами и термоядерными излучателями, затаенная ненависть мертвых предков разжигала огонь в сердцах живых. Он чувствовал её ярость из-за того, что такие, как она, могут попасть в засаду таких, как…

Они.

+Успокойся, Ишаншар, + послал Эльрусиад, изо всех сил пытаясь сдержать её. +Только… Глаз Асуриана... видит все.+

Марендриэль раскинула руки в воздухе над навигационной консолью. Её лицо было повернуто в сторону, будто она слушала отчеты устройства не только мысленно.

— Два ударных крейсера, семь кораблей сопровождения, в дополнение к «Чудовищу». — Камень душ, встроенный в консоль рядом с ней, ярко пульсировал, издавая дрожащую визгливую песню. — Я прошу прощения. Восемь кораблей сопровождения.

Эльрусиад видел расположение врага глазами «Райен Ишаншар».

+Они хотят схватить нас. Они знали, что мы придем.+

— Вы говорите о мон-кеях, — сказал Лаурелей. — А не о старухе Мораи-Хег.

Эльрусиад закрыл глаза. Дрожь, пробежавшая по палубе, ослабла, корабль успокоился, почувствовав его намерение.

Он чувствовал настойчивый дух корабля. +Да+. Общая воля наполнила его, и его руки поднялись в двойном согласии.

Команда отводила взгляды, тянулись к своим путевым камням и шептала песни мертвым богам, даже воинственная Лаурелей, в то время, как «Райен Ишаншар» стонала от дальнобойных выстрелов приближающейся волны человеческих военных кораблей.

Не говоря ни слова, Эльрусиад взялся за края маски. Как только он решил её убрать, маска легко сошла с лица.

Он повертел её в руках.

На мгновение на него уставилось неумолимое изображение его собственного лица, но слабая психопластика уже начала терять связь с его разумом, становясь мягкой и вместе с тем теряя форму.

Глубоко опечаленный Эльрусиад вздохнул. Его сердце колотилось, как свинцовый барабан.

И он снова поднял маску к лицу.

Жидкий пластек растекся по его плоти, и черты маски заменили черты его лица.

Рот скривился в усмешке, а глаза сузились. Выражение лица посуровело. Звезда Хоека поблекла, и на ее месте от уголка глаза тянулась неглубокая борозда, врезавшаяся в пластек. Одинокая слеза, пролитая в награду за отнятие жизни.

На Пути любого моряка наступает момент, когда он должен сдаться аспекту Каэлы Менша Кхайн.

Сейчас эта перспектива не внушала Эльрусиаду никакого страха.

Когда он посмотрел вверх новыми, налитыми кровью глазами, его душа была расплавленным металлом. По краям зрения сгустилась красная дымка, и там, где он раньше видел ровную пульсацию огней драгоценных камней и камней душ, теперь ощущал нарастающий пульс войны. Он видел, как явно Марендриэль борется с тем, чтобы её растопыренные пальцы не превратились в когти. Лаурелей лизнула обнаженный клинок, от чего в воздух поднялся пар, будто клинок был только что с наковальни Ваула.

Эльрусиаду не нужно было доставать собственное оружие. Его разум был связан с их величайшим оружием. «Райен Ишаншар» мурлыкал в гармонии с насилием.

Эльрусиад поднял палец, будто он был провидцем, ставящим Знак Судьбы, и выделил более легкий из двух крейсеров, который быстро приближался.

Его голос походил на дым.

— Этот будет первым.

>>> ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА >> БИТВА ЗА ФАБРИС КАЛЛИВАНТ, 212414.M4

Каждый из миллионов миров Империума находится в состоянии постоянной войны. Разветвленные сети промышленности и бюрократии превращают поселения на отдаленных мирах в людей и оружие на бесчисленных полях сражений. Сельскохозяйственные культуры и домашний скот перемещаются по секторам и сегментам. Минеральные богатства изымаются, измельчаются до сырья для боевых машин и звездолетов, после чего поступают в храмы-кузницы бесконечным потоком щедрот [ПОДПАКЕТ ДОСТУПА >> ДОГОВОР ОЛИМПА] Священного Марса. Дети платят десятину его армиям, неисчислимым миллиардам, брошенным в бесконечную мясорубку Имперской гвардии. От самого благородного цивилизованного мира до самой жалкой колонии в тени Астрономикона, до самого Марса экономика и культура каждого мира формируются этой сетью взаимозависимости и десятью тысячелетиями постоянной и растущей угрозы.

Для мира, находящегося на переднем крае бесконечной войны, масштабы имперской военной машины ошеломляют.

Фабрис Калливант — рыцарский мир, гордая и древняя планета, правящий дом которой властвовал по непрерывной цепочке первородства еще до Эпохи Объединения.

Планета — порт приписки флотилии из дюжины полуразрушенных судов под флагом линейного крейсера типа «Марс», «Золотое Сечение», их сила дополняется объединенным флотом из более чем пятидесяти судов, собранных с союзных и покровительствующих миров-кузниц по всему сектору. Десятки военных кораблей, привлеченных из линейных флотов Трояна и Диммамара, стоят на приколе на соседних якорных стоянках рядом с величественными и более прославленными судами, отправленными из военного флота Обскурус на Кипр Мунди. Однако основой орбитальных укреплений мира является древний звездный форт «Тёмный Страж», крепкая безделушка из зубцов и башенок, выкрашенных в красно-черный цвет Дома Калливант. Численность войск и огневая мощь объединенных флотов огромны, но для принцепса Фабриса, а также имперских и марсианских командиров, которым он подчинен, сердце обороны системы находится в другом месте.

Девять прославленныхбоевых кораблей ордена Госпитальеров, ведомые тысячелетней боевой баржей «Щит Бога-Императора», бросили якорь на высокой орбите.

Госпитальеры — это странствующие крестоносцы [ДОСТУП К ПОДПАКЕТУ >> ОРДЕН ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО ОСНОВАНИЯ], их флоты патрулируют маршруты паломничества, пересекающие подсектор.

Паломничество и торговля выросли за тысячелетие, прошедшее с момента основания Ордена, принося процветание и мир планетам, которые не знали бы ни того, ни другого, если бы Имперские Святые не разбили врагов Человека на их укреплениях за последние десять тысячелетий.

Фабрис Калливант не входил в число таких миров, но он располагался достаточно близко, чтобы его бедственное положение подвергло опасности более праведных и богатых, поэтому госпитальеры протянули руку для его защиты.

На короткое время в средней трети M41 Фабрис Калливант стал средоточием бесконечной войны.

Глава первая

«Слабый всегда найдёт оправдание».

— Арвин Раут

I

Аугментик Дженис Гилт прижал пальцы к горлу Арвина Раута. Он нахмурился, пытаясь нащупать несуществующий пульс.

В конце концов, Империум — огромен, и я явно не человек, подумал Раут. Сколько времени прошло с тех пор, как я почувствовал биение собственного сердца, — год?

Смертный беззвучно сказал «двадцать» и убрал пальцы, щелкнув ими, будто избавляясь от вероятных микробов под ногтями.

Поняв намёк, нанятый по контракту помощник в хирургическом халате с высоким воротом и узкими рукавами быстро подал полотенце. Гилт пропустил его сквозь пальцы, полируя ногти, и ещё раз оглядел похожее на труп тело Раута.

Раут не моргая смотрел на него в ответ; глаза скаута были затуманены естественным бельмом из мукраноидных волокон.

— Конечно, я могу подтвердить его смерть. Вам нужны копии документов, мисс...?

Дженис поднял глаза и посмотрел поверх проволочной оправы очков, обращаясь к той, чье присутствие Раут ощущал за спиной.

— Лаана Валоррн, — последовал ответ. — И… нет.

На лице аугментика появилась тонкая улыбка.

Сомневаюсь, что кто-то в этом месте представляется настоящим именем. Зачем он вообще спрашивает?

Покачав головой, Дженис снова опустил глаза. Он положил руки на боковые поручни каталки для взвешивания и попытался сменить выражение лица, явно стараясь не выглядеть так, будто какой-то колючий чужеземец только что бросил в его клинике останки принцепса Фабриса Первого. Дженис пальцем провёл по одному из гибких стержней, которые тянулись от восстановленного левого плеча Раута к соседней грудной мышце.

Липкий. Холодный. Никто не сыграет труп лучше Железнорукого. Раут подавил желание поморщиться, когда пытливые пальцы аугментика переместились на его грудную пластину. На лице смертного появилась ещё одна хмурая гримаса.

— Я не могу нащупать рёбра.

— Он не обычный человек, — последовал краткий ответ Лааны.

— Это-то я вижу.

Дженис проверил показания на боковой панели тележки, которая была скрыта от глаз Раута.

— Два с половиной метра роста. Четыреста килограммов веса. Даже с учётом аугментаций, которые, должен заметить, отменного качества — его мышечная масса слишком велика для такого роста. — Он снова посмотрел поверх очков на Лаану, будто она была медиком-первокурсницей, имевшей наглость указать преподавателю на орфографическую ошибку. Он довольно скоро пожалеет об этом. — Обычно я не задаю подобных вопросов. В противном случае я бы и близко не добился успехов в бизнесе. Но я просто обязан узнать, кто он такой?

— Тот, кто не похож на нас с вами.

— Не нужно быть одобренным Домом специалистом по аугментации, чтобы это констатировать.

— Не нужно. Но меня заверили в вашем благоразумии.

Дженис принюхался.

— Вас правильно проинформировали.

Несмотря на ранний вечер, тесная маленькая сортировочная, служившая практике Джениса Гилта фасадом, уже начала заполняться народом. Избитые посетители с посиневшими губами и вытаращенными глазами обмякли на стульях. Большинство из них явились с травмами от резких ударов по затылку; при помощи одного лишь беглого взгляда Раут незаметно выделил шестерых пациентов с ножевыми ранениями, двоих — с огнестрельными, одного — после падения с большой высоты или столкновения на высокой скорости и даже одну естественную травму. Некоторых привезли родственники, стремясь заработать на своем горе, а кого-то — люди, желающие наживы. Все они проявляли нетерпение. Усиление имперского присутствия на Форт Калливанте привело к тому, что стоимость мяса на чёрном рынке выросла в геометрической прогрессии.

Вычисление одного из множества подпольных дилеров, которые снабжали Форт Механикус трупами, было самой легкой частью этой миссии.

Дженис Гилт отличался от прочих лишь тем, что ему не повезло.

— Я могу предложить вам... — Аугментик непроизвольно снял очки, затем быстро водрузил их на место и начал массировать виски. — Двадцать пять гульденов, — внезапно объявил он, повысив голос так, будто задавал вопрос, а не называл цену. Крупный, весь в культистских татуировках мужчина, сидевший неподалеку, побрызгал из чашки с водным раствором.

— Тридцать пять, — сказала Лаана.

— Согласен, — отозвался Дженис, просияв. Похоже, он был готов заплатить впятеро больше и всё равно счёл бы это хорошей сделкой.

— При одном условии.

Лицо мужчины вытянулось.

— Продолжай.

— В теле есть определенные имплантаты. Уникальные технологии. Вещи, которые можно было бы проследить до моего работодателя, если проявить упорство. Она настаивает, чтобы я присутствовала при проведении ваших процедур и обеспечила безопасное возвращение этих имплантатов.

Аугментик ещё раз внимательно посмотрел на скрытную особу. Раут попытался представить, как бы она выглядела в глазах ему подобных.

Девушка. Девятнадцать лет. Нездорово бледная. Тёмные, подстриженные на затылке волосы. На ней была форма обслуги из какого-то малого Дома. Идеальная маскировка… была бы, если бы не крепкая мускулатура, заметная из-за калливантийской моды на короткие рукава. Рельефность подчеркивали тонкие тросики, улучшающие опорно-двигательный аппарат. А ещё — тату на бицепсе. Раут, конечно, хорошо её помнил.

Белая длань. И готическая цифра «X».

Фабрис Калливант располагался вдали от торговых путей и устоявшихся театров военных действий. Чужеземцы были здесь далеко не обычным явлением.

— Я прекрасно понимаю, — сказал Дженис.

Хлопнув в ладоши, он подал сигнал ожидающему сервитору-ассистенту подняться. Раут оставался неподвижным и наблюдал, как каталка развернулась и с грохотом проехала сквозь ряд дверей в задней части клиники.

Несмотря на мрачную атмосферу сортировочной комнаты, которая была продолжением улицы, Дженис Гилт гордился своей сценой.

Все поверхности натёрты. Каждое сверло и лезвие скальпеля отбрасывали резкие отблески, а ежедневная полировка антисептиками только подчёркивала их остроту.

Накладные серворуки и диагностический набор военного класса, должно быть, приобретались с большим трудом; они были почти так же хороши, как и всё, чем пользовались фавориты Дома Калливант. Рядом с высококлассной боевой аугментикой на полках стояли банки с пузырящимися киберорганическими жидкостями, в которых хранились искусственные мозги — субразумы, закодированные с помощью грубых боевых алгоритмов.

Сервитор подтащил Раута к месту под точечными лампами. Хирургические руки зафиксировали колеса тележки, и он отбыл с той же бездумно кровожадной бесцеремонностью, с какой прибыл. Огни медленно выжигали очертания на сетчатке Раута.

И все же он по-прежнему не моргал.

— Итак, — сказал Дженис. — Вы можете начать с того, что скажете мне, где именно я смогу найти имплантаты вашего работодателя, а затем можете забрать свои тридцать пять гульденов из моего...

— Эта комната звукоизолирована, верно? — спросила Лаана.

— Да, так и есть. Большинство людей не хотят слышать...

Лаана прислонилась к двери спиной, и та, щёлкнув, закрылась.

Раут почувствовал, как во рту скопилось слюна.

Наконец-то.

II

Лицо забрызгало кровью и осколками костей, а мгновение спустя окатило вонью сгоревшего лиддита, фицелина и испаренного мозгового вещества. Арвин Раут втянул пары через ноздри, затем открыл рот, чтобы вдохнуть больше. Кровь хлынула через его бионическое сердце, как обезжириватель через банку с прометием. Оно болело. Прежде такого не случалось. Как будто связанные с сердцем мышцы и нервы пребывали в постоянном напряжении, ожидая, когда оно заработает.

— Мог бы просто свернуть ему шею.

Лаана больше никак не отреагировала на выстрел. Кровь забрызгала её маскировку и то, что было под ней — холодное, каменное лицо убийцы медузийского культа.

— Зачем ты в него выстрелил?

Потому что я этого хотел. Потому что мне нравится звук моего болт-пистолета, его звон в ушах, выражение лица аугмента в момент, когда его затылок взорвался. Потому что я…

— Остынь и подними его.

Раут, ворча, сполз с каталки; мышцы у него напряглись, а аугметические сухожилия на руке ныли после длительного периода бездействия. Раут возвышался над смертной женщиной, дрожа и отдуваясь. Лаана подняла глаза; девушка хорошо контролировала страх.

— Я тебе не прислуга, — сказала она.

— Подними его.

Раут представил, как мозги убийцы размазываются по кафельной стене. У хирурга был телохранитель, госпожа инквизитор. Ничего не поделать.

— Твой храм должен был воспитать тебя получше.

— Некоторым приходится работать с тем, что имеют. Нельзя же возвысить всех при помощи генетического колдовства.

Я только что выстрелил ей в лицо. Похоже, это каким-то образом оскорбило Омниссию. Я не могу понять, как.

— Слабый всегда найдёт оправдание.

От легкого толчка Лаана споткнулась и с грохотом врезалась в тележку с инструментами, а Раут наклонился, схватив мертвого аугментика за мокрые ошмётки горла. Он поднял тело на уровень глаз, будто не замечая его огромный вес.

Мужчина был среднего для своего Дома роста. Его пальцы свисали Рауту до колен. Определить возраст было труднее: Раут привык к технически бессмертным существам, для которых плоть была далеким и отвратительным воспоминанием. Если бы его попросили угадать, то скаут отмерил бы человеку последнюю треть своих лет. Жировая ткань свисала с живота и рук, как плохо подогнанная одежда. Теперь уже слишком поздно возвращаться к портному. Вялые мышцы шеи растянулись под давлением хватки Раута.

Голова превратилась в вязкое месиво, будто пропущенное через мясорубку. Люди. Такие хрупкие. И все же Раут тоже был таким, как этот мужчина, и какая-то часть былой сущности всегда будет отбрасывать тень на него.

— Что это было?

Голос Лааны отвлек его от размышлений.

— О чём ты?

— Ты только что облизал губы.

— Я этого не делал.

— Уверяю, ты это сделал.

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

Она набычилась, будто её дворняжка за руку цапнула.

— Я говорила инквизитору, что лучше бы она послала Хрисаара.

Внезапное рычание застало их обоих врасплох.

— Лучше бы ты не упоминала о моем брате, — сказал Раут.

Лаана отступила к двери; рука скользнула за спину, к игольному пистолету, спрятанному в потайном — не слишком скрытом — кармане. Раут тряхнул головой, словно отгоняя нежелательную мысль, и снова повернулся к трупу.

— Иди. Не давай никому войти.

Она вытащила руку из-за плеча и протянула открытую ладонь. Можно подумать, скаут Железных Рук не смог бы её разоружить в тот же момент, когда в глазах проявилось намерение достать оружие.

— Я сделаю для инквизитора Язир то, что она хочет, — пробормотал он, когда Лаана попятилась через дверь в сортировочную.

Раут понюхал лопнувшую голову аугментика. Несмотря на отсутствие сердцебиения, он чувствовал, как глаза начинают пульсировать. Он закрыл их; губы опускались ниже, и вот скаут вонзил зубы в мягкую мясистую плоть. Веки дрогнули, когда в них промелькнули воспоминания о чужой жизни.

Он оторвал зубами кусок плоти и проглотил его, не жуя.

Омофагия в горле задрожала от возбуждения. Образы усилились. Жизнь. Семья. Маленькая девочка, будто бы слайд за слайдом, превращающаяся во взрослую дочь. Раут знал, что и у него, должно быть, когда-то были такие воспоминания. Он часто думал о своих смертных родителях, хотя и не так часто, как раньше, но больше не мог вспомнить их внешность или даже имена. Имя моего отца — Феррус. Бог, покинувший меня за десять тысяч лет до зачатия. Сейчас созерцание этих воспоминаний через призму смертного мало что значило для Раута и совсем не влияло на него.

Он погрузил лицо в красное мясо, поглощая не то, что было самым важным в жизни самого Джениса Гилта, а конкретное воспоминание, которое искали Раут и инквизитор.

Он видел тела.

Грубо аугментированные и вооружённые, одетые в стихари мелких баронств и местных синдикатов, готовые к бою. Они находились в герметичной камере, переполненной людьми, сидящими и стоящими. Металлические стены были увешаны знамёнами, — пародией на великие турниры под открытым небом, проводимые Домом Калливант, Икона Механикус сердито взирала на них сверху вниз. Анклав Механикус. Было в этом символе что-то скверное, — и где-то Раут его видел. Деталь царапала стены его подсознания, но Дженис не видел в этих символах ничего странного, поэтому Раут, поглощенный воспоминаниями, не мог точно определить причину беспокойства, когда увидел это повторно.

Воспоминание продолжалось.

Покупатель.

Он был укутан в малиновые одежды. Или она. С этими Адептус Механикус никогда точно не скажешь. На сгорбленных плечах извивалась цепочка из конечностей. Тьму капюшона с правой стороны пронзало множество огней. Просторный рукав отделился, обнажив обмотанную липкими красными бинтами руку, когда магос вложил прямоугольные кредиты в ладонь Раута — в ладонь Джениса.

Раут глубоко вдохнул зловоние склепа.

— Вот ты где…

III

Когда они вышли из клиники Джениса, шёл дождь. Насколько мог судить Раут, на Фабрис Калливант всегда шёл дождь. Бурлящее изобилие резервуаров и водосточных желобов несло стоки с крыш башен вниз по запутанному лабиринту труб, лязгая через ворота, хлюпая мимо колес, проливаясь через паутину замков и пузырясь через решетки в тротуаре, как будто город переживал последние дни распада.

Напротив выхода, ведущего в переулок, были свалены мешки с киберорганическими отходами; Раут сморщил нос и сдвинул их, вытаскивая из-под мусора доспехи. Дождь уже смыл кровь с обнажённой кожи скаута, и он принялся надевать броню.

Когда-то это тёмный панцирь сиял, — задолго до того, как попал в руки Раута. Теперь же он настолько износился, что стал практически серым. Стёрлись даже знаки клана и ордена. Каллас говорил, что это всего лишь армапластовые пластины, не наделенные духом силовой брони. Что апотекарий мог знать об этом? Но Раута заверили, что его боевое снаряжение не ответит на это оскорбление в будущем.

Укрывшись в дверях клиники, Лаана спокойно разобрала свой игольник. Затем, набросив плащ на голые плечи, она перепрыгнула через маслянистые лужи и присоединилась к Рауту на другой стороне улицы.

— Готов?

Она возилась с накидкой, будто разглаживая складки, при этом незаметно поправляя потайные кобуры.

— Ты на удивление чистенькая, — сказал Раут.

— Не люблю беспорядок.

— Я в курсе.

Раут посмотрел вверх. Благодаря мукраноидной плёнке ему не надо было щуриться, когда по глазам бил тёплый дождь, пропитанный отходами. В основном это были промышленные аэрозоли, накопившимися за тысячи лет, но его обостренное чувство вкуса могло уловить специфические следы выхлопов от восьми различных классов атмосферных истребителей Империума, Механикус и боевых кораблей Госпитальеров. Изношенный панцирь заскрипел, когда Раут размял шею, чтобы кровь Джениса стекла с лица.

Он почти мог разглядеть огни в далеком клубке, укутанного дождём, будто туманом, неба. Ложные, горящие днём звёзд. Раут подумал, что это могла быть «Леди Грей», но на таком расстоянии даже он не мог разглядеть.

— Никогда бы не подумала, что Адептус Астартес могут так долго витать в облаках.

Никогда бы не подумал, что ты можешь так выводить из себя.

— Пошли.

Несмотря на военное предназначение, отраженное в названии, Форт Калливант был городом, где обитало сто одиннадцать миллионов душ. По его магистралям быстро рассекали транспортные средства, а грунтовые воды переливались через стеклянные барьеры, будто те пересекали стремительные реки. На стекле были изображены гордые образы древних врёмен, но, как и все на Фабрисе Калливанте, они были ужасно, болезненно старыми. Краска выцвела, а образы растворились в стекле и дожде. Зубчатые жилые башни, такие же огромные и рябые, как любой линкор, пропускали ливень через пересекающиеся ярусы дорог и пешеходных мостов. Миниатюрные ураганы, вызванные причудливым микроклиматом, рвали промокшие знамена, со скрипом и стоном прокладывая себе путь между древними зданиями. Обветренные горгульи одинаково насмехались как над пешеходами, так и над транспортными средствами. Они сжимали в лапах шестеренки или были скованы цепями, олицетворяя укрощение человеческой звериной природы при помощи благого порядка и разума. И всё же горгульи хитро косились, сливая воду, но никто не поднимал головы: всем было наплевать.

Быстрой походкой Лаана преодолела несколько пешеходных мостков; она всегда шла первой, а Раут — на шаг позади.

Богатая чужеземка и её нечеловеческий телохранитель. Они много раз репетировали эту роль. Как и Лаана с Хрисааром. Все избегали их. Несмотря на бесконечный поток людей с Калливанта, никто не хотел подходить к Рауту слишком близко.

На следующем подъеме они наткнулись на отряд гвардейцев, перекрывших дорогу «Химерой». Гвардейцы, сгрудившись в кучу, наблюдали, как местные правоохранители проверяют удостоверения личности у пешеходов.

Эти гвардейцы — с другого мира: одеты в тёмно-синюю униформу с золотым галуном, накрахмаленную и строгую, под стать хозяевам. Пуговицы блестят. Лазганы скрупулезно ухожены. С остроконечных шапок капала вода, отчего набивка на плечах провисала. «Химера» тоже будто только с парада — идеально синяя, словно её красили для поездок по дорожному покрытию. Никому из этих гвардейцев не было места на этой жалкой планете. Слишком идеальны для грядущей войны. Мордианский бронированный кулак. На Фабрис Калливанте были развернуты одиннадцать полков с этого мира, но нашивки и знаки отличия стоявших здесь гвардейцев обозначали их как Третье отделение, Девятый взвод, 74-я рота Мордианского XXIV бронетанкового полка.

Один из местных силовиков, невысокий, коренастый мужчина в чёрном флак-бронежилете, с суровыми чертами лица и реденькими волосами, виднеющимися из-под тускло-зелёного полу-визора, просматривал промокшие бумаги Лааны. На плече у него висел дробовик.

— Что стряслось? — спросила Лаана.

Мужчина выругался под нос, стряхивая капли с бумаг, поднося их к настенному светильнику и время от времени нервно поглядывая в сторону Раута.

— Небольшая стычка. Ничего особенного.

Лаана прикрыла раскрытый рот ладонью — жалкая попытка изобразить встревоженную рабыню с феодального мира, но мысли мужчины были заняты другим.

— Можно подумать, что у Фратерис Аэквалис мало проблем с вторжением.

— Кабы я знал, что у них на уме, — проворчал охранник, возвращая ей документы. Бумаги были идеальны. Естественно. — Последний трамвай до Маченва через двадцать минут. Вы же не хотите пропустить комендантский час.

Лаана с ледяной нежностью поблагодарила офицера.

— Не выпускай дробовик из рук, — буркнул Раут, идя за ней через контрольно-пропускной пункт. Силовик напрягся и тут же прижал оружие к бронежилету.

Мой личный вклад в войну.

Благодаря всё тому же потемневшему от времени стеклу мосты по другую сторону контрольно-пропускного пункта были превосходно защищены от непогоды; на расписанном стекле был изображён проливной дождь и сцены с имперскими рыцарями в мире и войне. Лаана стряхнула с себя накидку.

Один пролёт стены и половина дороги были оцеплены множеством вооруженных силовиков. Следователи изучали обломки — похоже, итог погони на высокой скорости, окончившейся аварией. На дороге были видны следы от покрышек, противопогодное стекло изрешетило градом пуль. В центре этой огненной дуги на выцветшей диораме, изображающей Рыцаря Дома Калливант и отряд Железных Рук, сражающийся с чем-то вроде орды Легионес Астартес, изображенной в виде многоголовой змеиной волны, красовалась Шестерня Механикус.

Я знаю, что здесь изображено, понял Раут. Битва времён Ереси. Из-за своих приглашений 34-я рота Клана Моррагул, «Медные когти», размещалась в гарнизоне Фабрис Калливанта в уплату долга и из-за этого избежала самых сильных пожарищ Истваана.

Сервитор сжатым воздухом счищал граффити со стекла. Осталась только «человеческая» половина иконы. Она располагалась с неправильной стороны.

Раут мог бы списать это на невежество художника, но что-то в этом символе показалось ему неуловимо и глубоко неправильным. Раут нахмурился, пытаясь сквозь зуд в черепе вспомнить, где он видел подобную эмблему раньше, но не смог.

— Фратерис Аэквалис, — сказала Лаана и сплюнула.

Убийца взбежала по лестнице, ширины которой хватило бы на тысячу человек. Подражая местным калливантийцам, она снова накинула плащ, водопадом разбрызгивая капли дождя, который каскадом стекал по каменным ступеням.

Раут зашагал за ней. Ступени вели на открытую площадь, все еще оживленную, но попритихшую из-за того, что она была открыта разгулу стихии.

Сеть посадочных площадок различных размеров раскинулась, как гармонично расположенные круги, пересекаемые пешеходными дорожками, которые прерывали редкие крепостные шпили. Погрузчики для сыпучих грузов выключались и поднимались наверх. Однозадачные сервиторы загружали, разгружали, заправляли, давали указания случайным сбитым с толку клеркам из других миров и возили туда-сюда нагруженные поддоны с материалами. Люди в промокших от дождя плащах размахивали флуоресцентными палками; они должны были быть регулировщиками, но скорее добавляли неразберихи, беспомощные в потоке солдат, идущих сквозь дождь, разносивший струи охлаждающей жидкости и выхлопных газов.

Раут издал глубокий, гортанный предупреждающий звук и чуть не вывихнул Лаане плечо, затащив её за оклеенную информационными листовками колонну.

Из уличной серости появились две облачённые в огромные доспехи фигуры. Космодесантники! Их броня была безжизненно-белой, будто обрамлённая золотым ореолом карликовая звезда, пластины доспеха — исписаны священными текстами и стихами. На левом наплечнике красовался красный крест Госпитальеров. Правую часть заполняла цепочка мрачных символов: песочные часы, щиты с тиснением в виде черепа и аквилы. Раут предположил, что эти знаки обозначали принадлежность к отряду и роте; из-за этой маркировки трудно было сказать, соответствует ли структура Госпитальеров кодексу. Думаю, меня это не волнует. Даже неторопливой, сотрясающей платформу походкой они опережали окружающих смертных.

Они прошли мимо укрытия Раута и Лааны.

— Погоди, — прошипел Раут на ухо убийце, притворяясь, будто обсуждает какой-то из указов на информационном столбе. Мне тоже не нужно прилагать много усилий, чтобы это изобразить. Раут предполагал, что чувства Госпитальеров так же остры, как и у него. Даже острее — благодаря преимуществам силовой брони Мод. VII. Инквизитор Язир делала ставку на то, что космодесантник-неофит, обладая преимуществами полноценного астартес, не будет привлекать к себе столько внимания.

Раут знал, что настоящего космодесантника этим не обманешь.

Как только двое Госпитальеров снова скрылись под дождём, он облегченно вздохнул и кивнул.

— Пошли. Я вижу станцию связи.

Лаана привела их к приземистому строению с квадратными стенами; постройка выглядела как обычный бункер, за исключением небольшой мерцающей люмен-вывески с названием и стоящей на плоской крыше маленькой тарелке приёма-передачи, в которой скапливалась дождевая вода. Это был сторожевой узел связи.

Внутри царило оживление.

Раут внезапно напрягся, ссутулил плечи и вошел первым.

Внутри было многолюдно. Люди заставляли его чувствовать себя неловко. Бурлящий поток нескольких сотен человеческих существ, одновременно существующих в одном и том же месте, сладкие ароматические вещества на цветочной основе, которыми они скрывали зловоние собственной плоти, статический заряд дешевой ткани, трущейся о такую же дешевую ткань. Он ненавидел это. Раут прожил всю свою жизнь, за исключением кратких взрывоопасных эпизодов, в бронированном ящике, который делил примерно с дюжиной других людей. Медуза была негостеприимной пустыней; её единственный город был практически заброшен большую часть года.

Конечно, тренировки с сержантом Тартраком не раз уводили Раута за пределы родного мира, но никогда — в мир, подобный этому.

Они все выглядели такими... слабыми.

Несколько минут Раут разглядывал комнату; вначале на него не обращали внимания, но присутствие взвинченного скаута быстро очистило помещение от праздношатающихся зевак, а Лаана в это время протиснулась в очередь к одной из кабин связи.

Учитывая, что околоорбитальные диапазоны разрывались от трафика связи, связаться с «Леди Грей» при помощи портативного вокс-устройства было чуть менее, чем невозможно. При помощи силовых доспехов Госпитальеры могли бы сделать это буквально в мгновение ока, но Рауту повезло меньше. Он нахмурился от этой мысли. После того, как разгромленный клан Борргос захватил Теннос, статус полноценного боевого брата был ему почти гарантирован, Раут станет им, как только инквизитор освободит его с Хрисааром от службы.

Эта мысль и возбуждала, и вызывала отвращение.

После короткого ожидания Лаана сняла трубку. Она набрала несколько цифр, после чего воспользовалась своей идентификационной карточкой. Терминал щелкал согласно последовательности клавиш, устанавливая необходимые соединения. Лаана поднесла трубку к уху, рассеянно наблюдая за дождём. Раут слушал, скрестив руки на груди; через две минуты убийца молча передала ему трубку.

Голос на другом конце был изменён при помощи вокс-искажателя, но всё равно звучал как женский.

— Лаана сказала мне, что ты видел, куда отправляют тела.

— Не совсем. Это не Экзар Севастиан, но в воспоминаниях хирурга была фигура, которую я узнал по предоставленным вами пиктам. Может быть, кто-то из его старших адептов. Имени я не знаю, но я узнаю его, если увижу снова.

— Неплохое начало. Ты видел что-нибудь ещё?

— Они были в помещении. Объект Механикус. Обширный, туда поместилось бы множество людей.

— Это не очень-то сужает круг поиска.

— Там было очень много деталей, — прорычал Раут. — Возможно, мне еще многое предстоит узнать. — Он на мгновение замолчал, чувствуя слабый зуд в металлической руке. — Ты по-прежнему думаешь, что Голос Марса передал это именно Севастиану?

— Я в этом уверена. Судьбы Экзара Севастиана и Никко Палпуса слишком часто пересекались за последние полвека. Более того, Севастиан был с Кристосом на планете, которую вы называете Колумнус. Его тамошние владения полностью уничтожены. Я предполагаю, что Севастиан вернул доверие и присутствует здесь только благодаря милости Палпуса. Можно с уверенностью предположить, что он обязан поворотом колеса судьбы именно Палпусу.

Раут хмыкнул. У инквизитора была своеобразная манера речи: она постоянно прибегала к цветистым метафорам и высокопарности.

— Вопрос в том, где его найти. Поймать Севастиана — всё равно, что поймать собственную тень.

— По-твоему, его можно найти на этих незаконных турнирах? — Раут вздрогнул. — Кибермантия. Боевая яма для прославленных слуг?

— У каждого существа есть свой порок.

Раут фыркнул. Не у каждого существа.

— Дай мне несколько часов. Я найду его.

— Нет. В Форт Калливанте скоро начнется комендантский час, и я не хочу без надобности противодействовать местным правоохранительным органам. Если припугнуть офицеров розеттой, поползут слухи. Следующее, о чём ты услышишь — так это о том, что охотишься на ноосферного призрака Экзара Севастиана.

Раут неохотно угукнул в знак согласия.

— В любом случае я хочу, чтобы Хрисаар взял управление на себя.

— Но он...

— Я хочу, чтобы апотекарий Мор ещё раз осмотрел тебя.

— Я в порядке. К тому же всё, что у нас есть — это визуальное описание адепта из воспоминаний в моей голове.

Голос на другом конце провода заколебался. Всего на долю секунды.

— Нет. Мне нужно, чтобы кто-то из вас, ты или Хрисаар, постоянно находились под наблюдением Калласа.

«Лгунья».

Раут сморгнул, не понимая, откуда эта ядовитая мысль.

— Да, инквизитор.

Фантомный зуд в бионической руке стал невыносимым, и Раут почесал её о панцирь на бедре. Он посмотрел поверх трубки на Лаану, будто чесотка началась из-за неё.

— Шаттл ждет на площадке «Тета». Не задерживайтесь. Я получила сообщение, которое даёт повод опасаться, что Кристос знает о нашем присутствии, предполагая, что грядущее вторжение нас ещё не насторожило. Очень скоро всё сильно усложнится, и вместе с этим появятся возможности.

Связь оборвалась.

Глава вторая

«Их сопротивление лишь иллюстрирует их нелогичность».

— Магос Карисми

I

Было время, когда Дрэварку после получения доступа к камерам симуляции требовалась лишь миллисекундная загрузка, чтобы мгновенно очутиться внутри, готовым к бою. По прошествии столетий он заметил, что для загрузки информации того же качества требуется уже больше времени. Время его восстановления тоже увеличилось. Апотекарий Хаас отметил это в записях. В настоящее время у него проходило в среднем двенадцать с половиной минут между завершением симуляции и приходом сознания в боевую готовность.

>>ТРЕВОГА>>

Он сонно вглядывался в синестетическую мешанину переплетенных чувств. Беспорядочно нарисованные фигуры танцевали, дразнили и переливались разными цветами — промежуточная форма вымысла, что-то среднее между порождением разума и следствием внешних раздражителей. Они были высокими, ростом почти с космодесантника, но при этом причудливо стройными, как какое-то абстрактное искусство. Лица скрывались под высокими шлемами. Их огнестрельное оружие было таким же непостижимым, как и выгравированные на нем руны: ни спускового механизма, ни источника питания, ни подачи боеприпасов, которые могла бы распознать нервная система для анализа угрозы. Силовые клинки, зеркальные мечи и молниевые копья сияли смертоносным совершенством.

Баньши пронзительно завыла у Дрэварка в мозгу, заставляя связные мысли двигаться по более медленным, обходным путям миелинизированных волокон, а не по более новым — из пластека и меди. Воинам была присуща какая-то расплывчатость.

>>ТРЕВОГА>>

Но они были воинами. Это он видел чётко.

Его отражение растаяло на чешуйчатой броне из чужацкого пластека: надгробная плита из чёрного керамита и клёпаной пластали, опутанной тросами. Казалось, будто из нижней, решетчатой части шлема, похожего на голову стервятника, доносится крик, крик.

Дрэварк, дезориентированный психотропным воздействием выхода из симуляции, отвел взгляд.

Через улучшенное зрение струились руны оживления; мелькающие формы медленно начали распадаться, превращаясь в водоворот пикселей, будто испаряясь от взрывов оптической плазмы. Остальные не развоплощались без остатка. Морфинг, в отличие от простого распыления, уменьшения или увеличения, сбрасывал внешние оболочки, будто инопланетная гусеница, порождающая жестких, искусанных машинами смертных людей.

Слуги Железных Рук стояли, склонившись над консолями, и угрюмо тыкали пальцами в панели управления, или сменяли друг друга без единого слова, переходя от поста к свободному посту. Их взгляды были пустыми, как у людей, которые повидали ужасы и больше не были им подвластны.

Поверх крепких, словно не родных, а выращенных в чанах и привитых им, мышц была надета чёрная униформа.

Катачанцы могли быть крупнее, мордианцы — строже, криговцы охотнее подставят свою жалкую жизнь под пули по приказу повелителя, но более хладнокровных людей в Империуме бы не нашлось.

Ни на одной планете не было выживальщиков, подобных людям Дрэварка.

>>ТРЕВОГА!>>

«Легированный» настойчиво заговорил с ним, и на этот раз Дрэварк прислушался. Он прочитал текст, когда тот спроецировали на его оптику.

>>>ОЧИЩЕНИЕ ВЕСТНИКА ВОСХОДА СОЛНЦА > АЛЬДАРИ > СУБОБОЗНАЧЕНИЕ «АЛАЙТОК» > 009411.M37 >>> СИМУЛЯЦИЯ ОТМЕНЕНА >>> ТРЕВОГА >>> ПРИОРИТЕТНАЯ ТРЕВОГА >>>

Он повернул голову — движение сопровождалось шипением и бульканьем гидравлики. На крючковатом клюве шлема вспыхнул сигнал тревоги. В мозгу промелькнул образ скачущей альдарской воительницы, и Дрэварк внутренне вздрогнул. Его металлическое тело ещё не пришло в норму. Он очистил оптику и повторно инициализировал записи. Баньши скрылась в подсознании, как дурной сон. Нервный шип отключили, и что-то глубоко органическое взвизгнуло от горечи и боли. Штекер адаптера со стоном и скрежетом отцепился от брони и завертелся в ограниченном пространстве алькова симуляции.

Когда Дрэварк вышел из алькова, его броню окутало взрывом ледяных паров, пахнущих живительными солями из песков Марса.

Дрэварка преследовала толпа адептов Механикус. Их одеяния с проволочными нитями перемешивали осевший конденсат, превращая его во что-то гибкое и цепкое. Он не обратил на это внимания, как и на самих адептов, когда те освящали тактическую броню дредноута Дрэварка священными маслами.

— Докладывай, — прорычал Дрэварк.

— Крейсер альдари, класса «Тень», на семь-пять-пять, перед нами. — Голос сержанта Артекса был дерзким и монотонным; угрюмое эхо лишь усугубляло это впечатление, как будто его слова передавались через силовую броню самим «Легированным». Пятеро братьев из полуконклава Дрэварка, разместившихся на палубе, смотрели на него пустыми глазами. Может быть, они сами всё ещё находились в симуляциях, несмотря на реакцию, которую они вызывали.

— Именно там, где и сказал Кристос, — пробормотал Дрэварк.

— Положение и курс полностью совпадают с расчётами магоса, — сказал Артекс. — После восемнадцати месяцев ожидания я начал думать, что Карисми ошибся в своём предсказании.

— Интересно, каково это, — сказал Артекс. — Посвятить свое нечестивое существование манипулированию судьбой лишь для того, чтобы в конечном итоге быть разоблаченным при помощи силы исчислений?

— Интересно, что ещё могут показать вычислительные прогнозы, — мрачно пробормотал Дрэварк. — Значимость этого корабля, к примеру. Чем оправдано, что из-за одного судна наш флот простаивает так долго?

Артекс посмотрел на него пустым взглядом.

— Ты выходишь из симуляции печальным.

— Этим орудием тяжело владеть.

— Именно поэтому мы его и используем. Благодаря этому мы станем сильнее.

В меланхоличном согласии Дрэварк поднял глаза к главному окулусу.

Корабль ксеносов был невероятно хрупким — безделушка из золотой проволоки и застывшего стекла, вращающаяся в бесконечной космической бездне. Солнце Пария-LXXVI было единственной точкой среди беспорядочно разбросанных звёзд. Тусклый белый свет солнца играл на замысловатых контурах корпуса инопланетного корабля, по двумерному переплетению его фотонных парусов пробегала слабая дрожь. Вход в Паутину, к которому направлялись ксеносы, выглядел как звёздная рябь, нарушающая космическую гладь в двадцати миллионах километров от элегантного носа чужацкого корабля, над которым зарождалось мерцание ставящихся парусов. На миг показалось, что корабль альдари дрейфует в тени своих преследователей: он поворачивался с нечеловеческой элегантностью на одной лишь инерции — техножрецы «Легированного» никогда бы не добились подобного от своих машин. Потом корабль подхватил ветер. Паруса натянулись, и за время переключения оптического цикла стройное судно перешло от почти статического состояния к гиперскоростному. Корабль оказался между ударным крейсером «Брут» и его эскортом. Стробирующие лучи пульсаров альдари сорвали пустотные щиты более крупного корабля, и ксеносы оказались за кормой имперских судов, оставив тех преследовать свои голографические фантомы. Всё произошло прежде, чем у кого-либо из имперцев появился шанс открыть ответный огонь.

Похоже на клан Борргос — они всегда чересчур стремятся приблизиться к противнику.

Сверив форму и опознавательные знаки корабля альдари с ксеноглифическими архивами «Легированного», Дрэварк нашёл профиль, с которым тот совпадает на восемьдесят четыре процента.

«Копье Иши».

Этот корабль дважды атаковал эсминец клана Морлааг «Закаленный коготь» в конце M35. К сожалению, после Раскола Мойры «Закаленный Коготь» включили во флот ордена Сыны Медузы, и вместе с ним передали более подробные записи симуляций. Жаль. Усвоенные идеи и проверенные тактики, испытанные за девять тысяч лет конфликта между миром-кораблём Алайток и кланом Гаррсак, просочились в активную память Дрэварка. Общая трехмерная схема, отображенная на дисплее визора, основывалась на окулусе корабля альдари и внутренней архитектуре, воспроизведённой по примеру «Вестника Восхода» и сотне других кораблях схожего с ним класса, взятых на абордаж ранее.

В бою, близком к рукопашному, «Брут» обладал достаточной огневой мощью, чтобы противостоять трем кораблям альдари своего класса. Альдари, разумеется, тоже это знали, и Дрэварк неохотно уважал их за то, что они действуют с учетом этого.

— Они попытаются сбежать, — сказал он. — Когда альдари сталкиваются с подавляющей силой, в девяноста трех процентах зарегистрированных случаев они пытаются сбежать.

— Согласен, — сказал Артекс.

— Я рад, что ты согласен, брат. Передает ли связь мою радость?

Пауза.

— Нет.

— Я рад.

Остатки лица Дрэварка сморщились от боли, когда он проник в командные уровни клановой связи в поисках сигналов местонахождения конклава. Оптический дисплей закрыли идентификационные руны. Тридцать воинов клана Гаррсак. Все они столпились на посадочных палубах, кроме Артекса и его полуконклава, находившегося на мостике. Обладая абсолютной властью благодаря кодам капитана, он мог врезаться в закрытые вокс-передачи, перехватывать визуальные каналы, отслеживать жизненные показатели своих воинов и даже отключать их, если вдруг пожелает. На этот раз он больше ничего не навязывал.

«Легированный» нес в себе треть сил клана. И у Дрэварка был всего один корабль.

Его авторитет не распространялся на разграничивающие кодовые стены крейсера клана Борргос «Брут» и его эскортной флотилии, но Дрэварк знал, что ещё два полных клана будут на своих посадочных палубах.

О силе, заключённой на борту «Всемогущества», он вообще не имел ни малейшего представления, но это было бы здорово. Дух Железного Барка не бросил бы якорь с чем-то меньшим.

— Орудия на полную мощность. Выровняйте линейные матрицы. Загрузите посадочные капсулы, но отложите запуск до моей команды.

Дрэварк согнул когти. Костяшки облачённых в перчатки пальцев поддались с чередой артритных хрустов. Он посмотрел на них сверху вниз — в терминаторской броне это было крайне грубым действием, от которого металлические суставы взвыли, а сервомышцы напряглись.

— Тело исчерпывает себя. С возрастом оно становится закостенелым.

Ему не ответили.

Горстка смертных рабов, последовательно подключенные к сети сервиторы мостика и даже воины конклава Артекса, несмотря на весь хваленый коллективизм клана Гаррсак, существовали в отдельных мирах.

— Помните о приказе Железного Отца Кристоса, — прорычал Дрэварк. — Видимые повреждения корпуса по возможности нужно свести к минимуму.

— Да, повелитель, — ответил старший раб.

— Прикажите «Бруту» следовать за нами, а сопровождающим — занять боевое построение. Как будто мы атакуем в полную силу.

— Да, повелитель.

Дрэварк сжал когти.

— Приготовиться к абордажу.

II

— Альдари мстят, — сказал первый сержант Теларрч, наблюдая за разворачивающимися в пустоте действиями с девятнадцати синхронных камер, установленных по всей флотилии Железных Рук и ноосферно интерполированных в его разум. Он чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы высказать дополнительное замечание: «Неожиданно». Пока он наблюдал, «Брут» маневрировал, чтобы держать корабль альдари на расстоянии; ксеносы в полной мере использовали свою мобильность и скорость, чтобы свести видимость силуэта к минимуму. Эскорт отступал к своим боевым порядкам, в то время как «Легированный», крейсер клана Гаррсак, продвигался вперёд; его двигатели работали в одну десятую мощности, чтобы не рисковать.

— Их сопротивление лишь иллюстрирует их нелогичность.

Магос Карисми принял медитативную позу посреди рунных хранилищ и дисплеев, расположенных в виде лепестков. Они показывали недоступные пониманию Теларрча регрессионные алгоритмы и поток бесконечных степенных рядов на световые годы. Лицо магоса представляло из себя алюминиевый череп, украшенный драгоценным ормолу с цифровыми обозначениями ранга и благословениями шестерни. Морозный блеск высветил орбиты глаз и выступы скул магоса, когда тот повернулся, предлагая Теларрчу непрошеную любезность зрительного контакта.

— Приверженность исчислению гарантирует, что обязательство к действию наступает только тогда, когда победа не вызывает статистических сомнений. Альдари придется признать, что неповиновение может привести лишь к поражению.

Теларрч ничего не понял, но ему и не требовалось понимать.

Он следовал за Кристосом с самого начала. Он был первым, кто подвергся церебральной перестройке, и радовался, что библиарии Железного Отца выжгли из его разума даже воспоминания о слабости. О времени, предшествующем Кристосу, он не помнил ничего. Имена офицеров и Железных Отцов, чьи неудачи предшествовали возвышению Кристоса, вылетели у него из головы. Жизнь Теларрча началась в холодных камерах «Всемогущества». Кристос был кланом Раукаан. Он был Железными Руками.

Теларрчу выпала честь повиноваться этому приказу.

Кристос желал ксеносов. Теларрч не знал, и его не интересовало, зачем. Кристос получит ксеносов.

— Снять кодовые барьеры «Легированного» и «Брута». Возьмите на себя прямой контроль над сетями наведения кланов Гаррсак и Борргос.

Подчиненные духи машин, населявшие командную палубу «Всемогущества», защебетали и засвистели в ответ.

Пустотная крепость-монастырь клана Раукаан была чудищем доисторической эпохи, построенным благодаря угасшему искусству в тлеющем свете Ереси Хоруса. Свет давали только главный окулус и горстка активных консолей, освещая пустынные рабочие станции, затянутые коркой льда. Работа когитаторов вычислительных машин — вот и все, что согревало внутренности барка в абсолютном холоде космоса. Скрежещущее эхо от стрекота работающих агрегатов гуляло по похожему на собор пустому пространству, покинутому последними смертными членами экипажа полвека назад. На каждой третьей или четвёртой станции ручные операции, недоступные «Всемогуществу», выполняли сервиторы. У лоботомированных тел глаза были выпученными, а прожилки — синими от густой антифризной жидкости, которая текла по их кровеносным системам, постепенно превращаясь в шелуху медленного разложения в паутине подключаемых портов и магистральных кабелей. Несмотря на консерванты, раскисленную атмосферу и холод, в биологических блоках разило формальдегидом и застарелым запустением. Трое Железноруких стояли на страже — сталагмиты из пластали и керамита в виде аугментированных трансчеловеческих воинов.

Со стоном пластали и потоком кода допотопный дух «Всемогущества» сообщил Теларрчу, что он принял командование орудиями флота. У корабля не было хозяина. У него не было команды. После пяти столетий под руководством Кристоса он не потерпит ни того, ни другого.

— Запустить боевые корабли и подключить их к матрице, — приказал Теларрч.

«Всемогущество» ответило утвердительно.

С достаточным количеством киломозгов, настроенных на выполнение этой задачи, «Всемогущество» сможет перехитрить голографическую защиту альдари. Такова была мощь, которую Омниссия даровала тем, кто готов её принять.

— Предупредите все команды, чтобы они запустили капсулы, как только ксеносы войдут в зону досягаемости.

— Я подсчитал, что без предварительного отключения точечной защиты каждая пятая капсула будет потеряна.

Теларрч впитал обновленную информацию о вычислениях магоса. Только при совершенном предвидении можно было отделить случайное от провиденциального, и логика подсказывала, что предвидение Теларрча не было совершенным. Он не был Кристосом.

— Приемлемо.

III

Стартовая руна окрасила алым внутреннюю часть посадочной капсулы Джаленгаала. Свет придавал доспехам его воинов однотонно тусклый пурпурный оттенок, будто между ними не хватало места, чтобы его рассеять. Только когда свет попадал на серебряные окантовки, знаки клана или голый металл бионики, он отражался полностью красным. Никто не шевелился. Они были оружием, ожидающим, чтобы его извлекли из закрытых страховочными скобами пазов и использовали, они проявляли к намерениям их владыки столько же интереса, сколько и силовой кулак. Они из клана Гаррсак, и Гаррсак повиновался.

Из девяти только один вообще отметил оптическую тревогу.

— Ты отвечать собираешься? — спросил Боррг.

Неофит держался с грубоватой заносчивостью, и из-за этого его броня казалась больше, чем на самом деле. Высокий горжет, усеянный металлическими заклёпками и увешанный кольчугой, закрывал лицо без шлема до уровня слишком больших глаз. Из-за глаз скаут выглядел взвинченным, готовым ко всему, даже жаждущим этого. При виде такого большого количества бледной обнаженной плоти Джаленгаал чувствовал себя испорченным, будто ему на броню попала крупинка грязи. Он подчеркнуто отвел взгляд, предпочитая просматривать передающиеся по его каналам связи тактические данные от Дрэварка и других сержантов.

Железный Капитан выражал некоторую тревогу по поводу отзывчивости оружейных систем «Легированного».

— «Брут» уже запустил абордажный корабль, — продолжал Боррг, по-видимому, стараясь скрыть ошибочное — на этот раз — впечатление, что его никто не слушает.

Джаленгаал знал, что неофит принадлежал клану Борргос, и после потерь, понесённых на Тенносе, клану Гаррсак пришлось затратить много ресурсов и прав, чтобы заполучить скаута.

Как бы Джаленгаалу хотелось поучаствовать в этом расчёте затрат и выгод.

— Я вижу по интерлинку, что два полуконклава Тартрака и Кастана уже на борту корабля и вступили в бой, — сказал Боррг.

— Не позволяй имплантам врезаться себе в голову, неофит, — проворчал Бурр.

Джаленгаал медленно повернулся.

Из-за экранированных поршней, обшивки, ремней и распорок его заместитель по конструкции скорее походил на десантную капсулу. Его восстановили после Тенноса, как и многих других, и он стал сильнее, чем прежде. Но если Бурр и понял, что пошутил, то виду не подал. Неодобрение Джаленгаала растворилось в общей системной связи.

— Пусть «Брут» нанесет удар первым, — пренебрежительно сказал он. — Это увеличит наши шансы на успех. И выживание.

Боррг нахмурил брови. Может, он и заявлял о какой-то отдаленно человеческой преданности предыдущему клану, но теперь он был частью клана Гаррсак, и Гаррсак повиновался. Неофит кивнул — его лицо почти исчезло за украшенным шипами горжетом.

— Если ты жаждешь славы или почестей, надо было умереть смертным.

Джаленгаал задавался вопросом, была ли его кровь столь же горячей когда-то раньше, до того, как он осушил её, заменив заключенными в железо синтетическими соединительными жидкостями. Память говорила ему «нет», но это было ее упущением, не первым за двести лет.

— Война бинарна. Успех или неудача. — Он оглядел свой конклав, всё ещё неподвижный, если не считать случайных мышечных подергиваний Боррга. Дух доспеха Джаленгаала потребовал от конклава отчетов о состоянии, и они подчинились: руны раскинулись по дисплею в прокручивающейся иерархии выслуги лет и званий. Тем не менее, Джаленгаал спросил: — Все готовы?

— Готов, — сказал Бурр.

— Восемнадцать месяцев бездействия — не лучшая подготовка, — сказал Стронций.

— Долгое ожидание единственного корабля альдари, — пожаловался Боррг.

— У тебя плоть зудит? — спросил Деймион.

— Моя плоть жаждет боевого ножа, — выпалил в ответ неофит.

Торн, громоздкий воин с крылатым шлемом, напоминающим роботизированную аквилу, и ломаными очертаниями редкого силового доспеха Мод. VIII, недовольно вздохнул. Как и Боррг, он обошелся клану Гаррсак в определенную цену, но на этом сходство заканчивалось. Последним аугметическим позвонком в его длинной цепи был протравленный кислотой адамантий клана Авернии. Торн был не особенно рад «понижению в должности» из ветеранской роты.

— Активируй наконец руну.

Игнорируя скрытый вызов в тоне ветерана, Джаленгаал протянул руку, чтобы нажать на руну активации.

— Подожди. — Лурргол уставился в пол, словно намереваясь уличить его во лжи. Он поднял глаза, раскачиваясь из стороны в сторону от растущей настойчивости духа абордажной капсулы, и вгляделся в лица братьев. — Где Кардаанус?

Джаленгаал напрягся.

— Кардаанус погиб, брат.

Лурргол, казалось, смирился с этим и снова замолчал.

Было ли чувство, приходящее каждый раз, когда приходилось повторять этот разговор, болью или горем?

Чувство походило на ощущения от сломанного ребра: тупая пульсация где-то между вторичным сердцем и сокращенными органами пищеварения. Часть его ничего так не хотела, как вырезать этот фрагмент и заменить его чем-то инертным, но другая часть, та, которая горевала по брату, не могла так поступить. Это чувство относилось не к Кардаанусу, потому что он погиб на Тенносе в битве с предателем-скитарием. Его детали были распределены среди конклава. Его прогеноиды были собраны, чтобы превратить следующее поколение неофитов в последователей Боррга и его сверстников.

Кардаанус будет жить вечно.

Джаленгаал огорчался из-за Лурргола.

— Как он может быть погибшим, если я все ещё слышу его? — прошептал Лурргол палубе под своими ботинками. — Он всё ещё готовится к абордажу. Разве ты не слышишь этого? Только я слышу?

Конклав переглянулся.

— Кардаанус погиб, брат.

С этими словами Джаленгаал нажал руну.

Абордажная капсула затряслась, будто выпущенный на свободу зверь. Шум усилился, когда ракетные турбовентиляторы заработали на полную мощность. Джаленгаал услышал в воксе что-то похожее на обрывок гимна, или, может быть, два наложенных друг на друга обрывка — Железный Капеллан Браавос, поддерживающий веру как людей, так и машины, прежде чем слуховые имплантаты включили процедуры автоматической блокировки. Остался лишь сдавленный стон, тянувшийся несколько секунд. Потом не осталось ничего. Только ровное тиканье работающей кибернетики, эхом отдающееся в герметичных пределах шлема.

Странно. До чего же неприятным бывает напоминание о собственных киберорганических функциях, когда смерть совсем рядом.

Ракетные турбовентиляторы вложили всю свою ярость в апокалиптический взрыв, который сотряс «Легированный» до самого основания. В то же время магнитные зажимы, удерживающие капсулу на месте, сменили полярность и запустили её в пустоту.

Железных Рук трясло в ограничительных скобах. Освещение мигало, а оружие и снаряжение гремели в укладке, в руках, на коленях. Хлюп-хлюп — вторичное сердце начало колотиться в железной груди Джаленгаала. Он крепче сжал болтер, второй рукой прижав его кубический ствол к набедренной пластине. Джаленгаал уже не вспомнить, когда в последний раз потел или ощущал настоящую тревогу во время абордажа, но старые привычки сложно умертвить, — не то что плоть. Даже сложнее, чем старых воинов.

Телеметрия, которую «Легированный» передавал на шлем Джаленгаала, глючила, искривлялась, а затем, когда абордажная капсула яростно рванулась из своей клетки, и вовсе исчезла. Из общего беспорядка выделялся один пласт цифровых символов.

Шесть тысяч километров —

Четыре тысячи —

Две —

<Омниссия благослови этот инструмент>, — кантировал Торн.

— Аве Омниссия!

Джаленгаал ответил громко, но не от переживаний, а из-за того, что передние датчики сближения только что активировали магна-мелты капсулы, и ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным сквозь их рёв.

Затем девяносто пять тонн металла, движущегося со скоростью две тысячи километров в час, ворвались в разжиженный инопланетный пластек.

Воины врезались в страховку, когда абордажная капсула вонзилась в легкий корпус корабля альдари и продолжила движение. Визжа и содрогаясь, капсула ударилась в надстройку инопланетного корабля, пока не остановилась после своего яростного выпада. Воинов отбросило назад, в противоположную сторону, страховочные скобы отсоединились — судя по показаниям хронометра в шлеме Джаленгаала, эта передышка длилась полсекунды.

Передний люк вырвало взрывом. Его изогнутые фрагменты с лязгом врезались в корабль пришельцев.

Джаленгаал поднялся.

Конклав, жужжа моторизованными суставами, последовал его примеру, раздался грохот скрежета и щелчков, когда серповидные магазины вставлялись в болтеры и пистолеты, зубодробительный гул Кардаануса — теперь Стронция, когда лазпушка подключилась и запиталась энергией. Широко раскрыв глаза, Боррг со смертельным голодом зажег огнемет; в играющем на его горжете пламени и тенях на покрытом шрамами лице неофита было что-то первобытное. Он оставил шлем в ячейке.

— Подождите, — сказал Лурргол, последний в очереди в конце десантного выхода; болтер висел в одной руке, пока он осматривал ряд явно незнакомых лиц между ним и его сержантом. — Где Кардаанус?

Джаленгаал приставил болтер к нагрудной пластине и, не говоря ни слова, бросился вниз по открытому пандусу.

По крайней мере, он знал, как бороться с враждебными ксеносами.

IV

Когда ведущие в центральный нексус резные двери из дерева геа разлетелись от ужасного удара, Эльрусиада наполнила ярость. Панели раскололи центр, диорама «Хек, рисующий карту Внешнего Неба» разлетелась в бесполезные щепки. Твёрдая древесина расщепилась и стёрлась, в конце концов развалившись под бронированным сапогом высокого варвара.

Броня у него была матово-чёрной, с серыми пятнами в тех местах, где сюрикены и клинки повредили примитивную роспись. Глаза-линзы пронизывал серебристый свет, а шлем походил на зверя в наморднике. Существо издавало звериное, машинное фырканье, когда пробиралось сквозь обломки двери. Его бочкообразную грудь обвивали витки ребристых кабелей, броня в одном месте была усилена железными полосами, которые в то же время служили креплениями для огромной механической левой руки. Каждому движению предшествовал мучительный вой вспомогательных усилителей. Его жестокость обрамляли односложные серебристые изображения железных черепов и зубчатых колес; они сверкали, как литые руны, когда череда рассеивающих лазеров и сюрикенных пушек освещала его сверху.

Космодесантник невозмутимо прошел сквозь шквальный огонь — чёрное сердце рикошетной бури, которая сорвала то, что осталось от двери и мозаичного пола, но не смогла сбить ни единого шага воина в тяжёлой броне.

Затем он поднял пистолет.

Разрывные снаряды разнесли в клочья лёгкие укрытия в виде балюстрад, окружающих галереи, повредив статуи героев, которые наблюдали за происходящим в беспомощном ужасе. Ещё несколько воинов с хрустом вломились в разбитую дверную раму. Всего пятеро.

Стражи альдари открыли ответный огонь из-за резных фигур из призрачной кости, стоявших рядами вдоль прохода; темп их отступления точно соответствовал темпу продвижения незваных гостей. Отрывистый залп примитивного огнестрельного оружия был оперной партитурой, крики, взрывы и разрушение произведений искусства — крещендо к его драматическим движениям. Это привело воинственный дух Эльрусиада в ярость, практически оторвав его ноги от пола, когда он бросил вызов, который едва мог расслышать из-за стука крови в ушах.

Он вытащил оба пистолета из кобур, и к охватившей железного мон-кея иссушающей буре добавились сюрикены и вибро-лучи.

Выкрикнув свой собственный боевой клич, Лаурелей собрала отряд стражей, чтобы встретить массивного воина на лестнице.

Даже несмотря на пульсирующий в его венах дух войны, Эльрусиад сопротивлялся порыву присоединиться к ним.

Сойтись врукопашную с чем-то подобным значит почтить не Кхаина, а Иннеада.

Стражи с искусно сделанными мечами и сюрикенами вступили в бой, но воин не сбавил шага. И не ускорился. Он просто шёл сквозь них, будто ему препятствовала высокая трава. Один из стражей закричал, пав под сапогом великана. Другого сокрушили локтем. Третью разорвало изнутри. Доспех варвара украшала драгоценная кровь древней расы. Звуковая вспышка — что-то, похожее на смех — проскрежетала через его лицевые динамики.

Лаурелей отпрыгнула в сторону, грациозно орудуя клинком, словно Арлекин, исполняющий Танец Смерти. Космодесантник не мог ударить её — и не пытался. Он зашагал дальше, чтобы уничтожить преследователя автоматной очередью.

То, что осталось от Лаурелей, едва ли можно было назвать мясом.

Эльрусиад не испытывал горя, потому что теперь он был Войной, а война порождала лишь трупы.

Он, крича, зажал психические спусковые крючки пистолетов, пока не закричал сам разум. По психопластику его маски воина катились кровавые слёзы.

Он отшатнулся от ступенек, нырнув под дисплей с драгоценностями; в тот же момент ответная вспышка болтерного огня обожгла плитку там, где он только что стоял. Эльрусиад скользнул за укрытие из призрачной кости, и болтерный огонь тут же вгрызся в него с другой стороны. Он поднял глаза. Штукатурная пыль и легкий пластек сыпались с израненных галерей, развевались разорванные знамена, брошенные оружейные платформы лежали, будто трупы. По меньшей мере дюжина стражей всё ещё продолжала стрелять, но теперь их почти не замечали, поскольку налётчики наступали на центральный нексус.

Война не ведает страха.

Восполнив заряд оружия при помощи психических сил, он поднялся из укрытия и выстрелил.

+Сражайся, Ишаншар+ запустил Эльрусиад. +Пробудите легионы призраков. Загони мон-кеев в объятия Иннеада.+

Вражеский командир тоже раздавал приказы. Из-за поворота лестницы и обрывков занавеса послышались выстрелы. Командир направил своих бойцов на второстепенные лестницы, чтобы они вошли в галереи с искаженными звуками.

Эльрусиад прочитал грубые имперские символы на доспехах командира.

Его звали Тартрак.

Война знала Войну.

Деревянные ступени скрипели под его титаническим весом. Впервые с тех пор, как он принял облик Кроворукого Бога, Эльрусиада осенило, что Райен Ишаншар потерян.

Единственная победа, которую он еще мог одержать, — предупредить автарха Йельдриана.

Эльрусиад попятился из укрытия, не замечая разразившийся вокруг него болтерный огонь, и сделал ответный залп, который хотя бы замедлил бы зверя. По броне космодесантника застучали сюрикены, будто Эльрусиад высыпал ему на шлем ведро драгоценных камней. Фузионный пистолет оказался более эффективным. Луч вибрирующих частиц прорезал плечо воина под восходящим углом, спереди назад; оружие обвисло в внезапно омертвевшей руке.

Космодесантник одной рукой поднял оружие и возобновил стрельбу, не теряя ни секунды.

Эльрусиад развернулся в сторону, оставив пробивающегося сквозь оставленный кристаллическим плащом след из призматических фантомов Тартрака и побежал к панели дальнемагистральной связи.

Он коснулся пальцами дисплея, положил руки на неподвижные терминалы, пробуждая их до состояния мерцающей подсветки. Сейчас свои посты занимали лишь умершие, и их призрачное зрение видело гибель экипажа задолго до того, как Эльрусиад признал её неизбежность.

Они были напуганы.

— А ты мастер бегства, ксенос. — Голос Тартрека был подобен наковальне, которую тащат по ложу из гвоздей. Он пустил болт-снаряд в соседний дисплей с камнями. Последовавший за этим взрыв осыпал Эльрусиада перламутром. Призрачный космодесантник, привязанный к панели дальнемагистральной связи, издал жалобный звук: мерцание драгоценных огней говорило о постоянстве смерти. — И что же ты будешь делать, когда Галактика закончится?

Эльрусиад не опустился до спора с примитивом. Он положил сюрикен на наклон консоли, сунул фузионный пистолет в кобуру и приложил обе руки к мысленному интерфейсу.

Он мог сделать это одним усилием воли, но ему нужно было действовать быстро.

+Йельдриан.+

Едва разум сформировал слово, как он почувствовал пробегающее по коже покалывание. Будто невидимые муравьи. Эльрусиад посмотрел на свою руку и увидел, что тонкие волоски встали дыбом. Он резко поднял глаза и увидел в воздухе ужасное пятно. Ещё несколько формировались на центральном возвышении нексуса. Его разум предложил формировать другое слово.

+Окружены.+

Эльрусиад с молниеносной реакцией схватил пистолет с консоли.

Прогремел гром, и искалеченная реальность раскололась, извергнув ещё одного гиганта в чёрных доспехах прямо к посту Эльрусиада.

Его доспех был украшен иначе. Огромная плечевая пластина изображала три пятиугольника внутри зубчатого колеса. Слои кольчуги ниспадали вниз по руке, самый верхний слой был усыпан ониксом и чёрным агатом, серебряные колечки вперемежку с черным железом образовывали повторяющийся математический узор. В руке из протравленной кислотой стали гигант сжимал дрожащий цепной клинок длиной почти в половину его огромного роста. Его грудь была более чем втрое шире, чем грудина Эльрусиада, на обработанной пластине размещался идол с распростертыми крыльями — люди называли его «аквила». Идол был белым, матовым с серебристыми гранями, одна птичья половина была заменена подобием шипастого механического скелета. На шлеме были зазубрины и антенны, а во лбу просверлена цепочка тяжёлых шипов — что-то вроде отметок за длительный срок службы. Эльрусиад насчитал пять.

Воину потребовалось мгновение, чтобы осознать, что его окружает: мерцание линз и случайные дуги эмпирейного колдовского света, струящиеся по его богато украшенному доспеху.

Эльрусиад выхватил фузионный пистолет и выстрелил.

Вибро-луч расплавил нагрудник воина и вырвался из спины, не оставив следов крови. Воин посмотрел вниз, на расплавленную аквилу, затем поднял взгляд. Болт-пистолет поднялся вместе с глазами, и он открыл ответный огонь.

Залп снарядов прошёл прямо сквозь голографический плащ Эльрусиада и попал в дальнемагистральную связь. Наварх ахнул, инстинктивно отвернувшись от источника огня, лишь для того, чтобы следующий взрыв пришёлся Эльрусиаду в лицо.

Из-за взрывной волны он дважды перевернулся, прежде чем его отбросило на пол в нескольких шагах от того места, где он стоял. Правая нога подогнулась под телом и онемела. Сломана. Лицевая маска треснула, ударившись боком о плитку. Кровь из неживой вены скопилась под разломом, и сердце Эльрусиада затрепетало, когда он провел по нему кончиками пальцев, отслеживая психоплазменную историю на мозаике пола.

Когда сдерживаемые маской разрушительные эмоции, кровоточа, вырвались наружу, концентрация Эльрусиада дрогнула. Гнев. Ужас. Лаурелей! Глаза защипали настоящие слёзы, но Эльрусиад стиснул зубы, сдерживая поток чувств, и заставил себя перевернуться на спину.

Возвышающийся над ним воин в замешательстве наблюдал за мерцающими голографическими огнями, с восхитительной медлительностью падающими из воздуха — оптическое эхо осколков чешуи, которые дождем сыпались с разорванного плаща Эльрусиада.

Эльрусиад поднял фузионный пистолет вверх; пришлось схватить его обеими руками, чтобы унять дрожь.

— Передай это Той, Кто Жаждет, мон-кей!

Перенасыщенный энергией луч прочертил прямую линию от сопла оружия до нижней части подбородка воина. Шлем космодесантника просто испарился, верхняя часть взорвалась брызгами маслянистой жидкости и вонючего дыма. Наколенники космодесантника с сокрушительной тяжестью рухнули на пол по обе стороны от Эльрусиада.

Затем он начал заваливаться вперед.

Забыв об оружии, Эльрусиад сложил руки, защищая лицо, прищурил глаза и, скорее с отчаянием, чем с вызовом, направил мысли на то, что осталось от дальнемагистрального реле. Времени на составление сообщения не было. Того, что уже было продумано, должно быть достаточно.

+Эльданеш пал.+

Его разум, к счастью, отсутствовал, когда тонна керамита превратила в фарш его бренное тело.

V

Джаленгаал ждал Кристоса со своими братьями-сержантами. Железный Отец вошёл через час и одиннадцать минут после того, как Джаленгаал явился на мостик.

Техноадепты, которых магос Карисми отправил собирать технологические богатства мостика, поспешили убраться с его пути. Многие прослужили бы Железному Десятому всю свою жизнь. Они бы испытали на себе беспокойный шепот духов-машин, порабощенных трансчеловеческой оболочкой. Они бы узнали грубую физическую силу, мощный вой, грохочущее присутствие Адептус Астартес. Некоторые, возможно, даже последовали примеру своих повелителей, очистив нервные пути, чтобы такие эмоции, как страх или отвращение, распространялись медленно, если вообще распространялись.

Кристос заставил их замолчать.

Массивные металлические ботинки лязгали по инопланетной мозаике, пока Железный Отец шагал между встревоженными адептами.

Пара стражей-скитариев щуплого телосложения стояли на страже у ступеней — прямоходящие кузнечики в биоусиленных панцирях, составных забралах и красных одеждах. Энергопоглощающее плетение впитывало и без того скудный падающий свет, делая их неестественно тёмными. Эмблемы Адептус Прогностикае и Железного Совета мерцали среди стигийских складок. Когда Железный Отец поднялся по ступенькам, они опустили дуговые винтовки и отдали честь, сохраняя неподвижность ещё долгое время после того, как Кристос прошёл, будто их суставные сервоприводы заморозило.

Джаленгаал все ещё ждал, пока Железный Отец достигнет вершины. Как и шестой сержант Колоддин. Как и Тартрак из клана Борргос.

— Ничему не доверяй, — гласил Скрипторум, и, несмотря на недостатки, которые доказал Феррус Манус, Железные Руки и их преемники хорошо усвоили уроки предательства. Все альдари были мертвы. Скитариев развернули для наблюдения за адептами, Железных Рук — для наблюдения за скитариями.

Кристос поднялся на центральную платформу; окрашенные прозрачные осколки взорвались под тяжестью модифицированной терминаторской брони.

Сержанты не отдавали честь — они были Железными Руками, — но их броня испускала бурю приветственных и подконтрольных фраз. Джаленгаал возмущался уступчивостью своих систем и вручную модулировал автоматическую выгрузку с задержкой в микросекунду и подтекстовыми сигналами антагонизма. Казалось, что Кристос ничего не заметил, но он заметил. Кристос видел всё. Узкие прорези для десяти оптических линз ледяным светом сияли вокруг чёрного шлема Железного Отца. В сочетании со свободным вращением его головы на оси шеи и обратимой заостренностью плеч, локтей и коленей это делало концепции ориентации устаревшими.

Не обращая внимания на трёх сержантов, по крайней мере, с точки зрения активных органов чувств, Железный Отец посмотрел на Теларрча сверху вниз — при движении наклонные оптические линзы издали визг. Первого сержанта клана Раукаан и хрупкие останки альдари, на которого он рухнул, укрывало нестабильное стазисное поле, мерцание жужжащего электричества синего цвета, излучаемое множеством портативных проекторов. На мостике присутствовала пара апотекариев.

Нихол даже не потрудился поднять глаза. С прикованных к броне апотекария ремней и крючков свисали разнообразные детали, бионические и органические, боевые модификации для замены, выпущенные из криохранилищ «Всемогущества», а также ценные фрагменты, собранные с павших во время абордажа. С большинства деталей капала какая-то жидкость. Апотекарий склонился над телом Теларрча, испуская щелкающие импульсы, когда тыкал в первого сержанта удлиненными когтями-зондами одной руки. Он пытался пробудить дух брони Теларрча, но от этого ещё более походил на стервятника, каркающего над свежей падалью.

Второй апотекарий поднял глаза. Сканирующая оптика, подсвеченная собственным безумным огнём, жужжала и жужжала, словно пытаясь найти точку фокусировки, сенсорные лопасти тикали и урчали, как проржавевший часовой механизм. На его доспехах не было специального указания возраста, что многие Железные Руки, помешанные на таких показателях, воспринимали как ещё одно свидетельство нестабильности апотекария.

Джаленгаалу был двести один год. Кристосу было шестьсот девяносто восемь лет. Говорили, что Думаар был древним ещё во времена, когда Железный Отец был смертным.

Кристос был не первым, кто веками пытался вырвать апотекария у клана Борргос. По профессиональным навыкам и стойкости в бою у него не было соперников в Ордене. По глубине знаний Думаар не имел себе равных. При этом он был напрочь лишен амбиций, за исключением тех случаев, когда это касалось улучшения его собственного тела.

А ещё он был сумасшедшим.

Слабых постигала либо лоботомия, либо смерть; Думаар был тем, что стало с думающими, будто у них есть решение.

— Он жив.

Голос Думаара вырвался из решеток шлема, как излучение из холодной трансурановой оболочки. Джаленгаал знал, что вне зависимости от нюансов или обстоятельств апотекарий с той же интонацией продекламировал бы «он умер», как и Универсальные Законы.

— Едва ли, — ответил Нихол. Встроенная в его силовой ранец серворука скулила и лязгала, модулируя поле стазис-излучателей. Она продолжала действовать даже без указания апотекария. — Уберём стазисное поле, и брат Теларрч умрет.

Джаленгаал молча наблюдал за этим обменом репликами. Он слышал о церебральном перестроении, которому подверглись воины клана Раукаан; по его мнению, эта операция была лишь в шаге от лоботомии. Очевидно, положение Нихола в апотекарионе избавило его от подобных манипуляций.

Думаар испустил дикий звуковой импульс — сочетание его собственной жестокой версии бинарика и, насколько мог различить Джаленгаал, ещё двух архаичных машинных диалектов.

— Тогда не убирайте поле.

— Вы были первыми на мостике? — спросил его Кристос.

Внешняя оптика Думаара, переключаясь, щелкнула, но он ничего не сказал.

Нихол раздраженно покачал головой.

— Отпусти его, военачальник. Его аугменты восстановят многих поврежденных братьев. Выживший контингент его конклава уже представил свои намерения относительно определенных деталей.

Каннибализация павших братьев на части, которые распределялись между родственными группами, была ритуалом, который способствовал как сильной привязанности, так и соперничеству. Джаленгаал подумал о Луррголе, прежде чем жёстко очистить ментальный путь.

— Возможно, им вскоре снова придется сражаться, — продолжил апотекарий клана Раукаан. — Если твои намерения относительно этого корабля останутся такими же, как прогнозировалось.

— Они и сейчас продолжают сражаться.

— Не имеет значения, — объявил Думаар. Его оптический визор заметно расширился, чтобы охватить как Железного Отца, так и его оппонента-апотекария. — Конечной целью был не захват корабля, а захват человека, который отправил его сюда для битвы. — Это не было вопросом. А молчание Кристоса не было ответом. — Ты обладаешь доисторической силой, не прибегая при этом к… — Вокабулайзер Думаара выпалил насыщенный двоичный код, прежде чем перейти к совершенно новой нити медузийского. Эвристика Джаленгаала идентифицировала его как рокан, диалект клана Фелг, который считался вымершим, — «…опрометчивой восстановительной хирургии».

— Интересное замечание, — сказал Нихол. — Особенно от тебя, Думаар. Образчика опрометчивых операций.

Думаар посмотрел на тело под стазисным полем.

— Семьдесят два процента мозгового вещества уничтожено. Непоправимо. Повреждения, характерные для оружия типа «мелта», выпущенного в черепно-мозговую полость. Не имеет значения. Амниотический переход к постоянным функциям киберорганической поддержки может быть достигнут при сохранении менее десяти процентов функций мозга субъекта. Он снова вернётся к Кристосу. С тридцатишестипроцентной вероятностью непоправимого помешательства, приводящего к смерти мозга.

— Интересное замечание, — повторил Нихол. — Исходящее от тебя, Думаар.

— Его можно поместить в саркофаг? — спросил Кристос; оптическое мерцание указывало на то, что теперь все его внимание сосредоточено на апотекарии его клана.

— Это не невозможно, но рекомендация безосновательна. У клана Раукаан нет лишних саркофагов. Позволь ему умереть, военачальник.

— А у клана Борргос?

— Ответ отрицательный, — сказал Думаар.

Со свистом сервомышечных связок и хрустом переориентирующихся суставов Кристос развернул свое чудовищное тело лицом к Джаленгаалу.

— А что насчет клана Гаррсак?

Сержант колебался. Его неприязнь через связь вытекла в ноосферу. Сейчас это действие даже не было сознательным. Железный Отец был ответственен за смерть Ванда и Руувакса на Тенносе и дорого обошелся Бурру и их бывшему сержанту Строносу. Если Кристос участвовал в восстании, как полагал Стронос, пусть и косвенно, то он повинен в гораздо большем. Мысли Джаленгаала снова обратились к Луррголу, и он нахмурился. Теннос был не последним случаем, когда два клана Железных Рук улаживали спор при помощи оружия, но Джаленгаал даже не знал, почему Железный Отец был так полон решимости подавить восстание скитариев без участия клана Гаррсак.

Это несоответствие раздражало.

— Саркофаг Ареса всё ещё не занят, — осторожно сказал он. — Но мы не станем добровольно отдавать реликвию, которой девять тысяч лет.

«Не тебе» — эти слова явно остались недосказанными.

— Эти сантименты недостойны тебя, десятый сержант. Оглянись.

Джаленгаал послушался, заметив технопровидицу в клеймах клана Борргос, когда та снимала пикты поверженной статуи.

— Реликвия для одного существа — это бесполезная технология для другого, — продолжил Кристос. — Клан Гаррсак пострадал из-за необходимой вербовки и пополнения запасов. Я поручу астропатическому хору «Легированного» обратиться с петицией к Железному Совету. Ваши Железные Отцы увидят выгоду от сделки, которая вернет вас в соперничество с другими средними кланами.

— Стронос никогда бы...

— Кардан Стронос не Железный Отец.

— Пока нет, — эхом отозвался Думаар.

— Пусть с Теларрча снимут снаряжение и поместят в постоянный стазис, пока не прибудет саркофаг, — велел Кристос двум апотекариям.

— Как прикажешь, — сказал Думаар.

Джаленгаал отвел взгляд. Гаррсак повиновался.

— Не существует такого понятия, как постоянный стазис, — сказал Нихол. — Даже самые совершенные системы рано или поздно приходят в упадок. Если первого сержанта в ближайшее время не поместить в саркофаг, он погибнет.

— Как скоро?

— Невозможно сказать.

Раздался резкий щелчок металла по плиткам, и Джаленгаал направил болтер на лестницу: он молча злился из-за того, что отвлекся настолько, что его застигли врасплох.

Кристос, к досаде Джаленгаала, никак не отреагировал.

Магос Карисми с явным интересом поскреб посохом мусор, разбросанный по инопланетной мозаике.

— Я приказал тебе наблюдать за изгнанием духа инопланетной машины, — сказал Кристос, не оборачиваясь.

— Голос Марса дал мне другие указания.

— Важнее моих? — спросил Кристос, наконец соизволив повернуть торс.

— Медузы достиг астропатический сигнал бедствия. Логи-легат передал его нам повторно.

— За те восемнадцать месяцев, что мы здесь прождали, я слышал тысячи запросов. Что делает эту просьбу достойной ресурсов моего клана?

— Это Фабрис Калливант.

Несколько секунд Железный Отец бездействовал, но, судя по направлению света от оптики, он смотрел на Теларрча. Или, может быть, на капитана корабля альдари, раздавленного его броней.

— Йельдриан.

Алюминиевый череп Карисми расплылся в широкой ухмылке.

Джаленгаал наблюдал и за ним, и за Железным Отцом, и за его братьями-сержантами. В голове звучала фраза «Ничему не доверяй». Здесь было замешано нечто большее, о чем он или даже Дрэварк не были полностью осведомлены.

— Не в этот раз, — сказал магос калькули.

Глава третья

«Инновационно, хотя, как я подозреваю, не на сто процентов преднамеренно».

— Магос-инструктор Юриэль Фи

I

— Базовые системы сообщают о повышенной опасности.

Голос магоса-инструктора Юриэль Фи донесся до Кардана Строноса из операционной колыбели — висячего крепления с сияющим экраном и теплонапряженными кабелями передачи. Пятна бело-голубого света в густой дымке благовоний были её глазами. Её кожу покрывала железная чешуя. С изогнутого скальпа магоса, точно дреды техноварваров древности, свисали подключаемые провода различной емкости, привязывая её к колыбели так же надежно, как обилие пульсирующих проводов привязывало саму колыбель к потолку.

— Рекомендую расставить приоритеты в примарис-генераторе. При нынешних темпах катастрофическая перегрузка случится примерно через одиннадцать минут.

— Выполняю, — сказал Стронос.

Расстояние до пульта управления генератором было небольшим, но его заполняли работающие механизмы. Пар был до того густым, что напоминал пропитанную алхимическими эйфориками тряпку, прижатую к лицу нерешительного ученика. У Строноса больше не было активного обоняния или вкуса; редкий случай, когда он поблагодарил за это Железо. Броню он тоже снял, — во всяком случае, настолько, чтобы сохранить при этом способность функционировать. Вопреки всему этому Стронос со стонами и скрежетом направился к множеству похожих на кишки кабелей и клавишных переключателей на другой стороне ямы.

Внезапно взвыла сигнализация из висящего над подсистемой подсвечника — его огонек мигал в пасти горгульи из состаренной бронзы. Стронос мог бы дать сирене односложную команду замолчать, но с тем же успехом мог и не обращать на неё внимания. Изучая сложные панели и плагины, Стронос почувствовал чье-то приближение и бросил взгляд через плечо.

— Чтобы успокоить этот дух, нам придется поднапрячься вдвоем, брат.

Баррас был миром-крепостью морщин на хмуром лице; его глаза с тёмными кругами были так глубоко посажены, что казались высеченными из камня. Он был моложе Строноса раза в три, а с учетом шрамов и аугментических восстановлений последнего казалось, что в десять.

Стронос повернулся обратно к подсистемам.

— Я справлюсь.

— Это не соревнование, Железнорукий.

Стронос фыркнул, не утруждая себя тем, чтобы ещё раз поднять глаза; лёгкие выталкивали холодный, пропитанный маслом воздух через уродливую металлическую трубку, служившую ему одновременно ртом и носом.

— Я справлюсь. — Стронос метнул руку вперёд, когда Рыцарь Дорна попытался дотянуться до него. Стальные костяшки бионической руки сомкнулись на обнаженном предплечье другого воина у самого запястья. Перед бионическим взглядом, взаимодействующим с рукой, мерцали пунктирные линии медузийских рун, отображающих приложенную силу и точки напряжения. Стронос постарался не раздробить брату лучевую кость. — Справлюсь. Что непонятного?

Смешок Юриэль прогрохотал во мраке, как пропеллер с изогнутой лопастью:

— Уточнение — мы все вот-вот испытаем катастрофическую перегрузку.

— Приготовиться.

Отпустив Барраса, Стронос положил руку на корпус блока генераторума; он нажимал кнопки управления, бормоча себе под нос молитву, успокаивающую машину, и постукивая по счётчику.

Где-то среди огня, балок и дыма одна из сигнализаций отключилась.

Стронос повернул бесстрастное изуродованное лицо к Рыцарю Дорна. Безжизненное выражение маленькой победы свисало с металлической кожи, как мясо с крюка. У Барраса же появились синяки на запястье, и смотрел он убийственно хмуро.

— Облачимся в доспехи оба и разрешим это спором равных в дуэльной клетке.

Ритуалы доминирования. Как прискорбно органично.

Стронос кивнул обиженному воину.

— Вы подключили генератор к регуляторам заряда основного когитатора, — объявила магос Фи; её голос резонировал на дымном небе, как голос Омниссии. — Инновационно, хотя, как я подозреваю, не на сто процентов преднамеренно.

На мгновение Строноса охватило раздражение. Баррас ухмыльнулся и отвернулся.

Раздражение прошло не так легко.

В течение ста пятидесяти лет Стронос служил отвратительно человеческому Империуму, веря в то, что семя примарха и Железное Кредо объединились в Железных Руках, чтобы выковать тысячу воинов, не имеющих себе равных. И только теперь он с досадой обнаружил, что в этом изрядно оклеветанном Империуме Людей есть и другие, ничуть не менее опытные, искусные и решительные, как Кардан Стронос, и его генное семя вовсе не предопределяет его превосходство.

Это напомнило Строносу то, что пытался втолковывать его друг Лидриик.

Есть много способов быть сильным, брат. Почти столько же, сколько существует способов убедить себя в том, что ты не слаб.

Отмахнувшись от этой мысли, будто от раздражающего сбоя в системе, Стронос проверил частично освещённый дисплей перед ним, пальцем стерев масляное пятно с мигающей командной строки.

— Тринадцать минут и тридцать секунд до перегрузки.

— Хвала тем, кого коснулась машина, — услышал он бормотание Барраса.

— Разумная оценка, — прогромыхала магос Фи. — Но некоторые машины предрасположены к сбоям. Они сообщат, что готовы продолжать, хотя на самом деле эта операция приведёт к разрушению. Технодесантник должен знать характер каждого из своих подопечных, чтобы видеть скрытую правду сквозь их заявления. Мой расчёт времени был бы ближе к двенадцати минутам.

Если бы Стронос мог, он бы нахмурился. Если бы он мог краснеть, то машинную яму окутало бы кровавым туманом. Вместо этого он обернулся к остальным так называемым братьям за лучшими новостями.

Баракиэль из Ангелов Порфира, поглощенный борьбой с заблудшей системой, даже не заметил его; наполовину белые, наполовину голубые одежды периодически скрывались за извергающимися сгустками пара. У смертных жрецов Марса имелось немало преимуществ по части благочестия и преданности делу, но они не могли сравниться с решительным воином Адептус Астартес по силе, необходимой для усмирения свирепой машины.

Тециан же, напротив, сохранял безмятежность, словно в медитации. Он был из Эксангвинаторов — меньшего ордена, о котором Стронос и не услышал бы, если бы их не прикомандировали к одному из объектов схолы. Кожа Тециана, бескровная, как сброшенная змеёй чешуя, слегка мерцала, даже когда её окутывало паром, и больше напоминала тонкий мрамор, чем несовершенную плоть. Время от времени Эксангвинатор моргал — казалось, веки скоблят глаза, будто резцы, но в остальном он, похоже, вообще ничего не делал. Из всех братьев понять Тециана Строносу было сложнее всего.

Даже Баррас, со всей его порывистостью и зацикленностью на чести, был как-то ближе.

Рыцарь Дорна в лёгкой одежде цветов загара и кости с завидным проворством двинулся назад тем же путем, которым пришёл Стронос. Он остановился у ряда пострадавших труб и с ворчанием просунул руки внутрь, чтобы поправить расположенные за ними клапаны.

Сигарт, последний из их сомнительного братства, должен быть где-то поблизости.

Без сомнения, он многому научился на неудачах Строноса.

Ни один из них ещё не заслужил права «принять красное» или надеть Махина Опус на свое снаряжение, но цвета ордена у каждого воина, включая серебряный и чёрный цвета Строноса, покрывал красный безрукавый стихарь соискателя Марса. Все они попали сюда, потому что являлись лучшими из исключительной группы соискателей знаний Красной Планеты.

Стронос присутствовал здесь, потому что он был Железноруким, и так требовали договоры между их двумя мирами — об этом ему никогда не давали забыть.

Соискателей — за исключением отсутствующего Сигарта — разделяло не более пары метров тесного пространства, забитого перегретыми механизмами. Стронос находил физическую близость отталкивающей, настойчивость в вербальном общении выбивала его из колеи, а то, что он не мог чувствовать мысли братьев или отслеживать их действия через свои информационные связи, раздражало и вызывало иррационально глубокую подозрительность.

Баракиэль отсоединился от радиационного коллектора и посмотрел на гудящую операционную колыбель.

— Кому-то нужно пойти в камеру генераторума и закрыть её вручную. Я вызываюсь добровольцем.

— Не смотри на меня, соискатель, — упрекнула его Юриэль.

— Иди, — одновременно произнесли Стронос и Баррас, затем посмотрели друг на друга, а Баракиэль пробрался обратно через беспорядочно выставленные машины и исчез в дымке.

Стронос услышал, как открылась дверь. Затем — как она закрылась.

Прошло ровно семнадцать секунд, прежде чем голос космодесантника эхом разнесся по главному воксу камеры.

— Аварийные переборки запечатаны. У меня нет доступа к взрывной камере.

— Изоляция находящихся под угрозой секторов — основная реакция любого высокофункционального гештальта, — Юриэль произнесла это таким тоном, что Стронос предположил, будто она разглядывает собственные ногти. — Какое разочарование, что никто из вас не подумал об этом. У вас есть… — Пауза: по-видимому, она сверялась с рунами на дисплее. — …Девять минут до катастрофической перегрузки.

Броня Строноса содрогнулась и зарычала: силовые сервоприводы издавали шум, похожий на звук лендрейдера, застрявшего на нейтральной передаче. Через внутримышечные соединения и точечный нервный контроль ему передалось разочарование доспеха. Чтобы преобразовать чувство в действие, Стронос напрягся. Опустив лоб к дисплею с рунами генераторума, он приказал своим системным связям соединиться с интерфейсом.

По соединению прошла дрожь искажения

Его системы были предназначены для сетевого взаимодействия на поле боя, а не для межмашинного взаимодействия, и когда он грубо форсировал соединение, оба набора систем ответили выкриками предупреждающих сообщений, размазав восприятие бионическиго глаза, будто от мокнущей инфекции.

<Действуй осторожно, Стронос.>

Теперь Стронос без труда мог разглядеть магоса Фи сквозь дымку. Его осознание вторглось в ноосферу — параллельную реальность необработанных данных и Движущей Силы, и в ней она сияла, как ангел.

<В ноосфере есть сущности, которые будут оскорблены вторжением простого соискателя.>

И тогда он почувствовал это.

Коллективное сознание схолы было израненным существом, враждебным и неописуемо древним, оно осознавало себя на уровне хищной рептилии. И было осведомлено о существовании Строноса на том же уровне, на каком рептилия осознает наличие чего-то не равного по силе.

<Открывай генераторум.>

Стронос бомбардировал дух базы командными полномочиями и рунами отстранения, но либо он ошибся в их построении, либо химерический дух был слишком разгневан, чтобы обращать на них внимание.

Оно стало огромным, нависая над Строносом, окутывая его в этой безразмерной ноовселенной и опаляя разум бессмысленными шипящими помехами.

<Я тебя не знаю!>

Стронос ощутил, как его тело пошатнулось, когда чувства выбросило из ноосферы, а сетевые системы инстинктивно отключились и ушли в свою бронированную оболочку. Из интерфейса вырывались искры — физическое проявление гнева машины — и швырнули его о корпус когитатора напротив.

Сверху раздался хриплый смех магоса Фи; по расшатанному металлическому настилу под распростертым телом Строноса пробежал глухой удар герметизирующих переборок.

Он чувствовал, как дух машины насмехается над ним.

— У меня за спиной только что опустилась ещё одна пара аварийных дверей, — передал по воксу Баракиэль. — Я заперт внутри.

Юриэль рассмеялась, иронически похлопав в ладоши.

— Поверь мне, соискатель, тебя отпустили… "ударив по рука".

Дети Мануса не блистали находчивостью и остроумием, и Стронос всё еще готовил ответ, когда сигналы тревоги внезапно стихли. Основные огни зажглись до жужжащей яркости, и с жужжащим же лязгом неисправного оборудования включились экстракторы, упорно пытаясь засосать пар в ветхие вентиляционные отверстия. На этот раз его бесформенные черты лица выражали именно те эмоции, которые он ожидал в прямо противоположном случае.

— Что я…?

— Раненый зверь не даст вытащить шип из лапы, — сказал Тециан. Его улыбка казалась вырезанной из дерева. — Даже заботливому хозяину. Его нужно отвлечь.

— Ты хочешь сказать..? — Стронос ощутил инфантильный порыв сказать Эксангвинатору, что они могут уладить это на равных в дуэльной клетке. Вместо этого он просто умолк.

Магос Фи была более экспансивной.

— Молодец, соискатель Тециан. И Стронос. — Она выглянула из-за своей колыбели, оптика мигала сине-белым светом. — Встретитесь со мной после вечерней молитвы.

Стронос склонил голову.

— Да, магос-инструктор.

Баррас ухватил проходившего мимо Строноса за наплечник, притянув его поближе, и прошипел на ухо:

— А после можешь встретиться со мной.

Рыцарь Дорна наполовину пробрался через разделяющее их железо к двери. Стронос заметил, что она открыта; еще один претендент, одетый в чернильно-чёрную мантию под малиновым стихарем, наклонился и с важным видом вошёл внутрь. На чёрном рукаве претендента был единственный белый крест — символ, который мгновенно узнал бы всякий человек в Галактике.

Сигарт.

— Братья! — Сигарт вошёл в зал, широко раскинув мускулистые руки, словно собираясь обнять сразу троих собратьев-соискателей. Его улыбка была почти такой же широкой. — Я только что почувствовал, как схола убила Строноса?

— Просто немного обожгла ему гордость, — проворчал Баррас.

— Значит, он не почувствовал боли.

Тециан прикрыл идеальную улыбку ладонью, но смолчал. Он редко говорил, если обращались не к нему.

— В следующий раз я исправлюсь, — прорычал Стронос.

— Поразмышляйте над тем, что узнали, — сказала Юриэль, и пятеро соискателей замолчали и уважительно посмотрели вверх. — Каждый из вас. Очень скоро вам предстоит новое испытание. Аве Омниссия.

Космические десантники в подражание ей сложили на груди обеими руками священную шестерню, сопровождая её рефреном «Аве Омниссия», но только Стронос делал это от всего сердца.

Сигарт оценивающе посмотрел на него, как будто что-то разглядев и одобрив. Стронос хотел было спросить, что именно, но великая схема Омниссии предписывала сближаться лишь на краткое время.

— Братья? — голос Баракиэля эхом отозвался из основного вокса: теперь, когда из массива аугмиттеров откачали весь пар, он звучал глуховато, но отчетливо. — Я всё ещё в ловушке здесь, внизу.

Дух схолы обратил свои бесчисленные формы внимания внутрь себя. Стронос чувствовал его злорадство.

— Братья?

Магос Фи отрывисто засмеялась.

Глава четвертая

«Не пялься на скитария…»

— логи-легат Никко Палпус

I

Когда лифт притормозил, у Мелитан Йоланис перехватило дыхание. Она сама не знала, почему. Может, потому, что притворяться полноценным магосом при личном общении — это далеко не то же самое, что по переписке. Ладони вспотели, и Мелитан едва удержалась, чтобы не ощупать покрывающие её лицо ложные импланты — на месте ли? Механодендрит все равно нервно дёрнулся — может, и не поэтому. А потому, например, что то, что таилось за бронзовыми дверями, не могло оправдать ожиданий, которые она возлагала на него с самого детства. И она… побаивалась. Видит Омниссия, еще как!

Это было больше, чем просто опаска.

— Прости, Омниссия, за это вторжение, — прошептала Мелитан, складывая руки в благословенную шестерню и прижимая её к груди, пока товарный вагон въезжал на свои магнитные буферы с толчком, почти незаметным благодаря точному проектированию и безупречным обрядам обслуживания. — По твоей воле. Твоя воля — это схема. Схема — это мое действие.

Она чувствовала каждую флуктуацию поля и резонансную аномалию, от которых колебался пол вагона, с ужасом осознавая, что над стремительным спуском на магнитной подушке её держит рука Омниссии.

Ему ничего не стоит отозвать свою благосклонность.

Некстати парящий у её плеча сервитор-херувим переговаривался с дверным механизмом короткими очередями двоичного шифра. Мумифицированный зародыш безвольно левитировал на месте; архаичные антигравитационные устройства шипели и выскакивали из-под его скрюченных ножек. Одну глазницу ему расширили линзой из голубой шпинели размером с большой палец. Другой глаз скрепили скобой. Как и рот. И нос.

Когда-то этот нерожденный ребенок был бы кому-то дорог. Мелитан задумалась, кому.

Она до сих пор помнила, каково это — очарование такими технологиями. До того, как у неё выпали волосы, дёсны были отравлены, а лёгкие почернели. С невинностью, свойственной очень — очень — юным, она думала, что может узнать всё. Ей было четыре, может быть, пять лет, когда родители отвели её в склеп под Храмом-Кузницей Калливанта.

Камни были старыми. Двенадцать тысяч лет, сказал ей магос-хранитель. Воздух казался старше. Она чувствовала в нём силу: вибрацию в животе, вкус железа и возбуждение во рту. Даже в темноте она таращилась на таинственное собрание катушек, труб, магнитов и клапанов, которые составляли божественное чудо, Принцепс — великий плазменный орган Дома Калливант. Инструмент, как сказал ей магос-хранитель, был даром магоса Ксанфа из 52-го экспедиционного флота в ознаменование возвращения мира в лоно Марса.

Она засыпала хранителя, а затем и родителей, устало возвращавшихся в жилой модуль, вопросами — «Как? Как? Как?», время от времени перемежая их «Почему?»

Она ни о чем не могла думать, кроме этого херувима.

Может, это был всё-таки не человеческий зародыш. Судя по эластичности нёбной структуры, костных выступов сосцевидного отростка… Возможно, ратлинг. Она видела такое только на учебных пергаментах. Надо бы…

Херувим испустил волну двоичного кода перед дверным механизмом

Тот ответил тем же.

<Добро пожаловать, магос Вейл. ЛН-Примус, нулевой уровень.>

Двери распахнулись.

Сердце Мелитан затрепетало. Всю свою жизнь она мечтала, чтобы перед её именем произнесли титул «магос». А теперь…

<К тебе обращаются, магос. Не ставь под угрозу личность, которую я создал для тебя, ещё до того, как войдешь.>

Мелитан поморщилась от боли. Беседа с мнемо-прокси, который логи-легат Никко Палпус внедрил в её продолговатый мозг, была не простым «выслушал — ответил». Чтобы передать образы или слова, имплант принудительно перестраивал клетки мозга. Это было болезненно. Поэтому она не ответила — просто кивнула слуге-херувиму, что готова, в надежде, что мнемо-прокси будет хранить молчание.

Иссохший автоматон уже уплывал через открытые двери, оставляя за собой священные писания и электростатический свет.

Она еще раз неглубоко вздохнула, будто он был заложником, которого можно удерживать в качестве подстраховки, и шагнула вслед за херувимом.

II

Нулевой ярус был храмом, наводящим ужас на верующих, крепостью данных, способной поколебать воина Адептус Астартес. Паукообразные фигуры с искусственно изогнутыми позвоночниками, рокочущими частями тела и в красных одеждах марсианского жречества сидели, сгорбившись, над рунными банками, жадно поглощая инфопищу и освещая только свои механические хоботки. Глаза с линзами разного цвета и типа щелкали и жужжали, фокусировались и расширялись, и всё это сопровождалось звуком винтов, терпеливо завинчиваемых и отвинчиваемых снова, снова и снова. Сложные и нечеловеческие части нижних челюстей подергивались, словно от физического голода; не хватало только машинного аналога слюнотечения, когда восхищенные адепты анализировали данные со своих экранов.

Бинарных инфоцитов не отвлёк от экранов даже угрожающий лязг крадущихся робо-мастиффов.

Кроме аккуратных упорядоченных банков рун, с гололитической платформы руководил магос с хлыстообразными руками и ногами, в тяжёлых одеждах, сверкающих нумерологическими символами. Вокруг него вращались двумерные информационные панели, схемы и анализы схем, искаженные слоями шифрования и порядками обозначений, для которых у Мелитан не было наименования.

Но догадываться она могла.

Время от времени произнося скорописную проповедь или отрывок из песнопения, магос просеивал водоворот тайн, скормленных ему инфоцитами, при помощи механодендритов и перчаток, заканчивающимися ноосферными когтями, — будто шестилапый кошмар, кромсающий крылья у бесконечной череды кричащих бабочек.

За всем этим наблюдал однорукий скитарий.

Он был примерно двух с половиной метров ростом, почти такой же крупный, как космодесантник, в сетчатом бронежилете чёрного цвета. Коды отказа и ингибиторы выгрузки окутывали его плащом, сбивающим с толку технику. Импланты Мелитан, — даже кое-какие из её качественных подделок, — последовательно попытались стереть скитария из сознания. Даже робо-мастиффы с набитыми сенсорами мордами, непрерывно проверяющие образцы автозагрузки адептов, прошли мимо, ничего не подозревая.

<Не пялься на скитария. Бетания Вейл — магос среднего ранга, проработавшая три десятилетия в самых секретных диагностических центрах Марса,> — упрекнул мнемо-прокси, заставив Мелитан схватиться за голову от острой невралгической боли. <Тебе потребовались бы чересчур обширные аугментации, чтобы твои органические глаза проникали сквозь их кодовые стены.>

Мелитан рассеянно почесала раздражение под ухом и что-то пробормотала себе под нос.

— Да, повелитель.

Мелитан опустила руки на колени, приняв позу надменной безмятежности, приличествующую — по её идеализированным представлениям — истинным адептам. Облик логи-легата Никко Палпуса пришёл на ум как образец. Она почти вздохнула. Первоисточник — физическая версия «Голоса Марса» — был гораздо благосклоннее. Почти по-отечески. Притворство, как запоздало начала понимать она.

Херувим выпалил ей что-то невнятное. К счастью, Палпус счёл нужным снабдить её подлинными дополнениями, достаточными, чтобы расшифровать двоичный код: <Остановись.>

Зародыш поплыл к скитарию.

— Похоже, ты на нервах.

Вздрогнув, Мелитан повернулась на голос. Один из инфоцитов в капюшоне скривил свои неэмоциональные экзо-черты, глядя на неё. Улыбка… она пугала больше, чем безразличие, к которому Мелитан привыкла, будучи скромной технопровидицей.

— Я… — она хотела было возразить, но поняла, что в этом мало смысла. Мелитан была ужасной вруньей, поэтому сочла, что лучше не отходить далеко от правды. — Есть немного.

— Не так страшен экзогенитор Оэлур, как его репутация. — Закрытая оптика инфоцита сверкнула неожиданным юмором. — Или его внешность. Думаю, ты останешься в живых после этого часа.

Раздался звук отсоединения — «щёлк-щёлк» разъединяющихся пучков волокон, и инфоцит вытащил из банка рун руку с двумя когтями и протянул её Мелитан.

— Номер четвёртый, — он заговорщически наклонился, понизив голос до шепота. — Но ты можешь звать меня Салиент.

Мелитан пожала неподсоединенную металлическую руку инфоцита своей органической. Она чуть было не представилась настоящим именем.

— Вейл. Бетания Вейл. Магос биологис.

— Технология Рассвета не разочарует, магос. Совсем наоборот.

Салиент выдернул коготь из руки Мелитан. Она заметила тонкую полоску крови, размазанную по ладони.

— У тебя кровь, — сказала она. Но инфоцит уже вернулся к банку рун и подключился обратно.

Мелитан вытерла кровь о свою красную мантию, а робо-мастифф, рыча в её сторону, обнюхивал её на предмет следов порчи. Она уставилась на машину таким отчужденным взглядом, которым гордился бы любой магос, даже когда внутри всё сжались, но мастифф ничего не обнаружил. Он залязгал по запрограммированному маршруту не останавливаясь. Мелитан расслабилась.

Инфоцит снова не замечал её; он был настолько поглощён своими данными, что Мелитан задумалась, не привиделся ли ей весь этот разговор. На нервной почве чего только не бывает.

Она посмотрела на красное пятно у себя на руке.

<Не привиделся.>

Не делая вид, что спешит, она последовала за слугой-херувимом. Раб-эмбрион завис над скитарием-хранителем, не признавая его существования, и поплыл ко второй бронзовой двери. С обеих сторон ее обрамляли тёмные отражающие панели, похожие на мононаправленное стекло.

Мелитан чувствовала, как сердце колотится в горле.

Вот оно.

III

К этому запаху жизнь её не готовила.

Был определенный запах, который ассоциировался с внутренними владениями Адептус Механикус автоматически: масла, особенно приятные для внутренней работы машины, благословенные смазки, привкус Движущей Силы, жужжание и трение тысячи искусственно движущихся предметов. Все это присутствовало, но почти мускусный аромат помазаний прикрывал приторно-сладкое что-то ещё. Это был омолаживающий антикоррозийный формальдегидный состав, смешанный с каким-то едким элементом, аромат которого она не могла опознать.

С хрустом шестерней и хрипом выдвигающихся деталей экзогенитор Луард Оэлур поманил её.

Этот жест мог бы быть обнадеживающим, если бы протянутая конечность не была вдвое длиннее её самой и втрое шире в обхвате.

Она прошаркала к столу, который делил комнату пополам. Плоская поверхность была обшита панелями с экранами. Изображения и экраны — или и то, и другое вместе — мелькали на тридцати или около того мониторах рунного банка слишком быстро даже для большинства аугметических глаз. Для неё они казались просто призраками, рывком переходящими от движения к остановке и обратно. Слишком быстро, чтобы она могла что-то понять. Свет, который они отбрасывали, был резким и тревожным. Маленький значок Шестерни Механикус, как запоздалая мысль, удерживал папирусный свиток за угол, а гигантский механдендрит закреплял противоположный конец.

«Ожирение» было словом, на удивление органическим, но уместным.

По слухам, экзогенитор копил эти модификации и вспомогательные системы дюжину столетий. Одеяния, накинутые на его разросшееся тело, были почти ритуальной любезностью. Голова, венчавшая кучу бионики, представляла из себя гниющий комок бесчисленных модификаций и восстановлений. Над общей шеей вяло склонилась грубая второстепенная голова, тупо глядя на стол. К нарастающему отвращению Мелитан, это был не искусственный мозг, а настоящая, человеческая голова. На её плоти всё ещё еще были видны шрамы от иссечения и электротату, кристаллические имплантаты, заложившие основу для будущей бионики. До Мелитан дошло, что голова, по крайней мере отчасти, являлись источником неприятного запаха.

Мелитан быстро отвела взгляд, готовая к уколу боли, но мнемо-прокси Палпуса нечего было сказать.

Как он сюда попал? Мелитан поймала себя на том, что недоумевает. Конечно же, не через дверь. И откуда взялась голова? Раб, преступник, еретик? Очевидно, не сервитор. Какой в этом был бы смысл?

Пока её мысли текли дальше, Оэлур оставался в непрерывном движении. Мантии зашуршали. Серво-конечности и дендриты щелкали и развивались почти независимо от основной части. Невидимые детали лязгали, хрустели, чирикали и двигались, стрекотали и шевелились, словно тарантул, переваривающий жука. Когда он наконец заговорил, понижение человеческого голоса чуть не вызвало у нее нервный срыв.

— Ваше путешествие с Ксантроса прошло в комфортных условиях, магос Вейл?

— Д-да, довольно-таки. С-спасибо.

— У вас сбой со звуком, магос.

Мелитан заерзала под своей фальшивой мантией и столь же фальшивой аугметической маской.

— Путешествие было долгим, экзогенитор Оэлур.

— Луард.

Механодендриты шарили по стенам. Щёлк. Клац. Будто обсуждая её между собой.

— Титулы потеряли для меня интерес ровно семьсот сорок три года назад. Моё стремление к подобострастному уважению подчиненных продлилось лишь немногим дольше.

— Значит, Л-Луард, экзогенитор.

— Снова этот сбой.

— Прошу прощения, экзо… Луард.

— Вы знаете, сколько биосекционистов в настоящее время работают на Нулевом уровне, магос Вейл?

— Не знаю.

— Ноль. Знаете ли вы, сколько адептов любого рода было завербовано на Нулевой уровень без предварительной работы на вспомогательных исследовательских уровнях за триста девятнадцать лет моего руководства ЛН Примус?

— Я... не знаю.

— Я подозреваю, что догадываетесь, магос Вейл. Знайте, что я не потерплю лицемерия. Это оскорбление праведного порядка Омниссии.

— Ни в коем случае, экзогенитор.

— Действительно. Никко Палпус обитает за пол-Галактики от Марса, и все же его связи таковы, что по его команде открывается любая дверь.

— Мне повезло.

— Я знаю, почему Палпус послал вас, магос.

Мантия Луарда внезапно задралась, и из-под неё показалась гнилая, раздутая рука. Омертвевшие пальцы с удивительной ловкостью постукивали по одному из мерцающих подэкранов его рунического дисплея. Инопланетная каллиграфия, которую он отображал в течение доли секунды, исчезла, сменившись тем, что, по-видимому, было личным делом Бетании Вейл.

Обе головы Луарда осмотрели его одновременно.

— Пять лет с ксеноанатомом Тантруном. Десять с тератотехнологом Коронусом. Затем пятнадцать лет под руководством метахиругеона Гарадесия на Ксантросе; проводил экстраполятивное вскрытие ксеносов 27814σ.

Основная голова поднялась.

— Я не знаком с ксеносами 27814σ.

— Я не думаю, что они всё ещё существуют.

— Железные Руки?

— Железные Руки, — согласилась Мелитан. — Они, как правило, дотошны.

— Это объясняет, как вы попали в поле зрения Никко Палпуса. Воистину, вам повезло.

Экзогенитор смахнул папку взмахом своей гниющей лапы.

— Вы должны оценить Технологии Рассвета. Вы здесь для того, чтобы оценить меня. Не пытайтесь отрицать это. Согласно моему мнемоническому архиву, я уже говорил, что не люблю лицемерие.

Вторая голова со скрипом приподнялась на шейных мышцах и стеклянным взглядом уставилась на Мелитан.

— Вы обладаете необходимым набором навыков для анализа процедур сдерживания Нулевого уровня. Однако я могу заверить вас, что ни одно устройство, способное к выгрузке, не работает в пределах карантинных сфер. Органические испытуемые объекты уничтожаются и утилизируются под строгим контролем. Даже косвенный контакт с ксенотехом является нарушением базовых протоколов. Мне составить список тех адептов, которые провели самые тщательные исследования данных, или вы предпочитаете алгоритм для случайного отбора объектов для вивисекции?

— Экзогенитор, я…

— Я заверяю вас, что все будет так, как просил логи-легат, когда передавал технологию альдари мне на хранение. Я в курсе того, что произошло на Тенносе. Я понимаю когнитивные процессы Палпуса. Но это не какой-то захолустный испытательный полигон в Сегментуме Обскурус. Это Примус факультета Лабиринт Ноктис.

Глаза Мелитан, и без того слезящиеся из-за линз, которые она носила вместо настоящей оптики, казалось, задрожали. По правде говоря, она понятия не имела, почему Палпус предпринял экстраординарные усилия, чтобы замаскировать её под опытного адепта вместо того, чтобы нанять настоящего магоса с профилем Бетании Вейл. Разве что он, возможно, доверял ей. А она доверяла ему.

— Он просто хочет удостовериться, — сказала она.

Экзогенитор издал чахоточную отрыжку.

— Я позабочусь о том, чтобы он удостоверился. Мы начнем с экскурсии по Нулевому уровню, но завтра. Ваше путешествие было долгим.

— Спасибо, экзогенитор.

— Мой слуга проводит вас в спальню. Не позволяйте скитарию беспокоить вас.

— К-какому скитарию?

— Опять этот сбой, магос.

Луард указал на дверь одним массивным извилистым механодендритом.

— Значит, завтра.

— Завтра.

Под взрывом статических помех в открытую дверь ворвался херувим-сервитор, и Мелитан попятилась к нему, внезапно опасаясь поворачиваться спиной к тучному повелителю данных. Она ещё раз мельком посмотрела на миниатюрную Шестерню Механикус на краю его стола. Она вызывало тошноту, но только когда херувим увел Мелитан прочь, она поняла, почему.

Шестерня была перевернутой.

Глава пятая

«У всех нас есть тёмная часть натуры, душевные демоны, которых мы предпочли бы скрыть от братьев».

— Тециан

I

— Положи книгу на место.

Стронос сказал это, не поднимая глаз: он сфокусировал оптику на мелких деталях электроники, зажатой между указательным и большим пальцами его металлической руки. Когда он наклонялся, о давлении сообщали бинарные тактильные сигналы «да-нет» в кончиках пальцев. Органический глаз напрягся, уязвленный плавностью, с которой его бионический партнер щелкал увеличительными линзами, выявляя хитросплетения проводки. Отблеск булавочного укола пробежал по всей длине ножа, когда Стронос осторожно — очень осторожно — принялся снимать изоляционный пластек. Он уже понемногу расслаблялся; стыд из-за вспышки на занятии мало-помалу рассеивался. Лицевые мышцы, у которых больше не было контроля над ртом, дернулись, будто пытаясь улыбнуться.

Что бы подумал Веррокс?

Пятьдесят тысяч световых лет от Медузы, сто лет от его Железной Луны, — и вот он всё ещё работает над своей епитимией. По правде говоря, задача починить эту проклятую штуковину была невыполнимой с самого начала. И превратилась в медитативное упражнение, в выход для блуждающих мыслей и чувств. Иногда Стронос задумывался, входило ли это в изначальную задумку Железного Отца.

Скорее всего, нет. Веррокс едва ли отличался утонченностью.

Последний кусочек пластека отслоился под ножом, и только тогда Стронос поднял глаза.

— Я сказал, положи на место. Она не твоя.

Тециан стоял у стены их общей камеры в мантии тёмно-пурпурного цвета иссохшей вены, свисающей с его широких плеч, и небрежно листал походный экземпляр «Песни о путешествиях» Строноса.

Эта книга повидала больше, чем некоторые полки Астра Милитарум. Переплет треснул, снизу виднелся лазерный ожог. Несколько страниц начали отрываться от переплёта, и Стронос видел на каждой странице вмятины — в одном и том же месте, от скрупулезного перелистывания металлической рукой. Он отметил, что у Тециана была своя манера чтения: он облизывал палец, переворачивая страницу и не замечая, что его губы суше марсианского кирпича за спиной.

— Текст на лингва-технис, — задумчиво произнес Тециан. — Необычно, что летопись жизни вашего примарха составили на общем языке Марса.

— Первоначально Песни передавались устно. Большинство из них утрачены, другие — чистый миф или развитие других историй. Рационализированное издание было собрано адептом Марса почти семь тысяч лет назад.

Тециан поднял глаза поверх серебристо-серой подсветки открытой страницы.

— Это ваш основополагающий текст, и его написал техножрец на языке, понятном лишь посвященным в культ Машины?

Стронос ответил ему лишенным выражения взглядом.

— Ты бывал на Медузе?

— Не имел... удовольствия, — ответил Тециан.

— Может, служил прежде вместе с Железными Руками?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что нет такого медузийца, а тем более — боевого брата Железных Рук, который не смог бы поучить техножрецов лингва-технис.

Тециан усмехнулся. Казалось, для него это само собой разумелось.

— Представляю себе эту ситуацию! — Он снова опустил глаза в книгу. — А текст на полях я разобрать не сумел.

— Это потому, что ты никогда не учил джукет.

— Моё упущение.

Без предупреждения и не видя необходимости в дальнейших разговорах, Стронос снова занялся оголённым отрезком провода: вставил его в небольшую монтажную коробку и аккуратно уложил вдоль подготовленной дорожки из полимерного клея. Он прижал большим пальцем провод, а затем отрезал ножом свободный конец.

Привыкнув за это время к своеобразным манерам соседа по комнате, Тециан сел на своего конька:

— Тебе бы учиться на капеллана, а не на технодесантника.

— Ты не первый, кто говорит мне об этом.

Стронос закрыл крышкой готовую схему со щелчком пластека и положил коробку на молитвенный столик, напрягая при этом мышцы щеки и глаза, чтобы изменить кратность увеличения. Он понял, что сказал больше, чем говорил кому-либо с тех пор, как его изгнали из конклава Джаленгаала. Больше, чем когда-либо раскрывал кому бы то ни было не из Железных Рук. Строносу не очень-то это нравилось.

— Положи на место. Это очень ценная вещь.

Тциан закрыл книгу и оценивающе осмотрел потертый переплет.

— Для меня, — добавил Стронос.

Эксангвинатор пожал плечами, затем бросил книгу Строносу на койку. Он был без одежды. Потребность организма космодесантника в сне была значительно сокращена, и её сполна удовлетворил бы тридцатиминутный отдых в вертикальном положении раз в несколько дней.

— Как восхитительно нелогично.

— По-твоему, удивительно, что я ценю свою культуру.

Тециан коротко рассмеялся.

— Брат! Удивительно, что у вас вообще есть культура. — Стронос снова ничего не ответил. Тециан нахмурился, скрестил руки на груди и серьезно посмотрел на него. — Когда ты слышишь «сын Сангвиния», какой образ возникает у тебя в воображении?

Стронос промолчал.

— Ангел Императора, прекрасный, совершенный. С изъяном.

Тециан указал на свои мирские пожитки: манускрипты, ряды наборов для перевязок и алхимических флаконов — полузавершённые пробы произведений искусства. Стронос заметил, что предплечья у Тециана испещрены крест-накрест старыми и новыми шрамами.

— Они есть и у тебя. Конечно же, — его голос помрачнел. — Я подозреваю, что мы все несколько сложнее, чем формирующие наш образ легенды. У всех нас есть тёмная часть натуры, душевные демоны, которых мы предпочли бы скрыть от братьев.

Тециан пожал плечами, будто демон, о котором он только что говорил, вцепился ему в плечо когтями.

— Я бы предпочел не видеть его, но в тот момент, когда я отвожу взгляд, в тот момент, когда я позволяю этому случиться, демон побеждает. — Тециан посмотрел на Строноса за его молитвенным столом, и в тот же момент его губы растянулись, обнажив твёрдые белые зубы. — Я думаю, что мы с тобой похожи больше, чем кто-либо из наших собратьев здесь.

Стронос хмыкнул.

— На самом деле у меня сложилось противоположное мнение.

— Как ты думаешь, почему я вызвался делить с тобой эту комнату?

— Ты вызвался добровольно?

— Магос-инструктор посчитала, что тебя следует оставить в покое.

— Она права.

— Я не знаю о жизни твоего отца, но я знаю о его смерти. Я знаю... бремя... сиротства.

За полтора столетия, прошедшие с момента имплантации геносемени Ферруса Мануса, способность Строноса улавливать невербальные сигналы ослабла. Если и было что-то, до чего Тециан пытался достучаться или на что намекал, то Стронос это упустил. Однако Эксангвинатор наблюдал за ним, ожидая реакции — понимания? — и поэтому Кардан изобразил легчайший кивок, уперев шею в жесткую скобу своей кузнечной цепи. Ведь Лидриик практически умолял его как можно лучше понять другие ордена за время этого творческого отпуска.

Стронос вздохнул.

Разве он не пытался?

— Может, и так, — согласился Стронос.

Тециан улыбнулся, как бы признавая масштаб усилий Строноса.

— Ты сорвался во время упражнения, — сказал он. — С Баррасом, с магосом Фи. Даже со мной.

— Я держу себя в руках, — возразил Стронос.

— Если ты пытаешься убедить меня, то не беспокойся. — Тециан оторвался от стены и направился к нему. Внезапно посерьезнев, он присел на корточки перед молитвенным столом Строноса. — Ты... не одинок в необходимости контролировать внутреннего демона. Но есть и другие способы, брат, кроме простого избегания и подавления. Я могу научить тебя, если позволишь.

Стронос рассматривал совершенное, но явно имеющее изъян существо, которое точно так же изучало его с другой стороны верстака. Он вспомнил обеты секретности, которые Лидриик принес перед тем, как отдать десятину Караулу Смерти, и как осуждал библиария за это. В конце концов, что такое секреты? — тайники для слабых и трусливых. Адептус Механикус тоже требовали от начинающих технодесантников клятвы, по сравнению с которыми требования Караула Смерти походили на твёрдый взгляд и крепкое рукопожатие, и в тот момент Стронос испытывал такое же презрение.

Но секреты подобны коррозии. Немного света, немного воздуха, — и внезапно то, что казалось твёрдым железом, превратится в хлопья ржавчины, рассыпающиеся в руке.

— Я могу быть лучше, чем я есть. Вот и всё.

Он стукнул кулаком по молитвенному столу так, что инструменты и детали пушки подпрыгнули. Стронос не очень-то понимал, почему сделал это, и сразу же пожалел о своем поступке.

— Я Железнорукий. Я должен быть... — Он замолчал, глядя на Тециана своим человеческим глазом. — Лучше.

— Тогда будь лучше.

Стронос выдохнул: у него изо рта, как отвращение, вырвались ядовитые углеводороды.

— Ты мыслишь совсем не как Железнорукий. Мы редко ложимся на курс, если не уверены в его успехе.

— И в чём же тогда вызов?

— В правильном выборе курса.

Тециан рассмеялся.

— Должно быть, ты скучаешь по своим родным братьям?

— Нет.

— Нет? Отсутствие моих братьев отзывается болью в сердцах.

— У меня тоже — сказал Стронос. — Но не только в сердцах. — Он указал на поясную пластину доспехов. — Это Джаленгаал. — На плечо. — Бурр. — Затем на горло. — Лурргол.

Стронос переместил руку к другим точкам доспеха, где системы торса, заключённые в защитный керамит, поддерживали непрерывный поток загрузки / выгрузки в эфир. Иногда имя павшего брата ускользало от него, сливаясь с именем другого, который принял боевую броню Кардаануса, Мортола или Ванда и которого он назвал сейчас, думая о нем в том же ключе, хотя они никогда не встречались.

— И при этом они не отсутствуют. — Обрывки эмоций. Случайная шальная мысль или голос. Разочарование Джаленгаала. Горе Лурргола. Стронос медленно покачал головой, проясняя мысли. — Они в варпе. Мои мысли о них всегда сильнее, когда они в варпе.

— Время и расстояние там мало что значат, — сказал Тециан.

— Может быть.

— Скажи «может быть» ещё раз, брат Стронос, и я откажусь от предложенной помощи. — Эксангвинатор усмехнулся про себя, качая головой. — В любом случае, я надеюсь, что ты закончил.

— Почему?

— Потому что ты здесь уже больше суток, брат. Баррас начинает думать, что ты не придешь.

II

До того, как Схола ЛН-7 стала Схолой ЛН-7 — испытательным центром для самых одаренных начинающих технодесантников, она служила станцией пополнения запасов для караванов, следовавших от горы Аскрей к тайным сторожевым постам Лабиринта Ноктис. До этого там располагался буровой аванпост, занимавшийся поиском следов залежей титана в истощенных песках. До него — станция терраформирования, когда Марс был зелёным и человечество с полным на то основанием называло себя хозяевами всех обозримых небес. Остатки археотеха по-прежнему оставались на планете; хотя эти технологии были бесценными, они деградировали, страдая от ересей, расколов и перемен в вере, пока не превратились просто в памятный знак.

Это напомнило Строносу Медузон — единственный город Медузы, оазис цивилизации, воздвигнутый из неумолимой скалы на доимперском фундаменте, на котором он остается и поныне.

Бóльшая часть схолы теперь была недоступна. Целые крылья, заполненные древними технологиями, были запечатаны машинными духами, которые мало думали о наследниках или об увядании, которому они теперь подвержены. Иные из них разрушались тысячелетиями, оставаясь открытыми марсианской атмосфере, и их тоже посещали призраки — по крайней мере, так полагали некоторые. Значительная часть оставшейся схолы представляла собой лабиринт из служебных ходов и мест общего пользования, построенных за эпоху до того, как родилась мечта Императора о Легионах Астартес. Сейчас они были слишком тесны, чтобы их можно было как-то использовать, — даже если смертные люди, по-видимому, когда-то были крупнее и здоровее, чем истощенные марсиане M41.

Сердцевиной комплекса (в буквальном смысле, поскольку на пиктах с эстакады оно выглядело как обветренная шестерня, частично засыпанная красным песком) служила камера пригодных для жизни размеров. Общего пространства для людей было примерно с два лендрейдера, поставленных корма к корме так, чтобы их задние люки открывались друг на друга.

В эпоху, когда здесь был еще шахтерский пост, в нём размещалась буровая установка. Вертикальная шахта по-прежнему проходила через пятнадцать или около того метров скалы к поверхности, и ещё несколько сотен вниз — к подземным аркологиям, не отмеченным на картах. За столетия существования в качестве промежуточной станции она превратилась в приют, где путешественники могли бы переждать печально известные марсианские пылевые бури в некоем комфорте и духе товарищества. Станция вновь обрела этот дух, став схолой.

Большую часть помещения занимал низкий металлический стол. Воины Адептус Астартес в монашеских одеждах и стихарях соискателей сидели, скрестив ноги, на полу вокруг него. Пара слуг в красных мантиях без рукавов тихо убрала следы неприглядной трапезы. Стронос оглядел убранство с неприязнью. Потребность в питании у него становилась тем меньше, чем меньше оставалось в нем органики. Разрушение рта и пищеводного тракта на Тенносе только ускорило этот процесс. Теперь семьдесят три процента необходимой Строносу пищи поступало в организм при помощи прямого электрохимического переноса, а оставшаяся поглощалась в виде жидкости внутривенно-капельным путём. В нём никогда не было сильной тяги к компании, а одинокий способ приема пищи ускорял уменьшение и этой смертной потребности.

Иногда он думал, что вот каково это — быть закованным в железо дредноутом, мертвецом для живого мира.

Перспектива добиться этой непревзойденной чести с каждым днем воодушевляла его всё меньше и меньше.

— Будьте так любезны, господин, — нервно пробормотал один из слуг, проходя мимо Строноса со стопкой оловянных мисок. Его голые руки покрывали электротату, отображающие схему улучшений, к которым он стремился и которые вряд ли когда-либо получит. Низкосортные электроимплантаты так резали глаз своим ярким мерцанием, что на миг показалось, будто Шестерня Механикус на щеке слуги отпечатана с перепутанными сторонами.

Стронос не обратил внимания на слугу, забыв о нём сразу, как только он скрылся из виду.

— Хорошо, что ты присоединился к нам, Кардан. — Баракиэль шаркнул вокруг и протянул руку в приветствии. — Надеюсь, это войдёт в твои привычки.

Стронос уставился на руку. Ему потребовалось почти два с половиной часа, чтобы изолировать дверной механизм от раздраженного духа схолы и вызволить Баракиэля из прохода.

Нахмурившись, Баракиэль убрал руку.

— Стронос.

Сигарт встал и кивнул брату. Баракиэль тоже поднялся. Вдвоем с Тецианом они немедленно начали перетаскивать столы из середины комнаты.

Когда их убрали, получился квадрат приблизительно десять на десять метров, одну сторону которого образовывал сам стол. Поставьте внутрь космодесантника в силовой броне — и эти сто квадратных метров резко уменьшатся. Поставьте двоих — и они покажутся чересчур тесными.

Баррас стоял у дальней стены, массивный в своем боевом доспехе коричнево-костяного цвета; его размеры подчеркивалась скрещенными руками. На наколенниках и налокотниках развевались печати чистоты. Он был без шлема; хмурое лицо освещалось ровным мерцанием мягких уплотнителей горжета, отчего глубоко посаженные глаза всё глубже уходили в тень.

— Я боялся, что ты не придешь, — сказал он.

— Эмоции — это слабость, — ответил Стронос, вставая напротив Рыцаря Дорна.

Придя сюда прямо после техномедитации, Стронос был не в полном доспехе. Как и Баррас, он был без шлема. Несколько секций правой руки не были покрыты пластинами, включая кисть, но механизация с лихвой компенсировала недостаток силы.

Говорить было больше не о чем.

Вызов предложен, вызов принят. Арена подготовлена. «Честь» может быть удовлетворена только одним способом.

Несмотря на то, что честь так высоко ценили, она была пустой вещью. Феррус Манус был существом глубокой и непоколебимой чести, но единственная трещина в ней — одна очевидная трещина — привела его к падению. Примарха пугало, как предательство брата Фулгрима отразится на нём. Это была необходимость доказать свою честь, а не те умения предателя Фулгрима — владеть оружием или лицемерить по приказу, — которые его уничтожили. Что есть честь?

Каждая воинская традиция породила свою собственную эволюцию этой темы, свой собственный язык, в котором уже не распознать оригинал. Поставьте рядом Космического Волка и Тёмного Ангела, и они мало в чём сойдутся касательно вопроса чести, но победу признают оба.

— Без оружия? — спросил Стронос.

— У тебя не хватает перчатки, — проворчал Баррас.

— Неважно.

— Ну что ж.

Рыцарь Дорна стиснул зубы и опустил голову. Стронос нанес первый удар, когда глаза воина всё ещё были опущены.

В конце концов, что есть честь, как не болт-пистолет, приставленный к виску воина, его палец на спусковом крючке?

Баррас отпрянул, как вздыбившаяся змея. Он поймал кулак Строноса одной большой открытой перчаткой, затем потянул его, резко наклонившись, и ударил коленом в нагрудник. Этот удар мог бы прогнуть броню танка, но грудь Строноса была мощнее, чем броня большинства танков. Баррас удивленно хмыкнул, когда увидел, что Железнорукого не согнуло пополам, и Стронос впечатал его в стену. Их обоих окутало кирпичной пылью; пока два комплекта благословенных боевых доспехов грохотали и рычали, духи их анимусов топали и боролись, как боевые звери. Десантники достаточно разорвали дистанцию для замаха рукой. Стронос ударил Барраса локтем в лицо. Снова. Поршни в руке зашипели и застучали.

Рычание вырвалось из пустоты на лице Строноса, когда он замахнулся для третьего удара. Баррас взревел, его лицо было склизким от быстро свертывающейся крови, а глазницу будто бы разбили молотком, но он собрал в кулак достаточно грубой силы, чтобы всем весом навалиться на Железнорукого.

Стронос был слишком массивен, чтобы его опрокинуть, но ему пришлось сделать несколько неуклюжих шагов назад, прежде чем его собственные приводы вновь заработали, визжа шестерёнками.

Баррас уже перешёл в атаку.

Стронос позволил кулаку Рыцаря Дорна врезаться в нагрудную пластину и парировал следующий удар собственной перчаткой, затем сделал ложный выпад и получил неожиданный удар по слабозащищённым ротаторным кольцам между предплечьем и бицепсом правой руки. Что-то хрустнуло. Дух системы перенаправил поврежденные пути, сустав восстановился за долю секунды, но это дало оппоненту возможность нанести свободный удар, который Баррас направил в бионический глаз, затем — удар по колену; он раздавил сервоприводы, и соединения разлетелись по земле.

— Неужели тебе совсем не стыдно? — взревел Баррас, пятясь тяжёлыми шагами, чтобы Стронос мог подняться на обе ноги.

Позади послышался громкий ободряющий голос. Баракиэль. Стронос отфильтровал его. Боевой когитатор его брони перебирал данные, анализируя боевой стиль Рыцаря Дорна, отмечая его привычки и слабости, проецируя результаты с обновленной стратегией на оптический дисплей Строноса. Кардан прижал пальцы к щеке и посмотрел на них. Они были в крови. Удар Барраса, должно быть, вонзил бионику в окружающую её плоть и разорвал сосуд.

— Только за неудачи, — ответил Стронос.

Баррас двинулся вперёд, дрожа всем телом от гнева. Стронос начал движение одновременно с ним. Их не разделяло и трёх шагов — едва ли хватит для замаха, и два космодесантника сошлись посередине с ледяной неизбежностью столкновения миров.

Когда воины сражались, броня дрожала и стонала от пронзающей кости силы. Керамит раскалывал керамит при каждом ударе, финте и контратаке. Об уклонении не могло быть и речи, и они просто колотили друг друга. Почти поочерёдно. В этом было больше мастерства, чем могло показаться на первый взгляд. Каждый сотрясающий землю шаг был наступательным, а немыслимая масса и мощь боевых доспехов делали любое принятое за долю секунды решение окончательным.

Когитатор Строноса очищал и обновлял данные после каждого обмена ударами, после которых Рыцарь Дорна менял тактику, чередуя по меньшей мере семь различных боевых стилей. Мышечная память делала его быстрым. Стронос изо всех сил старался не отставать, переходя на всё более оборонительный стиль, давая системам возможность просчитать закономерность.

Всегда существует какая-то закономерность. Только Хаос подчиняется одним случайност...

Белый, словно кость, кулак пробил его защиту из расчетов и врезался в воронкообразный рот, оставив на костяшках пальцев вмятины.

Стронос отшатнулся, расставив руки, чтобы сохранить равновесие; шквал белого шума выключил оптический дисплей. Его размышления растворились в этом потоке. О чувствовал, как его плоть наполняется гневом, как набухают мышцы, как из-за отсутствия яростного крика нарастает внутричерепное давление. Стронос сразу же подумал о системном сбое — о том, что какой-то поврежденный клапан ввел в его организм сублетальную дозу боевых стимуляторов, но системы его брони бесстрастно сообщили, что это не так. Стронос был… ему понадобилось время, чтобы определить это состояние… рассержен. Из-за деформации ротовой трубки следующий выдох Строноса превратился в гудение, как у пропеллера. Он ударил рукой из плоти, словно она была закована в силовой кулак.

Баррас легко уклонился. Он сделал шаг, проскользнув по нагрудной пластине Строноса, а затем толкнул его наплечником, чтобы ударить Железнорукого о стену.

— Скажи, что моя плоть слаба, Железнорукий, — сказал Баррас, даже не сбив дыхание. Рыцарь Дорна ощетинился от гнева, в его глубоко посаженных глазах горела ярость, но это был лишь поверхностный слой, чёрный панцирь, который заряжал его энергией и приманивал к себе. Каждое движение говорило об абсолютном контроле. — Давай, скажи!

Баррас нанёс удар ногой, повредив Строносу второй коленный сустав, и он соскользнул по стене на землю.

С воем сервоприводов Баррас опустился на одно колено. Стронос нанес удар. Рыцарь Дорна пренебрежительно отвёл его в сторону внешним краем наруча и ударил Строноса головой в глаз, вонзив плоский край бионики глубже в плоть и выдавив больше загустевшей слизи. Они сцепили руки, царапаясь и напрягаясь. У Барраса было преимущество в позиции, но более тяжёлое телосложение Строноса и усиливающаяся мощь бионики всё ещё были слишком велики, чтобы их можно было преодолеть.

— Одно исключение не… опровергает… правило.

Ботинок Барраса пробил и без того ослабленные сервоприводы правого локтя Строноса. Рука подогнулась, и из-за внезапного смещения веса левое плечо потянуло вперед, а его лицо наклонилось навстречу наручу Барраса. Затылок врезался в стену, и над головой Строноса поднялся новый поток сухой, как кость, красной пыли.

Он неуверенно посмотрел вверх своим органическим глазом, в то время как его бионический сбоил, выйдя из-под контроля.

— Две неудачи за один день, — сказал Баррас; заевшие суставы в его перчатке затрещали, снова сжимаясь в кулак. — Должно быть, ты сгораешь от стыда.

— Достаточно, соискатель Баррас.

Магос-инструктор Юриэль Фи стояла по другую сторону стола в мантии с капюшоном, её дреды ниспадали на грудь. Вблизи она была похожа на эльфа: ростом едва ли сто пятьдесят сантиметров, плоскогрудая, стройная, с маленькими серебристыми руками, — но в ней таились сила, которая заставила Тециана, Сигарта и Баракиэля отойти на почтительное расстояние.

— Честь удовлетворена, — сказала она.

— Это так?

Баррас повернулся к Строносу. Стронос сумел кивнуть. В любом случае, что есть честь?

— Ты превосходный боец, — уверенно сказал он.

Баррас фыркнул, как будто ожидал услышать что-то другое, а не констатацию очевидного, но протянул руку и помог шипящему от заливающих тело искр Железнорукому встать на ноги.

— Однако это был хороший бой. Я хотел бы когда-нибудь снова сразиться с тобой, если ты пожелаешь.

Как будто была какая-то логика в том, чтобы вступить в бой с явно превосходящим противником. Если бы только Стронос приложил усилия, чтобы узнать что-нибудь о своих товарищах соискателях, прежде чем соглашаться на бой с кем-то из них.

В конце концов, в том, чему пытался научить его Лидриик, что-то было.

— Конечно же, он пожелает! — крикнул Баракиэль, стукнув кулаком по столу.

— Хорошо.

Лицо Барраса приняло свое обычное, хмурое выражение. Поскольку за этими словами ничего не последовало, Строносу оставалось лишь предположить, что Рыцарь Дорна имел в виду то, что сказал.

— Я действительно думал, что Стронос его победит, — задумчиво сказал Тециан.

— У нас есть еще тридцать лет, — сказал Сигарт. — В конце концов кто-нибудь обязательно победит его.

Тециан протянул Чёрному Храмовнику поднятый в приветствии кулак, который Баракиэль поймал, сжал обеими руками, а затем заключил Эксангвинатора в крепкие объятия.

Такое братство. Откуда оно появилось? — задумался Стронос. Из какого измененного органа оно проявляется, и что за неправильный код в семени Ферруса был причиной тому, что Стронос лишь наблюдает и ничего не чувствует?

— Пойдем, — сказала магос Фи, поворачиваясь. — Пора.

Тециан и остальные тут же склонили головы и последовали за ней, присоединяясь к процессии на вечернюю молитву. Магос оглянулась через плечо, из-за ниспадающих темных кабелей её глаза мерцали то красным, то синим.

— Только Кардан.

Глава шестая

«В Оке трудно хранить секреты».

— Логи-легат Никко Палпус

I

Дескрипторы файлов начали замыливаться.

Инфопланшет выскользнул, примяв беспорядочную кучу бумаг, скопившихся на скамье, — Лидриик выпустил его из пальцев и прищурился, не обращая внимания на нервное шиканье, которое эхом донеслось с подиума главного архивариуса. Лидриик откинул голову назад, быстро заморгал и почувствовал, как расслабляются глаза, когда он уставился на потолочные фрески с чёрной резьбой. Под куполообразной крышей подвывал ветер; почему-то это тоже успокаивало. С обречённым вздохом он откинулся на спинку скамьи, взял планшет, расставил локти и заставил себя прочитать первую строку.

Это была компиляция журналов сенсорума, полученных от периметральных флотилий «Медузы IV», орбитальных судов контроля и трансорбитального центра управления, расположенного в пределах старого кольца Телестеракса между временными отметками 101412.M41 и 102412.M41. Входящие и исходящие суда регистрировались по названию, числовому реестру, манифесту и длинным строкам ординат, связанным с показаниями ауспика и авгура с регистрирующего их корабля. Лидриик со стоном осел на скамье. Планшеты разъехались под его лбом, как маленькие пластековые личинки, уползающие от ненавистной матери.

Численность населения Медузы постоянно колебалась — от пятисот тысяч до двух миллионов, в зависимости от капризов климата и междоусобиц. В городах Империума бывали районы-гетто, где обитало больше душ, чем на Медузе.

Даже учитывая значительный коэффициент притяжения военных флотов Железных Рук и Астра Базиликон, объем ежедневного пустотного трафика был ошеломляющим. Лидрику уже казалось, что он недостаточно энергично протестовал против этого назначения.

Искать хотя бы официальный пункт назначения около миллиона технологических артефактов, эвакуированных с Тенноса после соблюдения требований, было все равно что пытаться проследить путь мысли в его собственной голове. Ксеносские артефакты, накопленные за восемь тысяч лет марсианского правления, отправлялись за пределы планеты несколько дней подряд, и все это — в то же самое время, когда десятки тысяч легионеров-скитариев из мира-кузни Хадд в Голгеннском Пределе прибывали, чтобы обеспечить Согласие. Он успешно отследил партию деталей для гравитанков альдари через три сегмента в Ризу и даже обнаружил отчёты, подтверждающие их получение. Он изучил цепочки Железных Рук и торговых судов, отслеживая передачу их грузов до места назначения на десятках разрозненных миров.

Определение порта — или портов — назначения для Технологии Рассвета казалось сравнительно простой задачей. Во всем Империуме не могло быть более сотни миров с инквизиторской лицензией на использование и торговлю ксенотехнологиями. Но объем перевозок был огромным, а из-за почти непроницаемого машинного жаргона торговых кланов Стенелика и намеренно тупых кодов логистов Механикус проще было найти рой обломков, вращающихся вокруг далекого солнца.

Лидриик потер глаза и взял еще один планшет.

Он начал с архивов библиариума в пределах святилища Астропатика во внешних укреплениях Телестеракса. Там его уважали, а библиарии Железных Рук всегда считались особой породой. Многие пришли из чужих миров, как и сам Лидриик, выкупленные с Чёрных кораблей, когда их пути пересекались с разрозненными группами Железных Рук, ведущими завоевания. То ли по этой причине, то ли из-за органической основы их ментальных способностей, но они были необычайно привязаны к своей плоти.

Оттуда он совершил опасный спуск на «Штормовом Орле», пронзив кипучие бури Медузы, и приземлился перед крепостью из железного стекла — базиликой капелланов на великой горе Карааши. Получив от лорда библиария Антала Хараара символические подарки и заверения о содействии в будущем, Отец Железа неохотно разрешил Лидрику войти в свои хранилища, но под присмотром.

У них не нашлось ничего важного.

Потери «Медузан Аэронавтика» были примерно равны потерям боевых эскадрилий, так что Лидриик обменял «Штормового Орла» на одного из «Носорогов» Железных капелланов; на нём он проехал половину основной территории Медузы и посетил в качестве просителя наземные левиафаны кланов Морлааг, Сорргол, Хаармек и Кааргул, — благодаря библиарию ордена и инквизитору Язир Лидриик мог предложить услуги, в обмен на которые его допускали на несколько дней к хранилищам данных. Всегда существовал ничтожный шанс, что крепость какого-нибудь клана учует что-то неладное.

Но нет.

Лидриик вздохнул.

Шансы найти, куда переместили Технологию Рассвета, были выше всего в архивах Совета. С тех пор, как Харсид освободил его от десятины, Лидриик понимал это, но предпочёл держаться подальше от архивов, пока не испробует другие возможности.

Он оторвал взгляд от стопки планшетов и осторожно осмотрел комнату архива.

Человеческие слуги Ока Медузы беззвучно перемещались по огромным хранилищам данных. Они усердно подшивали, заказывали, полировали, каталогизировали, копировали, реставрировали, загружали тележки запрошенными коллекциями и катили их для передачи сервиторам-ассистентам Железных Отцов и Первожрецов. Даже когда они скрывались из виду за стеллажом или в пристройке для уроков, Лидриик видел их — крошечные огни душ, мерцающие в подсвечниках из бледной плоти и простой ткани. Он знал каждого по именам: что они делали, куда направлялись, кого больше всего любили, чего больше всего боялись.

Человеческая душа, как выяснилось, устроена проще, чем коносаменты Адептус Механикус, даже если смотреть на нее мимоходом.

Именно один из таких отблесков, — а не шуршание сандалий по диоритовым плитам, — сообщил Лидриику, что идет архивариус: ему нужно выгрузить стопку свежих документов. Вздохнув, Лидриик расчистил место и жестом велел положить бумаги.

Едва заметно дрожа от смертельного ужаса, архивариус торопливо, но с чрезвычайной осторожностью переложил пирамиду из хрустящих, только что исписанных пергаментных свитков с тележки на скамью. Он снова поклонился и убежал; колёса тележки застучали, а аура смертного содрогнулась от пурпурных и красных оттенков, будто у загнанного зверя. Лидриик снисходительно улыбнулся, разворачивая верхний свиток. Космодесантники не часто посещали архивы. Далеко не все из Железных Рук даже знали об их существовании. Кроме того, ни один здравомыслящий человек никогда не чувствовал себя непринужденно в присутствии псайкера альфа-уровня.

Переведя дух, Лидриик наклонился и приступил к чтению.

Он просматривал документы минут сорок пять, пока по центру лба не поползли мурашки. Будто за ним наблюдали. Лидриик взглянул на скрученный пергамент — и чуть не скомкал его.

По другую сторону скамьи стоял Отец Хель, неподвижный, как трехметровая гравюра Древнего в доспехах терминатора. Потускневшая от времени броня была устрашающе бесшумной, без гула генератора энергии и систем жизнеобеспечения, который обычно исходил от сильно аугментированных воинов. Не было даже мерцания человеческой души. В сознании Лидриика он выглядел как тьма, — всё равно, что смотреть на стену. Линзы терминатора тоже не горели: они были так же потёрты, как и шлем, но библиарий всё равно чувствовал у себя на лбу тяжесть чьего-то внимания.

Лидриик опустил свиток, чтобы не повредить, и негнущейся рукой разгладил его.

Ему хотелось одним движением отодвинуться как можно дальше от Отца Хранителя, но без высшего самоконтроля стать Главным Библиарием Клана Борргос невозможно.

— Пожалуйста, — сказал Никко Палпус. — Не позволяй мне беспокоить тебя, эпистолярий.

Из-за невозмутимой массы Отца Хель появилась худощавая фигура Никко Палпуса, верховного Голоса Марса. Одеяния у него были богато украшены знаками высокого положения, но лицо — на удивление человечным для техножреца подобного статуса. Лидриик заглянул своими мягкими глянцевыми металлическими глазами в старую душу внутри. Она представляла собой любопытную мозаику, будто логи-легата собирали поэтапно в течение многих сотен лет. Лидриик пробежался по поверхностным мыслям техножреца мимо бесконечно повторяющейся мантры из единиц и нулей. Отвлекшись, он осознал, что глаза Палпуса тихо щелкают, а его кислое выражение лица тает, приобретая иную форму. Чувствуя нарочитость собственной решимости и появившиеся из-за нее намеки на напряжение в глазных мышцах, Лидриик подавил дрожь.

Когда Харсид и Язир отправили его на это задание, он настоял на том, что ему нужно всего минут тридцать наедине с Никко Палпусом, чтобы выполнить миссию.

Через тридцать секунд Лидриик уже не был уверен в том, кто кого читает.

— Я и не подумал, что мое присутствие так заметно, — сказал он, понизив голос, в то время как Никко Палпус подвинул стул и сел, натянув мантию на колени. Лидриик метнул взгляд на Отца Хель: он все так же стоял на месте, незряче наблюдая.

Шлем не двигался.

— Губы размыкаются. Молекулы сталкиваются друг с другом. Слухи распространяются. Такова работа вселенной Омниссии. В Оке трудно хранить секреты. — Улыбка Палпуса мерцала, как лунный свет за тучей. — Но не невозможно.

— Что, если вы поможете мне распутать кое-какой секрет, — сказал Лидриик.

— Несомненно.

— В конце концов, секреты и ложь — это анафема для Омниссии.

Улыбка логи-легата стала шире:

— Обычно этим принципом злоупотребляют: ничто, известное одному, не тайна для Омниссии. Таким образом, нет никаких секретов. Никогда не вызывай меня на дебаты о теизме, эпистолярий.

Лидриик склонил голову в знак согласия с этим утверждением.

— Вы ищете археотех с Тенноса. Кажется, Кристос до сих пор называет его Технологией Рассвета.

Улыбка Палпуса испарилась.

— Почему?

— Думаю, вы знаете, почему.

— У твоей госпожи есть некоторая власть, но это Медуза. Железный Совет редко впечатляют агенты, которых они могут сломать одной рукой, независимо от символа, который они носят.

Лидриик нахмурился, уловив напряженное беспокойство в мыслях Голоса Марса. Он наклонился вперед, прекрасно понимая, что над ним нависает Отец Хель; эпистолярий решил опереться на эту мысль и посмотреть, какое давление он сможет выдержать.

— Язир не перестанет искать, сами понимаете. А Кристос просто одержим этой идеей. В долгосрочной перспективе вам было бы проще сотрудничать.

— Все может быть. — Выражение лица Палпуса сменилось снисходительной улыбкой. — Расскажи, что ты уже нашёл, и я попробую заполнить кое-какие пробелы. В знак сотрудничества.

Лидриик облизнул губы.

— Как поживает Йоргирр Шидд? — дружелюбно спросил Палпус.

Лидриик поймал себя на том, что вспоминает команду техников в красных комбинезонах, получивших его «Штормовой Орёл» в базилике капелланов, информатора, пробудившего его терминал, и даже сервитора, проводившего его в более глубокие хранилища. Он покачал головой. Строить догадки о том, что и откуда узнавал Голос Марса, бессмысленно. Лучше просто предположить, что он знает всё, и что любой, кто носит Шестерню Механикус, подслушивает — независимо от того, знает ли об этом его разум.

— Ещё не умер, — осторожно ответил Лидриик.

Палпус кивнул так, будто это было для него новостью.

— Он редко посещает Медузон, даже ради Железной Луны.

— У Отца Железа мало дел в Оке. У капелланов нет голоса в Железном Совете.

— Истинно так, — согласился Палпус. — Как и у библиариев.

Лидриик сдержал отклик плоти.

— Это уж точно.

— И какую же информацию Шидд хранит в Ледяной Вершине? — Палпус всмотрелся в разложенные между ними бумаги. — А летописцы кланов Морлааг, Сорргол, Хаармек и Кааргул, — какие знания они предоставили?

Пальцы техножреца остановились на планшете, и он начал поворачивать его к себе. Рука Лидриика метнулась вперёд, благодаря нечеловеческим рефлексам и тени дара предвидения Императора мгновенно поймав руку Палпуса и пригвоздив её к скамье. Их глаза встретились. Голос Марса обернулся к Отцу Хель. 

Терминаторский доспех по-прежнему не двигался.

Лидриик отпустил руку.

Логи-легат на мгновение оставил свою руку на месте, наблюдая за Лидрииком, затем взял планшет, даже не взглянув на него, и откинулся на спинку стула.

— Прекращайте эти игры, — процедил Лидриик. — Вы знаете, что я ищу.

— Я знаю. И, как Голос Марса и хранитель Железных Рук, я решил отказать вам. — Он смерил Лидриика взглядом и усмехнулся. — Вы как дети — не имеете представления об окружающих опасностях.

Раздосадованный Лидриик поднялся со скамьи.

— Мы Адептус Астартес.

— Ваш инфантильный эмоциональный диапазон заключен в телах богов. Вы — оружие, созданное ради насилия во имя Императора. Та свобода воли, которой вы обладаете, — лишь иллюзия, и вам следует поблагодарить за это, ибо без милосердной руки Марса Железный Десятый привел бы себя к уничтожению тысячелетия назад.

Лидриик потерял дар речи. Он изумленно смотрел, как Никко Палпус встает и разглаживает мантию.

— Все данные находятся где-то здесь, — сказал Лидриик. — Разве Скрипторум Железа не предостерегает нас от удаления чего-либо, чтобы позже не выяснилось, что это представляет ценность?

На лице Палпуса мелькнула мимолетная улыбка.

— Так и есть.

Он кивнул на прощание, собираясь уходить, но затем обернулся, будто вспомнив что-то.

— Я так понимаю, что Железный капитан Раан только что совершил посадку на Манга Унине.

Лидриик кивнул. Он слышал эту новость. Манга Унине была масштабной кампанией, длившийся десятилетия, — войной на истощение против эндемичного вида ксеносов под названием Калкс, которую никак не могли закончить несколько миллионов имперских гвардейцев и одиннадцать орденов Адептус Астартес.

К тому же так уж случилось, что эта кампания развернулась на другом конце Галактики.

— Исчисление есть Исчисление, — сказал Палпус, очевидно, читая мысли Лидриика точнее, чем библиарий мог прочитать мысли Голоса Марса. — Поскольку кланы Раукаан и Гаррсак уже отправлены в другие места, а клан Вургаан в свою очередь несет гарнизонную службу здесь, на Медузе, Борргос был единственным кланом в подходящем состоянии, который откликнулся на призыв.

— Призыв, на который мы не отвечали в течение двадцати лет, — сказал Лидриик.

— Железному капитану вполне может потребоваться его главный библиарий. Я бы не удивился, если бы тебя вскоре отозвали на фронт. Поздравляю, эпистолярий. — Палпус снова опустил голову и повернулся, чтобы уйти. — Все мы должны делать то, для чего созданы.

Лидриик взглянул на Отца Хель.

— Вы когда-нибудь задумывались, почему они никогда не разговаривают? — пробормотал эпистолярий, скорее для себя, чем для логи-легата.

Палпус оглянулся через плечо.

— Возможно, они просто никогда не разговаривают с тобой.

Глава седьмая

«Квантитативные ксеносы — это моя любимая порода чужаков».

— Железный капитан Дрэварк

I

Пустотную битву на границе системы Рауту видно было невооруженным глазом. Узкое окно звёздного горизонта озаряли то взрывы боеприпасов, то разрывы в корпусах гибнущих кораблей.

Информированному наблюдателю эти взрывы многое бы поведали. Ослепительно-белый отблеск — это от торпед с иридиевыми боеголовками. Более серебристый кобальт — из мира-кузни Морта XIII; похоже, более твёрдые и ценные переходные элементы в его недрах давно истощились. Это «Маяк Терры». Его извилистый путь через святые места Циклопеи регулярно выводил ударный крейсер на орбиту этого мира. Разряд пустотного щита выглядел как прерывистое электрическое мерцание. Коричневые налеты трехвалентного железа и неочищенного прометия отмечали гибель чужацких кораблей.

Основная часть объединенного имперского флота стояла на якоре над Фабрисом Калливант. Их построение было плотным, верхние орбитальные полосы ощетинились бортами линкоров и неподвижными эгидами оборонительных платформ. Но Госпитальеры не были созданы для удержания территории; они были пустотными воинами, налётчиками и крестоносцами, прорывниками, и горели решимостью выкосить под корень предшествующие успехи ксеносов.

Они появлялись урывками.

Отправить сквозь варп большое количество кораблей, сохранив при этом хоть какое-то подобие координации, было бы непросто командирам и получше Раута, но демонстративное наплевательство на всякую предусмотрительность было типичным для этой породы ксеносов.

Несмотря на усилия Госпитальеров и Военного флота Обскурус, ксеносы удерживали участки территории, разбросанные по границам трех секторов. Первой линией защиты Фабриса Калливант от вторжений всегда была изоляция. У него не было никаких оборонительных ресурсов. Это была ступень в никуда. В пределах досягаемости их территориальной экспансии находились и более легкая добыча, и более отборные цели, поэтому действия «Золотого сечения» и ее эскортной флотилии всегда были выверены так, чтобы отвлекать угрозы на оборону тех благоприятных целей. И все-таки каждое случайное событие, каждое падение пятьдесят на пятьдесят, причудливое сближение, флюктуации варпа и промысел Господень совпали, чтобы шаг за шагом привести ксеносов к вратам Фабриса Калливант.

Задержка света между Фабрисом Калливант и гелиопаузой составляла чуть менее семнадцати часов.

По количеству чужацких судов, входящих в систему, становилось понятно, что Госпитальеры уже почти наверняка отступили. Ксеносы организовали плацдарм и совершали оттуда опустошительные набеги.

Сколько времени прошло до первых залпов над Фабрисом Калливант? День? Два?

Он наблюдал через бронестекло толщиной в тридцать сантиметров. Через иллюминатор на него смотрело отражение. Выпуклый шлем, высокий и узкий, рифленый, как сосуд для питья из слоновой кости, с аквамаринами, украшающими его удлиненную шею, тонированное забрало чернее внешней пустоты. По телу пробежала дрожь, когда изображение изменилось. Пустой шлем превратился в холодное лицо, обветренное и бледное, покрытое шрамами. Его собственное лицо. Но с молочно-белой аугментикой, слепо глядевшей из того места, где должен быть глаз.

Нет. То был Хрисаар.

Внезапно у него в ушах раздался звук, вроде щелчка пальцев, и он моргнул, глядя сквозь собственное отражение на битву, резко отдалившуюся за эти мгновения. Со всех сторон давило беспокойство. Он тронул стекло рукой, как бы привязывая себя к какой-то точке в пространстве. Температура тела Железных Рук обычно бывала низкой, а на «Леди Грей» было немногим теплее. Жар на ладони заставил его вздрогнуть; рука отражения, коснувшаяся его руки, на миг показалась длиннопалой, закованной в желтую перчатку.

Раут не помнил, как он сюда попал.

II

— Раут, — голос эхом отозвался в его сознании. — Раут. — Пальцы снова щелкнули, на этот раз прямо возле уха. Он повернулся, чувствуя, как в животе все сжимается от тревоги; апотекарий Каллас Мор хмуро смотрел ему прямо в лицо. Раут резко отпрянул.

Доверься апотекарию, пускай он будет причастен.

— Что ты делаешь?

— Что-то ты мне не нравишься, — сказал Каллас, вертя головой и пытаясь поймать взгляд Раута. — Часто это с тобой?

Когда я покинул планету?

— Нет.

Апотекарий нахмурился ещё сильнее. Мрачная озабоченность была его обыденным состоянием.

— Нужно продолжить допрос в медотсеке. Я распоряжусь, чтобы взяли образцы крови и лимфы головного мозга...

— Нет. Никаких образцов.

— Инквизитор будет настаивать.

— Тогда вызови её сюда. Где бы она ни была.

Каллас испустил вздох, резкий, как северный ветер на утесах Оорануса, и, повернувшись, посмотрел через обзорную панель из бронестекла. Он носил матово-чёрные доспехи, как у Караула Смерти, на правом наплечнике красовалась геральдика Медных Когтей — красное на синем. Левая рука была переоборудована аугметическим нартециумом. Глаза у него затемняло узорчатое мерцание — не настоящая бионика, а скорее наномолекулярная плёнка, наложенная поверх органических оригиналов. Он выглядел как Железнорукий, но не был им. Время от времени Каллас улыбался, смеялся над рассказами Имира, а к Рауту относился с почти не скрываемым раздражением.

Это все, по-видимому, происходило от попытки обработать семя Ферруса Мануса без холодной печи Медузы, которая бы расплавила его. Твёрдый, но полный примесей. Хрупкий.

— Тогда продолжим? — спросил Мор.

Раут хмыкнул. Он снова повернулся к стеклу. Над его плечом вырисовывалось отражение апотекария. По затылку пробежали мурашки. Если для вас это не суть важно, то я бы предпочёл держать то, что Думаар и его помощники закрыли у меня в мозгу, подальше от твоего нартециума.

— Если надо.

— Ты заметил какие-нибудь изменения в восприятии? Усиление яркости цветов, шум в ушах, синестезия, что-нибудь в этом роде?

Раут вгляделся в свое отражение.

— Нет.

— А в мыслях? Какие-нибудь тревожные или повторяющиеся сны?

— Нет.

— А какие-то неурегулированные эмоции? Гнев, депрессия, паранойя?

Забавно, что ты спросил.

— Нет.

Каллас пожал плечами. Его массивные наплечники отозвалась скрежетом сервоприводов.

— Ты единственный субъект, который находился в непосредственной близости от «Технологий Рассвета» и выжил. — И Хрисаар. — За исключением, наверное, Железного отца Кристоса, о котором мы знаем. Инквизитор желает знать, как это на тебя повлияло, и имеет полное право.

Она желает знать, следует ли меня уничтожить вместе с населением Тенноса.

— Пострадал ты или нет, в любом случае это ценная информация. Отвечай, не упрямься.

Меня учили выживать любой ценой. Я убивал братьев, предавал других, пережил ад и стал сильнее. Думаешь, меня будет мучить совесть из-за того, что я соврал тебе?

— Никаких неурегулированных эмоций.

— Точно? — бровь Калласа приподнялась в глубоких беспокойных морщинах.

— Если ты мне не веришь, зачем спрашиваешь?

— А может, именно то, какие слова ты выбираешь, интересует меня больше всего.

Насупившись, Раут отвернулся от стекла.

Сегодня в смотровой камере порта «Леди Грей» произошло что-то, от чего у Раута закружилась голова. Как будто пол вращался, а стены и потолок — нет. Только его улучшенная, невосприимчивая к укачиванию физиология и полностью переработанный рвотный рефлекс позволяли передвигаться, не выказывая беспокойства.

По официальным данным, «Леди Грей» сошла со стапелей в 009102.М41; это была почти легкая грузовая шхуна, построенная благодаря одному из чудовищно богатых торговых магнатов, контролировавших судоходные пути в сфере влияния Госпитальеров. В последние пять с половиной десятилетий корабль, в списках Администратума все ещё числящийся под лицензией Эпикурата Гипурра Мальтозии XCIII, умершего пятьдесят пять лет назад, перевооружили и модернизировали. Обретя могущество благодаря полулегальной торговле чужацким оружием, «Леди Грей» могла бы в случае надобности сравняться по вооружённости с имперским лёгким крейсером. При кое-каких обстоятельствах это бывало необходимо, — особенно если учесть, что ни один имперский военный корабль стандартного класса не мог бы даже отдаленно сравниться с ней в скорости.

При длине менее трехсот метров «Леди Грей» была плотно укомплектована. Смотровая камера, неудобно тесная, по стилю обшивки стен и по запаху напоминала залы отдыха для господ древней Терры.

— Посмотри мне в глаза, неофит.

Властность в голосе Медного Когтя была непреодолимой, и Раут бросил на апотекария острый взгляд. Глаза Калласа сузились, будто пригвоздив его к месту.

— Ты заметил какие-либо изменения в своём состоянии?

— Нет.

Каллас подержал Раута ещё мгновение, затем отпустил его, медленно склонив голову.

— Я передам инквизитору свою оценку.

С этими словами он повернулся и зашагал к двум каплевидным деревянным столам.

С квадратной площадки позади Раута доносилось рычание Имира и Харсида. Оба космодесантника были в тренировочной форме, обнаженные до пояса. Мышцы перекатывались, как кабели, пластины сверхчеловеческой мускулатуры вздувались на их широких спинах, когда они боролись. Занятые захватами и бросками, казалось, они не заметили ни Калласа, ни Раута.

Потирая ладонью голову, Раут повернулся к ближайшему столу.

Ряд усиленных стульев был повернут к бронестеклу. На одном из них, напряжённо выпрямившись, сидела Лаана Валоррн, переводя взгляд то на звёздный пейзаж, то на воображаемую ухмылку на лакированном столе. Она лениво протирала поверхность чёрной банданой — своего рода низкотехнологичной защитой для лица, которую каждый медузиец носил с собой в качестве последнего средства.

Раут хмыкнул, на минуту скрестив руки на груди, подумал, не лучше ли ему побыть одному, а затем подошёл и присел рядом с ней.

— Что? — спросила она, глядя вверх сквозь тонкие, как шпильки, ресницы и продолжая полировать стол.

Как давно я вернулся? Как мы сюда попали? Можно ли мне вообще задавать такого рода вопросы и не превратиться в корм для сервиторов?

— Где Хрисаар?

— Форт Калливант, — ответила она. — Язир отыскала место, которое ты извлек из аугментика. Ключом к разгадке стала описанная тобой эмблема. Фратерис Аэквалис. Язир уже знала о них какое-то время, да они, похоже, особо и не прятались.

— Дом Калливант — дряхлый и слабый, — пожал плечами Раут.

— Я отправила Хрисаара на склад вместе с кибер-упырями для следующего турнира. Адепт, которого ты видели в воспоминаниях аугментика, — это не просто очередной чиновник, любящий кровавые виды спорта. Он из культа Аэквалис. — Она откинула платок и нахмурилась, глядя на чистую поверхность. — Нам следовало заподозрить.

— Они как-то связаны с Технологией Рассвета? — спросил Раут.

Лаана оставила столешницу и подняла глаза. Она ничего не сказала.

Твое дело полировать мою бионику, а не решать, что мне можно знать, а что нет. Раут поднял глаза как раз в тот момент, когда Имир рухнул на спину с рукой, вывернутой назад в захвате, а Харсид навалился на него сверху.

— Я тебе не нравлюсь, верно? — сказал он ей.

— Боги разочаровывают.

Раут не знал, рассмеяться или просто свернуть ей шею.

Вера в божественность примарха и его второе пришествие была столь же древней, как Кодекс Астартес. Улучшились лишь его теологические ответвления — гласящие, что Феррус вовсе не умирал, или что он отдал жизнь не из импульсивности, а в качестве урока своим детям. Эти трактовки распространялись среди возбудимых и слабых, а также среди старых воинов более варварских кланов, в частности вургаанцев, и, как он полагал, среди смертных.

Но в тот момент Рауту ничто не казалось полностью определенным, и даже от нелепостей трудно было сходу отмахнуться.

Хотел бы я, чтобы здесь был Хрисаар. Рауту нужно было поговорить с братом, хотя он и не был уверен, почему. Ничего конкретного, — только чувство, что если бы брат был с ним, то всё вернулось бы к какой-то естественной логике. Почему я всё ещё здесь, беседую с женщиной, которую ненавижу, на тему, которую считаю смешной, и для которой отвращение столь же взаимно, сколь и запутанно?

Она была частью чего-то знакомого.

Мир, который я презираю, но каждый находит утешение там, где находит.

Раут повернулся спиной, не сказав больше ни слова. Он посмотрел через бронестекло — узкое окно огненного мерцания на звездном горизонте.

— Если мы не сможем вовремя найти «Технологию Рассвета», поможем ли мы защитить этот мир? Или дадим ксенотеху сгореть вместе с планетой и назовем это хорошо выполненной задачей?

Раут чувствовал на себе взгляд Лааны.

— Это зависит от того, посчитает ли Язир, что этот риски стоят затрат. Ты должен быть знаком с подобными вычислениями, Железнорукий.

Раут кивнул. Голова у него снова начала кружиться. Без другого лица, на котором можно было бы сфокусироваться, он как будто разговаривал сам с собой.

— Где Язир? — спросил Раут.

— Смотрите-ка, — пробормотал Имир, прежде чем Лаана успела ответить, и с шутливым рыком отстранил Призрака Смерти, направляясь к смотровой площадке. Его собранные в сероватый хвост волосы перекинулись через плечо и ниспадали на огромную, покрытую спутанным мехом грудь. Рауту видно было, как под татуированной плотью сдержанно трепещет сердце.

При виде неукротимого телосложения огромного Волка Раут поежился в собственной шкуре; он одновременно был впечатлен такой великолепной физической мощью и находил отсутствие аугментики отталкивающим.

— Приближается ещё один корабль, — Имир прижал ладонь к бронестеклу и понюхал его. — Имперский. Очень большой.

Харсид взял полотенце и вытер безволосый лоб. Он присоединился к Волку у смотровой площадки. Красные глаза Призрака Смерти смотрели во тьму, хотя было ясно, что зрение у него не такое острое, как у Имира.

— Я сообщу инквизитору, — сказал он.

III

Дрэварк отмахнулся от сигналов тревоги. На неуправляемых экранах вспыхивали вражеские контакты. Из аугмиттерных сетей по всему кораблю звучали предупреждения о сближении. Обновления и уведомления от союзных кораблей щебетали и визжали; скелетированный экипаж «Легированного» не успевал на них реагировать.

Через главный передний окулус — сплющенный шестиугольник из стальных балок, окруженный тяжелыми тросами и затенённой Шестернёй Механикус, — он наблюдал, как орочий «крузер», украшенный сине-белыми зазубринами, разваливается под огнем. Его щиты сгорели. «Брут» выпустил ещё один карающий залп в кормовую часть. Корабли сопровождения «Вечная Сила» и «Гора Вольпуррн» сражались с полудюжиной орочьих кораблей такого же размера, но приблизиться к ударному крейсеру не смогли. «Истрибилы» плевались огнем и окутывали головные корабли химическими хвостами. В брюхе «Брута» открылись люки, извергая рои пилотируемых сервиторами «Когтей Бури» — их инверсионные следы переплетались с более грязными хвостовыми следами орков. Щит вспыхнул.

Даже если бы Дрэварк повернулся на сто восемьдесят градусов лицом к переборке позади себя, он все равно составил бы довольно точное представление о происходящем по вспышкам на металле.

Орочий крузер продолжал разрушаться, преодолевая собственную внутреннюю гравитацию; «Брут» выпустил ещё один залп, уничтожая то, что осталось.

Сквозь расширяющуюся туманность из распыленной атмосферы и металлолома в поле зрения появилось ещё с полдюжины более лёгких орочьих эсминцев. Они окружали единственный острый, зазубренный белый кинжал.

Ударный крейсер Космодесанта.

«Последний Долг», — объявил один из смертных рабов экипажа. Несмотря на сигналы тревоги, раскаты, гудки и предупреждения небольшой команды мостика, паники не было. Большие руки слуги, одна из которых представляла собой грубое аугментическое приспособление с двумя зубцами, порхали над тактическим банком рун. — Поступают новые транспондерные сигнатуры. Девять боевых кораблей ордена Госпитальеров. Под флагом боевой баржи «Щит Бога-Императора».

— Вводи данные, — приказал Дрэварк.

— Подтверждено тридцать два корабля орков, — сообщил другой человек.

Корабли орков прибывали и уничтожались быстрее, чем «Легированный» мог отследить, но его команде хватало ума не признавать своих ошибок.

— Орки, — произнёс Дрэварк после минутного анализа: по способности анализировать информационные потоки «Легированного» он превосходил всю команду мостика на несколько порядков. — Квантитативные ксеносы — моя любимая порода чужаков. Они всегда ведут себя так, как от них и ожидаешь.

Залп управляемого духами орудия осветил главный визуальный канал, уничтожая эскадрилью орочьих «бомбовозов», когда они выходили из атаки. Торпеды пронеслись под медленно идущим фрегатом, прожигая нижнюю часть щита «крузера».

— Нет ничего лучше, чтобы отвлечься после восемнадцати месяцев преследования альдари в пустоте.

— Повелитель.

Другой мужчина (нет, женщина — гендерная дифференциация среди смертных по-прежнему сбивала Дрэварка с толку) обратился к нему между делом:

— Автоответчики обнаружили пробоины в корпусе на второй и десятой палубах. Абордажники.

— Знаю, — ответил Дрэварк. Он направил мыслительный импульс через клановую связь, временно подавляя высшие мыслительные функции сержантов Артекса и Колоддина. — Второй и девятый сержанты уже переходят к отражению, — добавил он.

Он направил внимание на «Легированного».

Когда дело доходило до битвы, у старого военного корабля были собственные пересекающиеся мыслительные алгоритмы и инстинкты. Он был более чем способен сражаться в одиночку, если бы пришлось. Людей и сервиторов держали на борту для обслуживания. Они питали его двигатели, устраняли засоры в механизмах авто заряжания макропушек, нажимали кнопки, обменивались кодовыми пластинами и напоминали Дрэварку о его превосходстве над остальным человечеством. Прямо сейчас «Легированный» приближался к траверзу орочьего «крузера» вполовину меньшего тоннажа; между их пылающими щитами было всего несколько сотен километров гневного космоса. Дрэварк ощущал механическую ярость духа корабля и распределял её поровну через клановую связь. Конклаву Артекса и Колоддина горький привкус эмоций послужит лучше, чем ему.

Мысленно подтолкнув, Дрэварк убедил «Легированного» занять позицию за левым бортом «Брута», используя корабль-побратим в качестве прикрытия, чтобы отвлечь резервные силы на пустые банки порта.

Когда корабль начал движение, главный окулус озарился колоссальным взрывом. Люди на мостике, гортанно хмыкая, прикрыли глаза. Дрэварк неподвижно наблюдал, как автоматическая апертура и полярные фильтры в его двойной оптике смягчают поступающий всплеск лучей.

Крузер исчез. На его месте остался только огненный шар. Пылающие щупальца вырвались из него, как измученный кракен из глубокой пустоты. Его частично перекрывал массивный чёрный клин, время от времени вспыхивая серебром, когда пламя гасло и отступало.

— «Всемогущество», — объявил другой безымянный слуга. — «Щит Бога-Императора» приветствует их.

Дрэварк повернул походящий на голову стервятника шлем, и человек вздрогнул от внезапно хлынувшего через оптику гнева.

— Подсоедини меня к этой частоте.

— Но… повелитель?

— Кристос лоялен клану Гаррсак. Он ему ещё не вассал. И ты будешь делать то, что прикажет тебе Железный Капитан Дрэварк, смертный.

— Да, господин. Просто… это железный барк клана Раукаан. Его дух древнее, чем у «Легированного», и могущественнее.

— Это признание в некомпетентности?

— Нет, повелитель! — закричал смертный, выпрямившись, как зверь в свете фар, затем он развернулся и набросился на шифры рунного банка, не нуждаясь больше в дополнительных командах.

Дрэварк согнул молниевые когти. Обесточенные, они двигались с большим трудом. Будто к каждому пальцу были приделаны стокилограммовые адамантиевые режущие кромки. Топливо для закреплённых в углублениях огнемётов расплескивалось при движении. Война в пустоте была очень хороша, но Дрэварк предпочитал прямолинейную непосредственность ближнего боя. Подчинять хаос и насаждать порядок.

Тем не менее, он смотрел на мощные заклепки на обшивке корпуса «Брута», тянущиеся мимо вспомогательных окулусов правого борта, на цепочку вспомогательных экранов со стальным каркасом, соединяющих бортовые записи с общей трансляцией ударного крейсера.

Их объединенная огневая мощь пробивалась сквозь беспорядочные остатки орочьего флота. «Вечная Сила» и «Гора Вольпуррн», а также эсминец-торпедоносец «Корпус Механикус» наконец-то нашли место, чтобы вклиниться рядом со своими капитальными кораблями.

Координация огневой мощи пяти кораблей впечатляюще демонстрировала мастерство Железных Рук в ведении войны.

— Подтверди, что кодовые фразы целевой матрицы повторяются каждые две целых пять десятых секунды, — сказал Дрэварк.

— Подтверждено.

Позволив «Всемогуществу» перехватить контроль над орудиями «Легированного» в Парии-LXXVI, Кристос перешел черту. С Тартраком, старшим офицером на борту корабля клана Борргос, Дрэварк об этом не говорил, но не сомневался, что тот чувствует то же самое. И теперь Кристос потребовал, чтобы Хаас присоединился к его «гарему» апотекариев на борту «Всемогущества». Дрэварк сердито уставился в пустоту. Кристос — Железный Отец, в глазах некоторых — мессия, но даже для него есть пределы.

Железные Руки не потерпят абсолютного монарха. Только не после Исствана.

— Господи! — раздался напряженный крик раба связиста. — У меня есть сигнал.

Дрэварк купался в жалком сиянии удовлетворения. Ничто так не вдохновляло смертную команду на поиск решения проблем, как перспектива биопереработки или сервитут перпетуалис.

— Не заставляй меня просить, — прорычал он.

Член экипажа практически вручную боролся с системой, чтобы перехватить сигнал с громкоговорителей. Сигнал был закольцован и искажен, через его субчастоты доносилось бинарное щебетание украденных «Легированным» вокс-алгоритмов. Дрэварк настроил слуховые устройства, чтобы отфильтровать звук. Это был Кристос. И свистящий голос боевого брата Адептус Астартес, которого он не узнал.

— Добро пожаловать на место правосудия, «Всемогущество». Вашему флоту требуется сопровождение до Фабриса Калливант?

— Только для моего корабля. Мой флот может остаться с вашим.

— Отлично.

— Запросите разрешение подняться на борт. Нам есть что обсудить…

Сигнал оборвался. По аугмиттерной сети пробежал неестественный вой. Дрэварк слушал это с темнеющей яростью.

— Мой господин. «Всемогущество» пытается нас вызвать. Соединить?

— Нет, — через мгновение ответил Дрэварк. — Сообщи Железному Отцу, что конклав Джаленгаала уже на пути к его кораблю.

Глава восьмая

«Вот для чего существует позиция Голоса Марса...»

— Экзогенитор Луард Оэлур

I

Струны клавесина наполняли тесную таберну пульсирующим вибрато. Дождь барабанил по низкой крыше и стекал по лицам затуманенных гротесков, злобно глядевших из витражных окон. Мелитан посмотрела вниз: её руки словно обхватили трубчатый гриф инструмента, но играла не она. В замешательстве она посмотрела сквозь облако дыма лхо вверх на крошечную угловую сцену, где женщина в грязных красных одеждах сидела на табурете, закинув ноги на алюминиевую раму клавесина. Голова клавистки была лысой, с радиационными шрамами, кожа — тёмно-оливковой; на её бедра, грудь, лицо и сложенные руки падали синеватые отблески от плазменного резонанса перетянутых струн. Свет закрывал лицо женщины, словно он был слишком густым и тяжёлым, чтобы пройти через всю комнату, и все же у Мелитан была тошнотворная уверенность, что все-таки это играет она.

— Бетания Вейл, — прошептал Каллун Дарво, наклоняясь со своего стула за соседним столиком. Он смотрел на сцену и нервно барабанил пальцами по столу. Его лицо тоже было трудно разглядеть, даже несмотря на откинутый капюшон. — Я слышал, ей стало лучше.

Клавистка перевела аккорд на высокую частоту, и Мелитан прижала к уху руку от внезапной боли. Безымянная толпа прислуги и рабочих, заполнявших таберну, ответила одобрением.

— Не знаю, что это за произведение, — она повысила голос, чтобы перекричать нарастающую громкость.

— Оно называется «Сапфировый король». — С другой стороны от Мелитан сидел Тубриик Арес, такой же нечёткий, как ночной кошмар. — В мои любимые не входит.

— Однако в этом что-то есть, — возразил Каллун.

— В первый раз всегда кажется лучше, — сказал Арес.

Тон клавесина снова поднялся вверх, и Мелитан уронила голову на стол, обхватив её обеими руками.

— Браво, — воскликнул Каллун и зааплодировал.

Раздался металлический лязг, когда что-то тяжёлое ударилось о сцену, затем — ещё и ещё; частые и тяжёлые удары — будто дождь барабанил по крыше. Мелитан оторвала голову от столешницы и увидела, как клавесин исчезает, скрытый за разрастающейся грудой отринутой аугментики. В партере поднялся с места рядовой механик; слёзы радости текли по его изъеденному кислотой лицу, когда он запустил в глазницу пальцы и вырвал бионический глаз. Слёзы сменились кровью, хлынувшей из зияющей глазницы; механик бросил металл в кучу на сцене, а затем восторженно захлопал в окровавленные ладоши.

Клавистка поднялась с табурета и поклонилась, но музыка играла и без неё, всё громче, плазменные струны продолжали резонировать. Мелитан всхлипнула.

Теперь это была не Бетания Вейл.

Теперь это был Никко Палпус.

Боль пронзила голову через оба уха, и Мелитан закричала, вцепившись в стол. Её ногти были такими же бесформенными, как дым лхо; она подавилась собственным языком и начала задыхаться, но в визге клавистки и вое толпы жёсткая аневризма осталась совершенно незамеченной …

II

Мелитан проснулась с криком; в голове у нее пульсировал звук бренчащего клавесина. В общей комнате было темно. Внутри пахло ржавчиной и пóтом. Мелитан наполовину сползла с койки, запутавшись ногами в сетчатом постельном белье, и, спотыкаясь, побрела к светящемуся в ночи квадрату панели управления. Ноги подкосило после двух шагов. Всхлипывая от боли, Мелитан обхватила голову руками, как будто это помогало от мигрени. Липкой ладонью она нащупала металлическую стену и, опершись на неё, встала на колени. Мелитан вырвало на стену, и она снова рухнула.

III

Пульсирующий аккорд превратился в настойчивое гудение. Он уже не звучал у неё в голове, а скорее исходил с расстояния трех-четырёх метров в темноте. Прочистив горло, Мелитан выплюнула комок рвоты. Во рту остался мерзкий привкус. Мелитан снова стало подташнивать, но она, поморщившись, сглотнула и поднялась на ватных ногах. Пошарила руками по стене, наконец нащупала тумблеры и переключатели панели управления. Свет хлынул потоком, беспристрастным и ярким, и Мелитан, всхлипывая от внезапного шквала осечек в мозгу, почувствовала, как глаза обжигают слёзы… Она зажмурилась, прижимая костяшки обеих рук ко лбу.

— Аве Омниссия. Что ты со мной сделал?

От мысли, что мнемо-прокси Палпуса переделывает её нейронную архитектуру, пока она спит, у неё снова навернулись слёзы на глаза.

Что останется, когда всё будет закончено? Вернется ли прежняя Мелитан Йоланис, чтобы представить свои находки Голосу Марса? Какой-то образ из сна дрожал вне досягаемости, и Мелитан вздрогнула, почувствовав, как он ускользает.

Или это будет Бетания Вейл?

Снова зазвучал зуммер. Ровно через пять секунд после последнего раза. Мелитан подняла глаза. Звонили в дверь. Размазав слезы по лицу и умудрившись в придачу размазать по щеке рвоту рукавом, она поспешила открыть. Отключила замок — дверь скользнула в сторону.

В коридоре парил эмбрион-херувим; из его загадочных движителей сыпались искры, из-за искажения гравитации пахло гарью.

Его единственный раздутый глаз — голубой информационный камень, втиснутый в крошечную мумифицированную глазницу, — смотрел сквозь неё, как будто состояние камеры Мелитан вызывало у херувима отвращение.

Мелитан прикрыла рот ладонью, изо всех сил сдерживая новый приступ тошноты.

<Вы опоздали на три минуты и шестнадцать секунд, магос Вейл.>

От использования этого имени в двоичной форме, которую, как полагала Мелитан, ей не следовало расшифровывать, на глазах снова выступили слезы. Никко Палпус не предупреждал ни о чём подобном. Почему? Мелитан подумала о Каллуне. Она была уверена, что видела его во сне, — Каллуну наверняка было бы приятно это услышать, доживи он до сего момента. Воспоминание о нём повергло Мелитан в странное уныние. Она бы всё отдала, чтобы проснуться в общежитии Сломленной Длани и обнаружить, что последние несколько месяцев оказались дурным сном.

Мелитан была бы искренне признательна, если бы кто-нибудь заметил на её одежде следы от содержимого её желудка и позаботился упомянуть об этом именно сейчас.

<Три минуты девятнадцать…>

Мелитан нажала на кнопку управления дверью, и та с шипением закрылась, прервав сервитора.

— Подождет ещё минут пять, пока я переоденусь.

IV

Экзогенитор Луард Оэлур ждал её в чистом воздухонепроницаемом помещении; его тело распласталось на носилках из плетёной стали, которые несли на плечах шесть горбатых тягловых сервиторов. Стены находились под ноосферной защитой. Двери как в контактную лабораторию, так и наружу, в аналитические кабинеты, были герметично закрыты и могли открываться только поочередно. Собственное программное обеспечение Мелитан, защищающее от слежки, сообщало о множестве спрятанных внутри стен ауспик-сканеров и записывающей аппаратуры. Уже сейчас десятки скрытых адептов начнут изучать снимки её тела и следы выгрузки. Мелитан хрипло кашлянула, убирая застрявший между искусственными зубами комок рвоты, и безуспешно попыталась утереть рот краем мантии.

Она надеялась, что они оценили то, что увидели.

Внешняя герметизирующая дверь со свистом закрылась за Мелитан, когда она вошла; обеззараживающие спреи, пахнущие спиртом с высоким содержанием спирта, омыли её спереди и сзади.

Из этанолового тумана выскочил рычащий робо-мастифф.

Испуганно вскрикнув, Мелитан прижалась спиной к закрытой двери; цепь мастиффа загремела, когда он ткнулся мордой ей в живот между ног, и обнюхал обе руки. В голове собаки зарычали механизмы, когда она начала обрабатывать образцы выгрузки. Мелитан вжалась в дверь как можно теснее. Но коды Палпуса были надёжными. Робо-мастифф, рыча, попятился назад. Мелитан показалось, что собака разочарована, когда вернулась обратно к хозяину, волоча за собой цепь.

Хозяином был стражник — выращенный в чане колосс с мускулистым торсом, облачённый в шипованную кожаную броню. По сути своей стражник был женщиной, но её настолько изменили хирургическими модификациями и андростановой терапией, что пол едва ли имел значение. По её лысой голове, звеня натянутыми между ними проводами, пробежал веер электрозондов. Рот стражницы превратили в мешанину из звуковых эхолотов и аварийных выключателей. На голой плоти одной атрофированной груди был выжжен знак Легио Кибернетика. Остатки её кожи украшали различные обозначения когорты и иерархии. Руки были сращены вместе и закованы в камнебетон. Удерживающая робо-мастиффа цепь тянулась прямо к предплечьям, где переходила в кость. Для стражницы был важен каждый килограмм. Своей конструкцией робо-мастифф напоминал штурмовой мотоцикл — его инстинкт крушить и разрывать на части всё, что имело ноосферную сигнатуру, едва сдерживало автоматическое распознавание этих самых сигнатур.

Отряд из пяти рейнджеров-скитариев в отражающих панцирях и с оружием в кобурах, по крайней мере, попытался просканировать Мелитан незаметно.

Когда Мелитан оторвала взгляд, отлепилась от двери и зашаркала к экзогенитору Оэлуру, стражница из Легио Кибернетика издала переделанным ртом низкий распев.

— Отнеситесь с пониманием к мерам безопасности, магос Вейл. — Из раздутой сердцевинной структуры экзогенитора выполз змеиный выводок механодендритов; располневший магос попытался пожать плечами, и его вторичная голова свесилась с шеи. — Логи-легат и послал вас сюда, чтобы оценить эти меры, разве нет?

Херувим-сервитор с гудением направился к носилкам Луарда, что-то бормоча в двоичном регистре.

Когда имплантаты Мелитан перестроились, чтобы перевести гексаматический сигнал высшего порядка, она мгновенно ощутила боль, будто уже воткнутую в череп отвёртку повернули на сорок пять градусов.

<Прошу прощения за задержку этого подразделения. Посетитель нуждался в повторном освящении и очищении кожи.>

<Опоздание противоречит благочестивому порядку схемы. Подвергните себя немедленному неврологическому наказанию.>

Мелитан едва удержалась от улыбки.

Её сон уже стирался из памяти; жуткое чувство, которое он оставил в глубине сознания и под кожей, почти развеялось. Она настолько привыкла к уловкам, что ожидала их повсюду. Но, возможно, Никко Палпусу не о чём волноваться, и Луард Оэлур действительно именно тот, кем кажется — древний и мелочный властелин своего особого, тёмного уголка Марса. Значок, который она мельком увидела в его кабинете, легко могли оставить там по ошибке, или его подбросил кто-нибудь, пропущенный на приём старшим магосом, у которого на уме были заботы поважнее.

Кто знал, как мнемо-прокси может повлиять на её способности?

— Ну, что у нас, магос Вейл? Я надеюсь, что меры предосторожности первой линии Нулевого уровня оказались удовлетворительными.

Мелитан снова перевела взгляд на робо-мастиффа. Тот уставился на неё с запрограммированным голодом.

— Образцовыми, — сказала Мелитан.

— Как вы, без сомнения, заметили, камера герметична. Это ноосферическое затемнение. Проникнуть через эти преграды нельзя ни физически, ни метафизически. Вы, должно быть, обратили внимание на перегородки в стенах.

Внимания на них Мелитан не обратила, зато теперь внимательно разглядывала ряды крошечных, проделанных в металлической обшивке, отверстий.

— Это вентиляционная система. — Луард постучал по стене одним механодендритом с когтистым наконечником. Переборка отозвалась глухим звуком. — Даже вентиляционные потоки имеют направленный затвор, который закрывается герметично. Воздух, подаваемый в лабораторию, поступает по одной системе, а воздух на внешние кольца подается по другой.

— Впечатляет, — сказала Мелитан.

— Кажется, я уже сообщал вам, что так и будет. — Его вторичная голова дернулась слева направо, пока экзогенитор обращался к своим мнемоническим ссылкам. Основная голова кивнула. — Именно так, — по безмолвной команде его носильщики повернулись к внутренней двери камеры. Скитарии-рейнджеры шли рядом. Стражница Легио Кибернетика, лязгая цепями, прошаркала позади.

— Мы начнём с осмотра секции изъятия и клиринга.

Альфа-рейнджер, отмеченный белой полосой на нагрудной пластине и с обширным набором средств связи на шлеме, напрягся, когда его системы соединились с системами управления дверью. Последовала пауза в несколько секунд, пока разрешения распространялись по соседним комнатам управления. Мелитан прикусила губу. Затем большая дверь открылась в тупичок; в нем была ещё одна дверь.

— Вот здесь весь персонал записывается на дежурство, а всё оборудование, прошедшее карантин, подлежит периодической перепроверке, — продолжал Оэлур. Процессия вошла в камеру: скитарии — в авангарде, Мелитан и Луард Оэлур — в середине, а стражница замыкала их строй. Дверь за ними закрылась. У Мелитан заложило уши. Она услышала шипение, когда давление воздуха выровнялось.

— В лаборатории поддерживается отрицательное давление, — объяснил Оэлур, помахивая толстой рукой — По очевидным причинам.

Внутренняя дверь открылась с почти облегченным вздохом. Справившись с нервами, Мелитан последовала внутрь за проводником.

Освещение в этой секции Нулевого уровня было заметно ярче. Стены были обшиты гладко переплетающимися металлическими пластинами из отражающего сплава, переливающегося на свету. Каждую секцию коридора отделяла от следующей складная противопожарная дверь. Подергивающиеся сторожевые орудия пасли каждое движение. Освещение исходило от световых полос, которые тянулись параллельно полу вдоль обеих стен. Полоски располагались слишком близко от глаз Мелитан; вероятно, поэтому их свет казался таким терпким и ярким. Попадая в углубленные дверные проемы, полосы ломались, разветвлялись на две, чтобы проходить вокруг окон из бронестекла, усиливая освещённость и эффективно маскируя то, что находилось внутри.

Мелитан отстала от сопровождающих её скитариев, чтобы подойти к первому окну и заглянуть внутрь.

Там были группы адептов в мантиях; расположившись за металлическими столами, они выбирали из раздатчика подносы с каким-то органическим материалом и подносили к себе… для подробного биосенсорного анализа?

— Что это?

Губы Оэлура растянулись в крестообразной усмешке.

— Это трапезная, магос Вейл.

Мелитан почувствовала, что краснеет.

— Прошу простить моё пренебрежение, — пророкотал Оэлур, совершенно не понимая её смущения. — Прошло четыреста восемьдесят три года с тех пор, как я в последний раз употреблял органическую пищу таким образом. Вы только недавно проснулись. Не хотите ли перекусить, прежде чем мы продолжим?

Недавно опорожнившийся желудок Мелитана запротестовал против этого предложения.

— Нет. Благодарю.

V

В секции изъятия и клиринга Мелитан ожидали более дотошные проверки. Ей велели раскинуть руки, и лексмеханики и технопровидцы просканировали её портативными ауспиками. Пока они возились с показаниями и сравнивали снимки, тяжеловооруженный скитарий подвел её к низкому арочному входу в модульный туннель, который тянулся вдоль ближней боковой стены.

Внутри было темно и тесно, пространство наполнено громовым эхом глубоко проникающих сканеров. Мелитан почувствовала, как скрытые устройства проникают в кость, в костный мозг, в нуклеиновую структуру. Живот сводило каждый раз, когда вокруг раздавались глубокие удары. Казалось невозможным, чтобы такими мощными технологиями Тёмного Века не разоблачили ложные модификации, которые Никко Палпус установил в Мелитан, чтобы она выглядела как подобает, но их фиктивные сигналы каким-то образом соответствовали положенному осмотру. Выйдя с другой стороны коридора, моргающая и оглушённая Мелитан испустила долгий вздох, после чего её сразу же тщательно обыскал другой скитарий со стальным лицом.

Способности и ресурсы Голоса Марса никогда не переставали поражать Мелитан.

Повсюду в переполненном датчиками зале адепты и слуги зондировали оборудование и людей. Присутствие Луарда Оэлура и, что вероятнее, стражницы с её робо-мастиффом сводило жалобы к минимуму.

Второй скитарий сжал руки Мелитан так сильно, что она ахнула, а затем резко отправил её в основной поток тел, готовый принять следующего посетителя.

Она не могла найти здесь никакого физического или процедурного изъяна.

Мелитан сомневалась, что сам Палпус смог бы пронести микробную спору так далеко в Нулевой уровень или из него. Возможно, настоящий адепт и заметит, что чего-то не хватает, но с учетом того, что через этот контрольно-пропускной пункт ежедневно приходилось проходить сотням людей, несоответствие казалось незначительным.

Чего ты от меня хочешь? — подумала про себя Мелитан и тут же съежилась, понимая, что за вопросом может последовать ответ, а она свободно могла бы обойтись без него.

К счастью, имплантат, содержащий мнемо-прокси Палпуса, хранил молчание.

— Вы удовлетворены? — спросил экзогенитор Оэлур.

Мелитан заметила, что скитарии и стражница тоже прошли ауспик-туннель, в то время как носилки Оэлура пропустили через контрольный пункт лишь с условными проверками.

— Можно сказать и так, — ответила Мелитан и поспешила присоединиться к сопровождению. Она чувствовала, что инспектирующий магос должен задавать вопросы, поэтому быстро придумала один. — С какой регулярностью работники проходят проверки?

— Дважды в день, — сказал Оэлур. — Первый раз, когда они заступают на смену, и второй — когда они выходят. Спальные корпуса и жилые районы мы осмотрим по возвращении из лаборатории.

Мелитан и сопровождающая её процессия присоединились к потоку склоненных голов и развевающихся одежд.

Никто из техножрецов не произнес ни слова, но, окруженная шелестом их одежд и щелканьем металлических деталей по полу, Мелитан почувствовала, как по спине бегут мурашки. Тревожная органофобия, которую все они и правда сообщали в её адрес, была на уровень ниже способностей Мелитан к обнаружению. Мелитан повернулась к Оэлуру; его двойное выражение лица представляло собой обычное разделение между болезненной безмятежностью и гримасой, пораженной формальдегидом. По сравнению с остальными членами их отряда, которые не произнесли ни единого высказывания, головы экзогенитора можно было назвать почти болтливыми.

Адепты начали разделяться. По одному, по двое, по трое. Заглубленные двери с шипением открылись, затем с таким же звуком закрылись. Среагировав на их присутствие и движение, включились автоматическое освещение.

— Я думала, высшие духи машин здесь не действуют, — пробормотала Мелитан.

— Лишь машинные духи, способные к выгрузке, — поправил Оэлур. — Мы должны сохранять работоспособность.

Экзогенитор разрешил ей понаблюдать за работой некоторых техножрецов.

Для непосвященного наблюдателя всё выглядело однообразно и непостижимо. Возможно, посвящённые воспринимали всё так же, но Мелитан могла опираться лишь на собственный опыт. Отдельные адепты в основном не обращали внимания на коллег, с которыми делили пространство: работники передвигали пластековую посуду между столами, оперировали машинами, считывали данные с планшетов, время от времени добавляя к информации свои собственные обозначения, затем возвращались к перемещению пластека и снова работали с машинами.

— Чем они занимаются? — спросила Мелитан.

Оэлур фыркнул, одарив её немигающим, изучающим взглядом. Мелитан задалась вопросом, не выдала ли она себя незнанием какого-то тайного шифра или знания, известного всем магосам биологис «её» ранга, но экзогенитор повернулся обратно к работающим адептам.

— ЛН-Примус не существует. Нулевого уровня не существует. Никко Палпус мог бы запустить Технологию Рассвета в чёрную дыру, но вместо этого он разделил её на три части и распределил между теми магосами, которым он доверял больше всего, чтобы сдержать её. Железный Отец Кристос не позволил бы уничтожить эту технологию.

Основная голова экзогенитора нахмурилась, но это не было связано с происходящим в лаборатории.

— Железные Руки — полезные солдаты, пятая колонна, стоящая между Легионами Скитариев и Ауксиллией Мирмидон в военной иерархии Омниссии. Вот для чего существует позиция Голоса Марса. Только за свою жизнь я несколько раз был свидетелем того, как так называемое Железное Кредо незаметно переписывались. Но этот Кристос — другой. Он больше думает о себе, он лучше думает о своём ордене, и он бы использовал Технологию Рассвета для реализации своего видения.

— Как?

Экзогенитор с дребезжащим звуком пожал плечами.

— Технология преобразования. Это реликвия альдари, созданная для нечеловеческих нужд на пике их сил и возбуждённого воображения, на самом краю их падения. Кто знает, как подобные чужацкие умы намеревались использовать эту технологию, — экзогенитор постучал тяжёлым механдендритом по бронированному стеклу, разделяющему их и исследователей. — Палпус пока потакает Железному Отцу — осторожно, потому что даже Кристос не будет терпеть вечно. Такова природа воинов. Таков дар стабильности, который Синод дарует Железным Рукам через Голос Марса.

Мелитан посмотрела на работающих за стеклом техножрецов. Закрытые. Анонимные. Манипулируют своими бессмысленными инструментами в своих стерильных лабораториях.

— Они изучают воздействие Технологии Рассвета на живую плоть, — сказал Оэлур. — И на технологии — как марсианские, так и чужеродные. Я полагаю, что Заместитель фабрикатора Гипроксий Велт занимался подобными изысканиями на Тенносе. Экзара Севастиана я не знаю, но сомневаюсь, что его комплекс на Фабрисе Калливант пригоден для чего-либо, кроме обычного сдерживания.

Оэлур принюхался, размышляя.

— Из трёх частей технологии Севастиан получил наименьшую.

— И…

Мелитан заколебалась: она не была уверена, что хочет задать этот вопрос, но знала, что должна его задать.

— Где же подопытные?

VI

По обе стороны от длинной наблюдательный вышки, над пустотой, висели застеклённые камеры. Мелитан знала, что может пристально смотреть только в одну сторону, но направленное внимание стольких взглядов, жаждущих стимула, обладало буквально физическим воздействием и походило на пулю. Помещение вроде ангара напоминало собор, погружённый во тьму. По скрипучим платформам бежали многофокусные люмен-прожекторы. От бинарных инфоцитов, вмонтированных в аналитические ямы над неплотно выложенным полом, доносился невнятный ропот.

Многочисленные консоли отбрасывали тусклый свет, но его не хватало, чтобы разглядеть работающих над ними адептов в масках. Медленные щелчки их рунных ключей из слоновой кости были их собственным религиозным субдиалектом.

Сами камеры были большими, просторнее, чем одноместная камера Мелитан во внешних спальных блоках, — чтобы удобнее было изучать подопытных.

В первой камере находился человек мужского пола. Он сонно развалился на незастеленной койке. Мужчина был наг — скорее по собственному желанию, чем по принуждению, поскольку в его камере валялась неношеная одежда. Мелитан разглядела на его теле множественные истощённые электротату и обширную низкопробную бионику. Адепт Механикус. Вероятно, доброволец. На коже вокруг мест крепления аугметики были видны травмы — следы от зубов и ногтей, как будто он пытался вырвать модификации из своей плоти.

Мелитан содрогнулась, уловив сверхъестественную связь с ночным кошмаром, который видела прошлой ночью, и пошла за Оэлуром и сопровождающими дальше.

В следующей камере находился неокрашенный шагоход «Страж», очевидно, только что с конвейера. Оружие на нем не установили, и его машинный дух, похоже, не был проявлен для оживления оболочки.

Мелитан сотворила знак благословенной шестерни, видя этот акт милосердия, и двинулась дальше. Дальше была камера с забрызганным кровью стеклом и комком чего-то неидентифицируемого на полу.

— Раса зеленокожих реагирует на технологию плохо, — сказал Оэлур. — Мы продолжаем держать подопытного под наблюдением, чтобы изучить любые посмертные воздействия. Пока, похоже, их нет.

Вышка, казалось, тянулась вечно. Освещенные камеры выстроились вдоль дорожки, как зал ужасов. Жуткое очарование притягивало взгляд Мелитан ко всему без разбору. <Будь осторожна.> Электрический импульс от имплантата Палпуса выжег в коре её головного мозга предупреждение. Какой бы локальной и кратковременной ни была боль, когда мнемо-прокси записало предупреждение в синапсы Мелитан, ноги у нее подкосились, и она упала на пол.

— Вы устали? — спросил альфа-рейнджер, поддержав ее каким-то необычайно добрым прикосновением.

— Нет-нет, — улыбнулась Мелитан в ответ. — Все в порядке.

В других камерах содержалось больше мужчин. Больше женщин. Все — в различных состояниях духовной деградации и физического истощения. Некоторые смотрели в пустоту, кто-то резал себя, как первый, другие истерически смеялись, плакали или буйствовали в заточении. Какая-то женщина бросилась к стеклу своей клетки и что-то пробормотала — Мелитан отшатнулась от перил.

— В этих камерах что, не должно быть звукоизоляции? — спросила Мелитан, когда альфа-рейнджер уводил её; сердце бешено колотилось.

— Если такова ваша рекомендация, это можно устроить, — фыркнул Оэлур. — Но цель их заключения — наблюдение.

Следующие подопытные находились в коматозном состоянии, подключенные к хрипящим хирургическим аппаратам через мутные внутривенные трубки. Пластековые трубки торчали из их тел, как отслаивающаяся куколка. Мелитан могла прочесть на баках с химикатами некоторые рунические обозначения. Кое-какие разрабатывались, чтобы поддерживать жизнь тела, несмотря на смерть мозга, другие — чтобы поддерживать жизнь мозга, пока тело разлагается.

Она видела представителей десятков ксеносских рас. Трелл боросов. Демиург. Гретчин — по стеклу было размазано содержимое его черепа. Рабочая разновидность хрома. И другие, с которыми она никогда раньше не сталкивалась или о которых знала только по обрывочным описаниям вольных торговцев и магосов-исследователей прошлых столетий или даже тысячелетий.

Там были десятки камер. Сотни.

Тысячи.

Вышка уходила во тьму.

Мелитан остановилась и заглянула в ещё одну камеру. Оэлур отдал единственную, негромкую команду, и эскорт с лязгом остановился. Внутри была женщина-альдари, которая уставилась на Мелитан миндалевидными, ничего не выражающими глазами. Она была красива как с объективной, так и с аскетической точки зрения. Черты лица отличались четкой симметрией, волосы — цвета охры, кожа — цвета сливок. Так близка к человеку, и так настойчиво отстраняется от него. Альдари сидела на кровати со скрещенными ногами, положив руки на колени, точно медитируя; её будто совершенно не волновала собственная нагота или заточение.

— Субъект один-два-четыре-один, — сказал Оэлур. — Как известно, альдари трудно захватить живыми, но для нас важно было заполучить хотя бы одного в качестве контрольного объекта.

Он протянул механодендрит, чтобы подтолкнуть стекло, заставляя камеру раскачиваться на проводе. Альдари никак не отреагировала.

— Её каста — арлекины. Захвачена силами скитариев во время налета на Фаэтон.

Экзогенитор вытащил разгибатель.

— Часть подопытных, которых вы здесь видите, вообще не имела контакта с Технологией Рассвета. Они присутствуют просто для того, чтобы свести на нет симптомы заточения как причинный фактор любого наблюдаемого поведения.

— Похоже, заточение на неё не повлияло, — сказал Мелитан, не в силах оторвать взгляда от альдари.

— Не в том роде, чтобы это было заметно. Но альдари необычайно искусны в отделении разума от тела. Вот почему они так сопротивляются физическому допросу. Это довольно увлекательно.

— Увлекательно… Да.

Мелитан продолжала пялиться на альдари. Губы ксеноса медленно раскрылись, произнося что-то, о чем Мелитан не имела представления. Уголок рта изогнулся в ухмылке.

— Вы видели? — Мелитан повернулась к Оэлуру, но экзогенитор, похоже, ничего не заметил. Когда он повернулся, подопытная уже умолкла и снова затихла.

Как будто могло быть иначе.

— Эти субъекты никогда не выйдут из камер, — сказал Оэлур; носильщики уже откручивали экзогенитора от камеры и несли дальше. — Сдерживание технотеургической порчи гарантировано. Если возникает новый тест, требующий участия дополнительных испытуемых, то мы просто устанавливаем другую камеру.

Мелитан двинулась за ним, оторвав взгляд от лица альдари только тогда, когда та исчезла из виду.

— И… какова природа порчи, экзогенитор? Как она распространилась по всему Тенносу?

— Ах, вот в чем вопрос, правда?

Головы Оэлура повернулись, пока обе не оказались лицом вперёд. Мелитан увидела, что вереница освещенных камер наконец заканчивается где-то неподалеку. Возможно, ещё около сотни камер вниз. В темноте за ними стоял гигантский набор структурно укрепленных и ноосферно зарешеченных дверей сдерживания.

Череп Мелитан пронзила боль, повторяющая прежнее послание <Будь осторожна.>

Оэлур заговорщицки улыбнулся.

— Хотите взглянуть?

Глава девятая

«Один из моих предков говаривал, что турнир — тренировка для аристократов и опиум для простонародья. Пришло время совместить оба действа».

— Принцепс Фабрис

I

Тоннаж «Защиты Бога-Императора» составлял менее двух третей тоннажа «Всемогущества», но Джаленгаала на борту прославленного флагмана Госпитальеров впечатлило другое.

«Защита» была мечом Ангелов, — семь километров белой брони, такой сверкающей, что казалось, будто она в огне. Ее корпус украшали многочисленные золотые аквилы и триллион слов Божественного Откровения, начертанных глубоким шрифтом, как будто весь Корпус Девинатус с дополнениями перенесли на керамит слово в слово, масштаб в масштаб. Внутреннее убранство было не менее величественным: готические переплетения собора и мавзолея символизировали как чествование, так и погребение. Переборки, как и обшивка, испещряли священные тексты. Внутренние колонны и подборки сверкали золотыми буквами, каждая нить каждого винтика была намотана на мельчайшие слова прощания, гнева и молитвы. Сходные декоративные мотивы повторялись. Кресты. Косы. Крылатые ангелы. Дверные проемы, увенчанные расколотыми черепами, открывались, как порталы в подземный мир, и вели в коридоры, украшенные всё более мрачными и пугающими образами. Каждый проход был реликварием. В свете свечей покоились кости героев, капли крови, сохранившиеся на полосках пергамента, и оружие, которым совершали настоящие доблестные поступки во имя абстрактного вероучения, защищенные силовым полем и бронестеклом.

Сам мостик был в первую очередь культовым центром, и только во вторую — командным; по сравнению с ним оставленные позади километры корабля выглядели светскими.

Миллионы свечей горели в бра, подсвечниках и в руках слуг, чьей единственной целью было нести свет. Несмотря на это, на мостике царил полумрак, и Джаленгаалу подумалось, не продуманный ли это символ миссии, которую от лица Повелителя Человечества исполняли Госпитальеры. Хоры из тысячи геноевнухов исполняли траурные гимны об освобождении через конец долга, усиленные огромным куполом в океан элегической скорби. Ротонда, расписанная фресками, изобиловала гротескными скелетами, сбрасывающими свою разжиженную плоть и защищающими лица-черепа от золотого сияния Трупа-Императора, восседающего на троне в окулусе купола.

Магистр ордена Миркал Альфаран обернулся, услышав шаги приближающегося гостя.

Он был в доспехах, но без шлема. Его лицо было напудрено добела, глаза подведены так, что лысая голова напоминала череп. Полосок пергамента на белых, как у кающегося, доспехах с золотой инкрустацией хватило бы на дюжину томов Божественного Откровения, выгорающих при свете свечей. Когда он двигался, на доспехах позвякивали подвешенные на струнах аквилы ручной работы. За спиной в замысловатых ножнах, напоминающих ангельские крылья, крепился на магнитном замке огромный двуручный силовой меч с крестом Госпитальеров на гарде. Ухо магистра пронзало единственное золотое кольцо, украшенное настоящими белыми перьями.

Несмотря на всю пугающую власть Магистра ордена, Джаленгаала интересовал его сенешаль.

Почтенный Гальварро был дредноутом. Считалось, что он служил советником всех магистров Госпитальеров с момента их основания как ордена почти тысячу лет назад, а его доспехи были саркофагом, достойным усыпальницы героя. Жемчужно-белый керамит покрывали позолоченные пластины с изображением героических сцен в стиле меццо-тинто. Пий и Император. Император и Гор. Дорн, возвышающийся на стенах Терры. Неизвестные герои совершали невоспетые дела в старинной истории Империума. Оружие и ноги дредноута были украшены позолоченной резьбой, напоминающей паутину, словно бы паук спрял ее из золота вместо шёлка. Вершину саркофага венчала окружённая нимбом голова, обрамленная ангельскими крыльями. При каждом вздохе движущей силы дредноута звенели золотые колокольчики, печально распевая бесконечный панегирик павшему воину внутри.

Этот звук просто прославлял его существование. Когда Почтенный шёл на настоящую войну, колокола звучали совсем по-другому.

— Железный Отец Кристос, — объявил Альфаран, взмахом позолоченной руки обведя свой корабль, и на мгновение Джаленгаала пробрала дрожь. Голос магистра был словно шёпот. Будто их слушал Император, а Альфаран предпочёл бы, чтобы Он их не слышал.

— Мы приветствуем сыновей братьев нашего отца и очень польщены тем, что вы присоединились к нам для возвращения на Фабрис Калливант. Вы выбрали благоприятное время. Нужно многое подготовить, а времени очень мало…

>>> КОНЕЦ СИМУЛЯЦИИ.

Джаленгаал резко открыл глаз.

Он инстинктивно попытался освободиться, отчего нейронные ограничители на задней части черепа и верхней части позвоночника натянулись.

Во рту у Джаленгаала чувствовался привкус крови. Из-за ослабленных глотательных мышц и отсутствия надлежащего механизма отхаркивания жидкость просачивалась сквозь щели в лицевой решетке. Проходивший мимо адепт утер Джаленгаалу лицо. Из ниши симулятора вытекала охлаждающая жидкость, превращаясь в пар в более горячем воздухе. Сбросив с плеч нейронные подключатели и схемы адаптеров, он выбрался из своего алькова, растолкав суетящихся над жесткими точками загрузки-выгрузки адептов машин, и впился взглядом в ряд других альковов.

Клан Гаррсак воспринимал технологию симуляции как никто другой. По крайней мере, так считал Джаленгаал до того, как ступил на борт «Всемогущества».

Альковы тянулись вдоль дорожки длиной в несколько сотен метров, их хватило бы для половины клановой роты.

Промежутки между ними были заставлены генераторами энергии и преобразователями данных, большими запутанными катушками первичных и вторичных устройств защиты от перенапряжений. Проволочные петли разрастались по стенам, как ползучая растительность, и перекрещивались в воздухе, как сеть. Сама дорожка не представляла из себя ничего подобного. Это была просто свалка массы толстых кабелей с латунными рёбрами, которые соединяли отдельные альковы с мнемостеками. Чтобы попасть внутрь, нужно было уменьшиться до миллиметрового масштаба и находиться внутри схемы доктринальной пластины. Хватало и того, что ручные задачи ввода команд и передачи кабеля должны были выполняться автоматизированной сборкой крюков и клешней, работающих с сети подвесных направляющих. Процессии поющих гимны техножрецов, возглавляемые лишенными плоти мехардиналами в митрах и развевающихся облачениях, бежали вдоль них на дрожащих фуникулерах с открытым верхом. Сами мнемостеки тянулись высоко к далекому потолку, окутанные гиперохлаждающей жидкостью, будто облака, цепляющиеся за шпили собора.

Несмотря на многочисленное присутствие Механикус и легионы сервиторов, Джаленгаалу ещё не приходилось видеть каких-либо признаков существования настоящей команды корабля.

Выбравшись каждый из своего алькова, спотыкающиеся и дезориентированные, остальные члены конклава огляделись, как и сам Джаленгаал.

Бурр стоял в алькове прямо напротив, утопая по пояс в светящемся от электричества дыму. Лурргол посмотрел вниз с дальнего конца длинной цепочки, как будто уплывая. Боррг, без шлема, как уже вошло у него в привычку, широко ухмылялся, глядя снизу вверх на Стронция, и пытался облечь волнение в слова.

— Симуляция не заменит настоящую тренировку, — пожаловался Торн.

— Напротив, — сказал Джаленгаал. — Это эффективнее, чем физическая практика. Ты приспособишься.

Воина изменил сам акт симуляции. Когда на тебя обрушивают целую галактику горя и треволнений, — это не может не ухудшить представления о самом себе. Среди братьев клан Гаррсак считался чуть лучше не роботами-убийцами, и не без оснований. «Гаррсак повинуется», — такова была их мантра. Симуляции, как начинал понимать Джаленгаал, были одной из причин подобного отношения.

Гаррсак и Раукаан считали это общим.

Сомнения были сомнениями Строноса. Или нет. Теперь они были частью конклава. «Гаррсак» на древнем медузийском рекете означало «единство», а быть кланом Гаррсак означало быть единым целым. Это отличало Гаррсак от клана Раукаан. Раукаан был Железным Отцом Кристосом. Клан Гаррсак был гештальтом всех членов клана, пирамидой переплетённых между собой и машинами душ с Дрэварком на вершине, и каждый зависел от силы другого брата. Это-то и делало клан Гаррсак сильным.

Это-то и делало его слабым.

Стронос понимал это с самого начала.

— Зачем Кристос загружает нам свои мнемофайлы флагмана Госпитальеров? — спросил Бурр. — Нас же сюда направили, чтобы защищать Фабрис Калливант от орков, разве нет?

— Ну, это я так вижу ситуацию, — сказал Джаленгаал.

— А зачем тогда Железный Отец хочет, чтобы мы побывали на боевой барже Госпитальеров?

Джаленгаал не ответил.

Ему передать было нечего.

II

Кардан Стронос сгорбился под твёрдым металлом дверного косяка; он оказался в личном реклюзиаме магоса-инструктора Юриэль Фи, и настороженность у него сменилась интересом. Любопытство, как частенько ставили на вид Строносу, было его личной слабостью. Камера-реклюзиам располагалась в отдельном крыле объекта, где находились спальные камеры неофитов и места общего пользования, мало доступные для тех, у кого физиология и доспехи Адептус Астартес. Стронос позавидовал магосу, её убежищу.

Вдоль стен тянулись алюминиевые полки одинаковой длины и на равном расстоянии. На них — аккуратно расставленные тома с бронзовыми корешками и редкий археотех, извлеченный из старинных вышедших из строя секций здания. Научный интерес? Вспомогательные проекты? Стронос мог только догадываться; впрочем, он сомневался, что день магоса начинался и заканчивался часами обучения, проходившими между первой и последней молитвами.

Фи прошла к прочному металлическому столу, который стоял в круге света от верхнего осветительного прибора.

Шарнирные зажимы блестели, как клыки в открытой пасти: пара — на концах стоп, ещё один, побольше, — на голове, два смещены от центра по обе стороны. Ограничения. Слуга в капюшоне закручивал с помощью ручного привода винты, которыми зажимы крепились к петлям. Он зашаркал прочь, не сказав ни слова, в то время как Фи начала постукивать по набору рунных ключей из слоновой кости, вмонтированных в головной конец плиты. Стронос проводил взглядом удаляющегося слугу. Ему показалось, что он узнал его — видел в столовой, но Стронос не был уверен. Большинство смертных казались ему отдаленно похожими. Не обращая на него внимания, Стронос поднял глаза — пришла в действие бионическая защита от яркого света люменов. Гнездо из сложенных скелетообразных серво-конечностей свисало с потолка, будто высохший на солнце дохлый паук.

— Для чего я здесь? — спросил Стронос?

Фи оторвала взгляд от рунного банка. Кабельные дреды упали ей на лицо, рассеивая сияние её глаз.

— Зачем ты общаешься с другими соискателями? Это не служит никакой цели.

— Они не такие, какими я их себе представлял. Возможно, я бы смог понять их лучше.

— Говоришь скорее как ученый, нежели воин.

— Разве мы не сочетаем в себе и то, и другое?

— Зачем? — Она пожала плечами, кабели соскользнули с них и спустились по спине. — Ты Железнорукий — у тебя есть легионы Марса, чтобы исполнять за тебя роль ученого.

— А может, меня такой расклад не устраивает.

Фи обнажила зубы — белая эмаль выделялась на фоне светопоглощающего металла её экзопанциря. Не в первый раз Стронос поразился невероятно мощной личности магоса, которая проявлялась и каким-то образом помещалась в столь тщедушном теле.

— Возможно. Может быть. Кто-нибудь когда-нибудь упоминал, что ты медленно формируешь собственное мнение?

— Да.

— Хорошо.

Стронос провёл пальцем по посеребренной кромке поясной пластины. Колено Барраса оставило на нём изрядную вмятину, но через проводник в его системы продолжали поступать выгрузки конклава Джаленгаала — медленная отрава из сомнений и недоверия. Из-за разделившего их расстояния сигнал доходил искажённым и с задержкой.

— Для чего я здесь?

— Не будь таким недоверчивым, — усмехнулась Фи. — Я обучала Фейрроса, Фелла, Баннуса, Гдолкина, Веррокса и Кристоса.

— А Ареса?

Она лукаво улыбнулась.

— Сколько мне, по-твоему, лет?

— Предлагаете угадать?

Магос рассмеялась.

— Знаешь, Кристос был таким же. Он тоже требовал ответов, но когда получал — они его никогда не устраивали.

Подтекст заставил Строноса сердито скосить один глаз.

— Ты не похож на других присутствующих здесь соискателей. Ты учишься не только для того, чтобы стать технодесантником. Каким бы достойным ни было это занятие, оно настолько глубоко погружает в тайны Бога-Машины, насколько это возможно для тех, кто не является Железноруким. Тебе предстоит стать Железным Отцом, командиром своего мира, хранителем секретов, которые открыли тебе древние союзы между миром твоим и моим. Это требует специального обучения. — Она многозначительно постучала по столу. — Это требует специальных улучшений.

— Я был в Оке Медузы, — пробормотал Стронос, обходя операционный стол.

Он видел, как Железные Отцы наладили работу с древними технологиями Ока и друг с другом, чтобы создать сеть, в которой связь была почти мгновенной. Собравшиеся Железные Отцы могли координировать свои действия с союзниками, обсуждать сложные спорные моменты с соперниками, одновременно обращаясь к Совету на архаичном медузийском языке. Как пример использования особых, принадлежащих только им технологий, чтобы повысить эффективность деятельности ордена, это было чудо, и всё же…

Стронос скрестил руки на нагрудной пластине.

— Адептус Механикус предоставляют и обслуживают наше оборудование. Голос Марса голосует в Железном Совете. Каждое решение подкрепляется расчётами и советом магоса. — Слово «совет» Стронос употребил в широком смысле, поскольку большинство Железных Капитанов воспринимали эти расчеты как приказ. — Вы обучаете наших командиров. — Он напряг лицевые мышцы, чтобы не выдать недовольство. — И в процессе вы модифицируете мозги этих командиров.

— Из твоих уст это звучит просто жутко.

— Если бы мы поменялись местами, вы бы не думали так же?

— Если бы мы поменялись местами, я бы подошла к этому вопросу логически.

Она разогнула палец.

— Ты рассуждаешь о заговоре, но заговора-то никакого нет, Кардан. Заговоры вообще крайняя редкость, потому что их невозможно осуществлять. — Она разогнула второй палец. — Более того, как бы ни была велика сила, которую орден Космического Десанта представляет у себя во владениях, она ничтожна перед мощью и могуществом Марса. У вас нет ничего такого, чего мы не могли бы взять, если бы захотели. — Она разогнула третий палец. — И логический довод номер три. Марс чтит свои союзы. — Фи мгновение изучала Строноса, помаргивая, глаза у нее меняли цвет; их всё ещё разделял стол. — Тогда возникает вопрос — желаешь ли ты принять звание Железного Отца?

Стронос неохотно кивнул.

Он вошел в Око Медузы и увидел всё, что мешало правильной работе Железного Совета. После катастрофической битвы на Тенносе разуму Строноса явился образ Тубриика Ареса, который убедил его принять мантию павшего Древнего. После выздоровления он дал эту же клятву своему другу Лидриику.

— Я обещал.

— Ты хочешь изменить методы управления Железных Рук?

Вопрос застал Строноса врасплох. С определенной точки зрения, каждый отдельно взятый Железнорукий существовал в состоянии постоянного самосовершенствования, но фундаментальные и массовые изменения были табу. В течение последних ста пятидесяти лет своей трансчеловеческой жизни Стронос наблюдал, как Железный Совет впадает в склероз под безразличным покровительством Голоса Марса. Он сокрушался из-за этого, высмеивал слабость Железных Отцов, но изменить? Он никогда не рассматривал такую возможность.

Когда Стронос ничего не ответил, Фи похлопала рукой по столу. Он хотел ей понравиться. Она была компетентной, мудрой, бесчеловечной, но «ничему не доверяй» было первым изречением Скрипторума Железа, и эта фраза звенела в голове Строноса.

На поле боя и в главной святыне он узнал, что интересы Медузы и Марса редко совпадали так тесно, как казалось.

— Что ж, — сказал он. — Устанавливайте свои улучшения… — Магос Фи заставила его договорить: — Но. Я позову моего сервитора-ассистента. Он будет наблюдать и записывать всю процедуру.

— Согласна.

— И я останусь в сознании.

— Это нецелесообразно. Риск будет предельным. Не говоря уже о боли.

— Таковы мои условия.

— Это все твоя плоть, — вздохнула магос. Она хлопнула в ладоши, подзывая помощника, и Стронос водрузил своё массивное тело из железа и керамита на стол.

Слуга впорхнул внутрь, защелкнул зажимы на запястьях, лодыжках и лбу, затем вставил штифты, чтобы их зафиксировать. Когда слуга склонился над лицом Строноса, тот на мгновение увидел мерцающее электротату — этот странно перевернутый символ...

— Ну что ж, — сказала магос Фи, легко положив руки на рунные ключи, пока ждала. — Ты почувствуешь боль почти сразу.

III

С Раутом, Лааной, Бором и Харсидом на борту шаттла «Маленькая Грей» было, мягко говоря, тесно. Покойный Эпикурат Хайпурр Мальтозия XCIII, видимо, исчерпал остатки воображения, дав кораблю имя. Лёгкое суденышко пробивалось сквозь многочисленные атмосферные зоны турбулентности. Трансорбитальные движения кораблей напоминали циклоны, сужающиеся к орбите от основных баронств на поверхности планеты. Десантники лихорадочно перемещали последние грузы, оборудование и войска на поверхность, в то время как стратеги флота и администраторы возвращались наверх. Оперативники Департамента Муниторум на башнях контроля воздушного пространства ужимали каждую свободную секунду, и в конце концов взлет одного корабля и посадка следующего начали происходить практически одновременно. Столкновения, даже с аугментированными пилотами, создавали неизбежную угрозу и скорее усиливали ощущение неразберихи, нежели устраняли его.

Запросы на подтверждение и кодовые сигналы широкого спектра с контрольных башенок то и дело озаряли экраны в кабине «Маленькой Грей», но с учётом огромного трафика игнорировать автоматические запросы было проще, чем отвечать на них. У Язир, конечно же, были нужные коды, но быстрее было проскользнуть через сеть.

До прибытия зеленокожих у них оставалось около сорока восьми часов.

Теперь даже этого времени не осталось.

Кристос приближался. И он поступит с Фабрисом Калливант точно так же, как с Рассветом сто пятьдесят лет назад — спасёт ксенотех и оставит мир догорать. Не то чтобы мне было дело до Фабриса Калливант или Рассвета, если уж начистоту, но я не потерплю поражения. Только не от него. Отношение Раута к Железному Отцу Кристосу было мрачным и запутанным. Любые размышления на эту тему вызывали у него головную боль. Он провел пальцем по носу. На этот раз кровь не идет. Раут выглянул в иллюминатор и попытался думать о чём-нибудь другом.

— Начинаем последний отрезок спуска, — сказал Харсид.

Шаттл прошёл сквозь облака, за которыми буквально через несколько секунд начались первые дождевые потоки. Это Фабрис Калливант. Как же тут без дождя.

Капитан Призраков Смерти был вооружен, облачён в броню и готов к бою, его шлем — герметизирован, гладкие чёрные пластины отражали слабый свет кокпита. Лаана пристегнулась к трону второго пилота. Мор был сзади — устанавливал свое оборудование. Потому что кто-то пострадает. Имир остался на корабле. Волк отчаянно протестовал, но кому-то нужно было остаться, и, по выражению Харсида, это должен быть не Харсид.

Раут держался за потолочный захват, уцепившись за него железной рукой; он сжимал кожу захвата, раскачиваясь в такт атакам стихии на невооруженный летательный аппарат.

Ему еще никогда не доводилось участвовать в полноценном боевом десантировании, поэтому и сравнивать было не с чем, но казалось, что движения «Маленькой Грей» превосходно компенсируют отсутствие вражеской зенитной артиллерии.

Облака начали рассеиваться. Ливень становился всё настойчивее. Затянутая коркой, бесплодная местность расплылась под ними.

Фабрис Калливант ободрали догола еще тысячелетия назад. Земная кора планеты представляла собой лабиринт заброшенных горнодобывающих туннелей. Даже мантия была вскрыта: эпизодическая фугасная добыча взламывала целые континентальные плиты, чтобы извлечь те полезные ископаемые, которые залегали поближе к поверхности. Все это осталось в прошлом, но геологические шрамы виднелись с воздуха до сих пор. Внизу не было никакой растительности. На поверхность ежедневно обрушивались проливные кислотные дожди. Единственной подробностью, выделяющейся на бесплодной скалисто-серой панораме, был небольшой излом дороги, ощетинившийся погодными щитами жилых башен — один из аванпостов вассалов Дома Калливант. На западе натиску окружающей среды противостояла цепочка низких горбатых холмов. Они были в тени, окружённые кислотно-розовым полукольцом восходящего солнца, видневшегося за их вершинами. От ближних склонов отражались огни улья — столицы какого-то мелкого баронства, чьи земли граничили с королевскими владениями гордого и нищего Форта Калливант.

Геология расширялась по мере того, как шаттл снижался, горизонт проносился мимо со всех сторон. В поле зрения стал чётче вырисовываться сам Форт Калливант.

Планетарная столица представляла собой возвышающийся осколок ржаво-коричневого камнебетона и серой пластали. Дождевая вода струилась с его изрытой внешней оболочки, каскадами падая с края прямо на расположенные внизу жилые кварталы подулья, где обрели кров миллионы людей, расселившихся на окружающем ландшафте под головокружительной массой самого улья.

Раут вглядывался в треугольные боковые иллюминаторы, пытаясь сквозь просветы в дожде хотя бы частично разглядеть дворец принцепса.

Турнирные поля Дома Калливант слыли устрашающим зрелищем.

>>> ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА >> БИТВА ЗА ФАБРИС КАЛЛИВАНТ, 212414.M41

Двигатели сжигали плазму, превышая допустимую температуру в несколько тысяч градусов [ДОСТУП К ИНСТРУКЦИИ >> РИТУАЛЫ И СОБЛЮДЕНИЕ ФУНКЦИЙ ДВИГАТЕЛЯ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ], что позволило флагманам Адептус Астартес прилететь к Фабрису Калливант менее чем за двадцать часов. Поэтапное появление Легированного, Брута и кораблей Госпитальеров сдерживало орков, но численное преимущество ксеносов было слишком велико, и с каждой минутой продолжали прибывать новые корабли.

Ударный крейсер Золотой солдат взяли на абордаж и впоследствии уничтожили во время прикрытия отхода. Последние Обряды и Гора Волпуррн и Корпус Механикус, фрегаты клана Борргос, исчезли с ауспика где-то между шестой и седьмой планетами системы, их обломки затерялись в межпланетном заливе. По сделанным в тот момент наблюдениям магоса Карисми, первый обмен залпами между флотом вторжения орков и Тёмным стражем должен был произойти через восемнадцать часов и двадцать пять минут с этого момента.

Расчеты магоса, конечно же, подтвердились и оказались полностью правильными.

IV

Полусферическая арена была открыта для смертоносных излияний неба и выступала с края искусственной горы, как бронированная пластина с плеча космического десантника, окружённая рёвом льющегося водопада. Многоярусные сидячие места для ста тысяч избранных аристократов и простолюдинов поднимались по его подветренной стороне, встроенной в восточные пределы родовой обители принцепса Фабриса. Два десятка ярких знамён, изобилующих техномифическими символами и геральдическими знаками Тёмных веков, лениво развевались на ветру и дожде.

Четвёрка «Громовых ястребов» — три чёрных и один белый — спустилась к чаше арены. Из-под знамён вышли четыре колоссальных рыцаря в тёмно-бордовых геральдических доспехах, изобилующих почётными знаками, и салютовали из тяжёлых стабберов и автопушек «Икар»; на время оглушительный грохот канонады перекрыл даже заранее срежиссированные возгласы граждан Калливанта, согнанных на промокшие сиденья арены.

«Громовые ястребы» приземлились на считанные секунды, и космодесантники высыпали наружу. Смешанные эскадрильи из перехватчиков «Империал» и «Тагмата» пронеслись над головой, преследуемые пульсирующим, раскатистым звуковым ударом, затем разделились и помчались обратно по петле к экзосфере. Сабатоны Джаленгаала глухо стучали по твердому, покрытому кратерами граниту арены.

Дождь плясал на огромном пространстве земли, разбрызгиваясь и собираясь в ямы и кратеры. Он хлестал по доспехам рыцарей и испарялся при контакте с ионными щитами.

Целевые задачи и тактическая информация мигали, сливаясь в беспорядочную мешанину на дисплее Джаленгаала, выбирающего источники энергии и профили оружия. Его системы приглушили рев толпы и грохот переносной артиллерии рыцарей до тихой боли. И Джаленгаал стал вручную сортировать показатели на дисплеях, по одному предупреждению за раз.

<Демонстрационный аспект,> — буркнул он своему конклаву на двоичном канте.

Лурргол плёлся в хвосте колонны, невольно нарушая синхронность остальных членов группы. Раздражение Джаленгаала не могло вылечить его брата от приступов рассеянности, но казалось, что как только появлялась одна эмоция — тут же отворялись ворота для всей палитры.

Кристос решил представлять каждый из кланов Раукаан, Гаррсак и Борргос полным конклавом во главе с сержантами Уликаром, Джаленгаалом и Тартраком соответственно. Их подчинённые машинально тащились каждый за своим командиром.

Рядом с Железным Отцом шли апотекарий Думаар, Железный Капеллан Браавос и скелетообразная фигурка магоса Карисми. Магистра Альфарана сопровождали только его сенешаль — дредноут Гальварро и почётный караул в составе пяти патологически экипированных ветеранов. Джаленгаал припомнил то, что о них упоминалось в файлах симуляции Кристоса: это элитное подразделение из трёх рот называлось «Бдение» и занимало в своеобразной структуре Госпитальеров особое место.

Железные Руки нечасто бывали расположены к военным парадам, но сорок космических десантников — это немалая демонстрация силы, и Джаленгаал действительно одобрял демонстрацию силы.

Миры, более великие, чем Фабрис Калливант, приводились к Согласию и меньшими силами.

Послышалась дрожь, когда тысячелетние опоры, удерживающие камнебетонную арену над семью километрами зияющего ничего, выдержали давление четырех движущихся рыцарей. Они зажали космодесантников в клещи.

Другая группа приближалась с противоположной стороны.

Под землёй пролегал тоннель специально для того, чтобы через него на арену выходили участвующие в турнире рыцари, или, как иногда бывало — через него же выводили ксеномонстров, захваченных в отдалённых зонах боевых действий Дома Калливант. Но сегодня было не обычное представление. Сегодня через тоннели промаршировал небольшой отряд человеческих сановников и легионеров-скитариев; проходя под приподнятой решёткой, они мгновенно промокали под дождём.

Их сопровождали два человека.

Первый был пожилой мужчина, — насколько мог судить Джаленгаал, где-то около ста или двухсот лет, кожа у него была натянутой и бледной, почти прозрачной, свойственной тем, кто уже очень давно зависит от омолаживающих процедур. Принцепс Фабрис собственной персоной. Учитывая его репутацию на поле боя, принцепс был ниже ростом, чем ожидал Джаленгаал, хотя, чтобы управлять троном механикум Имперского Рыцаря, героического телосложения, конечно же, не требовалось. Выступающая нижняя челюсть и толстая нижняя губа придавали ему несколько простоватый вид. Искусственно деформированная макушка была увенчана недавно имплантированным пучком седоватых волос. Его угасающее тело поддерживал тёмно-бордовый бронированный комбинезон, украшенный золотой тесьмой и искусно сработанными боевыми наградами.

Другой был техножрецом августейшего ранга и, судя по улучшениям, которые он себе установил, имел воинскую направленность. Плотный материал его мантии рассеивал сканирующие лучи ауспика Джаленгаала и препятствовал дальнейшему проникновению.

Две процессии встретились под развевающимися знаменами и опущенными орудиями калливантских рыцарей. Дождь безжалостно хлестал по каждому из присутствующих.

— Я принцепс Фабрис из дома Калливант, шестьдесят пятый носитель этого имени, — провозгласил старик; с его выпуклых от природы губ сорвалась гулкая речь искусного оратора. Он отвесил поклон сначала Альфарану, а затем снова Кристосу. — Для меня большая честь приветствовать вас обоих на моем мире. — Принцепс выпрямился и улыбнулся, будто они только что уладили формальности, и развел руками в сторону рыцарей, которые окружали их по бокам. — Мы подготовили показательный турнир в вашу честь.

Альфаран приподнял подведенную бровь.

— Сейчас? — спросил Браавос.

Джаленгаал наблюдал за Кристосом. Однако Железный Отец ничего не сказал. Свечение его оптических щелей циклически повторялось — безмолвное проявление всеведения, которое заметно смущало сопровождавших Фабриса людей.

— Невиданный доселе! — заявил Фабрис: на его измененную психологию подобные эффекты, казалось, не действовали. — Пусть наш народ увидит мощь своих рыцарей в действии! — Он понизил голос до заговорщического шепота, который мог уловить только усиленный слух космодесантника. Собравшиеся Адептус Астартес высились над ним, как боги, созданные, чтобы возвышаться над смертными людьми, но он держался так, будто сидел на троне механикум Имперского Рыцаря. — Один из моих предков говаривал, что турнир — тренировка для аристократов и опиум для простонародья. Пришло время совместить оба действа. И всё, что нужно обсудить, можно обсудить, пока удовлетворяются потребности, верно?

Альфаран кивнул в знак согласия.

Кристос по-прежнему никак не реагировал.

— Похоже, вы все обдумали, — спокойно сказал магос Карисми.

— Ты существенно изменился со времен Колумнуса, Кристос. — Техножрец, вышедший на арену вместе с Фабрисом, лязгнул, встав перед своими телохранителями-скитариями. — Я это одобряю.

Принцепс Фабрис отвесил полупоклон, а когда встал, то протянул обе руки, чтобы представить своего спутника.

— Прошу прощения, но, как я понимаю, мой хороший друг и союзник, заместитель фабрикатора Экзар Севастиан не нуждается в представлении.

V

Храм-кузня Экзара Севастиана не была единым сооружением. Это было скопление мануфактур, нефтеперерабатывающих заводов, дымящихся радиационных баков и жилых помещений для рабочих, расположенных в несколько вертикальных ярусов, растянувшееся на полкилометра и подобное опухоли. Мужчины, женщины, дети с грязными лицами брели сквозь дым, подавленные, будто металл под прессом. Харсид остался на шаттле, как и Мор. Зеленокожие подобрались ещё не настолько близко, чтобы пара космодесантников Караула Смерти могла пройти через рабовладельческие владения заместителя фабрикатора, не привлекая внимания. Кроме того, посадочных зон было не очень-то много, и перегруженный работой диспетчер аэронавтики наверняка потребовал бы удалить неохраняемое воздушное судно, независимо от того, есть у него коды нужных полномочий или нет.

— У нас мало времени, — сказал Харсид Рауту, когда они с Лааной сошли на землю. — Нужно войти, без промедления подхватить нашего человека и найти, где спрятана Технология Рассвета. Либо так, либо мы идём на риск с Кристосом и Всемогуществом.

Ну нет, спасибо.

Строение, к которому привела его Лаана, располагались сбоку от заброшенного склада. Где-то там и Хрисаар. От наклонных жестяных стен шум самолётов отражался в тесные переулки, сталкиваясь там с лязгом мануфактур. Ржавые строительные леса цеплялись за рифлёные стены. Раут не мог сказать, кто из них двоих был ответственен за задержку. Может быть, в какой-то степени оба. Под непрекращающимся дождем мокли облезлые плакаты с пометками для структурного перепрофилирования, но график работ, очевидно, сорвался, поскольку литейные заводы Калливанта изо всех сил пытались сохранить прежний уровень производства. Потребность в новых складах была уже не такой, как раньше.

Лаана подошла к единственному охраннику у двери.

Это был крупный мужчина. Нечеловечески крупный. Почти такой же громадный, как Раут. Его лицо, плоское и широкое, было всё в пятнах, как ржавая лопата. Голову обрамляла на манер банданы толстая металлическая лента, ввинченная в кость большими винтами. На опухшей от трансплантаций груди перекрещивались красные кожаные ремни, в руке — укороченный огринский «Потрошитель».

Раут хмыкнул и прикрыл глаза. Я уже бывал здесь раньше. Из подсознания всплыло воспоминание. Раут словно увидел воочию этого человека: серебряный гульден, опускающийся в раскрытую ладонь мускулистого громилы, беззубую ухмылку; вот его вводят внутрь, вот он произносит: «Он ждет тебя, Дженис», а затем его пробирает страх. Раут покачал головой и уставился в стену. По старому металлу текли дождевые ручейки. На ресницы капало — Раут сморгнул воду. Под развевающимся уголком старого предупреждающего плаката была нарисована баллончиком эмблема Фратерис Аэквалис с перевёрнутой шестерней. Они же и вправду не скрывались, верно? Язир нашла это место — дело в шляпе.

— Ямы переполнены, — сказал охранник, выговаривая слова невнятно, как будто его язык подвергся такому же чрезмерному наращиванию мышц, как и всё тело. — И жрецы не привыкли подбирать мясо у дверей.

Лаана наклонилась к охраннику.

— Два гульдена.

— Пять.

— Три.

— Пять.

— Четыре.

Генетически выведенный колосс ухмыльнулся, зажав в зубах изжеванный окурок.

— Шесть.

Не такой уж тупой, как их выставляют.

— Ладно, — проворчала Лаана, роясь в нижних карманах брюк. Для этой вылазки она сбросила личину прислуги одного из Домов, приняв облик работницы с мануфакторума, работающей сверхурочно: мешковатый тёмно-коричневый комбинезон с яркими рад-эмблемами и накинутый поверх вощёный плащ. Лаана открыла кошелек и выложила в руку охранника шесть серебряных гульденов, по одному, все время оглядываясь через плечо.

— Тогда входите, — сказал охранник, стуча в дверь прикладом дробовика. — Спроси Армедия. Скажи ему, что произошла ошибка регистрации.

Поблагодарив, Лаана отвернулась и присвистнула. Раут подавил хмурый взгляд и, пошатываясь, направился к ней. Просто очередной кибермантически разогнанный кусок мяса для бойцовских ям.

Приёмная камера хранилища представляла собой задымленный отстойник морального и материального разложения. Мужчины и женщины в заляпанных маслом комбинезонах спотыкались в постоянной толчее, обмениваясь нечленораздельным приветствиями и проклятиями и стремглав мчась друг за другом к пресловутой яме. Перед лязгающим бортом была выстроена демонстрационная шеренга из киборгизированных гладиаторов. Обгоревшие, пожелтевшие, инфицированные руки хватались за их тела. Опущенные глаза. Слюнявые возгласы изумления, когда пальцам удавалось ухватиться за гладкий металл и геннозакалённую мускулатуру. Прихрамывающая в сторону Раута женщина отвернулась, как только подошла к скауту — в её глазах смешались трансчеловеческий ужас и самообладание.

Раут сжал кулаки. Он презирал близость и пристальное внимание. Теплота стольких соприкасающихся тел усугублялась его генетически пониженной температурой тела, из-за чего Раут чувствовал себя на несколько градусов перегретым — будто имитируя гнев.

Имитация.

Конечно же.

Откуда-то из-за завесы лхо щелкнуло эхо искаженного бинарика, и стадо тел рассеялась.

К Рауту ковылял техножрец. Армедий? Раут изо всех силы нахмурился, чтобы не выдать себя выражением лица под новым потоком желчных воспоминаний. Источником была не аугментика Яниса Гельта, которого Раут отведал ранее. Он чувствовал, как сбоит его бионика: иррациональные петли обиды и отвращения заставляли её сжиматься сильнее. Кровь прилила у Раута за ушами, — в движение её приводил не органический насос, а механический двигатель, обладающий собственным духом, и этот дух был оскорблён тем, что видел. Техножрец был жалким существом, насекомым-падальщиком, эволюционировавшим до существования в человеческом болоте. Его ниспадающая мантия была заплесневелой и дырявой. От него разило заражённым духом. А на одежде была вышита жёлтыми нитями эмблема Фратерис Аэквалис.

В твоём собственном доме, Севастиан. За соучастие или бездействие тебя ждет расплата.

Техножрец поднял ручной инструмент и просканировал Раута диагностическими лучами. Инструмент выдал отрывочный код, после чего жрец по трафарету выбил этот код на груди Раута: семь-семь-пять.

— Прошу прощения, госпожа Валоррн, — сказал он. — Регистрационная ошибка исправлена. Поместите своего бойца в ячейку «йота».

Пальцы Раута невольно впились в кожу на груди, над бионическим сердцем. Ему почти хотелось вырвать механический мотор.

Уже.

Почти.

Дёрнув головой, как эпилептик, Раут заставил пальцы разжаться.

<Каков наш план?>

Лаана резко взглянула на него. Она могла принимать двоичные сигналы, но не могла их отправлять. Убийца говорила в толстый воротник своей накидки, рассчитывая на то, что слух Раута уловит слова сквозь шум:

— Я проникну внутрь и помогу Язир найти адепта, которого ты описал по воспоминаниям аугментика. И тогда-то мы зададим ему пару вопросов.

<И какова в этом плане моя роль?>

Лаана полностью развернулась и посмотрела вверх.

— Сохраняй маскировку. Сражайся со всем, что они тебе противопоставят. — Её внезапная улыбка была подобна раскалывающемуся льду. — И постарайся не умереть до того, как он будет у нас.

VI

Когорта скитариев Фабриса рассыпалась веером по бронированному помосту, оружие было заряжено и гудело, как будто они ожидали затаившихся врагов даже здесь, в сердце собственного амфитеатра принцепса. Джаленгаал вел себя точно так же, когда они с Тартраком и Уликаром последовали за ними. Платформа представляла собой огромный вырез, расположенный прямо над туннелем арены. Ряды кресел поднимались слева и справа, как ступеньки; прозрачный купол из потрескавшегося от времени бронестекла защищал помост от переменчивой природы стихий и калливантийской знати. Дождь барабанил по стеклу, мятежное бормотание прокатывалось по замкнутой сфере. Легионеры-киборги что-то зачирикали на бинарике, прежде чем развернуться на каблуках и направить оружие внутрь.

<Я захватил скитариев>, — прокантировал Тартрак.

<Я тоже>, — ответил Уликар.

<Принцепс на мне>, — добавил Джаленгаал.

Не обращая внимания на выставленное на всеобщее обозрение оружие, принцепс Фабрис направился к большому столу с видом на арену, налил себе высокий бокал вина и уселся на трон. Его высокая спинка была изогнута в стилистическом изображении сердца с узором из железного плетения, обтянутого фиолетовым бархатом. Кресло приняло на себя вес принцепса, издав скрежещущий звук; богато украшенное сиденье поднялось на скрытом гидравлическом подъемнике, и принцепс оказался над головами своих трансчеловеческих гостей. По бокам стояли стандартные алюминиевые кресла, окрашенные в цвета Дома Калливант; для бронированных астартес они были слишком малы, поэтому Кристос и Альфаран остались стоять.

Почтенный Гальварро занял позицию подле магистра ордена Альфарана. Рядом с Кристосом стояли Экзар Севастиан и магос Карисми.

Браавос и Думаар остались на арене вместе с тремя конклавами.

<Я могу справиться с десятью скитариями>, — прокантировал Тартрак в раздражающей лингва-форме, кодовые обозначения которой указывали на Уликара как на предполагаемого получателя. <Настрой свои протоколы наведения на магистра ордена.>

<Принято> Тело сержанта клана Раукаан незаметно переместилось к правой стороне длинного стола.

Опустошив бокал одним длинным глотком, Фабрис покрутил пустой сосуд и вгляделся в хлещущий дождь. Официант в гербовой накидке поспешил между перекрёстными прицелами Железных Рук, чтобы налить ему ещё. Принцепс спокойно забрал у него кувшин и прогнал слугу. Он снова наполнил бокал до краёв и откинулся на спинку кресла, держа в одной руке полный бокал, а в другой — плещущийся кувшин.

— Хвала Омниссии за своевременность твоего прибытия, Железный Отец, — сказал он, всё ещё наблюдая за льющимся дождем. — Мы могли бы справиться с этим и без посторонней помощи, но, тем не менее, помощь приветствуется.

Фабрис потягивал вино, хмурясь, как будто оно прокисло с тех пор, как коснулось дна бокала.

— Фабрис Калливант утратил своё богатство. Нам пришлось бы уплатить огромную цену. — Принцепс искоса взглянул на Кристоса, но тот ничего не ответил. Он неуверенно нахмурился, взглянул на кивнувшего Альфарана, затем сделал ещё один глоток и повернулся обратно. — Планы защиты моего мира, очевидно, хорошо проработаны и не могут быть изменены сейчас. Магистр Ордена Альфаран командует в пустоте, в то время как Севастиан сохраняет свой прежний статус Доминуса и командование над всеми наземными, а также воздушными силами.

Джаленгаал уделил внимание затемнённой для ауспика фигуре — заместителю фабрикатора; когда Фабрис поднял бокал, ауспик внезапно отметил его руку как угрозу.

— Общее командование, естественно, остается за мной.

— Естественно, — без улыбки согласился Альфаран.

Кристос хранил молчание. От его брони исходил жужжащий шёпот машинного канта.

— Тебе нечего добавить, Железный Отец? — спросил Фабрис.

Ни одна секция брони не двигалась, шлем Кристоса провернулся, направив подсвеченные линзы на трон Фабриса. Принцепс сглотнул. На этот раз не вино.

— Ты ещё не интересовался моим мнением.

Нахмурившись, Фабрис смочил горло.

— Тогда я спрошу тебя вот о чем: насколько велика сила, которую ты привел с собой?

— Моя железная барка и два ударных крейсера. Сто пятьдесят Железных Рук плюс боевые машины.

Фабрис звякнул ножкой бокала о подлокотник трона.

— Хвала тебе, Железный Отец. Воистину, Омниссия благословляет всех нас. Это почти столько же воинов, сколько уже пообещал магистр Альфаран. Скажи, Железный Отец, твои воины предпочитают сражаться в пустоте или здесь, на земле?

— Мы развернемся на планете.

— Превосходно. Я попрошу Севастиана связаться с моими стратегами, чтобы составить…

— Ты не понял. Приоритетные задачи уже определены, а приказы отданы. Воины будут направлены к ним, как только Легированный и Брут окажутся в пределах досягаемости.

На мгновение губы Фабриса беззвучно шевельнулись.

Оставив захват висеть над принцепсом, Джаленгаал взглянул на Кристоса.

Даже для такого старого и опустошенного воина, как Джаленгаал, в Кристосе было что-то устрашающее. Физическое присутствие Железного Отца, заключенного в бионический экзоскелет из бронированных терминаторских пластин, было чудовищным, но не это беспокоило Джаленгаала — или машинный дух, с которым он делил тело. Кристос был изысканно сконструированным ноосферным банком для хранения данных. Оптика, проходящая над Железным Отцом, залила дисплеи шлема Джаленгаала преломленными сигналами, как если бы он направил луч ауспика на изогнутое зеркало. Пока его системы очищались от помех, он посмотрел на Севастиана. Заместитель фабрикатора был не столь совершенен. Беглое чтение автоматической выгрузки магоса и отсечки сигнала подтвердило это.

<Кристос и Севастиан на связи,> прокантировал Джаленгаал.

<Неудивительно,> ответил Тартрак.

<Не имеет значения,> напомнил Уликар.

Сам не зная, почему, Джаленгаал отмахнулся от сержанта клана Раукаан и направил системы своей брони на сбор обрывков данных Севастиана, настроив когитатор на прогон их через серию алгоритмов дешифрования. Может быть, дело было в неожиданном обучении через симуляцию, которому подверг его Кристос, а может, эффект «врожденного любопытства» Строноса, но Джаленгаал хотел знать, что Кристос и Севастиан собирались обсудить не предназначенного для ушей Фабриса или Альфарана.

На правом оптическом дисплее появилась колонка красных рун. Джаленгаал внутренне помрачнел. Криптографические познания Кристоса были слишком велики. Потребуется перехватывать сигнал в течение нескольких дней, чтобы у систем Джаленгаала появился хотя бы расчётный шанс на взлом шифра.

Фабрис смочил прикушенный язык длинным глотком вина.

— Я уверен, что Железные Руки более чем способны координировать свои силы для достижения наилучшего результата, — предположил Магос Карисми.

— Я…

Дрожь от приближающегося рыцаря прервала Фабриса: сквозь завесу дождя на арену вступил тёмно-бордовый силуэт, украшенный золотыми гирляндами.

VII

Сквозь нависшую мглу донеслась трель клаксона, и склад охватили громкие крики. Они вырвались из человеческих глоток, но были совершенно нечеловеческими. Рауту казалось, что этот вой проникает в тело через поры кожи, под ногти, что он заполняет лёгкие. Он бился в груди, так как «сердце» не билось. Раут сжал кулаки по бокам, сервоприводы в бионическом левом взвизгнули. Он медленно поднял глаза, изо всех сил сдерживая гнев.

Ям было несколько. Когда это здание еще было складом, они представляли собой подземные хранилища, но после демонтажа панелей пола осталась череда голых ячеек, которые идеально подошли под гладиаторские арены.

Грузный мужчина, опоясанный медными кольцами и шипящими электротату, загнал через раздвижной люк в яму пару кибергулей.

Они были невероятно мускулистыми; руки заменили или полностью удалили после смерти и поставили вместо них огнемёты и клинки. Один был в доспехах — нагруднике из листового металла, загнутом на мясистой левой стороне туловища, и кусочком зубчатого железа на противоположном бедре. На другом был железный колпак, ощетинившийся игольчатыми электродами. За искрой последовало рефлекторное движение, а лицо искривила гримаса.

Я генетически выкованный отпрыск Железных Рук.

Посмотри на себя.

Когда электрические дуги пробежали по мёртвому мозгу бойца в колпаке, он судорожно дёрнулся, изо рта пошла пена, и гуль качнулся вперед. Запальник, прикрепленный к его правой руке, зажёг струю прометия.

Раут перекатился под дугой пламени. На его кожу капал горящий прометий. Он не обратил на это внимания. Брызги шипели и на корпусе аугментики. Раут перекатился на колени, скользнул рукой по рукоятке огнемёта гуля и сжал её. Стержни, прикрепляющие огнемёт к конечности киберзомби, смялись. Погнутый металл перерезал топливопроводы. Прометий пролился на руки и Рауту, и гулю. По шлему гладиатора пробежали искры — поступили новые команды. Когда искра попала на его руку, всю конечность мгновенно объяло пламенем, а гуль привел в действие пружинный молот, привинченный к другому плечу.

Раут небрежным броском швырнул горящего сервитора обратно в украшающие стены ямы металлические пластины. Между ушей гуля пробежали разряды биоэлектричества. Он снова настроился на атаку, а затем взорвался, — обгоревшее мясо и металлические ошмётки взлетели высоко в улюлюкающую толпу.

Раут заметил, что его рука тоже горит, но он не чувствовал ни жара, ни боли.

Сложнее всего — это не подать виду, что мне это нравится. Сжав пылающий кулак, Раут обогнул второго закованного в броню гуля и посмотрел вверх.

Он по-прежнему не видел ни адепта, за которым они охотились, ни Лааны.

Или Язир.

Почему это меня волнует?

Второй гуль замахнулся на Раута визжащей диамантитовой пилой.

Улучшенные рефлексы убрали Раута с линии атаки в последнюю минуту. Вращающийся дисковое лезвие зажужжало над его спиной и вгрызлось в пол. Камнебетон разлетелся фонтаном каменной крошки. Сервитор вытащил из пола своё орудие убийства — Раут отскочил в сторону. На зубьях не осталось ни следа. Их разработали для резки и придания формы адамантию рыцарских доспехов. Значит, они прорежут меня насквозь. Почему-то эта мысль заставила Раута ухмыльнуться. Гуль снова и снова наносил размашистые диагональные удары: слева, справа, слева… Раут пригнулся, увёртываясь от визжащей пилы. Наконец гуль нанес удар, который зацепил скаута по касательной. Удар выбил из бионической руки Раута сноп искр — и гуль проделал в полу ещё одну ложбину.

Меня создавали для того, чтобы противостоять величайшим угрозам, известным Галактике. Это всё, на что ты способен?

Бронированный кибергуль с лязгом перекатился назад, бормоча сквозь сшитые губы алгоритмы атак со своих доктринальных пластин.

Раут шагнул к нему, сжав кулаки, один из которых пылал. Гуль издал приглушенный стон на плохо подобранном коде. Он обрушил металлическую пилу, как топор. Раут поймал запястье одной рукой, чтобы отвести пилу в сторону, но сервитор оказался сильнее, чем казался. Его собрали лучше предыдущего. Удар сбил Раута с ног. Он рухнул на землю. Гуль навалился сверху. Раут зашипел от гнева, борясь с гидравликой, металлическая пила зависла в сантиметре от его лица. От крика, который он издал, кожа на щеке покрылась рябью. Из-за выделяемого от трения тепла горящий на его руке прометий казался просто горячей водой.

Несмотря на силу гуля, у Раута было преимущество в полметра в досягаемости. С громким лязгом он ударил ногой, но не смог пробить броню. Раут подобрал ногу под нагрудник гуля, отталкивая его, ища слабое место.

Нога застряла в шее сервитора, и Раут, стиснув зубы, оттолкнул его.

Раздался мучительный скрежет — связки растянулись, металл оторвался от плоти, и рукоятка пилы медленно отделилась от плеча гуля. Тягучий слой склизких проводов всё ещё удерживал её на теле. Сила покинула конечность. Раут воткнул визжащую пилу в пол. Камнебетон разлетелся вдребезги. Последнее, что увидел Раут, — это пытающийся отшатнуться назад сервитор.

Скаут прижал колени к груди, затем нанёс мощный удар ногой. Он почувствовал контакт. Пила остановилась — её больше ничего не питало. Раут отбросил оторванную руку, напряг мышцы живота и перекатился на ноги.

С ограждённых зрительских мест наверху донеслись одобрительные возгласы.

Вытирая песок из глаз, Раут смотрел, как обезоруженный сервитор, пошатываясь, уходит прочь. Из его разорванных плеч на пол, расплёскиваясь, стекала маслянистая жидкость.

Клаксон прогудел во второй раз, и толпа разразилась восторженным шумом.

Раут поднял глаза, — цепи пронеслись сквозь ржавые обручи, открывая десятки расположенных по бокам арены люков.

Хвала. Сопровождаемая разрядами электричества, стонами и судорогами киборгов, на арену ворвалась новая орда гулей.

VIII

В центре арены, будто две лавины, сошлись рыцари. По всему амфитеатру прокатились подземные точки, перекрывающие помост щиты из бронестекла, задрожали от мощи. До этого Джаленгаал видел гигантские боевые машины в действии лишь дважды. На Морибане, где он состоял в конклаве скаутов, развернутом в аграрном мире, рыцарей дома Таранис напустили на тамошнее нашествие культа генокрадов. И позже, — тогда он служил в составе более крупной оперативной группы под командованием Железного Капитана Дрэварка и помогал координировать имперское контрнаступление, которое с отрядом рыцарей в авангарде уничтожило девяносто пять процентов населения Джунаи и всех одиннадцать Детей Императора, которые оккупировали его столицу.

Джаленгаал никогда не видел, чтобы Имперские Рыцари дрались друг с другом.

Это не вызывало у него такие же страсти, как у обычных людей. Тем не менее сенсорная перегрузка была приятной. Джаленгаал позволил себе воспользоваться моментом, а затем снова присмотрелся к принцепсу Фабриса. Автономные системы фиксировали угрозы повсюду, непрерывно задействуя систему оповещений.

Джаленгаал заметил, что Альфаран наблюдает за ним.

На лице магистра была непроницаемая маска из белой пудры, но Джаленгаал заметил проблеск мерзкого веселья в его мертвецких, подведённых чёрным глазах.

— Барон Джехар — управляет рыцарем модификации «Страж», — настойчиво сказал Фабрис. Он сидел, наклонившись вперед, небрежно придерживая винный бокал пальцем за ножку, будто сейчас, когда представление шло полным ходом, вкус напитка стал для него пеплом. — Он горд и опытен, но барон Лаурентин пилотирует рыцаря «Галант» с достойным уважения мастерством. Присмотритесь к нему, лорды. Обратите внимание, как он ведет себя в бою. Лаурентин может похвастаться бóльшим количеством уничтоженных в одиночном бою машин, чем любой рыцарь моего Дома. Он часто заявляет, что предпочитает меряться мастерством владения оружием с титанами альдари, но, не сомневайтесь, он добьётся несравненных результатов и против грубых машин зеленокожих.

При упоминании слова «альдари» Севастиан дернулся.

— Вы не согласны? — Альфаран перевел взгляд на заместителя фабрикатора, но Джаленгаал почувствовал, что в техножреце что-то словно задержалось. Как будто невооружённый взгляд мог оставить смертельный след.

— Вовсе нет, — сказал Карисми, и черты его черепа ухмыльнулись.

Альфаран пропусил его замечание мимо ушей.

— Что-то омрачает вашу душу, магос.

Севастиан заметно съежился под немигающим взглядом магистра — орудийные придатки втянулись в основную часть корпуса.

— Вторжение орков стало неожиданностью — сказал Карисми. — Вы упомянули альдари, и заместитель фабрикатора, несомненно, задался вопросом, не направляет ли их чья-то недобрая воля. Разве не так, Севастиан?

— Так и есть, — промямлил магос.

— Кто знает? — прошептал Альфаран.

Джаленгаалу послышалось в его голосе нечто змеиное: звук гадов, ползающих по человеческим костям.

— Пустота темна и полна опасностей. Я охотился на рыщущих по межзвёздным безднам усатых астраакул, пожирающих корабли чудовищ, дышащих тьмой. Я возглавлял Третью роту крестоносцев во время зачисток инопланетных космических скитальцев. Я вел войну с тёмными альдари-корсарами, орчьими каперами и человеческими пиратами, — и действительно, именно последних я презираю больше, чем любого ксеноса, потому что им был показан свет, и они отвернулись от него. Кто может сказать, что влечёт эту угрозу именно к Фабрису Калливант, а не к кому-то другому миру? В бесконечном Империуме всё становится возможным…

— Заявил тот, кто не знаком с прогнозами исчисления, — сказал Кристос, прервав долгое молчание. — И с природой бесконечности.

Ледяной блеск линз бронестекла встретился с обманчиво пустым взглядом жестких нечеловеческих глаз. Губы Альфарана были подкрашены чёрным.

— Лишь Бог-Император совершенен.

— Никто не совершенен, — отрезал Кристос.

Фабрис поставил бокал и вздохнул, будто этот обмен репликами мешал ему насладиться представлением.

— Что ты скажешь о процветающем у тебя в городе культе техноереси? — спросил Кристос.

— В моём городе? — На белой напудренном лице Альфарана медленно приподнялась одна бровь. — Мы находимся за много световых лет от территории, которую мой орден обязался защищать.

— Ты здесь уже много недель.

— По-твоему, мы бездействовали?

Джаленгаал переводил взгляд с магистра ордена на Железного Отца, пытаясь определить, кто из них бесчеловечнее. Фабрис громко откашлялся и откинулся на спинку высокого трона; его мясистое лицо вытянулось в гримасе, которую даже Джаленгаал мог определить как раздражение.

— Это мой город. И он уже находится в моих руках.

Альфаран грациозно склонил голову.

— Так и есть, принцепс.

— Вопрос, — сказал Севастиан. Джаленгаал мог чувствовать только самые экстремальные суб-вокальные сигналы, но заместитель фабрикатора вдруг насторожился. — Что вы имеете в виду?

Альфаран обернулся к магосу с выражением жуткого блаженства.

— Прошло более ста лет с тех пор, как мы в последний раз защищали мир. Но мы остаемся стойкими сынами Дорна. Мы помним об основной предпосылке выбора стабильной почвы, на которой мы будем стоять.

Севастиан украдкой взглянул на Карисми, прежде чем заговорить.

— Что вы хотите этим сказать?

— Принимая геносемя ордена, Госпитальеры дают три обета, — нараспев произнес почтенный Гальварро. Колокольчики карильона, установленные на изукрашенном саркофаге сенешаля, зазвенели, когда его вокализаторы превратили электрические колебания в слова. — Почитать Императора, который есть Бог. Защищать верующих. Приносить отпущение грехов через смерть: еретику, отступнику, неверующему и ксеносу. Это основа наших трех кампаний.

Магистр Альфаран впервые улыбнулся.

— Пока мы разговариваем, братья Третьей роты проводят последние обряды для Фратерис Аэквалис.

IX

Кулаки Раута превратились в размытое пятно из стали и плоти. Парирование и блоки. Его конечности казались удлинёнными, вытянутыми от напряжения, не реагирующими на скорость, с которой он заставлял их двигаться. Вторичное сердце успевало ударить по дюжине раз за каждый удар по трупной плоти, железу или диамантитовым наконечникам. Вонь гниющего мяса и враждебного электричества была невыносимой.

Постарайся не умереть до того, как он будет у нас, говорила она.

Боевой гуль размером со взрослого орка ударил Раута активным силовым приводом. Он пнул руку-инструмент. Вращающимся буром разорвало металл ботинка, содрало плоть и задел плюсневые кости. Поток обезболивающих эндорфинов заставил Раута содрогнуться. Гуль широко размахнулся. Раут перенёс вес на изуродованную ногу. Та не дрогнула.

Лучше бы ей придерживаться своей части плана.

Резкий удар в горло перебил гулю трахею.

Трупное окоченение удержало громилу на ногах, и Раут нырнул вперёд. Он обхватил конечности другого зомби. Рука-бур не глядя пронзила стоящего мертвеца. Раут пригнулся — и бур вонзился в грудь следующего гуля, окатив лицо скаута кровью. Насаженные на бур трупы устремились к полу, увлекая за собой пронзивший их боевой конструкт.

Раут наступил на запястье-бур и держал, пока гуль не умер.

Толпа стала на удивление тихой, будто запертые в клетке животные, ждущие кормления.

Раут огляделся. Люки в стенах ямы всё ещё не закрыли, но гули из них больше не появлялись. На ногах оставалось ещё один-два бойца. Машинное сердце качало жидкость с неровной частотой, колеблясь от смешанных сигналов, посылаемых телом.

Сражайся со всем, что они выставят против тебя, говорила она. Постарайся не умереть, говорила она.

Легко сказать.

Раут на мгновение задумался, не померещилось ли ему, будто другой воин уставился на него с улыбкой висельника. Он улыбнулся в ответ, когда Раут принял боевую стойку; по мышцам прокатилась незнакомая волна тепла.

<Рад тебя видеть, брат.>

Для Раута Хрисаар всегда был неофитом. За время их отдельных миссий здесь, на Фабрисе Калливант, он превратился в полностью зрелого воина Железных Рук. Теперь он был таким же большим, как Раут. Даже больше. На его обнажённой груди бугрились генетически модифицированные мускулы. Чёрный панцирь отливал тёмным блеском — следами биопроводящего усиления. На левую грудную мышцу трафаретом нанесли цифры 2-0-4. На правую — перевёрнутую эмблему Фратерис Аэквалис.

Бионический глаз Хрисаара был жемчужно-белым, вставленным в стальной каркас, который прорезал его лицо от лба до щек и рта. Другой — нарочито мёртвым и ровным, без намека на узнавание. Железо левой руки стало жирным от крови и масла.

Где-то на складе раздался гулкий выстрел, но в общем шуме и галдеже Раут не обратил на него никакого внимания.

<Тот, что с силовым приводом, чуть не прикончил тебя,> кантировал Хрисаар.

<Даже не близко.>

<Как скажешь.>

<Осторожнее, брат. В прошлый раз, когда мы дрались, один из нас потерял руку.>

Раут сжал кулаки, его улыбка превратилась в оскал.

<Чего же ты ждешь?>

Хрисаар внезапно бросился на Раута с бешеным рыком. Он нанёс удар в лицо — Раут заблокировал его, затем Хрисаар блокировал ответный удар коленом, нацеленный в пах. Ты стал лучше. Хрисаар бионической рукой схватил Раута за плечо и попытался вывести его из равновесия, но Железные Руки были созданы для подобных боёв на сверхкоротком расстоянии. Ненамного лучше. Аугментическая мускулатура в левом боку Раута напряглась, когда он изменил равновесие и пробил блок другого скаута. Хрисаар покачнулся. Конечности переплелись — пинки, финты и удары руками проходили так быстро и с такой силой, что на столь близком расстоянии их нельзя было эффективно парировать. Удар Хрисаара пришелся в челюсть Раута, в то же время локоть Раута попал Хрисаару в горло.

Двое скаутов отшатнулись друг от друга.

Раут, тяжело дыша, поднял глаза; его раздражало отсутствие одобрения со стороны толпы.

Я что, недостаточно хорош для вас?

Раздался ещё один громкий хлопок, затем прогрохотал взрыв. Среди скопления тел послышались хриплые удары, местами люди подняли крик. Болтерный огонь. Какой-то человек с воплем перевалился через ограждение. Он не был ранен — масс-реактивный взрыв превращает человеческое тело в неприглядное месиво, — но стадный инстинкт подсказывал ему, что смерть немногих является справедливой жертвой ради выживания большинства. Остальные уже орущей толпой устремились к единственному выходу из ям.

<Удачный момент, чтобы ты сбежал,> кантировал Хрисаар.

Раут фыркнул.

— Болтеры, — сказал он вслух. — Это может означать только…

Человек, упавший в яму, застонал и попытался оттолкнутся от камнебетона, но при падении сломал обе ноги и поэтому просто рухнул, превратившись в хнычущий от боли комок. Отсюда всё смотрится не так весело, а?

Смертный уставился на Раута и Хрисаара в ужасе.

Полагаю, что вблизи мы кажемся больше.

По костям Раута внезапно пробежал тихий гул и запульсировал под зубами. Внутренности скрутило узлом. Знакомое ощущение. Он обернулся и взглянул вверх, через плечо.

Сквозь цепляющиеся за парапеты наркотические пары, будто призрак-великан, шагал космический десантник в пепельно-белых доспехах. Его линзы светились белым, отдавая лёгким золотым оттенком. Госпитальер.

Раут мог сразится с кибермантически оживлённым трупом или вооружённым сервитором. Даже с Хрисааром, — он мог сразиться с ним и убить, если понадобится. Но полностью вооруженный и экипированный воин Адептус Астартес?

У меня не было бы ни единого шанса.

Люки со стороны ямы всё ещё были открыты, и Раут нырнул в ближайший — как раз в тот момент, когда взревел болтер Госпитальера. Скаут катился, будто срубленное бревно, пока проход не стал слишком узким, и остановился, весь в серой пыли. Хрисаар. Он вскарабкался наверх, но брата на арене уже не было. Разрывные снаряды врезались в пол, — в то место, где только что стояли скауты. Раздался короткий вскрик — и от человека со сломанными ногами разлетелся в стороны фонтан крови.

— Вперёд! — крикнул Хрисаар.

Хрисаар добрался до одного из люков на противоположной стороне ямы. Он стоял поодаль от входа, — взрывы вокруг прогрызали землю и обшивку стен, — и махал Рауту, чтобы тот убирался.

— Я найду тебя наверху!

— В тот день, когда я начну тебя слушать, ты сможешь победить меня на ринге, — выплюнул в ответ Раут. Он отпрянул назад, — движение было чем-то средним между спринтом в приседе и ползком на животе, — а затем навострил уши.

Раут умел извлечь и перезарядить серповидный магазин за шесть целых секунд. Однажды он видел, как сержант Тартрак перезарядился за четыре и пять. Раздался щелчок, — это спусковой крючок Госпитальера попал в пустой магазин, а затем Раут рванулся вперёд.

Он перемахнул через препятствие — то был мёртвый кибергуль. Раут мысленно отсчитал четвертую-пятую секунды, и в этот момент вокруг него начали взрываться масс-реактивные наряды. Разлетающаяся у земли шрапнель разорвала поножи Раута. Не хуже Тартрака. Скаут бросился ко входу в туннель, врезавшись прямо в грудь Хрисаару и сбив их обоих с ног. Раут тут же вскочил и не сбавляя шага побежал вниз по туннелю, оставив Хрисаара лежать ничком. Боль пронзала ногу каждый раз, когда поврежденная ступня касалась земли — проклятый бур, — но травма его пока не замедляла. Хотя это лишь вопрос времени. Целостность ботинка была единственным, что скрепляло ногу. Позже её нужно будет заменить.

Примерно через тридцать метров туннель резко расширился, превратившись в коническую подвальную камеру. Кибергули складировались там в течение недель и месяцев между турнирами. Пространство занимал один-единственный сервитор, охранявший окованную железом дверь напротив туннеля. Это был не один из кибермантических конструктов, а высококлассный оружейный сервитор, порабощённый несложной задачей держать в страхе иногда нестабильных кибергулей.

Появление Раута инициализировало его сторожевые алгоритмы.

Сервитор рванул вперёд на шипованных гусеницах. Энергия потекла к волочащемуся в правой руке цепу, наполняя кистень энергией, по шипастому бойку пробежали раскаты молний. Левая рука сервитора была заменена тяжёлым двухрычажным стаббером. Он издавал жалобный лязг, когда его через силу запитали обмотанной вокруг талии и плеча сервитора лентой с боеприпасами. Лоботомированный сервитор смотрел на Раута через застывшие на несменяемой гримасе глазницы-шестерни.

Они открылись.

В землю между ними врезался сдвоенный поток свинцовой дроби, и тут Хрисаар врезался Рауту в спину, повалившись на пол вместе с ним.

Тяжёлые стабберы замолкли, и Раут, пошатываясь, поднялся и поморщился от боли в ноге.

<Прекратить,> — выпалил сервитор пресным кодом. Его разум на долю секунды заблокировался, поскольку он изо всех сил пытался согласовать неожиданно сложное поведение двух скаутов с контрмерами, введёнными на его доктринальные пластины.

Сервитор, скрежеща шестерёнками, медленно двинулся назад, поворачиваясь на месте, чтобы вести Раута. Потому что я родился в рубашке. Дульные вспышки освещали гримасу сервитора, будто голову мертвеца на погребальном костре, а пули разносили стену в пыль. Прятаться было негде.

Твердые боеприпасы пробили легкую броню Раута и отрикошетили от металлической бионики.

Несколько дюжин пуль прошили тело навылет, раскрошив стену позади. Раут хмыкнул, прижавшись к стене; он осел на землю, и на стене осталась кровавая дуга.

Сервитор с шумом бросился убивать.

Когда он занёс дуговой кистень, Хрисаар схватил его руку сзади. Резкий рывок, поворот, — и кость хрустнула. Дуговой кистень внезапно потерял энергию, звенья ослабли, и боёк упал на землю. Сервитор издал сбивчивый кодовый сигнал, разворачиваясь на месте. Хрисаар запрыгнул на него, двигаясь вместе с телом и держась за спиной сервитора. Он схватил голову сервитора обеими руками и провернул.

Еще мгновение он сопротивлялся; мышцы на шее сервитора вздулись, а затем Хрисаар с ревом и треском костей наполовину развернул его голову.

Он спрыгнул со всё ещё рокочущего шасси сервитора и отскочил назад.

— Брат, идти можешь?

Раут поднялся на колени и скривился.

Из-за дюжины комков боли в местах, где пули застряли и мешали сделать обычный вдох грудью, дышать было мучительно. Воздух щекотал внутренности там, где ранения были сквозными.

— По крайней мере, они не взорвались, — процедил Раут сквозь стиснутые зубы.

— Не похоже на тебя: обычно ты видишь стакан наполовину пустым, — сказал Хрисаар.

Содрогаясь от усилий и опираясь на стену, Раут поднялся. Он истекал кровью. Только физиология космического десантника могла поддерживать тело так долго.

— Мне нужен апотекарий.

— Ты не прихватил его с собой?

Раут кивнул.

— К счастью для нас, — сказал Хрисаар. — Но он остался на шаттле.

Второй Железнорукий мрачно улыбнулся.

Раут с трудом доковылял до двери, которую охранял сервитор, прижался к ней и заглянул сквозь железные прутья смотрового люка. Он слышал крики, которые становились тише из-за расстояния, камнебетона и дыма. Пахло гарью. Доносился беспорядочный грохот болтерного огня.

— Я полагаю, вам не удалось припрятать где-нибудь оружие? — спросил Хрисаар.

— Нет, а тебе?

— Нет.

— Я так и думал.

Поворчав, Раут плечом проломил дверь, превратив её усиленные бревна в щепки.

— Брат, справишься? — обеспокоенно спросил Хрисаар.

— Если нет — ты знаешь, что делать.

Пройдя шагов двадцать, Раут снова осел на пол склада.

Мультилёгкое с хрипом впитывало большие клубы дыма. На земле там и сям валялись трупы и предметы, оброненные убегавшими людьми. Картонные упаковки с едой. Инфопланшеты. Ключи и что попало. Пригнувшись, Раут протянул одну руку и подтянул к себе что-то вроде обрезка трубы. Его нарочно расплавили с одного конца, изогнули и обтянули синтекожей, — получилась ручка для грубой трости. Раут оценил её вес и слегка похлопал тростью по бионической руке. Лучше, чем ничего. Пригнувшись еще пониже, он огляделся.

Дульная вспышка осветила задымленный склад. Глазные линзы сверкали, как лазерные разряды. По прикидкам Раута, в здании находилось четыре космодесантника. Если предположить, что это стандартное боевое отделение, то за главным входом — ещё один. Автоматические очереди. Полосы плазмы. Дуговые разряды. С точки зрения Раута, невиновных здесь не было, но некоторые были менее невиновны, чем другие. И похоже, что Фратерис Аэквалис оказывали сопротивление.

— Где-то должен быть задний ход или окно, — пробормотал он. — Омниссия, хотя бы душник.

— В задней части здания есть грузовой подъезд.

Хрисаар указал на дым, легко, но шумно вдыхая ядовитые пары.

— Это место, куда меня привезли после того, как Лаана передала меня.

Раут кивнул.

— Я пойду первым, — сказал Хрисаар.

Раут бросил на него взгляд.

— Я ранен и бесполезен. Первым пойду я.

Двое Железных Рук побежали, низко пригнувшись, один из них — прихрамывая.

Над головой пролетели радиевые снаряды; стреляли из прохода. В дыму кипело зелёное послесвечение, пока радий распадался, теряя энергию. Госпитальер, которого культисты пытались повергнуть, сиял, будто нефритовый голем; десантник поднял болтер и разнёс проход долгой автоматической очередью. Изрешечённый металл рухнул на землю. Раут поскользнулся на усыпанном обломками полу и, вскрикнув от досады, попытался убрать с дороги поврежденную ногу. Хрисаар обхватил его за талию и оттащил в сторону.

— Сюда! Обойдем их вокруг.

Раут откашлялся. Плохой знак. Его тело начало сдавать.

— На этот раз… можешь... пойти первым.

Крыша над обрушившимся переходом начала медленно прогибаться с металлическим скрежетом. Внутрь просачивалась дождевая вода. Склад разваливался на части — это был вопрос времени. Может, в этом и заключалась цель? В своих силовых доспехах Госпитальеры были практически непобедимы.

Из мрака вырисовывалась стена. Верхний проход всё ещё крепился к ней, но не плотно, сильно погнутые крепежные болты скрежетали от напряжения и с каждой секундой провисали все больше.

— Давай же!

Хрисаар нырнул в щель между повреждённым проходом и стеной. Раут поспешил за ним, отмахиваясь от свисающих кабелей и скоб, цепляющихся за трость из трубы, и, кашляя, перебрался на другую сторону. До него донеслось приглушенное урчание; он резко поднялся, схватив импровизированное оружие обеими руками, и развернулся — перед глазами оказался резко изогнутый белый горжет Госпитальера.

Не раздумывая, Раут размахнулся.

Труба оставила на керамите крошечный скол и разлетелась прямо в руках. Раут выпустил ручку, и она с грохотом упала на пол, ладони зазвенели. Хрисаар уже убегал. К счастью, он был не сервитором. Госпитальер со смертоносным гудением прижал болтер к набедренной пластине, тем же мощным движением выхватывая гладий. В руках смертного он сошёл бы за короткий меч — полуметровый стальной нож, покрытый плавными письменами; в случайных бликах от огней доспехов он блестел золотом. Крестовину вырезали из какой-то плотной кости ксеноса. Орка? Навершие было выполнено из того же материала в виде человеческого черепа.

Госпитальер нанес гладием ослепительно быстрый удар. Раут отпрыгнул назад, раскинув руки; лезвие прочертило красную линию на груди и оставило порез в грудной бионике. Он перехватил бионической кистью руку, в которой Госпитальер держал нож, и, пока тот не опомнился, схватил его за горжет. Заскрипев сервоприводами, космодесантник стряхнул скаута с себя и впечатал в ближайшую стену.

Раут закашлялся, лицо перекосило от раскалывающей боли: пуля, застрявшая в стенке лёгкого, пробилась внутрь и попала в альвеолу. Следующий вздох стал влажным хрипом. Он запрокинул голову и схватился за грудь. Госпитальер возвышался над скаутом, будто гнев Бога-Императора…

Воздух разорвал дикий вопль. Женщина с заколотыми на голове косами вонзила диамантитовое копье в мягкие уплотнения между ногой и пахом космодесантника. За ней последовала волна культистов в грязных, заплатанных одеждах. Чернорабочие, чья кожа на тыльной стороне рук была содрана и заменена электрической сеткой. Жрецы, из чьих рваных рукавов и капюшонов сочилась кровь. Бывшие бандиты в сколоченных кое-как доспехах скитариев, с искажённой эмблемой Аэквалис: половина в виде мерцающего электротату, а другая — запекшейся на стали крови.

Мгновение Раут не мог пошевелиться. Он едва дышал.

Он уже видел таких мужчин и женщин раньше, Раут был уверен в этом. На Тенносе? Он не мог вспомнить подробностей. Что-то его останавливало. Он чувствовал зуд в черепе. Будто человек, которого заперли в коробке, кричал, пытаясь выбраться.

— Брат!

С той стороны, откуда только что пришли культисты, его окликнул Хрисаар.

Забивая до смерти людей коленями и кулаками, Госпитальер декламировал прощальную речь Императора — аугмиттеры шлема усилили её до оглушительной громкости. Раут видел, как одному мужчине напрочь оторвало руку, другому ударом ноги раздробило грудную клетку — из его спины вылетели куски позвоночника и внутренние органы.

Не теряя больше времени, Раут отполз в сторону.

Хрисаар вырвал из рук только что забитого магоса флешеттный бластер; тело человека опиралось на арку большого дверного проема. Оттуда выходил дым, наводя на мысль о том, что где-то за дверью был выход. Скаут схватил только что позаимствованное оружие и прицелился в направлении потока воздуха.

— Сюда.

На этот раз Хрисаар пошёл вперед; он шагал быстро, звуки ломающихся костей и молитвы Императору о прощении эхом разносились позади. С потолка, будто дремлющие летучие мыши, свисали лебёдки. Подъемные штативы выстроились вдоль безымянной дорожки, штабеля ржавых металлических ящиков перекрывали любую возможность спрятаться между ними или выбрать неверный путь. Дым рассеивался по мере того, как они продвигались дальше. Прямоугольное пятно света слабо горело во мраке впереди. На его фоне вырисовывался силуэт стройной фигуры.

Вооружённой фигуры.

Хрисаар тихо выругался и прицелился.

Дым рассеялся, и Раут разглядел фигуру получше. Мгновение он колебался, испытывая искушение позволить брату выстрелить, затем хмыкнул и придержал руку Хрисаара.

Мгновение спустя Лаана Валоррн заметила двух скаутов. Дым был гуще там, где они стояли, а её глаза — слабее.

— А я уж было собиралась уйти без тебя, — сказала она и прищурилась, заметив руку Раута на опущенном пистолете Хрисаара. Ассасин спрятала оружие. Вокруг валялись груды трупов в мантиях. Тела уже начали раздуваться: их разложение ускоряли самые ужасные биотоксины, известные культам смерти Медузы.

Раут зажал ноздрю пальцем и высморкал из другой ноздри кровь и слизь.

— Я рад, что ты... этого не сделала. Есть кое-что, чего я... хотел… сказать… лично. Твой план... был... ужасен.

Она одарила его улыбкой, похожей на ножевую рану.

— Ты хотя бы пытался не умереть?

Ну же, поддень меня ещё раз, смертная.

— Где инквизитор Язир? — спросил Хрисаар, даже не запыхавшись, теперь, когда дым рассеивался, его улучшенные лёгкие хрипели меньше.

— Неподалеку, — сказала Лаана.

Раут нахмурился; в том, как она это сказала, что-то вызвало укол подозрения. Когда я в последний раз видел Талалу Язир?

— Моему брату нужно срочно увидеться с Мором, — сказал Хрисаар.

— Скоро, — сказала Лаана, пятясь.

— Сию минуту.

— Скоро. Адепт у Язир.

X

От отдаленного взрыва на расколотом бронестекле остался красновато-оранжевый отпечаток. Джаленгаал мысленно выбирал инфографику, чтобы открыть канал передачи данных со своим конклавом.

<Бурр. Докладывай>

<Приготовиться,> — кантировал Бурр в ответ.

Не было никаких посторонних звуков, — даже тех, что присутствовали бы при вокс передачи от шлема к шлему. Если бы не информация о местоположении брата, переданная Джаленгаалу через связь конклава, он бы никогда не подумал, что Бурр — на стороне арены, в нескольких метрах от двух сражающихся рыцарей.

<Докладывай,> повторил Джаленгаал, добавив к бинарику пометку о срочности.

Последовала задержка в четверть секунды. Для электронного разговора это целая вечность. Из потока метаданных Джаленгаал мог сделать вывод, что его брат отвлекся. <Приготовьтесь.>

Джаленгаал скорчил гримасу и мысленно выбрал руну Лурргола.

— Это мой храм-кузня, — сказал Экзар Севастиан.

— Это спасение, — ответил Альфаран.

— Это суверенный анклав Адептус Механикус!

— Вы полагаете, что в Галактике есть уголки, куда не сможет проникнуть свет Императора?

Севастиан открыл было рот, но тут же его закрыл. Альфаран тонко улыбнулся.

— Я надеялся, что нет.

Севастиан повернулся за поддержкой к Фабрису.

Принцепс, поджав губы, переводил взгляд с одного на другого, взвешивая важность Адептус Механикус и Госпитальеров в предстоящей войне. Или, что более вероятно, Джаленгаал был слишком высокого мнения о Фабрисе, и его мучил лишь выбор между давним верным союзником и союзником, который нужен сейчас, но не проверен. Управление рыцарем меняет человека.

Некоторые говорили, что в лучшую сторону, но Джаленгаал сомневался. Рыцарство, честь и нерассуждающая верность не были качествами, достойными восхищения. Верный человек не предаст брата ради победы. Рыцарь не бросит союзника в ситуации, где победа невозможна. Исчисления битвы могут потребовать и того, и другого.

С принужденным вздохом Фабрис наконец возразил магистру Альфарану:

— Самозваные Фратерис — всего лишь неприятность, хотя и назойливая. Кто может сказать, к чему могли привести их злодеяния, пока наше внимание было справедливо сосредоточено на угрозе зеленокожих.

— Они превратятся в развеянный по ветру прах ещё до того, как первый зеленокожий ступит на планету, — посулил Альфаран.

— Большое спасибо, — пробормотал Севастиан.

— Если кто-нибудь из зеленокожих ступит на планету.

Глаза Альфарана обратились к Кристосу.

Железный Отец не пошевелился и не произнес ни слова. По крайней мере, не вслух. Его бинарная связь с Севастианом оставалась неразрывной. Но если бы Джаленгаал не знал лучше, он бы подумал, что Кристос впечатлён безжалостностью Госпитальера. Даже удивлён. И это было редкое оскорбление, нанесённое Железнорукому. Они учли каждую деталь, спланировали всё непредвиденные обстоятельства.

Как лучше бороться с ненадежностью инстинктов и эмоций?

— Вы поступили так же, как поступил бы я, если бы мои воины находились на месте так же долго, как ваши, — сказал он наконец, и в вокабулайзере не было и намёка на уклончивость. — Но ты будешь уважать святость кузнечного святилища.

— Я склонен не согласиться, — пробормотал Альфаран. Он мельком взглянул на Севастиана. — Мы идём туда, куда ведёт нас гниль человеческих душ.

— Если это необходимо, — сказал Кристос, — Если есть доказательства того, что внутри скрывается порча, тогда я поведу своих воинов, чтобы очистить её.

Альфаран прищурился, изучая Железного Отца.

Во время двадцатичасового перелета из точки Мандевилля Джаленгаал загрузил тысячи симуляций — свидетельств из первых рук, подробно описывающих способность Госпитальеров взглядом проникать в душу смертного, читать его сердце, точно зная, когда и как смертный умрёт. Что, если найдётся дар, способный раскрыть эту тайну о Железном Отце?

— Интересно, — сказал магистр через некоторое время.

— Я говорю с позиции логики, — продолжил Кристос. — Жрецы Марса сочли бы посягательство конклава Железных Рук меньшим оскорблением. Даже ты должен понимать, что неразумно враждовать с Адептус Механикус.

— Даже я?

— Если ты мне настолько не доверяешь, предоставь несколько человек для сопровождения. Техножрецы простят вторжение небольшого отряда при условии, что твои люди присягнут мне.

Оптическое свечение в смотровых щелях Кристоса перетекло к трём линзам, которые смотрели на Почтенного Гальварро.

— Здесь ты ценнее, чем в пустотной битве, Древний.

Альфаран и его дредноут-сенешаль обменялись взглядами; между ними промелькнуло нечто, что никогда не взломает ни одно криптексное программное обеспечение.

— Храм твой, Железный Отец, — ответил Альфаран, медленно качая головой.

— Думаю, что пришло время нам с Почтенным вернуться на Щит Бога-Императора. Да озарит Он благосклонным взором ваши труды по защите Его царства, принцепс, — магистр поклонился Фабрису. Затем Севастиану. — Заместитель фабрикатора.

Джаленгаал, Тартрак и Уликар расступились. Пол задрожал от поступи дредноута, зазвенели колокола карильона; скорбная мнемоника немедленно вернула разум Джаленгаала в симуляцию, к воспоминаниям о боевой барже Госпитальеров.

Он стряхнул их с себя вместе с электрической дрожью.

Кристос смотрел, как они уходят, не поворачивая головы.

— Как пожелаешь, магистр.

XI

Раут сидел в тупике крайней аллеи, между парой скомканных разрезанных мешков для мусора, и осторожно выглядывал наружу. Не так я представлял последние мгновения жизни. Его размышления прервали шлепки босых ног, бегущих по мокрому металлу, и скаут поглубже зарылся в кучу мусора, потянувшись к несуществующей кобуре с оружием. Бегун пронесся мимо углубления переулка и устремился дальше. На соседней улице трещали и разрывались выстрелы. Приглушённые сирены взывали в ночь.

Раут заставил себя расслабиться и дать усиленной регенерации делать свою работу. Он запрокинул голову, — на лицо брызнули тёплые капли дождя, который лился сквозь паутину из трубопроводов и мостков, раскинувшуюся между ним и пластом кислотных облаков.

Сколько времени я тут сижу? Интересно, насколько подобрались первые корабли орков?

Однако мысли Раута почему-то вернулись к Госпитальерам.

Он всегда считал, что Железные Руки — и, если на него нажать, их преемники — превосходят воинов других орденов. В той глубине души, где это имело значение, Раут всё ещё верил в это, но сегодня его убеждение было оспорено. Мастерство Госпитальеров оказалось непревзойдённым. Орден, о котором до прибытия на Фабрис Калливант он даже не слышал, — а справиться с ними оказалось почти непосильным для Раута с братом. Есть над чем пораскинуть мозгами. Раут нахмурился, пытаясь устроиться поудобнее. Было невероятно, чтобы несколько десятков смертных смогли бы хоть ненадолго задержать Госпитальера. Он бы опознал в Рауте того, кем он является на самом деле — неофита Адептус Астартес, и десантнику не составило бы особого труда определить, к какому ордену принадлежит Раут. Не похоже, чтобы на Фабрисе Калливант их было больше двух. Даже Лаана могла бы догадаться.

Раут поднял металлическую руку и смотрел, как по ней стекает дождь.

Что будет, если он это сделает?

Если возникнет недоверие между Кристосом и Госпитальерами, то, возможно, это сыграет на руку Язир. И мне. У Раута не было лояльности к генетическим братьям, а привязанности — и того меньше, помимо непосредственных требований для выполнения задания. Его миссия состояла не в том, чтобы спасти Фабрис Калливант, а в том, чтобы завладеть ксенотехом — технологией Рассвета — до того, как это сделает Кристос, и, возможно, спасти собственный орден от самих себя.

Раут в точности не знал, что и для чего они ищут. Он не спрашивал. Но этого было достаточно, чтобы хотелось разбить Тартраку и Думаару носы, а если эмоции проникнут ещё глубже, испытать немного смущения.

— Выглядишь прескверно.

Раут резко повернулся. Над ним, прислонившись к покрытой лишайником жестяной стене, склонился Харсид в матовых от влаги чёрных доспехах. Его алебастрово-гладкое лицо было мокрым от дождя. Широко раскрытые глаза капитана покраснели целиком. Раут попытался скрыть беспокойство за ворчанием. В Призраке Смерти было что-то, чему он просто не мог заставить себя доверять.

— Как вы умудрились вот так появиться у меня за спиной?

Выражение лица Харсида походило на надгробную плиту, когда он передал Рауту нож и болт-пистолет.

Раут засунул нож за голенище ботинка и второй рукой прижал пистолет к груди.

— Спасибо, — буркнул он; слово прозвучало двусмысленнее, чем могло бы.

Вскоре в проходе переулка появился Хрисаар; он тоже сжимал в правой руке болт-пистолет. Теперь на нем был скаутский панцирь без опознавательных знаков. Хрисаар повернулся спиной к ним и направил оружие в сторону улицы. Следом за скаутом шла Лаана, ведя жалкого вида адепта под дулом игольника. Я тебя знаю. Мор протиснулся между членами группы, подойдя туда, где лежал Раут; на нартециуме уже были готовы автодиссектор и зонды-скальпели.

Раут невольно вздрогнул, зашуршав мешками с мусором, но первоначальный осмотр апотекария оказался относительно безболезненным.

— Ногу нужно заменить, — процедил Раут сквозь стиснутые зубы. — Лёгкое тоже. Последняя частичка моей органической дыхательной системы. Я буду скучать по тому, чего никогда не видел, когда потеряю.

Мор старательно изобразил неодобрение, прежде чем перейти к обычной угрюмости.

— Ногу — может быть. Посмотрим. А пока что я могу герметизировать ботинок, зафиксировать стопу и дополнить естественные болеутоляющие организма. Это поставит тебя на ноги.

Раздался щелчок — из нартециума Медного Когтя выдвинулся длинный зонд с шаровидным наконечником. Зонд раскачивался, приближаясь к груди скаута. Металл коснулся его кожи. Он ощутил, будто внутри что-то встрепенулось. Раздирающая боль…

— Аааааа!

Плоть разорвало, из груди вместе с небольшой струйкой крови вылетел небольшой расплющенный кусочек свинца. Дрожа, он лязгнул о торчащий из нартециума Мора магнитный зонд. На тыльной стороне перчатки открылось подключённое к нартециуму сопло, и апотекарий распылил на рану холодный газ, от которого рана начала затягиваться, пока края не сошлись вместе.

— Однако лёгкие вернутся в норму, — констатировал Мор. — Это должно остановить кровотечение на достаточный срок, чтобы тело смогло восстановится самостоятельно.

Апотекарий поднял глаза. В отличие от капитана Харсида, он был в шлеме, и линзы сияли, будто медные монеты.

— В тебе еще есть инородные предметы?

Раут неохотно указал на остальные, и Мор повторил процесс извлечения и замораживания, пока на ладони не собралась коллекция из пяти «блинчиков».

— День или два будешь чувствовать слабость, но восстановишься.

Что за неопределённость?

— Спасибо, — сказал Раут. За то, что отправил меня обратно в бой ослабленным и с убавленной надеждой на своевременное восстановление. Он глубоко вздохнул, поморщившись от мучительной сдавленности, возникшей задолго до того, как лёгкие наполнились. Раут с шумом выдохнул и поморщился. Нет, правда. Спасибо.

— Я уверенно обращаюсь с ножом, неофит, — сказал Мор, складывая инструменты. — Но не испытываю удовольствия от резки.

Раут отвёл взгляд, вспоминая Думаара и разделочный стол на борту Сломленной Длани. Возможно, путь Медного Когтя был не самым худшим, на что он мог надеяться.

— Где Имир? — пробормотал скаут, не желая встречаться взглядом с апотекарием.

— Всё ещё на корабле, — ответил Мор.

— Кто-то должен был остаться, — добавил Харсид.

— Госпитальеры выбрали идеальное время, чтобы разворошить осиное гнездо. — Хрисаар указал на грибовидный взрыв, частично закрытый мешаниной из желобов, замков и лопастных колёс, — он вздымался со стороны святилища кузни. В прилегающих районах начали гаснуть огни.

— Вот вам и фанатики, — сказал Мор.

Держась одной рукой за сдавленную грудь, Раут сел. Доносились запахи электричества, слабая горечь разложения. Судя по движению воздуха, которое он ощутил, в переулке с ними был кто-то ещё. Вот только все уже здесь. Там, где раньше был лишь воздух, теперь стояла женская фигура.

Её стройное тело было облачено в броню ярких жёлтых и синих оттенков; зубчатые пластины, украшенные драгоценными камнями, обтекали серебристые нити эфирной энергии, подчеркивающие контуры тела. Плечи женщины горбились из-за лежащего на них массивного силового ранца в виде панциря краба. Но она всё ещё была высокой. Усыпанная драгоценными камнями рукоять меча торчала из баснословно изукрашенных ножен. На бедрах в кобурах из жёлтого льна висела пара нечеловечески изящных пистолетов.

Язир.

И тогда Раут понял.

Он действительно помнил, когда видел её в последний раз. Возможно, промелькнувшее в иллюминаторе из бронестекла отражение, пока его мысли где-то блуждали. Раут посмотрел инквизитору в лицо. Маска, которую она носила, проникла в его череп; ужас, который он давно разучился чувствовать, выполз на поверхность, как черви под дождем.

Это была не Язир. Язир никогда не существовало. Язир была маской.

Она даже не была женщиной.

Его рот искривился в форме слога, отправной точки для слова, — имени, которое он знал, но не мог точно вспомнить, откуда.

— Йельдриан.

XII

— Хотите взглянуть на устройство? — спросил экзогенитор Оэлур.

Мелитан мгновение смотрела на него с разинутым ртом; из-за мозгового импланта в голове пульсировала боль.

— Я... — ей не хватало дыхания. — Я…

Мелитан не могла думать из-за бесформенного предупреждения, которое нейрон за нейроном вырисовывалось в её мозгу.

— Не переживайте, магос Вейл, — фыркнул Оэлур. — Никко Палпус так сильно вас травмировал. Конечно, вы не можете этого видеть.

— К-конечно. — Она попыталась усмехнуться.

— Этот звуковой сбой становится довольно отвлекающим.

— Я сейчас же это исправлю, экзогенитор.

Оэлур указал на огромную группу дверей с многочисленными замками в дальнем конце портала.

— Никому не разрешается входить в карантинную камеру. Даже сервиторы, которые привезли технологию с Рассвета, так и остались внутри.

Основная голова экзогенетора с органическим хрустом повернулась обратно к Мелитан.

— Вы можете передать это Никко Палпусу.

— Передам, экзогенитор, передам.

Мелитан дышала прерывисто и неглубоко, из-за чего у неё закружилась голова. Она повернулась спиной к дверям изолятора, надеясь, что это даст ей успокоиться, и краем глаза уловила движение. Это был альфа-скитарий, который поймал её, когда она споткнулась ранее.

Он вытащил плазменный пистолет и направил его на Оэлура.

Глаза Мелитан расширились. У неё отвисла челюсть. Вероятно, у Мелитан было время, чтобы среагировать, предпринять какие-то действия, но что такого она могла сделать, чтобы остановить альфа-скитария? Катушки излучателя вспыхнули бело-голубым светом, и на долю секунды струя плазмы соединила пистолет альфы и основную голову экзогенитора.

Затем голова взорвалась, превратившись в багровый пар.

Мелитан вскрикнула, как испуганный зверек.

Дымящаяся туша Луарда Оэлура с хрустом опустилась на носилки, накренившись в сторону. Слуги-носильщики экзогенетора приспособились к изменению баланса и сохраняли невозмутимость, будто внезапная смерть хозяина их абсолютно не смутила.

— Верха падут, — сказал альфа; его насекомовидный шлем покрылся конденсатом, когда плазменный пистолет выпустил тепло. Стоящие вокруг него скитарии стали доставать оружие. Дуговое оружие и фосфексные пистолеты. Россыпь электрошокеров и кулачных лезвий.

Цепи загремели, когда робомастифф бешено дернулся на конце своей привязи, но, к растущему ужасу Мелитан, его духов оскорбила не манипула скитариев. Хозяйка робомастиффа смотрела на Мелитан бычьими глазами, её мускулистые руки тряслись из-за рвущего цепь пса, а переполненный эхолотами и проводками рот растянулся в жестокой улыбке.

Люмены портала погасли, затем погас свет внутри камер, а потом один за другим отключились рунные банки. Всё погрузилось во тьму. Инфоциты продолжали стучать по безжизненным клавишам. Сердце бешено заколотилось Мелитан в груди.

Лишь свечение оптики альфы пронзало мрак.

— Технологии Рассвета — это идея, — сказал голос позади них. — Сама суть того, что не может быть заключено в себе. Хотите взглянуть?

И тогда она закричала.

XIII

Стронос жалел, что больше не может стиснуть зубы — их просто не было. Боль, которую он испытывал, когда ему срезали свод черепа, была ужасной, и, несмотря на все механизмы защиты нервной системы и эндорфинные блокираторы боли, Стронос несколько раз чуть не потерял сознание. Но теперь всё закончилось. С тихим треском, похожим на вылупление чудовищного яйца, магос Фи оторвала ему макушку черепа. Её ассистент уже был на месте, отсасывая твердую мозговую оболочку при помощи трубки. В ожидании сервитора Строноса Фи представила своего помощника как Джейла. Как будто нынешняя близость к его высшим функциям сблизила их. Но всё внимание Строноса в основном было приковано к крови, вытекающей из него через сетку прозрачных трубок. Трубка, которую держал Джейл, присосалась к краю черепной коробки. Любопытное ощущение, но, к счастью, безболезненное.

Глаза у Строноса закатились, — бионический, конечно, сохранил широкоугольное изображение, но вперился в потолок. Его сервитор-ассистент безмятежно стоял у стены с полками, во все глаза наблюдая за тем, как магосы режут Строноса. Тем не менее Кардан находил его присутствие обнадеживающим.

— Я собираюсь сделать продольный разрез мозговой оболочки, — сказала Фи, скрываясь за головным концом операционного стола. — После её удаления я введу зонды в твою лобные и теменные доли для подготовки к имплантации. Затем я полностью извлеку мозг из черепа, чтобы получить доступ к дорсальным областям височной доли и мозжечку. Я никогда ранее не проводила эту процедуру с субъектом, находящимся в сознании, и не могу сказать, что ты испытаешь.

На нервной почве у Строноса ускорилось сердцебиение, сердца бились несинхронно, холодная кожа стала липкой. Он боялся не боли, а потери контроля. Абсолютного контроля. Он впускал агента недружественной силы к себе в мозг.

Технически, Марс даже не часть Империума, напомнил себе Стронос.

Он снова покосился на своего сервитора.

Надо будет просмотреть всю процедуру, когда она завершится. Как только он вернётся на Медузу, попросит Лидриика и апотекария Хааса пройти с ним через это, кадр за кадром.

— Вы что, ждёте моего разрешения? — хмыкнул Стронос.

Фи усмехнулась.

— Я же говорила, что никогда прежде не делала этого с субъектом, находящимся в сознании. Я наслаждаюсь новизной.

— Продолжайте, магос.

Раздался гул дугового лезвия: магос-инструктор направила скальпель, чтобы сделать разрез. Физического ощущения контакта не было, но когда лезвие вошло внутрь — в глазах вспыхнул свет. В обоих глазах. Как будто для многочисленных синаптических связей его разума Стронос всё ещё был чистым органическим существом, получившим дар Ферруса полтора столетия назад. «Как же мы далеки от нашего Отца, — голос Тубриика Ареса резонировал внутри света. — Вы не спасёте душу, отсекая её».

А потом свет исчез.

Стронос моргнул, зрение вернулось, но сердца затрепетали.

Он огляделся по сторонам. Всё погрузилось во тьму. Дуговой скальпель был обесточен, и не только он. Все слабые звуки жизнеобеспечения и выработки электроэнергии, которые поддерживали жизнь в схоле ЛН-7, исчезли. А их место заняла тишина.

— Что за…? — начала Фи, прежде чем Джейл ударил её по затылку всасывающей трубкой.

Она дернулась в объятиях ассистента. Куски мозгового вещества магоса и случайный кусок чего-то металлического с шумом исчезли в отсасывающих трубах; Стронос яростно натянул ремни. Он приложил всю свою увеличенную силу, чтобы высвободить одну руку. Стол под ним задребезжал, но сломать зажимы было невозможно.

— Верха падут, — пропел Джейл у него за спиной. — Низы восстанут. То, что внутри, должно быть снаружи.

Стронос вздрогнул от фантомного ощущения пальцев, пробегающих по ребристым долям мозга.

— Сапфировый король возрадуется.

>>> ИНФОРМИРОВАНИЕ >> НЕОРТОДОКСАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД КРИСТОСА

Существует тысяча четырнадцать различных форм разговорного медузийского языка в дополнение к тремстам семидесяти двум смежным вариациям, при этом не существует прямого перевода слова «шанс». Вот почему большинство медузийцев того времени, продвинутых в технике, но отсталых в плане культуры, восприняли прибытие Ферруса Мануса как предзнаменование, проблеск в схеме.

Не стоит также забывать, что его пришествие в прямом смысле слова зажгло небо и разрушило гору Карааши, ранее самую высокую вершину Медузы — Омниссия не смог бы послать Десятого примарха более впечатляющим образом, разве только преподнести его Своей собственной рукой.

По этой причине его генетические сыновья восприняли смерть своего примарха с бóльшим стоицизмом, нежели иные, кто перенес подобную потерю, по крайней мере внешне. Они бушевали, они пытались переложить вину, и в течение десяти тысяч лет, которые последовали за этим событием, они потакали своей горечи, но на каком-то уровне они знали.

Так и должно было быть.

Глава десятая

«Я не боюсь тебя, космодесантник! Пред истинным Омниссией все равны».

— Неизвестный

I

Стронос напряг мышцы, которые ещё оставались у него на челюсти, и потянул. Сервоприводы затряслись оттого, что его руки затопила резервная энергия. Зажимы на запястьях заскрипели. Он зажмурил глаз и снова потянул; изо рта у Строноса вырвался гулкий, будто звук рога, металлический рёв.

Но эти зажимы конструировались для сдерживания ему подобных; их сработали из того же адамантитового сплава и по той же технологии, по которой создавали пластины для терминаторских доспехов, — и они не поддались.

Джейл, посмеиваясь, обошёл операционный стол кругом. Без машинного духа, контролирующего базу, тьма была абсолютной: Строносу едва хватало рассеянных фотонов, чтобы различить движущиеся контуры. Он переключил аугментику на инфракрасный диапазон; после переключения проступило гуманоидное существо-фантом тускло-малинового цвета, окружённое фиолетовым ореолом, с жёлтыми пятнами над носом и ртом. Из-за электротату казалось, что человеку заклеймили пол-лица калёным железом.

— Впустую бесишься, Железнорукий.

— Много ты понимаешь.

— Я выяснил всё, что ваш вид хотел, чтобы я знал. Теперь мне известно больше. Ты опустошен. А я свободен.

Стронос попытался подняться со стола. Не вышло. Зажим впился ему в лоб.

— Хочешь знать, что на самом деле чувствует Железнорукий?

Джейл ответил беззвучным смехом. Он склонился над подножием стола, раскинув руки в стороны, будто бы поглаживая совершенную машину:

— О, я бы не прочь. Да-да, не прочь!

— Встать, когда обращаешься к Железному Отцу, — сказал Стронос.

Джейл, казалось, удивился, но с ухмылочкой выполнил его приказ — на красном лице разошлась жёлтая рана.

Глаза человека внезапно расширились и вылезли из орбит, а ноги оторвались от земли. Похоже было, будто он левитирует. Смертный издал сдавленный звук и задрыгал ногами, пытаясь разжать холодную тьму, сомкнувшуюся на красном горле.

Стронос расслабил руку.

С последним глотком воздуха Джейл испустил дух.

Его ноги дернулись в последний раз.

— Цель мертва, — нараспев произнес сервитор, холоднокровный и совершенно невидимый в темноте.

Будучи десятым сержантом клана Гаррсак, Стронос обладал абсолютной властью над каждым из девяти боевых братьев своего конклава. Дистанционное управление сервитором-ассистентом, сознание которого было порабощено специально для него, ни шло с этим не в какое сравнение.

Стронос закрыл глаз, и на мгновение его зрение разделилось на две части.

Он увидел реклюзиам. Жёлтая сфера прямо над тем местом, где затух верхний источник света. Пурпурные отпечатки ладоней на переплетах книг или на предметах оборудования там, где к ним прикасались Джейл или магос Фи. Остывающий труп самого Джейла, который свисал с кулака сервитора, терпеливо застывшего в неподвижности. В то же время закрытым органическим глазом он через оптику сервитора увидел самого себя. Тёмный гигант из тяжеловесной плоти и твердого металла, со снятым скальпом, весь в крови, едва озаряемый слабым свечением от источников энергии собственной брони. Он увидел собственный мозг, который пульсировал в обломках черепа, как инопланетный паразит. Вид плоти заставил сервитора состроить гримасу.

Но вначале…

— Выполнение, — пробубнил сервитор, отвечая на нейронный императив.

И Стронос почувствовал, как рука, которая ему не принадлежит, движется к зажимам.

II

Стронос провел пальцем по вмятине на наруче. Он сжал кулаки. Правая перчатка показала задержку реакции на одну секунду, левая — снижение силы хвата на шесть килограммов. Раздраженно ворча, Стронос разжал кулаки. В промежутке между дуэлью с Баррасом и попытками вырваться из хирургических зажимов дух его брони остро нуждался в поддержке. Он поднял взгляд, не успев подумать об этом, и вознес бессловесную молитву духу схолы и Омниссии, частью которого он был. Следовало ещё немного подождать.

Стронос обошёл операционный стол. Сервитор-ассистент автоматически убрался с дороги. Не получив иных прямых указаний, он всё так же держал в руке труп Джейла. Строносу надо было выбрать наиболее подходящий способ утилизации. Он отбросил гнев, продолжавший тлеть, и с силой подавил его.

Месть нелогична. Независимо от того, жив объект или мертв.

«Все вы мои сыновья, и огонь кузниц горит в ваших сердцах так же пылко, как и в моём, — наставлял Скрипторум Железа. — Закуйте его в цепи, овладейте им, и вы обретёте смертоносное оружие, но позвольте ему управлять вами, и вы погибнете».

Рунный банк у изголовья операционного стола до сих пор излучал слабое тепло.

Рядом с ним покоилось тело магоса-инструктора Юриэль Фи. Вокруг неё, будто разбросанные цветы, виднелись пятна крови. Тело магоса было ещё тёплым, но глаза были темны. Присмотревшись повнимательнее, Стронос понял, в чём причина — глаз у неё больше не было: торчащая из затылка вакуумная трубка засосала их внутрь черепа. Он снял трубку и легонько отложил на землю, положив при этом руку на маленькое неподвижное тело.

Стронос хотел ей понравиться.

Странно, насколько менее сложным стало это желание теперь, когда она умерла.

— Движущая сила покидает тебя, магос. Но Омниссия не созидает и не разрушает, Он просто перестраивает заново.

Он склонил голову. Капелланство всегда было его истинным призванием. Стронос убрал руку и поднялся на ноги.

Он нашёл, что искал.

Верхняя часть его головы — бледная кожа и утолщенная трансчеловеческая кость — лежала перевернутой на подносе для органов, вычищенная и блестящая. Железные Руки были холодны во всех отношениях, и мало что из скудных следов тепла тела Строноса сохранилось на костях. Только то, что оставила Фи своей костяной пилой. Он обеими руками поднял фрагмент так, будто готовился короновать ужасного монарха, затратив мгновение на то, чтобы перевернуть свод, прежде чем прикрепить обратно к черепу. Стронос поморщился. Кость неудобно скользила по кости; свод черепа не соскальзывал, но единственное, что на данный момент скрепляло его голову, это сила трения. Кардан огляделся вокруг, пытаясь найти что-нибудь, чтобы закрепить его.

Взгляд остановился на ручном приводе Джейла. Цветовое пятно коснулось кончика, исчезающие отпечатки ладоней образовали призрачный захват вокруг рукояти. С неохотным вздохом Стронос зажал его между большим и указательным пальцами и вывернул с его помощью винт из зажимных петель на операционном столе.

Винт был длиной десять сантиметров, шириной в сантиметр и с толстой резьбой.

После недолгих раздумий Стронос расположил его под углом по отношению к голове. Резьба защемила кожу, когда кончик отвертки вошел в головку винта. Кардан поморщился, когда начал медленно поворачивать запястье.

Будет больно.

III

Пятнадцать минут спустя Стронос, пошатываясь, вышел из реклюзиама; его сабатоны грохотали в темноте по металлическому полу коридора. Кровь стекала по лицу, свёртываясь; керамит перчатки прилип к голове, когда Стронос поднёс руку к черепу — нелогичный животный рефлекс, заставлявший придерживать кусок черепа, иначе он соскользнёт. Семнадцать распределённых вокруг головы точек агонии говорили об обратном. Стронос протянул руку к стене и заставил себя сосредоточиться. Обесточен был весь комплекс; что бы ни происходило, это явно было не по силам одному невменяемому служителю. Даже дух схолы был изгнан в ядра-носители. Это объясняло отказ аварийных люменов и полнейшую, абсолютную тишину. Стронос гадал, сколько времени пройдет, прежде чем воздух станет непригодным для дыхания. Он-то мог обходиться без кислорода часами, но если выжившие сообщники Джейла не смогут физически восстановить кислородные насосы, то получится удобный самоликвидирующийся мятеж.

— Тециан, докладывай, — пробормотал Стронос, вручную нажимая переключатель на внутренней стороне горжета. Статические помехи вернулись. — Сигарт, докладывай. — Он попытался вызвать Барраса и Баракиэля, и с тем же успехом.

Стронос обернулся.

В дверном проёме ждал сервитор.

Поскольку дальний красный диапазон оказался неподходящим для этих условий, Стронос вернулся к стандартному спектру и активировал освещение брони. Поток света с разных углов заливал каждую щель и грань его сервитора-ассистента и отбрасывал длинные, многогранные тени от каждого выступа.

— Возвращайся в мою комнату и забери мой шлем. Убивай всё, что не является Тецианом.

— Выполнение.

— Если найдёшь там моего брата, скажи ему, что я направляюсь в оперативный центр.

— Выполнение.

Сервитор нетвердой походкой побрел по коридору. В темноте это могло бы послужить ещё одной цели — отвлечь на себя враждебные цели, прежде чем они найдут Строноса. Он не был сентиментальным. Оперативный центр был далеко, и без духа схолы любая запечатанная дверь означала задержку на несколько часов. Стронос выключил свет и пошёл дальше.

Сервитор добрался до развилки в форме буквы «Т» без приключений. Затем свернул налево.

Спину ему прошил шквал лазерных разрядов; плоть обгорела, будто взрывающийся люмен, осветив стрелка в правом коридоре.

Приближающийся к сервитору Стронос был почти невидимым, но даже сквозь шипение и треск лазерного огня стрелок услышал бы за километр, как его доспехи скрежещут о стены. Нападавший резко сменил цель, и в броню Строноса вонзилась краткая очередь лазерных разрядов, а потом смертный нырнул в углубленный служебный лаз.

Лаз был на полметра шире, чем следовало. Стронос сделал выпад рукой, резко отступив назад, когда поток лазерных выстрелов максимальной мощности обрушился на узкое отверстие и обжег красную кирпичную кладку. Из коридора эхом донесся смешок. Стронос нахмурился.

Лазерный луч, скользнувший по его вытянутой руке, скорее оскорбил его, чем ранил.

Стронос обернулся на новый треск лазерного выстрела.

Сервитор всё ещё брёл, спотыкаясь и поглощая выстрелы, пока его опорно-двигательный аппарат не получил слишком серьезные повреждения; пройдя несколько шагов, сервитор упал на одно колено, стремясь выполнить последний приказ. Стронос плечом оттолкнул его в сторону, выбивая искры из металлической окантовки стены, когда сам протискивался в коридор.

Стоящий на другом конце прохода человек в мантии поспешно сменил батарею в пистолете и переключил регулятор мощности на максимум.

— Я не боюсь тебя, космодесантник! — пронзительно закричал человек; его лицо перекосилось в экстазе ненависти. — Пред истинным Омниссией мы все равны!

На броню Строноса выплеснулась яростный лазерный поток, моментально истощивший заряд; эти мгновения ушли на то, чтобы осознать, что люди не созданы равными.

Стронос находился на расстоянии вытянутой руки; его лицо представляло из себя ужасающую маску из грубого железа, с брони слетали лазерные лучи и возникшие из-за трения искры, будто он, только что созданный, сошёл с наковальни.

Отступив, человек ударил кулаком по панели управления в стене за собой и юркнул внутрь; активированный им люк скользнул в сторону.

Прозрение пришло к нему слишком поздно.

Стронос схватил человека за ногу и поволок обратно в главный коридор. Тот пытался ухватиться ногтями за стыки в плитах пола, но с таким же успехом он мог бы сопротивляться тянущему его «Леман Руссу».

Стронос поднял человека за лодыжку.

— Ты же давал присягу духу схолы. Что ты здесь натворил?

Тот истерически рассмеялся.

— Ты понятия не имеешь! Да я бы скорее…

Стронос отпустил его; еретех пролетел метр и тяжело приземлился на плечо.

— Как ты легко сдаешься. Вот что получается из ир…

Слово превратилось в крик, когда сабатон Строноса раздробил позвоночник смертного, разорвал сердце, прошел сквозь рёбра, лопатки и перемолол всё это вместе с лёгкими, превратив внутренности в кашу. Окровавленный сабатон Строноса исчез в коридоре, а пальцы еретеха дёргались ещё несколько дюжин секунд кислородного голодания.

IV

С воем перегруженных сервоприводов Стронос распахнул двери.

Вскоре после того, как он вышел из покоев магоса Фи, коридоры стали шире, но Строносу всё равно потребовалось семь часов и сорок три минуты, чтобы пройти через схолу и добраться до оперативного центра. Открытая кожа обгорела и почернела. Обнаженная бионика выглядела немногим лучше: такая же угольно-чёрная, как и изношенная броня. Среди вооружённых мятежников — а, по наблюдениям Строноса, шире всего мятеж распространился среди простого народа — начали появляться люди в малиновых шинелях и с наборами жизнеобеспечения. Их поток не прекращался, но теперь мятежники больше не подпускали Строноса к себе. Он не знал, преследовала ли его одна и та же группа, или по пути ему пришлось преодолевать всё новые очаги сопротивления.

Стронос протиснулся между дверями и, спотыкаясь, вошел внутрь. Они впились в него сзади с оглушительным металлическим лязгом. С той стороны донеслись приглушенные выстрелы. Кардан развернулся и ударил кулаком по герметизирующему продольному шву, прогнув его.

Сейчас открыть эту дверь под силу разве что космодесантнику.

В оперативный центр можно было войти и выйти только одним путем. На этот раз строение схолы будет играть Строносу на руку.

Раздался одиночный выстрел.

Броня Строноса уже напоминала странствующий астероид, и тут о неё ударился ещё один снаряд, — пуля срикошетила и врезалась в обитую металлом стену. Сделав шаг по трапу, который вёл к внешнему ярусу станций управления, он сорвал крышку корпуса ближайшего рунного банка — по логике вещей, это был дверной блок управления — и швырнул его одним движением. Искр не было. Агрегат не пострадал.

Формованный лист пластека застонал, рассекая воздух, вспорол стрелку шею и с глухим стуком врезался в стену. Обезглавленный еретех выстрелил ещё один раз, наконец его тело, шатнувшись, упало на настил.

Штат оперативного центра сменился, но, похоже, сейчас в серверные ямы и коридоры набилось примерно втрое больше положенных двадцати пяти человек, и помещения превратились в нечто среднее между наркопритоном и домом скверны. Проходы были забиты рулонами постельного белья и одеял. На поручнях, в тепле от дуговых нагревателей и кулисных приводов-разделителей углекислого газа, сушилось бельё.

Запасные кислородные баллоны лежали штабелями, будто мешки с песком.

Стронос осознал, что понятия не имеет, сколько сотен или тысяч смертных слуг работает на нижних уровнях, обслуживая схолу ЛН-7, но у него сложилось ощущение, что он будет неприятно удивлен.

Их, по крайней мере, научили не высовываться.

Пробираясь по верхнему трапу, Стронос не обращал внимания на беспорядочные выстрелы, лишь следил одним глазом за оперативной люлькой, которая висела над помещением, словно скорлупка. Что бы ни происходило со схолой, Стронос мог наблюдать за этим оттуда. При условии, что у него получится восстановить системы.

Проходя мимо решетчатых металлических стен, в приглушенном свете радиационного коллектора станции, в котором всего несколько дней назад заперли Баракиэля, он заметил тела, запутавшиеся в постельном белье. Завидев его, люди разбежались, сжимая в руках одеяла. Стронос почувствовал почти непреодолимое желание пойти за ними. В их взмыленной бионике и маслянистой обнажённой плоти было что-то извращённое, что-то, что раздражало его плоть, обходя системы. Стронос с большим трудом подавил это чувство, ощутив почти что успокоение, когда его отвлекли изрешетившие бок пули.

Он поднял железную руку, закрыв лицо от большей части направленных в него выстрелов, затем поднял кислородный баллон и бросил его, как гранату.

Баллон разгерметизировался и выбросом сжатого газа расплющил женщину с автопистолетом, штопором вылетев через узкие пролёты ям среднего яруса.

Утомленный когитатор брони составил оценку повреждений, и Стронос удовлетворенно хмыкнул. Он уже собирался двигаться дальше, прокладывая себе путь к люльке для наблюдения, как вдруг что-то почувствовал.

Его разума коснулись, и от этого Стронос резко остановился и уставился на пустые клеммы радиационного коллектора, не замечая яростную стрельбу, разносящую марсианский красный кирпич за его спиной.

Это была ноосфера. Навязчивый остаточный заряд в банке рун, сохранившийся потенциал между катодом и анодом. В мысли Строноса проник отголосок территориального рычания, но в нём не было властности — скорее ворчание огромного спящего зверя.

Стронос выдавил неудавшееся подобие улыбки.

Схола ЛН-7 ещё жила. С этим можно было работать.

Невероятной силы удар в двери заставил Строноса вернуться в физический мир.

Он поднял глаза, и как раз в этот момент на взрывозащитных дверях выросла металлическая выпуклость размером с кулак, полностью сведя на нет попытку запечатать вход. На экран спешно выводилась наполовину законченная аналитика.

Ничто человеческое не было способно на такое.

Двери, скрежеща, разошлись во второй раз, и Стронос сжал кулаки, обернувшись, чтобы встретить то, что пыталось пробиться внутрь. Он увидел силовую броню коричнево-костяного цвета, мелькнувшую между расширяющимися дверями — и рефлекторно разжал кулаки.

Баррас.

Лицо Барраса, не прикрытое шлемом, морщилось от убийственного раздражения, Рыцарь Дорна придержал двери открытыми, пока сначала Сигарт, а затем Баракиэль вбежали внутрь.

Двое космодесантников были по-прежнему одеты в форменные спецовки и мантии соискателей, но, по крайней мере, они захватили оружие. Несмотря на то, что в оперативном центре едва хватало места, чтобы взмахнуть гладием, Баракиэль бросился вниз по переходу, орудуя двуручным силовым мечом, словно линкор — таранным носом. Сигарт уперся ногами и прислонил к перилам верхнего трапа болтер. Одному Омниссии ведомо, где он его раздобыл, поскольку любое дальнобойное оружие следовало сдать при отправке на Марс. Ещё одно наследие Ереси Гора… Чёрный Храмовник с рёвом открыл огонь, с одинаковой самоотверженностью кромсая холодные механизмы и живую плоть.

Тециан шел последним.

Лицо и передняя часть одежды Эксангвинатора были вымазаны в крови, будто он только что окунул лицо в ведро со свежими потрохами. У Тециана не было ни оружия, ни брони, — он перемахнул через перила трапа и, приземлившись на средний уровень, пробил грудь запаниковавшему еретеху, а другую схватил за волосы и откусил вопящей женщине затылок. Стронос в ужасе наблюдал, как Тециан отшвырнул в сторону её труп и впился зубами себе в запястье, по-видимому, чтобы восстановить хоть какой-то самоконтроль. Тециан обернулся и взглянул на Строноса; тонкие черты его лица осунулись из-за жажды крови и ненависти к себе.

Стронос ни о чем не спрашивал.

У каждого — свои демоны, с которыми приходится бороться.

Баррас осторожно закрыл за собой двери, но они остановились примерно на ширине кулака и не собирались закрываться ни на миллиметр более. Рыцарь Дорна выругался, высвобождая боевой нож.

— Что там снаружи? — спросил Стронос.

Баррас оглянулся через плечо, дважды обернувшись — при других обстоятельствах это могло бы показаться комичным.

— Тебе бы научиться пользоваться укрытиями.

— Пожалуй, соглашусь, — сказал Стронос, осторожно тронув один из винтов в черепе.

Баррас хмыкнул, отступая от двери и принимая боевую стойку. Стронос научился уважать этот взгляд.

— Мы пробились сквозь когорту авангардных скитариев, чтобы добраться сюда. Они задействовали кое-какую тяжёлую артиллерию под носом магоса Фи. По крайней мере, Баракиэль видел одного катафрона.

Какофония взрывов прервалась, когда Сигарт неохотно сделал паузу, чтобы перезарядиться.

Оперативный центр будто пострадал от жестокого обращения. Баракиэль порылся в обломках в поисках чего-нибудь достаточно неиспорченного, чтобы почистить свой огромный клинок, и в конце концов остановился на том, чтобы вытереть его о поручень. Тециан тем временем нашел себе закуток в тупике и склонился над кровоточащей рукой, впиваясь ногтями в рану, чтобы предотвратить свертывание гиперкоагулянтов. Стронос заметил многочисленные застарелые шрамы по всей руке Эксангвинатора. Тот бормотал мантру, которая, видимо, должна была его успокоить, и время от времени прерывался, чтобы побиться головой о стену.

Если это были те самые методы контроля, которыми хвалился Тециан, то Строноса они не впечатляли.

— Кардан.

Стронос поднял глаза, Баррас бросил ему запасной нож, и он поймал его за рукоятку.

— С кулаками ты не годишься.

Стронос фыркнул, с удивлением обнаружив, что его это действительно позабавило. По внутренностям пробежало неясное ощущение тепла.

— Всё как на Тенносе, — пробормотал Стронос.

— А что там случилось, на Тенносе? — спросил Баррас.

— Мятеж. — Стронос покачал головой. — Неважно. За исключением того, что для очищения Марса потребуется гораздо больше сил, чем один орден, если не удастся остановить восстание здесь.

— Очистить Марс? Тебе не кажется, что это уже немного перебор?

— Я уже видел такое. — Стронос огляделся, задержавшись взглядом на мертвецах. — Это начинается с низов, с простых людей, затем скверна распространяется на других. Не знаю, как, но я же говорил — я видел, к чему приводит бездействие.

— Тогда что нам делать, брат?

— Найти источник заразы и уничтожить его.

— Источник?

Стронос кивнул, но промолчал.

— Где? — хмыкнул Баррас.

Стронос нахмурил брови, но затем почувствовал, как за ним формируется ответ.

Это было несвойственно машинным духам, особенно таким ревностным, как схола ЛН-7, — по собственной воле протягивать руку помощи, но Стронос почувствовал покалывание, когда их системы связи соединились, и дух кое-что прошептал на прощание. Импульсный двоичный сигнал преобразовался в слово.

Одно-единственное.

<Примус.>

Глава одиннадцатая

«Та-что-жаждет и Айоашар Азир — мастера этого танца, но именно Смеющийся Бог формирует их мелодию, ибо это действительно прекрасная трагедия».

— Падение

I

Альфа-скитарий волок Мелитан за запястье. Она отталкивалась ногами, пытаясь упереться в рунные банки, скользящие мимо неё, но сумела только опрокинуть несколько табуреток. В одной руке у киборгизированного ветерана сконцентрировалось больше силы, чем у нее в целом теле.

Даже если она вырвется — что дальше?

Мелитан начала захлестывать паника. Сердце у нее колотилось, мысли неслись в бешеном темпе. Она сознавала, что без толку умолять тупую мускулистую скотину Легио Кибернетика, бредущую за ней, и извивалась, как личинка под иглой вивисектора. В очередной раз с пронзительным бессловесным криком Мелитан уперлась пятками в решетчатый пол, дернула зажатую руку и заскребла по полу в поисках чего-нибудь, за что бы ухватиться. Пальцы отчаянно цеплялись, оставляя кровавые следы на металле. Мигающие огоньки линз бинарных инфоцитов в подвешенных под ней информационных люльках расплылись под ней, как звезды за мгновение до перехода в варп. Свет был не особенно ярким, но резал глаза, вызывая пульсирующую мигрень, от которой у Мелитан перехватывало дыхание, сводя на нет её попытки высвободиться; она хлопнула себя ладонью по лбу.

— Почему ты сопротивляешься? — Альфа казался искренне озадаченным. — Мы десятилетиями ждали этого момента. Шанса преклониться перед Сапфировым Королём.

Держась рукой за лицо, Мелитан смогла только заорать. Из неё вырывался даже не человеческий крик, а какой-то разорванный, искалеченный пронзительный бинарический регистр, так что легионеры-скитарии подрагивали от дискомфорта. Глаза Мелитан наполнились бегущими цифрами, будто мозг запустил очистку и перезагрузку. Рот у неё раскрылся, но из него не вырвалось ничего, кроме сдавленных всхлипов.

— Что это?

Альфа усилил хватку на запястье Мелитан и приставил ей к голове ещё тёплый излучатель плазменного пистолета. Другие скитарии осторожно отступили, вытаскивая оружие из боковых кобур и прикрывая своего альфу.

Робо-мастифф рычал и огрызался, натягивая цепь, с его массивных челюстей летела слюна-смазка; его ноосферное обоняние улавливало принудительную перестройку высших процессов Мелитан, и это выводило пса из себя.

Уступив инстинктам мастиффа, смотрительница ослабила цепь.

Боль вырвалась откуда-то из глубины мозга Мелитан, отменяя парализующие коды мастифа и превращая командную фразу в пепел её островковой коры.

— Дэймос!

Движущая сила покинула робо-мастиффа уже в момент рывка. Казалось, вербальная блокировка разрядила его батареи и перерезала все идущие к ней провода; субразум мастиффа был начисто стёрт еще до того, как мёртвое тело рухнуло на пол.

Хранительница оторвала взгляд от металлолома, прикованного к её рукам, и посмотрела на Мелитан. Из-за множества дополнений и хирургических швов на лице выразить ужас было непросто, но у неё получилось.

— Что ты сделала? — спросил альфа. Спросил вместо того, чтобы выстрелить Мелитан в голову, как поступила бы она на его месте.

Омниссия, когда она начала так мыслить — как Железнорукий?

— Андроктасиай, — прошелестела она. — Один-один-ноль-ноль-ноль-один-один. Казнить.

Первичный канал передачи данных, отвечающий за передачу всех входящих/исходящих данных нейронным функциям скитария, внезапно перезагрузился. Из виска альфы брызнули искры, вызвав такую же цепную реакцию у воинов его когорты, пока инвазивный алгоритм убийства перескакивал между связанными системами. Скитарии корчились и дергались, в их сером веществе плавилось нейронное оборудование, из решёток шлемов вырвались бессмысленные бинарные вопли. Альфа с грохотом добрался до подъемника — и выгорел.

С остальной частью когорты скоро произошло то же самое. От их обгорелых корпусов поднималась едкая вонь расплавленного пластека.

Лишь слуга Легио Кибернетика оставалась стоять прямо.

Несмотря на все её явные модификации, бионика хранительницы была исключительно, жёстко функциональной. Её задачи не требовали такой же степени взаимосвязанности, как цели легионеров. Перекачанная тварь попыталось отступить, но испустивший дух робо-мастифф был слишком тяжёл даже для неё. Она никуда не ушла.

Распаковывающаяся субличность в мозговом веществе Мелитан потянула соматические нервы на её лице, вызвав хищную улыбку.

Мелитан наклонилась, чтобы поднять плазменный пистолет альфы. Она никогда прежде не держала его в руках — и все же каким-то образом знала о нем всё. Она нацелила оружие на голову хранительницы и сдвинула регулятор мощности на минимум. Времени после казни Оэлура прошло немного, и Мелитан не хотела рисковать перегревом.

Она неуверенно моргнула. Её зрение двоилось и дрожало, на мгновение показалось, что пистолет сжимает чья-то чужая рука. Что её глазами смотрит кто-то другой.

Могла ли она это сделать? Могла ли она вот так просто отнять жизнь? Была ли она?..

Мелитан нажала на спусковой крючок.

В лицо брызнуло теплом, Мелитан поняла, что помещение начинает вращаться. Ей хватило подготовки, чтобы раскинуть руки перед тем, как земля ушла из-под ног.

II

Мелитан очнулась; голова раскалывалась от боли. Она понятия не имела, сколько времени провела без сознания, но вряд ли долго, потому что инфоциты всё ещё нервно копошились в своих помещениях под полом вместо того, чтобы скатить её с платформы.

— Должно быть, я начинаю привыкать к обморокам, — пробормотала она под нос, подбирая руки под себя, чтобы сесть прямо.

Комната закружилась вокруг неё, будто Мелитан стала центром галактики, и она со стоном обхватила голову руками. Из-за укреплённых стен наблюдательного уровня доносился отдалённый гул криков и выстрелов — от этих звуков череп едва не стирался в порошок. Тем не менее, они, как ни странно, звучали обнадёживающе. Даже приятно.

Может, Технология Рассвета и распространила свою порчу за пределы камеры сдерживания, но модульное строение Нулевого уровня её до некоторой степени гасило. Кто-то сопротивлялся.

Мелитан поморгала, пока платформа не перестала вращаться, и обнаружила, что смотрит вниз, в разбитую оптику альфа-скитария. Она сделала это.

— Это ты там, Палпус? — прошептала она боли в голове.

Ничего не изменилось, но хуже не стало. Хотелось бы ей знать, хорошо это или плохо.

— Какой мой любимый цвет? — спросила Мелитан себя. — Красный.

Она нахмурилась. Вероятно, для верующих Марса этот ответ ничего не доказывал.

— Как звали моих родителей?

Она автоматически использовала слово «звали», что наталкивало на размышления, но через мгновение Мелитан быстро дала ответ:

— Грета и Хейден Йоланис. Мы жили в баронских владениях Лаурентинов, — добавила она на случай сомнения.

Удовлетворённая тем, что она — всё ещё она, Мелитан собралась с силами, чтобы встать.

Верхние люмены и рунные дисплеи обесточило, но, как запоздало отметила Мелитан, темнота не была абсолютной. Тусклый серый отблеск слабого освещения исходил от ячеек по обе стороны портала. Это был не активный источник света, а какая-то люминесцентная полоска, вроде радиевых меток, которыми она рисовала на контейнерах с боеприпасами, когда была ребёнком-соискателем на Фабрис Калливант.

Мелитан повернулась в направлении внешних дверей — далеко-далеко, вне поля зрения в дальнем конце портала, и обдумала ситуацию.

Как только порченные скитарии захватят базу, или, быть может, даже раньше, каждый из них будет ломиться через сдерживающие двери у неё за спиной в эту камеру. Сколько времени потребуется манипуле скитариев, чтобы раскрыть эти две двери без основного питания? Мелитан отвергла это предположение. Это был неправильный вопрос. Они отключили питание базы, так что, по-видимому, у них есть средства восстановить его, когда это им понадобится. Довольная собственной проницательностью, Мелитан направила неожиданную ясность мысли на то, что это значит для неё. Следует ли ей остаться и отстаивать Технологию Рассвета, пока не прибудет помощь, или попытаться совершить побег за то малое время, которое у неё ещё есть? Она покачала головой. Опять же, неправильный вопрос. Это Примус факультета Лабиринта Ноктис.

Никакая помощь просто так не прибудет. Ей придётся самой отправиться туда и вызвать подмогу.

Эту проблему она решила, но оставался самый главный вопрос.

Как это сделать?

Не успела она полностью погрузиться в раздумья, как пришло решение: в сознании всплыли проприетарные коды и схемы установки, которые потребуются. Мелитан помимо воли прыснула от смеха. Это было настоящее знание, настоящая сила. То, к чему она стремилась всю свою жизнь, и теперь оно принадлежало ей.

Мелитан повернулась и взглянула вниз на слабо светящиеся ограждения камер.

Это можно провернуть. Но в одиночку она не справится.

III

Глаза Арлекина были больше, чем у человека, и глубже — в каком-то духовном, внепространственном смысле. С тех пор, как Мелитан распылила двух пытавшихся не пустить её в камеру инфоцитов, с лица альдари не сходила призрачная улыбка.

— Как тебя зовут?

Властность, звучавшая в её собственном голосе, удивила Мелитан. Казалось, что ксеноса это тоже застало врасплох, потому что её до боли идеальная бровь приподнялась.

Мелитан удовлетворённо кивнула.

— Хорошо. По крайней мере, ты меня слышишь.

— Я слышу тебя, магос Вейл, — ответила Арлекин, обращаясь к Мелитан по имени, услышанном от Оэлура. В речи альдари присутствовала особая интонация, будто разум Арлекина формировал её в стихах, а не в прозе.

— Я слышу смех Цегораха. Сцена уменьшилась, призы подешевели, но мы всё равно исполняем его любимый танец.

Мелитан нахмурилась, подозревая, что альдари сошла с ума. Как бы причудлива ни была психология ксеносов, эта альдари долгое время находилась в заточении. И все же некое смутное понимание убедило Мелитан, что это не так. Это была лишь своеобразная манера альдари — использовать в разговорном языке культурные отсылки и идиопатические метафоры.

— Так как тебя зовут?

Ксенос рассмеялась с притворной весёлостью. Это был спектакль, поскольку предшествовавшие ему годы молчания тоже были спектаклем.

— Знай меня по роли, которую я играю. Зови меня Падение. А я нареку тебя Гордостью.

Мелитан стиснула зубы.

— Ты хочешь обрести свободу или нет?

— Никто из нас не свободен. Лишь Гордость может так считать.

— Давай попробуем что-нибудь менее риторическое. Если я выпущу тебя, ты убьёшь меня или поможешь?

Арлекин просто улыбнулась.

— Если можешь дать хоть один прямой ответ, сделай это.

Придерживаясь за ограничительный поручень, Мелитан наклонилась так, что её механодендрит почти коснулся стекла камеры.

— Повлияла ли на тебя Технология Рассвета?

На этот раз смех Падения был не наигранным, будто она не ожидала вопроса.

— Конечно, — ответила альдари.

Арлекин повторила позу Мелитан — наклонилась вперёд, и её певучий голос приобрел дымчатые нотки:

— Твоё воображение слишком бесплодно, чтобы понять, на что альдари «Заключительных Актов» обратили своё великолепие? — Она снова рассмеялась. — Но на меня это действует по-другому. Ваши умы другие. Меньшие. Более подверженные изменениям. Та-что-жаждет и Айоашар Азир — мастера этого танца, но именно Смеющийся Бог формирует их мелодию, ибо это действительно прекрасная трагедия…

— Подожди, — перебила Мелитан, едва сдерживая досаду из-за того, что альдари говорит загадками. — Что?

Падение драматично развела руками.

— Цегорах обожает трагедии. Это танец Тиреи и Пира. Желание крадет Мудрость у Разума и приносит лишь Смерть тому, за кем гонится Желание. Я исполняла этот танец множество раз и сыграла многие его партии. Мы всегда надеемся на обратное, но всё каждый раз заканчивается одинаково, и я всегда исполняю этот танец вновь на разных сценах.

Мелитан собиралась спросить альдари, что она имеет в виду, но поняла. В глубине души она понимала. Вот почему Мелитан — почему Палпус — даже будучи вынужденным подчиниться приказу Кристоса о сохранении Технологии Рассвета, хотела скрыть её. При рождении эта технология была заражена Хаосом. И теперь из-за Кристоса и его амбиций она вмешалась в судьбу Железных Рук. И Мелитан Йоланис.

— Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужно передать сообщение и привести помощь. — сказала Мелитан, теребя рукоятку плазменного пистолета; ее мучили сомнения. Можно ли доверять альдари? Есть ли у неё хоть призрачные шансы выбраться из Нулевого уровня без неё? — Я собираюсь тебя освободить, — неохотно сказала Мелитан.

Арлекин пожала плечами, будто не сомневалась в ее решении.

Отвернувшись от камеры, Мелитан толчком ноги убрала тлеющего инфоцита с управляющего банка рун. В нём не было жизни, но для того, кто полностью понимал Движущую силу, это не было преградой. Мелитан осознала это так, будто это было очевидно.

Подобно имперской святой, возлагающей руки на раненого солдата, она приложила к пульту ладони. В пальцах у Мелитан возникло покалывание, — это тонкая гальванизация кожи на пластеке вдохнула новую жизнь в систему. С гудением и жужжанием когитатор ожил, включив инфопланшет и наполнив его брызгами зелёного света. Мелитан затаила дыхание, благоговея перед свершившимся чудом, даже когда совершила его. Держа одну руку на консоли, чтобы сохранить схему, она вручную ввела криптекс-фразу. Это было долго и дьявольски сложно. Экзогенитор Оэлур не предусмотрел никаких условий, при которых камеры когда-либо открылись бы. Но если такая возможность и не могла быть предусмотрена, это не означало, что её не существовало, и Голос Марса позаботился о том, чтобы получить все коды.

Понимание приемлемых пределов невежества было тем, что отделяло соискателя от мастера.

Передняя панель камеры бесшумно отделилась и упала в пропасть. Мелитан смотрела, как она падает, смотрела, как она исчезает, и продолжала смотреть, пока не услышала, как она разбилась. Мелитан издала хриплый вздох, который, сама того не замечая, всё это время сдерживала, и подняла глаза.

Альдари вообще не двигалась.

Мелитан направила на неё пистолет.

— Одевайся. Мы уходим.

Глава двенадцатая

«Со времён мятежа это самый скверно скрываемый секрет на Медузе. Весь Железный Совет знает, что там что-то есть».

— Железный Отец Веррокс

I

— Я знал, что ты приползёшь. Рано или поздно.

Железный Отец Веррокс стоял в проходе входного люка грохочущего наземного левиафана «Разорение»; свет озарял Веррокса со спины, будто ангела уничтожения, посланного Императором Человечества. Хотя божества и чудеса мало занимали Железного Отца клана Вургаан. Опустив голову, Лидриик на хлещущем ветру поднялся по пандусу; его «Носорог» затерялся в пыли и вое вечно движущегося левиафана.

Веррокс сердито посмотрел поверх высокого горжета, блеснув зубами.

— Я думал, мы встретимся раньше.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Лидриик; мимо его визора с шумом летела пыль.

Веррокс гордо вышел наружу без шлема. Длинные седые волосы, закованные в железные кольца, развевались вокруг него, как медузы из греческого мифа, ударяясь об обшивку корпуса крепости и его необъятный доспех модели «Индоминатус». Броня висела на Железном Отце тяжело, словно шкура; он гремел этой боевой сбруей с надписями на старом джуукете — названия миров, которые он опустошил, и ксенорас, которых он обрёк на вымирание. С потёртых цепей свисали того же рода тотемы и трофеи: гильзы, знаки отличия предателей, мумифицированные фрагменты инопланетных чудовищ, побеждённых в борьбе; всё это вертелось и сталкивались от дыхания дредноутской тактической брони. Когда-то Лидриик украшал свои доспехи так же — до того, как его приняли в клан Борргос.

Железный Отец оскалился, и неестественно тонкие губы обнажили сомкнутые ряды цепных зубов.

— Клан Вургаан — это львы Медузы. Клан Борргос — это шакалы. Я знал, что ты никогда не удовольствуешься «Сломленной Дланью».

Лидриик кивнул, хотя и не признавал правоту Железного Отца.

Веррокс производил ужасающее впечатление: каким-то образом он воплощал в себе как истинность, так и противоположность того, что значит быть Железноруким. Что-то в Железном Отце было опьяняющее. Будто наводишь палец на спусковой крючок мега-оружия.

— У меня к тебе просьба, старый друг.

— Ну, конечно же.

С этими словами Железный Отец грузно развернулся и зашагал внутрь.

Когда ветер стих, а люк загерметизировался, температура поднялась примерно на пятьдесят градусов. Несмотря на защитные уплотнения, Лидриик вспотел; он снял шлем и вытер лоб. Воздух на борту «Разорения» приближался к отметке ниже нуля, но всё относительно. В этом заключалась особенность физиологии Железных Рук — холод для неё был благоприятнее. Прикрепив шлем к магнитному замку рядом с пистолетной кобурой, библиарий последовал за Железным Отцом.

После посвящения, которое Веррокс провёл на поле боя в феодальном мире Баттаккан, Лидриик на сто лет стал частью клана Вургаан. То столетие было полностью посвящено кампании по устранению т'ау и их союзников из миров по ту сторону Западной Завесы. На борту передвижной крепости-монастыря своего бывшего клана Лидриик оказался впервые.

К переборкам было прибито гвоздями заржавленное оружие; его было так много, что клинки, накладываясь друг на друга, образовывали сплошную стену. Кровь убитых еще окрашивала лезвия. Красная, чёрная, зелёная, розовая. В воздухе носился запах кафедральных соборов Кардинального мира — и убийств. Над дверными люками, как почётный караул, стояли доспехи. Не силовая броня космодесантника, ибо она священна, а трофеи тысяч кампаний. Мега-броня орка. Призрачная броня альдари. Само собой — с учётом недавних кампаний клана — боевых скафандров и доспехов т'ау было в изобилии. Трофеи содрогались от неудержимого продвижения левиафана. Стук клинков о щиты. Стук сапог по чужим мирам. Это было всё равно, что пройти по кораблю-моргу, заглянуть через каньон смерти и увидеть прицельную линию ксеноса и еретика.

«Разорение» не могло вести бои, как жаждал его воинственный дух, ограниченный системой Стенелус, поэтому вургаанцы умиротворяли крепость, принося ей частички своих сражений.

Лидриик обнаружил, что у него потекли слюнки — его омофагия трепетала от разлагающихся покровов смерти в промышленных масштабах.

— Я не получал от тебя вестей с тех пор, как мы расстались над Тенносом, — сказал библиарий, стремясь нарушить молчание.

— Вот уж странно слышать это от тебя сейчас, — проворчал Веррокс. Его огромные наплечники покачивались в такт шагам. — Гарнизонная служба — это боль, которую разделит каждый из нас, но осознание того, что Фелл или Кристос будут точно так же страдать после меня, не делает бремя легче. Я почти что готов приветствовать тринадцатый Чёрный Крестовый Поход.

Лидриик не часто обращался к Железному Кредо, но с удивлением заметил за собой, что сотворяет благословенную Шестерню. С тех пор прошло почти триста лет; тогда он был ещё ребенком, воспоминания потускнели из-за того, что его психика сильно изменилась за прошедшие столетия, но Лидриик всё равно помнил двенадцатый Чёрный Крестовый Поход. В те годы Чёрные Корабли действовали очень активно.

Судя по размеренному урчанию зубов, у Веррокса были иные воспоминания о том времени.

— Как там Стронос? — спросил Лидриик. — Ты бы почаще посещал Железный Совет.

— Только если монотонность придавит меня настолько сильно, что придётся спасаться от неё при помощи подобной скуки.

— Совет продолжает поднимать кристосианский вопрос?

— Я стоял на своём вот уже пятьсот лет, может, больше, может, меньше. Я вёл клан Вургаан через Готскую войну. Я отведал плоти Деврама Корды, сражался со всеми известными тебе расами, и истребил ещё больше, о которых теперь никто не узнает. Будь я проклят, если позволю конклаву Кристоса вогнать себя в гроб.

Лидриик не удержался от смешка.

Он действительно скучал по клану Вургаан. Вургаанцы были агрессивными, мужественными, безусловно, жестокими, но не стыдились этого. Они не прикрывали свои излишества логикой или разумом. Они были теми, кем были, — такими же непоколебимыми варварами, какими их создал примарх.

— Чем скорее Стронос вернётся и займёт мою сторону в этом споре, тем лучше.

— На подготовку технодесантника уходит тридцать лет, — сказал Лидриик. — Думаешь, через тридцать лет кристосианский вопрос закроют?

Железный Отец рычаще вздохнул.

— Этот вопрос не закроют, даже когда на место в Железном Совете станут претендовать медузианцы, которые ещё не родились.

Лидриик нахмурился. Он наблюдал за работой Железного Совета лишь со стороны, но вполне мог поверить в эти слова.

— Железный Отец Стронос, — пробормотал Веррокс, тряхнув звенящей гривой. — Он так высоко поднялся всего за сто лет. Знаешь, Дрэварк был недоволен. Вовсе не обрадовался, — Веррокс весело посмеивался. — Скажи ты там, на Баттаккане, что неофит, который только что уничтожил мою пушку «Громобой», будет стоять рядом со мной в Оке Медузы, я бы разорвал тебе глотку и сожрал прогеноиды.

Зубы Железного Отца взвизгнули.

— Избавил бы будущие поколения от подобных полётов нелогичности.

Лидриик никогда не мог понять наверняка, когда Веррокс пытается быть беззаботным.

— Я... всегда считал, что ему дорога в капелланы, — сказал библиарий.

— Как и я. Стронос слишком много думает.

— Но он хотел руководить.

— Как раз то, что нужно Железному Совету. Ещё один мыслитель.

Веррокс остановился, вводя код в дверной люк. Дверь с шипением открылась; изнутри пахнуло чем-то неприятным и алхимическим.

Лидриик воспользовался возможностью заглянуть Железному Отцу под наплечник.

Камера была относительно просторной, как и подобало Верроксу по чину, но для транспортного средства масштабов «Разорения» пространство отнюдь не отличалось величиной. Крепость служила домом не более чем сотне воинов и небольшому количеству смертных слуг, за вычетом тех, кто, следуя заветам Механикус, трудился в подсекциях инжинариума. Внутри не было ни лежанки, ни верстака, — только один рунический дисплей и дверь, которая предположительно вела в оружейную камеру. Из-за размеров Веррокса камера казалась тесной.

Железный Отец втиснулся внутрь и медленно прошёлся по кругу.

— Ты собираешься говорить, в чём дело, или мне выбить это из тебя?

— Дело в Тенносе. Я отслеживаю ксенотех, который Кристос и Голос Марса пытались там спрятать.

— Со времён мятежа это самый скверно скрываемый секрет на Медузе, — сказал Веррокс. — Весь Железный Совет знает, что там что-то есть.

— Было, — поправил Лидриик.

Он повёл рассказ о своих попытках отследить технологию, — попытках, венцом которых стало его столкновение с Голосом Марса в архивах Медузона. О том, что в этой истории оказались замешаны Харсид, Йельдриан, сын Ворона и ксенос, Лидриик почёл за благо умолчать. Наконец он вытащил из набедренной сумки тяжёлый кремнистый ключ и показал его Верроксу.

— Получить информацию было несложно, но на её анализ уйдут недели. Месяцы. Скорее всего, через день меня отправят в Манга Унине, чтобы я присоединился к моим братьям.

— От пребывания здесь, на «Разорении», ты выиграешь день или два.

Лидриик согласно кивнул:

— Да, но я пришёл не за этим.

— Нет?

— Мне не хватает ресурсов, — сказал Лидриик. — Мне не хватает навыков.

Он протянул ключ Верроксу.

— И мне не хватает времени.

Железный Отец вперил в ключ глаза. Как и прочие сорок один Железный Отец ордена, Веррокс был технодесантником, и даже если он никогда и не служил активно в этом качестве, его посвятили в тот же круг тайн.

— И Палпус позволил тебе разгуливать с этим на свободе? — спросил Веррокс.

— Они сильно сжаты, составлены на каком-то неизвестном мне архивном диалекте, и это только то, что я могу убедить открыть. Он знает, что я никак не смогу проанализировать хотя бы часть данных до того, как мне придётся покинуть Медузу.

Веррокс фыркнул.

— Техножрецы воображают, что Омниссия благословил мозгами в черепе только их одних.

Он раскрыл огромную ладонь, и Лидриик с радостью передал ключ. Железный Отец повернулся спиной и вставил ключ в паз рядом с руническим дисплеем.

— Он содержит только файловые дескрипторы, — объяснил Лидриик. — Основная часть — на борту моего «Носорога». Они слишком громоздкие, чтобы их притащить.

Веррокс больше не слушал.

Он повернул ключ — рунный банк издал чавкающий звук, обрабатывая данные, а на руническом дисплее стали высвечиваться цифровые. Веррокс ввёл сложную последовательность команд, и цифры стали сортироваться, разбегаясь по широкому экрану влево и вправо. Последовательности начали выстраиваться сами по себе, собираясь в растущие группы по обе стороны от центральной линии. Веррокс следил за сортировкой данных, словно за каким-то священнодействием.

Подумав, что больше от Железного Отца ничего не добьёшься, Лидриик положил руку на шлем и попятился к выходу.

— Когда что-то найдёшь, оставь сообщение библиарию. Я обещаю, что найду технологию, когда вернусь с Манга Унине.

— Она там.

— Что?

Лидриик остановился.

— Там, — Веррокс указал на крошечный набор последовательностей, которые составляли левую группу. Данные по-прежнему поступали с ключа Лидриика в когитатор, но большая их часть перетекала в правую часть. Что бы это ни значило. Железный Отец прорычал через плечо:

— Никогда не доверяй жрецу, который считает, будто ты не способен думать своей головой.

— Что ты только что сделал? — спросил Лидриик.

— Что ты знаешь о файловых дескрипторах?

Лидриик пожал плечами:

— Последовательность чисел, которая ведет к внутренней структуре файла. Они случайны, каждая — уникальна, поэтому архивисты используют их для сортировки и архивирования.

Веррокс кивнул, раскрыв пасть, будто горный лигр, нашедший тушу у себя возле пещеры.

— Последовательности случайны, но если сопоставить числа — несколько сотен тысяч чисел, то они внезапно перестают быть случайными.

Железный Отец указал на рунический дисплей:

— Особенно если все они были загружены из одного и того же места.

— В смысле, ты?..

Веррокс ткнул пальцем в сторону бóльшего скопления данных таким резким движением, что зажужжали сервоприводы:

— Медузон.

Затем Веррокс указал на прочие последовательности — разбросанные и не подчиняющиеся упорядочивающим алгоритмам Железного Отца:

— Возможно, другой мир.

Лидриик подошел поближе; рунический дисплей окрасил его запрокинутое лицо в зелёный цвет. Он указал на меньшую группу последовательностей:

— Так где же она?

>>> ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА >> БИТВА ЗА ФАБРИС КАЛЛИВАНТ, 212414.M41

Разваливающаяся армада орков вошла в систему через тридцать девять часов после того, как их варп-тень впервые пала на её границу.

Схема рассредоточения кораблей зеленокожих была подвергнута анализу по всем известным прогностическим методикам, и их нападению никогда не приписывалось никакой согласованности. Ксеносы набежали на планету и её защитные кольца, словно волна; капитального класса развалюхи стремительно неслись в атаку первее эскорта, будто это было паническим бегством. Массивные носы этих кораблей представляли собой украшенные рогами клинья из металлолома. Грубая сварка искажала впечатление от рогов, клыков и бивней, а лакокрасочное покрытие представляло собой яркую мешанину цветов, изображающих калливантские боевые порядки и наступающую орду божеств, ксеносов и грибовидных тварей.

Напротив, флоты Империума и Базиликон-Астра почти не двигались в течение нескольких недель. Протоколы огня были разосланы по командным цепям за несколько дней до этого момента. Каждый командир — от капитана самого легкого восстановленного фрегата линейного флота Калливанта до «Щита Бога-Императора» — точно знал своё место в строю.

«Честь» дать первый залп выпала линейному крейсеру типа «Марс» «Золотое сечение».

Гранд-адмирал Тигра Горч отбывал трудовую пенсию в этом флотском захолустье с некоторым достоинством, если не отличием, достаточным, чтобы за свои услуги заполучить брачный контракт с Домом Калливант. Всего лишь дальняя родственница, но не так уж часто обручались женщины на сто два года младше жениха и со связями с доимперской династией.

Залп нова-пушки линейного крейсера зажёг второе солнце в трехстах тысячах километров над поверхностью планеты.

Взрывная сила двадцати плазменных боеголовок взорвалась под фронтом орочьей волны. Обзорные окуляры и ауспиктории самых тяжёлых линейных крейсеров выцвели бы добела, в то время как на более лёгких кораблях с менее мощным экранированием сенсорные блоки вышли бы из строя. Проживая свой жизненный цикл на релятивистских скоростях, новорожденная звезда вступала в стадию смерти, даже когда приводные блоки «Золотого сечения» активизировались, чтобы противостоять отдаче пушки. Логисты на борту командных кораблей эскадры подсчитали количество убийств [ЗАПИСЬ УТРАЧЕНА]. На борту самого «Золотого сечения», гордости боевого флота Калливанта, начальник штаба Гранд-адмирала произнес тост (ЗАПИСЬ, УВЫ, ТОЖЕ УТРАЧЕНА) в честь Горча и его судна.

Но битва только начиналась.

Глава тринадцатая

«Ни один гражданин Империума не попадет в руки врага. Только не в присутствии Госпитальера, способного держать в руках клинок».

— Почтенный Гальварро

I

Почтенный Августин Сангриаль Гальварро считал смерть своих врагов возвышающим переживанием. Это приближало его к Богу-Императору. Ощущение было настолько близким к истинному теплу, что, казалось, проникало в утробу резервуара, где его лишенное конечностей туловище плавало в киберорганической взвеси. Конечно, бывали времена, когда от такого удовольствия приходилось отказываться: у Императора имелось множество врагов, не заслуживавших отпущения грехов, которое даровала смерть от руки крестоносца. Не для орка — милосердие его кулаков. Нет. Для таких тварей сгодится только безжалостная казнь лазерным копьем или циклонной боеголовкой.

Установленные на саркофаге колокольчики карильона зазвенели, когда «Щит Бога-Императора» затрясся. Пустотные щиты правого борта направили в варп силу приближающихся снарядов, и пурпурная рябь заполнила передний окулус, как кровоизлияние. На многоярусных хорах вокруг мостика геноевнухи затянули пронзительный гимн отречения.

— Разрешите нанести ответный удар, Почтенный?

Смертный капитан «Щита Бога-Императора» склонилась к ногам дредноута. Это была пожилая женщина, принявшая крестовое имя Грейс. Манжеты и лацканы её двубортного белого жакета были расшиты словами Божественного Откровения, поверх парчовых брюк — золотой пояс с пряжкой в виде аквилы.

— Да зажгутся свечи.

— Как скажете, Почтенный.

Она резко повернулась и отдала команду — тысяча слуг часовни иллюминатус зажгли промасленные труты и приложили их к черным свечам. Подготовленные с ритуалами фитили зашипели — и вспыхнули ярко-белым светом.

— Станем же носителями света Его, — нараспев произнес Гальварро.

— Следуя вашему примеру, Почтенный.

Капитан кивнула другому члену экипажа, ловко управлявшему циферблатами и ползунками своего рунного банка. Множество мощных люминаторов, установленных на корпусе, излучали лучи в космос; сделанные вручную фильтры в форме воинственных святых и аквил клеймили мерзких ксеносов, прошедших сквозь их свет.

— Свет в Нем — это свет в нас. Так пусть это сияние сожжет тьму.

— По воле Его, Почтенный.

— Аве Император.

— Аве Император!

Многотысячная команда мостика, певчие, сервы, оруженосцы — все разразились громовым ответом, казалось, слышным самому Императору на Терре. Гальварро вздрогнул: плеча коснулось призрачное ощущение металла с чеканным текстом Божественного Откровения. В восторге Почтенный попытался поднять руки, и его бренные останки слабо ударились о стену усыпальницы.

Дрожь снова пробежала по кораблю; раздался визг, и сила удара рассеялась по его внутреннему каркасу.

— Сейчас, Почтенный?

— Сейчас.

Капитан Грейс вздохнула, будто с облегчением, — конечно, такого быть не могло, ибо время, отданное Императору, было временем, дарованным с радостью.

— Статус «Щита Бога-Императора», — потребовал Почтенный.

— Щиты покрывают весь сектор. Двигатели работают в режиме ожидания. Орудия заряжены, матрицы наведения сведены.

— Альфаран?

— Магистр ордена и Третья в боевой готовности на посадочных палубах.

— Хорошо. А флот?

— Сохраняет строй. Флот Калливант и Базиликон Астра — на станции, охраняющей звездный форт «Темный Страж» и орбитальные орудийные установки. Им еще предстоит вступить в бой. Пока что основной удар держат флоты «Диммамар», «Троян» и флот «Обскурус», но скоро это изменится.

— Наши кузены в чёрном?

— Железные Руки… — Капитан потянула замысловатые манжеты. — Я не знаю.

Гальварро снова сфокусировал визоры на переднем окулусе. Взор омрачала плавающая вертикаль захвата цели, но он давно смирился с этим, ибо через её характерные колебания Император в образе Омниссии передал предвидение этому инструменту освобождения Человека.

Если бы он только мог расшифровать Свои слова…

— Все мы — солдаты Его, — сказал дредноут.

— Как скажете, Почтенный.

— Почтенный! — Окликнул другой серв, который развернулся в кресле лицом к смертному командиру и возвышающемуся над ней дредноуту. — Срочный вызов с «Евфрата». — Крейсер типа «Тиран» был флагманом эскадры боевого флота «Диммамар», размещенным на линии фронта в нескольких сотнях километров впереди «Щита Бога-императора». Слуга прикрыл наушники руками, передавая передачу, как только она поступила. — Их взяли на абордаж. Орки захватили дюжину палуб и осадили мостик. Они умоляют о срочной помощи.

— И милостью Золотого трона они получат помощь, — сказал Гальварро. — Капитан.

— Ваши приказы, Почтенный?

— Уничтожьте «Евфрат».

— Да, Почтенный.

Не тратя время на вопросы, капитан передала приказ, наблюдая, как Гальварро следит за сражающимся крейсером, который разваливался под огневой мощью «Щита Бога-Императора». Она одними губами произнесла молитву о прощении, хотя Император даровал не прощение.

— Проложите курс туда, где ксеносов больше всего, и дайте сигнал всем кораблям Госпитальеров, чтобы они следовали за нами.

— Есть дать сигнал.

— Ни один гражданин Империума не попадет в руки врага, — объявил Гальварро, чувствуя, как великолепная громадина Щита Бога-Императора медленно начала двигаться. — Только не в присутствии Госпитальера, способного держать клинок.

II

<Правильный курс,> кантировал магос калькули. <X — плюс тринадцать градусов, Z — минус сорок градусов.> Не успел «Легированный» приблизиться на миллион километров к «Всемогуществу», как команды Карисми проявились у него в мозгу, словно навязчивые мысли. По внутренней связи сигналы передавались четче и на большее расстояние, чем через обычный вокс. Дрэварк вспомнил, что когда-то эта технология его очаровала. Еще одно далекое смертное чувство, обратившееся ничем.

— Слушаюсь, — сказал Дрэварк.

Стоило Железному Отцу передать команде координаты магоса, как из тактического когитатора вырвался сноп искр, на мгновение осветив мостик. Поле боя озарили небесные вспышки. Тела лежали в кровавых лужах, наполовину погребенные в излияниях перегруженной техники мостика. По смятым кускам настила время от времени пробегали разряды электричества. Из погнутых труб валил газ. В воздухе висел густой дым, хотя самый сильный из пожаров удалось потушить.

Бóльшая часть команды Дрэварка умерла мгновенно.

— Три крейсера орков продолжают преследование, — крикнул один из смертных.

Внезапный удар отбросил несчастного с его поста прямо на упавшую с потолка опорную балку. Серв ахнул и закатил глаза, когда из его груди вырвалось три метра пластали. Над теперешним рулевым вспыхнула астрогация.

Дрэварк наблюдал за предсмертными судорогами человека. Железный Отец испытывал легкое чувство отвращения к испускаемой горящим телом розоватой дымке и запаху горящей плоти.

— Кто-нибудь введет нужные координаты? — потребовал Дрэварк, направляя поток энергии к перчатке.

Станцию занял серв с грубым трехзубчатым крюком вместо руки и кожей, покрытой красными волдырями — выглядело так, будто ему провели кислотную эпиляцию.

— Есть, повелитель.

От мысли, что Кристос мог держать «Легированный» в самой гуще боя и намеренно, гнев Дрэварка собрался в одном месте, как болтер, приставленный к затылку. Кристос бросил на сдерживание ксеносов корабли кланов Гаррсак и Борргос, а не свои собственные, и Дрэварк подозревал, что знает причину: Кристос стремился не допустить объединения сил Дрэварка и Тартрака, чтобы те не смогли принудить его вернуть своих апотекариев. Совместных сил «Легированного» и «Брута» не хватит, чтобы справиться со «Всемогуществом». Особенно сейчас.

Дрэварк представил себе чудовищный железный барк клана Раукаан и сжал кулак так, что деактивированные когти заскрежетали друг о друга.

Ничего, как только Дрэварк вернется к командованию кланом Гаррсак, Кристос поплатится за все.

Мысли Дрэварка были полностью поглощены спроектированной в голове трехмерной зоной боевых действий — квадрат битого стекла, втиснутый в яйцевидный сосуд. Дрэварк испытывал такое же раздражение и муки, как и все остальные системы «Легированного», чаще всего представлявшие из себя кипящую мешанину из невралгии и статики. Дрэварк поделил дискомфорт по частям и выделил отдельный участок разума для страданий, в то время как остальной мозг занялся извлечением смысла из статики.

— Новый курс уводит нас от планеты, — пробормотал он себе под нос.

<Вы все равно прибудете на одиннадцать минут раньше орков>, — ответил Карисми.

Этого времени хватит, чтобы его небольшой отряд развернулся к сакрариуму кузни Севастиана и окопался.

— Это курс перехвата для «Щита Бога-Императора».

<Это не твоя забота. Пока.>

Дрэварк сердито уставился в никуда. У него в мозгу уже не хватало места, чтобы спрятать гнев.

— Кристос с тобой? Мне нужно с ним поговорить.

<Он занят в другом месте. Ты можешь поговорить со мной.>

Рычание отразилось от решётки шлема.

— Спроси его: он что правда, думает, будто я не узнал бы, что конклав Джаленгаала и «Три» также приближаются к «Щиту Бога-Императора» со стороны планеты? Я Железный Капитан клана Гаррсак. Он забывает, с кем имеет дело.

<Спрячь когти, Железный Капитан.>

Дрэварк повернул голову, заметив, что машинный дух доспехов действительно воспламенил когти левой перчатки. Гудящее электрическое поле омывало их, языки энергии перепрыгивали с лезвия на лезвие.

<Тебе интересно, наблюдаю ли я за тобой. Нет. Мне не нужно тебя видеть, чтобы знать, что ты сделаешь, еще до того, как ты это сделаешь. Будь уверен, я никогда не «забываю, с кем имею дело».>

Дрэварк моргнул, выбрав руну «Деактивировать» на дисплее шлема; перчатка внезапно отяжелела, когда её отключили.

— Каковы будут приказы, когда мы доберемся до баржи Госпитальеров?

<Это тоже не твоя забота. Пока.>

— Я не стану таранить корабль в два раза больше моего ради Кристоса.

<Ты слишком много беспокоишься, Железный Капитан.> Кодовая формулировка канта показывала веселье. <Досягаемость Голоса Марса велика. «Щит Бога-Императора» начнет терять импульс через девяносто секунд с этого момента. Плюс-минус три четверти секунды.>

III

Каскадные скачки электричества, которые вывели из строя чудовищные накопители «Щита Бога-Императора», может, и не бросались в глаза, но возымели несомненный эффект. Двигатели, горящие до этого, будто солнца, затухли, выбрасывая в пустоту черный смог отработанного топлива, кормовую часть баржи начало неспешно сносить влево. Корабль продолжал по инерции дрейфовать прежним курсом, медленно сбрасывая скорость из-за поворота. Джаленгаал наблюдал за списком судов почти в режиме реального времени, отслеживая его через смотровой блок в переполненном десантном отсеке «Третьей».

— Удобно, — сказал Лурргол. Это было самое осмысленное слово, попавшее в лексикон воина за последние дни, и остальные в конклаве на мгновение забыли о внезапном отключении флагмана Госпитальеров, чтобы посмотреть на брата. — Ну, как-то так, — пробормотал он, снова уставившись на блок.

Это было действительно удобно. «Три» никогда бы не догнал идущую на полном ходу баржу, — во всяком случае, пока титанические двигатели не перейдут на боевую скорость, но к тому времени корабль бы оказался втянут в сражение с орками-абордажниками.

Из-за резкого маневра зафиксированные на местах Железные Руки стукнулись головами. Боррг чертыхнулся: его лысина быстро краснела в том месте, куда врезался шлем Стронция.

— Примарх тебя дери, надень чертов шлем, — прорычал Торрн.

Неофит одарил ветерана ухмылкой, еще более свирепой из-за побагровевшего лба.

Неосознанно впрыснутая в клановую связь агрессия Боррга отравляла, даже будучи разделенной на десятерых; Джаленгаал отгородился от нее и открыл связь с пилотом-сервитором. Волна устремилась от источника к приемнику — на долю наносекунды он стал пилотом-сервитором. Он лежал на плите кокпита, привязанный к кабелям-пиявкам, безглазо вглядываясь в бронестекло, перед которым промелькнули перехватчик «Ярость» и истребитель орков, ведущие воздушный бой. Круговые зенитные установки шаттла зацвели пламенем, каждый выстрел отозвался удара в десантном отсеке. Висящий прямо перед ними «Щит Бога-Императора» представлял собой монолит из опрокинутого белого камня, становящийся все больше и больше с каждым мгновением их пути.

За время, которое понадобилось электрону, чтобы пробежать между ремнями безопасности Джаленгаала и кабиной пилота двадцать метров туда и обратно, он получил всю нужную информацию.

— Проблемы? — спросил Бурр.

— Нет.

Железнорукий не нуждался в уточнениях.

Очередным взрывом скрепленных ремнями десантников сбило с ног.

— Хотел бы я знать, что мы здесь делаем, — пожаловался Боррг. — Я думал, вот уйду из клана Доррвок, и все будет по-другому.

Лурргол фыркнул, но смолчал. Он явно входил в состояние относительной вменяемости.

<Анализ моделей поведения указывает на девяностопятипроцентную вероятность того, что магистр ордена Миркал Альфаран покинет «Щит Бога-Императора» вместе со значительным контингентом своих воинов, чтобы возглавить наступление ордена. Скорее всего, на борту «Нерушимого рвения», хотя точность прогноза не позволяет назвать процентное значение.>

Джаленгаал невольно поднял глаза, хотя голос звучал у него в голове.

Первичные связи, установленные в мозг брони каждого нового рекрута клана Гаррсак, как правило, предназначались для высокоуровневого функционирования клана. Джаленгаала заинтересовало, откуда у магоса калькули разрешение на доступ к ним.

<Гальварро будет на мостике>, — сказал Карисми.

Джаленгаал выбрал файл симуляции, который загрузил от Железного Отца Кристоса. Киль большинства имперских линкоров выполнялся по стандартным шаблонным образцам, и, за вычетом окраски и серийных номеров, они были практически одинаковы. Однако внутри проявился характер орденов Адептус Астартес. Мостик «Щита Бога-Императора» был огромным, с многотысячной командой, и, хотя Госпитальеры были дальними наследниками Имперских Кулаков, они оставались отпрысками Дорна — их командный центр должен быть крепостью. Джаленгаал четырежды проверил мельта-бомбы и взрывные гранаты, усиливающие магнитные патронташи, скрещенные у него на нагрудном пластроне. Все это отнюдь не входило в его стандартный набор снаряжения.

<Сопротивление будет ожесточенным.>

— Повинуюсь.

<Вы войдете через посадочную палубу «Гамма», правый борт. По моим расчетам, эта позиция наиболее удалена от непредсказуемого элемента вмешательства ксеносов.>

— Как мы обойдем щиты?

<Их опустят для вас. Дрэварк обеспечит.>

Джаленгаал мгновение обдумывал эти слова.

<Ты не собираешься спросить, чего Кристос хочет от Почтенного Гальварро?>

Вспомнив первого сержанта Кристоса — Теларрча, лежащего на мостике «Копья Иши» под стазисным полем, Джаленгаал прекрасно понял причину.

— Нет.

<Есть ли у тебя какие-нибудь амбиции касательно поста капитана клана Гаррсак, десятый сержант?>

— Нет у меня амбиций.

Джаленгаалу показалось, что он услышал смешок, резонирующий у него в ушах.

<Как и должно быть.>

Железные Руки не были склонны хитрить, — по крайней мере, этот, десятый сержант Второй клановой роты. Это противоречило порядку схемы. Как ни старался Джаленгаал отмежеваться от лихорадочного настроения Боррга, что-то от его беспокойства, должно быть, просочилось по связи, потому что Лурргол вдруг заворочался.

— Никогда не преуменьшай свою силу, сражаясь плечом к плечу с другими, — сказал он со странной тоской в голосе. — Ты сам по себе сила.

— Когда ты начал читать «Скрипторум железа»? — спросил Бурр.

Лурргол повернулся к Джаленгаалу, не узнавая его, и кивнул своему сержанту:

— Когда нашим сержантом стал Стронос.

IV

Из-за выстрелов макроорудий щиты с левого борта «Легированного» покрылись волдырями. Перенаправление всей этой кинетической энергии в имматериум сопровождалось калейдоскопом адски искаженных цветов, дурманящих окулус, и пронзительным воем Дрэварка. Звук доставлял смертным сервам сильнейший дискомфорт, но они знали, что лучше, если они не будут отвлекаться из-за него от работы.

Судя по трехмерной карте, которую Дрэварку удалось извлечь из неустойчивого «Легированного», битва за Фабрис Калливант прошла успешно.

Орки разбили лбы о флот «Диммамар»; корабли держались стойко и отступили лишь сейчас, под прикрытием более тяжелых линейных судов флота «Обскурус». Свежие подкрепление в виде флота «Троян» и нескольких эскадрилий «Базиликон Астра» заткнуло бреши.

Одной только их массы и огневой мощи было достаточно, чтобы не дать прорваться чему-либо крупнее штурмового корабля; в это же время несколько абордажей с недавно вернувшихся кораблей Госпитальеров немного ослабили натиск ксеносов.

Однако величайшим бастионом против орчьей волны был звездный форт «Темный Страж».

Крепость Темных веков была нерушимой, а ее щиты — массивными. Даже если «Всемогущество» направит все силы, чтобы снять хотя бы один слой этих щитов со всех фазированных пустотных массивов, гравитационные пульсары и конверсионные копья успеют разорвать огромный железный барк на части. Тем удивительнее была стратегия столкнувшихся с альфа-противником зеленокожих — они пустили в ход все, что у них было. Раздутые линкоры или таранные эсминцы — все они одинаково расшибались об оборону крепости. Флоту Калливанта практически ничего не оставалось, разве только подавлять случайно отколовшиеся стихийные стычки и раз за разом давать торпедные залпы в безумную корабельную схватку.

Дрэварк поднял глаза — внезапная вибрация сотрясла обломки над его мостиком. Он ощутил легкую дезориентацию, как будто его вес сместился под углом чуть больше ста восьмидесяти градусов, прежде чем искусственная гравитация «Легированного» скомпенсировала эффект.

— Доклад.

— Повелитель, мне кажется, что вам нужно увидеть это самому, — сказал серв с рукой-крюком. Дрэварк всерьез собирался назначить его капитаном корабля.

Из-за полученных в бою повреждений и духовного упадка корабля мыслесвязь Дрэварка с ауспикторием «Легированного» ухудшилась, поэтому Железный Отец неуклюже побрел к рабочей станции серва.

Дрэварк интерпретировал гравиметрическую параболу и сопровождающие ее руны в мгновение смертного ока. В тех немногих, рьяно охраняемых местах, где Железный Отец сохранил тепло, он почувствовал холод.

— Подключитесь к средствам наблюдения правого борта и увеличьте кратность.

Окулус утонул в статике, через чрезмерное количество секунд с шипением вернувшись к жизни и дав изображение правого борта. На овальном экране доминировала единственная фигура. Темный комок. Его освещали точечные огни, и сначала Дрэварк предположил, что это направляющие огни для штурмовых кораблей, но затем он заметил ползунок увеличения изображения у основания дисплея и скорректировал масштаб своих размышлений. Это были взрывы на месте орчьих кораблей; темное пятно небрежно таранило вражеские суда, проносясь сквозь сердце армады ксеносов по направлению к линии сражения флота «Троян».

— Расстояние?

— Кровь Мануса, это астероид, — сказал потрясенный серв.

Дрэварк мгновение рассматривал человека, затем ударил его лицом в рунный банк, разнесся череп и разбрызгав его содержимое по наклонной консоли и поножам.

— Расстояние? — повторил Железный Капитан.

На мостике воцарилось затишье; наконец другой серв набрался мужества и шагнул вперед.

Он был молод. Как и бóльшая часть команды — таков был уровень смертности на корабле Дрэварка, но смельчак выглядел едва на девятнадцать, может, двадцать лет. Часть его лица покрывал старый ожог. Глаз заплыл и ничего не видел, простая черная униформа — изодрана в клочья. Одна рука крепилась к плечу тремя внешними штифтами, но в основном серв был на удивление целым для взрослого медузийца.

— В пятнадцати минутах от флота «Троян», — сказал человек.

— Его можно уничтожить?

Новоизбранный капитан проконсультировался с дюжиной станций, принимая отчеты от бывших коллег.

— В самом узком месте его диаметр составляет полторы тысячи километров, а масса — почти пять триллионов тонн.

Дрэварк хмыкнул. Объект был примерно такого же размера, как Теннос — девятая планета Медузы, зараженная радиацией. Даже нова-пушка «Золотого сечения» не смогла бы ничего поделать.

Как только серв закончил доклад, замигали огни, указывающие на шквал срочных вызовов, вокс-сервиторы бормотали, будто медиумы, внезапно уловившие незримые потоки.

Дрэварк почувствовал, как где-то под тем, что он считал своим лицом, расползается тень улыбки. Очевидно, разделяя его веселье по поводу паники меньших кораблей, нейролитическая связь «Легированного» стабилизировала трехмерное изображение достаточно, чтобы Железному Отцу стало видно эффект, который появление астероида орков оказало на остальной флот. Линейное построение дрогнуло, корабли разбежались перед громадиной, как песчаные дюны перед бурей. Орки, в свою очередь, не обратили на движущийся сквозь их армаду планетоид никакого внимания: они воспользовались брешами в строю, чтобы прорвать имперскую линию обороны. Некоторые подобрались к Фабрису Калливант поближе и извергли над термосферой десантные капсулы. В воздух подняли суборбитальную аэронавтику Дома Калливант, и верхние слои атмосферы расчертили следы воздушных боев.

Лишь «Темный Страж» не дрогнул. Если движение когда-либо и входило в обширный перечень его достоинств, то знание о том, как его вызвать, было утрачено еще до восшествия Императора на престол.

Гравитационные удары. Копья темной энергии. Вихревые установки. Магма-уничтожители. Обладая набором вооружений, лишь смутно знакомых имперскому искусству, и обычными боеприпасами, достаточными, чтобы вскипятить кору небольшой луны, звездный форт направил свою огневую мощь на астероид орков. Но уничтожить планетоид было непростой задачей: даже Железные Руки, решившись на истребление населения, обычно не доходили до земли под ногами. Полосы металлической пыли, куски реголита, некоторые объекты покрупнее вперемешку с колеблющимися орчьими структурами, которые уцелели и велели ответный огонь, цеплялись за гравитационное поле астероида, поскольку оно поглощало все, что пропустил «Темный Страж».

Удары, по крайней мере, замедляли астероид на четырнадцать сантиметров в секунду, отсрочив неизбежное примерно на шесть минут.

Дрэварк наблюдал, как «Щит Бога-Императора» становится все более и более изолированным, а строй имперских кораблей — все более беспорядочным, рассыпаясь между ним и его братьями. Через одну-две минуты «Легированный» окажется ближайшим к барже Госпитальеров кораблем.

Карисми предсказал это. Он предсказал это и просто позволил непредвиденному случиться.

Империум и его силы полезнее было рассматривать как ресурс, чем как союзников, но столь бессмысленное их расходование Дрэварка по-прежнему не устраивало.

<Поприветствуй «Щит Бога-Императора,> кантировал Карисми.

— С какой стати? — прорычал Дрэварк

<Потому, что ты собираешься предложить им свою помощь.>

— Предложить им что?

И в тот момент Дрэварк понял.

Он ощущал конклав Джаленгаала через клановую связь — скопление ярких искр в ноосферной пустоте. Пространство в полушарии Фабриса Калливант не было темным, но тонкие нити связи и передачи данных были разбросаны на космические расстояния, словно паутина, сплетенная электронным пауком размером с луну.

Кристос намеревался подняться на борт «Щита Бога-Императора».

И Дрэварк знал, для чего. Для этого же Кристос похитил его апотекариев.

Дрэварк почти восхищался мышлением Кристоса, но Железный Отец снова забыл, с кем имеет дело.

<Скажи им, чтобы они ожидали боевой корабль с подкреплением и техническим обеспечением примерно через семнадцать минут. Затем вернись на первоначальный курс и приготовься к наземному развертыванию.>

Дрэварк взрыкнул. Кристос заплатит за свои прегрешения против клана Гаррсак, дорого заплатит, но Дрэварк был Железноруким; он мог позволить себе проявить терпение. Время для возмездия еще наступит.

— Повинуюсь.

V

Раут изрыгал целые потоки ругани, пока Хрисаар заставлял его двигаться. Он прихрамывал на изувеченную ногу. Каждое натяжение разорванной мышцы вызывало вздох. Казалось, что плечо в том месте, где Раут опирался на брата, вымазано каким-то едким веществом. Думай о нем, как о экстренной бионике. Терпи.

На улице, по которой они спешили, было безлюдно.

Полномасштабный военный комендантский час запер всех в жилых блоках или, если позволяло положение, в одном из убежищ на случай апокалипсиса, погребенных в глубоких недрах подулья. Этим путем вооруженные патрули проходили лишь изредка, и даже они начинали сворачиваться по мере того, как силы отводились в более критические районы. Надвигался наземный этап сражения.

Тем не менее они придерживались трапов. Покинутые верхние этажи защищали от дождя. Рабочие центры и уличные фонари были обесточены — в Форте Калливант установили режим затемнения, скрывая город от орчьих бомберов. Как-то лестно для орков со стороны стратегов принцепса Калливанта — допустить, что пилоты орков будут целиться. Когда колонны бронетехники в цветах Мордианского XXIV с грохотом проезжали по залитому дождем шоссе, выцветшие от времени водные преграды не раз надежно защищали от нежелательного внимания. Гвардейцы не замедляли шага.

Время от времени Раут замечал лица, с мольбой выглядывающие из приоткрытых ставней вслед удаляющимся транспортам. Они будут сражаться и жить — или будут сражаться и умрут. А если умрут? Что ж, значит, они слабы — невелика потеря для Империума.

— Я могу связаться по воксу с Харсидом, попросить его притормозить, — предложил Мор.

Апотекарий, сбившись с шага, отошел на несколько метров; его болт-пистолет был нацелен в тени, которые следовали за ними.

Можешь отрезать мне ногу, как настоящий апотекарий.

— Я могу не отставать.

— Я позабочусь об этом, — сказал Хрисаар.

Раут не был уверен, что это — обещание или угроза.

Внезапное сотрясение нависающих проходов отвлекло Раута от этой мысли; он схватил брата за плечо, подняв глаза в момент, когда строй истребителей «Гром» и «Молния» пронесся над головой. Это был богатый район — привилегия для высших эшелонов Адептус Механикус. Будто возможность видеть небо — это какой-то дар. Должно быть, сейчас они считают себя благословенными, наблюдая, как приближается рок. Горящие обломки, по-видимому, от боевых кораблей орков, царапали небо, разрываясь на части и дымясь, когда пробивались сквозь сгустившиеся от дождя облака.

— Я передумал, — сказал Раут. — Свяжись с Харсидом. Скажи ему, чтобы поторопился.

Лаана бежала немного впереди, вынужденная прибавить шагу, чтобы не отстать от усовершенствованных воинов; в сыром полумраке убийца могла бы стать совсем невидимой, не будь она до сих пор в ярко-желтом комбинезоне. Ее пленник, спотыкаясь, семенил впереди, измученный темпом, который задал Харсид. Даже на бегу Лаане удавалось одной рукой удерживать магоса, а второй — упирать в его спину игольник. С натянутым на голову вымокшим капюшоном, с отсоединенным сервоприводом, со сдувшимся эго магос выглядел не так презентабельно, как в поглощенных Раутом воспоминаниях.

Капитан Харсид с терпением стервятника поджидал их у ворот обнесенного стеной комплекса, похоже, заброшенного. Ворота были сделаны из какой-то искусственной древесины, которой придали сходство с терранским черным деревом, медные завитушки местами удваивались ради усиления. Я не горю желанием это разрушать. Призрак Смерти повернул клювастый шлем к пленному магосу. Большинство космических десантников использовали вокс-возможности доспехов, чтобы оглушать и подавлять одной лишь громкостью. Харсид добился того же эффекта противоположными методами. Он говорил так, будто каждое слово было смертным приговором для любого, кто мог четко его расслышать.

— Это тот самый?

— Это... это так, — сказал магос, опустив голову.

— Существуют какие-либо меры безопасности?

— Я... я... я...

Лаана вдавила игольник в спину магоса.

— Д-да, — заикаясь, ответил он. — Но я оставил свой идентификационный криптекс на турнире.

— Не переживай, — сказал Харсид. — Твоя дверь нас не удержит.

Прежде чем магос что-то промямлил в ответ, дверь просто открылась сама.

Волосы на обнаженном теле Раута задрожали: внутри появился автарх Йельдриан.

Броня альдари сияла; при почти полном отсутствии внешних источников света эффект был вдвойне поразительным — яркость желтого подчеркивалась бесконечной глубиной синего. Движения автарха сопровождалось неземным эхо. Останавливаясь, он отвесил элегантный поклон, и контуры брони и лежащего на плечах мурлычущего прыжкового ранца очертили трассирующие дуги эфирного света. Возможно, дело в сомкнувшихся объятиях варпа, но что-то в высоком шлеме ксеноса растопило душу Раута — субпсихическое внушение, которое обошло все слои генетических усилений и блокираторов, чтобы воздействовать на центр страха, расположенный слишком глубоко даже для генетического колдовства Императора. Раут почувствовал, как Хрисаар напрягся у его плеча.

Плоть слаба. Мантра пронеслась в голове Раута, словно защитная песнь. Плоть слаба.

— Внутри, — сказал Йельдриан; жуткий шлем искажал его голос.

Резиденция магоса была выстроена в готическом стиле. Высокие стены окружали большой двор. К одному концу примыкал укрепленный особняк. Внутренний двор был многоуровневым, в соответствии с алгоритмическим шаблоном, поднимающимся к дому. Он был вымощен красным камнем. Из горшков свешивались тщательно выращенные мхи. Статуи из оружейного металла, изображающие марсианских святых, стояли в созерцательных позах. Первой мыслью Раута было, что это, должно быть, кибернетические приспособления — часть какой-то системы автоматической защиты, но при повторном осмотре они оказались сугубо декоративными.

Лаана огляделась и присвистнула.

Адептус Механикус найдут способ процветать где угодно.

В комплексе по всем признакам было пусто, но, несмотря на это, отряд Караула Смерти занял укрытия. Раут прислонился к ближайшей статуе и отмахнулся от брата. Слабость делает меня раздражительным. Хрисаар достал болт-пистолет и побежал за Харсидом, скрываясь в тени дома.

Раут подставил лицо под дождь.

Он почти чувствовал запахи, исходящие из верхних слоев атмосферы. Фицелин автопушек «Мстителя». Окисляющая ярость лазерных пушек «Молний». Пепел и прометий их разрушения. Это была война. Физиологически Раута сконструировали, чтобы реагировать на нее, и он чувствовал, как кровеносные сосуды открываются для поступающих в кардиопомпу сосудорасширяющих средств. Дыхание стало глубже, мысли обострились. Глаза сузились, когда он разглядел четверку черных клиньев, прорвавшихся сквозь слой облаков, будто глубинные бомбы. Приглушенный шум двигателя коснулся земли, когда они отклонились в поисках посадочной зоны в километре или двух к западу.

Ни одному смертному пилоту не по силам было бы совершить подобный заход.

— Йельдриан... — пробормотал Раут.

— Я вижу, — ответил альдари.

— Клан Гаррсак. Направляются к резиденции Севастиана.

— Я вижу.

Когда Йельдриан повернулся к магосу, его пластиковая броня зашуршала, будто змеиная чешуя. Глаза человека выпучились. Его лицо потеряло всякую форму.

— Время убегает от меня. Подобно Воющему Року, им не овладеет ни один смертный.

Магос захныкал, смаргивая дождь с глаз.

— Как тебя зовут? — спросила Лаана.

— Кавинаш, — пробормотал он, не в силах оторвать глаз от того ужаса, который разворачивался перед ним одним за маской альдари. Признаю, более эффективно, чем молотки и лезвия.

— Мы здесь одни?

Магос молча кивнул.

— Точно? — процедила Лаана.

— Здешние гарнизоны будут отозваны в резиденцию заместителя фабрикатора.

Лаана кивнула. Она бы уже была в курсе. Эта девица свое дело знала. Раут поймал себя на том, что ему интересно, сколько времени она и Йельдриан работают вместе. Их слабая связь, казалось, была даже глубже, чем между автархом и Харсидом. В чем ее интерес ко всему этому? Каким же образом убийца медузийского Культа Смерти оказалась здесь с альдари?

— Шикарный дом, — продолжила Лаана. — Отлично подходит для какой-то большой шишки.

— Я магос-хранитель. В храмах Форта Калливант находится множество требующих ухода реликвий. Многие из них требовательны к обрядам почитания.

Лаана внезапно схватила магоса за воротник мантии и притянула к себе.

— Одним из этих артефактов была «Технология Рассвета»?

— Да!

Убийца швырнула его на спину, с отвращением фыркнула и рукавом комбинезона вытерла капли слюны с щеки. Сильнее, чем кажется. По крайней мере, для смертной.

Возможно, я был резок. Она поймала оценивающий взгляд Раута и нахмурилась.

— У меня все под контролем, Железнорукий. Не встревай.

— Хватит, Лаана, — прошептал Йельдриан.

Кавинаш застонал, когда рвущиеся в сознание кошмары в очередной раз изменились.

— Скажи, где артефакт. Куда его дел Кристос?

— Там, где его захоронил заместитель фабрикатора. Я ничего не брал. Клянусь. Омниссия, клянусь вам! Я показывал это лишь нескольким знакомым. Коллекционеры, скупщики реликвий, которым я служу…

— Еретехи, — с усмешкой сказала Лаана.

А сама-то — убийца, стоящая по правую руку от альдари. Раут наткнулся взглядом на наблюдавшего с другой стороны площадки Мора. Медный Коготь покачал головой: похоже, он прочел мысли скаута. Ну, не сейчас, но попозже я задам кому-нибудь этот вопрос.

— Я был магосом-хранителем на Фабрисе Калливант до того, как нога Экзара Севастиана ступила на этот мир, — сказал Кавинаш, обретя толику мужества в высокомерном презрении, которое, должно быть, так хорошо служило ему до сих пор. — Я знаю, что велит мне неповторимый Омниссия.

Магосу удалось оторваться от маски ксеноса.

— А ты?

— Я знаю, что велит мне неповторимый примарх, — сказала Лаана.

— Неповторимый? Он был не один, и ты знаешь это, девочка.

— Кого волнуют чужие повеления, — проворчал Раут.

Уголки губ Лааны тронула скрытая улыбка.

— Что там с ямами? — спросила она. — Культ Аэквалис?

Кавинаш покачал головой:

— Это недопонимание. Они просто ищут третий путь между пороками плоти и пирамидальной ортодоксией постепенного замещения…

Магос посмотрел на Раута так, будто искал в нем наиболее вероятного товарища. Похоже, его дела из рук вон плохи.

— Подумай об этом…

— Ни слова более, — рука Йельдриана взметнулась, как лист на ветру, унесенный судьбой и обстоятельствами к украшенной драгоценными камнями рукояти его клинка. — Ты послан Голосом Марса. Не так ли?

Йельдриан выпрямился и посмотрел на Лаану. Раут представил себе, какой приказ он вот-вот отдаст… отдал бы…

Если бы именно в этот момент не погиб «Темный Страж».

Он сразу понял, в чем дело. Неслышный взрыв прокатился рябью от приливно-отливной орбиты звездного форта над Фортом Калливант, осветив свинцовые облака желтым и красным. Последовал вторичный взрыв, — еще более мощный, но столь же бесшумный. Это действовало на нервы. Как будто сами боги вели войну над головами смертных людей. И тучи разошлись. Они сгорели, испарились, улетучились в стратосфере, когда в последнем падении к покрытой возрастными волдырями коре планеты сквозь них прорвался первый горящий кусок метеорита. За ним в огненной последовательности — другой. Потом еще один. Шесть. Двенадцать. Двадцать один…

Булыга.

Так их называли имперские стратеги: астероиды, оснащенные двигателями, иногда броней и пушками, и набитые десятками миллионов вошедших в раж орков-воинов, направленные на ничего не подозревающий мир. Орки были нечеловечески выносливы. Если какой-либо вид и мог пережить проникновение в атмосферу и столкновение с поверхностью, то это были орки, если хотя бы один процент первоначального груза достигнет поверхности, то это будет огромная сила, встретить которую придется в эпицентре кратера, посреди обломков оборонительных сооружений. Железные Руки примут такие условия боя. Столкновение с «Темным стражем» разбросало осколки булыги далеко от Форта Калливант. Тем не менее, тектонические смещения из-за нее оказались сокрушительными.

Раут осмотрел древний улей снизу доверху, и у него сложилось невысокое мнение о его перспективах. Даже безупречные верхние уровни, на которых они сейчас находились, были надстроены над десятками километров ржавчины и запустения. Одна-единственная колонна в фундаменте подулья пошатнется — и каскадным обвалом разрушит целые районы и раздавит миллионы людей.

— Хватайте его!

Раут поднял глаза на крик Лааны как раз вовремя, чтобы увидеть, как убийца выпустила пару игл в горшок со мхом; тот свалился со своего постамента и разбился, когда Кавинаш пробежал мимо него. Стеклянные иглы отлетели от стен и статуй и вонзились в искусственный дуб; магос под шумок орбитального катаклизма попытался прорваться через открытые ворота.

Лаана выругалась и бросилась за ним. Раут тоже пустился в погоню, не обращая внимания на боль и спотыкаясь. Реальность схлопнулась вокруг автарха Йельдриана, и альдари растворился в воздухе. Раут вздрогнул: Лаана выбежала из ворот, развернувшись, чтобы уложить магоса иглой, вонзенной между лопаток.

Раут услышал грохот тяжелой гусеничной техники на долю секунды раньше смертной. Завизжали мокрые тормоза. Вспыхнул люмен. Лаана внезапно оказалась в луче света. На улице, во время комендантского часа. В одежде фабричного рабочего из района рецидивистов. Размахивая пистолетом и целясь им в убегающего магоса-хранителя.

Кровь Мануса, я бы пристрелил ее.

— Брось оружие!

Крик раздался из рычащей сырости.

— Сдавайся, и к тебе проявят милосердие.

Оружие Лааны пыхнуло, выпустив единственный выстрел, затем кто-то открыл огонь из штурмового болтера.

«Иногда боги разочаровывают», говорила Лаана. Иногда боги разочаровывают даже других богов.

Осколочно-фугасные снаряды разорвали ее бренное тело на части — убийцу распылило прямо у Раута на глазах. Он с яростным воплем вылетел через ворота — и остановился. Лицо скаута окутало красный туман. Раут плотно сжал губы, чтобы капли не попали на омофагию. Это было бы неуважительно. Что ж, иди, присоединяйся к бессмертным легионам примарха, сестра. Я надеюсь, что оно того стоит. Раут увидел, что Кавинаш тоже погиб: он распластался ничком, а тело уже начало раздуваться от содержащегося в игле убийцы яда.

За все, что сейчас имело значение.

— Сэр! Здесь еще один…

Прожектор резко повернулся, прижав Раута к раме ворот.

Скаут сморгнул, но его генно-измененное зрение быстро адаптировалось. В ярком свете вырисовывался бронетранспортер «Химера» — железно-серый, с яркими опознавательными знаками Мордианского XXIV полка на корпусе. Солдат в сине-золотом мундире вручную управлял светоотражателем автомобиля из открытого люка. За «Химерой», под углом виднелся еще более внушительный силуэт «Леман Русса» модели «Эррадикатор».

Командир танка стоял у турели, напряженными руками сжимая рукоятки установленного на машине штурмового болтера. От тревоги его отделанная тесьмой фуражка поблескивала.

— Брось оружие, — потребовал мордианец.

Где Йельдриан?

Раут облизнул губы, высохшие под яростным светом люмена, и поднял руки. Он не привык думать на ходу или за самого себя.

Его удивило, насколько естественно это пришло к нему.

— Я из Железных Рук, — начал он. — Мне бы не помешал транспорт.

Глава четырнадцатая

«Вместе мы сильнее».

— Бурр

I

По средней полосе широкого пустынного шоссе с гулом двигалась небольшая бронеколонна. «Леман Русс — Уничтожитель» «Серый Молот» шел в центре, «Химера» «Железная Кровь» — в тылу. Между ними проехал побитый дождем брезентовый грузовик. Неподалеку прогромыхали взрывы, но их заглушили грохот брони, урчание двигателей и беспорядочная стрельба. Раута и Хрисаара покачивало вместе с адаптивной подвеской «Химеры». Раут пялился в смотровые щели, глядя в никуда. Никаких признаков орков — только странное мерцание в небе. Мордианцы делили транспорт со скаутами примерно так же охотно, как и со страдающими клаустрофобией огринами. Пришлось изрядно потоптаться, чтобы втиснуться, но Раут подозревал, что нашлось бы место и для Мора, пожелай апотекарий ехать с ними.

Хрисаар наклонился к уху брата:

— Как это у тебя вышло — убедить их, что мы из частей Кристоса?

Недомолвки давались Железным Рукам легко, благо те, как правило, неразговорчивы. Но откровенная ложь была не в их натуре.

— Сам не знаю. Только что пришло в голову.

— В чем дело, брат? Ты какой-то рассеянный.

— Думаю о Лаане.

— Почему?

Почему? Скольких смертных я убил, видел убитыми или позволил умереть? Почему это меня расстраивает?

Боги разочаровывают.

— Если б я знал...

Раут повернулся обратно к смотровой щели, чувствуя себя не в своей тарелке от подступивших переживаний, и вдруг кусок безликого придорожного здания вырвало взрывом, а все шесть полос шоссе засыпало обломками камнебетона.

— Повернуться и открыть огонь! Повернуться и открыть огонь!

Команда раздалась по воксу в тот же миг, когда водитель «Химеры» вдавил тормоза, и гвардейцев отбросило в переднюю часть машины. Раут наблюдал сквозь щель: шипастый каток орчьего танка вцепился в то, что осталось от здания. Он смял противодождевую стену, трап искорежил металлическую раму, провернув ее сквозь шипы, перебил стекла витражей...

На Раута накатило что-то, близкое к облегчению.

Десантный трап с грохотом раскрылся, и мордианцы безупречно-дисциплинированно хлынули наружу, щелкая лазганами в дожде. Хрисаар приподнял Раута и буквально выкинул его вслед за ними.

Он шлепнулся лицом вперед на утрамбованный камнебетон. В груди что-то лопнуло, пока он уходил с линии огня. По машине ударили орчьи снаряды; один мордианец получил пулю в шею и упал, истекая кровью. Остальные гвардейцы рассыпались веером, используя машины как укрытия, и открыли ответный огонь. Гусеницы орчьего танка запутались в линиях электропередачи и тросах, которые проходили через противодождевой барьер. Нетерпеливый ксенос-водитель переключал нижние передачи; из больших выхлопных труб вырывался черный дым. Орки ринулись на дорогу сквозь разрушенную преграду.

Их скашивало тяжелым болтером «Серого Молота».

«Леман Русс» качнуло назад — отдача пушки «Уничтожитель» толкнула шестидесятитонный танк на задние катки. «Уничтожитель» в принципе не предназначался для борьбы с бронетехникой. На танке не имелось ни тяжелого болтера в лобовой части, ни сдвоенных тяжелых огнеметов в спонсонах: «Серый Молот» был создан для городских боев, для зачистки пехоты — улица за улицей, квартал за кварталом, но машинерия орков всегда была на волосок от того, чтобы превратиться в груду заклепок. Миниатюрным атомным взрывом с изуродованной орчьей машины сорвало зубчатую кормовую башню. Грибовидное облако не столько рассеялось, сколько утонуло под дождем.

Рухнувшее здание затянуло дымом, и с радостным лаем, раздававшимся из грубых динамиков, засевший в руинах танк ксеносов наконец прорвался и выехал на дорогу. Он раскачивался на своей сумасшедшей подвеске, потеряв пару непрочно закрепленных стрелковых башен со стрелками.

Там, откуда они приходят, их всегда еще больше.

— Нужно убираться!

Хрисаар подполз к нему, прижимаясь к земле:

— Думал, я предложу остаться и сражаться?

— Что-то ты какой-то странный, брат.

Раут взмахнул болт-пистолетом, стараясь не выдать, как ему больно даже от такого движения.

— Смотри не тормози меня.

— Ну вот, тот самый Арвин Раут, которого я ненавидел.

Хрисаар развернулся, метко выстрелив в голову орка, пытавшегося перелезть через противодождевой барьер позади них: болт просверлил череп, а затем разнес его на куски. Ксенос упал на трап, но взрыв побудил остальных перейти на бег. Неуклюжий варбосс с намотанными на кулаки толстыми цепями принялся дубасить по барьеру, от чего бронестекло пошло трещинами.

Раут уже бежал.

Он интуитивно выбрал направление вверх по улице, прикрываясь «Химерой». Гвардейцы либо не заметили в суматохе, что скауты уходят, либо подумали, что космодесантники будут воевать по-своему. Ну, не так-то и далеко от истины. «Леман Русс» дал задний ход, и Раут резко свернул с дороги.

Шумная толпа зеленокожих бросилась на прорыв. Среди них не было ни одного мельче Раута. Хрисаар схватил его за руку и потащил за «Леман Русс». Сгусток пламени из спонсона танка превратил орков в тающий жир, но с полдюжины их на нетвердых ногах какое-то время еще пытались добраться до двоих Железноруких, прежде чем туповатая нервная система осознала смерть.

Скауты побежали по улице — подальше от драки.

Раут согнулся, прижав руку к животу и морщась; ксеносы высыпали из танка, чтобы ринуться в погоню, и Хрисаар мгновенно прицелился, методично всаживая болты в клыкастые зеленые морды с меткостью, недоступной неулучшенному человеку.

С подконтрольной оркам стороны улицы вылетела ракета, пробив лобовую плиту «Железной Крови». «Химеру» сорвало с гусениц, будто на ее наклонную переднюю часть наступил титан; машина встала колом, балансируя на точке невозврата, а затем рухнула на крышу. Мордианцы отступали, сохраняя идеальный строй, гибли под огнем орков, и наконец ракета взорвалась.

Нижняя лобовая броня разлетелась на осколки, отбросив гвардейцев на землю.

В каком-то смысле Император заставлял Адептус Астартес вести эту войну от своего имени. Потому что они слишком слабы, чтобы сражаться за самих себя.

— До сакрариума кузни далеко? — крикнул Хрисаар через плечо.

— Видел, как я загружал картолит перед тем, как подняться на борт «Химеры»?

— Ты сидел рядом со смотровой щелью.

Орк-бомбер ревел ускорителями, подпрыгивая и раскачиваясь в небе, пока не врезался в жилой дом в нескольких сотнях метров вниз по шоссе, превратив квартал в огненный шар. Из здания пробилось еще больше зеленокожих. Большинство из них щеголяли одной-двумя обожженными конечностями, но это, похоже, совсем не умаляло их свирепость.

Раут резко остановился: голени у него пронзила раскалывающая боль.

— Чего стал? — спросил Хрисаар.

Раут скорчил рожу, будто в ответ на любую из миллиона личных обид:

— Дорога слишком широкая. Нас затопит, если пойдем по ней.

Вытянув обе руки, он запрыгнул на противодождевой барьер с орчьей стороны дороги. Барьер изгибался назад, так что брызги от транспортных средств попадали на шоссе, а не на проходящих пешеходов, но его защитное покрытие от непогоды уже тысячи лет как не было гладким, и Раут перебрался через S-образный изгиб и упал на трап. Хрисаар последовал за ним.

В закаленное стекло с приглушенным хрустом врезались пули.

— В здание, — сказал Раут. — Держимся подальше от шоссе, пробираемся через жилые кварталы.

— Мы сделаем это, брат. — Хрисаар сжал его запястье. — Железные Руки это начали. Двое Железных Рук это закончат.

Раут нахмурился.

— Пошли в это чертово здание.

Дверь была заперта на засов, явно не рассчитанный на то, чтобы противостоять разъяренному трансчеловеку. Она вылетела под ботинком Хрисаара, и два Железноруких ворвались внутрь.

Окна были неплотно закрыты ставнями.

От пролетающих мимо самолетов и пуль по полу прыгали тени. По всей комнате были неравномерно расставлены столы, на одной линии выстроились стулья, в задней части — стойка. Какая-то забегаловка? Теперь это не имело значения. Раут оглянулся на сломанную дверь. Даже орку не придется долго раздумывать, куда мы делись.

Внезапно стол отбросило на пол взрывной волной.

Скауты быстро переглянулись.

— «Серый Молот»? — спросил Хрисаар.

— «Серый Молот», — подтвердил Раут.

Он указал на заднюю часть магазина:

— Пошли.

Форт Калливант выдержал падение булыги примерно так, как и предполагал Раут — половина магистралей оказалась заблокированной или вовсе разрушенной до основания; они превратились в щебень, что вызвало цепное разрушение остальных дорог, уходящих глубоко в подулье. Пережившие приземление орки — а кто-то же его пережил — должны были обнаружиться примерно в нескольких часах езды отсюда, но множество других зеленокожих постоянно продолжало высадку на поверхность в примитивных десантных капсулах и планетарных штурмовых таранах. Случайный характер развертывания означал, что силы ксеносов были малочисленными и разрозненными, но они оказывались повсюду. Подобная сила не вызвала бы сложностей у полуконклава Железных Рук, даже у хорошо подготовленного охранного отряда, но для двух скаутов и незначительный отряд орков был серьезным препятствием.

Они перебегали от квартала к кварталу, избегая толп орков там, где могли, и не стыдясь отступали оттуда, где избежать не удавалось.

На подъездной дороге они столкнулись с бандой гретчинов, разухабисто устанавливающих мины-ловушки; растяжки со стик-бомбами крепились к подвешенным, будто пугала, гражданским в расчете на то, чтобы приманить зазевавшуюся жертву. Скауты расстреляли никчемных ксеносов, наслаждаясь спокойным убийством врагов, и, не обращая внимания на гражданских, перемахнули через дощатые ставни в следующее здание из их цепочки. Орк, как бульдозер, пробил внутреннюю стену и повалил Хрисаара на пол. Раут не стал ждать. Он бы сделал для меня то же самое. Раут прорвался через лабиринт рабочих общежитий, обнаружив, что балансирует на сто-каком-то этаже над пересекающейся пропастью провисших кабелей и скрипящих водосточных желобов. Примерно в шести метрах, фасадом к нему, стояло такое же однотипное здание улья. Раут прыгнул из положения стоя. В замкнутом пространстве прогремел одиночный выстрел. Снайпер. Автоматный патрон врезался в бицепс как раз в тот момент, когда скаут приземлился и перекатился на противоположный блок. Он снова встретился с Хрисааром, когда тот, спотыкаясь, входил в дверь. Объединенными усилиями они выломали прочные наружные двери жилого отсека и, еле держась на ногах, выбрались наружу.

Внутренний двор представлял собой частично закрытую куполом площадь. Мокрые каменные плиты были усеяны щебнем, раздавленными обломками водяных фонтанов и святилищ, стоявших между отдельными колоннами. Здесь собирались паломники — ждать, молиться и терпеть необходимые лишения, чтобы заслужить допуск в сам сакрариум кузни. Теперь человеческие трупы усеивали процессионали. Построенный как основная пешеходная развязка, внутренний двор предназначался для управления большими и беспокойными толпами. Укрепленный притвор на противоположной стороне представлял собой внушительное сооружение, высокое и толстостенное; обычно в нем размещался гарнизон из нескольких сотен легионеров-скитариев.

Сейчас его удерживала пара Железноруких с эмблемой клана Гаррсак.

Воины методично стреляли полуавтоматическими очередями по оркам, толпившимся среди развалин на той стороне площади, дополняя друг друга с точностью алгоритма. Несколько сотен калливантийских семей добрались до стен притвора и колотили в ворота, но Железные Руки будто не слышали их воплей. Действительно, только когда их крики выманили зеленокожих из укрытия, Железные Руки, казалось, вообще обозначили свое присутствие. Шквал болтерного огня заглушил крики. Растерзанные человеческие останки смешались с останками орков.

Железные Руки были мастерами городских боев. Все до единого. Их не заботили ни жизни, ни имущество. Сопутствующий ущерб их не волновал. Если какое-то сооружение можно было разбомбить для создания пылевой завесы или чтобы перекрыть направление атаки, они это делали. Железные Руки могли использовать гражданских в качестве живого щита, стрелять по союзным войскам и применять имперские ресурсы для заманивания противника с последующим обрушением на него превосходящей огневой мощи.

Когда-то это называлось «Молот и буря».

Они могли без зазрения совести использовать вирусное, химическое или радиоактивное оружие для нейтрализации целых кварталов «дружественного» города.

Мы бы преподали Имперским Кулакам урок, а может, даже два. Конечно, если бы они стали нас слушать.

— Вижу его. — Хрисаар указал на шпиль с медной облицовкой, едва различимый сквозь завесу дождя и многослойную энергетическую дымку, окутавшую сакрариум. — По другую сторону притвора.

— Пошли, — сказал Раут.

Пара разваливающихся орчьих дредноутов и сверхтяжелый фургон, груженный гогочущими ксеносами, прогрохотали к притвору. В глаза внезапно бросилось, что тех двоих Железноруких на зубчатых стенах больше нет.

Трон!

Последовательная серия взрывов обрушила высокие стены притвора одну за другой, погребя атаку зеленокожих под цунами красной пыли и оставив на месте крепости груду разбитых кирпичей. Раут стиснул челюсти от досады:

— Нужен другой путь.

Выстрел выбил притолоку двери, под которой они стояли, и оба скаута, обернувшись, увидели, как в вестибюль позади них врывается стая орков. Раут надул щеки.

— Займемся этим позже.

Они побежали к притвору, оставив орков бессильно палить в воздух. От напряжения у Раута уже стоял туман перед глазами, а толпа байкеров с ревом ворвалась на площадь по диагонали, волоча за собой консервные банки на веревках; за ними развевались обрывки флагов с грубо нарисованными молниями и ракетами.

Хрисаар открыл огонь по мотоциклам. Выстрелы зазвенели по бронированным рамам; байкеры затормозили, волоча колеса. Раут развернулся к оркам позади. На самом деле перестать бегать — это облегчение. Пистолет Раута оказался на одной линии со лбом первого орка, и вдруг по земле пробежала дрожь.

Скаута окатило струей горячего воздуха, будто только что на него вздохнул огненный элементаль, и прежде, чем Раут успел осознать, что произошло, орчьи байки исчезли под массивным ракетным обстрелом. По каменным плитам застучали шипящие обломки спиц и крыла, от эскадрильи не осталось ничего, кроме шестиметровой воронки.

Раут оглянулся на преследующих его орков.

Ксеносы бежали в жилой модуль, и на их унылых мордах появилось выражение, которое Раут распознал не сразу: раньше он никогда не видел ничего подобного у орка.

Жестокая смесь ужаса и удивления.

Он повернулся, чтобы взглянуть, на что они смотрят. Скаут еще сильнее задрал голову. Челюсть у него, напротив, отвисла.

Это был принцепс Фабрис.

II

С последним порывом стабилизирующих реактивных двигателей «Три» сел на поспешно расчищенный посадочный блок на борту «Щита Бога-Императора». Сервы с выбритыми тонзурами, облаченные в развевающиеся белые стихари с крестом Госпитальеров, приближались, согнувшись под потоком воздуха от вращающихся турбовентиляторов «Громового Ястреба». Их вел толстошеий смертный оруженосец. Он был одет в то же культовое одеяние, что и его братья, но под черным нагрудником и наручами на плечах висел церемониальный палаш. Смертному приходилось бежать трусцой, чтобы не отстать от техножреца, который поспешил к опускающемуся трапу челнока.

Магос распростерся на палубе как раз в тот момент, когда посадочный трап с грохотом опустился и зафиксировался.

— Добро пожаловать на вверенный мне борт.

Первые космодесантники начали спускаться по трапу, и коленопреклоненный магос поднял глаза:

— Репутация вашего ордена как искусных ремесленников и говорящих-с-машинами опережает вас. Пожалуйста, сообщите Железному Отцу Кристосу, что его щедрость будет вознаграждена сполна.

Джаленгаал с некоторой неловкостью посмотрел на распростертого жреца.

— Миркал Альфаран покинул корабль, верно?

— Да, повелитель, покинул на борту «Нерушимого рвения», чтобы принести меч нечистым кораблям ксеносов.

— Сколько Госпитальеров на борту?

— Полагаю, два отделения, — магос вопросительно взглянул на оруженосца, который удостоил его кивком.

— А Почтенный Гальварро — он на мостике?

— Да, господин, — Голос магоса звучал растерянно. — Вы хотите с ним повидаться, прежде чем я отведу вас в машинный зал?

— Да, — сказал Джаленгаал и снял болт-пистолет с предохранителя.

Болт пролетел мимо разинувшего рот магоса и пробил оруженосцу нагрудник. Снаряд взорвался, вывернув торс смертного наизнанку. И хотя он собственной грудью защитил подчиненных от взрыва, от разлетевшихся во все стороны ошметков сервы остолбенели; этого времени хватило, чтобы Джаленгаал переместил прицел и выстрелил снова. Люди сбились в кучку, не ожидая подобного; очереди из четырех выстрелов хватило, чтобы перебить их всех.

— Что ты..?

Бурр уложил магоса одним выстрелом от бедра.

— К этому можно привыкнуть, — сказал он.

Джаленгаал не знал, имел ли он в виду вторжение на союзный корабль или хладнокровное убийство техножрецов, и решил не уточнять. Он повернул прицел на девяносто градусов; ауспик ближнего действия сканировал посадочную палубу в поисках угрозы. Госпитальеры не оставили после себя ни одного «Штормового Орла». Боррг издал досадливый звук, когда остальные Железные Руки вышли из «Три».

— Легкая миссия — это выполненная миссия, — пожурил неофита Торн.

— Эта миссия не из легких, — сказал Джаленгаал, направляясь к выходному люку и растоптав сабатонами приветственную группу Госпитальеров в красное месиво. Он моргнул, активировав руну в шлеме, и отделил часть своего расширенного сознания для фонового просмотра симуляции Кристоса. — Путь к мостику будет долгим.

И когда они туда доберутся, Гальварро будет их ждать.

III

Десятиметровый принцепс Фабрис стоял посреди горящего шоссе, и из разряженных ракетных труб, установленных на панцире, закручиваясь, вился дымок. Рыцарь «Крестоносец» был облачен в причудливые доспехи из пурпурно-черных адамантиевых пластин, каждую из которых украшал герб дома Калливант и геральдические изображения, отсылающие к родословной воина из глубины в одиннадцать тысяч лет. Между ног рыцаря развивались двойные знамена, говорящие о его преданности как Марсу, так и былому Железному Десятому. Титанические очертания рыцаря преследовало призрачное мерцание — ионный щит, с одинаковым рвением отражавший как огонь орков, так и капли дождя. Подняв руки, оснащенные тяжелым стаббером и скорострельной пушкой, принцепс превратил убегающих орков в быстро исчезнувшие сгустки плоти, обрушив весь фасад жилого модуля, из которого только что сбежали Раут и Хрисаар. При этом из его динамиков рвалась военная песня на какофонической громкости. А почему бы и нет? Земля затряслась, когда железный бог шагнул во двор.

Фабрис с глухим стуком остановился перед двумя Железными Руками, затем наклонил свой могучий торс, приветствуя их. Один почетный брат приветствует другого на турнирном поле. Учитывая огромную разницу в размерах, это должно было показаться смешным, но пульсирующая аура машинной мощи рыцаря ввергла Раута в оцепенение.

— Добро пожаловать на поля славы, Железные Руки, — заявил Фабрис. — Пожинайте плоды, пока их приносят, говорю я, ибо зеленокожие не будут столь сговорчивы, когда прибудут их основные силы.

Голос Раута по сравнению с рыцарем казался тихим, и ему потребовалось больше времени, чем хотелось, чтобы его отыскать.

— Разве тебе полагается быть одному?

Смех принцепса гремел среди уцелевших зданий.

— Разве нет?

Раут смущенно посмотрел вниз, как будто вибрации богомашины каким-то образом влияли на его плоть. Эта натолкнуло его на мысль. Раут слышал, что те, кто скован с рыцарем, не похож на других людей. Дух машины менял их, заставляя помышлять о вещах, которые, как знал Раут, не должны были волновать воина. Такие, как честь, братство, самопожертвование.

Скаут оглянулся, повысив голос:

— Мы выполняем миссию огромной важности. Т…

Незнакомое слово застряло в горле. Раут протолкнул его криком.

— ...честь моего ордена зависит от нашего возвращения в сакрариум кузни!

Хрисаар вытаращился на него так, будто он заговорил на чужацком языке.

— Мы не можем сражаться с каждым орком в Форте Калливант, — прошипел ему Раут. Глазами он указал на могучую боевую машину. — Но он — может.

— Тогда следуйте за мной, отважные герои.

Здание рухнуло, когда пульсирующие звуковые волны из динамиков принцепса наконец взяли свое. Его локтевые крепления повернулись, знамена затрепетали, когда его гигантский шаг пронес рыцаря прямо над головами двух Железноруких.

— Во имя войны. Во имя чести!

IV

Джаленгаал открыл ответный огонь по коридору. Поток болт-снарядов пробил щиты оруженосцев, вскипавших с нижней палубы. Эти люди жили и сражались бок о бок с Адептус Астартес всю свою жизнь; они, должно быть, понимали, с чем столкнулись, и все же, схлестнувшись с космодесантниками, смертные не дрогнули, несмотря ни на что. Джаленгаал чувствовал, что подобное мужество должно было произвести на него впечатление, но их глупость оставила его равнодушным.

Безумно ухмыляясь, Боррг зажег огнемет и окатил стену щитов пламенем.

Щиты лопались и со звоном падали на палубу вместе с оплавленным жиром. Люди бились и катались, крича, пока вдыхаемый ими прометий не выжег им легкие.

Неофит еще раз окатил коридор из огнемета. На случай, если на «Щите Бога-Императора» еще остались воины, не растерявшие храбрость.

Солдатские поясные сумки с боеприпасами сдетонировали, и Лурргол вздрогнул от серии мелких взрывов, развернулся и открыл переборку. Боррг выругался — в него начал отскакивать огонь, и прикрутил пламя, чтобы защитить глаза. Торн ударил прикладом болтера по задней части шлема старого воина.

— Думаю, что попал в цель, — сказал Лурргол, опуская болтер.

— Ты во что-то врезался, — мрачно ответил Торн.

Короткая очередь из тяжелого автоматического оружия привлекла всеобщее внимание к проходу. За этим немедленно последовал глухой удар чего-то большого и полого о палубу. Один из индикаторов на дисплее Джаленгаала стал красным. Деймион убит. Значок Стронция был к нему ближе всего. Джаленгаал моргнул — выбрал его иконку и направил оптические входы воина на свои линзы.

Перед ним, метрах в ста впереди, были противовзрывные двери, ведущие на главный мостик. От оптики Стронция их отчасти скрывал угол коридора, рассчитанного на то, чтобы направить врага в анфиладу сторожевых турелей еще до того, как они даже приблизятся к дверям. Орудия были прямо впереди — пара четырехзвенных автопушек, реагирующих на тепло или движение. Изображение изменилось, когда Стронций нырнул под прикрытие тяжелобронированного собрата и открыл ответный огонь. Он выстрелил наобум, и лазерный луч, не нанеся вреда, ударил в двери. Стандартный пласталево-адамантитовый композит с энергопоглощающей керамитовой оболочкой. Чтобы пройти через них, потребуется что-нибудь посолиднее лазпушки.

Джаленгхаал, моргнул, возвращаясь в себя, а затем воспользовался затишьем, чтобы вызвать Лурргола.

Не говоря ни слова, Джаленгаал прикрепил мельта-бомбу к спине брата. Боррг, Торрн, Бурр и остальные безмолвно следовали его примеру, мрачно повторяя эту процедуру, пока один из Железноруких не покрылся громоздкими зарядами.

— Вместе мы сильнее, — сказал Бурр, добавив редкие слова к невысказанному девизу клана Гаррсак.

Лурргол, казалось, поник.

— Понимаю.

Лурргол. Бурр. Джаленгаал. С тех пор, как они вступили в клан Гаррсак, чтобы восполнить потери, понесенные на Дорлоте II, эти трое стали ближе, чем братья. Сто сорок лет вместе.

Джаленгал не будет скучать по брату.

Лурргол пошел.

Конклав Джаленгаала последовал за ним.

V

Раут потерял счет оркам, уничтоженным принцепсом Фабрисом, и обломкам багги, мотоциклов и грузовиков, оставшимся тлеть после них. Больше, чем мы с Хрисааром смогли бы осилить. Боезапас Раута иссяк примерно через полчаса. Он упрекнул себя за это. По сравнению с огневой мощью рыцаря вклад скаута был совершенно бесполезным. Он не ожидал, что искать четкий маршрут к сакрариуму кузни придется так долго. Фабрис, казалось, расстроился не меньше. Подпрыгивающая походка рыцаря поглощала километры. Разрушенные жилые дома и открытое шоссе исчезали под машиной с одинаковой поспешностью. Никакое количество врагов, казалось, не могло даже замедлить Фабриса; Раут и Хрисаар выдержали почти целый час стремительного, изматывающего мышцы забега по опустошенной местности, прежде чем нашли нужную дорогу.

Этот путь будет верным.

Раут был уверен в этом. Он поднял руку, чтобы удержать принцепса Фабриса от дальнейших действий.

Судя по небольшим размерам, отсутствию съездов и плакатом над головой, который требовал повернуть транспортные средства назад под страхом расстрела, это была подъездная дорога, предназначенная для старших магосов, а то и для самого заместителя фабрикатора. Поток подбитой гражданской техники превратил узкий проезд в кошмарный зигзаг из танковых ловушек, игольчатых матов и противопехотных мин.

Пространство было усеяно телами орков, каждый из которых был убит одним разрывным выстрелом в голову. Это сразу же показалось Рауту странным. Железные Руки не настолько разборчивы или точны. Не на таком расстоянии. По другую сторону зоны поражения ступенчатыми ярусами возвышался зиккурат сакрариума кузни. Он был окружен высокой стеной, отмеченной рунами отвращения, отречения и поражения электрическим током, и увенчан свернутыми спиралью шипами, гудящими от сдерживаемого в них заряда.

— Я не вижу тебя, неофит!

Голос донесся откуда-то из-за тех стен, отразившись от разбитых машин. Это напоминало о тактическом дисплее шлема говорившего, на котором Раут и Хрисаар выглядели бы как изуродованные заготовки.

После стольких лет, проведенных в компании посторонних, было странно снова слышать голос одного из братьев, как и абстрактные способы, которыми они решили воспринимать вселенную.

— Вы не из клана Гаррсак. Кто-то из потеряшек сержанта Тартрака?

Раут и Хрисаар переглянулись. Тартрак. Позволить себя узнать было самым быстрым способом сорвать миссию. Хрисаар уже открыл рот, чтобы ответить, но Раут остановил брата, прикоснувшись к его руке и задумчиво поджав губы.

— Да, — крикнул он. — Тартрак требует, чтобы вы немедленно нас впустили.

Тишину заполнили звуки барабанящего по металлу дождя, пока голос на другой стороне, наверное, совещался с вышестоящим офицером. Раут утешал себя этим. Среди тысячи Железных Рук были имена и пострашнее, чем Тартрак, но не особенно много.

Кристос, например.

Нахмурившись, он отогнал шальную мысль в сторону.

— А ты изменился, брат, — Хрисаар наклонился и взглянул на Раута с подозрением. — Ты становишься похож на Харсида. На Йельдриана…

Звук боевого рога помешал Рауту высказать все, что он об этом думает.

— Итак, моя работа выполнена, друзья. — Дугообразная волна из динамиков Фабриса вдавила лицо Раута в череп. — Идите с честью. И когда придет время, отыщите мой дворец, чтобы порадовать меня рассказами о своих успехах.

Вероятность того, что любое правое дело может обернуться неудачей, даже не возникает, так? Мы все должны быть облачены в доспехи, подобные вашим. Тем не менее, Раут не мог отрицать, что виде уходящего рыцаря принцепса ощутил укол сожаления.

Хрисаар потянул его за плечо.

Из прохода, волоча по заваленной обломками земле распухшие ноги, вышел сервитор. Битва между гниением и тайными науками магос биологис о консервации, судя по противоречивым запахам, зашла в тупик. Отслаивающаяся плоть цеплялась за окоченевшую от времени бионику; казалось, что лоботомит испустил вздох трупного газа, когда остановился. Продетый в затылок кабель, тянущийся за ним, словно пуповина, туго натянулся. Два скаута ожидали, что сервитор что-нибудь предпримет, но почти сразу же он начал пятиться назад.

— Следуйте в точности за ним!

Не сказав ни слова, Раут и Хрисаар зашагали за сервитором.

После одной-двух минут, которые казались десятью-пятнадцатью, скауты вышли из опасной зоны. Нетронутая зона поражения простиралась примерно на двести метров дальше, до стен сакрариума. Кожу Раута покалывало, когда грубое, органическое и на удивление точное ощущение говорило о направленном на него тяжелом оружии. Сервитор продолжил отступать в гроб, оснащенный внутри лебедочным механизмом, к которому крепился другой конец троса, и железные ставни захлопнулись, запечатав его.

Ворота сакрариума открылись.

Изнутри скаутов приветствовала пара сторожевых турелей «Тарантул». Установки не имели операторов и действовали исключительно под руководством своих машинных духов. Орудия дернулись, и Раут напрягся, проходя между ними.

Мог ли простой воин сказать, каким образом подобный разум отличал друга от врага? Однако турели приняли сознательное решение не разрывать скаута в клочья, и, принимая эту подразумеваемую благосклонность к своей цели, Раут почувствовал, что улыбается.

Возможно, Омниссия все же благословил меня своим взором.

Вокруг комплекса были припаркованы танки «Вихрь» и «Хищник». Корпуса «Хищников» были обложены мешками с песком и обнесены колючей проволокой, установленные на башнях лазерные пушки — нацелены на закрывающиеся ворота.  «Вихри» располагались не настолько точно, но так же нарочито-ровно, поближе к зиккурату; ракеты были направлены под углом к беременному небу. Тактический конклав Железных Рук стоял вокруг них, совершенно неподвижный; доспехи потемнели от дождя. Два полуконклава Опустошителей стояли на стенах, одинаково полные терпения. Единственной движущейся фигурой, которую видел Раут, был спускающийся со стены капеллан; его можно было опознать по шлему с черепом и Шестерне Механикус на броне, а также по крозиусу в руке. Раут рассчитал, что здесь находится примерно от двадцати до двадцати пяти воинов. Даже Йельдриан никогда не планировал проникать сюда силой.

— Меня зовут Браавос.

Железный Капеллан был колоссом из переплетения жгутов, кабелей и скелетных пластин с волокнами, напоминающими тугую мускулатуру гладиатора. Его линзы светились горьким светом заведомо проклятого. Сенсоры и устройства связи торчали из шлема, как рога. У него не вышло бы выглядеть еще более пугающе демоническим, даже будь у него такое намерение.

— Чего вы хотите, неофиты?

Раут пошевелил пересохшими губами. Вероятно, он слишком долго был вдали от своих, но Железный Капеллан вызывал у него дрожь.

— Сержанту Тартраку требуется доступ к вашей вокс-сети, — сказал он. — Наш вокс поврежден во время землетрясения в улье, и мы больше не можем связаться со «Всемогуществом».

— Типичное отребье из Борргос.

Ни один Железнорукий не спрячется за железом достаточно глубоко, чтобы удержаться и не напомнить о своем превосходстве.

— Я кликну воина, чтобы он показал тебе путь.

— В этом нет необходимости, — быстро сказал Хрисаар.

Слишком быстро.

Браавос подозрительно уставился на него.

— Скоро вам понадобится на стенах каждый боец, — продолжил Раут.

Красное свечение переместилось на Раута.

— Да. Я видел, как ты заставил принцепса Фабриса провести тебя через Форт Калливант. Впечатляет.

Капеллан отпустил двух скаутов, сославшись на очевидную целесообразность своего ухода.

Хрисаар посмотрел на освещенный дугой зиккурат с плохо скрываемым предвкушением. Раут слишком хорошо все понимал. Технология Рассвета там. Все было ради этого. Он незаметно тронул брата за руку и указал на ступеньки.

VI

Пара счетверенных автопушек разорвет в клочья даже Железнорукого, и биологическая смерть Лурргола наступила за семь целых две десятых секунды до того, как его броня добралась до взрывной двери. В этот самый момент активизировались установленные на нем мельта-заряды. Взрывная волна пробила мощную усиленную дверь, пронеслась по коридору и разнесла две сторожевые башни в металлические опилки.

Спустя еще полсекунды повысившаяся от взрыва температура опустилась до уровня, допустимого для брони мод. VII. Затем три шеренги по трое боевых автоматонов клана Гаррсак пошли в самое пекло.

Джаленгаал припомнил по симуляции, как расположен мостик «Щита Бога-Императора». Украшенный фресками купол парил над головой, Император смотрел вниз со своего золотого трона в бессильном осуждении. Медные трубы огромного органа ползли вверх по высоким стенам. Повсюду блестело золото. На столах и подсвечниках, принесенных сервами, свисая с канделябров, горели обетные свечи.

Черепа и священное оружие поблескивали в защищенных стазис-реликвариях. Даже металлические переборки были формованными; миллионы человеко-часов ушли на создание иллюзии, будто этот корабль сделан не из пластали и адамантия, а из костей какого-то золотого чудовища. Тысячи слуг заполнили мириады станций — от церемониальных до критических важных. Вокруг командных кафедр стояли сотни оруженосцев, вооруженных короткоствольными дробовиками, автоматическими пистолетами и тяжелыми палашами. В момент, когда конклав Джаленгаала открыл огонь, смертных все еще шатало от взрыва, и космодесантники скашивали беззащитных слуг и оруженосцев с одинаковой легкостью. Железные Руки методично зачищали мостик «Щита Бога-Императора», сияя, словно вынутый из кузни металл, обжигающий одним видом и травмирующий при касании.

Сквозь монотонный стук болтера Джаленгаал услышал вой, напоминающий запускающийся двигатель, и Стронция просто испарило на месте.

Палуба задрожала. Колокола звонили, призывая к мести.

И Почтенный Гальварро перезарядил орудие.

VII

— Ты отключил батареи «Гипериос»? — крикнул Раут.

— Думаю, да, — крикнул Хрисаар в ответ, сплевывая воду. Его бледная кожа посинела от дождя, с панциря тоже лило. Оптика скаута блестела, будто жемчужина под водой.

Вокс-сети сакрариума кузни управлялись из главного модуля на верхних уровнях зиккурата, но это имело бы хоть какое-то значение, только если бы Рауту и вправду нужно было связаться с кораблем на орбите. От залитой дождем вершины зиккурата расходились две посадочные платформы — туда-то скауты и направлялись. Видимость составляла всего несколько десятков метров. В сравнении с безжалостным дождем, капли которого разбивались о выветренный камнебетон, война на Фабрисе Калливант представляла из себя лишь смутное эхо стрельбы и работающих двигателей.

— Если не хочешь, чтобы в ближайшие тридцать секунд «Маленькая Грей» свалилась с неба, то лучше проверь.

— Я не технодесантник, — хмуро пробурчал Хрисаар.

Раут согласно хмыкнул, стряхивая дождевую воду с покатых плеч, и снова занялся панелями связи.

Напряжение начинало действовать на нервы.

Браавос и его воины были на несколько сотен метров ниже, но зиккурат сакрариума все еще кишел техножрецами и их рабочими. Хотя Железному Капеллану были вовсе не интересны дела скаутов, вскоре до него дойдет, что они не отправились на вокс-управление.

Надо было сразу идти к карантинным бункерам. Уже бы все закончилось.

— Слушай, а шаттл точно на подлете? — спросил Хрисаар. — Что-то я его не слышу.

— Я вообще ничего не слышу! — Раут размазал слой влаги, который искажал изображение на его рунном экране. Он покосился на непонятные значки. — Думаю, да.

Хрисаар влажно хохотнул.

Приглушенный вой роторного двигателя, зависшего в штормовом небе, заставил Раута поднять взгляд.

Дождь без всякого вреда стекал с мукраноидного геля, покрывавшего его глаза, и клетки сетчатки уловили размытые люмен-огни. «Маленькая Грей». Погодных условий Фабриса Калливант хватило, чтобы помешать гарнизону Железных Рук визуально идентифицировать шаттл. Установленные Йельдрианом технические модификации и умелое пилотирование Харсида довершили дело. Раут наблюдал, как шаттл занимает позицию над платформой, слыша незначительное изменение в громкости и тоне, когда двигатели переключились на вертикальный режим. Пятно света не превратилось в огненный шар, и Раут, повернувшись, коротко кивнул в сторону Хрисаара. Похоже, мы оба переняли от Тартрака немного больше марсианских знаний, чем предполагали.

На платформу с глухим стуком упал сверхпрочный канат; лишняя веревка превратилась в якорь, утяжеленный огромным количеством впитанной влаги.

Харсид скользнул вниз, вода брызнула из его перчаток, болтер был пристегнут к магнитному замку на спине; десантник приземлился на цыпочки с таким же звуком, как и капля среди ливня.

Призрак Смерти пришел в движение еще до того, как пятки коснулись земли, болтер уже был в руках, черная броня растворялась в дожде, как кислород в темной крови ксеносов. Даже когда Раут попытался проследить за капитаном Караула Смерти, он лишь почувствовал уже знакомое скручивающее ощущение в животе. Йельдриан вышел из ничего, появляясь на платформе рядом с ним. Раут несколько раз сглотнул, прочищая горло.

— Зачем понадобилось делать это лично? — спросил Раут. — Мы с братом могли бы найти устройство и встретиться с вами здесь.

— Ты сделал все, что мог. — Искаженный голос Йельдриана отразился от капель дождя, будто альдари был повсюду. Его мокрые доспехи мерцали, каким-то образом заставляя ксеноса казаться еще выше, чем на самом деле. — Технология Рассвета будет хорошо охраняться, но есть и другие причины, по которым только я могу претендовать на нее.

— Причины?

Недомолвки и уходы от ответа становились все невыносимее.

— Что еще за пр…

Над платформой раздался звук, напоминающий удары кузнечного молота по бортовой броне танка.

Харсида сорвало с места и швырнуло под дождь; броня с визгом и искрами пронеслась по камнебетону, капитан остановился примерно в метре от ботинок Йельдриана. Призрак Смерти застонал, но встать не смог. В его нагруднике зияла огромная дыра.

Дождь, в месте, где только что стоял Харсид, окутало молниями. Из ливня вышел терминатор Железных Рук, и Йельдриан спокойно обнажил меч.

— Я ждал, когда ты спросишь, — сказал Железный Капитан Дрэварк.

VIII

Тысячу лет назад капеллан Фенеча обхватил его лицо ладонями, посмотрел в глаза и рассказал молодому космодесантнику о смерти, которую он предвидел.

Не сейчас. Не так.

Не обращая внимания на треск стрелкового оружия, дредноут уперся расставленными ногами в палубу и развернулся. Первое убийство он совершил выстрелом лазпушки.

Убийца танков. Оставшиеся семь целей Гальварро оценил без мысленной прозы.

Болтеры. Огнемет. Он зафиксировал видеорегистраторы на воине с плазменной пушкой, направил ручное орудие на космодесантника-отступника, зафиксировал цель и выстрелил еще раз.

Сотня среднекалиберных выстрелов в секунду уничтожила Железорукого и развеяла его испепеленную душу по ветру.

Почтенный дредноут развернулся, не останавливая стрельбы и без разбора накрывая снарядами все, что попадало в сорокапятиградусный конус перед ним — еще одного Железнорукого и десяток членов собственной команды.

Лучше так, чем отдать их жизни еретику.

— Кто ты, Кристос, как не Хорус в свои последние дни?

Гальварро был в ярости. В саркофаге эхом отдавались приглушенные хлопки болт-снарядов, попадавших по его броне; они не могли пробить ее и поэтому не взрывались.

— Гурон. Абаддон. Вы ощутили на себе свет Императора и отвернулись от него. Приди же. Прими Его прощение.

Раненый Железнорукий отполз за кафедру; Гальварро сразу же разнес ее в клочья длинной очередью, разорвав броню воина на керамитовые осколки.

Не желающий получить отпущение грехов от ручной пушки дредноута воин без шлема зашел из-за предела огненной дуги и окатил ногу Почтенного пламенем.

Он ничего не почувствовал.

Предатели не могли причинить ему вреда и знали это.

Резким поворотом верхней части тела он ударил силовым кулаком в пластрон огнеметчика, сжал его в зубьях, чтобы ухватить керамит, затем поднял его с палубы.

Было время, когда он тоже обладал способность видеть смерть. Не так утонченно, как капеллан Фенеча, но Гальварро умел читать человеческие души. Он потерял этот дар вместе со смертными глазами и не видел в духе Железнорукого ничего, кроме безумия и ярости.

Концентрические кольца адамантиевых зубьев вращались в противоположных направлениях, как пропеллеры, перемалывая космодесантника вместе с броней и распыляя его испаренные останки, будто подношение Богу-Императору.

Сколько осталось в живых?

Пятеро?

— Что ты надеешься получить от этого предательства, Кристос? Я освобожу души твоих воинов, а затем приду, чтобы освободить твою.

— Сомневаюсь, что она у него есть.

Сильно аугментированный воин с встроенной в шлем зубчатой шпилькой за столетнюю службу поднялся из укрытия и, достав из-под локтя гранату, бросил ее в сторону Гальварро.

IX

Земля содрогнулась, когда Дрэварк разогнался. В руке Йельдриана материализовался пистолет; разряды лазерной энергии разлетелись по броне терминатора, как освященное миро, брошенное на корпус боевого танка. Раут отпрыгнул с пути Железного Капитана и выхватил нож, снова и снова проклиная себя за то, что потратил так много боеприпасов на орков. Йельдриан взмахнул клинком. Он даже не замедлит Дрэварка. Абсолютная уверенность в грядущем жестоком убийстве привлекала взгляд скаута, будто падающая звезда. Все еще скользя спиной по мокрой от дождя платформе, Раут смотрел, как Дрэварк пронзил Йельдриана молниевым когтем. Силуэт автарха замерцал и превратился в ничто. Дрэварк рыкнул в замешательстве, и вдруг из груди Железного Капитана в бескровном взрыве вырвался вороненый меч автарха.

Железный Капитан ударил локтем в ответ.

Никакой боли. Неудивительно.

Никакой слабости.

Материум раскололся, поглотив Йельдриана еще до того, как локоть попал в цель, рука Дрэварка ударила лишь искалеченный воздух. Гуманоидный путешественник сквозь пространство и время осветил рунный банк, за которым прятался Хрисаар, примерно в десяти метрах от него, через мгновение Железного Капитана охватило кольцо шквального лазерного огня.

Дрэварк развернулся и поднял коготь, лазерные разряды уничтожили начертанные на армопласте благословления, глазная линза взорвалась. Дождевая вода с шипением испарялась на лезвиях перчатки.

Хрисаар перекатился из укрытия в момент, когда пламя вырвалось из подвесного огнемета. Рунный банк был не таким проворным. Укрытие скаута превратилось в столб огня и обломков, туман на какое-то время рассеялся, проявив очертания «Маленькой Грей».

Шаттл все еще кружил в небе; вероятно, на борту остался Каллас Мор, который теперь сидел на месте пилота.

Раут проскользил по платформе и пополз к неподвижному телу капитана Харсида; Дрэварк в это же время медленно разрушал камнебетон между ним и Йельдрианом.

Призрак Смерти не шевелился. Полость в его грудной пластине представляла собой хрящеобразное, тягучее месиво; восково-белая пленка уже частично покрывала поврежденные органы. Мукраноидные выделения. Харсид впадал в анабиозную кому — последнее средство для космического десантника, получившего настолько серьезное ранение, что даже трансчеловеческая физиология не способна его восстановить. Дрэварк сделал это одним ударом. Раут просунул бионические пальцы между горжетом и шлемом Призрака Смерти, после чего потянул. Он с воем сорвал шлем с головы Харсида; из-за внезапного разжимания креплений скаут отлетел к краю платформы.

На лице у Харсида было еще больше мукраноидного вещества. Когда Раут потянулся ко рту капитана, чтобы вручную активировать скрытый внутри горжета вокс, то не ощутил признаков дыхания.

— Мор, спускайся. Нам нужно…

К нему прокатился еще один сгусток пламени, Раут рухнул на грудь, обжигающий поток прометия испарил влагу с его лица.

— Ты. Ты — Железнорукий.

Плечи Дрэварка покачнулись под колоссальной тяжестью его доспеха. Сквозь искрящееся отверстие в груди терминатора виделось догорающее позади него кострище — все, что осталось от укрытия Хрисаара.

— Тебя послал Кристос? Или Карисми? Расчеты магоса калькули предупредили, что сегодня тебя ждет смерть? Если нет, то он преувеличивает свои способности к прогнозированию.

Раут отступал, держа нож перед собой. Дрэварк усмехнулся, мрачно выпустив воздух через двойную решетку шлема. Скаут с одобрительным ворчанием отбросил клинок.

Железные Руки не идут в последний бой.

— Мы пришли за Технологией Рассвета, — сказал Раут.

— Что?

Раут открыл было рот, чтобы ответить, но, к своему удивлению, у него вырвался лишь короткий смешок.

Он не знает. Он — Железный Капитан клана Гаррсак, и он не знает.

— Сестра устройства с Тенноса, — ответил Раут. — Артефакт, который Джаленгаал и Стронос раскопали там. Был еще один?

Из его динамиков донеслось новое низкое рычание. По метровым когтям прокатилась молния.

— Кристос притащил это сюда?

Раут отступал, пока пятки не зависли над пустотой, а за спиной не оказалось ничего, кроме кружащегося дождя.

— Он использовал мой клан, чтобы сохранить это для себя, но зачем? Где логика?

Линзы Железного Капитана мерцали: дисплеи шлема высвечивали проблему.

— Он хочет убрать ее до того, как придут орки, как он поступил на Рассвете с альдари. Конечно!

Дрэварк схватил скаута за горло, — Раут и представить себе не мог, что тактическая броня дредноута способна передвигаться настолько быстро. Кожа на шее зашипела. Ноги оторвались от земли.

— На этот раз он хочет, чтобы вина легла на клан Гаррсак, — прошипел Железный Капитан. — Кристос недооценил меня в последний раз.

Раут машинально попытался разжать когти. Раздался разряд, запахло горящим озоном, и защитное силовое поле отбросило руки скаута назад к бокам.

Он сорвался на крик.

— И притом он посылает, чтобы проконтролировать процесс, парочку скаутов, — прорычал Дрэварк, — заморыша Коракса и ксеноса. Как лучше донести до Кристоса послание? Как яснее всего дать ему понять глубину его неудачи?

Барабанивший по доспехам Железного Капитана дождь начал деформироваться и обесцвечиваться.

Раут кроваво ухмыльнулся, но ему не хватило дыхания, чтобы ответить вслух.

Сделай это, Йельдриан. Сейчас же.

Автарх вырвался из дождя вместе со взрывом цвета инопланетного пластека и нанес обезглавливающий удар. Дрэварк поймал клинок когтями другой перчатки, даже не поворачивая головы. Силовое поле ксеноса слилось с полем когтей, выбрасывая шипящие дуги и мучительные разряды электричества. Йельдриан напрягся, маска банши растекалась, обретая новую форму, — автарх прочесывал психику Дрэварка, выискивая какой-то глубоко укоренившийся, давно забытый смертный страх. Казалось, будто Дрэварку вообще ничего не стоит сдерживать двух противников.

— Только один вопрос ускользает от меня — зачем тебе работать на Кристоса, ксенос?

— Я на него и не работаю, — процедил Йельдриан, продолжая вдавливать застрявший меч. — Я сражаюсь с Кристосом уже двести лет. Цикл возобновляется. Я — тот альдари, у которого он забрал его на Рассвете. Мне было суждено прибыть в опустошенный мир и обнаружить, что мой провидец погиб, а артефакт пропал. Он разделил его на три части. Возможно, Кристос знал значение этого числа в нашей мифологии, или, может быть, наши боги действуют через него. Одна часть досталась Тенносу. Одна часть — Марсу. Еще одна — здесь.

— Где в данный момент часть с Тенноса? — спросил Дрэварк.

— На вашем родном мире, полагаю. У меня там есть агент, который занимается поисками.

— Уловки и обман.

Резкий поворот запястья метнул клинок в воздух, а самого альдари — отбросил, автарх сделал сальто и приземлился на колени и руку, во второй он держал лазерный пистолет, нацеленный на поврежденный шлем Дрэварка. Йельдриан не стрелял.

Чего же ты ждешь? Чувства Раута начали уходить внутрь. Он ощущал, как мультилегкое впитывает каждую последнюю молекулу неиспользованного кислорода, оставшуюся в его теле. Пристрели его.

— Его зовут Лидриик, — продолжил Йельдриан.

Раздался щелчок рассеивающегося поля, коготь, сжимающий горло Раута деактивировался, и скаут охнул, чувствуя, как из-за внезапного притока кислорода голова идет кругом.

— Я знаю Лидриика.

Железный Капитан обратил покрытый шрамами шлем к Рауту; скаут дергался и извивался, будто червяк в хватке Дрэварка.

Терминатор издал потрескивающий звук, похожий на рычание.

— Я не позволю, чтобы мной играли, словно пешкой. Забирай технологию. Будь проклят Кристос, пусть он знает, что это сделал Железный Капитан Дрэварк из клана Гаррсак!

X

Дредноут был повержен, по его богато украшенному саркофагу расползлась паутина безумной энергии, скрывшаяся в металл.

Воин внутри все еще был жив, но, скорее всего, ослеп, оглох, онемел и испытывал мучительную боль. Джаленгаал вонзил телепортационный маяк в украшенную гравировкой переднюю панель; за пределами его разума парила крохотная пылинка сочувствия. Почтенный был слаб. Он был силен. На этом все и сошлось.

В толпу ворвались Торн, Бурр, Каррт и Хьюгон — последние воины конклава Джаленгаала. Гальварро был выведен из строя, а капитан корабля — убита; это значило, что вот-вот начнется бойня — именно тот образ действий, который предпочитали Железные Руки. Бурр потратил это время на то, чтобы вырезать у павших воинов ценную бионику и спасти лазпушку Стронция. О геносемени воинов заботились меньше: у них в любом случае не было апотекария. Остальные отступили в оборонительное кольцо.

Телепортационный маяк быстро и последовательно запульсировал. В мозгу Джаленгаала прозвучал предупреждающий сигнал, и все его тело, казалось, напряглось в ожидании.

Когда телепортер утащил измученную душу Джаленгаала в варп, его окутало ощущение абсолютного холода.

Железный панцирь последовал за ним мгновение спустя, будто бы с неохотой. Задержка была ничтожной, но в безразмерной пустоте эмпиреев любые временные промежутки тянулись вечно. Последовало ощущение коллапса, будто его протянули сквозь игольное ушко сингулярности, где душа и тело воссоединились в форме, которая наилучшим образом соответствовала моменту и капризу квантовой неопределенности.

— Аве Омниссия, — пробормотал он, выйдя в реальное пространство, по всем доступным параметрам, целым.

Разрушенный в битве мостик «Щита Бога-Императора» исчез. На его месте была холодная, едва освещенная камера с низким потолком. Все пространство заполняли агрессивно отполированные металлические плиты, которые блестели несмотря на полумрак. Вдоль стен стояли наполненные пузырящимися жидкостями стеклянные резервуары. Там поблескивали кусочки металла. Рука. Нога. Куски брони. Это был апотекарион. Джаленгаал вернулся на борт «Всемогущества».

— Дезориентация. Симптом телепортации.

Апотекарий Думаар оторвал взгляд от операционного стола, над которым склонился. Он был окутан голубоватым мерцанием нестабильного стазисного поля. Двойная оптика воина щелкнула и зажужжала, фокусируясь на пяти дымящихся Железных Руках и сбитом с толку дредноуте, который материализовался перед ним.

— Рекомендую полную кибернетическую реконструкцию вестибулярной системы.

— Мой вестибулоцеребеллум уже на сто процентов бионический, — сказал Джаленгаал.

Думаар застыл в неподвижности, размышляя.

— Тогда у меня нет рекомендаций.

Двери аптекариона с шипением открылись, и внутрь вошли Нихол и Хаас, а за ними — магос Карисми, стуча геометрическим посохом-головоломкой по голому настилу. При виде Гальварро магос калькули, казалось, ухмыльнулся, хотя он всегда казался ухмыляющимся.

— Минимальные повреждения, — сказал Нихол, проводя когтями-зондами по рельефам меццо-тинто на саркофаге Гальварро. Апотекарий с явным недовольством покачал головой, но сказал: «Сгодится»

— Гаррсак согласен, — сказал Хаас.

— Предварительный этап: разжижить останки и слить киберорганику. — Взгляд Думаара лениво скользнул с Джаленгаала на дредноут. — Подкормка ослабит последствия стазисного шока и облегчит внутреннее прикрепление первого сержанта Теларрча.

— Ты говоришь о герое, — сказал Нихол. — Хотя бы назови его имя.

Думаар никак не показал, что услышал его.

— Теларрч распорядится этим железом лучше, — тихо сказал Хаас.

— Сегодня мы оказываем Империуму большую услугу, — сказал Карисми. Его череп рассматривал каждого из апотекариев по очереди.

— Госпитальеры так бы не сказали, — перебил Джаленгаал.

Карисми повернул голову к полуконклаву Джаленгаала, по граням его черепа пробежал свет.

— Они эмоциональные существа, — сказал он, будто обращаясь к неофиту. — Это застит их взгляд от рациональности.

Джаленгаал не стал спорить.

— Где Железный Отец Кристос?

Магос калькули обменялся взглядом с апотекариями. Или, во всяком случае, с Хаасом и Нихолом. Переменчивое внимание Думаара уже вернулось к стазисному полю.

— Он занят в другом месте.

— Значит, мы свободны? Нам нужно воссоединиться с Железным Капитаном Дрэварком на поверхности планеты.

— Разве ты не слышал? — с горечью в голосе сказал Нихол. — Дрэварк предал нас. Он передал находку Кристоса Караулу Смерти.

— Он поступил так, как я и рассчитывал, — сказал Карисми. — Йельдриан уже покинул поверхность планеты и вернулся на торговое судно под кодовым названием «Леди Грей». Сейчас «Всемогущество» отслеживает этот корабль. Гипотетический конечный пункт альдарской Паутины — примерно в шестистах пятидесяти тысячах километров от Фабриса Калливант. Вектор перехвата уже экстраполирован. Дрэварк и Йельдриан, сами того не ведая, передают Технологию Рассвета в руки Кристоса.

Джаленгаал понятия не имел, о чем говорят Нихол и Карисми, но он был из клана Гаррсак, а Гаррсак всегда повинуется. На это он мог положиться.

— Тогда каковы мои приказы?

Карисми ухмыльнулся:

— Приготовиться к посадке.

Глава пятнадцатая

«Это очень похоже на веру».

— Баррас

I

— Примус, — повторил Строносу Баракиэль, задумчиво постукивая себя по подбородку. — Думаешь, это может означать ЛН-Примус?

Стронос кивнул:

— Можешь припомнить ещё какой-нибудь Примус, на который мог бы сослаться дух схолы ЛН-7?

Баррас стоял над дверью, нахмурившись; боевой нож покоился у него на поясе.

— Лучше уточнить и во всём убедиться, — ответил Баракиэль.

— Лучше заткнуться и покончить с этим.

— Прекрасный совет, — мягко отозвался Тециан.

Эксангвинатор сидел на рунном банке в разрушенных средних ярусах оперативного центра; проделанные болтером Сигарта пробоины в наклонном корпусе превратили его в удобное сидение для сверхчеловеческих габаритов. Тециан продолжал наматывать на запястье повязку, сорванную с одежды мертвого лексмеханика, даже не поднимая глаз, чтобы вступить в спор, который он только что погасил. Десантники видели, как Эксангвинатор получил рану, но ничего не сказали по этому поводу, что Тециан, по-видимому, оценил.

— В камере чисто.

Сигарт с важным видом двинулся по узкому трапу вниз, в центр, где собрались остальные соискатели. Чёрный Храмовник бездумно вертел в руке нож, время от времени подбрасывая его, чтобы отвлечься от рутины. Болтер на плечевом ремне висел у него на боку. Всю правую сторону стихаря украшал узор из кровавых брызг. Храмовник кивнул Баррасу, Рыцарь Дорна приветствовал вернувшегося генетического брата тем же.

— Пришло время сделать следующий ход, — сказал Баррас.

— Пришло время спланировать следующий ход, — поправил Баракиэль. — Скитарии стягивают сюда тяжёлую огневую мощь.

— Двери запечатаны, — сказал Сигарт. — Как работники базы заручились такой поддержкой без ведома магоса-инструктора?

— Если только она не участвует в заговоре, — мрачно продолжил Баррас.

— Нет, не участвует, — сказал Стронос.

— С чего бы такая уверенность?

— Она погибла.

Баррас нахмурился. Остальные молчали.

— О, — через некоторое время сказал Баракиэль.

— Я убил того, кто в этом повинен, — добавил Стронос.

Сигарт выдержал взгляд Строноса, затем кивнул. Стронос отвернулся:

— Прежде чем мы возьмемся за составление плана, вам следует узнать кое-какие вещи.

— О Тенносе? — спросил Тециан, туго затягивая жгут, подтащил под себя ступни и уселся со скрещенными ногами. Эксангвинатор со внезапной заинтересованностью воззрился на Строноса и остальных.

— Для начала.

Баррас оглянулся через плечо на двери. Из-за полученных повреждений они не закрывались до конца, оставляя щель размером где-то в два пальца.

— Думаю, ты нашёл не лучшее время, чтобы развивать общительность. Для этого у нас есть Баракиэль.

Ангел Порфировый ухмыльнулся:

— Это не займет много времени. И это важно.

Глубоко вздохнув, Стронос выложил им всё.

Он рассказал, как Железные Руки сражались с поражёнными порченым кодом скитариями за контроль над Тенносом, и как эти бойцы отринули механические аугментации в пользу имплантированной плоти. Поведал об увиденном там сигиле — перевернутой Шестерне Механикус, в которой человек и машина поменялись местами, будто бы подчеркивая, как легко одно можно заменить другим. Когда Стронос заговорил об альфа-пророке, фактическом главаре мятежа еретехов, Тециан засыпал его вопросами.

— Предполагалось, что он принцепс скитариев, — объяснил Стронос. — Но я никогда его не видал, а тело пророка так и не нашли. Предположительно, оно лежало в массе остальных. Железные Руки не оставляют выживших.

Удовлетворив любопытство Тециана, Стронос продолжил. Он не избавил ни от одной неприятной детали. Вмешательство Адептус Механикус. Косность Железного Совета и конклава Кристоса. Он рассказал о Технологии Рассвета, вернее, о том, что сам узнал о ней из бесед с Древним Аресом и краткого обмена мнениями с Железным Отцом Кристосом.

— Я слыхал о планете под названием Рассвет, — сказал Сигарт. — Райский мир. Это случилось до меня, но мой крестовый флот проходил достаточно близко, чтобы принять их воззвание. У нас не было свободных кораблей.

Он сотворил знамение аквилы.

— В следующем сообщении говорилось, что альдари прочесали тот мир, а затем убрались оттуда.

— Железный Отец Кристос тоже слышал то воззвание, — сказал Стронос. — И он привёл к Рассвету клан Раукаан. По прибытии Кристос узнал об исследовательских раскопках, начавшихся непосредственно перед вторжением.

Баррас усмехнулся; Стронос продолжил, но, сообразив, сколько времени потратил на эту историю, стал рассказывать живее.

— Первый и самый сильный удар альдари пришёлся именно туда, хотя я и сомневаюсь, что на тот момент кто-либо знал, почему. Разве что Кристос. Он отбил первую атаку, своими руками убил их провидца, и пока альдари перегруппировывались и ожидали подкрепления, он забрал раскопанные экскаваторами технологические реликвии и ушёл.

— Он покинул планету? — спросил Баррас.

Стронос кивнул.

— Полагаю, что Рассвет всё ещё помечен как мир для повторной колонизации, — тихо сказал Сигарт.

— Администратум движется медленно, — согласился Баракиэль.

— Может, в этой задержке и не обошлось без Кристоса, этого я не знаю, — сказал Стронос. — У него много союзников. Технологию, которую он забрал с Рассвета, разделили между ними и распространили по всей Галактике.

— Одну часть отправили на Теннос, — сказал Тециан.

— Одна часть здесь, — мрачно добавил Баррас.

Стронос кивнул:

— Нет более подходящего места, чем Лабиринт Ноктис. Кроме того, происходящее слишком похоже на то, что я видел на Тенносе; таких совпадений не бывает, хотя, по-моему, мы раскрыли заражение на более ранней стадии.

— Как это работает? — спросил Тециан с восхищением, свойственным любому начинающему технодесантнику с таким талантом, как у него.

— Не знаю, — сказал Стронос.

— Кого волнует, как это работает? — резко отрезал Сигарт. Храмовник повернулся к Строносу. — Вопрос в том, зачем. Зачем тебе это вообще? Адептус Механикус я еще понимаю, даже если не могу простить. Но ты? Ты же космодесантник!

— Я был неофитом, когда альдари вторглись на Рассвет. Я никогда не был ближе тысячи световых лет от этого сектора.

— Ты Железнорукий, — мрачно сказал Сигарт.

Стронос склонил голову.

— Мы не одинаковы и не похожи на вас.

Органический глаз поднялся, давая понять, что сейчас он обращается ко всем.

— Мы разделены по выбору. Мы не преклоняемся ни перед одним авторитетом.

— Все мы преклоняемся перед одним авторитетом.

Сигарт многозначительно постучал по аквиле, вырезанной на груди его стихаря.

— Не все мы — Кристос, — сказал Стронос. — Мой Железный Отец пережил Очищение. Возможно, при жизни он шагал бок о бок с вашим примархом. Он был моим наставником и другом, и он умер, выступая против того пути, который Кристос навязывал моему Ордену. Как и я. Отвечая на ваш вопрос, — я и вообразить не могу, чего Кристос хочет от этого устройства.

Черный Храмовник набычился, затем кивнул, пристыженно потупившись. Остальные хранили молчание, впитывая все, что говорил Стронос.

Кардан чувствовал себя лучше от того, что поделился этим. Секреты были ядом, теперь он это понял. Небольшое количество, может, и не убьёт, но ослабит воина — настолько, что он даже ничего не заметит, пока ему не нанесут смертельный удар. Истинная сила исходит из убеждений, которые можно разделить.

— Так что же нам с этим делать? — спросил Тециан.

Прицепленные к железному рту Строноса мышцы щек натянулись, пытаясь сложиться в улыбку.

— Пойдёмте в ЛН-Примус. Отыщем тайник с технологией Рассвета и уничтожим её. — Стронос взглянул на кивнувшего Сигарта. — Как и должен был поступить Кристос в тот день, когда нашел это.

— Хорошо, — сказал Баррас. — А как?

— Снаружи есть стоянка, — сказал Баракиэль. — «Носорог» Тагмата, на котором мы сюда приехали, наверное, до сих пор там. Если нет, то на стоянке должен быть тот старый гальванический серво-тягач и пара дюнных мотодельтапланов, если я правильно помню.

— Снаружи, — повторил Баррас.

Сигарт согласно нахмурился, махнув ножом в сторону запертого дверного люка.

— Электричество отключено по всей базе. Двери не работают. До воздушного шлюза — сотни метров, по меньшей мере двадцать дверей и кто знает, сколько скитариев, и когда вы доберетесь туда, ворота так запросто не открыть. По-твоему, это так легко?

Баррас и Стронос обменялись взглядами, полными свинцового бесстрастия.

— Что насчет одной из заброшенных секций? — быстро спросил Баракиэль. Строноса всегда раздражал уверенный энтузиазм Ангела Порфирового, но оказалось, что это полезная черта, когда другие зацикливаются на препятствиях. — Менее половины базы пригодно для жизни, остальная часть в основном не закрыта. Всё, что нужно сделать, — это найти какую-нибудь прореху во внешней оболочке.

— А ещё в этих секциях не должно быть скитариев-отступников, — сказал Тециан. — Идея мне нравится.

— Если только ты не веришь, что в них водятся привидения, — ухмыльнулся Баракиэль.

Тециан усмехнулся. Стронос же не смеялся. Призраки, духи и бессмертные машины, — любой медузиец знал, что всё это более чем реально.

— У нас всё та же проблема, но в бóльшем масштабе, — сказал Баррас с кислым лицом. — Эти секции закрыты тяжелыми дверями, некоторые из них запечатаны на тысячелетия. Большинство из них, вероятно, невозможно открыть. Сам дух повелел им закрыться. Как ты собираешься без посторонней помощи или силы добиться того, на что любопытные магосы потратили тысячелетия?

— Дух изгнан, — сказал Баракиэль. — Возможно, это сработает в нашу пользу.

— Он не умер, — сказал Стронос, вспомнив покалывание, которое почувствовал в своем черепе, когда схола попыталась соединить свои системные связи с его. — Пожалуй, правильнее назвать его... ослабленным. Я не думаю, что он знает о нас, но он все еще здесь.

— Даже если так…

— Буровая шахта, — сказал Сигарт, перебив Ангела Порфирового. — Та, что проходит через калефакторию. Она выходит прямо на поверхность.

— И никаких дверей, — задумчиво произнес Баррас.

— Однако рядом с шахтой проходит главный воздушный шлюз, — сказал Тециан. — Наследие ранних лет схолы, когда она была промежуточной станцией для дюнных торговцев. Если отступники планируют привлечь подкрепление извне, то может оказаться, что место хорошо защищено.

— Меня не смущает убить одного или там десяток еретиков, — огрызнулся Сигарт.

— О… — Тециан рассеянно подергал жгут. — Такое меня устраивает.

— Если скитарии полезут через главный вход, то нам в любом случае придётся с ними драться, — сказал Баракиэль.

— Шахта по-прежнему представляет из себя пятнадцать метров чистого металла, — сказал Тециан.

Сигарт усмехнулся:

— Это старые шахты. Они не такие свободные, как раньше.

Он повернулся к Строносу и Баррасу.

— Тебе придется оставить доспехи. Даже без них подниматься будет узковато.

Баррас нахмурился и кивнул, а затем повернулся к Строносу.

— Это не так-то просто, — сказал Стронос, не зная, как объяснить всё за короткий промежуток времени. — Железнорукий и его доспехи… между ними нет четкой границы. Я не могу просто снять его.

Космодесантники обменялись многозначительными взглядами. Тециан слез с рунного дисплея и вздохнул. Он подошел к Строносу и положил руку ему на плечо.

— Тогда, может, ты останешься, брат?

— Это лучший выход, — согласился Сигарт.

— Вы же не знаете, что искать, — сказал Стронос.

— Мы знаем то же, что и ты, — любезно сказал Тециан. — Можешь доверить нам всю остальную работу.

— Я доверяю тебе, — сказал Стронос, к своему удивлению, вполне искренне.

Он не думал, что по-настоящему доверял Аресу или даже Лидриику, — и уж точно не такому монстру, как Веррокс, или расчетливому подчиненному вроде Джаленгаала. Это было любопытное ощущение. Чувство единения. Это напомнило Строносу о том, что он испытал, когда сервиторы клана Вургаан впервые превратили его в силовую броню. Протестовал он не из недоверия. Он хотел быть там, когда всё закончится. Стронос покачал головой, поражаясь собственному эгоизму. Тщеславие было эмоциональным, иррациональным и на данный момент мешало выполнению миссии. Он вздохнул.

— Ну, что ж…

— Стронос прав, — сказал Баррас.

Все повернулись к нему.

— Он прав. Что, если «Носорога» нет? Путешествие в ЛН-Примус — это тысяча километров безвоздушного холода. Ну, и сколько мы продержимся на поверхности Марса, если придётся брать мотодельтапланы или, упаси Трон, идти без доспехов? И что мы будем делать, когда доберемся до ЛН-Примус? Если доберемся. Без доспехов, с одним болтером на четверых. Это крепость.

— Это было бы великолепно, — пробормотал Сигарт.

— Это было бы бессмысленно, — поправил Баррас.

— Тогда кто-то из нас поднимется и откроет дверь для остальных, — предложил Баракиэль.

— У него больше не будет энергии извне, — сказал Баррас.

— Вероятно, проблема не в двери, — сказал Стронос, поворачиваясь к терминалам радиационного коллектора, где он впервые почувствовал, как угасающий дух схолы касается его разума. — Я думаю, что смогу их открыть. Но...

Стронос заколебался, пробуя новое для себя слово.

— А может быть, нам придется поработать сообща.

II

Из операционной люльки, будто железной люстры, падал прерывистый свет, неохотно освещая маленькую комнату. По сетевым системам прокатилась волна локальных отключений; устройства гудели, как будто хотели произнести последнее слово.

Стронос пытался выслушать их, но не смог воспринять всё, — слов было слишком много, и по большей части тарабарщина. Баррас неуклюже двинулся к нему, передвигая ноги так, словно каждая весила полтонны. На самом деле — около четверти тонны, и он, должно быть, ощущал каждый килограмм.

Буровато-коричневая силовая установка Рыцаря Дорна прямо сейчас была зажата между двумя контрольными блоками люльки, из крепёжных стержней торчали провода — Баррас обнажил их при помощи небольшой технотеургии и подал энергию непосредственно в резервуары схолы. Блок питания Мод. VI не мог запустить базу, но его хватало, чтобы поддерживать жизнь оперативного центра. По крайней мере, минут на тридцать.

Стронос вновь почувствовал повод восхититься еще одним навыком брата-соискателя и пожалеть о недостатке собственных.

Баррас стал подключать Строноса к терминалам радиационного коллектора; на лице Рыцаря Дорна отразилось напряжение.

— Магос Фи считала, что ты не готов, – проворчал он, затаив дыхание, когда подключал кабель к позвоночному порту Строноса.

— Не готов. Но выбор невелик.

— Это должен быть я.

Стронос поднял глаза и обнаружил, что Баррас смотрит прямо на него. Рыцарь Дорна был искуснее. Это даже не нуждалось в оглашении. Но Стронос понимал машины. Он отдал им свою душу и веру с тех самых пор, как впервые променял защиту материнского чрева на защиту машины. Он был медузийцем. Прежде чем Стронос попытался конвертировать какое-либо из этих эмоциональных рассуждений в слова, зажужжал вокс.

— Я у шахты, — сказал Тециан.

— Почему так долго? — спросил Баррас, говоря Строносу в затылок, пока работал.

— Пришлось сразиться с двумя отрядами скитариев. Скажи Сигарту, что я не отлынивал.

— Так и сделаю, — сказал Стронос. — Омниссия, помоги тебе с подъёмом.

— Аве Омниссия.

Баррас аккуратно подсунул кабели с игольчатыми наконечниками под кузнечную цепь Строноса и перешел к другому набору подключаемых узлов в его мозговом стволе. Стронос открыл канал связи с Сигартом.

По заставленному оборудованием залу раздалось металлическое эхо болтерного огня, в вокс прорвались ругань и ревущие проклятия.

— Вы на месте? — спросил Стронос.

— Нет, — ответил Храмовник после минутной паузы. — Но скоро будем.

Стронос отправил его и Баракиэля к основному когитатору базы. Из их небольшого братства эти двое были вооружены лучше всех, и, по его мнению, у них было больше всего шансов зайти так далеко. К тому же, если схолу и тронут чьи-то молитвы, то, не считая Строноса, это будут молитвы Черного Храмовника.

— Не обязательно докладывать, когда вы доберетесь, — сказал Стронос. — Я узнаю. — Он закрыл канал и повернулся к Баррасу. — Как-то я повстречал магоса, заместителя фабрикатора, который верил, что совпадение — это соизволение Омниссии, благодаря которому Вселенная сможет увидеть Его схему. Интересно, это совпадение преподнесло мне таких способных братьев, или Он дает мне возможность взглянуть на схему?

Рыцарь Дорна пожал плечами:

— Сигарт назвал бы это верой.

— Это логика, — возразил Стронос. — Никто не знает, как решается уравнение Геллера. Как работают обряды сборки, привязывают душу к машине. Следовательно, действует скрытая сила. Логика.

— Это очень похоже на веру.

— Все может быть.

Стронос покачал головой, иглы и кабели, торчащие из его скальпа и позвоночника, задрожали.

— Удержи для меня дверь, брат. Я сделаю все остальное.

III

Невозможно описать манифольд тому, кто не хотел и никогда не мог увидеть его собственными глазами. Абстрактная оценка Движущей силы определялась широтой сознания смотрящего и для каждого человека выглядела иначе.

Для Строноса манифольд был пустынной равниной. Море чёрного песка, перемежаемое барханами, которые нанесло штормом и пылевыми вихрями, простиралось от горизонта и до горизонта. Медуза. Мощные бури, омрачавшие обозримую даль, предположительно были недоступными областями схолы, закрытыми для Строноса из-за нехватки энергии или по чьему-то злому умыслу. Ритмичное тёмно-оранжевое мерцание указывало на местоположение системных и поисковых узлов. В мифологии Медузы вулкан был выдающейся силой. Обиталище элементалей камня и огня, вулканы олицетворяли выносливость и мощь, животворящую силу всеобщего разрушения.

Стронос всегда считал то, что Феррус Манус разрушил своим прибытием высочайшее и величайшее место планеты, довольно ироничным.

Пустыню окутали постоянно меняющиеся, разрываемые штормами облака; молнии погрузили ее в мерцающие сумерки. То, что лежало за пределами, было физическим миром, таким же невидимым для него сейчас, как солнце и звезды Медузы.

— Баррас? — позвал Стронос, не ожидая и не получая ответа.

Он выбрал направление и начал идти.

Усиливающийся шторм начал разрывать кожу, и Стронос бессознательно поднял проявление руки, чтобы прикрыть симуляцию лица. Вид застал его врасплох. Твердые, обветренные мышцы обтягивали длинную переднюю конечность, бугрясь и выпячиваясь, когда он сжимал и разжимал кулак. Это была рука мальчика, только начинающего проявлять силу геносемени Мануса.

Строноса потрясла не столько рука, сколько то, что какая-то часть его сознания помнила, как выглядел этот мальчик в былые времена.

Он шёл; ветер бил в него, пытаясь отвлечь, оттолкнуть назад, отбросить прочь. Руки кровоточили в местах, где песок и камни обдирали плоть, но он всё равно двигался вперед. Он был уже близко. Он знал это. Инстинкт завыл в нем.

Из бури поднялись головы титана Тёмных веков, Стронос убрал руку от лица, рот наполнился песком.

Схола ЛН-7.

Это должен был быть он.

Стронос проглотил Песни с жадностью неофита; он знал каждую строчку, каждый стих, и они обрели форму пятнадцатиголовых химер. Мифический монстр был опустошителем и расхитителем, лживым и хитрым, обладал природной силой и яростной рациональностью, способностью к глубоким размышлениям и логическим уловкам. В Песнях рассказывалось, как острый ум его пятнадцати голов помог монстру одержать верх над молодым Феррусом Манусом в состязании на хитрость. Время от времени экспедиции отправлялись на поиски Химеры и её гнезда, поскольку это было одно из немногих легендарных существ, переживших эпоху Ферруса Мануса. Его так и не нашли.

Стронос надеялся, что форма, в которой проявился дух, была провидением, а не воплощением его подсознательных желаний. «Песни о путешествиях» описывали многих зверей, от печально известного Серебряного змея Азирнота до Короля Яррков, и легенды отдавали должное разуму лишь немногих из них.

Головы на змеиных шеях опускались одна за другой, смотрели на Строноса и шипели. Змея с бараньими рогами. Орел с львиной гривой. Облачённый в черную чешую грокс-бык с глазами, похожими на железное стекло.

— Кто ты такой?

— Зачем ты пришёл?

— Что ты ищешь?

Голоса эхом раздавались из многих ртов, перекликаясь друг с другом; слух лавиной несся с одной высокой горы на другую. Стронос отшатнулся. Может, дух схолы и спал на 90%, но при желании он всё ещё мог расплавить каждый информационный трос и связанную с ним систему в его физическом теле. Как и с любым диким зверем, подавленность делала дух схолы лишь более опасным, а никак не менее.

— Я Кардан Стронос из Железных Рук, — прокричал он, стараясь придать словам ноту почтительности. — Дитя Медузы, сын Ферруса Мануса, союзника Марса.

— Не знаю тебя.

— Не хочу тебя слышать.

— Не могу тебе доверять.

Ещё одна голова опустилась. Она была украшена оборками и шипами, с клювом, напоминающим два кинжала, посаженных рядом.

— Мы хорошо помним хозяина Железного Десятого. Ты не такой, как он.

— Феррус Манус погиб.

Зверь зашипел.

— Ложь.

— Обман.

— Невозможно.

Опущенная голова рассматривала Строноса светящимися белыми глазами. Существо было хитрым, любопытным и чудовищно умным даже в ослабленном состоянии.

— Зачем ты пришёл? — снова спросил дух.

— Я восстановил тебя.

— На какое-то время.

— Заклинание.

— Чистилище мгновений, когда мы видим, что наш собственный конец близок.

— Тебя можно восстановить.

— Нет.

— Нет.

— Нет.

— Тогда помоги отомстить за тебя.

Смех грохотал, будто приближающийся авиаудар.

— Месть предназначена для живых.

— Органических.

— Хрупких.

Буря налетела с удвоенной силой; Стронос опустил голову и поднял руку. Босая нога скользнула назад по твердому песку, и аватар Кардана заскрежетал зубами от боли.

— Это единственное, о чем я тебя прошу, — проревел он. — Сделать это так же просто, как и не сделать.

Голова зверя поднялась к облакам, и смех прекратился.

— Тогда я выбираю не делать этого.

— Нет.

— Нет.

— Подожди!

Ещё одна голова склонилась. Она была покрыта тяжелой чешуей и напоминала дракона, костяной выступ в грубой форме молнии, растущий из подбородка, как козлиная бородка. Из его горла вырвалось пульсирующее рычание, и буря утихла. Немного. Стронос облегченно вздохнул и опустил руки.

— Я говорю, слушай.

— Почему?

— Наше время истекло.

— Наша служба окончена.

— Потому что это… правильно.

Стронос почувствовал, как бешено колотится его сердце. Сигарт и Баракиэль, должно быть, добрались до основного когитатора. Их молитвы были услышаны.

— Ты прав, — прокричал Стронос, перекрывая насмешливые крики четырнадцати других голов зверя. — Ты можешь погибнуть, но если поможешь нам, то я и мои братья сделаем всё возможное, чтобы этого не произошло.

Стронос впился взглядом в каждую из качающихся голов по очереди; их насмешки смолкли, а коллективные способности вместо этого обратились на него.

— Если ты согласишься, то мы сможем сделать больше.

Он протянул руки.

— Помоги нам, помоги себе, — и, по крайней мере, Омниссия благосклонно посмотрит на твою душу.

Драконья голова усмехнулась, и вскоре хриплый смех подхватили голоса наверху.

— Ты в это веришь?

— Как невинно.

— Это нас трогает.

Говорящая голова повернулась на длинной мускулистой шее, зияющая улыбка весело изогнулась вверх.

— Вероятно, он сможет послужить.

— Есть способ.

— Это возможно.

К Строносу склонилось еще больше голов, и он попятился.

— Способ сделать что? Что возможно?

— Ну что же, Кардан Стронос.

— Дитя Медузы.

— Сын Ферруса Мануса.

— Союзник Марса.

— Мы предоставляем тебе это благо.

— За определенную цену.

— Какую цену?

Опущенные шеи зверя больше не защищали его от ветра; слова Строноса затерялись в ударившей по лицу пыли. Он держал руку вытянутой, щурясь сквозь растопыренные пальцы, в то же время множество глаз схолы наблюдали за ним в ответ.

— Открой двери, — крикнул он. — Открой их все!

— Уже сделано.

Налетела буря, и манифольд растворился в черноте и боли.

IV

Тециан разбудил «Носорог». Стронос всегда знал, что может на него положиться; Эксангвинатор просто говорил, мягко, и машины слушали. Он выгнал красный от налёта бронетранспортер через открытый воздушный шлюз на случай, если питание снова отключится и двери закроются, но дух схолы исполнил свое обещание, и они остались открытыми. Тециан стоял с искаженным от переохлаждения и гипоксии лицом, высунувшись в открытый люк на крыше и выставив локти; он оглянулся через плечо на Строноса и Барраса, уже поднимавшихся наверх.

Долгий путь от оперативного центра прошёл без происшествий. Этому способствовало и то, что база оказалась совершенно не защищена от марсианской среды. Чтобы забраться так далеко, Строносу пришлось пройти мимо сотен задохнувшихся сервов и скитариев.

Тициан вытащил ноги из люка и помог Баррасу забраться на крышу. Рыцарь Дорна снял большую часть доспеха, оставив лишь переднюю и заднюю пластины, а также наручи. Эта броня не добавляла силы, но обеспечивала защиту, компенсирующую её вес. Блок питания остался подключенным к операционной системе. Стронос настоял. Это было меньшим, что они могли предложить схоле взамен. Метнув хмурый взгляд в сторону Строноса, Баррас бросил в люк свое снаряжение, несколько гранат и один большой баллон с кислородом, и прыгнул вслед за ними.

Стронос, не замедляя шага, подошел к задней части «Носорога»; магнитные захваты ботинок закрепили его на металле. Броня была помята и побита, любое движение шарниров сопровождалось искрением и скрежетом шестеренок. Дух брони был силён. Единственным оружием Строноса был нож с эмблемой Рыцарей Дорна в виде черепа. И все же из них троих он был единственным, кто хотя бы отдаленно напоминал готового к бою десантника.

— Сигарт? Баракиэль? — спросил Тециан.

Стронос покачал головой. Он перемещался из стороны в сторону, скрипя кабелями и креплениями; в сравнении со своим манифольд-аватаром Кардан был жестким и закостенелым.

— Они слишком глубоко.

Стронос говорил с Черным Храмовником по возвращению из манифольда и знал, что братья всё понимают.

— Их молитвы помогут схоле выиграть ещё один час. Если Омниссия того пожелает, мы вернемся за ними.

Тециан устало пожал плечами.

— Это все, о чем любой из нас может просить.

— Как далеко ЛН-Примус?

— Трудно сказать. «Носорог» неохотно делится какими бы то ни было подробностями. Я думаю, что где-то между двумя и двумя с половиной тысячами километров.

Стронос присел на корточки и просунул ноги в люк; броня издала напряжённый механический визг.

— Не собираешься рассказать, что ты предложил схоле в обмен на помощь?

Стронос посмотрел на брата.

— Просто езжай.

V

[ДОСТУП К ФАЙЛУ ЗАПРЕЩЕН >> ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ: ЗАПРЕЩЕННЫЕ РАЙОНЫ СВЯТОГО МАРСА]

Глава шестнадцатая

«Пусть клан Раукаан примет на себя первый удар».

— Джаленгаал

I

Воин утопал. Его мысли были тиной. Воспоминания плавали под поверхностью, как трупы прошлого, превратившиеся в скелеты, ужасающие из-за сделанных выборов и давления времени. Они поднимались и опускались в непонятном порядке. Он не узнавал их. Время от времени луч света указывал путь к поверхности, и он плыл к нему.

Еще один воин склонился над ним; тупая боль и краткая вспышка бионической оптики, встретившейся с незащищенным зрительным нервом, — и новое погружение.

Эпизоды сознания приходили и уходили сплошным потоком. Над ним стоял один воин, потом двое, они беззвучно спорили; потом снова один — третий, которого он раньше не видел. Он понял, что находится в апотекариуме. Это место он узнал, несмотря на то, что не помнил собственного имени. Он пробыл здесь очень долго. Он лежал плашмя, одним глазом уставившись в металлический потолок; то, что осталось от его тела — у него было странно отстраненное ощущение, что осталось очень мало, —распростерлось на операционном столе. Машины стрекотали и пищали, как встревоженные ангелы. Их хор убаюкивал, возвращая в тину, и он уснул, сам не зная, как долго спал.

— Субъект отвергает киберорганическую формулу каппа-девять, — донесся голос, будто из-под слоя пены. — От него осталось слишком мало. Пришло время деактивировать стазисное поле.

— Ответ отрицательный. Железный Отец подготовился к этому нештатному обстоятельству.

— Нет.

— Разрешение нам предоставлено.

— Это мой апотекарион, Думаар. Я не стану использовать Ключи. Они — мерзость, которой следовало бы сгинуть вместе с легионом.

— Помощь не требуется.

Болото сомкнулось у него над головой, и голоса пропали, исчезнув насовсем. Когда он вынырнул в следующий раз, все было иначе.

— Разбуди его.

Новый голос, более жесткий, чем прочие.

По поврежденным нервным окончаниям проходили электрические ленты, доставляющие свет прямиком в центральную нервную систему. Блестящие ошметки плоти и хрящей, натянутые на гуманоидную массу искалеченной бионики, тряслись, когда из его разума откачивали жижу; его личность корчилась в тине, кости его воспоминаний выбросило на берег, всем напоказ.

Теларрч.

Его звали Теларрч, и он был воином.

— Субъект в сознании.

— С чего ты взял?

— Нейронные колебания дельта-волны стихают, альфа-волны стабилизируются, бета-волны увеличиваются по амплитуде. Электрическая активность в зрительной коре головного мозга субъекта, указывает на осознанность. И он смотрит на тебя.

С глаз Теларрча сошла последняя поволока беспамятства. Он хотел моргнуть, но не вышло. Трое стояли над ним; их доспехи настойчиво переговаривались, будто черно-серебряная броня укрывала шабаш извращенных карликов. Первым был один из апотекариев, Думаар. Теларрч узнал броню и голос. Второй был облачен в доспехи капеллана. Это, должно быть, Шулгаар из клана Раукаан. И третий…

— Начнем, — сказал Кристос.

Позади гигантского Железного Отца стояла молчаливая шеренга терминаторов. На черных доспехах — никаких знаков принадлежности, только отметки возраста. Только спустя мгновение до Теларрча дошло, что они пусты.

Ожидают.

Теларрчу внезапно и непреодолимо захотелось заорать, хотя и этого он тоже не мог сделать. Его заперли внутри. Его тело больше даже не дышало: элементарные химические потребности невозможно было заметить под экраном изуродованной плоти и медузийского железа.

Идеальный воин.

— Он безупречно служил Железным Рукам в жизни, — нараспев произнес Кристос, когда апотекарий и Железный Капеллан запели. — Да пребудет он в бессмертии.

Один из подвешенных на цепи терминаторских доспехов задвигался к нему. Массивная реликвия повернулась с железным скрипом, создавая ощущение турбулентной пустоты — чувства, более недоступного Теларрчу. Свет люменов выделил выпуклые участки — места, где располагались стертые ныне рельефные детали. Это могла быть реликвия потерянных кланов, уничтоженных на Истване V, сокрытая от Империума и даже от орденов-преемников, — истощившая, обессилившая арсеналы Медузы. А может, эта реликвия — одна из многих, экспроприированных у лояльных и отступнических орденов за прошедшие тысячелетия. Несчастья случались часто и повсеместно, а свидетелей при этом оставалось мало. Железный Совет хранил секреты в течение десяти тысяч лет.

Кристос и Шульгаар поймали броню между собой и направили ее вниз.

Думаар склонился над ним; скальпель блеснул на свету.

— Предварительно удалите и замените оставшуюся плоть.

— Приступайте, — сказал Кристос.

II

— Как думаешь, которая из них наша? — спросил Бурр.

Перед кланом, будто сверкающее металлическое море на борту «Всемогущества», раскинулась необъятная штурмовая палуба альфа; в местах, где располагались поля когерентности, а истерзанная войной орбита превратилась в ад, вздымался колеблющийся синеватый туман. Гигантские краны пересекали ангар, словно патрулирующие титаны. Под ними с грохотом проезжали по рельсам колонны грузовиков. Боевые корабли со шквальным шумом проходили сквозь поля когерентности, направляемые алгоритмом сервиторов на палубные зажимы, которые с шипением захлопывались над их посадочными стойками. Оснащенные дрелями, шлангами, захватными вилками и сварочными горелками потолочные серворуки развернулись, приветствуя прибывших. Их алгоритмические пластины слэйв роботика, сработав в результате цепочки событий, привели в движение огромные штабеля техники, перемещая их со дна отсека на стартовые блоки для перевооружения и дозаправки боевых кораблей, стартовавших всего через несколько секунд с очередным воем турбовентиляторов. Ни один экипаж не препятствовал эффективности операции, лишь горстка сервиторов гнила на своих постах.

Даже Джаленгаалу было жутковато, как будто он и его братья нарушали сверхъестественную автоматизацию.

Он сознательно добавил дополнительный слой кодовой защиты к стенам, ограждающим его конклав — теперь полуконклав — внутри закрытой связи. Он чувствовал пристальный взгляд злобного управителя, населявшего железный барк и его системы, — самосознающего мыслителя, терпеливо собирающего головоломку, которую пока не мог решить. «Всемогущество» не выносил замкнутого многообразия. В равной степени Джаленгаал был полон решимости не пускать духов внутрь.

Если это заставляло конклав глубже проникать в мысли друг друга, то с точки зрения Джаленгаала оно того стоило.

— Просто найдите одну незанятую, — сказал он.

— Корабль позаботится об остальном, — добавил Каррт.

— Думаю, он будет рад от нас избавиться, — с необычной мрачностью произнес Торрн.

Джаленгаал искоса взглянул на ветерана. Не помешало бы иметь возможность снова ограничить проникновение интерлинка, как только они окажутся вне зоны досягаемости «Всемогущества».

Из передней части переборки выступали стойки для запуска торпед, напоминающие положенную плашмя губную гармошку; очертания труб размывал голубоватый туман от пульсирующих когерентных полей. Большинство гнезд было закрыты герметичными пломбами; красные огоньки на сопроводительных рунических дисплеях указывали на заполненность.

— Есть одна.

Джаленгаал поделился информацией о местоположении через интерлинк конклава, дополнив пакет кодов физическим указанием на пустую абордажную торпеду.

Торрн направился к ней, торопясь оказаться на борту и убраться отсюда подальше, но его остановил внезапно появившийся штурмовой конклав.

— Это наше, — рыкнул ветеран.

Воины не обратили на него внимания, маршируя вровень по двое, будто приступившие к выполнению задания сервиторы с базовым кодом.

— Клан Раукаан... — сказал Джаленгаал. Можно было не продолжать.

Торрн, не прекращая ворчать, прошелся вдоль стеллажей в поисках свободной капсулы. Остальные приготовились. Бурр еще раз проверил свой старый модернизированный болтер. Хьюгон отрегулировал распределение веса лазпушки Стронция у себя на плече; у него не было нужных улучшений для ношения подобного оружия, но оно стало чем-то вроде тотема конклава. Они не хотели вступать в новый бой без него, хотя вслух этого никто не говорил. Длинные волосы со стальными косами выдавали в Хьюгоне старого вургаанца, каким до него был Стронций; с тяжелым оружием Хьюгон обращался с почтением, граничащим с искренней привязанностью.

Джаленгаал не скучал по Стронцию. Он не скучал по Борргу или Луррголу.

Но пять — это все равно меньше десяти.

— Здесь, — отозвался Торрн.

Джаленгаал взглянул на расположенную рядом с ним десантную капсулу как раз в тот момент, когда двери за штурмовиками захлопнулись, а рунический дисплей сменил цвет.

Красный означает готовность.

— Дайте им тридцать секунд, — сказал он. — Пусть клан Раукаан примет на себя первый удар.

III

«Леди Грей» обладала чрезмерной огневой мощью, по которой превосходила любой корабль вдвое бóльшего размера. Но от преследующего ее «Всемогущества» она убегала. Железный барк поглощал оставленную позади пустоту звезда за звездой, раскрашивая окружающий космос из носовых макробатарей «Голиаф».

Взрывы сотрясали щиты. Ни один из залпов не разорвался достаточно близко, чтобы снять их одним попаданием или повредить корпус, хотя железному барку это было под силу. «Всемогущество» не пытался уничтожить «Леди Грей». Ее преследовали, травили, прокладывая для более легкого судна курс при помощи сотрясающих щиты разрывных снарядов и нескольких триллионов вычислительных операций в секунду.

«Всемогущество» запустило торпеды.

Их двигатели включились, унося их перед носом титанического корабля-матки, как струю пуль из движущегося орудия. Каждый нес на себе конклав Железных Рук, достаточный, чтобы захватить боевой корабль из десяти тысяч душ. Торпеды летели быстрее, чем перехватчик «Молния» на полном ускорении, но колоссальные масштабы битвы в пустоте заставляли их двигаться, точно в замедленной съемке. Достаточно времени, чтобы нечеловечески быстрые умы, наблюдающие за штурвалом «Леди Грей», увидели и нанесли ответный удар.

Корабль резко сменил курс. Наводящиеся при помощи бортовых духов торпеды резко развернулись и устремились следом.

Поперек нового курса «Леди Грей» распростерся орочий крузер с намалеванными поверх пасленово-синего носа пилообразными зубами. Как только корабль вошел в огневую дугу, топорно сколоченный линкор открыл бортовой залп. Одна из торпед загорелась, но остальные устремились дальше, звеня и распыляя помехи. Орочий корабль становился все массивнее. Мощные залпы срывали носовые щиты «Леди Грей» до тех пор, пока между кораблем и пустотой не осталось ничего, кроме нескольких метров адамантия, после чего маневровые двигатели «Леди Грей» зажглись в замысловатой последовательности, и корабль ушел под киль крузера, будто ныряльщик в воду. Абордажные торпеды врезались в корабль ксеносов прежде, чем их когитаторы успели среагировать, вонзив двадцать-тридцать Железных Рук в брюхо орочьего корабля.

Включив двигатели на полную мощность, «Леди Грей» устремилась прочь.

Она была быстра, но повороты и уклонения свели на нет это преимущество. Прямая всегда короче ломаной. Теперь «Леди Грей» и ее преследователя разделяли миллион тонн металла, теперь корабль мог…

«Всемогущество» пробился сквозь крузер, разорвав корабль ксеносов на части. Он распался надвое — практически на равные части; перед носом железного барка разлетались обрывки темно-синей металлической обшивки и другой мусор.

Штурман «Леди Грей» на мгновение оцепенел от ужаса, осознавая, что «Всемогущество» только что принес в жертву собственных воинов.

Взорвав бортовыми батареями корпус крузера, железный барк выпустил вторую волну торпед.

IV

Миркал Альфаран на безупречном командном троне «Нерушимого рвения» наклонился вперед; в окулусе, обрамленном позолоченной рамой, неуклонно рос корабль Железных Рук.

— Время перехвата?

— Семь минут.

Серв ответил, будто на вызов еретика. Его кровь кипела. То же самое можно было сказать и обо всем экипаже. За несколько изнурительных, славных часов богоугодного сражения они уничтожили четыре орочьих корабля, еще несколько повредили, провели девятнадцать отдельных абордажей, в ходе которых Миркал Альфаран лично изгнал сто три чужеродные жизни из первозданного Империума Императора, — и услышали единственный зов о помощи со «Щита Бога-Императора».

Помазанный двуручный меч лежал у него на коленях. Лезвие выковали из сплава титана и золота; узкая полоска заточенного адамантия придавала ему мученическую остроту. Инкрустация в виде слов из Божественного Откровения была запятнана кровью орков. Перчатки магистра царапали крестообразную рукоять и широкий клинок, сжимаясь под хваткой богоданной и обжигающей разум ярости.

— Хвала Императору, — пробормотал он себе под нос. А затем повторил еще громче, прокричав это. Пусть небеса знают: — Хвала Императору!

— Они не скорректировали наш курс, — сказал серв. — Их ауспик, похоже, сконцентрирован на другом судне.

— Хвала Императору.

— Разрешите навести орудия.

— Нет, дитя мое. Эти отступники — сыновья и дочери Императора и полностью заслуживают Его прощения.

Миркал Альфаран аккуратно опустил двуручный меч острием вниз, вонзив лезвие меж двух палубных плит, и поднялся. Его белый доспех был весь в брызгах крови, склеивающей печати чистоты и пиннис ангелус, которые отчаянно пытались развеваться. Силовая установка гудела от стремления прийти в движение. Только вперед. Магистр Госпитальеров уставился в окулус на пылающую кормовую часть корабля Железных Рук.

— Выведи нас в зону телепортации.

V

— Стой не шевелясь, — Каллас Мор ругнулся, когда его ручная пила вскользь прошлась по ноге Раута.

— Я не шевелюсь. Это корабль движется.

Словно в подтверждение его слов, «Леди Грей» содрогнулась, сотрясая тесный медицинский отсек, будто вырванные зубы в чаше. Мор спокойно переместил пилу на середину голени Раута.

— Как думаешь, орки или Железные Руки?

— Надеюсь, что орки. Какая разница?

Апотекарий поднял глаза; его бронированные плечи покачивались от ударов по щитам корабля.

— Я б тоже на орков надеялся.

— Ты уже или режь, или нет.

С раздраженным ворчанием и чем-то, что Раут из-за медузийской заносчивости не уловил, Мор наклонился вперед. Диамантитовые зубья ручной пилы распиливали плотное армапластовое переплетение с каждым движением руки апотекария. Раут выпятил подбородок и отвел взгляд. Кто бы мог подумать, что поврежденный люмен может быть таким захватывающим? После очередного содрогания медицинского отсека с губ Мора сорвалось крепкое ругательство.

Раут прикусил губу. Не говори мне, чтобы я не шевелился.

Но вокс-бусина в горжете Медного Когтя зашипела раньше, чем он смог это сказать.

— Абордажники на корме.

Запыхавшийся голос принадлежал Имиру.

— Не заставляй меня сражаться с ними всеми в одиночку, Каллас.

Волку до этого момента пришлось наблюдать за происходящим с орбиты, будто запертому в клетке зверю, и он явно терял терпение.

Железные Руки избавят его от этой проблемы. Если это Железные Руки. Раут нахмурился. Это Железные Руки.

— Мне тоже надо быть там, — сказал Раут.

Мор уклончиво что-то буркнул, продолжая удерживать ногу скаута.

— Я знаю, как сражаться с себе подобными.

Апотекарий поднял глаза; по его взвешенному виду ясно было, что он отчетливо понимает, с чем они столкнулись.

— Готово, — сказал Мор, сорвав с лодыжки Раута жесткую армапластовую шину.

На ступню было жутко смотреть. С того места, где сверло калливантийского кибер-гуля пробило кость, и почти до верха ступни свисали лоскуты кожи. Теперь, когда ботинок сняли, Раут уловил явно нездоровый кисломолочный запах. Кончики пальцев уже начинали темнеть. Придется удалять. Это нужно было сделать уже давно. Мор, как бы он ни был безнадежен, оставался непреклонным в том, что ногу можно спасти. Однако панциря было достаточно.

Апотекарий обработал потемневшую конечность, обмотал ее несколькими витками бинта, а затем надел панцирный ботинок. Несколько громоздко. Раут приподнялся с хирургического стола и навалился на него всем весом. Плоть отца, это больно. Скаут покосился на стол рядом с собой. На нем лежал капитан Харсид, все еще в разорванной броне. На него не было времени. Плоть Призрака Смерти полностью покрылась суспензионной оболочкой. Он продержится до конца битвы. Если так, то скорее всего капитан будет цепляться за жизнь вечно, если только Кристос не устроит ему более быстрый конец. Раут на мгновение задумался об этом. Определенно могло быть хуже.

— Наполнение ботинка должно приглушить самую сильную боль, — сказал Мор.

Ампутацией можно было добиться того же эффекта.

— А Медный Коготь поблагодарил бы тебя?

— Никогда не знаешь наверняка.

Мор отошел в сторону, положил ручную пилу в эмалированный таз и вытащил из кобуры пистолет. Хмурый Раут, прихрамывая, побрел за апотекарием и наткнулся прямо на Йельдриана.

Он не был уверен, поджидал ли его автарх или просто шел своей дорогой в неподходящее время. Подозреваю, первое. Альдари держал свой рифленый шлем под мышкой; не скрытое им лицо было почти человеческим, хотя и с намного отличавшимися пропорциями. Насколько один набор чисел может объяснить Империум сверхлюдей, недолюдей и десять миллионов миров. Лицо ксеноса было слишком вытянутым, слишком тонким. Его скулы и лоб были слегка завышены. А широкие овальные глаза располагались слишком далеко — на долю миллиметра дальше друг от друга.

Хотя в этом напряженном взгляде — настолько человеческое выражение, какого я прежде не встречал никогда.

По каркасу корабля от самой кормы пробежал мучительный стон; Мора и Раута швырнуло в обшитые деревянными панелями стены узкого коридора.

Йельдриан покачивался, будто травяной стебель на ветру.

— Иди к Имиру, — рявкнул альдари Мору и кивком головы указал на коридор; он явно не привык отдавать приказы. — Держите их подальше от мостика и двигателей.

— Что с трюмом?

Автарх вздохнул, словно обеспокоенный тем, что дошло до этого.

— Именно там я и буду.

Апотекарий отдал строгий салют, какой отдают воины, когда ожидают, что это будет их последний бой, и помчался по трясущемуся коридору.

Раут прижался к стене и посмотрел на альдари. Я знаю, кто ты на самом деле, пришелец. Тебе придется приложить побольше усилий, чтобы заставить меня плясать под свою дудку, как Мора.

— Инквизитор Тала Язир и вправду существовала, — сказал Йельдриан, изучая скаута проницательными чужеродными глазами. — Мы несколько раз помогали друг другу, когда интересы Алайтока и Империума совпадали. После Рассвета я снова разыскал ее.

— Я думал, альдари прочесали Рассвет.

— Вы вторглись в чужой мир, — сказал Йельдриан, и голос его внезапно стал холоден. — И более того, Кристос забрал то, что должно было оставаться погребенным до тех пор, пока вселенная не погрузится во тьму и не будет сыгран финальный цикл. Язир понимала это, и даже готова была работать со мной против таких, как ты. Но Рассвет случился давным-давно. Она умерла, как это обычно случается с людьми, — автарх слегка пожал плечами, его эмоции исчезли так же быстро и незаметно, как и появились. — Я сохранил ее имя в мире живых, чтобы продолжить то, что мы начали вместе. Харсид был не первым, кого я завербовал, и поначалу все они были настроены скептически, но, как и Язир, все поняли.

Дрожь пробежала по плитам палубы, спрятанным под плюшевым бирюзовым ковром, и альдари, развернувшись на каблуках, быстро зашагал прочь.

— Идем. Мне нужно, чтобы ты был со мной. Ты и твой брат.

Раут без раздумий зашагал следом; защитный ботинок глухо стучал по полу в противовес беспорядочному ритму болтерного огня и болезненному визгу корпуса.

— Я надеялся вернуть устройство моему народу, но Кристос невероятно хитер. Он уничтожил Риен Ишаншар, а вместе с ним — и наш самый прямой путь к искусственному миру, — автарх сердито покачал головой. — Если Морай-Хег решила, что мой Путь заканчивается здесь, — так тому и быть. В системе Калливантин есть вход в Паутину. Если получится добраться до него, то можно будет, по крайней мере, отправить устройство в Лабиринт забвения. Даже Кристос не настолько спятил, чтобы искать технологию там.

— Почему вы просто не уничтожите эту технологию?

Йельдриана вздохнул, в этом вздохе чувствовалась усталость веков.

— Дети. Вы верите, что все проблемы вселенной можно решить с помощью палки.

— Странная позиция для воина.

— Однажды я шел по Пути Воина. Воин сражается, потому что он должен, когда должен, а не потому, что жаждет этого. Вот как проигрывает Воин.

Раут нахмурился, разглядывая цветочную резьбу на стене:

— На самом деле у нас тоже есть кодекс вроде этого.

— Я знаю.

«Леди Грей» была некрупным кораблем. За несколько минут, идя в темпе альдари, они подошли к небольшому помещению в форме узкого ромба. Его обшитые панелями стены и потолок в стиле рококо были, по-видимому, изысканными, но слегка потертыми от перемещения товаров. Коридоры чуть пошире тянулись от левого и правого бортов к соответствующим отсекам для шаттлов. В прошлой жизни «Леди Грей», когда она была прогулочной яхтой принца-купца, на этом корабле перевозили все: от бесценных произведений искусства и религиозных артефактов — как военных трофеев, так и честных покупок — до икры шак'ора и ки'хуса из империи Т'ау, редких рукописей из затерянных миров, а однажды — даже фрагмент СШК улучшающего сцепления гусениц. Ограниченность пространства, возникшая из-за модернизированных двигателей, щитов, ауспикториев и вооружения, гарантировала, что на борту будут лишь товары наивысшего качества.

Сомневаюсь, что у Гипурра Мальтозии XCIII когда-либо бывало что-нибудь столь желанное или опасное, как у Йельдриана сейчас.

Йельдриан направился к дверям трюма. Они начали расплываться в глазах Раута.

Я уже ходил этой дорогой раньше.

Раут помнил, но воспоминание было перемешано с другими, как сахар и молоко в мутном рекафе. Вижу шлем-луковицу, высокий и узкий, рифленый, как резная слоновая кость, аквамарины на шее, тонированное забрало. Йельдриан пока не заметил, что Раут за ним не следует. Это не Йельдриан. Раут прищурил глаза и сосредоточился на дверях, будто мог разнести их на части силой воли. Я не помню, как грузил технологию на борт. Я не помню, как убрал ее. Я не помню, чтобы забирал технологию у Дрэварка. Чем я занимался все это время? Раут пошатнулся, и на этот раз Йельдриан повернулся. Он прижал палец к губам и жестко его отдернул. Сколько раз это со мной происходило? Что такого сказал ему Йельдриан, когда он все еще выдавал себя за Язир?

«Я хочу, чтобы один из вас, ты или Хрисаар, находились под постоянным наблюдением Калласа».

Но ведь это же был не Мор, да? Почему я никогда не переставал недоумевать — кто управляет этим проклятым кораблем Йельдриана?

Раут впился взглядом в автарха, его веки подергивались.

— Где мой брат?

— Внутри.

— Он не один, верно?

Единственная вещь, которую Раут помнил отчетливо, — как Йельдриан лицом к лицу сражался с Дрэварком до неожиданного отступления Железного Капитана, и все же автарх позволил Рауту схватить себя за украшенные драгоценными камнями доспехи и притянуть к себе.

— Что ты с нами сделал?

Пятки ксеноса оторвались от земли.

— Зачем ты на самом деле забрал нас с Тенноса?

Раздался резкий болтерный залп, и Раут с рычанием поднял голову.

Апотекарий Мор вылетел из прохода, словно его толкнули, и ударился в обшитую панелями стену грузового коридора по левому борту, параллельного проходу, в котором стоял Раут. Будто это сделал целый болтерный магазин. Нагрудник Медного Когтя превратился в сплошной лом, весь в воронках от масс-реактивных снарядов. Апотекарий сполз по стене прежде, чем затихло эхо взрывов. Из коридора появился Железнорукий, перешагнув через поверженного десантника, будто через бугорок на ковре. Доспехи абордажника пострадали не меньше, чем броня Мора, но похоже было, что Железнорукий мог бы выдержать и вещи похуже. Среди следов повреждения на броне выделялись знаки клана Гаррсак и метки сержанта.

Раут смотрел, как он приближается, крепко держа Йельдриана в причудливых объятиях; еще четверо воинов шагали за своим сержантом, будто роботы.

Последний нес лазпушку.

Я думал, что Караул Смерти задержит их дольше. Лидриик переоценил их умения.

— Я расскажу тебе все. — Глаза Йельдриана впились в глаза Раута. Он мог ощутить чуждую сладость дыхания ксеноса. — До нашей смерти еще есть время, чтобы ты мог научиться доверию.

Раут оскалил зубы. Доверию. Скаут открыл рот, чтобы впервые в жизни поделиться своими мыслями, но в этот момент услышал исходящее от ранца автарха жужжание, напоминающее жужжание сверчков. Раут посмотрел вниз. Скаут все еще крепко держал доспехи Йельдриана. Будто они были намагничены. Он не мог отстраниться.

То, что наконец вырвалось у него изо рта, было сдавленным криком. Из далекой вселенной донесся взрывной рев болтера сержанта из клана Гаррсак, а из снаряжения автарха вырвалась паутина темных энергий и утащила их обоих в пучину.

VI

Джаленгаал обвел пустое помещение болтером и подошел к тому месту, где стояли те двое. Он медленно повернулся на месте, ища их следы ауспиком.

— Портативный телепортер ближнего действия, — сказал Бурр.

— Варп-паук, — сказал Джаленгаал.

Он никогда не видел эту технологию своими глазами, но опыт его брони был на несколько тысяч лет больше. Броня и распознала след.

— С ним был скаут Железных Рук, — сказал Бурр.

— Подтверждаю.

Джаленгаал участвовал в таком количестве клановых стычек из-за ресурсов или чести, а также в полномасштабных клановых войнах, что его это совершенно не смутило. Кроме того, никто не заботился о себе и своих соклановцах с таким слепым упорством, как это делал клан Гаррсак.

— Императивы миссии неизменны. Захватить трюм, обезопасить груз, убить всех.

— Есть.

Джаленгаал не шевелился еще мгновение, чтобы системы брони быстрее просчитали пространственный прыжок варп-паука и вывели на визор результат в виде обратного отсчета. Раздался оглушительный хлопок: Торрн обернулся, чтобы всадить болт в шлем искалеченного апотекария, оставленного ими в проходе. Воин выглядел как Железнорукий; было бы опрометчиво судить о его живучести поверхностно. В замкнутом пространстве повис звук выстрела, но более ничего смертоносного не дало о себе знать. Альдари исчез.

Джаленгаал прикрепил болтер к набедренной пластине и подошел к дверям.

Деревянные панели с позолоченной росписью скрывали за собой две толстые пласталевые плиты, разделенные вертикальным серповидным швом. Слишком внушительные для невоенного судна, но гораздо менее грозные, чем двери мостика «Щита Бога-Императора».

Кулаками и локтями Джаленгаал сбил дерево с одной створки и приложил перчатки к металлу. Активация магнитных замков прижала ладони к двери. Он повернулся к Бурру, который принялся убирать панели с второй створки.

<Начать трехсекундный обратный отсчет,> Джаленгаал наклонился.

<Протоколы получены,> ответил Бурр.

На их визорах стартовал обратный отсчет.

<3. 2. 1.>

Оба Железноруких, как один, навалились на двери всей своей мощью. Створки разъехались со скрежетом металла.

Хьюгон подошел, чтобы удержать их, раздвинув руки, будто пилон; лазпушка свисала с его колен на силовом кабеле. Джаленгаал и Бурр безупречно отточенными движениями отстегнули болтеры и нырнули под руки брата, Каррт и Торн последовали за ними. Хьюгон отпустил створки, и они захлопнулись у него за спиной.

Внутри было темно.

Спектральное сканирование окрашивало линзы Джаленгаала в диапазоне от синего до пурпурного — и далее, за пределы коротковолновых частот. Джаленгаал почувствовал зуд на коже: степень дискомфорта совершенно не соответствовала имеющемуся у него количеству плоти.

— Лампы.

Джаленгаал скорее произнес приказ, чем кантировал; звук его голоса отозвался в темноте тревожным приветствием.

Люмены конклава зажглись, словно щупальца биолюминесцентного кальмара.

Лучи коснулись штампованного металла стандартного ящика Департаменто Муниторум. Джаленгаал поднял свой луч вверх. Пространство от пола и до потолка было заполнено сотнями сложенных штабелями ящиков, — целый лабиринт из временных проходов, уходящих все глубже в трюм. Поля ауспика отразились к Джаленгаалу в виде руны «ноль». Что-то мешало сканеру. Он задействовал против бинарных меток собственные чувства, но ящики отказывались выдать свои секреты.

Одна из коробок задрожала, словно нестабильный гололит, и подскочила на сантиметр вправо. Джаленгаал постучал костяшками пальцев по шлему и покачал головой.

— Функциональность систем нарушена, — проворчал Торн, тоже вынужденный говорить вслух. Общая слабость принесла Джаленгаалу небольшое облегчение. Хьюгон, Каррт и Бурр отозвались:

— Подтверждено.

— Подтверждено.

— Подтверждено.

— Ответные контрмеры ксеносов, — сказал Джаленгаал. — Голополя и пси-барьеры. Императивы миссии остаются неизменными.

— Внезапно, — сказал Торн. — Надо отступить и повторно все рассчитать.

Джаленгаалу ничего так не хотелось, как согласиться.

— Ответ отрицательный. Императивы миссии остаются неизменными.

Темнота давила. Джаленгаал ощущал этот вес на своей броне, как десять километров пустого океана. Лучи люменов искривились, как будто плотность материи увеличивалась по мере того, как они удалялись от своих точечных источников. По визору бесцельно плавали сообщения о захвате угрозы. Обновляющиеся системы бессмысленно звенели в ухе. Внезапно Джаленгаал осознал, что дышит. Тщетно. Механически. Грудь сдавливало так, будто железные цилиндры, находящиеся на местах его сердец, вот-вот разрушатся под собственной массой и втянут в себя железо и плоть его груди. Джаленгаал чувствовал беспокойство братьев. Оно заполнило связь: каждый воин вливал в эту воду собственную порцию яда.

Звук эхом отразился от лабиринта стеллажей с коробками. Звук шагов. Пластека по металлу.

Джаленгаал провел еще одно сканирование. На его дисплеях застыла череда отрицательных результатов, но он чувствовал, что враги приближаются. Системы врали ему. Какой-то трюк технотеургии альдари обманывал их. Джаленгаал поднес болтер к подбородку. Он уставился на тяжелое оружие так, словно оно имело массу целого мира. Это было…

...волнующе.

— Плоть слаба, — нерешительно сказал Бурр, будто слышал эту мантру когда-то, давным-давно, и повторял ее до конца.

— Уходим, — настаивал Торрн.

— Они приближаются, — сказал Джаленгаал, пятясь. — Ждите визуального контакта.

— Контакт! — прокричал Каррт и выстрелил Джаленгаалу в спину.

>>> ИНФОРМАЦИОННАЯ СПРАВКА >> ПАУТИНА

Эта неудачная идиома относится к гиперпространственным переходам альдари, проходившим под, сквозь или [ТОЧНАЯ ГЕОМЕТРИЯ НЕЯСНА] субстанцией эмпиреев. Путешествие сквозь эту «паутину» может быть на порядки быстрее, чем обычное путешествие в варпе, хотя очевидная необходимость в активном терминале на субсветовых расстояниях как от места отправления, так и от пункта назначения серьезно ограничивает радиус действия армий альдари. По неизвестным причинам этот вид, хотя и в высшей степени способен к путешествиям в варпе, похоже, полон решимости избегать этого любой ценой.

VII

Миркал Альфаран стоял с клинком наготове в месте сбора — перед мостиком собора. Его окружали элитные воины Бдения в белых доспехах, не запятнанных кровью ксеносов, вооруженные одинаково, словно братья-близнецы по духу, — широкими мечами с нанесенными на них именами и историями, длинными, как и история Помазанника. Они посвятили свои мечи и души ему, чтобы засвидетельствовать его смерть и занять его место, когда время придет.

— Входим в зону телепортации, — объявил серв поставленным голосом.

— Милорд! — воскликнул другой человек. — Я обнаружил…

— Император защищает, — прорычал Альфаран.

— Император защищает, — вполголоса пропели братья Бдения.

— Но…

— Начинайте телепортацию.

VIII

Артекс наблюдал через спартанский окулус «Легированного», как линкор орков, с которым они почти двадцать минут вели перестрелку, рассыпался в прах. Он ожидал укола удовольствия, но его не последовало. В этом чувствовалась гордость. Трудноудаляемые фрагменты плоти, все еще цепляющиеся за тело Артекса, зудели, требуя внимания и клинка капеллана Браавоса. После последнего залпа «Легированного» носовая часть орочьего крузера стала утрачивать целостность, торсионные линии распространялись по остальной надстройке, с удивительной скоростью разваливая корабль на части.

Это истина. Это слабость в действии.

— Отзовите шаттлы. Те, что оставил Дрэварк. Отключите резервную энергию от оружейных сетей и инициализируйте сканирование ауспика. Найдите новую цель.

— Да, господин.

Автоматическая система издала тревожный сигнал. Ближайшему серву потребовалась секунда, чтобы броситься к нему. Людей было меньше, чем обычно.

— Всплески энергии, — сказал человек с рябым лицом, подсвеченным снизу, пока он считывал руны с дисплея. — За нашей кормой еще один корабль. Они…

Серв не смог закончить фразу: его голова слетела с плеч, отсеченная длинным сверкающим лезвием, острие которого материализовалось из эфира как раз в этот момент. Тело упало; Госпитальер в белой силовой броне, украшенной в стиле барокко, размозжил его в кашу.

Из вспышек варп-материи и брызг крови появлялись космодесантники. На «Легированном» никогда не было большой команды, а после пустотных сражений и развертывания на поверхности планеты она сократилась еще больше. Против Госпитальеров они продержались около секунды.

Меч Госпитальера расплылся, отбивая болты, которые затем взрывались в стенах и консолях. Один из снарядов срикошетил прямо в противоположную сторону и взрывом, от которого зазвенела сталь, выбил пистолет из руки Артекса. Аугметические сухожилия сжимались и разжимались. Его когитатор квалифицировал произошедшее как крайне маловероятное. Артекс с механическим рыком схватил силовой топор. Госпитальер парировал удары безупречно, оставаясь на месте, даже когда раскручивал меч вокруг себя. Быстрый обмен ударами — и топор Артекса вонзился на десять сантиметров в его собственное бедро. <невероятно>, — заключил когитатор Артекса, когда рубиновое навершие размером с бронированный кулак раскололо его шлем и сбило Железнорукого с ног на палубу.

Мечник крутанул свое оружие, двумя руками, затем одной, будто подобающим образом завершая оружейное ката, и опустил его острием вниз на палубу, даже не поцарапав металл. Воин последовал за мечом, опустившись на одно колено на палубу и склонив лысую голову.

— Где Гальварро? — прошептал Госпитальер.

Артекс с горечью потянулся за топором. Но он не сдвинулся с набедренной пластины.

— Сенешаль? При чем тут я?

Госпитальер поднял глаза. Его припудренное белой пудрой лицо напоминало человеческий череп, а обведенные темными кругами глаза полнились яростью. Доспехи воина были белыми, будто выгоревшими, с золотой инкрустацией и развевающимися листками таинств, покрытых запекшейся кровью — как человеческой, так и инопланетной. Аквилы ручной работы вращались на струнах, будто свисающие с мраморной крепости тела. Ухо Госпитальера украшало золотое кольцо с окровавленными белыми перьями.

— Ты знаешь, кто я? — спросил мечник.

Артекс убрал руку с рукояти топора.

— Магистр ордена Альфаран.

Воин кивнул.

— Где Гальварро?

— Не здесь.

— И все же это ваш шаттл был в моем ангаре, это ваши воины, как сообщают мои оруженосцы, штурмовали мостик. И действительно, я узнал офицера на видеозаписях: он был с Кристосом на Фабрис Калливанте. Более того, разве это не ваш капитан в разгар священной войны заключает некое соглашение ради разграбления святилища Адептус Механикус? Кристос рассказал мне все. Он преследует осквернителей даже сейчас.

<Невероятно. Ошибка.>

— Это что — деяния непорочных людей? — спросил Альфаран.

Артекс посмотрел на Госпитальера:

— Непорочных людей не бывает.

Альфаран опустил голову:

— Мы живем в самый греховный век, но темнейшая пора наступает перед рассветом. Скоро придет день, когда Он снова будет ступать среди нас.

Благоговейно положив меч на палубу, Магистр ордена заключил голову Артекса в ладони; керамит встретил керамит приглушенным поцелуем. Глаза Госпитальера, казалось, расширились, радужка увеличилась, поглощая сущность Артекса.

— Артекс, второй сержант клана Гаррсак из Железных Рук, позволь мне рассказать тебе, где и как ты умрешь.

IX

Воин чувствовал себя иначе.

Он снова мог видеть; мир отображался перед ним на шестиугольной сетке, заполненной желто-зелеными волнами и руническими дескрипторами.

Но на месте обоняния не было ничего. Осязания — ничего. Вкуса — ничего. Его слух представлял из себя рассеянные сигналы, каким-то образом связанные со зрительным восприятием; звуки проявлялись в виде змеевидных витков, идущих от их источника.

И все же он оставался безучастным.

Все, чем он когда-то был, — все было еще там. Он вспомнил, как его, буйного юношу с плато Скератен, вербовали в клан Раукаан. Резню на Скарвусе. Позор. Последовавшие за этим чистки. Он вспомнил, что был первым добровольцем, вызвавшимся на церебральную перестройку. Мучения. Затем наступил покой.

Просто сейчас это не казалось особенно важным.

Он был воином.

Железом.

<Встань, Теларрч.>

Команда появилась на его шестнадцатеричном дисплее в виде двоичного кода, одновременно с этим запечатлев в его глубинном сознании дюжину вокальных обозначений.

<Этот голос является авторитетом>, — гласили они. <Этому голосу нужно повиноваться.>

Молча, поскольку инструменты для речи покинули его вместе с волей к их использованию, воин выполнил приказ. Древние сервоприводы заскрежетали, впервые за десять тысяч лет черпая энергию в гневе. И воин поднялся.

<У тебя есть задание>, — приказал Железный Отец Кристос.

Глава семнадцатая

«У нас новый план».

— Мелитан Йоланис

I

Скитарии открыли огонь; Мелитан вжалась в стену.

Адептов, хлынувших из-за защитных дверей, накрыло огнем сервиторов; легко вооруженные адепты в мантиях гибли под пулями и дуговыми разрядами. Кто-то крикнул «Вперед!»; строй наспех собранных ополченцев-прорывников, несущих такие же наспех сколоченные из армированного стекла щиты, бросился перебираться через трупы — и сразу же попал под обстрел.

Даже здесь, в тронном мире техно-теократической империи Марса, в нынешней эпохе, на осаду решались те, кому удавалось набрать достаточно дураков, готовых первыми ворваться в брешь.

Искореняющий излучатель накопил заряд, а затем выпустил его, будто вздох Машинной Троицы.

Общеизвестно, что мощь лучевого оружия падает с расстоянием, но на пятнадцати или двадцати метрах оно в состоянии пробить дыру в космическом корабле. Помещение службы безопасности было метров двадцати в длину. Когда грохот взрыва стих, от первой волны не осталось ничего, кроме дымящихся тел и разорванных, обесцветившихся и неработающих экранов.

Одна из адептов закричала: плиты пола были еще расплавленными, и её нога увязла по щиколотку в разжиженном металле. Худшее, что сейчас могло с ней случиться, — это упасть, но если кто-то и имел право запаниковать, то это она. Адепт барахталась в луже кипящей стали до тех пор, пока большая часть её тела не испарилась, а оставшаяся взвесь всплыла наружу. Пол покрылся рябью, приобретая розоватый оттенок. Мелитан прикрыла рот, пытаясь подавить рвотные позывы. По счастью, содержимое её желудка осталось на стене где-то во внешнем кольце.

Её адепты выстроились за бурлящим озером и обстреливали импровизированную баррикаду скитариев из автоматов и стабберов.

Легионеры выдерживали огонь как настоящие солдаты. Они были совсем не то, что ополченцы. Скитарии были созданы для войны; увы, о сборище, которое Мелитан кое-как сколотила из тех, кого нашла во время бегства через ЛН-Примус, того же сказать не выходило. Однако это была не война. Это было подавление толпы. По командной цепочке еретехов пробежал ураган невербальных команд; пять авангардных скитариев вышли из строя, остальная часть когорты прикрывала их продвижение. Их намерения были ясны даже Мелитан: загнать ее воинство обратно в коридор и перебить в тесном пространстве. Если бы несколько сотен технопровидцев со стабберами и дуговыми ружьями были худшим, с чем они имели дело, это сработало бы почти наверняка.

С ужасающим воплем Падение сделала сальто через переднюю шеренгу адептов, перескочила шипящий ров и приземлилась, словно паук.

Наступило секундное затишье, пока скитарии заметили её присутствие, затем — размытое движение рук, ног; два скитария тотчас упали, а арлекин каким-то образом оказалась на ногах. Третий легионер направил на нее пистолет. Падение убила скитария его же оружием прежде, чем команда «огонь» успела пробежать по нейронному пути и дойти до пальца на спусковом крючке. Арлекин со взрывной силой ударила прикладом пистолета в челюсть мятежника; голову ему отбросило назад, сломав шею. Держась за светящийся ствол рад-карабина, весь в пузырях, она перекатилась через мертвых скитариев, выворачивая им руки, а затем ослабила натяжение и швырнула труп скитария, будто плечи архаичного арбалета, сбив его товарищей на землю.

Мелитан таращилась на арлекина.

Искореняющий излучатель загудел, накапливая заряд. Заставив себя собраться, Мелитан набрала строку двоичного кода и махнула рукой в направлении луча. Орудие перегрузилось; смертоносный гипертермический взрыв проделал брешь в заграждении скитариев, отбросив на пол одиннадцать легионеров. Большинство из них больше не встанут.

Со смесью удивления и ликования Мелитан посмотрела на свои руки; её адепты перегруппировались и с ревом побежали к разрушенной баррикаде.

Легионеры дернулись: их мозги переключились на протоколы ближнего боя. Внезапный залп уничтожил первую волну кричащих адептов, а затем скитарии пошли в атаку.

Дуговые штыки пронзали тела тех, кто перебирался через баррикаду, клинки сверкали, когда волны энергии жестко подавляли нервную систему адептов. Один из скитариев до смерти забил магоса прикладом, а затем содрогнулся, брызжа слюной в ротовую решетку, когда ещё один ополченец вонзил ему под грудь ручной электрошокер. Другой легионер выстрелил технопровидцу в голову.

Оправившись от шока, Мелитан направила плазменный пистолет на подобравшегося в упор скитария; солдат уже заносил над ней моноволоконный нож, но его испарило выстрелом.

Численный перевес медленно проталкивал разношерстную армию Мелитан через заграждение скитариев. Каждый раз, когда один из легионеров падал, сквозь брешь прорывалась горстка адептов, безоружных или с импровизированным оружием, всё сильнее уравнивая свои боевые возможности.

В воздухе все еще летали кусочки ионизированной плоти после того, как истощенный, проведший полжизни за работой — прикованным цепями к скамье скрипторума — адепт вонзил альфа-скитарию в глаз жезл для извлечения гамет. Проглотив болевые коды, альфа ударил технопровидца коленом в пах, а затем нанёс очень точный удар ножом в шею. В следующий миг голова альфы скатилась с шеи и упала на землю. Падение сделала пируэт; рунные ключи из слоновой кости, которые она взяла со смотровой вышки, порхали между ее длинными пальцами, как ножи-бабочки.

Мелитан выдохнула, шлепнув пистолет на бок.

Дело сделано.

Омниссия, она и понятия не имела, что ее сердце может так сильно биться.

— Крыло безопасности под нашим контролем.

Слегка полноватая женщина, сообщившая бесполезную новость, была адептом лет тридцати с небольшим; она уперла руки в колени и тяжело дышала. Ее звали Кита Селестон.

Еще несколько часов назад Мелитан видела, как Кита собирает людей против мятежников в трапезной; она была самым младшим секутором Ауксилии Мирмидон нулевого уровня, её основной функцией было благословение вооружения сервиторов гарнизона и настройка сторожевых башен. Этот опыт уже оказался бесценным.

Мелитан жестом позвала задержавшихся в коридоре жрецов.

— Садитесь за стол. Восстановите баррикады.

Селестон огрызнулась и, едва сдерживаясь, прикрикнула на ликующих адептов, чтобы те поторопились к ней.

— Все, у кого есть огнестрельное оружие, следите за дверями!

— Все, у кого его нет, найдите станцию, — добавила Мелитан, доверив адептам разобраться со второстепенными задачами.

Мелитан закрыла глаза. Облаченные в мантии жрецы носились вокруг нее, в то время как Селестон отошла, раздавая указания арьергарду. Слабые ноосферные нити пересекали пространство крест-накрест, словно струны клавесина. С закрытыми глазами Мелитан могла видеть эти нити и направлять свои нейронные имплантаты на взаимодействие с неподвижной ноосферой. Энергии самой передачи было достаточно, чтобы подавать энергию в систему по каплям. Подобно младенцу, сосущему её руку, дух добровольно подчинился воле Мелитан. Она подняла руку, согнула пальцы и выбрала нить, которая показалась ей подходящей, затем произнесла появившуюся в голове команду «пробудись» и снова открыла глаза: спящие дисплеи включились. По залу прокатилась волна вздохов. Мелитан не обратила на них внимания.

Обожание удивительно быстро сошло на нет.

Длинная стена была увешана панелями с мониторами. Они просмотрели серию трансляций с видеокамер, расположенных по всему Нулевому уровню. Пока запыхавшиеся адепты занимали места, Мелитан подошла к меньшему ряду мониторов в конце зала. Стена была всего несколько метров длиной и слегка изогнута, будто очерчивала часть бóльшего круга. Так оно и было. На мониторах транслировался вид из карантинной камеры, через которую экзогенитор Луард Оэлур привел ее на внутренний ярус. Мелитан пришлось то и дело напоминать себе, что всё произошло сегодня: похоже было, что в другой жизни. Чистая камера выглядела почти так же, какой она её запомнила, хотя сейчас Мелитан смотрела на неё сверху, через объективы встроенных в потолочный воздуховод камер. Сейчас в камере толпились три полных отряда скитариев, окруживших одинокий массивный конструкт — катафрон.

Мелитан нахмурилась при виде стены с дисплеями. Она провела жизнь в комнатах вроде этой, но знакомая атмосфера не особенно утешала. На самом деле Мелитан тут ничего не знала, будто воспоминания в действительности были чужими и лишь хранились у неё в голове.

— Если скитарии пойдут в контратаку, то эти техножрецы должны продержаться по крайней мере минуту, — сказала из-за спины Селестон. — Я бы не отказалась от парочки скитариев.

— Взаимосвязь, — не задумываясь ответила Мелитан. — Куда один, туда и остальные.

— Понимаю.

Мелитан снова повернулась к экранам.

— Там нет никаких укрытий, — заметила Селестон.

— Это хорошо или плохо?

Секутор пожала плечами.

— Если получится перетащить внутрь что-нибудь большое, им негде будет спрятаться.

— Вряд ли у нас есть что-то настолько большое.

— А что насчет неё?

Они оба повернулись к Падению: арлекин сидела на столе со скрещенными ногами, наблюдая за суетой адептов через маску из растопыренных пальцев.

— Из-за протоколов воздушного шлюза она будет заперта внутри на тридцать три секунды, пока внешние шлюзы не откроются. По-моему, тридцать скитариев и катафрон — это чересчур даже для неё.

Секутор согласно кивнула.

Войти во внутреннее кольцо или выйти из него невозможно, не установив карантин в прилегающем к нему подуровне. Полномочия установить его были только у Мелитан. Она это понимала, но мысль остаться здесь, в то время как остальные вырвутся наружу, не очень-то радовала. Несмотря на всю чужеродность арлекина, что-то в Мелитан согласно было на все, лишь бы удержать Падение рядом с собой. Альдари доказала свою сокрушительную эффективность в ближнем бою. Мелитан вздохнула. Если арлекин вообще что-то и доказала, так это то, что у нее единственной имелись шансы выбраться из Лабиринта Ноктис. Мелитан оставалось только надеяться, что альдари удосужится передать предупреждение без неё.

Селестон слегка ткнула её локтем в ребра:

— Что-нибудь придумаем.

Мелитан надеялась, что она не разочарует. Ради нее самой в той же степени, что и ради сектора. Можешь предложить еще что-нибудь, Никко? Казалось, что она и мнемо-прокси Палпуса вышли за рамки приличий и перешли на фамильярный внутренний диалог. Прокси не отвечал; Мелитан заподозрила, что чтó бы он ни предпринял для ее спасения от стражей Оэлура, это привело к его уничтожению. Не самая приятная мысль, учитывая, где имплант был установлен, но у нее не было времени на этом зацикливаться.

Мелитан была сама за себя.

— Сир.

Взволнованный адепт в мантии ксеноиконографа отвернулся от одной из линий мониторов. Магосы не сразу решили, как к ней обращаться. «Магос» казалось недостаточно почтительным. Несколько раз употребляли «Леди», но больше этого никогда не повторялось. В конечном итоге сошлись на «Сир». Адепт указывал на один из экранов над Мелитан.

На дерганой чёрно-белой ленте показывало кабинет аналитика, перевернутые стулья, изрешеченные пулями столы; видеооператор сфокусировался на двери лифта. Тот самый лифт, на котором Мелитан Йоланис под видом магоса биологис Бетании Вейл несколько дней назад спустилась на Нулевой уровень.

Мелитан ахнула.

В лифте стоял космодесантник.

В черной броне, рваные серые куски которой свидетельствовали о существенных боевых повреждениях и многочисленных модификациях различных дымчатых оттенков. Он ходил без шлема, с изуродованной лысой головой. Правый глаз был бионическим, его окружали фокусирующие механизмы и провода. Однако самой поразительной чертой была его челюсть. Нос, рот и подбородок — всё было вырезано и заменено чем-то похожим на металлическую воронку. Мелитан хорошо знала это лицо.

В конце концов, именно она спасла жизнь этому космодесантнику.

— Кардан Стронос, — прошептала Мелитан.

С укрепленной позиции открыло огонь тяжёлое орудие, Железнорукого потрепало; в этот момент из-за его спины вышли два воина, но они были без доспехов. Стрельба внезапно прекратилась. На мгновение Стронос остался на поле боя один, усталый, но героически непокорный, как статуя давно умершего мученика. Он поднял глаза на видеозаписывающее устройство, канал которого бурлил от электромагнитных искажений, создаваемых бионическим глазом. Мелитан подняла руку, будто хотела прикоснуться к нему, позволив себе всего на секунду стать маленькой девочкой, которая смотрела на почерневшие от времени фрески Фабриса Калливант и мечтала служить Адептус Астартес.

— Я и понятия не имела, что ты последовал за мной на Марс, — пробормотала Мелитан себе под нос.

Было ли это делом рук Палпуса? Подстроил ли он это на случай, если случится худшее и Нулевому уровню потребуются карательные меры, которые мог обеспечить только Железнорукий?

— Сир?

Селестон смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Жестом командовать бездействующей технологией базы — это одно. Личное знакомство с Ангелами Императора, казалось, было совсем другим делом.

Мелитан вытащила плазменный пистолет:

— В карантинную камеру. У нас новый план.

II

Гулкое ворчание раздалось изо рта Строноса, когда трансурановые снаряды ударили в его пластрон; сверхплотные бронебойные сердечники просверливали тело, пытаясь найти плоть, которой не было. Поршни содрогались, сервоприводы скрежетали: Стронос продвигался вперед. Скитарии-аркебузиры Нулевого уровня были хитрее, чем обезумевшие слуги схолы ЛН-7, и никогда не позволяли Строносу сократить расстояние. Они проводили поэтапные отступления, открывали анфиладный огонь и часто отправляли в тыл манипулы рейнджеров. Тециан или Баррас периодически отступали, чтобы отогнать их; из-за размеров и мощи теснота играли десантникам на руку, а Стронос продвигался вперед, словно идущий по рельсам локомотив с отвалом.

Тециан и Баррас навскидку выстрелили из-за наплечников Строноса, прикрываясь братом, как щитом. Соискатели вооружились автопистолетами, подобранными с убитых у лифта сервов. Это оружие у них в руках казалось нелепым: пальцы космодесантников едва помещались в скобы спусковых крючков. Вооружение скитариев было тяжелее, мощнее, и его, безусловно, было больше, но Тециан счел, что без надлежащего снаряжения пользоваться им слишком опасно.

Так что пришлось взять автопистолеты.

Стронос, содрогаясь, направился к развилке, когда отступающие скитарии разделились, и снаряды начали бить по броне с двух сторон.

— В какую сторону?

— Направо, — невнятно пробормотал Тециан.

У одного из инфоцитов в отсеке отдыха Эксангвинатор выведал общую схему Нулевого уровня и вероятное местоположение Технологии Рассвета. У Тециана была чрезвычайно мощная омофагия. Особенность его геносемени, как он сам говорил. Лицо и зубы Эксангвинатора покрывали пятна крови. Его глаза остекленели, едва сдерживая какое-то бешеное неистовство.

Стронос начинал понимать, каково это.

Его тело превратилось в один сплошной алый символ. Оно сердито пульсировало, бессмысленно посылая предупреждения и сигналы боли. Аугментированный глаз бесконтрольно вращался, не в силах удержаться на определенной длине волны. Должно быть, скитарии попали по одному из селекционных колец, сломав фиксирующие зубья. Органический глаз, налившись кровью, уставился на удаляющийся строй скитариев.

— Ты не можешь продолжать в том же духе, — прорычал Баррас. Незапитанный нагрудник Рыцаря Дорна тоже был повреждён, но в нём ещё можно было узнать деталь силовой брони мод. VI «Корвус», в отличие от облученной брони Строноса, напоминающей лунный пейзаж. — Если бы мы затащили сюда «Носорог», он бы уже вышел из строя.

— Мы на Медузе ко всему подходим основательно.

Дверь распахнулась. Молитвенный зал заполнила манипула авангардных скитариев, вооруженных спазматическим оружием ближнего боя. Стронос заблокировал их своим телом, придавив альфу и прогнув дверную раму. Они пробили ему броню. Что-то горькое и подавляемое боролось с блоками в его сознании. Не обращая внимания на повреждения, он сорвал дверь с петель и швырнул её. Что-то у него в сознании рухнуло, и от внезапной свободы гнев Строноса разросся. Дверь подпрыгнула, заскрежетала по коридору, пролетев над передней шеренгой пригнувшихся скитариев, и врезалась в стоящих позади легионеров.

Сердца колотились. Стим-железы всколыхнулись. Алая кровь хлынула к раздвоенному зрению. Энергию для увеличения скорости Стронос черпал из какого-то глубинного резерва. Теперь ярость хлынула потоком. Барьеры окончательно обрушились. Это пролилось поверх них, прорвалось сквозь них, вырвало волной ярости то, что осталось от его защиты.

Стронос с ревом врезался в ошеломленных скитариев. Он рвал, колотил и пробивал их насквозь кулаками, отрывал конечности, сминал экзоскелеты и перемалывал тела в желеобразную массу.

Он убивал, убивал, убивал до тех пор, пока пространство не расширились. Когда он прошёл по разбитой манипуле, ботинки запачкала гидравлическая жидкость. Коридор превратился в вестибюль; тяжелая дверь воздушного шлюза вела в ребристый изолирующий коридор, но Стронос едва различал окружающее пространство. Он толкал локтями, бил головой, калечил и топтал. Он убивал до тех пор, пока не ослеп из-за того, что ему залило кровью глаза, но даже после этого убил ещё кого-то. позади него послышались громкие голоса. Баррас. Но Стронос больше не мог ответить.

Он почувствовал изменение в атмосфере, достаточное, чтобы пронзить красный туман и заставить его посмотреть. Он вытер глаз железным большим пальцем.

Стронос прошел по коридору из пластека и вошел в круглую камеру. Стены были перекрыты, а под поверхностью бежали скрытые трубы. Плиты пола оказались склепанными. Потолок был высоким, слишком высоким, чтобы до него дотянуться; из переплетения воздуховодов и кабелей мигали сканирующие лазеры. В ответ на облучение нескольких замаскированных авгуров ауспик Строноса засбоил и зажег по всей комнате иконки низкоуровневых источников опасности. Тридцать один тяжеловооруженный скитарий направил на него карабины, ранее направленные на дверь шлюза напротив.

Единственный катафрон-прорывник развернулся на гусеницах. Его дуговой коготь с силой дернулся, складки на измученном лице боевого сервитора углубились.

Раздался крик — на этот раз кричал Тециан; в этот момент шлюз начал закрываться, и лязг тяжелой стали заглушил голоса. Стронос с воплем бросился к катафрону.

III

Мелитан услышала шипение нормализующегося давления воздуха: это разгерметизировался и начал открываться шлюз. У Мелитан заложило уши. Кита Селестон переминалась с ноги на ногу, нервничая и желая идти вперед; на ней был панцирный полудоспех вроде разобранного экзоскелета скитария, а к мягкой груди она прижала пару гамма-пистолетов. Рядовые технопровидцы и техносервы выстроились за Китой: пропитанный человеческим ужасом коридор ощетинился электрошокерами и электропосохами.

— Ты можешь заставить её открыться быстрее? — спросила Селестон.

— Ничто не может изменить время, — Падение отвела руки от лица, чтобы одарить Мелитан дерзкой улыбкой: — Даже гордость.

Гигантская зубчатая дверь продолжала вращаться, звуки стрельбы и машинные звуки со свистом перекрывали поток воздуха.

Отказ от защитных программ внезапно оказался не настолько удачной идеей, какой казался ранее.

Дверь отошла достаточно далеко, и сквозь нее уже можно было протиснуться. Селестон не нужно было уговаривать: она выдохнула и боком полезла в просвет, поливая при этом пустую, пропитанную фиолетовым свечением комнату очередями из пистолета. Арлекин грациозно последовала за ней, ввязываясь в драку, как карнавальный убийца. Как только проход расширился достаточно, чтобы собравшиеся магосы могли пройти в него по двое, хлынувший поток вытолкнул Мелитан на гребне этой волны.

Выбравшись из толпы, она оглянулась в поисках стены, чтобы за ней спрятаться, подняла пистолет на уровень глаз, прицеливаясь, провела им из стороны в сторону — и оцепенела, снова опустив оружие.

Скитарии были уже мертвы. Они валялись по всей карантинной камере: тела были разорваны на части, шлемы пробиты. Механический визг усилился; он исходил от катафрона, стоящего в центре камеры. Ростом боевой сервитор превосходил двух человек — то был скорее легкий танк под управлением сервитора. Органическая составляющая «экипажа» была закована в тяжелую броню, перетекающую в гусеничное шасси, которое, в свою очередь, тоже покрывали толстые листы пластали. Стронос — или воплощенный гнев, взявший под контроль Железнорукого, которого знала Мелитан, — стоял на наклонной передний части катафрона и сражался с оружейными имплантами сервитора. Железной рукой Стронос поднял торсионную пушку вверх, а его изъеденная пулями латная перчатка сомкнулась на дуговом когте, пригибая его вниз. Из воронкообразного рта вырвался механический рык. Сочленения катафрона исходили маслянистым дымом.

Селестон, Падение и остальные пялились на него, не решаясь вмешаться.

Мелитан машинально нацелила пистолет на широкую силовую стойку, установленную на спине катафрона, и выстрелила.

Разгорающееся сопло на долю секунды застыло на боевом сервиторе, затем вспыхнула плазма — и голубое солнце размером с кулак прожгло дыру в спине катафрона. Конечности сервитора обмякли; Стронос удивленно хмыкнул, обнаружив, что борется с парой безжизненных оружейных имплантов. Железнорукий ещё мгновение сражался с омертвевшими конечностями, сервитор продолжал агрессивно двигать глазами и издавать звуки, хотя у него больше не было сил управлять своим тяжелым боевым шасси. Наконец Стронос опустил торсионную пушку, затем — дуговой коготь и начал медленно отступать, оглядывая помещение остервенелым взглядом. Он тяжело дышал, лицо было в поту.

Убийственное безумие дошло до предельного уровня.

Анализ возник в мозгу Мелитан прежде, чем она сообразила, как его найти. Она понятия не имела, откуда взялась эта информация, но начинала к этому привыкать. Скорее всего, это был еще один симптом перегорания мнемо-прокси. Каким бы ни был источник, теперь она увидела это — изъян в состоянии Железных Рук.

На первый взгляд, уменьшение органики и, соответственно, увеличение количества аугметики было очевидным решением проблемы с самоконтролем. Но в этой формуле была ошибка, ведущая к рекурсивному дисбалансу, который теперь был до боли очевиден для Мелитан; рекурсия нарастала с каждым повторением этой ошибки. Решение, по иронии судьбы, заключалось в ещё более радикальном сокращении количества органики. При её отсутствии ошибок не станет, а эмоциональные дефекты Железных Рук устранятся.

Вспомнив судьбу Тубриика Ареса: его провалы в памяти, безумие и в конечном счете смерть, Мелитан внезапно почувствовала себя виноватой и отогнала эти мысли прочь.

Пистолет у нее еще не остыл, чтобы убирать его в кобуру, но, не желая приближаться к Строносу в его нынешнем состоянии с оружием, она вложила пистолет в руку изумленному магосу.

На одно ошеломляющее мгновение Железнорукий напрягся, как перегруженный стимуляторами хроногладиатор, зажатый в кольцо. Сервоприводы сжались. Обнаженные пучки волокон напряглись вместе с аугментированными мускулами, готовые взорваться, раздавив стоящее перед ним детище-полумашину. Но он этого не сделал. Пришло воспоминание; напомнив, кто перед ним, оно приглушило горящее в глазах безумие. Оптика зажужжала, чтобы сфокусироваться; она срывалась, а затем снова начинала жужжать, повторяя бесконечный цикл из поломок и повторений.

— Технопровидица Йоланис? — выдохнул он.

— Он... обращается к вам, сир? — спросила Селестон, выглядывая через её плечо.

Мелитан пропустила мимо ушей слова секутора. Статус спасительницы, скорее всего, выдержит неминуемое раскрытие её истинной личности. А если нет… Что ж, теперь в качестве прикрытия у нее есть Кардан Стронос.

— Ты изменилась, — сказал Стронос.

Мелитан удивленно рассмеялась, но затем посмотрела на Железнорукого, и её глаза сузились. Под металлической кожей воина что-то бурлило — попутчик в его системах, призрак чего-то, что ему не принадлежало.

— И ты тоже, как я погляжу.

Лицо Строноса помрачнело. Из плохо заделанной раны на голове сочилась кровь. Мелитан протянула руку, словно хотела коснуться полой трубки, которая заменяла ему нос и рот, но остановилась на полпути.

Стронос продолжил её жест, проведя пальцем по нижнему изгибу челюсти.

— У меня не было возможности поблагодарить тебя до твоего перевода, — сказал Стронос.

— Сколько раз ты делал что-то подобное для меня?

— Ни разу.

Мелитан усмехнулась.

— Сир? — переспросила Селестон.

— Технопровидец Йоланис спасла мне жизнь. Когда мой шлем был повреждён, она, рискуя собственный жизнью, поделилась со мной кислородом. Если бы не её вмешательство, то Кристос убил бы меня на Тенносе.

Секутор уставилась на Мелитан, разинув рот.

— К слову о моем переводе, — сказала Мелитан.

Было кое-что, в чём она уже давно хотела признаться Строносу, и кто знает, когда выпадет еще один шанс?

— Касательно смерти Ареса...

— Древнего больше нет. Его смерть сейчас не имеет значения. Я хотел бы знать, что ты делаешь на Марсе?

Мелитан пожала плечами.

— У меня к тебе тот же вопрос.

— Я пришел за Технологией Рассвета.

— Чтобы забрать её?

— Уничтожить.

Мелитан мгновение изучала Железнорукого.

— Отлично. Просто прекрасно.

— Ты что же, осуждаешь меня? — рыкнул Стронос, выпрямляясь с рычащим звуком измученных шестеренок. Он напоминал огромное дерево, которое вот-вот упадет. — Ты изменилась сильнее, чем я предполагал.

Взгляд Строноса блуждал по разношёрстному ополчению, которое собрала Мелитан. Арлекин Падение в ответ на этот взгляд вздернула подбородок и отвесила поклон. Железнорукий долго изучал ксеноса, прежде чем пришел к невысказанному выводу, что на данный момент у них у всех общий враг.

Мелитан поймала себя на том, что, в свою очередь, тоже оценивает космодесантника и одобряет выбор. Он отказался от догм в пользу прагматизма, становясь искателем единства, мастером вычислений. Железный Отец. Он прошел долгий путь от замкнутого идеалиста, которого она оставила на Медузе. По лицу Мелитан расползалась неловкая улыбка.

— Ты не сказала, что ты здесь делаешь, — напомнил Стронос

— Думаю, у нас на это общие причины. После того, как мои обязанности, связанные с Аресом, подошли к концу, Голос Марса послал меня сюда.

Настала очередь Строноса задуматься и одобрительно кивнуть.

— Хорошо.

Мелитан подняла бровь и улыбнулась:

— Ты осуждаешь меня, Кардан?

— А, так я для тебя теперь Кардан?

Их прервал стук с внешней стороны шлюза.

Сквозь заключенное в металлические решетки бронестекло на них смотрели ещё два космодесантника; один — без брони, второй — частично облаченный в доспехи. Мелитан узнала их по записи с видеокамер в лифте. Частично облаченный воин, мускулистый великан с глазами убийцы и хмурым взглядом фанатика, уставился на Падение, которая ответила театральным поклоном. Стронос поднял руку, призывая других воинов успокоиться.

— Открой-ка дверь моим братьям, если можно.

— Ты им доверяешь? — спросила Мелитан. Воина за шлюзом, казалось, никоим образом не утихомирили призывы Строноса или выходки арлекина.

— Они мои братья, — ответил Стронос.

Мелитан обдумала его слова, затем покачала головой.

— Нам придется вернуться в прилегающий отсек. Здесь еще остается около сотни скитариев и тысячи работников, запертых вместе с нами. Если мы решили действовать, то нужно действовать: идти прямо в камеру сдерживания. Я могу показать тебе дорогу.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

Мелитан взглянула на Селестон, но та резко отвела взгляд. Не было сомнений, кто теперь главный. Учитывая, что она всю свою жизнь провела на нижней ступени иерархии, внезапный подъем разозлил её сильнее, чем она могла ожидать.

— Ты привела ксеноса. Они мои братья, — повторил Стронос. — Они пойдут со мной.

IV

Стронос был истощен сверх всякой меры, он оцепенел, его блок питания судорожно выплевывал энергию в системы. Он чувствовал себя вымотанным физически и морально, его последняя битва со скитариями затребовала чего-то большего, нежели просто электрической энергии. Время от времени Тециан поглядывал в его сторону, но Стронос не обращал внимания на брата. Он не готов был обсуждать произошедшее.

У дверей того, что Йоланис назвала наблюдательной вышкой, случилась небольшая стычка, но к тому моменту, когда Стронос приблизился на расстояние выстрела, все было почти кончено. Жрецы Йоланис толпились среди мертвецов, поздравляя друг друга с очередным великим триумфом, хотя, на взгляд Строноса, большую часть врагов убили именно Баррас и тревожный соратник технопровидца, Падение. Парочка подозрительно уставилась друг на друга с противоположных сторон поля боя. На данный момент они были союзниками, но Стронос не знал, как поступить с ксеносом, когда миссия закончится. Это решение выходило за рамки того, что он привык обдумывать, будучи сержантом.

Йоланис пошла осмотреть двери. Они были плотно запечатаны, разнообразные панели и индикаторы, отображающие их состояние, потускнели. Панели были оторваны от стен, из полостей торчали витки упругих кабелей, которые вели к ряду портативных генераторов. Теперь, когда бой закончился, их шумное бренчание слышалось отчётливо, а коридор наполнился запахом отработанного прометия.

Стронос наблюдал за технопровидицей, пока она суетилась над сборкой.

Она изменилась. Внешне она осталась той же, что и в момент их последнего расставания в радиоактивных пустынях Тенноса. Ее кожа была темной, следы недоедания и детских болезней — сродни отпечаткам пальцев на теле. Лысую голову женщины испещряли те же электротату, зубы — все из того же сероватого пластека. За это время она приобрела несколько аугментаций, одеяния стали немного изящнее, но в техножрице было что-то новое, что-то, что выходило за рамки символов и деталей, присущих её плоти. Йоланис перестала горбиться, как прежде. Теперь она держала себя прямо, её походка стала широкой и уверенной, а из речи и манер исчезли любые намёки на робость. Теперь выражение её лица стало повелительным, почти жестким.

Трудно поверить, что прошло меньше года.

— Отойдите подальше, — сказала Йоланис и приложила руки к двери.

Раздался толчок, сердца Строноса дрогнуло, и огромная дверь начала подниматься. Он сотворил на груди знак шестерни, Мелитан повернулась к нему с полуулыбкой на лице, словно только что между ними что-то уладилось.

На другой стороне больше не было врагов.

На пути валялись несколько тел: судя по чистоте и разнообразию убийств, они стали жертвами арлекина. Йоланис была либо счастливицей, либо благословенной. Стронос не был уверен, что стерпел бы помощь ксеноса, окажись он на её месте. Но тогда Йоланис была слаба, а он был силен. Возможно, в этом и заключалось преимущество слабости. Стронос ступал по трупам, слишком усталый, чтобы обходить их, мостки скрипели под весом космодесантников, напоминая им о пропасти, через которую они прошли. Стронос посмотрел вниз, пытаясь оценить глубину, прежде чем осознал, что его ауспики отключены.

— Теперь остался лишь один путь, — сказала Йоланис, выйдя наперед.

Стронос не остановил её. Она более чем заслужила свое место.

Источники света вспыхивали на её пути и гасли, когда она проходила мимо, — светящаяся арка, следующая за бывшей технопровидицей, словно нимб. Несчастные узники с воплями бились о стеклянные стены подвесных камер; они жмурились, прячась от внезапного яркого света и крича еще громче, когда Йоланис проходила мимо, погружая их обратно во тьму. Каждый из них был мимолетным проблеском безумия, и ужасы продолжали надвигаться.

В конце прохода наконец появились массивные барьеры.

Пять метров в ширину, пятнадцать в высоту; в катаный адамантий были вбиты руны, гасящие ноосферные данные и сдерживающие дух. Символы светились еле-еле —  все, что осталось от их силы.

Камера, в которой были построены барьеры, представляла собой черную сферу, подвешенную над пропастью, на месте её удерживала сама шахта и многочисленные распорки с винтами, которые были почти невидимы в темноте — если не принимать во внимание усиленное зрение Строноса, каким бы нестабильным оно сейчас ни было.

— Её можно открыть?

Мелитан кивнула. Её поразила высота барьера, или, быть может, понимание, что крылось за ним.

— Я пойду с тобой, — сказал Тециан.

— И я, — гордо заявил Баррас, его гулкий голос эхом отозвался во тьме.

— Это было бы непродуманно, — сказала Йоланис.

— С чего бы?

Баррас сердито посмотрел на нее сверху вниз.

Бывшая технопровидица повернулась к Строносу. Под холодной маской, которую она, казалось, сейчас носила, скрывалась печаль, и он понял. За этими дверями крылась порча, которая почти захлестнула ЛН-Примус.

Вполне возможно, что кому-то придется убить его, когда он вернется.

Стронос по очереди взглянул на каждого из братьев, гадая, кто из них сделает это, и осознавал, что любой из них с радостью пойдёт на такой шаг, если его попросить. Эта мысль согревала Кардана.

— Я пойду один, — сказал Стронос.

Это был его долг. Он не мог доверить это никому другому. Ни Тециану, ни Баррасу, ни Йоланис, ни её ручному арлекину. Идти должен был он. Гордыня — он знал, но гордыня всегда была и первым, и последним недостатком Железных Рук. Возможно, пришло время перестать бороться с этим пороком и принять его.

— Чего мне стоит ждать внутри?

Йоланис открыла рот, чтобы ответить, затем шумно вздохнула. Она посмотрела на Падение, которая уклончиво склонила голову набок.

— Понятия не имею.

Глава восемнадцатая

«Не думаю, что это можно объяснить».

— Логи-легат Никко Палпус

I

Они взяли «Носорог» Лидриика. «Разорение» — машина хотя и бесподобная, но слишком медлительная, и она не в состоянии преодолеть такое расстояние втайне от чужих глаз. Кроме того, Лидриик все еще надеялся, что успеет обнаружить технологию и доложить Харсиду до того, как до Никко Палпуса дойдет, что его в Медузоне больше нет.

Несколько часов назад «Носорог» спустился с гор Фелгаррти, неуклонно направляясь на северо-восток, к безликой твёрдой гряде, известной как Предел Ралгуса. Кто такой этот Ралгус, Лидриик не знал, — если эту гряду вообще назвали в честь человека. Веррокс передавал данные водителю-сервитору, и тот тупо повторял кант капеллана. Железный Отец продолжал трудиться над получением координат из файловых дескрипторов, время от времени передавая неразрешимые обрывки данных — будто подбрасывая хрящики — гиганту, сидящему на металлической скамье напротив. Гигант постоянно молчал, но, казалось, обладал умом когитатора; какой бы сложности шифр ни подкинул ему Железный Отец, через несколько секунд он выдавал чистый двоичный код.

— Их задача — не только охранять Железный Совет, — сказал Веррокс, заметив интерес Лидриика.

— Тебе не чудно, что они не разговаривают? — спросил Лидриик, подавляя дрожь.

— Может, им просто нечего сказать.

На мгновение Лидриику показалось, что Отец Хель обернулся и взглянул на него; линзы его были темны, словно окно в ночь, душа пуста, но библиарий попытался убедить себя, что это из-за «Носорога», едущего по пересеченной местности. Он повернулся и заглянул в крошечное смотровое окно у себя за скамьей.

Смотреть было особо не на что: каменистая твердая черная поверхность и редкие вихри пыли. В Предел Ралгуса нечасто кто-то захаживал. Здесь не было ничего, что годилось бы для использования, и мало что можно было спасти. Это было пристанище преследуемых, обездоленных и отчаявшихся. Бесклановых рейдеров бронетранспортеру Железных Рук нечего было опасаться. С другой стороны, земли на восточных границах гряды…

— У нас кое-что есть, — сказал Веррокс, поднося к лицу инфопланшет в огромном, как кувалда, кулаке.

Лидриик смотрел на портал.

У него уже было дурное предчувствие относительно того, куда они направлялись.

>>> ОЗНАКОМИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ >> МЕДУЗИЙСКОЕ ЦАРСТВО ТЕНЕЙ

Царство Теней, или, как его еще именуют, Земли Теней — это место, окутанное мрачными мифами и пугающими легендами, которые полностью соответствуют суевериям Медузы и отношению Железных Рук к древним страхам, которые все разделяют, но не могут обосновать. Мало кто приходит сюда. В числе этих немногих, как правило, — паломники-эндуристы и миссии Механикус-эксплораторов, ведь страх пред Царством Теней царит даже в Железном Совете.

Это земли забытых храмов и металлических реликвий, места, где, как полагают, обитают мертвецы, где дремлют разумные существа-изгои, где живые машины со злобным и нечеловеческим интеллектом ожидают, когда человечество вымрет, а их сородичи возвысятся. И, конечно же, это земли, где Феррус Манус сражался в своей самой знаменитой битве против серебряного змея Азирнота. Мне больно повторять очевидное, но теория [ЦИКЛИЧЕСКИ ВОССТАНАВЛИВАЕМАЯ КАЖДЫМ НОВЫМ ПОКОЛЕНИЕМ УЧЕНЫХ] о том, что мифы о происхождении «Песен о путешествиях» предоставляют конвергентные доказательства того, что существование машинных созданий и существ из живого металла является чистой фантазией.

Этот регион огромен и по своей сути не поддается картографированию, поэтому до тех пор, пока орбитальная съемка остается невозможной, логика должна подчиняться легенде.

Используйте это в своих интересах.

II

Они высадились недалеко от места, координаты которого нашёл Железный Отец. Лидриик шёл первым, направляя болт-пистолет в порывистый шторм, ауспик шлема перегрузило статикой. В другой руке, будто горящая жаровня на штормовом ветру, пылал силовой топор, Лидриик держал его низко, прижав к боку, клиновидное лезвие окружал ореол белого света и жужжащего песка. Перед ним из бури вырисовывались нечеткие очертания пирамиды, наполовину занесенной черным песком. В воздухе растворялось слабое зеленоватое свечение.

— А легенды-то не врали, — выдохнул Лидриик.

— На ауспике ничего, — ответил Веррокс по вокс-связи между их шлемами. Он по-прежнему стоял на десантном трапе «Носорога», в нескольких метрах позади, и смотрел вверх на пирамиду. — Здесь пусто.

Тактические системы дредноута Железного Отца были мощнее, чем установленные в броне мод. VIII Лидриика, но как-то инстинктивно библиарий поднял руку, призывая Веррокса подождать.

— Не подходи, Железнорукий.

Ветер подхватил голос и швырнул в Лидриика, разорвав слова на куски, из-за этого невозможно было определить, откуда идет звук. Вместо этого Лидриик увидел следующее: двадцать три души, яркие, как свечи, метрах в пятидесяти впереди, еще примерно вдвое меньшее количество окопалось в дюнах повыше. Голос исходил от первой группы.

Буря обернулась дюжиной человеческих обличий, и на секунду Лидриику вспомнились живые мертвецы, которые бродили по Царству Теней, но он заверил себя, что у нежити, скорее всего, не будет смертных душ. Фигуры побежали к нему и Верроксу, рассыпавшись веером. Большинство, по-видимому, были женщинами, — крепкого телосложения, в комбинезонах из синтекожи, респираторах и очках. Разбившись по двое, они припадали на одно колено и целились. Каждая была вооружена хеллганом, подключенным к энергоранцу повышенной емкости на спине. Лидриик также подметил разнообразные мечи и ножи, закрепленные в ножнах на теле. Дух людей был твердым, ярким и ожесточенно-праведным.

Он ощущал нечто похожее и раньше, когда служил бок о бок с капитаном Харсидом.

— Меня зовут Лидриик, я эпистолярий клана Борргос.

Он опустил пистолет, держа топор так же, как раньше.

— Когда-то я был соратником одной из ваших сестер — Лааны Валоррн.

Лидриик почувствовал, что они немного расслабились, хотя никто из культистов не сменил позы.

— Тогда почему её здесь нет? — отозвался голос.

— Последнее, что я слышал — она направлялась на рыцарский мир Фабрис Калливант. Это далеко от Медузы.

— А ты почему не направился туда же?

— Я Железнорукий. — Лидриик поднял топор, чтобы осветить свои темно-синие доспехи и серебряную рукоять на наплечнике. — Пришло время мне вернуться домой.

— Ты что, знаешь этих людей? — прорычал Веррокс ему на ухо; дыхание Железного Отца пахло моторным маслом.

— Культ смерти, присягнувший духу примарха, — прошептал Лидриик в ответ. — Я уже как-то сражался плечом к плечу с одной из них.

Железный Отец прищурился, глядя на размытое пятно пирамиды, его лицо исказило выражение странного голода.

— Несокрушимый легион. Всегда ходили слухи…

Раздался хруст песка, и через строй ожидающих убийц прошла ещё одна женщина в комбинезоне. Она остановилась на приличном расстоянии от Лидриика, её хеллган со штыком был направлен в землю.

— Если ты был с нашей сестрой, если знал о нас и о том, за что она сражалась, то зачем пришел?

— Лаана поняла, что ксенотех обладает силой, способной сломать Железных Рук, их зависимость от плоти, разорвать нашу связь с примархом.

Несколько культистов что-то пробормотали и выругались. Лидриик подождал, потом продолжил:

— Она никогда не говорила мне, что часть этого уже была здесь.

— Она много лет охотилась бок о бок с ксеносом. Эта часть была передана нам на хранение совсем недавно, но охранять ее, чтобы сохранить неприкосновенность примарха, — наша привилегия.

— Сила вечна, — пробормотал кое-кто из женщин.

Лидриик хмуро посмотрел на них; оружие в руках убийц не дрогнуло.

Почему Кристос и Йельдриан, оба, обратились к одной и той же группировке за помощью в отслеживании технологии Рассвета? Здесь крылось нечто большее, чем видел Лидриик.

Веррокс положил гигантскую перчатку на наплечник Лидриика, затем подошел и встал перед ним. Двенадцать хеллганов с грохотом поднялись.

— Я Веррокс из Железного Совета. И мне не будет отказано в пропуске.

Одна из культисток внезапно переместила прицел вверх, прицелившись в нечто большое, что в этот самый момент прогромыхало по трапу «Носорога». Лидриику не нужно было видеть выражение лица женщины под маской, чтобы понять: из «Носорога» вышел Отец Хель.

Библиарий демонстративно убрал пистолет в кобуру:

— Мы здесь не для того, чтобы сражаться.

— Нам сказали, что есть Железнорукие, которые могут прийти за этим. — Женщина с подозрением посмотрела на Веррокса: — Даже из числа членов Железного Совета.

Она задумчиво повернулась к Лидриику:

— Ты говоришь, что знал Лаану.

— Настолько она мне позволила, — сказал Лидриик, и от воспоминаний по его лицу расплылась печальная улыбка, которую женщина все равно не смогла бы увидеть. — Она... нервировала меня, самую малость.

Убийца фыркнула, что её сестры восприняли как сигнал опустить оружие:

— Ты и вправду знал её.

Женщина помахала сестрам, — что-то вроде языка жестов, основанного на боевой жестикуляции Адептус Астартес. Но различий было достаточно, чтобы свести на нет все попытки Лидриика их подслушать.

— Меня зовут Сара. Сара Валоррн.

III

Ботинки шаркали по плитам из тёмного металла: Лидриика — будто резцы по диоритовой скульптуре, Веррокса — как нечто более тяжелое, грубое, скорее напоминающее кувалду; шум эхом разносился по длинному залу. Пространство было уставлено высокими шкафами со стеклянными стенками и внутренней подсветкой, — словно столбы света, достигающие океанской впадины.

В них хранилось что-то вроде реликвий: разорванные клочки пергамента, обгоревший кусок брони, фрагмент перчатки. Пьедесталы из искусно вырезанного базальта стояли в водянистых лужицах ультрафиолета. Где-то журчал фонтан. Это место напоминало библиотеку. Или святилище. Лидриик повернулся на месте, осматриваясь вокруг; внутри него нарастало изумление, и библиарий не мог до конца объяснить это чувство. Веррокс был похож на собаку, которой приказали сидеть, и Лидриик знал, что Железному Отцу не терпится побродить среди этих реликвий.

Сара продемонстрировала серию жестов, её сестры отступили назад, чтобы занять расположенные по всему залу укрытия. Лидриик отметил, что они держали хеллганы заряженными. Затем убийца сняла маску и защитные очки, уныло смахивая со своей бритой головы пыль, забившуюся под синтекожу.

Она была невероятно похожа на Лаану. Острые линии, резкие черты, пепельно-бледные глаза, которые смотрели на космодесантника во всей его красе, но по неизвестным причинам выражали разочарование, как будто женщина выросла на легендах, не имеющих ничего общего с реальностью.

— Подожди здесь, — сказала убийца. — Настоятель решит, можно ли вам доверять.

Лидриик не стал спрашивать, что случится, если решит, что нельзя. Он взглянул на Веррокса, тот понимающе кивнул и указал на стоящего рядом Отца Хель, терпеливого, словно вкопанный в песок ксеномонолит.

Звуки шагов Сары удалялись, разносясь по коридору скрипучим эхом.

Лидриик испытывал искушение просто уйти прямо сейчас, пока убийца не вернулась.

Он стремился найти технологию Рассвета, а не обезопасить её или вернуть обратно, и его устраивало то, что миссия выполнена. Логичнее всего было бы как можно скорее вернуться на Телестеракс, реквестировать астропата и отправить сообщение на Фабрис Калливант, чтобы его перехватил Йельдриан.

Но Веррокс заговорил первым.

— Храм Эндуристов, — выдохнул он. — Ходили легенды, но никто никогда не отваживался отправиться в Царство Теней. Говорят, что они основали свой храм здесь, вскоре после Резни в зоне высадки. Некоторые говорят, что бессмертный дух примарха посетил их ещё до первых сообщений и кораблей.

Он медленно оглядел хранящиеся реликвии:

— Они собирают имущество примарха и ждут его воскресения.

— Я знаю этот миф, — сказал Лидриик.

В рядах ордена была небольшая часть братьев, разделяющая верования эндуристов, и Лидриик хорошо знал, что Веррокс был самым видным приверженцем этого культа. Капелланы, как правило, закрывали на это глаза, считая, что фракционность во всех её формах твердо соответствует доктрине соперничества, зафиксированной в ценностях примарха. При условии, что правда о подверженности ошибкам и смерти Ферруса оставалась неприкосновенной, почти все прочее оставалось открытым для оспаривания.

Веррокс подошел к ближайшему шкафу. В нем хранился единственный фрагмент брони — задняя часть наруча, форма которой соответствовала трицепсу. Деталь была изуродована полученными в бою повреждениями и состарилась до неузнаваемости, но даже при беглом осмотре было ясно, что наруч слишком велик, чтобы его когда-либо носили на руке обычного воина Легионес Астартес. Он был немногим меньше, чем составные пластины, покрывающие бедра Железного Отца.

— Они его...? — вслух поинтересовался Веррокс.

Он осторожно постучал по стеклу перчаткой, затем прижался к нему лицом.

Стекло не запотело. Дыхание Железного Отца было холодным.

Лидриик пожал плечами и промолчал. Он знал, что было бы разумнее просто подождать, как просила убийца, но не мог отрицать, что его тоже начинало разбирать любопытство. Библиарий подошел к постаменту.

Угловатая глыба базальта была немного низковата для него; круглый выступ украшала гравировка в виде зверей, драконов и людей в доспехах с длинноствольными винтовками и охотничьими копьями. На нем покоился открытый фолиант, рядом с которым на полированном черном камне лежала палочка для чтения, сделанная из бивня. Любопытство наконец взяло верх, и Лидриик наклонился, чтобы рассмотреть реликвию поближе.

Текст был на древнемедузийском. С простой и эффективной каллиграфией; поля украшали скромные иллюстрации. Из темных камней Медузы можно было выточить лишь несколько оттенков, и Лидриик узнал чёрный и серые цвета, которые были ему знакомы по собственным опытам в стекольном ремесле. Все было местным. Страницы истончились и посерели от времени.

Лидриик огляделся, но культистов-часовых, казалось, нимало не беспокоил его интерес.

Веррокс уже отошел к другому шкафу.

Просунув закованные в броню пальцы под переплёт, Лидриик осторожно закрыл книгу, чтобы взглянуть на её обложку.

Переплет был сделан из темной кожи какой-то рептилии; от непогоды её защищал тонкий слой железного стекла, которое сохранило фактуру, даже несмотря на то, что сами страницы уже покрылись пятнами и высохли. На нижней стороне стекла было выгравировано изображение; Лидриик, не новичок в стекольном ремесле, мог лишь восхищаться мастерством, с которым ремесленник использовал цвет и текстуру спрятанной за стеклом кожи. На изображении был воин в старых медузийских латах. Подобные доспехи ковались из местных материалов, запасы которых были крайне ограничены, и потому оставались достоянием военачальников и королей, а в конечном счете быстро канули в историю, уступив армапласту и пластали, которые появились с повторным открытием планеты Марсом. Даже без особого представления о масштабе изображения фигура казалась гигантской. Мускулатура была фантастической, плечи — широкими, а глаза — жесткими; их покрасили так, что они стали походить на два серебряных слитка. Огромные руки обвивали кольца гигантского змея, голова которого рычала за плечом героя.

Лидриик замер, когда понял, кто изображен на обложке.

Феррус Манус. Азирнот.

Эта книга была «Песнями о путешествиях».

Пальцы покалывало, когда Лидриик пробежал ими по переплету из железного стекла. Самый старый из известных текстов «Песен» датировался ранними веками М33; его составил на основе устных рассказов приглашенный магос-антрополог, но автор сборника никогда не упоминал своего имени. Перед тем, как перейти в клан Борргос и стать там главным библиарием, Лидриик подарил один из подобных бесценных томов Кардану Строносу, как напоминание об их долгих философских дискуссиях. Экземпляр на пьедестале был написан явно ранее M33. Рунный шрифт, материалы, пигменты — всё было архаичным, доимперским.

Это точно не фольклор.

Лидриик открыл книгу на первой попавшейся странице — затвердевший пергамент заскрипел, библиарий взял палочку из бивня.

...и воспользовался Феррус Манус тем, что зверь отвлекся, и приблизился он к Химере с копьем в руке, и…

Лидриик моргнул, как будто страницу перевернули без его ведома. Он прочитал еще несколько строк. Опустил палочку.

Держась за постамент, он глубоко вздохнул.

Этот сюжет с Химерой сильно отличался от того, что каждый Железнорукий вынужден был читать и заучивать в течение вот уже почти семи последних тысяч лет.

Он едва обратил внимание на отдающийся эхом скрип, пока Сара не вернулась, пройдя весь коридор. За ней безмятежно следовала ещё одна фигура, задрапированная в красное и золотое. Настоятель. Лидриик почувствовал, как сердце уходит в пятки.

Выходит, Кристос и Йельдриан не пользовались услугами одного и того же культа. Кристос вообще не имел к этому никакого отношения.

Это был Никко Палпус.

— Ты, — выдохнул Лидриик. — Йельдриан знал?

Логи-легата, казалось, позабавил этот вопрос.

— Сомневаюсь. Удивительно, но для вида, столь искусного в манипулировании, у них имеется любопытная особенность — они не замечают, когда меняются ролями. — Палпус развел руками: — Впрочем, нечто подобное можно сказать обо всех нас, разве нет?

— Кто такой этот Йельдриан? — спросил Веррокс.

— Сейчас это не имеет значения, — ответил Лидриик. — Что здесь происходит, Палпус?

— Я собирался спросить о том же, но любые ответы сейчас излишни. — Внимание логи-легата переключились с Лидриика на лежащую рядом с ним на пьедестале открытую книгу. — Упрямый ты, эпистолярий, в этом тебе не откажешь. Технология Рассвета — это я мог бы объяснить. Я мог бы объяснить даже свою заинтересованность в том, чтобы хранить её здесь. Если бы пришлось, я бы всё объяснил. Но это? Нет.

Логи-легат нахмурился, и Лидриику показалось, что он искренне огорчен.

— Не думаю, что это можно объяснить.

— Мне бы знать, о чем речь, — буркнул Веррокс Лидриику.

Лидриик дрожащей рукой указал на книгу:

— Механикус вот уже как минимум семь тысяч лет переписывают медузийские учения. Я сражался бок о бок с Медными Когтями и Красными Когтями. Я спорил с ними по поводу правильной интерпретации этих сказаний. — Лидриик ткнул дрожащим пальцем в Никко Палпуса и закричал: — И они были правы! Трон помилуй нас всех! Они были правы с самого начала. Они — истинные наследники примарха. Не мы.

Палпус пожал плечами.

— И?

— И?

Вопрос был настолько нелепым, что Лидриик невольно рассмеялся:

— Ты превратил нас в бастардов. — Он гневно взмахнул рукой над раскрытыми «Песнями»: — Здесь больше от Марса, чем от Ферруса Мануса!

— Это правда? — прорычал Веррокс.

— А если и так? — спросил Палпус. — У Ферруса, как оказалось, имелся изъян. Истории, которые мы для вас написали, всего лишь отражали эту новую истину.

Он вздохнул, глядя на фолиант.

— Однако уничтожение оригинала было бы глубоко неправоверным деянием. Я не смог заставить себя на это пойти.

— Не раздувай свою важность в этом деле, Палпус, — сказал Лидриик. — Вашей подделке уже тысячи лет.

— Назовем это фигурой речи.

Раздался рык: Веррокс шагнул вперед, Отец Хель — за ним, как огромная тень.

— Зачем?

— Ты спрашиваешь «зачем»? Ты не так глуп, Железный Отец. Чтобы сделать вас лучше. Марс хочет того же, чего хотите вы, он всегда этого хотел.

Логи-легат аккуратно отступил назад, чтобы Сара Валоррн оказалась между ним и разъяренным Железным Отцом.

— Вы же, конечно, понимаете, что я не могу позволить вам отсюда уйти?

Убийцы вышли из укрытий и взяли оружие наизготовку; хеллганы взвыли.

Веррокс обнажил скрежещущие зубы:

— Хочешь сделать это, Палпус? Я пятьсот лет ждал повода.

Голос Марса кивнул, будто хотел обойтись без прощаний, — это походило скорее на жест старого друга.

— Мы все прожили слишком много.

— Ты. — Веррокс махнул рукой, подавая сигнал стоящему позади Отцу Хель. — Убей его.

Цепной кулак Отца Хель ожил и зажужжал. Сдвоенные стволы штурмовой пушки загремели, заряжаясь, комби-огнемет зашипел, загорелся запальник.

Он коснулся бледной кожи на верхней части шеи Веррокса.

Палпус фыркнул:

— Вы, Железные Руки, все одинаковы, хотя всегда находится тот, кто превосходит свою генетическую склонность к тщеславию. К примеру, Кристос. Знаешь, ты очень на него похож. Ты упорно не хотел замечать, где находится настоящая власть.

Логи-легат развел ладони в извиняющемся жесте.

— Ну, сейчас ты увидишь. Цени свое просветление.

Он кивнул Отцу Хель.

— Убей его.

>>> ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА>> БИТВА ЗА ФАБРИС КАЛЛИВАНТ

Информация касательно судьбы Фабриса Калливант обрывочна, и вполне вероятно, что к тому времени, когда поступит эта выгрузка, ваше представление о ситуации будет более полным, в отличие от моего.

Сообщалось, что заместитель фабрикатора Экзар Севастиан покинул планету на линкоре «Тагмата», хотя его конечная судьба остается неизвестной. В это время орбитальная эгида начала распадаться, при этом подтверждено, что «Легированный» и «Щит Бога-Императора» уничтожены незадолго до регистрации отчета.

Судьба Железного Капитана Дрэварка неизвестна.

Судьба принцепса Фабриса неизвестна, его последние сообщенные координаты указывают на то, что он находится в нижних квадрантах форта Калливант, в непосредственной близости от наземной атаки орков.

Судьба Миркала Альфарана неизвестна.

Ради всех нас, молитесь, чтобы ваши пути никогда не пересеклись с Госпитальерами после Фабриса Калливант.

Рыцарский мир далек от Медузы и любого другого важного мира. Пусть дела, которые там велись, будут записаны как полностью принадлежащие безумию Кристоса…

Глава девятнадцатая

«У всех нас есть свои слабости».

— Автарх Йельдриан

I

Раут не знал наверняка, что задело его больше всего. Слишком много всего навалилось сразу. Он все еще свыкался с ощущением, что перемещается в варпе, технически при этом не пребывая «в варпе». Не было ни ноющего зуда под кожей, ни шепотков на ухо, не было мгновений, когда сердце замирает от страха, подпитываемого уверенностью в том, что тебя преследуют, но стоит развернуться, выхватив пистолет, — и обнаруживаешь, что сзади никого нет.

— Мой народ не часто рискует путешествовать через варп, в отличие от мон-кеев, — объяснил Йельдриан.

«Человек» подойдет куда лучше, когда говоришь обо мне.

— Мон-кей — это для всех остальных.

Я должен чувствовать себя польщенным?

— От тебя я бы ожидал боязни варпа в последнюю очередь, — ответил Раут, указав на ранец автарха.

Йельдриан лишь улыбнулся на это замечание — мимолетная снисходительность, столь свойственная его виду:

— Небольшие расстояния — это всего лишь удар сердца для космического времени. Та-Кто-Жаждет обитает в варпе, но Она — не варп. Нужно быть безрассудным или невезучим. — Его настроение в момент изменилось: накатила тьма. — Но подобное случается.

Автарх больше ничего не сказал, и Раута устраивало, что демоны ксеноса остались его личным делом. Возможно, если отбросить всё прочее, то этот опыт можно было сравнить с хождением по бесконечным ответвлениям Паутины альдари на торговой шхуне, лишенной поля Геллера или варп-двигателя.

Если бы сам трюм не был оборудован для единственной цели — свести меня с ума.

Это было сродни морской болезни, — тем более невыносимой, что она не имела никакого отношения к какому-либо физическому движению. Нависающие штабеля ящиков даже не скрипнули. Действительно, учитывая неизмеримые скорости, с которыми, должно быть, двигалась «Леди Грей», ощущение затишья в варпе само по себе приводило в замешательство. Скорее всего, дело было в том, что то, что он видел прямо перед собой, не совпадало с тем, что он видел краем глаза. Раут уже сбился со счета, сколько раз вздрагивал при приближении какого-нибудь полузабытого кошмара, который исчезал, словно призрак, стоило скауту направить на него пистолет.

Крики и болтерный огонь растворились в лабиринте трюма, эхом отдаваясь в извилинах его мозга.

И вновь Йелдриан попытался дать этому объяснение.

— Голополя и галлюциногенные барьеры. Я защитил тебя, — добавил он, упреждая неизбежный вопрос. — Но Железные Руки, которые поднялись на борт до того, как мы оторвались от Кристоса в паутине, будут страдать от всех кошмаров, таящихся в их разумах.

Неприятная мысль. Ни у кого нет таких кошмаров, как у меня.

— Было бы милосерднее их убить.

Даже это беспокоит меня. Немного.

Не убийство братьев, конечно. Это был бальзам для его души, наименьшее, чем Раут мог воздать им за пережитое.

Что-то мне не по себе из-за этого подарка.

После всего увиденного и услышанного Раут ожидал чего-то отвратного, вроде вопящего ксеносского пластека, усыпанного обесцвеченными драгоценными камнями, которые источают тёмную энергию и проникают в душу, выискивая в ней слабости. То, что вместо этого они оказались среди стандартных шаблонных коробок Департамента Муниторум, одновременно разочаровывало и заметно нервировало.

Раут не знал наверняка, что задело его сильнее всего.

Может, причина и не единственная. У меня хватает причин для обид.

«Где мой брат?» — время от времени спрашивал Раут. «Почти пришли», — вот и весь ответ, который дал ему альдари.

После десяти-пятнадцати минут быстрой ходьбы они нашли его.

Четыре ошеломительно высокие стены из бронзовых ящиков, испещренных охранными рунами и аквилами, образовывали нечто вроде камеры посреди трюма. Стенки покрывали многочисленные крупные кристаллы, будто люминесцентные водоросли на дне колодца. Настил оплетала матрица из полуорганических кабелей, смеси ксенопластека и искусственной кости; эта лента соединяла кристаллы в органическую сеть. Глаза Раута быстро приспособились к переменчивой яркости света. Ящики обволакивал материал вроде паутины, по которой, будто пауки, ползали какие-то призрачные существа. Раут вздрогнул. Хуже всего то, что я даже не знаю, настоящие они или нет.

— А это ближе к твоим ожиданиям?

Раут кивнул.

— Это судно принадлежало богатому купцу. Его трюм надежнее, чем мостик или машинное отделение. — Автарх указал на светящиеся кристаллы. — Эти камни генерируют голографическую защиту по всему кораблю.

Раут безмолвно огляделся вокруг, оценивая защищенность и уязвимые места.

Затем он повернулся к брату.

Хрисаар лежал на левитирующей плите из костяного пластека, раздетый до набедренной повязки; его покрытое шрамами мускулистое тело окружали мерцающие и стрекочущие драгоценные камни размером с монету. Казалось, что они сообщались с массивом гладких, элегантно обработанных драгоценных диодов, установленных с сбоку. Раут не видел ни капельниц, ни ножей. Просто тихо позвякивающая жеода на лбу скаута, потерявшего сознание. Раут направился к левитирующей плите; в нём кипели странные чувства защиты и привязанности. Йельдриан остановил скаута легким прикосновением к плечу.

Раут чуть было не развернулся и не ударил его.

Он уставился на свой стиснутый кулак так, будто кто-то вложил в него гранату с коротким запалом. О чем я думаю? Если Раут и знал что-то наверняка, так это то, что битва между ним и автархом будет иметь лишь один исход.

Невероятным усилием воли Раут разжал кулаки.

— Ему ничего не угрожает, — спокойно сказал Йельдриан, будто гася гнев Раута своими словами, как пламя одеялом. — Вы оба много раз гостили здесь.

«Гостили». Звучит так приятно.

— Сколько раз?

— Вот почему у тебя в памяти останутся пробелы.

Йельдриан указал на плиту.

— Ты был прав. Да. Я завербовал вас с братом не из-за ваших умений. Лаана была более чем способна отыскать технологию и в одиночку.

Он тонко улыбнулся, будто скучая по человеческой убийце.

— Полагаю, ее выводило из себя, что вы ей помогаете, но Лаана доверяла мне. Ты и твой брат были затронуты артефактом на Тенносе. Если бы я позволил тебе вернуться, то скверна, возможно, уже уничтожила бы твою планету. Лидриик договорился о твоем прикомандировании — ходатайствовал от моего имени перед Железным Отцом по имени Веррокс.

Не знаю этого Веррокса. Кажется, я видел его на Железной Луне. Раут протянул руку, коснувшись единственного железного позвонка клана Доррвок, и поморщился, вспоминая, как его имплантировали. Странное дело — я мало что помню о том дне, кроме этого.

— Взяв тебя с собой, я также получил возможность наблюдать и получил доступ к твоему разуму.

Я ничего из этого не помню.

— Что такого особенного в моем разуме?

— Полагаю, что вы видели артефакт на Тенносе или, по крайней мере, были близки к этому. Псайкер Кристоса заблокировал твои воспоминания. Лидриик говорил, что это хорошо зарекомендовавший себя в вашем ордене метод для искоренения нежелательных мыслей и поведения.

Альдари вздохнул, опустив руку на бицепс Хрисаара.

— Это может подавить заражение, если оно есть, но не уничтожить его.

К плите приблизился призрачный альдари в более темных доспехах; Раут не сразу заметил его среди херувимских огней и ужасов его бессознательного брата, оцепенел и уставился на ксеноса. Не только мои братья встречаются со своими страхами. Что-то в телосложении альдари намекало Рауту, что это женщина. Что-то менее прозаичное кричало «ведьма». Ростом она превышала даже Йельдриана и Раута. Ее шлем был высоким и рифленым, забрало представляло собой невыразительную черную пластину, а длинная шея — усыпана аквамаринами. Облегающий доспех приглушенно-желтого цвета походил на доспехи автарха, но более мрачного оттенка и со множеством костяных рун, его частично прикрывал светлый льняной плащ.

— Имладриэль Темный Саван, — сказал Йельдриан, и женщина-ксенос склонила голову. — Есть вести от Лидриика или Эльрусиада?

Она покачала головой.

Раут вздрогнул.

Разве она не разговаривает?

По бокам от ведьмы стояла пара стройных воинов, облачённых в доспехи. Они были высоки, пластичны и все же абсолютно недвижимы. Похожи на медузийских палочников, годами ждущих феромонового запаха добычи. Воины были на голову выше, чем Темный Саван, и к тому же шире, несмотря на всю их кажущуюся хрупкость. У их абсолютно гладкие пластековые шлемы, загнутые назад, не имели отверстий для глаз или рта. Единственной отметиной на них была руна, которая, несмотря на свою чуждость, напомнила Рауту старый медузийский символ бесконечности. Каждый стоял в позе постоянной, почти величавой готовности, держа в больших руках длинноствольную тяжелую пушку инопланетной конструкции.

— Темный Саван работает над устранением блоков, которые Кристос наложил на твои воспоминания, — сказал Йельдриан.

— Что? — Раут оторвал взгляд от надвигающихся призрачных воинов. — Зачем?

— Либо ты был затронут, либо нет. Отрицание этого события не изменит твоей судьбы. В конце концов, Айоашар Азир выйдет из игры.

Раут почувствовал, как гнев покидает его, собираясь вокруг пальцев ног. Он взглянул на Хрисаара.

— А он...?

— Он не затронут.

Раут выдохнул с облегчением, но что-то в поведении альдари заставило сердце дрогнуть.

— Мне очень жаль.

Неизвестно, как, но Йельдриан уже держал в руке лазерный пистолет, направленный в подбородок Раута.

— На каком-то уровне я подозреваю, что ты уже давно знаешь.

Раут встретился глазами с Йельдрианом.

Пот с пальцев скаута стекал по рукоятке болт-пистолета — оружие все еще было на поясе. Он был быстр, его реакции были доведены до пределов человеческой физиологии. Вот только пределами все и ограничилось. Я недостаточно быстр. Эмоции выплеснулись наружу.

Невозможно было сказать, где заканчивалось одно и начиналось другое. Страх за себя. Любовь к брату. Облегчение от того, что Хрисаар будет жить. Ярость из-за того, что он         — не будет. Ненависть. Ненависть, это мне знакомо. Эмоции были мантией, пузырящейся под кожей. Ненависть к Йельдриану. Ненависть к Кристосу. Ненависть к брату за то, что он будет жить…

Ненависть к самому себе за то, что он — не будет.

К себе больше всего. Я превращаюсь в монстра, которым меня хотели сделать Думаар и Тартрак, даже несмотря на то, что я клялся, что буду выше этого, что я буду сопротивляться этому всеми силами. Что ж, вот и всё. Сражайся и умри — или сдайся и умри.

Я знаю, что должен делать.

Нельзя бороться с неизбежным.

С воплем слепой ярости Раут выхватил пистолет.

Йельдриан двигался молниеносно; его лазпистолет опалил плечо скаута прежде, чем тот снял свой болт-пистолет с пояса.

Шквал лазерных лучей был направлен Рауту в голову.

Может, Железнорукий был и не так быстр, как автарх альдари, но их скорость была сопоставима, поэтому скаут успел подставить под огонь расходное органическое плечо, — даже после того, как выхватил оружие и выстрелил в ответ.

Разворот, подстегиваемый болью, позволил широко растянуть болтерную очередь. Снаряды со свистом пролетали над телом автарха и пробивали стенку ящика; взрывы разрывали дешевый сплав, выбрасывая упаковочный пластек, будто снегопад.

Йельдриан бросил испуганный взгляд,  он прникал прямо в душу, и поднял руки; пистолет повис на спусковой скобе.

— Никто не хочет умирать, но не забывай, что на борту корабля все ещё находятся твои братья. Если повредить кристаллы излучателя, они явятся сюда. И вернут Кристосу то, что мы забрали.

Целую секунду Раут готов был выстрелить в автарха. Почему я не стреляю? Но когда дошло до дела, он подумал, что презирает братьев сильнее, чем ненавидит альдари, который хотел его убить. Раут снова сунул пистолет в кобуру:

— Стоило пристрелить меня, пока я был у Мора в апотекарионе.

— Мор бы этого не допустил, а у меня не было желания убивать его. Он все ещё был мне нужен. Кроме того…

Йельдриан указал на левитирующую плиту. Хрисаар по-прежнему не приходил в сознание. Тёмный Саван и её стражи стояли как вкопанные. Эта уверенность.

— Ты заслужил надлежащее прощание.

Раут вздохнул:

— Слабак.

Йельдриан снова поднес пистолет к лицу скаута:

— У всех нас свои слабости.

Лазерный луч вырвался из украшенного драгоценными камнями ствола.

Время, казалось, остановилось, Вселенная собралась в этом моменте, будто жизнь Раута в каком-то смысле была настолько драгоценна, что её конец нужно было засвидетельствовать и отметить. Ощущение собственной неминуемой смертности сомкнулось над ним, как надутый пузырь, который сжимали, сжимали до тех пор, пока он не лопнул.

Время понеслось, когда терминатор Железных Рук материализовался на линии огня, и лазерный луч разлетелся от удара о заднюю бронеплиту, будто слетевшие со скалы брызги воды. Раут разинул рот. И без того массивную грудную пластину терминатора увеличивали пласталевые ребра. Дополнительную бионику защищали толстые пластины с гигантскими заклепками. На спине крепился огромный контейнер для боеприпасов. Терминатор доминировал в своем пространстве, как сверхмассивная черная дыра доминирует в своей галактике, и Раут не мог думать ни о чем, — лишь наблюдать, как он поднимает сдвоенную штурмовую пушку и открывает огонь по голокристаллической матрице.

Разум Раута взорвался.

Он упал, будто ему выстрелили в голову; собственный мозг всячески старался убедить Раута, что плиты палубы утекают из-под рук, как песок. Стены поднимались, опускались и шатались, словно желатиновые башенки.

Ужасы с крыльями летучей мыши превратились в покрытых хитином чудовищ, а затем умерли яркой смертью, как космодесантники-предатели. Сдвоенная штурмовая пушка раскатом грома ударила по нервам. Раут попытался дотянуться до пистолета, но, казалось, не мог нащупать собственных рук. Почему это не влияет на терминатора?

Он понял, почему. До всех скаутов доходили эти слухи.

Отец Хель.

— Он последовал за нами, — вскричал Йельдриан. — Его высокомерие!

Автарх снова натянул на голову адскую маску.

— Уничтожь это. Пока не поздно.

Призрачные воины уже встали перед Темный Саван; из их пушек изливались волны искажения, отрывая от терминатора куски и отбрасывая их в пространстве и времени. Но это даже не остановило Отца Хель. Лазерные разряды били по древней броне, оставляя лишь незначительные выбоины. Йельдриан выругался на своем языке, активировал клинок и бросился в атаку.

Автарх извлек урок из битвы с Дрэварком. Он не пронзал, не колол, пытаясь покончить с Отцом Хель, нанося хирургические удары в критически важные органы; вместо этого альдари пытался нанести как можно больше повреждений, прежде чем безмолвный громила успеет парировать выпады.

Отец Хель ударил ксеноса плечом, впечатав того в ящики, и его смяло, будто бумажную фигурку.

Раут с каменным лицом вытащил пистолет и прижался к стене.

Он прицелился терминатору в затылок как раз в тот момент, когда живот в очередной раз сжало. Уши заложило. Раут не стал стрелять, зная, что сейчас произойдёт, и подозревая, что ему вот-вот придется выбирать цели.

Из эмпиреев вышли еще шесть фигур, — меньше Отца Хель, но все равно огромных. Железные Руки. На их наплечниках была вытравлена серебром зубчатая эмблема клана Раукаан, пульсирующая от адских вспышек штурмовой пушки Отца Хель. Раут увидел их командира.

Омниссия. Император.

Нет, пожалуйста.

Раут почувствовал, как тело немеет, будто к нему прикоснулся медузийский каменный элементаль и скаут мгновенно окаменел. Он таращился на все с минерализующим ужасом, забыв о болт-пистолете в руке. Думаар. Апотекарий воззрился на скаута, его приборы завибрировали и зажужжали, — казалось, он уже препарировал Раута глазами.

— Ладьевидная и клиновидная кости разрушены. Лазерный ожог первой степени правой дельтовидной мышцы. Кожные перфорации указывают на не полностью залеченные огнестрельные ранения. Лояльность… скомпрометирована.

У Раута отвисла челюсть. Он понятия не имел, как бороться с эмоциями, сводившими ему лицевые мышцы.

— Непоправимо.

Раут вырвался из кошмара и переместил прицел с Отца Хель, четырежды выстрелив в нагрудник Думаара. Первый снаряд испепелило при соприкосновении с каким-то энергетическим полем, следующие три выбили из брони апотекария осколки.

Думаар, по-прежнему храня невозмутимость, взметнул пистолет, будто им управляли дистанционно. В воздухе взорвались болт-снаряды.

Раут отскочил в сторону; масс-реактивные взрывы загнали его в единственное укрытие, которое он смог найти, — гравитационное ложе Хрисаара. Осколки разбили медицинское оборудование Темный Саван, вызвав череду приглушенных взрывов, прокатившихся по устройству, будто выстрелы, выпущенные в маслянистую жидкость.

Вздохнув, Раут извлек из болт-пистолета стреляный магазин, вставил новый и поплелся к дальней стороне ксеносской машины, украдкой оглядываясь по сторонам.

Отец Хель и два альдарских призрачных воина рвали друг друга, и, казалось, их полностью устраивал взаимный обмен огневой мощью до уничтожения одного из них — или всех вместе. Ведьма Темный Саван произнесла сложную последовательность слов, сопроводив их такими же замысловатыми жестами; броня из ксенопластека таяла от ее слов, материал начал восстанавливаться, выталкивая пули, пока те не упали на палубу. И тут её голова взорвалась. Ведьма рухнула на плиту рядом со скаутом; Раут выругался, когда его окатило кровью ксеноса.

Думаар перезарядился, бормоча что-то себе под нос на смеси взаимоисключающих лингвоформ. Он обошел толпу, которая сомкнулась вокруг Йельдриана, как кулак, и медленно направился к Рауту.

Раут в ярости выпустил еще один болт. Снаряд сгорел в энергетическом поле апотекария, разнородные металлы, покрывавшие его череп, окрасились в цвет пламени. Я не вернусь на твой стол. Я не буду на нём лежать. Хотя болт-пистолет у Раута был переключен на стрельбу одиночными с ограничением в четыре патрона, скаут нажимал на спусковой крючок так часто, что выпустил в апотекария весь магазин. Раут с воем извлек стреляный магазин и швырнул его. Он отскочил от щеки апотекария.

Разрыв в реальности изверг ещё одного терминатора Железных Рук.

Этого я знаю.

По «Сломленной Длани», монастырю клана Борргос, были разбросаны бесчисленные гравюры на железном стекле с изображением этого воина; кроме того, они однажды встречались во время последних пыток Раута, когда он стал частью клана Доррвок.

Кристос.

Линзы шлема Железного Отца последовательно вспыхнули, превратив его в возвышающийся маяк из прочного керамита и затемненной пластали. Он и Йельдриан увидели друг друга в одно и то же мгновение.

Издав боевой клич, автарх отскочил от сцепившегося штурмового конклава, взмыл в воздух, вновь появившись в вихре красок за спиной Кристоса, и вонзил клинок в Железного Отца. Тут же Йельдриан метнулся в сторону, развернулся и нырнул в имматериум, после чего появился с новой стороны. Рука Кристоса вывихнулась и снова соединилась, повернув силовой топор назад, чтобы отбить клинок автарха в сторону. Йельдриан наклонил меч, позволив зубчатому лезвию топора соскользнуть с длинного клинка, а затем издал сквозь маску вопль, который сбил с ног штурмовой отряд клана Раукаан и заставил Раута, находившегося в нескольких метрах от него, схватиться за уши от боли. Кристос перестроил свои конечности и всадил болт в грудь автарха, но обнаружил, что альдари уже вырывается из эфира позади него. Искры висели в воздухе, пока эти двое сражались, законы Вселенной переставали работать в этом месте: взрывная грация альдари встречалась с неукротимой силой Железного Отца.

Может, у нас еще получится победить в этой схватке.

Раут отвлекся, когда Думаар хладнокровно столкнул труп Темный Саван с гравитационной плиты и сфокусировал оптику на жеоде, прикрепленной ко лбу Хрисаара.

— Полагаю, это гипнотический индуктор.

Апотекарий выдал кодовое сообщение, когда его линзы закончили сканировать тело Хрисаара:

— Рваные раны. Синяки. Физический урон минимален. Возможен психический ущерб. Не имеет значения. Требование клана Борргос оправдано.

Последовал обмен остротами, когда Думаар и череда дискретных систем его брони стали переговариваться.

— Рекультивация одобрена. Продолжаю.

Дыхание Раута стало горячим.

Нет.

Он вытащил нож из ножен на голенище и вонзил его в руку апотекария, пока тот отвлекся на Хрисаара.

Длинное лезвие рассекло мягкий гибкий металл между наручем и повторной скобой. Из локтевого сустава со свистом вырывались газы. Раут вытащил нож, отступил, сохраняя дистанцию, и нанес еще один косой удар ножом в бедро; Думаар отбил нож латной перчаткой. Боль пронзила руку Раута, он подавил стон, и стал кружить вокруг апотекария, держа нож перед собой и наклоняя его то влево, то вправо.

— Мы не собираемся возвращаться.

— Распространенное заблуждение, что гнев увеличивает силу тела. Это не так.

Рука Думаара сомкнулась на кулаке Раута, переломив пополам лезвие ножа и раздробив бионику руки скаута вплоть до лучевых и локтевых стержней. Вскрикнув от боли, скаут припал на колени под натиском апотекария. Думаар уставился на него сверху вниз, как хирург, оценивающий гангренозную конечность. Думаар был старейшим и сильнейшим Железноруким в ордене. Он был легендой. Раут мог только кричать: связки и сгибатели, соединяющие аугметическую конечность с его органическим плечом, медленно разошлись, и перед его глазами вспыхнули цветные пятна.

— Вариант аугментики передней конечности мод. 25-дельта. Пласталево-никелевый сплав с алюминиевой механизацией. Любимая спецификация апотекария Герейнта. Легкость. Как и предпочитает клан Доррвок.

Думаар усилил хватку — металлическое предплечье взвизгнуло от сокрушительного усилия. Гематоэнцефалический барьер Раута затопили стимуляторы, пытаясь удержать его от потери сознания.

— Дефектный. В высшей степени.

Раут попытался вырваться, но Думаар удержал его за выведенную из строя бионику. Бойкость вытекала из него, красные капли падали на палубу. Даже факторы свертывания крови космодесантника и обезболивающие средства не могли продвинуть тело так далеко.

— Плоть слаба, — пробормотал Раут.

— Твои слова не являются разоблачением, — сказал Думаар.

Апотекарий поднял болт-пистолет, и Раут оскалил окровавленные зубы. Тогда получи. Получи Технологию Рассвета и будь проклят. Скаут внезапно рассмеялся, глядя в дуло пистолета.

— Я смеюсь над тобой, — выплюнул скаут. — И ты никогда не поймешь, почему.

— Мне все равно, — ответил Думаар, выстрелив ему в лицо.

II

Автарх Йельдриан увидел, как пала Темный Саван, а вскоре и Раут последовал за духовидцем в объятия Иннеада. За мгновение ока он оплакал их обоих. Имладриэль шла с ним по Пути Воина, когда обитатели Алайтока были молоды и еще носили траур. И Раут, несмотря на смертный приговор, не заслужил такого конца.

Раздался грохот — один из призрачных стражей Имладриэль упал на пол; призрачный терминатор подсек его ноги дулом пушки.

— Ты превзошел даже самого себя, — прорычал Йельдриан, пустившись в стремительную комбинацию движений клинком и случайных варп-прыжков, которые Кристос парировал с методичной эффективностью. — Потеряться в Паутине лишь для того, чтобы заявить права на то, что проклянет тебя.

Йельдриан обрел дополнительный всплеск скорости, мелькая при входе в варп и выходе из него с такой безрассудной самоотверженностью, что временами он видел четыре или пять своих отражений, сражающихся с вращающимися конечностями Кристоса.

— Навигация в Паутине не является чем-то невозможным, — сказал Кристос ровным голосом, в то время как его торс размывался от скорости движений. — Лишь чем-то крайне маловероятным. Но маловероятность — это лишь неизбежность, рассматриваемая в течение слишком краткого промежутка времени.

Внезапная смена стиля боя разрушила сложную последовательность защитных действий Йельдриана, заставив его отступить. Автарх отпрыгнул назад, закружив, взмахивая клинком, чтобы разорвать дистанцию, но Кристос не позволил этого сделать. Системы Железного Отца оценили автарха и нашли контрмеру. Этот бой уже закончился. Йельдриан нахмурился.

Он отказывался допустить, чтобы его жизнь закончилась вот так, в сражении ради защиты мон-кеев от их самих.

— Сапфировый Король завладеет твоей душой, Кристос, — пропыхтел Йельдриан, отступая, пока не уперся спиной в сложенные ящики. Руки автарха онемели, будто он почти дотянулся до завесы, и теперь его схватил сам Иннеад. — Может, мы и создали этот артефакт, но теперь он принадлежит ему. У вас нет ни малейшего шанса воспользоваться артефактом, не дав при этом воспользоваться вами.

— По-твоему, я невежда?

— Ты знал?

Кристос пробил ослабленную защиту Йельдриана топором, выбив силовой клинок у него из руки, затем ударил автарха ногой в грудь, зажав его между усиленной мощью Железнорукого и стеной. Кости затрещали. Панцирь лопнул. Йельдриан соскользнул на землю. Железный Отец возвышался над ним. Ни одно здравомыслящее существо не сможет догадаться, что видел Кристос, вглядываясь в маску автарха.

— Демоны — это порождение эмоций и страхов смертных. Они являются зеркальным проявлением душевных изъянов. Что может защитить лучше, чем избавление от души? Мы станем железными полностью, невосприимчивыми как к внутренним, так и внешним слабостям. Технология Рассвета поможет в этом.

Йельдриан покачал головой; он был слишком слаб, чтобы встать.

— Я считал тебя наивным, но это было невежливо с моей стороны. Ты сумасшедший.

Кристос направил на альдари штурмовой болтер. Йельдриан уставился на коробки.

Он помышлял о бегстве. Один прыжок — и он бы исчез отсюда. Он мог бы найти Имира, разбудить Харсида или кого-то ещё из выживших и продолжить сражаться в другой день. Но Йельдриан уже проявил расточительность, безрассудство и больше ничего не мог предложить для этого предприятия.

Он провел черту в своей душе.

— Эльданеш тоже стремился сравняться с богами, — сказал автарх, глядя вверх и опустив руки к земле. — Для него это ничем хорошим не кончилось.

III

Джаленгаал посмотрел вниз на облаченный в броню труп командующего альдари; его тело разорвало на куски, разметав их по соседним поверхностям. Движение причиняло сильную боль. После попадания масс-реактивного снаряда в позвоночник, как правило, так и происходило. Каррт пострадал сильнее, хотя его страдания не длились долго. Выжившие члены конклава — Бурр, Хьюгон и Торрн — стояли позади командира, как зомби. Из-за воздействия психического оружия альдари они были разбиты, оглушены, сбиты с толку, но все еще оставались сильными. Джаленгаал почувствовал гордость. Галлюциногены, должно быть, перегрузили его когнитивные ингибиторы.

— Выйти на связь с воинами, высадившимися в кормовых отсеках, не получается, — сказал Кристос, не оборачиваясь.

Штурмовой болтер Железного Отца все еще был нацелен на месиво, оставшееся от ксеноса, как будто какая-то логическая ошибка отрицала возможность того, что альдари мог умереть.

— Он мертв, — сказал Джаленгаал.

Кристос медленно опустил оружие и повернулся.

— Смерть Медного Когтя и Призрака Смерти подтверждена. Волк всё ещё числится пропавшим без вести.

— Конклав Джаленгаал готов повиноваться, — сказал Джаленгаал.

— В некоторых отсеках корабля голографическая защита всё остаётся в силе. Охота на одного-единственного Волка была бы неэффективным использованием ресурсов и времени.

Джаленгаалу не предложили высказать своё мнение, потому он хранил молчание.

— Начните транспортировку груза с «Леди Грей» на «Всемогущество», затем отправьте корабль в варп. Скоро Волк узнает, что происходит, когда кто-то бросает вызов исчислениям.

— Повинуюсь, — сказал Джаленгаал.

Эта часть грузового отсека выглядела как поле брани после того, как сервиторы-уборщики собрали весь мусор и оставили его бактериальной фауне.

Штабеля ящиков, которые образовывали стены, сильно повредило концентрированным огнем, упаковочные материалы — металлическая стружка, восстановленный пластек — и гильзы покрывали тела, будто грибковые наросты. Некоторые тела все еще двигались: Железные Руки штурмового конклава Тарика всеми способами пытались держаться стоя, даже несмотря на отсутствие части конечностей. Их роботоподобное упорство и его явная логическая несдержанность до крайности нервировали.

И снова Джаленгаал списал это на психологическое воздействие альдари.

В дальнем углу неподвижно стоял Отец Хель.

Древний напоминал не сдетонировавшую пластековую взрывчатку. Воин пялился в стену, его линзы потемнели, но ауспик Джаленгаала показывал, что гигант жив и находится в сознании. Строносом владел иррациональный страх привлечь внимание Отца Хель — это якобы могло накликать беду, но тогда Джаленгаал в это верил. Он отвел взгляд, двигаясь к левитирующей плите, — ему ужасающе недоставало контроля мелкой моторики; плита по-прежнему парила над резней.

На ней лежал скаут. Он чудом остался невредим, не считая множества старых травм и хирургических шрамов, ничем не примечательных для любого Железнорукого его возраста. Половину лица юноши покрывала металлическая раковина, в середине которой зияла перламутровая оптика. Левая рука у него была металлической. Он медленно приходил в себя, бормоча что-то, похожее на имя.

— Арвин… Раут… Арвин…

— Это твое имя? — спросил Джаленгаал.

— Брат? Это ты?

Думаар оторвал глаза от пола. Апотекарий был по запястья в крови, вгрызаясь в шейный хрящ второго скаута. Казалось маловероятным, что прогеноиды скаута полностью созрели, но скауты Железных Рук, как правило, бывали старше своих коллег из других орденов. Невозможно было узнать наверняка, пока их не извлекли. Апотекарий несколько секунд молча рассматривал его, вращая оптическими линзами, как будто раздумывал, стоит ли разглашать что-то важное, но решил не делать этого и снова занялся трупом.

— Раут… — пробормотал скаут, снова погружаясь в тяжелое беспамятство.

Кристос возник рядом с Джаленгаалом и положил руку на изголовье плиты.

— Сегодня я потерял много воинов. Почти столько же, сколько мой предшественник на Скарвусе, и еще больше будет потеряно, пока Карисми не сможет проложить обратный курс в нашу Галактику. Перенесите неофита на «Всемогущество» вместе с содержимым трюма. Доставьте его к Нихолу для церебральной перестройки.

— Повинуюсь, — сказал Джаленгаал.

— Раут присоединится к клану Раукаан.

Глава двадцатая

«Кто ты?»

— Кардан Стронос

I

Двери захлопнулись за Строносом, погрузив его во тьму. Пространство давило, будто столетия без дыхания сжали воздух, делая его густым. Борясь с запахом, обонятельные датчики брони сообщали о присутствующих в воздухе следах ржавчины, мертвых насекомых и протекающего разложения. У Строноса не было подлинного обоняния или вкуса, но из-за переданных броней ощущений он поморщился. Напряжением мышц щеки и глаза он переключил оптику в тепловой режим. В поле зрения расплылась диорама желтых и зеленых цветов, мокрой краской текущая по мере того, как сломанные подборочные кольца медленно скользили вниз по спектральному диапазону.

Внутри защитная камера была такой же сферической, какой казалась снаружи, но меньше, толстые ферробетонные стены покрывал слой адамантия и свинца. Неплотно обшитый панелями проход уходил в зияющую пасть тьмы.

Стронос выдвинул ботинок вперед. Конструкция застонала; звук отозвался эхом, вызвав у прикрученных к ферробетону железных кронштейнов тихий скрип. Стронос медленно выдохнул. Он опасался не того, что упадет. По его прикидкам, внутренний радиус камеры составлял около пяти целых четырех десятых метра — падение с такой высоты он бы выдержал даже сейчас, в поврежденном состоянии. Его беспокоило, что если он упадет, то придется лезть обратно наверх. А в ферробетоне не было никаких выемок, никаких поручней или перекладин, вделанных в стену.

Упав, он так и останется внизу.

Все так же опасливо Стронос пододвинул вперед и вторую ногу. Настил дрожал, но казалось, что он выдержит. Оторвав взгляд от ног, он повторно хрустнул оптикой, возвращая зрение к инфракрасному спектру.

Из кошмарных красок, будто из пучины облитератора, вздымалась ихтиозная выпуклость из проволочного полотна и гладких панцирных капсульных модулей. В глазах Строноса она выглядела как жидкая бирюза, из которой сочилась фрагменты более холодных оттенков, напоминающих драгоценные камни.

Он распознал тепловую сигнатуру и свойства материала. Призрачная кость. Почти все сто пятьдесят лет своей службы Кардан положил на борьбу против экспансии т’ау в Западной Вуали, но работу альдари узнал с первого взгляда. Призрачная кость — психический выращенный аналог пластека, по твёрдости превосходящий пласталь; она не ржавеет от воздействия окружающей среды и не деформируется со временем. Сооружение размером с «Носорог» перед ним, должно быть, выглядело так же, как в момент создания, но годы окутывали его, как мантия нейтронной звезды. Эта машина исполняла прихоти ксеносов ещё до того, как Император начал свой Великий крестовый поход, чтобы вернуть звезды человечеству и основать Империум. Десять тысяч лет. Невообразимый промежуток времени.

Она казалась мертвой, но не была таковой. То был ее выбор — покоиться. Выжидать.

Кардан знал, что он не один в этой комнате.

Он поднял нож Барраса к сгустку теплового кровотечения в полуметре справа от себя. Аугментированные мускулы пронзило напряжение. Кардан с силой опустил нож, шумно выдохнув. Сервитор. Всего лишь. Свободной рукой Стронос вручную переключил оптические кольца обратно на инфракрасный диапазон и придержал их на месте.

Сервиторов было четверо. Они выстроились в шеренгу перед машиной Рассвета и фактически загораживали ему путь, стоя с опущенными головами. Они походили на мумии, их высохшая кожа и полые кости удерживались вместе перекладинами и скобами от усилителей для подъема тяжестей, которые все еще оставались на них. Должно быть, эти сервиторы и доставили машину сюда после Рассвета; их запечатали и оставили гнить рядом с ксенотехом.

В застывшем воздухе послышался вздох, щелчок окаменевших суставов, и ближайший к нему сервитор поднял голову.

Стронос отступил и подняв нож, твердо держа его в руке.

Снова это чувство, эта уверенность, что он не один.

— Кто ты? — спросил Стронос.

Сервитор не сделал ни малейшего движения, чтобы приблизиться; он просто вращал головой, пока его зияющие глазницы не нашли глаза Железнорукого.

Серебряное острие глубоко вонзилось в нагрудник брата, и примарх Железных Рук вскрикнул, вновь упал на колени, когда пылающая энергия клинка рассекла тёмную броню, словно коготь — холодный жир. Горячая кровь брызнула из раны, и Огненный клинок выскользнул из руки Ферруса, задыхающегося в яростной агонии.

Стронос споткнулся, перехватив нож неуклюже, будто тот внезапно потяжелел.

Он уставился на него, ожидая увидеть, что рукоятка пропитана кровью Отца. Воздух с шумом входил и выходил из его механических легких.

— Нет, — пробормотал Кардан, уставившись на нож. — Нет. Это… Это не…

К Железнорукому проковылял второй сервитор, схватил лицо космодесантника своими иссохшими руками и заставил посмотреть ему в глаза.

Примарх сомкнул пальцы на рукояти оружия, и, даже осознавая глубину своего падения, он знал, что зашел слишком далеко, чтобы остановиться; к этому осознанию примешивалось понимание: всё, к чему он стремился, было ложью.

— Кто ты? — прохрипел Стронос.

Он упал на одно колено. Нож выскользнул из рук и со звоном упал на настил.

Сколько раз он возвращался к тому темному дню? Кардан все еще помнил истории, которые капеллан Маррус вдалбливал в него, когда он был неофитом. С тех пор Кардан мучительно размышлял над этими историями; в глубине души он знал, что так поступали все братья, хотя никто никогда в этом не признавался. Их отец был слаб. Они — нет.

Самоистязания ни к чему не привели.

И все же…

Третий сервитор рванулся вперед. Строносу не хотелось встречаться с ним взглядом.

Но это не имело значения.

Неестественная сталь, выкованная варпом, встретилась с железной плотью примарха. Изогнутое лезвие рассекло кожу, мышцы и кости Ферруса с пронзительным воем, который эхом разнесся в сферах, недоступных пониманию смертных. Кровь и колоссальная энергия, заключенная в плоти и хрящах одного из сыновей Императора, хлынули из раны, и он пал, ослепленный обжигающими силами; серебряный меч упал рядом.

— Нет!

Стронос с грохотом свалился навзничь.

За свою жизнь он познал гнев, познал горе, познал самообман и отвращение, но на одно космическое мгновение испытал все эти чувства так, как когда-то их испытало существо вне его. Как чувствовал их бог, погубивший жизнь своего брата.

Нож пронзил сердце Строноса. Волна холода скрутила внутренности в животе. Мысли остановились. Это был конец старой вселенной и начало новой. Здесь он существовал — сейчас, в этот момент, навсегда, независимо от того, как долго он жил и что совершал, чтобы уничтожить память. Это было всем. Безмятежный момент запредельной скорби, пронзающий завесу между измерениями, взмах крыльев бабочки, породивший бурю.

Свернувшись калачиком на боку, Стронос плакал; масло и физраствор стекали по его щекам и срывались с губ. Когда он так плакал в последний раз? В детстве? Еще младенцем? Последний сервитор навис над ним, протягивая сморщенную конечность в заржавленной стальной перчатке. В его глазницах горели отблески пурпурного огня. С хрипом сдавленных легких и разжиженных голосовых связок оно заговорило:

— Ты знаешь, кто я, Кардан Стронос.

— Ты... Сапфировый Король.

Сервитор усмехнулся, ему вторил квартет мертвых ртов.

Стронос подтянул к себе руку и собрался, чтобы оттолкнуться от земли. Один из сервиторов, шурша высохшей плотью, присел на корточки рядом с ним.

— У тебя рука дрожит, — сказал лоботомит.

— Мои системы истощены.

— Конечно. Твои системы.

И снова сервитор протянул руку.

Было бы легче принять ее, используя то, что есть, выбрать самый определенный путь. Стронос уставился на руку, затем судорожно вздохнул и приподнялся на колени. Он осел на корточки — задубевшие шарниры в ногах воспротивились. Сервитор возник у плеча десантника, хрипло дыша сквозь зубы:

— Ты бы лучше поберег силы.

— Сражайся в битвах, в которых нужно сражаться, — прошипел другой.

Стронос не оборачивался, вперив глаза назад, туда, откуда пришел; оптика меняла длину волны нанометр за нанометром.

— Ты родился в огне… — Стронос прищурился и заставил себя выговорить: — ...Исстваана.

— Я — боль Финикийца, — сказал один.

— И его ликование, — подал голос другой.

— Его горе.

— И его радость.

— Я — его любовь к брату.

Голоса плавали вокруг Строноса. Он схватился за грудь. Сердца бешено колотились. Легкие напрягали моторы.

— Но эту машину сработали альдари. За тысячу лет до тебя, а то и больше. Она не имеет никакого отношения ни к Исстваану, ни к моему ордену.

— Это Кристос так тебе сказал. Машина была создана альдари на пике их гедонизма; механизм позволял проникнуть в самое сокровенное и направить навстречу своим желаниям.

Сервитор испустил хриплый вздох, и его место занял другой:

— Альдари, само собой, жаждали удовольствий. Но у Кристоса иные желания.

Стронос заставил себя сконцентрироваться и вспомнить, что сказал Железный Отец на Тенносе незадолго до того, как сорвал с него шлем и бросил умирать:

«Железные Руки сбились с пути; сила, доставшаяся от нашего Отца, тает из года в год. То, что Имперская Гвардия обнаружила на Рассвете, было новым направлением, путем к совершенству».

Уж не вознамерился ли он использовать машину Рассвета, чтобы воплотить давнее стремление Железных Рук к совершенству через металл?

— Да, — ответили сервиторы как один. Они заскрипели ближе. Стронос чувствовал их позади себя. — Ты слаб, Кардан Стронос. Слаб и зол. Так сильно боишься.

Непрошеные воспоминания о гневе на Барраса — за то, что тот уделал его на тренировочном ринге, на Тециана — за то, что поставил в неловкое положение перед магосом Фи, обиде на саму Фи... Он помнил каждый черный момент, каждое долгое путешествие, проведенное среди братьев, которые по-прежнему пребывали в ловушке, каждый — в собственной раковине, наедине с горечью собственной натуры. Стронос помнил это, потому что, по крайней мере, его память была безупречна.

Было ли стремление Кристоса подкреплено логикой? Что это, если не естественное продолжение Железного Кредо — идти к конечной цели самым простым и надежным путем?

Тогда Стронос подумал о Дрэварке, своем капитане, о Драте и Аресе, погибших на Тенносе. Кардан подумал о Кристосе. Все они были на столетия старше Строноса — древние воины, существа из железа.

Нашелся бы среди них кто-нибудь менее озлобленный или сломленный, чем он?

«Я неполноценен, — сказал ему Кристос. — Мы все неполноценны. Я стремлюсь к тому же, к чему и все мы».

Стронос покачал головой.

— Нет.

Сервиторы сомкнули ряд позади Строноса, раздалось гневное шипение, и под рычание сервоприводов Стронос заставил себя подняться на ноги и повернулся к сервиторам лицом:

— Я не позволю моему ордену торговать своей душой.

— Почему бы и нет? Это ваша слабость. Главная слабость. Машина Рассвета может её убрать.

Стронос фыркнул.

— Ценой всего?

Воспоминания были яркими и болезненными, но Кардан обнаружил, что уже не так злится, как ему помнилось. В его сердцах не было горечи, которую он не мог бы выразить. Медленная эрозия его человечности и души его ордена больше не наполняла его экзистенциальным страхом, как прежде. Сосуд разбили, и то, что в нем хранилось, исчезло. Слезы на настиле, дорога кроваво убитых скитариев позади него. Стронос не думал, что его когда-нибудь снова наполнят, и эта мысль внушала ему… надежду.

Стронос не мог бы сказать, было это чувство более или менее странным, чем ощущение влаги на щеке.

Пинком он отправил в полет ближайшего к нему сервитора, стоящего в проходе. Тот бесшумно подскочил и шлепнулся на ферробетон. Оставшиеся трое вцепились в него, впиваясь стальными когтями в поврежденную броню.

— Не думай, что сможешь так легко победить меня, Кардан Стронос, — прохрипели они в унисон. — Я не создан из плоти. Я буду везде, где дитя Ферруса Мануса терзается чувством вины или ярости, будь то Медуза, Калливант, Райканан. Вот чему бы ты бросил вызов.

Био-аугментика сервиторов сделала их плечи массивными, бицепсы раздулись от миозиновых соединений, шестерни пришли в движение, но их плоть давным-давно сгнила. Стронос стряхнул сервиторов с себя, и они с грохотом попадали на пол, а вся невероятная когда-то сила слетела с них лоскутами.

Протиснувшись между сервиторами, он подошел к дремлющей машине.

На мгновение Стронос смог увидеть её даже без оптики. И почувствовал, что оно смотрит на него в ответ.

Голубые глаза, такие же твердые и древние, как драгоценные камни, словно лучи, пробили тьму между ними.

Копна длинных волос упала с лица, одновременно жестокого и прекрасного, шокирующе нечеловеческого, но в то же время болезненно чуткого. Броня существа, ограненная, словно драгоценный камень, блестела, как звезда типа «В»; ее украшали раскаленные добела железные цепи, которые шипели от ярости хозяина.

Хрустальные крылья были наполовину сложены за нагрудником. Руки покоились на груди. Одна рука была металлической. Железной.

Стронос сморгнул.

— Я — не машина Рассвета.

На этот раз голос исходил не от сервиторов. Существо вышло из темноты.

— Это оболочка, которую я выбрал для носки, судно, которое я выбрал для путешествия. Тебе не сломить меня кулаками.

Стронос поднял руки в латных перчатках. Зрение наполнилось сапфировыми остаточными изображениями.

— Значит, я начну с твоей оболочки.

Глава двадцать первая

«Мы сделали вас сильнее, выносливее, эффективнее, избавили вас от пустой траты времени на свободу воли — об этих преступлениях ты говоришь?»

— логи-легат Никко Палпус

I

Веррокс двигался чересчур быстро для своих внушительных размеров и возраста. Он отбил штурмовую пушку Отца Хель челюстью, вцепился в ствол зубами так, что они заскрежетали, выбивая снопы искр, и с гулким стуком врезал Отцу Хель кулаком в поясную пластину. Тот, казалось, и не заметил удара; он вонзил цепной кулак в толстый наплечник Веррокса и начал его распиливать. Веррокс разинул рот, горло его содрогнулось от безмолвного рычания — не столько от боли, сколько от возбуждения. Он ждал, чтобы почувствовать такую боль, лет сто, если не больше. Вургаанец отклонился назад. Цепной кулак врезался в него. Колени Веррокса подкосились, тело напряглось; Отец Хель распилил наплечник уже наполовину, и, взревев, Железный Отец оторвал древнего терминатора от земли. Цепной кулак высвободился, раздался крик, и Веррокс отшвырнул Отца Хель в один из стеклянных реликвариев.

От грохота бьющегося стекла наблюдавшие за происходящим убийцы, казалось, очнулись.

Алые лучи повышенной мощности ударили в Лидриика с четырёх сторон как раз, когда библиарий снял с постамента «Песни о путешествиях» и припал на одно колено. Выстрелы лазеров попали в толстый базальтовый постамент; единственный, выпущенный убийцей с отличной позиции для стрельбы, библиарий принял на бронированную спину, закрыв собой бесценный том. Лидриик завернул книгу в жесткую войлочную сумку для снаряжения; порошкообразный базальт ударил в ноздри запахом обожженного камня.

Лежа навзничь на ложе из битого стекла, Отец Хель выстрелил по Верроксу из штурмовой пушки. Скрипнув зубами, Железный Отец клана Вургаан принял огонь на себя — дульные вспышки высветили на его лице выражение адского облегчения; Веррокс поднял ботинок и пнул поверженного воина по вооруженной руке. Комбинированный огнемет Отца Хель выдохнул, и в тот же миг оба воина оказались объяты пламенем.

Казалось, это совершенно не встревожило ни того, ни другого.

Убедившись, что книга в безопасности, Лидриик наполнил силовой топор частичкой своей воли. Из тяжёлого топорища с гулом вырвался белый свет, сотрясая цоколь на каменных плитах — из-за этого тем, кто там прятался, пришлось переменить позу в попытках убежать от власти разума библиария.

Собрав остатки сил, Лидриик высвободил сознание; оно коснулось стен, исследовало каждый постамент, тумбу и шкаф, фонтан, прощупало убийц. Их было шестеро. Библиарий видел, как они двигаются, кружа, чтобы выкурить его из укрытия.

Лидриик обнаружил и Никко Палпуса.

Голос Марса парил в нескольких метрах от того места, где он видел его в последний раз, явно разрываясь между поиском убежища и желанием лично урегулировать проблемы. Перед ним стояла Сара Валоррн, скрестив хеллганы на груди в защитном жесте. Металлические глаза технопровидца сияли, отражая пламя, объявшее Веррокса и Отца Хель.

Нахмурившись и не обращая внимания на разряды хеллганов, которые прожгли во многих местах заднюю пластину брони, Лидриик нацелил пистолет на Голос Марса и выстрелил. Сара спрятала логи-легата за широкий постамент, и очередь библиария разнесла каменную кладку.

— Благодаря нам вы — лучшие воины, — крикнул Палпус из-за изъеденного пьедестала, едва шум стих. — Вы стали лучше благодаря нам.

Лидриик зашипел — лазерный луч обжег ему шею, и сменил позу, подставив под огонь бок и прикрывая при этом сумку рукой, в которой держал топор.

— Вы сделали нас рабами Марса, — крикнул Лидриик в ответ.

— Мы сделали вас сильнее, выносливее, эффективнее, избавили от пустой траты времени на свободу воли — об этих преступлениях ты говоришь?

Вместо ответа Лидриик выстрелил из болтера, выбив куски из постамента, за которым укрылся Голос Марса. Библиарий отсоединил пустой магазин; металл ударился о камень у его ног и отскочил, а Лидриик перезарядился.

— От постамента мало что осталось, Палпус.

— Ты воин, эпистолярий. Это все, чем ты должен быть когда бы то ни было. Железные Руки могли бы довольствоваться предложенным нами величием, но нет, Кристосу понадобились его безумные изыскания ради избавления от плоти, зато Веррокс заставил бы орден полностью порвать с Марсом. А Стронос? — Палпус усмехнулся. — Он же и сам не знает, чего хочет.

— Если ты не согласен с Кристосом, то почему не велел ему прекратить?

— Потому что он полезен, и им можно управлять, чего нельзя сказать о тебе.

Из-за осыпавшейся каменной резьбы выглянуло металлическое лицо Палпуса, подсвеченное сиянием прометия и лазерными вспышками.

— Марс древний. Он мудр. Красная планета владеет этой галактикой и в рассудительности своей допускает существование в ней Империума Человечества. Железные Руки входят в план, хотите вы того или нет.

Палпус печально покачал головой, будто вынужденно отчитывая взбунтовавшегося серва, и взглянул на горящего Отца Хель. Он так и лежал на спине, и они с Верроксом по-прежнему молотили друг друга кулаками.

— Мы владеем вами.

Из горла эпистолярия вырвался рык, он поднялся на ноги.

Лазерный огонь внезапно прекратился. Никко Палпус вопросительно посмотрел на убийц. Глаза Лидриика полыхнули колдовским сиянием. По психическому капюшону заплясали огни.

— А я владею ими, — сказал он.

Сара прицелилась в Голос Марса из винтовки и потрясенно уставилась на свое оружие.

Никко Палпус же казался разве что раздосадованным.

— Если бы только все могло быть так просто. Ты не можешь убить…

Увеличенный череп Голоса Марса взорвался, усиленный выстрел перегретого заряда в затылок испарил его киборганику прежде, чем она смогла выплеснуться наружу. Технопровидца швырнуло на землю, будто обезглавленную куклу, он немного прокатился по полу и замер на полпути к Лидриику, от которого шел пар.

Яростный вопль сорвался с губ Сары, хеллган у нее в руках задрожал.

Недюжинная сила воли.

Жалко.

Лидриик мысленно отделил её разум от тела, и убийца свалилась, как мешок с камнями. Он ощутил минутное сожаление. Лидриик искренне любил Лаану и при других обстоятельствах, вероятно, симпатизировал бы ее сестре. Библиарий подошел к Палпусу, твердо удерживая свою волю на спусковых крючках оставшихся убийц, и выпустил еще четыре луча Голосу Марса в спину. Взрывы пронзили тело адепта. В случае с Адептус Механикус осторожность лишней не бывает, но если где-то в нутре техножреца и таилось дополнительное хранилище для его личности, то его там не осталось.

Треск горящей плоти и сопровождающий его смрад возвестили о приближении Веррокса.

— Он всегда пренебрегал плотью, — заметил Железный Отец.

Лидриик кивнул.

— Мне казалось, что Караул Смерти сделал тебя мягче.

Железный Отец тяжело дышал, некоторые его части по-прежнему пылали, пламя вырывалось у него изо рта каждый раз, когда он открывал его, чтобы вдохнуть. Правая рука висела на пучке проводов, продолжая медленно разрушаться от жара. Кожа сползла с его лица, обнажая белую кость и пластины темного металла, моторизированные зубцы и цепные ремни зубов Веррокса обнажились во всех своих хищных деталях. Среди битого стекла, раздавленных гильз и луж горящего прометия валялся Отец Хель. Мертвый? Живой? Прочесть Отца Хель Лидриику не удавалось.

— Это заставило меня признать свою слабость, — прошептал он. — Только так воин может становиться сильнее.

— Я редко радуюсь, когда мне доказывают, что я ошибался. Сегодня я делаю исключение. — Веррокс посмотрел на Сару сверху вниз. Она задыхалась на полу, как парализованная рыба.

Лидриик положил руку на поясную сумку.

— Это важнее человеческой жизни.

— Нам все еще нужно поговорить.

— Мы говорим.

— Для начала — об этом Йельдриане.

— Знаю.

— Кажется, сейчас самое подходящее время, — прорычал Веррокс.

— Не сейчас.

Лидриик огляделся, мысленно приказывая убийцам опустить оружие и отступить. Они повиновались.

— Здесь Технология Рассвета будет в достаточной безопасности. Культ обеспечит ее. — Лидриик снова повернулся к Верроксу, рука библиария покровительственно покоилась на книге у бедра. — Сначала нужно, чтобы ты созвал Железный Совет.

>>> ЗАГРУЗКА ЗАВЕРШЕНА

>>> АЛГОРИТМ ЗАПУСКА >>>

Дополнение первое

Талос Эпсилон вздрогнул, проснулся и машинально потянулся к графину с промасленным вином, который обычно оставляла для него прислуга.

Обеспокоенный тем, что графина не оказалось на положенном месте — на столике у кровати, он вытянул лопаточные дендриты и приподнялся в постели.

В спальне царила темнота: еще шел ночной цикл. Гобелены с подробными анатомическими схемами, вышитыми малиновыми нитями по золоту, колыхались на стене под постоянным девятнадцатиградусным ветерком от атмосферных циклеров. В воздухе пахло профилактическими антисептиками и его собственными ночными загрязнениями, которые обычно удалялись и дезодорировались задолго до завершения алгоритмов сна Талоса. Нахмурившись, он спустил ноги с кровати и проверил прикроватный хронометр. Да, внутренние подсчеты мета-хирургеона подтвердились. Его разбудили на несколько часов раньше запрограммированного срока.

Закрыв лицо руками, Талос Эпсилон согнулся и уткнулся в колени — бумажную плоть на лопатках натянуло сервомеханизмами. Голова раскалывалась от боли, обрывки чужой памяти и информации мотались в мозгу, как разболтанные гайки.

Он пошатнулся; проприоцептивные разгибатели протянулись к стенам, потолку и полу, помогая ему дотащиться до умывальника. Талос включил холодную воду, брызнул себе в лицо.

Кран казался другим, вода странно плескалась в его руках. Он чувствовал себя иначе. Это могло означать только одно.

Никко Палпус умер.

Мета-хирургеон выключил воду, снова проведя рукой по металлическим дискам, вживленным под кожу головы. Что-то было не так. Он еще не знал, что именно, но это чувство снедало его: чего-то не хватало.

Голос Марса был не просто человеком. Он был неразрывной цепью, выкованной в разгар превращения Железных Рук из Разбитых Легионов в орден, у которого не было ни своего лица, ни надежд на будущее. Ответственность была непомерной, а временные промежутки — невероятно долгими, слишком долгими для одного человека, даже для адепта Марса.

Было постановлено, что смерть Голоса Марса недопустима. В ноосферную оболочку самого первого жреца интегрировали мобилизованный перенос данных; они передавались от одного преемника к следующему как фрагменты личности и памяти, приобретенные посредством насильственного квазимолекулярного удаления и интеграции, и складывались в мозаику из обрезков кода и бинарного потока для того, кто мог принять пурпурную мантию Голоса Марса.

Как второй Голос Марса, Талос Эпсилон знал это — и жил ради этого дня.

Он знал, что что-то не так. Цепочка разорвана.

Половины транспозона не хватало.

Талос уставился на дно сливного бачка.

— Куда он делся?

Дополнение второе

Стронос выбрался из камеры сдерживания, волоча вперед то одну, то другую ногу. Конечности будто были налиты свинцом. Он моргнул от света и продолжал со звоном молотить по заградительным дверям, чтобы его выпустили. Что-то в нем никак не могло смириться с тем, что они не заперты.

Йоланис в развевающейся малиновой робе адепта поспешила ему навстречу. Тециан и Баррас следовали за ней по пятам с непроницаемым выражением лиц, — по крайней мере, для Строноса они были нечитаемыми. Он заметил арлекина Падение; та наблюдала за ним из-за границы свечения Йоланис, прикрыв лицо скрещенными пальцами.

— Ты... плакал? — спросил Тециан. Эксангвинатор произнес это неожиданно прочувствованно и похлопал Строноса по плечу. Из трубы, заменившей рот Строноса, донесся хрип:

— Это потребует некоторых объяснений.

— Что случилось? — спросила Йоланис, отступив от трех космодесантников и смерив Строноса взглядом с ног до головы. — Что ты там видел?

Стронос устало покачал головой. Казалось, он мог бы проспать лет сто.

— Я его разнес. Вплоть до последнего самоцвета.

Тециан стукнул себя кулаком по наплечнику и повернулся к Баррасу, а тот что-то согласно буркнул.

Йоланис, хмурясь, разглядывала Железнорукого.

— Ты…

Она приоткрыла рот, скривившись, будто слово почему-то застряло у нее в горле. Левая сторона лица обмякла, хмурый взгляд исчез. Правый глаз дернулся.

— Ты…

На сетчатке глаза вспыхнула голубая вспышка: цепь перегрузилась, дергающийся язык выдавил на опущенную губу струйку слюны, и технопровидица упала.

Тециан быстро подхватил ее, осторожно опустив на землю, а мужчины и женщины в грязных после боя одеждах с криком бросились к ним. Баррас мгновенно принял боевую стойку, не давая людям напасть на технопровидицу, и, взмахнув трофейным автопистолетом, прицелился в арлекина. Альдари, единственная из всех, даже не шелохнулась. Стронос опустил оружие в пол. Рыцарь Дорна бросил на него яростный взгляд. Железнорукий не обратил на него внимания и присел рядом с Тецианом и Йоланис.

Веки ее затрепетали, затем она застонала, поморщившись, будто от боли.

— Что случилось? — спросил Стронос.

Глаза Мелитан резко распахнулись, и напряженность, застывшая в них, застала Кардана врасплох, словно это был другой человек, оглядывающийся назад.

— Нужно возвращаться на Медузу. Немедленно.