6268
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =3538
|Всего =56}}
{{Книга
Исповедник Питт руководил зачисткой палаточного города с пистолетом и клинком наголо. Он упивался резнёй, и когда к нему привели мастного местного магистра, Питт сорвал с головы мужчины чёрную шляпу и напялил поверх своей собственнойна собственную голову, придав себе ещё более жуткий и угрожающий вид.
— Мы должны разыскать нечестивцев и безбожников! — крикнул он кавалерам. — Ведите их ко мне, и я испытаю их веру!
— Во имя истины.
=== Глава тринадцатая ===
— Схожу с ним поговорю. Всё будет в порядке. Честное слово.
=== Глава четырнадцатая ===
Исповедник Питт скомандовал остановку через час после захода солнца.
Грузовики съехали в глубокий, по колено, снег. Кавалеры принялись протаптывать его, пока машины строились в ряд. Каркал слышал в лесу вой. Он понятия не имел, что за зверь мог издавать подобный звук. И никогда он ещё так не радовался солдатским ботинкам и плотным камуфляжным штанам.
— Еда! — крикнул духовник. Последний грузовик вёз бочки с кашей. Кавалеры растянулись очередью, пока повара выдавали отштампованные металлические миски с горячим густым варевом. Каркал встал в круг вместе с несколькими братьями неподалёку от машины, жадно проглотив пищу прежде чем та остынет, после чего они передали миски обратно для других.
— Собраться! — крикнул Питт.
Стежки, державшие его веки открытыми, натянулись ещё сильнее. Щёки исповедника покрывали капли крови, с носа и бороды свисали сосульки. Задувающий из-под машины ветер сёк им ноги. Он поочередно обвёл каждого взглядом.
— Империум Человека слишком долго страдал в руках нечестивцев. Колокол звонит по их несметным грехам. Даже сейчас враги человечества стучат в двери наших родных миров. Те, кто лишён веры, обращаются к ереси. Открытый разум легко совратить. Наши же умы заперты. Наша вера сильна. Мы отвергаем их лжесвидетельства, ибо нас — мало. Мы — святы. Мы — искра, из коей возгорится пламя.
Дыхание исповедника Питта клубилось перед ним облачком пара.
— Мы, члены Храма Святого Императора, суть Истина Императора. Вы — пехотинцы, что восстановят Его власть над Империумом Человека. Мы свергнем богохульников, что оскверняют Тронный мир. Мы сожжём грешников и неверующих. Ты! — вдруг резко сказал он.
Каркал понял, что пастырь обращался к нему.
— Во что ты веришь?
Юноша испытал одновременно ужас и восторг.
— Я верю в одного истинного Императора! — прокричал он кредо. — Я верю в Его Святую Церковь и право Его Братства быть Его сильной десницей!
Немигающие глаза исповедника уставились на следующего человека.
— Брат, во что веришь ты?
Мужчина повторил те же слова. Третий оцепенел от холода.
— Я, — стуча зубами, начал он. — Я… Я…
Питт растолкал кавалеров в стороны.
— Говори, во что веришь!
Зубы мужчины стучали так громко, что он едва мог говорить.
— В тебе есть вера? — громко спросил исповедник. — Покажи нам свою отвагу. Покажи свою веру.
Он попытался снова, но когда исповедник подступил к нему вплотную, то выронил лазвинтовку.
Духовник оглядел его с внезапным отвращением.
— Ты отказываешься сражаться?
— Н-н-нет! — взмолился мужчина и упал на колени, непослушными руками отчаянно силясь подобрать оружие.
Исповедник встал над ним и уставился сверху дёргающимися глазами, стежки над которыми натянулись уже до предела. Затем повернулся к остальному собранию.
— Братья. Один из нас оказался слаб верой.
Каркал посмотрел на человека на земле. То был выходец с Маркизы. Башин.
Башин протянул к нему руку, и парень отступил назад, когда исповедник Питт достал лазпистолет.
— Слабым среди нас не место. Мы — избранные. Мы — будущее. Мы — искра, что распалит Империум. Ты! Накажи его!
Один из братьев — грузный мужчина с покрытым щетиной скальпом и неряшливой чёрной бородой, — шагнул вперёд. Он поднял свою лазвинтовку обеими руками и врезал прикладом по спине Башина. Питт стал поочередно приказывать каждому из них нанести удар. Второй припечатал обмёрзшую руку мужчины сапогом. Третий с силой наступил каблуком ему на предплечье. Раздался громкий хруст ломающейся кости, и Башин застонал.
— Я верю, — начал он, так, словно боль вернула его замерзшему мозгу ясность мысли. — Я верю в одного истинного Императора. — Башин с болезненным всхлипом рухнул на живот. — Я… Я… Я верю в Его Святую Церковь. — Обрушился ещё один удар. Когда он заговорил снова, его голос превратился в едва различимый шёпот. — … И право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей…
Каркал уже собирался сказать, что тот произнёс положенные слова, однако братья больше не слушали. Исповедник Питт жаждал крови. Он нашёл предателя в их рядах. На Башина продолжали градом сыпаться удары. Прикладами. Кулаками. Ногами. Коленями.
Кто-то взял его за плечо. Юноша обернулся и увидел побагровевшие глаза исповедника, из уголков которых текли струйки крови.
— Ты один не нанёс удар. Ты боишься убить во имя истины?
Каркал вспомнил, как выдавливал жизнь из других людей в тёмных недрах транспортника. Он покачал головой и снова закричал: — Я верю в одного истинного Императора! Я верю в Его Святую Церковь и право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей!
Исповедник Питт уставился на него неверящим взглядом.
— Почему ты не ударил?
— Я вспоминал свои грехи! — пролепетал Каркал. — До того как вступить в Братство, я не был плохим человеком, но я делал вещи, которых стыжусь. Я грешил.
Исповедник опустил руку на лицо юноши. Теперь в его глазах появилось понимание.
— А кто не грешил? Оглянись вокруг. Братья, вы разве безгрешны?
— Нет, — отозвались те.
Исповедник Питт прижал ладонь к своей груди.
— А я безгрешен?
— Нет, — раздался ответ, ещё громче прежнего.
— Нет. Мы все грешим, — продолжил духовник, — потому что мы люди. Мы подводим Святого Императора каждый день. Но есть лишь один способ исправить наши прегрешения. Хочешь узнать какой?
Парень кивнул. У него застучали зубы, и внезапно Каркал испугался того, что следующей жертвой станет он. Всё, чего он хотел — это жить, есть и снова оказаться в тепле.
— Путь к спасению лежит через кровь неверующих.
Каркал кивнул. Это он понимал.
— Вот! — воскликнул Питт, указав на валяющегося в снегу человека.— Вот неверующий. Тот, кто бродит во тьме. Тот, кто не ведает истины.
— Но он же сказал слова… — начал Каркал, однако исповедник лишь покачал головой.
— Ты думаешь, что он сказал слова. Но ты ошибаешься. Он выучил их, но в них не верит. Вера сделала бы его сильным. Вера бы сделала его твёрдым. Но взгляни на него. Он слаб и окровавлен. Он при смерти, и его душа будет скитаться в пустоте, потерянная и одинокая, отторгнутая светом Святого Императора. Этого ты хочешь для себя?
— Нет, — произнёс Каркал.
— Ты не кажешься уверенным.
— Я уверен, — заявил парень.
Левый глаз исповедника Питта задёргался.
— Так докажи мне. Этот еретик виновен. Убей его одним ударом. Ты сможешь. Ты должен, ибо иначе Император откажется от твоей службы, и ты также станешь недостойным.
Каркал взглянул на остальных. Те походили на волков, что окружили умирающее животное, и теперь ждали, накинется на них сторожевой пёс или нет. Юноша опустил глаза. Башин стал подниматься на колени. Одну руку мужчина прижимал к телу. У него был сломан нос. Глаз заплыл. Из обеих ноздрей и пореза на голове текла кровь. На льду под ним алели замёрзшие брызги.
— Простите меня, — взмолился Башин. — Я верю. Я верю… в право Фратерис Милиции быть Его сильной десницей. Я иду в истине.
Голос исповедника Питта раздался у самого уха Каркала.
— Убей его, — прошипел он.
Юноша поднял лазвинтовку.
— Ты еретик! — крикнул он. — И я низвергаю тебя во тьму пустоты, прочь от света Святого Императора.
Каркал закрыл глаза, резко опустил приклад и услышал хруст раскалывающегося черепа.
=== Глава пятнадцатая ===
Внутри казарм было тихо и пусто, в комнатах царил мрак.
Минка окликнула Лаптева по имени. Её голос эхом разнёсся по залам, пока она шла мимо рядов заправленных коек. Она позвала его ещё раз.
Мужские казармы имели характерный запах — пота, смешанного с ароматами кожаных ботинок, сырых носков, навощённых разгрузок, затхлых тряпок. Девушка достигла конца крыла и повернула обратно. Лаптева нигде не было. Она слышала лишь собственные шаги и дыхание. С верхнего этажа донеслось тихое бульканье из труб.
Что-то здесь было не так. Она дождалась, пока бульканье не прекратится, и прислушалась.
В помещении было двадцать коек. Ранцы. Ботинки. Разложенная на одеялах полевая форма. Выцветший пейзаж Кадукада. Плакат с Урсаркаром И. Кридом, прибитый высоко на стене. Берет, заполненный кокардами Красных Черепов, по ниткам на которых можно было понять, что их срезали. Минка вдруг задумалась, каково должно было быть бойцам после такого разделения. Они походили на сирот войны, которых разлучили с братьями и сёстрами и передали в новые семьи.
Она прижалась затылком к холодному металлу койки.
Затем услышала глухой всхлип и огляделась. Никого.
— Эй? — крикнула она. Тишина неуловимо изменилась, так, словно кто-то затаил дыхание.
Минку пробрал озноб. У неё появилось жуткое чувство, будто она вновь очутилась в тёмных ямах улья Маркграаф.
Раздался звук. Девушка бесшумно двинулась к двери в туалет. Неизвестность всегда пугала сильнее всего, так ей когда-то говорила мать. С тех пор Минка поняла, что та ошибалась, поскольку самые кошмарные зрелища Галактики она наблюдала своими глазами.
И всё равно, ей потребовалась вся смелость, чтобы взяться за круглую медную ручку и отворить дверь. На неё что-то начало падать, и кадийка живо отскочила назад.
Это оказалась ручка метлы.
Девушка тихо выругалась, и уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила ботинки, ноги, и согнутые колени.
В помещении витал приторный аромат. Она оттолкнула стеллаж с тряпками и мётлами в сторону.
— Лаптев, это ты?
Раздался неразборчивый ответ.
Голос принадлежал Лаптеву. Капрал валялся на полу, словно покойник, с закатившимися глазами и измазанным соплями и слюной лицом.
Минка опустилась на колени и хлестнула его по щеке.
— Лаптев! Что ты наделал, тупой ублюдок?
В ответ он что-то пробулькал.
Девушка снова ударила его лицу. Минка знала немало кадийцев, покончивших с жизнью за последние два года. Иногда, в моменты отчаяния, её саму посещали подобные мысли. Она подтянула его к себе, взяла за голову и приподняла с пола.
— Лаптев! — прошипела Минка, после чего опустилась рядом с ним и ещё раз шлёпнула по щеке. — Какого фрекка ты натворил?
Она осмотрела его запястья. Крови не было. Проверила пульс. Оглядела шею. Во рту чисто. Ладони оказались потными. Внезапно её накрыл страх. Что случится, если он умрёт? Она станет сержантом проклятого отделения.
В левой руке бойца обнаружился стеклянный пузырёк, на дне которого осталось несколько капель синего сиропа. Минка понюхала горлышко. — Ох фрекк, — ругнулась она и в злости заехала Лаптеву кулаком.
Она знала, что ей следовало сделать. Доложить крыланам.
Но ещё Минка понимала, чем это закончится. Его труп засунут в чёрный мешок и сбросят с утёса. Она снова выругалась, вложила пузырёк обратно ему в руку, поднялась.
Капрал что-то промычал.
Она нагнулась.
— Лаптев? Повтори, что сказал.
Он попытался заговорить. Минка тряхнула его.
— Если я тебя не услышу, то не смогу помочь.
На секунду Лаптев приоткрыл глаза, и девушка решила, что он пришёл в себя.
— Не убивай меня, — пробормотал он.
Она похлопала его по щекам. Капрал схватил её за руки и крепко сжал.
— Это ты? — спросил он.
Его глаза вернулись на положенное место, и Минка увидела тёмные, расширенные зрачки.
Кадиец моргнул.
— Сержант. Это ты?
— О чём это ты?
— Это ты?
— Да. Это я. Сержант Леск. Что ты принял?
Повисла долгая пауза, и Минка уже решила, что потеряла его снова.
— Лекарство, — наконец просипел он.
— Лаптев. Что ты принял?
Его пальцы обхватили руки девушки подобно лозам.
— Красный гигант, — прошипел он. — Кровавый воин! — Минку захлестнула волна ужаса. Она вспомнила момент своего наибольшего ужаса, и у неё перехватило горло. Девушка поняла, что не может выдавить из себя ни слова. — Не дай им застрелить меня, — сказал капрал. — Только не из-за красного гиганта. Мы не можем с ним бороться. Мы не можем сделать ничего.
Минка крепко зажмурилась. Она не могла вернуться в то воспоминание. Оно было слишком страшным. Вместо этого девушка стряхнула с себя его руки.
— Слушай сюда, Лаптев. Этого больше не должно повториться. Понятно? Ты — капрал Сто Первого кадийского ударного полка. Это должно для тебя что-то значить.
Его глаза утратили фокус.
— Слушай. Я была на твоём месте. Я была там, и оттуда есть путь. Император прощает. Но Ему нужно, чтобы ты поднялся сам. Мне нужно. Я хочу, чтобы ты взял себя в руки. Пойми. Не нужно больше этой дряни. Понял?
Лаптев вздрогнул, а затем поднял руку, попытавшись отдать ей честь.
Когда она вернулась в столовую, веселье было в самом разгаре. Бойцы сидели и стояли, разбившись на группки. Она натолкнулась на фигуру.
— Леск, — произнёс комиссар Шанд. — Торопишься куда-то?
— Да, — быстро сказала она. — Слабый мочевой пузырь.
— Где твоё отделение?
— На плацу. Не хотели мешать семейному празднику, — произнесла девушка, кивнув туда, где сидел Бендикт, смеявшийся вместе со старейшими бойцами полка. — Я выходила к ним выпить.
— Как Лаптев?
— Не знаю, — отозвалась она.
Из-за освещения в столовой чёрты лица Шанда скрывались в резких тенях.
— Нет?
— Нет, сэр.
— Уверена?
— Да.
— Я хочу, чтобы ты не спускала с него глаз, Леск. Со всех Красных Черепов. Ты понимаешь?
Минка вежливо кивнула.
— Заметишь что-нибудь странное, дай знать.
Она отсалютовала.
— Да, сэр.
=== Глава шестнадцатая ===
Пока бойцы 101-го пропускали по последней стопке в казармах Вечнограда, капитан Аштари проводил внезапный осмотр лагеря Гвардии, что окружал астропатическую башню Нуллем Апек.
База представляла собой участок тороидной формы с казармами, жилыми блоками и административными башнями, сторожевыми вышками, орудийными укреплениями и забором, внутри и снаружи которого был растянут тройной ряд колючей проволоки. В самом центре территории, за сетчатым ограждением, возвышалась астропатическая башня, тёмная и гнетущая. Аштари не имел связи с её обитателями, и его это вполне устраивало.
Бароланский механизированный находился на Потенсе уже полгода, и у Аштари это было второе назначение на Супрамонт. Наибольшую проблему представлял не холод. У солдат имелись тёплые казармы, наполовину погружённые в промёрзшую землю, немалый запас провианта, а также возможность охотиться в лесах, когда это позволяла погода. В последнюю вылазку он добыл трёх горных тигров и аврокса. Само собой, охота находилась под запретом. Весь Супрамонт считался заповедником Ричстаров, которые и заселили его крупными животными для собственного увеселения. Впрочем, как сказали капитану, нынешний патридзо не отличался интересом к охоте, поэтому тигров на Супрамонте развелось в избытке.
Он отправится на охоту снова, сказал себе Аштари, как только прекратится метель.
Нет, подумал капитан, топая по нерасчищенной дорожке к доту на северной линии. Наибольшую проблему представляла сама башня.
Он кинул на неё взгляд. Нуллем Апек представлял собой высокий, лишённый окон шпиль из чёрного базальта, возносившийся к облакам и чем-то напоминавший предупредительно воздетый перст. От башни веяло чужеродностью, так, словно возвели её не человеческие руки, а нечестивыми чарами вырвали из самого скального основания. Однако хуже всего становилось, когда на вершине разгорался ведьмовской огонь, а вокруг начинала собираться мощная псионическая гроза.
Квадрант патрулировали двое бойцов в полностью застёгнутых шинелях и надвинутых по самые уши меховых киверах. Он приветственно махнул им, достигнув ближайшего дота. Металлические ступеньки присыпали щебнем и хлористой солью. Впрочем, Аштари всё равно двигался осторожно. Последнее, что ему сейчас было нужно, это упасть. Ушиб болел вдвое сильней, когда ты получал его на морозе. Он опустил варежку на железную дверную скобу. Замок промёрз, поэтому капитану пришлось хорошенько садануть дверь плечом, после чего он, пригнувшись, вошёл внутрь.
Жаровня заливала скалобетонный бункер красноватым светом. Отделение внутри устроилось вполне комфортно, сполна пользуясь всеми улучшениями, сделанными предыдущими гвардейцами, которым не посчастливилось коротать здесь зимы до них. Солдаты играли в карты за лагерным столом, пока один наблюдал за местностью в амбразуру. Они увешали стены муниторнумными одеялами, а щель прикрыли простой войлочной шторой, чтобы по помещению не гуляли сквозняки. Аштари словно попал в палатку кочёвников.
При его виде солдаты тут же встали.
— Вольно. — Капитан потопал ногами, чтобы сбить с ботинок снег. — Кто побеждает?
— Биджан! — хором ответили те.
Биджан был низкорослым рядовым, всё ещё отращивавшим настоящие бароланские усы.
— Отлично, парень, — похвалил его Аштари. — Продолжай в том же духе!
Они коротали время за болтовнёй, пока в воздухе вдруг не раздался треск электрического разряда.
— Снова начинается, да? — спросил Биджан. — Сколько прошло с последнего раза?
— Целая вахта. Как минимум.
Молния полыхнула снова.
Сержант, Аббас, потёр ладони.
— Когда мы уже вернёмся в космопорт?
— У меня хорошие новости. Нашу смену сократили. Похоже, на планету высадился новый генерал. Он ожидает вторжение. Хочет усилить гарнизон порта.
Новость о близящейся атаке не подняла бойцам настроение.
— Лучше чем ничего, — пробормотал Аббас.
— Ладно, продолжайте, — сказал Аштари и направился к выходу. Когда он открыл дверь, неожиданно затрещал вокс-передатчик. Аббас взял трубку.
— Капитан у вас? — прозвучал голос. Аштари сразу узнал Карвана. — Ага. Чудесно. Попроси его подойти к воротам. У нас гости. Просто нужно его разрешение.
Аштари нахмурился.
— Гости? — переспросил он, но Карван уже отключился.
Над головой вновь с шипением взорвалась электростатика. Вспышка оказалась достаточно яркой, чтобы на мгновение всё внутри погрузилось в тень. Аштари нырнул наружу и закрыл за собой дверь, кинув на прощание:
— Биджан, задай жару ублюдкам!
Свет во мраке потрескивал и шипел, напоминая разозлённую змею.
У Каркала разболелась голова. Казалось, низкий гул без остатка заполоняет его череп. Он закрыл уши, но звук никуда не делся.
Исповедник Питт ничего как будто не замечал. Он стоял в передней части кузова и смотрел прямо вперёд. Над головами засверкали новые разряды молний. Никто не посмел даже вскрикнуть.
Туман постепенно рассеивался, пока юноша не увидел перед собой высокое, освещённое яркими люмен-сферами ограждение, скалобетонный дот и направленный точно на них прожектор.
Гвардеец с лазвинтовкой жестом велел им притормозить. Они не стали глушить мотор, когда к ним из пункта пропуска вышёл офицер в шинели и меховой шапке. Командир, чьё дыхание на морозном высокогорном воздухе вырывалось облачками пара, приблизился к водительской двери головной машины, но, по всей видимости, шофер сказал ему идти дальше, туда, где в своём грузовике стоял исповедник Питт.
— Мы здесь во имя Бога-Императора. По назначению от патридзо и кардинала-архиепископа скопления Висельников, — крикнул духовник. Он порылся в куртке и достал кипу бумаг.
Офицер имел длинные усы, бледные от наледи брови и богато украшенную саблю за спиной. Он взял документы, и, ничего не говоря, пробежался по ним взглядом.
Затем потопал обратно внутрь, оставив колонну ждать в клубах выхлопных прометиевых газов.
Выйдя из северного дота, Аштари потребовалось несколько минут, чтобы добраться до передних ворот.
Охранники встали перед ним навытяжку. На столе сержанта Карвана лежал пергаментный свиток.
— Снаружи толпа бритоголовых, — сказал он. — Говорят, им приказано сменить нас.
— Удачи им, — отозвался Аштари. Он взял бумаги и увидел на них официальную печать патридзо. — По мне так всё в порядке. Пойдём сначала их проверим.
Сердце Каркала колотилось всё быстрее, пока они дожидались в кузове грузовика. Спустя несколько минут к ним вышёл ещё один офицер, сжимая в руке бумаги.
— Кто здесь командир?
— Я, — промолвил исповедник Питт с серьёзностью истинного пророка.
— Я капитан Аштари, Бароланская гвардия. Не могли бы вы спуститься?
Каркал ощутил укол гнева. Как мог кто-то усомниться в его исповеднике?
Кавалеры в кузове расступились, пропуская командира. Проходя мимо Каркала, духовник поднял палец и коснулся его груди.
— Пойдёшь со мной, — велел он.
По пути он отобрал ещё десятерых стражей.
Они спрыгнули следом за ним на скалобетонную дорогу и выстроились перед офицером.
— Прошу прощения, — страдальчески поморщившись, сказал тот. — Только вы, исповедник.
— В чём проблема? — грозно спросил Питт.
— Нужно сверить ваши документы.
Выпученные глаза пастыря наполнились решимостью.
— Зачем?
— Такая работа, — отозвался офицер.
— Документы в порядке. Печать подлинная. Мы — воители веры. У нас имперское дозволение.
Каркал крепче сжал лазвинтовку. Ему было невыносимо наблюдать за допросом своего предводителя. Остальных, очевидно, обуревали схожие чувства. В воздухе повеяло ощутимой угрозой.
— Можете поверить, я с превеликой охотой сменюсь с вами.
— Возможно, мы бы зашли внутрь, раз всё равно ждём, — предложил исповедник Питт, хотя в его тоне не было ни намёка на теплоту.
Аштари вздохнул.
— Простите, исповедник. Так не пойдёт. Мне просто нужно связаться с командованием.
Исповедник Питт подобрался.
— Капитан, — властно произнёс он. — Вы препятствуете воле патридзо Потенса, а также кардинала-архиепископа.
В воздухе внезапно грянул гром. Собравшихся людей омыло волнами псионической энергии. Казалось, голос исповедника преисполнился мощью. Терпение Аштари начало иссякать.
— Слушайте. Просто подождите здесь.
— Боюсь, этого мы сделать не можем. — Одним движением исповедник Питт достал лазпистолет и выстрелил. Во вспышке красного света из Аштари вырвалось облачко кровавой дымки, и капитан свалился в снег.
Машины рванули вперёд. Когда они смели дорожные блоки в сторону, двое стоявших рядом гвардейцев припали на колено и открыли огонь.
Человек рядом с Каркалом рухнул в тот же момент. Исповедник Питт получил выстрел в грудь. Парень заорал от ярости, однако духовник словно не заметил попадания, и погрузил цепной меч в тело ближайшего солдата.
Каркал кинулся к доту. Солдаты захлопнули дверь, но не успели её запереть. Юноша пинком вышиб створку и разрядил внутрь очередь.
Лазерные лучи засверкали по всему помещению. Находившиеся там люди сдёрнули занавеску и уже разворачивали автопушку, но он продолжал стрелять до тех пор, пока комнату не заволокло едким дымом, и гвардейцы не остались лежать на полу.
Буря приглушала звуки выстрелов. Кавалеры врывались в доты и убивали всех, на кого наталкивались.
Исповедник Питт подошёл к казарменному залу. Он представлял собой обычное муниторумное помещение, наполовину заглублённое в землю. На крыше скопился толстый слой снега, постепенно съезжавший по свесам вниз. Окна были закрыты стёганым войлочным утеплителем. К расположенным ниже двойным дверям вели три ступеньки.
Духовник распахнул одну створку и шагнул внутрь. Слева располагалась спальня, справа — столовая. Ужин закончился час или около того назад. Один боец ходил с тряпкой между столов. С кухни доносились звуки мытья и складывания тарелок, а также перекрикивания людей, ждущих конца своей смены.
Из уборной вышёл офицер.
— Ты кто такой? — Он всё ещё застёгивал шинель, направляясь в кабинет.
— Я — твой судья, и ты признан виновным, — огласил исповедник Питт. Он сделал три выстрела.
Кавалеры ворвались внутрь, паля и размахивая клинками. Бароланцы спешно организовали оборону. Он забаррикадировали двери, яростно отстреливались, и нанесли противнику серьёзные потери.
Исповедник приказал снести внутренние ворота, и врезавшийся в них грузовик сорвал сетчатые створки с петель. Питт отвернулся от умирающих и кричащих людей и направился к основанию башни. Он будто магнит стягивал к себе кавалеров со всего лагеря, так что вскоре за ним собралась внушительная толпа.
Астропатическая башня возвышалась перед ними безмолвной тёмной громадой. Он взошёл по ступеням. Дверь оказалась запертой. Пастырь потянулся за мелта-бомбой на поясе. Убрал пистолет и установил таймер, затем прикрепил взрывчатку к створке.
Отступать было не в характере исповедника Питта, однако он всё же сделал шаг назад, когда заряд с шипением сдетонировал, после чего всё вдруг исчезло в ослепительной вспышке.
Стражи Нуллем Апека носили церемониальную форму, расшитую сценками на духовную тематику, а также увешанную оберегами и печатями чистоты. Они были безупречны в своей вере, а равно бесстрашны пред лицом ереси и скверны. Их задача заключалась в обеспечении чистоты астропатического комплекса и охране его от порчи и нечисти варпа. Стражи были вооружены богато украшенными болт-пистолетами, трижды благословлёнными и покрытыми религиозными текстами из чеканного серебра, а на тупоносом кончике каждого болт-снаряда были выгравированы пентаграммы и аквилы.
Они отреагировали на появление незваных гостей, выскочив из верхних помещений вдоль закручивающихся спиралью коридоров, на ходу перекрикиваясь между собой и составляя план обороны башни.
Охранники преградили путь первым захватчикам на третьем этаже и открыли огонь. Они были умелыми воинами, и каждый из них стоил двух кавалеров. Однако на место каждого убитого поборника вставало четыре других. И экипированы они были для казней, а вовсе не для ожесточённых перестрелок с таким большим количеством противников.
Каркал ринулся в атаку, яростно вжимая спусковой крючок. От шквала ослепительных лазимпульсов комнату залило мерцающим светом. Они не могли толком прицелиться, но это было не важно. Вместе с ним бежало ещё двадцать братьев, каждый из которых палил напропалую, как и он сам.
Двоих стражей зацепило шальными лучами. Третий кинулся навзничь и успел сделать три смертельных выстрела, прежде чем Каркал вогнал штык ему между ключицей и шеей. Он ощутил, как металл скрежетнул по кости, а затем с таким гневом вырвал лезвие обратно, что нечаянно переломил его.
— За Императора! — взревел юноша и погрузил обломок в пах следующему противнику. Мужчина взмахнул церемониальным ножом, полоснув его по лицу. Каркал почувствовал, как по шее вдруг густо потекла тёплая кровь, а затем он резко вскинул приклад винтовки и услышал приятный хруст ломающейся челюсти.
— Император защищает, — выплюнул он в лицо умирающему человеку.
Страж его не понял. Глаза человека затянула пелена смятения, и, с сипением втянув в лёгкие воздух, он испустил дух.
Братство смело защитников приливной волной.
Исповедник Питт бесстрашно шёл вверх, с неистовством призывая на себя Защиту Императора. Достигнув вестибюля, поборники веры на мгновение замерли перед бронированными металлическими дверями.
Высокое сводчатое помещение были увешано знамёнами и гобеленами с древними текстами. Под потолком в медных клетках висели вокс-сервиторы с воткнутыми в глазные разъёмы кабелями для подачи питательных веществ и вокс-решётками на месте ртов, из которых нескончаемым потоком лились псалмы.
По пути кавалеры гнали перед собой временный персонал астропатической башни, но теперь те оказались в ловушке, и у них не осталось иного выбора, кроме как сражаться. Некоторые, вооружившись дубинками и ножами, набросились на захватчиков. Прочие спрятались за гобеленами и порфирными статуями Бога-Императора и святого Игнацио.
Несколько стражей организовали оборону перед дверьми в астропатический зал, однако они безнадёжно уступали врагу числом. Всё, что могли защитники — это подороже продать свои жизни.
Не прошло и пяти минут, как все они были мертвы.
Кавалеры оттащили тела в сторону, после чего кинулись к покрытым охранными рунами дверям. Они забарабанили по створкам, принялись палить в запирающий механизм, и, наконец, принесли взрывпакеты из казарм бароланцев.
Щёки исповедника Питта задёргались, когда он велел братьям отойти назад.
Заряды взорвались, и когда дым рассеялся, они увидели, что медные двери висят на разбитых петлях. Из тьмы донеслись звуки бесконечно повторяемых мантр и несвязное бормотание ошеломлённых людей. Исповедник вытер кинжал об одежду.
— Всем стоять! — приказал он и обвёл собравшихся ножом. — Я пойду один.
Духовник переступил резной порог в астропатический зал.
Кавалеры столпились у него за спиной, но ни один не осмелился последовать за ним.
Как только глаза Каркала привыкли у сумраку, увиденное лишило его дара речи. Хор астропатов располагался плотными рядами на украшенных балконах. Мерцающие свечи выхватывали из теней заплесневевшие флажки, измождённых сервиторов в медных клетках и свитки с неразборчивыми письменами. Юноше потребовалось мгновение, чтобы уловить царившую в помещении тихую суету, которую не нарушило даже вторжение исповедника. Между хором и скрипторием туда-сюда сновали инфосервиторы, прислужники, писцы, объятые потрескивающим искрящимся светом энкрипторы, а также психостражники с пси-стрекалами и оглушающими пистолетами. Они как будто не замечали происходящего, но когда Питт вошёл внутрь, один из стражей шагнул ему навстречу и предупреждающе поднял руку.
— Вам сюда нельзя, — заявил он.
Исповедник Питт всадил нож человеку в брюхо, а затем схватил его, продолжая вгонять лезвие глубже и глубже до тех пор, пока ноги стража не подкосились, и он кулём упал на пол.
Рука и нож духовника оросились багрянцем. Он остановился в центре медной пентаграммы и окинул взглядом убранство, таинственное ведьмовство и ужасающую природу зала, после чего достал из одежды тонкий пергаментный свиток.
Он вытянул сувой перед собой и позволил ему размотаться. На пергаменте стояла официальная печать патридзо. Исповедник указал окровавленным ножом на оставшихся стражей.
— Я Харкхам Питт, представитель кардинала скопления Висельников в этом комплексе. Вот документ, подтверждающий мои полномочия. Неподчинение моим приказам будет караться смертью.
Высоко во тьме закричал астропат.
