Конец и Смерть, Том 2 / The End and the Death, Volume II (роман): различия между версиями
Shaseer (обсуждение | вклад) |
Shaseer (обсуждение | вклад) |
||
| Строка 1: | Строка 1: | ||
| − | {{ | + | {{Перевод Д41Т}}{{Книга |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
|Обложка =EndDeath2.jpg | |Обложка =EndDeath2.jpg | ||
|Описание обложки = | |Описание обложки = | ||
| Строка 10: | Строка 7: | ||
|Автор4 = | |Автор4 = | ||
|Автор5 = | |Автор5 = | ||
| − | |Переводчик = | + | |Переводчик =Василий Софронычев |
| − | + | |Редактор =Григорий Аквинский | |
| − | + | |Редактор2 =Татьяна Суслова | |
| − | + | |Редактор3 =Larda Cheshko | |
| − | + | |Редактор4 =Urbasian | |
| − | |Редактор = | + | |Редактор5 =fabius_bile |
| − | |Редактор2 = | ||
| − | |Редактор3 = | ||
| − | |Редактор4 = | ||
| − | |Редактор5 = | ||
|Издательство =Black Library | |Издательство =Black Library | ||
|Серия книг =[[Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra (серия)|Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]] | |Серия книг =[[Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra (серия)|Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]] | ||
| Строка 48: | Строка 41: | ||
Осада Терры началась. | Осада Терры началась. | ||
| − | = | + | = ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА = |
| − | Император — Повелитель Человечества, Последний и Первый | + | ''Император —'' Повелитель Человечества, Последний и Первый Владыка Империума |
| − | |||
| − | |||
| + | ''Хорус Луперкаль —'' примарх XVI легиона, возвышенный сосуд Хаоса | ||
'''Защитники Терры''' | '''Защитники Терры''' | ||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | + | ''Малкадор Сигиллит — регент Империума'' | |
| − | + | ''Константин Вальдор —'' капитан-генерал Легио Кустодес | |
| − | + | '''''Лояльные примархи''''' | |
| + | ''Рогал Дорн —'' Преторианец Терры, примарх VII легиона | ||
| − | '' | + | ''Сангвиний —'' Великий Ангел, примарх IX легиона |
| − | + | ''Вулкан —'' Последний Страж, примарх XVIII легиона | |
| − | + | '''''Легио Кустодес''''' | |
| − | + | ''Диоклетиан Корос — трибун'' | |
| − | + | ''Айос Раджа —'' Соратник-гетерон | |
| − | + | ''Цекальт Даск —'' проконсул-гетерон | |
| − | + | ''Азкарель Офит —'' проконсул-гетерон | |
| − | + | ''Доло Ламора —'' Соратник-часовой | |
| − | + | ''Людовик —'' проконсул-гиканат | |
| − | + | ''Симаркант — хранитель'' | |
| − | + | ''Ксадоф —'' Соратник-хранитель | |
| − | + | ''Каредо —'' гетерон-таранат | |
| − | + | ''Равенгаст —'' Соратник-гетерон | |
| − | + | ''Таурид —'' гетерон-часовой | |
| − | + | ''Нмембо —'' Соратник-гетерон | |
| − | + | ''Загр —'' гиканат (гетерон) | |
| − | + | ''Альдель —'' Соратник-гетерон | |
| − | + | ''Моз'' | |
| − | + | ''Тибериан'' | |
| − | + | ''Каледас — префект'' | |
| − | + | ''Лафрос'' | |
| + | ''Ксохас Тьян — часовой'' | ||
| − | '' | + | ''Амон Тавромахиан — кустодий'' |
| − | + | '''''Сёстры Безмолвия''''' | |
| − | + | ''Каэрия Касрин —'' Рыцарь Забвения, кадр «Стальные Лисы» | |
| − | + | ''Моци Додома —'' сестра-смотрительница | |
| − | + | ''Афон Ирэ —'' командор бдения из Рапторской гвардии | |
| + | ''Шриника Ридхи —'' рыцарь-центура, кадр «Облачные Леопарды» | ||
| − | ''' | + | '''''Избранные Малкадора''''' |
| − | Халид Хассан | + | ''Халид Хассан'' |
| − | Заранчек | + | ''Заранчек Ксанфус'' |
| − | Мориана | + | ''Мориана Мохаузен'' |
| − | Галлент Сидози | + | ''Галлент Сидози'' |
| − | Гарвель Локен — Одинокий Волк | + | ''Гарвель Локен — Одинокий Волк'' |
| + | '''''Офицеры и старшие командиры Военной Палаты''''' | ||
| − | ''' | + | ''Сандрина Икаро —'' вторая госпожа-тактике Террестрия |
| − | + | ''Илия Раваллион — стратег'' | |
| − | + | ''Йонас Гастон —'' младший офицер | |
| − | + | '''''Лорды Совета Терры и верховные чины''''' | |
| + | ''Загрей Кейн —'' фабрикатор в изгнании | ||
| − | '' | + | ''Немо Чжи-Мэн —'' хормейстер Адептус Астра Телепатика |
| − | + | ''Эйрех Хальферфесс —'' астротелеграфика экзульта из Высокой Башни | |
| − | + | '''''VII легион, Имперские Кулаки''''' | |
| − | + | ''Архам —'' магистр хускарлов | |
| + | ''Фафнир Ранн —'' лорд-сенешаль, капитан Первого штурмового отряда | ||
| − | ''' | + | ''Фиск Гален —'' капитан, 19-я тактическая рота |
| − | + | ''Вал Тархос —'' сержант, 19-я тактическая рота | |
| − | + | ''Максимус Тейн —'' капитан, 22-я «Образцовая» рота | |
| − | + | ''Леод Болдуин'' | |
| − | + | ''Калодин'' | |
| − | + | ''Лигнис'' | |
| − | + | ''Бедвир'' | |
| − | + | ''Деварлин'' | |
| − | + | ''Мизос'' | |
| − | + | ''Хонфлер —'' претор-капитан | |
| − | + | ''Колхис — ветеран'' | |
| − | + | ''Ноксар — ветеран'' | |
| − | + | ''Берендол — хускарл'' | |
| − | + | ''Молвэ —'' инициат | |
| − | + | ''Демений — инициат'' | |
| − | + | ''Тамос Рох — вексиларий'' | |
| − | + | ''Гвил Конорт'' | |
| − | + | ''Сигизмунд'' | |
| − | + | '''''V легион, Белые Шрамы''''' | |
| − | + | ''Шибан,'' по прозвищу ''Тахсир —'' хан | |
| − | + | ''Соджук — хан'' | |
| + | ''Намахи —'' владыка кэшика | ||
| − | '' | + | ''Хемхеда — хан'' |
| − | + | ''Кизо —'' разведчик | |
| − | + | ''Ибелин Кумо'' | |
| − | + | '''''IX легион, Кровавые Ангелы''''' | |
| − | + | ''Ралдорон —'' первый капитан, Первый капитул | |
| − | + | ''Азкаэллон —'' герольд Сангвинарной гвардии | |
| − | + | ''Тэрвельт Иказати —'' Сангвинарный гвардеец | |
| + | ''Доминион Зефон — Несущий Печаль'' | ||
| − | '' | + | ''Нассир Амит, Расчленитель'' |
| − | + | ''Сародон Сакр'' | |
| − | + | ''Махелдарон'' | |
| − | + | ''Мешол'' | |
| − | + | ''Дитал Мегий'' | |
| − | + | ''Зеалис Варенс'' | |
| − | + | ''Кристаф Кристаферос'' | |
| − | + | ''Ринас Дол'' | |
| − | + | ''Кистос Гаэллон'' | |
| − | + | ''Хот Меффиил'' | |
| − | + | ''Сател Аймери'' | |
| − | + | ''Хорадал Фурио'' | |
| − | + | ''Эмхон Люкс'' | |
| − | + | ''Маликс Гест'' | |
| − | + | '''''Разбитые легионы''''' | |
| − | + | ''Аток Абидеми —'' Драаксвард, Восемнадцатый легион, Саламандры | |
| − | + | ''Оди Сартак —'' капитан, VI легион, Космические Волки | |
| − | + | ''Тьярас Грунли —'' VI легион, Космические Волки | |
| − | + | ''Аэрим Люр —'' XIX легион, Гвардия Ворона | |
| − | + | ''Н’нконо Эмба —'' костровой, XVIII легион, Саламандры | |
| + | ''Рева Медузи —'' сержант, X легион, Железные Руки | ||
| − | ''' | + | '''''I легион, Тёмные Ангелы''''' |
| − | + | ''Корсвейн —'' лорд-сенешаль, Гончая Калибана | |
| − | + | ''Адофель —'' магистр капитула | |
| − | + | ''Траган —'' капитан 9-го ордена | |
| − | + | ''Ворлуа'' | |
| − | + | ''Бруктас'' | |
| − | + | ''Харлок'' | |
| + | ''Бламирес'' | ||
| − | '' | + | ''Ванитал'' |
| − | + | ''Эрлориал'' | |
| − | + | ''Карлои'' | |
| − | + | ''Азрадаил'' | |
| − | + | ''Тандерион'' | |
| − | + | ''Картей'' | |
| − | + | ''Захариил'' | |
| − | + | '''''Имперская Армия (Эксертус, ауксилия и прочие)''''' | |
| − | + | ''Алдана Агата —'' маршал, Антиохийский Миль Веспери | |
| − | + | ''Файкс —'' её адъютант | |
| − | + | ''Михаил —'' капитан, 403-й Стратилатов крайней меры | |
| − | + | ''Удавка'' — 403-й Стратилатов крайней меры | |
| − | + | ''Франна Бизе —'' майор, 16-й Литрийский, Эксертус | |
| − | + | и другие | |
| − | + | '''''Префектус''''' | |
| + | ''Геллик Мауэр — боэтарх'' | ||
| − | ''' | + | '''''Орден дознавателей''''' |
| − | + | ''Кирилл Зиндерманн'' | |
| − | + | ''Лита Танг'' | |
| − | + | '''''Конклав граждан''''' | |
| − | + | ''Эуфратия Киилер'' | |
| − | + | ''Эйлд'' | |
| − | + | ''Переванна'' | |
| + | ''Верефт'' | ||
| − | '' | + | ''Кацухиро'' |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
'''Воинство предателей''' | '''Воинство предателей''' | ||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | + | '''''XVI легион, Сыны Хоруса''''' | |
| − | + | ''Эзекиль Абаддон — первый капитан'' | |
| − | + | ''Кинор Аргонис —'' советник магистра войны Луперкаля | |
| − | + | ''Улнок —'' адъютант первого капитана | |
| − | + | ''Азелас Баракса —'' капитан 2-й роты | |
| − | + | ''Калтос — 2-я рота'' | |
| − | + | ''Тархиз Малабре —'' командир Катуланских налётчиков | |
| − | + | ''Хеллас Сикар —'' командир юстаэринцев | |
| − | + | ''Тарас Бальт —'' капитан 3-й роты | |
| − | + | ''Тиро Тамеке — 3-я рота'' | |
| − | + | ''Вор Икари —'' капитан 4-й роты | |
| − | + | ''Ксофар Беруддин — капитан 5-й роты'' | |
| − | + | ''Экрон Фал —'' центурион-юстаэринец | |
| + | ''Калинт —'' капитан 9-й роты | ||
| − | '' | + | ''Селгар Доргаддон — капитан 10-й роты'' |
| − | + | ''Зистрион —'' капитан 13-й роты | |
| − | + | ''Джераддон — капитан'' | |
| − | + | ''Ирманд — капитан'' | |
| − | + | ''Фето Зелецис —'' претор-капитан | |
| − | + | ''Арнанод — сержант'' | |
| − | + | ''Гаст —'' терминатор-юстаэринец | |
| − | + | ''Вария —'' терминатор-юстаэринец | |
| + | '''''XIV легион, Гвардия Смерти''''' | ||
| − | '' | + | ''Тиф —'' первый капитан |
| − | + | ''Сероб Каргул —'' лорд «Контемптор» | |
| + | ''Воркс —'' Повелитель Тишины | ||
| − | '' | + | ''Кадекс Илкарион'' |
| − | + | ''Каифа Морарг'' | |
| − | + | ''Мельфиор Кро'' | |
| + | ''Скалидас Герерг'' | ||
| − | ''' | + | '''''XVII легион, Несущие Слово''''' |
| − | + | ''Эреб —'' Тёмный Апостол | |
| + | '''''VIII легион, Повелители Ночи''''' | ||
| − | '' | + | ''Хагашу'' |
| − | + | ''Люкориф — раптор'' | |
| − | + | '''''Тёмные механикумы''''' | |
| + | ''Клейн Пент —'' Пятый последователь Нул | ||
| − | '' | + | ''Айет-Один-Тэг —'' спикер связанного единства военного поместья Эпта |
| − | |||
| − | + | '''Прочие''' | |
| + | ''Базилио Фо —'' военный преступник | ||
| − | '' | + | ''Андромеда-17 —'' геноведьма селенарского культа |
| − | + | '''''Давние товарищи''''' | |
| − | + | ''Олл Перссон — Вечный'' | |
| − | + | ''Джон Грамматикус — логокинетик'' | |
| − | + | ''Кэтт —'' несанкционированный псайкер | |
| − | + | ''Гебет Зибес — рабочий'' | |
| − | + | ''Догент Кранк — солдат'' | |
| − | + | ''Графт —'' сельскохозяйственный сервитор | |
| − | + | ''Актея —'' пророчица | |
| − | |||
| − | + | ''Лидва —'' протоастартес | |
| − | = | + | = ИНТЕРЛЮДИЯ. СВИДЕТЕЛИ = |
| − | |||
| − | + | == i. '''Танец без конца''' == | |
| + | Театр масок посетил Ультве в первый раз со времён Грехопадения. Актёры появились внезапно, сродни нежданному подарку. Вереница риллиетанн, невиданных прежде столетия, вышла из пологого света стрельчатой арки врат и молча прошествовала по чертогам из призрачной кости в Овацию. Там, без прелюдий и увертюр, началось представление. | ||
| − | Азуриане Ультанаш Шельве | + | Азуриане Ультанаш Шельве собрались посмотреть. Задавались вопросы: «В чём смысл? Это благой знак или дурной? Как называется этот танец?» |
| − | Эльдрад Ультран | + | Эльдрад Ультран знает ответы. Пускай со времён катастрофы арлекины скрывались в Паутине, оберегаемые Смеющимся богом Цегорахом, их пляска не останавливалась ни на минуту. Они продолжали её в добровольном изгнании, сохраняя старые произведения, например «Полутень» и «Ухмыляющуюся луну», и добавляя новые, такие как «Танец без конца». Насладиться последним Эльдраду не доводилось, но он слышал рассказы о новой пьесе. Этот великий обряд скорби, что описывает трагедию Грехопадения, проник в репертуар арлекинов за годы уединения. |
| − | + | Ультран пришёл в Овацию вместе со всеми. Здесь его любимое место во всём Ультве. Несмотря на огромные размеры рукотворного мира, только тут, как кажется провидцу, можно почувствовать себя за пределами отсеков и помещений. Гость может насладиться видом неба, спокойного заката и просторного луга, поросшего травой айток. Она плавно покачивается на слабом ветру. В центре находится километровой ширины сцена, окружённая кольцом бурых камней. От них в безмолвном полумраке тянутся длинные тени. Всё это не настоящее. Цепочки пси-энграмм в палубе и сводах из призрачной кости собирают образы из воспоминаний, а оптические поля заставляют пространство казаться больше, чем на самом деле. Эльдрад стоит среди камней рядом с другими зрителями и наблюдает за представлением, ощущает касание фальшивых солнечных лучей, вспоминает, как пахнут айток и дикие цветы. За воображаемым горизонтом клубятся тучи и сверкают молнии. Но доносящийся шум — это вовсе не гром, а вспышки — не молнии. Так трещат расположенные по периметру залы пространственные врата. | |
| − | Танец | + | Танец великолепен. Весь ансамбль: труппы мимов, шутов и колдунов, светлых, тёмных и тех, что между ними, — подчиняется командам главного Арлекина. Все облачены в переливающиеся маскарадные костюмы и носят ложные лица выбранных ролей — агаит. Важность пьесы подчёркивает синяя тень солитера, замершая среди остальных артистов. Движения танца на поляне среди камней идеально выверены и плавны. |
| − | + | И как только танец заканчивается, арлекины начинают всё заново, раз за разом повторяя выступление. | |
| − | + | Слух разошёлся. Несмотря на растущую тревогу и отчаянные попытки подготовиться к грядущему, посланцы разбросанного среди звёзд народа эльдаров приходят на представление. Первую арлекинаду после Грехопадения нельзя пропускать. Гости выходят из высоких врат. Они прибывают из рукотворных миров — и из тех, что готовятся к войне, и из тех, что на всех парах бегут от неё на край Галактики; из драгоценных старых миров, спешно укрепляющих оборону; из потаённых девственных миров, что прячут мысли в колбах из стекла душ; из общин экзодитов, что удаляются в свои тайные убежища. Независимо от обстоятельств, представление нужно посетить. | |
| − | + | А потом — никого. Волны нематериального ужаса поднимаются и выплёскиваются из высоких порталов. Проходы утратили стабильность. Старые пути перекрыты. Эльдрад велит запечатать врата. Тем, кто успел, придётся остаться. Остальным не суждено прибыть. Многие пропали в пути. | |
| − | Эльдрад ожидал | + | Эльдрад этого ожидал. Но, как он вынужден с неохотой признать, не предвидел. В последние несколько недель искусство прорицателей стало ненадёжным. Из-за эфирных возмущений все образы покрылись туманом и тенью. А теперь и путешествия стали невозможными. Будущее либо скрылось от взора азуриан, либо перестало существовать. |
| − | + | Последней из врат вышла Нечреворт, посланница Комморры. | |
| − | + | Представителя презренных и падших собратьев тут же окружают стражи. | |
| − | — Я пришла | + | — Я пришла посмотреть. Без оружия, — произносит эльдарка, поднимая покрытые шрамами руки и хищно улыбаясь. — Вы меня прогоняете? |
| − | — Я | + | — Я никого не прогоню, — отвечает Эльдрад. — Даже эльдарит иннеас. Это представление предназначено для нашей крови, в чьих бы жилах она ни текла. |
| − | + | Подчиняясь безмолвному приказу, стражи отступают. | |
| − | — | + | — Думаю, нашей крови прольётся немало, — говорит посланница Комморры, шагая по траве рядом с провидцем. — Твоей. Моей. А ты как думаешь? |
| − | — | + | — Звучит как пророчество, драконт Нечреворт. Я думал, друкари отреклись от искусства ясновидения. |
| − | + | — Не нужно быть пророком, чтобы увидеть надвигающуюся беду. Мон-кеи превзошли все ожидания. Они многих утянут в пропасть за собой. | |
| − | + | Труппа выступает уже девять дней. На сцене Овации изящные фигуры танцоров изображают экстаз и агонию, двигаясь с текучей грацией и математической точностью. Они кувыркаются в воздухе, словно птицы, кружатся, как листья на ветру, прыгают, перекатываются и изгибаются. Клетчатые костюмы сверкают и переливаются. Как только танец заканчивается, арлекины начинают исполнять комплекс театральных движений заново. | |
| − | + | Небо кажется высеченным из затвердевшего дыма, а ветер пахнет грустью. Эльдрад и кабалитский драконт присоединяются к остальным зрителям, наблюдающим за представлением с каменных уступов. Провидец замечает, как автархи презрительно отводят глаза, как экзархи кривят губы при виде друкари, как экзодиты отходят подальше. Но никто не решается угрожать, ибо никто не хочет злоупотребить гостеприимством Ультве. | |
| − | + | Однако посланница Ияндена, кажется, не испытывает неловкости: она подходит к Эльдраду, не чураясь драконта. | |
| − | — | + | — Что ты видел? — едва слышно спрашивает она, наблюдая за арлекинадой. |
| − | — | + | — Ничего, Мелендри, — отвечает эльдар. |
| − | — | + | — Но ведь смотрел? |
| − | — | + | — Ты подумала, прежде чем задать этот вопрос, Серебряная Душа? Да, я смотрел. Там ничего нет. И, судя по страху, что плещется в глазах, ты и так это знаешь. Я знаю, ты тоже пыталась. Ничего не разобрать. И даже будь оно иначе, что хорошего мы могли бы узреть? Предвидеть — значит знать, что грядёт. Какой толк от того, что мы просто посмотрим? |
| − | + | — Предвосхищение событий всегда было нашей силой, — говорит гостья. — Так мы читаем путь и получаем возможность менять шаги. | |
| − | + | Эльдрад внимательно всматривается в собеседницу. | |
| − | — | + | — Прекрасно, что ты в это веришь. И в то же время ужасно, что до сих пор не разочаровалась в подобных идеях. |
| − | — | + | — Предвидение принесло мне немало побед. |
| − | — | + | — Может, и так. |
| − | — | + | — Я предрекала поражения и изменяла пути, приводя Иянден к триумфу. |
| − | + | — Правда, Серебряная Душа? А может, просто воины сражались усерднее и победу одерживали они? | |
| − | — | + | — Прискорбно, что великий ясновидец так отзывается о своём ремесле, — хмурится она. — Почему же азурианам было даровано видение будущего, если они бессильны его изменить? |
| − | — Потому что жизнь жестока | + | — Потому что жизнь жестока. |
| − | — Эльдрад, я | + | — Эльдрад, я прибыла спросить твоего совета, ибо Ультве видит дальше, чем... |
| − | — Ты | + | — Ты прибыла, чтобы увидеть спектакль. Вот и всё. Арлекины покинули убежища и танцуют для нас. Этого достаточно, чтобы всё понять. Величайшая катастрофа разворачивается среди звёзд. Повезёт, если мы её переживём. |
| − | — Мы предвидели её | + | — Мы предвидели её много лет назад. И теперь, когда она на пороге, должно же быть что-то... |
| − | — | + | — И ты только сейчас спрашиваешь совета, ияндени? Когда азуриане потратили годы, избегая контактов с млекопитающими и игнорируя их войны? Мы знали, что они выгорят. Мы это видели. Вот что сейчас происходит. |
| − | — Но | + | — Но посмотри на масштабы, Эльдрад. Да, мы предрекли падение, но недооценили его разрушительный потенциал. Их родной мир, что стал фокусом всей накопленной злобы, сейчас прожигает реальность, как раскалённый уголь шёлковые платки. Варп просачивается сквозь эту брешь. Наш взор затуманен, а арлекины вышли на сцену. Это может значить только одно: их падение станет и нашим тоже. Бездна поглотит всех. |
— Тогда беги, Серебряная Душа. | — Тогда беги, Серебряная Душа. | ||
| Строка 536: | Строка 499: | ||
— Иянден бежит, Ультран. | — Иянден бежит, Ультран. | ||
| − | — А Ультве не может | + | — А Ультве не может. Мы застряли в рубцовой ткани наших ошибок. |
| − | — | + | — И вы... сдаётесь? |
| − | + | Провидец отворачивается от гостьи и обводит взглядом других посланников, с интересом наблюдавших за беседой. Он замечает удивлённую ухмылку Нечреворт. | |
| − | + | Эльдрад Ультран трижды хлопает в ладоши. | |
| − | — Остановите | + | — Остановите представление! — приказывает он. |
| − | Танцоры | + | Танцоры вздрагивают и замирают. Арлекины, собравшиеся на Овации, сверлят провидца недобрыми взглядами из-под пугающих масок. Некоторые припали к земле, готовые прыгнуть или исполнить пируэт, иные опустили вытянутые руки. Теперь только трава покачивается на ветру. |
| − | Эльдрад, | + | Эльдрад поднимает руки, стоя в лучах трепещущего подобно крыльям мотылька света. Мантия обращается в пар, её место занимают блестящие полосы из пластичного материала. Они оборачиваются вокруг конечностей и тела Эльдара, заключая его в боевую броню. |
| − | — Я расскажу | + | — Я расскажу, что видел, — объявляет он всем собравшимся. — Я поведаю о том, что совершил. |
| − | + | Арлекины шипят и сбиваются в единую массу гибких тел, обнимая друг друга. | |
| − | — Когда-то | + | — Когда-то по проложенному нами пути шла великая цивилизация, — произносит провидец. — Они многого достигли. Никто не смел встать у них на пути. Они унаследовали звёзды и всё, что между ними... |
| − | — | + | — Нам не нужны исторические экскурсы, Эльдрад, — говорит Коуриан с Биель-Тана. |
| − | — | + | — ...и, достигнув пика могущества, увидели, куда ведёт их путь. И всё же решили не менять шагов и не сворачивать с него. |
| − | Мелендри | + | Мелендри выглядит оскорблённой. |
| − | — Не | + | — Не нужно вспоминать о постигшей нас катастрофе, чтобы снова очернить искусство провидения, — говорит она. |
| − | — | + | — Нас? — вопрошает Эльдрад. |
| − | — Ты говоришь об азурианах | + | — Ты говоришь об азурианах во времена, когда Она ещё не пришла, чтобы утолить нами свою жажду. Всем известна эта история. Все скорбят об ошибках прошлого. Но не нужно использовать её в качестве аргумента в спорах. Та потеря, какой бы страшной она ни была, только подчеркнула необходимость нашего ремесла. Узрев грядущее, мы можем действовать. Мы можем изменить то, что ещё не наступило. И этот горький урок мы извлекли из Грехопадения. Тогда нас ослепила гордыня. Предвидение было нужно, чтобы... |
| − | — | + | — История не о нас, — отвечает Эльдрад. — Я говорил об иной, куда более юной цивилизации. Они делают те же шаги — словно мы с ними учили один танец и сейчас исполняем его дуэтом. Они повторяют всё, что делали мы. |
| − | — Они — низшие | + | — Они — низшие создания, — шипит Джайн Зар. — На миллион лет позади нас. Они пытаются подражать нашей былой славе, но никогда не смогут подняться до нужного уровня. Мы игнорировали их разрастающееся государство, насколько могли, и не лезли в их дела. Скоро от них ничего не останется. |
| − | — | + | — Очень скоро, — соглашается Эльдрад. — Однако меня беспокоит процесс их гибели. |
| − | Он | + | Он обводит собравшихся взглядом. |
| − | — | + | — Много поколений назад мы предсказали падение человечества. Да, давайте использовать этот термин. Итак, мы предвидели проклятую судьбу людей. Выскочки, нужно признать, создали империю, достойную так называться. Их жизненная сила поражала. Мы видели, как они, погрязнув в гордыне, повторяют наши ошибки. Мы ждали неизбежного краха, ибо такова судьба каждой цивилизации, что начинает использовать силы разума для собственной выгоды. Я предупреждал. Ультве предупреждал, но вы отказались вмешаться. И тогда я решил игнорировать ваше мнение. |
| − | + | Со всех сторон доносится исполненный смятения ропот. | |
| − | — Я манипулировал | + | — Я манипулировал отдельными участниками происходящего в надежде предотвратить катастрофу, ибо уже тогда мне было известно то, что вы видите сейчас. Не только человечеству суждено погибнуть. Но мои усилия, несмотря на годы стараний, почти не принесли результатов. Некоторые решения оказались неудачными, и я касался нитей судьбы, пытаясь их исправить, насколько это возможно. Я-то хотя бы пытался. А теперь вы, отчаявшись, говорите, что пора действовать. Слишком поздно. Тот, кого называют Хорусом Луперкалем, получил силу, с которой нам не справиться. У меня остался последний агент. Он смог сделать так, что у противников Луперкаля оказалось на одного могучего защитника больше. К ним присоединился Прометеец. Возможно, агенту удастся что-то ещё, но, боюсь, это напрасная надежда. Наш взор притупился, потому что нет больше будущего, в которое можно заглянуть. Нет иного решения, кроме как следовать выбранному вами пути и дать им сгореть. А потом бороться с пламенем пожаров, когда они докатятся до наших стен. Или, если судьба решит жестоко пошутить и человечество переживёт падение, пора готовиться к войне с искалеченной цивилизацией, подпитанной хаосом. Но сейчас остаётся только ждать. Арлекины пришли показать нам «Танец без конца» и напомнить, что мы способны выдержать многое, — ибо впереди ждут испытания. И нам предстоит оплакать — потому что так правильно — гибель целого разумного вида. |
| − | — | + | — Хорошо сказано, — Нечреворт первой нарушает повисшую тишину. — Но кое в чём ты ошибся. |
| − | — | + | — И в чём же? |
| − | + | Она машет рукой в сторону замерших арлекинов. | |
| − | — Это, | + | — Это, о верховный ясновидец Ультве, был вовсе не «Танец без конца». |
| − | — | + | — Объяснись, друкари. |
| − | — Я видела | + | — Я уже видела спектакль, о котором ты говоришь. Труппы арлекинов не покидали тропы Паутины с момента появления Той-что-жаждет, но давали представления на верхних уровнях Комморры. |
| − | — | + | — Только для вас? — спрашивает Джайн Зар. |
| − | — Мы не скрывали | + | — Мы ничего не скрывали, — пожимает плечами Нечреворт. — Но никто не захотел прийти. Мы бы с радостью приняли гостей. Мы же не дикари и уважаем условия перемирия театра масок не хуже вашего. Но не суть. Я уже видела «Танец без конца». Трижды. И каждый раз рыдала от стыда и ярости, вспоминая утраченное. Я знаю шаги и порядок действий. Это другой танец. |
| − | — | + | — Конечно же, это он, — настаивает Эльдрад. |
| − | + | — Да, провидец, они очень похожи. Форма, структура и многие движения. Он выстроен по тому же принципу. В нём то же количество артистов и то же деление на светлые, тёмные и сумеречные труппы. Четверо мимов так же изображают демонов. Шуты смерти всё так же играют жнецов душ. Они рассказывают о падении цивилизации и рождении бога. Но эти девять актёров играют не старую расу. А солитер-аребенниан — это не Та-что-жаждет. | |
| − | — | + | — Ты ошибаешься, — говорит Эльдрад. |
| − | — | + | — Правда? — усмехается посланница друкари. — Будь так, я была бы рада. |
| − | Она | + | Она переводит взгляд на арлекинов. |
| − | — Как называется | + | — Как называется ваш танец? |
| − | — | + | — «Танец Конца и Смерти», — шипит глава труппы. Слова звучат странно, будто арлекин не разговаривал очень давно и забыл, как это делается. |
| − | — | + | — И чью роль играет солитер? |
| − | — | + | — Того, кто ещё не родился, — отвечает глава с утробным рыком. — Нового бога. |
| − | Эльдрад | + | Эльдрад чувствует, как по коже бежит холодок, и дело вовсе не в симуляции прохладного ветра. Как он мог не заметить? Или просто предпочёл не видеть столь ужасных событий? |
| − | — Как называется твоя роль? — | + | — Как называется твоя роль? — спрашивает он у солиста в капюшоне. |
| − | — Тёмный Король. | + | — Тёмный Король, — отвечает тот. |
| − | |||
| − | ==ii. | + | == ii. '''Пятно дисгармонии''' == |
Марс слушает. Марс смотрит. Марс ждёт. | Марс слушает. Марс смотрит. Марс ждёт. | ||
| − | Здесь никогда не бывает тихо | + | Здесь никогда не бывает тихо: всегда остаётся приглушённый гул готовности и терпения. Всё работает ради единой, священной цели. Все звуки сливаются в один. Это низкое, басовитое урчание священных рек данных: проходя сквозь гиперохлаждённые ядра масс-когитаторов, они создают и постоянно обновляют модель божественной реальности. Это спокойная работа глубинных реакторов, погружённых в мантию планеты через пробурённую в коре шахту. Они генерируют и направляют колоссальное количество энергии. Это стон ветров, перебирающих струны высокопрочных тросов, что удерживают сенсорные тарелки. Они похожи на гигантские, десяти километров в диаметре, цветы, распустившиеся в рукотворных кратерах, которые с величайшей точностью вырезаны в толще красной скалы на равнине Лантис. Это самый большой локатор в Солярном царстве. |
| − | Это | + | Это треск и щелчки детекторов радиации на выжженной поверхности и скрежет погодных установок в бескрайних, освещённых красным светом ангарах. Это движение миллиарда адептов и магосов, что текут по коридорам кузниц, словно кровь по жилам. У каждого есть задача, служащая достижению общей цели. Это рокот работающих вхолостую двигателей, доносящийся, подобно далёкому грому, от бесчисленных транспортных кораблей, висящих в оранжево-голубом марсианском небе, как волшебные острова, или присосавшихся, подобно тле, к швартовочным шпилям Железного Кольца. Сей флот, не уступающий масштабами тому, что находится под командой магистра войны, предназначен для восстановления и перековки. Это пульсация пречистых стандартных шаблонных конструкций в стазисных архивах. Это бесконечный двоичный стрёкот ноосферы, связавшей воедино все компоненты истинного Механикум, — шепчущий голос самого Марса, доносящийся отовсюду и направленный ко всему. Он успокаивает, придаёт уверенность, дарует просветление и точность суждений. Он — всеведущ. |
| − | Марс ждёт. | + | Марс ждёт. Всё его жречество, идеальное слияние божественной машины и духовной органики, синхронизированное внутри города размером с континент, изменяет лик планеты, подобно аугметическому импланту. Всё оно искренне предано истинному, настоящему Омниссии, явившему наконец свой лик... |
| − | Марс ждёт | + | Марс ждёт, когда будет отдан приказ. В самом сердце горы Олимп Кельбор-Хал ждёт, когда наступит момент его отдать. |
| − | Генерал-фабрикатор | + | Генерал-фабрикатор погружён в ноосферный экстаз и созерцает океан данных из глубин кокона, сплетённого из волоконных кабелей. Вогнутые тарелки на равнине Лантис стали его глазами; объединённый в сеть рой орбитальных ауспиков — ушами, а направленные в небеса системы авгуров и прогностикаторные машины — сердцем. Он созерцает и анализирует потоки данных, тщательно рассматривая даже мельчайшие и, казалось бы, незначительные фрагменты кода. Он не спит, ибо не нуждается в сне. Он не испытывает нетерпения, ибо оно противоположно терпению и является свойством органических существ, а эту свою ипостась Кельбор-Хал давно отсёк, вместе с конечностями, зубами и большинством органов. В нём более нет места раздражению или напряжённому ожиданию, которые терзали бы существо из плоти. Есть только двоичный синтез пассивного и активного состояний. |
| − | + | Пассивное: он ждёт и поглощает данные. Активное: он отмечает ход времени и отсутствие ответов на запросы. Пассивное: его глаза-тарелки изучают болезненное свечение, исходящее от астрономической позиции Терры на небосводе. Активное: он фиксирует стабильное снижение объёма надёжной информации из данного региона. Пропадают сигналы кораблей флота магистра войны, отчёты о ходе военных действий на поверхности планеты становятся нерегулярными, постоянно растёт уровень имматериального излучения. Пассивное: он следит за работой масс-когитаторов, занятых изучением спектров этой новой энергии, занимается подбором названий и определений для обнаруженных феноменов, строит гипотезы об их взаимодействии с материальным пространством. Активное: он перепроверяет последние сообщения, полученные от магистра войны, условия их непростого договора и объём ресурсов, которые Марс согласился выделить. | |
| − | Кельбор-Хал не | + | Кельбор-Хал не собирается нарушать договор. Истинные механикумы не отступят от своего слова. Все до единого пункты соглашения будут исполнены. |
| − | Когда Луперкаль подаст сигнал, | + | Когда Луперкаль подаст сигнал о завершении осады, приведении Терры к согласию и свержении омерзительного Ложного Императора, генерал-фабрикатор отдаст приказ, Марс придёт в движение и ожидающий на орбите флот отправится в путь, чтобы начать реконструкцию и восстановление Тронного мира. |
| − | В | + | В личном архиве Кельбор-Хал отмечает, что на исполнение задачи понадобилось больше времени, чем планировалось изначально. Ложный Император и его силы оказали крайне упорное сопротивление, превзошедшее все, даже самые смелые прогнозы. Генерал-фабрикатор никогда не позволял себе недооценивать Ложного Императора. Несмотря на яростно декларируемую светскую природу и отрицание даже намёков на духовность, так называемый Повелитель Человечества прибыл на Красную планету в образе бога. Он совершенно осознанно молчал о своей божественной природе, одновременно намекая на неё. И это стало триумфом веры над истиной, подкреплённой доказательством. Механикумы приняли Императора за Омниссию Воплощённого, а он не стал этого отрицать. Его устраивал коленопреклонённый и слепо исполняющий приказы Марс. Это дало начало Схизме, кризису веры, едва не погубившему жречество Бога-Машины. В те смутные времена были вскрыты запретные хранилища, и новые тайны оказались извлечены из логических блоков. Еретехи нарекли их мусорным кодом, заразными мнеморечами изуверского интеллекта, но Кельбор-Хал и верные ему магосы смогли узреть истину. Писание Моравека несло подлинное слово Омниссии. Император Терры никогда не был воплощением бога. С помощью кода писания Кельбор-Хал объединил и исцелил Марс, починил его, связал в единое абсолютное целое и создал новых, истинных механикумов на руинах старой теократии. |
| − | Кельбор-Хал не позволит Ложному Императору | + | Кельбор-Хал не позволит Ложному Императору снова обмануть его родичей. Божественный и священный Марс выйдет из противостояния победителем, а Терра падёт и заберёт с собой Повелителя Ереси. |
| − | + | Генерал-фабрикатор внимательно наблюдает. Степень повреждения реальности вследствие побочных эффектов процедуры приведения к согласию также значительно превышает параметры изначальных моделей. Ткань пространства истончается и рассыпается всё быстрее. Было обнаружено девятнадцать ранее неизвестных форм ксеноэфирной энергии. Кельбор-Хал задумывается о том, что останется от планеты в итоге. Будет ли на месте Терры хоть что-то, что его люди смогут восстановить? Возможно, из-за полученных повреждений Терру придётся бросить, и новым Тронным миром станет Марс. Такой исход угоден Омниссии. | |
| − | + | Кельбор-Хал ждёт. Марс ждёт. Они — одно целое. Жрец и планета слились в единую симбиотическую сущность, готовую в любой момент прийти в движение. | |
| − | + | Ровный гул немного меняется. Причина кроется в мельчайшем субгармоническом смещении, которое может заметить только генерал-фабрикатор. Малозначимая переменная. Ошибка в одном символе кода. | |
| − | + | Кельбор-Хал с любопытством отыскивает эту аномалию и вытаскивает её на поверхность океана данных для изучения. Так человек мог бы поднять песчинку с морского дна. Отклонение совсем крошечное. Одна-единственная протоклетка дисгармонирует с остальным организмом реальности. Поначалу генерал-фабрикатор даже не может понять природу ошибки. Он корректирует параметры ноосферы и начинает более подробный анализ. | |
| − | + | Он видит небольшое пятнышко дисгармонии. Одинокий пакет данных, один из триллиона, что ежесекундно проходят сквозь сенсорные системы Марса. Его временные параметры отличаются от остальных на одну миллионную секунды, даже с учётом погрешностей. У данных неправильное время. Кельбор-Хал предполагает, что дело в микроскопических ошибках сети ауспиков, в мельчайшем несовершенстве систем слежения Марса. Активное состояние: он проверяет гипотезу, проводя диагностику устройств, надеясь найти дефект в машинах, неполадку, задержку или потерянные при передаче данные. Затем приказывает провести повторную проверку и сравнить результаты. | |
| − | Это | + | Это немного забавляет. Неполадки возможны в любых, даже самых совершенных системах. Так говорят священные законы энтропии. Он всегда получал удовольствие от исправления ошибок, ибо таков путь к совершенству. И это первая ошибка за четыре месяца. Теперь есть чем заняться, помимо ожидания. |
| − | + | Отчёт не содержит данных о неполадках. Повторное сканирование воспроизводит аномалию. Генерал-фабрикатор переходит в активное состояние и снова приказывает провести диагностику и сканирование. Отчёт не содержит данных о неполадках. Повторное сканирование выявляет две ошибки. Два пятнышка дисгармонии. Две временных аномалии. | |
| − | Кельбор-Хал | + | Кельбор-Хал переключает всех старших магосов на решение этой задачи. К моменту, когда они приступают к работе (через четыре наносекунды), количество ошибок вырастает до четырёх. Затем — до шестнадцати. Затем — до двухсот пятидесяти шести. |
| − | + | Генерал-фабрикатор наблюдает за каскадом аномалий. Зона темпорального коллапса стремительно расширяется. Эпицентр находится на Терре, но ударная волна быстро разносится по всему Солярному царству. | |
| − | Время | + | Время сломалось. Четыре измерения реального пространства перестают существовать, уступая под натиском потусторонних сил, прорывающихся сквозь разлом, созданный магистром войны. |
| − | + | Время сломалось. Кельбор-Хал, поразмыслив, решает поменять эту чудовищно неточную формулировку. Время не сломано. Оно замерло. Остановилось. Застыло. Зависло. | |
| − | + | Ровный гул Марса снова меняется. Из глубин кузни доносится тревожный вой сирен. Кельбор-Хал составляет срочное сообщение магистру войны и ставит его на повтор. Генерал-фабрикатор наблюдает за волной не-времени: она катится от Терры и начинает захлёстывать территории Марса. Он видит, как тщательно настроенные хронометры кузниц замирают и гаснут. | |
| − | Он видит, как | + | Он видит, как останавливаются стрелки часов. |
| − | Он | + | Он видит, как безграничные архивы данных в пещерах его вотчины начинают меняться и переписывать сами себя, превращаясь в новые блоки информации. Они все одинаковые. В них содержится всего одно слово на двоичном коде. Это имя. Имя Омниссии. Нового Омниссии. Истинного Омниссии. |
| − | + | Кельбор-Хал начинает кричать, хотя это совсем на него не похоже. | |
| − | + | == iii. '''Последняя комбинация''' == | |
| − | + | Сохраняя вынужденный режим тишины, люди играют не ради развлечения, но чтобы мозги хоть над чем-то работали. Первые два месяца Ниора Су-Кассен выбирала привычный регицид и сходилась в поединках с офицерами мостика, а когда появлялась возможность, с капитаном Халбрахтом и другими хускарлами и воинами Преторианца. Противостояние с Имперскими Кулаками на игральной доске казалось бессмысленным, пока Су-Кассен не поняла принципы военных стратегий, которые астартес транслировали в игру. Исключительно из любопытства она попыталась использовать некоторые тактики космических боёв, в частности теории нападения роем и осознанных жертв. Так ей удалось дважды одержать верх над Халбрахтом и трижды свести партию в ничью. И теперь она будет до конца жизни с удовольствием вспоминать выражение лица космодесантника. В те мгновения на нём отразилась уязвлённая гордость, смешанная с интересом и чуть ли не жаждой. Во время следующей игры Имперский Кулак проанализировал свои ошибки, распознал уловки соперницы и действовал с их учётом. Череда побед трансчеловека над смертной продолжилась. Поражения заставили его адаптироваться и стать сильнее. Выиграть ещё хоть раз ей было не суждено. | |
| − | + | Но от регицида Су-Кассен отказалась по иной причине. Спустя два месяца игра, целью которой является убийство короля, стала навевать нехорошие ассоциации. | |
| − | |||
| − | + | Вместо этого она начала исследовать корабль. | |
| − | + | О, этот корабль! ''«Фаланга» —'' самая большая и могучая звёздная крепость, созданная человеком. Су-Кассен бродит по коридорам и галереям, по орудийным палубам и машинным отделениям часами, тщательно изучая системы, и иногда вносит кое-какие поправки или лично устраняет поломки. Она перебрасывается негромкими фразами со всеми встреченными по пути членами экипажа от офицеров на вахте до чумазых заряжающих и кочегаров. Узнаёт имена. Слушает истории из жизни. Изучает привычки и игры, за которыми люди коротают время. Регицид, гамбит-девятка и сенет пользуются успехом в офицерской столовой, аштапада — у картографов; го и «Псы и волки» — в командном пункте; кости и тотализатор — на жилых палубах; на корпусах автозарядных устройств играют в тарок, в камбузах — в сонг и картомантию, а в отстойниках котельных наспех перекидываются в тройную обманку. | |
| − | + | Скука стала их главным врагом. И ещё постепенное падение боевого духа и готовности. ''«Фаланга»,'' несмотря на всю свою мощь, прячется в тени колец Сатурна, скрываясь за магнитным полем газового гиганта. Вместе с ней прячутся сотни боевых кораблей лоялистов: ветераны Солярной войны, остатки флотов легионов, Сатурнианская флотилия и великолепный Юпитерианский флот. Они стоят на орбите с холодными двигателями, все системы работают на минимальных параметрах, стараясь выделять как можно меньше энергии и по возможности не подавать признаков жизни. | |
| − | + | Это могучая армада, способная завоёвывать миры. Однако по сравнению с флотом предателей — просто горстка хилых бродяг, которые только и могут, что прятаться по канавам. Огромный рой кораблей, подчиняющихся магистру войны, полностью контролирует космос в пределах Солярного царства. Любое движение приведёт к обнаружению и смерти либо в прямом столкновении с воинством предателей, где термин «численное превосходство» будет казаться забавным преуменьшением, либо в бесконечных стычках с флотами, патрулирующими внутреннюю и внешнюю сферы. Они, будто стая хищников, растерзают лоялистов, убивая один корабль за другим. | |
| − | + | Иногда Су-Кассен хочет отдать приказ и ринуться в битву. Славная гибель в бою не такой уж плохой вариант. Она адмирал Юпитерианского флота и гранд-адмирал Терры (пускай и исполняющий обязанности), воин до мозга костей. Она создана для войны так же, как и сама ''«Фаланга».'' Сражение, даже если в конце ждёт смерть, кажется предпочтительнее ожидания, которое с каждым днём всё сильнее походит на трусость. Су-Кассен мечтает о битве, разрабатывает стратегии и тактические манёвры. Но итог каждый раз одинаков: поражение и гибель от рук предателей. Это так же неизбежно, как победа Халбрахта в очередной партии в регицид. Но смысл-то в другом. Важно убить как можно больше врагов. Она представляет быстрый запуск реакторов, стремительное ускорение и прорыв потрёпанной армады на орбиту Терры. Целей хватит всем. Никто не вернётся, но, видит Трон, это будет хорошая смерть. Они дорого продадут свои жизни. Даже в одиночку ''«Фаланга»'' сможет выпотрошить дюжину гранд-крейсеров прежде, чем испустит дух. Они нанесут серьёзный урон флоту предателей, обрушат их фланг, сожгут всё, до чего смогут дотянуться, и будут продолжать, покуда хватит времени. | |
| − | + | Было бы славно. Всяко лучше, чем бесконечное безмолвие. Хоть какое-то действие. | |
| − | + | Но Су-Кассен держит мысли при себе. Халбрахт и остальные старшие офицеры не станут её слушать и, вероятно, отстранят от командования. ''«Фаланга» и'' остальная армада получили чёткие приказы: ждать, пока их не призовут. И затем молниеносно выйти на орбиту и эвакуировать Императора с Терры. | |
| − | + | Они — последний козырь, последняя комбинация, которую лоялисты разыграют, признавая поражение. Последняя уловка, способ выйти из игры. Этот ход станет финальным подтверждением победы предателей. | |
| − | + | Без них Император просто погибнет, претерпев окончательный разгром. | |
| − | + | Хускарлы Преторианца и кустодии этого не допустят. Они сделают всё, чтобы сберечь Его жизнь. Даже если Терра падёт, что само по себе немыслимо, Он должен жить. | |
| − | + | Ниора Су-Кассен ждёт последнего приказа. Время тянется, будто все часы остановились. Она сомневается, что Император допустит такой исход. О Его упорстве ходят легенды. Он не покинет Трон и не позволит себя увезти. В этом они похожи. Будут сражаться до конца. Не отступать. Не сдаваться. Насмерть. | |
| − | + | Но приказы Дорна предельно ясны. Адмирал вместе с армадой кораблей и тысячами членов экипажей должны сидеть в засаде и ждать команды, которая никогда не поступит. | |
| − | + | Су-Кассен откладывает разводной ключ в сторону. Поддавшись раздражению, она с такой силой стиснула инструмент, что тонкие пальцы побелели. Хочется закричать и выпустить пар, но разговаривать можно только шёпотом. Сенсорные системы врага вслушиваются в космическую пустоту, и даже эхо, отражающееся от стен отсека, может выдать позицию корабля. Су-Кассен пытается придумать способ убедить Халбрахта, но это невозможно. Особенно после ухода Корсвейна. Тёмный Ангел и десять тысяч воинов Первого легиона на мгновение стали огнём надежды, пока не выяснилось, что других подкреплений не будет. Они решились на самоубийственный полёт до Терры, надеясь отбить и снова зажечь Астрономикан. Адмиралу пришлось задействовать свои дипломатические навыки, чтобы получить разрешение Халбрахта на операцию и выделить под неё гигантский ''«Император Сомниум»,'' флагман Императора. Только самый быстрый и технологически совершенный корабль во всём флоте мог ценой своего существования выполнить задачу. Корсвейн считал, что без света Астрономикана подкрепления никогда не отыщут путь к Терре. | |
| − | + | Это произошло много дней назад, но Су-Кассен кажется, что прошли годы. Она наблюдала за славной атакой с мостика. На орбите Терры зажглись огненные точки и тут же погасли. ''«Сомниум»'' и корабли Тёмных Ангелов, что сопровождали его в последний бой, погибли, прорывая строй врага. | |
| − | + | Новостей об успехе не пришло. Никто не знал, удалось ли кому-то добраться живым до поверхности. | |
| − | + | Астрономикан не зажёгся. | |
| − | + | Халбрахт воздержался от комментариев, но Су-Кассен и так знает, что произошедшее только укрепило его решимость. | |
| − | + | Она бродит по тихим отсекам между нижним кормовым кольцом и 987-й слесарной мастерской. Прохаживается вдоль бесконечных рядов перехватчиков «Ксифон» в ангарах. Соблюдается ли режим тишины в тренировочных клетках астартес? Ей очень хочется рубануть кого-нибудь мечом. | |
| − | Она | + | Идущий навстречу матрос отдаёт честь. Су-Кассен несколько мгновений копается в памяти. Танстейр. Модит Танстейр, старшина второй статьи, приписан к машинному отделению. Она шёпотом приветствует его и справляется о здоровье — когда они встретились в прошлый раз, боец мучался от колик, вызванных не самой здоровой диетой из сухпайков. Ему лучше. Он благодарит адмирала за беспокойство. Су-Кассен интересуется его успехами в тароке, потому что с картами старшине везёт куда сильнее, чем со здоровьем. Танстейр отвечает, что стал жертвой собственного успеха — другие матросы отказываются играть, потому что он слишком часто выигрывает. |
| − | + | — И кроме того, — добавляет старшина, — все слишком увлечены тем, что показывает Монтак. | |
| − | + | Су-Кассен тоже хочет посмотреть. | |
| − | + | Монтак — Гильом Монтак, старший инженер машинного отделения — сидит в слесарной мастерской и, сгорбившись над ящиком для инструментов, одну за другой выкладывает на крышку потрёпанные карты таро. Колода старая и, судя по всему, стандартная — обычные старший и младший арканы. Собравшиеся вокруг зеваки почтительно расступаются, пропуская адмирала. | |
| − | + | Старший инженер — старый, усатый ветеран с узловатыми, синюшными от постоянной работы с химикатами пальцами. Вообще гадания на картах запрещены, но Су-Кассен хорошо знакома с глубинными традициями и суевериями древних звёздных кланов. И моряки, и офицеры придают большое значение удаче и знамениям. Она не станет никого наказывать. У неё самой есть такая же колода. Монтак, похоже, всё понимает. Он нисколько не встревожен появлением адмирала и приветствует Су-Кассен кивком и улыбкой, прежде чем продолжить. | |
| − | + | Леонормальный расклад. Старая форма, редкая. Пси-реактивные пластинки тускло светятся в полумраке мастерской. Монтак с некоторой театральностью переворачивает карты резким движением запястья. Каждый раз раздаётся щелчок. | |
| − | + | Су-Кассен всматривается в изображения. Шут, символизирующий раздор; Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, перевёрнутый Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Монтак переворачивает последнюю карту. Тёмный Король. | |
| − | + | Плохие карты. Наблюдатели начинают перешёптываться. Вероятно, потому, что тоже понимают дурные знаки. Но Монтак улыбается. По рукам начинают ходить деньги. | |
| − | + | Су-Кассен хмурится. Она имеет некоторый опыт в гадании и видит только неудачный расклад и мрачные предзнаменования. Карты предсказывают раздор и мрачные повороты судьбы. Охваченный войной и уничтоженный мир, перевёрнутый трон... Ей известно, что нельзя толковать карты буквально, но Око, изображающее Окулярис Малифика и символизирующее падение ксеносов-альдари, до удивительного похоже на пульсирующий ореол нематериальной энергии, который, если верить приборам на мостике, сейчас окружает Тронный мир. | |
| − | + | — Не понимаю, — шепчет она Танстейру. — Почему он так радуется? | |
| − | — | + | — Потому что карты так легли, — отвечает тот. |
| − | — | + | — Но расклад же дурной. |
| − | — | + | — Да, — кивает матрос. — Опять. |
| − | + | Монтак разворачивается к адмиралу и подмигивает. | |
| − | + | — Хотите сделать ставку? — Он мягкими движениями тасует колоду. | |
| − | — | + | — На что? — спрашивает Су-Кассен. |
| − | + | — Сначала ставили на расклад, — поясняет Танстейр. — Монета за каждую угаданную карту. Но со вчерашнего дня... | |
| − | — | + | — Что со вчерашнего дня? |
| − | — | + | — Со вчерашнего дня ставим просто на «да» или «нет». Будет ли расклад таким же или другим. |
| − | — | + | — Слишком много перестановок, — замечает Су-Кас сен. — Вы же не монетку бросаете. |
| − | — | + | — Это вам так кажется, — хмыкает Монтак. |
| − | — | + | — Каждый раз повторяется, — говорит Танстейр. — Один и тот же расклад. |
| − | — | + | — Сколько раз? |
| − | — | + | — Может, пятьдесят? — пожимает плечами Монтак. — Что-то около того. Подряд. |
| − | + | Адмирал моргает. | |
| − | — | + | — Монтак, я знаю, что вы хороший человек и старый пройдоха. И, думаю, сейчас я вижу перед собой именно пройдоху. Вы жульничаете и надуваете людей. |
| − | + | — Ничего подобного, госпожа, — он протягивает адмиралу колоду. — Можете сами перемешать, если хотите. Прошу. Если колоду тасует тот, для кого гадают, то... | |
| − | — | + | — Он передаёт ей свою энергию. Я в курсе. |
| − | + | Су-Кассен берёт карты. Их кромки приобрели такой же синий цвет, как и пальцы хозяина. Она четыре раза перетасовывает колоду, подснимает и дважды перемешивает карты каскадом. | |
| − | — | + | — О, — улыбается Монтак. — Парни, да у нас тут настоящий шулер. |
| − | + | Матросы посмеиваются. Су-Кассен возвращает колоду. Монтак, облизнув палец, начинает выкладывать карты на ящик. | |
| − | + | Шут, Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Последним появляется Тёмный Король. | |
| − | + | Су-Кассен смотрит на пластинки. | |
| − | Монтак | + | — Монтак, я хочу, чтобы вы сожгли эти карты. |
| − | + | Монтак вопросительно смотрит на адмирала. Прежде чем она успевает ответить, оживает коммуникационный браслет на запястье Су-Кассен. На использование внутренней связи и громкоговорителей был наложен запрет. Мерцание устройства означает, что она нужна на мостике. | |
| − | + | — Меня зовут. Сожгите карты немедленно. Это приказ. | |
| − | + | Халбрахт ожидает её в похожем на мавзолей многоярусном командном отсеке. | |
| − | + | — Лорд Халбрахт? — шепчет Су-Кассен, переступив порог. | |
| − | + | Хускарл отводит её в сторону. На грубом лице застыло серьёзное выражение. | |
| + | — Адмирал. Часы остановились. | ||
| − | + | — У нас неполадки? О каких часах речь? | |
| − | — | + | — Вы не поняли, адмирал, — шёпотом отвечает астартес. — Все часы. Каждый хронометр на борту. Все до единого устройства отсчёта времени на ''«Фаланге».'' Даже световые визиры. Все остановились в одно мгновение. |
| − | + | — Мы... — начинает Су-Кассен. — Что? | |
| − | + | Она хватает ртом воздух. | |
| − | — | + | — У нас есть хоть какое-то объяснение? — спрашивает адмирал, стараясь взять себя в руки. |
| − | — | + | — По результатам анализа, активность имматериума в системе... — он мешкает с ответом, — неким образом повлияла на законы реальности. Время остановилось. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
— Остановилось? | — Остановилось? | ||
| − | — | + | — В одной точке, да. Не движется ни вперёд, ни назад. Пауза. Пробел. |
| − | — | + | — И какую область затронула аномалия? |
| − | — | + | — Пока не знаем, адмирал. Возможно, всё Солярное царство. Возможно, больше. |
| − | Она кивает, | + | Она кивает с таким видом, будто ничего особенного не произошло, потому что не хочет показывать команде растущий внутри комок страха. И не хочет демонстрировать слабость перед Халбрахтом. |
| − | — | + | — Прошу разобраться, — говорит она. — Настолько быстро, насколько возможно. Разрешаю использовать пассивные сенсорные системы, но только в безопасном диапазоне. |
| − | + | Халбрахт кивает. | |
| − | + | Су-Кассен удаляется в свою каюту, двери которой выходят прямо на мостик. Полумрак знакомого отсека помогает немного успокоиться. Но этого недостаточно. Она открывает латунную подставку для напитков, наливает себе порцию амасека и опустошает бокал одним глотком. | |
| − | + | Второй бокал допивается уже без спешки. | |
| − | + | Су-Кассен вспоминает Монтака. Её собственная колода пси-реактивных пластинок лежит в ящике стола. Она на мгновение задумывается, извлекает их на свет, тасует и выкладывает на стол в надежде разоблачить трюк старого жулика. | |
| − | Но | + | Но не может избавиться от пугающей уверенности в том, что знает, каким будет расклад. |
| − | < | + | = ЧАСТЬ ПЯТАЯ. «О, БЫТЬ И МНЕ БЫ... ТАКИМ ЖЕ НЕИЗМЕННЫМ...»<ref>Джон Китс, «Яркая звезда», пер. О. Чухонцева.</ref> = |
| − | ==''' | + | == 5:i. '''Осколки''' == |
| + | Мёртвых теперь больше, чем живых, но даже вместе они уступают числом неупокоенным и тем, кто никогда не был жив. | ||
| − | + | Трупы лежат вдоль Дельфийской стены в пять-шесть слоёв. Воины погибли здесь, прижавшись спинами к могучим бастионам. Они приняли последний бой, не имея возможности отступить. Конечности сплелись, тела тонут в жидкой грязи. И это не люди. Это боевые титаны. | |
| − | |||
| − | + | Несколько ещё держатся на ногах. Последние машины лоялистов медленно отступают, прорываясь сквозь охватившие Палатин пожары. Шаг за шагом они бредут сквозь горящие кварталы, без устали разряжая орудия в наступающие порядки предателей. Запасы энергии и боеприпасов почти иссякли. Скоро лоялисты погибнут один за другим. Кто-то падёт под ударами тяжёлых орудий, кто-то утонет в бесконечном море беснующихся нерождённых. Некоторые машины взорвутся, подобно умирающим звёздам, превращая в пепел всё вокруг себя. Иные просто замрут на месте, когда погаснут перетруженные реакторы и иссякнет сила, приводящая в движение громадные конечности. Предатели взберутся по безжизненным остовам, будто муравьи. Титаны покроются сплошным ковром кишащих тел в блестящей броне. Каждая смерть станет славным подвигом. Каждая смерть будет просто уничтожением очередной машины, на память о которой останется лишь зарубка на изъеденном ржавчиной наплечнике или корпусе демонического танка. Никто не сможет рассказать о погибших. | |
| − | + | Линия фронта движется, как живая, вечно меняющаяся мозаика из миллионов отдельных кусочков. Она течёт, подобно волне густой смолы, и сверкает бесчисленными вспышками. Гигантское полотно, сплетённое из тел воинов, раскинулось по неровному ландшафту Дворца, скатилось по склонам, повисло на перекинутых через ущелья мостах, спустилось в долины и поднялось на холмы. Оно поглощает всё и постоянно, судорожно продвигается вперёд. Бесчисленные удары, рубящие и дробящие, бесконечные выстрелы, обжигающие воздух, несметное множество когтей и зубов. Гусеничные боевые машины с бульдозерными отвалами ползут по заваленным телами полям, отбрасывая трупы с дороги. Воздух стал тускло-оранжевым от зарева несмолкающих взрывов, терзающих и без того изрытую кратерами поверхность Дельфийской стены. Бронепластины из керамита и пластали трескаются и осыпаются. Незатухающая ярость атаки превзошла их прочностные характеристики. Адамантиевая обшивка, разогретая до запредельных температур нечестивым пламенем, начинает пузыриться и стекать вниз, оставляя на стенах дорожки серебристых слёз. | |
| − | + | Только одна запечатанная наглухо крепость Санктума Империалис ещё держится. Кварталы Дворца, великолепного города-государства размером с большую страну, пали. Остался последний бастион, одинокий островок непокорности, окружённый последней стеной Дельфийской линии обороны и натужно гудящим куполом пустотных щитов. Магнификан давно утрачен и превратился в выжженную пустошь, заваленную обломками камней и охваченную пожарами. Внутренних кварталов больше нет — на их месте болото из чёрной грязи, из которой торчат обугленные остовы зданий. Бесконечные орды предателей наполняют затопленные улицы, замыкая кольцо окружения. Даже внешние пределы Санктума не устояли: кольцо Последней стены не выдержало, и великолепные секторы, окружающие обитель Императора, один за другим превращаются в развалины. Европея, Сатурн, Адамант, Западное Полушарие, Индомитор, Ликование — все эти гордые названия обратятся в пыль вместе со стенами некогда несокрушимых бастионов. Внутри разорванного периметра Последней стены пылают в адском пламени Палатин и внутреннее кольцо городов-фортов. На улицах лежат курганы мёртвых тел, а вокруг кипят озёра пламени. Остовы зданий охвачены морозным огнём. Моря жидкой грязи раскинулись на многие километры, будто на пустынном побережье, с которого схлынули волны войны, оставив после себя песчаные наносы и грязевые барханы, расцвеченные радужными разводами химикатов, топлива и растворённой органики. Из мутной жижи торчат полузатопленные останки боевых машин, погибших титанов, разрушенных бастионов и чего-то, что невозможно опознать. Из бескрайних топей поднимаются холмы и насыпи, на которых обречённые защитники принимают последний бой. Верные Трону воины, иногда целые армии и дивизии, ещё живы и продолжают сражаться на окутанном вуалью смерти Палатинском кольце, оставшись одни среди клубов удушливого дыма. Нет возможности ни отступать, ни идти вперёд, ни связываться с союзниками. Отчаявшиеся командиры Военной Палаты в штабе Гегемона уже списали их всех в потери. | |
| − | + | Последняя война настолько ужасна, что в этот решающий не-час не выдерживает даже сама Терра. Твердь под ногами содрогается и расходится в стороны, порождая бездонные ущелья и огнедышащие разломы, что проглатывают и лоялистов, и предателей. Из гигантских, возникающих из ниоткуда провалов вырываются облака раскалённого пепла и вулканической магмы. | |
| − | + | Осталась только последняя крепость. | |
| − | + | И это ненадолго. Четыре божественных мерзости хаоса гонят последователей вперёд, ввергая их в лихорадочный экстаз. Финал противостояния близок, и вкус триумфа витает в воздухе, пробиваясь сквозь сажу и дым. В не-времени, окутавшем планету, победа уже у них в руках, они уже её одержали. | |
| − | + | Те, кто склонил голову перед Кхорном, слепо рвутся вперёд, кровь в их телах бурлит так сильно, что сосуды и плоть не выдерживают, взрываясь алыми фонтанами. Раздувшиеся от стихийной ярости красные воины участвуют в каждой бойне. Концепции надежды, жалости и снисхождения устарели. Нерождённые герольды Кровавого бога копытами втаптывают их останки в хлюпающую грязь. Эти великаны превосходят размерами даже самых могучих титанов, их ветвистые рога пронзают облака и сияют оранжевым светом на фоне чёрного неба. | |
| − | + | Принёсшие клятву Той-что-жаждет сражаются с восторгом, наслаждаются надвигающейся катастрофой. Они скребут когтями, колотят и облизывают последнюю стену, бормоча безумные колыбельные и леденящие душу серенады. Их трясёт от навязчивых потребностей и нестерпимого желания. Они обручены с разрухой и наконец дождались своего часа. Они вожделеют грядущее пиршество. | |
| − | + | Раздувшиеся слуги Повелителя Разложения кишат и пресмыкаются среди руин. Они покрыты вшами, истекают гнойной слизью, запятнаны порчей и оскверняют всё, к чему прикасаются. Токсичная зараза разъедает их кожу, кости и разум. | |
| − | + | Подёрнутые зыбкой дымкой и окутанные мерцающим светом пророки Перемен и легионы их последователей распевают гимны на девять долей, прославляя великие ритуалы преображения: жизнь станет смертью, смерть — пламенем, а материя обратится в имматериум. Их тела и разумы в равной степени нестабильны, они будто трещащие огоньки катятся сквозь перекрученную и искажённую реальность. Они смеются над последней стеной, как будто её не существует. Нет больше понятий «внутри» и «снаружи». | |
| − | + | Каждый путь предопределён. | |
| − | + | Он шагает по коридорам громадного корабля, который раньше считал своим домом. Он знает дорогу, потому что провёл большую часть жизни, изучая секреты флагмана. | |
| − | + | Локен сжимает рукоять цепного меча. Ещё два клинка висят в ножнах за спиной. Он крадётся по трюмам, самым нижним и тёмным отсекам, вслушиваясь во мрак, надеясь первым услышать шёпот врага и распознать ловушку. | |
| − | + | С проржавевшего потолка и по обшитым металлом стенам что-то течёт. Просторный технический тоннель по колено залит пенистой жижей. Редкие светильники отбрасывают причудливые блики каждый раз, когда астартес делает очередной шаг, нарушая спокойствие глянцевой поверхности. Жидкость под ногами ярко-красного цвета. | |
| − | + | Раньше дело было в ржавчине. Насыщенная окислами железа вода стекала с верхних уровней в трюмы и окрашивала стоки. Но сейчас обоняние подсказывает, что всё изменилось. Это кровь. На палубах творится невообразимая резня, и целые реки крови текут сквозь корабль. Она струится по железным стенам, капает с поднятых переборок, собирается в ручейки и лужицы. Можно подумать, что у ''«Мстительного духа»'' началось обильное внутреннее кровотечение. Возможно, это видно даже снаружи. | |
| − | + | Локен движется дальше. | |
| − | + | Конструкции и компоновка отсеков флагмана изменились, и процесс идёт до сих пор. Воин замирает на каждом перекрёстке, у каждого люка и двери. Куда дальше? Какой поворот приведёт к отцу? | |
| − | + | И когда Локен наконец отыщет его в кровавом аду, то что за существо он увидит перед собой? | |
| − | + | == 5:ii. '''О том, как выйти за пределы человеческого''' == | |
| + | Никто не расскажет, каково становиться богом. | ||
| − | + | Никто не предупредит, насколько это странное ощущение. Разумеется. Скольким людям довелось пережить подобное, чтобы поделиться опытом? Ты всю жизнь был уверен, что ни одному, потому что вырос, убеждённый, что богов не существует. | |
| − | |||
| − | + | Но это оказалось очередной ложью отца. | |
| − | + | Впрочем, нет. Нужно отдать Ему должное. Он сам в это верил. Он прожил тысячи лет, считая себя единственным королём в безбожной Вселенной. Его царство было пустым. Лишённым формы и содержания. Никто не наблюдал за Ним с небес, никакие всеведущие существа, обитающие за пределами звёздных просторов. Он существовал в одиночестве — единственное обладающее силой создание в совершенно механистическом мире. | |
| − | + | Он действительно превосходил могуществом всех в материальной Вселенной, но не являлся богом и знал это. А ещё знал, что богов не существует. Нет ни судьбы, ни предназначения, ни высшей цели, ни системы, ни плана. Вселенная — просто состояние материи, которое когда-то возникло и однажды перестанет существовать. А во временном промежутке между этими двумя точками нет ни идеи, ни замысла. | |
| − | Он | + | И потому Он сотворил его для себя. Больше ведь некому. Накинув на плечи мантию демиурга, Он принял богоподобную форму и сотворил судьбу и предназначение. Составил план. Наполнил бытие смыслом. Возможно, в какой-то момент он полагал, что это превратит Его в бога или позволит приблизиться к такому состоянию. |
| − | + | Нет. | |
| − | + | Впрочем, Он думал иначе. Сейчас это кажется очевидным. Отец годами утверждал, что является «просто человеком», издавал всевозможные указы, отрицающие собственную божественность. Именно так должен действовать бог по мнению человека, который считает, что является богом. Как там говорили? Мерсади знает это выражение. «Мне кажется, Он слишком много протестует»<ref>Неточная цитата из трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет, принц датский». В оригинале — The lady doth protest too much, methinks, в переводе Ю. И. Лифшица — «На мой взгляд, эта госпожа преувеличивает свои возможности».</ref>. | |
| − | + | Действительно. Это напускная, ложная скромность поистине надменного человека. Он думал, что смирение и отрицание заставят людей сильнее верить в Его божественную природу. | |
| − | + | Преклонить колени у Его трона. | |
| − | + | Дрожать под Его взором. | |
| − | + | Принять Его слово как истину. | |
| − | + | Отец не смог бы ничего рассказать. Откуда ему знать? Тебе и самому не было известно, пока... пока не случилось это. Теперь ты и сам не знаешь, чем стал. Может, богом, а может, нет. Но ты, определённо, уже не «просто человек». Ты вышел из замешательства и обнаружил, что изменился. Неземная сила наполнила смертный сосуд до краёв. Если ещё не бог, то вот-вот им станешь. Возможно, это переходное состояние? Процесс небыстрый и странный, потому что человек превращается в нечто большее. Ты не так это представлял. Кто вообще может представить подобное? Это за пределами человеческих возможностей. Есть просто «до» и «после». Раньше ты был Хорусом Луперкалем, возлюбленным всеми и победоносным. А теперь — стал этим. | |
| − | + | Нельзя назвать процесс приятным или комфортным. Когда хватает времени, ты зовёшь летописца и рассказываешь о своих ощущениях. Это уникальные, очень ценные знания. Их стоит записать. Кто ещё может поведать о том, как угасает смертная оболочка и начинается вознесение? Ты то ли стал богом, то ли на пути к этому состоянию, но уже чувствуешь, как растворяются былые пределы и ограничения, как тает физический аспект, как расширяется и спектр ощущений. Тебе почти хочется плакать, ведь ты уже не тот, кем был раньше, и пути назад не существует. | |
| − | + | Становится сложно вспоминать о событиях прошлого. Хорошо, что мамзель Мерсади всё записала. Можно взять и прочесть собственную историю, напомнить себе о человеке, которым ты когда-то был. | |
| − | + | Её здесь нет. Нужно послать Малогарста. Но его тоже нет. Оружейники и внимательная свита из старших офицеров исчезли. Даже толпа Несущих Слово, что собралась, дабы воспеть твоё имя, куда-то пропала. Возможно, все бежали в ужасе, узрев процесс твоего перехода в высшее состояние. | |
| − | + | Никого нет, кроме тебя и созданий, шепчущих твоё имя. Двор Луперкаля погрузился во тьму. Свет обжигает глаза. Без него ты лучше видишь. Темнота успокаивает разум. Нужно привыкнуть. Понадобится время, чтобы принять всё, что с тобой происходит. Сколько же придётся ждать? | |
| − | + | Ты понимаешь, что должен решить всё сам. Губы растягиваются в ухмылке. Ты ни перед кем не отвечаешь. Тебе не нужно разрешение. Если хочешь потратить время на что-то, так тому и быть. Ты его выделишь. | |
| − | + | Ко многому придётся привыкать. Ты мечтал о власти — и вот она. Это дезориентирует. | |
| − | + | Интересно, где все? О, опять это замешательство! Ты же знаешь ответ, потому что тебе ведомо всё. Никого нет, потому что ты велел всем уйти. Ты отдал приказ, и теперь верные последователи, твои сыны и воины, разошлись по кораблю и претворяют в жизнь созданную твоей волей ловушку. | |
| − | + | Потому что ложные сущности пришли, клюнув на предложенную приманку. Враг не смог устоять и высадился на флагман, проник на ''«Мстительный дух»'' в последней отчаянной попытке убить тебя и выиграть войну. | |
| − | + | Конечно же, они потерпят неудачу. Ты так решил. Из этой ловушки невозможно выбраться. Твоя победа предрешена. Все их потуги, которые со стороны могут казаться подвигом, на деле не более чем предсмертные конвульсии и судороги умирающего зверя. Они — добыча, а ты... Ты — волк, что сомкнул челюсти на горле жертвы и терпеливо ждёт, когда та окончательно испустит дух. | |
| − | + | Ты слышишь далёкий гул боя где-то на корабле. Один за другим враги начинают умирать. | |
| − | + | Но ведь это совсем необязательно. Есть и другой вариант кроме смерти. Им предложен выбор. Ты, в своей бесконечной милости, приготовил дары для каждого из гостей — по одному от четырёх сил, возносящих тебя на вершину. Это искушение, приглашение, подношение. Ты не жестокий бог. Если они их примут, то смогут присоединиться к тебе, стать одним целым. | |
| − | + | А иначе... Что ж, придётся их сокрушить. | |
| − | + | Всё готово. Гости вот-вот прибудут. Ложные сущности, ложная четвёрка. Не Старая Четвёрка, незаметно слившаяся с сосудом твоей души, но четверо глупцов, решивших, что могут сражаться с тобой лицом к лицу. Константин. Твои братья, Рогал и Сангвиний. Отец. | |
| − | + | Вот и они... | |
| − | + | == 5:iii. '''Неуязвимый''' == | |
| + | Герметичные врата взрываются в облаке пламени, и Ангел со свитой влетает в пролом. | ||
| − | + | Иказати предпочёл бы потратить мгновение и оценить обстановку, но Сангвиний поднимается в воздух ещё до того, как огненный шар угаснет, а осколки пластали упадут на палубу. И потому Иказати вместе с остальными Сангвинарными гвардейцами расправляет аугметические крылья и следует за примархом. Они мчат вперёд, подобно залпу ракет, оседлав ударную волну. Вокруг бушует пламя. Покрытые сажей обломки стучат по золотой броне. Победа близка. Удивительно близка. Тэрвельт Иказати никогда не видел своего повелителя таким яростным и жаждущим битвы. Он очертя голову несётся к цели, будто влекомый жутким голодом, будто в этот решающий миг мнит себя бессмертным. | |
| − | |||
| − | + | В определённом смысле так и есть. Все они обретут бессмертие независимо от того, погибнут или выживут. Сияющие Кровавые Ангелы с Баала, великолепный Девятый, превзошли себя. Вопреки всему, имея в распоряжении лишь четверть сил, что должны были высадиться на флагман Хоруса, они блестяще справились с задачей в решающий час. Что бы ни произошло, их имена останутся в истории. Они первыми дотянутся до глотки предателя. Первыми ворвутся в логово зверя. Первыми принесут правосудие и возмездие тем, кто попрал все заветы и клятвы, забыл о братстве и верности, разрушил создававшееся годами и поставил под угрозу само существование Империума. | |
| − | + | За пробитыми воротами ждёт воинство предателей, выстроившись в две сотни шеренг. Первые ряды смяло силой взрыва. Искалеченные тела разлетелись в стороны. Остальные, закованные в уродливые, жуткие доспехи, отшатываются, поняв, кто летит на них сквозь пламя. | |
| − | + | Сангвиний, раскинув крылья и выкрикивая имя брата, несётся в атаку. | |
| − | + | Что ещё во Вселенной сможет повергнуть врага в такой трепет? | |
| − | + | Дымный воздух Главного атриума расцветает огненными вспышками — это сонм предателей открывает огонь. Тысячи ярких искр и лучей света вырываются из болтеров, лазерных, вольтаических и адратических орудий. Огненный шквал. | |
| − | + | Сангвиний безрассудно мчит сквозь него и врывается в строй врага. Раздаётся грохот, как от опустившегося на наковальню молота, по рядам предателей прокатывается волна. Опытные и могучие Сыны Хоруса взлетают в воздух и падают на настил за спиной Ангела. Многие — разорванными на части. Он пробивается глубже, рубит мечом, колет копьём, идёт вперёд, сквозь бурлящий живой океан, оставляя за собой след из мёртвых, изувеченных тел. Но вместо солёных брызг — фонтаны крови, вместо бурунов — осколки металла, а пена окрасилась в красный. Он не останавливается. Силы врага, не менее трёх полных рот, отступают под натиском примарха. Масса предателей вздрагивает, будто тело, пронзённое мечом. | |
| − | + | Через мгновение в него погружаются и другие клинки: Ралдорон, Сакр, Мешол, Иказати и разъярённые Сангвинарные гвардейцы на шелестящих металлических крыльях обрушиваются на врага. Каждый из воинов собирает кровавую жатву, перемалывая тела, как плуг, врезающийся в неподатливую землю. Следом идут не столь стремительные, но не менее смертоносные фаланги катафрактариев Фурио, когорты тактических десантников Махелдарона, штурмовая бригада Кристафероса, вся мощь операции «Анабасис». | |
| − | + | Они — копьё, несущееся к сердцу предателей, чтобы нанести смертельный удар. А Сангвиний — его остриё. | |
| − | + | == 5:iv. '''Пандемониум''' == | |
| + | Тридцать семь секунд с начала боя. Идеальный биологический инструмент, коим является разум Константина Вальдора, отсчитывает мгновения вместо приборов золотой брони. Хронометры вышли из строя, а сенсорные системы перегружены. Он узнал девятьсот три новых имени и все сопутствующие им тайны. Вокруг бурлит бесконечный хаос. Со всех сторон навалилась густая, тяжёлая темнота. Выхода из бездны нет. Они потратили три дня, пробиваясь с боем по глубокой теснине из кости и хрящей, и упёрлись в отвесную стену. Время потрачено зря. Но с начала боя прошло всего тридцать семь секунд. | ||
| − | + | Некогда задумываться над ситуацией. Мыслительный процесс Константина невероятно эффективен. Манипуляции, проведённые над мозгом, позволяют ему выполнять одновременно несколько задач, обрабатывать массивы данных и делать выводы. Таковы все кустодии. В этом они совершенно точно превосходят любого астартес и, возможно, даже примархов. Какой бы жестокой ни была битва, они, поддерживая убийственную точность движений, сохранят способность к стратегическим расчётам. | |
| − | |||
| − | + | Не в этот раз. Чем больше Константин пытается оценить обстановку, тем яростнее атакуют враги. Бездна, воцарившаяся на борту ''«Мстительного духа»,'' подгоняет интенсивность сражения под скорость его мыслей. Она не даёт времени ни на что, кроме ответных ударов. Пытается с помощью бесконечной агрессии сокрушить и физически, и ментально. Как только разум даст слабину, тело погибнет; если подведёт тело, разум перестанет существовать. Но на осознание этого времени тоже не хватает. | |
| − | + | Тридцать восемь секунд с начала боя. | |
| − | + | Константин ждал этого столкновения. Жаждал его. Он знал, что будет непросто. Знал, что предстоит самая важная битва за всё время службы и, скорее всего, самая сложная. Он хотел, чтобы она была тяжёлой. Деяние такого масштаба должно требовать колоссальных усилий, быть настоящим испытанием: трудным, изматывающим, самым жестоким и кровавым из всех. Константин думал, что готов. Его создавали для таких подвигов буквально на уровне атомов, внушили желание их совершать. А целая жизнь, проведённая в служении, и множество побед на поле боя позволили познакомиться с худшими аспектами войны. | |
| − | |||
| − | Константин | ||
Но это... | Но это... | ||
| − | + | Спустя тридцать восемь секунд он смиряется с мыслью, что понятия не имел, насколько всё может быть плохо. Реальность превзошла самые мрачные ожидания. Все предыдущие битвы уступают этой даже не на порядок и не стократно. Масштабы несопоставимы. Происходящее настолько превосходит всё, с чем он сталкивался раньше, что перестаёт восприниматься как сражение. Даже привычные термины: «сражение», «битва», «атака» — не подходят. Он погружён в бездну незатухающей ярости, когда тело не может остановиться, реакция — замедлиться, нервная система — расслабиться, а мозг — думать. | |
| − | + | Тридцать девять секунд с начала боя. | |
| − | ==5:v. | + | == 5:v. '''Присядь, отдохни в тени''' == |
| − | + | Посреди красной пустыни в багровой тени под красной стеной человек поднимается на ноги. Это место бесконечно, из него нет выхода. Он уверен, потому что за сотню лет прошёл вдоль всех стен, взобрался на каждый бархан, исследовал каждый миллиметр бескрайней пустоши. | |
| − | Выхода нет, если | + | Выхода нет, если не сказать слова. Пустыня хочет, чтобы он их произнёс. |
| − | + | Он не станет. Не сдастся. Даже если кажется, что именно этого человек хотел всегда и больше всего на свете. | |
| − | Он | + | Он уже ни в чём не уверен. Нет ни фактов, ни данных, ничего, что можно упорядочить. Кроме одного. |
| − | — Я | + | — Я — есть. |
| − | + | Человек рассыпается хлопьями ржавчины. Ветер и солнце стёрли все символы и эмблемы с брони. Он не уверен, что помнит своё имя. | |
| − | Но | + | Но воля крепче металла. |
Он не сдастся. | Он не сдастся. | ||
| − | Прошёл век. Как минимум. Может | + | Прошёл век. Как минимум. Может, два. Или три. Сложно сказать, потому что уже не получается считать ни дни, ни тела у подножья стены. Они рассыпались в прах, а солнце никогда не заходит. Куда бы ему ни нужно было вернуться, что бы он ни пропустил, всё давно закончилось. |
| − | Но он | + | Но он вернётся. |
| − | + | Человек поднимает меч. Это просто зазубренный кусок металла. | |
| − | Он снова начинает царапать | + | Он снова начинает царапать им стену. |
| − | + | Стены из красного камня, отбрасывающие прохладную тень, на километры исписаны его рукой. Он занимается этим многие годы. Чертежи. Схемы. Варианты и возможности. Планы побега. Планы на будущее. Сотни. Тысячи. Каждый, несмотря на тщательную проработку, оказался невыполнимым или несостоятельным. Когда это становилось очевидно, он прекращал работу и начинал её заново. Одна схема. Другая. Ещё план. И чертёж. | |
| − | — Я | + | — Я — есть, — напоминает он себе. |
| − | + | Обломком меча человек чертит что-то на стене. Всё вокруг кроваво-красного цвета. Он скребёт металлом по камню, воплощая очередной план на пыльной поверхности. | |
| − | Он | + | Он рисует людей. У них есть оружие. Затем — стены, потому что стены, как и планы, всегда приносили пользу. Он отмечает подступы и пути отхода, линии обороны и огневые рубежи. Это не просто рисунки. Не памятник былым сражениям. Не летопись того, что было. Он творит завтрашний день. Заявляет о намерениях, формирует будущее, создаёт план, который воплотится в жизнь. Он транслирует свою волю. |
| − | Красной пустыне это не нравится. Она хочет, чтобы | + | Красной пустыне это не нравится. Она хочет, чтобы человек прекратил. Она шепчет порывами ветра и просит остановиться. ''Просто сдайся. Остановись. Просто скажи.'' |
| − | + | Он не станет. | |
| − | — Нет, — говорит | + | — Нет, — говорит человек. |
| − | Он | + | Он не покорён и не сдался. |
| − | + | «Это свершится, — думает он, глядя на результат своего труда. — Один из планов, один из манёвров сработает. И тогда я вырвусь и сбегу. Окажусь в другом месте. Там будут люди, они меня ждут. Вот — оружие в их руках. Вот, — пальцы движутся по процарапанным в камне линиям, — путь моего спасения. Здесь, где крестик, он подойдёт к концу. Такова моя цель». | |
| − | + | Планы, грубыми бороздками начерченные на стене, завтра станут реальностью. Или послезавтра. Или через столетие. Но обязательно станут. «Я отыщу выход и сбегу, потому что вот здесь, видишь, — я уже свободен. Я создаю своё будущее». | |
| − | + | И в подтверждение мыслей, чтобы закрепить нанесённый на стену образ, человек погружает мозолистую, грязную руку в красную пыль под ногами. Набирает пригоршню кровавого песка. В нём поблёскивают крупицы жёлтой пластали. Прижимает ладонь к поверхности и оставляет метку, подпись под созданным планом. «Вот то, что свершится, и я подтверждаю это своей рукой. Иного пути нет. Я уже свободен». | |
| − | + | — Я — Рогал Дорн, — произносит он достаточно уверенно. — Меня зовут Рогал Дорн. | |
| − | + | Им это не нравится. Ни красной пустыне, ни красной стене, ничему. Не нравится. Ветер шепчет в уши. | |
| − | + | ''Скажи, скажи, скажи. Для кого кровь? Скажи. Сдайся. Просто скажи. Утоли жажду. Скажи.'' | |
| − | + | Он решил, что не станет. | |
| − | + | Всё вокруг пытается его уговорить. Дразнит. Умоляет. Требует. Раз в несколько лет голоса меняются. Они звучат то ближе, то дальше. Иногда они даже кажутся знакомыми. Но он не может вспомнить имён. Даже собственное начало ускользать из памяти. | |
| − | + | — Я — Рогал Дорн, — произносит он, надеясь, что не ошибся. | |
| − | + | ''Дорн блуждает по бесконечной пустыне'' | |
| − | + | == 5:vi. '''Во что ты превратился?''' == | |
| − | + | Цекальту Даску уже не нужно думать. Он вступил в самую важную и опасную схватку в жизни, но ни концентрация, ни сосредоточение от него не требуются. | |
| − | + | «Воля Императора направляет мою руку». | |
| − | |||
| − | + | Странное ощущение свободы. Проконсул всегда был живым инструментом. Его таким создали. Но исполнение заложенной функции требовало строжайшей дисциплины, самоотверженности и внимания. Император и раньше направлял кустодия и указывал путь, но очень редко брал под прямой контроль. | |
| − | + | «Его сила поглотила меня целиком». | |
| − | + | Проконсул движется быстрее, бьёт сильнее, сражается яростнее, чем когда-либо, но не по своей воле. Цекальт превратился в наблюдателя, заточённого в собственном теле. | |
| − | + | Как и остальные выжившие воины-гетероны. | |
| − | + | «Мы стоим одесную достославного господина, идущего на врага, мы — продолжение его руки». | |
| − | + | Император, колосс в сияющей золотой броне в сопровождении семи гигантов, стал одним разумом в восьми телах. | |
| − | + | Сторонний наблюдатель мог бы назвать Цекальта Даска марионеткой. | |
| − | + | «Пусть говорят что хотят. Отребье, которому хватает наглости сомневаться в действиях и методах Императора, может разглядеть в подобном свидетельство смертельно раздутого эго, безумного желания контролировать всё вокруг, жажду личной власти вопреки интересам и чаяниям других. Недоброжелатели могут решить, что мы, кустодии, лишились человеческой сущности и, несмотря на все способности, стали простыми куклами, утратили жизнь, самосознание и характер в отличие от таких человечных астартес». | |
| − | + | Но это не так. Цекальт не кукла. Он воспринимает себя любимым оружием, мастерски сделанным мечом, драгоценным клинком, который извлекли из ножен. Он рад, потому что так и должно быть. Подчиниться воле Императора, взявшего тело воина под контроль, — и есть истинное исполнение предназначения. | |
| − | + | «Меч не задаёт вопросов о том, как им пользуются. Меч вообще не задаёт вопросов. Он просто существует и исполняет предначертанное в руках хозяина». | |
| − | + | Безмятежность обволакивает. Цекальт ещё никогда не испытывал такого ощущения целостности. | |
| − | + | «Я двигаюсь с невозможной скоростью. Рефлексы и чувства невероятно обострились. Я вижу, как копьё в руках вращается и колет, убивая одного противника за другим. Жуткие чудища разлетаются на части, потрошатся и взрываются, но тут же воплощаются снова». | |
| − | + | Он замечает рядом братьев — последних выживших из роты воинов-гетеронов. Ксадоф и Каредо, Таурид и Равенгаст, Нмембо и Загр. Каждый — воплощение лучших качеств Легио Кустодес. Цекальт полагал, что уже не раз видел, как товарищи демонстрируют идеал воинского искусства, но прежде ни один из Кустодиев не сражался с такой яростью и мастерством. Все они наполнились Его волей. Семь смертоносных клинков подчиняются Ему, действуют в совершенной гармонии, подавляя сопротивление и уничтожая всё, что пытается сдержать их продвижение по мёртвому флагману. | |
| − | Он видит | + | Он видит господина. |
| − | + | Нет, не видит. Нe может. С каждым шагом сквозь проклятую бездну Повелитель Человечества сияет всё ярче. Свет всегда был Его частью — иногда спокойный, похожий на лунный, а временами — яркий, как в солнечный полдень. Но никогда он не был таким, как сейчас. Алебастрово-белые раскалённые лучи обжигают глаза. Император превратился в ослепительно сияющий силуэт. | |
| − | + | «Я прожил много лет, но за всё это время мой король никогда не излучал такую мощь. Даже близко». | |
| − | + | Это и неудивительно. Раньше в том не было нужды. Прежде они не сталкивались ни с чем подобным. Эта демонстрация невероятной силы и управление телами Соратников... В ином случае все бы уже погибли. | |
| − | + | Потому что враг неописуемо силён. | |
| − | + | Порождения жутких кошмаров несутся со всех сторон. Чистый, сырой варп окутывает золотых великанов. Он вопит и беснуется. Хорус каким-то образом повелевает этой бурей. Цекальт решает, что Луперкаль, когда-то прославленный и благородный сын Императора, преобразился. Стал не принцем демонов, как некоторые из проклятых братьев, но чем-то куда большим. Он всегда отличался сильным характером. Неудивительно, что его тёмный аспект так могуч. Не человек, не сверхчеловек и даже не одержимый. Теперь он — некий возвышенный проводник губительной энергии. | |
| − | + | Цекальт не уверен, что Хорус это осознаёт. Он сомневается, что «Хорус» вообще ещё существует. | |
| − | + | «О, Хорус Луперкаль! Бедное, заблудшее дитя. Что поселилось в твоей душе? Что ты выпустил на волю? Во что ты превратился, если способен обрушить на нас эту бурю?» | |
| − | '' | + | == 5:vii. '''Осколки''' == |
| + | Огонь и ярость охватили Дельфийскую стену. Последняя стена последней крепости не сможет сдержать врага. | ||
| − | + | Огонь завывает. Ярость заставляет кровь кипеть. Они вопят и клекочут дуэтом. Безумный союз объял Санктум Империалис и душит, всё крепче сжимая пальцы. Огонь опаляет бронированную кожу цитадели так, что сталь пузырится и плавится. Ярость скребёт когтями по камням, оставляя трещины и борозды. Объединив усилия, они постепенно обгладывают последнее кольцо величественных стен, пустотные щиты, укрепления и казематы. Упрямо, по кусочку, по осколку они стачивают Дельфийскую линию обороны. | |
| − | + | Ничто не вечно. Даже могучие Дельфы в конце концов не выдержат и падут, подобно твёрдому панцирю редкого моллюска или костям черепа. И тогда огонь и ярость ворвутся внутрь, доберутся до мягкой плоти и насытятся. Голод должен быть утолён. | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | Ничто не вечно. Даже могучие Дельфы | ||
Ничто не вечно. | Ничто не вечно. | ||
| + | Защитники последней стены заперты в ловушке. Они смотрят, будто с отрогов горного хребта, как огненная буря поднимается по склонам со всех сторон, сжигая мир заживо. Всё горит. Кругом шум. Вдоль линии обороны орудийные башни, площадки и турели выпускают шквал снарядов и лучей. Но, обрушивая гнев на врага, они истощают запасы Санктума. Батареи выгорают, не справляясь с заданным темпом стрельбы. Автоматические заряжающие системы заклинивает. Макролазеры перегреваются и взрываются, унося в небытие сторожевые башенки, на которых они установлены. | ||
| − | + | Штурмующий враг отвечает защитникам столь же мощными залпами. Ресурсы предателей кажутся безграничными. Рои ракет, снопы огненных шаров и шипящие копья раскалённого света без остановки вгрызаются в бастионы. Пустотные щиты Дельфийского кольца дрожат под градом ударов. Стены мерцают. У их подножья собралась бесчисленная рать — сонмы зверей тянут несметные множества стенобитных машин по насыпям из трупов. Лестницы, будто ползучие лианы, тянутся к зубцам и цепляются за край. Их тут же отталкивают или сжигают, но на смену уничтоженным приходят новые. Осадные механизмы толкаются и дерутся за возможность присосаться к равелинам и парапетам передовых укреплений. И на место каждого сгоревшего под ударами оборонительных орудий выкатывается с десяток новых. Громогласный рёв боевых рогов сам по себе является оружием — он заглушает грохот взрывов и попаданий, рвёт барабанные перепонки, перетряхивает внутренности и превращает остатки боевого духа в липкий, тягучий страх. | |
| − | + | Со смотровых площадок последней стены вражеская армия кажется морем, потопом, бескрайним океаном злобы и ненависти. Из сплошной чёрной массы вверх смотрят миллиарды злобных глаз. Миллиарды голосов выкрикивают богохульства и проклятия. Не все они принадлежат людям. Кто-то утратил изначальный облик, кто-то всегда был нерождённым созданием варпа. Демоны бегут по земле и летят по воздуху, скулят и блеют, опускаются на стены, складывая истрёпанные крылья, прыгают у основания стен на кривых козлиных ногах, колотят по каменной кладке шипастыми кулаками, раскидывают в стороны союзников, охваченные жаждой сокрушить последнюю преграду на пути. | |
| − | |||
| − | |||
Ничто не вечно. | Ничто не вечно. | ||
| + | Однако некоторым защитникам кажется, что вечным будет их дозор на парапетах. Нассир Амит по прозвищу Расчленитель с трудом сдерживает кипящее внутри раздражение. Он стоит без движения уже девять часов. | ||
| − | + | Его рота, получившая обозначение «Воспрещение 963», выстроилась на резервных площадках внутренних уровней стены, сразу за казематами и стрелковыми платформами. В ней восемьдесят три бойца. Все — Кровавые Ангелы из Девятого, но начинали войну в разных подразделениях. Это собранные на скорую руку отряды и остатки рот, выжившие после битвы у Врат Вечности. Воспрещение 963 — это одно из двадцати подразделений, стоящих на этом участке стены. Их болтеры заряжены, доспехи готовы, клятвы даны. Но время ещё не пришло. | |
| − | + | Справа ждёт Воспрещение 774, такая же сборная рота Белых Шрамов под командой достойного Хемхеды. Слева — Воспрещение 340. Их спешно укомплектовали легионерами Саламандр и Железных Рук, а командиром назначили Волка Фенриса по имени Сартак. Хемхеда, как и Амит, молчалив и неподвижен. Сартак мечется из стороны в сторону перед строем бойцов, ругаясь вполголоса. | |
| − | + | Они ждут. Все до единого. Все двадцать рот. Такие указания. Такой приказ. Они ждут, хотя стена под ногами ходит ходуном, а щиты над головой идут рябью. Все слышат рокот артиллерийских залпов со стрелковых платформ уровнем выше, видят яркие вспышки над парапетами. | |
| − | |||
| − | Они ждут. Все. Все двадцать рот. | ||
Сартак останавливается. | Сартак останавливается. | ||
| − | — Где | + | — Где Хонфлер? — рычит Волк, глядя на Амита. — Где он? |
| − | + | Кровавый Ангел молчит. Ему надоел вздорный Космический Волк, но причина раздражения очевидна. Стоять и не сражаться — неправильно. Однако приказ есть приказ. Претор-капитан Хонфлер из Имперских Кулаков командует этим участком стены, и его требования были, во-первых, предельно чёткими, а во-вторых, полностью соответствовали принципам обороны при осаде, установленным Преторианцем. Покуда предатели не взобрались на парапеты или не проделали пролом, сражаются артиллеристы и орудия на стенах. Пехоте, даже если это астартес, сейчас нечего делать на платформах. | |
| − | + | Пока там не появится враг. | |
| − | + | До этого размещение войск на парапетах приведёт к бессмысленным потерям бойцов под обстрелами. Поэтому легионеры стоят в относительной безопасности и ждут своего часа. | |
| − | + | Неприятное чувство. Амит хочет сражаться и убивать. Жаждет рукопашной схватки. Неправильно просто стоять и ждать, пока война доберётся до тебя, когда она вот — всего в нескольких сотнях метров. Амит хочет, чтобы его отпустили туда. | |
| − | Но | + | Но это будет означать, что они проиграли. Что у орудий кончились боеприпасы, пустотные щиты отключились и первая линия пала. Чтобы желание Амита исполнилось, враг должен прорваться в последнюю крепость. |
| − | И | + | И потому его рота и множество других таких же просто стоят. Все хотят сражаться, но надеются, что приказ не поступит. Ибо он провозгласит конец осады и торжество магистра войны. Последний оплот падёт. Амиту и остальным придётся сражаться не ради победы или выживания. Им предстоит сделать триумф предателей как можно более горьким. |
| − | + | Расчленитель жаждет битвы, но не этой. Он изо всех сил подавляет мысли о ней, несмотря на изголодавшийся по крови клинок в руке. | |
| − | — Где | + | — Где Хонфлер? — орёт Сартак. Он забрасывает боевой топор на плечо, подходит к Амиту и встаёт прямо напротив. |
| − | — Где он? — рычит Волк. — | + | — Где он? — рычит Волк. — Дурень! Мы стоим тут уже целую вечность! |
— Ничто не вечно, брат, — отвечает Амит, не двигаясь с места. | — Ничто не вечно, брат, — отвечает Амит, не двигаясь с места. | ||
| − | Сартак | + | Сартак хмурится, задумываясь над словами. Через мгновение до него доходит мрачная истина, и легионер начинает смеяться. Это злой смех, исполненный фатализма и готовности к славной смерти. Амит часто слышал его от воинов Шестого. |
| − | — Хорошо, — | + | — Хорошо, — кивает Волк. — Да, хорошо. Ты мне нравишься, сын Ангела. У тебя тёмный разум. Всё пойдёт прахом, если мы это сделаем, да? |
| − | — | + | — Когда, а не если, — поправляет Амит. |
| − | + | == 5:viii. '''Огненный ад''' == | |
| + | Меня уже почти нет. | ||
| − | + | Ничего нет. Всё пропало. Всё сгинуло. | |
| − | |||
| − | |||
| − | Всё пропало. | ||
Я не могу... | Я не могу... | ||
| − | + | От нестерпимого жара моя сущность расслоилась и обратилась в прах. Сигиллит, регент Империума, повелитель Избранных — все эти части меня сгорели, одна за другой. За ними последовали личность, тело и даже имя. Малкадор. | |
Я... | Я... | ||
| − | А-а- | + | А-а-а!.. |
| − | Всё | + | Всё пропало. Меня почти нет. |
| − | + | Трон поглотил образы, имена, титулы и печати, из которых я состоял, пока был жив. Осталась только печать боли. | |
| − | Трон. Золотой Трон. | + | Трон. Золотой Трон. Пылающий Трон. Будь проклята эта адская машина! Она жрёт меня заживо... |
Я... | Я... | ||
| − | + | Старый друг, если слышишь, то прости меня. Ты ведь слышишь? Я делаю это ради тебя, как и всегда. Без сожалений. Осталась только боль. Всепоглощающий огонь... | |
| − | + | Не знаю, сколько ещё продержусь. Смерть наступила сразу, как я сел на трон, но последнее мгновение превратилось в невыносимую вечность. Когда-нибудь и она закончится. Всё... | |
| − | + | Ох. У моей воли есть предел. Я угасаю, старый друг. Затянувшаяся смерть вот-вот наступит, и, боюсь, это произойдёт слишком скоро. Прежде, чем... | |
| − | ... | + | ...прежде чем ты завершишь своё дело и война кончится. |
| − | М-м- | + | М-м-м... Н-н-г-х... Не думаю, что он меня слышит. Я его уже почти не вижу. |
| − | Я стар и устал. Я слаб | + | Я стар и устал. Я слаб. Эта работа высасывает остатки сил. Мысленный взор начинает тускнеть. Глаза давно сгорели, теперь настала очередь разума. Я больше не вижу возлюбленного господина так ясно, как прежде, не могу следовать за ним по кошмарным коридорам флагмана первонайденного сына. Все образы рождаются по милости Хоруса. Он насмехается надо мной и искушает, насылая видения в надежде, что они сломят... сломят меня. |
| − | . | + | Н-н-г-х!.. |
| − | + | Но я пока держусь. | |
| − | + | Еле-еле. | |
| − | + | Каким-то чудом. | |
| − | И | + | И те обрывки и мимолётные грёзы, которые я вижу, не вселяют надежду. |
| − | Мой | + | Мой великий повелитель и старейший друг пробивается к логову первонайденного чудовища сквозь пространство, не имеющее ни законов, ни смысла. |
| − | Хаос | + | Хаос бушует. Воспалённый мысленный взор видит только безумие. |
| − | + | О, мой вечный царь! | |
| − | + | Я прожил долгую жизнь и часто имел дело с имматериумом, но никогда не видел такого буйства. Полагаю, даже Император становился свидетелем подобного зрелища лишь на короткий миг. Может, на Молехе... в сюрреалистичном лабиринте паутины... в своих самых страшных кошмарах. | |
| − | + | Что за вид! Какое же омерзительное, чудовищное... | |
Нет. | Нет. | ||
| − | Если | + | Если повелитель может это выдержать, то смогу и я. Соберись, Сигиллит! Соберись, бесполезный старик! Не обращай внимания на боль и займись делом. Используй мысленный взор друга как фокус, чтобы отвлечься от пожирающей душу агонии... |
| − | Да. | + | Да. Лучше. Так лучше. Сконцентрируйся на нём. На его образе. Вот он. Мой вечный царь на проклятом флагмане. Это... |
| − | + | Он, пожалуй, напоминает мне ад, геенну, старую религиозную концепцию огненной бездны, ''infemus immanis,'' подземного царства, где все привычные законы мироздания переставали действовать, где не было надежды, а только боль и ужас. Да, именно так. До жути похоже. | |
| − | Я | + | Я давно подозревал, что концепция ада, существовавшая в человеческой культуре на протяжении столетий и переходившая из одной религии в другую, была порождена варпом. Разумеется, на поздних этапах этот яркий образ усилиями теологов и философов превратился в аллегорию и символ. |
| − | Но | + | Но у него был источник. Он родился из варпа. Веками определённые категории людей — примитивные псайкеры, пророки, провидцы и просто обладатели богатого воображения — умудрялись мельком заметить его в видениях, снах и кошмарах. Они воспели варп в стихах, прозе и живописи. |
| − | Я | + | Я знаю немало таких работ, ибо мой владыка Император их коллекционировал. Многие он лично отобрал из хранилищ культурного наследия человечества, которое орден Сигиллитов охранял на протяжении всей Эпохи Раздора. Полагаю, они ему просто нравились и напоминали о прошлом, если, конечно, он способен на подобные чувства. Эти артефакты хранятся в тайных криптах, прилегающих к архивам Сигиллитов под Дворцом. Время от времени я, регент, приходил в те галереи и разглядывал картины. Они все были так похожи. |
| − | + | И теперь понятно почему. Мне уже не посетить ни Ленг, ни Кланиум, но, следуя за Императором, я вижу, как те произведения оживают на глазах. Вечное проклятие... | |
| − | Я | + | Я вижу. |
| − | Оно | + | Оно настоящее... |
| − | |||
| − | ==5:ix. | + | == 5:ix. '''Один''' == |
| − | + | Безумие штормовыми волнами накатывается на Императора и Его Соратников. Во гневе варп обратился в бурлящую жидкость, в клубящийся, переливающийся разными цветами пар. Он становится твёрдым в момент атаки и невесомым облаком, когда пытаешься ударить в ответ. Он создаёт узоры и переходы, плюётся искрами неизвестных цветов, на его поверхности вспухают волдыри ужаса, а раны покрываются струпьями безумия. Из завесы Хаоса вылетают щёлкающие пасти с похожими на крючья зубами и через мгновение растворяются без следа. В темноте светятся злобные глаза. Когтистые лапы и щупальца возникают из воздуха, вырастают из настила палубы и потолка по тысяче штук в каждую не-минуту. | |
| − | + | Цекальт Даск выдерживает натиск рядом со своим повелителем. | |
| − | + | «Я знаю, как сильна решимость вечного царя. Я — воплощение Его стальной воли. Я чувствую Его обжигающий свет. Он не допустит, чтобы этот день стал последним для Земли, человечества и Его самого. Он не даст губительным силам победить». | |
| − | Он | + | Он выдерживает этот напор потому, что силён. |
| − | + | «И это ты, Хорус, сделал Его таким». | |
| − | Повелитель Человечества продолжает | + | Повелитель Человечества продолжает поглощать направленную против Него силу. Он крадёт её, как когда-то украл огонь с Молеха, и возвращает. |
| − | + | С Его пальцев срываются потоки пламени столь яростного, что пронзительно завывающие нерождённые обращаются в пепел, не успевая до конца воплотиться, а коридоры корабля, будто вспомнив, что когда-то их стены были сделаны из металла, не выдерживают давления и лопаются с характерным скрежетом. Его меч обратился клинком ослепительного солнечного света, что с равной лёгкостью рассекает материю и имматериум, наполняя воздух каплями моментально сворачивающейся крови. Его ярость не знает границ. | |
| − | + | «И ад, в котором они очутились, тоже». | |
| − | + | Нерождённые напирают со всех сторон: звероподобные создания, завывающие легионы проклятых, воплощённые армии пандемониума. Они хотят уничтожить не только Его тело, но и сущность. Рога, клыки и когти тянутся к вожделенной добыче, желая сорвать доспехи, растерзать плоть и вырвать душу из тела. Им нужна не только оболочка, но и вечногорящая искра, спрятанная внутри. | |
| − | + | Но Он не проиграет. Не отступит. Каким бы ни был гнев Хаоса, с какой бы судорожной яростью он ни атаковал, используя невиданные доселе силы, Он не покорится. Император отвечает на буйство Хаоса собственным бесчинством, игнорируя все ограничения, которые сам же когда-то установил. Будучи проводником для нематериальных сил, что бурлят в Его крови, владыка может выдержать прямое столкновение. Он готовился в течение тридцати тысяч лет и научился владеть этими силами, черпать их, как воду из ручья, использовать, впитывая огонь и изрыгая его обратно, прямо в лицо Пантеону. Они привели Его к чёрному морю эмпирей, и теперь Он может пить из него, увеличивая собственное могущество. | |
| − | + | «Ложная Четвёрка совершила глупость, если собиралась застать Его врасплох с помощью силы варпа. Она придаёт Ему сил, слышишь, Луперкаль? Она питает Его и переполняет энергией. Император ступил на сей путь, о первонайденный, и теперь отыщет дорогу к твоему логову. Повелитель Человечества прорубит прямой коридор сквозь твой лабиринт безумия. Он держит меч в правой руке и огонь — в левой. Так Он встретит тебя. | |
| − | + | Он найдёт дорогу». | |
| − | + | В пучине хаоса Император нашёл в себе непобедимый покой. Цекальт чувствует, как он наполняет тело подобно потоку ледяной воды. Чувство настолько чистое, что на глазах кустодия выступают слёзы. | |
| − | + | «Ничто не спасёт тебя в этот день, Хорус, ибо ты разрушил понятия дня, ночи и цикла времени. Ты создал вечность, заставил мгновение застыть в нарушение всех законов, полагая, что так защитишь себя и сможешь противостоять отцу. Ничего не выйдет. Эта твоя ловушка захлопнулась, но не сработала. Он научился управлять варпом за сто двадцать тысяч поколений до твоего рождения. Ты зря сотворил эту вопящую пародию на мир. И если это всё, что у тебя есть, о первонайденный, если это — твоё око в сердце кошмарной бури, то ему осталось недолго. Оно будет уничтожено. Твоя вечность продлится час, или день, или единственный удар сердца. И в этот краткий миг, когда планета остановила вращение, когда прошлое и будущее сошлись в одной точке и замерли, можно совершать великие дела. Мой повелитель, возможно, казался тебе безучастным королём на высоком троне. Ты думал, Он ослаб под ударами судьбы и времени. Но Его воля сильна как никогда. Он могущественнее, чем когда-либо. Он возвысится. Он отыщет тебя. Он не отступит». | |
| − | + | Сырая энергия варпа уничтожила все системы в доспехах воинов-гетеронов. Кабели связи сгорели, ауспики оплавились, датчики ослепли. | |
| − | + | Цекальт не видит, что ждёт за следующим поворотом. Но это неважно, ведь лабиринт коридоров постоянно меняется и перестраивается, будто в бредовых галлюцинациях. Нет смысла в прогнозах и ожиданиях, потому что будущего тоже нет. | |
| − | + | «Системы брони повелителя уничтожены, как и наши. Теперь он слушает трескучий шелест пламени варпа, что горит внутри тебя. А излишками силы, отобранной у тебя, Хорус, он питает и усиливает нас. Тела Кустодиев, созданные с величайшим мастерством, способны вместить малую толику Его силы. Он делает нас лучше. Он делает нас частью себя». | |
| − | + | Император рвётся вперёд. Он распространяет свою волю и мысленный взор на спутников, превращая их в дополнительные пары глаз, ушей и рук. Через них Он чувствует реальный мир или, вернее, те осколки материи, что плавают в океане безумия: фрагменты палуб и стен, на которые можно опереться. Они, будто прыгая по камням, выступающим из бурлящего потока, путешествуют от одного хрупкого обрывка реальности к другому. А вокруг беснуется варп. | |
| − | + | «По воле Его». | |
| − | + | Через Цекальта Он видит крылатую тварь впереди и разрубает её прежде, чем та успевает ударить. Через Таурида и Равенгаста Он удерживает натиск истекающих слюной демонов и покрытых язвами уродцев. Через Нмембо и Загра Он прикрывает спину, отбрасывая волны рычащих и скулящих созданий, что выползают из-за межпространственной завесы и, щёлкая пастями, бросаются на отряд золотых воителей. Через Ксадофа и Каредо, что стойко сражаются одесную и ошуюю от Него, Император видит путь. | |
| − | + | «Лишь по воле Его». | |
| − | |||
| − | + | Они пробивают путь к тёмному и извращённому сердцу ''«Мстительного духа»,'' слившись в единую, многорукую и многоглавую сущность. | |
| − | |||
| − | + | И укрощают царящий вокруг ад. | |
| − | + | == 5:х. '''Прятки в темноте в ожидании конца''' == | |
| + | Петля темноты затянулась вокруг Коллекции 888 и висящих на стенах картин ада и вечных страданий. С тех пор как ушёл Локен, тени стали длиннее и гуще, а воздух — холоднее. Если верить настенным пультам, температура и уровень влажности в помещении не менялись, но Зиндерманн промерзает до костей. Они некоторое время ждут возвращения легионера, но безуспешно. В конце концов Зиндерманн покидает скамейку подле подвешенной в луче мягкого света странной статуи, созданной в восемьдесят первом столетии, и подходит к люку. Он не знает, сколько времени прошло. Кажется, несколько часов, но все часы остановились. Его карманный хронометр идёт в обратную сторону. Мауэр и девушка-архивариус наблюдают. | ||
| − | + | Люк крепко заперт. Когда бывший итератор решается осторожно дотронуться до замка, устройство не реагирует. Панель холодная на ощупь, как и сам люк, и стена рядом. Он замечает ледяные кристаллы, выросшие на поверхности металла. Будто с той стороны царит жуткий, абсолютный холод космической бездны и понемногу просачивается в библиотеку. | |
| − | + | Возможно, так и есть. Возможно, так выглядит тепловая смерть, что сопутствует окончательному разрушению. Время остановилось, пространство спуталось, реальность свернулась в плотный шар смежных событий, из которого медленно вытекают тепло и свет. | |
| − | + | Зиндерманн оглядывается на товарищей и пожимает плечами. | |
| − | — | + | — Он не вернётся, так ведь? — спрашивает Мауэр. |
| − | + | — Возможно, для Гарвеля прошло всего несколько секунд. — Зиндерманн возвращается на скамейку. | |
| − | — Правда? | + | — Правда? Ты действительно считаешь, что время и пространство... — она замолкает. |
| − | + | — Да. | |
| − | |||
| − | — Да | ||
| − | Мауэр | + | Мауэр ёжится и качает головой. |
| − | — | + | — Знаю, ты веришь в порядок и дисциплину, — мягко произносит Зиндерманн, — и вместе с тем предельно прагматична. Удивлён, что тебе так трудно принять нынешнюю ситуацию. |
| − | — | + | — А я не понимаю, почему ты настолько спокоен. |
| − | — | + | — Поверь, это не так. Творящееся вокруг космическое безумие выбило меня из колеи. Я практически не воспринимаю происходящее. Но, учитывая предыдущий опыт, с этим несложно смириться. Полагаю, я просто не вижу смысла в панике. — Он устало качает головой. — Или на неё не осталось сил. |
| − | + | — Я уже ничего не понимаю, — признаётся Мауэр. | |
| − | — | + | — За прошедшие месяцы, — продолжает Зиндерманн, садясь рядом с боэтархом, — мы многое пережили... Совершенно невероятные, невообразимые вещи. И ты встречала их лицом к лицу. А сейчас опускаешь руки? |
| − | — | + | — Чудовища, порождения ночных кошмаров, — бормочет Мауэр. — С ними я справлюсь. Но это же другое. Сама ткань мироздания и законы физики нарушены. Не на что больше положиться, нечему доверять: ни земле под ногами, ни воздуху, ни счёту минут, ни даже собственному разуму. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
Зиндерманн вздыхает. | Зиндерманн вздыхает. | ||
| − | — Тогда | + | — Тогда, получается, Император нас подвёл, — грустно произносит старый итератор. |
| − | Архивариус | + | Архивариус встревоженно поднимает голову. |
| − | — | + | — Ему бы нас подготовить. Рассказать. Научить. Не только нас с тобой, но всё человечество. У Него тут целая библиотека доказательств и предупреждений из тьмы веков. Но Он решил её спрятать. Мы могли подготовиться, если бы знали. Если бы Он поделился знаниями, нас не застали бы врасплох. |
| − | + | Зиндерманн растирает руки в попытке согреться. | |
| − | — Но Он решил | + | — Но Он решил так не делать и лишил нас всех духовных сил. И потому в этот час мы оказались совершенно не готовы к испытанию. |
| − | |||
| − | |||
| + | == 5:xi. '''To, что выше любого понимания''' == | ||
Эти произведения искусства... | Эти произведения искусства... | ||
| − | Г-н-н. | + | Г-х-н-н... |
| − | Н-н- | + | Н-н-х... Соберись. |
| − | + | Они... Повелителю стоило уничтожить все те творения великих и безумных гениев, но, полагаю, у него не поднялась рука. Они всё же по-своему прекрасны. | |
| − | + | Наверное, в них он видел себя через отражения родственных душ, что на миг узрели истину и навеки изменились, а затем не имели иного выбора, кроме как описать её любым доступным способом. О, бедолаги... Их разум оказался слишком хрупким и оттого пострадал. Неспроста тех творцов окрестили сумасшедшими, а произведения — блажью. Но я всегда обращал внимание на два момента: во-первых, удивительная однородность видений. Слишком уж большое сходство между образами, если предполагать, что люди придумали их независимо друг от друга. | |
| + | По какой-то загадочной причине все авторы узрели одно и то же. То, что я вижу сейчас. Место, где оказался мой старый друг. | ||
| − | + | И во-вторых, ни краска, ни карандаш, ни уголь, ни рифмованные слова... Ничто из имевшихся в распоряжении смертных инструментов не могло описать истину. Кто-то поёжится при виде «Сада земных наслаждений»<ref>Картина Иеронима Босха.</ref> или «Великого дня гнева»<ref>Картина Джона Мартина.</ref>, но это лишь намёки, смутные образы, проступившие сквозь мутное стекло. Истина вовсе не в языках пламени, не в уродствах, не в рушащихся скалах, стекающем яде или шипастых лозах; истина не прячется за дьявольской, выходящей за грани разумного мерзостью, что радостно пляшет в неровном свете. Она не воплощена в созданиях, которых мой повелитель и его Соратники убивают мечом и болтером. К физическому кошмару можно привыкнуть, можно перестать обращать на него внимание. Настоящая истина — в ощущении бессмысленности всего. | |
| − | |||
| − | |||
Мы... | Мы... | ||
| − | Мы слишком привыкли жить в материальном мире | + | Мы слишком привыкли жить в материальном мире. В царстве, которое подчиняется законам физики, логики, разума. Теперь я вижу, что даже худшие кошмары нашего мира блёкнут по сравнению с мимолётным касанием безграничного варпа. В нём нет ни законов, ни правил, ни правды. |
| − | + | Мой повелитель чувствует это в каждой молекуле окружающего пространства. Всё ведёт себя неправильно. Ни на что нельзя положиться. Ничему нельзя доверять. Всё — Хаос в самом буквальном смысле. В том царстве нет даже намёка на смысл. | |
| − | + | Раньше он никогда не заходил так далеко. Не погружался полностью. Мой вечный царь всегда оставлял путеводную нить, тропу, по которой можно вернуться; якорь в виде Трона или маяк. Он переступал через порог одной ногой. Даже в самые отчаянные моменты он не уходил в варп целиком, без возможности убежать. | |
| + | Всё когда-то случается впервые. | ||
| − | + | Варп пожирает ''«Мстительный дух»'' с той же лёгкостью, что и мою душу. Материальный аспект могучего корабля пропитался скверной. Мой Император сейчас сражается, шаг за шагом пробиваясь к цели, в тоннелях, где сплавились воедино материя и имматериум. Это место лишь отдалённо напоминает боевой корабль проекта «Глориана», модель «Сцилла». | |
| − | + | Иногда он шагает по твёрдому настилу палуб, минует знакомые залы, отсеки и коридоры... Но это всё неправда. Он путешествует по обретшим плоть воспоминаниям о корабле, сплетённым воедино в произвольном порядке. Иногда они резко растворяются в клубах тумана. ''«Мстительный дух»'' вокруг него подобен воде, которая пытается вспомнить, каково это — быть льдом. | |
И эти старые воспоминания... | И эти старые воспоминания... | ||
| − | А-а- | + | А-а-ах! М-м-н-н... |
| − | Думаю, | + | Думаю, они принадлежат ему. Хорусу. Насколько же он обезумел, если не может вспомнить большего? |
| − | Варп в | + | Варп проник в первонайденного сына, ставшего врагом, куда глубже, чем предполагалось возможным, когда его создавали. |
| − | + | == 5:хii. '''На поверхности Терры''' == | |
| + | Ты слепо бродишь в шепчущей темноте Двора Луперкаля, выставив вперёд руки. Это место изменилось и выросло вместе с тобой. Всё стало другим. Даже темнота. | ||
| − | + | Ты топишь Терру в имматериуме, и его волны смывают и перемешивают всё на своём пути, будто рисунок, только что нанесённый красками на стену, попал под сильный дождь. И теперь линии растекаются, а цвета расползаются пятнами. И никто не поймёт, что же было здесь раньше. Человек? Пейзаж? Может, животные? Неважно, потому что это уже не имеет значения. Цвета и оттенки смешались, разбавленные нематериальной водой, и превратились в обволакивающую темноту. | |
| − | |||
| − | Ты | + | Ты, оказавшись в её объятиях, ощупываешь окружающие предметы, чтобы понять, как они теперь выглядят. ''«Мстительный дух»'' смешался с планетой. Корабль и дворец. Небо и земля. Сталь и камень. Внутри и снаружи. Вверху и внизу. Всё стало одним — спутанным клубком без начала и конца. Как только отец повёл в бой абордажные отряды — без сомнения, отважный шаг, — ты выпустил на волю невозможное и поймал Его в ловушку. Теперь нет ни выхода, ни пути назад. Он может отправиться только в одно место. |
| − | В | + | В новой тьме без будущего есть только ты. Ты, твой трон и Двор, что его окружает. И дворец, в котором находится Двор. Твой дворец, твой город. Неизбежный Град размером с галактику. Всё так, как должно быть. К этому всё шло. Это неизбежно. |
| − | + | Твой Неизбежный Град. Твоё царство. | |
| − | + | Ты решаешь, что хочешь его увидеть. Ты — Хорус Луперкаль, и ты готов. Ты призываешь свет, и он появляется. В ладони загорается огонь, и ты поднимаешь его повыше, освещая Двор. | |
| − | Ты | + | Пять тронов. Ты чувствуешь секундное удивление, пока не вспоминаешь: ничто здесь не может тебя удивить, ибо ты сам создал всё, что вокруг. Пять тронов. Один — твой. Должен быть. |
| − | + | Четыре других почётных места предназначены силам, способствовавшим твоему возвышению. | |
| − | + | Перемены, кровь, наслаждение, распад. Четыре стороны на компасе Хаоса. Четыре квадранта восьмиконечной звезды. Они ожидают достойных аватаров. Они — часть даров. | |
| − | + | Ну конечно. Именно так ты и планировал. | |
| − | + | Во Дворе будут представлены четыре силы, две — по правую руку и две — по левую. Все ли места окажутся заняты? Ты всегда отличался гостеприимством и с уважением относился к посетителям. Кто посмеет отказаться от приглашения? | |
| − | + | Ты приготовил щедрые дары. Создал их своими руками. Для каждого лично. Они такие изысканные! Разложение для прекрасного Ангела — и возможность возродиться и жить, несмотря на смертельные раны. Кровь для дражайшего Рогала. Его зашоренный уставами и расчётами разум получит первобытную свободу, благословенное забвение в царстве Хаоса. Он сможет наконец-то позабыть о планах и стать простым воином, как всегда хотел. Суровый Константин получит свободу через перемены. Они помогут ему отбросить строгие, структурированные схемы, управляющие жизнью кустодия, перестать быть рабом чужой воли и обрести способность мыслить и решать самостоятельно, узнать тайны, которые от него всегда скрывали. | |
| − | + | А тебе, отец, уготовано наслаждение. Твоя награда — удовольствие, гордыня, разрешение стать тем, кем был всегда, избавившись от бремени ответственности, от судьбы, от желания наставлять на путь и командовать, от необходимости выполнять план, растянувшийся на тридцать тысяч лет... Здесь Он сможет сесть, отдохнуть и просто насладиться силой. Человечество пойдёт по тернистому пути без Него. Не нужно больше думать ни о ком. | |
| − | + | И тогда все планы станут твоими. | |
| − | + | Если они примут дары... Это будет поистине радостный день. Двор наполнится жизнью, весельем и славой. Ты, вознёсшийся надо всеми, займёшь законное место, а четвёрка советников станет новым Морнивалем. Они будут внимать каждому слову и исполнять твою волю. | |
| − | + | Согласятся ли? Некоторые, возможно, да. Увы, кто-нибудь откажется. Твой совершенный разум всё видит. Некоторые не меняются, даже если концепции прошлого и будущего слились воедино и утратили прежний смысл. Сложно отказаться от старых привычек, но теперь это неизбежно. | |
| − | + | Ты уверен, что Рогал — твой. Его кровь бурлит и не хочет успокаиваться. Сангвиний, которого ты всегда любил, тоже примет подарок. Разве можно отказаться от протянутой руки брата, дающей жизнь и спасение? Он придёт и сядет на указанный трон. Кажется, он вот-вот узрит истину. Ангел всегда видел больше прочих. Виды Неизбежного Града подарят ему облегчение. | |
| − | + | По поводу Константина есть серьёзные сомнения. Он был предвзят с момента твоего появления на свет. В нём слишком глубоко засела зависть к братьям-примархам. Он предпочёл бы убить и тебя, и весь твой род. К тому же он даже не настоящий человек. Кустодий практически лишён свободной воли и возможности познания мира. Таким его сотворил отец — инструментом, не более. Без сомнения, он очень хороший, почти идеальный инструмент. Но пытаться его переделать — всё равно что сказать мечу или копью перестать быть оружием. Несчастный Константин — это просто воплощение долга и послушания в человеческом теле, а больше ему ничего не известно. | |
| − | + | Остался отец. Он, с одной стороны, может согласиться быстрее остальных. С другой, препятствием является Его эго. Он считает, что знает обо всём больше всех. За тридцать тысяч лет он настолько уверился в этом заблуждении, что полностью закостенел. Он больше не может склониться. Только сломаться. Ты надеешься, что так и будет. Ты искренне предлагаешь эти дары, но, если от них откажутся, рука не дрогнет. Если, вопреки ожиданиям, отец согласится, ты возрадуешься. Вы снова будете вместе, как тогда, в те три великолепных десятилетия. Но ты почти уверен, что получишь отказ. И в глубине души надеешься на него. | |
| − | + | Время отца прошло. | |
| − | + | Он должен умереть, и ты давно ждёшь возможности нанести смертельный удар. Когда-то ты любил Его всем сердцем, но сейчас осталась только ненависть, порождённая Его притворством и ложью. | |
| − | + | Откажись, отец. Сожми кулаки и дерись. Я так хочу тебя убить. | |
| − | Ты | + | Ты вздыхаешь. Тьма шепчет. Она шепчет твоё имя. Ты в этом почти уверен. |
| − | + | Интересно, какой из тронов твой? Пятый. Но который из них пятый? Самый большой? Наверное, да. Тебе нужен трон, достойный бога. | |
| − | + | Стрелки часов замерли. Времени больше нет. Но ты теряешь терпение. Они, должно быть, уже близко, но мгновения тянутся слишком долго! Пора завершать. Довести всё до конца или хотя бы до смерти. | |
| − | + | Ты шагаешь сквозь живую, дышащую тьму, отмахиваясь от шепчущих голосов, как от досужих сплетников. Подходишь к двери, ведущей во Двор. Она открывается, потому что не может сопротивляться твоей воле. | |
| − | Ты | + | Ты подождёшь свой новый Морниваль в зале и лично проводишь гостей к тронам. Внутри поёт сила. |
| − | + | Зал снаружи просторен, тенист и очень тих. Он одновременно на ''«Мстительном духе»'' и вовне его. Неизбежный Град распахнул врата в честь твоего вознесения. | |
| − | |||
| − | + | Ты шагаешь внутрь. | |
| − | |||
| − | + | == 5:xiii. '''Всё меняется''' == | |
| + | В самом сердце пылающего Дворца происходят никем не замеченные события, столь важные, что их последствия изменят всё. Но они потеряны в тумане, дыму и безумии. | ||
| − | + | Одно из них — это конец абсолютного торжества человеческого Империума. Он процветал почти три столетия, объединил под своей эгидой тысячи миров и стал самой могучей военной силой в Галактике. И эти мощь, навыки и подвиги несокрушимых астартес, неисчислимой армии и несравненного флота стали одновременно причиной и символом превосходства. | |
| − | + | В дымной мгле, в одно мимолётное мгновение это меняется. Имперская военная машина останавливается. Воины продолжают сражаться с прежней доблестью, но образ их мыслей уже иной. Они больше не самые сильные, потому что встретили более могущественного противника. И это даже не армия. Новому врагу не нанести ранение, сколько бы снарядов и ракет в него ни выпускали. | |
| − | + | Этот едкий, медленный, но неумолимый разлад заметят только спустя десятки или сотни лет. Великий Империум, если переживёт сегодняшний день, продолжит сражаться и побеждать, но никогда уже не будет самым сильным. | |
| − | + | Он столкнулся с равным. Этот соперник — бессмертная и безграничная сила, которую раньше почти никто не замечал. | |
| + | Собственный образ Империума разрушен навеки. | ||
| − | + | Ещё одним незаметным событием стало проникновение предателей в последнюю крепость. Стены, как и несокрушимый образ Империума, пали задолго до того, как кто-либо успел это заметить. | |
| + | Экрон Фал и Вор Икари из Сынов Хоруса вдвоём возглавляют очередной штурм Дельфийских укреплений. Наводящие ужас юстаэринцы Фала поливают стену огнём тяжёлых орудий, а рота Икари, печально известная Четвёртая, наступает, подняв щиты. Вместе с астартес в бой идут машины Легио Мортис. Два командира соревнуются между собой. Сейчас они одновременно и товарищи, и соперники в гонке за славой. Они — наконечник копья магистра войны, но каждый хочет забрать главный трофей. Офицер, первым ступивший на стену, тот, кто поведёт лавину разъярённых воинов за собой вглубь крепости, без сомнения, сменит Абаддона на должности первого капитана. Ведь Абаддон не участвует в бою. В любом случае он не более чем реликвия, герой былых времён и уже не может исполнять обязанности. Ему никто не подчинится. Этот подвиг слишком славный для старого первого капитана и требует слишком больших усилий. Время Эзекиля Абаддона ушло. Настал их час. | ||
| − | + | Воины атакуют со звериной жестокостью и безжалостной точностью. Командиры стали пародией на когда-то благородных астартес. С чудовищной силой Фала может сравниться лишь нечеловеческая злоба Икари. | |
| − | + | Град макроснарядов бьёт по адамантиевой броне Дельфийских стен. Пилоны валятся вниз, как деревья, сломанные ураганом. Резонаторы и реле взрываются с яркой вспышкой. Водопады искр стекают по потрёпанной стене и трепещут, будто знамёна на ветру. | |
| − | + | Пал первый сектор пустотных щитов. | |
| − | + | == 5:xiv. '''Разжечь огонь''' == | |
| − | + | Штурмовые отряды Гвардии Смерти откатываются вниз по склонам Полой Горы. Воины срываются со скал и лежат на единственной тропе. | |
| − | + | Сыны Льва торжествующе кричат и колотят окровавленными мечами по выщербленным щитам. | |
| − | |||
| − | + | Передышка продлится недолго. Им едва хватит времени очистить и прижечь раны, выправить клинки и перезарядить орудия. Враг, несмотря на тяжёлые потери, скоро перегруппируется и снова пойдёт в атаку. Ярость Тифа, его ненависть к Корсвейну и Первому легиону горит лихорадочным пламенем и не собирается гаснуть. Он их не отпустит и будет терзать до тех пор, пока от Тёмных Ангелов не останутся только белеющие в сумерках кости. | |
| − | + | — Откуда вы взялись, лорд? — Корсвейн тяжело дышит после страшного боя. Броня залита кровью так, будто он в ней купался. | |
| − | + | — Я же говорил, Гончая Калибана... Не задавай вопросов, — отвечает Сайфер, на котором не меньше алой жидкости. | |
| − | |||
| − | — Я | ||
Корсвейн качает головой. | Корсвейн качает головой. | ||
| − | — | + | — Так не пойдёт. Может, в другие времена я бы и послушал, но не здесь. Не сейчас. Гибнущий Тронный мир — вотчина лжи и призраков. А я должен вам верить. |
| − | — Разве я уже не | + | — Разве я уже не показал, чего стою, ваша светлость? |
| − | — | + | — Показали. Но этого недостаточно. Избавьте меня от сомнений. |
| − | — Я пришёл, потому что нужен | + | — Я пришёл, потому что нужен, — тихо отвечает Сайфер. — Так как Тёмные Ангелы нуждались в подтверждении, что ты достоин ими командовать. Что на этой войне именно ты — глашатай Великого Льва, за которым можно идти на смерть. Я вышел из духа Первого легиона, ибо там мой дом. Я всегда рядом, но появляюсь, только когда мой вид укрепит сердца воинов сильнее любого флага или штандарта. |
| − | — Император | + | — Вас послал Император, — говорит Корсвейн. |
| − | — Если ты так считаешь, то | + | — Если ты так считаешь, то да, — отвечает Сайфер. |
| − | + | Сенешаль опускается на колено и склоняет голову. Остальные следуют его примеру: Харлок и Траган, Бламирес и Бруктас, Ванитал и Ворлуа, и ещё три десятка воинов в массивных доспехах, покрытые кровью и грязью, прижимают клинки к груди и кланяются. | |
| − | + | Сайфер убирает оружие и обеими руками поворачивает голову Корсвейна так, чтобы тот смотрел прямо в скрытые за маской глаза. | |
| − | — Ты долго отсутствовал, лорд-сенешаль, — | + | — Ты долго отсутствовал, лорд-сенешаль, — произносит Сайфер. — Нужно было убедиться в твоей верности прежде, чем прийти на помощь. |
| − | — | + | — А мне — в вашей, — отвечает Корсвейн. — На этой безумной войне сложно отличить врага от друга. |
| − | Сайфер | + | Сайфер протягивает руку и помогает сенешалю подняться. |
| − | — | + | — Понимаю. Ты в своём праве. Сомнения служат бронёй настоящему воину. Равно как и доверие. Всё ещё сомневаешься? |
| − | Корсвейн | + | Корсвейн медлит с ответом, но впервые за несколько месяцев чувствует, будто его коснулись лучи света, будто некая могучая сила зажгла огонь и восстановила потерянные силы. |
Он качает головой. | Он качает головой. | ||
| − | — Значит, дух Первого | + | — Значит, дух Первого снова един, мой господин, — кивает Сайфер. — И да будет так, пока испытание не завершится. |
| − | — | + | — Сможем ли мы победить? — спрашивает Корсвейн. |
| − | — Мы | + | — Мы обратим Гвардию Смерти в бегство или погибнем. И успеем совершить ещё кое-что. |
| − | — | + | — Что? |
| − | — Мы | + | — Мы зажжём огонь внутри горы и принесём надежду на Терру. |
| − | |||
| − | ==5:xv. Осколки== | + | == 5:xv. '''Осколки''' == |
| − | + | В небе, расчерченном зигзагами молний и затянутом клубами тяжёлого дыма, бушует пучина эфирных энергий. Из туч хлещут потоки чёрного дождя, заливая и затапливая всё вокруг. В просветах облаков можно рассмотреть звёздное ночное небо... Но ночь — это тёмная плоть варпа, а звёзды — злобные, немигающие глаза. | |
| + | Рождённый среди волков Тьярас Грунли из Стаи делает последний вздох. | ||
| − | + | Он лежит на спине среди развалин барбакана Иреник. Оуслитовая плита станет его погребальным ложем. Из-за тяжёлых ран воин не может пошевелиться. Рядом валяются тела Кровавых Ангелов, Имперских Кулаков, Белых Шрамов, Саламандр, воинов Разбитых легионов и смертных из Имперской Армии. Они пали один за другим, пока не остался только Грунли. Его волосы слиплись от крови, а намокшая рукоять топора скользит под пальцами. Рядом с телами мёртвых братьев лежат трупы Гвардейцев Смерти, которых Волк прикончил, мстя за павших. Он убивал, пока мог держаться на ногах, но в конце концов раны взяли своё. | |
| − | + | Небо скрылось за чёрными тучами. Они такие низкие, что, кажется, вот-вот коснутся лица. Сквозь дымную пелену мерцают звёзды, будто следя за умирающим воином. Может, какие-то из них восходят зимними ночами над горизонтом Фенриса. | |
| − | + | Воркс из Гвардии Смерти оставил его умирать. Пожалел последнего удара. Счёл противника недостойным. | |
| − | + | Грунли и правда уже всё равно что мёртв. Он и сам это знает. Волк втягивает ноздрями воздух и понимает, что делает это в последний раз. На следующий вдох сил не осталось. Выдохнет — и всё закончится. | |
| − | + | Потому он задерживает дыхание, цепляясь за остатки жизни, тепла и воздуха. Пока он наполняет залитые кровью лёгкие, война ещё не проиграна. | |
| − | + | Нерождённые, что семенят, кривляясь, за Гвардией Смерти, подобно чумному обозу, эти кишащие паразитами трупоеды следуют за армиями Четырнадцатого, подбирая остатки. И сейчас они подползают всё ближе, принюхиваются и скулят, подначивая друг друга сделать ещё шаг к телу павшего Волка. Среди них ковыляют горбатые, уродливые гаруспики, читающие будущее по выдернутым из животов внутренностям. Они придут сразу, как воин испустит дух. | |
| − | + | Тьярас Грунли отказывается выдыхать. | |
| − | + | Соджук из Белых Шрамов вонзает тальвар в голову легионера Несущих Слово. Чтобы освободить клинок, приходится упереться в тело поверженного врага ногой. | |
| + | Он ведёт братьев в бесконечный налёт среди руин преграды Галлия, окружённых кольцами пламени. Нет ни стратегии, ни приказов от Архама или из Гегемона. В эфире раздаётся только бессмысленный треск помех. Поэтому они постоянно перемещаются, нападают, убивают, преследуют предателей на истерзанном подобии поля битвы, причиняя столько вреда, сколько получится. | ||
| − | Соджук | + | Эта манёвренная война противоречит философии братьев из Имперских Кулаков и Кровавых Ангелов. Соджук удивлён, что они вообще слушаются его приказов, несмотря на звание. Но за последние девять часов, если он не ошибся в расчётах, они вступили в бой тридцать два раза и одержали победу в каждом столкновении. Так он получил нечто более важное, чем звание, — уважение товарищей. |
| − | + | Они задерживаются на утёсе из разрушенных зданий, нависшем над рвом с горящими телами. Отсюда Соджук надеялся увидеть форт Хиндресс и южные рубежи обороны Палатина, но впереди возвышается разрушенная громада чего-то крайне похожего на Львиные врата. | |
| − | Это | + | Это невозможно, если только ветры войны не запутали их и не вывели в совсем ином направлении. Соджук полагает, что это какое-то другое здание. Может, другие врата. Он не очень хорошо помнит планировку Дворца, но это неважно. Интересен только враг, на которого можно поохотиться. |
| − | + | А угодьями для этого дела может стать любая территория. | |
| − | + | В заиленных рвах и грузовых траншеях к западу от их позиции что-то движется. Очередная группа врага, превосходящая числом его стремительно тающие силы. Но противники медлительны, а он быстр. Соджук кивком указывает на новую цель. | |
| − | + | — На что мы вообще надеемся? — спрашивает до смерти уставший солдат из Кализанской горты. | |
| − | + | — Ни на что, — отвечает Белый Шрам. | |
| − | — | + | — Но... |
| − | — | + | — Надежда вытягивает силы, потому что обещает слишком много. Радуйся, что у нас её нет. Когда не на что надеяться, то нечего и бояться. |
| − | + | Смерть расползается во все стороны. | |
| − | — | + | На разрушенных просторах Палатина воины с обеих сторон — и окружённые лоялисты, и атакующие предатели — пытаются выжить в схватке со стихией. Бесконтрольно расходящиеся пожары, ураганный ветер и чёрный ливень, облака ядовитого газа и дыма напирают со всех сторон. Люди сражаются за плацдармы, за возможность маневрировать, за укрытия и ориентиры, и не только друг с другом, но и с полем битвы. |
| + | Подразделения Эксертус наступают под проливным дождём по полям густой грязи и ищут знакомые здания, по которым можно определить координаты, — ведь стрелки компаса теперь крутятся как хотят. | ||
| − | + | Запертые в блиндажах и траншеях бригады ауксилии пытаются выйти на связь, не понимая, кто находится рядом. Потрёпанные колонны бронетехники, будто обезумев, ездят кругами по опустевшим улицам, пытаясь понять хоть что-то из показаний навигационных систем. Войска Механикум замирают как вкопанные и не могут ни выстроить маршрут к цели, ни выполнить программы-приказы. Отряды астартес пытаются перегруппироваться, но больше не верят системам брони и потому насторожённо крадутся по разбитым водоводам и вдоль разрушенных дорог, пытаясь сопоставить окружающую обстановку с картами Дворца по памяти. Многие избавились от шлемов, доверяя глазам больше, чем авточувствам. | |
| − | + | Все видят далёкие силуэты во мгле, башни и стены уцелевших зданий, чёрные громады крепостных стен, но ничего не узнают. Панорамы ни на что не похожи. Знакомые, заметные с большого расстояния конструкции находятся не на своих местах, или рядом с ними вырастают объекты, которых там никогда раньше не было. | |
| − | + | Более того, бойцы видят здания и памятники, которые раньше разрушились на их глазах. | |
| − | + | Ничему нельзя верить. Прицелы и дальномеры врут. Офицеры нервничают, обвиняют во всём миражи, фантомы, сошедших с ума разведчиков и наводчиков, ненадёжность исходных данных... Многие не понимают, где вообще находятся. | |
| − | + | Подразделения разворачиваются. Меняют позиции. Бесцельно ходят кругами. Они наступают на врага и внезапно обнаруживают, что тот всё время был за спиной. Солдаты покидают безопасные окопы и уходят прямо на минные поля. Кто-то перемещается в поисках лучших укрытий, а после зачистки блиндажей узнаёт собственные укрепления. Людей расстреливают за ошибки. Люди приходят в отчаяние. Люди сходят с ума при виде стен и башен, которые давно рухнули, забрав с собой их товарищей, а теперь вернулись и проступают сквозь мглу далёкими, злобными призраками. | |
| − | + | Среди руин Дозора Тарга 55-й Пан-полярный полк наступает под огнём орудий. Они предприняли эту почти самоубийственную попытку прорыва, чтобы вывести на позиции полевую артиллерию и обеспечить прикрывающий огонь стрелковым частям из Маглекса. За этот манёвр придётся сполна заплатить кровью, но командиру 55-го всё же удаётся занять залитую дождём насыпь и начать обстрел. Порядка двух сотен артиллерийских орудий в течение десяти минут рокочут, не смолкая ни на секунду. В трёх километрах от батареи расцветает пояс огненных шаров. | |
| − | + | И только тогда командир узнаёт, что каким-то образом, несмотря на продвижение под вражеским огнём, они оказались на другом фланге и всё это время обстреливали союзников. | |
| − | + | Командир Пан-полярного молча читает мятый документ, протянутый безмолвным адъютантом, приказывает прекратить стрельбу, отдаёт свой клинок ближайшему лейтенанту и уходит во мглу. Больше его никто не видел. | |
| − | + | У батареи ВТС-26 к востоку от Иреника после часа интенсивных боёв 414-й Людовикский штурмом берёт жилой квартал, в котором засел упорный враг. | |
| − | + | Ворвавшиеся в здания солдаты собирались установить там имперский штандарт, но обнаружили внутри скорчившиеся трупы бойцов из 9-го Густавского и их догорающие знамёна с двуглавым орлом. | |
| − | + | Огромные силы предателей ползут вперёд. Блуждая точно так же, как лоялисты, они не нуждаются ни в картах, ни в ориентирах, ни даже в глазах. Пантеон Четырёх указал путь и поведал истину: все дороги ведут в одно место. Все неизбежно доберутся до цели. | |
| − | |||
| − | ==5:xvi. | + | == 5:xvi. '''Позиция''' == |
| − | + | Процессиональ Метома закончилась. Дорога просто упёрлась в поле перепаханной земли, будто прогнивший деревянный волнолом, обглоданный морем и наполовину ушедший в песок. Орудийных палуб тоже не видно. Сомнительный план добраться до Дельфийской линии обороны придётся отбросить. Они движутся слишком медленно, таща на себе артиллерию. Войска находятся на открытой местности, но кажется, будто горизонт подобрался слишком близко и стал твёрдым, — это из-за поднимающихся со всех сторон стен пепла и пыли в тридцать километров высотой. Агата замечает чёрный особняк и решает, что эта позиция ничем не хуже других. Им нужно место, где можно остановиться, окопаться и сражаться, а это — единственный достойный вариант на многие километры вокруг. | |
| − | Маршал | + | Маршал Агата старается не обращать внимания на непроходящую боль в распухшей щеке и челюсти и отдаёт приказы. Офицеры кивают и возвращаются к подчинённым. Файкс идёт за ней внутрь. |
| − | Чёрный особняк — как | + | Чёрный особняк — так Файкс окрестил его, как только увидел, — это большое, крепкое здание. Оно пострадало: как минимум одно крыло обрушилось под недавними обстрелами. Но несущие стены могут похвастаться внушительной толщиной, и благодаря им постройка пережила всех соседей, превратившихся в груды битого камня. Агата полагает, что должна знать это место. Оно выглядит знакомым и, очевидно, когда-то было крупным памятником архитектуры. Это, правда, не очень много значит в городе, состоящем из таких памятников. Их новое прибежище — приземистое, угловатое, широкое строение огромных размеров и почти полностью чёрное. Не так давно в нём явно был пожар, поэтому Агата решает, что камни просто обуглились. |
| − | + | Сойдёт. | |
| − | + | Большая часть бойцов, порядка трёх тысяч человек, остаётся снаружи и оборудует позиции для полевой артиллерии — основы их огневой мощи. Агата велела офицерам организовать перекрывающиеся секторы стрельбы на западном и восточном флангах. Все атаки за последние несколько часов начинались с этих направлений. Километрах в двадцати, за пепельной завесой, идёт какой-то жуткий, вероятно танковый, бой. Агата полагает, что первые враги придут оттуда. Разведчики, которых отправили вперёд, используют флажки, фонари и свистки, потому что вокс-связь пропала полностью. | |
| − | Люди | + | Люди устали волочить на себе орудия и тележки с боеприпасами. Агата полагает, что противников удастся засечь, когда те подойдут на два километра. Это даст время на артиллерийский залп. Другое дело, если они зайдут с юга или, например, с севера. Её солдаты — стрелки, инженеры и лёгкая пехота. Если предателям-астартес удастся подобраться достаточно близко, то это даже боем назвать не получится. |
| − | + | Направления — восток, запад... Они теперь достаточно условны. Компасы не работают, похоже из-за какой-то электромагнитной аномалии, а приборы сгорели. Солнца, по которому можно было бы ориентироваться или прикинуть время, тоже не видно. Маршал руководствуется интуицией. До настоящего момента это помогало выжить. С другой стороны, благодаря интуиции она уже слишком долго живёт в этом аду. | |
| − | Если | + | Если Агата ошиблась, то им придётся отступить в сам особняк и использовать его как крепость. Здание похоже на форт: толстые стены, узкие окна. Может, это он и есть? Может, это Лафей? Или Эрмитаж. Если Эрмитаж, значит, три или четыре верхних этажа были разрушены, но обломков нет. |
| − | + | Они с Файксом проходят внутрь и осматривают новую цитадель. Передовые отряды из 403-й штурмовой роты ушли искать неприятные сюрпризы по комнатам. | |
| − | + | Внутри всё разрушено, но уцелевший остов ещё держится. Стены в некоторых местах доходят до десяти метров толщины. Ворота и проходы крепкие, их будет удобно оборонять. В проёмах остались обломки решёток и взрывостойких дверей. Некоторые створки, напоминающие двери банковских сейфов, застряли в пазах, но их, возможно, получится опустить, если расчистить завалы. | |
| − | Обломки | + | Обломки и каменная крошка покрывают пол сплошным слоем. Огонь внутри пылал так яростно, что не осталось ни мебели, ни украшений, ни трупов. Агата замечает среди камней оплавленные куски металла. Но, каким бы сильным ни был пожар, сейчас всё остыло. Агата чувствует, как холод пробирает до костей. Из трещин в перекрытиях капает вода. В пустых комнатах гуляет эхо. |
— Что? — спрашивает она. | — Что? — спрашивает она. | ||
| − | — Маршал? — Файкс | + | — Маршал? — поднимает бровь Файкс. |
| − | — Что ты | + | — Что ты говорил? |
| − | — | + | — Ничего, мэм. |
| − | + | Агата хмурится. Кто-то только что говорил. | |
| − | |||
| − | ==5:xvii. | + | == 5:xvii. '''He здесь и не там''' == |
| − | + | Сопровождение подопечных в башню занимает больше времени, чем полагал Амон. | |
| − | + | Намного больше. Прямой путь через процессиональ Галитэ каким-то образом приводит во двор Босфора. Кустодий возвращается. Через верхний Юлунси они должны были оказаться на мосту Альбедо, перекинутому через вентиляционное ущелье между залом Маршалов и бельведером Ариадны, но видят перед собой площадь у красных каменных врат Магистари, которую наводнили толпы перепуганных придворных и длинные шеренги сбитых с толку слуг, сжимающих в руках узелки с пожитками. Они похожи на торговые караваны, потерявшиеся в пути. Пожилой мужчина из высшей аристократии, если судить по одежде, взобрался на невысокий бортик центрального фонтана и без явной причины поёт оттуда какую-то старинную песню. Псалом. В это время и в этом месте. Откуда люди вообще знают тексты старых псалмов? | |
| − | + | Всё равно его никто не слушает. Амон некоторое время наблюдает за происходящим и разворачивается. | |
| − | Врата | + | Врата Меланхолии заблокированы обломками рухнувшей стены. Во вратах Пасифаи затор из-за бесконечного потока беженцев, жаждущих добраться до надёжного укрытия. Кроме того, за аркой Амон видит высокие стены Восточных подступов, из которых они только что ушли, а не длинную виа Астериус, которая должна там быть. |
| − | + | Процессиональ Энопиона постепенно наполняется бегущими от войны жителями зоны Империалис и упирается в неизвестно откуда взявшуюся стену. Путь Фоанта, почему-то пустой и тёмный, ведёт только на крытую кольцевую галерею Таврополиса. Пройдя по каналу Мифемы, группа почему-то оказывается в заставленном статуями внутреннем дворике к западу от Оружейного дома. Здесь чего-то ждут несколько полных экипажей боевых звездолётов. Люди напуганы, но в то же время апатичны. Некоторые так и не успели поменять лётные комбинезоны на что-то более подходящее для ситуации. Многие статуи исчезли с постаментов неизвестно куда. На один из них взобрался пожилой мужчина и поёт тонким, дребезжащим голосом. | |
| − | Он | + | Он выглядит совершенно неотличимо от аристократа на площади Магистари, но Амон понимает, что это невозможно. И песня вроде бы та же самая. Кустодию нет до этого дела. Он глубоко обеспокоен неожиданными перемещениями, потому что знает Дворец как свои пять пальцев. Это его обязанность, а память стражей идеальна. Как можно было допустить столько ошибок? |
| − | — Я очень устал | + | — Я очень устал, — заявляет Фо (потому что хожу уже намного дольше, чем хотел бы). — Кустодий, ты что, заблудился? |
— Нет, — отвечает Амон. | — Нет, — отвечает Амон. | ||
| − | — | + | — А я успел натереть мозоли, — замечает старик (и это правда: мозоли очень болят). |
| − | — | + | — Хватит капризничать, что ты как маленький, — говорит Андромеда-17. |
| − | — Я не | + | — Я уже давно не маленький, — отвечает Фо. — Хотя, конечно, не отказался бы им стать. Вернуть молодость. Как было бы хорошо, а? Это тело такое старое и слабое. |
| − | — | + | — Я бы много от чего не отказалась, — огрызается Андромеда. |
| − | — | + | — Может, всё-таки заблудился? — шёпотом спрашивает у Амона Ксанфус, Избранный Малкадора. |
| − | — Нет | + | — Нет. |
| − | Спустя десять минут, | + | Спустя десять минут (или отрезок времени, который ощущался как десять минут) кустодий доказал, что не лгал. Перейдя через широкий циркуляционный ров по Эгейскому мосту, они вышли к нужной башне. Амон предпочёл умолчать о том, что ожидал совсем иного и что Эгейский мост раньше вёл в другое место. Напротив, он рассказывает Ксанфусу, что «из соображений безопасности пришлось идти окольной дорогой». |
| − | На | + | На высокой эстакаде воет ветер. Климатические системы Дворца перемещают потоки воздуха по рву под ногами с ураганной скоростью. И это не освежающий бриз. Ветер тёплый и пахнет гарью. Амон знает, что климат в окружённом и осаждённом Санктуме начинает постепенно деградировать. Фильтры не справляются с поступающим количеством токсинов и примесей. Раньше погоду в Санктуме Империалис можно было программировать: задавать параметры облаков и режим осадков под куполом щита. Теперь же небо всегда угольно-чёрное, низкое и расчерченное капиллярами молний. На юге и западе виднеется красное зарево. Видимость тоже снизилась. |
| − | — | + | — Смотри, — Фо тычет пальцем. — Вон там что-то сверкает. Видите? Это щиты отключаются, да? Пустотные щиты Санктума трещат и расходятся по швам? |
| − | — Нет, — | + | — Нет, — отвечает Амон. |
| − | — | + | — Думаю, да, — говорит Фо (потому что так оно и есть). |
| − | — Нет, — | + | — Нет, — настаивает кустодий. |
| − | С запада | + | С запада доносится длинный, протяжный рокот, похожий на далёкие аплодисменты, которые постепенно становятся всё громче. Шпиль Кастеляна в пяти километрах от их позиции медленно клонится набок и сползает в циркуляционный ров. Всё происходит неспешно: нижние уровни начинают дрожать и вспучиваться, потом вершина башенки почти элегантно покачивается, и всё здание складывается внутрь, превращаясь в поток каменных обломков, несущихся вниз в облаке пыли. |
| − | — | + | — Выглядит не очень хорошо, — замечает Фо. |
| − | — | + | — Действительно, — отзывается Амон. — Не очень. |
| − | + | Поток воздуха во рву подхватывает стену коричневой пыли. Она стремительно приближается, будто фронт песчаной бури. | |
| − | — | + | — Внутрь, — командует кустодий. |
| − | Он | + | Он пропускает спутников вперёд и окидывает взглядом город. Ему бы очень хотелось поговорить с капитаном-генералом и получить наконец однозначные указания касательно Фо. |
| − | Но уже несколько часов | + | Но капитан-генерал не выходит на связь уже несколько часов. |
| − | |||
| − | ==5:xviii. | + | == 5:xviii. '''Надвигается тьма''' == |
| − | + | Тридцать девять секунд с начала боя, и они сражаются практически вслепую. | |
| − | Нейросинергетическая | + | Нейросинергетическая сеть даёт сбой. Плотная, почти осязаемая темнота обволакивает со всех сторон. Она тянет к земле руки и давит на плечи, будто масса вулканического пепла или плащ из тяжёлой ткани; пропитывает мысли чувством вины и стыда, заливает золотую броню и липнет к ней, как масло; клубится вокруг, подобно пыльному облаку или кошмарной стае птиц. Миллиарды чёрных точек роятся и движутся в едином порыве. Кажется, что темнота просачивается в шлем, заливая рот и глаза. |
| − | + | Среди её потоков движутся силуэты, которые Вальдор замечает лишь мельком: существа с крыльями летучей мыши, блестящие, будто слюда, и текучие, как шёлковая ткань; огромные, похожие на скатов создания с длинными хвостами. Он чувствует, как они проносятся мимо, задевая доспехи перепончатыми крыльями. Одно из них резко дёргается и утаскивает Соратника Альделя во мглу. Больше его никто не видел и не слышал. Константин бьёт копьём по хищным теням, но они будто сотканы из жидкого дыма. | |
| − | + | Единственным источником света остались выстрелы: белые вспышки болтеров, жёлтые лучи немногих уцелевших адратических излучателей, искрящие синие и розовые огоньки варп-пламени, загорающиеся в изменчивой пустоте. Так много источников света, но все бесполезны. | |
| − | + | Вокруг поредевшей роты внезапно вырастает целый лес из узловатой, влажно блестящей плоти. Мясистые деревья размахивают ветвями-конечностями, из которых вырывается адское пламя. Стволы, вдвое превышающие рост кустодия, раскачиваются из стороны в сторону на несуществующем ветру. Они напоминают актиний, мерно колышущихся в потоках непроглядной тьмы. Складки плоти, похожие на широкие юбки, полощутся, подобно жабрам, а грибная мякоть стволов мерцает проклюнувшимися гроздьями выпученных глаз. Они скользят по поверхности демонических деревьев, оставляя за собой дорожки жирной слизи. Пламя, вырывающееся из конечностей этих созданий, плавит аурамит и сжигает Кустодиев заживо. Константин пытается обрубить мясистые ветви прежде, чем те успеют выплюнуть смерть. От ударов некоторые создания лопаются и взрываются, а другие — падают наземь и сдуваются, как пробитый воздушный шар. Заключённый внутри огонь рвётся наружу и течёт, как горючая жидкость. Его языки складываются в крохотные, карикатурные подобия самого Константина и его воинов. Они пляшут и смеются под ногами золотых великанов. Если их ударить или раздавить ногой, то розовое пламя рассыпается на синие угли, что жадно вгрызаются в поножи и сабатоны, глодая их, как горящий фосфор. Вальдор срубает деревья сразу, как те вырастают из земли, таранит их плечом, опрокидывает древком копья и пронзает сияющим наконечником. Он узнаёт новые имена, которые не может не произнести: К’Чан’цани’и. | |
| − | + | Константину уже не интересны новые способы убивать врагов. Накопившиеся знания пахнут гнилью. | |
| − | + | Темнота вокруг заходится смехом. Вальдор не обращает на неё внимания. Некоторые кустодии начинают смеяться. На это он тоже не обращает внимания. Некоторые из них уже мертвы. Но и это не беспокоит капитана-генерала. Он слышит пение: подобия голосов тянут подобие слов, а клубящаяся тьма раскачивается, подчиняясь ритму мелодии. Причитание бьётся на девять долей в такте со странным, хромым, привязчивым ритмом. Оно напоминает Константину древние балканские песни из времён до Единства. Имена, заполонившие память, подсказывают, что это каирический гимн, которому запрещено звучать во Вселенной. Ещё одна вещь, не имеющая значения. | |
| − | Диоклетиан Корос | + | Диоклетиан Корос выбирается на открытое пространство и кричит. Нейросинергии больше нет, но кустодии слышат голос трибуна. Они смыкают ряды и следуют за ним, держась за наплечники друг друга, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве, одновременно сбивая с золотых доспехов огонь, отражая удары щёлкающих клювов и кожистых крыльев. Диоклетиан прокладывает путь по наклонному уступу из мышечной ткани с бортиком из блестящего жира и сухожилий. Из покрытой хрящами стены за спиной проступают толстые рёбра. |
| − | + | Демон атакует. Это самая большая тварь, с которой они столкнулись за тридцать девять — уже сорок — секунд с начала боя. Константину кажется, что создание похоже на гигантского трупоеда-стервятника, но рассмотреть врага кустодий не может. У монстра огромные сутулые плечи, длинная гибкая шея и птичий клюв размером с гравицикл. Его невидимые крылья кажутся такими большими, что могут обхватить всю Галактику. Он бьёт ими по поредевшим рядам воинов Императора, сокрушая Моза и Тибериана. Префект Каледас, отброшенный ударом, срывается в чёрную бездну. Константин не видит товарища и не знает, как далеко тот упал, но слышит крик. Он звучит слишком долго и наконец сливается с песней на девять долей. | |
| − | Демон | + | Демон не останавливается. Изогнутые когти, каждый размером с гарпунный захват из тех, что устанавливают на боевых титанов, впиваются в мясистый уступ, и существо замирает, будто на насесте, нанося удары длинным клювом. Его крылья повсюду: они молотят по воздуху, наполняя его фрагментами перьев и вонью птичьих вшей. Зазубренный клюв пришпиливает Лафроса к стене. Кровь одинаково течёт из пронзённого тела и развороченной обшивки. Симарканту удаётся воткнуть копьё в бок демона, прямо под левым крылом, и, налегая на древко всей массой, кустодий пытается сбросить чудовище вниз. Оно разворачивается к новому врагу, резким движением шеи откинув в сторону труп Лафроса. Людовик рассекает глотку твари силовым мечом. |
| − | Огромная туша | + | Огромная туша, продолжая хлопать крыльями, падает с уступа, рассыпая перья и пух, что вспыхивают сразу, как касаются любой поверхности. Застрявшее между рёбер копьё Симарканта тоже улетает в пропасть. Вальдор в последний момент успевает поймать самого кустодия за руку и вытягивает его обратно. |
| − | + | Воин на мгновение стискивает ладонь командира и подбирает топор Лафроса, лежащий тут же на полу. | |
| − | Константин | + | Константин приказывает продолжить наступление, но никто не двигается. Диоклетиан сообщает, что дороги нет. Уступ просто сливается со стеной из плоти. Очередной тупик, такой же, как все предыдущие. Кустодии потерялись. Скоро они потеряют и жизни. |
| − | + | Темнота становится гуще и тяжелее. Это невозможно, но происходит. Движущаяся чернота, пульсирующая в ритме на девять долей, сковывает и душит, проникает в ноздри, уши, горло, внутренности и глаза. Константин выкрикивает недавно узнанные имена, чтобы сдержать натиск, но язык опух и еле движется в залитом чёрной жижей рту. | |
| − | + | Сорок три секунды с начала боя. | |
| − | |||
| − | + | ''Вальдор и кустодии, сомкнув ряды, сражаются с тьмой…'' | |
| − | |||
| − | + | == 5:xix. '''Жизнь после смерти''' == | |
| + | Ракеты пронеслись над матовой жижей и ударили по дальней части укреплений на площади Шествий, но это просто отвлекающий удар. Поднятые в воздух комья земли ещё не успели упасть, а Максимус Тейн и последние уцелевшие боевые братья выходят на парапеты. Они успевают занять позицию за несколько секунд до начала очередного штурма. | ||
| − | + | Предатели, по большей части обезумевшие Пожиратели Миров с приданными им вспомогательными подразделениями Механикум, надеялись, что ракетный удар расчистит стены и заставит защитников засесть в укрытиях, пока они сокращают дистанцию. Роты Эксертус под командой Тейна — усталые, покрытые коркой грязи бойцы из разных полков — действительно прячутся в траншеях и обшитых бронеплитами укрытиях, но Имперские Кулаки упрямо держат строй. | |
| − | + | Доспехи Тейна обожжены и покрыты вмятинами, отдельные пластины потрескались или отвалились. Боёк молота выщербился и обгорел, а рукоять скользит из-за налипшей органической каши. Закрывая глаза, Тейн каждый раз видит резню на Золочёной аллее. Лучшие воины Императора один за другим гибли под ударами наступающих легионов проклятых и следующей за ними орды демонов. | |
| − | + | Тейн должен был погибнуть там. Лишь усилием воли он сам и несколько боевых братьев смогли вырваться из западни, пробиться сквозь фланговые порядки врага и, вернувшись, донимать огромную армию сериями беспокоящих атак. С тех пор они сражаются без остановки. | |
| − | + | Отступать нельзя. Кулаки Преторианца всегда держат строй — этот принцип накрепко отпечатался в его душе. Но владыка Дорн лично рассказывал Тейну об ошибочности буквального восприятия тезисов. Иногда удержание позиций становится бессмысленным самоубийством, а новая линия обороны, возведённая на следующем рубеже, может оказаться серьёзным препятствием для неприятеля. Каждый Имперский Кулак готов умереть на доверенном ему клочке земли, но ветераны легиона предпочтут продать свои жизни как можно дороже. | |
| − | + | Большинство воинов под его командой — это недавние инициаты. Кроме ветеранов Колхиса и Ноксара, а также яростного хускарла по имени Берендол. Инициатов из-за военного положения в срочном порядке посвятили в ранг полноценных боевых братьев. Они хорошие воины и многого могли бы добиться, но недостаток опыта и слепая вера в догматы легиона не дают им реализовать весь потенциал. Тейн и выжившие ветераны учат новичков своим примером. Всегда можно упереться и славно погибнуть, но куда больше доблести в том, чтобы научиться на ошибках и стать лучше. Гибкость, манёвры и постоянные беспокоящие атаки более эффективны для обороны против врага, обладающего подавляющим численным превосходством в условиях отсутствия чёткой линии фронта. Тейн и сам выучил несколько новых приёмов, наблюдая за действиями союзных Белых Шрамов. Пятый легион, привыкший к внезапным атакам и отходам, должен был стать бесполезным во время осады. Но они приспособились: свойственное Шрамам непостоянство оказалось применимо даже к их военной доктрине, которая, в свою очередь, также постоянно менялась и совершенствовалась. Тейн видел, как они применяли своё искусство войны для манёвренной обороны и защиты через атаку. Никаких слов не хватит, чтобы передать его восхищение мастерством союзников. | |
| − | + | Инициаты, горячие головы, истово верящие в фундаментальные принципы легиона, иногда пытаются оспорить решения Тейна, потому что испытывают ужас при мысли об отходе или отступлении. Он спокойно относится к критике и рад, что юнцы не стесняются отстаивать свою точку зрения. | |
| − | — | + | — Я отступаю, — говорит он, — и продолжаю жить. Только поэтому у меня есть возможность преподать вам этот урок. И сделать кое-что ещё. |
| − | — | + | — И что же, господин? |
| − | + | — Убить ещё нескольких ублюдков. | |
| − | + | Они смотрят ему в глаза. Кто-то бормочет, что «смерть лучше бесчестья». | |
| − | — | + | — А в чём больше чести? — спрашивает капитан. — В одном убитом предателе или в сотне? Это хороший девиз, но спросите себя, что именно он означает. И ещё спросите: «Сколько смертей?» |
| − | — | + | — Но мы умираем лишь раз, господин. |
| − | + | — Я говорю о смертях врагов. Сколько предателей нужно убить, чтобы не потерять честь? Куда большим бесчестьем является закостенелый разум, из-за которого воин достигает лишь малой части возможного. | |
| − | + | Боевой молот дробит голову Пожирателя Миров, показавшуюся над парапетом. Она безвольно повисает на сломанной шее, и легионер валится вниз со стены. Это первый. Ревущая толпа карабкается по земляному валу, будто снежная позёмка. Пожиратели. Теперь он называет их просто Пожирателями, отказав врагу в чести называться полным именем. Они превратились в диких зверей, падальщиков, поедающих трупы, и более не заслуживают звания астартес. | |
| − | + | Молот бьёт наверняка. Тейн не колеблется. Берендол на левом фланге убивает противника одним ударом тяжёлого меча. Со стороны движение может показаться ленивым, но на деле говорит о полном понимании момента, баланса оружия и необходимого количества усилий. Дальше по стене стоит Колхис. Он чередует взмахи цепного меча и выстрелы из болт-пистолета, создавая непредсказуемый для Пожирателей Миров ритм боя. | |
| − | + | Справа Молвэ и Демений, двое инициатов, которых Берендол пренебрежительно окрестил братьями-практикантами, молотят врага, как зерно на мельнице. Они бьют намного чаще и сильнее Тейна и других ветеранов. На каждый его удар они успевают сделать два или даже три. | |
| − | + | Но все приходятся по одной и той же цели. | |
| − | + | Капитан не знает, почему они так себя ведут: из-за яростного отчаяния — ибо даже ветераны бесконечных войн время от времени чувствуют его в этот последний из дней — или это говорит юношеская гордость и воины не хотят ударить в грязь лицом перед командиром. Он точно знает, что последние часы перед падением Терры — неподходящее время для наставлений, но сейчас оно может помочь как никогда. | |
| − | + | Не нарушая ритма и не оборачиваясь, он вызывает братьев по внутренней вокс-связи. | |
| − | + | — Сбавьте темп. Думайте, куда бьёте. Один точный удар лучше, чем три быстрых. Каждая атака заканчивается смертью врага. Не тратьте силы — они умирают только один раз. | |
| − | О большем он не | + | Молвэ и Демений подчиняются в ту же секунду, не задавая вопросов и не поворачивая головы. Они сосредотачиваются на технике, а не скорости. Количество убитых врагов не становится меньше. Тейн для юных воинов стал образцовым легионером астартес. О большем он и не просит. |
| − | + | С дальнего конца линии обороны что-то кричит Ноксар, но Тейн успевает разобрать только половину. Конец сообщения тонет в механическом рёве. Укрепления Кулаков захлёстывают струи ослепительно яркого пламени, поглощая целые отряды Пожирателей и поднимаясь к самым парапетам. Двое легионеров-инициатов, пылая, как метеоры, падают со стены в траншею. | |
| − | + | Вооружённые тяжёлыми огнемётами и мелта-орудиями штурмовые машины предателей из числа Механикум ползут сквозь строй Пожирателей. Никто не использует огонь и жар, если впереди есть союзники. Но механикумов не заботят старые правила. Возможно, этот их союз с воинами Двенадцатого был случайным. Или марсианские ублюдки решили стать единственными победителями в сражении и отобрать славу у диких сынов Нуцерии. Или им просто всё равно. В разуме Тейна рождается леденящая душу мысль, что Пожирателям Миров тоже всё равно. Нет времени обдумывать готовность предателей жертвовать собой ради победы. Камень и броня плавятся и утекают, как вода. Огненная ярость орудий, созданных, чтобы поджигать могучих титанов, сносит парапет. | |
| − | + | Стена пламенной смерти вырастает перед Имперским Кулаком. Она сияет так ярко, что может спалить всю планету. Последние мысли Тейна — о владыке-примархе. Сейчас он умрёт и так и не узнает, подвёл ли отца или дал повод гордиться. | |
| − | + | == 5:хх. '''Непокорённый''' == | |
| + | Однажды оно пытается разговаривать новым голосом. Говорит: «Тут есть тень под этой красной скалой (приди же в тень под этой красной скалой), и я покажу тебе нечто, отличное от тени твоей, что утром идёт за тобою, и тени твоей, что вечером хочет подать тебе руку; я покажу тебе ужас в пригоршне праха»<ref>Т.С. Элиот, «Бесплодная земля», перевод А. Сергеева.</ref>. | ||
| − | + | Слова звучат достаточно чётко. Он не понимает их смысл, хотя стена и похожа на багровую скалу и отбрасывает прохладную тень, в которой хочется посидеть, а всё вокруг усыпано прахом. Голос тоже кажется знакомым. Он принадлежит воину без символов и обозначений на доспехах. На броне Дорна тоже ничего такого нет, ветер давным-давно стёр все гербы и надписи. Может, этот воин тоже потерялся в пустыне? Не получается вспомнить имя. Всё было так давно... К тому же краснота совершенно точно умеет подражать голосам. | |
| − | + | И всё же это короткое, выцветшее воспоминание о безымянном воине пробуждает мысли о прошлом, которое, казалось, уже сгинуло в песках. Он начинает чертить на стене новый план. | |
| − | |||
| − | + | Я Рогал Дорн. Я не покорён. | |
| − | |||
| − | + | ''Просто сдайся. Просто скажи. Скажи. Кровь — для кого она?'' | |
| − | + | Шёпот отвлекает. Спустя ещё несколько лет он решает разговаривать во время работы, чтобы заглушить чужие голоса. Красноте это не нравится. | |
| − | — | + | — За два тысячелетия до начала первой эры на Терре народом Шумери была написана эпическая поэма, известная как «Миф о Гигамеше», в которой двое воинов спорят, стоит ли казнить схваченного врага... |
| − | + | Краснота за стеной раздражённо шипит. Снова. | |
| − | + | — В конце концов они решают убить пленника. И этот поступок навлекает на них гнев того, что в те времена считалось богами. Никаких богов не существует. Но в данном конкретном случае они — метафора общественного осуждения. Тридцать тысяч лет назад в этой поэме люди впервые в известной истории задумались об этике ведения войны. Создали концепцию справедливого и несправедливого убийства. К военному ремеслу применили принцип морали. | |
| − | + | Краснота рычит, выражая недовольство. | |
| − | + | — Человек уже тогда понимал, что кровь не льётся просто так, — с улыбкой добавляет он. | |
| − | + | Очередной рык. | |
| − | + | Дорн продолжает работу: чертит линии, создаёт планы. На самом деле примарх не разговаривает с краснотой, потому что это невозможно. Он, во всяком случае, не готов к таким беседам. Но больше здесь никого нет. Разговор нужен, чтобы не слышать шёпот и иметь возможность сконцентрироваться. То, что сказанное раздражает красноту, не более чем приятное дополнение. | |
| − | + | — Спустя некоторое время... мы можем только предполагать, конечно, но по оценкам оно составляет порядка полутора тысяч лет... Итак, спустя полторы тысячи лет древняя цивилизация Эленики разработала первые правила ведения войны. Они не были обязательными и не закреплялись в законах, но социум согласился соблюдать их. | |
| − | + | Он помнит эти вещи, которые изучал когда-то очень давно. Кто-то рассказал ему всё это. Отец? Да, наверное, у него был отец. Дорн, будто мантру, повторяет историю этики военного дела, фокусируя на ней медленно ржавеющий рассудок, использует её, чтобы отгородиться от шёпота. Просчитанный раздражитель. | |
| − | + | Он продолжает разговаривать сам с собой. Поначалу это выглядит странным, ведь в пустыне сто лет звучали только шёпоты. Звук человеческого голоса кажется удивительным. Примарх практически забыл, что такое речь. | |
| − | + | ''Сдайся. Подчинись. Скажи. Скажи, для кого кровь...'' | |
| − | — | + | — Около трёхсотого года первого тысячелетия, в исторический период Восточноевразийской империи, именуемый Сражающимися царствами, была создана концепция ''и бан,'' регулирующая применение военной силы. Это позволило формализовать и оправдать убийство, сделав его высшей мерой официального наказания. Его могла применять только правящая элита: короли, властители, императоры. Больше кровь не принадлежала никому. |
| − | + | Краснота рычит за стеной. | |
| − | + | — Позже эта концепция получила имя ''jus ad bellum.'' | |
| − | + | Проходят годы. На стене появляются новые планы, отбрасываются и изменяются. Краснота прекращает шептать: ей не нравятся читаемые скрипучим голосом лекции и скрежет металла по камню. На смену словам приходят звуки. Шум с противоположной стороны стены. Далёкий рокот битвы и разрушения. | |
| − | + | Дорн замирает и вслушивается. Прижимает ухо к камням. Источник звуков рядом, прямо за кладкой. Они так манят! Но на стену нельзя взобраться: она слишком высокая, а если взойти на вершину самой большой дюны, всё равно не получится за неё заглянуть. Но ему хочется. Он хочет видеть. Хочет отпустить всё. Сдаться. Шагнуть в потоки крови и перестать думать. | |
| − | + | Единственный способ выбраться, оказаться по ту сторону — это покориться и сказать, что хочет краснота. | |
| − | — | + | — Я — Рогал Дорн, — говорит он вместо тех слов. |
| − | + | == 5:xxi. '''Последние дни нашей славы''' == | |
| + | Внушительные силы Кровавых Ангелов, Имперских Кулаков и Белых Шрамов под командой Азкаэллона выдвигаются, чтобы занять Хасгард. К моменту их прибытия Ранн и его люди снова прочёсывают всю систему бункеров, выносят трупы и сваливают их в заполненную кислотой гигантскую воронку к западу от крепости. | ||
| − | + | Теперь на линии фронта появился выступ, с которого можно атаковать вражеские силы, движущиеся в сторону Дельфийской стены. Связь плохо работает на больших расстояниях, и потому Намахи отправляет пару Белых Шрамов на гравициклах с докладом Архаму. Нужно скоординировать действия между небольшим отрядом Ранна и основными силами лоялистов. По прикидкам Имперского Кулака, они смогут удерживать Хасгард в течение суток. Дольше, если Архам сможет поддержать их бронетехникой или тяжёлыми орудиями. Следопыты Белых Шрамов на гравициклах и пешком патрулируют местность между Братством, Хасгардом и Виадуком, отслеживая перемещения врага. Скоро они появятся в огромном количестве. | |
| − | + | Остальные готовятся к бою в разорённой сети бункеров. Боеприпасов очень мало. Им повезло найти на складах пару ящиков с болтерными и иными снарядами. Это всё, что осталось от запасов изначального гарнизона. Никто не хочет обирать трупы предателей. Их снаряжение кажется проклятым, пропитанным той же скверной, что и хозяева. | |
| − | — | + | — Дни нашей славы закончились на битве у Врат, — говорит Азкаэллон Ранну, когда они садятся на крыше одного из бункеров, наблюдая за обстановкой. Сангвинарный гвардеец, как и все Кровавые Ангелы, говорит просто «Врата», как будто других не существует. Возможно, для них так и есть. Речь о недавнем героическом сражении Ярчайшего против Ангрона и мерзостного демонического бича Девятого. Этот несравненный подвиг позволил запечатать последнюю крепость. |
| − | |||
| − | + | Но Сангвиний покинул поле боя. Он, Дорн, Вальдор и Император отправились на последнюю битву, последнее противостояние. Простые солдаты, такие как Ранн, скорее всего, никогда не узнают подробностей. Судьбу Дворца великие доверили своим сынам-астартес. | |
| − | |||
| − | + | — Всё закончилось там, — продолжает Азкаэллон. Печаль в голосе странно контрастирует с болезненной красотой воина. — Мой Сияющий Повелитель должен был закрыть Врата. Выбора не было. Ублюдки Ангрона наступали в несметных количествах. Думаю, принять решение было невыносимо тяжело, но он справился, потому что силён. Санктум нужно защитить. Запечатать. Он провёл внутрь стольких, скольких смог. | |
| − | + | — Но не тебя? — спрашивает Ранн. | |
| − | — | + | — Времени не хватило, — отвечает Кровавый Ангел. |
| − | + | — Значит, вас оставили? | |
| − | + | Сангвинарный гвардеец качает головой. Он сожалеет, что произвёл неверное впечатление. | |
| − | — | + | — Нет, Фафнир. Я сам решил остаться. Как и остальные. Я, Несущий Печаль, Ринас Дол, Гаэллон и другие. Внутрь зашли те, кто сражался близко к Вратам. Остальные держали дальние рубежи. Отступление заняло бы время, а это риск... — Он на миг замолкает. — Поэтому мы решили остаться. Пожиратели Миров атаковали бесконечной лавиной. Сделав выбор, мы отправили владыке сообщение: «Закрывайте Врата». И остались на позициях, чтобы повелитель и остальные успели зайти внутрь. Так было нужно. Кто-то должен был отбить атаки. Иначе Врата бы пали. |
| − | — | + | — Как вы выжили? — спрашивает Ранн. |
| − | + | Азкаэллон смотрит на Имперского Кулака с удивлением, будто бы тот усомнился в воинском мастерстве Сангвинарного гвардейца. | |
| − | + | — Нет, серьёзно. Это была великая жертва. В тех условиях... | |
| − | — | + | — Мы сражались, — отвечает Кровавый Ангел. |
| − | + | — Не сомневаюсь, сэр. Но как вы смогли уцелеть? | |
| − | + | Азкаэллон пожимает плечами. | |
| − | — | + | — Я правда не знаю. Мы дрались. Трон, это было настоящее безумие. Хотели забрать с собой в могилу столько врагов, сколько сможем. Казалось, прошло много часов, хотя я был уверен, что проживу лишь несколько секунд. А потом... натиск ослаб. Они замедлились. Атака выдохлась. Возможно, вид гибнущего примарха сломил их дух. Или дело в том, что Врата закрылись и они поняли, что нет смысла продолжать. Появился шанс, и мы им воспользовались. Пробились сквозь строй, прочь от стены, и скрылись в руинах Палатина... |
| − | + | Он переводит взгляд на Ранна. | |
| − | — | + | — В конце концов мы разбили лагерь в разрушенном бастионе. Перегруппировались. Вскоре удалось объединиться с силами твоего командира Архама. С тех пор продолжаем сражаться. |
| − | + | Кровавый Ангел ненадолго замолкает, прежде чем продолжить. | |
| − | — | + | — Странно вот что, — задумчиво тянет он. — Руины, ставшие нашим пристанищем... Они не могли находиться далеко от Врат, потому что отступление не заняло много времени. Пожиратели Миров окружали со всех сторон, будто море. Но, клянусь, я уверен, что это был Авалонский бастион. |
| − | + | — Но от Врат до него много километров, — замечает Ранн. | |
| − | — | + | — Знаю. Полагаю, всё дело в хаосе войны. Мы двигались быстро. Признаю, ситуация складывалась отчаянная, я и не надеялся отыскать надёжную опорную точку. И вдруг она появилась, будто из ниоткуда. — Азкаэллон вздыхает. — И вот я здесь, присматриваю за братьями на закате последнего дня. Больше не осталось ни славы, ни чести, ни светлой цели, к которой можно стремиться. Только долг и испытание, только жестокая необходимость выжить. Если мы, несмотря на все обстоятельства, победим, то одержим величайшую победу в жизни. Но ей не получится насладиться, и нечего будет праздновать. Пагубное дыхание предательства нанесло столь страшный удар, что лучше забыть всё это. |
| − | + | — Ты о нас? | |
| − | — | + | — Я об истории. Эта война — пятно позора, и даже победа не сможет облегчить бремя стыда от того, что мы всё это допустили. |
| − | + | — Похоже, ты обижен, — замечает Ранн. | |
| − | — | + | — На что, брат? |
| − | — | + | — На то, что тебя оставили здесь. |
| − | + | Азкаэллон едва заметно улыбается. | |
| − | Он | + | — Нисколько. Отец считает, что я справлюсь. Он хочет, чтобы я пролетел этот путь в одиночестве вместо него и не дал воинству рассыпаться. Сейчас я замещаю его, и это величайшая честь. Мои братья из Сангвинарной гвардии парят рядом с примархом и оберегают его. Они прекрасно справятся и без меня. |
| − | + | — Значит, дело не в обиде. Но ты какой-то отстранённый. Я замечал это и у других Кровавых Ангелов. И у Зефона. Раньше вы, сияющие братья, были другими. | |
| − | + | Азкаэллон кивает. | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | — | + | — Всё так. Огонь нашей славы угас и... |
| − | + | — И? | |
| − | — | + | — Я чувствую бремя на плечах, — тихо признаётся Сангвинарный гвардеец. — И остальные, уверен, тоже. Особенно Зефон. И дело не в мрачной тоске, что терзает нас всех. Это... Будто дурной сон, который вот-вот начнётся, или странное чувство, когда просыпаешься после кошмара, но не можешь вспомнить, что тебе грезилось. Оно мучает каждого из братьев, Фафнир. Ты, вероятно, сочтёшь меня глупцом. |
| − | — | + | — Вовсе нет, — отвечает Ранн. — Эта война забрала у нас всё, включая веру в себя. Жаль, что пламя Кровавых Ангелов угасло вот так. |
| − | Азкаэллон | + | — Оно ещё теплится в наших душах, брат, — отвечает Азкаэллон. — Мы прячем его от порывов ветра, пытаемся сберечь. Если получится... если мы выживем, то когда-нибудь оно разгорится снова и наше наследие будет жить. В эти суровые часы я продолжаю сражаться в надежде, что однажды мы вернём былую славу. |
| − | + | Во взгляде Сангвинарного гвардейца загораются торжественные искры. | |
| − | — И | + | — Но мне кажется, Девятый легион уже снискал всю возможную славу. Что бы ни случилось дальше, какие бы легенды ни сложили о нас потомки, история о Сангвинии у Врат навсегда войдёт в их число. И возможно, останется самой важной. Примарх никогда не совершит большего подвига. Дни нашей славы закончились на битве у Врат. |
| − | + | == 5:ххii. '''Последние мгновения торжества''' == | |
| + | Три полных роты Сынов Хоруса, элитных воинов Луперкаля, остались в резерве на борту ''«Мстительного духа»'' в качестве личной охраны магистра войны. | ||
| − | + | Их усиливают многочисленные Несущие Слово. Эти воины компенсируют недостаток дисциплины безумной жаждой крови и фанатичным рвением. Их наберётся, быть может, около пяти рот. Ещё есть бригады Эксертус из 20-го Мерудинского тактического кадра и печально известной горты Луперкали. С такими солдатами магистр войны может привести к согласию целую планету. | |
| − | + | И не раз это делал. | |
| − | + | Но они колеблются. Бойцы колеблются, не могут удержать строй и отступают. | |
| − | + | Сангвиний с единственной ротой легионеров теснит предателей. | |
| − | |||
| − | + | Дистанция сократилась до минимальной. Бой превратился в жестокую рукопашную схватку, где каждое убийство орошает победителя кровью врага. Главный атриум флагмана Сынов Хоруса огромен — это гигантский храм, прославляющий деяния легиона. Когда-то здесь, в центральном отсеке, приветствовали почётных гостей, прежде чем проводить на командные палубы. Вот и сейчас он до отказа забит представителями встречающей стороны, а выбранным торжеством стало кровавое жертвоприношение. | |
| − | |||
| − | + | Кровавые Ангелы и сыны Луперкаля сталкиваются и вцепляются друг в друга мёртвой хваткой. Нет места для манёвров, нет возможности уклониться. Ты либо стоишь, либо умираешь. Они убивают и гибнут, не сходя с места. Удерживают позиции. Давят и упираются. Мертвецы остаются стоять, потому что падать уже некуда. Настил палубы мокрый от крови и завален трупами. | |
| − | + | Висящие вдоль стен знамёна горят. Фрагменты позолоченного потолка сыплются на плечи и головы воинов. Белые оуслитовые стены покрылись трещинами и десятками тысяч дымящихся дыр, став похожими на поверхность изрытой кратерами Луны. Некуда отступать. Нет возможности отдохнуть и перевести дух, потому что, стоит одной стороне уступить, всё закончится. Если Сыны Хоруса дрогнут, их тут же сомнут и устроят резню. Откроется прямой путь к Луперкалю. И не только к нему, но и к мостику, и к захвату всего ''«Мстительного духа».'' Флагман падёт, братоубийственная война закончится, лоялисты победят. | |
| − | + | Если яростные, как солнечное пламя, но значительно уступающие числом неприятелю Кровавые Ангелы отступят, второго шанса не будет. Всех до единого перебьют при отходе, и операция провалится. Терра падёт. И Золотой Трон. И Империум. | |
| − | Нет | + | Нужно выполнить задачу или умереть. Нет, умереть, но выполнить. Сейчас или никогда. Главный атриум — это глотка ''«Мстительного духа»,'' его сонная артерия. Перережь её, и корабль погибнет, превратится в трофей, готовый к потрошению и свежеванию. А голову можно повесить на стену. |
| − | + | Сыны Хоруса не станут отступать. Это невозможно, ибо они — дети Луперкаля, воплощённая ярость магистра войны, они исполнены его гнева и неистовства, напитаны его силой и бесконечно преданны. Их не посещает даже мысль об отходе. Сама эта идея чужда им, в их лексиконе даже нет слова, обозначающего поражение. Они отражают атаку, пускай и яростную, всего одной роты легионеров. Противник уже покорён, хоть и демонстрирует непокорство. | |
| − | + | Кровавые Ангелы не станут отступать. Не могут себе позволить, ибо они — последняя надежда на спасение, единственные силы лоялистов, имеющие возможность остановить падение человечества в пропасть забвения. Они не дрогнут, ибо они — сыны Сангвиния и последуют за примархом до конца. Сияющий Ангел не прекратит атаку. | |
| − | + | Ни за что. Никогда. | |
| − | + | Из всех воинов, собравшихся в громадной, охваченной огнём зале, только его присутствие имеет значение. | |
| − | + | Несмотря на небывалую ярость и отвагу Кровавых Ангелов, на каждого их бойца приходится по восемь врагов. Если бы великий гений тактики Дорн попытался написать прогноз этого сражения, то Девятый проиграл бы прежде, чем высохли чернила на пергаменте. | |
| − | + | Они не могут выполнить задачу. Это невозможно. Бессмысленно. Битва безнадёжна как в теории, так и на практике. | |
| − | + | Не для него. | |
| − | + | Сангвиний — главная переменная в уравнении. Его участие способно перечеркнуть даже самые точные прогнозы и логические предсказания. | |
| − | + | Из-за него всё может пойти не по плану, и именно поэтому мудрый Дорн никогда не учитывал брата в своих работах. | |
| − | Дело не | + | Дело не в бесспорно впечатляющей физической мощи Ангела, а в его разуме, в исключительной концентрации и абсолютной сосредоточенности на достижении цели. Свою роль играет и фактор присутствия. Сангвиний в сердце битвы воспринимается как воплощение света Императора. Сыны Хоруса, оказавшись рядом с крылатым примархом, закрывают руками глаза. Не помогают даже фильтрующие линзы шлемов. Некоторые начинают дымиться и вспыхивают прежде, чем Ангел успевает приблизиться. Иные умирают, хотя он до них даже не дотронулся. Сангвиний прорубает алую просеку в бронированных рядах защитников ''«Мстительного духа»,'' а его сыны движутся следом. |
| − | И | + | И всё это время он игнорирует боль. |
| − | + | Примарх получил тысячу мелких ран: рваных, резаных, колотых, — но не обращает на них внимания. Кровь, стекающая по золотым пластинам брони, по большей части чужая. Но рана в боку терзает самую душу Ангела. Боль вгрызается во внутренности, в кости таза, в рёбра и лёгкие. В горле булькает кровь, и у неё кислый и гнилостный привкус. Когда Сангвиний открывает рот, чтобы в очередной раз выкрикнуть имя брата, на зубах остаются красные капли. Мышцы пылают, как во время лихорадки, и он чувствует постепенно разрастающийся внутри очаг разложения. Крылатый примарх взмахивает Обагрённым, отсекая головы и конечности предателей, и понимает, что края незаживающей раны снова разошлись. Он пронзает копьём Телесто сразу двоих врагов, отрывает бьющиеся и сгорающие в силовом поле тела от палубы и чувствует, как повязка под бронёй пропитывается обжигающе горячей жидкостью. Ангел врубается в ряды Сынов Хоруса, и в то же время раскалённая игла боли вгрызается в его собственное тело. | |
| − | Он | + | Он пытается игнорировать её, но это невозможно. |
| − | + | «Неужели Хорус уже убил меня? Может, Ангрон был просто инструментом, и пророчество исполнится так?» — он прогоняет мимолётную мысль. Сейчас не время для бессмысленных раздумий. Ангел всё ещё жив, и у него осталось дело, которое нужно завершить во что бы то ни стало. Он одержит победу, потому что больше некому. | |
| − | + | Лезвие топора вонзается в левые наручи. Сангвиний отбрасывает его хозяина в сторону с такой силой, что летящее тело сбивает с ног ещё нескольких Сынов Хоруса. Справа ревёт цепной меч. Примарх перерубает клинок надвое, а затем пронзает легионера пылающим Обагрённым. Ещё один предатель падает на настил палубы, рассечённый вдоль, как пособие для анатомического атласа. Четверо гибнут, пытаясь задержать крылатого гиганта, а трое бросаются вперёд и повисают на ногах в отчаянной попытке утянуть его вниз. Сангвиний пинками раскидывает их в стороны. Края сочащейся сукровицей раны болезненно трутся друг о друга. | |
| − | + | Впереди маячат несколько метров свободного пространства. Ангел рвётся вперёд, прогоняя боль и рыча сквозь сжатые зубы. Легионер Несущих Слово пытается атаковать, но падает на колени и замирает. Из-под шлема предателя поднимаются струйки чёрного дыма. Двое Сынов Хоруса заходят с флангов, пытаясь зажать примарха в тиски. Сангвиний, широко размахнувшись, остриём Обагрённого рассекает горло правого врага, и тот, булькнув, оседает на пол. Пока легионер пытается руками зажать перебитую глотку, из которой фонтаном хлещет кровь, Ангел, сохраняя инерцию удара, разворачивается вокруг оси и разрубает надвое второго нападавшего. | |
| − | + | Ещё один шаг вперёд. Повсюду хаос. Прилетевший будто из ниоткуда болт бьёт прямо в нагрудник. Силой взрыва Сангвиния отрывает от земли и бросает назад. Он приземляется в гущу ревущих врагов, и они тут же вцепляются в золотую броню со всех сторон и едва ли не поднимают примарха над головой, будто бесценный трофей. Предатели готовы разорвать его на куски и пытаются выдернуть оружие из рук. | |
| − | + | Сангвиний отчаянно дёргается в надежде нащупать опору. Ударом ноги он разбивает чей-то шлем. Обагрённый, по-прежнему зажатый в руке, случайно сносит голову ревущему Сыну Хоруса. По золотой броне скребут закованные в керамит пальцы. Они выкорчёвывают кровавые камни из оправы. Срывают золотые лавровые листья с опалённого нагрудника. Кто-то снова цепляется за левые наручи, волосы и крылья. | |
| − | + | Один из предателей обхватывает торс примарха и сдавливает рану. | |
| − | + | Ослепительная вспышка боли. Смерть откидывает капюшон и смотрит прямо в глаза. | |
| − | + | Темнота наваливается со всех сторон. | |
| − | |||
| − | ==5:xxiii. Вторжение== | + | == 5:xxiii. '''Вторжение''' == |
| − | + | В темноте звучит голос. Нассир Амит открывает глаза. Претор-капитан Хонфлер наконец-то вернулся. | |
| − | + | — Подойдите, — велит он, выходя к ждущим на платформах ротам воспрещения. | |
| − | + | Амит позволил себе ненадолго погрузиться в каталептический сон, отчасти ради сбережения сил, но в основном чтобы не слушать бесконечную ругань Космического Волка Сартака. | |
| − | + | Отдохнуть не получилось. Обычно астартес не видят снов, но на этот раз Амита преследовали видения генетического отца. Сияющий Повелитель тонул в непроглядной тьме. Его окружали двери, ворота и порталы. Примарх вслепую нащупывал створки, но не мог никуда попасть. По крайней мере, ни в одно новое место. Большинство проходов возвращало в исходную точку, а некоторые вели в крипту с безмолвными каменными саркофагами и рядами горящих свечей. | |
| − | + | Одна из дверей, похоже, вела в сон Амита. И каждый раз, проходя сквозь неё, Ангел смотрел в глаза сыну отчаявшимся взглядом загнанного зверя, а потом уходил во тьму искать следующий проход. Видение было до краёв наполнено болью. Расчленитель чувствовал во рту явный привкус крови. | |
| − | + | — Подойдите, быстрее, — повторяет Хонфлер. Его сопровождают трое помощников: Аэрим Люр из Гвардии Ворона, вексиларий Имперских Кулаков Тамос Рох и костровой Саламандр Н’нконо Эмба. Ждущие воины приходят в движение. Сартак бурчит что-то похожее на «наконец-то». Амит пытается привести мысли в порядок. Призрачный образ примарха по-прежнему стоит перед глазами. Кровавый Ангел убеждает себя, что видел просто сон, рождённый беспокойством за Владыку Баала. И всё же... Враг не дремлет и уже семь месяцев пытается пробраться внутрь. Они не могут преодолеть толстые стены и крепкие ворота, но вдруг их искусство осады достигло таких высот, что предатели научились проникать даже в сны и сеять сомнения? | |
| − | + | Амит заставляет себя сосредоточиться на Хонфлере. В конце концов, Имперский Кулак пришёл озвучить приказ, который никто не хотел получить. Амит считает, что должен лично услышать извещение о смерти Империума. | |
| − | + | — Военная Палата приказывает задействовать резервы, — объявляет Хонфлер, глядя в протянутый Аэримом Люром инфопланшет. — Следующие подразделения пойдут... | |
| − | + | Он замолкает на полуслове. Сартак уже направился в сторону стен и взмахом руки зовёт роту следом. | |
| − | + | — Куда ты собрался, Волк? — спрашивает Люр. | |
| − | — | + | — На войну, — отвечает тот, оглядываясь через плечо. — Вы можете остаться и поболтать ещё, я не против. |
| − | + | Люр и Рох одновременно шагают вперёд. | |
| − | + | — Вернись на место, Сартак с Фенриса, — произносит Хонфлер. | |
| − | — | + | — Моё место — на стене, — отзывается Волк. |
| − | — | + | — Твоё место там, где скажет Военная Палата. |
| − | — | + | — Пошла она в Хель! — Сартак обнажает клыки. — Их дерьмовые решения и трусливая тактика привели нас к кровавой гибели. Мне надо было подняться на стену много часов назад. Я покажу, как Стая... |
| − | — | + | — Встань в строй, шкодливая скулящая псина. |
| − | + | На мгновение повисает тишина. Амит понимает, что все смотрят на него. Кровавый Ангел высказался, не подумав, будто поддавшись внезапному приступу гнева. Он понятия не имеет, откуда он взялся и почему так быстро угас. | |
| − | + | — Прошу прощения, претор, — кивает он Хонфлеру. | |
| − | + | Сартак сопит, сплёвывает, медленным шагом возвращается и встаёт во главе 304-й роты воспрещения. Всё это время он сверлит Расчленителя взглядом. | |
| − | + | — Продолжим, — Хонфлер не демонстрирует никаких эмоций. — Ваши подразделения передислоцируются в Санктум, а не на стену. Вы подготовите первые линии обороны. | |
| − | — | + | — Внутри Санктума? — уточняет Хемхеда и добавляет после короткой паузы: — Претор. |
| − | — | + | — Именно так, Хемхеда-хан. Пустотные щиты начинают сбоить. В случае каскадного обвала Дельфийскую линию обороны прорвут очень быстро. Мне не нужно, чтобы люди застряли здесь, на платформах, когда враг будет наступать по земле. |
| − | — | + | — Когда Дельфы падут, нам понадобится новая стена, — добавляет Рох. — И это вы. |
| − | — | + | — Какая разница, где стоять, — бормочет Сартак. — Если больше ничего не остаётся, а, Кровавый Ангел? |
| − | — | + | — Нас ещё рано хоронить, Волк, — отвечает Амит. Пульс участился. Значит, ещё не всё потеряно. Ещё есть время. Военная Палата Дорна решила предпринять очередную отчаянную попытку отсрочить неизбежное. Кто-то мог бы счесть это отрицанием очевидного. |
| − | + | Аэрим Люр начинает объявлять места дислокации. Шесть резервных рот отправятся к процессионали Килона под его руководством. Ещё четыре, включая людей Сартака, перейдут под команду Хонфлера и обеспечат оборону Марсианских подступов. Эмба поведёт пять подразделений к Западной магистрали. Роты Амита и Хемхеды, а также три других, присоединятся к вексиларию Роху и займут позиции на развязке Марникса. Амит полагает, что все резервы с Дельфийской стены сейчас распределяют по территории Санктума и укрепляют основные подходы к Тронному залу. | |
| − | + | — Готовность! — кричит Хонфлер. | |
| − | + | Все и так готовы выдвинуться в любой миг. Двадцать рот воспрещения выстраиваются у бронированных лестниц и начинают спускаться с платформ. Все воины двигаются с идеальной чёткостью. Амит ждёт, когда придёт очередь 963-й, слушая ритмичный грохот шагов по ступеням. | |
| − | + | — Прими командование, — говорит он своему заместителю, сержанту Ламиру. — Если задержусь, веди роту на позиции. Я догоню. | |
| − | — | + | — Куда ты? |
| − | + | Кровавый Ангел идёт вдоль строя космодесантников к командной группе 340-й роты. Сартак стоит спиной к нему и разговаривает с подчинёнными. Критика штаба Преторианца в его исполнении обильно приправлена непристойностями. | |
| − | + | Он не слышит шагов Амита, но видит выражение лиц легионеров Саламандр и Железных Рук из своей роты и оборачивается. | |
| − | + | Несколько мгновений капитаны сверлят друг друга взглядами. | |
| − | — Я оскорбил тебя, брат, — говорит | + | — Я оскорбил тебя, брат, — говорит Расчленитель. |
Сартак хмурится. | Сартак хмурится. | ||
| − | — Ты назвал меня скулящей | + | — Ты назвал меня скулящей шкодливой псиной, — рокочет он. |
| − | — Да | + | — Да. Это было неуместно. |
| − | + | Волк молчит. | |
| − | — Я... прошу | + | — Я... прошу прощения, — добавляет Амит. |
| − | + | Почему? | |
| − | — Потому что мы больше не встретимся | + | — Потому что мы больше не встретимся. |
| − | Сартак | + | Сартак шумно вздыхает, пожимает плечами и разворачивается к подчинённым. Амит решает вернуться к своим. |
| − | — Кровавый Ангел | + | — Эй, Кровавый Ангел. |
| − | Амит оглядывается | + | Амит оглядывается на зов. Космический Волк смотрит ему в спину. |
| − | — Ты сказал то, | + | — Ты сказал то, что думал? |
| − | — Да | + | — Да. |
| − | — Хорошо. | + | — Хорошо. Ни один другой ублюдок тут, похоже, на такое не способен. Прощения ты не получишь. Я не прощаю. Но могу дать совет. |
— Это обязательно? — спрашивает Амит. | — Это обязательно? — спрашивает Амит. | ||
| − | — Я уже начал, — | + | — Я уже начал, — отвечает Сартак. |
| − | — | + | — Тогда продолжай. |
| − | — Когда | + | — Когда встретишься с предательским отребьем лицом к лицу, сделай так, чтобы слова не расходились с делом. |
| − | ==5:xxiv. | + | == 5:xxiv. '''Приют''' == |
| + | Башня, известная под названием Приют Сигиллита, — это одинокий тонкий шпиль, возвышающийся над траншеей на выступе из пластали. Каменные стены, покрытые пылью, немного неправильная форма, напоминающая сухой старческий палец, — она выглядит как реликвия из далёкого прошлого, архитектурная диковина, которую решили сохранить в первозданном виде, возводя вокруг сияющий Санктум. Её трудно приметить на фоне более высоких, богато украшенных и масштабных зданий. | ||
| − | + | Амон ведёт подопечных ко входу в крытую галерею и начинает вводить коды доступа. Тяжёлая взрывостойкая дверь явно моложе покрытой плесенью каменной кладки. | |
| − | + | — Ты не можешь нас впустить? — спрашивает Андромеда у Ксанфуса. | |
| − | — | + | — Я бывал тут только по приглашению регента, — отвечает тот. — Всего несколько раз. В отсутствие Сигиллита внутрь можно попасть только в сопровождении Кустодиев. |
| − | + | Женщина переводит взгляд на Амона. Золотой гигант уже достаточно долго возится с замком. На гололитической панели раз за разом вспыхивают красные руны, требуя всё более сложные коды доступа. Впечатляющая система безопасности для столь неприглядного и скромного здания. | |
| − | + | Фо задирает голову, разглядывая пыльную, ветхую башню. | |
| − | + | — Я думал, его королевское величество Малкадор живёт в каком-то более впечатляющем месте. | |
| − | — | + | — Он тут не живёт, — отвечает Ксанфус. «Он вообще больше нигде не живёт», — думает он про себя. — Это просто фронтистерий. Место для занятий и раздумий. |
| − | — | + | — Фронтистерий, значит... — Фо явно позабавил выбор столь помпезного термина. — Выглядит так, будто вот-вот развалится. |
| − | — | + | — Не развалится, — говорит Избранный. — Башня стоит уже очень давно. Невероятно давно. |
| − | — | + | — Наверное, так и есть. — Старик явно не впечатлён. — Видавшая виды, но ещё крепкая реликвия из прошлого (какое знакомое чувство). Просто она выглядит несколько хрупкой. |
| − | — | + | — Как и сам Сигиллит, — замечает Ксанфус. — И всё же он правит Царством Человеческим как регент. |
| − | + | Маленький ваятель плоти окидывает собеседника мрачным взглядом. | |
| − | + | — Я тоже когда-то правил великим царством. Но вещи имеют свойство меняться самым удивительным образом. | |
| − | + | == 5:xxv. '''Тьма, скрытая за красотой''' == | |
| + | Что-то изменилось. Ранн не может избавиться от тревожного чувства. И дело не в нависшем над выжившими роке. С Кровавыми Ангелами творится что-то ещё. Неужели знаменитый боевой дух Девятого легиона действительно угас, когда захлопнулись врата? Они же не собираются сдаться? Ранн не представляет, как можно сражаться в последней битве за Терру без этих воинов рядом. | ||
| − | + | Тон Азкаэллона и замкнутость Зефона наводят на мысли, что у Кровавых Ангелов сработал некий скрытый в генокоде механизм. Они словно скорбят по чему-то грядущему. Какую судьбу, скрытую от остальных, им удалось увидеть? | |
| − | + | Возможно, воины Девятого так готовятся к бою в отсутствие отца-примарха. Они, в отличие от Ранна и остальных Имперских Кулаков, не прогнозируют худший исход и не готовы сложить головы ради предотвращения катастрофы, а принимают её как свершившийся факт и начинают нести возмездие. Говорят, в ранние годы Великого похода Кровавые Ангелы были мстительными и чуть ли не дикими воинами. И только с течением времени эта черта скрылась под маской благородства. Ранн всегда замечал тень в братьях из Девятого. Этих воинов, бесспорно, можно назвать самыми возвышенными из астартес. Но за внешней красотой прячется тьма. Он рад, что ему не придётся её видеть, ибо она открывается только врагам. | |
| − | |||
| − | + | Фафнир решает не задавать вопросов. Кроме того, к ним только что присоединился Зефон. | |
| − | + | — Всадники Намахи вернулись, — произносит он. — Лорду Архаму известно о нашей ситуации. Он передаёт весть. | |
| − | Ранн | + | Ранн берёт протянутый клочок бумаги. Это одна из меток чистоты Префектус, исписанная рукой Архама. Лорд-милитант Терры, похоже, уже не доверяет инфопланшетам. |
| − | + | Ранн читает послание. Там написано то, что и ожидалось: отделения Архама на Дельфийском рубеже раз за разом отражают мощные штурмы. Враг задействовал крупные силы легионов-предателей: Пожирателей Миров, Гвардии Смерти и ублюдочных Сынов магистра войны. Архам полагает, что в ближайший час на фланге откроется новый фронт и Хасгард окажется на пути вражеских войск. Он приказывает Ранну нанести столько урона, сколько получится, и замедлить продвижение неприятеля. В противном случае, если враг не предпримет означенный манёвр, Архам отдаст дополнительный приказ, и Фафнир нанесёт удар во фланг основных сил предателей. Второй вариант маловероятен, в отличие от первого. Лорд-милитант желает Ранну удачи и выражает уверенность, что тот доблестно исполнит свой долг. Письмо подписано: «Архам, Второй Носящий Это Имя». | |
| − | + | Всё ровно так, как ожидалось, кроме одной детали. | |
| − | + | Письмо адресовано Фафниру. Не «моему брату», не «лорду Ранну» и не «лорду-сенешалю». Просто Фафниру. В этот последний час, презрев формальный протокол, Архам решил обратиться к боевому брату по имени. Значит, не рассчитывает увидеться снова. | |
| − | + | Имперский Кулак смотрит вдаль. | |
| − | + | — Брат? — окликает его Азкаэллон. | |
| − | + | Ранн откашливается и объясняет Кровавым Ангелам суть письма и содержащиеся в нём указания. Те кивают. Они тоже ждали чего-то подобного. | |
| − | + | — Леод Болдуин тебя ищет, — говорит Зефон. | |
| − | — | + | — Тогда я пойду, — отвечает Фафнир. — Постойте на страже. |
| − | — | + | — Разумеется, — произносит Сангвинарный гвардеец. |
| − | — | + | — Если увидите предателей — кричите громче. Не убивайте всех сами. |
| − | + | Азкаэллон смеётся. Зефон отрывисто кивает и растягивает губы, но получается не улыбка, а оскал хищного зверя. | |
| − | + | == 5:xxvi. '''Возвращение''' == | |
| − | + | Абаддон рычит в микрофон приказ готовить «Штормовые птицы» ко взлёту. Он хочет отправиться сразу, как воины погрузятся на борт. Первого капитана будто гонит вперёд какая-то ужасно срочная задача. Лихорадочный огонь в его глазах беспокоит легионеров не меньше, чем странное решение вернуться на флагман прямо с поля боя. Он забирается в кресло, пристёгивается, чувствует, как дрожит каркас корабля, слышит вой набирающих обороты двигателей... | |
| − | + | И тишина. Вибрации стихают, турбины останавливаются. Они не смогли оторваться от земли. Вероятно, техническая неполадка. За последние несколько недель «Штормовые птицы» использовались постоянно, а на обслуживание выделили минимальный штат. Воздух же превратился в натуральный суп из выхлопных газов, пыли и дыма. Что произошло? Забился воздухозаборник? Заклинило турбину? Топливная система вышла из строя? | |
| − | |||
| − | + | Абаддон чувствует, как внутри расправляет крылья гнев, смешанный с нетерпением, будто в насмешку над неспособным взлететь транспортом. Попытка связаться с пилотом заканчивается неудачей — в динамиках раздаётся только шум помех. | |
| − | + | Первый капитан размыкает замки и откидывает раму, удерживающую его в кресле. Адъютант Улнок собирается последовать примеру командира. | |
| − | + | — Сиди, — велит Абаддон. — Все остаются на местах. | |
| − | + | Он, пригнувшись, чтобы не удариться головой об оборудование, установленное в низком, освещённом тусклыми красными лампами коридоре, пробирается в кабину. Первая рота ждёт. Никто не двигается, но Абаддон чувствует беспокойство подчинённых. Сначала отозвали с поля боя, теперь не получается взлететь. Они перестают доверять приказам. Это очевидно. | |
| − | + | Что, если дело не в технической неисправности? Выбранная площадка далеко не идеальна. Она совсем рядом с руинами врат Хасгарда, и при заходе на посадку машины обстреляли. А если пилоты решили, что лететь слишком опасно? Транспортные корабли уязвимее всего на взлёте. В эти минуты они беззащитны перед атакой с земли. Возможно, пилоты не хотят лететь в текущих условиях. Или враг уже подобрался вплотную, а его шесть рот заперты в отсеках челноков... | |
| − | + | Абаддон распахивает люк, ведущий в кабину. | |
| − | Абаддон | + | — Объясняй. — Голос сочится ядом. Если пилоты начнут спорить или причина, по которой «Штормовая птица» не взлетела, окажется недостаточно серьёзной — они тут же распрощаются с жизнями, и Абаддон лично поведёт проклятую машину на орбиту. |
| − | — | + | — Не могу, Первый капитан, — отвечает легионер, сидящий за штурвалом. Он убрал руки с рычагов управления. Абаддон видит, что все системы корабля отключены. |
| − | — | + | — Что вы тут устроили? Если я велю взлетать, надо взлетать. Возвращение на флагман — задача высшего приоритета... |
| − | — | + | — Вы отдали приказ, первый капитан, — отвечает пилот. — И я подчинился. |
| − | + | Он бросает короткий взгляд на коллегу. За забралами не видно лиц, но Абаддон чувствует запах страха и... | |
| − | + | Недоверие. | |
| − | + | Эзекиль подаётся вперёд, вглядываясь в то, что находится за смотровым стеклом. | |
| − | + | — Объясняй, — повторяет он, на этот раз без яда. | |
| − | — | + | — Не могу, первый капитан. |
| − | — | + | — Мы же не сдвинулись с места. |
| − | — | + | — Двигатель едва вышел на полные обороты. |
| − | — | + | — Опускай трап, — приказывает Абаддон. — Открывай люки. |
| − | — | + | == 5:xxvii. '''Проникновение''' == |
| − | + | Люк наконец открывается. За ним — ещё один. Со скрипом и скрежетом четырёхслойная адамантиевая дверь уползает в сторону, а силовые поля трещат и отключаются. Приют Сигиллита защищён не хуже какой-нибудь сокровищницы. Из тёмного проёма тянет затхлостью, мокрым камнем и книжной пылью. Сюда уже много дней или даже недель никто не приходил. | |
| − | + | Амон ведёт отряд внутрь. Тонкие, как заточенный грифель, лучи сканируют гостей, перешагнувших порог. Система контроля допуска делает запись в реестре посетителей. С глухим ударом пробуждаются климатические установки. Вентиляционные машины начинают подавать в помещения свежий воздух. Впереди, реагируя на движение, зажигается свет. | |
| − | |||
| − | + | Внутри башня оказывается просторнее, чем казалась снаружи. Каменные стены дополнительно усилены пластальным каркасом и, как полагает Фо, пси-кюрием. Спиральная лестница, как в крепостной башне, ведёт с одного этажа на другой. Зажигаются новые огни: электрические люстры на каждом этаже и люминосферы, подвешенные под потолком лестницы, словно яркие путеводные звёзды. | |
| − | + | Они идут вверх. Второй этаж заставлен высокими, от пола до потолка, книжными шкафами, тщательно подогнанными под изогнутые стены. Третий этаж выглядит так же, но лестница на нём почему-то меняет направление и начинает закручиваться в противоположную сторону. | |
| − | + | — Какая необычная планировка, — замечает Фо. Он торопливо поднимается по ступеням, а ноги, очевидно, уже совсем не болят. | |
| − | + | Амон останавливается. Он уверен, что лестница в Приюте всегда шла против часовой стрелки от фундамента и до вершины. | |
| − | + | — Эти часы остановились! — кричит Фо откуда-то сверху. | |
| − | + | На четвёртом этаже Ксанфус и Андромеда наблюдают за Фо, который, в свою очередь, разглядывает книжные полки. Здесь их ещё больше. Помимо книг, в шкафах обнаруживаются разные безделушки и устройства: часы, древние научные приборы, законсервированные биологические образцы, анатомические экорше, статуэтки запрещённых божеств и забытых мессий, разрезанная вдоль раковина наутилуса, колоды карт, плошки с какими-то игральными фишками, восковые диски и печати, а также стойка с небольшим скелетом неизвестного представителя семейства кошачьих. | |
| − | + | — Я ожидал большего, — бормочет Фо. | |
| − | — | + | — Здесь хранится много вещей, — отвечает Ксанфус. — На других этажах. Нижние уровни отведены под безделицы. Всё связанное с текущими проектами Сигиллита и его личными исследованиями спрятано выше. |
| − | — | + | — Будем надеяться, там найдётся то, что нужно, — ворчит Фо (хотя, по правде сказать, это всё очень интересно. Может, там есть личные записи и дневники Сигиллита?), направляясь к следующему лестничному пролёту. Амон замечает, что ступени вновь закручиваются против часовой. |
| − | — | + | — Зачем нужны все эти лестницы! — возмущается старик. — Я уже не молод. — Он останавливается, возвращается на несколько шагов и указывает на предмет, задвинутый между шкафами. — Да и хозяин тоже. |
| − | + | Внимание ваятеля плоти привлёк портативный медицинский аппарат на колёсиках. В нём установлен кислородный баллон и маска, устройства для отслеживания жизненных показателей, небольшой ящичек для лекарств и дефибриллятор. Его убрали подальше от любопытных глаз и закрыли покрывалом, но так, чтобы при необходимости иметь возможность без труда дотянуться. | |
| − | + | — Всё так. Здоровье нередко его подводило. | |
| − | — | + | — Старость приходит ко всем, — кивает Фо. — Кроме, пожалуй, Него. Но с этим можно кое-что сделать. |
| − | + | — Сигиллит в курсе, — раздражённо отвечает Ксанфус. — В его лабораториуме есть множество устройств... | |
| − | — | + | — В лабораториуме? — Фо пытается скрыть волнение в голосе, но блеск в глазах выдаёт пробудившийся интерес. |
| − | + | — Да. Он изучал различные процессы... | |
| − | — | + | — И где же находится это место? — Старик торопливо поднимается выше. Амон движется следом. В конце пролёта их ждёт очередная тяжёлая дверь. |
| − | — | + | — Амон, открывай, — командует Фо. |
| − | + | Великан оглядывается на Ксанфуса и Андромеду. | |
| − | — | + | — Нужно дать ему возможность работать, — говорит Избранный. |
| − | — | + | — Под надзором, — добавляет Амон. |
| − | + | — Разумеется, — кивает Андромеда. | |
| − | — | + | — Мне это не нравится. |
| − | + | — Никому из нас это не нравится, — тихо произносит Фо. — Но, кустодий, идёт война. Ты же хочешь, чтобы она закончилась? Моё оружие может стать последней возможностью. Так что сейчас мы в одной лодке. | |
| − | — | + | Кустодий переводит взгляд на узника. Фо тут же вздрагивает. (Я пытаюсь сохранять присутствие духа, но эти кустодии — просто кошмар какой-то. И когда такое смотрит тебе в глаза...) Он ожидал услышать перечень запретов и ограничений, но взгляда оказалось достаточно. Амон просто убьёт его при первом проступке. |
| − | + | Золотой гигант вводит очередную последовательность паролей. Как и раньше, для отключения систем автоматической защиты требуется высший уровень доступа. Бронированная створка с грохотом уходит в паз, зажигаются лампы. | |
| − | + | Фо заглядывает внутрь. За дверью находится мастерская. Стены, пол и потолок обшиты листами нержавеющей стали. Повсюду виднеются встроенные воздухоочистительные установки. На длинных лабораторных столах, опять же подогнанных под форму стен, расположились стойки с хирургическими инструментами, когитаторные блоки, центрифуги, устройства для микроимплантации, клеточные сканеры, сплайсеры и анализаторы. Под столешницами гудят криостабильные шкафы. | |
| − | — | + | — Ох, какие замечательные штуки, — произносит Фо. |
| − | + | == 5:xxviii. '''Внутрь''' == | |
| + | Во время марша нет времени любоваться великолепием и красотами Внутреннего Санктума. Амит погружён в мысли и не замечает просторных залов и прекрасных золотых барельефов. Во рту до сих пор чувствуется вкус крови. | ||
| − | + | Роты воспрещения идут мимо напуганных горожан и чиновников, тысячами бредущих по широким процессионалям. Некоторые несут какие-то пожитки или ведут за руку детей. Кто-то кричит, моля о защите у проходящих астартес. Они хотят, чтобы воины-сверхлюди отвели их в безопасное место. | |
| − | + | — Смотреть вперёд, — приказывает Тамос Рох по внутреннему воксу. — Шаг не сбавлять. | |
| − | + | Чем глубже в Санктум, тем больше попадается вооружённых подразделений, занятых устройством оборонительных позиций. Отделения астартес и бригады Эксертус, собранные со всей Дельфийской стены, укрепляют перекрёстки и дорожные развязки, устанавливают импровизированные укрепления поперёк важных проходов. Некоторые баррикады возводятся из собранной по ближайшим домам мебели и сорванных со стен аурамитовых пластин. Амит наблюдает за установкой тяжёлых орудий на треногах и подготовкой полевой артиллерии. В одном из залов выстроился танковый эскадрон Палатинской горты. Тяжёлые машины прогревают двигатели. Идущие строем роты воспрещения без команды расходятся в стороны, обтекая препятствия. Тяжёлые гусеницы «Карнодонов» размололи плиты пола в муку. Грязные танки кажутся чуждыми в величественном зале, но при этом без труда в нём разместились. Когда Преторианец Дорн разрабатывал планировку Дворца, мог ли он заранее предусмотреть необходимость развёртывания бронетехники в Санктуме? Или впечатляющие масштабы местных построек просто преимущество, которым теперь воспользуются защитники? Стены и ворота внешнего периметра, без сомнения, создавались для войны, но внутренние залы Дворца — они-то точно должны в первую очередь поражать посетителей богатым убранством, верно? | |
| − | + | Чем дальше, тем сильнее Амит верит, что Дорн учёл все возможные сценарии с почти маниакальным вниманием к деталям. Внутренние кварталы Дворца не были крепостью, но за вычурными золотыми панелями и разноцветной плиткой Кровавый Ангел видит руку военного архитектора. Эти поначалу незаметные признаки повсюду: громадные залы расположены под чуть смещёнными относительно друг друга углами; статуи расставлены в шахматном порядке и обеспечивают укрывшимся за постаментами стрелкам идеальный угол обстрела проёма ворот; одна из галерей слегка сужается перед переходом в другую, позволяя защитникам лучше концентрировать огонь; изящные бельведеры немного наклонены и позволяют вести анфиладный огонь по аркадам нижних уровней. Амит полагает, что балюстрады тоже не просто декорация и под позолотой скрывается броня. Над арками прячутся взрывостойкие переборки, готовые в любой момент опуститься и изолировать пространство. А борозды и выемки, которые выглядят как декоративные элементы плит пола, идеально подходят для упора штурмовых щитов, позволяя в мгновение ока выстраивать преграды на площадях и в переулках. | |
| − | |||
| − | + | Все эти инженерные решения направлены наружу, чтобы облегчить защиту центра Санктума. | |
| − | |||
| − | + | Астартес приближаются к развязке Марникса по высокой галерее. Перегнувшись через резные перила, Амит видит строй неподвижных фигур на процессионали в двух сотнях метров внизу. Не солдаты. Люди в мантиях с капюшонами и неактивные сервиторы чего-то ждут, стоя подле сотен загадочных контейнеров, парящих над землёй на суспензорном поле. | |
| − | + | Контейнеры похожи на гробы. | |
| − | + | — Что-то случилось, брат? — спрашивает Рох. | |
| − | + | Амит осознаёт, что покинул строй и остановился, разглядывая происходящее внизу. | |
| − | + | — Нет, — отвечает Кровавый Ангел. | |
| − | + | — Это подкрепления, — поясняет вексиларий, проследив за взглядом Амита. — Для Тронного зала, если возникнет необходимость. Ждут команды. | |
| − | + | — Похожи на гробы. | |
| − | — | + | — Да, очень, — соглашается Рох. |
| − | Амит | + | Когда Амит возвращается на место во главе роты, Имперский Кулак, поравнявшись с капитаном, активирует личный канал связи. |
| − | — | + | — Мне нужно за тобой присматривать? — тихо спрашивает он. |
| − | — | + | — Нет, вексиларий. |
| − | — | + | — Хорошо. Я жду от Девятого твёрдости духа. Волки Фенриса славятся буйным нравом, но я всегда считал братьев с Баала не менее дисциплинированными воинами, чем мы. |
| − | — | + | — Так и есть. Прошу прощения. |
| − | + | — Сначала ты утратил контроль на платформе, хоть и не без причины, а теперь покидаешь строй... | |
| − | — | + | — Это не повторится, — говорит Амит. — Просто вид этих контейнеров... Мне снились гробы. |
| − | — | + | — Нам всем снятся гробы, брат, — произносит Рох. |
| − | + | Расчленитель решает не вдаваться в подробности, поскольку не сможет объяснить, насколько яркими были образы из видения, насколько значимыми. Насколько это было больше, чем просто сон. Но такова природа человека. Когда кто-то начинает рассказывать о вещих снах, ты терпеливо улыбаешься и киваешь, потому что сны — это просто сны. | |
| − | + | Вкус крови во рту так и не прошёл. | |
| − | + | Прибыв на развязку Марникса, циклопических размеров перекрёсток нескольких крупных проспектов, космодесантники расходятся по позициям. Рох выстраивает пять рот воспрещения на площади возле Западной магистрали, как на параде. Они снова ждут в молчаливом дозоре, будто вернулись на платформы у Дельфийской стены. | |
| − | + | Время идёт. Несколько рыцарей типа «Астериус», тяжело ступая, проходят мимо и растворяются в дымке, затянувшей Прозерпинскую процессиональ. Амит замечает, что Хемхеда покинул позицию во главе 774-й и о чём-то беседует с Рохом. Вексиларий, выслушав Белого Шрама, приказывает всем пяти ротам развернуться на сто восемьдесят градусов и занять позиции на противоположной стороне площади. | |
| − | — | + | — Что происходит? — спрашивает Ламир у Амита. Расчленитель связывается с Имперским Кулаком и просит подтвердить приказ. Рох отвечает неохотно и сообщает о пересмотре позиций. |
| − | + | Кровавый Ангел разглядывает громадную транспортную развязку, отмечая расположение Прозерпинской дозорной башни на дальней стороне площади, у въезда на одноимённую процессиональ, и расположение бойниц, анализирует конструкцию самой развязки, положение ближайших залов и оборонительные укрепления, скрытые под декоративной лепниной. | |
| − | + | — Мы стояли лицом к Тронному залу, — поясняет Амит. | |
| − | + | — Что? | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | — Что | ||
| − | |||
| − | |||
| − | — Мы стояли лицом | + | — Мы стояли лицом внутрь, а не наружу, — повторяет Расчленитель. — Смотрели не в ту сторону. |
| − | — | + | — Как такое возможно? — спрашивает Ламир. |
| − | — | + | — Не знаю, брат. |
| − | — Как | + | — Как Рох, старший преторианец, мог перепутать стороны? — Ламир продолжает задавать вопросы. — Кулаки же знают Дворец лучше, чем... |
| − | — Я не знаю | + | — Я не знаю. |
| − | + | Рох выкрикивает ещё несколько команд, выверяя позицию и выравнивая строй астартес. | |
| − | + | Амит безмолвно и терпеливо ждёт на новом месте. | |
| − | + | Даже с расстояния видно, насколько встревожен вексиларий. | |
| − | + | == 5:xxix. '''Сожжение''' == | |
| − | + | Тейн покидает линию укреплений, выкрикивая приказ об оставлении позиций. Люди прыгают с парапетов, спасаясь от катящихся к стене огненных шаров. В клубах пламени корчатся и падают чёрные силуэты. | |
| − | + | Тейн вместе с ветеранами и двумя инициатами движется вправо. Их преследуют змеящиеся потоки жидкого пламени. Огонь ревёт, будто кто-то забыл закрыть дверцу доменной печи. | |
| − | Тейн | ||
| − | + | Очередное непредвиденное событие в череде непредвиденных событий, но у роты есть приказы и на этот случай. Если линия обороны падёт, защитники должны разделиться на две группировки, обойти врагов с флангов и ударить навстречу друг другу. | |
| − | + | Каждый солдат и брат-практикант знают, как исполнить этот манёвр. | |
| − | + | На правом фланге находятся несколько заглублённых бункеров и убежищ. Это единственное место, где получится спастись. Молвэ и Демений успевают первыми и очертя голову ныряют в темноту. Тейн бежит следом, затаскивая Берендола в выщербленный люковый просвет, и оглядывается в последний момент. Парапет утонул в огненном шторме. Обугленные трупы Пожирателей висят на зубцах, превращаясь в пепел. Тейн чувствует запах горелого жира и расплавленного керамита. | |
| − | Он | + | Он замечает Колхиса. Брат-ветеран отстал на пять шагов. Он шатается и спотыкается, с ног до головы охваченный пламенем. Тейн тянет руку, но горящий космодесантник с воем упирается ладонями в нагрудник командира, заталкивает его в бункер и закрывает тяжёлый люк. Через мгновение огненный вал добирается и туда. |
| − | |||
| − | ==5: | + | == 5:ххх. '''Длань Ложного Императора''' == |
| − | Абаддон первым спускается по | + | Абаддон первым спускается по трапу и видит ту же картину, что и из кабины, но легче от этого не становится. Это не поле Сакристии. |
| − | + | «Штормовая птица» стоит на посадочной площадке в ангаре. Во Втором ангаре. Абаддон в этом уверен. Он знает отсек как свои пять пальцев. Кругом тишина. Восемь «Птиц» покоятся на приёмных стойках, будто только что сели и сейчас охлаждают двигатели, готовясь к повторному рейсу с орбиты. Он видит длинные пусковые рельсы, мигающие сигнальные огни, тележки и контейнеры с боеприпасами, ожидающие погрузки. Медленно развернувшись, капитан смотрит вглубь просторного тоннеля, где за мерцающим силовым полем виднеется пустота космоса. | |
| − | Сикар и Баракса тоже | + | Сикар и Баракса тоже выходят на палубу. Они покинули десантные корабли в сопровождении отряда легионеров и точно так же озираются по сторонам. |
— Эзекиль... — начинает Баракса. | — Эзекиль... — начинает Баракса. | ||
| − | — Не спрашивай, — тихо | + | — Не спрашивай, — тихо перебивает его Абаддон. — Я не могу ничего объяснить. |
| − | — Но мы даже не | + | — Но мы даже не оторвались... |
— Я знаю. | — Я знаю. | ||
| − | — Эзекиль, это «Мстительный | + | — ''Эзекиль, это «Мстительный дух»...'' |
| − | |||
| − | |||
| − | — Сохраняй спокойствие | + | — Сохраняй спокойствие. Контролируй ситуацию, — спокойно произносит первый капитан, глядя в глаза собеседника. — У меня нет объяснения. Кто-то с нами играет. |
| − | — Играет? — | + | — Играет? — Бараксу, похоже, насмешил выбранный термин. — Но кто? |
| − | — | + | — Может, враг. Или варп. — Абаддон пожимает плечами и предлагает третий вариант. — Или отец. |
| − | + | — Ты о чём? | |
| − | — | + | — Я о том, что, каким бы образом мы сюда ни попали, Азелас, очевидно, наше присутствие необходимо. Нужно спасти отца. Возможно, от самого себя. Выгружай людей, пусть готовятся выдвигаться. Ожидаемый уровень сопротивления — высокий. |
| − | + | Он снова оглядывается по сторонам. | |
| − | — | + | — Полагаю, к этому приложил руку Ложный Император. Интуиция не обманула, когда потребовала вернуться. Жаль, я не прислушался к нему раньше. Боюсь, мы можем опоздать. |
| − | Абаддон | + | Абаддон переводит взгляд на командиров. |
| − | — | + | — Приходите в себя. Готовьте легионеров к бою. Две минуты. Кто отстанет — будет наказан. Это... Братья, сердце подсказывает, что это самое важное дело в нашей жизни. И потому помните: управляй, а не подчиняйся. |
| − | + | Они кивают. Оба офицера верны ему. Это последние целые кости, на которых держится легион. Они тоже встревожены, но не позволят эмоциям себя остановить. Они — трижды проклятые Сыны Хоруса и не побегут при виде очередной причуды варпа. | |
| − | — | + | — Наши корабли были в цветах легиона, Эзекиль, — произносит Сикар. Абаддон кивает. Он в курсе. Все боевые транспорты перекрасили в новые цвета перед началом последней войны. |
| − | + | Но вышли они из белых машин — как во времена Лунных Волков. | |
| − | + | Абаддон заметил это сразу, как ступил на палубу. Просто решил не задумываться о причинах. | |
| − | + | == 5:xxxi. '''Марсианские подступы''' == | |
| + | — Я всегда восхищался решимостью Шестого, — произносит претор-капитан Хонфлер, шагая рядом с Сартаком. | ||
| − | + | — Там есть чем восхищаться, — отвечает Волк. | |
| − | + | Хонфлер игнорирует колкость. | |
| − | |||
| − | + | — И Шестой её действительно демонстрирует, — продолжает Кулак. — Или правильнее будет сказать: «Влка Фенрис»? | |
| − | — | ||
| − | — | + | — Фенрика. Влка Фенрика, — поправляет Сартак. |
| − | + | — Вот, значит, как? — Хонфлеру, похоже, всё равно. — Вас немного здесь, на Терре, кто сражается с нами плечом к плечу. | |
| − | — | + | — Всего несколько. Мне не повезло. |
| − | + | Четыре роты воспрещения проходят сквозь арку Антрурия и оказываются на процессионали, ведущей к Марсианским подступам. Под сводом батальон Экландерских Эксертус организует опорный пункт. В тени ждут управляемые сервиторами орудийные платформы. Люди провожают взглядом роты астартес, проходящие мимо идеальным строем. Только фенрисец оборачивается и радостно машет смертным. Некоторые солдаты отвечают тем же. | |
| − | — | + | — Вот об этом и речь, — замечает Хонфлер. |
| − | — | + | — О чём? |
| − | + | — По моему мнению... | |
| − | — | + | — А оно у тебя есть? |
| − | + | Хонфлер командует подразделениям продолжать движение и отводит Сартака в сторону. | |
| − | — | + | — Мне нравится твой боевой дух, Волк. И послужной список тоже впечатляет. Поэтому тебя назначили командовать ротой. Но вы, Космические Волки... Влка Фенрика... совершенно не способны держать себя в руках. Это граничит с неподчинением... |
| − | — | + | — Да, граничит. Но зато у меня впечатляющий послужной список. Давай не будем об этом забывать. |
| − | + | — Когда мы столкнёмся с предателями, — шипит Хонфлер, — что произойдёт очень скоро, я жду от тебя абсолютного подчинения. Точного следования приказам. Исполнения долга астартес. Справишься, Волк? Если нет, то говори сразу, и я тебя заменю. Говорят, сержант Рева Медузи из Железных Рук — способный офицер. | |
| − | — | + | — Да, он хорош, — отвечает Сартак. — Как и я. Будет тебе исполнение приказов, претор-капитан. |
| − | — | + | — Договорились, — кивает Хонфлер. |
| − | — | + | — Но когда мы столкнёмся с врагом, — продолжает Волк, — я жду, что ты не уступишь мне в проявленной доблести. Если не справишься, скажи сразу. |
| − | + | Хонфлер сверлит Сартака суровым взглядом. Тот улыбается в ответ, сверкая клыками. | |
| − | — | + | — Уверен, что справлюсь, — говорит Имперский Кулак. |
| − | + | Они возвращаются в строй. В конце процессионали находятся ворота, ведущие к Марсианским подступам. Улица, по которой идут астартес, являлась одной из главных транспортных артерий Санктума и могла без труда вместить даже самые крупные боевые машины. Потолок теряется в тенях и дымке искусственных облаков. Помещение кажется ещё больше, потому что во всём тоннеле никого нет. | |
| − | + | Хонфлер велит остановиться. Марсианские подступы за спинами легионеров тянутся далеко, насколько хватает глаз. В стенах через равные интервалы установлены натриевые лампы, горящие тёплым оранжевым светом. Но путь вперёд перекрыт громадными вратами, которые способны остановить даже титанов. Стоя во главе строя 340-й роты воспрещения, Сартак слушает беседу Хонфлера с приближёнными офицерами. | |
| − | — | + | — В чём дело? — шёпотом спрашивает Медузи. |
| − | + | — Ворота должны быть открыты, — отвечает Сартак. | |
| − | + | — Ты слышишь их разговор? | |
| − | |||
| − | — | ||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
Сартак кивает. | Сартак кивает. | ||
| − | — | + | — Хонфлеру велели отвести нас к восемнадцатому маркеру. И он находится дальше. Ворота мешают пройти. Жди здесь. |
| − | + | С этими словами он подходит к Хонфлеру и остальным командирам. | |
| − | — | + | — Их закрыли не просто так, — говорит Волк. |
| − | + | Капитан-претор оглядывается на звук голоса. | |
| − | — | + | — Все внутренние перегородки должны быть открыты. По приказу Военной палаты они могут опуститься только после выхода всех войск на позиции. Единственная причина, по которой их можно активировать сейчас, — это прорыв вражеских сил. |
| − | — | + | — Их закрыли не просто так, — повторяет Сартак, на этот раз чуть медленнее. |
| − | — | + | — И я хочу их открыть. Вероятно, техническая неисправность. |
| − | — А | + | — А если нет? — спрашивает Волк. Все офицеры переводят взгляд на него. — Если это прорыв? |
| − | + | Хонфлер задумывается. | |
| − | Если это прорыв, | + | — Если это прорыв, никто о нём не знает. Не было ни тревоги, ни сообщений. Без сомнения, дело в неисправности. Нужно открыть врата и двигаться к указанной позиции. |
| − | — | + | — Я, как и все присутствующие, хочу сразиться с врагом, — говорит Сартак. — Но совершенно не горю желанием впускать его внутрь. |
| − | — Согласен, Волк | + | — Согласен, Волк. Но если это прорыв, о котором никто не знает, нужно в этом убедиться. — Капитан-претор указывает на врата. В основании одной из створок есть технический люк. — Начнём с малого. |
| − | + | — Мои Железные Руки могут помочь. | |
| − | + | Хонфлер кивает. | |
| − | + | Сартак зовет Медузи и ещё двоих аугментированных офицеров Десятого. Они, командиры и отделение Имперских Кулаков приближаются к толстым створкам. Сержант Железных Рук протягивает мехадендрит к замку. | |
| − | + | — Постой, брат, — говорит Сартак. Космический Волк внимательно рассматривает врата. | |
| − | + | — Что ты делаешь? — спрашивает Хонфлер. | |
| − | — | + | — Слушаю. |
| − | — | + | — Это он умеет, — замечает Медузи. |
| − | — | + | — И что ты слышишь, Волк? |
| − | — | + | — Тьму. |
| − | + | == 5:хххii. '''Обжигающие грёзы''' == | |
| + | В бункере темно и жарко, как в печке. Тейн чувствует тепловое излучение, исходящее от стен, земляной насыпи и уложенных мешков с песком. Снаружи ревёт пламя и не собирается умолкать. Сквозь трещины в раме люка пробиваются огненные сполохи и горячий дым. Металл двери начинает пузыриться и подтекать. | ||
| − | + | Тейн поднимается на ноги и уводит Берендола и двоих инициатов глубже в бункер. Они на ощупь движутся из одного помещения в другое, по возможности закрывая двери. Из-за растущей температуры начинают вонять старые пятна от химикатов на полу. | |
| − | |||
| − | + | Легионеры бредут сквозь горячую темноту, минуя четвёртый и пятый отсеки. Они здесь спекутся. Зажарятся заживо. Если внешние двери не выдержат и огонь проникнет внутрь, бункер превратится в крематорий. Тейн пытается не думать о Колхисе и том, как легионер спас его, пожертвовав собой. Пытается не вспоминать горящий и плавящийся силуэт ещё живого воина... | |
| − | |||
| − | + | Капитан ведёт своих воинов дальше. Они найдут выход. Найдут. Он лично проверил все укрепления, как только они заняли эту позицию. Из шестого отсека, где раньше был склад боеприпасов, ведёт скалобетонный коридор, расходящийся в две стороны. Налево — заглублённые бетонные укрытия с организованными местами для сна и противоосколочными пологами. Прямо — взрывостойкая дверь, ведущая наружу, во вспомогательные траншеи. Если они до неё дойдут... | |
| − | + | Вот и она — массивная створка из пластали. Заперта. Тейн бьёт плечом, но дверь не двигается с места. На замок и сервопетли не подаётся питание. Он сбивает запирающий механизм ударом молота, но это не помогает. Космодесантник ощупывает металлическую поверхность в поисках задвижек, рычагов и рукоятей. | |
| − | + | — Максимус... — ворчит Берендол из-за спины. Давление нарастает. Рёв огня за спиной становится громче и тоньше. | |
| − | + | Тейн бьёт молотом по двери, сжимая его обеими руками. После трёх ударов она наконец поддаётся. Астартес бросаются в тёмный проём сразу, как створка со скрипом проворачивается на треснувших петлях, даже не задумываясь о том, что ждёт на той стороне. | |
| − | + | Это в любом случае лучше, чем ползущий по пятам огненный ад. | |
| − | Тейн | + | Тейн захлопывает дверь, чтобы хоть ненадолго сдержать стихию, и бьёт по люку четыре раза — поспешно, как брат-практикант. Он надеется, что створку заклинит и та не распахнётся после первого же удара волны пламени. |
| − | + | — Максимус, — повторяет Берендол. | |
| − | + | Капитан снова исступленно колотит, на этот раз по раме люка. | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
— Максимус. | — Максимус. | ||
| − | + | Ещё один удар. | |
— Тейн! | — Тейн! | ||
| − | + | Он оборачивается и не понимает, что произошло. Сначала кажется, что Механикум залили и эти траншеи огнём, испепелив вторую линию обороны, и они, убежав из одной ловушки, попали в новую. | |
| − | Но | + | Но это не отблески пламени. Всё заливает золотисто-жёлтый свет — как от самого яркого костра, но ничего не горит. |
| − | И | + | И траншеи тоже нет. |
| − | — Что это? — спрашивает Берендол. | + | — Что это такое? — спрашивает Берендол. |
| − | Сон | + | Сон. Ошибка. Промах. Поворот не туда. Видение. У них не получилось сбежать. Пламя пожрало их так же, как Колхиса. Они мертвы, и умирающий мозг создаёт обжигающе яркие грёзы. |
| − | Перед | + | Перед легионерами раскинулся просторный и величественный зал. Прохладный воздух чуть заметно движется, подчиняясь воле климатических установок. Ноги астартес оставляют грязные, чёрные следы на отполированном до зеркального блеска оуслитовом полу. Стены облицованы аурамитовыми панелями с выгравированными символами конкордии и дискордии, парящими орлами и зигзагами молнии. Под высоким, выложенным лазурной плиткой потолком висят электрические люстры. Сам зал уходит в бесконечность. |
| − | — | + | — В нашей зоне такого нет... — произносит Берендол. |
| − | — | + | — Нет, — соглашается Тейн. |
| − | — Ты | + | — Ты ведь проверял?.. |
| − | — | + | — Разумеется. |
| − | — Тогда | + | — Тогда почему пропустил эту дверь? И бункер. Это какая-то... |
| − | — Это не бункер, — | + | — Это не бункер, — отвечает Тейн. — Брат, я не смогу объяснить как, но мы оказались внутри Санктума. |
| − | |||
| − | ==5:xxxiii. | + | == 5:xxxiii. '''Ценный актив''' == |
| − | Башня слегка | + | Башня слегка содрогается, когда глубоко под землёй нечто рокочет, словно потревоженное чудовище. В холодных шкафах звенят пробирки и пузырьки, пачка бумаг сползает на пол с одного из рабочих столов. |
| − | Базилио Фо, | + | Базилио Фо, похоже, не замечает происходящего. |
| − | Андромеда-17 | + | Андромеда-17 следит за работой ваятеля плоти. Фо, скрестив ноги, уселся в одно из мягких лабораторных кресел перед несколькими мониторами, по которым бегут строки данных. Синтетический голос в наушнике зачитывает ему содержимое архивов. Правой рукой старик вносит заметки в инфопланшет, а левой перебирает другие планшеты, вводит команды в когитатор и изредка поднимает с лабораторного стола какую-нибудь колбу и, как следует встряхнув, всматривается в содержимое или вставляет очередное стекло с образцом в макросчитыватель. |
| − | — Что | + | — Что ты делаешь? — спрашивает геноведьма. |
| − | — Тихо | + | — Тихо. — Фо даже не поворачивается на голос (потому что нельзя отвлекаться, когда погружён в работу). |
| − | Андромеда | + | Андромеда переводит взгляд на Ксанфуса. Избранный, скрестив руки на груди, стоит у лестницы. Он тоже наблюдает за манипуляциями Фо в равной степени с интересом и недоверием. |
| − | — | + | — Тебе придётся держать нас в курсе происходящего, — говорит он. — На всех этапах работы. Эта ограниченная свобода и твоё присутствие здесь стали возможны из-за чрезвычайных обстоятельств. Мы не сможем обеспечить тебе защиту от иных организаций, если продолжишь держать нас в неведении. |
| − | Фо | + | Фо достаёт наушник и поворачивает кресло к Ксанфусу. |
| − | — | + | — Скоро всё здесь погрузится во тьму, верно? И тьме этой не будет конца. |
| − | — Времени | + | — Времени у нас действительно мало, — признаёт Избранный. |
| − | — | + | — Времени вообще больше нет! — Фо тычет костлявым пальцем в остановившийся хронометр на стене. — Его концепцию можно оставить в прошлом. Будьте уверены, я прекрасно осознаю своё положение. Я как одеяло, которое вы перетягиваете на себя, и это когда мир вокруг буквально охвачен пламенем. Полагаю, под «другими организациями» имелись в виду проклятые Легио Кустодес? |
| − | — | + | — Как минимум, — произносит Ксанфус. Ему не хочется произносить название вслух. Амон остался внизу и охраняет вход в башню, но Избранный знает, что стражи Императора обладают сверхъестественно чутким слухом. |
| − | Фо | + | Фо хитро ухмыляется (как же они боятся друг друга! Осторожничают даже сейчас! Он, великий и ужасный Он, так гордится своим единым Империумом, а на деле фракции внутри государства, похоже, начали грызться задолго до начала гражданской войны). |
| − | — | + | — Уверен, вы двое сможете меня защитить, — говорит он вслух. — Потому что, надеюсь, начали осознавать, насколько я, презренное и ужасное чудовище, стал важен для выживания человечества. |
| − | |||
| − | ==5:xxxiv. | + | == 5:xxxiv. '''Решение Вулкана''' == |
| − | По | + | По команде примарха просителей выводят из Тронного зала. Вулкан провожает их взглядом, пока группа не превращается в едва заметные движущиеся точки у Серебряных врат. |
| − | — Что вы | + | — Что вы решили, владыка? — спрашивает Хассан, оставшийся в зале. |
| − | — | + | — А что я могу решить, Избранный? — отвечает Вулкан. — У нас связаны руки. Нужно выполнить задачи первоочередной важности. Некогда отвлекаться на... |
| − | — Но они | + | — Но они говорили с такой уверенностью. Эти двое, Грамматикус и Перссон, не так просты. И разговор о новорождённой силе, о вознесении Луперкаля... |
| − | — Возможно, | + | — Возможно, не больше чем просто разговор, — обрывает его Вулкан. — И даже если нет, его суть лежит за пределами моего понимания. У нас война в самом разгаре, и нужно продолжать её всеми имеющимися силами. Я не знаю, что делать с угрозой, которой пока не существует. |
| − | + | Каэрия Касрин из Безмолвного Сестринства, также стоящая рядом, выходит вперёд, обозначая своё присутствие. Эта странная привычка есть у многих парий из-за способности оставаться незамеченными в периферическом зрении. Вулкан вспоминает, что у Крол была такая же. | |
| − | + | ''«Такие вопросы рассматривают только лично владыка Император или Сигиллит, — говорит она на мыслезнаке. — Они не оставили указаний?»'' | |
| − | — Нет, — отвечает | + | — Нет, — отвечает примарх. — И у меня нет возможности посоветоваться ни с тем, ни с другим. Но, очевидно, они об этом знали или как минимум подозревали. В отсутствие иных указаний я буду исполнять имеющиеся приказы. Предположу, что в некотором роде наши текущие действия смогут защитить и от этой угрозы. |
| − | + | ''«Если она реальна», — замечает Касрин.'' | |
| − | + | ''«Думаешь, нет?» —'' Вулкан отвечает сестре на её же языке. | |
| − | + | ''«Думаю, эти просители рассказали не всю правду, — быстрыми движениями отвечает пария. — Что-то они предпочли сохранить в секрете. Вероятно, у них есть планы, о которых лучше не распространяться».'' | |
Вулкан кивает. | Вулкан кивает. | ||
| − | + | ''«Я им не доверяю, — добавляет сестра. — Особенно ведьме».'' | |
| − | — Согласен | + | — Согласен. |
| − | — Тогда... | + | — Тогда... Что прикажете с ними делать, владыка? — спрашивает Хассан. |
| − | + | ''«Пусть замолчат навсегда», — говорит Касрин.'' | |
| − | — | + | — Это не обсуждается, — отвечает Хассан. |
| − | + | ''«В этот чёрный час они просто очередная угроза, без которой нам станет легче. Убей их».'' | |
| − | Хассан | + | Хассан переводит взгляд на примарха. |
| − | — Я не стану | + | — Я не стану убивать людей от имени Империума, — говорит тот. — Особенно не имея на руках доказательств преступления. То, что нам неизвестны их возможности и беспокоит их появление, не может быть обоснованием. |
| − | Он | + | Он переводит взгляд на Хассана. |
| − | — | + | — Пусть стражи закроют их где-нибудь, Избранный. |
| − | — | + | — Где-нибудь в пси-устойчивых камерах? |
| − | — | + | — По возможности да. Если Соратник Раджа сочтёт Вестибюль достаточно надёжным местом. В противном случае — проводите их в Тёмные Камеры. Решай сам, Хассан. Так или иначе, члены этой группы не должны более иметь возможности влиять на события войны. |
| − | — Да, | + | — Да, владыка. |
| − | — Я | + | — Я предпочту довериться интуиции Сестры, — продолжает Вулкан, метнув короткий взгляд на Касрин. — Они опасны, и мы не до конца понимаем почему. Ограничим их свободу и возможность действовать до окончания кризиса. Тогда и разберёмся. |
| − | Хассан | + | Хассан, кажется, хочет возразить, но совершает знамение аквилы и уходит догонять пленников. |
| − | Вулкан вздыхает и | + | Вулкан вздыхает и разворачивается спиной к входу. Он должен вернуться к болезненному свету Трона. Краем глаза примарх видит, как Касрин призрачной тенью следует за ним. |
| − | + | — Думаешь, я слишком милостив? | |
| − | + | ''«Я не в том положении, чтобы комментировать ваши решения, владыка», — отвечает она.'' | |
| − | Вулкан кивает. Другого он и не | + | Вулкан кивает. Другого он и не ждал. Малкадор поднялся на трон. Отец с братьями-примархами ушли и, возможно, не вернутся. Все решения, которые могут спасти человечество или обречь его на гибель, теперь принимает он. Больше некому. |
| − | |||
| − | ==5:xxxv. Когда | + | == 5:xxxv. '''Когда вся надежда остаётся на чудовищ''' == |
| − | — Я | + | — Я понимаю ситуацию, в которой оказался, Избранный, — произносит Фо (даже сильнее, чем ты думаешь). — Я — ценный актив и в то же время — страшный преступник, заслуживающий наказания. Меня признали существенной угрозой вашей имперской идеологии. Но оружие, созданное этими руками, способно остановить войну, уничтожив генетическую линию астартес. А кустодии... О, прошу прощения, та, другая организация... с радостью бы им воспользовалась, потому что это спасёт и Империум, и Его жизнь. И потому они хотят заполучить меня исключительно для своих целей. И все изобретения тоже. |
| − | — Старик... — | + | — Старик... — говорит Андромеда. |
| − | Фо | + | Фо разворачивается к ней. |
| − | — С другой стороны, | + | — С другой стороны, другие организации в высших эшелонах власти Империума не хотят допустить полного уничтожения сыновей и внуков Императора. Это крайняя мера с непредсказуемыми последствиями. Она приведёт к дисбалансу системы, ведь и без того могущественные кустодии обретут ещё большее влияние. И потому Избранные Малкадора, — он кивает на Ксанфуса, — очередная неофициальная и тайная организация, пытается не дать стражам заполучить меня для своих целей. Это весьма нетривиальная задача, поскольку кустодии физически и психологически бесконечно превосходят всех остальных. Их нельзя обмануть. Таким образом, Избранные, оказавшись в крайне сложном положении, в одностороннем порядке привлекают к делу... Как мне вас назвать, барышня? |
| − | Он | + | Он снова смотрит на Андромеду, но та молчит. |
| − | — | + | — ...независимую подрядчицу в лице селенарской геноведьмы, — с усмешкой продолжает старик, — чтобы те помогли им надуть Кустодес. Вы не можете напрямую забрать меня у них. Особенно в такое время. Впрочем, этим сейчас можно объяснить что угодно. |
| − | — Фо... — | + | — Фо... — произносит Андромеда. |
| − | — В любом случае | + | — В любом случае эти интриги ужасны. Вам не хватает полномочий, чтобы перечить кустодиям, но зато получается убедить это чудовище, Амона, что моё оружие нуждается в срочной доработке. Трюк мог удаться только при участии... — Он снова улыбается, кивая на Андромеду, — независимой подрядчицы, которая применила свои впечатляющие риторические способности и с помощью нелинейных этико-логических конструкций убедила кустодия, что тот не нарушает приказы, а напротив, действует в строгом соответствии с обязанностями. Заставила его думать, что ошибкой станет отказ от помощи в вашей афере. Чтобы её провернуть и довести до логического завершения, когда я стану вашей собственностью, а не Вальдора, нужно было доставить меня сюда и сделать вид, что я работаю и пытаюсь исправить то, что не нуждается в исправлении, то бишь просто напрасно трачу время. |
| − | Фо | + | Фо смеряет обоих собеседников взглядом и холодно улыбается. |
| − | — | + | — Я всё правильно угадал? — спрашивает он (прекрасно зная, что как минимум половина из сказанного — чистая правда. Но я просто хочу жить. И для этого нужно, чтобы все присутствовавшие не делали ничего неожиданного). — Уверяю вас, я готов изображать бурную деятельность, чтобы вам подыграть. |
| − | — | + | — Твои оценки ситуации не имеют значения, — отвечает Андромеда. — Кроме того, бессмысленны попытки манипулировать нами, играя в послушание и смирение. Мы не друзья, Фо. Геноцид, устроенный тобой до Объединения, никогда не будет забыт. |
| − | Улыбка Фо превращается в | + | Улыбка на лице Фо превращается в гримасу. |
| − | — Нас интересует только оружие и его | + | — Нас интересует только оружие и степень его эффективности, — говорит Ксанфус. |
| − | — Понятно, — | + | — Понятно, — хмыкает Фо. |
| − | — И ты | + | — И ты лукавишь, когда говоришь о ненужности доработки, — добавляет Андромеда. |
| − | — | + | — Правда, геноведьма? |
| − | — Ты | + | — Ты себя выдаёшь. |
| − | — И | + | — И чем же? |
| − | — Если | + | — Если скажу, ты перестанешь это делать. Я промолчу. |
| − | — | + | — Резонно, — кивает Фо. — Для протокола, я уверен, что дело в моей привычке находить несколько решений для каждой задачи. Я делаю это, чтобы отвлечься от насущных мыслей. В данном конкретном случае речь о разработке оружия. |
| − | — | + | — Опять лукавишь, — говорит геноведьма. — Впрочем, ты слишком радостно и жадно копаешься в личных вещах Сигиллита. И потому я повторю вопрос: что ты делаешь? |
| − | Фо | + | Фо задумывается над ответом (Эти двое мне не нравятся. Слишком хитрые). |
| − | — Ну, | + | — Ну, ведьма, несмотря на всю мою любовь к переусложнению решений, та ложь, которую ты придумала, чтобы затащить меня сюда, может оказаться вовсе и не ложью. |
| − | — | + | — Оружие не сработает? — спрашивает Андромеда. |
| − | — О, | + | — О, конечно, сработает, — отвечает Фо. — Но я могу сделать лучше. |
| − | ==5:xxxvi. Если враг | + | == 5:xxxvi. '''Если там ждёт враг''' == |
| + | — Нельзя услышать тьму, Волк, — произносит претор-капитан Хонфлер. | ||
| − | — | + | — Нельзя, — соглашается Сартак. — И я её не слышу. Но за этими воротами пустота. Тишина, в которой ничего нет. |
| − | — | + | — Открывайте, — велит Имперский Кулак, обращаясь к воинам Железных Рук. |
| − | — | + | — Я бы не стал, брат-капитан, — замечает Сартак. |
| − | + | Хонфлер внимательно смотрит на Волка. То, что фенрисец внезапно начал проявлять уважение, причём без насмешки, беспокоит его куда сильнее, чем предыдущие выходки. | |
| − | + | — Ты так рвался встретиться с врагом, Волк, что был готов игнорировать прямые приказы, лишь бы добраться до поля боя. А теперь даёшь заднюю? | |
| − | + | На мгновение лицо Сартака искажает гримаса гнева, но воин подавляет эмоцию. | |
| − | + | — Великий Ангел закрыл врата, — рычит он. — И я не позволю, чтобы скъяльды пели об Оди Сартаке как о глупце, который открыл другие. | |
| − | + | Хонфлер кивает. | |
| − | + | — Если там ждёт враг, нужно узнать об этом наверняка. Если предатели проникли внутрь... — Он смотрит на советника. | |
| − | — | + | — Есть информация из Гегемона? Какие-нибудь комментарии? |
| − | + | — Ничего, сэр. Вокс опять не работает. | |
| − | + | Имперский Кулак задирает голову, разглядывая гигантские створки. | |
| − | — | + | — Надо узнать, что там. Идея моя, поэтому пойду сам. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
— Претор-капитан... | — Претор-капитан... | ||
| − | — Четыре роты | + | — Четыре роты легионеров смогут удержать технический люк или, как минимум, успеют поднять тревогу. Нельзя оставаться в неведении. Медузи, открывай. |
| − | Сержант | + | Сержант склоняется над замком и начинает разбирать корпус. Свита Хонфлера, вскинув болтеры, выстраивается полукругом. Сам претор-капитан обнажает клинок и достает болт-пистолет из кобуры. |
| − | Сартак | + | Сартак встаёт рядом. |
| − | — Что ты делаешь? — спрашивает | + | — Что ты делаешь? — спрашивает Хонфлер. |
| − | — Иду с | + | — Иду с тобой, — отвечает тот так, будто это само собой разумеется. |
| − | — | + | — Подготовь роты к обороне, на случай если там всё плохо, — велит Кулак. |
| − | — | + | — Медузи справится с этой задачей. Он — хороший офицер. А я иду с тобой, сын Дорна. |
| − | — Опять | + | — Опять не следуешь приказам? |
| − | — Из лучших побуждений | + | — Из лучших побуждений. |
— Волк... | — Волк... | ||
| − | — Возможно, я | + | — Возможно, я слишком буквально понял слово «следовать», — ухмыляется фенрисец. |
| − | + | Замок щёлкает, и Медузи распахивает люк. Толщина створки — порядка полуметра. | |
Темнота манит. | Темнота манит. | ||
| − | + | Хонфлер переступает порог. Сартак идёт следом. | |
| − | + | На той стороне нет ничего, кроме ощущения пространства. Тьма настолько густая, что даже оптические системы шлемов и сверхчеловечески острое зрение астартес не могут пробиться дальше нескольких метров. | |
| − | — | + | — Отключение питания, — тихо произносит Хонфлер. — Это объясняет закрытие переборки. Автоматическое срабатывание... |
| − | — | + | — Тс-с-с-с... — шипит Сартак. Он почти ничего не видит, но пространство вокруг огромно. Марсианские подступы тоже впечатляют размерами, но не настолько. |
| − | + | Волк оглядывается и видит Реву Медузи в проёме двери с болтером наготове. Он тут же передаёт сержанту несколько шифрованных указаний. | |
| − | — | + | — Ветер... — шепчет Сартак, обращаясь к Хонфлеру. |
| − | — | + | — Вентиляционные установки. |
| − | — | + | — Так питание есть или нет? — Фенрисец принюхивается. Воздух кажется свежим. Нет, он, конечно, пахнет мокрой землёй, жжёными химикатами, пылью, фузелином и дымом. Холодный. Но это не затхлый, много раз пропущенный через фильтры и восстановленный воздух наглухо запечатанного Санктума. |
| − | Он | + | Он опускается на колено и касается пола. Не скалобетон. Не усиленные плиты Марсианских подступов, способные выдержать вес богов войны. |
| − | + | Под ногами земля. | |
| − | + | Влажная, перепаханная снарядами земля. Но как?.. | |
| − | — | + | — Враг никуда не прорывался, — шепчет он. — Это не предатели внутри. Это мы снаружи. |
| − | — | + | — Снаружи чего? — спрашивает Хонфлер. |
| − | |||
| − | + | — Санктума, — отвечает Сартак. | |
| − | |||
| − | + | == 5:xxxvii. '''Рок воплощённый''' == | |
| + | Абидеми идёт навстречу со стороны Трона. Скорость шага доверенного офицера тревожит Вулкана. | ||
| − | — | + | — Владыка Змиев. — Легионер приветствует примарха коротким кивком. — Адепты Консилиума докладывают, что засекли внезапный и сильный всплеск имматериальной активности. |
| − | — | + | — Причина? |
| − | — Где? — спрашивает | + | — Возможно... — Верный Дракон мешкает с ответом. — Что-то произошло. Некая аномалия привела к возникновению нового средоточия эмпирейной энергии. |
| + | |||
| + | — Где? — спрашивает примарх. — В паутине? | ||
Абидеми пожимает плечами. | Абидеми пожимает плечами. | ||
| − | — | + | — Или на Терре, или на флоте предателей. Похоже, оно везде. |
| − | + | ''«Это следующий этап кризиса? — вопрошает Касрин. — Мир тонет в варпе, Верный Дракон. Степень имматериальной активности будет постоянно возрастать...»'' | |
| − | — Нет, — | + | — Нет, — обрывает её Абидеми. — Я не понимаю деталей, но они уверены, что это не рядовое событие. По описанию можно подумать, что большой объём накопленной энергии вырвался на свободу или вспыхнул пламенем. |
| − | — Насколько | + | — Насколько большой? — спрашивает Вулкан. |
| − | — Адепты | + | — Адепты утверждают, что их оборудование не предназначено для регистрации столь высоких значений. |
| − | Вулкан спешит к Трону | + | Вулкан спешит к Трону, уже не просто шагом. Легионер и Сестра Безмолвия бегут следом. |
| − | — Есть | + | — Есть объяснение феномена? |
| − | — | + | — Нет, владыка, — отвечает Абидеми. |
| − | + | ''«Может, это воплотился Тёмный Король?» — спрашивает Касрин.'' | |
| − | Вулкан | + | Вулкан оставляет вопрос без ответа. |
| − | — Объяснения | + | — Объяснения нет, — продолжает Верный Дракон, — но эта аномалия нарушает работу Трона. Сколько бы сил ни осталось у Сигиллита, их недостаточно. Регент выгорает. Он теряет контроль и вот-вот сгинет окончательно. Когда это произойдёт... |
| − | Он не | + | Он не заканчивает фразу. В этом нет нужды. |
| − | Вулкан прекрасно знает, что | + | Вулкан прекрасно знает, что будет дальше. |
| − | |||
| − | ==5:xxxviii. Чудо== | + | == 5:xxxviii. '''Чудо''' == |
| − | Императора | + | На Императора невозможно смотреть. Свет повсюду и своей яростью изгнал все тени. Очертания коридоров флагмана предателей почти растворились в ослепительном сиянии. Оно сжигает и испаряет напирающую массу демонов, подобно вспышке от атомного взрыва. |
| − | + | Вот только эта вспышка не гаснет. Это не мимолётный эффект после детонации. Палящий свет вечен и неугасим. | |
| − | + | Проконсул Цекальт чувствует источник жара за спиной. Чувствует, как плоть плавится внутри раскалившегося доспеха модели «Аквилон». Ему кажется, что он оказался рядом с новорождённой звездой. | |
| − | + | «Как прекрасно...» | |
| − | + | Цекальт не видит господина. Не может даже попытаться взглянуть на Него. Вечный царь своей волей направляет кустодия в другую сторону. Он, взяв под контроль тела Соратников, заставляет их отвести взгляды. | |
| − | + | «Даже доли мгновения хватит, чтобы глаза расплавились и вытекли. Его нынешний облик испепелит наши мозги за долю секунды. Я чувствую, как свет наполняет меня, обжигая кости и мышцы, опаляя каждую клетку тела, будто адское пламя. Кровь обратилась в пар. Доспех оплавлен. | |
| − | + | Если Он позволит взглянуть на себя, мы умрём. | |
| − | + | Но, о мой король, я готов погибнуть, чтобы на краткий миг узреть тебя во всей славе». | |
| − | |||
| − | ==5:xxxix. Последний | + | == 5:xxxix. '''Последний проблеск''' == |
| − | + | Ox. | |
| − | + | О, я... | |
| − | Н- | + | Н-н-н-г-х... |
| − | Ты | + | Ты мнишь.... |
| − | Ты | + | Ты мнишь себя богом, первонайденный? |
| − | + | Дай-ка я тебе кое-что расскажу... | |
| − | М-н-н- | + | М-м-н-н-г-х! |
| − | + | Твой отец... твой отец за свою жизнь принимал множество обличий для разных целей. | |
| − | Он | + | И сейчас он обрёл новый аспект, сияющий и неизменный, как яркая звезда. Он станет тем, кем нужно. |
| − | + | Он предстанет перед тобой, остановит и заставит молить о пощаде. | |
| − | + | Думаешь, это ты становишься богом? Сейчас он покажет, что такое истинная сила. | |
| − | + | Смотри. ''Смотри!'' | |
| − | + | Гн-н-нх. | |
| − | + | Видишь? | |
| + | |||
| + | Я бы хотел, но не могу. Больше не могу. | ||
Моё время пришло. | Моё время пришло. | ||
| − | + | Конец. | |
| − | + | Видение угасает, мысленный взор выгорел. | |
| − | Я пытаюсь держаться, но | + | Я пытаюсь держаться, но силы кончились. Образы, которые ты, Хорус Луперкаль, охваченный злобой, посылаешь мне, бледнеют и исчезают, растворяясь в обжигающем белом сиянии, на которое невозможно смотреть. |
| − | + | Думаю, свет — это он. | |
| − | Думаю, что | + | Думаю, что мой друг Император сейчас сильнее, чем когда-либо, и его сияние, будто пламя звезды, горит в моём черепе. |
| − | Но | + | Но, возможно, это ты, Хорус. Возможно, на воплощённое зло тоже невозможно смотреть. |
| − | + | Не знаю. Слишком ярко. | |
| − | + | Ничего не вижу... | |
| − | + | Ничего... | |
| − | Прости. Прости | + | Прости. Прости, старый друг. Я старался изо всех сил. Сделал всё что мог... |
| − | + | Мой конец настал, и я не могу... | |
| − | |||
| − | ==5:xl. Неизменный== | + | == 5:xl. '''Неизменный''' == |
| − | Смерть | + | Смерть пришла быстрее, чем он предполагал даже в самых страшных прогнозах. Лучшие воины Терры, самые могучие и величественные представители человечества потерпели поражение. |
| − | Константин | + | Они продержались сорок три секунды, прежде чем гнев Луперкаля затянул их в бездну и проглотил без следа. Константин падает, охваченный яростью. Он кричит от стыда и уязвлённой гордости. Вальдор был уверен, что они справятся и одержат победу. Что он и его люди покажут ублюдочному предателю, как надо воевать. |
| − | + | Увы. Сорок три секунды. Всё, на что хватило величайших воителей Императора. Сорок три жалких секунды... | |
Сорок четыре. | Сорок четыре. | ||
| − | Он видит | + | Он видит зажёгшийся свет. Вальдор стоит на коленях, сбитый с ног судорожными спазмами мясистого пола. Сначала кажется, что это просто дульная вспышка. Кто-то из Кустодиев выстрелил световым снарядом, или, может, гаснут катушки умирающего адратического излучателя. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | + | Но нет. Огонёк всего один, и не гаснет. Яркая, ослепительно-белая точка поднимается где-то вдалеке, подобно звезде. Её лучи касаются отчаявшихся воинов и освещают дно ямы, в которой они оказались, отбрасывая длинные тени. Непроглядная тьма сменяется холодными сумерками. Влажная плоть под ногами блестит. По лужам крови и желчи бегут блики. | |
| − | + | Константин с трудом поднимается. Смех и пение затихли, спрятавшись в мясистых складках и полостях ямы, или куда там ещё забилась удушливая тьма. Он наконец видит, что находится в ущелье из распухшей, воспалённой, покрытой слизью плоти. Она злобно пульсирует. Повсюду лежат изломанные, искалеченные останки погибших товарищей. Вальдор видит проступающие сквозь органические ткани заклёпки и проржавевшие корабельные скобы — такие используют, когда корабль нуждается в срочном ремонте, — которые удерживают кожистые полотнища, как панели обшивки. | |
| − | + | Вальдор концентрирует внимание на свете, что сияет, как полная луна зимней ночью, — такой же далёкий, серебристый и холодный. Свет восходит над утёсами из зачумлённых мышц, проглядывает сквозь похожие на корявые ветки костяные наросты, пробивается сквозь растянутые жировые покровы. Будто одинокая путеводная звезда в ясную ночь поднялась над лесной чащей. Капитан-генерал чувствует, как свет касается сердца и души. Он замечает отголосок мысленного взора, сплетённый с пронзающими тьму лучами, — кто-то простирает свою волю по адскому флагману, смотрит и ищет. Касание слабое, и ему не хватает сил наполнить кустодия, чтобы тот стал един с источником света. Тем не менее Вальдору знакома эта сила. Она потоком холодной воды вымывает липкую тьму из глаз, рта и мыслей воина и разжигает искру надежды. | |
| − | + | Этого достаточно, чтобы Константин нашёл в себе силы подняться. Понять. | |
| − | + | Свет направляет его. | |
| − | + | — Это Он, — шепчет Вальдор, но слова не нужны, потому что нейросинергия восстановилась и вновь работает. Все выжившие Соратники знают то же, что и он. Все до одного кустодии поднялись и смотрят на свет. | |
| − | + | Константин первым приходит в движение. Остальные следуют за командиром. Они разбивают корку из застывшей крови, разрывают дрожащую массу складчатой кожи и сухожилий. Вокруг по-прежнему царит тьма, а воздух пахнет гнилью, но теперь они видят свет ярчайшей и чистой звезды. | |
| − | + | Воины не отводят взгляд ни на мгновение. Сияние ведёт их за собой. Без сомнения, впереди ждут суровые испытания, но теперь, наконец, у них появился путь. Соратники переходят на бег. | |
| − | |||
| − | + | Прошло сорок пять секунд с начала боя. | |
| − | |||
| − | + | == 5:xli. '''Рассвет''' == | |
| + | Он вытирает красную пыль с остатков клинка и продолжает работу. | ||
| − | + | — Я — Рогал Дорн, — выкашляв набившуюся в горло пыль, человек продолжает речь, прерванную несколько часов, а может, столетий назад. — Давным-давно один философ и временами летописец предложил свод правил ведения войны и сказал, что она допустима, если приводит к крепкому миру. Это утверждение быстро дискредитировали, разделив войны на справедливые, которые велись против чужих, и несправедливые — те, в которых сражались со своими. Это разделение сохранилось до наших дней. Война, направленная на подавление и устранение внешней угрозы, то бишь ксеносов, считается оправданной и необходимой для выживания. Гражданская же война почитается мерзостью. Не вся пролитая кровь одинакова. | |
| − | + | Гул войны становится громче. Стена чуть заметно вибрирует, стряхивая красную пыль на натруженные руки. | |
| − | + | Теперь они тоже кроваво-красные. | |
| − | + | Человек не обращает на это внимания. | |
| − | Он | + | Он отходит на шаг и разглядывает последнюю схему. За пределами тени, отбрасываемой стеной, солнце палит беспощадно. Дорн поднимает голову и впервые за прошедший век или два, впервые с момента появления, видит светило. Всё вокруг красное: стена, пустыня, небо и прах. Теперь есть ещё и солнце. По правде сказать, это скорее звезда. Одинокая, неизменная звезда. Крошечная белая, яркая точка. Её появление — единственное изменение, произошедшее с небом за всё время, если не считать смену цвета. |
| − | + | Человек закрывает глаза и чувствует, как тёплые лучи касаются кожи. Несколько мгновений он наслаждается ощущением. | |
| − | |||
| − | |||
''Просто сдайся.'' | ''Просто сдайся.'' | ||
| − | + | Вернувшись в тень под красной стеной, он продолжает работу. Сточенный огрызок меча выцарапывает новые планы обороны и побега. Лекция продолжается. | |
| − | — | + | — Позже другой философ сформулировал основные критерии, которым должны соответствовать войны в цивилизованном обществе. Их всего два: законное основание и формальная власть. Только король или император может объявить войну, и только по справедливой причине, которой является защита определённой культуры. Во всех иных случаях война неприемлема и запрещена, даже для богов. |
| − | Шум | + | Шум на той стороне стены превращается в вибрирующий рёв. |
| − | ''Сдайся. | + | ''Сдайся. Покорись. Отпусти. Просто скажи. Кровь для Кровавого бога.'' |
| − | — | + | — Нет никаких богов, — отвечает Рогал Дорн. |
| − | Он | + | Он прижимается к стене, почти касаясь её губами. |
| − | — | + | — И тебя — тоже нет, — шепчет примарх. |
| − | |||
| − | ==5:xlii. Наконечник копья== | + | == 5:xlii. '''Наконечник копья''' == |
| − | + | Мир перед глазами вспыхивает белым пламенем. Он видит только раскалённый сияющий диск, похожий на далёкую, злобную звезду. И слышит крики. | |
| − | На | + | На мгновение всё замирает: он, растянутый над толпой врагов, запрокинув голову, практически смиряется с болью и позволяет ей себя поглотить. Но маленькая и чистая белая звезда прорывает завесу кроваво-чёрной тьмы. Она смотрит на него: одинокая, яркая, неизменная и немигающая. |
| − | + | В темноте раздаётся вопль. Он вырывается из его собственной груди. Этот крик заставляет вспомнить себя. | |
| − | В | ||
''Сангвиний.'' | ''Сангвиний.'' | ||
| − | Он изгибается всем телом и | + | Он изгибается всем телом и разрывает хватку, неуклюже падая на окровавленную палубу. Враги тут же бросаются на распростёртого на полу примарха. |
''Сангвиний.'' | ''Сангвиний.'' | ||
| − | + | Он выдерживает яростный натиск. Одна нога находит опору. | |
''Сангвиний.'' | ''Сангвиний.'' | ||
| Строка 2949: | Строка 2831: | ||
Он встаёт. | Он встаёт. | ||
| − | + | В этом движении столько силы, что воины-астартес в полном облачении разлетаются в стороны, как тряпичные куклы. Крича от ярости, он убивает без жалости, не останавливаясь ни на секунду. Обречены все, кому не хватило ума убраться с дороги или скорости, чтобы сделать это достаточно быстро. Клинок меча и наконечник копья оставляют в воздухе кровавый след. Примарх расправляет крылья и рвётся вперёд, проносясь над головами двоих великанов-юстаэринцев. Те, рассечённые надвое, тут же валятся наземь. Сангвиний уклоняется от болтерных снарядов, выпущенных тройкой катуланцев, пришпиливает одного к опорной колонне, потрошит второго коротким взмахом клинка, а третьего давит ногами. Ангел уходит от оставшегося на палубе месива, походя сбивает с ног очередного юстаэринца и пронзает насквозь тяжёлого пехотинца из Хтонийской ауксилии. За Сангвинием тянутся кровавые следы. | |
| − | + | Он уже в дальнем конце Главного атриума и видит перед собой запертые люки, ведущие к командным палубам. Сейчас проходы перекрыты тяжёлыми переборками из чёрного адамантия. Шальные выстрелы изрешетили стену и высекают искры, попадая в сами створки. Примарх оглядывается. Всё пространство отсека погрузилось в затянутое дымом безумие кровавого сражения. Будто кто-то выхватил фрагмент городских боёв в Палатине и поместил в металлическую коробку на память. | |
| − | + | Сангвиний подходит к одному из люков. Замок активирован, и удара Обагрённым оказывается недостаточно, чтобы засовы вышли из пазов. Пылающий клинок обрубает подачу питания, и панель управления гаснет, выплюнув на прощание фонтан синих искр. | |
| − | + | Примарх убирает меч в ножны и разглядывает створки. Раздвинуть их силой не получится: пальцам не за что зацепиться на гладкой поверхности. Он шипит от раздражения. Кто из офицеров рядом? Махелдарон? Кристаферос? Может, у кого-то осталась взрывчатка? | |
| − | + | Нет времени. Если Хорус поймёт, что брат подобрался так близко, он может отступить, перегруппироваться и превратить завершение конфликта в невнятный фарс. Сангвиний поднимает копьё Телесто и упирает остриё в тонкую щель между створками. Он налегает на древко и проталкивает копьё чуть глубже. Идеальная линия нарушается. На пол сыплется адамантиевая пыль. Дойдя до упора — до выреза в наконечнике, — Ангел меняет хват на аурамитовой рукояти и активирует оружие. | |
| − | + | Отсек озаряет вспышка синего света. Древко вибрирует в руках. Металл вокруг копья почернел и оплавился. Сангвиний даёт ещё один разряд, и створки трясутся. Щель между ними становится чуть шире, не выдержав колоссального давления. То, что нужно. Ангел загоняет наконечник ещё чуть глубже и толкает древко всей массой, используя его как рычаг, пытается растащить тяжёлые, тридцатисантиметровой толщины, врата в стороны. Он кричит от натуги, вкладывая в движение каждую толику сверхчеловеческой силы. Копьё едва заметно гнётся под нагрузкой. На висках и шее Сангвиния вздуваются вены. Напряжение разбередило рану в боку, и та снова начала кровить. | |
| − | Боль | + | Боль пронзает всё его тело. Ангел находит в ней новые силы. Медленно, очень медленно гигантский люк начинает поддаваться. |
| − | Как только | + | Как только зазор становится достаточно большим, примарх выдёргивает копьё и вонзает его в настил палубы. Оружие сохранило идеальную форму. Ангел боком протискивается в образовавшуюся щель и продолжает толкать створки руками и плечом. Он скрежещет зубами и дрожит от напряжения. |
| − | + | Предатели осознают, что оборона практически прорвана. Отряды выходят из боя и разворачиваются к примарху, вскидывая болтеры. Первые снаряды разрываются, ударив о металл люка. Один проносится на расстоянии считаных миллиметров от лица и исчезает в темноте за вратами. Терминатор Сынов Хоруса наводит на Ангела сопло огнемёта. | |
| − | Кристаф Кристаферос | + | Кристаф Кристаферос убивает его. Он спешит на помощь господину. Через мгновение к нему присоединяются Сародон Сакр и Дитал Мегий. Затем — Иказати. Они обрушиваются на предателей, атаковавших Сангвиния, уничтожают их и выстраиваются неровным полукольцом, готовясь отразить следующую атаку. Легионеры Девятого встречают вторую волну Сынов Хоруса залпами болтеров. Всё больше предателей вырывается из-за дымной завесы, заметив новую угрозу. Кристаферос, первым пришедший на подмогу отцу, хватается за створку и тоже начинает тянуть. |
| − | + | Раздаётся глухой рокот тяжёлых орудий. Хромающий, неповоротливый дредноут Шестнадцатого легиона, убивший в этом сражении уже слишком много Кровавых Ангелов, выходит из пламени пожаров, охвативших атриум. Штурмовые пушки раскручиваются с монотонным гулом. Очереди снарядов прошивают палубу, взрезая пластальные листы. Дитал Мегий отлетает в сторону, лишившись ноги. Шквал огня поливает чёрные створки. На адамантиевой поверхности остаются рытвины. Кристаферос, вцепившийся в створку, не успевает уйти с линии огня. Его тело разлетается облаком кровавых ошмётков. Осколок красного керамита рассекает щёку Сангвиния. Поток алой жидкости окатывает примарха с ног до головы. Кровавая каша вперемешку с волосами — всё, что осталось от Кристафероса, — стекает по чёрному металлу левой створки. | |
| − | Ангел | + | Ангел бросает люк, выдёргивает Телесто из палубы и метает копьё, не давая дредноуту забрать ещё больше жизней. Копьё, пролетев тридцать метров, вонзается в центр корпуса жуткой машины и взрывается, уничтожая врага в каскадах пламени и металлических осколков. |
| − | Сангвиний оглядывается на | + | Сангвиний оглядывается на проход. Щель достаточно широка, чтобы пробраться внутрь, но сколько-нибудь значимые силы через неё провести не получится. Любой окопавшийся по ту сторону отряд без труда перебьёт их по одному. |
| − | Если | + | Если, конечно, не занять защитников чем-то другим. |
| − | + | Примарх бежит к люку. | |
| − | — | + | — Расширить проход! — кричит он Сакру и Иказати. — Взорвите его, если получится. |
| − | — | + | — Господин! — восклицает Сакр. |
| − | — | + | — Выполняй! Удерживай пролом! |
| − | + | В следующий миг Сангвиний идёт внутрь, протискиваясь сквозь щель в непроглядный мрак. Звуки боя за спиной стихают. Темноту рассекает длинная полоса света, что пробивается сквозь зазор между створками. Кто-то зовёт примарха по имени. | |
| − | Он | + | Он обнажает меч и шагает вперёд. Что ждёт его тут? Что будет дальше? |
Кто здесь? | Кто здесь? | ||
| − | С | + | С той стороны люка раздаётся взрыв. Ударная волна, вырвавшаяся из щели, сбивает Сангвиния с ног. |
| − | + | Поднимается он уже в кромешной темноте. Прохода больше нет. Створки снова сомкнулись. Ангел проводит пальцами по чёрному металлу. Как это возможно? Он же перебил подачу питания. И никакой взрыв не смог бы толкнуть их обратно. Никаких звуков боя. Выход накрепко запечатан. И у него больше нет рычага, чтобы повторить старый трюк. | |
| − | + | В холодном мраке кто-то вздыхает. | |
| − | + | Сангвиний резко разворачивается, поднимая клинок. | |
| − | + | Движение. | |
| − | + | Кто-то ходит рядом. | |
| − | + | Шепчущие голоса — будто лишённые губ рты бормочут что-то, но слов не разобрать. | |
| − | + | Примарх медленно идёт вперёд. Если придётся сражаться в одиночестве — так тому и быть. Может, так всё и закончится. | |
| − | + | Может, так всему суждено закончиться. | |
| + | == 5:xliii. '''Осколки (мир наизнанку)''' == | ||
| + | Стены держатся, и в то же время — нет никаких стен. Ворота заперты, но замков уже не существует. Смыслы тоже утратили смысл. | ||
| − | + | Теперь балом правит варп. Исказив пространство за пределами последней крепости, он начинает просачиваться внутрь. Четыре привычных измерения материального мира стонут и корчатся в муках. На их место приходят новые, отрицающие привычную логику и принципы своими бесконечными объёмами и чуждыми пространствами. Новым измерениям несть числа, ибо имматериум не имеет границ, которые человеческий разум мог бы постичь. | |
| + | Золотой Трон служил якорем, державшим варп в узде, краеугольным камнем в системе безопасности последней крепости. Но силы Малкадора иссякли, и пылающий Трон вышел из-под контроля. И потому на месте четырёх измерений появилось множество других. Верх, низ, расстояние, наружные и внутренние стороны — всё пало жертвой этой войны. Смысл и понимание происходящего тают. Значения теряются или меняются на противоположные, ибо такова чудовищная и таинственная природа чистого варпа. | ||
| − | Узрите безумие | + | Узрите же безумие, что таится в вознесении Хоруса Луперкаля. Узрите триумф Ложной Четвёрки, услышьте смех Тёмных богов и королей. |
| − | Одна маленькая неизменная звезда не может | + | Одна маленькая и неизменная звезда не может разогнать сгущающуюся тьму. |
| + | — Центральный бастион Санктума в шести километрах отсюда, — говорит Хонфлер. — В шести, Волк. Мы не можем быть снаружи. | ||
| − | — | + | — Я знаю, — шепчет Сартак. — Но мир решил сделать из нас дураков. Возвращаемся к люку, брат. Его нужно закрыть и запереть. Отправим весть в Гегемон. Они должны знать. |
| − | — | + | — О чём? Что ты сошёл с ума первым, а я — сразу за тобой, потому что поверил? |
| − | — | + | — Нет, — отвечает фенрисец. — Мы скажем им, что нет больше никакого Санктума. |
| − | + | Они с трудом различают силуэты друг друга и пятно света, в котором стоит Рева Медузи. Чернота вокруг настолько непроглядная, что легионерам кажется, будто они ослепли. | |
| − | + | Хонфлер хватает Волка за руку. | |
| − | |||
| − | |||
— Сартак? | — Сартак? | ||
| − | — | + | — Брат? |
| − | — Топор | + | — Топор у тебя с собой? |
— Да. | — Да. | ||
| − | — Волк | + | — Ты готов, Волк? |
— К чему, претор-капитан? | — К чему, претор-капитан? | ||
| − | — К впечатляющим | + | — К впечатляющим деяниям, брат, — отвечает Имперский Кулак. — Если мы и правда оказались снаружи, то мы здесь не одни. |
| + | Капли со звоном падают на пол. Агата проводит рукой по стене. Камень, плотный, чуть тёплый на ощупь. И — она содрогается от воспоминаний — никакой органики. Какой же должна быть температура, чтобы так его опалить? Всё вокруг чёрное. Но после касания на пальцах не осталось следов сажи. Капитан Михаил подходит ближе, ведя за собой отряд разведчиков. | ||
| − | + | — Здесь чисто, — докладывает он. — Ещё немного и закончим. | |
| − | + | — Хорошо, — кивает Агата. — Как только убедимся, что, кроме нас, тут никого нет, заносите внутрь раненых и припасы. Мне нужны огневые точки у каждого внешнего окна и бойницы. На крышу заберёмся? | |
| − | — | + | — Я... — Бывший заключённый мнётся. |
| − | — | + | — В чём дело? |
| − | — | + | — На ваш вопрос ответ утвердительный. Да, думаю, на крышу забраться сможем. Я просто хотел сказать, что, похоже, знаю это место. |
| − | — | + | — Правда? Просвети меня. Выглядит знакомым. |
| − | — | + | — Снаружи я его не узнал, — говорит Михаил, — потому что никогда не видел. Но вот изнутри... |
| − | — | + | — Так что это? |
| − | — | + | — Тюрьма, — с ухмылкой произносит Файкс. — Вон, гляньте туда. Это же камеры, разве нет? Конечно, он её узнал. |
| − | — | + | — Заткнись, Файкс, — велит Агата и переводит взгляд на Михаила. — Он прав? |
| − | + | Капитан кивает. | |
| − | — | + | — Я провёл тут неделю перед переводом в Гэллоухилл. Многие из парней тут побывали. Это и правда тюрьма. С большой буквы. |
| − | + | Агата заинтересованно поднимает бровь. | |
| − | — | + | — Чернокаменка, — говорит солдат. |
| − | + | — Невозможно, — отрезает Агата и тут же осознаёт, насколько их новое прибежище действительно похоже на знаменитую Чернокаменку, главное исправительное учреждение Палатина. | |
| − | — | + | — Думаю, это она и есть, — настаивает Михаил. Один из солдат согласно кивает. |
| − | — | + | — Точно нет, — не очень уверенно отвечает маршал. |
| − | + | Пехотинец, которого товарищи знают по прозвищу Удавка, поскольку весь 403-й по-прежнему пользуется только именами, кличками и номерами, достаёт сапёрную лопатку и скребёт острой кромкой по стене. Чёрная пыль сыплется на пол, и это не сажа. Царапина того же цвета, что и поверхность. Чёрный камень. Это не гарь. | |
| − | — | + | — Видите? — спрашивает Удавка и, после небольшой паузы добавляет: — Мэм. |
| − | + | Она видит. Бессмыслица. | |
| − | — | + | — Да, это тюрьма. Согласна. Но не Чернокаменка. Не может ею быть. |
| − | + | — Думаю, всё же она, — настаивает Михаил. Он не возражает и не пытается спорить. | |
| − | — | + | — Никого твоё мнение не интересует, — огрызается Файкс. |
| − | — | + | — Адъютант, — Агата поворачивается к офицеру, — проверьте, как дела у остальных команд и чем они заняты. |
| − | + | Файкс окидывает командира тяжёлым взглядом, стряхивает пыль с весперийского мундира, резко отдаёт честь и уходит. | |
| − | + | Агата возвращается к Михаилу и его бойцам. | |
| − | + | — Это обязана быть другая тюрьма. | |
| − | + | — Со стенами из чёрного камня, мэм? | |
| − | — | + | — Почему нет? Он очень крепкий. Архитекторы тюрем во Дворце могли делать их по одному проекту. Здесь была тюрьма, но это не Чернокаменка. |
| − | — | + | — Я думал, Чернокаменка одна, — произносит Удавка. — Она потому и известна, что другого такого узилища не существует. |
| − | — | + | — Ага, — вторит ему другой боец. — Этот камень везли с других планет. Я такое слышал... |
| − | + | — Не может это быть Чернокаменка, — перебивает солдат Агата. — Я... Я запрещаю. | |
| − | — | + | — В смысле? — удивляется Михаил. |
| − | — | + | — Тюрьма Чернокаменка расположена рядом с Гегемоном в Санктуме, — поясняет маршал. — И если это она, то мы оказались в ста шестидесяти километрах от предполагаемой позиции и последней крепости больше нет. |
| − | + | Агата осознаёт, что бывшие заключённые и сами всё понимают. И тоже не хотят, чтобы это оказалось правдой. | |
| − | + | Возвращается Файкс. Что-то не так. Адъютант бежит, хотя обычно предпочитает степенно ходить, выпятив грудь. | |
| − | + | — Что случилось? | |
| − | + | — Вам лучше подойти, мэм. — Она никогда не слышала такой тревоги в голосе Файкса, несмотря на всё, что им пришлось пережить. — Там... Лучше сами взгляните. | |
| − | + | Адофель докладывает о перегруппировке Гвардии Смерти. Авангард штурмовых сил уже начал второй подъём по склонам. Тёмные Ангелы торопятся занять позиции на стенах. | |
| − | + | Захариил, скрывшись за маской легендарной личности, приводит в порядок мысли и укрепляет разум. Скоро ему вновь понадобятся разъедающие волю способности убеждения. Корсвейн продолжает сомневаться, но не может отрицать талант Сайфера поднимать дух уставших воинов. Победа изгонит все дурные предчувствия и навеки обеспечит присутствие истинного Ордена и Духа Калибана в рядах Первого легиона. | |
| + | Они станут едины, и даже гордыня Льва не сможет их разделить. | ||
| − | + | Но какова ценность этой победы? Дворец Терры вот-вот падёт. Возможно, уже пал. И, если так, какой смысл в отчаянной обороне хладных склонов? | |
| − | + | Привкус крови во рту не собирается исчезать. Амит уже не считает его следом недавнего сна. Теперь он ощущается как предзнаменование грядущего. Он шепчет, что воину больше нельзя спать. Никогда. Если сон его найдёт — будет плохо. | |
| − | + | На развязке Марникса спокойно. Роты воспрещения просто стоят. Никто не двигается, кроме вексилария Роха. Тот с клинком наголо ходит туда и обратно вдоль строя легионеров. | |
| − | + | — Ему бы отдохнуть, — замечает Ламир. — Сосредоточиться. Прочистить голову. Скоро придётся много думать. | |
| − | + | — Согласен, — отвечает Амит. — Тебе бы тоже не помешало, — добавляет он после паузы. — И всей роте. Пока мы стоим и ждём, есть время погрузиться в дрёму и успокоить мысли. | |
| + | — Пожалуй, не стоит, брат, — отвечает сержант. — Я пытался отдыхать на стене, но... | ||
| − | + | — Что? | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | — | ||
| − | — | + | — Мне снились сны. Всем они снились. Дурные видения. |
| − | + | Амит поворачивается и смотрит легионеру в глаза. | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | Амит | ||
— Что за сны, брат? | — Что за сны, брат? | ||
| − | — | + | — Об Ангельском владыке, — тихо отвечает Ламир, не поворачивая головы. — Все бойцы видели одно и то же. Думаю, повелитель потерялся. И страдал. Боль казалась настолько реальной, что я сам её чувствовал. |
| − | + | — Были ли там гробы, брат? — спрашивает Расчленитель после минутной паузы. | |
| − | — Ты видел | + | — Да, были. Каменные саркофаги, не меньше восемнадцати штук. Я толком не рассмотрел. Там была то ли свеча, то ли другой источник света, но ему не хватало сил разогнать мглу. Ты тоже это видел? |
| − | + | — Да, — неохотно признаёт Амит. — Рассказывай дальше. | |
| − | — | + | — Сначала появился какой-то отсек, — начинает Ламир. — Большой... |
| − | + | Это большой отсек. Он помнит его со времён, когда путешествовал среди звёзд на борту этого корабля. Это вестибюль перед выходом на величественные командные палубы. Планировка идеально отпечаталась в памяти Сангвиния. Впереди, метрах в пятидесяти, находится дверь, за которой начинаются коридоры, ведущие на мостик, к каюте капитана и пристрою навигатора, главному ауспику и носовым батареям. Это — сердце корабля. Личные покои Хоруса находились тут же. Если верить слухам — или, может, то были видения? — он превратил их в подобие безумного королевского двора с маленькой тронной залой, чтобы слуги могли раболепно прославлять магистра войны. | |
| − | — | + | Он уже близко. И конец — тоже. |
| + | Тьма вокруг густая, как в безлунную ночь. Воздух холодный, как в склепе, и совсем не такой, как обычно бывает на кораблях после множества циклов восстановления. Он кажется настоящим, морозным. Так могло бы дышаться зимней ночью на какой-нибудь далёкой, не тронутой цивилизацией планете. | ||
| − | + | Ещё один шаг. Пахнет пылью, плесенью и могильным хладом. Из темноты проступают очертания колонн и стен. Они покрыты пятнами и несут следы разложения, будто Сангвиний шагает не по отсекам корабля, а по заброшенному храму, тысячу лет простоявшему под ветром и дождём. Палубу изъела ржавчина. Рыжие хлопья хрустят под ногами. Куда же пропало былое величие магистра войны? Его флагман без надлежащего ухода и ремонта превратился в развалину, в дрейфующую в космосе тень самого себя. | |
| − | Он | + | Где-то капает вода. Из-за характерного звука кажется, будто стены дышат. В отсеке очень темно — как в полночь на мрачных тропах Инвита или в жутких чащобах Фенриса. Болезненно-чёрная тьма чуть пульсирует, мерцая среди шуршащих на ветру листьев. Или чего-то похожего на листья. Сангвиний не обращает внимания на иллюзии. Он снова слышит шёпот — будто палая листва под ногами или высохшие панцири жуков. |
| − | + | Будто шелест крыльев мотылька... | |
| − | + | О чём они шепчут? | |
| − | + | Неважно. Примарх с Обагрённым наголо продолжает двигаться к цели. | |
| − | + | На миг ему кажется, что он кого-то видит. Силуэт. Фигуру. Он идёт к ней, всматриваясь в темноту. | |
| − | Что | + | И снова намёк на движение. Что-то мелькает впереди. Тень существа в силовом доспехе. Слишком большая для астартес. И больше любого из примархов. По крайней мере, если говорить о тех, кто ещё жив. |
| − | + | Ангел, занеся клинок, движется к тени, но никого не находит. Он чувствует, что слева кто-то есть, и успевает заметить призрака краем глаза прежде, чем тот растворяется без следа. | |
| − | + | Это какая-то игра? Брат решил поиграть с ним, утомить, расстроить мысли? Ничего не выйдет, особенно после испытаний, через которые пришлось пройти по дороге сюда. Или добыча хочет ускользнуть от охотника, страшась последнего боя? Крылатый примарх пытается игнорировать боль и медный привкус во рту. Опустив взгляд, он видит алую струйку, стекающую по набедренной пластине. Она похожа на спутанную, перевязанную узлами красную нить. Вот откуда взялся звук падающих капель. | |
| − | + | Тень впереди снова движется. На этот раз Сангвиний её не упустит. Ангел рвётся вперёд, не обращая внимания на боль и порождённую ей хромоту... | |
| − | + | И, промчавшись под высокой аркой, попадает в следующий отсек. Здесь есть источник слабого, неровного и тёплого света — будто где-то горит одинокая свеча. Какая-то крипта. | |
| − | + | Или склеп. Он огромный, и из-за темноты Сангвиний даже не может сказать, насколько именно. Пол выложен каменной плиткой. Над головой виднеются очертания сводчатого, каменного же потолка. Тени слишком густые, чтобы рассмотреть что-то в деталях. | |
| − | + | В этой зале есть кое-что ещё: внушительных размеров прямоугольные каменные блоки выстроились в два ровных ряда. Двадцать штук. | |
| − | + | Сангвиний подходит ближе и понимает, что они высечены из камня и накрыты полотнами пурпурной ткани. Цвет скорби. | |
| − | + | Сжимая эфес меча обеими руками, чтобы вложить в первый же удар как можно больше сил, примарх идёт между рядов каменных саркофагов. | |
| − | + | Траурный полог лежит на всех, кроме одного — второго с конца в правом ряду. Там полотно аккуратно сложено на крышке. | |
| − | Сангвиний подходит | + | Сангвиний подходит ближе. И правда, камень. Крышка саркофага чуть сдвинута, будто ждёт, когда её водрузят на место и запечатают. На поверхности выбиты символы: IX. |
| − | + | — Ты долго добирался, но всё же пришёл. | |
| − | + | Ангел резко разворачивается. Знакомый голос. Слишком знакомый, и он причиняет куда большую боль, чем рана в боку. | |
| − | + | Громадная, закованная в броню тень стоит прямо за спиной, в дрожащих лучах тёплого света. | |
| − | + | Она шагает вперёд, вдоль рядов саркофагов, и Ангел видит лицо. | |
| − | + | — Я тебя ждал, — говорит Феррус Манус. | |
| − | + | == 5:xliv. '''Мир, свёрнутый внутрь''' == | |
| + | Орудия Дельфийской стены выжигают всё дотла. Бесконечные залпы настенных пушек перепахивают землю до скального основания. В воздухе свистят смертоносные осколки. | ||
| − | + | Каждого залпа хватит, чтобы уничтожить целую колонну бронетехники. Предатели гибнут тысячами. Взрываются боевые машины и самоходные турели. Чудовищные механизмы, шагающие вместе с волнами пехоты, разрывает на куски. Десятикилометровая насыпь вдоль стен охвачена огнём и вспышками химического пламени. | |
| − | + | Это уже шестой полноценный приступ, отражённый за последние пятнадцать минут. Запасы живой силы предателей кажутся бесконечными. Всё новые орды выходят из темноты под стены последней крепости. Атаки идут одна за другой, с невероятными потерями, но на место каждой тысячи погибших приходят десять тысяч новых врагов. Стоит защитникам подорвать очередную осадную башню, как магосы Тёмного Механикума выкатывают на поле десять новых. Даже сквозь дым со стен видно бесконечный лес жутких и омерзительных штандартов Хаоса. Они вырастают из земли, как сорная трава, — потусторонние армии и дьявольские легионы собираются вместе и готовятся к очередному штурму. Воздух дрожит от сонма вопящих голосов, причитаний безумных жрецов, грохота миллионов барабанов, клёкота и карканья нелюдей. Рёв боевых рогов сотрясает небеса. | |
| − | + | Люкориф, раптор Повелителей Ночи, удивлён тому, что ещё жив. | |
| − | |||
| − | + | Он шёл с последней волной и попал под обстрел. Снаряды обратили в пепел и слизь Пожирателей Миров, Сынов Хоруса и Гвардейцев Смерти, наступавших по земле следом. Люкориф вместе с родичами летел вперёд на потоках пламени из сопел прыжковых ранцев, оставив далеко позади презренную пехоту. Те успели только подойти к основанию стен и начали взбираться к высоким парапетам, когда очередной залп перемолол всех в кровавую кашу. Взрывная волна подхватила Повелителя Ночи и отбросила в сторону. | |
| − | + | Он поднимается на ноги. Всё тело болит. Кости ноют. Его отнесло к самой стене, на курганы изломанных трупов и обломков у подножья колоссального, несокрушимого бастиона. Прыжковый ранец вышел из строя. Люкориф задирает голову и смотрит на километровой высоты стену, утыканную шипами, с натянутыми заграждениями из колючей проволоки. Никто, включая его самого, не сможет по ней взобраться и остаться в живых. | |
| − | + | Очередная волна готовится идти на штурм. Стоит им двинуться с места, орудия на стенах сыграют приветственный марш, и полоса остекленевшей земли, до сих пор исходящая дымом и остаточным тепловым излучением, вновь превратится в огненный ад. | |
| − | + | Она его сожрёт. | |
| − | + | Торопливо, чуть ли не отчаянно, раптор оглядывается в поисках спасения, напоминая движениями встревоженную ворону. На глаза попадается каменная труба — возможно, какой-то сток. Люкориф ковыляет к ней, неуклюже, как стервятник, вынужденный прыгать по земле. Бесполезный прыжковый ранец пришлось бросить. Добравшись до желанного укрытия, Повелитель Ночи осознаёт, что оно недостаточно глубокое и не сможет его защитить, но всё равно забирается внутрь. | |
| − | Он | + | Начинается атака. Он слышит глумливые крики и рёв рогов. Через несколько секунд защитники отвечают. Земля сотрясается. Шум невозможно терпеть. Давление резко возрастает. Легионера трясёт и бросает из стороны в сторону, будто камешек в стакане. |
| − | + | Люкориф не знает, что случится раньше: он спечётся внутри доспеха от невыносимого жара или превратится в кровавую кашу от давления и вибраций. Повелитель Ночи кричит. Какой бесславный и печальный конец для воина, записавшего на свой счёт одно из самых ярких достижений в этой войне! Имя Люкорифа должно быть выбито на доспехах магистра войны, а демоны — петь ему вечную славу. Легионер, совершивший то, что не удалось примархам, не должен погибать в безымянной канаве, подобно больной крысе. Он был первым, кто взобрался на стены. Первым, кто принёс войну в чертоги Дворца Ложного Императора. Нельзя, чтобы великий герой умер вот так... | |
| − | + | Чудовищной силы ударная волна вминает его в камень. Повелителя Ночи выворачивает наизнанку, разрывает на куски, он превращается в кашу, в слизь, в пар, в микроскопические частицы, от которых в итоге остаются только искры... | |
| − | + | Люкориф открывает глаза и с удивлением понимает, что сохранил способность видеть. Под ногами холодный пол. Кожа по-прежнему горит, но это остаточный жар от дымящейся, обгоревшей брони. Он поднимается на четвереньки и сплёвывает кровавую слюну. В ноздри бьёт запах горелой плоти — его собственной. | |
| − | + | Раптор встаёт. Труба исчезла. И насыпь перед стеной. И даже самого отвесного утёса Дельфийской стены больше нет. | |
| + | Он не знает, что произошло. | ||
| − | + | Пустой коридор уходит вперёд, покуда хватает глаз. Люкориф оглядывается и видит ту же картину. Стены обшиты аурамитовыми листами со сложным узором. Пол выложен отполированными до глянцевого блеска мраморными плитами. Под головокружительно высоким потолком висят роскошные светильники. | |
| − | + | Его переполняет ужас. Повелитель Ночи понимает, где очутился, но не может объяснить как. Он один, и от осознания этого всё внутри тяжелеет, будто органы залило цементным раствором. | |
| − | + | Но есть и радость, пробивающаяся сквозь всепоглощающий страх. Похоже, боги благословили его бессмертием, и славе Люкорифа суждено жить в веках. Ему воздвигнут памятники. Города или даже целые планеты назовут в его честь. | |
| − | + | — Мино премиш а минос мурантиат! — бормочет он на языке родного мира. | |
| − | + | Ибо теперь он дважды первый. Сначала — на стенах Дворца, а теперь — внутри последней крепости. | |
| − | + | = ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. НЕИЗБЕЖНЫЙ ГРАД = | |
| − | + | == 6:i. '''Распутанный клубок''' == | |
| + | Шанс упущен. | ||
| − | + | Их уводят прочь ужасные великаны-часовые и пугающие Сёстры Безмолвия. Все молчат. Никто не смеет нарушить тишину. Боятся. На краткий миг появилась иллюзия, что их выслушают. Но этот миг прошёл, разговор окончен, и теперь все идут навстречу неизвестному. Олл надеется на заключение. Пусть это будет тюремная камера или темница. Вероятно, реальность всё же окажется менее приятной. | |
| − | + | Повезло, что Вулкан вообще стал разговаривать. Ситуация оказалась куда хуже и мрачнее всего, что представлял себе Перссон. Примарху, единственному оставшемуся на планете представителю власти, приходится делать выбор и принимать решения нечеловеческой сложности. Олл понимает, что даже краткую встречу можно считать достижением. В конце старый солдат даже пытался умолять. | |
| − | + | — Господин, — сказал он там, в Тронном зале, — позвольте нам помочь. Мы хотим спасти Империум Человека. | |
| − | + | Вулкан не стал спрашивать, в чём именно заключается помощь. Ему было не до того. В любом случае Олл не смог бы дать внятного ответа. Вместо этого примарх обвёл рукой громадные чертоги Тронного зала. | |
| − | |||
| − | + | — Вот он, Империум, — пророкотал он, глядя на странного гостя. — Всё находится здесь. Остальное спорно и сомнительно. Идёт война. Единственная часть нашего царства, куда она ещё не добралась, — эта зала. Здесь всё, чем я сейчас могу управлять. Некогда великая империя, раскинувшаяся среди звёзд, сжалась до размеров одной комнаты, Олланий. Теперь её можно окинуть взглядом от края до края. Остальное — сомнительно. | |
| − | Олл | + | Кустодии и Сёстры ведут пленников по пустым золотым коридорам. Олл догадывается, что их хотят вернуть в старые камеры, но не уверен до конца, потому что громадные, пугающие переходы во Дворце слишком похожи. Аурамитовые залы кажутся совершенно такими же, как те, по которым группа шла раньше, но ничего нельзя сказать наверняка. Может, они идут другим путём? В совсем иное место? Неважно. Всё кончено. Авантюра подошла к концу. Хозяева этого места больше не желают слушать. Сотрудничество не задалось, а побег кажется безумием, ведь за ними внимательно следят самые опасные из слуг Императора. |
| − | + | Вся группа идёт молча, повесив головы. Люди напуганы. Актея полностью ушла в себя. Она бледна как смерть и опирается на плечо Кэтт. Девушка тоже шагает с трудом. Пси-травма от близости к Золотому Трону и постоянное присутствие нуль-дев стали тяжким испытанием для обеих, но Олл полагает, что основной шок связанные ментальной нитью женщины испытали от осознания масштабов сущности Тёмного Короля. Мысль о вознесении Луперкаля, которое вот-вот перейдёт в последнюю, ужасающую фазу, сильно подкосила ведьму. Оллу бы хотелось об этом поговорить, но сейчас не время. | |
| − | + | И его уже не будет. Выхода нет. Они пересекли Галактику ради встречи с Повелителем Человечества и вопреки всему добрались до цели, но... Он ушёл. Звучит как фарс или неудачная шутка из старых бардовских песен. Люди, принёсшие клятву верности Аполлону, исполняли такие у праздничных костров, когда лилось вино и повсюду разливались запахи еды и сожжённых подношений богам. Выбирали те, что лучше подходят к духу момента: эпические сказания о героях, когда нужна бодрость духа, трагедии для более торжественных поводов. Иные песни отличались комичностью и лёгкостью, а персонажи постоянно совершали ошибки и попадали впросак. Эти истории были нужны для смеха и развлечения. | |
| − | + | Оллу кажется, что его одиссея стала одной из таких историй. Нелепая комедия, которую, хихикая, исполнит певец под звуки лиры, рассказывая публике о слабости, причудах, безрассудстве и бесконечной глупости. Злоключение — вот чем стал их путь. Наивная афера с печальным концом, достойная только насмешки и сокрушённого покачивания головой в приступе жалости к безумцам, на неё решившимся. Эта история подошла к концу. | |
| − | + | == 6:ii. '''За мгновение до...''' == | |
| + | Даже песнь астротелепатического хора ломается и сбивается с ритма. | ||
| − | + | Быстрым шагом они подходят к лестнице у огромного основания Трона настолько близко, насколько возможно. От устройства исходит жар. Внутри кольца безмолвно стоящих Кустодиев старшие члены и подмастерья Консилиума настраивают расставленные повсюду стабилизационные устройства. Свет ослепительно ярок. В воздухе сильно пахнет озоном и раскалённым металлом, а также более странными вещами: разрушенными мечтами, убитыми надеждами, несбывшимися предсказаниями и разъедающими разум явлениями. От постоянно нарастающего рёва безголосого хора у Вулкана дрожат зубы и бурлит кровь. Он шевелит рукой, чтобы вибрации наплечника не так сильно действовали на нервы. | |
| − | + | Корифеи Консилиума спешат к примарху и с поклоном протягивают инфопланшеты с отчётом о недавнем всплеске активности эмпирей. Том самом, о котором докладывал Абидеми. Скрытые за затенёнными масками и освинцованными капюшонами лица блестят от пота и покрыты волдырями от ожогов. Пластековые корпуса планшетов оплавились и покрылись сажей. | |
| − | + | — Сила аномалии растёт? — спрашивает Вулкан, читая данные. | |
| − | + | Техники кивают. | |
| − | + | — Но вы не можете определить источник? Ни координат, ни центральной точки? | |
| − | |||
| − | + | Повторный кивок. | |
| − | |||
| − | + | Вулкан снова всматривается в отчёт. Эта аномалия, несмотря на потенциальную угрозу, не единственный тревожный момент. Неспособность Консилиума определить эпицентр воздействия означает, что оно равномерно распределено повсюду. Однако беглый анализ говорит, что ни один объект в настоящее время не имеет чётких координат. Все округа Дворца, поверхность Терры... Кажется, что мир отбросил привычную, подчиняющуюся законам математики структуру, опорные точки исчезли, и предметы в пространстве утратили внятные связи друг с другом. Если верить инфопланшету, мощнейшее сенсорное оборудование в Санктуме либо вышло из строя, либо не справляется с нагрузкой. | |
| − | + | Или вдруг все места одновременно стали находиться во всех точках пространства. | |
| − | — | + | — Какова вероятность, что данная аномалия просто следствие постепенного угасания регента? Я хочу знать, является она внешним фактором, нарушающим работу Трона, или признаком того, что устройство выходит из-под контроля Сигиллита? |
| − | + | Никто не может ответить. | |
| − | + | Вулкан снова обращает взор на Трон. | |
| − | + | ''«Ему тяжело», —'' говорит Касрин, бледной тенью маячащая на периферии зрения. Сложно понять, где заканчивается Малкадор и начинается обжигающий свет. Примарх видит только ослепительно-яркий силуэт, отдалённо напоминающий человеческий. | |
| − | + | Всё куда хуже, чем говорит Касрин. Это очевидно. Приборы сообщают, что за несколько бесконечно долгих минут Малкадор значительно ослаб. Он, похоже, выгорел дотла и либо погиб, либо находится на грани. Скоро управлять Золотым Троном станет некому, и загадочные механизмы начнут действовать сами по себе. Спустя считаные мгновения произойдёт разрыв ткани реальности космических масштабов, который отец Вулкана пытался предотвратить все последние годы. Возможно, аномалия просто первый признак надвигающейся катастрофы. | |
| − | + | Очередной член Аднектор Консилиум падает на пол. Они несут всё больше потерь: люди не могут долго находиться вблизи Трона даже в защитной экипировке. Они теряют сознание, слепнут или просто валятся без сил от усталости. Слуги тут же подбегают и утаскивают несчастных в лазарет. Вулкану докладывали, что несколько человек просто умерли на рабочих местах. Из толпы адептов, ждущих под сенью ближайшей арки, тут же выбегает замена. | |
| − | + | Машины, взаимодействующие с энергией имматериума, кашляют, шипят, дрожат и вздыхают, истекая сжиженными смыслами и изрыгая фонтаны флогистоновых искр. Пол у подножья Трона покрыт сажей. Доспехи на спинах Азкареля и остальных часовых выцвели и поблёкли. | |
| − | + | Сощурив глаза от яркого света, примарх рассматривает механизмы Трона. Время пришло? Он ищет Талисман Семи Молотов, хотя и так знает, где тот находится. Следует ли смириться с неизбежным и завершить историю Империума? Вулкан повторяет движения и жесты, которые нужно сделать. | |
| − | + | Возможно, этот Талисман является последним средством не против победившего врага, а возможностью предотвратить катастрофу и рождение нового бога. Эта мысль посетила примарха только сейчас, и он надеется, что отец и Сигиллит предвидели подобный исход и смогли подготовиться. | |
| − | + | Он хочет, чтобы Талисман, каким бы мерзким он ни был, оказался именно таким инструментом. Хочет верить, что эти двое заранее знали о катастрофе и просчитали ответный ход. Нельзя даже помыслить, что это не так. Потому что это значило бы, что у отца и Малкадора не было планов на случай пришествия Тёмного Короля и теперь с ним нечем сражаться. | |
| − | + | ''«Господин», —'' говорит Касрин. | |
| − | + | — Подожди. | |
| − | + | ''«Сигиллит не справляется, господин».'' | |
| − | + | Вулкан и сам это видит. Примарху кажется, что он может разглядеть корчащуюся в муках душу Малкадора, сгорающую заживо в сияющей клетке иссохшего тела. | |
| − | + | ''«Нужно придать ему сил и укрепить связь».'' | |
| − | + | — Протокол Печати... | |
| − | + | ''«Поздно. Он не сможет поддерживать Сигиллита до возвращения вашего отца и нашего повелителя. Лишь мгновение отделяет нас от катастрофы».'' | |
| − | — | + | == 6:iii. '''Рядом с городом''' == |
| + | — Близко не подходить! — велит Агата. Файксу не нужно повторять дважды, но Михаил остаётся рядом, держа наготове старое лазружьё. Маршал достаёт пистолет из кобуры. | ||
| − | + | Адъютант привёл их в длинный коридор с дверьми, ведущими в камеры. Эта часть чёрного здания тоже пострадала. На полу валяются груды обломков и мусора. Часть дверей закрыта, остальные же распахнуты настежь. Некоторые сорваны с петель и лежат рядом. Коридор длинный, и дальняя его часть теряется в темноте. | |
| − | + | Агата идет вперёд. Михаил, похоже, решил игнорировать прозвучавший приказ и шагает следом. Файкс вместе с отрядом капитана и командой зачистки, работавшей в этой зоне, остаются у входа. | |
| − | + | Она тут же слышит стук — тихие удары костяшками пальцев по металлу, — но не может сказать, из какой камеры он доносится. Первая дверь открыта, внутри никого. Вторая — тоже. Третья камера закрыта. Стук раздаётся оттуда. | |
| − | + | Агата переглядывается с Михаилом и жестом зовёт Файкса подойти. Тот подчиняется без особого энтузиазма. | |
| − | + | — Все помещения проверили? — спрашивает она. | |
| − | |||
| − | + | Адъютант кивает. | |
| − | |||
| − | + | — Ни одно не заперто? | |
| − | + | — Бойцы взломали все замки, мэм, — шёпотом отвечает Файкс. | |
| − | + | Маршал подходит ближе. Стук не умолкает. Михаил останавливает командира и сам идёт вперёд. Он пинком распахивает створку и заходит, вскинув оружие к плечу. | |
| − | + | Тяжёлая металлическая дверь несколько мгновений вибрирует после удара. В камере никого. Стук прекратился. | |
| − | + | Агата заглядывает через плечо капитана. Пусто. Ничего, что могло бы издавать звук: ни дребезжащей трубы, ни висящего на проволоке обломка, который ветер мог бы мотать из стороны в сторону. | |
| − | + | Стук раздаётся из-за закрытой двери, четвёртой, дальше по коридору. | |
| − | + | Агата и Михаил снова переглядываются. | |
| − | — | + | — Я же говорил, — шипит Файкс. Его трясёт. — В камерах пусто. Во всех до одной. Но если закрыть двери, начинают стучать. Даже там, где проверили каждый угол. |
| − | + | Маршал подходит к створке, из-за которой доносится тихий, но отчётливый стук. Можно подумать, что забытый узник, брошенный сбежавшей охраной без еды и воды, из последних сил пытается подать знак в надежде, что кто-то услышит. | |
| − | + | Маршал интуитивно стучит в ответ. Звуки стихают, но лишь на несколько мгновений. Агата тут же врывается в камеру с лазпистолетом наготове. | |
| − | + | Внутри находятся только полусгнившие остатки старого матраса. На внутренней стороне двери нет никаких следов. Михаил мрачно качает головой. Стук раздается из камеры ещё дальше по коридору. | |
| − | + | Капитан подходит к камере, снимает поношенную фуражку и, смяв её в руке, вытирает пот со лба. Затем, водрузив головной убор на место, заносит ногу для пинка. | |
| − | + | Стук смолкает. | |
| − | + | Михаил опускает ногу. | |
| − | + | Звук раздаётся вновь. | |
| − | + | Бывший заключённый резко бьёт по двери и шарит по углам крохотного, пахнущего сыростью помещения стволом винтовки. К моменту, когда Агата заглядывает в проём, стук доносится откуда-то из глубины коридора. | |
| − | + | — Демоны играют с нами, — говорит она. | |
| − | Михаил | + | — По слухам, у чёрного камня были особые свойства, — замечает Михаил. — Сидельцы верят, что он крадёт надежды и горе, будто питаясь ими. Он словно разговаривает с тобой во сне и... |
| − | + | — Достаточно, капитан. Это не Чернокаменка. | |
| − | + | — Как скажете, мэм. Но камень стен — чёрный. Может, вы правы и это действительно другая тюрьма, но стены из того же материала. Так что... | |
| − | + | Агата подходит к камере, из которой раздаётся стук, и просто распахивает дверь настежь. | |
| − | + | — Файкс, — говорит она, глядя в пустое помещение. | |
| − | |||
| − | — | ||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
— Мэм? | — Мэм? | ||
| − | — Твоя команда | + | — Твоя команда осмотрела все камеры? |
| − | — | + | — Так точно, мэм. |
| − | — И стук доносится только из | + | — И стук доносится только из-за закрытых дверей? |
| − | — | + | — Так точно, мэм. |
| − | — Тогда | + | — Тогда, Файкс, я попрошу тебя проявить знаменитую весперийскую смекалку. |
— Мэм? | — Мэм? | ||
| − | — | + | — Все двери должны быть открыты, — рычит Михаил. |
| − | — | + | — О... — произносит Файкс. |
| − | + | Агата идёт дальше по коридору. На этот раз она не спешит к источнику звука, который сместился на шесть камер вперёд, а открывает все двери по очереди. | |
| − | + | Стоит ей приблизиться, и стук отступает глубже в здание. | |
| − | — | + | — Открывайте все, — велит маршал. |
| − | + | Солдаты насторожённо выполняют приказ. Они движутся от одной комнаты к другой, оставляя створки распахнутыми настежь. Загадочный звук бежит вперёд, прыгая из одной камеры в другую. В конце коридора их ждёт сразу пять закрытых дверей, и стук, против обыкновения, раздаётся сразу из-за всех. | |
| − | + | Агата мешкает. Михаил, скорее раздражённый, чем испуганный, отважно распахивает все пять. | |
| − | + | Маршал заходит в последнюю комнату сразу за капитаном и видит то же, что и он. | |
| − | + | Это не тюремная камера. | |
| − | |||
| − | ==6:iv. Нить== | + | == 6:iv. '''Нить''' == |
| − | Если повезёт, | + | Если повезёт, их ждёт тюрьма. А если нет, то... |
| − | Джон Грамматикус | + | Джон Грамматикус прогоняет мрачные мысли, поднимает голову и сталкивается взглядом с Избранным по имени Хассан. Он догнал группу и идёт на шаг позади пленников с одновременно мрачным и торжественным выражением лица. |
— Куда вы нас ведёте? — спрашивает Джон. | — Куда вы нас ведёте? — спрашивает Джон. | ||
| − | — | + | — Не разговаривать! — рычит Раджа. |
| − | + | Грамматикус вздрагивает. Кустодии выглядят жутко, и от одной мысли об их возможном гневе у него немеют ноги. Но вряд ли у Олла или кого-то из спутников будет другой шанс поговорить с подчинённым регента. Хассан казался самым разумным из пленителей. И больше других походил на человека. | |
| − | — Почему он не | + | — Почему он не стал слушать? — шепчет Джон. — За ним должок. Он сам сказал, вы слышали. Почему же лорд Вулкан... |
| − | — | + | — Ещё слово, и ты замолчишь навсегда, — рычит Раджа. |
| − | Хассан | + | Хассан поднимает руку, глядя на золотого великана. |
| − | — Всё в порядке, Соратник | + | — Всё в порядке, Соратник. Человек просто испуган. |
| − | + | Кустодий долю секунды сверлит их взглядом и ведёт группу дальше. Они пересекают богато украшенный золотой мост, переброшенный через бездонную вентиляционную шахту, проходят под высоченной аркой, от пола до свода покрытой резными барельефами ангелов, и оказываются в очередном невероятно длинном коридоре со статуями вдоль стен. Это один из главных проходов во Дворце. Потолок настолько высок, что теряется в светящейся дымке. Даже гиганты-кустодии кажутся крошечными. А ещё здесь есть люди: толпы благородных господ и офицеров имперской армии, сервиторы, обслуживающий персонал Дворца, — все до одного напуганы и куда-то спешат. Джон впервые видит настоящую жизнь — коридор немного напоминает оживлённую улицу в крупном городе. В воздухе повисло напряжённое ожидание. Откуда-то доносится далёкий колокольный звон, а гул голосов в громадном пространстве превратился в шёпот. Все расступаются перед узниками и их кошмарными сопровождающими. Чиновники и дворцовые слуги бросают на проходящих полные презрения и подозрений взгляды. | |
| − | — Если | + | — Если лорд Вулкан действительно обязан тебе жизнью, — масштабы процессионали странным образом приглушают голос Хассана, — то, возможно, вы уже сделали всё, что могли, для решения этой проблемы, причём задолго до прибытия во Дворец. Не возникало такой мысли? Вероятно, он просто решил, что не стоит ждать от вас большего. |
| − | — | + | — Не думаю, что вы сами верите в эти слова, Избранный, — замечает Джон. |
| − | + | Тот не отвечает, но бросает короткий взгляд на пси-изолированный ящик в руках сестры-смотрительницы Моци Додомы. В нём заперты предметы, изъятые у путников при задержании. Они и сами с трудом могут объяснить их назначение. Джон понимает, что выстроить доверительные отношения вряд ли получится. И он, и Олланий, и все остальные просто неинтересные чужаки, при этом дающие слишком много поводов для опасений. | |
| − | + | Спустя ещё некоторое время Олл внезапно замирает. | |
| − | — | + | — Прошу, не останавливайтесь, — говорит Хассан. — Соратник Раджа не потерпит... |
| − | — Что это? — спрашивает | + | — Что это такое? — спрашивает Перссон, указывая пальцем. |
| − | — | + | — Шевелись! — рычит Раджа. |
| − | Джон | + | Джон подходит ближе. |
| − | — Прекрати, — шепчет он. — | + | — Прекрати, — шепчет он Оллу. — Или тебя убьют. |
| − | + | Старый солдат игнорирует товарища. | |
| − | — Что это, | + | — Что это такое, Избранный? — Грамматикус понимает, что Олл смотрит на одну из золотых статуй, что стоят вдоль стен. Человеческий поток в тоннеле старательно обходит прекратившую движение группу. Перссон делает ещё один шаг к статуе. Сёстры Безмолвия мягким движением обступают его со всех сторон, будто нити тонкой паутины. Сверкают извлечённые из ножен клинки. |
— Олл! — шипит Джон. | — Олл! — шипит Джон. | ||
| − | — | + | — Смотри. — Перссон указывает вперёд. Второй рукой он трёт левый глаз: веко начало дёргаться от нервного тика. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | — | + | — Куда? — спрашивает Хассан. |
| − | — | + | — Да что с тобой не так? — кричит Грамматикус. |
| − | — | + | — Смотри, Джон, — повторяет Олл. Раджа разворачивается, собираясь силой вернуть непокорного пленника в строй. |
| − | — | + | — Мы уже бывали в этом месте? — спрашивает Перссон у Хассана. |
| − | — | + | — Вас вели этим маршрутом... |
| − | + | — Нет, раньше. До того, как нас поймали. Мы же так далеко не забирались, верно? | |
| − | + | — Вас задержали у Зала Достойных, на внушительном расстоянии отсюда. Но какая разница? Вернитесь в строй. | |
| − | Вокруг | + | — Разница есть, Избранный. И вот почему. — Грамматикус наконец понимает, на что указывает его товарищ. Хассан и Раджа тоже замечают. По указанию кустодия Сёстры отступают, давая Перссону приблизиться к статуе. Вокруг лодыжки изваяния повязана тонкая красная нить. |
| − | — | + | — И почему это важно? |
| − | — | + | — А вас не интересует причина, почему кто-то вешает пряжу на всякие штуки у вас дома? — спрашивает Джон. — Или она должна здесь быть? |
— Нет, — признаёт Хассан. | — Нет, — признаёт Хассан. | ||
| − | — | + | — Вот то-то и оно. Мы отмечали дорогу. Вы видели клубок. Приходилось оставлять за собой знаки, потому что тут — настоящий лабиринт. |
| − | — И что с того? — спрашивает Раджа | + | — И что с того? — спрашивает подошедший Раджа. |
| − | — Мне показалось, | + | — Мне показалось, я видел ещё одну, — говорит Олл. — По дороге в Тронный зал. Я не был уверен, что разглядел, а остановиться бы нам не позволили. Но мы никогда не были в том коридоре и не могли её повязать. И здесь — тоже. |
| − | — Я... | + | — Я... Не понимаю, — говорит Хассан. |
| − | + | Кустодий оглядывается на бойцов сопровождения. | |
| − | — | + | — Внимание! Боевая готовность! — командует кустодий. |
| − | — Зато Соратник Раджа понял, — | + | — Зато Соратник Раджа понял, — отвечает Джон. — Геометрия Дворца утратила стабильность. Вы же догадались, что хотел показать мой товарищ? Дворец меняется и перестраивает сам себя, потому что, помоги нам всем Трон, варп уже проник внутрь. |
| − | |||
| − | ==6:v. Звук== | + | == 6:v. '''Звук''' == |
| − | Ранн находит Леода | + | Ранн находит Леода Болдуина в тёмном коридоре внутри комплекса бункеров. Там же стоят Фиск Гален и Кизо, один из всадников Намахи. |
| − | — | + | — В чём дело? — спрашивает Ранн. |
| − | + | Болдуин жестом приглашает за собой. В конце коридора ждёт скалобетонный карман с выкрашенными рыжей краской стенами, полом и потолком. Вероятно, здесь когда-то располагался склад с оружием или боеприпасами. Сейчас тут сыро и пусто. | |
| − | — Кизо нашёл | + | — Кизо нашёл, — говорит Болдуин. — Острый слух. |
| − | — Я | + | — Я просто хотел убедиться, что в помещениях безопасно, господин сын Дорна, — отвечает Белый Шрам. — Искал тайные ходы. Люки. Ложные стены. |
— И? — спрашивает Ранн. | — И? — спрашивает Ранн. | ||
| − | — | + | — Так он это и нашёл. |
| − | — Что | + | — Что нашёл? — Ранн видит только пустую скалобетонную коробку. |
| − | — | + | — Слушай. — Болдуин прижимает палец к губам. |
| − | Ранн | + | Ранн подчиняется. Четверо воинов позволяют тишине окутать себя. Сначала нет ничего, кроме далёких ударов и грохота — это другие боевые братья готовят бункеры к обороне. |
| − | + | А потом Ранн слышит звук. | |
Шёпот. | Шёпот. | ||
| − | Он | + | Он резко оглядывается на Болдуина. Тот кивает. Все молчат. Ранн напрягает слух. Шёпот едва различим, слова сливаются в неразборчивое бормотание, становясь похожими на гул вентиляционных систем. |
| − | |||
| − | |||
| − | + | Фафнир обводит взглядом помещение и, стараясь не шуметь, подходит к стене. | |
| − | — | + | — Просто фоновый шум. |
| − | — | + | — В этом районе нет работающих систем, — говорит Гален. |
| − | — | + | — Значит, что-то внизу. Трубопровод. Канализация. Что-то служит проводником звука. |
| − | — | + | — Это голос, — замечает Кизо. |
| − | + | — Но откуда он тут взялся? — спрашивает Ранн. — Какой-то странный акустический эффект. | |
| − | + | Белый Шрам указывает на дальнюю стену склада. | |
| − | + | Ранн подходит и проводит ладонью по поверхности. Толстая плита из монолитного ферробетона. Он прикладывает ухо к красному камню. | |
| − | + | Голос. Не тихий, но далёкий. | |
| − | — | + | — Что находится с той стороны? |
| − | — | + | — Ничего, — отвечает Болдуин. — Это северная граница Хасгардского комплекса. Дальше только скальный грунт. |
| − | + | — Там действительно ничего, — подтверждает Кизо. — Я даже сходил и проверил. Эта часть укреплений находится глубоко под землёй. | |
| − | + | Фафнир снова вслушивается. Спокойный голос звучит размеренно, будто читает лекцию. Воин плотнее прижимается к стене. | |
| − | + | — ...концепция ''и бан,'' регулирующая применение военной силы. Это позволило формализовать и оправдать убийство, сделав его высшей мерой официального наказания. Его могла применять... | |
| − | + | Ранн отшатывается и смотрит на Болдуина безумными глазами. | |
| − | — | + | — Значит, ты тоже услышал? — спрашивает тот. — Как и я. Как и Гален. |
| − | — | + | — Это невозможно, — говорит Ранн. |
| − | + | — И тем не менее, — произносит Гален. — Ты узнал голос. | |
| − | Но он узнал бы | + | Ранн не отвечает. Но он действительно где угодно узнал бы спокойный и собранный тон своего отца и господина Рогала Дорна. |
| − | ==6:vi. | + | == 6:vi. '''Чего не может быть''' == |
| + | За порогом оказывается мощённый булыжником дворик. Агата замирает и пытается осознать, не обманывают ли её глаза. Пространство за дверью со всех сторон окружено каменными стенами, покосившимися от времени и поросшими мхом и лишайником. Сверху нависают скаты черепичных крыш со старомодными железными водостоками. Всё залито рассеянным серым светом, как будто лучи солнца с трудом пробиваются сквозь завесу тумана. | ||
| − | + | Но во всём Дворце сейчас не сыщешь места, где можно увидеть дневной свет, даже в таком скудном объёме. И двор совершенно не соотносится с архитектурой тюремного блока. Даже с порога становится очевидно, что он куда больше, чем могло бы позволить здание, и уходит влево, туда, где по идее находится камера, которую Агата только что проверила. Она должна была оказаться здесь, пройдя в соседнюю дверь. | |
| − | + | Михаил испуганно отскакивает назад. | |
| − | + | Агата проходит мимо. | |
| − | + | — Не надо! — кричит он. | |
| − | + | Но женщина уже вышла во двор. Воздух холодный, влажный и совершенно неподвижный, но чистый. Он не пахнет затхлостью, как помещения в чёрном здании, и в нём нет ставших привычными за последние часы гари и дыма. | |
| − | + | Это совсем другое место. Агата глубоко вздыхает. Воздух кажется почти свежим, хотя вдох получился не очень ровным — её начало трясти. | |
| − | + | Маршал оглядывается. За спиной по-прежнему находится дверной проём, ведущий в тюремный блок. За порогом ждут встревоженные Файкс, Михаил и остальные солдаты. Ещё дальше виднеются чёрные своды. Стены вокруг двери, впрочем, сложены из старого серого камня с пятнами лишайника, рядом закреплена железная сточная труба, а сверху отбрасывает тень свес крыши. Никаких следов тюремного блока и внушительного чёрного здания. | |
| − | + | Михаил протягивает руку, призывая её вернуться. Конечно, он прав. Агата шагнула в невозможное, будто провалившись в сон наяву. Этого не может быть. Архитектура не совпадает. Происходящее противоречит законам логики и физики. Но — вот оно. Возможно, Агата после всего пережитого всё-таки сошла с ума. | |
| − | + | Но она переступила порог и оказалась тут. Почему-то, и она не может чётко сформулировать причину, Агату не покидает ощущение, что именно сюда она шла всё это время. Что именно это место являлось целью, а иного исхода быть не могло. | |
| − | + | Агата осматривается и делает ещё несколько шагов по двору. Небо затянуто тяжёлыми, набухшими от воды облаками. В воздухе пахнет дождём, который вот-вот начнётся. Под сенью серых небес, за пределами дворика, раскинулся город. Она видит крыши, башенки, часть моста. Никакой чёткой планировки — просто хаотичный лабиринт старинных улиц. Это место очень большое и очень старое. Здания построены из камня, кирпича, плитки и деревянного бруса. Всё вокруг блёклое и таинственное. И ни одной живой души. Кажется, что город простоял так, брошенный, несколько столетий, медленно рассыпаясь в прах. Мрачные, пустые и безмолвные улицы протянулись докуда хватает глаз. | |
| − | + | И с ними что-то очевидно не так. Дело не только в том, что никакого города тут, внутри разорённой тюрьмы, быть не может. Сами улицы какие-то неправильные. Перспектива и линии будто скошены. Расстояния и формы искажаются, превращаясь в невозможные сочетания кривых стен. Это место будто вышло из ползучих ночных кошмаров: чем дольше в него всматриваешься, тем более пугающим и странным оно кажется. | |
| − | |||
| − | |||
— Маршал? | — Маршал? | ||
| − | Михаил вышел во двор | + | Михаил стоит рядом. Он тоже вышел во двор. Голос звучит глухо, будто акустика места нарушена. |
| − | — Нам не | + | — Нам не стоит здесь оставаться, мэм. |
| − | + | — Этого места вообще не должно быть, — кивает она. | |
| − | — | + | — Пойдёмте, маршал. Нужно уходить. |
| − | + | Она снова кивает, но не может оторвать взгляд от загадочного пейзажа. | |
| − | + | — Маршал? | |
| − | — | + | — Кажется, я видела это во сне, капитан. |
| − | — | + | — Да, я тоже, — отвечает он. — Прошу, маршал. Пойдёмте. Этому месту нельзя доверять. |
| − | — | + | — Здесь ничему нельзя доверять, — отвечает Агата. |
| − | + | == 6:vii. '''Разговоры о негласном''' == | |
| + | Вулкан молчит. Всю жизнь он принимал важные решения, как и любой из сыновей-примархов, но никогда прежде не ощущал такого груза ответственности. Сейчас на его плечах лежит целый мир, выживание Империума и человечества в целом. И вот добавилось новое бремя: судьба материального космоса, причём независимо от участи, уготованной людям. | ||
| − | + | Он может доверять только тому, что знает наверняка. Примарх уверен, что отец создал его и братьев архитекторами сущего. Каждый из них — полубог, способный нести величайшую ответственность, принимать важнейшие решения, учитывать любые риски, даже если они касаются будущего материальной Вселенной, и выбирать лучший из имеющихся вариантов. Всё это они могут делать самостоятельно, без наставлений и указаний отца. | |
| − | + | Никогда прежде бремя долга не было столь гнетущим. Сколько бы раз Вулкан ни умирал, он никогда до настоящего момента не осознавал, насколько тяжело и больно быть примархом. | |
| − | Вулкан | ||
| − | Он может | + | Он не может заставить себя произнести слова. Наверное, это правильно, что негласный указ никогда не прозвучит. |
| − | + | ''«Начинайте работу, — говорит он на мыслезнаке. Руки движутся неохотно, но быстро. — Вводите в строй первую партию пси-одарённых кандидатов для поддержки и укрепления сил Сигиллита. Любой ценой. Я отдаю Негласный Указ».'' | |
| − | + | ''«Как прикажете», —'' отвечает Сестра Безмолвия. | |
| − | + | == 6:viii. '''Последние терзания Малкадора''' == | |
| + | Мёртв. | ||
| − | + | Я думал, что уже мёртв. | |
| − | |||
| − | + | Но вместо этого... | |
| − | |||
| − | + | Зазубренные вселенные сдавливают и дробят мою сущность. | |
| − | + | Бритвенно острые грани реальности нарезают меня на субатомный фарш. | |
| − | + | Чудовищные, болезненные спазмы, в которых целые галактики поднимаются, раскручиваются и падают во тьму за краткое мгновение... | |
| − | + | Вечность, которую невероятные силы сжали до наносекунды и растянули в струну, в нить, закрутилась бесконечной, замкнутой петлёй в искажённой аномалии пространства и времени, словно Уроборос. Все измерения слились воедино в изохронной свёртке, одновременно разоблачающей и неизбежной. | |
| − | + | Почему я ещё жив? | |
| − | + | Трон — вопящее умертвие, тлеющая искра, плывущая по потоку расплавленного камня. Он сросся с моими костями. Его золотой свет впитался в костный мозг. Он — огненная буря, в которой сгорают клочья моей души. | |
| − | + | Он пытается сбросить меня, избавиться от ярма. Трон было решил, что со мной покончено и он обрёл свободу. Он брыкается и мечется, как дикий аврох, пытающийся скинуть всадника со спины. Он скручивается кольцами и бросается из стороны в сторону, как разозлённая змея, жаждет разорвать мою вновь обретённую хватку, обвиться вокруг и вонзить клыки мне в горло. Боль уже не играет никакой роли. Она так сильна, что, как и время, как и бессмысленные попытки вспомнить собственное имя, замкнулась на себя и вышла за пределы моего осознания. | |
| − | + | Я продолжаю существовать, не обращая внимания на непоправимый урон, нанесённый телу, разуму и духу. Я существую, потому что от меня осталось так мало и удивительным образом этим остаткам проще сконцентрироваться на единственном, что имеет значение, — на исполнении долга. Я думал, что умер. Думал, что всё. Но угасающие силы внезапно восстановились, и мне удалось вернуть толику утраченного контроля. Совсем немного, и возмущённо завывающему Трону это уже не нравится, но он вынужден подчиниться. Змея не пытается вырваться, но сжимает кольца в надежде удавить, задушить, превратить меня в кашу. | |
| − | + | Вместо слёз по щекам текут обращённые в жидкость мысли, но я удерживаюсь на троне и направляю его, будто сияющую колесницу, в разверстую бездну варпа. Вокруг шумят волны разорванной реальности, окатывая меня брызгами ледяных грёз, а внизу бурлит разноцветная пустота имматериума. Голосящие нерождённые идут по пятам, как грозовой фронт, как вырвавшаяся из адских глубин дикая охота, облачённая в плащи из чёрной ненависти и кольчуги из чистой злобы. Их ухмыляющиеся лица разрисованы краской из звёздного пепла и выбелены пудрой из толчёного времени. В их дыхании я чувствую отчаяние разрушенных империй и ярость вымерших видов. Они подходят всё ближе, подобно стае шакалов, желающих стянуть ослабшего всадника из седла и добить. | |
| − | Я | + | Я стал тенью прежнего себя. Кровь, кость и мышцы растворились. Лишь память удерживает здесь разум в мире живых. Я — нерукотворный образ своей прошлой жизни. Во мне нет ничего человеческого, кроме воли. |
| − | + | И я простираю её вокруг. | |
| − | + | Трон сопротивляется. Пытается разорвать мою хватку. Сипя и хрипя, как заклинившая на полном ходу турбина, он вцепляется в пальцы и требует поддаться безумию. Он настолько напитался потусторонней энергией, что хочет только расколоться, разметать всё вокруг и покончить с этим. Но я упорно продолжаю свой труд. | |
| − | Я | + | Нет никакого ''сейчас.'' Вернее, есть только ''сейчас.'' Изохронная точка. Всё, что было, есть и будет, включая мрачную тьму далёкого будущего, поместилось в одном невероятно плотном мгновении; полотно времени свернулось в тугой клубок без конца и начала и болтается в потоках варпа, как пёрышко на ураганном ветру. Это мой якорь. Не точка во времени, но время, низведённое до точки. Я привязываю себя и Трон к этому незаметному пятнышку безграничного покоя и усмиряю безумное буйство машины. |
| − | + | Это единственная задача: поддержание стабильности. Я должен обуздать чудовищную, стихийную силу Трона, остановить варп, затопивший паутину, и добиться стабильности. Когда я занял это место, то гадал, сколько продержусь. Но, оказалось, что нет никакого «сколько», потому что концепция длительности устарела. Разрушение линейной структуры времени — моё единственное преимущество. Я умер в тот же миг, как сел на Золотой Трон, и одновременно всё ещё жив. Усилием воли я держусь на границе между секундами, зависнув в бесконечном мгновении. | |
| − | + | Сквозь кровавый туман и замерший свет я вижу происходящее вокруг. Пол у основания трона обуглился. Один за другим подмастерья Консилиума падают на рабочих местах, разбрызгивая вокруг мечты, надежды и амбиции. Они засыхают пятнами на полу, когда бездыханные тела уносят прочь, чтобы на их место пришли новые люди. Я вижу, как Вулкан принимает мрачные, прокрустовы решения в попытке поддержать мои силы. Чувствую боль и сожаление примарха. Понимаю, с какой неохотой и отвращением он отдаёт приказ усилить меня и продлить агонию. Этот поступок будет тяготить его до самой смерти, но благодаря ему я продолжаю жить, преодолев границы смертного бытия. | |
| − | + | Благодаря бедолаге Вулкану я получил ещё немного ''сейчас.'' | |
| − | + | И в этом ''сейчас я'' начинаю видеть образы других событий. Ставки изменились. Возник новый фактор, превратившийся из ''если'' в одно из многих ''сейчас.'' Ликующий Хорус, Луперкаль, ставший возвышенным владыкой ночи, трескается, идёт рябью, пузырится и мутнеет. Он перестал быть несомненным фактом и тонет в ином изохроническом образе: в ослепительном свете, белом, чистом и смертоносном, исходящем от одинокой звезды, яростной и неизменной. На неё невозможно смотреть. Это её я видел угасающим зрением, когда пришла смерть. Это Император, вобравший силу варпа, ярчайшее светило в Галактике. Его свет повсюду. | |
| − | + | Он проливается на все остальные мгновения. Он опаляет измученные поля сражений на Терре. Он пробегает бликами по поверхности брони Вальдора и блестит на гранях его изменившихся мыслей. Он медленно пожирает тень под красной стеной, где прячется, разговаривая сам с собой, Дорн. Он обжигает душу Сангвиния, заточённого в тёмном склепе. | |
| − | + | Свет прогоняет тень Тёмного Короля. | |
| − | + | Я пытаюсь говорить, но по-прежнему безуспешно. Неумолимый свет проникает всюду, в каждое мгновение прошлого и нынешнего. В одном из таких мгновений древние, нечеловеческие создания прекращают работу над какими-то сложными устройствами и, закрывшись руками от разгорающегося сияния, начинают рыдать. | |
| − | + | В другом мгновении мир был безвиден и пуст, и тьма над бездною<ref>Бытие 1:2 (неточная цитата).</ref>. И свет сказал: да буду я. И было так. | |
| − | + | В ином мгновении, и в следующем, и в бесконечном множестве других есть только свет, обративший в прах всё своим нечестивым жаром. | |
| − | + | И только одно ''сейчас,'' мрачное и чахнущее, не пожрано светом. Царство теней и свечного пламени. Здесь властвуют угрюмая тьма, разруха и запустение. Здесь люди находятся во власти древних обязанностей. Они рьяно их исполняют, но плохо помнят почему. В тусклом свете ламп постепенно облетает позолота с былых подвигов и поблёкших, когда-то величественных гербов. Функции машин и цели человечества забыты или неверно истолкованы. Всё свелось к ритуалу, церемониям и механическим повторениям. Всё, включая смысл жизни, стало просто древней традицией и бессмысленным обрядом. | |
| − | + | Я не могу говорить. Я не могу остановить этот свет. Могу лишь ухватиться за остатки неожиданно вернувшихся сил и потянуться угасающей волей к тем, кто ещё может меня услышать. Они уже очень далеко, и я почти забыл все имена. | |
| − | + | И всё же я взываю к ним и пытаюсь направить в надежде, что хоть один услышит. Даже этого будет достаточно. | |
| − | + | == 6:ix. '''В конце виа Аквила''' == | |
| + | На виа Аквила Эуфратия слышит голос, зовущий её по имени. | ||
| − | + | Он тихий, но это не шёпот. Больше похоже на полный отчаяния крик, доносящийся издалека. | |
| − | |||
| − | + | Киилер идёт во главе колонны, ведёт за собой народ. Её поступь уверенна и тверда, несмотря на усталость. Многомиллионный человеческий поток, вобравший в себя столько душ, что невозможно сосчитать, идёт за ней по пятам. Беженцы: потерянные, раненые, выжившие, обездоленные, сломленные, покинувшие дома жители некогда величественного Дворца — теперь могут только бежать от смерти. Им не за кем больше следовать, кроме неё. Они поднимают огромные тучи пыли: шагами окровавленных, перевязанных ног, грязных башмаков и самодельных подошв, колёсами скрипучих тележек и тачек со скудными пожитками. Хищный ужас идёт по пятам, вцепляясь зубами в хвост колонны, охотясь на больных и отставших. Дым и грохот войны поднимаются со всех сторон, подобно отвесным утёсам. Люди на виа Аквила похожи на реку, медленно текущую по тёмному ущелью. | |
| − | |||
| − | + | Члены конклава: Эйлд, Верефт, Переванна, Танг и тысяча иных, несмотря на крайнюю степень усталости, поддерживают ход потока. Они тащат на себе раненых, помогают тем, кто окончательно лишился сил, разрешают вспыхивающие споры, успокаивают поддавшихся страху, распределяют скудные запасы медикаментов и, вооружившись огнемётами, патрулируют фланги. Они высматривают следы присутствия демонов и, если находят, без жалости уничтожают нерождённых огнём и мечом. | |
| − | + | Мертвецов бросают у обочин. | |
| − | + | Река течёт. Люди несут спасённые с полей сражений знамёна Империума и символы аквилы, ротные флаги Эксертус, штандарты верных легионов. Пыльные полотнища развеваются над головами идущих. Беженцы распевают песни, надеясь, что хор голосов придаст им сил. Губы будто сами повторяют слова, которые никто никогда не учил, в такт ритму, который, казалось бы, никто не должен знать. Древние гимны, архаичные хоралы, выцветшие от старости хвалебные песнопения и заросшие пылью мифы. Люди хватаются за метки чистоты, как за талисманы, опираются на посохи, палки и друг друга, добавляя всё новые голоса к общему хору. | |
| − | + | Киилер тоже слышит их пение. Нестройные рифмы поднимаются над толпой сирых и убогих, словно стаи выпущенных на волю птиц. | |
| − | + | Она поёт вместе со всеми, хотя тоже никогда не учила эти строки. | |
| − | + | Это паломничество. Никто не произносит слово вслух, но все чувствуют, что так оно и есть. Всё начиналось как исход, как массовое бегство из разорённого дома, но стало паломничеством. Испытанием веры, преданности и выносливости. Это нечто большее, чем попытка убежать и выжить. Они идут неведомо куда. Если у путешествия и есть конечная цель, никто о ней не знает. Кроме неё. Возможно. Все, каждый из бесчисленных миллионов, верят, что Киилер знает, куда они идут. А до этого верили, что она не просто одна из выживших. Молва удивительным образом распространила весть о её целях и намерениях, как и прежде. Весть о её существовании. О лидерских качествах. О вере. Они верят в её веру и идут за ней потому, что считают, будто Киилер ведом путь, хотя единственным, что она говорила о цели путешествия, было абстрактное «на север». Люди верят в её намерения, но она просто упрямо хочет продолжать путь, шаг за шагом, будто впереди ждёт кто-то или что-то очень важное. | |
| − | + | Киилер ничего не объясняет, потому что не может. Она прекрасно слышит голос, зовущий за собой, но не может разобрать слова. Он стал чётче и яснее после появления лорда Немо Чжи-Мэна, хормейстера Телепатика. Сейчас он бредёт рядом, опираясь на её руку. Киилер полагает, что дело в его псионическом даре. Астропат действует как фокусирующая линза и позволяет ей видеть лучше. Голос превратился в свет, в сияющую и неизменную звезду на небосклоне, видеть которую может только Киилер. Чжи-Мэн не способен разглядеть её мысленным взором, но дарит такую возможность Эуфратии. Звезда слишком яркая, на неё нельзя смотреть напрямую. За каждую попытку приходится платить приступом тошноты и головокружения, настолько сильным, что Киилер почти теряет сознание. | |
| − | + | Но звезда продолжает сиять спокойно и ровно, будто всегда была на небосводе и всегда будет. Дорога ведёт в бесконечность. Этот факт давно перестал удивлять и пугать. Виа Аквила тянется вечно, постоянно становясь длиннее. По обе стороны возвышаются нескончаемые руины. И чем дальше уходит процессия, тем большее расстояние отделяет её от обоих концов. Они постоянно убегают. И вместе с ними убегает путеводная звезда, которую видит только Эуфратия. Она смирилась с таким положением вещей. Всё закончилось: время, надежды, ночи и дни, направления и смыслы. Остались только голос и путь. | |
| − | + | Реален только текущий момент. Реален этот шаг и тот, что будет следом. Они находятся здесь. Некоторое время назад она сказала Лите Танг фразу: «Я была там». В формулировке придётся поменять время, потому что времени больше нет. | |
| − | + | Однако Киилер знает, что когда-нибудь что-то изменится. Силы Хаоса, по природе своей находящиеся в постоянном движении, рано или поздно настигнут их и прервут паломничество. Это неизбежно. | |
| − | + | И всё же, когда неизбежное происходит, оно застаёт Киилер врасплох. | |
| − | + | Впереди, среди клубов пыли, маячат тёмные фигуры. Их много, и с каждой секундой становится больше. Силуэты появляются из горящих руин с обеих сторон улицы. | |
| − | Киилер | + | Киилер поднимает руку и останавливает паломников. Огромный поток, словно наткнувшись на невидимую преграду, замирает. По бесконечной, запылённой толпе прокатывается волна. На смену песням приходит насторожённое молчание, нарушаемое лишь стонами раненых, паническими всхлипами потерявших самообладание и детским плачем. Чжи-Мэн стискивает предплечье спутницы. |
| − | + | — Вот нам и конец, Эуфратия, — говорит он. | |
| − | + | Киилер не отвечает. Она высвобождает руку и кивком просит Эйлда присмотреть за астропатом. Тот подчиняется, хотя в глазах стремительно расцветает страх. | |
| − | + | Эуфратия идёт вперёд, оставив замершую толпу позади. Двое членов конклава решают отправиться с ней: Верефт, вооружённый полупустым огнемётом, и солдат Кацухиро с винтовкой и прижатым к груди младенцем. | |
| − | — | + | — Что будем делать? — шепчет Верефт на ходу. |
| − | + | Киилер не знает, что ответить. Переговоров не будет. Может, голос и свет обеспечат защиту, но это лишь призрачная надежда. Возможно, они всё же дошли до цели. Возможно, паломничество с самого начала вело к такому концу. Что бы ни ждало впереди, она встретит это с гордо поднятой головой. Эуфратия отказывается верить, что голос, направлявший её всё это время, привёл только к смерти. | |
| − | + | Но, похоже, так оно и есть. | |
| − | + | Десятки нечётких силуэтов превращаются в легионеров-астартес в грязной броне. Когда-то она была цвета морской волны, но сейчас кажется почти чёрной. | |
| − | + | Они стоят, опустив оружие, и наблюдают за делегацией с расслабленным любопытством, возможно не понимая, что за огромная масса людей собралась за спиной женщины. | |
| − | + | Киилер узнаёт символику на доспехах и характерные плюмажи на шлемах многих воинов. Сыны Хоруса, бывший Шестнадцатый легион. | |
| − | + | Их командир, широкоплечий великан в звании капитана, если верить остаткам обозначений на броне, с улыбкой следит за её приближением и без страха выходит навстречу. | |
| − | + | Что ему сделают эти несчастные, сколько бы их ни было? Они — просто очередное подношение магистру войны, вероятно решившие добровольно сдаться на милость победителей, потому что понимают, что их час пробил. | |
| − | + | Знала ли Киилер этого капитана тогда, в прошлой жизни, когда была гостем на корабле его отца? Возможно, они разговаривали. Возможно, у неё были пикты с его изображением. Был ли он добр и обходителен во времена, когда они звались Лунными Волками? | |
| − | Киилер | + | — Киилер, — представляется она, будто это что-то значит. Эуфратия останавливается. Верефт и Кацухиро замирают по обе стороны от неё. Капитан Шестнадцатого стоит в десяти метрах от неожиданных собеседников, разглядывая их. Подчинённые ему чудовища не двигаются с места и ждут, явно увлечённые происходящим. |
| − | — | + | — Селгар Доргаддон, — отвечает он, вероятно решив подыграть напоследок. — Капитан, Десятая рота. |
| − | + | Легионер рокочет, как боевой рог, почему-то говорящий человеческим голосом. Он вооружён двуручным мечом, длиной в рост космодесантника. Сейчас клинок лежит на плече — солдат отдыхает от бесконечных сражений. Доргаддона окружает ядовитая аура, протекающая чернотой в воздух, будто клякса на бумаге. Его облик внушает ужас. Настоящее воплощение страха. | |
| − | + | Киилер и правда знает этого воина. Доргаддон. Когда она путешествовала с легионом, он был простым пехотинцем, а сейчас дорос до командира. Война собрала немалую дань с Сынов Хоруса. Полное имя она бы не вспомнила. Но он был добр. Как, впрочем, и все остальные когда-то. | |
| − | + | Эуфратия не чувствует страха. Её наполняет внезапная и сильная жалость к врагу. Ей больно видеть старого знакомого одновременно поднявшимся и полностью уничтоженным. Доргаддон явно горд собой, новым званием, обретённой силой и статусом. Самодовольство буквально сочится из легионера. И при всём этом он искалечен. Некогда благородная броня покрыта волдырями и гнилью. Лицо исчерчено ритуальными шрамами, на болезненно-бледной коже виднеются язвы и опухоли. На миг Киилер видит настоящего Доргаддона, призрак канувшего в небытие доброго Волка. Он смотрит на неё, заточённый в покрытой узловатыми костяными наростами тёмной броне. Эуфратия вспоминает пикт — тот самый пикт — другого Лунного Волка, которого она запечатлела в кошмарных тоннелях под Шепчущими Вершинами на планете Шестьдесят три Девятнадцать. | |
| − | + | Ксавье Джубал, сержант тактического отделения «Хеллебор», был первым падшим астартес. Это произошло задолго до предательства Хоруса Луперкаля. Однако именно тот момент дал толчок череде событий, стал причиной травмы и депрессии, из которой потом выросла вера. Когда Киилер навела объектив пиктера, Джубал уже перестал быть человеком, но позже, на проявленном изображении, она увидела кричащую тень космодесантника, будто эхо или дефект снимка. | |
| − | + | И вот сейчас Эуфратия видит то же самое. Корчась от мук, призрак Селгара Доргаддона пытается выбраться из создания, которым стал легионер. | |
| − | — | + | — Мы не солдаты, капитан, — произносит она. |
| − | — | + | — На вас символы Ложного Императора. |
| − | Это правда. | + | Это правда. Не поспоришь и не спрячешь. |
| − | — Капитан, | + | — Капитан, есть ли в вас хоть толика... |
| − | — | + | — О-хо, нет, — рокочет Доргаддон. — Вы — мясо. Вы — Его. И вы — кровавое подношение нашим богам. |
| − | Киилер начинает | + | Киилер начинает трясти. Она видит, что тусклая, почти незаметная тень прежнего Селгара Доргаддона рыдает. |
| − | — Не | + | — Не просите пощады у тех, кому она неведома, — продолжает легионер. Каждое слово падает, будто удар тарана по воротам. Он расслабленно машет подчинённым. |
| − | + | Те столь же неспешно, с улыбкой, поднимают оружие и шагают вперёд, решая, кого убить первым. | |
| − | + | У них богатый выбор. | |
| − | |||
| − | ==6: | + | == 6:х. '''Из крови братьев''' == |
| − | Локен бредёт | + | Локен бредёт по колено в крови. |
| − | + | Вечность назад он уже бывал здесь вместе с Тариком. Они возвращались по просторному инженерному коридору, идущему сквозь трюмовые отсеки после принятия Гарвеля в воинскую ложу. Тогда он удивился своему решению вступить в тайное общество, но секрет оказался не таким жутким, как представлялось поначалу. В те времена ложа была настоящим братством и служила местом, где воины могли собираться и высказывать мысли, невзирая на статус и звания. Сейчас подобное кажется совершенно невинной затеей. Но тайная ложа Лунных Волков, как и остальные структуры легиона, и сам Шестнадцатый, пропитались скверной и порчей хаоса. Несмотря на кажущуюся безвредность, ложа стала одним из главных каналов, по которым распространялась зараза. | |
| − | + | Торгаддон, помнится, был очень рад, когда Локен передумал и решил присоединиться. Они шли по этому тоннелю, обмениваясь шутками. Тарик ради забавы подпрыгнул и хлопнул ладонью по проходящим над головой трубам. Локен повторил трюк, и хлопок получился громче. | |
| − | Как же | + | Как же бесконечно давно это было. |
| − | Он | + | Он пытается не погружаться в воспоминания, потому что хитрая тьма начнёт играть с ним. Он знает, что она вцепится в старые шрамы, поднимет на поверхность застарелую печаль и создаст болезненные иллюзии и кошмарных призраков. Локен ожидает, что Тарик Торгаддон, Маленький Хорус, Неро Випус придут мучить его душу. Ему кажется, что мусор и обломки под ногами — это сотни и сотни символов ложи, устилающие пол, как галька на морском берегу. Их положили сюда, чтобы лишний раз прокрутить в ране нож тоски и болезненных воспоминаний. То братство уже не вернуть. |
| − | + | В отличие от лиц. Локен много раз становился свидетелем подобных кошмаров. Мертвецы приходили из глубин варпа, сея раздор и страдания. Мёртвые лица и мёртвые голоса. Он ждёт их. Ждёт этой уловки. Если не Тарик и не Нepo, тогда Удон, отважный боевой брат, чья смерть привела Гарвеля в ложу. Или Джубал. Да, Джубал. Бедный, проклятый Джубал из тактического отделения «Хеллебор», первый из падших, первый одержимый, первый, кто показал Локену, что истинное устройство мира совсем не такое, как он думал раньше. | |
| − | + | Да, именно так варп и поступает, именно так проявляется его индивидуально подобранная жестокость. Ксавье Джубал покинет тайную обитель мертвецов и придёт за Локеном. | |
| − | + | «Ты загоняешь себя в ловушку», — говорит Гарвель сам себе. Так оно и работает. Варп проникает в мысли, разъедает их изнутри и обращает собственное воображение в западню. Он ослабляет волю мрачными образами и уродливыми грёзами, а затем, выбрав момент, совершает последний бросок. | |
| − | + | И, будто по волшебству, кто-то зовёт его по имени. | |
| − | — Здесь никого нет, — | + | — Здесь никого нет, — произносит Локен вслух. — Никого, с кем бы я хотел встретиться. |
| − | + | Шёпот не умолкает. | |
| − | Он | + | Он игнорирует зов, но узнаёт голос. Сигиллит. Раньше он проникал в мысли, направлял и отдавал приказы, но давно затих. |
| − | Значит, это игра | + | Значит, это игра, очередной обман. Разумеется. Разве мог Гарвель не прислушаться к Сигиллиту? |
| − | — Это не ты, старик, — | + | — Это не ты, старик, — говорит он. |
| − | + | «В пучине хаоса я понял наконец, что во мне живёт нерушимое спокойствие», — бормочет голос. Нет, даже не голос. Это не слова. Это знак, символ, содержащий внутри концентрированный смысл фразы, внезапно появившийся в мыслях, будто поставленная печать. | |
| − | Локен останавливается | + | Локен останавливается. Кровь плещется под ногами. На секунду ему кажется, что впереди что-то есть. Ещё одна печать — образ сгорбленного человека в плаще и ощущение срочности. Он хочет поторопить или предупреждает, что нужно срочно уходить? |
| − | В любом случае это | + | В любом случае это уловка варпа, верно? Легионер поднимает меч. |
| − | Но и | + | Но силуэт и печать уже растаяли. Теперь он слышит новый голос, совсем не такой, как прежде. Этот — настоящий, и он использует слова. Бормотание раздаётся из-за спины. |
| − | — Я тот, кто идёт | + | — Я тот, кто идёт за тобой. Я — шаги за твоей спиной. Я — человек, стоящий рядом. Я повсюду и вокруг тебя. |
| − | Локен | + | Локен резко разворачивается, активируя меч. Кровавая жижа под ногами бурлит, пенится и клокочет, как водоворот. Что-то поднимается из глубины. |
| − | — ''''' | + | — '''''Берегись, — гогочет оно. — Самус здесь.''''' |
| − | ==6:xi. Внутри стен== | + | == 6:xi. '''Внутри стен''' == |
| − | — | + | — Уводи их! Сейчас же! — кричит Хассан. Это пугает бредущих по процессионали людей. |
— Послушайте... — протестует Олл. | — Послушайте... — протестует Олл. | ||
| − | — Я | + | — Я послушал! И, поверьте, всё понял. Мне нужно немедленно сообщить лорду Вулкану. |
| − | + | Он на секунду задерживает взгляд на красной нити и поворачивается к Радже. | |
| − | — | + | — Заприте их, Соратник. В защищённых камерах Вестибюля. Немедленно, пока ещё есть такая возможность. |
| − | + | Кустодий хватает Олла за руку с такой силой, что старый солдат кривится от боли. Ему кажется, что нечеловечески мощный золотой великан оторвал конечность, залив всё вокруг потоками крови. | |
| − | + | Но это только кажется. Олл, разумеется, ошибся. Всё происходит так внезапно и быстро, что Перссон оказался в полном замешательстве. Айос Раджа действительно до боли стиснул ему руку, но она абсолютно цела. Кровь пролилась на золотую стену из другого места. И ещё раз: алая струя брызжет и пятнает статую. В воздухе повисает облачко мелких красных капель. | |
| − | Олл пытается | + | Олл пытается осознать происходящее. |
| − | + | Люди падают наземь. Толпа паникует. Раздаются крики. Все куда-то бегут. | |
| − | Две Сестры | + | Две Сестры Безмолвия лежат бездыханными на мраморных плитах. На трупах зияют рваные раны. Ещё одна отлетает к стене и сползает вниз. Вратиновые латы окрашиваются в багрянец. Один из Кустодиев пошатывается, внезапно лишившись головы. Повсюду кровь. И шум. |
| − | + | Рявкают болтеры, наполняя пространство оглушительным грохотом. Воздух вибрирует. Олл вздрагивает и судорожно крутит головой. Процессиональ атакована. Всё моментально погрузилось в хаос. Волна паники захлёстывает с головой. Вокруг творится безумие. Шум. Вспышки. Кровь. Мелькающие фигуры. Мир движется не то быстрее, чем успевают заметить глаза, не то и вовсе за пределами возможностей человеческих органов чувств. | |
| − | + | Перссону удаётся разглядеть одного из предателей: чёрный когтистый силуэт полудикого Повелителя Ночи на мгновение вырисовывается на пороге восприятия. | |
| − | + | Он не один. Неприятели повсюду. Десятки воинов разрывают на части разбегающихся жертв, оставляя за собой ковёр из мёртвых тел. | |
| − | + | Астартес-предатели, ненасытный Восьмой. | |
Враг прорвался в последнюю крепость. | Враг прорвался в последнюю крепость. | ||
| − | + | Наступает кромешный ад. В просторном тоннеле начинается безумная давка. Люди бегут, спотыкаются, кричат. Олла толкают, отпихивают с дороги в попытках спастись. | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | + | Предатели пришли не одни. Сквозь стены начинают проступать призрачные очертания нерождённых. Через аурамит прорастают комки потусторонней плоти. Существа выпрыгивают на процессиональ, весело бормоча, и атакуют всех, до кого могут дотянуться. В воздухе начинает пахнуть выпущенными наружу внутренностями, фузелином, тухлой водой и самыми мерзкими и запретными вещами в мироздании. Сотни людей кричат и бегут. Некоторые гибнут под ногами товарищей. Кто-то просто падает и закрывает голову руками, скорчившись в отчаянной, детской защитной позе. | |
| − | Олл | + | Олл осознаёт, что не слышит сигнала тревоги, и это пугает сильнее всего. |
| − | + | Раджа уже не сжимает его руку. Соратник с яростным рёвом пригвоздил одного из Повелителей Ночи копьём к стене. Ещё двое легионеров тем временем повисли на спине кустодия, как волки на льве, срывая доспехи и терзая плоть. | |
| − | + | Перссон отшатывается. Он не может отвести взгляд от жуткой сцены, без сомнения, последнего боя Айоса Раджи. Мимо пролетают шальные снаряды. Золотая статуя покачивается и падает, давя трёх чиновников и сервитора. Её столкнуло с постамента нечто, лезущее из стены... | |
| − | + | Ему всё же удаётся собраться с мыслями. Олл оборачивается, хватает Зибеса за руку и пытается проложить себе путь сквозь толпу. | |
| − | + | — Шевелитесь! Быстрее! — кричит он спутникам, волоча за собой впавшего в ступор Гебета. Остальные его товарищи также замерли, загипнотизированные внезапным зрелищем. Бегущие люди толкают их из стороны в сторону. Олл снова пытается докричаться до друзей, вырвать их из оков бездействия. Ноги скользят. Он замирает и пригибается. Видимые и невидимые смертоносные предметы скрываются в толпе вокруг: клинки, когти, масс-реактивные снаряды, бьющиеся в агонии тела. Буквально за несколько секунд оживлённая процессиональ превратилась в царство ужаса. | |
| − | + | Нужно выбираться. Найти укрытие. Когда сражаются сверхлюди и беснуются демоны, простым людям лучше даже не видеть подобного. У них нет возможности выжить в такой бойне. Ни он, ни его товарищи никому не смогли бы помочь, даже если бы попытались. | |
| − | |||
| − | + | Но это ещё и возможность... | |
| − | |||
| + | Повелитель Ночи вырастает прямо перед Оллом, занося силовые когти для удара. | ||
| − | + | == 6:xii. '''Осколки (мгновение нашей гибели)''' == | |
| + | Клинки бывают настолько острыми, а удары — настолько быстрыми и неожиданными, что тело не чувствует глубокую рану и понимает, что пришла пора умирать, когда всё уже закончилось. | ||
| − | + | Иногда повреждения наносятся так быстро, разрывая ткани сердца, что на бездыханном теле погибшего в мгновение ока бойца почти не видно внешних повреждений. | |
| + | У колоссальных стен Дельфийского бастиона пламя битвы разгорается всё ярче. Массовые штурмы укреплений становятся ещё яростнее, чем раньше. | ||
| − | + | Стены держатся. Но в этом упорстве не больше смысла, чем в бесконечных самоубийственных атаках предателей. | |
| + | Потому что незримый удар достиг цели, и враг проник в сердце крепости. | ||
| − | + | Санктум Империалис, сдерживавший натиск врага в течение семи долгих месяцев, сейчас замер в застывшем мгновении и страдает от свежих ран. В разных местах, в самом центре, далеко от линии фронта начали гаснуть огни. | |
| − | + | На развязке Марникса Нассир Амит замечает, что Хемхеда-хан чем-то встревожен. | |
| − | + | — Ты слышал, брат? — окликает он Амита. | |
| − | + | Слышал. Кровавый Ангел не уверен в источнике и природе звука, но точно что-то было. Он покидает позицию во главе 963-й роты воспрещения и подходит к Хемхеде. | |
| − | — | + | — Где-то закрылась дверь, — говорит он. — Или люк. Крепость опускает переборки... |
| − | — | + | — Нет, сын Ангела, — отвечает Белый Шрам. Он склоняет голову набок, прислушиваясь. — Что-то другое. |
| − | — | + | — Почему вы не в строю? — Рох шагает к офицерам по пустой дороге. — Капитан? Хан? |
| − | — | + | — Услышали звук, вексиларий, — отвечает Амит. |
| − | — | + | — Какой звук? |
| − | — | + | — Удар или хлопок. |
| − | — | + | — Откуда? |
| − | — | + | — Издалека, что-то наподобие эха. — Амит показывает в сторону Западной магистрали. В ту же секунду Хемхеда машет в противоположную сторону, где на развязку выходит разверстый зев процессионали Килона. |
| − | — | + | — С запада же, да? — произносит Амит. |
| − | — | + | — Определённо с Килона, — отвечает Хемхеда. — С востока. |
| − | — | + | — Мы не получали никаких докладов или сигналов тревоги, — говорит Рох. Он выводит на ретинальный дисплей информационные сводки и по очереди внимательно оглядывает обе улицы. |
| − | — | + | — Хлопок, говорите? |
| − | — | + | — Да, далёкий... — начинает Амит. |
| − | — Это | + | — Стрельба, — перебивает его Хемхеда. — Это была стрельба. Короткая очередь. |
| − | — | + | — Всё так? — уточняет Рох у Кровавого Ангела. |
| − | — | + | — Не уверен, — отвечает тот. — Мне показалось, что захлопнулась переборка. |
| − | — | + | — Вот! — восклицает хан, поворачиваясь в сторону Килона. — Слышите? |
| − | — | + | — Да, — отвечает вексиларий. Звук действительно очень далёкий. Рокочущее эхо, которое тут же стихло. |
| − | + | — Может, и стрельба, — шепчет Амит. Сирены молчат, никто не поднимает тревогу. Но применение оружия в пределах Санктума должно спровоцировать немедленную реакцию. Перестрелка внутри могла случиться, только если Дельфы пали. Но прорыв периметра не остался бы незамеченным. | |
| − | — | + | Тамос Рох — воин легиона Имперских Кулаков и мастер осадного дела. Он знает, что даже ложную тревогу нельзя игнорировать. Так учил его отец. |
| − | — | + | — Ротам воспрещения — боевая готовность! — кричит он. Четыре подразделения выравнивают строй и поднимают оружие к груди одинаковым плавным движением. Рох поворачивается к Амиту и Хемхеде. — Обеспечьте покрытие ауспиком обоих подходов. Дальняя дистанция, контроль движения. |
| − | + | Командиры кивают. Вексиларий отходит в сторону и пытается связаться со штабом Гегемона и получить подтверждение текущей обстановки. | |
| − | Хемхеда-хан | + | Хемхеда-хан с тремя бойцами уходит к началу процессионали Килона. Амит и Ламир направляются к Западной магистрали. |
| − | + | Громадный пустой тоннель уходит вдаль. Настенные светильники, висящие на равном расстоянии друг от друга, наполняют его болезненным янтарным сиянием. Легионеры чувствуют лёгкое дуновение ветра — климатические системы Санктума гонят затхлый воздух по главным транспортным артериям. | |
| − | + | Ламир активирует ауспик и начинает сканирование. Он использует и собственное портативное устройство, и данные с датчиков на магистрали. | |
| − | — Ничего | + | — Ничего, — докладывает сержант. |
| − | — | + | — Ещё раз, — велит Амит, напряжённо высматривая что-то на шоссе. |
| − | — Нет, | + | — Нет, там вообще ничего, — отвечает Ламир. — Я должен видеть тепловые сигнатуры силовых кабелей и светильников. И излучение от вторичного реактора в Мифеме. |
| − | — Проверь | + | — Проверь спектры сканирования. |
| − | — | + | — Уже. |
— Проверь направление... | — Проверь направление... | ||
| − | — Направление... | + | — Направление... Сбоит. Не могу зафиксировать. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | + | Амит снова чувствует вкус крови. Кровь и внезапный приступ гнева. Он собирается вырвать ауспик из рук сержанта и сделать всё сам. | |
| − | + | Громкий, отчётливый рокот доносится из глубин тоннеля. | |
| + | — Стрельба, — говорит Ламир. | ||
| − | + | В этот раз ошибки быть не может. Это точно выстрелы. | |
| − | + | Залп масс-реактивных снарядов. | |
| − | + | Майор Франна Бизе из 16-го Литрийского полка Эксертус приписана к опорному пункту на перекрёстке Энопион. Она медленно поднимается из-за лафета станковой роторной пушки. Её солдаты отдыхают на позициях, уплетая консервированный суп. | |
| − | + | Бизе перешагивает через массивную, вкопанную в землю опору треноги, на которой установлено орудие, и выходит за линию полевых укреплений из мешков с песком, всматриваясь вглубь Северного канала. | |
| − | + | — Что там, майор? — спрашивает адъютант, отставляя в сторону банку с обедом. | |
| + | — Тихо, — шипит она и щурит глаза. | ||
| − | + | Светильники вдалеке начинают гаснуть. Затем, один за другим, каскадом отключаются фонари по всей длине тоннеля, будто тьма решила пойти в наступление. | |
| − | + | В Ротонде, где расположился штаб Гегемона, Сидози зовёт командира, перекрикивая гул голосов и треск вокс-передач. | |
| − | + | Сандрина Икаро отрывается от мониторов с отчётами о состоянии Дельфийской линии обороны и гололитов с мрачными прогнозами дальнейшего развития ситуации и подходит к его рабочему месту. | |
| − | + | — В чём дело? — спрашивает она. | |
| − | + | Избранный указывает на консоль. Проектор почему-то выводит послойное изображение далёких от фронта областей Внутреннего Санктума. | |
| − | + | — Мы фиксируем ряд отключений подачи энергии, — говорит он. | |
| − | + | Икаро всматривается в карту. Некоторые районы подсвечены красным, сигнализируя об отсутствии питания на основных силовых магистралях. Поначалу это не вызывает вопросов. Военная Палата распорядилась отключить часть потребителей в Санктуме, чтобы обеспечить энергией Дельфы. Все некритичные системы должны остановиться. Но она не помнит, чтобы эти районы были в списке. Очередной участок вспыхивает красным прямо на глазах. | |
| − | — | + | — Вы согласовывали отключения? — спрашивает Икаро. Сидози качает головой. |
| − | + | — Нет, мэм. Уже проверил. Данных участков нет ни в одном утверждённом перечне. Полагаю, это аварии. Возможно, силовые линии выгорают от перегрузки. Или генераторы третьей очереди выходят из строя. | |
| − | — | + | — Что, все сразу? |
| − | — | + | — В подобных ситуациях возможны каскадные отключения. |
| − | — | + | — Свяжитесь с адептами на местах. Узнайте причину и устраните поломки. Я хочу знать, откуда у нас в глубоком тылу полдюжины локальных остановок энергоснабжения и... |
| − | + | Она замолкает на полуслове. Не полдюжины. Красные точки на проекции внутреннего ядра расцветают одна за другой, сливаясь в единое полотно, как собирающаяся сама по себе мозаика. | |
| − | + | Легионеры медленно бредут впотьмах, держа оружие наготове. Сартак крепче сжимает рукоять боевого топора. Он не видит Хонфлера, но знает, что претор-капитан поднял меч, потому что клинок поблёскивает в лучах света из-за открытой двери. | |
| + | Проём так далеко. Дальше, чем был минуту назад. | ||
| − | + | Темнота вокруг неестественно, до жути, густая. Она буквально липнет к доспехам. Сартак чувствует её размеры и объём. Сзади дует холодный ветер — механическое движение воздуха по Марсианским подступам. | |
| − | + | Волк, впрочем, уверен, что это уже никакие не Марсианские подступы. | |
| − | + | — Идём, — шёпот Хонфлера звучит приглушённо и будто издалека, хотя Имперский Кулак стоит по правую руку Сартака. — Ещё несколько шагов... | |
| − | + | Темнота вокруг кажется живым, ползучим существом. Сартак пытается рассмотреть хоть какие-то очертания, но безуспешно. Не видно ничего, кроме светлого проёма за спиной. | |
| − | + | И тот проём всё дальше. | |
| − | + | — Ещё несколько шагов, — повторяет претор-капитан. | |
| − | + | — Ты, главное, не отставай, Сын Дорна. | |
| − | + | Здесь холодно. Холоднее, чем в пустошах Фенриса. Сартак чувствует, что дыхание обращается в пар, но не видит, как это происходит. И кажется, слышит смех. Где-то вдалеке, за завесой тьмы, раздаётся злорадное хихиканье. Из нескольких мест сразу. | |
| − | — | + | «Покажись, — думает он. — Покажи мне своё лицо, и я разрублю твой хохотальник надвое». |
| − | + | Что-то крадётся за спиной. Он уверен. Нечто идёт за ними, прячась в темноте, и смеётся. Нечто. Их много. И они смеются. Тонкие, далёкие голоса, едва различимые, как будто существа старательно сдерживаются, чтобы не испортить сюрприз. | |
| − | + | Почему дверь так далеко? | |
| − | + | — Не останавливайся, — шепчет Хонфлер. Кто-то негромко ухохатывается над его словами. | |
| − | + | Ещё пара шагов. Всего пара шагов, и они захлопнут люк и запрут тьму за переборкой. | |
| − | + | Звук за спиной. Движение. Шаги? Или чей-то чешуйчатый хвост скользит по скалобетону? | |
| − | + | Он велит себе не оглядываться. Нужно идти. Ещё пара шагов. Нужно идти и не терять бдительности. Держать топор наготове. Не оглядываться. Почти дошли. | |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | Он | ||
Не оглядываться. | Не оглядываться. | ||
| − | |||
| − | ==6:xiii. Пир | + | == 6:xiii. '''Пир стервятников''' == |
| − | Воздух | + | Воздух собирается складками и вспучивается. Сине-золотое чудовище, смятое, как лист бумаги, отлетает прочь и ударяется о стену, оставив кровавую вмятину. |
| − | Олл | + | Олл замечает ведьму с поднятой рукой. Это её работа. Сколько ещё снарядов психокинетической энергии она сможет из себя выжать? Если Актее удалось собраться с силами и убить Повелителя Ночи, значит, Сёстры Безмолвия больше не подавляют её способности. |
| − | + | Значит, большинство Сестёр мертвы. | |
| − | — Олланий! — кричит Актея | + | — Олланий! — кричит Актея. Она использует голос Кэтт, но Перссон сразу понимает, кто зовёт его на самом деле. Сама же девушка, будто пьяная, шатается после псионического импульса, который в полной мере ощутила из-за связавшей их незримой нити. Сейчас она больше похожа на безвольную куклу, зеркально повторяющую действия хозяйки. Они стоят среди толпы, широко раскрыв глаза, и очень напоминают Оллу одну ведьму с Киклад, которую он когда-то знал. |
| − | — | + | — Уходите, быстро! — кричит он. — Выводите остальных! Туда! |
| − | Актея кивает и ведёт | + | Актея кивает и ведёт товарищей сквозь обезумевшую толпу. Она, не мудрствуя лукаво, просто силой мысли берёт под контроль их тела. Кэтт и Кранк послушно следуют за ведьмой. Графт прокладывает путь. Лидва, то ли по собственной воле, то ли подчиняясь ментальному приказу, прикрывает собой Кэтт и Актею с тыла. |
| − | + | Зибес наконец понимает, что нужно бежать. Олл по-прежнему крепко сжимает его руку и ведёт сквозь вопящий хаос. Спустя несколько мгновений они нагоняют остальных. Неужели все каким-то чудом уцелели? | |
| − | + | А где Джон? | |
— Грамматикус! | — Грамматикус! | ||
| − | + | Он вернулся. Дурень. Олл видит, как товарищ лавирует в потоке тел. | |
| − | + | Избранного Хассана нигде не видно. Перссон уверен, что тот мёртв. Пол, куда ни посмотри, завален телами. Сестра-смотрительница Додома точно погибла. Он видел, как её выпотрошили. Пси-защищённый ящик из дюрасплава валяется рядом с трупом. За ним-то Джон и пошёл. Грамматикус хватает контейнер, и Олл понимает, что логокинетик присматривается ещё и к мечу, выпавшему из обмякших пальцев Додомы. | |
| − | + | «Кретин, не трогай, он слишком тяжёлый...» | |
| − | Грамматикус | + | Грамматикус тоже так подумал. Подхватив ящик, он бежит обратно, расталкивая в стороны мечущихся людей. Старший офицер Военной Палаты рядом с ним взрывается фонтаном кровавых брызг от попадания масс-реактивного снаряда. |
— Джон! | — Джон! | ||
| − | Лидва | + | Лидва проносится мимо. Он безоружен, но спешит на помощь Грамматикусу, на ходу надевая шлем. Нечто, одновременно похожее на хищную лозу, многоножку и змею, прорастает сквозь плиты пола и обвивается вокруг правой ноги Джона. Тот падает навзничь. Удар о землю выбивает воздух из лёгких. Тут же рядом приземляется один из рапторов Повелителей Ночи. Одной рукой он прижимает корчащегося от боли Грамматикуса к земле, а вторую заносит для удара. |
| − | Лидва | + | Лидва прыгает на врага и они, сцепившись, катятся по земле. Легионер без легиона первым поднимается на ноги, опережая предателя на долю секунды. Выпад. Олл почти слышит свист, с которым загнутые когти рассекают воздух. |
| − | Лидва | + | Лидва уклоняется и бьёт противника головой в лицо. Раптор, пошатнувшись, отступает на шаг. На забрале осталась глубокая вмятина. Через долю секунды горло Повелителя Ночи стискивают закованные в керамит пальцы. Космодесантник в серебристой броне впечатывает неприятеля в стену с такой силой, что шлем жуткого воителя мнётся и трескается. |
| − | + | Лидва срывает с пояса раптора зазубренный боевой нож и отбрасывает труп в сторону. Он возвращается к Джону и принимается рубить щупальце, опутавшее ногу логокинетика. Брызжет зловонный сок. Джон, рискуя остаться без пальцев под ударами клинка легионера, истерично срывает с себя органические путы. | |
| − | + | — Грамматикус, не мешай! — рычит Лидва. | |
| − | + | Ящик, до сих пор спокойно лежавший рядом, сползает в сторону. Пол под ногами и во всём тоннеле начинает проседать. Бегущие люди падают и скользят по внезапно образовавшемуся склону. Существо, которому принадлежит отвратительное щупальце, поднимается из-под земли, прокапывая ткань материальной Вселенной, словно рыхлый грунт. Сквозь трещины в мраморных плитах вырываются новые отростки, и некоторые куда больше того, что схватил Джона. Один подхватывает пробегающего мимо адъютанта и отрывает несчастного от земли. | |
| − | Он | + | Джон кричит. Он видит, что происходит за спиной Лидва. Ещё двое рапторов в изодранных плащах бесшумно, как фиолетовые призраки, идут в атаку. |
| − | + | Лидва начинает разворачиваться, но уже не успевает. | |
| − | + | Кэтт, стоящая рядом с Оллом, сгибается пополам с болезненным хрипом, когда Актея метает во врагов ещё один телекинетический снаряд. Астартес-предатели отлетают, кувыркаясь в воздухе, будто брошенные размашистым жестом кости. | |
| − | + | Лидва тем временем перерезает последнее из щупалец нерождённой твари и освобождает Джона. Демонический ихор практически расплавил трофейный нож, и его приходится выбросить. Легионер подхватывает на руки и Грамматикуса, и ящик. | |
| − | + | — Быстрее! — кричит Олл. | |
| − | + | Лидва, бесцеремонно забросив логокинетика на плечо и зажав ящик под мышкой, бежит сквозь толпу. Пол под ногами осыпается. Люди с криками летят в провалы. Какое-то склизкое чудовище лезет из-под земли. | |
| − | + | — Бежим! — командует Перссон, и товарищи подчиняются. Это единственное разумное решение. Актею шатает — она потратила куда больше сил, чем может себе позволить. Кэтт, плача от эмпатической перегрузки, сама едва стоит, но поддерживает ведьму. Олл пытается помочь, морщась от прикосновения. От кожи и тела Актеи исходит мощное остаточное пси-излучение, и дотронуться до неё — всё равно что окунуться в расплавленный кошмар. Он, не обращая на это внимания, подставляет плечо, не давая долговязой женщине упасть. Глаз дёргается, как безумный. | |
| − | + | Они бегут без оглядки вместе с немногими выжившими из толпы. На процессионали воплотившиеся нерождённые устраивают адскую резню. | |
| − | + | Давние товарищи очертя голову мчатся по коридорам, преследуемые криками и безумным хохотом. Олл знает, что это не просто звуки за спиной. | |
| − | + | И понимает, что идти-то, по сути, некуда. Архивраг прорвался в Санктум. Безопасных мест не осталось. Можно скрыться от одной опасности и тут же напороться на другую. Оружия нет. Противники бесконечно сильнее. | |
| − | |||
| − | + | Остаётся только бежать, так быстро и так далеко, как получится. | |
| − | |||
| − | Она | + | == 6:xiv. '''Те, кто вот-вот умрут''' == |
| + | Бежать бессмысленно. Киилер закрывает глаза. Капитан Доргаддон выбрал её первой жертвой. Она слышит тяжёлые шаги по усыпанной стеклом виа Аквила. Остановился. Эуфратия надеется, что всё закончится хотя бы с толикой достоинства, и делает, как ей кажется, последний вздох. | ||
| − | Раздаётся | + | Раздаётся тяжёлый, жуткий удар. |
| − | + | Поток воздуха настолько мощный, что Киилер толкает назад. Слышится чавканье и бульканье. | |
| − | Она открывает глаза. Доргаддон | + | Она открывает глаза. Умирающий Доргаддон лежит на земле, цепляясь слабеющими пальцами за страшную рану на шее и торсе. |
| − | + | Огромный чёрный силуэт с сияющим мечом возвышается над телом, спиной к Киилер и её трясущимся от страха товарищам. | |
| − | + | Воин обводит взглядом ошарашенных и взбешённых воинов Десятой роты Сынов Хоруса. Он делает шаг, затем ещё один и перехватывает поудобнее рукоять громадного меча. | |
| − | + | С клинка стекает кровь. Он прикладывает его плашмя ко лбу, приветствуя противников. | |
| − | |||
| − | + | — С этим всё, — говорит Сигизмунд. — Кто следующий? | |
| − | — | ||
| − | + | == 6:xv. '''Первопотерянный''' == | |
| + | — Ты мёртв, — осторожно произносит Сангвиний. Интуиция подсказывает ему, что нужно бросить в лицо брату обвинение в мороке. Но что-то за пределами разумного твердит, что перед ним не иллюзия. Что ряды каменных гробов, накрытых тканью, свет одинокой свечи, с трудом разгоняющий мрак, и закованная в броню фигура — реальны. | ||
| − | — Да, — тихо | + | — Да, — тихо отвечает Феррус. Это его голос и его медузанский акцент. Такие же, как в воспоминаниях Сангвиния. Но звук слабый, почти надтреснутый. В нём нет силы. И это не шёпот. Тот раздаётся из теней со всех сторон. Голос примарха же звучит будто издалека, и расстояние, разделяющее собеседников, похитило всю его силу и эмоции. |
| − | — | + | — Но ты стоишь передо мной. |
| − | — | + | — А ты не веришь тому, что видишь, — отвечает Феррус. И снова усталая отстранённость в голосе. Слова доносятся словно из какого-то глухого и пустынного места, а не от человека, стоящего прямо перед Сангвинием. Голос Горгона, кажется, летит из такого далёка, что умирает, едва сорвавшись с губ. |
| − | — Не | + | — Не верю. |
| − | — Хорошо, — | + | — Хорошо, — кивает Феррус. — Хорошо. Значит, ты готов к первому уроку. Не верь ничему, даже своим глазам. |
| − | — Ты... | + | — Ты пришёл... ради наставлений? — Сангвиний готов атаковать в любое мгновение. |
| − | — Нет | + | — Нет. — Горгон медленно и печально качает головой. — Я не знаю, зачем пришёл, брат. Знаю только, что верить нельзя ничему. Я оказался слишком доверчив. Слишком уверен в себе и своей силе. В гневе. Когда мою преданность поставили под сомнение... — Он вздыхает. — Будь проклят Фулгрим. Какого низкого мнения обо мне он был. Ублюдок думал, что я нарушу клятву. Считал, что сможет поколебать мою верность. Нет, моя слабость крылась не в ней, брат, а в гневе. Я действовал поспешно, поддавшись на провокацию. |
| − | Он | + | Феррус опускает взгляд. Его губы почти не шевелятся, а когда это всё-таки происходит, то движения не совпадают со словами. Сангвиний крепче сжимает меч. Он понимает, что перед ним не голограмма с неправильно наложенной звуковой дорожкой. Это существо реально, оно из плоти и крови. Но кто это? Призрак, порождённый лихорадочным бредом от ран? Какой-то нерождённый, нацепивший лицо мёртвого брата? |
| − | — | + | — Я усвоил этот урок, — продолжает Феррус, запоздало шевеля губами. — Потом и остальные тоже усвоили. Было непросто. И теперь, оказавшись в месте, наполненном обманом и предательством, мы ничему не верим. Никому и ничему. Ни братьям, ни собственным глазам... |
| − | + | Он снова поднимает голову и смотрит на Сангвиния. В серебристых глазах Горгона плещется жуткая боль. Боль и тоска. Это взгляд человека, с трудом сдерживающего сильный гнев и агонию. | |
| − | — | + | — Уж точно не глазам, — соглашается Ангел. |
| − | Он | + | — Понимаю. — Феррус Манус пытается улыбнуться, но не может. Его доспехи выглядят чистыми и целыми, будто только что из мастерской. Он безоружен. Громадная фигура кажется такой же твёрдой, как каменный саркофаг за его спиной. Сангвиний видит ртутный блеск некродермиса на руках брата. И только потом замечает, что точно так же сверкают горло, подбородок и лицо, будто железо расползлось по всему телу Горгона. Крылатый примарх понимает, что брат огромным усилием воли сдерживает себя и не поддаётся всепоглощающему гневу. |
| − | + | Феррус поворачивает голову и разглядывает цифру «IX», выбитую на крышке саркофага, будто задумавшись или погрузившись в воспоминания. | |
| − | — | + | — Знаешь, — произносит он, — я думаю, что предательство мертво. |
| − | |||
| − | |||
| − | |||
| − | |||
— Мертво? | — Мертво? | ||
| − | + | — Да, — кивает Горгон. — Ну, может, не мертво. Невозможно. Оно стало невозможным. Всё сломалось, брат. Всё не так. Абсолютное коварство врагов очевидно. Мы не ждём от них ни слова правды. И силы, которые их питают... ну, они тоже предадут, потому что такова их природа. Мы все это знаем. И потому идём на последнюю битву, понимая, что всё вокруг — обман, и потому он никогда не сработает. Уловки и предательство помогают только при возможности злоупотребить доверием. | |
| − | + | Он переводит взгляд печальных серебристых глаз на Сангвиния и трёт горло, будто латный горжет причиняет ему неудобство. | |
| − | + | — Ты же пришёл, зная, что направляешься в ловушку. | |
| − | — | + | — Да. |
| − | — | + | — Но всё равно пришёл? |
| − | |||
| − | |||
— Да. | — Да. | ||
| − | — | + | — Это и правда ловушка, — говорит Феррус. — Но я не её часть. |
| − | — | + | — Не могу поверить на слово, — отвечает Сангвиний. |
| − | — Конечно | + | — Конечно, не можешь. |
| − | — Ты выглядишь | + | — Ты выглядишь и звучишь так, как должен, — продолжает Ангел. — И даже пахнешь. Но ты же давно мёртв. |
| − | — | + | — Конечно, я мёртв, брат, — отвечает Феррус. — Мы все мертвы. |
| − | ==6:xvi. Правда (и ложь)== | + | == 6:xvi. '''Правда (и ложь)''' == |
| − | Фо | + | Фо, с головой погрузившись в работу, всматривается в экраны когитаторов. |
| − | — Что значит «лучше»? — спрашивает | + | — Что значит «лучше»? — спрашивает Ксанфус, делая шаг вперёд. Он не хочет прерывать или задерживать работу, но должен узнать правду. |
| − | — | + | — Прошу прощения? |
| − | — Ты сказал, что | + | — Ты сказал, что сможешь сделать лучше. Уточни, что в данном случае значит «лучше». |
| − | — | + | — Бо́льшая эффективность, — отвечает Фо. — Выше точность воздействия. Средство будет направлено только на геном астартес и не подвергнет риску основную популяцию. |
| − | — | + | — Такой риск существовал? |
| − | — | + | — Разумеется. Это же биологическое оружие. |
| − | — | + | — И почему ты вдруг решил, что сможешь улучшить формулу? |
| − | — Потому что | + | — Потому что ты оказалась права, геноведьма, — отвечает Фо. — Сейчас, когда наконец появилась возможность изучить личные записи Сигиллита, я понял, что действительно не смог учесть влияние экзопланарных сил, с которыми смертные тела связаны на фундаментальном уровне. — Фо бросает на Андромеду косой взгляд. — Не буду оправдываться. Я — достаточно древняя реликвия, из тех времён, когда варп был ещё толком не изучен. Генетика тогда являлась самостоятельной прикладной дисциплиной, и я преуспел в ней настолько, что история решила от меня избавиться. Наука была отделена от... от религии и искусства. От метафизики. Полагаю, можно назвать забавным (ничего я не полагаю, а знаю наверняка, и это ужасно), что в эпоху Империума, самый светский период в истории человечества, концепцию души приходится рассматривать всерьёз. |
| − | + | Он поворачивается к Андромеде. | |
| − | — | + | — Ты заявила, что моё оружие не сработает, потому что действует только на генетическом, скажем так, физическом уровне. И это правда. Я не готов был принять мысль о том, что мы не просто создания из плоти и крови. В мои времена разговоры о духах и душах среди учёных людей не велись. Но ваш Император и Сигиллит доказали ошибочность этого подхода. Мы действительно состоим из души и тела. Твёрдая смертная плоть связана с неосязаемой сущностью из пси-материи, которую мы, не мудрствуя лукаво, зовём душой. И она существует в нематериальной части Вселенной. Когда мы открыли варп, и, будем честны, изначально это делалось исключительно ради межзвёздных путешествий, истина, которая раньше была уделом поэтов и жрецов, стала очевидной для всех. Мы представляем связную систему из материальных и нематериальных компонентов. |
| − | + | Фо поднимается на ноги. Сейчас он кажется более старым и немощным, чем раньше, но хищный блеск в глазах тревожит обоих надзирателей. | |
| − | — | + | — Так что нет, — продолжает он, — уничтожение тел астартес на генетическом уровне не убьёт их до конца. Просто разрушит клеточную структуру. Их души — и, поверьте, учёный во мне по-прежнему брезгливо морщится при употреблении этого термина в серьёзной беседе — продолжат существовать в варпе, причём, без сомнения, в форме возбуждённой и потенциально разрушительной аномалии, что приведёт к плачевным долгосрочным последствиям для материальной Вселенной. Если мы хотим достигнуть мира и не допустить значительных возмущений в имматериуме, то следует обеспечить баланс между материальным и нематериальным аспектами. |
| − | + | — И ты этого не знал? — спрашивает Андромеда. | |
| − | — | + | — Я работаю с плотью, — отвечает Фо. — В моё время подобными вопросами занимались провидцы, прорицатели и гностики. Соответственно, в научных процессах они роли не играли. Но сейчас, в эту эпоху... ваш возлюбленный Император так бескомпромиссно подавил всю духовную философию, что сии концепции повсеместно считаются научными фактами и принимаются как данность, без рассмотрения контекста, эмоциональной окраски. Никто не задумывается о... |
| − | — | + | — Исследования эмпирей доступны лишь ограниченному кругу лиц, потому что они безусловно опасны, — возражает Ксанфус. |
| − | — | + | — Ну конечно! — восклицает Фо. Он хватает инфопланшет со стола. — Император строго ограничил доступ к любым знаниям о варпе. Информацию выдавали только в рамках необходимых, прикладных аспектов, таких как космические путешествия и астротелепатия... И очень дозированно. Чтобы обеспечить общую безопасность, Он ни с кем не делился настоящими, глубокими знаниями, которыми сам обладал. Вот почему Он запретил религии и всё, что позволяет разгуляться свободе веры и воображению. Всё потому, что даже знания о варпе являются источником порчи. Но посмотрите сюда! — Фо взмахивает инфопланшетом. — В своих дневниках ваш драгоценный Сигиллит раз за разом на протяжении десятилетий возражает против эпистемологии Императора и навязанных Им ограничений в части распространения знаний! Он совершенно недвусмысленно заявляет, что считает подобный подход крайне опасным для Империума! Вот, сами посмотрите! Он тайно просит Императора ослабить запрет. Говорит, что варп является экзистенциальной угрозой как для человечества, так и для любого другого псионически одарённого вида и останется таковой независимо от того, знают о нём люди или нет. И настоящий вред произрастает из невежества. |
| − | + | Малкадор, которым я с каждой прочитанной строчкой восхищаюсь всё сильнее, говорит, что лучше знать и понимать угрозу, чем слепо тыкаться во все стороны. Он хотел, чтобы примархи и астартес, не говоря уже о высших органах управления, осознавали потенциальные последствия своих действий и даже мыслей. Считал, что они смогут лучше защитить человечество от угрозы, исходящей от варпа, если будут адекватно представлять себе его возможности. | |
| − | — | + | — И Император отказал? — спрашивает Андромеда. |
| − | + | — Да, — отвечает Фо. — «Ради блага человечества». Но теперь нам приходится иметь дело с войной на грани катастрофы. Вот что случается, когда учишь детей не тем вещам. Могла ли религия или чистая вера, если её оставить без присмотра, привести к возникновению нежеланных возмущений в варпе? Разумеется! Но невежество — ещё хуже. Ваш Повелитель Человечества считал, что все вокруг недостаточно хороши, недостаточно умны или недостаточно осторожны, чтобы оставить их наедине с огнём. Ваш Император никому не доверяет. И теперь мы все за это расплачиваемся. | |
| − | + | Фо бросает планшет обратно на стол. | |
| − | — И | + | — Я меняю функционал устройства «Терминус» с учётом комментариев Малкадора, — устало произносит старик. — И я, без преувеличения, пересматриваю все свои научные подходы. Но, полагаю, в конце нас ждёт успех. Теперь-то я знаю об опасности, понимаете? О последствиях. Малкадор — великолепный наставник. Благодарю тебя, Избранный, за предоставленную возможность. Теперь нужно подготовить несколько образцов генетического материала. Многое я найду в хранилищах Сигиллита. Но понадобится ещё контрольный образец. Я собираюсь многократно проверить принципы работы моего биомеханического фага, чтобы отладить и откалибровать эффект до идеала. |
| − | + | Он переводит взгляд на Андромеду. | |
| − | + | — Предвижу вопрос: нет, я не знаю, сколько времени это займёт. Конечно, я буду работать с предельно возможной скоростью. — Он вставляет несколько пробирок в центрифугу и активирует устройство. — Полагаю, теперь вы сможете предоставить отчёт о статусе работ другой заинтересованной организации? | |
| − | — | + | — Да, — отвечает Андромеда, затем переглядывается с Ксанфусом и уходит вниз по лестнице. |
| − | + | Как только геноведьма уходит, Фо опускается в кресло (Получилось ли их убедить? Я и сам не очень-то верю во все эти штуки и понимаю их поверхностно, а то, что понимаю, — по-настоящему пугает) и начинает быстро составлять какие-то сложные последовательности на центральном когитаторе. | |
| − | — | + | — Ты же понимаешь, что мы тебе по-прежнему не доверяем, да? — произносит Ксанфус. |
| − | + | — И не будете, — отвечает Фо, мельком оглядывая Избранного. — Это нормально. Я не заслуживаю доверия. Но пытаюсь быть максимально искренним. Я не хочу здесь находиться, Ксанфус. Если честно, то больше всего мне хочется сбежать. Даже врать не буду: я бы с радостью сбежал и от тебя, и от проклятых Кустодиев, и от всех остальных заинтересованных организаций. Я не хочу иметь ничего общего ни с Ним, ни со всем этим позорным Империумом. И конечно, попытаюсь. И продолжу попытки, пока они когда-нибудь, надеюсь, не увенчаются успехом. Я использую любую возможность и все свои способности для достижения этой цели. | |
| − | — | + | — Благодарю за откровенность, — говорит Ксанфус. |
| − | — | + | — Не стоит. Но я также осознаю, что в данный момент являюсь пленником и мы вместе влипли в неприятную историю. Однако, возможно, я смогу помочь нам всем спастись. И потому я все свои силы направляю на работу. — Он вводит очередную строку кода и улыбается Ксанфусу. — А теперь закатай-ка рукав. |
| − | + | == 6:xvii. '''Пустота и темнота''' == | |
| + | Они бегут, покуда хватает сил. Наконец, изнемогая от усталости, группа останавливается перевести дух. Зибес опускается на пол возле резного цоколя и хватает ртом воздух. Кэтт опирается на стену между двумя равнодушными к происходящему статуями нимф. Она закрывает глаза, пытаясь унять панику и прогнать кислое послевкусие псионических сил Актеи. Её в очередной раз скручивает приступ тошноты, и девушка зажимает рот ладонью, а потом шумно сглатывает слюну. | ||
| − | + | Запыхавшийся Олл бросает короткий взгляд на Лидва. Охваченная ужасом бегущая толпа осталась позади. Группа оказалась в тёмном коридоре. Богатые украшения и мозаики почти незаметны в тихом сумраке. Издалека доносятся нечёткие звуки, которые вполне могут быть как смехом, так и криками. | |
| − | — | + | — Погоня есть? — спрашивает Олл. |
| − | + | Лидва подходит к двери, в которую они только что вошли, и выглядывает наружу. Из-за полуоткрытой створки он видит сверкающий зал и дальше ещё один такой же. Никакого движения. Ровный строй статуй безмятежен, как прежде. Свет в обоих помещениях погас, кроме одинокой люстры под потолком у самого входа. Она, потрескивая, то тускло вспыхивает на несколько мгновений, то снова гаснет. | |
| − | + | Откуда-то раздаётся пронзительный крик и тут же стихает. Никто не понимает, на каком расстоянии находится источник, — возможно, их разделяют сотни километров. | |
| − | Он | + | — Нет, — отвечает космодесантник. Он аккуратно затворяет высокие золотые двери и разворачивается к спутникам. — Но это не значит, что мы в безопасности. |
| − | — | + | — Не понимаю, что произошло, — сипит Кранк. Он пытается отдышаться, согнувшись пополам и уперев руки в бёдра. — Эти создания так внезапно появились... |
| − | |||
| − | + | — Санктум больше не безопасен, — вот и всё, что может сказать на это Олл. | |
| − | |||
| − | + | — То есть предатели прорвали оборону? — стонет Зибес. — Дворец взяли штурмом? | |
| − | — | + | — Нет, не прорвали. Они просто... появились внутри. Их не было, а потом — они среди нас. Ты сам видел нитку на статуе, Гебет. Всё поменялось, понимаешь? И внутри, и снаружи. Стены больше не имеют значения. |
| − | + | — Не понимаю, — признаётся Зибес. | |
| − | + | — Конечно, не понимаешь. — Актея уже может стоять без чужой помощи, но всё ещё слаба и болезненно бледна. — Зато можешь помолчать. А то своим нытьём привлечёшь ненужное внимание. | |
| − | — | + | — Там... Ты залезла мне в голову! — шипит Кранк на слепую ведьму. |
| − | — | + | — Ей пришлось, Догент, — огрызается Кэтт. |
| − | + | Она замолкает, закашливается и вытирает рот. Оллу не нравится, как выглядит девушка. Начинает сказываться нагрузка из-за ментальной связи с Актеей. У них даже мимика стала почти одинаковой. | |
| − | — | + | — Это был единственный способ выбраться и не поддаться панике. А теперь она использует свои умения и найдёт выход или укрытие. |
| − | — | + | — Нужно время на восстановление, девочка, — говорит Актея. — Мои силы иссякли. И ты прекрасно это знаешь. |
| − | — | + | — Знаю, и меня это не волнует. Делай. |
| − | — | + | — Слушай, поводок. — Актея кривит губы. — Даже если бы я могла чем-то помочь, тут нечего искать. Время больше не работает. |
| − | — | + | — Время? — спрашивает Олл. |
| − | — | + | — Привычное нам течение остановилось. Замерло на месте. Измерения, к которым мы привыкли, погружаются в варп. |
| − | + | Олл кивает. | |
| − | — | + | — Мы все умрём, как предрекает ведьма? — спрашивает Кранк. |
| − | — | + | — Что за ерунду она несёт про время? — спрашивает Зибес. |
| − | — | + | — Каковы дальнейшие действия, рядовой Перссон? — спрашивает Графт. |
| − | + | — Дайте подумать, — отвечает Олл. | |
| − | + | Он отходит в сторону и бредёт в конец тёмного коридора, туда, где начинается небольшой круглый атриум. Статуи смотрят на него с постаментов. В сумерках они стали просто силуэтами героев забытых мифов и историй. Безмолвие и темнота подавляют. Мятущийся разум рисует сцены резни, которая, вероятно, началась во Дворце. | |
| − | + | Перед Оллом вырастают очередные двери в три человеческих роста высотой. Они закрыты. Что же прячется по ту сторону? Ему не хочется открывать створки и узнавать ответ на этот вопрос. | |
| − | + | == 6:xviii. '''Осколки''' == | |
| + | Они наконец добираются до двери. До пятна света. До люка в стене. Хонфлер затаскивает Сартака в проём. | ||
| − | + | В последний момент Космический Волк чувствует, как колоссальная масса тьмы за спиной приходит в движение и несётся к нему порывом холодного зимнего ветра. Рева Медузи успевает захлопнуть люк и спешно активирует замок. | |
| − | + | Марсианские подступы нисколько не изменились. Роты воспрещения по-прежнему ждут, выстроившись в тусклом сиянии настенных светильников. В огромном проходе больше никого нет. | |
| − | — Что | + | — Что вы там увидели? — спрашивает Медузи. |
| − | — | + | — Ничего, — честно отвечает Сартак. Он замечает, что заплетённые в косы пряди бороды покрылись инеем, и видит блеск ледяных кристаллов на нагруднике Хонфлера. |
| − | — | + | — Срочное сообщение в штаб Гегемона, — говорит претор-капитан. — Доложить о возможном прорыве врага на Марсианских подступах... |
| − | + | Раздаётся глухой удар. | |
| − | + | Легионеры оборачиваются и сверлят взглядом покрытый хлопьями ржавчины металл переборки. Ещё один — с той стороны кто-то бьёт по стене. Воины вскидывают оружие. Нечто тяжёлое врезается в створку люка, а затем в нескольких метрах влево раздаётся перестук. И снова тяжёлый удар. | |
| − | + | — Защитный порядок! — приказывает Хонфлер. — Построение Клавий! | |
| − | + | Роты воспрещения движутся как единый организм, выстраиваясь в ровные прямоугольники перед тяжёлыми вратами. | |
| − | + | — Что там с Гегемоном? — спрашивает Хонфлер. | |
| − | — | + | — Пытаемся связаться, — отвечает один из офицеров. |
| − | — | + | — Ничто не сможет их пробить, — бормочет Медузи. |
| − | — | + | — Ага. А ещё с той стороны не должно ничего быть, — отвечает Сартак. — Держать строй! |
| − | + | Удары становятся сильнее и чаще. Теперь они доносятся сразу из нескольких мест. Где-то это просто щелчки и скрежет, где-то тяжёлый грохот. Сартак осознаёт, что звуки раздаются в том числе и из верхних секций ворот в двадцати метрах над головой. | |
| − | + | А затем всё стихает. Опускается гнетущая тишина. | |
| − | + | На переборке начинает расти ледяная корка. Сначала появляются отдельные мерцающие в свете фонарей пятна, затем крупные завитки и наросты. Сартак слышит, как инеистые фигуры потрескивают, расползаясь по поверхности металла. | |
| − | — | + | — Трон Терры... — шепчет Медузи. |
| − | — | + | — Мне нужна связь с Гегемоном! Немедленно! — кричит Хонфлер. Слова тонут во внезапном грохоте болтерного залпа. |
| − | + | Боевые братья в задних рядах падают наземь. Их расстреляли в спину. У некоторых в броне зияют дымящиеся дыры, кого-то просто сбило с ног взрывной волной. | |
| − | + | Роты воспрещения в замешательстве разворачиваются. Легионеры, не нуждаясь в приказе, открывают ответный огонь. Предатели несутся на космодесантников по Марсианским подступам, паля изо всех стволов. | |
| − | + | Враг зашёл с тыла. Как он там оказался? Сартак видит Повелителей Ночи, Сынов Хоруса и жадных до рукопашной Пожирателей Миров. | |
| − | + | Первые же залпы защитников собирают кровавую жатву. Несущиеся широким строем в лобовую атаку предатели падают и замирают. Встречные валы болтерных снарядов и лазерных лучей обрушиваются на лоялистов и нападающих. | |
| − | + | Спрятаться негде. За спиной только покрытые ледяной коркой врата. Их прижали огнём. Саламандры, Имперские Кулаки и Железные Руки гибнут один за другим. | |
| − | + | Сартак издаёт фенрисский боевой клич, опустошая обойму болтера в надвигающегося врага. Теперь он отступит только в могилу. | |
| − | + | Джон Грамматикус заходит в мрачный атриум следом за Оллом. | |
| − | + | — Если честно, я понятия не имею, что делать дальше, — говорит он. | |
| − | + | — Я тоже, Джон, — отвечает Перссон. | |
| − | + | — Думал, ты уединился, чтобы пообщаться со своим богом, — судя по интонации, логокинетик ехидничает. — Ну там, позволить вере направить тебя, все дела. | |
| − | + | — Увы, уже нет. | |
| − | + | Грамматикус кивает и печально усмехается. Улыбка, впрочем, задерживается ненадолго. | |
| − | + | — Стоп, в каком смысле «уже»? Олл? | |
| + | — Каким бы ни был изначальный план Оллания, — произносит Актея, — он потерпел полный крах. | ||
| − | + | Подошедшая ведьма величественно, но нетвёрдо стоит на ногах, опираясь на Кэтт, будто костлявая королева древнего подземного мира. | |
| − | — | + | — Это не так, — отзывается Перссон. |
| − | — | + | — Да ладно? — в голосе Актеи звенит презрительная насмешка. |
| − | — | + | — Не было никакого плана. |
| − | + | Джон ошарашенно смотрит на товарища. Тот пожимает плечами. | |
| − | + | — Мой план не может потерпеть крах, потому что его не существует, — повторяет Олл. | |
| − | — | + | — Значит, она была права? — Грамматикус настолько возмущён и не может поверить ушам, что с трудом выдавливает слова. — Ведьма была права? С самого начала? Всё это время ты уходил от ответов и вёл нас, руководствуясь только проклятой верой? |
| − | + | Перссон отходит в сторону и садится на постамент одной из статуй, но Джон не собирается прекращать разговор, пока не получит ответы. | |
| − | + | — Олл, скажи, что это неправда. Олл! | |
| − | — | + | — Когда ты, Джон, пришёл к моему порогу с просьбой о помощи, чего ты ждал? |
| − | — | + | — Не знаю! Но ты же с Ним знаком! Я думал, у тебя есть какие-то секреты, штуки, о которых никто не знает! Информация о Нём, об этом Дворце, о том, как Он действует и мыслит... |
| − | — | + | — Все мои знания давно устарели. Сейчас мне известно не больше, чем тебе. |
| − | + | — Но ты же согласился, Олл. Ты согласился помочь! | |
| − | — | + | — Помнится, меня очень долго уговаривали. Найти Императора и заставить Его внять голосу разума? В то время я был занят спасением этих людей и поиском безопасного пристанища. Но ты настаивал... |
| − | — | + | — И только поэтому ты решил помочь? |
| − | + | — Тебе всегда удавалось подобрать нужные слова, Джон. Вдохновить. Ты был готов сражаться с созданиями невообразимой силы. И да, я согласился помочь. Понятия не имел как, но согласился. | |
| − | — | + | — Я разделяю ужас Грамматикуса, Олланий, — замечает Актея. |
| − | + | Остальные члены группы нерешительно подходят, привлечённые разговором на повышенных тонах. | |
| − | — | + | — Как и он, — продолжает ведьма, — я полагала, что у тебя есть некий замысел. Ты не хотел никого посвящать в детали. Да, есть смысл не светить карты. Ты же и говорил, что планы работают тем лучше, чем меньше людей в них посвящены. Но, похоже, никаких карт нет и не было. |
| − | — | + | — Ты всё придумывал на ходу, — говорит Джон. |
| − | — | + | — Я верил... — начинает Олл. |
| − | — | + | — Во что? — рычит Грамматикус. — В это?! |
| − | + | Он хватает золотой катерический символ, висящий на шее Перссона. | |
| − | — | + | — В это, да?! — Его буквально трясёт от гнева. — И всё? Считал, что какое-то божественное провидение укажет путь, когда придёт время? |
| − | — | + | — Прошу, Джон, отпусти. |
| − | + | — Нет, серьёзно?! — в ужасе кричит Грамматикус. | |
| − | — | + | — Отпусти, — тихо произносит Олл. |
| − | — | + | — Рядовой Перссон верит в бога, — произносит Графт. — Так записано в моём архиве. Он набожен. Он хранит личную веру в... |
| − | — | + | — Ты ждал, что какой-то бог нас спасёт? — спрашивает Кэтт. |
| − | + | Разочарование на лицах товарищей очевидно даже в темноте. | |
| − | + | — Они надеялись на тебя. — Актея даже не пытается прятать презрение. — А ты втянул нас в какой-то личный духовный поиск... | |
| − | — | + | — Нет, — отвечает Олл. — Моя вера — только моё дело. Я не просил никого ни во что верить. Никогда. |
| − | — | + | — Но тебя-то ведёт именно она, так? — Кэтт сверлит Олла взглядом тёмных глаз. |
| − | + | Джон знает, что уж ей-то Перссон точно врать не станет. И видит, как старый друг кивает в ответ. | |
| − | — | + | — Значит, у нас с самого начала не было шансов, — произносит Грамматикус, выпускает амулет и в отчаянии уходит прочь. |
| − | + | Амит велит бойцам быть начеку. Уже близко. Они слышат, как враг движется по Западной магистрали. Крупные силы. Быстро приближаются. | |
| − | — | + | — Готовьсь! — кричит вексиларий. Щитоносцы смыкают ряды на путях ожидаемого подхода неприятеля. Даже воздух над проезжей частью пришёл в движение — его выдавливает из тоннеля несущаяся масса тел. |
| − | + | — Готовьсь! — повторяет Рох. | |
| − | + | Амит понимает, что долго они не продержатся. Боеприпасов критически мало. Запасы обещали пополнить, но поставка так и не пришла. Нужно опустить бронированные переборки, запечатать шлюзы и люки. Перекрыть как можно больше ходов. Роты воспрещения не смогут долго сдерживать серьёзные силы врага стрелковым оружием. Через минуту или две в ход пойдут клинки, а это совсем неподходящее оружие для удержания такой площадки, как развязка Марникса, от превосходящего числом противника. | |
| − | — | + | — Готовьсь! — в третий раз командует Рох. |
| − | + | Почему штаб не закрывает врата? Тактика обороны внутреннего периметра тщательно прорабатывалась. Они не знают, что происходит? Почему сирены молчат? | |
| − | + | Бегущая толпа появляется из тоннеля. | |
| − | — | + | — Контакт! — кричит вексиларий, и тут же: — Не стрелять! Не стрелять! |
| + | Это не враг. Это обитатели Дворца: рабочие, чиновники, слуги тысячами бегут по Западной магистрали, охваченные паникой. Амит слышит крики и чувствует запах страха. Смертные, обезумев от отчаяния, пытаются от чего-то спастись. Тех, кто оступился и упал, тут же затаптывают. | ||
| − | + | Рох начинает отдавать приказы и перемещать бойцов. Нужно как-то направить и сдержать живую лавину, увести толпу с крупных дорог в галереи и смежные залы. Никто не слушает. Гражданские просто несутся, не разбирая пути, не обращая внимания на окрики и ни о чём не думая. | |
| − | + | Амит слышит первые выстрелы и крутит головой, пытаясь определить направление. Акустика огромной транспортной развязки усиливает голоса и топот паникующих людей. Они доносятся со всех сторон, отражаются от сводов и стен Дворца... | |
| − | + | Нет, это точно был выстрел. Ещё два. И короткая очередь. | |
| − | + | Он видит, как боевые братья на правом фланге 963-й роты падают навзничь. Доспехи Белых Шрамов пробиты. В воздухе гаснут огненные вспышки после взрывов. | |
| − | — | + | — Разворачивайтесь! — кричит Амит. — Быстрее! |
| − | + | Враги атакуют, но не с Западной магистрали и не с Килона. Они появились со спины. | |
| − | + | На полпути к основанию башни и Амону, занявшему позицию у входа, Андромеда слышит оглушительный хлопок. Приют содрогается. Долгая, рокочущая, как стон умирающего бога, звуковая волна прокатывается по всему Санктуму. Стоит ей затихнуть, и раздаётся следующая. Похоже на чудовищный рёв боевых рогов Легио Титаникус, но стократно громче и ниже. У Андромеды вибрируют внутренности. Её начинает тошнить. | |
| − | + | Геноведьма спешит вниз по лестнице, выскакивает из башни и подбегает к стоящему у Эгейского моста кустодию. | |
| − | + | — Что это? — ей приходится кричать, чтобы пробиться сквозь рокот. Золотой великан смотрит в небо. Купол над шпилями и башенками цитадели пошёл яркими пятнами и фиолетовыми, как кровоподтёки, кляксами. | |
| − | + | — Тревожные гудки, — отвечает Амон. | |
| − | + | — Какие ещё тревожные гудки? | |
| − | + | — Роковые сирены последней крепости. — Ветер усиливается и тянет за собой, в пропасть под мостом. Сирены продолжают реветь, сотрясая небеса. | |
| − | + | — И что это значит? | |
| − | — | + | — Оборона Санктума прорвана. Крупные силы. Не малые вторжения, подобные тем, что мы отражали до закрытия Врат. Полноценный прорыв. Предатели и нерождённые внутри крепости. Последняя битва началась. |
| − | + | — Я... никогда раньше их не слышала. Были тревожные сигналы и сирены, но не такие. | |
| + | — Потому что раньше они не включались, — отвечает Амон. — Ни разу. | ||
| − | + | == 6:xix. '''Испытание веры''' == | |
| + | Вдалеке начинают выть гигантские сирены. Последний, громогласный крик обречённой планеты. Стены тёмного атриума дрожат. Золотые двери дребезжат в тяжёлых рамах. | ||
| − | + | Олл медленно поднимается на ноги. Ему невыносимо видеть выражение лиц товарищей. Он понимает, что нужно сказать что-то обнадёживающее, но не может и не хочет притворяться тем, кем не является. | |
| − | + | Вечный легко касается висящего на шее амулета. | |
| − | — | + | — Жена мне его подарила, — говорит Перссон. — Она была катеричкой. Я уважал её веру, потому что любил. За годы, проведённые вместе, я научился находить успокоение в ставших привычными ритуалах. Не веровал, но принимал фундаментальные ценности этой общины: любовь, мир, доброту... |
| − | — | + | — Доброту? — Презрением, сочащимся с губ Актеи, можно травить металл. |
| − | — | + | — Ага, её самую. Какое смешное и убогое слово, да? И смысл, в него заложенный, современным людям кажется таким слабым и банальным. Должно быть что-то получше, верно? Я бы предложил «гуманизм», но этот термин слишком дискредитировал себя на протяжении веков. |
| − | + | Олл снимает амулет и разглядывает лежащую на ладони безделушку. | |
| − | — Это | + | — Это всё, что она мне оставила. Я по-прежнему не верю в её бога. И ни в какого другого. Но я родился во времена, когда люди считали богов реальными. Вера тогда была основой жизни каждого. Поймите, я намного дольше жил в мире, где верят в богов, чем в том, где считают иначе. |
| − | + | Это в плоти и крови. Сейчас мы думаем, что боги не просто мертвы, но их никогда и не было. А я рос в атмосфере набожности и духовности и дожил до этих, абсолютно светских, времён. Мне нравится победа разума над суевериями, но всё же этот мир холоден и пуст. И посмотрите на нас! На рациональный, просвещённый Империум, которым правит всемогущее существо, чьи пути неисповедимы. Оно требует абсолютной преданности и покорности. Если не ударяться в софистику, то чем это принципиально отличается от того, старого мира? Люди вполне могли бы поклоняться Ему. | |
| − | + | Олл отрывает взгляд от лежащего в ладони амулета и смотрит на товарищей. Он понимает, что встревожил их своим монологом. | |
| − | + | — Думаю, многие так и делают, — продолжает он. — Проблема в том, что я точно знаю: Он — не бог. И Он — причина исчезновения религий. Император запретил их, потому что они таят опасность. | |
| − | + | — И тому есть множество доказательств... — замечает Актея. | |
| − | |||
| − | Олл | + | — Точно, — кивает Олл. — Но на протяжении веков в религиозных догматах отражалось заложенное природой желание человека ответить на экзистенциальные вопросы. Не просто же так мы сначала начали строить храмы, а только потом — города. |
| − | + | — Правда? — спрашивает Кранк. | |
| − | — | + | — Я жил в те времена, — кивает Олл. — По той же причине жрецы всегда оставались хранителями секретов своих цивилизаций. То же можно сказать и об искусстве, и о силе фантазии. Нечто внутри нас невозможно описать словами. Я понимаю, почему Он запретил религию, — потому, что пытался оградить человечество от варпа. Имматериум найдёт возможность просочиться везде, где правит бал воображение и пытливый разум. |
| − | — | + | — Варп не религия! — фыркает Актея. |
| − | — | + | — Нет, конечно. И там нет богов. Настоящих, во всяком случае. Но это смертельная угроза всему живому, и в то же время — неотъемлемая часть реальности. От варпа не получится спастись, притворившись, будто его не существует. |
| − | Олл | + | Олл замолкает. |
| − | — | + | — Император отсёк мистическую составляющую жизни, но не стал ничего делать с оставшейся на её месте кровоточащей раной. Это обычные для него проявления высокомерия и нетерпения. |
| − | + | — Ты знал, что так будет... — тихо говорит Кэтт. | |
| − | — | + | — Может, не совсем так, но да, — признаёт Олл. — Много лет назад, когда мы с Ним вместе пытались строить мир для человечества, я видел, к чему могут привести Его желания. И потому наши пути разошлись. Потому я в своё время его и пырнул. Он всё возводил в абсолют, а я не смог помешать. И потому ушёл. Не надо было так поступать. Стоило продолжить попытки. Возможно, сейчас настало время искупления. |
| − | + | Он пожимает плечами. | |
| − | — | + | — В любом случае сейчас я пытаюсь ещё раз, хотя, может, уже слишком поздно. Я — Вечный. Пускай не такой могущественный, как Он, потому что родился без чудесного псионического дара, зато я старше. Мне довелось видеть, как рождаются и умирают цивилизации. Я становился свидетелем этого цикла, пожалуй, слишком часто. |
| − | — | + | Он надевает амулет на шею. |
| + | |||
| + | — Эрда сказала, что верит, будто Вечные — это первые представители хомо супериор, — тихо произносит Джон. — Первопроходцы на пути человеческой эволюции. | ||
Олл кивает. | Олл кивает. | ||
| − | — Я | + | — Я тоже раньше так думал. Когда впервые пытался осознать, кем являюсь. Тогда бессмертие казалось жестоким наказанием. |
| − | — | + | — Почему? — спрашивает Кранк. |
| − | — | + | — Мои жизни сменяют друг друга, как времена года. Это тяжело. Отыскав, как тогда казалось, смысл во всём происходящем, я обрёл покой. И потому, как и Эрда, как и несколько иных нам подобных, принял идею, что Вечным уготовано направлять развитие человечества. Мы знали, что такой ответственностью легко злоупотребить, и старались действовать как можно мягче. Но когда на сцену вышел Он... ох, Он настолько поразил и впечатлил меня своей живостью и напором, что я долго не замечал, к чему всё идёт. У Него есть план, Джон. Всегда был. И Ему всё равно, какую цену придётся заплатить, чтобы довести дело до конца. |
| − | + | На миг в голосе Перссона сквозит презрение. | |
| − | — | + | — В тот момент я отказался иметь что-то общее с его задумками. Я ушёл и жил своей жизнью. Множеством простых жизней. — Олл машет рукой в сторону отводящего взгляд логокинетика. — А потом на моём пороге возник Джон Грамматикус. Вернее, сначала пришла война Хоруса. Калт пылал, всё вокруг превратилось в руины, и тут появляется красноречивый Джон с мольбой о помощи. |
| − | — | + | — Нет, подожди... — начинает Грамматикус, но передумывает и пожимает плечами. — Ладно, неважно. Я и правда умолял. |
| − | — | + | — Наш друг утверждал, что ещё не поздно всё предотвратить. Что можно вмешаться. Он заручился помощью существ более древних и мудрых, чем любой из людей, и, видит бог, очень хотел исправить совершённые ошибки. |
| − | + | Все поворачиваются к Джону. | |
| − | — | + | — Какие такие ошибки? — спрашивает Кранк. |
| − | + | — Это он сам расскажет, если захочет, — говорит Олл. | |
| − | — | + | — Я усугубил ситуацию, — просто отвечает Грамматикус. |
| − | + | — Альфа-Легион, — произносит Актея. | |
| − | — | + | — Он самый. И да простит меня бог Олла. |
| − | + | Кэтт смотрит на Перссона. | |
| − | — | + | — Как Грамматикус тебя убедил? — спрашивает Кэтт. |
| − | + | Олл грустно улыбается. | |
| − | — | + | — Да никак, если честно. Это вы. Все вы. |
| − | + | Старые товарищи озадаченно переглядываются. | |
| − | — | + | — Актея считает, что вы стали частью происходящего, — говорит Перссон. — И представляете определённые архетипы. И всё это — часть загадки или ритуала, который должен свершиться. Не думаю, что она права. Махинации Императора и войну Хоруса легко игнорировать из-за колоссальных масштабов, но вы дарите происходящему человеческое лицо. Вы напомнили мне об ответственности. О договоре между Вечными и смертными. И делали это каждую минуту с самого Калта. |
| − | + | Олл переводит взгляд на Грамматикуса. | |
| − | — Джон | + | — Вот такая у меня вера, Джон. Можешь потешаться над ней сколько влезет. Но я вынужден верить, что появился на свет не просто так. Не знаю, зачем именно. Зато знаю, чем цель моей жизни не является. |
| − | + | Правда? | |
| − | — | + | — Это совершенно точно не то, чего Он пытается достичь. И потому Его нужно остановить. Разумеется, я понятия не имею как. И никогда не знал. Остаётся только верить, что в конце концов всё получится. |
| − | + | Он стискивает висящий на шее амулет с такой силой, что, кажется, вот-вот сломает безделушку. | |
| − | — | + | — Есть ли у меня план? Нет. Но исключительно потому, что у Нeгo-то план имеется. |
| − | + | Все молчат. Графт с мягким гулом наклоняет голову. | |
| − | — | + | — Рядовой Перссон часто говорит о «добрых делах», — произносит сервитор. — О том, что нужно помогать нуждающимся, не ожидая награды. В моих архивах хранится много подобных записей. Эта концепция совпадает с директивами работы сервитора. Значит ли это, что мои инструкции суть вера? |
| − | — | + | — Это программирование, — фыркает Актея. |
| − | + | — В тебе говорит гордыня, — отвечает Олл. — Вопрос разумный. И я не считаю, что разница между этими вещами так уж велика. Речь о том, чтобы поступать правильно и делать то, что требуется. Речь о безвозмездной помощи ближним. Речь о доброте, Актея. О том, чтобы потратить отведённое время с пользой для всех. Я, к своему стыду, распорядился своим не лучшим образом, принимая во внимание, сколько его было. Остаток хотелось бы пустить на что-то достойное. | |
| − | — | + | — Вот только времени не осталось, — замечает Актея. |
| − | Олл | + | — Древние эленикийцы использовали две концепции времени, — отвечает Олл. — Слышали о таком? Мне рассказала женщина по имени Медея. Есть хронос — непрерывное, всепоглощающее время, и кайрос — неуловимый миг удачи и возможность изменить судьбу. Хронос — течение истории, от которого я слишком долго отстранялся. И сейчас оно остановилось. Кайрос же требует ловить момент. И на это, думаю, время найдётся. |
| − | + | Он отворачивается от товарищей, подходит к плотно затворённым дверям и берётся за ручки. | |
| − | + | — Нужно просто идти дальше, — говорит Олл, — и посмотреть, что там ждёт. | |
| − | + | == 6:хх. '''Захватчики''' == | |
| + | Имперских Кулаков учили действовать исходя из всех имеющихся данных. Их искусство войны требует скрупулёзной подготовки и анализа полученной информации. Но после безумной резни на Золочёной аллее поток данных иссяк и... То, что осталось, утратило всякий смысл. | ||
| − | Он | + | Максимус Тейн полагает, что оказался в клуатре Адельфа и идёт по золотым коридорам, ведущим в купальни. Он абсолютно в этом уверен. Но в таком случае где все? Где благородные господа, спешащие по поручениям слуги, помощники и сервы? Где стражи Дворца и почему они до сих пор не обнаружили и не остановили внезапного гостя? |
| − | + | Почему здесь нет никого, кроме самого Тейна и его братьев? Ответа нет. Максимус оставляет вопрос открытым, пока не наберётся достаточное количество дополнительных данных. Сейчас он, Берендол, Молвэ и Демений являются нарушителями на территории Санктума. Они попали в место, куда, по идее, невозможно попасть. И если им удалось каким-то образом обойти величайшую линию обороны в Галактике, то кто ещё мог сделать то же самое? Что, исходя из этих тезисов, можно сказать о безопасности Дворца? | |
| − | + | Ещё большее беспокойство вызывает следующий вопрос: что в данной ситуации можно сказать о самих Кулаках? | |
| − | + | В эфире слышны только щелчки, похожие на треск горящего дерева. Настенные устройства связи не работают. Удивление, бурная радость и чуть ли не облегчение, которые испытал Тейн, оказавшись внутри Санктума, быстро улетучиваются. Он уже смирился с мыслью, что его долгая и достойная служба подойдёт к концу за пределами стен последней крепости, что его бросили за закрытыми вратами и осталось только подороже продать свою жизнь. У такой смерти есть смысл. И вдруг, вопреки всему, он снова оказывается внутри. Изумление от внезапного перемещения быстро прошло. В коридорах Санктума подозрительно тихо. Что-то не так. И с ними в том числе. Всё не так... | |
| − | + | Берендол с тревогой наблюдает за командиром. И они оба видят, насколько напряжены инициаты Молвэ и Демений. | |
| − | + | Тейн думает покричать. Кто-то же должен отозваться? | |
| − | + | Но не может себя заставить. | |
| − | — | + | — За купальнями есть коридор, ведущий на процессиональ Фаэтона, — говорит он Берендолу. — Там должны быть люди. Кого-нибудь отыщем. |
| − | + | Ветеран кивает, соглашаясь. | |
| − | — | + | — Кого-нибудь... — повторяет Тейн про себя. Оказавшись в лабиринтах последней крепости, он хочет только добраться до Дельфийской линии обороны. Принять участие в сражении. Преторианцу понадобятся все сыновья, способные держать оружие. Потому что, когда враг доберётся туда, каждый ствол будет на счету. Тейн знает. Он побывал снаружи и видел, что их ждёт. |
| − | + | И в то же время он помнит о более важной задаче. Необходимо как можно быстрее доложить о произошедшем неестественном перемещении и сопутствующих кошмарных перспективах. | |
| − | + | Легионеры оказываются в просторном атриуме, где на стенах висят огромные масляные полотна, изображающие церемонию заключения союза между Террой и Марсом. Детализированные картины сейчас кажутся злой шуткой. Тейн убил в сражениях слишком многих последователей Тёмного Механикума, чтобы ещё хоть раз довериться этой породе. | |
| − | + | Молвэ мечется из стороны в сторону, подняв клинок. Электрополотнища на дальней стене колышутся на ветру. | |
| − | — | + | — Расслабься, брат-практикант, — шипит Берендол. |
| − | |||
| − | + | — Но... | |
| − | |||
| − | + | — Ничего там нет. | |
| − | + | — Но, сэр, — настаивает Молвэ, — раньше ветра не было. | |
| − | + | Инициат прав. Не было. Тейн, занося молот для удара, выходит вперёд. Он чувствует поток холодного воздуха. Мерцающие полотнища дрожат. Вплетённые в ткань электроцепи сверкают, отражая свет. Высокие золотые двери чуть приоткрыты. | |
| − | + | Тейн толкает одну из створок оголовьем молота. | |
| − | + | За порогом начинается коридор. Пол обшит листами металла с гальваническим покрытием, по стенам и потолку змеятся толстые трубы. Выглядит неправильно. Почему тёмный инженерный проход начинается в большом парадном зале? | |
| − | + | Тейн делает несколько шагов вперёд. Температура за порогом ниже на несколько градусов. Слышно, как вентиляторы гонят воздух. Системы шлема не дают ошибиться, выводя данные на экран: изменения уровня шума и параметров окружающей среды. И ещё одна незаметная вещь, которую засекли датчики в бронированных ботинках и поножах. | |
| − | + | Легионер медленно опускается на колени и прижимает ладонь к полу. | |
| − | + | Нет, не к полу. К палубе. Под ногами гравитационно-активная обшивка. Настроено на стандартные терранские показатели, но броня фиксирует едва заметное изменение при переходе от естественной к искусственной гравитации. Где во Дворце пол выстилают палубным листом? Этому коридору место на космическом корабле. | |
| − | Берендол | + | Тейн поднимается на ноги и разворачивается. Берендол зовёт его по имени. |
| − | + | Он видит нечто. Его там не было, и вдруг появилось. Оно заполняет тоннель впереди. | |
| − | + | Молот резко поднимается для удара, но недостаточно быстро. | |
| − | + | == 6:xxi. '''Путь, который предстоит пройти''' == | |
| + | Ничего. Просто ещё один тёмный коридор с голым полом и рядами статуй. Свет не горит. Откуда-то дует слабый холодный ветерок. Олл делает несколько шагов и останавливается. | ||
| − | + | В дверном проёме появляется Джон. | |
| − | — | + | — Даже разочаровывает, — произносит он. |
| − | — | + | — Чаще, чем хотелось бы. — Олл растягивает губы в печальной улыбке, а затем очень тихо добавляет: — Джон?.. |
| − | — | + | — Что? |
| − | + | Повернувшись, Перссон видит обратную сторону двери, сквозь которую только что прошёл. Он указывает Грамматикусу на неё. | |
| − | + | — Смотри. | |
| − | + | Вокруг одной из ручек повязана красная нить. Все члены группы собираются и разглядывают находку. | |
| − | + | — Это не наша, — говорит Зибес. — Мы здесь не были. | |
| − | + | — Мы отмечали путь, — произносит Олл. — Пускай неоригинально, но отмечали. И теперь, когда стены рухнули, а расстояния утратили смысл, нить показывает, куда идти. Она приведёт нас к цели. | |
| − | + | — Что ты вообще несёшь? — спрашивает Джон. | |
| − | + | — Терра умирает. — Перссон разворачивается в его сторону. — Варп пожирает её и смешивает всё со всем. Остался только отмеченный путь. | |
| − | + | — Тот, по которому мы так и не прошли? | |
| − | + | — Пока не прошли, — поправляет Олл. — Измерения, в числе которых время, больше не подчиняются старым правилам. Вы же и сами чувствуете, верно? Но у нас есть возможность пройти сквозь лабиринт. Эрда нам её подарила. В какой-то момент мы это уже сделали и отметили путь. Когда-то. Как-то. | |
| − | + | — Олл... — тянет Джон. | |
| − | |||
| − | + | — Знаю, звучит нелогично. Мне самому не всё понятно, но ты подумай. Линейной последовательности событий больше нет. Просто нет. Ни во времени, ни в пространстве. Но мы отметили путь, и он настоящий. Своими руками оставили знаки. Или оставим. Нужно просто идти по ним. | |
| − | |||
| − | + | — Куда? — спрашивает Кранк. | |
| − | — | + | — Не знаю, — признаёт Перссон. — Но это лучше, чем сидеть и ждать смерти. |
| − | + | — Это путь... — бормочет Зибес. — Нам ещё... предстоит его пройти? А метки оставили мы из будущего? | |
| − | — | + | — Будущее и прошлое теперь слились воедино, — произносит Олл. |
| − | — | + | — Утверждение необоснованно, рядовой Перссон, — возражает Графт. Сервитор, шипя поршнями, переходит в режим ожидания. |
| − | + | — Соглашусь, — шепчет Актея. — Но я чувствую изменения. Неотвратимую трансформацию материальной Вселенной. | |
| − | — | + | — А я её вижу, — тихонько произносит Кэтт. |
| − | + | Слепая ведьма поворачивается на голос. | |
| − | — | + | — Осмотритесь, — продолжает Кэтт. — Разве не заметно? |
| − | + | Коридор погружён в темноту. Все светильники лопнули. Из выгоревших соединений время от времени сыплются искры. В синеватом сумраке видны очертания золотых статуй и иных украшений величественного Внутреннего Санктума. | |
| − | + | Но стоит глазам чуть привыкнуть, как стены оказываются обшиты листами серого металла с рядами заклёпок и пятнами патины. Тяжёлые металлические же колонны и балки обрамляют пространство вокруг. Под ногами уже не мрамор, а решётчатый настил. В воздухе пахнет сыростью и гнилью. | |
| − | + | — Это ведь не Дворец, верно? — спрашивает девушка. | |
| − | — | + | — Уже нет, — отвечает Олл. |
| − | — | + | — Я знаю это место, — в голосе Джона появляются нотки страха. — Оно мне снилось. Снова и снова. Один и тот же жуткий сон. — Грамматикус переводит взгляд на Перссона. — Это космический корабль, да? Его корабль. |
| − | + | Олл кивает. | |
| − | — | + | — Думаю, да. Отсеки смешались с залами Дворца, и уже невозможно сказать, где начинается одно и заканчивается другое. |
| − | — | + | — Значит... он здесь? — спрашивает Джон. |
| − | — | + | — Вероятно. И если Хорус где-то тут, то и Он тоже. |
| − | + | Вечный проходит мимо ряда статуй, очевидно неуместных в инженерном тоннеле боевого корабля. На пятой скульптуре обнаруживается очередная красная нить. | |
| − | — | + | — Давайте отыщем их. К добру или к худу. |
| − | + | Товарищи следуют за ним. Оллу бы хотелось двигаться побыстрее, но он не хочет ещё сильнее всех пугать. | |
| − | + | И всё же надо торопиться. | |
| − | + | То, что преследовало его с самого Калта, шло по пятам и дышало в спину, теперь ближе, чем когда-либо. Теперь, когда время перестало работать, ему больше не нужно тратить его, чтобы нагнать беглецов. | |
| − | + | == 6:ххii. '''Горгон''' == | |
| + | Темнота за спиной Горгона неуловимо движется, тени меняются местами, будто полотнище чёрного блестящего шёлка. Сангвиний слышит хриплый шёпот и чувствует затхлую вонь тел, причём не только живых. Чувствует смрад нестерпимой боли, от которого по коже бегут мурашки. | ||
| − | + | — Но не я, — произносит Ангел. — Я не мёртв. | |
| − | + | Феррус Манус молча пожимает плечами. | |
| − | + | — Ты дашь мне пройти? — спрашивает Сангвиний. — Или попытаешься... | |
| − | + | — Я не буду мешать. | |
| − | — | + | — И всё же, полагаю, ты — попытка отвлечь и задержать меня, так что... |
| − | — | + | — Верно. — Серебристые глаза Ферруса сурово смотрят вперёд, а рот по-прежнему двигается невпопад. — Как и всё, что ты видишь вокруг. Демонстрация силы. |
| − | — | + | — Как я и думал... |
| − | + | — Нет, Сангвиний. Нет. Не как ты думал. Вот что я пытаюсь объяснить. Предупредить, вероятно. Ты понятия не имеешь о его силе. | |
| − | — | + | — Ты про Луперкаля? |
| − | + | — Да, про него. Одного его желания достаточно, чтобы привести меня сюда. | |
| − | + | Тени снова шуршат и смещаются. | |
| − | — | + | — Но я — не фантом. Не иллюзия и не мираж, созданный из ткани имматериума, чтобы тебя запугать. Ты ведь догадался, верно? Вижу, что так. Я мёртв, Сангвиний, и всё же пришёл. Я реален. Это я. Я мёртв. Я здесь. Вот насколько он силён. Ему не нужно создавать призрака или наводить морок, похожий на меня. Варп проник настолько глубоко, что он может просто призвать меня с той стороны. |
| − | — | + | — Чтобы сразиться со мной? Остановить? |
| − | + | — О нет, брат. Чтобы впечатлить. Ради позёрства. | |
| − | — | + | — Тогда я впечатлён, — произносит Сангвиний. — Но всё равно собираюсь его убить. |
| − | + | На лице Ферруса Мануса медленно появляется болезненная улыбка. Это лишь бледная тень знакомого выражения, но у Сангвиния всё равно ёкает сердце. | |
| − | И всё | + | — А я посмотрю, как ты с этим справишься. — Глаза примарха ярко блестят, а вот рот совсем перестал двигаться. Он хлопает серебристыми ладонями и внимательно всматривается в лицо брата. — Варп не так уж прост. И, полагаю, наш первонайденный этого ещё не осознал. Он слишком опьянён полученной силой. Сейчас он может всё. Всё, что пожелает. Ты не представляешь, насколько он силён. Может сплавить землю с небом. Может сдуть время, как пушинки со стебля одуванчика. Или смотать всю материю во Вселенной в плотный клубок и создать Неизбежный Град. Может поднять мёртвых из могил и былых времён и дать им возможность жить как прежде. Но всё это лишено изящества. Всё это — детские шалости. |
| − | + | — Хочешь сказать, он не управляет процессами? | |
| − | + | — Прекрасно управляет. Но варп неизмерим. Хорус расколол эмпиреи, и пока он играет с одним, разглядывает второе или овладевает новыми силами, остальное крутится в безумном хороводе, не подчиняясь ничему. Он захотел, чтобы я тебя встретил. Не знаю почему. Чтобы удивить? Или напомнить, что смерть всегда рядом? Или думал, что при виде погибшего брата ты одумаешься или сойдёшь с ума? Кто знает? Может, он хотел, чтобы я тебя убедил. | |
| − | + | — Убедил в чём? | |
| − | |||
| − | + | Феррус задумывается. | |
| − | + | — Присоединиться к нему? Хорус был бы рад. Он тебя любит. Убивать слишком просто, понимаешь? Уничтожение даётся легко, а чувство удовлетворения после стольких побед проходит слишком быстро. Но вот получится ли тебя обратить? Это действительно вызов с достойной наградой. Достижение, понимаешь? Он хочет не просто захватить власть в Империуме, но привлечь под свои знамёна самых стойких его защитников. Пусть они забудут свои клятвы и склонятся перед Луперкалем! Вот где настоящая победа. И она потребует усилий. | |
| − | — | + | — Этого не случится, брат. |
| − | — | + | — Не случится, хотя аргументы хорошие, — губы Ферруса по-прежнему не шевелятся, но голос продолжает звучать. |
| − | — | + | — Выкладывай. |
| − | + | Первопотерянный примарх замолкает. | |
| − | — | + | — Не хочу, — произносит он после паузы. |
| − | — Нет, | + | — Нет уж, развлеки меня, — говорит Ангел. |
| − | + | Феррус злобно смотрит на брата. | |
| − | — | + | — Как скажешь. Хорус победил. Всё кончено. Ничто его не остановит: ни ты, ни отец, ни Рогал, ни проклятый Константин. Конец. Хаос выиграл войну, и впереди ждёт Торжество Погибели. Так что тебе и всем, кто ещё продолжает сражаться, остаётся только умереть... или покориться. |
| − | + | — Думаю, ты и сам знаешь, что я выберу. | |
| − | — Но | + | — Знаю, конечно. Но в покорности есть свои плюсы. Он подготовил тебе место, понимаешь? С сегодняшнего дня Погибель правит звёздами. Этого не изменить. Так что ты либо умрёшь, и всё произойдёт само, либо выживешь, став частью нового порядка. Встань рядом с Луперкалем. Направь его. Тебя он послушает. Сможешь влиять на события. Возможно, ты мечтал о другом будущем и сражался изо всех сил, чтобы оно не стало таким. Но это неизбежно. Присоединись и помоги Хорусу создать лучшую версию Погибели. |
| − | + | Сангвиний кивает. | |
| − | — | + | — Вот теперь ты звучишь непохоже на себя, «брат». Как лживый морок. Как кукла, говорящая заготовленными фразами. |
| − | + | Феррус кривится и поднимает могучие руки, извиняясь. | |
| − | + | — Брат, послушай, — оскорблённо произносит примарх. — Я же не прошу тебя этого делать. И не пытаюсь убедить. Ты сам просил привести аргументы, и я выполнил просьбу. Я не хочу, чтобы ты соглашался. Поверь, уж лучше умереть. | |
| − | — | + | — Я не приму его сторону. Никогда не задумывался об этом и сейчас не собираюсь. Даже если мы уже проиграли. |
| − | + | — Славно. Я бы разочаровался, ответь ты иначе. | |
| − | — | + | — Я буду сражаться до последнего вздоха, — говорит Сангвиний, — и пусть Галактика горит огнём. Даже если я не смогу ему помешать. Лучше смерть. |
| − | — | + | == 6:xxiii. '''Как мы сражаемся''' == |
| + | — Не самый вдохновляющий звук, — замечает Фо, когда рёв сирен в очередной раз сотрясает стены. | ||
| − | — | + | — Соглашусь. — Ксанфус бросает короткий взгляд на узкие окна лаборатории и чувствует, как всё внутри скручивается от ужаса. |
| − | — | + | — И, полагаю, означать он может только одно, да? |
| − | + | — Да, Фо. | |
| − | + | Старик глубоко вздыхает (я в ужасе и изо всех сил борюсь с нестерпимым желанием бежать прочь). Он протягивает руку к пульту и повышает уровень звукоизоляции лаборатории. Рёв становится тише, но все незакреплённые предметы в помещении продолжают дребезжать. | |
| − | — | + | — А теперь продолжим... |
| − | + | — Тебе был нужен образец крови, — говорит Ксанфус. — Моей, верно? | |
| − | — | + | — Верно. Кровь и клеточный материал. |
| − | — | + | — Я тебе не доверяю, Фо, и думаю, что это часть плана побега, который мне в итоге не понравится. |
| − | + | — Рациональное предположение. Но, если серьёзно... Куда мне бежать? Сам подумай. Ты ведь обычный человек, верно? Без генетических модификаций? Мне нужны свежие контрольные образцы, а ты — единственный нормальный представитель нашего вида поблизости. Я могу использовать собственный материал, но результат тебе не понравится. Закатывай рукав, Ксанфус. Считай это мигом, когда ты в определённом, пускай и незаметном, роде становишься одним из возвышенных защитников Трона. | |
| − | — | + | — Что? |
| − | — | + | — Мир спасают не только гигантские чудища в керамитовой броне. Каждый, кто вносит свой сколь угодно малый вклад в сражение с силами, жаждущими уничтожить всё вокруг, может справедливо называться защитником будущих поколений. Даже я. У нас своё поле боя, Ксанфус, и победа на нём не менее важна. |
| − | + | Избранный криво ухмыляется. Фо поднимает шприц иглой вверх. | |
| − | — | + | — Ну вот, — произносит он. — Совсем не больно, правда? Ты только что шагнул к бессмертию. Твой господин бы гордился. И если спросят, теперь можешь искренне отвечать, что действительно являешься защитником Императора. |
| − | + | == 6:xxiv. '''Чемпион Императора''' == | |
| + | Сигизмунд. Теперь это имя мало что значит. Император нарёк его своим Чемпионом, а остальное неважно. Все подробности и символы остались позади, принесённые в жертву единственной, совершенно чёткой цели. | ||
| − | + | На виа Аквила предатели из Десятой роты Сынов Хоруса отшатываются при виде нового противника и капитана Доргаддона, корчащегося в луже крови у его ног. Сигизмунд не собирается давать им время прийти в себя. | |
| − | + | Они думают, что сражаться придётся с человеком. Это ошибка. | |
| − | + | Чемпион более не носит жёлтые доспехи преторианцев. На нём нет знаков различия Имперских Кулаков и даже мрачных крестов братства Храмовников. Он не воспринимает себя как Сигизмунда. Воин облачён в чёрные доспехи палача и вооружён громадным чёрным же мечом невероятной мощи — почётные дары, переданные ему Избранным Сигиллита вместе со священной обязанностью от имени Императора. Клинок прикован цепью к запястью. Это единственное, что он решил оставить от прошлой жизни. | |
| − | + | Из-за спины доносится громкий, хриплый вздох. Эуфратия Киилер зовёт его по имени. | |
| − | + | Ей кажется, что он останется рядом и отступит вместе со смертными после того, как в последний миг спас её от гибели. Один против роты. Шансы на успех до безумного ничтожны. Он вот-вот начнёт уходить, потому что никто... | |
| − | + | Киилер вскрикивает, когда воин делает первый шаг. Странная женщина. Она, как и сам Сигизмунд, особенная. Её тоже, не спросив, избрали для определённой цели. За прошедшие годы им довелось встретиться несколько раз, и общались они недолго, но эти разговоры оставили след в душе космодесантника. | |
| − | + | Киилер вскрикивает потому, что он шагает в сторону врага. | |
| − | + | Когда Сыны Хоруса реагируют на появление нового противника, стремясь выместить на нём свою ярость, Сигизмунд успевает сократить дистанцию и вступает в бой. Один против роты. Дурацкие шансы. Впрочем, это не сильно отличается от ритуала посвящения в магистры храмовников, когда кандидат должен сразиться с двумя сотнями воинов. Он прошёл то испытание и принёс клятву. Один против сотни, двух, тысячи... Всё равно одновременно сражаешься только с одним. Они не смогут задавить числом, даже если попытаются. Сигизмунд один, а врагов много, и они мешают друг другу. Так что бой сводится к бесконечному множеству поединков. Его оружие — ярость, навык и выносливость. Его враги — усталость и сомнения, а вовсе не Сыны Хоруса, сколько бы их ни было. | |
| − | |||
| − | + | Чёрный меч, будто не встречая сопротивления, рассекает двоих легионеров. Сигизмунд убивает их на бегу размашистым боковым ударом. Они просто оказались на дороге. Затем отсекает руки сержанту, занёсшему оружие для удара, и отходит в сторону, выпуская кишки воину, что собирался ударить храмовника по голове. Воин в чёрных доспехах разворачивается и пронзает следующего предателя насквозь. Наносит ещё один боковой удар с такой силой, что очередной нападающий отлетает в сторону. Теперь — блок. Меч замирает почти параллельно земле, и защита, стоит вражескому клинку соскользнуть в сторону, превращается в атаку. Резкий взмах от бедра к плечу обрывает жизни ещё двоих легионеров. Бездыханные тела не успевают упасть, когда Сигизмунд сносит голову с плеч Сына Хоруса, удар которого только что блокировал. Она катится по выщербленным скалобетонным плитам. | |
| − | — | ||
| − | + | Сигизмунд тут же разворачивается, парирует очередную атаку и пинком отбрасывает противника назад. Он уклоняется от цепного топора и одним движением перерубает и сжимающие оружие руки, и горло предателя; вращается на месте, походя рассекая ещё одного врага, заносит клинок над головой и с силой опускает вниз, разваливая надвое яростно вопящего легионера в терминаторской броне «Катафрактарий». Огромный воин, рассечённый по вертикали, падает, а Сигизмунд, прежде чем изувеченный труп коснётся земли, проносится мимо в смертоносном выпаде. Остриё меча без усилий пронзает лицевую пластину ещё одного Сына Хоруса. Следующим движением Сигизмунд рассекает чей-то хребет, а затем вгоняет оружие по самую рукоять в нагрудник противника, почти сумевшего отыскать брешь в обороне храмовника. | |
| − | + | Выдернув чёрный клинок из страшной раны, он снова уклоняется, парирует и, обойдя поспешную защиту, погружает остриё в грудную клетку следующего врага, затем резким движением разворачивается и повторяет движение, убивая Сына Хоруса за спиной. | |
| − | + | За десять секунд Сигизмунд зарубил пятнадцать человек. Ни один не был приоритетной целью, но когда охотишься на офицеров и чемпионов, нельзя не столкнуться с неизбежными последствиями. Он атаковал внезапно, в надежде посеять смятение в рядах неприятеля и забрать столько жизней, сколько получится, прежде чем предатели придут в себя. | |
| − | + | Иногда больше ничего не требуется и даже крупные силы врага начинают в панике разбегаться при виде резни. | |
| − | + | Сыны Хоруса не из таких. Впрочем, и его внезапная атака была лишь началом. Она позволила остальным подготовиться. | |
| − | + | Обычно Сигизмунд сражается один. Он вступает в дуэли с лучшими воинами врага. Но на истерзанных равнинах Терры, среди бесчестья и безумия войны Хаоса никто не уважает традиции поединка. Одинокий воитель быстро погибнет, если будет ожидать, что кто-то здесь станет соблюдать турнирные правила. | |
| − | — | + | Сигизмунд — Чемпион Императора, а не глупец. |
| − | + | Исполняя кровавый долг в лабиринтах дворцовых округов, он собрал свиту. Секундантов. Они держатся позади, давая ему возможность нанести первый, самый важный удар. А затем сокращают расстояние и обрушивают гнев на обезглавленного врага. | |
| − | + | Этот момент настал. Сигизмунду не нужно отдавать приказ. | |
| − | + | Град тяжёлых снарядов бьёт по порядкам Десятой роты, поднимая фонтаны земли и дыма над проезжей частью виа Аквила. Предателей отрывает от земли и сбивает с ног ударной волной. Из пыльной мглы появляются машины, открывшие огонь: два «Сикаранца», «Аркитор» и штурмовой «Спартанец» с левого фланга, три «Карнодона» и «Хищник» модели «Деймос» с правого. Вся техника наспех выкрашена в чёрный и белый цвета Храма. Танки выползают из руин по обе стороны дороги, снося шаткие стены. Обломки кирпича барабанят по броне. Из-под скрежещущих гусениц поднимаются облака пыли. Главные орудия рассчитаны на большие расстояния, и машины, подойдя вплотную, переключаются на дополнительное вооружение. Спонсонные орудия и станковые пушки оживают, изрыгая лазерные лучи и тяжёлые твердотельные снаряды в пошатнувшиеся порядки предателей. | |
| − | + | Сыны Хоруса тем не менее являются истинными отпрысками Луперкаля. Они потеряли постыдно много людей от первой атаки Сигизмунда, у них нет огневой поддержки, нет техники, им негде укрыться. Но воины не бегут, а медленно и неохотно отступают, отстреливаясь и не обращая внимания на падающих боевых братьев. | |
| − | + | Болтерные снаряды, способные разорвать смертного на куски, расцветают огненными шарами, разбиваясь о тяжёлую танковую броню, поднимая в воздух струйки дыма. Это никак не влияет на шквал ослепительного света, обрушившийся на их ряды. Сыны Хоруса гибнут один за другим. В их строю появляются бреши. Легионеры валятся наземь грудами окровавленного керамита и разлетаются на части от прямых попаданий. Ошеломлённые чудовища из Десятой отползают с боем, отказываясь признавать очевидный разгром. Предатели оставляют тела павших братьев лежать на земле, и неспешно ползущие вперёд боевые машины перемалывают их в кровавую кашу. | |
| − | + | Сигизмунд опускает меч, провожая взглядом идущие в атаку танки. На краткий миг он испытывает уважение к стойкости врагов. Они не утратили отвагу и не побежали. Несмотря на сильнейший обстрел, легионеры продолжают держать строй. В них ещё осталось что-то от астартес. | |
| − | + | Он поправляет сам себя. Это не доблесть космодесантников, а банальная глупость. Порочная гордыня, охватившая воинов, привыкших к превосходству над любым противником, встреченным на поле боя. Со смертью Доргаддона рота оказалась обезглавлена, лишена возможности мыслить, принимать решения, осознать собственную надвигающуюся гибель и подготовить адекватную реакцию. Это просто тело, подчиняющееся базовым нервным импульсам. | |
| − | |||
| − | + | Наконец строй Десятой ломается. К этому моменту погибли три четверти легионеров. Структура подразделений начинает распадаться. Сигизмунд буквально видит, как воины, словно просыпаясь ото сна, осознают, что за ними пришла смерть и победоносный и кровавый марш, казавшийся вечным, внезапно подошёл к концу. | |
| − | Они | + | Они бегут. Предатели мечутся в сторону обочин, надеясь укрыться среди руин. Но смерть поджидает и там. |
| − | + | В развалинах затаились пехотные подразделения секундантов: братья-храмовники в чёрно-белых доспехах, астартес из других легионов, оторванные от товарищей ветрами войны и преклонившие колено перед Сигизмундом, Эксертус и солдаты из Палатинской горты, 9-го Гравийского и десятка других полков, собравшиеся под его знаменем. Они прячутся в выгоревших домах и идут следом за танками, используя машины в качестве укрытия. Появившись внезапно, новые бойцы расходятся широким фронтом и атакуют отступающую Десятую, потрясая оружием и размахивая знамёнами Чемпиона. | |
| − | + | Попав в ловушку на дороге, которую уже считали своей, Сыны Хоруса не выдерживают натиска. Танки прекращают обстрел, давая храмовникам ворваться в ряды предателей, сея смерть ударами мечей и боевых молотов. Снайперы из 20-го полка Стратакских Эксертус и Гено Пять-Два Хилиад выбивают тех легионеров, кому посчастливилось добраться до развалин на обочинах. Порождённые эмпиреями призраки с воплями улетают в небо, покидая изувеченные мёртвые тела. | |
| − | + | В воздухе стоит густая кровавая дымка. | |
| − | + | Сигизмунд возвращается к Киилер. Она широко раскрытыми глазами созерцает бойню. | |
| − | + | — Госпожа. — Воин салютует Эуфратии клинком. | |
| − | + | — Милорд. — Она пытается взять себя в руки. — Судьба вновь свела нас вместе. | |
| − | + | Он не отвечает. Киилер всегда относилась к нему с уважением. Во время последней встречи она искренне восхищалась исходящей от воина силой. Тогда казалось, что он, как никто иной, является воплощением воли Императора. А сейчас женщина видит, сколь леденящей душу может быть эта воля. Чёрная броня пугает. Суровые эбеновые кресты кажутся траурными... или таящими угрозу. | |
| − | Сигизмунд | + | — Вы ведь... Сигизмунд? — осторожно спрашивает женщина. Он сильно изменился. Если этот новый образ нужен, чтобы выразить скорбь, то по кому он скорбит? По прежнему Сигизмунду, которому пришлось умереть, чтобы на смену пришёл этот молчаливый палач? |
| − | + | — Я — Чемпион Императора, госпожа, — отвечает воин. — Но раньше действительно носил имя, которое вы назвали. | |
| − | + | — Вы... командуете обороной, да? «Чемпион» — это титул командира? | |
| − | + | — Нет, госпожа. — Дорн действительно поручил ему командование полем боя, но Сигизмунд, несмотря на все свои таланты, торжественно передал эту обязанность великому Архаму, без сомнения, величайшему полководцу из всех. Его взгляд охватывает весь театр войны. Сигизмунд же смотрит только вперёд. — Моя задача — обезглавить вражеское войско. Выследить, найти возможность и убить офицеров, командиров и сильнейших воинов, от которых иные бегут, а также полководцев, отдающих приказы, и тех, кто рождает стратегии. | |
| − | + | — И скольких... скольких вам нужно убить? | |
| − | + | — Сколько получится, по одному, пока смерть не остановит мою руку. | |
| − | + | Она не находит слов для ответа. За спиной чёрного воина по виа Аквила разносятся последние взрывы и выстрелы, возвещающие о гибели Десятой роты Сынов Хоруса. Из-за принесённых ветром клубов чёрного дыма ей приходится прикрыть глаза рукой. | |
| − | + | — Благодарю за вмешательство, — произносит Эуфратия. | |
| − | И | + | И вновь легионер никак не реагирует на фразу. |
| − | + | — Я слышал голос, — говорит он вместо ответа. | |
| − | + | — Я тоже, господин. | |
| − | + | — И до сих пор слышу. | |
| − | + | — Как и я. | |
| − | + | — Император поручил мне убивать врагов, — продолжает Сигизмунд. — Но, похоже, придётся повременить с выполнением этой задачи и обеспечить вам защиту. | |
| − | + | — До каких пор вы останетесь с нами, господин? | |
| − | + | — Пока не доберётесь до места, — он замолкает. — Вы ведь идёте к конкретной цели? | |
| − | + | Она хочет ответить, что процессия движется на север. Но выдавливает из себя только краткое «да». | |
| − | + | Сигизмунд кивает, отстёгивает и снимает шлем. У него мрачное выражение лица и холодный, невозмутимый взгляд. | |
| − | + | — Значит, вам известно, чей это голос, раз вы так ему доверяете? | |
| − | + | — Да. Вы тоже его знаете? | |
| − | — | + | — Я знаю, что он знает меня. — Легионер хмурится. — Он привёл меня к вам с помощью слов и знаков, которые я решил не игнорировать. Теперь вы под моей защитой. |
| − | — | + | — Все мы, господин? |
| − | + | Сигизмунд хмурится сильнее. | |
| − | — | + | — А сколько вас? |
| − | — | + | — Все. Все, кто ещё жив. |
| − | — | + | — Да будет так, — произносит Чемпион Императора. |
| − | — | + | == 6:xxv. '''Второй и третий уроки''' == |
| + | — Значит, ты предпочтёшь смерть, брат? — спрашивает Феррус. — Что ж, так и будет. Ты умрёшь, — он замолкает. — Прости. Но ты ведь и так это знал? | ||
| − | — | + | — Да, — отвечает Сангвиний. |
| − | + | Губы Горгона больше не движутся. Теперь его рот плотно сжат, зубы стиснуты, как будто примарх терпит ужасную боль. | |
| − | — | + | — И знаешь, как именно? — спрашивает он. Лишённые эмоций слова продолжают прилетать откуда-то издалека. |
| − | + | — Да. | |
| − | — | + | — И всё равно пришёл? |
| − | + | — И снова да, — отвечает Сангвиний. — Потому что неважно ''как,'' верно? Важно только ''почему.'' | |
| − | + | Феррус вроде бы улыбается, но выражение лица меняется лишь на долю мгновения. | |
| − | — | + | — Мы знали, что можем рассчитывать на тебя. Ты понимаешь. |
| − | — | + | — Понимаю. А он? Хорус... понимает? |
| − | — | + | — Конечно, нет, — шипит Феррус. |
| − | + | Из темноты доносится далёкий, мучительный стон. Меч Ангела тут же поднимается в боевую позицию. | |
| − | — | + | — Кто здесь? — спрашивает он. — Кто там страдает? |
| − | — | + | — Все, — отвечает Феррус. На этот раз губы движутся, пусть и с задержкой. — Ты. Я. Боль — неотъемлемая часть жизни, и даже в смерти от неё никуда не деться. Тебе стоит об этом знать. Второй урок: после того, что мы считаем смертью, боль станет только сильнее. Она пожирает. Они вечно глодают тебя. Рвут в клочья душу... |
| − | + | — Что ты такое? — спрашивает Сангвиний. — Я думаю, ты не мой погибший брат. | |
| − | + | Феррус замолкает. В непроглядной темноте раздаётся долгий и жуткий вздох. И после этого тяжёлого звука вновь слышится голос. | |
| − | + | — Я — это я, — говорит он. Губы при этом складываются в другие слова, а затем искажаются болезненной гримасой. — Хорус в своём безумии привёл меня сюда ради забавы. Но я остаюсь с тобой усилием воли. Я выдержу эту пытку и продолжу быть рядом. Останусь ради тебя. Я хочу тебя направить. | |
| − | — | + | — Направить? Или заманить в ловушку? |
| − | + | Далёкие, леденящие душу крики доносятся из темноты. Сангвиний даже представить не может, какую муку должен выдерживать тот, кто их издаёт. Он предпочитает игнорировать факт, что голос кажется знакомым. | |
| − | — Я | + | — Направить, — настаивает Феррус. — Я мёртв. Потерян. Проклят. Я был слишком упрям и глуп, но могу помочь тебе научиться на моих ошибках. В конце концов, мы братья. И мы с тобой, брат, суть начало и конец всего происходящего. Я погиб в самом начале. Ты — тот, кто дожил до конца. |
| − | Он | + | Он жестом приглашает Ангела следовать за собой в глубину тёмного склепа. Сангвиний медлит. |
| − | — | + | — Семья собирается по случаю смерти или рождения, — бормочет Феррус. — Здесь может случиться и то и другое. |
| − | — | + | — Стой. — Сангвиний делает несколько шагов следом за великаном, проходя мимо безмолвных саркофагов. — Я пришёл этой дорогой. |
| − | + | Феррус останавливается и оглядывается. | |
| − | — | + | — Я пришёл этой дорогой, — повторяет Сангвиний, поудобнее перехватывая рукоять меча. — Ты ведёшь меня обратно... |
| − | — | + | — Нет, — перебивает Горгон. |
| − | — | + | — А куда? Ты собирался направить меня, но указываешь неверный путь. Я уже там был. Ты ведёшь меня обра... |
| − | |||
| − | + | — Нет, — в голосе Ферруса появляется нотка нетерпения, как будто гнев, заключённый под оболочкой из некродермиса, готов в любой момент вырваться наружу. В глазах сверкает раздражение из-за неспособности брата понять, что ему говорят. | |
| − | — | ||
| − | — | + | — Хорус смотал материю в тугой клубок. Я же говорил. Направления потеряли смысл. Брат, этот корабль, Тронный мир, Дворец, царство варпа и Хаоса... Всё смешалось и переплелось. Не ищи в происходящем смысл и логику. Ничего нет. Третий урок. Здесь всё кажется неправильным. Но если ты хочешь до него добраться, то доберёшься, в какую бы сторону ни шёл. |
| − | + | Феррус отворачивается и всматривается в непроглядные тени. | |
| − | — | + | — Ваша встреча неизбежна. |
| − | + | Горгон вытягивает руки и словно хватает саму тьму мерцающими серебристыми руками. Мышцы на плечах и спине вздуваются от напряжения, когда он начинает рвать мглу надвое. | |
| − | + | Сангвиний осторожно ступает вперёд. Осколки и обрывки разорванной ночи проносятся мимо, как хлопья сожжённой бумаги. Феррус Манус пробивает путь сквозь чёрную бездну. Железные руки сминают и складывают материал мироздания, будто металл на наковальне. Впереди, в сером, как закалённая сталь, сумраке, начинают проступать очертания: гнутые балки, взорванные переборки, повреждённые люки. Тёмные коридоры мёртвого корабля. | |
| − | — | + | — Он здесь? — спрашивает Ангел. |
| − | + | — Если тебе это нужно, — отвечает Феррус, разгоняя тьму. — Всё дело в тебе. Но если он всё-таки тут, лучше бы тебе быть готовым к встрече. | |
| − | + | == 6:xxvi. '''Клинок ветерана''' == | |
| + | Конечность толщиной со ствол дерева сбивает легионера с ног. Тейн отлетает, врезается в одну из створок, отчего петли жалобно стонут, и с грохотом падает на пол. | ||
| − | + | Существо жаждет крови. Ему приходится пригибаться, чтобы поместиться в тесном тоннеле. Огромные лосиные рога скребут по потолку. Глаза сияют ярким янтарным светом, будто неоновые лампы. Оно тянет перед собой огромные, толстые лапы, вцепляется когтями в настил палубы и подтягивается вперёд, словно исследователь, ползущий по тесной пещере. Каждая из восьмипалых ладоней размером со смертного человека. Из козлиной пасти раздаётся оглушительное блеянье, разлетается слюна и валят клубы пара. За толстыми фиолетовыми губами и длинными, плоскими резцами виднеются бесконечные ряды зубов: пилообразные, как у рыб, острые, как у крокодилов, и прозрачные, как у глубоководных хищников. Толстый слюнявый язык размерами не уступает абордажному трапу. | |
| − | + | Тейн выскакивает из коридора за мгновение до того, как нерождённый просовывает голову в проём. Обе створки, одна из которых уже успела пострадать от врезавшегося в неё космодесантника, слетают с петель, сминаясь, как золотая фольга. Тяжёлые рога выламывают куски из архитрава. Могучие голова и плечи высовываются в зал. Существо вытягивает руки и цепляется за плиты пола. Грязные, растрескавшиеся когти пронзают полированный оуслит, оставляя длинные параллельные борозды в переливающемся камне. Молвэ и Демений отскакивают прочь. | |
| − | + | А Берендол — нет. Он шагает вперёд, сходясь с противником лицом к лицу, неспешно, с ленцой, как может показаться неискушённому наблюдателю, размахивая мечом. Клинок оставляет длинные глубокие раны в предплечьях демона. Они тут же наполняются кровью, которая плещет во все стороны, заливая пол и пятная свалявшийся мех монстра, повисая на жёстких, похожих на паучьи, волосках. | |
| − | + | Нерождённый снова вопит и пытается схватить назойливого врага. Берендол, сместившись в сторону, уклоняется от неуклюжей гигантской лапы, рассекает плоть у основания большого пальца, затем оставляет ещё одну глубокую рану на плече твари, подходит ближе и рубит мечом по лбу и щеке демона. Нужно убить чудовище до того, как оно выберется в атриум. Сейчас гигантскую тварь сдерживают тесные стены тоннеля. Если ей удастся выбраться в просторную залу, подняться в полный рост и расправить плечи, то... | |
| − | + | Двуручный меч Берендола кромсает плоть на рыле создания. | |
| − | + | Ослеплённый потоками крови нерождённый рвётся вперёд и стискивает ветерана челюстями. | |
| − | — | + | == 6:xxvii. '''Книга''' == |
| + | — Я проработала здесь много лет, — произносит архивариус, — и никогда не думала, что в этих книгах есть что-то кроме аллегорических образов. | ||
| − | + | — Никто не думал, — вздыхает Зиндерманн. | |
| − | — | + | — Совсем никто? — кротко спрашивает девушка. |
| − | — | + | — Ну, может, пара человек, — улыбается летописец. — Те, кому довелось заглянуть за вуаль. |
| − | + | — Ты сейчас о Киилер, да? — спрашивает Мауэр. | |
| − | + | Зиндерманн кивает. | |
| − | + | — И ведь никто не слушал. Мы заперли её, как безумного пророка, разносящего опасные бредни. | |
| − | — | + | — Но разве вы пришли сюда не за опасными бреднями? — спрашивает архивариус. |
| − | — | + | — Да! — восклицает он, поднимаясь на ноги. — Пойдёмте, друзья. Можно сидеть тут, пока не замёрзнем насмерть, а можно что-то сделать. |
| − | + | — Например, выбраться отсюда? — предлагает Мауэр. — Предупредить кого-нибудь? Привести помощь? | |
| − | — | + | — Кого предупредить? Где мы найдём подмогу? Ты же слышала сирены, которые завыли после ухода Гарвеля. |
| − | + | Все их слышали. Даже в глубинах зала Ленга рёв казался оглушительным. Дворец громогласно возвестил, что больше не является дворцом, что в нём небезопасно, что оборона прорвана. | |
| − | — | + | — Здесь, по крайней мере, тихо, — продолжает Зиндерманн. — Так что давайте займёмся делом, пока ждём возвращения Локена. |
| − | + | Троица встаёт и уходит в лабиринт книжных шкафов. Леденящий холод будто высасывает свет из фонарей и приглушает звук голосов. Стало сложнее читать надписи на корешках книг, а подсветка над некоторыми картинами погасла окончательно. | |
| − | — | + | — Слишком холодно, — вместе со словами изо рта Мауэр вырываются клубы пара. |
| − | + | — Я могу попробовать настроить климатическую систему, — предлагает архивариус. | |
| − | — | + | — Или, может, разведём костёр? — отвечает Мауэр. Девушка смотрит на неё с ужасом и яростью. Боэтарх насмешливо пожимает плечами и указывает на один из шкафов. — У нас тут много чего пойдёт на растопку. |
| − | + | — Мне бы не хотелось заниматься сожжением книг, — замечает Зиндерманн. | |
| − | + | — А против того, чтобы запрещать их и прятать от людей, ты, значит, ничего не имеешь? | |
| − | — | + | — Этим трудам невероятно много лет, — тихо произносит архивариус. — В основном здесь хранятся последние существующие экземпляры произведений. Если вы попытаетесь сжечь хоть один, мэм, я вас убью. |
| − | + | Мауэр удивлённо смотрит на девушку. Это самая вызывающая фраза, прозвучавшая из её уст за всё время их знакомства. Боэтарх на голову выше и вооружена, но хранительницу библиотеки это, похоже, не смущает. | |
| − | |||
| − | + | — Я пошутила, — говорит Мауэр. | |
| − | |||
| − | + | — Но мне нравится этот настрой! — заявляет Зиндерманн. — Человек встаёт на пути бессмысленного разрушения. Есть ещё надежда, если такие, как эта юная леди, сохраняют присутствие духа. — Он подходит к ближайшему шкафу и всматривается в надписи на переплётах. — И она, разумеется, права. С точки зрения истории всё это — настоящие сокровища. А кроме того, в них может скрываться ключ к спасению. Даже если с их помощью получится спасти всего одну жизнь, значит, всё было не напрасно. | |
| − | + | Он берёт несколько томов с полки. Диахронические исследования, «Свод метаматематики», азы изозефии, альманах по геметрии, очерки о критофазии... | |
| − | + | И вдруг Зиндерманн замирает как вкопанный, глядя на маленькую, не больше молитвенника, книжицу в кожаном переплёте. Остальные книги валятся из рук на пол, как оглушённые птицы. | |
| − | + | — Что случилось? — спрашивает Мауэр. | |
| − | + | — Это... — Бывший итератор не может произнести слова, оттиснутые на обложке. | |
| − | + | «Книга Самуса». | |
| − | |||
| − | ==6: | + | == 6:xxviii. '''Тот, кто идёт за тобой''' == |
| − | + | Локен не медлит ни секунды. Он не пытается вступить в бой и не ждёт, когда чудовищный великан полностью поднимется из кровавой реки. | |
| − | + | Он разворачивается и бежит. Легионер бредёт сквозь густую, вязкую жидкость так быстро, как может, забрызгивая алыми каплями и себя, и всё вокруг. | |
| − | + | Голос весело смеётся за спиной, эхом разносясь по всей длине инженерного тоннеля. | |
| − | — | + | — '''''Меня зовут Самус. Ты знаешь это имя. Оно знает тебя. Ты всегда его знал.''''' |
| − | — | + | Знакомый голос. Влажный, словно костный мозг, и хриплый, словно треск костей, как и тогда, на Шепчущих Вершинах. Шёпот демона. Но на этот раз к нему добавились и множество иных, сплетённых воедино, будто волокна в канате. Джубал, Сигиллит, Мерсади и сотня, нет, тысяча других. Локен отчётливо слышит в звучащих позади словах интонации Мерсади. В самом начале Солярной войны этот демон проник в мир через неё, использовал голос и тело летописицы, а затем уничтожил её. С тех пор тень Мерсади преследует Гарвеля — бледный призрак, которому уже не суждено рассказать свою историю. А теперь ещё и голос. |
| − | + | Больше всего легионер хочет развернуться и сражаться. Убить. Убить тварь за то, что она сотворила с Мерсади и всем Солярным царством. | |
| − | — | + | Но Локен продолжает бежать и не оглядывается. Он понимает, что тёмный, затопленный кровью инженерный тоннель — плохое место для битвы с чудовищем. Нужно обратить корабль в союзника. |
| − | + | Как-нибудь. ''Как-нибудь.'' Гарвель прекрасно помнит планировку флагмана. Остаётся надеяться, что отсеки не слишком сильно изменили положение за время его отсутствия. | |
| − | + | Он знает, что единственный взгляд за спину будет стоить ему жизни. Если Локен посмотрит на тварь хоть краем глаза, он будет обречён. | |
| − | — | + | — '''''Я тот, кто идёт за тобой, — хохочет голос.''''' |
| − | + | «Вот там, позади, и оставайся». | |
| − | + | Легионер бежит так быстро, как может, на каждом шагу преодолевая сопротивление пенящейся, наполовину свернувшейся жижи. Он не оглядывается, даже услышав громкий плеск, сопровождающий грузные шаги чудовища, и грохот и скрежет из-за того, что голова и плечи демона задевают висящие под потолком трубы, и даже когда поднятая им при движении волна настигает Локена и проносится мимо. | |
| − | + | Он с трудом удерживается на ногах, но восстанавливает равновесие и продолжает бежать. Красная жидкость бурлит и плещется. | |
| − | — | + | — '''''Самус. Это единственное имя, которое ты услышишь,''''' — произносит множество голосов. Чем же был образ Сигиллита, явившийся Локену перед встречей с демоном? Настоящим видением или очередной уловкой чудовища? |
| − | + | Тридцать метров. Если эйдетическая память не обманывает, до стока осталось всего тридцать метров. Двадцать. Воин чувствует течение под ногами, будто от начавшегося прилива. Десять. Волны, поднятые шагами чудовища, разбиваются о стены тоннеля и бьют по ногам беглеца. | |
| − | — | + | — '''''Оглянись! Самус уже здесь!''''' |
| − | + | Вот оно. Слева. Полузатопленная решётка сточного канала. Нa неё налипли комки свернувшейся крови и мягких тканей, практически полностью перекрыв ход жидкости. | |
| − | + | Локен, не поворачивая головы, рубит цепным мечом. Ревущие зубья вгрызаются в металл и поднимают огромный фонтан крови. Меч дымится и кашляет, когда легионер полностью опускает его в алую жижу. В ноздри бьёт запах жжёной меди и горелого мяса, к потолку поднимается струйка едкого бурого дыма... | |
| − | + | Решётка не выдерживает. Локен чувствует, как в тот же миг сила потока многократно возрастает. Он, не сопротивляясь, ныряет в сток. | |
| − | — | + | Кровь несёт его вперёд. Вероятно, раньше она текла в жилах его проклятых и потерянных братьев. Она, бурля, будто горный ручей, с грохотом бьёт его о поверхность трубы, затягивая глубже в бездну. Доспехи скрежещут по стенам теснины. Что-то огромное — рука, длиной в рост взрослого человека, врезается в устье стока, опоздав лишь на мгновение. Металл сминается. На нём остаются глубокие борозды. |
| − | + | Мир вокруг окрашивается сначала в красный, а затем в чёрный. Локен, с головой погрузившись в кровавую реку, несётся по трубам, болтаясь, как значок ложи в футляре. Он почти ничего не слышит, кроме шума потока. | |
| − | + | Наконец труба заканчивается, и он вылетает в полузатопленный отстойник. Легионер бьётся, всплывая на поверхность, судорожными движениями добирается до стены и вылезает на технический мостик. Кровь течёт с брони ручьями. Каким-то чудом Локену удалось не выпустить цепной меч. Кровь продолжает литься из стока, повисая в воздухе розовым туманом. | |
| − | + | С ног до головы покрытый красной слизью воин делает первый нетвёрдый шаг. Отстойник находится в самом низу глубокого технического колодца, идущего сквозь несколько палуб. Вверх уходит отвесная шахта, которую через равные расстояния пересекают облепленные трубопроводами металлические каркасы. Где-то далеко мерцает тусклый свет. | |
| − | + | Локен сжимает рукоять меча и начинает взбираться по служебной лестнице, идущей вдоль стены. За спиной кровавый бассейн начинает неистово бурлить и пениться. Нечто, будто чудовище из глубин, вырывается на поверхность. | |
| − | — | + | — '''''Это единственное имя, которое ты услышишь! — рокочет голос.''''' |
| − | + | ''Самус преследует Локена в трюме «Мстительного духа»'' | |
| − | + | == 6:xxix. '''Слова с Шепчущих Вершин''' == | |
| + | Зиндерманн трясущимися руками открывает книгу. | ||
| − | — | + | — Не могу, — бормочет он. — Я не могу это прочесть. |
| − | + | — Дай сюда, — говорит Мауэр, выхватывая томик. Она открывает его и начинает листать. — Чем он тебя так привлёк? | |
| − | + | Зиндерманн не может подобрать слов для ответа. | |
| − | + | Он с головой окунулся в ледяную прорубь воспоминаний о Шепчущих Вершинах. | |
| − | + | Мауэр начинает читать. | |
| − | + | — Взгляни на их ничтожные легионы, на разбитые воинства, на ходячие трупы, что живут ради убийства и убивают ради убийства. Нет больше смысла ни в безумных усилиях, ни в отчаянных жертвах. Больше нет ни победы, ни поражения... | |
| − | |||
| − | ==6: | + | == 6:ххх. '''Рядом, за спиной''' == |
| − | Локен не | + | Локен не смотрит вниз. Он карабкается по лестнице. Мокрые пальцы чавкают и скользят на перекладинах. Снизу доносится скрежет рвущегося металла. Демон лезет следом. Тварь вытащила свою тушу из воды и ползёт по стене, цепляясь когтями за металл. Весь колодец содрогается под массой нерождённого. |
| − | + | — '''''Меня зовут Самус.''''' | |
| − | + | Голос, сотканный из множества других, эхом отражается от стен. Локен не оглядывается и продолжает подъём. | |
| − | + | Он чувствует, как лестница дрожит и начинает сползать в сторону. | |
| − | + | Тварь схватила её и срывает с креплений. Головки болтов со щелчками разлетаются в стороны, будто дробь после выстрела. Стойки скрипят и стонут. Вся конструкция начинает перекручиваться и выгибаться горбом. | |
| − | + | Когда лестница не выдерживает, Локен прыгает. Он успел подняться на тридцать метров и теперь летит над бездной, вытянув руки. | |
| − | + | И почти падает. Легионер ударяется грудью и лицом в блок трубопроводов с такой силой, что кажется, будто в броню попали из болтера. Но каким-то чудом Гарвелю всё же удаётся удержаться. Болтая ногами в воздухе, он пытается нащупать опору и подтянуться. Мимо проносится длинная секция оторванной от стены лестницы и с металлическим грохотом падает на дно отстойника. | |
| − | + | Локен висит над бездной. Скользкие от крови пальцы судорожно пытаются уцепиться за какой-нибудь крепкий кронштейн. Медленно, слишком медленно он вытягивает себя на стянутые в пучок трубы, протянувшиеся подобно мостику от одного края шахты до другого. | |
| − | + | Чудовище ползёт к нему, взбираясь по отвесной металлической стене. | |
| − | + | Легионер поднимается на ноги. Раскинув руки в стороны для баланса, он осторожно ступает по трубам, пробираясь к маленькой служебной платформе на дальней стороне. Демон цепляется лапой за перемычку, и та шатается из стороны в сторону. Локен удерживает равновесие и всё-таки добирается до цели. Здесь есть запертый люк, но времени, чтобы его открыть, не осталось. | |
| − | + | Он наконец оборачивается. | |
| − | + | Вот и всё. Огромный жилистый демон вылезает на перемычку. Металл натужно стонет под тяжёлой тушей. Локен видит только глаза на фоне тёмного, залитого кровью силуэта. | |
| − | + | — '''''Я тот, кто идёт за тобой,''''' — радостно булькает существо. | |
| − | + | Гарвель молча поднимает левую руку и жестом зовёт чудовище ближе, бросая вызов. | |
| − | + | Довольный демон карабкается по шатающимся трубам в сторону добычи. Острые когти пронзают металл насквозь, из-за чего в воздух бьют фонтанчики воды, масла и струи пара. Перемычка скрипит и изгибается. | |
| − | + | Локен достаёт из-за спины цепной меч, стискивает его обеими руками и принимается пилить опорные конструкции моста. Зубья скрежещут, летят искры и капли технических жидкостей, будто кровь из разорванных сосудов. Стонет металл. Вокруг легионера поднимаются клубы дыма и мелкой металлической стружки. | |
| − | + | Нерождённый злобно рычит и ускоряется, перебирая лапами, словно обезьяна на тонкой ветке. | |
| − | + | Гарвель изо всех сил налегает на цепной клинок. Двигатель меча перегревается и кашляет, а адамантиевые зубья слетают с цепи, застревая в металле. Локен продолжает давить. | |
| − | + | Демон, с интересом наблюдая за потугами жертвы, подбирается ближе и тянет когтистую лапу. Цепной клинок окончательно застревает среди наполовину перепиленных труб. Двигатель глохнет и отказывается запускаться. | |
| − | + | Но нанесённых повреждений достаточно. Как только монстр переходит на ближнюю к Локену половину перемычки, трубы не выдерживают. Кабели рвутся. Металлические балки лопаются под запредельной нагрузкой. Вся конструкция рушится, обломившись там, где Локен начал резать. Скрежет раздираемого металла становится оглушительным, но сквозь него всё равно отчётливо слышен вопль. | |
| − | + | Демон кричит. | |
| − | + | Трубная перемычка падает в отстойник, вращаясь в воздухе и ударяясь о стены шахты. Вместе с ней вниз летит сломанный цепной меч. | |
| − | + | И Самус. | |
| − | + | Локен на секунду замирает, наблюдая за кувыркающимся в воздухе силуэтом, но решает не дожидаться, когда раздастся плеск крови упавшего демона. Воин разворачивается к люку, откручивает винты, снимает защитную крышку с замка и вводит код доступа. | |
| − | Он | + | Дверь открыта. Он распахивает створку и лезет внутрь, попадая в очередной технический коридор, идущий вплотную к внешней обшивке. Идеальная память космодесантника подсказывает, что это сквозной служебный тоннель левого борта номер 511723. Здесь тихо и пусто. Люменосферы работают на половину мощности, заливая пространство тусклым жёлтым светом. |
| − | + | Локен продолжает путь. Доспех покрылся похожей на струпья коркой засохшей крови. Без цепного меча Гарвель чувствует себя голым и достаёт болт-пистолет из кобуры. Тишина. На всех поверхностях лежит тонкий слой пыли. Кажется, здесь никого не было уже тысячу лет. Системы шлема пытаются отыскать хоть какое-то движение или источник тепла. | |
| − | |||
| − | + | Страшный удар сбоку отбрасывает Локена к стене. | |
| − | |||
| − | + | Легионер, шатаясь, пытается развернуться к новой угрозе. Он выронил пистолет. На ретинальном дисплее по-прежнему ничего нет. | |
| − | — | + | — '''''Я тот, кто идёт рядом,''''' — произносит Самус прямо в ухо. |
| − | + | == 6:xxxi. '''He совсем город''' == | |
| + | Зибес замечает ещё одну нить и машет остальным рукой. На этот раз красная метка виднеется на помятой сточной трубе. | ||
| − | + | — Это я повязал, — шепчет он, разглядывая узел. — Определённо моих рук дело. | |
| − | + | Он поднимает взгляд на Олла, и старый солдат видит в глазах Зибеса первобытный ужас. Гебет не понимает, как могут существовать завязанные его руками узлы, которые он никогда не вязал, на отрезках нити, к которой он никогда не прикасался, обмотанной вокруг столбов, труб и статуй в городе, который он видит первый раз в жизни. | |
| − | |||
| − | + | Путники идут по собственным следам по нехоженой ранее дороге. Странное путешествие замкнулось в кольцо, словно та же нить. | |
| − | |||
| − | + | Они оказались в каком-то городе? Олл мысленно называет его городом, но это не так. Вернее, это не совсем город. Это — множество вещей, связанных воедино в бессмысленном порядке и невозможной последовательности. | |
| − | + | Странное место. Здесь тускло и серо. Воздух тяжёлый, как перед сильной грозой. Белые клубящиеся облака плавно переходят в завесу тумана, сквозь которую проступают далёкие очертания чего-то слишком большого, чтобы быть зданиями, и слишком неподвижного, чтобы оказаться чем-то ещё. Пахнет мокрым камнем и, чуть заметно, чем-то сладким и явно органическим. Запах начинающегося разложения. Он не сильный, но проникает всюду, потому что воздух тяжёл и совершенно неподвижен. Ветра нет. Но есть его шум. Низкий, вибрирующий, едва различимый гул, будто осенний зефир поёт среди крыш и труб. Время от времени раздаётся шелест мёртвых листьев, или скрип двери на сгнивших петлях, или дребезжание стёкол в иссохшей раме. | |
| − | + | Но ветра, способного породить эти звуки, нет. Вокруг ничего нет. | |
| − | + | Олл чувствует комок в горле. Глаз начинает дёргаться. Тут никого и ничего нет, и всё же не получается отделаться от ощущения, что за каждым их шагом следят. Он всматривается в собственные отражения в грязных старых окнах, и иногда кажется, что отражения тоже всматриваются в него. Краем глаза он видит какое-то быстрое движение, но, если обернуться, ничего не найдёшь. Нечто прячется совсем рядом. Оно дышит и ждёт. Может, это сам город?.. Или что это за место? | |
| − | + | Отдельные части — это определённо город. А другие — совсем другой город, величественный и помпезный Дворец, в котором началось и закончилось их путешествие. Олл повсюду замечает его следы: грязные, разбитые мостовые внезапно сменяются полированными плитами и дорожками из мерцающего оуслита. В стенах блестят фрагменты аурамитовых панелей с рельефными имперскими символами. На некоторых высоких арках можно заметить массивные электрические люстры, ещё светящиеся остатками энергии. Колонны, мраморные столбы, занавеси и настенные гобелены, на которых изображены сцены из легенд, покачиваются на сонном ветру. Золотые и алебастровые статуи обнаруживаются в самых неожиданных местах, иногда прямо на разбитой, покрытой рытвинами дороге. Некоторые так заросли лишайником, что можно подумать, будто они стоят здесь многие годы. Статуи тоже, кажется, наблюдают за путниками. | |
| − | + | Дворец Императора окружает их лишь отчасти. Он здесь и в то же время не здесь. Старые товарищи словно оказались за кулисами огромного театра, где декорации для разных спектаклей смешались и ждут, когда их выставят на сцену. Второе место, столь же странно вплетённое в общий ландшафт, — это флагман предателя. ''«Мстительный дух».'' Его суровая архитектура и украшения, созданные в первую очередь для демонстрации силы, переплелись с пышными золотыми интерьерами Дворца, как нити ДНК, спаянные воедино и породившие жуткую химеру. Путники проходят мимо воздушных шлюзов, герметичных люков и переборок, на которых до сих пор можно разобрать номер палубы и отсека. Они крадутся по металлическому настилу и иногда слышат далёкий шум циркуляционных установок и климатических систем. | |
| − | + | Это космический корабль. И это Дворец. Город вокруг является одновременно обоими местами и ни одним из них. Корабельных отсеков, кажется, больше, но есть и кое-что ещё. Безымянный город, к ландшафту которого добавились фрагменты знакомых мест, будто вырос из ниоткуда. Старые здания, возведённые давно умершими строителями из камня, кирпича, деревянного бруса и черепичной плитки, поросли плесенью и лишайником. Это место полнится духом разложения и древности. На длинных, извилистых мостовых то и дело попадаются ямы, а по обе стороны от дороги возвышаются уродливые дома, расставленные без намёка на какой-то план. Наклонные черепичные крыши смыкаются и наползают друг на друга. Из некоторых, как оскаленные клыки, торчат стропильные балки. На окнах из покрытого трещинами толстого бутылочного стекла оседают капельки влаги. В водостоках что-то хлюпает. Между расшатанных кирпичей проросла трава и сорняки. Всё вокруг серое, включая небо. Кажется, что собирается дождь, но Олл уверен, что он никогда не начнётся. | |
| − | + | Это место что-то напоминает. Вечный начинает перебирать в памяти картины городов, которые видел за долгую жизнь, и находит знакомые отголоски. Улицы похожи на грязные лабиринты в центрах давно исчезнувших столиц. Или мрачные трущобы деревянных торговых городов. Они напоминают Прааг и... Олл понимает, что странный город пробуждает воспоминания обо всех местах, где он когда-то был, и о тех, где не был. Это место, не имеющее географического положения, оторвавшееся от корней и прибившееся сюда, вместе с фрагментами Дворца и флагмана предателей, будто плавучий мусор после шторма. | |
| − | + | Или, может, это просто мешанина из разных мест, так до сих пор и не определившаяся с тем, как выглядеть в итоге. | |
| − | + | Оно пугает до глубины души своей тихой пустотой, сонливостью и потаённой угрозой. Кажется, будто город лежит в засаде, ждёт и готовится к броску. Если он ждёт Олла Перссона, то прошло уже немало времени. Вечный задумывается, ждал ли город лично его. Возможно, все пути, которые он когда-либо выбрал или не выбрал, с самого начала вели сюда. И вырваться уже не получится. | |
| − | Он | + | == 6:хххii. '''«Взгляни!»''' == |
| + | Локен пытается развернуться и выхватить клинок, но лапа демона вновь оказывается быстрее, и космодесантник отлетает в сторону. Он бьётся о переборку и сползает на пол. Во рту появляется привкус крови. Гарвель силится подняться и встретить врага лицом к лицу. | ||
| − | ''''' | + | — '''''Я повсюду и вокруг тебя!''''' — заявляет Самус, атакуя со спины. От удара Локен врезается головой в стену и на мгновение теряет сознание. Придя в себя, легионер осознаёт, что его волочат за ногу по настилу палубы, и начинает брыкаться в попытке вырваться. Безуспешно. |
| − | + | Самус поднимает Локена, стискивая торс с такой силой, что трещат рёбра. В ноздри бьют запахи гнили, болезни, воспалённых тканей, безумия и мора, которые обычно чувствуют только животные. Демон впечатывает его в стену тоннеля, прижимая к металлической обшивке. Дыхание существа похоже на рёв пламени в промышленной печи. | |
| − | + | Краем глаза Локен замечает очертания гигантской лапы с длинными, грязными когтями. Они вонзаются в металл корпуса, разрывая его, как мокрую бумагу. На пол стекают потоки густой слизи. Демон с лёгкостью вскрывает толстый борт звездолёта. На такое не способны даже бронебойные ракеты. | |
| − | + | Декомпрессии нет. Воздух не устремляется в пробоину. Просто большая сквозная дыра в стене, на рваных краях которой обрывки изоляционных материалов и волокон чуть заметно колышутся, как на ветру. В коридор сквозь неё попадают лучи света. | |
| − | + | Демон, как куклу, подтаскивает Локена ближе и заставляет посмотреть внутрь. Заставляет увидеть... | |
| − | + | — '''''Взгляни!''''' — шипит нерождённый прямо в ухо. | |
| − | + | Локен видит планету далеко внизу. Терра охвачена пламенем и пульсирует жутким светом. Обжигающее, радиоактивное сияние едва не лишает его зрения. Он видит мир, окутанный облаком горящих углей, тлеющей коростой разрушения. Ореол потустороннего света венцом из ядовитых шипов окружает умирающий Тронный мир. Он видит горящие корабли, столбы дыма, копья молний и вспышки плазмы. Видит разрушенный город и сплетённый с ним город из другого места и времени. Этот второй город оплетает первый, будто корни дерева, срастается с ним, подобно паразиту. Локен видит невероятные масштабы бездны: извечную черноту, что течёт и закручивается в спирали, и силуэты существ, обитающих в той тьме, — они слишком велики, чтобы их полностью разглядеть или даже осознать. Он видит всё, что есть, было и будет. | |
| − | + | — '''''Взгляни на их ничтожные легионы, — произносят множество голосов Самуса, — на разбитые воинства, на ходячие трупы, что живут ради убийства и убивают ради убийства. Нет больше смысла ни в безумных усилиях, ни в отчаянных жертвах. Больше нет ни победы, ни поражения. Не сейчас и не для них. Их чаяния, смыслы и планы обратились в прах.''''' | |
| − | + | — Н-нет... — хрипит Локен, пытаясь отвернуться. Глаза отказываются закрываться. | |
| − | + | — '''''Взгляни! Разве они не понимают? Прошлое — прошло, а будущее не наступит. Есть только сейчас, и есть только война. И та война будет пылать, покуда хватит топлива.''''' | |
| − | + | Смешок демона раздаётся у самого уха. | |
| − | + | — '''''Но его хватит ненадолго.''''' | |
| − | + | == 6:xxxiii. '''Бренные останки''' == | |
| + | Сердце корабля мертво. Они будто идут по внутренностям мумифицированного трупа. Опоры и стены больше похожи на безжизненную плоть и окаменевшие ткани, чем на гниющую пласталь. Люки в проёмах провисают, как дряхлая кожа, а рёбра жёсткости на палубных конструкциях напоминают иссохшие позвонки. Всё вокруг хрупкое и трескучее. В тусклом свете лениво плавают, изредка мерцая, пылинки. | ||
| − | + | — Ты говорил, — произносит Сангвиний, — что он здесь. | |
| − | + | Феррус Манус настороженно осматривается. | |
| − | + | — Должен быть. | |
| − | + | — Тогда где? — Рана в боку нестерпимо ноет. Во рту скапливается кровь. | |
| − | + | Ангел следует за Горгоном по узкой тропе, проложенной первопотерянным братом сквозь обволакивающую тьму. Пыльная, истлевшая палуба скрипит и прогибается под ногами. Несмолкающие шепчущие голоса следуют за примархами, прячась в тенях. Время от времени из темноты раздаются стоны и крики. Некоторые доносятся из бесконечного далёка. Иные, внезапные и леденящие душу, звучат пугающе близко. | |
| − | |||
| − | + | — Здесь кто-то есть, — замечает Сангвиний. — Что это за звуки? | |
| − | |||
| − | — | + | — Плач проклятых, — голос Горгона такой же тихий и далёкий, как большинство воплей. — В основном мертвецов. Тех, кого больше нет. |
| − | + | Обагрённый дрожит в руке Ангела. Сангвиний понимает, что слишком сильно сжал рукоять. Примарх Девятого всматривается в тени, но они слишком густые, чтобы что-то разобрать. Тоскливый вой, доносящийся из чёрной бездны, перемежается криками невыносимой боли, но, кажется, ни у одного из звуков нет конкретного источника. | |
| − | + | — Я знаю эти голоса. | |
| − | + | — Да, — отвечает Феррус. | |
| − | + | — Наши... братья, — шепчет Сангвиний с ужасом. | |
| − | + | — Это они. Те, кто пал, подобно мне. И бренные останки тех, кто стал иным. | |
| − | + | Очередной крик сотрясает воздух, заставляя пылинки кружиться в незримых потоках. Этот наполнен яростью. Знакомой яростью. | |
| − | + | Ангрон... | |
| − | + | — Варп пожирает наши души, — продолжает Горгон. — И тех, кто погиб, и тех, кто был проклят. Магнус, Бледный Король, Альфарий, Красный Ангел... он не щадит никого. В смерти нет освобождения, брат. Только бесконечные муки. Помнишь второй урок? | |
| − | + | Ещё один вопль, странно искажённый от нестерпимой боли. Ещё один знакомый голос. | |
| − | + | — Никто из них не станет тебе вредить, — тихо произносит Феррус. — Они хотели прийти, как и я. Посмотреть. | |
| − | + | — Независимо от того, чью сторону приняли? — голос Сангвиния натянут, как струна. | |
| − | + | — Разумеется. | |
| − | + | — Кто ещё? — Ангел с огромным трудом выдавливает вопрос, потому что знает, насколько больно будет слышать ответ. Некоторые голоса слишком сложно разобрать. Это просто едва различимые стенания и протяжные, долгие вздохи. О чьей смерти он не знает? Дорн? А что с другими, на которых они так рассчитывали? Сангвиний убедил себя, что они спешат на помощь, но кто знает, какая судьба ждала братьев после расставания. Возможно, одна из теней принадлежит Робауту. Или Руссу. Льву? Кораксу? Или крики издают не только мёртвые братья? Возможно, в тенях, завернувшись в них, как в саван, скрывается надежда? | |
| − | + | Феррус не отвечает и продолжает шагать вперёд. Пыль кружится в тусклом свете. | |
| − | |||
| − | + | — И что вы все ожидаете увидеть? — спрашивает Сангвиний. | |
| − | |||
| − | + | — Конец, — отвечает Горгон. — Смерть. Твой последний подвиг. Нас объединяет не только кровь, что течёт в жилах и что была пролита нашими руками. В конце концов, мы все здесь из-за него. | |
| − | + | — Из-за Хоруса? | |
| − | + | — Это он привёл нас сюда, брат, — грустно улыбается Феррус. — И победителей, и побеждённых. Впрочем, победа и поражение отсюда выглядят совершенно одинаково. Хорус выиграл. Варп ликует. Нет больше смысла спорить о том, кто прав, а кто ошибался. Что сделано, то сделано, какую бы сторону мы ни выбрали. Даже если не хотели выбирать. Даже если бы у нас был этот выбор. | |
| − | + | == 6:xxxiv. '''Пространственный разлом''' == | |
| + | Ряды зубов вгрызаются в торс и таз Берендола. Воин не перестаёт рубить. Клинок рассекает глаз, и чудище вопит, выплёвывая добычу. Изломанное, залитое кровавой слизью тело космодесантника катится по разбитому полу атриума. | ||
| − | + | Разъярённый демон тянется за упущенной жертвой, но натыкается на Молвэ и Демения. Они справились с замешательством и атакуют плечом к плечу, встав между Берендолом и по-прежнему зажатым в тоннеле зверем. Нерождённый в очередной раз пытается вырваться из ловушки, сминая раму широкими плечами. Он шарит по полу в поисках опоры, но залитые кровью полированные плиты оказываются слишком скользкими. Спата Молвэ глубоко врезается в левое запястье твари и рассекает артерию. Кровь бьёт пульсирующим фонтаном, заливая картины. Отдельные капли долетают до потолка и дальней стены. Мощная, как из шланга, струя бьёт в нагрудник Молвэ и сбивает космодесантника с ног. | |
| − | + | К этому моменту успевает подняться Тейн. Он обрушивается на демона, словно буря, дробя когти и пальцы твари ударами молота. Развесистые рога нерождённого скребут по потолку, цепляясь за люстры и срывая полотна со стен. Несколько светильников падают с креплений и с грохотом разбиваются о каменный пол. Молвэ вскакивает и снова идёт в атаку. Он пронзает громадную ладонь существа клинком и пришпиливает её к стене. Демон бьётся, пытаясь вырваться, но спата застряла между костей, будто гвоздь для распятия. Молвэ наваливается на оружие всем весом, не давая ему сдвинуться с места. | |
| − | + | Демений следует примеру товарища и атакует вторую лапу. Его клинок ломается от столкновения с острым когтем, и юный воин подхватывает упавший на пол меч Берендола. Он с разбегу пронзает ладонь нерождённого у основания большого пальца, пригвоздив её к стене с другой стороны от дверного проёма. | |
| − | + | Оказавшись в ловушке, демон воет и бьётся. Тейн подбегает вплотную к вопящей пасти и, сжимая рукоять молота обеими руками, опускает оружие на голову существа, дробя череп. | |
| − | — | + | Умирающее от страшной травмы чудовище конвульсивно дёргается. Куски штукатурки отваливаются с потолка и разбиваются о мокрый от крови пол, как фигуры из сахарной глазури. Тейн уклоняется от развесистых рогов — обезумевший демон машет головой во все стороны. Молвэ не успевает среагировать. Костяной отросток размером с копьё пронзает нагрудник и отрывает юного космодесантника от земли. Он умирает прежде, чем агония нерождённого заканчивается, и звериная голова бессильно валится на пол. Труп Имперского Кулака сползает на плиты. |
| − | + | Запах крови забивает ноздри. Тейн с ног до головы залит красной жижей. Он, крякнув, выкорчёвывает застрявший молот из сплющенного черепа демона. Капитан оборачивается, приводя дыхание в порядок, и видит лежащее на спине бездыханное тело Молвэ. | |
| − | + | Демений выдёргивает меч из стены и ковыляет к ветерану. Громадная лапа падает на пол, как мешок с песком. | |
| − | + | Берендол так и не поднялся, после того как демон его выплюнул. Тейн даже с расстояния видит степень повреждений доспехов и страшные раны по всему телу, от бёдер до головы. | |
| − | |||
| − | + | Демений опускается на колени и снимает шлем с ветерана. Хускарл ещё дышит. У него шла кровь горлом, скапливаясь за забралом, и теперь лицо воина превратилось в красную маску, а суровые глаза смотрят устало. | |
| − | |||
| − | + | — Хускарл, — произносит Демений, протягивая меч рукоятью вперёд. Воину пристало умирать с оружием в руках. | |
| − | — | + | — Оставь себе, брат-практикант, — отвечает Берендол. Это его последние слова. |
| − | + | == 6:xxxv. '''Осколки (ни входа, ни выхода)''' == | |
| + | Последняя крепость дрожит и дёргается, как избитый до полусмерти человек. На её теле внезапно появляются множественные внутренние травмы и кровотечения. | ||
| − | + | Вражеские армии под Дельфийской стеной, почуяв слабость и неуверенность добычи, удваивают усилия. За их спинами, среди разрушенных кварталов Палатина, среди павших округов Дворца, несметная орда Хоруса Луперкаля рвётся на помощь штурмовым отрядам. Эта бесчисленная, чудовищная лавина сметёт все оставшиеся в Палатине войска лоялистов, сминая любые попытки сопротивления в безумном желании быстрее добраться до шатающихся стен. | |
| − | + | Кровь стекает по измученному лицу последней крепости, заливая залы и коридоры. | |
| − | + | Хонфлер призывает роты астартес держать строй и отражать атаку предателей, несущихся по Марсианским подступам, но оставшиеся под его началом силы уже нельзя назвать ротами. Потери составили шестьдесят процентов. Выжившие под постоянным обстрелом боевые братья прижаты к обледеневшим вратам. На площади сплошным ковром лежат трупы защитников. | |
| − | + | Болтерные снаряды прореживают их ряды и бьют по створкам ворот, расцветая огненными шарами и забрасывая всё вокруг дождём осколков. | |
| − | — | + | — Я не собираюсь умирать вот так, сын Дорна, — рычит Сартак. |
| − | — | + | — Есть предложения, Волк? — кричит в ответ Хонфлер. |
| − | + | — Пойдём врукопашную, — без тени сомнения заявляет фенрисец. Он отстреливает последний болт и выбрасывает ставшее бесполезным оружие. — Атакуем ублюдков. Это последнее, чего они ждут. | |
| − | — | + | Лоялисты один за другим гибнут под обстрелом. Один из Саламандр падает с развороченной грудью. Рева Медузи отлетает к вратам и сползает на пол — у него больше нет головы, а в нагруднике зияют пробоины. |
| − | — | + | — Впечатляющие деяния? — усмехается Имперский Кулак. |
| − | — | + | — Они самые, претор-капитан, — отвечает Сартак. Контратака не сможет купить им время, но позволит забрать с собой больше врагов. — Главное, не отставай, — добавляет Волк, снимая с пояса топор. — Справишься? |
| − | + | Хонфлер поднимает меч, собираясь отдать приказ. | |
| − | + | Люк в створке ворот распахивается настежь. Нечто длинное и лишённое костей, похожее на щупальце морского чудовища, выстреливает из темноты быстрее, чем кто-либо успевает заметить. Оно хватает капитана со спины и утаскивает в темноту с такой силой и скоростью, что на косяках после удара остаются хлопья жёлтой краски. Космодесантник просто исчезает в мгновение ока. | |
| − | + | Сартак выкрикивает имя товарища, подбирает выпавший из рук претора-капитана гладий и очертя голову прыгает следом. Ему навстречу летят новые щупальца. | |
| − | + | Санктум Империалис болезненно морщится. Он шатается, как тяжелораненый человек, у которого не осталось сил стоять. Возможно, держаться удаётся только потому, что Неизбежный Град прорастает сквозь улицы, скручиваясь, как паразит, что способен придать подобие жизни уже практически мёртвому телу. | |
| − | + | Все встревожены. Джон Грамматикус знает, что каждому в их компании не даёт покоя ощущение, будто кто-то смотрит в спину, и постоянное движение на периферии зрения. Даже Актея то и дело вздрагивает и крутит головой. Что-то тревожит её мысленный взор. Джон понимает, что они совершенно беспомощны. Оружия нет. Пси-защищённый ящик вскрыли и выбросили. Олл забрал свой серебряный компас, чёрный маятник, блокнот и нож. Это единственная по-настоящему сильная вещь в их арсенале, но Грамматикус сомневается, что атам пригодится в бою. Лидва вернул колоду карт. Протодесантника по-прежнему беспокоит появление в ней Тёмного Короля — раньше его там не было. Джон взял альдарские ножницы и торкветум, подаренный Эльдрадом. Клубок красной нити вручили Зибесу. | |
| − | — | + | Группа выходит на старую рыночную площадь. Между камнями мостовой пророс чертополох. С двух сторон площадь окружают дома, похожие на те, что строили на Терре в эпоху Средневековья. Жмущиеся друг к другу постройки давно сгнили и осыпаются. С третьей поднимается увитая трубопроводами серая стена генераторного отсека, а с четвёртой — позолоченный фасад здания из глубин Дворца, с колоннами и пурпурными занавесями. Его тоже оплетает серый вьюн и увядшие лозы. Путники останавливаются на привал. |
| − | + | Лидва выламывает чугунный столб из ограды. Это не гладий и не силовая булава, но лучше, чем ничего. Кранк делает дубинку из обломка керамитовой трубы. Джон хочет спросить, с кем он собирается сражаться таким оружием, но решает промолчать. Похоже, наличие хоть чего-то тяжёлого в руках помогает бывшему солдату немного успокоиться. | |
| − | + | Пока Актея на несколько минут присаживается отдохнуть и восстановить силы, Кэтт отрывает полосу ткани от подола туники и собирает несколько камней и кусков битой плитки размером не больше куриного яйца. Из всего этого девушка делает подобие пращи. Какая находчивая. Джон уверен, что она не в первый раз мастерит подобное. Пробный камень, пролетев через площадь, оставляет вмятину в сточной трубе. | |
| − | + | Джон одобрительно кивает. | |
| − | + | — Я в окно целилась, — разочарованно шепчет Кэтт. Грамматикус не находит в себе сил сказать, что любой из возможных противников, скорее всего, будет слишком большим, чтобы по нему промахнуться. | |
| − | + | Интересно, где она этому научилась? Несмотря на время, проведённое вместе, он почти ничего не знает о спутниках. Даже полное имя Кэтт. И всё же они стали близки, как родственники. Как семья. Подобно Оллу, Джон не нуждается в подробностях, потому что и так знает всё, что нужно. Раньше у него не было столь верных товарищей. И уже никогда не будет. | |
| − | + | Он раздумывает, стоит ли задать вопросы, узнать что-то об этих людях... Но зачем? Времени не осталось, да и не нужно ему знать больше. Он же не собирается вести летопись. Вряд ли кто-то вообще вспомнит об их приключениях. | |
| − | + | Если, конечно, город, зловеще наблюдающий за гостями сквозь мутные стёкла и странные тени, не запоминает каждый их нетвёрдый шаг. | |
| − | + | Впрочем, непохоже, чтобы он уделял им много внимания. В молчаливом взгляде чувствуется презрительная отстранённость. Город будто наблюдает за всеми и всем, что происходит в его пределах, зная, что в конце концов те, кто имеют значение, окажутся на его улицах. А старые товарищи — просто нарушители спокойствия и случайные гости. Они не имеют значения. | |
| − | + | Город ждёт прибытия куда более важных персон. | |
| − | ==6: | + | == 6:xxxvi. '''Встреться с ним!''' == |
| − | + | Голос звучит ещё тише, чем раньше, хотя тело стоит прямо перед Сангвинием. | |
| − | + | — Некоторые из нас рады триумфу Погибели, — произносит Феррус. — Остальные — опечалены. Всех ждёт бесконечная боль. Никто не получил, что хотел. Даже те, кто сам просил. Дары Пантеона совсем не так хороши, как кажутся. Мы вынуждены принять последствия сделанного выбора. | |
| − | + | — Значит, вы пришли... на похороны? | |
| − | + | — Можно и так сказать. На поминки. То ли мы усилием воли смогли вырваться из череды страданий, то ли нам разрешили присутствовать. Я не знаю, брат. Но такое могло произойти только сейчас. В этот единственный миг. Хорус настолько извратил законы мироздания, что невозможное стало возможным. Мы собрались отдать дань уважения. Нас привели воспоминания, скорбь и сожаления. Есть одна общая черта. Мы все здесь из-за него. Он сделал это с нами. | |
| − | + | Вдалеке раздаются и стихают дрожащие крики. | |
| − | + | — Погибель может победить, — продолжает Феррус. — Но не он. Мы хотим, чтобы он страдал. | |
| − | + | Первопотерянный останавливается и разворачивается к крылатому брату. Его лицо скрыто в тенях и за завесой кружащейся пыли. | |
| − | + | — Ты не можешь победить, брат. Но можешь погибнуть сражаясь и перерезать ублюдку глотку. За нас. Мы знаем, что если кто и способен на такое, то только ты. Всегда знали. Ты — ярчайший из нас. Лучший. | |
| − | + | Булькающие крики набирают силу, будто в подтверждение сказанного. | |
| − | + | — Убей его ради нас, брат. Ради нас и за все те кошмарные вещи, которые он сотворил. Тебе нечего терять. Уже нечего. Ангрон позаботился. Отомсти за нас. | |
| − | — | + | — Я... — начинает Сангвиний. |
| − | + | Крики на мгновение оглушают его. Они так сильны, что палуба под ногами дрожит, и в воздух поднимаются новые хлопья пыли. | |
| − | |||
| − | + | — Они разочарованы, — замечает Феррус. — Как и я. | |
| − | |||
| − | + | — Почему? — спрашивает Ангел. | |
| + | — Ты медлишь. — Горгон злобно скалится. — Тянешь время. | ||
| − | + | — Неправда, — отвечает Сангвиний. — Ты говорил, он будет ждать здесь. | |
| + | — Должен ждать, — рычит примарх Десятого. — И будет, если ты так пожелаешь. Но ты не хочешь встречи. Говоришь, что готов, но это не так. Совсем не готов. В глубине души. | ||
| − | + | — Ошибаешься. Встреча с Хорусом — единственное, чего я... | |
| − | + | — Тогда встреться! — ревёт Феррус Манус. От ярости примарха мерцающий некродермис пузырится и покрывается испариной. — Если не врёшь, то встреться! Убей его! | |
| − | — Я | + | — Я сойдусь с ним в поединке, — произносит Сангвиний, — но не знаю, смогу ли убить. Если он обрёл такую силу... |
| − | — | + | — Нет, — перебивает Горгон. — Ты знаешь, что можешь. Но ещё не решил, хочешь ли. |
| − | + | == 6:xxxvii. '''Всё потеряно''' == | |
| + | Ранн в очередной раз бьёт по стене бывшего склада боеприпасов. Он нанёс уже сотню ударов, сколол выкрашенный красной краской верхний слой и добрался до толстой скалобетонной плиты. Теперь в стене есть небольшое углубление. Ранн делает паузу, выскребает из дыры каменную крошку и снова вслушивается. Он делает так после каждых трёх-четырёх ударов. | ||
| − | + | Шёпот никуда не делся. Не стал ни ближе, ни чётче. Голос продолжает читать лекцию, очевидно, не замечая равномерных ударов Ранна. Он с равной долей вероятности может как принадлежать его генетическому отцу, так и быть уловкой варпа. А может быть и тем и другим. Слова почти невозможно разобрать из-за толщи камня и расстояния. Звук будто выцвел от времени. | |
| − | + | Фафнир в очередной раз зовёт Дорна по имени, но ответа нет. | |
| − | + | Стена отлита из прочного армейского скалобетона, укреплённого пластальной арматурой. Ранн снова размахивается булавой. Когда-то шестопёр принадлежал Пожирателю Миров. Имперский Кулак неохотно подобрал его с одного из лежащих в грязи трупов, не желая портить лезвия топоров. Оголовье уже успело погнуться. Воин сплёвывает каменную пыль и примеривается, собираясь нанести удар. | |
| − | + | — Остановись. | |
| − | + | Ранн оглядывается. У входа в комнату стоит Зефон. | |
| − | + | — Хватит, — добавляет Кровавый Ангел. | |
| − | + | — Не могу. Я не могу просто... | |
| + | — Ты не сможешь прокопать дыру в стене бункера. Даже тебе такое не под силу. Даже если бы у нас в запасе было несколько лет. Твой господин и повелитель построил эти стены на совесть. Они выдержат. | ||
| − | + | — Мой господин и повелитель... — рычит Фафнир. | |
| + | — Знаю, — перебивает Зефон. — Болдуин рассказал. Мне неизвестно, что прячется за стеной. Я понятия не имею, какой она толщины. Десять метров? Двадцать? Но точно знаю, что с той стороны его нет. Варп мучает тебя, брат, и заставляет тратить силы на бессмысленную работу. Остановись. | ||
| − | + | — Я сам решу, что имеет смысл, а что — нет. | |
| − | + | — Не решишь, — качает головой Кровавый Ангел. — Враг сделает всё за тебя. Началось. Ты нужен наверху. Поэтому — хватит. | |
| − | + | — Началось? | |
| − | + | — Я пришёл сообщить. Как ты и просил. | |
| − | + | Ранн переводит взгляд на искорёженную булаву, которую до сих пор держит в руках. Затем — на дыру в стене. Не самый впечатляющий результат. | |
| − | + | Он бросает оружие на груду битого камня, подбирает с пола шлем и направляется к выходу. Зефон уже ушёл. В последний момент Фафнир оглядывается. | |
| − | + | — Я... вернусь, — обещает он. | |
| − | + | С этими словами Имперский Кулак надевает шлем и догоняет Несущего Печаль. В узком коридоре царит полумрак, а воздух наполнился осыпавшейся с потолка пылью. За тридцать метров до выхода он слышит грохот взрывов и треск выстрелов. Земля под ногами вибрирует. Идущий впереди Зефон снимает с креплений парные волкитные серпенты. | |
| − | + | Они поднимаются на поверхность в восточном секторе. Толстый скалобетон больше не приглушает звуки, и рёв войны с полной силой врывается в уши. Воздух дрожит. | |
| + | Как и предсказывал Архам, враг начал масштабную атаку. Поднявшись на огневой рубеж, где астартес из Имперских Кулаков, Белых Шрамов и Кровавых Ангелов уже ведут огонь, Ранн получает возможность оценить масштабы вражеских сил. Тысячи тёмных силуэтов среди клубов дыма, вспышки орудийных залпов, очертания гигантских боевых машин, проступающие на фоне огненного зарева. Даже внутри герметичного панциря силовой брони производимый ими шум, этот громовой голос войны, кажется невыносимым. | ||
| − | Но | + | Силы предателей, состоящие в основном из Сынов Хоруса и Пожирателей Миров, наступают в направлении Дельфийской стены сплошным фронтом в пятьдесят километров шириной. Участвуют тысячи боевых подразделений. Хасгард — просто небольшой выступ на пути лавины. Но, вопреки ожиданиям врага, развалины не пустуют. Силы, размещённые в крепости Ранном со товарищи, какими бы незначительными они ни казались на фоне безграничного моря противников, открывают огонь по всему, что попадает в зону поражения с потрёпанных укреплений. Десятки предателей гибнут и падают в грязь. Их тут же затаптывают и давят гусеницами те, кто идёт следом. Хасгард — просто камень, брошенный в бурный поток, но из-за упорства защитников часть вражеского воинства начинает закручиваться и вскипать вокруг островка непокорности. Их слаженное движение нарушается, строй изгибается и сворачивается в кольцо в попытке окружить и уничтожить неожиданное препятствие. |
| − | + | Это немного. Капля в море. Ни Ранн, ни Архам не ожидают таким образом сорвать наступление. Но они смогли его задержать, отвлечь и оттянуть на себя часть сил, создать прореху в ещё недавно сплошной массе штурмующих войск. Немного, но что-то. Последнее, злобное проявление непокорности в войне, когда лоялистам больше ничего не осталось. | |
| − | |||
| − | + | Пришло время умирать. Их ждут последние бои и отчаянные жертвы. Победа недостижима. Теперь значение имеет только честь, только то, насколько дорого воин продаст свою жизнь, как именно он погибнет и сколько врагов заберёт с собой, сколько секунд сможет выиграть, прежде чем случится неизбежное. Им остаётся только выразить своё презрение врагу и всему, за что он сражается, и делать так до последнего вздоха в безумной надежде, что каким-то образом кто-то когда-то вспомнит об этом подвиге. | |
| − | |||
| − | + | Безумная надежда. Вот и всё, что осталось. Последняя возможность для сынов Императора доказать свою преданность и крикнуть: «Мы были там!» в разверстую бездну ада. | |
| − | + | Мы были там, когда Хорус убил Императора. Мы сражались с ним до конца и не дрогнули. Мы не стали упрощать ему жизнь. Мы погибли на боевых постах, выказывая бесконечное отвращение к Луперкалю. Мы плевали на него кровью, шепча последние слова на последнем выдохе, принося последние клятвы в последние мгновения. | |
| − | + | Хорусу всё равно. Его это не волнует. Он, скорее всего, нас даже не заметит. Мы — просто камень под ногами, на который он наступит, шагая вперёд. Одинокий булыжник, пыль, осевшая на подошвах. Забытые имена, безымянные кости. | |
| − | + | Мы — никто, но мы не отступим. Мы были там. Не для тебя, Луперкаль, но во имя собственной чести, мы были там и сражались до конца. | |
| − | — | + | == 6:xxxviii. '''Отомсти за себя''' == |
| + | — Ты не знаешь, хочешь ли, потому что речь о Хорусе, — продолжает Феррус Манус. — Которого мы все любили. Знай, что, убив, ты его спасёшь. Спасёшь того, прежнего Хоруса. Которым мы восхищались. Он сможет встать здесь, где былые раздоры и обиды не имеют значения. | ||
| − | + | — Вместе с вами? — спрашивает Сангвиний. | |
| − | — | + | — И с тобой. — Горгон смотрит брату в глаза. В серебристых зрачках клубится ярость. — Извини, но это неизбежно. Ты и сам знаешь. Время вышло. Ты мёртв, как и мы. Но есть одна вещь, которую ты не осознал. Ты ведь чувствуешь боль? |
| − | + | — Да, и? | |
| − | — | + | — Эта нестерпимая боль, бременем лежащая на твоих плечах... Дело не в надвигающейся смерти, брат. И не в ране. Это боль утраты Хоруса. Мы все её чувствуем. И это достойно уважения. Но сейчас о ней нужно забыть. Четвёртый урок. Хоруса Луперкаля, которого мы любили, давно нет. Не позволяй тоске остановить твою руку. Времени для скорби не осталось. Есть время только для мести. Отомсти за нас. За себя. За Хоруса. |
| − | + | Сангвиний отступает на шаг. Крики стихли. Темнота стала пустой и холодной. | |
| − | + | — Значит, вот что меня мучает? — спрашивает он. | |
| − | + | Феррус кивает. | |
| − | — | + | — Сейчас это кажется таким очевидным. — Ангел шумно сглатывает и откашливается. — Но раньше я не замечал. Пока ты не сказал. Я очень сильно по нему скучаю. |
| − | — | + | — Тогда почти его память, — говорит Горгон. — И знай, что каждый из нас сделал бы то же самое для тебя. |
| − | + | Сангвиний несколько мгновений молча смотрит на погибшего брата. | |
| − | — | + | — Если ты — иллюзия варпа, то весьма хорошая. |
| − | — | + | — Мы все — варп, — отвечает Феррус. — Но не иллюзии. Варп многогранен. Хорус не до конца понимает, на что способен, если по-настоящему сосредоточится. Останови его прежде, чем это произойдёт. |
| − | — | + | — Сделаю, — в голосе крылатого примарха чувствуется непоколебимая уверенность. |
| − | — | + | — Значит, ты его нашёл. — Феррус разворачивается и кивком указывает на тьму впереди. — Этот путь приведёт тебя к цели. Как и любой другой, который ты выберешь. Чувствуешь холод? Ложные боги поняли, что ты принял решение. Они могут попытаться тебя остановить. И даже убить. Но путь предопределён, и они это знают. |
| − | + | Сангвиний делает шаг. | |
| − | |||
| − | + | — Показывай дорогу, — говорит Ангел. | |
| − | |||
| − | + | Феррус качает головой. | |
| − | + | — Нет. Теперь ты сам дойдёшь. Ты знаешь как. В проводнике больше нет нужды. Но я буду рядом, пока смогу. | |
| − | + | Он указывает во тьму блестящей металлической рукой. Сангвиний, подняв меч, проходит мимо. Он чувствует, как Феррус Манус следует за ним сквозь тени. | |
| − | + | Но не оглядывается. | |
| − | + | == 6:xxxix. '''Следовать''' == | |
| + | — Рядовой Перссон? | ||
| − | + | Олл оборачивается. Рядом стоит Графт. Тяжёлый сельскохозяйственный сервитор держит в манипуляторах пустой пси-защищённый ящик. Слишком легко думать, что Графт следовал за Оллом только потому, что является его собственностью и был запрограммирован на повиновение. Этот сервитор давно вышел за пределы стандартных параметров и алгоритмов. Графт, в собственной, примитивной манере, демонстрирует столь чистую преданность делу, какая самому Оллу и не снилась. | |
| − | — | + | — Что? — тихо отзывается он. |
| − | — | + | — Мы выбрасываем этот предмет? — Оптика Графта жужжит, фокусируясь на ящике. |
| − | — | + | — Он пустой. |
| − | — | + | — Значит, можно положить что-то внутрь. |
| − | — | + | — Нам нечего туда класть. |
| + | |||
| + | — Сейчас это так, — отвечает Графт. — Но я могу нести предмет, пока условия не изменятся. Сейчас он бесполезен, но в будущем может пригодиться. Мы сохраняем вещи, которые могут пригодиться в будущем. Мешки на складе. Мотки шпагата на складе. Бухты проволоки для оград на складе. | ||
| + | |||
| + | Олл вспоминает, что когда-то Графт проводил большую часть времени в амбарах на ферме в окружении сельскохозяйственных инструментов. | ||
| + | |||
| + | — Думаю, ты прав. | ||
| − | + | — Я понесу этот предмет, — заявляет сервитор. Он разворачивает верхнюю секцию и аккуратно устанавливает ящик на грузовую платформу. — Вы учили быть практичным и прогнозировать потребности, рядовой Перссон. Я найду применение предмету. Мешок — это просто мешок, пока его не наполнят зерном, но это всегда мешок для зерна. Проволока — это просто проволока, пока её не натянут между столбами, но это всегда проволока для ограды. | |
| − | + | Олл кивает. Он так устал, что любая фраза кажется похожей на тезис из гностической философии. | |
| − | — | + | Они снова отправляются в путь. Все напряжены. Мёртвые окна сверлят их взглядом. Ветер, которого никто не чувствует, завывает и стонет. Группа идёт по улицам, которые одновременно являются палубами космического корабля, проходит мимо колоннад, при ближайшем рассмотрении оказывающихся тенистыми аллеями. Ощущение, что за ними кто-то следит, никуда не делось. Старые товарищи карабкаются по расшатанным каменным лестницам между забытыми зданиями и поднимаются по улицам, круто идущим вверх, но никогда не достигающим ни плато, ни вершины холма; проходят под пролётами золотых виадуков и галереями трубопроводов, пересекают тёмные ущелья, в которые не отваживается проникнуть тусклый дневной свет, по осыпающимся мостам; оставляют позади рыночные площади, амфитеатры и просторные тренировочные палубы с ещё стоящими на них проржавевшими клетками для поединков. |
| + | |||
| + | Всё вокруг совершенно неподвижно. Только на периферии зрения постоянно что-то мельтешит и дёргается. Но стоит повернуть голову — и ничего. | ||
| + | |||
| + | == 6:xl. '''Потому что он имеет значение''' == | ||
| + | Локену невыносимо видеть пустоту космоса и пылающую планету. Это слишком тяжело. | ||
| + | |||
| + | — '''''Взгляни на камень, что они зовут миром, — смеётся демон прямо в ухо. — Они уничтожают его, целиком погрузившись в пучину абсолютной ярости. Они сражаются...''''' | ||
| + | |||
| + | Локен пытается отвернуться, но Самус усиливает хватку и разворачивает его голову обратно, заставляя космодесантника смотреть. | ||
| + | |||
| + | — '''''Ты только взгляни! — рычит создание. — Они сражаются за мир и рвут его на куски. Они думают, что этот мир очень важен. Верят, что он имеет значение. С обеих сторон — лишь обезумевшие убийцы. Навешенные ярлыки предателей и лоялистов давно сгинули в пламени. Но они по-прежнему думают, что камень, на котором и за который они убивают, имеет значение.''''' | ||
| + | |||
| + | — Потому что так и есть! — кричит Локен. Пальцы демона едва не ломают шею. Гарвель закрывает глаза, но даже сквозь веки видит огненную сферу Терры. Самус толкает его вперёд, сквозь разлом, как тряпичную куклу. Локену кажется, что сейчас его сбросят в бездну, подобно жертве, чтобы он сгорел в пламени Тронного мира там, внизу. И кажется, лучше умереть в муках, чем слушать едкие издевательства демона, корчась в его когтях. | ||
| + | |||
| + | — Он имеет значение, — сипит легионер. — Для нас. Для меня! И для Императора и примархов — тоже... Они думают, что... | ||
| − | — | + | — '''''Думают... — усмехается демон. — Пожалуй, это слишком сильное слово. Никто уже ни о чём не думает.''''' |
| − | + | == 6:xli. '''«В тот миг Вселенная изменилась...»''' == | |
| + | — Пожалуй, сохранился лишь некий импульс, — читает Мауэр. — Инстинктивное желание рептильего мозга, убеждающее их, обуянных первобытной жаждой крови, что они удерживают позиции, что сражаются за нечто, принадлежащее им по праву. За родину, колыбель, за наследие, за земли, за дом. Как будто привязанности что-то значат... | ||
| − | + | Она отрывает взгляд от страниц и видит выражение лица Зиндерманна в холодном сумраке библиотеки. Он внимательно слушает и при этом кажется сильно испуганным. Девушка-архивариус закрыла рот ладонью, будто бы так никто не услышит её всхлипов. | |
| − | — | + | — Мне прекратить? — спрашивает боэтарх. |
| − | + | — Нет, — выдавливает Зиндерманн, качая головой. | |
| − | + | — Тебе явно нехорошо. — Она заглядывает на обложку книги. — Я понимаю, что это явная глупость и бредни очередного безумца, но они звучат не страннее других вещей, которые мы читали. | |
| − | + | Бывший итератор невнятно бормочет. | |
| − | + | — Чего? — поднимает бровь Мауэр. | |
| − | + | — Я говорю, это н-не безумец написал. И даже не человек. Самус был... первым. | |
| − | + | — Первым в чём? | |
| − | + | — Первым из их племени, кого мы повстречали. — Старик сжимает одну ладонь в другой, чтобы унять дрожь. — Или, по крайней мере, первым, кто попал в летописи. Я тогда сопровождал Шестьдесят третий экспедиционный флот на планете Шестьдесят три Девятнадцать. Приведение к согласию Шепчущих Вершин. Ты читала отчёты? | |
| − | + | Мауэр качает головой. | |
| − | + | — Не сомневаюсь, что они засекречены, — вздыхает Зиндерманн. — Хотя для Префектус эти материалы были бы весьма ценны. И снова Он утаивает информацию от людей, которые смогли бы ей распорядиться. | |
| − | + | — Что случилось на Шепчущих Вершинах, сэр? — осторожно подаёт голос архивариус. | |
| − | |||
| − | + | — Мы столкнулись с нерождённым. Он... убил несколько человек. Летописцев. Лунных Волков. И вселился как минимум в одного из солдат Луперкаля, в Ксавье Джубала. Нерождённый назвался Самусом. | |
| − | |||
| − | — | + | — Ты его видел? — уточняет Мауэр. |
| − | + | Зиндерманн кивает и ёжится. | |
| − | — | + | — Мне этого никогда не забыть, боэтарх. Нерождённый разговаривал с нами. Насмехался. В тот миг Вселенная изменилась. Секрет, который Он хранил столько лет, раскрылся. Мы поняли, что все прошлые представления о варпе и материальной Вселенной были ошибочными. Или в лучшем случае неполными. Локен был там. И Киилер. Наши жизни после того дня не могли остаться прежними. И конечно, Хорус тоже там был. Иногда мне кажется, что именно тогда возникла первая трещина в его душе. Случай по-настоящему потряс примарха, понимаешь? Он понял, что его обманули. Понял, что ещё есть чему учиться. Думаю, он так быстро изменился в том числе потому, что открыл глаза. И увидел. |
| − | — | + | — Странно слышать, когда ты рассказываешь о Хорусе с таким восхищением, — замечает Мауэр. |
| − | + | — Сейчас непросто об этом говорить, хотя когда-то сохранение знаний было моей основной задачей... Но мы почти забыли, насколько чудесным он был. Он... поистине впечатлял. Мне доводилось встречаться с разными примархами, и все они вызывали трепет, но он... Ох, пожалуй, это самая незаметная и в то же время величайшая трагедия нашего времени: потеря Хоруса. То, что столь великий человек превратился в... в бич людей. В... то, чем стал. | |
| − | + | Бывший итератор погружается в мысли и пытается согреть замёрзшие пальцы дыханием. | |
| − | + | — Самус, впрочем, цикличное создание, — продолжает он. — Существо из-за пределов бытия. Тогда, в самом начале, и потом, во время Солярной войны... О, бедолага Мерсади! Этот демон — глашатай, покровитель начала бедствий и катаклизмов, предвестник разрухи... | |
| − | + | Мауэр переводит взгляд на открытую книгу. | |
| − | — | + | — Я не буду дальше читать. |
| − | + | — Нет, — возражает Зиндерманн. — Меня пугают мысли о том, что слова этой твари кто-то записал. Но подумай, Локен присутствовал во время первой встречи с Самусом и совсем недавно был тут, рядом с нами. А потом мы нашли эту книгу. Если это не совпадение, которое мы искали, то что? | |
| − | — | + | — Думаешь, там есть что-то полезное? |
| − | — | + | — Думаю, это лучшее, чем мы располагаем. Самус — один из нерождённых, создание варпа. Эти слова — самое близкое к изначальной истине, что получилось отыскать. Читай до конца. Не обращай на меня внимания. Просто читай. |
| − | — | + | — И слова помогут? — спрашивает Мауэр. — Это то, за чем мы пришли? Заговор? Заклинание? |
| − | — | + | — Может, в них и нет никакой силы. Но ты всё равно дочитай. |
| − | + | После недолгой паузы женщина снова открывает книгу и находит страницу, на которой остановилась. | |
| − | — | + | — Как будто привязанности что-то значат, — читает она, скользя взглядом по строкам. — Разумеется, это не так. Они, этот биологический вид и планета, связаны незримыми и воображаемыми нитями по воле судьбы, по стечению обстоятельств. Лишь случайно ответвившийся штамм биологической заразы породил это эфемерное общество, выросшее на ничем не выдающемся камне. Только и всего. Это могло произойти где угодно. Но произошло именно здесь... |
| − | + | == 6:xlii. '''Не нашли, но найдены''' == | |
| + | Серый маслянистый дым поднимается над отдельными районами хаотичного города. Когда путники добираются до таких мест, то обнаруживают обугленные развалины или почерневшие воронки от снарядов. Они пышут жаром. Рядом обычно находятся выгоревшие остовы боевых машин. Олл полагает, что подобные места не являются частью ни Внутреннего Санктума, ни ''«Мстительного духа»,'' ни Неизбежного града. Это фрагменты поля боя из Внешних пределов, из Палатина, Магнификана и Внутренних районов. Повсюду следы недавних смертей: окровавленные обрывки униформы, искорёженные фрагменты брони. Иногда попадается сломанное оружие. Но никогда — тела. На расколотых кирпичах и треснувших плитах есть пятна крови, но нет мертвецов. И они не испарились. Судя по алым полосам и следам на земле, кто-то их утащил. Здесь водятся падальщики или хищники? В городе живут волки или кто пострашнее? | ||
| − | + | Поэтому кажется, что за ними следят? | |
| − | + | Группа товарищей взбирается по лестнице, ведущей, кажется, на городскую стену — громадное сооружение из покрытого сажей камня. Её видно издалека. Она возвышается над остальными зданиями, и на поиск обходного пути уйдёт много часов. Олл надеется, что стена обозначает границу города и сверху удастся как следует осмотреться. Он не знает, что ждёт с той стороны. Во время подъёма Лидва замечает какие-то рисунки на грязных камнях. Путники останавливаются и разглядывают находку. Перссон не может прочесть символы, процарапанные то ли шилом, то ли сломанным клинком. Они выглядят как военные планы, схематические изображения атакующих и защитных манёвров и наброски тактических построений. Их очень много. Некоторые перечёркнуты. Чем выше, тем больше подобных изображений попадается на глаза, будто кто-то разрабатывал и раз за разом изменял некий план, потом бросал его, проходил дальше вдоль стены и начинал сначала. | |
| − | + | — Что всё это значит? — шепчет Джон. | |
| − | |||
| − | + | Олл пожимает плечами. | |
| − | |||
| − | + | — Не думаю, что кто-то сможет ответить. — Перссон начинает терять терпение. Он хочет поскорее добраться до вершины и увидеть, что там, с той стороны. | |
| − | — | + | Когда лестница всё же приводит на площадку возле ряда широких полуразрушенных зубцов, оказывается, что идущая зигзагом стена — лишь одна из множества всё более и более высоких укреплений, настоящих утёсов из керамита и камня. Самые дальние затянуты пеленой тумана. Небо тем временем приобрело цвет тёмного стекла. Светит не то солнце, не то одинокая звезда, но её почти не видно за густыми тучами. |
| − | + | Олл понимает, что на дальних стенах кто-то есть. Неподвижные, коленопреклонённые силуэты. Они принадлежат настоящим великанам. | |
| − | — | + | Спустя мгновение он понимает, кому именно, — боевым машинам Адептус Титаникус. Их безжизненные корпуса покрыты ржавчиной, выгорели изнутри и теперь стоят, то ли в молитве, то ли выражая покорность, на гребне гигантской стены. |
| − | — | + | — Боже... правый... — бормочет Джон. |
| − | — | + | — Смотрите! — шипит Зибес настолько громко, насколько хватает духу. |
| − | + | Все оборачиваются. Гебет нашёл очередную нить. Она повязана у одного из зубцов. | |
| − | + | — Мы на правильном пути, — шепчет он, но не может убедить в этом даже себя. | |
| − | — | + | Петли из красной нити, которые оставляет Зибес или тот, кем он когда-то станет, — их единственный ориентир. Больше не на что положиться. Торкветум Джона ничего не показывает. Компас Олла крутится без остановки, как безумный. Устройства, позволявшие преодолевать время и пространство и шагать среди звёзд, за кулисами величайшего театра в Галактике, оказались бесполезны, потому что ни время, ни пространство уже не работают. |
| − | + | Но нить остаётся. Они находят очередную петлю через каждые сорок или пятьдесят метров, и Зибес старательно ощупывает узелки дрожащими пальцами. | |
| − | Олл | + | Олл не знает, почему так происходит. Петли не указывают направление и не дают подсказок. Старые товарищи просто идут и находят следующую. А клубок не становится меньше. |
| − | + | Возможно, не они находят нить. | |
| − | + | Возможно, нить находит их. | |
| − | |||
| − | + | А раз на такое способен простой кусок пряжи, то справится и кое-кто другой. | |
| − | |||
| − | + | Первые капли дождя падают на камни. Поначалу едва заметный, он быстро набирает силу. Олл интуитивно понимает, что в городе постоянно собирался дождь, но никогда не начинался. | |
| − | + | А теперь — начался. Что-то изменилось. | |
| − | + | Левый глаз дёргается. Олл оглядывается. | |
| − | + | == 6:xliii. '''Случайные голоса''' == | |
| + | Сикар поднимает руку. | ||
| − | — | + | — Ты слышишь? — спрашивает он. |
| − | + | До Абаддона доносится шум капель, негромкий гул механизмов и скрип металлоконструкций. Но да, он слышал то, о чём говорит товарищ. Голос. Шёпот во тьме. | |
| − | |||
| − | + | «...связаны незримыми и воображаемыми нитями по воле судьбы, по стечению обстоятельств...» | |
| − | |||
| − | + | Первый капитан оглядывается. Они с Сикаром стоят впереди. Штурмовые подразделения под командой Бараксы и капитанов Джераддона и Ирманда, а также претора-капитана Фето Зелециса выстроились за их спинами широким полумесяцем, контролируя просторные и тёмные коридоры. Они ждут, держа оружие наготове, и слушают. Все это слышали. | |
| − | + | Шёпот. Женский голос... | |
| − | + | Нет. Несколько голосов, что бормочут одни и те же слова. Эхо, от которого мурашки бегут по коже. Нерождённые. Это их уловки. Они повсюду, проникли в каждую молекулу этого корабля, поселились в стенах, в палубе, в трубах. Это отец допустил омерзительное заражение. | |
| − | — | + | — Не обращай внимания, — говорит Абаддон и даёт команду двигаться вперёд. |
| − | + | Сыны Хоруса выполняют приказ с безмолвной точностью. | |
| − | + | Абаддон, идущий первым, снова слышит шёпот из теней. | |
| − | + | «Это могло произойти где угодно. Но произошло именно здесь...» | |
| − | — | + | == 6:xliv. '''Суть всего''' == |
| + | — '''''Но произошло именно здесь, на этом ошмётке материи, на клочке земли, на...''''' | ||
| − | + | Демон замолкает, оттаскивает Локена от пробоины и разворачивает лицом к себе. Он смотрит легионеру прямо в глаза. | |
| − | — | + | — '''''Как там они его называют? — шипит чудовище. — Террор? Ха! Нет, Терра.''''' |
| − | + | — Я отвергаю тебя, демон, — рычит Локен, чувствуя, как по лицу под забралом шлема течёт кровь. Кровь и слёзы. — Это Тронный мир. Император должен жить, а Терра должна выстоять против всех внешних угроз и всего вашего племени. Человечество верит, что... | |
| − | — | + | — '''''В их представлении скала важна, — возражает демон, практически напевая слова. — Они дают ей имя. Как же смешно. Это просто камень, один из бесконечного множества, вращающийся вокруг одного из мириад солнц. Он не имеет значения. В нём нет ничего особенного. Ни единого выдающегося качества. Но как же они за него бьются!''''' |
| − | + | Самус снова хватает Локена и, вытянув длинную лапу, проталкивает его в брешь, удерживая на весу над кипящей бездной. Звёзды вспыхивают и взрываются. Из темноты смотрят чьи-то глаза. Огненная завеса скрывает поверхность планеты. Во все стороны летят похожие на светлячков искры. Панорама вечности раскрывается перед Локеном, и разум не в состоянии осознать всё, что видит космодесантник. | |
| − | + | А он видит слишком много. Будто в лихорадочном наркотическом бреду, легионер познаёт природу сущего, порядок, хаос, конкордию и дискордию, материю и имматериум. Демон пытает его, возможно просто по прихоти или из мести, но мучения несут не только боль. Они выворачивают душу наизнанку и позволяют знаниям течь в самые глубины человеческой сущности. Он видит мироздание так, как доводилось лишь немногим. Такого осознания прежде достигали лишь один или два человека. | |
| − | + | Он видит суть всего. | |
| − | + | Впрочем, возможно, в этом и заключён смысл пытки. | |
| − | — | + | — '''''Посмотри, — хрипит демон, булькая слизью в горле. — Они сражаются потому, что, кроме войны, у них ничего не осталось. Они нападают и защищаются, поддавшись абсурдной мысли, что есть разница в том, кто победит. Кто захватит этот камень. Кто в конце останется стоять. Нет никакой разницы. Никакой. Никакой. Всё напрасно!''''' |
| − | — | + | — Ты заблуждаешься, — выдыхает Локен. И видит, что прав. |
| − | + | — '''''Они заблуждаются, — заявляет Самус. — И они жалки в своих заблуждениях. Смотри. Одни глупцы, сбитые с толку бессвязными желаниями и прогнившими идеалами. Это место, эта Терра, никогда не было чем-то особенным. В лучшем случае она на краткий миг стала символом, но и этот родник иссяк. Они сжигают сами себя в последнем судорожном порыве, даже не понимая, что настоящая битва идёт не здесь.''''' | |
| − | — | + | — Не здесь? — рычит Локен. — Тогда где же, нерождённый? |
| − | + | — '''''Она везде,''''' — смеётся демон. | |
| − | — А | + | — А тебе откуда знать? — спрашивает легионер. Чудовище стискивает его с такой силой, что чуть не ломает хребет. В глазах темнеет. Он знает, что скоро умрёт, но его это не волнует. Разум Локена силён как никогда. Демон, играя с жертвой, поделился своей картиной мира. Он решил, что это станет возмездием за непокорность, проявленную тогда ещё капитаном Лунных Волков много лет назад на Шепчущих Вершинах. Демонстрация истины, которую тот так долго искал, должна была выжечь его душу и развлечь Самуса. |
| − | + | Но демон ошибся. Локен — астартес. В нём с момента создания заложена способность выдерживать самые страшные испытания. Каким бы жутким ни было зрелище, это всего лишь истина. И только она имеет значение. А страх ему больше неведом. | |
| − | — | + | — Ты — ничто, — заявляет легионер. — Просто вымысел. Фантом. Кирилл так говорил, а сейчас ты всё показал. Ты лишь течение имматериума, решившее, что существует. Ложный разум, случайно рождённый из неспокойных эмпирей. Ложный демон и ложный бог. Ты появился за мгновение и исчезнешь так же быстро. Ты — ничто. Я отвергаю тебя. Я отрицаю тебя. Что ты вообще такое, ублюдок? |
| − | + | Демон ревёт. Он приходит в ярость и сдавливает Локена в когтях. Кажется, будто силовые доспехи вот-вот лопнут, а тело космодесантника превратится в кровавую кашу. | |
| − | + | Но существо затаскивает его обратно в отсек и швыряет о стену коридора. Локен врезается в обшивку и тряпичной куклой валится на пол, оставляя вмятину в металле. Правый наплечник трескается. | |
| − | + | Воин пытается подняться. Конечности пылают огнём. Сердце работает на пределе. | |
| − | + | Сгорбившись, громадный демон надвигается, проминая тяжёлыми шагами настил палубы и оставляя дымящиеся следы. | |
| − | — | + | — '''''Я — Самус!''''' — вопит он. — '''''Меня зовут Самус!''''' |
| − | + | — Правда? — спрашивает Локен. Он всё-таки сумел встать и теперь пятится прочь, опираясь на стену. — Но это никому не интересно. Никому! | |
| − | — | + | — '''''Это единственное имя, которое ты услышишь. — Демон, рыча, тянет лапы вперёд.''''' |
| − | + | Космодесантник прыгает в сторону, и когти скребут по стене. Он перекатывается через плечо и поднимается на ноги, обнажая клинки: гладий Рубио и Скорбящий. Руки трясутся. | |
| − | + | — Но я слышу не только его, — цедит Локен, отражая удар когтей. — Я слышу другие голоса. Те, что ты украл. И один звучит особенно громко. Ты же тоже слышишь, демон? Голос, произносящий слова за мгновение до тебя? | |
| − | + | — '''''Я — тот, кто идёт за тобой,''''' — хрипит чудовище, возникая за спиной, но Локен уже развернулся, предвосхищая удар. Эхо настоящее. Один из голосов звучит отдельно от остальных. Женский. Сначала Гарвель решил, что он принадлежит Мерсади, но это не так. Голос произносит те же слова, что и демон, но секундой раньше, будто суфлёр. Клинок Рубио сверкает и искрится, сталкиваясь с острым когтем. | |
| − | + | — '''''Я — шаги за твоей спиной,''''' — шипит Самус, но Локен уже произнёс эту фразу, вторя призрачному эху. Ошарашенный демон отшатывается, потрясённый поведением добычи, и скулит. | |
| − | — | + | — Ты это слышишь? — Локен поудобнее перехватывает клинки и начинает обходить противника с фланга. — Откуда он взялся, а? Этот голос. Он точно знает, что ты собираешься сказать, и делает это раньше, а ты повторяешь, будто кукла. Просто фигура из варпа без собственной воли. |
| − | + | — '''''Я — человек, стоящий рядом,''''' — ревёт демон, но и эти слова звучат только после того, как их сказал Локен. Скорбящий рассекает плоть на левом боку Самуса. Чудовище пронзительно визжит, как свинья на бойне. | |
| − | — | + | — Оглянись! — дразнит его легионер. — Я повсюду и вокруг тебя. |
| − | + | Нерождённый хрипит и скалит зубы. Из ноздрей вырывается ядовитый пар. Рана в боку сочится розовым ихором. | |
| − | + | — Не нравится, да? Этот голос тебя раздражает. Откуда он раздаётся? Знаешь? Если тебе так много известно, ответь на вопрос. Что это за голос, который выставляет тебя посмешищем? Мне он кажется знакомым. Похоже на Мауэр. Не знаю, как такое возможно, но это доказывает, что ты — просто никчёмная ложь. | |
| − | + | Самус завывает и бросается в атаку. Меч Рубио, пылая белым, неугасимым пламенем, блокирует удар, а Скорбящий вгрызается в податливую плоть. | |
| − | + | — И что ты теперь можешь? — рычит Локен, разрывая клинч и отскакивая назад. Клинки поднимаются в боевую позицию. — Что ты можешь, когда я больше не боюсь? | |
| − | — | + | == 6:xlv. '''Это повторялось уже много раз''' == |
| + | — Самус! Я — конец и смерть. Истинно говорю тебе, я видел всё это много раз, — произносит Мауэр в темноту. Она делает паузу и откашливается. Зиндерманн замечает, что женщина побледнела и каждое слово даётся ей со всё большим трудом. — Не знаю сколько. Время для меня лишено смысла, и мне незачем помнить всю биологическую заразу, прорастающую на камнях. Мне не хватает терпения запоминать имена камней. Камни — это камни, а моё имя — Самус... | ||
| − | — | + | — Достаточно, — говорит он. |
| − | + | — Самус будет глодать твои кости... | |
| − | — | + | — Мауэр, остановись. — Зиндерманн дотрагивается до неё, но боэтарх будто впала в транс. — Ничего не происходит. Эти строки — просто бессмыслица. |
| − | + | — Это — только посмотри, какая бойня! — повторялось уже много раз, — чеканит она. — Цикл, подобный восходу и закату. | |
| − | + | — Стой, довольно! Мы ошиблись! Это не заклинание, от него нет никакой пользы. | |
| − | + | — Оно случится снова, — Мауэр тяжело дышит, запинается и говорит невнятно. — Оно случается везде. Как банально. Династические распри. Война... | |
| − | + | — Ты навредишь себе! Хватит! Мы ошиблись! В книге нет нужных знаний! | |
| − | + | — ...м-между двумя гнёздами букашек, которых я могу раздавить по дороге куда-нибудь и даже не заметить... | |
| − | + | Зиндерманн выхватывает книгу из её рук и бросает на пол. Одного касания оказалось достаточно, чтобы пальцы покрылись волдырями. Несмотря на боль, он подхватывает потерявшую равновесие женщину. | |
| − | + | — Прости, — шепчет Зиндерманн. — Прости, что заставил тебя это читать. | |
| − | + | Он крепко сжимает её в объятиях, не давая упасть. Боэтарх плачет на плече старика. | |
| − | + | — Прости, — повторяет он. — Я думал, от этого будет прок. Какое-то откровение. Но ничего не произошло. | |
| − | + | == 6:xlvi. '''Прекрасная возможность''' == | |
| + | Голос стих. Пропал без следа. Но и демон потерял былую силу. Ещё три тяжёлых удара заставляют его опуститься на колени. Он стал меньше, усох, превратившись в костлявое, измождённое существо, сравнявшись с Локеном ростом. Вся бурлящая энергия словно бы вытекла из оболочки, и на месте гротескно раздутых мышц остался мешок из дряблой кожи, висящий на костях. Локен видит, как слой за слоем тело демона распадается и растворяется, будто змея сбрасывает кожу. Он тает, как восковая фигура, стекает на палубу и обращается в пар. Он дрожит. Густой, как каша, ихор сочится из страшных ран. Нерождённый жалобно воет и медленно поворачивает к легионеру гниющее лицо, будто прося о пощаде. | ||
| − | + | — Ты побеждён, — произносит Локен. — Ты ничто. | |
| − | |||
| − | — | + | — '''''Однако... —''''' сипит Самус. |
| − | + | — Однако что? | |
| − | ''— ... | + | — '''''Однако всё изменится, если один из них заметит,''''' — в словах демона больше нет прежней глубины и ярости. И теперь он только один. Бормотание похоже на радиосигнал от далёкой умирающей звезды. Так хрипит и скрежещет фоновая радиация космоса, трещат догорающие в камине дрова. Так может звучать голос, доносящийся из-за толстой стены. |
| − | + | — Что заметит? — осторожно спрашивает Локен. | |
| − | + | — '''''Поймёт, что можно совершить, — вздыхает тварь. Самус смотрит на победившего человека с мольбой и отчаянием в глазах. — Возможность, прекрасная возможность, которую никто не видит — ни один из них, — но до неё рукой подать. Я почти чувствую её вкус. Она ближе, чем когда-либо.''''' | |
| − | + | Локен качает головой. | |
| − | — | + | — Я всё видел. Ты сам мне показал. Этого не случится. Я не позволю. Человечество не позволит. |
| − | + | Демон начинает хныкать. Искра надежды гаснет в чёрных глазах, и он отворачивается, сплёвывая на палубу вязкую кровь и выбитый зуб. | |
| − | + | — '''''Кому из них хватит духу протянуть руку? — всхлипывает существо. — Немногим, совсем немногим суждено её разглядеть или понять, что это за возможность. Их можно пересчитать по пальцам.''''' | |
| − | + | Он поднимает сломанную лапу и вытягивает коготь. | |
| − | |||
| − | + | — '''''Этот? Хвастливый король на крошечном троне, чей свет вот-вот угаснет?''''' | |
| − | ''''' | ||
| − | + | Разгибается ещё один дрожащий палец. | |
| − | + | — '''''Или тот? Визгливый претендент, скорчившийся в воющей глотке ада?''''' | |
| − | + | Третий палец. | |
| − | + | — '''''Или вот он? Помешанный пророк, скользящий сквозь открытые раны между немигающими звёздами?''''' | |
| − | + | Самус смотрит исподлобья. | |
| − | + | — '''''Кто-то да способен увидеть, чего можно добиться сейчас, пока ещё не слишком поздно. Способен понять наконец, что ничего не имеет значения... ни умирающий камень, ни безграничная бойня, ни жалкая ярость... пока они не принесут войну туда, где ей надлежит быть. Не здесь. Не на Терре. Но снаружи и внутри и везде, ибо Погибель и только Погибель, что была в начале и будет в конце, есть всё и повсюду...''''' | |
| − | + | — Только эта победа имеет значение, — отвечает Локен и опускает меч Рубио, нанося последний удар. Истерзанный демон вопит и распадается надвое. Завитки энергии варпа и разноцветный туман вырываются из раны, и безжизненные останки валятся на палубу. | |
| − | + | Локен слышит грохот и чувствует, как воздух приходит в движение. Каким бы колдовством и тёмным искусством ни обладал нерождённый, они исчезли, и мир вернулся к привычным законам. Дыра в борту корабля стремительно увеличивается в размерах. Листы обшивки трескаются, как яичная скорлупа, и рвутся, как бумага. Все незакреплённые предметы летят в пробоину: мусор, металлические детали, обрывки кабелей, заклёпки, разлитая жидкость и даже труп демона, сейчас больше похожий на кучу грязной ветоши. Грозный вой уносящегося в открытый космос воздуха оглушает Локена. | |
| − | + | Космодесантник скользит по палубе. Он убирает клинки за спину и хватается за одну из опорных балок. Магнитные подошвы автоматически включаются и с характерным лязгом прилипают к решётчатому настилу. Пригнув голову, он шаг за шагом, борясь с ветром, бредёт вперёд. О доспехи ударяются пролетающие мимо обломки. Локен добирается до герметичного люка как раз в те мгновения, когда ураганный ветер начинает срывать листы обшивки со стен, и прожимает аварийный выключатель. | |
| − | + | За мгновение до закрытия переборки он видит расчленённое тело демона, болтающееся в воздухе вместе с мусором, подобно сорванному ветром флагу. Он бьётся о зазубренную кромку пробоины, рассыпаясь на части, и окончательно исчезает. | |
| − | + | Люк заперт. Ветер стих. Руны на настенном пульте загораются янтарным светом, сигнализируя, что вентиляционные системы пытаются восстановить давление. | |
| − | + | Локен снова один на палубе мёртвого, безмолвного корабля. | |
| − | ''''' | + | == 6:xlvii. '''Безмолвие''' == |
| + | Абаддон вслушивается. | ||
| − | — | + | — Голос молчит, — замечает Сикар. |
| − | + | Действительно. Шёпот, который, казалось, срывается одновременно с тысячи губ, внезапно стих. Остались только фоновые скрипы корабля и гул силовых установок. | |
| − | + | Первый капитан собирается отдать приказ продолжить движение и закрепиться в следующем отсеке, но его прерывает внезапный и резкий грохот. Абаддону прекрасно знаком этот похожий на выстрел звук. Он уже слышал его раньше и понимает, что произошло, прежде, чем включаются сирены, а янтарные руны на настенных пультах начинают тревожно мигать. | |
| − | + | — Поручни! — кричит он. — Всем держаться! | |
| − | + | Нарушена целостность корпуса. Взрывная декомпрессия. Воздух с воем приходит в движение, утягивая за собой и самого Абаддона, и стоящих рядом воинов. Активируются магнитные подошвы. Первый капитан хватается за поперечную балку, чтобы устоять на ногах. Ветер набирает силу. Давление настолько сильное, что кажется, будто коридор впереди специально пытается затянуть их в себя. Пыль, грязь и мусор проносятся мимо, подхваченные внезапным порывом, бьют по броне и, кувыркаясь, уносятся прочь, в тёмный зев. Винты, куски металла, провода. Листы бумаги... | |
| − | + | Всё прекращается столь же внезапно, как и началось. Раздаётся глухой стук, и воздух замирает. Аварийная переборка опустилась в автоматическом режиме, заблокировав повреждённый отсек. Мусор падает на палубу. Пыль медленно оседает. | |
| − | + | — Проклятый корабль разваливается на куски, — рычит Баракса. | |
| − | + | Абаддон не обращает на него внимания и расправляет плечи. Мимо, подобно осенним листьям, летят клочки бумаги. Он ловит один такой. | |
| − | + | Сикар подбирает с пола второй. | |
| − | + | — Что это? | |
| − | + | Абаддон рассматривает зажатую в руке страницу из книги. Ветхая бумага покрылась пятнами от старости. Выглядит так, будто кто-то её вырвал. | |
| − | — | + | — Похоже на... стихи? — замечает Сикар. |
| − | + | Откуда, варп побери, они здесь взялись? Что всё это значит? Первый капитан не собирается читать эту чушь. Сначала голоса и шёпоты, теперь слова на бумаге... Он сминает страницу в кулаке. | |
| − | + | — Капитан! | |
| − | + | Тактическое подразделение под командой Арнанода продвинулось вперёд. Абаддон нагоняет их, выходя в следующую секцию коридора, и понимает, почему его позвали. Он ступает не по палубе боевого корабля. Под ногами старый, истёртый ковёр. Вдоль обеих стен стоят стеллажи, а на них — книги. Старые фолианты, футляры со свитками, папки... Недавняя декомпрессия выдернула некоторые тома с полок, и сейчас они разбросаны по полу. | |
| − | + | Он вскидывает болтер. | |
| − | — | + | — За мной. |
| − | + | == 6:xlviii. '''Как по волшебству''' == | |
| + | Архивариус нервно смотрит на Зиндерманна. Старик стоит в лучах светильников, обнимая рыдающую Мауэр, и шепчет ей что-то успокаивающее. | ||
| − | + | Девушка разворачивается и бежит вдоль шкафов. Нужно принести воды. Той женщине совсем плохо. Может, даже стоит отыскать чего покрепче. У старшего библиотекаря в кабинете точно была бутылка хорошего амасека. | |
| − | + | Она поворачивает за угол и замирает как вкопанная. Там кто-то есть. Высокая тень, чёрная на чёрном, стоит в проходе. Нечеловечески высокая. Это астартес. | |
| − | — | + | — Капитан Локен, сэр, вы верну... |
| − | |||
| − | + | Слова умирают у неё на губах. | |
| − | |||
| − | — | + | — Ты работаешь здесь, дитя? — спрашивает тень. Голос мягкий и глубокий, как звук басовой флейты. |
| − | + | Она кивает, потому что ничего другого сделать не может. | |
| − | — | + | — Я пришёл забрать часть книг из этой коллекции, — произносит гость. — Пока ещё есть время. Здесь живут знания, и их нельзя потерять. |
| − | — | + | — Ка-ка-какие к-книги?.. — заикаясь, шепчет архивариус. |
| − | — | + | — Все, — отвечает тень, шагая вперёд. |
| − | + | Движение активирует светильник над висящей на стене картиной, выхватывая из темноты и поблёкший образ Вавилонской башни, и стоящего в темноте легионера. | |
| − | — | + | — Меня зовут Азек Ариман, — представляется он. |
| − | — ... | + | == 6:xlix. '''Контакт''' == |
| + | — Быстрее! — торопит Тейн. Демений догоняет. Позади осталось слишком много пустых коридоров и комнат. Совершенно бессмысленный лабиринт, даже по непостижимым меркам внутреннего устройства Санктума Империалис. Сейчас они наконец-то оказались в месте, которое Тейн узнаёт. Этот изящный, сводчатый вестибюль выходит к подножью Восхождения Провиса, монументальной лестницы из оуслита и травертина, которая, в свою очередь, ведёт на Изумрудную площадь. | ||
| − | + | Они бегом взлетают по сверкающим ступеням. Восхождение Провиса напоминает белую гору, вершина которой скрывается за облаками. Тейн чувствует, как вибрирует воздух и дрожат каменные плиты под ногами. Он надеется, что причиной является отдача орудий на стенах Дворца. | |
| − | + | Но знает, что это не так. | |
| − | + | На плитке, которой облицованы стены вдоль лестницы, не должно быть трещин, как от чрезмерной нагрузки сверху. Люстры не должны качаться, будто на сильном ветру. В воздухе не должно пахнуть дымом, а свет, льющийся сверху, не должен мерцать и пульсировать. | |
| − | |||
| − | + | Ближе к вершине они натыкаются на первое тело. Полковник Эксертус лежит на спине. Грудная клетка раскрылась, как кровавый цветок, от разрыва болтерного снаряда. Рядом ещё двое: сержант из 7-го Пан-Тих полка свернулся калачиком, будто уснул, а стрелок из Дунайских союзных войск пронзён насквозь железным штырём. | |
| − | |||
| − | + | Потом они находят кустодия. | |
| − | + | Золотой великан похож на упавшую статую. Кто-то откусил ему забрало и полголовы. На ступенях пятна крови и каменные обломки. Демений замедляет шаг и, поражённый, опускается на колено у тела мёртвого стража. Тейн бежит дальше. | |
| − | + | Вот и вершина. Изумрудная площадь. | |
| − | + | Это одно из главных общественных пространств за северо-восточным изгибом стены Санктума. Здесь проводят парады и торжественные церемонии. На неё выходят фасады дворцов Лепида, золотые изгороди, за которыми начинается двор Комитета Географов и стоит смотровая башня Оккуллум. | |
| − | + | Он замирает на месте. Сюда пришла буря, потоп, разверзлись врата ада. Тейн, очевидно, опоздал со своим докладом. Все черти уже здесь. | |
| − | + | Вопящие, распевающие богохульные гимны Несущие Слово сплошным потоком валят сквозь пылающие врата Лектис и Меркарсис, размахивая тошнотворными знамёнами, без особого труда проламывая наспех возведённые бойцами Эксертус оборонительные рубежи. Повсюду обломки, кровь и дымящиеся фрагменты человеческих тел. Небо затянуто сплошной завесой дыма. Башенки и постройки по периметру площади либо горят, либо разрушены. Подразделения огневой поддержки Солярной ауксилии обстреливают предателей из тяжёлых орудий с высоких балюстрад здания Комитета. Шесть штурмовых отделений астартес из Разбитых легионов контратакуют на западном фланге. Но никто и ничто не может даже замедлить натиск орды Несущих Слово. | |
| − | + | Слишком поздно. Они опоздали. | |
| − | — | + | — Демений! — кричит Тейн, но брат-практикант уже догнал старшего товарища и держит клинок Берендола наготове. |
| − | + | — За мной, — командует капитан Имперских Кулаков, поднимая боевой молот. | |
| − | ''''' | + | == 6:l. '''Осколки''' == |
| + | Рок обрушивается на последнюю крепость, как железный кулак, как каблук тяжёлого башмака, размалывая в труху последние надежды человечества. Никто не сдерживается и не проявляет внезапную милость. Когда орда предателей наконец вцепляется в глотку раненой жертве, жестокость не угасает. Она вспыхивает с новой силой, подогреваемая злобным раздражением от того, что защитники продержались так долго. И теперь, когда противники сошлись лицом к лицу в рукопашной, поле брани погрузилось в кровавое безумие. Удары градом сыплются на лицо Империума, а тот не может ни уклониться, ни отступить. Это расплата, месть и наказание за долгие месяцы упрямого сопротивления, за жизни, которыми пришлось пожертвовать, за пролитую кровь, за все оскорбления и обиды. Последняя крепость, прижатая к стене, беспомощная и беззащитная, будет жестоко, без жалости, разорвана на части в приступе убийственного гнева. Эта осада завершится не победой, но разорением. Империум Человека и даже самая память о нём будут стёрты с лица земли и растоптаны. | ||
| − | + | Огонь разгорается и расползается в стороны. Повсюду под оранжевым, как бурлящая лава, небом сияет ярко-жёлтое зарево. | |
| − | + | Там, где пустотные щиты не выдержали и схлопнулись, оборона Дельфийской стены начинает осыпаться. Поначалу таких мест немного, но сам факт их появления говорит, что надежды больше нет. Предатели взбираются на стены последней крепости высотой в полтора километра и ещё в километр толщиной у башни Гимнов, западного Палатина, западных Дельф и южных Стражей. Пламя устремляется вверх, прорываясь сквозь проливной дождь и разряды молний, сопровождающие обрушение пустотных щитов. А следом, по насыпям из обломков, идут вопящие орды Вора Икари, Экрона Фала и Сероба Каргула. | |
| − | + | Преторы с установленными на силовых ранцах знамёнами ведут за собой войска, скандируя новый боевой клич: «Тёмный Король! Тёмный Король!» Он вырывается из нечеловеческих глоток, сотрясая воздух. Нерождённые маслянистым потоком и шлейфами дыма струятся вокруг гигантских, медлительных машин смерти, шагающих за штурмовыми отрядами. В местах бреши каждую минуту обрываются тысячи жизней с обеих сторон. | |
| − | + | Но они лишь мелочь и последствия внутренней катастрофы. Враг давно пробился в глубины Санктума. Несметные толпы предателей прошли за линию обороны по извилистым тропам, которые по воле имматериума ведут в обход всех стен и барьеров, сквозь червоточины, от которых невозможно защититься. Законы материальной Вселенной попраны, и силы предателей возникают в сотне мест по всему Внутреннему Дворцу. Они учиняют резню сразу, как осознают, что произошло. Иногда никто не обращает внимания на внезапные изменения в окружении, и воины просто продолжают делать то же, что и раньше. | |
| − | + | На широких магистральных дорогах идут бои. Процессионали превращаются в поля битвы. Просторные коридоры и аурамитовые палаты Дворца Терры охватывают пламя и дым, в них льётся кровь и рокочут болтеры. Башни пылают, шпили рушатся, мосты и виадуки падают, не выдержав тяжести боёв. Смерть пришла, поправ логику, разум и законы вероятности, и сияющее чудо, коим являлась последняя крепость, превратилось в бойню. | |
| − | + | На процессионали Танкена Люкориф из Повелителей Ночи радуется новообретённому статусу и количеству жертв, павших от его руки. Вдруг легионер останавливается и осознаёт, что напрасно возомнил себя первым. С феноменом, загадочным образом перенёсшим его за стену, столкнулись и другие. Множество других. Он видит целые бригады Гвардии Смерти у Южного алтаря и колонну бронетехники Сынов Хоруса на перекрёстке Садриана. Видит, как открываются двери и проходы там, где их никогда не было, как на теле реальности возникают гнилостные разрывы и раны, сквозь которые идут всё новые отряды боевых братьев. Это вторжение куда интереснее даже самых смелых планов и схем Железного Владыки. Какими скучными и банальными сейчас кажутся замыслы Пертурабо! Насколько шаблонно выстроил оборону Дорн! Варп победил и опозорил их всех, он сгноил Дворец Ложного Императора и теперь играет с его расчленённым телом. | |
| − | + | Люкориф решает не предаваться разочарованию. Вот она, победа! Это последнее и величайшее завоевание в истории, и он сыграл в нём свою роль. | |
| − | + | Он поднимает мерцающие клинки, потому что тут ещё есть кого убить. | |
| − | + | На Траксийском виадуке в трёхстах метрах над землёй часовой Ксохас Тьян ведёт группу сияющих Кустодиев в бой, надеясь остановить лавину Гвардии Смерти и Несущих Слово. Они пытаются пробиться от шпиля Эшелонов к башне Эгиды. Даже с учётом четырёх рот напуганных Эксертус противник в двадцать раз превосходит числом силы Тьяна. Золотой пролёт виадука в сорок метров толщиной содрогается, когда стороны вступают в бой. Тьян не отдаёт приказов. Нейросинергия передаёт братьям-кустодиям все данные, а смертные солдаты без слов понимают, что нужно делать. Он не отступает и выдерживает натиск. Все его воины выдерживают. А виадук — нет. Пролёт рушится под нагрузкой и бесконечными ударами, увлекая в бездну и лоялистов, и предателей. | |
| − | + | На развязке Марникса, меньше чем в двух километрах от Тронного зала, Амит по прозвищу Расчленитель принял командование. | |
| − | + | Вексиларий Рох погиб. Роты воспрещения истекают кровью, отражая атаки со всех сторон. На развязке сходится множество дорог, и враги наступают по каждой. Великие печати Санктума сломаны. Бронированная смерть течёт по главным магистралям, словно яд по венам. | |
| − | + | Перекрёстки завалены трупами. Многие из них принадлежат гражданским и местным служащим, которые попали под обстрел во время нападения предателей. Врагам всё равно, есть ли у тебя оружие. Они просто несутся вперёд и убивают каждого встречного. Скольким удалось спастись и где они укрылись? Остаткам рот воспрещения пришлось отойти на ступени Прозерпинской башни. Ведущие к её вратам широкие мраморные лестницы, по сто ступеней в каждой, выполнены в виде солнечных лучей. Сейчас там лежат тела Сынов Хоруса, пытавшихся взобраться по ним, и Кровавых Ангелов, не давших им этого сделать. | |
| − | + | Каменные ограды и бортики разлетаются под болтерным огнём. Пламя из сопел огнемётов лижет стены. Тяжёлые лазерные и плазменные орудия палят из бойниц, оставляя бреши в порядках наступающих предателей. Роторные пушки гудят и урчат, опустошая магазины. На затянутых едким дымом открытых участках лестницы легионеры сходятся один на один в яростных рукопашных схватках. И лоялисты, и предатели глохнут от невыносимого шума. | |
| − | + | Амит с мечом в руке сражается плечом к плечу с боевыми братьями из Кровавых Ангелов, Белых Шрамов и Имперских Кулаков. Каждая мраморная ступень превратилась в поле боя. Они сбрасывают обезумевших Сынов Хоруса вниз, и мёртвые тела собираются в курганы у подножья лестницы. Кровь каскадами стекает по плитам. | |
| − | |||
| − | + | Амит разрубает шлем очередного сына Луперкаля, выдёргивает окровавленный клинок и рассекает горло ещё одному предателю. Труп падает и кувыркается по ступеням. Кровавый Ангел наносит ещё один удар, и в сторону отлетают отсечённые рука и голова в шлеме. | |
| − | |||
| − | + | Снаряды и ракеты врезаются в стены башни за спиной Амита, засыпая его и остальных защитников дождём металлических осколков. Они продолжают сражаться, не обращая внимания ни на что, кроме жестокой битвы, в которой сверхлюди сошлись с равными себе противниками. Воины впали в состояние, похожее на транс. У них есть только две возможности: убить или быть убитыми. | |
| − | + | Ламир, сражающийся по левую руку от Амита, падает, разорванный на части. Его убили не взрывы за спиной и не карабкающиеся вверх Сыны Хоруса. | |
| − | + | Капитан Кровавых Ангелов задирает голову и видит, что на развязке Марникса, как рана в мягкой плоти, открылись новые врата. | |
| − | + | Из вспухшего воздуха начинают сыпаться нерождённые. | |
| − | + | == 6:li. '''Погибель''' == | |
| + | Ливень набирает силу. Олл Перссон смахивает воду с лица. На городской стене слишком опасно. Поднимается туман, будто собираясь ослепить их и скрыть от глаз путеводные обрывки красной нити. Далёкие стены и крыши внизу растворяются в серо-зелёной дымке. | ||
| − | + | Перссон снова оглядывается и просит товарищей поторопиться. | |
| − | + | — Что случилось? — спрашивает Лидва. | |
| − | + | Ничего. У Олла просто разыгралось воображение, и он дёргается от каждой тени. Так было с тех пор, как они покинули Калт. | |
| − | + | На этот раз всё иначе. За их спинами на широкой стене появился некто, и он приближается. Этот некто вышел то ли из тумана, то ли из ниоткуда. То ли сразу отовсюду. | |
| − | + | Он их наконец-то догнал. | |
| − | — | + | — О боже... — выдыхает Олл. |
| − | + | Эреб ничего не говорит. Он не останавливается и не просит вернуть украденный нож. Всё, что он мог бы сказать, вытатуировано на грубой коже или вытравлено на тёмной броне. | |
| − | + | Тёмный Апостол, Длань Судьбы, догоняет их и начинает убивать. | |
| − | + | == 6:lii. '''Предречённая судьба''' == | |
| + | Непроглядная темнота кажется живой. Она будто обладает плотностью и давит со всех сторон. Сангвиний слышит вздох за спиной. | ||
| − | — | + | — Я не смогу идти дальше, — произносит Феррус. Его рот уже давно не шевелится. |
| − | + | Ангел кивает. Восставший из мёртвых кладёт широкую металлическую ладонь на плечо брата. Она дрожит. Боль или гнев, которые Феррус Манус сдерживал внутри до этого мгновения, грозят вот-вот вырваться наружу. | |
| − | + | — Я бы хотел, но... | |
| − | — | + | — Понимаю, — отвечает Сангвиний. |
| − | |||
| − | + | — Если бы был выбор... | |
| − | |||
| − | + | — Я всё понимаю. — Он едва видит силуэт Горгона в тенях. Как будто его там уже нет или вот-вот не станет. | |
| − | + | — Иди. Мне больше не нужны уроки. | |
| − | — | + | — Ещё один, последний, — говорит Феррус. — Он прятался в прошлом. |
| − | + | — Хорус? | |
| − | + | Горгон кивает. | |
| − | + | — Так он тебя обманул. И отца тоже. Хорус не мог допустить, чтобы отец понял, насколько он силён, или прочёл его мысли, или разгадал природу подготовленной ловушки. И потому усилием воли и властью варпа Луперкаль отправился в собственное прошлое, настолько погрузился в воспоминания, что в течение некоторого времени даже сам не понимал, где находится и что делает. | |
| − | — | + | — Такое возможно? |
| − | — | + | — Для него — да. Изумительный тактический приём. В конце концов, не зря же его нарекли магистром войны. Поэтому отцу нечего было читать. У Хоруса не было мыслей о настоящем, которые могли бы выдать план. А подробности, конечно же, были известны только ему. |
| − | — | + | — И так мы попались и оказались здесь, — бормочет Сангвиний. |
| − | + | — Да, — печально кивает Феррус. — Время хитростей прошло. Вы здесь. И потому его разум быстро восстанавливается. Он снова становится собой и чем-то большим. Полностью осознаёт своё могущество и происходящее вокруг. Он всесилен. Но вот что я скажу, брат. Даже ему приходится прикладывать огромные усилия, чтобы заново собрать уничтоженный разум. Процесс ещё не завершён. | |
| − | — | + | — Значит, он слаб? |
| − | |||
| − | + | — Телом? Нет. Но, возможно, пока ещё немного слаб разумом. В нём могут оставаться следы наведённого слабоумия. Как минимум, он может пребывать в замешательстве и не до конца осознавать свои возможности. | |
| − | — | ||
| − | + | — Значит, я могу воспользоваться этой уязвимостью? | |
| − | + | — Может быть, пока она существует. Это ненадолго. И даже в таком состоянии он... | |
| − | + | — Я понимаю. | |
| − | + | — Знаю, что понимаешь. | |
| − | + | Сангвиний смотрит вперёд, где темнота сплетается с темнотой. Глубоко в тенях, но достаточно близко, чтобы примарх мог почувствовать, ощущается зловещая сущность. Тусклое красное свечение немигающего глаза или, возможно, пульсирующее воплощение злобы и ненависти, подобное слитку радиоактивного металла на дне океанской расщелины или тусклой звезде на самом краю Галактики. | |
| − | + | Или, может, это просто предречённая судьба. | |
| − | Он | + | Он слышит, как бурлит и потрескивает закипающий варп. |
| − | + | — Он здесь, — говорит Ангел. | |
| − | + | — Всегда был, — отвечает Феррус. | |
| − | + | Сангвиний поднимает меч и готовится к бою. Клинок вспыхивает, бросая вызов тьме. Капли золотистого света стекают с него, чуть разгоняя тени. Но вечная ночь поглощает сияние. | |
| − | + | — Ублюдок хранит мой череп, — говорит Горгон. — Забери его. Мне не нравится быть трофеем. | |
| − | + | Сангвиний кивает. | |
| − | — | + | — До встречи, — прощается Феррус Манус. |
| − | |||
| − | = | + | = ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ГЕРОИ В ЗАПАДНЕ, ЧУДОВИЩА В ЛАБИРИНТЕ = |
| − | |||
| + | == 7:i. '''Участь давних товарищей''' == | ||
| + | В путешествии всегда есть чудовище, и оно всегда тебя настигает. | ||
| − | + | Группа выживших с Калта под защитой и руководством Олла Перссона преодолела расстояния в сотни световых лет и побывала во временах, разделённых тысячелетиями. Но их путь подошёл к концу здесь, на залитой дождём осыпающейся крепостной стене, что окружает заброшенный город. | |
| + | Эреб идёт сквозь струи дождя. Он — часть этих капель. Часть надвигающейся бури. Он — воплощение гнева стихии, что обрушилась на старые улочки. | ||
| − | + | Олл, в насквозь промокшей и хлопающей на ветру одежде, не двигается с места. Друзья кричат, призывая бежать, но он знает, что это бессмысленно. От судьбы не уйти. Так всегда с лабиринтами: кроме тебя в них всегда есть кто-то ещё. Олл знает. Ему не дают забыть старые шрамы. Заходя в этот лабиринт ещё на Калте, он с присущей странствующим героям глупостью надеялся, что сможет пройти по нити до самого центра и избежать встречи с чудовищем. | |
| − | + | Но в месте, где не существует ни времени, ни расстояния, это невозможно. Монстр, шедший по следу, наконец настиг жертву. И, как и любой странствующий герой из прежних времён, Олл понимает, сколь наивными были его надежды. | |
| − | + | Усугубляет ситуацию то, что он не Иясон, не Сигфрид, не Гильгамез, не Беарвульф, не Олитей и не Парзифаль. Он не могучий силач с крепким копьём и бронзовым щитом. Уже нет. Он промокший до костей старик, судорожно пытающийся найти в карманах каменный нож, совсем не подходящий для таких сражений. | |
| − | + | Эреб — это адская тварь, звероподобный великан в полном доспехе, наполовину сотканный из дождя и гнева. А вторая половина — это слова. Мерзкие, дьявольские слова, связанные и стянутые в подобие человеческого тела. Он открывает рот. Олл нащупывает рукоять... | |
| + | Лидва приходит на помощь. Он самый быстрый из всех и единственный, кто может сравниться с Несущим Слово физической силой. Чугунный столб в руках легионера поднимается для удара. | ||
| − | + | Эреб говорит. | |
| − | + | Слово силы, последовательность нечестивых звуков, извлечённых из варпа и превращённых в оружие, предназначалось Оллу, но Лидва оказался на пути. Астартес летит назад, как от удара, и сбивает Джона с ног. Столб выпадает из разжавшихся пальцев и катится по земле. Воин ударяется о камни и не поднимается. | |
| − | + | Эреб снова движется к Оллу. Ему есть что сказать, и большинство этих слов смертоносны. Перссон замахивается ножом. | |
| + | — Нет, — произносит Эреб. Вот просто так. «Нет». | ||
| − | + | И Олл понимает, что не может пошевелиться. Он замер с занесённой, трясущейся рукой. Тело Вечного повинуется приказам другого существа. Эреб улыбается и тянется к горлу Перссона сквозь струи дождя. | |
| + | На Несущего Слово нападает Кранк. Отчаянно выкрикивая имя Олла, он изо всех сил бьёт самодельной дубинкой по лицу и нагруднику Тёмного Апостола. В этом ударе больше самоотверженности и преданности, чем у иных генетических сыновей Императора. | ||
| − | + | Во все стороны летят брызги. Керамитовая труба и руки Кранка разлетаются на части. Солдат отшатывается, вращая глазами и хватая ртом воздух из-за болевого шока. Эреб цыкает и произносит ещё одно слово. Оно попадает Кранку в затылок и взрывает череп, как выпущенный в упор заряд дроби. Олл, видя, как безголовый труп заваливается набок, хочет выть, но он по-прежнему парализован. Непослушные мышцы кричат, скопившаяся молочная кислота нестерпимо жжётся, но все попытки вырваться оканчиваются провалом. | |
| − | + | Хватка Эреба становится реальной — Несущий Слово берёт противника за горло и отрывает от земли. Олл задыхается. В глазах начинает темнеть. Он слышит, как колотится собственное сердце. Видит лицо врага, расплывающееся в довольной улыбке. Мёртвые глаза. Вытатуированные на коже безумные слова. Капли крови Догента Кранка на щеке, носу, брови. Дождь их вот-вот смоет. Олл знает, что та же кровь залила и его лицо. Воздух в лёгких заканчивается, со всех сторон наваливается чернота. Под железными пальцами трещат кости... | |
| − | + | Раздаются тяжёлые удары, будто пневматический молот колотит по заготовке. Тиски разжимаются. Олл падает на спину и ударяется о мокрые камни. Графт, вытянув манипуляторы, ритмично и неустанно колотит Эреба пси-защищённым ящиком. Удары совершенно механические и безыскусные, как у парового пресса. Графт создавался не для сражений и сейчас решает задачу с характерным усердием сельскохозяйственного сервитора, будто заколачивает в землю очередной столб для ограды. Он не останавливается и не колеблется, а просто раз за разом опускает на Эреба ящик из дюрасплава, не сбавляя темп и не останавливаясь ни на секунду. И, в отличие от безрассудной атаки Кранка, эти удары наносятся с нечеловеческой силой. Графт создан для промышленных работ. Олл видел, как он поднимал тонну урожая за раз. | |
| − | + | Чудовище отходит на шаг и поднимает руки для защиты. Металлический ящик гнётся и скрипит с каждым ударом, угрожая развалиться. Теперь на лице Эреба кровь не только Догента Кранка. | |
| − | + | — Графт! Уходи! — кричит Олл. | |
| − | + | — Я делаю доброе дело, рядовой Перссон, — отвечает сервитор, не отвлекаясь от задачи. — Бегите. | |
| − | + | Олл чувствует, как его хватают чьи-то руки. Это Джон пытается оттащить его прочь и поднять на ноги. Он что-то кричит, но слов не разобрать. Голова кружится, ноги не слушаются, в ушах звенит... | |
| − | + | — Нож... хрипит Перссон. | |
| − | + | Он выронил клинок, когда упал на камни. Олл отталкивает Грамматикуса, опускается на колено и видит атам в нескольких метрах от себя. Нож лежит на мокрых камнях на самом краю стены. | |
| − | Из | + | Из ниоткуда возникает Зибес и хватает артефакт, не давая ему сорваться в пропасть и исчезнуть навсегда. |
| − | |||
| − | + | Ящик окончательно разваливается от череды ударов. Графт продолжает бить манипуляторами. Эреб перехватывает сначала одну механическую руку, затем другую. Вторичные конечности сервитора вцепляются в лицо и горжет Несущего Слово. Чудовище злится. Истекает кровью и злится. Он выкручивает и отрывает одну из основных рук Графта, после чего отбрасывает её в сторону. Манипулятор исчезает за завесой дождя. Продолжая удерживать уцелевшую руку, Тёмный Апостол тянется ко вторичным конечностям. Одна из них отделяется с фонтаном искр, оставляя в разъёме куски проводов. Предатель открывает рот, собираясь произнести что-то прямо в лицо Графта. | |
| − | |||
| − | + | Камень бьёт его в висок. Этот удар не страшнее пчелиного укуса, но всё же заставляет Эреба раздражённо повернуть голову. Кэтт уже раскрутила пращу для второго выстрела. | |
| − | + | Отрывистый лай Несущего Слово заставляет примитивный снаряд замереть в воздухе. Он, вибрируя, на мгновение останавливается под струями дождя и рассыпается в пыль. Эреб, которого происходящее уже явно перестало забавлять, отрывает Графта от земли и бросает. | |
| − | + | Повреждённый сервитор летит в сторону Кэтт и Актеи. Девушка съёживается, готовясь к удару, а ведьма вскидывает руки. Графт замирает в воздухе вверх тормашками ровно посередине между Несущим Слово и слепой пророчицей. Актея удерживает груз с той же лёгкостью, с какой Эреб поймал камень несколькими мгновениями ранее. Олл замечает трещины в обшивке. Из разорванных трубок течёт масло и гидравлическая жидкость. Один из шейных поршней сломался, и теперь голова повёрнута под странным углом. | |
| − | + | Эреб всматривается в стоящую в полусотне метров от него ведьму, затем переводит взгляд на сломанного сервитора, повисшего в пустоте, и коротко кивает, будто в знак уважения к противнику. | |
| − | + | А потом произносит ещё одно кошмарное слово силы. | |
| − | — | + | Графт разлетается на куски. Взрывная волна разбрасывает металлические обломки во все стороны. Эреб неспешно поднимает руку, будто благословляя кого-то, и летящие в его сторону фрагменты — некоторые из них достаточно тяжелы, чтобы травмировать или даже убить космодесантника, — отклоняются в стороны. |
| − | + | Спутники Олла не могут похвастаться такой защитой. | |
| − | + | Актея отшатывается и призывает незримую стену. Это спасает её от гибели, но барьер поднимается недостаточно быстро. Тяжёлая шестерня чиркает по голове Кэтт, и девушка валится на спину. Зазубренный кусок плечевой пластины прилетает Джону в лицо, и тот падает на Олла. Металлические останки верного сервитора барабанят по каменной площадке и лестнице. Стальные прутья из шасси Графта втыкаются между камнями и застревают там, будто стрелы. Длинная штанга манипулятора пронзает Гебета Зибеса насквозь. | |
| − | |||
| − | + | Он озадаченно и с удивлением разглядывает торчащий из груди штырь. Клубок выпадает из обмякших пальцев, катится по площадке, оставляя за собой дорожку из красной нити, и падает со стены. Зибес, не издав ни единого звука, валится следом. Нож он так и не выпустил. | |
| − | |||
| − | + | Олл видит, как тело товарища проваливается в туманную мглу, но ничего не может сделать. Он лежит на камнях, и у него заняты руки. В момент взрыва Джон, отлетев, повалил Олла и сорвался с уступа. Каким-то чудом Перссон сумел извернуться и поймать спутника за запястье. И сейчас он, распластавшись у края стены, наполовину свесившись вниз, не даёт Грамматикусу погибнуть. Мокрая кожа скользит под пальцами. Силы на исходе. Джон судорожно молотит ногами, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Руки Олла трясутся от напряжения. Он чувствует, как запястье логокинетика медленно выходит из сустава. Перссон и сам постепенно сползает за край — вес товарища тянет его за собой. Джон, зависнув над пропастью, смотрит Вечному в глаза. Его лицо превратилось в жуткую кровавую маску. Кожа на щеке и носу порвана, рот и подбородок посекло осколками, а челюсть сломана. | |
| − | + | В глазах читается мольба. | |
| − | + | О чём он просит? О спасении? Или хочет, чтобы Олл бросил его и спасался сам? | |
| − | — | + | — Держись! — рычит Перссон. Грамматикус тянет вторую руку, но не может уцепиться за рукав Олла и лишь раскачивается, чуть не срываясь вниз. |
| − | + | Он что-то говорит. Но из разбитого рта вырываются только невнятные звуки и кровавые пузыри. И ещё раз. Что он хочет сказать? | |
| − | + | «Отпусти»? Он просит Олла разжать пальцы? | |
| − | + | Нет, что-то другое. Это... | |
| − | + | Эреб стоит у края стены, наблюдая за происходящим. С доспехов стекают струи дождя. | |
| − | — | + | — Любопытно, — бормочет Несущий Слово. Он нагибается, хватает Перссона и поднимает его вместе с Джоном. Затем перехватывает Грамматикуса свободной рукой и удерживает обоих на весу, разглядывая, как охотничьи трофеи. |
| − | + | Отойдя от края, Эреб бросает Олла на камни и сверлит глазами Джона. | |
| − | + | — Что ты пытался сказать? — спрашивает Тёмный Апостол. — Что за слово хотело сорваться с этих разбитых губ? Расскажи. Научи меня ему. | |
| − | + | Джон фыркает и, насколько позволяет изувеченный рот, плюёт кровью в лицо Эреба. Тот морщится, поворачивает голову и, продолжая удерживать пленника на весу, изящным движением смахивает красную слизь со щеки. | |
| − | + | В это мгновение Джон Грамматикус втыкает альдарские ножницы в ухо великана. | |
| − | + | Эреб вопит и, спотыкаясь, пятится, пытаясь выдернуть артефакт ксеносов из раны. Джон, хватая ртом воздух, падает на пол и сжимается в комок. Олл пытается поднять товарища на ноги, но тот лишь мотает головой. К этому моменту Лидва вернулся в бой. Он подхватывает обоих и утаскивает прочь. Эреб справился с ножницами и уже разворачивается в сторону противников, собираясь произнести очередное слово силы и обратить всех троих в пар. | |
| − | + | Но не может открыть рот. | |
| − | + | На татуированном лице появляется удивлённое выражение. По щекам и подбородку стекают струи воды. Он трясёт головой, пытаясь заставить челюсть и губы слушаться. Астартес рычит, но ничего не помогает. Он бьётся в безмолвной ярости. Актея идёт по площадке на вершине стены. Кэтт лежит на камнях за её спиной. Девушка то ли мертва, то ли без сознания. Ведьма подняла руки со скрюченными пальцами. Она силой мысли заставляет Несущего Слово молчать. | |
| − | + | +Нож. Найди проклятый нож.+ | |
| − | + | Слова Актеи звучат в основании черепа Олла. Он чувствует, как вздрагивает Лидва. Космодесантник тоже их слышит. | |
| − | + | +Найди нож, Перссон. Сохрани его. Это единственное, что имеет значение.+ | |
| − | — | + | — Бога ради... — цедит Олл. |
| − | + | +Я его удержу.+ | |
| − | + | Лидва тянет Перссона за собой. Джон, в полубессознательном состоянии, болтается между ними. До ближайшей лестницы, ведущей вниз, осталось метров сорок. Эреб замечает их попытку сбежать, но, бросив короткий взгляд на Актею, разворачивается в её сторону и снимает с пояса силовую булаву. | |
| − | + | Ведьма не отступает. Она вытягивает руки вперёд, будто толкая тяжёлый груз; основания ладоней сведены вместе, а пальцы смотрят наружу. Исходящая от неё псионическая энергия так сильна, что капли дождя вокруг противников начинают лететь горизонтально, разбрызгиваясь во все стороны. Под ногами Актеи крошатся камни. Эреб шагает вперёд, сопротивляясь натиску невидимой силы. Поначалу он без труда сокращает дистанцию, но каждый следующий шаг требует всё больших усилий. Космодесантник будто борется с ураганным ветром. И всё же он, стиснув рукоять булавы, делает ещё один упрямый шаг. И ещё. | |
| − | + | До ступеней осталось двадцать метров. Олл видит длинный лестничный пролёт, будто приклеенный к стене и ведущий вниз, в темноту. Слишком далеко. Они не допрыгнут. | |
| − | + | За спиной бушуют псионические силы. Перссон оглядывается и видит противостояние Эреба и Актеи. Их разделяет не более десятка шагов. Ведьма, дрожа от напряжения, сдерживает монстра. Потоки дождя закручиваются в неестественные спирали. В воздухе проскакивают разряды варп-молний. Но великан продолжает наступать. Шаг. Ещё один. Каждый из них требует сверхчеловеческих усилий, как физических, так и ментальных. Эреб пусть медленно, но приближается. | |
| − | + | Он убьёт её сразу, как окажется на расстоянии удара. Сколько она ещё выдержит? Сколько сил у неё в запасе? Приготовила ли ведьма что-то, способное остановить врага? | |
| − | + | Будто в ответ на эти мысли голос Актеи звучит в его черепе. | |
| − | + | +Уходи со стены. Вы мешаете. Сейчас же!+ | |
| − | + | Олл мешкает и, широко раскрыв глаза, наблюдает за поединком. Лидва хватает его поперёк туловища. Второй рукой астартес забрасывает на плечо бесчувственного Джона. Он тоже слышал приказ Актеи. | |
| − | Сангвиний кивает. | + | Перссон пытается что-то сказать, но Лидва уже решил действовать. |
| + | |||
| + | Держа обоих товарищей, он прыгает со стены. | ||
| + | |||
| + | Они падают целую вечность. Нет, конечно. Всего метров двенадцать. Астартес приземляется на площадку между ведущими вниз лестничными пролётами. Чёрный камень трещит под бронированными подошвами. Лидва опасно пошатывается, но удерживает равновесие. В момент касания Олл по инерции бьётся о керамит брони и чуть не ломает рёбра. | ||
| + | |||
| + | Он ошалело задирает голову сразу, как космодесантник выпускает его из рук. Сквозь пелену дождя Перссон видит два силуэта на гребне высокой стены. Актея не отошла ни на шаг. Эреб подобрался почти вплотную. Ещё чутьчуть, и он сможет дотянуться до неё булавой. | ||
| + | |||
| + | Но Джон, Лидва и Олл покинули зону поражения. | ||
| + | |||
| + | А все остальные мертвы. | ||
| + | |||
| + | Актея вздыхает и меняет проекцию силы, превращая широкий и плотный щит в тонкое копьё, напитанное псионической яростью. | ||
| + | |||
| + | Эреб, почувствовав слабину, атакует, но изменение происходит со скоростью мысли. | ||
| + | |||
| + | Участок древней стены протяжённостью в четыреста метров окутывает ослепительное голубое сияние. Сила взрыва расходится в стороны, кроша камни, снося зубцы и подбрасывая в воздух настил мостиков. Лидва пытается закрыть Олла и Джона закованным в броню телом, когда с неба начинают падать камни размером с ящик для боеприпасов. | ||
| + | |||
| + | По городу прокатывается ударная волна, сопровождаемая оглушительным грохотом осыпающейся кладки. | ||
| + | |||
| + | Эта крепостная стена очень высокая, толстая и старая. Но когда вспышка угасает, оказывается, что почти пятьдесят метров её рухнули, превратив в руины соседние дома и постройки, а над Вечным Городом поднимается огромное облако чёрной пыли. | ||
| + | |||
| + | == 7:ii. '''Сейчас и здесь''' == | ||
| + | Ничего не осталось. | ||
| + | |||
| + | Киилер запоздало осознаёт, что дороги, ведущей вперёд, больше нет. | ||
| + | |||
| + | В какой-то момент виа Аквила просто исчезла, растворившись в пыли, и превратилась в сухую, ржавую пустошь. Иногда в красной глине под ногами попадаются отдельные плиты мостовой, тут и там стоят столбы и указатели — но это единственное, что осталось от широкой магистрали, которая каким-то образом смогла испариться незаметно для всех. | ||
| + | |||
| + | Города тоже нет: ни развалин, ни обломков, ни полуразрушенных зданий. Только рыжая пустыня с изредка торчащими из земли валунами и далёкими столовыми горами. Сухой ветер гоняет облака пыли, а небо сплошь затянуто пирокумулятивными облаками. | ||
| + | |||
| + | Они ещё на территории Дворца? Когда-то здесь стоял город? Неужели война оказалась настолько жестокой, что даже обломки и останки превратились в прах и спёкшуюся землю? Киилер приходят на ум когда-то виденные пикты с пейзажами Марса. Она покидает неспешно бредущую колонну беженцев и взбирается на один из валунов. Сверху видно ползущую в облаке пыли бронетехнику Сигизмунда и марширующих следом Секундантов, разбившихся на небольшие отряды. Паломники идут последними. Неспокойная река человеческих душ в сотню метров шириной течёт сквозь пустыню, насколько хватает глаз. Она видит, как поток огибает далёкие утёсы на пути к пустынному плоскогорью. Когда же они оказались в этих местах? Час назад? Два? Сколько ещё людей в процессии, кроме тех, кого она видит со своей позиции? На сколько километров растянулась колонна? Выглядит как крупнейший исход в истории. | ||
| + | |||
| + | Но для исхода нужна отправная точка и пункт назначения. Всё это исчезло вместе с дорогой. | ||
| + | |||
| + | «Теперь мы и есть дорога, — думает Киилер, наблюдая за длинным, петляющим потоком людей. — Мы сами стали и дорогой, и целью похода». | ||
| + | |||
| + | Она спускается со скалы и возвращается в строй. Мелкая, как мука, пыль набивается повсюду: в глаза, в рот и в складки одежды. Она покрывает угрожающе-чёрные пластины брони Сигизмунда. Чемпион Императора предлагал ей и лорду Чжи-Мэну продолжить путь на одной из бронемашин. Киилер отказалась, заявив, что предпочитает идти вместе со всеми, а хормейстер, несмотря на явное желание дать отдых ногам, только крепче стиснул её руку. Тогда Чемпион решил присоединиться к ним во главе толпы гражданских, отправив войска вперёд, разведывать дорогу. Сейчас он шагает рядом с Киилер, без шлема и с тяжёлым мечом на плече. Есть в его образе нечто покаянное. | ||
| + | |||
| + | — Что вы увидели? — спрашивает Сигизмунд, кивая в сторону валуна, с которого она только что спустилась. | ||
| + | |||
| + | — Ничего нового, — отвечает Эуфратия. | ||
| + | |||
| + | Он не задаёт вопросов о цели путешествия. Похоже, ему достаточно просто участия в деле. Киилер полагает, что для Сигизмунда важны малые и конкретные деяния. В отличие от генетического отца, ему необязательно знать весь план или понимать конечную цель. Он существует здесь и сейчас, присутствуя в каждом шаге и каждом ударе. Подобный подход дарит бесконечную умиротворённость. Этот воин — самый дисциплинированный, кого ей доводилось встречать. Он полностью сосредоточен на исполнении долга, и в то же время этот долг делает его настолько свободным, что кажется, будто он вот-вот оторвётся от земли и воспарит. | ||
| + | |||
| + | За следующим каменистым гребнем раскинулась огромная, заполненная пылью низина, похожая на дно высохшего моря. Здесь повсюду лежат остовы мёртвых боевых машин, словно архипелаги островов из искорёженного металла. Они обгорели и пострадали слишком сильно, чтобы разобрать цвета или гербы. Процессия паломников течёт между останками мёртвых гигантов, в которых иногда узнаются огромные ноги или оплавленные торсы. Расшатанные пластины брони грохочут на горячем ветру. Обесточенные кабели свисают, подобно лианам. Киилер видит небо сквозь торчащие металлические рёбра и дыры в железной коже, пробитые неведомым, но очень мощным оружием. Краска хлопьями валится с ржавых поверхностей. Вся земля подле трупов машин завалена мелким металлическим мусором. | ||
| + | |||
| + | Здесь случилась страшная битва, и, судя по количеству остовов, ошеломляющих масштабов. Возможно, детонирующие реакторы умирающих титанов и превратили эту часть Дворца в пустыню. Этим же можно объяснить и размеры кратера, который они пересекают. Вероятно, это воронка, оставшаяся после взрыва такой силы, что все здания в зоне поражения просто сгорели. Осталась только голая скала. | ||
| + | |||
| + | Но тогда почему остовы выглядят так, будто ржавеют здесь уже много лет? | ||
| + | |||
| + | == 7:iii. '''Зараза''' == | ||
| + | Всё, что попадается на пути, — мертво и пребывает в запустении. Они вскрывают очередной герметичный люк. Из-за распахнутой створки струится яркий голубой свет. Сыны Хоруса колеблются. | ||
| + | |||
| + | Но не Абаддон. | ||
| + | |||
| + | — Эзекиль! — восклицает Баракса, но первый капитан уже шагнул за порог. | ||
| + | |||
| + | Впереди ждёт просторный коридор. Вдоль одной из стен тянутся толстые магистральные трубопроводы. Свет идёт от утопленных в потолок светильников. Он яркий, как в операционной, и обжигает. Абаддон слышит злобный, высокий гул, едва уловимый ухом. | ||
| + | |||
| + | — Не занимайся ерундой! — зовёт Баракса. — Вернись. Это система обеззараживания. | ||
| + | |||
| + | Она самая. Абаддон и сам знает. Системы обеззараживания и локализации ''«Мстительного духа»'' включились в этой секции корабля, заметив присутствие опасного загрязнения. Стерилизующий свет, генераторы ультразвука и медицинские системы работают, уничтожая биологическую угрозу, радиацию или ксенозагрязнения, обнаруженные анализаторами окружающей среды. | ||
| + | |||
| + | — Эзекиль, там что-то есть... | ||
| + | |||
| + | — Я знаю. | ||
| + | |||
| + | Он уже видит, что именно. Баракса осторожно подходит ближе. Они несколько мгновений разглядывают находку. Азелас тихо ругается. | ||
| + | |||
| + | Протокол обеззараживания активируется автоматически при обнаружении инородных загрязнений. Неважно каких: споры, бактерии, вирусы, изменения в составе атмосферы — что угодно, показавшееся подозрительным корабельным датчикам. | ||
| + | |||
| + | В данном случае инородным телом является старый магазинчик. Его фасад отделан потемневшим от старости деревом, а штукатурка на стенах успела покрыться пятнами и потрескаться. Судя по выцветшим фрескам и резьбе на деревянных панелях, когда-то он принадлежал астрологу или звездочёту. Абаддон узнаёт схематические изображения созвездий и символов Зодиака. Сатурн и Меркурий, морской козёл, Стрелец... Оконные стёкла толстые и грязные. Порог и осыпавшиеся стрехи поросли жухлой травой. Строение торчит из стены, будто опухоль. Невозможно сказать, где заканчивается дерево и штукатурка и начинаются металлоконструкции корабля. Материалы плавно переходят друг в друга. | ||
| + | |||
| + | — Я не... — начинает Баракса и замолкает. Всё он понимает. Во всяком случае, должен. Все видят, что происходит вокруг. И это не первый подобный случай. Вырванные страницы, старые книги, неизвестно откуда взявшиеся предметы и даже то, как они оказались на борту. | ||
| + | |||
| + | Это дело рук отца. Его преступления. Его безумие. Варну позволили вырваться на свободу и перемешать время и пространство, срастить корабль с тысячей других мест. Реальность заражена. Материя нестабильна. | ||
| + | |||
| + | Этим никто не управляет. Всё зашло слишком далеко. | ||
| + | |||
| + | Абаддон подходит ближе к старому магазину и рассматривает место его сопряжения со стеной. Непохоже, будто он здесь вырос или проломил обшивку. Здание просто существует и занимает пространство. Но почему? Почему именно магазин? Он чем-то важен? Где он находился раньше? В каком городе, в какой стране, на какой планете? | ||
| + | |||
| + | Когда? | ||
| + | |||
| + | И есть ли теперь где-то старинный город, в котором появился фрагмент носового инженерного отсека ''«Мстительного духа»?'' | ||
| + | |||
| + | Голубой свет и ультразвуковые вибрации раздражают. Жалкое зрелище. Корабль пытается избавиться от заразы, но ничего не выйдет. Никакие вентиляционные системы и лампы-стерилизаторы не справятся с подобным. | ||
| + | |||
| + | — Он утратил контроль, — бормочет Абаддон. | ||
| + | |||
| + | — Правда? — спрашивает Баракса. | ||
| + | |||
| + | Первый капитан кивает. | ||
| + | |||
| + | — Всё время, с самого начала я предупреждал... | ||
| + | |||
| + | — Я знаю. | ||
| + | |||
| + | — Советовал ему. Говорил, что это слишком. | ||
| + | |||
| + | — Знаю. | ||
| + | |||
| + | — Этот путь никогда не был правильным, Азелас. Не так мы должны побеждать. И варп никогда не был оружием. Им нельзя воспользоваться. Это он использовал нас. | ||
| + | |||
| + | — Но ты всё ещё управляешь ситуацией. — Баракса смотрит на Абаддона. — Правда ведь? | ||
| + | |||
| + | == 7:iv. '''Колдун''' == | ||
| + | — Вы напуганы, — сообщает Ариман. | ||
| + | |||
| + | Это не наблюдение, а команда. Два слова определяют состояние трёх человек и указывают их разуму, что нужно делать. Они, разумеется, напуганы. Архивариус пятится от великана, пока не упирается спиной в книжный шкаф. Зиндерманн и Мауэр беспомощно и со страхом смотрят на жуткий силуэт. | ||
| + | |||
| + | По приказу космодесатника страх превращается в абсолютный ужас. Архивариус столбенеет и падает, роняя книги с полок. Мауэр прячет лицо в ладонях и опускается на колени. Её трясёт. Зиндерманн просто смотрит на гостя широко открытыми глазами и не может вдохнуть. Страх пронзил его, словно ржавый железный штырь. | ||
| + | |||
| + | — П-прошу... — сипит он, с трудом ворочая языком. | ||
| + | |||
| + | Ариман оборачивается на звук и с любопытством разглядывает смертного. | ||
| + | |||
| + | Воин Тысячи Сынов неестественно высок. В помещении будто что-то не так с перспективой. Словно неизвестный мастер подогнал листы и панели, отлитые из сумерек, так, что они выглядят как мантия, которую накинули поверх силовой брони, украшенной длинными, изогнутыми рогами. Ариман постоянно окутан тенью, в которой то и дело проскакивают искорки цвета: лазурь и синева, кармин и кошениль, висмут и корица смешаны с темнотой, будто пигменты в краске, и у каждого элемента тени есть свои цвет и текстура. | ||
| + | |||
| + | — Мне знакомо твоё лицо, — говорит астартес. — Ты — знаменитый итератор Кирилл Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | Старик в ответ лишь беззвучно шевелит губами. Его немолодое сердце готово остановиться в любой момент. | ||
| + | |||
| + | — Я с большим уважением отношусь к твоей работе и ремеслу. — Ариман замолкает и, видимо, что-то обдумывает. — Вы не напуганы, — наконец решает космодесантник. | ||
| + | |||
| + | Ужас разжимает когти. Мауэр падает на руки, тяжело дыша. Зиндерманн, шатаясь, хватает ртом воздух. Они по-прежнему боятся, но теперь это лишь собственный страх, а не колдовской ужас. | ||
| + | |||
| + | Ариман берёт бывшего итератора за руку и усаживает в одно из стоящих тут же кресел. В воображении Зиндерманна всплывает образ медвежьего капкана с затупленными зубьями, сомкнувшегося на запястье. | ||
| + | |||
| + | — Меня всегда восхищал ваш труд по сохранению истории Империума, — говорит Ариман. — С самых ранних дней Великого крестового похода я поддерживал работу Ордена Летописцев. | ||
| + | |||
| + | — Д-да, я п-помню, — выдавливает Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | — Нет ничего важнее познания себя и Вселенной, — продолжает библиарий. — Но человеческая память ненадёжна. Собранную информацию необходимо записывать со всем тщанием, и заниматься этим должны люди, серьёзно относящиеся к делу. Знаешь, Кирилл Зиндерманн, я могу читать будущее, но этого недостаточно. Нужно уметь читать и прошлое, ибо без него в будущем зачастую нет смысла. | ||
| + | |||
| + | — Т-ты собираешься н-нас убить? — Мауэр всё ещё не может подняться с четверенек. | ||
| + | |||
| + | — А надо? — спрашивает Ариман. — Вы хотите? Не мне вас винить. Я могу сделать всё быстро и безболезненно. Скоро бойня доберётся и сюда, а бежать некуда. Если желаете, я нанесу удар милосердия. Но, если честно, до вас мне дела нет. Хотя встреча с великим Кириллом Зиндерманном и оказалась приятной неожиданностью. Я пришёл по личному делу. А бездумные убийства оставим детям Ангрона и Луперкаля. | ||
| + | |||
| + | Высокая рогатая тень оборачивается и несколько секунд рассматривает книжные стеллажи. Потом снова переводит взгляд на смертных. | ||
| + | |||
| + | — Вы ведь понимаете, что проиграли? — спрашивает Ариман. — Сопротивляться бессмысленно. Терра пала, и Дворец скоро последует за ней. Ваш Император потерпел поражение, а Хорус, мой формальный командир, празднует победу. Впереди ждут только грабежи и разрушения. Ничто не уцелеет. | ||
| + | |||
| + | == 7:v. '''Бессмертный Фо''' == | ||
| + | Оно надвигается. Очень быстро. | ||
| + | |||
| + | Амон Тавромахиан продолжает стоять у выхода с Эгейского моста. Он неподвижен, как башня Приюта, вход в которую охраняет кустодий. | ||
| + | |||
| + | На другой стороне моста раскинулся Санктум Империалис, огромный и величественный город золотых дворцов, высоких шпилей и могучих башен. Страж чувствует, как от гула ударов трясётся и вибрирует земля под ногами. Над далёкими крышами поднимаются столбы пламени. За горизонтом что-то вспыхивает и мерцает. Ветер несёт хлопья пепла. В некоторых районах, включая те, что находятся меньше чем в пяти километрах к югу от его позиции и на изрядном удалении от стен, начались пожары. Беспощадный огонь ревёт, расцвечивая горизонт рыжими сполохами и пятная небо завесой тяжёлого чёрного дыма. Амон слышит редкие приглушённые выстрелы и усталый вой сирен. Последним будто не хватает воздуха. Слышит тяжёлые удары, грохот рушащихся стен, звон бьющегося стекла, крики и, время от времени, обрывки нечеловеческих песнопений, свивающихся в спирали на потоках воздуха, словно длинные, слюнявые языки. | ||
| + | |||
| + | Каждая клетка тела кустодия требует покинуть пост и отправиться в город. Там его место. Там он сможет сражаться. Вся его жизнь посвящена защите цитадели. Ради этой задачи он годами учился, тренировался и проходил суровые испытания. Ради этого его создали. Игнорировать её сейчас сравнимо с предательством. | ||
| + | |||
| + | Но у него приказ. И именно приказ удерживает Амона на месте вопреки всем желаниям. Воин подавляет эмоции. Нужно заниматься делом, которое ему поручили. Кустодий перебирает пальцами, что сжимают древко копья. Приказ есть приказ. Он должен быть исполнен до конца. | ||
| + | |||
| + | Потом он сможет делать что хочет. Пойдёт... нет, побежит на войну и защитит крепость, любовь к которой заложили в него при создании. | ||
| + | |||
| + | Это... это ожидание... наверное, станет самым тяжким испытанием в жизни Амона. Самой сложной кровавой игрой, требующей терпения и выносливости. Но он справится. Он — Легио Кустодес. | ||
| + | |||
| + | Страж замечает движение задолго до того, как гостья выходит из-за его спины, но не поворачивает головы. | ||
| + | |||
| + | — Он ещё работает, — говорит Андромеда-17. | ||
| + | |||
| + | — Процесс движется к завершению? | ||
| + | |||
| + | — Похоже на то. | ||
| + | |||
| + | — Ожидания? | ||
| + | |||
| + | — Ничего не скажу по срокам, но в случае успеха и оружие, и создателя нужно будет переправить в безопасное место. — Она замолкает на мгновение и горько смеётся над собственными словами. — А такое вообще существует? | ||
| + | |||
| + | — Возможно, Фо и оружие получится вывезти с планеты и спрятать. Существуют протоколы срочной эвакуации, которые ещё не были задействованы. | ||
| + | |||
| + | — Видимо, так и придётся поступить. | ||
| + | |||
| + | — Или, — продолжает Амон, — если результат окажется приемлемым, оружие можно использовать. | ||
| + | |||
| + | — Это уже не мне решать, — произносит Андромеда. — И, полагаю, не тебе. Потребуется одобрение... лорда Вулкана? Или предводителя Избранных. Кого-то из них. | ||
| + | |||
| + | — Это если мы полагаем, что лорд Вулкан или господин Хассан ещё живы. | ||
| + | |||
| + | — Ты думаешь... | ||
| + | |||
| + | Он поднимает руку и указывает вперёд. Простое, почти механическое движение. | ||
| + | |||
| + | — Тот пожар. Горят здания менее чем в двух километрах от Тронного зала. | ||
| + | |||
| + | — Значит, с нами покончено? | ||
| + | |||
| + | Золотой гигант не отвечает. | ||
| + | |||
| + | — Кустодий, я хочу сказать, что если все погибли, то... Решение придётся принять нам? | ||
| + | |||
| + | На этот вопрос Амон тоже не отвечает. Над Дворцом прокатывается очередная неспешная звуковая волна. Ветер колышет мантии селенарской геноведьмы. | ||
| + | |||
| + | — Что будет, если у Фо не получится? — спрашивает Андромеда. — Каковы твои приказы в таком случае? | ||
| + | |||
| + | — Вернуть его в камеру, если возможно, — отвечает Амон. — Ждать оценки ситуации и дальнейших указаний. Опять же, если возможно. | ||
| + | |||
| + | — А если он попытается нас обмануть? | ||
| + | |||
| + | — Фо — враг Трона. При необходимости я казню его, как любого предателя. | ||
| + | |||
| + | Он поворачивает голову и смотрит на женщину. | ||
| + | |||
| + | — Следи за ним очень внимательно. Докладывай о любых странностях. | ||
| + | |||
| + | — Ты мог бы заняться этим сам, — замечает геноведьма. | ||
| + | |||
| + | — Я с большой долей уверенности полагаю, что моё присутствие потребуется именно здесь для обеспечения безопасности Приюта. Враг быстро приближается. | ||
| + | |||
| + | Амон снимает с набедренной пластины небольшой нейросинергетический сигнализатор и отдаёт Андромеде. Та берёт устройство. | ||
| + | |||
| + | — Тогда я буду твоими глазами, — с этими словами она возвращается в башню. | ||
| + | |||
| + | == 7:vi. '''Приготовить последнее оружие''' == | ||
| + | Он не хочет видеть, как умирают люди, но не отводит взгляд, в отличие от остальных. Так примарх проявляет уважение к жертве. | ||
| + | |||
| + | Количество смертей в Тронном зале быстро растёт. Сколько погибших? Триста? Четыреста? Он перестал считать. | ||
| + | |||
| + | «Я это совершил, — думает Вулкан. — Я отдал приказ». | ||
| + | |||
| + | — Господин. | ||
| + | |||
| + | «Кровь на моих руках. Эта бойня...» | ||
| + | |||
| + | — Владыка Змиев, — это Абидеми. | ||
| + | |||
| + | Вулкан медленно поворачивается на голос Верного Дракона. Воин смотрит на генетического отца, а не на творящийся вокруг ужас. Левой рукой он прикрывает глаза от света. Не спасают даже защитные линзы шлема. | ||
| + | |||
| + | — Возможно, стоит отойти на безопасное расстояние, Владыка Змиев. | ||
| + | |||
| + | Все покинули территорию вокруг Трона. Все, кто мог. Служителям Аднектор Консилиум пришлось перетащить свои устройства и самим переместиться подальше от постамента. Количество смертей и нанесённый оборудованию урон стали слишком серьёзной помехой. Они установили адамантиевые ширмы и перегородки, похожие на куски броневой обшивки бункеров, в попытках укрыться от яростного излучения и продолжили работать, склонившись над приборами. Время от времени один из адептов всё равно падает без чувств, а пульты искрят и плавятся. Ни служки, ни сервиторы не подходят близко. Весь персонал, чиновники и служащие Дворца, которым каким-то образом удалось пробраться в Тронный зал, отошли к стенам. Вулкан слышит, как стонет и плачет толпа, жмущаяся по краям громадного помещения. Почти все отводят взгляды. | ||
| + | |||
| + | Даже проконсул Азкарель и остальные безмолвные стражи, стоявшие кольцом вокруг Трона, были вынуждены отступить. Теперь они несут дозор на пятьдесят метров дальше, чем раньше, и более широким кругом. Вооружённые копьями кустодии по-прежнему неподвижны и стоят спиной к сияющему пьедесталу. Золотая броня покрылась сажей, а красные плюмажи, венчавшие высокие шлемы, обратились в пепел. Вулкан видит бледные антитени, которые они отбрасывают на пол Тронного зала: неподвижные фигуры часовых блокируют часть излучения, оставляя на обугленных плитах вытянутые светлые пятна. | ||
| + | |||
| + | Он знает, что такой же силуэт отпечатался на плитах и за его спиной. Вся передняя часть доспехов покрылась пеплом. Металл нагревается и меняет цвет. Плащ тлеет. Только Вулкан, один из всех, не отошёл ни на шаг и не отвернулся. | ||
| + | |||
| + | Трон уже невозможно рассмотреть. Его окутал столб белого пламени. Раскалённые языки взметнулись высоко вверх, опаляя потолок. Ослепительное сияние. Нестерпимый жар. Великолепный полог над Троном давно сгорел. Постамент и опорная плита раскалились докрасна. Редкие и драгоценные металлы с далёких планет, из которых создавались детали несущих конструкций, начинают пузыриться и блестеть. Плиты из молдавита, что рождён из пламени взрывов упавших метеоритов, трещат и раскалываются. Жидкий пси-кюрий дрожит и стекает струйками, подобно ртути. От горящего психопластика исходит мерзкий запах палёной кости. Трон и человек, сидящий на нём, находятся в сердце этого пожара. Они давно скрылись за завесой ярчайшего света. Иногда из огненного столба вырываются протуберанцы пламени эмпирей, расплёскиваясь по полу, будто расплавленная порода. | ||
| + | |||
| + | Но ситуация стабильна. Старшие члены Консилиума докладывают, что контроль над работой Трона частично восстановлен, регент более не угасает с опасной скоростью. По крайней мере, пока. | ||
| + | |||
| + | Но какой ценой далась эта передышка... | ||
| + | |||
| + | Вулкан знает, что решение будет терзать его душу до конца последней из жизней. | ||
| + | |||
| + | В соответствии с директивами Негласного Указа кандидатов, наделённых псионическими способностями, продолжают доставлять в Тронный зал. Все они находятся в наркотической дрёме и помещены в антигравитационные саркофаги. Безмолвные сервиторы толкают их перед собой сплошным потоком от Серебряной двери и других входов в Тронный зал. Гробы для живых. Сотни уже здесь, и ещё тысячи на подходе. Нуль-девы из Сестринства ждут подле расположенных вдоль стен подъёмников и устанавливают саркофаги в специальные углубления. Другие Сёстры Безмолвия убирают отработавшие капсулы и готовят освободившиеся ниши для повторного использования. | ||
| + | |||
| + | Люди сгорают с пугающей скоростью. В воздухе пахнет пеплом, и Вулкан не может избавиться от чувства, что обугленные хлопья налипли на глотку. Пси-резонанс от массового жертвоприношения должен быть невыносим, но на деле практически отсутствует. Ненасытная машина всасывает и поглощает всю энергию до последней капли. | ||
| + | |||
| + | Вулкан видит каждую смерть. Так он отдаёт людям последнюю дань уважения. Ему бы хотелось найти возможность и время хотя бы записать их имена. История должна помнить о жертве каждого. | ||
| + | |||
| + | Но этому не бывать. | ||
| + | |||
| + | ''Сияние Золотого Трона'' | ||
| + | |||
| + | == 7:vii. '''На краю''' == | ||
| + | — Кромка Ножа! — кричит Адофель. Магистр ордена дал всем значимым точкам на линии обороны простые, но говорящие имена. Кромкой Ножа он нарёк крутой горный отрог на восточной границе глубокого ущелья между утёсами, на которых расположились восточные огневые площадки. | ||
| + | |||
| + | Его атаковали уже трижды. Сейчас Гвардия Смерти собирается предпринять четвёртую попытку штурма. Битва за горный проход идёт несколько часов, то затихая, то разгораясь с новой силой. Её можно воспринимать и как одно затянувшееся сражение, и как непрекращающуюся серию из десятков стычек. | ||
| + | |||
| + | Никто не слышит крик магистра из-за грохота орудий, в котором утонули Косой Камень, Уступ-Секира и Утёс-у-Ворот, но отряды Тёмных Ангелов всё равно перемещаются к платформам на восточном фланге. Они успевают вовремя и отбивают атаку Гвардейцев Смерти, которым оставалось преодолеть несколько метров отвесной скалы. Сынов Мортариона встречают залпы болтеров. А тех, кто успел взобраться выше, сталкивают в пропасть ударами копий и алебард. | ||
| + | |||
| + | Захариил, продолжая прятать лицо под маской, помогает приказам Адофеля, Корсвейна и остальных офицеров доходить до цели. Прячась в тени Опрокинутой Скалы, он наблюдает за полем боя и передаёт указания и предупреждения, координирует манёвры, обеспечивает расстановку постепенно тающих сил сенешаля. Вокс давно вышел из строя, а устные приказы можно передать лишь на небольшие расстояния. Только благодаря его телепатическим способностям легионеры Первого до сих пор действуют как полноценное войско. | ||
| + | |||
| + | Их успех сейчас зависит от выносливости и изобретательности. Под командой Корсвейна осталось слишком мало бойцов, чтобы прикрыть одновременно все направления. Захариил по мере возможности перемещает имеющиеся отряды, будто фигуры на игровой доске, отправляя их с огневых платформ на утёсы, с отрогов на крепостные стены, чтобы вовремя встретить врага и не дать им захватить плацдарм. Никто не возражает против псионических приказов. Это необходимость. Прагматизм перед лицом смерти. Если бы не голос в головах, позволяющий быть на шаг впереди неприятеля, оборона Тёмных Ангелов давно бы рухнула. | ||
| + | |||
| + | Точно так же никто не возражал против переименования элементов ландшафта. Это началось ещё до отключения вокс-связи. Нужны были короткие обозначения для ориентиров вдоль линии укреплений. На топографических картах горы, которые удалось раздобыть, использовались числовые обозначения и отметки высот. Цифры слишком легко перепутать в хаосе битвы. Простые и понятные названия, придуманные Адофелем, оказались быстрее и надёжнее. Кроме того, Корсвейн подозревал, что у Гвардии Смерти есть доступ к таким же картам. Термины Адофеля, даже когда их просто выкрикивали на поле боя, работали как шифр, скрывавший тактический замысел Тёмных Ангелов от неприятеля. | ||
| + | |||
| + | Так, Первый легион развернул линию обороны от Слепой Шпоры до Склона Трупов и продолжает отражать атаки. | ||
| + | |||
| + | Сколько продержится эта нехитрая маскировка? Гвардейцы Смерти, скорее всего, уже близки к расшифровке или как минимум догадались, что значат используемые Ангелами термины. Мозг Захариила тем временем начинает гореть от напряжения. | ||
| + | |||
| + | В дополнение к постоянной координации обороны он неотрывно следит за работой братьев внутри Полой горы и помогает им. Азрадаил, Картей и Тандерион остаются в гулких подземных залах. С отчаянным усердием они пытаются починить системы звёздного маяка и понять сложные псионические механизмы, которые управляют процессом. Отчасти им приходится восстанавливать оригинальные последовательности, созданные астропатами и архитекторами горы, а отчасти — использовать тайные знания, известные только мистикам Первого. Там, где псионические энграммы оказались полностью уничтожены, библиарии применяют эфирные механизмы, которые не видел никто за пределами внутреннего круга тайных орденов Калибана. | ||
| + | |||
| + | Трое воинов вымотаны тяжёлым трудом. Захариил ценой огромных усилий простирает свой разум, помогая товарищам и одновременно наблюдая за постоянно меняющейся картиной сражения. | ||
| + | |||
| + | Колдовство Тифа не даёт ему покоя. Голос голосов раздаётся в азифе роящихся мух, в шёпоте ветра, пропитанного силой хаоса, в каплях дождя. Он тянется из мокрой грязи и чёрных скал. Шёпот скользит по поверхности разума в поисках слабины, пытается пробраться внутрь. Захариил старается отогнать его, моргая, но слова Тифа застят глаза, будто нити паутины, липнут к губам, набиваются в рот. Нечем дышать... | ||
| + | |||
| + | == 7:viii. '''Смертельный поединок''' == | ||
| + | Пожиратели Миров атакуют, выскакивая из гноящейся тени мёртвого императорского титана, — около трёх десятков обезумевших бойцов. Невозможно сказать, ждали ли они в засаде или это просто случайная встреча. | ||
| + | |||
| + | Предатели несутся по пыльной равнине в сторону паломников, подобно стаду животных, и завывают, как умалишённые. Одни потерянные души нападают на другие. Но причины, по которым они потерялись, отличаются кардинально. Киилер слышит обрывки боевых кличей на награкали и чувствует, как Чжи-Мэн, держась за её руку, трясётся от страха. | ||
| + | |||
| + | В полукилометре от их позиции Секунданты вступают в бой. Эуфратия видит вспышки и мерцание орудий. Грохот долетает спустя мгновение. Видит искорки выстрелов, когда пехота открывает огонь. Затем нестройная шеренга Пожирателей Миров врезается в порядки свиты Сигизмунда, и всё исчезает в клубах пыли. Киилер слышит характерный грохот болтеров, звон брони и тяжёлые удары. | ||
| + | |||
| + | Сигизмунд тоже шагает вперёд, сбрасывая клинок с плеча. Скорость, с которой он рвётся в бой, поражает воображение. Киилер всегда изумлялась тому, как астартес с их габаритами и массой движутся быстрее даже лучших смертных атлетов. Интересно, каково это — быть настолько сильным и ловким, несмотря на тяжёлую броню? | ||
| + | |||
| + | И в очередной раз, став свидетелем этого зрелища, она испытывает укол сверхчеловеческого ужаса. Ей хватает одного взгляда на Сигизмунда. | ||
| + | |||
| + | Секунданты к этому моменту столкнулись с основной массой предателей, выдержали натиск и вступили в кровавую рукопашную схватку. Однако нескольким Пожирателям Миров удалось обойти авангардный отряд с фланга, и теперь они несутся прямо к колонне гражданских. | ||
| + | |||
| + | Сигизмунд встречает их в лоб. Он сокращает дистанцию со скоростью антилопы, двигаясь огромными прыжками. Затем, сблизившись, воин замедляет шаг, выбирая оптимальный темп для первого удара. Бегущий первым предатель не тратит время на подобные мелочи. Пожиратель Миров значительно превосходит противника габаритами и продолжает нестись во весь опор. | ||
| + | |||
| + | Они сталкиваются. | ||
| + | |||
| + | Предатель падает наземь. Изувеченный труп, подчиняясь инерции движения, кувыркается в пыли. Он практически разрублен надвое. Сигизмунд не теряет скорость после удара. Не нарушая шаг, он пропускает первую жертву мимо и бьёт второго Пожирателя Миров с такой силой, что тот отлетает и падает на спину. Ещё двое несутся на Чемпиона. | ||
| + | |||
| + | Имперский Кулак резко останавливается, поднимая шлейф пыли, переворачивает клинок остриём вниз и добивает упавшего противника, разворачивается навстречу следующему предателю и, вложив всю силу в размашистый удар, рассекает тому голову и торс. | ||
| + | |||
| + | Несколько братьев-храмовников вышли из боя и движутся на подмогу предводителю. Он позволяет им добить прорвавшихся Пожирателей Миров и концентрирует всё внимание на по-настоящему огромном противнике. | ||
| + | |||
| + | Этот предатель кажется настоящим чудовищем и вдвое превосходит размерами обычного космодесантника. Его доспех типа «Катафрактарий» раздулся и деформировался настолько, что воин Двенадцатого стал похож на доисторического пещерного медведя с горбатой спиной, массивными плечами, низко опущенной головой и толстыми, как стволы деревьев, лапами. Это явно предводитель, а остатки полукруглого плюмажа на шлеме подтверждают, что когда-то он был офицером. Впрочем, это обезумевшее животное, скорее всего, не помнит даже своего имени. Сигизмунд, сближаясь, поднимает клинок к лицу в воинском приветствии. Кому-то это могло бы показаться насмешкой, но Чемпион абсолютно искренен. Пожиратель Миров ревёт в ответ. Из зубастой пасти летят капли слюны. Цепной топор взмывает для удара. | ||
| + | |||
| + | Сигизмунд кувырком уходит из-под атаки и тут же поднимается на ноги. Чёрный клинок одним ударом перерубает рукоять топора. Предатель отбрасывает бесполезный обломок и достаёт из-за спины цвайхандер длиной с копьё. Тяжёлый меч обрушивается на Чемпиона, и тому приходится отойти на шаг, уклоняясь от удара. Даже с расстояния Киилер слышит свист, с которым гигантский двуручник рассекает воздух. | ||
| + | |||
| + | Пожиратель Миров начинает размахивать оружием из стороны в сторону. Из-за размеров меча кажется, что защититься невозможно. Сигизмунд раз за разом вынужден отступать, выходя из зоны поражения страшного оружия. Он не может ни обойти, ни блокировать атаку и не имеет возможности подобраться достаточно близко, чтобы ударить самому. | ||
| + | |||
| + | Чемпион концентрируется на мече. Чёрный клинок рассекает воздух и сталкивается с цвайхандером. Каждый удар клинка в клинок оглашает окрестности звоном, похожим на колокольный. Во все стороны летят искры. Имперский Кулак, со всем своим мастерством, сражается не с предателем, а с его оружием, отводя его в сторону, уклоняясь, парируя атаку. Каждое мгновение, каждый блок и выпад важны. Ему не нужно знать, когда закончится бой. Просто шаг за шагом приближать это окончание, здесь и сейчас, удар за ударом. | ||
| + | |||
| + | Постепенно расстояние между поединщиками сокращается, и громадный предатель вынужден сменить стойку на более короткую, чтобы цель оставалась в пределах досягаемости. Ему хватит одного взмаха. Единственное удачное попадание тяжёлого меча — и бой будет окончен. | ||
| + | |||
| + | Но цвайхандер не может коснуться цели, как бы близко она ни была. Клинки искрят и скрежещут. Лезвия снимают друг с друга металлическую стружку. | ||
| + | |||
| + | Вдруг Пожиратель Миров опускает оружие. Остриё двуручника падает в дорожную пыль. Киилер не сразу понимает, что происходит. | ||
| + | |||
| + | — Запястье... — ошарашенно бормочет Чжи-Мэн. Его мысленный взор способен рассмотреть подробности, недоступные глазам смертной. | ||
| + | |||
| + | Теперь и она видит, в чём дело. Сигизмунд сократил дистанцию, оказавшись в мёртвой зоне длинного меча, и ранил Пожирателя Миров в руку. Всё случилось настолько быстро, что Эуфратия не успела разглядеть движение. Имперский Кулак парирует очередной взмах и снова бьёт, прежде чем предатель успевает вернуть цвайхандер в позицию для защиты, практически отсекая запястье противника. | ||
| + | |||
| + | Тот с рёвом отшатывается, волоча за собой бесполезное оружие. Из раны толчками течёт чёрная кровь. Он уже понял, что будет дальше, и бьёт уцелевшей рукой. Удар такой силы мог бы снести каменную стену, но Сигизмунд уклоняется, направляет остриё чёрного меча в горло Пожирателя Миров и колет. | ||
| + | |||
| + | Предатель умирает почти беззвучно, потому что и трахея, и гортань рассечены пополам. На губах выступает кровавая пена. Чёрный меч погрузился в плоть по самую рукоять и вышел между лопаток. | ||
| + | |||
| + | == 7:ix. '''Как пережить победу''' == | ||
| + | — И вновь, в знак уважения, я предлагаю быструю смерть и спасение от грядущего кошмара. | ||
| + | |||
| + | — Я бы п-предпочёл, чтобы вы нас пощадили, — отвечает Зиндерманн. Он поднимается на ноги и пытается откашляться. Страх холодным комком по-прежнему стоит в горле. — Мы просто сторонние наблюдатели. Если, как вы говорите, история подошла к концу, то мне бы хотелось записать то, что от неё осталось. | ||
| + | |||
| + | Ариман внимательно разглядывает собеседника. Похоже, неуклюжие попытки бывшего итератора выторговать жизнь его позабавили. | ||
| + | |||
| + | — И что же конкретно ты собрался записывать, Кирилл Зиндерманн? — спрашивает астартес. | ||
| + | |||
| + | — Например... причины, которые побудили вас прийти сюда? — предполагает старик. — Возможно... это позволит лучше понять... другую сторону конфликта? | ||
| + | |||
| + | Ариман издаёт тихий, презрительный смешок и обводит взглядом ряды книг и иные произведения искусства. | ||
| + | |||
| + | — Я пришёл сюда один, до того как всё здесь будет уничтожено, в надежде найти что-то ценное. Я и раньше бывал в этой библиотеке, не так давно, но очень недолго. Не было возможности изучить её содержимое. В конце концов, это же хранилище сокровенных знаний Императора. И оно очень скоро сгорит, как и всё остальное. Я хотел спасти или хотя бы прочесть эти книги прежде, чем они исчезнут навсегда. | ||
| + | |||
| + | — Но разве ваш... магистр войны не сочтёт это актом неповиновения? — спрашивает Зиндерманн. — То, что вы отправились сюда, а не сражаетесь, как остальные? | ||
| + | |||
| + | — Меня это совершенно не волнует, — отвечает Ариман. — Да и его, думаю, тоже. На улицах более чем достаточно убийц. Хорус победил, а Император проиграл. Так вышло, что я на стороне победителей, но... | ||
| + | |||
| + | — Но? | ||
| + | |||
| + | — Мой легион тоже проиграл. И потерял многое. Мы слишком пострадали в этой войне. Во многом наша роль в конфликте была вынужденной, навязанной непререкаемой волей Хоруса и безразличием Императора. И вот, Кирилл Зиндерманн, я здесь не по приказу Луперкаля, а ради братьев из Тысячи Сынов. Это личное. Можно сказать, вопрос искупления. Император всегда утверждал, что не может помочь с нашей бедой, и ему вторили Сигиллит и Селенары. Но мне кажется, он лгал. И если это так, то истина, которую от нас скрывали, вероятно, находится здесь. Я хочу отыскать её прежде, чем орда варваров сотрёт библиотеку с лица земли. | ||
| + | |||
| + | Силуэт подплывает к ближайшему стеллажу и проводит сотканной из теней рукой вдоль корешков книг. | ||
| + | |||
| + | — А кроме того, — бормочет Ариман, — кажется, здесь есть и иные секреты. Фундаментальные знания, которые пригодятся Тысяче Сынов, если мы собираемся играть хоть сколько-нибудь значимую роль в новом мире. Потому что будущее не будет приятным даже для победителей. | ||
| + | |||
| + | == 7:х. '''Стратегия воспрещения''' == | ||
| + | Когда Негласный Указ был издан в последний раз, сгорела тысяча душ. И это совсем немного по сравнению с тем, что творится сейчас. Вереницы капсул кажутся бесконечными, но Вулкан прекрасно знает, что их ужасно мало. Сотни уже погибли. Сотни умирают прямо сейчас, на его глазах. Сколько ещё ждёт своей очереди? Сколько ещё людей они смогут бросить в топку? Рано или поздно топливо иссякнет. | ||
| + | |||
| + | И тогда... | ||
| + | |||
| + | Тогда придётся принимать последние решения. Последние несколько отчаянных и тяжёлых решений, которых он всей душой хотел бы избежать. | ||
| + | |||
| + | Талисман. Последнее средство. Немыслимое. | ||
| + | |||
| + | — Отойдите на безопасное расстояние, господин, — настаивает Абидеми. Вулкан прислушивается к совету, но не из беспокойства за своё здоровье, а в силу необходимости поговорить. Когда и если ему придётся совершить немыслимое, когда он отправится в пламя, чтобы добраться до Талисмана и, став Разрушителем... | ||
| + | |||
| + | Последние оставшиеся в живых командиры ждут примарха, укрывшись за адамантиевым щитом. Касрин, Хальферфесс, Мохаузен, офицеры Кустодиев и Сёстры Безмолвия. | ||
| + | |||
| + | — Докладывайте, — велит он, подходя к собравшимся. Они кланяются. Примарх видит, насколько все напряжены. Кто-то кашляет от запаха обугленного плаща и перегретых доспехов. Все отчёты описывают катастрофу. Конец вот-вот наступит и для них, и для застывшей во времени планеты. Он будет намного ужаснее самых мрачных догадок Вулкана. Азкарель, старший из присутствующих на планете Кустодиев, сообщает, что бои идут на всей территории Санктума вследствие прорыва внешнего периметра обороны и проникновения штурмовых групп противника в глубокий тыл по варп-коридорам, пронизавшим пространство Дворца, подобно червоточинам. Избранная Мохаузен докладывает, что ни одна из попыток связаться с отцом Вулкана и остальными членами операции «Анабасис» не увенчалась успехом. Кроме того, под угрозой стабильная связь между Тронным залом и штабом Гегемона. Хальферфесс не фиксирует активности и не может установить связь с Астрономиканом, не получала новых сообщений от флота Гиллимана и полагает, что подкрепления либо затерялись в варпе, либо дрейфуют, подчиняясь течениям штормов, окутавших эмпиреи вокруг системы Сол. Касрин жестами сообщает, что запаса пси-одарённых кандидатов для поддержания работы Сигиллита в рамках Негласного Указа хватит ещё на час, и это в лучшем случае. | ||
| + | |||
| + | Что касается варп-аномалии, то она никуда не исчезла и продолжает расти. Точное местоположение и причина возникновения остаются неизвестными. Единственное, что можно сказать наверняка, — её появление не связано с угасанием Малкадора. | ||
| + | |||
| + | Все участники совета по очереди описывают мрачные подробности последних часов Терры. Вулкан внимательно слушает, но усталый разум примарха не прекращает работать. Очевидно, что боевые действия на территории Внутреннего Санктума в лучшем случае сдержат врага. Астартес, сияющие кустодии и остатки отважных смертных воинов... они не могут победить. Можно лишь замедлить неотвратимое продвижение предателей. Осада подошла к концу. Война на материальном уровне проиграна. | ||
| + | |||
| + | Но речь идёт только о поверхности Терры. Вулкан прогоняет мрачные мысли и напоминает себе, что надежда ещё теплится. «Анабасис». То, что связь пропала, не означает, что операция закончилась провалом. Отец обладает невероятной, ужасной мощью, и его сопровождают Ангел, Рогал, Константин и роты величайших воинов человечества. И пока остальные ждут здесь, под куполом щитов, возможно... Да, ещё есть шанс, что отец смог ворваться в логово Луперкаля на орбите и в любую секунду придёт весть о поражении Архипредателя и захвате ''«Мстительного духа».'' | ||
| + | |||
| + | В любую секунду, в любой миг. Спасение и даже победу ещё можно вырвать из пламени небытия в этот последний роковой час. | ||
| + | |||
| + | А если нет, то, по крайней мере, можно отнять победу у Хоруса. Вулкан наконец осознал, что готов к такому повороту событий. Он готов использовать Талисман. Если «Анабасис» потерпит неудачу и они всё-таки проиграют, то примарх Восемнадцатого не даст Луперкалю победить. | ||
| + | |||
| + | И есть ещё один вариант, ещё одна переменная, практически столь же страшная и немыслимая, как Талисман. И ей тоже можно воспользоваться. | ||
| + | |||
| + | == 7:xi. '''Масштабная проверка работоспособности''' == | ||
| + | — Где он? — спрашивает Андромеда-17, поднимаясь на лабораторный этаж Приюта. Ксанфус стоит у одного из окон и смотрит вдаль. Он оборачивается на голос, и женщина видит маску страха на лице Избранного. | ||
| + | |||
| + | — Работает. | ||
| + | |||
| + | — Его здесь нет. | ||
| + | |||
| + | — Наверху, — отвечает Ксанфус. — Следующий этаж. | ||
| + | |||
| + | — Ты же должен за ним следить, — рычит Андромеда. | ||
| + | |||
| + | — Да. | ||
| + | |||
| + | — Как коршун, Избранный. | ||
| + | |||
| + | Он, потупившись, кивает и машет рукой в сторону окна. | ||
| + | |||
| + | — Я просто... Просто смотрел. Насколько всё плохо? | ||
| + | |||
| + | — А ты сам как думаешь? | ||
| + | |||
| + | Вместо ответа Ксанфус пожимает плечами. | ||
| + | |||
| + | — Вот. На самом деле всё ещё хуже. | ||
| + | |||
| + | Андромеда направляется к лестничному пролёту. Ксанфус рассеянно идёт следом. | ||
| + | |||
| + | Этажом выше расположилась вторая лаборатория. В центре помещения стоят кругом пять больших хромированных баков. Всё залито холодным синим светом. У одной из стен находится большая печь для утилизации органических отходов. Фо сидит за главным пультом, корректируя состав биохимикатов и питательных веществ, что подаются из резервуаров под потолком. | ||
| + | |||
| + | Андромеда разглядывает один из сосудов. Это биосборочный модуль, вероятно, аналогичный станкам, на которых Сигиллит когда-то сплетал генные спирали первых астартес. Возможно, с помощью именно этих устройств он совершил первые шаги, и именно они послужили прототипами для генных фабрик проекта. | ||
| + | |||
| + | Неудивительно, что на входе были такие системы безопасности. | ||
| + | |||
| + | Баки тёплые и гудят. Сквозь запотевшую герметичную крышку из толстого стекла видно, как внутри бурлит, смешиваясь, первичный бульон из биоматериалов. | ||
| + | |||
| + | — Эти машины работают, — произносит Андромеда. | ||
| + | |||
| + | — Разумеется, — отвечает Фо (на самом деле я слишком занят, чтобы слушать, что там она говорит). | ||
| + | |||
| + | — Они работают, Фо. | ||
| + | |||
| + | — И что с того? | ||
| + | |||
| + | Геноведьма подходит вплотную к старику. | ||
| + | |||
| + | — Доработка твоего оружия должна была остаться в теоретической плоскости, — говорит она. — Когитаторов и анализаторов этажом ниже достаточно для... | ||
| + | |||
| + | — Нет, недостаточно. — Он явно раздражён попыткой отвлечь его от работы. — Даже близко не достаточно! | ||
| + | |||
| + | — Фо… | ||
| + | |||
| + | Учёный откладывает в сторону пластины со схемами клеточной структуры, над которыми только что усердно трудился. | ||
| + | |||
| + | — Ты хочешь, чтобы оружие было завершено, или нет, геноведьма? | ||
| + | |||
| + | — Эта работа не нуждается в практической части, — отвечает Андромеда. — Совсем. А ты спекаешь гены, Фо. Баки для плоти готовы к работе. Ты выбираешь анатомические шаблоны... | ||
| + | |||
| + | — Ну разумеется! — огрызается Фо. — Вам же нужен корректный результат, причём быстро. Теоретических изысканий недостаточно. Спустись вниз. Проверь сама. Я уже всё сделал. А теперь модель нужно проверить, чтобы подтвердить правильность гипотезы. Я же объяснял. Систематические проверки... | ||
| + | |||
| + | — Но не... не так! — восклицает женщина, указывая на баки. | ||
| + | |||
| + | Фо подаётся вперёд и ухмыляется. | ||
| + | |||
| + | — Несколько образцов делу не помогут, — произносит он. — Эта лаборатория слишком мала. Я использую предыдущие наработки, чтобы вырастить достаточный объём биомассы для испытания вируса. Назовём это масштабной проверкой работоспособности. | ||
| + | |||
| + | == 7:хii. '''Корсвейн в ловушке''' == | ||
| + | Корсвейн видит, как падает Сайфер. Одинокая фигура на вершине выступа, который Адофель окрестил Опрокинутой Скалой, опускается на колени и прижимает ладони к лицу. | ||
| + | |||
| + | Из боя, в котором увяз сенешаль, нельзя выйти, но он пытается. Кошмарные воины Гвардии Смерти штурмуют бастионы Уступа-Секиры. Вспышки молний отражаются в блестящей под дождём серо-зелёной броне. Порождённые хаосом ветра завывают в горном проходе, за который сражаются легионеры, и разбиваются об осыпающиеся линии обороны Тёмных Ангелов. В воздухе пахнет гнилью. | ||
| + | |||
| + | — Держать позиции! — кричит он Ваниталу. Тот передаёт приказ восьмерым бойцам своего отделения, и они удваивают усилия, продолжая сражаться и убивать врагов в жидкой грязи у подножья утёса. Корсвейн покидает строй и тут же переходит на бег. Капли дождя разлетаются с брони, когда он прыгает с Уступа-Секиры и падает на огневую платформу уровнем ниже. За спиной раздаются болтерные выстрелы, порывы ветра пытаются подхватить и унести его. Корсвейн проносится по разбитой платформе и цепляется за лестницу, прикрученную к нависающей скале. Два масс-реактивных снаряда пролетают мимо головы. Третий врезается в металлические перила, срывая их с крепежа в облаке пламени и осколков. | ||
| + | |||
| + | Сенешаль добирается до конца пролёта. Платформа Косой Камень. Всего несколько минут назад враг концентрировал на ней все силы, но сейчас здесь до странного тихо. Атака отражена, и защитники переместились на подмогу товарищам, сражающимся за Уступ-Секиру. Он бежит дальше, перепрыгивая через трупы. Дождь продолжает колотить по броне. Дальний конец платформы попал под ракетный удар Гвардии Смерти и превратился в мешанину из искорёженных балок и фрагментов обшивки. Корсвейн сбавляет темп. На противоположной стороне разлома уцелела часть настила, закреплённого у основания Опрокинутой Скалы. Слишком широко. Даже космодесантник не сможет перепрыгнуть. И слишком далеко падать. | ||
| + | |||
| + | Он снова смотрит вверх. Сайфера уже не видно за отрогом высокой скалы. Зато видно легионеров Гвардии Смерти, что карабкаются вверх по камням, будто пауки. | ||
| + | |||
| + | Он отходит на несколько шагов и внутренне готовится к прыжку. Пусть даже точно — совершенно точно! — знает, что это самоубийство. Нужно найти другой путь. Корсвейн убирает меч в ножны и начинает взбираться по отвесной скале. Эта задача представляется чуть менее невозможной. Камни намокли так сильно, что кажутся покрытыми слизью. Пальцы скользят, а когда удаётся зацепиться за трещину, порода тут же начинает крошиться. Он продолжает подъём, больше всего на свете мечтая о прыжковом ранце. Увы, у них не осталось ни энергии, ни топлива. Боеприпасы почти на исходе. Тёмные Ангелы истратили все запасы, сдерживая Тифа. Осталось полагаться только на клинки, кости и грубую силу. | ||
| + | |||
| + | Но Корсвейн знает, что, если враг доберётся до лорда Сайфера и убьёт его, всё закончится. Сайфер — львиное сердце обороны. Его появление пробудило надежду и ободрило бойцов. Предателям это известно. Они знают, что смерть Сайфера опустошит Тёмных Ангелов и обеспечит победу. | ||
| + | |||
| + | Камни трещат под бронированными пальцами. Обломки, кувыркаясь, валятся вниз. Корсвейн изо всех сил цепляется руками и ногами за скалу. Ему удаётся удержаться на поверхности. | ||
| + | |||
| + | И он медленно ползёт вверх. | ||
| + | |||
| + | == 7:xiii. '''Путь''' == | ||
| + | — Да, — отвечает Абаддон, отбрасывая постыдные грёзы. — Я контролирую ситуацию. Отдай приказ двигаться дальше, Баракса. Нужно его отыскать. Будем надеяться, что... | ||
| + | |||
| + | Первый капитан решает не заканчивать предложение. Баракса рычит команды, и штурмовые отделения приходят в движение. | ||
| + | |||
| + | — Если это Инженерный Восемь-Двенадцать, — произносит Сикар, — то он пересекается с третичной сквозной магистралью. Там можно подняться до мостика. | ||
| + | |||
| + | Абаддон кивает. Сикар отдаёт указания. Сыны Хоруса расходятся по боковым коридорам. Капитан готовится отправиться следом. | ||
| + | |||
| + | Но замирает. | ||
| + | |||
| + | Управлять, не подчиняться. | ||
| + | |||
| + | Сердце начинает биться быстрее. Всё это время он отвергал дары имматериума, зарекался пользоваться его коварными подачками. На войне должны сражаться солдаты. Так всегда было, и это правильно. | ||
| + | |||
| + | В то же время Абаддон понимает, что запятнан скверной. Она коснулась каждого — через выбор, через пройденный путь, независимо от желания. Абаддон не отдался ей всецело, как проклятый Икари, Фал или Доргаддон, но вместе со всеми последовал во тьму за отцом. | ||
| + | |||
| + | Управлять, не подчиняться. | ||
| + | |||
| + | Значит, он тоже проклят? Тоже продал душу и даже не понял этого? | ||
| + | |||
| + | Управлять, не подчиняться. | ||
| + | |||
| + | — Эзекиль? | ||
| + | |||
| + | — Постой... — бормочет он, опуская взгляд на руки. Насколько глупо с его стороны полагать себя свободным? Может, это очередная ложь? Или он всё-таки по-прежнему хозяин своей судьбы? Сохранил ли он контроль? | ||
| + | |||
| + | И если так, что это даёт? | ||
| + | |||
| + | — Эзекиль? | ||
| + | |||
| + | Абаддон пинком сносит дверь магазинчика. Старые доски разлетаются в труху, наполняя воздух кружащимися деревянными волокнами. Внутри всё пребывает в запустении и покрыто пылью. На столе лежат полусгнившие справочники и астрономические таблицы. Тут же — треснувший хрустальный шар на подставке. Рядом валяется перевёрнутый стул с резными ручками в форме василисков. На стенах висят старинные карты звёздного неба и схематические изображения ладоней с пронумерованными и подписанными бугорками и линиями. У нарисованных ладоней больше пяти пальцев. Всё оплетено паутиной, настолько густой, что можно подумать, будто вещи накрыли марлей. С древнего, провисшего и протекающего потолка злобно сверкают два обеззараживающих светильника. | ||
| + | |||
| + | Первый капитан шагает через порог. Он слышит, что Баракса зовёт его по имени, а юстаэринцы Сикара с треском протискиваются в двери следом за командиром. Дальней стены у приюта астролога нет. Прошагав по тёмному помещению, Абаддон оказывается в маленьком замшелом дворике. Под ногами вроде бы старая мостовая, но камни уложены под углом и наползают на лист палубного настила. На мощёной стороне двора стоят три золотых статуи, но они наполовину ушли в землю, причём не в плоскости наклона тротуарной плитки. Они так валятся вбок, что, по идее, должны упасть, но по середину бедра утонули в камне, будто в зыбучем песке. Два изваяния безголовые, а у третьего явно нечеловеческое лицо. | ||
| + | |||
| + | Абаддон не задерживается. На статуи, какими бы жуткими они ни были, времени нет. Здесь, в этом маленьком безымянном дворике, несколько локаций сплелись воедино, подползая друг под друга, как крохотные тектонические плиты. И в этих точках соприкосновения одна реальность вытесняет другую. | ||
| + | |||
| + | — За мной, — рычит первый капитан. Дождь стучит по броне и мостовой. Это не вода из пробитой трубы где-то на верхних уровнях, а настоящий дождь. Абаддон неуклюже ступает по наклонённой в разные стороны земле. Впереди виднеется открытый люк, почему-то установленный в поросшей лишайниками стене. Знакомый люк. | ||
| + | |||
| + | Воздух полнится шёпотом и бормотанием. Абаддон игнорирует голоса. Ему всё равно, предупреждения это, советы, ругательства или хвалы. Они не имеют значения. | ||
| + | |||
| + | Он, вскинув болтер, проходит сквозь люк. | ||
| + | |||
| + | И оказывается на мостике ''«Мстительного духа».'' | ||
| + | |||
| + | Ровно там, где и хотел оказаться. Позволив интуиции вести себя, он сэкономил полчаса времени — именно столько ушло бы на дорогу от Инженерного Восемь-Двенадцать. | ||
| + | |||
| + | «Интересно, — думает он, — это я нашёл дорогу или она меня?» | ||
| + | |||
| + | «Или так захотел отец?» | ||
| + | |||
| + | Управлять, не подчиняться. Абаддон надеется, что всё-таки справился сам. Эта мысль наполняет его приятным чувством уверенности. Отец называл подобные моменты приливом энергии — мгновениями невероятной чистоты мыслей. Луперкаль утверждал, что именно в такие мгновения по-настоящему познавал себя и своё истинное я. Когда отец в последний раз испытывал подобное? | ||
| + | |||
| + | Абаддон ухмыляется собственным мыслям. Он привык не верить ничему и никому. Кроме себя. Он — Абаддон. Он силён. Он — первый, мать его, капитан Сынов Хоруса. Он отыщет отца и защитит. Они будут сражаться плечом к плечу. И вместе проложат путь в будущее. | ||
| + | |||
| + | == 7:xiv. '''Клыки Льва''' == | ||
| + | Корсвейн переваливается через край уступа у основания Опрокинутой Скалы. Всё вокруг окутала тьма, которую раз в несколько мгновений разгоняют болезненные вспышки молний. Это одна из самых высоких точек линии обороны, у самого прохода. Скала прикрывает сенешаля от ветра, и он больше не слышит грохот битвы, идущей на склонах внизу, за полдюжины узких проходов от него. Ярость последнего боя Тёмных Ангелов утонула в шуме дождя и жужжании насекомых. | ||
| + | |||
| + | Он поднимается на ноги. Тело болит после теоретически невозможного и определённо безумного подъёма по отвесной скале. Куда ни глянь — чёрный воздух наполнен блестящими точками. Капли дождя и рои мух кажутся сплошной плотной массой. | ||
| + | |||
| + | Сенешаль идёт сквозь ливень, доставая клинок из ножен. Нужно добраться до Сайфера. Сайфер не должен погибнуть. | ||
| + | |||
| + | Сайфер, возможно, уже убит. | ||
| + | |||
| + | Корсвейн бежит вверх по Опрокинутой Скале. Вода ручьями течёт по склону, из-за чего ноги предательски скользят. Она темнее обычного. Это кровь? Его кровь? | ||
| + | |||
| + | Сквозь завесу дождя проступает широкий уступ, нависший над горным проходом, подобно древнему алтарю. Стоит Корсвейну выбраться на открытое пространство, как ветер обрушивает на него свою ярость. Воин видит неподвижного Сайфера, лежащего на камнях. Видит тёмные силуэты Гвардейцев Смерти над кромкой скалы. Адские создания преодолели подъём по короткому маршруту и, как и боялся сенешаль, справились с задачей куда быстрее него. На стороне Тёмного Ангела были упорство и трансчеловеческая мощь. Их же гнала вперёд колдовская сила. | ||
| + | |||
| + | Легионеры Четырнадцатого действительно выглядят как потусторонние сущности. Кошмарные, массивные чудовища в тяжёлой броне, которая, намокнув под дождём, кажется покрытой слоем чёрного лака. Даже с такого расстояния чувствуется исходящий от них гнилостный запах. Корсвейн видит крючья и клинки, которыми они вооружены, и оранжевое свечение, вырывающееся из смотровых щелей шлемов. Некоторые уже подобрались к телу на расстояние удара. | ||
| + | |||
| + | Сенешаль опоздал. | ||
| + | |||
| + | Но он не один. | ||
| + | |||
| + | На уступе стоит Бруктас. Культя отсечённой руки воина наскоро перевязана и уложена в шину. Похоже, не только Корсвейн заметил, что лорд Сайфер упал. После недавнего сражения Бруктаса унесли с линии фронта, чтобы передать апотекариям. Возможно, именно оттуда, с возвышенности у портала, он увидел надвигающуюся катастрофу. Как бы то ни было, Бруктас пришёл. Он помчался на подмогу так быстро, как мог. И сейчас одинокий и тяжело раненный Тёмный Ангел защищает тело Сайфера, отражая атаки лезущих со всех сторон врагов. | ||
| + | |||
| + | Кровь, текущая вниз по скале, льётся из мёртвых тел воинов Четырнадцатого. | ||
| + | |||
| + | Выкрикнув имя отца, Корсвейн врывается в бой, вставая рядом с боевым братом, и первым же ударом меча сбивает Гвардейца Смерти с уступа. Тот падает в пропасть, оставляя за собой шлейф из капель воды и крови. Здесь, на вершине скалы, сенешаль снова оказывается во власти стихии и с трудом удерживает равновесие, борясь с завывающей колдовской бурей. | ||
| + | |||
| + | Он блокирует удар тяжёлой булавы и пронзает бронированное чудище прежде, чем тот успевает добраться до Бруктаса с уязвимой стороны. Грузно ступая против ветра, сенешаль занимает место рядом с раненым боевым братом. В течение нескольких мгновений каждому из них приходится защищаться от двоих-троих противников одновременно, парируя и отражая удары. Если бы не удачная позиция на узком уступе, позволяющая даже одному бойцу эффективно держать оборону от превосходящих сил неприятеля, Бруктас давно бы погиб. Но теперь уже двое защитников отбивают атаку врага. Трупы Гвардейцев Смерти усеяли окрестные скалы и свисают над пропастью. Некоторые улетают во тьму с разрубленными и раздробленными головами. Корсвейн сталкивает очередного противника с обрыва и видит, как взлетают и цепляются за камни абордажные крючья. Он, превозмогая ветер и дождь, спешит к ним, но ждёт, когда закреплённые тросы как следует натянутся, прежде чем их перерубить. Так он может быть уверен, что вниз рухнут не только верёвки. | ||
| + | |||
| + | Наконец тросы вздрагивают, подобно струнам, стряхивая налипшие капли дождя. Сенешаль проводит лезвием поперёк волокон и сквозь завывания ветра слышит металлический грохот далеко внизу. | ||
| + | |||
| + | Ещё один вражеский легионер пытается влезть на скалу. Из-за края уступа показываются голова и тяжёлые наплечники. Корсвейн впечатывает бронированную подошву в забрало предателя и отбрасывает того назад. Гвардеец Смерти улетает прочь, размахивая руками и сверкая глазами. | ||
| + | |||
| + | Шторм в очередной раз пробует унести Тёмного Ангела вслед за жертвой. Корсвейн удерживает равновесие. | ||
| + | |||
| + | Из-за спины раздаётся крик Бруктаса. Сразу четверо ублюдков Тифа одновременно преодолели подъём, и один уже заставил раненого Тёмного Ангела опуститься на колени ударами боевого молота. Бруктас не сдался и пытается закрыть Сайфера собственным телом. | ||
| + | |||
| + | Корсвейн, опустившись на колено, подхватывает один из торчащих в скале абордажных крюков и атакует врага с мечом в правой руке и импровизированным оружием в левой. Легионер в исходящей паром, горячей, будто от лихорадки, броне пытается отмахнуться клинком. Сенешаль блокирует тяжёлый удар противника рукоятью крюка. Обрывок перерубленной верёвки болтается на конце, как декоративная кисточка. Тёмный Ангел отводит оружие врага в сторону, вскрывая защиту, и вонзает меч в нагрудник. Из пробоины хлещет фонтан неизвестной жижи, а затем оттуда же вырывается рой насекомых. Корсвейн с отвращением отбрасывает полумёртвого Гвардейца Смерти в сторону крюком. Тот шатается, исторгая насекомых и вязкий гной, врезается в одного из товарищей и вместе с ним улетает в пропасть. Корсвейн продолжает атаку и ударом крюка раскалывает наплечник третьего предателя. Затем тянет оружие на себя так, что две загнутых лапы вонзились в плечо воина, увлекая того вперёд. Не имея возможности освободиться, Гвардеец Смерти падает на четвереньки, и сенешаль перерубает ему хребет. | ||
| + | |||
| + | Четвёртый противник вступает в бой. Корсвейн пропускает удар по левому наплечнику и пошатывается, на мгновение потеряв равновесие. В тот же миг его облепляет назойливый рой жуков, что клубятся вокруг предателя, словно дымное облако. Он слышит шелест их лапок и болезненный шёпот, скрытый за стрёкотом крыльев. | ||
| + | |||
| + | Что-то отвлекло Гвардейца Смерти. Бруктас сумел встать и атаковал предателя с фланга. Корсвейн видит, что боевой брат тяжело ранен и слабеет с каждым ударом, но его ярость пылает как никогда. Вот она, отвага рождённых на Калибане! Вот они, клыки Льва! | ||
| + | |||
| + | Сенешаль встаёт рядом с Бруктасом, прикрывая его со стороны потерянной руки, и сбрасывает предателя со скалы. | ||
| + | |||
| + | == 7:xv. '''Из праха''' == | ||
| + | — Вставай, — говорит Лидва. | ||
| + | |||
| + | Олл не шевелится и продолжает сидеть на камне, обхватив голову руками. | ||
| + | |||
| + | — Вставай, — повторяет астартес. | ||
| + | |||
| + | Перссон поднимает взгляд на космодесантника. Он настолько потрясён, что не может говорить. | ||
| + | |||
| + | — Да, они погибли, — произносит Лидва. — Ты не смог их спасти. И я не смог. Сожалею. | ||
| + | |||
| + | Вечный только качает головой. | ||
| + | |||
| + | — Прости, не умею произносить речи. Это работа Грамматикуса. Но он сейчас не в состоянии выдать пламенную тираду. | ||
| + | |||
| + | Старый солдат скалится, смерив взглядом бронированного великана. Повсюду оседают клубы пыли, густые, как вулканический пепел после извержения. Они оба покрыты этой пылью с ног до головы. Она останется висеть в воздухе до скончания времён. | ||
| + | |||
| + | Сквозь завесу можно не без труда разглядеть силуэт Джона. Он отошёл метров на двадцать от товарищей и разбирает завалы в поисках тел. Из-за сильного растяжения и порванных связок одну руку приходится поджимать к туловищу. Челюсть и нижняя половина головы логокинетика перемотана тряпками. Лицо превратилось в жуткую кровавую маску. На влажную повязку липнет пыль. Олл не понимает, как Грамматикус с такими травмами умудряется оставаться не то что на ногах, а вообще в сознании. | ||
| + | |||
| + | — Значит, ты сдался? — спрашивает Лидва, сверля Перссона взглядом немигающих синих глаз. | ||
| + | |||
| + | — Лидва... | ||
| + | |||
| + | — Ты знаешь, что сказал бы Грамматикус. Можешь себе представить. Мы зашли очень далеко. Нужно продолжать. Да, они погибли. Но если ты сдашься сейчас, что изменится? Их смерть станет напрасной. Ты этого хочешь? | ||
| + | |||
| + | — Заткнись. — Олл медленно поднимается на ноги, кашляя пылью. | ||
| + | |||
| + | — Я задал вопрос. | ||
| + | |||
| + | — Я хотел бы, чтобы они никогда здесь не появлялись. Чтобы не ходили за мной. Чтобы остались там, где жили, и не проходили через всё это. | ||
| + | |||
| + | — Тогда они всё равно бы погибли. А так эти люди смогли обменять свои жизни на что-то ценное. | ||
| + | |||
| + | — На что? | ||
| + | |||
| + | — На время. Для тебя. Нужно найти нож и довести дело до конца. | ||
| + | |||
| + | — Втроём? | ||
| + | |||
| + | — Перссон, этот отряд никогда не был чем-то серьёзным. Твои спутники мне нравились. Отваги им было не занимать, но силой не мог похвастаться ни один. Мы не обладали боевой мощью. И сейчас, без них, мы не стали слабее. | ||
| + | |||
| + | — Жестоко. В тебе говорит прагматизм астартес? | ||
| + | |||
| + | — Я делюсь наблюдениями. | ||
| + | |||
| + | Олл сплёвывает чёрную от пыли слюну. | ||
| + | |||
| + | — Актея... | ||
| + | |||
| + | — Да, она была самой сильной. Возможно, даже выжила. И спасла девчонку. Но если так, то ублюдок Эреб тоже мог выжить. Вот тебе и прагматизм. | ||
| + | |||
| + | Олл сверлит космодесантника взглядом и уходит прочь. Он перелезает через камень, на котором сидел, и ковыляет к Джону. На Грамматикуса больно смотреть. Кажется, что только грязные тряпки, которыми перемотана его голова, не дают ей развалиться на куски. Часть лица, которую видно из-под повязки, отекла и посинела. Рот, пострадавший сильнее всего, полностью скрыт за окровавленными полосами ткани. Травмированную руку он прижимает к груди. Пальцы свисают, как птичьи когти. Он мрачно смотрит на приближающегося Вечного, вычищая пыль из глаз здоровой рукой. | ||
| + | |||
| + | — Сядь и отдохни, — говорит Перссон. — Мы ничего не найдём. | ||
| + | |||
| + | Их окружает несколько гектаров дымящихся каменных обломков. | ||
| + | |||
| + | Джон что-то буркает из-за обмоток. | ||
| + | |||
| + | — Что? | ||
| + | |||
| + | Логокинетик рычит. Он не может говорить. Рот и челюсть слишком сильно пострадали. Рабочая рука приходит в движение, пальцы неуклюже складываются в символы горт-кода. | ||
| + | |||
| + | ''«Заткнись. Пошёл ты. Ищи».'' | ||
| + | |||
| + | Олл снова закашливается и пожимает плечами. Он начинает поиск, двигаясь параллельно Джону. Вскоре к ним присоединяется Лидва. | ||
| + | |||
| + | Зибеса находят минут через десять. Он лежит на спине. Остаток конечности Графта так и торчит между рёбер. Крупный обломок размозжил голову и плечи несчастного. Олл рад, что не видит лица Гебета. Ему было бы стыдно смотреть спутнику в глаза, пускай и мёртвые. | ||
| + | |||
| + | Джон опускается на корточки и осматривает землю рядом с телом, после чего стонет, привлекая внимание. Нож нашёлся. | ||
| + | |||
| + | Клинок раскололся на три части. | ||
| + | |||
| + | Олл разглядывает лежащие на ладони фрагменты. Просто мёртвый камень. Артефакт словно бы тоже погиб и потерял все чудесные свойства. Олл убирает находку в карман куртки. | ||
| + | |||
| + | — Перссон? | ||
| + | |||
| + | Лидва стоит в двадцати метрах от него, держа в руке красный клубок. Он сильно уменьшился в размерах после того, как упал со стены и прокатился по земле. Астартес начинает сматывать нить, змеящуюся между обломков. Она натягивается. | ||
| + | |||
| + | — Стой! — говорит Олл. Слишком поздно. Лидва потянул сильнее, и нить, зацепившись за камень или обломок, обрывается. | ||
| + | |||
| + | — Вот и всё, — вздыхает Перссон. | ||
| + | |||
| + | — Мы не смогли бы собрать её всю, — отвечает Лидва, сматывая последние метры пряжи. | ||
| + | |||
| + | — Теперь она бесполезна. | ||
| + | |||
| + | ''«Это же просто символ», — говорит Джон.'' | ||
| + | |||
| + | — Да, — кивает Олл. — Именно так. | ||
| + | |||
| + | — Ты придаёшь этому слишком много значения. — Астартес протягивает Вечному клубок. | ||
| + | |||
| + | — Нет. Всё вокруг нас — символы. И нож, и нить... и эта война. | ||
| + | |||
| + | — И что же они означают? — спрашивает Лидва. | ||
| + | |||
| + | — Да если бы я знал, — отвечает Олл. | ||
| + | |||
| + | == 7:xvi. '''Последние приказы''' == | ||
| + | — Итак... Ваше мнение? — спрашивает Илия Раваллион. | ||
| + | |||
| + | — Это радикальные меры, — отвечает Сандрина Икаро. Она стоит над пультом Илии, вчитываясь в разработанный тактический план. | ||
| + | |||
| + | — Госпожа, мне кажется, сейчас самое время для радикальных мер, — отвечает та. Офицеры делают вид, что не замечают запаха гари и грохота взрывов, раздающихся совсем рядом. Архивраг прорвался в Санктум. Значимая часть последней крепости уже утрачена. Если верить отчётам, предатели двигаются к башне Гегемона. Каждый следующий залп, кажется, звучит ближе, чем предыдущий, и каждый раз Икаро вздрагивает. Илия замечает, что командир берёт с собой старую штурмовую винтовку каждый раз, переходя от стола к столу. | ||
| + | |||
| + | Предложение Илии простое и безыскусное. Космопорт Львиных врат, который, вопреки всем ожиданиям, до сих пор держится, обладает самыми мощными наземными орудиями на территории Дворца. По приказу Икаро они прекратили стрелять по флоту предателей и сейчас простаивают. Илия предлагает навести их на поверхность, на территорию Санктума. Вернее, на смежную с ним Палатинскую зону. Это не предотвратит проникновение вражеских сил в последнюю крепость, но сможет нанести серьёзный урон подразделениям, прибывшим к Дельфийской стене и ожидающим, когда их отправят на прорыв. | ||
| + | |||
| + | В масштабах сражения это, конечно, ничего не изменит, и в условиях, когда все системы наведения сбоят, а относительные расстояния постоянно меняются, риск промаха велик. Но хоть что-то. Тем не менее приказ об обстреле Дворца кажется предельно противоестественным. | ||
| + | |||
| + | Икаро бросает короткий взгляд на Сидози, надеясь на комментарий. Но тот не слушает. И дело не в нарастающем грохоте сражений, доносящемся из залов возле Ротонды. Несколько минут назад через главный контрольно-пропускной пункт в штаб прибыл ещё один Избранный. Его зовут Хассан, и, как поняла Илия, это один из старших членов ордена. С ним прибыл громадный воин-кустодий и две женщины, которые, судя по всему, являются печально известными Сёстрами Безмолвия. Страж Дворца выглядит жутко. И дело не столько в страшных ранах, сколько в том, что он умудряется до сих пор держаться на ногах. Вокруг воина суетятся медики. Хассан молча сидит рядом, восстанавливая дыхание. | ||
| + | |||
| + | Икаро принимает решение. | ||
| + | |||
| + | — Если получится связаться с Львиными вратами, сообщи им детали своего плана. Пусть скажут, насколько это возможно, — говорит она Илии. | ||
| + | |||
| + | — Что потом? | ||
| + | |||
| + | — Если смогут, пусть начинают. | ||
| + | |||
| + | Илия склоняется над пультом и начинает искать рабочий канал связи. | ||
| + | |||
| + | Сидози и Икаро подходят к Хассану. | ||
| + | |||
| + | — Мы попали в засаду, — сообщает он. — Астартес-предатели и... | ||
| + | |||
| + | Избранный замолкает. | ||
| + | |||
| + | — Где? — спрашивает Икаро. | ||
| + | |||
| + | — Перемычка Блаксиса, — отвечает раненый кустодий. Ему не нужно объяснять присутствующим, насколько близко это место от Тронного зала. | ||
| + | |||
| + | — Не понимаю, как врагу удаётся так быстро продвигаться сквозь нашу оборону, — замечает Сидози. | ||
| + | |||
| + | — Они не продвигаются, — рычит страж. — Они просто внутри. Повсюду. | ||
| + | |||
| + | — Соратник Раджа прав, — добавляет Хассан. — Внушительные силы предателей перемещаются сквозь пространство. Они буквально выходят из стен. | ||
| + | |||
| + | Он поднимается на ноги и пошатывается. Сидози пытается помочь, но старший Избранный отстраняет протянутую руку. | ||
| + | |||
| + | — Это просто шок. Мы едва выжили. Они убили... стражей, Сестёр... Целый отряд сопровождения. Мы смогли выбраться и направились к ближайшему безопасному месту. | ||
| + | |||
| + | — Сюда? — уточняет Икаро. — Но ведь Тронный зал намного ближе. | ||
| + | |||
| + | — Вы ещё не поняли, госпожа? — рычит Раджа. Икаро переводит взгляд на кустодия. Удивительным образом длинные рваные раны на лице, горле и плечах великана стремительно затягиваются. Кровавые разрезы зарастают розовой рубцовой тканью. Ещё удивительнее то, что страж, похоже, не испытывает никакой боли или неудобства. — Гегемон был ближе. Геометрические построения и пространственные взаимосвязи в Санктуме больше не существуют. Планы и схемы утратили функциональную значимость. Варп искажает устройство последней крепости. | ||
| + | |||
| + | Будто для придания дополнительного веса словам кустодия, снаружи раздаётся особенно громкий взрыв. Пыль и осколки потолочной плитки сыплются со сводов Ротонды. Сотни тактиков и операторов, судорожно пытающихся продолжать работу, на мгновение замолкают. | ||
| + | |||
| + | — Мне нужно связаться с Тронным залом, — говорит Хассан. — У нас ещё есть такая возможность? | ||
| + | |||
| + | == 7:xvii. '''«Я рассмотрю любую возможность...»''' == | ||
| + | Вулкан слушает все доклады, после чего велит собравшимся отойти и отводит Мориану Мохаузен в сторону. | ||
| + | |||
| + | — Если я правильно понял, — говорит примарх, — Избранные по приказу Малкадора заполучили нечто под кодовым названием «Терминус» и его создателя. | ||
| + | |||
| + | Женщина выглядит удивлённой. | ||
| + | |||
| + | — Если кто-то остаётся присматривать за Троном Терры, его посвящают в подобные вопросы, — продолжает Вулкан. — Хассан мне всё рассказал. Он сообщил, что Малкадор хотел, чтобы оружие осталось у Избранных, а не попало в руки Кустодиев. | ||
| + | |||
| + | — Да, владыка, — отвечает Мохаузен. — Мы занялись этим вопросом сразу, как наш господин взошёл на Трон. | ||
| + | |||
| + | — Увенчались ли ваши усилия успехом, Избранная? Что ты можешь сказать? | ||
| + | |||
| + | — Ничего, владыка. Хассан поручил задачу нашему коллеге по имени Ксанфус. Но ни я, ни Халид не слышали от него вестей. Связь вышла из строя. Санктум буквально погрузился в хаос. Не исключаю, что Ксанфус погиб или потерпел неудачу. Преступник Фо, возможно, мёртв... | ||
| + | |||
| + | — Значит, мы понятия не имеем, где находится оружие и в наших ли оно руках... | ||
| + | |||
| + | — Владыка, даже если оно уцелело, у нас есть сомнения в эффективности разработки. Фо известен коварством, и мы с самого начала не возлагали больших надежд на его труд. Принципы... | ||
| + | |||
| + | Вулкан резко вскидывает руку, заставляя женщину замолчать. | ||
| + | |||
| + | — Мы на грани уничтожения, Избранная. И я рассмотрю любую возможность. Любую. | ||
| + | |||
| + | — Возможно, планам Ксанфуса помешали, — отвечает она. — И оружие до сих пор находится в распоряжении Легио Кустодес, как того желал Вальдор. | ||
| + | |||
| + | — И они никому не сообщили? | ||
| + | |||
| + | — Стражи тщательно хранят секреты, владыка. | ||
| + | |||
| + | Вулкан раздражённо рычит, и Мохаузен в страхе отскакивает прочь. | ||
| + | |||
| + | — У нас нет времени на глупые игры и распри между ветвями власти. Я этого не потерплю. | ||
| + | |||
| + | Он резким жестом призывает Азкареля подойти. | ||
| + | |||
| + | — Милорд примарх. — Проконсул отрывисто кивает. Он огромен даже по меркам Кустодиев и почти не уступает ростом Вулкану. Вычурные шлем и наплечники выполнены в виде гривы гигантского льва. | ||
| + | |||
| + | — Мне нужен отчёт о статусе проекта «Терминус», — говорит Вулкан. | ||
| + | |||
| + | — Мы отправили за ним двоих братьев из общины Ключа, — отвечает Азкарель, сощурив глаза. | ||
| + | |||
| + | — И? | ||
| + | |||
| + | Кустодий замолкает, активируя нейросинергетическую связь. | ||
| + | |||
| + | — Им отказали, — отвечает проконсул. — Противоречия в приказах. Преступник Фо остался под стражей часового Амона. | ||
| + | |||
| + | — Где они сейчас? | ||
| + | |||
| + | — Неизвестно, владыка. Нейросинергия и стандартные протоколы связи сбоят независимо от расстояний. И лаборатория, и место заключения Фо находятся в части Санктума, захваченной врагом и... | ||
| + | |||
| + | — А статус самого оружия? | ||
| + | |||
| + | — Также неизвестен. | ||
| + | |||
| + | — Найдите его, — велит Вулкан, обращаясь к обоим собеседникам. — Отыщите оружие и этого Фо. Мне нужны чёткие и понятные данные. Если мы его потеряли — значит, потеряли. Если оно уцелело, то должно находиться здесь. | ||
| + | |||
| + | == 7:xviii. '''«Ксанфус»''' == | ||
| + | — Мы о таком не договаривались, — говорит Андромеда. | ||
| + | |||
| + | — Это вынужденные действия, — отвечает Фо. | ||
| + | |||
| + | Геноведьма заглядывает в очередной бак, пытаясь рассмотреть содержимое сквозь запотевшую крышку. | ||
| + | |||
| + | — Ты выращиваешь клеточный материал... | ||
| + | |||
| + | — Это образцы, имитирующие целевой объект, и контрольные культуры со стандартным человеческим генным кодом. Так получится убедиться, что фаг воздействует только на нужные цели и не заражает остальную популяцию. Я знаю, что делаю. | ||
| + | |||
| + | Фо подхватывает со стола пачку блокнотов и демонстративно ими машет. Несколько страниц падают на пол. | ||
| + | |||
| + | — Сигиллит действовал точно так же, — заявляет Фо (и я по-прежнему восхищаюсь интеллектом старого регента). — Он подробно описал технологию. Именно так удалось завершить проект «Астартес» в столь сжатые сроки. Работа должна была растянуться на века, но ваш любимый Император не хотел ждать. | ||
| + | |||
| + | — Люди... — начинает Андромеда. | ||
| + | |||
| + | Фо окидывает её презрительным взглядом. | ||
| + | |||
| + | — Вот давай без сантиментов. Это не люди. И даже не организмы. Просто неактивный, искусственно выращенный клеточный материал, промаркированный и отсортированный по органическим исходникам. Просто суп. Из людей. | ||
| + | |||
| + | Андромеда в ярости сверлит учёного взглядом. | ||
| + | |||
| + | — Ты, видимо, забыл, кто я такая, Фо. И что входит в сферу моей компетенции. | ||
| + | |||
| + | — Вовсе нет, геноведьма. И именно по этой причине я удивлён, что мне приходится всё объяснять. Не только же Сигиллит одобряет такие подходы. | ||
| + | |||
| + | Он направляется к расположенному под лестничным пролётом столу и начинает копаться в папках и стопках документов. | ||
| + | |||
| + | — Все его ведущие учёные и генетики согласились! Малкадор сохранил в архивах копии всех работ старших специалистов, и я с ними ознакомился. | ||
| + | |||
| + | — Что, со всеми? | ||
| + | |||
| + | — Ну разумеется, — ухмыляется Фо. — И они все использовали одну технологию. Басков! Масштабные проверки работоспособности. Астарта и ДеВи! Отсев дублирующих клеточных свойств на широкой выборке. А вот Иезекииль Седейн, ещё один выдающийся ум! Массовый анализ на основе искусственно выращенных образцов. | ||
| + | |||
| + | Он оборачивается к Андромеде с неожиданно злобным выражением лица. | ||
| + | |||
| + | — Не смей подвергать сомнениям мои подходы, — произносит Фо (потому что хватит с меня её возражений). | ||
| + | |||
| + | — Амон этого не одобрит, — осторожно замечает геноведьма. | ||
| + | |||
| + | — А ты ему расскажешь? | ||
| + | |||
| + | — Вообще должна. Так что да. | ||
| + | |||
| + | — У него есть приказы, и он выполняет их с удивительной точностью. Кустодии абсолютно безжалостные создания, Андромеда-17. Они удивительно прагматичны. Мои действия позволяют завершить работу и выполнить его приказы наиболее эффективным способом. Ему незачем знать подробности. | ||
| + | |||
| + | Андромеда медлит. Стоит ли активировать устройство, которое выдал ей Амон, и призвать стража? | ||
| + | |||
| + | — Эти культуры должны быть уничтожены, как только ты закончишь. Никак иначе. Полностью уничтожены. | ||
| + | |||
| + | Фо кивает. | ||
| + | |||
| + | — Печи для утилизации давно готовы. | ||
| + | |||
| + | — Это человеческий генетический материал? — спрашивает подошедший Ксанфус, заглядывая в один из баков. | ||
| + | |||
| + | — Один из основных в контрольной группе, — отвечает Фо. — Я называю его «Ксанфус». | ||
| + | |||
| + | — Что? — Избранный резко поворачивается к генетику. | ||
| + | |||
| + | — Это ты, — пожимает плечами учёный. — Ты дал образец, я его вырастил. | ||
| + | |||
| + | — Я не... — Ксанфус с искренним отвращением смотрит на булькающую жижу. | ||
| + | |||
| + | — Меня беспокоил возраст образцов стандартных людей-терран, имевшихся в наличии, — продолжает Фо. — Некоторым уже более двухсот лет. Даже при идеальных условиях хранения они могли деградировать. Для дополнительного контроля нужна была свежая культура, и ты согласился помочь. | ||
| + | |||
| + | — Я понятия не имел, что... — рычит Ксанфус. | ||
| + | |||
| + | — Идиот, — качает головой Андромеда. | ||
| + | |||
| + | — Нет, он — герой Империума, — отвечает Фо. — У нас даже был разговор на эту тему. | ||
| + | |||
| + | Фо подходит ближе к Избранному, который по-прежнему не может оторвать взгляд от тёплой, вязкой жижи в баке, и кладёт костлявую ладонь на его плечо. Андромеда уверена, что это прикосновение не успокаивает. | ||
| + | |||
| + | — Знаешь, — шепчет Фо, — если считать по массе, то там, внутри, тебя больше, чем снаружи. | ||
| + | |||
| + | Ксанфус отскакивает и сбрасывает руку учёного с плеча. | ||
| + | |||
| + | — Избранный, — спокойно продолжает Фо, — ты оказываешь Империуму огромную услугу. Не нужно этого стыдиться. | ||
| + | |||
| + | == 7:xix. '''На что способна вера''' == | ||
| + | Они оставляют трупы предателей лежать в пыли, подобно миниатюрным копиям мёртвых титанов вокруг. Секунданты перегруппировываются. Паломники продолжают движение. | ||
| + | |||
| + | Сигизмунд возвращается на прежнее место, рядом с Киилер. Она не говорит ни слова. Здесь нечего комментировать. | ||
| + | |||
| + | То, что эта женщина принимает жестокость, которую Чемпион вынужден проявлять, придаёт ему сил. С самой первой встречи он понял, что её мысли чисты, и ему, несмотря на жизнь, проведённую в бесконечных тренировках и аскезе, ещё далеко до подобной чистоты. Она, скорее всего, не подозревает, насколько сильно повлияла на его взгляды. Пускай их пути пересекались лишь несколько раз, именно благодаря Киилер Сигизмунд осознал, что жизнь должна быть одинокой и трудной и что смерть и жертва не одно и то же. Она научила его скорее примером, чем словом, что важно не просто отдать жизнь за Императора и родичей; важен момент, когда человек шагает вперёд, предлагая себя в качестве жертвы, здесь и сейчас. Эти откровения стоили ему благосклонности отца Преторианца и привели к наказанию. Через испытание она в некотором роде научила Сигизмунда, что стыд может питать огонь в душе человека сильнее, чем простая отвага. | ||
| + | |||
| + | Долг, истинный долг, не имеет отношения к чести, доблести и преданности. Ни репутация, ни то, как ты выглядишь в глазах других, не имеет значения. Долг — в служении. Иные могли решить, что он в бесконечной погоне за идеалом воинского мастерства предался гордыне; но эти люди ничего не поняли. Сигизмунду нет дела до славы, почестей и восторженных криков. Нет дела до себя. Важно только служение. Преданность, абсолютная и полная преданность делу. Простая вера, не требующая наград и доказательств, — возвышенное состояние. Ему нельзя научить, и им невозможно одарить. Оно должно появиться само. | ||
| + | |||
| + | Сигизмунд это осознаёт. Наверное, и Киилер тоже. Они совсем разные, но у обоих есть вера. | ||
| + | |||
| + | — Их будет больше, — говорит Эуфратия. | ||
| + | |||
| + | Воин кивает. | ||
| + | |||
| + | — Вы боитесь? — спрашивает он. | ||
| + | |||
| + | — Уже нет, — качает головой женщина. Похоже, её саму удивляют произнесённые слова. — Что бы ни ждало нас впереди — уже не боюсь. | ||
| + | |||
| + | Значит, и правда осознаёт. | ||
| + | |||
| + | Вера способна избавить от страха. Когда он нашёл веру, она прогнала и страх, и мирскую суету, и все заботы смертных. Сигизмунд исчез, появился Чемпион. Он принёс себя в жертву делу Трона Человеческого, и его любовь к Императору абсолютна и безусловна. Он — просто клинок. | ||
| + | |||
| + | У него нет гордыни. У него нет высокомерной чести, которую можно оскорбить или запятнать. Он настолько любит своего отстранённого отца, что готов носить мантию позора в его глазах, чтобы однажды спасти. | ||
| + | |||
| + | Возможно, этот день настал. | ||
| + | |||
| + | Но сейчас он не тратит время на домыслы. Покой вернулся. Будущее не здесь и не сейчас. | ||
| + | |||
| + | == 7:хх. '''Тайные знания Императора''' == | ||
| + | — И что же это за будущее? — спрашивает Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | — Я не знаю. | ||
| + | |||
| + | — Но мне казалось, прорицание — ваша специальность, разве нет? | ||
| + | |||
| + | — Да, — отвечает Ариман, — но сейчас мы находимся в замершем мгновении вне времени. Поэтому не существует будущего, которое можно прочесть, и мой взор бессилен. Однако я могу делать прогнозы. Хорус победил и в своём триумфе вознёсся. Он если и не бог, то очень близок к этому статусу. В будущем, Кирилл Зиндерманн, нас ждёт его абсолютная и разрушительная власть. Те, кто, подобно нам, принял его сторону, не получат наград. От нас будут ждать раболепного подчинения. Не самая приятная перспектива. И потому я хочу вооружиться тайными знаниями Императора и укрепить Тысячу Сынов так, чтобы нам достало сил создать собственное царство, свободное от его воли. Если, конечно, — и тут он обводит взглядом троих смертных, — вы, по счастливой случайности, не знаете, на какой полке стоит книга, в которой описан процесс убийства бога. | ||
| + | |||
| + | Никто не отвечает. | ||
| + | |||
| + | — Можете наблюдать, — заявляет Ариман. — Но не мешать. А ты, — он переводит взгляд на остолбеневшую девушку, — перестань плакать. | ||
| + | |||
| + | Архивариус всхлипывает, поймав на себе взгляд колдуна. | ||
| + | |||
| + | — Она вас боится, — произносит Зиндерманн. — Мы все боимся. Вы — враг и выглядите пугающе. | ||
| + | |||
| + | Ариман задумывается. Чернильные тени, из которых состоит его фигура, начинают течь и менять очертания. Изогнутые рога и пластины доспехов складываются и с металлическими щелчками втягиваются внутрь космодесантника, будто какой-то сложный механизм. Теперь он предстаёт перед смертными в облике высокого человека в простой мантии и в чёрном обтягивающем комбинезоне. Глубоко посаженные глаза светятся синим, а рот сжат в постоянной гримасе — воин Тысячи Сынов скалит зубы, а мышцы на горле натянуты, как струна. У него чёрные дёсны. Пропорции тела тоже пугают. Он слишком высокий и тонкий даже для астартес. Руки, ноги и пальцы настолько вытянуты, что колдун напоминает скорее паука, чем человека. Голова и кисти — единственные части тела, не завёрнутые в плотную чёрную ткань. Бледная, полупрозрачная кожа едва заметно мерцает. И каждая такая вспышка на мгновение высвечивает очертания костей и черепа под плотью. | ||
| + | |||
| + | — Так лучше? — спрашивает он. | ||
| + | |||
| + | Нисколько. | ||
| + | |||
| + | — Д-да, н-намного, — отвечает Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | Ариман кивает. Призрачный череп в очередной раз проступает сквозь белую кожу. | ||
| + | |||
| + | — Я попрошу положить оружие на стол. | ||
| + | |||
| + | Он продолжает смотреть на архивариуса, но обращается к боэтарху. Мауэр потянулась к кобуре сразу, как внезапный гость избавился от доспехов. | ||
| + | |||
| + | — На стол, — повторяет он, по-прежнему демонстрируя девушке-архивариусу улыбку-оскал и не поворачивая головы. Слова звучат со странной интонацией. | ||
| + | |||
| + | Боэтарх вынимает пистолет из кобуры и кладёт на столешницу, а потом смотрит на оружие так, будто не знает, как оно там очутилось. | ||
| + | |||
| + | — Итак, — произносит Ариман. — Что же мне прочесть дальше? | ||
| + | |||
| + | — Дальше? | ||
| + | |||
| + | — Я уже погружён в чтение порядка сотни текстов, Кирилл Зиндерманн. Но их здесь так много. Нужно успеть до появления погромщиков. | ||
| + | |||
| + | Он хлопает в ладоши и складывает длинные, костлявые пальцы в уродливую фигуру. Книги на полках вокруг начинают двигаться. Они пульсируют и вздыхают. Обложки и корешки раздуваются и опадают, будто лёгкие. Со страниц сочится тёмная жидкость, стекая на пол библиотеки. Это чернила, но пахнут они как кровь. Глянцево-чёрные лужи расползаются под каждым стеллажом. | ||
| + | |||
| + | Ариман сильнее сжимает сплетённые пальцы. В чернильных лужах появляются золотые символы. Они ползут по поверхности, будто тонкие горящие нити. | ||
| + | |||
| + | Колдун, прижимая руки к груди, припадает к полу так, что костлявые колени оказываются выше ссутуленных плеч, и начинает поглощать знания. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxi. '''Незавершённое дело''' == | ||
| + | Икаро отводит Хассана к ближайшему пульту и велит оператору организовать связь. Для этого требуется время, а качество сигнала оставляет желать лучшего. В наушниках Избранный слышит скрип и треск имматериума, искажающие голос на противоположном конце линии. | ||
| + | |||
| + | — Мориана, — произносит он, добавляя к приветствию набор звуков, подтверждающий личность говорящего. Мохаузен отвечает тем же. — Сообщи лорду Вулкану, что Олланий Перссон и его спутники бежали из-под стражи. | ||
| + | |||
| + | В свете стремительно надвигающейся катастрофы этот вопрос не кажется таким уж важным. | ||
| + | |||
| + | — Они, вероятно, мертвы, — добавляет Хассан. | ||
| + | |||
| + | — ''Издан Негласный Указ, — отвечает Мохаузен. — Печати оказалось недостаточно.'' | ||
| + | |||
| + | Она не сообщает подробностей. Хассан и сам прекрасно знает последовательность событий, которые привели к такому решению. | ||
| + | |||
| + | — Регент по-прежнему управляет работой Трона? — спрашивает он. | ||
| + | |||
| + | — ''В настоящий момент — да.'' | ||
| + | |||
| + | Хассан предпочитает не думать о страданиях, выпавших на долю господина. Боль, тоска, утрата... На всё это нет времени. | ||
| + | |||
| + | — ''Мы обнаружили аномалию...'' | ||
| + | |||
| + | — Мне сообщили. Можно не объяснять. | ||
| + | |||
| + | — ''Халид, — голос Избранной еле слышен за шумом помех. — Лорд Вулкан велел отыскать узника Фо и его разработки.'' | ||
| + | |||
| + | — Если он ещё жив. | ||
| + | |||
| + | — ''Я отправлюсь за ним сама, — говорит Мохаузен. — Мне выделили шестерых Соратников-гетеронов и...'' | ||
| + | |||
| + | — Нет, — перебивает Хассан. — Оставайся на месте. Не снимайте с постов никого в Тронном зале. | ||
| + | |||
| + | — ''Но...'' | ||
| + | |||
| + | Избранный обводит взглядом помещение штаба. Здесь от него немного пользы. Военная Палата и любые тактические ходы теперь мало что значат. | ||
| + | |||
| + | — Я всё сделаю, — говорит он. «В конце концов, это моя задача. Мне её поручили. Если больше ничего не остаётся, нужно завершить работу, полученную с последним приказом». — Повторяю: я всё сделаю. Оставайся на месте и передай мне информацию о Фо, его охране и Ксанфусе. Последнее известное местоположение, последнее визуальное подтверждение... Всё, что есть. Передай лорду Вулкану, что вопросом занимаются. | ||
| + | |||
| + | — ''Лорд Вулкан хочет, чтобы Фо, если он выжил, доставили в Тронный зал.'' | ||
| + | |||
| + | — Я понял. | ||
| + | |||
| + | — ''И его оружие...'' | ||
| + | |||
| + | — Я понял. | ||
| + | |||
| + | Хассан обрывает связь. | ||
| + | |||
| + | — У меня есть незаконченное дело, — сообщает он Сидози. | ||
| + | |||
| + | — Вы уходите? — спрашивает Икаро. — Избранный, прошу заметить, что мы не сможем гарантировать вам безопасность за пределами кордона Ротонды. | ||
| + | |||
| + | — Госпожа, я сомневаюсь, что кто-то может гарантировать безопасность даже внутри кордона, — отвечает Хассан. | ||
| + | |||
| + | — Он пойдёт не один, — заявляет Айос Раджа. Кустодий лишился шлема и большей части аурамитовой брони выше пояса, но не утратил боевого духа. Он по-прежнему сжимает в руках копьё и сейчас похож на какого-нибудь кровавого киберсеркера эпохи Объединительных войн. Рядом с ним, словно призраки, стоят Сёстры Безмолвия — Афон Ирэ, командор бдения из Рапторской гвардии, и Шриника Ридхи, рыцарь-центура из кадра «Облачных Леопардов». | ||
| + | |||
| + | — Уверен, мы сможем выделить нескольких боевых братьев на это дело, — говорит Сидози, обращаясь к Икаро. — Хотя бы пару человек. | ||
| + | |||
| + | — Да, займись этим, — кивает офицер. | ||
| + | |||
| + | Когда Избранный удаляется, Икаро подходит к Хассану. Он просматривает на инфопланшете данные, присланные Мохаузен. | ||
| + | |||
| + | — Вы же были солдатом, верно? Прежде чем регент призвал вас на службу. | ||
| + | |||
| + | — Да, — отвечает тот. | ||
| + | |||
| + | — Тогда, вероятно, умеете с этим обращаться. — Икаро протягивает ему штурмовую винтовку «Комаг». Она не хочет расставаться с оружием. — Если оно понадобится мне здесь, то, вероятно, будет уже поздно. Я смогла пережить падение одного штаба. Если падёт и этот, бежать будет некуда. | ||
| + | |||
| + | == 7:ххii. '''На Опрокинутой Скале''' == | ||
| + | Корсвейн бьёт крюком, как булавой, и втыкает одну из лап в забрало Гвардейца Смерти. Он дёргает на себя, выводя противника из равновесия, и тот, уже мёртвый, падает со скалы. Крюк, накрепко засевший в шлеме, пришлось отпустить. | ||
| + | |||
| + | Сенешаль оборачивается и сталкивается лицом к лицу с вооружённым боевым молотом громилой — тем самым, который сбил Бруктаса с ног. Корсвейн отскакивает, уклоняясь от рассекающего воздух тяжёлого бойка, и чуть не спотыкается о бесчувственное тело Сайфера. | ||
| + | |||
| + | Под дождём вспыхивают оранжевые искорки. Мимо проносятся несколько болтерных снарядов. Траган и отряд щитоносцев наконец добрались до Опрокинутой Скалы и поднимаются по склону на помощь боевым братьям. Двое Тёмных Ангелов вооружены огнемётами, и это, вероятно, последние рабочие экземпляры в их арсенале. Они заливают пламенем края уступа, сжигая и карабкающихся вверх врагов, и их скалолазное снаряжение. Охваченные огнём силуэты срываются в чёрную бездну ущелья. Следом летят пылающие тросы. | ||
| + | |||
| + | Гвардеец Смерти с боевым молотом ещё держится на ногах. Предатель понимает, что попал в западню, что атака провалилась и его судьба предрешена. И в то же время ублюдок Тифа не собирается сдаваться. Кровь Корсвейна, Гончей Калибана, станет достаточной платой за все усилия и потери. | ||
| + | |||
| + | Предатель вскидывает молот. Дождевая вода ручьями стекает по броне. На нагруднике красуется рельефное и покрытое разноцветной эмалью изображение человеческого черепа в обрамлении венка из листьев. Гвардеец Смерти хрипит боевой клич, обдавая Корсвейна гнилостным смрадом, и атакует, занося оружие над головой. Тёмный Ангел пригибается и встречает противника ответным выпадом. Поднырнув под размашистый удар, он врезается плечом в живот Гвардейца Смерти. Тот складывается пополам. Боевой молот выпадает из ослабевших рук. Клинок Корсвейна пронзил предателя насквозь. | ||
| + | |||
| + | Они вместе валятся на скалу у самого края обрыва. Сенешаль сбрасывает с себя обмякшие конечности противника и поднимается на ноги рядом с распростёртым трупом. Он, шатаясь под ударами ветра, выдёргивает меч из зловонной плоти. Ноги скользят на мокрых от дождя и ядовитых жидкостей камнях. Кто-то поддерживает Гончую Калибана, не давая тому сорваться вниз. | ||
| + | |||
| + | Бруктас в помятых и заляпанных кровью доспехах протянул командиру единственную руку. Корсвейн отвечает коротким, крепким рукопожатием. | ||
| + | |||
| + | — Я не забуду твою отвагу, — шепчет он. | ||
| + | |||
| + | — Впереди ждут куда более достойные памяти вещи, господин, — бормочет в ответ раненый воин. | ||
| + | |||
| + | Траган со товарищи добираются до вершины. Потоки огня сбрасывают с уступов наиболее упрямых противников. | ||
| + | |||
| + | — Отведите этого бойца к апотекариям, — командует Корсвейн, силясь перекричать завывание ветра. — Пусть его перевяжут. | ||
| + | |||
| + | Как только Бруктаса уводят, он склоняется над Сайфером. | ||
| + | |||
| + | Тот жив, но едва в сознании. Несколько мгновений Корсвейн борется с искушением снять легендарную маску и проверить признаки жизни и наличие ран, но решает не разрушать построенное доверие. | ||
| + | |||
| + | — Долг возвращён, — хрипит Сайфер, принимая протянутую руку и пытаясь подняться. | ||
| + | |||
| + | — Я видел, как вы падаете... | ||
| + | |||
| + | — Мгновение боли, мгновение... — Он замолкает, не желая вдаваться в подробности. — Сейчас пройдёт. Помоги подняться. | ||
| + | |||
| + | Корсвейн подчиняется и подставляет плечо. | ||
| + | |||
| + | — Пойдём, — говорит Сайфер. — Пойдём со мной. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxiii. '''На этот раз — навсегда''' == | ||
| + | Илии Раваллион наконец удаётся связаться с космопортом. Голос Шибана-хана раздаётся в динамиках почти сразу, как она передаёт идентификационный код. | ||
| + | |||
| + | Раваллион начинает объяснять план, но он тут же перебивает. | ||
| + | |||
| + | — Космопорт Львиных врат больше не выйдет на связь, — говорит Белый Шрам. — Мусорный код предателей заразил наши системы. Ничего не работает как должно. Мы обрубаем все каналы, чтобы не допустить распространения заразы. | ||
| + | |||
| + | Связь обрывается. Ни слова прощания, ни последней адресованной лично ей фразы, хотя она уверена, воин прекрасно знал, с кем говорит. Белые Шрамы предпочитают уходить без сантиментов, но Илии кажется, что на этот раз они простились навсегда. | ||
| + | |||
| + | Всё сказанное и несказанное теперь — прощание. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxiv. '''Там, где они падут''' == | ||
| + | На мостике царит полумрак и запустение. Светильники либо едва мерцают, либо вообще не работают. Во всём отсеке обвалились потолочные секции и несущие балки: и над обнесённой перилами командной платформой, и над пультами рулевых, и над ямами для сервов. Дисплеи приборов иногда тускло мигают, сообщая, что часть систем сохраняет работоспособность, но большинство не подают признаков жизни. Никого нет. | ||
| + | |||
| + | Даже трупов. | ||
| + | |||
| + | Абаддон и его воины расходятся по отсеку широкой цепью. Под ногами хрустят куски пластека, битое стекло и сухие листья. Большая часть оборудования поросла влажной чёрной плесенью и уродливыми, пушистыми грибами. Чёрная слизь, заливающая пульты, выглядит так, будто команду ей рвало. Первый капитан слышит, как она, стекая, стучит по настилу палубы. | ||
| + | |||
| + | — Что, ад меня побери, тут случилось? — спрашивает Джераддон. | ||
| + | |||
| + | Абаддон предпочитает об этом не думать. Командный отсек выглядит как часть космического скитальца, что дрейфовал среди звёзд на протяжении десятка веков. Похожие на щупальца наросты покрывают стены, оплетают решётки и поручни. Некоторые из этих змеящихся лоз полны сока, на них распускаются чужеродные цветы, похожие на кровавые язвы. Из теней и тёмных углов доносятся голоса, напоминающие стрёкот насекомых. Они шёпотом рассказывают тайны и раскрывают секреты. | ||
| + | |||
| + | Абаддон поднимается на главную платформу. Бессчётное множество раз он приходил сюда на инструктаж перед высадкой. Отсюда же командовал сражениями. Но сейчас почти не узнаёт это место. Перила над пультами рулевых погнулись от сильного удара. На столе стратегиума валяется мусор. Абаддон сбрасывает его на пол и пытается включить устройство. После двух неудачных попыток индикаторы неохотно загораются. Проекционная пластина расколота. Он вводит личный код доступа, но стол только показывает сообщение об отсутствии сигнала. | ||
| + | |||
| + | — Помоги, — рычит он адъютанту, и тот спешит на зов. Улнок умеет обращаться с техникой. Он очищает хранилища данных и пытается перезагрузить машину. | ||
| + | |||
| + | — Районы Дворца, — запрашивает Абаддон. — Тактический уровень. | ||
| + | |||
| + | Гололит мерцает и гаснет. Проекции нет. | ||
| + | |||
| + | — Тогда корабль. Схемы отсеков, общий отчёт о состоянии систем. | ||
| + | |||
| + | Улнок кивает и вводит последовательность команд. На топографическом дисплее медленно формируется изображение. Световые плоскости складываются воедино, как фигурка из бумаги. Это корабль, и в то же время — нет. Абаддон всматривается в проекцию, пытаясь осознать, что видит перед собой. Он различает общие очертания флагмана, расположение палуб, силовые сигнатуры могучих двигателей. Но сверху накладывается что-то ещё, будто на проектор выводятся одновременно две трёхмерные схемы. | ||
| + | |||
| + | — Очисти данные, — велит он. | ||
| + | |||
| + | — Господин, я... | ||
| + | |||
| + | — Избавься от фантомных изображений. | ||
| + | |||
| + | — Это... Это не фантомные изображения, — говорит Улнок. | ||
| + | |||
| + | На гололите виден город. Схемы корабля и города сливаются воедино, прямо как тот магазинчик со стеной инженерного тоннеля. Абаддон всматривается внимательнее. Есть ещё третий слой. Он замечает фрагменты Императорского дворца в мозаике данных. Львиные врата. А вот — врата Вечности и Последняя стена. И тут же — бастион Августон, на стенах которого первый капитан стоял всего несколько часов назад. | ||
| + | |||
| + | Несколько часов ведь? | ||
| + | |||
| + | Он подаётся вперёд и читает таблицы орбитального позиционирования. ''«Мстительный дух»'' не на орбите Терры. Он вообще нигде. И корабль, и Дворец, и Терра, и все остальные элементы проекции находятся в одной точке. И у неё нет вообще никаких координат или данных для привязки в пространстве. | ||
| + | |||
| + | Первый капитан отходит прочь. Абаддон чувствует жалость к отцу и страх за него. Жалость, страх и нечто не до конца оформленное, но больше всего похожее на омерзение. | ||
| + | |||
| + | — Господин? | ||
| + | |||
| + | Адъютант поднял что-то с палубы рядом со столом стратегиума. Карты таро. Пластинки с жидким кристаллом внутри. Улнок стряхивает пыль с находки и протягивает её командиру. | ||
| + | |||
| + | — Это что-то важное? — спрашивает он. | ||
| + | |||
| + | Абаддон выбивает карты из рук помощника во внезапном приступе отвращения и разочарования. | ||
| + | |||
| + | — Не прикасайся к ним! — кричит он. | ||
| + | |||
| + | Улнок настороженно отступает на шаг. | ||
| + | |||
| + | — Это не наш инструмент, — рокочет Абаддон. — Это не... Мы не пользуемся такими вещами. Нам... нельзя вести с ними дела. Мы солдаты, Улнок. Солдаты! | ||
| + | |||
| + | — Да, конечно, господин, как скажете. | ||
| + | |||
| + | Абаддон снова переводит взгляд на стол. Несколько карт упали на треснувшую панель. Он видит изображения на пластинах сквозь призрачные контуры гололитической проекции: Расколотый Мир, Петляющая Тропа, Великан, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Тёмный Король. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxv. '''Рекс Тенебрис''' == | ||
| + | — Мне кажется... — начинает Мауэр и тут же понимает, что никто её не слышит. Погрузившееся в непроглядную темноту помещение библиотеки становится всё теснее и меньше. Тени надвигаются со всех сторон. При попытках говорить голос звучит тихо и будто издалека, слова почти невозможно разобрать, как будто воздуха вокруг осталось слишком мало, чтобы выдержать их вес. | ||
| + | |||
| + | — Мне кажется, — на этот раз она прикладывает больше усилий, чтобы наверняка быть услышанной, — что даже те, кто принёс клятву верности магистру войны, теперь в страхе прячутся от него. | ||
| + | |||
| + | — Смелое заявление, — Ариман отвечает, не отрывая взгляда от лежащих перед ним книг. | ||
| + | |||
| + | — Но истинное, не так ли? — спрашивает Мауэр. | ||
| + | |||
| + | Колдун поднимает голову. Боэтарх не выдерживает взгляда пронзительных синих глаз и отворачивается. | ||
| + | |||
| + | — Империум раскололся на две непримиримо враждующих фракции, — говорит он. — При этом ни одна не отвечает интересам Тысячи Сынов в полной мере. Каждая по-своему является неудачным выбором. Но мы не выбирали сторону. Ваш Император отрёкся от нас, объявил еретиками и изгнанниками, несмотря на... | ||
| + | |||
| + | Он замолкает. Голос колдуна внезапно становится твёрже, будто он сдерживает неугасимый праведный гнев. | ||
| + | |||
| + | — Неважно, — Ариман откашливается. — Он презрел нашу поддержку и верность, обвинил в том, ради чего создавал, и отказался помочь в час величайшей нужды. Ваш Император назначил нас предателями, и потому мы вынуждены ими стать. | ||
| + | |||
| + | — Можно было остаться в стороне, — замечает Мауэр. | ||
| + | |||
| + | — В войне нет места нейтралитету, — отвечает Ариман. — В такие времена каждый должен выбрать сторону. Мы не разделяем идеалы магистра войны и не приносили ему, как вы сказали ранее, клятву верности из искренних побуждений. Это вынужденная мера. Есть, конечно, и преимущества. Луперкаль как минимум позволяет нам быть самими собой. По крайней мере, пока. Его и наши амбиции направлены в разные стороны, и потому я пришёл сюда — отыскать что-то, способное облегчить нашу участь. | ||
| + | |||
| + | — Значит, вы его всё же страшитесь? — спрашивает Мауэр. | ||
| + | |||
| + | — Хорус Луперкаль стал воплощённым инструментом сил Хаоса, — говорит колдун. — Самым могущественным из подобных созданий за всю известную историю. Все должны его страшиться. | ||
| + | |||
| + | — Получается, вы ищете нейтралитета в будущем, вестником которого он является? — вопрошает Зиндерманн, указывая на разложенные повсюду книги, истекающие чернилами на плиты пола. — Вы используете магию и тайные знания, чтобы защитить себя от власти Тёмного Короля. | ||
| + | |||
| + | — Что ты имеешь в виду? | ||
| + | |||
| + | — Вы планируете урвать себе небольшой кусочек этого страшного будущего и обеспечить независимость от... | ||
| + | |||
| + | — Нет, — обрывает его Ариман. Он поднимается на ноги, вперив взгляд синих глаз в Зиндерманна. Мышцы лица натягиваются сильнее, выставляя напоказ стиснутые зубы и чёрные дёсны. Сумрак, из которого соткана фигура космодесантника, трепещет, как ароматный дым из кадильницы. — Имя. Где ты его услышал, летописец? | ||
| + | |||
| + | == 7:xxvi. '''Выживший''' == | ||
| + | Когда взгляд останавливается на последней карте, шёпот множества голосов из теней произносит её название. | ||
| + | |||
| + | — Абаддон! | ||
| + | |||
| + | Первый капитан оборачивается на зов Сикара. Хеллас что-то отыскал в одной из галерей, обрамляющих командную платформу. Абаддон решает посмотреть. | ||
| + | |||
| + | Это человек. Астартес. Он скорчился за одной из колонн, будто загнанный зверь. Поначалу кажется, что это мертвец, но нет. Просто съёжился и застыл. | ||
| + | |||
| + | Абаддон опускается на колено рядом с выжившим. | ||
| + | |||
| + | — Дьяволы преисподней... — шепчет он. — Аргонис? | ||
| + | |||
| + | Кинор Аргонис вздрагивает при звуках собственного имени. Его доспехи и кожу покрывает та же студенистая чёрная плесень, что растёт на оборудовании мостика. На скуле воина огромная кровоточащая рана, как будто от пришедшегося вскользь удара булавой. И она до сих пор не затянулась. | ||
| + | |||
| + | — Кинор? Кинор, это Эзекиль. Кинор, проснись. | ||
| + | |||
| + | Аргонис, советник магистра войны, медленно разворачивает голову и смотрит на Абаддона. В его глазах нет ничего, кроме страха. Первый капитан ещё никогда не видел гримасы настоящего ужаса на лице астартес. | ||
| + | |||
| + | — Что здесь произошло? | ||
| + | |||
| + | С губ космодесантника срываются бессвязные звуки. Он тяжело дышит и тихо скулит. | ||
| + | |||
| + | — Аргонис. — Абаддон берёт его за плечи и пытается посмотреть в глаза. — Ты слышишь? Это я. Первый капитан. Говори. Где Луперкаль? | ||
| + | |||
| + | — Луперкаль! — фыркает советник. Имя примарха звучит как проклятие или болезненный стон. | ||
| + | |||
| + | — Да, Кинор. Луперкаль. Где он? Мне нужно его найти. Где он? | ||
| + | |||
| + | — О-о-он... — Аргонис трясётся и тянет гласные так, будто это единственный способ выдавить слова из горла. — О-о-он бы-ы-ыл... О-о-он... | ||
| + | |||
| + | — Кинор! | ||
| + | |||
| + | — О-он б-был здесь... — Несчастный хватает ртом воздух, судорожно вздыхая после каждого слога. Тело бьётся в судорогах. Изо рта на нагрудник течёт желчь. — Он был! Он был! Он был! Он... | ||
| + | |||
| + | — Успокойся, брат. Возьми себя в руки. Куда он ушёл? | ||
| + | |||
| + | — Он был, — хрипит Аргонис, — ужасен. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxvii. '''Ты — Олланий Перссон''' == | ||
| + | Они тратят ещё какое-то время на безуспешные поиски Кэтт и Актеи. Вскоре Джон начинает кашлять так сильно, что не может нормально дышать, и спутники медленно, неохотно покидают облако пыли, висящее над руинами. | ||
| + | |||
| + | Выбраться на свежий воздух удаётся спустя километр пути. Оставшееся позади место неудачного последнего сражения выглядит так, будто туда сбросили термобарическую бомбу: кольцо обломков, гигантский пролом в древней стене и разбросанные повсюду комья земли. | ||
| + | |||
| + | Выжившие останавливаются то ли в просторном дворе, то ли на рыночной площади. Эта часть города выглядит особенно древней. Открытое пространство окружают странные каменные здания и разрушенные лачуги. Здесь же находятся золотые врата, перенесённые из Дворца. Их оплетают увядшие лозы и высохший плющ. На углу виднеется нечто похожее на бункер из Палатинской зоны. За плесневелыми крышами возвышается батарея турелей с флагмана предателей. Всё поросло мхом и медленно гниёт. | ||
| + | |||
| + | Зато воздух стал свежее. Где-то за пеленой низких облаков светит яркое белое солнце. | ||
| + | |||
| + | Джон и Олл отдыхают. Лидва патрулирует окрестности. | ||
| + | |||
| + | Грамматикус ложится прямо на неровные камни мостовой. Он дышит хрипло, но размеренно. Олл садится рядом, вертя в руках изрядно похудевший клубок. | ||
| + | |||
| + | Товарищи погибли из-за него. Всему виной его амбиции, а вовсе не то чудовище, Эреб. Он с трудом сдерживает слёзы. Перссон изображал скромность, но втайне верил, что сможет выполнить задуманное и все останутся живы. | ||
| + | |||
| + | С чего он вообще это взял? С того, что Вечный? И когда-то лично знал Повелителя Человечества? Или дело в необъяснимой вере в успех, которую продемонстрировала Эрда? Её нить определённо сыграла свою роль: загадочные узелки вели группу вперёд, будто провидение, будто кто-то присматривал за ними сверху. Это создало иллюзию, что задача уже успешно выполнена. Они смогли добраться аж до Тронного зала! Даже Хорус Луперкаль не сумел повторить это достижение. | ||
| + | |||
| + | Олл разглядывает свои поношенные башмаки. | ||
| + | |||
| + | Заблуждение выросло из его прошлого. Из памяти о том, как он проделывал подобное раньше. Другие одиссеи, другие приключения и безумные авантюры, которые чудесным образом приводили к успеху вопреки всему. Казалось, что он в очередной раз стал героем мифа, ведь там слабые и малочисленные смертные всегда побеждают. | ||
| + | |||
| + | Нужно было вспомнить, что мифы становятся таковыми, только когда всё закончилось. А в моменте нельзя узнать, что случится, когда шансы выдержать испытания исчезающе малы. Мир жесток, а жизнь не сказка. И её финал не станет счастливым лишь потому, что менестрелям нравится, когда их баллады заканчиваются хорошо. | ||
| + | |||
| + | Давние товарищи, эти близкие друзья, которых он так толком и не узнал, доверяли ему. Они верили, что Олл знает, что делает. А он не знал. Он не просто потерпел неудачу, а с самого начала не мог победить. | ||
| + | |||
| + | — Дерьмо, — бормочет Вечный, обращаясь сам к себе. — Выходит, я даже хуже, чем Он. | ||
| + | |||
| + | Лежащий на мостовой Джон ворочается и садится. Тёмные от боли глаза вопросительно смотрят на Перссона из-за грязных повязок. | ||
| + | |||
| + | Тот качает головой. Не хочет ничего объяснять. Запоздалое смирение слишком тяжело превратить в слова. Мысли, что он сыграет важную роль в игре таких масштабов, сможет чего-то достигнуть и изменить судьбу человечества... Да даже раздутые амбиции Императора меркнут в сравнении с этой самонадеянностью. Тот, по крайней мере, может силой защитить свои убеждения. | ||
| + | |||
| + | Рука Грамматикуса приходит в движение. | ||
| + | |||
| + | ''«Нужно идти», — говорит он.'' | ||
| + | |||
| + | — Нет. О нет. — Олл с трудом сдерживает смех. — Всё кончено, Джон. На этот раз — по-настоящему. | ||
| + | |||
| + | ''«Ты не можешь сдаться сейчас».'' | ||
| + | |||
| + | — Могу. Это меньшее, что я могу сделать. | ||
| + | |||
| + | ''«У тебя есть вера...»'' | ||
| + | |||
| + | — Нет. Ты был прав. Всё напрасно. И это тоже. — Перссон демонстрирует остатки клубка. — Когда обрывки нити начали попадаться на пути, я обрадовался. Решил, что мы из будущего уже победили, и осталось только пройти по следам. Если таков был план Эрды, то сейчас он рассыпался прахом. | ||
| + | |||
| + | Олл вздыхает и смотрит на спутника. | ||
| + | |||
| + | Прости. | ||
| + | |||
| + | ''«За что?»'' | ||
| + | |||
| + | — Ты в меня верил. Думал, я смогу что-то изменить. А я не смог. | ||
| + | |||
| + | ''«Ещё можешь».'' | ||
| + | |||
| + | — Нет, Джон. | ||
| + | |||
| + | ''«Ты — Олланий Перссон».'' | ||
| + | |||
| + | В горт-коде нет отдельных знаков, позволяющих сказать: «Олланий Перссон». Джону приходится использовать звуковые символы. Это занимает много времени и потому кажется особо ехидным. | ||
| + | |||
| + | — Нить оборвалась, Джон. Нож сломан. Из-за меня большая часть группы погибла. Они верили мне. А я не справлялся. Раз за разом, практически на каждом шагу. Я вёл всех от одной катастрофы к другой. Всё кончено. | ||
| + | |||
| + | Рука снова начинает двигаться, болезненно неспешно выговаривая буквы. | ||
| + | |||
| + | ''«Ты — О-Л-Л-А...»'' | ||
| + | |||
| + | — Хватит. Я и сам знаю, кто такой. Этого недостаточно. | ||
| + | |||
| + | ''«Сколько раз ты сворачивал не туда?»'' | ||
| + | |||
| + | — Что? | ||
| + | |||
| + | ''«Много лет назад. В том месте».'' | ||
| + | |||
| + | — Это другое. | ||
| + | |||
| + | ''«Мы в очередном лабиринте. Несколько раз повернули не туда. Совсем не туда. Но это же лабиринт. Путь всё равно существует».'' | ||
| + | |||
| + | Лидва подходит к товарищам. | ||
| + | |||
| + | — Там кто-то есть, — сообщает астартес. | ||
| + | |||
| + | — Что ты заметил? | ||
| + | |||
| + | — Движение. Кто-то перемещается по близлежащим улицам. | ||
| + | |||
| + | — Кто именно? — спрашивает Олл. Грамматикус поднимается на ноги. | ||
| + | |||
| + | — Не знаю, — качает головой Лидва. — Но лучше бы нам убраться с открытого пространства. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxviii. '''Закрой глаза''' == | ||
| + | Абаддон отступает на шаг. Нечто... Это невозможно, но нечто смогло преодолеть устойчивость астартес к страху. | ||
| + | |||
| + | — Кинор? | ||
| + | |||
| + | — Он... Он стал чем-то... Он стал... Я не хотел смотреть. Он заставил. Заставил увидеть. Но я не хотел. Эзекиль, я не хотел этого видеть. | ||
| + | |||
| + | Советник примарха начинает рыдать. Зрелище можно было бы назвать жалким, но на деле оно жуткое. | ||
| + | |||
| + | — Отдыхай. Восстановись немного. Очисти разум. Закрой глаза. | ||
| + | |||
| + | Аргонис истерично мотает головой. | ||
| + | |||
| + | — Нет! — восклицает он. — Если я их закрою... То увижу его! | ||
| + | |||
| + | Первый капитан вызывает ротного апотекария. | ||
| + | |||
| + | — Вколите ему что-нибудь. | ||
| + | |||
| + | — Что именно, капитан? | ||
| + | |||
| + | — Транквилизатор. Успокоительное. Что угодно. Приведите его в чувство. | ||
| + | |||
| + | Легионер выбирает несколько ампул из сумки и склоняется над советником. | ||
| + | |||
| + | — Сикар, — кричит Абаддон, возвращаясь к насущным вопросам. — Мне нужен доступ во Двор Луперкаля. | ||
| + | |||
| + | — Люк заперт, — отвечает тот. — Первичные меры безопас... | ||
| + | |||
| + | — Взрывай проклятые двери, — велит Абаддон. | ||
| + | |||
| + | Сикар не возражает. Замки сносят направленными зарядами, а потом два громадных терминатора-юстаэринца, Гаст и Вария, оттаскивают створки в стороны, оставляя в металле длинные борозды от силовых когтей. | ||
| + | |||
| + | Из проёма дует ледяной ветер вперемешку с дождём. За порогом нет ни отсеков, ни коридоров, ни Двора Луперкаля, ни штабных помещений. | ||
| + | |||
| + | За дверью начинается улица. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxix. '''MM226''' == | ||
| + | Товарищи помогают Джону подняться и уходят с площади на узкую мощёную улочку. Здесь, под свесами черепичных крыш, царит полумрак. Другая улица, шире и просторнее первой, уводит вправо. Когда-то она находилась в Палатинской зоне, а теперь пересекает тенистую аллею Неизбежного Града. Олл ведёт за собой остатки группы. Тёмная дорожка лучше спрячет от любопытных глаз. | ||
| + | |||
| + | Но Джон дёргает его за рукав и тычет пальцем вправо. Разрушенная войной улица идёт немного в гору. На краю дороги стоят несколько брошенных фургонов. | ||
| + | |||
| + | — Ждите здесь, — велит Олл и уходит, оставив друзей в тени осевшей каменной башенки. Оплетённое плющом строение устало клонится набок. | ||
| + | |||
| + | Он добирается до забытого каравана. К фургонам привязаны верёвки, хомуты и цепи. Всё заливает тусклый, спокойный свет, какой бывает у моря пасмурными вечерами. Улица была частью Дворца. Это очевидно по архитектуре зданий. Окна вылетели от близких взрывов. Земля усыпана оплавленным стеклом. Есть и другой мусор — потерянные вещи. Потёртый ботинок. Сломанный фонарь. Пряжка. Куча ветоши. Детская погремушка. Ветер колышет несколько полос бумаги. Они выглядят как метки, которые можно куда-нибудь прицепить с помощью восковой печати. | ||
| + | |||
| + | Оллу кажется, что за ним следят. Он чувствует взгляды из-за каждого мёртвого окна, но, осмотревшись, не замечает никого. Вещи под ногами, однако, доказывают, что когда-то здесь было много людей. Сопряжение пространств настолько идеально похитило фрагмент Дворца, что сохранился даже указатель, прикрученный на углу. Улица Гласиса. Кто здесь жил? Кто по ней гулял? Кто здесь погиб? | ||
| + | |||
| + | Брошенные фургоны большие и не похожи друг на друга. Они накрыты брезентом, а на бортах выбиты грубые символы: «ММ226». | ||
| + | |||
| + | «Если я правильно помню армейские обозначения, то это шифр, обозначающий место производства снаряжения», — думает Олл. | ||
| + | |||
| + | Он взбирается по колесу и откидывает полог с ближайшего фургона. Внутри лежат магазины с патронами, уложенные в простые дощатые ящики. А чуть дальше, на грубо сколоченных поддонах — выкрашенные зелёной краской ракеты для портативных пусковых установок. | ||
| + | |||
| + | Олл оглядывается в сторону перекрёстка и активно машет товарищам. Джон и Лидва спешат к нему. Перссон спрыгивает на землю и бежит к следующей телеге. Она до краёв забита продолговатыми заколоченными ящиками. Выглядят как крохотные гробы для самых бедных. Он срывает крышку. Внутри, среди вороха пластековых обрезков, лежат восстановленные лазерные ружья. Марсианское производство, вторая модель. Он берёт одно в руки, стряхивая хлопья упаковочного материала. Это старое, видавшее виды оружие. Но его почистили, и все механизмы отремонтировали. Перссон срывает хомуты, фиксирующие спусковой крючок и разъём для батареи. Такое знакомое ощущение. В предыдущей жизни, когда Вечный шёл путём солдата, у него было такое же ружьё. | ||
| + | |||
| + | — Что там? — спрашивает Лидва. | ||
| + | |||
| + | — Оружие, — отвечает Олл. — Хватит на в... Много. | ||
| + | |||
| + | Он чуть не сказал: «Хватит на всех». Горькая ирония. Они так долго путешествовали без оружия, а теперь нашли больше, чем смогут унести. | ||
| + | |||
| + | Перссон проверяет ружьё и вставляет батарею. В одном из фургонов находятся патронные сумки. Он берёт себе две и набивает их дополнительными энергетическими ячейками. Ни ножей, ни штыков, ни пистолетов, ни гранат, ни пусковых установок в караване нет. Оптики тоже нет, но Олл всегда предпочитал простые прицелы. Джон тоже обзавёлся подсумком и укороченным лазружьём со складным прикладом. Перссон понятия не имеет, как Грамматикус собрался стрелять одной рукой. | ||
| + | |||
| + | Лидва тоже шарит по вагонам, но всё внутри сделано для рук смертных. Ружья в его руках выглядят как детские игрушки. И проблема даже не в размере как таковом — астартес мог бы использовать стандартное солдатское оружие как карабин, но закованные в броню пальцы не пролезают под защитную скобу над спуском. А она отштампована одним куском с корпусом, так что ни отогнуть, ни отломать не получится. Лидва с помощью колесного штифта и вырванного из мостовой камня пытается сдвинуть скобу в сторону, не сломав при этом механизмы, отвечающие за стрельбу. | ||
| + | |||
| + | Олл думает, что ничего не получится. Вот был бы у них болторез или циркулярная пила... Космодесантник выламывает разъём для батареи из корпуса, отбрасывает сломанное ружьё, берёт следующее и начинает всё заново. | ||
| + | |||
| + | +Перссон.+ | ||
| + | |||
| + | Олланий вскидывает оружие к плечу и осматривает улицу. Кто-то произнёс его имя. Это не ветер. И не разыгравшееся воображение. | ||
| + | |||
| + | Кто-то звал его по имени. | ||
| + | |||
| + | Джон и Лидва замечают беспокойство товарища. Они поднимаются на ноги и смотрят на предводителя. | ||
| + | |||
| + | — Что-то не так, — шепчет Олл. | ||
| + | |||
| + | +Перссон.+ | ||
| + | |||
| + | Он поудобнее перехватывает оружие. | ||
| + | |||
| + | — Вы что-нибудь слышали? — шипит он, готовясь в любой момент открыть огонь. | ||
| + | |||
| + | — Нет, — отвечает Лидва. Джон качает головой. | ||
| + | |||
| + | «Так и знал, — думает Олл, — голос в голове. Телепатия. И тон знакомый. Он слабый и искажённый от боли или расстояния, но знакомый». | ||
| + | |||
| + | — Актея? — говорит он вслух. Спутники удивлённо смотрят на Вечного. | ||
| + | |||
| + | +Перссон. Уходи. Уходи оттуда.+ | ||
| + | |||
| + | — Ты жива? Где ты? | ||
| + | |||
| + | +Внизу. Под стеной.+ | ||
| + | |||
| + | Голос сочится болью. Мучительной болью. Каждый слог, каждая фраза даётся с нечеловеческими усилиями. Олл опускает ружьё и поворачивается к Джону и космодесантнику. | ||
| + | |||
| + | — Актея жива. Нужно вернуться... | ||
| + | |||
| + | +Нет.+ | ||
| + | |||
| + | Перссон морщится. В её словах больше боли, чем смысла. | ||
| + | |||
| + | +Погребена. Я погребена. Тонны камня. Раздавили. Со мной покончено.+ | ||
| + | |||
| + | — Мы тебя не бросим! — кричит Олл в пустоту. | ||
| + | |||
| + | +Нет! Оставьте. Уходите. Вижу. Вижу вас. И то, что надвигается. Бегите.+ | ||
| + | |||
| + | — Актея... | ||
| + | |||
| + | +Бегите!+ | ||
| + | |||
| + | Олл беспомощно смотрит на спутников. И слышит выстрелы. | ||
| + | |||
| + | == 7:ххх. '''Кладбище городов''' == | ||
| + | Пространство. Открытое пространство. Сумрачные земли, уходящие вдаль под беззвёздным небом. Острые утёсы и громадных размеров развалины тянутся ввысь, будто целый континент сжали в тисках, так же, как тот унылый, заросший лишайником дворик, через который они прошли на мостик. Каменные глыбы по тысяче метров в высоту встали на дыбы по воле каких-то невероятных тектонических процессов, а затем их горизонтальные и вертикальные координаты поменялись местами. Абаддон замечает перевёрнутые развалины древних городов, висящие на скальных отрогах, словно морские уточки на днищах судов. | ||
| + | |||
| + | Где-то, не очень высоко над горизонтом, завис источник света — солнце или иной космический объект. Его не видно за сплошной пеленой быстро несущихся облаков, но он очень яркий, потому что белому сиянию хватает сил пробиться сквозь плотную завесу. Абаддону за время путешествий по Галактике довелось повидать и холодную бездну мёртвых звёзд, и чёрные дыры. Это выглядит как их противоположность: безжалостный и бесконечный белый свет, похожий на глаз без зрачка. Его сила притяжения заставляет серые облака и варп-туман закручиваться гигантскими спиралями. | ||
| + | |||
| + | На него тяжело смотреть, и легионер отводит глаза. | ||
| + | |||
| + | Сразу за створкой люка начинается разрушенная улица. От большинства зданий на ней остались только руины. Абаддон замечает наполовину затопленные дождём воронки от взрывов. Чужеродные травы покачиваются на сильном ветру. Огни догорающих пожаров трещат среди обломков. Эта улица — часть такого же разрушенного города, древнего и забытого. Насколько хватает глаз раскинулась картина недавних боёв. Остатки зданий на склонах перевёрнутых утёсов тоже являются его частью. Внезапно родившиеся горы просто вырвали куски кварталов и утащили их к облакам. | ||
| + | |||
| + | Абаддону кажется, что он попал на кладбище, куда города приходят умирать. Здесь испокон веков царят серость и разложение. Некоторые, наиболее крепкие здания и стены, что ещё держатся, силами ветров превратились в странные, угловатые окаменелости. Но вот повреждения и следы огня появились недавно. | ||
| + | |||
| + | Отец где-то здесь? Это его рук дело? | ||
| + | |||
| + | Абаддон выкрикивает имя примарха, но голос только отзывается странным эхом, отражаясь от выглаженных ветром камней. Фето Зелецис ведёт первый отряд в загадочные руины. Абаддон движется следом. | ||
| + | |||
| + | Они успевают пройти едва ли десяток метров от люка, когда раздаются первые выстрелы. К мелкокалиберному оружию быстро добавляются лазерные лучи и болтерные снаряды. | ||
| + | |||
| + | Нападающие идут вперёд, не пытаясь скрываться или пользоваться укрытиями. Они, спотыкаясь, перелезают через груды битого камня и обломков, вопят и причитают, то ли от ужаса, то ли лишившись рассудка, то ли всё сразу. Их тысячи, и они от чего-то бегут. | ||
| + | |||
| + | Это солдаты из горты Луперкали и Несущие Слово; экипаж флагмана и силы поддержки, расквартированные на борту ''«Мстительного духа».'' | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxi. '''Старый солдат''' == | ||
| + | Твердотельные снаряды врезаются в мостовую и стену. Воздух рассекает пара лазерных лучей. В конце улицы, там, где чуть раньше ждали Лидва и Джон, маячат силуэты солдат. Это Эксертус. Горта Луперкали. | ||
| + | |||
| + | Они бегут вверх по склону, паля без разбору во все стороны. Выглядят полностью безумными. Ни о какой дисциплине не идёт и речи. Люди либо паникуют, либо перебрали с боевыми стимуляторами. | ||
| + | |||
| + | Олл встаёт на одно колено, используя фургон как защиту, и открывает ответный огонь. Он убивает одного, затем второго и третьего предателей. Каждого — одиночным выстрелом в корпус. Перссон спокоен и методичен. Он позволяет прежней личности, старому солдату, подняться из глубин памяти, пробуждая многолетний опыт и боевые инстинкты. Четвёртый выстрел. И пятый. Оба попадают в цель. | ||
| + | |||
| + | Но вражеской пехоты становится больше. Видимо, сначала они столкнулись с несколькими вырвавшимися вперёд солдатами, а сейчас начинает подходить основная масса. Похоже, нечто обратило в беспорядочное бегство целую бригаду. И Олл не уверен, что предатели их атакуют. Возможно, они с товарищами просто оказались на пути. Вечный поднимается на ноги, опирая цевьё лазружья на борт фургона, и меняет сектор обстрела на более удобный. Первые выстрелы попадают в металлическую обшивку его укрытия. Перссон продолжает отвечать одиночными, выбивая врагов по одному. | ||
| + | |||
| + | Джон тоже вступает в бой. Он не может похвастаться ни опытом, ни снайперской точностью Олла. И даже если бы мог, то из-за раны не способен толком держать оружие. Грамматикус выдаёт длинную очередь от бедра, лишь слегка придерживая оружие раненой рукой. Беспорядочный поток лазерных лучей заливает улицу. Большинство уходят в воздух или землю. Один из предателей, получив ранение в колено, падает ниц. | ||
| + | |||
| + | +Бегите!+ | ||
| + | |||
| + | Олл прогоняет измученный, сочащийся болью голос из головы. Не получится. Если они покинут укрытие... | ||
| + | |||
| + | Вторая очередь лазерных лучей вырывается с их позиции следом за отчаянным залпом Джона. Лидва крепко прижимает к нагруднику одно из ружей. Ему так и не удалось избавиться от защитной скобы, поэтому космодесантник просунул под неё металлический штырь, выдернутый из колёсной оси, и тянет за него, как за рычаг, надавливая на спуск. При таком подходе на точность рассчитывать не приходится, и штифт постоянно проскакивает, из-за чего огонь прерывается. | ||
| + | |||
| + | +Перссон. Беги!+ | ||
| + | |||
| + | Олл оглядывается. Может, если перебежать в ближайшее здание, то... | ||
| + | |||
| + | — Беги! | ||
| + | |||
| + | Он собирался обругать Актею, но осознал, что последнюю фразу произнесла не она, а Лидва. | ||
| + | |||
| + | Трое Несущих Слово появились на улице вместе с рвущимися вперёд бойцами горты Луперкали. | ||
| + | |||
| + | == 7 :хххii. '''Даже если это будет стоить нам всем жизни''' == | ||
| + | Корсвейн следует за хромающим Сайфером прочь с Опрокинутой Скалы, по верхнему уровню террас к третичному порталу горы. Ветер треплет насквозь промокшие плащи и накидки. | ||
| + | |||
| + | — Укол боли, — кричит Сайфер на ходу. — Сигнал тревоги от наших братьев-библиариев. Удивлён, что ты его не почувствовал. | ||
| + | |||
| + | — Ничего не было, — отвечает Корсвейн. | ||
| + | |||
| + | Они проходят внутрь портала. Ярость бури остаётся позади. | ||
| + | |||
| + | — Из-за него я отключился. | ||
| + | |||
| + | — И что стало причиной тревоги? | ||
| + | |||
| + | Тандерион встречает их у входа в один из прорубленных в скале тоннелей. Калибанец сильно осунулся и побледнел. | ||
| + | |||
| + | — Что скажешь? — спрашивает у него Сайфер. | ||
| + | |||
| + | — Мои господа, — в голосе Тандериона появился нездоровый скрип. — Наши усилия... | ||
| + | |||
| + | — Говори же! Где остальные? | ||
| + | |||
| + | — Внизу, господин. Продолжают работать. Но колдовство этого дьявола с отравленной кровью... | ||
| + | |||
| + | — Ты о Тифе? — уточняет Корсвейн. | ||
| + | |||
| + | Тандерион кивает. | ||
| + | |||
| + | — Вари живёт внутри него, лорд. Поддерживает его. Мы... Такие силы находятся за границами нашего понимания. Он смог пробраться внутрь... | ||
| + | |||
| + | — Тиф здесь?! — рычит сенешаль. | ||
| + | |||
| + | — Его воля, господин. Силы, которые подчиняются его воле. Они просачиваются в гору. Им удалось обратить всё вспять и разрушить большую часть плодов нашей работы. Картей едва не погиб, Азрадаил сильно обгорел от псионического разряда. Пытаемся восстановить что можем. Но он всё знает, господин. Тиф знает. Он понял, какова наша цель. Теперь они идут на штурм не из-за мести. Он хочет помешать. Хочет не дать нам зажечь маяк. | ||
| + | |||
| + | — Сколько ещё нужно сделать? — спрашивает Сайфер. | ||
| + | |||
| + | — Придётся начинать практически с нуля, господин. — На лице Тандериона читается отчаяние. | ||
| + | |||
| + | — Что конкретно это значит? Сколько времени вам нужно? — спрашивает Корсвейн. | ||
| + | |||
| + | — Полагаю, успех уже невозможен, лорд-сенешаль, — отвечает Тандерион. | ||
| + | |||
| + | — Нет ничего невозможного! — рычит Сайфер. Маска поворачивается к Корсвейну. — Несколько часов, Гончая Калибана. Возможно, больше, чем просуществует планета. Мне придётся лично контролировать работу братьев, чтобы обеспечить её завершение. | ||
| + | |||
| + | — У вас есть необходимые навыки и знания? — спрашивает Корсвейн и тут же замолкает, подняв руку и качая головой. Сейчас не время и не место задавать Сайферу вопросы о секретах, которые он хранит. | ||
| + | |||
| + | — Сделаю что смогу, — отвечает тот. — Мы поспешим и подготовим различные тайные устройства и обереги, чтобы оградиться от вражеских чар. На этот раз, возможно, получится защитить труд библиариев от разъедающих касаний Тифа. | ||
| + | |||
| + | Корсвейн кивает и глубоко вздыхает. | ||
| + | |||
| + | — Вам придётся командовать самому, мой господин, — добавляет Сайфер. — Очевидно, я не смогу быть в двух местах одновременно. | ||
| + | |||
| + | — Делайте что должно, — отвечает сенешаль. — Гора — основной приоритет, даже если это будет стоить нам всем жизни. Пусть её свет увидят. | ||
| + | |||
| + | Он разворачивается, обнажает клинок и направляется обратно к порталу. Снаружи опять раздаётся рёв войны, перекрывающий даже шум бури. Гвардия Смерти вновь штурмует укрепления. | ||
| + | |||
| + | — Я дам вам столько часов, сколько смогу, — бросает Корсвейн через плечо. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxiii. '''Последний бой воина Эрды''' == | ||
| + | Олл проклинает всё на свете. Астартес-предатели. С таким врагом им не справиться. Восстановленные лазружья попросту не обладают достаточной огневой мощью. | ||
| + | |||
| + | Двое Несущих Слово вооружены булавами, у третьего — тяжёлый палаш. Они движутся стремительно, расталкивая смертных солдат с дороги. Олл успел позабыть, насколько быстрыми могут быть эти огромные, закованные в броню воины. Все трое издают нечленораздельный рёв. В глазах плещется безумие. Как и Эксертус, они, похоже, в ужасе бегут от чего-то. И при этом готовы убивать всё, что попадётся на пути. | ||
| + | |||
| + | Не прекращая стрелять, Лидва снова призывает товарищей бежать. | ||
| + | |||
| + | Остались считаные секунды. Олл выпускает последний луч, хватает Джона и тащит его вверх по склону. Логокинетик пытается вырваться, но понимает, что оставаться на месте нельзя. Нужно уходить. Придётся дать Лидва возможность выиграть для них немного времени. | ||
| + | |||
| + | Космодесантник остаётся на позиции. Первая пуля отскакивает от наплечника. Ещё одна — от наручей. Он убивает бегущего в самоубийственную атаку солдата очередью из лазружья, но в следующий миг штифт в очередной раз выскальзывает из разъёма. Лидва поправляет кусок металла, снова тянет, и ещё два безумца падают наземь. Осечка. Батареи, которые они нашли в фургоне, то ли слишком старые и не держат заряд, то ли просто заряжены не до конца. | ||
| + | |||
| + | Он решает не перезаряжать оружие. Оно слишком хрупкое и маленькое для закованного в керамит космодесантника. Лидва начинает размахивать лазружьём как дубинкой, первым же ударом сбивая солдата Эксертус с ног. Затем — второго. Они наваливаются толпой, бросаясь на возвышающегося над нами врага в порождённом страхом безумии. | ||
| + | |||
| + | С какими ужасами они столкнулись, раз готовы напасть на легионера-астартес в силовой броне? | ||
| + | |||
| + | Нет времени на размышления. Первый Несущий Слово почти добрался до схватки. Лидва кулаком проламывает череп ещё одного смертного, а потом изо всех сил, сжимая ствол ружья обеими руками, бьёт по космодесантнику-предателю. | ||
| + | |||
| + | Удар приходится в висок, и предатель спотыкается. Он пытается отмахнуться булавой, но Лидва снова опускает свою импровизированную дубинку на покрытое татуировками лицо. Деревянное цевьё ломается. Во все стороны летят детали спускового механизма. Несущий Слово, шатаясь, пятится прочь. Кровь залила ему глаза. | ||
| + | |||
| + | Второй воин Семнадцатого, великан из ордена Чёрной Кометы, закованный в шипастую броню, врезается в Лидва и бьёт того булавой в бок. Страж Эрды отлетает в борт ближайшего фургона. Он пытается восстановить равновесие, но Несущий Слово продолжает атаку. Лидва рывком уходит в сторону, и тяжёлое навершие сминает металлическую обшивку. | ||
| + | |||
| + | Легионер без легиона поднимается на ноги. Он остался без оружия. Второй и третий Несущие Слово идут в атаку. Первый истекает кровью из ран на лице, но тоже готов вернуться в бой. Ещё четверо вышли из лабиринта улиц и быстро приближаются к Лидва. Эксертус вокруг завывают, будто бешеные псы. | ||
| + | |||
| + | Предатель с палашом, ветеран из ордена Эбеновой Ветви, выходит вперёд и размахивается клинком. Лидва уклоняется и сокращает дистанцию, чтобы сцепиться с противником врукопашную и не дать тому воспользоваться мечом. Они несколько мгновений борются, выкручивая друг другу руки. Наконец Несущий Слово отталкивает протодесантника и делает выпад. Клинок входит между рёбер. | ||
| + | |||
| + | Лидва пошатывается, истекая кровью, и резко сгибается пополам, когда сын Лоргара выдёргивает оружие из раны. Пятясь, раненый легионер пытается превозмочь боль и собраться с силами. Ему удаётся уклониться от следующего взмаха, но движение получается слишком неуклюжим. Несущий Слово из Чёрной Кометы вырастает за спиной, занося булаву для удара. Уже ничего нельзя сделать. Сейчас всё закончится. | ||
| + | |||
| + | Удара нет. Лидва слышит металлический лязг, и что-то тяжёлое падает на мостовую. Предатели вокруг ошарашенно воют. | ||
| + | |||
| + | Он оглядывается. | ||
| + | |||
| + | Ещё один астартес возник будто из ниоткуда и вступил в бой. Его доспехи, как и у Лидва, лишены украшений и символов, но зеленовато-серого цвета, а не серебристого. Этот воин сражается двумя мечами. | ||
| + | |||
| + | Он взмахивает сверкающим психосиловым клинком и сносит голову Чёрной Комете, затем обрушивает град ударов на Эбеновую Ветвь. Эксертус бросаются врассыпную, чтобы не попасть под руку. | ||
| + | |||
| + | Космодесантник заставляет Несущего Слово отступить, но ещё четверо безумцев в силовой броне мчатся вперёд. | ||
| + | |||
| + | Локен оборачивается и плавным движением бросает Скорбящего Лидва. Несмотря на резкую боль в боку, протоастартес ловит оружие в воздухе. | ||
| + | |||
| + | На разговоры нет времени. Два воина встают плечом к плечу и обращают свой гнев на сынов Лоргара Аврелиана. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxiv. '''«Я не поэтому велела вам бежать...»''' == | ||
| + | Олл практически на себе затаскивает Джона вверх по пыльным ступеням какого-то старого, полуразвалившегося здания и пинком открывает тяжёлые двери. За ними обнаруживается просторный зал. В помещении холодно, тихо и темно. Каждый шаг отдаётся гулким эхом. Высокий потолок опирается на колонны. Сквозь большие грязные окна пробивается тёплый пульсирующий свет, как от огня. | ||
| + | |||
| + | Перссон усаживает Джона у основания одной из колонн и возвращается к дверям, подняв оружие. Он осторожно выглядывает на улицу. Мимо проносятся несколько обезумевших солдат, но они просто убегают, что-то бормоча и рыдая. Никто не вспоминает о двух беглецах. | ||
| + | |||
| + | Олл закрывает двери и осматривается. Он не может сказать, что это за здание и откуда оно взялось. Наверное, из Дворца. Сумрак кажется разноцветным из-за витражных панелей на окнах. В дальнем конце зала виднеется огромное круглое окно с символом какой-то имперской организации. Старый солдат понятия не имеет, почему свет за окнами так мерцает, — ведь на улице ничего не горело. | ||
| + | |||
| + | — Актея? | ||
| + | |||
| + | Нет ответа. | ||
| + | |||
| + | — Актея? | ||
| + | |||
| + | +Не высовывайся, Олланий.+ | ||
| + | |||
| + | — Скажи, где ты. Мы вернёмся. Вытащим тебя. | ||
| + | |||
| + | +Я умираю, Олланий. Не надо. Даже не думай возвращаться... за мной. Я погребена. Стена.+ | ||
| + | |||
| + | — А Кэтт... — выдавливает Олл. — Она с тобой? Мы так и не смогли найти вас после... | ||
| + | |||
| + | Ведьма не отвечает. | ||
| + | |||
| + | — Актея?.. | ||
| + | |||
| + | +Нож у тебя? Вижу. Вижу, что у тебя. Он сломан?+ | ||
| + | |||
| + | — Да. | ||
| + | |||
| + | +Всё равно идите дальше. Пусть Джон... Пусть он отдохнёт немного, и идите.+ | ||
| + | |||
| + | — Лидва... | ||
| + | |||
| + | +3абудь. Так надо. Нужно идти.+ | ||
| + | |||
| + | — Куда? Мы заблудились. Нить оборвалась. | ||
| + | |||
| + | +Я попытаюсь... Направлю тебя. Нужно. Нужно идти. Не останавливаться. Бежать.+ | ||
| + | |||
| + | Слова сложно разобрать. Олл полагает, что тоска в голосе порождена болью, переполняющей женщину, но в нём есть и другие чувства, которые он раньше за Актеей не замечал: искренняя тревога и сострадание. | ||
| + | |||
| + | — Мы убежали, Актея, — говорит он. — Ты предупредила о нападении предателей... | ||
| + | |||
| + | + Не сыны Лоргара... Я не поэтому велела вам бежать...+ | ||
| + | |||
| + | — Актея? Актея?! | ||
| + | |||
| + | Боль побеждает, и ответом Перссону становится безмолвие. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxv. '''Холодное и мёртвое''' == | ||
| + | — Тёмный Король? — Зиндерманн хмурится. — Насколько мы понимаем, так его будут звать. Это предречённое имя грядущего божества... | ||
| + | |||
| + | — Я знаю, — перебивает Ариман. — Но оно долго лежало холодным и мёртвым. | ||
| + | |||
| + | — Оно же... везде, — возражает Зиндерманн. — В каждой книге, которую мы открывали. | ||
| + | |||
| + | — И мне докладывали, — негромко добавляет Мауэр, — что его скандировали войска предателей и произносили нерождённые чудовища. | ||
| + | |||
| + | — Разве вы его не слышали? — спрашивает бывший итератор. | ||
| + | |||
| + | — Я не слушал, — отвечает легионер. — Не имея возможности заглянуть в будущее, я прекратил обращать внимание и на настоящее. Для подобных мне варп стал оглушительно шумным. Пришлось от него оградиться, чтобы не лишиться рассудка, пока я заканчиваю здесь свои дела. Но если его действительно произнесли, то время пришло... | ||
| + | |||
| + | — Похоже, для вас это важно, — говорит Мауэр. | ||
| + | |||
| + | — Верно. Если Хорус Луперкаль действительно возвысится до Тёмного Короля, то сделается даже сильнее, чем я боялся. Я ожидал, что он будет вознесённой сущностью, могущественной, действующей подобно богу. Но превратившись в Тёмного Короля, он станет настоящим богом. Всесильным демиургом. | ||
| + | |||
| + | — А в чём разница? — спрашивает Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | — Четыре столпа Хаоса вложили в Хоруса свои силы и власть, — поясняет Ариман. — Они подарили ему такую мощь, что для меня или вас он стал неотличим от бога. Но при этом Луперкаль — инструмент, раб тьмы. Однако если магистр войны стал или вот-вот станет Тёмным Королём, то, получается, они по неосторожности допустили его полноценное вознесение. И он будет хозяином своей судьбы. | ||
| + | |||
| + | Космодесантник так резко поворачивает голову, что трое смертных в ужасе отскакивают. | ||
| + | |||
| + | — Покажите мне труды, в которых встречалось имя, — велит он. | ||
| + | |||
| + | Мауэр вздрагивает. Их окружает множество книг: они лежат грудами на полу, вываливаясь с полок, будто мёртвые птицы, истекая потоками чернил. | ||
| + | |||
| + | — М-мы не сможем их отыскать, — отвечает она. | ||
| + | |||
| + | — Значит, придётся заглянуть в ваши воспоминания и увидеть их там, — отвечает колдун. | ||
| + | |||
| + | Синие глаза вспыхивают, подсвечивая очертания черепа под прозрачной кожей. Зиндерманн, архивариус и Мауэр одинаково дёргаются, когда холодное касание пронзает позвоночный столб и будто обращает мозги в лёд. Они не в силах ему помешать. | ||
| + | |||
| + | — Понятно, — шипит Ариман. Книги и манускрипты начинают выползать из чернильных луж и скользят к его ногам. Они движутся будто раздавленные насекомые, в телах которых ещё теплится жизнь. Первый томик, капая чернилами, взбирается по ножке читального стола. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxvi. '''Братья по оружию''' == | ||
| + | Лидва рассекает череп Несущего Слово одолженным клинком. За спиной новый союзник добивает последнего из сынов Лоргара тяжёлым ударом психосилового меча. | ||
| + | |||
| + | Протодесантник оборачивается, зажимая рукой рану в боку. | ||
| + | |||
| + | — Нужно уходить с улицы, — говорит астартес. — Придут ещё. | ||
| + | |||
| + | — Согласен, — отвечает Лидва. Игнорировать резкую боль становится всё сложнее. Незнакомец подхватывает его, помогая устоять на ногах. | ||
| + | |||
| + | — Благодарю за вмешательство. | ||
| + | |||
| + | — У нас, очевидно, общий враг, брат, — отвечает легионер. | ||
| + | |||
| + | — Со мной были двое смертных, — стиснув зубы, цедит Лидва. — Их нужно найти. И защитить. | ||
| + | |||
| + | Воин кивает. | ||
| + | |||
| + | — Кто ты? — спрашивает Лидва. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxvii. '''Умерев, она оживает вновь''' == | ||
| + | Умерев, она оживает вновь. Таково проклятие Вечных. | ||
| + | |||
| + | Когда стена рухнула, Актея не смогла спасти ни себя, ни девчонку, лежавшую рядом, потому что вся её сила до капли обратилась против Тёмного Апостола Эреба. | ||
| + | |||
| + | Она сама создала эту могилу. Погребла изломанное тело под обломками камней. Она чувствует, насколько сильны повреждения, и понимает, что даже по отдельности травмы были бы смертельными для человека. | ||
| + | |||
| + | Но она Вечная. | ||
| + | |||
| + | Из-за слепоты Актея привыкла к темноте, но даже будь у неё глаза, ничего бы не изменилось. Здесь нет ни луча света. Сверху давят тонны камня и фрагментов стен. Кругом пыль. Девчонка где-то рядом. Ведьма чувствует, как из её тела уходят последние капли тепла. Кэтт сражалась до конца. Актея почти восхищена. Но ей пришлось терпеть боль, которую чувствовала Кэтт, умирая, как свою собственную, из-за псионической связи между разумами. | ||
| + | |||
| + | Две смерти. Она мучалась за двоих. Сколько ещё ждёт впереди? | ||
| + | |||
| + | Кажется, боль будет такой же вечной, как и она. | ||
| + | |||
| + | Пророчица пытается сдвинуть упавшие камни, собрав остатки сил. Их оказывается недостаточно. Обломки дрожат, поток пыли проваливается в пустоту рядом с лицом и набивается в горло. Актея задыхается. | ||
| + | |||
| + | Умерев, она оживает вновь. | ||
| + | |||
| + | Восстав из мёртвых в первый раз, ещё будучи Киреной Валантион, она приняла дар вечности за благо. Хотела использовать его и изменить звёзды, создать новое будущее. Увы. Истина в том, что иногда ты меньше всего на свете хочешь быть бессмертным. | ||
| + | |||
| + | Человек бы просто умер, сбежав от боли. | ||
| + | |||
| + | Вечной же придётся страдать до скончания времён. | ||
| + | |||
| + | Её разум почти ничего не видит в окружающем мраке. Тёмного Апостола рядом нет. Она полагает и надеется, что Эреба насмерть раздавило обломками. Это, по крайней мере, сможет немного утешить. | ||
| + | |||
| + | Актея пытается шевелиться. Все кости сломаны, все конечности накрепко прижаты. Ей удаётся чуть двинуть плечом. Тяжёлый обломок стены, массой около тонны, сползает и разбивает её череп. | ||
| + | |||
| + | Умерев, она оживает вновь. | ||
| + | |||
| + | Понадобится время. День. Неделя. Год. Десять лет. Если лежать неподвижно, тело исцелится, клетка за клеткой. И тогда, с новыми силами, она сможет разбросать эти камни. Нужно потерпеть. Нужно выдержать боль, безмолвие и неподвижность, пока не придёт её время. | ||
| + | |||
| + | Вот только времени больше нет. Оно замерло по воле варпа. Вечная не сможет исцелиться. | ||
| + | |||
| + | Полуослепший, истерзанный разум Актеи скользит по улицам за пределами каменной гробницы. Она мельком видит переплетённые миры и города внутри городов. Видит океаны эмпирей, в которых тонет Терра. Она видит и испытывает ужас, охвативший всех, даже предателей, сотворивших происходящее. Несущие Слово бегут в страхе по застывшим во времени улицам. Им не дано осознать, что они помогли привести в мир. Смеющиеся нерождённые испуганно отшатываются. Ветераны горты Луперкали умирают на месте при одном его виде. | ||
| + | |||
| + | Времени нет, а Тёмный Король здесь. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxviii. '''Расклад''' == | ||
| + | Длинные, похожие на птичьи, пальцы быстро листают страницы раненых книг. Бледную кожу заливают чернила. Ариман явно торопится и полностью погрузился в процесс. | ||
| + | |||
| + | Зиндерманн, Мауэр и девушка-архивариус со страхом наблюдают за происходящим, сидя в сгущающихся тенях. Со стороны кажется, что астартес проводит поспешное вскрытие истекающих чёрной кровью томов. | ||
| + | |||
| + | — Что... — шепчет Зиндерманн. — Что ты там видишь? | ||
| + | |||
| + | — Слишком много, летописец, — хрипит Ариман, не поворачивая головы, — но недостаточно. | ||
| + | |||
| + | Он поднимает руки по локоть в чернилах и смотрит на смертных холодными глазами. | ||
| + | |||
| + | — Пророчество исказилось. Всё, что было предписано и предречено, изменилось и обрело новый смысл. | ||
| + | |||
| + | — Из-за... Хоруса? | ||
| + | |||
| + | — Не совсем. Из-за его действий и поступков — да. Из-за созданной им катастрофы. Но изначальная судьба изменила свой путь. | ||
| + | |||
| + | Тихий рык вырывается из глотки библиария. Видно, как кости вибрируют под прозрачной плотью. | ||
| + | |||
| + | — Участь Вселенной предрешена, — продолжает он. — Всё предсказано. Но для этого нужно, чтобы мир продолжал жить своим чередом, без помех и неестественных искажений. | ||
| + | |||
| + | — Что это значит? — спрашивает Мауэр. | ||
| + | |||
| + | — Естественный процесс нарушен. Остановлен. Время замерло, и, соответственно, все события, что зависели от его хода, исказились. Пришествие Тёмного Короля было предсказано. Но в отсутствие времени пророчество свернуло не туда. Сместило фокус. | ||
| + | |||
| + | — Бессмыслица какая-то... — говорит боэтарх. Её трясёт. | ||
| + | |||
| + | — Для вас — возможно, — кивает Ариман. — Ваш разум не достиг просветления. Представьте, что бросаете камень, зная с достаточной степенью уверенности, куда он попадёт. Но если остановить время, этот камень упадёт в другое место. Не туда, куда вы хотели, и уж точно не туда, куда предсказывали. Он промахнётся мимо цели и ударит кого-то другого. С пророчествами происходит примерно то же самое. Точность предсказания зависит от выполнения обязательных условий. Изменив условия, в данном случае физические законы Вселенной, можно поменять и пророчество. | ||
| + | |||
| + | — Или... просто сделать его ложным, так? — спрашивает Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | — Увы, нет. Если процесс начался, он должен закончиться. Однако результат может быть совершенно иным. Во времени без времени исполнившееся пророчество приведёт к иному исходу. Такому, который не мог предвидеть никто, рассматривавший предыдущий набор условий. | ||
| + | |||
| + | Он сбрасывает мёртвые книги со стола резким взмахом руки. Движение настолько внезапно, что все отступают на шаг. Фолианты валятся на пол, словно куски мяса. | ||
| + | |||
| + | Ариман погружает руку в переплетение чёрных бинтов, в которые обёрнуто его вытянутое тело, и извлекает на свет небольшую перламутровую шкатулку. Она открывается, подчиняясь одной мысли хозяина. Внутри лежит колода таро. | ||
| + | |||
| + | — Мне нужно увидеть расклад с учётом новых факторов, — заявляет астартес. | ||
| + | |||
| + | Карты тасуют сами себя, зависнув в воздухе между ладоней колдуна. Он берёт их, выкладывает в ряд на столе и начинает переворачивать. | ||
| + | |||
| + | == 7:xxxix. '''Уток и основа''' == | ||
| + | — Я — Гарвель Локен, — представляется космодесантник. | ||
| + | |||
| + | — Я — Олланий Перссон. | ||
| + | |||
| + | Вечный опускает оружие. Лидва входит в заброшенный зал вслед за незнакомцем. Протоастартес истекает кровью, и Олл не удивится, если ранение окажется смертельным. | ||
| + | |||
| + | — Он один из наших, — произносит Лидва, превозмогая боль. | ||
| + | |||
| + | — Я сам по себе, — отвечает Локен. | ||
| + | |||
| + | — Имелось в виду, что он на стороне порядка и против тьмы. — Легионер опирается на длинную скамью, давая отдых телу. | ||
| + | |||
| + | — Нет никаких сторон, — отвечает Олл. — Только человечество. | ||
| + | |||
| + | — Соглашусь. — Локен разглядывает смертных: осторожного старого солдата с проседью в волосах и калеку с замотанным тряпками лицом, — что сидят рядом с ним на скамье. Затем переводит взгляд на колонны и круглое окно. | ||
| + | |||
| + | — Это здание... Мы в Зале Схоластеров на виа Аквила. | ||
| + | |||
| + | — Это точно не та улица и совсем другое место, — замечает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Ничто не на своём месте. Всё смешалось, — пожимает плечами космодесантник. | ||
| + | |||
| + | — Значит, ты уже понял, что реальность начала преображаться? | ||
| + | |||
| + | — Да. Некоторое время назад я был на ''«Мстительном духе».'' И не покидал корабль. И всё же я здесь. А вы? | ||
| + | |||
| + | — Мы открыли не ту дверь во Дворце Терры, — отвечает Олл. — Или, может, как раз ту. Но, прости меня, ты как-то слишком легко воспринял искажения в ткани реальности. | ||
| + | |||
| + | — В каком смысле? | ||
| + | |||
| + | — Слуги Архиврага, похоже, лишились рассудка, — говорит Лидва. — Как те смертные солдаты и сыны Аврелиана. Мы так легко отделались потому, что они обезумели от страха, друг. | ||
| + | |||
| + | — Значит, обезумел весь мир. Такое происходит повсюду. | ||
| + | |||
| + | — Но не ты? — спрашивает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Я многое повидал, — отвечает Локен. — Может, слишком многое. Я уже за пределами безумия. | ||
| + | |||
| + | Большего он рассказывать не хочет. Приходится постоянно бороться с самим собой, сдерживая мучительную истину, которую демон ему показал. Она разъедает мысли и, уверен Локен, теперь будет терзать его вечно. | ||
| + | |||
| + | Легионер размыкает замки и снимает шлем, открывая спокойное, слегка веснушчатое, небритое лицо, и обводит новых знакомых взглядом холодных серых глаз. | ||
| + | |||
| + | — Я мог бы задать тот же вопрос, — замечает он. | ||
| + | |||
| + | — Мы тоже многое повидали, — отвечает Олл. — Почему ты пришёл нам на помощь? Мы в любом случае благодарны. | ||
| + | |||
| + | — Вы сражались с предателями. Не смог оставить вас наедине с этим делом. — Он замолкает. — А кроме того, полагаю, все события и встречи на моём пути произошли не просто так. | ||
| + | |||
| + | — Откуда такие мысли? — интересуется Перссон. | ||
| + | |||
| + | — Я вижу определённые знаки. Печати. Подсказки. Есть ощущение, что меня направляет кто-то свыше. Не могу внятно сформулировать. | ||
| + | |||
| + | — Попытайся. — Лидва садится, чтобы не тревожить рану. | ||
| + | |||
| + | — Может, это судьба? Или провидение? Почти всё, что нам дорого, утрачено, но, кажется, ещё остался крошечный шанс на спасение. Некая сила приняла нашу сторону и хочет, чтобы мы воспользовались возможностью. По крайней мере, чтобы это сделал я. Я будто иду по тропе, на которую встал годы тому назад. И она вот-вот замкнётся. Всё замыкается. Взять, к примеру, это место. Я уже бывал здесь раньше. Меня сюда направляли. | ||
| + | |||
| + | — Зачем? — спрашивает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Чтобы подчеркнуть его значимость? — предполагает Локен. — Очередная подсказка. Чтобы я узнал его, когда увижу снова. И вероятно, потому, что те, кого я тут встречу, тоже важны. | ||
| + | |||
| + | — Мы-то? | ||
| + | |||
| + | — Вы весьма необычны. — Локен смеряет Олла взглядом. — Ты, например, пахнешь вечностью. | ||
| + | |||
| + | Олл смеётся. | ||
| + | |||
| + | — С чего ты взял? | ||
| + | |||
| + | — Потому что один нерождённый показал её мне, и ты выглядишь так же. А ты... — он поворачивается к Лидва, — не относишься ни к одному из известных мне легионов. | ||
| + | |||
| + | — Я не из легиона, — отвечает раненый астартес. | ||
| + | |||
| + | — Ну вот, — пожимает плечами Локен. | ||
| + | |||
| + | Поморщившись, протодесантник протягивает Скорбящего Локену рукоятью вперёд. | ||
| + | |||
| + | — Оставь пока себе. Он нам ещё понадобится. Бой не окончен. | ||
| + | |||
| + | — Мой, возможно, всё-таки подошёл к концу, — отвечает Лидва. У него не получается успокоить дыхание. Кровь, текущая из раны, так и не остановилась. | ||
| + | |||
| + | Руки Джона приходят в движение. | ||
| + | |||
| + | — Ты можешь задать мне вопрос напрямую, — замечает Локен. | ||
| + | |||
| + | Грамматикус удивлённо поднимает брови и повторяет последовательность знаков, на этот раз глядя на Локена. | ||
| + | |||
| + | — Что я делал на ''«Мстительном духе»?'' Охотился на магистра войны. | ||
| + | |||
| + | == 7:xl. '''Последняя конфигурация''' == | ||
| + | Он убил во тьме тысячу демонов. | ||
| + | |||
| + | Один, шаг за шагом, Ангел прокладывал путь сквозь непроглядную черноту, убивая всё на своём пути, каждый полупрозрачный, искажённый силуэт, что тянул из теней свои лапы, пока клинок Обагрённого не начал тлеть. | ||
| + | |||
| + | В неровном свете горящего меча Сангвиний видит, что его окружает: сумрачные останки мстительного, могучего корабля, чьи пробоины и повреждения уже никто не залатает; свисающие с обвалившегося потолка петли кабелей. Места разрывов слабо искрят. Вырванные из креплений и смятые листы палубного настила беспорядочно лежат на несущем каркасе, как колода разбросанных карт. Время от времени Ангел попадает в островки гравитационной нестабильности, где шаги становятся невероятно лёгкими, и уже в следующую секунду конечности будто наливаются свинцом. Он видит искорёженные переборки — плиты из стали и адамантия толщиной со стену Дворца вспучились и изогнулись по воле неведомых сил. Видит мелькающие в сгущающихся тенях жёлтые буркалы нерождённых. | ||
| + | |||
| + | Слышит, как тьма рычит. | ||
| + | |||
| + | Прошло всего несколько минут с тех пор, как Феррус Манус попрощался и оставил его преодолеть последний отрезок пути в одиночестве. Но время совершенно обезумело — будто единая когда-то нить рассыпается на отдельные волокна. Минуты растянулись на годы и столетия. Сангвиний убил во тьме тысячу демонов. | ||
| + | |||
| + | Пахнет дымом. Это запах давно потухшего огня, мешающийся с вонью мертвечины. Топлёный жир. Горелое мясо. Вскипевшая кровь. Холодный смрад трижды проклятого обряда, дикарского подношения кровавому богу или просто бойни. | ||
| + | |||
| + | Он не теряет бдительности. Ещё никогда Ангел не был так сосредоточен. Клинок в руках подрагивает, готовый прийти в движение и ударить при малейшем поводе. Он убил во тьме тысячу демонов, по одному за каждый сделанный шаг. Лишь нескольких получилось разглядеть, потому что вокруг царит полночь. Они были смутными силуэтами: зубастые, безымянные тени бросались на примарха и гибли под ударом меча, растворяясь в первозданной черноте. | ||
| + | |||
| + | Он чувствует их страх. Все до одного нерождённые боялись. Паниковали. Они в отчаянии. Всё пропиталось вонью ужаса. | ||
| + | |||
| + | Демоны знают, кто он и зачем пришёл. Они не хотят рисковать новообретённой плотью в попытках остановить воителя, но иначе не могут. Он — Сангвиний, Сияющий Ангел. Он — их полная противоположность и воплощает угрозу тому, чем они жаждут стать. | ||
| + | |||
| + | Ещё один шаг при трепещущем свете клинка. И ещё. Тени скользят вокруг, расползаясь в стороны. Следующий шаг — и он видит первый череп. | ||
| + | |||
| + | Сначала их всего несколько штук. Обугленные, потрескавшиеся человеческие черепа без нижних челюстей валяются на разрушенной палубе, как камни на горной тропе. Их становится больше, начинают попадаться небольшие кучи. Затем они превращаются в сплошной ковёр, трещат и лопаются под ногами, скатываются вниз по склону. Сангвиний взбирается на вершину кургана из черепов. Он с трудом карабкается по зыбкой, подвижной массе. Над головой брезжит тусклый свет. | ||
| + | |||
| + | Черепов так много, что примарх не может назвать даже примерное количество. Они формируют длинный, крутой подъём, ведущий на палубу выше. Там горят ярким синим цветом аварийные лампы в проволочных клетках. | ||
| + | |||
| + | Это ультрафиолет, как в операционной. Сангвиний слышит неприятный, высокий гул, едва улавливаемый ухом, — так работают системы обеззараживания. Умирающий корабль пытается бороться с инфекцией. | ||
| + | |||
| + | Дорога из черепов заканчивается. Под ногами снова металлический настил. Стены дышат. Коридор залит мертвенным серебристым сиянием и напоминает не то затянутые смогом токсичные холмы Хтонии, не то отравленные радиацией пустоши Баала. Болезненно-белый свет слегка мерцает, словно пробиваясь сквозь качающиеся на ветру листья. Или что-то на них похожее. Ангел не обращает внимания на иллюзии. Снова раздаётся шёпот. Он похож на шорох сухой листвы под ногами. Или хруст панцирей насекомых. Или шелест крыльев мотылька... | ||
| + | |||
| + | Что они говорят? У него почти получается разобрать слова. | ||
| + | |||
| + | Имя. | ||
| + | |||
| + | Одно и то же имя, раз за разом. | ||
| + | |||
| + | == 7:xli. '''Долг и вера''' == | ||
| + | Медленно и с некоторым трудом Джон встаёт и снова начинает жестикулировать так, чтобы Олл и Лидва понимали, что он хочет сказать. | ||
| + | |||
| + | ''«Я помню имена и звания. Гарвель Локен был капитаном Лунных Волков».'' | ||
| + | |||
| + | Все смотрят на Локена. | ||
| + | |||
| + | — Я и сейчас капитан Лунных Волков, — отвечает тот. — Просто других Лунных Волков не осталось. Мой отец — Хорус Луперкаль. | ||
| + | |||
| + | — И что ты собираешься делать, когда его отыщешь? | ||
| + | |||
| + | — Если там осталось что-то от отца, то попытаюсь уговорить его отступить и покинуть выбранный путь. А если нет — и я подозреваю, что этот вариант более реален, — то отомщу за братьев, которых потерял по его вине. | ||
| + | |||
| + | — И тебя... направили к нам? — спрашивает Лидва. | ||
| + | |||
| + | — Я уже пытался объяснить, — отвечает Локен, указывая на Джона. — Этот человек не может говорить из-за травмы. Но использует знаки и всё равно доносит свои мысли. Так же действует и тот, кто меня направляет. Он не способен говорить и использует знаки. | ||
| + | |||
| + | — Сигиллит? | ||
| + | |||
| + | — Да. | ||
| + | |||
| + | — Он и сейчас с тобой? — спрашивает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Не знаю. Я не слышал его уже довольно давно. | ||
| + | |||
| + | — Значит, ты служишь Императору? — спрашивает Перссон. | ||
| + | |||
| + | — Его воле. Да. | ||
| + | |||
| + | ''«Слепая верность астартес», — говорит Джон.'' | ||
| + | |||
| + | — Нет, — отвечает Локен. — Сознательный выбор. Ни один вменяемый человек сейчас не станет воевать под другим знаменем. И даже для меня, шагнувшего за порог безумия, выбор очевиден. | ||
| + | |||
| + | Он извлекает из ножен гладий Рубио и демонстрирует клинок Оллу. | ||
| + | |||
| + | — Это психосиловой меч, — говорит легионер. — В моих руках он должен быть простым куском металла, потому что даром я не обладаю. Меня проверяли. Но когда я сжимаю рукоять, оружие наполняется чьей-то чужой силой. | ||
| + | |||
| + | — Да, я видел это на улице, — признаёт Лидва. | ||
| + | |||
| + | Олл подходит ближе и заглядывает Локену в глаза. | ||
| + | |||
| + | — Я — Вечный, — говорит он. — Тебе известен этот термин? | ||
| + | |||
| + | — Да. | ||
| + | |||
| + | — Ты не ошибся, когда отметил мой запах. Я такой же, как Сигиллит, и давным-давно был товарищем Императору. Я проделал очень долгий путь ради встречи с Ним. | ||
| + | |||
| + | — Чтобы помочь? | ||
| + | |||
| + | — Можно и так сказать. | ||
| + | |||
| + | — Значит, эта встреча будет такой же, как у меня с отцом. | ||
| + | |||
| + | — Ты догадлив, — улыбается Олл. — Ты, Локен, лучший вариант, который у меня был за всё это время. Ты — сосуд. Сосуд силы Императора или, возможно, Сигиллита. В любом случае сейчас совершенно неожиданно я оказался ближе к цели путешествия, чем когда-либо. Мне нужно поговорить с Ним или с регентом. В данной ситуации это равнозначные варианты. Ты можешь помочь. | ||
| + | |||
| + | Локен хмурится. | ||
| + | |||
| + | — Возможно ли, что ты — та цель, которую мне указали? Возможно ли, что мой и ваш путь должны были пересечься в этом месте? | ||
| + | |||
| + | — Я готов принять это на веру, — говорит Олл. | ||
| + | |||
| + | Джон за их спинами издаёт булькающий смешок. | ||
| + | |||
| + | — В чём причина веселья? — спрашивает Локен. | ||
| + | |||
| + | — Не обращай внимания на моего друга, — отвечает Перссон. — Ему не до метафизики. В отличие от меня. И, полагаю, тебя. Думаю, у нас схожий опыт: долгое и тяжёлое путешествие по тропе, указанной сомнительными знаками и смутными символами. При этом истинная картина происходящего всегда оставалась скрытой. Даже конечная цель пути. И всё же мы продолжали идти. Тебя, полагаю, вело чувство долга. Меня — вера. И то и другое придаёт смысл нашему существованию. | ||
| + | |||
| + | — И что мы можем сделать? — спрашивает Локен. | ||
| + | |||
| + | — Величайшие силы во Вселенной сошлись в бою. Человечество бессильно. Даже самые могучие армии оказались беспомощны. По моему опыту, в таких обстоятельствах наибольших результатов могут добиться слабейшие. Сирые и убогие способны перемещаться свободно, потому что никто не обращает на них внимания и не думает, что они могут на что-то повлиять. Мы, уподобившись пылинкам, можем пройти рядом с богами, и они не повернут головы. Мне нужно поговорить с Императором. И, думаю, ты сможешь меня к Нему привести. | ||
| + | |||
| + | — Но я не знаю как, — отвечает Локен. | ||
| + | |||
| + | ''«Что бы мы ни решили, отсюда надо уходить», — замечает Грамматикус.'' | ||
| + | |||
| + | — Джон прав, — соглашается Олл. — Нас предупредили о надвигающейся страшной угрозе. | ||
| + | |||
| + | — Предатели определённо её чувствуют, — добавляет Лидва. — И бегут в страхе. | ||
| + | |||
| + | — Тёмный Король, — говорит Локен. | ||
| + | |||
| + | — Значит, ты тоже слышал это имя? Да, речь о твоём отце, обретшем небывалую силу. Нужно избежать встречи с ним и сначала отыскать Императора. | ||
| + | |||
| + | — Говоришь, сюда вас привели знаки? — спрашивает астартес. | ||
| + | |||
| + | — Да, как и тебя. — Олл грустно усмехается, достаёт из кармана красный клубок и демонстрирует его легионеру. — Вот эта штука, представь себе. Мы шли по ней. | ||
| + | |||
| + | — Тогда воспользуйся ей ещё раз. | ||
| + | |||
| + | — Нить оборвалась. Она больше не указывает путь. Теперь это просто моток... | ||
| + | |||
| + | Он внезапно замолкает. | ||
| + | |||
| + | — Что случилось? — спрашивает Лидва. | ||
| + | |||
| + | — Я вспомнил слова Графта. Про проволоку для ограды. | ||
| + | |||
| + | ''«Что ты несёшь?» — спрашивает Джон.'' | ||
| + | |||
| + | — Какую ещё проволоку? — Лидва не понимает, о чём речь. | ||
| + | |||
| + | — Во время последнего привала мы решали, что делать с ящиком, и он сказал, что «проволока — это просто проволока, пока её не натянут между столбами, но это всегда проволока для ограды». — Олл ухмыляется. — Проволока для ограды, да. | ||
| + | |||
| + | ''«Ты совсем спятил?» — спрашивает Джон.'' | ||
| + | |||
| + | — Я разделяю раздражение Грамматикуса, — цедит Лидва сквозь боль. — Это какая-то бессмыслица. | ||
| + | |||
| + | Перссон продолжает разглядывать клубок. | ||
| + | |||
| + | — Это карта, — говорит он. — Возьми. Мы в лабиринте, а это путь сквозь него. Да, смотанный в клубок — но всё же путь. Проволока для ограды — это та же ограда, просто ещё не размотанная и не закреплённая. А это — карта. Всё, что нам нужно, — здесь, прямо на ладони. Вот он, наш путь. | ||
| + | |||
| + | — Я не понял, — говорит Локен. | ||
| + | |||
| + | — А это и не обязательно, — отвечает Олл. | ||
| + | |||
| + | Все озадаченно смотрят на Вечного. С лабиринтами всегда так. Люди, шедшие тогда, много лет назад, за Оллом, делали такие же лица. Лабиринт — это рукотворная вещь. Загадка. Он задаёт вопросы, а ответы не всегда очевидны. | ||
| + | |||
| + | — Это — карта, — говорит он ещё раз, будто повторение может помочь собеседникам что-то понять. — И она была у нас с самого начала. Ещё не всё потеряно. | ||
| + | |||
| + | Впрочем, с последним тезисом можно поспорить. | ||
| + | |||
| + | Свет снаружи, за массивным круглым окном, резко становится ярче, будто в ответ на переход путеводной нити из рук в руки, и из мерцающего жёлтого превращается в ослепительный белый. Раздаётся грохот, будто где-то поблизости зарождается лавина, с каждым мгновением становясь всё сильнее. Земля дрожит. Витражные панели трескаются и осыпаются. | ||
| + | |||
| + | По мраморным плитам бегут трещины. | ||
| + | |||
| + | Окно взрывается тысячей мелких осколков. Стена исчезает в яркой вспышке, как марлевая занавесь в огне. Все отшатываются и прикрывают глаза от смертоносного сияния. | ||
| + | |||
| + | Тёмный Король пришёл, и лик его ужасен. | ||
| + | |||
| + | == 7:xlii. '''Чёрная звезда''' == | ||
| + | Из каменной могилы Актея следит за Перссоном, воином Эрды и изувеченным Грамматикусом, последними из давних товарищей. У них не осталось ни боевого духа, ни надежды, ни цели. По какой-то причине, может по доброте душевной, о которой талдычил Перссон, она пыталась их предупредить, заставить сбежать и спасти хотя бы самих себя. Но израненный разум оказался слишком слаб, и мысленный голос умолк. Теперь она нема и беспомощна. | ||
| + | |||
| + | Актея видит Тёмного Короля. Он уже здесь. Он сошёл в мир. Его невозможно не узреть даже обессиленным и ослепшим разумом, ибо всепоглощающая тьма его души сияет нестерпимо ярко, подобно чёрной звезде. Он везде и всюду, пожирает и обращает в пепел всё вокруг обжигающим сиянием бесконечной мощи. | ||
| + | |||
| + | Что за зрелище! Даже в самых безумных видениях она и представить не могла ничего подобного. Эта Вселенная для него слишком мала. Могучие боги Хаоса лишь призраки, копошащиеся в его тени, а всемогущий варп подчиняется его воле, не имея возможности сопротивляться. | ||
| + | |||
| + | Ужасный. Прекрасный. Непостижимый. Невообразимый. Тёмный Король пришёл, и каждая молекула Вселенной теперь изменится. | ||
| + | |||
| + | Она пытается взглянуть на него, узреть приближающуюся форму. Одного короткого взгляда достаточно, чтобы умереть. Актея гибнет, охваченная трепетом, как от удара молнии. | ||
| + | |||
| + | Но, умерев, она оживает вновь. | ||
| + | |||
| + | Пророчица решает больше не смотреть. Не может. Актея закрывает разум и пытается раствориться в пыли, темноте и боли. | ||
| + | |||
| + | За краткий миг она успела рассмотреть его лик. Всё и правда поменялось. | ||
| + | |||
| + | Они ошиблись. Предположения оказались ложными. Погибель действительно победила, и результат куда хуже самых страшных прогнозов. | ||
| + | |||
| + | Тёмный Король пришёл, и это совсем не тот, кого все ждали. | ||
| + | |||
| + | == 7:xliii. '''Брат мой''' == | ||
| + | ''Сангвиний.'' | ||
| + | |||
| + | Вот он делает ещё один шаг. В конце коридора ждёт дверь. | ||
| + | |||
| + | ''Брат.'' | ||
| + | |||
| + | Створка распахнута. Косяки сделаны из резных человеческих костей. Он переступает порог и оказывается в тесном туннеле. Примарху в нём едва хватает места. С обеих сторон поднимаются гладкие чёрные стены. Он задирает голову и обнаруживает, что они уходят высоко-высоко, растворяясь в темноте. Это и не туннель, а узкое ущелье. Длинный, тесный разлом между гигантскими утёсами. Ещё один шаг, и снова шёпот. | ||
| + | |||
| + | ''Сангвиний.'' | ||
| + | |||
| + | Под ногами влажный чёрный камень. Поверхность абсолютно плоская, как будто тысячи ног за тысячи лет отшлифовали её до блеска. Кажется, что всё ущелье было протоптано за столетия бесконечной вереницей людей. Что раз за разом они проходили по одному и тому же пути, в итоге оставив после себя тропу. | ||
| + | |||
| + | Невероятно высоко над головой видно небо: узкий ручеёк усыпанного звёздами купола, будто зеркальное отражение дороги, по которой он идёт. Через тридцать метров ущелье становится уже. Стены сдвигаются, угрожая раздавить несчастную жертву. Далеко впереди виднеется полоса бледного света. Приходится встать боком, чтобы продолжить путь. | ||
| + | |||
| + | Несмотря на бесконечное пространство сверху, происходящее способно вызвать приступ клаустрофобии. Ангел продолжает идти. Стены ущелья сдавливают сложенные крылья и скребут по нагруднику. Они проходят почти вплотную к лицу, и Сангвиний видит, что утёсы состоят из костей. Бесконечное множество крупных человеческих костей сложено в единую мозаику. Поверхность блестящая и влажная из-за покрывающего всё чёрного масла. | ||
| + | |||
| + | Ещё несколько шагов, и он вынужден протискиваться вперёд: разлом становится слишком узким даже для движения боком. Кажется, что скоро он совсем сомкнётся и Сангвиний застрянет навсегда. Но он продолжает идти, с трудом переставляя ноги и царапая крылья и доспех о стены. | ||
| + | |||
| + | Наконец теснина заканчивается, и примарх оказывается на свободе. | ||
| + | |||
| + | Двор Луперкаля — это просторная зала с каннелированными колоннами и арками, что формируют высокий, ребристый потолок. Пол выложен полированным камнем. Масштабы Двора впечатляют и поражают воображение, а мастерство архитектора позволило создать иллюзию бесконечного пространства. Сангвиний лишь крохотное бело-золотое пятнышко в невероятном, громадном соборе из обсидиана и чёрного мрамора. Такая зала не может и не должна существовать на ''«Мстительном духе».'' | ||
| + | |||
| + | Откуда-то струится мрачный, неяркий и тягучий багряный свет. | ||
| + | |||
| + | ''Приветствую, брат. Наконец-то.'' | ||
| + | |||
| + | На мгновение Ангелу кажется, что заговорила сама зала. Но часть её приходит в движение. Часть этого потрясающего готического великолепия разворачивается и смотрит на гостя. | ||
| + | |||
| + | Хорус Луперкаль улыбается. | ||
| + | |||
| + | У Сангвиния перехватывает дыхание. Брат преобразился до неузнаваемости. Теперь это — абсолютно зловещее создание, настоящая глыба в чёрной броне с аурамитовым кантом. Новообретённая сила возвысила его: Хорус кажется фантастическим существом из древних легенд. Он закован в Змеиную Чешую — доспех, созданный вручную специально для него на основе терминаторской брони модели «Катафрактарий». Он похож на дикого полубога, рождённого для битв с титанами во времена, когда ещё не зажглось первое солнце. | ||
| + | |||
| + | Вместо правой латной рукавицы магистр войны носит огромную когтистую перчатку, способную раздавить планету. А в левой он без труда сжимает булаву размером с молодой дуб, которой может расколоть небосвод. Шкура волка, такого огромного, что он мог бы проглотить луну, лежит на плечах, как грязный снег на альпийских вершинах. Чёрно-золотые пластины исписаны символами Хаоса, что пульсируют колдовским жаром. Центр нагрудника украшает гигантский немигающий глаз, взирающий на мир с ядовитым вниманием. Энергия течёт с него, как вода, оплетая пластины брони, пробегая по трубкам и кабелям системы жизнеобеспечения, связавшей организм примарха и доспех в единое целое. Она с шипением падает на пол каскадами искр и яростных вспышек и плещется у ног исполина. | ||
| + | |||
| + | Подсвеченная красным голова утопает в гигантском горжете, латном вороте и питающих системах доспеха. Трубки и провода, вживлённые в выбритый череп, напоминают копну свалявшихся волос. | ||
| + | |||
| + | И лицо. Даже в кровавых отблесках это то самое лицо, которое помнит Сангвиний. И улыбка всё та же. | ||
| + | |||
| + | — Брат, — говорит Хорус. Его голос заставляет воздух дрожать от напряжения. — Брат мой. Дорогой брат. Я так долго ждал. И ты пришёл, как я и надеялся. Я скучал. | ||
| + | |||
| + | — Надеялся, что я приду? — сильный и чистый голос Сангвиния кажется тонким и хрупким на фоне утробного, всепроникающего рыка Хоруса. — Ты знал, что так и будет. | ||
| + | |||
| + | — Ты всегда был себе на уме, дорогой братец, — отвечает Луперкаль. — Поэтому я не могу доверять ни судьбе, ни провидению, ни даже удаче. Ты должен был сам сделать выбор. И это решение наполняет моё сердце радостью. | ||
| + | |||
| + | — Я тоже рад встрече, — отвечает крылатый примарх. — Несмотря ни на что, я оплакивал утрату брата Хоруса. Я не позволил бы чудовищной войне закончиться до нашей с тобой последней встречи. | ||
| + | |||
| + | — Война поистине чудовищна, — бормочет Хорус. — И её нужно закончить. Я ненавижу эту бойню и хочу всё завершить. Но, брат мой, нашей встрече не обязательно становиться последней. | ||
| + | |||
| + | — Думаю, иного пути нет. | ||
| + | |||
| + | — Почему? | ||
| + | |||
| + | — Ты не тот Хорус, которого я помню. Ты изменился. Варп объял тебя, и мне приходится гнать прочь приступы ужаса от одного взгляда на то, чем ты стал. | ||
| + | |||
| + | — Не нужно! О брат мой, не нужно бояться! Варп действительно объял меня и наполняет силой, потому что всё меняется. И кому, как не тебе, это знать. Ты всё видел. Всё знаешь. В этом мы похожи. | ||
| + | |||
| + | Луперкаль замолкает. | ||
| + | |||
| + | Эхо его слов прокатывается по зале, будто гром. | ||
| + | |||
| + | — Мы всегда были похожи, — добавляет он. | ||
| + | |||
| + | Хорус медленно поднимает руку и указывает навершием булавы на пять гигантских тронов у дальней стены Двора. | ||
| + | |||
| + | — Один из них твой, — говорит он. — Скоро состоится коронация. Всё как я мечтал. Присоединяйся. | ||
| + | |||
| + | — Слишком поздно, — отвечает Сангвиний. | ||
| + | |||
| + | — Ничего не поздно. Это мне решать, потому что я повелеваю даже временем. Сделай правильный выбор, мой дорогой брат. Я скучал по твоей компании. | ||
| + | |||
| + | — Значит, это твоё предложение? | ||
| + | |||
| + | — Оно самое. Прошу, прими его. Только ради этого я ждал нашей встречи. Только поэтому я её разрешил. | ||
| + | |||
| + | Он поднимает правую руку и манит Ангела длинными когтями. | ||
| + | |||
| + | — Присоединяйся. | ||
| + | |||
| + | Развернувшись к брату левым боком, Сангвиний на короткий миг склоняет голову и закрывает глаза. В следующую секунду Обагрённый поднимается в боевую позицию над правым плечом. Ангел открывает веки и твёрдо смотрит Хорусу в лицо. | ||
| + | |||
| + | — А вот почему я решил встретиться с тобой. | ||
| + | |||
| + | — Чтобы... сразиться? | ||
| + | |||
| + | — Чтобы прикончить тебя. | ||
| + | |||
| + | — Но ты же умрёшь. | ||
| + | |||
| + | — Все умрут, брат. | ||
| + | |||
| + | — Кроме меня. Это окончательное решение? | ||
| + | |||
| + | — Да. | ||
| + | |||
| + | Хорус сверлит Ангела взглядом. Единственная слеза стекает вниз по щеке. | ||
| + | |||
| + | — Жаль, — говорит он. | ||
| + | |||
| + | == 7:xliv. '''Изменённая судьба''' == | ||
| + | Все присутствующие со смесью страха и интереса наблюдают за гаданием. Шут, символизирующий раздор, Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, перевёрнутый Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Ариман переворачивает последнюю карту. Тёмный Король. | ||
| + | |||
| + | Зиндерманн, Мауэр и девушка-архивариус вздрагивают, когда карты начинают переворачиваться. Изображения, хотя и узнаваемы, отличаются от общеизвестных. Великан — это, очевидно, ''«Мстительный дух».'' Башня Молний изображает человеческую фигуру, раздавленную упавшими стенами, и Зиндерманн не может избавиться от мысли, что это Рогал Дорн. На Петляющей Тропе — старый солдат, вероятно ветеран Эксертус с проседью в волосах. За поворотом, к которому он приближается, притаилась чудовищная рогатая тень. Луна — это окружённый бледным свечением Гарвель Локен. Трон изображает терзаемого муками Сигиллита на престоле. Мученик — похожий на Икара крылатый ангел, падающий с небес. Око — это Око Терры, старый символ крестового похода, а Чудовище, очевидно, Луперкаль. Расколотый мир — это Терра, а среди призрачных лиц огромной толпы, изображённой на карте Великого Воинства, Зиндерманн узнаёт себя, Мауэр, архивариуса и всех, кого он когда-либо встречал. | ||
| + | |||
| + | Ариман, впрочем, не менее удивлён. Он, похоже, тоже ожидал увидеть другие изображения. | ||
| + | |||
| + | — Всё пропало, — бормочет он. Зиндерманн с ужасом осознаёт, что космодесантник напуган. — Тёмный Король — это не вознесённый Хорус Луперкаль. | ||
| + | |||
| + | Колдун указывает длинным пальцем на последнюю пару карт: Императора и Тёмного Короля. Они одинаковые. | ||
| + | |||
| + | — Судьба изменилась, — говорит Ариман. — Ваш Император стал Тёмным Королём. | ||
| + | |||
| + | = ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. СМЕРТЬ = | ||
| + | |||
| + | == 8:i. '''Ангел и палач''' == | ||
| + | Все слова сказаны. Пришло время действий. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний сохраняет боевую стойку с занесённым клинком и вытянутой рукой. Он неподвижен и похож на золотые истуканы, что рядами стоят вдоль бесконечных коридоров во дворце отца. Его взгляд непреклонен: он смотрит прямо в лицо падшего брата. Ангел не мигает, несмотря на то что глаза Хоруса превратились в бездонные провалы, заполненные полночной тьмой. В них нет ни жалости, ни надежды, ни сожаления, ни даже намёка на разум. Слеза, стекающая по щеке примарха, кажется неуместной — в мимике Луперкаля нет ничего, что указывало бы на искренность эмоции. На Сангвиния смотрят бездонные чёрные глаза хищника, поднимающегося из морских глубин с разверстой пастью или готовящегося к прыжку из густых зарослей. Они гипнотизируют, ибо безразличный взгляд охотника — такое же оружие, как его когти. Он пронзает душу с той же лёгкостью, с какой острые клыки рвут плоть. | ||
| + | |||
| + | Но Сангвиний не замер в ужасе. Страх наполняет его и плещется в горле, вызывая тошноту, но он не меняет стойку, продолжая бросать вызов. Ангел предостерегает противника. | ||
| + | |||
| + | Хорус не обращает внимания на подобные мелочи. У него взгляд мертвеца, совершенно лишённый разума. Он шагает вперёд, неспешно и неумолимо, будто ползучая тектоническая плита. Рукоять огромной булавы чуть проскальзывает в расслабленном запястье, а затем пальцы резко сжимаются у хвостовика, чтобы обеспечить максимальную тяжесть удара. | ||
| + | |||
| + | Ещё шаг. Бесконечное пространство Двора Луперкаля сотрясается от его тяжести. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний приходит в движение. | ||
| + | |||
| + | Он отталкивается от земли и расправляет широкие крылья. Движение занимает долю мгновения. Примарх взмывает в воздух золотым росчерком, поднимается ввысь и тут же пикирует, проносясь мимо закованного в массивную чёрную броню гиганта. Первый удар приходится поперёк нагрудника Хоруса и заставляет энергетический щит рябить; второй чиркает по наплечнику. Третий высекает искры из наспинной пластины. | ||
| + | |||
| + | Луперкаль отвечает. Булава поднимается и бьёт в попытке сбить крылатого воителя. Скорость и сила взмаха таковы, что раздаётся громкий хлопок вытесненного воздуха. И тем не менее тяжёлое навершие рассекает пустоту. Сангвиний сделал полный круг, и Обагрённый врезается в правое бедро предателя, а затем, в полную силу, снова в нагрудник. | ||
| + | |||
| + | Коготь Хоруса раскрывается и щёлкает с силой, способной смять танковую броню. Булава рассекает воздух, оставляя шлейф кроваво-красного света. Оба промахиваются. Сангвиний, распахнув крылья, вновь обходит защиту брата и, поднявшись на шесть метров над палубой, обрушивает серию ударов на голову и плечи Луперкаля... Один! Два! Три! Клинок раз за разом отскакивает от энергетического щита. Встроенные в доспех генераторы воют от напряжения, силясь удержать целостность поля. После каждого попадания по пластинам брони пробегает мерцающая радужная рябь. | ||
| + | |||
| + | Когти на силовой перчатке снова щёлкают, будто медвежий капкан, но Сангвиний уже взмыл резко вверх, за пределы их досягаемости. Он разворачивается под высокими сводами Двора и, подобно орлу, пикирует на противника. | ||
| + | |||
| + | Удар. Обагрённый бьёт по высокому наплечнику, за которым прячется реакторная установка доспеха. Искры летят фонтаном. Нет, не только искры, но и перегретые осколки брони, и хлопья окалины. На чёрной поверхности Змеиной Чешуи остаётся глубокий след. | ||
| + | |||
| + | Навершие булавы несётся к цели. Сангвиний ныряет под удар, переворачиваясь в воздухе и скользя всего в паре метров над полом. Он огибает колонну и несётся в атаку. В последний момент крылатый примарх прижимается практически вплотную к палубе, вскользь задевая клинком левую голень Луперкаля. Затем взмывает вверх за спиной брата и во второй раз бьёт по обшивке реактора, на этот раз задействовав силу обеих рук. Коготь устремляется к нему. Ангел уклоняется, но не разрывает дистанции. Поединщики на долю мгновения снова оказываются лицом к лицу, и этого времени достаточно, чтобы Обагрённый врезался в латный горжет и силовое поле вокруг лица Хоруса. | ||
| + | |||
| + | Булава опускается, но разбивает лишь плиты пола. На полированном камне появляется оплавленная дыра с разбегающимися в стороны трещинами — будто кто-то попал пулей в зеркало. | ||
| + | |||
| + | Хоруса Луперкаля, несмотря на габариты, нельзя назвать медленным. Каждый его шаг, каждое движение и удар невероятно быстры и стремительны. Он превосходит скоростью реакции любого астартес, любого кустодия и даже примарха. | ||
| + | |||
| + | Кроме одного. На фоне Сангвиния Хорус кажется неуклюжим и тяжеловесным. Ангел лёгок, как луч золотистого света, как яростный сполох. Противник превосходит его во многом, и потому приходится полагаться на немногочисленные преимущества: скорость, подвижность, великолепное мастерство мечника, безграничную отвагу и, прежде всего, возможность летать. Он привнёс в поединок дополнительное измерение, используя всё пространство вокруг и не ограничивая себя сражением на плоскости. Оставшись на ногах и сцепившись с братом врукопашную, как два легионера в тренировочной клетке, Сангвиний обрёк бы себя на неминуемое поражение. | ||
| + | |||
| + | Орёл против медведя. Ворон против волка. Матадор, сражающийся с аврохом. Молния, оплетающая гору. Искры во тьме. Он не останавливается ни на миг, постоянно кружа, пикируя, поднимаясь вверх и уходя в стороны. Сангвиний раз за разом атакует брата, наносит тяжёлый удар и покидает зону поражения за мгновение до гибели. | ||
| + | |||
| + | Ангел кувырком в воздухе уходит вправо от очередного взмаха Когтя, одновременно проводя лезвием Обагрённого по наплечнику Хоруса. Раздаётся громкий скрежет. На палубу сыплются угли и металлическая стружка. Хорус едва не дотягивается до белого крыла размашистым ударом. Сангвиний отлетает прочь и зависает в воздухе. За эту мимолётную паузу он успевает ткнуть остриём меча в поясницу предателя и отскочить прежде, чем оружие Луперкаля успеет до него дотянуться. | ||
| + | |||
| + | Булава снова бьёт в пол, на этот раз с такой силой, что плиты раскалываются и разлетаются в стороны по длинной ломаной линии, обнажая несущие балки палубы. Каменные осколки и вспученные листы обшивки вдоль разверзшейся трещины будто преследуют Сангвиния. | ||
| + | |||
| + | Крылатый примарх закладывает вираж и приземляется у самого конца разлома. Он по-прежнему твёрдо стоит на ногах, глядя на брата. Их разделяет всего пара десятков метров разбитого и перевёрнутого пола. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний разворачивается к Хорусу левым боком и поднимает Обагрённый в атакующую позицию над правым плечом, а левую руку вытягивает по направлению к противнику. | ||
| + | |||
| + | — Ты слаб, брат, — говорит он, глядя в глаза Луперкаля. | ||
| + | |||
| + | == 8:ii. '''Король в тёмном венце''' == | ||
| + | Что это? Искры? Снежинки? Белые лепестки? Или хлопья пепла? Олл не знает. Он ничего не видит из-за яркого света. Белая мгла. В ослепительно сияющем белом воздухе плавают белые же частицы. | ||
| + | |||
| + | Ещё здесь холодно. Очень холодно. Ледяные когти вцепляются в кости, промораживают душу и останавливают мысли. | ||
| + | |||
| + | Значит, всё-таки снег. Смертоносная вьюга появилась из ниоткуда, застигнув их врасплох на горном склоне. Северная Фракия. Да, наверное, это она. Они решили рискнуть и пойти через перевал, а погода резко испортилась. Теперь снежные потоки застят глаза, а конечности примерзают к камням. Его спутники возносят мольбы Хионе, дочери Борея, богине зимнего снега, прося о милости... | ||
| + | |||
| + | Нет. Не северная Фракия. Точно не она. Тем событиям много лет. Это пепел. Белый пепел. Он на Кразантенском кряже, за горизонтом только что взорвались ионные бомбы, и сейчас ударная волна несёт поток органического пепла прямо на их позиции. Его товарищи с вытекшими глазами и сгоревшей кожей кричат, моля бога, чтобы всё закончилось. Даже неверующие... | ||
| + | |||
| + | Нет. И не Кразантен. Слишком холодно. Не может на Земле быть так холодно. Как в космосе... | ||
| + | |||
| + | Олл пытается понять, где находится и кто он вообще такой. Очень сложно удержать память о личности. Свет настолько яркий и всепроникающий, в нём так много кружащихся белых точек, мягко касающихся лица... Яблочный цвет, лепестки миндаля, поднятые в воздух порывом весеннего ветра. Конфетти. Серпантин... | ||
| + | |||
| + | Но это не просто свет. Вернее, не только свет. В нём скрыт разум космических масштабов. Олл находится рядом с чем-то ослепительно сияющим. Эти лучи растворяют любые мысли. Он чувствует знакомое подёргивание в левом глазу — надёжное подтверждение того, что рядом кто-то пользуется пси-силой. | ||
| + | |||
| + | Вечный опускается на колени, наконец поняв, где находится. При Кразантене не было бога, который мог бы ответить, потому что никто в него не верил. Хиона, дочь Борея, во Фракии тоже не существовала, потому что её придумали поэты. | ||
| + | |||
| + | Но здесь и сейчас есть нечто, похожее на бога. | ||
| + | |||
| + | Олла трясёт. Он ничего не может поделать. Это больше, чем страх, чем восторг и трепет. Он чувствует запах и вкус во рту. Аромат святости. «У меня припадок», — думает он. Рецепторы обгорели, а мир перед глазами плывёт... | ||
| + | |||
| + | Нет. Это не иллюзия. Всё по-настоящему. Оно повсюду: в пыли под ногами, в воздухе, в атомах тела, в синаптических импульсах мыслей. Абсолютная духовная близость. Оно вокруг и внутри, это невыразимое чувство божественного касания. | ||
| + | |||
| + | Олл инстинктивно дотрагивается до висящего на шее символа, крохотного золотого амулета, и в этот момент осознаёт сокровенную истину. | ||
| + | |||
| + | Это не его бог. | ||
| + | |||
| + | Да и не бог вовсе. | ||
| + | |||
| + | Но нечто. Нечто, которое никто не звал, в котором никто не нуждался и которому никто никогда не молился. | ||
| + | |||
| + | Не создатель, но разрушитель. Не исток сущего, но фонтан забвения. Присутствие, которое он ощущает, этот разум — воплощение безжалостного правосудия, чистой ярости и жестокой рациональности. И оно становится сильнее. | ||
| + | |||
| + | Перссон падает на четвереньки, ослеплённый нестерпимым сиянием, и нащупывает пальцами предмет прямо перед собой. | ||
| + | |||
| + | Клубок. | ||
| + | |||
| + | Олл стискивает его, будто утопающий, хватающийся за соломинку, в надежде, что красная нить вытянет его из света или уведёт в безопасное место. Но безопасных мест больше нет, ни одного, а у путеводной нити была только одна задача — привести его сюда. Именно сюда Олл хотел добраться, хотя сейчас затея и кажется самой безумной из всех. | ||
| + | |||
| + | Никто не хотел бы оказаться на его месте. | ||
| + | |||
| + | Вот тебе и откровение. | ||
| + | |||
| + | — Я тебя знаю, — говорит старый солдат. | ||
| + | |||
| + | Его окружает холодное белое пламя. Хлопья то ли снега, то ли пепла, то ли цветочные лепестки оседают на лице, на губах, набиваются в рот. | ||
| + | |||
| + | — Можешь сжечь меня, но я тебя знаю. | ||
| + | |||
| + | Свет пульсирует и тускнеет. Несильно — он по-прежнему ослепительно ярок, но белое пламя угасает до небесно-синих оттенков, и Олл снова видит окружающий мир. | ||
| + | |||
| + | Зал Схоластеров исчез вместе с остальными зданиями, насколько хватает глаз. Божественное сияние опустошило пространство на перекрёстке миров и не пощадило ничего на километры вокруг. Теперь здесь только спёкшиеся обломки, покрытые белёсым пеплом. Небо над головой чёрное, а на горизонте, в какую сторону ни посмотри, сверкают, вспыхивают, полыхают, мерцают бесшумные зарницы. Олл будто оказался в одиночестве посреди арктической пустыни, под куполом ночного неба в оке громадной бури, которая остановилась, когда он очутился в центре. Звёзд не видно. От обожжённых руин неспешно поднимается белый дымок. В холодном воздухе летают хлопья пепла и точки бело-синей энергии, сверкая, как электрические искры. | ||
| + | |||
| + | Впереди, метрах в шести от него, замерла огромная человекоподобная фигура. Она стоит неподвижно, опустив руки вдоль тела. Из-за исходящей от неё силы Олл не может разглядеть детали. Она сияет, как раскалённый добела металл, как тихая молния, как тень в негативе. | ||
| + | |||
| + | — Ты узнаёшь меня? — кричит Перссон, обращаясь к силуэту. — Ты вспомнил? | ||
| + | |||
| + | Фигура неподвижна и безмолвна. | ||
| + | |||
| + | Олл с трудом поднимается на ноги. Он понимает, что фигур на самом деле несколько и они одинаковы: сияющие, похожие на людей силуэты. Второй истукан стоит чуть дальше, метрах в двадцати от первого. Потом ещё один — на таком же расстоянии. Очередной великан находится по левую руку. Семеро. Они выстроились полукругом диаметром около шестидесяти метров. | ||
| + | |||
| + | За их спинами на спёкшихся камнях лежит огромная чёрная сфера. Её размеры невозможно описать. Кажется, будто отполированная до блеска луна опустилась с небес и коснулась земли. Её мерцающая поверхность исходит паром, а под глянцевой оболочкой бежит кольцо молний. И хотя сфера кажется созданной из жидкой черноты — это она является источником всего света. Она невозможно чёрная, настолько, что нельзя смотреть на неё напрямую. От неё болят глаза, а на радужке остаются размытые пятна. В белёсых лучах Олл, разбросанные обломки и даже безмолвные светящиеся фигуры отбрасывают длинные чёрные тени. | ||
| + | |||
| + | Вечный пытается осмотреться. Чуть позади в пыли лежат неподвижные Джон, Лидва и астартес Локен. Олл хочет подойти и проверить, живы ли спутники, но не смеет. Если удастся привести кого-либо в чувство, то, очнувшись, они увидят это. Нельзя так поступать. Никто не должен просыпаться в подобном кошмаре. Нужно их уберечь. И всех в Галактике тоже. Никто не должен видеть и чувствовать то, что приходится выдерживать Оллу Перссону. | ||
| + | |||
| + | Он поднимается на ноги. Воет холодный ветер. | ||
| + | |||
| + | — Ты спас меня, — произносит он, обращаясь к зловещей чёрной сфере, потому что знает: только она может его слышать. Это и есть разум, поглотивший всё вокруг. — Ты меня спас. Или пощадил. Потому что помнишь, да? Потому что узнал. | ||
| + | |||
| + | Он делает первые нетвёрдые шаги. | ||
| + | |||
| + | — Что ты наделал? — кричит Вечный. | ||
| + | |||
| + | Нет даже намёка на ответ. | ||
| + | |||
| + | — Как ты мог стать таким? — он ускоряет шаг. — Как ты мог? Ты?! Неужели кровавое безумие и гордыня завели так далеко? | ||
| + | |||
| + | Ближайший светящийся истукан начинает угрожающе гудеть, но не двигается. Олл замирает. | ||
| + | |||
| + | — И что ты сделаешь? Покараешь меня? Испепелишь? | ||
| + | |||
| + | Безмолвие. | ||
| + | |||
| + | — Я проделал долгий путь ради встречи со старым знакомым и нашёл вот это! Говори со мной! | ||
| + | |||
| + | Безмолвие и плач ветра. | ||
| + | |||
| + | — Говори! Ты всё уничтожил! Всё поглотил! Ты прожёг себе путь сквозь эту адскую дыру, но остановился рядом со мной. Ты и меня мог спалить, но не стал! Почему? Что тебя остановило? Узнал, да? Вспомнил? Или что? Тебе стало стыдно? Отвечай! | ||
| + | |||
| + | +Олланий.+ | ||
| + | |||
| + | Перссон замирает. Он на самом деле не ожидал какой-то реакции, но пыльный ветер внезапно принёс его имя — псионический шёпот на границе сознания. | ||
| + | |||
| + | — Да, это я. Я тебя слышу. | ||
| + | |||
| + | +Олланий. Прекрати.+ | ||
| + | |||
| + | Олл запинается на полуслове. Это не Его голос. Не голос человека, с которым они когда-то дружили, и даже не сущности, которой Он стал. Другой, очень слабый голос. | ||
| + | |||
| + | — Актея? | ||
| + | |||
| + | +Олланий. Иди. Уходи. Сейчас. Не надо. Не провоцируй Его.+ | ||
| + | |||
| + | — Ты жива? | ||
| + | |||
| + | Её мыслеречь по-прежнему слаба и пропитана болью. Он даже представить не может, какие мучения приходится терпеть слепой пророчице, но понимает, что силы на разговор она черпает из внезапного и глубокого отчаяния. | ||
| + | |||
| + | +Едва ли. Пока что. Ты тоже пока жив. Уходи. Прочь. Он. Тёмный Король не станет долго терпеть твои обвинения.+ | ||
| + | |||
| + | — Тёмный Король? — стонет Олл едва слышно. — Это — Тёмный Король? Тёмный Король — это Он?! | ||
| + | |||
| + | +Почти. Преображение происходит прямо сейчас. Я чувствую. Ещё несколько мгновений, и оно завершится.+ | ||
| + | |||
| + | — Но Луперкаль... | ||
| + | |||
| + | +Мы... Мы ошиблись. Нужно было догадаться. Понять, что им может стать любой. Тот, чья воля сильнее...+ | ||
| + | |||
| + | Олл делает ещё один шаг вперёд. Сияющая фигура снова угрожающе гудит. | ||
| + | |||
| + | +Уходи, Олланий! Он. Он тебя убьёт!+ | ||
| + | |||
| + | — Не думаю, — отвечает Перссон. — Он же остановился. Как вкопанный. Я могу... | ||
| + | |||
| + | +Не можешь. Он остановился потому. Потому что узнал тебя. Удивился встрече. Он. Он остановился, чтобы осмыслить происходящее, но Его терпение. Терпение не безгранично. Нe провоцируй.+ | ||
| + | |||
| + | — Ты всё это видишь? | ||
| + | |||
| + | +Его разум. Он оглушительно громкий. Олланий, мы так ошибались. Во всём. В последний момент Император стал... Стал тем, с чем всегда боролся.+ | ||
| + | |||
| + | — Как это возможно? Актея, как?! | ||
| + | |||
| + | +Луперкаль силён. Сильнее, чем ожидалось. Силы. Силы Хаоса оказалась куда могущественнее, чем Он думал. Они создали здесь своё царство. Император пытался сражаться. Пытался пробиться к Хорусу и поразить Его. Но не смог. Не хватило сил. И Он выбрал. Сделал выбор. Стал сильнее.+ | ||
| + | |||
| + | — С помощью варпа? | ||
| + | |||
| + | +Да, варп. Он испил чашу варпа. Забрал его мощь для сражения с Хаосом. Но зачерпнул слишком много и глубоко. И стал таким. Стал тем, что хотел остановить.+ | ||
| + | |||
| + | — Тёмным Королём? Вот, значит, что это за имя? | ||
| + | |||
| + | +Богом. Он становится богом.+ | ||
| + | |||
| + | — Нет. Я отказываюсь это принимать. Это... Это просто очередной аспект, очередной Его облик, воплощение гнева и возмездия. Маска, искусно подобранная личина, чтобы... | ||
| + | |||
| + | +Увы, нет.+ | ||
| + | |||
| + | Олл смотрит на сияющую чёрную сферу и шумно сглатывает. | ||
| + | |||
| + | — Нет, — бормочет он. — Нет, Актея. Это просто очередное проявление Его высокомерия. | ||
| + | |||
| + | +Он невероятно силён, Олланий.+ | ||
| + | |||
| + | — Не обязательно быть сильным, чтобы быть правым, — рычит Перссон, продолжая двигаться к сфере. — А это... Это всё неправильно. Даже если он стал таким намеренно, по собственной воле, то всё равно совершил ошибку. Последнюю ошибку в жизни, полной вынужденных и поспешных решений. Это иррационально, а человек, которого я знал, был в первую очередь предельно рационален. | ||
| + | |||
| + | +Не надо! Он тебя услышит...+ | ||
| + | |||
| + | — Очень на это надеюсь. Я всё ему выскажу. А он мне ответит. | ||
| + | |||
| + | +Олланий!+ | ||
| + | |||
| + | Вечный слышит угасающий крик ведьмы, но решает его проигнорировать. Перссон поднимает взгляд на сферу, будто сделанную из полированного обсидиана. | ||
| + | |||
| + | — Ты прекратил бойню потому, что узнал меня! Ну, если так, давай поговорим. Уважь старого знакомого. | ||
| + | |||
| + | Ветер вздыхает. Краем глаза Олл замечает мерцание. Взглянув в сторону, он обнаруживает, что это ближайший светящийся истукан. Сияние, исходящее от него, пульсирует, медленно угасая. То же самое происходит и с остальными безмолвными стражами. Сейчас они похожи на старые люминосферы, которые вот-вот потухнут. Свечение из болезненно-белого становится огненно-красным, а потом — угольно-оранжевым. Когда оно остывает до тёмно-багрового, Перссону удаётся рассмотреть, кем на самом деле являются загадочные великаны. Это гигантские воины в богато украшенной броне. Сейчас она почернела от сажи и копоти и исходит дымом. | ||
| + | |||
| + | Олл, обходя груды обломков и наносы белой пыли, подходит к ближайшему из них. Он совершенно неподвижен, будто языческий идол, и смотрит прямо перед собой, возвышаясь над старым солдатом. От раскалённого металла исходит жар. Это кустодий. Один из Его жутких сверхлюдей. | ||
| + | |||
| + | Приблизившись ещё на несколько шагов, Олл замирает и отшатывается. В ноздри бьёт запах палёной плоти. Кустодий мёртв. Он стоит навытяжку, продолжая исполнять долг стража, но тело мертво, причём уже какое-то время. Когда-то золотая броня модели «Аквилон» не просто обуглилась, а обгорела и оплавилась от запредельных температур. Копьё, сжатое в том, что осталось от руки, сломано и скручено. Половины лица нет совсем, а от второй остался выгоревший череп. Из пустой глазницы и между чёрными пеньками сожжённых зубов поднимаются струйки дыма. Фрагменты спёкшейся плоти кое-где цепляются за потемневшие кости. | ||
| + | |||
| + | — Что ты наделал... — шепчет Олл, направляясь к следующему стражу. Всё то же самое: сломанное копьё сплавилось с костями пальцев. Полусожжённый труп продолжает стоять только благодаря оплавленным доспехам. Чёрный скелет покрыт густой, вязкой слизью. Нижняя челюсть отвисла и болтается на остатках сухожилий, будто в вечном крике. | ||
| + | |||
| + | Третий поначалу выглядит немногим лучше, но, приблизившись вплотную, Перссон замечает блеск аурамита под слоем сажи. У этого даже осталась кожа на лице, пусть и иссохшая до состояния старой подмётки. А на подозрительно целой нагрудной пластине есть какая-то метка. Олл замечает её среди остатков вычурного золотого орнамента. Какой-то символ. Едва заметная светящаяся печать, будто нарисованная чьим-то пальцем, похоже, защитила воина. | ||
| + | |||
| + | Олл разглядывает её, пытаясь понять смысл символа. | ||
| + | |||
| + | И в это мгновение золотой страж открывает глаза. | ||
| + | |||
| + | == 8:iii. '''Проигнорированное предупреждение''' == | ||
| + | Я стар. Я устал. | ||
| + | |||
| + | Я сижу на Золотом Троне. | ||
| + | |||
| + | Уже давно остались позади понятия физической боли и смерти. Я ничего не чувствую. Ощущения притупились, нервы сгорели. Я незримо парю надо всеми, пока подобие жизни теплится в теле благодаря тяжёлому решению Вулкана. | ||
| + | |||
| + | И потому очередная вспышка боли становится неожиданностью. Казалось, что всё это в прошлом. Я ошибался. | ||
| + | |||
| + | У неё не физическая природа. От меня осталось слишком мало, чтобы такие ощущения имели значение. Она ментальная. Психологическая. Жуткая боль. | ||
| + | |||
| + | Я был готов к катастрофе. Собрался с силами, перед тем как увидеть самое страшное. Ликующего Луперкаля. Победу Погибели. Возвышение Хаоса. Конец света. Утрату последних верных сыновей. Гибель старого друга и вечного царя. | ||
| + | |||
| + | Такой исход считался возможным с самого начала, и я полагал, что готов принять его, когда время придёт. | ||
| + | |||
| + | Но и помыслить не мог, что может быть ещё хуже. | ||
| + | |||
| + | К такому я не готовился. | ||
| + | |||
| + | Уже некоторое время я не видел своего дражайшего друга. Течения вокруг стали слишком бурными и тёмными, а сам он засиял слишком ярко, превратившись в неугасимую огненную точку среди ядовитой черноты. Одинокая звезда. Я не мог рассмотреть подробности и просто наблюдал за движением этой неизменной звезды, зная, что, пока она светит и движется, надежда продолжает жить. | ||
| + | |||
| + | Но она замедлилась. Остановилась. И угасла — пусть ненамного, но достаточно, чтобы мой мысленный взор смог пробиться сквозь её лучи и увидеть... | ||
| + | |||
| + | Мой король пал. Не от гнева первонайденного сына, не от руки предателей и даже не от когтей злобных демонов. | ||
| + | |||
| + | Он уничтожил себя сам. | ||
| + | |||
| + | Он прорубил дорогу сквозь царство Хаоса, созданное Хорусом на Терре. Шаг за шагом он вгрызался в кипящее сердце Погибели, уничтожая всё на пути. Значительная часть Неизбежного Града его стараниями превратилась в Город Праха. | ||
| + | |||
| + | Но чтобы свершить всё это и выжить, пришлось черпать силы из варпа вокруг. С каждым шагом он забирал всё больше. Я видел это перед тем, как свет стал слишком ярким. Чудесный навык, вершина мастерства для любого псайкера. Никто другой так не может. Он обратил силу варпа против хаоса, подпитывая себя и верных Соратников, ибо без неё их бы смяли и уничтожили. | ||
| + | |||
| + | И сейчас, стоило сиянию угаснуть, я понимаю, что произошло, и с трудом узнаю старого друга. | ||
| + | |||
| + | Вдалеке — и в то же время совсем рядом — раскинулся бесконечный город, полный воспоминаний и меланхолии. Я парю над грязными крышами и заросшими переулками. Среди лабиринта улиц к самому центру тянется полоса разрушений, выжженной земли и белого пепла. Всё, что там находилось, превратилось в кучки сухих углей. Это — путь моего короля, последствия его гнева. По мёртвым дорогам бегут охваченные паникой предатели и нерождённые, спасаясь от гибели. | ||
| + | |||
| + | Вот и пятно жжёной пыли — место, где он остановился. Я вижу белый, как снежная пудра, прах и обломки зданий, ставшие хрупкими и лёгкими, как мел или пемза. Разрушительный шторм, порождённый его волей и воплотившийся в форме кольца ярчайшего пламени, из которого, будто сверкающий лес, поднимались коронные разряды, послушно и безмолвно улёгся. Он оставил за собой горы мертвецов. Их обугленные, изуродованные останки скорчились в позе боксёра от нестерпимого жара. Последние Соратники-гетероны замерли вокруг господина. Все, кроме одного, мертвы. Достойный Таурид, прославленный Равенгаст, непреклонный Нмембо, великий Загр, могучий Ксадоф и утончённый Каредо — погибли. Они не выдержали нагрузки и не устояли перед наполнившей их силой. Она выжгла даже совершенные, идеальные тела Легио Кустодес. Их плоть обратилась в пепел, а души — в дым. И сейчас рядом с ним жуткой пародией на статуи во Дворце стоят пустые оболочки. | ||
| + | |||
| + | Выжил только один. Отважного Цекальта, вероятно, защитила моя печать. И даже его наполовину поглотил огонь, который воину пришлось нести, и неумолимая воля повелителя. Жизнь едва теплится в израненном теле. На это больно смотреть. | ||
| + | |||
| + | Знает ли мой король, что сотворил со своими спутниками? Понимает ли, что они просто расплавились, как перегруженные предохранители? Наверное, да, потому что мой старый друг и вечный царь ещё там, преображённый и раздувшийся от напитавшего его пламени варпа. Я ещё никогда не видел столь могущественных созданий. Не знал, что такое возможно. Сейчас он может посрамить всех богов, хоть настоящих, хоть воображаемых. | ||
| + | |||
| + | Его чувства, познание и возможности бесконечно превосходят все способности, коими Император обладал ранее, какими бы впечатляющими они тогда ни казались. Сейчас масштаб совсем иной. По сравнению с новым обликом он кажется простым смертным в образе Повелителя Человечества. | ||
| + | |||
| + | Он становится абсолютом. И когда процесс завершится, не останется ничего ни от человека, ни от Вечного. Он вознесётся. | ||
| + | |||
| + | И снова, в последний раз, судьба раскрывает карты, демонстрируя, что всегда сможет обмануть, как бы я ни убеждал себя, что уж теперь-то всё сделаю правильно и ничто не сможет помешать воплощению надежд и планов человечества и его повелителя. | ||
| + | |||
| + | Мне казалось, я предвидел все возможности и конфигурации событий. И ведь не только мне... мы оба так считали. У нас был план на любой случай. Мы убедили себя, что предсказали всё. | ||
| + | |||
| + | Увы. Ирония ситуации сыплется солью на свежую рану. Потому что нас предупреждали ещё до того, как всё началось. Древнее пророчество из дочеловеческих времён было выцарапано на камнях, считавшихся старыми задолго до того, как их впервые узрел глаз человека. Его шептали мёртвые ветра, оно проступало на стенах покинутых пещер. Древнее предсказание, что звучало в тёмных залах варпа. Предупреждение. Пророчество о Тёмном Короле. | ||
| + | |||
| + | Оно настолько старое и смутное, что мы сочли его утратившим смысл в эпоху Империума. Предостерегающее послание можно отыскать во всех человеческих мифах с начала времён, да и в мифах других цивилизаций тоже. Сказания из глубины веков полны пророческой чуши и ошибок, загадочных фраз, об истинном смысле которых можно только догадываться. А иногда его и вовсе нет. Мы отнеслись к пророчеству так же, как к сказкам о богах, которых не существовало, — как к бессмысленной чепухе. | ||
| + | |||
| + | А если оно о чём и предупреждало — то об угрозе Хаоса. Если предсказание обладало силой — то говорило о том, кем станет Хорус Луперкаль, если его не остановить. | ||
| + | |||
| + | И вот время замерло. Все законы и правила жизни и Вселенной, на которые мы полагались, перевернулись с ног на голову. Бессмысленное обрело смысл. То было не пророчество, но обещание. То была история о боге, которую мы отбросили, потому что богов не существовало. | ||
| + | |||
| + | А теперь существуют. | ||
| + | |||
| + | Сражаясь с Хаосом, мы сами стали погибелью. Человечество и все, кто обитает среди звёзд, заплатят сполна. | ||
| + | |||
| + | Тёмный Король вот-вот родится. Он поглотил неизмеримое количество силы, но от этого его голод стал лишь ещё мучительнее. Он будет продолжать пожирать всё вокруг, пока Галактика не остынет и не останется ничего, кроме холодных осколков звёзд, что когда-то сияли так же ярко, как он сам. | ||
| + | |||
| + | Пока мы держали оборону и противостояли величайшей угрозе человечеству, куда больший кошмар появился у нас за спиной. | ||
| + | |||
| + | Я вижу, чем он становится. Вижу, чем станет. Никто во всём сущем не может этому помешать. | ||
| + | |||
| + | == 8:iv. '''Воплощение''' == | ||
| + | Олл в ужасе отскакивает назад. Налитые кровью, воспалённые глаза стража фокусируются на нём. | ||
| + | |||
| + | — Олланий, — челюсть кустодия движется с хрустом иссохшей плоти и сухожилий. Голос скрипит, будто песок в пустыне, будто сажа на стенах печи. | ||
| + | |||
| + | — Ты жив... | ||
| + | |||
| + | — Да, Олланий. | ||
| + | |||
| + | — Ты... С кем я говорю? Это же ты, верно? | ||
| + | |||
| + | Я проконсул Цекальт Даск, — отвечает золотой великан. | ||
| + | |||
| + | — Нет, не думаю. — Перссон с трудом подавляет страх и отвращение. — За тебя говорит другой человек. | ||
| + | |||
| + | — Мой король использует это тело в качестве своей оболочки. | ||
| + | |||
| + | — Прошу. — Олл отворачивается и сплёвывает, прочищая рот. Вонь горелой плоти стала нестерпимой. — Встреться со мной лично. Не говори чужими устами. | ||
| + | |||
| + | — Альтернативы нет, Олланий. Один взгляд на моего короля расщепит тебя на атомы. Придётся довольствоваться этим. | ||
| + | |||
| + | Олл пытается сдержать дрожь. Его охватил постыдный ужас, и только злоба на старого друга не даёт этому чувству полностью сковать тело старого солдата. | ||
| + | |||
| + | — Т-ты... — выдавливает он. — Ты всё-таки решил поговорить? С последнего раза прошло много лет... | ||
| + | |||
| + | — Мой король остановил наступление не из-за сантиментов, Олланий. И не затем, чтобы поболтать со старым другом. | ||
| + | |||
| + | — Но... | ||
| + | |||
| + | — Ты правда думал, что в момент подобного кризиса мой король станет тратить время на пустые разговоры? | ||
| + | |||
| + | — Тогда почему? | ||
| + | |||
| + | — Его заинтересовала аномалия. Олланий, мой король близок к вознесению. Он видит конструкции и системы Вселенной за пределами человеческого понимания и начинает познавать более сложные вещи. Он остановился не потому, что не ожидал встретить на пути Олла Перссона, но потому, что понял, насколько низка вероятность этой встречи. То, что ты, Олланий, оказался в этом конкретном не-месте в это конкретное не-время... Для такого необходимо задействовать рычаги на глубочайшем уровне мироздания. Это уникальное событие, к которому вела цепочка идеально рассчитанных действий, резонирующих в эмпиреях. Подобного можно добиться только с помощью могущественных и влиятельных союзников. | ||
| + | |||
| + | — Да, — соглашается Олл. — Несколько сущностей помогли мне добраться сюда. Но я бы сказал, что наибольшее влияние оказала удача. Или судьба. | ||
| + | |||
| + | — Олланий, подобные концепции: судьба, провидение, удача... — шепчет иссохшими губами кустодий, — просто элементы несовершенного человеческого языка, описывающие космологические процессы, о которых и говорит мой король. Он видит на тебе касания Эрды и других Вечных и ксеноса Эльдрада Ультрана. | ||
| + | |||
| + | — Они сыграли свою роль. | ||
| + | |||
| + | — Им следовало держаться подальше и не мешать претворению в реальность Его воли. | ||
| + | |||
| + | — Нужно было попытаться. | ||
| + | |||
| + | — Ты не изменился. Ты и раньше возражал моему королю. Да, настойчиво, но при этом не имея ничего, что могло бы подкрепить возражения. | ||
| + | |||
| + | — Может, потому, что я действительно не хочу навредить? Я противостою тебе своими мыслями и убеждениями. Способность уничтожить оппонента движением мысли не делает тебя правым. И никогда не делала. Ты просто силён. | ||
| + | |||
| + | — Твои мысли закостенели и утратили гибкость, — отвечает золотой страж мёртвым голосом. — И если на встречу с моим королём тебя привело лишь старое упрямство, то путь был проделан напрасно. Тебе нечего предъявить, Олланий. За всю свою жизнь ты ничего не сделал. И это весьма суровый приговор, если принять во внимание отведённое тебе время. | ||
| + | |||
| + | — Всё ещё лучше, чем сделать слишком много, — отвечает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Мой король успел позабыть, сколь утомительными могут быть твои упражнения в софистике. Они и правда думали... Эрда и остальные организаторы всего этого... что ты — лучший кандидат на должность переговорщика? Что именно тебя нужно отправить к Нему в качестве просителя? | ||
| + | |||
| + | — Во-первых, я отказываюсь называться просителем, — вздыхает Олл, — а во-вторых, одним из этих «организаторов», похоже, был Малкадор. Твой приближённый. Или это тоже неважно? | ||
| + | |||
| + | — Почему ты так решил? | ||
| + | |||
| + | — Когда я сбился с пути, то встретился с воином по имени Локен, одним из избранных Сигиллита. И только тогда мне удалось найти дорогу. | ||
| + | |||
| + | — Малкадор, — кустодий медленно произносит имя, будто бы размышляя, насколько оно ценно. | ||
| + | |||
| + | — Он же единственный, чью мудрость ты признавал, кроме собственной. Разве это ни о чём не говорит? | ||
| + | |||
| + | Страж замолкает, раздумывая над ответом. Олл ждёт, пытаясь привести мысли в порядок. Бледно-синий свет нещадно слепит, причиняя боль. Ярко-зелёные и лазурные точки, переливаясь, будто павлиньи перья, начинают забивать периферию зрения. Человек, даже наделённый невероятным долголетием, не может находиться в присутствии высшей силы. | ||
| + | |||
| + | — Регент моего короля любит создавать планы внутри планов, — наконец произносит проконсул. — Он занимается подобным, чтобы найти альтернативные решения для подстраховки. У него всегда есть запасной вариант. Мой король разрешил ему действовать так. | ||
| + | |||
| + | Страж, хрустя мышцами, медленно поворачивает голову и рассматривает символ на собственном нагруднике. | ||
| + | |||
| + | — Участие Малкадора не является ни неожиданностью, ни поводом остановиться. | ||
| + | |||
| + | — Правда? Он же занял твой Трон, чтобы ты смог отправиться на последний бой. Разве ты не задумывался о причинах, заставивших его разработать альтернативные ходы даже для столь чёткой задачи? | ||
| + | |||
| + | — Уточни. | ||
| + | |||
| + | — Он боялся, что всё пойдёт не по плану, — объясняет Олл. — И что даже предельно вероятные события могут не наступить. И потому тратил силы, создавая дополнительные вероятности успеха, сколь угодно малые и ненадёжные. И, как оказалось, не зря. | ||
| + | |||
| + | — Уточни, — повторяет золотой страж. | ||
| + | |||
| + | — Всё пошло не по плану. | ||
| + | |||
| + | — Неправда. | ||
| + | |||
| + | Олл качает головой. | ||
| + | |||
| + | — Правда. Ты же и сам это видишь, да? | ||
| + | |||
| + | — Нет. | ||
| + | |||
| + | — Ты становишься воплощением Тёмного Короля, — говорит Перссон. | ||
| + | |||
| + | — Нет. Это просто старая сказка. Нерациональная чушь. Астротеологические суеверия. | ||
| + | |||
| + | — Увы. — Олл с отчаянием качает головой. — Прошу... Что, по-твоему, здесь происходит? | ||
| + | |||
| + | — Это очищение, Олланий, — отвечает кустодий. — Изгнание Хаоса. Мой король должен остановить Хоруса Луперкаля прежде, чем тот уничтожит человечество. Нет ничего важнее. | ||
| + | |||
| + | == 8:v. '''Ангел и добыча''' == | ||
| + | Он тебя провоцирует. Дразнит. Ты не поддаёшься на подобное, но... серьёзно? Даже немного оскорбительно. Ты думал, Ангел не станет опускаться до подобного. Он вообще всегда казался совершенным. Какое разочарование. | ||
| + | |||
| + | «Ты слаб». Вот так и сказал. Разумеется, всё указывает на обратное. Его непокорность понятна. Сангвиний всё ещё думает, что сражается в простой войне за правое дело. Он не осознал природу ситуации. Но оскорбления? Это недостойно. Ему совершенно не идёт столь низменная дерзость. | ||
| + | |||
| + | Конечно, это всё из-за страха. | ||
| + | |||
| + | И ты не можешь его винить. Ты бы тоже боялся на его месте. | ||
| + | |||
| + | Какая ему польза от бравады? Тебя не получится спровоцировать. Не получится заставить стать тем, кем ты не являешься. Слабостей не осталось, а оскорбления звучат инфантильно. Тебе не нравится думать о брате в таком ключе. Это же Сангвиний! Он был всеобщим любимцем. Хотелось бы запомнить Ангела благородным витязем, а не каким-то... | ||
| + | |||
| + | А, но бравада же не для тебя, верно? Она нужна ему самому. Теперь понятно. Раньше ему никогда не приходилось изображать отвагу. Ты считал, что он смел от природы — самый смелый человек из всех. Но это не так. Обладая мощью примарха, ты ничего не боишься и отважным быть легко. Всех предыдущих противников он встречал, не испытывая страха. А теперь приходится играть — и получается, откровенно говоря, не очень. Это первый раз, когда смелость Ангела фальшива. | ||
| + | |||
| + | — Нe стоит, — говоришь ты очень-очень спокойным голосом. Нe хотелось бы видеть, как его жизнь завершится унижением. Но он неверно толкует замечание. Решает, что смог тебя задеть, и снова несётся в атаку. Глаза сверкают ярко, а клинок — ещё ярче. | ||
| + | |||
| + | Шаг в сторону. Лезвие скребёт по броне на боку. Он закладывает вираж и взмывает под потолок. | ||
| + | |||
| + | Это даже поучительно. Поведение Сангвиния многое говорит о том, кем ты стал. Ибо если даже совершенный Ангел боится... Другие среагируют так же? Отец отбросит свои маски? | ||
| + | |||
| + | Летят искры. Теперь он промчался слева, размахивая мечом, в последний момент уклоняясь от ответного удара. Каждая такая атака — большой риск. Он и правда невероятно отважен, пусть это и напускное. В конце концов, что есть отвага, если не притворство? Это же не стабильное состояние, а способность действовать перед лицом опасности, и неважно, появляется она из ниоткуда или человек усилием воли заставляет тело двигаться. | ||
| + | |||
| + | Сейчас крылатый примарх определённо в опасности, и потому неважно, что является источником храбрости. Он принял бой и не собирается демонстрировать страх или отступать, даже столкнувшись с непобедимым врагом. Раньше ты восхищался им, думая, что доблесть рождена отсутствием страха. Слишком просто. Сейчас же Сангвиний сражается, охваченный смертельным ужасом. Это впечатляет. Ты осознаёшь, что из-за такой храбрости, призванной несмотря на страх, он нравится тебе ещё чуть сильнее. | ||
| + | |||
| + | Новая атака. Золотой росчерк пронзает полумрак Двора. Ты подставляешь Крушитель Миров, блокируя удар. В твоей руке булава легка, как веточка. Он снова уклоняется. В последний миг. Сияющий клинок попадает по наплечнику, и на пол сыплется несколько осколков. | ||
| + | |||
| + | Ты провожаешь взглядом крылатую фигуру, парящую под потолком, между лучей света, пробивающихся сквозь зенитное остекление. Сколько грации в этих широких крыльях!.. | ||
| + | |||
| + | Он разворачивается и пикирует. Поток воздуха бьёт в лицо. Очередной удар меча. Ты отмахиваешься Когтем и не попадаешь. Несмотря на рану, он ослепительно быстр. | ||
| + | |||
| + | Но всё же ранен и тратит много сил. Рано или поздно Сангвиний устанет. Собьётся с темпа. Его движения замедлятся. Страх и напряжение постепенно сточат и отвагу, и скорость. Вот тогда всё и закончится. | ||
| + | |||
| + | А может, осознание бессмысленности затеи придёт раньше. Ты чувствуешь, как зерно сомнений прорастает внутри брата, поглощая волю к сопротивлению. Когда же он поймёт, что все его действия в любом случае ни к чему не приведут? | ||
| + | |||
| + | Насколько прекрасен будет миг осознания! Ты хочешь увидеть безысходность в его глазах. Вплотную. Лицом к лицу. Хочешь почувствовать её запах в дыхании. | ||
| + | |||
| + | Снова бьёт и улетает прочь по широкой дуге между дальними колоннами. Завершив разворот, Ангел взмахивает крыльями, ускоряясь перед атакой. Ты пытаешься защититься... | ||
| + | |||
| + | Удар. Хорошо попал. Он мог бы выпотрошить Ангрона. Мог бы рассечь надвое сердце Бледного Короля. Снести голову Ферруса с плеч. | ||
| + | |||
| + | Ты по-прежнему немного сдерживаешься. Ему необязательно умирать. Когда он всё осознает, ты ещё раз предложишь ему пересмотреть взгляды. Так что пускай устаёт. Пусть выместит на тебе свой гнев. | ||
| + | |||
| + | Ему это нужно. Почувствовать, что силы на исходе. Гордыня, разумеется. Он же любимый сын отца, Ярчайший, возлюбленный всеми. Образец непоколебимой верности. Непобедимый. Он ни за что бы не сдался без боя. | ||
| + | |||
| + | И когда безысходность уронит его с небес, ты поможешь подняться. Ты отнесёшь и усадишь его на подготовленный трон, дашь возможность отдохнуть. Он сыграл свою роль. Сделал всё, что мог. В согласии на твоё предложение не будет ничего постыдного. | ||
| + | |||
| + | Он твой любимец и всегда им был. Ты хочешь, чтобы он стал союзником, потому что это имеет значение. Прояви Рогал или Константин такое же упрямство, ты не стал бы с ними возиться. Оба — великие воины и основную ценность представляют в виде трофеев, голов на стене, лишний раз доказывающих твою силу. Взгляни в лица моих жертв, отец, и почувствуй отчаяние! | ||
| + | |||
| + | Но с Сангвинием всё иначе, хотя он и сильнее тех двоих. В его случае важна не победа в бою, а победа над духом. Сломить его, заставить склониться — вот где истинный триумф. Скорчившееся у ног воплощение имперской преданности, клянущееся в верности и принимающее пищу с рук. Посмотри-ка на такое, отец. | ||
| + | |||
| + | Будет непросто. Всё, что просто, — бессмысленно. Ты уже не раз искушал Ангела перейти на свою сторону. Коварный Эреб, апостол лжи и грязи, пытался по твоему приказу обратить Сангвиния на Сигнусе-Прайм и потерпел неудачу. Но с самого начала процесс задумывался как постепенный. | ||
| + | |||
| + | Он бьёт снова и снова. Ты чувствуешь вкус страха. О, как сладок ангельский страх. Похоже, он начинает понимать. | ||
| + | |||
| + | Из этого источника и произрастает столь чуждый ему ужас. Он боится не тебя как такового, не твоих мистических сил и даже не того факта, что сошёлся в бою с Хорусом Луперкалем, магистром войны, которому ни одно разумное создание не рискнуло бы бросить вызов в надежде победить. | ||
| + | |||
| + | Это страх неведомого. Сангвиний, бедняга Сангвиний даже в самом конце не может выйти за рамки имперского мышления. Для него это битва света против тьмы, Империума против предателей, отца против сына. Пагубные мысли. Неправильные. Совершенно неприемлемый взгляд на состояние вещей во Вселенной. Сангвиний, как и миллионы других, попавших в капкан Империума, кошмарно ограничен в своём понимании. Ему буквально промыли мозги. | ||
| + | |||
| + | Он видит себя последним заступником добра. Последним верным сыном. Последним оплотом благородства и чести, что сражается насмерть во имя отца, отказываясь склониться перед неизбежным. Но за этот болезненный героизм ты его и любишь. Это — его суть. | ||
| + | |||
| + | Однако Ангел уже близок к осознанию, что истина несколько отличается от его представлений. Он понимает, что все его знания о людях, богах, героях и Хаосе — просто ложь. И понимание ужасает. | ||
| + | |||
| + | Пока он с боем пробивался к тебе сквозь палубы корабля, материальный мир полностью изменился. Истинная сила пришла на смену ложным идеологиям. Истинное величие попрало вульгарный блеск. Ты не зло, и силы, которыми ты пользуешься, тоже не зло. Его не существует. И тьмы не существует. Есть просто мироздание, объединённое и пропитанное варпом, которое ты пропускаешь через себя. | ||
| + | |||
| + | Всё, во что Сангвиний верил и что ценил, уничтожено или оказалось фарсом. Единственный источник скверны во Вселенной — это готовое развеяться зловоние тирании отца, идеи, что Он и только Он может формировать будущее. | ||
| + | |||
| + | Скоро Сангвиний выгорит. | ||
| + | |||
| + | Пелена спадёт с глаз. | ||
| + | |||
| + | Он с удивлением проморгается и увидит новую конфигурацию реальности, в которой ложные обещания и эгоистичные стремления отца станут очевидны. Равно как и его лицемерие. | ||
| + | |||
| + | Он наконец поймёт истинное положение вещей. На него снизойдёт откровение. И, рыдая от счастья, Ангел будет молить о прощении. | ||
| + | |||
| + | И ты в своей бесконечной милости, разумеется, простишь. Это станет величайшим моментом в его жизни и твоей самой желанной победой. | ||
| + | |||
| + | А затем придёт отец, увидит вас, поймёт, что с самого начала был пустышкой, исполненной гордыни, высокомерия и глупых стремлений. И что провалил все свои начинания. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний в очередной раз атакует. Ты пытаешься схватить его Когтем. Он улетает прочь. | ||
| + | |||
| + | Но конец уже близок. Ангел начинает уставать. | ||
| + | |||
| + | Между лезвий силовой перчатки застряло одинокое белое перо. | ||
| + | |||
| + | == 8:vi. '''Человек, который ничего не сделал''' == | ||
| + | — Ты становишься богом, рождённым из варпа, — говорит Олл. — Возможно, ты ещё не до конца осознал или не готов смириться с этой мыслью, но истина такова. И, я уверен, это последнее, чем ты хотел бы стать. | ||
| + | |||
| + | — Мой король просто набрался сил, — отвечает Цекальт Даск чужим голосом. — Он укрепил себя перед боем с силами Хаоса. Это необходимо для победы над Хорусом Луперкалем и тем, что он сотворил. | ||
| + | |||
| + | — Понимаю, — кивает Олл. — На кону стоит очень многое. И я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Стал сильнее, чтобы победить сына, но где-то в процессе перешёл черту. Ту самую, которую лично когда-то провёл. И теперь превращаешься в то, что презираешь. | ||
| + | |||
| + | — И тебя послали остановить меня? | ||
| + | |||
| + | Перссон делает вид, что не заметил, как собеседник начал говорить в первом лице. | ||
| + | |||
| + | — Думаю, — отвечает он, — меня отправили просто поговорить. Вмешаться. Но я понятия не имел, что придётся встретиться с таким существом. То, чем ты становишься... | ||
| + | |||
| + | — Мой король не собирается уменьшать свою силу. | ||
| + | |||
| + | — Значит, нужно подумать ещё. — Олл смотрит кустодию в глаза и пытается не замечать поселившееся в них чудовище. — Ты — человек. Самый выдающийся и могущественный из ступавших по земле, но всё же просто человек. Каждый твой шаг основан на рациональности, и это позволило создать Империум. Но ты сохранял человечность, даже когда отказ от неё упростил бы дело. Сохранил эмоции, потому что знал, как они необходимы. Наделил своих рукотворных сыновей всеми этими качествами, потому что считал их важными. И этот человек ещё живёт внутри. По крайней мере, я на это надеюсь. | ||
| + | |||
| + | — Мне нужны силы для сражения с сыном. | ||
| + | |||
| + | — Да, — кивает Олл. — Нужны. Но не эти. Ты когда-нибудь думал о нашем с тобой главном различии? | ||
| + | |||
| + | Проконсул на несколько мгновений замолкает, будто ждёт, когда ему скажут верный ответ. | ||
| + | |||
| + | — Мой король — человек, который сделал всё. Ты — человек, который не сделал ничего. | ||
| + | |||
| + | — Обидная формулировка, — отвечает Олл, — но достаточно точная. Ты был амбициозен, а я — нет. У тебя был план, а у меня — нет. Но я в первую очередь умел проявить терпение. А ты — нет. | ||
| + | |||
| + | — Труд протяжённостью в тысячи лет говорит об обратном. | ||
| + | |||
| + | — Правда? — Перссон вздыхает. — Все созданные тобой чудеса несут печать нетерпения. Это быстрые, прямолинейные, разумные решения безумно сложных задач. Ты никогда не умел выжидать и действовать постепенно. В конце концов, потому наши пути и разошлись. И, боюсь, по той же причине мы сейчас оказались на грани катастрофы. | ||
| + | |||
| + | Олл обводит взглядом пустошь и всматривается в далёкую завесу беззвучных молний. | ||
| + | |||
| + | — Ты должен победить невероятно сильного врага, — тихо говорит он, — и потому сделал себя ещё сильнее, не думая о последствиях. | ||
| + | |||
| + | — И что же это за последствия, Олланий? — спрашивает Цекальт Даск. | ||
| + | |||
| + | — Ты не остановишься. После этой битвы начнётся следующая, и в ней тоже придётся побеждать. Никогда не будет хватать сил. Их никогда не станет достаточно. Всегда найдётся причина взять больше. | ||
| + | |||
| + | — Говоришь так, будто обладаешь мудростью и знаниями. Но у тебя нет ничего. | ||
| + | |||
| + | — Верно, — соглашается Олл. — Ничего нет. Никто не предвидел такую возможность: ни Эрда, ни старый эльдар, ни даже Сигиллит. Но моё путешествие было необычным. Мысли стремились вперёд, а дорога вела назад. | ||
| + | |||
| + | Он показывает обгоревший клубок. | ||
| + | |||
| + | — Время и пространство работают неправильно. Я дошёл до цели по дороге, которую мне ещё только предстоит пройти. Кто знает, почему Олл Перссон, сошедший с того пути, захотел, чтобы я оказался здесь? Кто знает, на что он надеется? И что мне, по его мнению, нужно предотвратить? | ||
| + | |||
| + | — Мой король разделяет твою тревогу, Олланий, но Хаос нужно победить. | ||
| + | |||
| + | — Тут я согласен, — кивает Олл. — И буду согласен всегда. Но не так. | ||
| + | |||
| + | — Это единственный способ. | ||
| + | |||
| + | — Нет. Иначе, при любом исходе, Хаос победит. — Олл в усталом отчаянии вскидывает руки. — Неважно, кто одержит верх — ты или Хорус. Варп на миллионы лет погрузится в бурлящее безумие. Материальный мир падёт, а человечество погибнет. Ты разрушишь всё, что столько лет строил. | ||
| + | |||
| + | — Хоруса нужно остановить, — настаивает проконсул. | ||
| + | |||
| + | — Хоруса — да. Но варп победить невозможно. Противостояние нашего мира и имматериума — вечно. Останови Хоруса, прошу. Устрани угрозу. | ||
| + | |||
| + | Олл замолкает и смотрит на золотого стража. | ||
| + | |||
| + | — Но, молю, найди другой способ. | ||
| + | |||
| + | == 8:vii. '''Точка обзора''' == | ||
| + | Абаддон тратит почти час на убийство Несущих Слово и экипажа флагмана. Охваченные бредом безумцы просто бегут на позиции Сынов Хоруса. Некоторых старших офицеров из горты Луперкали он узнаёт в лицо и вспоминает по имени. Это были хорошие, надёжные солдаты, достойно нёсшие службу на ''«Мстительном духе».'' Причина охватившего их помешательства достоверно неизвестна, но, похоже, дело в абсолютном, низменном страхе. Настолько сильном, что разум не смог устоять. Он многократно превосходит даже ужас, который внушают смертным астартес. И прежних чудовищ эти люди уже не боятся. | ||
| + | |||
| + | Всепоглощающий страх сделал их бесстрашными. Эксертус с пеной у рта, вопя и скребя ногтями по керамиту, штурмуют строй космодесантников. Их легко убивать, и бойцы Абаддона не испытывают ни гордости, ни удовольствия от процесса. | ||
| + | |||
| + | Несущие Слово доставляют больше проблем. Ужас ослепил их так же, как смертных, но они остаются астартес в силовой броне, с соответствующим оружием и физическими возможностями. В стычках с ними Абаддон теряет людей. Сыны Лограра даже в лучшие времена не могли сравниться с Шестнадцатым в воинском искусстве, а сейчас, поддавшись безумию, и подавно. И всё же даже исступлённо бросающихся в атаку космодесантников остановить не так просто. А они, в свою очередь, вполне в состоянии убивать боевых братьев Абаддона. | ||
| + | |||
| + | Поначалу первый капитан хотел вернуться на мостик и организовать оборону на удобных позициях, чтобы загнать атакующих в ловушку. Но уже через несколько минут стало очевидным, что толпа умалишённых не пытается целенаправленно атаковать кого бы то ни было. Абаддон и его люди просто оказались на пути бегущего, не разбирая дороги, стада. Единственная их цель, если таковая вообще существует, — добраться до мостика, а Сынов Хоруса они восприняли как препятствие. | ||
| + | |||
| + | С чем же эти сумасшедшие столкнулись среди неестественных, окаменевших улиц, раз палубы ''«Мстительного духа»'' кажутся им надёжным убежищем? Проходя по коридорам корабля, Первый капитан успел убедиться, что внутри таится не меньше опасностей, чем снаружи. | ||
| + | |||
| + | Кроме того, забаррикадироваться на мостике не получилось бы. Если терминаторам Сикара удалось вскрыть герметичные переборки, то катафрактарии Несущих Слово смогут без труда повторить то же самое. Этот вариант приведёт к череде бесконечных отходов с боями, заставит Сынов Хоруса возвращаться к зоне высадки по тесным коридорам. | ||
| + | |||
| + | А Абаддон не готов отступать. Это не поможет отыскать отца. Приняв неизбежность лобового столкновения, он выдвинул людей на разрушенные улицы. | ||
| + | |||
| + | — Какие будут приказы? — спросил Сикар, стоящий во главе отделения юстаэринцев. | ||
| + | |||
| + | — Просветите их, — ответил Абаддон. | ||
| + | |||
| + | И началась бойня. Отряды Сынов Хоруса, прикрывая друг друга, расходятся широким веером от ведущего на командные палубы люка, действуя быстро и чётко. Несущие Слово вперемешку с солдатами Эксертус идут в беспорядочную атаку, разбиваясь о линию обороны Шестнадцатого легиона. Тела погибших астартес и смертных падают друг на друга, превращаясь в валы и курганы. Сыны Хоруса используют их как укрытия, постепенно расширяя зону контроля. | ||
| + | |||
| + | В происходящем нет смысла. Дети Лоргара просто появляются в конце улицы и бегут вперёд, размахивая клинками и стреляя в направлении врага. Они бездумно заходят в зоны перекрёстного огня и падают под залпами болтеров и плазмомётов, не добегая до строя легионеров. На самых крупных из них приходится тратить по два-три масс-реактивных снаряда. И противники не заканчиваются. Каждый раз во время паузы или затишья Абаддону кажется, что битва с безумцами закончилась, — и из лабиринта улиц появляются новые цели. Они так же, как предшественники, сломя голову бегут по заваленным обломками зданий дорогам. И снова звучат слаженные залпы Сынов Хоруса. | ||
| + | |||
| + | Первого капитана начинает беспокоить запас боеприпасов. Ситуация, когда бесконечные Несущие Слово продолжат атаку, а его бойцы отстреляют все имеющиеся снаряды, уже не кажется фантастической. | ||
| + | |||
| + | Не слушая возражений Бараксы, Абаддон берёт с собой отделение боевых братьев и покидает строй, быстро продвигаясь в сторону ближайшего ориентира — длинного отвала из перекопанной земли и скалобетонных глыб, плавно переходящего в невысокий, пологий холм. Это метров двести влево от текущей позиции. У них нет ни работающего ауспика, ни датчиков. А возвышенность хоть и кажется совсем крошечной по сравнению с виднеющимися вдали горами, но при этом остаётся самой высокой точкой в окрестностях. Он надеется заполучить хоть какое-то преимущество. Нужно увидеть более полную картину и оценить перспективы. Сверху получится рассмотреть, что происходит на несколько километров вокруг, и понять численность Несущих Слово, а не просто ждать, когда последний противник сам выскочит под обстрел. | ||
| + | |||
| + | Подъём даётся нелегко. Дождь усилился, а ветер то и дело меняет направление, закручивая в воздушных потоках капли воды. Сквозь грохот стрельбы откуда-то доносятся ритмичные, тяжёлые удары. Скорее всего, это ветер и гром рокочут под куполом не-небес над головой, но ему почему-то кажется, что в звуке есть что-то ещё. Абаддон слышит в нём звон металла, будто циклопический молот раз за разом опускается на гигантскую наковальню. Или где-то вдалеке, за завесой облаков, двое богов сошлись в поединке, и это их небесное оружие ударяет о несокрушимую броню. Он пытается не обращать на звук внимания. | ||
| + | |||
| + | Склон холма оказывается каменистым хребтом, будто проросшим сквозь податливую землю. Толпы Несущих Слово и солдат из горты Луперкали пытаются перебраться через него и влиться в общий поток, бегущий по улицам. Абаддону и его спутникам приходится несколько раз вступать в короткие схватки. В дело идут клинки, болтеры стреляют в упор. И снова первый капитан не может отделаться от ощущения, что и они, и сам хребет просто оказались на пути. Что он пытается идти против толпы, настолько охваченной ужасом и отчаянием, что никто в ней не может ни остановиться, ни повернуть в сторону. Среди бегущих начинают попадаться невооружённые члены экипажа и сервиторы. | ||
| + | |||
| + | Их тоже приходится убивать, потому что все, вплоть до чумазых заряжающих с орудийных палуб и ремонтных сервиторов, бросаются на Сынов Хоруса, царапая ногтями пластины брони. | ||
| + | |||
| + | Его клинок залит кровью, а доспехи — дождевой водой. Несущий Слово из братства Акрак Джал бредёт вперёд, замахиваясь бердышом. Его рот раззявлен в безмолвном крике. Абаддон стреляет неприятелю в лицо и пинком сбрасывает бездыханное тело со склона. Тяжёлый удар в спину сбивает капитана Сынов Хоруса с ног. Откатившись в сторону и восстановив равновесие, он видит терминатора из ордена Резной Звезды. На пластинах тяжёлой брони вытравлены тексты из писаний Лоргара. Улнок отважно бросается на врага, пытаясь отогнать того прочь от командира. | ||
| + | |||
| + | Последние капли терпения покидают Абаддона, и он приходит на помощь адъютанту со всей яростью, на которую способен. Капитан Сынов Хоруса разряжает болтер в упор, целясь в горло Несущего Слово. Толстый латный ворот выдерживает, но сила взрыва заставляет громадного воина пошатнуться и отступить на шаг. Улнок пользуется секундным замешательством и вонзает меч в подмышку сына Лоргара. Судя по крови, сочащейся сквозь сочленения в верхней части доспеха, удар оказывается удачным, но клинок адъютанта застрял, а самого его обезумевший легионер начал медленно подтаскивать к шипу в навершии тяжёлого полэкса — того самого, который несколько мгновений назад оставил след на броне Абаддона. | ||
| + | |||
| + | Первый капитан погружает меч в район шейного сочленения и начинает дёргать и проворачивать оружие, прорезая плотные слои гермокостюма. Вдвоём легионерам удаётся заставить терминатора отступить. Два клинка со скрипом и скрежетом взрезают броню и уходят глубже в плоть. Когда Несущий Слово наконец падает, то чуть не утягивает противников за собой. Кровь струится уже изо всех щелей в тяжёлом доспехе. | ||
| + | |||
| + | Абаддон помогает Улноку удержать равновесие, и они провожают взглядом массивный труп, скользящий вниз по склону. Капитан собирает отряд и продолжает подъём. В динамике вокса раздаётся голос Бараксы, но из-за помех слова невозможно понять. | ||
| + | |||
| + | Добравшись до вершины, Абаддон наконец получает столь желанную точку обзора. | ||
| + | |||
| + | == 8:viii. '''Ангел и мучитель''' == | ||
| + | Сангвиний, взмахнув крыльями, отлетает в сторону. Его по любым меркам можно назвать внушительным: великан, превосходящий габаритами любого из людей, могучий, крылатый, закованный в тяжёлую броню. Он обладает внушительной массой и огромной силой. В любом поединке это сыграло бы свою роль. | ||
| + | |||
| + | Но сейчас он кажется себе невесомым призраком. | ||
| + | |||
| + | Он носится вокруг противника, будто бесплотный, сверкающий луч света, будто лист на ветру или птица вокруг тернового куста. Его ноги почти не касаются палубы, ибо он слишком лёгок — эфирный дух, рождённый вечно парить над бренной землёй в светлом царстве ветров и открытых просторов. | ||
| + | |||
| + | Ещё один взмах могучих крыльев — и Ангел пикирует на врага. Лезвие Обагрённого высекает фонтан искр, когда меч прорубает тяжёлую волчью шкуру и оставляет глубокий, кривой след на чёрной броне. Примарх приземляется, отталкиваясь от плит пола пальцами правой ноги, — этого достаточно, чтобы развернуться в воздухе и ринуться в новую атаку. Металл прогибается и рвётся. Из рассечённых трубок течёт мутная спинномозговая жидкость. | ||
| + | |||
| + | Булава свистит совсем рядом, но Ангел снова уходит от удара. | ||
| + | |||
| + | Хорус Луперкаль тяжело дышит. Он шумно втягивает ноздрями воздух и фыркает, как уставший грокс. С губ и подбородка свисают нити слюны, а в мёртвых глазах загораются первые искорки гнева. Происходящее его более не забавляет. Он раздражён. | ||
| + | |||
| + | Скоро придёт время для настоящей ярости. Сангвиний на это рассчитывает. Хорус, которого он когда-то любил, обладал вспыльчивым нравом и достаточно легко приходил в гнев — чаще всего когда люди не справлялись с поставленными задачами или оказывались некомпетентны. И ярче всего этот гнев пылал при виде неповиновения. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний прекрасно знает, как выглядит гнев магистра войны и чем его вызвать. Но он понятия не имеет, что произойдёт, когда пламя вспыхнет в душе этого существа — омерзительного чудовища, в которое превратился Хорус. Вероятно, случится приступ разрушительной ярости. | ||
| + | |||
| + | Но гнев — проявление слабости для истинного воина. Из-за него движения становятся неуклюжими, а решения — поспешными. Он заставляет забыть о навыках и технике, каким бы искусным ни был боец. Высасывает всё мастерство, мешает сосредоточиться. Толкает на ошибки, создаёт бреши в обороне, лишает удары чёткости и упорядоченности. | ||
| + | |||
| + | Гнев и порождённая им утрата контроля — это рана, которую воин наносит себе сам. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний хочет, чтобы это произошло. Ему нужно любое преимущество, потому что с самого начала было ясно, что все козыри достались брату. Придётся использовать каждую щель в броне Хоруса, как физической, так и ментальной, если Ангел хочет попытаться победить. Нужно давить на каждую трещину и параллельно создавать новые. Гнев станет одной из таких трещин. Возможно, самой главной. Если получится вызвать у падшего брата подлинный приступ ярости, то шансы на победу немного подрастут, ибо разъярённый Хорус — это ослабленный Хорус. Несмотря на колоссальное превосходство в физической силе и габаритах, Луперкаль попадёт во власть опьяняющих эмоций, а Сангвиний сможет диктовать условия поединка и в итоге сразит врага с помощью точных ударов и холодного расчёта. | ||
| + | |||
| + | Он уже близок. Магистр войны начал гневаться. Ангел знает брата так же хорошо, как коридоры ''«Мстительного духа».'' Знает его секреты и тайные изъяны, потому что Хорус лично ему рассказал. В далёкие дни, до того как всех накрыла чёрная тень, он всем делился с крылатым братом. И эти знания, отданные тогда совершенно искренне, позволили Сангвинию прорвать оборону лучшего корабля во всём Империуме. Они же помогут его клинку отыскать путь к сердцу брата. | ||
| + | |||
| + | Ангел проносится между булавой и когтями, переворачивается в воздухе, совершает обманный рывок, тут же меняя направление на противоположное, заходит слева и вонзает остриё Обагрённого в бедро Хоруса. Змеиная Чешуя рвётся, как бумага. Из пробоины струится пар и льётся густая, с комками, кровь чёрного цвета. Бесконечные круги, которые сияющий Ангел нарезает вокруг тяжеловесного врага, похожи на танец: крылатый примарх движется легко, изящно, совершая акробатические пируэты и не останавливаясь ни на миг. Каждое движение наполнено грацией; он демонстрирует безупречное воинское мастерство. Никто во Вселенной не смог бы повторить подобного. Атаки ошеломляют своей точностью, пластичностью и чёткостью. Они выглядят почти театрально, будто совершается некий ритуал или священнодействие. Ни одна толика силы не тратится зря. Ни один мускул не напрягается понапрасну. Своей красотой и сложностью, воздушными шагами и нечеловеческими прыжками происходящее напоминает арлекинаду альдари. Возможно, каким-то невероятным образом это она и есть. | ||
| + | |||
| + | Ярость близка. Воздух во Дворе Луперкаля приходит в движение, дрожит и потрескивает. Свет стал насыщеннее, а давление резко выросло, как перед грозой. Сквозь настил палубы каплями испарины проступает масло, а обсидиановые глыбы, из которых сложены стены и колонны, тревожно вибрируют. Шёпот, звучащий из ниоткуда, становится громче. Голоса хрипят и булькают из теней, из ниш, из-под сумрачных сводов. Они взволнованы и будто бы напуганы увиденным. | ||
| + | |||
| + | Одинокая золотая точка продолжает рассекать тьму на части. | ||
| + | |||
| + | Клинок Сангвиния оставил на доспехах Хоруса больше двух десятков отметин. Чёрные пластины покрылись серебристыми росчерками оголённого металла. Волчья шкура превратилась в лохмотья. Перерубленные трубки болтаются, истекая на пол струйками жидкости. Сквозь прорехи в броне сочатся кровь и плазма. Реакторы и генераторы щитов стонут и кашляют, работая из последних сил. | ||
| + | |||
| + | Сам Хорус злобно ворчит. Его освещённое кровавым светом лицо покрылось каплями пота. Магистр войны крутится на месте, разворачивается, отмахивается от назойливого врага, но все движения либо оказываются слишком медленными, либо запаздывают. Ему не удаётся дотянуться до мучителя. Каждый шаг грохочет, как поступь титана, заставляя палубу под ногами дрожать. Плиты пола разбиты в сотне мест. Настил покрыт выбоинами и трещинами от постоянных промахов. | ||
| + | |||
| + | Коготь Хоруса сжимается с резким щелчком. Крушитель Миров рассекает воздух с такой скоростью, что тот стонет от боли. Хорус рычит. В уголках его губ проступает пена. Он бросается вперёд, будто живая гора, в очередной попытке схватить юркий золотистый огонёк. Гигантская булава снова промахивается мимо цели и попадает в оуслитовую колонну. Центральная секция разлетается градом осколков. По Двору прокатывается оглушительная звуковая волна. Крупные обломки валятся на пол. Остатки колонны торчат из пола и потолка, подобно сталактиту и сталагмиту. | ||
| + | |||
| + | Магистр войны оборачивается и видит, что Сангвиний, будто ракета, уже несётся в атаку. Сжимая рукоять Обагрённого обеими руками, Ангел с силой опускает меч на противника. Перегруженный щит с грохотом схлопывается. Клинок срубает часть латного ворота и оставляет кровавую рану на левой брови и щеке Луперкаля. | ||
| + | |||
| + | Хорус ревёт, будто пробудившийся дракон. | ||
| + | |||
| + | Вот и гнев. | ||
| + | |||
| + | == 8:ix. '''Погружение в безумие''' == | ||
| + | Перебраться на противоположную сторону невозможно. В Палатинском вентиляционном ущелье бушует пожар. Языки пламени с рёвом поднимаются к небу. Все мосты и виадуки прогорели насквозь или оплавились. Величественное здание Транстерранского конгресса почернело от сажи, некоторые пристройки вспыхнули. Находящиеся неподалёку башни Бенефиция превратились в обугленные пеньки. | ||
| + | |||
| + | Хассан раньше никогда не видел таких сильных пожаров. В рёве пламени Избранному чудятся крики и слова. Нестерпимый жар не даёт даже приблизиться к ущелью. Возможно, Айос Раджа и трое космодесантников, присоединившихся к группе, и смогли бы некоторое время выдерживать такие температуры, но у Хассана и Сестёр Безмолвия нет шансов. Они идут вдоль южного края ущелья и останавливаются на привал в крытой галерее Ординатории. | ||
| + | |||
| + | Жар добирается и сюда. Хассан обливается потом, но сейчас это кажется лишь мелким неудобством. С нижних уровней доносятся выстрелы. | ||
| + | |||
| + | Раджа смотрит на Избранного, будто бы спрашивая: «Что дальше?» Тот судорожно пытается составить план. Ужасы, которые они после ухода из Ротонды встретили лицом к лицу или наблюдали издалека, до сих пор не идут из головы. Они стоят перед глазами, как настоящие, и не дают сконцентрироваться на чём-то ином. | ||
| + | |||
| + | Последней крепости больше нет. Все линии обороны прорваны. Предатели повсюду, они проникают на территорию Санктума со всех сторон, включая верх и низ. Сотни жестоких боёв идут одновременно — отважные защитники пытаются отстоять последние лоскуты сохранившего верность Империума. Каждый раз, натыкаясь на очередную отчаянную стычку, Хассан преодолевает желание бросить всё и присоединиться к сражениям, потому что сейчас каждый человек на счету. Но обещание есть обещание. И у него осталось незавершённое дело, которое он напрасно решил передать другому. Хассан не собирается умирать, проигнорировав указания почившего господина, хотя они в текущей ситуации и кажутся утратившими всякий смысл. | ||
| + | |||
| + | Он пытается анализировать ситуацию. Дорога к Восточным подступам, где находилась лаборатория Фо, которая, в свою очередь, является его последним подтверждённым местом пребывания, перекрыта. Сами Подступы захвачены. Если верить обрывочным сведениям, которые удалось раздобыть Мориане, в последний раз генетика видели в компании Ксанфуса, селенарской геноведьмы и кустодия Амона. Его куда-то вели, но вот куда? Посетить Подступы и проверить, не оставил ли Ксанфус какие-то подсказки, тоже не получится. | ||
| + | |||
| + | Связь не работает. Нет возможности узнать, куда направились беглецы и живы ли они вообще. Кроме того, планировка Санктума, похоже, смешалась, точно как говорил тот загадочный пришелец по фамилии Перссон. Даже если бы Халид знал, где искать Фо, то не смог бы с уверенностью сказать, как туда добраться. | ||
| + | |||
| + | Остаётся только работать с имеющимися данными. Продумать каждую мелочь, как учил господин. Игнорировать догадки и неподтверждённые возможности. Оперировать только фактами: Фо, Ксанфус, Андромеда-17, Амон Тавромахиан. Что о них известно? Досье. Поведенческие паттерны. Приказы. Хассан достаточно неплохо знает образ мыслей и принципы работы коллеги по ордену. Поведение Фо предсказать невозможно, а геноведьму специально использовали как провокатора, чтобы нарушить... | ||
| + | |||
| + | Стоп. Он переводит взгляд на Раджу. | ||
| + | |||
| + | — Что могло бы заставить тебя нарушить приказ? — спрашивает Избранный. | ||
| + | |||
| + | Лицо Соратника покрыто коркой запёкшейся крови, но он яростно смотрит в ответ, будто услышав нечто оскорбительное. | ||
| + | |||
| + | — Нет такой вещи. | ||
| + | |||
| + | — Ну разумеется. А если бы я велел нарушить ранее полученную директиву? | ||
| + | |||
| + | — У вас есть полномочия, — отвечает Раджа. — Поэтому я бы подчинился, если бы директива не исходила от высшей власти. | ||
| + | |||
| + | — То есть от Сигиллита, капитана-генерала или Императора? | ||
| + | |||
| + | Раджа кивает. | ||
| + | |||
| + | — И больше никого? | ||
| + | |||
| + | — И больше никого. | ||
| + | |||
| + | — Значит, ты не стал бы нарушать указания по запросу от Ксанфуса или кого-то другого из Избранных? | ||
| + | |||
| + | — Их полномочий недостаточно. | ||
| + | |||
| + | — Там был часовой Амон, — произносит Хассан. — Он следил за Фо и отправился с ними. Ты знаешь Амона? | ||
| + | |||
| + | — Разумеется, — отвечает Раджа. | ||
| + | |||
| + | — И он, как и ты, безукоризненно исполняет приказы? | ||
| + | |||
| + | Лицо Раджи искажается в гневной гримасе. | ||
| + | |||
| + | — Он — Легио Кустодес. Этот вопрос звучит как оскорбление. | ||
| + | |||
| + | ''«Что ты задумал?» —'' жестами спрашивает Афон Ирэ. | ||
| + | |||
| + | Хассан не успевает ответить командору бдения. Выстрелы становятся громче. Арка в дальнем конце галереи взрывается, и из облака пыли появляются шестеро солдат Палатинской горты. Они отступают, пытаясь отстреливаться. | ||
| + | |||
| + | Следом летят болтерные снаряды. Один из защитников гибнет в облаке пламени и осколков. | ||
| + | |||
| + | == 8:х. '''Апостол''' == | ||
| + | С вершины холма Абаддон видит своих легионеров внизу и за спиной. Позиции Сынов Хоруса подсвечиваются огненными вспышками, когда воины дают очередной залп. Их линия обороны выстроена вокруг ведущего на мостик люка, который с расстояния кажется входом в какой-нибудь бункер. Вид, открывшийся с высоты, поражает. | ||
| + | |||
| + | Абаддон почти смирился с мыслью, что это пространство каким-то образом сплелось с мостиком флагмана и что его размеры весьма внушительны. Сейчас же оно кажется поистине бесконечным. И похоже, этот мир был создан для существ, значительно превосходящих размерами даже космодесантников. Ливень продолжается. Ветер и не думает ослабевать. Но хуже всего — отсутствие звёзд в штормовом небе. Будто вокруг царит абсолютная пустота. | ||
| + | |||
| + | Земля, насколько хватает глаз, идёт складками и пологими откосами, будто смятая ткань. Местами из неё торчат скопления отвесных скал, уходящих на тысячи метров вверх. Руины и мёртвые города цепляются за их поверхность под странными, иногда почти вертикальными углами, будто мох на старой стене. | ||
| + | |||
| + | Вдалеке, у самой земли, за завесой бури и потоками варп-тумана и псевдоматерии, пятнающими небеса, Абаддон видит всё ту же зловещую звезду. От одного взгляда на неё к горлу подкатывает тошнотворный комок. | ||
| + | |||
| + | Он надеялся, вероятно напрасно, увидеть Двор Луперкаля, предположив, что, как и мостик флагмана, тот продолжает существовать, став частью большого целого, где-то в пределах досягаемости. Ничего подобного. С холма открывается вид на разорённые и заросшие руины бесконечного города, на призрачное сплетение мёртвых улиц, груды обломков и догорающие пожары. И всё это перемешалось, подчиняясь каким-то катастрофическим, внезапным движениям тверди. | ||
| + | |||
| + | Внизу, на улицах, среди руин, поросли и обточенных ветром камней, он видит Несущих Слово. К неудовольствию Абаддона, их тысячи. И ещё больше смертных солдат и членов экипажа. Люди разбросаны по территории в несколько квадратных километров, но стекаются к точке, которую защищают его легионеры. Он чувствует запах злобы и паники на ветру. Беглецов слишком много, будто бы искажённая природа этого места непостижимым образом умножает их количество. Они словно отражения проклятых душ, пытающихся сбежать из преисподней. | ||
| + | |||
| + | Слишком много, даже для идеально подготовленных и дисциплинированных легионеров под его командой. Им не хватит боеприпасов. В определённый момент настанет время клинков и рукопашных схваток. Несмотря на безумие и отсутствие тактики, несмотря на то что Абаддон всегда поставил бы на любого из Сынов Хоруса в поединке против любого Несущего Слово, численное превосходство отпрысков Лоргара и смертных предопределит исход сражения. | ||
| + | |||
| + | Через час его людей сомнут и разорвут на куски. | ||
| + | |||
| + | Абаддон слышит встревоженный возглас Улнока и полагает, что адъютант пришёл к тому же выводу. Но, обернувшись, видит истинную причину беспокойства. | ||
| + | |||
| + | Вверх по холму шагает ещё один силуэт. Гость никуда не торопится и, судя по всему, не собирается нападать. Абаддон сразу узнаёт его. Ненавистный глупец, презренный изгнанник, отравитель мыслей, проклятый апостол, вещающий ложь, которого лично первый капитан считает виновником того, что всё в этом мире пошло прахом. | ||
| + | |||
| + | Эреб улыбается. | ||
| + | |||
| + | Абаддон вскидывает меч в боевую позицию и идёт навстречу Несущему Слово. Он не собирается терпеть эту улыбку и не позволит снова затянуть себя в омут полуправды и соблазнительных уловок. | ||
| + | |||
| + | — Брат мой! — восклицает Эреб. — Благородный первый капитан. Эзекиль. | ||
| + | |||
| + | «Разумеется, он понял, что я собираюсь его убить, — думает Абаддон, — и, если мне суждено совершить сегодня хоть что-то достойное, я раскидаю мозги этого лжеца по камням. Потому что за происходящее ответственен прежде всего он». | ||
| + | |||
| + | С Эреба началось их падение в бездну. | ||
| + | |||
| + | Но Тёмный Апостол продолжает улыбаться. Его лицо покрыто вытатуированными безумными текстами и уродливыми шрамами. На щеке и лбу виднеются засохшие капли чьей-то крови. | ||
| + | |||
| + | — Страх пришёл в этот мир, — заявляет Эреб. | ||
| + | |||
| + | Абаддон замирает, держа клинок наготове. | ||
| + | |||
| + | — Бедные твои братья, — произносит Несущий Слово, бросая короткий взгляд вниз, туда, где Баракса, Джераддон, Зелецис и Сикар командуют сражением. — Они, как я и ожидал, хорошо держатся. Твои люди весьма дисциплинированны, Эзекиль. Хотя, разумеется, они не видели того, что довелось узреть моим родичам. | ||
| + | |||
| + | — И что же это было? — рычит Абаддон. | ||
| + | |||
| + | — Наше будущее. Эзекиль, мои братья охвачены ужасом и не понимают, что творят. Но я не хочу видеть смерть твоих воинов. Мы одной крови и по одну сторону баррикад. Я с радостью убью любого, кто хранит верность Трону, но с вами же мы союзники. И эта бойня кажется напрасной. | ||
| + | |||
| + | — Тогда отзови их, — отвечает Абаддон. — Но я не думаю, что у тебя получится. | ||
| + | |||
| + | Эреб обводит взглядом поле битвы, поднимает руку и открывает рот. | ||
| + | |||
| + | Абаддон держал натиск Несущих Слово в течение часа. Для этого потребовалась вся ярость и огневая мощь Сынов Хоруса. | ||
| + | |||
| + | Эреб остановил братьев всего одним словом. | ||
| + | |||
| + | == 8:xi. '''Путь Избранного''' == | ||
| + | ''«Уходим!» —'' говорит Шриника Ридхи. Другого варианта нет. Они не могут позволить себе терять время и помогать этим людям. Нельзя рисковать и вступать в нескончаемые сражения. Чёрные силуэты выходят из мглы вслед за солдатами: Сыны Хоруса. Легионеры-предатели открывают огонь. Воины Шестнадцатого смогли прорваться дальше всех, в самое сердце Дворца. Хассан уже несколько раз слышал имена Вора Икари и Экрона Фала. Эти командиры безжалостно гнали подчинённых вперёд, а зверства, учинённые ради успешного штурма последней крепости, уже овеяли их дурной славой. Одних этих имён хватало, чтобы смертные солдаты бросали оружие и в ужасе пытались сбежать, хотя бежать-то уже некуда. Икари и Фал — остриё клинка магистра войны, наконечник его копья. Их ярость и безудержная жестокость скоро закончат дело, которое Хорус начал на Исстване. | ||
| + | |||
| + | Раджа и Сёстры ведут Хассана по галерее, прочь от сражения. Трое астартес: Маликс Гест из Кровавых Ангелов, Гвил Конорт, один из Кулаков Преторианца, и Ибелин Кумо из Белых Шрамов — движутся следом, прикрывая отход огнём. Их сняли с постов в гарнизоне Ротонды и отрядили помогать Хассану в его миссии. Они отважно и не говоря ни слова защищали жизнь Избранного, но тот определённо чувствует отвращение, которое воины испытывают, когда приходится бежать от сражения. | ||
| + | |||
| + | Как и на этот раз. Они не могут остаться и спасти солдат. Не могут вступить в бой с Шестнадцатым или другими врагами, потому что это поставит под угрозу жизни членов группы. Можно только защищаться, уклоняться от опасности и продолжать путь. | ||
| + | |||
| + | Ощущается это как трусость. | ||
| + | |||
| + | Сыны Хоруса расправляются с последними выжившими. Более двадцати легионеров вышли во двор, и некоторые уже начали стрелять вслед Хассану сотоварищи. Ответный огонь космодесантников заставляет предателей проявить осторожность и не спешить в погоню за новой добычей. Удачным выстрелом Конорт сбивает одного из врагов с ног. Болтерные снаряды бьют в стену и колонны галереи. От множественных разрывов во все стороны летит каменная крошка и пыль. Раджа распахивает аурамитовый люк и буквально заталкивает Хассана в проём. Остальные следуют за кустодием. Кумо идёт последним. Он выпускает очередь в наступающих предателей и, прежде чем захлопнуть за собой крышку люка, вешает на неё мину. | ||
| + | |||
| + | Направленный взрыв, прогремевший через несколько мгновений, обрушивает свод галереи и засыпает ход, в котором скрылась группа, тяжёлыми обломками. Кумо уже дважды проворачивал этот трюк. Белые Шрамы — настоящие мастера манёвренной войны. Они без труда перемещаются по любому полю боя и способны создать непреодолимые препятствия всем, кто осмелится их преследовать. | ||
| + | |||
| + | Раджа ведёт разношёрстный отряд по короткому коридору, через небольшой дворик и внутрь одной из зубчатых дозорных башен Южного предела. Она выглядит пустой и заброшенной. По воздуху медленно плывут струйки маслянистого дыма. С нижних уровней доносятся приглушённые звуки выстрелов и взрывов. | ||
| + | |||
| + | Они находят станцию управления. Питание на оборудование подаётся, но все данные, похоже, повреждены. Вокс завывает, как ветер на Нептуне. Астартес берут входную дверь и коридор на прицел. Хассан находит брошенный стул и садится. | ||
| + | |||
| + | ''«Так что ты собирался нам рассказать?» — спрашивает Ирэ.'' | ||
| + | |||
| + | — Я пытался восстановить ход мыслей Ксанфуса, — отвечает Избранный. — Он не мог заставить Амона подчиниться... | ||
| + | |||
| + | — Согласен, — говорит Раджа. | ||
| + | |||
| + | — Но всё же Амон отправился с ними. И дело не в вопросах безопасности, потому что оборону Санктума на тот момент ещё не прорвали. | ||
| + | |||
| + | ''«Насколько нам известно», — замечает Ридхи.'' | ||
| + | |||
| + | Хассан погружается в мысли. В другое время он попросил бы Сестёр отойти подальше, поскольку свинцовая тяжесть их пустых душ затуманивает дух и разум даже тех, кто не обладает псайкерскими способностями. Но сейчас аура неестественной тишины, которую они излучают, кажется даже уютной, потому что позволяет спрятаться от грохота и рёва войны, охватившей Дворец. | ||
| + | |||
| + | — Значит, перемещение узника не противоречило приказам Амона, — продолжает он. | ||
| + | |||
| + | ''«А ему было приказано держать того под присмотром и в безопасности», — приходят в движение руки Ирэ.'' | ||
| + | |||
| + | Хассан кивает и переводит взгляд на Раджу. | ||
| + | |||
| + | — Это всё? Тебе известна точная формулировка? | ||
| + | |||
| + | — Содержать узника в безопасности, не допустить побега, обеспечить выполнение работы, в которую тот вовлечён, — отвечает Раджа. | ||
| + | |||
| + | — И всё же Амон отказался передать его братьям из общины Ключа. Это мы знаем наверняка. И согласился перевести Фо в иное место, хотя защищённая камера была в его распоряжении. | ||
| + | |||
| + | «Возможно, у него была причина думать, что в том месте узнику угрожает опасность?» — спрашивает Ирэ. | ||
| + | |||
| + | — Не исключено, — соглашается Хассан. — Думаю, он решил, что не может полностью выполнить приказ, оставаясь... | ||
| + | |||
| + | Избранный замолкает и поднимает взгляд на кустодия и полупрозрачные силуэты Сестёр. | ||
| + | |||
| + | — Полностью выполнить приказ, — повторяет он и начинает перечислять, разгибая пальцы: — Обеспечить безопасность. Не дать сбежать. Завершить проект. Ему было поручено три задачи. И сейчас нас должна интересовать именно третья. Фо не завершил проект. Или Ксанфус, возможно при помощи селенарской ведьмы, убедил Амона в том, что работа не закончена. Кустодий должен был принять меры для выполнения третьей части приказа. | ||
| + | |||
| + | Раджа согласно кивает. | ||
| + | |||
| + | ''«Но если работу нужно было продолжать, зачем они покинули лабораторию?» — спрашивает Ридхи.'' | ||
| + | |||
| + | — Значит, дело было не в рабочем месте и не в инструментах, — пожимает плечами Хассан. — В части материального обеспечения Фо получил всё, о чём просил. Следовательно, ему не хватало данных. Информации. Каких-то специализированных знаний, необходимых для завершения проекта. Учитывая всё, что нам известно, это единственный аргумент, который убедил бы Амона отправиться в путь. | ||
| + | |||
| + | ''«Где расположен ближайший архив? — спрашивает Ирэ. — Или библиотека».'' | ||
| + | |||
| + | — Кланиум, — тут же отвечает Раджа. — Ленг и Кворум слишком далеко. В Доме Шаблонов есть архив, но он слишком специализирован. | ||
| + | |||
| + | ''«Значит, остаётся только Кланиум?» — спрашивает Ридхи.'' | ||
| + | |||
| + | — Он всё равно далеко, — качает головой Хассан. — Они ушли пешком и последний раз попали на камеры слежения, когда спускались на шестой уровень. Если бы целью был Кланиум, то... | ||
| + | |||
| + | — Им пришлось бы подняться на верхние платформы и взять воздушный транспорт, — Раджа заканчивает фразу за Избранного. | ||
| + | |||
| + | — Да, именно так, — кивает тот. | ||
| + | |||
| + | — Уверен в этом, — говорит кустодий. — На месте Амона и учитывая приказы, я бы реквизировал транспорт. Нет смысла вести узника в Кланиум пешком. | ||
| + | |||
| + | ''«Тогда где их искать?» — спрашивает Ирэ.'' | ||
| + | |||
| + | Хассан встаёт и подходит к закрытому ставнями панорамному окну командного пункта. Он нажимает на кнопку, но энергия подаётся с перебоями, и металлическая ставня ползёт вверх медленно и неохотно. Подошедший кустодий одним движением поднимает её до конца, загоняя в паз. | ||
| + | |||
| + | Из широкого окна открывается вид на всю южную часть Санктума. Они в девяти этажах над главной площадью Южного предела и в сорока шести над землёй. Бронестекло заляпано сажей. | ||
| + | |||
| + | Халид Хассан пытается проморгаться. Никогда прежде ему не доводилось видеть подобных разрушений. И они продолжаются. Нет, не так. Он видел поля битв и сражений. Видел покорённые города. Основная причина, по которой зрелище так его поразило, — это то, что перед глазами разрушенный Санктум. Вечная цитадель — это единственное место во всём Империуме, которое должно оставаться вовеки несокрушимым. Здесь — сердце всего. Здесь — Его престол. | ||
| + | |||
| + | И всё же Санктум пылает. Он умирает. Шпили охвачены пламенем. Башни рушатся. Улицы, площади и мостики кишат движущимися фигурками. Хассан видит поредевшие отряды защитников, прижатых к стене, загнанных в угол, окружённых. Они обороняют террасы, отступают по виадукам, держат оборону за самодельными баррикадами. Орда предателей кажется сплошной неделимой массой, текущей по каждой процессионали и улице. Она затапливает дворы и скверы. Хассан видит громадные силуэты шагающих боевых машин, колонны гусеничной техники, миллиарды развевающихся знамён. Небо затянуто сплошной пеленой дыма. Он стелется низко над горящими руинами, как крышка над котлом. То и дело сверкают вспышки от выстрелов. Их много, как листьев в лесу или звёзд на небе. | ||
| + | |||
| + | И везде, повсюду, лежат мертвецы. | ||
| + | |||
| + | == 8:хii. '''Это невыносимо''' == | ||
| + | — Грамматикус, — произносит Лидва. | ||
| + | |||
| + | Джон открывает глаза. | ||
| + | |||
| + | ''«Мы все умерли?» —'' спрашивает он, выводя знаки дрожащими пальцами. | ||
| + | |||
| + | — Хуже, — отвечает астартес. — Мы выжили. | ||
| + | |||
| + | Из-за боли воину, похоже, тяжело стоять. Тело космодесантника продолжает безуспешные попытки исцелиться. На керамитовой броне образовалась корка высохшей крови. | ||
| + | |||
| + | Джон позволяет раненому защитнику Эрды поднять себя на ноги. Всё тело ноет, а боль в изувеченных руке и лице стала почти невыносимой. Его трясёт, как в лихорадке. Грамматикус умирал достаточно раз, чтобы понимать, что так себя ведёт организм, когда получает слишком сильные повреждения и не может продолжать работу. Его последняя жизнь близка к завершению. | ||
| + | |||
| + | И он совсем не так хотел провести эти часы. | ||
| + | |||
| + | Лунный Волк Локен уже пришёл в себя и стоит в нескольких метрах от них, повернувшись спиной. Он что-то внимательно разглядывает. | ||
| + | |||
| + | Свет такой яркий и колючий, что к горлу подкатывает тошнота. Но тепла в нём нет. | ||
| + | |||
| + | Грамматикус видит Олла. Вечный успел отойти на приличное расстояние и замер напротив высокой, обугленной фигуры. Она совершенно неподвижна, будто памятник. Ещё через пару мгновений он замечает и другие такие же силуэты, чёрные и массивные, будто древние менгиры. Кругом клубится белая пыль. На горизонте, со всех сторон, мир опоясало кольцо бесшумных молний. Они напоминают занавесь из болтающихся и сплетающихся друг с другом цепей. | ||
| + | |||
| + | Джон видит то, что, по идее, должен был заметить сразу. Гигантский объект, заполняющий всё пространство перед Оллом. Он настолько огромен и от него исходит такая сила, что разум Грамматикуса в момент пробуждения просто отказался признавать его существование, дабы логокинетик окончательно не лишился рассудка. | ||
| + | |||
| + | Полированный шар. Обсидиановая сфера. Зеркальная чернота. Несмотря на простоту формы, описать объект практически невозможно даже человеку с лингвистическими способностями Грамматикуса. Он не может понять, какой величины это нечто. Оно лежит на земле, и в то же время кажется, что сравнимо размерами с луной. Нет, больше. Намного больше. Джон только сейчас начинает осознавать бесконечную глубину и масштабы увиденного. Он хочет рыдать. Это вообще не предмет, а сила, воплощение, центр сознания, присутствие. От него пахнет илемом, правеществом, из которого родились все элементы. Он источает синий свет, хесбец-ирит, первый цвет неба, которым древние мудрецы, обитавшие на берегах Нила, рисовали кожу богов. | ||
| + | |||
| + | Сущность пребывает одновременно в бесконечном покое и крайней ярости. Гнев сочится из неё, будто аромат тлеющего ладана. И, касаясь кожи Джона, этот гнев превращается в страх. | ||
| + | |||
| + | Это невыносимо. Он хочет кричать. | ||
| + | |||
| + | Он хочет умереть. | ||
| + | |||
| + | Локен опускается на колено и склоняет голову. | ||
| + | |||
| + | Джон высвобождается из хватки Лидва и ковыляет по белой пыли в сторону Олла. Каждый шаг ведёт его ближе к источнику кошмарного сияния. | ||
| + | |||
| + | Грамматикус не останавливается. Он и так зашёл слишком далеко. | ||
| + | |||
| + | == 8:xiii. '''Единственный логичный вариант''' == | ||
| + | — Избранный? | ||
| + | |||
| + | Хассан приходит в себя. Раджа выжидающе смотрит на него. | ||
| + | |||
| + | — Какие будут выводы? — спрашивает кустодий. | ||
| + | |||
| + | Он обводит взглядом открывшийся вид, стараясь не фиксировать внимание на отдельных сценах разрушения и бойни. Ничего не понятно. Он же знает город. Это его вотчина, и он, несмотря на размеры Санктума, мог свободно ориентироваться в нём без карты. | ||
| + | |||
| + | Но сейчас всё смешалось. Даже если отвлечься от разрушений и, соответственно, изменившихся очертаний зданий и комплексов, в последней крепости всё не так. Основные ориентиры изменили положение, будто перепрыгнув с места на место. Ни один не остался там, где был раньше. | ||
| + | |||
| + | — Избранный? | ||
| + | |||
| + | — Прошу, не торопи, — отвечает Хассан дрожащим голосом. Он снова осматривает окрестности и указывает куда-то пальцем. — Вот. Приют. | ||
| + | |||
| + | — Башня вашего Сигиллита? — уточняет Раджа. | ||
| + | |||
| + | Хассан кивает. Старую постройку едва удаётся разглядеть. Она сильно сместилась, но уцелела. Сейчас кажется, что на дорогу до неё уйдёт целая жизнь. | ||
| + | |||
| + | — У моего господина была богатая личная библиотека и обширные архивы данных. Его собственная коллекция, которую он хранил в своих покоях. Скорее всего, Ксанфус отправился туда. | ||
| + | |||
| + | — Уверен? — спрашивает Кустодий. — Или очередная догадка? | ||
| + | |||
| + | — Это было любимое место всех Избранных, — отвечает Хассан, переводя взгляд на стража. — Мы часто гостили там, беседуя с регентом. Составляли планы, вели беседы... | ||
| + | |||
| + | Он замолкает. Слишком много неуместных воспоминаний. | ||
| + | |||
| + | — Это было безопасное место. | ||
| + | |||
| + | — Сейчас нет безопасных мест. | ||
| + | |||
| + | — Разумеется. Но Ксанфус, скорее всего, отправился туда. Это намного ближе любого иного архива. Там много чего можно найти. Учитывая обстоятельства, Приют — это единственный логичный вариант. Ксанфус отвел Фо туда. | ||
| + | |||
| + | ''«Интуиция подсказывает?» — спрашивает Ирэ.'' | ||
| + | |||
| + | — Не только. Я сделал бы то же самое. Любой из Избранных так бы поступил. | ||
| + | |||
| + | ''«Пешком не дойдём», — замечает Ридхи.'' | ||
| + | |||
| + | Раджа возвращается к окну, размышляя над вариантами. Хассан буквально видит, как страж Дворца анализирует сразу несколько возможных решений задачи, просчитывает маршруты и риски, используя накопленный опыт кровавых игр. Прямая дорога, спуск на подземные уровни и путешествие по глубинным процессионалям, окольный путь через мост у... | ||
| + | |||
| + | Внезапно кустодий оттаскивает Хассана от окна. Это мгновение становится самым пугающим в жизни Избранного, потому что он впервые видит, как непреклонный воин Легио Кустодес отскакивает с выражением тревоги на лице. Тревоги и страха. | ||
| + | |||
| + | Хассан чувствует, как башня дрожит. Слышит неспешные колебания земли и понимает, что это могут быть только шаги. После третьего бронестекло, у которого они только что стояли, резко трескается. | ||
| + | |||
| + | Раджа тащит Халида к выходу из командного пункта. Сёстры следуют за ним. В последний момент, когда кустодий уже вылетел за порог, Избранный оглядывается. За краткий миг он успевает заметить огромную тень за окном. Нечто высотой с девятиэтажный дом бредёт по улице мимо башни. Титан. «Император». За окном маячит глаз. Хассан ощущает себя обитателем кукольного домика, который решил рассмотреть поближе взрослый человек. | ||
| + | |||
| + | Это вовсе не титан. | ||
| + | |||
| + | Они бегут по коридору. Астартес не отстают. | ||
| + | |||
| + | Каменная кладка за спинами начинает осыпаться. | ||
| + | |||
| + | == 8:xiv. '''Ошиблись во всём''' == | ||
| + | — Ты примеряешь мантию божества, чтобы всё разрушить, — говорит Олл. | ||
| + | |||
| + | — Сохранить, — отвечает обожжённый кустодий. — Защитить. | ||
| + | |||
| + | — Нет! — кричит Перссон. — Ты в очередной раз нашёл быстрое решение, не обращая внимания на последствия. Я столько раз об этом говорил, но ты никогда не слушаешь! — Он пожимает плечами. — Наверное, не стоит ожидать, что сейчас что-то изменится. | ||
| + | |||
| + | Он бросает короткий взгляд в сторону и видит ковыляющего Джона. Олл протягивает руку и помогает раненому товарищу удержаться на ногах. Лидва маячит за спиной. | ||
| + | |||
| + | Единственная здоровая рука Грамматикуса приходит в движение, формируя слова. Даже это даётся ему с трудом. | ||
| + | |||
| + | — Да, — отвечает Олл. — Всё замечательно. Идёт именно так, как ожидалось. | ||
| + | |||
| + | Джон устало качает перевязанной головой и снова что-то показывает. | ||
| + | |||
| + | — Нет. Извинения не нужны. Не тот момент. Не время для: «А я говорил». Стоило попытаться. | ||
| + | |||
| + | Грамматикус не может оторвать взгляд от огромной чёрной сферы за спиной кустодия. Она нависает надо всем, окружённая живым, искрящимся светом. Он смотрит, пока хватает сил. Потом отводит глаза. | ||
| + | |||
| + | — Это Он, — говорит Олл. — Мы ошиблись во всём. | ||
| + | |||
| + | Продолжая поддерживать Джона, Вечный смотрит прямо в воспалённые глаза Цекальта Даска. | ||
| + | |||
| + | — Всё, что сейчас происходит, — последствия твоего Великого Плана, — чеканит он. — Всё это — твоя вина и твоя ответственность. Ты так гордился своими просчитанными вариантами и конфигурациями, но почему-то упустил этот. | ||
| + | |||
| + | — А ты, Олланий? — спрашивает кустодий. | ||
| + | |||
| + | — Частично. Без деталей, в общих чертах. Я, наверное, видел риски. Но, старый друг, я ведь никогда и не претендовал на абсолютную правоту во всём. Я прекрасно понимал, что несовершенен и могу ошибаться. А ты — нет. Ты всегда был уверен в успехе. Творил будущее и убедил себя, что всё будет, как ты повелишь. Будущее принадлежало тебе, и ты не мог дождаться, когда же оно, наконец, наступит. | ||
| + | |||
| + | — Не смей попрекать моего вечного царя, — говорит Даск. | ||
| + | |||
| + | — Тогда пусть Он сам себя попрекнёт, — отвечает Олл. — Тысячи лет назад Он составил план. Самый амбициозный план в истории человечества, бесконечно подробный и невероятно масштабный. Он искренне верил в успех и ни разу не задумался, что в замысле могут скрываться ошибки. | ||
| + | |||
| + | — Он всегда был так самоуверен, — тихо говорит Лидва. Цекальт Даск обращает взгляд налитых кровью глаз на раненого космодесантника. | ||
| + | |||
| + | — ЛИ-2, — произносит кустодий. — Ты не имеешь права критиковать планы моего короля. Тебя создали как часть этого замысла. Прототип первой серии. Фрагментам плана не позволяется ставить его под сомнение. | ||
| + | |||
| + | Рука Джона выписывает в воздухе несколько знаков. | ||
| + | |||
| + | — Резонно. — Перссон сверлит проконсула взглядом. — Лидва может высказаться, потому что ты сам заложил эту функцию. Сохранил ему свободу воли. Допустил наличие эмоций. Если даже прототип всех астартес, образец, на основе которого ты построил все свои легионы, выражает сомнения... О чём это говорит? | ||
| + | |||
| + | Он вздыхает и указывает прямо на гигантскую мерцающую сферу. | ||
| + | |||
| + | — Но это... Ты становишься чем-то ужасным. И, как бы иронично это ни звучало, но текущее состояние даёт нам последний шанс всё исправить. Удивительно, но в нём скрыта возможность... | ||
| + | |||
| + | — Какая возможность? — спрашивает Цекальт Даск. | ||
| + | |||
| + | — Ты почти стал богом. Воспользуйся этим мгновением и взгляни на свой план не как человек, которым всегда оставался, а глазами божества. Ты же видишь дефекты и ошибки своих конфигураций, верно? Бог может узреть истину, скрытую от человеческих глаз. Тёмный Король не решит задачу. Это, как и остальные твои попытки всё исправить, просто очередное проявление упрямства и нежелания отступить. Тёмный Король — катастрофа и угроза всему сущему, но с его силой ты можешь увидеть то, чего раньше не замечал. Молю, сделай это. | ||
| + | |||
| + | — Хоруса нужно остановить, — говорит кустодий. | ||
| + | |||
| + | — Согласен, — отвечает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Хаосу нужно помешать. | ||
| + | |||
| + | — Согласен. | ||
| + | |||
| + | — Я не справлюсь без этой силы, Олланий. | ||
| + | |||
| + | — Придётся. Ты должен её отпустить. Обдумай всё, используя мудрость бога, а потом действуй с отвагой человека. В противном случае превратишься в то, что ненавидишь сильнее всего. И станешь ничем не лучше Хоруса. | ||
| + | |||
| + | — Нет, — отвечает Цекальт Даск. — Мой король... | ||
| + | |||
| + | — Да. | ||
| + | |||
| + | Все оглядываются на звук нового голоса. Локен присоединился к беседе. Он снял шлем и не мигая смотрит на зеркально-чёрную поверхность сферы. Воин встал на колено, склонив голову и опираясь на меч Рубио. Наконечник гладия погружён в пыль. Вокруг обнажённого клинка пляшут разряды синей энергии. | ||
| + | |||
| + | — Я — твой верный слуга, мой Император, — произносит он. — И я — лишь сосуд для твоей силы. Подобно этим людям, я проделал долгий путь, чтобы вместе с тобой сражаться с Хорусом. Во время путешествия обезумевший демон показал мне вещи, не предназначенные для человеческих глаз. Он хотел, чтобы я мучился, зная истину. И одной из таких вещей стала подлинная суть ловушки, подготовленной моим отцом. | ||
| + | |||
| + | Ветер доносит едва заметный треск. Псионическая сила, наполняющая пространство, приходит в движение. Могущественная сущность без труда тянется к коленопреклонённому легионеру незримым касанием. Психосиловой клинок начинает сердито гудеть. | ||
| + | |||
| + | — Вот, значит, как, — произносит Цекальт Даск после недолгой паузы. — Вот какой капкан он приготовил. И здесь мой первонайденный сын совершил смертельную ошибку. | ||
| + | |||
| + | — Ему всё равно, — говорит Локен. | ||
| + | |||
| + | Голова кустодия поворачивается к Лунному Волку с хрустом спёкшихся сухожилий. | ||
| + | |||
| + | — Нет, Гарвель Локен. Это силам, которые объединились и оплели его разум, всё равно. Для них не имеет значения, выживет Хорус или погибнет, ибо он в любом случае сыграет роль, и я встречу свой рок. Это с самого начала было их целью. | ||
| + | |||
| + | Локен поднимается на ноги, не отводя взгляда от проконсула. | ||
| + | |||
| + | — Если я откажусь от силы, всё будет потеряно, — говорит Цекальт. — Если мы будем сражаться как люди, то проиграем. | ||
| + | |||
| + | — Значит, проиграем, — отвечает легионер. — Но лучше быть человеком и пасть, сражаясь с демонами, чем стать одним из них. | ||
| + | |||
| + | — Иногда нужно оставить позади даже самое дорогое, — говорит Олл. — То, что кажется абсолютно необходимым и критически важным. Если не хватает сил, чтобы адаптироваться к ситуации, значит, их совсем не осталось. | ||
| + | |||
| + | Он печально улыбается и касается висящего на шее золотого амулета. | ||
| + | |||
| + | — Я всегда верил в существование высшей силы. Но если эта высшая сила не может оправдать ожиданий, то вера была напрасна. И в таком случае я от неё отрекаюсь. | ||
| + | |||
| + | Он закрывает глаза, склоняет голову, подносит оставленный женой символ к губам и целует. Грамматикус наблюдает, широко распахнув глаза от удивления, и протягивает руку в немом вопросе. | ||
| + | |||
| + | — Всё в порядке, Джон, — говорит Олл, продолжая улыбаться. — Правда. Если вера приводит к существованию таких богов, то уж лучше пусть не будет никаких. | ||
| + | |||
| + | Он рвёт цепочку и выбрасывает амулет прочь. | ||
| + | |||
| + | Все замолкают. Пыль и крупицы времени кружатся, будто опилки в плотницкой мастерской. | ||
| + | |||
| + | Цекальт Даск медленно приходит в движение. С сухим щелчком кустодий делает первый шаг. Затем ещё один. Иссохшие мышцы правой руки скрипят, как старые канаты, когда великан поднимает её и кладёт на плечо Вечного. | ||
| + | |||
| + | — Ты всегда был самым упрямым и несговорчивым из всех моих товарищей, Олланий, — произносит он. — И твои советы всегда было тяжело принять. Ты не просто соглашался со всем, что я говорю, потому что я — это я. Мне это не нравилось. И сейчас не нравится. | ||
| + | |||
| + | — Правду часто тяжело выслушивать, — говорит Олл. | ||
| + | |||
| + | — И ещё тяжелее говорить. Потому мы знаем её ценность. Я прислушался к твоему совету. И, как ты предлагал, использовал всеведение, которым сейчас обладаю. | ||
| + | |||
| + | — Значит, ты видишь истину? | ||
| + | |||
| + | — Я вижу угрозу. | ||
| + | |||
| + | — А будущее? | ||
| + | |||
| + | — Нет, — бормочет проконсул. — Потому что будущего не существует. Там только пустота, которую предстоит заполнить новым планом. | ||
| + | |||
| + | — Таким, который учтёт ошибки прошлого? — спрашивает Олл. | ||
| + | |||
| + | — Любой другой будет глупостью. Человек развивается, обучаясь. И учится через развитие. Король, обретший мудрость через откровение, может стать мудрее, получив дельный совет. Человек, способный его дать, всегда стоял у Золотого Трона. Тот, кто не боится спорить и обладает бесконечным терпением. Ты не зря страшишься могущественных созданий в нашей Вселенной, Олланий, к числу которых отношусь и я. Но ты никогда не боялся правды. | ||
| + | |||
| + | Перссон слышит резкий, высокий звук, будто звон стекла или треск хрусталя. Синий свет пульсирует. Зеркальная поверхность чёрной сферы покрывается быстро растущей сетью трещин. | ||
| + | |||
| + | — Возможно, когда-нибудь всё станет по-старому, — произносит Цекальт Даск. — Но сначала нужно разобраться со всем этим, и только тогда мечтать о будущем. Пора заканчивать. Некогда думать о смерти. | ||
| + | |||
| + | == 8:xv. '''Последний рывок''' == | ||
| + | — Где мой повелитель Луперкаль? — вопрошает Абаддон. | ||
| + | |||
| + | — А где его нет? — отвечает Эреб с блаженной улыбкой. | ||
| + | |||
| + | Первый капитан приставляет клинок к горлу Несущего Слово. | ||
| + | |||
| + | — Где он? | ||
| + | |||
| + | — Эзекиль. — Того, похоже, нисколько не смущает ни оружие, ни ливень, ни ураганный ветер. — Я пришёл с миром, а ты решил мне угрожать? | ||
| + | |||
| + | — Если не ответишь через секунду, я тебя выпотрошу. | ||
| + | |||
| + | Эреб вздыхает. | ||
| + | |||
| + | — Ты меня разочаровываешь, Эзекиль. Всегда считал тебя простаком. Не понимаю, почему и твой господин, и мой повелитель так тебя ценили. И боги тоже, ибо они отметили тебя особой благосклонностью. Ты уделяешь внимание незначительным деталям и не замечаешь истинного чуда. | ||
| + | |||
| + | — Это он? — рычит Абаддон, указывая на мрачно мерцающую тёмную звезду, зависшую над горизонтом. — Поэтому твои братья бегут в ужасе? Поэтому те, кого я нашёл на корабле, лишились рассудка? Во что он превратился? | ||
| + | |||
| + | — Это не он! — смеётся Эреб. — Наш господин, великий Хорус, был рождён заново и стал сосудом для смешения сил Хаоса. Сейчас он готовит Двор к церемонии в честь своего вознесения. Сегодня прекрасный день, Эзекиль. Мы наконец увидим плоды наших трудов. | ||
| + | |||
| + | — Где он? — рычит Абаддон. — Где Двор... | ||
| + | |||
| + | — Всё здесь, брат, — шепчет Тёмный Апостол. — В этом самом месте. Этот город — его Двор, как и весь мир под куполом беззвёздных небес; всё, что ты видишь вокруг. Мы лишь паломники, идущие его тропами, гости, пришедшие на коронацию. И сейчас, пока мы говорим, Хорус приносит первые жертвы, чтобы почтить богов и поблагодарить их за возвышение. | ||
| + | |||
| + | — Тогда что это такое? — Первый капитан тычет пальцем в звезду. | ||
| + | |||
| + | — Это? О, Эзекиль. Это последняя попытка наших врагов оказать сопротивление. Ты видишь самовлюблённого Ложного Императора, прокладывающего себе дорогу к поражению. | ||
| + | |||
| + | Абаддон опускает клинок и смотрит на тёмную сферу, наполовину скрытую грозовыми тучами. От одного её вида у него скручивает внутренности. Он кожей чует её мощь, ярость и злобу. | ||
| + | |||
| + | — Выглядит внушительно для последней попытки, апостол, — произносит он. — Похоже на буйство разгневанного бога. | ||
| + | |||
| + | — В принципе, так и есть, — кивает Эреб. Фраза ему явно понравилась. Он подходит вплотную к Абаддону, обнимает за плечи и понижает голос до едва слышного шёпота. | ||
| + | |||
| + | — Знаешь, Эзекиль, сейчас Ложный Император — самое могущественное создание во Вселенной. | ||
| + | |||
| + | — Что? | ||
| + | |||
| + | — Да ладно. Ты же не думал, что всё будет легко? Когда это война была простой? Мы сражались и истекали кровью, потому что конечная цель того стоила. Мы проклинаем Ложного Императора за обман и гордыню, но ни в коем случае нельзя недооценивать его силу. Никогда. Ты и сам прекрасно знаешь, брат. Он всегда был невероятно могучим созданием. Он построил Империум, Абаддон. Он — Император. И не стоит об этом забывать просто потому, что мы его ненавидим. Никто, даже Хорус, не смог бы победить его в поединке. И потому пришлось выбирать другую тактику: понемногу истощать резервы, отрывать кусок за куском, переманивать или убивать тех, кого он ценит и на кого может положиться, ослеплять, окружать, рушить возведённые им стены по кирпичику. Нужно было ослабить Императора, прежде чем наносить последний удар. | ||
| + | |||
| + | — Но ведь ты только что сказал, что он сейчас сильнее, чем... | ||
| + | |||
| + | — Молчи и слушай, Эзекиль. Эта осада, финальный акт нашего спектакля, прижала его к стене и наконец заставила выйти на поле боя. Он лично взял в руки меч. Сила, которую ты можешь наблюдать, поистине ужасает... Но это его последний, отчаянный ход. Ложный Император для боя с нашим господином решил взять силы у варпа, ибо Хорус с каждой минутой становится всё могущественнее. Он поглотил столько, что сейчас... ну, как ты и сказал, становится богом. И это его погубит. | ||
| + | |||
| + | — Как? — выдыхает Абаддон. | ||
| + | |||
| + | — Если он оставит себе эту силу, — ухмыляется Эреб, — и попытается ей воспользоваться, то триумф Погибели обеспечен. | ||
| + | |||
| + | — Я никогда не сражался во имя богов Хаоса, — говорит Абаддон. — Мы давали другую клятву верности... | ||
| + | |||
| + | — О, Эзекиль, не говори ерунды. Ты с самого начала сражался за них. Клялся служить магистру войны, а он шёл к этой цели. Твоего личного мнения никто не спрашивал. | ||
| + | |||
| + | Вдалеке грохочет гром. | ||
| + | |||
| + | — Если это и правда Ложный Император, он убьёт нас всех. | ||
| + | |||
| + | — Невелика цена, — пожимает плечами Эреб. | ||
| + | |||
| + | — Как ты можешь такое говорить? | ||
| + | |||
| + | — Я просто считаю, что это маловероятно. Ложный Император не глуп. Он понимает опасность, которую таит эта новообретённая сила. Если победит разум, он от неё избавится. А если гордыня, что тоже вероятно, он уничтожит всё, что любил, включая самого себя. Но в первом случае... О, Эзекиль. Если он изгонит варп, то великому Хорусу будет противостоять слабый, угасший противник. В этом случае Император выберет смерть. | ||
| + | |||
| + | Абаддон стряхивает с плеча руку Несущего Слово. | ||
| + | |||
| + | — Ты это сотворил... | ||
| + | |||
| + | — Нет-нет, — отвечает Эреб. — Мы это сотворили. Все мы. Я зажёг искру, а ты вёл в бой армии. Хорус составил план, который увенчался успехом. Он устроил ловушку, и она сработала. Проклятие или смерть. Император проиграет в любом случае. | ||
| + | |||
| + | — И что нам делать? — спрашивает первый капитан Сынов Хоруса. | ||
| + | |||
| + | — Радоваться, Эзекиль! А ещё нужно поспешить и подготовить войска к последнему рывку. Если Император откажется от силы варпа и решит сражаться, то призовёт к себе всех уцелевших союзников. Их дело гиблое, и они понесли потери, но выжившие будут драться до конца. Как и мы. Нужно защитить Двор. | ||
| + | |||
| + | Абаддон кивает. | ||
| + | |||
| + | — Жизнь за Луперкаля! — восклицает он. | ||
| + | |||
| + | Гром вдалеке становится раскатистым. Воздух сотрясает взрыв колоссальной силы. Далёкая чёрная звезда трескается и исчезает. На её месте возникает ослепительная точка. Волна света катится по забытому городу, пока всё вокруг не утопает в белом сиянии. | ||
| + | |||
| + | — Видишь, Эзекиль?! — хохочет Эреб. — Как я и думал. Император выбрал смерть. | ||
| + | |||
| + | Абаддон прикрывает глаза рукой. | ||
| + | |||
| + | — День его не спасёт, ибо ночь принадлежит нам. | ||
| + | |||
| + | — О Эзекиль, — улыбается Несущий Слово. — Всё принадлежит нам. | ||
| + | |||
| + | == 8:xvi. '''Осколки''' == | ||
| + | Сущее содрогается. Материя и имматериум вибрируют от удара. Электроны, вращающиеся вокруг атомных ядер, вздрагивают и на долю мгновения перестают подчиняться загадочным квантовым законам. Сила Тёмного Короля вырвалась из заключения и рассеялась, вернувшись в эмпиреи, из которых пришла. Она унесла с собой мусор расколотых пророчеств и мимолётных предсказаний. Орды нерождённых стенают. Их шёпот обращается вовнутрь. Они бормочут ложные обещания самим себе. Будущее, которое, казалось, вот-вот наступит, исчезло. Проклятие Тёмного Короля покидает материальную Вселенную и вновь возвращается в сверкающую шкатулку с мифами. | ||
| + | |||
| + | По крайней мере, ещё на одну эпоху. | ||
| + | |||
| + | Отчаяние демонов длится недолго. Когда вспышка угасает, тревога сменяется радостью. Они видят другую победу. Не столь великолепную и полную, как восхождение Тёмного Короля, но от того не менее желанную. Падение человечества. Триумф Погибели. Они облачают Хоруса Луперкаля в мантию Эмпирейного Величества. Хаос неделимый обретёт свой совершенный сосуд. | ||
| + | |||
| + | Конец и смерть. | ||
| + | |||
| + | В эпицентре вспышки несколько человек шатаются и падают. Никто не может выдержать удар исходящей от Императора псионической волны. Свет поглощает всё вокруг. Олланий Перссон, Джон Грамматикус, Гарвель Локен и ЛИ-2 слепнут и валятся в пыль, когда зеркальная чёрная оболочка сферы трескается и взрывается. Они сжимаются, словно зародыши в утробе, и незримая лавина тащит всех за собой. | ||
| + | |||
| + | Цекальт Даск падает на колени. | ||
| + | |||
| + | Но со светом не приходит смерть. В последние мгновения божественного бытия Император направляет силу, которую изгоняет из своей души. Это продиктовано не добротой и милосердием. Ему нужны союзники. Все до одного. И потому Он укрывает тех, кто оказался рядом, незримым щитом и защищает от бушующих пси-ветров. Он бережно держит их, как скорлупки на ладони. Эти люди умрут не здесь и не сейчас. | ||
| + | |||
| + | Воинам-гетеронам, доблестным стражам, которых Император сжёг во время своего разрушительного марша, уже ничто не поможет. Их окоченевшие тела разлетаются под ударной волной осколками почерневших костей и обугленных доспехов. В дымящейся пыли остаются только части ног: ступни, голени, колени. Они продолжают стоять, будто пни от погибших деревьев. | ||
| + | |||
| + | Для этих воинов уже слишком поздно. Им не вернуться из-за порога смерти. Но остальные получают дар жизни и обновления — последний, прощальный дар угасающего божества. Олл выбирается из пылевого сугроба и обнаруживает, что раны исчезли, а кости больше не ноют. Усталость прошла. Старая униформа стала чистой и крепкой, а ружьё блестит, будто только что с завода. Локен встаёт на колени и понимает, что ужасные видения прекратились, истерзанный разум успокоился, и он обрёл былую сосредоточенность. Рана Лидва исцелилась. Пробоина в доспехах затянулась сама собой. Джон, моргая, срывает повязки с восстановившегося лица рукой, которая снова начала слушаться. Повсюду распространяется запах святости. На них снизошло благословение Императора. | ||
| + | |||
| + | Цекальт Даск, последний из гетеронов, поднимается на ноги. Его доспехи модели «Аквилон» сверкают золотом, кости вновь покрылись плотью и кожей. На нагруднике сияет яркая печать. | ||
| + | |||
| + | Он оборачивается и видит, что на месте жуткой чёрной сферы стоит одинокий силуэт. Алый плащ колышется на сухом ветру. Вокруг клубится белая пыль. Человек в золотых доспехах. Король. Его повелитель. | ||
| + | |||
| + | Теперь он лишь смертный, отринувший мантию бога, но по-прежнему обладает мощью Вечного. | ||
| + | |||
| + | Золотой великан извлекает меч из ножен. | ||
| + | |||
| + | Час последней битвы близок. | ||
| + | |||
| + | Импульс нематериальной энергии расходится по пространству, где всё смешалось и разные места слились воедино. Проспекты Неизбежного Града сотрясает ураган эмпирей. Тысячи квадратных километров внеземных кварталов рушатся, превращаясь в горки праха и пепла. Расчленённый и собранный заново остов ''«Мстительного духа»'' раскачивается на псионических швартовах. В немногих цепляющихся за материальный мир фрагментах имперской Терры на несколько мгновений оживают все вокс-станции и системы связи. Из динамиков раздаётся пронзительный вопль, смертный псалом обречённых звёзд. Они продолжают стонать и блеять ещё долгое время, даже когда ударная волна полностью угасает. | ||
| + | |||
| + | Да, это выплеск богочеловеческой энергии, эманации силы, добровольный отказ от опасного могущества. И одновременно — зов. Император смог использовать толику выпущенной на волю силы, чтобы исцелить тех, кто оказался рядом. Точно так же он сумел вместе с псионическим разрядом отправить призыв сплотиться и прийти под его знамя всем, кто ещё дышит и оказался достаточно близко, чтобы откликнуться. | ||
| + | |||
| + | На пятьдесят девятой секунде боя путеводная звезда мигает, трепещет и гаснет. | ||
| + | |||
| + | Константин этого не замечает. Он, вместе с остальными уцелевшими кустодиями, поднимается по ущелью из плоти, отбиваясь от атаки извивающихся, прыгучих созданий. Они визжат, как вскипевший чайник, и шипят, как пробитые баллоны с газом. Интенсивность боя не думает падать. Все воины с ног до головы покрыты зловонной слизью. Они рубят и давят нерождённых тварей, что лезут прямо из мясистых склонов. Полупрозрачные чудища вылупляются из пузырей, что вздуваются между мышечными волокнами на поверхности органических стен, будто яйца паразитов, и прыгают на Соратников, истекая слизью и хлеща во все стороны длинными хрящевыми хвостами. Большинство не успевают стряхнуть плёнки и амниотическую жидкость. Сразу после рождения они жаждут плоти и хотят научиться убивать, прежде чем смогут твёрдо держаться на ногах. | ||
| + | |||
| + | Трём тварям удаётся сбить с ног Диоклетиана Короса. Константин бросается на помощь трибуну, рубя корчащихся созданий. Копьё без труда пронзает не успевшие затвердеть панцири. Он скорее чувствует, а не видит, как гаснет звезда. Внезапно становится холодно, и Кустодиев тут же обволакивает прежняя удушливая, всепроникающая тьма. | ||
| + | |||
| + | Наступает хаос. Яростные удары вслепую, плеск жидкостей, нечеловеческие визги и боль. Вальдор решает, что всё кончено. Они обречены. Его больше нет. Звезда угасла, и кустодии погибнут в забытом всеми ущелье без надежды на победу. | ||
| + | |||
| + | В это мгновение всё заливает яркий свет. Никто не может удержаться на ногах. Жуткие создания, атаковавшие стражей Императора, с воплями умирают, растворяясь в белом сиянии, и растекаются лужами грязной жижи. | ||
| + | |||
| + | Ударная волна стихает. Когда Константин и выжившие Соратники поднимаются на ноги, то видят летящие по воздуху обрывки лазурной эктоплазмы и нити пси-тумана. Они кружатся в светящейся дымке, как подхваченная ветром пряжа. | ||
| + | |||
| + | Константин продолжает карабкаться по мясистому склону, используя копьё как опору. Остальные следуют за командиром. Он что-то слышит. Нейросинергетический шёпот. Зов. | ||
| + | |||
| + | Голос. | ||
| + | |||
| + | Когда подъём заканчивается, складчатая плоть под ногами уступает место белёсой пустоши, где среди пылевых барханов торчат остовы разрушенных построек. Так галечный берег сменяется песчаным пляжем на морском побережье. Среди руин Константин замечает фрагменты конструкций флагмана, причём не из плоти, а из металла. Кое-где сохранились даже дверные проёмы и части потолка. Небо — да, теперь над головами есть небо — затянуто пеленой низких, болезненно-зелёных облаков, а на горизонте сверкают разряды молний. | ||
| + | |||
| + | Голос звучит отчётливо. Простые, но столь желанные слова гремят в голове. Их зовут. Это последний призыв на битву. Он полон решимости и одновременно печали. Боевой клич. | ||
| + | |||
| + | «Все, кто слышит, — ко мне!» | ||
| + | |||
| + | Константин обводит взглядом спутников, хотя и так знает, что они слышат одно и то же. Он стискивает древко копья и ведёт их за собой. | ||
| + | |||
| + | Шестьдесят секунд с начала боя. | ||
| + | |||
| + | Тэрвельт Иказати отражает удар и вонзает клинок в грудь предателя. Рана должна стать смертельной, но Сын Хоруса отказывается умирать. Разбрызгивая кровь сквозь решётки дыхательных фильтров, он с рёвом продолжает атаковать, колотя рукоятью и яблоком меча по шлему и наплечнику Сангвинарного гвардейца. Оружие Иказати застряло в доспехах врага. Выдернуть меч не получается, но Кровавый Ангел отказывается разжимать пальцы, несмотря на град пропущенных ударов. | ||
| + | |||
| + | Наконец клинок удаётся освободить, но происходит это так неожиданно, что легионер поскальзывается на залитой кровью палубе и падает на спину. Сын Хоруса бросается на Кровавого Ангела, собираясь пригвоздить его к настилу, прежде чем тот успеет подняться. | ||
| + | |||
| + | Болтерный снаряд отрывает предателю голову. | ||
| + | |||
| + | Ралдорон оттаскивает труп в сторону. | ||
| + | |||
| + | — Жив, гвардеец? — рычит первый капитан. | ||
| + | |||
| + | — Пока да, — отвечает Иказати, поднимаясь на ноги. | ||
| + | |||
| + | Воздух практически полностью состоит из дыма, а каждая поверхность отсека запятнана кровью. Страшное сражение подходит к концу. Главный атриум наконец захвачен. Кровавые Ангелы, избранные Сангвинием для операции «Анабасис», зачистили отсек и каким-то чудом разгромили более многочисленные силы защитников магистра войны. Атриум лежит в руинах. Повсюду валяются мёртвые тела. Иказати не может сказать, отступил ли враг, скрывшись в коридорах, или просто никого не осталось в живых. | ||
| + | |||
| + | Он удивлён. Атриум — достаточно компактное пространство. Врагов было очень много. Одна рота астартес, даже если это Кровавые Ангелы, не могла победить. И всё же это произошло. | ||
| + | |||
| + | У них не было выбора. На другой чаше весов лежала только смерть. Достаточно простая арифметика. Никто не собирался идти на попятную, отступать, отводить силы, чтобы победить в следующий раз, дождавшись более благоприятных условий. Сегодня, если сражение началось, оно может закончиться лишь со смертью, потому что следующего раза нет и не будет. | ||
| + | |||
| + | Уставший до изнеможения и раненый Иказати не испытывает радости от победы. Вместо неё приходит тревога. Он знает, что Ралдорон чувствует то же самое. | ||
| + | |||
| + | Внутренние врата, открытые Сангвинием, захлопнулись сразу, как примарх переступил порог. С тех пор ничего не изменилось. Монолитная плита из чёрного адамантия будто насмехается над легионерами. | ||
| + | |||
| + | — Открывай! — кричит Ралдорон, обращаясь к Фурио и его терминаторам. | ||
| + | |||
| + | Сколько времени прошло? Пять минут? Десять? Или, может быть, час? Течение времени перестало ощущаться. Иказати кажется, что они провели целую жизнь, сражаясь в кровавом чистилище. Как долго Сангвиний бьётся в одиночестве, отрезанный от подкрепления? | ||
| + | |||
| + | Ралдорон приказывает остаткам роты перегруппироваться и готовиться к зачистке следующего отсека, как только откроются врата. Легионеры составляют стену щитов. Штурмовые отделения встают во вторую линию. | ||
| + | |||
| + | — Если они не откроются... — начинает Иказати. | ||
| + | |||
| + | — Откроются, — огрызается в ответ Ралдорон. | ||
| + | |||
| + | — Но вдруг... | ||
| + | |||
| + | — Ярчайший Ангел смог их открыть, гвардеец, — отвечает первый капитан. — Значит, это возможно. | ||
| + | |||
| + | — Но мы — не он, капитан, — тихо произносит Иказати. Ему постоянно приходится взывать к здравому смыслу и охлаждать пыл распалённых битвой и крайне напряжённой ситуацией братьев. — Дверь открылась для него и тут же захлопнулась, будто живая. | ||
| + | |||
| + | — Ловушка? | ||
| + | |||
| + | — Весь этот корабль — сплошная ловушка, — отвечает Сангвинарный гвардеец. — Он коварен, как и его хозяин, и полностью подчинён злой воле предателя. Возможно, мы зря тратим время. Если получится отыскать другой путь... | ||
| + | |||
| + | Ралдорон раздражённо кивает. | ||
| + | |||
| + | — Я велел бойцам Сакра и Махелдарона проверить отсек на случай, если здесь есть ещё одни ворота. Ублюдки Хоруса же как-то смогли убежать. | ||
| + | |||
| + | — Я хочу сказать, что мы сражаемся в равной степени с людьми, защищающими флагман, и с самим кораблём. | ||
| + | |||
| + | Ралдорон не успевает ответить. Всё вокруг заливает яркий свет. Палуба под ногами дрожит. Лениво плывущие шлейфы дыма закручиваются в спирали. Это, очевидно, последствия мощного выброса пси-энергии. | ||
| + | |||
| + | А затем оба легионера слышат зов Императора. | ||
| + | |||
| + | Впервые с момента прибытия на борт они получают подтверждение, что Император жив и где-то рядом. | ||
| + | |||
| + | — Он зовёт нас, — бормочет Ралдорон. — Значит, мы срочно нужны там. | ||
| + | |||
| + | Иказати хватает его за руку и указывает на чёрные врата, с которыми сражаются Фурио и его бойцы. Они по-прежнему плотно сомкнуты, но сквозь щель между створками пробивается тонкий луч синего света. | ||
| + | |||
| + | — Открывай! — ревёт Ралдорон, бросаясь на помощь терминаторам. — Открывай сейчас же! | ||
| + | |||
| + | Голос, звавший её по имени, становится невыносимо громким. | ||
| + | |||
| + | Киилер вскрикивает и теряет равновесие, падая прямо на Сигизмунда. Он подхватывает её и берёт на руки. Волна мерцающего света, будто от далёкого взрыва, прокатывается по колонне беженцев. Она поднимает облака пыли с высохшей бурой земли и тревожит низкие, плотные тучи над головой. Тысячи потерянных, лишившихся всего душ в толпе паломников, ощутив её касание, начинают рыдать и стенать. | ||
| + | |||
| + | Лорд Чжи-Мэн падает наземь и бьётся в припадке. Он бы плакал, если бы у него были глаза. | ||
| + | |||
| + | Сигизмунд не обращает внимания на стоны и крики. Он уносит Киилер и укладывает женщину на броне ближайшей машины. Вскоре она открывает глаза. | ||
| + | |||
| + | — Ты это слышал? — тихо спрашивает Эуфратия. | ||
| + | |||
| + | — Да, — отвечает легионер. | ||
| + | |||
| + | — Он звал, а затем голос стих. | ||
| + | |||
| + | — Да. Он звал на помощь. | ||
| + | |||
| + | Ему хотелось бы успокоить женщину, но он не знает как. Какой покой принесёт холодная латная перчатка? Он и свои-то мысли не может привести в порядок. Ещё никогда Сигизмунд не чувствовал себя настолько бессильным и далёким от сражений и важных событий. | ||
| + | |||
| + | Никогда прежде он не чувствовал себя брошенным. | ||
| + | |||
| + | Хускарл Артолун, возглавляющий группу передовой разведки, выходит на связь. Сигизмунд всматривается в указанную сторону. Оптика шлема в несколько этапов увеличивает изображение. | ||
| + | |||
| + | Впереди дорогу преграждает войско. Бойцы расположились на территории в пару квадратных километров у подножья подточенной ветром рыжей скалы. Точную численность определить не получится из-за пылевых облаков, мешающих обзору, но не меньше бригады. Они терпеливо ждут, не сомневаясь в своей способности перебить всех паломников до единого, какой бы огромной ни была толпа. | ||
| + | |||
| + | Астартес-предатели. Сигизмунд видит омерзительные длинные знамёна, колышущиеся на горячем ветру. | ||
| + | |||
| + | Гвардия Смерти. | ||
| + | |||
| + | В последний день последнего года в пустыне звезда гаснет. | ||
| + | |||
| + | Человек не знает, сколько времени здесь провёл, да это и не важно. Сколько-то веков растворилось в красных дюнах. Время утекает, как песок из разбитых часов. Кажется, что именно так появилась пустыня, протянувшаяся до горизонта. Исчезнув, время забрало с собой всё остальное: цель, личность, блеск доспехов и даже имя. | ||
| + | |||
| + | Но когда звезда гаснет, человек обращает на это внимание. Она уже давно стала его единственным спутником, неизменным маяком, который заставлял продолжать попытки выбраться. | ||
| + | |||
| + | А теперь звезды нет. Остались только человек, стена и пустыня. | ||
| + | |||
| + | Он встаёт и выходит из тени. Поднимает глаза к небу. Звезда исчезла. Не сместилась и не закатилась за горизонт. Просто пропала. Это, должно быть, важно. Уставший мозг думает медленно, и на большее его не хватает. Раньше звезда была, а теперь её нет, и это важно. | ||
| + | |||
| + | Но человек не знает почему. Он чувствует, что это важнее, чем хриплый, несмолкающий красный шёпот, который еженощно и ежечасно сочится сквозь стену. В тех словах нет смысла. Как и в иногда доносящемся сквозь кладку гуле войны. Но вот звезда... | ||
| + | |||
| + | Меч давно сточился в пыль. Теперь он процарапывает камни руками, постепенно истирая пластальную защиту пальцев и костяшек. На стене появляется новый план. Потом ещё один. И ещё. В них всегда что-то не так. Человек не помнит, что именно хотел спланировать. | ||
| + | |||
| + | Единственное, что у него осталось, — это потребность. Ему нужно всё отпустить. Сдаться. Закончить фразу, которую голоса из-за стены продолжают нашёптывать. | ||
| + | |||
| + | ''Для кого кровь? Просто скажи.'' | ||
| + | |||
| + | Он хочет этого. Всё будет так просто. Планы больше не понадобятся. Не придётся ничего придумывать. Нужно просто сказать несколько слов, сдаться и отпустить. | ||
| + | |||
| + | Так соблазнительно. | ||
| + | |||
| + | Возможно, сегодня он наконец скажет, что от него хотят. Терять же нечего, верно? Человек уже не помнит, что у него было, но, очевидно, ничего ценного. Он уже собирался открыть рот, когда звезда погасла. И это почему-то важно. Это его встревожило. Любые перемены тревожат, потому что на протяжении столетий их почти не случалось. | ||
| + | |||
| + | Человек вздыхает. Он растерян, но не понимает почему. Он возвращается в прохладную тень под стеной и садится на землю. Начинает выцарапывать очередной план. Перчатка на правой руке разваливается. Заклёпки выпадают из отверстий, кольчужные кольца рвутся. Ещё один план. Один. Может, звезда вернётся? | ||
| + | |||
| + | Ещё один план. | ||
| + | |||
| + | Человек снова начинает говорить. | ||
| + | |||
| + | — Примерно в то же время появляется «Никомахова этика», где говорится, что мы «...войну ведём, чтобы жить в мире»<ref>Аристотель, «Никомахова этика». Пер. Н. Брагинской.</ref>. Этот простой тезис описывает моральную компоненту оправданной войны... | ||
| + | |||
| + | Шепчущие голоса шипят и рычат из-за стены. Человек улыбается. Его по-прежнему забавляет тот факт, что красноту раздражают эти лекции. | ||
| + | |||
| + | Он собирается продолжить мысль, но что-то меняется. Голова кружится, как от удара. Он моргает и понимает, что шёпот исчез так же внезапно, как звезда. | ||
| + | |||
| + | Вместо него звучит другой голос. Поначалу он едва слышен, и не потому, что тихий, а потому, что доносится издалека. Это не нечто, засевшее по ту сторону стены и шипящее сквозь камни. Говорящий находится где-то в другом месте. И всё же умудряется докричаться сквозь стену. | ||
| + | |||
| + | Человек хмурится. Голос кажется знакомым. Он знает его обладателя или, может, слышал раньше. Правда, не помнит где. Похоже, голос зовёт на помощь. | ||
| + | |||
| + | Но человек не сможет откликнуться. Ему не удастся пройти сквозь стену. Возможно, это всё неважно. | ||
| + | |||
| + | Возможно... | ||
| + | |||
| + | А вдруг, если составить новый план, у него получится перебраться на ту сторону? Сквозь стену. Или поверху. Или ещё как-нибудь. Он снова начинает выцарапывать пальцами схему на камнях. На этот раз без лекций. Раздражающего шёпота ведь больше нет. | ||
| + | |||
| + | «Вот так, — думает человек, царапая камень кровоточащим пальцем, — всё и будет. Один из планов — одна из схем, всего одна! — сработает. Может, эта. Я вырвусь и сбегу. Окажусь в другом месте. Услышу, что говорит голос, и пойму, что именно ему нужно. Может, смогу помочь. Там будут другие люди, они меня ждут. У них оружие. А это, — пальцы скользят от одной линии к другой, — мой путь побега. Здесь он закончится. Это цель...» | ||
| + | |||
| + | План в итоге оказывается таким же несовершенным, как миллионы предыдущих. Человек всё равно выцарапывает на камнях последний крест — две пересекающиеся черты, — просто чтобы поставить точку перед тем, как начать следующую схему. | ||
| + | |||
| + | Камень под рукой шатается. Человек снова касается стены. Да, чуть заметно колеблется, как больной зуб. Человек нажимает сильнее, выкорчёвывая блок из кладки. Из пазов сыплется пыль. | ||
| + | |||
| + | «Здесь всё закончится, на этом самом кресте». | ||
| + | |||
| + | Он чувствует, как впервые за столетия сердце начинает возбуждённо колотиться. Человек вцепляется в камень обеими руками и тянет на себя. Получается не сразу. Это крепкая стена. За всё время ни один камень в ней не треснул и не пошатнулся. | ||
| + | |||
| + | Он сжимает кулак и колотит по стене, пока костяшки не начинают болеть, затем пытается выскрести раствор из щелей, отыскать швы или трещины, найти скрытый дефект, из-за которого камень качался. Хоть что-нибудь. Он сможет. Сломает его. Попадёт на ту сторону. Он почему-то уверен, что хорошо умеет ломать стены. | ||
| + | |||
| + | Человек скребёт и бьёт по камню. Он раскачивает его, пока не обрывает все ногти. Кровь стекает в песок. | ||
| + | |||
| + | Блок выпадает из кладки. В определённый момент он просто подаётся и легко выходит из стены. На внешней грани виднеется процарапанный крест. | ||
| + | |||
| + | Человек заглядывает в проделанную дыру. Из неё бьёт луч света. Это свет из иного места. Голос становится громче и чётче. Голос зовёт его. Зовёт на помощь. | ||
| + | |||
| + | Человек засовывает руку в дыру, кашляет от поднятой пыли и пытается расшатать соседние камни. Но это крепкая и упрямая стена. | ||
| + | |||
| + | Как и он. Он силён. Силён, как отец... | ||
| + | |||
| + | Человек ухватывается поудобнее и тянет изо всех сил. Тяжёлые блоки падают на песок. Теперь их два. Затем — три. Свет окутывает его, разгоняя тени, служившие укрытием от жары. Камни продолжают падать. Кругом пыль. Он слишком поздно понимает, что стена рушится, и отскакивает назад, чтобы не оказаться под завалом. | ||
| + | |||
| + | Целый участок кладки с грохотом осыпается. Тёсаные блоки, кувыркаясь, катятся по песку. | ||
| + | |||
| + | Человек не медлит ни мгновения: он взбирается на груду обломков, не дожидаясь, пока всё успокоится, и проходит в разлом. | ||
| + | |||
| + | Оказавшись за стеной, он на мгновение замирает. Пыль клубится, как дым. Преграда позади продолжает обваливаться. | ||
| + | |||
| + | Здесь холодно. Он больше не слышит голос, но это неважно, потому что человек запомнил слова. Над головой низкое, затянутое серыми облаками небо. Пустыня исчезла. Теперь вокруг только руины и битый камень. Это город. Какой-то город. Человек не знает его названия. | ||
| + | |||
| + | Зато знает другие вещи — те, что прятались за стеной. Он вспоминает то, что знал раньше, то, что было важно. Возможно, оно до сих пор важно. | ||
| + | |||
| + | Человек вспоминает и произносит вслух: | ||
| + | |||
| + | — Я — Рогал Дорн, Преторианец, примарх Имперских Кулаков, найденный седьмым. Я не покорён и не сдался. | ||
| + | |||
| + | Тьма дрожит. Пол под ногами вибрирует, и несколько старинных фолиантов с грохотом падают с полок. Девушка-архивариус кричит от страха. | ||
| + | |||
| + | Мауэр и Зиндерманн переглядываются. В глазах обоих читается тревога. Коллекция 888 находится глубоко под Залом Ленга, в скальной толще, служащей фундаментом для Санктума Империалис. И если толчки чувствуются даже здесь, значит, трясёт весь Дворец. | ||
| + | |||
| + | Ариман резко и шумно втягивает воздух, снова пугая несчастную девушку. Колдун бормочет что-то себе под нос. Он выглядит растерянным и обеспокоенным. | ||
| + | |||
| + | — Что случилось? — спрашивает Мауэр. Она его уже не боится. Ничто не сравнится с ужасом будущего, которое перед ними открылось. И ничто не имеет значения. | ||
| + | |||
| + | — Что-то, — отвечает Ариман, погрузившись в мысли. — Что-то только что изменилось. Откатилось. Сместилось. | ||
| + | |||
| + | Он резко разворачивает голову, вперив в смертных взгляд ярко-синих глаз. | ||
| + | |||
| + | — Вы это слышали? | ||
| + | |||
| + | — Нет, — отвечает Мауэр. | ||
| + | |||
| + | — О чём речь? — спрашивает Зиндерманн. | ||
| + | |||
| + | Ариман игнорирует вопрос и проходит обратно к читательскому столу, скалясь и шипя сквозь зубы. Карты, услышав этот звук, поднимаются в воздух длинной, трепещущей вереницей и по одной ложатся в протянутую ладонь. Кивок — и колода тасует сама себя. | ||
| + | |||
| + | Не говоря ни слова, Ариман выкладывает карты на столешницу лицом вверх. Каждая ложится идеально ровно. Расклад тот же самый, хотя теперь Зиндерманну кажется, что изображения движутся, словно живые. От этого зрелища по спине бегут мурашки. Несмотря ни на что, порядок карт не меняется: Шут, символизирующий раздор, Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, перевёрнутый Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. | ||
| + | |||
| + | Ариман переворачивает последнюю карту. И это уже не Тёмный Король, близнец Императора. | ||
| + | |||
| + | Это вестник надвигающейся неминуемой гибели Империума Человека. Разоритель. Однозначный символ конца. | ||
| + | |||
| + | Ударная волна достигает самых дальних уголков планеты. Она катится по Терре лавиной бурлящей ярости, и на мгновение небо становится светлым, как днём. | ||
| + | |||
| + | В дымных небесах над последней крепостью чёрные клубы озаряет болезненное свечение. Но в разрушенном Санктуме немногие обращают на него внимание. Все слишком глубоко погрязли в кровавом болоте финальной битвы. Остатки защитников дерутся из последних сил, прижавшись спинами к утратившим значение стенам. Кровь заливает их лица. Они отбивают волну за волной демонических тварей, выдерживают залпы лазерных орудий, собирая в кулак остатки отваги. Несметное воинство, противостоящее им, окончательно обезумело от экстаза и ярости. | ||
| + | |||
| + | Но большинство всё равно чувствуют. Покалывание на коже, душевную боль, безымянный ужас, внезапно нахлынувший на тех, кто, казалось, утратил способность бояться. Одних это заставляет удвоить усилия, разжигая в верных воинах пламя решимости, а в предателях — жажду убийства. Иных же погружает в отчаяние. Некоторые просто опускаются на землю и цепенеют. | ||
| + | |||
| + | Сильнее всех ударную волну ощутили нерождённые. Они вопят и корчатся, попав под неё, и сгорают на незримом ветру. Демоны плачут кровью или полностью развоплощаются, обратившись в пену. Но они с радостью принимают боль и наслаждаются ей, ибо знают, что миг страдания краток, а победа, которой он предшествует, — вечна. | ||
| + | |||
| + | Император отказался от последнего преимущества. Потерял последний шанс. Теперь он не просто должен умереть. Он умрёт. | ||
| + | |||
| + | Вулкан чувствует, как трясётся земля под ногами, как содрогаются скальные породы, которым он всегда доверял. Он поднимает взгляд к потолку и видит, что громадные люстры в Тронном зале раскачиваются на длинных цепях. | ||
| + | |||
| + | — Что это было? — спрашивает он. Все вокруг суетятся в попытке найти ответ. Страх, сковавший людей во внутренних залах, кажется живым — раздутым, свернувшимся кольцами существом, которое, не издавая ни звука, каким-то образом умудряется быть громче, чем крики обречённых на смерть псайкеров. Саркофаги с людьми продолжают прибывать, но их осталось мало. Запасы почти исчерпаны. | ||
| + | |||
| + | — Энергетический импульс невероятной силы, Владыка Змиев, — отвечает Абидеми, подходя к примарху с отчётом от адептов Консилиума. — Он сотряс и материальный мир, и имматериум... | ||
| + | |||
| + | — Источник? | ||
| + | |||
| + | — Неизвестен, господин. | ||
| + | |||
| + | — Природа? | ||
| + | |||
| + | Верный Дракон лишь качает головой. | ||
| + | |||
| + | С губ Вулкана срывается тихое ругательство. Примарху надоело оставаться в неведении. | ||
| + | |||
| + | — Что он сказал? — спрашивает Вулкан. | ||
| + | |||
| + | — Кто? — отвечает Абидеми. — Что вы имеете в виду? | ||
| + | |||
| + | — Было похоже на голос. Отчаянный крик, призывающий меня... | ||
| + | |||
| + | Вулкан замолкает. Подходят проконсул Азкарель и Каэрия Касрин. | ||
| + | |||
| + | — Вражеские войска замечены в километре от внутренних залов, — докладывает кустодий, не тратя времени на церемонии. | ||
| + | |||
| + | — Готовьтесь к обороне, проконсул. — После неловкой паузы примарх улыбается. — Прошу прощения, часовой. Это излишне. Я прекрасно знаю, что вы всегда готовы. | ||
| + | |||
| + | Азкарель кивает, принимая извинения. | ||
| + | |||
| + | — Мы будем готовы, господин. | ||
| + | |||
| + | ''«Новый отчёт от адептов, — докладывает Касрин. — Аномалия в эмпиреях, которую они наблюдали...»'' | ||
| + | |||
| + | — Что с ней? | ||
| + | |||
| + | ''«Её больше нет, — сообщают руки Сестры Безмолвия. — Она исчезла или рассеялась через несколько наносекунд после импульса».'' | ||
| + | |||
| + | Вулкан смотрит на неё, ожидая продолжения. | ||
| + | |||
| + | ''«Они не могут объяснить феномен».'' | ||
| + | |||
| + | Примарх глубоко вздыхает и уходит прочь от помощников. | ||
| + | |||
| + | — Владыка? — зовёт Абидеми. | ||
| + | |||
| + | Погрузившись в исходящий от Трона жар, Вулкан забрасывает молот на плечо. Он подходит к яростному пламени настолько близко, насколько может. Это неразумно. Примарх, щурясь, всматривается в крошечного горящего человечка в центре. | ||
| + | |||
| + | — Держись, — шепчет он. — Держись, умоляю. Найди силы. Ещё немного, Сигиллит. Это всё, что Ему нужно. Ты ведь Его слышал, да? Знаю, что слышал. Как и я. | ||
| + | |||
| + | Да, я тоже его слышал. Наполовину ослепнув от боли, я смог его услышать и увидеть. | ||
| + | |||
| + | Вижу я и Вулкана, взывающего ко мне со ступеней Трона. Вижу, как движутся губы, но не могу разобрать слов. | ||
| + | |||
| + | Но я слышал голос вечного царя, долетевший из неведомых далей. Его зов. Внезапный, как солнечная вспышка, чистый, как стекло. Эхо этого клича, без сомнения, докатилось до самых далёких звёзд. | ||
| + | |||
| + | Он придаёт мне сил. Помогает собрать остатки воли. Если он смог проявить такую отвагу, то смогу и я. | ||
| + | |||
| + | Смогу и я. | ||
| + | |||
| + | Какая смелость! Какая сверхъестественная сила воли. Ему пришлось сделать ужасный выбор. Рогал бы назвал такую ситуацию сценарием с гарантированным проигрышем. Он отказался от чужой силы, от... божественности. Я не знаю почему. И вообще была ли причина или мотив у этого поступка. Возможно, мой старый друг просто понял, что зашёл слишком далеко. Но теперь никто не сможет отрицать его преданность человечеству до самого конца. | ||
| + | |||
| + | Он обладал неизмеримой, невозможной силой — и выбросил её прочь. Только с её помощью он мог гарантированно победить первонайденного сына. И при этом в ней таилось страшное проклятие. Тёмный Король бы вышел победителем из той схватки, а потом потерял всё. И теперь побывавший богом Император должен справиться своими силами. | ||
| + | |||
| + | У нас нет уверенности в исходе. Я боюсь, что он проиграет. Я видел Луперкаля и знаю, какими силами он повелевает. Сомневаюсь, что кто-либо сможет его остановить. | ||
| + | |||
| + | Каким простым решением казалась та божественная сила. Она дарила определённость. Обладая мощью бога, он мог без труда повергнуть Хоруса на колени, сокрушить его и избавить мир от угрозы. Но такой исход гарантированно обрекал всё на гибель. | ||
| + | |||
| + | Пожалуй, нынешний вариант лучше. Проще сражаться с дьяволом, которого уже знаешь. А Хоруса Луперкаля мы знаем прекрасно. Лучше умереть сражаясь, чем проиграть, одержав победу. Рогал всегда сохранял спокойствие в ситуациях, когда исход безальтернативно отрицательный. Когда хороших вариантов не оставалось, он анализировал возможности, выбирал наименьшее из зол и превращал его в победу. Иногда для этого требовалось принять видимость поражения, проиграть битву и увидеть результат лишь спустя годы. Рогал умел играть вдолгую. Сколько времени займёт эта игра? Как он любил говорить: «Поражение является таковым, только если сам его признаёшь». | ||
| + | |||
| + | Возможно, мой старый друг начал учиться чему-то у сыновей. Помнится, поначалу он думал, что они не способны удивлять. Это были просто инструменты, созданные для конкретных целей. Своего рода заместители, способные выполнять работу за него. Такими он их задумал. Как-то раз Император сказал мне, что сотворил примархов, чтобы переложить на них наиболее тяжёлые и мучительные задачи. Сейчас это кажется бессердечным, но я вот-вот умру. У меня нет сил на тактичные формулировки. Я могу быть только честным и искренним. При необходимости они должны были умереть вместо него. | ||
| + | |||
| + | Но сыновья подросли и стали большим, чем просто инструменты. К добру или к худу, каждый пошёл своим путём, руководствуясь силой, способностями и свободой воли — подарками отца. Они, каждый по-своему, вписали свои имена в легенды. Кто-то решил посвятить себя служению на благо человечества, кто-то попытался всё разрушить. Но в конце концов каждый стал личностью. | ||
| + | |||
| + | Даже те, кто отринул кровные узы и стал нашим худшим врагом, обладают достойными восхищения чертами. Так всегда бывает с сыновьями. Они — выдающиеся создания, и, думаю, в последнее время мой король разделяет эту мысль. Нам есть чему у них поучиться. Сын всегда может преподать урок отцу. Непреклонная сила духа Джагатая. Хитрость Альфария. Уверенность Робаута. Несгибаемое упорство Мортариона, который не боялся ничего, даже смерти. То, как Русс обуздал гнев, превратив его в абсолютную преданность; то, как Ангрон подавлял ярость, не давая ей окончательно себя поработить. Терпение и решительность Рогала, который готов раз за разом переделывать все свои планы, даже начиная с нуля, пока не находит тот, что сработает. Он никогда не боялся переписывать и вносить изменения в замыслы. | ||
| + | |||
| + | Пожалуй, как минимум этому мой старый друг научился. От своего сына-Преторианца он узнал, что, если набраться терпения, всегда можно отыскать лучший исход. | ||
| + | |||
| + | Потому что мой вечный царь не просто сбросил мантию божества. В пронёсшейся мимо волне света я увидел кое-что ещё. Наверное, из всех живущих только я обладал такой возможностью. Он отбросил часть себя. | ||
| + | |||
| + | Мой друг и повелитель оторвал частицу своей души, ту, в которой заключены надежда, верность и сострадание. Эти чувства помешают ему во время поединка с Луперкалем. Они могут удержать его руку или заставить колебаться, когда придёт время нанести смертельный удар. | ||
| + | |||
| + | И если придётся убить собственного сына, эти же чувства впоследствии неизбежно приведут к разочарованию и ненависти, обрекая на тот же горький путь, что выбрал Хорус. Мой повелитель вырезал из себя эти драгоценные человеческие черты, чтобы вытерпеть боль, которая начнётся позже. Ему придётся совершать ужасные вещи, чтобы восстановить разорённый Империум. И потому он отправил добродетели странствовать по волнам эмпирей, чтобы они не могли помешать. | ||
| + | |||
| + | В надежде, что когда-нибудь он сможет вернуть их и восстановить целостность своей души. | ||
| + | |||
| + | Я провожаю взглядом уплывающий в пустоту осколок — крохотную искорку, вылетевшую из гигантского костра. Надежда, сострадание, милосердие и любовь Императора скрываются в тёмном лабиринте пространства и времени. Крохотная звёздочка с течением столетий будет постепенно расти, питаясь эмоциями и верой, точно так, как растут силы Хаоса. | ||
| + | |||
| + | Она ненадолго вспыхивает волшебным огоньком среди звёзд и Млечного Пути, будто новорождённое солнце, и исчезает из вида. | ||
| + | |||
| + | Я искренне поражён его жертвой. Я бы рыдал, если бы мог. Оплакивал друга. Он сделал то, что необходимо ради лучшего будущего, и теперь готов шагнуть в вечность. Я его вижу. С трудом, но могу различить силуэт. Его неизменное сияние угасло. Оно стало тусклым, совсем незаметным, но не исчезло до конца. Он принял суровый облик воина, безрадостного и безжалостного золотого великана. И сейчас он готов завершить это всё даже больше, чем когда величественно поднялся с Трона. | ||
| + | |||
| + | Он тяжёлой уверенной поступью шагает на последнюю битву. | ||
| + | |||
| + | Массивная булава задевает наплечник Ангела, заставляя его перевернуться в воздухе. Удар прошёл по касательной. Сангвиний, следуя за приданным импульсом, приземляется, скользя по плитам пола. Он готов вновь подняться в воздух, пока разъярённый предатель не успел нанести более точный удар. | ||
| + | |||
| + | Но в момент касания звучит внезапный низкий грохот. Палуба дрожит и стонет. Волна света прокатывается по Двору, на мгновение изгоняя тьму из поганого собора и заставляя демонический шёпот смолкнуть. Свет окутывает Хоруса, и тот, застигнутый врасплох, покачивается и отступает на два шага. | ||
| + | |||
| + | Всё заканчивается так же быстро, как началось, но оба примарха услышали зов, вплетённый в сияющие лучи. | ||
| + | |||
| + | Хорус Луперкаль расправляет плечи. Он скалится и сплёвывает чёрную, смешанную с желчью кровь. Сангвиний улыбается в ответ. | ||
| + | |||
| + | — Он идёт, — говорит Ангел. — Ты знаешь, чей это голос и чего он хочет. | ||
| + | |||
| + | — Пускай приходит, — рычит в ответ магистр войны. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний срывается с места настолько неожиданно и с такой скоростью, что Хорус не успевает среагировать. Ангел обрушивает на противника град ударов. Он бьёт по голове, горлу, груди. Обагрённый срезает кожу с черепа, рассекает подбородок до кости и перерубает пучок трубок у основания шеи. В затхлый воздух выплёскивается фонтан крови. Сангвиний не даёт брату ни прийти в себя, ни защититься. Он сжимает рукоять сияющего меча обеими руками и, широко размахнувшись, наносит тяжёлый удар в корпус. Клинок пробивает доспехи, поддоспешник, кожу и мышцы, достав до кости. Хорус падает на колено, хватая ртом воздух, истекая чёрной кровью и исходя паром. Из раны свисают внутренности. Он давится кровавой рвотой. | ||
| + | |||
| + | — Не шевелись, — говорит Сангвиний, занося меч. — Ты хочешь дожить до встречи с Ним или предпочтёшь избежать позора? | ||
| + | |||
| + | Хорус фыркает, заливая пол потоком крови. То ли кашель, то ли смешок — сейчас уже не разобрать. | ||
| + | |||
| + | — Не шевелись, брат, — повторяет Ангел. — И я, в память о прошлом, проявлю милосердие. Прошу. Я сделаю всё быстро и безболезненно. | ||
| + | |||
| + | — Здесь нет места милосердию, — отвечает Хорус. | ||
| + | |||
| + | == 8:xvii. '''До встречи''' == | ||
| + | Всё не должно было так закончиться. Ты стоишь на коленях со вспоротым брюхом и еле дышишь. Он, охваченный праведным гневом, нависает над тобой с занесённым мечом. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний смотрит вниз через плечо. Пауза длится лишь крохотную долю мгновения, но этого достаточно для последнего шанса. Ты видишь в его глазах печаль, сострадание и тоску. Он ещё надеется получить другой ответ. | ||
| + | |||
| + | Разумеется, напрасно. | ||
| + | |||
| + | Ты понимаешь, что и Сангвиний не верит в происходящее. Он тоже думает, что всё не должно было так закончиться. | ||
| + | |||
| + | Время вышло. Пауза подошла к концу. Ангел опускает меч так быстро, что ты не замечаешь движения. Идеальный добивающий удар. Самый точный, самый важный в жизни удар милосердия. | ||
| + | |||
| + | Но ему не суждено достигнуть цели. | ||
| + | |||
| + | На полпути Обагрённый врезается в рукоять Крушителя Миров. | ||
| + | |||
| + | Клинок дребезжит и вибрирует от столкновения, передавая импульс обратно в руки. Летят искры. Ангела отбрасывает назад. | ||
| + | |||
| + | В его взгляде появляется удивление. | ||
| + | |||
| + | Сангвиний наносит ещё один удар и в этот раз слишком спешит. К тому же после попадания в жёсткий блок руки будто налились свинцом. Твой Коготь отбрасывает меч в сторону. | ||
| + | |||
| + | Теперь он, охваченный отчаянием, пытается пронзить тебя насквозь. Ты принимаешь удар на навершие силовой булавы, и он снова промахивается. | ||
| + | |||
| + | Что за выражение лица! Отрада для глаз. Он не может поверить, что ты поднялся на ноги. Не понимает, почему, несмотря на раны, скорость движений не падает. Не знает, откуда взялись эти внезапные сила и стремительность. | ||
| + | |||
| + | Ниоткуда. Ты просто больше не сдерживаешься. | ||
| + | |||
| + | Позволяешь ему атаковать ещё раз. Удары сыплются один за другим. Каждый — демонстрация совершенного владения мечом. Каждый может стать смертельным. Даже в минуту отчаяния талант остаётся талантом. Но всё бесполезно. Ты с лёгкостью пресекаешь все попытки нападать. Булава, Коготь и снова булава. Нужно дать брату немного времени на осознание происходящего. Пусть отчаяние как следует пустит корни. | ||
| + | |||
| + | ''Всё не должно было так закончиться.'' Да, так он и думал. Этого и не произойдёт. Тебе понравилось испытание поединком, но пора и честь знать. | ||
| + | |||
| + | И он, очевидно, всё понимает. А ещё явно не собирается менять точку зрения. Сангвиний не покорится. Ты надеялся, но увы. Какая досада. Только время зря потратил. | ||
| + | |||
| + | Чёрная неблагодарность! Ты предложил ему всё, о чём можно мечтать. Всё! А он тебя оттолкнул. Отверг дары. Бесстыжая, неблагодарная тварь. Никому не позволено так поступать. | ||
| + | |||
| + | Время игр закончилось. Правда, Сангвиний вряд ли играл. Уж точно не так, как ты. И всё же он сдерживал себя, будто верил, что ты ещё можешь покаяться. И это делало удары слабее. | ||
| + | |||
| + | В любом случае сейчас всё прошло. Он пытается тебя убить. По-настоящему. Он хочет твоей смерти и, похоже, не беспокоится о собственной жизни. Ангел атакует, забыв о защите. Похоже, по-прежнему мнит себя неуязвимым. | ||
| + | |||
| + | Конечно, это не так. Сейчас он в этом убедится. Пророчество никуда не делось. Те сны действительно предсказывали будущее, и любимому брату стоило к ним прислушаться. Судьба предрешена и всегда возьмёт своё. И каждому придётся отдать то, что она попросит. Кому-то — всё и сразу. А кто-то будет платить до конца жизни. Нет ни исключений, ни обходных путей. | ||
| + | |||
| + | Сангвинию казалось, что он смог найти лазейку, которая позволит ему сохранить жизнь. Сны прямо говорили, что в день вашего поединка он погибнет, а он убедил себя, что текущий момент не считается днём. Ведь время остановилось. И теперь пророчество не сможет исполниться. Эта казуистика несколько раз сработала. Он с её помощью несколько раз избежал верной смерти. Возможно, больше, чем любой из братьев. И думает, что получится снова. | ||
| + | |||
| + | Что ж, судьба устала от его уловок. Ей уже не интересно наблюдать за бесконечными хитрыми увиливаниями и слушать неочевидные аргументы. | ||
| + | |||
| + | Ты тоже устал. Тебе не до плутоватых схем. Наивно со стороны Сангвиния думать, что судьба работает именно так, особенно на макрокосмическом уровне. | ||
| + | |||
| + | Конечно же, это день. Последний день. Дни — они, как братья, бывают разными. Им необязательно идти друг за другом, быть частью последовательности. День может существовать и сам по себе. | ||
| + | |||
| + | Сегодня — твой день. Ты лично определил его границы и длительность. Он единственный в своём роде, бесконечный, всеобъемлющий. Никто не сможет его пережить. | ||
| + | |||
| + | Как ни старайся. | ||
| + | |||
| + | Он атакует, занося сияющий меч. Ангел по-прежнему думает, что может победить. | ||
| + | |||
| + | Ты уходишь от клинка и взмахиваешь Крушителем Миров. Сангвиний уклоняется, но ты и не рассчитывал попасть. Нужно просто заставить его подняться в воздух. Именно это и происходит: примарх отрывается от земли, развернув широкие белые крылья. Луч золотого света ударит с небес и поразит тебя. Он по-прежнему верит в единственное преимущество, которым обладает, — способность летать, добавляя дополнительную координату к привычному сражению на плоскости. | ||
| + | |||
| + | Но что такое три измерения по сравнению с бесконечным множеством? И все они сейчас в твоей власти. | ||
| + | |||
| + | Он взмывает вертикально вверх, под потолок. Ты тянешься в восьмой угол пространства и хватаешь противника. Коготь сжимается вокруг лодыжки, и полёт прерывается. На мгновение Сангвиний замирает в воздухе. | ||
| + | |||
| + | А потом ты с силой дёргаешь за ногу и бьёшь его о настил палубы, заставляя время замедлить бег, чтобы насладиться деталями сцены. | ||
| + | |||
| + | Посмотрим... | ||
| + | |||
| + | Крылья под резко возросшим давлением воздуха оборачиваются вокруг рук. Волосы падают на лицо. На золотом наголеннике под лезвиями Когтя появляются, разбегаясь во все стороны, крохотные трещинки. Выдернутые из-за рывка перья, кружась, медленно опускаются. Рот Ангела раскрывается в безмолвном крике. Судорожно сжатые пальцы левой руки. Удивление в широко распахнутых глазах. Расширяющиеся зрачки. | ||
| + | |||
| + | Удар. | ||
| + | |||
| + | Ангел касается настила спиной, плечами и затылком. Плиты раскалываются. Раздаётся отвратительный хруст — это сломалось правое крыло, зажатое между телом и полом. Обагрённый вылетает из разжавшихся пальцев. Ударная волна прокатывается по упавшему на палубу телу. Сжатые зубы и напряжённое выражение лица, когда примарх принимает удар. Сведённые брови и сощуренные глаза. Вырванная из погнутого настила заклёпка взлетает в воздух. Золотые доспехи сгибаются и трещат в сочленениях. Пьяное движение головы, отскочившей от пола. Она мотается из стороны в сторону от остаточной энергии удара. Внезапно обмякшие лицевые мышцы, пустой взгляд и потеря сознания. Обвисшие щёки неприятно дрожат. | ||
| + | |||
| + | Обагрённый медленно падает рукоятью вниз, бьётся о палубу, подпрыгивает и снова падает. Торчащий вверх клинок дрожит и колеблется при каждом ударе. | ||
| + | |||
| + | Громкий лязг — и меч, наконец, замирает. | ||
| + | |||
| + | Фонтан крови неспешно бьёт в воздух изо рта и ноздрей Сангвиния. | ||
| + | |||
| + | Алые капли зависают в воздухе. | ||
| + | |||
| + | Падают вниз, разбиваясь о кожу на лице и горле. Голова медленно поворачивается набок, опускаясь на подушку из спутанных локонов. Из уголка губ стекает красная струйка. | ||
| + | |||
| + | Тишина. | ||
| + | |||
| + | Ты смотришь на поверженного брата. Он лежит на спине, среди искорёженных листов палубного настила. Одно крыло распахнуто, второе сложено и прижато к полу массой тела. Руки раскинулись в стороны. Волосы разметались вокруг головы золотистым нимбом. Одна нога согнута в колене, будто в танце. | ||
| + | |||
| + | Вторую ты до сих пор стискиваешь силовым когтем, будто рукоять топора. Пальцы разжимаются. Конечность с грохотом падает на пол. | ||
| + | |||
| + | Больше никаких полётов. | ||
| + | |||
| + | Ты отступаешь на шаг. Сердце колотится. Это было весьма бодрящее чувство. Ты поудобнее перехватываешь рукоять Крушителя Миров и ждёшь. Сколько времени ему понадобится? Минута? Две? | ||
| + | |||
| + | Меньше. Ангел открывает глаза и не сразу понимает, где находится и что произошло. Удар его полностью выключил. Сейчас он начнёт чувствовать боль. Крыло сломано. Рёбра тоже. И лодыжка, за которую ты его поймал. Боль заполнит весь мир. Ты смотришь, как Сангвиний морщится и судорожно вздыхает. Лицо искажает уродливая гримаса. Он кашляет, захлёбываясь кровью. На губах надуваются красные пузыри. | ||
| + | |||
| + | Всё? Конечно, всё. Никто не сможет... | ||
| + | |||
| + | Ты неохотно отдаёшь брату должное. Он не сдаётся. Пытается перекатиться на бок, но резкая боль в сломанном крыле не даёт, и он снова падает на спину. Перекатывается в другую сторону. Пытается подняться. | ||
| + | |||
| + | Ему удаётся встать на четвереньки. Рука тянется к выпавшему мечу. Он теперь за пределами досягаемости. Там же, где и все надежды и воспоминания. | ||
| + | |||
| + | Ну давай. Поднимайся. Посмотрим, получится ли. Сангвиний ползёт, волоча за собой сломанное крыло. Оно теперь похоже на королевскую мантию. И всё это — без единого стона или вскрика. Впечатляет. Ты сжимаешь рукоять Крушителя Миров, готовясь завершить поединок. | ||
| + | |||
| + | Он нашёл меч. Стиснув рукоять, тяжело дыша, Ангел встаёт, опираясь на вонзённый в палубу клинок. | ||
| + | |||
| + | Получилось. Он всё-таки стоит, шатаясь, и старается не ступать на повреждённую ногу. Хватает воздух, как собака. Грудь ходит ходуном. Сангвиний вытирает кровь с лица. | ||
| + | |||
| + | На секунду у тебя возникает желание дать ему второй шанс. Он же предлагал тебе сдаться. Так было бы честно. Но это твой Двор, и только тебе решать, что честно, а что нет. Ты сказал, здесь нет места милосердию. Нужно держать слово. | ||
| + | |||
| + | Нет — значит нет. | ||
| + | |||
| + | Он поворачивает голову и смотрит на тебя. | ||
| + | |||
| + | Булава уже летит к цели. | ||
| + | |||
| + | Каким-то чудом Ангел уклоняется. Крушитель Миров дробит очередную плиту пола. Сангвиний бьёт мечом, целясь в голову. Ты парируешь Когтем. Летят искры. Ты снова замахиваешься булавой, но он отбрасывает её в сторону широким поперечным взмахом клинка. Пытаешься схватить его за горло, но Сангвиний уклоняется от лезвий Когтя и колет Обагрённым вдоль твоей руки. Ты успеваешь отбить меч прежде, чем он достигнет цели. | ||
| + | |||
| + | Значит, ещё что-то осталось. Немного сил. Немного скорости. Это больше, чем ты думал. Ангел заслужил свою славу. Вы продолжаете обмен ударами. Все разбиваются о защиту или уходят в пустоту. О, он хорош. Даже сейчас. Ещё пытается. Дыхание смерти заставило его использовать всё, до последней капли. | ||
| + | |||
| + | Может, он, несмотря ни на что, по-прежнему мнит себя неуязвимым. | ||
| + | |||
| + | Ты избавишь его от заблуждения. Смертоносные когти устремляются к цели... | ||
| + | |||
| + | И не находят её. Он золотой вспышкой скользнул в сторону, уклоняясь от атаки со скоростью света. | ||
| + | |||
| + | Но ты движешься со скоростью тьмы и ловишь его обратным движением. Коготь срезает золотые пряди волос. Голова крылатого примарха дёргается от удара. Крушитель Миров завершает работу. Булава бьёт в область бедренного сустава, отчего Ангел складывается пополам и безвольной куклой отлетает в сторону. Это его последний полёт. | ||
| + | |||
| + | Тело, кувыркаясь, врезается в узорчатую молельную ширму твоей личной часовни. Резная конструкция из цельного куска диорита разлетается на мелкие кусочки. Каменные обломки барабанят по палубе. | ||
| + | |||
| + | Ты идёшь следом. Медленно ступаешь по направлению к приделу. Торопиться некуда. На испачканном кровью шипастом навершии булавы налипли золотые волосы. | ||
| + | |||
| + | Ты минуешь разбитую ширму и заглядываешь внутрь. Сангвиний упал на каменный пол лицом вниз, головой к алтарю. Повсюду разбросаны диоритовые осколки. Падая, он опрокинул три металлических подсвечника. От рассыпанных по полу потухших огарков поднимаются тонкие струйки дыма. | ||
| + | |||
| + | Огоньки сотен тысяч других свечей, расставленных на подсвечниках, на полу, в нишах и на карнизах трепещут, когда ты переступаешь порог, приводя неподвижный воздух в движение. | ||
| + | |||
| + | Ангел ещё шевелится. Твой удар нанёс страшный урон и к тому же открыл старую рану, которую оставил Ангрон. Кровь разлилась по полу рубиновым зеркалом. Он содрогается, пытаясь поднять голову. Руки сводит судорогой, когда Ангел пытается на них опереться. | ||
| + | |||
| + | Уже не встанет. | ||
| + | |||
| + | Первое, что видит искалеченный примарх, когда всё-таки получается поднять голову, — это алтарь. Он отшатывается, но не может отвести взгляд и замирает, приподнявшись на трясущихся, непослушных руках, будто проситель, распростёршийся в молитве. | ||
| + | |||
| + | Алтарь высечен из древнего дацита и хтонийского гемакварца. Ты приказал покрыть его поверхность вязью резных синкретических знаков: переплетённых символов конкордии и дискордии, хроноса и кайроса, изображениями уробороса и схематичными рисунками вечного лабиринта, без входа и выхода. Ещё на нём вытравлены некоторые фразы и тексты — голоса, доносящиеся из теней во Дворе, называют их священными. Алтарь похож на зиккурат с восемью широкими ступенями и пирамидальной вершиной из отвердевшей алхимической ртути. Ты лично расставил множество свечей, чтобы они освещали коллекцию реликвий, разложенную на ступенях. Это черепа. Все они повёрнуты так, чтобы пустые глазницы смотрели на того, кто переступает порог. Их тысячи. Старые и новые. Некоторые потемнели от времени, некоторые — белые как снег. В большинстве своём они принадлежали людям. | ||
| + | |||
| + | Один стоит отдельно от всех, на почётном месте. И именно на него падает взгляд Сангвиния, когда тот поднимает трясущуюся голову Пустые глазницы смотрят прямо на него. На пожелтевшей лобной кости вырезана цифра «X». | ||
| + | |||
| + | «Здесь всё закончится, на этом самом кресте». | ||
| + | |||
| + | Ты слышишь, как с губ Ангела срывается тихий хрип. | ||
| + | |||
| + | — Манус. | ||
| + | |||
| + | Это первый звук, который Сангвиний издал с момента, когда ты начал его убивать. | ||
| + | |||
| + | Ты останавливаешься, давая братьям время на воссоединение. И он должен осознать, что будет дальше. | ||
| + | |||
| + | «До встречи». | ||
| + | |||
| + | Всё, довольно. | ||
| + | |||
| + | — И кто теперь слаб, брат? — спрашиваешь ты. Ангел пытается перевернуться и посмотреть тебе в лицо. | ||
| + | |||
| + | Ты хватаешь его за сломанную лодыжку и волочишь за собой к выходу. Он царапает залитые кровью камни пальцами в тщетной надежде за что-нибудь зацепиться. На полу остаётся длинный кровавый след. | ||
| + | |||
| + | Всё не должно было так закончиться. | ||
| + | |||
| + | И тем не менее закончилось. | ||
| + | |||
| + | == 8:xviii. '''Только война''' == | ||
| + | Исступление. | ||
| + | |||
| + | Больше в жизни Фафнира Ранна не осталось ничего. Только хаос битвы и грохот взрывов. А горизонт теперь находится на расстоянии удара топором. За его пределами Вселенная заканчивается. | ||
| + | |||
| + | Внутри же всё превратилось в крайне плотную массу звуков, дыма и бесконечного, незатухающего и неудержимого движения. Он не может сдвинуться с места. Удары брони о броню, фонтаны крови, хлопья едкого пепла и завывания демонов — квинтэссенция войны. | ||
| + | |||
| + | Исступлённая ярость, пылающая в душе космодесантника, ничуть не уступает той, что бушует снаружи. Она пронизывает плоть, кости, сердца и разум. Нет больше ни спокойствия, ни стабильности. Ни мыслей, ни воспоминаний, ни надежд — для них попросту не осталось места. Примитивные инстинкты, возведённые в абсолют критичностью ситуации, выдавили из мозга всё лишнее. Ему уже не нужно думать. Ранн утратил способность мыслить рационально и контролировать эмоции. Дикий хищник внутри него, бесконечными тренировками доведённый до состояния полной, управляемой покорности, сорвался с поводка. И теперь это — единственный друг Фафнира. Единственная причина, по которой легионер ещё жив. Ярость стала им, а он стал яростью. | ||
| + | |||
| + | Имперский Кулак убивает или калечит двоих-троих врагов каждые несколько секунд. Сражения один на один остались в прошлом. Атаки идут бесконечной чередой. Иногда предатели целенаправленно решают напасть, а иногда их просто сталкивают водовороты войны. Топоры Фафнира, Палач и Охотник, затупились и покрылись щербинами. Полученных травм больше, чем он может сосчитать. Кровь стекает по пластинам брони и скапливается внутри, пропитывая поддоспешный комбинезон. Регенеративные способности космодесантника не справляются и не успевают затянуть все раны. Он не знает, где Гален, Болдуин, Намахи или кто-либо ещё из товарищей, стоявших рядом, когда нахлынула волна предателей. Не существует ни форта Хасгард, ни его развалин, ничего. Есть только крошечный осколок Терры, кровавое болото и шторм боли. Фафнир стоит на нём, как памятник на постаменте. Это будто клетка на игровой доске, а он — резная фигура; и все остальные клетки, вместе с доской, канули в бездну. Это — его кусочек Тронного мира. Это — его Терра. Он не отступит и не покинет свой последний рубеж. Фафнир Ранн будет его защищать, сражаться за него, сражаться на нём, пока не умрёт. И тогда пропитанная кровью грязь поглотит бездыханное тело и станет ему могилой. Его личный осколок Терры и сражение за планету слились воедино. | ||
| + | |||
| + | Враг — это неизменная константа, один из законов крошечного мирка, постоянная характеристика, наподобие света или гравитации. Враг нападает на Терру, и Ранн его убивает. Тут же происходит новое нападение. Противники повсюду: спереди, сбоку, сзади. Что-то постоянно врезается в броню. К нему всегда летит чей-то топор, булава, меч, рука, лицо, лапа... | ||
| + | |||
| + | Если бы он мог остановиться и подумать, то понял бы, что так не может продолжаться вечно. С сотворения этого мира прошло всего... минут десять. Ярость закончится вместе с ним. Мир погибнет. Фафнир бы осознал, что жить ему осталось пятнадцать — двадцать секунд. Эти мгновения растянутся на вечность и станут значительной частью его жизненного пути. | ||
| + | |||
| + | Но он не понимает, потому что во Вселенной не осталось места для размышлений. | ||
| + | |||
| + | Фафнир Ранн, сам того не зная, сражается на расстоянии четырёх ударов от Зефона, Несущего Печаль; Кровавый Ангел существует в собственном, очень похожем мире. И для Зефона всё скоро закончится совершенно иным образом. | ||
| + | |||
| + | == 8:xix. '''В пламя''' == | ||
| + | Штурмовой корабль «Орион» покидает башню за шестьдесят секунд до обрушения. Нечто сносит все сторожевые башни Южного предела. Хассану так и не удаётся полностью разглядеть создание. Он знает, что это нерождённый и что он превосходит размерами даже чудовищ, которых Халид мельком видел среди наступающих орд врага. Пока они бежали вверх по лестнице, Избранный видел громадную нависающую тень, чувствовал, как сотрясалась под ударами башня, слышал оглушительный рёв, способный, наверное, раскалывать камни. Он до конца своих дней будет помнить тот глаз, заглянувший в окно командного пункта. | ||
| + | |||
| + | Вполне возможно, этот конец наступит достаточно скоро. Радже удаётся найти на одной из посадочных площадок на вершине башни штурмовой корабль, вероятно брошенный отступающими защитниками. Времени на проверку систем не осталось. Башня начала заваливаться набок, а грохот падающих камней стал постоянным. Хассан, следуя на борт в компании Сестёр Безмолвия, замечает вмятины и царапины на золотой обшивке. Трое Астартес запирают люк. | ||
| + | |||
| + | «Орион» — транспорт Кустодиев. Эта техника в Империуме славится мощью двигателей. При их производстве использовались самые продвинутые из известных человечеству технологий. Внутренняя отделка пассажирского отсека по-королевски роскошна, но всё вокруг выглядит слишком большим для смертных. В массивных обитых кожей креслах есть дополнительные ремни и фиксаторы как раз на такой случай. Раджа, заняв место пилота, поднимает «Орион» над заваленной обломками крышей за несколько мгновений до того, как плиты валятся вниз. Они зависают примерно в двух километрах над уровнем улиц. | ||
| + | |||
| + | Оказывается, корабль бросили не просто так. Двигатели натужно кашляют и глохнут через пять секунд после пуска. Маневровые системы протестующе стонут. Раджа пытается восстановить тягу, но турбины только скрежещут и плюются огнём. Он скорее падает, чем летит. Крошечная золотая искорка несётся к пылающим улицам. По крайней мере, так это видится Хассану. В пассажирском отсеке нет иллюминаторов, зато прекрасно ощущается инерция смертельного штопора. Избранному не нужно знать, в какой стороне находится низ, потому что он прекрасно ощущает направление всеми нещадно перекрученными внутренностями. Халид чувствует, как силы перегрузки давят на мышцы лица. Он и Сёстры Безмолвия успели пристегнуться, а вот троих астартес отбросило и прижало к дальней перегородке. | ||
| + | |||
| + | Хассан замечает блестящие капли крови на кожаной обивке громадного кресла. Это его кровь. Видимо, из какого-то оставшегося незамеченным пореза или рассечения. Капли дрожат от вибрации и непрекращающегося вращения и начинают течь — сначала вниз, потом вверх, потом по кругу, двигаясь вслед за векторами динамической нагрузки, останавливаются и снова пускаются в загадочный танец. Будто невидимая рука чертит загадочный символ. Они похожи на крохотную схему или план. На печать, за которой скрывается смысл и данные. Наверное, он должен знать, как её прочесть, потому что печати — инструмент его ремесла. Алые капли будто рисуют схему небольшого лабиринта без входа и выхода. | ||
| + | |||
| + | Но это просто кровь на коже. Хассан концентрируется на ней, просто чтобы отвлечься от хаоса и ужаса последних мгновений жизни. | ||
| + | |||
| + | В отсеке гаснет свет. Теперь не получится даже посмотреть в глаза людям, с которыми предстоит умереть. Не видно ничего. Зато Избранный чувствует возрастающие перегрузки каждой частицей своего тела. | ||
| + | |||
| + | Раздаётся грохот, похожий на разрыв гранаты, который Хассан поначалу принимает за удар о землю. Но жизнь не заканчивается. Это был звук запустившихся двигателей. Раджа тянет нос «Ориона» вверх. Хассан не хочет думать о том, сколько метров осталось до земли. А ощущения от перегрузки при подъёме оказываются ещё хуже. | ||
| + | |||
| + | — Держитесь! — рычит Раджа. | ||
| + | |||
| + | Интересно, за что? Пальцы Хассана и так судорожно стискивают подлокотники. Он изо всех сил сдерживает рвотные позывы. К чему было это предупреждение? | ||
| + | |||
| + | Набирающий высоту корабль страшно трясёт. Это не воздушная яма. Снаружи доносится жалобный скрежет рвущегося металла. И вопль... Нет, хриплый клёкот морской птицы или ястреба. Небо над Санктумом уже давно заполонили похожие на летучих мышей крылатые твари. Адские стервятники, ждущие окончания бойни. Он догадывается, что эти нерождённые хищники с кожистыми крыльями и загнутыми клювами, будто вороньё, атаковали одинокий транспорт. | ||
| + | |||
| + | Болезненный стон металла. «Орион» резко клюёт носом и сваливается в пике. Судя по скорости, это не манёвр пилота. | ||
| + | |||
| + | Одно такое падение они пережили. Вряд ли им повезёт во второй раз. | ||
| + | |||
| + | == 8:хх. '''Шестьдесят три секунды''' == | ||
| + | Спустя шестьдесят три секунды с начала боя рота Вальдора впервые столкнулась с недемоническим противником. | ||
| + | |||
| + | Отряд Константина за одну неестественно длинную минуту сократился до тридцати шести бойцов. Они разошлись широкой цепью и движутся настолько быстро, насколько могут. В иных обстоятельствах можно было бы сказать, что кустодии слишком спешат, особенно с учётом понесённых потерь, и напрасно идут в опасную зону без разведки. Но в их действиях нет ни опрометчивости, ни безрассудства. Они ответили на призыв своего короля. | ||
| + | |||
| + | «Все, кто слышит, — ко мне!» | ||
| + | |||
| + | Император редко говорит напрямую. И когда Он это делает, нет времени сомневаться и задавать вопросы. Нужно отыскать источник нейросинергетического зова, прежде чем утихнет эхо. | ||
| + | |||
| + | И потому кустодии движутся с нечеловеческой скоростью, точностью и скрытностью. Они интуитивно прикрывают друг друга, пробираясь сквозь странные руины и пустые улицы, появляющиеся посреди пепельной пустоши будто из ниоткуда. Константин управляет манёврами с предельной концентрацией. У него есть план. Он чётко представляет все его детали — и потому остальные воины в роте представляют их не менее чётко, будто бы капитан-генерал нарисовал схему на стене или на столе в стратегиуме. Они выполнят поставленные задачи. Он уверен в каждом из бойцов так же, как в собственном теле. | ||
| + | |||
| + | На дисплеях шлемов появляется множество маркеров. Сначала один или два, затем десятки и сотни. Они зажигаются на цифровой модели окружающего ландшафта. Умелый и умный командир разместил войска в руинах, готовясь встретить стремительно приближающихся стражей Императора. | ||
| + | |||
| + | Константин узнаёт характерное построение ещё до того, как системы брони идентифицируют цели. Стандартная линия обороны астартес — четыре порядка и усиленные фланги. | ||
| + | |||
| + | Маркеры полностью прогружаются. Большинство имён превратились в мешанину символов и пикселей, но подразделения определились без ошибок. Семнадцатый легион, Несущие Слово. Шестнадцатый легион, Сыны Хоруса. | ||
| + | |||
| + | Мимо проносятся первые масс-реактивные снаряды. Кустодии не сбавляют темп. Они продолжают двигаться с прежней скоростью, несмотря на град болтов, обрушившийся на руины. У Вальдора мало людей. Они и близко не могут сравниться числом с предателями, ждущими впереди. Зато у них есть набранная скорость. И ещё они — кустодии. | ||
| + | |||
| + | Золотые гиганты врываются в занятые противником развалины и вступают в бой. Впереди лежит лабиринт полуразрушенных улиц. Примерно в километре от них, по левому флангу расположился огромный кусок искорёженного металла, похожий на фрагмент разбившейся орбитальной платформы. Эти крутые пластальные утёсы — единственное в округе место, похожее на возвышенность. | ||
| + | |||
| + | Как только кустодии сокращают дистанцию, количество погибших начинает расти. Маркеры мерцают и становятся серыми. Маркеры людей без имён. Людей, чьи имена утонули в скверне и сгинули. | ||
| + | |||
| + | Людей, которые утратили право называться людьми. | ||
| + | |||
| + | Интенсивность битвы стремительно нарастает. Это не удивляет Константина. Часть врагов — это Сыны Хоруса. Вальдор уважает воинов Шестнадцатого, хотя никогда в этом не сознается. Это одни из немногих астартес, кого он считает действительно опасным противником, особенно под руководством сильного и компетентного офицера. И это мнение возникло не после предательства и сражений на протяжении Ереси Хоруса. Он считал так с первых дней Великого крестового похода. | ||
| + | |||
| + | Шестьдесят четыре секунды с начала боя. | ||
| + | |||
| + | Константин потерял двоих. Его воины сразили тринадцать предателей. Темп наступления не снизился. Вальдор перепрыгивает через обрушенную стену и добавляет ещё двоих легионеров Шестнадцатого к счётчику жертв. Копьё потрошит одного и почти обезглавливает второго. Легионер, шатаясь, пятится, зажимая руками рану в горле в тщетных попытках перекрыть хлещущую кровь. Константин не удостаивает его даже взгляда. Он знает, что этот боец уже мёртв. | ||
| + | |||
| + | Капитан-генерал только что заметил один маркер у вершины орбитальной платформы в девяти сотнях метров от его позиции. В отличие от множества других, буквы на нём не превратились в нечитаемое месиво. Имя и звание чётко видны на дисплее. | ||
| + | |||
| + | Первый капитан Абаддон. | ||
| + | |||
| + | == 8:xxi. '''Среди мёртвых''' == | ||
| + | Рогал Дорн перебирается через груду обломков и оставляет рухнувшую стену за спиной. Он выходит в город. | ||
| + | |||
| + | Но это не город. Может, когда-то давно он и был таковым, но сейчас это бесконечное море руин. Кучи битого камня поднимаются волнами, образуя холмы и овраги. Уцелели лишь несколько могучих стен наподобие той, сквозь которую он только что прошёл. Это тяжёлые укрепления, созданные для защиты от врага, но больше они никого не удержат. Теперь бастионы станут воспоминанием о былой мощи, памятником стойкости. Серый пепел покрывает и их, и развалины. Кружится в воздухе. Чернильно-чёрное небо рассекают стрелы розовых молний. Они сверкают и вспыхивают, заливая окрестности потусторонним светом. | ||
| + | |||
| + | Город, чем бы он раньше ни жил, сдался. Кто мог проектировать и строить эти здания? Сейчас уже невозможно понять, какой план обороны заложил архитектор в своё творение. Рогалу Дорну кажется, что куда больше мыслей и сил было вложено в разрушение, в тщательное превращение стен в кучи обломков, чем в постройку. Есть ощущение, что люди вообще не принимали участия в возведении этих кварталов. | ||
| + | |||
| + | Никто не выходит навстречу и не приветствует примарха. Придётся составить новый план. Город, может, и сдался, а Рогал Дорн — нет. | ||
| + | |||
| + | Нужно найти оружие. Это самое главное. Его звали на помощь, но без оружия ничего не выйдет. Если война стала причиной гибели города, должны остаться следы — её зубы и когти, застрявшие в ранах. Может, меч. Или топор. Или молот... Даже труба или столб подойдут. Хоть что-нибудь, чем можно размахнуться и ударить. | ||
| + | |||
| + | Спустя некоторое время он натыкается на первые тела. Сотни одоспешенных фигур. Они покрыты таким толстым слоем серой пыли, что сначала примарх принимает их за очередную груду обломков, но потом различает очертания рук, клювоподобных шлемов, нагрудников и наплечников, прыжковых ранцев, поножей. Смахнув пыль, Дорн находит аурамитовые украшения и золотые венки. | ||
| + | |||
| + | На жёлтой броне. | ||
| + | |||
| + | С цифрой VII. | ||
| + | |||
| + | Они все здесь, все его сыновья, все воины, сопровождавшие отца на операцию «Анабасис». Они сражались и погибли в какой-то страшной битве. Примарх стирает грязь со щитков с указанием званий и открывает забрала. На Дорна смотрят бледные, осунувшиеся лица мертвецов. Он помнит, как их звали: Аргуст, Лоэмид, Гексас, Тиберн... | ||
| + | |||
| + | С каждым именем возвращается часть воспоминаний: события, встречи, беседы, победы. Прошлое просачивается в разум, будто капли чернил, растворяющиеся в воде. | ||
| + | |||
| + | Скорбь примарха на несколько секунд повисает в воздухе, словно развеянный прах. | ||
| + | |||
| + | Но он пришёл не оплакивать павших товарищей и не позволит тоске одержать верх там, где не справились годы одиночества в пустыне и шёпот красноты. Он — Рогал Дорн. Он не покорён и не сдался. | ||
| + | |||
| + | Краснота повинна в их смерти. | ||
| + | |||
| + | Она познает возмездие Преторианца. Нет ничего опаснее человека, который всё потерял. | ||
| + | |||
| + | Дорн находит хускарла, командира роты, чуть дальше от остальных. Он лежит ничком на куче мусора, будто утопленник, выброшенный прибоем на берег. Судя по позе, он погиб последним. Примарх опускается подле тела на колено и произносит имя воина. | ||
| + | |||
| + | — Диамантис. | ||
| + | |||
| + | И вновь скорбь поднимается из глубины души и пытается обрести власть над мыслями. Но Рогал Дорн не сдаётся. Диамантис оставил отцу подарок, наполовину погребённый под камнями и пылью. Примарх извлекает его на свет. В руках легионера этот силовой клинок был тяжёлым двуручным мечом. Для сына Императора же станет тяжёлой спатой. Наконечник обуглен, но кромка сохранила остроту. Дорн активирует источник питания, и вспыхнувшее расщепляющее поле сжигает осевшую на оружии пыль. Синие разряды пляшут на блестящей серебристой поверхности. | ||
| + | |||
| + | — Этот клинок в моей руке пронзит сердце красноты, — клянётся Рогал Дорн, поднося меч ко лбу, как это делают храмовники. — Он станет моим оружием в битве против брата. Им я отомщу за смерть сыновей. | ||
| + | |||
| + | Примарх поднимается на ноги. Коралловые молнии сверкают в небесах, заливаясь громоподобным хохотом, насмехаясь над данным обетом. Пускай. Теперь Дорн свободен, и у него есть меч. | ||
| + | |||
| + | Он расправляет плечи и вслушивается в эхо угасшего зова, пытаясь определить направление. Ветер доносит далёкие, почти затихшие отзвуки. | ||
| + | |||
| + | И что-то ещё. | ||
| + | |||
| + | Стук. Шорох. Тихий и незаметный, как мышиная возня. Но это не пыль и не оседающие обломки за спиной. | ||
| + | |||
| + | Здесь есть кто-то живой. | ||
| + | |||
| + | Он начинает искать, напрягая слух. Звук идёт из громадного кургана недалеко от последнего пристанища его сыновей. Он образовался из обломков разрушенной стены. Возможно, это та, которую он сломал, чтобы выбраться из пустыни. Дорн уже не отличает одну разрушенную преграду от другой. | ||
| + | |||
| + | Воткнув меч в пыльную землю, примарх начинает разбирать завал. Самые крупные валуны весят около тонны. Он копает осторожно, чтобы груда камней не осыпалась и не пришлось начинать заново. Инстинктивное понимание принципов распределения масс и равновесия заставляют его подпирать склоны по мере того, как яма становится глубже. | ||
| + | |||
| + | Наконец он находит женщину. | ||
| + | |||
| + | Она поворачивает к нему слепое лицо, покрытое кровью и налипшей пылью. Пальцы стёрты до мяса — несчастная царапала камни, пытаясь выбраться из-под земли. | ||
| + | |||
| + | Каким-то чудом эта незнакомка, оказавшись погребённой под массой камней, не переломала все кости. | ||
| + | |||
| + | — Не шевелись, — бормочет Дорн. — Я тебя откопаю. Если двинешься, всё может упасть. | ||
| + | |||
| + | — Да, — отвечает женщина тихим, хриплым голосом. | ||
| + | |||
| + | — Ты знаешь, кто я такой? | ||
| + | |||
| + | — Ты — Рогал Дорн, Преторианец, примарх Имперских Кулаков, найденный седьмым. Ты не покорён и не сдался. | ||
| + | |||
| + | == 8:ххii. '''Время прощаться''' == | ||
| + | Олл вдыхает полной грудью. Воздух кажется удивительно свежим, будто недавний импульс уничтожил всю грязь и примеси. Когда Император выпустил на волю силу Тёмного короля, бушующий имматериум был изгнан из места, ставшего эпицентром взрыва. На километр во все стороны раскинулась абсолютно неподвижная пылевая равнина, белая, как свежевыпавший снег. На ней нет ни обломков, ни следов. Воздух прозрачен, как стекло. Ни пыли, ни пепла. Всё заливает яркий свет, а небо отливает безмятежной, холодной чернотой. Возможно, это последнее место на Земле, где у Хаоса нет власти. Теперь здесь царят чистота и покой, как когда-то на Луне до прихода человека. | ||
| + | |||
| + | Он внимательно рассматривает своё лазерное ружьё. Оно в идеальном состоянии, как только что с завода. Это всё та же вторая модель марсианского производства, которую он подобрал в фургоне на улице, но уже не восстановленное старьё с истёртым цевьём и потемневшим от долгой службы металлом. Оно блестит и пахнет свежим маслом, которое нанесли мастера-оружейники при первой сборке. Это оружие уже не древний ветеран, идущий в последний бой. | ||
| + | |||
| + | То же самое можно сказать и про Олла. Вечный уже и не помнит, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. За долгие годы пришлось привыкнуть к приступам боли, которые время от времени мучили прошедшее нелёгкий путь тело. Старые раны болели, реагируя на погоду, а суставы гнулись совсем не так легко, как раньше. Пускай он старел куда медленнее остальных, процесс всё-таки шёл. А теперь всё, что накопилось за столетия, — исчезло. Пропали старые шрамы. Даже зрение стало острее. Он никогда не чувствовал себя таким сильным и готовым к свершениям. И настолько молодым — тоже, даже много-много лет назад, когда действительно был молодым. | ||
| + | |||
| + | Джон, очевидно, испытывает нечто подобное. Грамматикус ходит из стороны в сторону, вращая руками и разминая мышцы. Он болтает сам с собой, наслаждаясь самой возможностью разговаривать. Иногда даже смеётся. Это заставляет Олла улыбнуться. Они оба чудесным образом переродились и теперь пребывают на пике формы. В лучшем состоянии, чем когда-либо. | ||
| + | |||
| + | Это весьма кстати. Всего через километр свет и покой заканчиваются, сменяясь яростной бурей варпа, росчерками тёмных молний и клубами туч высотой в десять километров. Один раз им удалось невозможное. Теперь придётся повторить. Где-то впереди ждёт Хорус Луперкаль, с которым нужно сразиться. Его нужно остановить. | ||
| + | |||
| + | Олл бросает короткий взгляд в сторону Императора. Повелитель Человечества, золотой колосс, стоит метрах в пятидесяти от него. Кустодий и оба астартес опустились на колени и склонили головы перед ним. Олл полагает, что воины дают некий обет перед началом последней битвы. Но что они смогут? Да, астартес обладают сверхчеловеческой силой, как и проконсул Даск. У Олла и Джона тоже имеются кое-какие таланты, но вряд ли их получится использовать в бою. Но они как минимум попытаются. | ||
| + | |||
| + | Только Император сейчас по-настоящему имеет значение. Только Он представляет угрозу, с которой врагу придётся считаться. Олл знает, что Он невероятно, бесконечно силён, но Хорус стал... | ||
| + | |||
| + | Хорус стал. | ||
| + | |||
| + | Старая Четвёрка, эти проклятые сущности, превратили примарха в оружие. Вся сила Хаоса течёт сквозь него. Сможет ли хоть что-то ей противостоять? Без чудовищной мощи Тёмного Короля Императору может не хватить сил. Один путь к спасению сделал невозможным другой. Повелитель Человечества отринул силу, которая помогла бы Ему победить. Да, это правильный поступок, и так будет лучше, но... | ||
| + | |||
| + | Что там говорил Лунный Волк? Лучше пасть, сражаясь с демонами, чем стать одним из них? Фраза вполне может стать их общей эпитафией. | ||
| + | |||
| + | Проконсул приближается, оставляя свежие следы на девственно-белой пыли. | ||
| + | |||
| + | — Тебе пора в путь, Олланий, — произносит кустодий. | ||
| + | |||
| + | — В путь? — хмурится Олл. — В какой ещё путь? | ||
| + | |||
| + | — Мой вечный царь желает тебе удачи. Здесь наши пути расходятся. Вам с Грамматикусом придётся вернуться. | ||
| + | |||
| + | Услышав своё имя, Джон подходит ближе. | ||
| + | |||
| + | — Значит, пора? — спрашивает он чуть ли не с нетерпением. | ||
| + | |||
| + | — Мы идём сражаться с Луперкалем, — поясняет Даск. — Вы двое идёте обратно. | ||
| + | |||
| + | — Стоп. Что? Нет. Мы идём с вами, — мотает головой логокинетик. | ||
| + | |||
| + | — Джон прав, — кивает Олл. — Мы зашли слишком далеко. Мы не боимся, проконсул. И собираемся пройти весь путь до конца. | ||
| + | |||
| + | Страж медленно качает головой. | ||
| + | |||
| + | — Да, вам нужно пройти путь до конца. И потому придётся вернуться. | ||
| + | |||
| + | Олл и Джон озадаченно переглядываются. | ||
| + | |||
| + | Вечный проходит мимо неподвижного кустодия. Повелитель Человечества вместе с Локеном и Лидва уже уходит прочь. Император оглядывается, смотрит на Олла, коротко кивает и продолжает путь. Золотой исполин в сопровождении двух сверхлюдей шагает по белой пыли. | ||
| + | |||
| + | — Стой! — кричит Перссон. — Подожди... | ||
| + | |||
| + | — Мой король ожидает, что ты примешь разумное решение, Олланий, — произносит Даск. — Вы не можете двигаться с нашей скоростью и не имеете шансов пережить сражение. Не нужно идти дальше. Ступайте назад. Если моему королю удастся обеспечить нам будущее, для вас в нём есть особое место. Крайне важное, Олланий. А пока Он хочет, чтобы вы выжили. | ||
| + | |||
| + | — Я польщён заботой, но повторюсь: мы не боимся... | ||
| + | |||
| + | — Мой король делает это не из личных чувств. Ты не можешь умереть. Не должен умереть. | ||
| + | |||
| + | — Все когда-нибудь умрут, Даск. | ||
| + | |||
| + | — Олланий, — неожиданно резко произносит проконсул. Да это и не его голос. — Ты убедил моего короля пересмотреть своё мнение. Уважь Его и сделай то же самое. | ||
| + | |||
| + | Перссон пристально смотрит на кустодия и вытирает губы тыльной стороной ладони. Порыв ветра поднимает с земли пелену белой пыли. Время покоя подошло к концу, и варп готовится вернуть контроль над этим местом. Удаляющиеся силуэты Императора и двоих легионеров постепенно размываются. | ||
| + | |||
| + | — Мы пришли помочь Ему, проконсул, — произносит Олл с печалью в голосе. | ||
| + | |||
| + | — Тогда этим и займитесь, — отвечает Цекальт. — С привычной решимостью. Твоя цель — встретиться с Ним, открыть Ему глаза на правду о накопленной мощи. Потому что только тому, кто знал Его в течение тысячелетий, такое под силу. Ты можешь изменить ход истории и хитросплетения судьбы. Ты предотвратил одну катастрофу. А теперь обеспечь успех своего дела, пока Он предотвращает другую. | ||
| + | |||
| + | — Обеспечить успех? — чеканит Олл. | ||
| + | |||
| + | — О! — внезапно восклицает Джон. — Вот дерьмо! Он прав. Нужно закончить начатое. Олл... Олл, послушай. Если мы пойдём с ними и умрём там, что, если уж честно, скорее всего, произойдёт, то никогда не сможем сделать того, что только что совершили. | ||
| + | |||
| + | — Вы что, оба спятили?! — кричит Перссон. | ||
| + | |||
| + | — Он понял, — замечает Цекальт Даск. — Без сомнения, ему помог дар обращаться с языками, с грамматическими временами. Олланий, ты должен сделать произошедшее возможным. Замкни круг. | ||
| + | |||
| + | Он протягивает Перссону клубок пряжи. | ||
| + | |||
| + | — Ох, чёрт, — шепчет Вечный. — То есть буквально... | ||
| + | |||
| + | — Проделай свой путь в обратном направлении и оставь метки, по которым шёл, иначе эта ветвь истории исчезнет. Иди и создай этот след, потому что иначе ты не придёшь сюда и не изменишь судьбу моего короля. | ||
| + | |||
| + | Перссон смотрит на моток красной нити. Джон тянет руку и забирает клубок у стража. | ||
| + | |||
| + | — Выбора нет. Это нужно сделать, иначе все старания пойдут прахом. | ||
| + | |||
| + | — Петля... — бормочет Олл. | ||
| + | |||
| + | — Да, простая петля из нитей, — говорит Цекальт. — Но при этом — жизненно важная. | ||
| + | |||
| + | Он оборачивается и, не говоря больше ни слова и не прощаясь, уходит за остальными. Через несколько секунд силуэт кустодия растворяется в пыльном мареве. | ||
| + | |||
| + | Оставшись в одиночестве, Олл и Джон смотрят друг на друга. | ||
| + | |||
| + | — Пошли, — говорит Грамматикус. | ||
| + | |||
| + | — Это кажется неправильным. | ||
| + | |||
| + | — Да, но мы оба знаем, что так надо. Нужно довести дело Гебета до конца и оставить нити. Придётся пройти весь путь до самого начала и убедиться, что сделанное никуда не исчезнет. | ||
| + | |||
| + | Перссон кивает. Он в последний раз всматривается вдаль, но четверо воинов уже скрылись из вида. | ||
| + | |||
| + | Щурясь от ветра и поднятой пыли, Олл и Джон бредут обратно. На земле остаются шесть цепочек следов: четыре в одну сторону и две в другую. Через несколько мгновений порывы ветра заметают их все. | ||
| + | |||
| + | == 8:xxiii. '''Смерть''' == | ||
| + | Нужно лишь мгновение, хотя в его распоряжении всё время мира. | ||
| + | |||
| + | Хорус Луперкаль сжимает в одной руке остановившееся время, а в другой — Сангвиния. | ||
| + | |||
| + | Ангел переломанной куклой смотрит вверх, на высокие своды Двора Луперкаля. Даже в таком состоянии он отказывается уходить молча. Даже сейчас он не станет упрощать брату работу. | ||
| + | |||
| + | Луперкаль рычит. Он наслаждается процессом? Или ему противно? Или он считает всё происходящее раздражающей тратой времени и предпочёл бы заняться чем-то другим? Никто не скажет, потому что магистр войны уже не человек. | ||
| + | |||
| + | А Сангвинию всё равно. Он чувствует на себе взгляд Старой Четвёрки, взирающей из теней. Их глаза злобны и безжизненны, как тот, что украшает нагрудник падшего брата. Они пришли засвидетельствовать его смерть и то, что случится дальше. Четверо возбуждённо перешёптываются, а бесчисленные легионы слуг радостно бормочут и тараторят. Сангвиний чувствует, как масса Тёмных богов давит на мир вокруг. Но он не сдастся до последнего вздоха. | ||
| + | |||
| + | Хорус сжимает коготь и отрывает брата от земли. Каждая рана и сломанная кость в теле Сангвиния вопит от боли. Кровь, выжатая из тела, выплёскивается изо рта, заливая разбитые губы. Свободной рукой чудовище заносит Крушитель Миров. | ||
| + | |||
| + | Ангел выбрасывает левую руку в отчаянной надежде дотянуться пальцами до щеки и глаза Луперкаля. Хорус злобно фыркает и выпускает жертву. Сангвиний падает на колени и тут же заваливается на бок. Все раны отзываются резкой болью. Он пытается подняться, но руки дрожат. Нет сил. И всё же Ангел хочет стоять, когда это случится. Он хочет стоя... | ||
| + | |||
| + | Крушитель Миров опускается, не давая крылатому примарху подняться даже на колени. Тяжёлый удар ломает левое плечо, рёбра и бедренную кость. Сангвиний падает, безуспешно пытаясь сдержать крик боли. Хорус начинает молотить его булавой, как бешеного пса. В ударах нет ни мастерства, ни изящества, ни сдержанности. Крушитель Миров рвёт доспехи и плоть. Он дробит обе ключицы, превращает в кашу лёгкое. Мельчайшие капли крови поднимаются в воздух, окружая алой дымкой жестокого, обезумевшего великана и его жертву. Шестой удар попадает по голове, ломая челюсть с такой силой, что кожа на левой половине лица отслаивается от костей. Она трепещет и липнет обратно, будто мягкая маска. | ||
| + | |||
| + | Коготь ловит падающего Ангела, не давая коснуться земли. Хорус поднимает изувеченного брата так, чтобы умирающий примарх мог взглянуть в лицо первонайденному инструменту Хаоса. | ||
| + | |||
| + | Острые лезвия медленно сходятся. Луперкаль ждёт последних слов, какой-нибудь героической фразы, способной подвести черту под столь благородной и красивой жизнью. Должно быть что-то интересное, соответствующее моменту. | ||
| + | |||
| + | Но Сангвиний не может разговаривать. Он захлёбывается собственной кровью. | ||
| + | |||
| + | Коготь сжимается. Раздаётся хруст ломающихся шеи и хребта. | ||
| + | |||
| + | Хорус ждёт. Кровь стекает на пол. Всё кончено. | ||
| + | |||
| + | Коготь открывается с механическим щелчком. Труп брата, изувеченный настолько, что кажется лишённым костей, мешком валится на пол. Мерзкий звук удара знаменует не менее мерзкий финал. | ||
| + | |||
| + | Хорус вздыхает и уходит прочь. Существа из теней спешат к трупу и тащат гвозди. | ||
| − | |||
[[Категория:Warhammer 40,000]] | [[Категория:Warhammer 40,000]] | ||
Версия 12:53, 12 декабря 2024
 | Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь. |
Гильдия Переводчиков Warhammer Конец и Смерть, Том 2 / The End and the Death, Volume II (роман) | |
|---|---|
 | |
| Автор | Дэн Абнетт / Dan Abnett |
| Переводчик | Василий Софронычев |
| Редактор | Григорий Аквинский, Татьяна Суслова, Larda Cheshko, Urbasian, fabius_bile |
| Издательство | Black Library |
| Серия книг | Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra |
| Предыдущая книга | Конец и Смерть, Том 1 / The End and the Death, Volume I |
| Следующая книга | Конец и Смерть, Том 3 / The End and the Death, Volume III |
| Год издания | 2023 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Это легендарное время.
Галактика в огне. Надежды на славное будущее, задуманное Императором для человечества, уничтожены. Его любимый сын Хорус отвернулся от света отца и принял Хаос.
Армии могучих и грозных космических десантников схлестнулись в жестокой гражданской войне. Когда-то эти непобедимые воины сражались плечом к плечу, как братья, завоёвывая Галактику и собирая разрозненное человечество под знамёна Императора. Теперь же братство раскололось.
Некоторые остались верны Владыке Людей, тогда как другие переметнулись на сторону магистра войны. Самые выдающиеся среди участников конфликта — примархи, предводители многотысячных легионов. Величественные сверхчеловеческие создания стали венцом генетических изысканий Императора, и исход усобицы между ними предсказать невозможно.
Миры пылают. Одним сокрушительным ударом на Исстване V Хорус практически уничтожил три верных легиона, начав войну, которая затянет в огонь всё человечество. Честь и благородство уступили место предательству и коварству.
В тенях крадутся убийцы. Формируются армии. Каждый должен выбрать сторону или погибнуть.
Хорус собирает армаду и готовится обрушить свой гнев на Терру. Восседая на Золотом Троне, Император ждёт возвращения непокорного сына. Но истинный враг Повелителя Человечества — Хаос, первобытная сила, жаждущая поработить и подчинить всех людей своим сиюминутным прихотям.
Крикам невинных и мольбам праведных вторит жестокий смех Тёмных богов. Проклятие и страдания уготованы каждому, если Император падёт и война будет проиграна.
Конец близок. Темнеют небеса. Прибывают великие армии. На кону стоит судьба Тронного мира и самого человечества...
Осада Терры началась.
Содержание
- 1 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
- 2 ИНТЕРЛЮДИЯ. СВИДЕТЕЛИ
- 3 ЧАСТЬ ПЯТАЯ. «О, БЫТЬ И МНЕ БЫ... ТАКИМ ЖЕ НЕИЗМЕННЫМ...»[1]
- 3.1 5:i. Осколки
- 3.2 5:ii. О том, как выйти за пределы человеческого
- 3.3 5:iii. Неуязвимый
- 3.4 5:iv. Пандемониум
- 3.5 5:v. Присядь, отдохни в тени
- 3.6 5:vi. Во что ты превратился?
- 3.7 5:vii. Осколки
- 3.8 5:viii. Огненный ад
- 3.9 5:ix. Один
- 3.10 5:х. Прятки в темноте в ожидании конца
- 3.11 5:xi. To, что выше любого понимания
- 3.12 5:хii. На поверхности Терры
- 3.13 5:xiii. Всё меняется
- 3.14 5:xiv. Разжечь огонь
- 3.15 5:xv. Осколки
- 3.16 5:xvi. Позиция
- 3.17 5:xvii. He здесь и не там
- 3.18 5:xviii. Надвигается тьма
- 3.19 5:xix. Жизнь после смерти
- 3.20 5:хх. Непокорённый
- 3.21 5:xxi. Последние дни нашей славы
- 3.22 5:ххii. Последние мгновения торжества
- 3.23 5:xxiii. Вторжение
- 3.24 5:xxiv. Приют
- 3.25 5:xxv. Тьма, скрытая за красотой
- 3.26 5:xxvi. Возвращение
- 3.27 5:xxvii. Проникновение
- 3.28 5:xxviii. Внутрь
- 3.29 5:xxix. Сожжение
- 3.30 5:ххх. Длань Ложного Императора
- 3.31 5:xxxi. Марсианские подступы
- 3.32 5:хххii. Обжигающие грёзы
- 3.33 5:xxxiii. Ценный актив
- 3.34 5:xxxiv. Решение Вулкана
- 3.35 5:xxxv. Когда вся надежда остаётся на чудовищ
- 3.36 5:xxxvi. Если там ждёт враг
- 3.37 5:xxxvii. Рок воплощённый
- 3.38 5:xxxviii. Чудо
- 3.39 5:xxxix. Последний проблеск
- 3.40 5:xl. Неизменный
- 3.41 5:xli. Рассвет
- 3.42 5:xlii. Наконечник копья
- 3.43 5:xliii. Осколки (мир наизнанку)
- 3.44 5:xliv. Мир, свёрнутый внутрь
- 4 ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. НЕИЗБЕЖНЫЙ ГРАД
- 4.1 6:i. Распутанный клубок
- 4.2 6:ii. За мгновение до...
- 4.3 6:iii. Рядом с городом
- 4.4 6:iv. Нить
- 4.5 6:v. Звук
- 4.6 6:vi. Чего не может быть
- 4.7 6:vii. Разговоры о негласном
- 4.8 6:viii. Последние терзания Малкадора
- 4.9 6:ix. В конце виа Аквила
- 4.10 6:х. Из крови братьев
- 4.11 6:xi. Внутри стен
- 4.12 6:xii. Осколки (мгновение нашей гибели)
- 4.13 6:xiii. Пир стервятников
- 4.14 6:xiv. Те, кто вот-вот умрут
- 4.15 6:xv. Первопотерянный
- 4.16 6:xvi. Правда (и ложь)
- 4.17 6:xvii. Пустота и темнота
- 4.18 6:xviii. Осколки
- 4.19 6:xix. Испытание веры
- 4.20 6:хх. Захватчики
- 4.21 6:xxi. Путь, который предстоит пройти
- 4.22 6:ххii. Горгон
- 4.23 6:xxiii. Как мы сражаемся
- 4.24 6:xxiv. Чемпион Императора
- 4.25 6:xxv. Второй и третий уроки
- 4.26 6:xxvi. Клинок ветерана
- 4.27 6:xxvii. Книга
- 4.28 6:xxviii. Тот, кто идёт за тобой
- 4.29 6:xxix. Слова с Шепчущих Вершин
- 4.30 6:ххх. Рядом, за спиной
- 4.31 6:xxxi. He совсем город
- 4.32 6:хххii. «Взгляни!»
- 4.33 6:xxxiii. Бренные останки
- 4.34 6:xxxiv. Пространственный разлом
- 4.35 6:xxxv. Осколки (ни входа, ни выхода)
- 4.36 6:xxxvi. Встреться с ним!
- 4.37 6:xxxvii. Всё потеряно
- 4.38 6:xxxviii. Отомсти за себя
- 4.39 6:xxxix. Следовать
- 4.40 6:xl. Потому что он имеет значение
- 4.41 6:xli. «В тот миг Вселенная изменилась...»
- 4.42 6:xlii. Не нашли, но найдены
- 4.43 6:xliii. Случайные голоса
- 4.44 6:xliv. Суть всего
- 4.45 6:xlv. Это повторялось уже много раз
- 4.46 6:xlvi. Прекрасная возможность
- 4.47 6:xlvii. Безмолвие
- 4.48 6:xlviii. Как по волшебству
- 4.49 6:xlix. Контакт
- 4.50 6:l. Осколки
- 4.51 6:li. Погибель
- 4.52 6:lii. Предречённая судьба
- 5 ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ГЕРОИ В ЗАПАДНЕ, ЧУДОВИЩА В ЛАБИРИНТЕ
- 5.1 7:i. Участь давних товарищей
- 5.2 7:ii. Сейчас и здесь
- 5.3 7:iii. Зараза
- 5.4 7:iv. Колдун
- 5.5 7:v. Бессмертный Фо
- 5.6 7:vi. Приготовить последнее оружие
- 5.7 7:vii. На краю
- 5.8 7:viii. Смертельный поединок
- 5.9 7:ix. Как пережить победу
- 5.10 7:х. Стратегия воспрещения
- 5.11 7:xi. Масштабная проверка работоспособности
- 5.12 7:хii. Корсвейн в ловушке
- 5.13 7:xiii. Путь
- 5.14 7:xiv. Клыки Льва
- 5.15 7:xv. Из праха
- 5.16 7:xvi. Последние приказы
- 5.17 7:xvii. «Я рассмотрю любую возможность...»
- 5.18 7:xviii. «Ксанфус»
- 5.19 7:xix. На что способна вера
- 5.20 7:хх. Тайные знания Императора
- 5.21 7:xxi. Незавершённое дело
- 5.22 7:ххii. На Опрокинутой Скале
- 5.23 7:xxiii. На этот раз — навсегда
- 5.24 7:xxiv. Там, где они падут
- 5.25 7:xxv. Рекс Тенебрис
- 5.26 7:xxvi. Выживший
- 5.27 7:xxvii. Ты — Олланий Перссон
- 5.28 7:xxviii. Закрой глаза
- 5.29 7:xxix. MM226
- 5.30 7:ххх. Кладбище городов
- 5.31 7:xxxi. Старый солдат
- 5.32 7 :хххii. Даже если это будет стоить нам всем жизни
- 5.33 7:xxxiii. Последний бой воина Эрды
- 5.34 7:xxxiv. «Я не поэтому велела вам бежать...»
- 5.35 7:xxxv. Холодное и мёртвое
- 5.36 7:xxxvi. Братья по оружию
- 5.37 7:xxxvii. Умерев, она оживает вновь
- 5.38 7:xxxviii. Расклад
- 5.39 7:xxxix. Уток и основа
- 5.40 7:xl. Последняя конфигурация
- 5.41 7:xli. Долг и вера
- 5.42 7:xlii. Чёрная звезда
- 5.43 7:xliii. Брат мой
- 5.44 7:xliv. Изменённая судьба
- 6 ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. СМЕРТЬ
- 6.1 8:i. Ангел и палач
- 6.2 8:ii. Король в тёмном венце
- 6.3 8:iii. Проигнорированное предупреждение
- 6.4 8:iv. Воплощение
- 6.5 8:v. Ангел и добыча
- 6.6 8:vi. Человек, который ничего не сделал
- 6.7 8:vii. Точка обзора
- 6.8 8:viii. Ангел и мучитель
- 6.9 8:ix. Погружение в безумие
- 6.10 8:х. Апостол
- 6.11 8:xi. Путь Избранного
- 6.12 8:хii. Это невыносимо
- 6.13 8:xiii. Единственный логичный вариант
- 6.14 8:xiv. Ошиблись во всём
- 6.15 8:xv. Последний рывок
- 6.16 8:xvi. Осколки
- 6.17 8:xvii. До встречи
- 6.18 8:xviii. Только война
- 6.19 8:xix. В пламя
- 6.20 8:хх. Шестьдесят три секунды
- 6.21 8:xxi. Среди мёртвых
- 6.22 8:ххii. Время прощаться
- 6.23 8:xxiii. Смерть
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Император — Повелитель Человечества, Последний и Первый Владыка Империума
Хорус Луперкаль — примарх XVI легиона, возвышенный сосуд Хаоса
Защитники Терры
Малкадор Сигиллит — регент Империума
Константин Вальдор — капитан-генерал Легио Кустодес
Лояльные примархи
Рогал Дорн — Преторианец Терры, примарх VII легиона
Сангвиний — Великий Ангел, примарх IX легиона
Вулкан — Последний Страж, примарх XVIII легиона
Легио Кустодес
Диоклетиан Корос — трибун
Айос Раджа — Соратник-гетерон
Цекальт Даск — проконсул-гетерон
Азкарель Офит — проконсул-гетерон
Доло Ламора — Соратник-часовой
Людовик — проконсул-гиканат
Симаркант — хранитель
Ксадоф — Соратник-хранитель
Каредо — гетерон-таранат
Равенгаст — Соратник-гетерон
Таурид — гетерон-часовой
Нмембо — Соратник-гетерон
Загр — гиканат (гетерон)
Альдель — Соратник-гетерон
Моз
Тибериан
Каледас — префект
Лафрос
Ксохас Тьян — часовой
Амон Тавромахиан — кустодий
Сёстры Безмолвия
Каэрия Касрин — Рыцарь Забвения, кадр «Стальные Лисы»
Моци Додома — сестра-смотрительница
Афон Ирэ — командор бдения из Рапторской гвардии
Шриника Ридхи — рыцарь-центура, кадр «Облачные Леопарды»
Избранные Малкадора
Халид Хассан
Заранчек Ксанфус
Мориана Мохаузен
Галлент Сидози
Гарвель Локен — Одинокий Волк
Офицеры и старшие командиры Военной Палаты
Сандрина Икаро — вторая госпожа-тактике Террестрия
Илия Раваллион — стратег
Йонас Гастон — младший офицер
Лорды Совета Терры и верховные чины
Загрей Кейн — фабрикатор в изгнании
Немо Чжи-Мэн — хормейстер Адептус Астра Телепатика
Эйрех Хальферфесс — астротелеграфика экзульта из Высокой Башни
VII легион, Имперские Кулаки
Архам — магистр хускарлов
Фафнир Ранн — лорд-сенешаль, капитан Первого штурмового отряда
Фиск Гален — капитан, 19-я тактическая рота
Вал Тархос — сержант, 19-я тактическая рота
Максимус Тейн — капитан, 22-я «Образцовая» рота
Леод Болдуин
Калодин
Лигнис
Бедвир
Деварлин
Мизос
Хонфлер — претор-капитан
Колхис — ветеран
Ноксар — ветеран
Берендол — хускарл
Молвэ — инициат
Демений — инициат
Тамос Рох — вексиларий
Гвил Конорт
Сигизмунд
V легион, Белые Шрамы
Шибан, по прозвищу Тахсир — хан
Соджук — хан
Намахи — владыка кэшика
Хемхеда — хан
Кизо — разведчик
Ибелин Кумо
IX легион, Кровавые Ангелы
Ралдорон — первый капитан, Первый капитул
Азкаэллон — герольд Сангвинарной гвардии
Тэрвельт Иказати — Сангвинарный гвардеец
Доминион Зефон — Несущий Печаль
Нассир Амит, Расчленитель
Сародон Сакр
Махелдарон
Мешол
Дитал Мегий
Зеалис Варенс
Кристаф Кристаферос
Ринас Дол
Кистос Гаэллон
Хот Меффиил
Сател Аймери
Хорадал Фурио
Эмхон Люкс
Маликс Гест
Разбитые легионы
Аток Абидеми — Драаксвард, Восемнадцатый легион, Саламандры
Оди Сартак — капитан, VI легион, Космические Волки
Тьярас Грунли — VI легион, Космические Волки
Аэрим Люр — XIX легион, Гвардия Ворона
Н’нконо Эмба — костровой, XVIII легион, Саламандры
Рева Медузи — сержант, X легион, Железные Руки
I легион, Тёмные Ангелы
Корсвейн — лорд-сенешаль, Гончая Калибана
Адофель — магистр капитула
Траган — капитан 9-го ордена
Ворлуа
Бруктас
Харлок
Бламирес
Ванитал
Эрлориал
Карлои
Азрадаил
Тандерион
Картей
Захариил
Имперская Армия (Эксертус, ауксилия и прочие)
Алдана Агата — маршал, Антиохийский Миль Веспери
Файкс — её адъютант
Михаил — капитан, 403-й Стратилатов крайней меры
Удавка — 403-й Стратилатов крайней меры
Франна Бизе — майор, 16-й Литрийский, Эксертус
и другие
Префектус
Геллик Мауэр — боэтарх
Орден дознавателей
Кирилл Зиндерманн
Лита Танг
Конклав граждан
Эуфратия Киилер
Эйлд
Переванна
Верефт
Кацухиро
Воинство предателей
XVI легион, Сыны Хоруса
Эзекиль Абаддон — первый капитан
Кинор Аргонис — советник магистра войны Луперкаля
Улнок — адъютант первого капитана
Азелас Баракса — капитан 2-й роты
Калтос — 2-я рота
Тархиз Малабре — командир Катуланских налётчиков
Хеллас Сикар — командир юстаэринцев
Тарас Бальт — капитан 3-й роты
Тиро Тамеке — 3-я рота
Вор Икари — капитан 4-й роты
Ксофар Беруддин — капитан 5-й роты
Экрон Фал — центурион-юстаэринец
Калинт — капитан 9-й роты
Селгар Доргаддон — капитан 10-й роты
Зистрион — капитан 13-й роты
Джераддон — капитан
Ирманд — капитан
Фето Зелецис — претор-капитан
Арнанод — сержант
Гаст — терминатор-юстаэринец
Вария — терминатор-юстаэринец
XIV легион, Гвардия Смерти
Тиф — первый капитан
Сероб Каргул — лорд «Контемптор»
Воркс — Повелитель Тишины
Кадекс Илкарион
Каифа Морарг
Мельфиор Кро
Скалидас Герерг
XVII легион, Несущие Слово
Эреб — Тёмный Апостол
VIII легион, Повелители Ночи
Хагашу
Люкориф — раптор
Тёмные механикумы
Клейн Пент — Пятый последователь Нул
Айет-Один-Тэг — спикер связанного единства военного поместья Эпта
Прочие
Базилио Фо — военный преступник
Андромеда-17 — геноведьма селенарского культа
Давние товарищи
Олл Перссон — Вечный
Джон Грамматикус — логокинетик
Кэтт — несанкционированный псайкер
Гебет Зибес — рабочий
Догент Кранк — солдат
Графт — сельскохозяйственный сервитор
Актея — пророчица
Лидва — протоастартес
ИНТЕРЛЮДИЯ. СВИДЕТЕЛИ
i. Танец без конца
Театр масок посетил Ультве в первый раз со времён Грехопадения. Актёры появились внезапно, сродни нежданному подарку. Вереница риллиетанн, невиданных прежде столетия, вышла из пологого света стрельчатой арки врат и молча прошествовала по чертогам из призрачной кости в Овацию. Там, без прелюдий и увертюр, началось представление.
Азуриане Ультанаш Шельве собрались посмотреть. Задавались вопросы: «В чём смысл? Это благой знак или дурной? Как называется этот танец?»
Эльдрад Ультран знает ответы. Пускай со времён катастрофы арлекины скрывались в Паутине, оберегаемые Смеющимся богом Цегорахом, их пляска не останавливалась ни на минуту. Они продолжали её в добровольном изгнании, сохраняя старые произведения, например «Полутень» и «Ухмыляющуюся луну», и добавляя новые, такие как «Танец без конца». Насладиться последним Эльдраду не доводилось, но он слышал рассказы о новой пьесе. Этот великий обряд скорби, что описывает трагедию Грехопадения, проник в репертуар арлекинов за годы уединения.
Ультран пришёл в Овацию вместе со всеми. Здесь его любимое место во всём Ультве. Несмотря на огромные размеры рукотворного мира, только тут, как кажется провидцу, можно почувствовать себя за пределами отсеков и помещений. Гость может насладиться видом неба, спокойного заката и просторного луга, поросшего травой айток. Она плавно покачивается на слабом ветру. В центре находится километровой ширины сцена, окружённая кольцом бурых камней. От них в безмолвном полумраке тянутся длинные тени. Всё это не настоящее. Цепочки пси-энграмм в палубе и сводах из призрачной кости собирают образы из воспоминаний, а оптические поля заставляют пространство казаться больше, чем на самом деле. Эльдрад стоит среди камней рядом с другими зрителями и наблюдает за представлением, ощущает касание фальшивых солнечных лучей, вспоминает, как пахнут айток и дикие цветы. За воображаемым горизонтом клубятся тучи и сверкают молнии. Но доносящийся шум — это вовсе не гром, а вспышки — не молнии. Так трещат расположенные по периметру залы пространственные врата.
Танец великолепен. Весь ансамбль: труппы мимов, шутов и колдунов, светлых, тёмных и тех, что между ними, — подчиняется командам главного Арлекина. Все облачены в переливающиеся маскарадные костюмы и носят ложные лица выбранных ролей — агаит. Важность пьесы подчёркивает синяя тень солитера, замершая среди остальных артистов. Движения танца на поляне среди камней идеально выверены и плавны.
И как только танец заканчивается, арлекины начинают всё заново, раз за разом повторяя выступление.
Слух разошёлся. Несмотря на растущую тревогу и отчаянные попытки подготовиться к грядущему, посланцы разбросанного среди звёзд народа эльдаров приходят на представление. Первую арлекинаду после Грехопадения нельзя пропускать. Гости выходят из высоких врат. Они прибывают из рукотворных миров — и из тех, что готовятся к войне, и из тех, что на всех парах бегут от неё на край Галактики; из драгоценных старых миров, спешно укрепляющих оборону; из потаённых девственных миров, что прячут мысли в колбах из стекла душ; из общин экзодитов, что удаляются в свои тайные убежища. Независимо от обстоятельств, представление нужно посетить.
А потом — никого. Волны нематериального ужаса поднимаются и выплёскиваются из высоких порталов. Проходы утратили стабильность. Старые пути перекрыты. Эльдрад велит запечатать врата. Тем, кто успел, придётся остаться. Остальным не суждено прибыть. Многие пропали в пути.
Эльдрад этого ожидал. Но, как он вынужден с неохотой признать, не предвидел. В последние несколько недель искусство прорицателей стало ненадёжным. Из-за эфирных возмущений все образы покрылись туманом и тенью. А теперь и путешествия стали невозможными. Будущее либо скрылось от взора азуриан, либо перестало существовать.
Последней из врат вышла Нечреворт, посланница Комморры.
Представителя презренных и падших собратьев тут же окружают стражи.
— Я пришла посмотреть. Без оружия, — произносит эльдарка, поднимая покрытые шрамами руки и хищно улыбаясь. — Вы меня прогоняете?
— Я никого не прогоню, — отвечает Эльдрад. — Даже эльдарит иннеас. Это представление предназначено для нашей крови, в чьих бы жилах она ни текла.
Подчиняясь безмолвному приказу, стражи отступают.
— Думаю, нашей крови прольётся немало, — говорит посланница Комморры, шагая по траве рядом с провидцем. — Твоей. Моей. А ты как думаешь?
— Звучит как пророчество, драконт Нечреворт. Я думал, друкари отреклись от искусства ясновидения.
— Не нужно быть пророком, чтобы увидеть надвигающуюся беду. Мон-кеи превзошли все ожидания. Они многих утянут в пропасть за собой.
Труппа выступает уже девять дней. На сцене Овации изящные фигуры танцоров изображают экстаз и агонию, двигаясь с текучей грацией и математической точностью. Они кувыркаются в воздухе, словно птицы, кружатся, как листья на ветру, прыгают, перекатываются и изгибаются. Клетчатые костюмы сверкают и переливаются. Как только танец заканчивается, арлекины начинают исполнять комплекс театральных движений заново.
Небо кажется высеченным из затвердевшего дыма, а ветер пахнет грустью. Эльдрад и кабалитский драконт присоединяются к остальным зрителям, наблюдающим за представлением с каменных уступов. Провидец замечает, как автархи презрительно отводят глаза, как экзархи кривят губы при виде друкари, как экзодиты отходят подальше. Но никто не решается угрожать, ибо никто не хочет злоупотребить гостеприимством Ультве.
Однако посланница Ияндена, кажется, не испытывает неловкости: она подходит к Эльдраду, не чураясь драконта.
— Что ты видел? — едва слышно спрашивает она, наблюдая за арлекинадой.
— Ничего, Мелендри, — отвечает эльдар.
— Но ведь смотрел?
— Ты подумала, прежде чем задать этот вопрос, Серебряная Душа? Да, я смотрел. Там ничего нет. И, судя по страху, что плещется в глазах, ты и так это знаешь. Я знаю, ты тоже пыталась. Ничего не разобрать. И даже будь оно иначе, что хорошего мы могли бы узреть? Предвидеть — значит знать, что грядёт. Какой толк от того, что мы просто посмотрим?
— Предвосхищение событий всегда было нашей силой, — говорит гостья. — Так мы читаем путь и получаем возможность менять шаги.
Эльдрад внимательно всматривается в собеседницу.
— Прекрасно, что ты в это веришь. И в то же время ужасно, что до сих пор не разочаровалась в подобных идеях.
— Предвидение принесло мне немало побед.
— Может, и так.
— Я предрекала поражения и изменяла пути, приводя Иянден к триумфу.
— Правда, Серебряная Душа? А может, просто воины сражались усерднее и победу одерживали они?
— Прискорбно, что великий ясновидец так отзывается о своём ремесле, — хмурится она. — Почему же азурианам было даровано видение будущего, если они бессильны его изменить?
— Потому что жизнь жестока.
— Эльдрад, я прибыла спросить твоего совета, ибо Ультве видит дальше, чем...
— Ты прибыла, чтобы увидеть спектакль. Вот и всё. Арлекины покинули убежища и танцуют для нас. Этого достаточно, чтобы всё понять. Величайшая катастрофа разворачивается среди звёзд. Повезёт, если мы её переживём.
— Мы предвидели её много лет назад. И теперь, когда она на пороге, должно же быть что-то...
— И ты только сейчас спрашиваешь совета, ияндени? Когда азуриане потратили годы, избегая контактов с млекопитающими и игнорируя их войны? Мы знали, что они выгорят. Мы это видели. Вот что сейчас происходит.
— Но посмотри на масштабы, Эльдрад. Да, мы предрекли падение, но недооценили его разрушительный потенциал. Их родной мир, что стал фокусом всей накопленной злобы, сейчас прожигает реальность, как раскалённый уголь шёлковые платки. Варп просачивается сквозь эту брешь. Наш взор затуманен, а арлекины вышли на сцену. Это может значить только одно: их падение станет и нашим тоже. Бездна поглотит всех.
— Тогда беги, Серебряная Душа.
— Иянден бежит, Ультран.
— А Ультве не может. Мы застряли в рубцовой ткани наших ошибок.
— И вы... сдаётесь?
Провидец отворачивается от гостьи и обводит взглядом других посланников, с интересом наблюдавших за беседой. Он замечает удивлённую ухмылку Нечреворт.
Эльдрад Ультран трижды хлопает в ладоши.
— Остановите представление! — приказывает он.
Танцоры вздрагивают и замирают. Арлекины, собравшиеся на Овации, сверлят провидца недобрыми взглядами из-под пугающих масок. Некоторые припали к земле, готовые прыгнуть или исполнить пируэт, иные опустили вытянутые руки. Теперь только трава покачивается на ветру.
Эльдрад поднимает руки, стоя в лучах трепещущего подобно крыльям мотылька света. Мантия обращается в пар, её место занимают блестящие полосы из пластичного материала. Они оборачиваются вокруг конечностей и тела Эльдара, заключая его в боевую броню.
— Я расскажу, что видел, — объявляет он всем собравшимся. — Я поведаю о том, что совершил.
Арлекины шипят и сбиваются в единую массу гибких тел, обнимая друг друга.
— Когда-то по проложенному нами пути шла великая цивилизация, — произносит провидец. — Они многого достигли. Никто не смел встать у них на пути. Они унаследовали звёзды и всё, что между ними...
— Нам не нужны исторические экскурсы, Эльдрад, — говорит Коуриан с Биель-Тана.
— ...и, достигнув пика могущества, увидели, куда ведёт их путь. И всё же решили не менять шагов и не сворачивать с него.
Мелендри выглядит оскорблённой.
— Не нужно вспоминать о постигшей нас катастрофе, чтобы снова очернить искусство провидения, — говорит она.
— Нас? — вопрошает Эльдрад.
— Ты говоришь об азурианах во времена, когда Она ещё не пришла, чтобы утолить нами свою жажду. Всем известна эта история. Все скорбят об ошибках прошлого. Но не нужно использовать её в качестве аргумента в спорах. Та потеря, какой бы страшной она ни была, только подчеркнула необходимость нашего ремесла. Узрев грядущее, мы можем действовать. Мы можем изменить то, что ещё не наступило. И этот горький урок мы извлекли из Грехопадения. Тогда нас ослепила гордыня. Предвидение было нужно, чтобы...
— История не о нас, — отвечает Эльдрад. — Я говорил об иной, куда более юной цивилизации. Они делают те же шаги — словно мы с ними учили один танец и сейчас исполняем его дуэтом. Они повторяют всё, что делали мы.
— Они — низшие создания, — шипит Джайн Зар. — На миллион лет позади нас. Они пытаются подражать нашей былой славе, но никогда не смогут подняться до нужного уровня. Мы игнорировали их разрастающееся государство, насколько могли, и не лезли в их дела. Скоро от них ничего не останется.
— Очень скоро, — соглашается Эльдрад. — Однако меня беспокоит процесс их гибели.
Он обводит собравшихся взглядом.
— Много поколений назад мы предсказали падение человечества. Да, давайте использовать этот термин. Итак, мы предвидели проклятую судьбу людей. Выскочки, нужно признать, создали империю, достойную так называться. Их жизненная сила поражала. Мы видели, как они, погрязнув в гордыне, повторяют наши ошибки. Мы ждали неизбежного краха, ибо такова судьба каждой цивилизации, что начинает использовать силы разума для собственной выгоды. Я предупреждал. Ультве предупреждал, но вы отказались вмешаться. И тогда я решил игнорировать ваше мнение.
Со всех сторон доносится исполненный смятения ропот.
— Я манипулировал отдельными участниками происходящего в надежде предотвратить катастрофу, ибо уже тогда мне было известно то, что вы видите сейчас. Не только человечеству суждено погибнуть. Но мои усилия, несмотря на годы стараний, почти не принесли результатов. Некоторые решения оказались неудачными, и я касался нитей судьбы, пытаясь их исправить, насколько это возможно. Я-то хотя бы пытался. А теперь вы, отчаявшись, говорите, что пора действовать. Слишком поздно. Тот, кого называют Хорусом Луперкалем, получил силу, с которой нам не справиться. У меня остался последний агент. Он смог сделать так, что у противников Луперкаля оказалось на одного могучего защитника больше. К ним присоединился Прометеец. Возможно, агенту удастся что-то ещё, но, боюсь, это напрасная надежда. Наш взор притупился, потому что нет больше будущего, в которое можно заглянуть. Нет иного решения, кроме как следовать выбранному вами пути и дать им сгореть. А потом бороться с пламенем пожаров, когда они докатятся до наших стен. Или, если судьба решит жестоко пошутить и человечество переживёт падение, пора готовиться к войне с искалеченной цивилизацией, подпитанной хаосом. Но сейчас остаётся только ждать. Арлекины пришли показать нам «Танец без конца» и напомнить, что мы способны выдержать многое, — ибо впереди ждут испытания. И нам предстоит оплакать — потому что так правильно — гибель целого разумного вида.
— Хорошо сказано, — Нечреворт первой нарушает повисшую тишину. — Но кое в чём ты ошибся.
— И в чём же?
Она машет рукой в сторону замерших арлекинов.
— Это, о верховный ясновидец Ультве, был вовсе не «Танец без конца».
— Объяснись, друкари.
— Я уже видела спектакль, о котором ты говоришь. Труппы арлекинов не покидали тропы Паутины с момента появления Той-что-жаждет, но давали представления на верхних уровнях Комморры.
— Только для вас? — спрашивает Джайн Зар.
— Мы ничего не скрывали, — пожимает плечами Нечреворт. — Но никто не захотел прийти. Мы бы с радостью приняли гостей. Мы же не дикари и уважаем условия перемирия театра масок не хуже вашего. Но не суть. Я уже видела «Танец без конца». Трижды. И каждый раз рыдала от стыда и ярости, вспоминая утраченное. Я знаю шаги и порядок действий. Это другой танец.
— Конечно же, это он, — настаивает Эльдрад.
— Да, провидец, они очень похожи. Форма, структура и многие движения. Он выстроен по тому же принципу. В нём то же количество артистов и то же деление на светлые, тёмные и сумеречные труппы. Четверо мимов так же изображают демонов. Шуты смерти всё так же играют жнецов душ. Они рассказывают о падении цивилизации и рождении бога. Но эти девять актёров играют не старую расу. А солитер-аребенниан — это не Та-что-жаждет.
— Ты ошибаешься, — говорит Эльдрад.
— Правда? — усмехается посланница друкари. — Будь так, я была бы рада.
Она переводит взгляд на арлекинов.
— Как называется ваш танец?
— «Танец Конца и Смерти», — шипит глава труппы. Слова звучат странно, будто арлекин не разговаривал очень давно и забыл, как это делается.
— И чью роль играет солитер?
— Того, кто ещё не родился, — отвечает глава с утробным рыком. — Нового бога.
Эльдрад чувствует, как по коже бежит холодок, и дело вовсе не в симуляции прохладного ветра. Как он мог не заметить? Или просто предпочёл не видеть столь ужасных событий?
— Как называется твоя роль? — спрашивает он у солиста в капюшоне.
— Тёмный Король, — отвечает тот.
ii. Пятно дисгармонии
Марс слушает. Марс смотрит. Марс ждёт.
Здесь никогда не бывает тихо: всегда остаётся приглушённый гул готовности и терпения. Всё работает ради единой, священной цели. Все звуки сливаются в один. Это низкое, басовитое урчание священных рек данных: проходя сквозь гиперохлаждённые ядра масс-когитаторов, они создают и постоянно обновляют модель божественной реальности. Это спокойная работа глубинных реакторов, погружённых в мантию планеты через пробурённую в коре шахту. Они генерируют и направляют колоссальное количество энергии. Это стон ветров, перебирающих струны высокопрочных тросов, что удерживают сенсорные тарелки. Они похожи на гигантские, десяти километров в диаметре, цветы, распустившиеся в рукотворных кратерах, которые с величайшей точностью вырезаны в толще красной скалы на равнине Лантис. Это самый большой локатор в Солярном царстве.
Это треск и щелчки детекторов радиации на выжженной поверхности и скрежет погодных установок в бескрайних, освещённых красным светом ангарах. Это движение миллиарда адептов и магосов, что текут по коридорам кузниц, словно кровь по жилам. У каждого есть задача, служащая достижению общей цели. Это рокот работающих вхолостую двигателей, доносящийся, подобно далёкому грому, от бесчисленных транспортных кораблей, висящих в оранжево-голубом марсианском небе, как волшебные острова, или присосавшихся, подобно тле, к швартовочным шпилям Железного Кольца. Сей флот, не уступающий масштабами тому, что находится под командой магистра войны, предназначен для восстановления и перековки. Это пульсация пречистых стандартных шаблонных конструкций в стазисных архивах. Это бесконечный двоичный стрёкот ноосферы, связавшей воедино все компоненты истинного Механикум, — шепчущий голос самого Марса, доносящийся отовсюду и направленный ко всему. Он успокаивает, придаёт уверенность, дарует просветление и точность суждений. Он — всеведущ.
Марс ждёт. Всё его жречество, идеальное слияние божественной машины и духовной органики, синхронизированное внутри города размером с континент, изменяет лик планеты, подобно аугметическому импланту. Всё оно искренне предано истинному, настоящему Омниссии, явившему наконец свой лик...
Марс ждёт, когда будет отдан приказ. В самом сердце горы Олимп Кельбор-Хал ждёт, когда наступит момент его отдать.
Генерал-фабрикатор погружён в ноосферный экстаз и созерцает океан данных из глубин кокона, сплетённого из волоконных кабелей. Вогнутые тарелки на равнине Лантис стали его глазами; объединённый в сеть рой орбитальных ауспиков — ушами, а направленные в небеса системы авгуров и прогностикаторные машины — сердцем. Он созерцает и анализирует потоки данных, тщательно рассматривая даже мельчайшие и, казалось бы, незначительные фрагменты кода. Он не спит, ибо не нуждается в сне. Он не испытывает нетерпения, ибо оно противоположно терпению и является свойством органических существ, а эту свою ипостась Кельбор-Хал давно отсёк, вместе с конечностями, зубами и большинством органов. В нём более нет места раздражению или напряжённому ожиданию, которые терзали бы существо из плоти. Есть только двоичный синтез пассивного и активного состояний.
Пассивное: он ждёт и поглощает данные. Активное: он отмечает ход времени и отсутствие ответов на запросы. Пассивное: его глаза-тарелки изучают болезненное свечение, исходящее от астрономической позиции Терры на небосводе. Активное: он фиксирует стабильное снижение объёма надёжной информации из данного региона. Пропадают сигналы кораблей флота магистра войны, отчёты о ходе военных действий на поверхности планеты становятся нерегулярными, постоянно растёт уровень имматериального излучения. Пассивное: он следит за работой масс-когитаторов, занятых изучением спектров этой новой энергии, занимается подбором названий и определений для обнаруженных феноменов, строит гипотезы об их взаимодействии с материальным пространством. Активное: он перепроверяет последние сообщения, полученные от магистра войны, условия их непростого договора и объём ресурсов, которые Марс согласился выделить.
Кельбор-Хал не собирается нарушать договор. Истинные механикумы не отступят от своего слова. Все до единого пункты соглашения будут исполнены.
Когда Луперкаль подаст сигнал о завершении осады, приведении Терры к согласию и свержении омерзительного Ложного Императора, генерал-фабрикатор отдаст приказ, Марс придёт в движение и ожидающий на орбите флот отправится в путь, чтобы начать реконструкцию и восстановление Тронного мира.
В личном архиве Кельбор-Хал отмечает, что на исполнение задачи понадобилось больше времени, чем планировалось изначально. Ложный Император и его силы оказали крайне упорное сопротивление, превзошедшее все, даже самые смелые прогнозы. Генерал-фабрикатор никогда не позволял себе недооценивать Ложного Императора. Несмотря на яростно декларируемую светскую природу и отрицание даже намёков на духовность, так называемый Повелитель Человечества прибыл на Красную планету в образе бога. Он совершенно осознанно молчал о своей божественной природе, одновременно намекая на неё. И это стало триумфом веры над истиной, подкреплённой доказательством. Механикумы приняли Императора за Омниссию Воплощённого, а он не стал этого отрицать. Его устраивал коленопреклонённый и слепо исполняющий приказы Марс. Это дало начало Схизме, кризису веры, едва не погубившему жречество Бога-Машины. В те смутные времена были вскрыты запретные хранилища, и новые тайны оказались извлечены из логических блоков. Еретехи нарекли их мусорным кодом, заразными мнеморечами изуверского интеллекта, но Кельбор-Хал и верные ему магосы смогли узреть истину. Писание Моравека несло подлинное слово Омниссии. Император Терры никогда не был воплощением бога. С помощью кода писания Кельбор-Хал объединил и исцелил Марс, починил его, связал в единое абсолютное целое и создал новых, истинных механикумов на руинах старой теократии.
Кельбор-Хал не позволит Ложному Императору снова обмануть его родичей. Божественный и священный Марс выйдет из противостояния победителем, а Терра падёт и заберёт с собой Повелителя Ереси.
Генерал-фабрикатор внимательно наблюдает. Степень повреждения реальности вследствие побочных эффектов процедуры приведения к согласию также значительно превышает параметры изначальных моделей. Ткань пространства истончается и рассыпается всё быстрее. Было обнаружено девятнадцать ранее неизвестных форм ксеноэфирной энергии. Кельбор-Хал задумывается о том, что останется от планеты в итоге. Будет ли на месте Терры хоть что-то, что его люди смогут восстановить? Возможно, из-за полученных повреждений Терру придётся бросить, и новым Тронным миром станет Марс. Такой исход угоден Омниссии.
Кельбор-Хал ждёт. Марс ждёт. Они — одно целое. Жрец и планета слились в единую симбиотическую сущность, готовую в любой момент прийти в движение.
Ровный гул немного меняется. Причина кроется в мельчайшем субгармоническом смещении, которое может заметить только генерал-фабрикатор. Малозначимая переменная. Ошибка в одном символе кода.
Кельбор-Хал с любопытством отыскивает эту аномалию и вытаскивает её на поверхность океана данных для изучения. Так человек мог бы поднять песчинку с морского дна. Отклонение совсем крошечное. Одна-единственная протоклетка дисгармонирует с остальным организмом реальности. Поначалу генерал-фабрикатор даже не может понять природу ошибки. Он корректирует параметры ноосферы и начинает более подробный анализ.
Он видит небольшое пятнышко дисгармонии. Одинокий пакет данных, один из триллиона, что ежесекундно проходят сквозь сенсорные системы Марса. Его временные параметры отличаются от остальных на одну миллионную секунды, даже с учётом погрешностей. У данных неправильное время. Кельбор-Хал предполагает, что дело в микроскопических ошибках сети ауспиков, в мельчайшем несовершенстве систем слежения Марса. Активное состояние: он проверяет гипотезу, проводя диагностику устройств, надеясь найти дефект в машинах, неполадку, задержку или потерянные при передаче данные. Затем приказывает провести повторную проверку и сравнить результаты.
Это немного забавляет. Неполадки возможны в любых, даже самых совершенных системах. Так говорят священные законы энтропии. Он всегда получал удовольствие от исправления ошибок, ибо таков путь к совершенству. И это первая ошибка за четыре месяца. Теперь есть чем заняться, помимо ожидания.
Отчёт не содержит данных о неполадках. Повторное сканирование воспроизводит аномалию. Генерал-фабрикатор переходит в активное состояние и снова приказывает провести диагностику и сканирование. Отчёт не содержит данных о неполадках. Повторное сканирование выявляет две ошибки. Два пятнышка дисгармонии. Две временных аномалии.
Кельбор-Хал переключает всех старших магосов на решение этой задачи. К моменту, когда они приступают к работе (через четыре наносекунды), количество ошибок вырастает до четырёх. Затем — до шестнадцати. Затем — до двухсот пятидесяти шести.
Генерал-фабрикатор наблюдает за каскадом аномалий. Зона темпорального коллапса стремительно расширяется. Эпицентр находится на Терре, но ударная волна быстро разносится по всему Солярному царству.
Время сломалось. Четыре измерения реального пространства перестают существовать, уступая под натиском потусторонних сил, прорывающихся сквозь разлом, созданный магистром войны.
Время сломалось. Кельбор-Хал, поразмыслив, решает поменять эту чудовищно неточную формулировку. Время не сломано. Оно замерло. Остановилось. Застыло. Зависло.
Ровный гул Марса снова меняется. Из глубин кузни доносится тревожный вой сирен. Кельбор-Хал составляет срочное сообщение магистру войны и ставит его на повтор. Генерал-фабрикатор наблюдает за волной не-времени: она катится от Терры и начинает захлёстывать территории Марса. Он видит, как тщательно настроенные хронометры кузниц замирают и гаснут.
Он видит, как останавливаются стрелки часов.
Он видит, как безграничные архивы данных в пещерах его вотчины начинают меняться и переписывать сами себя, превращаясь в новые блоки информации. Они все одинаковые. В них содержится всего одно слово на двоичном коде. Это имя. Имя Омниссии. Нового Омниссии. Истинного Омниссии.
Кельбор-Хал начинает кричать, хотя это совсем на него не похоже.
iii. Последняя комбинация
Сохраняя вынужденный режим тишины, люди играют не ради развлечения, но чтобы мозги хоть над чем-то работали. Первые два месяца Ниора Су-Кассен выбирала привычный регицид и сходилась в поединках с офицерами мостика, а когда появлялась возможность, с капитаном Халбрахтом и другими хускарлами и воинами Преторианца. Противостояние с Имперскими Кулаками на игральной доске казалось бессмысленным, пока Су-Кассен не поняла принципы военных стратегий, которые астартес транслировали в игру. Исключительно из любопытства она попыталась использовать некоторые тактики космических боёв, в частности теории нападения роем и осознанных жертв. Так ей удалось дважды одержать верх над Халбрахтом и трижды свести партию в ничью. И теперь она будет до конца жизни с удовольствием вспоминать выражение лица космодесантника. В те мгновения на нём отразилась уязвлённая гордость, смешанная с интересом и чуть ли не жаждой. Во время следующей игры Имперский Кулак проанализировал свои ошибки, распознал уловки соперницы и действовал с их учётом. Череда побед трансчеловека над смертной продолжилась. Поражения заставили его адаптироваться и стать сильнее. Выиграть ещё хоть раз ей было не суждено.
Но от регицида Су-Кассен отказалась по иной причине. Спустя два месяца игра, целью которой является убийство короля, стала навевать нехорошие ассоциации.
Вместо этого она начала исследовать корабль.
О, этот корабль! «Фаланга» — самая большая и могучая звёздная крепость, созданная человеком. Су-Кассен бродит по коридорам и галереям, по орудийным палубам и машинным отделениям часами, тщательно изучая системы, и иногда вносит кое-какие поправки или лично устраняет поломки. Она перебрасывается негромкими фразами со всеми встреченными по пути членами экипажа от офицеров на вахте до чумазых заряжающих и кочегаров. Узнаёт имена. Слушает истории из жизни. Изучает привычки и игры, за которыми люди коротают время. Регицид, гамбит-девятка и сенет пользуются успехом в офицерской столовой, аштапада — у картографов; го и «Псы и волки» — в командном пункте; кости и тотализатор — на жилых палубах; на корпусах автозарядных устройств играют в тарок, в камбузах — в сонг и картомантию, а в отстойниках котельных наспех перекидываются в тройную обманку.
Скука стала их главным врагом. И ещё постепенное падение боевого духа и готовности. «Фаланга», несмотря на всю свою мощь, прячется в тени колец Сатурна, скрываясь за магнитным полем газового гиганта. Вместе с ней прячутся сотни боевых кораблей лоялистов: ветераны Солярной войны, остатки флотов легионов, Сатурнианская флотилия и великолепный Юпитерианский флот. Они стоят на орбите с холодными двигателями, все системы работают на минимальных параметрах, стараясь выделять как можно меньше энергии и по возможности не подавать признаков жизни.
Это могучая армада, способная завоёвывать миры. Однако по сравнению с флотом предателей — просто горстка хилых бродяг, которые только и могут, что прятаться по канавам. Огромный рой кораблей, подчиняющихся магистру войны, полностью контролирует космос в пределах Солярного царства. Любое движение приведёт к обнаружению и смерти либо в прямом столкновении с воинством предателей, где термин «численное превосходство» будет казаться забавным преуменьшением, либо в бесконечных стычках с флотами, патрулирующими внутреннюю и внешнюю сферы. Они, будто стая хищников, растерзают лоялистов, убивая один корабль за другим.
Иногда Су-Кассен хочет отдать приказ и ринуться в битву. Славная гибель в бою не такой уж плохой вариант. Она адмирал Юпитерианского флота и гранд-адмирал Терры (пускай и исполняющий обязанности), воин до мозга костей. Она создана для войны так же, как и сама «Фаланга». Сражение, даже если в конце ждёт смерть, кажется предпочтительнее ожидания, которое с каждым днём всё сильнее походит на трусость. Су-Кассен мечтает о битве, разрабатывает стратегии и тактические манёвры. Но итог каждый раз одинаков: поражение и гибель от рук предателей. Это так же неизбежно, как победа Халбрахта в очередной партии в регицид. Но смысл-то в другом. Важно убить как можно больше врагов. Она представляет быстрый запуск реакторов, стремительное ускорение и прорыв потрёпанной армады на орбиту Терры. Целей хватит всем. Никто не вернётся, но, видит Трон, это будет хорошая смерть. Они дорого продадут свои жизни. Даже в одиночку «Фаланга» сможет выпотрошить дюжину гранд-крейсеров прежде, чем испустит дух. Они нанесут серьёзный урон флоту предателей, обрушат их фланг, сожгут всё, до чего смогут дотянуться, и будут продолжать, покуда хватит времени.
Было бы славно. Всяко лучше, чем бесконечное безмолвие. Хоть какое-то действие.
Но Су-Кассен держит мысли при себе. Халбрахт и остальные старшие офицеры не станут её слушать и, вероятно, отстранят от командования. «Фаланга» и остальная армада получили чёткие приказы: ждать, пока их не призовут. И затем молниеносно выйти на орбиту и эвакуировать Императора с Терры.
Они — последний козырь, последняя комбинация, которую лоялисты разыграют, признавая поражение. Последняя уловка, способ выйти из игры. Этот ход станет финальным подтверждением победы предателей.
Без них Император просто погибнет, претерпев окончательный разгром.
Хускарлы Преторианца и кустодии этого не допустят. Они сделают всё, чтобы сберечь Его жизнь. Даже если Терра падёт, что само по себе немыслимо, Он должен жить.
Ниора Су-Кассен ждёт последнего приказа. Время тянется, будто все часы остановились. Она сомневается, что Император допустит такой исход. О Его упорстве ходят легенды. Он не покинет Трон и не позволит себя увезти. В этом они похожи. Будут сражаться до конца. Не отступать. Не сдаваться. Насмерть.
Но приказы Дорна предельно ясны. Адмирал вместе с армадой кораблей и тысячами членов экипажей должны сидеть в засаде и ждать команды, которая никогда не поступит.
Су-Кассен откладывает разводной ключ в сторону. Поддавшись раздражению, она с такой силой стиснула инструмент, что тонкие пальцы побелели. Хочется закричать и выпустить пар, но разговаривать можно только шёпотом. Сенсорные системы врага вслушиваются в космическую пустоту, и даже эхо, отражающееся от стен отсека, может выдать позицию корабля. Су-Кассен пытается придумать способ убедить Халбрахта, но это невозможно. Особенно после ухода Корсвейна. Тёмный Ангел и десять тысяч воинов Первого легиона на мгновение стали огнём надежды, пока не выяснилось, что других подкреплений не будет. Они решились на самоубийственный полёт до Терры, надеясь отбить и снова зажечь Астрономикан. Адмиралу пришлось задействовать свои дипломатические навыки, чтобы получить разрешение Халбрахта на операцию и выделить под неё гигантский «Император Сомниум», флагман Императора. Только самый быстрый и технологически совершенный корабль во всём флоте мог ценой своего существования выполнить задачу. Корсвейн считал, что без света Астрономикана подкрепления никогда не отыщут путь к Терре.
Это произошло много дней назад, но Су-Кассен кажется, что прошли годы. Она наблюдала за славной атакой с мостика. На орбите Терры зажглись огненные точки и тут же погасли. «Сомниум» и корабли Тёмных Ангелов, что сопровождали его в последний бой, погибли, прорывая строй врага.
Новостей об успехе не пришло. Никто не знал, удалось ли кому-то добраться живым до поверхности.
Астрономикан не зажёгся.
Халбрахт воздержался от комментариев, но Су-Кассен и так знает, что произошедшее только укрепило его решимость.
Она бродит по тихим отсекам между нижним кормовым кольцом и 987-й слесарной мастерской. Прохаживается вдоль бесконечных рядов перехватчиков «Ксифон» в ангарах. Соблюдается ли режим тишины в тренировочных клетках астартес? Ей очень хочется рубануть кого-нибудь мечом.
Идущий навстречу матрос отдаёт честь. Су-Кассен несколько мгновений копается в памяти. Танстейр. Модит Танстейр, старшина второй статьи, приписан к машинному отделению. Она шёпотом приветствует его и справляется о здоровье — когда они встретились в прошлый раз, боец мучался от колик, вызванных не самой здоровой диетой из сухпайков. Ему лучше. Он благодарит адмирала за беспокойство. Су-Кассен интересуется его успехами в тароке, потому что с картами старшине везёт куда сильнее, чем со здоровьем. Танстейр отвечает, что стал жертвой собственного успеха — другие матросы отказываются играть, потому что он слишком часто выигрывает.
— И кроме того, — добавляет старшина, — все слишком увлечены тем, что показывает Монтак.
Су-Кассен тоже хочет посмотреть.
Монтак — Гильом Монтак, старший инженер машинного отделения — сидит в слесарной мастерской и, сгорбившись над ящиком для инструментов, одну за другой выкладывает на крышку потрёпанные карты таро. Колода старая и, судя по всему, стандартная — обычные старший и младший арканы. Собравшиеся вокруг зеваки почтительно расступаются, пропуская адмирала.
Старший инженер — старый, усатый ветеран с узловатыми, синюшными от постоянной работы с химикатами пальцами. Вообще гадания на картах запрещены, но Су-Кассен хорошо знакома с глубинными традициями и суевериями древних звёздных кланов. И моряки, и офицеры придают большое значение удаче и знамениям. Она не станет никого наказывать. У неё самой есть такая же колода. Монтак, похоже, всё понимает. Он нисколько не встревожен появлением адмирала и приветствует Су-Кассен кивком и улыбкой, прежде чем продолжить.
Леонормальный расклад. Старая форма, редкая. Пси-реактивные пластинки тускло светятся в полумраке мастерской. Монтак с некоторой театральностью переворачивает карты резким движением запястья. Каждый раз раздаётся щелчок.
Су-Кассен всматривается в изображения. Шут, символизирующий раздор; Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, перевёрнутый Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Монтак переворачивает последнюю карту. Тёмный Король.
Плохие карты. Наблюдатели начинают перешёптываться. Вероятно, потому, что тоже понимают дурные знаки. Но Монтак улыбается. По рукам начинают ходить деньги.
Су-Кассен хмурится. Она имеет некоторый опыт в гадании и видит только неудачный расклад и мрачные предзнаменования. Карты предсказывают раздор и мрачные повороты судьбы. Охваченный войной и уничтоженный мир, перевёрнутый трон... Ей известно, что нельзя толковать карты буквально, но Око, изображающее Окулярис Малифика и символизирующее падение ксеносов-альдари, до удивительного похоже на пульсирующий ореол нематериальной энергии, который, если верить приборам на мостике, сейчас окружает Тронный мир.
— Не понимаю, — шепчет она Танстейру. — Почему он так радуется?
— Потому что карты так легли, — отвечает тот.
— Но расклад же дурной.
— Да, — кивает матрос. — Опять.
Монтак разворачивается к адмиралу и подмигивает.
— Хотите сделать ставку? — Он мягкими движениями тасует колоду.
— На что? — спрашивает Су-Кассен.
— Сначала ставили на расклад, — поясняет Танстейр. — Монета за каждую угаданную карту. Но со вчерашнего дня...
— Что со вчерашнего дня?
— Со вчерашнего дня ставим просто на «да» или «нет». Будет ли расклад таким же или другим.
— Слишком много перестановок, — замечает Су-Кас сен. — Вы же не монетку бросаете.
— Это вам так кажется, — хмыкает Монтак.
— Каждый раз повторяется, — говорит Танстейр. — Один и тот же расклад.
— Сколько раз?
— Может, пятьдесят? — пожимает плечами Монтак. — Что-то около того. Подряд.
Адмирал моргает.
— Монтак, я знаю, что вы хороший человек и старый пройдоха. И, думаю, сейчас я вижу перед собой именно пройдоху. Вы жульничаете и надуваете людей.
— Ничего подобного, госпожа, — он протягивает адмиралу колоду. — Можете сами перемешать, если хотите. Прошу. Если колоду тасует тот, для кого гадают, то...
— Он передаёт ей свою энергию. Я в курсе.
Су-Кассен берёт карты. Их кромки приобрели такой же синий цвет, как и пальцы хозяина. Она четыре раза перетасовывает колоду, подснимает и дважды перемешивает карты каскадом.
— О, — улыбается Монтак. — Парни, да у нас тут настоящий шулер.
Матросы посмеиваются. Су-Кассен возвращает колоду. Монтак, облизнув палец, начинает выкладывать карты на ящик.
Шут, Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Последним появляется Тёмный Король.
Су-Кассен смотрит на пластинки.
— Монтак, я хочу, чтобы вы сожгли эти карты.
Монтак вопросительно смотрит на адмирала. Прежде чем она успевает ответить, оживает коммуникационный браслет на запястье Су-Кассен. На использование внутренней связи и громкоговорителей был наложен запрет. Мерцание устройства означает, что она нужна на мостике.
— Меня зовут. Сожгите карты немедленно. Это приказ.
Халбрахт ожидает её в похожем на мавзолей многоярусном командном отсеке.
— Лорд Халбрахт? — шепчет Су-Кассен, переступив порог.
Хускарл отводит её в сторону. На грубом лице застыло серьёзное выражение.
— Адмирал. Часы остановились.
— У нас неполадки? О каких часах речь?
— Вы не поняли, адмирал, — шёпотом отвечает астартес. — Все часы. Каждый хронометр на борту. Все до единого устройства отсчёта времени на «Фаланге». Даже световые визиры. Все остановились в одно мгновение.
— Мы... — начинает Су-Кассен. — Что?
Она хватает ртом воздух.
— У нас есть хоть какое-то объяснение? — спрашивает адмирал, стараясь взять себя в руки.
— По результатам анализа, активность имматериума в системе... — он мешкает с ответом, — неким образом повлияла на законы реальности. Время остановилось.
— Остановилось?
— В одной точке, да. Не движется ни вперёд, ни назад. Пауза. Пробел.
— И какую область затронула аномалия?
— Пока не знаем, адмирал. Возможно, всё Солярное царство. Возможно, больше.
Она кивает с таким видом, будто ничего особенного не произошло, потому что не хочет показывать команде растущий внутри комок страха. И не хочет демонстрировать слабость перед Халбрахтом.
— Прошу разобраться, — говорит она. — Настолько быстро, насколько возможно. Разрешаю использовать пассивные сенсорные системы, но только в безопасном диапазоне.
Халбрахт кивает.
Су-Кассен удаляется в свою каюту, двери которой выходят прямо на мостик. Полумрак знакомого отсека помогает немного успокоиться. Но этого недостаточно. Она открывает латунную подставку для напитков, наливает себе порцию амасека и опустошает бокал одним глотком.
Второй бокал допивается уже без спешки.
Су-Кассен вспоминает Монтака. Её собственная колода пси-реактивных пластинок лежит в ящике стола. Она на мгновение задумывается, извлекает их на свет, тасует и выкладывает на стол в надежде разоблачить трюк старого жулика.
Но не может избавиться от пугающей уверенности в том, что знает, каким будет расклад.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. «О, БЫТЬ И МНЕ БЫ... ТАКИМ ЖЕ НЕИЗМЕННЫМ...»[1]
5:i. Осколки
Мёртвых теперь больше, чем живых, но даже вместе они уступают числом неупокоенным и тем, кто никогда не был жив.
Трупы лежат вдоль Дельфийской стены в пять-шесть слоёв. Воины погибли здесь, прижавшись спинами к могучим бастионам. Они приняли последний бой, не имея возможности отступить. Конечности сплелись, тела тонут в жидкой грязи. И это не люди. Это боевые титаны.
Несколько ещё держатся на ногах. Последние машины лоялистов медленно отступают, прорываясь сквозь охватившие Палатин пожары. Шаг за шагом они бредут сквозь горящие кварталы, без устали разряжая орудия в наступающие порядки предателей. Запасы энергии и боеприпасов почти иссякли. Скоро лоялисты погибнут один за другим. Кто-то падёт под ударами тяжёлых орудий, кто-то утонет в бесконечном море беснующихся нерождённых. Некоторые машины взорвутся, подобно умирающим звёздам, превращая в пепел всё вокруг себя. Иные просто замрут на месте, когда погаснут перетруженные реакторы и иссякнет сила, приводящая в движение громадные конечности. Предатели взберутся по безжизненным остовам, будто муравьи. Титаны покроются сплошным ковром кишащих тел в блестящей броне. Каждая смерть станет славным подвигом. Каждая смерть будет просто уничтожением очередной машины, на память о которой останется лишь зарубка на изъеденном ржавчиной наплечнике или корпусе демонического танка. Никто не сможет рассказать о погибших.
Линия фронта движется, как живая, вечно меняющаяся мозаика из миллионов отдельных кусочков. Она течёт, подобно волне густой смолы, и сверкает бесчисленными вспышками. Гигантское полотно, сплетённое из тел воинов, раскинулось по неровному ландшафту Дворца, скатилось по склонам, повисло на перекинутых через ущелья мостах, спустилось в долины и поднялось на холмы. Оно поглощает всё и постоянно, судорожно продвигается вперёд. Бесчисленные удары, рубящие и дробящие, бесконечные выстрелы, обжигающие воздух, несметное множество когтей и зубов. Гусеничные боевые машины с бульдозерными отвалами ползут по заваленным телами полям, отбрасывая трупы с дороги. Воздух стал тускло-оранжевым от зарева несмолкающих взрывов, терзающих и без того изрытую кратерами поверхность Дельфийской стены. Бронепластины из керамита и пластали трескаются и осыпаются. Незатухающая ярость атаки превзошла их прочностные характеристики. Адамантиевая обшивка, разогретая до запредельных температур нечестивым пламенем, начинает пузыриться и стекать вниз, оставляя на стенах дорожки серебристых слёз.
Только одна запечатанная наглухо крепость Санктума Империалис ещё держится. Кварталы Дворца, великолепного города-государства размером с большую страну, пали. Остался последний бастион, одинокий островок непокорности, окружённый последней стеной Дельфийской линии обороны и натужно гудящим куполом пустотных щитов. Магнификан давно утрачен и превратился в выжженную пустошь, заваленную обломками камней и охваченную пожарами. Внутренних кварталов больше нет — на их месте болото из чёрной грязи, из которой торчат обугленные остовы зданий. Бесконечные орды предателей наполняют затопленные улицы, замыкая кольцо окружения. Даже внешние пределы Санктума не устояли: кольцо Последней стены не выдержало, и великолепные секторы, окружающие обитель Императора, один за другим превращаются в развалины. Европея, Сатурн, Адамант, Западное Полушарие, Индомитор, Ликование — все эти гордые названия обратятся в пыль вместе со стенами некогда несокрушимых бастионов. Внутри разорванного периметра Последней стены пылают в адском пламени Палатин и внутреннее кольцо городов-фортов. На улицах лежат курганы мёртвых тел, а вокруг кипят озёра пламени. Остовы зданий охвачены морозным огнём. Моря жидкой грязи раскинулись на многие километры, будто на пустынном побережье, с которого схлынули волны войны, оставив после себя песчаные наносы и грязевые барханы, расцвеченные радужными разводами химикатов, топлива и растворённой органики. Из мутной жижи торчат полузатопленные останки боевых машин, погибших титанов, разрушенных бастионов и чего-то, что невозможно опознать. Из бескрайних топей поднимаются холмы и насыпи, на которых обречённые защитники принимают последний бой. Верные Трону воины, иногда целые армии и дивизии, ещё живы и продолжают сражаться на окутанном вуалью смерти Палатинском кольце, оставшись одни среди клубов удушливого дыма. Нет возможности ни отступать, ни идти вперёд, ни связываться с союзниками. Отчаявшиеся командиры Военной Палаты в штабе Гегемона уже списали их всех в потери.
Последняя война настолько ужасна, что в этот решающий не-час не выдерживает даже сама Терра. Твердь под ногами содрогается и расходится в стороны, порождая бездонные ущелья и огнедышащие разломы, что проглатывают и лоялистов, и предателей. Из гигантских, возникающих из ниоткуда провалов вырываются облака раскалённого пепла и вулканической магмы.
Осталась только последняя крепость.
И это ненадолго. Четыре божественных мерзости хаоса гонят последователей вперёд, ввергая их в лихорадочный экстаз. Финал противостояния близок, и вкус триумфа витает в воздухе, пробиваясь сквозь сажу и дым. В не-времени, окутавшем планету, победа уже у них в руках, они уже её одержали.
Те, кто склонил голову перед Кхорном, слепо рвутся вперёд, кровь в их телах бурлит так сильно, что сосуды и плоть не выдерживают, взрываясь алыми фонтанами. Раздувшиеся от стихийной ярости красные воины участвуют в каждой бойне. Концепции надежды, жалости и снисхождения устарели. Нерождённые герольды Кровавого бога копытами втаптывают их останки в хлюпающую грязь. Эти великаны превосходят размерами даже самых могучих титанов, их ветвистые рога пронзают облака и сияют оранжевым светом на фоне чёрного неба.
Принёсшие клятву Той-что-жаждет сражаются с восторгом, наслаждаются надвигающейся катастрофой. Они скребут когтями, колотят и облизывают последнюю стену, бормоча безумные колыбельные и леденящие душу серенады. Их трясёт от навязчивых потребностей и нестерпимого желания. Они обручены с разрухой и наконец дождались своего часа. Они вожделеют грядущее пиршество.
Раздувшиеся слуги Повелителя Разложения кишат и пресмыкаются среди руин. Они покрыты вшами, истекают гнойной слизью, запятнаны порчей и оскверняют всё, к чему прикасаются. Токсичная зараза разъедает их кожу, кости и разум.
Подёрнутые зыбкой дымкой и окутанные мерцающим светом пророки Перемен и легионы их последователей распевают гимны на девять долей, прославляя великие ритуалы преображения: жизнь станет смертью, смерть — пламенем, а материя обратится в имматериум. Их тела и разумы в равной степени нестабильны, они будто трещащие огоньки катятся сквозь перекрученную и искажённую реальность. Они смеются над последней стеной, как будто её не существует. Нет больше понятий «внутри» и «снаружи».
Каждый путь предопределён.
Он шагает по коридорам громадного корабля, который раньше считал своим домом. Он знает дорогу, потому что провёл большую часть жизни, изучая секреты флагмана.
Локен сжимает рукоять цепного меча. Ещё два клинка висят в ножнах за спиной. Он крадётся по трюмам, самым нижним и тёмным отсекам, вслушиваясь во мрак, надеясь первым услышать шёпот врага и распознать ловушку.
С проржавевшего потолка и по обшитым металлом стенам что-то течёт. Просторный технический тоннель по колено залит пенистой жижей. Редкие светильники отбрасывают причудливые блики каждый раз, когда астартес делает очередной шаг, нарушая спокойствие глянцевой поверхности. Жидкость под ногами ярко-красного цвета.
Раньше дело было в ржавчине. Насыщенная окислами железа вода стекала с верхних уровней в трюмы и окрашивала стоки. Но сейчас обоняние подсказывает, что всё изменилось. Это кровь. На палубах творится невообразимая резня, и целые реки крови текут сквозь корабль. Она струится по железным стенам, капает с поднятых переборок, собирается в ручейки и лужицы. Можно подумать, что у «Мстительного духа» началось обильное внутреннее кровотечение. Возможно, это видно даже снаружи.
Локен движется дальше.
Конструкции и компоновка отсеков флагмана изменились, и процесс идёт до сих пор. Воин замирает на каждом перекрёстке, у каждого люка и двери. Куда дальше? Какой поворот приведёт к отцу?
И когда Локен наконец отыщет его в кровавом аду, то что за существо он увидит перед собой?
5:ii. О том, как выйти за пределы человеческого
Никто не расскажет, каково становиться богом.
Никто не предупредит, насколько это странное ощущение. Разумеется. Скольким людям довелось пережить подобное, чтобы поделиться опытом? Ты всю жизнь был уверен, что ни одному, потому что вырос, убеждённый, что богов не существует.
Но это оказалось очередной ложью отца.
Впрочем, нет. Нужно отдать Ему должное. Он сам в это верил. Он прожил тысячи лет, считая себя единственным королём в безбожной Вселенной. Его царство было пустым. Лишённым формы и содержания. Никто не наблюдал за Ним с небес, никакие всеведущие существа, обитающие за пределами звёздных просторов. Он существовал в одиночестве — единственное обладающее силой создание в совершенно механистическом мире.
Он действительно превосходил могуществом всех в материальной Вселенной, но не являлся богом и знал это. А ещё знал, что богов не существует. Нет ни судьбы, ни предназначения, ни высшей цели, ни системы, ни плана. Вселенная — просто состояние материи, которое когда-то возникло и однажды перестанет существовать. А во временном промежутке между этими двумя точками нет ни идеи, ни замысла.
И потому Он сотворил его для себя. Больше ведь некому. Накинув на плечи мантию демиурга, Он принял богоподобную форму и сотворил судьбу и предназначение. Составил план. Наполнил бытие смыслом. Возможно, в какой-то момент он полагал, что это превратит Его в бога или позволит приблизиться к такому состоянию.
Нет.
Впрочем, Он думал иначе. Сейчас это кажется очевидным. Отец годами утверждал, что является «просто человеком», издавал всевозможные указы, отрицающие собственную божественность. Именно так должен действовать бог по мнению человека, который считает, что является богом. Как там говорили? Мерсади знает это выражение. «Мне кажется, Он слишком много протестует»[2].
Действительно. Это напускная, ложная скромность поистине надменного человека. Он думал, что смирение и отрицание заставят людей сильнее верить в Его божественную природу.
Преклонить колени у Его трона.
Дрожать под Его взором.
Принять Его слово как истину.
Отец не смог бы ничего рассказать. Откуда ему знать? Тебе и самому не было известно, пока... пока не случилось это. Теперь ты и сам не знаешь, чем стал. Может, богом, а может, нет. Но ты, определённо, уже не «просто человек». Ты вышел из замешательства и обнаружил, что изменился. Неземная сила наполнила смертный сосуд до краёв. Если ещё не бог, то вот-вот им станешь. Возможно, это переходное состояние? Процесс небыстрый и странный, потому что человек превращается в нечто большее. Ты не так это представлял. Кто вообще может представить подобное? Это за пределами человеческих возможностей. Есть просто «до» и «после». Раньше ты был Хорусом Луперкалем, возлюбленным всеми и победоносным. А теперь — стал этим.
Нельзя назвать процесс приятным или комфортным. Когда хватает времени, ты зовёшь летописца и рассказываешь о своих ощущениях. Это уникальные, очень ценные знания. Их стоит записать. Кто ещё может поведать о том, как угасает смертная оболочка и начинается вознесение? Ты то ли стал богом, то ли на пути к этому состоянию, но уже чувствуешь, как растворяются былые пределы и ограничения, как тает физический аспект, как расширяется и спектр ощущений. Тебе почти хочется плакать, ведь ты уже не тот, кем был раньше, и пути назад не существует.
Становится сложно вспоминать о событиях прошлого. Хорошо, что мамзель Мерсади всё записала. Можно взять и прочесть собственную историю, напомнить себе о человеке, которым ты когда-то был.
Её здесь нет. Нужно послать Малогарста. Но его тоже нет. Оружейники и внимательная свита из старших офицеров исчезли. Даже толпа Несущих Слово, что собралась, дабы воспеть твоё имя, куда-то пропала. Возможно, все бежали в ужасе, узрев процесс твоего перехода в высшее состояние.
Никого нет, кроме тебя и созданий, шепчущих твоё имя. Двор Луперкаля погрузился во тьму. Свет обжигает глаза. Без него ты лучше видишь. Темнота успокаивает разум. Нужно привыкнуть. Понадобится время, чтобы принять всё, что с тобой происходит. Сколько же придётся ждать?
Ты понимаешь, что должен решить всё сам. Губы растягиваются в ухмылке. Ты ни перед кем не отвечаешь. Тебе не нужно разрешение. Если хочешь потратить время на что-то, так тому и быть. Ты его выделишь.
Ко многому придётся привыкать. Ты мечтал о власти — и вот она. Это дезориентирует.
Интересно, где все? О, опять это замешательство! Ты же знаешь ответ, потому что тебе ведомо всё. Никого нет, потому что ты велел всем уйти. Ты отдал приказ, и теперь верные последователи, твои сыны и воины, разошлись по кораблю и претворяют в жизнь созданную твоей волей ловушку.
Потому что ложные сущности пришли, клюнув на предложенную приманку. Враг не смог устоять и высадился на флагман, проник на «Мстительный дух» в последней отчаянной попытке убить тебя и выиграть войну.
Конечно же, они потерпят неудачу. Ты так решил. Из этой ловушки невозможно выбраться. Твоя победа предрешена. Все их потуги, которые со стороны могут казаться подвигом, на деле не более чем предсмертные конвульсии и судороги умирающего зверя. Они — добыча, а ты... Ты — волк, что сомкнул челюсти на горле жертвы и терпеливо ждёт, когда та окончательно испустит дух.
Ты слышишь далёкий гул боя где-то на корабле. Один за другим враги начинают умирать.
Но ведь это совсем необязательно. Есть и другой вариант кроме смерти. Им предложен выбор. Ты, в своей бесконечной милости, приготовил дары для каждого из гостей — по одному от четырёх сил, возносящих тебя на вершину. Это искушение, приглашение, подношение. Ты не жестокий бог. Если они их примут, то смогут присоединиться к тебе, стать одним целым.
А иначе... Что ж, придётся их сокрушить.
Всё готово. Гости вот-вот прибудут. Ложные сущности, ложная четвёрка. Не Старая Четвёрка, незаметно слившаяся с сосудом твоей души, но четверо глупцов, решивших, что могут сражаться с тобой лицом к лицу. Константин. Твои братья, Рогал и Сангвиний. Отец.
Вот и они...
5:iii. Неуязвимый
Герметичные врата взрываются в облаке пламени, и Ангел со свитой влетает в пролом.
Иказати предпочёл бы потратить мгновение и оценить обстановку, но Сангвиний поднимается в воздух ещё до того, как огненный шар угаснет, а осколки пластали упадут на палубу. И потому Иказати вместе с остальными Сангвинарными гвардейцами расправляет аугметические крылья и следует за примархом. Они мчат вперёд, подобно залпу ракет, оседлав ударную волну. Вокруг бушует пламя. Покрытые сажей обломки стучат по золотой броне. Победа близка. Удивительно близка. Тэрвельт Иказати никогда не видел своего повелителя таким яростным и жаждущим битвы. Он очертя голову несётся к цели, будто влекомый жутким голодом, будто в этот решающий миг мнит себя бессмертным.
В определённом смысле так и есть. Все они обретут бессмертие независимо от того, погибнут или выживут. Сияющие Кровавые Ангелы с Баала, великолепный Девятый, превзошли себя. Вопреки всему, имея в распоряжении лишь четверть сил, что должны были высадиться на флагман Хоруса, они блестяще справились с задачей в решающий час. Что бы ни произошло, их имена останутся в истории. Они первыми дотянутся до глотки предателя. Первыми ворвутся в логово зверя. Первыми принесут правосудие и возмездие тем, кто попрал все заветы и клятвы, забыл о братстве и верности, разрушил создававшееся годами и поставил под угрозу само существование Империума.
За пробитыми воротами ждёт воинство предателей, выстроившись в две сотни шеренг. Первые ряды смяло силой взрыва. Искалеченные тела разлетелись в стороны. Остальные, закованные в уродливые, жуткие доспехи, отшатываются, поняв, кто летит на них сквозь пламя.
Сангвиний, раскинув крылья и выкрикивая имя брата, несётся в атаку.
Что ещё во Вселенной сможет повергнуть врага в такой трепет?
Дымный воздух Главного атриума расцветает огненными вспышками — это сонм предателей открывает огонь. Тысячи ярких искр и лучей света вырываются из болтеров, лазерных, вольтаических и адратических орудий. Огненный шквал.
Сангвиний безрассудно мчит сквозь него и врывается в строй врага. Раздаётся грохот, как от опустившегося на наковальню молота, по рядам предателей прокатывается волна. Опытные и могучие Сыны Хоруса взлетают в воздух и падают на настил за спиной Ангела. Многие — разорванными на части. Он пробивается глубже, рубит мечом, колет копьём, идёт вперёд, сквозь бурлящий живой океан, оставляя за собой след из мёртвых, изувеченных тел. Но вместо солёных брызг — фонтаны крови, вместо бурунов — осколки металла, а пена окрасилась в красный. Он не останавливается. Силы врага, не менее трёх полных рот, отступают под натиском примарха. Масса предателей вздрагивает, будто тело, пронзённое мечом.
Через мгновение в него погружаются и другие клинки: Ралдорон, Сакр, Мешол, Иказати и разъярённые Сангвинарные гвардейцы на шелестящих металлических крыльях обрушиваются на врага. Каждый из воинов собирает кровавую жатву, перемалывая тела, как плуг, врезающийся в неподатливую землю. Следом идут не столь стремительные, но не менее смертоносные фаланги катафрактариев Фурио, когорты тактических десантников Махелдарона, штурмовая бригада Кристафероса, вся мощь операции «Анабасис».
Они — копьё, несущееся к сердцу предателей, чтобы нанести смертельный удар. А Сангвиний — его остриё.
5:iv. Пандемониум
Тридцать семь секунд с начала боя. Идеальный биологический инструмент, коим является разум Константина Вальдора, отсчитывает мгновения вместо приборов золотой брони. Хронометры вышли из строя, а сенсорные системы перегружены. Он узнал девятьсот три новых имени и все сопутствующие им тайны. Вокруг бурлит бесконечный хаос. Со всех сторон навалилась густая, тяжёлая темнота. Выхода из бездны нет. Они потратили три дня, пробиваясь с боем по глубокой теснине из кости и хрящей, и упёрлись в отвесную стену. Время потрачено зря. Но с начала боя прошло всего тридцать семь секунд.
Некогда задумываться над ситуацией. Мыслительный процесс Константина невероятно эффективен. Манипуляции, проведённые над мозгом, позволяют ему выполнять одновременно несколько задач, обрабатывать массивы данных и делать выводы. Таковы все кустодии. В этом они совершенно точно превосходят любого астартес и, возможно, даже примархов. Какой бы жестокой ни была битва, они, поддерживая убийственную точность движений, сохранят способность к стратегическим расчётам.
Не в этот раз. Чем больше Константин пытается оценить обстановку, тем яростнее атакуют враги. Бездна, воцарившаяся на борту «Мстительного духа», подгоняет интенсивность сражения под скорость его мыслей. Она не даёт времени ни на что, кроме ответных ударов. Пытается с помощью бесконечной агрессии сокрушить и физически, и ментально. Как только разум даст слабину, тело погибнет; если подведёт тело, разум перестанет существовать. Но на осознание этого времени тоже не хватает.
Тридцать восемь секунд с начала боя.
Константин ждал этого столкновения. Жаждал его. Он знал, что будет непросто. Знал, что предстоит самая важная битва за всё время службы и, скорее всего, самая сложная. Он хотел, чтобы она была тяжёлой. Деяние такого масштаба должно требовать колоссальных усилий, быть настоящим испытанием: трудным, изматывающим, самым жестоким и кровавым из всех. Константин думал, что готов. Его создавали для таких подвигов буквально на уровне атомов, внушили желание их совершать. А целая жизнь, проведённая в служении, и множество побед на поле боя позволили познакомиться с худшими аспектами войны.
Но это...
Спустя тридцать восемь секунд он смиряется с мыслью, что понятия не имел, насколько всё может быть плохо. Реальность превзошла самые мрачные ожидания. Все предыдущие битвы уступают этой даже не на порядок и не стократно. Масштабы несопоставимы. Происходящее настолько превосходит всё, с чем он сталкивался раньше, что перестаёт восприниматься как сражение. Даже привычные термины: «сражение», «битва», «атака» — не подходят. Он погружён в бездну незатухающей ярости, когда тело не может остановиться, реакция — замедлиться, нервная система — расслабиться, а мозг — думать.
Тридцать девять секунд с начала боя.
5:v. Присядь, отдохни в тени
Посреди красной пустыни в багровой тени под красной стеной человек поднимается на ноги. Это место бесконечно, из него нет выхода. Он уверен, потому что за сотню лет прошёл вдоль всех стен, взобрался на каждый бархан, исследовал каждый миллиметр бескрайней пустоши.
Выхода нет, если не сказать слова. Пустыня хочет, чтобы он их произнёс.
Он не станет. Не сдастся. Даже если кажется, что именно этого человек хотел всегда и больше всего на свете.
Он уже ни в чём не уверен. Нет ни фактов, ни данных, ничего, что можно упорядочить. Кроме одного.
— Я — есть.
Человек рассыпается хлопьями ржавчины. Ветер и солнце стёрли все символы и эмблемы с брони. Он не уверен, что помнит своё имя.
Но воля крепче металла.
Он не сдастся.
Прошёл век. Как минимум. Может, два. Или три. Сложно сказать, потому что уже не получается считать ни дни, ни тела у подножья стены. Они рассыпались в прах, а солнце никогда не заходит. Куда бы ему ни нужно было вернуться, что бы он ни пропустил, всё давно закончилось.
Но он вернётся.
Человек поднимает меч. Это просто зазубренный кусок металла.
Он снова начинает царапать им стену.
Стены из красного камня, отбрасывающие прохладную тень, на километры исписаны его рукой. Он занимается этим многие годы. Чертежи. Схемы. Варианты и возможности. Планы побега. Планы на будущее. Сотни. Тысячи. Каждый, несмотря на тщательную проработку, оказался невыполнимым или несостоятельным. Когда это становилось очевидно, он прекращал работу и начинал её заново. Одна схема. Другая. Ещё план. И чертёж.
— Я — есть, — напоминает он себе.
Обломком меча человек чертит что-то на стене. Всё вокруг кроваво-красного цвета. Он скребёт металлом по камню, воплощая очередной план на пыльной поверхности.
Он рисует людей. У них есть оружие. Затем — стены, потому что стены, как и планы, всегда приносили пользу. Он отмечает подступы и пути отхода, линии обороны и огневые рубежи. Это не просто рисунки. Не памятник былым сражениям. Не летопись того, что было. Он творит завтрашний день. Заявляет о намерениях, формирует будущее, создаёт план, который воплотится в жизнь. Он транслирует свою волю.
Красной пустыне это не нравится. Она хочет, чтобы человек прекратил. Она шепчет порывами ветра и просит остановиться. Просто сдайся. Остановись. Просто скажи.
Он не станет.
— Нет, — говорит человек.
Он не покорён и не сдался.
«Это свершится, — думает он, глядя на результат своего труда. — Один из планов, один из манёвров сработает. И тогда я вырвусь и сбегу. Окажусь в другом месте. Там будут люди, они меня ждут. Вот — оружие в их руках. Вот, — пальцы движутся по процарапанным в камне линиям, — путь моего спасения. Здесь, где крестик, он подойдёт к концу. Такова моя цель».
Планы, грубыми бороздками начерченные на стене, завтра станут реальностью. Или послезавтра. Или через столетие. Но обязательно станут. «Я отыщу выход и сбегу, потому что вот здесь, видишь, — я уже свободен. Я создаю своё будущее».
И в подтверждение мыслей, чтобы закрепить нанесённый на стену образ, человек погружает мозолистую, грязную руку в красную пыль под ногами. Набирает пригоршню кровавого песка. В нём поблёскивают крупицы жёлтой пластали. Прижимает ладонь к поверхности и оставляет метку, подпись под созданным планом. «Вот то, что свершится, и я подтверждаю это своей рукой. Иного пути нет. Я уже свободен».
— Я — Рогал Дорн, — произносит он достаточно уверенно. — Меня зовут Рогал Дорн.
Им это не нравится. Ни красной пустыне, ни красной стене, ничему. Не нравится. Ветер шепчет в уши.
Скажи, скажи, скажи. Для кого кровь? Скажи. Сдайся. Просто скажи. Утоли жажду. Скажи.
Он решил, что не станет.
Всё вокруг пытается его уговорить. Дразнит. Умоляет. Требует. Раз в несколько лет голоса меняются. Они звучат то ближе, то дальше. Иногда они даже кажутся знакомыми. Но он не может вспомнить имён. Даже собственное начало ускользать из памяти.
— Я — Рогал Дорн, — произносит он, надеясь, что не ошибся.
Дорн блуждает по бесконечной пустыне
5:vi. Во что ты превратился?
Цекальту Даску уже не нужно думать. Он вступил в самую важную и опасную схватку в жизни, но ни концентрация, ни сосредоточение от него не требуются.
«Воля Императора направляет мою руку».
Странное ощущение свободы. Проконсул всегда был живым инструментом. Его таким создали. Но исполнение заложенной функции требовало строжайшей дисциплины, самоотверженности и внимания. Император и раньше направлял кустодия и указывал путь, но очень редко брал под прямой контроль.
«Его сила поглотила меня целиком».
Проконсул движется быстрее, бьёт сильнее, сражается яростнее, чем когда-либо, но не по своей воле. Цекальт превратился в наблюдателя, заточённого в собственном теле.
Как и остальные выжившие воины-гетероны.
«Мы стоим одесную достославного господина, идущего на врага, мы — продолжение его руки».
Император, колосс в сияющей золотой броне в сопровождении семи гигантов, стал одним разумом в восьми телах.
Сторонний наблюдатель мог бы назвать Цекальта Даска марионеткой.
«Пусть говорят что хотят. Отребье, которому хватает наглости сомневаться в действиях и методах Императора, может разглядеть в подобном свидетельство смертельно раздутого эго, безумного желания контролировать всё вокруг, жажду личной власти вопреки интересам и чаяниям других. Недоброжелатели могут решить, что мы, кустодии, лишились человеческой сущности и, несмотря на все способности, стали простыми куклами, утратили жизнь, самосознание и характер в отличие от таких человечных астартес».
Но это не так. Цекальт не кукла. Он воспринимает себя любимым оружием, мастерски сделанным мечом, драгоценным клинком, который извлекли из ножен. Он рад, потому что так и должно быть. Подчиниться воле Императора, взявшего тело воина под контроль, — и есть истинное исполнение предназначения.
«Меч не задаёт вопросов о том, как им пользуются. Меч вообще не задаёт вопросов. Он просто существует и исполняет предначертанное в руках хозяина».
Безмятежность обволакивает. Цекальт ещё никогда не испытывал такого ощущения целостности.
«Я двигаюсь с невозможной скоростью. Рефлексы и чувства невероятно обострились. Я вижу, как копьё в руках вращается и колет, убивая одного противника за другим. Жуткие чудища разлетаются на части, потрошатся и взрываются, но тут же воплощаются снова».
Он замечает рядом братьев — последних выживших из роты воинов-гетеронов. Ксадоф и Каредо, Таурид и Равенгаст, Нмембо и Загр. Каждый — воплощение лучших качеств Легио Кустодес. Цекальт полагал, что уже не раз видел, как товарищи демонстрируют идеал воинского искусства, но прежде ни один из Кустодиев не сражался с такой яростью и мастерством. Все они наполнились Его волей. Семь смертоносных клинков подчиняются Ему, действуют в совершенной гармонии, подавляя сопротивление и уничтожая всё, что пытается сдержать их продвижение по мёртвому флагману.
Он видит господина.
Нет, не видит. Нe может. С каждым шагом сквозь проклятую бездну Повелитель Человечества сияет всё ярче. Свет всегда был Его частью — иногда спокойный, похожий на лунный, а временами — яркий, как в солнечный полдень. Но никогда он не был таким, как сейчас. Алебастрово-белые раскалённые лучи обжигают глаза. Император превратился в ослепительно сияющий силуэт.
«Я прожил много лет, но за всё это время мой король никогда не излучал такую мощь. Даже близко».
Это и неудивительно. Раньше в том не было нужды. Прежде они не сталкивались ни с чем подобным. Эта демонстрация невероятной силы и управление телами Соратников... В ином случае все бы уже погибли.
Потому что враг неописуемо силён.
Порождения жутких кошмаров несутся со всех сторон. Чистый, сырой варп окутывает золотых великанов. Он вопит и беснуется. Хорус каким-то образом повелевает этой бурей. Цекальт решает, что Луперкаль, когда-то прославленный и благородный сын Императора, преобразился. Стал не принцем демонов, как некоторые из проклятых братьев, но чем-то куда большим. Он всегда отличался сильным характером. Неудивительно, что его тёмный аспект так могуч. Не человек, не сверхчеловек и даже не одержимый. Теперь он — некий возвышенный проводник губительной энергии.
Цекальт не уверен, что Хорус это осознаёт. Он сомневается, что «Хорус» вообще ещё существует.
«О, Хорус Луперкаль! Бедное, заблудшее дитя. Что поселилось в твоей душе? Что ты выпустил на волю? Во что ты превратился, если способен обрушить на нас эту бурю?»
5:vii. Осколки
Огонь и ярость охватили Дельфийскую стену. Последняя стена последней крепости не сможет сдержать врага.
Огонь завывает. Ярость заставляет кровь кипеть. Они вопят и клекочут дуэтом. Безумный союз объял Санктум Империалис и душит, всё крепче сжимая пальцы. Огонь опаляет бронированную кожу цитадели так, что сталь пузырится и плавится. Ярость скребёт когтями по камням, оставляя трещины и борозды. Объединив усилия, они постепенно обгладывают последнее кольцо величественных стен, пустотные щиты, укрепления и казематы. Упрямо, по кусочку, по осколку они стачивают Дельфийскую линию обороны.
Ничто не вечно. Даже могучие Дельфы в конце концов не выдержат и падут, подобно твёрдому панцирю редкого моллюска или костям черепа. И тогда огонь и ярость ворвутся внутрь, доберутся до мягкой плоти и насытятся. Голод должен быть утолён.
Ничто не вечно.
Защитники последней стены заперты в ловушке. Они смотрят, будто с отрогов горного хребта, как огненная буря поднимается по склонам со всех сторон, сжигая мир заживо. Всё горит. Кругом шум. Вдоль линии обороны орудийные башни, площадки и турели выпускают шквал снарядов и лучей. Но, обрушивая гнев на врага, они истощают запасы Санктума. Батареи выгорают, не справляясь с заданным темпом стрельбы. Автоматические заряжающие системы заклинивает. Макролазеры перегреваются и взрываются, унося в небытие сторожевые башенки, на которых они установлены.
Штурмующий враг отвечает защитникам столь же мощными залпами. Ресурсы предателей кажутся безграничными. Рои ракет, снопы огненных шаров и шипящие копья раскалённого света без остановки вгрызаются в бастионы. Пустотные щиты Дельфийского кольца дрожат под градом ударов. Стены мерцают. У их подножья собралась бесчисленная рать — сонмы зверей тянут несметные множества стенобитных машин по насыпям из трупов. Лестницы, будто ползучие лианы, тянутся к зубцам и цепляются за край. Их тут же отталкивают или сжигают, но на смену уничтоженным приходят новые. Осадные механизмы толкаются и дерутся за возможность присосаться к равелинам и парапетам передовых укреплений. И на место каждого сгоревшего под ударами оборонительных орудий выкатывается с десяток новых. Громогласный рёв боевых рогов сам по себе является оружием — он заглушает грохот взрывов и попаданий, рвёт барабанные перепонки, перетряхивает внутренности и превращает остатки боевого духа в липкий, тягучий страх.
Со смотровых площадок последней стены вражеская армия кажется морем, потопом, бескрайним океаном злобы и ненависти. Из сплошной чёрной массы вверх смотрят миллиарды злобных глаз. Миллиарды голосов выкрикивают богохульства и проклятия. Не все они принадлежат людям. Кто-то утратил изначальный облик, кто-то всегда был нерождённым созданием варпа. Демоны бегут по земле и летят по воздуху, скулят и блеют, опускаются на стены, складывая истрёпанные крылья, прыгают у основания стен на кривых козлиных ногах, колотят по каменной кладке шипастыми кулаками, раскидывают в стороны союзников, охваченные жаждой сокрушить последнюю преграду на пути.
Ничто не вечно.
Однако некоторым защитникам кажется, что вечным будет их дозор на парапетах. Нассир Амит по прозвищу Расчленитель с трудом сдерживает кипящее внутри раздражение. Он стоит без движения уже девять часов.
Его рота, получившая обозначение «Воспрещение 963», выстроилась на резервных площадках внутренних уровней стены, сразу за казематами и стрелковыми платформами. В ней восемьдесят три бойца. Все — Кровавые Ангелы из Девятого, но начинали войну в разных подразделениях. Это собранные на скорую руку отряды и остатки рот, выжившие после битвы у Врат Вечности. Воспрещение 963 — это одно из двадцати подразделений, стоящих на этом участке стены. Их болтеры заряжены, доспехи готовы, клятвы даны. Но время ещё не пришло.
Справа ждёт Воспрещение 774, такая же сборная рота Белых Шрамов под командой достойного Хемхеды. Слева — Воспрещение 340. Их спешно укомплектовали легионерами Саламандр и Железных Рук, а командиром назначили Волка Фенриса по имени Сартак. Хемхеда, как и Амит, молчалив и неподвижен. Сартак мечется из стороны в сторону перед строем бойцов, ругаясь вполголоса.
Они ждут. Все до единого. Все двадцать рот. Такие указания. Такой приказ. Они ждут, хотя стена под ногами ходит ходуном, а щиты над головой идут рябью. Все слышат рокот артиллерийских залпов со стрелковых платформ уровнем выше, видят яркие вспышки над парапетами.
Сартак останавливается.
— Где Хонфлер? — рычит Волк, глядя на Амита. — Где он?
Кровавый Ангел молчит. Ему надоел вздорный Космический Волк, но причина раздражения очевидна. Стоять и не сражаться — неправильно. Однако приказ есть приказ. Претор-капитан Хонфлер из Имперских Кулаков командует этим участком стены, и его требования были, во-первых, предельно чёткими, а во-вторых, полностью соответствовали принципам обороны при осаде, установленным Преторианцем. Покуда предатели не взобрались на парапеты или не проделали пролом, сражаются артиллеристы и орудия на стенах. Пехоте, даже если это астартес, сейчас нечего делать на платформах.
Пока там не появится враг.
До этого размещение войск на парапетах приведёт к бессмысленным потерям бойцов под обстрелами. Поэтому легионеры стоят в относительной безопасности и ждут своего часа.
Неприятное чувство. Амит хочет сражаться и убивать. Жаждет рукопашной схватки. Неправильно просто стоять и ждать, пока война доберётся до тебя, когда она вот — всего в нескольких сотнях метров. Амит хочет, чтобы его отпустили туда.
Но это будет означать, что они проиграли. Что у орудий кончились боеприпасы, пустотные щиты отключились и первая линия пала. Чтобы желание Амита исполнилось, враг должен прорваться в последнюю крепость.
И потому его рота и множество других таких же просто стоят. Все хотят сражаться, но надеются, что приказ не поступит. Ибо он провозгласит конец осады и торжество магистра войны. Последний оплот падёт. Амиту и остальным придётся сражаться не ради победы или выживания. Им предстоит сделать триумф предателей как можно более горьким.
Расчленитель жаждет битвы, но не этой. Он изо всех сил подавляет мысли о ней, несмотря на изголодавшийся по крови клинок в руке.
— Где Хонфлер? — орёт Сартак. Он забрасывает боевой топор на плечо, подходит к Амиту и встаёт прямо напротив.
— Где он? — рычит Волк. — Дурень! Мы стоим тут уже целую вечность!
— Ничто не вечно, брат, — отвечает Амит, не двигаясь с места.
Сартак хмурится, задумываясь над словами. Через мгновение до него доходит мрачная истина, и легионер начинает смеяться. Это злой смех, исполненный фатализма и готовности к славной смерти. Амит часто слышал его от воинов Шестого.
— Хорошо, — кивает Волк. — Да, хорошо. Ты мне нравишься, сын Ангела. У тебя тёмный разум. Всё пойдёт прахом, если мы это сделаем, да?
— Когда, а не если, — поправляет Амит.
5:viii. Огненный ад
Меня уже почти нет.
Ничего нет. Всё пропало. Всё сгинуло.
Я не могу...
От нестерпимого жара моя сущность расслоилась и обратилась в прах. Сигиллит, регент Империума, повелитель Избранных — все эти части меня сгорели, одна за другой. За ними последовали личность, тело и даже имя. Малкадор.
Я...
А-а-а!..
Всё пропало. Меня почти нет.
Трон поглотил образы, имена, титулы и печати, из которых я состоял, пока был жив. Осталась только печать боли.
Трон. Золотой Трон. Пылающий Трон. Будь проклята эта адская машина! Она жрёт меня заживо...
Я...
Старый друг, если слышишь, то прости меня. Ты ведь слышишь? Я делаю это ради тебя, как и всегда. Без сожалений. Осталась только боль. Всепоглощающий огонь...
Не знаю, сколько ещё продержусь. Смерть наступила сразу, как я сел на трон, но последнее мгновение превратилось в невыносимую вечность. Когда-нибудь и она закончится. Всё...
Ох. У моей воли есть предел. Я угасаю, старый друг. Затянувшаяся смерть вот-вот наступит, и, боюсь, это произойдёт слишком скоро. Прежде, чем...
...прежде чем ты завершишь своё дело и война кончится.
М-м-м... Н-н-г-х... Не думаю, что он меня слышит. Я его уже почти не вижу.
Я стар и устал. Я слаб. Эта работа высасывает остатки сил. Мысленный взор начинает тускнеть. Глаза давно сгорели, теперь настала очередь разума. Я больше не вижу возлюбленного господина так ясно, как прежде, не могу следовать за ним по кошмарным коридорам флагмана первонайденного сына. Все образы рождаются по милости Хоруса. Он насмехается надо мной и искушает, насылая видения в надежде, что они сломят... сломят меня.
Н-н-г-х!..
Но я пока держусь.
Еле-еле.
Каким-то чудом.
И те обрывки и мимолётные грёзы, которые я вижу, не вселяют надежду.
Мой великий повелитель и старейший друг пробивается к логову первонайденного чудовища сквозь пространство, не имеющее ни законов, ни смысла.
Хаос бушует. Воспалённый мысленный взор видит только безумие.
О, мой вечный царь!
Я прожил долгую жизнь и часто имел дело с имматериумом, но никогда не видел такого буйства. Полагаю, даже Император становился свидетелем подобного зрелища лишь на короткий миг. Может, на Молехе... в сюрреалистичном лабиринте паутины... в своих самых страшных кошмарах.
Что за вид! Какое же омерзительное, чудовищное...
Нет.
Если повелитель может это выдержать, то смогу и я. Соберись, Сигиллит! Соберись, бесполезный старик! Не обращай внимания на боль и займись делом. Используй мысленный взор друга как фокус, чтобы отвлечься от пожирающей душу агонии...
Да. Лучше. Так лучше. Сконцентрируйся на нём. На его образе. Вот он. Мой вечный царь на проклятом флагмане. Это...
Он, пожалуй, напоминает мне ад, геенну, старую религиозную концепцию огненной бездны, infemus immanis, подземного царства, где все привычные законы мироздания переставали действовать, где не было надежды, а только боль и ужас. Да, именно так. До жути похоже.
Я давно подозревал, что концепция ада, существовавшая в человеческой культуре на протяжении столетий и переходившая из одной религии в другую, была порождена варпом. Разумеется, на поздних этапах этот яркий образ усилиями теологов и философов превратился в аллегорию и символ.
Но у него был источник. Он родился из варпа. Веками определённые категории людей — примитивные псайкеры, пророки, провидцы и просто обладатели богатого воображения — умудрялись мельком заметить его в видениях, снах и кошмарах. Они воспели варп в стихах, прозе и живописи.
Я знаю немало таких работ, ибо мой владыка Император их коллекционировал. Многие он лично отобрал из хранилищ культурного наследия человечества, которое орден Сигиллитов охранял на протяжении всей Эпохи Раздора. Полагаю, они ему просто нравились и напоминали о прошлом, если, конечно, он способен на подобные чувства. Эти артефакты хранятся в тайных криптах, прилегающих к архивам Сигиллитов под Дворцом. Время от времени я, регент, приходил в те галереи и разглядывал картины. Они все были так похожи.
И теперь понятно почему. Мне уже не посетить ни Ленг, ни Кланиум, но, следуя за Императором, я вижу, как те произведения оживают на глазах. Вечное проклятие...
Я вижу.
Оно настоящее...
5:ix. Один
Безумие штормовыми волнами накатывается на Императора и Его Соратников. Во гневе варп обратился в бурлящую жидкость, в клубящийся, переливающийся разными цветами пар. Он становится твёрдым в момент атаки и невесомым облаком, когда пытаешься ударить в ответ. Он создаёт узоры и переходы, плюётся искрами неизвестных цветов, на его поверхности вспухают волдыри ужаса, а раны покрываются струпьями безумия. Из завесы Хаоса вылетают щёлкающие пасти с похожими на крючья зубами и через мгновение растворяются без следа. В темноте светятся злобные глаза. Когтистые лапы и щупальца возникают из воздуха, вырастают из настила палубы и потолка по тысяче штук в каждую не-минуту.
Цекальт Даск выдерживает натиск рядом со своим повелителем.
«Я знаю, как сильна решимость вечного царя. Я — воплощение Его стальной воли. Я чувствую Его обжигающий свет. Он не допустит, чтобы этот день стал последним для Земли, человечества и Его самого. Он не даст губительным силам победить».
Он выдерживает этот напор потому, что силён.
«И это ты, Хорус, сделал Его таким».
Повелитель Человечества продолжает поглощать направленную против Него силу. Он крадёт её, как когда-то украл огонь с Молеха, и возвращает.
С Его пальцев срываются потоки пламени столь яростного, что пронзительно завывающие нерождённые обращаются в пепел, не успевая до конца воплотиться, а коридоры корабля, будто вспомнив, что когда-то их стены были сделаны из металла, не выдерживают давления и лопаются с характерным скрежетом. Его меч обратился клинком ослепительного солнечного света, что с равной лёгкостью рассекает материю и имматериум, наполняя воздух каплями моментально сворачивающейся крови. Его ярость не знает границ.
«И ад, в котором они очутились, тоже».
Нерождённые напирают со всех сторон: звероподобные создания, завывающие легионы проклятых, воплощённые армии пандемониума. Они хотят уничтожить не только Его тело, но и сущность. Рога, клыки и когти тянутся к вожделенной добыче, желая сорвать доспехи, растерзать плоть и вырвать душу из тела. Им нужна не только оболочка, но и вечногорящая искра, спрятанная внутри.
Но Он не проиграет. Не отступит. Каким бы ни был гнев Хаоса, с какой бы судорожной яростью он ни атаковал, используя невиданные доселе силы, Он не покорится. Император отвечает на буйство Хаоса собственным бесчинством, игнорируя все ограничения, которые сам же когда-то установил. Будучи проводником для нематериальных сил, что бурлят в Его крови, владыка может выдержать прямое столкновение. Он готовился в течение тридцати тысяч лет и научился владеть этими силами, черпать их, как воду из ручья, использовать, впитывая огонь и изрыгая его обратно, прямо в лицо Пантеону. Они привели Его к чёрному морю эмпирей, и теперь Он может пить из него, увеличивая собственное могущество.
«Ложная Четвёрка совершила глупость, если собиралась застать Его врасплох с помощью силы варпа. Она придаёт Ему сил, слышишь, Луперкаль? Она питает Его и переполняет энергией. Император ступил на сей путь, о первонайденный, и теперь отыщет дорогу к твоему логову. Повелитель Человечества прорубит прямой коридор сквозь твой лабиринт безумия. Он держит меч в правой руке и огонь — в левой. Так Он встретит тебя.
Он найдёт дорогу».
В пучине хаоса Император нашёл в себе непобедимый покой. Цекальт чувствует, как он наполняет тело подобно потоку ледяной воды. Чувство настолько чистое, что на глазах кустодия выступают слёзы.
«Ничто не спасёт тебя в этот день, Хорус, ибо ты разрушил понятия дня, ночи и цикла времени. Ты создал вечность, заставил мгновение застыть в нарушение всех законов, полагая, что так защитишь себя и сможешь противостоять отцу. Ничего не выйдет. Эта твоя ловушка захлопнулась, но не сработала. Он научился управлять варпом за сто двадцать тысяч поколений до твоего рождения. Ты зря сотворил эту вопящую пародию на мир. И если это всё, что у тебя есть, о первонайденный, если это — твоё око в сердце кошмарной бури, то ему осталось недолго. Оно будет уничтожено. Твоя вечность продлится час, или день, или единственный удар сердца. И в этот краткий миг, когда планета остановила вращение, когда прошлое и будущее сошлись в одной точке и замерли, можно совершать великие дела. Мой повелитель, возможно, казался тебе безучастным королём на высоком троне. Ты думал, Он ослаб под ударами судьбы и времени. Но Его воля сильна как никогда. Он могущественнее, чем когда-либо. Он возвысится. Он отыщет тебя. Он не отступит».
Сырая энергия варпа уничтожила все системы в доспехах воинов-гетеронов. Кабели связи сгорели, ауспики оплавились, датчики ослепли.
Цекальт не видит, что ждёт за следующим поворотом. Но это неважно, ведь лабиринт коридоров постоянно меняется и перестраивается, будто в бредовых галлюцинациях. Нет смысла в прогнозах и ожиданиях, потому что будущего тоже нет.
«Системы брони повелителя уничтожены, как и наши. Теперь он слушает трескучий шелест пламени варпа, что горит внутри тебя. А излишками силы, отобранной у тебя, Хорус, он питает и усиливает нас. Тела Кустодиев, созданные с величайшим мастерством, способны вместить малую толику Его силы. Он делает нас лучше. Он делает нас частью себя».
Император рвётся вперёд. Он распространяет свою волю и мысленный взор на спутников, превращая их в дополнительные пары глаз, ушей и рук. Через них Он чувствует реальный мир или, вернее, те осколки материи, что плавают в океане безумия: фрагменты палуб и стен, на которые можно опереться. Они, будто прыгая по камням, выступающим из бурлящего потока, путешествуют от одного хрупкого обрывка реальности к другому. А вокруг беснуется варп.
«По воле Его».
Через Цекальта Он видит крылатую тварь впереди и разрубает её прежде, чем та успевает ударить. Через Таурида и Равенгаста Он удерживает натиск истекающих слюной демонов и покрытых язвами уродцев. Через Нмембо и Загра Он прикрывает спину, отбрасывая волны рычащих и скулящих созданий, что выползают из-за межпространственной завесы и, щёлкая пастями, бросаются на отряд золотых воителей. Через Ксадофа и Каредо, что стойко сражаются одесную и ошуюю от Него, Император видит путь.
«Лишь по воле Его».
Они пробивают путь к тёмному и извращённому сердцу «Мстительного духа», слившись в единую, многорукую и многоглавую сущность.
И укрощают царящий вокруг ад.
5:х. Прятки в темноте в ожидании конца
Петля темноты затянулась вокруг Коллекции 888 и висящих на стенах картин ада и вечных страданий. С тех пор как ушёл Локен, тени стали длиннее и гуще, а воздух — холоднее. Если верить настенным пультам, температура и уровень влажности в помещении не менялись, но Зиндерманн промерзает до костей. Они некоторое время ждут возвращения легионера, но безуспешно. В конце концов Зиндерманн покидает скамейку подле подвешенной в луче мягкого света странной статуи, созданной в восемьдесят первом столетии, и подходит к люку. Он не знает, сколько времени прошло. Кажется, несколько часов, но все часы остановились. Его карманный хронометр идёт в обратную сторону. Мауэр и девушка-архивариус наблюдают.
Люк крепко заперт. Когда бывший итератор решается осторожно дотронуться до замка, устройство не реагирует. Панель холодная на ощупь, как и сам люк, и стена рядом. Он замечает ледяные кристаллы, выросшие на поверхности металла. Будто с той стороны царит жуткий, абсолютный холод космической бездны и понемногу просачивается в библиотеку.
Возможно, так и есть. Возможно, так выглядит тепловая смерть, что сопутствует окончательному разрушению. Время остановилось, пространство спуталось, реальность свернулась в плотный шар смежных событий, из которого медленно вытекают тепло и свет.
Зиндерманн оглядывается на товарищей и пожимает плечами.
— Он не вернётся, так ведь? — спрашивает Мауэр.
— Возможно, для Гарвеля прошло всего несколько секунд. — Зиндерманн возвращается на скамейку.
— Правда? Ты действительно считаешь, что время и пространство... — она замолкает.
— Да.
Мауэр ёжится и качает головой.
— Знаю, ты веришь в порядок и дисциплину, — мягко произносит Зиндерманн, — и вместе с тем предельно прагматична. Удивлён, что тебе так трудно принять нынешнюю ситуацию.
— А я не понимаю, почему ты настолько спокоен.
— Поверь, это не так. Творящееся вокруг космическое безумие выбило меня из колеи. Я практически не воспринимаю происходящее. Но, учитывая предыдущий опыт, с этим несложно смириться. Полагаю, я просто не вижу смысла в панике. — Он устало качает головой. — Или на неё не осталось сил.
— Я уже ничего не понимаю, — признаётся Мауэр.
— За прошедшие месяцы, — продолжает Зиндерманн, садясь рядом с боэтархом, — мы многое пережили... Совершенно невероятные, невообразимые вещи. И ты встречала их лицом к лицу. А сейчас опускаешь руки?
— Чудовища, порождения ночных кошмаров, — бормочет Мауэр. — С ними я справлюсь. Но это же другое. Сама ткань мироздания и законы физики нарушены. Не на что больше положиться, нечему доверять: ни земле под ногами, ни воздуху, ни счёту минут, ни даже собственному разуму.
Зиндерманн вздыхает.
— Тогда, получается, Император нас подвёл, — грустно произносит старый итератор.
Архивариус встревоженно поднимает голову.
— Ему бы нас подготовить. Рассказать. Научить. Не только нас с тобой, но всё человечество. У Него тут целая библиотека доказательств и предупреждений из тьмы веков. Но Он решил её спрятать. Мы могли подготовиться, если бы знали. Если бы Он поделился знаниями, нас не застали бы врасплох.
Зиндерманн растирает руки в попытке согреться.
— Но Он решил так не делать и лишил нас всех духовных сил. И потому в этот час мы оказались совершенно не готовы к испытанию.
5:xi. To, что выше любого понимания
Эти произведения искусства...
Г-х-н-н...
Н-н-х... Соберись.
Они... Повелителю стоило уничтожить все те творения великих и безумных гениев, но, полагаю, у него не поднялась рука. Они всё же по-своему прекрасны.
Наверное, в них он видел себя через отражения родственных душ, что на миг узрели истину и навеки изменились, а затем не имели иного выбора, кроме как описать её любым доступным способом. О, бедолаги... Их разум оказался слишком хрупким и оттого пострадал. Неспроста тех творцов окрестили сумасшедшими, а произведения — блажью. Но я всегда обращал внимание на два момента: во-первых, удивительная однородность видений. Слишком уж большое сходство между образами, если предполагать, что люди придумали их независимо друг от друга.
По какой-то загадочной причине все авторы узрели одно и то же. То, что я вижу сейчас. Место, где оказался мой старый друг.
И во-вторых, ни краска, ни карандаш, ни уголь, ни рифмованные слова... Ничто из имевшихся в распоряжении смертных инструментов не могло описать истину. Кто-то поёжится при виде «Сада земных наслаждений»[3] или «Великого дня гнева»[4], но это лишь намёки, смутные образы, проступившие сквозь мутное стекло. Истина вовсе не в языках пламени, не в уродствах, не в рушащихся скалах, стекающем яде или шипастых лозах; истина не прячется за дьявольской, выходящей за грани разумного мерзостью, что радостно пляшет в неровном свете. Она не воплощена в созданиях, которых мой повелитель и его Соратники убивают мечом и болтером. К физическому кошмару можно привыкнуть, можно перестать обращать на него внимание. Настоящая истина — в ощущении бессмысленности всего.
Мы...
Мы слишком привыкли жить в материальном мире. В царстве, которое подчиняется законам физики, логики, разума. Теперь я вижу, что даже худшие кошмары нашего мира блёкнут по сравнению с мимолётным касанием безграничного варпа. В нём нет ни законов, ни правил, ни правды.
Мой повелитель чувствует это в каждой молекуле окружающего пространства. Всё ведёт себя неправильно. Ни на что нельзя положиться. Ничему нельзя доверять. Всё — Хаос в самом буквальном смысле. В том царстве нет даже намёка на смысл.
Раньше он никогда не заходил так далеко. Не погружался полностью. Мой вечный царь всегда оставлял путеводную нить, тропу, по которой можно вернуться; якорь в виде Трона или маяк. Он переступал через порог одной ногой. Даже в самые отчаянные моменты он не уходил в варп целиком, без возможности убежать.
Всё когда-то случается впервые.
Варп пожирает «Мстительный дух» с той же лёгкостью, что и мою душу. Материальный аспект могучего корабля пропитался скверной. Мой Император сейчас сражается, шаг за шагом пробиваясь к цели, в тоннелях, где сплавились воедино материя и имматериум. Это место лишь отдалённо напоминает боевой корабль проекта «Глориана», модель «Сцилла».
Иногда он шагает по твёрдому настилу палуб, минует знакомые залы, отсеки и коридоры... Но это всё неправда. Он путешествует по обретшим плоть воспоминаниям о корабле, сплетённым воедино в произвольном порядке. Иногда они резко растворяются в клубах тумана. «Мстительный дух» вокруг него подобен воде, которая пытается вспомнить, каково это — быть льдом.
И эти старые воспоминания...
А-а-ах! М-м-н-н...
Думаю, они принадлежат ему. Хорусу. Насколько же он обезумел, если не может вспомнить большего?
Варп проник в первонайденного сына, ставшего врагом, куда глубже, чем предполагалось возможным, когда его создавали.
5:хii. На поверхности Терры
Ты слепо бродишь в шепчущей темноте Двора Луперкаля, выставив вперёд руки. Это место изменилось и выросло вместе с тобой. Всё стало другим. Даже темнота.
Ты топишь Терру в имматериуме, и его волны смывают и перемешивают всё на своём пути, будто рисунок, только что нанесённый красками на стену, попал под сильный дождь. И теперь линии растекаются, а цвета расползаются пятнами. И никто не поймёт, что же было здесь раньше. Человек? Пейзаж? Может, животные? Неважно, потому что это уже не имеет значения. Цвета и оттенки смешались, разбавленные нематериальной водой, и превратились в обволакивающую темноту.
Ты, оказавшись в её объятиях, ощупываешь окружающие предметы, чтобы понять, как они теперь выглядят. «Мстительный дух» смешался с планетой. Корабль и дворец. Небо и земля. Сталь и камень. Внутри и снаружи. Вверху и внизу. Всё стало одним — спутанным клубком без начала и конца. Как только отец повёл в бой абордажные отряды — без сомнения, отважный шаг, — ты выпустил на волю невозможное и поймал Его в ловушку. Теперь нет ни выхода, ни пути назад. Он может отправиться только в одно место.
В новой тьме без будущего есть только ты. Ты, твой трон и Двор, что его окружает. И дворец, в котором находится Двор. Твой дворец, твой город. Неизбежный Град размером с галактику. Всё так, как должно быть. К этому всё шло. Это неизбежно.
Твой Неизбежный Град. Твоё царство.
Ты решаешь, что хочешь его увидеть. Ты — Хорус Луперкаль, и ты готов. Ты призываешь свет, и он появляется. В ладони загорается огонь, и ты поднимаешь его повыше, освещая Двор.
Пять тронов. Ты чувствуешь секундное удивление, пока не вспоминаешь: ничто здесь не может тебя удивить, ибо ты сам создал всё, что вокруг. Пять тронов. Один — твой. Должен быть.
Четыре других почётных места предназначены силам, способствовавшим твоему возвышению.
Перемены, кровь, наслаждение, распад. Четыре стороны на компасе Хаоса. Четыре квадранта восьмиконечной звезды. Они ожидают достойных аватаров. Они — часть даров.
Ну конечно. Именно так ты и планировал.
Во Дворе будут представлены четыре силы, две — по правую руку и две — по левую. Все ли места окажутся заняты? Ты всегда отличался гостеприимством и с уважением относился к посетителям. Кто посмеет отказаться от приглашения?
Ты приготовил щедрые дары. Создал их своими руками. Для каждого лично. Они такие изысканные! Разложение для прекрасного Ангела — и возможность возродиться и жить, несмотря на смертельные раны. Кровь для дражайшего Рогала. Его зашоренный уставами и расчётами разум получит первобытную свободу, благословенное забвение в царстве Хаоса. Он сможет наконец-то позабыть о планах и стать простым воином, как всегда хотел. Суровый Константин получит свободу через перемены. Они помогут ему отбросить строгие, структурированные схемы, управляющие жизнью кустодия, перестать быть рабом чужой воли и обрести способность мыслить и решать самостоятельно, узнать тайны, которые от него всегда скрывали.
А тебе, отец, уготовано наслаждение. Твоя награда — удовольствие, гордыня, разрешение стать тем, кем был всегда, избавившись от бремени ответственности, от судьбы, от желания наставлять на путь и командовать, от необходимости выполнять план, растянувшийся на тридцать тысяч лет... Здесь Он сможет сесть, отдохнуть и просто насладиться силой. Человечество пойдёт по тернистому пути без Него. Не нужно больше думать ни о ком.
И тогда все планы станут твоими.
Если они примут дары... Это будет поистине радостный день. Двор наполнится жизнью, весельем и славой. Ты, вознёсшийся надо всеми, займёшь законное место, а четвёрка советников станет новым Морнивалем. Они будут внимать каждому слову и исполнять твою волю.
Согласятся ли? Некоторые, возможно, да. Увы, кто-нибудь откажется. Твой совершенный разум всё видит. Некоторые не меняются, даже если концепции прошлого и будущего слились воедино и утратили прежний смысл. Сложно отказаться от старых привычек, но теперь это неизбежно.
Ты уверен, что Рогал — твой. Его кровь бурлит и не хочет успокаиваться. Сангвиний, которого ты всегда любил, тоже примет подарок. Разве можно отказаться от протянутой руки брата, дающей жизнь и спасение? Он придёт и сядет на указанный трон. Кажется, он вот-вот узрит истину. Ангел всегда видел больше прочих. Виды Неизбежного Града подарят ему облегчение.
По поводу Константина есть серьёзные сомнения. Он был предвзят с момента твоего появления на свет. В нём слишком глубоко засела зависть к братьям-примархам. Он предпочёл бы убить и тебя, и весь твой род. К тому же он даже не настоящий человек. Кустодий практически лишён свободной воли и возможности познания мира. Таким его сотворил отец — инструментом, не более. Без сомнения, он очень хороший, почти идеальный инструмент. Но пытаться его переделать — всё равно что сказать мечу или копью перестать быть оружием. Несчастный Константин — это просто воплощение долга и послушания в человеческом теле, а больше ему ничего не известно.
Остался отец. Он, с одной стороны, может согласиться быстрее остальных. С другой, препятствием является Его эго. Он считает, что знает обо всём больше всех. За тридцать тысяч лет он настолько уверился в этом заблуждении, что полностью закостенел. Он больше не может склониться. Только сломаться. Ты надеешься, что так и будет. Ты искренне предлагаешь эти дары, но, если от них откажутся, рука не дрогнет. Если, вопреки ожиданиям, отец согласится, ты возрадуешься. Вы снова будете вместе, как тогда, в те три великолепных десятилетия. Но ты почти уверен, что получишь отказ. И в глубине души надеешься на него.
Время отца прошло.
Он должен умереть, и ты давно ждёшь возможности нанести смертельный удар. Когда-то ты любил Его всем сердцем, но сейчас осталась только ненависть, порождённая Его притворством и ложью.
Откажись, отец. Сожми кулаки и дерись. Я так хочу тебя убить.
Ты вздыхаешь. Тьма шепчет. Она шепчет твоё имя. Ты в этом почти уверен.
Интересно, какой из тронов твой? Пятый. Но который из них пятый? Самый большой? Наверное, да. Тебе нужен трон, достойный бога.
Стрелки часов замерли. Времени больше нет. Но ты теряешь терпение. Они, должно быть, уже близко, но мгновения тянутся слишком долго! Пора завершать. Довести всё до конца или хотя бы до смерти.
Ты шагаешь сквозь живую, дышащую тьму, отмахиваясь от шепчущих голосов, как от досужих сплетников. Подходишь к двери, ведущей во Двор. Она открывается, потому что не может сопротивляться твоей воле.
Ты подождёшь свой новый Морниваль в зале и лично проводишь гостей к тронам. Внутри поёт сила.
Зал снаружи просторен, тенист и очень тих. Он одновременно на «Мстительном духе» и вовне его. Неизбежный Град распахнул врата в честь твоего вознесения.
Ты шагаешь внутрь.
5:xiii. Всё меняется
В самом сердце пылающего Дворца происходят никем не замеченные события, столь важные, что их последствия изменят всё. Но они потеряны в тумане, дыму и безумии.
Одно из них — это конец абсолютного торжества человеческого Империума. Он процветал почти три столетия, объединил под своей эгидой тысячи миров и стал самой могучей военной силой в Галактике. И эти мощь, навыки и подвиги несокрушимых астартес, неисчислимой армии и несравненного флота стали одновременно причиной и символом превосходства.
В дымной мгле, в одно мимолётное мгновение это меняется. Имперская военная машина останавливается. Воины продолжают сражаться с прежней доблестью, но образ их мыслей уже иной. Они больше не самые сильные, потому что встретили более могущественного противника. И это даже не армия. Новому врагу не нанести ранение, сколько бы снарядов и ракет в него ни выпускали.
Этот едкий, медленный, но неумолимый разлад заметят только спустя десятки или сотни лет. Великий Империум, если переживёт сегодняшний день, продолжит сражаться и побеждать, но никогда уже не будет самым сильным.
Он столкнулся с равным. Этот соперник — бессмертная и безграничная сила, которую раньше почти никто не замечал.
Собственный образ Империума разрушен навеки.
Ещё одним незаметным событием стало проникновение предателей в последнюю крепость. Стены, как и несокрушимый образ Империума, пали задолго до того, как кто-либо успел это заметить.
Экрон Фал и Вор Икари из Сынов Хоруса вдвоём возглавляют очередной штурм Дельфийских укреплений. Наводящие ужас юстаэринцы Фала поливают стену огнём тяжёлых орудий, а рота Икари, печально известная Четвёртая, наступает, подняв щиты. Вместе с астартес в бой идут машины Легио Мортис. Два командира соревнуются между собой. Сейчас они одновременно и товарищи, и соперники в гонке за славой. Они — наконечник копья магистра войны, но каждый хочет забрать главный трофей. Офицер, первым ступивший на стену, тот, кто поведёт лавину разъярённых воинов за собой вглубь крепости, без сомнения, сменит Абаддона на должности первого капитана. Ведь Абаддон не участвует в бою. В любом случае он не более чем реликвия, герой былых времён и уже не может исполнять обязанности. Ему никто не подчинится. Этот подвиг слишком славный для старого первого капитана и требует слишком больших усилий. Время Эзекиля Абаддона ушло. Настал их час.
Воины атакуют со звериной жестокостью и безжалостной точностью. Командиры стали пародией на когда-то благородных астартес. С чудовищной силой Фала может сравниться лишь нечеловеческая злоба Икари.
Град макроснарядов бьёт по адамантиевой броне Дельфийских стен. Пилоны валятся вниз, как деревья, сломанные ураганом. Резонаторы и реле взрываются с яркой вспышкой. Водопады искр стекают по потрёпанной стене и трепещут, будто знамёна на ветру.
Пал первый сектор пустотных щитов.
5:xiv. Разжечь огонь
Штурмовые отряды Гвардии Смерти откатываются вниз по склонам Полой Горы. Воины срываются со скал и лежат на единственной тропе.
Сыны Льва торжествующе кричат и колотят окровавленными мечами по выщербленным щитам.
Передышка продлится недолго. Им едва хватит времени очистить и прижечь раны, выправить клинки и перезарядить орудия. Враг, несмотря на тяжёлые потери, скоро перегруппируется и снова пойдёт в атаку. Ярость Тифа, его ненависть к Корсвейну и Первому легиону горит лихорадочным пламенем и не собирается гаснуть. Он их не отпустит и будет терзать до тех пор, пока от Тёмных Ангелов не останутся только белеющие в сумерках кости.
— Откуда вы взялись, лорд? — Корсвейн тяжело дышит после страшного боя. Броня залита кровью так, будто он в ней купался.
— Я же говорил, Гончая Калибана... Не задавай вопросов, — отвечает Сайфер, на котором не меньше алой жидкости.
Корсвейн качает головой.
— Так не пойдёт. Может, в другие времена я бы и послушал, но не здесь. Не сейчас. Гибнущий Тронный мир — вотчина лжи и призраков. А я должен вам верить.
— Разве я уже не показал, чего стою, ваша светлость?
— Показали. Но этого недостаточно. Избавьте меня от сомнений.
— Я пришёл, потому что нужен, — тихо отвечает Сайфер. — Так как Тёмные Ангелы нуждались в подтверждении, что ты достоин ими командовать. Что на этой войне именно ты — глашатай Великого Льва, за которым можно идти на смерть. Я вышел из духа Первого легиона, ибо там мой дом. Я всегда рядом, но появляюсь, только когда мой вид укрепит сердца воинов сильнее любого флага или штандарта.
— Вас послал Император, — говорит Корсвейн.
— Если ты так считаешь, то да, — отвечает Сайфер.
Сенешаль опускается на колено и склоняет голову. Остальные следуют его примеру: Харлок и Траган, Бламирес и Бруктас, Ванитал и Ворлуа, и ещё три десятка воинов в массивных доспехах, покрытые кровью и грязью, прижимают клинки к груди и кланяются.
Сайфер убирает оружие и обеими руками поворачивает голову Корсвейна так, чтобы тот смотрел прямо в скрытые за маской глаза.
— Ты долго отсутствовал, лорд-сенешаль, — произносит Сайфер. — Нужно было убедиться в твоей верности прежде, чем прийти на помощь.
— А мне — в вашей, — отвечает Корсвейн. — На этой безумной войне сложно отличить врага от друга.
Сайфер протягивает руку и помогает сенешалю подняться.
— Понимаю. Ты в своём праве. Сомнения служат бронёй настоящему воину. Равно как и доверие. Всё ещё сомневаешься?
Корсвейн медлит с ответом, но впервые за несколько месяцев чувствует, будто его коснулись лучи света, будто некая могучая сила зажгла огонь и восстановила потерянные силы.
Он качает головой.
— Значит, дух Первого снова един, мой господин, — кивает Сайфер. — И да будет так, пока испытание не завершится.
— Сможем ли мы победить? — спрашивает Корсвейн.
— Мы обратим Гвардию Смерти в бегство или погибнем. И успеем совершить ещё кое-что.
— Что?
— Мы зажжём огонь внутри горы и принесём надежду на Терру.
5:xv. Осколки
В небе, расчерченном зигзагами молний и затянутом клубами тяжёлого дыма, бушует пучина эфирных энергий. Из туч хлещут потоки чёрного дождя, заливая и затапливая всё вокруг. В просветах облаков можно рассмотреть звёздное ночное небо... Но ночь — это тёмная плоть варпа, а звёзды — злобные, немигающие глаза.
Рождённый среди волков Тьярас Грунли из Стаи делает последний вздох.
Он лежит на спине среди развалин барбакана Иреник. Оуслитовая плита станет его погребальным ложем. Из-за тяжёлых ран воин не может пошевелиться. Рядом валяются тела Кровавых Ангелов, Имперских Кулаков, Белых Шрамов, Саламандр, воинов Разбитых легионов и смертных из Имперской Армии. Они пали один за другим, пока не остался только Грунли. Его волосы слиплись от крови, а намокшая рукоять топора скользит под пальцами. Рядом с телами мёртвых братьев лежат трупы Гвардейцев Смерти, которых Волк прикончил, мстя за павших. Он убивал, пока мог держаться на ногах, но в конце концов раны взяли своё.
Небо скрылось за чёрными тучами. Они такие низкие, что, кажется, вот-вот коснутся лица. Сквозь дымную пелену мерцают звёзды, будто следя за умирающим воином. Может, какие-то из них восходят зимними ночами над горизонтом Фенриса.
Воркс из Гвардии Смерти оставил его умирать. Пожалел последнего удара. Счёл противника недостойным.
Грунли и правда уже всё равно что мёртв. Он и сам это знает. Волк втягивает ноздрями воздух и понимает, что делает это в последний раз. На следующий вдох сил не осталось. Выдохнет — и всё закончится.
Потому он задерживает дыхание, цепляясь за остатки жизни, тепла и воздуха. Пока он наполняет залитые кровью лёгкие, война ещё не проиграна.
Нерождённые, что семенят, кривляясь, за Гвардией Смерти, подобно чумному обозу, эти кишащие паразитами трупоеды следуют за армиями Четырнадцатого, подбирая остатки. И сейчас они подползают всё ближе, принюхиваются и скулят, подначивая друг друга сделать ещё шаг к телу павшего Волка. Среди них ковыляют горбатые, уродливые гаруспики, читающие будущее по выдернутым из животов внутренностям. Они придут сразу, как воин испустит дух.
Тьярас Грунли отказывается выдыхать.
Соджук из Белых Шрамов вонзает тальвар в голову легионера Несущих Слово. Чтобы освободить клинок, приходится упереться в тело поверженного врага ногой.
Он ведёт братьев в бесконечный налёт среди руин преграды Галлия, окружённых кольцами пламени. Нет ни стратегии, ни приказов от Архама или из Гегемона. В эфире раздаётся только бессмысленный треск помех. Поэтому они постоянно перемещаются, нападают, убивают, преследуют предателей на истерзанном подобии поля битвы, причиняя столько вреда, сколько получится.
Эта манёвренная война противоречит философии братьев из Имперских Кулаков и Кровавых Ангелов. Соджук удивлён, что они вообще слушаются его приказов, несмотря на звание. Но за последние девять часов, если он не ошибся в расчётах, они вступили в бой тридцать два раза и одержали победу в каждом столкновении. Так он получил нечто более важное, чем звание, — уважение товарищей.
Они задерживаются на утёсе из разрушенных зданий, нависшем над рвом с горящими телами. Отсюда Соджук надеялся увидеть форт Хиндресс и южные рубежи обороны Палатина, но впереди возвышается разрушенная громада чего-то крайне похожего на Львиные врата.
Это невозможно, если только ветры войны не запутали их и не вывели в совсем ином направлении. Соджук полагает, что это какое-то другое здание. Может, другие врата. Он не очень хорошо помнит планировку Дворца, но это неважно. Интересен только враг, на которого можно поохотиться.
А угодьями для этого дела может стать любая территория.
В заиленных рвах и грузовых траншеях к западу от их позиции что-то движется. Очередная группа врага, превосходящая числом его стремительно тающие силы. Но противники медлительны, а он быстр. Соджук кивком указывает на новую цель.
— На что мы вообще надеемся? — спрашивает до смерти уставший солдат из Кализанской горты.
— Ни на что, — отвечает Белый Шрам.
— Но...
— Надежда вытягивает силы, потому что обещает слишком много. Радуйся, что у нас её нет. Когда не на что надеяться, то нечего и бояться.
Смерть расползается во все стороны.
На разрушенных просторах Палатина воины с обеих сторон — и окружённые лоялисты, и атакующие предатели — пытаются выжить в схватке со стихией. Бесконтрольно расходящиеся пожары, ураганный ветер и чёрный ливень, облака ядовитого газа и дыма напирают со всех сторон. Люди сражаются за плацдармы, за возможность маневрировать, за укрытия и ориентиры, и не только друг с другом, но и с полем битвы.
Подразделения Эксертус наступают под проливным дождём по полям густой грязи и ищут знакомые здания, по которым можно определить координаты, — ведь стрелки компаса теперь крутятся как хотят.
Запертые в блиндажах и траншеях бригады ауксилии пытаются выйти на связь, не понимая, кто находится рядом. Потрёпанные колонны бронетехники, будто обезумев, ездят кругами по опустевшим улицам, пытаясь понять хоть что-то из показаний навигационных систем. Войска Механикум замирают как вкопанные и не могут ни выстроить маршрут к цели, ни выполнить программы-приказы. Отряды астартес пытаются перегруппироваться, но больше не верят системам брони и потому насторожённо крадутся по разбитым водоводам и вдоль разрушенных дорог, пытаясь сопоставить окружающую обстановку с картами Дворца по памяти. Многие избавились от шлемов, доверяя глазам больше, чем авточувствам.
Все видят далёкие силуэты во мгле, башни и стены уцелевших зданий, чёрные громады крепостных стен, но ничего не узнают. Панорамы ни на что не похожи. Знакомые, заметные с большого расстояния конструкции находятся не на своих местах, или рядом с ними вырастают объекты, которых там никогда раньше не было.
Более того, бойцы видят здания и памятники, которые раньше разрушились на их глазах.
Ничему нельзя верить. Прицелы и дальномеры врут. Офицеры нервничают, обвиняют во всём миражи, фантомы, сошедших с ума разведчиков и наводчиков, ненадёжность исходных данных... Многие не понимают, где вообще находятся.
Подразделения разворачиваются. Меняют позиции. Бесцельно ходят кругами. Они наступают на врага и внезапно обнаруживают, что тот всё время был за спиной. Солдаты покидают безопасные окопы и уходят прямо на минные поля. Кто-то перемещается в поисках лучших укрытий, а после зачистки блиндажей узнаёт собственные укрепления. Людей расстреливают за ошибки. Люди приходят в отчаяние. Люди сходят с ума при виде стен и башен, которые давно рухнули, забрав с собой их товарищей, а теперь вернулись и проступают сквозь мглу далёкими, злобными призраками.
Среди руин Дозора Тарга 55-й Пан-полярный полк наступает под огнём орудий. Они предприняли эту почти самоубийственную попытку прорыва, чтобы вывести на позиции полевую артиллерию и обеспечить прикрывающий огонь стрелковым частям из Маглекса. За этот манёвр придётся сполна заплатить кровью, но командиру 55-го всё же удаётся занять залитую дождём насыпь и начать обстрел. Порядка двух сотен артиллерийских орудий в течение десяти минут рокочут, не смолкая ни на секунду. В трёх километрах от батареи расцветает пояс огненных шаров.
И только тогда командир узнаёт, что каким-то образом, несмотря на продвижение под вражеским огнём, они оказались на другом фланге и всё это время обстреливали союзников.
Командир Пан-полярного молча читает мятый документ, протянутый безмолвным адъютантом, приказывает прекратить стрельбу, отдаёт свой клинок ближайшему лейтенанту и уходит во мглу. Больше его никто не видел.
У батареи ВТС-26 к востоку от Иреника после часа интенсивных боёв 414-й Людовикский штурмом берёт жилой квартал, в котором засел упорный враг.
Ворвавшиеся в здания солдаты собирались установить там имперский штандарт, но обнаружили внутри скорчившиеся трупы бойцов из 9-го Густавского и их догорающие знамёна с двуглавым орлом.
Огромные силы предателей ползут вперёд. Блуждая точно так же, как лоялисты, они не нуждаются ни в картах, ни в ориентирах, ни даже в глазах. Пантеон Четырёх указал путь и поведал истину: все дороги ведут в одно место. Все неизбежно доберутся до цели.
5:xvi. Позиция
Процессиональ Метома закончилась. Дорога просто упёрлась в поле перепаханной земли, будто прогнивший деревянный волнолом, обглоданный морем и наполовину ушедший в песок. Орудийных палуб тоже не видно. Сомнительный план добраться до Дельфийской линии обороны придётся отбросить. Они движутся слишком медленно, таща на себе артиллерию. Войска находятся на открытой местности, но кажется, будто горизонт подобрался слишком близко и стал твёрдым, — это из-за поднимающихся со всех сторон стен пепла и пыли в тридцать километров высотой. Агата замечает чёрный особняк и решает, что эта позиция ничем не хуже других. Им нужно место, где можно остановиться, окопаться и сражаться, а это — единственный достойный вариант на многие километры вокруг.
Маршал Агата старается не обращать внимания на непроходящую боль в распухшей щеке и челюсти и отдаёт приказы. Офицеры кивают и возвращаются к подчинённым. Файкс идёт за ней внутрь.
Чёрный особняк — так Файкс окрестил его, как только увидел, — это большое, крепкое здание. Оно пострадало: как минимум одно крыло обрушилось под недавними обстрелами. Но несущие стены могут похвастаться внушительной толщиной, и благодаря им постройка пережила всех соседей, превратившихся в груды битого камня. Агата полагает, что должна знать это место. Оно выглядит знакомым и, очевидно, когда-то было крупным памятником архитектуры. Это, правда, не очень много значит в городе, состоящем из таких памятников. Их новое прибежище — приземистое, угловатое, широкое строение огромных размеров и почти полностью чёрное. Не так давно в нём явно был пожар, поэтому Агата решает, что камни просто обуглились.
Сойдёт.
Большая часть бойцов, порядка трёх тысяч человек, остаётся снаружи и оборудует позиции для полевой артиллерии — основы их огневой мощи. Агата велела офицерам организовать перекрывающиеся секторы стрельбы на западном и восточном флангах. Все атаки за последние несколько часов начинались с этих направлений. Километрах в двадцати, за пепельной завесой, идёт какой-то жуткий, вероятно танковый, бой. Агата полагает, что первые враги придут оттуда. Разведчики, которых отправили вперёд, используют флажки, фонари и свистки, потому что вокс-связь пропала полностью.
Люди устали волочить на себе орудия и тележки с боеприпасами. Агата полагает, что противников удастся засечь, когда те подойдут на два километра. Это даст время на артиллерийский залп. Другое дело, если они зайдут с юга или, например, с севера. Её солдаты — стрелки, инженеры и лёгкая пехота. Если предателям-астартес удастся подобраться достаточно близко, то это даже боем назвать не получится.
Направления — восток, запад... Они теперь достаточно условны. Компасы не работают, похоже из-за какой-то электромагнитной аномалии, а приборы сгорели. Солнца, по которому можно было бы ориентироваться или прикинуть время, тоже не видно. Маршал руководствуется интуицией. До настоящего момента это помогало выжить. С другой стороны, благодаря интуиции она уже слишком долго живёт в этом аду.
Если Агата ошиблась, то им придётся отступить в сам особняк и использовать его как крепость. Здание похоже на форт: толстые стены, узкие окна. Может, это он и есть? Может, это Лафей? Или Эрмитаж. Если Эрмитаж, значит, три или четыре верхних этажа были разрушены, но обломков нет.
Они с Файксом проходят внутрь и осматривают новую цитадель. Передовые отряды из 403-й штурмовой роты ушли искать неприятные сюрпризы по комнатам.
Внутри всё разрушено, но уцелевший остов ещё держится. Стены в некоторых местах доходят до десяти метров толщины. Ворота и проходы крепкие, их будет удобно оборонять. В проёмах остались обломки решёток и взрывостойких дверей. Некоторые створки, напоминающие двери банковских сейфов, застряли в пазах, но их, возможно, получится опустить, если расчистить завалы.
Обломки и каменная крошка покрывают пол сплошным слоем. Огонь внутри пылал так яростно, что не осталось ни мебели, ни украшений, ни трупов. Агата замечает среди камней оплавленные куски металла. Но, каким бы сильным ни был пожар, сейчас всё остыло. Агата чувствует, как холод пробирает до костей. Из трещин в перекрытиях капает вода. В пустых комнатах гуляет эхо.
— Что? — спрашивает она.
— Маршал? — поднимает бровь Файкс.
— Что ты говорил?
— Ничего, мэм.
Агата хмурится. Кто-то только что говорил.
5:xvii. He здесь и не там
Сопровождение подопечных в башню занимает больше времени, чем полагал Амон.
Намного больше. Прямой путь через процессиональ Галитэ каким-то образом приводит во двор Босфора. Кустодий возвращается. Через верхний Юлунси они должны были оказаться на мосту Альбедо, перекинутому через вентиляционное ущелье между залом Маршалов и бельведером Ариадны, но видят перед собой площадь у красных каменных врат Магистари, которую наводнили толпы перепуганных придворных и длинные шеренги сбитых с толку слуг, сжимающих в руках узелки с пожитками. Они похожи на торговые караваны, потерявшиеся в пути. Пожилой мужчина из высшей аристократии, если судить по одежде, взобрался на невысокий бортик центрального фонтана и без явной причины поёт оттуда какую-то старинную песню. Псалом. В это время и в этом месте. Откуда люди вообще знают тексты старых псалмов?
Всё равно его никто не слушает. Амон некоторое время наблюдает за происходящим и разворачивается.
Врата Меланхолии заблокированы обломками рухнувшей стены. Во вратах Пасифаи затор из-за бесконечного потока беженцев, жаждущих добраться до надёжного укрытия. Кроме того, за аркой Амон видит высокие стены Восточных подступов, из которых они только что ушли, а не длинную виа Астериус, которая должна там быть.
Процессиональ Энопиона постепенно наполняется бегущими от войны жителями зоны Империалис и упирается в неизвестно откуда взявшуюся стену. Путь Фоанта, почему-то пустой и тёмный, ведёт только на крытую кольцевую галерею Таврополиса. Пройдя по каналу Мифемы, группа почему-то оказывается в заставленном статуями внутреннем дворике к западу от Оружейного дома. Здесь чего-то ждут несколько полных экипажей боевых звездолётов. Люди напуганы, но в то же время апатичны. Некоторые так и не успели поменять лётные комбинезоны на что-то более подходящее для ситуации. Многие статуи исчезли с постаментов неизвестно куда. На один из них взобрался пожилой мужчина и поёт тонким, дребезжащим голосом.
Он выглядит совершенно неотличимо от аристократа на площади Магистари, но Амон понимает, что это невозможно. И песня вроде бы та же самая. Кустодию нет до этого дела. Он глубоко обеспокоен неожиданными перемещениями, потому что знает Дворец как свои пять пальцев. Это его обязанность, а память стражей идеальна. Как можно было допустить столько ошибок?
— Я очень устал, — заявляет Фо (потому что хожу уже намного дольше, чем хотел бы). — Кустодий, ты что, заблудился?
— Нет, — отвечает Амон.
— А я успел натереть мозоли, — замечает старик (и это правда: мозоли очень болят).
— Хватит капризничать, что ты как маленький, — говорит Андромеда-17.
— Я уже давно не маленький, — отвечает Фо. — Хотя, конечно, не отказался бы им стать. Вернуть молодость. Как было бы хорошо, а? Это тело такое старое и слабое.
— Я бы много от чего не отказалась, — огрызается Андромеда.
— Может, всё-таки заблудился? — шёпотом спрашивает у Амона Ксанфус, Избранный Малкадора.
— Нет.
Спустя десять минут (или отрезок времени, который ощущался как десять минут) кустодий доказал, что не лгал. Перейдя через широкий циркуляционный ров по Эгейскому мосту, они вышли к нужной башне. Амон предпочёл умолчать о том, что ожидал совсем иного и что Эгейский мост раньше вёл в другое место. Напротив, он рассказывает Ксанфусу, что «из соображений безопасности пришлось идти окольной дорогой».
На высокой эстакаде воет ветер. Климатические системы Дворца перемещают потоки воздуха по рву под ногами с ураганной скоростью. И это не освежающий бриз. Ветер тёплый и пахнет гарью. Амон знает, что климат в окружённом и осаждённом Санктуме начинает постепенно деградировать. Фильтры не справляются с поступающим количеством токсинов и примесей. Раньше погоду в Санктуме Империалис можно было программировать: задавать параметры облаков и режим осадков под куполом щита. Теперь же небо всегда угольно-чёрное, низкое и расчерченное капиллярами молний. На юге и западе виднеется красное зарево. Видимость тоже снизилась.
— Смотри, — Фо тычет пальцем. — Вон там что-то сверкает. Видите? Это щиты отключаются, да? Пустотные щиты Санктума трещат и расходятся по швам?
— Нет, — отвечает Амон.
— Думаю, да, — говорит Фо (потому что так оно и есть).
— Нет, — настаивает кустодий.
С запада доносится длинный, протяжный рокот, похожий на далёкие аплодисменты, которые постепенно становятся всё громче. Шпиль Кастеляна в пяти километрах от их позиции медленно клонится набок и сползает в циркуляционный ров. Всё происходит неспешно: нижние уровни начинают дрожать и вспучиваться, потом вершина башенки почти элегантно покачивается, и всё здание складывается внутрь, превращаясь в поток каменных обломков, несущихся вниз в облаке пыли.
— Выглядит не очень хорошо, — замечает Фо.
— Действительно, — отзывается Амон. — Не очень.
Поток воздуха во рву подхватывает стену коричневой пыли. Она стремительно приближается, будто фронт песчаной бури.
— Внутрь, — командует кустодий.
Он пропускает спутников вперёд и окидывает взглядом город. Ему бы очень хотелось поговорить с капитаном-генералом и получить наконец однозначные указания касательно Фо.
Но капитан-генерал не выходит на связь уже несколько часов.
5:xviii. Надвигается тьма
Тридцать девять секунд с начала боя, и они сражаются практически вслепую.
Нейросинергетическая сеть даёт сбой. Плотная, почти осязаемая темнота обволакивает со всех сторон. Она тянет к земле руки и давит на плечи, будто масса вулканического пепла или плащ из тяжёлой ткани; пропитывает мысли чувством вины и стыда, заливает золотую броню и липнет к ней, как масло; клубится вокруг, подобно пыльному облаку или кошмарной стае птиц. Миллиарды чёрных точек роятся и движутся в едином порыве. Кажется, что темнота просачивается в шлем, заливая рот и глаза.
Среди её потоков движутся силуэты, которые Вальдор замечает лишь мельком: существа с крыльями летучей мыши, блестящие, будто слюда, и текучие, как шёлковая ткань; огромные, похожие на скатов создания с длинными хвостами. Он чувствует, как они проносятся мимо, задевая доспехи перепончатыми крыльями. Одно из них резко дёргается и утаскивает Соратника Альделя во мглу. Больше его никто не видел и не слышал. Константин бьёт копьём по хищным теням, но они будто сотканы из жидкого дыма.
Единственным источником света остались выстрелы: белые вспышки болтеров, жёлтые лучи немногих уцелевших адратических излучателей, искрящие синие и розовые огоньки варп-пламени, загорающиеся в изменчивой пустоте. Так много источников света, но все бесполезны.
Вокруг поредевшей роты внезапно вырастает целый лес из узловатой, влажно блестящей плоти. Мясистые деревья размахивают ветвями-конечностями, из которых вырывается адское пламя. Стволы, вдвое превышающие рост кустодия, раскачиваются из стороны в сторону на несуществующем ветру. Они напоминают актиний, мерно колышущихся в потоках непроглядной тьмы. Складки плоти, похожие на широкие юбки, полощутся, подобно жабрам, а грибная мякоть стволов мерцает проклюнувшимися гроздьями выпученных глаз. Они скользят по поверхности демонических деревьев, оставляя за собой дорожки жирной слизи. Пламя, вырывающееся из конечностей этих созданий, плавит аурамит и сжигает Кустодиев заживо. Константин пытается обрубить мясистые ветви прежде, чем те успеют выплюнуть смерть. От ударов некоторые создания лопаются и взрываются, а другие — падают наземь и сдуваются, как пробитый воздушный шар. Заключённый внутри огонь рвётся наружу и течёт, как горючая жидкость. Его языки складываются в крохотные, карикатурные подобия самого Константина и его воинов. Они пляшут и смеются под ногами золотых великанов. Если их ударить или раздавить ногой, то розовое пламя рассыпается на синие угли, что жадно вгрызаются в поножи и сабатоны, глодая их, как горящий фосфор. Вальдор срубает деревья сразу, как те вырастают из земли, таранит их плечом, опрокидывает древком копья и пронзает сияющим наконечником. Он узнаёт новые имена, которые не может не произнести: К’Чан’цани’и.
Константину уже не интересны новые способы убивать врагов. Накопившиеся знания пахнут гнилью.
Темнота вокруг заходится смехом. Вальдор не обращает на неё внимания. Некоторые кустодии начинают смеяться. На это он тоже не обращает внимания. Некоторые из них уже мертвы. Но и это не беспокоит капитана-генерала. Он слышит пение: подобия голосов тянут подобие слов, а клубящаяся тьма раскачивается, подчиняясь ритму мелодии. Причитание бьётся на девять долей в такте со странным, хромым, привязчивым ритмом. Оно напоминает Константину древние балканские песни из времён до Единства. Имена, заполонившие память, подсказывают, что это каирический гимн, которому запрещено звучать во Вселенной. Ещё одна вещь, не имеющая значения.
Диоклетиан Корос выбирается на открытое пространство и кричит. Нейросинергии больше нет, но кустодии слышат голос трибуна. Они смыкают ряды и следуют за ним, держась за наплечники друг друга, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве, одновременно сбивая с золотых доспехов огонь, отражая удары щёлкающих клювов и кожистых крыльев. Диоклетиан прокладывает путь по наклонному уступу из мышечной ткани с бортиком из блестящего жира и сухожилий. Из покрытой хрящами стены за спиной проступают толстые рёбра.
Демон атакует. Это самая большая тварь, с которой они столкнулись за тридцать девять — уже сорок — секунд с начала боя. Константину кажется, что создание похоже на гигантского трупоеда-стервятника, но рассмотреть врага кустодий не может. У монстра огромные сутулые плечи, длинная гибкая шея и птичий клюв размером с гравицикл. Его невидимые крылья кажутся такими большими, что могут обхватить всю Галактику. Он бьёт ими по поредевшим рядам воинов Императора, сокрушая Моза и Тибериана. Префект Каледас, отброшенный ударом, срывается в чёрную бездну. Константин не видит товарища и не знает, как далеко тот упал, но слышит крик. Он звучит слишком долго и наконец сливается с песней на девять долей.
Демон не останавливается. Изогнутые когти, каждый размером с гарпунный захват из тех, что устанавливают на боевых титанов, впиваются в мясистый уступ, и существо замирает, будто на насесте, нанося удары длинным клювом. Его крылья повсюду: они молотят по воздуху, наполняя его фрагментами перьев и вонью птичьих вшей. Зазубренный клюв пришпиливает Лафроса к стене. Кровь одинаково течёт из пронзённого тела и развороченной обшивки. Симарканту удаётся воткнуть копьё в бок демона, прямо под левым крылом, и, налегая на древко всей массой, кустодий пытается сбросить чудовище вниз. Оно разворачивается к новому врагу, резким движением шеи откинув в сторону труп Лафроса. Людовик рассекает глотку твари силовым мечом.
Огромная туша, продолжая хлопать крыльями, падает с уступа, рассыпая перья и пух, что вспыхивают сразу, как касаются любой поверхности. Застрявшее между рёбер копьё Симарканта тоже улетает в пропасть. Вальдор в последний момент успевает поймать самого кустодия за руку и вытягивает его обратно.
Воин на мгновение стискивает ладонь командира и подбирает топор Лафроса, лежащий тут же на полу.
Константин приказывает продолжить наступление, но никто не двигается. Диоклетиан сообщает, что дороги нет. Уступ просто сливается со стеной из плоти. Очередной тупик, такой же, как все предыдущие. Кустодии потерялись. Скоро они потеряют и жизни.
Темнота становится гуще и тяжелее. Это невозможно, но происходит. Движущаяся чернота, пульсирующая в ритме на девять долей, сковывает и душит, проникает в ноздри, уши, горло, внутренности и глаза. Константин выкрикивает недавно узнанные имена, чтобы сдержать натиск, но язык опух и еле движется в залитом чёрной жижей рту.
Сорок три секунды с начала боя.
Вальдор и кустодии, сомкнув ряды, сражаются с тьмой…
5:xix. Жизнь после смерти
Ракеты пронеслись над матовой жижей и ударили по дальней части укреплений на площади Шествий, но это просто отвлекающий удар. Поднятые в воздух комья земли ещё не успели упасть, а Максимус Тейн и последние уцелевшие боевые братья выходят на парапеты. Они успевают занять позицию за несколько секунд до начала очередного штурма.
Предатели, по большей части обезумевшие Пожиратели Миров с приданными им вспомогательными подразделениями Механикум, надеялись, что ракетный удар расчистит стены и заставит защитников засесть в укрытиях, пока они сокращают дистанцию. Роты Эксертус под командой Тейна — усталые, покрытые коркой грязи бойцы из разных полков — действительно прячутся в траншеях и обшитых бронеплитами укрытиях, но Имперские Кулаки упрямо держат строй.
Доспехи Тейна обожжены и покрыты вмятинами, отдельные пластины потрескались или отвалились. Боёк молота выщербился и обгорел, а рукоять скользит из-за налипшей органической каши. Закрывая глаза, Тейн каждый раз видит резню на Золочёной аллее. Лучшие воины Императора один за другим гибли под ударами наступающих легионов проклятых и следующей за ними орды демонов.
Тейн должен был погибнуть там. Лишь усилием воли он сам и несколько боевых братьев смогли вырваться из западни, пробиться сквозь фланговые порядки врага и, вернувшись, донимать огромную армию сериями беспокоящих атак. С тех пор они сражаются без остановки.
Отступать нельзя. Кулаки Преторианца всегда держат строй — этот принцип накрепко отпечатался в его душе. Но владыка Дорн лично рассказывал Тейну об ошибочности буквального восприятия тезисов. Иногда удержание позиций становится бессмысленным самоубийством, а новая линия обороны, возведённая на следующем рубеже, может оказаться серьёзным препятствием для неприятеля. Каждый Имперский Кулак готов умереть на доверенном ему клочке земли, но ветераны легиона предпочтут продать свои жизни как можно дороже.
Большинство воинов под его командой — это недавние инициаты. Кроме ветеранов Колхиса и Ноксара, а также яростного хускарла по имени Берендол. Инициатов из-за военного положения в срочном порядке посвятили в ранг полноценных боевых братьев. Они хорошие воины и многого могли бы добиться, но недостаток опыта и слепая вера в догматы легиона не дают им реализовать весь потенциал. Тейн и выжившие ветераны учат новичков своим примером. Всегда можно упереться и славно погибнуть, но куда больше доблести в том, чтобы научиться на ошибках и стать лучше. Гибкость, манёвры и постоянные беспокоящие атаки более эффективны для обороны против врага, обладающего подавляющим численным превосходством в условиях отсутствия чёткой линии фронта. Тейн и сам выучил несколько новых приёмов, наблюдая за действиями союзных Белых Шрамов. Пятый легион, привыкший к внезапным атакам и отходам, должен был стать бесполезным во время осады. Но они приспособились: свойственное Шрамам непостоянство оказалось применимо даже к их военной доктрине, которая, в свою очередь, также постоянно менялась и совершенствовалась. Тейн видел, как они применяли своё искусство войны для манёвренной обороны и защиты через атаку. Никаких слов не хватит, чтобы передать его восхищение мастерством союзников.
Инициаты, горячие головы, истово верящие в фундаментальные принципы легиона, иногда пытаются оспорить решения Тейна, потому что испытывают ужас при мысли об отходе или отступлении. Он спокойно относится к критике и рад, что юнцы не стесняются отстаивать свою точку зрения.
— Я отступаю, — говорит он, — и продолжаю жить. Только поэтому у меня есть возможность преподать вам этот урок. И сделать кое-что ещё.
— И что же, господин?
— Убить ещё нескольких ублюдков.
Они смотрят ему в глаза. Кто-то бормочет, что «смерть лучше бесчестья».
— А в чём больше чести? — спрашивает капитан. — В одном убитом предателе или в сотне? Это хороший девиз, но спросите себя, что именно он означает. И ещё спросите: «Сколько смертей?»
— Но мы умираем лишь раз, господин.
— Я говорю о смертях врагов. Сколько предателей нужно убить, чтобы не потерять честь? Куда большим бесчестьем является закостенелый разум, из-за которого воин достигает лишь малой части возможного.
Боевой молот дробит голову Пожирателя Миров, показавшуюся над парапетом. Она безвольно повисает на сломанной шее, и легионер валится вниз со стены. Это первый. Ревущая толпа карабкается по земляному валу, будто снежная позёмка. Пожиратели. Теперь он называет их просто Пожирателями, отказав врагу в чести называться полным именем. Они превратились в диких зверей, падальщиков, поедающих трупы, и более не заслуживают звания астартес.
Молот бьёт наверняка. Тейн не колеблется. Берендол на левом фланге убивает противника одним ударом тяжёлого меча. Со стороны движение может показаться ленивым, но на деле говорит о полном понимании момента, баланса оружия и необходимого количества усилий. Дальше по стене стоит Колхис. Он чередует взмахи цепного меча и выстрелы из болт-пистолета, создавая непредсказуемый для Пожирателей Миров ритм боя.
Справа Молвэ и Демений, двое инициатов, которых Берендол пренебрежительно окрестил братьями-практикантами, молотят врага, как зерно на мельнице. Они бьют намного чаще и сильнее Тейна и других ветеранов. На каждый его удар они успевают сделать два или даже три.
Но все приходятся по одной и той же цели.
Капитан не знает, почему они так себя ведут: из-за яростного отчаяния — ибо даже ветераны бесконечных войн время от времени чувствуют его в этот последний из дней — или это говорит юношеская гордость и воины не хотят ударить в грязь лицом перед командиром. Он точно знает, что последние часы перед падением Терры — неподходящее время для наставлений, но сейчас оно может помочь как никогда.
Не нарушая ритма и не оборачиваясь, он вызывает братьев по внутренней вокс-связи.
— Сбавьте темп. Думайте, куда бьёте. Один точный удар лучше, чем три быстрых. Каждая атака заканчивается смертью врага. Не тратьте силы — они умирают только один раз.
Молвэ и Демений подчиняются в ту же секунду, не задавая вопросов и не поворачивая головы. Они сосредотачиваются на технике, а не скорости. Количество убитых врагов не становится меньше. Тейн для юных воинов стал образцовым легионером астартес. О большем он и не просит.
С дальнего конца линии обороны что-то кричит Ноксар, но Тейн успевает разобрать только половину. Конец сообщения тонет в механическом рёве. Укрепления Кулаков захлёстывают струи ослепительно яркого пламени, поглощая целые отряды Пожирателей и поднимаясь к самым парапетам. Двое легионеров-инициатов, пылая, как метеоры, падают со стены в траншею.
Вооружённые тяжёлыми огнемётами и мелта-орудиями штурмовые машины предателей из числа Механикум ползут сквозь строй Пожирателей. Никто не использует огонь и жар, если впереди есть союзники. Но механикумов не заботят старые правила. Возможно, этот их союз с воинами Двенадцатого был случайным. Или марсианские ублюдки решили стать единственными победителями в сражении и отобрать славу у диких сынов Нуцерии. Или им просто всё равно. В разуме Тейна рождается леденящая душу мысль, что Пожирателям Миров тоже всё равно. Нет времени обдумывать готовность предателей жертвовать собой ради победы. Камень и броня плавятся и утекают, как вода. Огненная ярость орудий, созданных, чтобы поджигать могучих титанов, сносит парапет.
Стена пламенной смерти вырастает перед Имперским Кулаком. Она сияет так ярко, что может спалить всю планету. Последние мысли Тейна — о владыке-примархе. Сейчас он умрёт и так и не узнает, подвёл ли отца или дал повод гордиться.
5:хх. Непокорённый
Однажды оно пытается разговаривать новым голосом. Говорит: «Тут есть тень под этой красной скалой (приди же в тень под этой красной скалой), и я покажу тебе нечто, отличное от тени твоей, что утром идёт за тобою, и тени твоей, что вечером хочет подать тебе руку; я покажу тебе ужас в пригоршне праха»[5].
Слова звучат достаточно чётко. Он не понимает их смысл, хотя стена и похожа на багровую скалу и отбрасывает прохладную тень, в которой хочется посидеть, а всё вокруг усыпано прахом. Голос тоже кажется знакомым. Он принадлежит воину без символов и обозначений на доспехах. На броне Дорна тоже ничего такого нет, ветер давным-давно стёр все гербы и надписи. Может, этот воин тоже потерялся в пустыне? Не получается вспомнить имя. Всё было так давно... К тому же краснота совершенно точно умеет подражать голосам.
И всё же это короткое, выцветшее воспоминание о безымянном воине пробуждает мысли о прошлом, которое, казалось, уже сгинуло в песках. Он начинает чертить на стене новый план.
Я Рогал Дорн. Я не покорён.
Просто сдайся. Просто скажи. Скажи. Кровь — для кого она?
Шёпот отвлекает. Спустя ещё несколько лет он решает разговаривать во время работы, чтобы заглушить чужие голоса. Красноте это не нравится.
— За два тысячелетия до начала первой эры на Терре народом Шумери была написана эпическая поэма, известная как «Миф о Гигамеше», в которой двое воинов спорят, стоит ли казнить схваченного врага...
Краснота за стеной раздражённо шипит. Снова.
— В конце концов они решают убить пленника. И этот поступок навлекает на них гнев того, что в те времена считалось богами. Никаких богов не существует. Но в данном конкретном случае они — метафора общественного осуждения. Тридцать тысяч лет назад в этой поэме люди впервые в известной истории задумались об этике ведения войны. Создали концепцию справедливого и несправедливого убийства. К военному ремеслу применили принцип морали.
Краснота рычит, выражая недовольство.
— Человек уже тогда понимал, что кровь не льётся просто так, — с улыбкой добавляет он.
Очередной рык.
Дорн продолжает работу: чертит линии, создаёт планы. На самом деле примарх не разговаривает с краснотой, потому что это невозможно. Он, во всяком случае, не готов к таким беседам. Но больше здесь никого нет. Разговор нужен, чтобы не слышать шёпот и иметь возможность сконцентрироваться. То, что сказанное раздражает красноту, не более чем приятное дополнение.
— Спустя некоторое время... мы можем только предполагать, конечно, но по оценкам оно составляет порядка полутора тысяч лет... Итак, спустя полторы тысячи лет древняя цивилизация Эленики разработала первые правила ведения войны. Они не были обязательными и не закреплялись в законах, но социум согласился соблюдать их.
Он помнит эти вещи, которые изучал когда-то очень давно. Кто-то рассказал ему всё это. Отец? Да, наверное, у него был отец. Дорн, будто мантру, повторяет историю этики военного дела, фокусируя на ней медленно ржавеющий рассудок, использует её, чтобы отгородиться от шёпота. Просчитанный раздражитель.
Он продолжает разговаривать сам с собой. Поначалу это выглядит странным, ведь в пустыне сто лет звучали только шёпоты. Звук человеческого голоса кажется удивительным. Примарх практически забыл, что такое речь.
Сдайся. Подчинись. Скажи. Скажи, для кого кровь...
— Около трёхсотого года первого тысячелетия, в исторический период Восточноевразийской империи, именуемый Сражающимися царствами, была создана концепция и бан, регулирующая применение военной силы. Это позволило формализовать и оправдать убийство, сделав его высшей мерой официального наказания. Его могла применять только правящая элита: короли, властители, императоры. Больше кровь не принадлежала никому.
Краснота рычит за стеной.
— Позже эта концепция получила имя jus ad bellum.
Проходят годы. На стене появляются новые планы, отбрасываются и изменяются. Краснота прекращает шептать: ей не нравятся читаемые скрипучим голосом лекции и скрежет металла по камню. На смену словам приходят звуки. Шум с противоположной стороны стены. Далёкий рокот битвы и разрушения.
Дорн замирает и вслушивается. Прижимает ухо к камням. Источник звуков рядом, прямо за кладкой. Они так манят! Но на стену нельзя взобраться: она слишком высокая, а если взойти на вершину самой большой дюны, всё равно не получится за неё заглянуть. Но ему хочется. Он хочет видеть. Хочет отпустить всё. Сдаться. Шагнуть в потоки крови и перестать думать.
Единственный способ выбраться, оказаться по ту сторону — это покориться и сказать, что хочет краснота.
— Я — Рогал Дорн, — говорит он вместо тех слов.
5:xxi. Последние дни нашей славы
Внушительные силы Кровавых Ангелов, Имперских Кулаков и Белых Шрамов под командой Азкаэллона выдвигаются, чтобы занять Хасгард. К моменту их прибытия Ранн и его люди снова прочёсывают всю систему бункеров, выносят трупы и сваливают их в заполненную кислотой гигантскую воронку к западу от крепости.
Теперь на линии фронта появился выступ, с которого можно атаковать вражеские силы, движущиеся в сторону Дельфийской стены. Связь плохо работает на больших расстояниях, и потому Намахи отправляет пару Белых Шрамов на гравициклах с докладом Архаму. Нужно скоординировать действия между небольшим отрядом Ранна и основными силами лоялистов. По прикидкам Имперского Кулака, они смогут удерживать Хасгард в течение суток. Дольше, если Архам сможет поддержать их бронетехникой или тяжёлыми орудиями. Следопыты Белых Шрамов на гравициклах и пешком патрулируют местность между Братством, Хасгардом и Виадуком, отслеживая перемещения врага. Скоро они появятся в огромном количестве.
Остальные готовятся к бою в разорённой сети бункеров. Боеприпасов очень мало. Им повезло найти на складах пару ящиков с болтерными и иными снарядами. Это всё, что осталось от запасов изначального гарнизона. Никто не хочет обирать трупы предателей. Их снаряжение кажется проклятым, пропитанным той же скверной, что и хозяева.
— Дни нашей славы закончились на битве у Врат, — говорит Азкаэллон Ранну, когда они садятся на крыше одного из бункеров, наблюдая за обстановкой. Сангвинарный гвардеец, как и все Кровавые Ангелы, говорит просто «Врата», как будто других не существует. Возможно, для них так и есть. Речь о недавнем героическом сражении Ярчайшего против Ангрона и мерзостного демонического бича Девятого. Этот несравненный подвиг позволил запечатать последнюю крепость.
Но Сангвиний покинул поле боя. Он, Дорн, Вальдор и Император отправились на последнюю битву, последнее противостояние. Простые солдаты, такие как Ранн, скорее всего, никогда не узнают подробностей. Судьбу Дворца великие доверили своим сынам-астартес.
— Всё закончилось там, — продолжает Азкаэллон. Печаль в голосе странно контрастирует с болезненной красотой воина. — Мой Сияющий Повелитель должен был закрыть Врата. Выбора не было. Ублюдки Ангрона наступали в несметных количествах. Думаю, принять решение было невыносимо тяжело, но он справился, потому что силён. Санктум нужно защитить. Запечатать. Он провёл внутрь стольких, скольких смог.
— Но не тебя? — спрашивает Ранн.
— Времени не хватило, — отвечает Кровавый Ангел.
— Значит, вас оставили?
Сангвинарный гвардеец качает головой. Он сожалеет, что произвёл неверное впечатление.
— Нет, Фафнир. Я сам решил остаться. Как и остальные. Я, Несущий Печаль, Ринас Дол, Гаэллон и другие. Внутрь зашли те, кто сражался близко к Вратам. Остальные держали дальние рубежи. Отступление заняло бы время, а это риск... — Он на миг замолкает. — Поэтому мы решили остаться. Пожиратели Миров атаковали бесконечной лавиной. Сделав выбор, мы отправили владыке сообщение: «Закрывайте Врата». И остались на позициях, чтобы повелитель и остальные успели зайти внутрь. Так было нужно. Кто-то должен был отбить атаки. Иначе Врата бы пали.
— Как вы выжили? — спрашивает Ранн.
Азкаэллон смотрит на Имперского Кулака с удивлением, будто бы тот усомнился в воинском мастерстве Сангвинарного гвардейца.
— Нет, серьёзно. Это была великая жертва. В тех условиях...
— Мы сражались, — отвечает Кровавый Ангел.
— Не сомневаюсь, сэр. Но как вы смогли уцелеть?
Азкаэллон пожимает плечами.
— Я правда не знаю. Мы дрались. Трон, это было настоящее безумие. Хотели забрать с собой в могилу столько врагов, сколько сможем. Казалось, прошло много часов, хотя я был уверен, что проживу лишь несколько секунд. А потом... натиск ослаб. Они замедлились. Атака выдохлась. Возможно, вид гибнущего примарха сломил их дух. Или дело в том, что Врата закрылись и они поняли, что нет смысла продолжать. Появился шанс, и мы им воспользовались. Пробились сквозь строй, прочь от стены, и скрылись в руинах Палатина...
Он переводит взгляд на Ранна.
— В конце концов мы разбили лагерь в разрушенном бастионе. Перегруппировались. Вскоре удалось объединиться с силами твоего командира Архама. С тех пор продолжаем сражаться.
Кровавый Ангел ненадолго замолкает, прежде чем продолжить.
— Странно вот что, — задумчиво тянет он. — Руины, ставшие нашим пристанищем... Они не могли находиться далеко от Врат, потому что отступление не заняло много времени. Пожиратели Миров окружали со всех сторон, будто море. Но, клянусь, я уверен, что это был Авалонский бастион.
— Но от Врат до него много километров, — замечает Ранн.
— Знаю. Полагаю, всё дело в хаосе войны. Мы двигались быстро. Признаю, ситуация складывалась отчаянная, я и не надеялся отыскать надёжную опорную точку. И вдруг она появилась, будто из ниоткуда. — Азкаэллон вздыхает. — И вот я здесь, присматриваю за братьями на закате последнего дня. Больше не осталось ни славы, ни чести, ни светлой цели, к которой можно стремиться. Только долг и испытание, только жестокая необходимость выжить. Если мы, несмотря на все обстоятельства, победим, то одержим величайшую победу в жизни. Но ей не получится насладиться, и нечего будет праздновать. Пагубное дыхание предательства нанесло столь страшный удар, что лучше забыть всё это.
— Ты о нас?
— Я об истории. Эта война — пятно позора, и даже победа не сможет облегчить бремя стыда от того, что мы всё это допустили.
— Похоже, ты обижен, — замечает Ранн.
— На что, брат?
— На то, что тебя оставили здесь.
Азкаэллон едва заметно улыбается.
— Нисколько. Отец считает, что я справлюсь. Он хочет, чтобы я пролетел этот путь в одиночестве вместо него и не дал воинству рассыпаться. Сейчас я замещаю его, и это величайшая честь. Мои братья из Сангвинарной гвардии парят рядом с примархом и оберегают его. Они прекрасно справятся и без меня.
— Значит, дело не в обиде. Но ты какой-то отстранённый. Я замечал это и у других Кровавых Ангелов. И у Зефона. Раньше вы, сияющие братья, были другими.
Азкаэллон кивает.
— Всё так. Огонь нашей славы угас и...
— И?
— Я чувствую бремя на плечах, — тихо признаётся Сангвинарный гвардеец. — И остальные, уверен, тоже. Особенно Зефон. И дело не в мрачной тоске, что терзает нас всех. Это... Будто дурной сон, который вот-вот начнётся, или странное чувство, когда просыпаешься после кошмара, но не можешь вспомнить, что тебе грезилось. Оно мучает каждого из братьев, Фафнир. Ты, вероятно, сочтёшь меня глупцом.
— Вовсе нет, — отвечает Ранн. — Эта война забрала у нас всё, включая веру в себя. Жаль, что пламя Кровавых Ангелов угасло вот так.
— Оно ещё теплится в наших душах, брат, — отвечает Азкаэллон. — Мы прячем его от порывов ветра, пытаемся сберечь. Если получится... если мы выживем, то когда-нибудь оно разгорится снова и наше наследие будет жить. В эти суровые часы я продолжаю сражаться в надежде, что однажды мы вернём былую славу.
Во взгляде Сангвинарного гвардейца загораются торжественные искры.
— Но мне кажется, Девятый легион уже снискал всю возможную славу. Что бы ни случилось дальше, какие бы легенды ни сложили о нас потомки, история о Сангвинии у Врат навсегда войдёт в их число. И возможно, останется самой важной. Примарх никогда не совершит большего подвига. Дни нашей славы закончились на битве у Врат.
5:ххii. Последние мгновения торжества
Три полных роты Сынов Хоруса, элитных воинов Луперкаля, остались в резерве на борту «Мстительного духа» в качестве личной охраны магистра войны.
Их усиливают многочисленные Несущие Слово. Эти воины компенсируют недостаток дисциплины безумной жаждой крови и фанатичным рвением. Их наберётся, быть может, около пяти рот. Ещё есть бригады Эксертус из 20-го Мерудинского тактического кадра и печально известной горты Луперкали. С такими солдатами магистр войны может привести к согласию целую планету.
И не раз это делал.
Но они колеблются. Бойцы колеблются, не могут удержать строй и отступают.
Сангвиний с единственной ротой легионеров теснит предателей.
Дистанция сократилась до минимальной. Бой превратился в жестокую рукопашную схватку, где каждое убийство орошает победителя кровью врага. Главный атриум флагмана Сынов Хоруса огромен — это гигантский храм, прославляющий деяния легиона. Когда-то здесь, в центральном отсеке, приветствовали почётных гостей, прежде чем проводить на командные палубы. Вот и сейчас он до отказа забит представителями встречающей стороны, а выбранным торжеством стало кровавое жертвоприношение.
Кровавые Ангелы и сыны Луперкаля сталкиваются и вцепляются друг в друга мёртвой хваткой. Нет места для манёвров, нет возможности уклониться. Ты либо стоишь, либо умираешь. Они убивают и гибнут, не сходя с места. Удерживают позиции. Давят и упираются. Мертвецы остаются стоять, потому что падать уже некуда. Настил палубы мокрый от крови и завален трупами.
Висящие вдоль стен знамёна горят. Фрагменты позолоченного потолка сыплются на плечи и головы воинов. Белые оуслитовые стены покрылись трещинами и десятками тысяч дымящихся дыр, став похожими на поверхность изрытой кратерами Луны. Некуда отступать. Нет возможности отдохнуть и перевести дух, потому что, стоит одной стороне уступить, всё закончится. Если Сыны Хоруса дрогнут, их тут же сомнут и устроят резню. Откроется прямой путь к Луперкалю. И не только к нему, но и к мостику, и к захвату всего «Мстительного духа». Флагман падёт, братоубийственная война закончится, лоялисты победят.
Если яростные, как солнечное пламя, но значительно уступающие числом неприятелю Кровавые Ангелы отступят, второго шанса не будет. Всех до единого перебьют при отходе, и операция провалится. Терра падёт. И Золотой Трон. И Империум.
Нужно выполнить задачу или умереть. Нет, умереть, но выполнить. Сейчас или никогда. Главный атриум — это глотка «Мстительного духа», его сонная артерия. Перережь её, и корабль погибнет, превратится в трофей, готовый к потрошению и свежеванию. А голову можно повесить на стену.
Сыны Хоруса не станут отступать. Это невозможно, ибо они — дети Луперкаля, воплощённая ярость магистра войны, они исполнены его гнева и неистовства, напитаны его силой и бесконечно преданны. Их не посещает даже мысль об отходе. Сама эта идея чужда им, в их лексиконе даже нет слова, обозначающего поражение. Они отражают атаку, пускай и яростную, всего одной роты легионеров. Противник уже покорён, хоть и демонстрирует непокорство.
Кровавые Ангелы не станут отступать. Не могут себе позволить, ибо они — последняя надежда на спасение, единственные силы лоялистов, имеющие возможность остановить падение человечества в пропасть забвения. Они не дрогнут, ибо они — сыны Сангвиния и последуют за примархом до конца. Сияющий Ангел не прекратит атаку.
Ни за что. Никогда.
Из всех воинов, собравшихся в громадной, охваченной огнём зале, только его присутствие имеет значение.
Несмотря на небывалую ярость и отвагу Кровавых Ангелов, на каждого их бойца приходится по восемь врагов. Если бы великий гений тактики Дорн попытался написать прогноз этого сражения, то Девятый проиграл бы прежде, чем высохли чернила на пергаменте.
Они не могут выполнить задачу. Это невозможно. Бессмысленно. Битва безнадёжна как в теории, так и на практике.
Не для него.
Сангвиний — главная переменная в уравнении. Его участие способно перечеркнуть даже самые точные прогнозы и логические предсказания.
Из-за него всё может пойти не по плану, и именно поэтому мудрый Дорн никогда не учитывал брата в своих работах.
Дело не в бесспорно впечатляющей физической мощи Ангела, а в его разуме, в исключительной концентрации и абсолютной сосредоточенности на достижении цели. Свою роль играет и фактор присутствия. Сангвиний в сердце битвы воспринимается как воплощение света Императора. Сыны Хоруса, оказавшись рядом с крылатым примархом, закрывают руками глаза. Не помогают даже фильтрующие линзы шлемов. Некоторые начинают дымиться и вспыхивают прежде, чем Ангел успевает приблизиться. Иные умирают, хотя он до них даже не дотронулся. Сангвиний прорубает алую просеку в бронированных рядах защитников «Мстительного духа», а его сыны движутся следом.
И всё это время он игнорирует боль.
Примарх получил тысячу мелких ран: рваных, резаных, колотых, — но не обращает на них внимания. Кровь, стекающая по золотым пластинам брони, по большей части чужая. Но рана в боку терзает самую душу Ангела. Боль вгрызается во внутренности, в кости таза, в рёбра и лёгкие. В горле булькает кровь, и у неё кислый и гнилостный привкус. Когда Сангвиний открывает рот, чтобы в очередной раз выкрикнуть имя брата, на зубах остаются красные капли. Мышцы пылают, как во время лихорадки, и он чувствует постепенно разрастающийся внутри очаг разложения. Крылатый примарх взмахивает Обагрённым, отсекая головы и конечности предателей, и понимает, что края незаживающей раны снова разошлись. Он пронзает копьём Телесто сразу двоих врагов, отрывает бьющиеся и сгорающие в силовом поле тела от палубы и чувствует, как повязка под бронёй пропитывается обжигающе горячей жидкостью. Ангел врубается в ряды Сынов Хоруса, и в то же время раскалённая игла боли вгрызается в его собственное тело.
Он пытается игнорировать её, но это невозможно.
«Неужели Хорус уже убил меня? Может, Ангрон был просто инструментом, и пророчество исполнится так?» — он прогоняет мимолётную мысль. Сейчас не время для бессмысленных раздумий. Ангел всё ещё жив, и у него осталось дело, которое нужно завершить во что бы то ни стало. Он одержит победу, потому что больше некому.
Лезвие топора вонзается в левые наручи. Сангвиний отбрасывает его хозяина в сторону с такой силой, что летящее тело сбивает с ног ещё нескольких Сынов Хоруса. Справа ревёт цепной меч. Примарх перерубает клинок надвое, а затем пронзает легионера пылающим Обагрённым. Ещё один предатель падает на настил палубы, рассечённый вдоль, как пособие для анатомического атласа. Четверо гибнут, пытаясь задержать крылатого гиганта, а трое бросаются вперёд и повисают на ногах в отчаянной попытке утянуть его вниз. Сангвиний пинками раскидывает их в стороны. Края сочащейся сукровицей раны болезненно трутся друг о друга.
Впереди маячат несколько метров свободного пространства. Ангел рвётся вперёд, прогоняя боль и рыча сквозь сжатые зубы. Легионер Несущих Слово пытается атаковать, но падает на колени и замирает. Из-под шлема предателя поднимаются струйки чёрного дыма. Двое Сынов Хоруса заходят с флангов, пытаясь зажать примарха в тиски. Сангвиний, широко размахнувшись, остриём Обагрённого рассекает горло правого врага, и тот, булькнув, оседает на пол. Пока легионер пытается руками зажать перебитую глотку, из которой фонтаном хлещет кровь, Ангел, сохраняя инерцию удара, разворачивается вокруг оси и разрубает надвое второго нападавшего.
Ещё один шаг вперёд. Повсюду хаос. Прилетевший будто из ниоткуда болт бьёт прямо в нагрудник. Силой взрыва Сангвиния отрывает от земли и бросает назад. Он приземляется в гущу ревущих врагов, и они тут же вцепляются в золотую броню со всех сторон и едва ли не поднимают примарха над головой, будто бесценный трофей. Предатели готовы разорвать его на куски и пытаются выдернуть оружие из рук.
Сангвиний отчаянно дёргается в надежде нащупать опору. Ударом ноги он разбивает чей-то шлем. Обагрённый, по-прежнему зажатый в руке, случайно сносит голову ревущему Сыну Хоруса. По золотой броне скребут закованные в керамит пальцы. Они выкорчёвывают кровавые камни из оправы. Срывают золотые лавровые листья с опалённого нагрудника. Кто-то снова цепляется за левые наручи, волосы и крылья.
Один из предателей обхватывает торс примарха и сдавливает рану.
Ослепительная вспышка боли. Смерть откидывает капюшон и смотрит прямо в глаза.
Темнота наваливается со всех сторон.
5:xxiii. Вторжение
В темноте звучит голос. Нассир Амит открывает глаза. Претор-капитан Хонфлер наконец-то вернулся.
— Подойдите, — велит он, выходя к ждущим на платформах ротам воспрещения.
Амит позволил себе ненадолго погрузиться в каталептический сон, отчасти ради сбережения сил, но в основном чтобы не слушать бесконечную ругань Космического Волка Сартака.
Отдохнуть не получилось. Обычно астартес не видят снов, но на этот раз Амита преследовали видения генетического отца. Сияющий Повелитель тонул в непроглядной тьме. Его окружали двери, ворота и порталы. Примарх вслепую нащупывал створки, но не мог никуда попасть. По крайней мере, ни в одно новое место. Большинство проходов возвращало в исходную точку, а некоторые вели в крипту с безмолвными каменными саркофагами и рядами горящих свечей.
Одна из дверей, похоже, вела в сон Амита. И каждый раз, проходя сквозь неё, Ангел смотрел в глаза сыну отчаявшимся взглядом загнанного зверя, а потом уходил во тьму искать следующий проход. Видение было до краёв наполнено болью. Расчленитель чувствовал во рту явный привкус крови.
— Подойдите, быстрее, — повторяет Хонфлер. Его сопровождают трое помощников: Аэрим Люр из Гвардии Ворона, вексиларий Имперских Кулаков Тамос Рох и костровой Саламандр Н’нконо Эмба. Ждущие воины приходят в движение. Сартак бурчит что-то похожее на «наконец-то». Амит пытается привести мысли в порядок. Призрачный образ примарха по-прежнему стоит перед глазами. Кровавый Ангел убеждает себя, что видел просто сон, рождённый беспокойством за Владыку Баала. И всё же... Враг не дремлет и уже семь месяцев пытается пробраться внутрь. Они не могут преодолеть толстые стены и крепкие ворота, но вдруг их искусство осады достигло таких высот, что предатели научились проникать даже в сны и сеять сомнения?
Амит заставляет себя сосредоточиться на Хонфлере. В конце концов, Имперский Кулак пришёл озвучить приказ, который никто не хотел получить. Амит считает, что должен лично услышать извещение о смерти Империума.
— Военная Палата приказывает задействовать резервы, — объявляет Хонфлер, глядя в протянутый Аэримом Люром инфопланшет. — Следующие подразделения пойдут...
Он замолкает на полуслове. Сартак уже направился в сторону стен и взмахом руки зовёт роту следом.
— Куда ты собрался, Волк? — спрашивает Люр.
— На войну, — отвечает тот, оглядываясь через плечо. — Вы можете остаться и поболтать ещё, я не против.
Люр и Рох одновременно шагают вперёд.
— Вернись на место, Сартак с Фенриса, — произносит Хонфлер.
— Моё место — на стене, — отзывается Волк.
— Твоё место там, где скажет Военная Палата.
— Пошла она в Хель! — Сартак обнажает клыки. — Их дерьмовые решения и трусливая тактика привели нас к кровавой гибели. Мне надо было подняться на стену много часов назад. Я покажу, как Стая...
— Встань в строй, шкодливая скулящая псина.
На мгновение повисает тишина. Амит понимает, что все смотрят на него. Кровавый Ангел высказался, не подумав, будто поддавшись внезапному приступу гнева. Он понятия не имеет, откуда он взялся и почему так быстро угас.
— Прошу прощения, претор, — кивает он Хонфлеру.
Сартак сопит, сплёвывает, медленным шагом возвращается и встаёт во главе 304-й роты воспрещения. Всё это время он сверлит Расчленителя взглядом.
— Продолжим, — Хонфлер не демонстрирует никаких эмоций. — Ваши подразделения передислоцируются в Санктум, а не на стену. Вы подготовите первые линии обороны.
— Внутри Санктума? — уточняет Хемхеда и добавляет после короткой паузы: — Претор.
— Именно так, Хемхеда-хан. Пустотные щиты начинают сбоить. В случае каскадного обвала Дельфийскую линию обороны прорвут очень быстро. Мне не нужно, чтобы люди застряли здесь, на платформах, когда враг будет наступать по земле.
— Когда Дельфы падут, нам понадобится новая стена, — добавляет Рох. — И это вы.
— Какая разница, где стоять, — бормочет Сартак. — Если больше ничего не остаётся, а, Кровавый Ангел?
— Нас ещё рано хоронить, Волк, — отвечает Амит. Пульс участился. Значит, ещё не всё потеряно. Ещё есть время. Военная Палата Дорна решила предпринять очередную отчаянную попытку отсрочить неизбежное. Кто-то мог бы счесть это отрицанием очевидного.
Аэрим Люр начинает объявлять места дислокации. Шесть резервных рот отправятся к процессионали Килона под его руководством. Ещё четыре, включая людей Сартака, перейдут под команду Хонфлера и обеспечат оборону Марсианских подступов. Эмба поведёт пять подразделений к Западной магистрали. Роты Амита и Хемхеды, а также три других, присоединятся к вексиларию Роху и займут позиции на развязке Марникса. Амит полагает, что все резервы с Дельфийской стены сейчас распределяют по территории Санктума и укрепляют основные подходы к Тронному залу.
— Готовность! — кричит Хонфлер.
Все и так готовы выдвинуться в любой миг. Двадцать рот воспрещения выстраиваются у бронированных лестниц и начинают спускаться с платформ. Все воины двигаются с идеальной чёткостью. Амит ждёт, когда придёт очередь 963-й, слушая ритмичный грохот шагов по ступеням.
— Прими командование, — говорит он своему заместителю, сержанту Ламиру. — Если задержусь, веди роту на позиции. Я догоню.
— Куда ты?
Кровавый Ангел идёт вдоль строя космодесантников к командной группе 340-й роты. Сартак стоит спиной к нему и разговаривает с подчинёнными. Критика штаба Преторианца в его исполнении обильно приправлена непристойностями.
Он не слышит шагов Амита, но видит выражение лиц легионеров Саламандр и Железных Рук из своей роты и оборачивается.
Несколько мгновений капитаны сверлят друг друга взглядами.
— Я оскорбил тебя, брат, — говорит Расчленитель.
Сартак хмурится.
— Ты назвал меня скулящей шкодливой псиной, — рокочет он.
— Да. Это было неуместно.
Волк молчит.
— Я... прошу прощения, — добавляет Амит.
Почему?
— Потому что мы больше не встретимся.
Сартак шумно вздыхает, пожимает плечами и разворачивается к подчинённым. Амит решает вернуться к своим.
— Эй, Кровавый Ангел.
Амит оглядывается на зов. Космический Волк смотрит ему в спину.
— Ты сказал то, что думал?
— Да.
— Хорошо. Ни один другой ублюдок тут, похоже, на такое не способен. Прощения ты не получишь. Я не прощаю. Но могу дать совет.
— Это обязательно? — спрашивает Амит.
— Я уже начал, — отвечает Сартак.
— Тогда продолжай.
— Когда встретишься с предательским отребьем лицом к лицу, сделай так, чтобы слова не расходились с делом.
5:xxiv. Приют
Башня, известная под названием Приют Сигиллита, — это одинокий тонкий шпиль, возвышающийся над траншеей на выступе из пластали. Каменные стены, покрытые пылью, немного неправильная форма, напоминающая сухой старческий палец, — она выглядит как реликвия из далёкого прошлого, архитектурная диковина, которую решили сохранить в первозданном виде, возводя вокруг сияющий Санктум. Её трудно приметить на фоне более высоких, богато украшенных и масштабных зданий.
Амон ведёт подопечных ко входу в крытую галерею и начинает вводить коды доступа. Тяжёлая взрывостойкая дверь явно моложе покрытой плесенью каменной кладки.
— Ты не можешь нас впустить? — спрашивает Андромеда у Ксанфуса.
— Я бывал тут только по приглашению регента, — отвечает тот. — Всего несколько раз. В отсутствие Сигиллита внутрь можно попасть только в сопровождении Кустодиев.
Женщина переводит взгляд на Амона. Золотой гигант уже достаточно долго возится с замком. На гололитической панели раз за разом вспыхивают красные руны, требуя всё более сложные коды доступа. Впечатляющая система безопасности для столь неприглядного и скромного здания.
Фо задирает голову, разглядывая пыльную, ветхую башню.
— Я думал, его королевское величество Малкадор живёт в каком-то более впечатляющем месте.
— Он тут не живёт, — отвечает Ксанфус. «Он вообще больше нигде не живёт», — думает он про себя. — Это просто фронтистерий. Место для занятий и раздумий.
— Фронтистерий, значит... — Фо явно позабавил выбор столь помпезного термина. — Выглядит так, будто вот-вот развалится.
— Не развалится, — говорит Избранный. — Башня стоит уже очень давно. Невероятно давно.
— Наверное, так и есть. — Старик явно не впечатлён. — Видавшая виды, но ещё крепкая реликвия из прошлого (какое знакомое чувство). Просто она выглядит несколько хрупкой.
— Как и сам Сигиллит, — замечает Ксанфус. — И всё же он правит Царством Человеческим как регент.
Маленький ваятель плоти окидывает собеседника мрачным взглядом.
— Я тоже когда-то правил великим царством. Но вещи имеют свойство меняться самым удивительным образом.
5:xxv. Тьма, скрытая за красотой
Что-то изменилось. Ранн не может избавиться от тревожного чувства. И дело не в нависшем над выжившими роке. С Кровавыми Ангелами творится что-то ещё. Неужели знаменитый боевой дух Девятого легиона действительно угас, когда захлопнулись врата? Они же не собираются сдаться? Ранн не представляет, как можно сражаться в последней битве за Терру без этих воинов рядом.
Тон Азкаэллона и замкнутость Зефона наводят на мысли, что у Кровавых Ангелов сработал некий скрытый в генокоде механизм. Они словно скорбят по чему-то грядущему. Какую судьбу, скрытую от остальных, им удалось увидеть?
Возможно, воины Девятого так готовятся к бою в отсутствие отца-примарха. Они, в отличие от Ранна и остальных Имперских Кулаков, не прогнозируют худший исход и не готовы сложить головы ради предотвращения катастрофы, а принимают её как свершившийся факт и начинают нести возмездие. Говорят, в ранние годы Великого похода Кровавые Ангелы были мстительными и чуть ли не дикими воинами. И только с течением времени эта черта скрылась под маской благородства. Ранн всегда замечал тень в братьях из Девятого. Этих воинов, бесспорно, можно назвать самыми возвышенными из астартес. Но за внешней красотой прячется тьма. Он рад, что ему не придётся её видеть, ибо она открывается только врагам.
Фафнир решает не задавать вопросов. Кроме того, к ним только что присоединился Зефон.
— Всадники Намахи вернулись, — произносит он. — Лорду Архаму известно о нашей ситуации. Он передаёт весть.
Ранн берёт протянутый клочок бумаги. Это одна из меток чистоты Префектус, исписанная рукой Архама. Лорд-милитант Терры, похоже, уже не доверяет инфопланшетам.
Ранн читает послание. Там написано то, что и ожидалось: отделения Архама на Дельфийском рубеже раз за разом отражают мощные штурмы. Враг задействовал крупные силы легионов-предателей: Пожирателей Миров, Гвардии Смерти и ублюдочных Сынов магистра войны. Архам полагает, что в ближайший час на фланге откроется новый фронт и Хасгард окажется на пути вражеских войск. Он приказывает Ранну нанести столько урона, сколько получится, и замедлить продвижение неприятеля. В противном случае, если враг не предпримет означенный манёвр, Архам отдаст дополнительный приказ, и Фафнир нанесёт удар во фланг основных сил предателей. Второй вариант маловероятен, в отличие от первого. Лорд-милитант желает Ранну удачи и выражает уверенность, что тот доблестно исполнит свой долг. Письмо подписано: «Архам, Второй Носящий Это Имя».
Всё ровно так, как ожидалось, кроме одной детали.
Письмо адресовано Фафниру. Не «моему брату», не «лорду Ранну» и не «лорду-сенешалю». Просто Фафниру. В этот последний час, презрев формальный протокол, Архам решил обратиться к боевому брату по имени. Значит, не рассчитывает увидеться снова.
Имперский Кулак смотрит вдаль.
— Брат? — окликает его Азкаэллон.
Ранн откашливается и объясняет Кровавым Ангелам суть письма и содержащиеся в нём указания. Те кивают. Они тоже ждали чего-то подобного.
— Леод Болдуин тебя ищет, — говорит Зефон.
— Тогда я пойду, — отвечает Фафнир. — Постойте на страже.
— Разумеется, — произносит Сангвинарный гвардеец.
— Если увидите предателей — кричите громче. Не убивайте всех сами.
Азкаэллон смеётся. Зефон отрывисто кивает и растягивает губы, но получается не улыбка, а оскал хищного зверя.
5:xxvi. Возвращение
Абаддон рычит в микрофон приказ готовить «Штормовые птицы» ко взлёту. Он хочет отправиться сразу, как воины погрузятся на борт. Первого капитана будто гонит вперёд какая-то ужасно срочная задача. Лихорадочный огонь в его глазах беспокоит легионеров не меньше, чем странное решение вернуться на флагман прямо с поля боя. Он забирается в кресло, пристёгивается, чувствует, как дрожит каркас корабля, слышит вой набирающих обороты двигателей...
И тишина. Вибрации стихают, турбины останавливаются. Они не смогли оторваться от земли. Вероятно, техническая неполадка. За последние несколько недель «Штормовые птицы» использовались постоянно, а на обслуживание выделили минимальный штат. Воздух же превратился в натуральный суп из выхлопных газов, пыли и дыма. Что произошло? Забился воздухозаборник? Заклинило турбину? Топливная система вышла из строя?
Абаддон чувствует, как внутри расправляет крылья гнев, смешанный с нетерпением, будто в насмешку над неспособным взлететь транспортом. Попытка связаться с пилотом заканчивается неудачей — в динамиках раздаётся только шум помех.
Первый капитан размыкает замки и откидывает раму, удерживающую его в кресле. Адъютант Улнок собирается последовать примеру командира.
— Сиди, — велит Абаддон. — Все остаются на местах.
Он, пригнувшись, чтобы не удариться головой об оборудование, установленное в низком, освещённом тусклыми красными лампами коридоре, пробирается в кабину. Первая рота ждёт. Никто не двигается, но Абаддон чувствует беспокойство подчинённых. Сначала отозвали с поля боя, теперь не получается взлететь. Они перестают доверять приказам. Это очевидно.
Что, если дело не в технической неисправности? Выбранная площадка далеко не идеальна. Она совсем рядом с руинами врат Хасгарда, и при заходе на посадку машины обстреляли. А если пилоты решили, что лететь слишком опасно? Транспортные корабли уязвимее всего на взлёте. В эти минуты они беззащитны перед атакой с земли. Возможно, пилоты не хотят лететь в текущих условиях. Или враг уже подобрался вплотную, а его шесть рот заперты в отсеках челноков...
Абаддон распахивает люк, ведущий в кабину.
— Объясняй. — Голос сочится ядом. Если пилоты начнут спорить или причина, по которой «Штормовая птица» не взлетела, окажется недостаточно серьёзной — они тут же распрощаются с жизнями, и Абаддон лично поведёт проклятую машину на орбиту.
— Не могу, Первый капитан, — отвечает легионер, сидящий за штурвалом. Он убрал руки с рычагов управления. Абаддон видит, что все системы корабля отключены.
— Что вы тут устроили? Если я велю взлетать, надо взлетать. Возвращение на флагман — задача высшего приоритета...
— Вы отдали приказ, первый капитан, — отвечает пилот. — И я подчинился.
Он бросает короткий взгляд на коллегу. За забралами не видно лиц, но Абаддон чувствует запах страха и...
Недоверие.
Эзекиль подаётся вперёд, вглядываясь в то, что находится за смотровым стеклом.
— Объясняй, — повторяет он, на этот раз без яда.
— Не могу, первый капитан.
— Мы же не сдвинулись с места.
— Двигатель едва вышел на полные обороты.
— Опускай трап, — приказывает Абаддон. — Открывай люки.
5:xxvii. Проникновение
Люк наконец открывается. За ним — ещё один. Со скрипом и скрежетом четырёхслойная адамантиевая дверь уползает в сторону, а силовые поля трещат и отключаются. Приют Сигиллита защищён не хуже какой-нибудь сокровищницы. Из тёмного проёма тянет затхлостью, мокрым камнем и книжной пылью. Сюда уже много дней или даже недель никто не приходил.
Амон ведёт отряд внутрь. Тонкие, как заточенный грифель, лучи сканируют гостей, перешагнувших порог. Система контроля допуска делает запись в реестре посетителей. С глухим ударом пробуждаются климатические установки. Вентиляционные машины начинают подавать в помещения свежий воздух. Впереди, реагируя на движение, зажигается свет.
Внутри башня оказывается просторнее, чем казалась снаружи. Каменные стены дополнительно усилены пластальным каркасом и, как полагает Фо, пси-кюрием. Спиральная лестница, как в крепостной башне, ведёт с одного этажа на другой. Зажигаются новые огни: электрические люстры на каждом этаже и люминосферы, подвешенные под потолком лестницы, словно яркие путеводные звёзды.
Они идут вверх. Второй этаж заставлен высокими, от пола до потолка, книжными шкафами, тщательно подогнанными под изогнутые стены. Третий этаж выглядит так же, но лестница на нём почему-то меняет направление и начинает закручиваться в противоположную сторону.
— Какая необычная планировка, — замечает Фо. Он торопливо поднимается по ступеням, а ноги, очевидно, уже совсем не болят.
Амон останавливается. Он уверен, что лестница в Приюте всегда шла против часовой стрелки от фундамента и до вершины.
— Эти часы остановились! — кричит Фо откуда-то сверху.
На четвёртом этаже Ксанфус и Андромеда наблюдают за Фо, который, в свою очередь, разглядывает книжные полки. Здесь их ещё больше. Помимо книг, в шкафах обнаруживаются разные безделушки и устройства: часы, древние научные приборы, законсервированные биологические образцы, анатомические экорше, статуэтки запрещённых божеств и забытых мессий, разрезанная вдоль раковина наутилуса, колоды карт, плошки с какими-то игральными фишками, восковые диски и печати, а также стойка с небольшим скелетом неизвестного представителя семейства кошачьих.
— Я ожидал большего, — бормочет Фо.
— Здесь хранится много вещей, — отвечает Ксанфус. — На других этажах. Нижние уровни отведены под безделицы. Всё связанное с текущими проектами Сигиллита и его личными исследованиями спрятано выше.
— Будем надеяться, там найдётся то, что нужно, — ворчит Фо (хотя, по правде сказать, это всё очень интересно. Может, там есть личные записи и дневники Сигиллита?), направляясь к следующему лестничному пролёту. Амон замечает, что ступени вновь закручиваются против часовой.
— Зачем нужны все эти лестницы! — возмущается старик. — Я уже не молод. — Он останавливается, возвращается на несколько шагов и указывает на предмет, задвинутый между шкафами. — Да и хозяин тоже.
Внимание ваятеля плоти привлёк портативный медицинский аппарат на колёсиках. В нём установлен кислородный баллон и маска, устройства для отслеживания жизненных показателей, небольшой ящичек для лекарств и дефибриллятор. Его убрали подальше от любопытных глаз и закрыли покрывалом, но так, чтобы при необходимости иметь возможность без труда дотянуться.
— Всё так. Здоровье нередко его подводило.
— Старость приходит ко всем, — кивает Фо. — Кроме, пожалуй, Него. Но с этим можно кое-что сделать.
— Сигиллит в курсе, — раздражённо отвечает Ксанфус. — В его лабораториуме есть множество устройств...
— В лабораториуме? — Фо пытается скрыть волнение в голосе, но блеск в глазах выдаёт пробудившийся интерес.
— Да. Он изучал различные процессы...
— И где же находится это место? — Старик торопливо поднимается выше. Амон движется следом. В конце пролёта их ждёт очередная тяжёлая дверь.
— Амон, открывай, — командует Фо.
Великан оглядывается на Ксанфуса и Андромеду.
— Нужно дать ему возможность работать, — говорит Избранный.
— Под надзором, — добавляет Амон.
— Разумеется, — кивает Андромеда.
— Мне это не нравится.
— Никому из нас это не нравится, — тихо произносит Фо. — Но, кустодий, идёт война. Ты же хочешь, чтобы она закончилась? Моё оружие может стать последней возможностью. Так что сейчас мы в одной лодке.
Кустодий переводит взгляд на узника. Фо тут же вздрагивает. (Я пытаюсь сохранять присутствие духа, но эти кустодии — просто кошмар какой-то. И когда такое смотрит тебе в глаза...) Он ожидал услышать перечень запретов и ограничений, но взгляда оказалось достаточно. Амон просто убьёт его при первом проступке.
Золотой гигант вводит очередную последовательность паролей. Как и раньше, для отключения систем автоматической защиты требуется высший уровень доступа. Бронированная створка с грохотом уходит в паз, зажигаются лампы.
Фо заглядывает внутрь. За дверью находится мастерская. Стены, пол и потолок обшиты листами нержавеющей стали. Повсюду виднеются встроенные воздухоочистительные установки. На длинных лабораторных столах, опять же подогнанных под форму стен, расположились стойки с хирургическими инструментами, когитаторные блоки, центрифуги, устройства для микроимплантации, клеточные сканеры, сплайсеры и анализаторы. Под столешницами гудят криостабильные шкафы.
— Ох, какие замечательные штуки, — произносит Фо.
5:xxviii. Внутрь
Во время марша нет времени любоваться великолепием и красотами Внутреннего Санктума. Амит погружён в мысли и не замечает просторных залов и прекрасных золотых барельефов. Во рту до сих пор чувствуется вкус крови.
Роты воспрещения идут мимо напуганных горожан и чиновников, тысячами бредущих по широким процессионалям. Некоторые несут какие-то пожитки или ведут за руку детей. Кто-то кричит, моля о защите у проходящих астартес. Они хотят, чтобы воины-сверхлюди отвели их в безопасное место.
— Смотреть вперёд, — приказывает Тамос Рох по внутреннему воксу. — Шаг не сбавлять.
Чем глубже в Санктум, тем больше попадается вооружённых подразделений, занятых устройством оборонительных позиций. Отделения астартес и бригады Эксертус, собранные со всей Дельфийской стены, укрепляют перекрёстки и дорожные развязки, устанавливают импровизированные укрепления поперёк важных проходов. Некоторые баррикады возводятся из собранной по ближайшим домам мебели и сорванных со стен аурамитовых пластин. Амит наблюдает за установкой тяжёлых орудий на треногах и подготовкой полевой артиллерии. В одном из залов выстроился танковый эскадрон Палатинской горты. Тяжёлые машины прогревают двигатели. Идущие строем роты воспрещения без команды расходятся в стороны, обтекая препятствия. Тяжёлые гусеницы «Карнодонов» размололи плиты пола в муку. Грязные танки кажутся чуждыми в величественном зале, но при этом без труда в нём разместились. Когда Преторианец Дорн разрабатывал планировку Дворца, мог ли он заранее предусмотреть необходимость развёртывания бронетехники в Санктуме? Или впечатляющие масштабы местных построек просто преимущество, которым теперь воспользуются защитники? Стены и ворота внешнего периметра, без сомнения, создавались для войны, но внутренние залы Дворца — они-то точно должны в первую очередь поражать посетителей богатым убранством, верно?
Чем дальше, тем сильнее Амит верит, что Дорн учёл все возможные сценарии с почти маниакальным вниманием к деталям. Внутренние кварталы Дворца не были крепостью, но за вычурными золотыми панелями и разноцветной плиткой Кровавый Ангел видит руку военного архитектора. Эти поначалу незаметные признаки повсюду: громадные залы расположены под чуть смещёнными относительно друг друга углами; статуи расставлены в шахматном порядке и обеспечивают укрывшимся за постаментами стрелкам идеальный угол обстрела проёма ворот; одна из галерей слегка сужается перед переходом в другую, позволяя защитникам лучше концентрировать огонь; изящные бельведеры немного наклонены и позволяют вести анфиладный огонь по аркадам нижних уровней. Амит полагает, что балюстрады тоже не просто декорация и под позолотой скрывается броня. Над арками прячутся взрывостойкие переборки, готовые в любой момент опуститься и изолировать пространство. А борозды и выемки, которые выглядят как декоративные элементы плит пола, идеально подходят для упора штурмовых щитов, позволяя в мгновение ока выстраивать преграды на площадях и в переулках.
Все эти инженерные решения направлены наружу, чтобы облегчить защиту центра Санктума.
Астартес приближаются к развязке Марникса по высокой галерее. Перегнувшись через резные перила, Амит видит строй неподвижных фигур на процессионали в двух сотнях метров внизу. Не солдаты. Люди в мантиях с капюшонами и неактивные сервиторы чего-то ждут, стоя подле сотен загадочных контейнеров, парящих над землёй на суспензорном поле.
Контейнеры похожи на гробы.
— Что-то случилось, брат? — спрашивает Рох.
Амит осознаёт, что покинул строй и остановился, разглядывая происходящее внизу.
— Нет, — отвечает Кровавый Ангел.
— Это подкрепления, — поясняет вексиларий, проследив за взглядом Амита. — Для Тронного зала, если возникнет необходимость. Ждут команды.
— Похожи на гробы.
— Да, очень, — соглашается Рох.
Когда Амит возвращается на место во главе роты, Имперский Кулак, поравнявшись с капитаном, активирует личный канал связи.
— Мне нужно за тобой присматривать? — тихо спрашивает он.
— Нет, вексиларий.
— Хорошо. Я жду от Девятого твёрдости духа. Волки Фенриса славятся буйным нравом, но я всегда считал братьев с Баала не менее дисциплинированными воинами, чем мы.
— Так и есть. Прошу прощения.
— Сначала ты утратил контроль на платформе, хоть и не без причины, а теперь покидаешь строй...
— Это не повторится, — говорит Амит. — Просто вид этих контейнеров... Мне снились гробы.
— Нам всем снятся гробы, брат, — произносит Рох.
Расчленитель решает не вдаваться в подробности, поскольку не сможет объяснить, насколько яркими были образы из видения, насколько значимыми. Насколько это было больше, чем просто сон. Но такова природа человека. Когда кто-то начинает рассказывать о вещих снах, ты терпеливо улыбаешься и киваешь, потому что сны — это просто сны.
Вкус крови во рту так и не прошёл.
Прибыв на развязку Марникса, циклопических размеров перекрёсток нескольких крупных проспектов, космодесантники расходятся по позициям. Рох выстраивает пять рот воспрещения на площади возле Западной магистрали, как на параде. Они снова ждут в молчаливом дозоре, будто вернулись на платформы у Дельфийской стены.
Время идёт. Несколько рыцарей типа «Астериус», тяжело ступая, проходят мимо и растворяются в дымке, затянувшей Прозерпинскую процессиональ. Амит замечает, что Хемхеда покинул позицию во главе 774-й и о чём-то беседует с Рохом. Вексиларий, выслушав Белого Шрама, приказывает всем пяти ротам развернуться на сто восемьдесят градусов и занять позиции на противоположной стороне площади.
— Что происходит? — спрашивает Ламир у Амита. Расчленитель связывается с Имперским Кулаком и просит подтвердить приказ. Рох отвечает неохотно и сообщает о пересмотре позиций.
Кровавый Ангел разглядывает громадную транспортную развязку, отмечая расположение Прозерпинской дозорной башни на дальней стороне площади, у въезда на одноимённую процессиональ, и расположение бойниц, анализирует конструкцию самой развязки, положение ближайших залов и оборонительные укрепления, скрытые под декоративной лепниной.
— Мы стояли лицом к Тронному залу, — поясняет Амит.
— Что?
— Мы стояли лицом внутрь, а не наружу, — повторяет Расчленитель. — Смотрели не в ту сторону.
— Как такое возможно? — спрашивает Ламир.
— Не знаю, брат.
— Как Рох, старший преторианец, мог перепутать стороны? — Ламир продолжает задавать вопросы. — Кулаки же знают Дворец лучше, чем...
— Я не знаю.
Рох выкрикивает ещё несколько команд, выверяя позицию и выравнивая строй астартес.
Амит безмолвно и терпеливо ждёт на новом месте.
Даже с расстояния видно, насколько встревожен вексиларий.
5:xxix. Сожжение
Тейн покидает линию укреплений, выкрикивая приказ об оставлении позиций. Люди прыгают с парапетов, спасаясь от катящихся к стене огненных шаров. В клубах пламени корчатся и падают чёрные силуэты.
Тейн вместе с ветеранами и двумя инициатами движется вправо. Их преследуют змеящиеся потоки жидкого пламени. Огонь ревёт, будто кто-то забыл закрыть дверцу доменной печи.
Очередное непредвиденное событие в череде непредвиденных событий, но у роты есть приказы и на этот случай. Если линия обороны падёт, защитники должны разделиться на две группировки, обойти врагов с флангов и ударить навстречу друг другу.
Каждый солдат и брат-практикант знают, как исполнить этот манёвр.
На правом фланге находятся несколько заглублённых бункеров и убежищ. Это единственное место, где получится спастись. Молвэ и Демений успевают первыми и очертя голову ныряют в темноту. Тейн бежит следом, затаскивая Берендола в выщербленный люковый просвет, и оглядывается в последний момент. Парапет утонул в огненном шторме. Обугленные трупы Пожирателей висят на зубцах, превращаясь в пепел. Тейн чувствует запах горелого жира и расплавленного керамита.
Он замечает Колхиса. Брат-ветеран отстал на пять шагов. Он шатается и спотыкается, с ног до головы охваченный пламенем. Тейн тянет руку, но горящий космодесантник с воем упирается ладонями в нагрудник командира, заталкивает его в бункер и закрывает тяжёлый люк. Через мгновение огненный вал добирается и туда.
5:ххх. Длань Ложного Императора
Абаддон первым спускается по трапу и видит ту же картину, что и из кабины, но легче от этого не становится. Это не поле Сакристии.
«Штормовая птица» стоит на посадочной площадке в ангаре. Во Втором ангаре. Абаддон в этом уверен. Он знает отсек как свои пять пальцев. Кругом тишина. Восемь «Птиц» покоятся на приёмных стойках, будто только что сели и сейчас охлаждают двигатели, готовясь к повторному рейсу с орбиты. Он видит длинные пусковые рельсы, мигающие сигнальные огни, тележки и контейнеры с боеприпасами, ожидающие погрузки. Медленно развернувшись, капитан смотрит вглубь просторного тоннеля, где за мерцающим силовым полем виднеется пустота космоса.
Сикар и Баракса тоже выходят на палубу. Они покинули десантные корабли в сопровождении отряда легионеров и точно так же озираются по сторонам.
— Эзекиль... — начинает Баракса.
— Не спрашивай, — тихо перебивает его Абаддон. — Я не могу ничего объяснить.
— Но мы даже не оторвались...
— Я знаю.
— Эзекиль, это «Мстительный дух»...
— Сохраняй спокойствие. Контролируй ситуацию, — спокойно произносит первый капитан, глядя в глаза собеседника. — У меня нет объяснения. Кто-то с нами играет.
— Играет? — Бараксу, похоже, насмешил выбранный термин. — Но кто?
— Может, враг. Или варп. — Абаддон пожимает плечами и предлагает третий вариант. — Или отец.
— Ты о чём?
— Я о том, что, каким бы образом мы сюда ни попали, Азелас, очевидно, наше присутствие необходимо. Нужно спасти отца. Возможно, от самого себя. Выгружай людей, пусть готовятся выдвигаться. Ожидаемый уровень сопротивления — высокий.
Он снова оглядывается по сторонам.
— Полагаю, к этому приложил руку Ложный Император. Интуиция не обманула, когда потребовала вернуться. Жаль, я не прислушался к нему раньше. Боюсь, мы можем опоздать.
Абаддон переводит взгляд на командиров.
— Приходите в себя. Готовьте легионеров к бою. Две минуты. Кто отстанет — будет наказан. Это... Братья, сердце подсказывает, что это самое важное дело в нашей жизни. И потому помните: управляй, а не подчиняйся.
Они кивают. Оба офицера верны ему. Это последние целые кости, на которых держится легион. Они тоже встревожены, но не позволят эмоциям себя остановить. Они — трижды проклятые Сыны Хоруса и не побегут при виде очередной причуды варпа.
— Наши корабли были в цветах легиона, Эзекиль, — произносит Сикар. Абаддон кивает. Он в курсе. Все боевые транспорты перекрасили в новые цвета перед началом последней войны.
Но вышли они из белых машин — как во времена Лунных Волков.
Абаддон заметил это сразу, как ступил на палубу. Просто решил не задумываться о причинах.
5:xxxi. Марсианские подступы
— Я всегда восхищался решимостью Шестого, — произносит претор-капитан Хонфлер, шагая рядом с Сартаком.
— Там есть чем восхищаться, — отвечает Волк.
Хонфлер игнорирует колкость.
— И Шестой её действительно демонстрирует, — продолжает Кулак. — Или правильнее будет сказать: «Влка Фенрис»?
— Фенрика. Влка Фенрика, — поправляет Сартак.
— Вот, значит, как? — Хонфлеру, похоже, всё равно. — Вас немного здесь, на Терре, кто сражается с нами плечом к плечу.
— Всего несколько. Мне не повезло.
Четыре роты воспрещения проходят сквозь арку Антрурия и оказываются на процессионали, ведущей к Марсианским подступам. Под сводом батальон Экландерских Эксертус организует опорный пункт. В тени ждут управляемые сервиторами орудийные платформы. Люди провожают взглядом роты астартес, проходящие мимо идеальным строем. Только фенрисец оборачивается и радостно машет смертным. Некоторые солдаты отвечают тем же.
— Вот об этом и речь, — замечает Хонфлер.
— О чём?
— По моему мнению...
— А оно у тебя есть?
Хонфлер командует подразделениям продолжать движение и отводит Сартака в сторону.
— Мне нравится твой боевой дух, Волк. И послужной список тоже впечатляет. Поэтому тебя назначили командовать ротой. Но вы, Космические Волки... Влка Фенрика... совершенно не способны держать себя в руках. Это граничит с неподчинением...
— Да, граничит. Но зато у меня впечатляющий послужной список. Давай не будем об этом забывать.
— Когда мы столкнёмся с предателями, — шипит Хонфлер, — что произойдёт очень скоро, я жду от тебя абсолютного подчинения. Точного следования приказам. Исполнения долга астартес. Справишься, Волк? Если нет, то говори сразу, и я тебя заменю. Говорят, сержант Рева Медузи из Железных Рук — способный офицер.
— Да, он хорош, — отвечает Сартак. — Как и я. Будет тебе исполнение приказов, претор-капитан.
— Договорились, — кивает Хонфлер.
— Но когда мы столкнёмся с врагом, — продолжает Волк, — я жду, что ты не уступишь мне в проявленной доблести. Если не справишься, скажи сразу.
Хонфлер сверлит Сартака суровым взглядом. Тот улыбается в ответ, сверкая клыками.
— Уверен, что справлюсь, — говорит Имперский Кулак.
Они возвращаются в строй. В конце процессионали находятся ворота, ведущие к Марсианским подступам. Улица, по которой идут астартес, являлась одной из главных транспортных артерий Санктума и могла без труда вместить даже самые крупные боевые машины. Потолок теряется в тенях и дымке искусственных облаков. Помещение кажется ещё больше, потому что во всём тоннеле никого нет.
Хонфлер велит остановиться. Марсианские подступы за спинами легионеров тянутся далеко, насколько хватает глаз. В стенах через равные интервалы установлены натриевые лампы, горящие тёплым оранжевым светом. Но путь вперёд перекрыт громадными вратами, которые способны остановить даже титанов. Стоя во главе строя 340-й роты воспрещения, Сартак слушает беседу Хонфлера с приближёнными офицерами.
— В чём дело? — шёпотом спрашивает Медузи.
— Ворота должны быть открыты, — отвечает Сартак.
— Ты слышишь их разговор?
Сартак кивает.
— Хонфлеру велели отвести нас к восемнадцатому маркеру. И он находится дальше. Ворота мешают пройти. Жди здесь.
С этими словами он подходит к Хонфлеру и остальным командирам.
— Их закрыли не просто так, — говорит Волк.
Капитан-претор оглядывается на звук голоса.
— Все внутренние перегородки должны быть открыты. По приказу Военной палаты они могут опуститься только после выхода всех войск на позиции. Единственная причина, по которой их можно активировать сейчас, — это прорыв вражеских сил.
— Их закрыли не просто так, — повторяет Сартак, на этот раз чуть медленнее.
— И я хочу их открыть. Вероятно, техническая неисправность.
— А если нет? — спрашивает Волк. Все офицеры переводят взгляд на него. — Если это прорыв?
Хонфлер задумывается.
— Если это прорыв, никто о нём не знает. Не было ни тревоги, ни сообщений. Без сомнения, дело в неисправности. Нужно открыть врата и двигаться к указанной позиции.
— Я, как и все присутствующие, хочу сразиться с врагом, — говорит Сартак. — Но совершенно не горю желанием впускать его внутрь.
— Согласен, Волк. Но если это прорыв, о котором никто не знает, нужно в этом убедиться. — Капитан-претор указывает на врата. В основании одной из створок есть технический люк. — Начнём с малого.
— Мои Железные Руки могут помочь.
Хонфлер кивает.
Сартак зовет Медузи и ещё двоих аугментированных офицеров Десятого. Они, командиры и отделение Имперских Кулаков приближаются к толстым створкам. Сержант Железных Рук протягивает мехадендрит к замку.
— Постой, брат, — говорит Сартак. Космический Волк внимательно рассматривает врата.
— Что ты делаешь? — спрашивает Хонфлер.
— Слушаю.
— Это он умеет, — замечает Медузи.
— И что ты слышишь, Волк?
— Тьму.
5:хххii. Обжигающие грёзы
В бункере темно и жарко, как в печке. Тейн чувствует тепловое излучение, исходящее от стен, земляной насыпи и уложенных мешков с песком. Снаружи ревёт пламя и не собирается умолкать. Сквозь трещины в раме люка пробиваются огненные сполохи и горячий дым. Металл двери начинает пузыриться и подтекать.
Тейн поднимается на ноги и уводит Берендола и двоих инициатов глубже в бункер. Они на ощупь движутся из одного помещения в другое, по возможности закрывая двери. Из-за растущей температуры начинают вонять старые пятна от химикатов на полу.
Легионеры бредут сквозь горячую темноту, минуя четвёртый и пятый отсеки. Они здесь спекутся. Зажарятся заживо. Если внешние двери не выдержат и огонь проникнет внутрь, бункер превратится в крематорий. Тейн пытается не думать о Колхисе и том, как легионер спас его, пожертвовав собой. Пытается не вспоминать горящий и плавящийся силуэт ещё живого воина...
Капитан ведёт своих воинов дальше. Они найдут выход. Найдут. Он лично проверил все укрепления, как только они заняли эту позицию. Из шестого отсека, где раньше был склад боеприпасов, ведёт скалобетонный коридор, расходящийся в две стороны. Налево — заглублённые бетонные укрытия с организованными местами для сна и противоосколочными пологами. Прямо — взрывостойкая дверь, ведущая наружу, во вспомогательные траншеи. Если они до неё дойдут...
Вот и она — массивная створка из пластали. Заперта. Тейн бьёт плечом, но дверь не двигается с места. На замок и сервопетли не подаётся питание. Он сбивает запирающий механизм ударом молота, но это не помогает. Космодесантник ощупывает металлическую поверхность в поисках задвижек, рычагов и рукоятей.
— Максимус... — ворчит Берендол из-за спины. Давление нарастает. Рёв огня за спиной становится громче и тоньше.
Тейн бьёт молотом по двери, сжимая его обеими руками. После трёх ударов она наконец поддаётся. Астартес бросаются в тёмный проём сразу, как створка со скрипом проворачивается на треснувших петлях, даже не задумываясь о том, что ждёт на той стороне.
Это в любом случае лучше, чем ползущий по пятам огненный ад.
Тейн захлопывает дверь, чтобы хоть ненадолго сдержать стихию, и бьёт по люку четыре раза — поспешно, как брат-практикант. Он надеется, что створку заклинит и та не распахнётся после первого же удара волны пламени.
— Максимус, — повторяет Берендол.
Капитан снова исступленно колотит, на этот раз по раме люка.
— Максимус.
Ещё один удар.
— Тейн!
Он оборачивается и не понимает, что произошло. Сначала кажется, что Механикум залили и эти траншеи огнём, испепелив вторую линию обороны, и они, убежав из одной ловушки, попали в новую.
Но это не отблески пламени. Всё заливает золотисто-жёлтый свет — как от самого яркого костра, но ничего не горит.
И траншеи тоже нет.
— Что это такое? — спрашивает Берендол.
Сон. Ошибка. Промах. Поворот не туда. Видение. У них не получилось сбежать. Пламя пожрало их так же, как Колхиса. Они мертвы, и умирающий мозг создаёт обжигающе яркие грёзы.
Перед легионерами раскинулся просторный и величественный зал. Прохладный воздух чуть заметно движется, подчиняясь воле климатических установок. Ноги астартес оставляют грязные, чёрные следы на отполированном до зеркального блеска оуслитовом полу. Стены облицованы аурамитовыми панелями с выгравированными символами конкордии и дискордии, парящими орлами и зигзагами молнии. Под высоким, выложенным лазурной плиткой потолком висят электрические люстры. Сам зал уходит в бесконечность.
— В нашей зоне такого нет... — произносит Берендол.
— Нет, — соглашается Тейн.
— Ты ведь проверял?..
— Разумеется.
— Тогда почему пропустил эту дверь? И бункер. Это какая-то...
— Это не бункер, — отвечает Тейн. — Брат, я не смогу объяснить как, но мы оказались внутри Санктума.
5:xxxiii. Ценный актив
Башня слегка содрогается, когда глубоко под землёй нечто рокочет, словно потревоженное чудовище. В холодных шкафах звенят пробирки и пузырьки, пачка бумаг сползает на пол с одного из рабочих столов.
Базилио Фо, похоже, не замечает происходящего.
Андромеда-17 следит за работой ваятеля плоти. Фо, скрестив ноги, уселся в одно из мягких лабораторных кресел перед несколькими мониторами, по которым бегут строки данных. Синтетический голос в наушнике зачитывает ему содержимое архивов. Правой рукой старик вносит заметки в инфопланшет, а левой перебирает другие планшеты, вводит команды в когитатор и изредка поднимает с лабораторного стола какую-нибудь колбу и, как следует встряхнув, всматривается в содержимое или вставляет очередное стекло с образцом в макросчитыватель.
— Что ты делаешь? — спрашивает геноведьма.
— Тихо. — Фо даже не поворачивается на голос (потому что нельзя отвлекаться, когда погружён в работу).
Андромеда переводит взгляд на Ксанфуса. Избранный, скрестив руки на груди, стоит у лестницы. Он тоже наблюдает за манипуляциями Фо в равной степени с интересом и недоверием.
— Тебе придётся держать нас в курсе происходящего, — говорит он. — На всех этапах работы. Эта ограниченная свобода и твоё присутствие здесь стали возможны из-за чрезвычайных обстоятельств. Мы не сможем обеспечить тебе защиту от иных организаций, если продолжишь держать нас в неведении.
Фо достаёт наушник и поворачивает кресло к Ксанфусу.
— Скоро всё здесь погрузится во тьму, верно? И тьме этой не будет конца.
— Времени у нас действительно мало, — признаёт Избранный.
— Времени вообще больше нет! — Фо тычет костлявым пальцем в остановившийся хронометр на стене. — Его концепцию можно оставить в прошлом. Будьте уверены, я прекрасно осознаю своё положение. Я как одеяло, которое вы перетягиваете на себя, и это когда мир вокруг буквально охвачен пламенем. Полагаю, под «другими организациями» имелись в виду проклятые Легио Кустодес?
— Как минимум, — произносит Ксанфус. Ему не хочется произносить название вслух. Амон остался внизу и охраняет вход в башню, но Избранный знает, что стражи Императора обладают сверхъестественно чутким слухом.
Фо хитро ухмыляется (как же они боятся друг друга! Осторожничают даже сейчас! Он, великий и ужасный Он, так гордится своим единым Империумом, а на деле фракции внутри государства, похоже, начали грызться задолго до начала гражданской войны).
— Уверен, вы двое сможете меня защитить, — говорит он вслух. — Потому что, надеюсь, начали осознавать, насколько я, презренное и ужасное чудовище, стал важен для выживания человечества.
5:xxxiv. Решение Вулкана
По команде примарха просителей выводят из Тронного зала. Вулкан провожает их взглядом, пока группа не превращается в едва заметные движущиеся точки у Серебряных врат.
— Что вы решили, владыка? — спрашивает Хассан, оставшийся в зале.
— А что я могу решить, Избранный? — отвечает Вулкан. — У нас связаны руки. Нужно выполнить задачи первоочередной важности. Некогда отвлекаться на...
— Но они говорили с такой уверенностью. Эти двое, Грамматикус и Перссон, не так просты. И разговор о новорождённой силе, о вознесении Луперкаля...
— Возможно, не больше чем просто разговор, — обрывает его Вулкан. — И даже если нет, его суть лежит за пределами моего понимания. У нас война в самом разгаре, и нужно продолжать её всеми имеющимися силами. Я не знаю, что делать с угрозой, которой пока не существует.
Каэрия Касрин из Безмолвного Сестринства, также стоящая рядом, выходит вперёд, обозначая своё присутствие. Эта странная привычка есть у многих парий из-за способности оставаться незамеченными в периферическом зрении. Вулкан вспоминает, что у Крол была такая же.
«Такие вопросы рассматривают только лично владыка Император или Сигиллит, — говорит она на мыслезнаке. — Они не оставили указаний?»
— Нет, — отвечает примарх. — И у меня нет возможности посоветоваться ни с тем, ни с другим. Но, очевидно, они об этом знали или как минимум подозревали. В отсутствие иных указаний я буду исполнять имеющиеся приказы. Предположу, что в некотором роде наши текущие действия смогут защитить и от этой угрозы.
«Если она реальна», — замечает Касрин.
«Думаешь, нет?» — Вулкан отвечает сестре на её же языке.
«Думаю, эти просители рассказали не всю правду, — быстрыми движениями отвечает пария. — Что-то они предпочли сохранить в секрете. Вероятно, у них есть планы, о которых лучше не распространяться».
Вулкан кивает.
«Я им не доверяю, — добавляет сестра. — Особенно ведьме».
— Согласен.
— Тогда... Что прикажете с ними делать, владыка? — спрашивает Хассан.
«Пусть замолчат навсегда», — говорит Касрин.
— Это не обсуждается, — отвечает Хассан.
«В этот чёрный час они просто очередная угроза, без которой нам станет легче. Убей их».
Хассан переводит взгляд на примарха.
— Я не стану убивать людей от имени Империума, — говорит тот. — Особенно не имея на руках доказательств преступления. То, что нам неизвестны их возможности и беспокоит их появление, не может быть обоснованием.
Он переводит взгляд на Хассана.
— Пусть стражи закроют их где-нибудь, Избранный.
— Где-нибудь в пси-устойчивых камерах?
— По возможности да. Если Соратник Раджа сочтёт Вестибюль достаточно надёжным местом. В противном случае — проводите их в Тёмные Камеры. Решай сам, Хассан. Так или иначе, члены этой группы не должны более иметь возможности влиять на события войны.
— Да, владыка.
— Я предпочту довериться интуиции Сестры, — продолжает Вулкан, метнув короткий взгляд на Касрин. — Они опасны, и мы не до конца понимаем почему. Ограничим их свободу и возможность действовать до окончания кризиса. Тогда и разберёмся.
Хассан, кажется, хочет возразить, но совершает знамение аквилы и уходит догонять пленников.
Вулкан вздыхает и разворачивается спиной к входу. Он должен вернуться к болезненному свету Трона. Краем глаза примарх видит, как Касрин призрачной тенью следует за ним.
— Думаешь, я слишком милостив?
«Я не в том положении, чтобы комментировать ваши решения, владыка», — отвечает она.
Вулкан кивает. Другого он и не ждал. Малкадор поднялся на трон. Отец с братьями-примархами ушли и, возможно, не вернутся. Все решения, которые могут спасти человечество или обречь его на гибель, теперь принимает он. Больше некому.
5:xxxv. Когда вся надежда остаётся на чудовищ
— Я понимаю ситуацию, в которой оказался, Избранный, — произносит Фо (даже сильнее, чем ты думаешь). — Я — ценный актив и в то же время — страшный преступник, заслуживающий наказания. Меня признали существенной угрозой вашей имперской идеологии. Но оружие, созданное этими руками, способно остановить войну, уничтожив генетическую линию астартес. А кустодии... О, прошу прощения, та, другая организация... с радостью бы им воспользовалась, потому что это спасёт и Империум, и Его жизнь. И потому они хотят заполучить меня исключительно для своих целей. И все изобретения тоже.
— Старик... — говорит Андромеда.
Фо разворачивается к ней.
— С другой стороны, другие организации в высших эшелонах власти Империума не хотят допустить полного уничтожения сыновей и внуков Императора. Это крайняя мера с непредсказуемыми последствиями. Она приведёт к дисбалансу системы, ведь и без того могущественные кустодии обретут ещё большее влияние. И потому Избранные Малкадора, — он кивает на Ксанфуса, — очередная неофициальная и тайная организация, пытается не дать стражам заполучить меня для своих целей. Это весьма нетривиальная задача, поскольку кустодии физически и психологически бесконечно превосходят всех остальных. Их нельзя обмануть. Таким образом, Избранные, оказавшись в крайне сложном положении, в одностороннем порядке привлекают к делу... Как мне вас назвать, барышня?
Он снова смотрит на Андромеду, но та молчит.
— ...независимую подрядчицу в лице селенарской геноведьмы, — с усмешкой продолжает старик, — чтобы те помогли им надуть Кустодес. Вы не можете напрямую забрать меня у них. Особенно в такое время. Впрочем, этим сейчас можно объяснить что угодно.
— Фо... — произносит Андромеда.
— В любом случае эти интриги ужасны. Вам не хватает полномочий, чтобы перечить кустодиям, но зато получается убедить это чудовище, Амона, что моё оружие нуждается в срочной доработке. Трюк мог удаться только при участии... — Он снова улыбается, кивая на Андромеду, — независимой подрядчицы, которая применила свои впечатляющие риторические способности и с помощью нелинейных этико-логических конструкций убедила кустодия, что тот не нарушает приказы, а напротив, действует в строгом соответствии с обязанностями. Заставила его думать, что ошибкой станет отказ от помощи в вашей афере. Чтобы её провернуть и довести до логического завершения, когда я стану вашей собственностью, а не Вальдора, нужно было доставить меня сюда и сделать вид, что я работаю и пытаюсь исправить то, что не нуждается в исправлении, то бишь просто напрасно трачу время.
Фо смеряет обоих собеседников взглядом и холодно улыбается.
— Я всё правильно угадал? — спрашивает он (прекрасно зная, что как минимум половина из сказанного — чистая правда. Но я просто хочу жить. И для этого нужно, чтобы все присутствовавшие не делали ничего неожиданного). — Уверяю вас, я готов изображать бурную деятельность, чтобы вам подыграть.
— Твои оценки ситуации не имеют значения, — отвечает Андромеда. — Кроме того, бессмысленны попытки манипулировать нами, играя в послушание и смирение. Мы не друзья, Фо. Геноцид, устроенный тобой до Объединения, никогда не будет забыт.
Улыбка на лице Фо превращается в гримасу.
— Нас интересует только оружие и степень его эффективности, — говорит Ксанфус.
— Понятно, — хмыкает Фо.
— И ты лукавишь, когда говоришь о ненужности доработки, — добавляет Андромеда.
— Правда, геноведьма?
— Ты себя выдаёшь.
— И чем же?
— Если скажу, ты перестанешь это делать. Я промолчу.
— Резонно, — кивает Фо. — Для протокола, я уверен, что дело в моей привычке находить несколько решений для каждой задачи. Я делаю это, чтобы отвлечься от насущных мыслей. В данном конкретном случае речь о разработке оружия.
— Опять лукавишь, — говорит геноведьма. — Впрочем, ты слишком радостно и жадно копаешься в личных вещах Сигиллита. И потому я повторю вопрос: что ты делаешь?
Фо задумывается над ответом (Эти двое мне не нравятся. Слишком хитрые).
— Ну, ведьма, несмотря на всю мою любовь к переусложнению решений, та ложь, которую ты придумала, чтобы затащить меня сюда, может оказаться вовсе и не ложью.
— Оружие не сработает? — спрашивает Андромеда.
— О, конечно, сработает, — отвечает Фо. — Но я могу сделать лучше.
5:xxxvi. Если там ждёт враг
— Нельзя услышать тьму, Волк, — произносит претор-капитан Хонфлер.
— Нельзя, — соглашается Сартак. — И я её не слышу. Но за этими воротами пустота. Тишина, в которой ничего нет.
— Открывайте, — велит Имперский Кулак, обращаясь к воинам Железных Рук.
— Я бы не стал, брат-капитан, — замечает Сартак.
Хонфлер внимательно смотрит на Волка. То, что фенрисец внезапно начал проявлять уважение, причём без насмешки, беспокоит его куда сильнее, чем предыдущие выходки.
— Ты так рвался встретиться с врагом, Волк, что был готов игнорировать прямые приказы, лишь бы добраться до поля боя. А теперь даёшь заднюю?
На мгновение лицо Сартака искажает гримаса гнева, но воин подавляет эмоцию.
— Великий Ангел закрыл врата, — рычит он. — И я не позволю, чтобы скъяльды пели об Оди Сартаке как о глупце, который открыл другие.
Хонфлер кивает.
— Если там ждёт враг, нужно узнать об этом наверняка. Если предатели проникли внутрь... — Он смотрит на советника.
— Есть информация из Гегемона? Какие-нибудь комментарии?
— Ничего, сэр. Вокс опять не работает.
Имперский Кулак задирает голову, разглядывая гигантские створки.
— Надо узнать, что там. Идея моя, поэтому пойду сам.
— Претор-капитан...
— Четыре роты легионеров смогут удержать технический люк или, как минимум, успеют поднять тревогу. Нельзя оставаться в неведении. Медузи, открывай.
Сержант склоняется над замком и начинает разбирать корпус. Свита Хонфлера, вскинув болтеры, выстраивается полукругом. Сам претор-капитан обнажает клинок и достает болт-пистолет из кобуры.
Сартак встаёт рядом.
— Что ты делаешь? — спрашивает Хонфлер.
— Иду с тобой, — отвечает тот так, будто это само собой разумеется.
— Подготовь роты к обороне, на случай если там всё плохо, — велит Кулак.
— Медузи справится с этой задачей. Он — хороший офицер. А я иду с тобой, сын Дорна.
— Опять не следуешь приказам?
— Из лучших побуждений.
— Волк...
— Возможно, я слишком буквально понял слово «следовать», — ухмыляется фенрисец.
Замок щёлкает, и Медузи распахивает люк. Толщина створки — порядка полуметра.
Темнота манит.
Хонфлер переступает порог. Сартак идёт следом.
На той стороне нет ничего, кроме ощущения пространства. Тьма настолько густая, что даже оптические системы шлемов и сверхчеловечески острое зрение астартес не могут пробиться дальше нескольких метров.
— Отключение питания, — тихо произносит Хонфлер. — Это объясняет закрытие переборки. Автоматическое срабатывание...
— Тс-с-с-с... — шипит Сартак. Он почти ничего не видит, но пространство вокруг огромно. Марсианские подступы тоже впечатляют размерами, но не настолько.
Волк оглядывается и видит Реву Медузи в проёме двери с болтером наготове. Он тут же передаёт сержанту несколько шифрованных указаний.
— Ветер... — шепчет Сартак, обращаясь к Хонфлеру.
— Вентиляционные установки.
— Так питание есть или нет? — Фенрисец принюхивается. Воздух кажется свежим. Нет, он, конечно, пахнет мокрой землёй, жжёными химикатами, пылью, фузелином и дымом. Холодный. Но это не затхлый, много раз пропущенный через фильтры и восстановленный воздух наглухо запечатанного Санктума.
Он опускается на колено и касается пола. Не скалобетон. Не усиленные плиты Марсианских подступов, способные выдержать вес богов войны.
Под ногами земля.
Влажная, перепаханная снарядами земля. Но как?..
— Враг никуда не прорывался, — шепчет он. — Это не предатели внутри. Это мы снаружи.
— Снаружи чего? — спрашивает Хонфлер.
— Санктума, — отвечает Сартак.
5:xxxvii. Рок воплощённый
Абидеми идёт навстречу со стороны Трона. Скорость шага доверенного офицера тревожит Вулкана.
— Владыка Змиев. — Легионер приветствует примарха коротким кивком. — Адепты Консилиума докладывают, что засекли внезапный и сильный всплеск имматериальной активности.
— Причина?
— Возможно... — Верный Дракон мешкает с ответом. — Что-то произошло. Некая аномалия привела к возникновению нового средоточия эмпирейной энергии.
— Где? — спрашивает примарх. — В паутине?
Абидеми пожимает плечами.
— Или на Терре, или на флоте предателей. Похоже, оно везде.
«Это следующий этап кризиса? — вопрошает Касрин. — Мир тонет в варпе, Верный Дракон. Степень имматериальной активности будет постоянно возрастать...»
— Нет, — обрывает её Абидеми. — Я не понимаю деталей, но они уверены, что это не рядовое событие. По описанию можно подумать, что большой объём накопленной энергии вырвался на свободу или вспыхнул пламенем.
— Насколько большой? — спрашивает Вулкан.
— Адепты утверждают, что их оборудование не предназначено для регистрации столь высоких значений.
Вулкан спешит к Трону, уже не просто шагом. Легионер и Сестра Безмолвия бегут следом.
— Есть объяснение феномена?
— Нет, владыка, — отвечает Абидеми.
«Может, это воплотился Тёмный Король?» — спрашивает Касрин.
Вулкан оставляет вопрос без ответа.
— Объяснения нет, — продолжает Верный Дракон, — но эта аномалия нарушает работу Трона. Сколько бы сил ни осталось у Сигиллита, их недостаточно. Регент выгорает. Он теряет контроль и вот-вот сгинет окончательно. Когда это произойдёт...
Он не заканчивает фразу. В этом нет нужды.
Вулкан прекрасно знает, что будет дальше.
5:xxxviii. Чудо
На Императора невозможно смотреть. Свет повсюду и своей яростью изгнал все тени. Очертания коридоров флагмана предателей почти растворились в ослепительном сиянии. Оно сжигает и испаряет напирающую массу демонов, подобно вспышке от атомного взрыва.
Вот только эта вспышка не гаснет. Это не мимолётный эффект после детонации. Палящий свет вечен и неугасим.
Проконсул Цекальт чувствует источник жара за спиной. Чувствует, как плоть плавится внутри раскалившегося доспеха модели «Аквилон». Ему кажется, что он оказался рядом с новорождённой звездой.
«Как прекрасно...»
Цекальт не видит господина. Не может даже попытаться взглянуть на Него. Вечный царь своей волей направляет кустодия в другую сторону. Он, взяв под контроль тела Соратников, заставляет их отвести взгляды.
«Даже доли мгновения хватит, чтобы глаза расплавились и вытекли. Его нынешний облик испепелит наши мозги за долю секунды. Я чувствую, как свет наполняет меня, обжигая кости и мышцы, опаляя каждую клетку тела, будто адское пламя. Кровь обратилась в пар. Доспех оплавлен.
Если Он позволит взглянуть на себя, мы умрём.
Но, о мой король, я готов погибнуть, чтобы на краткий миг узреть тебя во всей славе».
5:xxxix. Последний проблеск
Ox.
О, я...
Н-н-н-г-х...
Ты мнишь....
Ты мнишь себя богом, первонайденный?
Дай-ка я тебе кое-что расскажу...
М-м-н-н-г-х!
Твой отец... твой отец за свою жизнь принимал множество обличий для разных целей.
И сейчас он обрёл новый аспект, сияющий и неизменный, как яркая звезда. Он станет тем, кем нужно.
Он предстанет перед тобой, остановит и заставит молить о пощаде.
Думаешь, это ты становишься богом? Сейчас он покажет, что такое истинная сила.
Смотри. Смотри!
Гн-н-нх.
Видишь?
Я бы хотел, но не могу. Больше не могу.
Моё время пришло.
Конец.
Видение угасает, мысленный взор выгорел.
Я пытаюсь держаться, но силы кончились. Образы, которые ты, Хорус Луперкаль, охваченный злобой, посылаешь мне, бледнеют и исчезают, растворяясь в обжигающем белом сиянии, на которое невозможно смотреть.
Думаю, свет — это он.
Думаю, что мой друг Император сейчас сильнее, чем когда-либо, и его сияние, будто пламя звезды, горит в моём черепе.
Но, возможно, это ты, Хорус. Возможно, на воплощённое зло тоже невозможно смотреть.
Не знаю. Слишком ярко.
Ничего не вижу...
Ничего...
Прости. Прости, старый друг. Я старался изо всех сил. Сделал всё что мог...
Мой конец настал, и я не могу...
5:xl. Неизменный
Смерть пришла быстрее, чем он предполагал даже в самых страшных прогнозах. Лучшие воины Терры, самые могучие и величественные представители человечества потерпели поражение.
Они продержались сорок три секунды, прежде чем гнев Луперкаля затянул их в бездну и проглотил без следа. Константин падает, охваченный яростью. Он кричит от стыда и уязвлённой гордости. Вальдор был уверен, что они справятся и одержат победу. Что он и его люди покажут ублюдочному предателю, как надо воевать.
Увы. Сорок три секунды. Всё, на что хватило величайших воителей Императора. Сорок три жалких секунды...
Сорок четыре.
Он видит зажёгшийся свет. Вальдор стоит на коленях, сбитый с ног судорожными спазмами мясистого пола. Сначала кажется, что это просто дульная вспышка. Кто-то из Кустодиев выстрелил световым снарядом, или, может, гаснут катушки умирающего адратического излучателя.
Но нет. Огонёк всего один, и не гаснет. Яркая, ослепительно-белая точка поднимается где-то вдалеке, подобно звезде. Её лучи касаются отчаявшихся воинов и освещают дно ямы, в которой они оказались, отбрасывая длинные тени. Непроглядная тьма сменяется холодными сумерками. Влажная плоть под ногами блестит. По лужам крови и желчи бегут блики.
Константин с трудом поднимается. Смех и пение затихли, спрятавшись в мясистых складках и полостях ямы, или куда там ещё забилась удушливая тьма. Он наконец видит, что находится в ущелье из распухшей, воспалённой, покрытой слизью плоти. Она злобно пульсирует. Повсюду лежат изломанные, искалеченные останки погибших товарищей. Вальдор видит проступающие сквозь органические ткани заклёпки и проржавевшие корабельные скобы — такие используют, когда корабль нуждается в срочном ремонте, — которые удерживают кожистые полотнища, как панели обшивки.
Вальдор концентрирует внимание на свете, что сияет, как полная луна зимней ночью, — такой же далёкий, серебристый и холодный. Свет восходит над утёсами из зачумлённых мышц, проглядывает сквозь похожие на корявые ветки костяные наросты, пробивается сквозь растянутые жировые покровы. Будто одинокая путеводная звезда в ясную ночь поднялась над лесной чащей. Капитан-генерал чувствует, как свет касается сердца и души. Он замечает отголосок мысленного взора, сплетённый с пронзающими тьму лучами, — кто-то простирает свою волю по адскому флагману, смотрит и ищет. Касание слабое, и ему не хватает сил наполнить кустодия, чтобы тот стал един с источником света. Тем не менее Вальдору знакома эта сила. Она потоком холодной воды вымывает липкую тьму из глаз, рта и мыслей воина и разжигает искру надежды.
Этого достаточно, чтобы Константин нашёл в себе силы подняться. Понять.
Свет направляет его.
— Это Он, — шепчет Вальдор, но слова не нужны, потому что нейросинергия восстановилась и вновь работает. Все выжившие Соратники знают то же, что и он. Все до одного кустодии поднялись и смотрят на свет.
Константин первым приходит в движение. Остальные следуют за командиром. Они разбивают корку из застывшей крови, разрывают дрожащую массу складчатой кожи и сухожилий. Вокруг по-прежнему царит тьма, а воздух пахнет гнилью, но теперь они видят свет ярчайшей и чистой звезды.
Воины не отводят взгляд ни на мгновение. Сияние ведёт их за собой. Без сомнения, впереди ждут суровые испытания, но теперь, наконец, у них появился путь. Соратники переходят на бег.
Прошло сорок пять секунд с начала боя.
5:xli. Рассвет
Он вытирает красную пыль с остатков клинка и продолжает работу.
— Я — Рогал Дорн, — выкашляв набившуюся в горло пыль, человек продолжает речь, прерванную несколько часов, а может, столетий назад. — Давным-давно один философ и временами летописец предложил свод правил ведения войны и сказал, что она допустима, если приводит к крепкому миру. Это утверждение быстро дискредитировали, разделив войны на справедливые, которые велись против чужих, и несправедливые — те, в которых сражались со своими. Это разделение сохранилось до наших дней. Война, направленная на подавление и устранение внешней угрозы, то бишь ксеносов, считается оправданной и необходимой для выживания. Гражданская же война почитается мерзостью. Не вся пролитая кровь одинакова.
Гул войны становится громче. Стена чуть заметно вибрирует, стряхивая красную пыль на натруженные руки.
Теперь они тоже кроваво-красные.
Человек не обращает на это внимания.
Он отходит на шаг и разглядывает последнюю схему. За пределами тени, отбрасываемой стеной, солнце палит беспощадно. Дорн поднимает голову и впервые за прошедший век или два, впервые с момента появления, видит светило. Всё вокруг красное: стена, пустыня, небо и прах. Теперь есть ещё и солнце. По правде сказать, это скорее звезда. Одинокая, неизменная звезда. Крошечная белая, яркая точка. Её появление — единственное изменение, произошедшее с небом за всё время, если не считать смену цвета.
Человек закрывает глаза и чувствует, как тёплые лучи касаются кожи. Несколько мгновений он наслаждается ощущением.
Просто сдайся.
Вернувшись в тень под красной стеной, он продолжает работу. Сточенный огрызок меча выцарапывает новые планы обороны и побега. Лекция продолжается.
— Позже другой философ сформулировал основные критерии, которым должны соответствовать войны в цивилизованном обществе. Их всего два: законное основание и формальная власть. Только король или император может объявить войну, и только по справедливой причине, которой является защита определённой культуры. Во всех иных случаях война неприемлема и запрещена, даже для богов.
Шум на той стороне стены превращается в вибрирующий рёв.
Сдайся. Покорись. Отпусти. Просто скажи. Кровь для Кровавого бога.
— Нет никаких богов, — отвечает Рогал Дорн.
Он прижимается к стене, почти касаясь её губами.
— И тебя — тоже нет, — шепчет примарх.
5:xlii. Наконечник копья
Мир перед глазами вспыхивает белым пламенем. Он видит только раскалённый сияющий диск, похожий на далёкую, злобную звезду. И слышит крики.
На мгновение всё замирает: он, растянутый над толпой врагов, запрокинув голову, практически смиряется с болью и позволяет ей себя поглотить. Но маленькая и чистая белая звезда прорывает завесу кроваво-чёрной тьмы. Она смотрит на него: одинокая, яркая, неизменная и немигающая.
В темноте раздаётся вопль. Он вырывается из его собственной груди. Этот крик заставляет вспомнить себя.
Сангвиний.
Он изгибается всем телом и разрывает хватку, неуклюже падая на окровавленную палубу. Враги тут же бросаются на распростёртого на полу примарха.
Сангвиний.
Он выдерживает яростный натиск. Одна нога находит опору.
Сангвиний.
Он встаёт.
В этом движении столько силы, что воины-астартес в полном облачении разлетаются в стороны, как тряпичные куклы. Крича от ярости, он убивает без жалости, не останавливаясь ни на секунду. Обречены все, кому не хватило ума убраться с дороги или скорости, чтобы сделать это достаточно быстро. Клинок меча и наконечник копья оставляют в воздухе кровавый след. Примарх расправляет крылья и рвётся вперёд, проносясь над головами двоих великанов-юстаэринцев. Те, рассечённые надвое, тут же валятся наземь. Сангвиний уклоняется от болтерных снарядов, выпущенных тройкой катуланцев, пришпиливает одного к опорной колонне, потрошит второго коротким взмахом клинка, а третьего давит ногами. Ангел уходит от оставшегося на палубе месива, походя сбивает с ног очередного юстаэринца и пронзает насквозь тяжёлого пехотинца из Хтонийской ауксилии. За Сангвинием тянутся кровавые следы.
Он уже в дальнем конце Главного атриума и видит перед собой запертые люки, ведущие к командным палубам. Сейчас проходы перекрыты тяжёлыми переборками из чёрного адамантия. Шальные выстрелы изрешетили стену и высекают искры, попадая в сами створки. Примарх оглядывается. Всё пространство отсека погрузилось в затянутое дымом безумие кровавого сражения. Будто кто-то выхватил фрагмент городских боёв в Палатине и поместил в металлическую коробку на память.
Сангвиний подходит к одному из люков. Замок активирован, и удара Обагрённым оказывается недостаточно, чтобы засовы вышли из пазов. Пылающий клинок обрубает подачу питания, и панель управления гаснет, выплюнув на прощание фонтан синих искр.
Примарх убирает меч в ножны и разглядывает створки. Раздвинуть их силой не получится: пальцам не за что зацепиться на гладкой поверхности. Он шипит от раздражения. Кто из офицеров рядом? Махелдарон? Кристаферос? Может, у кого-то осталась взрывчатка?
Нет времени. Если Хорус поймёт, что брат подобрался так близко, он может отступить, перегруппироваться и превратить завершение конфликта в невнятный фарс. Сангвиний поднимает копьё Телесто и упирает остриё в тонкую щель между створками. Он налегает на древко и проталкивает копьё чуть глубже. Идеальная линия нарушается. На пол сыплется адамантиевая пыль. Дойдя до упора — до выреза в наконечнике, — Ангел меняет хват на аурамитовой рукояти и активирует оружие.
Отсек озаряет вспышка синего света. Древко вибрирует в руках. Металл вокруг копья почернел и оплавился. Сангвиний даёт ещё один разряд, и створки трясутся. Щель между ними становится чуть шире, не выдержав колоссального давления. То, что нужно. Ангел загоняет наконечник ещё чуть глубже и толкает древко всей массой, используя его как рычаг, пытается растащить тяжёлые, тридцатисантиметровой толщины, врата в стороны. Он кричит от натуги, вкладывая в движение каждую толику сверхчеловеческой силы. Копьё едва заметно гнётся под нагрузкой. На висках и шее Сангвиния вздуваются вены. Напряжение разбередило рану в боку, и та снова начала кровить.
Боль пронзает всё его тело. Ангел находит в ней новые силы. Медленно, очень медленно гигантский люк начинает поддаваться.
Как только зазор становится достаточно большим, примарх выдёргивает копьё и вонзает его в настил палубы. Оружие сохранило идеальную форму. Ангел боком протискивается в образовавшуюся щель и продолжает толкать створки руками и плечом. Он скрежещет зубами и дрожит от напряжения.
Предатели осознают, что оборона практически прорвана. Отряды выходят из боя и разворачиваются к примарху, вскидывая болтеры. Первые снаряды разрываются, ударив о металл люка. Один проносится на расстоянии считаных миллиметров от лица и исчезает в темноте за вратами. Терминатор Сынов Хоруса наводит на Ангела сопло огнемёта.
Кристаф Кристаферос убивает его. Он спешит на помощь господину. Через мгновение к нему присоединяются Сародон Сакр и Дитал Мегий. Затем — Иказати. Они обрушиваются на предателей, атаковавших Сангвиния, уничтожают их и выстраиваются неровным полукольцом, готовясь отразить следующую атаку. Легионеры Девятого встречают вторую волну Сынов Хоруса залпами болтеров. Всё больше предателей вырывается из-за дымной завесы, заметив новую угрозу. Кристаферос, первым пришедший на подмогу отцу, хватается за створку и тоже начинает тянуть.
Раздаётся глухой рокот тяжёлых орудий. Хромающий, неповоротливый дредноут Шестнадцатого легиона, убивший в этом сражении уже слишком много Кровавых Ангелов, выходит из пламени пожаров, охвативших атриум. Штурмовые пушки раскручиваются с монотонным гулом. Очереди снарядов прошивают палубу, взрезая пластальные листы. Дитал Мегий отлетает в сторону, лишившись ноги. Шквал огня поливает чёрные створки. На адамантиевой поверхности остаются рытвины. Кристаферос, вцепившийся в створку, не успевает уйти с линии огня. Его тело разлетается облаком кровавых ошмётков. Осколок красного керамита рассекает щёку Сангвиния. Поток алой жидкости окатывает примарха с ног до головы. Кровавая каша вперемешку с волосами — всё, что осталось от Кристафероса, — стекает по чёрному металлу левой створки.
Ангел бросает люк, выдёргивает Телесто из палубы и метает копьё, не давая дредноуту забрать ещё больше жизней. Копьё, пролетев тридцать метров, вонзается в центр корпуса жуткой машины и взрывается, уничтожая врага в каскадах пламени и металлических осколков.
Сангвиний оглядывается на проход. Щель достаточно широка, чтобы пробраться внутрь, но сколько-нибудь значимые силы через неё провести не получится. Любой окопавшийся по ту сторону отряд без труда перебьёт их по одному.
Если, конечно, не занять защитников чем-то другим.
Примарх бежит к люку.
— Расширить проход! — кричит он Сакру и Иказати. — Взорвите его, если получится.
— Господин! — восклицает Сакр.
— Выполняй! Удерживай пролом!
В следующий миг Сангвиний идёт внутрь, протискиваясь сквозь щель в непроглядный мрак. Звуки боя за спиной стихают. Темноту рассекает длинная полоса света, что пробивается сквозь зазор между створками. Кто-то зовёт примарха по имени.
Он обнажает меч и шагает вперёд. Что ждёт его тут? Что будет дальше?
Кто здесь?
С той стороны люка раздаётся взрыв. Ударная волна, вырвавшаяся из щели, сбивает Сангвиния с ног.
Поднимается он уже в кромешной темноте. Прохода больше нет. Створки снова сомкнулись. Ангел проводит пальцами по чёрному металлу. Как это возможно? Он же перебил подачу питания. И никакой взрыв не смог бы толкнуть их обратно. Никаких звуков боя. Выход накрепко запечатан. И у него больше нет рычага, чтобы повторить старый трюк.
В холодном мраке кто-то вздыхает.
Сангвиний резко разворачивается, поднимая клинок.
Движение.
Кто-то ходит рядом.
Шепчущие голоса — будто лишённые губ рты бормочут что-то, но слов не разобрать.
Примарх медленно идёт вперёд. Если придётся сражаться в одиночестве — так тому и быть. Может, так всё и закончится.
Может, так всему суждено закончиться.
5:xliii. Осколки (мир наизнанку)
Стены держатся, и в то же время — нет никаких стен. Ворота заперты, но замков уже не существует. Смыслы тоже утратили смысл.
Теперь балом правит варп. Исказив пространство за пределами последней крепости, он начинает просачиваться внутрь. Четыре привычных измерения материального мира стонут и корчатся в муках. На их место приходят новые, отрицающие привычную логику и принципы своими бесконечными объёмами и чуждыми пространствами. Новым измерениям несть числа, ибо имматериум не имеет границ, которые человеческий разум мог бы постичь.
Золотой Трон служил якорем, державшим варп в узде, краеугольным камнем в системе безопасности последней крепости. Но силы Малкадора иссякли, и пылающий Трон вышел из-под контроля. И потому на месте четырёх измерений появилось множество других. Верх, низ, расстояние, наружные и внутренние стороны — всё пало жертвой этой войны. Смысл и понимание происходящего тают. Значения теряются или меняются на противоположные, ибо такова чудовищная и таинственная природа чистого варпа.
Узрите же безумие, что таится в вознесении Хоруса Луперкаля. Узрите триумф Ложной Четвёрки, услышьте смех Тёмных богов и королей.
Одна маленькая и неизменная звезда не может разогнать сгущающуюся тьму.
— Центральный бастион Санктума в шести километрах отсюда, — говорит Хонфлер. — В шести, Волк. Мы не можем быть снаружи.
— Я знаю, — шепчет Сартак. — Но мир решил сделать из нас дураков. Возвращаемся к люку, брат. Его нужно закрыть и запереть. Отправим весть в Гегемон. Они должны знать.
— О чём? Что ты сошёл с ума первым, а я — сразу за тобой, потому что поверил?
— Нет, — отвечает фенрисец. — Мы скажем им, что нет больше никакого Санктума.
Они с трудом различают силуэты друг друга и пятно света, в котором стоит Рева Медузи. Чернота вокруг настолько непроглядная, что легионерам кажется, будто они ослепли.
Хонфлер хватает Волка за руку.
— Сартак?
— Брат?
— Топор у тебя с собой?
— Да.
— Ты готов, Волк?
— К чему, претор-капитан?
— К впечатляющим деяниям, брат, — отвечает Имперский Кулак. — Если мы и правда оказались снаружи, то мы здесь не одни.
Капли со звоном падают на пол. Агата проводит рукой по стене. Камень, плотный, чуть тёплый на ощупь. И — она содрогается от воспоминаний — никакой органики. Какой же должна быть температура, чтобы так его опалить? Всё вокруг чёрное. Но после касания на пальцах не осталось следов сажи. Капитан Михаил подходит ближе, ведя за собой отряд разведчиков.
— Здесь чисто, — докладывает он. — Ещё немного и закончим.
— Хорошо, — кивает Агата. — Как только убедимся, что, кроме нас, тут никого нет, заносите внутрь раненых и припасы. Мне нужны огневые точки у каждого внешнего окна и бойницы. На крышу заберёмся?
— Я... — Бывший заключённый мнётся.
— В чём дело?
— На ваш вопрос ответ утвердительный. Да, думаю, на крышу забраться сможем. Я просто хотел сказать, что, похоже, знаю это место.
— Правда? Просвети меня. Выглядит знакомым.
— Снаружи я его не узнал, — говорит Михаил, — потому что никогда не видел. Но вот изнутри...
— Так что это?
— Тюрьма, — с ухмылкой произносит Файкс. — Вон, гляньте туда. Это же камеры, разве нет? Конечно, он её узнал.
— Заткнись, Файкс, — велит Агата и переводит взгляд на Михаила. — Он прав?
Капитан кивает.
— Я провёл тут неделю перед переводом в Гэллоухилл. Многие из парней тут побывали. Это и правда тюрьма. С большой буквы.
Агата заинтересованно поднимает бровь.
— Чернокаменка, — говорит солдат.
— Невозможно, — отрезает Агата и тут же осознаёт, насколько их новое прибежище действительно похоже на знаменитую Чернокаменку, главное исправительное учреждение Палатина.
— Думаю, это она и есть, — настаивает Михаил. Один из солдат согласно кивает.
— Точно нет, — не очень уверенно отвечает маршал.
Пехотинец, которого товарищи знают по прозвищу Удавка, поскольку весь 403-й по-прежнему пользуется только именами, кличками и номерами, достаёт сапёрную лопатку и скребёт острой кромкой по стене. Чёрная пыль сыплется на пол, и это не сажа. Царапина того же цвета, что и поверхность. Чёрный камень. Это не гарь.
— Видите? — спрашивает Удавка и, после небольшой паузы добавляет: — Мэм.
Она видит. Бессмыслица.
— Да, это тюрьма. Согласна. Но не Чернокаменка. Не может ею быть.
— Думаю, всё же она, — настаивает Михаил. Он не возражает и не пытается спорить.
— Никого твоё мнение не интересует, — огрызается Файкс.
— Адъютант, — Агата поворачивается к офицеру, — проверьте, как дела у остальных команд и чем они заняты.
Файкс окидывает командира тяжёлым взглядом, стряхивает пыль с весперийского мундира, резко отдаёт честь и уходит.
Агата возвращается к Михаилу и его бойцам.
— Это обязана быть другая тюрьма.
— Со стенами из чёрного камня, мэм?
— Почему нет? Он очень крепкий. Архитекторы тюрем во Дворце могли делать их по одному проекту. Здесь была тюрьма, но это не Чернокаменка.
— Я думал, Чернокаменка одна, — произносит Удавка. — Она потому и известна, что другого такого узилища не существует.
— Ага, — вторит ему другой боец. — Этот камень везли с других планет. Я такое слышал...
— Не может это быть Чернокаменка, — перебивает солдат Агата. — Я... Я запрещаю.
— В смысле? — удивляется Михаил.
— Тюрьма Чернокаменка расположена рядом с Гегемоном в Санктуме, — поясняет маршал. — И если это она, то мы оказались в ста шестидесяти километрах от предполагаемой позиции и последней крепости больше нет.
Агата осознаёт, что бывшие заключённые и сами всё понимают. И тоже не хотят, чтобы это оказалось правдой.
Возвращается Файкс. Что-то не так. Адъютант бежит, хотя обычно предпочитает степенно ходить, выпятив грудь.
— Что случилось?
— Вам лучше подойти, мэм. — Она никогда не слышала такой тревоги в голосе Файкса, несмотря на всё, что им пришлось пережить. — Там... Лучше сами взгляните.
Адофель докладывает о перегруппировке Гвардии Смерти. Авангард штурмовых сил уже начал второй подъём по склонам. Тёмные Ангелы торопятся занять позиции на стенах.
Захариил, скрывшись за маской легендарной личности, приводит в порядок мысли и укрепляет разум. Скоро ему вновь понадобятся разъедающие волю способности убеждения. Корсвейн продолжает сомневаться, но не может отрицать талант Сайфера поднимать дух уставших воинов. Победа изгонит все дурные предчувствия и навеки обеспечит присутствие истинного Ордена и Духа Калибана в рядах Первого легиона.
Они станут едины, и даже гордыня Льва не сможет их разделить.
Но какова ценность этой победы? Дворец Терры вот-вот падёт. Возможно, уже пал. И, если так, какой смысл в отчаянной обороне хладных склонов?
Привкус крови во рту не собирается исчезать. Амит уже не считает его следом недавнего сна. Теперь он ощущается как предзнаменование грядущего. Он шепчет, что воину больше нельзя спать. Никогда. Если сон его найдёт — будет плохо.
На развязке Марникса спокойно. Роты воспрещения просто стоят. Никто не двигается, кроме вексилария Роха. Тот с клинком наголо ходит туда и обратно вдоль строя легионеров.
— Ему бы отдохнуть, — замечает Ламир. — Сосредоточиться. Прочистить голову. Скоро придётся много думать.
— Согласен, — отвечает Амит. — Тебе бы тоже не помешало, — добавляет он после паузы. — И всей роте. Пока мы стоим и ждём, есть время погрузиться в дрёму и успокоить мысли.
— Пожалуй, не стоит, брат, — отвечает сержант. — Я пытался отдыхать на стене, но...
— Что?
— Мне снились сны. Всем они снились. Дурные видения.
Амит поворачивается и смотрит легионеру в глаза.
— Что за сны, брат?
— Об Ангельском владыке, — тихо отвечает Ламир, не поворачивая головы. — Все бойцы видели одно и то же. Думаю, повелитель потерялся. И страдал. Боль казалась настолько реальной, что я сам её чувствовал.
— Были ли там гробы, брат? — спрашивает Расчленитель после минутной паузы.
— Да, были. Каменные саркофаги, не меньше восемнадцати штук. Я толком не рассмотрел. Там была то ли свеча, то ли другой источник света, но ему не хватало сил разогнать мглу. Ты тоже это видел?
— Да, — неохотно признаёт Амит. — Рассказывай дальше.
— Сначала появился какой-то отсек, — начинает Ламир. — Большой...
Это большой отсек. Он помнит его со времён, когда путешествовал среди звёзд на борту этого корабля. Это вестибюль перед выходом на величественные командные палубы. Планировка идеально отпечаталась в памяти Сангвиния. Впереди, метрах в пятидесяти, находится дверь, за которой начинаются коридоры, ведущие на мостик, к каюте капитана и пристрою навигатора, главному ауспику и носовым батареям. Это — сердце корабля. Личные покои Хоруса находились тут же. Если верить слухам — или, может, то были видения? — он превратил их в подобие безумного королевского двора с маленькой тронной залой, чтобы слуги могли раболепно прославлять магистра войны.
Он уже близко. И конец — тоже.
Тьма вокруг густая, как в безлунную ночь. Воздух холодный, как в склепе, и совсем не такой, как обычно бывает на кораблях после множества циклов восстановления. Он кажется настоящим, морозным. Так могло бы дышаться зимней ночью на какой-нибудь далёкой, не тронутой цивилизацией планете.
Ещё один шаг. Пахнет пылью, плесенью и могильным хладом. Из темноты проступают очертания колонн и стен. Они покрыты пятнами и несут следы разложения, будто Сангвиний шагает не по отсекам корабля, а по заброшенному храму, тысячу лет простоявшему под ветром и дождём. Палубу изъела ржавчина. Рыжие хлопья хрустят под ногами. Куда же пропало былое величие магистра войны? Его флагман без надлежащего ухода и ремонта превратился в развалину, в дрейфующую в космосе тень самого себя.
Где-то капает вода. Из-за характерного звука кажется, будто стены дышат. В отсеке очень темно — как в полночь на мрачных тропах Инвита или в жутких чащобах Фенриса. Болезненно-чёрная тьма чуть пульсирует, мерцая среди шуршащих на ветру листьев. Или чего-то похожего на листья. Сангвиний не обращает внимания на иллюзии. Он снова слышит шёпот — будто палая листва под ногами или высохшие панцири жуков.
Будто шелест крыльев мотылька...
О чём они шепчут?
Неважно. Примарх с Обагрённым наголо продолжает двигаться к цели.
На миг ему кажется, что он кого-то видит. Силуэт. Фигуру. Он идёт к ней, всматриваясь в темноту.
И снова намёк на движение. Что-то мелькает впереди. Тень существа в силовом доспехе. Слишком большая для астартес. И больше любого из примархов. По крайней мере, если говорить о тех, кто ещё жив.
Ангел, занеся клинок, движется к тени, но никого не находит. Он чувствует, что слева кто-то есть, и успевает заметить призрака краем глаза прежде, чем тот растворяется без следа.
Это какая-то игра? Брат решил поиграть с ним, утомить, расстроить мысли? Ничего не выйдет, особенно после испытаний, через которые пришлось пройти по дороге сюда. Или добыча хочет ускользнуть от охотника, страшась последнего боя? Крылатый примарх пытается игнорировать боль и медный привкус во рту. Опустив взгляд, он видит алую струйку, стекающую по набедренной пластине. Она похожа на спутанную, перевязанную узлами красную нить. Вот откуда взялся звук падающих капель.
Тень впереди снова движется. На этот раз Сангвиний её не упустит. Ангел рвётся вперёд, не обращая внимания на боль и порождённую ей хромоту...
И, промчавшись под высокой аркой, попадает в следующий отсек. Здесь есть источник слабого, неровного и тёплого света — будто где-то горит одинокая свеча. Какая-то крипта.
Или склеп. Он огромный, и из-за темноты Сангвиний даже не может сказать, насколько именно. Пол выложен каменной плиткой. Над головой виднеются очертания сводчатого, каменного же потолка. Тени слишком густые, чтобы рассмотреть что-то в деталях.
В этой зале есть кое-что ещё: внушительных размеров прямоугольные каменные блоки выстроились в два ровных ряда. Двадцать штук.
Сангвиний подходит ближе и понимает, что они высечены из камня и накрыты полотнами пурпурной ткани. Цвет скорби.
Сжимая эфес меча обеими руками, чтобы вложить в первый же удар как можно больше сил, примарх идёт между рядов каменных саркофагов.
Траурный полог лежит на всех, кроме одного — второго с конца в правом ряду. Там полотно аккуратно сложено на крышке.
Сангвиний подходит ближе. И правда, камень. Крышка саркофага чуть сдвинута, будто ждёт, когда её водрузят на место и запечатают. На поверхности выбиты символы: IX.
— Ты долго добирался, но всё же пришёл.
Ангел резко разворачивается. Знакомый голос. Слишком знакомый, и он причиняет куда большую боль, чем рана в боку.
Громадная, закованная в броню тень стоит прямо за спиной, в дрожащих лучах тёплого света.
Она шагает вперёд, вдоль рядов саркофагов, и Ангел видит лицо.
— Я тебя ждал, — говорит Феррус Манус.
5:xliv. Мир, свёрнутый внутрь
Орудия Дельфийской стены выжигают всё дотла. Бесконечные залпы настенных пушек перепахивают землю до скального основания. В воздухе свистят смертоносные осколки.
Каждого залпа хватит, чтобы уничтожить целую колонну бронетехники. Предатели гибнут тысячами. Взрываются боевые машины и самоходные турели. Чудовищные механизмы, шагающие вместе с волнами пехоты, разрывает на куски. Десятикилометровая насыпь вдоль стен охвачена огнём и вспышками химического пламени.
Это уже шестой полноценный приступ, отражённый за последние пятнадцать минут. Запасы живой силы предателей кажутся бесконечными. Всё новые орды выходят из темноты под стены последней крепости. Атаки идут одна за другой, с невероятными потерями, но на место каждой тысячи погибших приходят десять тысяч новых врагов. Стоит защитникам подорвать очередную осадную башню, как магосы Тёмного Механикума выкатывают на поле десять новых. Даже сквозь дым со стен видно бесконечный лес жутких и омерзительных штандартов Хаоса. Они вырастают из земли, как сорная трава, — потусторонние армии и дьявольские легионы собираются вместе и готовятся к очередному штурму. Воздух дрожит от сонма вопящих голосов, причитаний безумных жрецов, грохота миллионов барабанов, клёкота и карканья нелюдей. Рёв боевых рогов сотрясает небеса.
Люкориф, раптор Повелителей Ночи, удивлён тому, что ещё жив.
Он шёл с последней волной и попал под обстрел. Снаряды обратили в пепел и слизь Пожирателей Миров, Сынов Хоруса и Гвардейцев Смерти, наступавших по земле следом. Люкориф вместе с родичами летел вперёд на потоках пламени из сопел прыжковых ранцев, оставив далеко позади презренную пехоту. Те успели только подойти к основанию стен и начали взбираться к высоким парапетам, когда очередной залп перемолол всех в кровавую кашу. Взрывная волна подхватила Повелителя Ночи и отбросила в сторону.
Он поднимается на ноги. Всё тело болит. Кости ноют. Его отнесло к самой стене, на курганы изломанных трупов и обломков у подножья колоссального, несокрушимого бастиона. Прыжковый ранец вышел из строя. Люкориф задирает голову и смотрит на километровой высоты стену, утыканную шипами, с натянутыми заграждениями из колючей проволоки. Никто, включая его самого, не сможет по ней взобраться и остаться в живых.
Очередная волна готовится идти на штурм. Стоит им двинуться с места, орудия на стенах сыграют приветственный марш, и полоса остекленевшей земли, до сих пор исходящая дымом и остаточным тепловым излучением, вновь превратится в огненный ад.
Она его сожрёт.
Торопливо, чуть ли не отчаянно, раптор оглядывается в поисках спасения, напоминая движениями встревоженную ворону. На глаза попадается каменная труба — возможно, какой-то сток. Люкориф ковыляет к ней, неуклюже, как стервятник, вынужденный прыгать по земле. Бесполезный прыжковый ранец пришлось бросить. Добравшись до желанного укрытия, Повелитель Ночи осознаёт, что оно недостаточно глубокое и не сможет его защитить, но всё равно забирается внутрь.
Начинается атака. Он слышит глумливые крики и рёв рогов. Через несколько секунд защитники отвечают. Земля сотрясается. Шум невозможно терпеть. Давление резко возрастает. Легионера трясёт и бросает из стороны в сторону, будто камешек в стакане.
Люкориф не знает, что случится раньше: он спечётся внутри доспеха от невыносимого жара или превратится в кровавую кашу от давления и вибраций. Повелитель Ночи кричит. Какой бесславный и печальный конец для воина, записавшего на свой счёт одно из самых ярких достижений в этой войне! Имя Люкорифа должно быть выбито на доспехах магистра войны, а демоны — петь ему вечную славу. Легионер, совершивший то, что не удалось примархам, не должен погибать в безымянной канаве, подобно больной крысе. Он был первым, кто взобрался на стены. Первым, кто принёс войну в чертоги Дворца Ложного Императора. Нельзя, чтобы великий герой умер вот так...
Чудовищной силы ударная волна вминает его в камень. Повелителя Ночи выворачивает наизнанку, разрывает на куски, он превращается в кашу, в слизь, в пар, в микроскопические частицы, от которых в итоге остаются только искры...
Люкориф открывает глаза и с удивлением понимает, что сохранил способность видеть. Под ногами холодный пол. Кожа по-прежнему горит, но это остаточный жар от дымящейся, обгоревшей брони. Он поднимается на четвереньки и сплёвывает кровавую слюну. В ноздри бьёт запах горелой плоти — его собственной.
Раптор встаёт. Труба исчезла. И насыпь перед стеной. И даже самого отвесного утёса Дельфийской стены больше нет.
Он не знает, что произошло.
Пустой коридор уходит вперёд, покуда хватает глаз. Люкориф оглядывается и видит ту же картину. Стены обшиты аурамитовыми листами со сложным узором. Пол выложен отполированными до глянцевого блеска мраморными плитами. Под головокружительно высоким потолком висят роскошные светильники.
Его переполняет ужас. Повелитель Ночи понимает, где очутился, но не может объяснить как. Он один, и от осознания этого всё внутри тяжелеет, будто органы залило цементным раствором.
Но есть и радость, пробивающаяся сквозь всепоглощающий страх. Похоже, боги благословили его бессмертием, и славе Люкорифа суждено жить в веках. Ему воздвигнут памятники. Города или даже целые планеты назовут в его честь.
— Мино премиш а минос мурантиат! — бормочет он на языке родного мира.
Ибо теперь он дважды первый. Сначала — на стенах Дворца, а теперь — внутри последней крепости.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. НЕИЗБЕЖНЫЙ ГРАД
6:i. Распутанный клубок
Шанс упущен.
Их уводят прочь ужасные великаны-часовые и пугающие Сёстры Безмолвия. Все молчат. Никто не смеет нарушить тишину. Боятся. На краткий миг появилась иллюзия, что их выслушают. Но этот миг прошёл, разговор окончен, и теперь все идут навстречу неизвестному. Олл надеется на заключение. Пусть это будет тюремная камера или темница. Вероятно, реальность всё же окажется менее приятной.
Повезло, что Вулкан вообще стал разговаривать. Ситуация оказалась куда хуже и мрачнее всего, что представлял себе Перссон. Примарху, единственному оставшемуся на планете представителю власти, приходится делать выбор и принимать решения нечеловеческой сложности. Олл понимает, что даже краткую встречу можно считать достижением. В конце старый солдат даже пытался умолять.
— Господин, — сказал он там, в Тронном зале, — позвольте нам помочь. Мы хотим спасти Империум Человека.
Вулкан не стал спрашивать, в чём именно заключается помощь. Ему было не до того. В любом случае Олл не смог бы дать внятного ответа. Вместо этого примарх обвёл рукой громадные чертоги Тронного зала.
— Вот он, Империум, — пророкотал он, глядя на странного гостя. — Всё находится здесь. Остальное спорно и сомнительно. Идёт война. Единственная часть нашего царства, куда она ещё не добралась, — эта зала. Здесь всё, чем я сейчас могу управлять. Некогда великая империя, раскинувшаяся среди звёзд, сжалась до размеров одной комнаты, Олланий. Теперь её можно окинуть взглядом от края до края. Остальное — сомнительно.
Кустодии и Сёстры ведут пленников по пустым золотым коридорам. Олл догадывается, что их хотят вернуть в старые камеры, но не уверен до конца, потому что громадные, пугающие переходы во Дворце слишком похожи. Аурамитовые залы кажутся совершенно такими же, как те, по которым группа шла раньше, но ничего нельзя сказать наверняка. Может, они идут другим путём? В совсем иное место? Неважно. Всё кончено. Авантюра подошла к концу. Хозяева этого места больше не желают слушать. Сотрудничество не задалось, а побег кажется безумием, ведь за ними внимательно следят самые опасные из слуг Императора.
Вся группа идёт молча, повесив головы. Люди напуганы. Актея полностью ушла в себя. Она бледна как смерть и опирается на плечо Кэтт. Девушка тоже шагает с трудом. Пси-травма от близости к Золотому Трону и постоянное присутствие нуль-дев стали тяжким испытанием для обеих, но Олл полагает, что основной шок связанные ментальной нитью женщины испытали от осознания масштабов сущности Тёмного Короля. Мысль о вознесении Луперкаля, которое вот-вот перейдёт в последнюю, ужасающую фазу, сильно подкосила ведьму. Оллу бы хотелось об этом поговорить, но сейчас не время.
И его уже не будет. Выхода нет. Они пересекли Галактику ради встречи с Повелителем Человечества и вопреки всему добрались до цели, но... Он ушёл. Звучит как фарс или неудачная шутка из старых бардовских песен. Люди, принёсшие клятву верности Аполлону, исполняли такие у праздничных костров, когда лилось вино и повсюду разливались запахи еды и сожжённых подношений богам. Выбирали те, что лучше подходят к духу момента: эпические сказания о героях, когда нужна бодрость духа, трагедии для более торжественных поводов. Иные песни отличались комичностью и лёгкостью, а персонажи постоянно совершали ошибки и попадали впросак. Эти истории были нужны для смеха и развлечения.
Оллу кажется, что его одиссея стала одной из таких историй. Нелепая комедия, которую, хихикая, исполнит певец под звуки лиры, рассказывая публике о слабости, причудах, безрассудстве и бесконечной глупости. Злоключение — вот чем стал их путь. Наивная афера с печальным концом, достойная только насмешки и сокрушённого покачивания головой в приступе жалости к безумцам, на неё решившимся. Эта история подошла к концу.
6:ii. За мгновение до...
Даже песнь астротелепатического хора ломается и сбивается с ритма.
Быстрым шагом они подходят к лестнице у огромного основания Трона настолько близко, насколько возможно. От устройства исходит жар. Внутри кольца безмолвно стоящих Кустодиев старшие члены и подмастерья Консилиума настраивают расставленные повсюду стабилизационные устройства. Свет ослепительно ярок. В воздухе сильно пахнет озоном и раскалённым металлом, а также более странными вещами: разрушенными мечтами, убитыми надеждами, несбывшимися предсказаниями и разъедающими разум явлениями. От постоянно нарастающего рёва безголосого хора у Вулкана дрожат зубы и бурлит кровь. Он шевелит рукой, чтобы вибрации наплечника не так сильно действовали на нервы.
Корифеи Консилиума спешат к примарху и с поклоном протягивают инфопланшеты с отчётом о недавнем всплеске активности эмпирей. Том самом, о котором докладывал Абидеми. Скрытые за затенёнными масками и освинцованными капюшонами лица блестят от пота и покрыты волдырями от ожогов. Пластековые корпуса планшетов оплавились и покрылись сажей.
— Сила аномалии растёт? — спрашивает Вулкан, читая данные.
Техники кивают.
— Но вы не можете определить источник? Ни координат, ни центральной точки?
Повторный кивок.
Вулкан снова всматривается в отчёт. Эта аномалия, несмотря на потенциальную угрозу, не единственный тревожный момент. Неспособность Консилиума определить эпицентр воздействия означает, что оно равномерно распределено повсюду. Однако беглый анализ говорит, что ни один объект в настоящее время не имеет чётких координат. Все округа Дворца, поверхность Терры... Кажется, что мир отбросил привычную, подчиняющуюся законам математики структуру, опорные точки исчезли, и предметы в пространстве утратили внятные связи друг с другом. Если верить инфопланшету, мощнейшее сенсорное оборудование в Санктуме либо вышло из строя, либо не справляется с нагрузкой.
Или вдруг все места одновременно стали находиться во всех точках пространства.
— Какова вероятность, что данная аномалия просто следствие постепенного угасания регента? Я хочу знать, является она внешним фактором, нарушающим работу Трона, или признаком того, что устройство выходит из-под контроля Сигиллита?
Никто не может ответить.
Вулкан снова обращает взор на Трон.
«Ему тяжело», — говорит Касрин, бледной тенью маячащая на периферии зрения. Сложно понять, где заканчивается Малкадор и начинается обжигающий свет. Примарх видит только ослепительно-яркий силуэт, отдалённо напоминающий человеческий.
Всё куда хуже, чем говорит Касрин. Это очевидно. Приборы сообщают, что за несколько бесконечно долгих минут Малкадор значительно ослаб. Он, похоже, выгорел дотла и либо погиб, либо находится на грани. Скоро управлять Золотым Троном станет некому, и загадочные механизмы начнут действовать сами по себе. Спустя считаные мгновения произойдёт разрыв ткани реальности космических масштабов, который отец Вулкана пытался предотвратить все последние годы. Возможно, аномалия просто первый признак надвигающейся катастрофы.
Очередной член Аднектор Консилиум падает на пол. Они несут всё больше потерь: люди не могут долго находиться вблизи Трона даже в защитной экипировке. Они теряют сознание, слепнут или просто валятся без сил от усталости. Слуги тут же подбегают и утаскивают несчастных в лазарет. Вулкану докладывали, что несколько человек просто умерли на рабочих местах. Из толпы адептов, ждущих под сенью ближайшей арки, тут же выбегает замена.
Машины, взаимодействующие с энергией имматериума, кашляют, шипят, дрожат и вздыхают, истекая сжиженными смыслами и изрыгая фонтаны флогистоновых искр. Пол у подножья Трона покрыт сажей. Доспехи на спинах Азкареля и остальных часовых выцвели и поблёкли.
Сощурив глаза от яркого света, примарх рассматривает механизмы Трона. Время пришло? Он ищет Талисман Семи Молотов, хотя и так знает, где тот находится. Следует ли смириться с неизбежным и завершить историю Империума? Вулкан повторяет движения и жесты, которые нужно сделать.
Возможно, этот Талисман является последним средством не против победившего врага, а возможностью предотвратить катастрофу и рождение нового бога. Эта мысль посетила примарха только сейчас, и он надеется, что отец и Сигиллит предвидели подобный исход и смогли подготовиться.
Он хочет, чтобы Талисман, каким бы мерзким он ни был, оказался именно таким инструментом. Хочет верить, что эти двое заранее знали о катастрофе и просчитали ответный ход. Нельзя даже помыслить, что это не так. Потому что это значило бы, что у отца и Малкадора не было планов на случай пришествия Тёмного Короля и теперь с ним нечем сражаться.
«Господин», — говорит Касрин.
— Подожди.
«Сигиллит не справляется, господин».
Вулкан и сам это видит. Примарху кажется, что он может разглядеть корчащуюся в муках душу Малкадора, сгорающую заживо в сияющей клетке иссохшего тела.
«Нужно придать ему сил и укрепить связь».
— Протокол Печати...
«Поздно. Он не сможет поддерживать Сигиллита до возвращения вашего отца и нашего повелителя. Лишь мгновение отделяет нас от катастрофы».
6:iii. Рядом с городом
— Близко не подходить! — велит Агата. Файксу не нужно повторять дважды, но Михаил остаётся рядом, держа наготове старое лазружьё. Маршал достаёт пистолет из кобуры.
Адъютант привёл их в длинный коридор с дверьми, ведущими в камеры. Эта часть чёрного здания тоже пострадала. На полу валяются груды обломков и мусора. Часть дверей закрыта, остальные же распахнуты настежь. Некоторые сорваны с петель и лежат рядом. Коридор длинный, и дальняя его часть теряется в темноте.
Агата идет вперёд. Михаил, похоже, решил игнорировать прозвучавший приказ и шагает следом. Файкс вместе с отрядом капитана и командой зачистки, работавшей в этой зоне, остаются у входа.
Она тут же слышит стук — тихие удары костяшками пальцев по металлу, — но не может сказать, из какой камеры он доносится. Первая дверь открыта, внутри никого. Вторая — тоже. Третья камера закрыта. Стук раздаётся оттуда.
Агата переглядывается с Михаилом и жестом зовёт Файкса подойти. Тот подчиняется без особого энтузиазма.
— Все помещения проверили? — спрашивает она.
Адъютант кивает.
— Ни одно не заперто?
— Бойцы взломали все замки, мэм, — шёпотом отвечает Файкс.
Маршал подходит ближе. Стук не умолкает. Михаил останавливает командира и сам идёт вперёд. Он пинком распахивает створку и заходит, вскинув оружие к плечу.
Тяжёлая металлическая дверь несколько мгновений вибрирует после удара. В камере никого. Стук прекратился.
Агата заглядывает через плечо капитана. Пусто. Ничего, что могло бы издавать звук: ни дребезжащей трубы, ни висящего на проволоке обломка, который ветер мог бы мотать из стороны в сторону.
Стук раздаётся из-за закрытой двери, четвёртой, дальше по коридору.
Агата и Михаил снова переглядываются.
— Я же говорил, — шипит Файкс. Его трясёт. — В камерах пусто. Во всех до одной. Но если закрыть двери, начинают стучать. Даже там, где проверили каждый угол.
Маршал подходит к створке, из-за которой доносится тихий, но отчётливый стук. Можно подумать, что забытый узник, брошенный сбежавшей охраной без еды и воды, из последних сил пытается подать знак в надежде, что кто-то услышит.
Маршал интуитивно стучит в ответ. Звуки стихают, но лишь на несколько мгновений. Агата тут же врывается в камеру с лазпистолетом наготове.
Внутри находятся только полусгнившие остатки старого матраса. На внутренней стороне двери нет никаких следов. Михаил мрачно качает головой. Стук раздается из камеры ещё дальше по коридору.
Капитан подходит к камере, снимает поношенную фуражку и, смяв её в руке, вытирает пот со лба. Затем, водрузив головной убор на место, заносит ногу для пинка.
Стук смолкает.
Михаил опускает ногу.
Звук раздаётся вновь.
Бывший заключённый резко бьёт по двери и шарит по углам крохотного, пахнущего сыростью помещения стволом винтовки. К моменту, когда Агата заглядывает в проём, стук доносится откуда-то из глубины коридора.
— Демоны играют с нами, — говорит она.
— По слухам, у чёрного камня были особые свойства, — замечает Михаил. — Сидельцы верят, что он крадёт надежды и горе, будто питаясь ими. Он словно разговаривает с тобой во сне и...
— Достаточно, капитан. Это не Чернокаменка.
— Как скажете, мэм. Но камень стен — чёрный. Может, вы правы и это действительно другая тюрьма, но стены из того же материала. Так что...
Агата подходит к камере, из которой раздаётся стук, и просто распахивает дверь настежь.
— Файкс, — говорит она, глядя в пустое помещение.
— Мэм?
— Твоя команда осмотрела все камеры?
— Так точно, мэм.
— И стук доносится только из-за закрытых дверей?
— Так точно, мэм.
— Тогда, Файкс, я попрошу тебя проявить знаменитую весперийскую смекалку.
— Мэм?
— Все двери должны быть открыты, — рычит Михаил.
— О... — произносит Файкс.
Агата идёт дальше по коридору. На этот раз она не спешит к источнику звука, который сместился на шесть камер вперёд, а открывает все двери по очереди.
Стоит ей приблизиться, и стук отступает глубже в здание.
— Открывайте все, — велит маршал.
Солдаты насторожённо выполняют приказ. Они движутся от одной комнаты к другой, оставляя створки распахнутыми настежь. Загадочный звук бежит вперёд, прыгая из одной камеры в другую. В конце коридора их ждёт сразу пять закрытых дверей, и стук, против обыкновения, раздаётся сразу из-за всех.
Агата мешкает. Михаил, скорее раздражённый, чем испуганный, отважно распахивает все пять.
Маршал заходит в последнюю комнату сразу за капитаном и видит то же, что и он.
Это не тюремная камера.
6:iv. Нить
Если повезёт, их ждёт тюрьма. А если нет, то...
Джон Грамматикус прогоняет мрачные мысли, поднимает голову и сталкивается взглядом с Избранным по имени Хассан. Он догнал группу и идёт на шаг позади пленников с одновременно мрачным и торжественным выражением лица.
— Куда вы нас ведёте? — спрашивает Джон.
— Не разговаривать! — рычит Раджа.
Грамматикус вздрагивает. Кустодии выглядят жутко, и от одной мысли об их возможном гневе у него немеют ноги. Но вряд ли у Олла или кого-то из спутников будет другой шанс поговорить с подчинённым регента. Хассан казался самым разумным из пленителей. И больше других походил на человека.
— Почему он не стал слушать? — шепчет Джон. — За ним должок. Он сам сказал, вы слышали. Почему же лорд Вулкан...
— Ещё слово, и ты замолчишь навсегда, — рычит Раджа.
Хассан поднимает руку, глядя на золотого великана.
— Всё в порядке, Соратник. Человек просто испуган.
Кустодий долю секунды сверлит их взглядом и ведёт группу дальше. Они пересекают богато украшенный золотой мост, переброшенный через бездонную вентиляционную шахту, проходят под высоченной аркой, от пола до свода покрытой резными барельефами ангелов, и оказываются в очередном невероятно длинном коридоре со статуями вдоль стен. Это один из главных проходов во Дворце. Потолок настолько высок, что теряется в светящейся дымке. Даже гиганты-кустодии кажутся крошечными. А ещё здесь есть люди: толпы благородных господ и офицеров имперской армии, сервиторы, обслуживающий персонал Дворца, — все до одного напуганы и куда-то спешат. Джон впервые видит настоящую жизнь — коридор немного напоминает оживлённую улицу в крупном городе. В воздухе повисло напряжённое ожидание. Откуда-то доносится далёкий колокольный звон, а гул голосов в громадном пространстве превратился в шёпот. Все расступаются перед узниками и их кошмарными сопровождающими. Чиновники и дворцовые слуги бросают на проходящих полные презрения и подозрений взгляды.
— Если лорд Вулкан действительно обязан тебе жизнью, — масштабы процессионали странным образом приглушают голос Хассана, — то, возможно, вы уже сделали всё, что могли, для решения этой проблемы, причём задолго до прибытия во Дворец. Не возникало такой мысли? Вероятно, он просто решил, что не стоит ждать от вас большего.
— Не думаю, что вы сами верите в эти слова, Избранный, — замечает Джон.
Тот не отвечает, но бросает короткий взгляд на пси-изолированный ящик в руках сестры-смотрительницы Моци Додомы. В нём заперты предметы, изъятые у путников при задержании. Они и сами с трудом могут объяснить их назначение. Джон понимает, что выстроить доверительные отношения вряд ли получится. И он, и Олланий, и все остальные просто неинтересные чужаки, при этом дающие слишком много поводов для опасений.
Спустя ещё некоторое время Олл внезапно замирает.
— Прошу, не останавливайтесь, — говорит Хассан. — Соратник Раджа не потерпит...
— Что это такое? — спрашивает Перссон, указывая пальцем.
— Шевелись! — рычит Раджа.
Джон подходит ближе.
— Прекрати, — шепчет он Оллу. — Или тебя убьют.
Старый солдат игнорирует товарища.
— Что это такое, Избранный? — Грамматикус понимает, что Олл смотрит на одну из золотых статуй, что стоят вдоль стен. Человеческий поток в тоннеле старательно обходит прекратившую движение группу. Перссон делает ещё один шаг к статуе. Сёстры Безмолвия мягким движением обступают его со всех сторон, будто нити тонкой паутины. Сверкают извлечённые из ножен клинки.
— Олл! — шипит Джон.
— Смотри. — Перссон указывает вперёд. Второй рукой он трёт левый глаз: веко начало дёргаться от нервного тика.
— Куда? — спрашивает Хассан.
— Да что с тобой не так? — кричит Грамматикус.
— Смотри, Джон, — повторяет Олл. Раджа разворачивается, собираясь силой вернуть непокорного пленника в строй.
— Мы уже бывали в этом месте? — спрашивает Перссон у Хассана.
— Вас вели этим маршрутом...
— Нет, раньше. До того, как нас поймали. Мы же так далеко не забирались, верно?
— Вас задержали у Зала Достойных, на внушительном расстоянии отсюда. Но какая разница? Вернитесь в строй.
— Разница есть, Избранный. И вот почему. — Грамматикус наконец понимает, на что указывает его товарищ. Хассан и Раджа тоже замечают. По указанию кустодия Сёстры отступают, давая Перссону приблизиться к статуе. Вокруг лодыжки изваяния повязана тонкая красная нить.
— И почему это важно?
— А вас не интересует причина, почему кто-то вешает пряжу на всякие штуки у вас дома? — спрашивает Джон. — Или она должна здесь быть?
— Нет, — признаёт Хассан.
— Вот то-то и оно. Мы отмечали дорогу. Вы видели клубок. Приходилось оставлять за собой знаки, потому что тут — настоящий лабиринт.
— И что с того? — спрашивает подошедший Раджа.
— Мне показалось, я видел ещё одну, — говорит Олл. — По дороге в Тронный зал. Я не был уверен, что разглядел, а остановиться бы нам не позволили. Но мы никогда не были в том коридоре и не могли её повязать. И здесь — тоже.
— Я... Не понимаю, — говорит Хассан.
Кустодий оглядывается на бойцов сопровождения.
— Внимание! Боевая готовность! — командует кустодий.
— Зато Соратник Раджа понял, — отвечает Джон. — Геометрия Дворца утратила стабильность. Вы же догадались, что хотел показать мой товарищ? Дворец меняется и перестраивает сам себя, потому что, помоги нам всем Трон, варп уже проник внутрь.
6:v. Звук
Ранн находит Леода Болдуина в тёмном коридоре внутри комплекса бункеров. Там же стоят Фиск Гален и Кизо, один из всадников Намахи.
— В чём дело? — спрашивает Ранн.
Болдуин жестом приглашает за собой. В конце коридора ждёт скалобетонный карман с выкрашенными рыжей краской стенами, полом и потолком. Вероятно, здесь когда-то располагался склад с оружием или боеприпасами. Сейчас тут сыро и пусто.
— Кизо нашёл, — говорит Болдуин. — Острый слух.
— Я просто хотел убедиться, что в помещениях безопасно, господин сын Дорна, — отвечает Белый Шрам. — Искал тайные ходы. Люки. Ложные стены.
— И? — спрашивает Ранн.
— Так он это и нашёл.
— Что нашёл? — Ранн видит только пустую скалобетонную коробку.
— Слушай. — Болдуин прижимает палец к губам.
Ранн подчиняется. Четверо воинов позволяют тишине окутать себя. Сначала нет ничего, кроме далёких ударов и грохота — это другие боевые братья готовят бункеры к обороне.
А потом Ранн слышит звук.
Шёпот.
Он резко оглядывается на Болдуина. Тот кивает. Все молчат. Ранн напрягает слух. Шёпот едва различим, слова сливаются в неразборчивое бормотание, становясь похожими на гул вентиляционных систем.
Фафнир обводит взглядом помещение и, стараясь не шуметь, подходит к стене.
— Просто фоновый шум.
— В этом районе нет работающих систем, — говорит Гален.
— Значит, что-то внизу. Трубопровод. Канализация. Что-то служит проводником звука.
— Это голос, — замечает Кизо.
— Но откуда он тут взялся? — спрашивает Ранн. — Какой-то странный акустический эффект.
Белый Шрам указывает на дальнюю стену склада.
Ранн подходит и проводит ладонью по поверхности. Толстая плита из монолитного ферробетона. Он прикладывает ухо к красному камню.
Голос. Не тихий, но далёкий.
— Что находится с той стороны?
— Ничего, — отвечает Болдуин. — Это северная граница Хасгардского комплекса. Дальше только скальный грунт.
— Там действительно ничего, — подтверждает Кизо. — Я даже сходил и проверил. Эта часть укреплений находится глубоко под землёй.
Фафнир снова вслушивается. Спокойный голос звучит размеренно, будто читает лекцию. Воин плотнее прижимается к стене.
— ...концепция и бан, регулирующая применение военной силы. Это позволило формализовать и оправдать убийство, сделав его высшей мерой официального наказания. Его могла применять...
Ранн отшатывается и смотрит на Болдуина безумными глазами.
— Значит, ты тоже услышал? — спрашивает тот. — Как и я. Как и Гален.
— Это невозможно, — говорит Ранн.
— И тем не менее, — произносит Гален. — Ты узнал голос.
Ранн не отвечает. Но он действительно где угодно узнал бы спокойный и собранный тон своего отца и господина Рогала Дорна.
6:vi. Чего не может быть
За порогом оказывается мощённый булыжником дворик. Агата замирает и пытается осознать, не обманывают ли её глаза. Пространство за дверью со всех сторон окружено каменными стенами, покосившимися от времени и поросшими мхом и лишайником. Сверху нависают скаты черепичных крыш со старомодными железными водостоками. Всё залито рассеянным серым светом, как будто лучи солнца с трудом пробиваются сквозь завесу тумана.
Но во всём Дворце сейчас не сыщешь места, где можно увидеть дневной свет, даже в таком скудном объёме. И двор совершенно не соотносится с архитектурой тюремного блока. Даже с порога становится очевидно, что он куда больше, чем могло бы позволить здание, и уходит влево, туда, где по идее находится камера, которую Агата только что проверила. Она должна была оказаться здесь, пройдя в соседнюю дверь.
Михаил испуганно отскакивает назад.
Агата проходит мимо.
— Не надо! — кричит он.
Но женщина уже вышла во двор. Воздух холодный, влажный и совершенно неподвижный, но чистый. Он не пахнет затхлостью, как помещения в чёрном здании, и в нём нет ставших привычными за последние часы гари и дыма.
Это совсем другое место. Агата глубоко вздыхает. Воздух кажется почти свежим, хотя вдох получился не очень ровным — её начало трясти.
Маршал оглядывается. За спиной по-прежнему находится дверной проём, ведущий в тюремный блок. За порогом ждут встревоженные Файкс, Михаил и остальные солдаты. Ещё дальше виднеются чёрные своды. Стены вокруг двери, впрочем, сложены из старого серого камня с пятнами лишайника, рядом закреплена железная сточная труба, а сверху отбрасывает тень свес крыши. Никаких следов тюремного блока и внушительного чёрного здания.
Михаил протягивает руку, призывая её вернуться. Конечно, он прав. Агата шагнула в невозможное, будто провалившись в сон наяву. Этого не может быть. Архитектура не совпадает. Происходящее противоречит законам логики и физики. Но — вот оно. Возможно, Агата после всего пережитого всё-таки сошла с ума.
Но она переступила порог и оказалась тут. Почему-то, и она не может чётко сформулировать причину, Агату не покидает ощущение, что именно сюда она шла всё это время. Что именно это место являлось целью, а иного исхода быть не могло.
Агата осматривается и делает ещё несколько шагов по двору. Небо затянуто тяжёлыми, набухшими от воды облаками. В воздухе пахнет дождём, который вот-вот начнётся. Под сенью серых небес, за пределами дворика, раскинулся город. Она видит крыши, башенки, часть моста. Никакой чёткой планировки — просто хаотичный лабиринт старинных улиц. Это место очень большое и очень старое. Здания построены из камня, кирпича, плитки и деревянного бруса. Всё вокруг блёклое и таинственное. И ни одной живой души. Кажется, что город простоял так, брошенный, несколько столетий, медленно рассыпаясь в прах. Мрачные, пустые и безмолвные улицы протянулись докуда хватает глаз.
И с ними что-то очевидно не так. Дело не только в том, что никакого города тут, внутри разорённой тюрьмы, быть не может. Сами улицы какие-то неправильные. Перспектива и линии будто скошены. Расстояния и формы искажаются, превращаясь в невозможные сочетания кривых стен. Это место будто вышло из ползучих ночных кошмаров: чем дольше в него всматриваешься, тем более пугающим и странным оно кажется.
— Маршал?
Михаил стоит рядом. Он тоже вышел во двор. Голос звучит глухо, будто акустика места нарушена.
— Нам не стоит здесь оставаться, мэм.
— Этого места вообще не должно быть, — кивает она.
— Пойдёмте, маршал. Нужно уходить.
Она снова кивает, но не может оторвать взгляд от загадочного пейзажа.
— Маршал?
— Кажется, я видела это во сне, капитан.
— Да, я тоже, — отвечает он. — Прошу, маршал. Пойдёмте. Этому месту нельзя доверять.
— Здесь ничему нельзя доверять, — отвечает Агата.
6:vii. Разговоры о негласном
Вулкан молчит. Всю жизнь он принимал важные решения, как и любой из сыновей-примархов, но никогда прежде не ощущал такого груза ответственности. Сейчас на его плечах лежит целый мир, выживание Империума и человечества в целом. И вот добавилось новое бремя: судьба материального космоса, причём независимо от участи, уготованной людям.
Он может доверять только тому, что знает наверняка. Примарх уверен, что отец создал его и братьев архитекторами сущего. Каждый из них — полубог, способный нести величайшую ответственность, принимать важнейшие решения, учитывать любые риски, даже если они касаются будущего материальной Вселенной, и выбирать лучший из имеющихся вариантов. Всё это они могут делать самостоятельно, без наставлений и указаний отца.
Никогда прежде бремя долга не было столь гнетущим. Сколько бы раз Вулкан ни умирал, он никогда до настоящего момента не осознавал, насколько тяжело и больно быть примархом.
Он не может заставить себя произнести слова. Наверное, это правильно, что негласный указ никогда не прозвучит.
«Начинайте работу, — говорит он на мыслезнаке. Руки движутся неохотно, но быстро. — Вводите в строй первую партию пси-одарённых кандидатов для поддержки и укрепления сил Сигиллита. Любой ценой. Я отдаю Негласный Указ».
«Как прикажете», — отвечает Сестра Безмолвия.
6:viii. Последние терзания Малкадора
Мёртв.
Я думал, что уже мёртв.
Но вместо этого...
Зазубренные вселенные сдавливают и дробят мою сущность.
Бритвенно острые грани реальности нарезают меня на субатомный фарш.
Чудовищные, болезненные спазмы, в которых целые галактики поднимаются, раскручиваются и падают во тьму за краткое мгновение...
Вечность, которую невероятные силы сжали до наносекунды и растянули в струну, в нить, закрутилась бесконечной, замкнутой петлёй в искажённой аномалии пространства и времени, словно Уроборос. Все измерения слились воедино в изохронной свёртке, одновременно разоблачающей и неизбежной.
Почему я ещё жив?
Трон — вопящее умертвие, тлеющая искра, плывущая по потоку расплавленного камня. Он сросся с моими костями. Его золотой свет впитался в костный мозг. Он — огненная буря, в которой сгорают клочья моей души.
Он пытается сбросить меня, избавиться от ярма. Трон было решил, что со мной покончено и он обрёл свободу. Он брыкается и мечется, как дикий аврох, пытающийся скинуть всадника со спины. Он скручивается кольцами и бросается из стороны в сторону, как разозлённая змея, жаждет разорвать мою вновь обретённую хватку, обвиться вокруг и вонзить клыки мне в горло. Боль уже не играет никакой роли. Она так сильна, что, как и время, как и бессмысленные попытки вспомнить собственное имя, замкнулась на себя и вышла за пределы моего осознания.
Я продолжаю существовать, не обращая внимания на непоправимый урон, нанесённый телу, разуму и духу. Я существую, потому что от меня осталось так мало и удивительным образом этим остаткам проще сконцентрироваться на единственном, что имеет значение, — на исполнении долга. Я думал, что умер. Думал, что всё. Но угасающие силы внезапно восстановились, и мне удалось вернуть толику утраченного контроля. Совсем немного, и возмущённо завывающему Трону это уже не нравится, но он вынужден подчиниться. Змея не пытается вырваться, но сжимает кольца в надежде удавить, задушить, превратить меня в кашу.
Вместо слёз по щекам текут обращённые в жидкость мысли, но я удерживаюсь на троне и направляю его, будто сияющую колесницу, в разверстую бездну варпа. Вокруг шумят волны разорванной реальности, окатывая меня брызгами ледяных грёз, а внизу бурлит разноцветная пустота имматериума. Голосящие нерождённые идут по пятам, как грозовой фронт, как вырвавшаяся из адских глубин дикая охота, облачённая в плащи из чёрной ненависти и кольчуги из чистой злобы. Их ухмыляющиеся лица разрисованы краской из звёздного пепла и выбелены пудрой из толчёного времени. В их дыхании я чувствую отчаяние разрушенных империй и ярость вымерших видов. Они подходят всё ближе, подобно стае шакалов, желающих стянуть ослабшего всадника из седла и добить.
Я стал тенью прежнего себя. Кровь, кость и мышцы растворились. Лишь память удерживает здесь разум в мире живых. Я — нерукотворный образ своей прошлой жизни. Во мне нет ничего человеческого, кроме воли.
И я простираю её вокруг.
Трон сопротивляется. Пытается разорвать мою хватку. Сипя и хрипя, как заклинившая на полном ходу турбина, он вцепляется в пальцы и требует поддаться безумию. Он настолько напитался потусторонней энергией, что хочет только расколоться, разметать всё вокруг и покончить с этим. Но я упорно продолжаю свой труд.
Нет никакого сейчас. Вернее, есть только сейчас. Изохронная точка. Всё, что было, есть и будет, включая мрачную тьму далёкого будущего, поместилось в одном невероятно плотном мгновении; полотно времени свернулось в тугой клубок без конца и начала и болтается в потоках варпа, как пёрышко на ураганном ветру. Это мой якорь. Не точка во времени, но время, низведённое до точки. Я привязываю себя и Трон к этому незаметному пятнышку безграничного покоя и усмиряю безумное буйство машины.
Это единственная задача: поддержание стабильности. Я должен обуздать чудовищную, стихийную силу Трона, остановить варп, затопивший паутину, и добиться стабильности. Когда я занял это место, то гадал, сколько продержусь. Но, оказалось, что нет никакого «сколько», потому что концепция длительности устарела. Разрушение линейной структуры времени — моё единственное преимущество. Я умер в тот же миг, как сел на Золотой Трон, и одновременно всё ещё жив. Усилием воли я держусь на границе между секундами, зависнув в бесконечном мгновении.
Сквозь кровавый туман и замерший свет я вижу происходящее вокруг. Пол у основания трона обуглился. Один за другим подмастерья Консилиума падают на рабочих местах, разбрызгивая вокруг мечты, надежды и амбиции. Они засыхают пятнами на полу, когда бездыханные тела уносят прочь, чтобы на их место пришли новые люди. Я вижу, как Вулкан принимает мрачные, прокрустовы решения в попытке поддержать мои силы. Чувствую боль и сожаление примарха. Понимаю, с какой неохотой и отвращением он отдаёт приказ усилить меня и продлить агонию. Этот поступок будет тяготить его до самой смерти, но благодаря ему я продолжаю жить, преодолев границы смертного бытия.
Благодаря бедолаге Вулкану я получил ещё немного сейчас.
И в этом сейчас я начинаю видеть образы других событий. Ставки изменились. Возник новый фактор, превратившийся из если в одно из многих сейчас. Ликующий Хорус, Луперкаль, ставший возвышенным владыкой ночи, трескается, идёт рябью, пузырится и мутнеет. Он перестал быть несомненным фактом и тонет в ином изохроническом образе: в ослепительном свете, белом, чистом и смертоносном, исходящем от одинокой звезды, яростной и неизменной. На неё невозможно смотреть. Это её я видел угасающим зрением, когда пришла смерть. Это Император, вобравший силу варпа, ярчайшее светило в Галактике. Его свет повсюду.
Он проливается на все остальные мгновения. Он опаляет измученные поля сражений на Терре. Он пробегает бликами по поверхности брони Вальдора и блестит на гранях его изменившихся мыслей. Он медленно пожирает тень под красной стеной, где прячется, разговаривая сам с собой, Дорн. Он обжигает душу Сангвиния, заточённого в тёмном склепе.
Свет прогоняет тень Тёмного Короля.
Я пытаюсь говорить, но по-прежнему безуспешно. Неумолимый свет проникает всюду, в каждое мгновение прошлого и нынешнего. В одном из таких мгновений древние, нечеловеческие создания прекращают работу над какими-то сложными устройствами и, закрывшись руками от разгорающегося сияния, начинают рыдать.
В другом мгновении мир был безвиден и пуст, и тьма над бездною[6]. И свет сказал: да буду я. И было так.
В ином мгновении, и в следующем, и в бесконечном множестве других есть только свет, обративший в прах всё своим нечестивым жаром.
И только одно сейчас, мрачное и чахнущее, не пожрано светом. Царство теней и свечного пламени. Здесь властвуют угрюмая тьма, разруха и запустение. Здесь люди находятся во власти древних обязанностей. Они рьяно их исполняют, но плохо помнят почему. В тусклом свете ламп постепенно облетает позолота с былых подвигов и поблёкших, когда-то величественных гербов. Функции машин и цели человечества забыты или неверно истолкованы. Всё свелось к ритуалу, церемониям и механическим повторениям. Всё, включая смысл жизни, стало просто древней традицией и бессмысленным обрядом.
Я не могу говорить. Я не могу остановить этот свет. Могу лишь ухватиться за остатки неожиданно вернувшихся сил и потянуться угасающей волей к тем, кто ещё может меня услышать. Они уже очень далеко, и я почти забыл все имена.
И всё же я взываю к ним и пытаюсь направить в надежде, что хоть один услышит. Даже этого будет достаточно.
6:ix. В конце виа Аквила
На виа Аквила Эуфратия слышит голос, зовущий её по имени.
Он тихий, но это не шёпот. Больше похоже на полный отчаяния крик, доносящийся издалека.
Киилер идёт во главе колонны, ведёт за собой народ. Её поступь уверенна и тверда, несмотря на усталость. Многомиллионный человеческий поток, вобравший в себя столько душ, что невозможно сосчитать, идёт за ней по пятам. Беженцы: потерянные, раненые, выжившие, обездоленные, сломленные, покинувшие дома жители некогда величественного Дворца — теперь могут только бежать от смерти. Им не за кем больше следовать, кроме неё. Они поднимают огромные тучи пыли: шагами окровавленных, перевязанных ног, грязных башмаков и самодельных подошв, колёсами скрипучих тележек и тачек со скудными пожитками. Хищный ужас идёт по пятам, вцепляясь зубами в хвост колонны, охотясь на больных и отставших. Дым и грохот войны поднимаются со всех сторон, подобно отвесным утёсам. Люди на виа Аквила похожи на реку, медленно текущую по тёмному ущелью.
Члены конклава: Эйлд, Верефт, Переванна, Танг и тысяча иных, несмотря на крайнюю степень усталости, поддерживают ход потока. Они тащат на себе раненых, помогают тем, кто окончательно лишился сил, разрешают вспыхивающие споры, успокаивают поддавшихся страху, распределяют скудные запасы медикаментов и, вооружившись огнемётами, патрулируют фланги. Они высматривают следы присутствия демонов и, если находят, без жалости уничтожают нерождённых огнём и мечом.
Мертвецов бросают у обочин.
Река течёт. Люди несут спасённые с полей сражений знамёна Империума и символы аквилы, ротные флаги Эксертус, штандарты верных легионов. Пыльные полотнища развеваются над головами идущих. Беженцы распевают песни, надеясь, что хор голосов придаст им сил. Губы будто сами повторяют слова, которые никто никогда не учил, в такт ритму, который, казалось бы, никто не должен знать. Древние гимны, архаичные хоралы, выцветшие от старости хвалебные песнопения и заросшие пылью мифы. Люди хватаются за метки чистоты, как за талисманы, опираются на посохи, палки и друг друга, добавляя всё новые голоса к общему хору.
Киилер тоже слышит их пение. Нестройные рифмы поднимаются над толпой сирых и убогих, словно стаи выпущенных на волю птиц.
Она поёт вместе со всеми, хотя тоже никогда не учила эти строки.
Это паломничество. Никто не произносит слово вслух, но все чувствуют, что так оно и есть. Всё начиналось как исход, как массовое бегство из разорённого дома, но стало паломничеством. Испытанием веры, преданности и выносливости. Это нечто большее, чем попытка убежать и выжить. Они идут неведомо куда. Если у путешествия и есть конечная цель, никто о ней не знает. Кроме неё. Возможно. Все, каждый из бесчисленных миллионов, верят, что Киилер знает, куда они идут. А до этого верили, что она не просто одна из выживших. Молва удивительным образом распространила весть о её целях и намерениях, как и прежде. Весть о её существовании. О лидерских качествах. О вере. Они верят в её веру и идут за ней потому, что считают, будто Киилер ведом путь, хотя единственным, что она говорила о цели путешествия, было абстрактное «на север». Люди верят в её намерения, но она просто упрямо хочет продолжать путь, шаг за шагом, будто впереди ждёт кто-то или что-то очень важное.
Киилер ничего не объясняет, потому что не может. Она прекрасно слышит голос, зовущий за собой, но не может разобрать слова. Он стал чётче и яснее после появления лорда Немо Чжи-Мэна, хормейстера Телепатика. Сейчас он бредёт рядом, опираясь на её руку. Киилер полагает, что дело в его псионическом даре. Астропат действует как фокусирующая линза и позволяет ей видеть лучше. Голос превратился в свет, в сияющую и неизменную звезду на небосклоне, видеть которую может только Киилер. Чжи-Мэн не способен разглядеть её мысленным взором, но дарит такую возможность Эуфратии. Звезда слишком яркая, на неё нельзя смотреть напрямую. За каждую попытку приходится платить приступом тошноты и головокружения, настолько сильным, что Киилер почти теряет сознание.
Но звезда продолжает сиять спокойно и ровно, будто всегда была на небосводе и всегда будет. Дорога ведёт в бесконечность. Этот факт давно перестал удивлять и пугать. Виа Аквила тянется вечно, постоянно становясь длиннее. По обе стороны возвышаются нескончаемые руины. И чем дальше уходит процессия, тем большее расстояние отделяет её от обоих концов. Они постоянно убегают. И вместе с ними убегает путеводная звезда, которую видит только Эуфратия. Она смирилась с таким положением вещей. Всё закончилось: время, надежды, ночи и дни, направления и смыслы. Остались только голос и путь.
Реален только текущий момент. Реален этот шаг и тот, что будет следом. Они находятся здесь. Некоторое время назад она сказала Лите Танг фразу: «Я была там». В формулировке придётся поменять время, потому что времени больше нет.
Однако Киилер знает, что когда-нибудь что-то изменится. Силы Хаоса, по природе своей находящиеся в постоянном движении, рано или поздно настигнут их и прервут паломничество. Это неизбежно.
И всё же, когда неизбежное происходит, оно застаёт Киилер врасплох.
Впереди, среди клубов пыли, маячат тёмные фигуры. Их много, и с каждой секундой становится больше. Силуэты появляются из горящих руин с обеих сторон улицы.
Киилер поднимает руку и останавливает паломников. Огромный поток, словно наткнувшись на невидимую преграду, замирает. По бесконечной, запылённой толпе прокатывается волна. На смену песням приходит насторожённое молчание, нарушаемое лишь стонами раненых, паническими всхлипами потерявших самообладание и детским плачем. Чжи-Мэн стискивает предплечье спутницы.
— Вот нам и конец, Эуфратия, — говорит он.
Киилер не отвечает. Она высвобождает руку и кивком просит Эйлда присмотреть за астропатом. Тот подчиняется, хотя в глазах стремительно расцветает страх.
Эуфратия идёт вперёд, оставив замершую толпу позади. Двое членов конклава решают отправиться с ней: Верефт, вооружённый полупустым огнемётом, и солдат Кацухиро с винтовкой и прижатым к груди младенцем.
— Что будем делать? — шепчет Верефт на ходу.
Киилер не знает, что ответить. Переговоров не будет. Может, голос и свет обеспечат защиту, но это лишь призрачная надежда. Возможно, они всё же дошли до цели. Возможно, паломничество с самого начала вело к такому концу. Что бы ни ждало впереди, она встретит это с гордо поднятой головой. Эуфратия отказывается верить, что голос, направлявший её всё это время, привёл только к смерти.
Но, похоже, так оно и есть.
Десятки нечётких силуэтов превращаются в легионеров-астартес в грязной броне. Когда-то она была цвета морской волны, но сейчас кажется почти чёрной.
Они стоят, опустив оружие, и наблюдают за делегацией с расслабленным любопытством, возможно не понимая, что за огромная масса людей собралась за спиной женщины.
Киилер узнаёт символику на доспехах и характерные плюмажи на шлемах многих воинов. Сыны Хоруса, бывший Шестнадцатый легион.
Их командир, широкоплечий великан в звании капитана, если верить остаткам обозначений на броне, с улыбкой следит за её приближением и без страха выходит навстречу.
Что ему сделают эти несчастные, сколько бы их ни было? Они — просто очередное подношение магистру войны, вероятно решившие добровольно сдаться на милость победителей, потому что понимают, что их час пробил.
Знала ли Киилер этого капитана тогда, в прошлой жизни, когда была гостем на корабле его отца? Возможно, они разговаривали. Возможно, у неё были пикты с его изображением. Был ли он добр и обходителен во времена, когда они звались Лунными Волками?
— Киилер, — представляется она, будто это что-то значит. Эуфратия останавливается. Верефт и Кацухиро замирают по обе стороны от неё. Капитан Шестнадцатого стоит в десяти метрах от неожиданных собеседников, разглядывая их. Подчинённые ему чудовища не двигаются с места и ждут, явно увлечённые происходящим.
— Селгар Доргаддон, — отвечает он, вероятно решив подыграть напоследок. — Капитан, Десятая рота.
Легионер рокочет, как боевой рог, почему-то говорящий человеческим голосом. Он вооружён двуручным мечом, длиной в рост космодесантника. Сейчас клинок лежит на плече — солдат отдыхает от бесконечных сражений. Доргаддона окружает ядовитая аура, протекающая чернотой в воздух, будто клякса на бумаге. Его облик внушает ужас. Настоящее воплощение страха.
Киилер и правда знает этого воина. Доргаддон. Когда она путешествовала с легионом, он был простым пехотинцем, а сейчас дорос до командира. Война собрала немалую дань с Сынов Хоруса. Полное имя она бы не вспомнила. Но он был добр. Как, впрочем, и все остальные когда-то.
Эуфратия не чувствует страха. Её наполняет внезапная и сильная жалость к врагу. Ей больно видеть старого знакомого одновременно поднявшимся и полностью уничтоженным. Доргаддон явно горд собой, новым званием, обретённой силой и статусом. Самодовольство буквально сочится из легионера. И при всём этом он искалечен. Некогда благородная броня покрыта волдырями и гнилью. Лицо исчерчено ритуальными шрамами, на болезненно-бледной коже виднеются язвы и опухоли. На миг Киилер видит настоящего Доргаддона, призрак канувшего в небытие доброго Волка. Он смотрит на неё, заточённый в покрытой узловатыми костяными наростами тёмной броне. Эуфратия вспоминает пикт — тот самый пикт — другого Лунного Волка, которого она запечатлела в кошмарных тоннелях под Шепчущими Вершинами на планете Шестьдесят три Девятнадцать.
Ксавье Джубал, сержант тактического отделения «Хеллебор», был первым падшим астартес. Это произошло задолго до предательства Хоруса Луперкаля. Однако именно тот момент дал толчок череде событий, стал причиной травмы и депрессии, из которой потом выросла вера. Когда Киилер навела объектив пиктера, Джубал уже перестал быть человеком, но позже, на проявленном изображении, она увидела кричащую тень космодесантника, будто эхо или дефект снимка.
И вот сейчас Эуфратия видит то же самое. Корчась от мук, призрак Селгара Доргаддона пытается выбраться из создания, которым стал легионер.
— Мы не солдаты, капитан, — произносит она.
— На вас символы Ложного Императора.
Это правда. Не поспоришь и не спрячешь.
— Капитан, есть ли в вас хоть толика...
— О-хо, нет, — рокочет Доргаддон. — Вы — мясо. Вы — Его. И вы — кровавое подношение нашим богам.
Киилер начинает трясти. Она видит, что тусклая, почти незаметная тень прежнего Селгара Доргаддона рыдает.
— Не просите пощады у тех, кому она неведома, — продолжает легионер. Каждое слово падает, будто удар тарана по воротам. Он расслабленно машет подчинённым.
Те столь же неспешно, с улыбкой, поднимают оружие и шагают вперёд, решая, кого убить первым.
У них богатый выбор.
6:х. Из крови братьев
Локен бредёт по колено в крови.
Вечность назад он уже бывал здесь вместе с Тариком. Они возвращались по просторному инженерному коридору, идущему сквозь трюмовые отсеки после принятия Гарвеля в воинскую ложу. Тогда он удивился своему решению вступить в тайное общество, но секрет оказался не таким жутким, как представлялось поначалу. В те времена ложа была настоящим братством и служила местом, где воины могли собираться и высказывать мысли, невзирая на статус и звания. Сейчас подобное кажется совершенно невинной затеей. Но тайная ложа Лунных Волков, как и остальные структуры легиона, и сам Шестнадцатый, пропитались скверной и порчей хаоса. Несмотря на кажущуюся безвредность, ложа стала одним из главных каналов, по которым распространялась зараза.
Торгаддон, помнится, был очень рад, когда Локен передумал и решил присоединиться. Они шли по этому тоннелю, обмениваясь шутками. Тарик ради забавы подпрыгнул и хлопнул ладонью по проходящим над головой трубам. Локен повторил трюк, и хлопок получился громче.
Как же бесконечно давно это было.
Он пытается не погружаться в воспоминания, потому что хитрая тьма начнёт играть с ним. Он знает, что она вцепится в старые шрамы, поднимет на поверхность застарелую печаль и создаст болезненные иллюзии и кошмарных призраков. Локен ожидает, что Тарик Торгаддон, Маленький Хорус, Неро Випус придут мучить его душу. Ему кажется, что мусор и обломки под ногами — это сотни и сотни символов ложи, устилающие пол, как галька на морском берегу. Их положили сюда, чтобы лишний раз прокрутить в ране нож тоски и болезненных воспоминаний. То братство уже не вернуть.
В отличие от лиц. Локен много раз становился свидетелем подобных кошмаров. Мертвецы приходили из глубин варпа, сея раздор и страдания. Мёртвые лица и мёртвые голоса. Он ждёт их. Ждёт этой уловки. Если не Тарик и не Нepo, тогда Удон, отважный боевой брат, чья смерть привела Гарвеля в ложу. Или Джубал. Да, Джубал. Бедный, проклятый Джубал из тактического отделения «Хеллебор», первый из падших, первый одержимый, первый, кто показал Локену, что истинное устройство мира совсем не такое, как он думал раньше.
Да, именно так варп и поступает, именно так проявляется его индивидуально подобранная жестокость. Ксавье Джубал покинет тайную обитель мертвецов и придёт за Локеном.
«Ты загоняешь себя в ловушку», — говорит Гарвель сам себе. Так оно и работает. Варп проникает в мысли, разъедает их изнутри и обращает собственное воображение в западню. Он ослабляет волю мрачными образами и уродливыми грёзами, а затем, выбрав момент, совершает последний бросок.
И, будто по волшебству, кто-то зовёт его по имени.
— Здесь никого нет, — произносит Локен вслух. — Никого, с кем бы я хотел встретиться.
Шёпот не умолкает.
Он игнорирует зов, но узнаёт голос. Сигиллит. Раньше он проникал в мысли, направлял и отдавал приказы, но давно затих.
Значит, это игра, очередной обман. Разумеется. Разве мог Гарвель не прислушаться к Сигиллиту?
— Это не ты, старик, — говорит он.
«В пучине хаоса я понял наконец, что во мне живёт нерушимое спокойствие», — бормочет голос. Нет, даже не голос. Это не слова. Это знак, символ, содержащий внутри концентрированный смысл фразы, внезапно появившийся в мыслях, будто поставленная печать.
Локен останавливается. Кровь плещется под ногами. На секунду ему кажется, что впереди что-то есть. Ещё одна печать — образ сгорбленного человека в плаще и ощущение срочности. Он хочет поторопить или предупреждает, что нужно срочно уходить?
В любом случае это уловка варпа, верно? Легионер поднимает меч.
Но силуэт и печать уже растаяли. Теперь он слышит новый голос, совсем не такой, как прежде. Этот — настоящий, и он использует слова. Бормотание раздаётся из-за спины.
— Я тот, кто идёт за тобой. Я — шаги за твоей спиной. Я — человек, стоящий рядом. Я повсюду и вокруг тебя.
Локен резко разворачивается, активируя меч. Кровавая жижа под ногами бурлит, пенится и клокочет, как водоворот. Что-то поднимается из глубины.
— Берегись, — гогочет оно. — Самус здесь.
6:xi. Внутри стен
— Уводи их! Сейчас же! — кричит Хассан. Это пугает бредущих по процессионали людей.
— Послушайте... — протестует Олл.
— Я послушал! И, поверьте, всё понял. Мне нужно немедленно сообщить лорду Вулкану.
Он на секунду задерживает взгляд на красной нити и поворачивается к Радже.
— Заприте их, Соратник. В защищённых камерах Вестибюля. Немедленно, пока ещё есть такая возможность.
Кустодий хватает Олла за руку с такой силой, что старый солдат кривится от боли. Ему кажется, что нечеловечески мощный золотой великан оторвал конечность, залив всё вокруг потоками крови.
Но это только кажется. Олл, разумеется, ошибся. Всё происходит так внезапно и быстро, что Перссон оказался в полном замешательстве. Айос Раджа действительно до боли стиснул ему руку, но она абсолютно цела. Кровь пролилась на золотую стену из другого места. И ещё раз: алая струя брызжет и пятнает статую. В воздухе повисает облачко мелких красных капель.
Олл пытается осознать происходящее.
Люди падают наземь. Толпа паникует. Раздаются крики. Все куда-то бегут.
Две Сестры Безмолвия лежат бездыханными на мраморных плитах. На трупах зияют рваные раны. Ещё одна отлетает к стене и сползает вниз. Вратиновые латы окрашиваются в багрянец. Один из Кустодиев пошатывается, внезапно лишившись головы. Повсюду кровь. И шум.
Рявкают болтеры, наполняя пространство оглушительным грохотом. Воздух вибрирует. Олл вздрагивает и судорожно крутит головой. Процессиональ атакована. Всё моментально погрузилось в хаос. Волна паники захлёстывает с головой. Вокруг творится безумие. Шум. Вспышки. Кровь. Мелькающие фигуры. Мир движется не то быстрее, чем успевают заметить глаза, не то и вовсе за пределами возможностей человеческих органов чувств.
Перссону удаётся разглядеть одного из предателей: чёрный когтистый силуэт полудикого Повелителя Ночи на мгновение вырисовывается на пороге восприятия.
Он не один. Неприятели повсюду. Десятки воинов разрывают на части разбегающихся жертв, оставляя за собой ковёр из мёртвых тел.
Астартес-предатели, ненасытный Восьмой.
Враг прорвался в последнюю крепость.
Наступает кромешный ад. В просторном тоннеле начинается безумная давка. Люди бегут, спотыкаются, кричат. Олла толкают, отпихивают с дороги в попытках спастись.
Предатели пришли не одни. Сквозь стены начинают проступать призрачные очертания нерождённых. Через аурамит прорастают комки потусторонней плоти. Существа выпрыгивают на процессиональ, весело бормоча, и атакуют всех, до кого могут дотянуться. В воздухе начинает пахнуть выпущенными наружу внутренностями, фузелином, тухлой водой и самыми мерзкими и запретными вещами в мироздании. Сотни людей кричат и бегут. Некоторые гибнут под ногами товарищей. Кто-то просто падает и закрывает голову руками, скорчившись в отчаянной, детской защитной позе.
Олл осознаёт, что не слышит сигнала тревоги, и это пугает сильнее всего.
Раджа уже не сжимает его руку. Соратник с яростным рёвом пригвоздил одного из Повелителей Ночи копьём к стене. Ещё двое легионеров тем временем повисли на спине кустодия, как волки на льве, срывая доспехи и терзая плоть.
Перссон отшатывается. Он не может отвести взгляд от жуткой сцены, без сомнения, последнего боя Айоса Раджи. Мимо пролетают шальные снаряды. Золотая статуя покачивается и падает, давя трёх чиновников и сервитора. Её столкнуло с постамента нечто, лезущее из стены...
Ему всё же удаётся собраться с мыслями. Олл оборачивается, хватает Зибеса за руку и пытается проложить себе путь сквозь толпу.
— Шевелитесь! Быстрее! — кричит он спутникам, волоча за собой впавшего в ступор Гебета. Остальные его товарищи также замерли, загипнотизированные внезапным зрелищем. Бегущие люди толкают их из стороны в сторону. Олл снова пытается докричаться до друзей, вырвать их из оков бездействия. Ноги скользят. Он замирает и пригибается. Видимые и невидимые смертоносные предметы скрываются в толпе вокруг: клинки, когти, масс-реактивные снаряды, бьющиеся в агонии тела. Буквально за несколько секунд оживлённая процессиональ превратилась в царство ужаса.
Нужно выбираться. Найти укрытие. Когда сражаются сверхлюди и беснуются демоны, простым людям лучше даже не видеть подобного. У них нет возможности выжить в такой бойне. Ни он, ни его товарищи никому не смогли бы помочь, даже если бы попытались.
Но это ещё и возможность...
Повелитель Ночи вырастает прямо перед Оллом, занося силовые когти для удара.
6:xii. Осколки (мгновение нашей гибели)
Клинки бывают настолько острыми, а удары — настолько быстрыми и неожиданными, что тело не чувствует глубокую рану и понимает, что пришла пора умирать, когда всё уже закончилось.
Иногда повреждения наносятся так быстро, разрывая ткани сердца, что на бездыханном теле погибшего в мгновение ока бойца почти не видно внешних повреждений.
У колоссальных стен Дельфийского бастиона пламя битвы разгорается всё ярче. Массовые штурмы укреплений становятся ещё яростнее, чем раньше.
Стены держатся. Но в этом упорстве не больше смысла, чем в бесконечных самоубийственных атаках предателей.
Потому что незримый удар достиг цели, и враг проник в сердце крепости.
Санктум Империалис, сдерживавший натиск врага в течение семи долгих месяцев, сейчас замер в застывшем мгновении и страдает от свежих ран. В разных местах, в самом центре, далеко от линии фронта начали гаснуть огни.
На развязке Марникса Нассир Амит замечает, что Хемхеда-хан чем-то встревожен.
— Ты слышал, брат? — окликает он Амита.
Слышал. Кровавый Ангел не уверен в источнике и природе звука, но точно что-то было. Он покидает позицию во главе 963-й роты воспрещения и подходит к Хемхеде.
— Где-то закрылась дверь, — говорит он. — Или люк. Крепость опускает переборки...
— Нет, сын Ангела, — отвечает Белый Шрам. Он склоняет голову набок, прислушиваясь. — Что-то другое.
— Почему вы не в строю? — Рох шагает к офицерам по пустой дороге. — Капитан? Хан?
— Услышали звук, вексиларий, — отвечает Амит.
— Какой звук?
— Удар или хлопок.
— Откуда?
— Издалека, что-то наподобие эха. — Амит показывает в сторону Западной магистрали. В ту же секунду Хемхеда машет в противоположную сторону, где на развязку выходит разверстый зев процессионали Килона.
— С запада же, да? — произносит Амит.
— Определённо с Килона, — отвечает Хемхеда. — С востока.
— Мы не получали никаких докладов или сигналов тревоги, — говорит Рох. Он выводит на ретинальный дисплей информационные сводки и по очереди внимательно оглядывает обе улицы.
— Хлопок, говорите?
— Да, далёкий... — начинает Амит.
— Стрельба, — перебивает его Хемхеда. — Это была стрельба. Короткая очередь.
— Всё так? — уточняет Рох у Кровавого Ангела.
— Не уверен, — отвечает тот. — Мне показалось, что захлопнулась переборка.
— Вот! — восклицает хан, поворачиваясь в сторону Килона. — Слышите?
— Да, — отвечает вексиларий. Звук действительно очень далёкий. Рокочущее эхо, которое тут же стихло.
— Может, и стрельба, — шепчет Амит. Сирены молчат, никто не поднимает тревогу. Но применение оружия в пределах Санктума должно спровоцировать немедленную реакцию. Перестрелка внутри могла случиться, только если Дельфы пали. Но прорыв периметра не остался бы незамеченным.
Тамос Рох — воин легиона Имперских Кулаков и мастер осадного дела. Он знает, что даже ложную тревогу нельзя игнорировать. Так учил его отец.
— Ротам воспрещения — боевая готовность! — кричит он. Четыре подразделения выравнивают строй и поднимают оружие к груди одинаковым плавным движением. Рох поворачивается к Амиту и Хемхеде. — Обеспечьте покрытие ауспиком обоих подходов. Дальняя дистанция, контроль движения.
Командиры кивают. Вексиларий отходит в сторону и пытается связаться со штабом Гегемона и получить подтверждение текущей обстановки.
Хемхеда-хан с тремя бойцами уходит к началу процессионали Килона. Амит и Ламир направляются к Западной магистрали.
Громадный пустой тоннель уходит вдаль. Настенные светильники, висящие на равном расстоянии друг от друга, наполняют его болезненным янтарным сиянием. Легионеры чувствуют лёгкое дуновение ветра — климатические системы Санктума гонят затхлый воздух по главным транспортным артериям.
Ламир активирует ауспик и начинает сканирование. Он использует и собственное портативное устройство, и данные с датчиков на магистрали.
— Ничего, — докладывает сержант.
— Ещё раз, — велит Амит, напряжённо высматривая что-то на шоссе.
— Нет, там вообще ничего, — отвечает Ламир. — Я должен видеть тепловые сигнатуры силовых кабелей и светильников. И излучение от вторичного реактора в Мифеме.
— Проверь спектры сканирования.
— Уже.
— Проверь направление...
— Направление... Сбоит. Не могу зафиксировать.
Амит снова чувствует вкус крови. Кровь и внезапный приступ гнева. Он собирается вырвать ауспик из рук сержанта и сделать всё сам.
Громкий, отчётливый рокот доносится из глубин тоннеля.
— Стрельба, — говорит Ламир.
В этот раз ошибки быть не может. Это точно выстрелы.
Залп масс-реактивных снарядов.
Майор Франна Бизе из 16-го Литрийского полка Эксертус приписана к опорному пункту на перекрёстке Энопион. Она медленно поднимается из-за лафета станковой роторной пушки. Её солдаты отдыхают на позициях, уплетая консервированный суп.
Бизе перешагивает через массивную, вкопанную в землю опору треноги, на которой установлено орудие, и выходит за линию полевых укреплений из мешков с песком, всматриваясь вглубь Северного канала.
— Что там, майор? — спрашивает адъютант, отставляя в сторону банку с обедом.
— Тихо, — шипит она и щурит глаза.
Светильники вдалеке начинают гаснуть. Затем, один за другим, каскадом отключаются фонари по всей длине тоннеля, будто тьма решила пойти в наступление.
В Ротонде, где расположился штаб Гегемона, Сидози зовёт командира, перекрикивая гул голосов и треск вокс-передач.
Сандрина Икаро отрывается от мониторов с отчётами о состоянии Дельфийской линии обороны и гололитов с мрачными прогнозами дальнейшего развития ситуации и подходит к его рабочему месту.
— В чём дело? — спрашивает она.
Избранный указывает на консоль. Проектор почему-то выводит послойное изображение далёких от фронта областей Внутреннего Санктума.
— Мы фиксируем ряд отключений подачи энергии, — говорит он.
Икаро всматривается в карту. Некоторые районы подсвечены красным, сигнализируя об отсутствии питания на основных силовых магистралях. Поначалу это не вызывает вопросов. Военная Палата распорядилась отключить часть потребителей в Санктуме, чтобы обеспечить энергией Дельфы. Все некритичные системы должны остановиться. Но она не помнит, чтобы эти районы были в списке. Очередной участок вспыхивает красным прямо на глазах.
— Вы согласовывали отключения? — спрашивает Икаро. Сидози качает головой.
— Нет, мэм. Уже проверил. Данных участков нет ни в одном утверждённом перечне. Полагаю, это аварии. Возможно, силовые линии выгорают от перегрузки. Или генераторы третьей очереди выходят из строя.
— Что, все сразу?
— В подобных ситуациях возможны каскадные отключения.
— Свяжитесь с адептами на местах. Узнайте причину и устраните поломки. Я хочу знать, откуда у нас в глубоком тылу полдюжины локальных остановок энергоснабжения и...
Она замолкает на полуслове. Не полдюжины. Красные точки на проекции внутреннего ядра расцветают одна за другой, сливаясь в единое полотно, как собирающаяся сама по себе мозаика.
Легионеры медленно бредут впотьмах, держа оружие наготове. Сартак крепче сжимает рукоять боевого топора. Он не видит Хонфлера, но знает, что претор-капитан поднял меч, потому что клинок поблёскивает в лучах света из-за открытой двери.
Проём так далеко. Дальше, чем был минуту назад.
Темнота вокруг неестественно, до жути, густая. Она буквально липнет к доспехам. Сартак чувствует её размеры и объём. Сзади дует холодный ветер — механическое движение воздуха по Марсианским подступам.
Волк, впрочем, уверен, что это уже никакие не Марсианские подступы.
— Идём, — шёпот Хонфлера звучит приглушённо и будто издалека, хотя Имперский Кулак стоит по правую руку Сартака. — Ещё несколько шагов...
Темнота вокруг кажется живым, ползучим существом. Сартак пытается рассмотреть хоть какие-то очертания, но безуспешно. Не видно ничего, кроме светлого проёма за спиной.
И тот проём всё дальше.
— Ещё несколько шагов, — повторяет претор-капитан.
— Ты, главное, не отставай, Сын Дорна.
Здесь холодно. Холоднее, чем в пустошах Фенриса. Сартак чувствует, что дыхание обращается в пар, но не видит, как это происходит. И кажется, слышит смех. Где-то вдалеке, за завесой тьмы, раздаётся злорадное хихиканье. Из нескольких мест сразу.
«Покажись, — думает он. — Покажи мне своё лицо, и я разрублю твой хохотальник надвое».
Что-то крадётся за спиной. Он уверен. Нечто идёт за ними, прячась в темноте, и смеётся. Нечто. Их много. И они смеются. Тонкие, далёкие голоса, едва различимые, как будто существа старательно сдерживаются, чтобы не испортить сюрприз.
Почему дверь так далеко?
— Не останавливайся, — шепчет Хонфлер. Кто-то негромко ухохатывается над его словами.
Ещё пара шагов. Всего пара шагов, и они захлопнут люк и запрут тьму за переборкой.
Звук за спиной. Движение. Шаги? Или чей-то чешуйчатый хвост скользит по скалобетону?
Он велит себе не оглядываться. Нужно идти. Ещё пара шагов. Нужно идти и не терять бдительности. Держать топор наготове. Не оглядываться. Почти дошли.
Не оглядываться.
6:xiii. Пир стервятников
Воздух собирается складками и вспучивается. Сине-золотое чудовище, смятое, как лист бумаги, отлетает прочь и ударяется о стену, оставив кровавую вмятину.
Олл замечает ведьму с поднятой рукой. Это её работа. Сколько ещё снарядов психокинетической энергии она сможет из себя выжать? Если Актее удалось собраться с силами и убить Повелителя Ночи, значит, Сёстры Безмолвия больше не подавляют её способности.
Значит, большинство Сестёр мертвы.
— Олланий! — кричит Актея. Она использует голос Кэтт, но Перссон сразу понимает, кто зовёт его на самом деле. Сама же девушка, будто пьяная, шатается после псионического импульса, который в полной мере ощутила из-за связавшей их незримой нити. Сейчас она больше похожа на безвольную куклу, зеркально повторяющую действия хозяйки. Они стоят среди толпы, широко раскрыв глаза, и очень напоминают Оллу одну ведьму с Киклад, которую он когда-то знал.
— Уходите, быстро! — кричит он. — Выводите остальных! Туда!
Актея кивает и ведёт товарищей сквозь обезумевшую толпу. Она, не мудрствуя лукаво, просто силой мысли берёт под контроль их тела. Кэтт и Кранк послушно следуют за ведьмой. Графт прокладывает путь. Лидва, то ли по собственной воле, то ли подчиняясь ментальному приказу, прикрывает собой Кэтт и Актею с тыла.
Зибес наконец понимает, что нужно бежать. Олл по-прежнему крепко сжимает его руку и ведёт сквозь вопящий хаос. Спустя несколько мгновений они нагоняют остальных. Неужели все каким-то чудом уцелели?
А где Джон?
— Грамматикус!
Он вернулся. Дурень. Олл видит, как товарищ лавирует в потоке тел.
Избранного Хассана нигде не видно. Перссон уверен, что тот мёртв. Пол, куда ни посмотри, завален телами. Сестра-смотрительница Додома точно погибла. Он видел, как её выпотрошили. Пси-защищённый ящик из дюрасплава валяется рядом с трупом. За ним-то Джон и пошёл. Грамматикус хватает контейнер, и Олл понимает, что логокинетик присматривается ещё и к мечу, выпавшему из обмякших пальцев Додомы.
«Кретин, не трогай, он слишком тяжёлый...»
Грамматикус тоже так подумал. Подхватив ящик, он бежит обратно, расталкивая в стороны мечущихся людей. Старший офицер Военной Палаты рядом с ним взрывается фонтаном кровавых брызг от попадания масс-реактивного снаряда.
— Джон!
Лидва проносится мимо. Он безоружен, но спешит на помощь Грамматикусу, на ходу надевая шлем. Нечто, одновременно похожее на хищную лозу, многоножку и змею, прорастает сквозь плиты пола и обвивается вокруг правой ноги Джона. Тот падает навзничь. Удар о землю выбивает воздух из лёгких. Тут же рядом приземляется один из рапторов Повелителей Ночи. Одной рукой он прижимает корчащегося от боли Грамматикуса к земле, а вторую заносит для удара.
Лидва прыгает на врага и они, сцепившись, катятся по земле. Легионер без легиона первым поднимается на ноги, опережая предателя на долю секунды. Выпад. Олл почти слышит свист, с которым загнутые когти рассекают воздух.
Лидва уклоняется и бьёт противника головой в лицо. Раптор, пошатнувшись, отступает на шаг. На забрале осталась глубокая вмятина. Через долю секунды горло Повелителя Ночи стискивают закованные в керамит пальцы. Космодесантник в серебристой броне впечатывает неприятеля в стену с такой силой, что шлем жуткого воителя мнётся и трескается.
Лидва срывает с пояса раптора зазубренный боевой нож и отбрасывает труп в сторону. Он возвращается к Джону и принимается рубить щупальце, опутавшее ногу логокинетика. Брызжет зловонный сок. Джон, рискуя остаться без пальцев под ударами клинка легионера, истерично срывает с себя органические путы.
— Грамматикус, не мешай! — рычит Лидва.
Ящик, до сих пор спокойно лежавший рядом, сползает в сторону. Пол под ногами и во всём тоннеле начинает проседать. Бегущие люди падают и скользят по внезапно образовавшемуся склону. Существо, которому принадлежит отвратительное щупальце, поднимается из-под земли, прокапывая ткань материальной Вселенной, словно рыхлый грунт. Сквозь трещины в мраморных плитах вырываются новые отростки, и некоторые куда больше того, что схватил Джона. Один подхватывает пробегающего мимо адъютанта и отрывает несчастного от земли.
Джон кричит. Он видит, что происходит за спиной Лидва. Ещё двое рапторов в изодранных плащах бесшумно, как фиолетовые призраки, идут в атаку.
Лидва начинает разворачиваться, но уже не успевает.
Кэтт, стоящая рядом с Оллом, сгибается пополам с болезненным хрипом, когда Актея метает во врагов ещё один телекинетический снаряд. Астартес-предатели отлетают, кувыркаясь в воздухе, будто брошенные размашистым жестом кости.
Лидва тем временем перерезает последнее из щупалец нерождённой твари и освобождает Джона. Демонический ихор практически расплавил трофейный нож, и его приходится выбросить. Легионер подхватывает на руки и Грамматикуса, и ящик.
— Быстрее! — кричит Олл.
Лидва, бесцеремонно забросив логокинетика на плечо и зажав ящик под мышкой, бежит сквозь толпу. Пол под ногами осыпается. Люди с криками летят в провалы. Какое-то склизкое чудовище лезет из-под земли.
— Бежим! — командует Перссон, и товарищи подчиняются. Это единственное разумное решение. Актею шатает — она потратила куда больше сил, чем может себе позволить. Кэтт, плача от эмпатической перегрузки, сама едва стоит, но поддерживает ведьму. Олл пытается помочь, морщась от прикосновения. От кожи и тела Актеи исходит мощное остаточное пси-излучение, и дотронуться до неё — всё равно что окунуться в расплавленный кошмар. Он, не обращая на это внимания, подставляет плечо, не давая долговязой женщине упасть. Глаз дёргается, как безумный.
Они бегут без оглядки вместе с немногими выжившими из толпы. На процессионали воплотившиеся нерождённые устраивают адскую резню.
Давние товарищи очертя голову мчатся по коридорам, преследуемые криками и безумным хохотом. Олл знает, что это не просто звуки за спиной.
И понимает, что идти-то, по сути, некуда. Архивраг прорвался в Санктум. Безопасных мест не осталось. Можно скрыться от одной опасности и тут же напороться на другую. Оружия нет. Противники бесконечно сильнее.
Остаётся только бежать, так быстро и так далеко, как получится.
6:xiv. Те, кто вот-вот умрут
Бежать бессмысленно. Киилер закрывает глаза. Капитан Доргаддон выбрал её первой жертвой. Она слышит тяжёлые шаги по усыпанной стеклом виа Аквила. Остановился. Эуфратия надеется, что всё закончится хотя бы с толикой достоинства, и делает, как ей кажется, последний вздох.
Раздаётся тяжёлый, жуткий удар.
Поток воздуха настолько мощный, что Киилер толкает назад. Слышится чавканье и бульканье.
Она открывает глаза. Умирающий Доргаддон лежит на земле, цепляясь слабеющими пальцами за страшную рану на шее и торсе.
Огромный чёрный силуэт с сияющим мечом возвышается над телом, спиной к Киилер и её трясущимся от страха товарищам.
Воин обводит взглядом ошарашенных и взбешённых воинов Десятой роты Сынов Хоруса. Он делает шаг, затем ещё один и перехватывает поудобнее рукоять громадного меча.
С клинка стекает кровь. Он прикладывает его плашмя ко лбу, приветствуя противников.
— С этим всё, — говорит Сигизмунд. — Кто следующий?
6:xv. Первопотерянный
— Ты мёртв, — осторожно произносит Сангвиний. Интуиция подсказывает ему, что нужно бросить в лицо брату обвинение в мороке. Но что-то за пределами разумного твердит, что перед ним не иллюзия. Что ряды каменных гробов, накрытых тканью, свет одинокой свечи, с трудом разгоняющий мрак, и закованная в броню фигура — реальны.
— Да, — тихо отвечает Феррус. Это его голос и его медузанский акцент. Такие же, как в воспоминаниях Сангвиния. Но звук слабый, почти надтреснутый. В нём нет силы. И это не шёпот. Тот раздаётся из теней со всех сторон. Голос примарха же звучит будто издалека, и расстояние, разделяющее собеседников, похитило всю его силу и эмоции.
— Но ты стоишь передо мной.
— А ты не веришь тому, что видишь, — отвечает Феррус. И снова усталая отстранённость в голосе. Слова доносятся словно из какого-то глухого и пустынного места, а не от человека, стоящего прямо перед Сангвинием. Голос Горгона, кажется, летит из такого далёка, что умирает, едва сорвавшись с губ.
— Не верю.
— Хорошо, — кивает Феррус. — Хорошо. Значит, ты готов к первому уроку. Не верь ничему, даже своим глазам.
— Ты пришёл... ради наставлений? — Сангвиний готов атаковать в любое мгновение.
— Нет. — Горгон медленно и печально качает головой. — Я не знаю, зачем пришёл, брат. Знаю только, что верить нельзя ничему. Я оказался слишком доверчив. Слишком уверен в себе и своей силе. В гневе. Когда мою преданность поставили под сомнение... — Он вздыхает. — Будь проклят Фулгрим. Какого низкого мнения обо мне он был. Ублюдок думал, что я нарушу клятву. Считал, что сможет поколебать мою верность. Нет, моя слабость крылась не в ней, брат, а в гневе. Я действовал поспешно, поддавшись на провокацию.
Феррус опускает взгляд. Его губы почти не шевелятся, а когда это всё-таки происходит, то движения не совпадают со словами. Сангвиний крепче сжимает меч. Он понимает, что перед ним не голограмма с неправильно наложенной звуковой дорожкой. Это существо реально, оно из плоти и крови. Но кто это? Призрак, порождённый лихорадочным бредом от ран? Какой-то нерождённый, нацепивший лицо мёртвого брата?
— Я усвоил этот урок, — продолжает Феррус, запоздало шевеля губами. — Потом и остальные тоже усвоили. Было непросто. И теперь, оказавшись в месте, наполненном обманом и предательством, мы ничему не верим. Никому и ничему. Ни братьям, ни собственным глазам...
Он снова поднимает голову и смотрит на Сангвиния. В серебристых глазах Горгона плещется жуткая боль. Боль и тоска. Это взгляд человека, с трудом сдерживающего сильный гнев и агонию.
— Уж точно не глазам, — соглашается Ангел.
— Понимаю. — Феррус Манус пытается улыбнуться, но не может. Его доспехи выглядят чистыми и целыми, будто только что из мастерской. Он безоружен. Громадная фигура кажется такой же твёрдой, как каменный саркофаг за его спиной. Сангвиний видит ртутный блеск некродермиса на руках брата. И только потом замечает, что точно так же сверкают горло, подбородок и лицо, будто железо расползлось по всему телу Горгона. Крылатый примарх понимает, что брат огромным усилием воли сдерживает себя и не поддаётся всепоглощающему гневу.
Феррус поворачивает голову и разглядывает цифру «IX», выбитую на крышке саркофага, будто задумавшись или погрузившись в воспоминания.
— Знаешь, — произносит он, — я думаю, что предательство мертво.
— Мертво?
— Да, — кивает Горгон. — Ну, может, не мертво. Невозможно. Оно стало невозможным. Всё сломалось, брат. Всё не так. Абсолютное коварство врагов очевидно. Мы не ждём от них ни слова правды. И силы, которые их питают... ну, они тоже предадут, потому что такова их природа. Мы все это знаем. И потому идём на последнюю битву, понимая, что всё вокруг — обман, и потому он никогда не сработает. Уловки и предательство помогают только при возможности злоупотребить доверием.
Он переводит взгляд печальных серебристых глаз на Сангвиния и трёт горло, будто латный горжет причиняет ему неудобство.
— Ты же пришёл, зная, что направляешься в ловушку.
— Да.
— Но всё равно пришёл?
— Да.
— Это и правда ловушка, — говорит Феррус. — Но я не её часть.
— Не могу поверить на слово, — отвечает Сангвиний.
— Конечно, не можешь.
— Ты выглядишь и звучишь так, как должен, — продолжает Ангел. — И даже пахнешь. Но ты же давно мёртв.
— Конечно, я мёртв, брат, — отвечает Феррус. — Мы все мертвы.
6:xvi. Правда (и ложь)
Фо, с головой погрузившись в работу, всматривается в экраны когитаторов.
— Что значит «лучше»? — спрашивает Ксанфус, делая шаг вперёд. Он не хочет прерывать или задерживать работу, но должен узнать правду.
— Прошу прощения?
— Ты сказал, что сможешь сделать лучше. Уточни, что в данном случае значит «лучше».
— Бо́льшая эффективность, — отвечает Фо. — Выше точность воздействия. Средство будет направлено только на геном астартес и не подвергнет риску основную популяцию.
— Такой риск существовал?
— Разумеется. Это же биологическое оружие.
— И почему ты вдруг решил, что сможешь улучшить формулу?
— Потому что ты оказалась права, геноведьма, — отвечает Фо. — Сейчас, когда наконец появилась возможность изучить личные записи Сигиллита, я понял, что действительно не смог учесть влияние экзопланарных сил, с которыми смертные тела связаны на фундаментальном уровне. — Фо бросает на Андромеду косой взгляд. — Не буду оправдываться. Я — достаточно древняя реликвия, из тех времён, когда варп был ещё толком не изучен. Генетика тогда являлась самостоятельной прикладной дисциплиной, и я преуспел в ней настолько, что история решила от меня избавиться. Наука была отделена от... от религии и искусства. От метафизики. Полагаю, можно назвать забавным (ничего я не полагаю, а знаю наверняка, и это ужасно), что в эпоху Империума, самый светский период в истории человечества, концепцию души приходится рассматривать всерьёз.
Он поворачивается к Андромеде.
— Ты заявила, что моё оружие не сработает, потому что действует только на генетическом, скажем так, физическом уровне. И это правда. Я не готов был принять мысль о том, что мы не просто создания из плоти и крови. В мои времена разговоры о духах и душах среди учёных людей не велись. Но ваш Император и Сигиллит доказали ошибочность этого подхода. Мы действительно состоим из души и тела. Твёрдая смертная плоть связана с неосязаемой сущностью из пси-материи, которую мы, не мудрствуя лукаво, зовём душой. И она существует в нематериальной части Вселенной. Когда мы открыли варп, и, будем честны, изначально это делалось исключительно ради межзвёздных путешествий, истина, которая раньше была уделом поэтов и жрецов, стала очевидной для всех. Мы представляем связную систему из материальных и нематериальных компонентов.
Фо поднимается на ноги. Сейчас он кажется более старым и немощным, чем раньше, но хищный блеск в глазах тревожит обоих надзирателей.
— Так что нет, — продолжает он, — уничтожение тел астартес на генетическом уровне не убьёт их до конца. Просто разрушит клеточную структуру. Их души — и, поверьте, учёный во мне по-прежнему брезгливо морщится при употреблении этого термина в серьёзной беседе — продолжат существовать в варпе, причём, без сомнения, в форме возбуждённой и потенциально разрушительной аномалии, что приведёт к плачевным долгосрочным последствиям для материальной Вселенной. Если мы хотим достигнуть мира и не допустить значительных возмущений в имматериуме, то следует обеспечить баланс между материальным и нематериальным аспектами.
— И ты этого не знал? — спрашивает Андромеда.
— Я работаю с плотью, — отвечает Фо. — В моё время подобными вопросами занимались провидцы, прорицатели и гностики. Соответственно, в научных процессах они роли не играли. Но сейчас, в эту эпоху... ваш возлюбленный Император так бескомпромиссно подавил всю духовную философию, что сии концепции повсеместно считаются научными фактами и принимаются как данность, без рассмотрения контекста, эмоциональной окраски. Никто не задумывается о...
— Исследования эмпирей доступны лишь ограниченному кругу лиц, потому что они безусловно опасны, — возражает Ксанфус.
— Ну конечно! — восклицает Фо. Он хватает инфопланшет со стола. — Император строго ограничил доступ к любым знаниям о варпе. Информацию выдавали только в рамках необходимых, прикладных аспектов, таких как космические путешествия и астротелепатия... И очень дозированно. Чтобы обеспечить общую безопасность, Он ни с кем не делился настоящими, глубокими знаниями, которыми сам обладал. Вот почему Он запретил религии и всё, что позволяет разгуляться свободе веры и воображению. Всё потому, что даже знания о варпе являются источником порчи. Но посмотрите сюда! — Фо взмахивает инфопланшетом. — В своих дневниках ваш драгоценный Сигиллит раз за разом на протяжении десятилетий возражает против эпистемологии Императора и навязанных Им ограничений в части распространения знаний! Он совершенно недвусмысленно заявляет, что считает подобный подход крайне опасным для Империума! Вот, сами посмотрите! Он тайно просит Императора ослабить запрет. Говорит, что варп является экзистенциальной угрозой как для человечества, так и для любого другого псионически одарённого вида и останется таковой независимо от того, знают о нём люди или нет. И настоящий вред произрастает из невежества.
Малкадор, которым я с каждой прочитанной строчкой восхищаюсь всё сильнее, говорит, что лучше знать и понимать угрозу, чем слепо тыкаться во все стороны. Он хотел, чтобы примархи и астартес, не говоря уже о высших органах управления, осознавали потенциальные последствия своих действий и даже мыслей. Считал, что они смогут лучше защитить человечество от угрозы, исходящей от варпа, если будут адекватно представлять себе его возможности.
— И Император отказал? — спрашивает Андромеда.
— Да, — отвечает Фо. — «Ради блага человечества». Но теперь нам приходится иметь дело с войной на грани катастрофы. Вот что случается, когда учишь детей не тем вещам. Могла ли религия или чистая вера, если её оставить без присмотра, привести к возникновению нежеланных возмущений в варпе? Разумеется! Но невежество — ещё хуже. Ваш Повелитель Человечества считал, что все вокруг недостаточно хороши, недостаточно умны или недостаточно осторожны, чтобы оставить их наедине с огнём. Ваш Император никому не доверяет. И теперь мы все за это расплачиваемся.
Фо бросает планшет обратно на стол.
— Я меняю функционал устройства «Терминус» с учётом комментариев Малкадора, — устало произносит старик. — И я, без преувеличения, пересматриваю все свои научные подходы. Но, полагаю, в конце нас ждёт успех. Теперь-то я знаю об опасности, понимаете? О последствиях. Малкадор — великолепный наставник. Благодарю тебя, Избранный, за предоставленную возможность. Теперь нужно подготовить несколько образцов генетического материала. Многое я найду в хранилищах Сигиллита. Но понадобится ещё контрольный образец. Я собираюсь многократно проверить принципы работы моего биомеханического фага, чтобы отладить и откалибровать эффект до идеала.
Он переводит взгляд на Андромеду.
— Предвижу вопрос: нет, я не знаю, сколько времени это займёт. Конечно, я буду работать с предельно возможной скоростью. — Он вставляет несколько пробирок в центрифугу и активирует устройство. — Полагаю, теперь вы сможете предоставить отчёт о статусе работ другой заинтересованной организации?
— Да, — отвечает Андромеда, затем переглядывается с Ксанфусом и уходит вниз по лестнице.
Как только геноведьма уходит, Фо опускается в кресло (Получилось ли их убедить? Я и сам не очень-то верю во все эти штуки и понимаю их поверхностно, а то, что понимаю, — по-настоящему пугает) и начинает быстро составлять какие-то сложные последовательности на центральном когитаторе.
— Ты же понимаешь, что мы тебе по-прежнему не доверяем, да? — произносит Ксанфус.
— И не будете, — отвечает Фо, мельком оглядывая Избранного. — Это нормально. Я не заслуживаю доверия. Но пытаюсь быть максимально искренним. Я не хочу здесь находиться, Ксанфус. Если честно, то больше всего мне хочется сбежать. Даже врать не буду: я бы с радостью сбежал и от тебя, и от проклятых Кустодиев, и от всех остальных заинтересованных организаций. Я не хочу иметь ничего общего ни с Ним, ни со всем этим позорным Империумом. И конечно, попытаюсь. И продолжу попытки, пока они когда-нибудь, надеюсь, не увенчаются успехом. Я использую любую возможность и все свои способности для достижения этой цели.
— Благодарю за откровенность, — говорит Ксанфус.
— Не стоит. Но я также осознаю, что в данный момент являюсь пленником и мы вместе влипли в неприятную историю. Однако, возможно, я смогу помочь нам всем спастись. И потому я все свои силы направляю на работу. — Он вводит очередную строку кода и улыбается Ксанфусу. — А теперь закатай-ка рукав.
6:xvii. Пустота и темнота
Они бегут, покуда хватает сил. Наконец, изнемогая от усталости, группа останавливается перевести дух. Зибес опускается на пол возле резного цоколя и хватает ртом воздух. Кэтт опирается на стену между двумя равнодушными к происходящему статуями нимф. Она закрывает глаза, пытаясь унять панику и прогнать кислое послевкусие псионических сил Актеи. Её в очередной раз скручивает приступ тошноты, и девушка зажимает рот ладонью, а потом шумно сглатывает слюну.
Запыхавшийся Олл бросает короткий взгляд на Лидва. Охваченная ужасом бегущая толпа осталась позади. Группа оказалась в тёмном коридоре. Богатые украшения и мозаики почти незаметны в тихом сумраке. Издалека доносятся нечёткие звуки, которые вполне могут быть как смехом, так и криками.
— Погоня есть? — спрашивает Олл.
Лидва подходит к двери, в которую они только что вошли, и выглядывает наружу. Из-за полуоткрытой створки он видит сверкающий зал и дальше ещё один такой же. Никакого движения. Ровный строй статуй безмятежен, как прежде. Свет в обоих помещениях погас, кроме одинокой люстры под потолком у самого входа. Она, потрескивая, то тускло вспыхивает на несколько мгновений, то снова гаснет.
Откуда-то раздаётся пронзительный крик и тут же стихает. Никто не понимает, на каком расстоянии находится источник, — возможно, их разделяют сотни километров.
— Нет, — отвечает космодесантник. Он аккуратно затворяет высокие золотые двери и разворачивается к спутникам. — Но это не значит, что мы в безопасности.
— Не понимаю, что произошло, — сипит Кранк. Он пытается отдышаться, согнувшись пополам и уперев руки в бёдра. — Эти создания так внезапно появились...
— Санктум больше не безопасен, — вот и всё, что может сказать на это Олл.
— То есть предатели прорвали оборону? — стонет Зибес. — Дворец взяли штурмом?
— Нет, не прорвали. Они просто... появились внутри. Их не было, а потом — они среди нас. Ты сам видел нитку на статуе, Гебет. Всё поменялось, понимаешь? И внутри, и снаружи. Стены больше не имеют значения.
— Не понимаю, — признаётся Зибес.
— Конечно, не понимаешь. — Актея уже может стоять без чужой помощи, но всё ещё слаба и болезненно бледна. — Зато можешь помолчать. А то своим нытьём привлечёшь ненужное внимание.
— Там... Ты залезла мне в голову! — шипит Кранк на слепую ведьму.
— Ей пришлось, Догент, — огрызается Кэтт.
Она замолкает, закашливается и вытирает рот. Оллу не нравится, как выглядит девушка. Начинает сказываться нагрузка из-за ментальной связи с Актеей. У них даже мимика стала почти одинаковой.
— Это был единственный способ выбраться и не поддаться панике. А теперь она использует свои умения и найдёт выход или укрытие.
— Нужно время на восстановление, девочка, — говорит Актея. — Мои силы иссякли. И ты прекрасно это знаешь.
— Знаю, и меня это не волнует. Делай.
— Слушай, поводок. — Актея кривит губы. — Даже если бы я могла чем-то помочь, тут нечего искать. Время больше не работает.
— Время? — спрашивает Олл.
— Привычное нам течение остановилось. Замерло на месте. Измерения, к которым мы привыкли, погружаются в варп.
Олл кивает.
— Мы все умрём, как предрекает ведьма? — спрашивает Кранк.
— Что за ерунду она несёт про время? — спрашивает Зибес.
— Каковы дальнейшие действия, рядовой Перссон? — спрашивает Графт.
— Дайте подумать, — отвечает Олл.
Он отходит в сторону и бредёт в конец тёмного коридора, туда, где начинается небольшой круглый атриум. Статуи смотрят на него с постаментов. В сумерках они стали просто силуэтами героев забытых мифов и историй. Безмолвие и темнота подавляют. Мятущийся разум рисует сцены резни, которая, вероятно, началась во Дворце.
Перед Оллом вырастают очередные двери в три человеческих роста высотой. Они закрыты. Что же прячется по ту сторону? Ему не хочется открывать створки и узнавать ответ на этот вопрос.
6:xviii. Осколки
Они наконец добираются до двери. До пятна света. До люка в стене. Хонфлер затаскивает Сартака в проём.
В последний момент Космический Волк чувствует, как колоссальная масса тьмы за спиной приходит в движение и несётся к нему порывом холодного зимнего ветра. Рева Медузи успевает захлопнуть люк и спешно активирует замок.
Марсианские подступы нисколько не изменились. Роты воспрещения по-прежнему ждут, выстроившись в тусклом сиянии настенных светильников. В огромном проходе больше никого нет.
— Что вы там увидели? — спрашивает Медузи.
— Ничего, — честно отвечает Сартак. Он замечает, что заплетённые в косы пряди бороды покрылись инеем, и видит блеск ледяных кристаллов на нагруднике Хонфлера.
— Срочное сообщение в штаб Гегемона, — говорит претор-капитан. — Доложить о возможном прорыве врага на Марсианских подступах...
Раздаётся глухой удар.
Легионеры оборачиваются и сверлят взглядом покрытый хлопьями ржавчины металл переборки. Ещё один — с той стороны кто-то бьёт по стене. Воины вскидывают оружие. Нечто тяжёлое врезается в створку люка, а затем в нескольких метрах влево раздаётся перестук. И снова тяжёлый удар.
— Защитный порядок! — приказывает Хонфлер. — Построение Клавий!
Роты воспрещения движутся как единый организм, выстраиваясь в ровные прямоугольники перед тяжёлыми вратами.
— Что там с Гегемоном? — спрашивает Хонфлер.
— Пытаемся связаться, — отвечает один из офицеров.
— Ничто не сможет их пробить, — бормочет Медузи.
— Ага. А ещё с той стороны не должно ничего быть, — отвечает Сартак. — Держать строй!
Удары становятся сильнее и чаще. Теперь они доносятся сразу из нескольких мест. Где-то это просто щелчки и скрежет, где-то тяжёлый грохот. Сартак осознаёт, что звуки раздаются в том числе и из верхних секций ворот в двадцати метрах над головой.
А затем всё стихает. Опускается гнетущая тишина.
На переборке начинает расти ледяная корка. Сначала появляются отдельные мерцающие в свете фонарей пятна, затем крупные завитки и наросты. Сартак слышит, как инеистые фигуры потрескивают, расползаясь по поверхности металла.
— Трон Терры... — шепчет Медузи.
— Мне нужна связь с Гегемоном! Немедленно! — кричит Хонфлер. Слова тонут во внезапном грохоте болтерного залпа.
Боевые братья в задних рядах падают наземь. Их расстреляли в спину. У некоторых в броне зияют дымящиеся дыры, кого-то просто сбило с ног взрывной волной.
Роты воспрещения в замешательстве разворачиваются. Легионеры, не нуждаясь в приказе, открывают ответный огонь. Предатели несутся на космодесантников по Марсианским подступам, паля изо всех стволов.
Враг зашёл с тыла. Как он там оказался? Сартак видит Повелителей Ночи, Сынов Хоруса и жадных до рукопашной Пожирателей Миров.
Первые же залпы защитников собирают кровавую жатву. Несущиеся широким строем в лобовую атаку предатели падают и замирают. Встречные валы болтерных снарядов и лазерных лучей обрушиваются на лоялистов и нападающих.
Спрятаться негде. За спиной только покрытые ледяной коркой врата. Их прижали огнём. Саламандры, Имперские Кулаки и Железные Руки гибнут один за другим.
Сартак издаёт фенрисский боевой клич, опустошая обойму болтера в надвигающегося врага. Теперь он отступит только в могилу.
Джон Грамматикус заходит в мрачный атриум следом за Оллом.
— Если честно, я понятия не имею, что делать дальше, — говорит он.
— Я тоже, Джон, — отвечает Перссон.
— Думал, ты уединился, чтобы пообщаться со своим богом, — судя по интонации, логокинетик ехидничает. — Ну там, позволить вере направить тебя, все дела.
— Увы, уже нет.
Грамматикус кивает и печально усмехается. Улыбка, впрочем, задерживается ненадолго.
— Стоп, в каком смысле «уже»? Олл?
— Каким бы ни был изначальный план Оллания, — произносит Актея, — он потерпел полный крах.
Подошедшая ведьма величественно, но нетвёрдо стоит на ногах, опираясь на Кэтт, будто костлявая королева древнего подземного мира.
— Это не так, — отзывается Перссон.
— Да ладно? — в голосе Актеи звенит презрительная насмешка.
— Не было никакого плана.
Джон ошарашенно смотрит на товарища. Тот пожимает плечами.
— Мой план не может потерпеть крах, потому что его не существует, — повторяет Олл.
— Значит, она была права? — Грамматикус настолько возмущён и не может поверить ушам, что с трудом выдавливает слова. — Ведьма была права? С самого начала? Всё это время ты уходил от ответов и вёл нас, руководствуясь только проклятой верой?
Перссон отходит в сторону и садится на постамент одной из статуй, но Джон не собирается прекращать разговор, пока не получит ответы.
— Олл, скажи, что это неправда. Олл!
— Когда ты, Джон, пришёл к моему порогу с просьбой о помощи, чего ты ждал?
— Не знаю! Но ты же с Ним знаком! Я думал, у тебя есть какие-то секреты, штуки, о которых никто не знает! Информация о Нём, об этом Дворце, о том, как Он действует и мыслит...
— Все мои знания давно устарели. Сейчас мне известно не больше, чем тебе.
— Но ты же согласился, Олл. Ты согласился помочь!
— Помнится, меня очень долго уговаривали. Найти Императора и заставить Его внять голосу разума? В то время я был занят спасением этих людей и поиском безопасного пристанища. Но ты настаивал...
— И только поэтому ты решил помочь?
— Тебе всегда удавалось подобрать нужные слова, Джон. Вдохновить. Ты был готов сражаться с созданиями невообразимой силы. И да, я согласился помочь. Понятия не имел как, но согласился.
— Я разделяю ужас Грамматикуса, Олланий, — замечает Актея.
Остальные члены группы нерешительно подходят, привлечённые разговором на повышенных тонах.
— Как и он, — продолжает ведьма, — я полагала, что у тебя есть некий замысел. Ты не хотел никого посвящать в детали. Да, есть смысл не светить карты. Ты же и говорил, что планы работают тем лучше, чем меньше людей в них посвящены. Но, похоже, никаких карт нет и не было.
— Ты всё придумывал на ходу, — говорит Джон.
— Я верил... — начинает Олл.
— Во что? — рычит Грамматикус. — В это?!
Он хватает золотой катерический символ, висящий на шее Перссона.
— В это, да?! — Его буквально трясёт от гнева. — И всё? Считал, что какое-то божественное провидение укажет путь, когда придёт время?
— Прошу, Джон, отпусти.
— Нет, серьёзно?! — в ужасе кричит Грамматикус.
— Отпусти, — тихо произносит Олл.
— Рядовой Перссон верит в бога, — произносит Графт. — Так записано в моём архиве. Он набожен. Он хранит личную веру в...
— Ты ждал, что какой-то бог нас спасёт? — спрашивает Кэтт.
Разочарование на лицах товарищей очевидно даже в темноте.
— Они надеялись на тебя. — Актея даже не пытается прятать презрение. — А ты втянул нас в какой-то личный духовный поиск...
— Нет, — отвечает Олл. — Моя вера — только моё дело. Я не просил никого ни во что верить. Никогда.
— Но тебя-то ведёт именно она, так? — Кэтт сверлит Олла взглядом тёмных глаз.
Джон знает, что уж ей-то Перссон точно врать не станет. И видит, как старый друг кивает в ответ.
— Значит, у нас с самого начала не было шансов, — произносит Грамматикус, выпускает амулет и в отчаянии уходит прочь.
Амит велит бойцам быть начеку. Уже близко. Они слышат, как враг движется по Западной магистрали. Крупные силы. Быстро приближаются.
— Готовьсь! — кричит вексиларий. Щитоносцы смыкают ряды на путях ожидаемого подхода неприятеля. Даже воздух над проезжей частью пришёл в движение — его выдавливает из тоннеля несущаяся масса тел.
— Готовьсь! — повторяет Рох.
Амит понимает, что долго они не продержатся. Боеприпасов критически мало. Запасы обещали пополнить, но поставка так и не пришла. Нужно опустить бронированные переборки, запечатать шлюзы и люки. Перекрыть как можно больше ходов. Роты воспрещения не смогут долго сдерживать серьёзные силы врага стрелковым оружием. Через минуту или две в ход пойдут клинки, а это совсем неподходящее оружие для удержания такой площадки, как развязка Марникса, от превосходящего числом противника.
— Готовьсь! — в третий раз командует Рох.
Почему штаб не закрывает врата? Тактика обороны внутреннего периметра тщательно прорабатывалась. Они не знают, что происходит? Почему сирены молчат?
Бегущая толпа появляется из тоннеля.
— Контакт! — кричит вексиларий, и тут же: — Не стрелять! Не стрелять!
Это не враг. Это обитатели Дворца: рабочие, чиновники, слуги тысячами бегут по Западной магистрали, охваченные паникой. Амит слышит крики и чувствует запах страха. Смертные, обезумев от отчаяния, пытаются от чего-то спастись. Тех, кто оступился и упал, тут же затаптывают.
Рох начинает отдавать приказы и перемещать бойцов. Нужно как-то направить и сдержать живую лавину, увести толпу с крупных дорог в галереи и смежные залы. Никто не слушает. Гражданские просто несутся, не разбирая пути, не обращая внимания на окрики и ни о чём не думая.
Амит слышит первые выстрелы и крутит головой, пытаясь определить направление. Акустика огромной транспортной развязки усиливает голоса и топот паникующих людей. Они доносятся со всех сторон, отражаются от сводов и стен Дворца...
Нет, это точно был выстрел. Ещё два. И короткая очередь.
Он видит, как боевые братья на правом фланге 963-й роты падают навзничь. Доспехи Белых Шрамов пробиты. В воздухе гаснут огненные вспышки после взрывов.
— Разворачивайтесь! — кричит Амит. — Быстрее!
Враги атакуют, но не с Западной магистрали и не с Килона. Они появились со спины.
На полпути к основанию башни и Амону, занявшему позицию у входа, Андромеда слышит оглушительный хлопок. Приют содрогается. Долгая, рокочущая, как стон умирающего бога, звуковая волна прокатывается по всему Санктуму. Стоит ей затихнуть, и раздаётся следующая. Похоже на чудовищный рёв боевых рогов Легио Титаникус, но стократно громче и ниже. У Андромеды вибрируют внутренности. Её начинает тошнить.
Геноведьма спешит вниз по лестнице, выскакивает из башни и подбегает к стоящему у Эгейского моста кустодию.
— Что это? — ей приходится кричать, чтобы пробиться сквозь рокот. Золотой великан смотрит в небо. Купол над шпилями и башенками цитадели пошёл яркими пятнами и фиолетовыми, как кровоподтёки, кляксами.
— Тревожные гудки, — отвечает Амон.
— Какие ещё тревожные гудки?
— Роковые сирены последней крепости. — Ветер усиливается и тянет за собой, в пропасть под мостом. Сирены продолжают реветь, сотрясая небеса.
— И что это значит?
— Оборона Санктума прорвана. Крупные силы. Не малые вторжения, подобные тем, что мы отражали до закрытия Врат. Полноценный прорыв. Предатели и нерождённые внутри крепости. Последняя битва началась.
— Я... никогда раньше их не слышала. Были тревожные сигналы и сирены, но не такие.
— Потому что раньше они не включались, — отвечает Амон. — Ни разу.
6:xix. Испытание веры
Вдалеке начинают выть гигантские сирены. Последний, громогласный крик обречённой планеты. Стены тёмного атриума дрожат. Золотые двери дребезжат в тяжёлых рамах.
Олл медленно поднимается на ноги. Ему невыносимо видеть выражение лиц товарищей. Он понимает, что нужно сказать что-то обнадёживающее, но не может и не хочет притворяться тем, кем не является.
Вечный легко касается висящего на шее амулета.
— Жена мне его подарила, — говорит Перссон. — Она была катеричкой. Я уважал её веру, потому что любил. За годы, проведённые вместе, я научился находить успокоение в ставших привычными ритуалах. Не веровал, но принимал фундаментальные ценности этой общины: любовь, мир, доброту...
— Доброту? — Презрением, сочащимся с губ Актеи, можно травить металл.
— Ага, её самую. Какое смешное и убогое слово, да? И смысл, в него заложенный, современным людям кажется таким слабым и банальным. Должно быть что-то получше, верно? Я бы предложил «гуманизм», но этот термин слишком дискредитировал себя на протяжении веков.
Олл снимает амулет и разглядывает лежащую на ладони безделушку.
— Это всё, что она мне оставила. Я по-прежнему не верю в её бога. И ни в какого другого. Но я родился во времена, когда люди считали богов реальными. Вера тогда была основой жизни каждого. Поймите, я намного дольше жил в мире, где верят в богов, чем в том, где считают иначе.
Это в плоти и крови. Сейчас мы думаем, что боги не просто мертвы, но их никогда и не было. А я рос в атмосфере набожности и духовности и дожил до этих, абсолютно светских, времён. Мне нравится победа разума над суевериями, но всё же этот мир холоден и пуст. И посмотрите на нас! На рациональный, просвещённый Империум, которым правит всемогущее существо, чьи пути неисповедимы. Оно требует абсолютной преданности и покорности. Если не ударяться в софистику, то чем это принципиально отличается от того, старого мира? Люди вполне могли бы поклоняться Ему.
Олл отрывает взгляд от лежащего в ладони амулета и смотрит на товарищей. Он понимает, что встревожил их своим монологом.
— Думаю, многие так и делают, — продолжает он. — Проблема в том, что я точно знаю: Он — не бог. И Он — причина исчезновения религий. Император запретил их, потому что они таят опасность.
— И тому есть множество доказательств... — замечает Актея.
— Точно, — кивает Олл. — Но на протяжении веков в религиозных догматах отражалось заложенное природой желание человека ответить на экзистенциальные вопросы. Не просто же так мы сначала начали строить храмы, а только потом — города.
— Правда? — спрашивает Кранк.
— Я жил в те времена, — кивает Олл. — По той же причине жрецы всегда оставались хранителями секретов своих цивилизаций. То же можно сказать и об искусстве, и о силе фантазии. Нечто внутри нас невозможно описать словами. Я понимаю, почему Он запретил религию, — потому, что пытался оградить человечество от варпа. Имматериум найдёт возможность просочиться везде, где правит бал воображение и пытливый разум.
— Варп не религия! — фыркает Актея.
— Нет, конечно. И там нет богов. Настоящих, во всяком случае. Но это смертельная угроза всему живому, и в то же время — неотъемлемая часть реальности. От варпа не получится спастись, притворившись, будто его не существует.
Олл замолкает.
— Император отсёк мистическую составляющую жизни, но не стал ничего делать с оставшейся на её месте кровоточащей раной. Это обычные для него проявления высокомерия и нетерпения.
— Ты знал, что так будет... — тихо говорит Кэтт.
— Может, не совсем так, но да, — признаёт Олл. — Много лет назад, когда мы с Ним вместе пытались строить мир для человечества, я видел, к чему могут привести Его желания. И потому наши пути разошлись. Потому я в своё время его и пырнул. Он всё возводил в абсолют, а я не смог помешать. И потому ушёл. Не надо было так поступать. Стоило продолжить попытки. Возможно, сейчас настало время искупления.
Он пожимает плечами.
— В любом случае сейчас я пытаюсь ещё раз, хотя, может, уже слишком поздно. Я — Вечный. Пускай не такой могущественный, как Он, потому что родился без чудесного псионического дара, зато я старше. Мне довелось видеть, как рождаются и умирают цивилизации. Я становился свидетелем этого цикла, пожалуй, слишком часто.
Он надевает амулет на шею.
— Эрда сказала, что верит, будто Вечные — это первые представители хомо супериор, — тихо произносит Джон. — Первопроходцы на пути человеческой эволюции.
Олл кивает.
— Я тоже раньше так думал. Когда впервые пытался осознать, кем являюсь. Тогда бессмертие казалось жестоким наказанием.
— Почему? — спрашивает Кранк.
— Мои жизни сменяют друг друга, как времена года. Это тяжело. Отыскав, как тогда казалось, смысл во всём происходящем, я обрёл покой. И потому, как и Эрда, как и несколько иных нам подобных, принял идею, что Вечным уготовано направлять развитие человечества. Мы знали, что такой ответственностью легко злоупотребить, и старались действовать как можно мягче. Но когда на сцену вышел Он... ох, Он настолько поразил и впечатлил меня своей живостью и напором, что я долго не замечал, к чему всё идёт. У Него есть план, Джон. Всегда был. И Ему всё равно, какую цену придётся заплатить, чтобы довести дело до конца.
На миг в голосе Перссона сквозит презрение.
— В тот момент я отказался иметь что-то общее с его задумками. Я ушёл и жил своей жизнью. Множеством простых жизней. — Олл машет рукой в сторону отводящего взгляд логокинетика. — А потом на моём пороге возник Джон Грамматикус. Вернее, сначала пришла война Хоруса. Калт пылал, всё вокруг превратилось в руины, и тут появляется красноречивый Джон с мольбой о помощи.
— Нет, подожди... — начинает Грамматикус, но передумывает и пожимает плечами. — Ладно, неважно. Я и правда умолял.
— Наш друг утверждал, что ещё не поздно всё предотвратить. Что можно вмешаться. Он заручился помощью существ более древних и мудрых, чем любой из людей, и, видит бог, очень хотел исправить совершённые ошибки.
Все поворачиваются к Джону.
— Какие такие ошибки? — спрашивает Кранк.
— Это он сам расскажет, если захочет, — говорит Олл.
— Я усугубил ситуацию, — просто отвечает Грамматикус.
— Альфа-Легион, — произносит Актея.
— Он самый. И да простит меня бог Олла.
Кэтт смотрит на Перссона.
— Как Грамматикус тебя убедил? — спрашивает Кэтт.
Олл грустно улыбается.
— Да никак, если честно. Это вы. Все вы.
Старые товарищи озадаченно переглядываются.
— Актея считает, что вы стали частью происходящего, — говорит Перссон. — И представляете определённые архетипы. И всё это — часть загадки или ритуала, который должен свершиться. Не думаю, что она права. Махинации Императора и войну Хоруса легко игнорировать из-за колоссальных масштабов, но вы дарите происходящему человеческое лицо. Вы напомнили мне об ответственности. О договоре между Вечными и смертными. И делали это каждую минуту с самого Калта.
Олл переводит взгляд на Грамматикуса.
— Вот такая у меня вера, Джон. Можешь потешаться над ней сколько влезет. Но я вынужден верить, что появился на свет не просто так. Не знаю, зачем именно. Зато знаю, чем цель моей жизни не является.
Правда?
— Это совершенно точно не то, чего Он пытается достичь. И потому Его нужно остановить. Разумеется, я понятия не имею как. И никогда не знал. Остаётся только верить, что в конце концов всё получится.
Он стискивает висящий на шее амулет с такой силой, что, кажется, вот-вот сломает безделушку.
— Есть ли у меня план? Нет. Но исключительно потому, что у Нeгo-то план имеется.
Все молчат. Графт с мягким гулом наклоняет голову.
— Рядовой Перссон часто говорит о «добрых делах», — произносит сервитор. — О том, что нужно помогать нуждающимся, не ожидая награды. В моих архивах хранится много подобных записей. Эта концепция совпадает с директивами работы сервитора. Значит ли это, что мои инструкции суть вера?
— Это программирование, — фыркает Актея.
— В тебе говорит гордыня, — отвечает Олл. — Вопрос разумный. И я не считаю, что разница между этими вещами так уж велика. Речь о том, чтобы поступать правильно и делать то, что требуется. Речь о безвозмездной помощи ближним. Речь о доброте, Актея. О том, чтобы потратить отведённое время с пользой для всех. Я, к своему стыду, распорядился своим не лучшим образом, принимая во внимание, сколько его было. Остаток хотелось бы пустить на что-то достойное.
— Вот только времени не осталось, — замечает Актея.
— Древние эленикийцы использовали две концепции времени, — отвечает Олл. — Слышали о таком? Мне рассказала женщина по имени Медея. Есть хронос — непрерывное, всепоглощающее время, и кайрос — неуловимый миг удачи и возможность изменить судьбу. Хронос — течение истории, от которого я слишком долго отстранялся. И сейчас оно остановилось. Кайрос же требует ловить момент. И на это, думаю, время найдётся.
Он отворачивается от товарищей, подходит к плотно затворённым дверям и берётся за ручки.
— Нужно просто идти дальше, — говорит Олл, — и посмотреть, что там ждёт.
6:хх. Захватчики
Имперских Кулаков учили действовать исходя из всех имеющихся данных. Их искусство войны требует скрупулёзной подготовки и анализа полученной информации. Но после безумной резни на Золочёной аллее поток данных иссяк и... То, что осталось, утратило всякий смысл.
Максимус Тейн полагает, что оказался в клуатре Адельфа и идёт по золотым коридорам, ведущим в купальни. Он абсолютно в этом уверен. Но в таком случае где все? Где благородные господа, спешащие по поручениям слуги, помощники и сервы? Где стражи Дворца и почему они до сих пор не обнаружили и не остановили внезапного гостя?
Почему здесь нет никого, кроме самого Тейна и его братьев? Ответа нет. Максимус оставляет вопрос открытым, пока не наберётся достаточное количество дополнительных данных. Сейчас он, Берендол, Молвэ и Демений являются нарушителями на территории Санктума. Они попали в место, куда, по идее, невозможно попасть. И если им удалось каким-то образом обойти величайшую линию обороны в Галактике, то кто ещё мог сделать то же самое? Что, исходя из этих тезисов, можно сказать о безопасности Дворца?
Ещё большее беспокойство вызывает следующий вопрос: что в данной ситуации можно сказать о самих Кулаках?
В эфире слышны только щелчки, похожие на треск горящего дерева. Настенные устройства связи не работают. Удивление, бурная радость и чуть ли не облегчение, которые испытал Тейн, оказавшись внутри Санктума, быстро улетучиваются. Он уже смирился с мыслью, что его долгая и достойная служба подойдёт к концу за пределами стен последней крепости, что его бросили за закрытыми вратами и осталось только подороже продать свою жизнь. У такой смерти есть смысл. И вдруг, вопреки всему, он снова оказывается внутри. Изумление от внезапного перемещения быстро прошло. В коридорах Санктума подозрительно тихо. Что-то не так. И с ними в том числе. Всё не так...
Берендол с тревогой наблюдает за командиром. И они оба видят, насколько напряжены инициаты Молвэ и Демений.
Тейн думает покричать. Кто-то же должен отозваться?
Но не может себя заставить.
— За купальнями есть коридор, ведущий на процессиональ Фаэтона, — говорит он Берендолу. — Там должны быть люди. Кого-нибудь отыщем.
Ветеран кивает, соглашаясь.
— Кого-нибудь... — повторяет Тейн про себя. Оказавшись в лабиринтах последней крепости, он хочет только добраться до Дельфийской линии обороны. Принять участие в сражении. Преторианцу понадобятся все сыновья, способные держать оружие. Потому что, когда враг доберётся туда, каждый ствол будет на счету. Тейн знает. Он побывал снаружи и видел, что их ждёт.
И в то же время он помнит о более важной задаче. Необходимо как можно быстрее доложить о произошедшем неестественном перемещении и сопутствующих кошмарных перспективах.
Легионеры оказываются в просторном атриуме, где на стенах висят огромные масляные полотна, изображающие церемонию заключения союза между Террой и Марсом. Детализированные картины сейчас кажутся злой шуткой. Тейн убил в сражениях слишком многих последователей Тёмного Механикума, чтобы ещё хоть раз довериться этой породе.
Молвэ мечется из стороны в сторону, подняв клинок. Электрополотнища на дальней стене колышутся на ветру.
— Расслабься, брат-практикант, — шипит Берендол.
— Но...
— Ничего там нет.
— Но, сэр, — настаивает Молвэ, — раньше ветра не было.
Инициат прав. Не было. Тейн, занося молот для удара, выходит вперёд. Он чувствует поток холодного воздуха. Мерцающие полотнища дрожат. Вплетённые в ткань электроцепи сверкают, отражая свет. Высокие золотые двери чуть приоткрыты.
Тейн толкает одну из створок оголовьем молота.
За порогом начинается коридор. Пол обшит листами металла с гальваническим покрытием, по стенам и потолку змеятся толстые трубы. Выглядит неправильно. Почему тёмный инженерный проход начинается в большом парадном зале?
Тейн делает несколько шагов вперёд. Температура за порогом ниже на несколько градусов. Слышно, как вентиляторы гонят воздух. Системы шлема не дают ошибиться, выводя данные на экран: изменения уровня шума и параметров окружающей среды. И ещё одна незаметная вещь, которую засекли датчики в бронированных ботинках и поножах.
Легионер медленно опускается на колени и прижимает ладонь к полу.
Нет, не к полу. К палубе. Под ногами гравитационно-активная обшивка. Настроено на стандартные терранские показатели, но броня фиксирует едва заметное изменение при переходе от естественной к искусственной гравитации. Где во Дворце пол выстилают палубным листом? Этому коридору место на космическом корабле.
Тейн поднимается на ноги и разворачивается. Берендол зовёт его по имени.
Он видит нечто. Его там не было, и вдруг появилось. Оно заполняет тоннель впереди.
Молот резко поднимается для удара, но недостаточно быстро.
6:xxi. Путь, который предстоит пройти
Ничего. Просто ещё один тёмный коридор с голым полом и рядами статуй. Свет не горит. Откуда-то дует слабый холодный ветерок. Олл делает несколько шагов и останавливается.
В дверном проёме появляется Джон.
— Даже разочаровывает, — произносит он.
— Чаще, чем хотелось бы. — Олл растягивает губы в печальной улыбке, а затем очень тихо добавляет: — Джон?..
— Что?
Повернувшись, Перссон видит обратную сторону двери, сквозь которую только что прошёл. Он указывает Грамматикусу на неё.
— Смотри.
Вокруг одной из ручек повязана красная нить. Все члены группы собираются и разглядывают находку.
— Это не наша, — говорит Зибес. — Мы здесь не были.
— Мы отмечали путь, — произносит Олл. — Пускай неоригинально, но отмечали. И теперь, когда стены рухнули, а расстояния утратили смысл, нить показывает, куда идти. Она приведёт нас к цели.
— Что ты вообще несёшь? — спрашивает Джон.
— Терра умирает. — Перссон разворачивается в его сторону. — Варп пожирает её и смешивает всё со всем. Остался только отмеченный путь.
— Тот, по которому мы так и не прошли?
— Пока не прошли, — поправляет Олл. — Измерения, в числе которых время, больше не подчиняются старым правилам. Вы же и сами чувствуете, верно? Но у нас есть возможность пройти сквозь лабиринт. Эрда нам её подарила. В какой-то момент мы это уже сделали и отметили путь. Когда-то. Как-то.
— Олл... — тянет Джон.
— Знаю, звучит нелогично. Мне самому не всё понятно, но ты подумай. Линейной последовательности событий больше нет. Просто нет. Ни во времени, ни в пространстве. Но мы отметили путь, и он настоящий. Своими руками оставили знаки. Или оставим. Нужно просто идти по ним.
— Куда? — спрашивает Кранк.
— Не знаю, — признаёт Перссон. — Но это лучше, чем сидеть и ждать смерти.
— Это путь... — бормочет Зибес. — Нам ещё... предстоит его пройти? А метки оставили мы из будущего?
— Будущее и прошлое теперь слились воедино, — произносит Олл.
— Утверждение необоснованно, рядовой Перссон, — возражает Графт. Сервитор, шипя поршнями, переходит в режим ожидания.
— Соглашусь, — шепчет Актея. — Но я чувствую изменения. Неотвратимую трансформацию материальной Вселенной.
— А я её вижу, — тихонько произносит Кэтт.
Слепая ведьма поворачивается на голос.
— Осмотритесь, — продолжает Кэтт. — Разве не заметно?
Коридор погружён в темноту. Все светильники лопнули. Из выгоревших соединений время от времени сыплются искры. В синеватом сумраке видны очертания золотых статуй и иных украшений величественного Внутреннего Санктума.
Но стоит глазам чуть привыкнуть, как стены оказываются обшиты листами серого металла с рядами заклёпок и пятнами патины. Тяжёлые металлические же колонны и балки обрамляют пространство вокруг. Под ногами уже не мрамор, а решётчатый настил. В воздухе пахнет сыростью и гнилью.
— Это ведь не Дворец, верно? — спрашивает девушка.
— Уже нет, — отвечает Олл.
— Я знаю это место, — в голосе Джона появляются нотки страха. — Оно мне снилось. Снова и снова. Один и тот же жуткий сон. — Грамматикус переводит взгляд на Перссона. — Это космический корабль, да? Его корабль.
Олл кивает.
— Думаю, да. Отсеки смешались с залами Дворца, и уже невозможно сказать, где начинается одно и заканчивается другое.
— Значит... он здесь? — спрашивает Джон.
— Вероятно. И если Хорус где-то тут, то и Он тоже.
Вечный проходит мимо ряда статуй, очевидно неуместных в инженерном тоннеле боевого корабля. На пятой скульптуре обнаруживается очередная красная нить.
— Давайте отыщем их. К добру или к худу.
Товарищи следуют за ним. Оллу бы хотелось двигаться побыстрее, но он не хочет ещё сильнее всех пугать.
И всё же надо торопиться.
То, что преследовало его с самого Калта, шло по пятам и дышало в спину, теперь ближе, чем когда-либо. Теперь, когда время перестало работать, ему больше не нужно тратить его, чтобы нагнать беглецов.
6:ххii. Горгон
Темнота за спиной Горгона неуловимо движется, тени меняются местами, будто полотнище чёрного блестящего шёлка. Сангвиний слышит хриплый шёпот и чувствует затхлую вонь тел, причём не только живых. Чувствует смрад нестерпимой боли, от которого по коже бегут мурашки.
— Но не я, — произносит Ангел. — Я не мёртв.
Феррус Манус молча пожимает плечами.
— Ты дашь мне пройти? — спрашивает Сангвиний. — Или попытаешься...
— Я не буду мешать.
— И всё же, полагаю, ты — попытка отвлечь и задержать меня, так что...
— Верно. — Серебристые глаза Ферруса сурово смотрят вперёд, а рот по-прежнему двигается невпопад. — Как и всё, что ты видишь вокруг. Демонстрация силы.
— Как я и думал...
— Нет, Сангвиний. Нет. Не как ты думал. Вот что я пытаюсь объяснить. Предупредить, вероятно. Ты понятия не имеешь о его силе.
— Ты про Луперкаля?
— Да, про него. Одного его желания достаточно, чтобы привести меня сюда.
Тени снова шуршат и смещаются.
— Но я — не фантом. Не иллюзия и не мираж, созданный из ткани имматериума, чтобы тебя запугать. Ты ведь догадался, верно? Вижу, что так. Я мёртв, Сангвиний, и всё же пришёл. Я реален. Это я. Я мёртв. Я здесь. Вот насколько он силён. Ему не нужно создавать призрака или наводить морок, похожий на меня. Варп проник настолько глубоко, что он может просто призвать меня с той стороны.
— Чтобы сразиться со мной? Остановить?
— О нет, брат. Чтобы впечатлить. Ради позёрства.
— Тогда я впечатлён, — произносит Сангвиний. — Но всё равно собираюсь его убить.
На лице Ферруса Мануса медленно появляется болезненная улыбка. Это лишь бледная тень знакомого выражения, но у Сангвиния всё равно ёкает сердце.
— А я посмотрю, как ты с этим справишься. — Глаза примарха ярко блестят, а вот рот совсем перестал двигаться. Он хлопает серебристыми ладонями и внимательно всматривается в лицо брата. — Варп не так уж прост. И, полагаю, наш первонайденный этого ещё не осознал. Он слишком опьянён полученной силой. Сейчас он может всё. Всё, что пожелает. Ты не представляешь, насколько он силён. Может сплавить землю с небом. Может сдуть время, как пушинки со стебля одуванчика. Или смотать всю материю во Вселенной в плотный клубок и создать Неизбежный Град. Может поднять мёртвых из могил и былых времён и дать им возможность жить как прежде. Но всё это лишено изящества. Всё это — детские шалости.
— Хочешь сказать, он не управляет процессами?
— Прекрасно управляет. Но варп неизмерим. Хорус расколол эмпиреи, и пока он играет с одним, разглядывает второе или овладевает новыми силами, остальное крутится в безумном хороводе, не подчиняясь ничему. Он захотел, чтобы я тебя встретил. Не знаю почему. Чтобы удивить? Или напомнить, что смерть всегда рядом? Или думал, что при виде погибшего брата ты одумаешься или сойдёшь с ума? Кто знает? Может, он хотел, чтобы я тебя убедил.
— Убедил в чём?
Феррус задумывается.
— Присоединиться к нему? Хорус был бы рад. Он тебя любит. Убивать слишком просто, понимаешь? Уничтожение даётся легко, а чувство удовлетворения после стольких побед проходит слишком быстро. Но вот получится ли тебя обратить? Это действительно вызов с достойной наградой. Достижение, понимаешь? Он хочет не просто захватить власть в Империуме, но привлечь под свои знамёна самых стойких его защитников. Пусть они забудут свои клятвы и склонятся перед Луперкалем! Вот где настоящая победа. И она потребует усилий.
— Этого не случится, брат.
— Не случится, хотя аргументы хорошие, — губы Ферруса по-прежнему не шевелятся, но голос продолжает звучать.
— Выкладывай.
Первопотерянный примарх замолкает.
— Не хочу, — произносит он после паузы.
— Нет уж, развлеки меня, — говорит Ангел.
Феррус злобно смотрит на брата.
— Как скажешь. Хорус победил. Всё кончено. Ничто его не остановит: ни ты, ни отец, ни Рогал, ни проклятый Константин. Конец. Хаос выиграл войну, и впереди ждёт Торжество Погибели. Так что тебе и всем, кто ещё продолжает сражаться, остаётся только умереть... или покориться.
— Думаю, ты и сам знаешь, что я выберу.
— Знаю, конечно. Но в покорности есть свои плюсы. Он подготовил тебе место, понимаешь? С сегодняшнего дня Погибель правит звёздами. Этого не изменить. Так что ты либо умрёшь, и всё произойдёт само, либо выживешь, став частью нового порядка. Встань рядом с Луперкалем. Направь его. Тебя он послушает. Сможешь влиять на события. Возможно, ты мечтал о другом будущем и сражался изо всех сил, чтобы оно не стало таким. Но это неизбежно. Присоединись и помоги Хорусу создать лучшую версию Погибели.
Сангвиний кивает.
— Вот теперь ты звучишь непохоже на себя, «брат». Как лживый морок. Как кукла, говорящая заготовленными фразами.
Феррус кривится и поднимает могучие руки, извиняясь.
— Брат, послушай, — оскорблённо произносит примарх. — Я же не прошу тебя этого делать. И не пытаюсь убедить. Ты сам просил привести аргументы, и я выполнил просьбу. Я не хочу, чтобы ты соглашался. Поверь, уж лучше умереть.
— Я не приму его сторону. Никогда не задумывался об этом и сейчас не собираюсь. Даже если мы уже проиграли.
— Славно. Я бы разочаровался, ответь ты иначе.
— Я буду сражаться до последнего вздоха, — говорит Сангвиний, — и пусть Галактика горит огнём. Даже если я не смогу ему помешать. Лучше смерть.
6:xxiii. Как мы сражаемся
— Не самый вдохновляющий звук, — замечает Фо, когда рёв сирен в очередной раз сотрясает стены.
— Соглашусь. — Ксанфус бросает короткий взгляд на узкие окна лаборатории и чувствует, как всё внутри скручивается от ужаса.
— И, полагаю, означать он может только одно, да?
— Да, Фо.
Старик глубоко вздыхает (я в ужасе и изо всех сил борюсь с нестерпимым желанием бежать прочь). Он протягивает руку к пульту и повышает уровень звукоизоляции лаборатории. Рёв становится тише, но все незакреплённые предметы в помещении продолжают дребезжать.
— А теперь продолжим...
— Тебе был нужен образец крови, — говорит Ксанфус. — Моей, верно?
— Верно. Кровь и клеточный материал.
— Я тебе не доверяю, Фо, и думаю, что это часть плана побега, который мне в итоге не понравится.
— Рациональное предположение. Но, если серьёзно... Куда мне бежать? Сам подумай. Ты ведь обычный человек, верно? Без генетических модификаций? Мне нужны свежие контрольные образцы, а ты — единственный нормальный представитель нашего вида поблизости. Я могу использовать собственный материал, но результат тебе не понравится. Закатывай рукав, Ксанфус. Считай это мигом, когда ты в определённом, пускай и незаметном, роде становишься одним из возвышенных защитников Трона.
— Что?
— Мир спасают не только гигантские чудища в керамитовой броне. Каждый, кто вносит свой сколь угодно малый вклад в сражение с силами, жаждущими уничтожить всё вокруг, может справедливо называться защитником будущих поколений. Даже я. У нас своё поле боя, Ксанфус, и победа на нём не менее важна.
Избранный криво ухмыляется. Фо поднимает шприц иглой вверх.
— Ну вот, — произносит он. — Совсем не больно, правда? Ты только что шагнул к бессмертию. Твой господин бы гордился. И если спросят, теперь можешь искренне отвечать, что действительно являешься защитником Императора.
6:xxiv. Чемпион Императора
Сигизмунд. Теперь это имя мало что значит. Император нарёк его своим Чемпионом, а остальное неважно. Все подробности и символы остались позади, принесённые в жертву единственной, совершенно чёткой цели.
На виа Аквила предатели из Десятой роты Сынов Хоруса отшатываются при виде нового противника и капитана Доргаддона, корчащегося в луже крови у его ног. Сигизмунд не собирается давать им время прийти в себя.
Они думают, что сражаться придётся с человеком. Это ошибка.
Чемпион более не носит жёлтые доспехи преторианцев. На нём нет знаков различия Имперских Кулаков и даже мрачных крестов братства Храмовников. Он не воспринимает себя как Сигизмунда. Воин облачён в чёрные доспехи палача и вооружён громадным чёрным же мечом невероятной мощи — почётные дары, переданные ему Избранным Сигиллита вместе со священной обязанностью от имени Императора. Клинок прикован цепью к запястью. Это единственное, что он решил оставить от прошлой жизни.
Из-за спины доносится громкий, хриплый вздох. Эуфратия Киилер зовёт его по имени.
Ей кажется, что он останется рядом и отступит вместе со смертными после того, как в последний миг спас её от гибели. Один против роты. Шансы на успех до безумного ничтожны. Он вот-вот начнёт уходить, потому что никто...
Киилер вскрикивает, когда воин делает первый шаг. Странная женщина. Она, как и сам Сигизмунд, особенная. Её тоже, не спросив, избрали для определённой цели. За прошедшие годы им довелось встретиться несколько раз, и общались они недолго, но эти разговоры оставили след в душе космодесантника.
Киилер вскрикивает потому, что он шагает в сторону врага.
Когда Сыны Хоруса реагируют на появление нового противника, стремясь выместить на нём свою ярость, Сигизмунд успевает сократить дистанцию и вступает в бой. Один против роты. Дурацкие шансы. Впрочем, это не сильно отличается от ритуала посвящения в магистры храмовников, когда кандидат должен сразиться с двумя сотнями воинов. Он прошёл то испытание и принёс клятву. Один против сотни, двух, тысячи... Всё равно одновременно сражаешься только с одним. Они не смогут задавить числом, даже если попытаются. Сигизмунд один, а врагов много, и они мешают друг другу. Так что бой сводится к бесконечному множеству поединков. Его оружие — ярость, навык и выносливость. Его враги — усталость и сомнения, а вовсе не Сыны Хоруса, сколько бы их ни было.
Чёрный меч, будто не встречая сопротивления, рассекает двоих легионеров. Сигизмунд убивает их на бегу размашистым боковым ударом. Они просто оказались на дороге. Затем отсекает руки сержанту, занёсшему оружие для удара, и отходит в сторону, выпуская кишки воину, что собирался ударить храмовника по голове. Воин в чёрных доспехах разворачивается и пронзает следующего предателя насквозь. Наносит ещё один боковой удар с такой силой, что очередной нападающий отлетает в сторону. Теперь — блок. Меч замирает почти параллельно земле, и защита, стоит вражескому клинку соскользнуть в сторону, превращается в атаку. Резкий взмах от бедра к плечу обрывает жизни ещё двоих легионеров. Бездыханные тела не успевают упасть, когда Сигизмунд сносит голову с плеч Сына Хоруса, удар которого только что блокировал. Она катится по выщербленным скалобетонным плитам.
Сигизмунд тут же разворачивается, парирует очередную атаку и пинком отбрасывает противника назад. Он уклоняется от цепного топора и одним движением перерубает и сжимающие оружие руки, и горло предателя; вращается на месте, походя рассекая ещё одного врага, заносит клинок над головой и с силой опускает вниз, разваливая надвое яростно вопящего легионера в терминаторской броне «Катафрактарий». Огромный воин, рассечённый по вертикали, падает, а Сигизмунд, прежде чем изувеченный труп коснётся земли, проносится мимо в смертоносном выпаде. Остриё меча без усилий пронзает лицевую пластину ещё одного Сына Хоруса. Следующим движением Сигизмунд рассекает чей-то хребет, а затем вгоняет оружие по самую рукоять в нагрудник противника, почти сумевшего отыскать брешь в обороне храмовника.
Выдернув чёрный клинок из страшной раны, он снова уклоняется, парирует и, обойдя поспешную защиту, погружает остриё в грудную клетку следующего врага, затем резким движением разворачивается и повторяет движение, убивая Сына Хоруса за спиной.
За десять секунд Сигизмунд зарубил пятнадцать человек. Ни один не был приоритетной целью, но когда охотишься на офицеров и чемпионов, нельзя не столкнуться с неизбежными последствиями. Он атаковал внезапно, в надежде посеять смятение в рядах неприятеля и забрать столько жизней, сколько получится, прежде чем предатели придут в себя.
Иногда больше ничего не требуется и даже крупные силы врага начинают в панике разбегаться при виде резни.
Сыны Хоруса не из таких. Впрочем, и его внезапная атака была лишь началом. Она позволила остальным подготовиться.
Обычно Сигизмунд сражается один. Он вступает в дуэли с лучшими воинами врага. Но на истерзанных равнинах Терры, среди бесчестья и безумия войны Хаоса никто не уважает традиции поединка. Одинокий воитель быстро погибнет, если будет ожидать, что кто-то здесь станет соблюдать турнирные правила.
Сигизмунд — Чемпион Императора, а не глупец.
Исполняя кровавый долг в лабиринтах дворцовых округов, он собрал свиту. Секундантов. Они держатся позади, давая ему возможность нанести первый, самый важный удар. А затем сокращают расстояние и обрушивают гнев на обезглавленного врага.
Этот момент настал. Сигизмунду не нужно отдавать приказ.
Град тяжёлых снарядов бьёт по порядкам Десятой роты, поднимая фонтаны земли и дыма над проезжей частью виа Аквила. Предателей отрывает от земли и сбивает с ног ударной волной. Из пыльной мглы появляются машины, открывшие огонь: два «Сикаранца», «Аркитор» и штурмовой «Спартанец» с левого фланга, три «Карнодона» и «Хищник» модели «Деймос» с правого. Вся техника наспех выкрашена в чёрный и белый цвета Храма. Танки выползают из руин по обе стороны дороги, снося шаткие стены. Обломки кирпича барабанят по броне. Из-под скрежещущих гусениц поднимаются облака пыли. Главные орудия рассчитаны на большие расстояния, и машины, подойдя вплотную, переключаются на дополнительное вооружение. Спонсонные орудия и станковые пушки оживают, изрыгая лазерные лучи и тяжёлые твердотельные снаряды в пошатнувшиеся порядки предателей.
Сыны Хоруса тем не менее являются истинными отпрысками Луперкаля. Они потеряли постыдно много людей от первой атаки Сигизмунда, у них нет огневой поддержки, нет техники, им негде укрыться. Но воины не бегут, а медленно и неохотно отступают, отстреливаясь и не обращая внимания на падающих боевых братьев.
Болтерные снаряды, способные разорвать смертного на куски, расцветают огненными шарами, разбиваясь о тяжёлую танковую броню, поднимая в воздух струйки дыма. Это никак не влияет на шквал ослепительного света, обрушившийся на их ряды. Сыны Хоруса гибнут один за другим. В их строю появляются бреши. Легионеры валятся наземь грудами окровавленного керамита и разлетаются на части от прямых попаданий. Ошеломлённые чудовища из Десятой отползают с боем, отказываясь признавать очевидный разгром. Предатели оставляют тела павших братьев лежать на земле, и неспешно ползущие вперёд боевые машины перемалывают их в кровавую кашу.
Сигизмунд опускает меч, провожая взглядом идущие в атаку танки. На краткий миг он испытывает уважение к стойкости врагов. Они не утратили отвагу и не побежали. Несмотря на сильнейший обстрел, легионеры продолжают держать строй. В них ещё осталось что-то от астартес.
Он поправляет сам себя. Это не доблесть космодесантников, а банальная глупость. Порочная гордыня, охватившая воинов, привыкших к превосходству над любым противником, встреченным на поле боя. Со смертью Доргаддона рота оказалась обезглавлена, лишена возможности мыслить, принимать решения, осознать собственную надвигающуюся гибель и подготовить адекватную реакцию. Это просто тело, подчиняющееся базовым нервным импульсам.
Наконец строй Десятой ломается. К этому моменту погибли три четверти легионеров. Структура подразделений начинает распадаться. Сигизмунд буквально видит, как воины, словно просыпаясь ото сна, осознают, что за ними пришла смерть и победоносный и кровавый марш, казавшийся вечным, внезапно подошёл к концу.
Они бегут. Предатели мечутся в сторону обочин, надеясь укрыться среди руин. Но смерть поджидает и там.
В развалинах затаились пехотные подразделения секундантов: братья-храмовники в чёрно-белых доспехах, астартес из других легионов, оторванные от товарищей ветрами войны и преклонившие колено перед Сигизмундом, Эксертус и солдаты из Палатинской горты, 9-го Гравийского и десятка других полков, собравшиеся под его знаменем. Они прячутся в выгоревших домах и идут следом за танками, используя машины в качестве укрытия. Появившись внезапно, новые бойцы расходятся широким фронтом и атакуют отступающую Десятую, потрясая оружием и размахивая знамёнами Чемпиона.
Попав в ловушку на дороге, которую уже считали своей, Сыны Хоруса не выдерживают натиска. Танки прекращают обстрел, давая храмовникам ворваться в ряды предателей, сея смерть ударами мечей и боевых молотов. Снайперы из 20-го полка Стратакских Эксертус и Гено Пять-Два Хилиад выбивают тех легионеров, кому посчастливилось добраться до развалин на обочинах. Порождённые эмпиреями призраки с воплями улетают в небо, покидая изувеченные мёртвые тела.
В воздухе стоит густая кровавая дымка.
Сигизмунд возвращается к Киилер. Она широко раскрытыми глазами созерцает бойню.
— Госпожа. — Воин салютует Эуфратии клинком.
— Милорд. — Она пытается взять себя в руки. — Судьба вновь свела нас вместе.
Он не отвечает. Киилер всегда относилась к нему с уважением. Во время последней встречи она искренне восхищалась исходящей от воина силой. Тогда казалось, что он, как никто иной, является воплощением воли Императора. А сейчас женщина видит, сколь леденящей душу может быть эта воля. Чёрная броня пугает. Суровые эбеновые кресты кажутся траурными... или таящими угрозу.
— Вы ведь... Сигизмунд? — осторожно спрашивает женщина. Он сильно изменился. Если этот новый образ нужен, чтобы выразить скорбь, то по кому он скорбит? По прежнему Сигизмунду, которому пришлось умереть, чтобы на смену пришёл этот молчаливый палач?
— Я — Чемпион Императора, госпожа, — отвечает воин. — Но раньше действительно носил имя, которое вы назвали.
— Вы... командуете обороной, да? «Чемпион» — это титул командира?
— Нет, госпожа. — Дорн действительно поручил ему командование полем боя, но Сигизмунд, несмотря на все свои таланты, торжественно передал эту обязанность великому Архаму, без сомнения, величайшему полководцу из всех. Его взгляд охватывает весь театр войны. Сигизмунд же смотрит только вперёд. — Моя задача — обезглавить вражеское войско. Выследить, найти возможность и убить офицеров, командиров и сильнейших воинов, от которых иные бегут, а также полководцев, отдающих приказы, и тех, кто рождает стратегии.
— И скольких... скольких вам нужно убить?
— Сколько получится, по одному, пока смерть не остановит мою руку.
Она не находит слов для ответа. За спиной чёрного воина по виа Аквила разносятся последние взрывы и выстрелы, возвещающие о гибели Десятой роты Сынов Хоруса. Из-за принесённых ветром клубов чёрного дыма ей приходится прикрыть глаза рукой.
— Благодарю за вмешательство, — произносит Эуфратия.
И вновь легионер никак не реагирует на фразу.
— Я слышал голос, — говорит он вместо ответа.
— Я тоже, господин.
— И до сих пор слышу.
— Как и я.
— Император поручил мне убивать врагов, — продолжает Сигизмунд. — Но, похоже, придётся повременить с выполнением этой задачи и обеспечить вам защиту.
— До каких пор вы останетесь с нами, господин?
— Пока не доберётесь до места, — он замолкает. — Вы ведь идёте к конкретной цели?
Она хочет ответить, что процессия движется на север. Но выдавливает из себя только краткое «да».
Сигизмунд кивает, отстёгивает и снимает шлем. У него мрачное выражение лица и холодный, невозмутимый взгляд.
— Значит, вам известно, чей это голос, раз вы так ему доверяете?
— Да. Вы тоже его знаете?
— Я знаю, что он знает меня. — Легионер хмурится. — Он привёл меня к вам с помощью слов и знаков, которые я решил не игнорировать. Теперь вы под моей защитой.
— Все мы, господин?
Сигизмунд хмурится сильнее.
— А сколько вас?
— Все. Все, кто ещё жив.
— Да будет так, — произносит Чемпион Императора.
6:xxv. Второй и третий уроки
— Значит, ты предпочтёшь смерть, брат? — спрашивает Феррус. — Что ж, так и будет. Ты умрёшь, — он замолкает. — Прости. Но ты ведь и так это знал?
— Да, — отвечает Сангвиний.
Губы Горгона больше не движутся. Теперь его рот плотно сжат, зубы стиснуты, как будто примарх терпит ужасную боль.
— И знаешь, как именно? — спрашивает он. Лишённые эмоций слова продолжают прилетать откуда-то издалека.
— Да.
— И всё равно пришёл?
— И снова да, — отвечает Сангвиний. — Потому что неважно как, верно? Важно только почему.
Феррус вроде бы улыбается, но выражение лица меняется лишь на долю мгновения.
— Мы знали, что можем рассчитывать на тебя. Ты понимаешь.
— Понимаю. А он? Хорус... понимает?
— Конечно, нет, — шипит Феррус.
Из темноты доносится далёкий, мучительный стон. Меч Ангела тут же поднимается в боевую позицию.
— Кто здесь? — спрашивает он. — Кто там страдает?
— Все, — отвечает Феррус. На этот раз губы движутся, пусть и с задержкой. — Ты. Я. Боль — неотъемлемая часть жизни, и даже в смерти от неё никуда не деться. Тебе стоит об этом знать. Второй урок: после того, что мы считаем смертью, боль станет только сильнее. Она пожирает. Они вечно глодают тебя. Рвут в клочья душу...
— Что ты такое? — спрашивает Сангвиний. — Я думаю, ты не мой погибший брат.
Феррус замолкает. В непроглядной темноте раздаётся долгий и жуткий вздох. И после этого тяжёлого звука вновь слышится голос.
— Я — это я, — говорит он. Губы при этом складываются в другие слова, а затем искажаются болезненной гримасой. — Хорус в своём безумии привёл меня сюда ради забавы. Но я остаюсь с тобой усилием воли. Я выдержу эту пытку и продолжу быть рядом. Останусь ради тебя. Я хочу тебя направить.
— Направить? Или заманить в ловушку?
Далёкие, леденящие душу крики доносятся из темноты. Сангвиний даже представить не может, какую муку должен выдерживать тот, кто их издаёт. Он предпочитает игнорировать факт, что голос кажется знакомым.
— Направить, — настаивает Феррус. — Я мёртв. Потерян. Проклят. Я был слишком упрям и глуп, но могу помочь тебе научиться на моих ошибках. В конце концов, мы братья. И мы с тобой, брат, суть начало и конец всего происходящего. Я погиб в самом начале. Ты — тот, кто дожил до конца.
Он жестом приглашает Ангела следовать за собой в глубину тёмного склепа. Сангвиний медлит.
— Семья собирается по случаю смерти или рождения, — бормочет Феррус. — Здесь может случиться и то и другое.
— Стой. — Сангвиний делает несколько шагов следом за великаном, проходя мимо безмолвных саркофагов. — Я пришёл этой дорогой.
Феррус останавливается и оглядывается.
— Я пришёл этой дорогой, — повторяет Сангвиний, поудобнее перехватывая рукоять меча. — Ты ведёшь меня обратно...
— Нет, — перебивает Горгон.
— А куда? Ты собирался направить меня, но указываешь неверный путь. Я уже там был. Ты ведёшь меня обра...
— Нет, — в голосе Ферруса появляется нотка нетерпения, как будто гнев, заключённый под оболочкой из некродермиса, готов в любой момент вырваться наружу. В глазах сверкает раздражение из-за неспособности брата понять, что ему говорят.
— Хорус смотал материю в тугой клубок. Я же говорил. Направления потеряли смысл. Брат, этот корабль, Тронный мир, Дворец, царство варпа и Хаоса... Всё смешалось и переплелось. Не ищи в происходящем смысл и логику. Ничего нет. Третий урок. Здесь всё кажется неправильным. Но если ты хочешь до него добраться, то доберёшься, в какую бы сторону ни шёл.
Феррус отворачивается и всматривается в непроглядные тени.
— Ваша встреча неизбежна.
Горгон вытягивает руки и словно хватает саму тьму мерцающими серебристыми руками. Мышцы на плечах и спине вздуваются от напряжения, когда он начинает рвать мглу надвое.
Сангвиний осторожно ступает вперёд. Осколки и обрывки разорванной ночи проносятся мимо, как хлопья сожжённой бумаги. Феррус Манус пробивает путь сквозь чёрную бездну. Железные руки сминают и складывают материал мироздания, будто металл на наковальне. Впереди, в сером, как закалённая сталь, сумраке, начинают проступать очертания: гнутые балки, взорванные переборки, повреждённые люки. Тёмные коридоры мёртвого корабля.
— Он здесь? — спрашивает Ангел.
— Если тебе это нужно, — отвечает Феррус, разгоняя тьму. — Всё дело в тебе. Но если он всё-таки тут, лучше бы тебе быть готовым к встрече.
6:xxvi. Клинок ветерана
Конечность толщиной со ствол дерева сбивает легионера с ног. Тейн отлетает, врезается в одну из створок, отчего петли жалобно стонут, и с грохотом падает на пол.
Существо жаждет крови. Ему приходится пригибаться, чтобы поместиться в тесном тоннеле. Огромные лосиные рога скребут по потолку. Глаза сияют ярким янтарным светом, будто неоновые лампы. Оно тянет перед собой огромные, толстые лапы, вцепляется когтями в настил палубы и подтягивается вперёд, словно исследователь, ползущий по тесной пещере. Каждая из восьмипалых ладоней размером со смертного человека. Из козлиной пасти раздаётся оглушительное блеянье, разлетается слюна и валят клубы пара. За толстыми фиолетовыми губами и длинными, плоскими резцами виднеются бесконечные ряды зубов: пилообразные, как у рыб, острые, как у крокодилов, и прозрачные, как у глубоководных хищников. Толстый слюнявый язык размерами не уступает абордажному трапу.
Тейн выскакивает из коридора за мгновение до того, как нерождённый просовывает голову в проём. Обе створки, одна из которых уже успела пострадать от врезавшегося в неё космодесантника, слетают с петель, сминаясь, как золотая фольга. Тяжёлые рога выламывают куски из архитрава. Могучие голова и плечи высовываются в зал. Существо вытягивает руки и цепляется за плиты пола. Грязные, растрескавшиеся когти пронзают полированный оуслит, оставляя длинные параллельные борозды в переливающемся камне. Молвэ и Демений отскакивают прочь.
А Берендол — нет. Он шагает вперёд, сходясь с противником лицом к лицу, неспешно, с ленцой, как может показаться неискушённому наблюдателю, размахивая мечом. Клинок оставляет длинные глубокие раны в предплечьях демона. Они тут же наполняются кровью, которая плещет во все стороны, заливая пол и пятная свалявшийся мех монстра, повисая на жёстких, похожих на паучьи, волосках.
Нерождённый снова вопит и пытается схватить назойливого врага. Берендол, сместившись в сторону, уклоняется от неуклюжей гигантской лапы, рассекает плоть у основания большого пальца, затем оставляет ещё одну глубокую рану на плече твари, подходит ближе и рубит мечом по лбу и щеке демона. Нужно убить чудовище до того, как оно выберется в атриум. Сейчас гигантскую тварь сдерживают тесные стены тоннеля. Если ей удастся выбраться в просторную залу, подняться в полный рост и расправить плечи, то...
Двуручный меч Берендола кромсает плоть на рыле создания.
Ослеплённый потоками крови нерождённый рвётся вперёд и стискивает ветерана челюстями.
6:xxvii. Книга
— Я проработала здесь много лет, — произносит архивариус, — и никогда не думала, что в этих книгах есть что-то кроме аллегорических образов.
— Никто не думал, — вздыхает Зиндерманн.
— Совсем никто? — кротко спрашивает девушка.
— Ну, может, пара человек, — улыбается летописец. — Те, кому довелось заглянуть за вуаль.
— Ты сейчас о Киилер, да? — спрашивает Мауэр.
Зиндерманн кивает.
— И ведь никто не слушал. Мы заперли её, как безумного пророка, разносящего опасные бредни.
— Но разве вы пришли сюда не за опасными бреднями? — спрашивает архивариус.
— Да! — восклицает он, поднимаясь на ноги. — Пойдёмте, друзья. Можно сидеть тут, пока не замёрзнем насмерть, а можно что-то сделать.
— Например, выбраться отсюда? — предлагает Мауэр. — Предупредить кого-нибудь? Привести помощь?
— Кого предупредить? Где мы найдём подмогу? Ты же слышала сирены, которые завыли после ухода Гарвеля.
Все их слышали. Даже в глубинах зала Ленга рёв казался оглушительным. Дворец громогласно возвестил, что больше не является дворцом, что в нём небезопасно, что оборона прорвана.
— Здесь, по крайней мере, тихо, — продолжает Зиндерманн. — Так что давайте займёмся делом, пока ждём возвращения Локена.
Троица встаёт и уходит в лабиринт книжных шкафов. Леденящий холод будто высасывает свет из фонарей и приглушает звук голосов. Стало сложнее читать надписи на корешках книг, а подсветка над некоторыми картинами погасла окончательно.
— Слишком холодно, — вместе со словами изо рта Мауэр вырываются клубы пара.
— Я могу попробовать настроить климатическую систему, — предлагает архивариус.
— Или, может, разведём костёр? — отвечает Мауэр. Девушка смотрит на неё с ужасом и яростью. Боэтарх насмешливо пожимает плечами и указывает на один из шкафов. — У нас тут много чего пойдёт на растопку.
— Мне бы не хотелось заниматься сожжением книг, — замечает Зиндерманн.
— А против того, чтобы запрещать их и прятать от людей, ты, значит, ничего не имеешь?
— Этим трудам невероятно много лет, — тихо произносит архивариус. — В основном здесь хранятся последние существующие экземпляры произведений. Если вы попытаетесь сжечь хоть один, мэм, я вас убью.
Мауэр удивлённо смотрит на девушку. Это самая вызывающая фраза, прозвучавшая из её уст за всё время их знакомства. Боэтарх на голову выше и вооружена, но хранительницу библиотеки это, похоже, не смущает.
— Я пошутила, — говорит Мауэр.
— Но мне нравится этот настрой! — заявляет Зиндерманн. — Человек встаёт на пути бессмысленного разрушения. Есть ещё надежда, если такие, как эта юная леди, сохраняют присутствие духа. — Он подходит к ближайшему шкафу и всматривается в надписи на переплётах. — И она, разумеется, права. С точки зрения истории всё это — настоящие сокровища. А кроме того, в них может скрываться ключ к спасению. Даже если с их помощью получится спасти всего одну жизнь, значит, всё было не напрасно.
Он берёт несколько томов с полки. Диахронические исследования, «Свод метаматематики», азы изозефии, альманах по геметрии, очерки о критофазии...
И вдруг Зиндерманн замирает как вкопанный, глядя на маленькую, не больше молитвенника, книжицу в кожаном переплёте. Остальные книги валятся из рук на пол, как оглушённые птицы.
— Что случилось? — спрашивает Мауэр.
— Это... — Бывший итератор не может произнести слова, оттиснутые на обложке.
«Книга Самуса».
6:xxviii. Тот, кто идёт за тобой
Локен не медлит ни секунды. Он не пытается вступить в бой и не ждёт, когда чудовищный великан полностью поднимется из кровавой реки.
Он разворачивается и бежит. Легионер бредёт сквозь густую, вязкую жидкость так быстро, как может, забрызгивая алыми каплями и себя, и всё вокруг.
Голос весело смеётся за спиной, эхом разносясь по всей длине инженерного тоннеля.
— Меня зовут Самус. Ты знаешь это имя. Оно знает тебя. Ты всегда его знал.
Знакомый голос. Влажный, словно костный мозг, и хриплый, словно треск костей, как и тогда, на Шепчущих Вершинах. Шёпот демона. Но на этот раз к нему добавились и множество иных, сплетённых воедино, будто волокна в канате. Джубал, Сигиллит, Мерсади и сотня, нет, тысяча других. Локен отчётливо слышит в звучащих позади словах интонации Мерсади. В самом начале Солярной войны этот демон проник в мир через неё, использовал голос и тело летописицы, а затем уничтожил её. С тех пор тень Мерсади преследует Гарвеля — бледный призрак, которому уже не суждено рассказать свою историю. А теперь ещё и голос.
Больше всего легионер хочет развернуться и сражаться. Убить. Убить тварь за то, что она сотворила с Мерсади и всем Солярным царством.
Но Локен продолжает бежать и не оглядывается. Он понимает, что тёмный, затопленный кровью инженерный тоннель — плохое место для битвы с чудовищем. Нужно обратить корабль в союзника.
Как-нибудь. Как-нибудь. Гарвель прекрасно помнит планировку флагмана. Остаётся надеяться, что отсеки не слишком сильно изменили положение за время его отсутствия.
Он знает, что единственный взгляд за спину будет стоить ему жизни. Если Локен посмотрит на тварь хоть краем глаза, он будет обречён.
— Я тот, кто идёт за тобой, — хохочет голос.
«Вот там, позади, и оставайся».
Легионер бежит так быстро, как может, на каждом шагу преодолевая сопротивление пенящейся, наполовину свернувшейся жижи. Он не оглядывается, даже услышав громкий плеск, сопровождающий грузные шаги чудовища, и грохот и скрежет из-за того, что голова и плечи демона задевают висящие под потолком трубы, и даже когда поднятая им при движении волна настигает Локена и проносится мимо.
Он с трудом удерживается на ногах, но восстанавливает равновесие и продолжает бежать. Красная жидкость бурлит и плещется.
— Самус. Это единственное имя, которое ты услышишь, — произносит множество голосов. Чем же был образ Сигиллита, явившийся Локену перед встречей с демоном? Настоящим видением или очередной уловкой чудовища?
Тридцать метров. Если эйдетическая память не обманывает, до стока осталось всего тридцать метров. Двадцать. Воин чувствует течение под ногами, будто от начавшегося прилива. Десять. Волны, поднятые шагами чудовища, разбиваются о стены тоннеля и бьют по ногам беглеца.
— Оглянись! Самус уже здесь!
Вот оно. Слева. Полузатопленная решётка сточного канала. Нa неё налипли комки свернувшейся крови и мягких тканей, практически полностью перекрыв ход жидкости.
Локен, не поворачивая головы, рубит цепным мечом. Ревущие зубья вгрызаются в металл и поднимают огромный фонтан крови. Меч дымится и кашляет, когда легионер полностью опускает его в алую жижу. В ноздри бьёт запах жжёной меди и горелого мяса, к потолку поднимается струйка едкого бурого дыма...
Решётка не выдерживает. Локен чувствует, как в тот же миг сила потока многократно возрастает. Он, не сопротивляясь, ныряет в сток.
Кровь несёт его вперёд. Вероятно, раньше она текла в жилах его проклятых и потерянных братьев. Она, бурля, будто горный ручей, с грохотом бьёт его о поверхность трубы, затягивая глубже в бездну. Доспехи скрежещут по стенам теснины. Что-то огромное — рука, длиной в рост взрослого человека, врезается в устье стока, опоздав лишь на мгновение. Металл сминается. На нём остаются глубокие борозды.
Мир вокруг окрашивается сначала в красный, а затем в чёрный. Локен, с головой погрузившись в кровавую реку, несётся по трубам, болтаясь, как значок ложи в футляре. Он почти ничего не слышит, кроме шума потока.
Наконец труба заканчивается, и он вылетает в полузатопленный отстойник. Легионер бьётся, всплывая на поверхность, судорожными движениями добирается до стены и вылезает на технический мостик. Кровь течёт с брони ручьями. Каким-то чудом Локену удалось не выпустить цепной меч. Кровь продолжает литься из стока, повисая в воздухе розовым туманом.
С ног до головы покрытый красной слизью воин делает первый нетвёрдый шаг. Отстойник находится в самом низу глубокого технического колодца, идущего сквозь несколько палуб. Вверх уходит отвесная шахта, которую через равные расстояния пересекают облепленные трубопроводами металлические каркасы. Где-то далеко мерцает тусклый свет.
Локен сжимает рукоять меча и начинает взбираться по служебной лестнице, идущей вдоль стены. За спиной кровавый бассейн начинает неистово бурлить и пениться. Нечто, будто чудовище из глубин, вырывается на поверхность.
— Это единственное имя, которое ты услышишь! — рокочет голос.
Самус преследует Локена в трюме «Мстительного духа»
6:xxix. Слова с Шепчущих Вершин
Зиндерманн трясущимися руками открывает книгу.
— Не могу, — бормочет он. — Я не могу это прочесть.
— Дай сюда, — говорит Мауэр, выхватывая томик. Она открывает его и начинает листать. — Чем он тебя так привлёк?
Зиндерманн не может подобрать слов для ответа.
Он с головой окунулся в ледяную прорубь воспоминаний о Шепчущих Вершинах.
Мауэр начинает читать.
— Взгляни на их ничтожные легионы, на разбитые воинства, на ходячие трупы, что живут ради убийства и убивают ради убийства. Нет больше смысла ни в безумных усилиях, ни в отчаянных жертвах. Больше нет ни победы, ни поражения...
6:ххх. Рядом, за спиной
Локен не смотрит вниз. Он карабкается по лестнице. Мокрые пальцы чавкают и скользят на перекладинах. Снизу доносится скрежет рвущегося металла. Демон лезет следом. Тварь вытащила свою тушу из воды и ползёт по стене, цепляясь когтями за металл. Весь колодец содрогается под массой нерождённого.
— Меня зовут Самус.
Голос, сотканный из множества других, эхом отражается от стен. Локен не оглядывается и продолжает подъём.
Он чувствует, как лестница дрожит и начинает сползать в сторону.
Тварь схватила её и срывает с креплений. Головки болтов со щелчками разлетаются в стороны, будто дробь после выстрела. Стойки скрипят и стонут. Вся конструкция начинает перекручиваться и выгибаться горбом.
Когда лестница не выдерживает, Локен прыгает. Он успел подняться на тридцать метров и теперь летит над бездной, вытянув руки.
И почти падает. Легионер ударяется грудью и лицом в блок трубопроводов с такой силой, что кажется, будто в броню попали из болтера. Но каким-то чудом Гарвелю всё же удаётся удержаться. Болтая ногами в воздухе, он пытается нащупать опору и подтянуться. Мимо проносится длинная секция оторванной от стены лестницы и с металлическим грохотом падает на дно отстойника.
Локен висит над бездной. Скользкие от крови пальцы судорожно пытаются уцепиться за какой-нибудь крепкий кронштейн. Медленно, слишком медленно он вытягивает себя на стянутые в пучок трубы, протянувшиеся подобно мостику от одного края шахты до другого.
Чудовище ползёт к нему, взбираясь по отвесной металлической стене.
Легионер поднимается на ноги. Раскинув руки в стороны для баланса, он осторожно ступает по трубам, пробираясь к маленькой служебной платформе на дальней стороне. Демон цепляется лапой за перемычку, и та шатается из стороны в сторону. Локен удерживает равновесие и всё-таки добирается до цели. Здесь есть запертый люк, но времени, чтобы его открыть, не осталось.
Он наконец оборачивается.
Вот и всё. Огромный жилистый демон вылезает на перемычку. Металл натужно стонет под тяжёлой тушей. Локен видит только глаза на фоне тёмного, залитого кровью силуэта.
— Я тот, кто идёт за тобой, — радостно булькает существо.
Гарвель молча поднимает левую руку и жестом зовёт чудовище ближе, бросая вызов.
Довольный демон карабкается по шатающимся трубам в сторону добычи. Острые когти пронзают металл насквозь, из-за чего в воздух бьют фонтанчики воды, масла и струи пара. Перемычка скрипит и изгибается.
Локен достаёт из-за спины цепной меч, стискивает его обеими руками и принимается пилить опорные конструкции моста. Зубья скрежещут, летят искры и капли технических жидкостей, будто кровь из разорванных сосудов. Стонет металл. Вокруг легионера поднимаются клубы дыма и мелкой металлической стружки.
Нерождённый злобно рычит и ускоряется, перебирая лапами, словно обезьяна на тонкой ветке.
Гарвель изо всех сил налегает на цепной клинок. Двигатель меча перегревается и кашляет, а адамантиевые зубья слетают с цепи, застревая в металле. Локен продолжает давить.
Демон, с интересом наблюдая за потугами жертвы, подбирается ближе и тянет когтистую лапу. Цепной клинок окончательно застревает среди наполовину перепиленных труб. Двигатель глохнет и отказывается запускаться.
Но нанесённых повреждений достаточно. Как только монстр переходит на ближнюю к Локену половину перемычки, трубы не выдерживают. Кабели рвутся. Металлические балки лопаются под запредельной нагрузкой. Вся конструкция рушится, обломившись там, где Локен начал резать. Скрежет раздираемого металла становится оглушительным, но сквозь него всё равно отчётливо слышен вопль.
Демон кричит.
Трубная перемычка падает в отстойник, вращаясь в воздухе и ударяясь о стены шахты. Вместе с ней вниз летит сломанный цепной меч.
И Самус.
Локен на секунду замирает, наблюдая за кувыркающимся в воздухе силуэтом, но решает не дожидаться, когда раздастся плеск крови упавшего демона. Воин разворачивается к люку, откручивает винты, снимает защитную крышку с замка и вводит код доступа.
Дверь открыта. Он распахивает створку и лезет внутрь, попадая в очередной технический коридор, идущий вплотную к внешней обшивке. Идеальная память космодесантника подсказывает, что это сквозной служебный тоннель левого борта номер 511723. Здесь тихо и пусто. Люменосферы работают на половину мощности, заливая пространство тусклым жёлтым светом.
Локен продолжает путь. Доспех покрылся похожей на струпья коркой засохшей крови. Без цепного меча Гарвель чувствует себя голым и достаёт болт-пистолет из кобуры. Тишина. На всех поверхностях лежит тонкий слой пыли. Кажется, здесь никого не было уже тысячу лет. Системы шлема пытаются отыскать хоть какое-то движение или источник тепла.
Страшный удар сбоку отбрасывает Локена к стене.
Легионер, шатаясь, пытается развернуться к новой угрозе. Он выронил пистолет. На ретинальном дисплее по-прежнему ничего нет.
— Я тот, кто идёт рядом, — произносит Самус прямо в ухо.
6:xxxi. He совсем город
Зибес замечает ещё одну нить и машет остальным рукой. На этот раз красная метка виднеется на помятой сточной трубе.
— Это я повязал, — шепчет он, разглядывая узел. — Определённо моих рук дело.
Он поднимает взгляд на Олла, и старый солдат видит в глазах Зибеса первобытный ужас. Гебет не понимает, как могут существовать завязанные его руками узлы, которые он никогда не вязал, на отрезках нити, к которой он никогда не прикасался, обмотанной вокруг столбов, труб и статуй в городе, который он видит первый раз в жизни.
Путники идут по собственным следам по нехоженой ранее дороге. Странное путешествие замкнулось в кольцо, словно та же нить.
Они оказались в каком-то городе? Олл мысленно называет его городом, но это не так. Вернее, это не совсем город. Это — множество вещей, связанных воедино в бессмысленном порядке и невозможной последовательности.
Странное место. Здесь тускло и серо. Воздух тяжёлый, как перед сильной грозой. Белые клубящиеся облака плавно переходят в завесу тумана, сквозь которую проступают далёкие очертания чего-то слишком большого, чтобы быть зданиями, и слишком неподвижного, чтобы оказаться чем-то ещё. Пахнет мокрым камнем и, чуть заметно, чем-то сладким и явно органическим. Запах начинающегося разложения. Он не сильный, но проникает всюду, потому что воздух тяжёл и совершенно неподвижен. Ветра нет. Но есть его шум. Низкий, вибрирующий, едва различимый гул, будто осенний зефир поёт среди крыш и труб. Время от времени раздаётся шелест мёртвых листьев, или скрип двери на сгнивших петлях, или дребезжание стёкол в иссохшей раме.
Но ветра, способного породить эти звуки, нет. Вокруг ничего нет.
Олл чувствует комок в горле. Глаз начинает дёргаться. Тут никого и ничего нет, и всё же не получается отделаться от ощущения, что за каждым их шагом следят. Он всматривается в собственные отражения в грязных старых окнах, и иногда кажется, что отражения тоже всматриваются в него. Краем глаза он видит какое-то быстрое движение, но, если обернуться, ничего не найдёшь. Нечто прячется совсем рядом. Оно дышит и ждёт. Может, это сам город?.. Или что это за место?
Отдельные части — это определённо город. А другие — совсем другой город, величественный и помпезный Дворец, в котором началось и закончилось их путешествие. Олл повсюду замечает его следы: грязные, разбитые мостовые внезапно сменяются полированными плитами и дорожками из мерцающего оуслита. В стенах блестят фрагменты аурамитовых панелей с рельефными имперскими символами. На некоторых высоких арках можно заметить массивные электрические люстры, ещё светящиеся остатками энергии. Колонны, мраморные столбы, занавеси и настенные гобелены, на которых изображены сцены из легенд, покачиваются на сонном ветру. Золотые и алебастровые статуи обнаруживаются в самых неожиданных местах, иногда прямо на разбитой, покрытой рытвинами дороге. Некоторые так заросли лишайником, что можно подумать, будто они стоят здесь многие годы. Статуи тоже, кажется, наблюдают за путниками.
Дворец Императора окружает их лишь отчасти. Он здесь и в то же время не здесь. Старые товарищи словно оказались за кулисами огромного театра, где декорации для разных спектаклей смешались и ждут, когда их выставят на сцену. Второе место, столь же странно вплетённое в общий ландшафт, — это флагман предателя. «Мстительный дух». Его суровая архитектура и украшения, созданные в первую очередь для демонстрации силы, переплелись с пышными золотыми интерьерами Дворца, как нити ДНК, спаянные воедино и породившие жуткую химеру. Путники проходят мимо воздушных шлюзов, герметичных люков и переборок, на которых до сих пор можно разобрать номер палубы и отсека. Они крадутся по металлическому настилу и иногда слышат далёкий шум циркуляционных установок и климатических систем.
Это космический корабль. И это Дворец. Город вокруг является одновременно обоими местами и ни одним из них. Корабельных отсеков, кажется, больше, но есть и кое-что ещё. Безымянный город, к ландшафту которого добавились фрагменты знакомых мест, будто вырос из ниоткуда. Старые здания, возведённые давно умершими строителями из камня, кирпича, деревянного бруса и черепичной плитки, поросли плесенью и лишайником. Это место полнится духом разложения и древности. На длинных, извилистых мостовых то и дело попадаются ямы, а по обе стороны от дороги возвышаются уродливые дома, расставленные без намёка на какой-то план. Наклонные черепичные крыши смыкаются и наползают друг на друга. Из некоторых, как оскаленные клыки, торчат стропильные балки. На окнах из покрытого трещинами толстого бутылочного стекла оседают капельки влаги. В водостоках что-то хлюпает. Между расшатанных кирпичей проросла трава и сорняки. Всё вокруг серое, включая небо. Кажется, что собирается дождь, но Олл уверен, что он никогда не начнётся.
Это место что-то напоминает. Вечный начинает перебирать в памяти картины городов, которые видел за долгую жизнь, и находит знакомые отголоски. Улицы похожи на грязные лабиринты в центрах давно исчезнувших столиц. Или мрачные трущобы деревянных торговых городов. Они напоминают Прааг и... Олл понимает, что странный город пробуждает воспоминания обо всех местах, где он когда-то был, и о тех, где не был. Это место, не имеющее географического положения, оторвавшееся от корней и прибившееся сюда, вместе с фрагментами Дворца и флагмана предателей, будто плавучий мусор после шторма.
Или, может, это просто мешанина из разных мест, так до сих пор и не определившаяся с тем, как выглядеть в итоге.
Оно пугает до глубины души своей тихой пустотой, сонливостью и потаённой угрозой. Кажется, будто город лежит в засаде, ждёт и готовится к броску. Если он ждёт Олла Перссона, то прошло уже немало времени. Вечный задумывается, ждал ли город лично его. Возможно, все пути, которые он когда-либо выбрал или не выбрал, с самого начала вели сюда. И вырваться уже не получится.
6:хххii. «Взгляни!»
Локен пытается развернуться и выхватить клинок, но лапа демона вновь оказывается быстрее, и космодесантник отлетает в сторону. Он бьётся о переборку и сползает на пол. Во рту появляется привкус крови. Гарвель силится подняться и встретить врага лицом к лицу.
— Я повсюду и вокруг тебя! — заявляет Самус, атакуя со спины. От удара Локен врезается головой в стену и на мгновение теряет сознание. Придя в себя, легионер осознаёт, что его волочат за ногу по настилу палубы, и начинает брыкаться в попытке вырваться. Безуспешно.
Самус поднимает Локена, стискивая торс с такой силой, что трещат рёбра. В ноздри бьют запахи гнили, болезни, воспалённых тканей, безумия и мора, которые обычно чувствуют только животные. Демон впечатывает его в стену тоннеля, прижимая к металлической обшивке. Дыхание существа похоже на рёв пламени в промышленной печи.
Краем глаза Локен замечает очертания гигантской лапы с длинными, грязными когтями. Они вонзаются в металл корпуса, разрывая его, как мокрую бумагу. На пол стекают потоки густой слизи. Демон с лёгкостью вскрывает толстый борт звездолёта. На такое не способны даже бронебойные ракеты.
Декомпрессии нет. Воздух не устремляется в пробоину. Просто большая сквозная дыра в стене, на рваных краях которой обрывки изоляционных материалов и волокон чуть заметно колышутся, как на ветру. В коридор сквозь неё попадают лучи света.
Демон, как куклу, подтаскивает Локена ближе и заставляет посмотреть внутрь. Заставляет увидеть...
— Взгляни! — шипит нерождённый прямо в ухо.
Локен видит планету далеко внизу. Терра охвачена пламенем и пульсирует жутким светом. Обжигающее, радиоактивное сияние едва не лишает его зрения. Он видит мир, окутанный облаком горящих углей, тлеющей коростой разрушения. Ореол потустороннего света венцом из ядовитых шипов окружает умирающий Тронный мир. Он видит горящие корабли, столбы дыма, копья молний и вспышки плазмы. Видит разрушенный город и сплетённый с ним город из другого места и времени. Этот второй город оплетает первый, будто корни дерева, срастается с ним, подобно паразиту. Локен видит невероятные масштабы бездны: извечную черноту, что течёт и закручивается в спирали, и силуэты существ, обитающих в той тьме, — они слишком велики, чтобы их полностью разглядеть или даже осознать. Он видит всё, что есть, было и будет.
— Взгляни на их ничтожные легионы, — произносят множество голосов Самуса, — на разбитые воинства, на ходячие трупы, что живут ради убийства и убивают ради убийства. Нет больше смысла ни в безумных усилиях, ни в отчаянных жертвах. Больше нет ни победы, ни поражения. Не сейчас и не для них. Их чаяния, смыслы и планы обратились в прах.
— Н-нет... — хрипит Локен, пытаясь отвернуться. Глаза отказываются закрываться.
— Взгляни! Разве они не понимают? Прошлое — прошло, а будущее не наступит. Есть только сейчас, и есть только война. И та война будет пылать, покуда хватит топлива.
Смешок демона раздаётся у самого уха.
— Но его хватит ненадолго.
6:xxxiii. Бренные останки
Сердце корабля мертво. Они будто идут по внутренностям мумифицированного трупа. Опоры и стены больше похожи на безжизненную плоть и окаменевшие ткани, чем на гниющую пласталь. Люки в проёмах провисают, как дряхлая кожа, а рёбра жёсткости на палубных конструкциях напоминают иссохшие позвонки. Всё вокруг хрупкое и трескучее. В тусклом свете лениво плавают, изредка мерцая, пылинки.
— Ты говорил, — произносит Сангвиний, — что он здесь.
Феррус Манус настороженно осматривается.
— Должен быть.
— Тогда где? — Рана в боку нестерпимо ноет. Во рту скапливается кровь.
Ангел следует за Горгоном по узкой тропе, проложенной первопотерянным братом сквозь обволакивающую тьму. Пыльная, истлевшая палуба скрипит и прогибается под ногами. Несмолкающие шепчущие голоса следуют за примархами, прячась в тенях. Время от времени из темноты раздаются стоны и крики. Некоторые доносятся из бесконечного далёка. Иные, внезапные и леденящие душу, звучат пугающе близко.
— Здесь кто-то есть, — замечает Сангвиний. — Что это за звуки?
— Плач проклятых, — голос Горгона такой же тихий и далёкий, как большинство воплей. — В основном мертвецов. Тех, кого больше нет.
Обагрённый дрожит в руке Ангела. Сангвиний понимает, что слишком сильно сжал рукоять. Примарх Девятого всматривается в тени, но они слишком густые, чтобы что-то разобрать. Тоскливый вой, доносящийся из чёрной бездны, перемежается криками невыносимой боли, но, кажется, ни у одного из звуков нет конкретного источника.
— Я знаю эти голоса.
— Да, — отвечает Феррус.
— Наши... братья, — шепчет Сангвиний с ужасом.
— Это они. Те, кто пал, подобно мне. И бренные останки тех, кто стал иным.
Очередной крик сотрясает воздух, заставляя пылинки кружиться в незримых потоках. Этот наполнен яростью. Знакомой яростью.
Ангрон...
— Варп пожирает наши души, — продолжает Горгон. — И тех, кто погиб, и тех, кто был проклят. Магнус, Бледный Король, Альфарий, Красный Ангел... он не щадит никого. В смерти нет освобождения, брат. Только бесконечные муки. Помнишь второй урок?
Ещё один вопль, странно искажённый от нестерпимой боли. Ещё один знакомый голос.
— Никто из них не станет тебе вредить, — тихо произносит Феррус. — Они хотели прийти, как и я. Посмотреть.
— Независимо от того, чью сторону приняли? — голос Сангвиния натянут, как струна.
— Разумеется.
— Кто ещё? — Ангел с огромным трудом выдавливает вопрос, потому что знает, насколько больно будет слышать ответ. Некоторые голоса слишком сложно разобрать. Это просто едва различимые стенания и протяжные, долгие вздохи. О чьей смерти он не знает? Дорн? А что с другими, на которых они так рассчитывали? Сангвиний убедил себя, что они спешат на помощь, но кто знает, какая судьба ждала братьев после расставания. Возможно, одна из теней принадлежит Робауту. Или Руссу. Льву? Кораксу? Или крики издают не только мёртвые братья? Возможно, в тенях, завернувшись в них, как в саван, скрывается надежда?
Феррус не отвечает и продолжает шагать вперёд. Пыль кружится в тусклом свете.
— И что вы все ожидаете увидеть? — спрашивает Сангвиний.
— Конец, — отвечает Горгон. — Смерть. Твой последний подвиг. Нас объединяет не только кровь, что течёт в жилах и что была пролита нашими руками. В конце концов, мы все здесь из-за него.
— Из-за Хоруса?
— Это он привёл нас сюда, брат, — грустно улыбается Феррус. — И победителей, и побеждённых. Впрочем, победа и поражение отсюда выглядят совершенно одинаково. Хорус выиграл. Варп ликует. Нет больше смысла спорить о том, кто прав, а кто ошибался. Что сделано, то сделано, какую бы сторону мы ни выбрали. Даже если не хотели выбирать. Даже если бы у нас был этот выбор.
6:xxxiv. Пространственный разлом
Ряды зубов вгрызаются в торс и таз Берендола. Воин не перестаёт рубить. Клинок рассекает глаз, и чудище вопит, выплёвывая добычу. Изломанное, залитое кровавой слизью тело космодесантника катится по разбитому полу атриума.
Разъярённый демон тянется за упущенной жертвой, но натыкается на Молвэ и Демения. Они справились с замешательством и атакуют плечом к плечу, встав между Берендолом и по-прежнему зажатым в тоннеле зверем. Нерождённый в очередной раз пытается вырваться из ловушки, сминая раму широкими плечами. Он шарит по полу в поисках опоры, но залитые кровью полированные плиты оказываются слишком скользкими. Спата Молвэ глубоко врезается в левое запястье твари и рассекает артерию. Кровь бьёт пульсирующим фонтаном, заливая картины. Отдельные капли долетают до потолка и дальней стены. Мощная, как из шланга, струя бьёт в нагрудник Молвэ и сбивает космодесантника с ног.
К этому моменту успевает подняться Тейн. Он обрушивается на демона, словно буря, дробя когти и пальцы твари ударами молота. Развесистые рога нерождённого скребут по потолку, цепляясь за люстры и срывая полотна со стен. Несколько светильников падают с креплений и с грохотом разбиваются о каменный пол. Молвэ вскакивает и снова идёт в атаку. Он пронзает громадную ладонь существа клинком и пришпиливает её к стене. Демон бьётся, пытаясь вырваться, но спата застряла между костей, будто гвоздь для распятия. Молвэ наваливается на оружие всем весом, не давая ему сдвинуться с места.
Демений следует примеру товарища и атакует вторую лапу. Его клинок ломается от столкновения с острым когтем, и юный воин подхватывает упавший на пол меч Берендола. Он с разбегу пронзает ладонь нерождённого у основания большого пальца, пригвоздив её к стене с другой стороны от дверного проёма.
Оказавшись в ловушке, демон воет и бьётся. Тейн подбегает вплотную к вопящей пасти и, сжимая рукоять молота обеими руками, опускает оружие на голову существа, дробя череп.
Умирающее от страшной травмы чудовище конвульсивно дёргается. Куски штукатурки отваливаются с потолка и разбиваются о мокрый от крови пол, как фигуры из сахарной глазури. Тейн уклоняется от развесистых рогов — обезумевший демон машет головой во все стороны. Молвэ не успевает среагировать. Костяной отросток размером с копьё пронзает нагрудник и отрывает юного космодесантника от земли. Он умирает прежде, чем агония нерождённого заканчивается, и звериная голова бессильно валится на пол. Труп Имперского Кулака сползает на плиты.
Запах крови забивает ноздри. Тейн с ног до головы залит красной жижей. Он, крякнув, выкорчёвывает застрявший молот из сплющенного черепа демона. Капитан оборачивается, приводя дыхание в порядок, и видит лежащее на спине бездыханное тело Молвэ.
Демений выдёргивает меч из стены и ковыляет к ветерану. Громадная лапа падает на пол, как мешок с песком.
Берендол так и не поднялся, после того как демон его выплюнул. Тейн даже с расстояния видит степень повреждений доспехов и страшные раны по всему телу, от бёдер до головы.
Демений опускается на колени и снимает шлем с ветерана. Хускарл ещё дышит. У него шла кровь горлом, скапливаясь за забралом, и теперь лицо воина превратилось в красную маску, а суровые глаза смотрят устало.
— Хускарл, — произносит Демений, протягивая меч рукоятью вперёд. Воину пристало умирать с оружием в руках.
— Оставь себе, брат-практикант, — отвечает Берендол. Это его последние слова.
6:xxxv. Осколки (ни входа, ни выхода)
Последняя крепость дрожит и дёргается, как избитый до полусмерти человек. На её теле внезапно появляются множественные внутренние травмы и кровотечения.
Вражеские армии под Дельфийской стеной, почуяв слабость и неуверенность добычи, удваивают усилия. За их спинами, среди разрушенных кварталов Палатина, среди павших округов Дворца, несметная орда Хоруса Луперкаля рвётся на помощь штурмовым отрядам. Эта бесчисленная, чудовищная лавина сметёт все оставшиеся в Палатине войска лоялистов, сминая любые попытки сопротивления в безумном желании быстрее добраться до шатающихся стен.
Кровь стекает по измученному лицу последней крепости, заливая залы и коридоры.
Хонфлер призывает роты астартес держать строй и отражать атаку предателей, несущихся по Марсианским подступам, но оставшиеся под его началом силы уже нельзя назвать ротами. Потери составили шестьдесят процентов. Выжившие под постоянным обстрелом боевые братья прижаты к обледеневшим вратам. На площади сплошным ковром лежат трупы защитников.
Болтерные снаряды прореживают их ряды и бьют по створкам ворот, расцветая огненными шарами и забрасывая всё вокруг дождём осколков.
— Я не собираюсь умирать вот так, сын Дорна, — рычит Сартак.
— Есть предложения, Волк? — кричит в ответ Хонфлер.
— Пойдём врукопашную, — без тени сомнения заявляет фенрисец. Он отстреливает последний болт и выбрасывает ставшее бесполезным оружие. — Атакуем ублюдков. Это последнее, чего они ждут.
Лоялисты один за другим гибнут под обстрелом. Один из Саламандр падает с развороченной грудью. Рева Медузи отлетает к вратам и сползает на пол — у него больше нет головы, а в нагруднике зияют пробоины.
— Впечатляющие деяния? — усмехается Имперский Кулак.
— Они самые, претор-капитан, — отвечает Сартак. Контратака не сможет купить им время, но позволит забрать с собой больше врагов. — Главное, не отставай, — добавляет Волк, снимая с пояса топор. — Справишься?
Хонфлер поднимает меч, собираясь отдать приказ.
Люк в створке ворот распахивается настежь. Нечто длинное и лишённое костей, похожее на щупальце морского чудовища, выстреливает из темноты быстрее, чем кто-либо успевает заметить. Оно хватает капитана со спины и утаскивает в темноту с такой силой и скоростью, что на косяках после удара остаются хлопья жёлтой краски. Космодесантник просто исчезает в мгновение ока.
Сартак выкрикивает имя товарища, подбирает выпавший из рук претора-капитана гладий и очертя голову прыгает следом. Ему навстречу летят новые щупальца.
Санктум Империалис болезненно морщится. Он шатается, как тяжелораненый человек, у которого не осталось сил стоять. Возможно, держаться удаётся только потому, что Неизбежный Град прорастает сквозь улицы, скручиваясь, как паразит, что способен придать подобие жизни уже практически мёртвому телу.
Все встревожены. Джон Грамматикус знает, что каждому в их компании не даёт покоя ощущение, будто кто-то смотрит в спину, и постоянное движение на периферии зрения. Даже Актея то и дело вздрагивает и крутит головой. Что-то тревожит её мысленный взор. Джон понимает, что они совершенно беспомощны. Оружия нет. Пси-защищённый ящик вскрыли и выбросили. Олл забрал свой серебряный компас, чёрный маятник, блокнот и нож. Это единственная по-настоящему сильная вещь в их арсенале, но Грамматикус сомневается, что атам пригодится в бою. Лидва вернул колоду карт. Протодесантника по-прежнему беспокоит появление в ней Тёмного Короля — раньше его там не было. Джон взял альдарские ножницы и торкветум, подаренный Эльдрадом. Клубок красной нити вручили Зибесу.
Группа выходит на старую рыночную площадь. Между камнями мостовой пророс чертополох. С двух сторон площадь окружают дома, похожие на те, что строили на Терре в эпоху Средневековья. Жмущиеся друг к другу постройки давно сгнили и осыпаются. С третьей поднимается увитая трубопроводами серая стена генераторного отсека, а с четвёртой — позолоченный фасад здания из глубин Дворца, с колоннами и пурпурными занавесями. Его тоже оплетает серый вьюн и увядшие лозы. Путники останавливаются на привал.
Лидва выламывает чугунный столб из ограды. Это не гладий и не силовая булава, но лучше, чем ничего. Кранк делает дубинку из обломка керамитовой трубы. Джон хочет спросить, с кем он собирается сражаться таким оружием, но решает промолчать. Похоже, наличие хоть чего-то тяжёлого в руках помогает бывшему солдату немного успокоиться.
Пока Актея на несколько минут присаживается отдохнуть и восстановить силы, Кэтт отрывает полосу ткани от подола туники и собирает несколько камней и кусков битой плитки размером не больше куриного яйца. Из всего этого девушка делает подобие пращи. Какая находчивая. Джон уверен, что она не в первый раз мастерит подобное. Пробный камень, пролетев через площадь, оставляет вмятину в сточной трубе.
Джон одобрительно кивает.
— Я в окно целилась, — разочарованно шепчет Кэтт. Грамматикус не находит в себе сил сказать, что любой из возможных противников, скорее всего, будет слишком большим, чтобы по нему промахнуться.
Интересно, где она этому научилась? Несмотря на время, проведённое вместе, он почти ничего не знает о спутниках. Даже полное имя Кэтт. И всё же они стали близки, как родственники. Как семья. Подобно Оллу, Джон не нуждается в подробностях, потому что и так знает всё, что нужно. Раньше у него не было столь верных товарищей. И уже никогда не будет.
Он раздумывает, стоит ли задать вопросы, узнать что-то об этих людях... Но зачем? Времени не осталось, да и не нужно ему знать больше. Он же не собирается вести летопись. Вряд ли кто-то вообще вспомнит об их приключениях.
Если, конечно, город, зловеще наблюдающий за гостями сквозь мутные стёкла и странные тени, не запоминает каждый их нетвёрдый шаг.
Впрочем, непохоже, чтобы он уделял им много внимания. В молчаливом взгляде чувствуется презрительная отстранённость. Город будто наблюдает за всеми и всем, что происходит в его пределах, зная, что в конце концов те, кто имеют значение, окажутся на его улицах. А старые товарищи — просто нарушители спокойствия и случайные гости. Они не имеют значения.
Город ждёт прибытия куда более важных персон.
6:xxxvi. Встреться с ним!
Голос звучит ещё тише, чем раньше, хотя тело стоит прямо перед Сангвинием.
— Некоторые из нас рады триумфу Погибели, — произносит Феррус. — Остальные — опечалены. Всех ждёт бесконечная боль. Никто не получил, что хотел. Даже те, кто сам просил. Дары Пантеона совсем не так хороши, как кажутся. Мы вынуждены принять последствия сделанного выбора.
— Значит, вы пришли... на похороны?
— Можно и так сказать. На поминки. То ли мы усилием воли смогли вырваться из череды страданий, то ли нам разрешили присутствовать. Я не знаю, брат. Но такое могло произойти только сейчас. В этот единственный миг. Хорус настолько извратил законы мироздания, что невозможное стало возможным. Мы собрались отдать дань уважения. Нас привели воспоминания, скорбь и сожаления. Есть одна общая черта. Мы все здесь из-за него. Он сделал это с нами.
Вдалеке раздаются и стихают дрожащие крики.
— Погибель может победить, — продолжает Феррус. — Но не он. Мы хотим, чтобы он страдал.
Первопотерянный останавливается и разворачивается к крылатому брату. Его лицо скрыто в тенях и за завесой кружащейся пыли.
— Ты не можешь победить, брат. Но можешь погибнуть сражаясь и перерезать ублюдку глотку. За нас. Мы знаем, что если кто и способен на такое, то только ты. Всегда знали. Ты — ярчайший из нас. Лучший.
Булькающие крики набирают силу, будто в подтверждение сказанного.
— Убей его ради нас, брат. Ради нас и за все те кошмарные вещи, которые он сотворил. Тебе нечего терять. Уже нечего. Ангрон позаботился. Отомсти за нас.
— Я... — начинает Сангвиний.
Крики на мгновение оглушают его. Они так сильны, что палуба под ногами дрожит, и в воздух поднимаются новые хлопья пыли.
— Они разочарованы, — замечает Феррус. — Как и я.
— Почему? — спрашивает Ангел.
— Ты медлишь. — Горгон злобно скалится. — Тянешь время.
— Неправда, — отвечает Сангвиний. — Ты говорил, он будет ждать здесь.
— Должен ждать, — рычит примарх Десятого. — И будет, если ты так пожелаешь. Но ты не хочешь встречи. Говоришь, что готов, но это не так. Совсем не готов. В глубине души.
— Ошибаешься. Встреча с Хорусом — единственное, чего я...
— Тогда встреться! — ревёт Феррус Манус. От ярости примарха мерцающий некродермис пузырится и покрывается испариной. — Если не врёшь, то встреться! Убей его!
— Я сойдусь с ним в поединке, — произносит Сангвиний, — но не знаю, смогу ли убить. Если он обрёл такую силу...
— Нет, — перебивает Горгон. — Ты знаешь, что можешь. Но ещё не решил, хочешь ли.
6:xxxvii. Всё потеряно
Ранн в очередной раз бьёт по стене бывшего склада боеприпасов. Он нанёс уже сотню ударов, сколол выкрашенный красной краской верхний слой и добрался до толстой скалобетонной плиты. Теперь в стене есть небольшое углубление. Ранн делает паузу, выскребает из дыры каменную крошку и снова вслушивается. Он делает так после каждых трёх-четырёх ударов.
Шёпот никуда не делся. Не стал ни ближе, ни чётче. Голос продолжает читать лекцию, очевидно, не замечая равномерных ударов Ранна. Он с равной долей вероятности может как принадлежать его генетическому отцу, так и быть уловкой варпа. А может быть и тем и другим. Слова почти невозможно разобрать из-за толщи камня и расстояния. Звук будто выцвел от времени.
Фафнир в очередной раз зовёт Дорна по имени, но ответа нет.
Стена отлита из прочного армейского скалобетона, укреплённого пластальной арматурой. Ранн снова размахивается булавой. Когда-то шестопёр принадлежал Пожирателю Миров. Имперский Кулак неохотно подобрал его с одного из лежащих в грязи трупов, не желая портить лезвия топоров. Оголовье уже успело погнуться. Воин сплёвывает каменную пыль и примеривается, собираясь нанести удар.
— Остановись.
Ранн оглядывается. У входа в комнату стоит Зефон.
— Хватит, — добавляет Кровавый Ангел.
— Не могу. Я не могу просто...
— Ты не сможешь прокопать дыру в стене бункера. Даже тебе такое не под силу. Даже если бы у нас в запасе было несколько лет. Твой господин и повелитель построил эти стены на совесть. Они выдержат.
— Мой господин и повелитель... — рычит Фафнир.
— Знаю, — перебивает Зефон. — Болдуин рассказал. Мне неизвестно, что прячется за стеной. Я понятия не имею, какой она толщины. Десять метров? Двадцать? Но точно знаю, что с той стороны его нет. Варп мучает тебя, брат, и заставляет тратить силы на бессмысленную работу. Остановись.
— Я сам решу, что имеет смысл, а что — нет.
— Не решишь, — качает головой Кровавый Ангел. — Враг сделает всё за тебя. Началось. Ты нужен наверху. Поэтому — хватит.
— Началось?
— Я пришёл сообщить. Как ты и просил.
Ранн переводит взгляд на искорёженную булаву, которую до сих пор держит в руках. Затем — на дыру в стене. Не самый впечатляющий результат.
Он бросает оружие на груду битого камня, подбирает с пола шлем и направляется к выходу. Зефон уже ушёл. В последний момент Фафнир оглядывается.
— Я... вернусь, — обещает он.
С этими словами Имперский Кулак надевает шлем и догоняет Несущего Печаль. В узком коридоре царит полумрак, а воздух наполнился осыпавшейся с потолка пылью. За тридцать метров до выхода он слышит грохот взрывов и треск выстрелов. Земля под ногами вибрирует. Идущий впереди Зефон снимает с креплений парные волкитные серпенты.
Они поднимаются на поверхность в восточном секторе. Толстый скалобетон больше не приглушает звуки, и рёв войны с полной силой врывается в уши. Воздух дрожит.
Как и предсказывал Архам, враг начал масштабную атаку. Поднявшись на огневой рубеж, где астартес из Имперских Кулаков, Белых Шрамов и Кровавых Ангелов уже ведут огонь, Ранн получает возможность оценить масштабы вражеских сил. Тысячи тёмных силуэтов среди клубов дыма, вспышки орудийных залпов, очертания гигантских боевых машин, проступающие на фоне огненного зарева. Даже внутри герметичного панциря силовой брони производимый ими шум, этот громовой голос войны, кажется невыносимым.
Силы предателей, состоящие в основном из Сынов Хоруса и Пожирателей Миров, наступают в направлении Дельфийской стены сплошным фронтом в пятьдесят километров шириной. Участвуют тысячи боевых подразделений. Хасгард — просто небольшой выступ на пути лавины. Но, вопреки ожиданиям врага, развалины не пустуют. Силы, размещённые в крепости Ранном со товарищи, какими бы незначительными они ни казались на фоне безграничного моря противников, открывают огонь по всему, что попадает в зону поражения с потрёпанных укреплений. Десятки предателей гибнут и падают в грязь. Их тут же затаптывают и давят гусеницами те, кто идёт следом. Хасгард — просто камень, брошенный в бурный поток, но из-за упорства защитников часть вражеского воинства начинает закручиваться и вскипать вокруг островка непокорности. Их слаженное движение нарушается, строй изгибается и сворачивается в кольцо в попытке окружить и уничтожить неожиданное препятствие.
Это немного. Капля в море. Ни Ранн, ни Архам не ожидают таким образом сорвать наступление. Но они смогли его задержать, отвлечь и оттянуть на себя часть сил, создать прореху в ещё недавно сплошной массе штурмующих войск. Немного, но что-то. Последнее, злобное проявление непокорности в войне, когда лоялистам больше ничего не осталось.
Пришло время умирать. Их ждут последние бои и отчаянные жертвы. Победа недостижима. Теперь значение имеет только честь, только то, насколько дорого воин продаст свою жизнь, как именно он погибнет и сколько врагов заберёт с собой, сколько секунд сможет выиграть, прежде чем случится неизбежное. Им остаётся только выразить своё презрение врагу и всему, за что он сражается, и делать так до последнего вздоха в безумной надежде, что каким-то образом кто-то когда-то вспомнит об этом подвиге.
Безумная надежда. Вот и всё, что осталось. Последняя возможность для сынов Императора доказать свою преданность и крикнуть: «Мы были там!» в разверстую бездну ада.
Мы были там, когда Хорус убил Императора. Мы сражались с ним до конца и не дрогнули. Мы не стали упрощать ему жизнь. Мы погибли на боевых постах, выказывая бесконечное отвращение к Луперкалю. Мы плевали на него кровью, шепча последние слова на последнем выдохе, принося последние клятвы в последние мгновения.
Хорусу всё равно. Его это не волнует. Он, скорее всего, нас даже не заметит. Мы — просто камень под ногами, на который он наступит, шагая вперёд. Одинокий булыжник, пыль, осевшая на подошвах. Забытые имена, безымянные кости.
Мы — никто, но мы не отступим. Мы были там. Не для тебя, Луперкаль, но во имя собственной чести, мы были там и сражались до конца.
6:xxxviii. Отомсти за себя
— Ты не знаешь, хочешь ли, потому что речь о Хорусе, — продолжает Феррус Манус. — Которого мы все любили. Знай, что, убив, ты его спасёшь. Спасёшь того, прежнего Хоруса. Которым мы восхищались. Он сможет встать здесь, где былые раздоры и обиды не имеют значения.
— Вместе с вами? — спрашивает Сангвиний.
— И с тобой. — Горгон смотрит брату в глаза. В серебристых зрачках клубится ярость. — Извини, но это неизбежно. Ты и сам знаешь. Время вышло. Ты мёртв, как и мы. Но есть одна вещь, которую ты не осознал. Ты ведь чувствуешь боль?
— Да, и?
— Эта нестерпимая боль, бременем лежащая на твоих плечах... Дело не в надвигающейся смерти, брат. И не в ране. Это боль утраты Хоруса. Мы все её чувствуем. И это достойно уважения. Но сейчас о ней нужно забыть. Четвёртый урок. Хоруса Луперкаля, которого мы любили, давно нет. Не позволяй тоске остановить твою руку. Времени для скорби не осталось. Есть время только для мести. Отомсти за нас. За себя. За Хоруса.
Сангвиний отступает на шаг. Крики стихли. Темнота стала пустой и холодной.
— Значит, вот что меня мучает? — спрашивает он.
Феррус кивает.
— Сейчас это кажется таким очевидным. — Ангел шумно сглатывает и откашливается. — Но раньше я не замечал. Пока ты не сказал. Я очень сильно по нему скучаю.
— Тогда почти его память, — говорит Горгон. — И знай, что каждый из нас сделал бы то же самое для тебя.
Сангвиний несколько мгновений молча смотрит на погибшего брата.
— Если ты — иллюзия варпа, то весьма хорошая.
— Мы все — варп, — отвечает Феррус. — Но не иллюзии. Варп многогранен. Хорус не до конца понимает, на что способен, если по-настоящему сосредоточится. Останови его прежде, чем это произойдёт.
— Сделаю, — в голосе крылатого примарха чувствуется непоколебимая уверенность.
— Значит, ты его нашёл. — Феррус разворачивается и кивком указывает на тьму впереди. — Этот путь приведёт тебя к цели. Как и любой другой, который ты выберешь. Чувствуешь холод? Ложные боги поняли, что ты принял решение. Они могут попытаться тебя остановить. И даже убить. Но путь предопределён, и они это знают.
Сангвиний делает шаг.
— Показывай дорогу, — говорит Ангел.
Феррус качает головой.
— Нет. Теперь ты сам дойдёшь. Ты знаешь как. В проводнике больше нет нужды. Но я буду рядом, пока смогу.
Он указывает во тьму блестящей металлической рукой. Сангвиний, подняв меч, проходит мимо. Он чувствует, как Феррус Манус следует за ним сквозь тени.
Но не оглядывается.
6:xxxix. Следовать
— Рядовой Перссон?
Олл оборачивается. Рядом стоит Графт. Тяжёлый сельскохозяйственный сервитор держит в манипуляторах пустой пси-защищённый ящик. Слишком легко думать, что Графт следовал за Оллом только потому, что является его собственностью и был запрограммирован на повиновение. Этот сервитор давно вышел за пределы стандартных параметров и алгоритмов. Графт, в собственной, примитивной манере, демонстрирует столь чистую преданность делу, какая самому Оллу и не снилась.
— Что? — тихо отзывается он.
— Мы выбрасываем этот предмет? — Оптика Графта жужжит, фокусируясь на ящике.
— Он пустой.
— Значит, можно положить что-то внутрь.
— Нам нечего туда класть.
— Сейчас это так, — отвечает Графт. — Но я могу нести предмет, пока условия не изменятся. Сейчас он бесполезен, но в будущем может пригодиться. Мы сохраняем вещи, которые могут пригодиться в будущем. Мешки на складе. Мотки шпагата на складе. Бухты проволоки для оград на складе.
Олл вспоминает, что когда-то Графт проводил большую часть времени в амбарах на ферме в окружении сельскохозяйственных инструментов.
— Думаю, ты прав.
— Я понесу этот предмет, — заявляет сервитор. Он разворачивает верхнюю секцию и аккуратно устанавливает ящик на грузовую платформу. — Вы учили быть практичным и прогнозировать потребности, рядовой Перссон. Я найду применение предмету. Мешок — это просто мешок, пока его не наполнят зерном, но это всегда мешок для зерна. Проволока — это просто проволока, пока её не натянут между столбами, но это всегда проволока для ограды.
Олл кивает. Он так устал, что любая фраза кажется похожей на тезис из гностической философии.
Они снова отправляются в путь. Все напряжены. Мёртвые окна сверлят их взглядом. Ветер, которого никто не чувствует, завывает и стонет. Группа идёт по улицам, которые одновременно являются палубами космического корабля, проходит мимо колоннад, при ближайшем рассмотрении оказывающихся тенистыми аллеями. Ощущение, что за ними кто-то следит, никуда не делось. Старые товарищи карабкаются по расшатанным каменным лестницам между забытыми зданиями и поднимаются по улицам, круто идущим вверх, но никогда не достигающим ни плато, ни вершины холма; проходят под пролётами золотых виадуков и галереями трубопроводов, пересекают тёмные ущелья, в которые не отваживается проникнуть тусклый дневной свет, по осыпающимся мостам; оставляют позади рыночные площади, амфитеатры и просторные тренировочные палубы с ещё стоящими на них проржавевшими клетками для поединков.
Всё вокруг совершенно неподвижно. Только на периферии зрения постоянно что-то мельтешит и дёргается. Но стоит повернуть голову — и ничего.
6:xl. Потому что он имеет значение
Локену невыносимо видеть пустоту космоса и пылающую планету. Это слишком тяжело.
— Взгляни на камень, что они зовут миром, — смеётся демон прямо в ухо. — Они уничтожают его, целиком погрузившись в пучину абсолютной ярости. Они сражаются...
Локен пытается отвернуться, но Самус усиливает хватку и разворачивает его голову обратно, заставляя космодесантника смотреть.
— Ты только взгляни! — рычит создание. — Они сражаются за мир и рвут его на куски. Они думают, что этот мир очень важен. Верят, что он имеет значение. С обеих сторон — лишь обезумевшие убийцы. Навешенные ярлыки предателей и лоялистов давно сгинули в пламени. Но они по-прежнему думают, что камень, на котором и за который они убивают, имеет значение.
— Потому что так и есть! — кричит Локен. Пальцы демона едва не ломают шею. Гарвель закрывает глаза, но даже сквозь веки видит огненную сферу Терры. Самус толкает его вперёд, сквозь разлом, как тряпичную куклу. Локену кажется, что сейчас его сбросят в бездну, подобно жертве, чтобы он сгорел в пламени Тронного мира там, внизу. И кажется, лучше умереть в муках, чем слушать едкие издевательства демона, корчась в его когтях.
— Он имеет значение, — сипит легионер. — Для нас. Для меня! И для Императора и примархов — тоже... Они думают, что...
— Думают... — усмехается демон. — Пожалуй, это слишком сильное слово. Никто уже ни о чём не думает.
6:xli. «В тот миг Вселенная изменилась...»
— Пожалуй, сохранился лишь некий импульс, — читает Мауэр. — Инстинктивное желание рептильего мозга, убеждающее их, обуянных первобытной жаждой крови, что они удерживают позиции, что сражаются за нечто, принадлежащее им по праву. За родину, колыбель, за наследие, за земли, за дом. Как будто привязанности что-то значат...
Она отрывает взгляд от страниц и видит выражение лица Зиндерманна в холодном сумраке библиотеки. Он внимательно слушает и при этом кажется сильно испуганным. Девушка-архивариус закрыла рот ладонью, будто бы так никто не услышит её всхлипов.
— Мне прекратить? — спрашивает боэтарх.
— Нет, — выдавливает Зиндерманн, качая головой.
— Тебе явно нехорошо. — Она заглядывает на обложку книги. — Я понимаю, что это явная глупость и бредни очередного безумца, но они звучат не страннее других вещей, которые мы читали.
Бывший итератор невнятно бормочет.
— Чего? — поднимает бровь Мауэр.
— Я говорю, это н-не безумец написал. И даже не человек. Самус был... первым.
— Первым в чём?
— Первым из их племени, кого мы повстречали. — Старик сжимает одну ладонь в другой, чтобы унять дрожь. — Или, по крайней мере, первым, кто попал в летописи. Я тогда сопровождал Шестьдесят третий экспедиционный флот на планете Шестьдесят три Девятнадцать. Приведение к согласию Шепчущих Вершин. Ты читала отчёты?
Мауэр качает головой.
— Не сомневаюсь, что они засекречены, — вздыхает Зиндерманн. — Хотя для Префектус эти материалы были бы весьма ценны. И снова Он утаивает информацию от людей, которые смогли бы ей распорядиться.
— Что случилось на Шепчущих Вершинах, сэр? — осторожно подаёт голос архивариус.
— Мы столкнулись с нерождённым. Он... убил несколько человек. Летописцев. Лунных Волков. И вселился как минимум в одного из солдат Луперкаля, в Ксавье Джубала. Нерождённый назвался Самусом.
— Ты его видел? — уточняет Мауэр.
Зиндерманн кивает и ёжится.
— Мне этого никогда не забыть, боэтарх. Нерождённый разговаривал с нами. Насмехался. В тот миг Вселенная изменилась. Секрет, который Он хранил столько лет, раскрылся. Мы поняли, что все прошлые представления о варпе и материальной Вселенной были ошибочными. Или в лучшем случае неполными. Локен был там. И Киилер. Наши жизни после того дня не могли остаться прежними. И конечно, Хорус тоже там был. Иногда мне кажется, что именно тогда возникла первая трещина в его душе. Случай по-настоящему потряс примарха, понимаешь? Он понял, что его обманули. Понял, что ещё есть чему учиться. Думаю, он так быстро изменился в том числе потому, что открыл глаза. И увидел.
— Странно слышать, когда ты рассказываешь о Хорусе с таким восхищением, — замечает Мауэр.
— Сейчас непросто об этом говорить, хотя когда-то сохранение знаний было моей основной задачей... Но мы почти забыли, насколько чудесным он был. Он... поистине впечатлял. Мне доводилось встречаться с разными примархами, и все они вызывали трепет, но он... Ох, пожалуй, это самая незаметная и в то же время величайшая трагедия нашего времени: потеря Хоруса. То, что столь великий человек превратился в... в бич людей. В... то, чем стал.
Бывший итератор погружается в мысли и пытается согреть замёрзшие пальцы дыханием.
— Самус, впрочем, цикличное создание, — продолжает он. — Существо из-за пределов бытия. Тогда, в самом начале, и потом, во время Солярной войны... О, бедолага Мерсади! Этот демон — глашатай, покровитель начала бедствий и катаклизмов, предвестник разрухи...
Мауэр переводит взгляд на открытую книгу.
— Я не буду дальше читать.
— Нет, — возражает Зиндерманн. — Меня пугают мысли о том, что слова этой твари кто-то записал. Но подумай, Локен присутствовал во время первой встречи с Самусом и совсем недавно был тут, рядом с нами. А потом мы нашли эту книгу. Если это не совпадение, которое мы искали, то что?
— Думаешь, там есть что-то полезное?
— Думаю, это лучшее, чем мы располагаем. Самус — один из нерождённых, создание варпа. Эти слова — самое близкое к изначальной истине, что получилось отыскать. Читай до конца. Не обращай на меня внимания. Просто читай.
— И слова помогут? — спрашивает Мауэр. — Это то, за чем мы пришли? Заговор? Заклинание?
— Может, в них и нет никакой силы. Но ты всё равно дочитай.
После недолгой паузы женщина снова открывает книгу и находит страницу, на которой остановилась.
— Как будто привязанности что-то значат, — читает она, скользя взглядом по строкам. — Разумеется, это не так. Они, этот биологический вид и планета, связаны незримыми и воображаемыми нитями по воле судьбы, по стечению обстоятельств. Лишь случайно ответвившийся штамм биологической заразы породил это эфемерное общество, выросшее на ничем не выдающемся камне. Только и всего. Это могло произойти где угодно. Но произошло именно здесь...
6:xlii. Не нашли, но найдены
Серый маслянистый дым поднимается над отдельными районами хаотичного города. Когда путники добираются до таких мест, то обнаруживают обугленные развалины или почерневшие воронки от снарядов. Они пышут жаром. Рядом обычно находятся выгоревшие остовы боевых машин. Олл полагает, что подобные места не являются частью ни Внутреннего Санктума, ни «Мстительного духа», ни Неизбежного града. Это фрагменты поля боя из Внешних пределов, из Палатина, Магнификана и Внутренних районов. Повсюду следы недавних смертей: окровавленные обрывки униформы, искорёженные фрагменты брони. Иногда попадается сломанное оружие. Но никогда — тела. На расколотых кирпичах и треснувших плитах есть пятна крови, но нет мертвецов. И они не испарились. Судя по алым полосам и следам на земле, кто-то их утащил. Здесь водятся падальщики или хищники? В городе живут волки или кто пострашнее?
Поэтому кажется, что за ними следят?
Группа товарищей взбирается по лестнице, ведущей, кажется, на городскую стену — громадное сооружение из покрытого сажей камня. Её видно издалека. Она возвышается над остальными зданиями, и на поиск обходного пути уйдёт много часов. Олл надеется, что стена обозначает границу города и сверху удастся как следует осмотреться. Он не знает, что ждёт с той стороны. Во время подъёма Лидва замечает какие-то рисунки на грязных камнях. Путники останавливаются и разглядывают находку. Перссон не может прочесть символы, процарапанные то ли шилом, то ли сломанным клинком. Они выглядят как военные планы, схематические изображения атакующих и защитных манёвров и наброски тактических построений. Их очень много. Некоторые перечёркнуты. Чем выше, тем больше подобных изображений попадается на глаза, будто кто-то разрабатывал и раз за разом изменял некий план, потом бросал его, проходил дальше вдоль стены и начинал сначала.
— Что всё это значит? — шепчет Джон.
Олл пожимает плечами.
— Не думаю, что кто-то сможет ответить. — Перссон начинает терять терпение. Он хочет поскорее добраться до вершины и увидеть, что там, с той стороны.
Когда лестница всё же приводит на площадку возле ряда широких полуразрушенных зубцов, оказывается, что идущая зигзагом стена — лишь одна из множества всё более и более высоких укреплений, настоящих утёсов из керамита и камня. Самые дальние затянуты пеленой тумана. Небо тем временем приобрело цвет тёмного стекла. Светит не то солнце, не то одинокая звезда, но её почти не видно за густыми тучами.
Олл понимает, что на дальних стенах кто-то есть. Неподвижные, коленопреклонённые силуэты. Они принадлежат настоящим великанам.
Спустя мгновение он понимает, кому именно, — боевым машинам Адептус Титаникус. Их безжизненные корпуса покрыты ржавчиной, выгорели изнутри и теперь стоят, то ли в молитве, то ли выражая покорность, на гребне гигантской стены.
— Боже... правый... — бормочет Джон.
— Смотрите! — шипит Зибес настолько громко, насколько хватает духу.
Все оборачиваются. Гебет нашёл очередную нить. Она повязана у одного из зубцов.
— Мы на правильном пути, — шепчет он, но не может убедить в этом даже себя.
Петли из красной нити, которые оставляет Зибес или тот, кем он когда-то станет, — их единственный ориентир. Больше не на что положиться. Торкветум Джона ничего не показывает. Компас Олла крутится без остановки, как безумный. Устройства, позволявшие преодолевать время и пространство и шагать среди звёзд, за кулисами величайшего театра в Галактике, оказались бесполезны, потому что ни время, ни пространство уже не работают.
Но нить остаётся. Они находят очередную петлю через каждые сорок или пятьдесят метров, и Зибес старательно ощупывает узелки дрожащими пальцами.
Олл не знает, почему так происходит. Петли не указывают направление и не дают подсказок. Старые товарищи просто идут и находят следующую. А клубок не становится меньше.
Возможно, не они находят нить.
Возможно, нить находит их.
А раз на такое способен простой кусок пряжи, то справится и кое-кто другой.
Первые капли дождя падают на камни. Поначалу едва заметный, он быстро набирает силу. Олл интуитивно понимает, что в городе постоянно собирался дождь, но никогда не начинался.
А теперь — начался. Что-то изменилось.
Левый глаз дёргается. Олл оглядывается.
6:xliii. Случайные голоса
Сикар поднимает руку.
— Ты слышишь? — спрашивает он.
До Абаддона доносится шум капель, негромкий гул механизмов и скрип металлоконструкций. Но да, он слышал то, о чём говорит товарищ. Голос. Шёпот во тьме.
«...связаны незримыми и воображаемыми нитями по воле судьбы, по стечению обстоятельств...»
Первый капитан оглядывается. Они с Сикаром стоят впереди. Штурмовые подразделения под командой Бараксы и капитанов Джераддона и Ирманда, а также претора-капитана Фето Зелециса выстроились за их спинами широким полумесяцем, контролируя просторные и тёмные коридоры. Они ждут, держа оружие наготове, и слушают. Все это слышали.
Шёпот. Женский голос...
Нет. Несколько голосов, что бормочут одни и те же слова. Эхо, от которого мурашки бегут по коже. Нерождённые. Это их уловки. Они повсюду, проникли в каждую молекулу этого корабля, поселились в стенах, в палубе, в трубах. Это отец допустил омерзительное заражение.
— Не обращай внимания, — говорит Абаддон и даёт команду двигаться вперёд.
Сыны Хоруса выполняют приказ с безмолвной точностью.
Абаддон, идущий первым, снова слышит шёпот из теней.
«Это могло произойти где угодно. Но произошло именно здесь...»
6:xliv. Суть всего
— Но произошло именно здесь, на этом ошмётке материи, на клочке земли, на...
Демон замолкает, оттаскивает Локена от пробоины и разворачивает лицом к себе. Он смотрит легионеру прямо в глаза.
— Как там они его называют? — шипит чудовище. — Террор? Ха! Нет, Терра.
— Я отвергаю тебя, демон, — рычит Локен, чувствуя, как по лицу под забралом шлема течёт кровь. Кровь и слёзы. — Это Тронный мир. Император должен жить, а Терра должна выстоять против всех внешних угроз и всего вашего племени. Человечество верит, что...
— В их представлении скала важна, — возражает демон, практически напевая слова. — Они дают ей имя. Как же смешно. Это просто камень, один из бесконечного множества, вращающийся вокруг одного из мириад солнц. Он не имеет значения. В нём нет ничего особенного. Ни единого выдающегося качества. Но как же они за него бьются!
Самус снова хватает Локена и, вытянув длинную лапу, проталкивает его в брешь, удерживая на весу над кипящей бездной. Звёзды вспыхивают и взрываются. Из темноты смотрят чьи-то глаза. Огненная завеса скрывает поверхность планеты. Во все стороны летят похожие на светлячков искры. Панорама вечности раскрывается перед Локеном, и разум не в состоянии осознать всё, что видит космодесантник.
А он видит слишком много. Будто в лихорадочном наркотическом бреду, легионер познаёт природу сущего, порядок, хаос, конкордию и дискордию, материю и имматериум. Демон пытает его, возможно просто по прихоти или из мести, но мучения несут не только боль. Они выворачивают душу наизнанку и позволяют знаниям течь в самые глубины человеческой сущности. Он видит мироздание так, как доводилось лишь немногим. Такого осознания прежде достигали лишь один или два человека.
Он видит суть всего.
Впрочем, возможно, в этом и заключён смысл пытки.
— Посмотри, — хрипит демон, булькая слизью в горле. — Они сражаются потому, что, кроме войны, у них ничего не осталось. Они нападают и защищаются, поддавшись абсурдной мысли, что есть разница в том, кто победит. Кто захватит этот камень. Кто в конце останется стоять. Нет никакой разницы. Никакой. Никакой. Всё напрасно!
— Ты заблуждаешься, — выдыхает Локен. И видит, что прав.
— Они заблуждаются, — заявляет Самус. — И они жалки в своих заблуждениях. Смотри. Одни глупцы, сбитые с толку бессвязными желаниями и прогнившими идеалами. Это место, эта Терра, никогда не было чем-то особенным. В лучшем случае она на краткий миг стала символом, но и этот родник иссяк. Они сжигают сами себя в последнем судорожном порыве, даже не понимая, что настоящая битва идёт не здесь.
— Не здесь? — рычит Локен. — Тогда где же, нерождённый?
— Она везде, — смеётся демон.
— А тебе откуда знать? — спрашивает легионер. Чудовище стискивает его с такой силой, что чуть не ломает хребет. В глазах темнеет. Он знает, что скоро умрёт, но его это не волнует. Разум Локена силён как никогда. Демон, играя с жертвой, поделился своей картиной мира. Он решил, что это станет возмездием за непокорность, проявленную тогда ещё капитаном Лунных Волков много лет назад на Шепчущих Вершинах. Демонстрация истины, которую тот так долго искал, должна была выжечь его душу и развлечь Самуса.
Но демон ошибся. Локен — астартес. В нём с момента создания заложена способность выдерживать самые страшные испытания. Каким бы жутким ни было зрелище, это всего лишь истина. И только она имеет значение. А страх ему больше неведом.
— Ты — ничто, — заявляет легионер. — Просто вымысел. Фантом. Кирилл так говорил, а сейчас ты всё показал. Ты лишь течение имматериума, решившее, что существует. Ложный разум, случайно рождённый из неспокойных эмпирей. Ложный демон и ложный бог. Ты появился за мгновение и исчезнешь так же быстро. Ты — ничто. Я отвергаю тебя. Я отрицаю тебя. Что ты вообще такое, ублюдок?
Демон ревёт. Он приходит в ярость и сдавливает Локена в когтях. Кажется, будто силовые доспехи вот-вот лопнут, а тело космодесантника превратится в кровавую кашу.
Но существо затаскивает его обратно в отсек и швыряет о стену коридора. Локен врезается в обшивку и тряпичной куклой валится на пол, оставляя вмятину в металле. Правый наплечник трескается.
Воин пытается подняться. Конечности пылают огнём. Сердце работает на пределе.
Сгорбившись, громадный демон надвигается, проминая тяжёлыми шагами настил палубы и оставляя дымящиеся следы.
— Я — Самус! — вопит он. — Меня зовут Самус!
— Правда? — спрашивает Локен. Он всё-таки сумел встать и теперь пятится прочь, опираясь на стену. — Но это никому не интересно. Никому!
— Это единственное имя, которое ты услышишь. — Демон, рыча, тянет лапы вперёд.
Космодесантник прыгает в сторону, и когти скребут по стене. Он перекатывается через плечо и поднимается на ноги, обнажая клинки: гладий Рубио и Скорбящий. Руки трясутся.
— Но я слышу не только его, — цедит Локен, отражая удар когтей. — Я слышу другие голоса. Те, что ты украл. И один звучит особенно громко. Ты же тоже слышишь, демон? Голос, произносящий слова за мгновение до тебя?
— Я — тот, кто идёт за тобой, — хрипит чудовище, возникая за спиной, но Локен уже развернулся, предвосхищая удар. Эхо настоящее. Один из голосов звучит отдельно от остальных. Женский. Сначала Гарвель решил, что он принадлежит Мерсади, но это не так. Голос произносит те же слова, что и демон, но секундой раньше, будто суфлёр. Клинок Рубио сверкает и искрится, сталкиваясь с острым когтем.
— Я — шаги за твоей спиной, — шипит Самус, но Локен уже произнёс эту фразу, вторя призрачному эху. Ошарашенный демон отшатывается, потрясённый поведением добычи, и скулит.
— Ты это слышишь? — Локен поудобнее перехватывает клинки и начинает обходить противника с фланга. — Откуда он взялся, а? Этот голос. Он точно знает, что ты собираешься сказать, и делает это раньше, а ты повторяешь, будто кукла. Просто фигура из варпа без собственной воли.
— Я — человек, стоящий рядом, — ревёт демон, но и эти слова звучат только после того, как их сказал Локен. Скорбящий рассекает плоть на левом боку Самуса. Чудовище пронзительно визжит, как свинья на бойне.
— Оглянись! — дразнит его легионер. — Я повсюду и вокруг тебя.
Нерождённый хрипит и скалит зубы. Из ноздрей вырывается ядовитый пар. Рана в боку сочится розовым ихором.
— Не нравится, да? Этот голос тебя раздражает. Откуда он раздаётся? Знаешь? Если тебе так много известно, ответь на вопрос. Что это за голос, который выставляет тебя посмешищем? Мне он кажется знакомым. Похоже на Мауэр. Не знаю, как такое возможно, но это доказывает, что ты — просто никчёмная ложь.
Самус завывает и бросается в атаку. Меч Рубио, пылая белым, неугасимым пламенем, блокирует удар, а Скорбящий вгрызается в податливую плоть.
— И что ты теперь можешь? — рычит Локен, разрывая клинч и отскакивая назад. Клинки поднимаются в боевую позицию. — Что ты можешь, когда я больше не боюсь?
6:xlv. Это повторялось уже много раз
— Самус! Я — конец и смерть. Истинно говорю тебе, я видел всё это много раз, — произносит Мауэр в темноту. Она делает паузу и откашливается. Зиндерманн замечает, что женщина побледнела и каждое слово даётся ей со всё большим трудом. — Не знаю сколько. Время для меня лишено смысла, и мне незачем помнить всю биологическую заразу, прорастающую на камнях. Мне не хватает терпения запоминать имена камней. Камни — это камни, а моё имя — Самус...
— Достаточно, — говорит он.
— Самус будет глодать твои кости...
— Мауэр, остановись. — Зиндерманн дотрагивается до неё, но боэтарх будто впала в транс. — Ничего не происходит. Эти строки — просто бессмыслица.
— Это — только посмотри, какая бойня! — повторялось уже много раз, — чеканит она. — Цикл, подобный восходу и закату.
— Стой, довольно! Мы ошиблись! Это не заклинание, от него нет никакой пользы.
— Оно случится снова, — Мауэр тяжело дышит, запинается и говорит невнятно. — Оно случается везде. Как банально. Династические распри. Война...
— Ты навредишь себе! Хватит! Мы ошиблись! В книге нет нужных знаний!
— ...м-между двумя гнёздами букашек, которых я могу раздавить по дороге куда-нибудь и даже не заметить...
Зиндерманн выхватывает книгу из её рук и бросает на пол. Одного касания оказалось достаточно, чтобы пальцы покрылись волдырями. Несмотря на боль, он подхватывает потерявшую равновесие женщину.
— Прости, — шепчет Зиндерманн. — Прости, что заставил тебя это читать.
Он крепко сжимает её в объятиях, не давая упасть. Боэтарх плачет на плече старика.
— Прости, — повторяет он. — Я думал, от этого будет прок. Какое-то откровение. Но ничего не произошло.
6:xlvi. Прекрасная возможность
Голос стих. Пропал без следа. Но и демон потерял былую силу. Ещё три тяжёлых удара заставляют его опуститься на колени. Он стал меньше, усох, превратившись в костлявое, измождённое существо, сравнявшись с Локеном ростом. Вся бурлящая энергия словно бы вытекла из оболочки, и на месте гротескно раздутых мышц остался мешок из дряблой кожи, висящий на костях. Локен видит, как слой за слоем тело демона распадается и растворяется, будто змея сбрасывает кожу. Он тает, как восковая фигура, стекает на палубу и обращается в пар. Он дрожит. Густой, как каша, ихор сочится из страшных ран. Нерождённый жалобно воет и медленно поворачивает к легионеру гниющее лицо, будто прося о пощаде.
— Ты побеждён, — произносит Локен. — Ты ничто.
— Однако... — сипит Самус.
— Однако что?
— Однако всё изменится, если один из них заметит, — в словах демона больше нет прежней глубины и ярости. И теперь он только один. Бормотание похоже на радиосигнал от далёкой умирающей звезды. Так хрипит и скрежещет фоновая радиация космоса, трещат догорающие в камине дрова. Так может звучать голос, доносящийся из-за толстой стены.
— Что заметит? — осторожно спрашивает Локен.
— Поймёт, что можно совершить, — вздыхает тварь. Самус смотрит на победившего человека с мольбой и отчаянием в глазах. — Возможность, прекрасная возможность, которую никто не видит — ни один из них, — но до неё рукой подать. Я почти чувствую её вкус. Она ближе, чем когда-либо.
Локен качает головой.
— Я всё видел. Ты сам мне показал. Этого не случится. Я не позволю. Человечество не позволит.
Демон начинает хныкать. Искра надежды гаснет в чёрных глазах, и он отворачивается, сплёвывая на палубу вязкую кровь и выбитый зуб.
— Кому из них хватит духу протянуть руку? — всхлипывает существо. — Немногим, совсем немногим суждено её разглядеть или понять, что это за возможность. Их можно пересчитать по пальцам.
Он поднимает сломанную лапу и вытягивает коготь.
— Этот? Хвастливый король на крошечном троне, чей свет вот-вот угаснет?
Разгибается ещё один дрожащий палец.
— Или тот? Визгливый претендент, скорчившийся в воющей глотке ада?
Третий палец.
— Или вот он? Помешанный пророк, скользящий сквозь открытые раны между немигающими звёздами?
Самус смотрит исподлобья.
— Кто-то да способен увидеть, чего можно добиться сейчас, пока ещё не слишком поздно. Способен понять наконец, что ничего не имеет значения... ни умирающий камень, ни безграничная бойня, ни жалкая ярость... пока они не принесут войну туда, где ей надлежит быть. Не здесь. Не на Терре. Но снаружи и внутри и везде, ибо Погибель и только Погибель, что была в начале и будет в конце, есть всё и повсюду...
— Только эта победа имеет значение, — отвечает Локен и опускает меч Рубио, нанося последний удар. Истерзанный демон вопит и распадается надвое. Завитки энергии варпа и разноцветный туман вырываются из раны, и безжизненные останки валятся на палубу.
Локен слышит грохот и чувствует, как воздух приходит в движение. Каким бы колдовством и тёмным искусством ни обладал нерождённый, они исчезли, и мир вернулся к привычным законам. Дыра в борту корабля стремительно увеличивается в размерах. Листы обшивки трескаются, как яичная скорлупа, и рвутся, как бумага. Все незакреплённые предметы летят в пробоину: мусор, металлические детали, обрывки кабелей, заклёпки, разлитая жидкость и даже труп демона, сейчас больше похожий на кучу грязной ветоши. Грозный вой уносящегося в открытый космос воздуха оглушает Локена.
Космодесантник скользит по палубе. Он убирает клинки за спину и хватается за одну из опорных балок. Магнитные подошвы автоматически включаются и с характерным лязгом прилипают к решётчатому настилу. Пригнув голову, он шаг за шагом, борясь с ветром, бредёт вперёд. О доспехи ударяются пролетающие мимо обломки. Локен добирается до герметичного люка как раз в те мгновения, когда ураганный ветер начинает срывать листы обшивки со стен, и прожимает аварийный выключатель.
За мгновение до закрытия переборки он видит расчленённое тело демона, болтающееся в воздухе вместе с мусором, подобно сорванному ветром флагу. Он бьётся о зазубренную кромку пробоины, рассыпаясь на части, и окончательно исчезает.
Люк заперт. Ветер стих. Руны на настенном пульте загораются янтарным светом, сигнализируя, что вентиляционные системы пытаются восстановить давление.
Локен снова один на палубе мёртвого, безмолвного корабля.
6:xlvii. Безмолвие
Абаддон вслушивается.
— Голос молчит, — замечает Сикар.
Действительно. Шёпот, который, казалось, срывается одновременно с тысячи губ, внезапно стих. Остались только фоновые скрипы корабля и гул силовых установок.
Первый капитан собирается отдать приказ продолжить движение и закрепиться в следующем отсеке, но его прерывает внезапный и резкий грохот. Абаддону прекрасно знаком этот похожий на выстрел звук. Он уже слышал его раньше и понимает, что произошло, прежде, чем включаются сирены, а янтарные руны на настенных пультах начинают тревожно мигать.
— Поручни! — кричит он. — Всем держаться!
Нарушена целостность корпуса. Взрывная декомпрессия. Воздух с воем приходит в движение, утягивая за собой и самого Абаддона, и стоящих рядом воинов. Активируются магнитные подошвы. Первый капитан хватается за поперечную балку, чтобы устоять на ногах. Ветер набирает силу. Давление настолько сильное, что кажется, будто коридор впереди специально пытается затянуть их в себя. Пыль, грязь и мусор проносятся мимо, подхваченные внезапным порывом, бьют по броне и, кувыркаясь, уносятся прочь, в тёмный зев. Винты, куски металла, провода. Листы бумаги...
Всё прекращается столь же внезапно, как и началось. Раздаётся глухой стук, и воздух замирает. Аварийная переборка опустилась в автоматическом режиме, заблокировав повреждённый отсек. Мусор падает на палубу. Пыль медленно оседает.
— Проклятый корабль разваливается на куски, — рычит Баракса.
Абаддон не обращает на него внимания и расправляет плечи. Мимо, подобно осенним листьям, летят клочки бумаги. Он ловит один такой.
Сикар подбирает с пола второй.
— Что это?
Абаддон рассматривает зажатую в руке страницу из книги. Ветхая бумага покрылась пятнами от старости. Выглядит так, будто кто-то её вырвал.
— Похоже на... стихи? — замечает Сикар.
Откуда, варп побери, они здесь взялись? Что всё это значит? Первый капитан не собирается читать эту чушь. Сначала голоса и шёпоты, теперь слова на бумаге... Он сминает страницу в кулаке.
— Капитан!
Тактическое подразделение под командой Арнанода продвинулось вперёд. Абаддон нагоняет их, выходя в следующую секцию коридора, и понимает, почему его позвали. Он ступает не по палубе боевого корабля. Под ногами старый, истёртый ковёр. Вдоль обеих стен стоят стеллажи, а на них — книги. Старые фолианты, футляры со свитками, папки... Недавняя декомпрессия выдернула некоторые тома с полок, и сейчас они разбросаны по полу.
Он вскидывает болтер.
— За мной.
6:xlviii. Как по волшебству
Архивариус нервно смотрит на Зиндерманна. Старик стоит в лучах светильников, обнимая рыдающую Мауэр, и шепчет ей что-то успокаивающее.
Девушка разворачивается и бежит вдоль шкафов. Нужно принести воды. Той женщине совсем плохо. Может, даже стоит отыскать чего покрепче. У старшего библиотекаря в кабинете точно была бутылка хорошего амасека.
Она поворачивает за угол и замирает как вкопанная. Там кто-то есть. Высокая тень, чёрная на чёрном, стоит в проходе. Нечеловечески высокая. Это астартес.
— Капитан Локен, сэр, вы верну...
Слова умирают у неё на губах.
— Ты работаешь здесь, дитя? — спрашивает тень. Голос мягкий и глубокий, как звук басовой флейты.
Она кивает, потому что ничего другого сделать не может.
— Я пришёл забрать часть книг из этой коллекции, — произносит гость. — Пока ещё есть время. Здесь живут знания, и их нельзя потерять.
— Ка-ка-какие к-книги?.. — заикаясь, шепчет архивариус.
— Все, — отвечает тень, шагая вперёд.
Движение активирует светильник над висящей на стене картиной, выхватывая из темноты и поблёкший образ Вавилонской башни, и стоящего в темноте легионера.
— Меня зовут Азек Ариман, — представляется он.
6:xlix. Контакт
— Быстрее! — торопит Тейн. Демений догоняет. Позади осталось слишком много пустых коридоров и комнат. Совершенно бессмысленный лабиринт, даже по непостижимым меркам внутреннего устройства Санктума Империалис. Сейчас они наконец-то оказались в месте, которое Тейн узнаёт. Этот изящный, сводчатый вестибюль выходит к подножью Восхождения Провиса, монументальной лестницы из оуслита и травертина, которая, в свою очередь, ведёт на Изумрудную площадь.
Они бегом взлетают по сверкающим ступеням. Восхождение Провиса напоминает белую гору, вершина которой скрывается за облаками. Тейн чувствует, как вибрирует воздух и дрожат каменные плиты под ногами. Он надеется, что причиной является отдача орудий на стенах Дворца.
Но знает, что это не так.
На плитке, которой облицованы стены вдоль лестницы, не должно быть трещин, как от чрезмерной нагрузки сверху. Люстры не должны качаться, будто на сильном ветру. В воздухе не должно пахнуть дымом, а свет, льющийся сверху, не должен мерцать и пульсировать.
Ближе к вершине они натыкаются на первое тело. Полковник Эксертус лежит на спине. Грудная клетка раскрылась, как кровавый цветок, от разрыва болтерного снаряда. Рядом ещё двое: сержант из 7-го Пан-Тих полка свернулся калачиком, будто уснул, а стрелок из Дунайских союзных войск пронзён насквозь железным штырём.
Потом они находят кустодия.
Золотой великан похож на упавшую статую. Кто-то откусил ему забрало и полголовы. На ступенях пятна крови и каменные обломки. Демений замедляет шаг и, поражённый, опускается на колено у тела мёртвого стража. Тейн бежит дальше.
Вот и вершина. Изумрудная площадь.
Это одно из главных общественных пространств за северо-восточным изгибом стены Санктума. Здесь проводят парады и торжественные церемонии. На неё выходят фасады дворцов Лепида, золотые изгороди, за которыми начинается двор Комитета Географов и стоит смотровая башня Оккуллум.
Он замирает на месте. Сюда пришла буря, потоп, разверзлись врата ада. Тейн, очевидно, опоздал со своим докладом. Все черти уже здесь.
Вопящие, распевающие богохульные гимны Несущие Слово сплошным потоком валят сквозь пылающие врата Лектис и Меркарсис, размахивая тошнотворными знамёнами, без особого труда проламывая наспех возведённые бойцами Эксертус оборонительные рубежи. Повсюду обломки, кровь и дымящиеся фрагменты человеческих тел. Небо затянуто сплошной завесой дыма. Башенки и постройки по периметру площади либо горят, либо разрушены. Подразделения огневой поддержки Солярной ауксилии обстреливают предателей из тяжёлых орудий с высоких балюстрад здания Комитета. Шесть штурмовых отделений астартес из Разбитых легионов контратакуют на западном фланге. Но никто и ничто не может даже замедлить натиск орды Несущих Слово.
Слишком поздно. Они опоздали.
— Демений! — кричит Тейн, но брат-практикант уже догнал старшего товарища и держит клинок Берендола наготове.
— За мной, — командует капитан Имперских Кулаков, поднимая боевой молот.
6:l. Осколки
Рок обрушивается на последнюю крепость, как железный кулак, как каблук тяжёлого башмака, размалывая в труху последние надежды человечества. Никто не сдерживается и не проявляет внезапную милость. Когда орда предателей наконец вцепляется в глотку раненой жертве, жестокость не угасает. Она вспыхивает с новой силой, подогреваемая злобным раздражением от того, что защитники продержались так долго. И теперь, когда противники сошлись лицом к лицу в рукопашной, поле брани погрузилось в кровавое безумие. Удары градом сыплются на лицо Империума, а тот не может ни уклониться, ни отступить. Это расплата, месть и наказание за долгие месяцы упрямого сопротивления, за жизни, которыми пришлось пожертвовать, за пролитую кровь, за все оскорбления и обиды. Последняя крепость, прижатая к стене, беспомощная и беззащитная, будет жестоко, без жалости, разорвана на части в приступе убийственного гнева. Эта осада завершится не победой, но разорением. Империум Человека и даже самая память о нём будут стёрты с лица земли и растоптаны.
Огонь разгорается и расползается в стороны. Повсюду под оранжевым, как бурлящая лава, небом сияет ярко-жёлтое зарево.
Там, где пустотные щиты не выдержали и схлопнулись, оборона Дельфийской стены начинает осыпаться. Поначалу таких мест немного, но сам факт их появления говорит, что надежды больше нет. Предатели взбираются на стены последней крепости высотой в полтора километра и ещё в километр толщиной у башни Гимнов, западного Палатина, западных Дельф и южных Стражей. Пламя устремляется вверх, прорываясь сквозь проливной дождь и разряды молний, сопровождающие обрушение пустотных щитов. А следом, по насыпям из обломков, идут вопящие орды Вора Икари, Экрона Фала и Сероба Каргула.
Преторы с установленными на силовых ранцах знамёнами ведут за собой войска, скандируя новый боевой клич: «Тёмный Король! Тёмный Король!» Он вырывается из нечеловеческих глоток, сотрясая воздух. Нерождённые маслянистым потоком и шлейфами дыма струятся вокруг гигантских, медлительных машин смерти, шагающих за штурмовыми отрядами. В местах бреши каждую минуту обрываются тысячи жизней с обеих сторон.
Но они лишь мелочь и последствия внутренней катастрофы. Враг давно пробился в глубины Санктума. Несметные толпы предателей прошли за линию обороны по извилистым тропам, которые по воле имматериума ведут в обход всех стен и барьеров, сквозь червоточины, от которых невозможно защититься. Законы материальной Вселенной попраны, и силы предателей возникают в сотне мест по всему Внутреннему Дворцу. Они учиняют резню сразу, как осознают, что произошло. Иногда никто не обращает внимания на внезапные изменения в окружении, и воины просто продолжают делать то же, что и раньше.
На широких магистральных дорогах идут бои. Процессионали превращаются в поля битвы. Просторные коридоры и аурамитовые палаты Дворца Терры охватывают пламя и дым, в них льётся кровь и рокочут болтеры. Башни пылают, шпили рушатся, мосты и виадуки падают, не выдержав тяжести боёв. Смерть пришла, поправ логику, разум и законы вероятности, и сияющее чудо, коим являлась последняя крепость, превратилось в бойню.
На процессионали Танкена Люкориф из Повелителей Ночи радуется новообретённому статусу и количеству жертв, павших от его руки. Вдруг легионер останавливается и осознаёт, что напрасно возомнил себя первым. С феноменом, загадочным образом перенёсшим его за стену, столкнулись и другие. Множество других. Он видит целые бригады Гвардии Смерти у Южного алтаря и колонну бронетехники Сынов Хоруса на перекрёстке Садриана. Видит, как открываются двери и проходы там, где их никогда не было, как на теле реальности возникают гнилостные разрывы и раны, сквозь которые идут всё новые отряды боевых братьев. Это вторжение куда интереснее даже самых смелых планов и схем Железного Владыки. Какими скучными и банальными сейчас кажутся замыслы Пертурабо! Насколько шаблонно выстроил оборону Дорн! Варп победил и опозорил их всех, он сгноил Дворец Ложного Императора и теперь играет с его расчленённым телом.
Люкориф решает не предаваться разочарованию. Вот она, победа! Это последнее и величайшее завоевание в истории, и он сыграл в нём свою роль.
Он поднимает мерцающие клинки, потому что тут ещё есть кого убить.
На Траксийском виадуке в трёхстах метрах над землёй часовой Ксохас Тьян ведёт группу сияющих Кустодиев в бой, надеясь остановить лавину Гвардии Смерти и Несущих Слово. Они пытаются пробиться от шпиля Эшелонов к башне Эгиды. Даже с учётом четырёх рот напуганных Эксертус противник в двадцать раз превосходит числом силы Тьяна. Золотой пролёт виадука в сорок метров толщиной содрогается, когда стороны вступают в бой. Тьян не отдаёт приказов. Нейросинергия передаёт братьям-кустодиям все данные, а смертные солдаты без слов понимают, что нужно делать. Он не отступает и выдерживает натиск. Все его воины выдерживают. А виадук — нет. Пролёт рушится под нагрузкой и бесконечными ударами, увлекая в бездну и лоялистов, и предателей.
На развязке Марникса, меньше чем в двух километрах от Тронного зала, Амит по прозвищу Расчленитель принял командование.
Вексиларий Рох погиб. Роты воспрещения истекают кровью, отражая атаки со всех сторон. На развязке сходится множество дорог, и враги наступают по каждой. Великие печати Санктума сломаны. Бронированная смерть течёт по главным магистралям, словно яд по венам.
Перекрёстки завалены трупами. Многие из них принадлежат гражданским и местным служащим, которые попали под обстрел во время нападения предателей. Врагам всё равно, есть ли у тебя оружие. Они просто несутся вперёд и убивают каждого встречного. Скольким удалось спастись и где они укрылись? Остаткам рот воспрещения пришлось отойти на ступени Прозерпинской башни. Ведущие к её вратам широкие мраморные лестницы, по сто ступеней в каждой, выполнены в виде солнечных лучей. Сейчас там лежат тела Сынов Хоруса, пытавшихся взобраться по ним, и Кровавых Ангелов, не давших им этого сделать.
Каменные ограды и бортики разлетаются под болтерным огнём. Пламя из сопел огнемётов лижет стены. Тяжёлые лазерные и плазменные орудия палят из бойниц, оставляя бреши в порядках наступающих предателей. Роторные пушки гудят и урчат, опустошая магазины. На затянутых едким дымом открытых участках лестницы легионеры сходятся один на один в яростных рукопашных схватках. И лоялисты, и предатели глохнут от невыносимого шума.
Амит с мечом в руке сражается плечом к плечу с боевыми братьями из Кровавых Ангелов, Белых Шрамов и Имперских Кулаков. Каждая мраморная ступень превратилась в поле боя. Они сбрасывают обезумевших Сынов Хоруса вниз, и мёртвые тела собираются в курганы у подножья лестницы. Кровь каскадами стекает по плитам.
Амит разрубает шлем очередного сына Луперкаля, выдёргивает окровавленный клинок и рассекает горло ещё одному предателю. Труп падает и кувыркается по ступеням. Кровавый Ангел наносит ещё один удар, и в сторону отлетают отсечённые рука и голова в шлеме.
Снаряды и ракеты врезаются в стены башни за спиной Амита, засыпая его и остальных защитников дождём металлических осколков. Они продолжают сражаться, не обращая внимания ни на что, кроме жестокой битвы, в которой сверхлюди сошлись с равными себе противниками. Воины впали в состояние, похожее на транс. У них есть только две возможности: убить или быть убитыми.
Ламир, сражающийся по левую руку от Амита, падает, разорванный на части. Его убили не взрывы за спиной и не карабкающиеся вверх Сыны Хоруса.
Капитан Кровавых Ангелов задирает голову и видит, что на развязке Марникса, как рана в мягкой плоти, открылись новые врата.
Из вспухшего воздуха начинают сыпаться нерождённые.
6:li. Погибель
Ливень набирает силу. Олл Перссон смахивает воду с лица. На городской стене слишком опасно. Поднимается туман, будто собираясь ослепить их и скрыть от глаз путеводные обрывки красной нити. Далёкие стены и крыши внизу растворяются в серо-зелёной дымке.
Перссон снова оглядывается и просит товарищей поторопиться.
— Что случилось? — спрашивает Лидва.
Ничего. У Олла просто разыгралось воображение, и он дёргается от каждой тени. Так было с тех пор, как они покинули Калт.
На этот раз всё иначе. За их спинами на широкой стене появился некто, и он приближается. Этот некто вышел то ли из тумана, то ли из ниоткуда. То ли сразу отовсюду.
Он их наконец-то догнал.
— О боже... — выдыхает Олл.
Эреб ничего не говорит. Он не останавливается и не просит вернуть украденный нож. Всё, что он мог бы сказать, вытатуировано на грубой коже или вытравлено на тёмной броне.
Тёмный Апостол, Длань Судьбы, догоняет их и начинает убивать.
6:lii. Предречённая судьба
Непроглядная темнота кажется живой. Она будто обладает плотностью и давит со всех сторон. Сангвиний слышит вздох за спиной.
— Я не смогу идти дальше, — произносит Феррус. Его рот уже давно не шевелится.
Ангел кивает. Восставший из мёртвых кладёт широкую металлическую ладонь на плечо брата. Она дрожит. Боль или гнев, которые Феррус Манус сдерживал внутри до этого мгновения, грозят вот-вот вырваться наружу.
— Я бы хотел, но...
— Понимаю, — отвечает Сангвиний.
— Если бы был выбор...
— Я всё понимаю. — Он едва видит силуэт Горгона в тенях. Как будто его там уже нет или вот-вот не станет.
— Иди. Мне больше не нужны уроки.
— Ещё один, последний, — говорит Феррус. — Он прятался в прошлом.
— Хорус?
Горгон кивает.
— Так он тебя обманул. И отца тоже. Хорус не мог допустить, чтобы отец понял, насколько он силён, или прочёл его мысли, или разгадал природу подготовленной ловушки. И потому усилием воли и властью варпа Луперкаль отправился в собственное прошлое, настолько погрузился в воспоминания, что в течение некоторого времени даже сам не понимал, где находится и что делает.
— Такое возможно?
— Для него — да. Изумительный тактический приём. В конце концов, не зря же его нарекли магистром войны. Поэтому отцу нечего было читать. У Хоруса не было мыслей о настоящем, которые могли бы выдать план. А подробности, конечно же, были известны только ему.
— И так мы попались и оказались здесь, — бормочет Сангвиний.
— Да, — печально кивает Феррус. — Время хитростей прошло. Вы здесь. И потому его разум быстро восстанавливается. Он снова становится собой и чем-то большим. Полностью осознаёт своё могущество и происходящее вокруг. Он всесилен. Но вот что я скажу, брат. Даже ему приходится прикладывать огромные усилия, чтобы заново собрать уничтоженный разум. Процесс ещё не завершён.
— Значит, он слаб?
— Телом? Нет. Но, возможно, пока ещё немного слаб разумом. В нём могут оставаться следы наведённого слабоумия. Как минимум, он может пребывать в замешательстве и не до конца осознавать свои возможности.
— Значит, я могу воспользоваться этой уязвимостью?
— Может быть, пока она существует. Это ненадолго. И даже в таком состоянии он...
— Я понимаю.
— Знаю, что понимаешь.
Сангвиний смотрит вперёд, где темнота сплетается с темнотой. Глубоко в тенях, но достаточно близко, чтобы примарх мог почувствовать, ощущается зловещая сущность. Тусклое красное свечение немигающего глаза или, возможно, пульсирующее воплощение злобы и ненависти, подобное слитку радиоактивного металла на дне океанской расщелины или тусклой звезде на самом краю Галактики.
Или, может, это просто предречённая судьба.
Он слышит, как бурлит и потрескивает закипающий варп.
— Он здесь, — говорит Ангел.
— Всегда был, — отвечает Феррус.
Сангвиний поднимает меч и готовится к бою. Клинок вспыхивает, бросая вызов тьме. Капли золотистого света стекают с него, чуть разгоняя тени. Но вечная ночь поглощает сияние.
— Ублюдок хранит мой череп, — говорит Горгон. — Забери его. Мне не нравится быть трофеем.
Сангвиний кивает.
— До встречи, — прощается Феррус Манус.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ГЕРОИ В ЗАПАДНЕ, ЧУДОВИЩА В ЛАБИРИНТЕ
7:i. Участь давних товарищей
В путешествии всегда есть чудовище, и оно всегда тебя настигает.
Группа выживших с Калта под защитой и руководством Олла Перссона преодолела расстояния в сотни световых лет и побывала во временах, разделённых тысячелетиями. Но их путь подошёл к концу здесь, на залитой дождём осыпающейся крепостной стене, что окружает заброшенный город.
Эреб идёт сквозь струи дождя. Он — часть этих капель. Часть надвигающейся бури. Он — воплощение гнева стихии, что обрушилась на старые улочки.
Олл, в насквозь промокшей и хлопающей на ветру одежде, не двигается с места. Друзья кричат, призывая бежать, но он знает, что это бессмысленно. От судьбы не уйти. Так всегда с лабиринтами: кроме тебя в них всегда есть кто-то ещё. Олл знает. Ему не дают забыть старые шрамы. Заходя в этот лабиринт ещё на Калте, он с присущей странствующим героям глупостью надеялся, что сможет пройти по нити до самого центра и избежать встречи с чудовищем.
Но в месте, где не существует ни времени, ни расстояния, это невозможно. Монстр, шедший по следу, наконец настиг жертву. И, как и любой странствующий герой из прежних времён, Олл понимает, сколь наивными были его надежды.
Усугубляет ситуацию то, что он не Иясон, не Сигфрид, не Гильгамез, не Беарвульф, не Олитей и не Парзифаль. Он не могучий силач с крепким копьём и бронзовым щитом. Уже нет. Он промокший до костей старик, судорожно пытающийся найти в карманах каменный нож, совсем не подходящий для таких сражений.
Эреб — это адская тварь, звероподобный великан в полном доспехе, наполовину сотканный из дождя и гнева. А вторая половина — это слова. Мерзкие, дьявольские слова, связанные и стянутые в подобие человеческого тела. Он открывает рот. Олл нащупывает рукоять...
Лидва приходит на помощь. Он самый быстрый из всех и единственный, кто может сравниться с Несущим Слово физической силой. Чугунный столб в руках легионера поднимается для удара.
Эреб говорит.
Слово силы, последовательность нечестивых звуков, извлечённых из варпа и превращённых в оружие, предназначалось Оллу, но Лидва оказался на пути. Астартес летит назад, как от удара, и сбивает Джона с ног. Столб выпадает из разжавшихся пальцев и катится по земле. Воин ударяется о камни и не поднимается.
Эреб снова движется к Оллу. Ему есть что сказать, и большинство этих слов смертоносны. Перссон замахивается ножом.
— Нет, — произносит Эреб. Вот просто так. «Нет».
И Олл понимает, что не может пошевелиться. Он замер с занесённой, трясущейся рукой. Тело Вечного повинуется приказам другого существа. Эреб улыбается и тянется к горлу Перссона сквозь струи дождя.
На Несущего Слово нападает Кранк. Отчаянно выкрикивая имя Олла, он изо всех сил бьёт самодельной дубинкой по лицу и нагруднику Тёмного Апостола. В этом ударе больше самоотверженности и преданности, чем у иных генетических сыновей Императора.
Во все стороны летят брызги. Керамитовая труба и руки Кранка разлетаются на части. Солдат отшатывается, вращая глазами и хватая ртом воздух из-за болевого шока. Эреб цыкает и произносит ещё одно слово. Оно попадает Кранку в затылок и взрывает череп, как выпущенный в упор заряд дроби. Олл, видя, как безголовый труп заваливается набок, хочет выть, но он по-прежнему парализован. Непослушные мышцы кричат, скопившаяся молочная кислота нестерпимо жжётся, но все попытки вырваться оканчиваются провалом.
Хватка Эреба становится реальной — Несущий Слово берёт противника за горло и отрывает от земли. Олл задыхается. В глазах начинает темнеть. Он слышит, как колотится собственное сердце. Видит лицо врага, расплывающееся в довольной улыбке. Мёртвые глаза. Вытатуированные на коже безумные слова. Капли крови Догента Кранка на щеке, носу, брови. Дождь их вот-вот смоет. Олл знает, что та же кровь залила и его лицо. Воздух в лёгких заканчивается, со всех сторон наваливается чернота. Под железными пальцами трещат кости...
Раздаются тяжёлые удары, будто пневматический молот колотит по заготовке. Тиски разжимаются. Олл падает на спину и ударяется о мокрые камни. Графт, вытянув манипуляторы, ритмично и неустанно колотит Эреба пси-защищённым ящиком. Удары совершенно механические и безыскусные, как у парового пресса. Графт создавался не для сражений и сейчас решает задачу с характерным усердием сельскохозяйственного сервитора, будто заколачивает в землю очередной столб для ограды. Он не останавливается и не колеблется, а просто раз за разом опускает на Эреба ящик из дюрасплава, не сбавляя темп и не останавливаясь ни на секунду. И, в отличие от безрассудной атаки Кранка, эти удары наносятся с нечеловеческой силой. Графт создан для промышленных работ. Олл видел, как он поднимал тонну урожая за раз.
Чудовище отходит на шаг и поднимает руки для защиты. Металлический ящик гнётся и скрипит с каждым ударом, угрожая развалиться. Теперь на лице Эреба кровь не только Догента Кранка.
— Графт! Уходи! — кричит Олл.
— Я делаю доброе дело, рядовой Перссон, — отвечает сервитор, не отвлекаясь от задачи. — Бегите.
Олл чувствует, как его хватают чьи-то руки. Это Джон пытается оттащить его прочь и поднять на ноги. Он что-то кричит, но слов не разобрать. Голова кружится, ноги не слушаются, в ушах звенит...
— Нож... хрипит Перссон.
Он выронил клинок, когда упал на камни. Олл отталкивает Грамматикуса, опускается на колено и видит атам в нескольких метрах от себя. Нож лежит на мокрых камнях на самом краю стены.
Из ниоткуда возникает Зибес и хватает артефакт, не давая ему сорваться в пропасть и исчезнуть навсегда.
Ящик окончательно разваливается от череды ударов. Графт продолжает бить манипуляторами. Эреб перехватывает сначала одну механическую руку, затем другую. Вторичные конечности сервитора вцепляются в лицо и горжет Несущего Слово. Чудовище злится. Истекает кровью и злится. Он выкручивает и отрывает одну из основных рук Графта, после чего отбрасывает её в сторону. Манипулятор исчезает за завесой дождя. Продолжая удерживать уцелевшую руку, Тёмный Апостол тянется ко вторичным конечностям. Одна из них отделяется с фонтаном искр, оставляя в разъёме куски проводов. Предатель открывает рот, собираясь произнести что-то прямо в лицо Графта.
Камень бьёт его в висок. Этот удар не страшнее пчелиного укуса, но всё же заставляет Эреба раздражённо повернуть голову. Кэтт уже раскрутила пращу для второго выстрела.
Отрывистый лай Несущего Слово заставляет примитивный снаряд замереть в воздухе. Он, вибрируя, на мгновение останавливается под струями дождя и рассыпается в пыль. Эреб, которого происходящее уже явно перестало забавлять, отрывает Графта от земли и бросает.
Повреждённый сервитор летит в сторону Кэтт и Актеи. Девушка съёживается, готовясь к удару, а ведьма вскидывает руки. Графт замирает в воздухе вверх тормашками ровно посередине между Несущим Слово и слепой пророчицей. Актея удерживает груз с той же лёгкостью, с какой Эреб поймал камень несколькими мгновениями ранее. Олл замечает трещины в обшивке. Из разорванных трубок течёт масло и гидравлическая жидкость. Один из шейных поршней сломался, и теперь голова повёрнута под странным углом.
Эреб всматривается в стоящую в полусотне метров от него ведьму, затем переводит взгляд на сломанного сервитора, повисшего в пустоте, и коротко кивает, будто в знак уважения к противнику.
А потом произносит ещё одно кошмарное слово силы.
Графт разлетается на куски. Взрывная волна разбрасывает металлические обломки во все стороны. Эреб неспешно поднимает руку, будто благословляя кого-то, и летящие в его сторону фрагменты — некоторые из них достаточно тяжелы, чтобы травмировать или даже убить космодесантника, — отклоняются в стороны.
Спутники Олла не могут похвастаться такой защитой.
Актея отшатывается и призывает незримую стену. Это спасает её от гибели, но барьер поднимается недостаточно быстро. Тяжёлая шестерня чиркает по голове Кэтт, и девушка валится на спину. Зазубренный кусок плечевой пластины прилетает Джону в лицо, и тот падает на Олла. Металлические останки верного сервитора барабанят по каменной площадке и лестнице. Стальные прутья из шасси Графта втыкаются между камнями и застревают там, будто стрелы. Длинная штанга манипулятора пронзает Гебета Зибеса насквозь.
Он озадаченно и с удивлением разглядывает торчащий из груди штырь. Клубок выпадает из обмякших пальцев, катится по площадке, оставляя за собой дорожку из красной нити, и падает со стены. Зибес, не издав ни единого звука, валится следом. Нож он так и не выпустил.
Олл видит, как тело товарища проваливается в туманную мглу, но ничего не может сделать. Он лежит на камнях, и у него заняты руки. В момент взрыва Джон, отлетев, повалил Олла и сорвался с уступа. Каким-то чудом Перссон сумел извернуться и поймать спутника за запястье. И сейчас он, распластавшись у края стены, наполовину свесившись вниз, не даёт Грамматикусу погибнуть. Мокрая кожа скользит под пальцами. Силы на исходе. Джон судорожно молотит ногами, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. Руки Олла трясутся от напряжения. Он чувствует, как запястье логокинетика медленно выходит из сустава. Перссон и сам постепенно сползает за край — вес товарища тянет его за собой. Джон, зависнув над пропастью, смотрит Вечному в глаза. Его лицо превратилось в жуткую кровавую маску. Кожа на щеке и носу порвана, рот и подбородок посекло осколками, а челюсть сломана.
В глазах читается мольба.
О чём он просит? О спасении? Или хочет, чтобы Олл бросил его и спасался сам?
— Держись! — рычит Перссон. Грамматикус тянет вторую руку, но не может уцепиться за рукав Олла и лишь раскачивается, чуть не срываясь вниз.
Он что-то говорит. Но из разбитого рта вырываются только невнятные звуки и кровавые пузыри. И ещё раз. Что он хочет сказать?
«Отпусти»? Он просит Олла разжать пальцы?
Нет, что-то другое. Это...
Эреб стоит у края стены, наблюдая за происходящим. С доспехов стекают струи дождя.
— Любопытно, — бормочет Несущий Слово. Он нагибается, хватает Перссона и поднимает его вместе с Джоном. Затем перехватывает Грамматикуса свободной рукой и удерживает обоих на весу, разглядывая, как охотничьи трофеи.
Отойдя от края, Эреб бросает Олла на камни и сверлит глазами Джона.
— Что ты пытался сказать? — спрашивает Тёмный Апостол. — Что за слово хотело сорваться с этих разбитых губ? Расскажи. Научи меня ему.
Джон фыркает и, насколько позволяет изувеченный рот, плюёт кровью в лицо Эреба. Тот морщится, поворачивает голову и, продолжая удерживать пленника на весу, изящным движением смахивает красную слизь со щеки.
В это мгновение Джон Грамматикус втыкает альдарские ножницы в ухо великана.
Эреб вопит и, спотыкаясь, пятится, пытаясь выдернуть артефакт ксеносов из раны. Джон, хватая ртом воздух, падает на пол и сжимается в комок. Олл пытается поднять товарища на ноги, но тот лишь мотает головой. К этому моменту Лидва вернулся в бой. Он подхватывает обоих и утаскивает прочь. Эреб справился с ножницами и уже разворачивается в сторону противников, собираясь произнести очередное слово силы и обратить всех троих в пар.
Но не может открыть рот.
На татуированном лице появляется удивлённое выражение. По щекам и подбородку стекают струи воды. Он трясёт головой, пытаясь заставить челюсть и губы слушаться. Астартес рычит, но ничего не помогает. Он бьётся в безмолвной ярости. Актея идёт по площадке на вершине стены. Кэтт лежит на камнях за её спиной. Девушка то ли мертва, то ли без сознания. Ведьма подняла руки со скрюченными пальцами. Она силой мысли заставляет Несущего Слово молчать.
+Нож. Найди проклятый нож.+
Слова Актеи звучат в основании черепа Олла. Он чувствует, как вздрагивает Лидва. Космодесантник тоже их слышит.
+Найди нож, Перссон. Сохрани его. Это единственное, что имеет значение.+
— Бога ради... — цедит Олл.
+Я его удержу.+
Лидва тянет Перссона за собой. Джон, в полубессознательном состоянии, болтается между ними. До ближайшей лестницы, ведущей вниз, осталось метров сорок. Эреб замечает их попытку сбежать, но, бросив короткий взгляд на Актею, разворачивается в её сторону и снимает с пояса силовую булаву.
Ведьма не отступает. Она вытягивает руки вперёд, будто толкая тяжёлый груз; основания ладоней сведены вместе, а пальцы смотрят наружу. Исходящая от неё псионическая энергия так сильна, что капли дождя вокруг противников начинают лететь горизонтально, разбрызгиваясь во все стороны. Под ногами Актеи крошатся камни. Эреб шагает вперёд, сопротивляясь натиску невидимой силы. Поначалу он без труда сокращает дистанцию, но каждый следующий шаг требует всё больших усилий. Космодесантник будто борется с ураганным ветром. И всё же он, стиснув рукоять булавы, делает ещё один упрямый шаг. И ещё.
До ступеней осталось двадцать метров. Олл видит длинный лестничный пролёт, будто приклеенный к стене и ведущий вниз, в темноту. Слишком далеко. Они не допрыгнут.
За спиной бушуют псионические силы. Перссон оглядывается и видит противостояние Эреба и Актеи. Их разделяет не более десятка шагов. Ведьма, дрожа от напряжения, сдерживает монстра. Потоки дождя закручиваются в неестественные спирали. В воздухе проскакивают разряды варп-молний. Но великан продолжает наступать. Шаг. Ещё один. Каждый из них требует сверхчеловеческих усилий, как физических, так и ментальных. Эреб пусть медленно, но приближается.
Он убьёт её сразу, как окажется на расстоянии удара. Сколько она ещё выдержит? Сколько сил у неё в запасе? Приготовила ли ведьма что-то, способное остановить врага?
Будто в ответ на эти мысли голос Актеи звучит в его черепе.
+Уходи со стены. Вы мешаете. Сейчас же!+
Олл мешкает и, широко раскрыв глаза, наблюдает за поединком. Лидва хватает его поперёк туловища. Второй рукой астартес забрасывает на плечо бесчувственного Джона. Он тоже слышал приказ Актеи.
Перссон пытается что-то сказать, но Лидва уже решил действовать.
Держа обоих товарищей, он прыгает со стены.
Они падают целую вечность. Нет, конечно. Всего метров двенадцать. Астартес приземляется на площадку между ведущими вниз лестничными пролётами. Чёрный камень трещит под бронированными подошвами. Лидва опасно пошатывается, но удерживает равновесие. В момент касания Олл по инерции бьётся о керамит брони и чуть не ломает рёбра.
Он ошалело задирает голову сразу, как космодесантник выпускает его из рук. Сквозь пелену дождя Перссон видит два силуэта на гребне высокой стены. Актея не отошла ни на шаг. Эреб подобрался почти вплотную. Ещё чутьчуть, и он сможет дотянуться до неё булавой.
Но Джон, Лидва и Олл покинули зону поражения.
А все остальные мертвы.
Актея вздыхает и меняет проекцию силы, превращая широкий и плотный щит в тонкое копьё, напитанное псионической яростью.
Эреб, почувствовав слабину, атакует, но изменение происходит со скоростью мысли.
Участок древней стены протяжённостью в четыреста метров окутывает ослепительное голубое сияние. Сила взрыва расходится в стороны, кроша камни, снося зубцы и подбрасывая в воздух настил мостиков. Лидва пытается закрыть Олла и Джона закованным в броню телом, когда с неба начинают падать камни размером с ящик для боеприпасов.
По городу прокатывается ударная волна, сопровождаемая оглушительным грохотом осыпающейся кладки.
Эта крепостная стена очень высокая, толстая и старая. Но когда вспышка угасает, оказывается, что почти пятьдесят метров её рухнули, превратив в руины соседние дома и постройки, а над Вечным Городом поднимается огромное облако чёрной пыли.
7:ii. Сейчас и здесь
Ничего не осталось.
Киилер запоздало осознаёт, что дороги, ведущей вперёд, больше нет.
В какой-то момент виа Аквила просто исчезла, растворившись в пыли, и превратилась в сухую, ржавую пустошь. Иногда в красной глине под ногами попадаются отдельные плиты мостовой, тут и там стоят столбы и указатели — но это единственное, что осталось от широкой магистрали, которая каким-то образом смогла испариться незаметно для всех.
Города тоже нет: ни развалин, ни обломков, ни полуразрушенных зданий. Только рыжая пустыня с изредка торчащими из земли валунами и далёкими столовыми горами. Сухой ветер гоняет облака пыли, а небо сплошь затянуто пирокумулятивными облаками.
Они ещё на территории Дворца? Когда-то здесь стоял город? Неужели война оказалась настолько жестокой, что даже обломки и останки превратились в прах и спёкшуюся землю? Киилер приходят на ум когда-то виденные пикты с пейзажами Марса. Она покидает неспешно бредущую колонну беженцев и взбирается на один из валунов. Сверху видно ползущую в облаке пыли бронетехнику Сигизмунда и марширующих следом Секундантов, разбившихся на небольшие отряды. Паломники идут последними. Неспокойная река человеческих душ в сотню метров шириной течёт сквозь пустыню, насколько хватает глаз. Она видит, как поток огибает далёкие утёсы на пути к пустынному плоскогорью. Когда же они оказались в этих местах? Час назад? Два? Сколько ещё людей в процессии, кроме тех, кого она видит со своей позиции? На сколько километров растянулась колонна? Выглядит как крупнейший исход в истории.
Но для исхода нужна отправная точка и пункт назначения. Всё это исчезло вместе с дорогой.
«Теперь мы и есть дорога, — думает Киилер, наблюдая за длинным, петляющим потоком людей. — Мы сами стали и дорогой, и целью похода».
Она спускается со скалы и возвращается в строй. Мелкая, как мука, пыль набивается повсюду: в глаза, в рот и в складки одежды. Она покрывает угрожающе-чёрные пластины брони Сигизмунда. Чемпион Императора предлагал ей и лорду Чжи-Мэну продолжить путь на одной из бронемашин. Киилер отказалась, заявив, что предпочитает идти вместе со всеми, а хормейстер, несмотря на явное желание дать отдых ногам, только крепче стиснул её руку. Тогда Чемпион решил присоединиться к ним во главе толпы гражданских, отправив войска вперёд, разведывать дорогу. Сейчас он шагает рядом с Киилер, без шлема и с тяжёлым мечом на плече. Есть в его образе нечто покаянное.
— Что вы увидели? — спрашивает Сигизмунд, кивая в сторону валуна, с которого она только что спустилась.
— Ничего нового, — отвечает Эуфратия.
Он не задаёт вопросов о цели путешествия. Похоже, ему достаточно просто участия в деле. Киилер полагает, что для Сигизмунда важны малые и конкретные деяния. В отличие от генетического отца, ему необязательно знать весь план или понимать конечную цель. Он существует здесь и сейчас, присутствуя в каждом шаге и каждом ударе. Подобный подход дарит бесконечную умиротворённость. Этот воин — самый дисциплинированный, кого ей доводилось встречать. Он полностью сосредоточен на исполнении долга, и в то же время этот долг делает его настолько свободным, что кажется, будто он вот-вот оторвётся от земли и воспарит.
За следующим каменистым гребнем раскинулась огромная, заполненная пылью низина, похожая на дно высохшего моря. Здесь повсюду лежат остовы мёртвых боевых машин, словно архипелаги островов из искорёженного металла. Они обгорели и пострадали слишком сильно, чтобы разобрать цвета или гербы. Процессия паломников течёт между останками мёртвых гигантов, в которых иногда узнаются огромные ноги или оплавленные торсы. Расшатанные пластины брони грохочут на горячем ветру. Обесточенные кабели свисают, подобно лианам. Киилер видит небо сквозь торчащие металлические рёбра и дыры в железной коже, пробитые неведомым, но очень мощным оружием. Краска хлопьями валится с ржавых поверхностей. Вся земля подле трупов машин завалена мелким металлическим мусором.
Здесь случилась страшная битва, и, судя по количеству остовов, ошеломляющих масштабов. Возможно, детонирующие реакторы умирающих титанов и превратили эту часть Дворца в пустыню. Этим же можно объяснить и размеры кратера, который они пересекают. Вероятно, это воронка, оставшаяся после взрыва такой силы, что все здания в зоне поражения просто сгорели. Осталась только голая скала.
Но тогда почему остовы выглядят так, будто ржавеют здесь уже много лет?
7:iii. Зараза
Всё, что попадается на пути, — мертво и пребывает в запустении. Они вскрывают очередной герметичный люк. Из-за распахнутой створки струится яркий голубой свет. Сыны Хоруса колеблются.
Но не Абаддон.
— Эзекиль! — восклицает Баракса, но первый капитан уже шагнул за порог.
Впереди ждёт просторный коридор. Вдоль одной из стен тянутся толстые магистральные трубопроводы. Свет идёт от утопленных в потолок светильников. Он яркий, как в операционной, и обжигает. Абаддон слышит злобный, высокий гул, едва уловимый ухом.
— Не занимайся ерундой! — зовёт Баракса. — Вернись. Это система обеззараживания.
Она самая. Абаддон и сам знает. Системы обеззараживания и локализации «Мстительного духа» включились в этой секции корабля, заметив присутствие опасного загрязнения. Стерилизующий свет, генераторы ультразвука и медицинские системы работают, уничтожая биологическую угрозу, радиацию или ксенозагрязнения, обнаруженные анализаторами окружающей среды.
— Эзекиль, там что-то есть...
— Я знаю.
Он уже видит, что именно. Баракса осторожно подходит ближе. Они несколько мгновений разглядывают находку. Азелас тихо ругается.
Протокол обеззараживания активируется автоматически при обнаружении инородных загрязнений. Неважно каких: споры, бактерии, вирусы, изменения в составе атмосферы — что угодно, показавшееся подозрительным корабельным датчикам.
В данном случае инородным телом является старый магазинчик. Его фасад отделан потемневшим от старости деревом, а штукатурка на стенах успела покрыться пятнами и потрескаться. Судя по выцветшим фрескам и резьбе на деревянных панелях, когда-то он принадлежал астрологу или звездочёту. Абаддон узнаёт схематические изображения созвездий и символов Зодиака. Сатурн и Меркурий, морской козёл, Стрелец... Оконные стёкла толстые и грязные. Порог и осыпавшиеся стрехи поросли жухлой травой. Строение торчит из стены, будто опухоль. Невозможно сказать, где заканчивается дерево и штукатурка и начинаются металлоконструкции корабля. Материалы плавно переходят друг в друга.
— Я не... — начинает Баракса и замолкает. Всё он понимает. Во всяком случае, должен. Все видят, что происходит вокруг. И это не первый подобный случай. Вырванные страницы, старые книги, неизвестно откуда взявшиеся предметы и даже то, как они оказались на борту.
Это дело рук отца. Его преступления. Его безумие. Варну позволили вырваться на свободу и перемешать время и пространство, срастить корабль с тысячей других мест. Реальность заражена. Материя нестабильна.
Этим никто не управляет. Всё зашло слишком далеко.
Абаддон подходит ближе к старому магазину и рассматривает место его сопряжения со стеной. Непохоже, будто он здесь вырос или проломил обшивку. Здание просто существует и занимает пространство. Но почему? Почему именно магазин? Он чем-то важен? Где он находился раньше? В каком городе, в какой стране, на какой планете?
Когда?
И есть ли теперь где-то старинный город, в котором появился фрагмент носового инженерного отсека «Мстительного духа»?
Голубой свет и ультразвуковые вибрации раздражают. Жалкое зрелище. Корабль пытается избавиться от заразы, но ничего не выйдет. Никакие вентиляционные системы и лампы-стерилизаторы не справятся с подобным.
— Он утратил контроль, — бормочет Абаддон.
— Правда? — спрашивает Баракса.
Первый капитан кивает.
— Всё время, с самого начала я предупреждал...
— Я знаю.
— Советовал ему. Говорил, что это слишком.
— Знаю.
— Этот путь никогда не был правильным, Азелас. Не так мы должны побеждать. И варп никогда не был оружием. Им нельзя воспользоваться. Это он использовал нас.
— Но ты всё ещё управляешь ситуацией. — Баракса смотрит на Абаддона. — Правда ведь?
7:iv. Колдун
— Вы напуганы, — сообщает Ариман.
Это не наблюдение, а команда. Два слова определяют состояние трёх человек и указывают их разуму, что нужно делать. Они, разумеется, напуганы. Архивариус пятится от великана, пока не упирается спиной в книжный шкаф. Зиндерманн и Мауэр беспомощно и со страхом смотрят на жуткий силуэт.
По приказу космодесатника страх превращается в абсолютный ужас. Архивариус столбенеет и падает, роняя книги с полок. Мауэр прячет лицо в ладонях и опускается на колени. Её трясёт. Зиндерманн просто смотрит на гостя широко открытыми глазами и не может вдохнуть. Страх пронзил его, словно ржавый железный штырь.
— П-прошу... — сипит он, с трудом ворочая языком.
Ариман оборачивается на звук и с любопытством разглядывает смертного.
Воин Тысячи Сынов неестественно высок. В помещении будто что-то не так с перспективой. Словно неизвестный мастер подогнал листы и панели, отлитые из сумерек, так, что они выглядят как мантия, которую накинули поверх силовой брони, украшенной длинными, изогнутыми рогами. Ариман постоянно окутан тенью, в которой то и дело проскакивают искорки цвета: лазурь и синева, кармин и кошениль, висмут и корица смешаны с темнотой, будто пигменты в краске, и у каждого элемента тени есть свои цвет и текстура.
— Мне знакомо твоё лицо, — говорит астартес. — Ты — знаменитый итератор Кирилл Зиндерманн.
Старик в ответ лишь беззвучно шевелит губами. Его немолодое сердце готово остановиться в любой момент.
— Я с большим уважением отношусь к твоей работе и ремеслу. — Ариман замолкает и, видимо, что-то обдумывает. — Вы не напуганы, — наконец решает космодесантник.
Ужас разжимает когти. Мауэр падает на руки, тяжело дыша. Зиндерманн, шатаясь, хватает ртом воздух. Они по-прежнему боятся, но теперь это лишь собственный страх, а не колдовской ужас.
Ариман берёт бывшего итератора за руку и усаживает в одно из стоящих тут же кресел. В воображении Зиндерманна всплывает образ медвежьего капкана с затупленными зубьями, сомкнувшегося на запястье.
— Меня всегда восхищал ваш труд по сохранению истории Империума, — говорит Ариман. — С самых ранних дней Великого крестового похода я поддерживал работу Ордена Летописцев.
— Д-да, я п-помню, — выдавливает Зиндерманн.
— Нет ничего важнее познания себя и Вселенной, — продолжает библиарий. — Но человеческая память ненадёжна. Собранную информацию необходимо записывать со всем тщанием, и заниматься этим должны люди, серьёзно относящиеся к делу. Знаешь, Кирилл Зиндерманн, я могу читать будущее, но этого недостаточно. Нужно уметь читать и прошлое, ибо без него в будущем зачастую нет смысла.
— Т-ты собираешься н-нас убить? — Мауэр всё ещё не может подняться с четверенек.
— А надо? — спрашивает Ариман. — Вы хотите? Не мне вас винить. Я могу сделать всё быстро и безболезненно. Скоро бойня доберётся и сюда, а бежать некуда. Если желаете, я нанесу удар милосердия. Но, если честно, до вас мне дела нет. Хотя встреча с великим Кириллом Зиндерманном и оказалась приятной неожиданностью. Я пришёл по личному делу. А бездумные убийства оставим детям Ангрона и Луперкаля.
Высокая рогатая тень оборачивается и несколько секунд рассматривает книжные стеллажи. Потом снова переводит взгляд на смертных.
— Вы ведь понимаете, что проиграли? — спрашивает Ариман. — Сопротивляться бессмысленно. Терра пала, и Дворец скоро последует за ней. Ваш Император потерпел поражение, а Хорус, мой формальный командир, празднует победу. Впереди ждут только грабежи и разрушения. Ничто не уцелеет.
7:v. Бессмертный Фо
Оно надвигается. Очень быстро.
Амон Тавромахиан продолжает стоять у выхода с Эгейского моста. Он неподвижен, как башня Приюта, вход в которую охраняет кустодий.
На другой стороне моста раскинулся Санктум Империалис, огромный и величественный город золотых дворцов, высоких шпилей и могучих башен. Страж чувствует, как от гула ударов трясётся и вибрирует земля под ногами. Над далёкими крышами поднимаются столбы пламени. За горизонтом что-то вспыхивает и мерцает. Ветер несёт хлопья пепла. В некоторых районах, включая те, что находятся меньше чем в пяти километрах к югу от его позиции и на изрядном удалении от стен, начались пожары. Беспощадный огонь ревёт, расцвечивая горизонт рыжими сполохами и пятная небо завесой тяжёлого чёрного дыма. Амон слышит редкие приглушённые выстрелы и усталый вой сирен. Последним будто не хватает воздуха. Слышит тяжёлые удары, грохот рушащихся стен, звон бьющегося стекла, крики и, время от времени, обрывки нечеловеческих песнопений, свивающихся в спирали на потоках воздуха, словно длинные, слюнявые языки.
Каждая клетка тела кустодия требует покинуть пост и отправиться в город. Там его место. Там он сможет сражаться. Вся его жизнь посвящена защите цитадели. Ради этой задачи он годами учился, тренировался и проходил суровые испытания. Ради этого его создали. Игнорировать её сейчас сравнимо с предательством.
Но у него приказ. И именно приказ удерживает Амона на месте вопреки всем желаниям. Воин подавляет эмоции. Нужно заниматься делом, которое ему поручили. Кустодий перебирает пальцами, что сжимают древко копья. Приказ есть приказ. Он должен быть исполнен до конца.
Потом он сможет делать что хочет. Пойдёт... нет, побежит на войну и защитит крепость, любовь к которой заложили в него при создании.
Это... это ожидание... наверное, станет самым тяжким испытанием в жизни Амона. Самой сложной кровавой игрой, требующей терпения и выносливости. Но он справится. Он — Легио Кустодес.
Страж замечает движение задолго до того, как гостья выходит из-за его спины, но не поворачивает головы.
— Он ещё работает, — говорит Андромеда-17.
— Процесс движется к завершению?
— Похоже на то.
— Ожидания?
— Ничего не скажу по срокам, но в случае успеха и оружие, и создателя нужно будет переправить в безопасное место. — Она замолкает на мгновение и горько смеётся над собственными словами. — А такое вообще существует?
— Возможно, Фо и оружие получится вывезти с планеты и спрятать. Существуют протоколы срочной эвакуации, которые ещё не были задействованы.
— Видимо, так и придётся поступить.
— Или, — продолжает Амон, — если результат окажется приемлемым, оружие можно использовать.
— Это уже не мне решать, — произносит Андромеда. — И, полагаю, не тебе. Потребуется одобрение... лорда Вулкана? Или предводителя Избранных. Кого-то из них.
— Это если мы полагаем, что лорд Вулкан или господин Хассан ещё живы.
— Ты думаешь...
Он поднимает руку и указывает вперёд. Простое, почти механическое движение.
— Тот пожар. Горят здания менее чем в двух километрах от Тронного зала.
— Значит, с нами покончено?
Золотой гигант не отвечает.
— Кустодий, я хочу сказать, что если все погибли, то... Решение придётся принять нам?
На этот вопрос Амон тоже не отвечает. Над Дворцом прокатывается очередная неспешная звуковая волна. Ветер колышет мантии селенарской геноведьмы.
— Что будет, если у Фо не получится? — спрашивает Андромеда. — Каковы твои приказы в таком случае?
— Вернуть его в камеру, если возможно, — отвечает Амон. — Ждать оценки ситуации и дальнейших указаний. Опять же, если возможно.
— А если он попытается нас обмануть?
— Фо — враг Трона. При необходимости я казню его, как любого предателя.
Он поворачивает голову и смотрит на женщину.
— Следи за ним очень внимательно. Докладывай о любых странностях.
— Ты мог бы заняться этим сам, — замечает геноведьма.
— Я с большой долей уверенности полагаю, что моё присутствие потребуется именно здесь для обеспечения безопасности Приюта. Враг быстро приближается.
Амон снимает с набедренной пластины небольшой нейросинергетический сигнализатор и отдаёт Андромеде. Та берёт устройство.
— Тогда я буду твоими глазами, — с этими словами она возвращается в башню.
7:vi. Приготовить последнее оружие
Он не хочет видеть, как умирают люди, но не отводит взгляд, в отличие от остальных. Так примарх проявляет уважение к жертве.
Количество смертей в Тронном зале быстро растёт. Сколько погибших? Триста? Четыреста? Он перестал считать.
«Я это совершил, — думает Вулкан. — Я отдал приказ».
— Господин.
«Кровь на моих руках. Эта бойня...»
— Владыка Змиев, — это Абидеми.
Вулкан медленно поворачивается на голос Верного Дракона. Воин смотрит на генетического отца, а не на творящийся вокруг ужас. Левой рукой он прикрывает глаза от света. Не спасают даже защитные линзы шлема.
— Возможно, стоит отойти на безопасное расстояние, Владыка Змиев.
Все покинули территорию вокруг Трона. Все, кто мог. Служителям Аднектор Консилиум пришлось перетащить свои устройства и самим переместиться подальше от постамента. Количество смертей и нанесённый оборудованию урон стали слишком серьёзной помехой. Они установили адамантиевые ширмы и перегородки, похожие на куски броневой обшивки бункеров, в попытках укрыться от яростного излучения и продолжили работать, склонившись над приборами. Время от времени один из адептов всё равно падает без чувств, а пульты искрят и плавятся. Ни служки, ни сервиторы не подходят близко. Весь персонал, чиновники и служащие Дворца, которым каким-то образом удалось пробраться в Тронный зал, отошли к стенам. Вулкан слышит, как стонет и плачет толпа, жмущаяся по краям громадного помещения. Почти все отводят взгляды.
Даже проконсул Азкарель и остальные безмолвные стражи, стоявшие кольцом вокруг Трона, были вынуждены отступить. Теперь они несут дозор на пятьдесят метров дальше, чем раньше, и более широким кругом. Вооружённые копьями кустодии по-прежнему неподвижны и стоят спиной к сияющему пьедесталу. Золотая броня покрылась сажей, а красные плюмажи, венчавшие высокие шлемы, обратились в пепел. Вулкан видит бледные антитени, которые они отбрасывают на пол Тронного зала: неподвижные фигуры часовых блокируют часть излучения, оставляя на обугленных плитах вытянутые светлые пятна.
Он знает, что такой же силуэт отпечатался на плитах и за его спиной. Вся передняя часть доспехов покрылась пеплом. Металл нагревается и меняет цвет. Плащ тлеет. Только Вулкан, один из всех, не отошёл ни на шаг и не отвернулся.
Трон уже невозможно рассмотреть. Его окутал столб белого пламени. Раскалённые языки взметнулись высоко вверх, опаляя потолок. Ослепительное сияние. Нестерпимый жар. Великолепный полог над Троном давно сгорел. Постамент и опорная плита раскалились докрасна. Редкие и драгоценные металлы с далёких планет, из которых создавались детали несущих конструкций, начинают пузыриться и блестеть. Плиты из молдавита, что рождён из пламени взрывов упавших метеоритов, трещат и раскалываются. Жидкий пси-кюрий дрожит и стекает струйками, подобно ртути. От горящего психопластика исходит мерзкий запах палёной кости. Трон и человек, сидящий на нём, находятся в сердце этого пожара. Они давно скрылись за завесой ярчайшего света. Иногда из огненного столба вырываются протуберанцы пламени эмпирей, расплёскиваясь по полу, будто расплавленная порода.
Но ситуация стабильна. Старшие члены Консилиума докладывают, что контроль над работой Трона частично восстановлен, регент более не угасает с опасной скоростью. По крайней мере, пока.
Но какой ценой далась эта передышка...
Вулкан знает, что решение будет терзать его душу до конца последней из жизней.
В соответствии с директивами Негласного Указа кандидатов, наделённых псионическими способностями, продолжают доставлять в Тронный зал. Все они находятся в наркотической дрёме и помещены в антигравитационные саркофаги. Безмолвные сервиторы толкают их перед собой сплошным потоком от Серебряной двери и других входов в Тронный зал. Гробы для живых. Сотни уже здесь, и ещё тысячи на подходе. Нуль-девы из Сестринства ждут подле расположенных вдоль стен подъёмников и устанавливают саркофаги в специальные углубления. Другие Сёстры Безмолвия убирают отработавшие капсулы и готовят освободившиеся ниши для повторного использования.
Люди сгорают с пугающей скоростью. В воздухе пахнет пеплом, и Вулкан не может избавиться от чувства, что обугленные хлопья налипли на глотку. Пси-резонанс от массового жертвоприношения должен быть невыносим, но на деле практически отсутствует. Ненасытная машина всасывает и поглощает всю энергию до последней капли.
Вулкан видит каждую смерть. Так он отдаёт людям последнюю дань уважения. Ему бы хотелось найти возможность и время хотя бы записать их имена. История должна помнить о жертве каждого.
Но этому не бывать.
Сияние Золотого Трона
7:vii. На краю
— Кромка Ножа! — кричит Адофель. Магистр ордена дал всем значимым точкам на линии обороны простые, но говорящие имена. Кромкой Ножа он нарёк крутой горный отрог на восточной границе глубокого ущелья между утёсами, на которых расположились восточные огневые площадки.
Его атаковали уже трижды. Сейчас Гвардия Смерти собирается предпринять четвёртую попытку штурма. Битва за горный проход идёт несколько часов, то затихая, то разгораясь с новой силой. Её можно воспринимать и как одно затянувшееся сражение, и как непрекращающуюся серию из десятков стычек.
Никто не слышит крик магистра из-за грохота орудий, в котором утонули Косой Камень, Уступ-Секира и Утёс-у-Ворот, но отряды Тёмных Ангелов всё равно перемещаются к платформам на восточном фланге. Они успевают вовремя и отбивают атаку Гвардейцев Смерти, которым оставалось преодолеть несколько метров отвесной скалы. Сынов Мортариона встречают залпы болтеров. А тех, кто успел взобраться выше, сталкивают в пропасть ударами копий и алебард.
Захариил, продолжая прятать лицо под маской, помогает приказам Адофеля, Корсвейна и остальных офицеров доходить до цели. Прячась в тени Опрокинутой Скалы, он наблюдает за полем боя и передаёт указания и предупреждения, координирует манёвры, обеспечивает расстановку постепенно тающих сил сенешаля. Вокс давно вышел из строя, а устные приказы можно передать лишь на небольшие расстояния. Только благодаря его телепатическим способностям легионеры Первого до сих пор действуют как полноценное войско.
Их успех сейчас зависит от выносливости и изобретательности. Под командой Корсвейна осталось слишком мало бойцов, чтобы прикрыть одновременно все направления. Захариил по мере возможности перемещает имеющиеся отряды, будто фигуры на игровой доске, отправляя их с огневых платформ на утёсы, с отрогов на крепостные стены, чтобы вовремя встретить врага и не дать им захватить плацдарм. Никто не возражает против псионических приказов. Это необходимость. Прагматизм перед лицом смерти. Если бы не голос в головах, позволяющий быть на шаг впереди неприятеля, оборона Тёмных Ангелов давно бы рухнула.
Точно так же никто не возражал против переименования элементов ландшафта. Это началось ещё до отключения вокс-связи. Нужны были короткие обозначения для ориентиров вдоль линии укреплений. На топографических картах горы, которые удалось раздобыть, использовались числовые обозначения и отметки высот. Цифры слишком легко перепутать в хаосе битвы. Простые и понятные названия, придуманные Адофелем, оказались быстрее и надёжнее. Кроме того, Корсвейн подозревал, что у Гвардии Смерти есть доступ к таким же картам. Термины Адофеля, даже когда их просто выкрикивали на поле боя, работали как шифр, скрывавший тактический замысел Тёмных Ангелов от неприятеля.
Так, Первый легион развернул линию обороны от Слепой Шпоры до Склона Трупов и продолжает отражать атаки.
Сколько продержится эта нехитрая маскировка? Гвардейцы Смерти, скорее всего, уже близки к расшифровке или как минимум догадались, что значат используемые Ангелами термины. Мозг Захариила тем временем начинает гореть от напряжения.
В дополнение к постоянной координации обороны он неотрывно следит за работой братьев внутри Полой горы и помогает им. Азрадаил, Картей и Тандерион остаются в гулких подземных залах. С отчаянным усердием они пытаются починить системы звёздного маяка и понять сложные псионические механизмы, которые управляют процессом. Отчасти им приходится восстанавливать оригинальные последовательности, созданные астропатами и архитекторами горы, а отчасти — использовать тайные знания, известные только мистикам Первого. Там, где псионические энграммы оказались полностью уничтожены, библиарии применяют эфирные механизмы, которые не видел никто за пределами внутреннего круга тайных орденов Калибана.
Трое воинов вымотаны тяжёлым трудом. Захариил ценой огромных усилий простирает свой разум, помогая товарищам и одновременно наблюдая за постоянно меняющейся картиной сражения.
Колдовство Тифа не даёт ему покоя. Голос голосов раздаётся в азифе роящихся мух, в шёпоте ветра, пропитанного силой хаоса, в каплях дождя. Он тянется из мокрой грязи и чёрных скал. Шёпот скользит по поверхности разума в поисках слабины, пытается пробраться внутрь. Захариил старается отогнать его, моргая, но слова Тифа застят глаза, будто нити паутины, липнут к губам, набиваются в рот. Нечем дышать...
7:viii. Смертельный поединок
Пожиратели Миров атакуют, выскакивая из гноящейся тени мёртвого императорского титана, — около трёх десятков обезумевших бойцов. Невозможно сказать, ждали ли они в засаде или это просто случайная встреча.
Предатели несутся по пыльной равнине в сторону паломников, подобно стаду животных, и завывают, как умалишённые. Одни потерянные души нападают на другие. Но причины, по которым они потерялись, отличаются кардинально. Киилер слышит обрывки боевых кличей на награкали и чувствует, как Чжи-Мэн, держась за её руку, трясётся от страха.
В полукилометре от их позиции Секунданты вступают в бой. Эуфратия видит вспышки и мерцание орудий. Грохот долетает спустя мгновение. Видит искорки выстрелов, когда пехота открывает огонь. Затем нестройная шеренга Пожирателей Миров врезается в порядки свиты Сигизмунда, и всё исчезает в клубах пыли. Киилер слышит характерный грохот болтеров, звон брони и тяжёлые удары.
Сигизмунд тоже шагает вперёд, сбрасывая клинок с плеча. Скорость, с которой он рвётся в бой, поражает воображение. Киилер всегда изумлялась тому, как астартес с их габаритами и массой движутся быстрее даже лучших смертных атлетов. Интересно, каково это — быть настолько сильным и ловким, несмотря на тяжёлую броню?
И в очередной раз, став свидетелем этого зрелища, она испытывает укол сверхчеловеческого ужаса. Ей хватает одного взгляда на Сигизмунда.
Секунданты к этому моменту столкнулись с основной массой предателей, выдержали натиск и вступили в кровавую рукопашную схватку. Однако нескольким Пожирателям Миров удалось обойти авангардный отряд с фланга, и теперь они несутся прямо к колонне гражданских.
Сигизмунд встречает их в лоб. Он сокращает дистанцию со скоростью антилопы, двигаясь огромными прыжками. Затем, сблизившись, воин замедляет шаг, выбирая оптимальный темп для первого удара. Бегущий первым предатель не тратит время на подобные мелочи. Пожиратель Миров значительно превосходит противника габаритами и продолжает нестись во весь опор.
Они сталкиваются.
Предатель падает наземь. Изувеченный труп, подчиняясь инерции движения, кувыркается в пыли. Он практически разрублен надвое. Сигизмунд не теряет скорость после удара. Не нарушая шаг, он пропускает первую жертву мимо и бьёт второго Пожирателя Миров с такой силой, что тот отлетает и падает на спину. Ещё двое несутся на Чемпиона.
Имперский Кулак резко останавливается, поднимая шлейф пыли, переворачивает клинок остриём вниз и добивает упавшего противника, разворачивается навстречу следующему предателю и, вложив всю силу в размашистый удар, рассекает тому голову и торс.
Несколько братьев-храмовников вышли из боя и движутся на подмогу предводителю. Он позволяет им добить прорвавшихся Пожирателей Миров и концентрирует всё внимание на по-настоящему огромном противнике.
Этот предатель кажется настоящим чудовищем и вдвое превосходит размерами обычного космодесантника. Его доспех типа «Катафрактарий» раздулся и деформировался настолько, что воин Двенадцатого стал похож на доисторического пещерного медведя с горбатой спиной, массивными плечами, низко опущенной головой и толстыми, как стволы деревьев, лапами. Это явно предводитель, а остатки полукруглого плюмажа на шлеме подтверждают, что когда-то он был офицером. Впрочем, это обезумевшее животное, скорее всего, не помнит даже своего имени. Сигизмунд, сближаясь, поднимает клинок к лицу в воинском приветствии. Кому-то это могло бы показаться насмешкой, но Чемпион абсолютно искренен. Пожиратель Миров ревёт в ответ. Из зубастой пасти летят капли слюны. Цепной топор взмывает для удара.
Сигизмунд кувырком уходит из-под атаки и тут же поднимается на ноги. Чёрный клинок одним ударом перерубает рукоять топора. Предатель отбрасывает бесполезный обломок и достаёт из-за спины цвайхандер длиной с копьё. Тяжёлый меч обрушивается на Чемпиона, и тому приходится отойти на шаг, уклоняясь от удара. Даже с расстояния Киилер слышит свист, с которым гигантский двуручник рассекает воздух.
Пожиратель Миров начинает размахивать оружием из стороны в сторону. Из-за размеров меча кажется, что защититься невозможно. Сигизмунд раз за разом вынужден отступать, выходя из зоны поражения страшного оружия. Он не может ни обойти, ни блокировать атаку и не имеет возможности подобраться достаточно близко, чтобы ударить самому.
Чемпион концентрируется на мече. Чёрный клинок рассекает воздух и сталкивается с цвайхандером. Каждый удар клинка в клинок оглашает окрестности звоном, похожим на колокольный. Во все стороны летят искры. Имперский Кулак, со всем своим мастерством, сражается не с предателем, а с его оружием, отводя его в сторону, уклоняясь, парируя атаку. Каждое мгновение, каждый блок и выпад важны. Ему не нужно знать, когда закончится бой. Просто шаг за шагом приближать это окончание, здесь и сейчас, удар за ударом.
Постепенно расстояние между поединщиками сокращается, и громадный предатель вынужден сменить стойку на более короткую, чтобы цель оставалась в пределах досягаемости. Ему хватит одного взмаха. Единственное удачное попадание тяжёлого меча — и бой будет окончен.
Но цвайхандер не может коснуться цели, как бы близко она ни была. Клинки искрят и скрежещут. Лезвия снимают друг с друга металлическую стружку.
Вдруг Пожиратель Миров опускает оружие. Остриё двуручника падает в дорожную пыль. Киилер не сразу понимает, что происходит.
— Запястье... — ошарашенно бормочет Чжи-Мэн. Его мысленный взор способен рассмотреть подробности, недоступные глазам смертной.
Теперь и она видит, в чём дело. Сигизмунд сократил дистанцию, оказавшись в мёртвой зоне длинного меча, и ранил Пожирателя Миров в руку. Всё случилось настолько быстро, что Эуфратия не успела разглядеть движение. Имперский Кулак парирует очередной взмах и снова бьёт, прежде чем предатель успевает вернуть цвайхандер в позицию для защиты, практически отсекая запястье противника.
Тот с рёвом отшатывается, волоча за собой бесполезное оружие. Из раны толчками течёт чёрная кровь. Он уже понял, что будет дальше, и бьёт уцелевшей рукой. Удар такой силы мог бы снести каменную стену, но Сигизмунд уклоняется, направляет остриё чёрного меча в горло Пожирателя Миров и колет.
Предатель умирает почти беззвучно, потому что и трахея, и гортань рассечены пополам. На губах выступает кровавая пена. Чёрный меч погрузился в плоть по самую рукоять и вышел между лопаток.
7:ix. Как пережить победу
— И вновь, в знак уважения, я предлагаю быструю смерть и спасение от грядущего кошмара.
— Я бы п-предпочёл, чтобы вы нас пощадили, — отвечает Зиндерманн. Он поднимается на ноги и пытается откашляться. Страх холодным комком по-прежнему стоит в горле. — Мы просто сторонние наблюдатели. Если, как вы говорите, история подошла к концу, то мне бы хотелось записать то, что от неё осталось.
Ариман внимательно разглядывает собеседника. Похоже, неуклюжие попытки бывшего итератора выторговать жизнь его позабавили.
— И что же конкретно ты собрался записывать, Кирилл Зиндерманн? — спрашивает астартес.
— Например... причины, которые побудили вас прийти сюда? — предполагает старик. — Возможно... это позволит лучше понять... другую сторону конфликта?
Ариман издаёт тихий, презрительный смешок и обводит взглядом ряды книг и иные произведения искусства.
— Я пришёл сюда один, до того как всё здесь будет уничтожено, в надежде найти что-то ценное. Я и раньше бывал в этой библиотеке, не так давно, но очень недолго. Не было возможности изучить её содержимое. В конце концов, это же хранилище сокровенных знаний Императора. И оно очень скоро сгорит, как и всё остальное. Я хотел спасти или хотя бы прочесть эти книги прежде, чем они исчезнут навсегда.
— Но разве ваш... магистр войны не сочтёт это актом неповиновения? — спрашивает Зиндерманн. — То, что вы отправились сюда, а не сражаетесь, как остальные?
— Меня это совершенно не волнует, — отвечает Ариман. — Да и его, думаю, тоже. На улицах более чем достаточно убийц. Хорус победил, а Император проиграл. Так вышло, что я на стороне победителей, но...
— Но?
— Мой легион тоже проиграл. И потерял многое. Мы слишком пострадали в этой войне. Во многом наша роль в конфликте была вынужденной, навязанной непререкаемой волей Хоруса и безразличием Императора. И вот, Кирилл Зиндерманн, я здесь не по приказу Луперкаля, а ради братьев из Тысячи Сынов. Это личное. Можно сказать, вопрос искупления. Император всегда утверждал, что не может помочь с нашей бедой, и ему вторили Сигиллит и Селенары. Но мне кажется, он лгал. И если это так, то истина, которую от нас скрывали, вероятно, находится здесь. Я хочу отыскать её прежде, чем орда варваров сотрёт библиотеку с лица земли.
Силуэт подплывает к ближайшему стеллажу и проводит сотканной из теней рукой вдоль корешков книг.
— А кроме того, — бормочет Ариман, — кажется, здесь есть и иные секреты. Фундаментальные знания, которые пригодятся Тысяче Сынов, если мы собираемся играть хоть сколько-нибудь значимую роль в новом мире. Потому что будущее не будет приятным даже для победителей.
7:х. Стратегия воспрещения
Когда Негласный Указ был издан в последний раз, сгорела тысяча душ. И это совсем немного по сравнению с тем, что творится сейчас. Вереницы капсул кажутся бесконечными, но Вулкан прекрасно знает, что их ужасно мало. Сотни уже погибли. Сотни умирают прямо сейчас, на его глазах. Сколько ещё ждёт своей очереди? Сколько ещё людей они смогут бросить в топку? Рано или поздно топливо иссякнет.
И тогда...
Тогда придётся принимать последние решения. Последние несколько отчаянных и тяжёлых решений, которых он всей душой хотел бы избежать.
Талисман. Последнее средство. Немыслимое.
— Отойдите на безопасное расстояние, господин, — настаивает Абидеми. Вулкан прислушивается к совету, но не из беспокойства за своё здоровье, а в силу необходимости поговорить. Когда и если ему придётся совершить немыслимое, когда он отправится в пламя, чтобы добраться до Талисмана и, став Разрушителем...
Последние оставшиеся в живых командиры ждут примарха, укрывшись за адамантиевым щитом. Касрин, Хальферфесс, Мохаузен, офицеры Кустодиев и Сёстры Безмолвия.
— Докладывайте, — велит он, подходя к собравшимся. Они кланяются. Примарх видит, насколько все напряжены. Кто-то кашляет от запаха обугленного плаща и перегретых доспехов. Все отчёты описывают катастрофу. Конец вот-вот наступит и для них, и для застывшей во времени планеты. Он будет намного ужаснее самых мрачных догадок Вулкана. Азкарель, старший из присутствующих на планете Кустодиев, сообщает, что бои идут на всей территории Санктума вследствие прорыва внешнего периметра обороны и проникновения штурмовых групп противника в глубокий тыл по варп-коридорам, пронизавшим пространство Дворца, подобно червоточинам. Избранная Мохаузен докладывает, что ни одна из попыток связаться с отцом Вулкана и остальными членами операции «Анабасис» не увенчалась успехом. Кроме того, под угрозой стабильная связь между Тронным залом и штабом Гегемона. Хальферфесс не фиксирует активности и не может установить связь с Астрономиканом, не получала новых сообщений от флота Гиллимана и полагает, что подкрепления либо затерялись в варпе, либо дрейфуют, подчиняясь течениям штормов, окутавших эмпиреи вокруг системы Сол. Касрин жестами сообщает, что запаса пси-одарённых кандидатов для поддержания работы Сигиллита в рамках Негласного Указа хватит ещё на час, и это в лучшем случае.
Что касается варп-аномалии, то она никуда не исчезла и продолжает расти. Точное местоположение и причина возникновения остаются неизвестными. Единственное, что можно сказать наверняка, — её появление не связано с угасанием Малкадора.
Все участники совета по очереди описывают мрачные подробности последних часов Терры. Вулкан внимательно слушает, но усталый разум примарха не прекращает работать. Очевидно, что боевые действия на территории Внутреннего Санктума в лучшем случае сдержат врага. Астартес, сияющие кустодии и остатки отважных смертных воинов... они не могут победить. Можно лишь замедлить неотвратимое продвижение предателей. Осада подошла к концу. Война на материальном уровне проиграна.
Но речь идёт только о поверхности Терры. Вулкан прогоняет мрачные мысли и напоминает себе, что надежда ещё теплится. «Анабасис». То, что связь пропала, не означает, что операция закончилась провалом. Отец обладает невероятной, ужасной мощью, и его сопровождают Ангел, Рогал, Константин и роты величайших воинов человечества. И пока остальные ждут здесь, под куполом щитов, возможно... Да, ещё есть шанс, что отец смог ворваться в логово Луперкаля на орбите и в любую секунду придёт весть о поражении Архипредателя и захвате «Мстительного духа».
В любую секунду, в любой миг. Спасение и даже победу ещё можно вырвать из пламени небытия в этот последний роковой час.
А если нет, то, по крайней мере, можно отнять победу у Хоруса. Вулкан наконец осознал, что готов к такому повороту событий. Он готов использовать Талисман. Если «Анабасис» потерпит неудачу и они всё-таки проиграют, то примарх Восемнадцатого не даст Луперкалю победить.
И есть ещё один вариант, ещё одна переменная, практически столь же страшная и немыслимая, как Талисман. И ей тоже можно воспользоваться.
7:xi. Масштабная проверка работоспособности
— Где он? — спрашивает Андромеда-17, поднимаясь на лабораторный этаж Приюта. Ксанфус стоит у одного из окон и смотрит вдаль. Он оборачивается на голос, и женщина видит маску страха на лице Избранного.
— Работает.
— Его здесь нет.
— Наверху, — отвечает Ксанфус. — Следующий этаж.
— Ты же должен за ним следить, — рычит Андромеда.
— Да.
— Как коршун, Избранный.
Он, потупившись, кивает и машет рукой в сторону окна.
— Я просто... Просто смотрел. Насколько всё плохо?
— А ты сам как думаешь?
Вместо ответа Ксанфус пожимает плечами.
— Вот. На самом деле всё ещё хуже.
Андромеда направляется к лестничному пролёту. Ксанфус рассеянно идёт следом.
Этажом выше расположилась вторая лаборатория. В центре помещения стоят кругом пять больших хромированных баков. Всё залито холодным синим светом. У одной из стен находится большая печь для утилизации органических отходов. Фо сидит за главным пультом, корректируя состав биохимикатов и питательных веществ, что подаются из резервуаров под потолком.
Андромеда разглядывает один из сосудов. Это биосборочный модуль, вероятно, аналогичный станкам, на которых Сигиллит когда-то сплетал генные спирали первых астартес. Возможно, с помощью именно этих устройств он совершил первые шаги, и именно они послужили прототипами для генных фабрик проекта.
Неудивительно, что на входе были такие системы безопасности.
Баки тёплые и гудят. Сквозь запотевшую герметичную крышку из толстого стекла видно, как внутри бурлит, смешиваясь, первичный бульон из биоматериалов.
— Эти машины работают, — произносит Андромеда.
— Разумеется, — отвечает Фо (на самом деле я слишком занят, чтобы слушать, что там она говорит).
— Они работают, Фо.
— И что с того?
Геноведьма подходит вплотную к старику.
— Доработка твоего оружия должна была остаться в теоретической плоскости, — говорит она. — Когитаторов и анализаторов этажом ниже достаточно для...
— Нет, недостаточно. — Он явно раздражён попыткой отвлечь его от работы. — Даже близко не достаточно!
— Фо…
Учёный откладывает в сторону пластины со схемами клеточной структуры, над которыми только что усердно трудился.
— Ты хочешь, чтобы оружие было завершено, или нет, геноведьма?
— Эта работа не нуждается в практической части, — отвечает Андромеда. — Совсем. А ты спекаешь гены, Фо. Баки для плоти готовы к работе. Ты выбираешь анатомические шаблоны...
— Ну разумеется! — огрызается Фо. — Вам же нужен корректный результат, причём быстро. Теоретических изысканий недостаточно. Спустись вниз. Проверь сама. Я уже всё сделал. А теперь модель нужно проверить, чтобы подтвердить правильность гипотезы. Я же объяснял. Систематические проверки...
— Но не... не так! — восклицает женщина, указывая на баки.
Фо подаётся вперёд и ухмыляется.
— Несколько образцов делу не помогут, — произносит он. — Эта лаборатория слишком мала. Я использую предыдущие наработки, чтобы вырастить достаточный объём биомассы для испытания вируса. Назовём это масштабной проверкой работоспособности.
7:хii. Корсвейн в ловушке
Корсвейн видит, как падает Сайфер. Одинокая фигура на вершине выступа, который Адофель окрестил Опрокинутой Скалой, опускается на колени и прижимает ладони к лицу.
Из боя, в котором увяз сенешаль, нельзя выйти, но он пытается. Кошмарные воины Гвардии Смерти штурмуют бастионы Уступа-Секиры. Вспышки молний отражаются в блестящей под дождём серо-зелёной броне. Порождённые хаосом ветра завывают в горном проходе, за который сражаются легионеры, и разбиваются об осыпающиеся линии обороны Тёмных Ангелов. В воздухе пахнет гнилью.
— Держать позиции! — кричит он Ваниталу. Тот передаёт приказ восьмерым бойцам своего отделения, и они удваивают усилия, продолжая сражаться и убивать врагов в жидкой грязи у подножья утёса. Корсвейн покидает строй и тут же переходит на бег. Капли дождя разлетаются с брони, когда он прыгает с Уступа-Секиры и падает на огневую платформу уровнем ниже. За спиной раздаются болтерные выстрелы, порывы ветра пытаются подхватить и унести его. Корсвейн проносится по разбитой платформе и цепляется за лестницу, прикрученную к нависающей скале. Два масс-реактивных снаряда пролетают мимо головы. Третий врезается в металлические перила, срывая их с крепежа в облаке пламени и осколков.
Сенешаль добирается до конца пролёта. Платформа Косой Камень. Всего несколько минут назад враг концентрировал на ней все силы, но сейчас здесь до странного тихо. Атака отражена, и защитники переместились на подмогу товарищам, сражающимся за Уступ-Секиру. Он бежит дальше, перепрыгивая через трупы. Дождь продолжает колотить по броне. Дальний конец платформы попал под ракетный удар Гвардии Смерти и превратился в мешанину из искорёженных балок и фрагментов обшивки. Корсвейн сбавляет темп. На противоположной стороне разлома уцелела часть настила, закреплённого у основания Опрокинутой Скалы. Слишком широко. Даже космодесантник не сможет перепрыгнуть. И слишком далеко падать.
Он снова смотрит вверх. Сайфера уже не видно за отрогом высокой скалы. Зато видно легионеров Гвардии Смерти, что карабкаются вверх по камням, будто пауки.
Он отходит на несколько шагов и внутренне готовится к прыжку. Пусть даже точно — совершенно точно! — знает, что это самоубийство. Нужно найти другой путь. Корсвейн убирает меч в ножны и начинает взбираться по отвесной скале. Эта задача представляется чуть менее невозможной. Камни намокли так сильно, что кажутся покрытыми слизью. Пальцы скользят, а когда удаётся зацепиться за трещину, порода тут же начинает крошиться. Он продолжает подъём, больше всего на свете мечтая о прыжковом ранце. Увы, у них не осталось ни энергии, ни топлива. Боеприпасы почти на исходе. Тёмные Ангелы истратили все запасы, сдерживая Тифа. Осталось полагаться только на клинки, кости и грубую силу.
Но Корсвейн знает, что, если враг доберётся до лорда Сайфера и убьёт его, всё закончится. Сайфер — львиное сердце обороны. Его появление пробудило надежду и ободрило бойцов. Предателям это известно. Они знают, что смерть Сайфера опустошит Тёмных Ангелов и обеспечит победу.
Камни трещат под бронированными пальцами. Обломки, кувыркаясь, валятся вниз. Корсвейн изо всех сил цепляется руками и ногами за скалу. Ему удаётся удержаться на поверхности.
И он медленно ползёт вверх.
7:xiii. Путь
— Да, — отвечает Абаддон, отбрасывая постыдные грёзы. — Я контролирую ситуацию. Отдай приказ двигаться дальше, Баракса. Нужно его отыскать. Будем надеяться, что...
Первый капитан решает не заканчивать предложение. Баракса рычит команды, и штурмовые отделения приходят в движение.
— Если это Инженерный Восемь-Двенадцать, — произносит Сикар, — то он пересекается с третичной сквозной магистралью. Там можно подняться до мостика.
Абаддон кивает. Сикар отдаёт указания. Сыны Хоруса расходятся по боковым коридорам. Капитан готовится отправиться следом.
Но замирает.
Управлять, не подчиняться.
Сердце начинает биться быстрее. Всё это время он отвергал дары имматериума, зарекался пользоваться его коварными подачками. На войне должны сражаться солдаты. Так всегда было, и это правильно.
В то же время Абаддон понимает, что запятнан скверной. Она коснулась каждого — через выбор, через пройденный путь, независимо от желания. Абаддон не отдался ей всецело, как проклятый Икари, Фал или Доргаддон, но вместе со всеми последовал во тьму за отцом.
Управлять, не подчиняться.
Значит, он тоже проклят? Тоже продал душу и даже не понял этого?
Управлять, не подчиняться.
— Эзекиль?
— Постой... — бормочет он, опуская взгляд на руки. Насколько глупо с его стороны полагать себя свободным? Может, это очередная ложь? Или он всё-таки по-прежнему хозяин своей судьбы? Сохранил ли он контроль?
И если так, что это даёт?
— Эзекиль?
Абаддон пинком сносит дверь магазинчика. Старые доски разлетаются в труху, наполняя воздух кружащимися деревянными волокнами. Внутри всё пребывает в запустении и покрыто пылью. На столе лежат полусгнившие справочники и астрономические таблицы. Тут же — треснувший хрустальный шар на подставке. Рядом валяется перевёрнутый стул с резными ручками в форме василисков. На стенах висят старинные карты звёздного неба и схематические изображения ладоней с пронумерованными и подписанными бугорками и линиями. У нарисованных ладоней больше пяти пальцев. Всё оплетено паутиной, настолько густой, что можно подумать, будто вещи накрыли марлей. С древнего, провисшего и протекающего потолка злобно сверкают два обеззараживающих светильника.
Первый капитан шагает через порог. Он слышит, что Баракса зовёт его по имени, а юстаэринцы Сикара с треском протискиваются в двери следом за командиром. Дальней стены у приюта астролога нет. Прошагав по тёмному помещению, Абаддон оказывается в маленьком замшелом дворике. Под ногами вроде бы старая мостовая, но камни уложены под углом и наползают на лист палубного настила. На мощёной стороне двора стоят три золотых статуи, но они наполовину ушли в землю, причём не в плоскости наклона тротуарной плитки. Они так валятся вбок, что, по идее, должны упасть, но по середину бедра утонули в камне, будто в зыбучем песке. Два изваяния безголовые, а у третьего явно нечеловеческое лицо.
Абаддон не задерживается. На статуи, какими бы жуткими они ни были, времени нет. Здесь, в этом маленьком безымянном дворике, несколько локаций сплелись воедино, подползая друг под друга, как крохотные тектонические плиты. И в этих точках соприкосновения одна реальность вытесняет другую.
— За мной, — рычит первый капитан. Дождь стучит по броне и мостовой. Это не вода из пробитой трубы где-то на верхних уровнях, а настоящий дождь. Абаддон неуклюже ступает по наклонённой в разные стороны земле. Впереди виднеется открытый люк, почему-то установленный в поросшей лишайниками стене. Знакомый люк.
Воздух полнится шёпотом и бормотанием. Абаддон игнорирует голоса. Ему всё равно, предупреждения это, советы, ругательства или хвалы. Они не имеют значения.
Он, вскинув болтер, проходит сквозь люк.
И оказывается на мостике «Мстительного духа».
Ровно там, где и хотел оказаться. Позволив интуиции вести себя, он сэкономил полчаса времени — именно столько ушло бы на дорогу от Инженерного Восемь-Двенадцать.
«Интересно, — думает он, — это я нашёл дорогу или она меня?»
«Или так захотел отец?»
Управлять, не подчиняться. Абаддон надеется, что всё-таки справился сам. Эта мысль наполняет его приятным чувством уверенности. Отец называл подобные моменты приливом энергии — мгновениями невероятной чистоты мыслей. Луперкаль утверждал, что именно в такие мгновения по-настоящему познавал себя и своё истинное я. Когда отец в последний раз испытывал подобное?
Абаддон ухмыляется собственным мыслям. Он привык не верить ничему и никому. Кроме себя. Он — Абаддон. Он силён. Он — первый, мать его, капитан Сынов Хоруса. Он отыщет отца и защитит. Они будут сражаться плечом к плечу. И вместе проложат путь в будущее.
7:xiv. Клыки Льва
Корсвейн переваливается через край уступа у основания Опрокинутой Скалы. Всё вокруг окутала тьма, которую раз в несколько мгновений разгоняют болезненные вспышки молний. Это одна из самых высоких точек линии обороны, у самого прохода. Скала прикрывает сенешаля от ветра, и он больше не слышит грохот битвы, идущей на склонах внизу, за полдюжины узких проходов от него. Ярость последнего боя Тёмных Ангелов утонула в шуме дождя и жужжании насекомых.
Он поднимается на ноги. Тело болит после теоретически невозможного и определённо безумного подъёма по отвесной скале. Куда ни глянь — чёрный воздух наполнен блестящими точками. Капли дождя и рои мух кажутся сплошной плотной массой.
Сенешаль идёт сквозь ливень, доставая клинок из ножен. Нужно добраться до Сайфера. Сайфер не должен погибнуть.
Сайфер, возможно, уже убит.
Корсвейн бежит вверх по Опрокинутой Скале. Вода ручьями течёт по склону, из-за чего ноги предательски скользят. Она темнее обычного. Это кровь? Его кровь?
Сквозь завесу дождя проступает широкий уступ, нависший над горным проходом, подобно древнему алтарю. Стоит Корсвейну выбраться на открытое пространство, как ветер обрушивает на него свою ярость. Воин видит неподвижного Сайфера, лежащего на камнях. Видит тёмные силуэты Гвардейцев Смерти над кромкой скалы. Адские создания преодолели подъём по короткому маршруту и, как и боялся сенешаль, справились с задачей куда быстрее него. На стороне Тёмного Ангела были упорство и трансчеловеческая мощь. Их же гнала вперёд колдовская сила.
Легионеры Четырнадцатого действительно выглядят как потусторонние сущности. Кошмарные, массивные чудовища в тяжёлой броне, которая, намокнув под дождём, кажется покрытой слоем чёрного лака. Даже с такого расстояния чувствуется исходящий от них гнилостный запах. Корсвейн видит крючья и клинки, которыми они вооружены, и оранжевое свечение, вырывающееся из смотровых щелей шлемов. Некоторые уже подобрались к телу на расстояние удара.
Сенешаль опоздал.
Но он не один.
На уступе стоит Бруктас. Культя отсечённой руки воина наскоро перевязана и уложена в шину. Похоже, не только Корсвейн заметил, что лорд Сайфер упал. После недавнего сражения Бруктаса унесли с линии фронта, чтобы передать апотекариям. Возможно, именно оттуда, с возвышенности у портала, он увидел надвигающуюся катастрофу. Как бы то ни было, Бруктас пришёл. Он помчался на подмогу так быстро, как мог. И сейчас одинокий и тяжело раненный Тёмный Ангел защищает тело Сайфера, отражая атаки лезущих со всех сторон врагов.
Кровь, текущая вниз по скале, льётся из мёртвых тел воинов Четырнадцатого.
Выкрикнув имя отца, Корсвейн врывается в бой, вставая рядом с боевым братом, и первым же ударом меча сбивает Гвардейца Смерти с уступа. Тот падает в пропасть, оставляя за собой шлейф из капель воды и крови. Здесь, на вершине скалы, сенешаль снова оказывается во власти стихии и с трудом удерживает равновесие, борясь с завывающей колдовской бурей.
Он блокирует удар тяжёлой булавы и пронзает бронированное чудище прежде, чем тот успевает добраться до Бруктаса с уязвимой стороны. Грузно ступая против ветра, сенешаль занимает место рядом с раненым боевым братом. В течение нескольких мгновений каждому из них приходится защищаться от двоих-троих противников одновременно, парируя и отражая удары. Если бы не удачная позиция на узком уступе, позволяющая даже одному бойцу эффективно держать оборону от превосходящих сил неприятеля, Бруктас давно бы погиб. Но теперь уже двое защитников отбивают атаку врага. Трупы Гвардейцев Смерти усеяли окрестные скалы и свисают над пропастью. Некоторые улетают во тьму с разрубленными и раздробленными головами. Корсвейн сталкивает очередного противника с обрыва и видит, как взлетают и цепляются за камни абордажные крючья. Он, превозмогая ветер и дождь, спешит к ним, но ждёт, когда закреплённые тросы как следует натянутся, прежде чем их перерубить. Так он может быть уверен, что вниз рухнут не только верёвки.
Наконец тросы вздрагивают, подобно струнам, стряхивая налипшие капли дождя. Сенешаль проводит лезвием поперёк волокон и сквозь завывания ветра слышит металлический грохот далеко внизу.
Ещё один вражеский легионер пытается влезть на скалу. Из-за края уступа показываются голова и тяжёлые наплечники. Корсвейн впечатывает бронированную подошву в забрало предателя и отбрасывает того назад. Гвардеец Смерти улетает прочь, размахивая руками и сверкая глазами.
Шторм в очередной раз пробует унести Тёмного Ангела вслед за жертвой. Корсвейн удерживает равновесие.
Из-за спины раздаётся крик Бруктаса. Сразу четверо ублюдков Тифа одновременно преодолели подъём, и один уже заставил раненого Тёмного Ангела опуститься на колени ударами боевого молота. Бруктас не сдался и пытается закрыть Сайфера собственным телом.
Корсвейн, опустившись на колено, подхватывает один из торчащих в скале абордажных крюков и атакует врага с мечом в правой руке и импровизированным оружием в левой. Легионер в исходящей паром, горячей, будто от лихорадки, броне пытается отмахнуться клинком. Сенешаль блокирует тяжёлый удар противника рукоятью крюка. Обрывок перерубленной верёвки болтается на конце, как декоративная кисточка. Тёмный Ангел отводит оружие врага в сторону, вскрывая защиту, и вонзает меч в нагрудник. Из пробоины хлещет фонтан неизвестной жижи, а затем оттуда же вырывается рой насекомых. Корсвейн с отвращением отбрасывает полумёртвого Гвардейца Смерти в сторону крюком. Тот шатается, исторгая насекомых и вязкий гной, врезается в одного из товарищей и вместе с ним улетает в пропасть. Корсвейн продолжает атаку и ударом крюка раскалывает наплечник третьего предателя. Затем тянет оружие на себя так, что две загнутых лапы вонзились в плечо воина, увлекая того вперёд. Не имея возможности освободиться, Гвардеец Смерти падает на четвереньки, и сенешаль перерубает ему хребет.
Четвёртый противник вступает в бой. Корсвейн пропускает удар по левому наплечнику и пошатывается, на мгновение потеряв равновесие. В тот же миг его облепляет назойливый рой жуков, что клубятся вокруг предателя, словно дымное облако. Он слышит шелест их лапок и болезненный шёпот, скрытый за стрёкотом крыльев.
Что-то отвлекло Гвардейца Смерти. Бруктас сумел встать и атаковал предателя с фланга. Корсвейн видит, что боевой брат тяжело ранен и слабеет с каждым ударом, но его ярость пылает как никогда. Вот она, отвага рождённых на Калибане! Вот они, клыки Льва!
Сенешаль встаёт рядом с Бруктасом, прикрывая его со стороны потерянной руки, и сбрасывает предателя со скалы.
7:xv. Из праха
— Вставай, — говорит Лидва.
Олл не шевелится и продолжает сидеть на камне, обхватив голову руками.
— Вставай, — повторяет астартес.
Перссон поднимает взгляд на космодесантника. Он настолько потрясён, что не может говорить.
— Да, они погибли, — произносит Лидва. — Ты не смог их спасти. И я не смог. Сожалею.
Вечный только качает головой.
— Прости, не умею произносить речи. Это работа Грамматикуса. Но он сейчас не в состоянии выдать пламенную тираду.
Старый солдат скалится, смерив взглядом бронированного великана. Повсюду оседают клубы пыли, густые, как вулканический пепел после извержения. Они оба покрыты этой пылью с ног до головы. Она останется висеть в воздухе до скончания времён.
Сквозь завесу можно не без труда разглядеть силуэт Джона. Он отошёл метров на двадцать от товарищей и разбирает завалы в поисках тел. Из-за сильного растяжения и порванных связок одну руку приходится поджимать к туловищу. Челюсть и нижняя половина головы логокинетика перемотана тряпками. Лицо превратилось в жуткую кровавую маску. На влажную повязку липнет пыль. Олл не понимает, как Грамматикус с такими травмами умудряется оставаться не то что на ногах, а вообще в сознании.
— Значит, ты сдался? — спрашивает Лидва, сверля Перссона взглядом немигающих синих глаз.
— Лидва...
— Ты знаешь, что сказал бы Грамматикус. Можешь себе представить. Мы зашли очень далеко. Нужно продолжать. Да, они погибли. Но если ты сдашься сейчас, что изменится? Их смерть станет напрасной. Ты этого хочешь?
— Заткнись. — Олл медленно поднимается на ноги, кашляя пылью.
— Я задал вопрос.
— Я хотел бы, чтобы они никогда здесь не появлялись. Чтобы не ходили за мной. Чтобы остались там, где жили, и не проходили через всё это.
— Тогда они всё равно бы погибли. А так эти люди смогли обменять свои жизни на что-то ценное.
— На что?
— На время. Для тебя. Нужно найти нож и довести дело до конца.
— Втроём?
— Перссон, этот отряд никогда не был чем-то серьёзным. Твои спутники мне нравились. Отваги им было не занимать, но силой не мог похвастаться ни один. Мы не обладали боевой мощью. И сейчас, без них, мы не стали слабее.
— Жестоко. В тебе говорит прагматизм астартес?
— Я делюсь наблюдениями.
Олл сплёвывает чёрную от пыли слюну.
— Актея...
— Да, она была самой сильной. Возможно, даже выжила. И спасла девчонку. Но если так, то ублюдок Эреб тоже мог выжить. Вот тебе и прагматизм.
Олл сверлит космодесантника взглядом и уходит прочь. Он перелезает через камень, на котором сидел, и ковыляет к Джону. На Грамматикуса больно смотреть. Кажется, что только грязные тряпки, которыми перемотана его голова, не дают ей развалиться на куски. Часть лица, которую видно из-под повязки, отекла и посинела. Рот, пострадавший сильнее всего, полностью скрыт за окровавленными полосами ткани. Травмированную руку он прижимает к груди. Пальцы свисают, как птичьи когти. Он мрачно смотрит на приближающегося Вечного, вычищая пыль из глаз здоровой рукой.
— Сядь и отдохни, — говорит Перссон. — Мы ничего не найдём.
Их окружает несколько гектаров дымящихся каменных обломков.
Джон что-то буркает из-за обмоток.
— Что?
Логокинетик рычит. Он не может говорить. Рот и челюсть слишком сильно пострадали. Рабочая рука приходит в движение, пальцы неуклюже складываются в символы горт-кода.
«Заткнись. Пошёл ты. Ищи».
Олл снова закашливается и пожимает плечами. Он начинает поиск, двигаясь параллельно Джону. Вскоре к ним присоединяется Лидва.
Зибеса находят минут через десять. Он лежит на спине. Остаток конечности Графта так и торчит между рёбер. Крупный обломок размозжил голову и плечи несчастного. Олл рад, что не видит лица Гебета. Ему было бы стыдно смотреть спутнику в глаза, пускай и мёртвые.
Джон опускается на корточки и осматривает землю рядом с телом, после чего стонет, привлекая внимание. Нож нашёлся.
Клинок раскололся на три части.
Олл разглядывает лежащие на ладони фрагменты. Просто мёртвый камень. Артефакт словно бы тоже погиб и потерял все чудесные свойства. Олл убирает находку в карман куртки.
— Перссон?
Лидва стоит в двадцати метрах от него, держа в руке красный клубок. Он сильно уменьшился в размерах после того, как упал со стены и прокатился по земле. Астартес начинает сматывать нить, змеящуюся между обломков. Она натягивается.
— Стой! — говорит Олл. Слишком поздно. Лидва потянул сильнее, и нить, зацепившись за камень или обломок, обрывается.
— Вот и всё, — вздыхает Перссон.
— Мы не смогли бы собрать её всю, — отвечает Лидва, сматывая последние метры пряжи.
— Теперь она бесполезна.
«Это же просто символ», — говорит Джон.
— Да, — кивает Олл. — Именно так.
— Ты придаёшь этому слишком много значения. — Астартес протягивает Вечному клубок.
— Нет. Всё вокруг нас — символы. И нож, и нить... и эта война.
— И что же они означают? — спрашивает Лидва.
— Да если бы я знал, — отвечает Олл.
7:xvi. Последние приказы
— Итак... Ваше мнение? — спрашивает Илия Раваллион.
— Это радикальные меры, — отвечает Сандрина Икаро. Она стоит над пультом Илии, вчитываясь в разработанный тактический план.
— Госпожа, мне кажется, сейчас самое время для радикальных мер, — отвечает та. Офицеры делают вид, что не замечают запаха гари и грохота взрывов, раздающихся совсем рядом. Архивраг прорвался в Санктум. Значимая часть последней крепости уже утрачена. Если верить отчётам, предатели двигаются к башне Гегемона. Каждый следующий залп, кажется, звучит ближе, чем предыдущий, и каждый раз Икаро вздрагивает. Илия замечает, что командир берёт с собой старую штурмовую винтовку каждый раз, переходя от стола к столу.
Предложение Илии простое и безыскусное. Космопорт Львиных врат, который, вопреки всем ожиданиям, до сих пор держится, обладает самыми мощными наземными орудиями на территории Дворца. По приказу Икаро они прекратили стрелять по флоту предателей и сейчас простаивают. Илия предлагает навести их на поверхность, на территорию Санктума. Вернее, на смежную с ним Палатинскую зону. Это не предотвратит проникновение вражеских сил в последнюю крепость, но сможет нанести серьёзный урон подразделениям, прибывшим к Дельфийской стене и ожидающим, когда их отправят на прорыв.
В масштабах сражения это, конечно, ничего не изменит, и в условиях, когда все системы наведения сбоят, а относительные расстояния постоянно меняются, риск промаха велик. Но хоть что-то. Тем не менее приказ об обстреле Дворца кажется предельно противоестественным.
Икаро бросает короткий взгляд на Сидози, надеясь на комментарий. Но тот не слушает. И дело не в нарастающем грохоте сражений, доносящемся из залов возле Ротонды. Несколько минут назад через главный контрольно-пропускной пункт в штаб прибыл ещё один Избранный. Его зовут Хассан, и, как поняла Илия, это один из старших членов ордена. С ним прибыл громадный воин-кустодий и две женщины, которые, судя по всему, являются печально известными Сёстрами Безмолвия. Страж Дворца выглядит жутко. И дело не столько в страшных ранах, сколько в том, что он умудряется до сих пор держаться на ногах. Вокруг воина суетятся медики. Хассан молча сидит рядом, восстанавливая дыхание.
Икаро принимает решение.
— Если получится связаться с Львиными вратами, сообщи им детали своего плана. Пусть скажут, насколько это возможно, — говорит она Илии.
— Что потом?
— Если смогут, пусть начинают.
Илия склоняется над пультом и начинает искать рабочий канал связи.
Сидози и Икаро подходят к Хассану.
— Мы попали в засаду, — сообщает он. — Астартес-предатели и...
Избранный замолкает.
— Где? — спрашивает Икаро.
— Перемычка Блаксиса, — отвечает раненый кустодий. Ему не нужно объяснять присутствующим, насколько близко это место от Тронного зала.
— Не понимаю, как врагу удаётся так быстро продвигаться сквозь нашу оборону, — замечает Сидози.
— Они не продвигаются, — рычит страж. — Они просто внутри. Повсюду.
— Соратник Раджа прав, — добавляет Хассан. — Внушительные силы предателей перемещаются сквозь пространство. Они буквально выходят из стен.
Он поднимается на ноги и пошатывается. Сидози пытается помочь, но старший Избранный отстраняет протянутую руку.
— Это просто шок. Мы едва выжили. Они убили... стражей, Сестёр... Целый отряд сопровождения. Мы смогли выбраться и направились к ближайшему безопасному месту.
— Сюда? — уточняет Икаро. — Но ведь Тронный зал намного ближе.
— Вы ещё не поняли, госпожа? — рычит Раджа. Икаро переводит взгляд на кустодия. Удивительным образом длинные рваные раны на лице, горле и плечах великана стремительно затягиваются. Кровавые разрезы зарастают розовой рубцовой тканью. Ещё удивительнее то, что страж, похоже, не испытывает никакой боли или неудобства. — Гегемон был ближе. Геометрические построения и пространственные взаимосвязи в Санктуме больше не существуют. Планы и схемы утратили функциональную значимость. Варп искажает устройство последней крепости.
Будто для придания дополнительного веса словам кустодия, снаружи раздаётся особенно громкий взрыв. Пыль и осколки потолочной плитки сыплются со сводов Ротонды. Сотни тактиков и операторов, судорожно пытающихся продолжать работу, на мгновение замолкают.
— Мне нужно связаться с Тронным залом, — говорит Хассан. — У нас ещё есть такая возможность?
7:xvii. «Я рассмотрю любую возможность...»
Вулкан слушает все доклады, после чего велит собравшимся отойти и отводит Мориану Мохаузен в сторону.
— Если я правильно понял, — говорит примарх, — Избранные по приказу Малкадора заполучили нечто под кодовым названием «Терминус» и его создателя.
Женщина выглядит удивлённой.
— Если кто-то остаётся присматривать за Троном Терры, его посвящают в подобные вопросы, — продолжает Вулкан. — Хассан мне всё рассказал. Он сообщил, что Малкадор хотел, чтобы оружие осталось у Избранных, а не попало в руки Кустодиев.
— Да, владыка, — отвечает Мохаузен. — Мы занялись этим вопросом сразу, как наш господин взошёл на Трон.
— Увенчались ли ваши усилия успехом, Избранная? Что ты можешь сказать?
— Ничего, владыка. Хассан поручил задачу нашему коллеге по имени Ксанфус. Но ни я, ни Халид не слышали от него вестей. Связь вышла из строя. Санктум буквально погрузился в хаос. Не исключаю, что Ксанфус погиб или потерпел неудачу. Преступник Фо, возможно, мёртв...
— Значит, мы понятия не имеем, где находится оружие и в наших ли оно руках...
— Владыка, даже если оно уцелело, у нас есть сомнения в эффективности разработки. Фо известен коварством, и мы с самого начала не возлагали больших надежд на его труд. Принципы...
Вулкан резко вскидывает руку, заставляя женщину замолчать.
— Мы на грани уничтожения, Избранная. И я рассмотрю любую возможность. Любую.
— Возможно, планам Ксанфуса помешали, — отвечает она. — И оружие до сих пор находится в распоряжении Легио Кустодес, как того желал Вальдор.
— И они никому не сообщили?
— Стражи тщательно хранят секреты, владыка.
Вулкан раздражённо рычит, и Мохаузен в страхе отскакивает прочь.
— У нас нет времени на глупые игры и распри между ветвями власти. Я этого не потерплю.
Он резким жестом призывает Азкареля подойти.
— Милорд примарх. — Проконсул отрывисто кивает. Он огромен даже по меркам Кустодиев и почти не уступает ростом Вулкану. Вычурные шлем и наплечники выполнены в виде гривы гигантского льва.
— Мне нужен отчёт о статусе проекта «Терминус», — говорит Вулкан.
— Мы отправили за ним двоих братьев из общины Ключа, — отвечает Азкарель, сощурив глаза.
— И?
Кустодий замолкает, активируя нейросинергетическую связь.
— Им отказали, — отвечает проконсул. — Противоречия в приказах. Преступник Фо остался под стражей часового Амона.
— Где они сейчас?
— Неизвестно, владыка. Нейросинергия и стандартные протоколы связи сбоят независимо от расстояний. И лаборатория, и место заключения Фо находятся в части Санктума, захваченной врагом и...
— А статус самого оружия?
— Также неизвестен.
— Найдите его, — велит Вулкан, обращаясь к обоим собеседникам. — Отыщите оружие и этого Фо. Мне нужны чёткие и понятные данные. Если мы его потеряли — значит, потеряли. Если оно уцелело, то должно находиться здесь.
7:xviii. «Ксанфус»
— Мы о таком не договаривались, — говорит Андромеда.
— Это вынужденные действия, — отвечает Фо.
Геноведьма заглядывает в очередной бак, пытаясь рассмотреть содержимое сквозь запотевшую крышку.
— Ты выращиваешь клеточный материал...
— Это образцы, имитирующие целевой объект, и контрольные культуры со стандартным человеческим генным кодом. Так получится убедиться, что фаг воздействует только на нужные цели и не заражает остальную популяцию. Я знаю, что делаю.
Фо подхватывает со стола пачку блокнотов и демонстративно ими машет. Несколько страниц падают на пол.
— Сигиллит действовал точно так же, — заявляет Фо (и я по-прежнему восхищаюсь интеллектом старого регента). — Он подробно описал технологию. Именно так удалось завершить проект «Астартес» в столь сжатые сроки. Работа должна была растянуться на века, но ваш любимый Император не хотел ждать.
— Люди... — начинает Андромеда.
Фо окидывает её презрительным взглядом.
— Вот давай без сантиментов. Это не люди. И даже не организмы. Просто неактивный, искусственно выращенный клеточный материал, промаркированный и отсортированный по органическим исходникам. Просто суп. Из людей.
Андромеда в ярости сверлит учёного взглядом.
— Ты, видимо, забыл, кто я такая, Фо. И что входит в сферу моей компетенции.
— Вовсе нет, геноведьма. И именно по этой причине я удивлён, что мне приходится всё объяснять. Не только же Сигиллит одобряет такие подходы.
Он направляется к расположенному под лестничным пролётом столу и начинает копаться в папках и стопках документов.
— Все его ведущие учёные и генетики согласились! Малкадор сохранил в архивах копии всех работ старших специалистов, и я с ними ознакомился.
— Что, со всеми?
— Ну разумеется, — ухмыляется Фо. — И они все использовали одну технологию. Басков! Масштабные проверки работоспособности. Астарта и ДеВи! Отсев дублирующих клеточных свойств на широкой выборке. А вот Иезекииль Седейн, ещё один выдающийся ум! Массовый анализ на основе искусственно выращенных образцов.
Он оборачивается к Андромеде с неожиданно злобным выражением лица.
— Не смей подвергать сомнениям мои подходы, — произносит Фо (потому что хватит с меня её возражений).
— Амон этого не одобрит, — осторожно замечает геноведьма.
— А ты ему расскажешь?
— Вообще должна. Так что да.
— У него есть приказы, и он выполняет их с удивительной точностью. Кустодии абсолютно безжалостные создания, Андромеда-17. Они удивительно прагматичны. Мои действия позволяют завершить работу и выполнить его приказы наиболее эффективным способом. Ему незачем знать подробности.
Андромеда медлит. Стоит ли активировать устройство, которое выдал ей Амон, и призвать стража?
— Эти культуры должны быть уничтожены, как только ты закончишь. Никак иначе. Полностью уничтожены.
Фо кивает.
— Печи для утилизации давно готовы.
— Это человеческий генетический материал? — спрашивает подошедший Ксанфус, заглядывая в один из баков.
— Один из основных в контрольной группе, — отвечает Фо. — Я называю его «Ксанфус».
— Что? — Избранный резко поворачивается к генетику.
— Это ты, — пожимает плечами учёный. — Ты дал образец, я его вырастил.
— Я не... — Ксанфус с искренним отвращением смотрит на булькающую жижу.
— Меня беспокоил возраст образцов стандартных людей-терран, имевшихся в наличии, — продолжает Фо. — Некоторым уже более двухсот лет. Даже при идеальных условиях хранения они могли деградировать. Для дополнительного контроля нужна была свежая культура, и ты согласился помочь.
— Я понятия не имел, что... — рычит Ксанфус.
— Идиот, — качает головой Андромеда.
— Нет, он — герой Империума, — отвечает Фо. — У нас даже был разговор на эту тему.
Фо подходит ближе к Избранному, который по-прежнему не может оторвать взгляд от тёплой, вязкой жижи в баке, и кладёт костлявую ладонь на его плечо. Андромеда уверена, что это прикосновение не успокаивает.
— Знаешь, — шепчет Фо, — если считать по массе, то там, внутри, тебя больше, чем снаружи.
Ксанфус отскакивает и сбрасывает руку учёного с плеча.
— Избранный, — спокойно продолжает Фо, — ты оказываешь Империуму огромную услугу. Не нужно этого стыдиться.
7:xix. На что способна вера
Они оставляют трупы предателей лежать в пыли, подобно миниатюрным копиям мёртвых титанов вокруг. Секунданты перегруппировываются. Паломники продолжают движение.
Сигизмунд возвращается на прежнее место, рядом с Киилер. Она не говорит ни слова. Здесь нечего комментировать.
То, что эта женщина принимает жестокость, которую Чемпион вынужден проявлять, придаёт ему сил. С самой первой встречи он понял, что её мысли чисты, и ему, несмотря на жизнь, проведённую в бесконечных тренировках и аскезе, ещё далеко до подобной чистоты. Она, скорее всего, не подозревает, насколько сильно повлияла на его взгляды. Пускай их пути пересекались лишь несколько раз, именно благодаря Киилер Сигизмунд осознал, что жизнь должна быть одинокой и трудной и что смерть и жертва не одно и то же. Она научила его скорее примером, чем словом, что важно не просто отдать жизнь за Императора и родичей; важен момент, когда человек шагает вперёд, предлагая себя в качестве жертвы, здесь и сейчас. Эти откровения стоили ему благосклонности отца Преторианца и привели к наказанию. Через испытание она в некотором роде научила Сигизмунда, что стыд может питать огонь в душе человека сильнее, чем простая отвага.
Долг, истинный долг, не имеет отношения к чести, доблести и преданности. Ни репутация, ни то, как ты выглядишь в глазах других, не имеет значения. Долг — в служении. Иные могли решить, что он в бесконечной погоне за идеалом воинского мастерства предался гордыне; но эти люди ничего не поняли. Сигизмунду нет дела до славы, почестей и восторженных криков. Нет дела до себя. Важно только служение. Преданность, абсолютная и полная преданность делу. Простая вера, не требующая наград и доказательств, — возвышенное состояние. Ему нельзя научить, и им невозможно одарить. Оно должно появиться само.
Сигизмунд это осознаёт. Наверное, и Киилер тоже. Они совсем разные, но у обоих есть вера.
— Их будет больше, — говорит Эуфратия.
Воин кивает.
— Вы боитесь? — спрашивает он.
— Уже нет, — качает головой женщина. Похоже, её саму удивляют произнесённые слова. — Что бы ни ждало нас впереди — уже не боюсь.
Значит, и правда осознаёт.
Вера способна избавить от страха. Когда он нашёл веру, она прогнала и страх, и мирскую суету, и все заботы смертных. Сигизмунд исчез, появился Чемпион. Он принёс себя в жертву делу Трона Человеческого, и его любовь к Императору абсолютна и безусловна. Он — просто клинок.
У него нет гордыни. У него нет высокомерной чести, которую можно оскорбить или запятнать. Он настолько любит своего отстранённого отца, что готов носить мантию позора в его глазах, чтобы однажды спасти.
Возможно, этот день настал.
Но сейчас он не тратит время на домыслы. Покой вернулся. Будущее не здесь и не сейчас.
7:хх. Тайные знания Императора
— И что же это за будущее? — спрашивает Зиндерманн.
— Я не знаю.
— Но мне казалось, прорицание — ваша специальность, разве нет?
— Да, — отвечает Ариман, — но сейчас мы находимся в замершем мгновении вне времени. Поэтому не существует будущего, которое можно прочесть, и мой взор бессилен. Однако я могу делать прогнозы. Хорус победил и в своём триумфе вознёсся. Он если и не бог, то очень близок к этому статусу. В будущем, Кирилл Зиндерманн, нас ждёт его абсолютная и разрушительная власть. Те, кто, подобно нам, принял его сторону, не получат наград. От нас будут ждать раболепного подчинения. Не самая приятная перспектива. И потому я хочу вооружиться тайными знаниями Императора и укрепить Тысячу Сынов так, чтобы нам достало сил создать собственное царство, свободное от его воли. Если, конечно, — и тут он обводит взглядом троих смертных, — вы, по счастливой случайности, не знаете, на какой полке стоит книга, в которой описан процесс убийства бога.
Никто не отвечает.
— Можете наблюдать, — заявляет Ариман. — Но не мешать. А ты, — он переводит взгляд на остолбеневшую девушку, — перестань плакать.
Архивариус всхлипывает, поймав на себе взгляд колдуна.
— Она вас боится, — произносит Зиндерманн. — Мы все боимся. Вы — враг и выглядите пугающе.
Ариман задумывается. Чернильные тени, из которых состоит его фигура, начинают течь и менять очертания. Изогнутые рога и пластины доспехов складываются и с металлическими щелчками втягиваются внутрь космодесантника, будто какой-то сложный механизм. Теперь он предстаёт перед смертными в облике высокого человека в простой мантии и в чёрном обтягивающем комбинезоне. Глубоко посаженные глаза светятся синим, а рот сжат в постоянной гримасе — воин Тысячи Сынов скалит зубы, а мышцы на горле натянуты, как струна. У него чёрные дёсны. Пропорции тела тоже пугают. Он слишком высокий и тонкий даже для астартес. Руки, ноги и пальцы настолько вытянуты, что колдун напоминает скорее паука, чем человека. Голова и кисти — единственные части тела, не завёрнутые в плотную чёрную ткань. Бледная, полупрозрачная кожа едва заметно мерцает. И каждая такая вспышка на мгновение высвечивает очертания костей и черепа под плотью.
— Так лучше? — спрашивает он.
Нисколько.
— Д-да, н-намного, — отвечает Зиндерманн.
Ариман кивает. Призрачный череп в очередной раз проступает сквозь белую кожу.
— Я попрошу положить оружие на стол.
Он продолжает смотреть на архивариуса, но обращается к боэтарху. Мауэр потянулась к кобуре сразу, как внезапный гость избавился от доспехов.
— На стол, — повторяет он, по-прежнему демонстрируя девушке-архивариусу улыбку-оскал и не поворачивая головы. Слова звучат со странной интонацией.
Боэтарх вынимает пистолет из кобуры и кладёт на столешницу, а потом смотрит на оружие так, будто не знает, как оно там очутилось.
— Итак, — произносит Ариман. — Что же мне прочесть дальше?
— Дальше?
— Я уже погружён в чтение порядка сотни текстов, Кирилл Зиндерманн. Но их здесь так много. Нужно успеть до появления погромщиков.
Он хлопает в ладоши и складывает длинные, костлявые пальцы в уродливую фигуру. Книги на полках вокруг начинают двигаться. Они пульсируют и вздыхают. Обложки и корешки раздуваются и опадают, будто лёгкие. Со страниц сочится тёмная жидкость, стекая на пол библиотеки. Это чернила, но пахнут они как кровь. Глянцево-чёрные лужи расползаются под каждым стеллажом.
Ариман сильнее сжимает сплетённые пальцы. В чернильных лужах появляются золотые символы. Они ползут по поверхности, будто тонкие горящие нити.
Колдун, прижимая руки к груди, припадает к полу так, что костлявые колени оказываются выше ссутуленных плеч, и начинает поглощать знания.
7:xxi. Незавершённое дело
Икаро отводит Хассана к ближайшему пульту и велит оператору организовать связь. Для этого требуется время, а качество сигнала оставляет желать лучшего. В наушниках Избранный слышит скрип и треск имматериума, искажающие голос на противоположном конце линии.
— Мориана, — произносит он, добавляя к приветствию набор звуков, подтверждающий личность говорящего. Мохаузен отвечает тем же. — Сообщи лорду Вулкану, что Олланий Перссон и его спутники бежали из-под стражи.
В свете стремительно надвигающейся катастрофы этот вопрос не кажется таким уж важным.
— Они, вероятно, мертвы, — добавляет Хассан.
— Издан Негласный Указ, — отвечает Мохаузен. — Печати оказалось недостаточно.
Она не сообщает подробностей. Хассан и сам прекрасно знает последовательность событий, которые привели к такому решению.
— Регент по-прежнему управляет работой Трона? — спрашивает он.
— В настоящий момент — да.
Хассан предпочитает не думать о страданиях, выпавших на долю господина. Боль, тоска, утрата... На всё это нет времени.
— Мы обнаружили аномалию...
— Мне сообщили. Можно не объяснять.
— Халид, — голос Избранной еле слышен за шумом помех. — Лорд Вулкан велел отыскать узника Фо и его разработки.
— Если он ещё жив.
— Я отправлюсь за ним сама, — говорит Мохаузен. — Мне выделили шестерых Соратников-гетеронов и...
— Нет, — перебивает Хассан. — Оставайся на месте. Не снимайте с постов никого в Тронном зале.
— Но...
Избранный обводит взглядом помещение штаба. Здесь от него немного пользы. Военная Палата и любые тактические ходы теперь мало что значат.
— Я всё сделаю, — говорит он. «В конце концов, это моя задача. Мне её поручили. Если больше ничего не остаётся, нужно завершить работу, полученную с последним приказом». — Повторяю: я всё сделаю. Оставайся на месте и передай мне информацию о Фо, его охране и Ксанфусе. Последнее известное местоположение, последнее визуальное подтверждение... Всё, что есть. Передай лорду Вулкану, что вопросом занимаются.
— Лорд Вулкан хочет, чтобы Фо, если он выжил, доставили в Тронный зал.
— Я понял.
— И его оружие...
— Я понял.
Хассан обрывает связь.
— У меня есть незаконченное дело, — сообщает он Сидози.
— Вы уходите? — спрашивает Икаро. — Избранный, прошу заметить, что мы не сможем гарантировать вам безопасность за пределами кордона Ротонды.
— Госпожа, я сомневаюсь, что кто-то может гарантировать безопасность даже внутри кордона, — отвечает Хассан.
— Он пойдёт не один, — заявляет Айос Раджа. Кустодий лишился шлема и большей части аурамитовой брони выше пояса, но не утратил боевого духа. Он по-прежнему сжимает в руках копьё и сейчас похож на какого-нибудь кровавого киберсеркера эпохи Объединительных войн. Рядом с ним, словно призраки, стоят Сёстры Безмолвия — Афон Ирэ, командор бдения из Рапторской гвардии, и Шриника Ридхи, рыцарь-центура из кадра «Облачных Леопардов».
— Уверен, мы сможем выделить нескольких боевых братьев на это дело, — говорит Сидози, обращаясь к Икаро. — Хотя бы пару человек.
— Да, займись этим, — кивает офицер.
Когда Избранный удаляется, Икаро подходит к Хассану. Он просматривает на инфопланшете данные, присланные Мохаузен.
— Вы же были солдатом, верно? Прежде чем регент призвал вас на службу.
— Да, — отвечает тот.
— Тогда, вероятно, умеете с этим обращаться. — Икаро протягивает ему штурмовую винтовку «Комаг». Она не хочет расставаться с оружием. — Если оно понадобится мне здесь, то, вероятно, будет уже поздно. Я смогла пережить падение одного штаба. Если падёт и этот, бежать будет некуда.
7:ххii. На Опрокинутой Скале
Корсвейн бьёт крюком, как булавой, и втыкает одну из лап в забрало Гвардейца Смерти. Он дёргает на себя, выводя противника из равновесия, и тот, уже мёртвый, падает со скалы. Крюк, накрепко засевший в шлеме, пришлось отпустить.
Сенешаль оборачивается и сталкивается лицом к лицу с вооружённым боевым молотом громилой — тем самым, который сбил Бруктаса с ног. Корсвейн отскакивает, уклоняясь от рассекающего воздух тяжёлого бойка, и чуть не спотыкается о бесчувственное тело Сайфера.
Под дождём вспыхивают оранжевые искорки. Мимо проносятся несколько болтерных снарядов. Траган и отряд щитоносцев наконец добрались до Опрокинутой Скалы и поднимаются по склону на помощь боевым братьям. Двое Тёмных Ангелов вооружены огнемётами, и это, вероятно, последние рабочие экземпляры в их арсенале. Они заливают пламенем края уступа, сжигая и карабкающихся вверх врагов, и их скалолазное снаряжение. Охваченные огнём силуэты срываются в чёрную бездну ущелья. Следом летят пылающие тросы.
Гвардеец Смерти с боевым молотом ещё держится на ногах. Предатель понимает, что попал в западню, что атака провалилась и его судьба предрешена. И в то же время ублюдок Тифа не собирается сдаваться. Кровь Корсвейна, Гончей Калибана, станет достаточной платой за все усилия и потери.
Предатель вскидывает молот. Дождевая вода ручьями стекает по броне. На нагруднике красуется рельефное и покрытое разноцветной эмалью изображение человеческого черепа в обрамлении венка из листьев. Гвардеец Смерти хрипит боевой клич, обдавая Корсвейна гнилостным смрадом, и атакует, занося оружие над головой. Тёмный Ангел пригибается и встречает противника ответным выпадом. Поднырнув под размашистый удар, он врезается плечом в живот Гвардейца Смерти. Тот складывается пополам. Боевой молот выпадает из ослабевших рук. Клинок Корсвейна пронзил предателя насквозь.
Они вместе валятся на скалу у самого края обрыва. Сенешаль сбрасывает с себя обмякшие конечности противника и поднимается на ноги рядом с распростёртым трупом. Он, шатаясь под ударами ветра, выдёргивает меч из зловонной плоти. Ноги скользят на мокрых от дождя и ядовитых жидкостей камнях. Кто-то поддерживает Гончую Калибана, не давая тому сорваться вниз.
Бруктас в помятых и заляпанных кровью доспехах протянул командиру единственную руку. Корсвейн отвечает коротким, крепким рукопожатием.
— Я не забуду твою отвагу, — шепчет он.
— Впереди ждут куда более достойные памяти вещи, господин, — бормочет в ответ раненый воин.
Траган со товарищи добираются до вершины. Потоки огня сбрасывают с уступов наиболее упрямых противников.
— Отведите этого бойца к апотекариям, — командует Корсвейн, силясь перекричать завывание ветра. — Пусть его перевяжут.
Как только Бруктаса уводят, он склоняется над Сайфером.
Тот жив, но едва в сознании. Несколько мгновений Корсвейн борется с искушением снять легендарную маску и проверить признаки жизни и наличие ран, но решает не разрушать построенное доверие.
— Долг возвращён, — хрипит Сайфер, принимая протянутую руку и пытаясь подняться.
— Я видел, как вы падаете...
— Мгновение боли, мгновение... — Он замолкает, не желая вдаваться в подробности. — Сейчас пройдёт. Помоги подняться.
Корсвейн подчиняется и подставляет плечо.
— Пойдём, — говорит Сайфер. — Пойдём со мной.
7:xxiii. На этот раз — навсегда
Илии Раваллион наконец удаётся связаться с космопортом. Голос Шибана-хана раздаётся в динамиках почти сразу, как она передаёт идентификационный код.
Раваллион начинает объяснять план, но он тут же перебивает.
— Космопорт Львиных врат больше не выйдет на связь, — говорит Белый Шрам. — Мусорный код предателей заразил наши системы. Ничего не работает как должно. Мы обрубаем все каналы, чтобы не допустить распространения заразы.
Связь обрывается. Ни слова прощания, ни последней адресованной лично ей фразы, хотя она уверена, воин прекрасно знал, с кем говорит. Белые Шрамы предпочитают уходить без сантиментов, но Илии кажется, что на этот раз они простились навсегда.
Всё сказанное и несказанное теперь — прощание.
7:xxiv. Там, где они падут
На мостике царит полумрак и запустение. Светильники либо едва мерцают, либо вообще не работают. Во всём отсеке обвалились потолочные секции и несущие балки: и над обнесённой перилами командной платформой, и над пультами рулевых, и над ямами для сервов. Дисплеи приборов иногда тускло мигают, сообщая, что часть систем сохраняет работоспособность, но большинство не подают признаков жизни. Никого нет.
Даже трупов.
Абаддон и его воины расходятся по отсеку широкой цепью. Под ногами хрустят куски пластека, битое стекло и сухие листья. Большая часть оборудования поросла влажной чёрной плесенью и уродливыми, пушистыми грибами. Чёрная слизь, заливающая пульты, выглядит так, будто команду ей рвало. Первый капитан слышит, как она, стекая, стучит по настилу палубы.
— Что, ад меня побери, тут случилось? — спрашивает Джераддон.
Абаддон предпочитает об этом не думать. Командный отсек выглядит как часть космического скитальца, что дрейфовал среди звёзд на протяжении десятка веков. Похожие на щупальца наросты покрывают стены, оплетают решётки и поручни. Некоторые из этих змеящихся лоз полны сока, на них распускаются чужеродные цветы, похожие на кровавые язвы. Из теней и тёмных углов доносятся голоса, напоминающие стрёкот насекомых. Они шёпотом рассказывают тайны и раскрывают секреты.
Абаддон поднимается на главную платформу. Бессчётное множество раз он приходил сюда на инструктаж перед высадкой. Отсюда же командовал сражениями. Но сейчас почти не узнаёт это место. Перила над пультами рулевых погнулись от сильного удара. На столе стратегиума валяется мусор. Абаддон сбрасывает его на пол и пытается включить устройство. После двух неудачных попыток индикаторы неохотно загораются. Проекционная пластина расколота. Он вводит личный код доступа, но стол только показывает сообщение об отсутствии сигнала.
— Помоги, — рычит он адъютанту, и тот спешит на зов. Улнок умеет обращаться с техникой. Он очищает хранилища данных и пытается перезагрузить машину.
— Районы Дворца, — запрашивает Абаддон. — Тактический уровень.
Гололит мерцает и гаснет. Проекции нет.
— Тогда корабль. Схемы отсеков, общий отчёт о состоянии систем.
Улнок кивает и вводит последовательность команд. На топографическом дисплее медленно формируется изображение. Световые плоскости складываются воедино, как фигурка из бумаги. Это корабль, и в то же время — нет. Абаддон всматривается в проекцию, пытаясь осознать, что видит перед собой. Он различает общие очертания флагмана, расположение палуб, силовые сигнатуры могучих двигателей. Но сверху накладывается что-то ещё, будто на проектор выводятся одновременно две трёхмерные схемы.
— Очисти данные, — велит он.
— Господин, я...
— Избавься от фантомных изображений.
— Это... Это не фантомные изображения, — говорит Улнок.
На гололите виден город. Схемы корабля и города сливаются воедино, прямо как тот магазинчик со стеной инженерного тоннеля. Абаддон всматривается внимательнее. Есть ещё третий слой. Он замечает фрагменты Императорского дворца в мозаике данных. Львиные врата. А вот — врата Вечности и Последняя стена. И тут же — бастион Августон, на стенах которого первый капитан стоял всего несколько часов назад.
Несколько часов ведь?
Он подаётся вперёд и читает таблицы орбитального позиционирования. «Мстительный дух» не на орбите Терры. Он вообще нигде. И корабль, и Дворец, и Терра, и все остальные элементы проекции находятся в одной точке. И у неё нет вообще никаких координат или данных для привязки в пространстве.
Первый капитан отходит прочь. Абаддон чувствует жалость к отцу и страх за него. Жалость, страх и нечто не до конца оформленное, но больше всего похожее на омерзение.
— Господин?
Адъютант поднял что-то с палубы рядом со столом стратегиума. Карты таро. Пластинки с жидким кристаллом внутри. Улнок стряхивает пыль с находки и протягивает её командиру.
— Это что-то важное? — спрашивает он.
Абаддон выбивает карты из рук помощника во внезапном приступе отвращения и разочарования.
— Не прикасайся к ним! — кричит он.
Улнок настороженно отступает на шаг.
— Это не наш инструмент, — рокочет Абаддон. — Это не... Мы не пользуемся такими вещами. Нам... нельзя вести с ними дела. Мы солдаты, Улнок. Солдаты!
— Да, конечно, господин, как скажете.
Абаддон снова переводит взгляд на стол. Несколько карт упали на треснувшую панель. Он видит изображения на пластинах сквозь призрачные контуры гололитической проекции: Расколотый Мир, Петляющая Тропа, Великан, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Тёмный Король.
7:xxv. Рекс Тенебрис
— Мне кажется... — начинает Мауэр и тут же понимает, что никто её не слышит. Погрузившееся в непроглядную темноту помещение библиотеки становится всё теснее и меньше. Тени надвигаются со всех сторон. При попытках говорить голос звучит тихо и будто издалека, слова почти невозможно разобрать, как будто воздуха вокруг осталось слишком мало, чтобы выдержать их вес.
— Мне кажется, — на этот раз она прикладывает больше усилий, чтобы наверняка быть услышанной, — что даже те, кто принёс клятву верности магистру войны, теперь в страхе прячутся от него.
— Смелое заявление, — Ариман отвечает, не отрывая взгляда от лежащих перед ним книг.
— Но истинное, не так ли? — спрашивает Мауэр.
Колдун поднимает голову. Боэтарх не выдерживает взгляда пронзительных синих глаз и отворачивается.
— Империум раскололся на две непримиримо враждующих фракции, — говорит он. — При этом ни одна не отвечает интересам Тысячи Сынов в полной мере. Каждая по-своему является неудачным выбором. Но мы не выбирали сторону. Ваш Император отрёкся от нас, объявил еретиками и изгнанниками, несмотря на...
Он замолкает. Голос колдуна внезапно становится твёрже, будто он сдерживает неугасимый праведный гнев.
— Неважно, — Ариман откашливается. — Он презрел нашу поддержку и верность, обвинил в том, ради чего создавал, и отказался помочь в час величайшей нужды. Ваш Император назначил нас предателями, и потому мы вынуждены ими стать.
— Можно было остаться в стороне, — замечает Мауэр.
— В войне нет места нейтралитету, — отвечает Ариман. — В такие времена каждый должен выбрать сторону. Мы не разделяем идеалы магистра войны и не приносили ему, как вы сказали ранее, клятву верности из искренних побуждений. Это вынужденная мера. Есть, конечно, и преимущества. Луперкаль как минимум позволяет нам быть самими собой. По крайней мере, пока. Его и наши амбиции направлены в разные стороны, и потому я пришёл сюда — отыскать что-то, способное облегчить нашу участь.
— Значит, вы его всё же страшитесь? — спрашивает Мауэр.
— Хорус Луперкаль стал воплощённым инструментом сил Хаоса, — говорит колдун. — Самым могущественным из подобных созданий за всю известную историю. Все должны его страшиться.
— Получается, вы ищете нейтралитета в будущем, вестником которого он является? — вопрошает Зиндерманн, указывая на разложенные повсюду книги, истекающие чернилами на плиты пола. — Вы используете магию и тайные знания, чтобы защитить себя от власти Тёмного Короля.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы планируете урвать себе небольшой кусочек этого страшного будущего и обеспечить независимость от...
— Нет, — обрывает его Ариман. Он поднимается на ноги, вперив взгляд синих глаз в Зиндерманна. Мышцы лица натягиваются сильнее, выставляя напоказ стиснутые зубы и чёрные дёсны. Сумрак, из которого соткана фигура космодесантника, трепещет, как ароматный дым из кадильницы. — Имя. Где ты его услышал, летописец?
7:xxvi. Выживший
Когда взгляд останавливается на последней карте, шёпот множества голосов из теней произносит её название.
— Абаддон!
Первый капитан оборачивается на зов Сикара. Хеллас что-то отыскал в одной из галерей, обрамляющих командную платформу. Абаддон решает посмотреть.
Это человек. Астартес. Он скорчился за одной из колонн, будто загнанный зверь. Поначалу кажется, что это мертвец, но нет. Просто съёжился и застыл.
Абаддон опускается на колено рядом с выжившим.
— Дьяволы преисподней... — шепчет он. — Аргонис?
Кинор Аргонис вздрагивает при звуках собственного имени. Его доспехи и кожу покрывает та же студенистая чёрная плесень, что растёт на оборудовании мостика. На скуле воина огромная кровоточащая рана, как будто от пришедшегося вскользь удара булавой. И она до сих пор не затянулась.
— Кинор? Кинор, это Эзекиль. Кинор, проснись.
Аргонис, советник магистра войны, медленно разворачивает голову и смотрит на Абаддона. В его глазах нет ничего, кроме страха. Первый капитан ещё никогда не видел гримасы настоящего ужаса на лице астартес.
— Что здесь произошло?
С губ космодесантника срываются бессвязные звуки. Он тяжело дышит и тихо скулит.
— Аргонис. — Абаддон берёт его за плечи и пытается посмотреть в глаза. — Ты слышишь? Это я. Первый капитан. Говори. Где Луперкаль?
— Луперкаль! — фыркает советник. Имя примарха звучит как проклятие или болезненный стон.
— Да, Кинор. Луперкаль. Где он? Мне нужно его найти. Где он?
— О-о-он... — Аргонис трясётся и тянет гласные так, будто это единственный способ выдавить слова из горла. — О-о-он бы-ы-ыл... О-о-он...
— Кинор!
— О-он б-был здесь... — Несчастный хватает ртом воздух, судорожно вздыхая после каждого слога. Тело бьётся в судорогах. Изо рта на нагрудник течёт желчь. — Он был! Он был! Он был! Он...
— Успокойся, брат. Возьми себя в руки. Куда он ушёл?
— Он был, — хрипит Аргонис, — ужасен.
7:xxvii. Ты — Олланий Перссон
Они тратят ещё какое-то время на безуспешные поиски Кэтт и Актеи. Вскоре Джон начинает кашлять так сильно, что не может нормально дышать, и спутники медленно, неохотно покидают облако пыли, висящее над руинами.
Выбраться на свежий воздух удаётся спустя километр пути. Оставшееся позади место неудачного последнего сражения выглядит так, будто туда сбросили термобарическую бомбу: кольцо обломков, гигантский пролом в древней стене и разбросанные повсюду комья земли.
Выжившие останавливаются то ли в просторном дворе, то ли на рыночной площади. Эта часть города выглядит особенно древней. Открытое пространство окружают странные каменные здания и разрушенные лачуги. Здесь же находятся золотые врата, перенесённые из Дворца. Их оплетают увядшие лозы и высохший плющ. На углу виднеется нечто похожее на бункер из Палатинской зоны. За плесневелыми крышами возвышается батарея турелей с флагмана предателей. Всё поросло мхом и медленно гниёт.
Зато воздух стал свежее. Где-то за пеленой низких облаков светит яркое белое солнце.
Джон и Олл отдыхают. Лидва патрулирует окрестности.
Грамматикус ложится прямо на неровные камни мостовой. Он дышит хрипло, но размеренно. Олл садится рядом, вертя в руках изрядно похудевший клубок.
Товарищи погибли из-за него. Всему виной его амбиции, а вовсе не то чудовище, Эреб. Он с трудом сдерживает слёзы. Перссон изображал скромность, но втайне верил, что сможет выполнить задуманное и все останутся живы.
С чего он вообще это взял? С того, что Вечный? И когда-то лично знал Повелителя Человечества? Или дело в необъяснимой вере в успех, которую продемонстрировала Эрда? Её нить определённо сыграла свою роль: загадочные узелки вели группу вперёд, будто провидение, будто кто-то присматривал за ними сверху. Это создало иллюзию, что задача уже успешно выполнена. Они смогли добраться аж до Тронного зала! Даже Хорус Луперкаль не сумел повторить это достижение.
Олл разглядывает свои поношенные башмаки.
Заблуждение выросло из его прошлого. Из памяти о том, как он проделывал подобное раньше. Другие одиссеи, другие приключения и безумные авантюры, которые чудесным образом приводили к успеху вопреки всему. Казалось, что он в очередной раз стал героем мифа, ведь там слабые и малочисленные смертные всегда побеждают.
Нужно было вспомнить, что мифы становятся таковыми, только когда всё закончилось. А в моменте нельзя узнать, что случится, когда шансы выдержать испытания исчезающе малы. Мир жесток, а жизнь не сказка. И её финал не станет счастливым лишь потому, что менестрелям нравится, когда их баллады заканчиваются хорошо.
Давние товарищи, эти близкие друзья, которых он так толком и не узнал, доверяли ему. Они верили, что Олл знает, что делает. А он не знал. Он не просто потерпел неудачу, а с самого начала не мог победить.
— Дерьмо, — бормочет Вечный, обращаясь сам к себе. — Выходит, я даже хуже, чем Он.
Лежащий на мостовой Джон ворочается и садится. Тёмные от боли глаза вопросительно смотрят на Перссона из-за грязных повязок.
Тот качает головой. Не хочет ничего объяснять. Запоздалое смирение слишком тяжело превратить в слова. Мысли, что он сыграет важную роль в игре таких масштабов, сможет чего-то достигнуть и изменить судьбу человечества... Да даже раздутые амбиции Императора меркнут в сравнении с этой самонадеянностью. Тот, по крайней мере, может силой защитить свои убеждения.
Рука Грамматикуса приходит в движение.
«Нужно идти», — говорит он.
— Нет. О нет. — Олл с трудом сдерживает смех. — Всё кончено, Джон. На этот раз — по-настоящему.
«Ты не можешь сдаться сейчас».
— Могу. Это меньшее, что я могу сделать.
«У тебя есть вера...»
— Нет. Ты был прав. Всё напрасно. И это тоже. — Перссон демонстрирует остатки клубка. — Когда обрывки нити начали попадаться на пути, я обрадовался. Решил, что мы из будущего уже победили, и осталось только пройти по следам. Если таков был план Эрды, то сейчас он рассыпался прахом.
Олл вздыхает и смотрит на спутника.
Прости.
«За что?»
— Ты в меня верил. Думал, я смогу что-то изменить. А я не смог.
«Ещё можешь».
— Нет, Джон.
«Ты — Олланий Перссон».
В горт-коде нет отдельных знаков, позволяющих сказать: «Олланий Перссон». Джону приходится использовать звуковые символы. Это занимает много времени и потому кажется особо ехидным.
— Нить оборвалась, Джон. Нож сломан. Из-за меня большая часть группы погибла. Они верили мне. А я не справлялся. Раз за разом, практически на каждом шагу. Я вёл всех от одной катастрофы к другой. Всё кончено.
Рука снова начинает двигаться, болезненно неспешно выговаривая буквы.
«Ты — О-Л-Л-А...»
— Хватит. Я и сам знаю, кто такой. Этого недостаточно.
«Сколько раз ты сворачивал не туда?»
— Что?
«Много лет назад. В том месте».
— Это другое.
«Мы в очередном лабиринте. Несколько раз повернули не туда. Совсем не туда. Но это же лабиринт. Путь всё равно существует».
Лидва подходит к товарищам.
— Там кто-то есть, — сообщает астартес.
— Что ты заметил?
— Движение. Кто-то перемещается по близлежащим улицам.
— Кто именно? — спрашивает Олл. Грамматикус поднимается на ноги.
— Не знаю, — качает головой Лидва. — Но лучше бы нам убраться с открытого пространства.
7:xxviii. Закрой глаза
Абаддон отступает на шаг. Нечто... Это невозможно, но нечто смогло преодолеть устойчивость астартес к страху.
— Кинор?
— Он... Он стал чем-то... Он стал... Я не хотел смотреть. Он заставил. Заставил увидеть. Но я не хотел. Эзекиль, я не хотел этого видеть.
Советник примарха начинает рыдать. Зрелище можно было бы назвать жалким, но на деле оно жуткое.
— Отдыхай. Восстановись немного. Очисти разум. Закрой глаза.
Аргонис истерично мотает головой.
— Нет! — восклицает он. — Если я их закрою... То увижу его!
Первый капитан вызывает ротного апотекария.
— Вколите ему что-нибудь.
— Что именно, капитан?
— Транквилизатор. Успокоительное. Что угодно. Приведите его в чувство.
Легионер выбирает несколько ампул из сумки и склоняется над советником.
— Сикар, — кричит Абаддон, возвращаясь к насущным вопросам. — Мне нужен доступ во Двор Луперкаля.
— Люк заперт, — отвечает тот. — Первичные меры безопас...
— Взрывай проклятые двери, — велит Абаддон.
Сикар не возражает. Замки сносят направленными зарядами, а потом два громадных терминатора-юстаэринца, Гаст и Вария, оттаскивают створки в стороны, оставляя в металле длинные борозды от силовых когтей.
Из проёма дует ледяной ветер вперемешку с дождём. За порогом нет ни отсеков, ни коридоров, ни Двора Луперкаля, ни штабных помещений.
За дверью начинается улица.
7:xxix. MM226
Товарищи помогают Джону подняться и уходят с площади на узкую мощёную улочку. Здесь, под свесами черепичных крыш, царит полумрак. Другая улица, шире и просторнее первой, уводит вправо. Когда-то она находилась в Палатинской зоне, а теперь пересекает тенистую аллею Неизбежного Града. Олл ведёт за собой остатки группы. Тёмная дорожка лучше спрячет от любопытных глаз.
Но Джон дёргает его за рукав и тычет пальцем вправо. Разрушенная войной улица идёт немного в гору. На краю дороги стоят несколько брошенных фургонов.
— Ждите здесь, — велит Олл и уходит, оставив друзей в тени осевшей каменной башенки. Оплетённое плющом строение устало клонится набок.
Он добирается до забытого каравана. К фургонам привязаны верёвки, хомуты и цепи. Всё заливает тусклый, спокойный свет, какой бывает у моря пасмурными вечерами. Улица была частью Дворца. Это очевидно по архитектуре зданий. Окна вылетели от близких взрывов. Земля усыпана оплавленным стеклом. Есть и другой мусор — потерянные вещи. Потёртый ботинок. Сломанный фонарь. Пряжка. Куча ветоши. Детская погремушка. Ветер колышет несколько полос бумаги. Они выглядят как метки, которые можно куда-нибудь прицепить с помощью восковой печати.
Оллу кажется, что за ним следят. Он чувствует взгляды из-за каждого мёртвого окна, но, осмотревшись, не замечает никого. Вещи под ногами, однако, доказывают, что когда-то здесь было много людей. Сопряжение пространств настолько идеально похитило фрагмент Дворца, что сохранился даже указатель, прикрученный на углу. Улица Гласиса. Кто здесь жил? Кто по ней гулял? Кто здесь погиб?
Брошенные фургоны большие и не похожи друг на друга. Они накрыты брезентом, а на бортах выбиты грубые символы: «ММ226».
«Если я правильно помню армейские обозначения, то это шифр, обозначающий место производства снаряжения», — думает Олл.
Он взбирается по колесу и откидывает полог с ближайшего фургона. Внутри лежат магазины с патронами, уложенные в простые дощатые ящики. А чуть дальше, на грубо сколоченных поддонах — выкрашенные зелёной краской ракеты для портативных пусковых установок.
Олл оглядывается в сторону перекрёстка и активно машет товарищам. Джон и Лидва спешат к нему. Перссон спрыгивает на землю и бежит к следующей телеге. Она до краёв забита продолговатыми заколоченными ящиками. Выглядят как крохотные гробы для самых бедных. Он срывает крышку. Внутри, среди вороха пластековых обрезков, лежат восстановленные лазерные ружья. Марсианское производство, вторая модель. Он берёт одно в руки, стряхивая хлопья упаковочного материала. Это старое, видавшее виды оружие. Но его почистили, и все механизмы отремонтировали. Перссон срывает хомуты, фиксирующие спусковой крючок и разъём для батареи. Такое знакомое ощущение. В предыдущей жизни, когда Вечный шёл путём солдата, у него было такое же ружьё.
— Что там? — спрашивает Лидва.
— Оружие, — отвечает Олл. — Хватит на в... Много.
Он чуть не сказал: «Хватит на всех». Горькая ирония. Они так долго путешествовали без оружия, а теперь нашли больше, чем смогут унести.
Перссон проверяет ружьё и вставляет батарею. В одном из фургонов находятся патронные сумки. Он берёт себе две и набивает их дополнительными энергетическими ячейками. Ни ножей, ни штыков, ни пистолетов, ни гранат, ни пусковых установок в караване нет. Оптики тоже нет, но Олл всегда предпочитал простые прицелы. Джон тоже обзавёлся подсумком и укороченным лазружьём со складным прикладом. Перссон понятия не имеет, как Грамматикус собрался стрелять одной рукой.
Лидва тоже шарит по вагонам, но всё внутри сделано для рук смертных. Ружья в его руках выглядят как детские игрушки. И проблема даже не в размере как таковом — астартес мог бы использовать стандартное солдатское оружие как карабин, но закованные в броню пальцы не пролезают под защитную скобу над спуском. А она отштампована одним куском с корпусом, так что ни отогнуть, ни отломать не получится. Лидва с помощью колесного штифта и вырванного из мостовой камня пытается сдвинуть скобу в сторону, не сломав при этом механизмы, отвечающие за стрельбу.
Олл думает, что ничего не получится. Вот был бы у них болторез или циркулярная пила... Космодесантник выламывает разъём для батареи из корпуса, отбрасывает сломанное ружьё, берёт следующее и начинает всё заново.
+Перссон.+
Олланий вскидывает оружие к плечу и осматривает улицу. Кто-то произнёс его имя. Это не ветер. И не разыгравшееся воображение.
Кто-то звал его по имени.
Джон и Лидва замечают беспокойство товарища. Они поднимаются на ноги и смотрят на предводителя.
— Что-то не так, — шепчет Олл.
+Перссон.+
Он поудобнее перехватывает оружие.
— Вы что-нибудь слышали? — шипит он, готовясь в любой момент открыть огонь.
— Нет, — отвечает Лидва. Джон качает головой.
«Так и знал, — думает Олл, — голос в голове. Телепатия. И тон знакомый. Он слабый и искажённый от боли или расстояния, но знакомый».
— Актея? — говорит он вслух. Спутники удивлённо смотрят на Вечного.
+Перссон. Уходи. Уходи оттуда.+
— Ты жива? Где ты?
+Внизу. Под стеной.+
Голос сочится болью. Мучительной болью. Каждый слог, каждая фраза даётся с нечеловеческими усилиями. Олл опускает ружьё и поворачивается к Джону и космодесантнику.
— Актея жива. Нужно вернуться...
+Нет.+
Перссон морщится. В её словах больше боли, чем смысла.
+Погребена. Я погребена. Тонны камня. Раздавили. Со мной покончено.+
— Мы тебя не бросим! — кричит Олл в пустоту.
+Нет! Оставьте. Уходите. Вижу. Вижу вас. И то, что надвигается. Бегите.+
— Актея...
+Бегите!+
Олл беспомощно смотрит на спутников. И слышит выстрелы.
7:ххх. Кладбище городов
Пространство. Открытое пространство. Сумрачные земли, уходящие вдаль под беззвёздным небом. Острые утёсы и громадных размеров развалины тянутся ввысь, будто целый континент сжали в тисках, так же, как тот унылый, заросший лишайником дворик, через который они прошли на мостик. Каменные глыбы по тысяче метров в высоту встали на дыбы по воле каких-то невероятных тектонических процессов, а затем их горизонтальные и вертикальные координаты поменялись местами. Абаддон замечает перевёрнутые развалины древних городов, висящие на скальных отрогах, словно морские уточки на днищах судов.
Где-то, не очень высоко над горизонтом, завис источник света — солнце или иной космический объект. Его не видно за сплошной пеленой быстро несущихся облаков, но он очень яркий, потому что белому сиянию хватает сил пробиться сквозь плотную завесу. Абаддону за время путешествий по Галактике довелось повидать и холодную бездну мёртвых звёзд, и чёрные дыры. Это выглядит как их противоположность: безжалостный и бесконечный белый свет, похожий на глаз без зрачка. Его сила притяжения заставляет серые облака и варп-туман закручиваться гигантскими спиралями.
На него тяжело смотреть, и легионер отводит глаза.
Сразу за створкой люка начинается разрушенная улица. От большинства зданий на ней остались только руины. Абаддон замечает наполовину затопленные дождём воронки от взрывов. Чужеродные травы покачиваются на сильном ветру. Огни догорающих пожаров трещат среди обломков. Эта улица — часть такого же разрушенного города, древнего и забытого. Насколько хватает глаз раскинулась картина недавних боёв. Остатки зданий на склонах перевёрнутых утёсов тоже являются его частью. Внезапно родившиеся горы просто вырвали куски кварталов и утащили их к облакам.
Абаддону кажется, что он попал на кладбище, куда города приходят умирать. Здесь испокон веков царят серость и разложение. Некоторые, наиболее крепкие здания и стены, что ещё держатся, силами ветров превратились в странные, угловатые окаменелости. Но вот повреждения и следы огня появились недавно.
Отец где-то здесь? Это его рук дело?
Абаддон выкрикивает имя примарха, но голос только отзывается странным эхом, отражаясь от выглаженных ветром камней. Фето Зелецис ведёт первый отряд в загадочные руины. Абаддон движется следом.
Они успевают пройти едва ли десяток метров от люка, когда раздаются первые выстрелы. К мелкокалиберному оружию быстро добавляются лазерные лучи и болтерные снаряды.
Нападающие идут вперёд, не пытаясь скрываться или пользоваться укрытиями. Они, спотыкаясь, перелезают через груды битого камня и обломков, вопят и причитают, то ли от ужаса, то ли лишившись рассудка, то ли всё сразу. Их тысячи, и они от чего-то бегут.
Это солдаты из горты Луперкали и Несущие Слово; экипаж флагмана и силы поддержки, расквартированные на борту «Мстительного духа».
7:xxxi. Старый солдат
Твердотельные снаряды врезаются в мостовую и стену. Воздух рассекает пара лазерных лучей. В конце улицы, там, где чуть раньше ждали Лидва и Джон, маячат силуэты солдат. Это Эксертус. Горта Луперкали.
Они бегут вверх по склону, паля без разбору во все стороны. Выглядят полностью безумными. Ни о какой дисциплине не идёт и речи. Люди либо паникуют, либо перебрали с боевыми стимуляторами.
Олл встаёт на одно колено, используя фургон как защиту, и открывает ответный огонь. Он убивает одного, затем второго и третьего предателей. Каждого — одиночным выстрелом в корпус. Перссон спокоен и методичен. Он позволяет прежней личности, старому солдату, подняться из глубин памяти, пробуждая многолетний опыт и боевые инстинкты. Четвёртый выстрел. И пятый. Оба попадают в цель.
Но вражеской пехоты становится больше. Видимо, сначала они столкнулись с несколькими вырвавшимися вперёд солдатами, а сейчас начинает подходить основная масса. Похоже, нечто обратило в беспорядочное бегство целую бригаду. И Олл не уверен, что предатели их атакуют. Возможно, они с товарищами просто оказались на пути. Вечный поднимается на ноги, опирая цевьё лазружья на борт фургона, и меняет сектор обстрела на более удобный. Первые выстрелы попадают в металлическую обшивку его укрытия. Перссон продолжает отвечать одиночными, выбивая врагов по одному.
Джон тоже вступает в бой. Он не может похвастаться ни опытом, ни снайперской точностью Олла. И даже если бы мог, то из-за раны не способен толком держать оружие. Грамматикус выдаёт длинную очередь от бедра, лишь слегка придерживая оружие раненой рукой. Беспорядочный поток лазерных лучей заливает улицу. Большинство уходят в воздух или землю. Один из предателей, получив ранение в колено, падает ниц.
+Бегите!+
Олл прогоняет измученный, сочащийся болью голос из головы. Не получится. Если они покинут укрытие...
Вторая очередь лазерных лучей вырывается с их позиции следом за отчаянным залпом Джона. Лидва крепко прижимает к нагруднику одно из ружей. Ему так и не удалось избавиться от защитной скобы, поэтому космодесантник просунул под неё металлический штырь, выдернутый из колёсной оси, и тянет за него, как за рычаг, надавливая на спуск. При таком подходе на точность рассчитывать не приходится, и штифт постоянно проскакивает, из-за чего огонь прерывается.
+Перссон. Беги!+
Олл оглядывается. Может, если перебежать в ближайшее здание, то...
— Беги!
Он собирался обругать Актею, но осознал, что последнюю фразу произнесла не она, а Лидва.
Трое Несущих Слово появились на улице вместе с рвущимися вперёд бойцами горты Луперкали.
7 :хххii. Даже если это будет стоить нам всем жизни
Корсвейн следует за хромающим Сайфером прочь с Опрокинутой Скалы, по верхнему уровню террас к третичному порталу горы. Ветер треплет насквозь промокшие плащи и накидки.
— Укол боли, — кричит Сайфер на ходу. — Сигнал тревоги от наших братьев-библиариев. Удивлён, что ты его не почувствовал.
— Ничего не было, — отвечает Корсвейн.
Они проходят внутрь портала. Ярость бури остаётся позади.
— Из-за него я отключился.
— И что стало причиной тревоги?
Тандерион встречает их у входа в один из прорубленных в скале тоннелей. Калибанец сильно осунулся и побледнел.
— Что скажешь? — спрашивает у него Сайфер.
— Мои господа, — в голосе Тандериона появился нездоровый скрип. — Наши усилия...
— Говори же! Где остальные?
— Внизу, господин. Продолжают работать. Но колдовство этого дьявола с отравленной кровью...
— Ты о Тифе? — уточняет Корсвейн.
Тандерион кивает.
— Вари живёт внутри него, лорд. Поддерживает его. Мы... Такие силы находятся за границами нашего понимания. Он смог пробраться внутрь...
— Тиф здесь?! — рычит сенешаль.
— Его воля, господин. Силы, которые подчиняются его воле. Они просачиваются в гору. Им удалось обратить всё вспять и разрушить большую часть плодов нашей работы. Картей едва не погиб, Азрадаил сильно обгорел от псионического разряда. Пытаемся восстановить что можем. Но он всё знает, господин. Тиф знает. Он понял, какова наша цель. Теперь они идут на штурм не из-за мести. Он хочет помешать. Хочет не дать нам зажечь маяк.
— Сколько ещё нужно сделать? — спрашивает Сайфер.
— Придётся начинать практически с нуля, господин. — На лице Тандериона читается отчаяние.
— Что конкретно это значит? Сколько времени вам нужно? — спрашивает Корсвейн.
— Полагаю, успех уже невозможен, лорд-сенешаль, — отвечает Тандерион.
— Нет ничего невозможного! — рычит Сайфер. Маска поворачивается к Корсвейну. — Несколько часов, Гончая Калибана. Возможно, больше, чем просуществует планета. Мне придётся лично контролировать работу братьев, чтобы обеспечить её завершение.
— У вас есть необходимые навыки и знания? — спрашивает Корсвейн и тут же замолкает, подняв руку и качая головой. Сейчас не время и не место задавать Сайферу вопросы о секретах, которые он хранит.
— Сделаю что смогу, — отвечает тот. — Мы поспешим и подготовим различные тайные устройства и обереги, чтобы оградиться от вражеских чар. На этот раз, возможно, получится защитить труд библиариев от разъедающих касаний Тифа.
Корсвейн кивает и глубоко вздыхает.
— Вам придётся командовать самому, мой господин, — добавляет Сайфер. — Очевидно, я не смогу быть в двух местах одновременно.
— Делайте что должно, — отвечает сенешаль. — Гора — основной приоритет, даже если это будет стоить нам всем жизни. Пусть её свет увидят.
Он разворачивается, обнажает клинок и направляется обратно к порталу. Снаружи опять раздаётся рёв войны, перекрывающий даже шум бури. Гвардия Смерти вновь штурмует укрепления.
— Я дам вам столько часов, сколько смогу, — бросает Корсвейн через плечо.
7:xxxiii. Последний бой воина Эрды
Олл проклинает всё на свете. Астартес-предатели. С таким врагом им не справиться. Восстановленные лазружья попросту не обладают достаточной огневой мощью.
Двое Несущих Слово вооружены булавами, у третьего — тяжёлый палаш. Они движутся стремительно, расталкивая смертных солдат с дороги. Олл успел позабыть, насколько быстрыми могут быть эти огромные, закованные в броню воины. Все трое издают нечленораздельный рёв. В глазах плещется безумие. Как и Эксертус, они, похоже, в ужасе бегут от чего-то. И при этом готовы убивать всё, что попадётся на пути.
Не прекращая стрелять, Лидва снова призывает товарищей бежать.
Остались считаные секунды. Олл выпускает последний луч, хватает Джона и тащит его вверх по склону. Логокинетик пытается вырваться, но понимает, что оставаться на месте нельзя. Нужно уходить. Придётся дать Лидва возможность выиграть для них немного времени.
Космодесантник остаётся на позиции. Первая пуля отскакивает от наплечника. Ещё одна — от наручей. Он убивает бегущего в самоубийственную атаку солдата очередью из лазружья, но в следующий миг штифт в очередной раз выскальзывает из разъёма. Лидва поправляет кусок металла, снова тянет, и ещё два безумца падают наземь. Осечка. Батареи, которые они нашли в фургоне, то ли слишком старые и не держат заряд, то ли просто заряжены не до конца.
Он решает не перезаряжать оружие. Оно слишком хрупкое и маленькое для закованного в керамит космодесантника. Лидва начинает размахивать лазружьём как дубинкой, первым же ударом сбивая солдата Эксертус с ног. Затем — второго. Они наваливаются толпой, бросаясь на возвышающегося над нами врага в порождённом страхом безумии.
С какими ужасами они столкнулись, раз готовы напасть на легионера-астартес в силовой броне?
Нет времени на размышления. Первый Несущий Слово почти добрался до схватки. Лидва кулаком проламывает череп ещё одного смертного, а потом изо всех сил, сжимая ствол ружья обеими руками, бьёт по космодесантнику-предателю.
Удар приходится в висок, и предатель спотыкается. Он пытается отмахнуться булавой, но Лидва снова опускает свою импровизированную дубинку на покрытое татуировками лицо. Деревянное цевьё ломается. Во все стороны летят детали спускового механизма. Несущий Слово, шатаясь, пятится прочь. Кровь залила ему глаза.
Второй воин Семнадцатого, великан из ордена Чёрной Кометы, закованный в шипастую броню, врезается в Лидва и бьёт того булавой в бок. Страж Эрды отлетает в борт ближайшего фургона. Он пытается восстановить равновесие, но Несущий Слово продолжает атаку. Лидва рывком уходит в сторону, и тяжёлое навершие сминает металлическую обшивку.
Легионер без легиона поднимается на ноги. Он остался без оружия. Второй и третий Несущие Слово идут в атаку. Первый истекает кровью из ран на лице, но тоже готов вернуться в бой. Ещё четверо вышли из лабиринта улиц и быстро приближаются к Лидва. Эксертус вокруг завывают, будто бешеные псы.
Предатель с палашом, ветеран из ордена Эбеновой Ветви, выходит вперёд и размахивается клинком. Лидва уклоняется и сокращает дистанцию, чтобы сцепиться с противником врукопашную и не дать тому воспользоваться мечом. Они несколько мгновений борются, выкручивая друг другу руки. Наконец Несущий Слово отталкивает протодесантника и делает выпад. Клинок входит между рёбер.
Лидва пошатывается, истекая кровью, и резко сгибается пополам, когда сын Лоргара выдёргивает оружие из раны. Пятясь, раненый легионер пытается превозмочь боль и собраться с силами. Ему удаётся уклониться от следующего взмаха, но движение получается слишком неуклюжим. Несущий Слово из Чёрной Кометы вырастает за спиной, занося булаву для удара. Уже ничего нельзя сделать. Сейчас всё закончится.
Удара нет. Лидва слышит металлический лязг, и что-то тяжёлое падает на мостовую. Предатели вокруг ошарашенно воют.
Он оглядывается.
Ещё один астартес возник будто из ниоткуда и вступил в бой. Его доспехи, как и у Лидва, лишены украшений и символов, но зеленовато-серого цвета, а не серебристого. Этот воин сражается двумя мечами.
Он взмахивает сверкающим психосиловым клинком и сносит голову Чёрной Комете, затем обрушивает град ударов на Эбеновую Ветвь. Эксертус бросаются врассыпную, чтобы не попасть под руку.
Космодесантник заставляет Несущего Слово отступить, но ещё четверо безумцев в силовой броне мчатся вперёд.
Локен оборачивается и плавным движением бросает Скорбящего Лидва. Несмотря на резкую боль в боку, протоастартес ловит оружие в воздухе.
На разговоры нет времени. Два воина встают плечом к плечу и обращают свой гнев на сынов Лоргара Аврелиана.
7:xxxiv. «Я не поэтому велела вам бежать...»
Олл практически на себе затаскивает Джона вверх по пыльным ступеням какого-то старого, полуразвалившегося здания и пинком открывает тяжёлые двери. За ними обнаруживается просторный зал. В помещении холодно, тихо и темно. Каждый шаг отдаётся гулким эхом. Высокий потолок опирается на колонны. Сквозь большие грязные окна пробивается тёплый пульсирующий свет, как от огня.
Перссон усаживает Джона у основания одной из колонн и возвращается к дверям, подняв оружие. Он осторожно выглядывает на улицу. Мимо проносятся несколько обезумевших солдат, но они просто убегают, что-то бормоча и рыдая. Никто не вспоминает о двух беглецах.
Олл закрывает двери и осматривается. Он не может сказать, что это за здание и откуда оно взялось. Наверное, из Дворца. Сумрак кажется разноцветным из-за витражных панелей на окнах. В дальнем конце зала виднеется огромное круглое окно с символом какой-то имперской организации. Старый солдат понятия не имеет, почему свет за окнами так мерцает, — ведь на улице ничего не горело.
— Актея?
Нет ответа.
— Актея?
+Не высовывайся, Олланий.+
— Скажи, где ты. Мы вернёмся. Вытащим тебя.
+Я умираю, Олланий. Не надо. Даже не думай возвращаться... за мной. Я погребена. Стена.+
— А Кэтт... — выдавливает Олл. — Она с тобой? Мы так и не смогли найти вас после...
Ведьма не отвечает.
— Актея?..
+Нож у тебя? Вижу. Вижу, что у тебя. Он сломан?+
— Да.
+Всё равно идите дальше. Пусть Джон... Пусть он отдохнёт немного, и идите.+
— Лидва...
+3абудь. Так надо. Нужно идти.+
— Куда? Мы заблудились. Нить оборвалась.
+Я попытаюсь... Направлю тебя. Нужно. Нужно идти. Не останавливаться. Бежать.+
Слова сложно разобрать. Олл полагает, что тоска в голосе порождена болью, переполняющей женщину, но в нём есть и другие чувства, которые он раньше за Актеей не замечал: искренняя тревога и сострадание.
— Мы убежали, Актея, — говорит он. — Ты предупредила о нападении предателей...
+ Не сыны Лоргара... Я не поэтому велела вам бежать...+
— Актея? Актея?!
Боль побеждает, и ответом Перссону становится безмолвие.
7:xxxv. Холодное и мёртвое
— Тёмный Король? — Зиндерманн хмурится. — Насколько мы понимаем, так его будут звать. Это предречённое имя грядущего божества...
— Я знаю, — перебивает Ариман. — Но оно долго лежало холодным и мёртвым.
— Оно же... везде, — возражает Зиндерманн. — В каждой книге, которую мы открывали.
— И мне докладывали, — негромко добавляет Мауэр, — что его скандировали войска предателей и произносили нерождённые чудовища.
— Разве вы его не слышали? — спрашивает бывший итератор.
— Я не слушал, — отвечает легионер. — Не имея возможности заглянуть в будущее, я прекратил обращать внимание и на настоящее. Для подобных мне варп стал оглушительно шумным. Пришлось от него оградиться, чтобы не лишиться рассудка, пока я заканчиваю здесь свои дела. Но если его действительно произнесли, то время пришло...
— Похоже, для вас это важно, — говорит Мауэр.
— Верно. Если Хорус Луперкаль действительно возвысится до Тёмного Короля, то сделается даже сильнее, чем я боялся. Я ожидал, что он будет вознесённой сущностью, могущественной, действующей подобно богу. Но превратившись в Тёмного Короля, он станет настоящим богом. Всесильным демиургом.
— А в чём разница? — спрашивает Зиндерманн.
— Четыре столпа Хаоса вложили в Хоруса свои силы и власть, — поясняет Ариман. — Они подарили ему такую мощь, что для меня или вас он стал неотличим от бога. Но при этом Луперкаль — инструмент, раб тьмы. Однако если магистр войны стал или вот-вот станет Тёмным Королём, то, получается, они по неосторожности допустили его полноценное вознесение. И он будет хозяином своей судьбы.
Космодесантник так резко поворачивает голову, что трое смертных в ужасе отскакивают.
— Покажите мне труды, в которых встречалось имя, — велит он.
Мауэр вздрагивает. Их окружает множество книг: они лежат грудами на полу, вываливаясь с полок, будто мёртвые птицы, истекая потоками чернил.
— М-мы не сможем их отыскать, — отвечает она.
— Значит, придётся заглянуть в ваши воспоминания и увидеть их там, — отвечает колдун.
Синие глаза вспыхивают, подсвечивая очертания черепа под прозрачной кожей. Зиндерманн, архивариус и Мауэр одинаково дёргаются, когда холодное касание пронзает позвоночный столб и будто обращает мозги в лёд. Они не в силах ему помешать.
— Понятно, — шипит Ариман. Книги и манускрипты начинают выползать из чернильных луж и скользят к его ногам. Они движутся будто раздавленные насекомые, в телах которых ещё теплится жизнь. Первый томик, капая чернилами, взбирается по ножке читального стола.
7:xxxvi. Братья по оружию
Лидва рассекает череп Несущего Слово одолженным клинком. За спиной новый союзник добивает последнего из сынов Лоргара тяжёлым ударом психосилового меча.
Протодесантник оборачивается, зажимая рукой рану в боку.
— Нужно уходить с улицы, — говорит астартес. — Придут ещё.
— Согласен, — отвечает Лидва. Игнорировать резкую боль становится всё сложнее. Незнакомец подхватывает его, помогая устоять на ногах.
— Благодарю за вмешательство.
— У нас, очевидно, общий враг, брат, — отвечает легионер.
— Со мной были двое смертных, — стиснув зубы, цедит Лидва. — Их нужно найти. И защитить.
Воин кивает.
— Кто ты? — спрашивает Лидва.
7:xxxvii. Умерев, она оживает вновь
Умерев, она оживает вновь. Таково проклятие Вечных.
Когда стена рухнула, Актея не смогла спасти ни себя, ни девчонку, лежавшую рядом, потому что вся её сила до капли обратилась против Тёмного Апостола Эреба.
Она сама создала эту могилу. Погребла изломанное тело под обломками камней. Она чувствует, насколько сильны повреждения, и понимает, что даже по отдельности травмы были бы смертельными для человека.
Но она Вечная.
Из-за слепоты Актея привыкла к темноте, но даже будь у неё глаза, ничего бы не изменилось. Здесь нет ни луча света. Сверху давят тонны камня и фрагментов стен. Кругом пыль. Девчонка где-то рядом. Ведьма чувствует, как из её тела уходят последние капли тепла. Кэтт сражалась до конца. Актея почти восхищена. Но ей пришлось терпеть боль, которую чувствовала Кэтт, умирая, как свою собственную, из-за псионической связи между разумами.
Две смерти. Она мучалась за двоих. Сколько ещё ждёт впереди?
Кажется, боль будет такой же вечной, как и она.
Пророчица пытается сдвинуть упавшие камни, собрав остатки сил. Их оказывается недостаточно. Обломки дрожат, поток пыли проваливается в пустоту рядом с лицом и набивается в горло. Актея задыхается.
Умерев, она оживает вновь.
Восстав из мёртвых в первый раз, ещё будучи Киреной Валантион, она приняла дар вечности за благо. Хотела использовать его и изменить звёзды, создать новое будущее. Увы. Истина в том, что иногда ты меньше всего на свете хочешь быть бессмертным.
Человек бы просто умер, сбежав от боли.
Вечной же придётся страдать до скончания времён.
Её разум почти ничего не видит в окружающем мраке. Тёмного Апостола рядом нет. Она полагает и надеется, что Эреба насмерть раздавило обломками. Это, по крайней мере, сможет немного утешить.
Актея пытается шевелиться. Все кости сломаны, все конечности накрепко прижаты. Ей удаётся чуть двинуть плечом. Тяжёлый обломок стены, массой около тонны, сползает и разбивает её череп.
Умерев, она оживает вновь.
Понадобится время. День. Неделя. Год. Десять лет. Если лежать неподвижно, тело исцелится, клетка за клеткой. И тогда, с новыми силами, она сможет разбросать эти камни. Нужно потерпеть. Нужно выдержать боль, безмолвие и неподвижность, пока не придёт её время.
Вот только времени больше нет. Оно замерло по воле варпа. Вечная не сможет исцелиться.
Полуослепший, истерзанный разум Актеи скользит по улицам за пределами каменной гробницы. Она мельком видит переплетённые миры и города внутри городов. Видит океаны эмпирей, в которых тонет Терра. Она видит и испытывает ужас, охвативший всех, даже предателей, сотворивших происходящее. Несущие Слово бегут в страхе по застывшим во времени улицам. Им не дано осознать, что они помогли привести в мир. Смеющиеся нерождённые испуганно отшатываются. Ветераны горты Луперкали умирают на месте при одном его виде.
Времени нет, а Тёмный Король здесь.
7:xxxviii. Расклад
Длинные, похожие на птичьи, пальцы быстро листают страницы раненых книг. Бледную кожу заливают чернила. Ариман явно торопится и полностью погрузился в процесс.
Зиндерманн, Мауэр и девушка-архивариус со страхом наблюдают за происходящим, сидя в сгущающихся тенях. Со стороны кажется, что астартес проводит поспешное вскрытие истекающих чёрной кровью томов.
— Что... — шепчет Зиндерманн. — Что ты там видишь?
— Слишком много, летописец, — хрипит Ариман, не поворачивая головы, — но недостаточно.
Он поднимает руки по локоть в чернилах и смотрит на смертных холодными глазами.
— Пророчество исказилось. Всё, что было предписано и предречено, изменилось и обрело новый смысл.
— Из-за... Хоруса?
— Не совсем. Из-за его действий и поступков — да. Из-за созданной им катастрофы. Но изначальная судьба изменила свой путь.
Тихий рык вырывается из глотки библиария. Видно, как кости вибрируют под прозрачной плотью.
— Участь Вселенной предрешена, — продолжает он. — Всё предсказано. Но для этого нужно, чтобы мир продолжал жить своим чередом, без помех и неестественных искажений.
— Что это значит? — спрашивает Мауэр.
— Естественный процесс нарушен. Остановлен. Время замерло, и, соответственно, все события, что зависели от его хода, исказились. Пришествие Тёмного Короля было предсказано. Но в отсутствие времени пророчество свернуло не туда. Сместило фокус.
— Бессмыслица какая-то... — говорит боэтарх. Её трясёт.
— Для вас — возможно, — кивает Ариман. — Ваш разум не достиг просветления. Представьте, что бросаете камень, зная с достаточной степенью уверенности, куда он попадёт. Но если остановить время, этот камень упадёт в другое место. Не туда, куда вы хотели, и уж точно не туда, куда предсказывали. Он промахнётся мимо цели и ударит кого-то другого. С пророчествами происходит примерно то же самое. Точность предсказания зависит от выполнения обязательных условий. Изменив условия, в данном случае физические законы Вселенной, можно поменять и пророчество.
— Или... просто сделать его ложным, так? — спрашивает Зиндерманн.
— Увы, нет. Если процесс начался, он должен закончиться. Однако результат может быть совершенно иным. Во времени без времени исполнившееся пророчество приведёт к иному исходу. Такому, который не мог предвидеть никто, рассматривавший предыдущий набор условий.
Он сбрасывает мёртвые книги со стола резким взмахом руки. Движение настолько внезапно, что все отступают на шаг. Фолианты валятся на пол, словно куски мяса.
Ариман погружает руку в переплетение чёрных бинтов, в которые обёрнуто его вытянутое тело, и извлекает на свет небольшую перламутровую шкатулку. Она открывается, подчиняясь одной мысли хозяина. Внутри лежит колода таро.
— Мне нужно увидеть расклад с учётом новых факторов, — заявляет астартес.
Карты тасуют сами себя, зависнув в воздухе между ладоней колдуна. Он берёт их, выкладывает в ряд на столе и начинает переворачивать.
7:xxxix. Уток и основа
— Я — Гарвель Локен, — представляется космодесантник.
— Я — Олланий Перссон.
Вечный опускает оружие. Лидва входит в заброшенный зал вслед за незнакомцем. Протоастартес истекает кровью, и Олл не удивится, если ранение окажется смертельным.
— Он один из наших, — произносит Лидва, превозмогая боль.
— Я сам по себе, — отвечает Локен.
— Имелось в виду, что он на стороне порядка и против тьмы. — Легионер опирается на длинную скамью, давая отдых телу.
— Нет никаких сторон, — отвечает Олл. — Только человечество.
— Соглашусь. — Локен разглядывает смертных: осторожного старого солдата с проседью в волосах и калеку с замотанным тряпками лицом, — что сидят рядом с ним на скамье. Затем переводит взгляд на колонны и круглое окно.
— Это здание... Мы в Зале Схоластеров на виа Аквила.
— Это точно не та улица и совсем другое место, — замечает Олл.
— Ничто не на своём месте. Всё смешалось, — пожимает плечами космодесантник.
— Значит, ты уже понял, что реальность начала преображаться?
— Да. Некоторое время назад я был на «Мстительном духе». И не покидал корабль. И всё же я здесь. А вы?
— Мы открыли не ту дверь во Дворце Терры, — отвечает Олл. — Или, может, как раз ту. Но, прости меня, ты как-то слишком легко воспринял искажения в ткани реальности.
— В каком смысле?
— Слуги Архиврага, похоже, лишились рассудка, — говорит Лидва. — Как те смертные солдаты и сыны Аврелиана. Мы так легко отделались потому, что они обезумели от страха, друг.
— Значит, обезумел весь мир. Такое происходит повсюду.
— Но не ты? — спрашивает Олл.
— Я многое повидал, — отвечает Локен. — Может, слишком многое. Я уже за пределами безумия.
Большего он рассказывать не хочет. Приходится постоянно бороться с самим собой, сдерживая мучительную истину, которую демон ему показал. Она разъедает мысли и, уверен Локен, теперь будет терзать его вечно.
Легионер размыкает замки и снимает шлем, открывая спокойное, слегка веснушчатое, небритое лицо, и обводит новых знакомых взглядом холодных серых глаз.
— Я мог бы задать тот же вопрос, — замечает он.
— Мы тоже многое повидали, — отвечает Олл. — Почему ты пришёл нам на помощь? Мы в любом случае благодарны.
— Вы сражались с предателями. Не смог оставить вас наедине с этим делом. — Он замолкает. — А кроме того, полагаю, все события и встречи на моём пути произошли не просто так.
— Откуда такие мысли? — интересуется Перссон.
— Я вижу определённые знаки. Печати. Подсказки. Есть ощущение, что меня направляет кто-то свыше. Не могу внятно сформулировать.
— Попытайся. — Лидва садится, чтобы не тревожить рану.
— Может, это судьба? Или провидение? Почти всё, что нам дорого, утрачено, но, кажется, ещё остался крошечный шанс на спасение. Некая сила приняла нашу сторону и хочет, чтобы мы воспользовались возможностью. По крайней мере, чтобы это сделал я. Я будто иду по тропе, на которую встал годы тому назад. И она вот-вот замкнётся. Всё замыкается. Взять, к примеру, это место. Я уже бывал здесь раньше. Меня сюда направляли.
— Зачем? — спрашивает Олл.
— Чтобы подчеркнуть его значимость? — предполагает Локен. — Очередная подсказка. Чтобы я узнал его, когда увижу снова. И вероятно, потому, что те, кого я тут встречу, тоже важны.
— Мы-то?
— Вы весьма необычны. — Локен смеряет Олла взглядом. — Ты, например, пахнешь вечностью.
Олл смеётся.
— С чего ты взял?
— Потому что один нерождённый показал её мне, и ты выглядишь так же. А ты... — он поворачивается к Лидва, — не относишься ни к одному из известных мне легионов.
— Я не из легиона, — отвечает раненый астартес.
— Ну вот, — пожимает плечами Локен.
Поморщившись, протодесантник протягивает Скорбящего Локену рукоятью вперёд.
— Оставь пока себе. Он нам ещё понадобится. Бой не окончен.
— Мой, возможно, всё-таки подошёл к концу, — отвечает Лидва. У него не получается успокоить дыхание. Кровь, текущая из раны, так и не остановилась.
Руки Джона приходят в движение.
— Ты можешь задать мне вопрос напрямую, — замечает Локен.
Грамматикус удивлённо поднимает брови и повторяет последовательность знаков, на этот раз глядя на Локена.
— Что я делал на «Мстительном духе»? Охотился на магистра войны.
7:xl. Последняя конфигурация
Он убил во тьме тысячу демонов.
Один, шаг за шагом, Ангел прокладывал путь сквозь непроглядную черноту, убивая всё на своём пути, каждый полупрозрачный, искажённый силуэт, что тянул из теней свои лапы, пока клинок Обагрённого не начал тлеть.
В неровном свете горящего меча Сангвиний видит, что его окружает: сумрачные останки мстительного, могучего корабля, чьи пробоины и повреждения уже никто не залатает; свисающие с обвалившегося потолка петли кабелей. Места разрывов слабо искрят. Вырванные из креплений и смятые листы палубного настила беспорядочно лежат на несущем каркасе, как колода разбросанных карт. Время от времени Ангел попадает в островки гравитационной нестабильности, где шаги становятся невероятно лёгкими, и уже в следующую секунду конечности будто наливаются свинцом. Он видит искорёженные переборки — плиты из стали и адамантия толщиной со стену Дворца вспучились и изогнулись по воле неведомых сил. Видит мелькающие в сгущающихся тенях жёлтые буркалы нерождённых.
Слышит, как тьма рычит.
Прошло всего несколько минут с тех пор, как Феррус Манус попрощался и оставил его преодолеть последний отрезок пути в одиночестве. Но время совершенно обезумело — будто единая когда-то нить рассыпается на отдельные волокна. Минуты растянулись на годы и столетия. Сангвиний убил во тьме тысячу демонов.
Пахнет дымом. Это запах давно потухшего огня, мешающийся с вонью мертвечины. Топлёный жир. Горелое мясо. Вскипевшая кровь. Холодный смрад трижды проклятого обряда, дикарского подношения кровавому богу или просто бойни.
Он не теряет бдительности. Ещё никогда Ангел не был так сосредоточен. Клинок в руках подрагивает, готовый прийти в движение и ударить при малейшем поводе. Он убил во тьме тысячу демонов, по одному за каждый сделанный шаг. Лишь нескольких получилось разглядеть, потому что вокруг царит полночь. Они были смутными силуэтами: зубастые, безымянные тени бросались на примарха и гибли под ударом меча, растворяясь в первозданной черноте.
Он чувствует их страх. Все до одного нерождённые боялись. Паниковали. Они в отчаянии. Всё пропиталось вонью ужаса.
Демоны знают, кто он и зачем пришёл. Они не хотят рисковать новообретённой плотью в попытках остановить воителя, но иначе не могут. Он — Сангвиний, Сияющий Ангел. Он — их полная противоположность и воплощает угрозу тому, чем они жаждут стать.
Ещё один шаг при трепещущем свете клинка. И ещё. Тени скользят вокруг, расползаясь в стороны. Следующий шаг — и он видит первый череп.
Сначала их всего несколько штук. Обугленные, потрескавшиеся человеческие черепа без нижних челюстей валяются на разрушенной палубе, как камни на горной тропе. Их становится больше, начинают попадаться небольшие кучи. Затем они превращаются в сплошной ковёр, трещат и лопаются под ногами, скатываются вниз по склону. Сангвиний взбирается на вершину кургана из черепов. Он с трудом карабкается по зыбкой, подвижной массе. Над головой брезжит тусклый свет.
Черепов так много, что примарх не может назвать даже примерное количество. Они формируют длинный, крутой подъём, ведущий на палубу выше. Там горят ярким синим цветом аварийные лампы в проволочных клетках.
Это ультрафиолет, как в операционной. Сангвиний слышит неприятный, высокий гул, едва улавливаемый ухом, — так работают системы обеззараживания. Умирающий корабль пытается бороться с инфекцией.
Дорога из черепов заканчивается. Под ногами снова металлический настил. Стены дышат. Коридор залит мертвенным серебристым сиянием и напоминает не то затянутые смогом токсичные холмы Хтонии, не то отравленные радиацией пустоши Баала. Болезненно-белый свет слегка мерцает, словно пробиваясь сквозь качающиеся на ветру листья. Или что-то на них похожее. Ангел не обращает внимания на иллюзии. Снова раздаётся шёпот. Он похож на шорох сухой листвы под ногами. Или хруст панцирей насекомых. Или шелест крыльев мотылька...
Что они говорят? У него почти получается разобрать слова.
Имя.
Одно и то же имя, раз за разом.
7:xli. Долг и вера
Медленно и с некоторым трудом Джон встаёт и снова начинает жестикулировать так, чтобы Олл и Лидва понимали, что он хочет сказать.
«Я помню имена и звания. Гарвель Локен был капитаном Лунных Волков».
Все смотрят на Локена.
— Я и сейчас капитан Лунных Волков, — отвечает тот. — Просто других Лунных Волков не осталось. Мой отец — Хорус Луперкаль.
— И что ты собираешься делать, когда его отыщешь?
— Если там осталось что-то от отца, то попытаюсь уговорить его отступить и покинуть выбранный путь. А если нет — и я подозреваю, что этот вариант более реален, — то отомщу за братьев, которых потерял по его вине.
— И тебя... направили к нам? — спрашивает Лидва.
— Я уже пытался объяснить, — отвечает Локен, указывая на Джона. — Этот человек не может говорить из-за травмы. Но использует знаки и всё равно доносит свои мысли. Так же действует и тот, кто меня направляет. Он не способен говорить и использует знаки.
— Сигиллит?
— Да.
— Он и сейчас с тобой? — спрашивает Олл.
— Не знаю. Я не слышал его уже довольно давно.
— Значит, ты служишь Императору? — спрашивает Перссон.
— Его воле. Да.
«Слепая верность астартес», — говорит Джон.
— Нет, — отвечает Локен. — Сознательный выбор. Ни один вменяемый человек сейчас не станет воевать под другим знаменем. И даже для меня, шагнувшего за порог безумия, выбор очевиден.
Он извлекает из ножен гладий Рубио и демонстрирует клинок Оллу.
— Это психосиловой меч, — говорит легионер. — В моих руках он должен быть простым куском металла, потому что даром я не обладаю. Меня проверяли. Но когда я сжимаю рукоять, оружие наполняется чьей-то чужой силой.
— Да, я видел это на улице, — признаёт Лидва.
Олл подходит ближе и заглядывает Локену в глаза.
— Я — Вечный, — говорит он. — Тебе известен этот термин?
— Да.
— Ты не ошибся, когда отметил мой запах. Я такой же, как Сигиллит, и давным-давно был товарищем Императору. Я проделал очень долгий путь ради встречи с Ним.
— Чтобы помочь?
— Можно и так сказать.
— Значит, эта встреча будет такой же, как у меня с отцом.
— Ты догадлив, — улыбается Олл. — Ты, Локен, лучший вариант, который у меня был за всё это время. Ты — сосуд. Сосуд силы Императора или, возможно, Сигиллита. В любом случае сейчас совершенно неожиданно я оказался ближе к цели путешествия, чем когда-либо. Мне нужно поговорить с Ним или с регентом. В данной ситуации это равнозначные варианты. Ты можешь помочь.
Локен хмурится.
— Возможно ли, что ты — та цель, которую мне указали? Возможно ли, что мой и ваш путь должны были пересечься в этом месте?
— Я готов принять это на веру, — говорит Олл.
Джон за их спинами издаёт булькающий смешок.
— В чём причина веселья? — спрашивает Локен.
— Не обращай внимания на моего друга, — отвечает Перссон. — Ему не до метафизики. В отличие от меня. И, полагаю, тебя. Думаю, у нас схожий опыт: долгое и тяжёлое путешествие по тропе, указанной сомнительными знаками и смутными символами. При этом истинная картина происходящего всегда оставалась скрытой. Даже конечная цель пути. И всё же мы продолжали идти. Тебя, полагаю, вело чувство долга. Меня — вера. И то и другое придаёт смысл нашему существованию.
— И что мы можем сделать? — спрашивает Локен.
— Величайшие силы во Вселенной сошлись в бою. Человечество бессильно. Даже самые могучие армии оказались беспомощны. По моему опыту, в таких обстоятельствах наибольших результатов могут добиться слабейшие. Сирые и убогие способны перемещаться свободно, потому что никто не обращает на них внимания и не думает, что они могут на что-то повлиять. Мы, уподобившись пылинкам, можем пройти рядом с богами, и они не повернут головы. Мне нужно поговорить с Императором. И, думаю, ты сможешь меня к Нему привести.
— Но я не знаю как, — отвечает Локен.
«Что бы мы ни решили, отсюда надо уходить», — замечает Грамматикус.
— Джон прав, — соглашается Олл. — Нас предупредили о надвигающейся страшной угрозе.
— Предатели определённо её чувствуют, — добавляет Лидва. — И бегут в страхе.
— Тёмный Король, — говорит Локен.
— Значит, ты тоже слышал это имя? Да, речь о твоём отце, обретшем небывалую силу. Нужно избежать встречи с ним и сначала отыскать Императора.
— Говоришь, сюда вас привели знаки? — спрашивает астартес.
— Да, как и тебя. — Олл грустно усмехается, достаёт из кармана красный клубок и демонстрирует его легионеру. — Вот эта штука, представь себе. Мы шли по ней.
— Тогда воспользуйся ей ещё раз.
— Нить оборвалась. Она больше не указывает путь. Теперь это просто моток...
Он внезапно замолкает.
— Что случилось? — спрашивает Лидва.
— Я вспомнил слова Графта. Про проволоку для ограды.
«Что ты несёшь?» — спрашивает Джон.
— Какую ещё проволоку? — Лидва не понимает, о чём речь.
— Во время последнего привала мы решали, что делать с ящиком, и он сказал, что «проволока — это просто проволока, пока её не натянут между столбами, но это всегда проволока для ограды». — Олл ухмыляется. — Проволока для ограды, да.
«Ты совсем спятил?» — спрашивает Джон.
— Я разделяю раздражение Грамматикуса, — цедит Лидва сквозь боль. — Это какая-то бессмыслица.
Перссон продолжает разглядывать клубок.
— Это карта, — говорит он. — Возьми. Мы в лабиринте, а это путь сквозь него. Да, смотанный в клубок — но всё же путь. Проволока для ограды — это та же ограда, просто ещё не размотанная и не закреплённая. А это — карта. Всё, что нам нужно, — здесь, прямо на ладони. Вот он, наш путь.
— Я не понял, — говорит Локен.
— А это и не обязательно, — отвечает Олл.
Все озадаченно смотрят на Вечного. С лабиринтами всегда так. Люди, шедшие тогда, много лет назад, за Оллом, делали такие же лица. Лабиринт — это рукотворная вещь. Загадка. Он задаёт вопросы, а ответы не всегда очевидны.
— Это — карта, — говорит он ещё раз, будто повторение может помочь собеседникам что-то понять. — И она была у нас с самого начала. Ещё не всё потеряно.
Впрочем, с последним тезисом можно поспорить.
Свет снаружи, за массивным круглым окном, резко становится ярче, будто в ответ на переход путеводной нити из рук в руки, и из мерцающего жёлтого превращается в ослепительный белый. Раздаётся грохот, будто где-то поблизости зарождается лавина, с каждым мгновением становясь всё сильнее. Земля дрожит. Витражные панели трескаются и осыпаются.
По мраморным плитам бегут трещины.
Окно взрывается тысячей мелких осколков. Стена исчезает в яркой вспышке, как марлевая занавесь в огне. Все отшатываются и прикрывают глаза от смертоносного сияния.
Тёмный Король пришёл, и лик его ужасен.
7:xlii. Чёрная звезда
Из каменной могилы Актея следит за Перссоном, воином Эрды и изувеченным Грамматикусом, последними из давних товарищей. У них не осталось ни боевого духа, ни надежды, ни цели. По какой-то причине, может по доброте душевной, о которой талдычил Перссон, она пыталась их предупредить, заставить сбежать и спасти хотя бы самих себя. Но израненный разум оказался слишком слаб, и мысленный голос умолк. Теперь она нема и беспомощна.
Актея видит Тёмного Короля. Он уже здесь. Он сошёл в мир. Его невозможно не узреть даже обессиленным и ослепшим разумом, ибо всепоглощающая тьма его души сияет нестерпимо ярко, подобно чёрной звезде. Он везде и всюду, пожирает и обращает в пепел всё вокруг обжигающим сиянием бесконечной мощи.
Что за зрелище! Даже в самых безумных видениях она и представить не могла ничего подобного. Эта Вселенная для него слишком мала. Могучие боги Хаоса лишь призраки, копошащиеся в его тени, а всемогущий варп подчиняется его воле, не имея возможности сопротивляться.
Ужасный. Прекрасный. Непостижимый. Невообразимый. Тёмный Король пришёл, и каждая молекула Вселенной теперь изменится.
Она пытается взглянуть на него, узреть приближающуюся форму. Одного короткого взгляда достаточно, чтобы умереть. Актея гибнет, охваченная трепетом, как от удара молнии.
Но, умерев, она оживает вновь.
Пророчица решает больше не смотреть. Не может. Актея закрывает разум и пытается раствориться в пыли, темноте и боли.
За краткий миг она успела рассмотреть его лик. Всё и правда поменялось.
Они ошиблись. Предположения оказались ложными. Погибель действительно победила, и результат куда хуже самых страшных прогнозов.
Тёмный Король пришёл, и это совсем не тот, кого все ждали.
7:xliii. Брат мой
Сангвиний.
Вот он делает ещё один шаг. В конце коридора ждёт дверь.
Брат.
Створка распахнута. Косяки сделаны из резных человеческих костей. Он переступает порог и оказывается в тесном туннеле. Примарху в нём едва хватает места. С обеих сторон поднимаются гладкие чёрные стены. Он задирает голову и обнаруживает, что они уходят высоко-высоко, растворяясь в темноте. Это и не туннель, а узкое ущелье. Длинный, тесный разлом между гигантскими утёсами. Ещё один шаг, и снова шёпот.
Сангвиний.
Под ногами влажный чёрный камень. Поверхность абсолютно плоская, как будто тысячи ног за тысячи лет отшлифовали её до блеска. Кажется, что всё ущелье было протоптано за столетия бесконечной вереницей людей. Что раз за разом они проходили по одному и тому же пути, в итоге оставив после себя тропу.
Невероятно высоко над головой видно небо: узкий ручеёк усыпанного звёздами купола, будто зеркальное отражение дороги, по которой он идёт. Через тридцать метров ущелье становится уже. Стены сдвигаются, угрожая раздавить несчастную жертву. Далеко впереди виднеется полоса бледного света. Приходится встать боком, чтобы продолжить путь.
Несмотря на бесконечное пространство сверху, происходящее способно вызвать приступ клаустрофобии. Ангел продолжает идти. Стены ущелья сдавливают сложенные крылья и скребут по нагруднику. Они проходят почти вплотную к лицу, и Сангвиний видит, что утёсы состоят из костей. Бесконечное множество крупных человеческих костей сложено в единую мозаику. Поверхность блестящая и влажная из-за покрывающего всё чёрного масла.
Ещё несколько шагов, и он вынужден протискиваться вперёд: разлом становится слишком узким даже для движения боком. Кажется, что скоро он совсем сомкнётся и Сангвиний застрянет навсегда. Но он продолжает идти, с трудом переставляя ноги и царапая крылья и доспех о стены.
Наконец теснина заканчивается, и примарх оказывается на свободе.
Двор Луперкаля — это просторная зала с каннелированными колоннами и арками, что формируют высокий, ребристый потолок. Пол выложен полированным камнем. Масштабы Двора впечатляют и поражают воображение, а мастерство архитектора позволило создать иллюзию бесконечного пространства. Сангвиний лишь крохотное бело-золотое пятнышко в невероятном, громадном соборе из обсидиана и чёрного мрамора. Такая зала не может и не должна существовать на «Мстительном духе».
Откуда-то струится мрачный, неяркий и тягучий багряный свет.
Приветствую, брат. Наконец-то.
На мгновение Ангелу кажется, что заговорила сама зала. Но часть её приходит в движение. Часть этого потрясающего готического великолепия разворачивается и смотрит на гостя.
Хорус Луперкаль улыбается.
У Сангвиния перехватывает дыхание. Брат преобразился до неузнаваемости. Теперь это — абсолютно зловещее создание, настоящая глыба в чёрной броне с аурамитовым кантом. Новообретённая сила возвысила его: Хорус кажется фантастическим существом из древних легенд. Он закован в Змеиную Чешую — доспех, созданный вручную специально для него на основе терминаторской брони модели «Катафрактарий». Он похож на дикого полубога, рождённого для битв с титанами во времена, когда ещё не зажглось первое солнце.
Вместо правой латной рукавицы магистр войны носит огромную когтистую перчатку, способную раздавить планету. А в левой он без труда сжимает булаву размером с молодой дуб, которой может расколоть небосвод. Шкура волка, такого огромного, что он мог бы проглотить луну, лежит на плечах, как грязный снег на альпийских вершинах. Чёрно-золотые пластины исписаны символами Хаоса, что пульсируют колдовским жаром. Центр нагрудника украшает гигантский немигающий глаз, взирающий на мир с ядовитым вниманием. Энергия течёт с него, как вода, оплетая пластины брони, пробегая по трубкам и кабелям системы жизнеобеспечения, связавшей организм примарха и доспех в единое целое. Она с шипением падает на пол каскадами искр и яростных вспышек и плещется у ног исполина.
Подсвеченная красным голова утопает в гигантском горжете, латном вороте и питающих системах доспеха. Трубки и провода, вживлённые в выбритый череп, напоминают копну свалявшихся волос.
И лицо. Даже в кровавых отблесках это то самое лицо, которое помнит Сангвиний. И улыбка всё та же.
— Брат, — говорит Хорус. Его голос заставляет воздух дрожать от напряжения. — Брат мой. Дорогой брат. Я так долго ждал. И ты пришёл, как я и надеялся. Я скучал.
— Надеялся, что я приду? — сильный и чистый голос Сангвиния кажется тонким и хрупким на фоне утробного, всепроникающего рыка Хоруса. — Ты знал, что так и будет.
— Ты всегда был себе на уме, дорогой братец, — отвечает Луперкаль. — Поэтому я не могу доверять ни судьбе, ни провидению, ни даже удаче. Ты должен был сам сделать выбор. И это решение наполняет моё сердце радостью.
— Я тоже рад встрече, — отвечает крылатый примарх. — Несмотря ни на что, я оплакивал утрату брата Хоруса. Я не позволил бы чудовищной войне закончиться до нашей с тобой последней встречи.
— Война поистине чудовищна, — бормочет Хорус. — И её нужно закончить. Я ненавижу эту бойню и хочу всё завершить. Но, брат мой, нашей встрече не обязательно становиться последней.
— Думаю, иного пути нет.
— Почему?
— Ты не тот Хорус, которого я помню. Ты изменился. Варп объял тебя, и мне приходится гнать прочь приступы ужаса от одного взгляда на то, чем ты стал.
— Не нужно! О брат мой, не нужно бояться! Варп действительно объял меня и наполняет силой, потому что всё меняется. И кому, как не тебе, это знать. Ты всё видел. Всё знаешь. В этом мы похожи.
Луперкаль замолкает.
Эхо его слов прокатывается по зале, будто гром.
— Мы всегда были похожи, — добавляет он.
Хорус медленно поднимает руку и указывает навершием булавы на пять гигантских тронов у дальней стены Двора.
— Один из них твой, — говорит он. — Скоро состоится коронация. Всё как я мечтал. Присоединяйся.
— Слишком поздно, — отвечает Сангвиний.
— Ничего не поздно. Это мне решать, потому что я повелеваю даже временем. Сделай правильный выбор, мой дорогой брат. Я скучал по твоей компании.
— Значит, это твоё предложение?
— Оно самое. Прошу, прими его. Только ради этого я ждал нашей встречи. Только поэтому я её разрешил.
Он поднимает правую руку и манит Ангела длинными когтями.
— Присоединяйся.
Развернувшись к брату левым боком, Сангвиний на короткий миг склоняет голову и закрывает глаза. В следующую секунду Обагрённый поднимается в боевую позицию над правым плечом. Ангел открывает веки и твёрдо смотрит Хорусу в лицо.
— А вот почему я решил встретиться с тобой.
— Чтобы... сразиться?
— Чтобы прикончить тебя.
— Но ты же умрёшь.
— Все умрут, брат.
— Кроме меня. Это окончательное решение?
— Да.
Хорус сверлит Ангела взглядом. Единственная слеза стекает вниз по щеке.
— Жаль, — говорит он.
7:xliv. Изменённая судьба
Все присутствующие со смесью страха и интереса наблюдают за гаданием. Шут, символизирующий раздор, Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, перевёрнутый Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император. Ариман переворачивает последнюю карту. Тёмный Король.
Зиндерманн, Мауэр и девушка-архивариус вздрагивают, когда карты начинают переворачиваться. Изображения, хотя и узнаваемы, отличаются от общеизвестных. Великан — это, очевидно, «Мстительный дух». Башня Молний изображает человеческую фигуру, раздавленную упавшими стенами, и Зиндерманн не может избавиться от мысли, что это Рогал Дорн. На Петляющей Тропе — старый солдат, вероятно ветеран Эксертус с проседью в волосах. За поворотом, к которому он приближается, притаилась чудовищная рогатая тень. Луна — это окружённый бледным свечением Гарвель Локен. Трон изображает терзаемого муками Сигиллита на престоле. Мученик — похожий на Икара крылатый ангел, падающий с небес. Око — это Око Терры, старый символ крестового похода, а Чудовище, очевидно, Луперкаль. Расколотый мир — это Терра, а среди призрачных лиц огромной толпы, изображённой на карте Великого Воинства, Зиндерманн узнаёт себя, Мауэр, архивариуса и всех, кого он когда-либо встречал.
Ариман, впрочем, не менее удивлён. Он, похоже, тоже ожидал увидеть другие изображения.
— Всё пропало, — бормочет он. Зиндерманн с ужасом осознаёт, что космодесантник напуган. — Тёмный Король — это не вознесённый Хорус Луперкаль.
Колдун указывает длинным пальцем на последнюю пару карт: Императора и Тёмного Короля. Они одинаковые.
— Судьба изменилась, — говорит Ариман. — Ваш Император стал Тёмным Королём.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. СМЕРТЬ
8:i. Ангел и палач
Все слова сказаны. Пришло время действий.
Сангвиний сохраняет боевую стойку с занесённым клинком и вытянутой рукой. Он неподвижен и похож на золотые истуканы, что рядами стоят вдоль бесконечных коридоров во дворце отца. Его взгляд непреклонен: он смотрит прямо в лицо падшего брата. Ангел не мигает, несмотря на то что глаза Хоруса превратились в бездонные провалы, заполненные полночной тьмой. В них нет ни жалости, ни надежды, ни сожаления, ни даже намёка на разум. Слеза, стекающая по щеке примарха, кажется неуместной — в мимике Луперкаля нет ничего, что указывало бы на искренность эмоции. На Сангвиния смотрят бездонные чёрные глаза хищника, поднимающегося из морских глубин с разверстой пастью или готовящегося к прыжку из густых зарослей. Они гипнотизируют, ибо безразличный взгляд охотника — такое же оружие, как его когти. Он пронзает душу с той же лёгкостью, с какой острые клыки рвут плоть.
Но Сангвиний не замер в ужасе. Страх наполняет его и плещется в горле, вызывая тошноту, но он не меняет стойку, продолжая бросать вызов. Ангел предостерегает противника.
Хорус не обращает внимания на подобные мелочи. У него взгляд мертвеца, совершенно лишённый разума. Он шагает вперёд, неспешно и неумолимо, будто ползучая тектоническая плита. Рукоять огромной булавы чуть проскальзывает в расслабленном запястье, а затем пальцы резко сжимаются у хвостовика, чтобы обеспечить максимальную тяжесть удара.
Ещё шаг. Бесконечное пространство Двора Луперкаля сотрясается от его тяжести.
Сангвиний приходит в движение.
Он отталкивается от земли и расправляет широкие крылья. Движение занимает долю мгновения. Примарх взмывает в воздух золотым росчерком, поднимается ввысь и тут же пикирует, проносясь мимо закованного в массивную чёрную броню гиганта. Первый удар приходится поперёк нагрудника Хоруса и заставляет энергетический щит рябить; второй чиркает по наплечнику. Третий высекает искры из наспинной пластины.
Луперкаль отвечает. Булава поднимается и бьёт в попытке сбить крылатого воителя. Скорость и сила взмаха таковы, что раздаётся громкий хлопок вытесненного воздуха. И тем не менее тяжёлое навершие рассекает пустоту. Сангвиний сделал полный круг, и Обагрённый врезается в правое бедро предателя, а затем, в полную силу, снова в нагрудник.
Коготь Хоруса раскрывается и щёлкает с силой, способной смять танковую броню. Булава рассекает воздух, оставляя шлейф кроваво-красного света. Оба промахиваются. Сангвиний, распахнув крылья, вновь обходит защиту брата и, поднявшись на шесть метров над палубой, обрушивает серию ударов на голову и плечи Луперкаля... Один! Два! Три! Клинок раз за разом отскакивает от энергетического щита. Встроенные в доспех генераторы воют от напряжения, силясь удержать целостность поля. После каждого попадания по пластинам брони пробегает мерцающая радужная рябь.
Когти на силовой перчатке снова щёлкают, будто медвежий капкан, но Сангвиний уже взмыл резко вверх, за пределы их досягаемости. Он разворачивается под высокими сводами Двора и, подобно орлу, пикирует на противника.
Удар. Обагрённый бьёт по высокому наплечнику, за которым прячется реакторная установка доспеха. Искры летят фонтаном. Нет, не только искры, но и перегретые осколки брони, и хлопья окалины. На чёрной поверхности Змеиной Чешуи остаётся глубокий след.
Навершие булавы несётся к цели. Сангвиний ныряет под удар, переворачиваясь в воздухе и скользя всего в паре метров над полом. Он огибает колонну и несётся в атаку. В последний момент крылатый примарх прижимается практически вплотную к палубе, вскользь задевая клинком левую голень Луперкаля. Затем взмывает вверх за спиной брата и во второй раз бьёт по обшивке реактора, на этот раз задействовав силу обеих рук. Коготь устремляется к нему. Ангел уклоняется, но не разрывает дистанции. Поединщики на долю мгновения снова оказываются лицом к лицу, и этого времени достаточно, чтобы Обагрённый врезался в латный горжет и силовое поле вокруг лица Хоруса.
Булава опускается, но разбивает лишь плиты пола. На полированном камне появляется оплавленная дыра с разбегающимися в стороны трещинами — будто кто-то попал пулей в зеркало.
Хоруса Луперкаля, несмотря на габариты, нельзя назвать медленным. Каждый его шаг, каждое движение и удар невероятно быстры и стремительны. Он превосходит скоростью реакции любого астартес, любого кустодия и даже примарха.
Кроме одного. На фоне Сангвиния Хорус кажется неуклюжим и тяжеловесным. Ангел лёгок, как луч золотистого света, как яростный сполох. Противник превосходит его во многом, и потому приходится полагаться на немногочисленные преимущества: скорость, подвижность, великолепное мастерство мечника, безграничную отвагу и, прежде всего, возможность летать. Он привнёс в поединок дополнительное измерение, используя всё пространство вокруг и не ограничивая себя сражением на плоскости. Оставшись на ногах и сцепившись с братом врукопашную, как два легионера в тренировочной клетке, Сангвиний обрёк бы себя на неминуемое поражение.
Орёл против медведя. Ворон против волка. Матадор, сражающийся с аврохом. Молния, оплетающая гору. Искры во тьме. Он не останавливается ни на миг, постоянно кружа, пикируя, поднимаясь вверх и уходя в стороны. Сангвиний раз за разом атакует брата, наносит тяжёлый удар и покидает зону поражения за мгновение до гибели.
Ангел кувырком в воздухе уходит вправо от очередного взмаха Когтя, одновременно проводя лезвием Обагрённого по наплечнику Хоруса. Раздаётся громкий скрежет. На палубу сыплются угли и металлическая стружка. Хорус едва не дотягивается до белого крыла размашистым ударом. Сангвиний отлетает прочь и зависает в воздухе. За эту мимолётную паузу он успевает ткнуть остриём меча в поясницу предателя и отскочить прежде, чем оружие Луперкаля успеет до него дотянуться.
Булава снова бьёт в пол, на этот раз с такой силой, что плиты раскалываются и разлетаются в стороны по длинной ломаной линии, обнажая несущие балки палубы. Каменные осколки и вспученные листы обшивки вдоль разверзшейся трещины будто преследуют Сангвиния.
Крылатый примарх закладывает вираж и приземляется у самого конца разлома. Он по-прежнему твёрдо стоит на ногах, глядя на брата. Их разделяет всего пара десятков метров разбитого и перевёрнутого пола.
Сангвиний разворачивается к Хорусу левым боком и поднимает Обагрённый в атакующую позицию над правым плечом, а левую руку вытягивает по направлению к противнику.
— Ты слаб, брат, — говорит он, глядя в глаза Луперкаля.
8:ii. Король в тёмном венце
Что это? Искры? Снежинки? Белые лепестки? Или хлопья пепла? Олл не знает. Он ничего не видит из-за яркого света. Белая мгла. В ослепительно сияющем белом воздухе плавают белые же частицы.
Ещё здесь холодно. Очень холодно. Ледяные когти вцепляются в кости, промораживают душу и останавливают мысли.
Значит, всё-таки снег. Смертоносная вьюга появилась из ниоткуда, застигнув их врасплох на горном склоне. Северная Фракия. Да, наверное, это она. Они решили рискнуть и пойти через перевал, а погода резко испортилась. Теперь снежные потоки застят глаза, а конечности примерзают к камням. Его спутники возносят мольбы Хионе, дочери Борея, богине зимнего снега, прося о милости...
Нет. Не северная Фракия. Точно не она. Тем событиям много лет. Это пепел. Белый пепел. Он на Кразантенском кряже, за горизонтом только что взорвались ионные бомбы, и сейчас ударная волна несёт поток органического пепла прямо на их позиции. Его товарищи с вытекшими глазами и сгоревшей кожей кричат, моля бога, чтобы всё закончилось. Даже неверующие...
Нет. И не Кразантен. Слишком холодно. Не может на Земле быть так холодно. Как в космосе...
Олл пытается понять, где находится и кто он вообще такой. Очень сложно удержать память о личности. Свет настолько яркий и всепроникающий, в нём так много кружащихся белых точек, мягко касающихся лица... Яблочный цвет, лепестки миндаля, поднятые в воздух порывом весеннего ветра. Конфетти. Серпантин...
Но это не просто свет. Вернее, не только свет. В нём скрыт разум космических масштабов. Олл находится рядом с чем-то ослепительно сияющим. Эти лучи растворяют любые мысли. Он чувствует знакомое подёргивание в левом глазу — надёжное подтверждение того, что рядом кто-то пользуется пси-силой.
Вечный опускается на колени, наконец поняв, где находится. При Кразантене не было бога, который мог бы ответить, потому что никто в него не верил. Хиона, дочь Борея, во Фракии тоже не существовала, потому что её придумали поэты.
Но здесь и сейчас есть нечто, похожее на бога.
Олла трясёт. Он ничего не может поделать. Это больше, чем страх, чем восторг и трепет. Он чувствует запах и вкус во рту. Аромат святости. «У меня припадок», — думает он. Рецепторы обгорели, а мир перед глазами плывёт...
Нет. Это не иллюзия. Всё по-настоящему. Оно повсюду: в пыли под ногами, в воздухе, в атомах тела, в синаптических импульсах мыслей. Абсолютная духовная близость. Оно вокруг и внутри, это невыразимое чувство божественного касания.
Олл инстинктивно дотрагивается до висящего на шее символа, крохотного золотого амулета, и в этот момент осознаёт сокровенную истину.
Это не его бог.
Да и не бог вовсе.
Но нечто. Нечто, которое никто не звал, в котором никто не нуждался и которому никто никогда не молился.
Не создатель, но разрушитель. Не исток сущего, но фонтан забвения. Присутствие, которое он ощущает, этот разум — воплощение безжалостного правосудия, чистой ярости и жестокой рациональности. И оно становится сильнее.
Перссон падает на четвереньки, ослеплённый нестерпимым сиянием, и нащупывает пальцами предмет прямо перед собой.
Клубок.
Олл стискивает его, будто утопающий, хватающийся за соломинку, в надежде, что красная нить вытянет его из света или уведёт в безопасное место. Но безопасных мест больше нет, ни одного, а у путеводной нити была только одна задача — привести его сюда. Именно сюда Олл хотел добраться, хотя сейчас затея и кажется самой безумной из всех.
Никто не хотел бы оказаться на его месте.
Вот тебе и откровение.
— Я тебя знаю, — говорит старый солдат.
Его окружает холодное белое пламя. Хлопья то ли снега, то ли пепла, то ли цветочные лепестки оседают на лице, на губах, набиваются в рот.
— Можешь сжечь меня, но я тебя знаю.
Свет пульсирует и тускнеет. Несильно — он по-прежнему ослепительно ярок, но белое пламя угасает до небесно-синих оттенков, и Олл снова видит окружающий мир.
Зал Схоластеров исчез вместе с остальными зданиями, насколько хватает глаз. Божественное сияние опустошило пространство на перекрёстке миров и не пощадило ничего на километры вокруг. Теперь здесь только спёкшиеся обломки, покрытые белёсым пеплом. Небо над головой чёрное, а на горизонте, в какую сторону ни посмотри, сверкают, вспыхивают, полыхают, мерцают бесшумные зарницы. Олл будто оказался в одиночестве посреди арктической пустыни, под куполом ночного неба в оке громадной бури, которая остановилась, когда он очутился в центре. Звёзд не видно. От обожжённых руин неспешно поднимается белый дымок. В холодном воздухе летают хлопья пепла и точки бело-синей энергии, сверкая, как электрические искры.
Впереди, метрах в шести от него, замерла огромная человекоподобная фигура. Она стоит неподвижно, опустив руки вдоль тела. Из-за исходящей от неё силы Олл не может разглядеть детали. Она сияет, как раскалённый добела металл, как тихая молния, как тень в негативе.
— Ты узнаёшь меня? — кричит Перссон, обращаясь к силуэту. — Ты вспомнил?
Фигура неподвижна и безмолвна.
Олл с трудом поднимается на ноги. Он понимает, что фигур на самом деле несколько и они одинаковы: сияющие, похожие на людей силуэты. Второй истукан стоит чуть дальше, метрах в двадцати от первого. Потом ещё один — на таком же расстоянии. Очередной великан находится по левую руку. Семеро. Они выстроились полукругом диаметром около шестидесяти метров.
За их спинами на спёкшихся камнях лежит огромная чёрная сфера. Её размеры невозможно описать. Кажется, будто отполированная до блеска луна опустилась с небес и коснулась земли. Её мерцающая поверхность исходит паром, а под глянцевой оболочкой бежит кольцо молний. И хотя сфера кажется созданной из жидкой черноты — это она является источником всего света. Она невозможно чёрная, настолько, что нельзя смотреть на неё напрямую. От неё болят глаза, а на радужке остаются размытые пятна. В белёсых лучах Олл, разбросанные обломки и даже безмолвные светящиеся фигуры отбрасывают длинные чёрные тени.
Вечный пытается осмотреться. Чуть позади в пыли лежат неподвижные Джон, Лидва и астартес Локен. Олл хочет подойти и проверить, живы ли спутники, но не смеет. Если удастся привести кого-либо в чувство, то, очнувшись, они увидят это. Нельзя так поступать. Никто не должен просыпаться в подобном кошмаре. Нужно их уберечь. И всех в Галактике тоже. Никто не должен видеть и чувствовать то, что приходится выдерживать Оллу Перссону.
Он поднимается на ноги. Воет холодный ветер.
— Ты спас меня, — произносит он, обращаясь к зловещей чёрной сфере, потому что знает: только она может его слышать. Это и есть разум, поглотивший всё вокруг. — Ты меня спас. Или пощадил. Потому что помнишь, да? Потому что узнал.
Он делает первые нетвёрдые шаги.
— Что ты наделал? — кричит Вечный.
Нет даже намёка на ответ.
— Как ты мог стать таким? — он ускоряет шаг. — Как ты мог? Ты?! Неужели кровавое безумие и гордыня завели так далеко?
Ближайший светящийся истукан начинает угрожающе гудеть, но не двигается. Олл замирает.
— И что ты сделаешь? Покараешь меня? Испепелишь?
Безмолвие.
— Я проделал долгий путь ради встречи со старым знакомым и нашёл вот это! Говори со мной!
Безмолвие и плач ветра.
— Говори! Ты всё уничтожил! Всё поглотил! Ты прожёг себе путь сквозь эту адскую дыру, но остановился рядом со мной. Ты и меня мог спалить, но не стал! Почему? Что тебя остановило? Узнал, да? Вспомнил? Или что? Тебе стало стыдно? Отвечай!
+Олланий.+
Перссон замирает. Он на самом деле не ожидал какой-то реакции, но пыльный ветер внезапно принёс его имя — псионический шёпот на границе сознания.
— Да, это я. Я тебя слышу.
+Олланий. Прекрати.+
Олл запинается на полуслове. Это не Его голос. Не голос человека, с которым они когда-то дружили, и даже не сущности, которой Он стал. Другой, очень слабый голос.
— Актея?
+Олланий. Иди. Уходи. Сейчас. Не надо. Не провоцируй Его.+
— Ты жива?
Её мыслеречь по-прежнему слаба и пропитана болью. Он даже представить не может, какие мучения приходится терпеть слепой пророчице, но понимает, что силы на разговор она черпает из внезапного и глубокого отчаяния.
+Едва ли. Пока что. Ты тоже пока жив. Уходи. Прочь. Он. Тёмный Король не станет долго терпеть твои обвинения.+
— Тёмный Король? — стонет Олл едва слышно. — Это — Тёмный Король? Тёмный Король — это Он?!
+Почти. Преображение происходит прямо сейчас. Я чувствую. Ещё несколько мгновений, и оно завершится.+
— Но Луперкаль...
+Мы... Мы ошиблись. Нужно было догадаться. Понять, что им может стать любой. Тот, чья воля сильнее...+
Олл делает ещё один шаг вперёд. Сияющая фигура снова угрожающе гудит.
+Уходи, Олланий! Он. Он тебя убьёт!+
— Не думаю, — отвечает Перссон. — Он же остановился. Как вкопанный. Я могу...
+Не можешь. Он остановился потому. Потому что узнал тебя. Удивился встрече. Он. Он остановился, чтобы осмыслить происходящее, но Его терпение. Терпение не безгранично. Нe провоцируй.+
— Ты всё это видишь?
+Его разум. Он оглушительно громкий. Олланий, мы так ошибались. Во всём. В последний момент Император стал... Стал тем, с чем всегда боролся.+
— Как это возможно? Актея, как?!
+Луперкаль силён. Сильнее, чем ожидалось. Силы. Силы Хаоса оказалась куда могущественнее, чем Он думал. Они создали здесь своё царство. Император пытался сражаться. Пытался пробиться к Хорусу и поразить Его. Но не смог. Не хватило сил. И Он выбрал. Сделал выбор. Стал сильнее.+
— С помощью варпа?
+Да, варп. Он испил чашу варпа. Забрал его мощь для сражения с Хаосом. Но зачерпнул слишком много и глубоко. И стал таким. Стал тем, что хотел остановить.+
— Тёмным Королём? Вот, значит, что это за имя?
+Богом. Он становится богом.+
— Нет. Я отказываюсь это принимать. Это... Это просто очередной аспект, очередной Его облик, воплощение гнева и возмездия. Маска, искусно подобранная личина, чтобы...
+Увы, нет.+
Олл смотрит на сияющую чёрную сферу и шумно сглатывает.
— Нет, — бормочет он. — Нет, Актея. Это просто очередное проявление Его высокомерия.
+Он невероятно силён, Олланий.+
— Не обязательно быть сильным, чтобы быть правым, — рычит Перссон, продолжая двигаться к сфере. — А это... Это всё неправильно. Даже если он стал таким намеренно, по собственной воле, то всё равно совершил ошибку. Последнюю ошибку в жизни, полной вынужденных и поспешных решений. Это иррационально, а человек, которого я знал, был в первую очередь предельно рационален.
+Не надо! Он тебя услышит...+
— Очень на это надеюсь. Я всё ему выскажу. А он мне ответит.
+Олланий!+
Вечный слышит угасающий крик ведьмы, но решает его проигнорировать. Перссон поднимает взгляд на сферу, будто сделанную из полированного обсидиана.
— Ты прекратил бойню потому, что узнал меня! Ну, если так, давай поговорим. Уважь старого знакомого.
Ветер вздыхает. Краем глаза Олл замечает мерцание. Взглянув в сторону, он обнаруживает, что это ближайший светящийся истукан. Сияние, исходящее от него, пульсирует, медленно угасая. То же самое происходит и с остальными безмолвными стражами. Сейчас они похожи на старые люминосферы, которые вот-вот потухнут. Свечение из болезненно-белого становится огненно-красным, а потом — угольно-оранжевым. Когда оно остывает до тёмно-багрового, Перссону удаётся рассмотреть, кем на самом деле являются загадочные великаны. Это гигантские воины в богато украшенной броне. Сейчас она почернела от сажи и копоти и исходит дымом.
Олл, обходя груды обломков и наносы белой пыли, подходит к ближайшему из них. Он совершенно неподвижен, будто языческий идол, и смотрит прямо перед собой, возвышаясь над старым солдатом. От раскалённого металла исходит жар. Это кустодий. Один из Его жутких сверхлюдей.
Приблизившись ещё на несколько шагов, Олл замирает и отшатывается. В ноздри бьёт запах палёной плоти. Кустодий мёртв. Он стоит навытяжку, продолжая исполнять долг стража, но тело мертво, причём уже какое-то время. Когда-то золотая броня модели «Аквилон» не просто обуглилась, а обгорела и оплавилась от запредельных температур. Копьё, сжатое в том, что осталось от руки, сломано и скручено. Половины лица нет совсем, а от второй остался выгоревший череп. Из пустой глазницы и между чёрными пеньками сожжённых зубов поднимаются струйки дыма. Фрагменты спёкшейся плоти кое-где цепляются за потемневшие кости.
— Что ты наделал... — шепчет Олл, направляясь к следующему стражу. Всё то же самое: сломанное копьё сплавилось с костями пальцев. Полусожжённый труп продолжает стоять только благодаря оплавленным доспехам. Чёрный скелет покрыт густой, вязкой слизью. Нижняя челюсть отвисла и болтается на остатках сухожилий, будто в вечном крике.
Третий поначалу выглядит немногим лучше, но, приблизившись вплотную, Перссон замечает блеск аурамита под слоем сажи. У этого даже осталась кожа на лице, пусть и иссохшая до состояния старой подмётки. А на подозрительно целой нагрудной пластине есть какая-то метка. Олл замечает её среди остатков вычурного золотого орнамента. Какой-то символ. Едва заметная светящаяся печать, будто нарисованная чьим-то пальцем, похоже, защитила воина.
Олл разглядывает её, пытаясь понять смысл символа.
И в это мгновение золотой страж открывает глаза.
8:iii. Проигнорированное предупреждение
Я стар. Я устал.
Я сижу на Золотом Троне.
Уже давно остались позади понятия физической боли и смерти. Я ничего не чувствую. Ощущения притупились, нервы сгорели. Я незримо парю надо всеми, пока подобие жизни теплится в теле благодаря тяжёлому решению Вулкана.
И потому очередная вспышка боли становится неожиданностью. Казалось, что всё это в прошлом. Я ошибался.
У неё не физическая природа. От меня осталось слишком мало, чтобы такие ощущения имели значение. Она ментальная. Психологическая. Жуткая боль.
Я был готов к катастрофе. Собрался с силами, перед тем как увидеть самое страшное. Ликующего Луперкаля. Победу Погибели. Возвышение Хаоса. Конец света. Утрату последних верных сыновей. Гибель старого друга и вечного царя.
Такой исход считался возможным с самого начала, и я полагал, что готов принять его, когда время придёт.
Но и помыслить не мог, что может быть ещё хуже.
К такому я не готовился.
Уже некоторое время я не видел своего дражайшего друга. Течения вокруг стали слишком бурными и тёмными, а сам он засиял слишком ярко, превратившись в неугасимую огненную точку среди ядовитой черноты. Одинокая звезда. Я не мог рассмотреть подробности и просто наблюдал за движением этой неизменной звезды, зная, что, пока она светит и движется, надежда продолжает жить.
Но она замедлилась. Остановилась. И угасла — пусть ненамного, но достаточно, чтобы мой мысленный взор смог пробиться сквозь её лучи и увидеть...
Мой король пал. Не от гнева первонайденного сына, не от руки предателей и даже не от когтей злобных демонов.
Он уничтожил себя сам.
Он прорубил дорогу сквозь царство Хаоса, созданное Хорусом на Терре. Шаг за шагом он вгрызался в кипящее сердце Погибели, уничтожая всё на пути. Значительная часть Неизбежного Града его стараниями превратилась в Город Праха.
Но чтобы свершить всё это и выжить, пришлось черпать силы из варпа вокруг. С каждым шагом он забирал всё больше. Я видел это перед тем, как свет стал слишком ярким. Чудесный навык, вершина мастерства для любого псайкера. Никто другой так не может. Он обратил силу варпа против хаоса, подпитывая себя и верных Соратников, ибо без неё их бы смяли и уничтожили.
И сейчас, стоило сиянию угаснуть, я понимаю, что произошло, и с трудом узнаю старого друга.
Вдалеке — и в то же время совсем рядом — раскинулся бесконечный город, полный воспоминаний и меланхолии. Я парю над грязными крышами и заросшими переулками. Среди лабиринта улиц к самому центру тянется полоса разрушений, выжженной земли и белого пепла. Всё, что там находилось, превратилось в кучки сухих углей. Это — путь моего короля, последствия его гнева. По мёртвым дорогам бегут охваченные паникой предатели и нерождённые, спасаясь от гибели.
Вот и пятно жжёной пыли — место, где он остановился. Я вижу белый, как снежная пудра, прах и обломки зданий, ставшие хрупкими и лёгкими, как мел или пемза. Разрушительный шторм, порождённый его волей и воплотившийся в форме кольца ярчайшего пламени, из которого, будто сверкающий лес, поднимались коронные разряды, послушно и безмолвно улёгся. Он оставил за собой горы мертвецов. Их обугленные, изуродованные останки скорчились в позе боксёра от нестерпимого жара. Последние Соратники-гетероны замерли вокруг господина. Все, кроме одного, мертвы. Достойный Таурид, прославленный Равенгаст, непреклонный Нмембо, великий Загр, могучий Ксадоф и утончённый Каредо — погибли. Они не выдержали нагрузки и не устояли перед наполнившей их силой. Она выжгла даже совершенные, идеальные тела Легио Кустодес. Их плоть обратилась в пепел, а души — в дым. И сейчас рядом с ним жуткой пародией на статуи во Дворце стоят пустые оболочки.
Выжил только один. Отважного Цекальта, вероятно, защитила моя печать. И даже его наполовину поглотил огонь, который воину пришлось нести, и неумолимая воля повелителя. Жизнь едва теплится в израненном теле. На это больно смотреть.
Знает ли мой король, что сотворил со своими спутниками? Понимает ли, что они просто расплавились, как перегруженные предохранители? Наверное, да, потому что мой старый друг и вечный царь ещё там, преображённый и раздувшийся от напитавшего его пламени варпа. Я ещё никогда не видел столь могущественных созданий. Не знал, что такое возможно. Сейчас он может посрамить всех богов, хоть настоящих, хоть воображаемых.
Его чувства, познание и возможности бесконечно превосходят все способности, коими Император обладал ранее, какими бы впечатляющими они тогда ни казались. Сейчас масштаб совсем иной. По сравнению с новым обликом он кажется простым смертным в образе Повелителя Человечества.
Он становится абсолютом. И когда процесс завершится, не останется ничего ни от человека, ни от Вечного. Он вознесётся.
И снова, в последний раз, судьба раскрывает карты, демонстрируя, что всегда сможет обмануть, как бы я ни убеждал себя, что уж теперь-то всё сделаю правильно и ничто не сможет помешать воплощению надежд и планов человечества и его повелителя.
Мне казалось, я предвидел все возможности и конфигурации событий. И ведь не только мне... мы оба так считали. У нас был план на любой случай. Мы убедили себя, что предсказали всё.
Увы. Ирония ситуации сыплется солью на свежую рану. Потому что нас предупреждали ещё до того, как всё началось. Древнее пророчество из дочеловеческих времён было выцарапано на камнях, считавшихся старыми задолго до того, как их впервые узрел глаз человека. Его шептали мёртвые ветра, оно проступало на стенах покинутых пещер. Древнее предсказание, что звучало в тёмных залах варпа. Предупреждение. Пророчество о Тёмном Короле.
Оно настолько старое и смутное, что мы сочли его утратившим смысл в эпоху Империума. Предостерегающее послание можно отыскать во всех человеческих мифах с начала времён, да и в мифах других цивилизаций тоже. Сказания из глубины веков полны пророческой чуши и ошибок, загадочных фраз, об истинном смысле которых можно только догадываться. А иногда его и вовсе нет. Мы отнеслись к пророчеству так же, как к сказкам о богах, которых не существовало, — как к бессмысленной чепухе.
А если оно о чём и предупреждало — то об угрозе Хаоса. Если предсказание обладало силой — то говорило о том, кем станет Хорус Луперкаль, если его не остановить.
И вот время замерло. Все законы и правила жизни и Вселенной, на которые мы полагались, перевернулись с ног на голову. Бессмысленное обрело смысл. То было не пророчество, но обещание. То была история о боге, которую мы отбросили, потому что богов не существовало.
А теперь существуют.
Сражаясь с Хаосом, мы сами стали погибелью. Человечество и все, кто обитает среди звёзд, заплатят сполна.
Тёмный Король вот-вот родится. Он поглотил неизмеримое количество силы, но от этого его голод стал лишь ещё мучительнее. Он будет продолжать пожирать всё вокруг, пока Галактика не остынет и не останется ничего, кроме холодных осколков звёзд, что когда-то сияли так же ярко, как он сам.
Пока мы держали оборону и противостояли величайшей угрозе человечеству, куда больший кошмар появился у нас за спиной.
Я вижу, чем он становится. Вижу, чем станет. Никто во всём сущем не может этому помешать.
8:iv. Воплощение
Олл в ужасе отскакивает назад. Налитые кровью, воспалённые глаза стража фокусируются на нём.
— Олланий, — челюсть кустодия движется с хрустом иссохшей плоти и сухожилий. Голос скрипит, будто песок в пустыне, будто сажа на стенах печи.
— Ты жив...
— Да, Олланий.
— Ты... С кем я говорю? Это же ты, верно?
Я проконсул Цекальт Даск, — отвечает золотой великан.
— Нет, не думаю. — Перссон с трудом подавляет страх и отвращение. — За тебя говорит другой человек.
— Мой король использует это тело в качестве своей оболочки.
— Прошу. — Олл отворачивается и сплёвывает, прочищая рот. Вонь горелой плоти стала нестерпимой. — Встреться со мной лично. Не говори чужими устами.
— Альтернативы нет, Олланий. Один взгляд на моего короля расщепит тебя на атомы. Придётся довольствоваться этим.
Олл пытается сдержать дрожь. Его охватил постыдный ужас, и только злоба на старого друга не даёт этому чувству полностью сковать тело старого солдата.
— Т-ты... — выдавливает он. — Ты всё-таки решил поговорить? С последнего раза прошло много лет...
— Мой король остановил наступление не из-за сантиментов, Олланий. И не затем, чтобы поболтать со старым другом.
— Но...
— Ты правда думал, что в момент подобного кризиса мой король станет тратить время на пустые разговоры?
— Тогда почему?
— Его заинтересовала аномалия. Олланий, мой король близок к вознесению. Он видит конструкции и системы Вселенной за пределами человеческого понимания и начинает познавать более сложные вещи. Он остановился не потому, что не ожидал встретить на пути Олла Перссона, но потому, что понял, насколько низка вероятность этой встречи. То, что ты, Олланий, оказался в этом конкретном не-месте в это конкретное не-время... Для такого необходимо задействовать рычаги на глубочайшем уровне мироздания. Это уникальное событие, к которому вела цепочка идеально рассчитанных действий, резонирующих в эмпиреях. Подобного можно добиться только с помощью могущественных и влиятельных союзников.
— Да, — соглашается Олл. — Несколько сущностей помогли мне добраться сюда. Но я бы сказал, что наибольшее влияние оказала удача. Или судьба.
— Олланий, подобные концепции: судьба, провидение, удача... — шепчет иссохшими губами кустодий, — просто элементы несовершенного человеческого языка, описывающие космологические процессы, о которых и говорит мой король. Он видит на тебе касания Эрды и других Вечных и ксеноса Эльдрада Ультрана.
— Они сыграли свою роль.
— Им следовало держаться подальше и не мешать претворению в реальность Его воли.
— Нужно было попытаться.
— Ты не изменился. Ты и раньше возражал моему королю. Да, настойчиво, но при этом не имея ничего, что могло бы подкрепить возражения.
— Может, потому, что я действительно не хочу навредить? Я противостою тебе своими мыслями и убеждениями. Способность уничтожить оппонента движением мысли не делает тебя правым. И никогда не делала. Ты просто силён.
— Твои мысли закостенели и утратили гибкость, — отвечает золотой страж мёртвым голосом. — И если на встречу с моим королём тебя привело лишь старое упрямство, то путь был проделан напрасно. Тебе нечего предъявить, Олланий. За всю свою жизнь ты ничего не сделал. И это весьма суровый приговор, если принять во внимание отведённое тебе время.
— Всё ещё лучше, чем сделать слишком много, — отвечает Олл.
— Мой король успел позабыть, сколь утомительными могут быть твои упражнения в софистике. Они и правда думали... Эрда и остальные организаторы всего этого... что ты — лучший кандидат на должность переговорщика? Что именно тебя нужно отправить к Нему в качестве просителя?
— Во-первых, я отказываюсь называться просителем, — вздыхает Олл, — а во-вторых, одним из этих «организаторов», похоже, был Малкадор. Твой приближённый. Или это тоже неважно?
— Почему ты так решил?
— Когда я сбился с пути, то встретился с воином по имени Локен, одним из избранных Сигиллита. И только тогда мне удалось найти дорогу.
— Малкадор, — кустодий медленно произносит имя, будто бы размышляя, насколько оно ценно.
— Он же единственный, чью мудрость ты признавал, кроме собственной. Разве это ни о чём не говорит?
Страж замолкает, раздумывая над ответом. Олл ждёт, пытаясь привести мысли в порядок. Бледно-синий свет нещадно слепит, причиняя боль. Ярко-зелёные и лазурные точки, переливаясь, будто павлиньи перья, начинают забивать периферию зрения. Человек, даже наделённый невероятным долголетием, не может находиться в присутствии высшей силы.
— Регент моего короля любит создавать планы внутри планов, — наконец произносит проконсул. — Он занимается подобным, чтобы найти альтернативные решения для подстраховки. У него всегда есть запасной вариант. Мой король разрешил ему действовать так.
Страж, хрустя мышцами, медленно поворачивает голову и рассматривает символ на собственном нагруднике.
— Участие Малкадора не является ни неожиданностью, ни поводом остановиться.
— Правда? Он же занял твой Трон, чтобы ты смог отправиться на последний бой. Разве ты не задумывался о причинах, заставивших его разработать альтернативные ходы даже для столь чёткой задачи?
— Уточни.
— Он боялся, что всё пойдёт не по плану, — объясняет Олл. — И что даже предельно вероятные события могут не наступить. И потому тратил силы, создавая дополнительные вероятности успеха, сколь угодно малые и ненадёжные. И, как оказалось, не зря.
— Уточни, — повторяет золотой страж.
— Всё пошло не по плану.
— Неправда.
Олл качает головой.
— Правда. Ты же и сам это видишь, да?
— Нет.
— Ты становишься воплощением Тёмного Короля, — говорит Перссон.
— Нет. Это просто старая сказка. Нерациональная чушь. Астротеологические суеверия.
— Увы. — Олл с отчаянием качает головой. — Прошу... Что, по-твоему, здесь происходит?
— Это очищение, Олланий, — отвечает кустодий. — Изгнание Хаоса. Мой король должен остановить Хоруса Луперкаля прежде, чем тот уничтожит человечество. Нет ничего важнее.
8:v. Ангел и добыча
Он тебя провоцирует. Дразнит. Ты не поддаёшься на подобное, но... серьёзно? Даже немного оскорбительно. Ты думал, Ангел не станет опускаться до подобного. Он вообще всегда казался совершенным. Какое разочарование.
«Ты слаб». Вот так и сказал. Разумеется, всё указывает на обратное. Его непокорность понятна. Сангвиний всё ещё думает, что сражается в простой войне за правое дело. Он не осознал природу ситуации. Но оскорбления? Это недостойно. Ему совершенно не идёт столь низменная дерзость.
Конечно, это всё из-за страха.
И ты не можешь его винить. Ты бы тоже боялся на его месте.
Какая ему польза от бравады? Тебя не получится спровоцировать. Не получится заставить стать тем, кем ты не являешься. Слабостей не осталось, а оскорбления звучат инфантильно. Тебе не нравится думать о брате в таком ключе. Это же Сангвиний! Он был всеобщим любимцем. Хотелось бы запомнить Ангела благородным витязем, а не каким-то...
А, но бравада же не для тебя, верно? Она нужна ему самому. Теперь понятно. Раньше ему никогда не приходилось изображать отвагу. Ты считал, что он смел от природы — самый смелый человек из всех. Но это не так. Обладая мощью примарха, ты ничего не боишься и отважным быть легко. Всех предыдущих противников он встречал, не испытывая страха. А теперь приходится играть — и получается, откровенно говоря, не очень. Это первый раз, когда смелость Ангела фальшива.
— Нe стоит, — говоришь ты очень-очень спокойным голосом. Нe хотелось бы видеть, как его жизнь завершится унижением. Но он неверно толкует замечание. Решает, что смог тебя задеть, и снова несётся в атаку. Глаза сверкают ярко, а клинок — ещё ярче.
Шаг в сторону. Лезвие скребёт по броне на боку. Он закладывает вираж и взмывает под потолок.
Это даже поучительно. Поведение Сангвиния многое говорит о том, кем ты стал. Ибо если даже совершенный Ангел боится... Другие среагируют так же? Отец отбросит свои маски?
Летят искры. Теперь он промчался слева, размахивая мечом, в последний момент уклоняясь от ответного удара. Каждая такая атака — большой риск. Он и правда невероятно отважен, пусть это и напускное. В конце концов, что есть отвага, если не притворство? Это же не стабильное состояние, а способность действовать перед лицом опасности, и неважно, появляется она из ниоткуда или человек усилием воли заставляет тело двигаться.
Сейчас крылатый примарх определённо в опасности, и потому неважно, что является источником храбрости. Он принял бой и не собирается демонстрировать страх или отступать, даже столкнувшись с непобедимым врагом. Раньше ты восхищался им, думая, что доблесть рождена отсутствием страха. Слишком просто. Сейчас же Сангвиний сражается, охваченный смертельным ужасом. Это впечатляет. Ты осознаёшь, что из-за такой храбрости, призванной несмотря на страх, он нравится тебе ещё чуть сильнее.
Новая атака. Золотой росчерк пронзает полумрак Двора. Ты подставляешь Крушитель Миров, блокируя удар. В твоей руке булава легка, как веточка. Он снова уклоняется. В последний миг. Сияющий клинок попадает по наплечнику, и на пол сыплется несколько осколков.
Ты провожаешь взглядом крылатую фигуру, парящую под потолком, между лучей света, пробивающихся сквозь зенитное остекление. Сколько грации в этих широких крыльях!..
Он разворачивается и пикирует. Поток воздуха бьёт в лицо. Очередной удар меча. Ты отмахиваешься Когтем и не попадаешь. Несмотря на рану, он ослепительно быстр.
Но всё же ранен и тратит много сил. Рано или поздно Сангвиний устанет. Собьётся с темпа. Его движения замедлятся. Страх и напряжение постепенно сточат и отвагу, и скорость. Вот тогда всё и закончится.
А может, осознание бессмысленности затеи придёт раньше. Ты чувствуешь, как зерно сомнений прорастает внутри брата, поглощая волю к сопротивлению. Когда же он поймёт, что все его действия в любом случае ни к чему не приведут?
Насколько прекрасен будет миг осознания! Ты хочешь увидеть безысходность в его глазах. Вплотную. Лицом к лицу. Хочешь почувствовать её запах в дыхании.
Снова бьёт и улетает прочь по широкой дуге между дальними колоннами. Завершив разворот, Ангел взмахивает крыльями, ускоряясь перед атакой. Ты пытаешься защититься...
Удар. Хорошо попал. Он мог бы выпотрошить Ангрона. Мог бы рассечь надвое сердце Бледного Короля. Снести голову Ферруса с плеч.
Ты по-прежнему немного сдерживаешься. Ему необязательно умирать. Когда он всё осознает, ты ещё раз предложишь ему пересмотреть взгляды. Так что пускай устаёт. Пусть выместит на тебе свой гнев.
Ему это нужно. Почувствовать, что силы на исходе. Гордыня, разумеется. Он же любимый сын отца, Ярчайший, возлюбленный всеми. Образец непоколебимой верности. Непобедимый. Он ни за что бы не сдался без боя.
И когда безысходность уронит его с небес, ты поможешь подняться. Ты отнесёшь и усадишь его на подготовленный трон, дашь возможность отдохнуть. Он сыграл свою роль. Сделал всё, что мог. В согласии на твоё предложение не будет ничего постыдного.
Он твой любимец и всегда им был. Ты хочешь, чтобы он стал союзником, потому что это имеет значение. Прояви Рогал или Константин такое же упрямство, ты не стал бы с ними возиться. Оба — великие воины и основную ценность представляют в виде трофеев, голов на стене, лишний раз доказывающих твою силу. Взгляни в лица моих жертв, отец, и почувствуй отчаяние!
Но с Сангвинием всё иначе, хотя он и сильнее тех двоих. В его случае важна не победа в бою, а победа над духом. Сломить его, заставить склониться — вот где истинный триумф. Скорчившееся у ног воплощение имперской преданности, клянущееся в верности и принимающее пищу с рук. Посмотри-ка на такое, отец.
Будет непросто. Всё, что просто, — бессмысленно. Ты уже не раз искушал Ангела перейти на свою сторону. Коварный Эреб, апостол лжи и грязи, пытался по твоему приказу обратить Сангвиния на Сигнусе-Прайм и потерпел неудачу. Но с самого начала процесс задумывался как постепенный.
Он бьёт снова и снова. Ты чувствуешь вкус страха. О, как сладок ангельский страх. Похоже, он начинает понимать.
Из этого источника и произрастает столь чуждый ему ужас. Он боится не тебя как такового, не твоих мистических сил и даже не того факта, что сошёлся в бою с Хорусом Луперкалем, магистром войны, которому ни одно разумное создание не рискнуло бы бросить вызов в надежде победить.
Это страх неведомого. Сангвиний, бедняга Сангвиний даже в самом конце не может выйти за рамки имперского мышления. Для него это битва света против тьмы, Империума против предателей, отца против сына. Пагубные мысли. Неправильные. Совершенно неприемлемый взгляд на состояние вещей во Вселенной. Сангвиний, как и миллионы других, попавших в капкан Империума, кошмарно ограничен в своём понимании. Ему буквально промыли мозги.
Он видит себя последним заступником добра. Последним верным сыном. Последним оплотом благородства и чести, что сражается насмерть во имя отца, отказываясь склониться перед неизбежным. Но за этот болезненный героизм ты его и любишь. Это — его суть.
Однако Ангел уже близок к осознанию, что истина несколько отличается от его представлений. Он понимает, что все его знания о людях, богах, героях и Хаосе — просто ложь. И понимание ужасает.
Пока он с боем пробивался к тебе сквозь палубы корабля, материальный мир полностью изменился. Истинная сила пришла на смену ложным идеологиям. Истинное величие попрало вульгарный блеск. Ты не зло, и силы, которыми ты пользуешься, тоже не зло. Его не существует. И тьмы не существует. Есть просто мироздание, объединённое и пропитанное варпом, которое ты пропускаешь через себя.
Всё, во что Сангвиний верил и что ценил, уничтожено или оказалось фарсом. Единственный источник скверны во Вселенной — это готовое развеяться зловоние тирании отца, идеи, что Он и только Он может формировать будущее.
Скоро Сангвиний выгорит.
Пелена спадёт с глаз.
Он с удивлением проморгается и увидит новую конфигурацию реальности, в которой ложные обещания и эгоистичные стремления отца станут очевидны. Равно как и его лицемерие.
Он наконец поймёт истинное положение вещей. На него снизойдёт откровение. И, рыдая от счастья, Ангел будет молить о прощении.
И ты в своей бесконечной милости, разумеется, простишь. Это станет величайшим моментом в его жизни и твоей самой желанной победой.
А затем придёт отец, увидит вас, поймёт, что с самого начала был пустышкой, исполненной гордыни, высокомерия и глупых стремлений. И что провалил все свои начинания.
Сангвиний в очередной раз атакует. Ты пытаешься схватить его Когтем. Он улетает прочь.
Но конец уже близок. Ангел начинает уставать.
Между лезвий силовой перчатки застряло одинокое белое перо.
8:vi. Человек, который ничего не сделал
— Ты становишься богом, рождённым из варпа, — говорит Олл. — Возможно, ты ещё не до конца осознал или не готов смириться с этой мыслью, но истина такова. И, я уверен, это последнее, чем ты хотел бы стать.
— Мой король просто набрался сил, — отвечает Цекальт Даск чужим голосом. — Он укрепил себя перед боем с силами Хаоса. Это необходимо для победы над Хорусом Луперкалем и тем, что он сотворил.
— Понимаю, — кивает Олл. — На кону стоит очень многое. И я понимаю, почему ты сделал то, что сделал. Стал сильнее, чтобы победить сына, но где-то в процессе перешёл черту. Ту самую, которую лично когда-то провёл. И теперь превращаешься в то, что презираешь.
— И тебя послали остановить меня?
Перссон делает вид, что не заметил, как собеседник начал говорить в первом лице.
— Думаю, — отвечает он, — меня отправили просто поговорить. Вмешаться. Но я понятия не имел, что придётся встретиться с таким существом. То, чем ты становишься...
— Мой король не собирается уменьшать свою силу.
— Значит, нужно подумать ещё. — Олл смотрит кустодию в глаза и пытается не замечать поселившееся в них чудовище. — Ты — человек. Самый выдающийся и могущественный из ступавших по земле, но всё же просто человек. Каждый твой шаг основан на рациональности, и это позволило создать Империум. Но ты сохранял человечность, даже когда отказ от неё упростил бы дело. Сохранил эмоции, потому что знал, как они необходимы. Наделил своих рукотворных сыновей всеми этими качествами, потому что считал их важными. И этот человек ещё живёт внутри. По крайней мере, я на это надеюсь.
— Мне нужны силы для сражения с сыном.
— Да, — кивает Олл. — Нужны. Но не эти. Ты когда-нибудь думал о нашем с тобой главном различии?
Проконсул на несколько мгновений замолкает, будто ждёт, когда ему скажут верный ответ.
— Мой король — человек, который сделал всё. Ты — человек, который не сделал ничего.
— Обидная формулировка, — отвечает Олл, — но достаточно точная. Ты был амбициозен, а я — нет. У тебя был план, а у меня — нет. Но я в первую очередь умел проявить терпение. А ты — нет.
— Труд протяжённостью в тысячи лет говорит об обратном.
— Правда? — Перссон вздыхает. — Все созданные тобой чудеса несут печать нетерпения. Это быстрые, прямолинейные, разумные решения безумно сложных задач. Ты никогда не умел выжидать и действовать постепенно. В конце концов, потому наши пути и разошлись. И, боюсь, по той же причине мы сейчас оказались на грани катастрофы.
Олл обводит взглядом пустошь и всматривается в далёкую завесу беззвучных молний.
— Ты должен победить невероятно сильного врага, — тихо говорит он, — и потому сделал себя ещё сильнее, не думая о последствиях.
— И что же это за последствия, Олланий? — спрашивает Цекальт Даск.
— Ты не остановишься. После этой битвы начнётся следующая, и в ней тоже придётся побеждать. Никогда не будет хватать сил. Их никогда не станет достаточно. Всегда найдётся причина взять больше.
— Говоришь так, будто обладаешь мудростью и знаниями. Но у тебя нет ничего.
— Верно, — соглашается Олл. — Ничего нет. Никто не предвидел такую возможность: ни Эрда, ни старый эльдар, ни даже Сигиллит. Но моё путешествие было необычным. Мысли стремились вперёд, а дорога вела назад.
Он показывает обгоревший клубок.
— Время и пространство работают неправильно. Я дошёл до цели по дороге, которую мне ещё только предстоит пройти. Кто знает, почему Олл Перссон, сошедший с того пути, захотел, чтобы я оказался здесь? Кто знает, на что он надеется? И что мне, по его мнению, нужно предотвратить?
— Мой король разделяет твою тревогу, Олланий, но Хаос нужно победить.
— Тут я согласен, — кивает Олл. — И буду согласен всегда. Но не так.
— Это единственный способ.
— Нет. Иначе, при любом исходе, Хаос победит. — Олл в усталом отчаянии вскидывает руки. — Неважно, кто одержит верх — ты или Хорус. Варп на миллионы лет погрузится в бурлящее безумие. Материальный мир падёт, а человечество погибнет. Ты разрушишь всё, что столько лет строил.
— Хоруса нужно остановить, — настаивает проконсул.
— Хоруса — да. Но варп победить невозможно. Противостояние нашего мира и имматериума — вечно. Останови Хоруса, прошу. Устрани угрозу.
Олл замолкает и смотрит на золотого стража.
— Но, молю, найди другой способ.
8:vii. Точка обзора
Абаддон тратит почти час на убийство Несущих Слово и экипажа флагмана. Охваченные бредом безумцы просто бегут на позиции Сынов Хоруса. Некоторых старших офицеров из горты Луперкали он узнаёт в лицо и вспоминает по имени. Это были хорошие, надёжные солдаты, достойно нёсшие службу на «Мстительном духе». Причина охватившего их помешательства достоверно неизвестна, но, похоже, дело в абсолютном, низменном страхе. Настолько сильном, что разум не смог устоять. Он многократно превосходит даже ужас, который внушают смертным астартес. И прежних чудовищ эти люди уже не боятся.
Всепоглощающий страх сделал их бесстрашными. Эксертус с пеной у рта, вопя и скребя ногтями по керамиту, штурмуют строй космодесантников. Их легко убивать, и бойцы Абаддона не испытывают ни гордости, ни удовольствия от процесса.
Несущие Слово доставляют больше проблем. Ужас ослепил их так же, как смертных, но они остаются астартес в силовой броне, с соответствующим оружием и физическими возможностями. В стычках с ними Абаддон теряет людей. Сыны Лограра даже в лучшие времена не могли сравниться с Шестнадцатым в воинском искусстве, а сейчас, поддавшись безумию, и подавно. И всё же даже исступлённо бросающихся в атаку космодесантников остановить не так просто. А они, в свою очередь, вполне в состоянии убивать боевых братьев Абаддона.
Поначалу первый капитан хотел вернуться на мостик и организовать оборону на удобных позициях, чтобы загнать атакующих в ловушку. Но уже через несколько минут стало очевидным, что толпа умалишённых не пытается целенаправленно атаковать кого бы то ни было. Абаддон и его люди просто оказались на пути бегущего, не разбирая дороги, стада. Единственная их цель, если таковая вообще существует, — добраться до мостика, а Сынов Хоруса они восприняли как препятствие.
С чем же эти сумасшедшие столкнулись среди неестественных, окаменевших улиц, раз палубы «Мстительного духа» кажутся им надёжным убежищем? Проходя по коридорам корабля, Первый капитан успел убедиться, что внутри таится не меньше опасностей, чем снаружи.
Кроме того, забаррикадироваться на мостике не получилось бы. Если терминаторам Сикара удалось вскрыть герметичные переборки, то катафрактарии Несущих Слово смогут без труда повторить то же самое. Этот вариант приведёт к череде бесконечных отходов с боями, заставит Сынов Хоруса возвращаться к зоне высадки по тесным коридорам.
А Абаддон не готов отступать. Это не поможет отыскать отца. Приняв неизбежность лобового столкновения, он выдвинул людей на разрушенные улицы.
— Какие будут приказы? — спросил Сикар, стоящий во главе отделения юстаэринцев.
— Просветите их, — ответил Абаддон.
И началась бойня. Отряды Сынов Хоруса, прикрывая друг друга, расходятся широким веером от ведущего на командные палубы люка, действуя быстро и чётко. Несущие Слово вперемешку с солдатами Эксертус идут в беспорядочную атаку, разбиваясь о линию обороны Шестнадцатого легиона. Тела погибших астартес и смертных падают друг на друга, превращаясь в валы и курганы. Сыны Хоруса используют их как укрытия, постепенно расширяя зону контроля.
В происходящем нет смысла. Дети Лоргара просто появляются в конце улицы и бегут вперёд, размахивая клинками и стреляя в направлении врага. Они бездумно заходят в зоны перекрёстного огня и падают под залпами болтеров и плазмомётов, не добегая до строя легионеров. На самых крупных из них приходится тратить по два-три масс-реактивных снаряда. И противники не заканчиваются. Каждый раз во время паузы или затишья Абаддону кажется, что битва с безумцами закончилась, — и из лабиринта улиц появляются новые цели. Они так же, как предшественники, сломя голову бегут по заваленным обломками зданий дорогам. И снова звучат слаженные залпы Сынов Хоруса.
Первого капитана начинает беспокоить запас боеприпасов. Ситуация, когда бесконечные Несущие Слово продолжат атаку, а его бойцы отстреляют все имеющиеся снаряды, уже не кажется фантастической.
Не слушая возражений Бараксы, Абаддон берёт с собой отделение боевых братьев и покидает строй, быстро продвигаясь в сторону ближайшего ориентира — длинного отвала из перекопанной земли и скалобетонных глыб, плавно переходящего в невысокий, пологий холм. Это метров двести влево от текущей позиции. У них нет ни работающего ауспика, ни датчиков. А возвышенность хоть и кажется совсем крошечной по сравнению с виднеющимися вдали горами, но при этом остаётся самой высокой точкой в окрестностях. Он надеется заполучить хоть какое-то преимущество. Нужно увидеть более полную картину и оценить перспективы. Сверху получится рассмотреть, что происходит на несколько километров вокруг, и понять численность Несущих Слово, а не просто ждать, когда последний противник сам выскочит под обстрел.
Подъём даётся нелегко. Дождь усилился, а ветер то и дело меняет направление, закручивая в воздушных потоках капли воды. Сквозь грохот стрельбы откуда-то доносятся ритмичные, тяжёлые удары. Скорее всего, это ветер и гром рокочут под куполом не-небес над головой, но ему почему-то кажется, что в звуке есть что-то ещё. Абаддон слышит в нём звон металла, будто циклопический молот раз за разом опускается на гигантскую наковальню. Или где-то вдалеке, за завесой облаков, двое богов сошлись в поединке, и это их небесное оружие ударяет о несокрушимую броню. Он пытается не обращать на звук внимания.
Склон холма оказывается каменистым хребтом, будто проросшим сквозь податливую землю. Толпы Несущих Слово и солдат из горты Луперкали пытаются перебраться через него и влиться в общий поток, бегущий по улицам. Абаддону и его спутникам приходится несколько раз вступать в короткие схватки. В дело идут клинки, болтеры стреляют в упор. И снова первый капитан не может отделаться от ощущения, что и они, и сам хребет просто оказались на пути. Что он пытается идти против толпы, настолько охваченной ужасом и отчаянием, что никто в ней не может ни остановиться, ни повернуть в сторону. Среди бегущих начинают попадаться невооружённые члены экипажа и сервиторы.
Их тоже приходится убивать, потому что все, вплоть до чумазых заряжающих с орудийных палуб и ремонтных сервиторов, бросаются на Сынов Хоруса, царапая ногтями пластины брони.
Его клинок залит кровью, а доспехи — дождевой водой. Несущий Слово из братства Акрак Джал бредёт вперёд, замахиваясь бердышом. Его рот раззявлен в безмолвном крике. Абаддон стреляет неприятелю в лицо и пинком сбрасывает бездыханное тело со склона. Тяжёлый удар в спину сбивает капитана Сынов Хоруса с ног. Откатившись в сторону и восстановив равновесие, он видит терминатора из ордена Резной Звезды. На пластинах тяжёлой брони вытравлены тексты из писаний Лоргара. Улнок отважно бросается на врага, пытаясь отогнать того прочь от командира.
Последние капли терпения покидают Абаддона, и он приходит на помощь адъютанту со всей яростью, на которую способен. Капитан Сынов Хоруса разряжает болтер в упор, целясь в горло Несущего Слово. Толстый латный ворот выдерживает, но сила взрыва заставляет громадного воина пошатнуться и отступить на шаг. Улнок пользуется секундным замешательством и вонзает меч в подмышку сына Лоргара. Судя по крови, сочащейся сквозь сочленения в верхней части доспеха, удар оказывается удачным, но клинок адъютанта застрял, а самого его обезумевший легионер начал медленно подтаскивать к шипу в навершии тяжёлого полэкса — того самого, который несколько мгновений назад оставил след на броне Абаддона.
Первый капитан погружает меч в район шейного сочленения и начинает дёргать и проворачивать оружие, прорезая плотные слои гермокостюма. Вдвоём легионерам удаётся заставить терминатора отступить. Два клинка со скрипом и скрежетом взрезают броню и уходят глубже в плоть. Когда Несущий Слово наконец падает, то чуть не утягивает противников за собой. Кровь струится уже изо всех щелей в тяжёлом доспехе.
Абаддон помогает Улноку удержать равновесие, и они провожают взглядом массивный труп, скользящий вниз по склону. Капитан собирает отряд и продолжает подъём. В динамике вокса раздаётся голос Бараксы, но из-за помех слова невозможно понять.
Добравшись до вершины, Абаддон наконец получает столь желанную точку обзора.
8:viii. Ангел и мучитель
Сангвиний, взмахнув крыльями, отлетает в сторону. Его по любым меркам можно назвать внушительным: великан, превосходящий габаритами любого из людей, могучий, крылатый, закованный в тяжёлую броню. Он обладает внушительной массой и огромной силой. В любом поединке это сыграло бы свою роль.
Но сейчас он кажется себе невесомым призраком.
Он носится вокруг противника, будто бесплотный, сверкающий луч света, будто лист на ветру или птица вокруг тернового куста. Его ноги почти не касаются палубы, ибо он слишком лёгок — эфирный дух, рождённый вечно парить над бренной землёй в светлом царстве ветров и открытых просторов.
Ещё один взмах могучих крыльев — и Ангел пикирует на врага. Лезвие Обагрённого высекает фонтан искр, когда меч прорубает тяжёлую волчью шкуру и оставляет глубокий, кривой след на чёрной броне. Примарх приземляется, отталкиваясь от плит пола пальцами правой ноги, — этого достаточно, чтобы развернуться в воздухе и ринуться в новую атаку. Металл прогибается и рвётся. Из рассечённых трубок течёт мутная спинномозговая жидкость.
Булава свистит совсем рядом, но Ангел снова уходит от удара.
Хорус Луперкаль тяжело дышит. Он шумно втягивает ноздрями воздух и фыркает, как уставший грокс. С губ и подбородка свисают нити слюны, а в мёртвых глазах загораются первые искорки гнева. Происходящее его более не забавляет. Он раздражён.
Скоро придёт время для настоящей ярости. Сангвиний на это рассчитывает. Хорус, которого он когда-то любил, обладал вспыльчивым нравом и достаточно легко приходил в гнев — чаще всего когда люди не справлялись с поставленными задачами или оказывались некомпетентны. И ярче всего этот гнев пылал при виде неповиновения.
Сангвиний прекрасно знает, как выглядит гнев магистра войны и чем его вызвать. Но он понятия не имеет, что произойдёт, когда пламя вспыхнет в душе этого существа — омерзительного чудовища, в которое превратился Хорус. Вероятно, случится приступ разрушительной ярости.
Но гнев — проявление слабости для истинного воина. Из-за него движения становятся неуклюжими, а решения — поспешными. Он заставляет забыть о навыках и технике, каким бы искусным ни был боец. Высасывает всё мастерство, мешает сосредоточиться. Толкает на ошибки, создаёт бреши в обороне, лишает удары чёткости и упорядоченности.
Гнев и порождённая им утрата контроля — это рана, которую воин наносит себе сам.
Сангвиний хочет, чтобы это произошло. Ему нужно любое преимущество, потому что с самого начала было ясно, что все козыри достались брату. Придётся использовать каждую щель в броне Хоруса, как физической, так и ментальной, если Ангел хочет попытаться победить. Нужно давить на каждую трещину и параллельно создавать новые. Гнев станет одной из таких трещин. Возможно, самой главной. Если получится вызвать у падшего брата подлинный приступ ярости, то шансы на победу немного подрастут, ибо разъярённый Хорус — это ослабленный Хорус. Несмотря на колоссальное превосходство в физической силе и габаритах, Луперкаль попадёт во власть опьяняющих эмоций, а Сангвиний сможет диктовать условия поединка и в итоге сразит врага с помощью точных ударов и холодного расчёта.
Он уже близок. Магистр войны начал гневаться. Ангел знает брата так же хорошо, как коридоры «Мстительного духа». Знает его секреты и тайные изъяны, потому что Хорус лично ему рассказал. В далёкие дни, до того как всех накрыла чёрная тень, он всем делился с крылатым братом. И эти знания, отданные тогда совершенно искренне, позволили Сангвинию прорвать оборону лучшего корабля во всём Империуме. Они же помогут его клинку отыскать путь к сердцу брата.
Ангел проносится между булавой и когтями, переворачивается в воздухе, совершает обманный рывок, тут же меняя направление на противоположное, заходит слева и вонзает остриё Обагрённого в бедро Хоруса. Змеиная Чешуя рвётся, как бумага. Из пробоины струится пар и льётся густая, с комками, кровь чёрного цвета. Бесконечные круги, которые сияющий Ангел нарезает вокруг тяжеловесного врага, похожи на танец: крылатый примарх движется легко, изящно, совершая акробатические пируэты и не останавливаясь ни на миг. Каждое движение наполнено грацией; он демонстрирует безупречное воинское мастерство. Никто во Вселенной не смог бы повторить подобного. Атаки ошеломляют своей точностью, пластичностью и чёткостью. Они выглядят почти театрально, будто совершается некий ритуал или священнодействие. Ни одна толика силы не тратится зря. Ни один мускул не напрягается понапрасну. Своей красотой и сложностью, воздушными шагами и нечеловеческими прыжками происходящее напоминает арлекинаду альдари. Возможно, каким-то невероятным образом это она и есть.
Ярость близка. Воздух во Дворе Луперкаля приходит в движение, дрожит и потрескивает. Свет стал насыщеннее, а давление резко выросло, как перед грозой. Сквозь настил палубы каплями испарины проступает масло, а обсидиановые глыбы, из которых сложены стены и колонны, тревожно вибрируют. Шёпот, звучащий из ниоткуда, становится громче. Голоса хрипят и булькают из теней, из ниш, из-под сумрачных сводов. Они взволнованы и будто бы напуганы увиденным.
Одинокая золотая точка продолжает рассекать тьму на части.
Клинок Сангвиния оставил на доспехах Хоруса больше двух десятков отметин. Чёрные пластины покрылись серебристыми росчерками оголённого металла. Волчья шкура превратилась в лохмотья. Перерубленные трубки болтаются, истекая на пол струйками жидкости. Сквозь прорехи в броне сочатся кровь и плазма. Реакторы и генераторы щитов стонут и кашляют, работая из последних сил.
Сам Хорус злобно ворчит. Его освещённое кровавым светом лицо покрылось каплями пота. Магистр войны крутится на месте, разворачивается, отмахивается от назойливого врага, но все движения либо оказываются слишком медленными, либо запаздывают. Ему не удаётся дотянуться до мучителя. Каждый шаг грохочет, как поступь титана, заставляя палубу под ногами дрожать. Плиты пола разбиты в сотне мест. Настил покрыт выбоинами и трещинами от постоянных промахов.
Коготь Хоруса сжимается с резким щелчком. Крушитель Миров рассекает воздух с такой скоростью, что тот стонет от боли. Хорус рычит. В уголках его губ проступает пена. Он бросается вперёд, будто живая гора, в очередной попытке схватить юркий золотистый огонёк. Гигантская булава снова промахивается мимо цели и попадает в оуслитовую колонну. Центральная секция разлетается градом осколков. По Двору прокатывается оглушительная звуковая волна. Крупные обломки валятся на пол. Остатки колонны торчат из пола и потолка, подобно сталактиту и сталагмиту.
Магистр войны оборачивается и видит, что Сангвиний, будто ракета, уже несётся в атаку. Сжимая рукоять Обагрённого обеими руками, Ангел с силой опускает меч на противника. Перегруженный щит с грохотом схлопывается. Клинок срубает часть латного ворота и оставляет кровавую рану на левой брови и щеке Луперкаля.
Хорус ревёт, будто пробудившийся дракон.
Вот и гнев.
8:ix. Погружение в безумие
Перебраться на противоположную сторону невозможно. В Палатинском вентиляционном ущелье бушует пожар. Языки пламени с рёвом поднимаются к небу. Все мосты и виадуки прогорели насквозь или оплавились. Величественное здание Транстерранского конгресса почернело от сажи, некоторые пристройки вспыхнули. Находящиеся неподалёку башни Бенефиция превратились в обугленные пеньки.
Хассан раньше никогда не видел таких сильных пожаров. В рёве пламени Избранному чудятся крики и слова. Нестерпимый жар не даёт даже приблизиться к ущелью. Возможно, Айос Раджа и трое космодесантников, присоединившихся к группе, и смогли бы некоторое время выдерживать такие температуры, но у Хассана и Сестёр Безмолвия нет шансов. Они идут вдоль южного края ущелья и останавливаются на привал в крытой галерее Ординатории.
Жар добирается и сюда. Хассан обливается потом, но сейчас это кажется лишь мелким неудобством. С нижних уровней доносятся выстрелы.
Раджа смотрит на Избранного, будто бы спрашивая: «Что дальше?» Тот судорожно пытается составить план. Ужасы, которые они после ухода из Ротонды встретили лицом к лицу или наблюдали издалека, до сих пор не идут из головы. Они стоят перед глазами, как настоящие, и не дают сконцентрироваться на чём-то ином.
Последней крепости больше нет. Все линии обороны прорваны. Предатели повсюду, они проникают на территорию Санктума со всех сторон, включая верх и низ. Сотни жестоких боёв идут одновременно — отважные защитники пытаются отстоять последние лоскуты сохранившего верность Империума. Каждый раз, натыкаясь на очередную отчаянную стычку, Хассан преодолевает желание бросить всё и присоединиться к сражениям, потому что сейчас каждый человек на счету. Но обещание есть обещание. И у него осталось незавершённое дело, которое он напрасно решил передать другому. Хассан не собирается умирать, проигнорировав указания почившего господина, хотя они в текущей ситуации и кажутся утратившими всякий смысл.
Он пытается анализировать ситуацию. Дорога к Восточным подступам, где находилась лаборатория Фо, которая, в свою очередь, является его последним подтверждённым местом пребывания, перекрыта. Сами Подступы захвачены. Если верить обрывочным сведениям, которые удалось раздобыть Мориане, в последний раз генетика видели в компании Ксанфуса, селенарской геноведьмы и кустодия Амона. Его куда-то вели, но вот куда? Посетить Подступы и проверить, не оставил ли Ксанфус какие-то подсказки, тоже не получится.
Связь не работает. Нет возможности узнать, куда направились беглецы и живы ли они вообще. Кроме того, планировка Санктума, похоже, смешалась, точно как говорил тот загадочный пришелец по фамилии Перссон. Даже если бы Халид знал, где искать Фо, то не смог бы с уверенностью сказать, как туда добраться.
Остаётся только работать с имеющимися данными. Продумать каждую мелочь, как учил господин. Игнорировать догадки и неподтверждённые возможности. Оперировать только фактами: Фо, Ксанфус, Андромеда-17, Амон Тавромахиан. Что о них известно? Досье. Поведенческие паттерны. Приказы. Хассан достаточно неплохо знает образ мыслей и принципы работы коллеги по ордену. Поведение Фо предсказать невозможно, а геноведьму специально использовали как провокатора, чтобы нарушить...
Стоп. Он переводит взгляд на Раджу.
— Что могло бы заставить тебя нарушить приказ? — спрашивает Избранный.
Лицо Соратника покрыто коркой запёкшейся крови, но он яростно смотрит в ответ, будто услышав нечто оскорбительное.
— Нет такой вещи.
— Ну разумеется. А если бы я велел нарушить ранее полученную директиву?
— У вас есть полномочия, — отвечает Раджа. — Поэтому я бы подчинился, если бы директива не исходила от высшей власти.
— То есть от Сигиллита, капитана-генерала или Императора?
Раджа кивает.
— И больше никого?
— И больше никого.
— Значит, ты не стал бы нарушать указания по запросу от Ксанфуса или кого-то другого из Избранных?
— Их полномочий недостаточно.
— Там был часовой Амон, — произносит Хассан. — Он следил за Фо и отправился с ними. Ты знаешь Амона?
— Разумеется, — отвечает Раджа.
— И он, как и ты, безукоризненно исполняет приказы?
Лицо Раджи искажается в гневной гримасе.
— Он — Легио Кустодес. Этот вопрос звучит как оскорбление.
«Что ты задумал?» — жестами спрашивает Афон Ирэ.
Хассан не успевает ответить командору бдения. Выстрелы становятся громче. Арка в дальнем конце галереи взрывается, и из облака пыли появляются шестеро солдат Палатинской горты. Они отступают, пытаясь отстреливаться.
Следом летят болтерные снаряды. Один из защитников гибнет в облаке пламени и осколков.
8:х. Апостол
С вершины холма Абаддон видит своих легионеров внизу и за спиной. Позиции Сынов Хоруса подсвечиваются огненными вспышками, когда воины дают очередной залп. Их линия обороны выстроена вокруг ведущего на мостик люка, который с расстояния кажется входом в какой-нибудь бункер. Вид, открывшийся с высоты, поражает.
Абаддон почти смирился с мыслью, что это пространство каким-то образом сплелось с мостиком флагмана и что его размеры весьма внушительны. Сейчас же оно кажется поистине бесконечным. И похоже, этот мир был создан для существ, значительно превосходящих размерами даже космодесантников. Ливень продолжается. Ветер и не думает ослабевать. Но хуже всего — отсутствие звёзд в штормовом небе. Будто вокруг царит абсолютная пустота.
Земля, насколько хватает глаз, идёт складками и пологими откосами, будто смятая ткань. Местами из неё торчат скопления отвесных скал, уходящих на тысячи метров вверх. Руины и мёртвые города цепляются за их поверхность под странными, иногда почти вертикальными углами, будто мох на старой стене.
Вдалеке, у самой земли, за завесой бури и потоками варп-тумана и псевдоматерии, пятнающими небеса, Абаддон видит всё ту же зловещую звезду. От одного взгляда на неё к горлу подкатывает тошнотворный комок.
Он надеялся, вероятно напрасно, увидеть Двор Луперкаля, предположив, что, как и мостик флагмана, тот продолжает существовать, став частью большого целого, где-то в пределах досягаемости. Ничего подобного. С холма открывается вид на разорённые и заросшие руины бесконечного города, на призрачное сплетение мёртвых улиц, груды обломков и догорающие пожары. И всё это перемешалось, подчиняясь каким-то катастрофическим, внезапным движениям тверди.
Внизу, на улицах, среди руин, поросли и обточенных ветром камней, он видит Несущих Слово. К неудовольствию Абаддона, их тысячи. И ещё больше смертных солдат и членов экипажа. Люди разбросаны по территории в несколько квадратных километров, но стекаются к точке, которую защищают его легионеры. Он чувствует запах злобы и паники на ветру. Беглецов слишком много, будто бы искажённая природа этого места непостижимым образом умножает их количество. Они словно отражения проклятых душ, пытающихся сбежать из преисподней.
Слишком много, даже для идеально подготовленных и дисциплинированных легионеров под его командой. Им не хватит боеприпасов. В определённый момент настанет время клинков и рукопашных схваток. Несмотря на безумие и отсутствие тактики, несмотря на то что Абаддон всегда поставил бы на любого из Сынов Хоруса в поединке против любого Несущего Слово, численное превосходство отпрысков Лоргара и смертных предопределит исход сражения.
Через час его людей сомнут и разорвут на куски.
Абаддон слышит встревоженный возглас Улнока и полагает, что адъютант пришёл к тому же выводу. Но, обернувшись, видит истинную причину беспокойства.
Вверх по холму шагает ещё один силуэт. Гость никуда не торопится и, судя по всему, не собирается нападать. Абаддон сразу узнаёт его. Ненавистный глупец, презренный изгнанник, отравитель мыслей, проклятый апостол, вещающий ложь, которого лично первый капитан считает виновником того, что всё в этом мире пошло прахом.
Эреб улыбается.
Абаддон вскидывает меч в боевую позицию и идёт навстречу Несущему Слово. Он не собирается терпеть эту улыбку и не позволит снова затянуть себя в омут полуправды и соблазнительных уловок.
— Брат мой! — восклицает Эреб. — Благородный первый капитан. Эзекиль.
«Разумеется, он понял, что я собираюсь его убить, — думает Абаддон, — и, если мне суждено совершить сегодня хоть что-то достойное, я раскидаю мозги этого лжеца по камням. Потому что за происходящее ответственен прежде всего он».
С Эреба началось их падение в бездну.
Но Тёмный Апостол продолжает улыбаться. Его лицо покрыто вытатуированными безумными текстами и уродливыми шрамами. На щеке и лбу виднеются засохшие капли чьей-то крови.
— Страх пришёл в этот мир, — заявляет Эреб.
Абаддон замирает, держа клинок наготове.
— Бедные твои братья, — произносит Несущий Слово, бросая короткий взгляд вниз, туда, где Баракса, Джераддон, Зелецис и Сикар командуют сражением. — Они, как я и ожидал, хорошо держатся. Твои люди весьма дисциплинированны, Эзекиль. Хотя, разумеется, они не видели того, что довелось узреть моим родичам.
— И что же это было? — рычит Абаддон.
— Наше будущее. Эзекиль, мои братья охвачены ужасом и не понимают, что творят. Но я не хочу видеть смерть твоих воинов. Мы одной крови и по одну сторону баррикад. Я с радостью убью любого, кто хранит верность Трону, но с вами же мы союзники. И эта бойня кажется напрасной.
— Тогда отзови их, — отвечает Абаддон. — Но я не думаю, что у тебя получится.
Эреб обводит взглядом поле битвы, поднимает руку и открывает рот.
Абаддон держал натиск Несущих Слово в течение часа. Для этого потребовалась вся ярость и огневая мощь Сынов Хоруса.
Эреб остановил братьев всего одним словом.
8:xi. Путь Избранного
«Уходим!» — говорит Шриника Ридхи. Другого варианта нет. Они не могут позволить себе терять время и помогать этим людям. Нельзя рисковать и вступать в нескончаемые сражения. Чёрные силуэты выходят из мглы вслед за солдатами: Сыны Хоруса. Легионеры-предатели открывают огонь. Воины Шестнадцатого смогли прорваться дальше всех, в самое сердце Дворца. Хассан уже несколько раз слышал имена Вора Икари и Экрона Фала. Эти командиры безжалостно гнали подчинённых вперёд, а зверства, учинённые ради успешного штурма последней крепости, уже овеяли их дурной славой. Одних этих имён хватало, чтобы смертные солдаты бросали оружие и в ужасе пытались сбежать, хотя бежать-то уже некуда. Икари и Фал — остриё клинка магистра войны, наконечник его копья. Их ярость и безудержная жестокость скоро закончат дело, которое Хорус начал на Исстване.
Раджа и Сёстры ведут Хассана по галерее, прочь от сражения. Трое астартес: Маликс Гест из Кровавых Ангелов, Гвил Конорт, один из Кулаков Преторианца, и Ибелин Кумо из Белых Шрамов — движутся следом, прикрывая отход огнём. Их сняли с постов в гарнизоне Ротонды и отрядили помогать Хассану в его миссии. Они отважно и не говоря ни слова защищали жизнь Избранного, но тот определённо чувствует отвращение, которое воины испытывают, когда приходится бежать от сражения.
Как и на этот раз. Они не могут остаться и спасти солдат. Не могут вступить в бой с Шестнадцатым или другими врагами, потому что это поставит под угрозу жизни членов группы. Можно только защищаться, уклоняться от опасности и продолжать путь.
Ощущается это как трусость.
Сыны Хоруса расправляются с последними выжившими. Более двадцати легионеров вышли во двор, и некоторые уже начали стрелять вслед Хассану сотоварищи. Ответный огонь космодесантников заставляет предателей проявить осторожность и не спешить в погоню за новой добычей. Удачным выстрелом Конорт сбивает одного из врагов с ног. Болтерные снаряды бьют в стену и колонны галереи. От множественных разрывов во все стороны летит каменная крошка и пыль. Раджа распахивает аурамитовый люк и буквально заталкивает Хассана в проём. Остальные следуют за кустодием. Кумо идёт последним. Он выпускает очередь в наступающих предателей и, прежде чем захлопнуть за собой крышку люка, вешает на неё мину.
Направленный взрыв, прогремевший через несколько мгновений, обрушивает свод галереи и засыпает ход, в котором скрылась группа, тяжёлыми обломками. Кумо уже дважды проворачивал этот трюк. Белые Шрамы — настоящие мастера манёвренной войны. Они без труда перемещаются по любому полю боя и способны создать непреодолимые препятствия всем, кто осмелится их преследовать.
Раджа ведёт разношёрстный отряд по короткому коридору, через небольшой дворик и внутрь одной из зубчатых дозорных башен Южного предела. Она выглядит пустой и заброшенной. По воздуху медленно плывут струйки маслянистого дыма. С нижних уровней доносятся приглушённые звуки выстрелов и взрывов.
Они находят станцию управления. Питание на оборудование подаётся, но все данные, похоже, повреждены. Вокс завывает, как ветер на Нептуне. Астартес берут входную дверь и коридор на прицел. Хассан находит брошенный стул и садится.
«Так что ты собирался нам рассказать?» — спрашивает Ирэ.
— Я пытался восстановить ход мыслей Ксанфуса, — отвечает Избранный. — Он не мог заставить Амона подчиниться...
— Согласен, — говорит Раджа.
— Но всё же Амон отправился с ними. И дело не в вопросах безопасности, потому что оборону Санктума на тот момент ещё не прорвали.
«Насколько нам известно», — замечает Ридхи.
Хассан погружается в мысли. В другое время он попросил бы Сестёр отойти подальше, поскольку свинцовая тяжесть их пустых душ затуманивает дух и разум даже тех, кто не обладает псайкерскими способностями. Но сейчас аура неестественной тишины, которую они излучают, кажется даже уютной, потому что позволяет спрятаться от грохота и рёва войны, охватившей Дворец.
— Значит, перемещение узника не противоречило приказам Амона, — продолжает он.
«А ему было приказано держать того под присмотром и в безопасности», — приходят в движение руки Ирэ.
Хассан кивает и переводит взгляд на Раджу.
— Это всё? Тебе известна точная формулировка?
— Содержать узника в безопасности, не допустить побега, обеспечить выполнение работы, в которую тот вовлечён, — отвечает Раджа.
— И всё же Амон отказался передать его братьям из общины Ключа. Это мы знаем наверняка. И согласился перевести Фо в иное место, хотя защищённая камера была в его распоряжении.
«Возможно, у него была причина думать, что в том месте узнику угрожает опасность?» — спрашивает Ирэ.
— Не исключено, — соглашается Хассан. — Думаю, он решил, что не может полностью выполнить приказ, оставаясь...
Избранный замолкает и поднимает взгляд на кустодия и полупрозрачные силуэты Сестёр.
— Полностью выполнить приказ, — повторяет он и начинает перечислять, разгибая пальцы: — Обеспечить безопасность. Не дать сбежать. Завершить проект. Ему было поручено три задачи. И сейчас нас должна интересовать именно третья. Фо не завершил проект. Или Ксанфус, возможно при помощи селенарской ведьмы, убедил Амона в том, что работа не закончена. Кустодий должен был принять меры для выполнения третьей части приказа.
Раджа согласно кивает.
«Но если работу нужно было продолжать, зачем они покинули лабораторию?» — спрашивает Ридхи.
— Значит, дело было не в рабочем месте и не в инструментах, — пожимает плечами Хассан. — В части материального обеспечения Фо получил всё, о чём просил. Следовательно, ему не хватало данных. Информации. Каких-то специализированных знаний, необходимых для завершения проекта. Учитывая всё, что нам известно, это единственный аргумент, который убедил бы Амона отправиться в путь.
«Где расположен ближайший архив? — спрашивает Ирэ. — Или библиотека».
— Кланиум, — тут же отвечает Раджа. — Ленг и Кворум слишком далеко. В Доме Шаблонов есть архив, но он слишком специализирован.
«Значит, остаётся только Кланиум?» — спрашивает Ридхи.
— Он всё равно далеко, — качает головой Хассан. — Они ушли пешком и последний раз попали на камеры слежения, когда спускались на шестой уровень. Если бы целью был Кланиум, то...
— Им пришлось бы подняться на верхние платформы и взять воздушный транспорт, — Раджа заканчивает фразу за Избранного.
— Да, именно так, — кивает тот.
— Уверен в этом, — говорит кустодий. — На месте Амона и учитывая приказы, я бы реквизировал транспорт. Нет смысла вести узника в Кланиум пешком.
«Тогда где их искать?» — спрашивает Ирэ.
Хассан встаёт и подходит к закрытому ставнями панорамному окну командного пункта. Он нажимает на кнопку, но энергия подаётся с перебоями, и металлическая ставня ползёт вверх медленно и неохотно. Подошедший кустодий одним движением поднимает её до конца, загоняя в паз.
Из широкого окна открывается вид на всю южную часть Санктума. Они в девяти этажах над главной площадью Южного предела и в сорока шести над землёй. Бронестекло заляпано сажей.
Халид Хассан пытается проморгаться. Никогда прежде ему не доводилось видеть подобных разрушений. И они продолжаются. Нет, не так. Он видел поля битв и сражений. Видел покорённые города. Основная причина, по которой зрелище так его поразило, — это то, что перед глазами разрушенный Санктум. Вечная цитадель — это единственное место во всём Империуме, которое должно оставаться вовеки несокрушимым. Здесь — сердце всего. Здесь — Его престол.
И всё же Санктум пылает. Он умирает. Шпили охвачены пламенем. Башни рушатся. Улицы, площади и мостики кишат движущимися фигурками. Хассан видит поредевшие отряды защитников, прижатых к стене, загнанных в угол, окружённых. Они обороняют террасы, отступают по виадукам, держат оборону за самодельными баррикадами. Орда предателей кажется сплошной неделимой массой, текущей по каждой процессионали и улице. Она затапливает дворы и скверы. Хассан видит громадные силуэты шагающих боевых машин, колонны гусеничной техники, миллиарды развевающихся знамён. Небо затянуто сплошной пеленой дыма. Он стелется низко над горящими руинами, как крышка над котлом. То и дело сверкают вспышки от выстрелов. Их много, как листьев в лесу или звёзд на небе.
И везде, повсюду, лежат мертвецы.
8:хii. Это невыносимо
— Грамматикус, — произносит Лидва.
Джон открывает глаза.
«Мы все умерли?» — спрашивает он, выводя знаки дрожащими пальцами.
— Хуже, — отвечает астартес. — Мы выжили.
Из-за боли воину, похоже, тяжело стоять. Тело космодесантника продолжает безуспешные попытки исцелиться. На керамитовой броне образовалась корка высохшей крови.
Джон позволяет раненому защитнику Эрды поднять себя на ноги. Всё тело ноет, а боль в изувеченных руке и лице стала почти невыносимой. Его трясёт, как в лихорадке. Грамматикус умирал достаточно раз, чтобы понимать, что так себя ведёт организм, когда получает слишком сильные повреждения и не может продолжать работу. Его последняя жизнь близка к завершению.
И он совсем не так хотел провести эти часы.
Лунный Волк Локен уже пришёл в себя и стоит в нескольких метрах от них, повернувшись спиной. Он что-то внимательно разглядывает.
Свет такой яркий и колючий, что к горлу подкатывает тошнота. Но тепла в нём нет.
Грамматикус видит Олла. Вечный успел отойти на приличное расстояние и замер напротив высокой, обугленной фигуры. Она совершенно неподвижна, будто памятник. Ещё через пару мгновений он замечает и другие такие же силуэты, чёрные и массивные, будто древние менгиры. Кругом клубится белая пыль. На горизонте, со всех сторон, мир опоясало кольцо бесшумных молний. Они напоминают занавесь из болтающихся и сплетающихся друг с другом цепей.
Джон видит то, что, по идее, должен был заметить сразу. Гигантский объект, заполняющий всё пространство перед Оллом. Он настолько огромен и от него исходит такая сила, что разум Грамматикуса в момент пробуждения просто отказался признавать его существование, дабы логокинетик окончательно не лишился рассудка.
Полированный шар. Обсидиановая сфера. Зеркальная чернота. Несмотря на простоту формы, описать объект практически невозможно даже человеку с лингвистическими способностями Грамматикуса. Он не может понять, какой величины это нечто. Оно лежит на земле, и в то же время кажется, что сравнимо размерами с луной. Нет, больше. Намного больше. Джон только сейчас начинает осознавать бесконечную глубину и масштабы увиденного. Он хочет рыдать. Это вообще не предмет, а сила, воплощение, центр сознания, присутствие. От него пахнет илемом, правеществом, из которого родились все элементы. Он источает синий свет, хесбец-ирит, первый цвет неба, которым древние мудрецы, обитавшие на берегах Нила, рисовали кожу богов.
Сущность пребывает одновременно в бесконечном покое и крайней ярости. Гнев сочится из неё, будто аромат тлеющего ладана. И, касаясь кожи Джона, этот гнев превращается в страх.
Это невыносимо. Он хочет кричать.
Он хочет умереть.
Локен опускается на колено и склоняет голову.
Джон высвобождается из хватки Лидва и ковыляет по белой пыли в сторону Олла. Каждый шаг ведёт его ближе к источнику кошмарного сияния.
Грамматикус не останавливается. Он и так зашёл слишком далеко.
8:xiii. Единственный логичный вариант
— Избранный?
Хассан приходит в себя. Раджа выжидающе смотрит на него.
— Какие будут выводы? — спрашивает кустодий.
Он обводит взглядом открывшийся вид, стараясь не фиксировать внимание на отдельных сценах разрушения и бойни. Ничего не понятно. Он же знает город. Это его вотчина, и он, несмотря на размеры Санктума, мог свободно ориентироваться в нём без карты.
Но сейчас всё смешалось. Даже если отвлечься от разрушений и, соответственно, изменившихся очертаний зданий и комплексов, в последней крепости всё не так. Основные ориентиры изменили положение, будто перепрыгнув с места на место. Ни один не остался там, где был раньше.
— Избранный?
— Прошу, не торопи, — отвечает Хассан дрожащим голосом. Он снова осматривает окрестности и указывает куда-то пальцем. — Вот. Приют.
— Башня вашего Сигиллита? — уточняет Раджа.
Хассан кивает. Старую постройку едва удаётся разглядеть. Она сильно сместилась, но уцелела. Сейчас кажется, что на дорогу до неё уйдёт целая жизнь.
— У моего господина была богатая личная библиотека и обширные архивы данных. Его собственная коллекция, которую он хранил в своих покоях. Скорее всего, Ксанфус отправился туда.
— Уверен? — спрашивает Кустодий. — Или очередная догадка?
— Это было любимое место всех Избранных, — отвечает Хассан, переводя взгляд на стража. — Мы часто гостили там, беседуя с регентом. Составляли планы, вели беседы...
Он замолкает. Слишком много неуместных воспоминаний.
— Это было безопасное место.
— Сейчас нет безопасных мест.
— Разумеется. Но Ксанфус, скорее всего, отправился туда. Это намного ближе любого иного архива. Там много чего можно найти. Учитывая обстоятельства, Приют — это единственный логичный вариант. Ксанфус отвел Фо туда.
«Интуиция подсказывает?» — спрашивает Ирэ.
— Не только. Я сделал бы то же самое. Любой из Избранных так бы поступил.
«Пешком не дойдём», — замечает Ридхи.
Раджа возвращается к окну, размышляя над вариантами. Хассан буквально видит, как страж Дворца анализирует сразу несколько возможных решений задачи, просчитывает маршруты и риски, используя накопленный опыт кровавых игр. Прямая дорога, спуск на подземные уровни и путешествие по глубинным процессионалям, окольный путь через мост у...
Внезапно кустодий оттаскивает Хассана от окна. Это мгновение становится самым пугающим в жизни Избранного, потому что он впервые видит, как непреклонный воин Легио Кустодес отскакивает с выражением тревоги на лице. Тревоги и страха.
Хассан чувствует, как башня дрожит. Слышит неспешные колебания земли и понимает, что это могут быть только шаги. После третьего бронестекло, у которого они только что стояли, резко трескается.
Раджа тащит Халида к выходу из командного пункта. Сёстры следуют за ним. В последний момент, когда кустодий уже вылетел за порог, Избранный оглядывается. За краткий миг он успевает заметить огромную тень за окном. Нечто высотой с девятиэтажный дом бредёт по улице мимо башни. Титан. «Император». За окном маячит глаз. Хассан ощущает себя обитателем кукольного домика, который решил рассмотреть поближе взрослый человек.
Это вовсе не титан.
Они бегут по коридору. Астартес не отстают.
Каменная кладка за спинами начинает осыпаться.
8:xiv. Ошиблись во всём
— Ты примеряешь мантию божества, чтобы всё разрушить, — говорит Олл.
— Сохранить, — отвечает обожжённый кустодий. — Защитить.
— Нет! — кричит Перссон. — Ты в очередной раз нашёл быстрое решение, не обращая внимания на последствия. Я столько раз об этом говорил, но ты никогда не слушаешь! — Он пожимает плечами. — Наверное, не стоит ожидать, что сейчас что-то изменится.
Он бросает короткий взгляд в сторону и видит ковыляющего Джона. Олл протягивает руку и помогает раненому товарищу удержаться на ногах. Лидва маячит за спиной.
Единственная здоровая рука Грамматикуса приходит в движение, формируя слова. Даже это даётся ему с трудом.
— Да, — отвечает Олл. — Всё замечательно. Идёт именно так, как ожидалось.
Джон устало качает перевязанной головой и снова что-то показывает.
— Нет. Извинения не нужны. Не тот момент. Не время для: «А я говорил». Стоило попытаться.
Грамматикус не может оторвать взгляд от огромной чёрной сферы за спиной кустодия. Она нависает надо всем, окружённая живым, искрящимся светом. Он смотрит, пока хватает сил. Потом отводит глаза.
— Это Он, — говорит Олл. — Мы ошиблись во всём.
Продолжая поддерживать Джона, Вечный смотрит прямо в воспалённые глаза Цекальта Даска.
— Всё, что сейчас происходит, — последствия твоего Великого Плана, — чеканит он. — Всё это — твоя вина и твоя ответственность. Ты так гордился своими просчитанными вариантами и конфигурациями, но почему-то упустил этот.
— А ты, Олланий? — спрашивает кустодий.
— Частично. Без деталей, в общих чертах. Я, наверное, видел риски. Но, старый друг, я ведь никогда и не претендовал на абсолютную правоту во всём. Я прекрасно понимал, что несовершенен и могу ошибаться. А ты — нет. Ты всегда был уверен в успехе. Творил будущее и убедил себя, что всё будет, как ты повелишь. Будущее принадлежало тебе, и ты не мог дождаться, когда же оно, наконец, наступит.
— Не смей попрекать моего вечного царя, — говорит Даск.
— Тогда пусть Он сам себя попрекнёт, — отвечает Олл. — Тысячи лет назад Он составил план. Самый амбициозный план в истории человечества, бесконечно подробный и невероятно масштабный. Он искренне верил в успех и ни разу не задумался, что в замысле могут скрываться ошибки.
— Он всегда был так самоуверен, — тихо говорит Лидва. Цекальт Даск обращает взгляд налитых кровью глаз на раненого космодесантника.
— ЛИ-2, — произносит кустодий. — Ты не имеешь права критиковать планы моего короля. Тебя создали как часть этого замысла. Прототип первой серии. Фрагментам плана не позволяется ставить его под сомнение.
Рука Джона выписывает в воздухе несколько знаков.
— Резонно. — Перссон сверлит проконсула взглядом. — Лидва может высказаться, потому что ты сам заложил эту функцию. Сохранил ему свободу воли. Допустил наличие эмоций. Если даже прототип всех астартес, образец, на основе которого ты построил все свои легионы, выражает сомнения... О чём это говорит?
Он вздыхает и указывает прямо на гигантскую мерцающую сферу.
— Но это... Ты становишься чем-то ужасным. И, как бы иронично это ни звучало, но текущее состояние даёт нам последний шанс всё исправить. Удивительно, но в нём скрыта возможность...
— Какая возможность? — спрашивает Цекальт Даск.
— Ты почти стал богом. Воспользуйся этим мгновением и взгляни на свой план не как человек, которым всегда оставался, а глазами божества. Ты же видишь дефекты и ошибки своих конфигураций, верно? Бог может узреть истину, скрытую от человеческих глаз. Тёмный Король не решит задачу. Это, как и остальные твои попытки всё исправить, просто очередное проявление упрямства и нежелания отступить. Тёмный Король — катастрофа и угроза всему сущему, но с его силой ты можешь увидеть то, чего раньше не замечал. Молю, сделай это.
— Хоруса нужно остановить, — говорит кустодий.
— Согласен, — отвечает Олл.
— Хаосу нужно помешать.
— Согласен.
— Я не справлюсь без этой силы, Олланий.
— Придётся. Ты должен её отпустить. Обдумай всё, используя мудрость бога, а потом действуй с отвагой человека. В противном случае превратишься в то, что ненавидишь сильнее всего. И станешь ничем не лучше Хоруса.
— Нет, — отвечает Цекальт Даск. — Мой король...
— Да.
Все оглядываются на звук нового голоса. Локен присоединился к беседе. Он снял шлем и не мигая смотрит на зеркально-чёрную поверхность сферы. Воин встал на колено, склонив голову и опираясь на меч Рубио. Наконечник гладия погружён в пыль. Вокруг обнажённого клинка пляшут разряды синей энергии.
— Я — твой верный слуга, мой Император, — произносит он. — И я — лишь сосуд для твоей силы. Подобно этим людям, я проделал долгий путь, чтобы вместе с тобой сражаться с Хорусом. Во время путешествия обезумевший демон показал мне вещи, не предназначенные для человеческих глаз. Он хотел, чтобы я мучился, зная истину. И одной из таких вещей стала подлинная суть ловушки, подготовленной моим отцом.
Ветер доносит едва заметный треск. Псионическая сила, наполняющая пространство, приходит в движение. Могущественная сущность без труда тянется к коленопреклонённому легионеру незримым касанием. Психосиловой клинок начинает сердито гудеть.
— Вот, значит, как, — произносит Цекальт Даск после недолгой паузы. — Вот какой капкан он приготовил. И здесь мой первонайденный сын совершил смертельную ошибку.
— Ему всё равно, — говорит Локен.
Голова кустодия поворачивается к Лунному Волку с хрустом спёкшихся сухожилий.
— Нет, Гарвель Локен. Это силам, которые объединились и оплели его разум, всё равно. Для них не имеет значения, выживет Хорус или погибнет, ибо он в любом случае сыграет роль, и я встречу свой рок. Это с самого начала было их целью.
Локен поднимается на ноги, не отводя взгляда от проконсула.
— Если я откажусь от силы, всё будет потеряно, — говорит Цекальт. — Если мы будем сражаться как люди, то проиграем.
— Значит, проиграем, — отвечает легионер. — Но лучше быть человеком и пасть, сражаясь с демонами, чем стать одним из них.
— Иногда нужно оставить позади даже самое дорогое, — говорит Олл. — То, что кажется абсолютно необходимым и критически важным. Если не хватает сил, чтобы адаптироваться к ситуации, значит, их совсем не осталось.
Он печально улыбается и касается висящего на шее золотого амулета.
— Я всегда верил в существование высшей силы. Но если эта высшая сила не может оправдать ожиданий, то вера была напрасна. И в таком случае я от неё отрекаюсь.
Он закрывает глаза, склоняет голову, подносит оставленный женой символ к губам и целует. Грамматикус наблюдает, широко распахнув глаза от удивления, и протягивает руку в немом вопросе.
— Всё в порядке, Джон, — говорит Олл, продолжая улыбаться. — Правда. Если вера приводит к существованию таких богов, то уж лучше пусть не будет никаких.
Он рвёт цепочку и выбрасывает амулет прочь.
Все замолкают. Пыль и крупицы времени кружатся, будто опилки в плотницкой мастерской.
Цекальт Даск медленно приходит в движение. С сухим щелчком кустодий делает первый шаг. Затем ещё один. Иссохшие мышцы правой руки скрипят, как старые канаты, когда великан поднимает её и кладёт на плечо Вечного.
— Ты всегда был самым упрямым и несговорчивым из всех моих товарищей, Олланий, — произносит он. — И твои советы всегда было тяжело принять. Ты не просто соглашался со всем, что я говорю, потому что я — это я. Мне это не нравилось. И сейчас не нравится.
— Правду часто тяжело выслушивать, — говорит Олл.
— И ещё тяжелее говорить. Потому мы знаем её ценность. Я прислушался к твоему совету. И, как ты предлагал, использовал всеведение, которым сейчас обладаю.
— Значит, ты видишь истину?
— Я вижу угрозу.
— А будущее?
— Нет, — бормочет проконсул. — Потому что будущего не существует. Там только пустота, которую предстоит заполнить новым планом.
— Таким, который учтёт ошибки прошлого? — спрашивает Олл.
— Любой другой будет глупостью. Человек развивается, обучаясь. И учится через развитие. Король, обретший мудрость через откровение, может стать мудрее, получив дельный совет. Человек, способный его дать, всегда стоял у Золотого Трона. Тот, кто не боится спорить и обладает бесконечным терпением. Ты не зря страшишься могущественных созданий в нашей Вселенной, Олланий, к числу которых отношусь и я. Но ты никогда не боялся правды.
Перссон слышит резкий, высокий звук, будто звон стекла или треск хрусталя. Синий свет пульсирует. Зеркальная поверхность чёрной сферы покрывается быстро растущей сетью трещин.
— Возможно, когда-нибудь всё станет по-старому, — произносит Цекальт Даск. — Но сначала нужно разобраться со всем этим, и только тогда мечтать о будущем. Пора заканчивать. Некогда думать о смерти.
8:xv. Последний рывок
— Где мой повелитель Луперкаль? — вопрошает Абаддон.
— А где его нет? — отвечает Эреб с блаженной улыбкой.
Первый капитан приставляет клинок к горлу Несущего Слово.
— Где он?
— Эзекиль. — Того, похоже, нисколько не смущает ни оружие, ни ливень, ни ураганный ветер. — Я пришёл с миром, а ты решил мне угрожать?
— Если не ответишь через секунду, я тебя выпотрошу.
Эреб вздыхает.
— Ты меня разочаровываешь, Эзекиль. Всегда считал тебя простаком. Не понимаю, почему и твой господин, и мой повелитель так тебя ценили. И боги тоже, ибо они отметили тебя особой благосклонностью. Ты уделяешь внимание незначительным деталям и не замечаешь истинного чуда.
— Это он? — рычит Абаддон, указывая на мрачно мерцающую тёмную звезду, зависшую над горизонтом. — Поэтому твои братья бегут в ужасе? Поэтому те, кого я нашёл на корабле, лишились рассудка? Во что он превратился?
— Это не он! — смеётся Эреб. — Наш господин, великий Хорус, был рождён заново и стал сосудом для смешения сил Хаоса. Сейчас он готовит Двор к церемонии в честь своего вознесения. Сегодня прекрасный день, Эзекиль. Мы наконец увидим плоды наших трудов.
— Где он? — рычит Абаддон. — Где Двор...
— Всё здесь, брат, — шепчет Тёмный Апостол. — В этом самом месте. Этот город — его Двор, как и весь мир под куполом беззвёздных небес; всё, что ты видишь вокруг. Мы лишь паломники, идущие его тропами, гости, пришедшие на коронацию. И сейчас, пока мы говорим, Хорус приносит первые жертвы, чтобы почтить богов и поблагодарить их за возвышение.
— Тогда что это такое? — Первый капитан тычет пальцем в звезду.
— Это? О, Эзекиль. Это последняя попытка наших врагов оказать сопротивление. Ты видишь самовлюблённого Ложного Императора, прокладывающего себе дорогу к поражению.
Абаддон опускает клинок и смотрит на тёмную сферу, наполовину скрытую грозовыми тучами. От одного её вида у него скручивает внутренности. Он кожей чует её мощь, ярость и злобу.
— Выглядит внушительно для последней попытки, апостол, — произносит он. — Похоже на буйство разгневанного бога.
— В принципе, так и есть, — кивает Эреб. Фраза ему явно понравилась. Он подходит вплотную к Абаддону, обнимает за плечи и понижает голос до едва слышного шёпота.
— Знаешь, Эзекиль, сейчас Ложный Император — самое могущественное создание во Вселенной.
— Что?
— Да ладно. Ты же не думал, что всё будет легко? Когда это война была простой? Мы сражались и истекали кровью, потому что конечная цель того стоила. Мы проклинаем Ложного Императора за обман и гордыню, но ни в коем случае нельзя недооценивать его силу. Никогда. Ты и сам прекрасно знаешь, брат. Он всегда был невероятно могучим созданием. Он построил Империум, Абаддон. Он — Император. И не стоит об этом забывать просто потому, что мы его ненавидим. Никто, даже Хорус, не смог бы победить его в поединке. И потому пришлось выбирать другую тактику: понемногу истощать резервы, отрывать кусок за куском, переманивать или убивать тех, кого он ценит и на кого может положиться, ослеплять, окружать, рушить возведённые им стены по кирпичику. Нужно было ослабить Императора, прежде чем наносить последний удар.
— Но ведь ты только что сказал, что он сейчас сильнее, чем...
— Молчи и слушай, Эзекиль. Эта осада, финальный акт нашего спектакля, прижала его к стене и наконец заставила выйти на поле боя. Он лично взял в руки меч. Сила, которую ты можешь наблюдать, поистине ужасает... Но это его последний, отчаянный ход. Ложный Император для боя с нашим господином решил взять силы у варпа, ибо Хорус с каждой минутой становится всё могущественнее. Он поглотил столько, что сейчас... ну, как ты и сказал, становится богом. И это его погубит.
— Как? — выдыхает Абаддон.
— Если он оставит себе эту силу, — ухмыляется Эреб, — и попытается ей воспользоваться, то триумф Погибели обеспечен.
— Я никогда не сражался во имя богов Хаоса, — говорит Абаддон. — Мы давали другую клятву верности...
— О, Эзекиль, не говори ерунды. Ты с самого начала сражался за них. Клялся служить магистру войны, а он шёл к этой цели. Твоего личного мнения никто не спрашивал.
Вдалеке грохочет гром.
— Если это и правда Ложный Император, он убьёт нас всех.
— Невелика цена, — пожимает плечами Эреб.
— Как ты можешь такое говорить?
— Я просто считаю, что это маловероятно. Ложный Император не глуп. Он понимает опасность, которую таит эта новообретённая сила. Если победит разум, он от неё избавится. А если гордыня, что тоже вероятно, он уничтожит всё, что любил, включая самого себя. Но в первом случае... О, Эзекиль. Если он изгонит варп, то великому Хорусу будет противостоять слабый, угасший противник. В этом случае Император выберет смерть.
Абаддон стряхивает с плеча руку Несущего Слово.
— Ты это сотворил...
— Нет-нет, — отвечает Эреб. — Мы это сотворили. Все мы. Я зажёг искру, а ты вёл в бой армии. Хорус составил план, который увенчался успехом. Он устроил ловушку, и она сработала. Проклятие или смерть. Император проиграет в любом случае.
— И что нам делать? — спрашивает первый капитан Сынов Хоруса.
— Радоваться, Эзекиль! А ещё нужно поспешить и подготовить войска к последнему рывку. Если Император откажется от силы варпа и решит сражаться, то призовёт к себе всех уцелевших союзников. Их дело гиблое, и они понесли потери, но выжившие будут драться до конца. Как и мы. Нужно защитить Двор.
Абаддон кивает.
— Жизнь за Луперкаля! — восклицает он.
Гром вдалеке становится раскатистым. Воздух сотрясает взрыв колоссальной силы. Далёкая чёрная звезда трескается и исчезает. На её месте возникает ослепительная точка. Волна света катится по забытому городу, пока всё вокруг не утопает в белом сиянии.
— Видишь, Эзекиль?! — хохочет Эреб. — Как я и думал. Император выбрал смерть.
Абаддон прикрывает глаза рукой.
— День его не спасёт, ибо ночь принадлежит нам.
— О Эзекиль, — улыбается Несущий Слово. — Всё принадлежит нам.
8:xvi. Осколки
Сущее содрогается. Материя и имматериум вибрируют от удара. Электроны, вращающиеся вокруг атомных ядер, вздрагивают и на долю мгновения перестают подчиняться загадочным квантовым законам. Сила Тёмного Короля вырвалась из заключения и рассеялась, вернувшись в эмпиреи, из которых пришла. Она унесла с собой мусор расколотых пророчеств и мимолётных предсказаний. Орды нерождённых стенают. Их шёпот обращается вовнутрь. Они бормочут ложные обещания самим себе. Будущее, которое, казалось, вот-вот наступит, исчезло. Проклятие Тёмного Короля покидает материальную Вселенную и вновь возвращается в сверкающую шкатулку с мифами.
По крайней мере, ещё на одну эпоху.
Отчаяние демонов длится недолго. Когда вспышка угасает, тревога сменяется радостью. Они видят другую победу. Не столь великолепную и полную, как восхождение Тёмного Короля, но от того не менее желанную. Падение человечества. Триумф Погибели. Они облачают Хоруса Луперкаля в мантию Эмпирейного Величества. Хаос неделимый обретёт свой совершенный сосуд.
Конец и смерть.
В эпицентре вспышки несколько человек шатаются и падают. Никто не может выдержать удар исходящей от Императора псионической волны. Свет поглощает всё вокруг. Олланий Перссон, Джон Грамматикус, Гарвель Локен и ЛИ-2 слепнут и валятся в пыль, когда зеркальная чёрная оболочка сферы трескается и взрывается. Они сжимаются, словно зародыши в утробе, и незримая лавина тащит всех за собой.
Цекальт Даск падает на колени.
Но со светом не приходит смерть. В последние мгновения божественного бытия Император направляет силу, которую изгоняет из своей души. Это продиктовано не добротой и милосердием. Ему нужны союзники. Все до одного. И потому Он укрывает тех, кто оказался рядом, незримым щитом и защищает от бушующих пси-ветров. Он бережно держит их, как скорлупки на ладони. Эти люди умрут не здесь и не сейчас.
Воинам-гетеронам, доблестным стражам, которых Император сжёг во время своего разрушительного марша, уже ничто не поможет. Их окоченевшие тела разлетаются под ударной волной осколками почерневших костей и обугленных доспехов. В дымящейся пыли остаются только части ног: ступни, голени, колени. Они продолжают стоять, будто пни от погибших деревьев.
Для этих воинов уже слишком поздно. Им не вернуться из-за порога смерти. Но остальные получают дар жизни и обновления — последний, прощальный дар угасающего божества. Олл выбирается из пылевого сугроба и обнаруживает, что раны исчезли, а кости больше не ноют. Усталость прошла. Старая униформа стала чистой и крепкой, а ружьё блестит, будто только что с завода. Локен встаёт на колени и понимает, что ужасные видения прекратились, истерзанный разум успокоился, и он обрёл былую сосредоточенность. Рана Лидва исцелилась. Пробоина в доспехах затянулась сама собой. Джон, моргая, срывает повязки с восстановившегося лица рукой, которая снова начала слушаться. Повсюду распространяется запах святости. На них снизошло благословение Императора.
Цекальт Даск, последний из гетеронов, поднимается на ноги. Его доспехи модели «Аквилон» сверкают золотом, кости вновь покрылись плотью и кожей. На нагруднике сияет яркая печать.
Он оборачивается и видит, что на месте жуткой чёрной сферы стоит одинокий силуэт. Алый плащ колышется на сухом ветру. Вокруг клубится белая пыль. Человек в золотых доспехах. Король. Его повелитель.
Теперь он лишь смертный, отринувший мантию бога, но по-прежнему обладает мощью Вечного.
Золотой великан извлекает меч из ножен.
Час последней битвы близок.
Импульс нематериальной энергии расходится по пространству, где всё смешалось и разные места слились воедино. Проспекты Неизбежного Града сотрясает ураган эмпирей. Тысячи квадратных километров внеземных кварталов рушатся, превращаясь в горки праха и пепла. Расчленённый и собранный заново остов «Мстительного духа» раскачивается на псионических швартовах. В немногих цепляющихся за материальный мир фрагментах имперской Терры на несколько мгновений оживают все вокс-станции и системы связи. Из динамиков раздаётся пронзительный вопль, смертный псалом обречённых звёзд. Они продолжают стонать и блеять ещё долгое время, даже когда ударная волна полностью угасает.
Да, это выплеск богочеловеческой энергии, эманации силы, добровольный отказ от опасного могущества. И одновременно — зов. Император смог использовать толику выпущенной на волю силы, чтобы исцелить тех, кто оказался рядом. Точно так же он сумел вместе с псионическим разрядом отправить призыв сплотиться и прийти под его знамя всем, кто ещё дышит и оказался достаточно близко, чтобы откликнуться.
На пятьдесят девятой секунде боя путеводная звезда мигает, трепещет и гаснет.
Константин этого не замечает. Он, вместе с остальными уцелевшими кустодиями, поднимается по ущелью из плоти, отбиваясь от атаки извивающихся, прыгучих созданий. Они визжат, как вскипевший чайник, и шипят, как пробитые баллоны с газом. Интенсивность боя не думает падать. Все воины с ног до головы покрыты зловонной слизью. Они рубят и давят нерождённых тварей, что лезут прямо из мясистых склонов. Полупрозрачные чудища вылупляются из пузырей, что вздуваются между мышечными волокнами на поверхности органических стен, будто яйца паразитов, и прыгают на Соратников, истекая слизью и хлеща во все стороны длинными хрящевыми хвостами. Большинство не успевают стряхнуть плёнки и амниотическую жидкость. Сразу после рождения они жаждут плоти и хотят научиться убивать, прежде чем смогут твёрдо держаться на ногах.
Трём тварям удаётся сбить с ног Диоклетиана Короса. Константин бросается на помощь трибуну, рубя корчащихся созданий. Копьё без труда пронзает не успевшие затвердеть панцири. Он скорее чувствует, а не видит, как гаснет звезда. Внезапно становится холодно, и Кустодиев тут же обволакивает прежняя удушливая, всепроникающая тьма.
Наступает хаос. Яростные удары вслепую, плеск жидкостей, нечеловеческие визги и боль. Вальдор решает, что всё кончено. Они обречены. Его больше нет. Звезда угасла, и кустодии погибнут в забытом всеми ущелье без надежды на победу.
В это мгновение всё заливает яркий свет. Никто не может удержаться на ногах. Жуткие создания, атаковавшие стражей Императора, с воплями умирают, растворяясь в белом сиянии, и растекаются лужами грязной жижи.
Ударная волна стихает. Когда Константин и выжившие Соратники поднимаются на ноги, то видят летящие по воздуху обрывки лазурной эктоплазмы и нити пси-тумана. Они кружатся в светящейся дымке, как подхваченная ветром пряжа.
Константин продолжает карабкаться по мясистому склону, используя копьё как опору. Остальные следуют за командиром. Он что-то слышит. Нейросинергетический шёпот. Зов.
Голос.
Когда подъём заканчивается, складчатая плоть под ногами уступает место белёсой пустоши, где среди пылевых барханов торчат остовы разрушенных построек. Так галечный берег сменяется песчаным пляжем на морском побережье. Среди руин Константин замечает фрагменты конструкций флагмана, причём не из плоти, а из металла. Кое-где сохранились даже дверные проёмы и части потолка. Небо — да, теперь над головами есть небо — затянуто пеленой низких, болезненно-зелёных облаков, а на горизонте сверкают разряды молний.
Голос звучит отчётливо. Простые, но столь желанные слова гремят в голове. Их зовут. Это последний призыв на битву. Он полон решимости и одновременно печали. Боевой клич.
«Все, кто слышит, — ко мне!»
Константин обводит взглядом спутников, хотя и так знает, что они слышат одно и то же. Он стискивает древко копья и ведёт их за собой.
Шестьдесят секунд с начала боя.
Тэрвельт Иказати отражает удар и вонзает клинок в грудь предателя. Рана должна стать смертельной, но Сын Хоруса отказывается умирать. Разбрызгивая кровь сквозь решётки дыхательных фильтров, он с рёвом продолжает атаковать, колотя рукоятью и яблоком меча по шлему и наплечнику Сангвинарного гвардейца. Оружие Иказати застряло в доспехах врага. Выдернуть меч не получается, но Кровавый Ангел отказывается разжимать пальцы, несмотря на град пропущенных ударов.
Наконец клинок удаётся освободить, но происходит это так неожиданно, что легионер поскальзывается на залитой кровью палубе и падает на спину. Сын Хоруса бросается на Кровавого Ангела, собираясь пригвоздить его к настилу, прежде чем тот успеет подняться.
Болтерный снаряд отрывает предателю голову.
Ралдорон оттаскивает труп в сторону.
— Жив, гвардеец? — рычит первый капитан.
— Пока да, — отвечает Иказати, поднимаясь на ноги.
Воздух практически полностью состоит из дыма, а каждая поверхность отсека запятнана кровью. Страшное сражение подходит к концу. Главный атриум наконец захвачен. Кровавые Ангелы, избранные Сангвинием для операции «Анабасис», зачистили отсек и каким-то чудом разгромили более многочисленные силы защитников магистра войны. Атриум лежит в руинах. Повсюду валяются мёртвые тела. Иказати не может сказать, отступил ли враг, скрывшись в коридорах, или просто никого не осталось в живых.
Он удивлён. Атриум — достаточно компактное пространство. Врагов было очень много. Одна рота астартес, даже если это Кровавые Ангелы, не могла победить. И всё же это произошло.
У них не было выбора. На другой чаше весов лежала только смерть. Достаточно простая арифметика. Никто не собирался идти на попятную, отступать, отводить силы, чтобы победить в следующий раз, дождавшись более благоприятных условий. Сегодня, если сражение началось, оно может закончиться лишь со смертью, потому что следующего раза нет и не будет.
Уставший до изнеможения и раненый Иказати не испытывает радости от победы. Вместо неё приходит тревога. Он знает, что Ралдорон чувствует то же самое.
Внутренние врата, открытые Сангвинием, захлопнулись сразу, как примарх переступил порог. С тех пор ничего не изменилось. Монолитная плита из чёрного адамантия будто насмехается над легионерами.
— Открывай! — кричит Ралдорон, обращаясь к Фурио и его терминаторам.
Сколько времени прошло? Пять минут? Десять? Или, может быть, час? Течение времени перестало ощущаться. Иказати кажется, что они провели целую жизнь, сражаясь в кровавом чистилище. Как долго Сангвиний бьётся в одиночестве, отрезанный от подкрепления?
Ралдорон приказывает остаткам роты перегруппироваться и готовиться к зачистке следующего отсека, как только откроются врата. Легионеры составляют стену щитов. Штурмовые отделения встают во вторую линию.
— Если они не откроются... — начинает Иказати.
— Откроются, — огрызается в ответ Ралдорон.
— Но вдруг...
— Ярчайший Ангел смог их открыть, гвардеец, — отвечает первый капитан. — Значит, это возможно.
— Но мы — не он, капитан, — тихо произносит Иказати. Ему постоянно приходится взывать к здравому смыслу и охлаждать пыл распалённых битвой и крайне напряжённой ситуацией братьев. — Дверь открылась для него и тут же захлопнулась, будто живая.
— Ловушка?
— Весь этот корабль — сплошная ловушка, — отвечает Сангвинарный гвардеец. — Он коварен, как и его хозяин, и полностью подчинён злой воле предателя. Возможно, мы зря тратим время. Если получится отыскать другой путь...
Ралдорон раздражённо кивает.
— Я велел бойцам Сакра и Махелдарона проверить отсек на случай, если здесь есть ещё одни ворота. Ублюдки Хоруса же как-то смогли убежать.
— Я хочу сказать, что мы сражаемся в равной степени с людьми, защищающими флагман, и с самим кораблём.
Ралдорон не успевает ответить. Всё вокруг заливает яркий свет. Палуба под ногами дрожит. Лениво плывущие шлейфы дыма закручиваются в спирали. Это, очевидно, последствия мощного выброса пси-энергии.
А затем оба легионера слышат зов Императора.
Впервые с момента прибытия на борт они получают подтверждение, что Император жив и где-то рядом.
— Он зовёт нас, — бормочет Ралдорон. — Значит, мы срочно нужны там.
Иказати хватает его за руку и указывает на чёрные врата, с которыми сражаются Фурио и его бойцы. Они по-прежнему плотно сомкнуты, но сквозь щель между створками пробивается тонкий луч синего света.
— Открывай! — ревёт Ралдорон, бросаясь на помощь терминаторам. — Открывай сейчас же!
Голос, звавший её по имени, становится невыносимо громким.
Киилер вскрикивает и теряет равновесие, падая прямо на Сигизмунда. Он подхватывает её и берёт на руки. Волна мерцающего света, будто от далёкого взрыва, прокатывается по колонне беженцев. Она поднимает облака пыли с высохшей бурой земли и тревожит низкие, плотные тучи над головой. Тысячи потерянных, лишившихся всего душ в толпе паломников, ощутив её касание, начинают рыдать и стенать.
Лорд Чжи-Мэн падает наземь и бьётся в припадке. Он бы плакал, если бы у него были глаза.
Сигизмунд не обращает внимания на стоны и крики. Он уносит Киилер и укладывает женщину на броне ближайшей машины. Вскоре она открывает глаза.
— Ты это слышал? — тихо спрашивает Эуфратия.
— Да, — отвечает легионер.
— Он звал, а затем голос стих.
— Да. Он звал на помощь.
Ему хотелось бы успокоить женщину, но он не знает как. Какой покой принесёт холодная латная перчатка? Он и свои-то мысли не может привести в порядок. Ещё никогда Сигизмунд не чувствовал себя настолько бессильным и далёким от сражений и важных событий.
Никогда прежде он не чувствовал себя брошенным.
Хускарл Артолун, возглавляющий группу передовой разведки, выходит на связь. Сигизмунд всматривается в указанную сторону. Оптика шлема в несколько этапов увеличивает изображение.
Впереди дорогу преграждает войско. Бойцы расположились на территории в пару квадратных километров у подножья подточенной ветром рыжей скалы. Точную численность определить не получится из-за пылевых облаков, мешающих обзору, но не меньше бригады. Они терпеливо ждут, не сомневаясь в своей способности перебить всех паломников до единого, какой бы огромной ни была толпа.
Астартес-предатели. Сигизмунд видит омерзительные длинные знамёна, колышущиеся на горячем ветру.
Гвардия Смерти.
В последний день последнего года в пустыне звезда гаснет.
Человек не знает, сколько времени здесь провёл, да это и не важно. Сколько-то веков растворилось в красных дюнах. Время утекает, как песок из разбитых часов. Кажется, что именно так появилась пустыня, протянувшаяся до горизонта. Исчезнув, время забрало с собой всё остальное: цель, личность, блеск доспехов и даже имя.
Но когда звезда гаснет, человек обращает на это внимание. Она уже давно стала его единственным спутником, неизменным маяком, который заставлял продолжать попытки выбраться.
А теперь звезды нет. Остались только человек, стена и пустыня.
Он встаёт и выходит из тени. Поднимает глаза к небу. Звезда исчезла. Не сместилась и не закатилась за горизонт. Просто пропала. Это, должно быть, важно. Уставший мозг думает медленно, и на большее его не хватает. Раньше звезда была, а теперь её нет, и это важно.
Но человек не знает почему. Он чувствует, что это важнее, чем хриплый, несмолкающий красный шёпот, который еженощно и ежечасно сочится сквозь стену. В тех словах нет смысла. Как и в иногда доносящемся сквозь кладку гуле войны. Но вот звезда...
Меч давно сточился в пыль. Теперь он процарапывает камни руками, постепенно истирая пластальную защиту пальцев и костяшек. На стене появляется новый план. Потом ещё один. И ещё. В них всегда что-то не так. Человек не помнит, что именно хотел спланировать.
Единственное, что у него осталось, — это потребность. Ему нужно всё отпустить. Сдаться. Закончить фразу, которую голоса из-за стены продолжают нашёптывать.
Для кого кровь? Просто скажи.
Он хочет этого. Всё будет так просто. Планы больше не понадобятся. Не придётся ничего придумывать. Нужно просто сказать несколько слов, сдаться и отпустить.
Так соблазнительно.
Возможно, сегодня он наконец скажет, что от него хотят. Терять же нечего, верно? Человек уже не помнит, что у него было, но, очевидно, ничего ценного. Он уже собирался открыть рот, когда звезда погасла. И это почему-то важно. Это его встревожило. Любые перемены тревожат, потому что на протяжении столетий их почти не случалось.
Человек вздыхает. Он растерян, но не понимает почему. Он возвращается в прохладную тень под стеной и садится на землю. Начинает выцарапывать очередной план. Перчатка на правой руке разваливается. Заклёпки выпадают из отверстий, кольчужные кольца рвутся. Ещё один план. Один. Может, звезда вернётся?
Ещё один план.
Человек снова начинает говорить.
— Примерно в то же время появляется «Никомахова этика», где говорится, что мы «...войну ведём, чтобы жить в мире»[7]. Этот простой тезис описывает моральную компоненту оправданной войны...
Шепчущие голоса шипят и рычат из-за стены. Человек улыбается. Его по-прежнему забавляет тот факт, что красноту раздражают эти лекции.
Он собирается продолжить мысль, но что-то меняется. Голова кружится, как от удара. Он моргает и понимает, что шёпот исчез так же внезапно, как звезда.
Вместо него звучит другой голос. Поначалу он едва слышен, и не потому, что тихий, а потому, что доносится издалека. Это не нечто, засевшее по ту сторону стены и шипящее сквозь камни. Говорящий находится где-то в другом месте. И всё же умудряется докричаться сквозь стену.
Человек хмурится. Голос кажется знакомым. Он знает его обладателя или, может, слышал раньше. Правда, не помнит где. Похоже, голос зовёт на помощь.
Но человек не сможет откликнуться. Ему не удастся пройти сквозь стену. Возможно, это всё неважно.
Возможно...
А вдруг, если составить новый план, у него получится перебраться на ту сторону? Сквозь стену. Или поверху. Или ещё как-нибудь. Он снова начинает выцарапывать пальцами схему на камнях. На этот раз без лекций. Раздражающего шёпота ведь больше нет.
«Вот так, — думает человек, царапая камень кровоточащим пальцем, — всё и будет. Один из планов — одна из схем, всего одна! — сработает. Может, эта. Я вырвусь и сбегу. Окажусь в другом месте. Услышу, что говорит голос, и пойму, что именно ему нужно. Может, смогу помочь. Там будут другие люди, они меня ждут. У них оружие. А это, — пальцы скользят от одной линии к другой, — мой путь побега. Здесь он закончится. Это цель...»
План в итоге оказывается таким же несовершенным, как миллионы предыдущих. Человек всё равно выцарапывает на камнях последний крест — две пересекающиеся черты, — просто чтобы поставить точку перед тем, как начать следующую схему.
Камень под рукой шатается. Человек снова касается стены. Да, чуть заметно колеблется, как больной зуб. Человек нажимает сильнее, выкорчёвывая блок из кладки. Из пазов сыплется пыль.
«Здесь всё закончится, на этом самом кресте».
Он чувствует, как впервые за столетия сердце начинает возбуждённо колотиться. Человек вцепляется в камень обеими руками и тянет на себя. Получается не сразу. Это крепкая стена. За всё время ни один камень в ней не треснул и не пошатнулся.
Он сжимает кулак и колотит по стене, пока костяшки не начинают болеть, затем пытается выскрести раствор из щелей, отыскать швы или трещины, найти скрытый дефект, из-за которого камень качался. Хоть что-нибудь. Он сможет. Сломает его. Попадёт на ту сторону. Он почему-то уверен, что хорошо умеет ломать стены.
Человек скребёт и бьёт по камню. Он раскачивает его, пока не обрывает все ногти. Кровь стекает в песок.
Блок выпадает из кладки. В определённый момент он просто подаётся и легко выходит из стены. На внешней грани виднеется процарапанный крест.
Человек заглядывает в проделанную дыру. Из неё бьёт луч света. Это свет из иного места. Голос становится громче и чётче. Голос зовёт его. Зовёт на помощь.
Человек засовывает руку в дыру, кашляет от поднятой пыли и пытается расшатать соседние камни. Но это крепкая и упрямая стена.
Как и он. Он силён. Силён, как отец...
Человек ухватывается поудобнее и тянет изо всех сил. Тяжёлые блоки падают на песок. Теперь их два. Затем — три. Свет окутывает его, разгоняя тени, служившие укрытием от жары. Камни продолжают падать. Кругом пыль. Он слишком поздно понимает, что стена рушится, и отскакивает назад, чтобы не оказаться под завалом.
Целый участок кладки с грохотом осыпается. Тёсаные блоки, кувыркаясь, катятся по песку.
Человек не медлит ни мгновения: он взбирается на груду обломков, не дожидаясь, пока всё успокоится, и проходит в разлом.
Оказавшись за стеной, он на мгновение замирает. Пыль клубится, как дым. Преграда позади продолжает обваливаться.
Здесь холодно. Он больше не слышит голос, но это неважно, потому что человек запомнил слова. Над головой низкое, затянутое серыми облаками небо. Пустыня исчезла. Теперь вокруг только руины и битый камень. Это город. Какой-то город. Человек не знает его названия.
Зато знает другие вещи — те, что прятались за стеной. Он вспоминает то, что знал раньше, то, что было важно. Возможно, оно до сих пор важно.
Человек вспоминает и произносит вслух:
— Я — Рогал Дорн, Преторианец, примарх Имперских Кулаков, найденный седьмым. Я не покорён и не сдался.
Тьма дрожит. Пол под ногами вибрирует, и несколько старинных фолиантов с грохотом падают с полок. Девушка-архивариус кричит от страха.
Мауэр и Зиндерманн переглядываются. В глазах обоих читается тревога. Коллекция 888 находится глубоко под Залом Ленга, в скальной толще, служащей фундаментом для Санктума Империалис. И если толчки чувствуются даже здесь, значит, трясёт весь Дворец.
Ариман резко и шумно втягивает воздух, снова пугая несчастную девушку. Колдун бормочет что-то себе под нос. Он выглядит растерянным и обеспокоенным.
— Что случилось? — спрашивает Мауэр. Она его уже не боится. Ничто не сравнится с ужасом будущего, которое перед ними открылось. И ничто не имеет значения.
— Что-то, — отвечает Ариман, погрузившись в мысли. — Что-то только что изменилось. Откатилось. Сместилось.
Он резко разворачивает голову, вперив в смертных взгляд ярко-синих глаз.
— Вы это слышали?
— Нет, — отвечает Мауэр.
— О чём речь? — спрашивает Зиндерманн.
Ариман игнорирует вопрос и проходит обратно к читательскому столу, скалясь и шипя сквозь зубы. Карты, услышав этот звук, поднимаются в воздух длинной, трепещущей вереницей и по одной ложатся в протянутую ладонь. Кивок — и колода тасует сама себя.
Не говоря ни слова, Ариман выкладывает карты на столешницу лицом вверх. Каждая ложится идеально ровно. Расклад тот же самый, хотя теперь Зиндерманну кажется, что изображения движутся, словно живые. От этого зрелища по спине бегут мурашки. Несмотря ни на что, порядок карт не меняется: Шут, символизирующий раздор, Око, Великое Воинство, Расколотый Мир, Петляющая Тропа, перевёрнутый Трон, Великан, Луна, Мученик, Чудовище, Башня Молний и Император.
Ариман переворачивает последнюю карту. И это уже не Тёмный Король, близнец Императора.
Это вестник надвигающейся неминуемой гибели Империума Человека. Разоритель. Однозначный символ конца.
Ударная волна достигает самых дальних уголков планеты. Она катится по Терре лавиной бурлящей ярости, и на мгновение небо становится светлым, как днём.
В дымных небесах над последней крепостью чёрные клубы озаряет болезненное свечение. Но в разрушенном Санктуме немногие обращают на него внимание. Все слишком глубоко погрязли в кровавом болоте финальной битвы. Остатки защитников дерутся из последних сил, прижавшись спинами к утратившим значение стенам. Кровь заливает их лица. Они отбивают волну за волной демонических тварей, выдерживают залпы лазерных орудий, собирая в кулак остатки отваги. Несметное воинство, противостоящее им, окончательно обезумело от экстаза и ярости.
Но большинство всё равно чувствуют. Покалывание на коже, душевную боль, безымянный ужас, внезапно нахлынувший на тех, кто, казалось, утратил способность бояться. Одних это заставляет удвоить усилия, разжигая в верных воинах пламя решимости, а в предателях — жажду убийства. Иных же погружает в отчаяние. Некоторые просто опускаются на землю и цепенеют.
Сильнее всех ударную волну ощутили нерождённые. Они вопят и корчатся, попав под неё, и сгорают на незримом ветру. Демоны плачут кровью или полностью развоплощаются, обратившись в пену. Но они с радостью принимают боль и наслаждаются ей, ибо знают, что миг страдания краток, а победа, которой он предшествует, — вечна.
Император отказался от последнего преимущества. Потерял последний шанс. Теперь он не просто должен умереть. Он умрёт.
Вулкан чувствует, как трясётся земля под ногами, как содрогаются скальные породы, которым он всегда доверял. Он поднимает взгляд к потолку и видит, что громадные люстры в Тронном зале раскачиваются на длинных цепях.
— Что это было? — спрашивает он. Все вокруг суетятся в попытке найти ответ. Страх, сковавший людей во внутренних залах, кажется живым — раздутым, свернувшимся кольцами существом, которое, не издавая ни звука, каким-то образом умудряется быть громче, чем крики обречённых на смерть псайкеров. Саркофаги с людьми продолжают прибывать, но их осталось мало. Запасы почти исчерпаны.
— Энергетический импульс невероятной силы, Владыка Змиев, — отвечает Абидеми, подходя к примарху с отчётом от адептов Консилиума. — Он сотряс и материальный мир, и имматериум...
— Источник?
— Неизвестен, господин.
— Природа?
Верный Дракон лишь качает головой.
С губ Вулкана срывается тихое ругательство. Примарху надоело оставаться в неведении.
— Что он сказал? — спрашивает Вулкан.
— Кто? — отвечает Абидеми. — Что вы имеете в виду?
— Было похоже на голос. Отчаянный крик, призывающий меня...
Вулкан замолкает. Подходят проконсул Азкарель и Каэрия Касрин.
— Вражеские войска замечены в километре от внутренних залов, — докладывает кустодий, не тратя времени на церемонии.
— Готовьтесь к обороне, проконсул. — После неловкой паузы примарх улыбается. — Прошу прощения, часовой. Это излишне. Я прекрасно знаю, что вы всегда готовы.
Азкарель кивает, принимая извинения.
— Мы будем готовы, господин.
«Новый отчёт от адептов, — докладывает Касрин. — Аномалия в эмпиреях, которую они наблюдали...»
— Что с ней?
«Её больше нет, — сообщают руки Сестры Безмолвия. — Она исчезла или рассеялась через несколько наносекунд после импульса».
Вулкан смотрит на неё, ожидая продолжения.
«Они не могут объяснить феномен».
Примарх глубоко вздыхает и уходит прочь от помощников.
— Владыка? — зовёт Абидеми.
Погрузившись в исходящий от Трона жар, Вулкан забрасывает молот на плечо. Он подходит к яростному пламени настолько близко, насколько может. Это неразумно. Примарх, щурясь, всматривается в крошечного горящего человечка в центре.
— Держись, — шепчет он. — Держись, умоляю. Найди силы. Ещё немного, Сигиллит. Это всё, что Ему нужно. Ты ведь Его слышал, да? Знаю, что слышал. Как и я.
Да, я тоже его слышал. Наполовину ослепнув от боли, я смог его услышать и увидеть.
Вижу я и Вулкана, взывающего ко мне со ступеней Трона. Вижу, как движутся губы, но не могу разобрать слов.
Но я слышал голос вечного царя, долетевший из неведомых далей. Его зов. Внезапный, как солнечная вспышка, чистый, как стекло. Эхо этого клича, без сомнения, докатилось до самых далёких звёзд.
Он придаёт мне сил. Помогает собрать остатки воли. Если он смог проявить такую отвагу, то смогу и я.
Смогу и я.
Какая смелость! Какая сверхъестественная сила воли. Ему пришлось сделать ужасный выбор. Рогал бы назвал такую ситуацию сценарием с гарантированным проигрышем. Он отказался от чужой силы, от... божественности. Я не знаю почему. И вообще была ли причина или мотив у этого поступка. Возможно, мой старый друг просто понял, что зашёл слишком далеко. Но теперь никто не сможет отрицать его преданность человечеству до самого конца.
Он обладал неизмеримой, невозможной силой — и выбросил её прочь. Только с её помощью он мог гарантированно победить первонайденного сына. И при этом в ней таилось страшное проклятие. Тёмный Король бы вышел победителем из той схватки, а потом потерял всё. И теперь побывавший богом Император должен справиться своими силами.
У нас нет уверенности в исходе. Я боюсь, что он проиграет. Я видел Луперкаля и знаю, какими силами он повелевает. Сомневаюсь, что кто-либо сможет его остановить.
Каким простым решением казалась та божественная сила. Она дарила определённость. Обладая мощью бога, он мог без труда повергнуть Хоруса на колени, сокрушить его и избавить мир от угрозы. Но такой исход гарантированно обрекал всё на гибель.
Пожалуй, нынешний вариант лучше. Проще сражаться с дьяволом, которого уже знаешь. А Хоруса Луперкаля мы знаем прекрасно. Лучше умереть сражаясь, чем проиграть, одержав победу. Рогал всегда сохранял спокойствие в ситуациях, когда исход безальтернативно отрицательный. Когда хороших вариантов не оставалось, он анализировал возможности, выбирал наименьшее из зол и превращал его в победу. Иногда для этого требовалось принять видимость поражения, проиграть битву и увидеть результат лишь спустя годы. Рогал умел играть вдолгую. Сколько времени займёт эта игра? Как он любил говорить: «Поражение является таковым, только если сам его признаёшь».
Возможно, мой старый друг начал учиться чему-то у сыновей. Помнится, поначалу он думал, что они не способны удивлять. Это были просто инструменты, созданные для конкретных целей. Своего рода заместители, способные выполнять работу за него. Такими он их задумал. Как-то раз Император сказал мне, что сотворил примархов, чтобы переложить на них наиболее тяжёлые и мучительные задачи. Сейчас это кажется бессердечным, но я вот-вот умру. У меня нет сил на тактичные формулировки. Я могу быть только честным и искренним. При необходимости они должны были умереть вместо него.
Но сыновья подросли и стали большим, чем просто инструменты. К добру или к худу, каждый пошёл своим путём, руководствуясь силой, способностями и свободой воли — подарками отца. Они, каждый по-своему, вписали свои имена в легенды. Кто-то решил посвятить себя служению на благо человечества, кто-то попытался всё разрушить. Но в конце концов каждый стал личностью.
Даже те, кто отринул кровные узы и стал нашим худшим врагом, обладают достойными восхищения чертами. Так всегда бывает с сыновьями. Они — выдающиеся создания, и, думаю, в последнее время мой король разделяет эту мысль. Нам есть чему у них поучиться. Сын всегда может преподать урок отцу. Непреклонная сила духа Джагатая. Хитрость Альфария. Уверенность Робаута. Несгибаемое упорство Мортариона, который не боялся ничего, даже смерти. То, как Русс обуздал гнев, превратив его в абсолютную преданность; то, как Ангрон подавлял ярость, не давая ей окончательно себя поработить. Терпение и решительность Рогала, который готов раз за разом переделывать все свои планы, даже начиная с нуля, пока не находит тот, что сработает. Он никогда не боялся переписывать и вносить изменения в замыслы.
Пожалуй, как минимум этому мой старый друг научился. От своего сына-Преторианца он узнал, что, если набраться терпения, всегда можно отыскать лучший исход.
Потому что мой вечный царь не просто сбросил мантию божества. В пронёсшейся мимо волне света я увидел кое-что ещё. Наверное, из всех живущих только я обладал такой возможностью. Он отбросил часть себя.
Мой друг и повелитель оторвал частицу своей души, ту, в которой заключены надежда, верность и сострадание. Эти чувства помешают ему во время поединка с Луперкалем. Они могут удержать его руку или заставить колебаться, когда придёт время нанести смертельный удар.
И если придётся убить собственного сына, эти же чувства впоследствии неизбежно приведут к разочарованию и ненависти, обрекая на тот же горький путь, что выбрал Хорус. Мой повелитель вырезал из себя эти драгоценные человеческие черты, чтобы вытерпеть боль, которая начнётся позже. Ему придётся совершать ужасные вещи, чтобы восстановить разорённый Империум. И потому он отправил добродетели странствовать по волнам эмпирей, чтобы они не могли помешать.
В надежде, что когда-нибудь он сможет вернуть их и восстановить целостность своей души.
Я провожаю взглядом уплывающий в пустоту осколок — крохотную искорку, вылетевшую из гигантского костра. Надежда, сострадание, милосердие и любовь Императора скрываются в тёмном лабиринте пространства и времени. Крохотная звёздочка с течением столетий будет постепенно расти, питаясь эмоциями и верой, точно так, как растут силы Хаоса.
Она ненадолго вспыхивает волшебным огоньком среди звёзд и Млечного Пути, будто новорождённое солнце, и исчезает из вида.
Я искренне поражён его жертвой. Я бы рыдал, если бы мог. Оплакивал друга. Он сделал то, что необходимо ради лучшего будущего, и теперь готов шагнуть в вечность. Я его вижу. С трудом, но могу различить силуэт. Его неизменное сияние угасло. Оно стало тусклым, совсем незаметным, но не исчезло до конца. Он принял суровый облик воина, безрадостного и безжалостного золотого великана. И сейчас он готов завершить это всё даже больше, чем когда величественно поднялся с Трона.
Он тяжёлой уверенной поступью шагает на последнюю битву.
Массивная булава задевает наплечник Ангела, заставляя его перевернуться в воздухе. Удар прошёл по касательной. Сангвиний, следуя за приданным импульсом, приземляется, скользя по плитам пола. Он готов вновь подняться в воздух, пока разъярённый предатель не успел нанести более точный удар.
Но в момент касания звучит внезапный низкий грохот. Палуба дрожит и стонет. Волна света прокатывается по Двору, на мгновение изгоняя тьму из поганого собора и заставляя демонический шёпот смолкнуть. Свет окутывает Хоруса, и тот, застигнутый врасплох, покачивается и отступает на два шага.
Всё заканчивается так же быстро, как началось, но оба примарха услышали зов, вплетённый в сияющие лучи.
Хорус Луперкаль расправляет плечи. Он скалится и сплёвывает чёрную, смешанную с желчью кровь. Сангвиний улыбается в ответ.
— Он идёт, — говорит Ангел. — Ты знаешь, чей это голос и чего он хочет.
— Пускай приходит, — рычит в ответ магистр войны.
Сангвиний срывается с места настолько неожиданно и с такой скоростью, что Хорус не успевает среагировать. Ангел обрушивает на противника град ударов. Он бьёт по голове, горлу, груди. Обагрённый срезает кожу с черепа, рассекает подбородок до кости и перерубает пучок трубок у основания шеи. В затхлый воздух выплёскивается фонтан крови. Сангвиний не даёт брату ни прийти в себя, ни защититься. Он сжимает рукоять сияющего меча обеими руками и, широко размахнувшись, наносит тяжёлый удар в корпус. Клинок пробивает доспехи, поддоспешник, кожу и мышцы, достав до кости. Хорус падает на колено, хватая ртом воздух, истекая чёрной кровью и исходя паром. Из раны свисают внутренности. Он давится кровавой рвотой.
— Не шевелись, — говорит Сангвиний, занося меч. — Ты хочешь дожить до встречи с Ним или предпочтёшь избежать позора?
Хорус фыркает, заливая пол потоком крови. То ли кашель, то ли смешок — сейчас уже не разобрать.
— Не шевелись, брат, — повторяет Ангел. — И я, в память о прошлом, проявлю милосердие. Прошу. Я сделаю всё быстро и безболезненно.
— Здесь нет места милосердию, — отвечает Хорус.
8:xvii. До встречи
Всё не должно было так закончиться. Ты стоишь на коленях со вспоротым брюхом и еле дышишь. Он, охваченный праведным гневом, нависает над тобой с занесённым мечом.
Сангвиний смотрит вниз через плечо. Пауза длится лишь крохотную долю мгновения, но этого достаточно для последнего шанса. Ты видишь в его глазах печаль, сострадание и тоску. Он ещё надеется получить другой ответ.
Разумеется, напрасно.
Ты понимаешь, что и Сангвиний не верит в происходящее. Он тоже думает, что всё не должно было так закончиться.
Время вышло. Пауза подошла к концу. Ангел опускает меч так быстро, что ты не замечаешь движения. Идеальный добивающий удар. Самый точный, самый важный в жизни удар милосердия.
Но ему не суждено достигнуть цели.
На полпути Обагрённый врезается в рукоять Крушителя Миров.
Клинок дребезжит и вибрирует от столкновения, передавая импульс обратно в руки. Летят искры. Ангела отбрасывает назад.
В его взгляде появляется удивление.
Сангвиний наносит ещё один удар и в этот раз слишком спешит. К тому же после попадания в жёсткий блок руки будто налились свинцом. Твой Коготь отбрасывает меч в сторону.
Теперь он, охваченный отчаянием, пытается пронзить тебя насквозь. Ты принимаешь удар на навершие силовой булавы, и он снова промахивается.
Что за выражение лица! Отрада для глаз. Он не может поверить, что ты поднялся на ноги. Не понимает, почему, несмотря на раны, скорость движений не падает. Не знает, откуда взялись эти внезапные сила и стремительность.
Ниоткуда. Ты просто больше не сдерживаешься.
Позволяешь ему атаковать ещё раз. Удары сыплются один за другим. Каждый — демонстрация совершенного владения мечом. Каждый может стать смертельным. Даже в минуту отчаяния талант остаётся талантом. Но всё бесполезно. Ты с лёгкостью пресекаешь все попытки нападать. Булава, Коготь и снова булава. Нужно дать брату немного времени на осознание происходящего. Пусть отчаяние как следует пустит корни.
Всё не должно было так закончиться. Да, так он и думал. Этого и не произойдёт. Тебе понравилось испытание поединком, но пора и честь знать.
И он, очевидно, всё понимает. А ещё явно не собирается менять точку зрения. Сангвиний не покорится. Ты надеялся, но увы. Какая досада. Только время зря потратил.
Чёрная неблагодарность! Ты предложил ему всё, о чём можно мечтать. Всё! А он тебя оттолкнул. Отверг дары. Бесстыжая, неблагодарная тварь. Никому не позволено так поступать.
Время игр закончилось. Правда, Сангвиний вряд ли играл. Уж точно не так, как ты. И всё же он сдерживал себя, будто верил, что ты ещё можешь покаяться. И это делало удары слабее.
В любом случае сейчас всё прошло. Он пытается тебя убить. По-настоящему. Он хочет твоей смерти и, похоже, не беспокоится о собственной жизни. Ангел атакует, забыв о защите. Похоже, по-прежнему мнит себя неуязвимым.
Конечно, это не так. Сейчас он в этом убедится. Пророчество никуда не делось. Те сны действительно предсказывали будущее, и любимому брату стоило к ним прислушаться. Судьба предрешена и всегда возьмёт своё. И каждому придётся отдать то, что она попросит. Кому-то — всё и сразу. А кто-то будет платить до конца жизни. Нет ни исключений, ни обходных путей.
Сангвинию казалось, что он смог найти лазейку, которая позволит ему сохранить жизнь. Сны прямо говорили, что в день вашего поединка он погибнет, а он убедил себя, что текущий момент не считается днём. Ведь время остановилось. И теперь пророчество не сможет исполниться. Эта казуистика несколько раз сработала. Он с её помощью несколько раз избежал верной смерти. Возможно, больше, чем любой из братьев. И думает, что получится снова.
Что ж, судьба устала от его уловок. Ей уже не интересно наблюдать за бесконечными хитрыми увиливаниями и слушать неочевидные аргументы.
Ты тоже устал. Тебе не до плутоватых схем. Наивно со стороны Сангвиния думать, что судьба работает именно так, особенно на макрокосмическом уровне.
Конечно же, это день. Последний день. Дни — они, как братья, бывают разными. Им необязательно идти друг за другом, быть частью последовательности. День может существовать и сам по себе.
Сегодня — твой день. Ты лично определил его границы и длительность. Он единственный в своём роде, бесконечный, всеобъемлющий. Никто не сможет его пережить.
Как ни старайся.
Он атакует, занося сияющий меч. Ангел по-прежнему думает, что может победить.
Ты уходишь от клинка и взмахиваешь Крушителем Миров. Сангвиний уклоняется, но ты и не рассчитывал попасть. Нужно просто заставить его подняться в воздух. Именно это и происходит: примарх отрывается от земли, развернув широкие белые крылья. Луч золотого света ударит с небес и поразит тебя. Он по-прежнему верит в единственное преимущество, которым обладает, — способность летать, добавляя дополнительную координату к привычному сражению на плоскости.
Но что такое три измерения по сравнению с бесконечным множеством? И все они сейчас в твоей власти.
Он взмывает вертикально вверх, под потолок. Ты тянешься в восьмой угол пространства и хватаешь противника. Коготь сжимается вокруг лодыжки, и полёт прерывается. На мгновение Сангвиний замирает в воздухе.
А потом ты с силой дёргаешь за ногу и бьёшь его о настил палубы, заставляя время замедлить бег, чтобы насладиться деталями сцены.
Посмотрим...
Крылья под резко возросшим давлением воздуха оборачиваются вокруг рук. Волосы падают на лицо. На золотом наголеннике под лезвиями Когтя появляются, разбегаясь во все стороны, крохотные трещинки. Выдернутые из-за рывка перья, кружась, медленно опускаются. Рот Ангела раскрывается в безмолвном крике. Судорожно сжатые пальцы левой руки. Удивление в широко распахнутых глазах. Расширяющиеся зрачки.
Удар.
Ангел касается настила спиной, плечами и затылком. Плиты раскалываются. Раздаётся отвратительный хруст — это сломалось правое крыло, зажатое между телом и полом. Обагрённый вылетает из разжавшихся пальцев. Ударная волна прокатывается по упавшему на палубу телу. Сжатые зубы и напряжённое выражение лица, когда примарх принимает удар. Сведённые брови и сощуренные глаза. Вырванная из погнутого настила заклёпка взлетает в воздух. Золотые доспехи сгибаются и трещат в сочленениях. Пьяное движение головы, отскочившей от пола. Она мотается из стороны в сторону от остаточной энергии удара. Внезапно обмякшие лицевые мышцы, пустой взгляд и потеря сознания. Обвисшие щёки неприятно дрожат.
Обагрённый медленно падает рукоятью вниз, бьётся о палубу, подпрыгивает и снова падает. Торчащий вверх клинок дрожит и колеблется при каждом ударе.
Громкий лязг — и меч, наконец, замирает.
Фонтан крови неспешно бьёт в воздух изо рта и ноздрей Сангвиния.
Алые капли зависают в воздухе.
Падают вниз, разбиваясь о кожу на лице и горле. Голова медленно поворачивается набок, опускаясь на подушку из спутанных локонов. Из уголка губ стекает красная струйка.
Тишина.
Ты смотришь на поверженного брата. Он лежит на спине, среди искорёженных листов палубного настила. Одно крыло распахнуто, второе сложено и прижато к полу массой тела. Руки раскинулись в стороны. Волосы разметались вокруг головы золотистым нимбом. Одна нога согнута в колене, будто в танце.
Вторую ты до сих пор стискиваешь силовым когтем, будто рукоять топора. Пальцы разжимаются. Конечность с грохотом падает на пол.
Больше никаких полётов.
Ты отступаешь на шаг. Сердце колотится. Это было весьма бодрящее чувство. Ты поудобнее перехватываешь рукоять Крушителя Миров и ждёшь. Сколько времени ему понадобится? Минута? Две?
Меньше. Ангел открывает глаза и не сразу понимает, где находится и что произошло. Удар его полностью выключил. Сейчас он начнёт чувствовать боль. Крыло сломано. Рёбра тоже. И лодыжка, за которую ты его поймал. Боль заполнит весь мир. Ты смотришь, как Сангвиний морщится и судорожно вздыхает. Лицо искажает уродливая гримаса. Он кашляет, захлёбываясь кровью. На губах надуваются красные пузыри.
Всё? Конечно, всё. Никто не сможет...
Ты неохотно отдаёшь брату должное. Он не сдаётся. Пытается перекатиться на бок, но резкая боль в сломанном крыле не даёт, и он снова падает на спину. Перекатывается в другую сторону. Пытается подняться.
Ему удаётся встать на четвереньки. Рука тянется к выпавшему мечу. Он теперь за пределами досягаемости. Там же, где и все надежды и воспоминания.
Ну давай. Поднимайся. Посмотрим, получится ли. Сангвиний ползёт, волоча за собой сломанное крыло. Оно теперь похоже на королевскую мантию. И всё это — без единого стона или вскрика. Впечатляет. Ты сжимаешь рукоять Крушителя Миров, готовясь завершить поединок.
Он нашёл меч. Стиснув рукоять, тяжело дыша, Ангел встаёт, опираясь на вонзённый в палубу клинок.
Получилось. Он всё-таки стоит, шатаясь, и старается не ступать на повреждённую ногу. Хватает воздух, как собака. Грудь ходит ходуном. Сангвиний вытирает кровь с лица.
На секунду у тебя возникает желание дать ему второй шанс. Он же предлагал тебе сдаться. Так было бы честно. Но это твой Двор, и только тебе решать, что честно, а что нет. Ты сказал, здесь нет места милосердию. Нужно держать слово.
Нет — значит нет.
Он поворачивает голову и смотрит на тебя.
Булава уже летит к цели.
Каким-то чудом Ангел уклоняется. Крушитель Миров дробит очередную плиту пола. Сангвиний бьёт мечом, целясь в голову. Ты парируешь Когтем. Летят искры. Ты снова замахиваешься булавой, но он отбрасывает её в сторону широким поперечным взмахом клинка. Пытаешься схватить его за горло, но Сангвиний уклоняется от лезвий Когтя и колет Обагрённым вдоль твоей руки. Ты успеваешь отбить меч прежде, чем он достигнет цели.
Значит, ещё что-то осталось. Немного сил. Немного скорости. Это больше, чем ты думал. Ангел заслужил свою славу. Вы продолжаете обмен ударами. Все разбиваются о защиту или уходят в пустоту. О, он хорош. Даже сейчас. Ещё пытается. Дыхание смерти заставило его использовать всё, до последней капли.
Может, он, несмотря ни на что, по-прежнему мнит себя неуязвимым.
Ты избавишь его от заблуждения. Смертоносные когти устремляются к цели...
И не находят её. Он золотой вспышкой скользнул в сторону, уклоняясь от атаки со скоростью света.
Но ты движешься со скоростью тьмы и ловишь его обратным движением. Коготь срезает золотые пряди волос. Голова крылатого примарха дёргается от удара. Крушитель Миров завершает работу. Булава бьёт в область бедренного сустава, отчего Ангел складывается пополам и безвольной куклой отлетает в сторону. Это его последний полёт.
Тело, кувыркаясь, врезается в узорчатую молельную ширму твоей личной часовни. Резная конструкция из цельного куска диорита разлетается на мелкие кусочки. Каменные обломки барабанят по палубе.
Ты идёшь следом. Медленно ступаешь по направлению к приделу. Торопиться некуда. На испачканном кровью шипастом навершии булавы налипли золотые волосы.
Ты минуешь разбитую ширму и заглядываешь внутрь. Сангвиний упал на каменный пол лицом вниз, головой к алтарю. Повсюду разбросаны диоритовые осколки. Падая, он опрокинул три металлических подсвечника. От рассыпанных по полу потухших огарков поднимаются тонкие струйки дыма.
Огоньки сотен тысяч других свечей, расставленных на подсвечниках, на полу, в нишах и на карнизах трепещут, когда ты переступаешь порог, приводя неподвижный воздух в движение.
Ангел ещё шевелится. Твой удар нанёс страшный урон и к тому же открыл старую рану, которую оставил Ангрон. Кровь разлилась по полу рубиновым зеркалом. Он содрогается, пытаясь поднять голову. Руки сводит судорогой, когда Ангел пытается на них опереться.
Уже не встанет.
Первое, что видит искалеченный примарх, когда всё-таки получается поднять голову, — это алтарь. Он отшатывается, но не может отвести взгляд и замирает, приподнявшись на трясущихся, непослушных руках, будто проситель, распростёршийся в молитве.
Алтарь высечен из древнего дацита и хтонийского гемакварца. Ты приказал покрыть его поверхность вязью резных синкретических знаков: переплетённых символов конкордии и дискордии, хроноса и кайроса, изображениями уробороса и схематичными рисунками вечного лабиринта, без входа и выхода. Ещё на нём вытравлены некоторые фразы и тексты — голоса, доносящиеся из теней во Дворе, называют их священными. Алтарь похож на зиккурат с восемью широкими ступенями и пирамидальной вершиной из отвердевшей алхимической ртути. Ты лично расставил множество свечей, чтобы они освещали коллекцию реликвий, разложенную на ступенях. Это черепа. Все они повёрнуты так, чтобы пустые глазницы смотрели на того, кто переступает порог. Их тысячи. Старые и новые. Некоторые потемнели от времени, некоторые — белые как снег. В большинстве своём они принадлежали людям.
Один стоит отдельно от всех, на почётном месте. И именно на него падает взгляд Сангвиния, когда тот поднимает трясущуюся голову Пустые глазницы смотрят прямо на него. На пожелтевшей лобной кости вырезана цифра «X».
«Здесь всё закончится, на этом самом кресте».
Ты слышишь, как с губ Ангела срывается тихий хрип.
— Манус.
Это первый звук, который Сангвиний издал с момента, когда ты начал его убивать.
Ты останавливаешься, давая братьям время на воссоединение. И он должен осознать, что будет дальше.
«До встречи».
Всё, довольно.
— И кто теперь слаб, брат? — спрашиваешь ты. Ангел пытается перевернуться и посмотреть тебе в лицо.
Ты хватаешь его за сломанную лодыжку и волочишь за собой к выходу. Он царапает залитые кровью камни пальцами в тщетной надежде за что-нибудь зацепиться. На полу остаётся длинный кровавый след.
Всё не должно было так закончиться.
И тем не менее закончилось.
8:xviii. Только война
Исступление.
Больше в жизни Фафнира Ранна не осталось ничего. Только хаос битвы и грохот взрывов. А горизонт теперь находится на расстоянии удара топором. За его пределами Вселенная заканчивается.
Внутри же всё превратилось в крайне плотную массу звуков, дыма и бесконечного, незатухающего и неудержимого движения. Он не может сдвинуться с места. Удары брони о броню, фонтаны крови, хлопья едкого пепла и завывания демонов — квинтэссенция войны.
Исступлённая ярость, пылающая в душе космодесантника, ничуть не уступает той, что бушует снаружи. Она пронизывает плоть, кости, сердца и разум. Нет больше ни спокойствия, ни стабильности. Ни мыслей, ни воспоминаний, ни надежд — для них попросту не осталось места. Примитивные инстинкты, возведённые в абсолют критичностью ситуации, выдавили из мозга всё лишнее. Ему уже не нужно думать. Ранн утратил способность мыслить рационально и контролировать эмоции. Дикий хищник внутри него, бесконечными тренировками доведённый до состояния полной, управляемой покорности, сорвался с поводка. И теперь это — единственный друг Фафнира. Единственная причина, по которой легионер ещё жив. Ярость стала им, а он стал яростью.
Имперский Кулак убивает или калечит двоих-троих врагов каждые несколько секунд. Сражения один на один остались в прошлом. Атаки идут бесконечной чередой. Иногда предатели целенаправленно решают напасть, а иногда их просто сталкивают водовороты войны. Топоры Фафнира, Палач и Охотник, затупились и покрылись щербинами. Полученных травм больше, чем он может сосчитать. Кровь стекает по пластинам брони и скапливается внутри, пропитывая поддоспешный комбинезон. Регенеративные способности космодесантника не справляются и не успевают затянуть все раны. Он не знает, где Гален, Болдуин, Намахи или кто-либо ещё из товарищей, стоявших рядом, когда нахлынула волна предателей. Не существует ни форта Хасгард, ни его развалин, ничего. Есть только крошечный осколок Терры, кровавое болото и шторм боли. Фафнир стоит на нём, как памятник на постаменте. Это будто клетка на игровой доске, а он — резная фигура; и все остальные клетки, вместе с доской, канули в бездну. Это — его кусочек Тронного мира. Это — его Терра. Он не отступит и не покинет свой последний рубеж. Фафнир Ранн будет его защищать, сражаться за него, сражаться на нём, пока не умрёт. И тогда пропитанная кровью грязь поглотит бездыханное тело и станет ему могилой. Его личный осколок Терры и сражение за планету слились воедино.
Враг — это неизменная константа, один из законов крошечного мирка, постоянная характеристика, наподобие света или гравитации. Враг нападает на Терру, и Ранн его убивает. Тут же происходит новое нападение. Противники повсюду: спереди, сбоку, сзади. Что-то постоянно врезается в броню. К нему всегда летит чей-то топор, булава, меч, рука, лицо, лапа...
Если бы он мог остановиться и подумать, то понял бы, что так не может продолжаться вечно. С сотворения этого мира прошло всего... минут десять. Ярость закончится вместе с ним. Мир погибнет. Фафнир бы осознал, что жить ему осталось пятнадцать — двадцать секунд. Эти мгновения растянутся на вечность и станут значительной частью его жизненного пути.
Но он не понимает, потому что во Вселенной не осталось места для размышлений.
Фафнир Ранн, сам того не зная, сражается на расстоянии четырёх ударов от Зефона, Несущего Печаль; Кровавый Ангел существует в собственном, очень похожем мире. И для Зефона всё скоро закончится совершенно иным образом.
8:xix. В пламя
Штурмовой корабль «Орион» покидает башню за шестьдесят секунд до обрушения. Нечто сносит все сторожевые башни Южного предела. Хассану так и не удаётся полностью разглядеть создание. Он знает, что это нерождённый и что он превосходит размерами даже чудовищ, которых Халид мельком видел среди наступающих орд врага. Пока они бежали вверх по лестнице, Избранный видел громадную нависающую тень, чувствовал, как сотрясалась под ударами башня, слышал оглушительный рёв, способный, наверное, раскалывать камни. Он до конца своих дней будет помнить тот глаз, заглянувший в окно командного пункта.
Вполне возможно, этот конец наступит достаточно скоро. Радже удаётся найти на одной из посадочных площадок на вершине башни штурмовой корабль, вероятно брошенный отступающими защитниками. Времени на проверку систем не осталось. Башня начала заваливаться набок, а грохот падающих камней стал постоянным. Хассан, следуя на борт в компании Сестёр Безмолвия, замечает вмятины и царапины на золотой обшивке. Трое Астартес запирают люк.
«Орион» — транспорт Кустодиев. Эта техника в Империуме славится мощью двигателей. При их производстве использовались самые продвинутые из известных человечеству технологий. Внутренняя отделка пассажирского отсека по-королевски роскошна, но всё вокруг выглядит слишком большим для смертных. В массивных обитых кожей креслах есть дополнительные ремни и фиксаторы как раз на такой случай. Раджа, заняв место пилота, поднимает «Орион» над заваленной обломками крышей за несколько мгновений до того, как плиты валятся вниз. Они зависают примерно в двух километрах над уровнем улиц.
Оказывается, корабль бросили не просто так. Двигатели натужно кашляют и глохнут через пять секунд после пуска. Маневровые системы протестующе стонут. Раджа пытается восстановить тягу, но турбины только скрежещут и плюются огнём. Он скорее падает, чем летит. Крошечная золотая искорка несётся к пылающим улицам. По крайней мере, так это видится Хассану. В пассажирском отсеке нет иллюминаторов, зато прекрасно ощущается инерция смертельного штопора. Избранному не нужно знать, в какой стороне находится низ, потому что он прекрасно ощущает направление всеми нещадно перекрученными внутренностями. Халид чувствует, как силы перегрузки давят на мышцы лица. Он и Сёстры Безмолвия успели пристегнуться, а вот троих астартес отбросило и прижало к дальней перегородке.
Хассан замечает блестящие капли крови на кожаной обивке громадного кресла. Это его кровь. Видимо, из какого-то оставшегося незамеченным пореза или рассечения. Капли дрожат от вибрации и непрекращающегося вращения и начинают течь — сначала вниз, потом вверх, потом по кругу, двигаясь вслед за векторами динамической нагрузки, останавливаются и снова пускаются в загадочный танец. Будто невидимая рука чертит загадочный символ. Они похожи на крохотную схему или план. На печать, за которой скрывается смысл и данные. Наверное, он должен знать, как её прочесть, потому что печати — инструмент его ремесла. Алые капли будто рисуют схему небольшого лабиринта без входа и выхода.
Но это просто кровь на коже. Хассан концентрируется на ней, просто чтобы отвлечься от хаоса и ужаса последних мгновений жизни.
В отсеке гаснет свет. Теперь не получится даже посмотреть в глаза людям, с которыми предстоит умереть. Не видно ничего. Зато Избранный чувствует возрастающие перегрузки каждой частицей своего тела.
Раздаётся грохот, похожий на разрыв гранаты, который Хассан поначалу принимает за удар о землю. Но жизнь не заканчивается. Это был звук запустившихся двигателей. Раджа тянет нос «Ориона» вверх. Хассан не хочет думать о том, сколько метров осталось до земли. А ощущения от перегрузки при подъёме оказываются ещё хуже.
— Держитесь! — рычит Раджа.
Интересно, за что? Пальцы Хассана и так судорожно стискивают подлокотники. Он изо всех сил сдерживает рвотные позывы. К чему было это предупреждение?
Набирающий высоту корабль страшно трясёт. Это не воздушная яма. Снаружи доносится жалобный скрежет рвущегося металла. И вопль... Нет, хриплый клёкот морской птицы или ястреба. Небо над Санктумом уже давно заполонили похожие на летучих мышей крылатые твари. Адские стервятники, ждущие окончания бойни. Он догадывается, что эти нерождённые хищники с кожистыми крыльями и загнутыми клювами, будто вороньё, атаковали одинокий транспорт.
Болезненный стон металла. «Орион» резко клюёт носом и сваливается в пике. Судя по скорости, это не манёвр пилота.
Одно такое падение они пережили. Вряд ли им повезёт во второй раз.
8:хх. Шестьдесят три секунды
Спустя шестьдесят три секунды с начала боя рота Вальдора впервые столкнулась с недемоническим противником.
Отряд Константина за одну неестественно длинную минуту сократился до тридцати шести бойцов. Они разошлись широкой цепью и движутся настолько быстро, насколько могут. В иных обстоятельствах можно было бы сказать, что кустодии слишком спешат, особенно с учётом понесённых потерь, и напрасно идут в опасную зону без разведки. Но в их действиях нет ни опрометчивости, ни безрассудства. Они ответили на призыв своего короля.
«Все, кто слышит, — ко мне!»
Император редко говорит напрямую. И когда Он это делает, нет времени сомневаться и задавать вопросы. Нужно отыскать источник нейросинергетического зова, прежде чем утихнет эхо.
И потому кустодии движутся с нечеловеческой скоростью, точностью и скрытностью. Они интуитивно прикрывают друг друга, пробираясь сквозь странные руины и пустые улицы, появляющиеся посреди пепельной пустоши будто из ниоткуда. Константин управляет манёврами с предельной концентрацией. У него есть план. Он чётко представляет все его детали — и потому остальные воины в роте представляют их не менее чётко, будто бы капитан-генерал нарисовал схему на стене или на столе в стратегиуме. Они выполнят поставленные задачи. Он уверен в каждом из бойцов так же, как в собственном теле.
На дисплеях шлемов появляется множество маркеров. Сначала один или два, затем десятки и сотни. Они зажигаются на цифровой модели окружающего ландшафта. Умелый и умный командир разместил войска в руинах, готовясь встретить стремительно приближающихся стражей Императора.
Константин узнаёт характерное построение ещё до того, как системы брони идентифицируют цели. Стандартная линия обороны астартес — четыре порядка и усиленные фланги.
Маркеры полностью прогружаются. Большинство имён превратились в мешанину символов и пикселей, но подразделения определились без ошибок. Семнадцатый легион, Несущие Слово. Шестнадцатый легион, Сыны Хоруса.
Мимо проносятся первые масс-реактивные снаряды. Кустодии не сбавляют темп. Они продолжают двигаться с прежней скоростью, несмотря на град болтов, обрушившийся на руины. У Вальдора мало людей. Они и близко не могут сравниться числом с предателями, ждущими впереди. Зато у них есть набранная скорость. И ещё они — кустодии.
Золотые гиганты врываются в занятые противником развалины и вступают в бой. Впереди лежит лабиринт полуразрушенных улиц. Примерно в километре от них, по левому флангу расположился огромный кусок искорёженного металла, похожий на фрагмент разбившейся орбитальной платформы. Эти крутые пластальные утёсы — единственное в округе место, похожее на возвышенность.
Как только кустодии сокращают дистанцию, количество погибших начинает расти. Маркеры мерцают и становятся серыми. Маркеры людей без имён. Людей, чьи имена утонули в скверне и сгинули.
Людей, которые утратили право называться людьми.
Интенсивность битвы стремительно нарастает. Это не удивляет Константина. Часть врагов — это Сыны Хоруса. Вальдор уважает воинов Шестнадцатого, хотя никогда в этом не сознается. Это одни из немногих астартес, кого он считает действительно опасным противником, особенно под руководством сильного и компетентного офицера. И это мнение возникло не после предательства и сражений на протяжении Ереси Хоруса. Он считал так с первых дней Великого крестового похода.
Шестьдесят четыре секунды с начала боя.
Константин потерял двоих. Его воины сразили тринадцать предателей. Темп наступления не снизился. Вальдор перепрыгивает через обрушенную стену и добавляет ещё двоих легионеров Шестнадцатого к счётчику жертв. Копьё потрошит одного и почти обезглавливает второго. Легионер, шатаясь, пятится, зажимая руками рану в горле в тщетных попытках перекрыть хлещущую кровь. Константин не удостаивает его даже взгляда. Он знает, что этот боец уже мёртв.
Капитан-генерал только что заметил один маркер у вершины орбитальной платформы в девяти сотнях метров от его позиции. В отличие от множества других, буквы на нём не превратились в нечитаемое месиво. Имя и звание чётко видны на дисплее.
Первый капитан Абаддон.
8:xxi. Среди мёртвых
Рогал Дорн перебирается через груду обломков и оставляет рухнувшую стену за спиной. Он выходит в город.
Но это не город. Может, когда-то давно он и был таковым, но сейчас это бесконечное море руин. Кучи битого камня поднимаются волнами, образуя холмы и овраги. Уцелели лишь несколько могучих стен наподобие той, сквозь которую он только что прошёл. Это тяжёлые укрепления, созданные для защиты от врага, но больше они никого не удержат. Теперь бастионы станут воспоминанием о былой мощи, памятником стойкости. Серый пепел покрывает и их, и развалины. Кружится в воздухе. Чернильно-чёрное небо рассекают стрелы розовых молний. Они сверкают и вспыхивают, заливая окрестности потусторонним светом.
Город, чем бы он раньше ни жил, сдался. Кто мог проектировать и строить эти здания? Сейчас уже невозможно понять, какой план обороны заложил архитектор в своё творение. Рогалу Дорну кажется, что куда больше мыслей и сил было вложено в разрушение, в тщательное превращение стен в кучи обломков, чем в постройку. Есть ощущение, что люди вообще не принимали участия в возведении этих кварталов.
Никто не выходит навстречу и не приветствует примарха. Придётся составить новый план. Город, может, и сдался, а Рогал Дорн — нет.
Нужно найти оружие. Это самое главное. Его звали на помощь, но без оружия ничего не выйдет. Если война стала причиной гибели города, должны остаться следы — её зубы и когти, застрявшие в ранах. Может, меч. Или топор. Или молот... Даже труба или столб подойдут. Хоть что-нибудь, чем можно размахнуться и ударить.
Спустя некоторое время он натыкается на первые тела. Сотни одоспешенных фигур. Они покрыты таким толстым слоем серой пыли, что сначала примарх принимает их за очередную груду обломков, но потом различает очертания рук, клювоподобных шлемов, нагрудников и наплечников, прыжковых ранцев, поножей. Смахнув пыль, Дорн находит аурамитовые украшения и золотые венки.
На жёлтой броне.
С цифрой VII.
Они все здесь, все его сыновья, все воины, сопровождавшие отца на операцию «Анабасис». Они сражались и погибли в какой-то страшной битве. Примарх стирает грязь со щитков с указанием званий и открывает забрала. На Дорна смотрят бледные, осунувшиеся лица мертвецов. Он помнит, как их звали: Аргуст, Лоэмид, Гексас, Тиберн...
С каждым именем возвращается часть воспоминаний: события, встречи, беседы, победы. Прошлое просачивается в разум, будто капли чернил, растворяющиеся в воде.
Скорбь примарха на несколько секунд повисает в воздухе, словно развеянный прах.
Но он пришёл не оплакивать павших товарищей и не позволит тоске одержать верх там, где не справились годы одиночества в пустыне и шёпот красноты. Он — Рогал Дорн. Он не покорён и не сдался.
Краснота повинна в их смерти.
Она познает возмездие Преторианца. Нет ничего опаснее человека, который всё потерял.
Дорн находит хускарла, командира роты, чуть дальше от остальных. Он лежит ничком на куче мусора, будто утопленник, выброшенный прибоем на берег. Судя по позе, он погиб последним. Примарх опускается подле тела на колено и произносит имя воина.
— Диамантис.
И вновь скорбь поднимается из глубины души и пытается обрести власть над мыслями. Но Рогал Дорн не сдаётся. Диамантис оставил отцу подарок, наполовину погребённый под камнями и пылью. Примарх извлекает его на свет. В руках легионера этот силовой клинок был тяжёлым двуручным мечом. Для сына Императора же станет тяжёлой спатой. Наконечник обуглен, но кромка сохранила остроту. Дорн активирует источник питания, и вспыхнувшее расщепляющее поле сжигает осевшую на оружии пыль. Синие разряды пляшут на блестящей серебристой поверхности.
— Этот клинок в моей руке пронзит сердце красноты, — клянётся Рогал Дорн, поднося меч ко лбу, как это делают храмовники. — Он станет моим оружием в битве против брата. Им я отомщу за смерть сыновей.
Примарх поднимается на ноги. Коралловые молнии сверкают в небесах, заливаясь громоподобным хохотом, насмехаясь над данным обетом. Пускай. Теперь Дорн свободен, и у него есть меч.
Он расправляет плечи и вслушивается в эхо угасшего зова, пытаясь определить направление. Ветер доносит далёкие, почти затихшие отзвуки.
И что-то ещё.
Стук. Шорох. Тихий и незаметный, как мышиная возня. Но это не пыль и не оседающие обломки за спиной.
Здесь есть кто-то живой.
Он начинает искать, напрягая слух. Звук идёт из громадного кургана недалеко от последнего пристанища его сыновей. Он образовался из обломков разрушенной стены. Возможно, это та, которую он сломал, чтобы выбраться из пустыни. Дорн уже не отличает одну разрушенную преграду от другой.
Воткнув меч в пыльную землю, примарх начинает разбирать завал. Самые крупные валуны весят около тонны. Он копает осторожно, чтобы груда камней не осыпалась и не пришлось начинать заново. Инстинктивное понимание принципов распределения масс и равновесия заставляют его подпирать склоны по мере того, как яма становится глубже.
Наконец он находит женщину.
Она поворачивает к нему слепое лицо, покрытое кровью и налипшей пылью. Пальцы стёрты до мяса — несчастная царапала камни, пытаясь выбраться из-под земли.
Каким-то чудом эта незнакомка, оказавшись погребённой под массой камней, не переломала все кости.
— Не шевелись, — бормочет Дорн. — Я тебя откопаю. Если двинешься, всё может упасть.
— Да, — отвечает женщина тихим, хриплым голосом.
— Ты знаешь, кто я такой?
— Ты — Рогал Дорн, Преторианец, примарх Имперских Кулаков, найденный седьмым. Ты не покорён и не сдался.
8:ххii. Время прощаться
Олл вдыхает полной грудью. Воздух кажется удивительно свежим, будто недавний импульс уничтожил всю грязь и примеси. Когда Император выпустил на волю силу Тёмного короля, бушующий имматериум был изгнан из места, ставшего эпицентром взрыва. На километр во все стороны раскинулась абсолютно неподвижная пылевая равнина, белая, как свежевыпавший снег. На ней нет ни обломков, ни следов. Воздух прозрачен, как стекло. Ни пыли, ни пепла. Всё заливает яркий свет, а небо отливает безмятежной, холодной чернотой. Возможно, это последнее место на Земле, где у Хаоса нет власти. Теперь здесь царят чистота и покой, как когда-то на Луне до прихода человека.
Он внимательно рассматривает своё лазерное ружьё. Оно в идеальном состоянии, как только что с завода. Это всё та же вторая модель марсианского производства, которую он подобрал в фургоне на улице, но уже не восстановленное старьё с истёртым цевьём и потемневшим от долгой службы металлом. Оно блестит и пахнет свежим маслом, которое нанесли мастера-оружейники при первой сборке. Это оружие уже не древний ветеран, идущий в последний бой.
То же самое можно сказать и про Олла. Вечный уже и не помнит, когда в последний раз чувствовал себя так хорошо. За долгие годы пришлось привыкнуть к приступам боли, которые время от времени мучили прошедшее нелёгкий путь тело. Старые раны болели, реагируя на погоду, а суставы гнулись совсем не так легко, как раньше. Пускай он старел куда медленнее остальных, процесс всё-таки шёл. А теперь всё, что накопилось за столетия, — исчезло. Пропали старые шрамы. Даже зрение стало острее. Он никогда не чувствовал себя таким сильным и готовым к свершениям. И настолько молодым — тоже, даже много-много лет назад, когда действительно был молодым.
Джон, очевидно, испытывает нечто подобное. Грамматикус ходит из стороны в сторону, вращая руками и разминая мышцы. Он болтает сам с собой, наслаждаясь самой возможностью разговаривать. Иногда даже смеётся. Это заставляет Олла улыбнуться. Они оба чудесным образом переродились и теперь пребывают на пике формы. В лучшем состоянии, чем когда-либо.
Это весьма кстати. Всего через километр свет и покой заканчиваются, сменяясь яростной бурей варпа, росчерками тёмных молний и клубами туч высотой в десять километров. Один раз им удалось невозможное. Теперь придётся повторить. Где-то впереди ждёт Хорус Луперкаль, с которым нужно сразиться. Его нужно остановить.
Олл бросает короткий взгляд в сторону Императора. Повелитель Человечества, золотой колосс, стоит метрах в пятидесяти от него. Кустодий и оба астартес опустились на колени и склонили головы перед ним. Олл полагает, что воины дают некий обет перед началом последней битвы. Но что они смогут? Да, астартес обладают сверхчеловеческой силой, как и проконсул Даск. У Олла и Джона тоже имеются кое-какие таланты, но вряд ли их получится использовать в бою. Но они как минимум попытаются.
Только Император сейчас по-настоящему имеет значение. Только Он представляет угрозу, с которой врагу придётся считаться. Олл знает, что Он невероятно, бесконечно силён, но Хорус стал...
Хорус стал.
Старая Четвёрка, эти проклятые сущности, превратили примарха в оружие. Вся сила Хаоса течёт сквозь него. Сможет ли хоть что-то ей противостоять? Без чудовищной мощи Тёмного Короля Императору может не хватить сил. Один путь к спасению сделал невозможным другой. Повелитель Человечества отринул силу, которая помогла бы Ему победить. Да, это правильный поступок, и так будет лучше, но...
Что там говорил Лунный Волк? Лучше пасть, сражаясь с демонами, чем стать одним из них? Фраза вполне может стать их общей эпитафией.
Проконсул приближается, оставляя свежие следы на девственно-белой пыли.
— Тебе пора в путь, Олланий, — произносит кустодий.
— В путь? — хмурится Олл. — В какой ещё путь?
— Мой вечный царь желает тебе удачи. Здесь наши пути расходятся. Вам с Грамматикусом придётся вернуться.
Услышав своё имя, Джон подходит ближе.
— Значит, пора? — спрашивает он чуть ли не с нетерпением.
— Мы идём сражаться с Луперкалем, — поясняет Даск. — Вы двое идёте обратно.
— Стоп. Что? Нет. Мы идём с вами, — мотает головой логокинетик.
— Джон прав, — кивает Олл. — Мы зашли слишком далеко. Мы не боимся, проконсул. И собираемся пройти весь путь до конца.
Страж медленно качает головой.
— Да, вам нужно пройти путь до конца. И потому придётся вернуться.
Олл и Джон озадаченно переглядываются.
Вечный проходит мимо неподвижного кустодия. Повелитель Человечества вместе с Локеном и Лидва уже уходит прочь. Император оглядывается, смотрит на Олла, коротко кивает и продолжает путь. Золотой исполин в сопровождении двух сверхлюдей шагает по белой пыли.
— Стой! — кричит Перссон. — Подожди...
— Мой король ожидает, что ты примешь разумное решение, Олланий, — произносит Даск. — Вы не можете двигаться с нашей скоростью и не имеете шансов пережить сражение. Не нужно идти дальше. Ступайте назад. Если моему королю удастся обеспечить нам будущее, для вас в нём есть особое место. Крайне важное, Олланий. А пока Он хочет, чтобы вы выжили.
— Я польщён заботой, но повторюсь: мы не боимся...
— Мой король делает это не из личных чувств. Ты не можешь умереть. Не должен умереть.
— Все когда-нибудь умрут, Даск.
— Олланий, — неожиданно резко произносит проконсул. Да это и не его голос. — Ты убедил моего короля пересмотреть своё мнение. Уважь Его и сделай то же самое.
Перссон пристально смотрит на кустодия и вытирает губы тыльной стороной ладони. Порыв ветра поднимает с земли пелену белой пыли. Время покоя подошло к концу, и варп готовится вернуть контроль над этим местом. Удаляющиеся силуэты Императора и двоих легионеров постепенно размываются.
— Мы пришли помочь Ему, проконсул, — произносит Олл с печалью в голосе.
— Тогда этим и займитесь, — отвечает Цекальт. — С привычной решимостью. Твоя цель — встретиться с Ним, открыть Ему глаза на правду о накопленной мощи. Потому что только тому, кто знал Его в течение тысячелетий, такое под силу. Ты можешь изменить ход истории и хитросплетения судьбы. Ты предотвратил одну катастрофу. А теперь обеспечь успех своего дела, пока Он предотвращает другую.
— Обеспечить успех? — чеканит Олл.
— О! — внезапно восклицает Джон. — Вот дерьмо! Он прав. Нужно закончить начатое. Олл... Олл, послушай. Если мы пойдём с ними и умрём там, что, если уж честно, скорее всего, произойдёт, то никогда не сможем сделать того, что только что совершили.
— Вы что, оба спятили?! — кричит Перссон.
— Он понял, — замечает Цекальт Даск. — Без сомнения, ему помог дар обращаться с языками, с грамматическими временами. Олланий, ты должен сделать произошедшее возможным. Замкни круг.
Он протягивает Перссону клубок пряжи.
— Ох, чёрт, — шепчет Вечный. — То есть буквально...
— Проделай свой путь в обратном направлении и оставь метки, по которым шёл, иначе эта ветвь истории исчезнет. Иди и создай этот след, потому что иначе ты не придёшь сюда и не изменишь судьбу моего короля.
Перссон смотрит на моток красной нити. Джон тянет руку и забирает клубок у стража.
— Выбора нет. Это нужно сделать, иначе все старания пойдут прахом.
— Петля... — бормочет Олл.
— Да, простая петля из нитей, — говорит Цекальт. — Но при этом — жизненно важная.
Он оборачивается и, не говоря больше ни слова и не прощаясь, уходит за остальными. Через несколько секунд силуэт кустодия растворяется в пыльном мареве.
Оставшись в одиночестве, Олл и Джон смотрят друг на друга.
— Пошли, — говорит Грамматикус.
— Это кажется неправильным.
— Да, но мы оба знаем, что так надо. Нужно довести дело Гебета до конца и оставить нити. Придётся пройти весь путь до самого начала и убедиться, что сделанное никуда не исчезнет.
Перссон кивает. Он в последний раз всматривается вдаль, но четверо воинов уже скрылись из вида.
Щурясь от ветра и поднятой пыли, Олл и Джон бредут обратно. На земле остаются шесть цепочек следов: четыре в одну сторону и две в другую. Через несколько мгновений порывы ветра заметают их все.
8:xxiii. Смерть
Нужно лишь мгновение, хотя в его распоряжении всё время мира.
Хорус Луперкаль сжимает в одной руке остановившееся время, а в другой — Сангвиния.
Ангел переломанной куклой смотрит вверх, на высокие своды Двора Луперкаля. Даже в таком состоянии он отказывается уходить молча. Даже сейчас он не станет упрощать брату работу.
Луперкаль рычит. Он наслаждается процессом? Или ему противно? Или он считает всё происходящее раздражающей тратой времени и предпочёл бы заняться чем-то другим? Никто не скажет, потому что магистр войны уже не человек.
А Сангвинию всё равно. Он чувствует на себе взгляд Старой Четвёрки, взирающей из теней. Их глаза злобны и безжизненны, как тот, что украшает нагрудник падшего брата. Они пришли засвидетельствовать его смерть и то, что случится дальше. Четверо возбуждённо перешёптываются, а бесчисленные легионы слуг радостно бормочут и тараторят. Сангвиний чувствует, как масса Тёмных богов давит на мир вокруг. Но он не сдастся до последнего вздоха.
Хорус сжимает коготь и отрывает брата от земли. Каждая рана и сломанная кость в теле Сангвиния вопит от боли. Кровь, выжатая из тела, выплёскивается изо рта, заливая разбитые губы. Свободной рукой чудовище заносит Крушитель Миров.
Ангел выбрасывает левую руку в отчаянной надежде дотянуться пальцами до щеки и глаза Луперкаля. Хорус злобно фыркает и выпускает жертву. Сангвиний падает на колени и тут же заваливается на бок. Все раны отзываются резкой болью. Он пытается подняться, но руки дрожат. Нет сил. И всё же Ангел хочет стоять, когда это случится. Он хочет стоя...
Крушитель Миров опускается, не давая крылатому примарху подняться даже на колени. Тяжёлый удар ломает левое плечо, рёбра и бедренную кость. Сангвиний падает, безуспешно пытаясь сдержать крик боли. Хорус начинает молотить его булавой, как бешеного пса. В ударах нет ни мастерства, ни изящества, ни сдержанности. Крушитель Миров рвёт доспехи и плоть. Он дробит обе ключицы, превращает в кашу лёгкое. Мельчайшие капли крови поднимаются в воздух, окружая алой дымкой жестокого, обезумевшего великана и его жертву. Шестой удар попадает по голове, ломая челюсть с такой силой, что кожа на левой половине лица отслаивается от костей. Она трепещет и липнет обратно, будто мягкая маска.
Коготь ловит падающего Ангела, не давая коснуться земли. Хорус поднимает изувеченного брата так, чтобы умирающий примарх мог взглянуть в лицо первонайденному инструменту Хаоса.
Острые лезвия медленно сходятся. Луперкаль ждёт последних слов, какой-нибудь героической фразы, способной подвести черту под столь благородной и красивой жизнью. Должно быть что-то интересное, соответствующее моменту.
Но Сангвиний не может разговаривать. Он захлёбывается собственной кровью.
Коготь сжимается. Раздаётся хруст ломающихся шеи и хребта.
Хорус ждёт. Кровь стекает на пол. Всё кончено.
Коготь открывается с механическим щелчком. Труп брата, изувеченный настолько, что кажется лишённым костей, мешком валится на пол. Мерзкий звук удара знаменует не менее мерзкий финал.
Хорус вздыхает и уходит прочь. Существа из теней спешат к трупу и тащат гвозди.
- ↑ Джон Китс, «Яркая звезда», пер. О. Чухонцева.
- ↑ Неточная цитата из трагедии Уильяма Шекспира «Гамлет, принц датский». В оригинале — The lady doth protest too much, methinks, в переводе Ю. И. Лифшица — «На мой взгляд, эта госпожа преувеличивает свои возможности».
- ↑ Картина Иеронима Босха.
- ↑ Картина Джона Мартина.
- ↑ Т.С. Элиот, «Бесплодная земля», перевод А. Сергеева.
- ↑ Бытие 1:2 (неточная цитата).
- ↑ Аристотель, «Никомахова этика». Пер. Н. Брагинской.
- Дэн Абнетт / Dan Abnett
- Василий Софронычев (переводчик)
- Григорий Аквинский (переводчик)
- Татьяна Суслова (переводчик)
- Larda Cheshko (переводчик)
- Urbasian (переводчик)
- Fabius bile (переводчик)
- Произведения 2023 года
- Warhammer 40,000
- Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra
- Империум
- Легио Кустодес
- Космический Десант
- Темные Ангелы
- Белые Шрамы
- Имперские Кулаки
- Кровавые Ангелы
- Саламандры
- Хаос
- Космический Десант Хаоса
- Гвардия Смерти
- Сыны Гора / Черный Легион
