Трон света / Throne of Light (роман)

Перевод в процессе: 7/43 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 7 частей из 43.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Трон света / Throne of Light (роман)
Автор	Гай Хейли / Guy Haley
Переводчик	Alkenex
Издательство	Black Library
Серия книг	Огненная заря (серия)
Предыдущая книга	Время Волка / The Wolftime
Следующая книга	Железное королевство / The Iron Kingdom
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Похвалы роману «Мстящий сын» за авторством Гая Хейли – первой книге серии «Огненная заря»

«Начало принципиально новой эпопеи: героической, катаклизимческой и масштабной. Гай выдал именно то, чего жаждут читатели 40К, и поджёг фитиль Тёмного Тысячелетия. Это далёкое будущее готово вот-вот взорваться…» Дэн Абнетт, автор «Возвышения Хоруса»

«Начинается новая грандиозная сага, не уступающая размахом Ереси Хоруса с её внушающим ужас масштабом.» Питер Маклин, автор «Костяного капеллана»

«Идеальное смешение сюжетов. Живые и удивительно человечные персонажи без прикрас противопоставлены друг другу на фоне битв и мифологии.» Дени Уйэр, автор Ecko Rising

Десять тысяч лет миновало с тех пор, как примарх Гор обратился к Хаосу и предал своего отца, Императора Человечества, ввергнув Галактику в разрушительную междоусобную войну.

Вот уже сотню веков Империум противостоит бесконечным вторжениям ксеносов, внутренним распрям и злонамеренным козням Темных богов варпа. Владыка Людей неподвижно восседает на Золотом Троне Терры, служа бастионом против сил преисподней. Лишь по воле Его продолжает сиять Астрономикан, что удерживает Империум от распада, но за все прошедшее время с Его губ не сорвалось ни слова. Лишенное мудрости Императора, человечество далеко отклонилось от пути к просвещению.

Светлые идеалы эпохи Чудес окончательно забылись. Родиться в такое время — незавидная доля, ибо лучшее, на что можно надеяться, — это жизнь в изматывающем служении или быстрая смерть, которая всякому видится несомненным милосердием.

Пока Империум продолжает неумолимо двигаться к упадку, Абаддон, последний истинный сын примарха Гора, ныне принявший титул Магистра войны, воплотил свой замысел, зревший несколько тысячелетий. Разорвав ткань самой Галактики от края до края, он выпустил на волю неслыханные силы. Видимо, после стольких веков отважной борьбы человечество все же обречено.

Но тьму пронзает слабый луч света. Колдовство чужаков и таинственная наука пробудили от гробового сна примарха Робаута Гиллимана. Вернувшись на Терру, сын Императора поклялся восстановить пошатнувшееся равновесие, раз и навсегда сокрушить Хаос и возродить великий план, задуманный Императором для человечества.

Однако прежде всего нужно спасти Империум. Галактика разделена на две части. На одной стороне оказался Империум-Санктус — осажденный, но не сломленный. На другой — Империум-Нигилус, вероятно, сгинувший во тьме. Для освобождения царства людей и восстановления его былой славы созван могучий крестовый поход. Человечество готовится к величайшей кампании нынешней эпохи. Провал означает гибель всего, а путь к победе ведет только через войну.

Наступила эпоха Индомитус.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ФЛОТ ПРИМУС

Робаут Гиллиман, Имперский Регент, Мстящий Сын, Последний Верный Сын, Возвратившийся и Святейший Примарх

Сержант Берин Хетидор, 21-й Катачанской лёгкой пехоты, прикомандированный

308-Я ФАКЕЛОНОСНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ, ПОДКРЕПЛЕНИЕ АНЖУЙСКОМУ КРЕСТОВОМУ ПОХОДУ

Расей Люцерн, сержант, Неисчислимые Сыны Дорна

Авиас, технодесантник, Неисчислимые Сыны Дорна

Ликопей, апотекарий, Неисчислимые Сыны Дорна

ЧЁРНЫЕ ХРАМОВНИКИ, АНЖУЙСКИЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

Беортнот, кастелян

Алан, брат Меча

Мортиан, капеллан

Бото, неофит

Хенгист, неофит

Алкуин, серв-воин

ЛОГОС ИСТОРИКА ВЕРИТА

«Четвёрка основателей»

Фабиан Гвелфрейн, историтор-майорис

Солана Марсианская, историтор-майорис

Девен Мудире, историтор-майорис

Теодор Виабло, историтор-майорис

Йассилли Сулиманья, историтор возвышенный

Сериса Валлия, историтор назначенный

Гуйлинь, историтор

Резилису, архивариус

ФЛОТ ТЕРЦИУС, БОЕВАЯ ГРУППА «ИОЛУС», ВТОРАЯ ИТЕРАЦИЯ

Витриан Мессиний, капитан, 10-я рота, Белые Консулы/лорд-лейтенант флота Терциус

Элоиза Атаги, коммодор и командир группы

Финнула Диомед, первый лейтенант и командующая корабля

Симейн, второй лейтенант, первая смена

Ашмар, четвёртый лейтенант, первая смена

Гонанг, седьмой лейтенант, первая смена, начальник вокса

ФЛОТ ТЕРЦИУС, БОЕВАЯ ГРУППА «ИОЛУС», НЕИСЧИСЛИМЫЕ СЫНЫ ГИЛЛИМАНА

Феррен Арейос, капитан, первая рота, первый батальон, первая дивизия

Ван, сержант, первая рота, первый батальон, первая дивизия

Изупи, технодесантник, первая рота, первый батальон, первая дивизия

Коварн, сержант, первая рота, первый батальон, первая дивизия, 22-е отделение

Мекето, первая рота, первый батальон, первая дивизия, 22-е отделение

Собелий, первая рота, первый батальон, первая дивизия, 22-е отделение

АДЕПТУС АСТРА ТЕЛЕПАТИКА

Флот Чёрных кораблей

Филлия Торунда, рыцарь-экскьюбитор, Палата Астра нуль-дев

Ессей, адепт-капитан

Сайленсиори МакФерсон, навигатор, дом МакФерсонов

Сринагарская астропатическая станция

Румагой, первый транслитератор

Кол, транслитератор-помощник

Йолоста Сов, астропат-экзультация

Весу Свеен, верховный телепатикус

ИНКВИЗИЦИЯ, ОРДО КСЕНОС

Леонид Ростов, инквизитор

Хейден Лакранте, инвестигатус

Бенидей Антониато, дознаватель

Чилчи, опытный ксенос-стрелок

XVII ИЗМЕННИЧЕСКИЕ ЛЕГИОНЕС АСТАРТЕС, НЕСУЩИЕ СЛОВО

Кор Фаэрон, тёмный кардинал, Носитель Слова, повелитель Первого воинства

Придор Вракон, тёмный апостол, повелитель Третьего воинства

Ксокол Хрувак, капитан, Владыка гончих

Тенебрус, чернокнижник, Десница Абаддона

Тарадор Йенг, чернокнижница, аколит Тенебруса

FLEET PRIMUS – ФЛОТ ПРИМУС FLEET SECUNDUS – ФЛОТ СЕКУНДУС FLEET TERTIUS – ФЛОТ ТЕРЦИУС FLEET QUINTUS – ФЛОТ КВИНТУС FLEET QUARTUS – ФЛОТ КВАРТУС FLEET SEXTUS – ФЛОТ СЕКСТУС SRINAGAR – СРИНАГАР HALO STARS – ЗВЁЗДЫ ГАЛО SEGMENTUM OBSCURUS – СЕГМЕНТУМ ОБСКУРУС NAOGEDDON – НАОГЕДДОН PELEGERON CLUSTER – СКОПЛЕНИЕ ПЕЛЕГЕРОН DIMMAMAR – ДИММАМАР IMPE – ИМПЕ STORM OF THE EMPEROR'S WRATH – ШТОРМ ИМПЕРАТОРСКОГО ГНЕВА GOTHIC SECTOR – СЕКТОР ГОТИКА THE BLEAK COIL – БЛЕКЛЫЙ ВИТОК INFERNI GATES – ВРАТА ИНФЕРНИ SILENCE – ТИШИНА SCARUS SECTOR – СЕКТОР СКАРУС CALIXIS SECTOR – СЕКТОР КАЛИКСИДА FINIAL SECTOR – СЕКТОР ФИНИАЛ CYPRA MUNDI – КИПРА МУНДИ MORDIAN – МОРДИАН VALHALLA – ВАЛЬХАЛЛА ALARIC – АЛАРИХ MOLOV – МОЛОВ CICATRIX – ЦИКАТРИКС PISCINA – ПИСЦИНА FENRIS – ФЕНРИС BELIS CORONA – БЕЛИС-КОРОНА VIGILUS – ВИГИЛУС CADIA – КАДИЯ NACHMUND GAUNTLET – ПРОТОК НАХМУНДА AGRIPINAA – АГРИПИНАА DARKHOLD – ТЁМНЫЙ ОПЛОТ MACHORTA SOUND – ПРОЛИВ МАХОРТА HYDRAPHUR – ГИДРАФУР BANISH – ИЗГОН ARMAGEDDON – АРМАГЕДДОН ELYSIA – ЭЛИЗИЯ NOVA PURGATORIA – НОВА-ПУРГАТОРИЯ LASTRATI – ЛАСТРАТИ GOLGOTHA – ГОЛГОФА PLANET OF THE SORCERERS – ПЛАНЕТА ЧЕРНОКНИЖНИКОВ THE MAELSTROM – МАЛЬСТРИМ RYZA – РИЗА VORLESE – ВОРЛЕЗЕ TERTIUS SECTOR – СЕКТОР ТЕРЦИУС TERRA & MARS – ТЕРРА И МАРС SABATINE – САБАТИНА OLMEC – ОЛЬМЕК SEGMENTUM PACIFICUS – СЕГМЕНТУМ ПАЦИФИКУС SEGMENTUM SOLAR – СЕГМЕНТУМ СОЛЯР GATHALAMOR – ГАТАЛАМОР CATACHAN – КАТАЧАН CHOGORIS – ЧОГОРИС BADAB – БАДАБ NOCTURNE – НОКТЮРН SIREN'S STORM – ШТОРМ СИРЕНЫ TALLARN – ТАЛЛАРН NECROMUNDA – НЕКРОМУНДА LESSIRA – ЛЕССИРА LUTHER MCINTYRE – ЛЮТЕР МАК-ИНТАЙР OPHELIA – ОФЕЛИЯ KRIEG – КРИГ MACHARIA – МАХАРИЯ ULTIMA MACHARIA – УЛЬТИМА-МАХАРИЯ CHIROS – ХИРОС UHULIS SECTOR – СЕКТОР УХУЛИС SEGMENTUM TEMPESTUS – СЕГМЕНТУМ ТЕМПЕСТУС ANNIHILUS – АННИГИЛУС CRETACIA – КРЕТАЦИЯ SOLSTICE – СОЛНЦЕСТОЯНИЕ DELIVERANCE – ОСВОБОЖДЕНИЕ ILLUSTRIS – ИЛЛЮСТРИС GRYPHONNE IV – ГРИФОННА IV THE VEILED REGION – ВУАЛЕВЫЙ РЕГИОН V'RUN – В'РАН ALEUSIS – АЛЕВСИС BAKKA – БАККА RYNN'S WORLD – МИР РИННА NEPHILIM SECTOR – СЕКТОР НЕФИЛИМ REDUCTUS SECTOR – СЕКТОР РЕДУКТУС AGRAX – АГРАКС ANTAGONIS – АНТАГОНИС MALEFACTIS – МАЛЕФАКТИС IMPERIUM SAN – ИМПЕРИУМ-САН

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЧОЗТЕКУЛЬПО

ОСТАНОВИТЕ, ВО ИМЯ ИМПЕРАТОРА

ДЕСНИЦА АБАДДОНА

— Тут наверху чёртова холодрыга, — сказала Чилчи. В вокс-бусине Лакранте слова чужака звучали резко, словно они являлись продолжением обжигающего лицо холодного ветра. Чилчи была права. Холодрыга. — Ростову лучше сильно не задерживаться. Этот дрекков климат меня прикончит. Говорю тебе, я в глыбу льда превращусь.

Лакранте взглянул наверх на башню, торчащую из утёса у него за спиной. Там, где-то внутри геометрического фасада, ждала Чилчи, целящаяся вниз из своей винтовки. Каменная кладка предоставляла множество выступов, откуда открывался вид на город. Настоящая мечта снайпера, если бы только не погода. Ветер бил по горе и устремлялся вверх, в поселение, а его порывы ощущались как удары кулаками. Он устремлялся вдоль узких, цепляющихся к скале улиц, кусая открытую кожу Лакранте своими снежными зубами. Мужчина мог следить за салуном всего несколько секунд, прежде чем ему приходилось прятаться в дверном проёме напротив. Там он мгновение приходил в себя, после чего возвращался обратно наружу на тот случай, если вдруг понадобится.

— Во имя моей неотложенной икры, ну долго ещё? — проворчала Чилчи.

— Они скоро появятся, — негромко ответил Лакранте. — Контакт был хороший. Только сделка, не более. Деньги в обмен на информацию. Туда и обратно, как сказал Антониато.

— Ага, а ты-то что об этом знаешь, новичок? Оно никогда не бывает так просто, — пробурчала ксенос. — Холодрыга.

— Я уже два года как инвестигатус, — ответил Лакранте.

Его раздражало, когда Чилчи проявляла в отношении него высокомерие, что случалось часто.

— Инвестигатус? Всё равно новичок, — сказала она. — Новенький и наивный. Всё пойдёт наперекосяк, просто жди и смотри. Всегда так происходит, чёрт подери.

Антониато бы её успокоил. Он всегда умел найти подход к Чилчи, чего не мог Лакранте. За время, проведённое в команде Ростова, инвестигатус так и не научился ласково обращаться с этим мелким раздражённым ксеносом. Иногда она действовала ему на нервы, и причина тут крылась не только в том, что его воспитание включало в себя презрение к любым чужацким формам жизни.

Лакранте потёр лицо, снова выглянул из дверного проёма и всмотрелся вверх, куда вела крутая улица. Он никого не увидел. Улица представляла собой не более чем узкий, ступенчатый проход между зданиями, неосвещённый и отвратно выглядящий из-за мусора и отходов. Все улицы здесь были такими, а строения – приземистыми, сложенными из массивных камней с незатейливыми чужацкими узорами. Монахи, выбравшие Азазен своим домом, приспособили постройки под себя. Из щелевых окон лился свет, чьи чётко очерченные полосы аккуратно рассекали мощённые ступени на участки тени, отделённые друг от друга сверкающими снежинками, играющими свои спектакли в воздухе. От таверны, за которой наблюдал Лакранте, доносился негромкий шум, но каждый взрыв смеха и бессвязная музыкальная фраза рвались на клочки ветром, а передаваемое ими ощущение тепла уносилось прочь.

Инвестигатус нырнул обратно в дверной проём. Его кожу щипало, а вместе с дыханием изо рта вырывался пар, забирающий драгоценное тепло тела. Чозтекульпо был городом посреди нигде, облепляющим гору посреди нигде, которая высилась на планете посреди нигде. Хоть Азазен и находился в сегментуме Соляр, он тысячи лет располагался вдали от основных варп-каналов. Труднодоступный мир на самой границе дикого космоса. По имперским меркам он едва ли имел какое-либо значение, а из-за изолированности его никак не затрагивали галактические события.

Однако, всё менялось. Разлом сдвинул варп-маршруты глубже в области, куда ранее не заносило человека, чем открыл доступ к неисследованным территориям, в результате чего монахам пришлось сосуществовать с преступниками и авантюристами, использующими мир в качестве стоянки перед путешествием в ненанесённые на карты секторы, и сосуществование это было нелёгким. Пусть война, по-видимому, и гремела далеко от Чозтекульпо, город стал опасным местом, особенно после наступления темноты, поэтому сейчас мало кто находился на улице.

Дрожа, Лакранте снова выглянул и крепко сжал зубы, чтобы те не стучали. Мимо проковылял один из местных долговязых ксеносов, так укутавшийся в одежду из-за ветра, что смог бы сойти за человека, если бы не высокий рост и непропорциональность. Он сгибал голову, а исходящая от него вонь спиртного не уступала по силе парам прометия. Таких существ вокруг было много, хотя на более важных имперских мирах чужаков не встретить. Лакранте понятия не имел, как назывался этот вид. Он отступил обратно в дверной проём, и спотыкающееся создание не обратило на него никакого внимания.

Мучительно тянулись минуты. У инвестигатуса болели суставы.

— Пока ничего? — спросила Чилчи.

— Я отсюда вижу столько же, сколько и ты, — пробурчал Лакранте.

У него онемели пальцы.

— У меня левое глазное яблоко замёрзло в ледышку, я вот уверена. Даже не рискую прильнуть к прицелу, не то вытечет.

— Все вопросы к Ростову, — ответил инвестигатус и отключил вокс-связь. От стенаний Чилчи уже тошнило. — Если он вообще выйдет оттуда, — пробормотал он себе под нос.

В салуне было жарко и тесно из-за множества жавшихся друг к другу тел. В центре, под конической вытяжной трубой из отформованной глины, яростно горел сухой навоз, а дым так сильно вытягивался наружу ветром, что от дымохода исходил свист.

Ростов играл в таро. Он пристально смотрел в глаза сопернику и сгибал карты облачёнными в перчатки руками. Мужчина же глядел на инквизитора в ответ и старательно сохранял пустое выражение лица, покрытого чёрными геометрическими татуировками. Его намасленные волосы были скручены в два зеленоватых «рога», а сам он не отличался чистотой. Кожу между татуировками пятнала въевшаяся грязь, и, судя по морщинам, мужчина частенько кричал и хмурился. Перед Ростовом сидел подонок, возможно, убийца, уж точно вор. Оружие отчетливо виднелось на его кожаном жилете, причём настолько затвердевшим от грязи, что участок одежды над толстым брюхом приподнимался, когда мужчина склонялся над картами. Он был из тех людей, которых следовало остерегаться, но Ростов не считал соперника настолько опасным.

Инквизитор взглянул на карты. Игра в таро являлась в какой-то мере богохульным использованием прорицающего инструмента Императора и считалась запрещённой во многих цивилизованных местах, но, хоть Ростову и было противно от этой игры, он знал её достаточно хорошо. Карты ему выпали неплохие. Он взял стопку золотых монет и стал сбрасывать их по одной в общую ставку между ним и соперником.

— Самоуверенно, — сказал мужчина.

Он ухмыльнулся, демонстрируя подпиленные гнилые зубы.

Ростов выпустил последнюю монету, которая скатилась в кучу к остальным.

— Может, у меня есть на то причина, Сер Тапинд.

Ухмылка Тапинда стала ещё шире, и он театрально отвёл взгляд в сторону, задирая нос.

— Сер, да? Хорошие манеры. У нас тут их проявляют нечасто.

— Не принимай мою вежливость за слабость, — сказал Ростов. — Может, ты бы рассказал мне то, за чем я сюда пришёл, а я воздам тебе должное.

Мужчина сгорбился ещё сильнее.

— Пока рано. Я люблю играть. Закончим игру, и я расскажу тебе то, что ты хочешь знать.

— Не понимаю, почему мы не можем просто тебе заплатить, — произнёс сопровождающий Ростова ветеран Имперской Гвардии.

Он был уже немолод, но ещё и не стар. Седина не тронула его каштановые волосы, хотя на лице отчетливо виднелась сеть морщин. Бывший гвардеец обладал хорошей мускулатурой, а когда он двигался, носимая им под дохой латаная форма растягивалась. За стулом ветерана стоял прислонённый к стене плазмомёт – тяжёлое, склонное к катастрофическому перегреву оружие, требующее от своего владельца силы и крепких нервов.

— Потому что мне нравится играть, — ответил Тапинд и одарил бывшего гвардейца снисходительным взглядом. — О характере человека можно многое узнать по тому, как он раскладывает таро. Тебя я вижу насквозь, сынок. Ты похож на дезертира, а этот мужик, твой босс… Я никогда не встречал никого с такой красной кожей. В нём есть что-то чужацкое.

Людям в баре Ростов действительно казался странным. Его светлые волосы и борода ярко контрастировали с красноватым оттенком кожи. Инквизитор напоминал человека с солнечным ожогом, попавшим в город, где солнце светило очень редко.

— Я вписываюсь в принятые категории одобренных человеческих форм, — сказал Ростов. — Организация, которую я представляю, других бы в своих рядах не держала.

— Неужели? Я не продаю информацию кому попало. Нужно быть осторожным. Игра – это хороший способ определить, какой ты человек, поэтому играем.

Инквизитор пожал плечами.

— Как пожелаешь, но уверяю тебя, мы узнаем то, за чем пришли. — Он взглянул на своего компаньона. — Твой ход, Антониато.

В отличие от Ростова и Тапинда Антониато не умел скрывать собственные мысли. Мешкающий ветеран побряцал монетами в руке, но, в итоге, сделал ставку, после чего нахмурился и стал нерешительно раздумывать над тем, какую карту разыграть, кусая щетинистую кожу под губой. Его пальцы зависли сначала над одной из карт, затем над другой. В конце концов, Антониато взял третью, вытащил её из сжимаемого в руках веера и положил на стол, негромко выругавшись.

— Слепой провидец, — произнёс Тапинд, заламывая бровь. — Интересный выбор.

Под этим он имел в виду «плохой выбор», о чём дал знать ветерану ещё одной ухмылкой, обнажившей его чёрные зубы.

— Я не очень хорош в этой игре, ясно? — отозвался Антониато.

— Оно и заметно. — Тапинд походил быстро, так как всё обдумал заранее. Он сделал большую ставку. — Уравнивать собираешься или нет?

Тапинд обращался только к Ростову, уже не принимая бывшего гвардейца в расчет.

— Трон, мне-то откуда знать? — пробормотал ветеран.

Тапинд пристально взглянул на инквизитора.

— Я пасую. Посмотрим, что там у тебя.

— Ну как хочешь, — сказал мужчина и положил карту – воина в золотых доспехах, машущего пылающим мечом. Все верующие знали это изображение. — Император Среди Нас. Расклада выше нету, — продолжил Тапинд, выложив на стол все свои карты. — Я победил. Приятно было повидаться, парни. Теперь платите и проваливайте. Сегодня я слова не продаю. Не нравится мне ваш видок. Карты не лгут.

Тапинд потянулся к деньгам, но Ростов схватил его за кисть.

— Допустим, я поднимаю ставки.

Мужчина нахмурился.

— И чем же?

— Благоразумным соглашением.

— Никогда о нём не слышал, и в этом раскладе нет карты выше, чем Император Среди Нас. — Он резко повернул голову к Антониато. — Даже не думай наезжать. Я твоих мышц не боюсь. У меня есть влиятельные друзья в тутошних краях, так что отвалите. Вы проиграли, всё по-честному.

Ростов отпустил кисть мужчины, одновременно что-то выронив из рукава и поймав это рукой. Он держал неизвестный предмет над столом, скрывая за пальцами. Заинтересовавшись, Тапинд перестал сгребать выигрыш.

— Я говорю не о картах, — произнёс Ростов. — Я предлагаю тебе сделать умный выбор. Благоразумное соглашение.

Он с щелчком положил на деревянный стол небольшой амулет цвета слоновой кости. На нём было изображение имперской пересечённой буквы «I» поверх черепа, во лбу которого сверкнул маленький рубин. Шокированный Тапинд смотрел на амулет, хлопая глазами.

— Ты ведь узнаёшь эту печать, верно? Теперь будешь со мной говорить? — спокойно поинтересовался Ростов.

Выражение лица мужчины сменилось на испуганное.

— Ты – инквизитор. Святой Трон Терры! Что, черт подери, тебе от меня надо?

Внушающее ужас слово прорезалось сквозь стоящий в таверне гвалт, и с десяток посетителей тут же обратили взгляды к игровом столу. Напрягшийся Антониато откинул меха в сторону. Одной рукой он тянулся к кобуре с лазпистолетом, а вторая лежала на луковицеобразном носу плазмомёта.

— Что ты делаешь тут, в такой дали? — спросил Тапинд, но потом резко встал, готовясь уйти, не получив ответ. — Я с тобой не говорю. Для меня это смертный приговор. Знал же, что с вами что-то не так.

— Смертный приговор ты себе подпишешь, если не станешь говорить, — сказал Антониато.

Тебе был его черёд ухмыляться.

Тапинд оттолкнулся от стола, позабыв о деньгах.

— Держитесь от меня подальше.

— За разговор со мной ты получишь большую награду, — произнёс Ростов.

— Недостаточно большую. Толку мертвецу от всех богатств Терры.

— Тогда перед нами дилемма, ведь если ты просто уйдёшь, от смерти не спасёшься.

Слова инквизитора оказались пророческими. Возле двери раздался хриплый лай энергетического оружия, а салун осветила жёлтая вспышка. Половина лица Тапинда измельчилась и брызнула на стену, чья штукатурка впитала кровь.

Напавших было двое: приземистый человек в грязном термозащитном костюме и поджарый гуманоидный ксенос в высокой шапке и с плоским лицом на тонкой цилиндрической голове. Времени на второй выстрел им никто не дал. Антониато выхватил пистолет и открыл огонь прежде, чем Ростов успел повернуться на своём стуле. В закрытом пространстве треск рассекающего воздух лазерного луча прозвучал очень громко. Ксеноса отшвырнуло к стене. Сползая на пол, он оставлял за собой полосу малахитово-зелёной крови. Человек же нащупал дверную ручку и неприцельно выпустил четыре энергетических заряда. Бросившийся под стол Антониато открыл ответный огонь. Ростов всё это время просто сидел, ничуть не смущённый щёлкающим вокруг него смертоносным когерентным светом.

Человек ещё раз выстрелил, дёрнул щеколду и убежал в ночь. Порыв морозного воздуха прижал пламя в очаге таверны к полу, но, когда дверь со стуком закрылась, огонь резко поднялся, словно приняв стойку «смирно».

Антониато рывком поднялся с пола. Загрохотал перевернувшийся стол, и всюду запрыгали монеты. Ветеран вновь выстрелил из лазпистолета, проделав в двери таверны дыру с мерцающими краями, но человек уже сбежал.

— Лакранте! — крикнул Антониато в наладонный вокс-передатчик. — Контакт убит! Один убийца, человек, с оружием ксеносов, движется к тебе.

— Веду преследование, — ответил инвестигатус.

Бывший гвардеец переводил прицел между посетителями. Люди держали руки поднятыми. Один сидящий мужчина шевельнулся.

— Никому не двигаться! — заорал Антониато.

Ростов оставался невозмутим. Неторопливо двигаясь, он подобрал с пола упавшую печать и встал со стула, словно только что закончил приём пищи в отличном ресторане.

— Чилчи, следи за целью, но не стреляй, — сказал инквизитор в свой вокс-вор на шее. — Этот нужен мне живым.

Он остановился у тела убийцы-чужака, быстро его обыскал и поднял висящий на шее талисман – восьмиконечный путевой компас, вытравленный на ладони с растопыренными пальцами. Символ главного служителя трижды-проклятого Воителя Абаддона.

— Проклятье. И теперь мы возвращаемся к началу, — произнёс Антониато.

— Убийца что-то знает, — отозвался инквизитор, выпрямился и указал на лежащие на полу деньги. — Оставь себе, это за беспокойство, — сказал он бармену.

С прикрывающим его ветераном, Ростов открыл дверь и зашагал в ночь.

— Лакранте! Контакт убит!

Дверь распахнулась, после чего наружу, шатаясь, вышел мужчина, чуть не поскользнувшийся на покрытых тонким снежным ковром ступенях. Он натолкнулся на дальнюю стену, а затем побежал прочь, исчезая в темноте. Индикаторы зарядки на оружии у него в руке ярко светились во мраке.

— Один убийца, человек, с оружием ксеносов, движется к тебе.

— Веду преследование, — сказал Лакранте и сорвался на бег, поднимаясь вверх по ступеням узкой улицы.

Инвестигатус снова включил вокс.

— Вы что там внизу делаете, млекопитающие? — спросила Чилчи.

— Ты не видела, как он вышел? Одна цель!

— Ну попробуй что-нибудь увидеть, когда твой глаз буквально заморожен, а прицел покрыт инеем.

— Просто следи за дверью, — произнёс Лакранте. — Не дай никому последовать за мной.

Он не услышал ответ чужака. Ивестигатус забежал за угол и столкнулся с зимой в полную её мощь. Ледяной воздух начал вырывать тепло из его тела. Лакранте находился в хорошей физической форме, но из-за тяжёлой одежды, высоты, крутизны улиц и холода дышал тяжело, словно заядлый любитель лхо в последние дни жизни.

К счастью для него, беглец был не лучше приспособлен к этой среде. Человек скользил на плотном снегу поверх камней, а Лакранте продвигался вперёд, невидимый для своей жертвы. Инвестигатуса заметили, когда прямо перед ним из бокового переулка вышла жавшаяся друг к другу от холода парочка.

— Прочь с дороги, черт подери! — крикнул он, едва не врезаясь в них.

Один упал, а Лакранте пришлось перепрыгнуть через его ноги, чтобы не запутаться. Они заорали вслед инвестигатусу, который поскользнулся и оттолкнулся от стены. Ему повезло не получить пулю промеж лопаток в таком месте. Лакранте доверился Императору, уповая на защиту Повелителя Человечества.

Стоило крикам пробиться сквозь ветер, как беглец оглянулся, и, заметив преследователя, побежал быстрее.

— Трон, — выругался Лакранте.

Инвестигатус достал лазпистолет и совершил выстрел, но из-за скользких булыжников точность была паршивая, поэтому от попадания взорвались плитки на свесе низкой крыши над улицей.

Добыча мчалась так, словно за ней гнался Хорус со своими дьяволами.

Двое поднимались всё выше, двигаясь по извивающимся улочкам в сторону центра города. Отскочив от стены, Лакранте раскидал ногами кучи замерзшего мусора и, чуть не упав, побежал дальше. Мужчина свернул за очередной поворот. Последовавший за ним инвестигатус выскочил на дорогу-принципию Чозтекульпы – Торговый ряд. Та едва ли оправдывала своё имя, будучи лишь немного шире, чем остальные улицы, и не очень протяжённой. Однако, она освещалась бочками с горящим в них животным жиром, а ещё на ней были торговцы, стоявшие около палаток с гончарными изделиями и уличных ларьков с едой, где на углях жарились пронзённые шампурами мелкие представители местной дикой фауны. Тут людей оказалось больше, и здесь они толпились, что замедляло цель Лакранте.

Пропихивающийся сквозь толчею беглец оглянулся, а инвестигатус смог мельком увидеть бледное лицо за очками. Вокруг клапанов термозащитного костюма в области горла поднимались клубы насыщенного потом пара.

— Остановите его! — крикнул Лакранте. — Остановите, во имя Императора!

Люди повернули головы. Призыв инвестигатуса к действию возымел прямо противоположный желаемому эффект. Не желающая принимать в этом участие толпа расступилась, освобождая проход мужчине. Тот выстрелил назад из какого-то маломощного плазменного оружия. Лакранте увернулся. Шипящий жёлтый шар рассёк воздух над его головой и заставил людей броситься врассыпную. Теперь цель инвестигатуса мчалась по образовавшемуся в толпе длинному проходу, но, если ему хватало открытого пространства для бега, значит и Лакранте хватит открытого пространства для выстрела.

Инвестигатус встал на колено, сорвал перчатку, подпёр лазпистолет предплечьем и прицелился в удаляющегося беглеца, держа палец на спусковом крючке. Холодный металл обжигал кожу.

— Император, направь мою руку, — прошептал Лакранте, а затем плавно нажал на спусковой крючок.

Яркий красный луч догнал человека и попал тому в ногу, отчего он с грохотом упал на переносной гриль. По дороге рассыпались красные угольки и мясо на шампурах. Беглец попытался подняться и закричал, поставив руку на горячий уголь. Он всё ещё старался встать, когда сзади к нему подошёл Лакранте, приставивший лазпистолет ему к голове.

— Не двигайся, — сказал инвестигатус.

Мужчина застонал. Раненую ногу он держал прямо, а обожжённую руку прижимал к груди. Толпа с тревогой наблюдала за происходящим. Глаза людей за утеплёнными очками и в прозорах между шарфами и головными уборами были полны неприязни.

Обитатели планет наподобие Азазена чрезвычайно враждебно относились практически ко всем, кто имел хоть какую-то связь с властями Империума. Многие угрожающе посматривали на Лакранте, включая нескольких местных ксеносов, которые бросались в глаза. У них были веские причины ненавидеть людей вроде инвестигатуса. Руки окружающих потянулись к оружию.

— Это имперское дело, — как можно увереннее произнёс Лакранте. Он так замёрз, что едва мог говорить. — Отойдите. Своими делами занимайтесь.

— Не сработает. Ты совершил ошибку. Здесь нет губернатора. Нет закона. Даже вашего, — сквозь стиснутые зубы сказал убийца.

Лакранте переводил лазпистолет между лицами людей и дёргал им, чем подчеркивал серьёзность своих намерений. Большинство наблюдателей ушли, бросая испуганные и агрессивные взгляды. Трое остались на месте.

— Дерьмо, — выругался инвестигатус.

Убийца зашипел словно рептилия, и в звуке этом боль смешивалась с весельем.

— Одного ты прикончишь точно, возможно, двух, если достаточно хорош, но не трёх. Ты покойник.

— Заткнись, — велел ему Лакранте. Снег валил всё гуще и обжигал холодом глаза. Инвестигатус поднял голос. — Вы трое, уйдите. Я ничего не имею против вас.

— А может мы что-то имеем против тебя, — сказал один, носивший термозащитный костюм и промасленное пончо.

Он откинул пончо в сторону, показывая висящий на поясе длинноствольный пистолет-пулевик. Другие тоже продемонстрировали своё оружие. Один достал лазпистолет, а другой снял с ремня висевшую за спиной винтовку нечеловеческого происхождения.

— Ну давай поглядим, насколько ты хорош, пришелец, — произнёс лидер.

Он сплюнул, явно отвлекая внимание, чтобы достать пистолет, но стоило ему коснуться оружия, как Лакранте проделал у него в груди дыру. Выстрел был хорошим и быстрым. Инвестигатус навёл лазпистолет на второго, ожидая погибнуть от руки третьего.

Этого не случилось. Лакранте не попал во второго, но противника свалил протянувшийся сверху под большим углом луч, выпущенный из лазерной фузеи. Третьего о его гибели предупредил грохочущий кашель разряжающегося плазмомёта, хотя тот ему не помог. Он развернулся, и в него врезался поток плазмы. Человек засветился изнутри словно фонарь, а во рту и глазах вспыхнул солнечный огонь. Он разомкнул губы, чтобы закричать, но изрыгнул лишь собственные испарившиеся лёгкие. Спустя секунду человек превратился в обугленное месиво на снегу.

Пленник попытался уползти, однако, Лакранте наступил на него ногой в ботинке и прижал ко льду.

— Даже не думай об этом, — сказал инвестигатус. — Тебе крышка. Я не один.

В его вокс-бусине раздался треск.

— Скучал по мне? — спросила Чилчи.

— Да, — ответил Лакранте. — Отличный выстрел. Спасибо.

— Может ты не будешь такой бестолковой терранской обезьяной и в будущем не станешь убегать в одиночку, а?

По улице шли Ростов и Антониато. Люди в ужасе убегали прочь от инквизитора, и, как подумал Лакранте, причина этого заключалась не только в том, что Ростов был ведьмой. Над ним довлело нечто, какое-то дурное предчувствие гибели или же ощущение того, будто его глазами за тобой наблюдает Сам Император. Присутствие инквизитора заставило толпу убраться с улицы. Ушли даже торговцы, оставившие свои грили с затухающим на ветру огнём. Антониато, чья солнечная пушка выбрасывала в холодную ночь пар, смеялся.

— Фраза «Остановите во имя Императора?» – это лучшее, что у тебя есть, Лакранте?

— Мне она показалась уместной, — произнёс инвестигатус и спрятал оружие в кобуру.

— Ты его поймал, — сказал Ростов, хрустя ботинками по снегу. Он остановился и посмотрел на схваченную добычу. — Я доволен.

— Это инквизитор, — обратился Антониато к мужчине. — Тебе ведь известно о них, верно?

Ветеран вскинул плазменную винтовку на плечо, и вместе с Лакранте они подняли пленника на ноги. Тот что-то лепетал на непонятном диалекте.

— Минуту назад он довольно неплохо говорил на готике, — произнёс инвестигатус.

— Напомните ему, как надо общаться, — велел Ростов.

Антониато врезал человеку кулаком в лицо. Пленник выругался, и инквизитор впился в него не терпящим возражений взглядом.

— На кого работаешь?

Мужчина сплюнул кровь.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— Не включай дурачка, — сказал Антониато.

Ростов провёл пальцем по шее человека, где подцепил веревочку и вытащил её наружу, притягивая к себе бронзовый амулет. Как и ксенос в баре, убийца тоже носил восьмиконечный компас Хаоса, выбитый на раскрытой ладони. Инквизитор посмотрел на предмет с глубоким презрением.

— Где Десница Абаддона? Ты носишь её символ. Тапинд что-то знал, но ты заткнул его. Кто отдал приказ на убийство? Начнём с этого.

Пленник прошипел какое-то местное проклятие. Антониато надавил коленом на его раненую ногу, и тот охнул.

— Выкажи уважение моему повелителю, — приказал ветеран.

Человек оскалил зубы.

— С чего бы? Я служу Воителю – истинному владыке человечества. Плевать мне на вашего злобного бога. Вам никогда не сломить меня.

— Сила ложных богов – ничто по сравнению с силой Императора. — Ростов дернул амулет, разрывая веревочку, и швырнул его в снег. — Они тебе не помогут. Ты под взглядом Императора, а Он видит всё. Расскажи мне всё и умри безболезненно, либо же придётся молить о пощаде, пока я не закончу. Я всё равно узнаю каждый твой помысел.

Пленник непокорно посмотрел на инквизитора. Ростов какое-то мгновение оглядывал мужчину, после чего взглянул сначала на Антониато, затем на Лакранте.

— Заберите его на корабль. В Чозтекульпо мы все свои дела сделали. Чилчи, пора отправляться.

— Поняла тебя, Леонид. Я спускаюсь.

Антониато и Лакранте потащили убийцу прочь, а Ростов ещё некоторое время стоял на месте, осматривая беспорядочное нагромождение поднимающихся вверх по горе улиц, словно человек, который ощущал на своей шее чужой взгляд и искал наблюдающего.

Ничего не увидев, он развернулся и ушёл.

Снег скрыл их следы спустя считанные секунды.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ЗАИНТРИГОВАННАЯ ЧЕРНОКНИЖНИЦА

ТЁМНЫЙ КАРДИНАЛ

ВЛАДЫКА ГОНЧИХ

— Не смотри прямо на него. Не обращайся к нему. Не задавай ему вопросов, мой аколит.

Шёпот Тенебруса рассекал тьму с шипением режущего шёлк ножа.

— Да, мой повелитель, — сказала Тарадор Йенг.

Когда Тенебрус обратил на неё взгляд, сетчатки его глаз вспыхнули серебром.

— Ты начинаешь нравиться мне, Йенг. Если кто-то и убьёт тебя, то это буду я. — В скрывающих его лицо тенях возник и тут же исчез намёк на улыбку, обнажившую острые изогнутые зубы. — Ничем не вызывай у Кор Фаэрона неприязнь, иначе всё закончится плохо.

— Да, мой повелитель, — произнесла Йенг.

— Важно, чтобы ты ничего не говорила. В моих планах сейчас наступил деликатный момент. Помни, зачем мы здесь. У нас много обязанностей, много целей. В этом мире есть более высшие силы, нежели Кор Фаэрон. Именно им мы выражаем почтение, а не ему.

Йенг нервничала. Силы аколита выросли, а чувство связи с богами было глубоким. Она бы могла стать военачальником любого великого воинства смертным, в чём заверил её Тенебрус, и, тем не менее, здесь, в тёмных глубинах «Господствующей воли» – соборного корабля Кор Фаэрона – женщина чувствовала себя слабой из-за прихоти Вселенной, перед которой оказалась беспомощна. Ныне не освещаемая, слепая. Тьму вокруг неё сгустили намеренно, и та смеялась над неведением Йенг. Аколит знала о любви Несущих Слово к метафорам. Женщине не следовало пугаться простого отсутствия света, ибо она всю жизнь прожила в катакомбах Гаталамора, но ни знание, ни знакомство с темнотой не приносили ей успокоения в этом длинном чёрном зале. Тут Йенг не хозяйничала ни над чем. Насколько аколит ненавидела Тенебруса, настолько же была благодарна за его компанию.

В зале присутствовал лишь намёк на свет, не более – достаточно для того, чтобы иметь возможность скользнуть взглядом по краям грозного вида обсидиана и заметить во тьме очертания, наводящие на мысли о неприятных лицах, чьи обладатели толпились за пределами видимости. Йенг ощущала, что здесь высокий потолок, а стены находятся не более чем в десяти метрах по бокам. Она шагала прямо посередине, боясь тех, кто мог вынырнуть из тьмы и схватить её. Если бы Тенебрус пожелал, то смог бы дотянуться до аколита сзади и задушить своими длинными отвратительными пальцами, так как держался достаточно близко. Однако, Йенг всё равно от него не отходила, испытывая ненависть к чувству комфорта, которое даровал повелитель.

Тенебрус шаркал ногами по камню, а постукивание его посоха аккомпанировало звону драгоценностей на теле Йенг. Это был тихий шум, схожий с тем, который производили грызуны, ничто по сравнению с тьмой, тишиной и чувством тревоги в зале, но из-за отсутствия других звуков он казался громким и отчётливым. За колдуном и аколитом следовало безмолвие, оскорблённое их присутствием.

Женщина сильнее прижала к телу собственный посох, чувствуя соблазн призвать холодные огни Сил для освещения пути, хоть ей и запретили использовать магию. Она не знала когда. Она не знала кто. Она не помнила, как вошла в этот длинный угнетающий коридор и лишь смутно понимала, что идёт внутри корабля Кор Фаэрона. Они вполне могли быть и не на нём. Они могли быть где угодно. Йенг могла находиться здесь целую вечность.

Аколит вновь обратила помыслы к своим заклинаниям, и Тенебрус прочёл её разум, что делал слишком часто.

— Даже не вздумай воспользоваться колдовством, — сказал он. — Применишь силы в этом месте, и привлечёшь к себе такое внимание, которого ни ты, ни я сейчас не желаем. Стены реальности здесь тонки. Мы не владеем ситуацией.

Они дошли до лестничного марша. Йенг не упала лишь благодаря проведённому под землёй детству, так как острое зрение позволило ей заметить отблеск на стекле или полированном камне. Подъём был долгим и тяжёлым. Лёгкие и бёдра женщины горели от нагрузок, ибо лестница оказалась не только крутой, но и скользкой.

— Повелитель?

— Да, Йенг?

Тенебрус не сильно напрягался и потому отвечал снисходительно.

— А вы бы не могли проявить свою волю и отогнать тьму?

— Мог бы, — сказал чернокнижник. — Я бы мог воспротивиться изучению со стороны любого создания, запертого здесь тёмным кардиналом. — Он издал странный звук. Йенг не поняла, был ли это смешок или вздох. — Ты же чувствуешь их, верно? Ощущаешь, как они смотрят на нас? Такие голодные. — В его голосе слышались меланхоличные нотки, словно Тенебрус вспоминал какие-то приятные времена в прошлом. — Но я не стану обращаться здесь к своим дарам. Из-за дипломатии. Кор Фаэрон высокого о себе мнения. Это важно для таких… жрецов. — Последнее слово чернокнижник произнёс с некоторой пренебрежительностью. — Они должны показывать себя мастерами, посредниками между жалкими смертными и богами. Я не хочу вызывать у него враждебную реакцию. Они не любят чернокнижников, Йенг. Не любят таких, как я, и им не понравятся такие, как ты, несмотря на всю твою преданность дорогому, ныне покойному Кар-Гатарру.

Опять мерцание серебряных глаз и блеск грозного вида зубов.

— Ты думаешь, что я – Тенебрус, что я – Десница Абаддона, и что даже к таким могущественным личностям как Кор Фаэрон мне следует приходить не в качестве просителя, а в качестве владыки самого по себе. — Чернокнижник позволил себе сорваться на негодующий крик, а затем вновь рассмеялся. Этот чистый звук был одновременно и прекрасным, и мерзким. Он притягивал Йенг к её повелителю и завлекал подобно биоогонькам хищных животных. — Если между нами, то да, я согласен, — продолжил Тенебрус, снова театрально зашептав. — Этим спесивым священникам следовало бы признать моё превосходство, но они не признают, поэтому я должен проглотить гордость. У Воителя есть собственные планы, и он требует, чтобы я хорошо обходился с Несущими Слово. Сейчас Абаддон – мой повелитель, как и повелитель Кор Фаэрона, пусть тёмному кардиналу и не нравится с этим соглашаться. Нам необходимо прийти к согласию.

Они добрались до вершины лестницы. Где-то в структуре корабля раздавался глухой гул. По полым барабанам били цепи. Двери перед чернокнижниками начали со скрипом открываться, и нарушу излился свет от пламени, который на мгновение ослепил Йенг. После темноты он воспринимался очень ярким, так что глазам аколита понадобилось некоторое время привыкнуть к скачущим огонькам, освещающим стены, потолок и пол коридора, сделанного из того же чёрного глянцевитого материала. Каждый миллиметр поверхности стен покрывали глубокие рельефы с изображением как будто бы живых фигур. Казалось, будто те беспрепятственно переплетались друг с другом в запретных действах, но затем свет умерщвлял их и мгновенно обращал в камень.

Танцующее пламя подсвечивало настоящую боль, настоящее наслаждение. Йенг была уверена – это не скульптуры. Аколит смотрела прямо перед собой из страха, что они могут соблазнить её присоединиться к ним.

Двери открывались со всё нарастающей скоростью, а потом резко замерли со звуком, напоминающим выстрел из пушки.

За ними лежал огромный собор.

Встречающие стояли сразу за вратами: трое тёмных апостолов Несущих Слово в тяжёлых терминаторских доспехах, охраняемых ещё дюжиной терминаторов. За время обучения у Кар-Гатарра Йенг многое узнала о его родительском легионе. Гигантские телохранители являлись Помазанниками – величайшими воинами Истинного кредо, некоторые из которых были такими же старыми, как и сам Империум. Их святость не волновала Тенебруса, но волновала Йенг, поэтому она низко поклонилась им.

Вперёд вышел воин-жрец в центре. Несущий Слово не носил шлем, демонстрируя полное злобы лицо, покрытое выжженными с большим мастерством строками из «Книги Лоргара». Несмотря на всю свою мощь, он явно был человеком, улучшенным с помощью древних искусств, увеличившимся в размерах, но не затронутым мутацией. На Тенебруса же, с другой стороны, так сильно повлияли милости богов, что его человечность теперь стояла под вопросом. Он обладал чем-то глубоководным, некими отголосками древних океанических хищников: абсолютно чёрные глаза, отсутствие губ, рот, выглядящий как просто разрез на бледно-серой коже. Чернокнижник ухмылялся слишком уж широко, обнажая огромное множество крючковатых игловидных зубов, а его длинные многосуставчатые пальцы напоминали конечности ракообразных, словно ноги мёртвого краба, шевелящиеся в потоках загрязнённой воды. Тенебрус был слишком худым и, судя по сгибающейся в верхней части спине, слишком слабым, чтобы нормально держать собственный вес. Его уши постепенно исчезали, нос становился рудиментарным.

Ухмылка жреца говорила, что Тенебрус, видимо, оказался прав: Несущие Слово неодобрительно относились к чернокнижнику. Тем не менее, заговоривший тёмный апостол придерживался надлежащего церемониала.

— Тенебрус Чернокнижник явился в эти залы – на вершину нашей славы. Мы приветствуем тебя, Десница Абаддона. — Он наклонил голову. Носимый им гигантский комплект доспехов не сдвинулся. — Я – Придор Вракон, тёмный апостол Третьего воинства. Наш владыка – наимогущественнейший и благословенный тёмный кардинал, Кор Фаэрон, повелитель Первого воинства и Мастер Слова – ожидает тебя.

Вракон отошёл в сторону, как и двое других жрецов. Помазанники сделали по тяжёлому шагу назад, что сопровождалось рокотом доспехов, и оставили Деснице с его аколитом достаточно широкий проход, чтобы пройти. И всё же, свободного пространства оказалось так мало, что до нависающих багровых воинов можно было дотянуться рукой. Следуя за Тенебрусом, Йенг заставляла себя держаться прямо и скрывала страх.

Помазанники внушали ужас. Из дыхательных решёток их шлемов торчали бивни, а жуткие держатели трофеев с висящими черепами делали Несущих Слово ещё выше. Дыхание, вырывающееся из масок вместе с рычанием, звучало как всхрапывание быка. От брони исходил запах горячего металла и парфюмерных масел вперемешку со странными ароматами. В нём угадывались демонические нотки. Пройдя последнего, Йенг подавила вздох облегчения. Она не могла показывать свою слабость, но ей с трудом удавалось заставить себя не развернуться и не убежать. Весь путь до огромного нефа собора аколит ощущала на свой спине полные ненависти взгляды Помазанников.

Гигантские колонны тянулись вверх на такую высоту, что Йенг даже не была уверена, имелся ли вообще потолок за тьмой и мглой от ладана, где мелькали едва заметные, рассекающие дым крылатые создания. Дорогу чернокнижникам освещали факелы и чаши с огнём, чей свет трепетал на надписях, опоясывающих столбы. На бесконечно длинных цепях качались повешенные смертные, которые стонали в священном экстазе, а омертвение их тел помогало им приобщиться к богам такими способами, которые Йенг едва-ли смогла бы стерпеть.

В тенях вокруг таилось ещё несколько смертных, носивших маски рабов и татуировки своего культа, но вот обычных свободных людей, таких как Йенг, тут не было. Члены Первого воинства Фаэрона стояли на страже у каждой колонны. Их насчитывались сотни. Столь большое количество воинов заставило аколита задуматься, почему на Гаталаморе присутствовало так мало Несущих Слово. Неужели разногласия между слугами Абаддона, на которые намекал Кар-Гатарр, были настолько сильными, что один легион позволит другому потерпеть неудачу? Раньше она считала себя вполне готовой к любым интригам благодаря взрослению среди господ-прощелыг, но тут вероломство выходило на совсем иной уровень. Йенг попала на площадку, где друг с другом играли короли.

Облачённый в полный комплект доспехов Кор Фаэрон сидел на троне из пурпурного железа. Безмолвные чемпионы, сами по себе являвшиеся лордами, стояли вокруг его помоста с оружием наготове.

Это место было наполнено силой. Йенг ощущала невыносимое давление вечных созданий, которые выглядывали из своей преисподней, чтобы понаблюдать за делами смертных в соборе. Наступал момент величайшей важности.

Аколит не смогла удержаться и посмотрела на Кор Фаэрона, но затем вспомнила предупреждение Тенебруса и резко потупила взор. Тем не менее, величие Хранителя Веры уже выжглось в её разуме, и хоть она отвела взгляд, перед глазами продолжал стоять его образ. Йенг упала на колени и склонила голову, коснувшись лбом тёплого камня. Аколит крепко зажмурилась, но она всё равно как будто бы до сих пор смотрела прямо на Кор Фаэрона, словно сила тёмного кардинала требовала, чтобы Несущий Слово был видим даже слепым. Распростёртая ниц Йенг наблюдала за происходящим. Она зрила, не имея физической возможности зрить.

Невероятно старый Кор Фаэрон был обезвоженным и иссохшим, как мумия, пролежавшая тысячу или более лет, и которую пробудили в назначенный час, чтобы послужить её потусторонним владыкам. Он обладал длинным лицом, а его нос походил на пустынный кряж. Запавшие глаза смотрели в обе стороны из своих пещерообразных впадин с фиолетовыми кругами. Необычайно крупная голова выглядела большой даже внутри зияющей выемки под бронекапюшоном терминаторской брони. Полностью лишённый волос череп отличался высоким сводом, воткнутые в порты верхней части головы кабели висели абсолютно недвижимо. Если бы тёмный апостол не метал раздражённые взгляды то на Тенебруса, то на Йенг, она бы вполне могла посчитать его мёртвым. Аколит была знакома с воинами великих легионов и знала об их силе, интеллекте и стойкости, дарованных им древней наукой, но Кор Фаэрон получил свою мощь от богов, как сказал ей Тенебрус, намекая на некоторое различие между тёмным апостолом и другими космодесантниками. Различие, на котором он не хотел подробно останавливаться и которое, судя по всему, веселило чернокнижника. Теперь же Йенг всё увидела сама. Несмотря на возраст, Кор Фаэрон являлся величественным человеком, овеянным благословениями Сил. Вокруг Хранителя Веры колыхалась тёмная аура. Кор Фаэрон был внушительным, могучим и возвеличенным богами, но не входил в число Легионес Астартес, что аколит, находясь так близко к нему, видела отчетливо. Она попыталась подавить эту мысль, пока та не вырвалась наружу и не разгневала кардинала.

К большому облегчению Йенг, Тенебрус заговорил прежде, чем аколита выдали её собственные помыслы.

— Мой владыка Кор Фаэрон, пред взором Четырёх в варпе я приветствую тебя и предлагаю дружбу. Пусть наша встреча приблизит достижение целей истинной веры и освободит человечество от печального невежества.

Кор Фаэрон презрительно скривил губы. Пока у них с Тенебрусом шла борьба взглядов, тёмный апостол ни разу не моргнул своими запавшими глазами. Затем он медленно покачал головой и предупреждающе поднял палец. На тыльных сторонах его перчаток имелись пустые монтажные опоры, на которых должны были удерживаться когти, что сейчас покоились на паре стоек по бокам от трона. Когда Кор Фаэрон заговорил, узлы крепления начали щёлкать и гудеть.

— Ты изрекаешь слова верующего, но при этом не веришь, — произнёс тёмный апостол.

Он поднялся, обуянный внезапно вспыхнувшей яростью. Резко пришёл в движение металл загремевшей терминаторской брони.

— Я верю в богов так же, как и ты, мой повелитель, — ответил Тенебрус. — Иначе зачем Воителю избирать меня своим доверенным советником? Просто я почитаю их по-другому. Я уважаю твою ревностность. Разве ты не можешь уважить мою веру?

— Есть только одна вера, чернокнижник, – истинная вера, — сказал Кор Фаэрон. Он спустился по ступеням трона, сотрясая мир каждым своим шагом. — В твоём искажённом теле я вижу недостаток уважения. Ты принимаешь дары Сил, и они взимают с тебя плату. Если бы твоё поклонение было безупречнее, был бы безупречнее и облик.

Тенебрус сомкнул на посохе длинные пальцы.

— Другие считают мои изменения благословениями Четвёрки.

Кор Фаэрон улыбнулся. Его улыбка оказалась самая жестокой и неприятной из тех, которые когда-либо доводилось видеть Йенг.

— Они могут быть и благословениями, но на твоём теле я вижу лишь предупреждения. Ты берёшь слишком много и поклоняешься слишком мало. Ты, как и бессчётное множество других чернокнижников, считаешь, будто боги служат вам. Истинно же верующий отдаёт себя служению целиком. Силы раз за разом напоминают тебе об этом, но ты не слушаешь.

— И, тем не менее, я служу.

— Ты берёшь, — возразил тёмный апостол. — Быть служителем богов – значит отдавать им всё, не ожидая даров силы в ответ.

— У тебя есть сила, — спокойно произнёс Тенебрус.

— Я получил силу лишь для того, чтобы иметь возможность служить. Я не ищу для себя прославления, и желаю только одного – распространять по галактике истинную веру. Моя цель – спасение человечества.

— Какое занимательное теологическое различие, — сказал Тенебрус. — И всё же, мы должны сотрудничать, как того требует Воитель. У тебя великая репутация, тёмный кардинал. Ты бы мог неделю проповедовать мне, ни разу не повторившись. Ну или, по крайней мере, это я слышал от множества твоих почитателей. Однако, времени мало, поэтому я осмелюсь спросить: не перейти ли нам сразу к сути дела? У наших владык есть целая вечность, чем не можем похвастать мы.

Лицо Кор Фаэрона приняло выражение самой леденящей ярости, но затем оно быстро исчезло, подобно унесённому ветром облаку, которое закрывало солнце.

— Прежде, чем мы начнём обсуждать эти дела, я хочу увидеть тот кинжал, который ты вонзишь в сердце нашего величайшего врага. Я должен знать, правдивы ли слухи. Покажи мне кольцо.

Тёмный кардинал вытянул руку.

— Если именно оно требуется для получения твоего доверия, то должен разочаровать тебя. У меня его нет. Кольцо Бухариса в безопасности. Довольно скоро ты увидишь его в действии. Верховный магос Зиракс из Истинного Механикума уже сейчас трудится для воссоздания того, чего мы достигли на Гаталаморе. Когда оружие будет готово и окажется на позиции, ты станешь свидетелем его мощи, но не раньше.

— Надо полагать, у Зиракса тоже нет кольца, — предположил Кор Фаэрон.

— Ну конечно нет, — фыркнул чернокнижник. — Думаешь, я бы совершил такую глупость? Дар Бухариса – это великое оружие, судьбоносное оружие. Ключ к нему не должен находиться в руках того, кому Воитель не доверяет полностью. Он в безопасности.

Тёмный кардинал презрительно хмыкнул.

— Абаддон играет с огнём, позволяя тебе охранять нечто столь могущественное. Кольцо следовало передать нам, чтобы мы берегли его до назначенного времени.

— О, да брось, — сказал Тенебрус. — Абаддон – помазанный чемпион Хаоса. Его избрали твои боги, наши боги. Я нашёл кольцо и теперь владею им. Учитывая это, теперь ты, наверное, видишь, что есть больше одного способа почитать их?

Пока два лорда Хаоса говорили, Йенг вспомнились последние слова Кар-Гатарра. «Победа Абаддона важнее самой победы». Что имел в виду её бывший повелитель? В какое противоборство она себя втянула?

— Боги требуют – мы повинуемся, — произнёс Кор Фаэрон, хотя эти слова дались ему нелегко.

— У нас есть более насущные проблемы, разве нет?

— Ты узрел то, что узрел я.

Тенебрус помрачнел.

— Видел кое-что, да. Знамения, предвестия. Я уже размышлял о том, чтобы прийти к тебе, когда до меня дошёл приказ от Воителя. Таким образом, нашу с тобой встречу затребовал и он, и сама судьба.

— Что ты увидел? — поинтересовался тёмный кардинал. — Расскажи мне всё в точности, дабы я мог быть уверен в соответствии нашей информации.

Чернокнижник вздохнул. Из его широкого рта потекла слюна, закапавшая на пол.

— Я видел прикованную к трону золотую фигуру. Я видел, как рвутся её цепи. Я слышал крик ребёнка. Я видел разбитый крестовый поход Абаддона и уничтожение армий верующих. Я слышал предсмертные крики богов. — Тенебрус изменил позу, и посох с щелчком упал. — Я видел конец всего, во что мы верим, конец, который наступит в том случае, если мы станем совершать неосторожные поступки, — сказал он. — А что говорят твои авгурии?

— Они много чего показывают, но всё предвещает катастрофу, — ответил Кор Фаэрон, чьи монтажные опоры для когтей задёргались. — Святые, видения, растущее количество псайкеров, неукротимый дух внутри Империума там, где должна была умереть всякая надежда. Ложная вера почитателей трупа сильна. Анафема пробуждается. Он больше не спит, а действует через Своих слуг. И есть ещё кое-что. — Кардинал потемнел лицом. — Силы показали мне ребёнка. Ужаснейшего ребёнка. — На краткий миг окружающая его аура уверенности исчезла. — Появление дитя предвещает гибель всем нам.

— Возвращение нашего самого непримиримого врага.

— Возможно. — К Кор Фаэрону вернулось прежнее высокомерие, ставшее ещё сильнее. Он наклонился вперёд, а запавшие глаза налились ненавистью. — Ты найдешь для меня этого ребёнка. Так велит Абаддон. Так велю я. Ты найдешь его как можно скорее, либо же столкнешься с последствиями неудачи. Таков мой приказ, и ты подчинишься.

— Ясно, — произнёс Тенебрус и на мгновение задумался. — Очевидно, я не могу ответить на данный вопрос самостоятельно. Нужно посовещаться с вышестоящими инстанциями. Для привлечения того, кому я задам вопрос, мне кое-что потребуется. Или, точнее, кое-кто. Тебе необходимо обеспечить меня этим.

— Твоё условие было ожидаемо, — сказал Кор Фаэрон.

— Неужели? — спросил чернокнижник. — Я говорю не о простой просьбе, которую легко выполнить. Наш сосуд должен являться достойной жертвой. Тем, кто представляет собой идеальное смешение безысходности и веры, кто могуч в варпе, кто познал величайшие почести и глубочайшее отчаяние.

— Создать такое существо довольно несложно, — заметил тёмный кардинал.

— Разумеется, — подтвердил Тенебрус. — Со временем можно сломить любого могущественного последователя владыки-трупа, вот только времени у нас нет.

— Ребёнка нужно найти, — согласился Кор Фаэрон. — Как можно раньше. Боги позволили мне узнать это. Если мы не будем действовать, нас ждёт катастрофа.

— Если нет времени сформировать подходящего для нашей цели человека, значит такого необходимо найти и принести в жертву. Чёрные корабли. У вас есть средства для их обнаружения.

— Мы охотимся за ними, когда обращаем против повелителя-трупа Его же миры, — произнёс тёмный кардинал. — У нас есть средства.

— Внутренности Чёрных кораблей – хорошее место для поиска идеального сосуда.

Кор Фаэрон кивнул.

— Таких звёздолётов много, как и людей у них на борту. Скажи точно, что тебе нужно, и я это найду.

— Конечно, — сказал Тенебрус. — Я должен спросить шепчущих мне демонов, но информацию будет легко добыть.

— Тогда вот с чего мы начнём – с охоты. — Тёмный кардинал повернулся к одному из своих чемпионов. — Вызови Ксокола Хрувака. Вызови моего Владыку гончих.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ДЕСАНТНО-ШТУРМОВАЯ ОПЕРАЦИЯ

БЕССЛАВНАЯ ЗАДАЧА

НЕОБУЗДАННЫЕ ДАРЫ

Пустотные щиты «Владыки» упали спустя считанные минуты после того, как корабль ворвался в атмосферу. Ещё через несколько минут от корпуса начали со звоном отскакивать осколки, порождённые взрывающимися в воздухе снарядами. «Владыка» был могучей, выкованной из адамантия и керамита машиной, но прямое попадание из зенитных пушек пробьёт его броню, принеся смерть всем, кто находился внутри. Строго говоря, урон нанесёт не артиллерия, а суровые условия входа в плотные слои атмосферы. Воздушная смесь устремится наружу через малейшую трещину в корпусе, и затем, словно пламя от реактивного двигателя, внутрь хлынет нагретая в результате сжатия атмосфера. Формируемые ей ударные волны одна за одной превратят в месиво даже внутренние органы Адептус Астартес. Корабль станет жертвой собственной скорости и окажется раскурочен, после чего исковерканный остов рухнет на планетарную поверхность далеко внизу. Существовала вероятность, что капитану Феррену Арейосу удастся это пережить, но вероятность минимальная, несмотря на всю силу воину.

Арейос был космодесантником. Он не чувствовал страха. Он вообще ничего не чувствовал.

Капитан ничего не чувствовал ни когда дрожащий «Владыка» нёсся к поверхности сквозь турбулентные ламинарные потоки воздуха, ни когда выстрел из лазпушки проделал отверстие в наружном корпусе и превратил участок пола прямо перед ним в расплавленный шлак, в результате чего сквозь пробоину внутрь проникала струя ревущего ветра. Арейос следил за остыванием краёв дыры безо всяких эмоций, понимая, что, если он видит это, значит всё ещё жив, то есть корабль уже миновал точку, где скорость и давление представляли опасность, и теперь находился в настоящих полётных слоях тропосферы. Пока космодесантник глядел на пробоину, его улучшенный разум праздно привязывал скорость затвердевания к цифрам на ретинальном дисплее. По мере того, как корабль заходил на посадку, выводимое число стремилось к нулю.

Он поднял взгляд за несколько секунд до удара, взвёл оружие и послал своему командному подразделению инфоимпульс с приказами готовиться.

— Рота, приготовиться! — крикнул он.

Его голосу приходилось тягаться с сопровождающим высадку рёвом даже несмотря на то, что передача шла прямо в уши воинов.

Помимо Арейоса внутри корабля находилось три полных отделения заступников-ветеранов, а также личное отделение капитана, куда входили ротный знаменосец, технодесантник, капеллан и апотекарий. Все астартес носили цвета Ультрадесантников, хотя и не имели чести принадлежать к этому братству. Символы ультимы на левых наплечниках пересекались серыми шевронами, что помечали воинов как Неисчислимых Сынов Гиллимана. Тем не менее, им выпали другие почести, ведь они были первой ротой первого батальона первой дивизии. Ротой, которая уже прославилась среди остальных Неисчислимых Сынов.

— Готов! — в унисон ответили бойцы.

«Владыка» врезался в землю с силой снаряда, которая дёрнула примагниченных космодесантников вперёд. Арейос ощутил, как порвались мышечные волокна в икрах, и как слишком сильно растянулись связки голеностопа. Капитан успел подумать – вновь безо всяких эмоций – что этим утром они ещё поболят какое-то время, и в следующее же мгновение двойные штурмовые трапы со стуком опустились, а вдоль всей длины переходных отсеков завопили сигналы тревоги. Внутрь корабля влился отбрасываемый битвой свет. Мир снаружи пылал. Корпус «Владыки» сотрясся от грохота собственных орудий: тяжёлых болтеров, шквальный автопушек и лазпушек, расчищающих путь для воинов Неодолимого крестового похода. Арейос лишь мельком увидел на широком поле боя вражеских солдат, которые ждали космодесантников в окопах для стрельбы лёжа, ибо арсенал десантно-штурмового корабля тут же разорвал их на куски. Противники исчезли в брызгах грязи и разлетающихся клочков плоти.

Капитан вышел первым. Благодаря высокому званию он имел возможность выбирать себе оружие из оружейной роты, но до сих пор отдавал предпочтение своей болт-винтовке, которой владел с момента пробуждения. Корабль Арейос покинул, ведя из неё огонь. Силовой меч оставался в ножнах.

Остальные силы ударного соединения продолжали приземляться всюду вокруг их цели. Четыре «Владыки» из роты Арейоса уже находились на земле: три выгружали пехоту, а четвёртый, не касаясь поверхности, сбросил пару «Репульсоров», отцепленных от грузовых захватов. В пятистах метрах впереди, над дымящимися полями смерти, которые вспахивались болтерным и лазерным оружием, виднелась окопанная артиллерийская батарея, окружённая сетью окопов и колючей проволоки. Свирепая буря её зенитного огня сдерживала «Владык». Границами объекта служили крутые земляные валы, что были обложены пластальными листами. Данные укрепления повторяли структуры многотысячелетних звёздных фортов своими выдававшимися «отрогами» с опорными пунктами на концах, позволявшими обстреливать каждое направление. Идеально для удерживания на расстоянии толп пехоты или штурмующей бронетехники, но для бойцов Арейоса эта помеха являлась пустяковой.

Рассредоточившиеся веером космодесантники ревели боевые кличи, в которых прославляли Гиллимана и Императора. Больше сотни воинов устремились в неудержимую благодаря древним технологиям ворчавших силовых доспехов атаку. Враги в бункерах вала встретили их внезапным шквалом огня, обрушившимся на бронированные тела. Несколько бойцов капитана пали, но, по большей части, ярость противника измерялась в отбитых кусочках керамита, а не в пролитой крови. Четыреста метров.

Арейос перепрыгнул через исходящую паром воронку, на месте которой всего несколько секунд назад был окоп для стрельбы из положения лёжа. Истерзанная земля сочилась кровью, которая расплескивалась под сабатонами капитана. Он вывел в центре ретинального дисплея картографическое изображение, где цели окаймлялись красным, а члены его роты – зелёным. Вспыхнули символы опасности.

— Впереди минное поле. Двигаемся быстро! — крикнул Арейос.

У них не было времени на остановки.

Одного из бойцов капитана подбросило в воздух, когда тот наступил на мину. Космодесантник перевернулся вверх ногами и рухнул в грязь, оставив в земле отпечаток своего полутонного тела. Тем не менее, взрыв не повредил броню, поэтому воин поднялся и, пусть и хромая, продолжил атаку на вал, оставляя позади идеальный слепок самого себя.

В самом сердце укреплений дёргались на орудийных платформах огромные пушки. Опорные стойки амортизировали отдачу в достаточной степени, чтобы конструкции не развалились от тряски, однако, земля всё равно содрогалась от высвобождаемой энергии. Расчёты знали, что на них надвигается смерть, но продолжали вести огонь с завидной дисциплиной, пытаясь завоевать благосклонность своих злобных богов путём запуска как можно большего количества снарядов в сторону замка-кафедры Тяньтин-града. По мере преодоления ротой поля взрывалось всё больше мин. Космодесантники прижимали охранение артиллерии огнём из болт-винтовок, не давая врагам высунуться из окопов, однако, проблемой были бункеры. Наведённые на воинов Арейоса автопушки били по ним до тех пор, пока они не падали с разбитыми доспехами. Каждый ставший целью примарис, хоть и выдерживал немалое количество попаданий, в итоге всё равно валился в засасывающую грязь и оставался лежать среди образующих систему окопов. Апотекарии роты выходили из общего строя, дабы спасти тех, кого могли, и извлечь геносемя из остальных. Капитан услышал жуткий звук выстрела из болт-пистолета «Освободитель», раскалывающего керамит. Он означал милосердное убийство воина, чьи раны оказались несовместимы с жизнью.

Арейос нагнулся, уклоняясь от очереди летящих веером снарядов автопушки. Трасер прочертил воздух, и позади капитана раздались гулкие звонкие удары – это снаряды попали в одного из его бойцов.

— «Репульсор» ноль-четыре, первоочередная цель – бункер слева. «Репульсор» ноль-пять, первоочередная цель – бункер справа, — приказал Арейос.

Он бы предпочёл приземлиться на большем расстоянии и пересечь поле вкось, чтобы захватить ведущую внутрь укреплений дорогу и прореживать появляющихся защитников. Мессиний же отверг данную стратегию, потребовав действовать как можно быстрее. Пустотные щиты комплексов Тяньтина не продержатся долго. Срок этот измерялся в минутах.

Двигатели «Репульсоров» взревели, поднимая заднюю часть корпусов и прижимая к земле переднюю. Контргравитационные поля ударили по земле и вызвали детонацию всех мин вокруг, в результате чего за движущимися машинами поднялись фонтаны грязи. Компактное артиллерийское вооружение «Репульсоров» обрушило на бункеры свои залпы, и даже когда машины промчались мимо, повернувшиеся турели продолжали наводиться и вести огонь. Измельчённый скалобетон поднялся вверх мучными потоками, а пушки бункеров затихли. Миновав окопные валы, танки задрали носы и поплыли прочь, выискивая новые цели. Вражеские пехотинцы поднялись из укрытий, чтобы прогнать их. По керамитовым корпусам захлестал неэффективный лазерный огонь, но затем один из бойцов на переднем крае поднял ракетомёт. Из пусковой трубы сзади вырвался шип пламени, и «Репульсор» ноль-пять получил попадание. Потеряв половину двигателей, машина преодолела некоторое расстояние по инерции, после чего остановилась.

Арейос опустил болт-винтовку. Продолжая бежать и держа оружие идеально ровно, он одним выстрелом снёс голову с плеч тяжёлого пехотинца.

Теперь у предателей не осталось иного выбора, кроме как подняться и встретить космодесантников лицом к лицу. Выстроившись вдоль окопов, они открыли огонь. Кто бы их не возглавлял, это был талантливый командир, который держал воинов в резерве до тех пор, пока дистанция не сократилась. На таком расстоянии лазружья могли эффективно отрабатывать по воинам Арейоса, поэтому вражеский командующий приказал группам по десять человек выбирать своими целями отдельных космодесантников. Несколько бойцов капитана оказались окружены бурями когерентного света. Горстка пала, когда керамит испарился в результате десятков попаданий, а выстрелы пробили внешние слои доспехов, прикончив астартес внутри.

Двести метров.

Ещё больше воинов Арейоса выбыло из боя, хотя большинство лишь по причине ранений, и только семь мортис-рун отображалось на тактических дисплеях капитана. Сорвав с пояса осколочную гранату, он вдавил детонатор. Окопный вал имел высоту полтора метра и облицовку из штампованной пластали с таким же наклоном, что и лицевая сторона вала. Арейос взбежал по нему вверх, грудью встречая лазерный огонь, и швырнул гранату вперёд перед собой. Та взорвалась, когда космодесантник соскользнул в окоп, где успел мельком увиднть толпу людей с фанатичными выражениями лиц, прежде чем они исчезли в огне. Осколки со стуком ударились о керамитовую броню. Капитана покрывала кровь изменников, а его сабатоны давили их изуродованные тела.

Вскоре пролилось ещё больше крови.

Воины Арейоса хлынули в окоп, с лёгкостью вырезая неулучшенных смертных. Предателям был обещан сей мир, которым они бы правили для своих богов, и изменники до сих пор принимали это за неоспоримую истину. Люди умирали с мыслями о том, что планета всё равно попадёт в их руки, продолжали верить в победу даже под сокрушающими кулаками мстящих ангелов Императора.

Несмотря на развёртывание крупных сил космодесантников, штурмующих Суладен Неисчислимых Сынов было объективно мало: на сотни тысяч врагов приходились лишь сотни астартес. В траншеях группа капитана разделилась, и все воины начали протаптывать собственные пути к победе. Бойцы в синей керамитовой броне в одиночку сражались с десятками врагов. Им предстояла грязная работа. Окажись здесь старый Арейос, он бы задумался о том, что делал тут, среди грязи и крови, сколько жизней оборвал. Возможно, пришёл бы в ужас. Однако, старый Арейос умер. Тот, кем он стал, не был запрограммирован на раздумья, только на подчинение. Капитан двигался плавно и держал болт-винтовку наготове, целясь в сторону каждого изгиба и поворота траншеи. Места, где его поджидали враги, зачищались. Арейос вёл огонь с идеальной точностью, поэтому каждый лай оружия возвещал о смерти очередного изменника. Ответный огонь противника приходился на фронтальную броню капитана, ибо он, из раза в раз, решительно встречал неприятеля лицом к лицу. Одна удачно выпущенная из автомата пуля разбила ему глазную линзу, вторая пробила мягкое уплотнение на сгибе локтя и вошла в плоть. И всё же, несмотря на боль в ране и неудобство от потери ретинального дисплея в левом глазу, Арейосу казалось, что разрывы мышц во время приземления «Владыки» были для него куда худшим повреждением.

В окопе звуки боя становились тише. Над головой ревели ракеты, а стены сотрясались от ударов снарядов, однако, даже мягкое постукивание осыпающейся по бокам почвы казалось более громким. До слуха Арейоса доносился грубый лай болтерного оружия и крики, приглушаемые землёй, но врагов капитан видел и слышал лишь натыкаясь прямо на них. Когда же противники замечали космодесантника, то нападали на него с поднятым оружием и ненавистью в глазах. Когитатор доспехов переключал все тактические каналы на правый глаз и помечал изменников показателями угрозы. Все были незначительными. Как правило, Арейос безропотно следовал указаниям брони, переводя оружие между целями с эффективностью робота. На каждое мягкое человеческое тело хватало по одному болту. Взрывы реагирующих на массу снарядов окрашивали стены красным. Там, где проходил капитан, грязь на полу траншеи смешивалась с кровью.

От его офицеров приходили доклады. Он в полглаза следил за местоположением своих воинов, но не требовал от них держаться в каком-либо боевом порядке, позволяя охотиться в одиночку. Уход от тактик тесного взаимодействия отделений являлся для воинов полезным опытом. Гипнообучение Коула внедрило в десантников-примарис инстинктивную склонность к совместному ведению боевых действий, предрасположенность, уже и так сильно проявлявшуюся в геносемени Гиллимана, но примарисам недоставало гибкости перворождённых. Старые космодесантники переходили от действий по взаимной поддержке к героическим подвигам в одиночку гораздо свободнее, нежели новички-примарисы, даже сейчас. Это был не навык, который нужно было освоить воинам Арейоса, ибо навык у них имелся, а скорее подход, который им следовало принять. Не во всех битвах в будущем они станут сражаться, обладая такой же огромной численностью, как и при высадке на Суладен. В легендах говорилась о группах из пяти или десяти космодесантников, удерживающих миры вопреки невероятно малым шансам. Бойцы капитана к таким деяниям ещё не готовы.

На планету высаживалось более девяти сотен Неисчислимых Сынов, чьи группы получили собственные критически важные цели для первого удара. Тем не менее, космодесантники служили лишь наконечником копья для сил флота Терциус в этой зоне боевых действий. В течение часа должны были приземлиться двадцать тысяч гвардейцев Астра Милитарум, а за ними пять тысяч солдат Механикус, сопровождаемых когортой Легио Кибернетика. Ещё прибудут сотни боевых машин, схожее количество авиасудов и формирования иных организаций, насчитывающие от нескольких оперативников до тысяч людей. Небеса сотрясались от работы двигателей пустотных кораблей, когда задействовались эти части и подразделения. Каждая деталь военной машины имела собственные задачи, неразрывно связанные с другими, и все они были жизненно важны, если имперцы хотели вырвать Суладен из рук предателей, сохранив в целости инфраструктуру и население. Таким образом, хоть гордость Арейоса и оказалась слегка задета тем, что капитану поручили захватить столь незначительный объект, как данная артиллерийская батарея, в своих сердцах космодесантник знал: его миссия была важна не меньше, чем любая другая, и он выполнит её со всем старанием.

Арейос добрался до пересечения окопов, где лежали уже мёртвые враги. Там ждали пятеро его космодесантников, чья символика скрывалась под слоем грязи и крови. Их лидер резко и быстро отдал честь.

— Капитан.

— Сержант Ван, — поприветствовал подчинённого Арейос.

Капитан вывел тактические каналы на передний план. Отделения Арейоса сходились к центральной точке. Маленькие красные кружки, обозначавшие предполагаемые и подтверждённые скопления противников, исчезали, оставляя сеть окопов синим, коими она уже кишела.

— Сформировать отделения обратно. Начать штурм пушек по моей команде, — сказал капитан, чьи слова были отрывисты и лишены эмоций.

Боеприпасов оставалось мало, поэтому ему пришлось потратить драгоценное мгновение на перезарядку, после чего он заметил кусок скальпа предателя, обмотавший тыльную сторону его левой руки. Арейос не задумываясь стряхнул кожу.

Магазин с щелчком вошёл в приёмник. Воины капитана находились на позиции. Минимальные потери. Командное отделение воссоединилось со своим командиром, и Арейос кивнул знаменосцу, который крутанул ручку на древке знамени, раскрывая крестовину. На ней развернулся стяг с цветами роты, сотканный из ярко окрашенного гипершёлка. Поначалу он вяло собирался в складки на дующем над полем боя ветру, но затем волокна ткани раздулись, придав знамени объём, и тогда стяг показал себя во всей красе.

Вражеские тяжёлые орудия впереди продолжали вести огонь, теперь целясь по основным посадочным зонам за пределами города. Командиры гвардейцев-изменников быстро перестроили свои осадные боевые порядки, но всё было бесполезно. Между линией окопов и целью Арейоса лежал поражаемый участок местности, за которым стояли сборные стены – последнее укрепление, ограждавшее внутреннюю территорию объекта. Над орудийными окопами виднелись верхушки зенитных пушек, стреляющих в небеса. Выглядело это грозно, но с реальностью не имело ничего общего. С задачей справились бы бомбы, да и орбитальный удар достиг бы того же результата, однако, Мессиний выразился чётко: Суладен необходимо взять с минимальным ущербом.

Арейосу было мало дела до населения. Если бы ему приказали, он бы вырезал всех жителей мира без угрызений совести, но капитан видел стратегическую мудрость в плане лорда-лейтенанта.

Вокруг него защёлкали болт-винтовки. Воины Арейоса выстроились в одну цепь, окружая артиллерийский парк врага подобно петле, обвивавшей шею приговорённого.

— Рота, — скомандовал капитан. — В атаку.

Они вылезли из окопов, но не ринулись вперёд, а стали шагом преодолевать мёртвое пространство. Противник начал стрелять по ним, и космодесантники открыли ответный огонь с безжалостной эффективностью. Выпущенные из двадцати болт-винтовок снаряды влетели в щель бункера, уничтожив всё внутри. Ни одна единица размещённого там тяжёлого оружия не успела совершить больше трёх выстрелов. Первыми до стен добрались воины с противоположной стороны. Последние защитники погибли очень быстро. Керамитовые сабатоны застучали по металлическим настилам, вслед за чем раздались крики.

Артиллерийские расчёты не прекращали вести огонь, так как пара смертных жрецов призывала их продолжать даже пред лицом неминуемой смерти. Жрецы были взяты на прицел и убиты сразу же, как только оказались в зоне прямой видимости космодесантников. Затем воины Арейоса разнесли на части загрузчики, в результате чего сдетонировали перемещаемые ими снаряды. По бойцам первой роты хлестануло несколько лазерный лучей. Так враги продемонстрировали своё упорство, но возможности нанести какой-либо урон у них не имелось. Победа была близка.

А затем, спустя всего один удар сердца, она ускользнула от космодесантников.

Первым признаком этого стал потускневший свет и похолодание столь резкое, что системы доспехов Арейоса недоверчиво запищали. Капитан слишком поздно заметил признаки надвигающейся угрозы и не успел выкрикнуть предупреждение. Из-под земли поднялся изогнутый каменный шпиль, а в небо потоком устремилась выброшенная земля.

Множество взметнувшихся вокруг шпиля булыжников начали обрушиваться вниз. Они были крупными и летели к земле не только под воздействием одной лишь гравитации, врезаясь в бойцов Арейоса с такой силой, что сокрушали их доспехи. Падающий камень размером с туловище капитана впечатался ему в наплечник, отчего космодесантник зашатался и непроизвольно выстрелил из болт-винтовки. Каменный дождь не прекратился, но лишь усилился, а характер летящих обломков изменился. Теперь они представляли собой заострённые скальные дротики, с непогрешимой точностью несущиеся к десантникам-примарис.

Арейос пришёл в себя и, обескураженный, поднялся на ноги. Наплечник со скрипом тёрся о сломанные крепления. Вздохнув, капитан заревел в вокс роты.

— Вольный псайкер, — доложил он. — Оборонительная схема «сигма».

А затем Арейос увидел его, надвигающегося на них из-за пушек и взмывающего вверх внутри вихря из кружащихся камней и земли. Классификация псайкеров была сложной и простиралась за пределы познаний капитана, однако, про таких он знал. Первая рота столкнулась с геокинетиком – обладателем необузданного телекинетического дара, каким-то образом связанного с землёй. Вопросы «как» и «почему» не имели для Арейоса никакого смысла. Способности псайкера являлись полностью алогичными и относились к области эзотерической духовности. Для любого здравомыслящего человека это был самый настоящий абсурд, но Долгая война вышла за пределы благоразумия ещё тысячи лет назад.

Для капитана значение имела лишь одна вещь – как убить псайкера.

Вокруг нечёткой фигуры геокинетика, несущегося над землёй к космодесантникам, щёлкали скачущие энергии, которые касались случайных кусков твёрдой породы или почвы в защитном вихре. Кроме того, псайкера оберегала своего рода грубая скальная броня – запястья и грудь были обёрнуты получившим новую форму камнем. Кисти он держал поднятыми, словно показывающий мышцы дикарь, а его глаза пылали. Больше Арейос ничего не видел, так как большую часть тела геокинетика скрывал непрекращающийся камнепад, служивший ему коконом.

Вихрь двигался по земле. Отделение воинов капитана побежало на него, стреляя из всего имеющегося оружия, но болты взрывались в кружащихся завесах из булыжников и гравия.

Реакция псайкера была стремительной и смертоносной. Нечто прорвало земную поверхность, словно из-под песка вдруг резко выскочила погребённая там верёвка. Волна, разбрасывающая во все стороны обломки, врезалась в космодесантников и сбила их с ног, раскидав отделение. Взревевший при виде смерти своих бойцов Арейос начал отдавать приказы, веля остальным отступить подальше от ведьмы и сконцентрировать огонь. Глаза геокинетика вспыхнули, после чего булыжник превратился в расплавленную лаву, врезавшуюся в одного из космодесантников. Другого жёсткие руки из живого камня затащили под землю, где от него быстро осталась одна лишь жижа. Третьего пронзили обрушившиеся дождём кинжалы из минералов.

— Назад! — крикнул капитан. — Вести бой на безопасной дистанции. Прикройте меня. Попробую солюшио экстремис.

Арейос побежал вперёд и потянулся рукой к поясу, где щелчком открыл подсумок с единственной гранатой внутри. Со всех сторон вёлся прикрывающий огонь, но результата он не давал, так как болты разбивались о твёрдую породу, а их взрывы поглощались облаками песка. Капитан сдерживался, чтобы не начать стрелять самому, вместо этого пытаясь подобраться как можно ближе прежде, чем его заметят. Там, где ничего не могли сделать снаряды, преуспели три потока плазмы. Врезавшись в вихрь, они стали превращать всё в стекло и пар. Вращающиеся камни абсорбировали энергию, однако, брызнувшая внутрь расплавленная порода попала на кожу псайкера, отчего тот закричал.

Вихрь закачался, падающие с неба камни начали глухо ударяться о землю. Арейос подумал, что, возможно, ему и не придётся пользоваться оружием, но тут геокинетик пришёл в себя и послал цунами из камней к линии окопов, в которых находились изничтожители. При ударе волна разлетелась веером каменных шипов вперемешку с пронзёнными телами космодесантников.

Воины капитана пожертвовали своими жизнями не впустую, ибо они отвлекли псайкера.

Арейос бросил болт-винтовку и взбежал на возвышенность, образованную в результате нарушения грунта силами геокинетика. Добравшись до вершины, космодесантник вытащил гранату из подсумка. Она у него была лишь одна – чёрная, цилиндрической формы, с серым обручем вокруг середины и черепом, украшавшим верхнее герметизирующее уплотнение. Капитан вывел мощность дополнительной мускулатуры на максимум, прыгнул и прямо в воздухе взвёл гранату, после чего изо всех сил швырнул её в защитный вихрь.

Псайкер повернулся к нему, демонстрируя искажённое болью и ненавистью лицо, а Арейос, в свою очередь, удивился тому, сколь юным оказался носитель колдовских отметин и следов порчи, возникших из-за связи с варпом.

Граната со звоном залетела в вихрь и, несмотря на мощный бросок, чуть не отлетела обратно прежде, чем взорваться.

Из её корпуса вырвалась медленно расширяющаяся сфера энергии. Она не принадлежала плану смертных, поэтому беспрепятственно проходила сквозь камни, но псайкеру хватило даже малейшего касания. Геокинетик закричал, а вихрь устремился к земле.

Антипсайкерская энергия омыла Арейоса. Он не обладал пси-способностями, но даже слабейший контакт с этим оружием вызвал у него всеохватывающее чувство недомогания. Ему показалось, будто душа затрепетала подобно пламени свечи на ветру. Машинный дух доспехов отключился, и капитан упал.

Ошеломлённый космодесантник лежал с выключенными системами брони до тех пор, пока не загрохотала земля, и вновь не затрещал вокс. Он услышал стрельбу. Столь редкая и мощная антипсайкерская граната купила ему лишь несколько секунд.

Борясь с висящими мёртвым грузом доспехами, Арейос пополз на четвереньках туда, куда упал юноша. В воздух поднимались дрожащие булыжники, а гудящая земля беспрестанно сотрясалась. Лежащий псайкер вяло перекатывался прямо перед капитаном, ещё не до конца придя в сознание. Над головой со свистом проносились болты, но геокинетик находился в такой позиции, где был защищён от обстрела. Именно капитану предстояло добить его. Арейос ещё раз воззвал к своим доспехам и, не получив ответа, пополз дальше. Псайкер уже поднимался на ноги. Вместе с ним поднимался защитный барьер из кружащихся камней.

С третьей попытки капитану удалось вернуть обратно машинного духа. Дисплеи включились, а в системы брони хлынула энергия. Арейос бросился вперёд, вложив в прыжок всю свою немалую силу вкупе с мощью доспехов, и врезался в юношу. Удар смял молодое, истощённое от недоедания тела, после чего оба упали на землю. Капитан приземлился на псайкера, ломая каждую его кость.

Пси-явление прекратилось. Арейос поднялся, достал пистолет и навёл оружие на голову геокинетика, но не выстрелил. Юноша уже был мёртв. Сейчас он выглядел даже моложе, чем прежде. Едва только вышел из детского возраста, подумал капитан.

— Рота, продвигаемся вперёд, — скомандовал Арейос.

Он отметил в ноосфере роты местоположение павших воинов, отправляя апотекариев извлечь их геносемя, и пошёл за брошенной болт-винтовкой.

Спустя несколько мгновений всё закончилось, а пушки перестали вести огонь. Гранаты покончили с парой зенитных орудий, которые оказались слишком осквернёнными, чтобы можно было гарантировать чистоту их машинных духов. Остальные технодесантник Арейоса посчитал восстановимыми. Уже начались работы по сбору пригодной боевой техники.

Над капитаном ревели посадочные модули Астра Милитарум, летевшие к своим зонам высадки десанта. Командование заметило, что обстрел прекратился, но Арейос всё равно как полагается доложил об успешном выполнении задачи, ибо так он был обучен.

— Капитан Арейос, первая рота, первый батальон, первая дивизия. Подтверждаю подавление главной цели.

Вдали мерцали вновь усиливающиеся пустотные щиты Тяньтин-града, ведь теперь по ним не били снаряды, а земля вокруг города, хоть и развороченная в результате осады и контратаки, пострадала не слишком сильно, по крайней мере та, что находилась за боевыми порядками изменников. Фермы, леса и пригородные зоны оставались узнаваемы. Окопы будут разровнены, а агриколэ-сервиторы возделают удобренную трупами почву. Суладен вернётся к своему скучному, но приносящему пользу существованию.

Империум выстоит. Это стоило траты жизней некоторых из братьев Арейоса.

— Командование флота, принято, — ответил безликий голос. — Цели задания обновлены.

Звуковой сигнал входящих данных возвестил о получении новых приказов. Капитан уже собирался прочесть их, когда с ним по воксу связался один из его сержантов с другой стороны огороженного стенами участка.

— Брат-капитан, у меня тут двадцать сдавшихся изменников из Астра Милитарум. Их лидер предлагает разведданные в обмен на жизнь. Что мне с ними делать?

Командир действует согласно своей натуре. Милосердный мог пощадить их. Рьяный сжёг бы. Хитрый бы допросил. Арейос не относился ни к одному из трёх этих типов. Для него действия на войне диктовались исключительно немедленными тактическими соображениями.

— Им нечего нам рассказать. Они свой выбор сделали и послужат лишь нагрузкой на наши ресурсы во время наступления. Всех казнить.

До читающего приказы капитана донёсся непродолжительный треск болтеров. С предателями было покончено.

— Технодесантник Изупи, останешься здесь и составишь перечень оружия для доставки флотским логистерами. Выбери трёх бойцов себе в помощь. Всем остальным – мы уходим.

Арейосу нашли новую лицевую пластину, которой он заменил повреждённую часть шлема. Кроме того, им подвезли боеприпасы.

Закончив перевооружаться, капитан отдал приказ.

— Вперёд! За Гиллимана! За Императора!

Покидая артиллерийский парк, он прошёл мимо трупов казнённых людей. Арейос их даже не заметил, ибо светящиеся руны на дисплее уже отображали следующее поле боя.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ТЯНЬТИН-ГРАД

ВЫПИВКА

БЕЗВРЕМЕННАЯ СМЕРТЬ

Колокола Тяньтин-града звонили без остановки, а жрецы, облачённые в чёрное с белым и вымазавшие лица пеплом, шли во главе траурных шествий. Вырывающиеся из громкославителей скорбные антифоны находили отклик у толп, отвечавших приглушённым рокотом.

— Какая прекрасная демонстрация покаяния, — сказал Витриан Мессиний и отвернулся от открытого окна. Его полуплащ с шелестом мотался вокруг силового генератора доспехов подобно выказывающему своё нетерпение флагу. — И, тем не менее, перво-наперво им не на прогулки следовало выходить.

— Закройте окно, Витриан, — произнесла Элоиза Атаги, распростёршаяся на диване с большим стеклянным бокалом в одной руке. Как подозревал космодесантник, она намеренно проявляла беззаботность, чтобы пораздражать его. Для командира группа женщина враждебно относилась к авторитетам, если только, конечно, речь шла не о вызове её собственной власти. — Присядьте, выпейте. Ещё одна планета взята с минимальным кровопролитием и мизерным материальным ущербом. Лорд Гиллиман будет доволен.

— Разве? — спросил Мессиний. Он прошествовал в центр комнаты, где сидела Атаги. — Предполагалось, что сегментум Соляр безопасен, а теперь восстания вспыхивают в пределах досягаемости Тронного мира во всех направлениях, куда не посмотри.

— Вы чересчур драматизируете.

— Я не склонен к театральности. — Паркетный пол заскрипел под весом космодесантника, когда тот остановился и взглянул на женщину сверху вниз. — А будет ли командующая флотом Ван Леск довольна тратой нашего времени на подавление этих мятежей, в то время как по плану мы уже должны лететь в сегментум Пацификус?

— Она нас сюда послала и знала, с чем мы столкнёмся.

Хорошее настроение женщины дало трещину.

Мессиний ощутил слабый укол вины за то, что упомянул командующую флотом, но как бы сильно ему не нравилась Атаги, иногда она могла быть до невыносимого бесцеремонной. Время от времени подобную склонность следовало умерять.

— Вот почему скоро мы получим подкрепление – две боевые группы флот Секстус, — продолжила командир группы, объясняя уже и так известную космодесантнику стратегию. — Вместе с элементами Квартуса и Квинтуса наши силы насчитывают семь боевых групп на просторах четырёх секторов. — Она нахмурилась и покачала бокал с выпивкой. — Ван Леск завидует моему успеху, иначе я бы не удерживала линию обороны здесь.

— Уверен, у неё были другие причины поручить вам эту работу, — ответил Мессиний. — Обоснованные причины.

— Да? Тогда зачем вы здесь? Вы ведь должны командовать всеми космодесантниками флота Терциус и находиться в его группе «Альфарис-один», а не тут со мной.

— На что у неё тоже есть свои причины, — вновь сказал лорд-лейтенант.

— Чтобы не делиться славой. Этой причины Ван Леск достаточно. Она не хочет, чтобы её безупречный список побед объяснялся помощью космодесантника, особенно того, кто пользуется таким благоволением примарха. Пока Ван Леск где-то там шляется, мы держим оборону. Впрочем, оно и к лучшему, ведь мы здесь делаем нужное дело – очищаем миры от ваших падших братьев. — Взгляд Атаги стал отстранённым. — Вот что отложиться у всех в памяти, когда пойдут разговоры об успехах.

— Вы излишне эгоцентричны. На кону вещи поважнее вашего статуса. Думайте о своём долге, а не о почётном списке.

Теперь она выглядела уязвленной.

— Вы действительно думаете, будто я забочусь лишь о собственной карьере? Я шучу. По большей части.

Мессиний ответил на её слова суровым взглядом.

— Просто меня задели. Мы здесь занимаемся полезной работой.

— Задеты вы или нет, шутите ли или нет, но вы недооцениваете сынов Лоргара на нашу беду. Мы тут потому, что они представляют реальную угрозу безопасности Империума-Санктус, причём не меньшую, чем все те враги вдали от Терры. Отложите в сторону своё эго. Несущие Слово здесь что-то замышляют.

— Помимо уничтожения Империума?

— Элоиза, вы сегодня специально ведёте себя так вызывающе? Силы Воителя всегда хотели уничтожить Империум. Нас должно волновать то, как именно они собираются это сделать. Вы здесь, дабы остановить их, за что мы должны быть благодарны.

— Вы пытаетесь льстить мне? — Атаги одарила его очаровательной улыбкой. — Ну хватит уже занудничать. Выпейте. — Она показала на стоявший рядом с кушеткой стол, который ломился от напитков, преподнесённых взволнованными представителями планетарных властей. Однако, Мессиний проигнорировал её жест. — Расслабьтесь, если это вообще возможно. И отойдите, а то когда вы вот так стоите надо мной, я словно смотрю на чёртову гору. — Женщина улыбнулась ещё шире. — Сей вид впечатляющ, грандиозен и даже прекрасен, но от него шея болит.

Хмыкнув, космодесантник отступил назад.

— Ну а теперь, как насчёт улыбки, Витриан?

— Я прослужил целую сотню лет, но последние годы с вами кажутся особенно долгими, — ответил Мессиний.

— Воистину, укол в самое сердце. Сочту за комплимент. А сейчас выпейте, я настаиваю. Па факту, это приказ.

Космодесантник поднял бровь и взглянул на бокал Атаги. В её руке он выглядел крупным, но ему едва хватило бы на глоток.

— Я вам налью.

Встав с кушетки, женщина подошла к столу.

— Меня беспокоит то, что Несущие Слово потратили так много времени и сил ради приведения в ярость жителей планет, — начал Мессиний. — Сыны Лоргара – демагоги и ложные пророки, которые, вне всяких сомнений, стремятся подорвать наш боевой дух и замедлить нас, однако, я не вижу непосредственной стратегической ценности в обращении против Империума этих систем. Они не дают никакого значительного эффекта, помимо отвлечения. Миры в них святы, чем Несущие Слово нас и провоцируют, а провокация есть отвлечение. Здесь и возникает вопрос: от чего нас отвлекают?

— С чего вы так уверены, что их целью является отвлечение? — спросила Атаги. — Не забывайте, они выполняют прихоти безумных богов. Несущие Слово подтачивают веру народа. Разве для легиона фанатиков это не цель сама по себе?

Она порыскала по столу в поисках достаточно крупного сосуда, который подошёл бы космодесантнику, и остановила свой выбор на высоком бронзовом кубке в асканианском стиле. Затем женщина наполнила его вином. Половины уже открытой бутылки не хватило, поэтому пришлось открыть вторую.

— Люди забыли, что Император – их бог, лорд-лейтенант. Им кажется, будто Он их покинул. Враг же предлагает альтернативу, как бы богохульно не звучали мои слова. На этих мирах появляется гораздо больше псайкеров, и люди каждый день сталкиваются с ужасами. Они ищут защиты.

— Неужели? — ответил Мессиний. — Тогда пусть рявкающие болт-автоматы напомнят людям о том, кто их истинный защитник. Он не только правит ими, но и обеспечивает само существование.

— Примерно это я и собиралась сказать, пусть и не в столь воинственной манере, как вы. — Атаги передала ему кубок. В бронированной руке космодесантника тот выглядел до смешного миниатюрным, хотя и был создан для по-настоящему внушительных людей. — У вас явно плохое настроение.

— Ведётся скверная война, — продолжил лорд-лейтенант. — Мы вырезаем тех, кто был бы верен нам, если бы не лишения, которые им приходится терпеть. Своими действиями мы порождаем ещё большие страдания. Из-за совершаемых нами кровавых расправ другие люди подпадают под чары дьявольских жрецов, использующих против нас наши же успехи.

— Не всё так просто, — сказала Атаги и подняла бокал. — Ваше здоровье.

— И ваше, — отозвался Мессиний.

Лорд-лейтенант отпил и ощутил на языке приятный кислый вкус вина, вызвавший ещё большую жажду. Космодесантник вдруг понял, что прошли целые часы с тех пор, как он должным образом освежался, настолько много обязанностей у него было. Ему пришлось сдержать недостойный порыв выпить всё сразу.

— Видите-ли, я нахожу происходящее обнадёживающим.

— Объяснитесь, — произнёс Мессиний.

— Я прекрасно вижу, что Несущие Слово ведут своего рода священный крестовый поход. Признаю, выбор Черных кораблей в качестве цели вызывает беспокойство, но в общем их главная цель, судя по всему, состоит в развращении как можно большего количества верующих в Императора. Я считаю, именно поэтому они нападают на эти кардинальские миры и миры-святыни. В действиях Несущих Слово проглядывается нечто…

Она замолчала, подбирая слово.

— Мстительное, — предположил лорд-лейтенант.

— Именно так, — ответила Атаги и наклонила в его сторону бокал. — Но мстительность никогда не выигрывала войны. Несущие Слово слишком поглощены своей верой и упускают гораздо более крупные призы.

— И всё равно не вижу здесь ничего обнадёживающего.

— Это ведь означает, что они действуют сами по себе, — сказала женщина. — Если Несущие Слово работают в одиночку, значит преследуют личные цели. — Она улыбнулась. — Следовательно, Воитель их не контролирует. Разве вы не видите? Враг разделён. Мы сражались в нынешней войне почти половину десятилетия и оправлялись от открытия Великого Разлома. Империум был разделён, однако, по мере успехов наших трудов я начинаю понимать – именно враги страдают от раздоров, а не мы. По всей справедливости им бы сейчас уже следовало продвигаться к Терре.

— А как насчёт флота Секундус?

— Флот Секундус – затычка во вратах ада, вот и всё.

— Интересная теория, — произнёс Мессиний, который стал пользоваться этим термином после проведённого с Гиллиманом времени. — Но вы совершаете фундаментальную ошибку. По вашему мнению, они следуют логическому пути. Думаете, Разлом был открыт с помощью логики? Думаете, их демонические союзники отзываются на веские аргументы? Сегодня капитану Арейосу пришлось применить антипсайкерскую гранату против одной из ведьм врага. Противник превращает в оружие наше собственное население и направляет на нас. То, что люди восстают, уже достаточно скверно, но, когда они пускают в ход силы варпа, как мы, в обычной броне и с обычными пушками должны противостоять их необузданным дарам? Если примарх чему-то меня и научил, то это ведению войны с неприятелем, который думает не так, как мы, и чьи цели не поддаются объяснению. Прежде активность врага ограничивалась планетарными завоеваниями и налётами, а его более масштабная стратегия значения не имела. С всеми обнаруженными угрозами мы разбирались по отдельности, но не видели лежащей под ними стратегии. Не видим мы её и сейчас. У Абаддона было десять тысяч лет на составление плана своей мести, поэтому отсутствие наступления Воителя на Тронный мир или кажущаяся разделённость старых Легионов меня не утешает. Когда противник всё-таки нападёт, атаку он проведёт с неожиданного направления.

— Значит, вы должны согласиться, что простое отвлечение, вероятно, не является замыслом Несущих Слово.

— Возможно, — ответил лорд-лейтенант. — Если вы правы, тогда, боюсь, в скором времени мы можем ощутить касание их колдовства в гораздо большем масштабе, и, боюсь, мы можем ему способствовать.

— Каким образом?

— Смерть. Кровь. Страдания. Всё это приносит им пользу. — Он опустил голову, погружаясь в размышления. — Каждый наш ход сопряжён с опасностью.

— Но нам необходимо совершать их, и здесь нет примарха, который бы рассказал, что нужно делать. Мы – вы, я и остальные командиры этих флотов – должны делать выбор. Как думаете, почему я люблю пить? — сказала Атаги. — Послушайте, жрецы начнут чистку населения. Будет инквизиция . Будут сожжения и ужасы не менее страшные, чем приносимые врагом. Нам их никак не предотвратить. Это – необходимость, так давайте же не терзаться грядущими страданиями. Давайте выпьем вместе и отпразднуем сегодняшнюю победу, достигнутую быстро и эффективно. Давайте выпьем за всех спасённых от власти Тёмных Богов людей, за всех тех, кто теперь не отвернётся от света Императора, и чьи души спасёт Адептус Министорум. Давайте вспомним об искушённых, которые покинули свет и ушли во тьму, и поскорбим об их ошибке. Да и в конце концов, Витриан Мессиний, давайте же выпьем за вас, за меня и за хорошо выполненную задачу, ведь завтра нам придётся вновь взяться за неё, а потом снова, и снова, и так до тех пор, пока звёзды не очистятся от зла, и пока люди не смогут спать в своих кроватях в безопасности, более не страшась ночи.

— Мы с вами не увидим конца этой войны, — ответил космодесантник. — Она уже продлилась десять тысяч лет, и после того, как мы умрём, продлится ещё десять тысяч.

Атаги опять улыбнулась, но теперь уже грустно.

— Тогда вот ещё один повод выпить, — произнесла женщина.

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнула она.

Внутрь вошёл измождённого вида чиновник Департаменто Муниторум.

— Моя госпожа, мы получили коммюнике от верховного командования флота Терциус. Вам необходимо дать ответ немедленно.

— Ван Леск, да? — спросила Атаги, не скрывая раздражение.

Чиновник протянул свинцовый цилиндр с висящими на нём печатями. Женщина взяла его, открыла и вынула оттуда бумажку, которую развернула и хмуро прочитала.

— Плохие новости? — поинтересовался Мессиний.

Она всё так же хмуро кивнула.

— С Ксерифиса. Его штурм провалился. — Атаги скомкала бумажку. — Из-за этого тупицы Диониса Несущие Слово практически полностью уничтожили боевую группу «Иолус». Сам Дионис мёртв. — Женщина подняла взгляд на лорда-лейтенанта. — Они собираются объединить группы.

Космодесантник не мог прочесть выражение её лица.

— Так новости хорошие или плохие, как по-вашему?

— Честно? — сказала женщина и сделала большой глоток вина. — Проклятье, да я понятия не имею, но если отложить в сторону мои амбиции, то вести не очень хорошие, не так ли?

Поставив бокал, Атаги сгребла в охапку мундир.

— Если планетарный губернатор хочет с кем-то поговорить, вы можете пообщаться с ней, лорд-лейтенант, — произнесла она, пока шла к двери. — Я занята. Ван Леск хочет получить доклад немедленно.

ГЛАВА ПЯТАЯ

СРИНАГАР

ЖЕМЧУЖИНА

ГОСПОЖА СОВ

Люмены замигали, и первый транслитератор Румагой поднял взгляд, отвлёкшись от работы. Вся комната задрожала, со сводчатого потолка посыпалась пыль, а канделябры с незажжёнными свечами закачались на своих цепях.

Румагой подождал, пока дрожь не утихла, стряхнул мелкие обломки со свитка, на котором писал, после чего закончил транслитерацию, постоянно щёлкая языком из-за липших к перу кусочков штукатурки.

— Полагаю, сэкономлю угольный порошок, — пробормотал он.

Мужчина посыпал чернила порошком, туго свернул свиток, прикрепил к нему требуемые печати чистоты и положил в футляр.

Раздался стук в дверь: громкий, но сдержанный, и при этом достаточно частый, чтобы выдать нервное состояние посетителя.

— Просто войди, Кол! — крикнул Румагой, качая головой. — Ну что за бестолковый человек.

Дверь распахнулась. В этой части астропатической станции все двери были сделаны из дерева и имели железные петли и щеколды. Сринагар являлся среднезажиточным миром, но свойства местных звёзд вкупе с объединёнными пси-силами хора губительно воздействовали на машинных духов, из-за чего служителям Адептус Астар Телепатика приходилось полагаться на простые механизмы.

— У неё опять это, — произнёс молодой мужчина. — Очередной эпизод.

Он носил зелёную фетровую скуфейку со знаком Адепта и длинный зелёный балахон, как у Румагоя, хотя и далеко не столь витиевато расшитый.

Гора сотряслась от очередных толчков.

— Да я вижу, Кол, — сказал Румагой, когда дрожь стихла. — Успокойся. Всё будет хорошо. Лучше не позволять своим страстям уж чересчур бушевать. Отсутствие душевного равновесия в столь эмпирически заряженном окружении представляет опасность для каждого из нас.

Первый транслитератор встал из-за стала и направился к двери, а Кол кивнул, продолжая бегло посматривать на канделябры в ожидании того, что они вновь начнут качаться.

— Да, первый транслитератор.

— Ты должен уметь в любое время сохранять разум спокойным, а сердце – хладнокровным.

— Да, первый транслитератор.

— Мы – хранители одних из самых ценных ресурсов Империума. Не стоит беспокоить их, особенно сейчас, в это трудное время.

— Да, повелитель.

Румагой постучал по центру груди Кола священным футляром для свитка.

— Так что держи себя в руках, мой мальчик. Понятно?

— Да, да, прошу прощения.

— И может уйдёшь с дороги?

Кол отступил назад. Румагой подошёл к трубе пневматической почты и отправил свиток в путь.

— Значит, к Жемчужине, — произнёс он. — Идём.

Выйдя из кабинета, Румагой и Кол оказались в верхнем круге барабана. Сам хор располагался внутри цельной сферы из дюратания в самом сердце горы, а административные помещения – на ярусе, построенном из менее ценных металлов и искусно пригнанных камней. Он опоясывал хор подобно кольцам Сатурна в священной системе Сол. Барабан был пси-экранирован, но из-за ограничения бюджетных средств кабинеты имели большую защиту, нежели коридоры, поэтому, выйдя из своего помещения, Румагой сразу же ощутил давление бури, порождённой сотнями могучих разумов, которые забрасывались в космос.

Мимо них спешно проходили другие фигуры в балахонах. Всю астропатическую станцию, как с неодобрением подметил первый транслитератор, объяла суматоха.

— За сколько до первого толчка она начала рассказывать?

— За считанные секунды перед тем, как я вас предупредил, первый транлитератор, — ответил Кол.

Двое мужчин быстро шли по кольцу, шлёпая сандалиями. Сооружение сотряслось от очередного толчка, и коридор огласился эхом взволнованных вздохов.

— Она получает сообщение или опять видения?

— Думаю, видение. В этот раз усиливается быстро. Только всё началось, и я сразу отправился к вам.

Судя по голосу Кола, его обидели намёки Румагоя на то, что он замешкался.

— Значит, эпицентр явления приближается к Сринагару, — сказал первый транслитератор, отчасти говоря самому себе. — Ты эвакуировал Жемчужину? Мне не нужно ещё одно происшествие.

— Дежурные транслитераторы выведены. Все замки и обряды доступа в действии. Мы усилили пси-сток между астропатическими камерами и окрестностями горы, внутренностями Сферус Клауструма и самой сферой. Машины работают на восьмидесяти процентах. Будем надеяться, что она не станет настойчивее.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно произнёс Румагой. — Ты проинформировал Свеена?

— Сразу же.

Младшие адепты расходились в стороны, давая пройти столь важной персоне, как первый транслитератор, поэтому двое мужчин быстро добрались до входа в трёхступенчатый переход. Там они спустились в величественный Зал изречений, на противоположной стороне которого находился Первый портал. За Вторым порталом тянулся длинный коридор из бронестекла, ведущий к Сферус Клауструму – пространству между самой горой и сферой хора. После прохождения Последнего портала коридор превращался в открытый мост, что соединял сферу и фокусирующую жемчужину в её центре.

Румагой и Кол передали свои удостоверения личности привратнику Второго портала, зашли в комнату подготовки и надели пси-подавляющие наголовники, необходимые любому, кто собирался приблизиться к хору. Они относились к этому ритуалу серьёзно, и не только из-за простой святости обряда, но и из-за того, что неисполнение правил в условиях воздействия подобной психической мощи было верной смертью.

Транслитераторы должным образом облачились и получили благословение от священника, после чего три преграждающие им дорогу двери резко открылись, позволяя войти в переход из бронестекла.

Астропатическая станция на Сринагаре была одной из крупнейших в сегментуме Соляр и вместе с десятками других формировала огромный сплюснутый шар вокруг Сола. Через эти проводники сообщения с Терры рассылались по всей её галактической империи. Сказать, что данные станции играли жизненно важную роль, значит сказать лишь половину правды. Именно так любил говаривать Румагой.

Сринагар обладал исключительной важностью. Яростный танец его бинарных звёзд порождал вихрь в варпе, обозначенный в Адепта как «астропатический канал плюс-нон-ультра», однако, близость к такому неистовому астрономическому явлению сопровождалась риском. Для защиты станции потребовалось расположить её глубоко внутри горы, а город, который занимался обслуживанием объекта, находился в пещерах к западу по той же причине. Подражание самому Астрономикану наделяло станцию величием и святостью, и эту фразу Румагой тоже любил повторять чрезмерно часто даже несмотря на то, что сходство было совсем небольшим. По факту, на расположении внутри искусственной горной пещеры оно и заканчивалось.

Тем не менее, Сферус Клауструм всё равно производил впечатление. Сквозь бронестекло моста им открывался прекрасный вид на пещеру, которую вырезал в скале в естественном её виде Империум, находясь на вершине своего могущества. В центре пещеры как раз и находилась станция. Большую часть внутренней стороны Сферус Калуструма покрывали гигантские резонаторы, а остальную поверхность не было видно из-за ярких ламп, размещённых вокруг их стержней. Таким образом, горная порода оставалась спрятанной за чёрной неизвестностью.

Сфера хора, сделанная из невыразимо ценного дюратания, удерживалась на высоте башен подземных городов Сринагара благодаря регулируемым поршням. Фокусирующая матрица на её вершине являлась невероятно хрупким устройством, поэтому легче было переместить всё сооружение, нежели тревожить древнюю технологию. С нынешней тряской горы Румагой боязливо поглядывал на матрицу.

В данный момент верхний проём матрицы держался открытым. В пике горы имелась пробуренная дыра, которая находилась прямо напротив фокусирующего отверстия наверху сферы и размерами соответствовала нижнему проёму под матрицей. Сквозь последнюю проходили питающие весь комплекс кабели и проводники, а верхний проём помогал фокусировать телемолитвы благодаря множеству подвижных серебряных панелей, ещё сильнее увеличивая дальность действия астропатической станции, но только в тех случаях, когда это было безопасно. Сейчас как раз стояла спокойная погода, поэтому верхний проём смотрел в ночное небо, где ярко светились звёзды. Пространство прямо над станцией не пересекалось никакими движущимися по орбите объектами. Исходящее от сферы ощущение нереальности создавало впечатление, будто звёзды ненастоящие, словно их нарисовали на холсте.

Все органы чувств Румагоя и Кола страдали. Пока транслитераторы шли по мосту, они не могли доверять ничему из того, что ощущали или слышали, не могли доверять даже вкусам во рту, а в худшие дни им доводилось сталкиваться и с галлюцинациями. Именно так эзотерическая коммуникационная сеть Империума искажала реальность, и именно поэтому носились блокирующие шлемы. Без них двое мужчин были бы мертвы.

На одеревеневших ногах они добрались до Последнего портала, где стояли ряды сменяющихся астропатов, ждущих пропуска. Повезло, что инцидент произошёл как раз в пересменку, подумал Румагой. Выходящие были серыми от изнеможения и нуждались в помощи своих сервов. Каждый здесь демонстрировал следы преждевременного старения: из-за усилий при выполнении обязанностей, в случае псайкеров, или из-за воздействия их способностей, в случае слуг. Первый транслитератор прошёл впереди рядов, и там его ауру прочитали защищённые машинные духи.

Кол заломил руки.

— Нехорошо это, — сказал он.

Гора вновь сотряслась, а огромные поршни, удерживавшие сферу на месте, начали стонать и шипеть. Они слишком запаздывали с ослаблением эффекта от толчков. Панель на поверхности сферы открылась, являя взору расположенную прямо внутри стенки позолоченную клетку, где находился привратник. Решётки были увешаны кристаллами и украшены защитными амулетами, сберегающими рассудок человека. Его голова целиком находилась внутри шара из цинка и меди, заземлённого путём соединения тонкой проволокой со стержнями в стенах. Толстые глазные линзы не позволяли увидеть лицо, а отсветы в серебряных овалах придавали им схожесть с глазами глубоководной рыбы. Он не имел голоса, поэтому жестом показал двум мужчинам войти в кабину. Там транслитераторы прошли очередные проверки безопасности и следующий этап духовного очищения, в этот раз выполненного автоблагословителем.

Румагой обратился к бронзовому черепу, расположенному над вершиной клетки хранителя двери.

— Никому не заходить и не выходить до тех пор, пока мы не закончим.

Глаза черепа вспыхнули, после чего он, в качестве ответа, лязгнул и заскрежетал.

Внешняя дверь открылась. У сферы были две оболочки, а среди механизмов между ними змеились лабиринтообразные проходы, через которые астропаты добирались до отведённых им мест. Миновав внешнюю дверь, Румагой и Кол оказались в тамбуре с дверьми поменьше, ведущими внутрь самой оболочки сферы. Их они проигнорировали, ибо путь вёл транслитераторов вперёд, сквозь круглый, разделённый на четыре части портал.

Ауры мужчин вновь были прочитаны. Зажглось кольцо из пси-оберегов, после чего вновь погасло. Зажужжали мыслезатворы, вместе с чем раздался звук втягивающихся решёток. Ощущение некоей надвигающейся на них мощи усилилось, а затем радиально разделённые двери бесшумно открылись, и тогда энергия станции в полной мере хлынула наружу подобно имматериальному ветру, от которого сотрясались сами сущности транслитераторов. Придав себе решимости, Румагой поспешно зашагал вперёд, ибо даже в такой ситуации следовало сохранять лицо. Его амулеты начали нагреваться, становясь почти до неприятного горячими. Следом быстро шёл Кол, что пытался защититься от психического давления, прячась за первым транслитератором. Это не спасало.

Закрывшаяся позади дверь запечатала их в океане противоборствующих энергий как материальной, так и нематериальной природы. На мужчин давила тягостная тишина, а внутренности черепов изучались чужими разумами. Румагой и Кол продолжали ощущать сотрясающие станцию толчки, но теперь казалось, будто дрожь проходила через подстилающий слой самой реальности и миновала землю со сталью, вместо этого заставляя ходить ходуном основания душ.

— Идём, — сказал первый транслитератор, не способный больше ничего произнести.

Внутри сферы находилась тысяча установленных рядами тронов, и половину занимали астропаты с широко разинутыми ртами, что безмолвно выкрикивали свои мысли в варп. По бокам она огибалась многочисленными мостками, которые вели к выходам с небольшими дверьми, а ещё из неё торчало несколько башенных опор, обеспечивающих доступ к различным машинам, но лишь мост тянулся к центру сферы, где располагался отливающий перламутром шар пять метров в диаметре. Транслитераторы шли к нему натужно, как люди, боровшиеся с мощным течением. Контргравитационные двигатели делали всю внутреннюю поверхность сферы условным низом, поэтому коллидирующие волны гравитации тянули Румагоя и его помощника в разные стороны, не говоря уже о воздействии психической силы.

До Жемчужины они добрались духовно и физически разбитыми, поэтому им едва удалось открыть двери шара. Поднимающаяся из недр мира кабельная линия проходила через нижний проём, удерживая Жемчужину над полом. Всё имперское внимание за пределами Сринагара устремлялось к этой единственной точке, и лишь очень немногие обладали достаточной силой духа, чтобы войти в сию святую святых. Румагой и Кол были избранными, а потому – проклятыми. Первый транслитератор чувствовал, как из него высасывается жизнь. Сколько её лет он потеряет из-за нынешнего кризиса? Три? Четыре?

Румагой отбросил страхи в сторону. Ему следовало выполнять свой долг.

Дверь отъехала в сторону, и они вошли. Когда дверь позади них закрылась, давление ослабло, так как здесь всё фокусировалось в одном направлении, благодаря чему внутреннее пространство оставалось относительно незатронутым силами снаружи. Оба мужчины облегчённо выдохнули.

— Служба Ему – это самое главное, — произнёс Румагой и вытер лоб рукавом.

Внутри Жемчужины было мало свободного пространства, и большую его часть занимал прозрачный цилиндр, где находилась поддерживаемая и питаемая густой амниотической жидкостью госпожа астропат-экзультация Йолоста Сов – главный фокус станции.

— Добрый день, госпожа, — поприветствовал её Румагой, слегка поклонившись, и затем обратился к Колу. — За работу.

Транслитераторы разделились. Румагой зашагал вокруг астропата-экзультации против часовой стрелки, а Кол – по часовой. Плавающая в жидкости Сов зашевелилась. В баке загорелись движущиеся огоньки, которые заполняли бак янтарным свечением, позволяющим различить конечности и питающие тело трубки.

— Кол, проверь вокс-воры и автописцы, — велел Румагой. — Посмотри, удастся ли разобрать то, что она пытается нам сказать, дай мне временные привязки всех её изречений к толчкам. Причиной сейсмических возмущений является госпожа Сов, и, думаю, теперь мы, наконец, сможем найти этому убедительное доказательство.

— А разве дело не в погоде? Согласно словам официо астраметеоманта, сейчас Гар переживает период повышенной активности.

— Явление имеет психическую, а не материальную природу, Кол. Волнения её разума передаются через волнения нашей почвы. Только бы этот кретин Свеен взглянул на данные.

— Да, повелитель.

— А пока я должен слушать госпожу Сов, — сказал Румагой больше самому себе, чем Колу.

Он подошёл к металлическому столу, встроенному в изгибающуюся поверхность Жемчужины. Тот плохо сочетался и с органическим блеском внутри защитного герметичного помещения, как и с тяжёлым деревянным креслом, чьи резные орнаменты стёрлись руками многих поколений людей. Первый транслитератор занял рабочее место, выбрал нужные переключатели на высоком стенде и щёлкнул ими.

В центре стенда располагался пожелтевший череп. Крошечные люмены в зрительных отверстиях его глазниц мигали, а витые медные провода, тянущиеся поверх лобной кости, выглядели как глумливая причёска, если смотреть на них определённым образом. В приболченной к стене резной коробке гремели катушки с намагниченными алмазными лентами, записывающими каждую полученную астропатами мысль.

— Идентификационные данные, — проскрежетал череп.

Румагою пришлось побороть раздражение от необходимости удостоверять личность. Всё это было частью процедуры, но ему казалось, что время утекает, и что если он не поспешит, то упустит нечто критически важное. Первому транслитератору требовалось поговорить с Сов немедленно.

Мужчина назвался, взглянул в углубление для сканирования сетчатки и, наконец, вставил священную перфокарту в щелевой разъём, размещавшийся под столом на высоте колена.

— Всё оборудование работает, повелитель, — сказал Кол Румагою, который продолжал ждать.

— Ну так снимай показания! — рявкнул первый транслитератор. — Мне что, нужно объяснять тебе каждое действие?

— Идентификационные данные подтверждены, — вновь проскрежетал машинный дух.

Сигнальный рожок, вращаясь, опустился на уровень уха, а переговорная трубка открепилась и повисла на своём подвесе. Румагой потянул её к себе, едва сдерживая нетерпение. Он вытащил из нагрудного кармана блокнот с графитовой палочкой, прочистил горло и начал говорить медленно и отчётливо.

— Госпожа Сов, вы меня слышите?

Поначалу сигнальный рожок издавал негромкий треск статики, но затем раздались электронные «чихания» и звук человеческого дыхания вперемешку с шипением.

— Тьма поднимается снизу. Потерянные сыны буйствуют. Пищи нет, украденный плод портится. Две головы, двойные глаза, вперёд и назад, аквила врага.

— Я же говорил это не телемолитва, — произнёс Кол. — Тут нет исходной кодовой маркировки или данных о прохождении узла. У неё видение. — Он замолчал. — Как я и говорил, — быстро добавил транслитератор.

— Слишком буквально для молитвы, — согласился Румагой, расторопно записывая слова госпожи краткописью. Первый транслитератор втянул воздух сквозь зубы. — Опять оно.

Всё сооружение вдруг сотряслось, словно бы подчёркивая его замечание.

— Он идёт, не обещанный и нежданный, вестник несёт факел. Пустой трон, трон из черепов, трон лжи, трон боли…

Румагой всё быстро записывал. Её слова содержали пророчество.

— Что это значит? — спросил Кол.

— А мне откуда знать? — сказал Румагой. — У неё же видение, разве нет? Думаешь я сразу его истолкую? Сделай что-нибудь полезное! Оборудование проверил?

— Да, повелитель, я же уже сказал – оно работает. И ещё выгрузил требуемые вам данные.

— Славно, — рассеянно ответил первый транслитератор.

Его руку ещё в юности натренировали для автоматического написания, поэтому теперь конечность двигалась сама по себе, реагируя на неслышимые ушами Румагоя слова.

Бессвязная речь астропата стихла, но затем женщина громко завопила. Жемчужина задрожала, а госпожа Сов начала говорить быстрее.

— Отец обмана шагает среди звёзд, ищет. Извилистые пути предвещают хаос внутри хаоса. Слово выкрикивается громко, громко!

Толчки стали настойчивее, и небольшие предметы начали падать со столов по краям помещения и отскакивать от пола. Трубку вырвало из разъёма, зашипел бром. Психическое давление внутри сферы было невыносимым. Рука Румагоя, уже неподконтрольная хозяину, скользила по странице словно змея, а Кол сжался в комок на полу и чуть ли не рыдал. Мигали предупреждающие светосигнализаторы машин.

— Кардинальные точки во всех направлениях. Носители слова расправляются с теми, кто говорит вдаль. Дева будет загублена. Из ярости рождается свет. Непредвиденное возвращение владыки, лишённого сил. Он переходит, но ему мешают!

Дрожь ослабла.

— Он переходит, но ему мешают, — произнесла женщина. Её голос стал тихим, не громче выдоха. — Они ищут то, что вокруг них.

— Он идёт.

Толчки прекратились после последнего сильного сотрясения, от которого Жемчужина закачалась. Румагой оглянулся, а Кол осторожно поднялся.

— Что произошло?

Румагой встряхнул руку, сведённую судорогой из-за письма и запачканную чёрным карандашом.

— Что бы это ни было, теперь всё закончилось.

Он выпрямился. Госпожа Сов плавала внутри своего бака. Судя по освещению в сфере, станция работала нормально, хотя снаружи слышались крики. Каждый раз, когда женщина переживала видение такой силы, Сринагар терял нескольких слабых астропатов.

— Может, нам стоит подумать над тем, чтобы заменить её? — поинтересовался Кол.

Румагой провёл пальцем по словам, которые он вывел своим тонким витиеватым почерком. Их неразборчивость заставляла его хмуриться.

— Пока не надо, — ответил первый транслитератор. — Она всё ещё слишком полезна.

Мужчина забарабанил по странице.

— Вы разгадали ещё что-то?

Обеспокоенный Румагой кивнул, затем встал, закрыл книгу и засунул её обратно в карман.

— Проинформируй начальство станции о том, что мы выходим. Пусть они свяжутся с верховным телепатикусом Свееном. В этот раз мне не откажут. Я должен подать прошение о встрече с планетарным губернатором, приоритет «вермилион эксельсиор», и ждать нельзя. Ещё нужна печать Свеена. Нужно его разрешение, которое он даст. Как только всё увидит, то поймёт. — Румагой вздохнул. — Наконец-то. Может даже согласится отправить помощь.

— А в чём проблема?

Первый транслитератор хмуро посмотрел на свои записи.

— Я не разобрал её слова полностью, но, помимо прочего, там идёт речь о враге, — сказал он. — Если верить госпоже Сов, тот уже скоро будет здесь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПУСТОТНЫЕ САБЛИ

УЛЬТИМА-ОСНОВАНИЕ

ПРОЩАНИЕ С ЧЕТВЁРКОЙ

В ветреный прохладный полдень родились Пустотные Сабли – капитул Адептус Астартес.

Чуть больше тысячи космодесантников выстроились рядами в соответствии с ротой, специализацией и постом. За ними располагалась сотня боевых машин различных типов, которые примарх даровал капитулу для облегчения его задачи. Знаменосцы высоко держали древки штандартов с пока ещё отсутствующими знамёнами, а позади них, вдали, виднелись почерневшие и разбитые башни города Олда. Свою награду космодесантники заслужили как раз тем, с какой эффективностью сделали эти сооружения такими.

Основывалось новое братство.

Шеренги космодесантников разнились по высоте, так как воины сформировали идеально ровный строй невзирая на оставленные оружием шрамы на искалеченной земле или разбитые булыжники, на которых стояли Адептус Астартес. Хоть занимаемая ими территория и несла следы отгремевшей войны, доспехи бойцов были безупречными и свежевыкрашенными в насыщенный тёмно-коричневый и бронзовый цвета. Керамит же отражал льющий с небес дневной свет. Пустотные Сабли демонстрировали присущее всем новым капитулам единообразие, ведь на броне космодесантников ещё не отпечатались сказания об их деяниях. Тем не менее, все они сражались с самого начала крестового похода, поэтому даже сейчас, в самом начале пути капитула, на поножах и наплечниках воинов повсеместно виднелись различные значки и почётные отметины.

— И так началась их история, — пробормотал Девен Мудире.

Виабло косо взглянул на него.

— Довольно затейливое изречение для тебя, разве нет? — сказал пустотнорождённый и вернулся к своей работе.

Перо Виабло скрипело о пергамент, не уносимый ветром благодаря стеклянному пресс-папье.

Мудире пожал плечами. У него был слишком меланхоличный настрой для остроумной реплики в адрес товарища.

— Поэзия – мой дар.

— Как и скромность, — произнёс Фабиан Гвелфрейн, чем вызвал у Соланы улыбку.

Четвёрка Основателей – группа историторов Логос Историка Верита – наблюдала за созданием нового капитула с высокого холма к западу. Они пользовались привилегиями своего ранга, поэтому их небольшой лагерь был великолепно обеспечен. Длинный стол, за которым работали историторы, находился в тени украшенного кисточками тента, а ещё там присутствовали слуги, на чьих подносах стояли бокалы с освежающими напитками, защищённые от пыли и пепла бумажными колпаками. Рядом находился второй стол, где укрытые клошами тарелки с едой подогревались на конфорках. Пищу приготовили на потом, для празднования, но никто из Четвёрки, на самом деле, в нём участвовать не хотел. Перед пиром они выполняли свою роль летописцев крестового похода, все, кроме Мудире. Тот оставил рабочее место и встал на краю склона, позволяя солнцу и слабому ветерку ласкать себя.

— Вы разве совсем не тронуты? — требовательно спросил у остальных Мудире, начиная гневаться.

Фабиан уже был готов выдать очередную остроту, но решил не делать этого, когда увидел взгляд в глазах коллеги.

— Да, — ответил он. — Да, конечно же я тронут. Сегодня печальный день.

Однако, успокоить Мудире не удалось. Гнев и скорбь внутри него породили взрывную смесь.

— Мы годами работали вместе. Каждый из нас рисковал собственной жизнью. Под руководством примарха мы создали новый Адепта, и теперь этому конец, а у тебя нет ничего, кроме оскорблений?

— Всё не так, — сказал Фабиан. — Это не конец.

— Это – начало, — произнесла Солана. — Девен, Фабиан просто подшучивал над тобой.

— Тогда у него нет чувства важности момента, — проворчал Мудире.

Подошёл младший член ордена и положил на стол Солане свежие пергаменты. Та тихо его поблагодарила.

— Мне грустно, но времена меняются, — продолжила она. — Всё двигается вперёд согласно плану Машинного бога. Это – его Воля, воля Императора.

Мудире развернулся обратно, чтобы взглянуть на новый капитул.

— Ох, освободиться бы от воли богов.

— Сколько сейчас капитулов Ультима-основания? — громко спросил Виабло. — Здесь у меня отмечено, что сто три, но входят ли в это число все созданные во время крестового похода наряду со сформированными при Раскрытии примарисов? — Он вновь взглянул на свои записи. — У кого-нибудь есть другие цифры? Было бы досадно вносить исправления.

— Первый вариант всегда чистовой, — заметил Фабиан. — В этом весь ты, Виабло.

— Я нахожу подобное практичным, Фабиан, — ответил Виабло. — Нет смысла мучиться над словами, когда столько нужно сделать.

— Мой дорогой Теодор, — заявил Мудире. — Ты можешь хоть на мгновение оторваться от работы? Нас сегодня разделяют. Для тебя это тоже ничего не значит?

Виабло не перестал писать.

— Конечно же значит, Девен, но сначала нам нужно выполнить нашу работу – мы должны увековечить основание сего капитула со всем уважением. — Он улыбнулся. Виабло редко демонстрировал эту свою высокомерную ухмылку, которая удивляла каждого, кто видел её. — Уже после мы сможем выпить и порыдать столько, сколько захочешь.

Вздохнув, Фабиан положил стилус, сохранил написанное, а затем стёр работу с табулы цера взмахом руки. Воск покрылся рябью и изменил форму.

— Я почти что согласен с Девеном, — сказал он. — Какой смысл от всех тех особенностей процесса формирования Пустотных Сабель, сто четвёртого капитула Ультима-основания…

— Ага! — воскликнул Виабло. — Спасибо.

— … если они не зафиксированы? Это ведь больше настоящая история, чем простая запись. Кто-то должен прожить её.

Виабло продолжил писать.

— Фабиан, ты серьёзно? Наша роль заключается в протоколировании и исследовании. Мы – свидетели истории, а не её проводники. Нам следует знать своё место.

— Ну, я никогда не был полностью доволен теми вещами, которые мне велели делать.

— Тогда почему не говоришь это ему? — спросил Виабло и показал бородками пера вверх. За вспышкой в небесах последовал грохот вхождения в плотные слои атмосферы – схожий с низкой барабанной дробью шум, обрушившийся на холмы возле увеченного города. — Примарх уже почти здесь.

— Скажу, — произнёс Фабиан, после чего хлопнул по столу обеими руками, поднимаясь на ноги. — Вот почему он дал эту работу в первую очередь именно нам, разве нет? Я не вижу среди вас никого, кто выполнял бы приказы прямо буква в букву, так давайте же сейчас выпьем? Понаблюдаем за теми храбрыми воинами с надлежащей торжественностью, с тостом!

Четвёрка переглянулась.

— Я согласен, — в конце концов сказал Мудире.

— В тебе я не сомневался, Девен, но как насчёт вас двух? Теодор? Солана? — поинтересовался Фабиан.

Улыбка Соланы сама по себе стала согласием. Виабло принял расстроенный вид, однако, он, обычно, пил больше, чем все остальные вместе взятые, поэтому долго его уговаривать не пришлось.

— Ох, ну ладно, — с притворной неохотой согласился Виабло.

Корабль Гиллимана с рёвом снижался, увеличиваясь в размерах на фоне неба. Вход в атмосферу был суровым процессом, и летательный аппарат был объят пламенем, из-за чего напоминал спускающегося с небес бога, который собирался совершить суд на земле.

— Резилису, подашь нам, пожалуйста, выпить?

Потомственный слуга Фабиана стоял рядом со столиком на колёсиках для напитков. Земля была неровная, поэтому им пришлось прибегнуть к использованию гусеничного сервиторного модуля, чья частично рассечённая голова виднелась под поцарапанным пластековым куполом перед бутылками, что выглядело довольно отталкивающе. Резилису поклонился. Он всегда выглядел несуразно, и даже в форме сервов Логоса умудрялся казался неряшливым, однако, слуга достаточно бойко подносил освежающие напитки историторам и вполне расторопно передавал и наполнял бокалы, которые тряслись из-за заходящего на посадку судна примарха: исполинского, великолепного, сделанного в форме двуглавого орла десантно-штурмового корабля «Аквила респлендум».

— А теперь, Девен, пойдём сядем, — перекричал Фабиан вопль посадочных двигателей и отпил горький, настоянный в олешиновой бочке ром, чтобы смягчить сухость в запыленном горле. — Теодор прав, нам действительно нужно это записать.

Сервочерепы историторов поднялись со своих стоек-насестов и, сверкая вид-глазами, полетели над только что созданным братством, начав запись.

«Аквила респлендум» приземлилась в вихре пыли, поднятой грохочущими двигателями. Завыли приводы органов управления, а крылья и две головы изменили конфигурацию на посадочную. Корабль не касался земли когтями до тех пор, пока перья на груди не расцепились, и от корпуса не отделилась опустившаяся десантно-высадочная рампа.

Наружу вышел исполинский в своих доспехах Судьбы Робаут Гиллиман, которого сопровождала скромная свита, состоящая из двух десятков различных по виду смертных. Его космодесантник-советник Хурак был единственным трансчеловеком в группе, чья бледная кожа бросалась в глаза даже на таком расстоянии. Ещё там находилась уже привычная группа священников, а рядом держались протоколисты из четырёх Адепта, запечатлевавших процесс основания на страницах соответствующих томов. Самым крупным и наиболее важным из них являлась принадлежащая примарху копия Индекса Астартес: почти метр высотой, в кожано-металлическом переплёте и такая тяжёлая, что её приходилось нести двум мужчинам, державшим за оба края жердь, вдетую в корешок книги.

Разрушенный город, тысяча космодесантников с их вооружением, примарх и его корабль, нависавший над ним подобно живому воплощению воли Императора, создавали эмоциональное и воинственное зрелище. Эта была открытая демонстрация мощи Империума, которую мог узреть каждый. Фабиан подумал, что из неё выйдет отличная картина, и сделал себе заметку передать свой вид-фикс флотским художникам.

И тем не менее, это событие оказалось небольшим по сравнению с такими же в прошлом. В начале крестового похода рождение каждого капитула проходило с огромной помпой. Теперь нет. Когда Фабиан поинтересовался, почему церемонии так упростились, представители Адептус Администратум и Департаменто Муниторум начали утверждать, что Гиллиман занят великим множеством задач, и что сложности войны делали проведение торжеств непростым делом. Фабиан поддерживал озвученные причины и не считал их простыми оправданиями. По мнению историтора, факт выделения примархом времени для благословения братства Пустотных Сабель говорил о его преданности своим обязанности. Но это не всё. Фабиан не мог не думать о влиянии частоты подобных событий на их грандиозность. Некогда они являлись знаменательными, а теперь просто примечательными, и неважно, какой была официальная линия или о чем заявлялось в его собственных трудах.

Историторы запечатлевали происходящее на бумаге и вид-записях. Фабиан знал, что у всех у них были схожие мысли по этому поводу, и они как могли пытались простить лорда-командующего за то, что им приходилось ограничивать себя рамками сухого официального стиля хроник.

Но даже так, даже будучи менее торжественным, рождение нового капитула являло собой достойное внимания зрелище.

Свита Гиллимана разошлась, окружая последнего верного сына Императора знамёнами, которые громко хлопали на слабом ветру. Для Индекса Астартес вынесли подставку, а затем рядом с ней поставили высокое кресло. Туда сел пожилой писец – Записывающий списки. Возле него разместили небольшой стол с флаконами чернил и множеством перьев. Окинув принадлежности критическим взглядом, писец жестом подал знак носильщикам индекса, что почтительно открыли книгу на первой чистой странице. Лишь когда Записывающего списки всё удовлетворило, он слегка кивнул примарху, после чего Робаут Гиллиман начал.

По своей привычке, прежде чем заговорить, лорд-командующий обвёл взором собравшихся, давая знать каждому, что видит его.

— Воины Неодолимого крестового похода, — сказал примарх, чей звонкий властный голос разносился над местностью без нужды в звукоусилении. — Вас без объяснения забрали из ваших домов, положили в сон на тысячи лет и изменили до неузнаваемости. Никто из вас не ожидал такой судьбы, и мало кому выпала возможность дать на неё согласие. Тем не менее, вы покорились воле Императора. Вы отдали себя Империуму. Вы позволили выковать из своих тел клинки, сделать из своих разумов оружие. Когда вы пробудились ото сна, вас бросили в битву. Многие погибли. После потери семей вы потеряли тех, кого считали братьями, и не только из-за войны. Вы терпеливо перенесли реорганизацию ваших подразделений и смену назначения. Вы продемонстрировали выдающуюся и непревзойдённую верность! — Робаут Гиллиман сделал паузу, во время которой слышалось щёлканье флагов на ветру. — Теперь же я должен попросить вас вновь оставить братство, оставить в последний раз. Вы беззаветно служили мне в рядах Неисчислимых Сынов. Больше вы неисчислимыми не будете. Прежде вы являлись Сынами Коракса, а теперь вы – Пустотные Сабли. Каждый из вас выказывал величайшую храбрость, величайшее послушание. Сей мир достаётся вам в знак признания вашей непоколебимости. Он – ваша ответственность. Вы станете помогать ему и окружающим эту систему секторам. Долг – ваша награда. Служба – ваша плата. Ныне наступили чернейшие из времён, и я не способен дать вам многого, помимо собственного доверия. Подтвердите его и умрите героями Империума.

Фабиан с коллегами наблюдал за всем молча. Между Пустотными Саблями и Четвёркой Основателей существовали параллели, и историтор легко мог представить, что слова Гиллимана были предназначены для Логос Историка Верита в той же мере, сколь и для Адептус Астартес.

— Выйди, Адрин Фас – первый магистр капитула Пустотных Сабель.

Воин в тяжёлых доспехах «Гравис» прошёл вперёд и преклонил колени у ног примарха. Начался обмен клятвами, которые Фабиан уже множество раз слышал в прошлом. Фас поклялся, что он и его воины станут поддерживать власть Императора и отражать все угрозы. Магистр поклялся противостоять ксеносам, ведьмам и еретикам. Основная суть заключалась именно в этом, хотя сами клятвы были гораздо длиннее. Фас произносил их на протяжении пяти минут: без подсказок, без пауз и без запинок. Фабиан тоже так мог, но разумы Адептус Астартес превосходили разумы смертных во многих аспектах. Магистру Фасу не требовалось старательно заучивать клятвы, ибо ему хватило бы прочесть текст всего один раз, не более.

Иногда Фабиан задумывался, а не влияла ли подобная лёгкость на эти обещания, делая их менее искренними. Если бы историтору пришлось так долго говорить по памяти, он бы читал, перечитывал и повторял слова много раз. Каждое повторение заставляло бы его проводить сравнительный анализ обещания, из чего проистекали бы размышления. Возможно, они бы казались ему поверхностными, но, по итогу, в процессе Фабиан бы всё тщательно обдумал. Когда немодифицированный человек приносил такую клятву, то делал это с полным пониманием того, что обязывался сделать. А космодесантник? Адептус Астартес создавали для того, чтобы подчиняться, и приучали без вопросов отдавать Императору что угодно. Было ли обещание воина, не имеющего особого выбора, равносильно добровольной присяге на верность или обещанию, данному после тщательных раздумий? Какой прок от клятвы, которую принёс подобный человек?

Некогда Фабиан считал Адептус Астартес ангелами, а когда сей образ померк, долгое время историтор находился под впечатлением, будто космодесантники являются чем-то большим, нежели люди. Оно тоже оказалось ошибочным. Фабиан встречал таких, кто оказывался едва-ли лучше автоматов, и знавал тех, у кого были души поэтов. Обе крайности встречались редко, но историтор решил, что если брать золотую середину, то их недостаток самоопределения, искусственно созданная верность и отсутствие более деликатных чувств, делали большинство космодесантников даже наоборот, чем-то меньшим, чем нормальный человек.

Фабиан взглянул вниз, на свою табулу, где он, неосознанно, стилусом выдавил все свои мысли в воске. Историтор мог бы стереть их, но вместо этого, немного помешкав, нажал на кнопку сбоку устройства, перенося информацию в инфопланшет через обшитый пласталью кабель, после чего очистил поверхность. Пусть размышления будут записаны, подумал Фабиан, ведь целью историторов являлась истина. Нынче члены Логоса слишком часто подвергали цензуре самих себя.

Принеся клятвы, магистр поднялся на ноги. Записывающий списки внёс в Индекс Астартес его геральдику, ставшую вторым после символа капитула цветным рисунком в колонке, где описывались Пустотные Сабли. Подробности о них будут разнесены как можно дальше по Империуму с помощью астротелепатии и добавлены в другие копии индекса.

«И так, из-за неправильно истолкованных видений в тексты закрадётся ошибка, которая повлечёт за собой несовпадения. А потом, когда-нибудь в далёком будущем, неверно запомненная деталь станет причиной конфликта», — подумал Фабиан.

Фас вслух прочёл отдельную запись о самом себе – слишком маленький параграф для полного описания героических поступков, совершённых даже за несколько коротких лет – и поставил подпись, после чего вернулся к своему братству.

После магистра подошли офицеры, руководящие подразделениями капитула: магистр святости, старший библиарий, магистр апотекариев и магистр кузницы. Они принесли собственные клятвы и оставили свои отметки в огромной книге. Далее десять капитанов с клятвами покороче, хотя их обязанности будут едва ли менее тяжёлыми. Дневное время подходило к концу. День здесь тянулся долго, но ночи – ещё дольше, и по мере того, как солнце ползло к горизонту, вместе с ним падала и температура. В конце концов, историторы начали дрожать от холода. Им принесли шубы и горячее вино, а в бокалы то и дело вновь наливалось спиртное, поэтому, когда братья из линейных отделений стали все разом приносить клятвы, сотрясая местность очень низкими басовыми голосами, Фабиан уже находился под неплохим таким хмельком.

Пустотным Саблям передали штандарты. Знаменосец капитула получил знамя первым. Потом своими знамёнами обзавелись роты. Сохраняя почтительную тишину, космодесантники повесили их на крестовины и позволили им развернуться на ветру. На колыхающейся ткани виднелись незамысловатые узоры, коим в грядущие годы предстояло дополниться знаками отличия.

Примарх ещё раз окинул воинов полным гордости взором.

— Теперь вы – капитул Адептус Астартес. Вы – Пустотные Сабли, и останетесь ими до самой смерти. Дорожите своими братьями. Служите Императору. Защищайте закреплённые за вами территории. Вы больше не летаете со флотами крестового похода, но я всё так же полагаюсь на вас. Император ценит ваше мужество. Приступайте к своим обязанностям. Ваши деяния будут помнить, а жертвы – прославлять.

Фабиан почувствовал, что эти слова касаются и его. А останется ли память о нём самом? Скольким верным слугам Императора давались такие же обещания, а потом их имена обращались в прах вместе с костями? Слишком многим, подумал он.

— Аве Император.

Гиллиман отсалютовал космодесантникам, ударив кулаком по груди. Ответом ему была тысяча ударов керамитом о керамит, что прозвучало как орудийные выстрелы.

— Аве Император! — закричали Пустотные Сабли.

Более ничего не сказав, примарх вернулся на свой корабль вместе с последовавшими за ним служителями. В корешок Индекс Астартес почтительно вдели жердь, а затем книгу подняли. Рампа закрылась. «Аквила респлендум» обратила две свои головы к небесам, после чего тяжеловесно полетела вверх под вопли ракетных двигателей. Корабль набрал скорость и исчез среди звёзд на вечернем небе.

Первым перо положил Виабло.

— Ну что ж, — сказал историтор. — Как всегда драматично.

— Я слушал его слова, — негромко произнёс Мудире, — и они были обращены ко мне, ко всем нам. Тут нет сомнений.

Пустотные Сабли тоже отбывали, погружаясь на свои транспортники и десантно-штурмовые корабли, а также уходя в лагерь. Последний стоял на том месте, где в будущем возведут крепость-монастырь, чьи шпили и орудия будут возвышаться над равнинами теперь уже родного мира капитула.

— Я тоже это ощутил, — подал голос Фабиан. — Он говорил с нами. — Вздохнув, историтор согнул задеревеневшие пальцы. Мужчина испытывал острое состояние эмоционального оцепенения, лишившее его способности чувствовать. — Значит, вот и всё.

Виабло мрачно кивнул. Сочленения фиксирующего устройства, которое поддерживало худое тело рождённого в пустоте, тихо заскулили.

— Ты знаешь, куда отправляешься? — поинтересовался Виабло.

— Нет, — ответил Фабиан. — А ты?

— Я слышал только то, что остаюсь с флотом Примус.

Сердце Фабиана уколола зависть, но он пытался не показывать этого. Виабло являлся очевидным выбором на роль личного летописца Гиллимана, ибо был гораздо более сдержанным и исполнительным, нежели Фабиан.

— Я присоединяюсь ко флоту Октус, — сказал Мудире. — Солану ждёт путешествие к мирам-кузницам в качестве герольда нашей маленькой организации.

— Так вы все знаете, куда отправитесь? — спросил Фабиан.

— Похоже на то, — произнёс Мудире.

— Тогда почему я понятия не имею, какие приказы у меня? — задал вопрос Фабиан.

— Особая роль, вне всяких сомнений, — ответил Мудире, чья зависть к Фабиану не уступала зависти последнего к Виабло.

«Всего несколько лет вместе, и мы уже превратились в змеиное гнездо», — подумал Фабиан, — «конкурируя за места. Не лучше придворных Верховного лорда.»

— Давайте не будем грустить, — сказала Солана. — Приступим же к пиру, которого ждали весь день.

Она старалась демонстрировать жизнерадостность, но её голос звучал сдавленно.

Слуги начали зажигать огненные чаши и включать обогреватели, а подошедшие младшие члены Логоса забрали работы Четвёрки в архив. Фабиан взглянул на последних, размышляя, кто из них однажды займёт его место подле Гиллимана, если это вообще случится.

— Лучше не рассматривать произошедшее как конец, — продолжила Солана и нетвёрдо поднялась на ноги, так как не привыкла выпивать. Однако, судя по всему, ей, как и всем остальным, сейчас спиртное было нужно. — Благодаря нам, Логос просуществует вечность. — Историтор подняла свой бокал. — Четвёрка Основателей, да не распадётся никогда наше содружество.

Мудире выглядел так, словно вот-вот расплачется.

— Четвёрка Основателей! — воскликнул Фабиан, перекрикивая шум взлетающих десантно-штурмовых кораблей.

Историторы сидели до глубокой ночи и много пили.

Пройдёт ещё много лет, прежде чем кто-нибудь из них вновь встретится друг с другом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПРОВИДЕЦ

ГОРДЫЕ СЁСТРЫ

КХИМЕРЭ

Колокола перестали звонить, а стробоскопические лампы потухли. Десятинные облегчённо заохали, получив краткую передышку. Гавимор же пытался расслабить мышцы. В голове у него до сих пор звенело, в глазах всё плыло. Головная боль была ему постоянным спутником, но, когда начинались периоды усмирения, становилось совсем худо. Из-за последствий воздействия шума и света мужчина с трудом формировал даже самые простые мысли, хотя уже вскоре после попадания на борт он понял, что именно в этом и заключалась цель.

Гавимор решил поспать. Делать всё равно было нечего, а пси-обереги высасывали из него силы, в результате чего тело постоянно было налито свинцовой усталостью. Когда мужчина просыпался, то не чувствовал себя отдохнувшим. Во время немногих часов бодрствования Гавимор нередко впадал в грёзы наяву, но только когда не светили лампы и не звонили колокола. До прибытия кораблей он обладал живостью, которая ныне исчезла. Находясь на борту, ты словно страдал от хвори, вот только сие ощущение оказалось гораздо хуже и никогда не прекращалось. Слабость не отпускала ни на миг, а надежда на восстановление отсутствовала. Поначалу Гавимор задумывался, а не подмешивали ли им в пищу и воду наркотики или яд с целью усилить эффект от цепей с оберегами и усмиряющих машин, но им давали так мало еды, что значения это не имело. Человек не мог выжить на таком пайке. Гавимор голодал. Возможно, умирал, думал он.

Лежать на решётчатом палубном настиле было очень неудобно, особенно теперь, когда мужчина столь сильно похудел. Ощущение впивающегося в плоть твёрдого, ненавидящего ведьм железа постепенно переходило в настоящую боль. Всё тело покрывали синяки. Санитарно-гигиенических помещений у них не имелось, поэтому отходы образовывали зловонное месиво под палубой. Убирались нечистоты редко, а место, где они скапливалось, чистилось ещё реже. Снизу поднималась непреодолимая вонь. И всё-таки, Гавимор входил в число немногих счастливчиков. Десятинные попадали на борт в одежде, которую носили в момент захвата. Силовики отдела искателей ведьм и одна их тех внушающих ужас инопланетных женщин-воинов, охраняющих корабль, пришли за ним на улице, так что у мужчины имелось пальто и добротный костюм. Из-за жары в трюме пальто пришлось снять, но зато, по крайней мере, оно служило ему подушкой. Гавимор оберегал его ревностно и бдительно. Людей тут убивали из-за вещей. Пальто уже запачкалось и стало вонять, но лучше так, чем класть голову прямо на решётчатую палубу, да и оно останавливало хоть какую-то часть неприятных запахов от нечистот.

Если Гавимор заснёт, всё это уйдёт.

Мужчина попытался улечься. Варп-штормы опять тревожили корабль, который заваливался то на один бок, то на другой так, что десятинные выли от страха. Гавимор выругался в адрес остальных за причитания и перевернулся, впихивая одежду под шею. Цепи на запястьях и лодыжках натирали раны на коже, оставленные ими же. Рыдания других десятинных словно скрежетали по его душе. Запах такого множества тел, их собирающихся под решётчатой палубой испражнений, пота, отчаяния: всё это тяжело сказывалось на душевном равновесии Гавимора. Стояла нестерпимая духота. Прикрыв глаза, он старался игнорировать людей. Прежде ему удавалось зачерпывать свежие силы в глубоких колодцах собственной души. Это был дар или проклятие, полагал мужчина, но, так или иначе, Гавимор его лишился. Теперь, когда он пытался обратиться к нему, то ощущал лишь резкое, раздражающее нервные окончания покалывание, а живость мыслей, коей мужчина раньше наслаждался, сменилась серым туманом, что забивал горло, давил на заднюю сторону глаз и уводил размышления с правильного пути.

— Не спи, — прошептала Эви.

— Оставь меня, — ответил Гавимор, сумев явить крошечную частичку былого превосходства даже в нынешнем жалком состоянии. — И больше не беспокой. Я приказываю.

— Не тебе указывать мне, что делать, мой повелитель, — насмешливо произнесла она. Когда их только загнали в трюм, у женщины был красивый голос, который сейчас звучал надтреснуто и неприятно. — Мы здесь оба равны. Никакого важничанья ни у тебя, ни у меня.

— Я – человек высокого положения. Ты – мануфакторный чернорабочий. Оставь меня одного! — прорычал он.

— Ты – никто. Я – никто. Нам повезёт, если мы вообще переживём это путешествие.

Гавимор ещё сильнее сжался в комок и заскрежетал зубами.

— Просто помолчи. Тут нечего делать, кроме как спать.

Но молчание Эви сохраняла всего секунду.

— Мне интересно, а где мы? — спросила она.

— Мы в варпе, — ответил Гавимор.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась женщина. — Откуда знаешь, что не в реальном пространстве? В смысле, я чувствую, когда происходит переход, но из чего во что?

— Знаю, потому что уже путешествовал, а ты – мануфакторный чернорабочий, — повторил он своё оскорбление, и в этот раз злобно.

— Чернорабочий говорит просыпаться, — сказала Эви. — Это опять происходит. — Лязгая цепями, женщина подобралась поближе, хотя уже и так находилась слишком близко. У каждого десятинного имелось пространство в полметра шириной, которое он мог называть личным. В ноздри Гавимора ударил запах её кислого из-за обезвоженности дыхания. — Он опять это делает.

— Он делает это каждый раз, когда прекращается шум. Он безумен. Все мы тут обезумеем. Я же сойду с ума, если ты не дашь мне поспать.

— Может, сейчас он скажет что-то важное.

В голосе Эви послышалась нотка самого жестокого обмана из всех – надежды.

Гавимор вздохнул. Он подобрал конечности и поднялся, борясь с мучительной, пронизывающей до самых костей болью.

В трюме царила темнота. Со стены светило несколько тусклых люменов под защитными решётками, едва позволяя разглядеть ближайшее окружение. Они висели слишком высоко, чтобы до них дотянуться. Потолки усиливались мощными рёбрами жёсткости и находились на высоте почти в десять метров, что, по мнению Гавимора, являлось преступной растратой свободного пространства, учитывая, в какой тесноте они все содержались. Сотни десятинных были размещены на твёрдой палубе один за другим, образуя плотные ряды в форме веера. При такой планировке делался упор на максимально эффективное использование площади трюма, а комфорт людей вообще не учитывался.

Десятинные жили в своих полных страдания мирках, отделённых от других безднами боли, хотя при любом движении их тела касались друг друга. Пси-глушители оказывали на каждого уникальный эффект, который зависел от его проклятий и соответствующих пси-сил, но, каким бы ни был результат, они не щадили никого. За время путешествия у всех отросли жидкие волосы. Многие апатично сидели или лежали, свернувшись в клубок, и пялились между ног. Другие постоянно рыдали или же царапали собственную плоть так свирепо, что уродовали себя. Некоторые, такие как Гавимор, пытались поспать, дабы спрятаться от кошмарной действительности в благословенном забытье. Большинство имело корабельных вшей. Люди часто болели, а сходили с ума и того чаще. Смерть стала распространённым явлением. Иногда закованные в цепи мертвецы лежали на протяжении целых дней, прежде чем тела забирались.

Пустота под ребристым потолком давила на десятинных. Её нельзя было увидеть, но вес, безусловно, ощущался. На горящие как свечки души словно лилась вода, тушившая их пламя. Корабль постоянно вибрировал из-за работы загадочных машин, а меж соединяющихся друг с другом потолочных реек иногда вспыхивали странные огоньки. Гавимор никогда не считал себя колдуном. Он понятия об этом не имел и верил, что просто удачливее окружающих. Предназначенные ему Императором дары мужчина использовал для вознесения вместе с семьёй из низших знатных сословий в высшие, но лишь ради службы Империуму. Арест оказался для него столь же неожиданным, сколь и ужасающим событием. Телепат, сказали они. Провидец. С каждым новым ярлыком обвинение усугублялось. И ведь это была правда: когда Гавимора спросили, откуда он знал все те ведомые ему вещи, ответить он не смог. Его якобы интуиция на деле являлась тем же самым злом, которое мужчину учили ненавидеть с самого детства. Сие открытие уничтожило Гавимора.

Как же мало ему было известно. Теперь, сказали они, мужчина послужит по-настоящему. Гавимор отправится на Терру, дабы склониться перед Золотым Троном. Даже отрезанный от своих вспышек предчувствия и порождённой дарами интуиции, он всё равно оставался умным человеком. Никто не знал, что случалось с забираемыми в качестве десятины ведьмами. До того, как его обвинили, проверили и нашли в нём отклонения, Гавимор об этом даже не раздумывал. Теперь же мужчина не мог думать ни о чём другом. Выводы, к которым он пришёл, не вселяли оптимизм. Всякий раз, когда корабль пробивался через варп, Гавимор молился, чтобы тот не достиг конечного пункта назначения. После каждого выхода в реальное пространство рано или поздно раздавались далёкие крики других ведьм, загнанных на борт. Всего звездолёт совершил пять остановок. Должно быть, корабль полон, предположил Гавимор, а значит, скоро путешествие закончится.

Судя по всему, лишь один из всех присутствующих в этой пещероподобной тюрьме сохранил свои способности. Никто не знал его имени. С тех пор, как их заточили сюда и заковали в кандалы, прошли месяцы, а он так и не произнёс ни единого разумного слова, хотя говорил много: безумные нелепые речи отдавали чем-то пророческим. Именно поэтому другие начали называть мужчину Провидцем.

— Он собирается делать это прямо сейчас, — сказала Эви.

Гавимор не торопился удостаивать Провидца вниманием, так что она пнула его в лодыжку.

— Ой, не надо так.

— Тогда гляди. Смотри.

Провидца от Гавимора отделяли три интервала, в одном из которых была женщина, что немигающим взглядом пялилась в точку на стене. Она не ела уже неделю и таяла на глазах. За ней находился голый мрачный мужчина, плевавший в любого, кто заговаривал с ним.

Сам Провидец являлся худым молодым человеком, совсем не изменившимся, как другие. Да, он покрылся грязью, отощал, а волосы стали длиннее, но поведение осталось прежним. Глаза у Провидца были такие же дикие, как и в тот день, когда его привели сюда, ни больше, ни меньше. Взгляд метался туда-сюда, будто бы юноша наблюдал за какой-то волнующей драмой, видимой лишь ему. В отличие от остальных, Провидец не выказывал ни страха, ни отчаяния.

— Он собирается говорить.

— Он безумец. И всегда был безумен, — ответил Гавимор.

Голос его звучал хрипло. Ему ничего не давали пить уже два дня. Мужчина задавался вопросом, сколько десятинных ведьм живыми доберутся до Терры. А ещё он задавался вопросом, было ли кому до этого дело.

— Нет, не безумен. Он – один-единственный. Ничто из того на него не действует.

Эви подняла грязную руку и указала на ребристый потолок.

— Я сомневаюсь, что такое возможно.

— Да ты-то что можешь знать, а, спекулянт рафинадный? У нас с тобой что, есть маленький бизнес по поиску ведьм?

Женщина посмеялась над собственной шуткой. Когда их только забрали на борт, Гавимор много рассказывал о своей семье и достижениях, пытаясь сохранить достоинство и отделить себя от сброда, с которым делил трюм. Теперь он об этом жалел.

Провидец резко втянул воздух.

— Видишь, начинается, — сказала Эви. — Он собирается что-то сказать!

Корабль задрожал, и раздался громкий звук разрываемого металла, словно корпус получил удар, а потом звездолёт ушёл круто вниз, из-за чего Гавимор почувствовал неприятные ощущения в желудке. Где-то вдали закашляли генераторы. Десятинные принялись стонать, но Эви продолжала пристально смотреть на Провидца. Мрачный мужчина поймал её взгляд и отпрянул, уходя с линии взора.

— Он идёт! — неожиданно вскрикнул Провидец.

Это было так громко, что Гавимор аж подпрыгнул.

— Золотойзолотойзолотой. Продвигается и входит… Он там! Но он идёт. Он идёт, и он спасёт. Возрадуйтесь!

Очередной удар, следом глухой гул. Чувство ужаса овеяло их подобно порыву ветра.

— Это Император, вот что я тебе скажу. Он говорит об Императоре, — произнесла Эви.

— Чепуху говорит. Как можно видеть хоть что-нибудь, если только оно не прямо перед ним? У меня даже думать едва получается с этими штуками. Гавимор поднял сжатые кулаки, демонстрируя оковы.

— Он может, ибо видит Императора, который наблюдает за нами.

— Я почти уверен, что Он не наблюдает.

— Наблюдает! — резко воскликнула Эви и шлёпнула его.

— Так ты у нас теперь эксперт по варпу? Отлично, — сказал Гавимор. Корабль дрожал из-за сильного шторма. После открытия Разлома бури в эмпиреях стали массовой проблемой. Те хартисты его семьи, которые вообще соглашались летать, требовали двойного вознаграждения. Большинство же просто отказывались входить в варп. — Я собираюсь поспать.

— Славаславаславаслава, — визжал Провидец. — Я вижу его! Золотой и совершенный! Я его вижу!

Гавимор лёг, твёрдо вознамерившись погрузиться в сон, и ему не помешает ни крен летящего корабля, ни истовые вопли Провидца, ни другие десятинные, что стонали при каждой болтанке или барсе звездолёта. Убаюканный отчаянием остальных, он, наконец, заснул.

Палубами Чёрного корабля правила тишина. На мостике «Сакрифициум ультимум» стоял чёрный трон, где восседала рыцарь-экскьюбитор Филлия Торунда. Она носила выдержанную в строгом стиле чёрную силовую броню с повсюду выпирающими острыми кромками и углами, а высокий респиратор, свидетельствовавший о принесённой ей клятве безмятежности, тянулся вверх до самых глаз женщины. Доспехи были защищены от воздействия пустоты, как и подобало госпоже корабельных воинов. Броня частично состояла из железа – металла, который, при должной обработке, демонстрировал сопротивляемость варпу, особенно если вставить в него замысловатые гексаграмматические обереги из серебряной проволоки. Трон усиливал характерные особенности Сестры Безмолвия, поэтому пространство вокруг неё оставалось мёртвым и практически полностью отрезанным от имматериума. Обострённая таким образом сущность Торунды затрагивала саму реальность, заставляя ту мерцать как изображение при плохом вид-потоке. Именно это видели глаза тех, кто смотрел прямо на рыцаря-экскьюбитора.

Но члены экипажа прямо на неё не смотрели, как не смотрел и адепт-капитан Ессей, который, по возможности, постоянно глядел в сторону от Торунды. Находясь на собственной командной платформе, мужчина бросал пристальные взгляды поверх головы Сестры Безмолвия. Даже он, специально отобранный из-за своей околоинертной пси-натуры, не мог вынести пустую душу со столь интенсивной безжизненностью.

Торунда и её бойцы являлись лишь одной частью системы обороны корабля. Сложное оборудование удерживало в ловушке разумы груза, а вследствие опасной духовной природы этого самого груза звёздолёт располагал тщательно настроенными полями Геллера, которые не давали проникнуть внутрь демонам варпа. Ни одно другое судно не обладало таким же мощным экранированием. Энергия вытягивалась из нагруженного реактора, чьё обслуживание стоило экипажу многих жизней, однако, для безопасности Чёрных кораблей не существовало слишком высокой цены.

Данная флотилия насчитывала три Чёрных корабля с их сопровождением. Все они прокладывали себе дорогу к Терре через варп. Звездолёты кренились и подпрыгивали в волнующейся массе душ, то рыская, то опускаясь. Менее компетентный командир приказал бы им выйти из варпа, чтобы найти более безопасный маршрут на уже меньших, субсветовых скоростях. Однако, такие отклонения от курса полёта вылились бы в годы, даже столетия задержки, а долг Торунды был самым важным из всех в Империуме. Именно Чёрные корабли обеспечивали Астрономикан персоналом, ибо их флоты находили мужчин и женщин, пригодных для связывания душ. Они отыскивали детей, которые имели возможность однажды стать инквизиторами, санкционированными псайкерами или другими, более странными и могучими агентами Его на Терре.

Корабли доставляли людей, сохранявших цельность Империума. Собираемые ими ведьмы, которые в ином случае несли бы лишь опасность, принимались на службу.

Однако, наиважнейшей целью звездолётов было не это.

Чёрные корабли являлись судами снабжения, поставщиками мяса для Императора. Без непрерывного подвоза псайкеров устройствам Золотого Трона Астрономикан погаснет, а варп-путешествия станут практически невозможными. В определённых высокопоставленных кругах даже шептались, что, если такое произойдёт, Император прекратит своё существование.

Рыцрь-экскьюбитор Филлия Торунда и адепт-капитан Эссей прекрасно осознавали важность собственных ролей. Эссей вёл корабль через варп, Торунда же следила за всем и всеми на командной палубе.

Члены экипажа работали молча, а их лица скрывались под чёрными капюшонами. Только кончики пальцев высовывались из рукавов. За исключением астропатов, навигатора и некоторых других членов Адепта, коим было поручено оценивать груз на пути к Терре, каждого на борту, вплоть до самого незначительного слуги, тщательно выбирали из наименее пси-активных представителей человечества. Сюда не попадал никто выше уровня «сигма» по имперскому Распределению, хотя предпочтение отдавалось уровню «тау» и ниже. Даже человеческие компоненты корабельных сервиторов тщательно проверялись на наличие остаточных пси-талантов, прежде чем их брали на борт.

Затем шли Сёстры – члены самого гордого ордена нуль-дев. Некогда Палаты Забвения и Суждения канули в историю, распавшись на рассеянные группы. Их существование было передаваемым шёпотом мифом, и возродились они лишь совсем недавно, но вот Палата Астра не исчезала никогда, продолжая выполнять свою мрачную роль ведущих сборщиков Великой Подати. Именно Сёстры-в-Чёрном возглавляли охоты на вольных псайкеров, расследовали падения сборов и оберегали Чёрные корабли от перевозимых ими драгоценных трофеев, а также чудовищ, которые иначе пожрали бы их. Именно они разрушали жизни и очищали миры во имя защиты человечества.

Филлия Торунда была гордой и отлично знала своё ремесло.

Её взгляд привлёк мигающий красный люмен. Она подняла руку и стремительно сделала череду жестов порхающими пальцами. Из ниши в стене поднялся сервочереп-локьютор, чей хребтовый хвост с шипением отсоединился. Повернувшись в воздухе, устройство наклонилось вниз, после чего остановило наводимый с помощью лазера взор на руке Сестры.

— Управление пси-авгурами, — произнес сервочереп, считывая жесты Торунды и передавая их. Члены экипажа понимали мыслезнак нуль-девы, но, чтобы смотреть на неё, им бы приходилось отвлекаться от работы, поэтому она использовала рассчитанный на машины орскёд для общения через череп-транслексер. — Мигающие предупредительные сигналы на пультах сближения. Объясните их значение.

Эссей посмотрел вниз. Лицо его было серым и мрачным из-за тяжелейших психических условий, коими сопровождалось управление таким кораблём. Эта служба затрагивала душу каждого, и никто не оставался на ней подолгу.

— Квадрант три, сверху по левому борту, — сказал адепт-капитан. — Пси-авгуры, изучить.

Один из членов команды – это мог быть как мужчина, так и женщина, ведь личность оставалась скрыта под складками одеяний – проверил свои приборы, а потом заговорил резким, искусственным голосом, никак не указывающим на какую-либо половую принадлежность.

— Зафиксированы возмущения. Гравитационная природа эмпирейных волн подразумевает наличие в варпе массы настоящего вещества. Показатели растут.

На пульте загорелось ещё пять неуверенно мигающих индикаторов, которые, через некоторое время, стали светить постоянно.

Рука Торунды вновь запорхала.

— Опишите характер массы, — перевёл череп.

— Четыре, возможно пять или шесть отдельных объектов, движутся прямо в относительных пространственных измерениях. Догоняют нас.

Торунда встала и повернулась лицом к Эссею. Обе её руки быстро двигались, теперь уже творя жесты более сложного мыслезнака.

Корабли. Это они? показала Сестра.

Адепт-капитан одарил её долгим печальным взглядом.

— Вероятно, — ответил Эссей, а затем подал жест своему вокc-офицеру. — Передай навигатору МакФерсону, чтобы он прикрыл глаз, потом открой канал связи с навигаториумом.

Раздался приглушённый шум голосов, фигуры в балахонах приступили к работе. Гололит начал жужжать и потрескивать, включаясь с большим трудом. В конце концов, возникло дрожащее изображение облачённого в одежду дома МакФерсонов навигатора с несильно отклоняющимся от человеческой нормы внешним видом. Они с Торундой никогда бы не смогли находиться вместе в одном помещении. Бездушность Сестры не только ослепила бы его варп-взор, но и, возможно, привела бы к смерти. Сейчас же навигатор купался в свете имматериума, который лился сквозь открытый окулус. Обычные члены экипажа боялись смотреть на этот сияющий яд даже в искусственной голоформе.

Сайленсиори МакФерсон сидел в своём кресле. Голова была зафиксирована на месте, варп-око прикрывалось зеркальным щитком.

— Адепт-капитан, — произнёс навигатор сквозь деформированные зубы, что громко скрежетали друг об друга, — течения сильны, а ещё надвигается фронт большой эмоциональной волны из третьего дома четвёртого знака. Я бы попросил вас излагать всё кратко.

— Нас преследуют?

— Да. Шесть капитальных кораблей, несколько судов сопровождения. Я вижу их, когда смотрю назад. Это демонические друзья, несомые на крыльях меньших богов. Главные корабли являются ударными крейсерами астартес-предателей, очень древние. Расцветок не вижу, однако, я бы предположил, что они принадлежат легиону Несущих Слово.

— Именно им, — сказал Эссей. — Тем, кто избрал Лигу своей мишенью.

Значит, за нами охотятся, показала Торунда.

— В пустоте мы справимся лучше. Сможешь найти нам спокойный выход из эмпиреев? — спросил адепт-капитан.

— Нет, — с явным усилием прокряхтел Сайленсиори МакФерсон.

— Тогда найди нам любой путь, — велел Эссей и поднялся на ноги. — Займитесь приготовлениями к экстренному выходу из варпа. Подготовьте пустотные щиты к активации. Начните процесс запуска двигателей реального пространства. Всему экипажу находиться в полной боевой готовности.

Люмены погасли, и на смену им пришло кроваво-красное боевое освещение. В секциях корабля, где находились члены экипажа, зазвучали сигналы тревоги.

Врагов слишком много, нам их не победить. Мы должны оставаться в варпе, показала Торунда. Они не ожидают, что мы будем сражаться здесь, а мои Сёстры нанесут серьёзных ущерб дьявольским слугам противника.

— Нанесут, но варп – это их владения, рыцарь-экскьюбитор. Они настигнут нас, и тогда мы умрём. Вам не изгнать бесконечное множество нерождённых и не отбить атаку астартес-предателей. Вы предлагаете отчаянную тактику. Никто никогда не сражается в имматериуме, если есть иной выбор. За пределами эмпиреев они не смогут призвать своих демонов на борт корабля. Пси-глушители не позволят.

Если переход пройдёт плохо, мы останемся беззащитны.

Эссей задвигал головой под капюшоном, обдумывая её мысль.

— Принято во внимание, однако, я считаю, что, покинув эмпиреи, мы сможем ускользнуть от врага. Возможно, удастся оставить преследователей позади. Может даже не придётся сражаться. Да, в варпе мы заставим их уплатить дорогую цену, но сами точно погибнем.

— Они догоняют нас, — сказал МакФерсон. — Мне нужно смотреть моим истинным взором, так что либо закройте гололит, либо испытайте на себе мой взгляд. Я найду нам путь из варпа. Призрачное изображение навигатора уменьшилось до одного-единственного клочка света, который, затем, исчез с громким треском.

— Пусть астропаты свяжутся с другими кораблями. Они все должны следовать за нами. Проинформируете меня сразу же, как получите ответ. Рулевой, следуй в точности указаниям направления от Сайленсиори, — скомандовал Эссей.

Адепт-капитан сел обратно. Члены экипажа работали быстро. На пульте загорались новые индикаторы, чьи комбинации постоянно менялись. Все они изучались и интерпретировались.

— Корабли приближаются, — доложил один из членов экипажа, работавших с пси-авгурами. — Результат транслитерации в реальное расстояние составляет шесть с половиной тысяч километров и сокращается.

— Преследователи выходят на дистанцию абордажа, — произнёс Эссей.

Не рискнут, показала Торунда. Их разорвёт на куски прежде, чем они прорвутся через наши поля Геллера.

— Это демонические отродья, — ответил Эссей. — Им помогут создания варпа, и тогда враги хлынут на борт вместе с нерождёнными. Астропатическая команда, есть ответы от остальных?

— «Санкционированное страдание» ответило, — сказал оператор. — Они готовы покинуть варп. От «Стрига венор» ответа нет.

Адепт-капитан погрузился в задумчивую тишину.

— Выводите нас. Император направит, и они увидят, что мы делаем, после чего среагируют соответствующе. Передать полное путевое управление навигатору Сайленсиори МакФерсону. Таков приказ Адептус Астра Телепатика. Теперь главный он. Рыцарь-экскьюбитор, отправляйтесь к своим воинам.

Я это предвидела. В данном секторе уже было атаковано много кораблей. Мы готовы к бою, показала Торунда.

— Тогда я молюсь всемогущему Императору, чтобы вашего воинского мастерства хватило для сохранения наших жизней, — мрачно произнёс Эссей.

Торунда зашагала прочь с командной палубы, а за ней послушно полетел её жужжащий череп-локьютор. Завыли сирены, и собравшийся покинуть варп корабль стал трястись словно испуганное животное.

Скандирование жрецов подчёркивалось далёкими криками проклятых, которые сгорали в кузницах душ. Работа гудящих варп-двигателей заставляла вибрировать весь корабль, а проходящие часы отмеривались звоном колоколов.

— Они вырываются из варпа, сбегают прямо перед нами. Нами, нами, нами, — простонал навигатор, и его конечности затряслись.

— Вы это слышали, братья мои? Добыча испугалась. Теперь начинается настоящая погоня.

Ксокол Хрувак ухмыльнулся и подался вперёд. Поглощённый собственными мыслями, он отстранённо вытянул руку, чтобы погладить зверей возле своего трона. Те показали ему зубы, но укусить не могли, так как их не имеющие кожи пасти были плотно сжаты стальными капканами. Тем не менее, они успокоились почти сразу же, как хозяин начал водить пальцами по головам и спинам, массируя обнажённые мышцы.

Его командная палуба являла собой безупречное место поклонения, заполненное жрецами и лордами литургии. Камень, медь, кость и сталь были сработаны так, что формировали идеальную комбинацию для призыва величия Сил. Однако, имелось здесь и кое-какое заметное отклонение от этой упорядоченной обстановки. Навигатор корабля выглядел как окаменелая масса волос и плоти, свисающая с потолка командной палубы на дрожащих канатах сухожилий. Где-то среди того корчащегося, обросшего мутациями месива томилась душа, возможно даже в своей изначальной форме. Увеличившееся тело уже давно не помещалось в пузырь навигатора, поэтому его поместили прямо внутрь мостика. Некогда он вышел из лона женщины, о чём теперь говорила лишь одна-единственная вещь – человеческий глаз размером с игровой мяч: пожелтевший, закатившийся, покрытый венами и расположенный прямо под широко раскрытым варп-оком. Неприкрытым варп-оком. Бойцы воинства Ксокола Хрувака спокойно ходили перед ним, ибо ещё в далёком прошлом вышли за рамки такого понятия, как безумие. Колдовской взор навигатора не вселял ужас в повелителей демонов.

— А значит, они обречены, — продолжил Несущий Слово и снисходительно похлопал по голове одного из своих зверей. — Ты снова привёл нас к нашей добыче. Славный, славный Атраксиаб.

Два других варп-зверя завыли и зарычали при виде того, как член их стаи получает похвали. Цепи, удерживающие созданий на месте, начали звенеть. Ксокол был хозяином этих существ, и те полностью его слушались, но они могли обратиться против Несущего Слово в любой момент и разорвали бы космодесантника на части за такое проявление фаворитизма, если бы им представилась возможность.

— Я вижу… Я вижу как они уходят прямо сейчас, — сказал навигатор.

Его тучное тело сотряслось, изливая мерзкие жидкости в неглубокий бассейн под ним. Рабы тут же бросились стирать попавшие на пол капли. Они трудились усердно, но их работа никогда не заканчивалась.

— Я же говорил тебе, Придор Вракон. Я же говорил тебе, брат, что мы найдём нужного колдуну псайкера.

Бойцы Третьего воинства, возглавляемого тёмным апостолом Придором Враконом, путешествовали на кораблях Ксокола в качестве гостей. Сам Вракон находился на командной палубе вместе с её повелителем и стоял рядом с троном Хрувака, хотя и не настолько близко, чтобы кхимерэ охотника застали его врасплох в том случае, если решат кинуться, заскучав от безделия.

— Ты выследил Чёрные корабли в варпе. Я впечатлён. Очевидно, слава о мастерстве Владыки гончих заслуженна, — заговорил тёмных апостол из глубин своих терминаторских доспехов. — Но уверен ли ты, что это нужный флот? Те корабли защищены мощными оберегами. Твои… существа, — он скривил татуированную губу, — не подвержены их влиянию?

Ксокол Хрувак продолжил гладить варп-зверей, стараясь уделять всем одинаковое внимание, и тогда ревнивое рычание утихло.

— Природа кхимерэ уходит корнями в материум лишь наполовину, брат. Они не зависимы от условий ни одного из двух царств, но добычу выслеживают неизменно, а у Атраксиаба самые острые чувства. Не так ли, моя прекрасная гончая?

Атраксиаб склонил голову, словно бы застенчиво принимая похвальбу.

— Они – нечистые существа, — произнёс Придор. — Не принадлежат Четвёрке.

— Пытаешься вывести меня из равновесия? — спросил Хрувак. — Плевать мне, о чём ты думаешь. Называешь их нечистыми существами из-за того, что они не являются созданиями Четвёрки, но я скажу следующее – мои гончие совершеннее любого низшего демона Сил, ибо являют собой выражение самого варпа в чистейшей его форме. Они – дети взаимодействия разума и материи. Они – ожившие кошмары, не привязанные к законам обоих царств. Идеальны.

— Они – животные, — возразил тёмный апостол.

— Тогда попробуй покомандовать ими. Возьмись за то, что делаю я, и познай неудачу, — ответил Хрувак. — Я – Владыка гончих, охотник Кор Фаэрона. А кто ты? Очередной бормочущий философ, изрыгающий одну и ту же древнюю мудрость, в то время как я приношу в жертву Четвёрке окровавленные сердца моей добычи! — Встав на ноги, он поднял правую руку. Из гнезда на тыльной стороне его предплечья выскользнуло одно-единственное лезвие-коготь, острое, как клык змеи. Вокруг клинка затрещало силовое поле, и Хрувак отсалютовал своим богам оружием. — Воину Кхорну, мудрецу Тзинчу, — продолжил Владыка гончих, поворачиваясь к огромным статуям Великих Сил. Они занимали большую часть площади стен, в которые были вделаны, и каждая находилась внутри собственного гигантского алькова, украшенного черепами, доспехами, оружием и прочими подношениями, услаждавшими взор богов. — Идеальному Слаанеш и щедрому Нурглу. Я их восхваляю, и они меня награждают. — Хрувак склонил голову, после чего махнул когтем-мечом, который со скрипом втянулся обратно в ножны. — Если мои звери нечисты, тогда нечист и их хозяин, а тогда я бы не пользовался благосклонностью богов, верно ведь? Но я ей пользуюсь, Придор Вракон. Пользуюсь сверх всякой меры.

— Они уходят, они уходят, — вырвалось бульканье навигатора из его единственного, истекающего слюной отверстия. Гигантский человеческий глаз вращался в глазнице, а вокруг варп-ока танцевал тусклый ореол тёмной энергии. — Первый, теперь следующий, третий сразу за ними.

Вскоре они ощутили пульсацию под своим кораблём – это имперский звездолёт вышел из имматериума.

— Следуй за ними, сейчас же, — приказал Хрувак.

— Следую, следую, следую, — ответил навигатор.

По всему кораблю задрожали древние механизмы, и раздался еле слышный плач. Вдоль хребта звездолёта прошла вибрация, а ещё возникло несомненное, но не поддающееся четкому объяснению ощущение, будто что-то изменилось. Они вышли в реальное пространство.

— Почувствуйте это, — пропел Придор Вракон. — Сколь плавно. Сколь безукоризненно. Как же слуги ложного бога-трупа, должно быть, завидуют той лёгкости, с которой мы пересекаем море душ? Сей переход оказался особенно чудным. Возможно, ты прав, Хрувак. Сколько нерождённых ты держишь в заточении на борту своего корабля?

— У меня их много: от высшего, приобретённого в результате кабальной сделки, до самого низшего и жалкого раба. В конце концов, мои гончие охотятся не только на существ из плоти, но и на чисто духовных созданий. Я без труда нахожу то, что мне нужно.

— Впечатляет, — произнёс тёмный апостол. — Но окажут ли они сопротивление нуль-девам на тех кораблях?

— Нет, — ответил Хрувак, — но окажут кхимерэ. Мои гончие лишь наполовину реальны. Превосходящие создания, как я уже говорил.

— Открыть окулус, — раздался повышающийся голос. — Открыть окулус!

Экипаж по большой части состоял из носивших форму рабов, которые отличались от имперцев лишь стилем одежды и наличием праведных татуировок. Однако, среди них было много говорящих с богами, скандирующих бесчисленное множество имён Четвёрки, и команда пришла именно от одного из таких.

Заслонка окулуса, прикрывающая обе стороны окна-розы, имела два слоя и диафрагменную конструкцию. Каждый лепесток диафрагмы был сделан из яркого серебра, а на всех поверхностях виднелись выгравированные мистерии Лоргара с медными вставками. Заслонка открылась со звуком скрежещущих друг об друга лезвий, являя глазам присутствующих обильно украшенные средники в форме октета, разделяющего массивные панели из бронестекла. Через них Несущие Слово могли взирать прямо на нос корабля, напоминающего наконечник стрелы. Исходящее от коронных разрядов свечение обтекало его длинными полосами, что собирались вместе и образовывали дразнящие пальцы вокруг демонических скульптур, украшавших корпус. Вопящие лица невозможных цветов рассеялись в черноте межзвёздного реального пространства, а нереальные светила исчезли, стоило варп-прорехе сомкнуться позади кораблей. Флот омыло жёстким алмазным светом далёких звёзд.

Впереди находились Чёрные корабли. Кхимерэ пришли в движение, и на их спинах задрожали щупальца, надёжно обвязанные парусиной.

— Их расположение подтверждает мою правоту, — сказал Придор Вракон. — Лёгкая пожива, если только наш трофей не находится на борту вон того звездолёта. Его будет сложно поймать.

Имперцы вышли из варпа вразмёт. Чёрный корабль с ярко пылающими двигателями, на который указал Вракон, появился далеко впереди остальных двух, и теперь спасался бегством. Несколько эскортников флота собрались вместе вокруг него, поддерживая нормальное построение.

Однако, другим не так повезло. Один с трудом летел прочь на том, что должно было быть менее чем половиной тяги. Чёрные корабли имели очень скромную группу поддержки по сравнению с флотами, сопровождавшими их в прошлом, а это свидетельствовало об оказываемом на Империум давлении. Те эскортники, которые не окружали сбегающий звездолёт, едва двигались. Два пылали, получив повреждения во время неудачного перехода. Третий Чёрный корабль медленно кувыркался в пустоте с неработающими двигателями.

— Сегодня великий Тзинч прокладывает нам лёгкий путь, — произнёс Ксокол и вычурно махнул своим гончим, чьи морды и верхние конечности были направлены в сторону повреждённого корабля. — Вот тот нам и нужен. Ни он, ни его сестра не должны сбежать.

— Третий сбежит.

— Два из трёх – хороший результат, — парировал Владыка гончих, — и гораздо лучше твоего на текущий момент. Они станут пятым и шестым чёрными судами Императора, которые я захватил. А сколько ты преподнёс Четвёрке? — Ксокол Хрувак взял свой шлем с подставки на спинке трона и водрузил на голову. — Воистину, сегодня нас благословили боги.