5617
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =67
|Всего =22
}}
– Да, – задумчиво согласился Гилеас. – Вероятно, так оно и было, но ты прошёл своё собственное испытание. Собирайте свои трофеи, охотнички, но знайте – то, с чем вы столкнулись, даже отдалённо не похоже на истинный вызов. А вот с ним вы встретитесь после того, как мы спустимся в долины, – глаза сержанта сузились, когда он окинул взором темнеющее ночное небо и бесконечную белизну на горизонте. – Это произойдёт, когда мы отыщем то, что заставило этих животных покинуть их территорию в поисках новых охотничьих угодий – и убежища среди скал.
==Глава 7 - Меньшее зло==
В пределах долины не было слышно ни звука. Густой снег заглушал всё, а сокрытый от ревущего ветра неподвижный морозный воздух становился гнетущим. Ни малейшего подобия рыку хищников, никакого шороха ветвей. Одна лишь глубокая тишина, создававшая исключительно жуткую и зловещую атмосферу.
Могучие древние деревья – истинные великаны, способные выдержать самые суровые условия – сгибались под сокрушительной тяжестью льда и снега едва ли не вполовину, словно безмолвный строй замерших в поклоне фигур. В неровном свете люменов Серебряных Черепов, бредущих меж образованными стволами тёмными тропинками, они отбрасывали диковинные тени.
Паковый лёд на Варсавии был настолько стар, что на поверхности планеты существовало крайне мало мест, где можно было бы утонуть в снежном покрове. Даже веса Адептус Астартес было недостаточно, чтобы отправить их больше чем на глубину голени в утрамбованную поверхность, прежде чем сабатоны космодесантников касались твёрдого как железо льда.
Спуск отделения Ур’тена с гор прошёл в странном безмолвии. С двух убитых кошек содрали шкуры, голову вожака отделили от тела и поместили в мешок, который Никодим теперь носил привязанным к поясу. Содержимое сочилось насыщенной алой кровью, уже пропитавшей мешковину насквозь, но псайкера это не волновало. Сегодня он впервые добыл свой настоящий боевой трофей, и тот будет зримым доказательством его, Никодима, мастерства, покуда он остаётся в живых.
На плечи двух других скаутов были накинуты две содранные шкуры нивосусов – третья кошка оказалась слишком уж сильно разорванной на части, чтобы из неё получился стоящий трофей. Снятые с кошачьих тел шкуры оказались огромными, но такими же были и воины, что их носили.
Зловещее предположение Гилеаса о том, что в долине скрывается нечто чрезвычайно опасное, заставило всех без исключения скаутов насторожиться. Во время спуска сержант объяснил, что нивосусы редко поднимаются на бесплодную возвышенность. Охота там неважная, да и ярость бушевавшей стихии влечёт за собой немалый риск. Пещеры, в которых ненадолго укрылись скауты, скрывали множество мелких, напоминающих грызунов животных, которые прятались там, лишая кошек их привычного источника пищи.
Ещё во время пребывания в стенах крепости-монастыря Гилеас здорово погонял каждого из неофитов, чтобы убедиться в полной работоспособности их вооружения, плюс потратил некоторое время на добычу нескольких гранат, которые тайком пронёс с собой.
Просто на всякий случай.
Группа воинов продвигалась цепочкой через лес. В какую бы сторону они не повернулись, угасающий свет скользил по деформированным деревьям, отбрасывая длинные тени. Не единожды тот или иной скаут буквально вскакивал в боевой готовности, уверенный, что одна из движущихся теней – нечто живое, что шевелится средь ветвей.
Группа оставалась полностью готовой к любой засаде, какая только могла их ожидать, однако неподвижный воздух и сгустившаяся атмосфера требовали определённого уровня тишины в вокс-переговорах. Во время столь же длительных переходов, как этот, можно было ожидать некоторого праздного подшучивания, однако все до единого скауты молчали уже больше тридцати минут. Пользуясь случаем, Гилеас наблюдал за их продвижением сквозь снег. До сих пор сержант был в известной степени удовлетворён тем, что видел. Скауты работали и сражались вместе достаточно долго, чтобы чувствовать себя комфортно в компании друг друга. Переход к распределению ролей лидеров и поддержки прошёл совершенно бессознательно и плавно, скауты фактически перестали нуждаться в направляющих приказах со стороны. Они образовали хорошую команду, и Гилеас был искренне впечатлён тем, чего сумел добиться Аттелл.
Несмотря на то, что изначально скауты искали лидера в своём псайкере, со временем всё немного изменилось. Ачак, светлокожий и белобрысый уроженец Севера, естественным образом принял командирские полномочия, и они охотно прислушивались к его предложениям. В его поведении присутствовала спокойная уверенность, вдобавок он обладал способностью выделять лучшее в остальных. Даже самонадеянный Никодим беспрекословно предоставлял окончательные решения на его усмотрение. Ачак был старше остальных скаутов больше чем на год, и одного этого отличия, казалось, было вполне достаточно, чтобы выделить его. Он держался с уверенностью и даже самонадеянностью, но сохранял достаточно здравого смысла, чтобы понимать, когда следует задавать серьёзные вопросы.
Гаэлин и Мотега, двое младших, которые настолько походили друг на друга внешне, что поначалу Гилеас принял их за кровных братьев, в действительности не были связаны никакими родственными узами, за исключением полученных при вознесении даров. И всё-таки в них присутствовала какая-то синхронность мыслей и действий, которая произвела впечатление на внимательно наблюдавшего за ними сержанта. Подобно Ачаку, оба носили коротко остриженные волосы и, как и признанный лидер их группы, оба родились на Варсавии, обладая соответствующим цветом кожи. Кроме того, оба были наделены способностью думать на несколько шагов вперёд и отбрасывать нежелательные варианты действий. Стратегически мыслящие умы приветствовались в рядах Серебряных Черепов столь же сильно, как и выдающиеся мечники.
Хонон – совсем другое дело. Он изо всех сил пытался найти своё место в отряде. Он не обладал достаточной уверенностью в себе, чтобы вести за собой других, и всё-таки в нём чувствовалось ядро негодования, из-за которого ему непросто давалось почтительное отношение к тем, кого он считал своими товарищами и ровней. Когда отряд останавливался, чтобы составить планы и наметить курс, Хонон всё время держался немного в стороне от остальных. Гилеасу было хорошо знакомо подобное поведение – в возрасте Хонона он и сам не так уж сильно отличался от него.
Хонон не был сыном Варсавии. Его рекрутировали из числа запасников с одного из вербовочных миров Серебряных Черепов, его волосы были рыжими, а кожа обладала более тёмным оттенком, чем у остальных. На лице скаута располагалась небольшая россыпь веснушек, и он напоминал Гилеасу одного из бойцов его собственного отделения в составе Восьмой роты – Тикайе, который, кстати говоря, родился на одной с Хононом планете.
Никодим, невзирая на всё его высокомерие и практически властную самоуверенность, также заметил добровольную дистанцию со стороны Хонона и безо всякого вмешательства Гилеаса начал потихоньку втягивать своего боевого брата в состав группы. Сержант был счастлив отметить этот факт, и мысленно пометил его в качестве одной из потенциально искупительных черт псайкера. До сих пор список таковых был не столь уж и длинным.
До чего же непросто вспомнить, каково это было, подумал Гилеас, позволяя своим глазам с привычной лёгкостью изучать заснеженный лес. Каково было выйти из апотекариона, став на фут выше ростом, с радикально изменённой физиологией. Он настолько привык к своим имплантатам, что просто помнил, будто бы изменения произошли мгновенно. Теперь же сержант осознал, что это вовсе не так.
Окружающая тишина была жуткой. Поверх снежной корки не осталось явных звериных следов, но как только отряд немного углубился внутрь леса, Ачак остановился.
– Сержант, – начал он с некоторым удивлением в голосе, – похоже, что не мы одни охотимся этой ночью.
Подойдя поближе к скауту, Гилеас безошибочно определил мерцание огня где-то впереди, среди лесной чащи. Сержант нахмурился и мысленно нарисовал для себя карту местности. «Громовой ястреб» высадил их к югу от внутреннего моря. Согласно его собственному опыту и данным из тщательно сберегаемых орденом архивов, ни одно племя не объявляло своими охотничьими угодьями этот регион варсавийского юга.
Нечто холодное, не имевшее никакого отношения к окружающей среде, сжало душу Гилеаса. Он развернулся к Гаэлину и Мотеге, автоматически перейдя на тон сурового сержанта-инструктора. Разница в его голосе, что прежде звучал столь вежливо и приветливо, заставила всех пятерных скаутов вытянуться по стойке смирно.
– Выдвигаемся, – распорядился он. – Вы двое, подойдёте как можно ближе к лагерю и оцените ситуацию. Не вмешивайтесь, если на то не будет крайней необходимости. Там может быть просто кочующая семья, укрывшаяся в лесу на ночь, а может и целое племя. Ни то, ни другое не доставит нам особых проблем, но всем вам известно, как Прогностикатум относится к взаимодействию с племенами, что не выплачивают десятину напрямую.
– Они охотники, – заявил Никодим, заставив Гилеаса оглянуться.
– Откуда такая уверенность?
– Глядите. – Глаза всех скаутов уставились в сторону наполовину засыпанного снегом сломанного копья. Уголок рта Гилеаса дёрнулся.
– Похвальная внимательность, – заявил он с явным одобрением. – Приказы остаются без изменений, так что действуйте. Основная часть группы останется здесь и займётся наблюдением за периметром. Сведите к минимуму вокс-переговоры и убедитесь, что вас не слышат, прежде чем будете докладывать.
Понимающе кивнув, Гаэлин и Мотега скрылись из виду среди деревьев.
Сержант наклонился, чтобы поднять копьё, и внимательно его осмотрел. Разумеется, это был охотничий инструмент. Совершенно утилитарный, лишённый каких бы то ни было украшений или выгравированного рисунка, этот предмет создали с единственной целью – поразить добычу. Гилеас позволил своей руке соскользнуть по грубо вырезанному древку к острому наконечнику копья.
Его нельзя было назвать красивым оружием. Неважно рассчитанный баланс, металлический наконечник также не отличается особой остротой. Но что-то в нём было особое… в самом железе. Гилеас поднёс оружие ближе, чтобы изучить его получше. Сковавший его сердце лёд распространился по всему телу. Он подозвал к себе оставшихся скаутов.
– Ваши мнения?
Мотега и Гаэлин обнаружили, что после обретения дара в виде полноценного набора имплантатов астартес вести разведку стало не так-то легко. Увеличенные рост и вес всерьёз затрудняли незаметное приближение. Возможно, они и не были мастерами скрытности, но всё-таки учились приспосабливаться к окружающей местности как можно лучшим образом. Деревья служили укрытием, снег быстро заметал их следы, а мертвенная белизна скрадывала продвижение.
Мерцающее пламя, что привлекло внимание Ачака, шло откуда-то из леса; танцующая стена оранжево-жёлтого пламени ярко контрастировала с практически чёрной бархатной тьмой. Маскируясь за стволами деревьев, оба скаута подошли настолько близко, насколько могли.
Прогалина в лесной опушке дала им превосходный обзор лагеря, который им требовалось оценить – на оценку увиденного скаутам потребовалось меньше минуты. Жестом указав на необходимость отступить, Мотега заметно ускорился.
– Ты видел?.. – Ответ на приглушённый вопрос Гаэлина последовал прежде, чем он успел закончить.
– Да, брат, видел.
Собратья по оружию вновь погрузились в безмолвие и продолжили удаляться от лагеря приблизительно двадцати пяти воинов, каждый из которых весьма красноречиво был отмечен племенными знаками ксайзов.
Тем временем Никодим мгновенно почувствовал – что-то пошло не так. Он резко повернул голову в том направлении, куда ушли разведчики, его глаза сузились, а на психическом капюшоне заплясали искры, осветившие окружающую тьму. Гилеас тут же развернулся в сторону псайкера.
– Там что-то есть, среди тех деревьев, – пробормотал Никодим, обменявшись взглядами с Гилеасом. Сержант ничего не ответил, так что псайкер продолжил. – Я не узнаю такой разум, там нечто анималистическое, – он сосредоточился сильнее, но эффекта не последовало. Никодим мысленно выбранил себя. Его силы были велики, навыки – исключительны, но оставалось так много вещей, которые он совсем не умел делать. Будь Никодим и вправду мастером своего дела, результат оказался бы куда более конкретным. – И это не человек, я уверен, – попытался пояснить он.
Гилеас поднял бровь.
– Больше ничего?
– Никак нет, брат-сержант. Голод, быть может? Но вместе с тем я чувствую энергию и решимость.
– Охотник. Определённо, не человек. Значит, дело не в воинах племени. – Гилеас потёр челюсть.
– ''Брат-сержант?'' – затрещал голос Мотеги внутри вокс-бусины. – ''Здесь встали лагерем двадцать пять воинов племени. Все ксайзы, сэр.''
Тревога, что постепенно кристаллизовывалась в душе сержанта-инструктора Гилеаса Ур’тена с момента обнаружения копья, наконец обрела своё имя. Он покачал головой, чтобы очистить её от внезапно возникших и совершенно непрошенных предубеждений, после чего постарался сосредоточиться на Никодиме. Возможно, что животный разум, который ощущал псайкер, и в самом деле принадлежал членам племени. Гилеас ощутил лёгкое разочарование из-за того, что способности псайкера пока что оставались столь незрелыми. Будь он менее высокомерным и более сосредоточенным... месть, которую можно было бы свершить...
Месть.
Гилеас позволил себе отдышаться и взял эмоции под контроль. Мысли о мести были недостойны боевого брата Серебряных Черепов, и он знал об этом. И всё же воспоминания о былом, сколь бы глубоко они ни были скрыты под тщательно продуманными слоями психической обработки и бесконечной индоктринации, невозможно было отрицать. В особенности если речь шла о воспоминаниях, сыгравших решающую роль в первые дни перековки Гилеаса в живое оружие, которым он стал.
Земля под ногами группы содрогнулась повторно, но погружённый в свои мысли Гилеас обратил на это внимание лишь теперь. Не с такого рода вещами он рассчитывал столкнуться, отправляясь на поиски хищника, вытеснившего нивосусов из их привычной среды обитания. В мгновение ока Серебряные Черепа превратились из охотников в потенциальную добычу.
Хранившиеся в разуме Гилеаса феноменальные энциклопедические знания позволили ему понять, что именно их преследует. На юге Варсавии встречалось множество видов планетарной фауны, вроде тех же нивосусов, но при этом среди всего этого многообразия имелись настолько редкие твари, что их появление служило в равной степени добрым предзнаменованием и ужасным проклятьем. И в данный момент мнение Гилеаса очень сильно склонялось в сторону последнего.
Дрожь земли становилась всё более сильной, со старых деревьев посыпались целые сугробы снега. Сержант знал, что ему придётся действовать быстро – ради своих ребят. Он обвёл взглядом лес, разум лихорадочно прокручивал множество вариантов действий. Активировав вокс, Гилеас принял командование отделением, и в тот момент, когда он это сделал, скауты наконец-то осознали всю серьёзность своего положения. До сего момента он действовал просто как опытный советчик, но теперь они столкнулись с другой стороной своего инструктора и должны были реагировать на его команды мгновенным их выполнением.
Новички идеально вписались в отлаженный механизм, который представлял собой их орден. Пускай они всё ещё оставались немного неуверенными в себе, каждый из трёх находившихся рядом с Гилеасом молодых воинов незамедлительно и безо всяких вопросов взял на себя роль, для которой был рождён.
– Мотега, Гаэлин, немедленно вернуться на позицию! Если мы не перегруппируемся сейчас, я не могу гарантировать лёгкое возвращение в...
Договорить он не успел. Постоянная дрожь под ногами превратилась в накатывающую ледяную волну, расходившуюся рябью, подобно океанской зыби, отчего все до единого космодесантники едва не покатились кубарем по неровной поверхности. Никодим оступился, и Гилеас моментально схватил его за руку, не давая молодому псайкеру упасть. Земля брыкалась и вздымалась, словно одержимая, и тут ни с того ни с сего толстый лёд с оглушительным треском раскололся на части.
Где-то вдали, посреди леса, раздавались гортанные крики людей. Похоже, что их коллеги-охотники ксайзы также пришли в движение, встревоженные внезапной активностью.
– Мотега! Гаэлин! Немедленная перегруппировка!
– Ксайзы снимаются с лагеря, сержант. Землетрясение напугало их.
– Это не землетрясение.
Дрожь земли была вызвана отнюдь не природным катаклизмом. Лёд снова заскрипел, и его поверхность расколол исполинский разлом, поглотивший тонны снега и вековые деревья, ухнувшие прямиком в тёмную пропасть. Громадные плиты вырвались из расширяющегося зёва и покатились прочь с оглушительным грохотом.
А затем со звуком, напоминавшим треск ломающихся костей, десятки покрытых снегом деревьев взмыли в воздух и раскололись на части, когда наиболее промёрзшие их участки не выдержали напряжения и разлетелись во все стороны вихрем разорванной коры и щепок. Рука Гилеаса сомкнулась на рукояти цепного меча, невзирая на всю сомнительность подобного вооружения в этой ситуации. Гилеас мысленно костерил себя за амбиции, заставившие его ринуться на поиски прогнавшего кошек хищника. Теперь этот хищник сам нашёл охотников.
Земля, казалось, сделала глубокий вдох; громадная чашеобразная впадина внезапно исчезла, после чего извергла в воздух грязный дождь из остатков растительности и измельчённого льда. Из ямы поднялось чудовище, затмившее свет самих звёзд, его громоподобный рёв заставил содрогнуться сами небеса. Оно возвышалось метров на двести посреди ночного неба, при этом большая часть его туши всё ещё оставалась скрытой под вечной мерзлотой.
Широченное, цилиндрической формы тело твари сужалось кверху и было легко узнаваемо. Бугристую шкуру покрывал густой мех сероватого оттенка, тут и там торчали короткие мускулистые когти, помогавшие чудищу двигаться по мёрзлой земле с поразительной скоростью. Разглядеть глаза твари не представлялось возможным – впрочем, таковых у неё и не наблюдалось. Существо было полностью слепым.
– Червь-солифуг, – выдохнул Никодим в пограничном состоянии между благоговением пред невероятным зверем, что возник перед ним, и необходимостью обеспечить дальнейшее выживание группы. Червь-солифуг был своеобразной эволюцией вида существ, обитавших на Варсавии задолго до того, как на её поверхность впервые ступили Серебряные Черепа. Исследователи и члены Адептус Биологис предположили, что те, возможно, первоначально являлись доминирующим видом этого мира.
– Ничего себе размерчик, – пробормотал Ачак.
Гилеас невесело усмехнулся.
– Это ещё ерунда, – сказал он. – Видите сероватый оттенок его шкуры? Это говорит о том, что он ещё не достиг совершеннолетия.
Слова сержанта вызвали волну недоверия, что где-то способно встречаться нечто большее, чем этот левиафан. Молодые воины постарались собраться с духом.
На пулеобразной голове твари распахнулась подобная пещере пасть, обнажились многочисленные ряды скрежещущих зубов. Эти черви были плотоядными, и с появлением одного из них сразу стало понятно, что заставило других хищников спасаться бегством. Единственное утешение, которое Гилеас мог найти в данной ситуации, заключалось в том, что по своей натуре солифуги были одиночками, и занимаемая каждым территория была крайне обширной. Иметь дело придётся только с одним из них.
Во всяком случае, хотелось бы в это верить. Пока что удача не слишком благоприятствовала им.
Прикончить тварь не было ни единой возможности. Подобный вывод напрашивался не из какого-то неуместного чувства сохранения редкого вида или же элементарного желания пощадить зверя. Дело было в прагматизме, чистом и простом. Отряд Гилеаса вооружился лишь самым утилитарным оружием. Будь у них с собой лазпушка или какой-нибудь плазмомёт, червя можно было попробовать обездвижить. Но только не болтерами и цепными мечами. Болтерные снаряды никогда не пробивали толстой шкуры червей, холодное оружие также было абсолютно бесполезным. Подобраться достаточно близко для его использования едва ли представлялось возможным.
Сержант заметил, что психический капюшон Никодима начал потрескивать от сверхъестественной силы варпа, и протянул руку, чтобы остановить псайкера.
– Побереги силы, брат, – сказал он. – Здесь ты потратишь их впустую.
Никодим, во внешнем виде которого читалась крайняя степень изумления, мысленно прикоснулся к солифугу. Он чувствовал всё то же желание жрать, которое ощущал от твари и раньше, ненасытную потребность в еде... и даже более того. Исполинское существо представляло собой не что иное, как миллион нервных окончаний и реактивных мышц. Гигантская машина для поглощения пищи, не имевшая ни понятия о страхе, ни способности бояться. А Никодим на данный момент не обладал достаточными силой или опытом, чтобы раскрыть всю мощь своих способностей.
Мерцающие огоньки вокруг его лица вспыхивали и гасли, пока псайкер прислушивался к словам сержанта.
Гилеас привёл сюда скаутов, чтобы те учились. Казалось, что рано или поздно им придётся изучить один из ключевых инструментов выживания. Стратегическое отступление.
Он оглядел окрестности и в мгновение ока составил свой план.
– Отходи к скалам и начинай карабкаться, – сказал он. – Двигайся быстро и поднимайся как можно выше. Оказавшись вне досягаемости червя, мы победим.
Солифуги были жителями льдов, и пробиться сквозь камень им было не под силу.
Отряду предстояло сделать нечто большее, чем предпринять попытку избежать гибели в зияющей пасти твари. Громадное тело существа являлось отлаженной машиной для охоты и убийства. Если бы червь зарылся обратно, он мог бы двигаться с куда большей скоростью, чем даже космический десантник на пределе возможностей. Однако полное отступление не входило в планы Гилеаса – во всяком случае, до тех пор, пока не найдутся ещё двое его подопечных. Сержант не сомневался в их способности позаботиться о себе, но на нём лежала ответственность, от которой Гилеас не мог просто так отмахнуться.
К сожалению, на принятие решения оставалось совсем немного времени. Туша червя была необычайно массивной, но он находился в привычной для себя среде. Монстр навис над группой, громадный и особенно жуткий в ночи, и уже начал сокращать дистанцию.
Разум Гилеаса заработал быстрее предела человеческих возможностей; сержант оценил ситуацию и сделал свой выбор. Скорость огромного создания и расстояние до безопасных утёсов в совокупности не предоставляли переменных, способных дать благоприятный расклад в подобных обстоятельствах. Жизнь, проведённая в вечной слепоте, означала, что тварь не испытывала ни малейших неудобств в условиях ночного мрака; она ощущала тепло тел любых живых существ, и прямо сейчас Гилеас вместе с тремя скаутами были его добычей.
Тем не менее, с учётом того обстоятельства, что монстр наполовину оказался за пределами ледяной стихии, его маневренность какое-то время будет ограничена, так что именно это Гилеас решил использовать в своих интересах. Червь широко раскрыл свою жуткую пасть в стремлении проглотить всех разом, и устремился в сторону астартес.
– Врассыпную!
Свою короткую команду он отдал лающим, не терпящим возражений тоном, и все четверо Серебряных Черепов метнулись в разные стороны, когда солифуг атаковал то место, где они только что находились. Исполин ударился о лёд, словно строительная баба, и проделал новую дыру, снова погрузившись в глубину. Оказавшегося ближе всего к червю в момент удара Хонона сбило с ног, и скаут полетел наземь, растопырив руки и довольно болезненно влетев в кучу льда.
Хонон вскочил на ноги, изо всех сил стараясь удержать равновесие. Это было непросто, поскольку земля под ним всё ещё отчётливо колебалась. Все четверо с каким-то нездоровым восхищением наблюдали за тем, как червяк-переросток изворачивается под снегом, формируя на поверхности настоящий холм – подземный монстр изгибал своё тело петлёй для ещё одного захода.
– Отвлеките его, – сказал Гилеас. – Выполняйте. Ачак, готовь взрывчатку!
Скаут понимающе кивнул и выхватил из своей разгрузки парочку осколочных гранат. Он установил подрыв на короткое время и швырнул их в сторону деревьев. Спустя несколько секунд взрывы подбросили в воздух снег и лёд, а замёрзшие ветви посекло бритвенно-острыми осколками.
– Хорошо, – прокомментировал сержант. – Отличная работа. Теперь отступайте к лагерю ксайзов. Мотега, Гаэлин – к вам это тоже относится.
Если кто-то из скаутов и задался вопросом, с чего бы это их сержант отдал столь неожиданную команду, они оставили свои мнения при себе. Действуя со всей возможной поспешностью, молодые астартес устремились в сторону лагеря. Хонон возглавил отход, поскольку неудачное падение отшвырнуло его дальше всех от смертоносного существа.
Червь пробирался под их ногами в сторону испускаемого взрывами тепла, и отвлекающий манёвр скаутов, по всей видимости, сработал именно так, как и предполагалось. Червь снова вырвался на поверхность, его кошмарные челюсти с ужасающей быстротой проглотили деревья и лёд в местах взрывов бомб. Чудовище удалось провести, и всё-таки передышка была в лучшем случае мимолётной.
Движения червя могли бы показаться завораживающими при менее пугающих обстоятельствах – он изогнул своё колоссальное тело назад, изменив вектор движения, и громадная тень накрыла убегающих космодесантников, когда монстр начал спускаться. Гилеас, Никодим и Ачак нырнули в сторону, как только монстр рухнул обратно в снег, и усиленные мускулы астартес унесли их от сокрушительной массы.
Хонону повезло меньше. Подхваченного ухнувшим вниз червём скаута унесло в ледяные недра вместе с громадной массой снега и деревьев. Гилеас вполголоса выругался. У скаута не было ни единого шанса уцелеть в подобной ситуации, и хотя потеря одного или нескольких скаутов во время Охоты считалась неизбежной – ну, более или менее – угрызения совести и внезапно острый укол скорби оказались крайне неприятными.
Червь-солифуг вернулся обратно в свои подземные туннели, окружающий лес всё ещё содрогался и трясся от его движения. Группа воссоединилась с Гаэлином и Мотегой, и Гилеас взмахом руки велел продолжать движение. Встреча отряда с ксайзами могла произойти в любой момент.
''«Отвлеките его», -'' сказал Гилеас. Прямо на бегу Никодим бросил косой взгляд на более опытного воина. Он заметил мрачную решимость на лице своего командира и, не особо напрягая воображение, достиг полного понимания того, какова конечная цель подобного образа действий. Так просто и в то же время невероятно эффективно.
Уже не в первый раз в своей юной жизни, особенно с тех пор, как он поднялся в чине, Никодим начал осознавать тот факт, что не все проблемы можно решить посредством высвобождения своих психических сил. Ему давали этот совет бесчисленное количество раз, но он никогда не следовал ему должным образом. И всё же именно здесь, в дебрях Варсавии, под командованием человека, которого многие считали немногим больше, чем животным в доспехах – к нему пришло осознание.
Думай. ''И лишь затем'' действуй.
На сей раз путешествие ксайзов не задалось. Подобно космическим десантникам, господствовавшее на юге Варсавии племя каннибалов обнаружило, что нечто неведомое вытеснило дичь из охотничьих угодий. Не найдя мяса, они разбили лагерь на ночь, чтобы продолжить путь со следующим рассветом.
Вместо этого спокойствие ночи оказалось нарушено землетрясением и оглушительным рёвом чего-то ужасающего. Члены племени вскочили на ноги и начали обсуждать происходящее на односложном гортанном языке, который сами Серебряные Черепа нередко использовали в качестве одного из своих боевых наречий. Некоторые предлагали бежать, немедленно покинуть эти проклятые земли и поискать свежего мяса на более знакомой территории. Другие считали, что грандиозный шум и всполохи света в лесу – дело рук духов, и племя должно умилостивить их соответствующими подношениями.
Охотники столкнулись с космодесантниками всего несколько мгновений спустя. Никогда прежде не имевшие дела с серебряными великанами Севера ксайзы были поражены внезапным появлением пяти огромных гуманоидов, несущихся им навстречу. Некоторые из воинов племени издали боевые кличи и схватились за копья, готовясь отразить атаку, но другие приняли решение спасаться бегством.
– Не останавливаться, – проревел Гилеас по воксу, наблюдая, как его подопечные уклоняются в стремлении избежать столкновения с пришедшими в движение ксайзами.
После этого он так и не смог до конца вспомнить момент вспышки ненависти и отчаянной потребности в возмездии, охватившей его. Стремление хоть как-то отомстить потомкам тех, кто давным-давно расправился с семьёй маленького Гилеаса и бросил его умирать во льдах, одержало верх над его рациональным суждением, и он бросился в самую гущу дикарей.
Двое умерли мгновенно, когда он отшвырнул их в сторону. Черепа каннибалов треснули после сильного удара, а шеи сломались, словно ветки. Они рухнули на землю, безвольные и безжизненные, в то время как несколько других ксайзов атаковали серебряного монстра копьями, способными лишь поцарапать его нечеловеческую плоть. Со всех сторон к Гилеасу потянулись руки, стремящиеся повалить на землю новую угрозу в его лице, однако сержант продолжил атаковать без колебаний.
Удар перчатки Гилеаса разбил лицо одному из воинов-ксайзов, а другой дикарь по левую руку от сержанта возопил в агонии, когда тот решил задействовать Железу Бетчера. Сгусток кислоты растворил лицо человека, и лишённый зрения варвар слепо зашатался из стороны в сторону, крича и царапая свои глаза.
Гилеас продолжал свою неистовую атаку.
Учинённая сержантом бойня оказалась недолгой; уцелевшие ксайзы всё ещё шатались, когда земля у них под ногами разверзлась. Не ожидавшие внезапного появления червя дикари стали тем самым отвлекающим фактором, на который и надеялся Гилеас. Сержант вытер кровь с лица – его собственной там было совсем немного – и оглянулся через плечо, наблюдая за развернувшейся бойней. В самой глубине своего сердца он ощутил слабое чувство уважения к умирающим аборигенам, что в своём неповиновении продолжали кричать до самого конца.
Впрочем, лишь самое слабое чувство.
Космодесантники не останавливались, пока не оказались в нескольких милях от места бойни. Хотя все они обладали значительно большей скоростью и мощью, чем обычные люди, эта местность не слишком-то подходила для форсированного марша. Они прорвались сквозь полосу снежного леса обратно на равнину и со всех ног рванули к склону, который вёл на возвышенность.
Затихающие крики и вопли умирающих ксайзов эхом отдавались в ночи, и когда Серебряные Черепа наконец остановились и обернулись, они сделали это с тяжёлым сердцем. Один из них был навсегда потерян – сгинул позорной смертью, в которой не было чести. Его драгоценное геносемя ушло вместе с ним. Пускай каждый из уцелевших в той или иной форме сталкивался со смертью братьев во время обучения, утрата Хонона стала чем-то иным.
В случае Гилеаса годы опыта в значительной степени уменьшали чувство горя. Да, смерть Хонона была неприятной. Но потеря одного-единственного боевого брата куда предпочтительнее гибели целого отряда.
– Что теперь, сержант? – задал вопрос Никодим после некоторого молчания, когда отдалённые крики, наконец, прекратились. Он перевесил трофейную сумку на пояс и окинул взором суровый пейзаж. Серая полоса на горизонте свидетельствовала о приближении рассвета, и неуютный холод ночи немного уменьшился.
– Что теперь? – Гилеас посмотрел на скаута, затем на остальных. Каждый из них беспрекословно следовал его приказам, и они выжили. Да, ребята стали свидетелями прискорбной кончины одного из своих товарищей, но восприняли произошедшее со стоической решимостью и достойным уважения принятием, что было частью суровой реальности становления в качестве одного из Ангелов Императора. Хонон подавал надежды, но в итоге не оправдал их. Остальные смогут оплакать его по-своему, когда вернутся в крепость-монастырь. Поговаривали, что Охота была задумана для отсева тех, кто был недостаточно силён в глазах Императора.
Хонон погиб. Остальные выжили. Они не посрамили чести ордена.
Гилеас закинул Затмение на плечо и устремил взор к далёкому рассвету.
– Что теперь? Теперь, Никодим, мы продолжим нашу Охоту. Попытаем счастья на этой стороне горного склона.
Сержант двинулся в путь, и неофиты без труда подстроились под его шаг.
– У нас всё ещё есть несколько дней. В пустошах мы повстречаем тварей, которые будут охотиться на вас не менее безжалостно, чем солифуг. То, с чем вы столкнулись на данный момент – всего лишь первое знакомство. Уверяю вас, мы найдём себе достойный трофей.
– Так точно, сержант, – мрачно подтвердил Ачак. – Трофей, который мы возьмём во имя Хонона.
– Отлично сказано, брат. – Гилеас одарил юношу клыкастой волчьей ухмылкой и развернулся, чтобы устремиться навстречу ветрам Ледяных пустошей.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
