731
правка
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
В глазах головореза мелькали кроваво-красные огоньки.
=='''Часть вторая'''==
''«Говори о Расчленителях что хочешь, брат, ибо по твоим венам течёт свет Ангела, в то время как они несут внутри себя лишь его тьму. Их сила – не случайность, порождённая слабостью, а достоинство, возникшее благодаря их борьбе с проклятьем.»''
— Данте, лорд Кровавых Ангелов
==='''Глава девятая'''===
''«Кретацийский судья»'' прокладывал себе путь через Великий Разлом.
Штормовые волны последнего били по ударному крейсеру, а вздымающиеся вихри хлестали по полю Геллера с такой яростью, что дрожали палубы и переборки. Корабль огибал вопящие круговерти чистых эмоций и калейдоскопы кислотных цветов – явления, которые растворяли плоть и металл при малейшем контакте. В тех глубинах обитали демоны, чьё чувство голода раззадоривал аромат столь близких к ним человеческих душ. Создания бросались на пузырь реальности, отчаянно пытаясь пробиться через него и попировать настоящим лакомством, коим были ярко пылающие души вторых сыновей Сангвиния.
Опёршись на переборку, Дума подождал, когда утихнет очередная тряска, и лишь затем двинулся дальше. Его броню чинили в техникаруме, поэтому он носил монашеский стихарь и палубные ботинки. Когда космодесантник проходил мимо сервов реклюзиама, чьи головы были скрыты капюшонами, те низко кланялись либо же почтительно приветствовали его различными знаками или жестами. Они не говорили, так как обеты молчания, принесённые ими при назначении на палубу двенадцать-алеф, подкреплялись ещё и хирургическими операциями. Отсутствие у людей языков дарило капеллану приятную тишину, которой он наслаждался, ведь здесь не было ни глупых вопросов, ни жалобного хныканья.
Космодесантник добрался до камеры и, отперев её, вошёл внутрь.
Корчившийся Исайя ревел и бесновался. С него сняли повреждённую броню, которую уже нельзя было отремонтировать, только перековать. На поясе, кистях и лодыжках Расчленителя поблескивали оковы, тяжёлыми цепями соединённые с тремя пластальными столбами, что стояли на трёх главных компасных румбах. Дума же сел на стул на четвёртом румбе вне пределов досягаемости обезумевшего космодесантника. Грудь, плечи и челюсть Думы всё ещё болели из-за не до конца заживших ранений. Спаянные кости челюсти щёлкнули, и капеллан провёл языком по стальным штифтам, недавно имплантированным в дёсны.
— Твоё исцеление идёт хорошо, брат, — сказал он, изучая культю и другие, менее серьёзные раны, полученные Исайей на борту ''«Вестника доблести»''. Свисающие с потолка пластековые трубки заканчивались толстыми стерильными иглами, а сбоку стояла небольшая тележка с медикэ-принадлежностями и оборудованием для лечения поражённых Яростью воинов. Барахиэль ещё не видел Исайю в его нынешнем состоянии, и не сказать, чтобы Дума с нетерпением ждал этой встречи.
— Я надеялся, раны тебя не одолеют.
— Вероломный пёс! — с пеной у рта выпалил Исайя, обдирая губы своими зубами ангела. Свежие разрывы источали кровь. — Как ты смеешь говорит со мной как с братом? Ты, кто на Сигнусе обратил против моих сыновей их проклятье, кто обесчестил бедного Ферруса даже после смерти, взяв его череп как… как ''что''? Как знак памяти о резне на Исстваане? Или о тех, кого ты предал?
— Я не Гор, а ты не Сангвиний.
— Ты предал братьев и преступил клятвы.
Капеллан наклонился вперёд. Он уже далеко не первый раз он сидел здесь с Исайей после того, как корабль вошёл в Разлом. Дума цеплялся за каждое слово безумца, хоть и много раз повторял себе не делать этого. Космодесантник знал, что нельзя доверять проклятому, однако не мог не слушать его. Для капеллана речи Исайи представляли собой не только ценные сведения о временах, которые для большей части Империума превратились не более чем в миф, но и последние часы жизни Ангела, озвученные его сыновьями. Они сближали Расчленителей с их отцом больше, чем любой артефакт капитула, ведь реликвии самого Великого Ангела хранились у других кузенов по родословной Кровавых Ангелов. Сангвиния Расчленители знали лишь по рассказам проклятых.
С губ Исайи сорвался влажный булькающий рык.
— Твоё самолюбие обрекло наших братьев на проклятие! То же самое произойдёт и с твоими сынами, и с Империумом, — выплюнул Исайся и вновь забился в оковах. Его мышцы натянулись, кожа заблестела от выступившего пота. От стен небольшой камеры отражался звон цепей, пока космодесантник изливал свою ярость на мёртвого вот уже как десять тысяч лет примарха. — Ты вообще думал о цене перед тем, как заключать договоры с варпом?
— Никто не заплатит никакую цену, ни наши братья, ни ты.
Дума говорил без раздумий, обращаясь больше к себе, чем к Исайе. С тех пор, как они покинули Империум-Нигилус, почти все его мысли занимали порывы библиария убить проклятого. Поначалу он боялся, что Пашар мог быть прав. Служа капелланом-инициатом в Неодолимом крестовом походе, Дума слышал лишь слухи о братьях, которые исчезали во время битвы или после, об именах, что убирались из почётных списков и боевого состава, о тайных кругах высокопоставленных членов его ордена и данной им секретной директиве. Из-за требовательных запросов крестового похода Данте и бахвальства превозносившегося себя Коула у Апполлуса не было времени или очевидной нужды проинструктировать космодесантников-примарис о том, как действовать с поражёнными Яростью воинами. Несколько раз Дума приходил сюда с пистолетом «Освободитель», чтобы благословить брата Милостью Императора, но всё менялось, когда он бросал взгляд на Исайю.
Склеры глаз безумца пылали кроваво-красным цветом, ибо приступ Чёрной Ярости изгнал любой намёк на белизну. Меж зубов и ниточек кислотной слюны бывшего сержанта вырывалось дыхание вместе с рыком, а клыки выдвинулись из дёсен на полню длину. Слюна стекала по его подбородку и капала на палубу между ногами, где уже вытравила углубление с завивающимся над ним дымком. Вздутые вены давили на кожу шеи и лба, мышцы напрягались и выпучивались, когда Исайя пытался освободиться от лязгающих цепей.
Ярость проклятого изумляла Думу.
Таково было истинное наследие Ангела, оставленное примархом своим разделённым и осиротевшим сыновьям и воплощённое в Расчленителях – самом свирепом и сильнее прочих страдающем от проклятия капитуле сангвинарного братства. Они олицетворяли как борьбу с Изъяном, так и конечное его приятие.
— Ты превратил нас в чудовищ, брат. — Слепая ярость перешла в скорбь, чья глубина и искренность удивили капеллана. — Ещё в более жутких чем тех, кого повёл за собой к проклятию. Я видел их страдания, Гор, чувствовал так, словно мучился сам, и это вызывало у меня слёзы. Они были н''ашими братьями'', Гор, а ты продал их в рабство за обещание пустой короны и шанса воссесть на трон Отца. ''Что случилось с человеком, которого я знал?''
Дума молча слушал, как Исайя озвучивает слова примарха.
— Это слишком жестокая судьба даже после всего того, что они сделали.
— Исайя, мы – Расчленители, — тихо произнёс Дума. — Воины, которые разделяют с нами гнев нашего отца, сторонятся нас как дикарей. Мы не те, к кому когда-либо была добра судьба.
— ''Лорд капеллан.'' — В ухе Думы зажужжал голос сержанта Танатоса, и он наклонил голову в противоположную от Исайи сторону. — ''Ваше присутствие требуется в стратегиуме. Нужно решить вопрос касательно командования ротой. Ждать больше нельзя.''
Дума выдохнул сквозь сжатые зубы.
— Я прибуду.
— ''Благодарю вас, лорд.''
Танатос закрыл канал связь.
Когда капеллан встал, разгоняя кровь по конечностям, Исайя ощерился так, словно пытался сомкнуть челюсти на горле атакующего. Из его рта полилась несвязная брань и проклятия на множестве архаичных языков. Отвернувшись от бывшего сержанта, Дума зашагал к двери камеры и обратился мыслями к острой проблеме выбора нового командира роты. И Теман, и Ганибал по праву претендовали на эту роль, однако первому не хватало опыта, а второй был безрассуден даже по меркам Расчленителей. Ни один из сержантов не мог стать капитаном вместо лейтенантов, поэтому оставался лишь один вариант.
Дума уже подошёл к двери, когда вновь услышал связную речь.
— Будь ты проклят, Гор! Если собираешься убить меня, так сделай это!
— Гора здесь нет, Исайя, и я тебя не убью. — Он открыл дверь камеры и вновь повернулся к бывшему сержанту. — Ты умрешь не в тишине и тенях, но с честью и славой.
Капеллан запечатал помещение за собой.
Дума вошёл в стратегиум, где царила напряжённая атмосфера.
Барахиэль и Пашар совещались с технодесантником Хариэлем, в то время как Ганибал и Теман спорили с девятью выжившими сержантами. Тут находился и Кайр, безмолвно стоявший у дальнего края стола стратегиума. Его кожа была мертвенно бледной, а левую руку ниже локтя заменяла железная аугметика. С новым званием он чувствовал себя не в своей тарелке и испытывал неудобство, словно ему пришлось носить плохо сидящий на нём комбинезон. Дума не сомневался, что со временем Расчленитель привыкнет.
Итэйн почтили местом в совете в знак уважения к её способностям по ведению пустотной войны. Женщину едва ли не терялась в тени поджарого Танатоса, но воинская дисциплина помогала ей скрыть тревогу, которую Дума видел в глазах командующей корабля: не совсем страх, но как минимум беспокойство, и капеллан не мог винить Итэйн за это. Большинство смертных с трудом могли сохранять самообладание при виде и звуке спорящих космодесантников, чьи голоса были подобны налитому эмоциями грому.
Дума врезал кулаком по столу стратегиума.
— От этого трёпа польза только врагу. — Низко прорычал он, в то время как эхо от удара до сих пор гуляло в углах помещения. Капеллан окинул взглядом двух лейтенантов, затем офицеров-специалистов, и, наконец, сержантов. — Каждая секунда разногласий – это секунда, потраченная впустую, секунда, в которую рабы Губительных Сил могли бы атаковать корабль.
Он опёрся на стол, и металл застонал под его весом. Молчанием Дума удерживал на себе внимание остальных, при этом аккуратно выбирая следующие слова. Стало бы глупостью предлагать себя в качестве преемника Тантия сразу, ибо для капеллана было необычно брать на себя командование ротой. Ему требовалось, чтобы сначала свою кандидатуру выдвинули другие, таким образом проявив крайнюю амбициозность и глубокое заблуждение, и лишь тогда он мог представить себя в качестве альтернативы. Мысли о грязных политических играх, мешавших Неодолимому крестовому походу в его первые годы, вызывали у Думы чувство отвращения, ведь он был воином, а не каким-то скользким типом, однако от избрания капеллана на роль командира роты зависели многие вещи, самыми важными из которых являлись создание роты смерти и возвращение хранящихся на Кретации реликвий капитула.
Остальные посчитают образование роты смерти оскорблением, а не необходимостью.
— Наш капитан мёртв, — продолжил Дума, позволяя ноткам печали вкрасться в голос. — Его тело запечатано в нашем некрополе вместе с другими почтенными мертвецами. Его будут оплакивать как героя, и он станет первым из нового поколения, кого кремируют на родном мире со всеми почестями. Тем не менее, мы должны выбрать преемника Тантия и оставить скорбь в стороне до подходящего момента.
Капеллан посмотрел на присутствующих.
— Ваши предложения.
— Нужно решить это как воины, с обнажёнными клинками и проливая кровь. — Мика, чьи наручи были обвиты человеческими волосами с подвешенными зубами ксеносов и фалангами пальцев, погладил отделанную орочьей кожей рукоять цепного топора. — Мы больше не Неисчислимые Сыны, когда наши действия были продиктованы политикой. Пусть сила определит, кто из нас подходит больше прочих.
Остальные сержанты принялись перешёптываться друг с другом, явно не демонстрируя согласия с такой идеей. Ганибал ухмылялся, Теман был неприятно удивлён, а Барахиэль, Пашар и Хариэль наблюдали за происходящим с невозмутимыми лицами. Более всего Дума нуждался в голосах этих троих.
— Ты принимаешь нас за Пожирателей Миров, брат? — спросил Теман. — Ведь именно ублюдки Ангрона выбирают себе лидеров за их силу и неистовство. Ни разу со времён Амита Расчленители не получали посты исключительно за счёт боевой выучки. Даже свирепый лорд был избран благодаря своему старшинству в Девятом легионе и важности для Великого Ангела.
Дума прекрасно понимал, что не всё из сказанного являлось правдой, однако это не имело особого значения.
— Воины и офицеры нужны нам в их лучшей форме, — добавил Барахиэль. — Мало того, что в Разломе скрываются предательские астартес, и Империум потерял бесчисленное множество кораблей в попытках его пересечь, так теперь ты собираешься уменьшить нашу численность лишь ради того, чтобы склонить чашу весов в вашу с Ганибалом сторону?
Лицо заскрежетавшего зубами Мики побагровело.
— Этот совет для боевых лидеров, апотекарий. — Ганибал свирепо ухмыльнулся, обнажая подпиленные зубы. Некогда синие чернила, коими были нанесены его татуировки каторжника, потускнели и стали зелёными. Теперь цветные изображения на коже едва угадывались среди ожогов. — Ты недостоин и не обучен, чтобы понимать тонкости командования.
— А мне думается иначе, щенок, — ответил Барахиэль. — Я пролил крови и повидал войн больше, чем любая другая душа в этом помещении. Я шагал по земле Терры во времена, когда Зверь покусился на Империум, возглавлял воинов во время обороны Дворца от прихвостней Кровавого Бога и освобождения мира Ринна от Рагзора из Несущих Слово. Это меня ты называешь не обученным?
Налившись краской от гнева и стыда, Ганибал отвёл взгляд в сторону.
— То, что ты считаешь себя достойным возглавлять нас на пути к Кретации красноречиво говорит о том, насколько ты заблуждаешься, лейтенант. — В голосе апотекария слышались нотки сожаления, отчего слушать его было неприятно. — Я бы не доверил тебе вести в бой даже отделение, не говоря уже о боевой роте.
Сквозь раздавшийся смех Расчленителей пробился рык Ганибала, чьи трофеи в виде резных костей и содранной кожи ксеносов стучали о доспех. Осмелилась улыбнуться даже Итэйн. Мика попытался вмешаться, обнажив клинок, но Кастиэль прервал его прежде, чем тот успел бросить вызов.
— Как минимум в одном апотекарий прав, брат, — произнёс Кастиэль. — Нельзя выбирать претендента, беря в расчёт лишь его воинское мастерство. Кто защитит корабль, если мы оправляться от ран, полученных в столь безрассудном состязании? — Он указал на Итэйн своей аугметической рукой, звуча весело и насмешливо. — Корпехи капитана? В лучшем случае, они окажут лишь подобие сопротивления.
Ответом ему был презрительный смех.
— Мои корпехи станут биться до последнего вздоха, — сказала Итэйн, встречаясь взглядом с космодесантником. — Как и любой член экипажа. — Вспыхнувшая в глазах изничтожителя ярость вызвала у капеллана улыбку. — Мы поклялись служить капитулу и благословенному Императору. Пусть нас и ограничивает наша смертность, но, как и вы, мы исполняем свой долг с гордостью.
Расчленители встретили её слова возгласами изумления и поддержки.
— Да как ты смеешь говорить со старшими таким образом?
Изничтожитель зашагал в сторону Итэйн, но Дума встал рядом с женщиной и бесцеремонно преградил ему путь. Когда космодесантники встретились глазами, напоминающее череп лицо Кастиэля исказила невесёлая ухмылка. Он замешкался. Расчленитель уже наполовину вытащил свой клинок для обдирания кожи, но затем всё-таки отошёл на своё место за дальним концом столя, вернув оружие в ножны.
— Теперь и Ганибал, и Мика продемонстрировали себя недостойными претендентами, — начал Дума, игнорируя испепеляющие взгляды двух Расчленителей. — Что насчёт Темана?
— Слишком молод, — высказался Тойво, с чьим мнением согласились несколько сержантов. Среди них капеллан увидел Танатоса, Кастиэля и Азариэля из Девятой роты. Теман осёл словно пробитое лёгкое, и Думе пришлось подавить тонкую улыбку. — Он перестал быть сержантом всего пять лет назад.
— И опыта командования у него на десять лет меньше, чем у меня, — прорычал Ганибал.
— А ещё резнёй он увлечён и близко не так, как ты, — выдал насмешку Барахиэль.
— Разве от Расчленителя ожидается нечто иное?
Глаза Ганибала заволокла чернота, а Дума напрягся, опуская руку на примагниченный к поясу крозиус. Он слегка сместил баланс тела и изменил положение ног, готовый отреагировать в том случае, если его подозрения вновь подтвердятся. Капеллан надеялся, что этого не произойдёт.
— Гнев следует умерять мудростью, — сказал Барахиэль. Дума услышал в голосе апотекария горечь и вспомнил Риннскую кампанию, вспомнил несчастье, вынудившее того сложить с себя командирские обязанности и избрать путь целителя. — Чудовищных потерь не избежать, если ты воюешь, идя на поводу лишь у своей импульсивности. Наш капитул был малочисленным на протяжении многих веков, а его репутацию нам только предстоит отмыть от тысячелетнего позора. Сам Сет объявил о том, что мы не вернёмся к прежнему состоянию.
Ганибал кивнул, смирившись с поражением.
— А что насчёт тебя, Барахиэль? — спросил Тойво. — Ты возьмёшь на себя командование?
Удержавшись от рыка, Дума почувствовал, как палуба уходит из-под ног, а по спине пробежал холодок, словно легендарные ледяные драконы Фенриса вонзили в его кости свои клыки. Барахиэль вне всяких сомнений воспрепятствовал бы созданию роты смерти, столь отчаянно он стремился искупить свою ''ошибку'' во время Осады Нового Ринна. Из-за чёртового пуританизма апотекария Исайю подвергнут эвтаназии, что было неподобающей смертью для воина. Дума не позволит так обесчестить своего брата.
— Я не могу взять на себя роль командира, — ответил Барахиэль. — Это возможно лишь в самых экстренных обстоятельствах.
— Отнюдь, — подал голос Пашар. — В сангвинарном братстве устоялась традиция, когда преемниками капитанов становятся апотекарий или капеллан. Они командуют до тех пор, пока нынешний магистр не назначит замену или же командира роты не изберёт совет капитанов и старших офицеров.
Сержанты закивали, а Дума ощутил, как ледяная хватка ещё крепче сжала его позвоночник.
— Позвольте мне перефразировать, — сухо произнёс апотекарий. — Командование ротой меня не интересует. Я лишь хочу увидеть Кретацию и начать наращивать там наше присутствие.
— Выбор кандидата не требует его согласия, — вставил Хариэль. — Только всеобщего одобрения.
— Ему не следует брать на себя командование в одиночку, — немного поспешно сказал капеллан. Он проигнорировал вопросительные взгляды и тихие ругательства, его глазные линзы были обращены к Барахиэлю. — Кто-то должен разделить с ним это бремя и стать запасным вариантом в случае смерти или… ''недееспособности''.
Сжав челюсти, Барахиэль посмотрел на Думу. Взгляд первого пронизывала ярость, а на стратегиуме сомкнула свою мёртвую хватку тишина. Капеллан не отвёл глаза. Их братья ничего не знали о правде, которую апотекарий предпочёл не раскрывать. Осада Нового Ринна стала одним из самых мрачных моментов в ранний период крестового похода, ибо произошедшая тогда резня не принесла выжившим ни чести, ни славы.
— Я предлагаю, чтобы Дума разделил управление ротой вместе с Барахиэлем, — произнёс Пашар, отчего Дума подозрительно взглянул на него. Библиарий был его братом, но не другом. После возникших между ними противоречий на борту ''«Вестника»'' капеллан с удивлением воспринял поддержку со стороны псайкера. — Он способный и хладнокровный командир, а в преданности наследию Великого Ангела с ним никому не сравниться.
Хариэль и Теман кивнули. Ганибал же равнодушно пожал плечами.
— Согласен, — хором сказали сержанты.
— Тогда вопрос решён, — заключил Дума, испытывая в душе облегчение. Барахиэль пристально взглянул на него из-под капюшона, и затем, не сказав ни единого слова, покинул стратегиум. Капеллан решил дать тому поразмышлять над случившимся в одиночестве, а к Исайе привести уже тогда, когда он остынет. — Возвращайтесь к своим обязанностям, братья. Впереди нас ждут трудности, и мы больше не можем оставаться в таком расхлябанном состоянии.
