3916
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
— Он ведёт нас на смерть, — рассмеялась Сикоракса. — Ты ведь это понимаешь, верно?
===Глава одиннадцатая===
''«Есть два вида хаоса. Один приходит извне, из эмпиреев; этот хаос находится внутри Ока, в постоянной блокаде флотов Императора. Другой — внутренний хаос. Это эгоистичное, дикое, алчное животное таится в человеческом сердце. И этого зверя хаоса не сможет сдержать ни один флот — его могут связать лишь клятвы. Клятвы нужны не для того, чтобы завоевать честь, а для того, чтобы поддерживать порядок».''
::::::::::Люсьен Яварий-Кау, верховный монарх Доминиона, из личных «Размышлений о Рыцарском кодексе».
Небольшой корабль покинул атмосферу, и через минут двадцать после старта Сикоракса отправилась к себе в каюту — принять дозу полиморфина.
Ее снаряжение доставили в герметически запечатанном контейнере высотой по колено с биокодированными датчиками, настроенными на генетическую сигнатуру Сикораксы. Одним прикосновением открыв замки, Сикоракса распахнула контейнер и нащупала на внутренней стороне крышки защелку потайного отделения.
Фальш-панель щелкнула и медленно опустилась на гидравлических поршнях. Наружу вырвались струйки ледяного воздуха, будто оперативница опустила подъемный мост замка с привидениями.
Флаконы с полиморфином лежали аккуратными рядами, словно тела после массового убийства, разложенные по дозировкам — от шприцев для поддержания здоровья величиной с фильтр от палочки лхо до инъекторов размером с большой палец с дозой для трансформации. Последние соединялись с подкожным инъектором, спрятанным в мышечном слое левого бедра, а иглы шприцев для поверхностной инъекции закрывались колпачками.
Её секрет. ''Их'' секрет — храма Каллидус. Настолько потаенный, что оперативникам храма приказывалось скорее уничтожить эти флаконы, чем позволить им попасть в чужие руки — даже руки других оперативников Ассасинорума.
Сикоракса вынула из защитного пенонаполнителя первую колбу и закрыла потайную камеру, чтобы драгоценные препараты не нагревались. Вскоре их судно остынет в пустоте до степени неуютности, но стоило ему вырваться из атмосферы, как в каюте за считанные мгновения стало до того душно и влажно, что, когда Сикоракса улеглась на узкой койке, простыни оказались отсыревшими.
Каллидус сняла с иглы колпачок, нащупала вену на бедре и ввела в нее иглу. Она сжимала картридж, пока пломба не лопнула.
Полиморфин заполнил ее организм. Он охлаждал его, будто охладитель в двигателе.
— Я уничтожаю врагов, становясь ими, — сказала Сикоракса, расслабив челюсти и используя мантру, чтобы восстановить дыхание и тем самым притупить боль. Оперативница уставилась на болт в потолке, будто удерживая всю боль там, вне тела.
— Я использую оружие ксеносов против них самих. Я буду подражать порченому телу, но мой разум останется сосредоточенным на человеческих целях.
Устойчивое к воздействию медикаментов сердце подтолкнуло сыворотку, прогоняя через всё тело. На какое-то удушливое мгновение Сикораксе показалось, что бегущая по венам кровь загустела, словно сироп. Дыхание перехватило. Затем удушающие химикаты выработались, и она сделала отчаянный вдох.
Сикоракса созерцала болт ещё секунд тридцать, затем села и ощупала лицо. Лихорадка, мучившая её на протяжении недели, спала.
— Черт бы побрал этого высокородного козл… — Она осеклась, проглотив остаток фразы, и это подтверждало идеологическую обработку ассасинов. — Лорд-командующий делает только то, что положено.
Каждый каллидус — агент, ведущий подрывную деятельность. Такова уж их суть, и Сикоракса это понимала. Это скорее инстинкт, чем осознанный выбор. Но следует быть осмотрительнее в выборе целей, на которые направляется этот инстинкт. Особенно когда ты — на храмовом корабле, где наверняка повсюду установлены записывающие устройства.
— Провались к чертям вся эта Галактика, — сказала Сикоракса, не договорив: осудить весь космос безопаснее, чем одного человека.
Санкционированное Гиллиманом тотальное развертывание Ассасинорума сильно растянуло логистическую цепочку. Как и сказал Рэйт, у оперативников больше не оставалось времени на восстановление. Для Сикораксы это была уже четвёртая миссия подряд; она провела в полевых условиях в общей сложности два года.
Перед санктусом был ученый касты Земли т'ау. Перед ним — Программатор Квивариан.
И Сикоракса пропустила восполнение запасов между третьей и четвертой миссиями. Во время охоты на санктуса из Генекса она поддерживала дозировки полиморфина на угрожающе малом уровне. Последнюю поддерживающую дозу Сикоракса истратила во время перелёта до храма Виндикар: она чувствовала себя настолько подавленной из-за отмены миссии, что на протяжении всего пути заперлась в этой самой каюте и даже не повидалась с ванус до тех пор, пока они не достигли пункта назначения.
Ванус. Сикоракса еще не решила, нравится ли ей эта оперативница, но, с другой стороны, её ведь и не учили человеколюбию, — Сикораксу обучали пользоваться людьми. И, если Аваарис Кельн окажется хотя бы наполовину такой осведомлённой, как сама утверждает, то она действительно принесет немалую пользу.
Но Рэйт, виндикар, — совсем другое дело.
Он производил впечатление способного оперативника. И правда, насчет Абсолома Рэйта ходили кое-какие истории даже в кругах храма Каллидус. Одна из них повествовала об Альфа-шакале и Рэйте, который на тот момент был всего лишь ассасином-подмастерьем. Ещё одна — о Темном Апостоле с Захарина. Ходили слухи, что именно Рэйта вызывали на операцию, когда Ассасиноруму пришлось убрать одного из своих. Вот так он и получил позывной «''Палач''»<ref>В оригинале «Headsman» — государственный палач, обезглавливающий осужденных.</ref>.
Рэйт постарается держать миссию под контролем, что называется, от и до — Сикоракса в этом не сомневалась. Она же видела, как напрягся виндикар, когда Кельн выполнила его собственный приказ, но не в том порядке, который он задумал. Это подействовало ему на нервы. Несмотря на утверждения насчет того, что он хочет перенять от них новые навыки, стоило Кельн перехватить инициативу, и Рэйт вышел из себя.
Действовать строго по плану, обдуманно, шаг за шагом — таков путь Виндикар.
Путь Каллидус, напротив, состоит в том, чтобы использовать к своей выгоде суматоху. Импровизировать на каждом последующем шагу, применять социальные манипуляции, ловить капризы судьбы, чтобы приблизиться к поставленной цели. Моментально подстраиваться под меняющиеся условия и даже не воображать, будто у твоих планов хватит гибкости, чтобы поспевать за переменчивыми обстоятельствами.
Общеизвестно, что никакая стратагема не выдерживает реального контакта с врагом — а оперативники храма Каллидус контактируют с противником чаще, чем кто бы то ни было. Пытаться спланировать операцию «от и до» — все равно, что строить дом на песке.
Спокойствие, только спокойствие.
Сикоракса взяла инфопланшет, который до этого бросила на кровать. Такой имелся у каждого из оперативников; их потоки данных были связаны, так что заметки или изменения, внесенные на одном планшете, отображались и на других. Это было делом рук ванус и казалось неплохой идеей, — по крайней мере, по меркам плохих идей.
Страница за страницей Сикоракса планомерно просматривала досье. Перехваченное письмо, написанное рукой Раккана. Звездная карта с отмеченным расположением Доминиона в Цепи Лотоса — дугообразной системе миров, которая проходит по границе между сегментумом Пасификус и Темпестус.
И, наконец, рыцарь модели «Оруженосец». «Шут».
Сикоракса постучала ногтем по зубам, затем поднялась на подкашивающиеся ноги. Проверив, нет ли никого в коридоре, она выскользнула наружу — мимо освещенной трапезной-камбуза — во тьму грузового отсека.
На ощупь Сикоракса нашла в темноте кабель и выключатель, от которого тот шел. Хлопнув по выключателю, зажгла люмены на треножниках, и мрак похожего на пещеру пространства расступился.
«Шут» стоял в центре, высокий и широкоплечий, как статуя в святилище. Геральдические символы сияли в ярком свете.
Одна половина костюма была кроваво-красной, в цветах Рау, другая — небесно-голубой, дома Страйдер. Между ног Рыцаря, как табард, висело захваченное в бою знамя боевой славы. На нем был изображен личный герб Раккана — меч, появляющийся из кроваво-красного моря Доминиона. Над клинком парил облаченный в клобук<ref>Клобук — колпачок, надеваемый на голову ловчих птиц.</ref> сокол дома Страйдер, раскинув крылья над грозовым облаком дома Рау. В когтях сокол держал две красные молнии, вырвавшиеся из облака… хотя непонятно было, то ли птица поймала их, то ли обожглась, — зависело от толкования.
Прежде чем подойти, Сикоракса слегка поклонилась огромной машине. Увенчанные оружием конечности «Шута» были обернуты по спирали белыми лентами; взяв одну из них, она обнаружила, что на них записаны имена предыдущих пилотов, которые теперь, подобно призракам, обитали в шлеме Механикум костюма.
По обычаю Страйдер-Рау, когда рыцарь не был активен, его лицо закрывали большим кожаным клобуком, точь-в-точь как сокол, изображенный на гербе Страйдер-Рау. Секунду поколебавшись, Сикоракса приподнялась на цыпочки и коснулась адамантиновой брони на ноге машины — как раз в том месте, где та закрывала колено.
Она была тёплой. «Оруженосец» казался живым.
— Я много чего делала, — сказала Сикоракса машине, — но ещё никогда в жизни не управляла рыцарем.
Абсолом Рэйт сидел перед двухъярусной койкой у себя в каюте офицерского спального отсека.
Он сам выбрал эту каюту — самую обширную на всём судне — под личные апартаменты и мозговой центр. Рэйт счел это и уместным, и практичным. Он был одновременно командиром и старшим оперативником, для хранения его винтовки требовалось больше всего свободного места, эту каюту оснастили лучшими средствами безопасности, а прилегающая к ней офицерская столовая представляла собой отличный зал для совещаний по оперативному планированию.
Кроме того, вторая кровать как нельзя лучше подходила, чтобы обслуживать оружие.
Рэйт сидел на стуле с высокой спинкой из катачанского глянцевого дерева и рассматривал детали винтовки, разложенные перед ним.
Выбрав один из четырёх стволов, взятых с собой для этой миссии, Рэйт осторожно вставил в него лазерный микрометр и замерил внутренние нарезы, проверяя на дефекты и на то, что сделанные перед отправкой пристрелочные выстрелы не повредили сложные каналы для захвата пули и придания ей вращения.
Это был ствол для средних дистанций: виндикару хватило одних лишь тактильных ощущений, чтобы это понять. Он идеально годился для быстро приближающихся целей, наподобие генокрадов или друкари — в свое время Рэйту доводилось приканчивать и тех, и других ксеносов.
Хороший инструмент, подумал он, поднося ствол к свету и вглядываясь в него, будто в прицел. Износостойкий и точный. Эффективный.
И, как все хорошие инструменты, он выполнял то, для чего предназначался.
Через два отсека от них посреди каюты пребывала Аваарис Кельн, добавляя к коллажу из исследовательских материалов, уже наклеенном на стену, ещё одно досье.
Куратор устроил ей экскурсию по полудюжине свободных кают и выразил немалое удивление, когда Кельн выбрала именно эту. Технически это помещение было спальным местом для экипажа нижних палуб, рассчитанном на шестерых человек, которые будут отдыхать здесь, сменяя друг друга каждую двенадцатичасовую смену.
Три выдвижных спальных капсулы были встроены в стену рядком, как выдвижные камеры в моргах медучреждений.
Действительно, ванус заметила, что эти спальные места отличались невероятно низким температурным режимом, чего было достаточно для хранения в них трупов, когда приказы требовали, чтобы тело было эвакуировано, а такие приказы поступали нечасто.
Впрочем, в выдвижных кроватях Кельн не спала; она устроила в них хранилища для своего снаряжения и коробок с документами.
Никакой другой мебели в каюте не имелось, — разве что отдельный несессарий<ref>Несессарий — от латинского necessarium, образованного из «necesse» (неизбежная или необходимая [вещ]) и -ārium («-arium», формирующего место). Уборная монастыря, надворная постройка, обычно расположенная за общежитием.</ref>, до того тесный, что Кельн едва могла протиснуться между раковиной и стальным унитазом вроде тюремного. А для гигиенических процедур служила полурабочая форсунка для воды в потолке и напольный слив.
Если не считать одной полки в камбузе, на которой стояла одна-единственная кофеварка, в остальном стены были голыми — тем лучше, потому что на них можно разместить заметки. Кельн спала в сетчатом гамаке, подвешенном к потолку, который убирала, когда начинала по привычке мерить каюту шагами.
Она и сейчас сидела в гамаке, немного откинувшись назад и свесив босую ногу на пол; Кельн разглядывала исследовательский коллаж из обернутых в пластек документов, прикрепленных к стене липкой лентой.
Это была не та сеть, что она сплела для изучения культуры Доминиона; та находилась справа. И не законы о престолонаследии Страйдер-Рау — этот кошмарный клубок разместился слева. Стена же позади нее была почти голой: на ней располагалось всего несколько документов с надписью «ЛИНОЛИЙ РАККАН».
В противовес этому перед Кельн висели два пикта, окруженные облаком документов с пометкой «ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ». На этих пиктах были Абсолом Рэйт и Сикоракса в профиль и анфас — снимки, сделанные во время брифинга при помощи пиктера, имплантированного в аугментические глаза Кельн.
Ванус посмотрела на информационную сетку с мягким фокусом, позволив кодовой завесе пробудить в воображении сеть из связывающих документы линий и личных заметок, мысленно написанных поверх них.
— Активировать звуковое подавление. Начинаю диктовать, — сказала она. Технически это было необязательно, но, как и ходьба, проговаривание вслух часто помогало Кельн в работе с данными. — Под грифом «Только для глаз Аваарис Кельн». Уничтожить при несанкционированном доступе.
Она прекратила легкое покачивание, чтобы собраться с мыслями, — и возобновила его, находя утешение в мерном поскрипывании веревок гамака, трущихся о потолочные трубы.
Ощутив кожей, что гудение звуковых подавителей достигло полной силы, она начала:
— Первоначальное впечатление от карательного отряда «Делатель королей». Нынешний стиль руководства вызывает опасения у среднего звена. Существует возможность усиления этих опасений по мере продолжения операции.
Кельн сделала паузу, быстро перечитав стенограмму брифинга по кодовой завесе и уделив особое внимание обмену мнениями между Сикораксой и Рэйтом.
— Рэйт — выдающийся оперативник с благими намерениями, но неважный командир. Хотя он считает, что для достижения положительного результата нам нужно работать согласованно, а также понимает, что наши навыки необходимы, он не привык к различным стилям храмов Ванус и Каллидус. Из-за тренировок и личных склонностей он смотрит на проблемы как бы сквозь прицел — прямолинейно, применяя узкий подход, а это чревато смещением навыков Ванус и Каллидус на второй план. Когда я узнала, что его предыдущие совместные миссии были связаны с другими виндикарами, меня это не удивило. Если он так и будет придерживаться нынешнего стиля руководства, то рискует оттолкнуть Сикораксу.
Кельн перевела взгляд на изображение каллидус, изучая длинные, доходящие до плеч каштановые волосы и лукаво изогнутый рот. Она вздохнула.
— Сикоракса — это еще одна проблема. Проанализировав ее вокальные паттерны на предмет признаков ухудшения состояния, а также протестировав пот, собранный с её комбинезона, я полагаю, что его скептицизм по поводу химической зависимости неуместен. Дело не только в том, что это является профессиональной болезнью храма Каллидус: послужной список, который я извлекла из планшета Рэйта, демонстрирует отличные показатели успешности, так что очевидно, что ее зависимость под контролем и не влияет на профессиональные навыки. Хотя ей не хватает моего с Рэйтом опыта, и я подозреваю, что она права в том, что ее выбрали в первую очередь из-за черепного импланта, Сикоракса все же является умелой оперативницей. Их с Рэйтом конфликт, по-видимому, в первую очередь является результатом столкновения двух противоположных мировоззрений и личных предпочтений. Оперативники храма Каллидус по своей природе склонны к импровизации и текучести — подход, который Рэйт, без сомнения, считает бесцеремонным и небрежным.
Кельн закинула ногу в гамак и взглянула на инфомандалу<ref>Мандала — симметричный рисунок в тантрической йоге буддизма и индуизма, в общем смысле символизирующий мир, вселенную. Мысленное представление мандалы с пониманием её устройства является важной частью медитации.</ref>, проецируемую на потолок; оперативница расслабилась, а повторяющиеся узоры и замысловатые отображения объема успокоили ее и запустили подпрограммы-архиваторы, очищающие разум от неясностей и случайных улик.
— Примечание для дальнейшего рассмотрения: Сикоракса упомянула, что порт в её префронтальной коре установлен, чтобы облегчить проникновение на поражённую порчей исследовательскую станцию, но именно это действие, похоже, удалено из ее послужного списка. Персональные данные крайне ограниченного доступа.
Кельн достала из кармана кодовую шкатулку и поднесла ее к свету, наблюдая, как перемигиваются красные и зеленые огоньки.
— Программатор Квавариан, создатель «Сути_Чорва» и «Чорва_Победителя», исчез примерно в то же время. Поговаривали, что это задание получил оперативник храма Каллидус. Среди ванусов шли разные толки, поскольку Квавариан был еретехом — кодовым жрецом, и мы полагали, что заниматься им — это наша епархия. Буду исследовать этот вопрос дальше.
Кельн вернула образец в обитую бархатом шкатулку, стоявшую рядом с ней, и запечатала ее. Снова перевела взгляд на инфо-мандалу.
— Что касается меня, то в настоящее время я вижу свою функцию двоякой. Моя заявленная роль заключается в выполнении параметров миссии в качестве советника по культуре и управлении придворными интригами, а также человеческими взаимодействиями. Однако на самом деле эта функция второстепенна. На данный момент моя собственная цель заключается в том, чтобы обеспечить эффективную работу этого карательного отряда и наладить связь между нами тремя.
Кельн полностью погрузилась в инфо-мандалу. Ощутила, как включились ее подпрограммы ночного отдыха, чтобы обрабатывать данные во время сна.
— Потому что, если я этого не сделаю, — сказала Кельн, засыпая, — Сикоракса окажется права. Мы все умрем прежде, чем подойдем к Яварию-Кау на расстояние ружейного выстрела. Даже в случае успеха миссии нам вряд ли удастся уйти живыми.
Как только веки сомкнулись, ей в голову пришла мысль.
''«Может быть, в этом-то и заключался весь смысл».''
Сэр Линолий Раккан проснулся из-за того, что бутылка из-под амасека скатилась с его стола и разбилась об пол. Это он её разбил, что ли? Подтолкнул, отгоняя прочь, в объятьях тревожных снов? Нет.
Висящий над ним светильник качнулся на цепочке. Неустойчивое покачивание, которое Раккан вначале принял за расплывающийся от выпивки мир, происходило наяву.
Корабль снова пришел в движение.
Раккан вытер лицо ладонями и попытался встать. Не вышло.
— Черт бы тебя побрал, — выругался он, наклоняясь, чтобы закрепить аугметические скобы. Наконец Раккан встал; стальные опоры для ног зафиксировали коленные шарниры, удерживая его в вертикальном положении.
Таково было одно из преимуществ его травмы: сколько бы Раккан ни выпил, он всегда мог без проблем держаться на ногах. Это не единожды спасло Раккану жизнь на фронте, когда он был под мухой, а «Преобразованные» шли в лобовую атаку. Когда пилоту приходилось внезапно вскакивать в «Шута», заслышав сигнал тревоги, и покрывать землю кровью еретехов. Когда встречал волну за волной тронутых порчей техножрецов и трэллов с глазами, горящими фиолетовым пламенем «Чорва_Победителя».
Электроцепы вместо рук и имплантированные пилы…
Белый, словно кость, палец, нажимающий на спуск лазпистолета…
— Нет, — сказал себе Раккан. — Оставь это во сне, пожалуйста.
Он обогнул разбитое стекло и заколотил кулаком в дверь.
— Привет! — сказал он. — Там, снаружи! У меня тут битое стекло. Принесите, пожалуйста, веник и совок.
Никакого ответа. Как и всегда. Появлялась еда. Постельное белье сменялось чистым. Появлялись диагностические тестеры, которые он должен был раз в неделю подключать к своему нейропорту. Когда ему нездоровилось, появлялись лекарства в маленьких бумажных стаканчиках.
Через неделю Раккан заподозрил, что за ним наблюдают через большое зеркало. А еще через две ему стало все равно.
Амасек восполнялся так же исправно, как и всё остальное, и Раккан это ценил. После того, как его бар иссяк, бутылки продолжали приносить уже из личных запасов. Хотя в последнее время алкоголя становится все меньше и меньше…
— Что, если они решили тебя «просушить»? — сказал себе Раккан. — Готовый к бою. Годный к службе. Вернёшься к «Шуту» и Гвинн. На очередной ТВД.
На последнем он служил бок о бок с кадийцами. Бравые люди, но при этом наглухо отбитые. Казалось, они наслаждаются происходящим. Получают некое извращенное удовольствие, показывая, до чего же они круты.
Он вспомнил одного офицера, фиолетовоглазую лейтенанта-кадийку из 24-го; Раккан немного ухлестывал за ней, пока они оба находились в запасе, и она рассказала, что шрамы на лице считаются среди кадийцев привлекательными. Известно, что самые тщеславные бойцы тормошили медицинские швы, лишь бы увериться в том, что от зажившей раны останется след.
У его зазнобы тоже был шрам — волнистая белая линия, тянущаяся от брови к подбородку. Шрам морщился, когда кадийка смеялась.
Раккан снова перешагнул через стекло и умылся над умывальником. Поднял глаза и взглянул на себя в зеркало.
Красные глаза. Пухлые щеки. Да, это не тот тощий изголодавшийся рыцарь, каким он был четыре года назад, когда получил два лазерных выстрела в позвоночник и покинул Доминион.
Он натянул кожу, будто его собственное лицо было маской, пытаясь найти себя-молодого — до того, как он стал Вольным клинком, бредущим от битвы к битве. Без всякого плана, кроме как сражаться, пока и он, и «Шут» не износятся до такой степени, что ими больше нельзя будет пользоваться.
— Это твоя проблема, Линолий, — сказал он себе. — Ты рыцарь-в-поиске-неизвестно-чего.
''Ка-чинк.''
Раккан обернулся на знакомый звук открывающегося люка.
В нише стояли маленькая щетка, совок и полбутылки амасека.
— Благодарю вас, — сказал он тому, кто его слушал. — И, черт возьми, выпустите меня отсюда.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Оффицио Ассассинорум]]
