Сыны Селенара / Sons of the Selenar (новелла)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Сыны Селенара / Sons of the Selenar (новелла)
Автор	Грэм Макнилл / Graham McNeill
Переводчик	Ulf Voss
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy
Предыдущая книга	Первая стена / The First Wall
Следующая книга	Saturnine
Год издания	2020
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

«Сизифей»

Ульрах Брантан, капитан, 65-я клановая рота Железных Рук

Кадм Тиро, исполняющий обязанности капитана «Сизифея»

Фратер Таматика, Железнорожденный, ветеран Авернии

Игнаций Нумен, боевой брат

Сабик Велунд, железный отец

Гаруда, орел-конструкт Ульраха Брантана

Никона Шарроукин, 66-я рота Гвардии Ворона

Атеш Тарса, апотекарий, 24-я рота Саламандр

Селенар

Гелиоса-54, Верховная матриарх Селенарских культов Луны

Та’лаб Вита-37, геноведьма Селенара

Сыны Гора

Трастевере, юстаэринец, капитан Стражи Ока

Ворнак, юстаэринец-терминатор

Ургав, юстаэринец-терминатор

– Я знаю, нет милей для глаз картины, чем край родной…

– Омер, Слепой бард Ионии

– Лидер, в конечном счете, ответственен за все.

– примарх Гиллиман

– Лоялист, изменник…? Различие не важно. Все они – сыны Селенара.

– Та’лаб Вита-37

Никона Шарроукин и Сабик Велунд

Атеш Тарса и Та'лаб Вита-37

Пролог

– Не клянись луной, ведь она меняется постоянно

Поверхность Терры пылала.

Ее атмосфера светилась огнями Единства.

Под токсичными небесами бушевали грозы мировой войны, напоминая собранные в кучу угли.

Они омывали поверхность Луны красным светом.

Война разрывала колыбель человечества, сколько себя помнил Селенар. Конфликты росли в масштабах с каждой прошедшей эпохой и каждой неконтролируемой эволюцией технологий.

– Война переделывает этот мир по своему образу, – сказала Гелиоса-54. Красноватый свет объединения Терры отражался от литой поверхности ее хромированной маски.

– Так было всегда, почтенная матриарх, – прошипела Та’лаб Вита-37. Ее многорукая форма наклонилась над инфосветом командного пульта. – Уничтожение заложено в природе муж…людей.

Матриарх Селенара повернулась к своей самой доверенной генодеве, обратив внимание на оговорку.

– Возможно, и так, – согласилась Гелиоса-54, – но мы тоже ветвь этого общего корня. Да, мы извлекаем суть из уникальных генетических линий в поисках безупречных аспектов наших видов, но проследи достаточно далеко по нитям истории, и окажется, что мы не сильно отличаемся.

Она почувствовала желание Та’лаб Виты-37 оспорить это утверждение. Ее натура, осознанно развитая в качестве инакомыслящей и сомневающейся, боролась с уважением к легендарному архетипу Гелиосы-54.

– Ты не согласна?

– Я бы не осмелилась, почтенная матриарх. Не сейчас.

– Конечно, осмелилась бы, этот архетип ты повторяешь с каждым этапом эволюции. Говори откровенно.

– Хорошо, почтенная матриарх, – ответила Та’лаб Вита-37. Она указала на зловещую картину, разворачивающуюся перед ними. – Трансчеловеческие воины Императора созданы исключительно для кровавых разрушений. Ни на что другое они не годятся. Но мы, представители Селенарских культов, многократно повторяя двойные таинства спирали ДНК, совершаем акты творения. Генетические мастера Императора занимаются только наукой смерти, и для них слишком поздно менять свой подход.

– А наша наука? Разве мы не создаем машины для убийства из стали и плоти?

– Да, но для защиты наших владений, – уступила Та’лаб Вита-37. – Дианические ритуалы приближают нас к истинному потенциалу человечества. В конечном итоге, они уведут нас от жажды разрушения.

– Я надеюсь, что однажды так и случится, – сказала Гелиоса-54. – Но не торопись осуждать наших терранских братьев. В прошлые времена были моменты, когда лучшие ангелы человеческой природы стремились отвратить наш вид от кровавых алтарей войны. Принять Мир.

– Такие моменты случались редко, – отметила Та’лаб Вита-37. – И никогда долго не длились.

Словно подчеркивая ее точку зрения, помещение с изогнутыми стенами в сердце спутника Терры содрогнулось от удара близких взрывов. Из трещин в потолке посыпалась серая пыль. Она заплясала на суспензорных полях, окружавших парящую форму с изогнутым хребтом Гелиосы-54. Фрактальные частицы пыли блестели в актиническом свете, отбрасываемом мягко вращающимися геностанками, встроенными в каменные стены.

Пневмотрубки вдоль шеи Гелиосы-54 пульсировали в такт с ее морозным дыханием, образуя скручивающуюся спираль на ее горле.

– Почему Император стремится уничтожить нас? – спросила Та’лаб Вита-37.

– Император не стремиться уничтожить нас.

Та’лаб Вита-37 вытянула изогнутый, похожий на коготь кончик пальца, зацепив диск ноосферического света из глянцевой черноты командного пульта и подняла его между ними.

Стремительно сужающаяся петля красного света сходилась на их местонахождении – серебристом значке лунного серпа. Ранее безмолвные вокс-каналы захлестнули крики обреченных и умирающих. Безошибочный грохот болтерного огня и визжащие плазменные взрывы создавали оглушительную какофонию бойни.

– Все доступные данные говорят об обратном, – сказала она. – Воины Седьмого и Шестнадцатого Легионов убивают все на своем пути. Наши культы умирают в эти самые мгновения.

Рев нападавших скрипучим гулом скреб по спине. Дикие воинственные вопли людей, рожденных в темноте и выросших на убийствах. Подобные люди не смирятся ни с чем, кроме полного уничтожения любого, кто осмелился пойти против них.

– Император не стремится уничтожить нас, – повторила Гелиоса-54. – Он стремится нас принудить к участию в Его великой работе. Он надеется, не без обоснования, что мы боимся уничтожения больше рабства. Его высокомерие нуждается в нашей науке, наших станках и наших таинствах. Он знает многое, но не знает всего.

– Вот почему вы привели меня сюда? – спросила Та’лаб Вита-37. – И поэтому все еще здесь?

– Да. Если убийцы Императора не найдут меня здесь, они разорвут Луну на части, пока не добьются своего. Они сломают меня, и я буду вынуждена отдать им Магна Матер.

Та’лаб Вита-37 вздрогнула от этой мысли.

– Что вы требуете от меня? – спросила она.

Гелиоса-54 вытянула проворную, иглоподобную руку, чьи кончики пальцев создавали последовательности генов такой ошеломляющей сложности, что, казалось, несомненной их принадлежность какой-нибудь древней богине-созидательнице.

– Покинуть меня, – сказала Гелиоса-54.

– Не понимаю.

Между ними потекли потоки данных. Спирали света несли последовательности генов, маркерные коды и пласты настолько сложной информации, что у Та’лаб Виты-37 перехватило дыхание от концентрации загруженных данных.

– Спустись в Эргодическое хранилище. Разорви соединения с Лунным манифольдом, забери Магна Матер и исчезни. Я не смогу раскрыть то, чего не знаю. Для уничтожения Магна Матер в живых осталось слишком мало верховных жриц, так что ты должна скрыть ее от Императора. Понимаешь?

– Я понимаю, – ответила Та’лаб Вита-37.

Гелиоса-54 увидела, как поникли плечи Та’лаб Виты-37 под бременем ужасного обязательства, которое она на нее возложила.

– А если они, в конце концов, найдут меня?

– Тогда молись, чтобы у того, кто заберет Магна Матер, оказалась более мудрая душа и более возвышенные замыслы, чем у нового повелителя Терры.

Тал’лаб Вита-37 поклонилась, прижав руки к груди.

– Ваше поручение будет исполнено, почтенная матриарх, – сказала она. – Я не подведу вас.

Гелиоса-54 не стала смотреть, как она уходит, уже начав мнемоническое очищение. Она почувствовала грусть, когда ее драгоценные воспоминания сгорали в огнях синаптического стирания. Матриарх любила Та’лаб Виту-37, как дочь, но не могла позволить, чтобы в ее нейронной сети нашелся хоть какой-то след генодевы.

Гелиоса-54 повернулась к пульту управления.

С начала внезапного ошеломительного штурма грубо созданных генетических воинов с Терры прошло едва ли шесть часов.

Каждый фронт на Луне передавал одну и ту же картину поражения.

С тяжелым сердцем из-за страха за будущее Верховная матриарх Луны открыла вокс-канал с широким диапазоном частот.

Она знала, что Император услышит ее.

Она надеялась, что услышат Его воины.

– Отзовите своих волков, – попросила матриарх.

КНИГА 1 / ДЕВА

Она – дикая чаща с сокрытыми в ней храмами и сокровищами

1 Перекроенный капитан / Минимальный экипаж / Забойщик

Как воину лучше всего умереть?

На протяжении многих лет он долго думал об этом. Будучи неофитом, он представлял, что смерть придет к нему в страшной войне против каких-нибудь омерзительных ксеноформ, когда он будет биться бок о бок со своими братьями ради благородной и героической цели. О его последних мгновениях в бою будут с благоговением рассказывать воины будущих поколений.

В последующие тысячелетия уроки, полученные из его кончины, будут изучаться в каждой военной академии и станут обязательными к прочтению молодежью этой новой эпохи.

О том кровавом времени будут написаны целые библиотеки.

Но войне безразличны амбициозные мечты юношей.

Ее уроки кровавы и беспристрастны.

Да, герои куются в горниле битвы, а наследие горстки живет в воспоминаниях выживших. Но на каждого героя, чьи деяния затмевают его смерть, приходятся десятки тысяч забытых и никому не известных воинов.

Их отвага остается незапечатленной.

Их истории никогда не рассказываются.

Никона Шарроукин больше не был неофитом, и с тех пор, как Сабик Велунд вытащил его изувеченное тело с Исствана V, он знал, что умрет в темноте, одинокий и забытый.

Подходящая смерть для воина Гвардии Ворона.

Как воину лучше всего умереть?

Через каких-нибудь пару минут он, возможно, узнает.

На охровой сфере Юпитера, заполнившей обзорный экран «Сизифея» мерцали точки света, напоминая сбои ауспика. Но на самом деле это были пылающие оружейные платформы, сбитые со своих орбитальных якорей и притягиваемые на свою погибель гравитацией огромной планеты. На переднем плане пирохимические молнии и пепельные штормы искажали серый эллипс Ганимеда – это сгорали в ярости бомбардировки предателей огромные гидрохранилища спутника.

Жарко и ярко пылала Солнечная война, неумолимо приближаясь от внешних планет к Терре. Магистр войны затягивал свою петлю, но каждая минута, которую лоялисты удерживали изменников от сияния Тронного мира, была победой.

На высокой орбите Юпитера пылали умирающие корабли – освещенные изнутри остовы из почерневшего металла. За ними бушевали атомные грозы – это рвались подобно далеким сверхновым мегатонны убийственных залпов.

Не такие далекие, как хотелось бы Никоне Шарроукину.

В пустоте мчались рои торпед. Макроснаряды освещали космос ослепительными разрывами. Батареи лазеров мерцали коллимированными линиями актинической яркости.

Что-то взорвалось рядом с вентральной осью. Шарроукин понятия не имел, что это могло быть. Боеголовка торпеды? Детонация корабля? Противокорабельная мина?

Триста шестьдесят семь кораблей агрессивно маневрировали в юпитерианской зоне боевых действий. В основном, эскортные корабли и эсминцы. И, по крайней мере, семьдесят кораблей капитального класса. Шарроукин обладал незначительными навыками по координации пустотных боев или управления звездолетом, но после провальной миссии на Леме Два-Двенадцать и опустошительных потерь экипажа «Сизифея», ему пришлось кое-чему научиться.

Из вопящей статики и волн помех, пульсирующих в гололитическом образе пустотной драки, появился вращающийся силуэт.

Огромный и идущий прямо на них.

Мигнув, появились указатели дистанции и идентификационные метки.

– Прямо по курсу остов крейсера типа «Лунный»! – выкрикнул Шарроукин.

– Вижу, – ответил Сабик Велунд, соединенный со сложными системами управления «Сизифея» с помощью нейровспомогательных устройств, созданных Фратером Таматикой. – Маневрирую.

Велунд говорил сухим тоном, но Шарроукин сражался рядом с воином Железных Рук достаточно давно, чтобы услышать за внешним спокойствием напряжение.

Палуба мостика резко накренилась, когда железный отец бросил «Сизифей» в резкий поворот. Сильно модифицированный ударный крейсер содрогнулся. Его обшивка вспучилась, а усиленные переборки протестующее застонали, когда многокилометровый киль изогнулся.

Резкий маневр изменил гравитацию. Заревели сигналы опасного сближения. Мостик наполнился диссонирующим визгом столкнувшихся пустотных полей. Подключенные кабелями сервиторы, которые поддерживали целостность щитов, забились в конвульсиях, когда электрическая обратная связь сожгла их заживо. Шарроукин поперхнулся от запаха горелого машинного масла и плоти.

Невообразимая громада выпотрошенного корабля типа «Лунный» заполнила обзорный экран. Шарроукин почувствовал, что пригнулся, когда над ними прошла пылающая надстройка. Она была такой огромной, что, казалось, никогда не закончится.

Корабль прошел так близко, что у Никоны возникло ощущение, будто он мог допрыгнуть до его мостика одним могучим прыжком.

– Даже не рядом, – сказал Велунд, завершая поворот и оставляя обреченный корабль за кормой, а затем возвращаясь обратно в битву.

– Этот чертов сигнал тревоги сработал слишком поздно, Шарроукин! – проревел Ульрах Брантан, вновь воскрешенный капитан «Сизифея». Его голос звучал отвратительной смесью разорванных голосовых связок человека и импровизированной аугметики. – Ты должен отслеживать ход битвы.

– Разве я похож на магистра сюрвейеров? – огрызнулся Шарроукин.

– Тогда уйди с поста и найди того, кто сможет читать проклятый ауспик! – сказал Брантан. Его высокая фигура спустилась с командной платформы тяжелой поступью ассиметричных ног.

Тело капитана представляло кошмарный сплав плоти и машины, но оно имело лишь мимолетное сходство с почтенным шасси дредноута, из частей которого его собрали. Скорее Брантан был сейчас существом биомеханического кошмара, созданным Атешом Тарсой в момент безумия и отчаяния. Саламандр поместил древнюю реликвию под названием Железное Сердце на обнаженное тело капитана, отчего та напоминала хромированного паука. Шарроукин едва переносил вид этой пульсирующей мерзости.

Вонь протухшего мяса от тела Брантана и токсичных химикатов, поддерживающих жизнь в его прогнившей плоти напомнила Шарроукину о временах его молодости, когда он находил молочно-белые раздувшиеся тела, плавающие в глубоких соляных водоемах Ликея.

На плече капитана сидел сделанный из тусклой стали и меди кибер-орел. Железные Руки назвали его Гарудой, в честь древнего медузийского мифа, и, как и экипаж «Сизифея», он получил серьезные увечья, но выжил. На Йидрисе его подстрелил мечник Люций, но Таматика и Велунд вернули механическую жизнь орлу.

Станцию сюрвейера наводнили мерцающие ложные сигналы битвы, протекающей на абсурдно близкой дистанции. Велунд обогнул содрогающиеся руины «Искателя славы» – корабля типа «Марс» – пылающей от носа до кормы.

Надстройку «Сизифея» сотрясли глухие металлические звуки. Перепрофилированные ремонтные сервиторы за пультом борьбы за живучесть корабля выпалили потоки бинарной тарабарщины.

– Что это было? – спросил Брантан.

– Не знаю, – ответил Шарроукин. – Бомбардировщики или истребители-самоубийцы, чей корабль-носитель погиб? Может быть дрейфующие обломки, слишком небольшие для обнаружения ауспиком.

– Так не годится, Гвардеец Ворона!

Шарроукин сдержал раздраженный ответ, когда на светящейся поверхности экрана загорелись предупреждения об угрозе.

– С кормы приближается капитальный корабль, – доложил он. – Полагаю, типа «Оберон».

– «Завет истины». Корабль-охотник Семнадцатого Легиона, – резко ответил Велунд. – Но он идет не на нас.

На обзорном экране замигала дюжина рун угрозы.

– Откуда такая уверенность? – рявкнул Брантан.

– Криптос, – сказал Велунд, уводя «Сизифей» от спутного следа более крупного корабля. – Он подключил меня к кодированному воксу «Завета». Его капитан переговаривается с двумя другими кораблями. Они берут в клещи «Гнев Европы».

Шарроукин попытался отсортировать противоречивые данные ауспика и соотнести то, что видел с тем, что говорил Велунд.

– Ты уверен? – спросил он, – по мне так «Завет» маневрирует для залпа с короткой дистанции по нашему двигателю.

– Мне не нравятся корабли у меня на хвосте! – сказал Брантан. Гаруда расправил крылья и сердито заклекотал.

– Он заходит не на нас, – настаивал Велунд.

– Он в идеальной позиции для открытия огня, – сказал Шарроукин.

– Удерживаю курс, – ответил Велунд.

– Трон тебя подери, Сабик Велунд! – выкрикнул Брантан, с грохотом направляясь к железному отцу. На миг Шарроукин подумал, что он собирается вышвырнуть Велунда с поста управления.

Дистанция до цели начала расти.

Шарроукин выдохнул.

– Он удаляется.

– Я же тебе говорил, что «Завет» жаждет прикончить «Гнев Европы».

Обзорный экран залило светом, когда «Завет истины» дал ошеломляющий залп по своей жертве. Два других корабля изменников отрезали путь отступления имперскому космолету, и ему пришлось держаться под этим сильным огнем, сдирающим его щиты.

Торпедные катера и бомбардировочные крылья сблизились с «Гневом Европы», и их залпы волна за волной обрушились на корпус титанического корабля. Вспомогательные двигатели загоняли боеголовки еще глубже в корабль, после чего запалы замедленного действия подрывали их в его жизненно важных участках.

По всей длине корабля прокатилась волна сотрясающих внутренние отсеки взрывов, разрывая его изнутри. Из многочисленных ран «Гнева» вырывались клубы огня, ярко пылая чистым кислородом и химическим огнем крови корабля. У Шарроукина от вида гибели великолепного корабля сердца сжало, словно ледяным кулаком. Подобно последнему представителю вымирающего вида, он боролся до конца, но его судьба была предопределена. Радиационный поток гибнущего «Гнева Европы» искажал показания каждого сенсора, но Шарроукин разглядел яростные каскады высокочастотного атомного пламени, пылающего в глубинах его инжинариума.

Это могло означать только одно.

– Корабль в критическом состоянии, – выкрикнул Шарроукин. – Уводи нас, Велунд.

– Отставить! – приказ Брантан! – Сближайся!

– Что? – закричал Шарроукин. – Нет! Ты убьешь нас всех!

Он сделал полшага к Брантану.

– Оставайся на своем посту! – рявкнул чудовищный капитан Железных Рук.

– Велунд, нет! – выкрикнул Шарроукин. – Сближение с этим кораблем – это самоубийство.

– Возвращайся, – приказал Брантан. – Щиты «Завета истины» опущены. Курс на его мостик. Шарроукин, дай мне расчет данных для стрельбы. Сейчас же!

– Велунд, уводи нас отсюда, – взмолился Гвардеец Ворона. – Ради мести он убьет нас всех.

Брантан развернулся, убийственно быстро для такого гиганта. Силовой кулак, снятый с шасси павшего брата Бомбаста, врезался в грудь Шарроукина.

Воин отлетел назад. Развернувшись в воздухе, он приземлился на согнутые ноги и заскользил по палубе. Мышечная память метнула руку к бедру, где в ножнах покоился его гладий с черным лезвием.

Он поднял голову и увидел, что Гаруда сидит на краю стола ауспика, наклонив голову в бок и рассматривая его немигающими глазами.

Ему показалось или птица покачала головой? Шарроукин выдохнул, когда Гаруда взлетел и вернулся на плечо Брантана. Палуба содрогнулась, когда «Сизифей» выстрелил из носового бомбардировочного орудия с минимальной дистанции. Оборонительные системы ближнего действия «Завета истины» не успели среагировать, и залп, способный равнять с землей города, обрушился на командную палубу с опустошительным эффектом.

Линкор типа «Оберон» был чудовищно мощным кораблем, сильно бронированным и ощетинившимся оружейными системами, но без щитов оказался уязвим. Снаряды «Сизифея» проникли глубоко в ядро командного центра, нанося смертельные раны его мозгу. В космос выбросило шлейфы пламени и растущие облака расплавленной стали.

«Сизифей» пролетел через расширяющиеся клубы перегретого пара и потоки обломков. За ним устремился ураган второпях наведенного лазерного огня и разрывных снарядов из антиторпедных пусковых устройств.

Брантан отвернулся от Шарроукина. Гаруда снова сел на его плечо.

– Разворот на обратный курс, – приказал Брантан. – Я хочу прикончить этого ублюдка.

– Он уже вышел из строя, – возразил Шарроукин.

– Я не хочу, чтобы он вышел из строя, – огрызнулся Брантан. – Я хочу, чтобы он подох.

«Сизифей» содрогнулся, когда Велунд положил корабль в крутой разворот на правый борт. Он наклонил нос, чтобы скрыть их курс в ярко пылающем плазменном следе раненного линкора.

– Таматика! – рявкнул Велунд в вокс. – Мне нужно, чтобы эти реакторы выжали больше.

Вокс затрещал очередью раздраженного бинарного кода, прежде чем Таматика ответил с инжинариума.

– Уверяю тебя, железный отец, я делаю все, что в моих силах, чтобы реакторы не перегрузились и не убили нас всех. И все это с помощью всего горстки сервиторов.

– Сделай, что сможешь, Железнорожденный, – сказал Велунд, отключив вокс. – Никона?

Шарроукин не ответил, он не сводил глаз со спины Ульраха Брантана. Гвардеец Ворона выпустил задержанный в груди в воздух, почувствовав резкую боль в ребрах. Разжал побелевшие от напряжения пальцы на рукояти гладия, осознав, что был на грани от того, чтобы наброситься на товарища-легионера.

Да, безумного товарища-легионера, но чья верность все еще принадлежала Императору.

– Никона, – обратился Велунд спокойным, но властным голосом. – Мне нужны глаза в этом бою. Возвращайся на свой пост, брат.

Шарроукин медленно кивнул и вложил меч в ножны.

Пустота пылала неисчислимыми атомными вспышками-бурями, пульсировала цунами электромагнитных импульсов и отголосками взрывов в артиллерийских погребах «Завета».

Обеспечить ситуационную осведомленность было практически невозможно.

Даже ауспик-специалист или офицер с многолетним опытом вряд ли бы что-то разобрал в этом сенсорном хаосе.

– Разворот, – сухо сообщил Велунд, словно объявляя обычный орбитальный маневр. – Орудийная палуба. Сколько времени до боевой готовности бомбардировочного орудия?

На мостике раздался огорченный голос Атеша Тарсы, апотекария Саламандр.

– Нумен работает над этим, но понадобиться не меньше семи минут, прежде чем орудие будет готово к стрельбе. Каждая часть процесса перезарядки должна проводиться вручную. Велунд прервал связь.

– Тогда бортовые батареи.

Вокс-частоты пронзил диссонирующий вой, и Шарроукин поморщился от муки, которую услышал в этих кошмарных завываниях.

Частично бинарный код, частично демонический кант.

Механикум назвали его чистейшую форму мусорным кодом.

Это был Криптос, вопящий из своей камеры на нижних палубах.

Не предупреждение, а вопль ужаса…

– Держитесь, держитесь, держитесь! – закричал Велунд.

Шарроукин увидел его секунду спустя.

Пустоту прорезал клиновидный нос, направленный под идеальным убийственным углом. Торпеды уже выпущены, а колющие лазеры сдирают последние щиты «Сизифея».

Корабль вопил по воксу, разорвав протоколы безопасности «Сизифея» жутким ударом своего имени.

Забойщик! Забойщик! Забойщик!

Раскаленные добела лучи света прожгли множество палуб ударного крейсера. Из-за относительного движения двух кораблей лазеры впились в усиленную надстройку «Сизифея». Сотни метров обшивки содрало, словно мясо с костей ножом мясника.

Энергия, с которой целые секции мгновенно выбросило в глубокий вакуум, вызвала крен корабля, словно тот был отброшенным назад боксером.

Ауспик вопил о приближающемся залпе.

Мостик залило кроваво-красным светом смертельной раны. Он окрасил Брантана демоническим сиянием.

– Ты нас всех убил, – прошипел Шарроукин.

Затем мир вывернулся наизнанку.

А красный свет сменился белым.

2 Путь открыт / Отголоски прошлого / Возвращение из мертвых

Застывший момент времени.

Растянутый, беззвучный и безмятежный.

Первое о чем подумал Шарроукин: если это смерть, тогда значит все, что старожилы на Ликее говорили ему, еще юному мятежнику, было ложью.

Они говорили о смерти, как о пожирающем тебя пламени.

«Она будет болезненной», – утверждали они.

В рассказах старожилов смерть всегда была болезненной и всегда не простой. Хорошая смерть будет внезапной и, если повезет, ты ее не увидишь.

Но этот момент? Этот бесконечный момент умиротворял.

Тем самым объяснив Шарроукину: это не смерть.

Это было нечто иное.

Холодное и невесомое. Живот Шарроукина вздуло от тошноты, как и при самом худшем переходе из варпа. Его глаза горели, словно в зрачки медленно вгоняли микроскопические иглы.

Гвардеец Ворона ничего не видел, кроме слепящего обжигающего света.

Чувства обретали и теряли связность.

Вопящие голоса, крики ужаса, необузданная радость.

Эти голоса были ему незнакомы, так как принадлежали мужчинам, женщинам и детям, кричащим имена, которые он никогда не слышал.

Тысячи голосов, десятки тысяч.

Он узнал языки Терры, как и диалекты, которые пустили корни за века, что прошли с тех пор, как человечество впервые покинуло свой мир. В них были вплетены слова, которые никогда не должны были звучать: демоническое лязганье бритвенно-острых зубов и отвратительная жажда плоти.

Шарроукин почувствовал во рту привкус металла, а череп разрывался от яростного урагана эмоций, только немногие из которых принадлежали ему.

Страх, вина, надежда на искупление и всепоглощающий ужас. И только железная дисциплина не позволяла им превратиться в неистовую бурю саморазрушения.

Слишком много. Слишком быстро.

Он почувствовал, как распадаются в мозгу синапсы, поток эмоций разрушал их, подобно волне, ломающей опоры моста.

Пустая белизна в глазах рассеялась, и он снова увидел холодную сталь усиленных платформ и клепаные стальные плиты мостика.

«Сизифей» кружился, как лист на ветру. Каждую частицу Шарроукина наполнило жуткое ощущение головокружения. От костного мозга до самой души он ощущал, будто его выворачивают наизнанку, словно каждая грань его сущности оказалась вдруг хрупкой конструкцией.

Ревуны не работали, на мостике было слышно только аварийное шипение статики, напоминавшее жужжание мух, кишащих над трупами павших в бою. На периферии зрения мигал свет, и воин перевернулся на бок, закрыв глаза, когда новый приступ тошноты скрутил желудок. Ощущение было настолько неестественным для его трансчеловеческой физиологии, что он почти не распознал его.

Оно прошло, и Шарроукин схватился за край ближайшего пульта, чтобы выпрямиться. Он чувствовал себя таким слабым, будто только родился. Гвардеец Ворона моргнул, наконец, избавившись от жгучей боли в глазах, и увидел, что остальной экипаж мостика приходит в себя от произошедшего.

– Велунд, что, во имя Медузы, это было? – спросил Брантан. Его механизированное тело сочилось охлаждающими жидкостями и потрескивало чем-то напоминающим варп-свечение. Гаруда лежал на палубе, лапы дергались, а глаза мигали машинным светом.

Сабик не ответил, его глаза были широко открыты, а губы беззвучно двигались, как у сервитора при очистке разума. Пристегнутый к командному трону, Сабик не упал, как остальные, но соединенный с системами «Сизифея», почувствовал все, что перенес корабль.

– Что это было? – повторил Брантан.

Шарроукин хотел проверить своего друга, но знал, что сначала должен разобраться с более важной проблемой, прежде чем перейти к следующей.

Определить приоритеты и действовать.

Станцию сюрвейера затопил сверкающий хаос из помех и искажений, путаницы сигналов, координаты и навигационные маяки не имели ничего общего с данными из района Юпитера.

– Я не знаю, – ответил Шарроукин. – В показаниях ауспика нет никакого смысла.

– Сделай так, чтобы он появился, – приказал Брантан, как будто реальность окружающей обстановки можно было прояснить одной лишь силой воли. – «Забойщик» может быть готов прикончить нас!

Шарроукин покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я не вижу ни одной корабельной сигнатуры или двигательного факела в пустоте. Мы здесь одни.

– И где именно это «здесь»? Мы не можем эффективно сражаться, если не знаем, где находимся.

– Если те несколько координат, которые я установил, верны, то, похоже…

– Похоже что? – спросил Брантан, когда Шарроукин замолчал.

– Что мы совершили варп-прыжок, – завершил мысль Гвардеец Ворона, пытаясь найти смысл в той немногой информации, которую он мог подтвердить. – Все, что я вижу, указывает на то, что мы больше не в юпитерианской боевой сфере. Мы где-то над солнечным диском, на внешних границах трансмарсианского космоса. Приблизительно в трети астрономической единицы от Терры…

– Это невозможно, – резко сказал Брантан. – Варп-прыжок так близко к солнцу разорвал бы нас на части.

– Я не знаю, как еще это объяснить, – сказал Шарроукин. Его слова становились более уверенными, когда новая информация подтвердила его гипотезу.

– Он прав, капитан, – сказал Велунд, глотая слова из-за системного шока. – Я почувствовал огромный скачок в варп-спектрах сразу после попадания «Забойщика». Я не знаю точно, что это было, но это произошло поблизости от Кометы-святилища. Похоже на то, что я ожидал увидеть в момент перехода боевых флотов, только на много порядков больше.

– Варп-разлом? Так глубоко в Солнечной системе? Как? – засыпал вопросами Брантан, и каждый из присутствующих понимал, что мог быть только один творец настолько сильной раны в реальности.

– Гор Луперкаль, – озвучил общую мысль Шарроукин.

– Вот как он собирается действовать, как всегда собирался действовать, – сказал Велунд, не в силах скрыть мимолетное восхищение абсолютной дерзостью исполнения настолько смелого плана. – Сражение вокруг Хтонических и Елисейских врат велось только, чтобы растянуть наши силы по солнечному периметру. Мы полагали, что врата единственный путь, которым Гор мог войти в систему, но если масштаб этих данных даже в общих чертах точен, тогда предатели могли провести сотню флотов через этот разлом. Практически на орбиту Терры…

– Значит, у нас новая цель, – сказал Брантан.

– Новая цель? – переспросил Шарроукин, с трудом сдерживая гнев.

– Мы – покойники в пустоте. Лазеры «Забойщика» почти выпотрошили нас. Все палубы ниже ватерлинии повреждены. Наш двигатель не работает, а один из реакторов излучает радиацию в космос, словно чертова сигнальная ракета.

– Значит, мы найдем, где провести ремонт, – сказал Брантан.

– Где? – спросил Шарроукин. – Вокруг ничего нет.

– Старая промежуточная станция, заброшенная верфь, забытый исследовательский пост, что-нибудь, – сказал Брантан. – Здесь должны быть следы первого исхода с Терры.

– Говорю тебе: ничего нет, – повторил Шарроукин.

Велунд повернулся в своем гравитационном кресле и впился в Гвардейца Ворона пронзительным взглядом.

– Никона, – обратился он, удерживая взгляд Шарроукина. – Если и есть человек, которому я бы доверил найти что-то потерянное в темноте – то это ты. Найди, где нам залатать раны, нанесенные «Сизифею» и мы продолжим сражаться. Что говорят твои братья? «Из темноты мы наносим удар – быстрый и смертельный. И к тому времени, как наши враги среагируют…»

Шарроукин усмехнулся.

… – Останется темнота и ничего более.

Шарроукину понадобилось двадцать пять часов, чтобы обнаружить что-то пригодное для проведения ремонта «Сизифея». Это была безымянная пустая пещера из железа, почти невидимая и стоящая на якоре в пустоте. На ней имелось лишь примитивное стыковочное оборудование и частичная система жизнеобеспечения.

В эпоху боевых кораблей, бороздящих океаны Старой Земли, такие места назывались угольными станциями, портами, которые позволяли флотам великих держав расширять дальность действия и влияние.

Это сооружение было спроектировано с целью позволить первым наблюдательным кораблям оставаться на позиции при дальнем патрулировании внутрисистемных заливов. Так как Старая Земля тысячелетиями была изолирована, а многие из внешних рубежей Солнечной системы находились в руках ксеносов, тонкая линия, защищавшая Терру, пока Император собирался Свои силы, поддерживалась исключительно храбростью пограничных флотов и подобными заправочными станциями.

Поиски безопасной гавани также открыли многое о шокирующем варп-явлении, которое разорвало ткань Солнечной системы. С каждым прошедшим мгновением все больше открывался ужасающий размер армады, проходящей через открывшийся вблизи Терры разлом.

Флоты такой численности не видели с ранних лет Империума, и теперь они переходили в реальное пространство нескончаемым потоком. Блудные сыновья вернулись в породившую их систему с обнаженными клинками и единственной целью – убить своего отца.

Бомбы уже падали на Терру, но «Сизифей» ничем не мог помочь.

Пока Железные Руки и их моноспециализированные сервиторы вели ремонтные работы на «Сизифее», Шарроукин проводил целые дни, блуждая по огромным залам безымянной заправочной станции. Прошли столетия с тех пор, как здесь в последний раз пристыковались корабли, но титанические хранилища все еще смердели застывшим прометием и затвердевшими остатками летучей двигательной плазмы.

Темнота внутри была домом для Шарроукина.

Отсеки «Сизифея» были темным местом, так как трансчеловеческие воины мало нуждались в свете, и на корабле не осталось сервов, которым требовалось освещение. За исключение горстки космодесантников, только сервиторы рыскали по пустым помещениям, и им было безразлична окружающая их обстановка.

Но мрак на станции был абсолютным, в этом месте свет не выживал. Темнота была настолько полной, словно Шарроукин вернулся во времена обучения с повелителями теней, в ходе которого он два года жил без света и зрения. Ужасающая для молодежи, даже для того, кто вырос в темноте Ликея, затем – терпимая, пока, наконец, не становится настолько крепко привязанной к нему, что он становится частью нее.

Шарроукин принял темноту, как напоминание о более простых временах.

Повсюду были напоминания о боевых кораблях, возможно, настолько же изувеченных, которые стыковались здесь на заре Империума.

На стенах были выгравированы имена гордых судов. Имена, которые звучали до нелепости странно для Шарроукина. «Черная шутка», «Божественная губа», «Искусный гладиатор» и «Горькое воссоединение».

Экипажи этих кораблей также оставили здесь свои отметки. Так много имен, выгравированных одно поверх другого, что стали неразборчивыми. Десятки тысяч имен, больше. Шарроукин понял, что это не просто утилитарная реликвия ушедшей эпохи.

Это был мемориал умершим, огромный документ о тех, кто завоевал Солнечную систему.

Никона не был настолько тщеславен, чтобы допускать, будто кто-то оставит подобный мемориал в честь него и миллионов погибших в огне предательства Магистра войны. Нет, он умрет во тьме, забытый и никому не нужный.

Предположив, что армии Императора разобьют предателей, можно сказать, что эту войну Империум захочет предать забвению, так как она будет служить только напоминанием о временах, когда стремления человечества потерпели крах. Только если Терру захватят изменники, ее будут прославлять, как начало новой эры, начало правления Императора Луперкаля.

Гвардеец Ворона остановился и провел пальцами по резьбе, изображающей матроса в громоздком скафандре, вероятно, умирающего от радиации, когда он врезался в металл кончиком сверла, чтобы сохранить свою частицу бессмертия.

Шарроукина отделяли века от этого давно умершего матроса. Но в этот момент, стоя в одиночестве на границе темноты, он ощутил сильную связь сквозь эпохи.

Никона пошел дальше, время от времени останавливаясь, когда видел имя, достаточно разборчивое, чтобы его прочесть. Никто, за исключением Гвардейца Ворона, не прочтет их, но он чувствовал значимость в том, что хоть один человек во всей галактике помнит о существовании этих мужчин и женщин.

Он хотел знать название этого места, чтобы точно отметить его на их пути.

В ухе Шарроукина застрекотал вокс.

– Никона? – обратился безошибочно грубый голос из пепла и дыма, принадлежавший Атешу Тарсе. Апотекарий Легиона Саламандр не давал им умереть долгие годы на переднем краю этой войны, и каждый на борту «Сизифея» был обязан ему своей жизнью.

Но Шарроукин хотел, чтобы Тарса позволил одному из них умереть.

– Где ты? – спросил апотекарий.

– Во тьме. Чего ты хочешь, Атеш?

– Кадм Тиро.

– Что с ним?

– Он очнулся и хочет поговорить с тобой.

Апотекарион «Сизифея» когда-то был таким же местом смерти, как безымянная заправочная станция. После резни на черных песках Исствана V, Ульрах Брантан лежал погребенным во льду. Его тело выглядело жалкой кучей разорванного мяса и костей, которая не распадалась благодаря сухожилиям и силе воле.

Только Железное Сердце сохраняло жизнь капитану, пока он корчился в стазисе. Технологии Темной Эры одновременно пересплетала плоть и кровь, в то время как разум Брантана закалялся в исключительный клинок мести.

И там бы он оставался до самой смерти, если бы не эта проклятая птица.

По причинам, известным только его непостижимому машинному сознанию, Гаруда решил полностью вывести из строя стазисное управление криокамеры Брантана, не оставив Тарсе другого варианта, кроме как прибегнуть к отчаянным мерам ради спасения своего пациента.

– Тебе следовало позволить ему умереть, – сказал Шарроукин апотекарию после возрождения капитана. – Его жажда мести погубит всех нас.

– Если бы я позволил ему умереть, то нарушил бы мою клятву апотекария, – ответил Тарса. – Я бы закончил работу предателей.

Шарроукин хотел оспорить его точку зрения, но эта галактика видела слишком много предательства, чтобы Гвардеец Ворона пожелал космосу еще одной нарушенной клятвы.

Он прошел через герметизированный вестибюль и его туман антисептических дезинфицирующих агентов.

За спиной с шипением закрылся шлюз, и Шарроукин оказался в стерильной обстановке апотекариона. Он нашел Тарсу, склонившимся над вращающейся центрифугой. В стеклянных пробирках бурлили образцы крови, а все пространство заполнял гул медицинской аппаратуры. У воздуха был вкус олова, над головой мигали люмены, шипя из-за плохого соединения с основной сетью корабля.

– Вижу электропитание по-прежнему работает с перебоями, – сказал Шарроукин. Тарса поднял голову, его черно-эбеновое лицо было полной противоположностью бледным чертам Гвардейца Ворона. На грубом лице тускло светились красные глаза, в глубинах которых Шарроукин увидел печаль долгих лет жизни. Саламандр посмотрел на Шарроукина и слабо улыбнулся.

– Никона, – поздоровался он и протянул руку. – С возвращением на свет.

Шарроукин пожал руку товарища.

– Приношу извинения, брат. В последнее время я редко появлялся.

Тарса кивнул.

– Сыны Повелителя Воронов понимают ценность уединения. Я восхищаюсь этой чертой. Некоторых из наших более… буйных братьев-легионеров предпочитают шумные собрания и открытую демонстрацию братских уз, но, как и ты, я нахожу подобные проявления утомительными.

Шарроукин улыбнулся.

– В обоих подходах есть свои достоинства. Я не отшельник, но после Эйрении Септимус мне было нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Переоценить свои ощущения.

– Ты не виноват в том, что случилось, – сказал Тарса.

– Я знал! – ответил Шарроукин. – Знал и все равно согласился с планом Медузона.

– Альфарий одурачил нас всех, брат, – сказал Тарса. – И не ты командовал.

– Тебе… следует… прислушаться к нему, – сказал голос из-за хирургической занавески.

Тарса отодвинул ее и поманил Шарроукина.

Кадм Тиро лежал на стальной каталке в окружении пульсирующих механизмов: кровяных насосов, усилителей иммунитета и дюжины контролирующих устройств, подключенных непосредственно к введенным в тело разъемам.

Его раны были страшными, почти смертельными – сломанные кости, неконтролируемое внутреннее кровотечение, масс-реактивная травма и полная гибель множества органов. То, что он все еще дышал, было чудом. Немногие могли сразиться с примархом и выжить.

Тарса использовал все умения апотекария, чтобы сохранить ему жизнь, но бывший капитан «Сизифея» впал в похожее на смерть забытье, из которой никто не ожидал, что он выйдет.

И, тем не менее, это был он – в сознании и ясным взглядом. Глаза Шарроукина пробежались по обвитому синтетиком телу капитана. Раны в его грудине были тампонированы и перевязаны, а пустоты заполняла новая плоть. Костяные сращивания стимулировали их рост, хотя большая часть ребер еще не сформировалась. Окровавленные стальные прутья скрепляли ноги и левую руку, но сейчас их вытягивали пара парящих сервочерепов.

Мучительная боль процедуры отпечаталась на лице Тиро. Как и все Железнорукие он переносил ее стоически. Поступить иначе было слабостью, и восхищение Шарроукина Кадмом Тиро поднялось на новый уровень.

– Вина на том, что произошло на Эйрене Септимус лежит на мне, – сказал Тиро. – Так как командовал – я.

– Я мог бы остановить тебя.

Тиро покачал головой. Движение вызвало заметный приступ боли, от которой он дернулся. В ответ на его движение черепа застрекотали, как рассерженные насекомые.

– Столько времени на корабле Десятого Легиона и все еще не понимаешь нас.

Шарроукин кивнул, соглашаясь с ним.

– Ты выглядишь неплохо для человека, который, по словам Тарсы, умрет, – сказал Шарроукин.

– Нет, я сказал: весьма вероятно, что он умрет, – поправил апотекарий.

– Я выгляжу так, будто подрался с титаном и проиграл, – сказал Тиро. – А чувствую себя и того хуже.

– Ты сражался с примархом, – сказал Шарроукин. – Твое состояние намного лучше, чем я ожидал.

Тиро кивнул и посмотрел вниз, когда очередной стальной прут толщиной с его палец покинул его плоть. Капли крови упали на пол из матовой стали, прежде чем рана закрылась.

– Тарса говорит, мы вернулись в Солнечную систему?

– Да. Что еще он сказал тебе?

– Немногое, за исключением того, что корабль при смерти, и ты нашел место для его ремонта.

– Что-то еще?

– Ульрах Брантан, – сказал Тиро. – Он снова командует, так?

– Да, – подтвердил Гвардеец Ворона.

– И как… как он?

Шарроукин взглянул на Тарсу. Апотекарий явно уклонялся от разговора о безумии Брантана. У Шарроукина было мало времени на дипломатию. Тиро потребует прямого ответа, но как он отреагирует на правду о своем командире?

– Брантан спятил, – сказал Шарроукин.

Ушло девять дней на то, чтобы «Сизифей» снова мог отправиться в космос.

Ремонтный док был титаническим комплексом массивных механизмов с нулевой гравитацией. Чтобы вернуть его в функциональное состояние понадобился объединенный гений Таматики и Велунда. Подъемные краны со скрежетом транспортировали огромные листы многослойной стали на нужные места, где строительные машины сваривали их в ливне синих искр. Подключенные кабелями дроны древнего громоздкого типа ползали по поврежденному корпусу корабля, закрывая пробоины паутиной-герметиком и восстанавливая разорванную обшивку надстройки.

Сервиторы и Железные Руки творили чудеса, чтобы отремонтировать корабль до состояния, пригодного к путешествию в пустоте.

«Сизифей» снова будет летать по космосу, но первый серьезный бой, скорее всего, станет для корабля последним.

Шарроукин нашел Таматику, Нумена и Велунда, спорящими в тени сильно забронированного носа корабля. Он наблюдал за ними с затененной площадки над платформой, подвешенной на бойницах «Сизифея».

– Носовое орудие. Это единственный разумный ответ, – сказал Нумен. Его зычный голос трещал в воксе. – Нам нужно, чтобы наш самый сильный кулак был готов ударить.

– Он определенно ударит сильнее всего, – согласился Таматика. – Но контакты между ударным механизмом и системой управления вооружением на мостике пришли в негодное состояние. Практически невозможно гарантировать попадание, если только мы не подойдем на минимальную дистанцию. Уверяю тебя, Игнаций, для нас будет лучше использовать батареи. В том смысле, что у них больше зона поражения.

– Батареи левого борта разбиты, а конденсаторы правого борта не функционируют, – проворчал Нумен. – Возможно, мы дадим один залп, потом они замолчат. Говорю тебе, носовое орудие – это то, что нам нужно.

Велунд посмотрел вверх и спросил:

– Что ты думаешь, Никона?

Шарроукин прошел по площадке и спрыгнул на железную палубу. Он легко приземлился и активировал магнитные зажимы на сапогах. На самом деле он не старался прятаться, а Сабик знал его достаточно хорошо, что понять, где он притаился.

– Забудьте про орудия, – сказал он. – Они нам больше не нужны. Используйте их энергию для более эффективного применения.

– Типичный Гвардеец Ворона, – сказал Нумен слишком громко. Грубый ветеран почти лишился слуха в битве против Детей Императора и решил терпеть это увечье до конца войны. – Что за боевой корабль идет в битву безоружным?

Шарроукин окинул взглядом корпус ударного крейсера. По всей длине его усеивали пробоины и вмятины. Корабль отчаянно нуждался в покое, он гордо нес свои многочисленные раны, как профессиональный боец, готовящийся к последней схватке, которую не мог выиграть.

«Как и все мы».

– Война «Сизифея» завершена, – сказал Шарроукин. – Один резкий поворот разорвет его пополам.

– Тогда мы заберем с собой столько предательских ублюдков, сколько сможем, – сказал Нумен. – Один последний укол в сердце Магистра войны.

– Так говорит Брантан, – заметил Шарроукин.

– Капитан Брантан, – поправил Нумен. – Ты будешь проявлять к нему уважение, Гвардеец Ворона.

– Я не хотел проявлять неуважение к его званию, – заверил его Шарроукин. – И все вы знаете меня достаточно, чтобы понимать – я не боюсь смерти в бою. Но мы прорывались с боями с Исствана V не для того, чтобы просто выбросить свои жизни в пределах видимости Терры.

– Мы все еще можем сражаться, – сказал Таматика. – Можем наносить урон.

Шарроукин покачал головой.

– В тебе говорит высокомерие, – сказал он. – Вы все видели размеры флота, который прошел через разлом у Кометы-святилища. Даже самый сильный урон, который мы можем нанести, будет обычным плевком на ветер.

– Так что ты предлагаешь? – фыркнул Нумен с нескрываемым презрением. – Спрятаться? Ждать, пока война не решится, а затем выскочить на свет?

Шарроукин проигнорировал колкость.

– Мы годами сражались, как братья, но все кончено. Пришло время вернуться нам к своим Легионам.

– Капитан Брантан никогда этого не позволит, – возразил Велунд.

– Капитан Тиро считает это правильным, – ответил Шарроукин. Его неожиданные слова поразили их, как он и рассчитывал.

– Капитан вышел из комы? – спросил Таматика.

Шарроукин указал на «Сизифея».

– Да, и он командовал этим кораблем дольше Брантана.

Смысл слов Шарроукина был настолько прямым, что трем Железноруким понадобилась целая секунда, чтобы осознать его предложение.

– Ты смеешь предлагать поднять бунт против моего капитана? – разъярился Нумен, положив руку на болтер.

– Брантан – безумец, – ответил Шарроукин. – Ради своего безумия он погубит всех нас. Вы все знаете это.

– Ты заходишь слишком далеко, Шарроукин, – сказал Таматика, встав между воинами. – Ты не из Железноруких, ты не видишь ситуации, как мы.

– Ты прав, Фратер, – сказал Шарроукин. – Точно так же я видел ее иначе, когда Альфарий разгуливал среди нас с лицом Шадрака Медузона. Тогда вам следовало прислушаться ко мне, и вам нужно прислушаться ко мне сейчас. Ульрах Брантан сражается исключительно ради своей мести. Боль сломала его, и он приговорит нас всех в огне своего безумия.

Нумен выхватил болтер, но Велунд увидел кипящую в нем ярость и удержал его руку. Ветеран чуть повернулся к Велунд с яростным недоверием.

– Ты станешь защищать эти слова, Сабик? – спросил он.

– Я думаю, что мы должны, по крайней мере, выслушать его.

– Я услышал достаточно, – отрезал Нумен. – Это бунт.

– Тиро согласен со мной, – сказал Шарроукин. – Как и Тарса. И ты, Сабик.

– Это правда, Велунд? – спросил Таматика.

Таматика был известен своим колким юмором, но Шарроукин услышал напряжение в его тоне, напоминающее натянутый кабель на грани разрыва.

Велунд тоже услышал и поднял взгляд. Шарроукин почувствовал разочарование друга от того, что он загнал его в угол, но какой у него был выбор?

Велунд отпустил руку Нумена и отступил на шаг.

– Да поможет мне Трон, но да, я согласен с Никоной, – сказал он, – хотя это идет вопреки всему, во что меня учили верить. Командная вертикаль должна быть нерушимой, но кузня учит нас, что когда клинок закаляется, он становится твердым и хрупким. Чтобы избавиться от хрупкости, кузнец должен использовать точную температуру, прежде чем позволить металлу постепенно остыть. Душа капитана Брантана вышла из топки его воскрешения, и если мы участвуем в разработке плана действий, который ошибочен, тогда мы точно также ответственны за последствия его провала.

Нумен медленно примагнитил болтер к доспеху и с отвращением покачал головой.

– К этому должно было прийти, – сказал ветеран с неподдельным раскаянием. – Мы стоим перед гибелью Империума и продолжаем искать поводы обратиться друг против друга.

– Я не иду против тебя, брат, – сказал Велунд.

– Ты говоришь об узурпации власти капитана этого корабля! – бросил Нумен. – Воина, назначенного самим Великим Феррусом. Как еще понять твои слова?

Ветеран развернулся и ушел.

Таматика вздохнул.

– Он пойдет прямиком к Брантану.

– Нам всем следует, – сказал Велунд.

3 Совет изменников / Лунные голоса / Отличная победа

Войдя на мостик «Сизифея», Кадм Тиро увидел Ульраха Брантана за кафедрой капитана, чего совсем не ожидал после миссии на Эйрене Септимус. Он скрыл свой шок от вида Брантана гримасой боли, ужаснувшись, в кого превратился его брат-воин. Когда Шарроукин и Велунд тащили искалеченное тело Тиро из «Грозовой птицы», он мельком увидел Брантана. В своем наполненном болью бреду Кадм подумал, что вернулся брат Бомбаст, пока не вспомнил его смерть на старом мире эльдар.

На мостике пахло горячим металлом и электричеством. Сервиторы трудились, чтобы вернуть в рабочее состояние различные посты. Инфоэкраны шипели помехами, а удары молотов по металлу странным эхом разносились по надстройке. Вверху с пиллерсов вспорхнул Гаруда. Щелканье его крыльев сливалось с грохотом машин.

Атеш Тарса шел за Тиро. Кадм сказал апотекарию держаться позади, а не рядом с ним. Он не должен выглядеть, как инвалид. Игнаций Нумен стоял рядом с Брантаном, поблизости находился и Фратер Таматика. Никона Шарроукин, как обычно, притаился в стороне, возле поста ауспика, а Сабик Велунд сидел за пультом управления.

Пропасть между воинами бросалась в глаза.

При виде Тиро Железнорукие выпрямились и приосанились. Несмотря на угрозы их единству, он все еще был их капитаном и заслуживал уважение.

Тиро поднял кулак и мягко ударил им по груди. Он хотел надеть доспех, чтобы показать, что он вернулся в боеспособном состоянии, но Тарса категорически запретил. И Тиро в виде исключения уступил требованию.

– Братья, – обратился он. – Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличенными.

Велунд вышел вперед, и они пожали руки в воинском приветствии – за запястья.

– С возвращением, капитан Тиро, – сказал Велунд.

Шарроукин уважительно кивнул ему. Тиро шагнул к братьям Железным Рукам, прочитав двойственные эмоции радости и настороженности от его оживления. Радости, потому что он был их капитаном и вел их в битву против изменников и примархов. Настороженности, потому что его возвращение могло стать невольной причиной раскола среди них.

Таматика низко поклонился и сказал: «Я рад снова видеть тебя среди живых».

– А я как рад, – заверил его Тиро и повернулся к Нумену.

– Ты хорошо выглядишь, брат.

Ветеран получил тяжелые раны от рук Гаскона Малтака, одного из убийц Альфария, но чтобы покончить с одним из Аверниев нужно было нечто большее, чем Альфа-легионер.

– Саламандр знает свое дело, – сказал Нумен, умудрившись высказаться одновременно признательно и скупо.

Тиро, наконец, обратился к Ульраху Брантану.

Тарса и Шарроукин предупредили его об ужасной трансформации, произошедшей с Брантаном, но Тиро все равно испытал шок, увидев, насколько сильно изменился капитан. Что не изменилось – так это неистовый пыл, горящий в его глазах. Чудовищный капитан всегда был одним из самых рьяных приверженцев Железной Веры, но Тиро тут же убедился в правоте Гвардейца Ворона.

Во взгляде его брата осталось мало от Ульраха Брантана, только бездна безумия и боли, пугающая своим видом.

– Мне жаль, брат, – сказал Тиро. – Видеть тебя таким…

– Избавь меня от своей жалости, – ответил Брантан. – Я благодарен этому новому шансу служить Императору. Отныне боль – моя кровь, она поддерживает меня. Придает мне силы.

Тиро кивнул, не зная, как ответить на то, что напоминало слова их врагов.

– «Сизифей» прошел тяжелый бой, – сказал он. – Он бился с честью, ведь так?

– Ты говоришь так, будто его война закончился, – заметил Брантан.

Тиро нахмурился.

– Разве нет? Железный отец Велунд информировал меня о его состоянии. Даже половина от полученных им повреждений приговорила бы «Сизифей» в глазах корабела-аналитика.

– Ты недооцениваешь этот корабль, – сказал Брантан, спустившись с командной трибуны и переходя от поста к посту гулкой железной поступью. – Он вырвался из бойни на Исстване V и поддерживал нас годы партизанской войны. Он прорвал блокаду предателей и пролетел через проклятый космос к затерянному миру эльдар. И, наконец, под моим командованием он атаковал «Железное сердце», намного более крупный корабль.

Брантан вернулся к командной кафедре и встал за ней.

Явный символизм не укрылся от Тиро.

«Это больше не твой корабль…»

– Пока «Сизифей» не растерял боевой задор, мы продолжим нести смерть предателям. Ты не согласен с этим или возвращением ко мне командования?

– Я не оспариваю ни то, ни другое, мой капитан, – сказал Тиро. – Но «Сизифей» не может сражаться в таком состоянии. Мы не можем сражаться в таком состоянии. Оглянись. Экипаж ударного крейсера состоит из шести легионеров и горстки сервиторов. Нам не справится.

– Мы справлялись, – ответил Брантан. – В Юпитерианском сражении мы уничтожили «Завет истины», корабль-охотник типа «Оберон».

– Я изучил схему маневрирования в том бою, – ответил Тиро, следуя примеру Брантана и переходя от поста к посту. – Это была отличная победа, идеальная. Добытая отвагой, но вам несказанно повезло. Не будь капитан «Завета» одержим собственной охотой, мы бы все были мертвы.

Брантан спустился ему навстречу.

– Это война за выживание Империума, Кадм, – сказал он. – Без отваги нам не победить. Гор захватит Терру, и все, за что мы сражались и проливали кровь, станет напрасным.

Напряжение усилилось, каждый на мостике, за исключение сервиторов, замер и молчал. Вспыхнули световые экраны, по ним, подобно светлячкам, потекли каскады сенсорных данных. Очередями помех заскребли по воздуху искаженные голоса.

Визги призрачного бинарного кода то вспыхивали, то замолкали.

Сверху слетел Гаруда и приземлился на край пульта между двумя капитанами, словно готовясь рассудить спор. Кибер-орел переводил взгляд с одного капитана на другого.

– Честь удовлетворена, Ульрах, – сказал Тиро тихим и ровным голосом. – Оглянись. Посмотри на наш корабль. Посмотри, как мало нас осталось. Никто не скажет, что мы не сражались изо всех сил, но время Разбитых Легионов прошло. Наша война в тенях завершена, и мы должны воссоединиться с нашими братьями, чтобы взглянуть врагам в лицо. В противном случае мы отвергнем приказ Рогала Дорна.

– Ты говоришь от имени повелителя Седьмого?

– Я не возьму не себя подобную смелость, – сказал Тиро. – Но все верные сыны Императора услышали призыв вернуться на защиту Тронного мира. Настало время нам ответить на этот призыв, Ульрах. Пришло время вернуться из пустоты.

Брантан выслушал страстную речь Тиро, но прочесть что-либо по его изувеченным чертам было невозможно. Капитан долго молчал, а затем повернулся к Сабику Велунду.

– Через какое время мы будем на ходу?

– «Сизифей» пригоден к полету, но некоторые критически важные системы все еще не полностью функциональны. Ауспик дальнего действия, полное управление вооружением и вокс все еще не работают.

– Сколько времени?

Велунд взглянул на Тиро. Брантан заметил это и отреагировал: «Командир этого корабля не Кадм Тиро, а – я! Отвечай мне».

– Реакторы по-прежнему работают, – доложил Велунд. – Мы можем отправляться по команде.

– Команда дана, – сказал Брантан.

– Ульрах… – начал Тиро.

– Хватит! – отрезал Брантан, возвышаясь над ним. – Я – капитан этого корабля и мы будем сражаться, пока не погибнем. Нет никакого поворота, нет отступления на Терру. Думаешь, горстка нас, прячась за стеной, сделает больше, чем мы можем со звездолетом? Развернуться и бежать к воображаемой безопасности Терры – это не почетный отказ от нашего бремени, это трусость. Я этого не позволю. Не на моем корабле.

Словно в ответ на вспышку Брантана, из станции связи за спиной Сабика Велунда посыпались искры. Из вокс-горнов на согнувшихся пиллерсах вырвался пронзительный вопль бинарика.

– Отключи это, – приказал Брантан, направившись к посту и оттолкнув несчастного сервитора с дороги. Пульт был разбит, почти каждая панель снята, демонстрируя его внутренности из проводов и электронных ламп.

Он повернулся к Велунду со стоном гидравлики и треском неизолированных кабелей.

– Ты же сказал, что вокс не работает?

– Так и есть, – ответил Велунд, бросившись к Брантану. – Антенная система разбита.

– Тогда объясни, что мы слышим.

Велунд повозился в связке кабелей, нашел нужные и воткнул их в гнезда на нижней стороне своей перчатки. Таматика поспешил к пульту и сделал то же самое. Двое железных отцов стояли, как вкопанные, бледный ореол света окружал их руки. Вокруг них шипели звуки сообщения, словно передаваемые по радио.

– Сигнал идет не из вокса корабля, – сказал Велунд.

– Тогда откуда? – спросил Тиро.

– Он поступает от Криптоса, – пояснил Таматика. – Существо направляет его на этот пульт.

– Криптос? – переспросил Тиро. – Он принимает какую-то случайную передачу Механикума?

– Это не марсианский код, – сказал Велунд, вращая ручки настройки и рычаги на разбитом пульте. – Это код Луны.

– О чем ты толкуешь? – спросил Тиро. – Луна захвачена.

– Сообщение передает уроженец Луны, – настойчиво повторил Велунд. – Только они могут отправлять в такой форме.

– Мы тренировались на Марсе, – пояснил Таматика. – Мы знаем код Механикума, и это не он.

– Тогда это передача предателей, – сказал Брантан. – Сыны Гора создали свой терранский плацдарм там. Должно быть, они взломали системы Селенара.

Лицо Велунда омыло серебристым светом от спиральной волны, мерцающей на последнем потрескавшемся экране.

– Стой, это…? – не поверил Велунд.

– Трон! Да… думаю, это он. Но как…?

– В чем дело, Фратер? – спросил Брантан.

Таматика отключился от пульта и сказал:

– Если мы правы, а я думаю, что так и есть, тогда это не передача Механикума или Империума. И не предателей.

– Тогда от кого она? – спросил Тиро.

– Это давно неиспользуемый канал, – объяснил Велунд. – Это сигнал культа Селенар.

– Но что он говорит? – спросил Брантан.

– Мы пока не знаем, – ответил Велунд. – Но геноведьма кричит в пустоту.

Атеш Тарса вспомнил, как впервые увидел Криптоса, когда Шарроукин и Сабик Велунд принесли его на борт «Сизифея». Его омерзительный вид вызвал у Саламандра отвращение. Он ненавидел его, но с прошедшими годами начал жалеть из-за того, что сделали с этим существом. Оно жило в агонии, навечно привязанное к единственной задаче жестокими хозяевами, которым было плевать на его страдания.

Это была не жизнь, но разве сам Тарса и экипаж «Сизифея» были лучше?

Криптос не покидал эту камеру из голого железа, оставаясь таким же рабом задачи, как и при прошлых хозяевах. Он сидел прикованным к железному трону, окруженный гудящими машинами и соединенный с вибрирующими когитаторами тщательно изолированными кабелями.

То, что такое существо вообще могло существовать противоречило всему, что Саламандр изучил в апотекарионе. Голова склонилась на бок, а бледная плоть, зловонная и засаленная, обтягивала кости черепа, словно мокрый пергамент. Нижняя часть лица состояла из абсурдных движущихся частей, аугмиттеров, вокс-имплантатов и звуковых устройств, которые стрекотали странными щелчками, свистами и стуками. Череп разобрали и переделали в мешанину из меди, кости и стекла, напоминавшую резервуар для хранения отвратительной медицинской аномалии. Жидкость внутри была мутной и неподвижной, а видимые части гибридизированного мозга прижались к стеклу белесой, давно мертвой массой.

Это существо не было полностью человеческим – часть мандибулярной конструкции явно имела ксенопроисхождение, хотя ничем не напоминала чужих, с которыми сражался Тарса. Криптос носил повязку, так как никто не мог взглянуть в наполненные болью глаза, не ужаснувшись от его страданий.

Гаруда переступил с ноги на ногу на вершине трона. Тарса подумал, что он похож на птицу-падальщика, ожидающую, когда висельник умрет, чтобы выклевать его глаза.

Из глотки Криптоса раздался влажный, похожий на органический бинарик. Из пасти капала желтоватая жидкость, пока существо снова и снова произносило не-слова. Привинченный к палубе столик перед ним мерцал светом, бормоча бесконечным повтором бессмысленные данные.

– Что говорит эта мерзость? – спросил Ульрах Брантан, наклонившись так, что его изуродованное лицо оказалось в сантиметрах от Криптоса.

Ирония того, что Брантан звал Криптос мерзостью, не ускользнула от Тарсы.

– Когитаторы пытаются разобрать, – сказал Велунд, вставив перфокарты с медными краями в логическую машину. – Это нерабочая вокс-частота. Этими каналами никто не пользовался веками. Тот, кто передает, должно быть действительно отчаялся, если надеется, что сообщение примет кто-то способный перевести его. Говорят, Селенар использует органическую форму генобинарности, лингва-технис, использующий периодически сменяющийся код на основе уникальной геномной последовательности отправителя. Что делает его почти невозможным для дешифрования.

– Значит, мы не можем знать, что оно говорит? – спросил Брантан.

– Я не говорил этого, – ответил Таматика, помахав предостерегающе пальцем.

– Ты можешь взломать код? И избавь меня от лекции по истории. Да или нет?

– Я скорее предположу, что Селенар не предусмотрели существование Криптоса, когда разрабатывали эту форму связи, – сказал Таматика. – Что удивляет меня, так как некоторые из биоинженерных химер, которых они создали в своих хранилищах, не очень то и отличались, и…

– Я просил «да» или «нет», Фратер.

– Да! – ответил Велунд, когда когитатор выплюнул светящиеся строки текста.

– Получилось? – поинтересовался Таматика.

– Получилось, – подтвердил Велунд. – Ты был прав. Мне пришлось прокрутить образец генома на множество итераций назад, пока Криптос не смог взломать его.

– Что он говорит? – спросил Тарса, прежде чем двое железных отцов не углубились в технические детали криптографии.

Велунд кивнул и начал:

– Он говорит: это слова Та’лаб Виты-37. Моя итерация – это мое имя. Моя последовательность подтверждает правдивость моих слов. Волки спущены, и Луна снова падет. Моя правда в том, что я потерпела неудачу. Я веками оберегала Магна Матер, но Первый сын Гора передал сигнал Аэбатан своему господину. Тот, кто это слышит, я молю вас уничтожить лунный купол Геродот Омега. Сотрите там все признаки жизни, прежде чем он взломает седьмую печать.

По спине Тарсы пробежала дрожь.

– Магна Матер…? – произнес он.

– Эти слова что-то значат для тебя, апотекарий? – спросил Брантан.

– Да. Это значит, что мы должны как можно скорее добраться до Луны, – ответил Тарса.

Прежде чем Брантан успел спросить что-то еще, Криптос завизжал в приступе агонии.

Его спина выгнулась, и он забился в припадке, когда визги откуда-то из пекла ворвались в его открытый разум.

– Забойщик! Забойщик! Забойщик!

– Уводи нас отсюда! – рявкнул Тиро, становясь за командную кафедру.

Шарроукин попытался разобраться в том, что видел на станции ауспика. Экран изливал сумасшедший вопль приближающегося корабля. В этом реве обрело голос безумное торжество и немыслимая агония.

– Мы все еще пристыкованы к сухому доку, – доложил Шарроукин.

– Тогда отстыковывай нас!

– Я работаю над этим!

«Сизифей» содрогнулся, когда вражеские снаряды взорвались в его кормовой четверти.

– Поторопись, – приказал Тиро.

По надстройке «Сизифея» прокатился низкий рокот. Раскатистый лязг отсоединяющихся стыковочных зажимов вызвал сильную вибрацию палубного настила.

– Отстыковка, – доложил Шарроукин.

– А теперь найди этот корабль.

Как только Тиро направил энергию в двигатели, под ногами накренилась палуба. Как только «Сизифей» отошел от заправочной станции, гравитация на корабле странно изменилась. По нему пронеслись новые волны вибрации, стальной каркас деформировался под воздействием сил скручивания и сдвига.

Мощный взрыв сотряс корабль. Гравитация уменьшилась, затем усилилась. Недавно восстановленные системы снова вышли из строя. Сервиторы защебетали друг с другом визгом упрощенного бинарика.

– Где он, Шарроукин?

– Думаю, под нами.

– Покажи.

Гвардеец Ворона перевел данные с дисплея на обзорный экран. Каскады сверкающих фотонов рухнули в водопад света и выплыли в виде схем искажения, максимумов и минимумов энергетических сигнатур, выбросов радиации и пятен высокой температуры.

Шарроукин мало понимал из того, что видел, но Тиро был мастером пустотной войны и тут же разглядел возможность в буйстве атомных вспышек и лазерных разрядов.

– Он поврежден и слишком нетерпелив, – сказал Тиро. – Его ауспик не смог точно распознать нас на фоне заправочной станции, поэтому он выстрелил слишком рано.

Вокс-горны взревели.

– Забойщик! Забойщик! Забойщик!

– Он приближается со стороны нашей вентральной оси, – сказал Тиро. – Пытается выпотрошить нас.

– И ты знаешь, как помешать этому?

– Разве я не вывел нас из Исствана V?

– Тогда это должно быть просто.

Нижнюю часть корабля сотрясли новые удары, огонь с минимальной дистанции должен был лишить крейсер щитов. Но их еще не подняли, и каждое попадание наносило тяжелый урон. Пламя вспыхнуло вместе с потоками замерзающего кислорода. Кровь «Сизифея» вытекала в вакуум космоса.

– Пожалуйста, скажи, что Таматика решил восстановить носовое орудие, – попросил Тиро.

– Не знаю, капитан.

– Все равно дай мне расчеты данных для стрельбы.

– Расчеты данных? Как? Система управления огнем разбита.

– Тогда дай навскидку. Держись.

Шарроукин налетел на пульт управления оружием, когда Тиро отключил основной двигатель «Сизифея» и запустил все маневровые в противоположном текущему курсу направлении.

Корабль протестующе застонал в ответ на такое радикальное снижение скорости. Сила сжатия терзала киль от носа до кормы. Шарроукин врезался в пульт управления. Недавно приваренные бронеплиты оторвались, а гидравлические линии лопнули по всей длине ударного крейсера.

Из-за вышедших из строя ближайших отражателей по сводам мостика пронесли оглушительные шквалы помех. Приближающийся снизу «Забойщик» вынырнул прямо перед «Сизифеем».

Затрубили сигналы опасного сближения, когда два корабля размером с город практически задели друг друга.

– Мы столкнемся, – сообщил Шарроукин.

Однажды он видел, как столкнулись два капитальных корабля на низкой орбите Киавара. До бойни на Исстване V это было одно из худших зрелищ в его жизни. Древние творения искусства кораблестроения были разорваны на части невообразимыми силами. Десять тысяч погибли в первый же миг, мгновенно замерзнув в сильном вакууме, ворвавшемся в пробитые корпуса. Еще сотня тысяч сгорели в кислородном пламени, которое пронеслось по остовам и испарило все на своем пути.

Ауспик «взорвался» электромагнитным выбросом. Остался только «Забойщик», затмивший все своей тушей убийцы.

– Забойщик! Забойщик! Забойщик!

Сигнатура была такой огромной, что полностью заполнила ауспик. Шарроукин переключился на обычный вид через отсек окулюса. На обзорном экране появился зазубренный, измазанный кровью корпус «Забойщика».

– Огонь! – завопил Тиро.

Шарроукин передал приказ, надеясь вопреки всему, что доводы Нумена взяли вверх.

Снаряд бомбардировочного орудия преодолел дистанцию до цели за долю секунды, а его бронебойный наконечник проник сквозь обшивку командной палубы полсекунды спустя.

«Забойщик» содрогнулся от силы взрыва. Конус плазменной струи рассек подобно силовому мечу хребет переигранного врага. Киль корабля предателей разрезало начисто, и две половинки сложились внутрь.

Экран заполнили шлейфы огня. Пылающее пекло поглотило каждую молекулу кислорода внутри «Забойщика». Его корпус вспучился и лопнул, когда второстепенные взрывы пробежались по всей его длине каскадом уничтожения.

«Сизифей» пролетел через взрыв. Свет разрушения «Забойщика» залил мостик адским заревом пустотной гибели. На каждом посту загорелись сигналы тревоги и значки повреждений, но это не имело значения.

«Забойщик» погиб.

– Отличная победа, – подытожил Тиро.

Воскрешение Кадма Тиро

КНИГА 2 / МАТЕРЬ

Она стала всем и вся

Осознав это, живешь в изумлении

4 Аэбатан / Магна Матер / Океан Бурь

Снижение через солярный диск заняло следующие семь дней.

Брантан требовал больше скорости, но «Сизифей» медленно умирал. Критически важные системы отказывали быстрее, чем Железные Руки восстанавливали их, и если капитан будет давить слишком сильно, то заведет их в бесконечную тьму.

Картины войны приходили к ним по прерывистым вокс-сигналам – невероятные доклады о взрывающихся лунах, об окруженном флагмане Рогала Дорна, и сражениях флотов, подобно которым не случались на памяти живущих. Так много зловещих историй о пылающей пустоте и уничтоженных планетах, что они слились в бесконечный поток ужаса, смерти и жестокости.

Магистр войны прибыл с подавляющими силами, каждый раз застигая защитников Терры врасплох и не давая им шанса. Солнечная система горела.

После уничтожения Тиро и Шарроукином «Забойщика» на «Сизифее» восстановилось напряженная учтивость. Частично из-за открытия, сделанного Атешом Тарсой с помощью Криптоса, но и также благодаря признанию Брантаном равным Кадма Тиро.

Серебряный диск Луны заполнил обзорный экран. Первый свет ночи Старой Земли.

Велунд вел их медленно, как можно дальше от огромных флотов предателей, стоявших на высоком якоре и ждущих приказов для действий против Терры. Несмотря на весь ужас, с которым воины на борту «Сизифея» столкнулись и преодолели, ничто не могло подготовить их к виду бывших братьев, собравшихся над Тронным миром.

Пожиратели Миров, Сыны Гора, Гвардия Смерти, Дети Императора, Тысяча Сынов…

Имена, которые когда-то были олицетворением отваги, чести и благородства.

А теперь при их упоминании сердце каждый раз пронзала скорбь.

– Так много… – сказал Таматика. – Как вообще Терра может выстоять?

– Лорд Дорн годами готовился к этому дню, – ответил Кадм Тиро. – Если кто-то может удержать Терру, то только он. Верьте в это, братья.

Тиро говорил уверенно, и хотя репутация Преторианца Терры была заслуженной, каждый на «Сизифее» понимал, что даже величайший мастер обороны ужаснется, столкнувшись с таким бесчисленным воинством.

Темная сторона спутника кишела пылающими обломками оборонительных платформ, чьи орбиты постепенно снижались, пока они роняли бронеплиты, словно железный дождь на поверхность Луны. Велунд старался сохранять плазменные сигнатуры «Сизифея» на низком уровне, полагаясь на маневровые двигатели, чтобы незначительно менять курс для уклонения от дрейфующих фрагментов размером с города, выброшенных на орбиту мощью бомбардировки изменников.

По правде говоря, реальной необходимости в незаметности не было: излучения реакторного ядра их корабля сливались с ядерными бурями, которым окрашивали черный изгиб горизонта кровавым сиянием.

– Культы Селенара упорно сражались, – заметил Тиро. – Предатели заплатили высокую цену.

– Как и Империум на своей заре, – напомнил Велунд.

Взрывы по-прежнему вспыхивали на сияющей дуге лунной поверхности, а последние оставшиеся защитники перемигивались с вражескими кораблями-убийцами лазерными лучами.

– Мы уверены, что сражение закончилось? – спросил Нумен.

– Да, – ответил Тарса.

– Откуда ты знаешь, Саламандр? – спросил Брантан.

Тарса провел пальцем по шее.

– Аэбатан, – сказал он.

После уничтожения «Забойщика» они собрались в арсенале, чтобы обсудить значимость полученного Криптосом сообщения. Среди скудных запасов оружия и боеприпасов Атеш Тарса рассказал им, что знал.

– Ты слышал термин «Аэбатан» раньше? – спросил Тиро.

Тарса кивнул.

– Да. Мой Легион сражался вместе с Лунными Волками, когда они еще носили это имя. Тогда мы считали их братьями. В те годы я слышал слово Аэбатан чаще любого другого.

– Что оно значит? – поинтересовался Шарроукин, сидя на пустом ящике из-под боеприпасов.

– Это хтонийский термин, означающий перерезать горло вожаку конкурирующей банды до самого позвоночника, – пояснил Тарса. – Это выражение принял Легион, обозначив им успешное завершение кампании.

Тиро покачал головой.

– Выходит, это означает, что изменники захватили Луну? Мы и так знали. Это ничего не меняет. Мы все также должны добраться до Терры.

– Нет, – настойчиво произнес Тарса. – Мы должны идти к Луне.

– Почему? – спросил Брантан. – Из-за Магна Матер? Что это такое?

Тарса помедлил, прежде чем рассказать. Наконец, он вздохнул и начал:

– Я – гордый сын Ноктюрна, рожденный и выросший в тени горы Смертельное пламя. Мой первый вдох был полон пепла и дыма, а первый взгляд обращен на наполненное огнем небо, и первое, что я схватил – кузнечный молот. Мое слово – мое обязательство, а каждая данная мной клятва остается нерушимой.

– Никто из нас не сомневается в тебе, брат Тарса, – заверил Велунд. – Зачем ты нам это говоришь?

– Потому что, как каждый техножрец посвящается в таинства священной машины на красной планете, так же апотекарии знакомятся с тайными знаниями, рожденными в глубинах склепов Луны. Раскрыть тайны спутника Терры, даже моим боевым братьям, означает нарушить очень важную клятву.

– Понятно, апотекарий, – сказал Брантан. – Но если эту информацию требует твой командир, ты обязан раскрыть ее. Я даю тебе разрешение нарушить твою клятву.

– Со всем уважением, капитан Брантан, ты не из Восемнадцатого, и даже если был, не тебе давать такое разрешение, – ответил Тарса. – В данный момент я решаю нарушить эту клятву. Это бремя я буду носить до самой смерти.

Никона Шарроукин вышел вперед и положил руку на наплечник Тарсы.

– Я знаю тебя с момента предательства на Исстване, – сказал Гвардеец Ворона. – Тогда мы пролили кровь свою и предателей. Ты называешь домом другой мир, как и своим господином другого примарха, но мы – братья, ты и я. Мы связаны так, как немногие за пределами нашего непреклонного братства, будут связаны когда-нибудь. Все мы здесь понимаем, что значит быть верным клятве, что на самом деле это значит. Мы бы не стали сражаться против наших братьев, если бы не понимали. Мы сражаемся против врага, который нарушил свои священные клятвы, поэтому я понимаю, почему ты сомневаешься. Но мы приближаемся к концу этой войны, и даже малейшая ошибка будет дорого стоить. Я знаю, неправильно ожидать этого от тебя, но, если нарушив свою клятву, ты поделишься информацией, которая поможет нам бить изменников, тогда я охотно разделю это бремя.

– Как и я, – добавил Сабик Велунд.

– И я, – присоединился Таматика.

– Я скорее умру, чем нарушу клятву, – сказал Нумен, – но раз ты должен, то я с радостью разделю твое бремя, если мы тем самым вставим пневмоключ в колесо планов Магистра войны.

– Благодарю, братья, – сказал Тарса.

– Так расскажи нам, – попросил Брантан. – Что такое Магна Матер?

– Сначала пойми вот что, капитан Брантан, – сказал Тарса. – Ритуалы Селенара окутаны метафорами и символизмом. Даже после многих лет обучения у них, сложно быть уверенным хоть в чем то, особенно, когда воинов Легиона расценивают просто-напросто как шпионов. Мое понимание Лунной веры несовершенно, так как Селенар непросто делиться истиной вероучения, которое почти стало свидетелем их гибели в начале Первой Солнечной войны. Я хочу, чтобы вы все это поняли, прежде чем я продолжу.

– Мы понимаем, – заверил Тиро. – Продолжай.

Тарса кивнул.

– В общих чертах их культы верят, что каждая отдельная жизнь – всего лишь совокупность генетических архетипов, сохранившихся на протяжении человеческой истории. Как и большинство верований, они делятся на множество течений, и каждый культ по-разному чтит спиральные таинства нашего вида.

Нумен зарычал, качая головой.

– Мы стирали цивилизации и за меньшее.

– Так и есть, – сказал Тарса резче, чем намеревался. – Но у Селенар было две вещи, в которых нуждался Император – знания о генетическом искусстве, которые превосходили Его собственные, и производственные мощности, сравнимые с размахом Его амбиций. Поэтому они избежали уничтожения. Император поработил культы Луны и поставил им задачу создать армии, достаточно могучие для завоевания галактики.

– А Магна Матер? Она была связана с этой их верой? – спросил Тиро.

– Я никогда не слышал, чтобы геноведьмы прямо говорили о Магна Матер, но косвенные отсылки на нее лежат в основе каждого из их наиболее секретных таинств, – сказал Тарса, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить загадку, которую даже он не до конца понимал. – Этот термин буквально значит «Великая матерь», древнероманийское имя Кибелы.

– Анатолийская богиня плодородия и рождения? – уточнил Таматика.

– Да. Когда я находился на Луне, это был не более чем миф, так называемый легендарный источник самой ранней и наиболее могучей генетики космодесантника. Я никогда не верил, что она на самом деле существовала, скорее, считал, что это был аллегорический образ их обширных знаний. Но что если она действительно существует? Что если это нечто осязаемое? Что если это истинный исходный код космодесантников? Представьте эту мощь в руках предателей. Вот почему мы должны направиться к Луне, а не к Терре.

– А эта Та’лаб Вита-37…? С ее словами стоит считаться? – спросил Ульрах Брантан.

Тарса кивнул.

– Судя по цифрам, следующим за ее обозначением, Та’лаб Вита-37 должна быть старшим членом культов Селенара. Так что да, с ее словами стоит считаться.

– Тогда мы поступим так, как она просит? – спросил Нумен. – Уничтожим лунный купол?

– Не будем спешить, – сказал Таматика. – Если Магна Матер в буквальном смысле корень самой могучей генетики космодесантника, мы, конечно же, не можем просто уничтожить ее?

– Если геноведьма ранга Та’лаб Виты-37 говорит, это необходимо сделать, значит, у нее есть веская причина, – пояснил Тарса. – Должно быть, Лунные Волки близки к ее захвату.

– Да как нам уничтожить гору? – спросил Тиро. – Она ведь об этом просит, ведь так? Лунный купол – это же потухший вулкан?

– Да, – подтвердил Тарса.

– Тогда как, по-твоему, нам это сделать? – спросил Нумен. – «Сизифей» больше не обладает возможностью уничтожить хоть что-то, не говоря уже о целом вулкане.

– Ты можешь уничтожить любое место, если можешь забраться внутрь него, – напомнил Шарроукин.

– Велунд, твоя поддержка в этом вопросе весьма бы пригодилась, – сказал Таматика. – Ты не можешь всерьез считать, что это правильный план действий? Ни один железный отец не санкционирует уничтожение знаний.

– Тут ты прав, – сказал Велунд. – Но если Магна Матер действительно является тем, чем она может быть, по словам апотекария Тарсы, тогда угроза вывоза ее предателями с Луны – слишком большой риск. К сожалению, я считаю, что у нас нет выбора, кроме как уничтожить лунный купол.

Таматика в отчаянии обратился к Кадму Тиро и Ульраху Брантану.

– Капитаны, это знание позволило Самому Императору создать Легионес Астартес. Без Магна Матер ни одного из нас здесь бы не было. Это наше наследие, наша генетическая связь с прошлым. Позволить ему погибнуть в пламени лишит нас надежды на будущее.

Таматика замолчал, чтобы собраться с мыслями, прежде чем продолжить. Ему стоило огромных усилий сдерживать свое растущее разочарование и неверие от того, что слышал.

– Братья, эта война против Гора нанесла тяжелый урон нашим рядам, и кто знает, сколько из нас останутся в живых, когда орудия, наконец, стихнут? Императору понадобятся эти знания, если Он должен восстановить Империум из пепла. Это наш священный долг спасти Магна Матер для будущих космодесантников, воинов, которые придут после нас и встанут на стены в грядущие эпохи.

Кадм Тихо сложил руки и сказал:

– Я согласен с тобой, но риски слишком велики. Капитан Брантан, что ты думаешь?

– Риски велики, – согласился Ульрах Брантан. – Но ничто из того, что ценно, никогда не достигалось без определенного риска. Я предложу тебе такой план действий, Фратер Таматика. Мы отправимся на Луну, и мы сделаем все возможное, чтобы защитить Магна Матер. Но если будет хоть малейший шанс на то, что она попадет в руки изменников, мы уничтожим ее. Согласен?

Это было лучшее, на что рассчитывал Таматика, и он знал это.

– Согласен, – ответил он.

«Сизифей» дрейфовал в поле обломков огромного Кольца Луны. Разрушенный пояс оборонительных платформ когда-то образовывал нерушимую сеть вокруг спутника, смертоносный пояс из лэнс-батарей, торпедных аппаратов и установок макро-орудий.

Обломки уничтоженного Кольца все еще кружились в верхних районах лунного космоса, пылая как кометы в пустоте. Пласты орбитального мусора обвивали поверхность тенью от облаков фрагментов и распыленного металла, падающих по постоянно уменьшающимся орбитам на поверхность.

Вид гибели столь монолитного сооружения едва умещался в голове. Оборону Луны проектировали для отражения затяжного вторжения, но ее уничтожили мгновенно.

Тьма над Луной была ярким напоминанием, что нет ничего нерушимого.

Даже с искажениями и помехами, засоряющими атмосферу Луны, спуск корабля с объемом «Сизифея» не прошел бы незамеченным, поэтому Велунд доставил их к поверхности внутри огромного полого цилиндра падающего обломка. Помимо того, что он давал возможность достигнуть поверхности незамеченными, этот фрагмент служил второй цели: защите их от падающих обломков.

Когда-то он был установкой по запуску огромных боеголовок на обращенном к центру системы оборонительном комплексе Кольца. И его тускло горящий спуск в данный момент оставлял яркую линию над Океаном Бурь. Скорость вращения была низкой, и поэтому Велунд пристыковал «Сизифей» внутри его решетчатой структуры, демонстрируя виртуозное мастерство пилотажа.

Магнитные зажимы и натянутые как сухожилия привязи удерживали неподвижный и безмолвный корабль на месте.

Через приблизительно пятнадцать часов падающая структура рухнет где-то над южными полярными регионами.

К тому времени миссия «Сизифея» закончится.

Шарроукин всматривался из-за плеча Велунда через заплатанный и потрескавшийся фонарь кабины «Грозового орла» в бесконечное серое пространство спутника Терры. Потрепанный десантно-штурмовой корабль висел кверху ногами на открытой посадочной палубе, готовый по команде Велунда начать спуск к поверхности Луны. Пусть они и были защищены от самых опасных обломков, падающих с орбиты, грохот ударов, доносившихся через корпус десантного корабля, действовал на нервы, напоминая попадания из стрелкового оружия.

Лунный купол Геродот Омега был одиноким щитовидным вулканом к югу от пары кратеров посреди Океана Бурь. Один, высокоальбедный кратер под названием Аристарх, был пуст и заброшен, но другой наполняли дуговые огни портового сооружения. По краю этого кратера размещались грузовые сооружения, безжизненно висевшие над усыпанными огнями платформами, окруженными ангарами с военным имуществом и транзитными узлами, которые поднимались над поверхностью.

В пятистах метрах над самой крупной платформой занимал позицию звездолет клинкообразной формы.

– Эсминец Сынов Гора, – сообщил Велунд, определив по очертаниям корабля его массу и объем. – Относится к типу охотников. В бортовом реестре указан под именем «Отпрыск Хтонии».

– Всего лишь канонерка, – сказал Шарроукин.

– Все же на порядок мощнее нас, – сказал Велунд. – У нас боеприпасов для возможно одного маневренного боя. После этого нам придется стрелять из болтеров через люки.

Велунд открыл вокс-канал с десантным отсеком.

– В районе цели находится вражеский корабль, – сообщил он.

Вокс затрещал странным двойным эхом, когда ответил Брантан.

– Он увидел нас?

– Нет, – ответил Велунд. – Иначе мы бы уже были мертвы.

– Тогда действуем по плану, – приказал Брантан.

– Понятно, капитан.

Шарроукин никогда не думал, что окажется так близко к Луне, одному из великих мифических мест Солнечной системы. Ее неровную поверхность усыпали почерневшие обломки уничтоженного Кольца, а осколки металла висели сверкающими завесами, напоминая слоистые пласты отложений темного океана. Вопреки всему этому, Луна немного разочаровывала.

– Не на что смотреть, да? – сказал Велунд, словно прочитав его мысли.

– Не этого я ожидал, – признал Шарроукин.

– А чего ты ожидал?

– Думаю, нечто похожее на мир-кузню. Храмы, башни и купола. Что-то вроде этого.

– А, тогда тебе надо как-нибудь увидеть Марс, – тепло сказал Велунд. – Центр марсианского жречество усеян древними сооружениями, его вулканы увенчаны сверкающими кузнями-храмами и титаническими монументами союзу человека и машины. Металлическую кожу планеты пронизывают гудящие магистральные кабелепроводы, напоминающие вены в красной плоти, а наблюдать за восходом Сияния Механикума над горой Олимп – значит, познать красоту.

– Это определено не Луна, – сказал Шарроукин, глядя на океан серебристой пыли и древние кратеры.

– Нет, – согласился Велунд. – Марс всегда был вызывающим в демонстрации силы, но Селенар хорошо прячет свои тайны.

– Лучший способ хранить тайну – это в первую очередь не позволить никому знать, что у тебя есть тайна, – отметил Шарроукин.

– Возможность создавать жизнь – величайшая сила, – сказал Велунд.

– Трудно хранить в тайне нечто подобное.

– Для меня удивительно слышать такие слова от Железнорукого, – сказал Шарроукин.

– Почему? Потому что мы знаем, что плоть, в конечном счете, слабее железа? Или потому что ты считаешь, что мы презираем плоть?

– Я не уверен. Оба варианта? Ваша вера все еще загадка для меня.

– Ты – не медузиец, и твоего генетического отца не убивали на твоих глазах. Как ты вообще можешь понять мой Легион? – спросил Велунд. – Я не хочу тебя оскорбить, мой друг. Это просто факт. Ты же не ждал, что я пойму душу твоего Легиона за такое короткое время, ведь так?

– Нет, не ждал.

– Десятый знает, что плоть слаба, но тайна ее творения? Это чудо. Даже самые величайшие умы Марса не смогли добиться этого.

– Не вздумай говорить такое Таматике или он примет твои слова, как вызов.

Велунд усмехнулся и указал на юг, где на перевернутом горизонте показалась приплюснутая форма Геродота Омеги. На панели бортовой электроники зазвенел сигнал исходного пункта маршрута.

Велунд переключил тумблер вокса.

– Отстыковка на десять, – сказал он Шарроукину. – Ты должен вернуться в десантный отсек. Эта кабина не рассчитана на второго пилота.

– Это ведь будет не старт с высокой перегрузкой?

– Нет, просто отделение и планирование.

– Тогда я остаюсь, – сказал Шарроукин, не отрывая глаз от непримечательной формы вулкана, гадая, какие секреты он хранит. – Ты веришь, что Магна Матер – реальна?

Велунд кивнул на смутную тень эсминца, зависшего над посадочными платформами. Репульсорная дымка размывала землю под ним, а сталкивающиеся вихри силы гравитации окружали корабль кружащимся облаком пыли и осколков.

– Сыны Гора верят в это, – сказал он. – Мне этого достаточно.

Шарроукин кивнул.

– Отделение через три… два.. один… Пуск.

Не было ни грохота пусковых рельсов, ни содрогающегося рева прямоточных реактивных двигателей, ни рокота расцепившихся стыковочных зажимов, только далекая вибрация привязей, втянувшихся в корпус «Грозового орла». На миг гравитация сместилась влево, и десантно-штурмовой корабль выплыл в лунную пустоту, несомый плавным изменением вектора тяги маневровых двигателей и вращением торпедной пусковой установки. Перемещаясь наружу и вниз при помощи комбинации слабой гравитации и реактивной тяги, «Грозовой орел» вращался вокруг своей длинной оси, задрав нос вверх.

У Шарроукина перехватило дыхание, когда солнечный свет осветил кабину, и показалась бронированная серая сфера. Ее поверхность испещряли коричневые и пыльно-серые пятна с непостоянными сернисто-желтыми участками, дрейфующими в верхней атмосфере. Над северным полушарием уже росли грозовые вихри, а на высокой орбите, словно светляки, мерцали точки света – это занимали позиции для обстрела боевые флоты предателей.

– Терра, – прошептал Шарроукин.

Тронный мир. Колыбель человечества и главный мир Империума.

Легендарный мир, где его биологический вид впервые выбрался из океана так много миллионов лет назад. Где жизнь впервые посмотрела на звездную ночь.

Сначала с изумлением, затем с отвагой, и, наконец, с амбициями.

– Даже в безвыходном положении, она прекрасна, – сказал Велунд.

– Как-то я видел картину Серены д’Ангелус, – сказал Шарроукин. – То есть, это была пикт-копия, но я никогда не видел такие цвета. Я мало знаю о красоте, помимо игры тени в темноте, но даже для моих глаз картина была прекрасна. Она называлась Терра Гея, и говорили, что на ней Тронный мир выглядел как во времена, когда назывался Землей. Сине-зеленая сфера, сияющая жизнью и чудесами…

– … пока удушливое дыхание ее бесконечных кузней не привело жизнь на грань вымирания, – закончил Велунд. – Да, я знаю эту работу.

– Хотел бы я знать Терру, когда у нее были такие цвета, – сказал Шарроукин, когда оспариваемая планета уплыла из зоны видимости. – Должно быть, она была удивительной.

5 Посадка / Таинственный оракул / Окровавленные Луной

Геродот Омега заполнил горизонт. Его похожая на желоб кальдера и магматическое сердце давно потухли. Многие из лунных вулканов вернули к жизни бурильными машинами марсианских геоформеров, но Геродот Омега по неизвестным причинам оставался холодным и мертвым. Из тех скудных доступных записей, в которых они рассчитывали что-то найти, мало что удалось почерпнуть. А из-за близости «Отпрыска Хтонии» Велунд не рискнул провести поиск сюрвейером или попытаться проникнуть в то, что осталось от ноосферной сети Луны. Когитаторы «Сизифея» указывали Геродот Омегу всего лишь как брошенный исследовательский центр, но этим данным было больше двух столетий и, скорее всего, они устарели, то есть были почти бесполезны.

Работающие в пассивном режиме сюрвейеры крейсера обнаружили множество кораблей, описывавших ленивые круги высоко над ними, и многочисленные, на вид случайные импульсы чужих сюрвейеров. Ни один из них не был направлен на поверхность.

Единственной существенной угрозой оставался «Отпрыск Хтонии».

Велунд разделял внимание между датчиками угрозы и видом за фонарем кабины.

Хотя вражеский эсминец не проводил активного поиска сюрвейером, но хватит одного сбоя поврежденных систем «Грозового орла» или один слабый контакт с бесконечным потоком кувыркающихся обломков с последующим повреждением двигателя, чтобы вызвать тревогу у машинных духов вражеского ауспика.

Если это случится – миссии конец.

За обнаружением последует уничтожение, так же, как за ночью следует день.

«Грозовой орел» стал планером, спускаясь плавной спиралью к смутным очертаниям Геродота Омеги. Велунд прятал «Сизифей» в останках пусковой установки достаточно долго, чтобы «Грозовой орел» оказался предположительно ниже любой местной наблюдательной сети или бдительных глаз лунных ауспик-центров, которые еще не были уничтожены.

Шарроукин вздрогнул, когда панель радиоэлектроники просигналила тихие предостережения.

На планшете в медной оправе появилась вращающаяся синусоида, когда над десантно-штурмовым кораблем прошли низкоуровневые излучения. Панель зашипела треском помех, за которыми последовал шквал бинарных щелчков и визгов.

– Не беспокойся, – успокоил Велунд, почувствовав его реакцию. – Это просто ложные сигналы ауспика. Пойманные эхо-сигналы, которые отражаются от стен кратера.

Шарроукин вытянул шею, чтобы осмотреть горизонт, выискивая следы другого корабля, который взял их на прицел и прямо сейчас готовится сбить.

Он ничего не увидел, но разве не с этого все начиналось?

«Старики» всегда говорили, что тебя убьет удар, который ты не заметишь.

– Ты уверен? – спросил Гвардеец Ворона.

– Нет, но с учетом плотности орбитального движения вокруг Луны, вполне вероятно.

Шарроукин теперь понимал достаточно о работе ауспика, чтобы признавать возможную правоту Велунда, но исходящие от панели треск и шипение звучали больше, чем просто эхо. В них было что-то неестественно хищное, напоминающее злобное мурлыканье кошки, играющей со своей жертвой, прежде чем нанести калечащий удар. Но звук стих, и прыгающая синусоида на планшете снова превратилась в безопасную пульсирующую линию.

Никона выдохнул и спросил:

– Где ты собираешься сесть?

– В конце долины, – ответил Велунд, указав на северо-восточный склон Геродота Омеги, где отчетливая тень глубокой пропасти достигала нижней части вулкана. – Судя по сделанным орбитальным пиктам, похоже, там есть незаконченная геотермальная вентиляционная станция, построенная на склоне купола.

– Незаконченная?

– По всей видимости, – сказал Велунд. – Рискну предположить, что Механикум первоначально планировали заново разжечь вулкан, но работу так никогда и не закончили.

– Почему?

– Кто знает? – ответил Велунд.

«Грозовой орел» был тяжелым десантно-штурмовым кораблем, который мог перенести двадцать космодесантников в гущу битвы. Его броня была грубой и прочной, а вооружение обычно обладало мощью, намного превосходящей сравнительно небольшой размер.

Тиро осмотрел множество пустых мест вокруг с глубокой меланхолией.

Он помнил этот корабль заполненным воинами, помнил блеск полуночно-черных с полированным серебром доспехов, увешанных клятвами момента.

Какими гордыми они были. Какими благородными.

Он помнил скручивающие внутренности спуски через переменчивую атмосферу, грохот атак сквозь огонь вражеских зениток, сталь и пламя, когда корпуса разрывало, а небо усеивали разрывы. С учетом ран, нанесенных Альфарием на Эйрене Септимус, он должен быть заперт в апотекарионе, но это был тот момент, когда каждый из них должен показать все то, что делало их сыновьями Ферруса Мануса.

Велунд и Таматика помогли ему надеть броню – процесс вышел долгим и болезненным. Но снова оказаться облаченным в железо было приятно. Боевой доспех компенсировал худшие из ран, но Тиро знал, что идет в бой с почти сломанным телом.

«Сойдет», – подумал он.

Некоторые из партизанских сил, сражающихся на тайных просторах между главными сражениями войны против Гора, стали называться себя воинами Разбитых Легионов. Когда Тиро впервые услышал этот термин, он ему не понравился. Капитан считал, что он умаляет их возможности и сплоченность. То, что воинов Железной Десятки называли разбитыми, было ему не по душе, но со временем он пришел к пониманию истинного значения этого названия.

«Вы может разбить и сжечь нас, но мы все равно поднимемся».

Тиро пробежался взглядом по товарищам, такой потрепанной и раздражительной группы выживших не было ни у одного командира. Он поднялся с бронированного грависиденья и прошел по отсеку, остановившись возле Игнация Нумена. Тиро постучал костяшками пальцев по смещенному наплечнику с вмятинами.

– Я должен сделать тебе выговор за плохое состояние доспеха.

Нумен неуверенно взглянул на него, не расслышав слов Тиро.

Тиро прошел дальше, взял у Тарсы болтер и повертел его, оценив критичным взглядом. Магазин с клеймом орла покрывали сколы и вмятины, предохранитель был отломан. Капитан вернул болтер Саламандру и сказал: «Я бы наказал тебя за неисправность твоего оружия».

Остановившись перед Таматикой, Тиро изучил состав его гранат и боеприпасов.

– А что касается тебя, железный отец… Для какой роли на поле боя предназначен твой боекомплект?

– Для любой, что ждет нас на поверхности, – ответил Таматика. – У нас осталось мало ресурсов, чтобы сражаться предусмотренными уставом методами.

Тиро кивнул и повернулся к братьям своего Легиона, отметив каждого по очереди. В качестве капитана он возглавлял воинов Железной Десятки более столетия, сражаясь от границ Солнечной системы до самого Исствана V. Он видел отвагу, с которой не сравнятся самые фантастические басни, выдуманные летописцами.

Но все это бледнело в сравнении с отвагой людей, находившихся сейчас перед ним.

– В любой обычной день, я бы сделал выговор каждому из вас, – начал он. – Но это не обычный день. С самого Исствана V у нас не было обычных дней. С того черного дня предательства мы далеко зашли, много рисковали и еще больше потеряли. Мы проникли в царство чудовищ, чтобы встретиться с нашими величайшими врагами, и мы ранили их. Подобно Талиансе из древней Медузы мы пронзили брюхо великого дракона и оставили для других кровавый след, замедляли и ослабляли его, готовя смертельный удар. Это была долгая, темная и кровавая дорога, братья. Мы видели, как гибли один за другим товарищи, но ни разу не оступились.

Тиро замолчал, затем продолжил, увидев в дальнем конце десантного отсека Ульраха Брантана, который смотрел на него наполненными болью глазами.

– Это будет наша последняя общая миссия, – сказал Тиро, – и что бы ни случилось, знайте: я больше, чем когда-либо горжусь тем, что знал вас и сражался вместе с вами.

Воины торжественно кивнули. Они были благодарны за высказанную им правду, но никто не дал воодушевляющего ответа и ни один не ударил кулаком по груди.

Слишком много крови пролилось и слишком много друзей погибло на пути к этому.

Тиро прошел между ними и сел рядом с Брантаном. Грависиденья были слишком маленькими для бронированной массы измененного капитана. Он просто стоял, сгорбившись в конце отсека, словно статуя какого-то абсурдного бога в нефе языческого храма. Гаруда сидел над его головой в боеукладке, сунув голову под одно из крыльев, как будто заснув.

– Отличные слова, капитан Тиро, – сказал Брантан. – Хоть и наполненные обреченностью. Думаешь, мы не справимся?

– Эти люди побеждали снова и снова, вопреки всему, – сказал Тиро.

– Это не ответ, – заметил Брантан, прочитав подтекст в словах Тиро.

– Я знаю, – ответил Кадм. – Но выиграем мы или проиграем, это будет наш последний бой.

Им навстречу поднимался лунный ландшафт, но Шарроукин понял, что оценить высоту, на которой они находились, непросто. Неровный серый пейзаж без отличительных особенностей не позволял определить его масштаб.

Они могли быть в тысяче метрах над поверхностью или в сотне.

Экран угроз продолжал щелкать и свистеть странным потоком электронного шума.

Пологий выступ Геродота Омеги заполнил обзор, его размер также невозможно было определить визуально. Склоны вулкана были гладкими и серебристыми, а на вершине сверкали огни, возможно, каких-то сооружений или маркерных радиомаяков. Из-за гравитационного потока «Отпрыска Хтонии» макушка потухшего вулкана покрылась рябью, а клубящиеся облака лунной пыли окружали ее, словно горный туман.

– Спускаюсь, – сказал Велунд, положив «Грозового орла» в правый вираж. Маневр вышел медленным и неуклюжим. Без маневровых двигателей десантно-штурмовой корабль был просто куском металла, грациозно падающим в условиях низкой гравитации.

– Как ты собираешься посадить эту штуку без двигателей? – поинтересовался Шарроукин.

– Как только окажемся в каньоне, рискну дать несколько малых ускорений, – пояснил Велунд. – Этого хватит, чтобы посадить нас целыми, хотя все равно будет… интересно.

Шарроукин пережил достаточно агрессивных посадок, эвакуаций под огнем и перехватов в горящих машинах, которые по определению Велунда были просто интересными, чтобы понимать – этот случай будет только чуть лучше, чем падение в горящем корабле.

– Тогда я приготовлюсь к удару, – сказал он, повернувшись, чтобы вернуться в десантный отсек.

– Разумно, – согласился Велунд.

Прежде чем Шарроукин вышел, вокс издал яростный вопль. Синусоида, которую он видел раньше на экране излучений, вдруг резко ожила. Затем она запрыгала с сильно меняющейся интенсивностью, но следом превратилась в постоянный рев энергии, идущей прямо на них.

– Кто-то знает про нас, – сказал он.

Велунд не ответил, но толкнул ручку управления вперед, направляя корабль в крутое, почти отвесное пикирование. Шарроукин вцепился в стенки кабины пилота, ненавидя отсутствие контроля, которое он всегда ощущал, когда его жизнь оказывалась в чужих руках.

– Что это? – спросил Шарроукин.

– Охотники, – ответил Велунд.

– Откуда?

– Пока не знаю. Дай разобраться.

– Разбирайся быстрее, – сказал Шарроукин, глядя на несущуюся навстречу землю. Он надеялся, что Велунд лучше знал, на какой они высоте. Прыгающая синусоида выпрямилась в одну визжащую линию, которая, несомненно, означала, что охотящийся на них ауспик, нашел их.

– Он пытается определить нашу позицию, – сказал Велунд.

– Кто это? «Отпрыск Хтонии»?

– Не думаю. Не узнаю тип частоты.

Земля наклонилась. Серебро и чернота перевернулись, а земля стала небом.

Шарроукин мельком увидел что-то в левой кормовой четверти, когда Велунд бросил десантно-штурмовой корабль в отвесное пике. Скорость была слишком высокой, чтобы четко разглядеть существо из меди и серебра. Похожее на паука и со слишком большим числом крючковатых конечностей. Какая-то машина, возможно, охотник-дрон или гибридный истребитель.

Велунд добавил двигателям мощности. С приближением земли мысли о незаметности забылись. Шарроукин потерял из виду их преследователя, когда инерция пике швырнула его стенку пилотской кабины. Гвардеец Ворона почувствовал удар высокой перегрузки под дых, и в глазах тут же посерело. «Грозовой орел» трясло, а по всей длине фюзеляжа разносился стон металла.

Железные Руки годами следили, как могли, за техническим состоянием корабля, но с теми ограниченными ресурсами, доступными им, ремонт боевых повреждений был в лучшем случае импровизированным. Сварочные швы разошлись из-за интенсивного маневрирования. Из лопнувшего кабелепровода посыпались искры, а из десантного отсека раздались аварийные сигналы.

Шарроукин почувствовал, как от корпуса что-то оторвалось.

Их окружила темнота неглубокого каньона с густыми и манящими тенями.

Звук сигнала от машины-охотника усилился до визга, и Велунд бросил «Грозового орла» в сторону.

Высотомер безумно закрутился. Мимо пронеслись зазубренные куски породы и валуны размером с танк. Безумно близко от кабины.

Шарроукин вдруг понял, насколько близко они были к земле.

Зашипела панель радиоэлектроники, и из вокса заговорил трескучий голос.

– Ложитесь на курс ноль-три-семь, – прохрипели слова, словно из горла, иссохшего за целую жизнь в пустыне. – Затем увеличьте тягу и снижайтесь на десять метров по моему сигналу, если хотите жить.

– Что за…? – начал Шарроукин.

Велунд не спорил, но просто толкнул ручку управления согласно инструкциям.

«Грозовой орел» резко нырнул в ответвление каньона, гораздо уже, чем до этого, и Шарроукину захотелось стань намного меньше. Воины Гвардии Ворона не страдали клаустрофобией, но это был пролет через ушко иглы на семидесятитонном самолете на высокой скорости.

Синусоида нырнула вниз, превратившись в ровную линию постоянного сигнала.

– Он захватил нас, – сказал Шарроукин.

Велунд кряхтел, стараясь маневрировать, но каньон был слишком узким, а земля – слишком близко.

– Мне некуда лететь, – сказал он.

Шарроукин, глядя через фонарь кабины, прищурился, заметив что-то впереди.

Чего здесь быть не должно.

Одинокая фигура, стоящая на отвесной скале. Окутанная такими глубокими тенями, что даже Гвардеец Ворона не смог разобрать детали, кроме хромированного шлема, который светился серебром, словно полумесяц. Что-то длинное и узкое на ее плече пришло в движение.

– Сейчас, – проскрежетал голос. – Вниз.

И снова Велунд не стал спорить, толкнув ручку управления вперед и отключив двигатели. Едва нос корабля опустился, устройство на плече фигуры выбросило светлый дым и вишнево-красное пламя.

Шарроукин инстинктивно пригнулся, когда стреловидная ракета пронеслась над «Грозовым орлом». Ее раскаленная спутная струя пролетела в двух метрах от кабины корабля, от чего на ней выступили пузыри. Шарроукин ожидал увидеть вспышку взрыва или почувствовать ударную волну, но ничего не произошло.

– Держитесь! – завопил Велунд, когда «Грозовой орел» совершил примечательную посадку на поверхность Луны.

Нос десантно-штурмового корабля смялся, верхняя часть согнулась, а фюзеляж разорвало по всей длине. Выступающие участки горной породы пробили одно крыло и развернули корабль. Он остановился с креном, как выброшенный на берег кит, в светлом облаке пыли. Из-под капота правого двигателя вырывались пары и охладитель, в то время как левое крыло повисло на нитях кабелей и тонком слое почерневшего металла.

Воины «Сизифея», пошатываясь, вылезли из дыры в корпусе на месте кормовой штурмовой рампы. Их черные доспехи побледнели от висевшей в воздухе пыли.

Кадм Тиро первым выбрался из обломков. Каждый шаг причинял ему боль, но он держал болтер наготове, осматривая глубокую борозду от их падения в поисках нападавших. Темноту над головой исчертили полосы света, на вершине каньона клубилась пыль от падающих обломков. К счастью, угол снижения «Грозового орла» и глубина каньона уберегли их от самых крупных фрагментов.

Игнаций Нумен вышел мгновение спустя, держа перед собой волкитную пушку. Ее ствол потрескивал едва сдерживаемой энергией. Фратер Таматика и Атеш Тарса шли рядом, а Ульрах Брантан появился последним, отогнув часть разорванного металла, чтобы выбраться во враждебный лунный мир. Гаруда сидел на плече капитана, размахивая крылья, как будто раздраженный тем, что его разбудили.

– Что нас сбило? – спросил Брантан.

– Я не знаю, – сказал Тиро. – Предостережение Велунда пришло за секунду до удара.

Брантан посмотрел на горизонт.

– Нам нужно идти. Падение привлечет внимание врага.

Тиро кивнул и повернулся, чтобы отдать приказы товарищам.

– Фратер, отправляйся на вершину гребня дюны. Следи за обстановкой, ауспик только в пассивном режиме. Нумен, собери боеприпасы в корабле. Тарса, иди в кабину и проверь Шарроукина и Велунда.

Саламандр кивнул и пошел к зарывшемуся в землю носу корабля.

Нумен не шевелился, уставившись на вершины каньонных стен.

– Нумен, делай, что он сказал, – приказал Брантан.

Ветеран резко кивнул и полез внутрь десантно-штурмового корабля. В Тиро вспыхнул гнев от очевидного выбора Нуменом стороны Брантана, но сейчас было не время для выяснения, чья воля сильнее.

Тиро прищурился, когда увидел налет инея, ползущий по серой коже Брантана.

Из-за полного воздействия солнечной радиации в лунный день температура могла подниматься до двухсот градусов. Ночью, или в тени каньона, где они сейчас находились, она опускалась до ста девяноста пяти градусов ниже нуля. Теплоизолирующие и отражающие костюмы могли защищать лунных первопроходцев, но плоть Ульраха Брантана была открыта для смертоносного холода.

– Как ты выдерживаешь такую температуру? – спросил Тиро. – Тело должно промерзнуть до самых костей.

Брантан пожал плечами, движение получилось неестественным.

– Ульрах, – не отступал Тиро. – Ответь мне.

Сначала он подумал, что Брантан проигнорирует его, но затем капитан заговорил голосом, непохожим на его обычный агрессивный тон. Даже, наоборот, в голосе Брантана была слышна уязвимость, черта, в обычных обстоятельствах несовместимая с капитаном Железных Рук.

– Атеш Тарса сказал мне, что Железное Сердце… изменило меня, – сказал Брантан. – Мою физиологию, работу органов.

– Мне стоит беспокоиться?

– О чем?

– О том, что еще оно могло изменить, – уточнил Тиро.

– На что ты намекаешь? – вспылил Брантан, от слов Тиро всю уязвимость как рукой сняло.

– После выхода из стазиса, твое психическое состояние можно описать как… неустойчивое.

– Ты сомневаешься в моей верности, Кадм?

– Нет, никогда, – сказал Тиро. – Но никто из нас не знает подлинной природы Железного Сердца. Мы не знаем, кто его создал, и какие изменения по замыслу его создателей оно должно вызывать. Это должно беспокоить нас обоих.

– Посвяти свои усилия убийству предателей, и ты не будешь беспокоиться, капитан Тиро.

В воксе зашипел голос Таматики.

– Движение, – сообщил железный отец. – Одна фигура, идет по борозде от нашей посадки.

– Можешь идентифицировать?

– Пока нет.

– Держишь на прицеле?

– Конечно.

Висевшая из-за низкой гравитации густая лунная пыль скрывала движение. Тиро прищурился, его авточувства потрескивали помехами, пока он пытался отделить подлинную картинку от фантомной.

Фигура вошла в зону видимости.

Ее сгорбленные плечи закрывал широкий красновато-коричневый плащ, истрепанный, словно обожженное крыло. На плече была закреплено длинноствольное оружие из состаренной бронзы, поднятое кверху в безопасную позицию.

Фигура носила блестящий серебряный шлем, а в левой руке держала обмотанный проводами посох из кабелей и бренчащих талисманов, напоминающий звуковой инструмент шамана. Тело и верхние конечности – по две на каждом плече и две на поясе – защищались рядами тяжелых теплоизоляционных бандажей повторяющейся угловатой схемой, как у древней мумифицированной королевы Гипта.

Королевы, потому что видимая часть тела безошибочно принадлежала женщине.

– Это геноведьма? – спросил Тиро, прижимая болтер покрепче к плечу.

– Не знаю, – ответил Брантан. – Никогда раньше их не видел.

Рука, когда-то принадлежавшая брату Бомбасту, поднялась, и стальная лента боезапаса штурмового болтера лязгнула, отправляя огромные снаряды в патронник.

Незнакомка волокла за собой, словно охотник убитую добычу, гребенчатое и сегментированное существо, держа его за биомеханические и похожие на щупальца конечности. Для Кадма Тиро тварь выглядела помесью паука и кальмара.

Гаруда вспорхнул с плеча Брантана. Его клюв открывался и закрывался, визжа с безмолвной враждебностью.

– Ближе не подходи, – сказал Брантан. Фигура подняла голову, словно только сейчас узнала об их присутствии. – Назови себя!

Из-под шлема фигуры раздался скрипучий звук, как будто по железной палубе протянули ржавые брусья.

– Вы пришли в мой мир и требуете ответить, кто я?

Она продолжала идти, волоча за собой корпус машины.

– Этот глубинный спайщик почти захватил вашу машину, – сказала она. – Вам повезло, что у меня все еще был маломощный излучатель электромагнитных импульсов. Это одно из наших уродливых созданий. Должно было захватить управление над вашим электрооборудованием и направить вас в скалу. Поверьте мне, из обломков вы бы не выбрались!

На сегментированной поверхности спайщика мерцали потрескивающие узоры фиолетового света.

«Вышел из строя», – подумал Тиро. Поверженная машина не была мертва, только парализована.

Таматика шел параллельно с ней, не сводя оружия с ее серебряного черепа. Если она только дернется враждебным образом, железный отец всадит масс-реактивный снаряд ей в мозг.

– Назови себя! – снова приказал Брантан, пока фигура продолжала приближаться.

Геноведьма подняла посох, и каждое оружие нацелилось на нее.

– Убейте меня, и я заставлю эту машину вопить так громко, что Сыны Гора услышат ее своими собственными ушами, – заверила она.

– Кто ты? – спросил Тиро.

– Я знаю, кто это, – сказал Сабик Велунд, появившийся из-за сбитого корабля.

Никону Шарроукину и Атешу Тарсе приходилось поддерживать его, так как правая нога железного отца ниже середины бедра отсутствовала. Из грубой повязки из синтетической кожи свисали рваные обрывки плоти и металла.

– Скверная посадка, – заметила геноведьма.

– Бывали и лучше, – согласился Велунд. – Но я смогу снова поднять его в воздух.

– Сомневаюсь, – сказала фигура. – Жестко сел.

– Твоей заслуги в этом нет.

– Что происходит, Велунд? – спросил Брантан, не прекращая целиться в фигуру с серебряным шлемом.

– Кто это?

– Уберите оружие, – сказал Велунд. – Это Та’лаб Вита-37, и она только что спасла наши жизни.

Экипаж «Сизифея» совершает аварийную посадку на Луне

6 Изменение планов / Непредвиденность / Пути вниз

Геноведьма запрокинула голову, просматривая исполосованное светом небо.

– Что ты ищешь? – спросил Тиро.

– Ваш флот, – ответила Та’лаб Вита-37. – Эскадрильи штурмовых кораблей в боевом порядке. Одинокий звездолет с артиллерией, сносящей города. То, что скажет мне, что вы услышали мое сообщение и восприняли его всерьез.

– Мы услышали его, – сказал Тиро, – но на орбите исключительно корабли предателей.

– Значит, только вы?

– Все верно.

– И как же вы собираетесь уничтожить Геродот Омегу? Мое сообщение ведь было однозначным. Уничтожить все живое в куполе.

– Мы – космодесантники, – пояснил Брантан. – Мы можем уничтожить все, что угодно, и для этого нам не нужен звездолет.

– Такие самоуверенные, – сказала Та’лаб Вита-37. – Это всего было изъяном вашего вида. Нам следовало страшиться тех, кто охотно принимает уверенность и отвергает сомнения. Тогда мы должны были это понять. Понять и не подчиниться… Вот и вся правда.

Геноведьма пожала плечами и крутанула свой посох, а затем спрятала его плечом.

Она бросила скрученные щупальца-кабели глубинного спайщика и сказала:

– Никогда не любила эти био-конструкты. Жестокие существа с манией величия и садистскими наклонностями. Никакого толка, кроме как задержать на минуту-другую щенков Луперкаля.

Геноведьма вызывала у Тиро тревогу, которую он не мог описать, и ему пришлось проявить немалое самообладание, в наличии которого он не был уверен, чтобы позволить ей подойти невредимой.

Он попытался обосновать свои ощущения боевой готовностью перед лицом неизвестного врага, но он понимал, что дело не только в этом. Геноведьмы были древней могущественной силой, и слухи об их существовании уходили во времена, когда тайные знания, которыми они обладали, считались магией.

– Ты – Та’лаб Вита-37? – спросил Брантан.

Она остановилась и с любопытством посмотрела на него.

– Я – Та’лаб Вита-37. Дочь Месяца. Дитя Луны. А ты кто?

– Ульрах Брантан, капитан Десятого Легиона.

Геноведьма оглядела его с головы до ног.

– И что ты такое? Нечто худшее, чем даже мы создавали. А мы творили кошмары…

Она не стала ждать ответа и повернулась к Тиро.

– А ты кем будешь?

– Кадм Тиро.

– Железные Руки, – произнесла Та’лаб Вита-37, повернувшись к остальным воинам и заметив Атеша Тарсу и Никону Шарроукина. – Но не все из вас.

– Не все, – подтвердил Тиро. – Позор Исствана V свел братьев из многих Легионов, а последовавшие за ним сражения сковали наше братство железом.

Та’лаб Вита-37 кивнула и подхватила пальцем с его доспеха замерзшую каплю крови. Она поднесла руку к отражающей поверхности своего шлема, и визор Тиро обнаружил исходящее от шлема инфракрасное излучение. Когда капля начала таять, геноведьма размазала ее там, где должен был находиться ее рот, имейся у нее отличительные черты. Под поверхностью шлема заиграли плавные формы света, серпы и петли спиралей.

– Десятый Легион. Третье поколение. Рожденный на Медузе, – произнесла Та’лаб Вита-37. – Кровь типа AXR позитивная тета. Часть группы Омния-Скьяпарелли. Высокая концентрация генотипа Сталликс, модификация конъюгации поколения гарьяна. Крайне высокая. Может привести к предрасположенности к вызванной страданиями психотравме. Но, полагаю, вы это уже знаете.

– О чем ты говоришь? Что это все значит?

– Это значит, что мы создавали всех вас быть живучими, – сказала геноведьма, – но ты демонстрируешь уровень, который я давно не видела. Всади болт в твой череп и, думаю, ты все равно поднимешься, не так ли?

– Мы из Железной Десятки, – сказал Брантан. – Мы терпим боль. Вот что мы делаем.

– Твоя правда, – согласилась Та’лаб Вита-37, – но генокод твоего Легиона зафиксирован за пределами наших рекомендаций. Вашему предку всегда нравилось заходить дальше, чем Ему следовало.

– Наш предок? Ты про Ферруса Мануса? – спросил Брантан.

– Нет, – ответила Та’лаб Вита-37, повернувшись к железному отцу. – Другого. Того, кто послал Своих волков в первый раз, чтобы заставить нас работать ради Своих ужасных амбиций.

Тиро едва сдерживал кипящий в нем гнев и видел его отражение в напрягшихся боевых братьях.

– Говорить подобные слова, в то время как Тронный мир осажден – надежный способ встретить смерть, – заверил ее Брантан.

Та’лаб Вита-37 насмешливо посмотрела на него и покачала головой.

– Такие хрупкие, – произнесла она с гортанным хрипом, что, возможно, означало смех. – Еще одно побочное явление гиперагрессивных мужских особенностей. Время играет против нас, а вы все также стараетесь придраться к моим словам.

Тиро почувствовал растущую ярость Брантана, одновременно подавляя свою собственную.

А ведь она права. Сейчас врагом было время.

– Где Магна Матер?

Та’лаб Вита-37 покачала головой, каким-то образом сумев выразить раскаяние и подавленность даже без мимики.

– Я несла это бремя слишком долго, одна и вдали от моих сестер. Я не могла отдохнуть в их обществе или найти помощь ни в одном из источников, так как Гелиоса-54 постаралась, чтобы все информация обо мне была стерта из-за страха, что меня найдут и схватят. Мои сестры забыли меня. Сам месяц забыл меня. Но я сберегла Магна Матер, оставаясь на Луне, но передвигаясь невидимо по трещинам бытия и восприятия.

Она опустилась на колени, и Тиро увидел в ней бесконечную глубину печали.

– Я хранила ее больше двух столетий, – продолжила она. – Но моя плоть и разум больше не могли нести бремя одиночества. Гелиоса-54 дала мне задание, понимаете? Чтобы я берегла Магна Матер. Близко, но так далеко от тех, кто бы злоупотребил ею. Я бы не смогла этого сделать, подведи мое тело. Я нуждалась в отдыхе, чтобы регенерировать в исцеляющем свете источников, но я не могла взять Магна Матер с собой из-за опасения, что ее сила выдаст ее. Поэтому я снова открыла тайные хранилища внутри генетических лабораторий Геродота Омеги, которые справедливо признали небезопасными и давно запечатали. Я хорошо спрятала Магна Матер и сплела вокруг хранилищ нерушимые печати на то время, пока спала.

– Дай угадаю, – сказал Тиро. – Эти печати не такие нерушимые, как ты считала.

– Кажется, даже на Луне предательство пустило глубокие корни, – грустно сказала Та’лаб Вита-37. – Когда я переродилась, восстановив силы для продолжения моей службы, вражеские охотники узнали о моем одиноком бдении и нашли мое убежище. Поддавшиеся порче кибернетики почти схватили меня, но они недооценили силу генодевы, даже такой старой и слабой. Я уничтожила их и сбежала в серебряные океаны, используя старые способы, чтобы отправить отчаянное послание в пустоту.

– И мы ответили на твой зов, так что ты хочешь от нас? – спросил Брантан.

Та’лаб Вита-37 указала посохом на вулкан.

– Времени мало, – сказала она. – Марсианские техножрецы-отступники используют дегенеративное вирусное сознание, чтобы преодолеть генопечати, которые я наложила на хранилища внутри Геродота Омеги.

– Сколько им понадобится времени, чтобы взломать их? – спросил Тиро.

– Пять печатей уже поддались, шестая почти отказала, и только вопрос времени, когда откроется седьмая печать, и Сыны Гора попадут внутрь.

– Если Сыны Гора находятся у основного входа, как мы попадем внутрь? – спросил Тиро.

– Основной вход? – хихикнула геноведьма. – Вы всегда такие буквальные.

Оставив Велунда и Таматику попытаться починить «Грозового орла», Та’лаб Вита-37 повела остальных вглубь каньона. Шарроукин пожал на прощание руку Велунду. Железный отец был бледен, но ничем не выдавал боль от потерянной в крушении ноги. Он уже привязал кусок сломанного пиллерса к обрубку в качестве костыля, используя кабель и изоляционный материал из разорванного фюзеляжа.

– Береги себя, брат, – сказал Велунд.

– Ты тоже, брат, – ответил Шарроукин, не в состоянии избавиться от мрачного предчувствия.

– Я подниму его в воздух до вашего возвращения, запомни мои слова.

Шарроукин видел, как летают самолеты в худшем состоянии, но не недолго, и немногие из них возвращались в небо после того, как их сбивали.

– Не сомневаюсь, – сказал Гвардеец Ворона.

Это прощание произошло два часа и пятнадцать километров назад.

Шарроукин вел разведку впереди остальных. Они шли по каньону к незаконченной вентиляционной станции, возведенной на склоне вулкана. Фрагменты пыли опускались в каньон, словно пепельный дождь, как и более крупные куски расплавленного металла с орбиты. Шарроукин наткнулся также на множество тел, но не останавливался для их изучения.

Редкие вспышки второстепенных взрывов на орбите или шлейфы пылающих обломков, оставляющие огненные полосы в небе, ненадолго освещали дно каньона. В десяти метрах позади Никоны шел Игнаций Нумен с волкитом наготове. Ветеран сражался вместе с Шарроукином достаточно долго, чтобы знать – Гвардейцу Ворона не угрожали выстрелы, которые он мог сделать. Атеш Тарса и Брантан сопровождали Та’лаб Виту-37, в то время как Кадм Тиро прикрывал с тыла. Над ними кружил Гаруда, держась ниже верхней кромки каньона. Шарроукина раздражало, что птица держится рядом, но она летела, куда хотела, и никто ничего не мог сделать или сказать, чтобы повлиять на нее.

Шарроукин шел бесшумно, ступая легче воздуха, едва тревожа пыль и не оставляя следов. Такое перемещение было инстинктивным для него.

Темнота в каньоне была глубокой и успокаивающей, пусть он и не знал теней этого мира. Их оттенки были незнакомы ему, но, несмотря на это, они приветствовали его. Для тех, кто не прошел тренировку повелителей теней, всякая темнота была одинаковой, но Шарроукин знал лучше.

Он родился в тенях, они вырастили его, воспитали и обучили, как ребенка, выращенного в лесу зверьми. Он знал их нравы, а они – его.

Та’лаб Вита-37 сказал ему искать участок каньонной стены с тремя каплевидными кратерами, напоминающими вытянутый наконечник копья, нацеленный на мертвый вулкан.

Глаза Шарроукина постоянно двигались, но он не видел ничего напоминающего такую конфигурацию, и они опасно приблизились к вражеской ауспик-сети, которую его пассивные авточувства обнаружили.

Через триста метров он остановился, когда вспышка взрыва ярко осветила восточную стену. И там оказались они – три кратера. Результат удара метеоритов в стену каньона под определенным углом, чтобы образовать наконечник копья. Вполне естественный, но и совершенно отчетливый узор.

Шарроукин вышел из теней, подсказав тем самым Нумену, что они достигли своего пункта назначения. Железнорукий поискал следы деятельности человека, но не увидел места. Полоска вершины вулкана едва виднелась между узкой стеной и завесой медленно перемещавшихся фрагментов.

Подошла Та’лаб Вита-37 и остальные. Шарроукин указал на кратеры на стене.

– У тебя верный глаз, – сказала геноведьма.

– Тебе следует знать, – ответил Никона. – Твои родичи улучшили его.

– Так и есть, Гвардеец Ворона, будь проклята неделимая сложность, – ответила она.

– Так зачем мы здесь? Что эти знаки обозначают?

– Что мы добрались до входа, – сказала Та'лаб Вита-37.

– Где? – спросил Брантан.

– Если здесь есть вход, то он хорошо спрятан, – сказал Шарроукин.

– У тебя острый глаз, но ты не видишь всего, Ворон, – отметила Та'лаб Вита-37.

Геноведьма подошла к темной породе каньонной стены и приложила к ней свой посох с талисманами и кабелями. Под поверхностью ее шлема замерцали новые огни, и в скале появились ранее невидимые трещины. Шарроукин абсолютно точно знал, что ни повелитель теней, ни верховный фабрикатус Механикума никогда бы не нашли эти трещины.

– Двести лет я путешествовала по месяцу, невидимая и забытая, – сказала Та'лаб Вита-37. – Вы и в самом деле думаете, что я не знаю всех его секретов?

Внутри каньонной стены находилась грубо вырубленная пещера, ее изогнутые стены покрывали полоски, которые вызвали у Шарроукина ощущение, будто он стоит внутри раковины гигантского морского существа. Он провел пальцем по стенам, чувствуя повторение в узорах, словно скала выдалбливалась ритмичными движениями кого-то отчаявшегося прорыть путь наружу.

Это впечатление только усилилось видом обнаженного металлического листа на дальней стороне пещеры. Горная выработка открыла участок трубопровода. Неровное отверстие в металле было сделано изнутри чем-то наподобие газового резака, и часть вырезанной трубы лежала на земле.

– Что это? – спросил Шарроукин.

– Сегмент системы вентиляционных труб, которые идут изнутри и в конечном итоге выходят высоко на склонах вулкана, – пояснила Та'лаб Вита-37.

– Это наш вход?

– Да.

Шарроукин осторожно наклонился к трубе и почувствовал поток теплого ионизированного воздуха, идущего откуда-то из глубин горы.

– Эта труба ведет к хранилищам?

– Верно, – подтвердила Та'лаб Вита-37. – К запечатанному хранилищу.

– Стойте, – сказал Атеш Тарса, присев у края отверстия и сверившись с данными на своем нартециуме. – Что это за вентиляция? С какими механизмами соединен этот трубопровод?

– Этот трубопровод – часть системы радиационной фильтрации, – сказала Та'лаб Вита-37.

– Радиационной? – переспросил Тиро. – Насколько она сильна, Тарса?

– Уровень ниже смертельного, но все равно значительный, – ответил Тарса.

– Зачем вам была нужна система радиационной фильтрации, которая требует труб такого размера? Ты разве не говорила, что здесь были генетические лаборатории?

– Этот объект был построен на одной из изначальных свалок атомных отходов Кёниг Альфа.

– Что? Зачем вы построили генетическую лабораторию на свалке атомных отходов?

– Системы герметизации более чем подходили для создания стерильной внутренней среды, – пояснила Та'лаб Вита-37. – Но близость к свалке отходов убедила бы любого, кто обратил бы сюда внимание, что никакая мало-мальски важная работа здесь не могла проводиться.

– Какая работа проводилась здесь? – спросил Тиро.

Та'лаб Вита-37 помедлила, прежде чем ответить.

– Сверхсекретные исследовательские работы, которые должны были привести к созданию новой ветви генетики Легионов, но их остановили, когда получили только выродков и чудовищ. Мы уничтожили их, а это место давно закрыли.

– И здесь ты спрятала Магна Матер? – спросил Тиро.

– Да. Теперь это место забытых воспоминаний.

– Что ж, это звучит совсем не зловеще, – заметил Шарроукин.

7 Больше нечего дать / Проникновение / Слишком поздно

Велунд откинулся на спинку пилотского кресла и стиснул зубы от боли.

Она неслась огненными потоками от оторванной ноги по всему телу, наполняя каждую частицу его сущности почти парализующей агонией. За прошедшие после Исствана V годы его доспех истощил запасы болеутоляющих средств, но не вся боль, которую он чувствовал, принадлежала ему.

От его перчатки в открытый короб проводов, который он извлек из внутренностей фюзеляжа «Грозового орла», тянулись толстые кабели. Железнорукий чувствовал агонию машинного духа в сердце десантно-штурмового корабля, его ярость и муку от того, что его подбили.

Она подавила боль самого космодесантника, ведь это было страдание от разбитого о суровую реальность желания.

Велунд прошептал бинарные катехизмы ремонта и восстановления, чтобы успокоить сломанный дух. Боль машины была ужасной, и воин чувствовал, что ее раненная душа в шаге от того, чтобы рассеяться по эфиру. Велунд потянулся к ней, но она развернулась, как раненый зверь, осыпая его потоками бинарика.

Связь между штурмовым кораблем и Велундом разорвалась с яростным ревом из вокса, и глаза легионера резко открылись. Кожа покрылась ледяным потом.

Он отсоединился от панели радиоэлектронного оборудования, неуклюже двигаясь из-за боли и остаточных отголосков объединенных сознаний. Легионер поднялся из пилотского кресла и захромал в десантный отсек.

Фратер Таматика стоял на коленях возле неактивного тела глубинного спайщика, которого подстрелила Та'лаб Вита-37. Его внешний облик нес мало признаков имперских технологий, а причудливое головоногое тело обладало непривычной для глаз Велунда органической формой. Таматика с привычным энтузиазмом тыкал механическими руками своей сервоупряжи в схемы внутри панели доступа, которую он взломал.

Железный отец обычно предпочитал работать собственными руками, но масштаб работ, необходимых для восстановления «Грозового орла», был так велик, что ему пришлось достать сервоупряжь из грузового отсека. Концы электродов сварочной горелки на его мехадендрите все еще светились раскаленным жаром.

– Что ты с этим делаешь? – спросил Велунд.

– Изучаю, – ответил Таматика, не поднимая головы. – Я никогда раньше не видел такую технологию. Было бы стыдно, по крайней мере, не взглянуть на нее. Соединения МИУ удивительны, на грани подлинной машинной анатомии. Дай ему свободу действий, и он смог бы сам управлять флотом десантно-штурмовых кораблей. Если я просто отключу эти ингибиторы, то смогу подсоединить его к…

– «Грозовой орел», – перебил Велунд. – Расскажи о его состоянии.

Вот теперь Таматика поднял голову, и многочисленные руки сервоупряжи сложились на его спине.

– Разрывов фюзеляжа столько, что я сбился со счета, а огромное число плоскостей управления настолько серьезно повреждены, что практически исключает эффективное маневрирование. Шасси разбито, а топливные баки почти пусты.

– Какой прогноз? Он годен для полетов?

– Я заделал все пробоины и перенастроил все, что смог, но без ремонтного дока Легиона и дивизиона сервиторов, боюсь, это будет его последний полет.

Велунд кивнул и опустился в одно из бронированных сидений отсека. Боль в ноге прожигала насквозь его выносливость, но он запечатал ее в своем разуме. Он был Железноруким, боль была частью жизненного пути.

От рождения к смерти. От Плоти к Железу.

Таматика положил руку на плечо Велунда и кивнул в сторону пилотской кабины.

– Но все мои труды будут напрасны, если машинный дух разбит.

– Я не могу дотянуться до него, Фратер, – сказал Велунд. – Дух шарахается от каждой моей просьбы, как дикий зверь в капкане, он слишком поглощен гневом и болью, чтобы понять, что я пытаюсь помочь.

– Никто не умеет так ладить с духом машин, как ты, Сабик, – сказал Таматика. – Я знаю, ты можешь достучаться до него. Тебе просто нужно быть терпеливым. И все будет хорошо, нам нужно продержаться в воздухе ровно столько, чтобы вернуться на «Сизифей».

– Все будет хорошо? – резко спросил Велунд. – Насколько хорошо шли наши дела с Исствана V?

– Не думал, что ты опустишь руки, Сабик.

Велунд вздохнул.

– Нашим силам есть предел, Фратер.

По трубопроводу дули горячие облученные пары и радиоактивная пыль. Уровень заражения был достаточно высок, чтобы представлять смертельную опасность для обычного человека, но безвреден для воинов Легионов. Та'лаб Вита-37 провела их через извилистые участки каналов, и им понадобилось немного времени, чтобы добраться до внутренней части горы.

Они вошли в складское помещение – холодный, вырубленный в скале зал, заставленный неиспользованными строительными материалами, сломанными машинами и скопившейся породой из заброшенных помещений. Единственная трапециевидная арка вела вглубь горы.

Шарроукин услышал далекие звуки криков вперемешку с лязгом металла о металл и холостой гул двигателя какой-то тяжелой машины.

По меньшей мере, трансорбитального корабля.

Один за другим они вошли в зал. За Шарроукином шли Кадм Тиро и Та'лаб Вита-37, затем Тарса, следующий – Игнаций Нумен и, наконец, Ульрах Брантан. Последний пригнулся, когда вошел. Гаруда вцепилась в металл его плеч.

– Хранилище впереди, – сказала Та'лаб Вита-37.

– Нам следует ждать сопротивления? – спросил Тиро.

– Нет, – ответила Та'лаб Вита-37. – По крайней мере, пока мы не доберемся до самого хранилища.

Несмотря на заверения геноведьмы, космодесантники передвигались идеальным прикрывающим строем, каждый воин защищал другого по мере продвижения вглубь горы.

В облицованных штампованной сталью внутренних туннелях вулкана тяжелым саваном висела пыль и тишина. Воины передвигались от перекрестка к перекрестку под безошибочным руководством Та'лаб Виты-37. У сводчатого входа в открывшийся перед ними зал они нашли баррикады из сваленных каталок и пустых бочек с маркировкой биологической опасности. Стены были испещрены следами лазерных ожогов, осколков гранат и выбоинами от пуль.

– Что там? – спросил Шарроукин.

– Камеры для выращивания, – пояснила Та'лаб Вита-37. – Там в генетических капсулах созревали жизнеспособные субъекты.

– Выродки и чудовища? – спросил Шарроукин. – Это все, что осталось здесь?

– Нет, – сказала Та'лаб Вита-37. – Мы уничтожили всех чудовищ, чтобы Император не мог использовать их.

Они прошли через разбитую баррикаду и вошли в огромное помещение, в котором царила холодная темнота под звуки падающих капель. Давно неработающие машины собирали пыль на стенах, на подъемных кранах болтались такелажные цепи, а на полу среди осколков разбитого стекла лежали сверхпрочные кабели.

Тысячами, словно воины на сборе Легиона, стояли ряды генокапсул с прозрачными стенками. Большинство были пусты, но некоторые наполнены застоявшимся молочно-белым веществом, в котором через замутненное стекло виднелись гигантские формы. Разобрать их точную природу было невозможно, но Шарроукин увидел фигуры трансчеловеческих размеров. Но эти были чудовищными великанами, выше и шире самых крупных космодесантников.

Шарроукин шел рядом с Та'лаб Витой-37 и воспользовался моментом, чтобы рассмотреть геноведьму.

– Что ты хочешь узнать? – спросила она, почувствовав его изучающий взгляд.

– Не знаю, – ответил он. – Не каждый день встречаешься с одним из своих создателей.

– Вот как ты думаешь обо мне?

Шарроукин пожал плечами.

– До нашего прибытия на месяц я вообще не думал о Селенаре. Вы были сноской к ранней истории экспансии с Терры. Так мало известно о вас и вашей секте.

– Ты не задумывался о причине этого?

– Ни разу.

Та'лаб Вита-37 повернулась к нему, но безликая поверхность шлема не давала подсказок о ее эмоциях.

– Селенар всегда существовал в трещинах восприятия, – сказала она. – Мы были известны под многими именами и использовали много личин, перемещаясь по миру мужчин – Элевсинцы, Осирика, Дамия, Иммаколата… Список продолжается, но каждое имя и каждая личина служила одной цели. Знаешь, какой?

– Нет, – ответил Шарроукин.

– Оберегать нашу силу творения от рук мужчин.

– Почему?

Та'лаб Вита-37 отреагировала своим хриплым смехом.

– Потому что мы знали: вы сделаете то, что ваш род всегда делает с подобным даром – постараетесь превратить его в оружие завоевания и господства. И именно это сделал Император, когда похитил его у нас много лет назад.

– Похитил? В моем представлении, да, Луна и Терра воевали, но когда Император изложил Свое видение Империума, Селенар добровольно присоединились, чтобы воплотить его.

Та'лаб Вита-37 покачала головой, словно Шарроукин разочаровал ее.

– Конечно, это твое представление. Признание того факта, что все, за что ты воевал основано на лжи, убийстве и краже не вяжется с той историей, которую вам пришлось выдумать, чтобы продолжать верить, будто вы – герои этой галактики. Посмотри, что стало с твоим Империумом и скажи мне: разве не было мудро с нашей стороны скрывать такой невероятно могущественный секрет столько времени?

– Войны шли задолго до этой.

– Верно, Гвардеец Ворона, но войны смертных выжигали миры смертных, они не поджигали саму галактику, – сказала Та'лаб Вита-37, повернувшись и постучав многосуставными костяшками по нагруднику с клеймом орла. – Когда боги устраивают войну, вместе с ними сгорают все остальные.

Прежде чем Шарроукин ответил, Та'лаб Вита-37 согнулась с криком боли.

Шарроукин тут же схватил ее и оттащил в укрытие, выискивая угрозу. Он ничего не услышал и не почувствовал. Остальные воины последовали его примеру, прячась за машинами и строительными деталями.

Та'лаб Вита-37 схватилась за живот и опустилась на колени. Если бы не ее посох, она бы упала на пол. Ее тело билось в конвульсиях, как после удара шоковой булавы.

– Что происходит? – спросил Шарроукин. – Ты ранена?

Ее грудь забилась быстрыми, отрывистыми вдохами.

На поверхности шлема закружились ярко-красные спирали.

– Седьмая печать взломана, – сказала Та'лаб Вита-37. – Предатели в хранилище.

Таматика сделал все, что мог с имевшимися инструментами и материалами, чтобы «Грозовой орел» снова мог летать, но и даже тогда он не был уверен, что этого будет достаточно. Так много элементов конструкции корабля не годились для полевого ремонта, и постоянное использование изношенных деталей на протяжении многих лет, в конце концов, сыграло свою негативную роль.

Фратер ощущал обоснованную уверенность, что корабль в конструктивном отношении пригоден к полету, но без согласия духа машины он вряд ли долго протянет в воздухе. Без духа десантно-штурмовой корабль был всего лишь тоннами металлолома.

Таматика обвел взглядом десантный отсек и посмотрел в сторону пилотской кабины, где Велунд снова пытался убедить дух корабля отступить от края пропасти. От его руки тянулись кабели к пульту электрооборудования, и между человеком и машиной сновали туда и обратно пульсирующие сообщения. Таматика предложил помощь, но Велунд покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я вывел этот корабль из огней Исствана V. Я летел на нем против воинов Фулгрима и Альфария. Этот дух знает меня. Доверяет мне. Но он настороженно относится к тебе.

Таматика не винил его. Не так чтобы очень. Машинные духи «Сизифея» общались друг с другом, передавая секретные сведения в каждом бинарном шепоте. Они знали Таматику, как… экспериментатора. Того, кто старался изменить их.

Нет, Велунд был прав, отвергая его помощь.

Но с этим спайщиком все обстояло совершенно иначе.

Это был потрясающий образец технологий.

Железный отец открыл корпус, и его внутренние механизмы оказались чудом. Исходные элементы спайщика были старыми, компоненты сделаны с нуля, без всяких намеков на образец СШК. Электрическая схема на вид сделана вручную. В единичном экземпляре. Сама мысль о таком существе вызывала у Таматики радостное возбуждение, подсказав идею, как они могут использовать его, хотя Велунд уже назвал спайщика слишком опасным.

Его модуль управления был исключительно сложным. Искусственная нейронная сеть с эвристическими возможностями намного превосходила то, что они увидели внутри Гаруды, когда Таматика с Велундом вскрыли птицу для ремонта. Та'лаб Вита-37 сказала, что устройство было спроектировано для захвата управления вражескими самолетами и последующего их уничтожения, или для захвата управления жизненно важных систем. Изобретательный и эффективный способ обратить силу врагов против них самих.

– Проклятье! – выругался из кабины Велунд.

– Все так же не отвечает? – спросил Таматика.

– Нет, – сказал Велунд измученным голосом. – Почти сдался.

Сводчатый зал – неровный круг километрового диаметра – был вырублен в глубине южных склонов вулкана. Его наполняла актиническая вонь горящего металла и плавящего жара лазерных резаков. Как и все предыдущие, это помещение было забито брошенными машинами, сломанными сервиторами-погрузчиками и пустыми грузовыми контейнерами. Шарроукин переместился в укрытие за беспорядочно сложенными металлическими ящиками. В воздухе густым туманом висела пыль и пары, превращая движущиеся фигуры в размытые контуры.

Вся кальдера на вершине вулкана была вычищена, и темнота пустоты просачивалась через энергию изолирующего поля. Свет звезд за ним не отличался от мигающих огней орбитальных взрывов и падающих обломков. Массивный трансорбитальный корабль без обозначений сидел прямо под верхним входом, его двигатели светились, увеличивая обороты в готовности к взлету.

Команда грузовых сервиторов тянула дюжину крупных силовых элементов на репульсорных поддонах вверх по погрузочной рампе, опустившейся под кормовой секцией. За ними многорукий техножрец надзирал за группой сбоящих технотрэллов в перепачканных маслом брезентовых герметичных костюмах, которые грузили испускающие пар охлаждающие цилиндры в грузовые отсеки трансорбитального корабля.

В центре огромного пространства находилась глубокая круглая шахта, напомнившая Шарроукину о старом мире эльдар, куда они отправились вслед за Фулгримом и Пертурабо, и бездонную яму в его сердце. С обеих сторон шахты были подняты две украшенные орнаментом бункерные двери, каждая пять метров толщиной и тридцать длиной. Снизу поднимался ядовитый пар, словно облака из страшной преисподней.

Пол вокруг входа в хранилище устлали тела сервиторов и лексмехаников в темных мантиях. Они явно были мертвы, но их тела дергались и извивались, изливая жизненно важные жидкости, в то время как плоть покрывалась рябью под тканью их мантий, как поверхность беспокойного океана.

– Что с ними происходит? – спросил Нумен, постукивая пальцами по ложу волкита.

– Предохранители моих генетических замков не любезны с теми, кто пытается взломать их, – пояснила Та'лаб Вита-37.

– Что это значит?

На шлеме Та'лаб Виты-37 мигнули огни узором, который вызвал у Шарроукина ассоциацию со зловещим весельем.

– При неудачной попытке взломать мои генетические коды в нападающих переносится сверхагрессивный мутаген, который немедленно и бессистемно погружает их генетический строй в хаос. Смерть гарантирована и не безболезненна.

Шарроукин восхищенно усмехнулся. Он насчитал, по крайней мере, две сотни тел, возможно, больше.

Но как бы много их не было, этого недостаточно.

– Ты недооцениваешь готовность предателей заплатить любую цену за взлом твоего святилища.

– Недооценка глубины жестокости, которой обладают мужчины, всегда была нашей проблемой, – признала Та'лаб Вита-37.

– Мы не можем здесь оставаться, – сказал Атеш Тарса, сверившись со своим нартециумом и указав на высокие красные башни, тянувшиеся по окружности огромного пространства. – Уровень радиации такой высокий, что даже наша броня не убережет нас надолго.

Каждая башня была выкрашена в желтые и черные предупредительные полосы и отмечена легко узнаваемым символом радиации. Шарроукину отчетливо напомнили, что это место продолжало служить в качестве хранилища радиоактивных отходов, собранных здесь в далеком прошлом Луны.

– Ты же сказала, что это место стерильно, – сказал Ульрах Брантан, неуклюже присев в тени тяжелого гусеничного подъемного крана.

– В годы работы этого объекта так и было, – ответила Та'лаб Вита-37. – Но система фильтрации с тех пор перестала полноценно очищать атмосферу, а это внутреннее пространство насыщено варевом из тяжелых металлов и смертельных изотопов.

– Тогда давайте сделаем это, – сказал Тиро, сжав рукоять болтера.

– Подождите, – сказал Шарроукин, когда земля задрожала от растущей низкой вибрации. По краям шахты начали мигать оранжевые аварийные огни, и из ее глубин поднялся тяжелый подъемник.

Техножрец и его трэллы с почтением смотрели на появление кого-то, чью форму скрывали зловонные клубы туманного конденсата.

Когда аммиачные клубы рассеялись в холоде пещеры, глаза Шарроукина расширились при виде чудовищного сервиторного паланкина из плоти и металла. Корпус, сделанный из тела громадного мигу, дополняли стальные конечности, химические шунты и модуль привода. Спину искусственно согнули, а в плоть и кости бедер имплантировали медные подножки.

Наверху этого несуразного паланкина на цепной упряжи сидел высокий и худой марсианский адепт в красно-черной мантии. Его неподдающуюся описанию форму обрамляли соединенные кабелями конечности и хирургические устройства. Тело мигу стремительно превращалось в массу пульсирующих опухолей и неестественных наростов, лопающихся и изменяющихся между тяжелыми вдохами.

«Результат воздействия одного из предохранителей Та'лаб Вита-37?»

Под многочисленной аугметикой мигу колыхалась некротическая ткань его бледной плоти, а голова раскачивалась из стороны в сторону под рев боли. Измученное невыносимым генетическим хаосом внутри его тела, существо рухнуло, а взбунтовавшиеся внутренности хлынули через рот вспененным супом из разжиженных органов. На глазах Шарроукина измененные части тела мигу продолжали попытки воссоединиться, в мгновение ока снова и снова исцеляясь и вырождаясь.

– Трон, – прошептал Тарса при виде смерти существа.

Магос на спине страдающего зверя выскользнул из своей упряжи и без промедления спустился на пол пещеры. Техножрец и его свита из трэллов опустились на колени, когда он повернулся, чтобы снять какой-то предмет со спины содрогающегося трупа.

Когда магос опустил на вид тяжелый ящик из серебристой стали, язык тела Та'лаб Вита-37 тут же изменился.

Шарроукин нашел контейнер непримечательным для хранения секретов самой жизни.

– Магна Матер… – прошипела геноведьма.

КНИГА 3 / СТАРУХА

Возможно, смерть – величайшее из людских благ

8 На врага / Железо выдержит / Огнедышащая краса

Магос поднялся на борт трансорбитального корабля, оставив мертвого скакуна. Темп операций ускорился, когда бездумные трэллы начали последние приготовления к старту. Двигатели самолета пульсировали растущей мощью, а за его кормой сгорал туман из пыли и паров.

– Мы не можем позволить этому кораблю взлететь, – сказала Та'лаб Вита-37.

– Ты видишь оружие, способное сбить корабль такого размера? – спросил Тиро.

– Тогда нам нужно забраться на борт, – не уступала геноведьма.

– Это можно сделать, – согласился Шарроукин. – Затем пробьемся к пилотской кабине.

– Как? – спросил Тиро. – Мы выглядим совсем не как они.

Шарроукин наклонился, зачерпнул пригоршню светлой пыли с пола и размазал ее по доспеху. Он нанес искажающий узор на символ своего Легиона на наплечнике. И хотя пыль не скрыла его полностью, но этого камуфляжа будет достаточно, чтобы подойти к трансорбитальному кораблю до того, как их принадлежность к лоялистам раскроется.

– Капитан Брантан, возьми ящичный поддон, – сказал Шарроукин. – Из-за твоих размеров они могут принять тебя за грузоподъемник или грузового сервитора. Пыль должна скрыть наши эмблемы, пока мы не доберемся до посадочной рампы. Затем мы с боем пробьемся на командную палубу.

– Я не стану прятать руку Десятого, – сказал Нумен, глядя, как Шарроукин обсыпает свой доспех.

– Если у тебя есть другой план, давай послушаем его, – ответил Шарроукин, – но мы должны действовать сейчас же.

Нумен посмотрел на Брантана и после его кивка неохотно начал натирать пылью свою броню. Он довольно небрежно затер бронированную руку на своем наплечнике, и Шарроукин не стал его просить замаскировать свой боевой доспех получше.

Брантан повернулся, чтобы поднять тяжелый ящик, пока космодесантники наносили достаточно пыли, чтобы скрыть свою принадлежность.

Тиро кивнул и сказал: «Выдвигаемся. Идем уверенно. Они должны решить, что мы – свои».

Атеш Тарса вывел их из укрытия. Его зеленый доспех, покрытый светлой пылью, больше остальных напоминал сине-зеленые цвета Сынов Гора и, несмотря на слабую маскировку, мог выиграть для них несколько метров.

А несколько метров могли означать разницу между жизнью и смертью.

Шарроукин и Железные Руки шли за Тарсой, и Гвардеец Ворона чувствовал, как каждая частица его тела восстает против такой дерзости. Идти открыто прямиком к врагам было антитезой всего, чему его учили, и шло вразрез с каждым принципом, которым руководствовался его Легион.

Они шли быстро, двигаясь вокруг края центральной шахты к трансорбитальному кораблю. Его двигатели испускали раскалено-синее пламя, пыль кружила тепловыми вихрями.

Шарроукин немного развернул верхнюю часть тела, чтобы трэллы, стоявшие у посадочной рампы, не видели его руки на рукояти болтера.

Воин оглянулся, отметив, что Тиро и Нумен выглядят неуклюже на открытой местности. Они провели столько боев после Исствана на периферии войны, нанося сильные удары и отступая, двигаясь незаметно.

Это сближение нервировало их точно так же, как и его.

Следом шел, раскачиваясь, Брантан, неся на вытянутых руках тяжелый ящик. Он держал свой груз высоко, чтобы лучше скрыть свое неестественное тело. Шарроукин не заметил Гаруды и просто надеялся, что птица не собиралась выкинуть что-нибудь необъяснимо глупое.

Он увидел, как размытые силуэты трэллов повернулись к ним.

Их позы не выглядели угрожающими. И с чего бы? Луна была теперь владением их господ – у них не было причины ожидать, что кто-то из транслюдей был не из Сынов Гора. Один из трэллов выпалил поток резкой статики, бинарный вопль, чтобы перекричать растущий рев двигателей. Другие повернулись с жуткой синхронностью.

Ближайший трэлл снова выкрикнул, в этот раз через имплантированный в шею аугмиттер.

– Мы принесли вам желанную добычу, хозяева! – сказал он. – Большой успех.

Шарроукин не хотел, чтобы Тарса отвечал.

Пятьдесят метров отделяли их от трансорбитального корабля. Если их разоблачат сейчас, то у них не останется времени, чтобы попасть на борт до того, как рампа поднимется.

Озадаченный трэлл шагнул вперед. Его слабая автономия подчинялась техножрецу, который уже находился на борту корабля. Трэлл не мог принять решение без позволения хозяина, и его ошейник замигал огоньками, когда трэлл запросил приказы.

Сорок метров.

На вершине рампы появилась фигура в мантии со светящимися аугметичными глазами. Эту оптику не одурачит никакая пыль или туман. Техножрец, несомненно, сразу же распознает их камуфляж.

Тридцать метров.

Шарроукин крепче сжал рукоять болтера.

Его доспех зарегистрировал проход энергетической волны. Духов машины разгневал запрашивающий поиск ауспика. Техножрец тут же застыл, а вентральные огни трансорбитального корабля начали мигать одновременно с подъемом посадочной рампы.

Мышцы Шарроукина уже напряглись, готовые бросить его в бой, и в этот момент серебристое пятно пронеслось через туман и обхватило голову техножреца, словно сверкающая металлическая маска. Молотящие металлические крылья, заканчивающиеся острыми клинками, рассекали плоть и сталь каждым ударом. Когти Гаруды напоминали изогнутые кинжалы, они сдирали и разрывали узел кабелей, поднимающихся из позвоночника предателя-марсианина. Дугообразная струя черной как смоль жидкости ударила в посадочную рампу, когда клюв кибер-орла разорвал горло техножреца.

Трэллы дернулись в эмпатическом шоке, их нервные системы органически соединялись с физиологией их хозяина.

– Вперед! – завопил Шарроукин.

Тарса всадил масс-реактивный снаряд в голову ближайшего трэлла, затем переключился на второго. Шарроукин бросился вперед, прижав болтер к плечу и сделав пару идеально точных выстрелов, которые взорвали черепа двух следующих трэллов.

Перед лицом неминуемой гибели последние четыре трэлла пришли в себя от шоковой травмы, вызванной болью техножреца, и бросились бежать.

Два следующих выстрела угодили в ближайших трэллов и разорвали изнутри их незащищенные тела. Шарроукин помчался к поднимающейся посадочной палубе, примагнитив болтер к бедру и выхватив два гладия с черными лезвиями. Он прыгнул на рампу, перекатился и низким ударом разрубил хребет первому трэллу, затем развернулся и метнул второй клинок.

Тот вонзился в спину последнему трэллу, погрузившись до рукояти между лопатками.

Гаруда закончил терзать голову техножреца, его клюв и когти покрылись черно-красными жидкостями, которые совсем не походили на человеческую кровь.

Птица прокаркала и поднялась в воздух, направившись внутрь трансорбитального корабля.

– Куда ты? – крикнул Гвардеец Ворона ей вслед, но птица, как обычно, промолчала.

Гаруда исчез, и Шарроукин наклонился, чтобы вынуть брошенный клинок. Он вытер его, оглянувшись в поисках механизма подъема рампы, и в этот момент она дернулась под ногами – корабль начал отрываться от земли.

– Проклятье, мы взлетаем.

Скрипучий вой протестующей гидравлики заставил его обернуться, и он увидел, что Ульрах Брантан удерживает рампу на месте, пока остальные взбираются.

Тарса, Нумен и Тиро уже были на борту, и Брантан закряхтел, опустив рампу достаточно низко, чтобы подняться на нее с удивительной гибкостью как для такого большого существа. Он почти запрыгнул на корабль, когда тот, наконец, взлетел, а рампа закрылась.

– Все вперед, – приказал он, откинув руки назад, чтобы зарядить подвешенные под ними штурмовые болтеры. – Быстро берем этот корабль.

Для такого ценного приза трансорбитальный корабль имел небольшой экипаж Воины «Сизифея» прошли через его пустые каюты и коридоры почти без сопротивления. Посты обслуживали в основном трэллы и сервиторы.

Трэллов убили, сервиторов пощадили – не из милосердия, а чтобы те могли продолжить полет.

Они нашли приписанного к кораблю магоса подключенным к одинокой панели, словно огромному органу в театральном зале. Вокруг его дергающегося тела сверкали электрические разряды, как при системном сбое.

Брантан сразил его болтом в спинной мозг, и тряска прекратилась. Та'лаб Вита-37 переступила через тело и вырвала все механдендриты и инфошипы магоса из машины. Для верности она наклонилась и вытянула свой шип из кисти и вонзила его в висок убитого магоса.

– Он звал на помощь, – сказала она.

– У него вышло? – спросил Брантан.

Тиро пробежался взглядом по многочисленным панелям и инфопланшетам, встроенным в пульт управления.

– Не могу сказать, – ответил он. – Но если да, то скоро узнаем.

Рядом с магосом лежал серебряный ящик, который он вынес из шахты. Та'лаб Вита-37 подтянула его к себе, как мать, воссоединившаяся со своим ребенком после долгой разлуки. Она вставила свой все еще влажный инфошип в разъем на боку ящика, и все ее поведение изменилось.

– Она в безопасности, – сказала она. – Они проникли в хранилище, но не пытались открыть саму Магна Матер. Не осмелились.

Тарса опустился на колени рядом с Та'лаб Витой-37, словно рыцарь в конце пути перед целью своих поисков.

– Могу… могу я увидеть ее? – спросил он. – Мы никогда… никогда не думали, что она реальна. Для нас это был миф.

– Мы хотели, что бы вы так думали, – сказала Та'лаб Вита-37, отодвинув ящик от него в бессознательном жесте защиты. – Силу, которой вы не должны были завладеть, необходимо было низвести до аллегории, что вы никогда не искали ее.

– Нет, я…

– Что помешает забрать ее сейчас? – спросил Брантан.

– Она не принесет вам добра, – сказала Та'лаб Вита-37. – Вам она не откроется. И мне, раз уж на то пошло. Только Верховная Матриарх может открыть ее.

– А Сыны Гора, вероятно, захватили ее, – сказал Брантан.

– Тем более стоит ее забрать с Луны, – сказал Тарса.

– Тем более стоит уничтожить ее, – поправил Тиро.

Дальнейший спор прекратил крен трансорбитального корабля, и Шарроукин почувствовал волну атмосферного изменения, когда неуклюжий самолет пересек изолирующее поле. За ним последовал жуткий звук скрежета стали о камень.

– Что-то не так, – сказал он. – Нам нужно добраться до мостика.

Шарроукин бросился бежать, следуя трафаретным указателям на стене, которые вели на мостик. На боевом корабле никогда не предусматривались такие указатели, но это судно предназначалась всего лишь для перевозки груза между поверхностью планеты и стоящими на орбите кораблями. Оно не годилось для боя или отражения абордажа.

Еще один удар сотряс корабль, но Шарроукин легко удержался на ногах.

К мостику вел длинный узкий коридор, единственная возможность для организации обороны. Шарроукин и Тиро заняли позиции по обеим его сторонам.

– По всей вероятности, пилотами будут всего лишь проводные монозадачные сервиторы, – сказала Та'лаб Вита-37.

– Мы не можем полагаться на это, – сказал Гвардеец Ворона. – Все, что мы знаем, там может быть еще один магос или хуже того – легионер.

– Ты имеешь в виду – или лучше, – поправил Тиро.

Шарроукин усмехнулся.

– Или лучше.

– На два, – сказал Тиро.

– Раз, – начал Шарроукин.

– Два, – закончил Тиро, и они выскочили из укрытия, двигаясь быстро с нацеленными на вход болтерами. За их спинами Брантан заполнил коридор, наведя штурмовые болтеры поверх их голов.

Бронированная дверь открылась, и палец Шарроукина напрягся на спусковом крючке.

Ничего не последовало – ни урагана болтов, ни шквала лазерных лучей.

Они добрались до противовзрывной двери и вошли внутрь – налево и направо.

Мигали аварийные огни и яростно ревели сигналы опасного сближения.

Из вокс-трубки, свисающей с панели радиоэлектроники, тарахтели сбивчивые потоки бинарного канта.

– Чисто, – сказал Шарроукин, и Тиро повторил подтверждение.

– Трон, – сказал Тарса, войдя на просторный мостик и увидев, что находится внутри.

Как и предсказала Та'лаб Вита-37, экипаж трансорбитального корабля состоял из монофункциональных проводных сервиторов, гибридов человека и машины, которые никогда не покидали свои места и всегда выполняли одну функцию: пилотировать корабль вверх и вниз, снова и снова в бесконечном цикле повторения.

Команда мостика корабля такого размера состояла из шести членов, и все они были мертвы.

Фонарь кабины и панели приборов были забрызганы кровью.

Череп каждого пилота был пробит. В темени каждого из них зияли влажные красные дыры, из которых при наклоне корабля проливались капли розоватого мозгового вещества, стекая по бесстрастным лицам.

Гаруда сидел на спинке гравикресла ведущего пилота, приводя себя в порядок. Его крылья, клюв и когти были влажными от крови. Под ней почти не было видно серебра.

– Трон, – произнес Тиро. – Что ты наделал?

– Для этого нет времени, – настойчиво произнес Шарроукин.

– В чем дело? – спросил Тиро.

– Два момента, – сказал Шарроукин. – Первый, с мертвыми пилотами мы упадем. Второй…

Он указал на забрызганный кровью фонарь кабины.

– Смотри.

«Отпрыск Хтонии» разворачивался. Его черно-золотой нос двигался в сторону вулкана, как меч, который вынимают из ножен. Вспышка света, крошечная на такой дистанции, отделилась от его пускового отсека и понеслась через темноту лунного неба.

– «Громовой ястреб», – сказал Тиро. – Сыны Гора.

– Магос передал предупреждение, – подытожил Шарроукин.

Велунд ощущал вокруг себя тело раненного корабля.

Боль корабля была его болью, пылая в его венах. Она растекалась огнем по оптоволоконным кабелям, которые соединяли их, терзая тело легионера многочисленными ранами «Грозового орла». Часть него желала, чтобы тело было больше аугментировано, чтобы уменьшить ощущение агонии, но большая часть него знала, что, не разделяя страдания машины, он обесчестит ее жертву.

Сообщение от Шарроукина было коротким и по существу.

«Нужна немедленная эвакуация. Приближаются Сыны Гора».

Он видел, как трансорбитальный корабль поднялся из кальдеры вулкана, затем почти тут же опустился обратно в вулкан. Что-то пошло не так, и по воксу никто не отвечал. Велунд подключился напрямую к когитаторам «Грозового орла».

– Я знаю, тебе больно, и я знаю, что прошу слишком многое, но мне нужно, чтобы ты взлетел. Больше, чем когда-либо. Наши братья в опасности и им нужно, чтобы мы были в воздухе.

Он почувствовал желание машины, почувствовал, как остатки ее энергии вливаются в сталь костей.

– Да, да! Плоть может подвести, но железо выдержит. Машина выдержит, – сказал он, зная, что дух услышит его, если не слова, то, по крайней мере, мысль. – Где существует одно, там будет и другое. Где выдержит одно, другое может восстановиться. Ты – хищник железных небес, охотник на слабых. Твои крылья сломаны, когти – затупились, но ты все равно можешь охотиться, можешь убивать твоих врагов.

Его слова раздули пламя души «Грозового орла», горящий уголь в глубине его сердца, но Велунд по-прежнему гадал, будет ли этого достаточно.

Таматика сотворил чудеса с корпусом штурмового корабля, чтобы тот смог летать, но дух почти был сломан, вытекая в эфир с каждой прошедшей секундой. Велунд знал духи машин, был связан с ними и заслужил их доверие. В руинах Эскалора он разжег затухающие угли разбитого «Лендрейдера», чей дух был при смерти, и направил его прямо в сердце вражеских порядков к окончательной победе.

Тот дух выдержал, и назвал Велунда другом машин.

– Что скажешь, брат? – спросил Велунд. – Одна последняя охота.

Он почувствовал ответ «Грозового орла», вокруг железного отца ожили пульсирующие потоки энергии и жизненной силы машины. По разорванным соединениям хлынула возрожденная энергия.

Панель электрооборудования замерцала, последовательно мигая огнями. Технодесантник пустил энергию по венам «Грозового орла», стараясь не давить слишком сильно, и улыбнулся, когда корабль взлетел, поднимая клубы пыли из оставленной им борозды. Велунд задрал нос штурмового корабля и направил энергию в двигатели.

– Вот так, брат. Последний совместный полет.

Столкновением с землей вышло жутким.

Охваченный предсмертными судорогами убитых пилотов, трансорбитальный корабль упал с высоты полутора тысячи метров медленным разрушительным ядром массой свыше тысячи тонн обратно в вулкан. Под воздействием внутренней гравитации обитаемой части кальдеры, он перевернулся с тяжеловесной величественностью и врезался во внутреннюю поверхность выдолбленной горы.

Корпус деформировался, и тысячи литров топливного прометия хлынули вязкой пеленой, переливающейся словно радуга. Из разбитых грузовых отсеков посыпались сотни грузовых контейнеров с серебристой обшивкой, кувыркаясь, словно дождь монет из руки мертвеца.

Трансорбитальный корабль перевернулся на бок, его двигатель все еще работал, когда он врезался в высокие бункеры древних радиоактивных отходов. Облученный шлак из смертельно опасных электростанций и расщепляющих реакций поднялся в воздух и повис между противоборствующими силами внутренней гравитации и внешней невесомости.

Пылающие обломки посыпались из падающего корабля, когда тот пронесся через бункеры и врезался в посадочную платформу. От сильного удара киль корабля раскололся. Внутренние отсеки сложились внутрь, как скомканная фольга, когда его огромная масса смяла конструктивные опоры и вонзила их в грунт. Жар от двигателя воспламенил аэрозольную смесь топлива и воздуха, заполнившую внутреннюю часть вулкана, и превратил пространство в расширяющееся пекло атомного пламени.

Поток раскаленного пламени поднялся по жерлу вулкана и выплеснулся из кальдеры

Геродот Омега словно вернул огнедышащую красу своего прошлого.

9 Пробуждение горы / Ур-змии / Они выживут

Шарроукин видел только пламя.

Оранжевые языки облизывали потрескавшиеся линзы шлема, а их жар он почувствовал через трещины в доспехе. Визор заволокла красная дымка, и он обезумел от искажений. Внутренний ауспик передавал непрерывный поток предостерегающих щелчков, но из-за разбитой правой линзы легионер не мог прочитать их содержание.

Шарроукин выпрямился, подавил боль от множества сломанных позвонков и раны в боку. Потеря крови была минимальной – его улучшенная физиология убедилась, что доспех не в состоянии сдержать боль.

Гвардеец Ворона поднялся, пытаясь сориентироваться.

Вокс визжал помехами. Никто не отвечал.

Красноватый дым заполнил остов корабля, и Шарроукин увидел обмякшее тело, придавленное к панели когитатора. Дым и жар не позволяли определить, кто это был. Структурные элементы, достаточно прочные, чтобы выдержать выход и вход в атмосферу, от удара согнулись, как стебли пшеницы. Легионер наклонился над телом, вытягивая его из пут висящих кабелей и листов металла, которые хлопали, словно ткань.

Кадм Тиро. Это был Кадм Тиро.

Шарроукин попытался разглядеть, чем прижало капитана. Неверное движение могло привести к катастрофическому смещению металлоконструкции и смерти Тиро. Шарроукин не был технодесантником и не мог сказать, как поддерживались взаимосвязанные элементы корпуса корабля.

Шарроукин понимал, что у него нет на времени на осторожность.

Он выбрал наугад и толкнул.

Безрезультатно.

– С дороги, Шарроукин, – приказал Ульрах Брантан, выйдя из дыма.

Брантан наклонил свое механическое тело к ближайшему пиллерсу и уперся плечом в металл. Закряхтев от усилий, он толкнул – срощенные искусственные мышцы дредноута и чистая воля против сокрушительного веса, придавившего Тиро.

Стальная колонна застонала и выгнулась вверх.

Всего чуть-чуть, но этого было достаточно.

Шарроукин вытянул Тиро, как только давление на грудь капитана уменьшилось. Тиро сделал глубокий судорожный вдох и поднялся, приняв протянутую руку Шарроукина.

– Все на месте? – спросил он чуть слышно.

– Нет, – ответил Шарроукин. – Я больше никого не видел.

Обломки вокруг них застонали, тяжелые балки структурной стали сминались, как выкручиваемое мокрое белье. Откуда-то снизу вырвалась стена пламени. Грохочущая череда взрывов сотрясла руины трансорбитального корабля.

– Мы должны выбраться отсюда или нас завалит, – сказал Шарроукин.

Словно в подтверждение его слов, вокруг них посыпался дождь обломков – сталь, кабели и горящий изоляционный материал.

– Магна Матер? – спросил Тиро.

– Кто знает? Если кто-то не вытащил ее, тогда она погибла.

Брантан шел впереди, за ним – Шарроукин и Тиро. Они петляли через руины корабля. Коридоры, которые должны были вести к точкам эвакуации, были завалены обломками или горели, вынуждая обходить их или пробиваться через разорванные переборки в поисках пути наружу.

Настойчивое щелканье в ухе Шарроукина становилось громче, но он не мог отключить его.

Разбившийся корабль наполнился оглушающим ревом пламени и разрываемого металла, но чувства Шарроукина уловили что-то ритмичное, что-то размеренное, что не соответствовало хаосу предсмертных воплей корабля.

– Стойте, – сказал он, остановившись на горевшем сходном трапе.

– Что бы это ни было, Шарроукин, у нас нет времени останавливаться, – сказал Брантан.

Шарроукин выбрал путь по деформированному коридору, с потолка которого падали капли горящего топлива, напоминая шипящие жемчужины.

– Вперед! – закричал Шарроукин, когда стены выгнулись внутрь под давлением сверху.

Железнорукие сразу же последовали за ним, доверившись его инстинктам выживания в поиске пути наружу. Теперь, зная к чему прислушиваться, Шарроукин легко различал стук.

Он пробился в широкий коридор, который должен был находиться глубоко в дорсальной части умирающего корабля, но теперь был почти открыт. Целые куски палубы сорвало, а Игнаций Нумен пробивал путь через согнутый участок того, что сейчас фактически было внешним корпусом.

У его ног лежали куски разбитого шлема, и даже не будь он почти полностью глухим, то не услышал бы их приближения из-за рева пламени. Шарроукин подошел сбоку, позволив увидеть с себя со значительной дистанции. Изумленный ветеран поднял взгляд. Он кивнул, проверив, кто был с Шарроукином.

– Тарса? Геноведьма? – спросил он.

– Неизвестно, – ответил Брантан, пробираясь через обломки, чтобы присоединить свои кулаки к усилиям Нумена. Вдвое они быстро разорвали металлическую шкуру корабля, и волна печного жара хлынула внутрь. Пламя от топливных баков разбитого судна поднялось на сотни метров, а клубы смолисто-черного дыма бурлили бесконечной бурей.

– Идем! – сказал Брантан, и Нумен выбрался наружу. За ним последовал Шарроукин, затем Тиро, и, наконец, Брантан.

Из-за жара и дыма видимость была почти нулевой, и даже Шарроукину не удавалось сориентироваться. Они припал насколько мог к земле, осматривая их местонахождение. В кратерах скопились озера пылающего топлива, а в пропасть в центре кальдеры изливался водопад горящего прометия.

Жар становился нестерпимым, против обжигающей до самых костей боли доспех не давал защиты. Шарроукин почувствовал, что его обычно мертвенно-бледная кожа реагирует на температуру. Из пор сочился маслянистый пот, защищая и охлаждая его.

Шарроукин увидел ящики и упаковочные материалы, за которыми они прятались. Каким-то чудом они остались невредимыми, и за ними он увидел обратный путь через гору к месту падения «Грозового орла». Велунд наверняка заметил падение трансорбитального корабля и был достаточно смышлен, что догадаться о необходимости их эвакуации.

– Там, – сказал он, вскочив на ноги. – Это наш путь наружу.

– А что с Магна Матер? – спросил Нумен. – Она у нас?

– Возможно, у Та'лаб Виты-37, а может и нет. Но если она все еще на корабле, то долго не протянет, – сказал Тиро. – Может мы и не получим ее, но, по крайней мере, предатели тоже. Я бы сказал, что для нас это победа.

– Но другие…? – поинтересовался Нумен. – Мы не можем бросить нашего брата.

– Если мы вернемся искать Тарсу, то погибнем все, – сказал Шарроукин.

– Нет, должен быть выход, – возразил Нумен.

– Игнаций, – обратился Тиро, твердо, но несурово. – Он погиб.

Всегда прагматичный Нумен кивнул, и Шарроукин повел их через хаос.

Повсюду вокруг них раздавались взрывы, сверху падали камни от падающих сооружений и скал. Каждый сделанный Шарроукином вдох обжигал и причинял сильную боль. Он почувствовал влагу в горле и понял, что легкие и пищевод адаптируются, чтобы лучше фильтровать вдыхаемый воздух.

Но легче от этого не становилось. Он чувствовал, как горит под доспехом кожа, а мозг охватывает смертельная, разъедающая летаргия. Он споткнулся, но Тиро подхватил его. Они вместе продвигались вперед. В глазах все расплывалось, превращаясь в серую, пронизанную венами пелену. Он заметил движение впереди, серебристую вспышку, но не был уверен, не было ли это влияние раскаленного жара.

Тиро опустился на одно колено, его грудь вздымалась от усилий. Даже Брантану приходилось непросто из-за дыма и высокой температуры. Железное Сердце пульсировало на его груди так, словно находилось на грани выхода из строя.

– Что происходит? – спросил Шарроукин, слова давались тяжело и выговаривались невнятно. – Один огонь не должен на нас так действовать.

– Дело не только в температуре, – сказал Тиро, поднимаясь.

Они пошли дальше, и Шарроукин снова увидел блеск серебра впереди. Мумифицированная фигура, обмотанная бандажами и в горящем плаще. Геноведьма сорвала плащ и поманила их вперед.

Хромающие, разбитые и смертельно уставшие космодесантники добрели до укрытия из контейнеров со снаряжением. Невыносимый жар немного снизился, и из ящиков шел дым. Этого укрытия надолго не хватит.

– Она у вас? – спросила Та'лаб Вита-37. Все поняли, что она имела в виду.

Шарроукин покачал головой.

– Нет

Голова Та'лаб Виты-37 поникла.

– Я подвела тебя, моя матриарх, – сказала она, обращаясь к той, кто уже, вероятно, была мертва.

– Может к лучшему, что она горит, – сказал Шарроукин. – Ты сама говорила, что Магна Матер слишком опасна, что попасть в неправильные руки.

– Опасна или нет, – ответила геноведьма, – она была наследием Селенара, и я поклялась сберечь ее.

– Лучше пусть сгорит, чем попадет в руки предателей, – сказал Тиро.

– Лучше пусть сгорит, чем достанется любому из вас, – прошипела Та'лаб Вита-37. – Лоялист? Предатель…? Фо был прав, вы все – ублюдочные чудовища.

– Трон! – воскликнул Ульрах Брантан, указав туда, откуда они пришли.

Шарроукин повернулся и теперь понял источник настойчивых щелкающих предупреждений в ухе.

Жар, который он чувствовал, исходил не просто от огня.

Все, за исключением одного, гигантские бункеры с древними радиоактивными отходами получили катастрофические повреждения. Волны облученной пыли, расщепленного железобетона и отработанных топливных стержней вываливались в кальдеру и наполняли воздух чудовищным количеством смертельно токсичных веществ и паров.

Но Брантан указывал не на разбитые башни.

Из пылающих обломков трансорбитального корабля появилась одинокая фигура.

Она шла прямо через высыпавшиеся радиоактивные отходы. Некогда нефритово-зеленый доспех почернел, а металл и керамит пузырились и плавились.

Он раскачивался с каждым неуверенным шагом, волоча серебряный ящик Магна Матер.

Шлема не было, и даже через марево пламени отчетливо угадывалась его агония.

– Тарса! – выкрикнул Нумен.

Боль была невообразимой. Она прожгла его броню, его плоть и сам его дух. Он не видел ничего, кроме пламени, но пламя не вызывало страх у Атеша Тарса.

Он был рожден на Ноктюрне. Прометеев сын, выросший в тени горы Смертельное пламя и выкованный на ее базальтовых склонах. Каждый шаг отдавался стреляющими шипами боли из таза в позвоночник. Тарса едва помнил, зачем он здесь, его разум наполнился разбитым стеклом и плотью, сгорающей на его костях.

Кожа изжарилась, отслаиваясь мельчайшими частицами от черепа.

Один шаг, затем следующий. Не останавливаясь. Голова опущена. Пламя ревет на красной земле, выжигая поверхность горы. Он поднял взгляд, увидел склоны горы Пустошь, извергающей дым и огонь. Сквозь мучительную боль, терзающую его тело, Тарса улыбнулся. Он давно потерял всякую надежду снова увидеть Ноктюрн, но вот он здесь, приветствуя воина дома, как подлинного сына Вулкана.

Ярко светило пылающее солнце, и Тарса охнул, когда на его фоне пролетел силуэт орла. Его крылья сияли золотом в огненном свете.

Тарса никогда не видел ничего столько прекрасного.

Легионер тянул за собой тяжелый, вопреки внешнему виду, серебряный ящик, хотя больше не знал, что это такое. Все, что он знал – его доверили ему, и он должен донести его в целости и сохранности. Но ящик был слишком тяжелым бременем.

Слишком тяжелым для любого воина. Кто мог попросить Атеша об этом?

Но долгом каждого Саламандра было нести бремя, непосильное для других.

Держаться там, где падали другие, идти в пламя, когда другие отворачивались.

Всю окружающую действительность поглотили пламя и дым.

Его темная кожа облезла, плоть рассыпалась в окружающей адской буре, словно пепел, собранный из очага.

Но он продолжал идти. Ничто не остановит его. Ничто не могло остановить.

Он пошатнулся, вихрь перегретого воздуха грозил повергнуть его на колени.

Он не позволит.

Очередной шаг сквозь огонь, который убивал его с каждым отравленным вдохом.

Он шел в пламя и обжигающее атомное марево.

Орел сопровождал каждый шаг его пути, пока небеса горели, а земля плавилась. Каждый его шаг по склонам горы приближал его к дому, и он был рад этому, желая в последний раз взглянуть в лицо своему примарху.

Его нога поскользнулась, и Тарса опустился на одно колено.

Он попытался встать, но сила покинула его тело.

Как легко было бы просто лечь и умереть.

Но не таков путь Саламандров. Они жили ради огня, наслаждались вызовом встречать его каждый день. Быть сожженным означало понять, что ты жил.

Он услышал крик орла и с непокорным ревом Тарса поднялся. Бушующая вокруг него атомная ярость почти содрала с него кожу. Он сделал следующий шаг.

Еще два. Он снова поскользнулся, и в этот раз ему не подняться.

Но он не упал.

Его подхватил гигант в пылающем доспехе.

– Я держу тебя, брат, – сказал он.

Тарса посмотрел в лицо, такое же полуночно-черное, как и его собственное. Лицо Саламандра.

Но не обычного Саламандра. Это было лицо полубога. В ореоле огня и черных склонов горы, выковавшей его, с кузнечным молотом в одной руке и клинком в другой.

– Милорд… – прошептал Тарса. – Вы… живы.

– Да, Тарса, я жив, – сказал примарх Вулкан.

– Я видел вас, – сказал воин, отчаянно стараясь произнести эти последние слова. – На Терре… мертвого, но я верил. Я знал. Вулкан жив! Я знал, что вы… никогда… не оставите своих сыновей.

– Я не оставил ни одного из вас, – ответил Вулкан.

Тарса кивнул и попытался повернуться, чтобы передать свой груз, но у него не осталось сил.

Вулкан протянул руку и поднял серебряный ящик, словно тот ничего не весил.

В конце концов, он был примархом, одним из любимых сыновей Императора.

– Я… пытался… милорд, – сказал Тарса, последние угольки его души потускнели. – Я пытался доказать, что достоин вас.

Вулкан кивнул и сказал: «Однажды ты спросил меня, верю ли я в тебя. Помнишь?»

Тарса не вспомнил, но кивнул. Все ради своего генетического отца.

– Я сказал: «Ты пришел из огненной земли. Ты жил в свете пылающих гор. Да, я верю в тебя». Ты помнишь?

Всплыло воспоминание: жестокий гигант по колено в трупах.

Но теперь это не имело для Тарсы никакого значения.

Он услышал где-то рядом рев Огненного змия. Судя по звуку – большого.

– Я верю в тебя, Атеш Тарса, – сказал Вулкан.

Багровые глаза Тарсы потускнели, словно последний свет остывающей кузни.

Он снова услышал рев, растущий хор зверей Ноктюрна.

И ур-змии, обитающие в расплавленном сердце Ноктюрна, поднялись, чтобы отнести его домой.

Велунд держал энергию на низком уровне, выписывая «восьмерку» у южных склонов Геродота Омеги. Десантно-штурмовой корабль трясло от ярости вулканического извержения. Первый выброс был чудовищным, концентрированной волной перегретого газа и пламени

Он отвел корабль от склонов, инстинктивно испугавшись опустошительного пирокластического дождя из обломков и камней, но концентрация пламени и отсутствие обломков сказали ему, что это было не обычное вулканическое извержение.

Это пламя обладало всеми признаками катастрофической аварии на посадочной платформе.

Он увидел падающий трансорбитальный корабль, но надеялся, что пилот достаточно мастеровит, чтобы безопасно посадить его. Выброс пламени из кальдеры положил конец этой надежде и сжал холодной хваткой сердце Велунда.

Велунд сосредоточился на управлении десантным кораблем, в то время как Таматика сканировал вокс-каналы в поисках передач от братьев.

– Есть что-нибудь? – спросил Велунд.

Таматика покачал головой. Они оба могли представить разрушение, которое должно наполнить вулкан. Воины Легиона могли выдержать многое, но это…?

– Они выживут, – сказал Велунд, как будто сила его слов могла заставить вселенную уступить его желанию. – Они выживут.

– Да, Сабик, – согласился Таматика. – Они выживут.

10 Время умирать / Бегство / Выродки и чудовища

Гордость и благоговение наполнили Кадма Тиро, когда он смотрел, как Игнаций Нумен несет Атеша Тарсу и Магна Матер из атомной огненной бури, поглотившей трансорбитальный корабль. Саламандр упал на их глазах, и видеть приз, но не иметь возможности добраться до него, было сродни удару ножом в сердце. То, что Тарса дошел так далеко, было подлинным чудом, но Тиро понимал, что даже воодушевляющий клекот Гаруды не поможет ему дойти до них.

Игнаций Нумен тут же шагнул навстречу обреченному воину, сбросив руку Тиро с яростным рыком, в котором звучали одновременно скорбь и гнев.

– Я должен довести его. Он – наш брат.

– Ты умрешь, – сказал Тиро.

Нумен пожал плечами.

– Кто-нибудь из нас думал, что мы доживем до этого момента?

У Тиро не было ответа, и он смирился со свидетельством одного из самых самоотверженных поступков, которые встречал в своей жизни. Он видел, как упал Тарса и как его подхватил Железнорукий. Он видел, как Нумен держал умирающего Тарсу, почтив его жертву словами, которые никто из них не узнает.

И теперь Игнаций Нумен завершил путь Саламандра.

Ветеран, пошатываясь, вышел из растущей огненной бури. Его голова обгорела до кости от радиоактивного пламени. Он упал на колени рядом с Тиро и Шарроукином, позволив, наконец, телу Тарсы соскользнуть с его плеча, а Та'лаб Вите-37 взять у него Магна Матер. Они опустили ветерана на землю, и Тиро поморщился от вида его ран. Грудь Нумена превратилась в кошмар из расплавленного металла и почерневшей плоти. Изнутри влажно блестели кости и органы.

Гаруда спикировал из бури. За крыльями волочился дым и пыль.

Голова кибер-орла склонилась. Он тоже знал, что это конец.

– Она цела? – спросил Нумен.

– Не говори, – сказал Тиро. – Береги силы, чтобы выбраться отсюда.

– Она цела? – снова спросил Нумен, глядя мимо Тиро на Та'лаб Виту-37.

Она оторвала взгляд от показателей на передней части серебряного ящика и кивнула.

– Она цела.

– Хорошо, – сказал Нумен. – Думаю, теперь я умру.

Тиро сжал руку Нумена в воинской хватке. Он хотел сказать что-то значимое, чтобы почтить героическую жертву этого воина, высказать безграничную гордость и восхищение службой ветерана.

Но Игнаций Нумен был мертв.

– Нам нужно идти, капитан Тиро, – сказала Та'лаб Вита-37. – Уровень радиации растет.

Тиро проигнорировал ее, прижимая кулак Нумена к орлу его нагрудника.

– Я никогда не знал такого же сильного и бесстрашного воина, как ты, – сказал он. – Твое доверие было нелегко заслужить, но когда это произошло, оно стало нерушимым. Ты был истинным сыном Железных Ру…

– Ну же, – резко оборвала его Та'лаб Вита-37. – У нас нет времени на тоскливую сентиментальность.

В Тиро вспыхнул гнев, и он обратил его на Та'лаб Виту-37. Капитан резко выпрямился и схватил геноведьму за горло. Развернул ее и поставил на колени рядом с обгоревшими телами Тарсы и Нумена. Он мог сломать ей шею, чуть усилив нажим, и на кратчайший миг ему этого захотелось.

– Эти люди были героями, – проревел он. – Посмотри на них.

Тиро почувствовал легкое прикосновение к руке и повернулся. Шарроукин покачал головой.

– Возьми себя в руки, капитан, – сказал он.

Гнев Тиро резко сменился хорошо знакомой пустотой внутри. Боль от потери людей под его командованием, которая никогда не уменьшалась.

Тиро отпустил Та'лаб Виту-37 и сказал: «Эти воины умерли за то, что находится в этом контейнере. Они выполнили свой долг, и ты почтешь их память или я убью тебя прямо сейчас».

Та'лаб Вита-37 кивнула и поднялась, потерев расцветшие на шее кровоподтеки.

– Не совершай ошибку, Кадм Тиро, я презираю твой род и цель, ради которой вас создали, – сказала она, – но клянусь, я почту их имена. А теперь мы должны идти и немедленно.

– Она права, – сказал Ульрах Брантан, вглядываясь в пламя и дым, клубящиеся на вершине вулкана. Изнутри кальдеры раздавался вой, и ослепительная реактивная струя накрыла землю ударной волной перегретого воздуха.

Десантно-штурмовой корабль «Громовой ястреб» вынырнул из дыма, выполнив штурмовое десантирование как по учебнику.

Огонь выжег его цвета до голого металла, но щиток с выгравированной волчьей головой на наклонной броне был отчетливо виден.

– Сыны Гора, – закричала Та'лаб Вита-37. – Они здесь.

На фюзеляже открылись десантные двери и шесть массивных фигур выпрыгнули из корабля. Облаченные полностью в черную броню и слишком громоздкие для легионеров в доспехах Тип IV, они приземлились с громким ударом металла о металл.

Существовал только один тип воинов, которые осмелились бы высадиться в сердце расширяющейся атомной бури.

Терминаторы.

– Бежим! – завопил Тиро.

Они побежали.

Против шести воинов в терминаторских доспехах не выстоять.

Каждый был ходячим танком, непробиваемым ничем, кроме самого тяжелого оружия, и почти неубиваемым. У трех тяжелораненых легионеров и полубезумной геноведьмы шансов не было вообще.

Обломки трансорбитального корабля сломали часть позвоночника Тиро, а оба легких были разорваны. Его дополнительное легкое также получило повреждения, и его отказ был только вопросом времени. Рыхлость в груди говорила ему, что костяная защита внутренних органов расколота. Каждый вдох и шаг отдавался огненными стрелами в теле, и он чувствовал, что в пустотах доспеха скапливается кровь.

После обжигающей яркости кальдеры темнота в туннелях, прорубленных в вулкане, казалась абсолютной. Коридоры с серыми стенами разделялись, направляя через заброшенные лаборатории и безлюдные исследовательские храмы.

– Вперед, – сказала Та'лаб Вита-37, выбирая крайний слева туннель. – Тем же путем, что пришли.

Шарроукин повернулся, когда за ними дернулся дым. Над голым каменным полом извивались отвратительные тени, и Шарроукин ощутил мерзкий привкус скисшего молока, в котором он научился узнавать варповство.

– Ложись! – закричал он, когда поток огня из штурмовых болтеров разбил скалобетон. Коридор наполнился резким грохотом масс-реактивных снарядов. Сокрушительный удар сбил Тиро с ног, а осколки снарядов раскромсали щеку и выбили левый глаз.

Брантан поднял геноведьму и прикрыл собой. Пара масс-реактивных снарядов врезались ему в спину. Из ребер Брантана шрапнелью разлетелись куски плоти и осколки и посекли руки и ноги Та'лаб Виты-37.

Она закричала от боли и уронила ящик с Магна Матер на землю.

Шарроукин прыгнул, чтобы оттащить его, когда Брантан опустился на колени. В спине капитана зияли две дыры размером с кулак, а выходящие отверстия были в два раза больше.

– Ульрах! – закричал Тиро. Его глаза залило кровью, когда он перекатился в укрытие коридора. Брантан не ответил, просто тряхнул головой и зарычал, поднимаясь. Он снова прикрыл геноведьму своим телом, кровь обильно лилась из ран, слишком тяжелых, чтобы даже трансчеловеческая физиология могла их исправить. Железное Сердце излучало пульсирующее изумрудное свечение, доводя энергию Темной Эры до предела, чтобы сохранить Брантану жизнь.

– Веди нас, – приказал он сквозь стиснутые зубы Шарроукину.

Гвардеец Ворона кивнул и направился вглубь горы.

Стрельба прекратилась, за ними следовали только звуки нечеловеческого смеха.

Тиро знал, что врага играются с ними. Терминаторы были ужасающе мощными врагами, и, несмотря на невысокую скорость, отличались абсолютной неутомимостью. Они знали, что их добыче некуда бежать. Ее уничтожение было всего лишь вопросом «когда», а не «если».

– Ты ранен, – сказал Брантан, заметив окровавленное лицо Тиро.

– Ты тоже, – ответил Тиро. – Даже сильнее.

Шарроукин привел их в огромный зал с рядами генокапсул. Здесь звенели свисавшие с потолка цепи подъемников, а рокот древних скрытых машин придавал воздуху маслянистый электрический привкус. От взрыва в кальдере сотни капсул упали со своих креплений и разбились о каменный пол.

Через железные решетки вытекли лужи молочных вязких жидкостей, а потрескивающие энергии долго бездействующих механизмов ожили, наполнив зал узорами света.

– Что здесь произошло? – спросил с трудом дышавший Тиро. Та'лаб Вита-37 постучала посохом по полу, а за гладкой поверхностью шлема мелькнули красные огоньки. Она тоже дошла до предела своей выносливости. Левая рука безвольно висела, а правая нога от бедра вниз пропиталась кровью.

Часть пола в центре пещеры застонала, когда начали открываться заслонки. Замигали аварийные огни, и снизу поднялась широкая платформа из темного металла. Вокруг центрального когитаторного пульта кольцом размещались десять генокапсул с блестящей черной поверхностью. В отличие от прочих матовая и непрозрачная поверхность не позволяла увидеть, что находится внутри.

Волоча окровавленную ногу, Та'лаб Вита-37 направилась к центру возвышенной платформы и пульту управления.

– Что это такое? – спросил Шарроукин.

– Я ведь говорила вам, что здесь производили выродков и чудовищ? – сказала Та'лаб Вита-37, вытянув из тыльной стороны кисти раздвоенный инфокабель. Один конец подсоединила к пульту, второй вставила в свой посох. По всей его длине замелькали огни.

– Говорила, – ответил Шарроукин. – И кроме того сказала, что вы их всех уничтожили.

– Я солгала, – сказала Та'лаб Вита-37.

Трастевере продвигался все дальше вглубь горы, выставив перед собой штурмовой болтер. Он со своим отделением юстаэринцев мог без усилий захватить город, за день взять штурмом крепость и превратить ее в руины. Задействовать так много воинов для уничтожения нескольких неожиданно появившихся легионеров, которые каким-то образом попали на поверхность Луны, было настолько абсурдно излишним, что он почти поставил под сомнение приказ Первого капитана.

Глаза Эзекиля Абаддона сказали ему, что следующий подобный вопрос будет последней ошибкой в его жизни. Что бы здесь ни стояло на кону, этого было явно достаточно, чтобы отвлечь элитных солдат Сынов Гора.

Их добыча ранена и загнана в угол. Пролитая кровь вела прямиком к ним, и сбежать от преследования терминаторов, несмотря на их неповоротливость из-за доспехов, было невозможно. Гора дрожала от ударов спрятанных механизмов, словно медленно пробуждаясь после многовековой спячки. Это напомнило Трастевере о его юности в смертельных пещерах Хтонии. Тогда его жизнь состояла из темноты и постоянного барабанного грохота машин для горных работ. Смерть таилась вокруг каждой разработки, а жизнь стоило дешевле глотка воды. Но он больше не был зеленым юнцом, который сжимал кинжалы из кремневых наточенных осколков и сражался за жизнь зубами и яростью. Теперь он был ходячей смертью.

– Впереди жизненные показатели, – доложил Ворнак, оторвав взгляд от ауспика.

– Разомкнутый боевой порядок, – приказал Трастевере, прижав штурмовой болтер к груди.

– Серьезно? – удивился Ургав. – Их только четверо, и они серьезно ранены.

– Они легионеры, – предостерег Трастевере.

– Они – сброд, – ответил Ургав. – Я видел метки доспехов. Это недобитки с Исствана V.

Трастевере почувствовал гнев.

– То, что они так долго выживали, должно предостеречь от их недооценки.

Он услышал свои слова и неожиданно сам поверил в них.

Возможно, Первый капитан был прав, отправив такое количество воинов. Любые лоялисты, вырвавшиеся из резни на черных песках, несомненно, были воинами, чья доблесть заслуживала уважение.

– Стойте, – предупредил Ворнак.

– В чем дело?

– Жизненные показатели.

– Что с ними? – спросил Трастевере.

– Я… не уверен, – сказал Ворнак. – На секунду показалось как…

– Как что?

– Как будто появились новые сигналы, – закончил Ворнак.

– Новые? Их всего четверо, – прошипел Ургав. – Мы тратим время. Идем дальше и покончим с этим. Думаешь, Луперкаль будет нас ждать, прежде чем начнет штурм Терры? Будь я проклят, если не окажусь в числе первых на поверхности Тронного мира.

Трастевере вывел данные из ауспика Ворнака на свой визор.

Изображение сбивало с толку, представляя размытые нарастающие сигналы несоразмерной активности. Он не видел смысла в них, но приказы были четкими.

Убить нарушителей и завладеть трофеем под Геродотом Омега.

– Мы в святилище Селенара, – сказал он. – Вполне ожидаемо, если мы наткнемся на аномальные жизненные показатели.

Вопрос решен, Трастевере повел их вперед, идя по следам добычи: крови, пота и смрада страха. Темноту под горой освещали мигающие люмены. Неужели это добыча разбила их, надеясь замедлить преследователей?

Коридор перешел в гулкий зал, который смердел пролитыми амниотическими жидкостями и протухшим мясом. Аккуратными рядами стояли вертикальные капсулы, напоминая анабиозные резервуары в апотекарионе. Внутри плавали мертвые призрачные тела странной формы.

Потолок помещения достигал сотен метров высоты, а от стены до стены протянулись тяжелые подъемные устройства на рельсах. Сверху свисали цепи с крюками, перемещая раскачивающиеся тяжелые грузовые контейнеры.

Авточувства терминатора зарегистрировали прогорклый запах, знакомый каждому воину.

Гнилое мясо и разложившиеся органы.

Трастевере посмотрел по сторонам, выискивая движение.

Отточенные веками войны инстинкты говорили ему «что-то не так», но он не видел отчетливых следов их добычи.

По залу прокатился низкий стон. Оседающий металл или что-то враждебное?

– Что это было? – спросил Ворнак.

– Тихо, – рявкнул Трастевере.

Они дошли до центра помещения, где десять таких же анабиозных резервуаров стояли в правильном порядке. В растекающейся луже крови сидела фигура в плаще, прислонившись к когитаторному пульту. По забрызганной кровью поверхности блестящего серебряного шлема в медленной пляске скользили затухающие огоньки.

Геноведьма.

Фигура подняла голову, когда юстаэринец приблизился.

– Вы опоздали, – сказала геноведьма. – Они уже ушли.

– Лжешь, – ответил Трастевере. – Я чувствую их запах.

Она попыталась заговорить, но выкашляла желчную жидкость внутри шлема. Она сняла его и бросила на платформу с тяжелым лязгом металла.

Открывшееся лицо было худым, с резкими чертами и гермафродитным, кожа белая, как сам месяц, череп выбрит и покрыт шрамами. Глаза были цвета шокирующе яркого индиго, но Трастевере видел, как жизнь вытекает из них с каждым замедленным ударом сердца.

– Тебе остались считанные мгновения, – заметил он.

– Я прожила достаточно долго, – ответила геноведьма. – Достаточно долго, чтобы увидеть, как родились и выросли мои сыновья.

Трастевере навел оружие на ее грудь и спросил: «Какие сыновья? Что в этих капсулах?»

– Ничего, – ответила геноведьма с последним вдохом. – По крайней мере, больше ничего.

Слева раздался завывающий вопль, и Трастевере повернулся вовремя, чтобы увидеть, как замыкающего воина сбило с ног нечто такое же громадное. Влажное и зловонное тело было обрюзгшим и призрачно-бледным от долгого пребывания в неизвестных жидкостях. За ним тянулись сочащиеся кабели из незаконченных разъемов в позвоночнике.

Оно яростно заревело. Кошмарное творение безумного анатома, выродок, который каким-то не спонтанным образом устроил себе выкидыш. Даже мигающее освещение и скорость, с которой оно перемещалось, не скрыли его отвратительную форму.

Вздувшаяся скрученная мускулатура и гибкие конечности сплавились с рудиментарными органами и костяными рогами, выросшими из плоти. Раздутые костяные выпуклости и болтающиеся полосы неиспользованной кожи. Хрящи и плоть, образованные из искаженных геномов, которые никогда не предназначались для человеческого телотворения.

И зубы, так много зубов.

Оно подняло похожие на кузнечные молоты кулаки и двойным ударом раскололо шлем и череп воина на куски.

Масс-реактивные снаряды пробили неестественное тело, вырывая куски мертвенной плоти из спины и бока. Изрешеченное существо упало на колени, ревя в безумной ярости. Трастевере всадил болт в череп твари, и она рухнула с болезненным рыком. Но продолжало пытаться встать, и Сыну Гора пришлось сделать еще два выстрела для уверенности.

– Добей огнем, – приказал он, и Ургав направил на него медно-черные форсунки тяжелого огнемета.

Над телом существа полыхнула струя ослепительно яркого прометия.

Свет пламени блеснул в хищных глазах других чудовищ.

Они вырвались из резервуаров вокруг юстаэринцев. Стая прожорливых зверей с чудовищно мутировавшими телами. Все хрящи и обнаженные ребра, плоть их тел усеивали покрытые волдырями костяные рога и пятна грубых, как проволока, волос. Их многочисленные глаза светились безумием и животной яростью вечной боли. Штурмовые болтеры взревели и десятки масс-реактивных снарядов начали рваться в телах нападавших.

Вонь вскипевшей крови и опорожненных кишечников наполнила чувства Трастевере.

– Что они такое? – спросил Ворнак.

Мерзости. Это слово пришло на ум, но Трастевере увидел что-то жутко знакомое в их генетически увеличенных размерах и намеках на прочный панцирь под грудами разросшихся мышц и костей, словно его сородича противоестественно напичкали усилителями роста, которые безудержно смешались в первобытный суп со случайным ассортиментом генетического материала.

Типичный Селенар.

– Они – чудовища, – сказал он, стреляя по целям. – Незаконные творения Селенара.

Масс-реактивные снаряды одним попаданием убивали большинство существ втрое большего размера, но на убийство этих уходил целый магазин.

Опрокинули очередного юстаэринца. Огромная сила чудовищ Селенара разорвала его броню, словно бумагу. Ворнак заревел в ярости, когда существо с шестью зверски сильными руками вырвало его штурмовой болтер, а затем оторвало ему руку. Он чуть отступил и врезал кулаком оставшейся руки в лицо твари.

Она не остановилась, так как у нее были другие лица – одно наполовину погруженное в складку плоти, напоминавшую воротник плащеносной ящерицы, другое с клыкастым отверстием, служившим ртом.

Другое существо с мультифасеточными глазами и чем-то похожим на стальные тросы вместо сухожилий. Но следующий обладал странной и неземной красотой, которая напомнила Трастевере о моменте, когда он увидел Фениксийца в бою на полях Исствана. Ворнак пал под градом ударов звериной толпы. Они вырвали ему глотку, и когда один из них поднял голову с куском окровавленной плоти в пасти, Трастевере увидел нечто настолько ужасающе знакомое, что буквально застыл в шоке.

Он единственный среди нападавших обладал совершенно человеческим лицом или, точнее, совершенно трансчеловеческим. У него были те же широкие генетически увеличенные скулы и высокий лоб, обычный для большинства легионеров, но это существо повторяло насмешливые ястребиные черты самого Гора Луперкаля.

Гнев грозил овладеть Трастевере, но он был юстаэринцем и не поддался эмоциям. Сын Гора подавил первобытное желание атаковать в слепой ярости. Он отделил свою ярость, готовясь обрушить ее на легионеров-лоялистов.

Пятеро его людей были убиты, другие истекали кровью, но продолжали сражаться с твердой дисциплиной.

Вот в чем была разница. Вот что решит этот бой.

Чудовища не обладали не отточенным мастерством, ни дисциплиной.

Они сражались не как единое целое, но как отдельные монстры.

Потрясение от их атаки было жутким, но с ее начала прошли считанные секунды.

– Сомкнуть ряды, – приказал Трастевере.

И дисциплина с подготовкой юстаэринцев приговорили нападавших.

Стихли последние выстрелы, и Шарроукин понял, что все чудовища Та'лаб Виты-37 мертвы. Она обещала, что ее протолегионеры купят им немного времени, но Гвардеец Ворона видел юстаэринцев в деле и понимал, что его будет немного.

Они выживали дольше, чем он рассчитывал, но этого все равно будет недостаточно.

Он, Тиро и Брантан были серьезно ранены, их искалеченные тела теряли смертельное количество крови внутри своих доспехов. Они оставляют липкие следы, которые даже слепой заметит. Сопровождавший их Гаруда летел неустойчиво из-за погнутых крыльев и помятого тела.

Брантан раскачивался с каждым шагом, одной рукой опираясь на стены. Железное Сердце сохраняло ему жизнь благодаря какому-то древнему чуду технологий, которое он не понимал, но, наверняка, даже оно не сможешь поддерживать его долго.

Тиро бежал, согнувшись. Его скручивало от мучительного давления сломанной спины, сам позвоночник рассыпался на осколки под мышечной оболочкой. Если он выберется из горы, это будет история, достойная лучших воинов Медузы, легенда, вдохновляющая будущие поколения Железных Рук

Собственные раны Шарроукина были сравнительно незначительными, хотя терзающая тело боль не соответствовала этой объективной оценке. Сломанный позвонок в спине отдавал агонией с каждым шагом, а рана в боку не затягивалась. Ощущение пустоты в груди говорило ему о лопнувшем основном сердце, и второстепенный орган взял на себя нагрузку. Резервное сердце легионера предназначалось только для поддержки раненого воина на короткие отрезки времени, пока он не доберется до апотекариев.

Оно не предназначалось для таких длительных нагрузок, как эта.

Гвардеец Ворона гадал, сколько времени оно еще протянет.

– Ты слышал это? – задыхаясь, спросил Тиро, упав на колени с рыком боли. – Они догоняют нас.

– Тогда вставай, чтоб тебя, – сказал Брантан, поднимая Тиро на ноги. – Ты – Железнорукий. Мы не становимся на колени в присутствии врага.

Тиро сдержал крик боли и судорожно вдохнул.

– Извини, капитан, – прохрипел он, сжав кулаки. – Больше не повторится.

– Вход в трубопровод недалеко, – сказал ему Шарроукин. Тиро кивнул, но ничего не сказал, каждая частица его воли сосредоточилась на перемещении одной ноги за другой.

Зычный голос, наполненный негодующим гневом и жаждой мести, разнесся по подземному коридору.

– Вы не сможете бежать вечно, – сказал он. – Мы поймаем вас, и ваши смерти не будут быстрыми, как у чудовищ вашей геноведьмы. Я, юстаэринец Трастевере, капитан Стражи Ока, обещаю вам это.

Они не останавливались, каждый метр добывал победу, каждый шаг, приближавший их к открытому пространству, был даром. Они слышали грохот шагов юстаэринцев за спиной, тяжеловесных и неумолимых, как приближающаяся гроза.

Насмешки Трастевере преследовали лоялистов, каждое слово обещало кровавое возмездие и боль.

Шарроукин не сомневался в этом.

Его дух воспарил, когда он увидел трапециевидную арку, которая вела в складское помещение. Облученные пары клубились прямо под потолком, вентиляционная система больше не работала и не вытягивала токсины изнутри.

– Мы на месте, – сказал Шарроукин, пробираясь через штабеля нагроможденных строительных материалов и сломанных машин к входу в вентиляционную сеть. – Скорее.

Он остановился у входа в трубопровод, когда увидел, что Тиро и Брантан не идут за ним. Один взгляд на позиции двух капитанов сказал Шарроукину, что они задумали.

– Если примите бой, они убьют вас, – сказал он.

Тиро проверил оставшиеся боеприпасы к болтеру. Подвешенные под руками Брантана загрузчики с лязгом отправили последние снаряды в магазины.

– Нам не оторваться от них, – сказал Брантан, глядя через арку. – Значит, будем сражаться.

Инстинкты Шарроукин дать бой врагам боролись с его желанием выбраться из горы. Он не испытывал любви к Брантану, но считал Тиро верным товарищем по оружию. Они не были друзьями, но вместе проливали кровь. Свою и предательскую.

Брантан прочитал бушующую в Гвардейце Ворона борьбу эмоций.

– Мы не может оторваться от Сынов Гора, но ты можешь, – сказал он, отворачиваясь. – Иди, Гвардеец Ворона, забери Магна Матер. Считай это моим последним приказом.

Шарроукин колебался, разрываясь между подчинением приказу и желанием биться рядом со своими братьями.

– Никона, – сказал Тиро. – Миссия на первом месте. Всегда, иначе быть не может.

Шарроукин вынул магазин из болтера и вручил его Тиро.

– Потрать каждый снаряд с пользой, Кадм, – сказал он.

11 Славная смерть / Прорыв / Один во тьме

Необычное спокойствие наполнило Кадма Тиро, когда он вогнал последние снаряды в магазин своего болтера. Ему хотелось найти на прощанье слова получше для Гвардейца Ворона, как-то передать, что для него было честью биться рядом с ним.

Теперь остались только он и Брантан. Даже Гаруда исчез. Птица села на плечо Брантану и наклонилась, словно беззвучно шепча ему на ухо. Брантан кивнул, и кибер-орел нырнул в трубопровод, даже не оглянувшись.

– Куда он летит? – спросил Тиро.

– Куда пожелает, – ответил Брантан. – Хватит о Гаруде. Следи за оружием.

Тиро следил. Даже с боеприпасами Шарроукина, магазин был неполон.

– Несколько очередей и нам останется только рукопашный бой, – сказал он.

– Против терминаторов, – напомнил Брантан.

Тиро поднял голову, медленно кивнул и сказал: «Почти нечестно для них».

– Они получат от нас на память славную смерть.

– Я готовился встретить этот день с самого Исствана V. Наше бегство с мира черных песков только отсрочило эту смерть, – сказал Тиро.

– Я умер там, – ответил Брантан. – Или так близко подошел к смерти, что не было никакой разницы. Каждый раз, как ты возвращал меня из стазиса, я считал, что он последний. Я всегда знал, что мне придется заплатить жизни долг, взятый в тот день. Теперь он выплачен.

– А я всегда считал, что умру далеко от света Терры на каком-нибудь безымянном поле битвы на границе известного космоса, – признался Тиро. – Я буду на века старше, седой и с долгой историей службы Империуму. И проживу достойную жизнь с редкими сожалениями.

– До того, как галактика обезумела, я никогда не думал о своей смерти, – ответил Брантан. – Даже в теоретических беседах с Тринадцатым. Апотекарии говорили, что мы, по сути, бессмертны, а летописцы утверждали, что мы – боги. Это само по себе должно было стать предупреждением, ведь какая история богов не заканчивается их свержением и истреблением?

Тиро не ответил. Он увидел тени приближающихся юстаэринцев.

– Капитан Брантан, это было честью, – сказал он.

Три массивные фигуры зашли под арку. Терминаторы в черной броне. Их вид шокировал Тиро, так как они были изодраны и выглядели так, словно прорывались с боем из одного конца звездолета в другой. Редко какой враг устраивал группе ветеранов такую взбучку.

Брантан как будто пожал плечами, и его подвесные орудия выбросили тяжелые болтерные снаряды с дозвуковой скоростью. Они поразили первого терминатора, и от попаданий в доспех посыпались искры и разлетелись, словно шрапнель, куски металла и керамита.

Воин пошатнулся и отступил на шаг, но не упал. Он навел собственное оружие.

Тиро высунулся из укрытия и, прицелившись, нажал спусковой крючок.

Пара масс-реактивных снарядов угодила в магазин терминатора, и кулак воина исчез в сверкающем ливне последовавших взрывов. Второй терминатор навел штурмовую пушку на Тиро, ее длинные вращающиеся стволы уже раскручивались до скорости стрельбы.

Разрушительный ураган скорострельных снарядов пробуравил ящики и материалы. Тиро нырнул в сторону, стреляя на ходу. Скрежет сломанной кости в спине наполнил его тело болью, а глаза заволокло серой дымкой. Он кувырком поднялся на ноги и прицелился в магазин в тыльной части орудия. Железнорукий выстрелил, но прицел вышел неверным, и снаряд только помял ящик.

Он срикошетил, и Тиро заскрипел зубами из-за боли, омывшей тело пламенем.

Снаряд ударил ему в грудь и взорвался на нагруднике. Он не пробил броню, но энергия удара отбросила воина. Тиро пошатнулся и выстрелил в ответ. Следующий снаряд попал ему в стык бедренной кости и бедренного сустава, и в этот раз пробил доспех.

Взрыв оторвал левую часть таза Тиро, осколки бедренной кости и металла вонзились в живот и пах. Кровь наполнила рот Тиро, и он почувствовал, что отказали целые участки внутренней анатомии. Повреждения органов были катастрофические и совершенно несовместимые с жизнью. Его охватила жуткая боль, и он рухнул на штабель ящиков, как король, развалившийся на своем троне.

Серая мгла перед глазами сменилась красной, и он увидел, как Брантан движется, словно пикт-кадр, прокручиваемый на половине скорости. Затворы его болтеров бесполезно щелкали – магазины были пусты. Грудь товарища-капитана была разорвана, превратившись в месиво из пробитых в его теле кровавых туннелей.

Только Железное Сердце оставалось целым, его серебряная оболочка яростно пульсировала.

Брантан вырвал штурмовую пушку у одного из юстаэринцев и взмахнул ею, как дубиной. Тяжелый казенник обрушился на череп владельца. Из обломков шлема разлетелось огромное количество крови, осколки костей и влажные куски мозгового вещества. Брантан повернулся и замахнулся на третьего терминатора, но снаряд из штурмового болтера, не разорвавшись, прочертил борозду в верхней части его черепа. Брантан раскачивался, но держался прямо, его тело застыло на месте. На кратчайший миг Тиро осмелился понадеяться, что он продолжит бой, как много раз до этого.

Но одного взгляда на залитые кровью глаза Брантана было достаточно, чтобы понять: Ульрах мертв. Железное Сердце, наконец, остановилось, и герой Железных Рук ушел из жизни. Хотя его тело из плоти и крови умерло, неподвижное шасси, когда-то принадлежавшее саркофагу брата Бомбаста, все еще удерживало его прямо.

Даже в смерти Ульрах Брантан не преклонил колени перед врагом.

Сын Гора повернулся к Тиро.

Он поднял болтер и нажал спусковой крючок в последний раз.

Оружие щелкнуло. Как и в болтере Тиро, у него не осталось снарядов.

Убивший Брантана юстаэринец возвышался над Кадмом. Воин носил знак отличия капитана и другие неизвестные Тиро отметки, но от которых он инстинктивно отпрянул. Капитан юстаэринцев подобрал штурмовую пушку, металл которой все еще был влажным от крови и мозгов его убитого брата. Несомненно, это был Трастевере.

– Остался только один, – сказал предатель.

Тиро собрал последние силы, чтобы выплюнуть свое презрение.

– Да, только один, но он – Гвардеец Ворона, – проговорил он. – У него четыре минуты форы, что больше чем ему нужно. Шарроукина тренировали повелители теней Ликея, и он знает каждую тайную тропу отсюда до Моря Спокойствия. Трон, да он знает кратеры Луны лучше, чем Селенар! При небольшом везении, он уже на полпути к Терре.

Трастевере рассмеялся отвратительным злобным смехом.

– Из Железных Рук выходят ужасные лжецы.

Тиро покачал головой.

– А из Сынов Гора выходят ужасные легионеры.

Трастевере поднял штурмовую пушку.

– Скажешь что-нибудь на прощание?

– Я прожил достойную жизнь с редкими сожалениями, – сказал Тиро. – Можешь сказать то же самое?

Штурмовая пушка заревела, и взятый на Исстване V долг был, наконец, выплачен сполна.

Шарроукин выбрался из вулкана под визг помех в шлеме и яростный голос Велунда.

– … кин… веть… Если можешь… сообщи… пози…

– Велунд, я снаружи, – сказал он, задыхаясь от боли. – Магна Матер у меня, нужна немедленная эвакуация. Подчеркиваю – немедленная.

Ответа нет, только шипение новых помех. Он осмотрел чернильную черноту над собой, выискивая любой признак «Грозового орла», но ничего не увидел. Он повернулся, когда услышал лязг металла, потянувшись за болтером, пока не вспомнил, что отдал последние боеприпасы Кадму Тиро.

Вылетел Гаруда, раскинув помятые крылья. Он летел неуверенно. Кибер-орел тоже был ранен. Сначала, Шарроукин обрадовался, увидев птицу, но затем у него сжалось сердце, так как ее появление могло означать только одно – Тиро и Брантан мертвы.

Шарроукин подавил скорбь, грозившую захлестнуть его.

– Велунд? Ты здесь?

По-прежнему нет ответа. Были ли они все еще на месте крушения? Неужели повреждения настолько серьезны, что Велунд и Таматика не могли починить их. Нет, он не верил в это. Если был хоть малейший шанс убедить штурмовой корабль подняться, то железные отцы воспользуются им.

– Трон, Шарроукин, – раздался голос Велунда. – Мы боялись худшего. Я вижу тебя. Захожу со спины.

Шарроукин повернулся и увидел приближающийся силуэт «Грозового орла». Между его крыльями и стенами каньона было чуть больше метра. Корабль пролетел над головой, Велунд поддерживал низкую скорость из-за опасения, что машина может развалиться. Ее двигатели визжали и запинались, и Шарроукин увидел весь масштаб повреждений, полученных при крушении.

– Трон, не верю, что ты снова поднял его в воздух, – сказал он, когда корабль снизился и опустил кормовую штурмовую рампу. Велунд держал его в метре над землей по стандартам боевой эвакуации, но Шарроукин увидел, что он и так не мог посадить его безопасно – посадочные лыжи были разбиты.

Как только рампа достаточно опустилась, Шарроукин закинул Магна Матер в отсек и взобрался сам. Гаруда влетел в штурмовой корабль вслед за ним и почти упал на продырявленную палубу.

Каждая частица тела и души Шарроукина болела, но он поднялся и ударил ладонью по механизму закрытия рампы.

– Я внутри, – сказал он. – Убираемся отсюда!

– Что с остальными?

– Я один, – ответил Никона, стараясь сдержать эмоции.

Трастевере и Ургав поднялись на поверхность Луны вовремя, чтобы увидеть десантно-штурмовой «Грозовой орел», который не имел права находиться в воздухе на поврежденных двигателях, которые сбивчиво выбрасывали синее пламя. Его корпус покрывали вмятины и пробоины, но блестящая серебряная рука на его борту не потускнела.

Юстаэринец увидел воина в пыльном черном доспехе на штурмовой рампе, когда трясущийся корабль приблизился.

Трастевере изумленно рыкнул.

– И в самом деле, на полпути к Терре.

Он поднял штурмовую пушку и нажал на спусковой крючок.

Шарроукин почувствовал, как снаряды пробивают его грудь и спину, словно обжигающие огненные прутья.

Энергия попаданий развернула его, и он рухнул на палубу корабля. Из истерзанного тела хлынула кровь. Пылающий жар растекался из ран, пока перегруженная физиология попыталась взять под контроль повреждения.

Забрызганный багрянцем контейнер с Магна Матер упал рядом с ним.

– Шарроукин, – вызвал Велунд из пилотской кабины. – Что это было?

Гвардеец Ворона сполз по избитому фюзеляжу, силясь заговорить, пока по его телу циркулировала боль.

Он попытался отстраниться, оценить урон и варианты действий в этой ситуации.

Два дымящихся отверстия раскромсали его правое плечо, сквозная рана походила на чашу с кровью, зияющую в узле из кабелей в его животе. В обоих случаях он мало что мог сделать.

– Если надо угадать, – сказал он между судорожными вдохами, – я бы сказал, штурмовая пушка.

Велунд поднялся над каньоном и развернул штурмовой корабль вокруг его оси, направившись к постепенно падающему обломку, в котором находился «Сизифей». «Грозового орла» сотрясли новые попадания. Огонь вели из штурмовой пушки, Шарроукин был прав. В обычной ситуации, это не доставило бы проблем штурмовому кораблю, но корпус получил столько повреждений, что их не счесть.

Велунд увеличил мощность, насколько осмелился, и попадания прекратились.

– Мы оторвались, – сказал он.

Время для незаметности прошло, и путь к поверхности, который занял у них несколько часов, сменился обратным, на который уйдет чуть больше трех минут. Но эти три минуты они будут открытыми и уязвимыми.

Все, что они могли делать – это бежать.

Десантно-штурмовой корабль мчался, прижимаясь к земле, над бледной поверхностью Океана Бурь, поднимая за собой медленно оседающие завесы пыли. Впереди и ближе к лунной поверхности, чем ему бы хотелось, Велунд увидел сверкающую форму обломка пусковой установки, в котором они спрятали «Сизифей».

Возможно, две тысячи метров и тридцать минут до падения на поверхность.

Он ввел угловую поправку курса, рискуя малой высотой, пока старался удержать корабль ровно. Поврежденные рулевые поверхности усложняли любые эволюции, напоминающие прямую линию.

Панель угроз издала скрипучий вой.

– Ракета в воздухе! – завопил Велунд, дернув ручку управления в бок. Штурмовой корабль сделал «бочку», и Железнорукий почувствовал, как корпус протестующе задрожал. Все еще соединенный с раненным машинным духом, легионер почувствовал, как лопаются недавно сваренные швы на фюзеляже.

Таматика сделал все, что в его силах, чтобы машина могла летать, но маневры уклонения накладывали совершенно иные требования. Велунд увидел, как пылающий хвост ракеты врезался в поверхность спутника. Плотный лунный реголит заглушил замедленные последствия взрыва.

– Всего одна? – прошептал Велунд. – Как мало вы с нами считаетесь.

Он сделал «бочку» и лег в вираж, насколько осмеливался, пытаясь засечь нападавшего.

Там! Десантно-штурмовой «Громовой ястреб» с обгоревшим корпусом после боевой посадки в пылающую кальдеру вулкана. Тот развернулся, выходя на идеальную атакующую позицию выше сзади, и Велунд увидел длинные языки дульных вспышек носовых орудий.

Он потянул ручку на себя. Слишком поздно, чтобы увернуться от очередей снарядов.

«Грозовой орел» содрогнулся и накренился от колотящих попаданий. Велунд поморщился от повторяющейся боли. Он почувствовал пробоины в левом борту фюзеляжа.

Новые удары орудийного огня пробили дорсальную броню «Грозового орла», продвигаясь вперед, пока «Громовой ястреб» поливал их сверху. Фонарь пилотской кабины разлетелся, а панель угроз взорвалась от попаданий снарядов большого калибра.

Кровь человека и машины забрызгала кабину. У Велунда перехватило дыхание от внезапной и шокирующей боли.

– Таматика! – закричал он. – Сейчас самое время попробовать твою опасную идею!

Таматика едва слышал Велунда.

Он видел, как Шарроукин упал на палубу, но был бессилен помочь.

Его тело застыло в гравикресле, соединенное через два десятка подкожных разъемов с внутренней частью глубинного спайщика. Чужеродные внутренности были залиты фиолетовым светом. Духи машины спайщика не походили на диких существ в сердце большинства имперских механизмов, это были системы холодной расчетливой злобы.

Таматика подсоединился к нему в надежде укрепить дух машины «Грозового орла», но последний поддался на уговоры Велунда. И не нуждался в прикосновении этой безжалостной машины Луны.

Но сейчас уникальные возможности межмашинного соединения были крайне необходимы.

Таматика мог заглянуть в сферы за пределами своего обычного зрения.

Он словно находился внутри гипердетализированного ноосферного пространства. Таматика повсюду видел потоки света, сигнатурные идентификаторы и растекающиеся данные из миллионов машин Селенара по всей поверхности Луны и под ней. Он видел их всех, как яркие узоры, движущиеся в изящном балете.

– Мы и не догадывались… – прошептал он. – Насколько вы отличаетесь.

Он – идеолог чуждых учений Марса, разрушитель и поработитель машин – не был желанным гостем в этом пространстве. Он ощутил, как технология Луны возмущается его сознанием, стремится выбросить его из своей сети, подобно тому, как плоть старается изгнать инородное тело.

Нет, скорее как белые клетки крови стремятся подавить и уничтожить инфекцию.

Единственная причина, по которой он проник в это пространство – повреждения глубинного спайщика. Посох Та'лаб Виты-37 нарушил его способность защищаться, и это дало Таматике доступ. Канты служения, усовершенствованные железными отцами Медузы, временно поработили его, но, как и дикий грокс, спайщик пытался сбросить и растоптать Фратера.

Существо ненавидело Таматику, и он понимал, что оно обратиться против него при первой возможности.

Железный отец почувствовал вопль корабля и возникшие наклонные копья света, когда вражеские снаряды пронзили корпус.

Таматика ощущал, как «Грозовой орел» начал разрываться, пока Велунд бросал его во все более отчаянные маневры, что удержать их в воздухе и уйти с линии огня. Это не сработает.

Залатанный «Грозовой орел» не сравнится с полностью боеспособным «Громовым ястребом».

Им оставались считанные секунды.

Таматика погрузился в мысленное пространство спайщика, раскинув свою сеть по ближайшему району. Ему хватило доли секунды, чтобы найти воинственный дух «Громового ястреба», такого же чужака, как и они.

В ноосферном пространстве он был разгневанным красным дротиком, кровавым ножом, нацеленным им в сердце.

– Видишь его? – сказал он. Слова разнеслись по общему мыслепространству.

Спайщик зарычал, словно хищник на истертом поводке.

Он рычал странным машинным кантом. Слова были незнакомы, но смысл не вызывал сомнений.

«Сначала это, потом – ты».

Таматика спустил спайщика с поводка.

Он смотрел, как его сознание разматывается, словно скрученная двойная спираль данных, прекрасная в сравнении с ноосферным исполнением марсианского кода. Спайщик сократил виртуальную дистанцию до «Громового ястреба» в мгновение ока и тут же опутал жестокое сознание машинного духа корабля.

Таматика почувствовал мимолетную боль сожаления, глядя, как ледяные когти спайщика впиваются в дух «Громового ястреба», щупальца его холодного сознания проникают в каждую грань сущности корабля и кооптируют их одну за другой.

Красный дротик корабля Сынов Гора покачнулся в воздухе, пока пилот боролся с бунтом, разожженным глубоко в системах «Громового ястреба». Глядя на полное разрушение, происходящее внутри, Таматика знал, что у вражеского пилота нет ни единого шанса.

«Громовой ястреб» резко задрал нос, крутанулся и спикировал прямо в землю.

Таматика увидел разложение его машинного духа и вознес молитву Омниссии, прося о прощении за его убийство.

Спайщик отпрянул от своей добычи, и Таматика, даже зная, что его усилия бесполезны, попытался освободиться от общего мыслепространства.

Спайщик бросился к нему, словно спущенный с поводка хищник.

«Теперь ты».

Велунд направил «Грозового орла» в носовую посадочную палубу «Сизифея» и быстро сбросил тягу. Вес десантно-штурмового корабля вызвал деформацию его разбитого каркаса, и Велунд заскрипел зубами, когда гравитация ударного крейсера добила его.

Он попытался подняться с кресла пилота, но его ноги не работали.

Только сейчас Велунд отважился посмотреть вниз.

Попадания, разбившие фонарь кабины и пульт угроз, угодили в нижнюю часть спины и раздробили основание позвоночного столба. Он почувствовал боль, но его собственные и штурмового корабля ощущения так смешались, что он не смог разделить их.

Сабик почувствовал присутствие рядом с плечом, но не смог повернуться в кресле.

– Таматика?

– Нет, – прохрипел Шарроукин из-за проникающего ранения грудной клетки. – Он скончался.

– Скончался? Как?

– Не знаю, – ответил Шарроукин. – Машина, к которой он подключился, что-то сделала с ним. Нейронная обратная связь или психошок. Что бы это ни было, он не выжил.

Велунд кивнул и сказал: «Помоги мне, моя нижняя половина теперь не работает, как следует».

Хотя Шарроукин едва стоял, он наклонился, чтобы поднять железного отца с кресла. Тело Велунда повисло мертвым грузом, и он обхватил рукой плечи друга. Вмести они с трудом добрались до десантного отсека, где Гаруда сидел на плече Таматики. Железный отец застыл в своем гравикресле, бледный зимний свет бурлил под его кожей и пульсировал в невидящих глазах.

Велунд сразу же понял, что случилось.

– Он спас нас. Фратер освободил спайщика, чтобы сбить «Громовой ястреб», зная, что существо обратится против него.

Шарроукин ничего не сказал, но кивнул в знак уважения железному отцу, когда они, пошатываясь, направились к выходу из десантно-штурмового корабля.

– Доведи меня до мостика и подключи к командному модулю, – сказал Велунд. – У нас чуть меньше пятнадцати минут, прежде чем «Сизифей» врежется в поверхность.

– А что потом?

– Потом мы уберемся отсюда, – сказал Велунд. – И найдем где-нибудь укрытие.

– Где? Посреди всего этого, где?

Велунд улыбнулся сквозь боль и сказал: «Где-то в глубинах темноты».

Им понадобилось еще двенадцать минут, чтобы добраться до мостика, несколько раз упав по пути. Гаруда летел перед ними, сбиваясь с ритма и задевая внутренние переборки корабля.

В латеральном коридоре они взяли в помощь технического сервитора, и Шарроукин смог сосредоточиться на том, чтобы не потерять сознание. Оба воина были на пределе своей выносливости. К тому моменту, как Шарроукин с сервитором подняли Велунда на командный трон, Гвардеец Ворона задыхался от усилий и потери крови.

По инструкциям Велунда Шарроукин подключил железного отца к навигационному когитатору и запустил предварительные пусковые протоколы. Понимая, что их старт может понадобиться в любой момент, Велунд оставил реактор на малых оборотах и синхронизировал запуск двигателя с встроенной макропрограммой, которой он мог управлять без команды мостика.

За считанные мгновения «Сизифей» избавился от привязей и магнитных зажимов и дал газ. Шарроукин смотрел через обзорный экран, как уносятся, кружась, останки пусковой установки. Его веки отяжелели, и когда он снова посмотрел, она врезалась в бледную пыль на краю Моря Познанного.

Сколько времени он был без сознания?

Постепенно дуга Луны исчезла, и спектральное свечение ее поверхности сменилось чернильной чернотой космоса. Далеко над «Сизифеем» могучие боевые корабли плыли бриллиантовыми стаями, каждый из светящихся соборов мог с легкостью уничтожить их.

Дыхание Шарроукина замедлилось, и он положил ладонь на корпус Магна Матер. Его кровь была все еще липкой, и он надеялся, что то, что лежало внутри стоило тех жизней, что были пожертвованы для его защиты. Легионер почувствовал, что его сознание начинает уплывать.

Рядом с ним закаркал Гаруда, вытянув одно из крыльев. Шарроукин повернулся и увидел, что металл как бы развернулся и исправил значительную часть повреждения, как будто птица каким-то образом восстанавливала себя.

– Ты мог бы научить меня такому трюку? – спросил он. Птица наклонила голову вбок, словно решая, отвечать или нет.

Шарроукин выбросил мысли о птице из головы и оглянулся на Велунда. На миг ему показалось, что его друг умер, но затем он увидел движение под веками. Железный отец соединился с душой корабля и подключился к каждой его системе. Раны «Сизифея» были тяжелыми, и если раньше Велунд терпел и лечил увечья корабля, теперь крейсер переносил раны самого легионера.

Шарроукин мигнул, когда в его отрешенное состояние ворвался звук.

Сигналы опасного сближения.

На посту наблюдения открылось новое окно, и Шарроукин увидел приближающийся снизу черно-золотистый кинжальный силуэт, словно глубоководный хищник, поднимающийся для трапезы.

– «Отпрыск Хтонии», – сказал он, повернувшись к Велунду, но если железный отец услышал его, то не подал виду. Эсминец Сынов Гора шел прямым курсом на них, точно зная, где именно они находились.

Сбить преследующий «Громовой ястреб» было одним дело, но эсминец космодесанта…?

На носу корабля мигнули вспышки огня.

– Торпеды в пустоте, – сообщил Велунд бесцветным голосом. – Попадание через восемьдесят пять секунд.

Шарроукин ждал приближения убийц кораблей, понимая, что они никак не могли уклониться от них. «Сизифей» был слишком серьезно поврежден для маневров уклонения, и даже с макрокомандами управления Велунда вести пустотный бой без экипажа было просто невозможно.

– Шестьдесят секунд, – произнес Велунд далеким и отрешенным голосом.

Хронометр в углу поста наблюдения вел обратный отсчет, отмеряя последние мгновения их жизней.

Сигналы опасного сближения стали громче, словно предупреждая, что они вот-вот врежутся в гору.

Шарроукин с болезненным рыком выпрямился. Усилие было чрезмерным для него, но будь он проклят, если встретит свою смерть, сидя на заднице.

– Сорок секунд.

Тень накрыла пост наблюдения, и Шарроукин на секунду подумал, что это некая реакция «Сизифея» на неминуемое уничтожение. Уменьшая свое зрение, корабль избавлял свой экипаж от зрелища собственной гибели.

Затем Гвардеец Ворона увидел, что это был не акт милосердия со стороны ударного крейсера и не сигналы опасного сближения в ответ на приближение «Отпрыска Хтонии».

Тень превратилась в украшенные вентральные плиты титанического боевого корабля, его позолоченная поверхность и огромные плиты брони были видны в мельчайших подробностях. Из многокилометрового корпуса золотистого и лазурного цветов выступали огромные рули. Гравитация гиганта на такой близкой дистанции вызвала вибрацию «Сизифея», и каждый раз в ответ на мысль о скором окончании корабля появлялись новые зубчатые элементы конструкции, покрытые эмалью и украшенные кольцевыми геометрическими узорами и тайными символами.

– Это не линкор, – сказал Велунд, благоговейно хлопая глазами. – Это Глориана…

Корабль все не заканчивался, и Шарроукин увидел символы, украшавшие лес серебряных башен, за которыми тянулись странные эфирные энергии. В центре серебристого хребта на его корме находилась огромная кристаллическая пирамида, святилище и командный мостик в одном лице.

– «Фотеп», – сказал Велунд. – Флагман Алого Короля.

Его огромный размер было невозможно осмыслить, он отвергал саму идею, что был создан руками смертных, а не возник по воле какого-то нечеловеческого божества. Шарроукин почувствовал в животе холодное пламя от вида огромного капитального корабля.

Всплыли воспоминания. Он на Эйрене Септимус, один и раненный против самого Альфария. Примарх Альфа-Легиона мог убить его, не вспотев, но пощадил. Он обратился к Шарроукину по имени, словно они были старыми приятелями, а не смертельными врагами.

Шарроукин вспомнил слова, которыми они обменялись, словно их вырезали в его памяти.

– Ты не будешь со мной сражаться?

– Я не буду тебя убивать, Никона, как бы мне этого ни хотелось. Во всяком случае, сегодня, – ответил Альфарий. – Об этом меня попросил Магнус.

Когда Кадм Тиро спросил, что это значит, Шарроукин пропустил слова примарха мимо ушей, посчитав манипуляцией и ложью, но теперь вот он – флагман Магнуса Циклопа, вклинившийся между «Сизифеем» и убийственным залпом торпед.

Обратный отсчет на обзорном экране остановился на нуле.

Если бы не Алый Король, направивший свой корабль между «Сизифеем» и торпедами, они бы уже были мертвы.

– Почему? – спросил он у сверкающей пирамиды в центре «Фотепа». – Почему?

Ответа не последовало, и Шарроукина охватила странная летаргия, когда исцеляющие механизмы его тела погрузили воина в темноту.

Ему снились блестящие пещеры, удивительный золотой свет и армия новорожденных гигантов, шагающая из этого света в войну, не имевшую конца.

Шарроукин проснулся от прикосновения руки Велунда к плечу. Его наполнил миг невесомости, когда он вышел из своих снов о свете и тени. Мимолетное мгновение, пока не вернулась пронизывающая до костей агония ран.

Он застонал от боли и воспоминаний.

– Мы на месте, – сказал Велунд. – Пора идти.

Боль и дезориентация замедлили мыслительные процессы Шарроукина в момент выхода из объятий анабиозной мембраны. Он сглотнул, избавляясь от сухости в горле, и вытер глаза тыльной стороной покрытой красными пятнами руки.

– Идти? Куда? Сколько времени я был в отключке?

– Десять дней, – ответил Велунд. – Обратная дорога заняла чуть больше времени, чем наш спуск.

Замешательство затруднило понимание Шарроукином смысла слов Велунда.

– Путь? Велунд, где мы?

– Не думаю, что у нее есть имя, – сказал Велунд, и Шарроукин посмотрел на обзорный экран, увидев черную, похожую на слиток, форму заправочной станции, где они ремонтировали «Сизифей» перед тем, как спуститься к Луне.

– Ты должен идти, – сказал Велунд, и Шарроукин кивнул, по-прежнему не полностью понимая смысл слов друга.

– Не думаю, что смогу нести тебя, – сказал Шарроукин.

– Все в порядке, мой друг, – ответил Велунд. – Тебе не придется.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ты должен идти без меня. Это конец нашего общего пути.

– Нет, я возьму того сервитора, – возразил Шарроукин, но он понимал, что это бесполезно.

Тело Велунда прошло ту точку, когда апотекарий мог восстановить его или техножрец перестроить. Осунувшиеся и измученные черты Железнорукого выдавали историю внутреннего анатомического каннибализма, который потребовался, чтобы сохранять в нем жизнь до этого момента.

– Ты должен забрать Магна Матер с «Сизифея», – сказал Велунд. – Долг Та'лаб Виты-37 теперь ложится на тебя.

– Я не могу, – ответил Шарроукин.

– Ты должен, – сказал Велунд, и отчаяние в его голосе забрало последние силы. – Несмотря на вмешательство «Фотепа» мы все еще в Солнечной системе, и за нами идут охотники. Я ускользал от них до этого момента, но они почти догнали нас. Они не должны найти тебя и Магна Матер на борту.

– Куда ты отправишься?

Железный отец улыбнулся, и вернулась частичка прежнего Велунда.

– Я с «Сизифеем» уведу их за Звезды Гало, в трансгалактические пустоши, – сказал он с хриплым смешком. – Когда они поймают нас, я буду давно мертвым, и они не найдут тебя.

Шарроукин покачал головой.

– Нет, позволь мне отнести тебя. Введи курс в автопилоте и делу конец.

– Корабль не дойдет достаточно далеко без управления, – сказал Велунд. – Так должно быть. Теперь иди, мой друг.

Шарроукин увидел решимость в лице своего друга и понял, что его не переубедить. Кроме того, он был прав.

С тяжелым сердцем Шарроукин поднял Магна Матер и отошел от командного пульта.

– Знакомство с тобой было честью для меня, Сабик Велунд, – сказал он.

– Как и для меня, – ответил Велунд.

Безымянная заправочная станция была такой же темной, какой ее помнил Шарроукин.

«Сизифей» и Велунд давно улетели, отправившись в темноту меж звезд.

Шарроукин привык работать в одиночку, полюбил это состояние, активно отказывался от общества, но теперь, находясь в одиночестве на краю пустынного космоса, ему вдруг сильно захотелось оказаться в компании своих братьев.

Он не был совсем один. Его сопровождал Гаруда, летая по широким открытым пространствам заправочной станции. Птица выглядела, как новенькая, как в тот момент, когда он впервые увидел ее. Блестящие крылья с тщательно выполненными перьями, словно только что с верстака мастера.

Трансчеловеческая физиология Шарроукина могла поддерживать его в состоянии гибернации веками, но он подозревал, что пробудет здесь не так долго. Покрытые пятнами палубы и остатки воздуха, что цеплялись к стенам огромных помещений, все еще воняли неочищенным прометием.

Шарроукина встретила чернота. Она окутывала его, как старый друг, приветствующий товарища-путешественника в темноте.

Шарроукин точно знал, где будет ждать грядущие времена.

Он с Гарудой направился путем, которым он проходил много раз, пока Железные Руки ремонтировали «Сизифей». Дорога безошибочно привела в зал неподалеку от центра заправочной станции, стены которого покрывали выгравированные имена любимых судов и павших товарищей.

Теперь легионер понял, что недооценил численность гравировок.

Сотни тысяч имен и деяний.

Героические мужчины и женщины, чьи имена забылись.

Об их отваге нигде не написали, кроме этих стен.

Их истории никогда не рассказывались.

Шарроукин прислонился спиной к стене, его дыхание замедлилось, а пульс снизился, как только механизмы анабиозной мембраны снова коснулись его сознания.

Нет. Еще нет. Сначала ему кое-что нужно сделать.

Как воину лучше всего умереть?

На протяжении многих лет Шарроукин много думал об этом

Мысли из его юности об истерзанных войной полях сражений и славе были мечтами глупца.

Лучшего места для упокоения воина Гвардии Ворона он и не мог вообразить. Никона вынул гладий и провел пальцами по стене, чувствуя шероховатость там, где ножи и резцы оставляли следы.

Наконец, он нашел место для своей метки.

Шарроукин наносил быстрые экономные удары, вырезая имена воинов из экипажа «Сизифея» рядом с давно умершими пионерами Империума.

Он высек свое имя последним и после завершения опустил клинок.

Его тело было изувечено и не могло исцелиться, пока он бодрствовал.

Могли пройти века, прежде чем он очнется, если вообще очнется. Эта мысль не слишком его беспокоила. Он надеялся, что какой-то незнакомец из далекой эпохи может наткнуться на их имена и задуматься, кем они были, какими людьми, и через эту связь они присоединятся к деяниям тех, кто ушел раньше.

Шарроукин положил руку на Магна Матер, когда Гаруда спустился и сел на его плечо. Гвардеец Ворона едва почувствовал вес кибер-орла. Его когти вонзились в керамит доспеха, и Шарроукин засомневался, что мог их вырвать, если бы захотел.

Птица подняла голову и раскинула крылья.

Она застыла безмолвным наблюдателем и стражем.

Взгляд Никоны скользнул вниз, и ему захотелось узнать название этого места. Было бы неправильно отдаться во власть темноты, не зная, где находишься.

Словно в ответ на эту мысль, его блуждающий взгляд наткнулся на резьбу на перекрытии арки, ведущей в зал. Наполовину скрытая полосками масла и растущей ржавчиной, но все еще разборчивая.

Именная табличка, возможно с погибшего звездолета или забытой битвы.

Шарроукин решил, что не важно.

Она сгодится.

Сангпримус Портум.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Так заканчивается путь «Сизифея» и его отважного экипажа.

По правде говоря, итоговая судьба корабля, как и воинов Разбитых Легионов, вряд ли могла завершиться хорошо, по крайней мере, в том, что касается возможности выжить в сражениях в тылу наступающего на Терру Магистра войны. По-моему, эта сюжетная линия могла закончиться только одним итогом.

Но Сабик Велунд и Никона Шарроукин…? Ах, да, у меня были планы на них: героические судьбы в кошмарных сражениях на подходе к Терре, отчаянные тайные миссии вопреки всем препятствиям в тенях величайшей войны. Я сильно привязался к этим героям за время их приключений по захвату Криптоса, преследованию Фулгрима и Пертурабо в Око Ужаса, и последней схватки с Альфарием на Эйрене Септимус. Эти воины могли вопреки всем обстоятельствам бросить вызов судьбе.

По крайней мере, это говорил я себе, приступая к этой книге.

«Сыны Селенара» должен были стать классическим романом о людях на операции по образцу «Пушки острова Наварон» или «Куда долетают только орлы» Алистера Маклина (хотя, справедливости ради, последний фильм уже послужил вдохновением для «Мертвого неба, черного солнца»). Герои вынуждены взяться за почти невыполнимую миссию, требующую для успеха скрытности, хитрости и неукротимого духа. Это была бы увлекательная гонка, требующая жертвенности, решительности и отваги за пределами простого веления долга. Но она, в конечном итоге, привела бы наших героев от заслуженного захватывающего спасения к трогательной триумфальной развязке. Они бы спустились на потрепанном, но неукротимом «Сизифее» через атмосферу Терры, чтобы воссоединиться со своими братьями-лоялистами.

Но чем больше я писал, тем больше лейтмотив новеллы «делай то, что необходимо сделать, не взирая на личную цену» становился все более ясным, тем больше я понимал, что иногда судьба, в конце концов, добивается своего. Когда книга прошла экватор, и счет погибших рос с каждой последующей главной, я понял, что, если Велунд и Шарроукин выйдут невредимыми благодаря личной сюжетной броне, в которую я их облачил, это принизит цену тех жертв.

Каждый поворот сюжета этой книги приближал героев к жестокой развязке, и чем очевиднее становилось, что должно произойти, тем больше это ощущалось верным… тем сильнее становилось чувство, что это единственное возможное завершение. Нельзя сказать, что это было легко, и что я не пытался бороться, когда понял, куда ведет конец.

Я продолжал искать способы направить историю к благополучному завершению или, по крайней мере, к такому благополучному финалу, который когда-либо случался в книгах Черной Библиотеки. В синопсисе к «Сынам Селенара» говорилось об отчаянной храбрости и большом числе героев, вернувшихся домой за чаем и медалями, но, как часто бывает, персонажи и история решили иначе. Для моего рабочего процесса это не является чем-то необычным: лучшие идеи часто появляются во время написания книги. То, что первоначально считается отличным направлением для истории, когда я еще не написал ни слова, часто заканчивается резким поворотом, когда ручка касается бумаги.

Когда экипаж «Сизифея» проник в таинственные подземелья Луны, у меня возникло чувство, что эта миссия не могла (и не должна) быть завершена без тяжелых последствий. Но это породило собственные проблемы. Это означало, что мне необходимо придумать, как закрыть некоторые линии, которые я ранее создал в «Седьмом змее», в частности, слова, сказанные Альфарием Шарроукину и касающиеся одного чародея-циклопа. Я провел много долгих и обстоятельных бесед с Ником Каймом, и их итоги сыграл огромную роль в моих размышлениях над направлением и сюжетом моего следующего проекта в серии «Осада Терры». Я не забыл эту фразу Альфария в «Седьмом змее» и ее значение станет свидетельством мировоззрения Алого Короля в этот период Ереси Гора.

Другим следствием этих дискуссий стало понимание, что финалу «Сынов Селенара» необходимо придать вес и значение, иначе какой смысл был в жертве экипажа? Чтобы эта история стала лебединой песней воинов «Сизифея», они должны одержать в определенном смысле победу, иначе читатели, закрыв книгу, сочтут, что напрасно разделили приключения этих героев на всем пути с Исствана V. Движущей силой сюжета всегда была Магна Матер, но, как и в случае с большинством макгаффинов , я первоначально собирался метафорически запереть ее на складе для изучения «важными персонами». Но для концовки книги в духе последнего эпизода «Семерки Блейка» этого явно было недостаточно. Отсюда и название «безымянной» заправочной станции, которая предоставила команде «Сизифея» временную передышку, чтобы провести ремонт их корабля и, в конечном итоге, сложить свои уставшие головы. В этом времени и месте это имя не имеет никакого значения, но спустя многие тысячи лет (с возвышением примарха, которому еще предстоит встретить свою судьбу) оно возвестит возрождение Адептус Астартес в их более крупных, быстрых и крепких инкарнациях. Финал «Сынов Селенара» оказался не таким, как я планировал вначале, но, по-моему, он лучше отражает дух отваги и трагедии книг Ереси Гора, которые вышли ранее и хорошо передает тон будущих книг «Осады Терры».

Что ж… занавес опустился.

Изобразите знак Опус Макина, чтобы попрощаться с гордым «Сизифеем», летящим сквозь пустоту со смертельно раненным Сабиком Велундом за штурвалом.

Держитесь теней, изображая аквилу в честь умирающего в холодной тьме тела Никоны Шарроукина.

Они хотели бы, чтобы их запомнили так.

Грэм Макнилл

Лос-Анджелес, 2019

Глоссарий

Heliosa-54, High Matriarch of Luna's Selenar cults - Гелиоса-54, Верховная матриарх Селенарских культов Луны

Ta'lab Vita-37, Gene-witch of the Selenar - Та'лаб Вита-37, геноведьма Селенара

Trastevere, captain of the Eye's Watch – Трастевере, капитан Стражи Ока

Vornak – Ворнак

Urgave – Ургав

Dianic rites – Дианические ритуалы

Ergodic Vault – Эргодическое хранилище

Magna Mater – Магна Матер

Lema Two-Twelve – Лема Два-Двенадцать

Glory Hound – Искатель славы

The Covenant of Truth – Завет истины

Europa's Wrath – Гнев Европы

Carnager – Забойщик

Black Joke – Черная шутка

Divine Lip – Божественная губа

Dextrous Gladiator – Искусный гладиатор

Bittersweet Reunion – Горькое воссоединение

Aebathan – Аэбатан

Lunar Dome Herodotus Omega – лунный купол Геродот Омега

Oceanus Procellarum – Океан Бурь

Cthonian Scion – Отпрыск Хтонии

Serena d'Angelus – Серена д'Ангелус

demersal-splicer – глубинный спайщик

Omnia-Schiaparelli stratum – группа Омния-Скьяпарелли

Stallix genotype – генотип Сталликс

garjana generation-pairings – конъюгация поколения гарьяна

Ur-Drakes – ур-змии

Sangprimus Portum – Сангпримус Портум