Воин Огня / Fire Warrior (роман)

Перевод в процессе: 4/10 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 4 части из 10.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Воин Огня / Fire Warrior (роман)
Автор	Саймон Спурриер / Simon Spurrier
Переводчик	Alkenex
Издательство	Black Library
Год издания	2003
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

У Империи Тау, зарождающейся среди войн и разрушений мрачного далёкого будущего, есть только одна цель – объединить под своим знаменем благонамеренности всю галактику. Но когда член правящей элиты тау терпит крушение в тылу имперцев, именно на плечи молодого воина Огня по имени Каис ложится отчаянная миссия по спасению, которая даёт ему возможность отдать свою жизнь ради высшего блага. Однако, после начала миссии смертей становится всё больше, и вскоре юный воин понимает, что жестокая реальность битвы не имеет ничего общего с тренировками на учебных полигонах его родного мира.

Идёт 41-е тысячелетие. Вот уже более ста веков Император неподвижно восседает на Золотом Троне Земли. По воле богов он является Повелителем Человечества и правит миллионом миров благодаря мощи своих неисчислимых армий. Он - гниющий труп, чьи незримые муки продлеваются загадочными устройствами Тёмной эры технологий. Он - Разлагающийся Властелин Империума, которому каждый день приносят в жертву тысячу душ, что не дает ему умереть в полном смысле слова.

Но даже в своем бессмертном состоянии Император продолжает стоять на вечной страже человечества. Психическое воплощение воли Императора проявляется в виде света Астрономикана, озаряющего боевым флотилиям путь в кишащем демонами варп-пространстве, которое предоставляет единственный возможный способ перемещения меж удаленных звезд. Огромные армии сражаются во имя Него на бесчисленных мирах. Величайшими из Его солдат являются Адептус Астартес - космические десантники, биологически усовершенствованные сверхвоины. Но кроме них существуют еще и другие легионы защитников: Имперская Гвардия и многочисленные силы планетарной обороны, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус – и это лишь немногие перечисленные. И даже несмотря на всю их многочисленность, их едва хватает, чтобы сдерживать постоянный натиск со стороны чужаков, еретиков, мутантов и других еще более жутких созданий.

Быть человеком в такие времена – значит быть одним из бесчисленных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить. И это как раз истории о тех временах. Забудьте о силах технологии и науки, ибо это все уже забыто и вряд ли будет переучено. Забудьте о напророченном прогрессе и общем взаимопонимании, ибо во мраке далекого будущего есть только война. Нет мира среди звезд, а есть лишь вечность резни и бойни под хохот кровожадных богов.

Пролог

Это по-настоящему?

Кто-то где-то кричит. Мир наполняется фосфором и озоном, а на сетчатке вспыхивают переливающиеся нечёткие пятна – пурпурные и синие бельма, которые сначала движутся по кругу, после чего медленно гаснут. Барабанные перепонки разрывает безумный шум, порождаемый ударами. Воздух сотрясается от яростного стука. Кажется, будто со всех сторон отражается неприятное эхо. Эхо болтерной стрельбы.

Я не чувствую ног.

Итак. Собери информацию. Проанализируй окружение. Запомни все детали и мелочи. Сконцентрируйся.

Разум подготовлен к этому. Он являет собой неприступную и нерушимую крепость. Используй его.

Вот, прямо наверху: череда петляющих и извивающихся труб, что раньше не провисали и выглядели аккуратно, но теперь прогнулись под бременем лет и покрылись засохшей ржавчиной. Они уже не могли удержать внутри себя жидкость, которая вытекала через старые трещины и разрывы. Слева, похоже, движение. Чьи-то ноги? Вероятно. Точно определить цвета сложно, ибо это смешение безжизненных оттенков пастели и чёрного, то возникающих, то исчезающих в тумане боли. Тени и натёки. Металлическое покрытие. Может, синего цвета.

Я чувствую вкус крови…

Стрельба всё интенсивнее. Рядом возникают знакомые дульные вспышки болтеров. В отдалении раздаются звуки детонации снарядов, нашедших свою цель. Дым и пепел, огонь и боль.

Снова крики. Это я?

Голос приказывает мне не умирать. Я узнаю его. Не двигайся, говорит он. Сохраняй силы, брат. Помощь уже в пути.

Конечно же, голос лжёт. Горькие слова успокоения для мертвеца. Моё второе сердце только что остановилось.

Больше деталей! Нужно нечто уникальное, что я узнаю и благодаря чему пойму, когда всё вокруг, наконец, действительно станет реальностью. Вот! Справа: сконфигурированные вместе кабели и детали, вывалившиеся из пробитой консоли и теперь беспорядочно висящие. В самом их центре что-то мигает в определённом ритме. Эта сотканная из чистого белого света жемчужина наполняет мир своей бессмысленной пульсацией.

Вспышка. Вспышка. Пауза. Вспышка. Пауза. Вспышка-Вспышка. Пауза.

Я должен запомнить чередование. Должен синхронизировать с ним слабое биение единственного работающего сердца, чтобы точно не забыть. Проявляю всю оставшуюся волю для восприятия и определения этого сбивчивого электрического ритма, где бы не находился его источник.

Стрельба ещё плотнее. Больше криков. Кто-то булькает. Возможно, я.

Туман смыкается, темнота накатывается, Император улыбается.

Человек во тьме заставляет себя открыть глаза и делает глубокий вдох бездействующими лёгкими, которые будто бы затянулись паутиной и изнывали от недостатка кислорода. Вокруг его головы яростно роились крошечные серпентинитовые курильницы для ладана, одновременно и удушливого, и успокаивающего. Пренебрежительно махнув рукой, он прогнал их в тёмные углы своей камеры для медитации.

На полу лежали карты имперского таро, аккуратно выложенные им ранее фалангой. Они потускнели и вернули себе нейтральный серовато-бледный цвет, а когда видение-сон закончилось, непостоянные пси-изображения на их поверхности начали постепенно исчезать. Ненадолго задержалось лишь одно, чей мощный варп-отклик ощущался даже его истощённым разумом.

Чудовище-под-Маской, перевёрнутое.

Карта не относилась к старшим арканам, а являлась одним из всего лишь трёх «непредсказуемых» изображений. Их значение полностью зависело от обстоятельств, времени и предыдущих взятых из колоды карт. Давно ему не попадалась эта призрачная фигура. За гладкой ангельской маской скрывался ухмыляющийся, сотканный из теней лик рептилии, который исчез последним. Эндура приаматор. В нынешней ситуации перевод был довольно точным.

Прячущееся зло, ждущее момента явить себя.

Его сердцебиение вернулось в норму, и кровь в ушах стучала уже не так сильно, благодаря чему он вновь стал слышать беспокойный гул огромного генерариума корабля. Защищённые керамитом пальцы ежеминутно подрагивали от силы пророческого откровения, так как он позволил себе избавиться от необходимых для церемонии ритуальных икон и курительных свечей, причём на срок более долгий, чем обычно. Ему нужно было время, чтобы успокоить нервы. Время, в течение которого его разум постепенно приоткрывал значение пережитого им иллюзорного опыта.

В конце концов, он получил предостережение, и, слава Императору, теперь ему удастся подготовиться. Он должен быть благодарен за явленное ему предсказание. Нельзя растрачивать сей дар на страх и сожаления.

Человек в темноте закрыл глаза, и под его веками вновь начало рыскать дразнящее видение того, как он вертится и кричит, как вытекающая из него жизнь уходит в ничто, как он захлёбывается собственной кровью. Находясь в крепости собственного разума, он раз за разом видел свою смерть.

Невероятно огромный «Непоколебимый клинок» летел сквозь пустоту, а глубоко в недрах звездолёта из металла и камня находился библиарий Дельфей. Эпистолярий могучего капитула Ультрадесантников сжал зубы и представил, как отсчитываются последние секунды его жизни.

I
04.58 ч (сист. местное – Долумар IV, сег. Ультима#4356/Е)

Близилась буря.

Закрыв глаза, шас'ла Т'ау Каис старался не думать об этом.

Будет шум и неразбериха, полагал он. Будет стрельба и кровь, тараторящие голоса на каналах связи и дым. Будут крики.

С самого рождения его учили, что подобное чувство тревоги, особенно если сосредотачивать на нём внимание, не приносило никакой пользы. Мысленно делая себе выговор и продолжая держать глаза закрытыми, Каис позволил разуму плыть по течению мыслей. Он не думал о зарождающемся страхе.

Он вспоминал…

В день, когда ему исполнилось восемнадцать тау'киров, Каис ненадолго отдохнул от тренировок.

Поднятые в воздух песчинки осели в котловине под боевым куполом, а в аудитории, что поднималась вверх кольцами-ярусами, царила тишина. Без огромных толп, которые собирались в здесь на фестивали каждый кай'ротаа, пустое помещение выглядело как будто бы нереальным, но Каису это нравилось. Он был рад, ведь конец его обучения избежал внимания широкой публики.

Другие молодые тау, наслаждающиеся выпавшим им перерывом, с непринуждённым интересом наблюдали, как озадаченный шас'вре-инструктор беседует с кем-то посредством коммуникатора на его щеке.

— Это нецелесообразно, — заявил он, словно обращаясь к пустому пространству перед собой. — Нет. Ну, да, я, конечно, ценю это, но сегодняшние занятия не закончены– Кто? О. О, понятно. — Инструктор на секунду повернулся к Каису и слегка приподнял бровь. — Да, он тут. Хорошо.

Проследив за взглядом наставника, остальные юнцы также обратили к имениннику полные любопытства лица. Подобная приостановка тренировок была беспрецедентным событием.

— Каис? — проворчал старый воин, на чьём лике оставили свой неизгладимый след солнечные лучи неумолимого светила Т'ау. — Это твой отец. Он прибыл навестить тебя.

Раздался резкий звук.

На встроенном в стену табло обратного отсчёта времени исчезла очередная цифра, чья внезапная пропажа притягивала к себе внимание Каиса и легонько вытаскивала его из воспоминаний. Он рискнул окинуть виноватым взглядом внутренности десантного корабля, дабы проверить, что никто из товарищей-воинов не заметил, как тот погрузился в грёзы. Бойцы сидели рядами вдоль обеих стенок не имевшего окон грузового отделения, а в мягких сиденьях для десанта их удерживали плавно изгибающиеся устройства фиксации. Похоже, все они были так же поглощены собственными мыслями, как и Каис.

Десантный корабль – челнок типа «Косатка» с просторным внутренним пространством, целиком вмещающим его охотничий кадр – не издавал ни единого звука. Почему-то Каис думал, что так даже хуже. Почему-то он считал, что ему было бы проще, если бы судно дрожало и уходило в штопор, терзаемое безжалостной турбулентностью и мучимое всеми ужасами ненадёжной технологии, которых столь строго избегали тау.

Возможно, если бы гофрированные переборки не были герметично закрыты и не прошли доскональные проверки или если бы стабилизаторы корабля не работали с такой точностью или если бы сиденья для десанта с их тщательно выверенной формой предоставляли меньше комфорта… Если бы звучали отвлекающие Каиса шумы, если бы что-нибудь причиняло ему неудобство или если бы существовали какие-то несовершенства, которые бы его раздражали…

Если бы, если бы, если бы.

Если бы резко снижающееся судно не было идеальным, обтекаемым, бесшумным и чрезвычайно эффективным в каждом аспекте, тогда, вероятно, сидящий на своём месте Каис не пытался бы отчаянно избегать мысли, которая боролась за доминирующее положение в его разуме.

Я там умру.

Он закрыл глаза и с трудом вернул своё сознание обратно под боевой купол на поверхности Т'ау.

Конечно же, его отец прибыл со свитой.

Разверзнувшийся входной портал явил взглядам присутствующих шестерых линейных воинов-шас'ла. Они двигались с кошачьей уверенностью и ловкостью, которые Каис уже начинал замечать в своих юных одногруппниках-шас'саалах, а их куполовидные шлемы поворачивались из стороны в сторону, так как бойцы внимательно проверяли окружение на предмет скрытых угроз. Плавно изогнутые щитки на левом плече каждой фигуры сверкали в падающем с вершины купола свете, отчего изящные символы его родного мира Т'ау и, как уж совпало, касты Огня резко выделялись на ярком белом фоне. Каис не мог отвести взгляд от круглого знака. Молодого тау одновременно восхищала и пугала мысль о том, что столь простая геометрическая фигура будет символизировать всю его жизнь, наследие и роль во Вселенной.

Наконец, удостоверившись в безопасности места и едва взглянув на выстроившись рядом юных курсантов, воины опустили длинные импульсные винтовки, после чего встали по стойке «вольно». Отреагировавший на какую-то незаметную команду портал вновь открылся, и тогда внутрь пошёл отец Каиса.

Шас'о Т'ау Ши'ур – командующий Пятого кадра-десятки, трижды успешно прошедший испытание огнём, герой Уор'ла, любимый ученик аун'Ши и обладатель почётного имени «Громкий Триумф», заслуженного им в битве за Фио'ваш – был и близко не таким высоким, как в воспоминаниях Каиса.

Он не видел отца три тау'кира, что довольно долго даже по стандартам обособленной касты Огня. В литературе и кадрах, которые попали в учебный центр после тщательной фильтрации, о'Ши'ур обычно находился внутри своего огромного боескафандра и стоял в позе на фоне панорамы какого-нибудь чужого мира. Средства массовой информации пор'хой лишь подкрепляли его легендарную репутацию, красноречиво рассказывая о том, как он защищает Империю Тау и несёт её кредо пока ещё не присоединившимся расам галактики. О'Ши'ур был героем, и Каис жил в тени отца сколько себя помнил.

Теперь же он стоял здесь, столь же неотвратимый в жизни, сколь и его образ в медиа: среднего телосложения, с ничем не примечательными чертами лица, бледной серо-голубой кожей, характерной для представителей касты Огня, носовой полостью, которая идеально ровно разделяла лоб на две одинаковые половины, широкой верхней челюстью и выступающим подбородком. О'Ши'ур являл собой пример внешности типичного воина Оня. Наверное, его можно было назвать подтянутым тау, но уж точно не мускулистым монстром, что преследовал Каиса в кошмарах, хмурясь, ведя себя высокомерно и критикуя каждое действие сына. Он носил простую полевую форму с небольшими вышитыми полосками, обозначавшими ранг и касту.

В глазах Каиса отец выглядел старым. Старым и уставшим.

Напряжение от ожидания, которое царило в грузовом отделении десантного корабля, было нарушено раздавшимся звоном. Каис взглянул на сидящего рядом командующего десантников, испытывая едва ли не ужас при мысли о том, что мог означать сигнал.

Казалось, шас'эль Т'ау Луша, который хмурил свой изборождённый шрамами лоб, точно так же отдался опасностям рефлексии, как и Каис до этого. Лишь когда звон прозвучал во второй раз, командующий моргнул и оглядел грузовое отделение, перестав хмуриться. Его спокойствие ободрило юного тау, как будто бы безмятежность была заразной.

— Пять райк'оров, первая группа, — буркнул он, бросая взгляд на выводимые за ним данные. — Последние проверки.

Бойцы покорно принялись внимательно осматривать оружие и боевое снаряжение, затягивать сервозажимы на плитах брони, перепроверять боекомплекты и полировать уже и так абсолютно чистые оптические блоки, взирающие на них с остроконечных шлемов.

Каис прекрасно понимал, к чему такая тщательность. Группа находилась в боевой готовности уже три дека, три долгих мучительных дека, наполненных тревожными фантазиями и ожиданием. Внутри каждого бойца прорастали пагубные семена неуверенности в себе, которая глодала их. Для многих это будет первая настоящая боевая миссия, крещение насилием и сомнениями. Такая проверка снаряжения в самый последний момент являлась излишней, но она, по крайней мере, занимала разумы десантников. Каис и сам с удовольствием ею занялся, радуясь возможности отвлечься.

Сидящий прямо напротив него И'хол щёлкнул языком, неосознанно раздосадовавшись при виде какого-то воображаемого дефекта винтовки. Коренастый боец с далёкого септа Д'яной был постоянным источником веселья среди товарищей Каиса, так как он постоянно изучал мельчайшие детали технологий подобно какому-нибудь члену касты Земли, оказавшемуся не на своём месте. Его родной мир имел репутацию грубого места, и в отряде И'холу редко когда давали забыть об этом, дав кличку «Фио'шас» – воин-рабочий.

В противоположность ему боец слева от Каиса словно бы вообще не была заинтересована в осмотре своего снаряжения. Мертвенно-бледная Жу сидела закрыв глаза, а её губы беззвучно двигались, пока тау читала ритмичную мантру или ещё что-то. Насколько Каис помнил, духовный пыл Жу всегда раздражал остальных воинов. Она постоянно отстаивала святость тау'ва и рассуждала на любую философскую тему, которую недавно подхватывала. Не то чтобы другие новобранцы выражали недовольство по поводу её веры в Высшее Благо, скорее считали философию коллективного прогресса тау'ва, пронизывающую каждый аспект тренировок юного линейного воина, и склонность читать проповеди лишней тратой энергии и дыхания. Несмотря на равнодушное отношение группы к Жу, он с И'холом стали для неё верными друзьями.

Каис поочерёдно взглянул на обоих, испытывая благодарность за то, что они сейчас вместе с ним. Прошло уже тринадцать тау'киров с тех пор, как о'Ши'ур посетил тренировочный купол, и всё это время лишь И'хол и Жу, пусть каждый и по-своему, продолжали относиться к нему с той же фамильярностью и простотой, которыми Каис наслаждался до момента, когда личность его отца стала публично известна. Во взглядах остальных он ощущал лишь груз ожиданий, словно каким-то образом в жилах молодого тау вместе с кровью текло и величие.

Однако, Каис чувствовал и что-то ещё, что-то гораздо более худшее. В глазах других холодно поблескивало невыражаемое вслух разочарование, которое он уже видел прежде.

О'Ши'ур двигался резко. Он подходил к юным тау, переводя взгляд между лицами с чёткостью насекомого, анализируя и запоминая, после чего шёл дальше, а следовавшая за ним свита являла собой живую мантию с торчащим в стороны оружием и линзовидной оптикой. О'Ши'ур искал.

Каис прикладывал все усилия, чтобы воспротивиться внезапному порыву выйти из шеренги и объявить: «Я! Это я! Твой сын!». Где-то в области живота у него задёргалась от нервов мышца, а сам он едва заметно зашатался и с ужасом подумал о том, как падает. Всё это время тихий голосок в глубине сознания твердил ему, что, возможно, просто возможно, отец узнает его, хоть тот вырос и изменился за прошедшие тау'киры, и поприветствует сына с радостью, которой такое воссоединение уж точно заслуживало.

О'Ши'ур скривил губы и взглянул на инструктора.

— Кто из них он? — пробурчал отец Каиса, отчего последний расстроился.

— Этот.

Шас'вре кивнул в его сторону.

О'Ши'ур пристально взглянул на сына, и Каису показалось, что это длилось целую вечность. Затем он будто бы скользнул по полу, оказавшись прямо перед молодым тау и затмил собой свет. Теперь Каис видел лишь старое, вдумчивое лицо. Юный воин уважительно потупил взор, пытаясь обуздать взбудораженные нервы.

— Каис, — едва-ли не мягко произнёс о'Ши'ур.

Желание поднять глаза было слишком сильным. Отец и сын успели ненадолго встретиться взглядами перед тем, как Каис отвёл свой. Под взглядом старшего тау он чувствовал себя жалким и словно бы освежёванным. Молодой боец представил, как о'Ши'ур расщепляет плоть одними лишь глазами. Преувеличенные рассказы о такой личности в средствах массовой информации действительно могли быть реальными. Он прикусил язык и пожелал, чтобы песок под ногами разверзся и поглотил его, спрятав от этого ожидающего придирчивого взгляда.

— Как у него успехи? — произнёс отец, судя по всему, вновь обращаясь к шас'вре.

Каис ощутил себя беззащитным, будто он какой-то экспонат для тыканья и обсуждения, который был недостоин того, чтобы с ним взаимодействовать. Неуверенный ответ шас'вре оказался дипломатичным, хоть и топорным.

— Он… способный, шас'о. Вполне способный.

— Способный?

Воцарившаяся пауза была для Каиса настоящим концом света. Он знал, что Шас'вре не станет лгать, и уже чувствовал грядущее унижение.

— Да, шас'о. В достаточной мере.

— Но, полагаю, его преданность тау'ва достойна похвалы? В этом он преуспевает?

Шас'вре безмолвно подвигал губами, а затем вздохнул.

— Он… наверное, слегка порывист.

— Порывист?

Неодобрительный голос о'Ши'ура отозвался в ушах Каиса звоном тяжёлого колокола, который заполнил его личный мирок позора.

— Да, — продолжил шас'вре, явно решив отвечать со всей искренностью. — Учитывая характер, шас'о. Это влияет на настрой и фокус, но… он ведь ещё молод. Возможно, мы смо–

— Это правда, мальчик?

Каису пришлось заставить себя поднять взгляд. Глаза отца выжглись в памяти сына, где горели неудовольствием и разочарованием, где сначала кристаллизовали мир юного тау, а потом разбивали всё в его жизни, после чего заливали её кислотой того неумолимого, беспощадного, не впечатлённого взора.

— Да, шас'о, — промямлил Каис, с трудом формируя слова.

Пристально смотрящий на него отец затопал копытами по песку и что-то дважды едва слышно проворчал. Он явно боролся с недовольством, чтобы чётко изложить свои мысли.

— Нам говорили, — начал о'Ши'ур, обдуманно подбирая слова, — что в тау'ва есть место для всех, вне зависимости от их… недостатков. Просто каждому нужно найти свою нишу.

Каис слышал в его голосе неверие, из-за которого утешение звучало лживо. Никакие слова в мире не сотрут из памяти молодого тау разочарованный взгляд отца.

— Вот. — В поле зрения Каиса появилась мозолистая рука о'Ши'ура, сжимающая небольшую пластинку. — Подарок.

Онемевший Каис принял её. Это всё равно уже не имело значение, ибо его мир умер.

Отец ушёл, свита воинов исчезла следом подобно рассеявшемуся туману, а тренировки возобновились. Все присутствующие в затихшем куполе потупили взоры, молча размышляя о случившемся. С каждым шагом песок поднимался в воздух, что выглядело как миниатюрные взрывы, и всё возвращалось в привычное русло.

Лишь в конце ротаа Каис решился изучить пластинку. Это была короткая литания, написанная отрывистым угловатым почерком его отца. Она гласила следующее:

Сын мой,

Нет расширения без равновесия.

Нет завоевания без контроля.

Цель достигается в безмятежности

И служении тау'ва.

С гордостью.

Шас'о Т'ау Ши'ур

Той ночью, после долгих и бессонных деков разглядывания этих слов, Каису снилось, как он падает в бесконечную бездну, и когда крутящийся тау поворачивался к поверхности, то видел там лишь разочарованный взгляд пары тёмных глаз.

— Два райк'ора.

Сжатое объявление эль'Луши вырвало Каиса из его грёз. Он понял, что неосознанно сжимает пристёгнутую к поясу универсальную сумку, ощущая сквозь тонкий материал знакомые очертания старой пластинки.

Нежелание выбросить её было проявлением сентиментальности худшего рода, и Каис это осознавал. Хранение такой безделушки после того, как ты уже запомнил выведенный на ней текст, отдавало непрактичностью, шедшей вразрез с принципами Высшего Блага. И, тем не менее, она будто бы обладала собственным притяжением, и Каис не обладал силами сопротивляться ему. Тау не мог выбросить её, как и не мог посчитать себя достойным вложенного в литанию урока.

Удовлетворённый тем, что пластинка до сих пор на своём месте, Каис окинул взглядом десантный корабль. На другом конце грузового отсека он увидел эль'лушу, который смотрел на него со своего рода беззвучным весельем, абсолютно несоответствующим покрытому шрамами лицу ветерана. Каис отвёл взор.

— Проверка шлемов, — буркнул командующий. — Друг у друга.

Каис повернулся, чтобы быстро найти партнёра, и ощутил благодарность за очередную возможность отвлечься. На его плечо легла тяжёлая рука.

— Давай, шас'ла. Я сделаю это.

Над ним стоял эль'Луша со всё той же безмолвной улыбкой.

— Благодарю, шас'эль, — неуверенно пробормотал Каис.

Подняв шлем, он надел его на голову и, когда лицевая пластина соприкоснулась с кожей, ощутил знакомый наплыв сенсорной информации. Из единственного пятнышка света возник целый мир, а в стороны хлынули заполняющие обзор цвета и очертания, поверх которых мигали заключенные в скобки надписи и аналитические данные.

— Ты же ла'Каис, верно? — поинтересовался Луша скрипучим голосом, плотно застегивая застёжки на спине Каиса. — Я всё проверил.

Юный тау нахмурился, не зная, как реагировать. Откуда шас'эль знал его имя? Если только…

— Я был знаком с твоим отцом.

И вновь это чувство: реальность кристаллизуется, отчего чувства меркнут, а сам он преисполняется уверенностью в своей никчемности. Всё, чем Каис был и чем когда-либо станет – лишь слабое отражение его собственного отца.

— Великий воин, — продолжил Луша и постучал костяшками по шее Каиса в области основания черепа, в последний раз проверяя затвор шлема. — Я служил с ним много тау'киров. Мы были вместе на Фал'шии, когда явились и'хе. Я оплакивал его смерть.

Каис ответил неосознанно.

— Я не очень хорошо знал отца.

И тут же пожалел об этом, мысленно порицая себя за проявление неуважения. Если Луша и обратил внимание на такую фамильярность, то не подал вида и лишь понимающе кивнул.

— Думаю, никто не знал, — задумчиво произнёс он.

Число в углу поля зрения Каиса с огромной скоростью уменьшалось, стремясь к нулю. Интерфейс шлема, соединённого с системами десантного корабля, визуально напоминал ему о том, что судно летит к земле подобно метеору. Луша же продолжал смотреть на юного воина.

— Благодарю вас, шас'эль, — промямлил Каис, указывая на затворы своего шлема. В этот раз он не забыл употребить слово, указывающее на касту и ранг командующего. — Мне проверить ваши?

Луша слегка нахмурился и покачал головой.

— Спасибо, боец, но нет. Судя по всему, я остаюсь на борту. Командование шас'ар'тол не любит, когда его офицеры марают руки, если этого можно избежать.

Он вновь покачал головой, что-то неслышно бормоча.

Ничего не ответив, Каин откинулся на спинку сиденья для десанта, изумившись тому, что эль'Луша так открыто осуждает вышестоящих офицеров. Если бы шас'ла рискнул сделать нечто подобное, то гарантировал бы себе, по меньшей мере, интенсивный курс ментальной коррекции, хотя никому бы не хватило глупости на такое.

— Первый бой? — с ухмылкой спросил Луша. — Я это всегда вижу.

— Да, шас'эль. — Каис начал выкручивать руки. Ему было не по себе от того, что он привлёк к себе внимание. Собственные нервы предавали его и вынуждали как-то доказать свою готовность. — Но… Я уже прослужил четыре тау'кира, шас'эль. И ещё были боевые симуляции в тренировочном куполе–

— Ах, симуляции… — Луша ощерился, — и, вне всяких сомнений, четыре тау'кира охраны пор'вре и пор'элей.

Каис смущённо кивнул, а шас'эль фыркнул от смеха.

— Однажды твой отец кое-что мне сказал, — пробурчал он, задумчиво поджимая губы. — Может, тебе это поможет.

Юный тау нахмурился. Он ощутил тревогу при мысли о том, что услышит слова уже после того, как сгорел его погребальный костёр.

— Он пригвоздил меня к полу тем самым своим взглядом и произнёс: «Юнец… Не совершай ошибку, думая, будто ты к этому готов». После чего открыл откидные двери, и мы вышли наружу.

Лицо его затуманилось от нахлынувших воспоминаний.

— Вы считаете, что мы не готовы, шас'эль?

— Нет. Думаю, в принципе невозможно быть готовым, ла'Каис. Лучшее, что ты можешь – это ожидать худшего.

Каис посмотрел на друзей и товарищей, которых выдавали положения тел: все они испытывали тревогу, не желая признавать страх даже перед самими собой. Это знание странным образом успокаивало его. Он не был наедине со своим ужасом.

— Воины! — проревел Луша, чем напугал бойцов. — Внимание! Через полрайк'ора мы окажемся на высоте десантирования. Настал тот момент! Момент, к которому вас готовили! В этот ротаа вы пройдёте ваше испытание огнём. Не думайте, что оно окажется лёгким!

Освещение замигало, ведущая на десантную палубу дверь со свистом открылась, а мягкие фиксаторы вокруг сидений ослабли.

Мышцы воинов напряглись, зубы заскрежетали друг об друга.

— Детали неважны. Вам нужно знать лишь то, что случился инцидент. Помните свою роль. Помните своё место. Вы – шестерёнка в большой машине! Не задавайте вопросов! Подчиняйтесь и не теряйте концентрации!

— Ваша миссия проста: вступить в бой и уничтожить. Всё время следуйте схеме боя «монт'сел», действуйте стремительно и никого не оставляйте в живых. По периметру города тянется сеть траншей, так что после приземления рассредоточьтесь и зачистите область. Команды «Кризисов» высаживаются на другой стороне города, поэтому не ждите никакого прикрытия. Там, внизу, дела идут не очень хорошо, так давайте же переломим ход битвы!

Раздался звон. В шлеме Каиса неумолимо отсчитывались мгновения до десантирования. Процесс не собирался замедляться или останавливаться в ответ на пронзительный визг его нервов. В ушах тау стоял рёв. Всё вокруг было нереальным.

— Сосредоточьтесь на тау'ва! В единстве лежит прогресс! В гармонии лежит победа! Не давайте слабину, воины Огня!

С грохотом ожили реактивные двигатели зависания, и корабль содрогнулся. С той стороны корпуса доносились обрывистые звуки бушующей грозы.

Зазвучала сирена.

— Занять позиции для десантирования, — сказал Луша.

Всего их было девять. Восемь сжимали оружие и с ухмылками пялились сквозь прутья решётки, а девятый старательно суетился среди оборудования в помещении. От них исходил едкий запах: аромат столь же неизменный и резкий, сколь и неприятный. Он разительно отличался от богатого языка феромонов, которым пользовались тау. Эти же создания были расой розовых, хрупких и влажных клонов.

Находящийся за адамантиевыми прутьями аун'эль Т'ау Ко'ваш искал какие-нибудь признаки искусственной индивидуальности, чтобы отличать их: обозначающие ранг нашивки, шрамы на лицах, татуировки. На него, как на эфирного – члена правящей касты тау – была возложена определённая задача, а именно постигать и чувствовать единство и его отсутствие во всех вещах. В любом случае, до встречи с гуэ'ла он никогда не думал, что существуют виды, абсолютно не осознающие собственные недостатки. Как быстро уяснил Ко'ваш, гуэ'ла станут проблемой.

И теперь он был их пленником, втянутым в ураган насилия, которое эфирный до сих с трудом пытался понять. Так или иначе, это не имело значения. Реальное положение дел в любой ситуации определялось настоящим моментом, и в настоящий момент Ко'ваш находился в плену. Беспомощный. Словно какой-то экспонат.

Ему, привыкшему к плавным изгибам и светло-бледным оттенкам сооружений тау, нынешняя тюрьма казалась невыносимо мрачной. Учитывая отсутствие окон и наличие широких ступеней, спускающихся в это помещение с низким потолком, он предположил, что его заточили под землёй. Воздух в маленькой комнате был спёртым, а вдоль стен располагались типичные для гуэ'ла консоли и механизмы хаотичного, уродливого вида. Все восемь солдат смотрели на его клетку, и, насколько Ко'ваш разбирался в манерах гуэ'ла, выражения их лиц демонстрировали глубокое отвращение. Один вдруг громко сплюнул.

— Не делай так, идиот! — рявкнул девятый.

Дидактические обучающие модули, которые аун, как и все тау, получил ещё будучи маленьким ребёнком, быстро обработали и перевели слова грубого языка. Судя по тому немногому, что он видел под плотным чёрным капюшоном, лицо гуэ'ла представляло собой массу дёргающихся имплантов, сенсоров и медных проводов, видимых под омертвевшей кожей. Создание ткнуло пальцем в нарушителя и вытер оставшуюся на подбородке слюну.

— Это стерильная зона!

Пока гуэ'ла в чёрном капюшоне не отвернулся, солдат делал вид, что раскаивается, но вот последующий странный жест рукой Ко'ваш интерпретировать не смог. Как уже начал понимать эфирный, такие пустые демонстрации, абсолютно бессмысленные с любой конструктивной точки зрения, были характеры для его пленителей.

Наконец, он принял решение. Полностью открыв глаза, Ко'ваш перестал делать вид, будто находится без сознания, и одним быстрым движением поднялся на ноги. Эфирный не отрицал, что хлынувший от потрясённых гуэ'ла поток феромонов вызвал у него глубокое удовлетворение. Первым оправился тот, который прятал лицо под чёрным капюшоном.

— Так, так… — потирая руки пробормотал он. На его металлических губах заиграла тонкая улыбка, и гуэ'ла в чёрном капюшоне сделал неопределённый жест в сторону одного из солдат, не отводя глаз от Ко'ваша. — Свяжись с Севером. Скажи ему, что наш гость очнулся.

Боец взбежал вверх по ступеням, ни разу не оглянувшись назад.

Человек в балахоне встал перед клеткой и, почёсывая подбородок, принялся внимательно изучать эфирного.

— Так, — продолжал тихо и задумчиво говорить он, — так, так…

У Ко'ваша не было ни терпения, ни желания сохранять молчание, пока его вот так рассматривают. Эфирный медленно подался вперёд.

— Кто ты? — спросил тау, проверяя свои способности чётко изъясняться на грубом языке гуэ'ла.

Он тут же ощутил вторую волну вызванных изумлением феромонов.

— Говоришь на имперском? — прошипел гуэ'ла в чёрном капюшоне, от удивления сжав опутанные кабелями пальцы.

Раздражённый склонностью гуэ'ла констатировать очевидное, Ко'ваш проигнорировал вопрос и повторил:

— Кто ты, человек?

На лице под капюшоном возникла зловещая ухмылка.

— И говоришь даже очень хорошо. Для мерзости. Я это уважаю.

Ко'ваш продолжал молча смотреть, впитывая каждую крупицу сенсорной информации вокруг себя. Гуэ'ла насмешливо склонил голову, отчего торчащие из его лица детали оживлённо задёргались.

— Я – Туриал Фаррах, — сказал он, — генетор-примус, магос-биологис и адепт Официо Ксенобиологика. Ты мог бы назвать меня… любителем всего, что связано с тау.

Ко'ваш кивнул, запоминая имя. Как бы его не злила беспомощность, первым побуждением оказался сбор информации. Судя по всему, разговор являлся наиболее вероятным источником ответов, поэтому эфирный уважительно наклонил голову, решив, что лучшим орудием ему послужит вежливость. Затем он провозгласил:

— Я – аун'эль Т'ау Ко'ваш.

— Ах, да, — вкрадчиво произнёс Фаррах с неискренней серьёзностью в голосе. — Дай-ка мне подумать… Получается, что ты аун в ранге «эль», верно? Это… третий по старшинству ранг, да?

— Четвёртый, — поправил человека Ко'ваш, невольно заинтересовавшись тем, что знал гуэ'ла.

Такие базовые вещи из жизни тау едва-ли можно было назвать секретом, и эти тщедушные создания явно привели его сюда не ради подобных сведений.

— Признаю свою ошибку. — Фаррах ухмыльнулся. — Серединная часть твоего имени означает родной мир? Как он там?

— Т'ау.

— Точно… а последняя часть – это «собственное» имя, если меня не подводит память. «Ко-важ», да?

— Ко'ваш…

Магос вновь вычурно поклонился.

— Приятно познакомиться.

— Что это за место, адепт Фаррах?

— Неважно, — улыбнулся человек, после чего отвернулся и продолжил изучать мигающий инфоэкран. — Считай себя гостем Его Наисвященнейшего Величества – Императора Человечества. Полагаю, ты наслаждаешься гостеприимством, которое пока ещё оказывается.

Он взял полированный скальпель из подноса сбоку от него и демонстративно осмотрел инструмент. В чертах лица адепта было нечто практически амфибийное, а широкий рот с металлической кожей растягивались в уродливой улыбке, которая, как явственно видел Ко'ваш, проистекала из понимания Фаррахом своего старшинства над окружающими.

Эфирный не дал себя запугать и стал с презрением смотреть на то, как адепт трясёт скальпелем. На самом деле, в дидактических воспоминаниях имелось мало информации касательно этого «Официо Ксенобиологика», но смысловые оттенки были очевидны. Ко'ваш сполна осознавал свою важность для тау, и его попадание в руки столь экспансионистских существ, как гуэ'ла, являлось самой настоящей катастрофой. Эфирный не сомневался, что, вероятнее всего, сначала из него станут под пытками вытягивать всю тактическую информацию, коей он обладал. Недальновидность гуэ'ла потрясала.

Шепча успокаивающую литанию, он напомнил себе, что даже гуэ'ла в своё время примут тау'ва. В конце концов, его примут все.

— Как я сюда попал? — мягким тоном спросил Ко'ваш, одновременно ища зацепки в собственных воспоминаниях.

Он посещал мир-колонию Ю'канеш, когда началось безумие и раздался шум стрельбы. В результате, его свиту разорвали на мелкие клочки, а сам эфирный начал задыхаться. Ко'ваш помнил, что нападающие применили газ, который затуманивал его разум и приглушал все чувства, помнил вопли и крики, а ещё огромные фигуры, неумолимо шагающие сквозь дымку. И потом ничего.

— Мой наниматель организовал кое-каких… общих друзей, чтобы они захватили тебя. — Человек не оглядываясь усмехнулся. — Он жаждет с тобой встретиться.

— Твой «наниматель»?

— Верно. Ну… Во всяком случае, наш «хозяин». В конечном итоге, я служу гораздо более высшей цели, как и вся паства Императора.

— Значит, не так уж мы и отличаемся, — трепещущим голосом произнёс Ко'ваш, проверяя реакцию адепта.

— Ты сильно ошибаешься, — зарычал Фаррах, чьё самодовольное лицо исказилось от гнева. Он нетерпеливо покрутил нож, чтобы оценить его вес. — Мы с тобой принадлежим разным мирам.

— Может быть. А может и нет. — Ко'ваш пренебрежительно махнул своей изящной рукой, довольный тем, как легко можно было привести этих слабых созданий в бешенство. — Расскажи мне… Кто такой этот ваш Император?

Глаза адепта яростно вспыхнули.

— Как ты смеешь произносить его имя? Я не потерплю, чтобы оно запятналось устами ксеноса.

Не смущённый оскорблением эфирный наклонил голову.

— Так или иначе, вопрос остаётся. Кто он?

— Он есть чистота рода людского. Наш свет и наш проводник. Я не жду, что мерзость поймёт!

— Так значит, по-твоему, он олицетворяет собой всю вашу расу?

— Ну конечно! Мы живём и умираем в служении ему!

— И таким образом, вы служите всем гуэ'ла?

Адепт подозрительно прищурился.

— К чему ты клонишь, чужак?

Ко'ваш позволил беззаботной улыбке заиграть на его губах.

— «Высшая сила», которой служу я, — сказал он, — учит нас, что в служении нашей расе мы вносим собственную лепту в Высшее Благо… Так действительно ли твой Император и моё тау'ва так сильно различаются?

— Хватит, — прорычал человек, отбросив всякое веселье.

— Ты зовешь себя любителем тау, — продолжал настаивать Ко'ваш, — а значит, должен знать о тау'ва… Должен знать, что мы стремимся объединить всех ради взаимной выгоды, а не ради их уничтожения. Мы не угроза вам, если только нас не провоцировать.

— Ты будешь молчать! — махая скальпелем рявкнул адепт.

— Мы не угроза вам, и, тем не менее, ты удерживаешь меня здесь против моей воли. Ты ведь должен понять, как это нелогично.

Фаррах остановился и вновь скривил губы в жестокой ухмылке.

— Я уже говорил, почему ты здесь, — прошипел он. — Мой повелитель очень сильно хотел поговорить с тобой. Вам предстоит много обсудить.

— Кем бы он ни был, он ведь не верит, будто я расскажу ему что-то важное.

— Уж прости меня за мой скептицизм, чужак. Я уже слышал такие слова прежде.

— Я скорее умру, чем предам тау'ва.

— Лучше бы тебе забыть о той чужацкой ахинее, в которую ты веришь, — рявкнул Фаррах. — Она тебе больше не поможет, и если ты думаешь, что я позволю тебе умереть до того, как ты… посодействуешь нам, то очень, очень сильно ошибаешься.

Усмехнувшись, он повернулся обратно к пультам, поглаживая рукоять ножа потными пальцами.

На десантной палубе пришлось ждать гораздо меньше.

Плавно открывшиеся двери явили взглядам затянутый дымом участок земли внизу, где песок перемешался с грязью. Первые несколько воинов уже присели, готовые прыгать. Они возбуждённо шаркали ногами и крепко сжимали винтовки.

Корабль летел во мгле раннего утра, а в дыму и пыли виднелись первые брызги света от лучей поднимающегося солнца. Долумар IV был унылым миром, даже если смотреть на него сверху, и, теперь, когда тау неумолимо приближались к поверхности планеты, Каис мрачно взирал на каменистые пустоши.

Раздался звуковой сигнал высотомера. Когда освещение на десантной палубе стало зелёным, воины Огня перед Каисом начали выскакивать в дымку.

Пока он ждал своей очереди, несомый мимо него дым и пыль проникали внутрь корабля. Сделав вдох, Каин напряг ноги, тяжело сглотнул и прыгнул.

Лейтенант Алик Кевла жестом приказал потрёпанным остаткам своего отделения двигаться вперёд и направился к следующему слепому повороту в системе траншей. С каждым мгновение небеса изрыгали всё больше кораблей чужаков, отчего воздух наполнялся ужасным визгом их двигателей. В разуме лейтенанта до сих пор пылала ярость из-за удачного для противника авиаудара, который всего несколько минут назад унёс жизни половины бойцов его отделения. Он проклял каждую нечеловеческую мерзость, что смела дышать в божественных владениях Императора, и прижал лазружьё к груди.

Ксеносы явились из ниоткуда безо всякой причины и объявления, но с помощью Императора гвардейцы заставят их пожалеть о том дне, когда они пришли в этот мир!

— Десантный корабль, — рявкнул он, осторожно выглядывая из-за угла.

Кевла увидел два зависших недалеко булавовидных челнока. Машины были слегка наклонены вперёд, словно бы втягивая в несуществующие ноздри пыль, а вокруг их двигателей поднимались вверх огромные завитки дымки. Повернувшись к своему отделению, лейтенант зарычал:

— Ни один из тех, кто ступил на землю Императора, не выживет. Вам понятно? Ни один.

Бойцы хором выразили согласие, разделяя гнев командира. Никто в отряде не питал особой любви к этому миру или его народу, но будь они прокляты, если позволят хоть одному безбожному ксеногену попрать святость имперской планеты. Лейтенант кивнул, удовлетворённый решимостью своих людей, после чего покинул укрытие.

Долумар IV никак нельзя было назвать хорошо развитым миром. Местный космопорт представлял собой скопление крепких зданий и скалобетонную площадку, а в главном городе Леттика с его как попало расположенными строениями из камня и стали жила армия рабочих-невольников.

Металлоплавильные предприятия работали день и ночь, извергая вредные выбросы и разбивая всякую надежду хоть на мгновение тишины. Все сельскохозяйственные проекты заглохли в течение нескольких лет после прибытия первых колонистов, поэтому теперь хоть какой-то смысл планете придавали лишь неустанные, перемалывающие вечность машины, которые исполняли фугу расплавленного металла и искр от сварки.

Долумар был миром-оружейной. Он пожирал сам себя изнутри, а его руководители следили за тем, чтобы на трясущиеся, исходящие паром конвейерные ленты лился непрекращающийся поток грязного самородного железа, из которого создавались промасленные и прочные орудия убийства для Имперской Гвардии. Если пройдёт достаточно времени, заводы Леттики покроют всю поверхность планеты, превратив её в очередной мир-кузницу, где станут рождаться боевые машины Империума.

Неудивительно, что в Департаменто Муниторум решили разместить на планете такой многочисленный гарнизон. Прямо сейчас четыре полных полка спешили ответить на неожиданную угрозу чужаков.

Лейтенант Кевла с ухмылкой устремился вперёд, ободрённый боевыми кличами двигающихся прямо за ним гвардейцев. Да, сказал он себе, тау совершили большую ошибку, выбрав своей целью Долумар.

Именно в этот момент двадцать выпущенных из скорострельной пушки импульсов разорвали лейтенанта Кевла и его небольшое отделение на куски, породив бурю разлетающихся во все стороны ошмётков и быстро стихающих воплей.

Летел Каис недолго.

Когда его копыта коснулись земли, та показалась ему до невозможности твёрдой. От сильнейшего удара ноги тау задрожали, а сам он зашатался и чуть не упал. Каис едва сохранял равновесие, неуклюжим движением подняв в воздух пыль с мелкими камешками. Спрыгивающие за спиной юного воина бойцы рассредотачивались и двигались в сторону ближайших траншей, коих оказалось огромное множество. В воздухе стояла густая мгла вперемешку с дымом, поэтому первые впечатления Каиса о планете были все как один беспорядочными. Он видел лишь грубо сооружённые стены траншей, змеящиеся в сторону углов и башен далёкого города гуэ'ла.

Даже несмотря на вой двигателей десантного корабля и бушующие вокруг миниатюрные пылевые вихри Каис услышал легко узнаваемый грохот огня из скорострельной пушки. Установленное на носу судна многоствольное орудие ожило с голодным гулом, ослепляя юного воина яркими дульными вспышками. К тому моменту, как он привёл спутанные мысли в порядок и задумался о том, по кому стреляла пушка, осталось лишь скопление фигур, которые рассыпались и растворялись прямо у него на глазах.

Спустя несколько долгих неприятных райк'анов Каис понял, что висящий в воздухе красный туман – это кровь гуэ'ла. Почему-то ему казалось, будто в их влажных телах течёт вода, наполняющая округлые розовые мышцы и хлюпающая в незаполненных полостях, поэтому яркий цвет жидкостей гуэ'ла ошеломил юного воина. Трупы неуклюже рухнули на землю, а скорострельная пушка затихла. От её медленно и лениво вращающихся стволов поднимались завитки дыма.

И тогда раздался грохот детонаций, взметнулся дым, и прямо перед Каисом разверзся ад. Небеса превратились в лоскутное одеяло из огня импульсного оружия и снопов траекторий трассеров, что изумительными дугами соединяли невидимые орудия с их невидимыми целями. От горизонта до горизонта распускались т'ройлепестковые цветки взрывов, а во все стороны тянулись ищущие добычу щупальца из осколков, отчего уже и так кипящее небо, полнящееся металлом и огнём, забурлило ещё сильнее. Над головой тау с воем пронеслась группа «Барракуд», которые седлали бурю дыма и хаоса. На фоне тусклой пелены они выглядели как тёмно-жёлтые размытые пятна с примесью чёрных и пастельных оттенков. Вслед за ними рванули вражеские истребители, чьи орудия издавали непрерывный стрёкот.

Каис впитывал всё это с изумлённым восхищением, совсем позабыв о пробегающих мимо него воинах Огня, однако раздавшийся в голове голос заставил юного бойца резко сфокусировать внимание.

— Всему личному составу, впереди чисто, — рявкнул голос. — Берите зону под контроль и заходите в траншеи.

Каис оглянулся и с удивлением обнаружил, что он один. Бронированные фигуры его товарищей уже растворялись во мгле, удаляясь от парящего десантного корабля в сторону траншей. Недалеко висело примерно в таком же положении второе судно, которое, вне всяких сомнений, готовилось высадить своих десантников.

Молодой воин Огня сосредоточился на своих товарищах и заковылял вслед за ними, хотя в голове до сих пор вертелось множество мыслей. За внимание Каиса боролись шум стрельбы и вой двигателей челнока, яркие вспышки далёких авиаударов покрывали тау узором из света и тени, а над стенками траншей поднимались столбы дыма с толстыми шапками. Куда бы он не смотрел, его взгляд всюду натыкался на грубые и искорёженные результаты инженерной деятельности гуэ'ла: беспорядочно расположенные мостики, крест-накрест пересекающие выемки в грунте и стоящие там подмости с погнутыми опорами, и наполовину разрушенные доты, из которых открывался обзор на каждый поворот в изгибистых коридорах, чьи стенки были выложены мешками с песком.

Это было настоящее безумие, и Каис оказался в самой его гуще.

Впереди бежали два воина, но догнать их юный тау не успел, так как ему пришлось пригнуться и пролезть под широкой платформой, что располагалась над траншеей. В коренастом шас'ла он узнал девушку по имени Кет'рит, которая тренировалась с ним на Т'ау. Второй боец был ему не знаком.

Стоило им обогнуть ближайший угол, как их тут же разорвало лазерным огнём, вырывавшим из брони тошнотворного вида куски. Голова Кет'риты с хрустом откинулась назад, а в воздух ударила полупрозрачная струя бледно-голубой крови, забрызгавшей стенку траншеи. Другой боец принял залп туловищем, отчего рухнул на землю грудой мяса и оторванных конечностей. Инерция понесла Каиса вперёд, ибо она даже не мог думать, ошеломлённый предсмертной агонией товарищей. Когда воин Огня начал хоть как-то осознавать реальность, было уже слишком поздно останавливаться, слишком поздно жалеть об опрометчивой атаке, слишком поздно читать размышление сио'та, приписываемое Шас'лен'ру – Осторожному Воину. Ноги предали своего хозяина, и Каис, миновав корчащееся тело Кет'риты, оказался на пути того, что её убило. В ноздри бил нестерпимый запах крови девушки.

Каис инстинктивно опустился на колено. Охваченный паникой, он всё делал не задумываясь, на автомате. Тау поднял винтовку, выхватил из водоворота визуального безумия одинокую фигуру и нажал на спусковой крючок. Раздался вопль. Кто-то упал на землю, где стал молча дёргать ногами и биться в конвульсиях.

Юный боец ещё долго смотрел на гуэ'ла, желая, чтобы тот наконец понял, что он уже мёртв.

Кор'вре Ранн Т'пелл, уютно устроившаяся в комфортной кабине пилотов второго челнока, удовлетворённо кивнула при взгляде на сенсорные дисплеи. Поглядывая на вогнутую поверхность мониторов перед собой, она заметила, что сестринский корабль уже выгрузил своих воинов Огня и стал набирать высоту. Т'пелл снова кивнула и закончила собственный плавный спуск с отточенной лёгкостью, после чего нажала на кнопку и разрешила штурману начинать выгрузку десанта.

Средства управления десантного корабля едва ли можно было сделать ещё интуитивнее: отлично сбалансированные уровнемеры, сферы отслеживания крена и наклона, направляющие сенсорные панели, встроенные в парящие дроны. Всё находилось в пределах досягаемости её тонких рук, которые являлись распространённой физиологической особенностью среди рождённых в космосе тау из касты Воздуха. Это – образец идеального эргономического расположения, симбиоз пилота и корабля. Т'пелл не переставала с уважением думать о создавшем это фио'эле из касты Земли.

— Двери открыты, кор'вре, — доложил её помощник кор'уи, сосредоточившийся на управлении реактивными двигателями зависания.

В знак благодарности Т'пелл щёлкнула языком и позволила себе расслабить напряжённые мышцы. Пока что десантирование проходило успешно.

Словно бы услышав её мысли, громко зазвучал ИИ десантного корабля.

— Боевая тревога, — предупредил он холодным и безжизненным голосом. — Происходит нацеливание вражеского орудия. Зона координатной сетки 3-5-2.

Т'пелл зашипела и заставила себя сохранять спокойствие, переводя взор на нужный экран. И действительно, вдоль края ближайшей траншеи полз громыхающий танк с забитыми пылью гусеницами, чья турель неумолимо поворачивалась в её сторону. Ткнув в кнопку автонаведения скорострельной пушки, кор'вре задержала дыхание.

Два орудия выстрелили одновременно.

Мельчайшую долю райк'ана Т'пелл была уверена, что увидит летящий в неё снаряд, а затем десантный корабль содрогнулся, замигавшие экраны погасли, и всё вдруг заполнил огонь.

Каис двигался обратно по своим следам, намереваясь объединиться с остальными бойцами своего кадра, когда заметил танк. Огромная машина стояла на насыпи над траншеей, а её бока серого металлического цвета были такими же облупившимися и грязными, как и любой продукт технологий гуэ'ла, до сих пор виденный молодым бойцом. Скептично взглянув на танк снизу, Каис усомнился в эффективности такой техники и решил, что она не представляет угрозы его товарищам. Однако, почти сразу ему пришлось пересмотреть свою оценку. Пушка выстрелила, а её рёв сотряс воздух и поднял с пола траншеи слой пыли и песка.

Земля задрожала подобно разгневанному существу, которое напрягло мышцы, чтобы сбросить с себя ползающих по коже паразитов. Недалеко что-то взорвалось, после чего Каиса сбили с ног стремительно распространившиеся ударные волны. Скребясь в песке и испытывая боль, он с трудом поднял взгляд к дальнему конце траншеи, откуда вверх поднимались потоки дыма и пыли. Танк подбил один из десантных кораблей, разнеся на куски его тороковый двигатель.

Канал связи взорвался криками и воплями, а мир вокруг залило белым.

Импульсы скорострельной пушки оставляли воронки в стенах траншеи по бокам от Каиса и выбивали из танка гуэ'ла куски расплавленного металла, из-за чего юному воину пришлось ползти в укрытие. Невзирая на шквал огня, машина покатилась вперёд, намереваясь проехать по перекинутому через траншею мостику.

— …торой десантный кор… адает–

— …кинуть зону! Двигаться к–

Оставляя за собой завитки перегретого топлива и продолжая поливать танк импульсным огнём, падающий десантный корабль врезался в землю, где его протащило по дуге. Стоило пыли взметнуться вверх, как вопли в коммуникаторе затихли, а Каис перестал что-либо видеть. Последнее, что он успел заметить, это другой челнок, из которого десантировался сам юный боец. Тот сразу же ушёл влево, когда его умирающее сестринское судно начало бешено вращаться, добавляя в пылевую бурю дым и пламя.

Перекидной мостик, изрешечённый скорострельной пушкой, рухнул.

Выплевывая механические внутренности и извергая огонь из множества ран по всему корпусу, танк гуэ'ла упал в траншею передней частью вниз, породив водопад из камней и масла. Туда же отправился и разбитый каркас мостика, а осыпавшиеся стены траншеи завалили землёй сцену разрушения.

Отползавший от переворачивающихся обломков Каис подумал о раненых и горящих заживо гуэ'ла внутри танка, не понимающих, почему не открывается люк, и медленно задыхающихся во тьме. Он тут же почувствовал себя виноватым за несвойственные тау размышления, после чего мысленно произнёс: Благо.

Поднявшийся над обломками второй десантный корабль взмыл в небо, виляя из-за сбоящих двигателей.

— Общее обращение! — раздавшийся в коммуникаторе голос напугал Каиса. — Говорит эль'Луша. Зона высадки больше не безопасна! Всем бойцам – перегруппироваться! Отправляю новые координаты. Отправляйтесь к отмеченной точке и ждите дальнейших указаний.

Ощутив захлёстывающую его волну паники, Киас огляделся вокруг в тщетной надежде увидеть других шас'ла.

— Эль'Луша, — передал он по каналу связи. Из-за испытываемого тау говорил спешно и громко. — Г-говорит ла'Каис. Кажется, я не смогу перегруппироваться… Траншея… Траншея завалена. Я не вижу остальных! Я не знаю куд–

— Ла'Каис. — Раздражающе спокойный голос свинцовой плитой накрыл панику Каиса прежде, чем она полностью его поглотила. — Ла'Каис, ты должен сосредоточиться.

Сжав зубы, юный тау заставил себя дышать ровно, и ужас, в конце концов, отступил. Каис опустил голову, чувствуя стыд.

— Прошу прощения, шас'эль.

— Слушай меня внимательно: остальные воины из твоего кадра рассеяны по другую сторону зоны высадки. Они перегруппировываются, но ты слишком далеко от них…

— Шас'эль? Я-я не понимаю.

— Прости, ла'Каис. Ты должен продвигаться к точке эвакуации один.

— Н-никого больше нет?

Каис говорил тихо, не веря собственным словам. Он неосознанно нащупал сквозь материал поясной сумки лежащую там пластинку.

— Никого, шас'ла, — донёсся мрачный ответ Луши. — Остальные двигаются своим путём.

— Значит, я один… — пробормотал Каис скорее самому себе, нежели командующему.

— Нет, шас'ла. Не один. Тау никогда не бывает одинок, знай это.

Каис глубоко вдохнул. Слова Луши никак его не успокоили.

В коммуникаторе раздался вздох, после чего бесплотный голос продолжил:

— Сейчас ты должен получить координаты.

В углу его ПД возник ряд символов, и он угрюмо взглянул на них, осознавая, какое это расстояние.

— Ты справишься, Каис.

Воин Огня наблюдал, как корабль поднимается вверх, в дым. Тау подозревал, что вместе с собой он уносит и его надежды на выживание.

— Да, шас'эль.

Нико Юнц боялся и не отрицал этого. Он давно научился жить со своей трусостью, фактически, превратив её в своего рода искусство. Теперь же мужчина полагался на своё врождённое чувство ужаса, дабы то помогло ему выжить.

Во всяком случае, Нико на него рассчитывал.

Он отлично чувствовал себя среди солдат 19-го Гламоргианского полка, но исключительно благодаря своей грамотности. Нико не умел нормально обращаться с оружием, а любой из товарищей мог бы при желании втоптать его в землю, вот только кто среди них мог писать семьям письма или читать молитвы, чтобы время в карауле шло быстрее? Кто мог составлять декларации для снаряжения или помогать капитану управляться с оружейной? Конечно же, никто. Одно дело быть трусом, но совсем другое – быть полезным трусом. Так жизнь становилась если уж и не хорошей, то уж точно более простой.

И тут вдруг появились тау, дугами расчертившие утреннее небо подобно множеству метеоров.

Теперь ни у кого не осталось времени на письма, а капитан был слишком занят выкрикиванием приказов и убийствами, чтобы беспокоиться о тратах и оружейной, от которой пятнадцать минут назад осталась лишь дымящаяся воронка. Так что да, Нико боялся. Боялся и, что ещё хуже, он стал абсолютно бесполезен.

Потолок тесного бункера, где находились Нико, капитан Рейцз и связной сервитор, задрожал от какого-то взрыва снаружи, и с него посыпалась пыль. Нико едва слышно всхлипнул.

— Тихо, — с фырканьем сказал Рейцз.

Капитан отвернулся и склонился над плечом сервитора. Нико же, вжавшийся в стену в попытке не стать жертвой скверного характера офицера, с содроганием посмотрел на омерзительное создание. Мёртвое лицо некогда живого человека изобиловало механическими устройствами и дёргающимися деталями, а вместо его прижжённого мозга работали логические механизмы. Некротические мышцы сервитора оставались напряжены, пока сосредоточенный сервитор вслушивался в передачи, улавливаемые решёткой датчиков на крыше бункера.

— Перехвачено сообщение тау… — прошипел сервитор, чьи давно сгнившие мёртвые глаза были заменены светящейся оптикой. — Пытаюсь перевести…

Огромное множество жутких пальцев, торчащих из его кистей и запястий, забегали по механизмам и логическим устройствам на консоли перед сервитором. Натыкаясь на особенно сложную для перевода фразу, он замирал и наклонял голову. Нависающий над киборгом Рейцз вглядывался в экран монитора, на котором выводилось искажённое расшифровываемое сообщение. Невольно заинтригованный Нико подкрался поближе.

— Ублюдки… — выдохнул капитан, потрясённый прочитанным. — Хитрые чужацкие ублюдки…

Нико успел различить в ярком тексте слова «обман» и «задержка», когда по скалобетону над его головой что-то громко стукнуло, а затем раздался грохот как от сотни одновременно разразившихся гроз. Весь бункер затрясся.

Гвардеец с визгом бросился на пол, где сжался во всхлипывающий комок, в то время как потолок треснул, и сверху посыпалась пыль. Рейцз гневно поднял взгляд, но, скорее, просто для приличия. Консоль, словно требующий внимания хныкающий ребёнок, мучительно взвизгнула, после чего с протяжным шипением затихла, а экран замигал и погас.

— Что случилось? — требовательно спросил капитан.

Недоумённо насупив брови, сервитор задёргался и начала тараторить:

— Линия связи оборвана… — обречённо доложил он. — Внешние каналы не работают.

— Сэр? — испугано произнёс Нико. Гвардеец уже вставал, выказывая желание помочь. — В чём д–

— Они обстреляли нас! — яростно проревел Рейцз. Ему страстно хотелось выплеснуть на кого-то свой гнев, поэтому офицер схватил Нико за отвороты и принялся орать прямо ему в лицо. — Ублюдки лишили нас связи, ты, идиот!

Нико съёжился от страха. «Выказать желание помочь» явно было не самым мудрым карьерным ходом. Капитан бросил его и со злостью потёр подбородок.

— Мне нужен контакт с командованием!

Сервитор покачал головой, пробормотав что-то бессмысленное, а Рейцз презрительно скривил губы.

— Ты, — прорычал он.

Подняв глаза, Нико увидел направленный ему прямо в лицо палец, скрытый под перчаткой.

— Я-я?

— Отправляйся на командный пост. Скажи им, что мне известны планы ксеносов.

— Чт–

— Тихо. Слушай. Они отвлекают огонь на себя. Их цель – не Леттика.

— Но сэр–

— Заткнись! Это диверсия! Это варпом-проклятая диверсия, слышишь меня? Тюрьма. Скажешь им! Передашь командованию от меня, что они собираются атаковать тюрьму!

У Нико в голове всё перевернулось.

— Чт–

Рейцз свирепо воззрился на него.

— Беги!

Зародившееся в горле Нико скулящее возражение там же и умерло, когда перед лицом гвардейца волшебным образом возникло дуло лазпистолета.

И тогда он резко принял порождённое адреналином решение. Если профессиональный трус и был в чём-то хорош, так это в беге. Нико опомниться не успел, как оказался за дверью и побежал.

Сделав долгий вдох, Каис начал красться по траншее. Крутые повороты вырытых в земле коридоров дробили и искажали звуки, отчего невозможно было определить расстояние до их источника. Потенциальную угрозу представлял каждый выстрел или раскатистый грохот взорвавшегося артиллерийского снаряда, а за любым углом могли таиться смертоносные сюрпризы. За спиной воина Огня булькал один из убитых гуэ'ла. Каис быстро понял, что все они так делали. Дёргались, стонали и пускали слюни. Мерзко.

Его охватывала тревога, а в голове царила буря беспокойства и опасного волнения. За те несколько райк'оров, проведённые в отрыве от его кадра, он уже повидал и сделал столько, что едва мог ясно мыслить. Каис дрался, выцеливал врагов из укрытия и стрелял. Воин Огня проделывал дыры в мягких животах чужаков и обрывал никчемные жизни этих ограниченных слепцов одним лишь нажатием на спусковой крючок. Он чувствовал вонь палёного мяса, вытирал кровь со своей неяркой брони и с раздражением слушал вопли да мольбы. Каис решил, что последнее было бессмысленно.

Где-то в уголке его разума всплывал вопрос: почему он ещё не умер?

На этом маленьком участке траншеи, который казался ещё меньше из-за бушевавшей вокруг битвы, Каис узнал о Пути воина Огня больше, чем за двадцать тау'киров в боевом куполе на поверхности Т'ау. Этого было достаточно, чтобы погрузить в смятение даже самый твёрдый и устойчивый разум.

Но хуже всего оказалось закрадывающееся подозрение, что, расправляясь с этими жестокими буйными созданиями, он сам ничем от них не отличался. Каис обнаружил в себе склонность к убийствам, которая и вызывала у него самый сильный ужас.

Размышления воина Огня прервал коммуникатор.

— Каис, — напряжённым голосом произнёс Луша. — Каис, ты должен внимательно меня выслушать.

— Да, шас'эль?

— Перед тобой находится бункер. Видишь его?

Каис вгляделся вдоль изгибающейся траншеи, обеспокоенный способностью командующего видеть через оптику его шлема. В течение всего обучения ему было не по себе от этого ощущения, когда кто-то находится в твоих глазах, смотрит на твой мир без разрешения, оценивает твои действия издалека.

— Вижу, — ответил он, оглядывая скалобетонный дот.

Когда Каис приблизился к нему, то решил, что он заброшен. Поднимающийся над укреплением густой дым безмолвно свидетельствовал о недавнем авиаударе, а на крыше дота виднелись искорёженные остатки прогнувшегося узла связи, ныне являвшего собой жалкое зрелище.

— Тогда слушай, — передал Луша. — Я только что получил вести от шас'ар'тола. Они обеспокоены тем, что гуэ'ла в том бункере могли перехватить кое-какие… важные передачи. Их оборудование оказалось гораздо более продвинутым, чем мы предполагали.

— Шас'эль, я не понимаю.

— Тебе и не нужно понимать, ла'Каис. Тебе нужно подчиняться.

Этот упрёк вызвал у Каиса чувство неправильности. Воин Огня понимал, что шас'ла должен выполнять приказы и даже считал, будто готов к этому, но сейчас он испытывал сильную потребность в информации. Молодой тау хотел лучше понять ситуацию, а от слепого подчинения ему было не по себе.

Жу бы назвала это высокомерием худшего рода, с улыбкой подумал Каис. Сомневаясь в приказах, он выказывал своё недоверие к старшим и нежелание позволять другим принимать решения за него. Усмирив бунтарские мысли, воин Огня вновь склонил голову, старательно пытаясь следовать правилам.

— Конечно, шас'эль. Каковы будут приказы?

— Зачисть бункер, шас'ла. Не оставляй никого в живых. Эль'Луша, конец связи.

Каис вслушался в воцарившуюся на канале тишину и глубоко вздохнул.

Не думай об этом, сказал он сам себе. Не спрашивай зачем, не беспокойся. Просто делай.

Более не тратя времени на душевные страдания, Каис сорвал с разгрузочного пояса гранату, нажал на активатор и швырнул её. За миг до того, как она закатилась в дверной проём бункера, оттуда выбежал и спрыгнул в траншею худой гуэ'ла с выпяченными от ужаса глазами. Граната проскочила прямо мимо, а сдавленно выдохнувший гуэ'ла бросился прочь, даже не заметив воина Огня, стоящего в трёх тор'леках от него.

Каис зажмурился. Всё продлилось считанные мгновения.

Граната с грохотом взорвалась, поднимая в воздух верхние слои пыли на бункере и сотрясая стены ударной волной. Скалобетонное чрево задрожало от осколочного метеоризма и принялось неравномерно извергать через дверной проём дым с ошмётками плоти.

Воин Огня осторожно заглянул внутрь, испытываю необычную тревогу от того, с какой лёгкостью он учинил такое разрушение. Меньше дека назад его переполняли страх и замешательство, шокировали ужас и странность всего происходящего, а сейчас Каис смотрел на искромсанные останки двух тел – ещё двух тел – практически безо всякого интереса. Это было просто мясо.

— Тот солдат… — донёсся до слуха воина Огня резкий голос Луши. На дисплее шлема замигал оранжевый значок, и число счётчика расстояния начало стремительно увеличиваться. — Ты должен догнать его. Он может нести предупреждение…

— Какое предупреждение? — выпалил Каис, дивясь своим словам.

Ощутив приливающую к лицу кровь, он прикусил язык, злясь на самого себя. Воин Огня не хотел озвучивать бурно клокотавший в голове вопрос, по крайней мере, не в такой неуважительной манере. Неспособность сдерживать бунтарские мысли прежде уже оборачивалась для него проблемами, поэтому Каис приготовился к неминуемому наказанию.

Однако, устало вздохнувший Луша снова удивил его.

— Наша высадка здесь была отвлекающим манёвром, Каис. Не более. Мы оттягиваем вражеские силы от нашей настоящей цели.

— О… отвлекающий манёвр?

Каису стало дурно. Перед его глазами вновь возникли распадающиеся фигуры двух воинов Огня, разрываемых безжалостным лазерным шквалом. Возник крутящийся челнок, теряющий управление в буре пыли и огня. Возникли смерть и безумие, окружающие молодого тау паутиной крови, дыма и ужаса с тех пор, как он ступил на поверхность этого мира. И всё было частью какой-то изощрённой уловки.

— Просто отвлекающий манёвр… — не желая верить повторил воин Огня.

— Каис! — раздражённо произнёс Луша. — Помни о машине. «Один народ, одно единство, одна личность.» Ты – шестерёнка! Ты – часть грандиозного замысла, и если тебе приказали участвовать в отвлекающем манёвре, ты сделаешь это во имя Одного Пути.

Юный тау опустил голову. В его разуме кипел стыд.

— Да, шас'эль.

— Хорошо. — Голос стал мягче, а его тон теперь был едва-ли не извиняющимся. — Это всегда непросто, Каис. Я знаю. Прими своё место в тау'ва и обретёшь покой.

— Я постараюсь, шас'эль. П-простите меня.

— Солдат-гуэ'ла. Нельзя позволить ему поднять тревогу. Мы считаем, что где-то поблизости есть командный пост. Возможно, он направляется туда.

— Я понял.

— Хорошо. Догони его.

Мир затуманивался, а Нико пытался дышать. Траншеи едва заметно поднимались и становились всё шире по мере приближения к северным окраинам Леттики с их приземистыми зданиями, которые могли предоставить гостеприимное укрытие. Не желая тратить ещё больше времени на любование видом, гвардеец кинул последний взгляд на далёкие крыши, вырисовывающиеся в адреналиновой дымке, и бросился вперёд.

Его ноги покрывала корка из засохшей грязи, пыли и ещё влажной крови. Он дважды поскальзывался на обгоревших, не поддающихся опознанию телах, и тратил дыхание на сильные рвотные спазмы при виде прозрачных нитей липкой плоти и сухожилий, цеплявшихся за его сапоги. Нико пробирался сквозь гонимые ветром клубы дыма и чувствовал, как горят мышцы. Ему было плевать, скользят ли ноги в крови людей или тау. Он просто бежал, бежал, бежал, спотыкаясь, пыхтя и ловя ртом воздух.

В какой-то момент – Нико не помнил, когда именно – затруднённое анаэробное дыхание, которое обжигало его лёгкие, превратилось в шипящую литанию.

… о, Трон… о, Трон… о, Трон… о, Трон…

Гвардейца что-то преследовало. Нико не рискнул оглянуться, чтобы не споткнуться и не рухнуть на землю, но шею пощипывало от ужаса, на который он издавна привык полагаться. Трус без врождённого чувства самосохранения – это просто труп.

Время от времени в дыму возникало какие-то фигуры. Друг или враг, значения не имело. Они исчезали так же внезапно, а воспоминания о них меркли с каждым новым поворотом траншеи. Нико с кристальной ясностью представлял в голове расположение командного поста, и во время бега гвардеец представлял себе пульсирующую красную линию, которая вела его вперёд через развилки и подъёмы в сети траншей. В голове начал шептать едва слышный таинственный голос: «Ты сделаешь это!».

Нико не позволит себе поверить ему и расслабиться.

Где-то недалеко разразился шквал стрельбы, от которого сотрясся воздух. Гвардеец наклонился вперёд и обхватил руками голову, а ноги понесли его словно мёртвый груз. Он слепо мчался дальше, ожидая смерти с каждым сделанным шагом. Вдруг плечо обжёг бело-синий шар импульсного огня, спаливший ткань формы и вызвавший у Нико страдальческий всхлип. Оставшейся рациональной частью мозга гвардеец понимал, что рана едва болела, так как её сразу же прижгло. Тем не менее, он всё равно закричал.

Когда безумие, наконец, осталось позади, когда взрывы и треск стрельбы за спиной постепенно стихли, мир будто бы замедлился, и ноги гвардейца самовольно замерли. Скрытые пылью здания, часть которых подверглась бомбардировке, а часть просто покрылась копотью, теснились вокруг Нико словно оберегающие его моллюски. Это было самое чудесное зрелище, какое он когда-либо видел. Сдерживая облегчённый всхлип, Нико покинул траншеи и вошёл в город.

Именно тогда преследовавший его ксенос, чей оптический сенсор блестел из-за отражённого света, совершил выстрел, и левая коленная чашечка Нико разлетелась на тысячу мелких крутящихся фрагментов.

Шас'эль Т'ау Луша склонился над парящими мониторами в задней части кабины пилотов и нахмурился. Десантный корабль «Тап'ран» не получил серьёзных повреждений от взрывных конвульсий сестринского судна, но осколки повредили его юнтасовый двигатель, который теперь работал с раздражающей нестабильностью. Сжав зубы из-за мешавшего ему крена, он сосредоточился на экранах.

За время службы Луша научился понимать, кто способен достичь величия. Каждый аспект тау'ва являл собой доказательство равенства, и, согласно ему, даже низший фио'ла касты Земли был так же важен для поддержания незыблемости Высшего Блага, как и могучий аун'о Катл'ан в высоких бороздчатых башнях города Т'ау, обнесённого стенами.

Луша это понимал. И уважал. Однако, иногда встречались… аномалии. Все замечали таких не вписывающихся в тау'ва индивидов, которые либо просто не могли, либо не имели достаточного терпения, чтобы правильным образом найти своё место, и под правильным образом подразумевалось постепенно. В ла'Каисе он видел навыки, превосходящие уровень простого шас'ла: его незаметность и скорость, его врождённое стремление к получению тактических знаний. Всё это выделяло молодого тау точно так же, как и импульсивность. Лишь неспособность юнца принять своё место сейчас не позволит ему достичь величия в будущем.

Обычно, даже у тех, кто стремительно продвигался по службе, были постепенно увеличивающиеся паузы как минимум в четыре тау'кира перед получением очередного ранга. После обучения в боевом куполе тау становится шас'ла, затем шас'уи, а потом шас'вре. Немногочисленная элита достигала ранга шас'эля и, в самых исключительных случаях, шас'о. Для получения соответствующего его способностям статуса, Каису следовало научиться той вещи, которой, как считал Луша, он вряд ли обладал: терпению.

Шас'эль посмотрел на шестнадцатый экран, где выводилось изображение со шлема Каиса, и помрачнел. Там было лицо солдата-гуэ'ла, который визжал и корчился на полу словно какой-нибудь тиранидский и'хе'вре. Луша смутно представил себе, что чувствует ла'Каис, медленно поднимая винтовку, чтобы заставить замолчать это бледное создание. Показания под монитором замигали красным и стали увеличиваться: пульс воина Огня быстро учащался. Юнец был возбуждён, понял встревоженный шас'эль.

Импульсная винтовка выстрелила, и экран покраснел. Луша отвёл глаза.

— Шас'эль? — Его размышления прервал голос пилота-кор'вре, донёсшийся из верхней части кабины. — Мы над точкой эвакуации. Мне начать снижение?

Луша взглянул на другие экраны, являвшие собой калейдоскоп изображений со шлемов различных воинов. Остальные выжившие бойцы кадры уже почти добрались до позиции.

— Да, кор'вре. Забирай их.

Десантный корабль вырвался из-под прикрытия облаков и стал величественно опускаться, что портилось лишь периодическим чиханием повреждённого двигателя. Луша нажал на кнопку, после чего экраны показали ему внешний обзор.

В руинах внизу что-то мелькнуло – это турельная пушка гуэ'ла выплевывала потоки трассерных пуль в сторону окраин города. Луше стало интересно, по кому она стреляла.

— Шас'эль? — раздался озабоченный голос пилота. — Тут что-то–

Корабль резко дёрнулся в сторону, а сбитый с ног Луша болезненно приземлился на пол. Мимо пролетела эскадрилья дронов, трясущих ремонтными инструментами.

— Докладывай, — мрачно потребовал он, с трудом поднимаясь на ноги.

— Танк, — спокойно произнёс кор'вре. Пилот говорил на удивление спокойно. — Серьёзных повреждений нет. Я лечу обратно, шас'ль. Во второй раз он не промахнётся.

Борющийся с гневом Луша кивнул. Выказывать раздражение – бессмысленно и нерационально. Это больше подходило слабохарактерным гуэ'ла, нежели тау. Шас'эль представил, как люди внутри танка громко бранятся из-за обидного промаха, и укрепил свою решимость. Он подозревал, что такие создания не были достойны тау'ва, сколько бы ауны не читали проповеди о милосердии и терпимости.

Луша переключил экраны обратно на вывод изображений со шлемов воинов Огня и с печалью осознал, сколь многие из них почернели. Каис двигался слишком быстро, поэтому шас'эль не мог понять, что показывает его ПД.

— Ла'Каис? — спросил Луша. — Каков твой статус?

Голос Каиса был напряжённым.

— Будьте готовы, шас'эль, — прокряхтел он, одновременно с чем раздался яростный треск стрельбы, а на экране возникли яркие словно молнии импульсы. — Всё под контролем.

— Ла'Каис, что ты имеешь в виду?

Скачущее изображение начало успокаиваться, и в дыму появились смазанные маслом механизмы. Луша увидел руки Каиса, которые сжимали расположенные как попало и покрытые рунами ручки управления.

И тогда шас'эль понял.

— Клянусь путём… — выдохнул пилот, глядя на сенсоры. — Он–

— Он захватил турельную пушку, кор'вре… — сдерживая улыбку произнёс Луша.

Каис держал облачённую в перчатку руку на массивных средствах управления пушки, верно полагая, что, по крайней мере, одно из них должно оказаться спусковым механизмом. Он ничего не мог сделать с вибрацией шаткого орудия, поэтому держался изо всех сил и пытался прицелиться.

Воин Огня предположил, что эту часть города практически полностью сравнял с землёй один из огромных бомбардировщиков типа «Плавник», чей обстрел предшествовал наземной атаке. Невообразимо мощное вооружение корабля разрушило все стоявшие здесь прежде строения, оставив лишь разбитый скалобетон да поднимающийся дым. Турельную пушку Каис нашёл на самой границе зоны поражения. Закреплённая крепкими железными болтами, она выдержала бурю, которая оставила на ней лишь слой сажи, свидетельствующий об огненном крещении орудия. Судя по обугленным фрагментам тел, экипажу повезло меньше.

Танк словно жук взобрался на ближайшее возвышение в тот момент, когда ушей Каиса достиг успокаивающий вой двигателей десантного корабля. Стоя рядом с громоздкой орудийной платформой и с ужасом глядя на то, как громыхающая боевая машина тщательно целится в снижающийся челнок, воин Огня неосознанно обхватил средства управления пушки.

Через полрайк'ора, наполненных шумом и безумием, за время которых десантный корабль опасно приблизился к собственной гибели, танк начал поворачивать орудие в сторону Каиса с медлительностью ледника. Он ехал вдоль разрушенной улицы подобно неумолимому джаггернауту, перемалывая гусеницами камень и корёжа сталь.

Пушка в руках Каиса затряслась, а мимо его головы полетели стреляные патронные гильзы. В попытке поглотить шквал огня, от корпуса танка отделился блок металла, что разбрасывал во все стороны искры и осколки. Боевая машина покачнулась и остановилась, её гусеницы протестующе завизжали. В процессе механического свежевания появлялось всё больше воронок, и воздух наполнялся кусками металлической плоти. Безжалостный обстрел деформировал корпус, по чьей поверхности стали протягиваться трещины. Через несколько райк'анов огромная пушка, наконец, попала в цель, воспламенив запас горючего.

Танк оторвался от земли на факеле пламени, перевернулся и упал, превратившись в хаотичное смешение кабелей и брони. Вторичная детонация разорвала корпус посередине.

Завертевшиеся в воздухе металлические фрагменты усыпали опустошённый ландшафт, а крупные обломки отскакивали от земли и катились по кругу. Где-то в сердце этого безумия раздался крик одного из членов экипажа, но быстро стих.

Каису казалось, что он ещё долго смотрел на поднимающийся столб дыма. Когда потрёпанные остатки его кадры выбрались из траншей, молодой тау был слишком изнурён, чтобы даже поприветствовать их.

Живой вернулась едва ли половина.

Кадр поднялся на борт приземлившегося челнока, а ад исчез за закрывающимися противовзрывными дверьми.

Вновь сев на своё сиденье для десанта, Каис позволил своему разуму отдохнуть, дивясь абсолютной неподвижности внутри корабля. Остальные шас'ла молчали. Те тоже не знали, что можно сказать, предположил он. Молодой тау задумался, чувствовали ли себя его товарищи так же, как и он. В какой-то степени опустошёнными. Ущерблёнными.

II
06.05 ч (сист. местное – Долумар IV, сег. Ультима#4356/Е)

Губернатор спешил увидеть свою новую зверушку.

Он спускался вниз, преодолевая по две ступени за раз, а его лицо искажала жестокая ухмылка. Выстроившиеся у комнаты бойцы нервно вытянулись в струнку, и губернатор чувствовал на себе их полные восхищения и страха взгляды. Он внушал им ужас. Он внушал им уважение. Самые доверенные люди губернатора, которым было приказано держать в тайне присутствие ксеноигрушки, боялись его.

Лорд Мейлох Север величаво вошёл в комнату содержания, облачённый в пышные одеяния с блестящими безделушками и отделанными золотым кантом лацканами. Его глаза злобно сверкали, а отдающийся эхом звук чётких выверенных шагов напоминал хруст костяшками. Из-за рядов неровных механизмов и громоздких продуктов технологии, заполнявших пространство вдоль стен, звук этот дробился и искажался.

Генетор по крысиному засеменил вперёд, чтобы поприветствовать его. Север намеренно проигнорировал магоса-биологиса и подошёл к камере с заключённым в ней созданием, которое решительно смотрело на губернатора. Одеяния тусклого цвета, украшенные замысловатыми чужацкими узорами, тонкими завитками и стыкующимися квадратами разных оттенков, были едва видны в неярком свете. Севера изумили небольшие и косые глаза существа. На них падала тень от форм вытянутого черепа, но вместе с тем там отчётливо угадывался острый, проницательный ум. Часть разума губернатора, обладающая живым воображением, задумалась, могли ли такие глаза смотреть в самую душу.

Не в мою, прошипела другая, более тёмная частица его сознания. Он улыбнулся.

Адепт демонстративно кашлянул, не в силах молчать и дальше.

— Как наш гость? — даже не оборачиваясь прорычал Север.

— Мой господин, ксеног–

— Я голоден, — промурлыкал чужак, чей музыкальный голос складывался в мягкую мелодию.

Губернатор едва сдержал зарождающийся в горле смешок.

— Разговорчивый пленник? — ухмыльнулся он. — Что ж, впервые.

— Он назвал тебя «мой господин», — наклоняя голову сказал ксенос и мигнул. Его единственный, завязанный шнурком пучок волос, который украшали разноцветные ленты и бусы, изящно свисал поверх плеча. — Думаю, ты здесь главный, и, думаю, произошла ошибка. Полагаю, ты не в курсе, что мой народ… моя раса… не успокоится, пока я нахожусь в плену. Полагаю, что, возможно, ты уже раздумывал о последствиях моего заключения.

Север усмехнулся.

— Ну, а я полагаю, — небрежно произнёс он, довольный собой, — что ты, возможно, обделаешься от ужаса из-за всех тех чудесный вещей, которые я собираюсь с тобой сделать. — Не дождавшись ответа, губернатор перевёл взгляд на адепта. — Тащи вниз. Хочу познакомить его с нашей новой игрушкой.

— Конечно же, мой господин.

— И пусть молчит. Его голос меня раздражает.

Пол вдруг гневно задрожал, а висящий над дверью громкоговоритель ожил и начал изрыгать искажаемые треском слова:

— Губернатор? Губернатор Север? Капитан Прэтер, сэр.

— Докладывай.

— Ксеногены, мой господин! Они здесь! Атакуют тюрьму!

Улыбнувшись ещё шире, Север пристально взглянул на заключённого эфирного, с интересом следя за изменениями температуры его тела.

— Хорошо, — с улыбкой произнёс он, — уже пора.

Луша смотрел на комплекс внизу сквозь пыль и дымовую мглу. Позиции для средств ПВО выплевывали в сторону десантного корабля комья сажи, которые выглядели как пятнающие небо уродливые чёрные нарывы.

По крайней мере, командование шас'ар'тол осталось довольно. Цену в жизнях, уплаченную во время атаки на Леттику, там считали приемлемой, а если брать в расчёт успешное оттягивание сил гуэ'ла от тюрьмы, Луша подозревал, что руководящий операцией шас'о был просто счастлив.

Он наблюдал за молодым Каисом, отдыхавшим на своем сиденье для десанта, когда вдруг начался дебрифинг. Са'цея Удас, который наблюдал за событиями с борта движущегося по орбите планеты боевого звездолёта «Ор'ес Таш'вар», появился на настенных экранах десантного корабля. Облачённый в церемониальные одеяния шас'о поздравил воинов с хорошо проделанной работой.

Са'цея Удас рассказал им об аун'эле Т'ау Ко'ваше, рассказал о том, что гуэ'ла беспричинно и силой похитили их драгоценного эфирного, рассказал, как похитителей отследили до этой планеты лучшие пилоты касты Воздуха. Потеря товарищей, поведал он им, была частью замысла, плана, мон'верн'а: «обманного штурма».

Луша не мог перестать думать о словах Каиса, произнесённых им на поверхности мира. «Просто отвлекающий манёвр?», — спросил тогда он голосом, что полнился горечью и болью от предательства. Пока шас'о толкал вдохновенную речь, Каис сидел с уставшим видом, хотя не выражающее эмоций лицо не могло скрыть обиды в глазах. Именно так, едва заметным образом, представители расы тау выражали свои чувства, а не выходками и потаканиями собственным прихотям как гуэ'ла.

Шас'эль хорошо мог представить себе мысли, таящиеся за пустым выражением лица Каиса. Мысли, которые возвращали его к крови, огню и мёртвым товарищам. Он хотел сказать юнцу, что каждый из них по-своему послужил тау'ва, но о'Удас ещё не закончил говорить, поэтому с размышлениями о потерях придётся подождать.

— А теперь, — кивнул генерал, — мы должны развить наш успех.

После этого десантный корабль вновь нырнул в волнующиеся облачные гряды Долумара и завис на небольшой высоте над каменистыми пустошами для точечного заброса десанта.

— Одно подразделение, — уже позже настоял о'Удас в личной беседе с Лушей. — Посылать больше рискованно, ведь так мы можем поднять тревогу, и кто знает, что тогда сделают эти дикари? Думаю, они сразу же убьют ауна при нашей попытке провести штурм в лоб.

Не придумав другого плана, который имел бы больше шансов на успех, Луша подчинился решениям старшего, как того и требовало тау'ва, но вот радости они ему не доставляли. Теперь шас'эль сидел перед открытыми дверьми для высадки десанта и вновь наблюдал за тем, как остатки его кадра выпрыгивают в дым и поднятый песок. Петляя меж расцветающих взрывов снарядов, воины Огня ещё и избегали длинных лап смерти, которую хотели даровать им гуэ'ла-снайперы. Неподалёку кружили другие десантные корабли, выгружавшие в вихрящуюся пыль собственных шас'ла и шас'уи, чьи фигуры плотными рядами пробирались сквозь мглу в тени тюрьмы гуэ'ла.

Само существование здания, которое предназначалось исключительно для лишения свободы несовместимых с социумом личностей, находилось за пределами разумения Луши. На Т'ау те немногие, кому не удавалось встроиться в общество, считались достойными сострадания и помощи, а не наказания. Шас'эль вновь выбросил из головы мысли о нелогичности обычаев гуэ'ла и бесстрастно оглядел мрачное сооружение, которое сверху выглядело как мерзкая клякса, как раковое скопление наобум расставленных турелей и башен, тянущихся вверх ярус за ярусом и лишённых всякого намека на эффективность или красоту. Оно напоминало раздробленную костяшку пальца, что торчала из пустыни отвратительным нагромождением выступающих во все стороны пушек и стен. Огромный тюремный комплекс был спрятан в скалистой лощине за западной границей Леттики, поэтому Луша угрюмо сравнивал про себя штурм такой крепости при помощи одних лишь винтовок да гранат со швырянием снежков в вулканы.

Шас'о повторял свою тактику: привлечь внимание гуэ'ла, устроить шумиху, заставить их перестать выискивать менее очевидные угрозы. Мон'верн'а. Таким образом одно-единственное подразделение проникнет внутрь и спасёт эфирного, в то время как кадры будут отвлекать на себя вражеские внимание и огонь.

На выполнение этой задачи Луша мог отправить шас'уи или даже шас'вре. Он тщательно обдумывал такую возможность и размышлял о том, принесёт ли опыт реальную пользу в данных обстоятельствах. Ветеран бы исполнял свой долг с максимальной отдачей и скоростью. Хладнокровно и эффективно, как механизм. Тем не менее, опыт шас'эля, с трудом заработанный им в пылу стольких битв, что он даже не утруждался запомнить их все, говорил ему – иногда эффективности и приверженности долгу недостаточно.

Луша вспомнил, как наблюдал за выводимым на монитор индикатором частоты пульса, который неизменно учащался по мере прилива адреналина и усиления возбуждения. Потирая челюсть, шас'ль раздумывал над тем, отправил ли он на задание нужного воина. Юный шас'ла, пригвоздивший его пристальным взглядом своего отца, был настойчив…

Автоматическая турель зашипела и обвисла, когда импульсный огонь вскрыл её поворотную платформу, усыпав пол туннеля металлическими потрохами, а Каис проскользнул мимо разбитого механизма подобно призраку, который укрывался тенями словно плащом.

Высотный дрон наблюдения помогал воину Огня в его миссии по проникновению, обеспечив того топографическими данными подземной части местности, что теперь выводились внизу ПД юного тау. Сложное сочетание радиационных эхосенсоров и датчиков измерения температуры позволило определить место естественного провала грунта в пустыне, заканчивающегося в считанных тор'леках от служебного туннеля под тюремным комплексом. Выпрыгнув из десантного корабля, Каис, чьё сердце бешено колотилось в груди, проделал себе вход при помощи авторазмещаемого заряда и неловко протиснулся через образовавшуюся трещину.

Охранник, который осматривал сломанную и протестующе громыхающую автоматическую турель, рухнул на колени с аккуратной дырой во лбу. Каис же перезарядился, после чего стал красться дальше, думая о своём товарище И'холе.

О своём самом близком друге. Простой и добродушный, он относился к Каису с уважением и фамильярностью, которых тот больше не ожидал после визита отца в боевой купол. Теперь же И'хол был мёртв. Наверное, валялся где-то разорванный на части, став жертвой гранаты, или трещащее лазружьё разрезало его на тонкие ломти, и лежат сейчас куски мяса и фрагменты костей воина Огня в выжженных траншеях.

Просто отвлекающий манёвр.

К собственному вечному стыду, Каис даже не замечал отсутствия друга. Пока он сидел в десантном корабле, в его разуме бушевал вихрь шокирующих воспоминаний и впечатлений о битве, а Жу, тем временем, с несчастным видом изливала вслух свои. В её прерывистым голосе слышалась нехарактерная эмоция – горе. И'хол же был всего лишь одним из многих, кому не удалось добраться до точки эвакуации. Слишком многих.

Каис остановился и вздохнул, сосредоточившись на гневе, который окрашивал его мысли. Лежащая в кармане пластинка казалась тяжёлой. Принявшись рассеянно ощупывать её скруглённые края, он стал повторять про себя слова выведенной на ней успокаивающей литании.

Однажды, отец Каиса произнёс речь, записанную, как говорят, журналистами прямо перед его смертью в сражении с флотом-ульем и'хе, когда о'Ши'ура расчленил какой-то визжащий монстр, и, дабы, отметить такую потерю, речь пустили по всем каналам пор'хой. Это был вдохновенный поток пропаганды и уверений, заслушанный Каисом столько раз, что он неизгладимо врезался в память юного тау подобно дидактическому отпечатыванию:

— Помните о машине, — пристально смотря на дрона-камеру сказал о'Ши'ур, чей кислотный взгляд въедался в мозг каждого зрителя. — Взаимосоединяющиеся части внутри неё действуют с идеальной эффективностью, и каждая столь же важна, как и остальные. Машина работает лишь благодаря работе всех её деталей. Она справляется исключительно за счёт того, что функционирование всякого компонента происходит в строгом порядке.

— Иногда определённый сегмент может казаться лишним… Иногда колёса кажутся более важными, нежели запас топлива или… или же поршни выглядят не столь необходимыми для работы, как скрежещущие шестерни. Это иллюзия. Ни один не будет функционировать без другого.

— Все мы – часть машины. Мы живём ради неё, работаем ради неё, сражаемся за неё, и, когда приходит время, умираем за неё.

Тогда старый воин мигнул, после чего отвёл взгляд от камеры. Когда он вновь посмотрел на дрона, то казался каким-то отчуждённым, печальным. Каис всегда задумывался, почему так.

— Но, в каком-то смысле, — продолжил о'Ши'ур, — мы никогда не умираем, потому что… даже если деталь машины больше не работает, это не важно. Пока продолжает функционировать механизм в целом, память и достижения каждой его части остаются с ним навсегда.

Крадясь сквозь тьму и слушая назойливо звучащие в голове слова мёртвого отца, Каис размышлял о том, умер ли И'хол за машину. Когда тот делал последний вздох, думал ли он о тау'ва, воодушевляясь и навечно закрепляя свой вклад в Высшее Благо? Или же его просто разорвало на влажные ошмётки из-за того, что воин ненадолго отвлёкся?

Почему-то ему казалось, будто ради И'хола он обязан был довести нападение на тюрьму до успешного завершения, и именно поэтому юный тау вызвался добровольцем на самую важную роль в этом сложном плане. Штурм вылился в бушующую за пределами пещер бурю, но он являлся лишь обманкой, очередным отвлекающим манёвром, который позволит кому-то – а именно ему – пробраться в комплекс. Теперь исключительно на плечах Каиса лежало бремя ответственности за то, чтобы каждый сражающийся и умирающий на поверхности воин Огня оставался частью великолепной идеалистической машины его отца.

Каис смутно задумался, почему эль'Луша уступил ему, ведь он понимал – шас'эль брал на себя колоссальный риск, посылая выполнять столь важное задание шас'ла. Хмуро уставившись во мрак, воин Огня заметил уходящий вверх лестничный пролёт, который вёл внутрь крепости. Молодой тау напомнил себе, что не имеет значения, почему командующий согласился. Он согласился, и лишь это было важно. Сдержав свирепую улыбку, Каис жадно передернул затвор импульсной винтовки, стремясь найти ещё больше целей.

Он знал – необходимо расслабиться, успокоиться, но вместо этого Каис убил очередного подлого гуэ'ла, обрушив на того бурю импульсного огня. Каждую опалённую, дымящуюся рану юный тау посвящал И'холу.

Каис поднялся по лестнице и оказался во внутренней части тюрьмы, где начал убивать всё больше, и больше, и больше.

<Обнаружен передаваемый узконаправленным лучом коммпоток (0/419.ч).)>

<Вызов принимает сервитор 56Г/х (0/442.б). Телепатическая помощь отклонена.>

<Получение только потока данных (0/491.г).>

<Канал открыт.>

++«Непоколебимый клинок»?++

[Принято. Временная привязка 1632.17 (терракод), Д. 5732341.М41.]

[Идент. несущей частоты определён. Внутренняя связь установлена.]

[Идентифицируйтесь.]

++Колония 4356/Е, Долумар IV. Говорит губернатор Мейлох Север++

[Ожидайте.]

[Подтверждение анализа голоса.]

[Назовите код защищённого канала.]

++Мне нужно поговорить с адмиралом++

[Назовите код защищённого канала.]

++Кто это?++

[Сервитор 56Г/х (Рото#2). Назовите код защищённого канала.]

++О, Трона ради…++

++Вот. АГГЕ-2567-Г.++

[Код защищённого канала подтверждён.]

[Изложите своё дело.]

++Мне нужно поговорить с адмиралом. Уровень приоритета «альфа»++

[Вызываю персонал.]

[Ожидайте.]

[Говорит мичман Килсон. Адмирал занят. Изложите своё дело.]

++Я обязательно должен поговорить именно с адмиралом. Оторвите его от дел, если необходимо.++

[Боюс–]

++Послушай меня внимательно, мичман. Ты скажешь адмиралу, что губернатору Северу нужно срочно с ним поговор–++

[Но–]

++Замолчи. Если не сделаешь этого, мичман, я прослежу, чтобы моё резкое недовольство вместе с твоим именем было передано напрямую Официо Навис Нобилите. Ясно?++

[…]

++А теперь дай мне поговорить с адмиралом. Сейчас же.++

[П-подож… подождите.]

[…]

[…]

[…]

[Север? Чего тебе?]

++Это адмирал Константин?++

[Нет, восставший из могилы Вандир собственной персоной. Конечно я.]

++Как это великодушно с вашей стороны ответить мне.++

[Не трать моё время, губернатор. Мне тут нужно кораблём управлять.]

++Мне нужна ваша помощь. Мою колонию атаковали.++

[Кровь Императора, старик! У тебя там четыре варпом-клятых полка! Плюс… особые войска, которые ты запросил на прошлой неделе.]

++Их недостаточно. Я столкнулся с полномасштабным вторжением.++

[Вторж–? Кто?]

++Тау. Они нарушили соглашение.++

[Трон Терры…]

++Именно.++

++Адмирал, едва ли мне стоит говорить вам о серьёзности ситуации… Если мои заводы перестанут работать, этот субсектор может считать себя безоружным.++

++На орбите находится вражеское судно. Я был бы признателен вам за помощь.++

[Мы летим.]

++«Мы»?++

[Тебе повезло, Север.]

[«Непоколебимый клинок» только что встретился с флотом Ультима Прим. Мы в двухчасовом варп-прыжке от границы твоей системы.]

[Тау даже не поймут, что поразило их.]

Каис подождал, пока поток хлынувшей из разорванного трупа жидкости не превратится в медленное течение артериальной пасты, после чего порылся в карманах существа. Воин Огня решил, что чем пышнее одевались эти гуэ'ла, тем важнее они, судя по всему, были.

Во многоцелевом чехле на одной из верхних конечностей тела юный тау нашёл пластину из хрупкого пластика. Сенсоры шлема определили наличие у неё магнитного поля определённой формы, а встроенный компьютер сделал вывод, что это ключ-карта. Каис вдруг отвлеченно подумал о том, как выглядят копыта человека, укрытые в громоздких ботинках словно плоть младенца. Безумное желание сорвать обувь, чтобы посмотреть на них, заставило его изумлённо покивать головой против собственной воли.

Мёртвое тело издало напугавший Каиса треск. Спустя мгновение он понял, что это был дребезжащий голос, исходивший от комм-бусины на запачканном отвороте трупа. Искажённый шум так сильно отличался от чистого звука его собственного коммуникатора.

— К-капитан Прэтер? — спросил гуэ'ла, который заикался от (как предположил Каис) волнения. — Сэр? Это надзиратель Тиернен. Я на артиллерийском кольце. Люди здесь мертвы… Я… Я думаю, их застрелили, сэр. Что-то проникло к нам внутрь. Что-то здесь, вместе с нами…

Каис нахмурился, когда дидактические воспоминания позволили ему перевести произносимые трещащим голосом слова, а затем испытал раздражение из-за того, что его присутствие уже обнаружили. Поиски воином Огня точки входа в подземные камеры шли не очень гладко.

Крепость гуэ'ла представляла из себя клубок теней, углов и ассиметричных скоплений архитектурных форм, которые искажали любые ожидания и приводили чувства Каиса в смятение. На его мозг словно обрушилась чёрная буря металлических балок, кишкоподобных трубопроводов, створчатых перегородок со стекавшими по ним струйками масла и воды, а также глаз из витражного стекла, взирающих на каждый коридор со своего калейдоскопа безумных цветов и сюрреалистичной иконографии. Идти через всё это без указателей – значит гарантированно затеряться в беспорядочном лабиринте, раствориться в брюхе какого-то жуткого создания с мигающими светодиодами вместо нервных окончаний и кабелями вместо сухожилий. Каис мог сохранять чувство направления лишь благодаря тщательному наблюдению за показаниями позиционирующих сканеров на ПД. Своё внимание он сосредоточил на закрытом прогулочном плаце в самом сердце комплекса.

Крадясь по коридору, воин Огня ёжился при виде подпор и контрфорсов, выпирающих из стен словно искривлённые корни, а также железных канделябров со множеством цепей, брызгавших тусклым светом из своих ниш над головой Каиса. Они напоминали клочья плоти, что цеплялись к гигантской, пронизывающей всю тюрьму грудной клетке, которая уже давно окаменела и перестала двигаться.

Раздавшийся где-то на улице глухой взрыв разбил круг из витражного стекла, видневшийся дальше по коридору, отчего на пол со стуком и звоном хлынул ливень ярких разноцветных осколков. В этом напоминающем гробницу помещении беспорядочные звуки идущей снаружи битвы казались чуждыми. Они были словно напоминание о существовании совсем иного мира. Каис прокрался сквозь тени и взобрался по прижимавшейся к стенам винтовой лестнице. Толстая дверь наверху не имела какого-то явного механизма открывания. Воин Огня нигде не видел даже одного из тех грубых рычажных придатков гуэ'ла, которые он замечал по всему комплексу. Зазвенели сенсоры шлема, а мигающие графические символы выделили на поверхности рамы дверного проёма узкую прорезь. Система без труда соотнесла её форму с ключ-картой, подобранной с тела офицера. Каис вставил хрупкую карту в слот, после чего устремился вперёд, даже не дождавшись, пока скрипящая дверь полностью откроется.

Два карауливших в плохо освещённой комнате надзирателя-охранника, которые согнулись над рядом переключателей, мигающих лампочек и щёлкающих датчиков, были слишком удивлены, чтобы нормально среагировать. Каис не смог сдержаться и ухмыльнулся.

Первый завалился назад, подбросив ноги вверх словно атлет и выгнув разорванную грудь, из раны в которой шёл дым. В падении он с мерзким треском ударился головой о консоль, из-за чего тело перевернулось. Труп упал на колени, а лоб упёрся в пол.

— Нет! — крикнул второй человек.

Действуя машинально, гуэ'ла стал пятиться назад и нащупывать оружие. Воин Огня же практически не сдвинулся. Он просто повернулся, описав идеальную дугу. Движение оказалось непринуждённым и естественным. Каис был рождён для этого.

Он нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло. Внутри забурлило нехарактерное для тау желание закричать или выругаться от досады, но Каис жёстко подавил его.

Лазерный луч врезался в воина Огня подобно кувалде.

Каис думал, что почувствует резкую раздирающую боль. Он ожидал ощущений как от пронзающей плоть иглы, которая отделяет сухожилия от костей и рвёт мышцы словно гнилой плод. Вместо этого в плечо прилетела наковальня. Воина Огня крутануло на месте, а у него перед глазами гневно затанцевали расплывчатые разноцветные кляксы. Каис рухнул на пол. Лишь когда прошёл первоначальный шок, и воин Огня сморгнул с глаз застилавшую их плёнку влаги еур'ии, начала расцветать агония. Верхнюю часть его руки уродовала отвратительная рваная рана – волдырчатое месиво сожжённого мяса и опалённой ткани фио'дра. Боль затуманила весь мир, лишив Каиса способности думать.

Для юного тау это казалось столь же естественным, как и дыхание. Его разум заменил окружающую действительность серым фантастическим пейзажем, и там были слова.

Они гласили следующее:

Нет расширения без равновесия.

Нет завоевания без контроля.

Цель достигается в безмятежности

И служении тау'ва.

Сделав вдох, он увидел себя как часть машины. Залогом успеха была сосредоточенность.

Боль ушла.

Каис резко вытащил нож из ножен на бедре и извернулся, чтобы взглянуть на гуэ'ла, который трясущимися руками пытался навести оружие для второго выстрела. Воин Огня метнул нож, после чего сразу же перекатился. Всё одним движением. Идеальным. Точным.

Лазружьё выстрелило одновременно с тем, как нож вошёл охраннику в шею, рассекая плоть словно воду. Разрез получился хирургическим. Крови не было. Пока что. Лазерный луч выбил каменный блок из пола в считанных тор'илах от головы Каиса, и тот ошеломлённо зашипел.

Человек пялился на оптику шлема Каиса, в то время как рукоять ножа нелепо торчала из его шеи перпендикулярно искажённому от ужаса лицу. Затем он выронил оружие, а голова гуэ'ла склонилась вперёд подобно открытой крышке, фонтанируя ярко-красной жидкостью, чьи капли напоминали крошечные рубины.

Реальность возвращалась к Каису фрагмент за фрагментом. Забрав нож, он приложил к покрытой волдырями руке аптечку и перезарядил оружие. Юный тау делал всё на автомате, выполняя заученные шаги в соответствии с критериями несложного плана действий для воинов, находящихся в состоянии шока. Делал как машина.

Сквозь толстые стёкла окон в пультовой комнате был виден прогулочный плац в центре комплекса, а также четыре огромные аппарели, которые не давали ни ему, ни кому-либо другому попасть в подземные камеры. Каис перевёл внимание на множество распростёршихся перед ним средств управления, но не смог расшифровать ни единой рунической надписи.

Вздохнув, он крепко сжал кулак, поднял руку и обратился к единственной форме инженерного искусства, которую понимал. Спустя несколько райк'оров разрушительной работы с техникой, Каис, судя по всему, ударил по нужной кнопке, потому что на аппарели на плацу начали открываться, поднимаясь словно раззевающиеся пасти дремлющих гигантов.

— Прямо сейчас, пока мы говорим, он проникает внутрь, шас'о, — донеслось из передатчика крошечного дрона-громкоговорителя, повсюду следовавшего за генералом словно верный детёныш уи'та.

Шас'о остановился у схемы верхних уровней тюрьмы и кивнул.

Он был доволен, так как до сих пор всё шло согласно плану. Внутренности боевого корабля «Ор'ес Таш'вар», где царили спокойствие и круглые формы, являлись для шас'о лоном приятной тишины и размышлений. Идеальное место для руководства войной.

— Хорошо, — ответил он небольшому дрону, который запрокидывался назад для того, чтобы подставить генералу систему микрофонов. — Отлично. Он цел?

— Лёгкое ранение, шас'о. Ничего серьёзного.

— Действительно. Скажи мне, эль'Луша, как зовут этого шас'вре? Пор'хой запрашивали подробности для следующей сводки новостей.

В передаче возникла пауза, и Удас бросил на дрона озадаченный взгляд. В конце концов мигнул красный огонёк «приёма», после чего раздался колеблющийся и даже смущённый голос Луши.

— Это не шас'вре, о'Удас.

Генерал мигнул, а схема на стене обновилась, когда собранные ИИ показания радара, лазерная решётка и дистанционные измерения высотного дрона наблюдения соединились вместе. Теперь там отображались поднимающиеся аппарели во дворе тюрьмы.

— Эль'Луша… — начал он, следя за тем, чтобы его голос сохранял нейтральный тон. — Кого ты послал?

— Уверяю вас, шас'о, выбранный мною воин более чем способен справиться с задачей.

— Кого?

— Шас'ла Т'ау Каиса.

— Шас'ла?

— Да, шас'о. Моё решение было обосновано требованиями миссии. Думаю, он лучше всего подходит для этой работы.

Удас заставил себя успокоиться, пробормотав размышление Д'хавре. Гневаться смысла не было.

— Эль'Луша… Возможно, ты сможешь объяснить, что на тебя нашло, когда ты отправил шас'ла на важную для безопасности Империи миссию.

Казалось, слова донеслись откуда-то издалека.

— Всё дело в о'Ши'уре, шас'о. Когда-то он сказал мне… сказал о сломанных деталях. Иногда даже они способны принести пользу машине…

— Сломанные детали? Шас'эль, объясни свои–

— Простите, шас'о, мне нужно идти. Орудия крепости вновь укомплектовываются личным составом. — На фоне раздался громкий грохот. — Нанесите удар, когда будете готовы, шас'о. Луша, конец связи.

Канал связи закрылся, а Удас поджал губы, борясь с раздражением.

— Свободен, — буркнул он всё ещё летающему вокруг его головы дрону, и тот отключился.

Удас взял себя в руки и обернулся. Капитан «Ор'ес Таш'вара» кор'о Наташ Т'ира, облачённый в свои великолепные полётные одеяние бледных оттенков, стоял в самом центре роя дронов, на каждом из которых была начертана простая пиктограмма управления. Время от времени, реагируя на входящие комм-сигналы или дрожащие показания индикаторов, что выводились на двух гладких дронах-консолях в передней части роя, о'Т'ира касался сенсорной панели на корпусе дрона и передавал соответствующие приказы каким-то членам экипажа. Другие представители касты Воздуха находились вдоль наружных стен командной палубы, где управляли сенсорами и дополнительными системами с такими же плавностью и грацией, как и их командир. Кор'о мастерски контролировал своё судно, а со стороны этот процесс напоминал изумительный воздушный балет. В прошлом восхищённый Удас наблюдал за ним на протяжении целых дек, но сейчас у него были более важные дела.

— Кор'о? — проворчал генерал, приближаясь к Т'иру.

— Шас'о, — кивнув ответил высокий капитан, который возвышался над коренастым Удасом.

— Начинайте бомбардировку.

Сержант-надзиратель ДиГрил посмотрел в снайперскую щель на верхнем уровне тюрьмы и покачал головой. Что-то было не так.

За стенами находились многочисленные силы чужаков. Ксеносы прятались и сновали в клубящемся песке, а их вытянутые шлемы то появлялись, то исчезали, что напоминало рыскающих во мраке глубоководных хищников. Они медленно, но явно отходили назад. Не отступали, а скорее… освобождали место для чего-то.

Императору ведомо, что именно это и нужно было тюрьме. Из Леттики, наконец, стали прибывать челноки с подкреплениями, которые летели сквозь вихрящийся дым, подвергаясь нападениям со стороны штурмовых кораблей ксеносов. Прямо на его глазах чужаки сбили два челнока. Зафиксированные ремнями в своих сиденьях бедные ублюдки ничего не могли сделать, когда какой-то варпом-проклятый ксенос проделал дыру в двигателе их авиасудна. Огонь, смерть и вонь сожжённого мяса. Не так он хотел умереть.

Да и в принципе умирать ему не особо хотелось, уж точно не с простреленной головой подобно капитану-надзирателю Прэтеру внизу. Кто-то нашёл его тело и объявил об этом по каналу связи, а почти сразу после этого заревели сирены, возвестив о вторжении. Всё произошло одно за другим, стоило уродцам снаружи прекратить атаку. Оказалось, что один смог проникнуть внутрь и теперь шастал по тюрьме. Он незримо присутствовал здесь, словно витающий в воздухе орочий душок.

ДиГрил присоединился к многочисленным рядам Адептус Детенцио Императора не для того, чтобы умереть от рук какого-то нечестивого ксеногена, и он до сих пор твёрдо намеревался избежать этого, поэтому теперь прятался в самой удалённой секции комплекса, какую только смог найти. В конце концов, осторожность, которую ДиГрил всегда проявлял, была лучшей частью храбрости.

Если же говорить начистоту, то сержант-надзиратель вполне наслаждался (до сегодняшнего утра) своим назначением в этом захолустном мире. Широко известная нетерпимость его планетарного губернатора к преступности означала, что тех жителей, кому хватит глупости нарушить закон, скорее отправят на казнь, чем в тюрьму, и при таком положении дел огромный комплекс в последние годы практически пустовал. Время от времени ДиГрил спрашивал себя, какой вообще смысл строить такую грозную тюремную крепость, если ей никто не собирался пользоваться, но он быстро привык к своей нетребовательной должности и перестал беспокоиться по пустякам.

Не то чтобы странности на этом заканчивались, о нет. На прошлой неделе губернатор ни с того ни с сего приказал капитану Прэтеру казнить немногих содержащихся здесь заключенных, чтобы освободить камеры для новеньких, и сделать запас боеприпасов для оборонительных орудий. Ещё более странным оказалось прибытие в кабинет капитана любезно предоставленных губернатором датум-дронов – черепов мертвецов с содержащимися внутри них данными. Каждый являл собой кладезь запрещённой информации касательно различных ксеногенных видов, что включала в себя изображения, описания, протоколы допросов, результаты биологических исследований, записи семинаров о слабых и сильных сторонах, а также миллион и один мерзкий факт о мерзких существах, которые ДиГрил раз за разом повторял остальным охранникам по приказу капитана. Словно губернатор Север ожидал каких-то ксенопроблем.

Ну, он получил, что хотел.

Дрожа в тенях безлюдного снайперского кольца и скуля после каждого грохочущего взрыва снаружи, сержант ДиГрил молился, чтобы от обстрелов не пострадали его люди, которыми он теперь, после смерти капитана, предположительно командовал.

— Чужак во дворе, — рявкнул кто-то в канале связи. — Я закрываю аппарели доступа к камерам.

Значит, в пультовой комнате кто-то находился. Хорошо. ДиГрил кивнул с профессиональным видом, чувствуя радость от того, что судьба передала его полномочия другим. Наконец-то хоть где-то всё пошло как надо.

Вдруг на канале связи выругался голос, в котором слышалось гнетущее чувство неизбежности:

— О, Трон… Северную аппарель заклинило. Она не закрыв– Ах, чёрт. Ушёл. Общая тревога! Нарушитель проник в подземные уровни.

ДиГрил потёр лоб. Вот так всегда.

И тут сержант-надзиратель ощутил укол совести. Как насчёт отправиться туда и начать отдавать приказы вместо того, чтобы сидеть здесь и жаловаться, говорила она. Может, возьмёшь уже на себя командование? Сделаешь что-то полезное?

— Да ни за что, — пробурчал ДиГрил сам себе.

Ни за всех многочисленных жён губернатора-султана Гамменона IX и уж точно не за шанс стать героем. Это он оставит молодым. Вдруг что-то привлекло его внимание, и спустя секунду ДиГрил установил причину своего беспокойства.

Тишина. Абсолютное, идеальное спокойствие. Шквал звуков, порождаемый техникой и импульсным огнём за стенами тюрьмы, ослаб, а потом и вовсе затих. Приложив лицо к снайперской щели, он принялся недоумённо вглядываться в несомые ветром облака дыма.

Выстроившиеся рядами тау просто молча стояли, напоминая поднявшиеся из песков пустыни древние статуи. Они словно были окостенелыми, нереальными, и каждый из них смотрел вверх.

Кор'веса 66.Г#77 (орбспутниковое наблюдение) навёл свой главный оптический фокус на планетарный горизонт и запустил поток данных. Его родительский узел на борту «Ор'ес Таш'вара» ответил убийственным градом проверок безопасности и сканирований, который продлился лишь мгновение. Направленный луч микроволн различной частоты соединил два процессора, сужаясь до необходимых значений. Безопасная частота была выделена, подтверждена и сохранена. 66.Г проквохтал безэмоциональное приветствие, а «Ор'ес Таш'вар» отозвался тем же.

Долумар IV, мир класса «кре'уи» с удовлетворительной атмосферой и метеорологическими условиями, обозначенный в сфере памяти 66.Г как «гуэ'ла ио'ра», вращался в поле зрения дрона наблюдения гигантским шаром. Тёмная полоска тени отмечала терминатор планеты, где день постепенно перетекал в ночь, что распространялась по континентам словно огромный голодный паразит.

«Ор'ес Таш'вар» отправил череду сигналов, и дрон мгновенно отреагировал на них, настроив второстепенную оптику и наведя её фокус на далёкое пятнышко света – его родительское судно. Под передним сегментом боевого корабля усиливалось яркое голубое свечение.

66.Г изменил своё горизонтальное положение относительно планеты, так как анализ ущерба потребует тщательного изучения. Передав по всем частотам последний набор экстренных кодов, боевой корабль открыл огонь.

Дрон следил за блестящей каплей энергии, пока та летела к миру, ненадолго породив ореол молочного цвета при прохождении через верхний ярус облаков. К тому моменту, как заряд достиг поверхности, он превратился в синюю крупицу, что оставляла за собой призрачный ионный след.

Маленький дрон задействовал свой самый мощный увеличительный фильтр и записал момент попадания.

Погибло много гуэ'ла.

Каис ощутил удар даже под землёй.

Он спрыгнул вниз за считанные мгновения до того, как позади него закрылась огромная скрежещущая аппарель из скалобетона, вставшая на место подобно сдвинувшейся тектонической плите. Стоя рядом с ней, он чувствовал, как гневно дрожит земля, в то время как по поверхности стен расходились трещины. С потолка же валилась сухая земля вперемешку с бряцающими, изъеденными ржавчиной болтами. Панель управления возле аппарели протестующе зашипела, выбросив фонтан искр, а крошечные мониторы раскололись.

— Эль'Луша? — передал Каис по каналу связи, когда пол, наконец, перестал ходить ходуном. — Что это было?

Неразборчивый из-за мешающего белого шума ответ оборвался с неприятным скрипучим звуком. Нахмурившись, воин Огня огляделся вокруг, нервно теребя своё оружие. Коридор тянулся вперёд до крутого поворота словно пищевод крутокса. Он был плохо освещён установленными на переборках лампами, а на его поверхностях блестела конденсированная влага.

Под аптечкой, которую Каис зафиксировал поверх раны, пульсировала ноющая боль. Юный тау надеялся, что успел всё быстро обработать, так как гуэ'ла были известными переносчиками болезней. Воин Огня уже не в первый раз презрительно скривил губы при мысли о том, сколь глубоко он проник в этот грязный мир. Каждая клеточка его тела молила о благостной чистоте, которая царила на поверхности Т'ау, где возвышались древние, купающиеся в лучах солнца горы и стояли практичные кремово-серебряные города.

Первые сбитые с толку охранники примчались целой толпой, привлечённые тревогой, которая звучала во время закрытия аппарели. Они носили тёмную форму и что-то гортанно выкрикивали. Каис спокойно подготовился к встрече: втиснулся в нишу в стене рядом с концом коридора, сдвинул вместе копыта, низко пригнулся и поднял винтовку, чьё перекрестие оптического прицела накладывалось на ПД.

Гуэ'ла неслись потоком сжимающих оружие конечностей, битком набиваясь в туннель и заставляя спотыкаться тех, кто находился позади. Когда сводчатый проход стал ненадолго освещаться шарами импульсного огня, в стены и на пол полетели влажные куски мяса да осколки костей. Судя по всему, некоторые охранники смогли преодолеть панику и адреналин, так как отошли в небольшой альков, откуда начали вести заградительный огонь, параллельно выкрикивая оскорбления и провоцируя Каиса. Тактика выжидания, понял он. Гуэ'ла рассчитывали на подход подкреплений.

Воин Огня закатил гранату в тени алькова и побежал вперёд сразу после взрыва, не дожидаясь, пока рассеется дым. Он ориентировался на жалобные стоны раненых. Каис быстро заставил их замолчать выстрелами в головы.

Последний, с рваными ранами и ожогами на ногах и груди, принялся умолять воина Огня, заливаясь слезами и соплями. Звучало это как неразборчивый гул, в котором отчетливо угадывались страх и беспомощность. Он скреб ноги Каиса покрытыми волдырями пальцами, хватался за него, молил сквозь рыдания. Жалкое зрелище. Юный тау отпрянул назад и напряг палец на спусковом крючке.

Внезапно в его разуме возникло непрошенное воспоминание, осевшее там словно ил на дне:

«Чужак не есть зло по своей природе.

Не ненавидьте его, а жалейте за невежество.

Попытайтесь понять, чем он отличается от вас,

И укажите ему на недостатки.

Лишь тогда он примет своё место в Высшем Благе.»

Это было размышление сио'та, появившееся много тау'кирсов назад. Как считалось, его составил великий герой о'Мау'тель. Конечно же, с тех пор тау повстречались и с зеленокожими бе'гела, и со всепожирающими и'хе: двумя расами, каждая из которых по собственными причинам никоим образом не могла стать частью тау'ва. Данное размышление быстро вырезали из более поздних изданий сио'та, но воин Огня его запомнил. Возможно, Каиса утешала мысль о том, что социальные убеждения тау не всегда оказывались верными. Мысль, которая таилась в некоей тёмной, бунтарской части разума юного бойца.

— Чего вы хотите? — произнёс Каис, смотря на создание. — Почему в… Что вы здесь делаете? Почему сражаетесь с нами?

Воин Огня спрашивал на ломаном языке, без энтузиазма. В конце концов, Каис не был пор'ла из касты Воды, но нужда попытаться сделать что-то правильно оказалось слишком сильной, и он не мог её игнорировать.

Сам язык казался ему несуразным, а слова как будто бы раздражали горло. Точно такие же ощущения Каис испытывал, когда медики фио'уи внедряли знания в его разум на третьем дидактическом сеансе. Воин Огня помнил, что после этого он вместе с Жу и И'холом на протяжении целых деков произносил странные чуждые слова, возникавшие в памяти словно из ниоткуда.

Всхлипывающий гуэ'ла будто бы и не услышал заданных ему вопросов. Он просто хватал Каиса за ноги и бормотал:

— Прошу Трон не надо дорогой Император не убивай о живой бог не сейчас, п-прошу не надо я тебя умоляю…

— Тихо. Человек. Молчи.

Но тот не замолчал.

— Прошу о я не хочу, нет, я… о, я не хочу умирать о Терра пожалуйста…

Гуэ'ла не только не затихал, но и, что ещё хуже, истекал кровью из ран на ногах. Вязкая и тёплая, она пятнала копыта воина Огня.

— Трон нет прошу Императора нет нет–

Каис выстрелил ему в голову. Ужас и омерзение нахлынули на него даже прежде, чем он осознал, что сделал. Убийства у юного тау получались всё лучше и лучше.

Рядом что-то забряцало, и этот ритмичный стук заставил его настороженно припасть к земле, остерегаясь каждой тени. Чувства Каиса были на пределе. Медленно изучив комнату, он обнаружил металлическую дверь со зловеще выглядящими узорами из ржавчины и влаги. Сбоку находился грубый магнитный замок, чьё мигающее красное око заговорщически смотрело на воина Огня. Он поднял винтовку и уничтожил небольшое устройство, после чего стремительно перевёл оружие на дверь, готовый встретить любые ужасы, которые за ней таились.

Когда металлический диск с хриплым рокотом откатился в сторону, наружу выступил мертвец.

— Каис? — произнёс И'хол.

Призрак снаружи камеры едва ли мог выглядеть менее дружелюбно. Его отполированные наплечники и серо-коричневая броня потускнели из-за пыли и грязи, а на их поверхности теперь виднелась целая кровавая галактика, составленная из пятен высыхающей алой жидкости. Ткань фиод'ра была порвана и испачкана, верхнюю часть руки уродовал отвратительный ожог. Ствол покрытого кровью и ошмётками плоти оружия смотрел прямо на И'хола.

Тем не менее, даже несмотря на всю грязь он отчетливо различал код подразделения на груди. Шас'ла Т'ау Каис. И'хол изумлённо уставился на лучшего друга, в то время как его разум отказывался работать.

Приветствие вышло спутанным, но полным облегчения. Забыв пережитые ужасы, они принялись жать руки, дважды прижавшись бронёй друг к другу в тех местах, где прямо над сердцем был нарисован круг. Так приветствовали лишь членов семьи и близких друзей. Каис раз за разом повторял:

— Мы думали ты мёртв… Мы думали ты мёртв…

Повеселевший И'хол кивнул. Каис всегда был слишком склонен ожидать худшего.

— Ну конечно нет, — мрачно улыбнулся он. — Просто царапина.

И'хол с кряхтением поднял ногу, у которой отсутствовал кусок мяса прямо ниже колена. Края раны были обожжены. Увидев это, Каис зашипел и принялся рыться в универсальных сумках в поисках ещё одной аптечки.

— Расслабься, — поморщившись сказал И'хол, ставя конечность обратно на пол. — Кровотечения нет. Снае'та гуэ'ла прижёг рану в челноке по пути сюда. Сказал, что заключённым не дозволяется умирать, пока они не ответят на некоторые вопросы.

— Есть ещё выжившие?

— Да… — Воин Огня зажмурился, когда, наконец, осознал всё безумие сложившейся ситуации. — Каис, что происходит? Где находится это место… и-и почему ты вообще здесь? — Хаотичный поток сбивчивых вопросов утих, стоило одному перевесить все остальные. — Ради пути, что происходит?

— Они захватили ауна, — ответил Каис, выводя его в коридор.

И'хол не узнавал этот голос, ибо прежде такой серьезности он в нём никогда не слышал. Каис говорил сосредоточенно, а это качество также не было ему присуще раньше.

— Ауна? — с ужасом проронил И'хол.

— Именно, — кивнул его друг, на чьих конечностях запекалась желеобразная кровь. — Я здесь в поисках ауна.

— Что с тобой случилось? — прошептал И'хол, внезапно ощутив страх.

Каис пристально взглянул на него, но выражение лица юного тау скрывала блестящая оптика шлема.

— Я нашёл своё место, — ответил он.

Пока двое друзей возвращались обратно к закрытой аппарели, хромающий И'хол опирался на товарища при каждом болезненном шаге.

— Можешь открыть её? — спросил Каис, со всей серьёзностью кивая в сторону дымящейся панели рядом с аппарелью.

И'хол нахмурился.

— Н-но… Аун–

— Это мой путь, И'хол.

— Твой путь?

— Сможешь открыть её?

И'хол вздохнул и повернулся к механизмам управления. Всё происходящее было для него слишком обескураживающим, а работа с чем-то обыденным казалась ему единственным способом удержать себя в руках. Искоса взглянув на повреждённые электросхемы, он, несмотря на растерянность, уничижительно покачал головой при виде грубых технологий гуэ'ла.

— Да, — пробормотал И'хол. — Да, я могу её открыть. Это займёт не–

— Отлично. Я отправлю сюда остальных заключённых. На поверхности вы должны будете оказаться в безопасности. Думаю, у эль'Луши всё под контролем.

— Но Каис…

Покрытый грязью воин повернулся и взглянул на него. В выемке поцарапанной центральной оптики шлема Каиса таились тени. И'хол вдруг понял, что ему нечего сказать.

— Удачи, — нескладно буркнул он.

Кивнув, воин Огня растворился во мраке, а И'хол задался вопросом, увидит ли своего друга вновь. Часть его размышляла, а существовал ли ещё тот Каис, которого он знал.

Капитан Ардиас, ветеран священного капитула Ультрадесантников, лидер 3-й роты и командующий арсеналом, редко когда наслаждался возможностью поспать.

В соответствии со строгим распорядком дня вне кампании, который был записан в Кодексе Астартес, каждому десантнику предоставлялось четыре часа в сутки на естественный, вызванный медитацией сон. Этот, как предполагается, лишённый снов период времени предназначался для расслабления тела и полноценного умственного отдыха. Однако, Ардиас ненавидел спать из-за того, что четыре часа тратились впустую. Он мог провести их на стрельбище, в подготовительном ангаре или же заняться проведением сложных и разнообразных обрядов почитания, кои включала в себя монашеская жизнь космодесантника.

Сидя на холодном полу и пристально глядя на миниатюрный алтарь, посвящённый одновременно и Императору, и примарху Ультрадесантников Робауту Гиллиману, Ардиас не переставал рассеянно ёрзать, чтобы устроиться поудобнее. Без доспехов и сервомышц он чувствовал себя медленным и неповоротливым, подверженным таким пустячным отвлечениям, как грубость ткани его одеяний или внешний вид помещения. Вздохнув и закрыв глаза, Ардиас попытался сконцентрироваться.

Не то чтобы сон был настолько необходим. Находящийся глубоко в его черепе искусственный каталепсический узел при необходимости перенаправлял непрекращающийся поток умственной деятельности Ардиаса. Это позволяло отдыхать каждой доле мозга, пока другие оставались активными, и таком состоянии десантник мог действовать неограниченно долго, беспрестанно служа Императору. Для простых людей, во всём уступающих астартес, подобное относилось к категории немыслимого. Капитан благосклонно принимал свои потраченные впустую четыре часа лишь потому, что сон предписывался Кодексом Астартес (и, как он признавал, из-за неявной опасности получить мозговую травму или психотическое расстройство). Ему необязательно должно было это нравиться.

Но сегодня… сегодня сон к Ардиасу не придёт.

Возможно, подумал он, всё дело в непривычном окружении. Для человека, выросшего в Ультрамаре с его воинскими порядками и привыкшего к скромному, но вдохновляющему великолепию крепости Геры на Макрагге, эта маленькая флотская каюта с её похожими на артерии трубопроводами поверх стен и ржавыми люками в переборках казалась грязной и беспорядочной, что отвлекало, а постоянный гул далёких генерариумов корабля просачивался в подсознание Ардиаса подобно мелодии с едва различающимися друг от друга нотами, постоянно звучащими у него в ушах.

Но капитан понимал, что это просто отговорка. Ему доводилось спать и в гораздо более плохих условиях. Он входил в состояние фуги на Галатасе II, пока население ледяного города тряслось от страха в ожидании прихода эльдаров… Он дремал в содрогающемся грузовом отсеке «Ударного ястреба» после окончания кампании по выбиванию орков с лун Мира Феала… Он спокойно медитировал безо всякой тревоги или страха в катакомбах Йелта, ожидая, пока техножрецы не починят подъёмник до того, как дождевая вода затопит всё его отделение. Ардиас мог спать даже во время удара метеора, если потребуется.

Нет. Проблема была на в каюте. Она лежала вне её, за пределами коридора, пробороздившего внутренности этого уродливого линейного крейсера с постоянно стоявшими там криками, что разительно отличалось от спокойной торжественной атмосферы на борту боевой баржи астартес, и за пределами тёмных помещений и увитых кабелями стен звездолёта, за толстым адамантиевым корпусом и гудящими линзовидными пустотными щитами.

Скручивающиеся и колыхающиеся эфирные щупальца гладили судно, пока то барахталось во вскрытом брюхе окружающего его со всех сторон варпа. Это пространство называлось эмпиреями. Сверкающее и бурлящее, населённое изменчивыми, нереальными созданиями… Оно было «тем местом внизу». Оно было «тем местом совсем рядом». Оно являло собой прореху, в которую могли погружаться целые звездолёты, и где те держали курс лишь благодаря загадочным талантам хрупких пси-одарённых навигаторов, заключённых внутри корабельных систем. Их же, в свою очередь, направляло сияние Астрономикана – угасающего наследия, оставленного Императором Империуму.

Это был чистый безудержный Хаос, и именно он вызывал у Ардиаса дрожь. Когда находишься столь близко к подобной злобе, да и ещё целиком в её власти, то чувствуешь совершенно чуждые космодесантнику вещи – беспомощность и собственную незначительность.

Поэтому нет, сегодня сон не придёт. Сегодня его помыслы напоминали отливы и приливы, ибо они метались между разными темами и вопросами, что не позволяло мышцам расслабиться, а напряжению – исчезнуть.

Однако, было кое-что ещё. Одна лишь тревога никогда не мешала ему раньше, как не мешала и сейчас. Сегодня нечто другое занимало его разум и уводило мысли прочь от сна.

Библиарию Дельфею явилось видение. Видение о битве, по его словам. Видение, в котором стучали болтеры и кричали враги – явный признак беспорядочного боя. Псайкер доложил о нём всего несколько часов назад, за считанные мгновения до того, как зазвучали шумные сигналы «судно на ходу», а кренящийся корабль спокойно вошёл в варп. Библиарий выражался неясно, очевидно потрясённый тем мистическим процессом, который ему пришлось пройти. Ардиас высоко ценил работу Дельфея, но никогда не завидовал своему старому товарищу. Пси-мутация была отравленной чашей, скорее проклятием, нежели даром. Тем не менее, несмотря на все детали видения, суть предсказания библиария оставалась прежней: боевые действия.

Спустя некоторое время Ардиас бросил попытки медитировать и стал беспокойно шагать по комнате. Капитан не мог понять, почему, несмотря на жажду сражения, он испытывал тревогу в его преддверии. «Непоколебимый клинок» скользил по просторам варпа и оставлял длинную борозду в массе незримых созданий, которые, подобно летящим на слабый огонёк комарам, собирались вокруг корабля, что-то нечленораздельно бормотали и скребли по пустотным щитам зыбкими словно туман когтями, испытывая неутихающее желание пожрать души внутри судна.

Оказалось, что в тюрьме содержалось ещё десять заключенных.

Шатаясь и поддерживая друг друга, освобождённые вышли из камеры, но не были уверены, стоит ли благодарить своего спасителя или же бежать прочь. Каис прекрасно видел, какими взглядами они его окидывают, а один из них, бредящий из-за боли от ран, даже произнёс это вслух – одно мерзкое, короткое слово, которое возникло в голове у каждого, когда он с грохотом открыл дверь и встал в проёме, даровав им свободу.

— Монт'ау… — прошипел воин, в чьих лихорадочно блестящих глазах виднелись страх и неуверенность.

Остальные нервно зашикали на него, не желая терпеть столь беспардонные заявления, после чего, хромая, зашагали во мрак к И'холу и свободе.

Монт'ау. Ужас.

Это слово восходило корнями ко временам до прихода аунов и до того, как они начали проповедовать тау'ва. Ко временам, когда касты ещё были племенами, в непрекращающихся войнах лилась кровь, а на Т'ау не царил порядок.

Оно означало состояние без прогресса, без единения и альтруизма, без руководства, цели и силы. Каис полагал, что в эгоизме монт'ау крылась некая чистота, когда «я» превозносилось над «мы». Именно это заключённые в нём и увидели.

Пока он спускался по лестнице, его ПД автоматически подстраивался под слабеющий свет. Увидев собственное отражение в отполированном креплении лампы, Каис вдруг понял причину беспокойства освобождённых.

В этом крошечном бочкообразном изображении он выглядел как рыскающее, покрытое сажей, пылью и коркой засыхающей крови создание. Каис был чёрно-белым демоном в броне воина Огня, призраком из прошлого, дьяволом монт'ау, купающимся в крови своих врагов и существующим исключительно ради того, чтобы убивать.

Вот только Каис не был им, он просто так выглядел. Вздохнув, юный тау заставил себя в это поверить.

Перпендикулярно лестнице находился открытый дверной проём. Каис вошёл внутрь, осматривая помещение на предмет движения. Потолок с S-образными опорами из отшлифованного обсидиана тянулся вверх на головокружительную высоту, а на его поверхность падал свет от множества крупных свечей. Высеченные каменные плиты вели к мраморному алтарю, который был увенчан огромной, вырезанной из алебастра иконой с фигурой.

Она имела сложную форму, что привлекло внимание Каиса, и тот с восхищением уставился на неё, пытаясь разобрать стилизованное изображение. Судя по виду, это был кто-то тощий, иссохший и хрупкий. Нахмурившийся воин Огня узнал фигуру гуэ'ла, которая выглядела почти как труп. Его большая голова с тонкой как бумага кожей, окольцованная лучами света и молниями, свисала словно у мёртвого, а обескровленное лицо землистого цвета испещряли морщины. Вокруг и внутри худющего как скелет человека виднелась выложенная жёлто-золотой мозаичной плиткой машина – раскинувшееся во все стороны скопление пучков кабелей и скреплённых вместе трубок, пронзавших и заключавших тело в свои металлические объятия.

Мертвец взирал на освещённую свечами молельню с пустотой и бездонной грустью, отчего в помещении царила мрачная, напряжённая атмосфера.

И это был их бог? задался вопросом Каис. Это был их Великий Император, который упорно взращивал веру своей многочисленной паствы и не позволял им поступить правильно, приняв Высшее Благо? Гниющий тлетворный труп, управляющий своей гниющей, тлетворной империей. Воин Огня изо всех сил пытался сдержать омерзение, пока смотрел на статую пустым взглядом. Они заслуживали друг друга.

Каис поднял винтовку и прицелился в бледную фигуру, чьё существование само по себе пятнало тау'ва с его эффективностью и чистотой. Даже трата энергии на выстрел по статуе заслуживала осуждения, ибо так юный тау выказывал свою невоздержанность, но почему-то он чувствовал, что уничтожением иконы ему удастся достигнуть чего-то ощутимого. Однако, Каис не мог заставить себя выстрелить.

Перекрестие прицела блуждало по гладкой высеченной поверхности, суля разрушение, но каждый раз, когда он сжимал палец на спусковом крючке, когда представлял, как разлетаются крутящиеся фрагменты алебастра, образуя в воздухе облако осколков, и когда бросал взор куда-нибудь рядом с этой жалкой фигурой, её древние, наполненные мукой глаза заставляли Каиса замереть на месте.

Каким-то образом, жёсткий взгляд иссохшего бога напоминал юному тау об отце, хотя между ними не было никаких сходств. Статуя смотрела внутрь и сквозь воина Огня, обнажая его самые отвратительные мысли. Он не мог уничтожить её, как и не мог отвести глаза.

Когда прячущийся недалеко солдат разорвал тишину молельни шквалом лазерных лучей и наполнил помещение вонью ионизированного воздуха, Каис испытал едва-ли не облегчение. Он инстинктивно перекатился по полу в сторону ближайшей опоры, стремясь спрятаться за ней. Вторая очередь таящегося снайпера едва не достала молодого тау и оставила воронки в каменной поверхности импровизированного укрытия Каиса. Тут в голове последнего возникла идея.

Воин Огня издал крик боли и страха, который никогда бы не вырвался из горла настоящего шас'ла, а когда эхо выстрелов затихло, он вновь застонал. Это было страдальческое рыдание покалеченного, умирающего бойца.

Покинув укрытие, ссутулившийся гуэ'ла направился к своему трофею, хихикая и преждевременно радуясь победе. Выстрел из импульсной винтовки разорвал ему грудь прежде, чем он понял, что происходит. Солдат сдавленно вскрикнул и упал спиной на плиты, а Каис бесшумно вернулся в змеящийся коридор, ни разу не повернувшись в сторону статуи.

Череда помещений уводила его вниз, и каждое было немного темнее, чем предыдущее, а ещё сильнее загромождено беспорядочно расположенными, объединёнными в сеть продуктами технологии гуэ'ла, что, как ни странно, выглядело органично. Когда Каис спустился на самый нижний уровень тюремного комплекса, его спутанные мысли занимали лишь насилие, древние дьяволы и тёмные глаза, смотрящие прямо в душу.

Генетор Фаррах вытер потеющие пальцы о свои одеяния и покрутил маховик клапана. Его обдал вырвавшийся поток клокочущего пара, оставивший на металлических частях лица конденсат. Высоко над головой Фарраха защёлкал храповик, после чего вниз устремились первые звенья цепей. На них висел качающийся и вращающийся механизм, что изобиловал затейливыми чёрными электросхемами и был унизан загадочными устройствами Адептус Механикус. Он со скрипом опускался вниз подобно короне великана, напоминая чёрный как смоль канделябр, увешанный червеобразными проводами и мигающими индикаторами. Раздался вой, вслед за чем засветилась полоска с угловатыми рунами.

В самом центре помещения сидел пленённый чужак, чьи тонкие руки и ноги удерживались стальными скобами. Он взглянул на подвешенную над ним диадему, но лицо ксеноса не выдавало его мыслей. Фаррах внимательно наблюдал за эфирным и надеялся увидеть хоть малейший проблеск страха, однако, ничего не появилось.

— Готово, мой господин, — промямлил генетор, изо всех сил пытаясь скрыть взволнованность в голосе.

За расположенной в помещении перегородкой из свинцового стекла находился губернатор, который в нетерпении скрестил руки. Он подался вперёд и щёлкнул переключателем переговорного устройства.

— Тогда начинай.

Кивнув, Фаррах перевёл взгляд обратно на ксеногена. Пока что его спокойствие шло вразрез с принятой догмой, в которой чужаки описывались жестокими и агрессивными мерзостями, угрожавшими самому существованию человечества. Тем не менее, лучше не рисковать, сказал он сам себе, поправляя висящий на поясе плазменный пистолет.

Эфирный спокойно посмотрел на него в ответ. В тех местах, где оковы давили на конечности чужака, кожа стала бледной и начала синеть из-за недостатка крови. Фарраху приходилось бороться с желанием прикоснуться к ней, провести кончиком пальца по сухой плоти и ощутить её текстуру.

Но, конечно же, за ним наблюдал губернатор. Генетор вздрогнул, так как ему было не по себе от того, что он находится на виду у кого-то.

— От тебя пахнет страхом, — произнёс ксенос голосом, звучащим как трель.

Фаррах проигнорировал его, в тайне испытывая смятение из-за столь очевидной для других причины своей тревоги.

Машина экскруциа, как назвал устройство некий техножрец, впервые пробудивший машинный дух внутри его кольцеобразного корпуса, благосклонно отнеслась к проведённым генетором улучшениям. Физиология тау, являвшаяся близкой сердцу Фарраха темой, отличалась от физиологии обычного человека, поэтому он добавил токопроводов, слегка изменил расположение различных синаптических матриц и даже сузил центральный фиксирующий хребет устройства. Во время своих изысканий генетор узнал, что череп тау был не обладал такой прочностью, как череп человека. Сегодня всё должно было пройти гладко.

Фаррах ощутил некоторое удовлетворение, когда эфирный перевёл пустой взгляд тёмных глаз на висящее вверху устройство. Машина настраивала положение своего беззубого рта, чтобы целиком поглотить голову чужака, на которую она отбрасывала круглую тень.

— И что произойдёт? — безразличным голосом спросил ксенос.

— Устройство пропустит энергетический поток через твои болевые центры, — ответил он, направляя опускающуюся диадему. — По крайней мере, так предполагается. К сожалению, наше понимание вашей биологии ограничено, но я уверен, что внесённые мной изменения принесут плоды. В идеале экскруция должна симулировать чувство физической боли без нанесения реального ущерба. Как мне сказали, наиболее… упорные объекты, ощутившие её укус, держались на протяжении целых часов без передышки и медицинского ухода. Спасения нет, аун. Даже в смерти.

Фаррах улыбнулся, украдкой бросая взгляд вбок, на Севера. У того был скучающий вид.

Через помещение пролетел по спирали череп-сервитор с залепленными ноздрями и ртом, однако, веки его были распахнуты, а на месте безжизненных, давно мёртвых глазных яблок находились полированные серебряные шарики. Он напоминал насекомое, несомое дымом ладана и потоками движущегося воздуха. Выпуклая поверхность фасеточных глаз искажала отражающийся там мир, придавая ему безобразный вид. Фаррах кивнул черепу.

— Начать запись, — пробормотал генетор. В верхней части лба отделённой от тела головы мигнул красный огонёк, и Фаррах посмотрел на временной код, возникший у него перед глазами. — Допрос ведётся в 08.14 ч. по местному времени. Магос Фаррах выполн–

Щёлкнуло переговорное устройство.

— Жрец? Что ты делаешь?

Фаррах неуверенно почесал лоб.

— Записываю допрос, мой господин. Это стандартная практика.

— Не надо.

— Но мой господин… Разве вы не хотите, чтобы, э, ответы объекта были записаны?

— Какие ответы?

— На ваши вопросы, мой господин. Я-я полагал, вы хотели получить какую-то информацию–

— Нет никаких вопросов, жрец. Просто сделай ему больно. Сделай его… уступчивым.

Несколько секунд Фаррах беззвучно двигал ртом, пытаясь подобрать слова. Уступчивым для чего, подумал он? Скрытый в тени взгляд Севера прожигал его насквозь.

— Да, мой господин… — выдавил генетор.

Он выключил звукозаписывающее устройство устной командой и сделал черепу знак удалиться, после чего тот полетел прочь, оставляя за собой рассеивающийся след из тёмно-бурого дыма благовоний. Экскруциа остановилась со звучным щелчком, охватив верхнюю часть черепа ксеноса словно какой-то варварский головной убор. Фаррах сделал глубокий вдох и шагнул вперёд, а резонансные сенсоры на его лице затрещали. Их движения напоминали перистальтику, только механическую.

— Деус Механикус… — нараспев произнёс он, сотворяя руками предписанный жест пробуждения. Руны на устройстве запылали. — Анима механика, эксусцитаре…

Фаррах щёлкнул переключателем на небольшой консоли, встроенной в подголовник кресла, и череда фиксаторов вдоль внутренней окружности диадемы расширилась, а медные проводники с треском выбросили в воздух крошечные искры. Зашипев в последний раз, фиксирующий хребет зажужжал и начал вращаться, после чего жадно устремился вниз размытым пятном крутящихся шестерёнок и гудящих сервомеханизмов. Остриё иглы медленно приближалось к черепу эфирного.

Глаза ксеноса были закрыты, а сам он, задыхаясь, читал какую-то чужацкую литанию. Слова срывались с тонких губ сдавленной мелодией непокорности и сосредоточенности. Генетор улыбнулся про себя, ибо знал, что одна лишь медитация не поможет тау.

— Я же говорил тебе… — прошептал он на ухо эфирному, прерывая его мантру. — Спасения нет.

Портал доступа за спиной Фарраха издал негромкий, но резкий звук.

— Я сказал не прерывать нас! — зарычал Север, чей голос звучал грозно из-за искусственных ноток, добавленных в него переговорным устройством.

Генетор отвернулся от заключенного. Ему было интересно, что за тупоголовый охранник собирался навлечь на себя знаменитый гнев губернатора. Дверь с шумом открылась. Появившаяся там фигура ворвалась внутрь так быстро, что Фаррах даже не успел ни о чём подумать. Неизвестный был приземистым, носил броню с сочленёнными пластинами и остроконечный шлем. Он в мгновение ока осмотрел помещение, а затем поднял длинную винтовку.

Мысленный процесс в голове генетора шёл медленно. Прошедший через дверь нарушитель оказался в тенях комнаты даже прежде, чем Фаррах успел его нормально разглядеть. Соединённые с биологическим разумом логик-машины сказали ему, что это тау. Тау-воин. Враг.

Он достал пистолет, а датчики движения задёргались с насекомоподобной точностью, выискивая следы тела чужака. Человеческая часть сознания генетора беззастенчиво испытывала ужас и боролась с неумолимой холодностью технологических аугментаций. В мозг хлынули стимуляторы, отчего чувства Фарраха обострились, а в ушах зашумела кровь, однако, это ему не помогло.

Возникшая сбоку вспышка голубого света напугала генетора и привлекла внимание его сенсоров. Следом раздался характерный хруст кости, которым сопровождалась жуткая работа фиксирующего хребта. На корпусе экскруции загорелись огоньки, а сама машина страшно завизжала, рассыпая сверкающие искры вокруг прокола в макушке черепа пленника. Фаррах повернулся, чтоб посмотреть, ибо генетора охватило волнение и желание увидеть кульминацию собственных трудов. От самообладания эфирного не осталось и следа. Теперь из распахнутого рта с тонкими губами исторгался непрерывный вопль. Упиваясь гордостью, Фаррах почти забыл о нарушителе.

Тау-воин спокойно вышел из теней у него за спиной и прижал массивный ствол винтовки к черепу генетора, но касание Фаррах почувствовал лишь отвлечённо. Мчащиеся в голове и ускоряемые стимулятором мысли были обращены к просчёту реакций, предположениям и прогнозам.

В момент смерти генетор занимался составлением предполагаемой траектории падения своего оседающего тела, что было возможно благодаря хитроумному металлическому ганглию, который продолжал работать в вышибленных мозгах.

Его расчёты оказались полностью верны.

Каис нашёл эфирного.

Одинокий и объятый болью, он был закован в самом центре сети из различных деталей и кабелей, освещаемых единственной лампой под потолком помещения. Аун'эль Т'ау Ко'ваш извивался всем телом, а его голову обхватывало какое-то чёрное устройство. Эфирный беспрестанно кричал, искаженное лицо окружал дрожащий ореол энергии, длинные согнутые пальцы сжимали оковы рук. Механизмы управления в подголовнике кресла ни о чём не говорили Каису, ибо являли собой ряды угловатых рун и незнакомых символов, которые светились и жадно пульсировали. Не зная, что ещё делать, и чувствуя, как разум наполняется паникой вперемешку с эмпатическим ужасом от криков эфирного, он навёл винтовку на консоль и прицелился.

— Это дорогое оборудование, — прошипел безэмоциональный голос, отчего Каис тут же пришёл в полную боеготовность.

Из громкоговорителя рядом донёсся смех, который звучал как электронное гоготанье с металлическими нотками. Блуждающий взгляд воина Огня остановился на огромном листе стекла в другой части помещения. За этим окном находился плохо освещённый просмотровый зал, где стоял ухмыляющийся человек с низко опущенным лицом. Он смотрел на Каиса из-под выдающихся надбровных дуг, а на его орлином лице играла мрачная улыбка.

— Ну привет, мелкая букашка… — с усмешкой произнёс гуэ'ла.

Каис среагировал практически сразу же. Винтовка в его руках задёргалась, а к окну устремились длинные импульсы. Они с глухим треском врезались в стекло, и на мгновение во все стороны протянулись извивающиеся щупальца тусклого света, после чего исчезли. На поверхности окна осталась лишь царапина.

Человек даже не дёрнулся. Сухо усмехнувшись, он наклонился и щёлкнул каким-то переключателем вне поля зрения Каиса.

— Сержант? — сказал гуэ'ла, не сводя взгляд с воина Огня. — Пожалуйста, встретьте меня в ангаре для челноков. И пошлите одного из своих людей забрать заключённого, если вам не трудно. Кажется, у нас тут проблема с вредителями.

В ответ из переговорного устройства донёсся бесплотный голос, наполненный искусственным резонансом и помехами:

— Как пожелаете.

— Пока, мелочь, — хохотнул человек, по театральному махая рукой и тыкая кнопки.

Кренясь, просмотровая галерея со скрежетом поехала вверх, а на её месте показались огромные поршни подъёмника.

Каис вновь перевёл внимание на эфирного, который дрожал и стонал в кресле. Мимо его выпученных глаз скатилась вытянутая капля крови из раны на лбу, где зажим удерживал голову на месте. Воин Огня заскрежетал зубами. Он думал, как лучше всего поступить.

Выстрел из винтовки уничтожил пульт управления, породив красочный взрыв. Фиксирующий хребет с хлюпаньем втянулся обратно, оставляя жуткую кровавую нить и вытягивая из Ко'ваша очередной, полный муки стон. Ограничивающие шестерни нехотя провернулись, а на поверхности машины замигали огоньки, словно протестуя против откладывания смерти.

И тогда началось безумие.

Зашипев словно рептилия, открылась таящаяся в тенях боковая дверь, и что-то вошло внутрь, тяжело шагая по решетчатому настилу. Оно двигалось с тектонической медлительностью и являло собой нереально сложную геометрическую структуру из гудящих сегментов и соединённых вместе бронепластин. Из-за приземистости создавалось неверное представление об огромных размерах существа. Ширина его практически не уступала росту, и по обеим этим показателям неизвестный напрочь затмевал Каиса.

Гигантская серо-зелёная оболочка создания оказалась на пути лучей стерильного света, которые падали на её испещрённые рунами сегменты, приводимые в движения сервомеханизмами. На украшенном фресковой живописью торсе висели маленькие флажки и обрывки пергамента, что на фоне подобного великолепия выглядели до смешного эфемерными, а в центре груди располагался стилизованный ухмыляющийся череп с изогнутыми крыльями по бокам. В своих плавно качающихся при каждом шаге руках с сегментированными перчатками великан сжимал огромную пушку, чей угловатый приклад изобиловал руническими надписями. Глаза в шлеме пылали ярким жёлтым светом, клиновидные наплечники двигались словно поршни в такт ходьбе. На одном из них виднелся резко очерченный, выведенный белой краской профиль хищной птицы с сужающимся изогнутым клювом.

Перед этим существом Каис чувствовал себя микробом. Чем-то незначительным. Он был насекомым, которое широко расправляло свои ломкие крылья в преддверии того, как его раздавят. Тау был пылью. Ничем.

На мгновение Каиса охватила уверенность в том, что массивное создание являлось машиной, уж слишком легко было представить моторы внутри подвижного корпуса, компактные металлические внутренности, пронизывающие всю эту невообразимую структуру подобно нервным окончаниям, и скрипящие волокна с приводящими цепями, благодаря которым двигались ужасающие конечности.

И всё же, нет. Движения существа были слишком точными, а в громогласных шагах угадывалась плавность живого организма. Где-то внутри всесокрушающей оболочки находился хрупкий и маленький розовый гуэ'ла, взирающий на Каиса со всем высокомерием и самоуверенностью, типичными для их расы. Однако, мысль эта никак не успокаивала.

Создание наклонило ствол своего оружия, а его выпуклый наплечник плавно повернулся. Юный тау даже не успел испуганно зашипеть, как вдруг дуло исчезло за завесой пламени. Потоки перегретого воздуха, по форме напоминавшие вытянутые капли, вспыхивали и гасли с вызывающей головокружение частотой. Каис неуклюже бросился в сторону сквозь облако пронзающих воздух обломков и крутящихся стальных фрагментов, отлетавших от пола и стен в тех местах, куда обрушивался шквал огня. Выпускаемые снаряды рвались прямо позади Каиса. Упав и перекатившись, он закричал, не в силах сдерживаться из-за яростных взрывов вокруг. Крошечные осколки секли его броню и резали конечности. Каждый выпускаемый снаряд содержал небольшой заряд взрывчатки, отчего на любой поверхности оставались длинные линии из воронок.

Во время движения Каис вёл ответный огонь, но так как он полуполз-полубежал, шаркая ногами и шатаясь, выстрелы в цель не попадали. Юный тау неловко нырнул в укрытие, однако, в тот же момент с ужасом осознал, что, поддавшись панике, рухнул на пол прямо за пыточной машиной, в центре которой до сих пор находился опутанный и неподвижный аун.

Словно в ответ на безмолвные мольбы Каиса, буря разрывных снарядов с безошибочной точностью стихла за считанные мгновения до того, как захлестнуть эфирного. Поражённый воин Огня, чьи мысли были спутаны от страха и неуверенности, вдруг осознал – его палач хотел сохранить жизнь ауну не меньше, чем он сам. На задворках сознания Каиса возник абсурдный вопрос: что бы сказали Жу и И'хол, если бы он поведал им об использовании эфирного в качестве живого щита?

Не особо тревожась, Каис выглянул из-за своего ненадёжного укрытия и начал стрелять по маячившему на границе освещаемого пространства бронированному монстру, но тот даже не соизволил пошевелиться.

Первый импульсный шар попал ему чуть ниже широкого правого наплечника, где яростно вспыхнул, добела раскаляя броню и порождая водопад искр. Фигура едва заметно дёрнулась назад. Это было непринуждённое движение, словно в ответ на лёгкий ветерок. Каждый последующий импульс также не приносил плодов, помимо фонтанов рассеивающейся энергии и практически нулевого ущерба. Гуэ'ла просто стоял на месте, принимал все выстрелы Каиса и иногда слегка наклонялся в стороны, впитывая любой урон.

Воин Огня даже не успел оценить последствия своих выстрелов, как гуэ'ла наклонил свою пушку и выстрелил, разнеся на куски кончик винтовки. Её индукционный заряд породил вспышку, а взрыв вырвал оружие из рук Каиса и выбросил того из укрытия. Руки юного тау дрожали, в глазах танцевали мерцающие пятна. Он поднял взгляд на светящиеся круги в смотровых щелях шлема гуэ'ла, после чего рухнул на пол, когда его подвели колени.

Смысла нет, сказал ему разум. Смысла больше нет.

Противник был неуязвим. Неприступная человеческая крепость, которую невозможно осаждать и бесполезно обстреливать. Кто он такой, чтобы противостоять подобному?

Неосознанно подавленные во время боя дидактические воспоминания начали медленно всплывать в голове воина Огня, позволяя опознать бронированного гиганта. Это был космодесантник, и в узле памяти содержалось достаточно информации, чтобы Каис осознал: враг превосходил его во всём.

Кричащие в разуме голоса выдавали обрывки текстов, речей, пропаганды и размышлений.

— Сосредоточение, — скандировали они. — Единство.

Голоса наполняли его череп, в котором змеёй свернулась расовая уверенность с её миллионом и одним несомненным фактом о превосходстве тау'ва.

Они больше не помогали и не могли помочь ему. Где теперь великое единство? Где сила его вида? Почему та не поддерживала Каиса, хотя он всегда поддерживал её? Где великая машина сейчас, когда он так в ней нуждается? Где найти Высшее Благо ему, сломленному и растерянному, умирающему на полу в этой грязной тюрьме гуэ'ла?

Желудок Каиса сжался в узел, а сам он просто стал ждать смерти, неспособный даже подавить стоны. Десантник в запачканной сажей броне шагнул вперёд, раздвигая завесу оружейного дыма. Это была двигающаяся сквозь клубы смерть. Смерть с пылающими глазами.

— Аве Император, — произнесла она холодным, искусственным голосом.

Космодесантник вновь поднял оружие, и Каис даже не смог заставить себя напрячь мышцы.

— Шас'ла… — кто-то нетвёрдо пробормотал. — Ш… Шас…

Эти спокойные слова были словно луч света в темноте, сказочное благоухание, слегка коснувшееся чувств Каиса, феромонная смесь пряностей и фруктов. Это была песня без слов, немое торжество мелодии и ритма, которое немного портили диссонирующие нотки боли.

Потеряв контроль над разумом, воин Огня неосознанно повернул голову, и взор его заполонила фигура аун'эля Т'ау Ко'ваша. Пыточное устройство скрылось в тенях наверху, оставив на макушке эфирного ожоги вперемешку с царапинами. Слабый и хрупкий, аун трясся из-за обнажающей кость раны прямо над назальным отверстием, однако, даже так он непокорно поднял голову и воззрился на Каиса глазами, в которых царило умиротворение. Оно наполнило сознание юного тау, захлестнув его восприятие потоком непоколебимого спокойствия, смыло дым и боль, очистило кровь в мозге и умиротворило роящиеся мысли. Воин Огня стал его марионеткой, незаполненным сосудом, осознавшим собственную пустоту, но, вопреки всем ожиданиям, он был рад этому.

Если я – ничто как индивид, говорил разум, тогда позволь мне довольствоваться моим местом в высшем порядке.

И Каис позволил.

В этот миг, в это невероятное мгновение, когда он открылся древней мудрости ауна, шас'ла Т'ау Каис был функционирующей и довольной частью машины.

— Никогда… не одинок… — слабым голосом произнёс эфирный.

Воин Огня подобрал плазменный пистолет мёртвого гуэ'ла, хотя он даже не заметил его у своих ног. Каис был перчаткой для руки ауна, которой тот манипулировал и двигал так, как считал нужным. Всё произошло столь быстро, словно ничего и не происходило вовсе.

Он дважды выстрелил в космодесантника. Первый туманный шар перегретой плазмы оставил в бронепластине поверх туловища глубокую воронку, от которой по зелёной поверхности протянулись похожие на паучьи лапы трещины. Ошеломлённый космодесантник начал заваливаться назад, а его оружие судорожно задрожало. Свободной рукой он хватался за воздух. Второй плазменный заряд попал в угрожающего вида лицевую пластину, расколов глазные линзы как обычное стекло. Во все стороны полетели горящие осколки вперемешку с кровавыми ошмётками, и эта густая смесь дыма и крови тянулась за падающим на спину гигантом, который, в конце концов, с грохотом рухнул на пол. Он трясущегося тела доносился вой брони, выпускающей последние резервы мощности в воздух.

Космодесантник умирал постепенно, всё медленнее махая бешено гнущимися конечностями до тех пор, пока не замер окончательно. Каис задумался, будет ли ему теперь хоть что-то в этой жизни казаться реальным.

Воин Огня подобрал жалкие остатки своей винтовки и повернулся к ауну, который до сих пор сидел в кресле, истощённый и испытывающий боль. Тонкими пальцами Ко'ваш легонько ощупывал рану на голове, пытаясь понять, насколько она серьёзная. Как и в случае с остальными эфирными, лицо ауна было более вытянутым, нежели у большинства тау, а рассекающая его надвое аккуратная линия назального отверстия поверх выдающейся ромбовидной кости – более широкой и отчётливой. Прямо над этой загадочной особенностью, ставшей характерным знаком касты эфирных, виднелась та уродливая рана. Он на мгновение поморщился, а затем его лицо засветилось спокойствием и решительностью.

В нём Каис увидел сосредоточенность и столь сильную приверженность тау'ва, которую едва мог вообразить. Он увидел заразную веру. Несмотря на внешнюю хрупкость, аун излучал незримую ауру уверенности в себе, что окружала его подобно мантии и ослабляла страхи Каиса, успокаивая беспокойные мысли воина Огня. Полный преданности и уважения, юный тау опустил глаза.

— Я благодарю тебя, шас'ла, — мягким тоном произнёс эфирный, чей голос сам по себе обладал лечебными свойствами.

В каком-то тайном уголке разума Каиса пряталось чувство, что им манипулируют, словно одно лишь присутствие ауна могло сдуть любые обрывки его индивидуальности. Тем не менее, воин Огня не испытывал злости из-за подобного надругательства, ибо не имел на то сил, и даже хуже. Ему это нравилось. Каким-то образом аун без единого касания проникал в сознание Каиса и показывал юному тау, как быть частью одного целого.

— Шас'эль? — сказал воин Огня в коммуникатор сухим голосом, изо всех сил пытаясь оторвать взор от находящегося перед ним светозарного существа.

— Ла'Каис! — донёсся преисполненный облегчения ответ Луши. — Мы не могли отследить тебя. Полагали... Шас'ла, твой статус?

— Аун освобождён, шас'эль. Он ранен. Мы…

— Подожди, Каис. Мы снова принимаем твой сигнал.

На его ПД со звоном появилась строка зелёных символов, подтверждающая контакт с сенсорами. Их зловещее отсутствие длилось слишком долго, но теперь они казались ему крошечным кусочком Т'ау – частицей эффективности и логики, которая возгорелась во тьме этого отвратительного места гуэ'ла.

А затем в голове Каиса возникла мысль.

— Эль'Луша, заключённый выбрались?

— Да. Ла'И'хол вывел группу через руины в безопасность, несмотря на ранения. — В голосе Луши слышалось изумление. — Мне сказали, пор'хой уже получили видеоматериалы с их шлемов. Каис улыбнулся про себя, представив гордого ухмыляющегося И'хола во всех новостных сводках на Т'ау.

— Наши силы зависли над поверхностью, — продолжил Луша. — Наблюдательные дроны засекли обрушившуюся каверну недалеко от твоего местоположения. Мы вас поднимем.

Перед глазами воина Огня замигали координаты, сулящие будто бы невозможную свободу. Он едва мог заставить себя поверить в реальность всего происходящего.

Теперь голос Луши не казался таким уж далёким.

— Ты возвращаешься домой, Каис.

Десантный корабль оставил битву позади, устремляясь сквозь ленивые столбы дыма к краю лощины. Под собой Луша видел, как остатки сопротивляющихся гуэ'ла покидают свои посты и бегут в сторону подземных уровней, открывшихся после орбитального удара. Это уже не имело никакого значения. Отделения следопытов ликвидируют их одного за другим, причём скорее из профессионального комплетизма, нежели из-за какого-то большого желания истребить гуэ'ла.

Ла'Каис справился.

Луша едва мог в это поверить. Контакт с юнцом пропал, когда бесчисленные слои стали и камня скрыли его от сенсоров десантного корабля, но сейчас мониторы перед глазами шас'эля показывали истину. Аун'эль Т'ау Ко'ваш выглядел слабым и раненым, однако, он был жив, и теперь уверенно, хоть и медленно, пробирался через пещеры навстречу свободе.

Бормоча литанию уверения, Луша наблюдал за тем, как приближается точка эвакуации.

Сломанная деталь. Вот как он описал Каиса шас'о. Прав ли оказался шас'ла? Вряд-ли сейчас это было важно, ведь его рискованное решение оправдалось. Эксцентричный, не поддающий объяснению замысел гуэ'ла, в чём бы тот не заключался, сорван, а враг – покаран. Вот бы здесь всё и закончилось.

Но ничего не закончится. О, нет. Луша уже видел отчёт, составленный и переданный с «Ор'ес Таш'вар» полдека назад. Высоко над дымящимися, усеянными обломками равнинами Долумара IV подобно стае неиствующих т'пел-акул выходили из варпа корабли. Это прибыл флот гуэ'ла.

III
08.51 ч (сист. местное – Долумар IV, сег. Ультима#4356/Е)

Звучала трель сирены призыва к оружию, и от её колеблющихся воплей в ушах стоял звон, а в голове – стук. По коридору со стальными решётками разносился шум шагов и кричащих голосов, который вливался в какофонию грохочущего генерариума и шипящих труб. В последних журчала жидкость, и они пронизывали каждую стену.

Губернатор Север оставался в своей роскошной каюте на борту флагмана «Непоколебимый клинок» и пытался сосредоточиться, кусая губу до тех пор, пока не почувствовал вкус крови. Непрекращающийся гам внутри боевого корабля и близко не способствовал размышлениям.

Он полагал, что путешествие с поверхности можно было назвать комфортным. Челнок Нобилите, который губернатор приобрёл годами ранее и обставил, оказался достаточно просторным даже несмотря на присутствие свиты из огромных космодесантников.

Впервые Север связался с «Непоколебимым клинком» неделю назад. Он узнал, что назначение рот астартес на боевые корабли военно-космического флота, где эти воины проводили время в тренировках и медитациях отдельно от экипажа, было из ряда вон выходящим событием. Как смутно подозревал губернатор, это являлось частью плана по установлению хороших отношений и сведению до минимума вражды между Адептус Астартес, выказывающих характерное для них высокомерие, и членами многочисленных экипажей линейного флота Ультима. В любом случае, его не особо волновало, почему они находились на борту. Во время сеанса связи адмирал хвастался наличием на флагмане полных рот Рапторов и Ультрадесантников, которые почтили корабль своим присутствием, но Север не терял время попусту, формулируя своё прошение.

Рапторы сразу же расположили к себе губернатора репутацией рисковых и упорных воинов, причём зачастую едва ли не безрассудных. Он и сам ничему не позволял мешать ему достичь цели, будь то нерешительность или прагматизм даже пред лицом невозможных трудностей. Кроме того, Ультрадесантники славились добродетельностью и нравственностью, которые, по опыту Севера, порождали склонность задавать неудобные вопросы.

Он связался с капитаном Мито – командиром пятой роты Рапторов на борту «Непоколебимого клинка» – и вежливо попросил помощи у его капитула, хотя вежливость и давалась ему с трудом. Ссылаясь на имевшиеся у него документы Администратума, губернатор с чувством расхваливал свои планы по захвату и изучению эфирного тау, а также делал акцент на тактической ценности данного мероприятия в случае успеха. Север сыграл на благочестии капитана, упирая на священную важность истребления ксеногенной жизни всюду, где её обнаруживали, и заверяя космодесантника в том, что понимание врагов Императора поможет лучше исполнять Его славную волю. Губернатор много о чём говорил помимо этого, ибо страстно желал вовлечь астартес, и, в итоге, был вознаграждён тактическим отделением Рапторов, которые пообещали помочь. Они тайно прибыли через два дня. Гигантские воины вышли прямиком из мифов и легенд истории, и Север с радостью принял их в своём особняке в Леттике. Губернатор был чрезвычайно доволен проделанными махинациями.

Спустя ещё два дня пришла ожидаемая им наводка. За окружавшим систему Долумар абиссальным заливом лежали дальние границы империи тау, богатые мирами-колониями. Там Север ещё давным-давно обнаружил несколько рассеянных популяций людей, оставленных Империумом двести лет назад после краха Дамоклова крестового похода. Эти представители человечества вели мирное существование под покровительством тау. С тех пор губернатор налаживал контакты в обездоленных сообществах, и, в итоге, жадность пересилила верность новым владыкам. Один жаждущий богатства глупец рассказал о скором прибытии эфирного в мир-колонию Куу'лан, после чего Север тут же задействовал Рапторов.

Несмотря на колоссальный сопутствующий ущерб, они справились превосходно. Теперь шла следующая, столь же приятная фаза плана. Реакция тау была стремительной и разрушительной, но, что даже лучше, на зов губернатора ответил линейный флот Ультима. Побег эфирного Север рассматривал как досадную мелочь, но, в любом случае, эту проблему он решит. Существовало так много возможностей, так много потенциальных исходов, и в каждом Север представал победителем. Да. Достойный повод отпраздновать.

Хотя, не то чтобы у него было время на подобные вещи. Он должен сконцентрироваться. Пока ещё нужно сдерживать такие порывы, ибо его план и так уже дал слишком много трещин. В голове раздался тихий голос, шипящий словно кожа, покрывающаяся волдырями от жара. Он прошептал:

— Скоро.

Кор'о Наташ Т'ира задумчиво двигал челюстью, стоя в центре личного роя дронов управления и сенсорных экранов. Лишённый суеты мостик «Ор'ес Таш'вара», где полукругом располагались гладкие литые консоли управления и скамьи, столь характерные для чувствительных представителей касты Воздуха, окутывал его тишиной. На фоне просторной и светлой командной палубы с её плавными изгибами и не перенасыщенным деталями пространством ярко выделялся главный экран, чернильно-чёрную пустоту на котором изредка пронзали кружащиеся огоньки. Именно он и притягивал к себе всё внимание Наташа Т'иры.

Он подумал, что это напоминает ему россыпь драгоценных камней: затейливых кристаллов белого и жёлтого цветов, разделяющихся на фрагменты и поворачивающих различные грани своих поверхностей к лучам исходящего с планеты света. В одном из углов экрана возникли крошечные сапфиры, но их быстро поглотило недолговечное сверкание алмаза, который затем вновь вернулся в обсидиановое ничто.

Кор'о увидел, как невероятно многочисленные рои штурмовых кораблей гуэ'ла уничтожали немногие истребители касты Воздуха, что не были сбиты или не получили повреждений на планете внизу. Это увело мысли Наташа Т'иры от абсурдной красоты происходящего. Он знал, что каждый бриллиант являл собой яркую струю выхлопных газов двигателя ракеты, каждый полированный сапфир – импульсный огонь, выпускаемый численно превзойдённым истребителем тау, а каждый блестящая янтарная бусинка – очередную потерянную жизнь, очередного кор'уи, чей предсмертный крик уносился в пустоту.

Человеческий флот крался поблизости словно рассеявшаяся стая жадных до мертвечины крутских гончих, окружающих умирающую добычу. Эти звездолёты выглядели как остроконечные бруски колоссальных размеров, что кишели шпилями и прорезающими обшивку контрфорсами, столь характерными для архитектуры гуэ'ла, а также щетинились многоярусными турелями и пушками. Такая группа массивных хищников могла уничтожить целую планету.

Даже более быстрому и манёвренному военному кораблю типа «Гавиал» было непросто держаться вне досягаемости их главных батарей, но Т'ира не желал покидать орбиту до самой последней секунды. Тем не менее, сейчас непосредственную угрозу представляли рои истребителей, которые вылетали из чрев боевых звездолётов подобно мухам, что поднимались над гниющим мясом. Кор'о бросил печальный взгляд на схематические планы. Индикаторы повреждения невозмутимо пульсировали.

— Они нас покалечат, — шёпотом произнёс Т'ира, — лишат сил, а потом сблизятся, чтобы добить.

— Кор'о?

Его случайно услышал первый помощник эль'Сиет.

— Ничего, — смущённо ответил Т'ира, браня себя за то, что озвучил свою тревогу.

На одном из экранов выводилось изображение с дрона-камеры, во всех деталях запечатлевшего скопление чёрно-серых металлических истребителей. В движении машины выглядели как рваные косые чёрточки с наложенными поверх них выбросами топлива, что в ИК-спектре напоминали следы крови, и в данный момент они обстреливали гладкий корпус военного корабля с юнтасовой стороны. Сдвоенные лазерные лучи оставляли на тёмно-жёлтой поверхности «Ор'ес Таш'вара» уродливые раны и пробивали противовзрывные щиты, отчего в космос, словно гигантские копья, устремлялись потоки обломков и корчащихся кор'ла. Это происходило и на другом экране. И на ещё одном. Это происходило повсюду. Т'ира печально покачал головой и сжал зубы, готовясь пойти на любые жертвы, лишь бы ещё немного задержаться на орбите.

Склонившиеся над консолями неподалёку кор'уи беспрестанно бормотали, со спокойной прилежностью рассылая посыльных дронов и раздавая приказы членам экипажа. Т'ира же позволил их докладам омыть себя.

— …вторая волна обстреливает верхнюю обшивку…

— …снае'та целят в двигатели…

— …ремонтную команду к третьестепенному ядру…

— …тороковая часть флота заходит сзади…

— …сильные повреждения у 5-го и 17-го орудийных блоков…

— …3-я фаланга, выдвигайтесь… 3-я фаланга? Приём?...

Бесконечная череда отрицательных ответов и сообщений о неисправностях всё тянулась, и тянулась, и тянулась, что вызывало у Т'иры лишь тяжёлые вздохи. Сбоку к нему подлетел небольшой кор'веса и замигал светло-голубым огоньком.

— Докладывай, — мрачно сказал кор'о, ибо ожидал ещё больше плохих вестей.

— Второй ангар передаёт, что принял десантный корабль «Тап'ран», — монотонно произнесла крошечная машина, чей звучный голос казался до абсурда несоответствующим её размерам. — Аун'эль Т'ау Ко'ваш на борту.

Изумлённый Т'ира повернулся и уставился на парящего дрона широко раскрытыми глазами.

— Подтверди! — потребовал он, с трудом сдерживая волнение в голосе.

— Аун'эль Т'ау Ко'ваш на борту, — повторила преданная машина.

— Рулевой! — прошипел Т'ира. Он начал активно тыкать в дроны управления с такой скоростью, что очертания его рук стали расплываться. — Взять курс на космический док Ранна. Эфирный снова с нами.

Какое бы облегчение не испытали про себя члены экипажа от этих новостей, продлилось оно недолго. Эль'Сиет повернулся к кор'о, и его мрачное выражение лица с лёгкостью лопнуло шар радостного возбуждения внутри Т'иры.

— Идём полным ходом, кор'о… — доложил он. Мимолётная хмурость выдала беспокойство первого помощника. — Тороковый задний двигатель повреждён. Гуэ'ла достигают нашей скорости.

Т'ира почувствовал, как обратившееся само против себя облегчение захлёстывает его волной страха и разочарования. На экране пронеслась атакующая с бреющего полёта группа истребителей гуэ'ла, вслед за чем затрясся мостик.

Один из кор'уи-наблюдателей активировал звуковой сигнал, привлекая к себе внимание Т'иры.

— Кор'о? К нам… к нам приближаются…

— Приближаются кто?

— Штурмовые корабли. Пехотно-десантные штурмовые корабли.

Т'ира закрыл глаза и ощутил всю чудовищность этой новости. На него со всех сторон смотрели десятки лиц, замерших в молчаливом ожидании. Он щёлкнул небольшим переключателем, открывая внутренний канал связи, и по кораблю разнёсся звон.

— Всему экипажу, — произнёс кор'о, борясь с дрожью в голосе. — Приготовиться к отражению абордажа.

Луша смотрел за спешащим прочь Каисом. При нынешнем состоянии брони его было невозможно спутать с другими шас'ла. Теперь он двигался иначе: воин Огня приобрёл неровную поступь хищника, к которой остальные ещё не привыкли, и это выделяло Каиса так же отчетливо, как и любое повреждённое снаряжение. Безумие сегодняшнего утра изменило юного тау, в чём Луша не сомневался, а вот чем он стал, со вздохом подумал шас'эль, ещё только предстояло узнать.

В округлых коридорах «Ор'ес Таш'вара» горел аварийный свет, пульсирующий в такт колебаниям звучной сирены, а прямо под сводами летали ремонтные дроны, которые на ходу выдавали треск машинного кода и обменивались оптическими сигналами. По своим бесчисленным делам бегали высокие кор'ла, что напоминали пауков среди групп грохочущих воинов Огня.

И постоянно, каждые несколько ударов сердца, доносился очередной режущий ухо и тошнотворный звук попадания, когда ещё один штурмовой корабль гуэ'ла пробивал себе путь сквозь корпус «Ор'ес Таш'вара» мелта-зарядами и зазубренными, установленными под углом дробилками. Всё это располагалось на носу, отчего тот напоминал беззубую ухмыляющуюся пасть. Стоило кораблю проникнуть внутрь, как он исторгал из себя съёжившихся в десантном отделении человеческих солдат. Прежде тихие коридоры военного корабля тау превратились в поле боя, а всех пригодных к службе воинов Огня отправили в сражение, чтобы предотвратить дальнейшие высадки.

Всех, за исключением Луши. Он получил особые приказы.

— Сюда, аун'эль, — произнёс он уважительным тоном, который не мог полностью скрыть нетерпение.

Эфирный тоже наблюдал за уходом Каиса, но из-за аккуратно прикреплённой ко лбу аптечки было сложно определить выражение его лица.

— Этот шас'ла, — сказал аун угрюмым голосом. — Он несёт великое бремя.

— Каис хорошо справился, аун'эль, — ответил Луша, пытаясь увести разговор от этой темы.

— О, я не спорю, эль'Луша… Но разве клинок не может резать, даже будучи сломанным?

— «Сломанным», аун'эль? — спросил он, услышав в аллегории собственные слова. — Вы имеете в виду, без надежды на починку?

Лицо эфирного приобрело задумчивый вид. Противовзрывная дверь, отделяющая их от бегущих шас'ла, была заперта с помощью механизма, реагирующего на органическое дыхание. Ко'ваш поджал губы.

— Посмотрим. Идём.

Он зашагал в сторону подъёмника командной палубы, и Луша поспешил вслед за ауном с его колыхающимися одеяниями, настороженно держа оружие сбоку.

— Я не уверен, что это мудро, аун'эль. Ваша безопасность превыше всего.

— Так или иначе, я желаю посетить мостик, эль'Луша. Мне нужно поговорить с кор'о.

— Я это понимаю, но–

— Хорошо. Тогда охраняй меня по пути туда, если должен.

— Приказы о'Удаса, аун'эль, — сказал Луша, с улыбкой терпя упрямство эфирного. — Мы слишком далеко зашли, чтобы потерять вас сейчас.

— Х-м-м.

Двери подъёмника закрылись за ними, после чего он начал везти их вверх. На внутренних стенах светились изящные узоры различных пастельных оттенков, переходящих друг в друга, и взгляд Луши стал блуждать по формирующим сетку затейливым переплетениям. Изучая их, он пытался сосредоточиться. В изумление шас'эля приводило даже искусство фио'соррала, как и всё остальное на борту «Таш'вара». Сама идея о том, что солдаты гуэ'ла оставляли свою грязь в безмятежных помещениях военного корабля, вызывала у Луши иррациональное и несвойственное тау чувство – отвращение. Обеспокоенный его внутренней импульсивностью, он раз за разом возвращался мыслями к–

— Тебя беспокоит юный ла'Каис, эль'Луша.

Ко'ваш пристально смотрел на воина Огня своими тёмными глазами с проницательным прищуром. Луша нахмурился, ошеломлённый тем, как легко аун проник в его помыслы. За все тау'киры службы он успел повстречать много эфирных и, в общем и целом, научился сдерживать это немыслимое чувство благоговения, возникающее в их присутствии. Тем не менее, слухи ходили всегда…

— Аун'эль… Вы читаете мои мысли?

— Ну что за вздор, эль'Луша.

— Тогда как–

— Считай меня знатоком натуры тау, шас'эль. Я наблюдаю и… — он задумчиво улыбнулся. — Руководствуюсь чутьём, как сказали бы гуэ'ла. Твоё беспокойство осязаемо.

— Я знал его отца. Он… Думаю, он потерялся, аун'эль. Ему нужно руководство.

Эфирный вздохнул и закрыл глаза. 

— Шас'эль, ты ведь, как и я, знаешь, что нельзя кого-то взять и просто поставить на путь, ведущий к тау'ва.

— Знаю, аун'эль, но–

— Если Каис потерялся, шас'эль, тогда его первым шагом к возвращению станет желание найтись.

— И как ему сделать этот шаг?

Ко'ваш улыбнулся горькой, лишённой всякого намёка на веселье улыбкой, которая выглядела чуждо на его умиротворённом лице.

— Аккуратно, эль'Луша. Аккуратно.

Подъёмник замедлился, и стены потускнели, после чего двери со вздохом открылись. Их взглядам предстал мостик – арена с мечущимися кор'ла и размытыми в движении дронами. ИИ, вне всяких сомнений, отреагировав на какой-то скрытый оптический сенсор, сделал объявление лишённым эмоций голосом:

— Аун на мостике.

К ним тут же устремилась группа высокопоставленных коров и шасов, чтобы окружить Ко'ваша и повести его в направлении уставшего с виду кор'о. Попутно они учтиво задавали вопросы и приветствовали эфирного, а их слова сливались в несмолкаемый шум. Лушу же оставили наедине с его мыслями.

Далёкий рёв возвестил об очередном ударе абордажников, и корабль содрогнулся по всей длине. Ряд панелей засветился оранжевым, в то время как сенсоры повреждений громко озвучивали предупреждения. Сидящий за командным пультом обеспокоенный шас'вре стал усердно направлять бойцов к новой зоне заброски десанта, ибо он знал, что каждый штурмовой корабль, если его не повредить, будет торчать из корпуса словно рукоять ножа из трупа и служить стыковочным узлом для огромных транспортников гуэ'ла, которые прямо сейчас подтаскивали себя к позициям.

— Шас'вре, прогноз, — буркнул Луша, страстно желая принять командование.

Наблюдатель едва оглянулся.

— Остриё ножа, шас'эль. Ситуация может обратиться в любую сторону.

— Сколько прорывов?

— Двенадцать абордажных групп. Ещё восемнадцать уничтожены во время перелёта.

Впечатлённый Луша кивнул.

— Моё почтение орудийным дронам. Что насчёт наших бойцов?

— Их отнюдь недостаточно, шас'ль. Отнюдь недостаточно.

На плечо Луши опустилась крепкая рука, заставив того врасплох.

— Я подумал, что, возможно, найду тебя здесь, эль'Луша. Помню, ты никогда не отдыхаешь, даже если отдых заслужен.

Луша повернулся к о'Удасу и слегка наклонил голову.

— Как ведёт Один Путь, — ответил он, сжимая руки вместе в знаке уважительного приветствия.

Шас'о отмахнулся от предписанного ритуала.

— Ну хватит этого, шас'эль, если только ты не хочешь, чтобы и я тебе поклонился. — Улыбнувшись, о'Удас окинул взглядом группу собравшихся на мостике тау. — Ты отлично справился. Мне с трудом верится, что аун'эль снова среди нас.

Луша виновато задумался, а стоило ли оно того. Что случилось с равенством всех тау? Послали бы они военный корабль, чтобы спасти его?

Шас'эль продолжал забивать себе голову той горечью, которую испытывал Каис. Так просто было потерять веру. Так просто было отбросить идеалы единства в приступе едкой гордыни.

Умиротворённая часть разума Луши, та, коей он доверял, прошептала: ну конечно. Конечно же оно того стоило. Это всё во имя тау'ва.

На пути Высшего Блага, сказала она, все равны. Все: и важные, и подверженные ошибкам, и ценные, и не представляющие ценности. Как живое существо, как шестерня в машине, аун'эль так же полезен, как и любой из нас. Тут нет никакой несправедливости.

Но если рассматривать эфирного как вещь, как вместилище знаний, тогда его важность служит оправданием любых жертв.

Выдохнул Луша с уже прояснённой головой.

— Моей заслуги в этом немного, шас'о, — ответил он.

— Ах, да… Наш героический шас'ла. Мне не следовало сомневаться в твоём выборе, эль'Луша. Я приношу свои извинения.

Удивлённый Луша изящно поклонился, а шас'о продолжил, жестом веля ему выпрямиться.

— Скажи мне, где этот ла'Каис? Я бы хотел с ним встретиться.

Луше хотелось сказать: он не успокоится, шас'о. Он не станет останавливаться ради награды или представления. Он там, убивает и уничтожает. Он неподконтролен.

Луше хотелось сказать: о'Удас, он не похож на нас.

Луше хотелось сказать: он – оружие. Мы можем направлять его и спускать с поводка, но не более. Нам никогда не удастся управлять им.

Луше хотелось сказать: мы теряем его.

Луше хотелось сказать: он – монт'ау.

Но вместо этого Луша решил не встречать пытливый взгляд о'Удаса и пробормотал:

— Он сражается, шас'о. Клянусь Одним Путём, он сражается.

Окружённый телами гуэ'ла Каис перевёл взрывчатку в боевое положение.

Кто-то ещё был жив, но умирал от ран. Искривлённые ноги бесполезно висели. Руки с расколотыми костями, бьющая струями из ран кровь, бледные лица. Гуэ'ла корчились и стонали в лужах алой жидкости, оставляя на палубе скользкие узоры. Некоторые наблюдали за ним, однако, им не хватало сил вмешаться. Он решил, что добивать их – пустая трата боеприпасов. Удивление фактом собственного выживания уже начало меркнуть. Удача, мастерство, рвение. Неважно, почему Каис продолжал жить, в то время как столь многие воины Огня погибли. Он выжил, он продолжит выживать. Лишь это имело значение. Его разум получил необыкновенный коктейль из гордости и чувства вины, что заставляло юного тау хмуриться.

По крайней мере, Каис вооружился импульсным карабином, благодаря чему стал опаснее. Этому способствовало всё новое снаряжение. Смена запачканного панциря старой брони на девственно-чистый и новый комплект была процессом сродни едва ли не чуду. Стоя внутри десантного корабля вместе с Лушей и ауном он ощущал себя как пустынная рептилия катр'ил, несущая тяжкое бремя прожитых лет, покрытая слоем поражённой болезнью, рябой чешуи и уже неспособная идти дальше. В самый жаркий период ротаа старейшие представители этого вида падают в сухой песок пустыни, а их тела разрываются по всей длине, в результате чего из останков появляется на свет один-единственный, незапятнанный отпрыск. Из немощи рождается чистота.

Вот как всё ощущалось. Перерождением. Каис отбрасывал всякие сомнения, а вихрь неуверенности и недовольства, который бушевал в его разуме, стихал подобно тому, как отпадают кусочки иссохшей кожи. Ему следовало бы знать, что это не будет просто.

Итак, новая броня и новое оружие. По забитым врагами коридорам «Ор'ес Таш'вара» он скользил уже новым тау, чьи мысли очистила, освежила и обновила мистическая умиротворённость ауна. Луша с эфирным остались позади, повсюду были гуэ'ла и–

И вновь начались убийства.

Каис не мог бежать от этого, и ему не помогало ни очищающее воздействие эфирного, ни покаяние и успокоение, даруемые уроками сио'та. Он был бы глупцом, если бы верил, будто избавиться от ярости возможно столь малыми усилиями.

Большую часть задней секции уродливого штурмового корабля гуэ'ла занимала урчащая, исходящая паром лебёдка, на которую скрежещущими приводными колёсами наматывались толстые цепи. Каис увидел, как снаружи неумолимо приближался транспортник с десантом, что занимал позицию для стыковки. Сами штурмовые корабли несли элитных штурмовиков, врывающихся на палубы и зачищающих пространство для высадки своих более многочисленных товарищей на борту транспортов. Конкретно в этом случае они потерпели неудачу. Воин Огня проверил детонатор удалённого подрыва и, успокоенный жёлтым светом его индикатора состояния, поспешил прочь с корабля.

Пробив корпус, он причинил «Ор'ес Таш'вару» колоссальные повреждения: целые помещения оказались приведены в негодность и завалены. Беспомощных кор'ла раздавило или же их настигла смерть от удушья, когда целые секции стен пошли трещинами и сместились, а полы начали изгибаться и искривляться. Судно гуэ'ла было не более чем полой ракетой, и там, где в его носу открылись двери, произошла странная метаморфоза. Зазубренная головка бура баржи и вибрирующее месиво, являвшее собой рану военного корабля, соединялись вместе практически как органика. Высвобожденный зарядами жар расплавил чёрный керамит, который словно рвотная масса забрызгал покорёженные края кремово-бежевого коридора. Каис будто бы проходил мимо опухшей плоти. Он оставлял за спиной область с уродливым чужеродным материалом и погружался в окружающие его слои некогда здоровой ткани, но не мог точно определить место перехода одного в другое.

Каис выбрался из угловатого корабля и вошёл в разорванные внутренности «Ор'ес Таш'вара», поскальзываясь на человеческой крови и спотыкаясь об опалённые, не поддающиеся опознанию тела. Под карабином висел гранатомёт, который, как подумал воин Огня, уже доказал свою незаменимость.

Именно тогда он всё понял. В тот момент он почувствовал цепляющегося за его плечи демона монт'ау, что отказывался отпускать Каиса. Он был внутри него.

Приблизившись к указанной зоне активности, юный тау опасливо нажал на спуск гранатомёта, всё ещё привыкая к более лёгкому карабину. Гуэ'ла были повсюду. Они выплескивались из баржи подобно густой грязи, кричали и улюлюкали. Граната со стуком отскочила от стены.

И затем всё унеслось прочь от неё. Не было ни огня, ни огромного потока пламени или грибовидного облака клубящегося дыма. Граната породила лишь расширяющуюся сферу чистой силы. Слезающее с костей мясо летело в стены и потолки, а тела вращались и переворачивались в воздухе через головы, чтобы потом рухнуть бескостными кучами. Блестящие осколки выглядели как звёзды какой-то галактики. Были и шум, и страх, и крики, но, в конце концов, остались лишь стоны.

В тот момент Каис всё и понял. Он осознал – вот его предназначение. Теперь юный тау видел вставший перед ним выбор. Воин Огня мог притворяться, будто каждая смерть являлась шагом на пути к тау'ва, к этой далёкой, невозможной вещи, которая светилась на горизонте, или же мог принять истину: он убивал, потому что мог. Потому что был хорош в этом. Потому что… потому что смерти делали тусклее угольки в глазах его отца, чей прожигающий взгляд проникал прямо в разум Каиса.

Ты видишь? хотел пронзительно закричать он в ответ на этот критически оценивающий взор из воспоминаний. Видишь, как я преуспеваю теперь? Видишь мой дар?

Но то был не дар, а проклятие. И Каис это знал.

— Говорит ла'Каис, — пробормотал он в коммуникатор. — Сегмент переднего ядра. Первые заряды переведены в боевое положение. Как будете готовы, можете взрывать.

— Хорошая работа, воин Огня.

Каис узнал голос.

— Эль'Луша?

— Верно. Я всё ещё здесь, шас'ла.

На скрытом под шлемом лице Каиса возникла ухмылка. Присутствие Луши, сколь далеко бы тот не находился, странным образом успокаивало воина Огня.

— Уходи оттуда, — проскрежетал голос. — Перед взрывом нужно опустить пустотные заслонки. На уровне выше ещё одна точка попадания.

— Уже выдвигаюсь.

Каис в последний раз окинул взглядом беспорядочно валяющиеся на полу трупы гуэ'ла и направился к порталу. Тот с лязгом закрылся прямо у него спиной.

Как только снаряды взорвались, весь мир залило белым.

Сервитор дёрнул головой как сова. Его кожа натянулась так сильно, что через неё почти просвечивалась металлическая сетка нитей и деталей, пронизывающая череп, и когда сервитор нахмурился, она собралась в уродливые складки. Это выражение эмоций являлось следствием остаточных порывов из прошлой жизни вместилища машины, когда оно еще было живым человеком.

Адмирал флота Константин уже давно научился толковать причуды подчинённых, причём всех, даже не благословлённых сознанием.

— Докладывай, — проворчал он.

— Штурмовой корабль #3/Г9 уничтожен, — монотонно произнёс сервитор зловещим голосом, который доносился из переговорной трубы на его плече. — Лебёдочная установка саботирована. Войсковой транспортник «Силландр» отделился и находится в свободном парении. Контакт оборван. Предположительно, весь экипаж погиб.

Константин чуть не сплюнул. Это уже шестая саботированная точка абордажа за шесть минут. Он поднял свою фуражку, чтобы пригладить седые волосы, и со вздохом оглядел палубу управления. Мигали и шипели огромные блоки консолей коммутаторов, отделанных обсидиановыми панелями, и измерительных датчиков с подведёнными к ним медными трубами, а их усердно обслуживал самый настоящий паноптикум биомашинных сервиторов и офицеров в пышной форме. По бокам от адмирала тянулись вверх штабели гигантских логических устройств, за которыми присматривали поющие техножрецы и члены экипажа. Рабочие сиденья тяжело двигались вверх и вниз по вертикальным рельсам, дрыгающиеся датум-дроны вели непонятные бинарные разговоры. С одной стороны горели и мерцали мониторы наблюдения, с другой же дежурные офицеры изучали и обрабатывали данные систем вооружения.

Нетренированный глаз видел тут кромешный ад, но все переговоры на палубе велись приглушёнными голосами, а в воздухе висел едва ощутимый аромат ладана и мирры. Константин знал, что абордажные корабли были до ужаса устаревшими. Он видел архивные кадры штурмовых шлюпок сегментума Обскура в действии. Такое ловкое и смертоносное использование ресурсов практически не оставляло вражеской обороне никаких возможностей. На этом фоне материальные средства флота Ультима выглядели пугающе отсталыми.

— Доклад по перехватчикам «Фурия», — рявкнул Константин.

Мичман с бледным лицом поднял виновато поднял взгляд.

— В строю семьдесят процентов, сэр. И шестьдесят пять процентов «Звёздных ястребов».

— Тогда почему эта варпом клятая штуковина до сих пор движется? К этому моменту их двигатели уже должны были быть выведены из строя!

— Командир крыла Кеамил говорит, что с поверхности возвращаются вражеские эскадрильи. Они задерживают бомбардировщики, сэр.

— Скажи Кеамилу, что, если в течение часа чёртов корабль не лишится двигателей и не станет двигаться лишь по инерции, я задержу его по обвинению в профессиональной некомпетентности. Ясно?

— Сэр.

— Хорошо. Теперь пехотное командование.

Один из офицеров отдал честь.

— Сэр. Как и ожидалось, сильное сопротивление. Если один или два транспортника смогут высадить десант, это изменит ситуацию в нашу пользу.

— Если, командир?

— Когда, сэр.

— Так-то лучше. Что насчёт нашей особой посылки?

Поднявшийся на ноги техножрец с накинутым на голову капюшоном кивнул для формальности.

— Адепт Йен столкнулся с некоторыми… проблемами. Судя по всему, машина локарус немного обветшала, и телепортационное устройство не смогло правильно определить мест–

— Адепт, мне это вообще не интересно. Просто скажите, сработало ли.

— Отчасти, адмирал. Мы думаем, двое адептов пережили перенос и находятся на позиции.

— У них есть защита?

В разговор аккуратно включился офицер по личному составу.

— Конечно, сэр. Штурмовики уже приближаются к их местоположению, а зона запечатана три-затвором.

— Хм-м. — Константин едва заметно кивнул, и это движение ближе всего приблизилось к тому, чтобы считаться демонстрацией его удовлетворения. — А что насчёт тех «волнений», о которых я продолжаю слышать? Доклады комиссара Варадиэля не обнадёживают.

Офицер потёр глаза и покачал головой.

— Ничего конкретного, сэр. Просто кое-какое пропавшее матросское отребье и много слухов. Перебор с грёзостимуляторами среди призывников да недостаток ударов плетьми, если хотите знать моё–

— Не хочу. Мне нужно, чтобы корпехи находились в состоянии полной боевой готовности. Если что-то происходит на моём корабле, я желаю знать о–

Его прервал шум, донёсшийся со стороны входа на мостик. Стараясь соблюдать все приличия, группа мичманов не давала пройти высокой фигуре.

— …а ну пропустите меня, забери вас варп! — требовал голос, напоминающий ржание лошади. — Меня и так заставляли ждать слишком долго!

— Сэр, вы не можете войти на мос–

— Не смей говорить мне, чего я не могу, ты, мелкое мерзкое создание! Ты не знаешь, кто я?

— Знаю, сэр, однак–

Константин закатил глаза.

— Пропустите.

Мичманы отступили, а Север победоносно ухмыльнулся им, стоя под огромной аркой отсека-часовни, который находился за палубой управления. Губернатор отряхнул одежду, чтобы выпятить напоказ своё пальто с воротником из меха горностая, после чего зашагал вперёд. На ум Константину пришло сравнение с напыщенным, самоуверенным павлином, демонстрирующим яркое оперение, и он раздражённо поднял брови.

— Ах, адмирал, — произнёс Север и отдал честь с фальшивой напыщенностью. — Я уже начал сомневаться, действительно ли вы находитесь на борту.

— У некоторых из нас есть чем заняться, Север.

— А некоторых из нас заставляли ждать, как обычных матросов.

Константин вздохнул, борясь с мигренью.

— У меня нет времени на истерику аристократа, — рявкнул он. — Чего тебе надо? Давай быстрее.

— Я требую дать мне знать, как идёт битва.

— Запрос отклонён. Выметайся с моего мостика.

После этих слов Север едва не взревел. Он подошёл к Константину, оказавшись с ним лицом к лицу.

— Адмирал! Эта система с каждой её планетой, луной, Троном ненавистной каменной глыбой и всем пространством между ними, находится под моей юрисдикцией! Вы будете держать меня в курсе ситуации!

Константин был широко известен своим вспыльчивым характером, который проявлялся даже в лучшие времена, поэтому он не сдержался и сейчас.

— Хорошо. Ситуация следующая, губернатор: из-за тебя я трачу время и людей на бессмысленный конфликт. Могу напомнить, что флот прибыл сюда, ожидая столкнуться со вторжением. А теперь взгляни на приборы наблюдения, губернатор. Безбожным ублюдкам невтерпёж убраться отсюда! Таким образом, «сэр», в нынешней ситуации я не собираюсь рисковать флотом ради твоей уязвленной гордости, и пока мы не замедлим их настолько, чтобы получить возможность давать бортовые залпы, будем сидеть и ковыряться в носу.

Ярость Константина заставила губернатора побледнеть и невольно отпрянуть.

— Это неподчинение! Я требую начать полномасштабную атаку!

Адмирал замолчал лишь чтобы сделать вдох, а затем продолжил, рыча и тыкая пальцем в грудь Севера.

— Губернатор, этому кораблю три тысячи лет. Его дух войны сражался в стольких кампаниях, сколько ты и представить не можешь, а записи о победах покрывают поверхность каждой стены в часовне, через которую ты прошёл. Здесь, на борту, бесчисленное множество душ, и слово только одного человека для них закон. Не заблуждайся, губернатор, не твоё. Так что не думай, будто можешь приказывать мне на моём же судне.

— Далее. Тебе нужно знать лишь следующее: я собираюсь захватить тот грушевидный кусок орочьего дерьма, называемый ксенотехом, убить серокожих мерзостей внутри всех до единого и отправить корабль Адептус Механикус для изучения с золотой ленточкой и наилучшими пожеланиями от военно-космического флота. Следовательно, ситуация такова, что всё под контролем. Мы победим, а ты можешь больше не беспокоиться. Теперь будь добр, убери свою раздутую тушу с моей палубы управления, иначе я не посмотрю на статус губернатора и пристрелю тебя за трату времени. Ясно выражаюсь?

В помещении воцарилась удивительная тишина.

Север величаво подобрался, а его лицо рассёк гневный оскал.

— Более чем.

— Хорошо, а сейчас убирайся с моего мостика.

Развернувшись, губернатор зашагал прочь, в то время как все взгляды были прикованы к нему. Вдруг что-то пришло Северу в голову, и он обернулся с алчной улыбкой.

— О, адмирал, — сказал он, — есть ещё одна вещь.

Константин фыркнул.

— Ну порази меня.

— Я хочу обратно своего заключённого.

— Ты хо… — Адмирал даже не знал, залиться ли ему громким хохотом или задушить наглого глупца. — Ты просто невыносим… — прорычал он. — Вышвырните его с моего мостика! Сейчас же.

Мичманы угрожающе двинулись к нему, но Север не пошевелился.

— Я вполне серьёзно, адмирал. — Теперь он говорил официальным тоном. — Администратум совместно с Официо Ксенобиологика уполномочили меня захватить и изучить высокопоставленного тау-эфирного. — Губернатор засунул руку в карман и извлёк оттуда плотную кипу бумаг, помеченных крылатыми чёрными печатями Администратума. — Это не какой-то показушный проект для моей личной потехи, адмирал. Всё здесь: официальные тактические одобрения и разрешения, документы о выделении ресурсов и реквизициях. Думаю, вы обнаружите, что я совершенно точно имею право требовать вашей помощи в данном вопросе. Посмотрите сами.

Довольный собой, он с хитрой ухмылкой протянул пачку бумаг.

Константин в ярости прикусил язык.

— «Уполномочили»? — смог выдавить он, борясь с желанием размазать самодовольную ухмыляющуюся рожу губернатора по палубе.

— Что ж… Признаюсь, это была моя идея, — улыбнулся Север, — но, очевидно, предложение встретило одобрение со стороны мантий на Терре. Они охотно согласились.

— И ты не подумал сказать мне раньше?

— «Принцип необходимого знания», адмирал. Вы же знаете, как это работает.

Константину пришлось очень сильно напрячься, чтобы не сорваться на крик.

— Ты уберёшься с моего мостика, — прошептал он. — Прямо сейчас.

Север одарил его дружелюбной улыбкой.

— Один тау-эфирный, невредимый. Ожидаю доставки до конца дня. И не утруждайтесь золотой ленточкой, адмирал, подача – это не главное. Я буду в своей каюте, если понадоблюсь вам.

Он зашагал прочь, что-то весело напевая под нос.

Константин же сосчитал до двадцати, прежде чем позволить себе заговорить.

— Адепт Бориал? — произнёс он, сохраняя спокойный тон. Техножрец в балахоне послушно встал. — Почините этот телепортатор. Я хочу, чтобы проклятая штуковина заработала в течение часа.

Жрец быстро кивнул, ибо знал, что лучше не протестовать, а адмирал задумчиво погладил подбородок.

— И пошлите кого-нибудь на семнадцатую вершину по правому борту. В комплекс солитариума. Скажите… скажите им, что мне нужны добровольцы.

Один из мичманов поспешил выполнить приказ.

— Ладно. — Константин кивнул и оглядел охваченный активной деятельностью мостик. — Кто-нибудь, пожалуйста, может принести мне хорошие новости?

Сидящий слева от него сервитор нахмурился, прислушиваясь к комм-сигналу в ухе.

— Баржа #15/Ф0 уничтожена, — монотонно произнёс он. — Лебёдочная установка саботир–

Адмирал выстрелил сервитору в голову из своего изысканного пистолета и с огромным удовлетворением отметил, что ему стало намного, намного лучше.

Коммуникатор со звоном ожил.

— Шас'ла? Доклад только что подтвердили. Определено присутствие врага в двигательном отсеке. Двигайся к точке сбора рядом с главным променадом. Попробую направить часть сил на перегруппировку. Я хочу послать к силовому ядру как можно больше подразделений.

— Уже в пути, шас'эль.

Каис крался по коридорам «Ор'ес Таш'вара», переступая через обезображенные до неузнаваемости тела как тау, так и гуэ'ла, и думал о прошлом.

Четыре тау'кира. Прошло четыре тау'кира с тех пор, как он поменял белую тренировочную форму боевого купола на тёмно-жёлтые пластины и остроконечный шлем воина Огня. Четыре тау'кира назад он потерял обозначение «саал», которое относилось к рангу обучающегося, и стал ла'Каисом.

Четыре тау'кира напускной боевой готовности при сопровождении дипломатов на рутинные встречи для заключения торговых соглашений и на официальные приёмы. Четыре тау'кира полицейской службы на практически лишённых преступности улицах Т'ау, где приходилось демонстративно вышагивать по главным артериям города для защиты его ярких башен и куполов от ужасов антисоциального поведения. За всё то время, если не считать огневой подготовки и назначений на ритуализированные импульсные салюты, из оружия он стрелял лишь однажды. Всего один раз.

Это случилось, когда на крутский септ Квех-квих отправилась экспедиция пор'вре. Предприимчивый торговец касты Воды (чьё имя Каис уже давно забыл) нашёл рынок вручную сделанных ювелирных украшений крутов (тогда безыскусный вид таких вещей был в моде) и назначил торговый визит. Естественно, ушлый купец, как и любой пор'вре, понимал важность первого впечатления, поэтому он решил включить в свою свиту двух шас'ла. Каису сказали, что круты по достоинству оценят демонстрацию силы.

Какой-то ИИ шас'ар'тола случайным образом выбрал его и Жу, после чего их перевели на торговый корабль «Пор'крета Тай». Это путешествие подарило Каису много новых впечатлений: изумление от пустотного перелёта, вид идеально чистых коридоров судна, непривычные ощущения при крене во время варп-скачка и последующее облегчение после выхода в космос в открытом пространстве, а не в сердце звезды. Несмотря на всю изобретательность учёных касты Земли, они до сих пор не смогли разгадать тайны варпа, и даже короткие «погружения» в нереальность, которые делали самые смелые кор'о, были сопряжены с опасностью.

А потом чудеса нового мира, прогулки среди высоких, диких крутов, их язык, что звучал как смесь чириканья, пронзительных криков, щелчков и клёкота, взгляды булавочных глазок этих существ, наблюдавших за тобой с чем-то между подозрением и уважением. В последующие тау'киры Каис и Жу всё это обсуждали и вспоминали.

Экспедиция продлилась пять ротаа и закончилась плачевно. Не опускающийся уровень влажности в мире стал причиной того, что пор'вре начал терять терпение, а экипаж «Пор'крета Тай», коему приказали оставаться на поверхности из уважения к необъяснимой нелюбви крутов, когда на орбите их планеты висели корабли, страдали от эффектов продолжительного воздействия гравитации на хрупкие тела членов касты Воздуха. Жу жаловалось на отсутствие передач пор'хой, которые могли помочь ей в её размышлениях. Каис, в свою очередь, не ел нормально целых три ротаа после того, как увидел кулинарную обработку крутов. Вдобавок ко всему, обещанные «ювелирные украшения» оказались набором обструганных фрагментов кости и разноцветных перьев.

Шла экспедиция не очень хорошо.

Чаша переполнилась на шестой ротаа во время посещения товарного рынка. Когда отчаявшийся пор'вре заметил вдалеке лавку, где продавались побрякушки и безделицы, он со всех ног побежал к ней, чтобы посмотреть ассортимент. Каису и Жу пришлось поспешить за тем, кого они должны были защищать, сдерживая вызванное его спонтанностью раздражение. В какой-то момент спешащий пор'вре наступил на лапу греющейся в лучах солнца крутской гончей и нечаянно стал жертвой голодного мстительного хищника. Зайдясь гоготом, который походил на птичий крик, создание ударило по ногам торговца лапой с иззубренными когтями и прыгнуло ему на спину.

Воцарилась неразбериха.

Пор'вре завопил, ближайшие члены крутских племён бросились вперёд, гончая раскрыла свой клюв с пильчатыми краями, чтобы сокрушить череп дёргающейся жертвы–

–а Каис и Жу выстрелили по ней одновременно.

Потом, конечно же, стало ясно как день, что убийство любимой боевой гончей племенного формирователя, известной за свою любовь к играм с незнакомцами, это не самый умный способ расположить к себе племя. Спустя дек экспедиция с позором покинула мир на борту «Пор'крета Тай».

Хоть потом Каис и Жу смеялись над абсурдной ошибкой, он бы никогда не забыл тот момент, когда оружие дёрнулось в руках, а гудящее индукционное поле с невозможной скоростью вытолкнуло одну-единственную вращающуюся частицу, которая в воздухе превратилась в каплевидный плазменный сгусток. Он бы никогда не забыл его попадание в бок существа, первоначальную вспышку при передаче энергии, обожжённые фрагменты плоти и костей, разлетающиеся в стороны от дёрнувшегося вбок визжащего зверя. Он бы никогда не забыл смрад горелого мяса.

Вот только, на самом деле, Каис всё это забыл.

Четыре тау'кира юный тау притворялся воином и теперь… и где он теперь был? Осторожно ступал по коридорам собственного корабля и вёл партизанские бои в некогда безмятежных жилых помещениях и комплексах отдыха «Ор'ес Таш'вара», игнорируя вонь опалённых тел, стреляя по беспорядочно бегающим туда-сюда людям и убивая, убивая, убивая. Крутская гончая стала лишь простым воспоминанием, ибо безумие всего одного ротаа стократ затмило ужас от убийства зверя.

Это называлось испытанием огнём. После четырёх тау'киров службы шас'ла должен был продемонстрировать свои способности и получить оценку со стороны проверяющего командира, который определил бы его прогресс в текущем ранге. Большинство испытаний не относились к настоящей войне и являли собой комплексный ряд симуляций, курсов и несмертельных сражений в боевых куполах. К ним относились как к фестивалям, как к каникулам, во время которых все касты собирались вместе в огромной аудитории, дабы громкими возгласами выразить поддержку участникам и обсудить, кого посчитают достойным повышения. Такие понятия как «успех» или «провал» не имели здесь смысла. Остаться шас'ла не означало какой-то позор, наоборот, все праздновали, ведь воин находил своё место и мог служить тау'ва наилучшим образом.

Однако, всегда случались инциденты, когда испытания омрачались боевыми действиями с внешним врагом, и прагматичный шас'ар'тол не видел причин не задействовать в них молодых шас'ла. Так им выпадала возможность сразиться за Высшее Благо и получить оценку своим действиям. Во многих смыслах, это была самая точная проверка их способностей.

Рано или поздно всё творящееся вокруг безумие закончится, после чего придирчивый шас'вре сядет и просмотрит записи с оптики шлемов всех шас'ла, сосредоточенно изучая информацию от датчиков, реакцию воинов, их движения… их решения.

Каис нахмурился. Ведь и он сам подвергнется оценке с чьей-то стороны. Как будут выглядеть его действия? Увидит ли проверяющий эффективность, успехи, победы? Или же только учащённое сердцебиение и наслаждение? Посмотрев глазами Каиса на то, что он сделал, заметит ли шас'вре мастерство шас'уи или свирепость монт'ау?

Юный тау свернул за угол и замер: на стене неподалёку танцевали характерные брызги света от вспышек оружейного огня. Он почти сразу же повернулся и направил карабин на стеклянную панель, которая отделяла его от просторного зала.

Глазам Каиса открылось по-настоящему адское зрелище. Точка перегруппировки ту сторону стекла была атакована. Группа тау-следопытов – легковооруженных разведчиков в броне с гораздо меньшим количеством пластин, нежели у линейных воинов – перестреливалась на близкой дистанции с чёрной волной гуэ'ла пехотинцев, чью бледную кожу скрывали круглые дыхательные маски и бронежилеты. Каис начал спешно искать ведущую внутрь дверь, продолжая беспомощно наблюдать за боем словно на экране пор'хой.

Шас'ла погибали один за другим. Попадания из трещащего оружия гуэ'ла выталкивали их из ненадёжных укрытий, а затем тела воинов Огня измельчались и превращались в жидкое месиво. Крики же обрывались очень быстро. Сталкивающиеся в воздухе пули порождали град рикошетов, и некоторые даже били по огромным окнам смотровой галереи, за которыми простиралась пустота. На стеклянных поверхностях начали появляться крошечные трещины.

Каис заметил в стене променада дверной проём и устремился вперёд, жадно взводя затвор гранатомёта. В этот раз он мог спокойно наслаждаться насилием, ибо знал, что помогает товарищам. В этот раз чувства вины не будет.

Дверь со скрежетом закрылась и преградила ему путь, а сбитый с толку Каис остановился прямо перед ней.

— Шас'эль? — озадаченно произнёс он в коммуникатор. — Шас'эль, вам нужно открыть эту дверь!

— Это автоматическая блокировка, Каис. Ожидай… — Воину Огня показалось, что он услышал тихое шипение Луши. — Ох, клянусь Путём…

— Шас'эль?

— ИИ зафиксировал пробоину.

— И… Я не понима–

Паутина трещин на поверхности окон ширилась, розеткообразные рисунки из тонких линий возникали с огромной скоростью. Затем они столь же быстро исчезли, когда окна раскололись, а осколки стекла изверглись в ничто.

В один райк'ор помещения являло собой поле боя с перевернутыми круговыми скамьями и беспорядочно валяющимися на полу разбитыми скульптурами фио'соррала. В следующий же была лишь пустота. На краткий миг возникло впечатление резкого движения. Каис видел расплывшиеся очертания фигур и хватающихся конечностей, а потом остался только безмолвный и необъятный вакуум. Мимо зияющих окон безмятежно проплыло тело с вогнутой грудью и выпученными глазами, за которым тянулся след из кристаллов замороженной крови, напоминающий бриллиантовое ожерелье.

Пятясь назад, Каис ощутил рвотные позывы при виде этого страшного зрелища. Чудовищность разрушений, стремительная, естественная мощь–

Он завидовал.

— Л-ла'Каис… — Голос Луши дрожал. — Времени нет. Ты должен добраться до двигательного отсека.

— Они. Они все погибли.

—Ла'Каис. Ты меня слышишь?

— Они погибли. Все до единого.

— Ла'Каис.

Вздрогнув, воин Огня вернулся в реальность и отвёл глаза. Тот растянувшийся всего на долю мгновения вид улетающих тел, высасываемого воздуха… он останется с ним навсегда.

— Ты справишься, Каис.

— Не знаю, шас'эль. Те палубы кишат… Это слишком…

— Остальные кадры сражаются в других местах, шас'ла. Мы перенаправим их сразу же, как только сможем. — В голосе Луши появились странные нотки. Может, страха? Или вины? — Ты справишься, — со вздохом повторил он.

Каис нахмурился, чувствуя, как внутрь него снова забирается ужас. Это был не обычный страх смерти, ранения или боли, а страх перегибов, страх несдерживаемого безумия, страх того, что он опять будет наслаждаться своей нежеланной страстью к разрушениям. Воин Огня не просился стать убийцей и не взращивал в себе всю жизнь ярость и злобу, возникшие у него непроизвольно и естественно. Каис хотел закричать: «Это нечестно!».

С каждым человеком, против которого они его посылали, ему становилось сложнее притворяться, будто он делает это ради них, ради их тау'ва, ради их «Высшего Блага», ради чистой расовой цели, ускользавшей от него с приводящей в бешенство неуловимостью. Каждый раз, когда Каис убивал для них, ему становилось сложнее отрицать тот факт, что на самом деле, в тайне, он делает это для себя самого.

Каис подыскивал слова, больше не в силах сдерживать собственное смятение.

— Шас'эль?

— Да, шас'ла?

— Почему я?

— Что ты имеешь в виду? — озабочено спросил Луша.

— Почему… Почему именно я должен быть тем… — Голос Каиса дрогнул. Слова звучали неправильно и показывали лишь скрытый в них эгоизм. — Я проклинаю себя! — закричал он, когда в его душе зловеще лопнул пузырь гнева и неуверенности.

Луша ответил не сразу.

— Ты единственный, кто может сделать это, ла'Каис.

— Но–

— Воин Огня! Никто никогда не делал вид, что это будет легко.

Каис свесил голову.

— Да, шас'эль.

Он больше ничего не мог сказать.

— Отправляйся к силовому ядру, шас'ла. Ты – наша единственная надежда.

Рука Каиса покоилась на пластинке в его сумке.

Нет расширения без равновесия.

Нет завоевания без контроля…

Военные слова. Агрессивные слова. Победа, насилие. Однако, они всегда умерялись контролем, балансом.

Может, стоило дать им еще один шанс. Каис глубоко вздохнул и сосредоточил мысли на идеале, который не был способен постичь, а затем побежал дальше по променаду.

Капитан Бортаилис Сейлинд наслаждался своей долгой и богатой на события карьерой.

Военным он стал в девятнадцать и быстро погрузился в ужасающие реалии солдатской жизни. Он проходил действительную службу в мире-улье Гиблое Ядро, когда началось восстание. Он участвовал в операции по зачистке после того, как космодесантники разобрались с генокрадским заражением. Он был там, когда упали первые 'нидские споры и лично руководил уничтожением врага в улье Терций, когда ксеносы пробились внутрь через вентиляционную систему. Он находился на орбите и смотрел, как атмосферу обреченной планеты пронзает вирусная бомба для экстерминатуса.

В двадцать три его перевели из 35-го Октобианского полка Имперской Гвардии в Ударное ядро штурмовиков, приписанное к линейному флоту Ультима (Секундус) в качестве экспериментального специального полка для защиты и абордажа кораблей. Свирепые и сложные боевые действия внутри звездолётов стали его специальностью.

Под командованием капитана-нобилите Ферринга он принял участие не менее чем в тринадцати крупных абордажных операциях в первые годы службы. Различные подозреваемые в пиратстве корабли и суда вольных торговцев предоставили штурмовикам возможность отточить их навыки в более чем суровых испытаниях. Сейлинд был дважды награждён за мужество, получил медаль за выдающуюся службу и драгоценный Крозиус Ультима, которым отметили его храбрость под вражеским огнём. Когда ему стукнуло двадцать восемь, из-за вторжения фрагментов тиранидского флота-улья Кракен им пришлось столкнуться со всевозможным отребьем, и на борту звездолётов орочьей флотилии, серьёзно потрёпанной в недавних боях с роями улья, он впервые сразился с ксеносами. Штурмовые корабли легко прошли сквозь хлипкие корпуса судов зеленокожих, а Сейлинд снова отличился во время тщательно проведённой зачистки флотилии.

К тому моменту, как ему исполнилось тридцать пять, он уже был капитаном и получил очередные два награждения за хладнокровие и эффективность, лично основал ещё три полка штурмовиков для их назначения на корабли флотов в другом сегменте, успешно взял на абордаж корабли орков и эльдаров, а также три заражённых 'крадами космических скитальца, заслужил благодарность губернатора Квото за уничтожение вторгнувшихся в его мир наёмников и проследил за укрупнением полков штурмовиков для линейного флота Ультима Прим.

Спустя две недели после его тридцать шестого дня рождения адмирал Константин принял Сейлинда на борту «Непоколебимого клинка», где он получил ещё одну военную медаль и насладился приятным вечером в офицерской столовой, организованным Навис Нобилите в знак уважения. Жизнь была хороша.

Через три недели после нового назначения ему выпала возможность добавить в свой растущий список поверженных врагов тау, хотя большую часть недавно созданного полка до сих пор составляли бледные призывники. Абордаж являлся сложным делом, а сопротивление было серьёзным и хорошо организованным, но капитан не испытывал сомнений. Перемещение техножрецов в двигательный отсек прошло не без трудностей, однако, если не брать в расчёт сбой, телепортатор успешно перенёс двоих адептов. Вместе с двумя своими самыми доверенными помощниками Сейлинд занял окружающие палубы, запечатал двигательный отсек три-затвором (третий элемент которого покоился в безопасности внутри его универсального чехла) и теперь мог продолжить координировать проникающие на борт корабля силы. Да, у капитана не было причин беспокоиться. Планирование и осторожность позволяли справиться с любой помехой.

Он не сомневался, что за эту операцию получит ещё одну медаль. Может, даже повышение.

Сейлинд улыбнулся, радостно снимая с предохранителя «адское» ружьё.

Кто-то выстрелил ему в живот.

Пока цвета покидали мир капитана, он чувствовал, как облачённые в перчатки чужацкие руки шарят в универсальном чехле у него на бедре.

Адепт Натсан, реверус-иллюмина Марса, магос культа Деус-Механикус, учёный второй степени в области ксенотеха и механикус еретики, обладатель преимуществ лоботомии пуритенс и обладатель не менее семнадцати хирургических аугметаций спириту-механика, с раздражением отметил, что обильно истекает кровью. Он сосредоточился и мысленной командой замедлил поток крови в левой верхней конечности, после чего прижёг рану прикреплённой к правому локтю ацетиленовой горелкой, наблюдая, как разрезанная на аккуратные ломтики плоть зарубцовывается и опаляется.

Процесс переноса материи не совпал с его ожиданиями. Он размышлял о гравитационном сдвиге при корректировке положения тела между двумя точками в «накладывающемся» варп-пространстве, выдвигал гипотезы о наличии излучаемой «потерянной» энергии, звука и тепла, и теоретизировал касательно того, какой эффект окажет на материю её возникновение в пространстве, уже занимаемом плотным материалом.

Натсан не ожидал ослепляющей вспышки света, резкого рывка во все стороны одновременно, обескураживающего чувства падения, а затем непрерывного потока сенсорной информации, содержащей крики, фонтанирующую кровь и неприятный запах жжённых волос. Он быстро пришёл к выводу, что процесс переноса пошёл не по плану.

Изначально перемещаемая группа состояла из пяти адептов его ранга, нескольких десятков вооружённых сервочерепов и трёх боевых сервиторов, которые должны были зачистить безопасную зону. По крайней мере, сервочерепа до точки назначения добрались благополучно.

Сервиторы же оказались все в одном месте, образовав занятную композицию из слившихся вместе плоти и металла, плавно переходивших из одного состояние в другое как будто бы случайным образом. Создание дважды произнесло что-то невнятное, закашлялось и, покачнувшись, завалилось набок, после чего умерло, если вообще было когда-то живым.

Адепты Армилл и Ниссен, судя по всему, воссоздались за пределами области действия локарус-механизма, так как раздавленная плоть и кровь описывали идеальный круг на границе безопасной зоны. Эта гипотеза могла объяснить урон, причинённый его собственному телу. Он подсчитал, что при материализации тридцать пять процентов левой конечности оказались за периметром безопасности, из-за чего Натсан лишился её сразу ниже локтя. Как подозревал адепт, останься у него хоть какие-то болевые центры, боль от ранения была бы страшной.

Тем не менее, адепта Идоу постигла более странная судьба. Согласно теории Натсана, безопасная зона локаруса наложилась на часть переборки двигательного отсека тау, поэтому Идоу оказался внутри стены. Черты его изумлённого лица, ободранного до состояния ярко-красной жижи и забрызганного расплавленным металлом, торчали из несущей панели так, словно поднимались над поверхностью вертикального озера.

Таким образом, из всех разумных членов группы, перенос с «Непоколебимого клинка» на чужацкий корабль пережили лишь он да адепт Терций Ролан. Какое оскорбление, что из-за отсутствия боевых сервиторов им пришлось самим защищаться от ксеногенов, то есть заниматься утомительной работой, которая больше подошла бы плебеям из Имперской Гвардии, если бы они находились здесь. И всё же, задачу адепты выполнили быстро. Те представители вида тау, обитавшие в похожем на пещеру помещении с силовым ядром, относились к трусливой породе долговязых членов касты Воздуха. Лёгкие цели для его освящённого плазменного пистолета.

К счастью, задержка вышла ничтожной. В течение нескольких минут штурмовики из первого штурмового корабля подтянулись к позиции Натсана, став последним элементом в его тщательно приготовленных мерах по обеспечению безопасности.

Дверь в многоярусное помещение запечатали как можно надежнее, дабы ни один боец тау не проник внутрь. Насколько было известно имперской разведке, ксеносы не имели в своём распоряжении аналогов телепортационной технологии, так что с этого направления опасности ждать не стоило. Более того, он отправил два десятка вооружённых сервочерепов патрулировать трубопроводы вокруг двигательного отсека на тот случай, если там есть какие-нибудь тайные входы.

Штурмовики тщательно подошли к выбору позиций на нижних уровнях силового ядра. Они расположились вокруг похожей на ствол дерева колонны в центре помещения, которая, как предположил Натсан, являлась несуразным эквивалентом реактора генерариума у тау. Пока адепт искал центральную консоль, ему пришлось потратить некоторое время на подъём по мостикам и этажеркам рядом с колонной, что тянулись вверх ярусами-платформами. Его аугметированное тело не было предназначено для таких физических нагрузок, но вид с вершины открывался потрясающий.

Наконец, если какому-либо живому существу удастся забраться так далеко, верхние уровни конструкции, где они с адептом Роланом быстро и бесшумно занимались выводом из строя двигателей корабля и расшифровкой его спрятанных среди различных данных секретов, были ограждены сверкающим энергетическим полем. Произведённая Натсаном агрессивная атака на ИИ судна – еретический интеллект, который будет уничтожен сразу же, как в нём отпадёт необходимость – очень скоро принесла плоды, и он подключил защитное устройство к системам корабля. Те его признали, а адепт получил последнюю, абсолютно непробиваемую линию обороны.

Успокоившись, Натсан собрал всю чудовищную мощь своих умственных способностей и сосредоточился на консоли перед собой. Он рассудил, что благодаря столь всеобъемлющим охранным мерам ему больше не требовалось тратить время на мысли о собственной безопасности. Датум-дроны сбоку от него мигали и щёлкали, яростно прогрызая защиту ИИ, а благодаря прокручивающейся в голове модели дешифровки языка Натсану удалось расшифровать череду символов, после чего он нажал на несколько кнопок, вскрывая следующий уровень сложности. Будучи чем-то вроде энергистического аналога окружающих силовое ядро мостков, логическая машина корабля являла собой структурированный самоцвет: систему из идеально согласованных оперативных уровней и команд, симметричных и связанных друг с другом. Как подозревал адепт, сохраняй он полноценное чувство восхищения, то мог бы впечатлиться сложностью такой технологии, но так как он подвергся хирургической операции пуритенс, в его разум хлынул поток эндорфинов неодобрения, которые наполняли Натсана отвращением и заставляли адепта ещё отчётливее осознавать неприкрытое неуважение ксеногенов к Богу-Машине, заслуживающему должного почтения.

Стоящий рядом адепт Ролан управлял группой сервочерепов, роящихся вокруг гудящей громады двигателя в центре системы ярусов. Технология, содержащаяся внутри этой колонны из негромко работающих элементов, была абсолютно чуждой, нечистой противоположностью тайному знанию Адептус Механикус. Мимолётный взгляд сквозь обзорный портал породил у Натсана больше вопросов, чем ответов. Там он увидел люминесцентный жидкий газ зелёного цвета, который образовывал вихрящиеся конвекционные потоки с ярко светящимися частицами вещества. Когда корабль тау захватят, адепт сполна насладится раскрытием его секретов.

Он так строго и точно распределял своё внимание, что не услышал тяжёлого лязга, с которым открылись скрежещущие двери двигательного отсека. Сенсорные ганглии Натсана были улучшены ещё годы назад при помощи черепных имплантов, и его уши надлежащим образом записали характерный гневный треск «адских» ружей, но вот занятое сознание адепта находилось в ином месте, поэтому резкие звуки остались необработанными.

Натсан был целиком погружён в анализ систем ИИ. Лишь когда исчез тусклый голубой свет распавшегося энергетического поля, он перенаправил малую часть своих способностей к обработке на изучение новой ситуации. Адепт с подозрением осмотрел окружающее пространство, быстро замечая исковерканные трупы штурмовиков, усеивающие пол помещения, и дым, испускаемый консолью на уровне ниже. Натсан слишком поздно осознал, что энергетический щит не послужил ему непробиваемой защитой, как он предполагал.

Прежде, чем адепт успел подробно обдумать новый сценарий, на верхний ярус забежала по аппарели двуногая фигура и подняла оружие. Натсан нехотя позволил всему своему разуму забросить изучение сложных алгоритмов, после чего сосредоточился на новой угрозе.

Он достал пистолет.

Каис поднялся на верх и устремился вперёд даже прежде, чем успел подумать.

Воин Огня увидел там двоих. Они оказались очень быстрыми, приготовив оружие и начав стрелять всего за один удар сердца. Гуэ'ла столь походили друг на друга движениями, что с тем же успехом могли быть сдвоенными машинами или зеркальными отражениями. Они развернулись резко и дёргано, словно насекомые, а их металлические, покрытые коррозией головы щёлкали подобно сломанным механизмам, поворачиваясь вслед за Каисом. Во тьме под капюшонами чёрных балахонов мерцали глаза.

Каис установил на гранате задержку в тридцать райк'анов и бесшумно катнул её в их сторону, в то время как сам бросился к укрытию. Врезавшись наплечником в пол, он перекатился к углублению промежуточного этажа. По поверхностям со всех сторон воина Огня били светящиеся шары плазмы, забрызгивая конус его шлема жидким металлом. Укрытие проглотило Каиса, и ему пришлось побороть соблазн выглянуть наружу, пока он переводил дух.

Вместо этого воин Огня ринулся дальше, чувствуя, как фио'так за спиной плавится от попаданий плазменных сгустков и изрыгает осколки. Во время бега по контрольному ярусу он мельком увидел чёрные одеяния слева от себя, после чего выпустил туда прерывистую очередь импульсов. Каис с удовлетворением отметил, что выстрелы породили дым и искры, заставив гуэ'ла отойти за энергостойку шо'аун'ор'еса, как раз рядом с тем местом, куда он незаметно закатил гранату. Воин Огня поморщился. Одна единственная прореха в ядре могла не только лишить корабль возможности двигаться, но и целиком уничтожить нижние сегменты судна.

Словно решив поиграть на его страхах, граната взорвалась.

Первого гуэ'ла – обладателя лица с менее искусственными чертами и двух полноценных рук – взрыв застал врасплох. Под воздействием верхнего фронта ударной волны он кувыркнулся назад, а в воздухе образовались узоры из механических сочленений и клочьев мяса его разорванных ног. Оказавшись в верхней точке своего спонтанного полёта, гуэ'ла закричал. Каис же, который не останавливался ни на мгновение, успел дважды выстрелить из карабина в дёргающееся туловище, прежде чем оно с треском рухнуло на палубу и свалилось с яруса. Каждый раз, отскакивая при ударе от полов нижних ярусов, тело гуэ'ла теряло куски биотеха и плоти.

Каис проследил за ним до самого конца, с трудом сдерживая улыбку. Он с облегчением заметил, что энергетическая колонна не получила повреждений.

Второй гуэ'ла, чья рука оканчивалась покрытой рубцовой тканью культёй, увернулся от изломанных останков товарища. В движении шум его скрипучих деталей и стучащих компонентов нарастал крещендо. Осколки раскромсали лицо гуэ'ла, и теперь с утыканных кабелями костей свисали полоски кожи, а то, что осталось от него прежнего, шаталось и смотрело на Каиса леденящим кровь взглядом. Он не вопил в агонии, и не демонстрировал ухмылку, порождённую заглушающим боль безумием, но вот глаза… Эти глаза были мёртвыми и холодными: механическими сферами из льда и металла. Одним движением он поднял плазменный пистолет, описав рукой идеальную дугу, и навёл оружие на Каиса быстрее, чем тот смог бы среагировать. А затем гуэ'ла нажал на спусковой крючок.

В то ничтожное мгновение перед собственной смертью Каис отвлечённо задумался, смотрел ли он на то, как гуэ'ла представляли себе тау'ва.

Для тау, подумал воин Огня, Один Путь являл собой победу над индивидуальностью. Он был превосходством целого над отдельным, рациональности над импульсивностью, логики над спонтанностью, сосредоточения над монт'ау…

Но это нечто, это существо с изрубцёванным мозгом и телом, больше металлическим, нежели органическим, оно воплощало в себе рациональность, логику, тау'ва…

Вот чем мы пытаемся стать, спросил себя Каис? Не чувствующими боли, страха, страсти… Монстрами?

Плазменный пистолет издал звук.

Ф-з-з-к.

Гуэ'ла наклонил голову, после чего вновь нажал на спусковой крючок. Когда системы шлема Каиса зафиксировали неподалёку всплеск энергии, в нижней части ПД яростно вспыхнули красные предупреждающие символы, и тогда он с бешено стучащим сердцем взглянул на пистолет гуэ'ла. Один осколок пробил стреляющий механизм в основании ствола оружия, который выпускал дым и издавал усиливающееся шипение.

В следующий момент гуэ'ла скрыла огненная завеса, а повалившее пламя швырнуло Каиса на пол. Невыпущенный прометий резко вспыхнул, породив перевернутый водопад термальной ярости, что омыл гуэ'ла и сердито устремился вверх, где стал бессильно бить по потолку помещения.

Когда адское пекло, наконец, утихло, Каис поднялся и методично осмотрел себя на предмет ранений. Гуэ'ла-жрец стоял там же, где и до взрыва, но его кожа отслоилась, а вытянутая рука, прежде державшая оружие, отсутствовала ниже плеча. Теперь он походил на изысканную обожжённую скульптуру. Тряся головой и сбрасывая с себя усталость, Каис подумал, что это почерневшее лицо каким-то образом выглядело заинтересованным, словно гуэ'ла анализировал собственное сожжение. Изучающее выражение сошло лишь когда глаза расплавились, а наружу изнутри черепа вырвался огонь.

Каис недвижимо наблюдал за всем этим до тех пор, пока гуэ'ла не шлёпнулся на пол и не замер. Он наблюдал до тех пор, пока пронизывающие тело кабели и маленькие трубки не расплавились и не растеклись лужами вокруг. Он наблюдал до тех пор, пока не прибыли подкрепления, и Луша не связался с ним, поздравив его едва-ли не с отеческим тоном.

Каис недвижимо наблюдал за вспыхивающими крошащимися останками до тех пор, пока они не превратились в унесённую пыль. И пока воин Огня смотрел на всё это, то задавался вопросом, что хуже: отдаться ярости или превратиться в живую машину?

Ответа он не знал.

Кор'о Наташ Т'ира в последний раз взглянул на дисплей состояния «Таш'вара», горячо похлопал кор'эля Сиета по плечу, завершая процесс временной передачи командования, и поспешил прочь с мостика в направлении зала заседаний. Аун'чиа'гор уже шёл.

Происхождение этой церемонии было чётко описано в инфотекстах Килто, и она оставалась практически неизменной на протяжении двух с половиной тысяч тау'киров с момента её появления во времена монт'ау ещё до прихода аунов, когда племена Т'ау балансировали на грани самоуничтожения.

Согласно истории, при осаде Фио'тауна судьба целого вида висела на волоске, и лишь чудо могло предотвратить наступление эпохи анархии и хаоса. Тогда-то и произошло невозможное.

На протяжении трёх ротаа вокруг далёких горных вершин мелькали тусклые огни. По армиям распространялись истории о странных фигурах, рыскающих в тумане на холмах, о существах в ярких одеяниях и с бороздчатыми конечностями, которые скакали и растворялись в дымке. Из-за горячки боя мало какие племена верили в эти рассказы, упорно игнорируя пульсирующий в ночных небесах феномен и сосредотачивая всё своё внимание на вражде с другими, вражде, что разрывала их мир на части. В последний день с вершин зубчатых пиков подул ветер, принёсший необычные отголоски. Как написано в историях Килто, они звучали как хор голосов, которые пели невозможно красивую песню.

И тогда появились ауны. Они шли медленно, спокойно, босоногие и незапятнанные ненавистью да подозрением своих изумлённых братьев. Ауны прошагали меж лагерных костров осаждающей армии и словно бы из ниоткуда возникли за непроходимыми стенами города.

И они заговорили. И пока они говорили, племена слушали. Слушали и задумывались, преисполняясь благоговением и уважением к этим странным грациозным созданиями, что молвили о единстве и прогрессе.

И открылись врата Фио'тауна, как гласила дальше легенда, и племена впервые встретились друг с другом без оружия. Их лидеры сели за большой круглый стол, названный Чиа'Гор. Ауны говорили до тех пор, пока представители племён не набрались храбрости вставить своё слово. И тогда медленно родилось тау'ва, а процесс шёл столь неспеша, что с помощью аккуратных уговоров ауны смогли привести к согласию даже вспыльчивые равнинные племена.

Так оно всё и установилось. Аун'чиа'гор стал благоразумной парадигмой для организации встреч между кастами, и когда на таких встречах было представлено пять путей-аспектов расы, тогда строго соблюдались простые процедуры. Стол представлял собой круг, а точнее кольцо из искусно украшенных материалов, каждый из которых соответствовал одной касте. У четырех «элементальных» классов было по одному представителю c помощниками и советниками, занимающими собственную четверть по краю кольца.

Т'ира занял своё место в центре сегмента касты Воздуха, который являл собой большой кусок мориин-смолы с тёмной, отполированной поверхностью, напоминающей саму пустоту, на которой виднелись похожие на лёд включения и мерцала туманность, составленная разноцветных пятен. Кор'о поочерёдно кивнул остальным высокопоставленным делегатам.

Слева от него сидел о'Удас с таким суровым и собранным выражением лица, будто он только-только явился со строевого плаца. Шас'о барабанил пальцами по сегменту касты Огня – высеченному конгломерату с рубинами и янтарём. По обеим сторонам от о'Удаса стояли по стойке «смирно» двое шас'вре.

Справа от Т'иры восседали представители касты Земли, служащие на борту корабля. Эти тау были коренастыми и широкими, с плоскими открытыми лицами и в мешковатой безыскусной одежде. В центре собравшихся находился фио'эль Боран, который сжимал инфопластину в поразительной искусственной руке, чью восьмипалую кисть украшали серебряно-золотые узоры. Его помощники тихо перешёптывались друг с другом, и они явно чувствовали себя некомфортно на столь официальном собрании. Их сегмент стола Т'ира, наверное, назвал бы самым поразительным: цельный блок юнтаа-камня с выведенными потрясающей филигранью обтекающими узорами и мандалами.

Прямо напротив Т'иры с комфортом сидела пор'эль Т'ау Йис'тен – главный дипломат касты Воды на корабле. Она дружелюбно болтала со своими столь же расслабленными помощниками, которые носили простые, но яркие одеяния, наполнившие этот угол комнаты буйством цветов и оттенков. На их шеях и запястьях висели элегантные ювелирные украшения, а куполовидные пол-шляпы поверх завязанных лентами косичек были надеты под залихватскими углами. Секция касты Воды была прямой противоположностью броской внешности дипломатов: простым блоком серебристого, очищенного от пыли дж'каары с идеально отражающими словно зеркала поверхностями. Т'ира решил, что лучше материала и не подобрать, ведь поры славились своей способностью адаптироваться в любой ситуации, отражая и имитируя тех, кто находился вокруг.

Аун'эль Т'ау Ко'ваш, естественно, был в центре.

Он один занимал пустое пространство между круглыми сегментами стола, освещённое единственным, висящим наверху дроном-лампой. Аун поглощал внимание каждого из присутствующих и возвращал им собственное, являя собой светящийся маяк уверенности и твёрдости, который успокаивал нервы и усмирял нетерпение. Разговаривая, он делал небольшие шажки, поворачиваясь то к одной группе, то к другой, чтобы продемонстрировать их одинаковую важность в его глазах. Символом своего положения – изящно украшенным почётным клинком, закреплённым на конце длинной трости из фио'така – Ко'ваш отстукивал во время движения ритм, отчего слова ауна звучали как отмеренная ритуальная песнь.

…точно сорвут их попытки замедлить наше продвижение, — говорил он. — Слава Пути. Так или иначе, давайте не будем праздновать, как и не будем отгораживаться от всей чудовищности того, что гуэ'ла совершили в этом ротаа. — Аун повернулся на месте и устремил полный многолетней мудрости взгляд к той части комнаты, где находились суровые представители касты Огня. — Шас'о, не хотели бы вы начать?

Отрывисто кивнув, о'Удас поднялся на ноги и прочистил горло.

— Почтенные тау'фанн, — заговорил шас'о, используя старинное обращение к членам других каст и отвешивая неглубокий поклон. — Это происшествие стоило нам очень дорого. По подсчётам, наши боевые войска понесли потери в тридцать процентов. Как минимум один полный кадр, может два, до сих пор находятся на планете. Чем сильнее мы отдаляемся от мира, тем сложнее будет их эвакуировать.

Аун задумчиво кивнул.

— Однако, — продолжил генерал, потирая огрубелые костяшки, — кризис с абордажем мы держим под контролем, а силовое ядро в безопасности. Судя по всему, мы были на волосок от гибели, но оказались сильнее. С помощью ИИ я составил текущую парадигму с учётом количества и возможности развёртывания наших ресурсов. С вашего разрешения, тау'фанн, я бы хотел предложить нанести ответный удар в течение–

Пор'эль Йис'тен громко фыркнула, закатывая глаза, и Т'ира с интересом пронаблюдал за её театральным поведением. Он напомнил себе, что члены касты Воды имели репутацию экстравагантных личностей, которая традиционно становилась причиной неприязненных отношений между ними и воинами касты Огня, обладавших такой характерной чертой, как сдержанность.

— Эль'Йис'тен? — вкрадчиво спросил эфирный, поворачивая к ней лицо. — Желаете прокомментировать?

Она выпрямилась и перекинула косы через плечо. Т'ира вынужден был признать, что её красота, уже ставшая легендарной на корабле, могла заставить любого мужчину поразмышлять о нарушении кастовых ограничений. Подавив эту мысль смущённым кашлем, кор'о смутно задался вопросом, когда ему придут следующие вызовы из Департамента размножения. Фио'о на Т'ау, озабоченные оптимальной генетической совместимостью, организовывали внутрикастовые спаривания без каких-либо эмоций или предубеждений, и тем не менее… Т'ира с завистью думал о том удачливом пор'эле-мужчине, который увидит своё имя рядом с именем эль'Йис'тен в форме вызова. Когда она начала говорить, кор'о резко вырвал себя из мечтаний и виновато поморщился.

— Ответный удар кажется слегка… преждевременным, тау'фанн, — с улыбкой произнесла эль'Йис'тен похожим на трель голосом. — Я бы, конечно, никогда не стала давать советов почтенному шас'о в его сфере–

— Хах, — излишне громко буркнул о'Удас.

— Но числа, судя по всему, говорят сами за себя. Флот гуэ'ла, как бы это сказать? Громаден. У нас же всего один повреждённый военный корабль.

— Тогда как, — встрял шас'о, — вы предлагаете удержать их от преследования нас до самого космического дока Ранна? Приятным разговором за чашечкой нектара дж'хала?

— Между прочим, — ответила она, — мы пытались связаться с кораблями гуэ'ла. Разве не говорится, что «любой враг может внять тау'ва»?

Аун'эль наклонил голову в сторону эль'Йис'тен, очевидно довольный её знанием сио'та.

— Есть те, кто мог бы с этим не согласиться, — с кивком сказал Ко'ваш, — но гуэ'ла – не дураки. Возможно, они и невежественны, даже близоруки, однако, мы должны стараться прощать их за ошибки. Такими гуэ'ла сделала собственная история, а не осознанный выбор. Нам следует пытаться не испытывать к ним ненависть. Скажите мне, пор'эль, вы достигли каких-либо успехов вашими просьбами?

Она будто бы сдулась, а под внимательным взглядом эфирного вся излишняя самоуверенность покинула её.

— Нет, аун'эль. Наши вызовы были либо проигнорированы, либо мы получили в ответ вирусные инфопотоки. Ничего угрожающего нашим системам, конечно же, но едва ли это можно назвать дипломатической победой. Уверена, если бы мне удалось пообщаться с теми, кто стоит занимает высокое положение, а не с машинными конструктами, которые управляют системами связи, то я бы продвинулась.

— М-м. — Аун'эль поджал губы. — «Если» и «но», пор'эль. «Если» и «но».

Он вновь развернулся на месте, теперь к касте фио.

— Эль'Боран? — позвал его аун. — Есть что доложить?

Инженер в последний раз взглянул на инфопластину и встал, явно чувствуя себя некомфортно в центре внимания. У него был типичный для представителя касты Земли грубый голос.

— Да… — начал он, почёсывая щёку. — Несмотря на всё случившееся, силовая стойка, судя по всему, получила минимальные повреждения. Я послал вниз команду, чтобы они узнали, чем там занимались гуэ'ла. Мы думаем, ничего серьёзного не случилось.

— Полная скорость? — спросил аун'эль, наклоняя голову.

— Через два дека. Может, через три. А насчёт корабля… Я бы сказал, что, наверное, герметичность корпуса, если, конечно, мы не получим новых пробоин и встанем в док, будет обеспечена в течение, э, двух ротаа максимум?

— Благодарю, фио'эль.

Аун стукнул почётным клинком по полу и повернулся к Т'ире.

— Кор'о. Прошу.

Т'ира поднялся со своего кресла и указательными пальцами сотворил в воздухе принятый у касты Воздуха символ приветствия.

— Тау'фанн, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Должен признать, я… озадачен стратегией гуэ'ла. Поначалу я был уверен, что они намерены уничтожить нас. Может, из-за какой-то жажды мести монт'ау, ведь мы освободили аун'эля. Никто из нас не разбирается в таких вещах, но, по крайней мере, это выглядело правдоподобно. Однако, потом начался абордаж. Мой долг… моё место на Одном Пути никогда не подразумевало понимания образа мышления чужаков. Подобное я оставляю моему уважаемому родичу. — Кор'о уважительно кивнул эль'Йис'тен, которая с улыбкой ответила ему тем же. — Но эти гуэ'ла… Мне казалось очевидным их стремление захватить наш корабль. Ценный трофей для любой расы, как просвещённой, так и нет. Тем не менее, их попытки замедлить нас, обмануть… судя по всему, здесь они преуспели. Как высказал своё мнение благородный шас'о, гуэ'ла подобрались близко, но мы оказались сильнее и победили врага. Нам удастся избегать огня их главных орудий неопределённо долго, а если будем сохранять бдительность и подвижность, то справимся и с абордажами. Вопрос, уважаемые тау'фанн, заключается в следующем: почему гуэ'ла так настойчиво нас преследуют?

Ко'ваш некоторое время пристально смотрел на Т'иру своими глазами с плескающейся там бездонной мудростью, наполняя его светом и одобрением.

— Кор'о, ваша логика, — пропел он, — безупречна.

Аун встал в самый центр круга, а затем поочерёдно посмотрел на каждого представителя. Тень ни разу упала на тонкие, вытянутые черты его лица и благопристойного вида головной убор под названием и'хелти, скрывающий шрам на лбу.

— Очевидно, что гуэ'ла преследуют нас не для захвата корабля и не ради уничтожения его экипажа. Подозреваю, их заветным призом являюсь я.

— Этого не случится, аун'эль, — вставая проворчал о'Удас. — Я не позволю.

Ко'ваш почти улыбнулся.

— Шас'о, необдуманные слова есть враг Одного Пути. Причина погони – моё присутствие среди вас. Думаю, пора положить этому конец.

Фигуры со всех сторон стола вскочили на ноги и запротестовали. Т'ира тоже к ним присоединился, ибо идея пожертвовать ауном вызывала у него отвращение.

— Ничего столь драматичного, — с полуулыбкой сказал Ко'ваш, взмахом руки утихомиривая толпу. — Я не собираюсь сдаваться или возлагать свои способности на алтарь сентиментальности и искать мученической смерти. Нет, у того, с чем мы столкнулись, тау'фанн, есть простое решение. Мы можем бежать до самого Ранна поджав хвост словно опасливый уи'т. Возможно, гуэ'ла поймают нас, возможно нет. Вероятно, это вообще не имеет значения, ведь, насколько я знаю, сейчас на борту станции-дока находится трое аунов. Этого числа более чем достаточно, чтобы сделать моё присутствие абсолютно излишним. Думаю, мы приведем людей к ещё более ценной добыче, нежели та, за которой они охотятся в данный момент. Или… — Он сделал глубокий вздох и прищурил древние глаза. — Мы можем дать бой.

Во всех частях помещения раздались негромкие бормотания, когда представители и их помощники начали оживлённо обсуждать слова ауна. Шас'о Удас, как не мог не заметить Т'ира, позволил себе небольшую улыбку. В конце концов, он получит возможность нанести ответный удар. Даже эль'Йис'тен молча кивала.

— Аун'эль, — поднимаясь произнёс Т'ира. — Следует ли мне связаться с Ранном? Может, они смогут выделить нам подкрепления?

Ко'ваш пристально взглянул на Т'иру, вновь погружая его в состояние идеального покоя и безмятежности.

Затем эфирный улыбнулся.

— Это не потребуется, — ответил он струящимся голосом. — Я вызвал флотилию два дека назад.

В комнате воцарилась ошеломляющая тишина, и каждый тау устремил взор на высокую фигуру, безмолвно раздумывая над этим откровением. Первой в себя пришла эль'Йис'тен.

— Вы… Вы уже приняли решение, аун'эль? — недоумённо спросила она.

— Да.

— Тогда зачем это? Зачем устраивать аун'чиа'гор?

Ко'ваш улыбнулся, задумчиво сплёл длинные пальцы, а затем с тёплым выражением лица поочерёдно повернулся к группам всех каст.

— Поймите, тау'фанн, данный курс действий отвечает коренным интересам тау'ва. С каждым ротаа гуэ'ла ведут себя всё недобросовестнее. Только за последний тау'кир произошло четыре серьёзных нарушения Дал'итского соглашения, не говоря уже о бесчисленном множестве мелкомасштабных операций и рейдов в нашем пространстве. До текущего момента совет в Аун'т'ау'рете упорно не желал идти на обострение конфликта с гуэ'ла, в целом терпя такие… несоблюдения. Совет придаёт огромное значение жестам доброй воли, но этот эпизод, судя по всему, склонил чашу весов в другую сторону. Я связался с аун'о Катл'аном сразу же, как оказался на борту десантного корабля, вернувшего меня из заключения…

После простого упоминания первого эфирного, обладавшего едва-ли не мифическим статусом, Т'ире и остальным представителям за столом пришлось приложить все усилия, чтобы справиться с охватившим их потрясением. Ко'ваш дал паузе повиснуть в воздухе, и лишь потом продолжил.

— Он больше не готов оставлять эти враждебные действия без ответа. Совет решил, что нужна демонстрация. О, давайте жалеть их, этих гуэ'ла. Давайте не станем ненавидеть людей за их нравы, и не станем стремиться истребить их так, как они могут желать истребить нас. Однако, каким бы ни было наше отношение к ним, сделаем так, чтобы больше они нас не недооценивали.

Шас'о Удас первым выразил согласие и признательно застучал костяшками по столу, после чего к нему присоединился хор голосов других каст, хоть те и выражали своё одобрение в разной степени. Отвесив благодарные поклоны в сторону каждого угла помещения, эфирный повернулся к пор'эль Йис'тен.

— Отвечая на ваш вопрос, уважаемый родич, действительно, у меня не было большой нужды устраивать аун'чиа'гор. Я принял решение и мог просто отдать вам приказ во имя Одного Пути, чтобы вы выполняли свой долг так, как сказал я. Верно ведь?

— Да, аун'эль.

— И тем не менее, пор'эль, мы с вами знаем, что любое создание гораздо усерднее исполняет свои обязанности, когда ему объясняют необходимость этого, чем когда просто заставляют подчиняться. Всех нас призывали служить тау'ва беспрекословно, но давайте не строить иллюзий. Зачастую, нужда понять собственное место и роль не менее важна. Аун'чиа'гор – мощный инструмент, позволяющий перестать полагаться исключительно на бездумное послушание. Если мы будем зависеть от таких вещей, то станем не сильно лучше узколобых гуэ'ла с их суровым Императором и ограниченными мелкими умами. — Он наклонился ближе к группе поров, впиваясь в них взглядом бездонных глаз. — Скажите мне, эль'Йис'тен, поддержите ли вы меня теперь, когда видите необходимость несомого мною бремени? Поможете ли мне исполнить этот печальный долг?

Она посмотрела прямо в глаза эфирного, и наблюдавший за ними Т'ира вновь поразился прекрасной внешности дипломата. Находясь рядом с ауном, Йис'тен выглядела даже немного красивее, чем прежде.

— Без колебаний, — ответила она.

Установившуюся атмосферу ожидания расколол звон затвора портала. Т'ира увидел, как дверь бесшумно отъехала в сторону, и узнал вошедшего шас'эля средних лет, который ранее сопроводил Ко'ваша на мостик. Выглядел он уставшим.

Аун наклонил голову.

— Эль'Луша?

— Прошу прощения, аун'эль. И, э, уважаемые тау'фанн. Кое-что случилось. Гуэ'ла каким-то образом сканируют нас. Нечто вроде направленной на мостик передачи. ИИ не может её распознать.

На ноги поднялся хмурый фио'эль Боран.

— Сигнал передаётся узконаправленным лучом?

— Я не знаю, фио'эль. Это угроза безопасности?

Инженер кивнул, задумчиво поморщив лоб.

— Думаю, да… Прямо перед нападением на силовое ядро мы засекли необычный сигнал. Своего рода… «переносчик материи», полагаю. Удивительно.

Не обращая внимания на энтузиазм фио'эля, о'Удас терпеливо обратился к присутствующим в комнате.

— Я призываю установить на время военную власть. С вашего дозволения, кор'о?

Т'ира беспомощно кивнул, чувствуя, как события выходят из-под его контроля.

Генерал же с упоением продолжил.

— Всем высокопоставленным чинам эвакуироваться с мостика.

Шас'эль поспешил сопроводить эфирного прочь из комнаты, где уже кипела активность словно в улье, но Т'ира так и сидел, ничего не говоря. Как они могли подумать, что кор'о бросит мостик? Сама эта идея была абсурдна.

Ход его беспокойных мыслей нарушил позвавший эль'Лушу Удас.

— Шас'эль? — рявкнул генерал. — Какова ситуация с пехотой?

— Не очень, о'Удас. Все подразделения мы отправляем к центральному променаду, где гуэ'ла держат последний рубеж.

— Можете выделить кого-то для охраны мостика?

— Мне бы не хотелось. Мы еще не разобрались со всеми неприятностями.

— Хорошо. — Удас повертел в руках свою единственную, перекинутую через плечо косу, погрузившись в глубокие раздумья, а затем вперил в эль'Лушу изучающий, если не сказать озабоченный, взгляд. — Скажи мне… Где ла'Каис?

Они являли собой величественное зрелище, подумал мичман Килсон (со здравым уколом страха, признался он). Одного их вида, взбирающихся на решётчатый настил в центре техносвятилища и проходящих меж резонирующих медных витков, напоминающих внутренности, было достаточно, чтобы офицер ошарашенно вытаращился с открытым ртом.

Огромные размеры ошеломляли сами по себе. Вдвое выше человека среднего роста, они нависали над любым членом экипажа вокруг, а их серо-зелёные доспехи тускло поблескивали на свету. Но даже сильнее внешнего вида поражала репутация. Такие воины наполняли легенды Империума сказаниями о славе, чести и храбрости. Они были воплощениями великолепия человечества, живым оружием, созданным исключительно для того, чтобы служить направляющему свету Императора.

Килсон и в самых смелых своих мечтах не мог представить, как окажется столь близко к космодесантнику, едва ли не касаясь сочлененных сегментов доспехов и чувствуя вибрацию от его колоссальных шагов, расходящуюся по палубе под ногами. Увидеть даже одну из этих легендарных фигур за целую жизнь уже считалось чем-то удивительным, а сопровождать полное отделение через четыре палубы и две вершины линейного крейсера, не меньше… такое событие лежало за гранью невозможного.

Помещение, куда он привёл их, являло собой вместительный ангар с парящими светосферами и усиленными контрфорсами стенами, и было наполнено приторно-сладкими парами ладанами, которые распространяли два дрона, летающих по кругу в тенях высоко наверху. На помосте неподалёку стояло трое зловещего вида жрецов, что распевали литании и выглядывали из-под своих тяжёлых капюшонов, а у дальней стенки ангара гудела с едва сдерживаемой энергией самая странная машина, когда-либо виденная Килсоном. То, как она простиралась там во все стороны, больше наводило на мысли о хаотичной природе органики, нежели о чём-то механическом. Её петляющие провода и медные трубы уже достигли максимальной частоты колебаний, и Килсон был уверен, что теперь дрожит даже сам воздух.

Он изумился тому, с каким энтузиазмом отделение – брат-сержант и пятеро десантников из капитула Рапторов – вызвалось на миссию. По приказу адмирала Килсон, чей разум омывали волнение и беспокойство, посетил изолированную секцию корабля, ставшую местом расквартировки космодесантников. Конечно же, ему не было дозволено войти в сводчатые коридоры и часовни их обители (сама мысль об осквернении тех прошедших обряд очищения помещений казалась безумием), но, когда он запинающимся голосом вызвал космодесантников по воксу внутреннего коммуникатора, те ответили практически сразу.

Они вышли, топая по палубе словно древние гиганты. Их глазные пластины светились, а сами титанические воины легко шагали вперёд, обмениваясь информацией голосами, что сливались в единый хор. Десантники все как один бережно держали свои шлемы в левых руках, и Килсон воспользовался возможностью сравнить внешний облик бронированных исполинов со слишком уж человеческими лицами внутри, которые выглядели едва-ли не тщедушными. Конечно же, впечатление хрупкости производили не сами черты. Всё дело было в мрачных выражениях. Именно они вызывали у Килсона сравнение с голодающими людьми, реагирующими на выпавший им шанс поесть.

Мичман сделал всё, чтобы удовлетворить своё любопытство, хотя большую часть путешествия к технической палубе космодесантники общались по воксу с адмиралом и уточняли детали задания. Килсону удалось услышать обрывок разговора этих рокочущих воинов, пока он вёл их по охраняемым коридорам в самом сердце корабля (спешно очищенным от всякого матросского отребья небольшой оравой корпехов). Судя по всему, космодесантники жаждали как можно скорее начать действовать.

В какой-то момент группа прошла через помещение для экипажа, где на грязной переборке кто-то неграмотный грубо вывел красной краской граффити.

ОНИ вНУтРИ СРЕДИ НАЗ. ВСЕ УМиРАТЬ!!

— Мичман, — рявкнул один из десантников, сначала тыкнув бронированным пальцем в его сторону, а потом указав на надпись. — Что это?

— П-просто чепуха, мой повелитель. Матросские сплетни. Суеверие, понимаете.

— Объясни.

Он сглотнул. Горло у него пересохло.

— Ходят разговоры о… э… существах, сэр. На борту корабля.

— Что за «существа»?

Килсон беспомощно пожал плечами и почувствовал, как горят щёки. Десантники, чьи лица были скрыты за лицевыми пластинами с враждебно выглядящими линзами, обменялись взглядами.

— Веди дальше, — прорычал сержант.

Теперь, когда группа преодолела четыре палубы и две вершины, воины напрочь забыли о Килсоне. Он ненадолго стал для них насекомым-проводником, которое выполнило свою задачу и исчезло. Таясь в дверном проёме технической палубы, мичман наблюдал за хлопочущими вокруг энергосистем жрецами.

Пока те работали, космодесантники сняли шлемы, взялись за руки и начали едва заметно качаться в такт какой-то неведомой очистительной молитве или литании. Килсону хотелось, чтобы они поделились своими успокаивающими строками с теми, кто не входил в круг внутренней связи Рапторов. Несмотря на благоговение и страх, мичман быстро почувствовал растущую в нём тягу лелеять каждое мгновение в присутствии этих воинов, словно их несомненные праведность и чистота могли каким-то образом перейти даже такому невыдающемуся человеку, как он.

— Локарус рассчитал переброску, — прошипел жрец, изучая сложную систему измерительных приборов с медной окантовкой. — Славься Омниссия.

— Начинаем, — рявкнул другой, носивший обозначающую старшинство сутану, и нарисовал в воздухе замысловатую фигуру.

Группа сервиторов начала крутить маховики клапанов. Их атрофированные мышцы бугрились, когда получали команды от бездумных логик-механизмов, выполняющих роль разумов.

— Цель зафиксирована, — нараспев произнёс первый жрец. — Всё готово.

Трое аколитов стали петь выше и громче, а в гулком ангаре загремели звучные мантры. Гудение медных проводов было практически невыносимым, поэтому Килсон прижал руки к ушам, испытывая боль.

— Сейчас, — воскликнул старший жрец, ударяя по облицованной трубе своим кадилом, которое исходило дымом ладана.

Помещение наполнилось нечеловеческим воем.

— За Коракса и Императора! — вырвался рёв из динамиков шлема брата-сержанта, отчего Килсон испугался.

В воздухе танцевал дым, летели искры, десантники с рыком стучали оружием и–

И затем вспыхнула идеальная сфера света, такая яркая, что глаза мичмана не могли выдержать её вида. В следующее мгновение она исчезла, а вместе с ней исчезли и космодесантники.

Впереди было какое-то движение.

Клочок тени отделился от гладкой поверхности трубы и медленно, качаясь, перенёсся на новое место. Напрягшись, Каис поднял карабин. В тесном пространстве трубопровода, где ему приходилось ползти на карачках, даже самое простое движение не обходилось без извиваний и судорог в мышцах. Объект вновь пришёл в движение, перелетая от тени к тени кругами и набирая высоту. Приблизившись к трубе, он замер и начал мигать зелёным светом.

Каис расслабился.

— Кор'веса? — прошептал воин Огня. — Идентифицируй себя и докладывай.

Зелёный свет померк.

Тау попробовал ещё раз.

— Дрон? Каков твой статус?

Тот защёлкал. Это был медленный, словно издаваемый рептилией треск, который становился всё громче. Две точки света, напоминающие глаза, сфокусировались на Каисе, потом погасли, а затем вновь загорелись.

В следующее мгновение объект вырвался из теней и устремился к воину Огня с шипением смещающегося воздуха. Лучи света упали на его поверхность словно клинки, благодаря чему Каис, ловя ртом воздух, смог нормально рассмотреть то, что летело к нему. Это был не проворный дрон тау с безукоризненно сконструированными гравитационными стабилизаторами, наделяющими того неограниченной манёвренностью и бесшумностью.

Это была голова гуэ'ла.

Отделённая от тела и мертвенно-бледная. Болезненная кожа имела землистый цвет и во многих местах из неё торчали электросхемы и кабели, напоминающие личинок, а древние губы давно иссохли. Отогнутые словно бумага, они складывались в ухмылку и открывали взгляду лишённые многих зубов десны – переплетение бескровной плоти и обнажённых костей. В воздухе голову удерживало торчащее из обрубка шеи гудящее антигравитационное устройство. Омерзительная машина разинула рот с хорошо слышимым треском, и челюсти застыли, придав ей жуткий вид. Она словно зашлась в беззвучном вопле. Падающий сверху свет ненадолго отразился от спрятанного в пасти ствола оружия.

Каис разнёс уродливую машину на крутящиеся фрагменты прежде, чем та успела выстрелить, и по полу тесного трубопровода рассыпались опалённые детали и куски кости. По шлему воина Огня энергично застучали выбитые зубы. Он потряс головой и пополз дальше, слишком уставший, чтобы размышлять о том, откуда появился этот чудовищный враг.

Его путь оказался извилистым, но ко всему остальному, что последовало за столкновением в двигательном отсеке, он был готов. Это казалось ему честным. Каис ощущал себя так, словно прошли целые тау'киры или, возможно, даже целая жизнь, которую он провёл сражаясь, убивая и бегая. В конце концов, усталость взяла верх, и воин Огня остановился, покачиваясь на месте. Ситуация на корабле постепенно налаживалась, а вокруг Каиса собирались друзья и товарищи. На борту ещё оставалось полно гуэ'ла, но их выследят. Всё почти пришло в норму, и конфликтующие друг с другом части его разума с радостью соединились в единое, облегчённое целое.

Ему следовало догадаться, что долго это не продлится.

Итак. Во-первых, пришло искажённое сообщение от эль'Луши, который обеспокоенным голосом приказал Каису отправиться на мостик. Однако, не обычным маршрутом, о, нет. Он либо был заблокирован, либо там присутствовали пробоины в корпусе, либо кишел врагами. Неважно. Вместо этого воину Огня пришлось на протяжении целых тор'канов пробираться по похожим на кишки трубам и вентиляционным системам.

Во-вторых, не особо приятные партизанские бои в туннелях. Пересечения трубопроводов и турбинные камеры преподносили множество сюрпризов в виде солдат гуэ'ла (в основном раненых или трусов, которые там прятались, подозревал он). Каис потерял верхний сегмент наплечника, когда подстреленный в живот боец предпринял достойную попытку снести воину Огня голову. Тау отплатил ему той же монетой, но с большим успехом.

В-третьих, внутренние механизмы «Ор'ес Таш'вара». Обычно они являли собой совершенный образец бесшумной эффективности. Их никто не слышал, и о них никто не думал. Теперь же, системы работали не в пользу Каиса. Большая часть корабля оказалась повреждена ударами штурмовых кораблей, поэтому воин Огня был вынужден погрузиться ещё глубже в запутанные внутренности судна, которое казалось разумным. Любые его попытки попросить мостик остановить лопасти вентиляторов и вращающиеся турбины натыкались на гробовую тишину, из-за чего ему пришлось несколько раз заходить в занятые людьми помещения для отключения энергопитания. Любой кор'ла, без сомнений, прекрасно понимал, как работать с контрольными панелями, но для Каиса они выглядели бессмысленными наборами переключателей и ручек настройки. Пока что он справлялся, просто щёлкая всё одновременно.

Сейчас, когда воин Огня приближался к перекрёстку, где находился подъёмник командной палубы, к остальным проблемам добавился сволочной огонь жрущих ших'ам черепов, чтоб их кровью Т'ау. Он громко выругался, не заботясь о каких-то нарушениях приличия. Ему просто хотелось излить злость. Каис был готов рухнуть и не стеснялся признать это.

Двигаться дальше воину Огня позволяла полная бесчувственность. Он уже перешагнул за черту усталости и полагал, что если остановится сейчас, то больше не пошевелится. Лишь боль да естественные стимуляторы поддерживали и толкали его вперёд, оттягивая тот момент, когда Каис, в конце концов, рухнет, заснёт и сделает вид, будто всё снова пришло в норму.

Однако, присутствовало кое-что ещё. Безразличие к физическому утомлению не защищало от беспокойных мыслей. Для успокоения разума Каис продолжал мрачно цепляться за одну единственную фразу:

— Никто никогда не делал вид, что будет легко.

Эль'Луша всё сказал правильно. Чувствовать, будто с тобой несправедливо обращаются, и жалеть себя из-за того, что тебя сделали ответственным за учинение такого разрушения, есть признаки высокомерия и монт'ау.

Каис осознал это, пока полз в брюхе корабля. Он понимал, что каждый воин Огня должен пройти собственное испытание огнём. Кто-то столкнётся с простой физической проверкой мастерства и умений, а для кого-то, вроде Каиса, такие проверки были излишни.

Его врождённый талант творить насилие подлежал оценке не больше, чем такие вещи как разрез глаз или размер ноги. Настоящее испытание юного тау пройдёт не на конце ствола оружия и выразится оно не в кучах окровавленных мертвецов, оставленных им за спиной. Настоящее испытание Каису придётся пройти в собственному разуме.

И потому он продолжал ползти вперёд. Воин Огня примет вызов и сделает всё ради достижения успеха, ради умиротворения внутреннего дьявола. Каис будет вести тихую, спокойную войну против собственной ярости, орудуя мечами сосредоточения и копьями невозмутимости. Он победит во имя Одного Пути.

Грызя губу, юный тау перезарядил карабин.

Думать об этом было гораздо легче, чем делать.

Они убили всех.

Эль'Сиета, который служил его заместителем на протяжении шести тау'киров. Изорванные куски кор'эля валялись по всей палубе, а с пульта управления Сиета щупальцами сползало похожее на слякоть мозговое вещество.

Эль'Вер'сев'у, его офицера по личному составу. С ней они не торопились, отрывая конечности одна за другой. В итоге она просто лежала и истекала кровью, слишком травмированная, чтобы даже закричать.

Эль'Геи'вена и эль'Фая, шестерых кор'вре, управлявших связью, и всех кор'уи и кор'ла, не успевших покинуть мостик. Превращены в кашу. Искромсаны. Распылены и зажарены, разорваны на куски голодными болтерными снарядами или превращены в пузырящуюся жижу другим гнусным, завывающим оружием гуэ'ла.

Кор'о Т'ира заставил себя открыть опухшие глаза и оглядел свои владения, борясь с рвотными позывами. Сражения тут не было. Не было никакой славной битвы или размеренной борьбы за превосходство. Напавшие вышли из разреженного воздуха без предупреждения или вызова, после чего открыли огонь с такой жестокостью, которую прежде Т'ира не мог даже вообразить. Произошла чистой воды резня. Они превратили его мостик в скотобойню и ожидали… чего? Содействия?

— Ты нам расскажешь, — прогрохотал один металлическим голосом.

Гигант, чьё лицо было скрыто под тёмно-зелёным шлемом, грозно взирал на кор'о сверху вниз своими светящимися глазами.

— Где эфирный? — спросил другой.

— Ты нам расскажешь, — повторил первый, — или умрёшь.

Сегментированная перчатка врезалась в лицо Т'иры тыльной стороной, отчего его голова резко дёрнулась, а сам он рухнул на пол. Скулу охватила боль, на палубу закапала кровь. Но это не имело значения.

— Говори, — сказал один из них.

Кор'о не знал кто. Все они выглядели одинаково: громадные тела, разрушавшие любые его представления о величине и облачённые в гудящие доспехи. Их скорость и проворство никак не вязались с чудовищными размерами. Удар металлическим сабатоном по рёбрам перевернул Т'иру на спину, а когда он приземлился на палубу, то ощутил треск костей в груди.

— Эфирный, — сказал кто-то из великанов. — Где он?

Кор'о с трудом разлепил губы и смог прошипеть нависающим над ним невозможным фигурам:

— В безопас-с-сности…

Колосс с краю группы с грохотом прошагал вперёд. Его доспехи были украшены завитками и рунами, которые казались Т'иру обрезанными и уродливыми, а сам он не носил шлем, поэтому меж прикрывающих плечи керамитовых плит торчало тщедушное лицо гуэ'ла. Выглядело это странно. Над лысым черепом протянулся изогнутый длинный зубец из синего металла, из надбровных дуг торчало множество спутанных кабелей. Глаза гиганта будто бы светились.

— Ты расскажешь мне, ксеноген, — мрачно произнёс он. Этот голос проникал прямо в разум кор'о, захлёстывая его волной тошноты и головокружения. — У тебя нет выбора.

— Не думаю, — прохрипел Т'ира.

Кор'о старался звучать уверенно, хотя уверенности он совсем не чувствовал.

— Ксеноген. Я – библиарий-лексиканий Мэйсекс из капитула его Имперского Величества Рапторов. Пойми вот что: ты умрёшь. Сегодня. От моей руки. Скажи, где прячется ваш эфирный, и я сделаю всё быстро, клянусь честью. Большей милости я тебе не предложу, чужак.

Т'ира попытался засмеяться, выплевывая кровь из горла.

— Я… х-х… не боюсь тебя, гуэ'ла.

Человек поморщился, а выражение его лица стало чуть ли не печальным. Он вытянул бронированную руку с растопыренными пальцами и приложил их к его лбу с удивительной мягкостью.

— Какой же ты глупец, — сказал гуэ'ла, в чьих глазах потрескивала необычная энергия.

Разум Т'иры пронзили кинжалы. Голова раскалывалась от боли, от неописуемой агонии, которая вторгалась в каждую часть его мозга и вытягивала из кор'о крики изумления. Огненные щупальца словно раскалённые хоботки изучали его мысли, раз за разом делая грубые разрезы.

Он чувствовал, как знание о местонахождении эфирного подобно пузырю, всплывающему на поверхность озерца жидкой грязи, раздувается и тянется вверх, к свету, неумолимо приближается к пылающей ложноножке, что вторглась в его мозг. Ощутив близость трофея, библиарий усилил психический натиск, в результате чего кожа лица Т'иры начала опаляться в тех местах, где её касалась рука.

Кор'о продолжал кричать и махать конечностями, когда незащищённое шлемом розовое лицо воина взорвалось шквалом крови и мозгов. Осевший на пол Т'ира почувствовал живительное облегчение. От его глаз и ушей поднимался дым.

Остальные колоссы отреагировал сразу же, подняв оружие, чтобы взять под прицел все возможные позиции в помещении. Лихорадочные телодвижения выглядели нелепыми без сопровождающих их слышимых команд. Т'ира, чей разум был затуманен болью и страхом, отвлечённо подумал, какие слова раздавались там, в неприкосновенном, изолированном от внешнего мира пространстве внутри шлемов. Кор'о надеялся, что великаны боялись.

В одно мгновение мостик поглотил вихрь ошеломляющего оружейного огня и взрывающихся снарядов. Ослабевший от ранений, а также сбитый с толку и потрясённый хаосом боя вокруг, кор'о Наташ Т'ира практически не заметил, как один из десантников наступил точно ему на череп и раздавил его мозги.

Первый стал настоящим подарком. Каис разнёс его уродливую, незащищённую голову на куски из своего укрытия рядом с подъёмником, а затем нырнул обратно в альков, где дождался, пока не стихнет ураган бесцельного и панического ответного огня.

Пока Каис лежал там в позе эмбриона, его уши стали его глазами. Раздался тяжёлый лязг, с которым тело мёртвого космодесантника рухнуло на палубу. Силовой ранец ещё громко гудел какое-то время, прежде чем с шипением затихнуть, и воин Огня воспользовался этим отвлекающим фактором, чтобы вскочить на ноги и слиться с тенями консолей возле центра мостика. Он незаметно бросил взгляд на выстроившуюся для прикрытия группу. Один из космодесантников склонился над телом мёртвого товарища и, судя по всему, запихивал какое-то устройство в рваный обрубок шеи трупа, откуда на палубу вытекала кровь и другая мерзкая жидкость.

Неподалёку залязгали тяжёлые шаги, когда десантники рассредоточились в поисках добычи. Их безмолвие наводило ужас, ибо они реагировали на слышимые лишь им приказы, а это делало воинов похожими больше на машины, нежели на живые организмы. Каис вновь задумался о природе тау'ва и о цене за его эффективность, которая выражалась в жизни, прожитой с механической пустотой. Припав к полу, воин Огня тихонько бросил пиротехнический заряд, не позволяя себе беспокоиться о том, что он собирался делать дальше. Заряд с негромким стуком приземлился за пультами связи и, негромко зашипев, возгорелся.

Мостик вновь захлестнула буря огня, и снаряды начали рвать пульты словно голодный ветер. Казалось, будто некая невидимая воздушная лапа со злобой бьёт по фио'таковым поверхностям. Каис не стал ждать и выпрыгнул из укрытия, пока десантники были отвлечены. Несясь вперёд, он оценивал ситуацию.

Время замедлилось.

Двое слева от него выпускали потоки болтерных снарядов в груду искорёженного металла на том месте, где раньше стояли пульты. Воздух справа исказился от жара расплывчатого шара плазмы, что вспыхнул среди обломков, над которыми поднимался пурпурный дым. Повернувшись в движении, Каис мельком увидел сбоку ещё двух огромных десантников с поднятым плазменным оружием.

Последний гуэ'ла стоял на вершине мостика и смотрел… прямо на него.

Он наблюдал за ним, неодураченный отвлекающим манёвром. Он вскидывал болтер.

— Смерть нечистым! — проревел гуэ'ла голосом, наполненным металлическими нотками.

Когда раздались выстрелы, Каис прыгнул в сторону и неуклюже покатился вбок. Вокруг загремели миниатюрные взрывы. Воин Огня устремился вперёд, на ходу заряжая висящий под карабином гранатомёт. Он успел нажать на спусковой крючок всего один раз перед тем, как вновь кинуться в сторону, чтобы спастись от тянущейся к нему цепочки разрывающихся снарядов.

Гуэ'ла увидел летящий вращающийся предмет и инстинктивно поймал его в бронированный кулак, который потом в замешательстве поднял к лицу для изучения. Граната разорвала верхнюю половину его тела на кровавые ошмётки и осколки керамита, превращая мостик в усыпанное костями место зверской расправы. Отделённые от туловища ноги продолжали непоколебимо стоять подобно остаткам изуродованной статуи. Другие люди повернулись к нему мгновенно. Фиолетовая дымка затуманивала их огромные силуэты, отчего десантники напоминали призраков с ярко пылающими глазами.

Каис же превратился в животное, что бежало ради спасения собственной шкуры. Он был клонированным зверем, церемониальной добычей, на которую охотились шас'уи во время фестиваля Тау'кон'сех. Десантники по бокам начали выпускать снаряды, и те стали со свистом рисовать в воздухе рядом с его головой невидимые узоры, чьи линии неумолимо приближались. Всё это произошло за считанные мгновения, растянувшиеся в вечность, за один райк'он, медленно перетекающий в целые тау'киры.

Он кружился в дыму от сигнального заряда, пригибался, перекатывался и делал обманные движения, при этом отвлечённо думая, кто из четырёх гуэ'ла, выстроившихся по обеим сторонам от него едва ли не церемонно, первым попадёт в цель. В считанных тор'илах от Каиса с визгом пролетел плазменный шар, спаливший ткань костюма на локте.

Что делает клонированный зверь? спросил себя воин Огня.

Бежит. Даже будучи уставшим, брызжа пеной и кашляя, тяжело дыша и истекая кровью. Он всегда бежит прочь от копий-джет'ри своих преследователей.

И они всегда ловят его, рано или поздно…

А чего клонированный зверь никогда не делает?

Не замедляясь, воин Огня изменил направление и побежал прямо на двоих десантников справа. Прилетевший сзади болт пробил внешние слои брони на бедре, вырвал клок ткани и отклонился в сторону, после чего гневно сдетонировал. Каис же не останавливался. Несмотря на адреналиновый хаос и царившее в разуме безумие, он каким-то образом нашёл время насладиться озадаченным видом космодесантников перед собой. Те изумлённо отклонились назад, когда их лёгкая добыча понеслась прямо к ним. Тем временем, болтерный огонь позади не утихал.

Он нырнул между ног ближайшего колосса, бешено перекатился и, словно кошка, прыгнул в укрытие алькова. Двое космодесантников в другой части мостика, чьи болтеры жадно стучали, посылая снаряды вслед за Каисом, слишком поздно осознали свою ошибку. Нити разрывов тянулись за воином Огня до тех пор, пока он не укрылся за телами гигантских воинов, вокруг которых плыл фиолетовый дым. Оказавшись под перекрёстным обстрелом, они даже не успели запротестовать перед тем, как болты пробили в их доспехах страшные дыры. В воздухе протянулись кровавые ленты, а засевшие внутри космодесантников снаряды начали взрываться один за другим, заставляя рухнувших на пол гуэ'ла нелепо танцевать какой-то дёрганный танец. Внутренности воинов превратились в мягкую массу, плазменное оружие загремело о палубу.

Прекратив огонь, их товарищи бросились вперёд сквозь дымку и увидели, что натворили. Каису очень хотелось услышать вокс-передачи космодесантников, но даже так он наслаждался гневом и чувством вины, которые воины, должно быть, испытывали. С шумом лязгающих шагов и передёргиваемых затворов великаны пробивали себе дорогу через искромсанные останки пультов и скамей. Один из них тяжеловесно двинулся к боковой стене мостика, чтобы отрезать юному тау пути к отступлению, в то время как другой медленно зашагал дальше, жадно водя стволом болтера из стороны в сторону в поисках добычи.

Каис напряг мышцы и в мгновение ока вылетел из укрытия, промчавшись прямо перед колоссом прежде, чем тот успел среагировать. Он представил, как фигура за ним поворачивается с той странной механической плавностью, как пытается отследить его перемещения с поднятым оружием. В этот раз воин Огня находился слишком близко, чтобы космодесантник промахнулся. Рука тау сомкнулась на упавшем плазмомёте, ради которого он и выскочил из укрытия. Оружие было скользким от крови, вытекшей из изуродованного тела его владельца. Зайдясь отчаянным воплем, Каис развернулся и выстрелил одним движением, сопровождавшимся резким скрежетом копыта о палубу.

Болтерный снаряд пробил шлем воина Огня.

Сила попадания швырнула его назад словно клочок бумаги, а изображение на ПД рассыпалось пикселями. До того, как тёмные облака бессознательности заволокли глаза и разум Каиса, он услышал где-то вдалеке приятный звук врезавшегося в цель плазменного шара и предсмертные крики гуэ'ла.

На воина Огня надвинулись тени. Юный тау ещё успел смутно подумать о том, сколько времени проходило между попаданием и детонацией болтерного снаряда, после чего всё почернело.

Бойцы её команды валились с ног от усталости. Спиной к спине они отразили атаки трёх абордажных партий. Они пробирались через трупы врагов, чтобы укрепиться на отбитых позициях и загнать вторгнувшихся на корабль гуэ'ла в угол. Они видели, как падают и умирают друзья и товарищи, как их тела измельчаются под огнём щёлкающих «адских» ружей людей или бесшумно высасываются в пустоту за запечатанными противовзрывными дверями, как те кричат, выпуская оставшийся воздух в ничто.

Её команда пришла на помощь силам в двигательном отсеке, где собирались последние гуэ'ла, и прикончила каждого из них безо всякой жалости, милосердия или ненависти. Это был простой, хладнокровный отстрел.

Затем они ринулись к мостику, убивая по пути тех немногих раненых гуэ'ла, кто отбился от других групп и остался в повреждённых коридорах «Ор'ес Таш'вара». Воинам Огня казалось, будто они бегали и сражались целые ротаа, но, в конце концов, команда нашла работающий подъёмник, доставивший бойцов на командную палубу.

Шас'ла Т'ау Жу, которая шёпотом повторяла размышление сио'та о сфокусированной агрессии, шатаясь вошла на мостик с группой других шас'ла и увидела кошмарное зрелище.

В воздухе безучастно висел пурпурный дым, уже истончившийся достаточно, чтобы окрасить помещение в тускло-фиолетовый оттенок. Разбитое техническое оборудование и разгромленные пульты управления, заляпанные смешавшейся кровью тау и гуэ'ла, мигали и судорожно выбрасывали искры, а в куче в центре мостика лежал легко узнаваемый по своему костюму кор'о Наташ Т'ира. Из его раздавленного черепа вытекали телесные жидкости.

А затем она увидела десантника. Тут находились и другие, чьи бездыханные изломанные тела валялись в разных точках мостика огромными грудами, но конкретно этот был жив. Он являл собой сегментированное чудовище прямиком из дидактических курсов, после которых в юности Жу видела страшные сны. Космодесантник стоял на виду у всей команды, склоняясь над телом воина Огня и поднимая своё массивное оружие.

Она даже не думала. Вскинув карабин, Жу начала стрелять по исполинскому воину, и не прекратила даже после того, как ней присоединились остальные. Попав под шквал совместного огня, фигура будто бы ненадолго засветилась, а затем, издав прерванный вопль боли и разочарования, взорвалась. Сцена побоища на мостике стала ещё более кровавой. Жу обнаружила, что павшим шас'ла был Каис, которому попали в голову.

Когда он пришёл в сознание, то при виде её рассмеялся словно шас'саал с первого курса, после чего оба стали обниматься, улыбаться и изучать чуть не ставший смертельным след от попадания в его шлеме. Всё ещё находящийся внутри снаряд чудом не взорвался. Именно в этот момент из коммуникаторов донёсся голос шас'о Удаса, скрывающегося вместе с остальными высокопоставленными чинами в какой-то хорошо охраняемой части корабля.

Он объявил об ответном ударе.