Голос Марса / The Voice of Mars (роман)

Перевод в процессе: 3/24 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 3 части из 24.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Голос Марса / The Voice of Mars (роман)
Автор	Дэвид Гаймер / David Guymer
Переводчик	VodIS
Издательство	Black Library
Предыдущая книга	Око Медузы / The Eye of Medusa (роман)
Год издания	2018
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

Лорды Железных Рук

Кристос — Железный Отец клана Раукаан

Веррокс — Железный Отец клана Вургаан

Антал Хараар — лорд-библиарий

Йоргирр Шидд — Железный Отец

Клан Раукаан

Теларрч — первый сержант

Нихол — апотекарий

Шульгаар — Железный Капеллан

Клан Гаррсак

Дрэварк — Железный капитан

Браавос — Железный Капеллан

Артекс — второй сержант

Джаленгаал — десятый сержант

Боррг — боевой брат конклава Джаленгаала

Бурр — боевой брат конклава Джаленгаала

Деймион — боевой брат конклава Джаленгаала

Хьюгон — боевой брат конклава Джаленгаала

Каррт — боевой брат конклава Джаленгаала

Лурргол — боевой брат конклава Джаленгаала

Стронций — боевой брат конклава Джаленгаала

Торрн — боевой брат конклава Джаленгаала

Клан Борргос

Думаар — апотекарий

Лидриик — главный библиарий, ранее находился под командованием капитана Караула Смерти Харсида

Тартрак — шестой сержант

Госпитальеры

Миркал Альфаран — магистр ордена

Гальварро — Почтенный, Сенешаль

Адептус Механикус

Никко Палпус — логи-легат, генерал-фабрикатор Тенноса, верховный Голос Марса

Талос Эпсилон — мета-хирургеон, второй Голос Марса

Хиралиас Тарл — третий Голос Марса

Экзар Севастиан — заместитель фабрикатора Фабрис Калливанта

Луар Оэлур — экзогенитор, NL-Primus нулевого уровня

Карисми — магос калькули клан Раукаан

Юриэль Фи — магос-инструктор

Мелитан Йоланис — технопровидец

Баракиэль — начинающий технодесантник, Ангелы Порфировые

Баррас — начинающий технодесантник, Рыцари Дорна

Текиан — начинающий технодесантник, Обескровленные

Сигарт — начинающий технодесантник, Чёрные Храмовники

Кардан Стронос — начинающий технодесантник, Железные Руки, клан Гаррсак

Ордо Ксенос

Талала Язир — инквизитор

Харсид — капитан Караула Смерти, из ордена Призраки Смерти

Имир — десантник Караула Смерти из ордена Космические Волки

Каллас Мор — апотекарий Караула Смерти из ордена Медные Когти

Арвин Раут — скаут из ордена Железные Руки

Хрисаар — скаут из ордена Железные Руки

Лаана Валоррн — убийца Медузианского Культа Смерти

Дом Калливант

Фабрис — принцепс из дома Калливант

Искусственный Мир Алаиток

Йельдриан — Автарх

Эльрусиад — Наварх

Дети Императора

Айоашар Азир — демон, известный как «Сапфировый Король»

>>> НАЧИНАЕТСЯ ВЫГРУЗКА >>>

>>> ИНФОРМИРОВАНИЕ >> НЕОРТОДОКСАЛЬНЫЙ ВЗГЛЯД КРИСТОСА

Еще до того, как первые вольные торговцы начали гоняться за «Легендой о Стенелусе», до того, как апостолы Марса отправили свои первые миссии в этот воспетый мир, погруженный во мрак, вера в единого организатора пронизывала его мехомагическую культуру.

Сходство с доктринами Марса и почитанием Омниссии как архитектора и хранителя, должно быть, было поразительным.

Многие члены Марсианского Синода рассматривали эту конвергентную культурную эволюцию как свидетельство того, что квазибожества, известные медузийцам как Патриархи Кланов [СМ. ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОДПАКЕТ >> МИФЫ И ЛЕГЕНДЫ], были пионерами марсианского, а не земного происхождения. На фоне культурной и территориальной борьбы, которая формировала лояльность Старому Солу даже в разгар Великого Крестового похода, это было удобное заявление. Оно оправдывало усилия по выведению этого нового мира из объятий Терры на орбиту Красной планеты. Магосы-антропологи, изучающие культуры Медузы, установили, что единый организатор, Омниссия, как сейчас именуют этот феномен, возник просто в результате обыкновенной мифологизации Патриархов Кланов и связанных с ними мифов-предшественников.

Эта теорема была дискредитирована множество раз на протяжении тысячелетий [УТОЧНЕНИЕ >> ПЕСНИ О ПУТЕШЕСТВИЯХ].

Великая схема, заложенная Омниссией в галактический порядок с самого начала, проявляется во всем. Сказать, что все происходит в соответствии с Его волей, будет неточностью.

Все происходит в соответствии с Его замыслом…

Пролог

Связующим звеном «Риен Ишаншар» — или «Красной Луны над Копьем Иши» на языках низших рас — была сдержанность под маской роскоши. Каждая занавешенная галерея и дугообразная лестница были неотъемлемой частью формы, каждый элемент антаблемента, обшивки и фриза с золотыми листьями был выражением утонченной строгости. Скульптуры, изображающие падших богов и героев Эльданара, появлялись из стен самым реалистичным образом, будто сами божества были извлечены из призрачной кости по настоянию мастера. Живые альдари стояли или сидели внутри украшенных драгоценными камнями рядов психопластических дисплеев, управляя материнским кораблем при помощи мысли, песни и, если в том была необходимость, ловкой игры рук. Драгоценные камни, встроенные в неуправляемые, казалось бы, станции, пульсировали и вибрировали, а окружающие их витрины с камнями мерцали под управлением умерших.

Изображающие гибель Эльданеша знамёна встрепенулись, когда по нексусу разнеслась песня стонущего кита. «Райен Ишаншар» был сознанием, сформированным из разумов его экипажа. Связанный с ними как личностью, так и духом, наварх Эльрусиад ощущал эти разумы, будто собственные.

Он был в полном костюме из гладкого синего боди-пластека с ребристыми жёлтыми полосами, на устойчивой талии — пара пристегнутых сюрикенных пистолетов и изогнутый силовой клинок. С плеча свисал плащ из призматических кристаллических чешуек, отражающих цветные огни нексуса. На лице Эльрусиад носил маску.

Её лик отображал пустоту глубокого космоса: психопластик был отмечен лишь одной яркой звездой, выгравированной на щеке. Звезда Хoeк. Звезда моряка. Она одинаково скрывала как его лицо, так и мысли, тем самым защищая «Райан Ишаншар» и его команду друг от друга.

Он чувствовал, как они реагируют на его спокойствие.

— Человеческий корабль приближается, — объявила Лаурелей, обходя вокруг помоста Наварха; одну руку она положила на украшенную драгоценными камнями рукоять меча, одной ногой навсегда ступив на Путь Воина. — Они собираются открыть огонь.

+Приготовься к удару+, подумал он.

Корабль содрогнулся.

Звон гармонии раздался по всему нексусу, когда вспомогательные песни кинетических опор поглотили энергию удара; для массированной огневой мощи чудовища, чьё водоизмещение превосходило «Ишаншар» в восемь раз, защитные галополя выглядели как насмешка. Удары наносились абсолютно беспорядочно.

Корабль закричал. У себя на панели путеискателя Марендриэль вздрогнула от перенесенной боли.

Эльрусиад смог удержать мысли в равновесии. Он знал, на что способен его корабль.

+ Покажи им хвост, Марендриэль. На всех парусах к Паутине. Пусть великий бык преследует проворного Курноуса. Пусть он в своём буйстве уничтожит собственный лес. Они не забудут судьбу того, кого они называют Ханом. Они не посмеют преследовать нас там.+

Лаурелей повернулась к Эльрусиаду. Её высокие скулы и репутация вспыльчивой женщины всегда придавали ей надменный вид.

— А что насчет автарха Йельдриана? Что, если он вернется и не найдет нас здесь?

+Мы не можем сражаться с этим левиафаном, любимая+

Лаурелей фыркнула и отвернулась.

Невозмутимый Эльрусиад посмотрел сквозь неё на путеискателя.

+Давайте посмотрим, умеет ли мон-кей бегать.+

Марендриэль уже выполняла свою задачу, и Эльрусиад почувствовал едва заметное изменение баланса, когда полностью расправленные паруса «Райен Ишаншар» поймали солнечный ветер. Ускорение толкнуло Эльрусиада назад, и он усилил хватку на прутьях; в ответ на это вязко-упругий металл затвердел.

При помощи миллиарда переплетённых чувств он наблюдал, как имперский зверь отстал от погони, видел огромные рога разъяренного бога-быка, беспорядочно разгребающего пустоту.

+Прибавьте йоту к левому борту. Настройте галополя на конвергенцию.+

Он почти жалел человечество.

Их пребывание среди звезд будет недолгим.

По бесконечному контуру «Райен Ишаншара» пробежал уже не страх и не тревога, а ярость. Её древние кости задрожали. Её психоактивная кожа ощетинилась гравитонными пульсарами и термоядерными излучателями, затаенная ненависть мертвых предков разжигала огонь в сердцах живых. Он чувствовал её ярость из-за того, что такие, как она, могут попасть в засаду таких, как…

Они.

+Успокойся, Ишаншар, + послал Эльрусиад, изо всех сил пытаясь сдержать её. +Только… Глаз Асуриана... видит все.+

Марендриэль раскинула руки в воздухе над навигационной консолью. Её лицо было повернуто в сторону, будто она слушала отчеты устройства не только мысленно.

— Два ударных крейсера, семь кораблей сопровождения, в дополнение к «Чудовищу». — Камень душ, встроенный в консоль рядом с ней, ярко пульсировал, издавая дрожащую визгливую песню. — Я прошу прощения. Восемь кораблей сопровождения.

Эльрусиад видел расположение врага глазами «Райен Ишаншар».

+Они хотят схватить нас. Они знали, что мы придем.+

— Вы говорите о мон-кеях, — сказал Лаурелей. — А не о старухе Мораи-Хег.

Эльрусиад закрыл глаза. Дрожь, пробежавшая по палубе, ослабла, корабль успокоился, почувствовав его намерение.

Он чувствовал настойчивый дух корабля. +Да+. Общая воля наполнила его, и его руки поднялись в двойном согласии.

Команда отводила взгляды, тянулись к своим путевым камням и шептала песни мертвым богам, даже воинственная Лаурелей, в то время, как «Райен Ишаншар» стонала от дальнобойных выстрелов приближающейся волны человеческих военных кораблей.

Не говоря ни слова, Эльрусиад взялся за края маски. Как только он решил её убрать, маска легко сошла с лица.

Он повертел её в руках.

На мгновение на него уставилось неумолимое изображение его собственного лица, но слабая психопластика уже начала терять связь с его разумом, становясь мягкой и вместе с тем теряя форму.

Глубоко опечаленный Эльрусиад вздохнул. Его сердце колотилось, как свинцовый барабан.

И он снова поднял маску к лицу.

Жидкий пластек растекся по его плоти, и черты маски заменили черты его лица.

Рот скривился в усмешке, а глаза сузились. Выражение лица посуровело. Звезда Хоека поблекла, и на ее месте от уголка глаза тянулась неглубокая борозда, врезавшаяся в пластек. Одинокая слеза, пролитая в награду за отнятие жизни.

На Пути любого моряка наступает момент, когда он должен сдаться аспекту Каэлы Менша Кхайн.

Сейчас эта перспектива не внушала Эльрусиаду никакого страха.

Когда он посмотрел вверх новыми, налитыми кровью глазами, его душа была расплавленным металлом. По краям зрения сгустилась красная дымка, и там, где он раньше видел ровную пульсацию огней драгоценных камней и камней душ, теперь ощущал нарастающий пульс войны. Он видел, как явно Марендриэль борется с тем, чтобы её растопыренные пальцы не превратились в когти. Лаурелей лизнула обнаженный клинок, от чего в воздух поднялся пар, будто клинок был только что с наковальни Ваула.

Эльрусиаду не нужно было доставать собственное оружие. Его разум был связан с их величайшим оружием. «Райен Ишаншар» мурлыкал в гармонии с насилием.

Эльрусиад поднял палец, будто он был провидцем, ставящим Знак Судьбы, и выделил более легкий из двух крейсеров, который быстро приближался.

Его голос походил на дым.

— Этот будет первым.

>>> ИСТОРИЯ >> БИТВА ЗА ФАБРИС КАЛЛИВАНТ, 212414.M41

Каждый из миллионов миров Империума находится в состоянии постоянной войны. Разветвленные сети промышленности и бюрократии превращают поселения на отдаленных мирах в людей и оружие на бесчисленных полях сражений. Сельскохозяйственные культуры и домашний скот перемещаются по секторам и сегментам. Минеральные богатства изымаются, измельчаются до сырья для боевых машин и звездолетов, после чего поступают в храмы-кузницы бесконечным потоком щедрот [ПОДПАКЕТ ДОСТУПА >> ДОГОВОР ОЛИМПА] Священного Марса. Дети платят десятину его армиям, неисчислимым миллиардам, брошенным в бесконечную мясорубку Имперской гвардии. От самого благородного цивилизованного мира до самой жалкой колонии в тени Астрономикона, до самого Марса экономика и культура каждого мира формируются этой сетью взаимозависимости и десятью тысячелетиями постоянной и растущей угрозы.

Для мира, находящегося на переднем крае бесконечной войны, масштабы имперской военной машины ошеломляют.

Фабрис Калливант — рыцарский мир, гордая и древняя планета, правящий дом которой властвовал по непрерывной цепочке первородства еще до Эпохи Объединения.

Планета — порт приписки флотилии из дюжины полуразрушенных судов под флагом линейного крейсера типа «Марс», «Золотое Сечение», их сила дополняется объединенным флотом из более чем пятидесяти судов, собранных с союзных и покровительствующих миров-кузниц по всему сектору. Десятки военных кораблей, привлеченных из линейных флотов Трояна и Диммамара, стоят на приколе на соседних якорных стоянках рядом с величественными и более прославленными судами, отправленными из военного флота Обскурус на Кипр Мунди. Однако основой орбитальных укреплений мира является древний звездный форт «Тёмный Страж», крепкая безделушка из зубцов и башенок, выкрашенных в красно-черный цвет Дома Калливант. Численность войск и огневая мощь объединенных флотов огромны, но для принцепса Фабриса, а также имперских и марсианских командиров, которым он подчинен, сердце обороны системы находится в другом месте.

Девять прославленныхбоевых кораблей ордена Госпитальеров, ведомые тысячелетней боевой баржей «Щит Бога-Императора», бросили якорь на высокой орбите.

Госпитальеры — это странствующие крестоносцы [ДОСТУП К ПОДПАКЕТУ >> ОРДЕН ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО ОСНОВАНИЯ], их флоты патрулируют маршруты паломничества, пересекающие подсектор.

Паломничество и торговля выросли за тысячелетие, прошедшее с момента основания Ордена, принося процветание и мир планетам, которые не знали бы ни того, ни другого, если бы Имперские Святые не разбили врагов Человека на их укреплениях за последние десять тысячелетий.

Фабрис Калливант не входил в число таких миров, но он располагался достаточно близко, чтобы его бедственное положение подвергло опасности более праведных и богатых, поэтому госпитальеры протянули руку для его защиты.

На короткое время в средней трети M41 Фабрис Калливант стал средоточием бесконечной войны.

Глава один

«Слабый всегда найдёт оправдание».

— Арвин Раут

I

Аугментик Дженис Гилт прижал пальцы к горлу Арвина Раута. Он нахмурился, пытаясь нащупать несуществующий пульс.

В конце концов, Империум — огромен, и я явно не человек, подумал Раут. Сколько времени прошло с тех пор, как я почувствовал биение собственного сердца, — год?

Смертный беззвучно сказал «двадцать» и убрал пальцы, щелкнув ими, будто избавляясь от вероятных микробов под ногтями.

Поняв намёк, нанятый по контракту помощник в хирургическом халате с высоким воротом и узкими рукавами быстро подал полотенце. Гилт пропустил его сквозь пальцы, полируя ногти, и ещё раз оглядел похожее на труп тело Раута.

Раут не моргая смотрел на него в ответ; глаза скаута были затуманены естественным бельмом из мукраноидных волокон.

— Конечно, я могу подтвердить его смерть. Вам нужны копии документов, мисс...?

Дженис поднял глаза и посмотрел поверх проволочной оправы очков, обращаясь к той, чье присутствие Раут ощущал за спиной.

— Лаана Валоррн, — последовал ответ. — И… нет.

На лице аугментика появилась тонкая улыбка.

Сомневаюсь, что кто-то в этом месте представляется настоящим именем. Зачем он вообще спрашивает?

Покачав головой, Дженис снова опустил глаза. Он положил руки на боковые поручни каталки для взвешивания и попытался сменить выражение лица, явно стараясь не выглядеть так, будто какой-то колючий чужеземец только что бросил в его клинике останки принцепса Фабриса Первого. Дженис пальцем провёл по одному из гибких стержней, которые тянулись от восстановленного левого плеча Раута к соседней грудной мышце.

Липкий. Холодный. Никто не сыграет труп лучше Железнорукого. Раут подавил желание поморщиться, когда пытливые пальцы аугментика переместились на его грудную пластину. На лице смертного появилась ещё одна хмурая гримаса.

— Я не могу нащупать рёбра.

— Он не обычный человек, — последовал краткий ответ Лааны.

— Это-то я вижу.

Дженис проверил показания на боковой панели тележки, которая была скрыта от глаз Раута.

— Два с половиной метра роста. Четыреста килограммов веса. Даже с учётом аугментаций, которые, должен заметить, отменного качества — его мышечная масса слишком велика для такого роста. — Он снова посмотрел поверх очков на Лаану, будто она была медиком-первокурсницей, имевшей наглость указать преподавателю на орфографическую ошибку. Он довольно скоро пожалеет об этом. — Обычно я не задаю подобных вопросов. В противном случае я бы и близко не добился успехов в бизнесе. Но я просто обязан узнать, кто он такой?

— Тот, кто не похож на нас с вами.

— Не нужно быть одобренным Домом специалистом по аугментации, чтобы это констатировать.

— Не нужно. Но меня заверили в вашем благоразумии.

Дженис принюхался.

— Вас правильно проинформировали.

Несмотря на ранний вечер, тесная маленькая сортировочная, служившая практике Джениса Гилта фасадом, уже начала заполняться народом. Избитые посетители с посиневшими губами и вытаращенными глазами обмякли на стульях. Большинство из них явились с травмами от резких ударов по затылку; при помощи одного лишь беглого взгляда Раут незаметно выделил шестерых пациентов с ножевыми ранениями, двоих — с огнестрельными, одного — после падения с большой высоты или столкновения на высокой скорости и даже одну естественную травму. Некоторых привезли родственники, стремясь заработать на своем горе, а кого-то — люди, желающие наживы. Все они проявляли нетерпение. Усиление имперского присутствия на Форт Калливанте привело к тому, что стоимость мяса на чёрном рынке выросла в геометрической прогрессии.

Вычисление одного из множества подпольных дилеров, которые снабжали Форт Механикус трупами, было самой легкой частью этой миссии.

Дженис Гилт отличался от прочих лишь тем, что ему не повезло.

— Я могу предложить вам... — Аугментик непроизвольно снял очки, затем быстро водрузил их на место и начал массировать виски. — Двадцать пять гульденов, — внезапно объявил он, повысив голос так, будто задавал вопрос, а не называл цену. Крупный, весь в культистских татуировках мужчина, сидевший неподалеку, побрызгал из чашки с водным раствором.

— Тридцать пять, — сказала Лаана.

— Согласен, — отозвался Дженис, просияв. Похоже, он был готов заплатить впятеро больше и всё равно счёл бы это хорошей сделкой.

— При одном условии.

Лицо мужчины вытянулось.

— Продолжай.

— В теле есть определенные имплантаты. Уникальные технологии. Вещи, которые можно было бы проследить до моего работодателя, если проявить упорство. Она настаивает, чтобы я присутствовала при проведении ваших процедур и обеспечила безопасное возвращение этих имплантатов.

Аугментик ещё раз внимательно посмотрел на скрытную особу. Раут попытался представить, как бы она выглядела в глазах ему подобных.

Девушка. Девятнадцать лет. Нездорово бледная. Тёмные, подстриженные на затылке волосы. На ней была форма обслуги из какого-то малого Дома. Идеальная маскировка… была бы, если бы не крепкая мускулатура, заметная из-за калливантийской моды на короткие рукава. Рельефность подчеркивали тонкие тросики, улучшающие опорно-двигательный аппарат. А ещё — тату на бицепсе. Раут, конечно, хорошо её помнил.

Белая длань. И готическая цифра «X».

Фабрис Калливант располагался вдали от торговых путей и устоявшихся театров военных действий. Чужеземцы были здесь далеко не обычным явлением.

— Я прекрасно понимаю, — сказал Дженис.

Хлопнув в ладоши, он подал сигнал ожидающему сервитору-ассистенту подняться. Раут оставался неподвижным и наблюдал, как каталка развернулась и с грохотом проехала сквозь ряд дверей в задней части клиники.

Несмотря на мрачную атмосферу сортировочной комнаты, которая была продолжением улицы, Дженис Гилт гордился своей сценой.

Все поверхности натёрты. Каждое сверло и лезвие скальпеля отбрасывали резкие отблески, а ежедневная полировка антисептиками только подчёркивала их остроту.

Накладные серворуки и диагностический набор военного класса, должно быть, приобретались с большим трудом; они были почти так же хороши, как и всё, чем пользовались фавориты Дома Калливант. Рядом с высококлассной боевой аугментикой на полках стояли банки с пузырящимися киберорганическими жидкостями, в которых хранились искусственные мозги — субразумы, закодированные с помощью грубых боевых алгоритмов.

Сервитор подтащил Раута к месту под точечными лампами. Хирургические руки зафиксировали колеса тележки, и он отбыл с той же бездумно кровожадной бесцеремонностью, с какой прибыл. Огни медленно выжигали очертания на сетчатке Раута.

И все же он по-прежнему не моргал.

— Итак, — сказал Дженис. — Вы можете начать с того, что скажете мне, где именно я смогу найти имплантаты вашего работодателя, а затем можете забрать свои тридцать пять гульденов из моего...

— Эта комната звукоизолирована, верно? — спросила Лаана.

— Да, так и есть. Большинство людей не хотят слышать...

Лаана прислонилась к двери спиной, и та, щёлкнув, закрылась.

Раут почувствовал, как во рту скопилось слюна.

Наконец-то.

II

Лицо забрызгало кровью и осколками костей, а мгновение спустя окатило вонью сгоревшего лиддита, фицелина и испаренного мозгового вещества. Арвин Раут втянул пары через ноздри, затем открыл рот, чтобы вдохнуть больше. Кровь хлынула через его бионическое сердце, как обезжириватель через банку с прометием. Оно болело. Прежде такого не случалось. Как будто связанные с сердцем мышцы и нервы пребывали в постоянном напряжении, ожидая, когда оно заработает.

— Мог бы просто свернуть ему шею.

Лаана больше никак не отреагировала на выстрел. Кровь забрызгала её маскировку и то, что было под ней — холодное, каменное лицо убийцы медузийского культа.

— Зачем ты в него выстрелил?

Потому что я этого хотел. Потому что мне нравится звук моего болт-пистолета, его звон в ушах, выражение лица аугмента в момент, когда его затылок взорвался. Потому что я…

— Остынь и подними его.

Раут, ворча, сполз с каталки; мышцы у него напряглись, а аугметические сухожилия на руке ныли после длительного периода бездействия. Раут возвышался над смертной женщиной, дрожа и отдуваясь. Лаана подняла глаза; девушка хорошо контролировала страх.

— Я тебе не прислуга, — сказала она.

— Подними его.

Раут представил, как мозги убийцы размазываются по кафельной стене. У хирурга был телохранитель, госпожа инквизитор. Ничего не поделать.

— Твой храм должен был воспитать тебя получше.

— Некоторым приходится работать с тем, что имеют. Нельзя же возвысить всех при помощи генетического колдовства.

Я только что выстрелил ей в лицо. Похоже, это каким-то образом оскорбило Омниссию. Я не могу понять, как.

— Слабый всегда найдёт оправдание.

От легкого толчка Лаана споткнулась и с грохотом врезалась в тележку с инструментами, а Раут наклонился, схватив мертвого аугментика за мокрые ошмётки горла. Он поднял тело на уровень глаз, будто не замечая его огромный вес.

Мужчина был среднего для своего Дома роста. Его пальцы свисали Рауту до колен. Определить возраст было труднее: Раут привык к технически бессмертным существам, для которых плоть была далеким и отвратительным воспоминанием. Если бы его попросили угадать, то скаут отмерил бы человеку последнюю треть своих лет. Жировая ткань свисала с живота и рук, как плохо подогнанная одежда. Теперь уже слишком поздно возвращаться к портному. Вялые мышцы шеи растянулись под давлением хватки Раута.

Голова превратилась в вязкое месиво, будто пропущенное через мясорубку. Люди. Такие хрупкие. И все же Раут тоже был таким, как этот мужчина, и какая-то часть былой сущности всегда будет отбрасывать тень на него.

— Что это было?

Голос Лааны отвлек его от размышлений.

— О чём ты?

— Ты только что облизал губы.

— Я этого не делал.

— Уверяю, ты это сделал.

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

Она набычилась, будто её дворняжка за руку цапнула.

— Я говорила инквизитору, что лучше бы она послала Хрисаара.

Внезапное рычание застало их обоих врасплох.

— Лучше бы ты не упоминала о моем брате, — сказал Раут.

Лаана отступила к двери; рука скользнула за спину, к игольному пистолету, спрятанному в потайном — не слишком скрытом — кармане. Раут тряхнул головой, словно отгоняя нежелательную мысль, и снова повернулся к трупу.

— Иди. Не давай никому войти.

Она вытащила руку из-за плеча и протянула открытую ладонь. Можно подумать, скаут Железных Рук не смог бы её разоружить в тот же момент, когда в глазах проявилось намерение достать оружие.

— Я сделаю для инквизитора Язир то, что она хочет, — пробормотал он, когда Лаана попятилась через дверь в сортировочную.

Раут понюхал лопнувшую голову аугментика. Несмотря на отсутствие сердцебиения, он чувствовал, как глаза начинают пульсировать. Он закрыл их; губы опускались ниже, и вот скаут вонзил зубы в мягкую мясистую плоть. Веки дрогнули, когда в них промелькнули воспоминания о чужой жизни.

Он оторвал зубами кусок плоти и проглотил его, не жуя.

Омофагия в горле задрожала от возбуждения. Образы усилились. Жизнь. Семья. Маленькая девочка, будто бы слайд за слайдом, превращающаяся во взрослую дочь. Раут знал, что и у него, должно быть, когда-то были такие воспоминания. Он часто думал о своих смертных родителях, хотя и не так часто, как раньше, но больше не мог вспомнить их внешность или даже имена. Имя моего отца — Феррус. Бог, покинувший меня за десять тысяч лет до зачатия. Сейчас созерцание этих воспоминаний через призму смертного мало что значило для Раута и совсем не влияло на него.

Он погрузил лицо в красное мясо, поглощая не то, что было самым важным в жизни самого Джениса Гилта, а конкретное воспоминание, которое искали Раут и инквизитор.

Он видел тела.

Грубо аугментированные и вооружённые, одетые в стихари мелких баронств и местных синдикатов, готовые к бою. Они находились в герметичной камере, переполненной людьми, сидящими и стоящими. Металлические стены были увешаны знамёнами, — пародией на великие турниры под открытым небом, проводимые Домом Калливант, Икона Механикус сердито взирала на них сверху вниз. Анклав Механикус. Было в этом символе что-то скверное, — и где-то Раут его видел. Деталь царапала стены его подсознания, но Дженис не видел в этих символах ничего странного, поэтому Раут, поглощенный воспоминаниями, не мог точно определить причину беспокойства, когда увидел это повторно.

Воспоминание продолжалось.

Покупатель.

Он был укутан в малиновые одежды. Или она. С этими Адептус Механикус никогда точно не скажешь. На сгорбленных плечах извивалась цепочка из конечностей. Тьму капюшона с правой стороны пронзало множество огней. Просторный рукав отделился, обнажив обмотанную липкими красными бинтами руку, когда магос вложил прямоугольные кредиты в ладонь Раута — в ладонь Джениса.

Раут глубоко вдохнул зловоние склепа.

— Вот ты где…

III

Когда они вышли из клиники Джениса, шёл дождь. Насколько мог судить Раут, на Фабрис Калливант всегда шёл дождь. Бурлящее изобилие резервуаров и водосточных желобов несло стоки с крыш башен вниз по запутанному лабиринту труб, лязгая через ворота, хлюпая мимо колес, проливаясь через паутину замков и пузырясь через решетки в тротуаре, как будто город переживал последние дни распада.

Напротив выхода, ведущего в переулок, были свалены мешки с киберорганическими отходами; Раут сморщил нос и сдвинул их, вытаскивая из-под мусора доспехи. Дождь уже смыл кровь с обнажённой кожи скаута, и он принялся надевать броню.

Когда-то это тёмный панцирь сиял, — задолго до того, как попал в руки Раута. Теперь же он настолько износился, что стал практически серым. Стёрлись даже знаки клана и ордена. Каллас говорил, что это всего лишь армапластовые пластины, не наделенные духом силовой брони. Что апотекарий мог знать об этом? Но Раута заверили, что его боевое снаряжение не ответит на это оскорбление в будущем.

Укрывшись в дверях клиники, Лаана спокойно разобрала свой игольник. Затем, набросив плащ на голые плечи, она перепрыгнула через маслянистые лужи и присоединилась к Рауту на другой стороне улицы.

— Готов?

Она возилась с накидкой, будто разглаживая складки, при этом незаметно поправляя потайные кобуры.

— Ты на удивление чистенькая, — сказал Раут.

— Не люблю беспорядок.

— Я в курсе.

Раут посмотрел вверх. Благодаря мукраноидной плёнке ему не надо было щуриться, когда по глазам бил тёплый дождь, пропитанный отходами. В основном это были промышленные аэрозоли, накопившимися за тысячи лет, но его обостренное чувство вкуса могло уловить специфические следы выхлопов от восьми различных классов атмосферных истребителей Империума, Механикус и боевых кораблей Госпитальеров. Изношенный панцирь заскрипел, когда Раут размял шею, чтобы кровь Джениса стекла с лица.

Он почти мог разглядеть огни в далеком клубке, укутанного дождём, будто туманом, неба. Ложные, горящие днём звёзд. Раут подумал, что это могла быть «Леди Грей», но на таком расстоянии даже он не мог разглядеть.

— Никогда бы не подумала, что Адептус Астартес могут так долго витать в облаках.

Никогда бы не подумал, что ты можешь так выводить из себя.

— Пошли.

Несмотря на военное предназначение, отраженное в названии, Форт Калливант был городом, где обитало сто одиннадцать миллионов душ. По его магистралям быстро рассекали транспортные средства, а грунтовые воды переливались через стеклянные барьеры, будто те пересекали стремительные реки. На стекле были изображены гордые образы древних врёмен, но, как и все на Фабрисе Калливанте, они были ужасно, болезненно старыми. Краска выцвела, а образы растворились в стекле и дожде. Зубчатые жилые башни, такие же огромные и рябые, как любой линкор, пропускали ливень через пересекающиеся ярусы дорог и пешеходных мостов. Миниатюрные ураганы, вызванные причудливым микроклиматом, рвали промокшие знамена, со скрипом и стоном прокладывая себе путь между древними зданиями. Обветренные горгульи одинаково насмехались как над пешеходами, так и над транспортными средствами. Они сжимали в лапах шестеренки или были скованы цепями, олицетворяя укрощение человеческой звериной природы при помощи благого порядка и разума. И всё же горгульи хитро косились, сливая воду, но никто не поднимал головы: всем было наплевать.

Быстрой походкой Лаана преодолела несколько пешеходных мостков; она всегда шла первой, а Раут — на шаг позади.

Богатая чужеземка и её нечеловеческий телохранитель. Они много раз репетировали эту роль. Как и Лаана с Хрисааром. Все избегали их. Несмотря на бесконечный поток людей с Калливанта, никто не хотел подходить к Рауту слишком близко.

На следующем подъеме они наткнулись на отряд гвардейцев, перекрывших дорогу «Химерой». Гвардейцы, сгрудившись в кучу, наблюдали, как местные правоохранители проверяют удостоверения личности у пешеходов.

Эти гвардейцы — с другого мира: одеты в тёмно-синюю униформу с золотым галуном, накрахмаленную и строгую, под стать хозяевам. Пуговицы блестят. Лазганы скрупулезно ухожены. С остроконечных шапок капала вода, отчего набивка на плечах провисала. «Химера» тоже будто только с парада — идеально синяя, словно её красили для поездок по дорожному покрытию. Никому из этих гвардейцев не было места на этой жалкой планете. Слишком идеальны для грядущей войны. Мордианский бронированный кулак. На Фабрис Калливанте были развернуты одиннадцать полков с этого мира, но нашивки и знаки отличия стоявших здесь гвардейцев обозначали их как Третье отделение, Девятый взвод, 74-я рота Мордианского XXIV бронетанкового полка.

Один из местных силовиков, невысокий, коренастый мужчина в чёрном флак-бронежилете, с суровыми чертами лица и реденькими волосами, виднеющимися из-под тускло-зелёного полу-визора, просматривал промокшие бумаги Лааны. На плече у него висел дробовик.

— Что стряслось? — спросила Лаана.

Мужчина выругался под нос, стряхивая капли с бумаг, поднося их к настенному светильнику и время от времени нервно поглядывая в сторону Раута.

— Небольшая стычка. Ничего особенного.

Лаана прикрыла раскрытый рот ладонью — жалкая попытка изобразить встревоженную рабыню с феодального мира, но мысли мужчины были заняты другим.

— Можно подумать, что у Фратерис Аэквалис мало проблем с вторжением.

— Кабы я знал, что у них на уме, — проворчал охранник, возвращая ей документы. Бумаги были идеальны. Естественно. — Последний трамвай до Маченва через двадцать минут. Вы же не хотите пропустить комендантский час.

Лаана с ледяной нежностью поблагодарила офицера.

— Не выпускай дробовик из рук, — буркнул Раут, идя за ней через контрольно-пропускной пункт. Силовик напрягся и тут же прижал оружие к бронежилету.

Мой личный вклад в войну.

Благодаря всё тому же потемневшему от времени стеклу мосты по другую сторону контрольно-пропускного пункта были превосходно защищены от непогоды; на расписанном стекле был изображён проливной дождь и сцены с имперскими рыцарями в мире и войне. Лаана стряхнула с себя накидку.

Один пролёт стены и половина дороги были оцеплены множеством вооруженных силовиков. Следователи изучали обломки — похоже, итог погони на высокой скорости, окончившейся аварией. На дороге были видны следы от покрышек, противопогодное стекло изрешетило градом пуль. В центре этой огненной дуги на выцветшей диораме, изображающей Рыцаря Дома Калливант и отряд Железных Рук, сражающийся с чем-то вроде орды Легионес Астартес, изображенной в виде многоголовой змеиной волны, красовалась Шестерня Механикус.

Я знаю, что здесь изображено, понял Раут. Битва времён Ереси. Из-за своих приглашений 34-я рота Клана Моррагул, «Медные когти», размещалась в гарнизоне Фабрис Калливанта в уплату долга и из-за этого избежала самых сильных пожарищ Истваана.

Сервитор сжатым воздухом счищал граффити со стекла. Осталась только «человеческая» половина иконы. Она располагалась с неправильной стороны.

Раут мог бы списать это на невежество художника, но что-то в этом символе показалось ему неуловимо и глубоко неправильным. Раут нахмурился, пытаясь сквозь зуд в черепе вспомнить, где он видел подобную эмблему раньше, но не смог.

— Фратерис Аэквалис, — сказала Лаана и сплюнула.

Убийца взбежала по лестнице, ширины которой хватило бы на тысячу человек. Подражая местным калливантийцам, она снова накинула плащ, водопадом разбрызгивая капли дождя, который каскадом стекал по каменным ступеням.

Раут зашагал за ней. Ступени вели на открытую площадь, все еще оживленную, но попритихшую из-за того, что она была открыта разгулу стихии.

Сеть посадочных площадок различных размеров раскинулась, как гармонично расположенные круги, пересекаемые пешеходными дорожками, которые прерывали редкие крепостные шпили. Погрузчики для сыпучих грузов выключались и поднимались наверх. Однозадачные сервиторы загружали, разгружали, заправляли, давали указания случайным сбитым с толку клеркам из других миров и возили туда-сюда нагруженные поддоны с материалами. Люди в промокших от дождя плащах размахивали флуоресцентными палками; они должны были быть регулировщиками, но скорее добавляли неразберихи, беспомощные в потоке солдат, идущих сквозь дождь, разносивший струи охлаждающей жидкости и выхлопных газов.

Раут издал глубокий, гортанный предупреждающий звук и чуть не вывихнул Лаане плечо, затащив её за оклеенную информационными листовками колонну.

Из уличной серости появились две облачённые в огромные доспехи фигуры. Космодесантники! Их броня была безжизненно-белой, будто обрамлённая золотым ореолом карликовая звезда, пластины доспеха — исписаны священными текстами и стихами. На левом наплечнике красовался красный крест Госпитальеров. Правую часть заполняла цепочка мрачных символов: песочные часы, щиты с тиснением в виде черепа и аквилы. Раут предположил, что эти знаки обозначали принадлежность к отряду и роте; из-за этой маркировки трудно было сказать, соответствует ли структура Госпитальеров кодексу. Думаю, меня это не волнует. Даже неторопливой, сотрясающей платформу походкой они опережали окружающих смертных.

Они прошли мимо укрытия Раута и Лааны.

— Погоди, — прошипел Раут на ухо убийце, притворяясь, будто обсуждает какой-то из указов на информационном столбе. Мне тоже не нужно прилагать много усилий, чтобы это изобразить. Раут предполагал, что чувства Госпитальеров так же остры, как и у него. Даже острее — благодаря преимуществам силовой брони Мод. VII. Инквизитор Язир делала ставку на то, что космодесантник-неофит, обладая преимуществами полноценного астартес, не будет привлекать к себе столько внимания.

Раут знал, что настоящего космодесантника этим не обманешь.

Как только двое Госпитальеров снова скрылись под дождём, он облегченно вздохнул и кивнул.

— Пошли. Я вижу станцию связи.

Лаана привела их к приземистому строению с квадратными стенами; постройка выглядела как обычный бункер, за исключением небольшой мерцающей люмен-вывески с названием и стоящей на плоской крыше маленькой тарелке приёма-передачи, в которой скапливалась дождевая вода. Это был сторожевой узел связи.

Внутри царило оживление.

Раут внезапно напрягся, ссутулил плечи и вошел первым.

Внутри было многолюдно. Люди заставляли его чувствовать себя неловко. Бурлящий поток нескольких сотен человеческих существ, одновременно существующих в одном и том же месте, сладкие ароматические вещества на цветочной основе, которыми они скрывали зловоние собственной плоти, статический заряд дешевой ткани, трущейся о такую же дешевую ткань. Он ненавидел это. Раут прожил всю свою жизнь, за исключением кратких взрывоопасных эпизодов, в бронированном ящике, который делил примерно с дюжиной других людей. Медуза была негостеприимной пустыней; её единственный город был практически заброшен большую часть года.

Конечно, тренировки с сержантом Тартраком не раз уводили Раута за пределы родного мира, но никогда — в мир, подобный этому.

Они все выглядели такими... слабыми.

Несколько минут Раут разглядывал комнату; вначале на него не обращали внимания, но присутствие взвинченного скаута быстро очистило помещение от праздношатающихся зевак, а Лаана в это время протиснулась в очередь к одной из кабин связи.

Учитывая, что околоорбитальные диапазоны разрывались от трафика связи, связаться с «Леди Грей» при помощи портативного вокс-устройства было чуть менее, чем невозможно. При помощи силовых доспехов Госпитальеры могли бы сделать это буквально в мгновение ока, но Рауту повезло меньше. Он нахмурился от этой мысли. После того, как разгромленный клан Борргос захватил Теннос, статус полноценного боевого брата был ему почти гарантирован, Раут станет им, как только инквизитор освободит его с Хрисааром от службы.

Эта мысль и возбуждала, и вызывала отвращение.

После короткого ожидания Лаана сняла трубку. Она набрала несколько цифр, после чего воспользовалась своей идентификационной карточкой. Терминал щелкал согласно последовательности клавиш, устанавливая необходимые соединения. Лаана поднесла трубку к уху, рассеянно наблюдая за дождём. Раут слушал, скрестив руки на груди; через две минуты убийца молча передала ему трубку.

Голос на другом конце был изменён при помощи вокс-искажателя, но всё равно звучал как женский.

— Лаана сказала мне, что ты видел, куда отправляют тела.

— Не совсем. Это не Экзар Севастиан, но в воспоминаниях хирурга была фигура, которую я узнал по предоставленным вами пиктам. Может быть, кто-то из его старших адептов. Имени я не знаю, но я узнаю его, если увижу снова.

— Неплохое начало. Ты видел что-нибудь ещё?

— Они были в помещении. Объект Механикус. Обширный, туда поместилось бы множество людей.

— Это не очень-то сужает круг поиска.

— Там было очень много деталей, — прорычал Раут. — Возможно, мне еще многое предстоит узнать. — Он на мгновение замолчал, чувствуя слабый зуд в металлической руке. — Ты по-прежнему думаешь, что Голос Марса передал это именно Севастиану?

— Я в этом уверена. Судьбы Экзара Севастиана и Никко Палпуса слишком часто пересекались за последние полвека. Более того, Севастиан был с Кристосом на планете, которую вы называете Колумнус. Его тамошние владения полностью уничтожены. Я предполагаю, что Севастиан вернул доверие и присутствует здесь только благодаря милости Палпуса. Можно с уверенностью предположить, что он обязан поворотом колеса судьбы именно Палпусу.

Раут хмыкнул. У инквизитора была своеобразная манера речи: она постоянно прибегала к цветистым метафорам и высокопарности.

— Вопрос в том, где его найти. Поймать Севастиана — всё равно, что поймать собственную тень.

— По-твоему, его можно найти на этих незаконных турнирах? — Раут вздрогнул. — Кибермантия. Боевая яма для прославленных слуг?

— У каждого существа есть свой порок.

Раут фыркнул. Не у каждого существа.

— Дай мне несколько часов. Я найду его.

— Нет. В Форт Калливанте скоро начнется комендантский час, и я не хочу без надобности противодействовать местным правоохранительным органам. Если припугнуть офицеров розеттой, поползут слухи. Следующее, о чём ты услышишь — так это о том, что охотишься на ноосферного призрака Экзара Севастиана.

Раут неохотно угукнул в знак согласия.

— В любом случае я хочу, чтобы Хрисаар взял управление на себя.

— Но он...

— Я хочу, чтобы апотекарий Мор ещё раз осмотрел тебя.

— Я в порядке. К тому же всё, что у нас есть — это визуальное описание адепта из воспоминаний в моей голове.

Голос на другом конце провода заколебался. Всего на долю секунды.

— Нет. Мне нужно, чтобы кто-то из вас, ты или Хрисаар, постоянно находились под наблюдением Калласа.

«Лгунья».

Раут сморгнул, не понимая, откуда эта ядовитая мысль.

— Да, инквизитор.

Фантомный зуд в бионической руке стал невыносимым, и Раут почесал её о панцирь на бедре. Он посмотрел поверх трубки на Лаану, будто чесотка началась из-за неё.

— Шаттл ждет на площадке «Тета». Не задерживайтесь. Я получила сообщение, которое даёт повод опасаться, что Кристос знает о нашем присутствии, предполагая, что грядущее вторжение нас ещё не насторожило. Очень скоро всё сильно усложнится, и вместе с этим появятся возможности.

Связь оборвалась.

Глава два

«Их сопротивление лишь иллюстрирует их нелогичность».

— Магос Карисми

I

Было время, когда Дрэварку после получения доступа к камерам симуляции требовалась лишь миллисекундная загрузка, чтобы мгновенно очутиться внутри, готовым к бою. По прошествии столетий он заметил, что для загрузки информации того же качества требуется уже больше времени. Время его восстановления тоже увеличилось. Апотекарий Хаас отметил это в записях. В настоящее время у него проходило в среднем двенадцать с половиной минут между завершением симуляции и приходом сознания в боевую готовность.

>>ТРЕВОГА>>

Он сонно вглядывался в синестетическую мешанину переплетенных чувств. Беспорядочно нарисованные фигуры танцевали, дразнили и переливались разными цветами — промежуточная форма вымысла, что-то среднее между порождением разума и следствием внешних раздражителей. Они были высокими, ростом почти с космодесантника, но при этом причудливо стройными, как какое-то абстрактное искусство. Лица скрывались под высокими шлемами. Их огнестрельное оружие было таким же непостижимым, как и выгравированные на нем руны: ни спускового механизма, ни источника питания, ни подачи боеприпасов, которые могла бы распознать нервная система для анализа угрозы. Силовые клинки, зеркальные мечи и молниевые копья сияли смертоносным совершенством.

Баньши пронзительно завыла у Дрэварка в мозгу, заставляя связные мысли двигаться по более медленным, обходным путям миелинизированных волокон, а не по более новым — из пластека и меди. Воинам была присуща какая-то расплывчатость.

>>ТРЕВОГА>>

Но они были воинами. Это он видел чётко.

Его отражение растаяло на чешуйчатой броне из чужацкого пластека: надгробная плита из чёрного керамита и клёпаной пластали, опутанной тросами. Казалось, будто из нижней, решетчатой части шлема, похожего на голову стервятника, доносится крик, крик.

Дрэварк, дезориентированный психотропным воздействием выхода из симуляции, отвел взгляд.

Через улучшенное зрение струились руны оживления; мелькающие формы медленно начали распадаться, превращаясь в водоворот пикселей, будто испаряясь от взрывов оптической плазмы. Остальные не развоплощались без остатка. Морфинг, в отличие от простого распыления, уменьшения или увеличения, сбрасывал внешние оболочки, будто инопланетная гусеница, порождающая жестких, искусанных машинами смертных людей.

Слуги Железных Рук стояли, склонившись над консолями, и угрюмо тыкали пальцами в панели управления, или сменяли друг друга без единого слова, переходя от поста к свободному посту. Их взгляды были пустыми, как у людей, которые повидали ужасы и больше не были им подвластны.

Поверх крепких, словно не родных, а выращенных в чанах и привитых им, мышц была надета чёрная униформа.

Катачанцы могли быть крупнее, мордианцы — строже, криговцы охотнее подставят свою жалкую жизнь под пули по приказу повелителя, но более хладнокровных людей в Империуме бы не нашлось.

Ни на одной планете не было выживальщиков, подобных людям Дрэварка.

>>ТРЕВОГА!>>

«Легированный» настойчиво заговорил с ним, и на этот раз Дрэварк прислушался. Он прочитал текст, когда тот спроецировали на его оптику.

>>>ОЧИЩЕНИЕ ВЕСТНИКА ВОСХОДА СОЛНЦА > АЛЬДАРИ > СУБОБОЗНАЧЕНИЕ «АЛАЙТОК» > 009411.M37 >>> СИМУЛЯЦИЯ ОТМЕНЕНА >>> ТРЕВОГА >>> ПРИОРИТЕТНАЯ ТРЕВОГА >>>

Он повернул голову — движение сопровождалось шипением и бульканьем гидравлики. На крючковатом клюве шлема вспыхнул сигнал тревоги. В мозгу промелькнул образ скачущей альдарской воительницы, и Дрэварк внутренне вздрогнул. Его металлическое тело ещё не пришло в норму. Он очистил оптику и повторно инициализировал записи. Баньши скрылась в подсознании, как дурной сон. Нервный шип отключили, и что-то глубоко органическое взвизгнуло от горечи и боли. Штекер адаптера со стоном и скрежетом отцепился от брони и завертелся в ограниченном пространстве алькова симуляции.

Когда Дрэварк вышел из алькова, его броню окутало взрывом ледяных паров, пахнущих живительными солями из песков Марса.

Дрэварка преследовала толпа адептов Механикус. Их одеяния с проволочными нитями перемешивали осевший конденсат, превращая его во что-то гибкое и цепкое. Он не обратил на это внимания, как и на самих адептов, когда те освящали тактическую броню дредноута Дрэварка священными маслами.

— Докладывай, — прорычал Дрэварк.

— Крейсер альдари, класса «Тень», на семь-пять-пять, перед нами. — Голос сержанта Артекса был дерзким и монотонным; угрюмое эхо лишь усугубляло это впечатление, как будто его слова передавались через силовую броню самим «Легированным». Пятеро братьев из полуконклава Дрэварка, разместившихся на палубе, смотрели на него пустыми глазами. Может быть, они сами всё ещё находились в симуляциях, несмотря на реакцию, которую они вызывали.

— Именно там, где и сказал Кристос, — пробормотал Дрэварк.

— Положение и курс полностью совпадают с расчётами магоса, — сказал Артекс. — После восемнадцати месяцев ожидания я начал думать, что Карисми ошибся в своём предсказании.

— Интересно, каково это, — сказал Артекс. — Посвятить свое нечестивое существование манипулированию судьбой лишь для того, чтобы в конечном итоге быть разоблаченным при помощи силы исчислений?

— Интересно, что ещё могут показать вычислительные прогнозы, — мрачно пробормотал Дрэварк. — Значимость этого корабля, к примеру. Чем оправдано, что из-за одного судна наш флот простаивает так долго?

Артекс посмотрел на него пустым взглядом.

— Ты выходишь из симуляции печальным.

— Этим орудием тяжело владеть.

— Именно поэтому мы его и используем. Благодаря этому мы станем сильнее.

В меланхоличном согласии Дрэварк поднял глаза к главному окулусу.

Корабль ксеносов был невероятно хрупким — безделушка из золотой проволоки и застывшего стекла, вращающаяся в бесконечной космической бездне. Солнце Пария-LXXVI было единственной точкой среди беспорядочно разбросанных звёзд. Тусклый белый свет солнца играл на замысловатых контурах корпуса инопланетного корабля, по двумерному переплетению его фотонных парусов пробегала слабая дрожь. Вход в Паутину, к которому направлялись ксеносы, выглядел как звёздная рябь, нарушающая космическую гладь в двадцати миллионах километров от элегантного носа чужацкого корабля, над которым зарождалось мерцание ставящихся парусов. На миг показалось, что корабль альдари дрейфует в тени своих преследователей: он поворачивался с нечеловеческой элегантностью на одной лишь инерции — техножрецы «Легированного» никогда бы не добились подобного от своих машин. Потом корабль подхватил ветер. Паруса натянулись, и за время переключения оптического цикла стройное судно перешло от почти статического состояния к гиперскоростному. Корабль оказался между ударным крейсером «Брут» и его эскортом. Стробирующие лучи пульсаров альдари сорвали пустотные щиты более крупного корабля, и ксеносы оказались за кормой имперских судов, оставив тех преследовать свои голографические фантомы. Всё произошло прежде, чем у кого-либо из имперцев появился шанс открыть ответный огонь.

Похоже на клан Борргос — они всегда чересчур стремятся приблизиться к противнику.

Сверив форму и опознавательные знаки корабля альдари с ксеноглифическими архивами «Легированного», Дрэварк нашёл профиль, с которым тот совпадает на восемьдесят четыре процента.

«Копье Иши».

Этот корабль дважды атаковал эсминец клана Морлааг «Закаленный коготь» в конце M35. К сожалению, после Раскола Мойры «Закаленный Коготь» включили во флот ордена Сыны Медузы, и вместе с ним передали более подробные записи симуляций. Жаль. Усвоенные идеи и проверенные тактики, испытанные за девять тысяч лет конфликта между миром-кораблём Алайток и кланом Гаррсак, просочились в активную память Дрэварка. Общая трехмерная схема, отображенная на дисплее визора, основывалась на окулусе корабля альдари и внутренней архитектуре, воспроизведённой по примеру «Вестника Восхода» и сотне других кораблях схожего с ним класса, взятых на абордаж ранее.

В бою, близком к рукопашному, «Брут» обладал достаточной огневой мощью, чтобы противостоять трем кораблям альдари своего класса. Альдари, разумеется, тоже это знали, и Дрэварк неохотно уважал их за то, что они действуют с учетом этого.

— Они попытаются сбежать, — сказал он. — Когда альдари сталкиваются с подавляющей силой, в девяноста трех процентах зарегистрированных случаев они пытаются сбежать.

— Согласен, — сказал Артекс.

— Я рад, что ты согласен, брат. Передает ли связь мою радость?

Пауза.

— Нет.

— Я рад.

Остатки лица Дрэварка сморщились от боли, когда он проник в командные уровни клановой связи в поисках сигналов местонахождения конклава. Оптический дисплей закрыли идентификационные руны. Тридцать воинов клана Гаррсак. Все они столпились на посадочных палубах, кроме Артекса и его полуконклава, находившегося на мостике. Обладая абсолютной властью благодаря кодам капитана, он мог врезаться в закрытые вокс-передачи, перехватывать визуальные каналы, отслеживать жизненные показатели своих воинов и даже отключать их, если вдруг пожелает. На этот раз он больше ничего не навязывал.

«Легированный» нес в себе треть сил клана. И у Дрэварка был всего один корабль.

Его авторитет не распространялся на разграничивающие кодовые стены крейсера клана Борргос «Брут» и его эскортной флотилии, но Дрэварк знал, что ещё два полных клана будут на своих посадочных палубах.

О силе, заключённой на борту «Всемогущества», он вообще не имел ни малейшего представления, но это было бы здорово. Дух Железного Барка не бросил бы якорь с чем-то меньшим.

— Орудия на полную мощность. Выровняйте линейные матрицы. Загрузите посадочные капсулы, но отложите запуск до моей команды.

Дрэварк согнул когти. Костяшки облачённых в перчатки пальцев поддались с чередой артритных хрустов. Он посмотрел на них сверху вниз — в терминаторской броне это было крайне грубым действием, от которого металлические суставы взвыли, а сервомышцы напряглись.

— Тело исчерпывает себя. С возрастом оно становится закостенелым.

Ему не ответили.

Горстка смертных рабов, последовательно подключенные к сети сервиторы мостика и даже воины конклава Артекса, несмотря на весь хваленый коллективизм клана Гаррсак, существовали в отдельных мирах.

— Помните о приказе Железного Отца Кристоса, — прорычал Дрэварк. — Видимые повреждения корпуса по возможности нужно свести к минимуму.

— Да, повелитель, — ответил старший раб.

— Прикажите «Бруту» следовать за нами, а сопровождающим — занять боевое построение. Как будто мы атакуем в полную силу.

— Да, повелитель.

Дрэварк сжал когти.

— Приготовиться к абордажу.

II

— Альдари мстят, — сказал первый сержант Теларрч, наблюдая за разворачивающимися в пустоте действиями с девятнадцати синхронных камер, установленных по всей флотилии Железных Рук и ноосферно интерполированных в его разум. Он чувствовал себя достаточно компетентным, чтобы высказать дополнительное замечание: «Неожиданно». Пока он наблюдал, «Брут» маневрировал, чтобы держать корабль альдари на расстоянии; ксеносы в полной мере использовали свою мобильность и скорость, чтобы свести видимость силуэта к минимуму. Эскорт отступал к своим боевым порядкам, в то время как «Легированный», крейсер клана Гаррсак, продвигался вперёд; его двигатели работали в одну десятую мощности, чтобы не рисковать.

— Их сопротивление лишь иллюстрирует их нелогичность.

Магос Карисми принял медитативную позу посреди рунных хранилищ и дисплеев, расположенных в виде лепестков. Они показывали недоступные пониманию Теларрча регрессионные алгоритмы и поток бесконечных степенных рядов на световые годы. Лицо магоса представляло из себя алюминиевый череп, украшенный драгоценным ормолу с цифровыми обозначениями ранга и благословениями шестерни. Морозный блеск высветил орбиты глаз и выступы скул магоса, когда тот повернулся, предлагая Теларрчу непрошеную любезность зрительного контакта.

— Приверженность исчислению гарантирует, что обязательство к действию наступает только тогда, когда победа не вызывает статистических сомнений. Альдари придется признать, что неповиновение может привести лишь к поражению.

Теларрч ничего не понял, но ему и не требовалось понимать.

Он следовал за Кристосом с самого начала. Он был первым, кто подвергся церебральной перестройке, и радовался, что библиарии Железного Отца выжгли из его разума даже воспоминания о слабости. О времени, предшествующем Кристосу, он не помнил ничего. Имена офицеров и Железных Отцов, чьи неудачи предшествовали возвышению Кристоса, вылетели у него из головы. Жизнь Теларрча началась в холодных камерах «Всемогущества». Кристос был кланом Раукаан. Он был Железными Руками.

Теларрчу выпала честь повиноваться этому приказу.

Кристос желал ксеносов. Теларрч не знал, и его не интересовало, зачем. Кристос получит ксеносов.

— Снять кодовые барьеры «Легированного» и «Брута». Возьмите на себя прямой контроль над сетями наведения кланов Гаррсак и Борргос.

Подчиненные духи машин, населявшие командную палубу «Всемогущества», защебетали и засвистели в ответ.

Пустотная крепость-монастырь клана Раукаан была чудищем доисторической эпохи, построенным благодаря угасшему искусству в тлеющем свете Ереси Хоруса. Свет давали только главный окулус и горстка активных консолей, освещая пустынные рабочие станции, затянутые коркой льда. Работа когитаторов вычислительных машин — вот и все, что согревало внутренности барка в абсолютном холоде космоса. Скрежещущее эхо от стрекота работающих агрегатов гуляло по похожему на собор пустому пространству, покинутому последними смертными членами экипажа полвека назад. На каждой третьей или четвёртой станции ручные операции, недоступные «Всемогуществу», выполняли сервиторы. У лоботомированных тел глаза были выпученными, а прожилки — синими от густой антифризной жидкости, которая текла по их кровеносным системам, постепенно превращаясь в шелуху медленного разложения в паутине подключаемых портов и магистральных кабелей. Несмотря на консерванты, раскисленную атмосферу и холод, в биологических блоках разило формальдегидом и застарелым запустением. Трое Железноруких стояли на страже — сталагмиты из пластали и керамита в виде аугментированных трансчеловеческих воинов.

Со стоном пластали и потоком кода допотопный дух «Всемогущества» сообщил Теларрчу, что он принял командование орудиями флота. У корабля не было хозяина. У него не было команды. После пяти столетий под руководством Кристоса он не потерпит ни того, ни другого.

— Запустить боевые корабли и подключить их к матрице, — приказал Теларрч.

«Всемогущество» ответило утвердительно.

С достаточным количеством киломозгов, настроенных на выполнение этой задачи, «Всемогущество» сможет перехитрить голографическую защиту альдари. Такова была мощь, которую Омниссия даровала тем, кто готов её принять.

— Предупредите все команды, чтобы они запустили капсулы, как только ксеносы войдут в зону досягаемости.

— Я подсчитал, что без предварительного отключения точечной защиты каждая пятая капсула будет потеряна.

Теларрч впитал обновленную информацию о вычислениях магоса. Только при совершенном предвидении можно было отделить случайное от провиденциального, и логика подсказывала, что предвидение Теларрча не было совершенным. Он не был Кристосом.

— Приемлемо.

III

Стартовая руна окрасила алым внутреннюю часть посадочной капсулы Джаленгаала. Свет придавал доспехам его воинов однотонно тусклый пурпурный оттенок, будто между ними не хватало места, чтобы его рассеять. Только когда свет попадал на серебряные окантовки, знаки клана или голый металл бионики, он отражался полностью красным. Никто не шевелился. Они были оружием, ожидающим, чтобы его извлекли из закрытых страховочными скобами пазов и использовали, они проявляли к намерениям их владыки столько же интереса, сколько и силовой кулак. Они из клана Гаррсак, и Гаррсак повиновался.

Из девяти только один вообще отметил оптическую тревогу.

— Ты отвечать собираешься? — спросил Боррг.

Неофит держался с грубоватой заносчивостью, и из-за этого его броня казалась больше, чем на самом деле. Высокий горжет, усеянный металлическими заклёпками и увешанный кольчугой, закрывал лицо без шлема до уровня слишком больших глаз. Из-за глаз скаут выглядел взвинченным, готовым ко всему, даже жаждущим этого. При виде такого большого количества бледной обнаженной плоти Джаленгаал чувствовал себя испорченным, будто ему на броню попала крупинка грязи. Он подчеркнуто отвел взгляд, предпочитая просматривать передающиеся по его каналам связи тактические данные от Дрэварка и других сержантов.

Железный Капитан выражал некоторую тревогу по поводу отзывчивости оружейных систем «Легированного».

— «Брут» уже запустил абордажный корабль, — продолжал Боррг, по-видимому, стараясь скрыть ошибочное — на этот раз — впечатление, что его никто не слушает.

Джаленгаал знал, что неофит принадлежал клану Борргос, и после потерь, понесённых на Тенносе, клану Гаррсак пришлось затратить много ресурсов и прав, чтобы заполучить скаута.

Как бы Джаленгаалу хотелось поучаствовать в этом расчёте затрат и выгод.

— Я вижу по интерлинку, что два полуконклава Тартрака и Кастана уже на борту корабля и вступили в бой, — сказал Боррг.

— Не позволяй имплантам врезаться себе в голову, неофит, — проворчал Бурр.

Джаленгаал медленно повернулся.

Из-за экранированных поршней, обшивки, ремней и распорок его заместитель по конструкции скорее походил на десантную капсулу. Его восстановили после Тенноса, как и многих других, и он стал сильнее, чем прежде. Но если Бурр и понял, что пошутил, то виду не подал. Неодобрение Джаленгаала растворилось в общей системной связи.

— Пусть «Брут» нанесет удар первым, — пренебрежительно сказал он. — Это увеличит наши шансы на успех. И выживание.

Боррг нахмурил брови. Может, он и заявлял о какой-то отдаленно человеческой преданности предыдущему клану, но теперь он был частью клана Гаррсак, и Гаррсак повиновался. Неофит кивнул — его лицо почти исчезло за украшенным шипами горжетом.

— Если ты жаждешь славы или почестей, надо было умереть смертным.

Джаленгаал задавался вопросом, была ли его кровь столь же горячей когда-то раньше, до того, как он осушил её, заменив заключенными в железо синтетическими соединительными жидкостями. Память говорила ему «нет», но это было ее упущением, не первым за двести лет.

— Война бинарна. Успех или неудача. — Он оглядел свой конклав, всё ещё неподвижный, если не считать случайных мышечных подергиваний Боррга. Дух доспеха Джаленгаала потребовал от конклава отчетов о состоянии, и они подчинились: руны раскинулись по дисплею в прокручивающейся иерархии выслуги лет и званий. Тем не менее, Джаленгаал спросил: — Все готовы?

— Готов, — сказал Бурр.

— Восемнадцать месяцев бездействия — не лучшая подготовка, — сказал Стронций.

— Долгое ожидание единственного корабля альдари, — пожаловался Боррг.

— У тебя плоть зудит? — спросил Деймион.

— Моя плоть жаждет боевого ножа, — выпалил в ответ неофит.

Торн, громоздкий воин с крылатым шлемом, напоминающим роботизированную аквилу, и ломаными очертаниями редкого силового доспеха Мод. VIII, недовольно вздохнул. Как и Боррг, он обошелся клану Гаррсак в определенную цену, но на этом сходство заканчивалось. Последним аугметическим позвонком в его длинной цепи был протравленный кислотой адамантий клана Авернии. Торн был не особенно рад «понижению в должности» из ветеранской роты.

— Активируй наконец руну.

Игнорируя скрытый вызов в тоне ветерана, Джаленгаал протянул руку, чтобы нажать на руну активации.

— Подожди. — Лурргол уставился в пол, словно намереваясь уличить его во лжи. Он поднял глаза, раскачиваясь из стороны в сторону от растущей настойчивости духа абордажной капсулы, и вгляделся в лица братьев. — Где Кардаанус?

Джаленгаал напрягся.

— Кардаанус погиб, брат.

Лурргол, казалось, смирился с этим и снова замолчал.

Было ли чувство, приходящее каждый раз, когда приходилось повторять этот разговор, болью или горем?

Чувство походило на ощущения от сломанного ребра: тупая пульсация где-то между вторичным сердцем и сокращенными органами пищеварения. Часть его ничего так не хотела, как вырезать этот фрагмент и заменить его чем-то инертным, но другая часть, та, которая горевала по брату, не могла так поступить. Это чувство относилось не к Кардаанусу, потому что он погиб на Тенносе в битве с предателем-скитарием. Его детали были распределены среди конклава. Его прогеноиды были собраны, чтобы превратить следующее поколение неофитов в последователей Боррга и его сверстников.

Кардаанус будет жить вечно.

Джаленгаал огорчался из-за Лурргола.

— Как он может быть погибшим, если я все ещё слышу его? — прошептал Лурргол палубе под своими ботинками. — Он всё ещё готовится к абордажу. Разве ты не слышишь этого? Только я слышу?

Конклав переглянулся.

— Кардаанус погиб, брат.

С этими словами Джаленгаал нажал руну.

Абордажная капсула затряслась, будто выпущенный на свободу зверь. Шум усилился, когда ракетные турбовентиляторы заработали на полную мощность. Джаленгаал услышал в воксе что-то похожее на обрывок гимна, или, может быть, два наложенных друг на друга обрывка — Железный Капеллан Браавос, поддерживающий веру как людей, так и машины, прежде чем слуховые имплантаты включили процедуры автоматической блокировки. Остался лишь сдавленный стон, тянувшийся несколько секунд. Потом не осталось ничего. Только ровное тиканье работающей кибернетики, эхом отдающееся в герметичных пределах шлема.

Странно. До чего же неприятным бывает напоминание о собственных киберорганических функциях, когда смерть совсем рядом.

Ракетные турбовентиляторы вложили всю свою ярость в апокалиптический взрыв, который сотряс «Легированный» до самого основания. В то же время магнитные зажимы, удерживающие капсулу на месте, сменили полярность и запустили её в пустоту.

Железных Рук трясло в ограничительных скобах. Освещение мигало, а оружие и снаряжение гремели в укладке, в руках, на коленях. Хлюп-хлюп — вторичное сердце начало колотиться в железной груди Джаленгаала. Он крепче сжал болтер, второй рукой прижав его кубический ствол к набедренной пластине. Джаленгаал уже не вспомнить, когда в последний раз потел или ощущал настоящую тревогу во время абордажа, но старые привычки сложно умертвить, — не то что плоть. Даже сложнее, чем старых воинов.

Телеметрия, которую «Легированный» передавал на шлем Джаленгаала, глючила, искривлялась, а затем, когда абордажная капсула яростно рванулась из своей клетки, и вовсе исчезла. Из общего беспорядка выделялся один пласт цифровых символов.

Шесть тысяч километров —

Четыре тысячи —

Две —

<Омниссия благослови этот инструмент>, — кантировал Торн.

— Аве Омниссия!

Джаленгаал ответил громко, но не от переживаний, а из-за того, что передние датчики сближения только что активировали магна-мелты капсулы, и ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным сквозь их рёв.

Затем девяносто пять тонн металла, движущегося со скоростью две тысячи километров в час, ворвались в разжиженный инопланетный пластек.

Воины врезались в страховку, когда абордажная капсула вонзилась в легкий корпус корабля альдари и продолжила движение. Визжа и содрогаясь, капсула ударилась в надстройку инопланетного корабля, пока не остановилась после своего яростного выпада. Воинов отбросило назад, в противоположную сторону, страховочные скобы отсоединились — судя по показаниям хронометра в шлеме Джаленгаала, эта передышка длилась полсекунды.

Передний люк вырвало взрывом. Его изогнутые фрагменты с лязгом врезались в корабль пришельцев.

Джаленгаал поднялся.

Конклав, жужжа моторизованными суставами, последовал его примеру, раздался грохот скрежета и щелчков, когда серповидные магазины вставлялись в болтеры и пистолеты, зубодробительный гул Кардаануса — теперь Стронция, когда лазпушка подключилась и запиталась энергией. Широко раскрыв глаза, Боррг со смертельным голодом зажег огнемет; в играющем на его горжете пламени и тенях на покрытом шрамами лице неофита было что-то первобытное. Он оставил шлем в ячейке.

— Подождите, — сказал Лурргол, последний в очереди в конце десантного выхода; болтер висел в одной руке, пока он осматривал ряд явно незнакомых лиц между ним и его сержантом. — Где Кардаанус?

Джаленгаал приставил болтер к нагрудной пластине и, не говоря ни слова, бросился вниз по открытому пандусу.

По крайней мере, он знал, как бороться с враждебными ксеносами.

IV

Когда ведущие в центральный нексус резные двери из дерева геа разлетелись от ужасного удара, Эльрусиада наполнила ярость. Панели раскололи центр, диорама «Хек, рисующий карту Внешнего Неба» разлетелась в бесполезные щепки. Твёрдая древесина расщепилась и стёрлась, в конце концов развалившись под бронированным сапогом высокого варвара.

Броня у него была матово-чёрной, с серыми пятнами в тех местах, где сюрикены и клинки повредили примитивную роспись. Глаза-линзы пронизывал серебристый свет, а шлем походил на зверя в наморднике. Существо издавало звериное, машинное фырканье, когда пробиралось сквозь обломки двери. Его бочкообразную грудь обвивали витки ребристых кабелей, броня в одном месте была усилена железными полосами, которые в то же время служили креплениями для огромной механической левой руки. Каждому движению предшествовал мучительный вой вспомогательных усилителей. Его жестокость обрамляли односложные серебристые изображения железных черепов и зубчатых колес; они сверкали, как литые руны, когда череда рассеивающих лазеров и сюрикенных пушек освещала его сверху.

Космодесантник невозмутимо прошел сквозь шквальный огонь — чёрное сердце рикошетной бури, которая сорвала то, что осталось от двери и мозаичного пола, но не смогла сбить ни единого шага воина в тяжёлой броне.

Затем он поднял пистолет.

Разрывные снаряды разнесли в клочья лёгкие укрытия в виде балюстрад, окружающих галереи, повредив статуи героев, которые наблюдали за происходящим в беспомощном ужасе. Ещё несколько воинов с хрустом вломились в разбитую дверную раму. Всего пятеро.

Стражи альдари открыли ответный огонь из-за резных фигур из призрачной кости, стоявших рядами вдоль прохода; темп их отступления точно соответствовал темпу продвижения незваных гостей. Отрывистый залп примитивного огнестрельного оружия был оперной партитурой, крики, взрывы и разрушение произведений искусства — крещендо к его драматическим движениям. Это привело воинственный дух Эльрусиада в ярость, практически оторвав его ноги от пола, когда он бросил вызов, который едва мог расслышать из-за стука крови в ушах.

Он вытащил оба пистолета из кобур, и к охватившей железного мон-кея иссушающей буре добавились сюрикены и вибро-лучи.

Выкрикнув свой собственный боевой клич, Лаурелей собрала отряд стражей, чтобы встретить массивного воина на лестнице.

Даже несмотря на пульсирующий в его венах дух войны, Эльрусиад сопротивлялся порыву присоединиться к ним.

Сойтись врукопашную с чем-то подобным значит почтить не Кхаина, а Иннеада.

Стражи с искусно сделанными мечами и сюрикенами вступили в бой, но воин не сбавил шага. И не ускорился. Он просто шёл сквозь них, будто ему препятствовала высокая трава. Один из стражей закричал, пав под сапогом великана. Другого сокрушили локтем. Третью разорвало изнутри. Доспех варвара украшала драгоценная кровь древней расы. Звуковая вспышка — что-то, похожее на смех — проскрежетала через его лицевые динамики.

Лаурелей отпрыгнула в сторону, грациозно орудуя клинком, словно Арлекин, исполняющий Танец Смерти. Космодесантник не мог ударить её — и не пытался. Он зашагал дальше, чтобы уничтожить преследователя автоматной очередью.

То, что осталось от Лаурелей, едва ли можно было назвать мясом.

Эльрусиад не испытывал горя, потому что теперь он был Войной, а война порождала лишь трупы.

Он, крича, зажал психические спусковые крючки пистолетов, пока не закричал сам разум. По психопластику его маски воина катились кровавые слёзы.

Он отшатнулся от ступенек, нырнув под дисплей с драгоценностями; в тот же момент ответная вспышка болтерного огня обожгла плитку там, где он только что стоял. Эльрусиад скользнул за укрытие из призрачной кости, и болтерный огонь тут же вгрызся в него с другой стороны. Он поднял глаза. Штукатурная пыль и легкий пластек сыпались с израненных галерей, развевались разорванные знамена, брошенные оружейные платформы лежали, будто трупы. По меньшей мере дюжина стражей всё ещё продолжала стрелять, но теперь их почти не замечали, поскольку налётчики наступали на центральный нексус.

Война не ведает страха.

Восполнив заряд оружия при помощи психических сил, он поднялся из укрытия и выстрелил.

+Сражайся, Ишаншар+ запустил Эльрусиад. +Пробудите легионы призраков. Загони мон-кеев в объятия Иннеада.+

Вражеский командир тоже раздавал приказы. Из-за поворота лестницы и обрывков занавеса послышались выстрелы. Командир направил своих бойцов на второстепенные лестницы, чтобы они вошли в галереи с искаженными звуками.

Эльрусиад прочитал грубые имперские символы на доспехах командира.

Его звали Тартрак.

Война знала Войну.

Деревянные ступени скрипели под его титаническим весом. Впервые с тех пор, как он принял облик Кроворукого Бога, Эльрусиада осенило, что Райен Ишаншар потерян.

Единственная победа, которую он еще мог одержать, — предупредить автарха Йельдриана.

Эльрусиад попятился из укрытия, не замечая разразившийся вокруг него болтерный огонь, и сделал ответный залп, который хотя бы замедлил бы зверя. По броне космодесантника застучали сюрикены, будто Эльрусиад высыпал ему на шлем ведро драгоценных камней. Фузионный пистолет оказался более эффективным. Луч вибрирующих частиц прорезал плечо воина под восходящим углом, спереди назад; оружие обвисло в внезапно омертвевшей руке.

Космодесантник одной рукой поднял оружие и возобновил стрельбу, не теряя ни секунды.

Эльрусиад развернулся в сторону, оставив пробивающегося сквозь оставленный кристаллическим плащом след из призматических фантомов Тартрака и побежал к панели дальнемагистральной связи.

Он коснулся пальцами дисплея, положил руки на неподвижные терминалы, пробуждая их до состояния мерцающей подсветки. Сейчас свои посты занимали лишь умершие, и их призрачное зрение видело гибель экипажа задолго до того, как Эльрусиад признал её неизбежность.

Они были напуганы.

— А ты мастер бегства, ксенос. — Голос Тартрека был подобен наковальне, которую тащат по ложу из гвоздей. Он пустил болт-снаряд в соседний дисплей с камнями. Последовавший за этим взрыв осыпал Эльрусиада перламутром. Призрачный космодесантник, привязанный к панели дальнемагистральной связи, издал жалобный звук: мерцание драгоценных огней говорило о постоянстве смерти. — И что же ты будешь делать, когда Галактика закончится?

Эльрусиад не опустился до спора с примитивом. Он положил сюрикен на наклон консоли, сунул фузионный пистолет в кобуру и приложил обе руки к мысленному интерфейсу.

Он мог сделать это одним усилием воли, но ему нужно было действовать быстро.

+Йельдриан.+

Едва разум сформировал слово, как он почувствовал пробегающее по коже покалывание. Будто невидимые муравьи. Эльрусиад посмотрел на свою руку и увидел, что тонкие волоски встали дыбом. Он резко поднял глаза и увидел в воздухе ужасное пятно. Ещё несколько формировались на центральном возвышении нексуса. Его разум предложил формировать другое слово.

+Окружены.+

Эльрусиад с молниеносной реакцией схватил пистолет с консоли.

Прогремел гром, и искалеченная реальность раскололась, извергнув ещё одного гиганта в чёрных доспехах прямо к посту Эльрусиада.

Его доспех был украшен иначе. Огромная плечевая пластина изображала три пятиугольника внутри зубчатого колеса. Слои кольчуги ниспадали вниз по руке, самый верхний слой был усыпан ониксом и чёрным агатом, серебряные колечки вперемежку с черным железом образовывали повторяющийся математический узор. В руке из протравленной кислотой стали гигант сжимал дрожащий цепной клинок длиной почти в половину его огромного роста. Его грудь была более чем втрое шире, чем грудина Эльрусиада, на обработанной пластине размещался идол с распростертыми крыльями — люди называли его «аквила». Идол был белым, матовым с серебристыми гранями, одна птичья половина была заменена подобием шипастого механического скелета. На шлеме были зазубрины и антенны, а во лбу просверлена цепочка тяжёлых шипов — что-то вроде отметок за длительный срок службы. Эльрусиад насчитал пять.

Воину потребовалось мгновение, чтобы осознать, что его окружает: мерцание линз и случайные дуги эмпирейного колдовского света, струящиеся по его богато украшенному доспеху.

Эльрусиад выхватил фузионный пистолет и выстрелил.

Вибро-луч расплавил нагрудник воина и вырвался из спины, не оставив следов крови. Воин посмотрел вниз, на расплавленную аквилу, затем поднял взгляд. Болт-пистолет поднялся вместе с глазами, и он открыл ответный огонь.

Залп снарядов прошёл прямо сквозь голографический плащ Эльрусиада и попал в дальнемагистральную связь. Наварх ахнул, инстинктивно отвернувшись от источника огня, лишь для того, чтобы следующий взрыв пришёлся Эльрусиаду в лицо.

Из-за взрывной волны он дважды перевернулся, прежде чем его отбросило на пол в нескольких шагах от того места, где он стоял. Правая нога подогнулась под телом и онемела. Сломана. Лицевая маска треснула, ударившись боком о плитку. Кровь из неживой вены скопилась под разломом, и сердце Эльрусиада затрепетало, когда он провел по нему кончиками пальцев, отслеживая психоплазменную историю на мозаике пола.

Когда сдерживаемые маской разрушительные эмоции, кровоточа, вырвались наружу, концентрация Эльрусиада дрогнула. Гнев. Ужас. Лаурелей! Глаза защипали настоящие слёзы, но Эльрусиад стиснул зубы, сдерживая поток чувств, и заставил себя перевернуться на спину.

Возвышающийся над ним воин в замешательстве наблюдал за мерцающими голографическими огнями, с восхитительной медлительностью падающими из воздуха — оптическое эхо осколков чешуи, которые дождем сыпались с разорванного плаща Эльрусиада.

Эльрусиад поднял фузионный пистолет вверх; пришлось схватить его обеими руками, чтобы унять дрожь.

— Передай это Той, Кто Жаждет, мон-кей!

Перенасыщенный энергией луч прочертил прямую линию от сопла оружия до нижней части подбородка воина. Шлем космодесантника просто испарился, верхняя часть взорвалась брызгами маслянистой жидкости и вонючего дыма. Наколенники космодесантника с сокрушительной тяжестью рухнули на пол по обе стороны от Эльрусиада.

Затем он начал заваливаться вперед.

Забыв об оружии, Эльрусиад сложил руки, защищая лицо, прищурил глаза и, скорее с отчаянием, чем с вызовом, направил мысли на то, что осталось от дальнемагистрального реле. Времени на составление сообщения не было. Того, что уже было продумано, должно быть достаточно.

+Эльданеш пал.+

Его разум, к счастью, отсутствовал, когда тонна керамита превратила в фарш его бренное тело.

V

Джаленгаал ждал Кристоса со своими братьями-сержантами. Железный Отец вошёл через час и одиннадцать минут после того, как Джаленгаал явился на мостик.

Техноадепты, которых магос Карисми отправил собирать технологические богатства мостика, поспешили убраться с его пути. Многие прослужили бы Железному Десятому всю свою жизнь. Они бы испытали на себе беспокойный шепот духов-машин, порабощенных трансчеловеческой оболочкой. Они бы узнали грубую физическую силу, мощный вой, грохочущее присутствие Адептус Астартес. Некоторые, возможно, даже последовали примеру своих повелителей, очистив нервные пути, чтобы такие эмоции, как страх или отвращение, распространялись медленно, если вообще распространялись.

Кристос заставил их замолчать.

Массивные металлические ботинки лязгали по инопланетной мозаике, пока Железный Отец шагал между встревоженными адептами.

Пара стражей-скитариев щуплого телосложения стояли на страже у ступеней — прямоходящие кузнечики в биоусиленных панцирях, составных забралах и красных одеждах. Энергопоглощающее плетение впитывало и без того скудный падающий свет, делая их неестественно тёмными. Эмблемы Адептус Прогностикае и Железного Совета мерцали среди стигийских складок. Когда Железный Отец поднялся по ступенькам, они опустили дуговые винтовки и отдали честь, сохраняя неподвижность ещё долгое время после того, как Кристос прошёл, будто их суставные сервоприводы заморозило.

Джаленгаал все ещё ждал, пока Железный Отец достигнет вершины. Как и шестой сержант Колоддин. Как и Тартрак из клана Борргос.

— Ничему не доверяй, — гласил Скрипторум, и, несмотря на недостатки, которые доказал Феррус Манус, Железные Руки и их преемники хорошо усвоили уроки предательства. Все альдари были мертвы. Скитариев развернули для наблюдения за адептами, Железных Рук — для наблюдения за скитариями.

Кристос поднялся на центральную платформу; окрашенные прозрачные осколки взорвались под тяжестью модифицированной терминаторской брони.

Сержанты не отдавали честь — они были Железными Руками, — но их броня испускала бурю приветственных и подконтрольных фраз. Джаленгаал возмущался уступчивостью своих систем и вручную модулировал автоматическую выгрузку с задержкой в микросекунду и подтекстовыми сигналами антагонизма. Казалось, что Кристос ничего не заметил, но он заметил. Кристос видел всё. Узкие прорези для десяти оптических линз ледяным светом сияли вокруг чёрного шлема Железного Отца. В сочетании со свободным вращением его головы на оси шеи и обратимой заостренностью плеч, локтей и коленей это делало концепции ориентации устаревшими.

Не обращая внимания на трёх сержантов, по крайней мере, с точки зрения активных органов чувств, Железный Отец посмотрел на Теларрча сверху вниз — при движении наклонные оптические линзы издали визг. Первого сержанта клана Раукаан и хрупкие останки альдари, на которого он рухнул, укрывало нестабильное стазисное поле, мерцание жужжащего электричества синего цвета, излучаемое множеством портативных проекторов. На мостике присутствовала пара апотекариев.

Нихол даже не потрудился поднять глаза. С прикованных к броне апотекария ремней и крючков свисали разнообразные детали, бионические и органические, боевые модификации для замены, выпущенные из криохранилищ «Всемогущества», а также ценные фрагменты, собранные с павших во время абордажа. С большинства деталей капала какая-то жидкость. Апотекарий склонился над телом Теларрча, испуская щелкающие импульсы, когда тыкал в первого сержанта удлиненными когтями-зондами одной руки. Он пытался пробудить дух брони Теларрча, но от этого ещё более походил на стервятника, каркающего над свежей падалью.

Второй апотекарий поднял глаза. Сканирующая оптика, подсвеченная собственным безумным огнём, жужжала и жужжала, словно пытаясь найти точку фокусировки, сенсорные лопасти тикали и урчали, как проржавевший часовой механизм. На его доспехах не было специального указания возраста, что многие Железные Руки, помешанные на таких показателях, воспринимали как ещё одно свидетельство нестабильности апотекария.

Джаленгаалу был двести один год. Кристосу было шестьсот девяносто восемь лет. Говорили, что Думаар был древним ещё во времена, когда Железный Отец был смертным.

Кристос был не первым, кто веками пытался вырвать апотекария у клана Борргос. По профессиональным навыкам и стойкости в бою у него не было соперников в Ордене. По глубине знаний Думаар не имел себе равных. При этом он был напрочь лишен амбиций, за исключением тех случаев, когда это касалось улучшения его собственного тела.

А ещё он был сумасшедшим.

Слабых постигала либо лоботомия, либо смерть; Думаар был тем, что стало с думающими, будто у них есть решение.

— Он жив.

Голос Думаара вырвался из решеток шлема, как излучение из холодной трансурановой оболочки. Джаленгаал знал, что вне зависимости от нюансов или обстоятельств апотекарий с той же интонацией продекламировал бы «он умер», как и Универсальные Законы.

— Едва ли, — ответил Нихол. Встроенная в его силовой ранец серворука скулила и лязгала, модулируя поле стазис-излучателей. Она продолжала действовать даже без указания апотекария. — Уберём стазисное поле, и брат Теларрч умрет.

Джаленгаал молча наблюдал за этим обменом репликами. Он слышал о церебральном перестроении, которому подверглись воины клана Раукаан; по его мнению, эта операция была лишь в шаге от лоботомии. Очевидно, положение Нихола в апотекарионе избавило его от подобных манипуляций.

Думаар испустил дикий звуковой импульс — сочетание его собственной жестокой версии бинарика и, насколько мог различить Джаленгаал, ещё двух архаичных машинных диалектов.

— Тогда не убирайте поле.

— Вы были первыми на мостике? — спросил его Кристос.

Внешняя оптика Думаара, переключаясь, щелкнула, но он ничего не сказал.

Нихол раздраженно покачал головой.

— Отпусти его, военачальник. Его аугменты восстановят многих поврежденных братьев. Выживший контингент его конклава уже представил свои намерения относительно определенных деталей.

Каннибализация павших братьев на части, которые распределялись между родственными группами, была ритуалом, который способствовал как сильной привязанности, так и соперничеству. Джаленгаал подумал о Луррголе, прежде чем жёстко очистить ментальный путь.

— Возможно, им вскоре снова придется сражаться, — продолжил апотекарий клана Раукаан. — Если твои намерения относительно этого корабля останутся такими же, как прогнозировалось.

— Они и сейчас продолжают сражаться.

— Не имеет значения, — объявил Думаар. Его оптический визор заметно расширился, чтобы охватить как Железного Отца, так и его оппонента-апотекария. — Конечной целью был не захват корабля, а захват человека, который отправил его сюда для битвы. — Это не было вопросом. А молчание Кристоса не было ответом. — Ты обладаешь доисторической силой, не прибегая при этом к… — Вокабулайзер Думаара выпалил насыщенный двоичный код, прежде чем перейти к совершенно новой нити медузийского. Эвристика Джаленгаала идентифицировала его как рокан, диалект клана Фелг, который считался вымершим, — «…опрометчивой восстановительной хирургии».

— Интересное замечание, — сказал Нихол. — Особенно от тебя, Думаар. Образчика опрометчивых операций.

Думаар посмотрел на тело под стазисным полем.

— Семьдесят два процента мозгового вещества уничтожено. Непоправимо. Повреждения, характерные для оружия типа «мелта», выпущенного в черепно-мозговую полость. Не имеет значения. Амниотический переход к постоянным функциям киберорганической поддержки может быть достигнут при сохранении менее десяти процентов функций мозга субъекта. Он снова вернётся к Кристосу. С тридцатишестипроцентной вероятностью непоправимого помешательства, приводящего к смерти мозга.

— Интересное замечание, — повторил Нихол. — Исходящее от тебя, Думаар.

— Его можно поместить в саркофаг? — спросил Кристос; оптическое мерцание указывало на то, что теперь все его внимание сосредоточено на апотекарии его клана.

— Это не невозможно, но рекомендация безосновательна. У клана Раукаан нет лишних саркофагов. Позволь ему умереть, военачальник.

— А у клана Борргос?

— Ответ отрицательный, — сказал Думаар.

Со свистом сервомышечных связок и хрустом переориентирующихся суставов Кристос развернул свое чудовищное тело лицом к Джаленгаалу.

— А что насчет клана Гаррсак?

Сержант колебался. Его неприязнь через связь вытекла в ноосферу. Сейчас это действие даже не было сознательным. Железный Отец был ответственен за смерть Ванда и Руувакса на Тенносе и дорого обошелся Бурру и их бывшему сержанту Строносу. Если Кристос участвовал в восстании, как полагал Стронос, пусть и косвенно, то он повинен в гораздо большем. Мысли Джаленгаала снова обратились к Луррголу, и он нахмурился. Теннос был не последним случаем, когда два клана Железных Рук улаживали спор при помощи оружия, но Джаленгаал даже не знал, почему Железный Отец был так полон решимости подавить восстание скитариев без участия клана Гаррсак.

Это несоответствие раздражало.

— Саркофаг Ареса всё ещё не занят, — осторожно сказал он. — Но мы не станем добровольно отдавать реликвию, которой девять тысяч лет.

«Не тебе» — эти слова явно остались недосказанными.

— Эти сантименты недостойны тебя, десятый сержант. Оглянись.

Джаленгаал послушался, заметив технопровидицу в клеймах клана Борргос, когда та снимала пикты поверженной статуи.

— Реликвия для одного существа — это бесполезная технология для другого, — продолжил Кристос. — Клан Гаррсак пострадал из-за необходимой вербовки и пополнения запасов. Я поручу астропатическому хору «Легированного» обратиться с петицией к Железному Совету. Ваши Железные Отцы увидят выгоду от сделки, которая вернет вас в соперничество с другими средними кланами.

— Стронос никогда бы...

— Кардан Стронос не Железный Отец.

— Пока нет, — эхом отозвался Думаар.

— Пусть с Теларрча снимут снаряжение и поместят в постоянный стазис, пока не прибудет саркофаг, — велел Кристос двум апотекариям.

— Как прикажешь, — сказал Думаар.

Джаленгаал отвел взгляд. Гаррсак повиновался.

— Не существует такого понятия, как постоянный стазис, — сказал Нихол. — Даже самые совершенные системы рано или поздно приходят в упадок. Если первого сержанта в ближайшее время не поместить в саркофаг, он погибнет.

— Как скоро?

— Невозможно сказать.

Раздался резкий щелчок металла по плиткам, и Джаленгаал направил болтер на лестницу: он молча злился из-за того, что отвлекся настолько, что его застигли врасплох.

Кристос, к досаде Джаленгаала, никак не отреагировал.

Магос Карисми с явным интересом поскреб посохом мусор, разбросанный по инопланетной мозаике.

— Я приказал тебе наблюдать за изгнанием духа инопланетной машины, — сказал Кристос, не оборачиваясь.

— Голос Марса дал мне другие указания.

— Важнее моих? — спросил Кристос, наконец соизволив повернуть торс.

— Медузы достиг астропатический сигнал бедствия. Логи-легат передал его нам повторно.

— За те восемнадцать месяцев, что мы здесь прождали, я слышал тысячи запросов. Что делает эту просьбу достойной ресурсов моего клана?

— Это Фабрис Калливант.

Несколько секунд Железный Отец бездействовал, но, судя по направлению света от оптики, он смотрел на Теларрча. Или, может быть, на капитана корабля альдари, раздавленного его броней.

— Йельдриан.

Алюминиевый череп Карисми расплылся в широкой ухмылке.

Джаленгаал наблюдал и за ним, и за Железным Отцом, и за его братьями-сержантами. В голове звучала фраза «Ничему не доверяй». Здесь было замешано нечто большее, о чем он или даже Дрэварк не были полностью осведомлены.

— Не в этот раз, — сказал магос калькули.