Время Волка / The Wolftime (роман)

Перевод коллектива "Дети 41-го тысячелетия" Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Дети 41-го тысячелетия". Их группа ВК находится здесь.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Время Волка / The Wolftime (роман)
Автор	Гэв Торп / Gav Thorpe
Переводчик	Сол
Редактор	Dark Apostle, Татьяна Суслова, Larda Cheshko
Издательство	Black Library
Серия книг	Огненная заря (серия)
Предыдущая книга	Костяные Врата / The Gate of Bones
Следующая книга	Трон света / Throne of Light
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Предыдущая книга	Зов стаи / Call of the Pack

Посвящается волчьему брату Дейву Сайбергуту.

Содержание

Предисловие автора

Уверен, опытных читателей не удивит, что для рассказа больших сюжетов требуется намного большее количество слов. Безусловно, передать информацию об отдельных периодах истории, масштабных конфликтах и сражениях можно и в нескольких строках (о чём наглядно свидетельствуют дополнения к кодексам и своды правил Warhammer 40,000 от студии Games Workshop Background Studio). Однако для того чтобы тронуть сердца и умы фанатов, внутри повествования требуется определённый размах. Этот урок я усвоил в самом конце серии «Осада Терры», ставшей кульминацией множества отдельных эпизодов и сюжетных линий, втиснутых в заданную последовательность событий.

Целью серии «Огненная заря» являлось воссоздать нечто столь же грандиозное и захватывающее, как «Ересь Хоруса», опираясь при этом на опыт совместной работы авторов «Возвышения Зверя» и «Осады Терры». Крестовый поход Индомитус существует в интересном повествовательном пространстве. Об этом писали в сразу нескольких продуктах Games Workshop — в некоторых случаях очень подробно, — однако в целом этот период истории всё ещё остаётся огромным чистым холстом, на котором возможно раскрыть множество событий. Хотя в нём нет отсылок к реальному миру или «Ереси Хоруса», Индомитус обладает главным достоинством: он позволяет продолжить истории хорошо известных героев и злодеев в актуальном времени Warhammer 40,000, а также вводит новых персонажей, которые в дальнейшем имеют все шансы стать любимчиками фанатов. Однако, возвращаясь к сути, на страницах «Огненной зари» развитие требуется и давно известным участникам событий (таким как Робаут Гиллиман), и только открывшимся читателю (например, кустодию Вихеллану).

Есть также то, что мне нравится называть повествованиями на «переднем» и «заднем» плане. Роман сам по себе должен быть законченной и самодостаточной историей, и в то же время продолжающей более масштабный сюжет серии. Удели мало внимания переднему плану, и произведение вполне могут воспринять как ничем не примечательный мостик между другими событиями (от чего часто страдают вторые романы трилогий), в то время как недостаточное количество «фона» сделает книгу бесполезной с точки зрения серии. По возможности передний и задний планы должны представлять собой бесшовную и связанную историю. Зачастую, используя классическую сюжетную структуру «А» и «Б» (поищите информацию в Интернете, если вы с ней не знакомы), можно описать события и переднего, и заднего плана, однако будет ещё лучше, если читатель даже не заметит места соединения и расхождения повествовательных линий.

Ещё на этапе задумки я решил, что «Время Волка» станет романом-тяжеловесом. Учитывая первые два романа серии и уроки «Первой стены», а также держа в голове то, чего я хотел достичь этой книгой, я заранее знал, что в ней будет скорее 150 000 слов, чем 100 000. Но несмотря на тщательное планирование, сюжет разрастался с самого начала написания. Он закладывал для персонажей основу, которая при необходимости позволила бы мне сплести истории разных героев воедино. К концу книги мне приходилось держать ситуацию в узде, чтобы не нарушить требования по количеству слов… Как и в книгах «Ереси Хоруса» и «Осады Терры», я, как мне думается, запросто бы дописал ещё тысяч тридцать.

Я считаю это добрым знаком и надеюсь, что читатели оценят различные темы и глубину, которые я смог раскрыть благодаря наличию достаточного творческого пространства.

Для меня было важно использовать фенрисские слова, ибо «Время Волка» — это моя ода Фенрису, моё любовное письмо Космическим Волкам. Как скажет вам любой поклонник 40К моего возраста, в наших сердцах для них отведено особое место. Волки являются одним из орденов, внешний облик и предыстория которого были должным образом «переделаны» к выходу второй редакции Warhammer 40,000 и серии кодексных книг, а затем легендарный скульптор Джес Гудвин оживил их своими фантастическими миниатюрами. Проследить наследие этого гордого ордена можно вплоть до «Вольного торговца», а именно до «Одобрено орденом: Книга Астрономикана». Это та самая книга, где впервые упоминается Время Волка со знаменитыми словами пророчества, о котором вы прочитаете на этих страницах.

Только со страниц 156-го выпуска журнала White Dwarf воители Великого Волка начали по-настоящему выделяться на фоне прочих орденов. Статьи Энди Чемберса, Джеса и Билла Кинга (которые впоследствии принесли Фенрису ещё большую славу романами о Космических Волках) впервые описали внешний образ и индивидуальность капитула в том виде, в каком мы его знаем сегодня.

Среди этих прекрасных миниатюр и расширяющегося нарратива Космические Волки получили своих первых уникальных персонажей — Рагнара Чёрную Гриву, Ульрика Убийцу, Ньяля Зовущего Бурю. Знаменательные дополнения для вселенной Warhammer 40,000. Они позволили мне по-новому задуматься о сути крестового похода Индомитус и предоставили возможность написать истории героев, чьи имена наиболее громко звучат в Империуме и за его пределами, а также окружить Космических Волков множеством других не менее интересных персонажей.

Такими Космические Волки и оставались на протяжении многих редакций настольной игры, пока некий мистер Абнетт не решил разобраться с их легионом-основателем в «Ереси Хоруса», показав в «Сожжении Просперо» совершенно иной взгляд на этих «космовикингов». Образ Волков Фенриса замечательно дополнился романами Криса Райта, которые в равной степени послужили источником вдохновения для описания ордена, о котором я хотел рассказать в этой книге.

Возможно, «ода» или «любовное письмо» — это не совсем подходящие термины, но я надеюсь, что раскрыл Влка Фенрика как нечто большее, нежели чем в их стереотипно-насмешливом виде. С хорошим приходит плохое, шершавое сменяется гладким, так и я решил отбросить часть имперских сказок и погрузиться в фенрисскую культуру и уникальность Космических Волков. Для меня это одна из составляющих любви: не просто восхвалять безупречный орден (признаю, вероятность этого была высокой, ведь я так много писал о Тёмных Ангелах!), а признавать недостатки и при этом любить.

Эта книга ни за что бы не увидела свет без множества писателей, что сочиняли обширную историю Космических Волков на протяжение более тридцати лет. Я многое почерпнул из рассказанных ими саг. В частности хочу поблагодарить своих коллег, Билла Кинга, Аарона Дембски Боудена, Криса Райта, Дэна Абнетта и Бена Каунтера.

Гэв Торп

Ноттингем, апрель 2021

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВЕРХОВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ КРЕСТОВОГО ПОХОДА ИНДОМИТУС, ФЛОТ ПРИМУС

Робаут Гиллиман, Тринадцатый примарх, Мстящий Сын, лорд-командующий, Имперский регент

Малдовар Колкван, действующий трибун стратарха Адептус Кустодес

Хурак, капитан Неисчислимых Сынов из рода Коракса

БОЕВАЯ ГРУППА «РЕТРИБУТУС», ФЛОТ ПРИМУС

Астопит, перворождённый, лейтенант Новадесанта

Вайрштурм, перворождённый, капитан Молотов Дорна

ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД У ФЕНРИСА

Гастий Вихеллан, Адептус Кустодес, щитовое воинство эмиссаров-императус

Арланд Касталлор, лейтенант Ультрадесанта

Госпожа Кольдерри Вертоциката, астропат «Неизбывной ненависти»

Одис, помощница госпожи Вертоцикаты на «Неизбывной ненависти»

Старшина Макома, младший сюрвейер-аккордант «Неизбывной ненависти»

Лейтенант Кармайхаз, вахтенный офицер стратегиума «Неизбывной ненависти»

ЛОГОС ИСТОРИКА ВЕРИТА

Девен Фракой Эстерант Мудире

Копла-вар

Оковень-Балковяз

λ-34-Элиптика

Алек Трестиний

ОТДЕЛЕНИЕ «ЛЮПУС-ШЕСТЬ»

Гай, сержант

Эгрей

Анфелис

Доро

Гарольд

Нейфлюр

ТЁМНЫЙ УДАР, БАНДА ПОВЕЛИТЕЛЕЙ НОЧИ ИЗ ШТОРМА УЖАСА

Эктовар, командир отделения

Фелшкас

Сериус

Нордра

Элизир

Ленте

Кеслос

ЗАЩИТНИКИ НОВИОМАГУСА-ГЛАВНОГО

Полковник Гандер, командующий войсками обороны Новиомагуса-Главного

Орстанца, капитан 4-й роты ордена Драконьих Копий

ВОИТЕЛИ ФЕНРИСА

Волчьи лорды и другие достославные воины

Логан Гримнар, Великий Волк, магистр ордена Космических Волков, владыка Чемпионов Фенриса

Энгир Погибель Кракенов, волчий лорд Морских Волков

Рагнар Чёрная Грива, волчий лорд Черногривых

Ньяль Зовущий Бурю, рунический жрец, Владыка Рун, главный библиарий Космических Волков

Энгилль Идущий-по-небу, рунический жрец

Хрольв Язык Войны, рунический жрец

Ульрик Убийца, верховный волчий жрец

Альдакрель, железный жрец

Бьорн Разящая Рука, почтенный дредноут, бывший Великий Волк

Гаммаль Унесённый Ярлом, командующий флагманом Логана Гримнара

Тюрнак и Фенрир, фенрисские спутники Логана Гримнара

Чемпионы Фенриса

Арьяк Каменный Кулак, королевский гвардеец, чемпион Логана Гримнара

Скор Изрешечённый, королевский гвардеец

Торвин Кинжалокулак, королевский гвардеец

Хротгар Морозный Череп, королевский гвардеец

Свен Полушлем, королевский гвардеец

Херьольв, королевский гвардеец

Одюн Вражья Погибель, волчий гвардеец

Железный Клык, волчий гвардеец

Хоргот, волчий гвардеец

Альрик Искатель Смерти, волчий гвардеец

Лейвар Дважды Убитый, волчий гвардеец

Древний Крюлл, почтенный дредноут

Сквальд Несущий войну, дредноут

Свард Кровавый Клык, дредноут

Убийцы Дрейков

Кром Драконий Взор, волчий лорд

Краки, волчий гвардеец

Бродд Зимнебой, волчий скаут

Дрог, вожак стаи Багровых Когтей

Ордас Чернохвост, Серый Охотник

Серые Шкуры Улля

Улль, вожак стаи

Сатор

Детар

Гарн

Форскад

Эйрик

Хари

ЖИТЕЛИ ЛАНДСАТТМАРА

Гюта

Бьёрти, кузнец, муж Гюты

Лува, сын Гюты

Корит, дочь Гюты

Орилк, старейшина, язык совета

Готрин Волнолом, этт-ярл

Агитта, старейшина, мать Бьёрти

Фэрас, старейшина

Кьёра, старейшина

Кьёрви, старейшина

Идра, старейшина

Артур Меткий Лук, охотничий ярл

Нораслов Страшнокус, этт-гард

Орин, этт-гард, родич Гюты

Хенгла Кольчужные Рукава

Фергас

Сиггурунд

Эркрандеп

РАЗЛИЧНЫЕ СЛУЖИТЕЛИ ИМПЕРАТОРА

Капитан Баргоза, командир корабля «Воздаяние еретикам»

Лесасо Яоик, астропат на корабле «Воздаяние еретикам»

Капитан Сома, командир Отпрысков Темпестус, 394-й полк Дельта-Львов

Лейтенант Такер, силы безопасности лорда-регента, 394-й полк Дельта-Львов

Уруль Сломанная Ветвь, кэрл-переводчик

Сержант Кулас, из сынов Русса

Калум, из сынов Русса

Экипаж «Сурового»

Лейтенант Гриер, начальница палубы, главная орудийная палуба правого борта

Энсин Каппаган, старший офицер второй батареи правого борта

Матрос Росси, командир орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Моаро, из расчёта орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Орад, из расчёта орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Кассонетта, из расчёта орудия №4 второй батареи правого борта

***

Редкие лучи летнего солнца согревают кристально чистое небо. Ветер наполняет красно-белые паруса. Ты чувствуешь, как судно скачет по высоким волнам, точно олень по весенней поляне. Ладья полнится силой: каждое бревно, верёвка и гвоздь скреплены воедино ради общей цели; совокупная прочность позволит справиться даже с опаснейшими из нападок стихии.

На носу корабля стоит высокий мужчина, но тебе не видно его лица. Члены команды наготове, но ты на них не смотришь. Внимание приковано к горизонту, к тонкой полоске зелёного и белого, что предвещает далёкую землю. Солнце клонится к закату. Гребни волн вспыхивают оранжевым и красным. Море волнуется всё страшнее, а ветер пронзительно свистит в снастях. Скрипит мачта, едва справляясь с новыми порывами. Под твоими ногами прогибается палуба, и корабль всё сильнее кренится в морских потоках.

И всё же ты плывёшь дальше к намеченной цели. Мужчина впереди недвижим. Его лысый череп будто бы озарён солнечным огнём. Воин слегка поворачивает голову, как будто что-то услышав.

Небо темнеет, обретая алый оттенок, а на твоём пути сгущаются чёрные тучи, вот-вот готовые разразиться бурей. Море становится всё гуще; волны бьют в корпус с ужасающим громовым грохотом, оставляя на крашеных досках красные пятна. Вой ветра почти заглушает рвущуюся парусину. Ткань расходится, яростно хлопая по вантам: с таким звуком бьют кнуты могучих великанов.

Воин впереди держится за драконоглавый форштевень, но теперь у мужчины в руке топор. Молния рассекает тёмно-красное небо, на мгновение озаряя нижнюю часть лица: рот растянут в свирепой ухмылке, обнажив впившиеся в нижнюю губу клыки, а щёки обрамлены заплетённой в косичку седеющей бородой.

Ты слышишь рычание кружащих вокруг существ. Команда закутана в меха; лица людей скрыты тенью, если не считать блеска нечеловеческих глаз и белоснежных клыков. Но страха нет, ибо ты один из них.

Море кипит, переливаясь через планширь, и будто кислотой брызжет по рядам щитов вдоль борта. Паруса больше нет, и над головой ревёт ветер, кидая корабль из стороны в сторону. Ладья опасно кренится под вздымающейся волной. Красный вал поднимается выше корабельного носа, мерцая собственным светом и очерчивая силуэт стоящего впереди воина. Мужчина с вызовом поднимает топор, из оголовья вырывается молния и уносится набегающей волной.

Вода это или кровь, сказать невозможно; алая жидкость пенится и бурлит в попытке проглотить корабль. Вокруг тебя волки с глазами из янтаря. Запрокинув головы, они воют все как один. Повелитель бурь на носу завывает вместе с ними, но его лицо по-прежнему скрыто. Он лишь оскалившаяся чёрная фигура на красноватом фоне всепожирающих морей.

Кровавый поток обрывается, оставляя после себя лишь берег из острых скал и смердящей грязи. Ты — волк, бегущий по валунам. По твоим ноздрям расходится отчётливый запах добычи. Корабль, воин, команда — все вместе с тобой превратились в волков. Ты — бьющееся сердце, что гонит охотника вперёд.

Из-под земли вырывается существо, увенчанное зелёной молнией. Оно настолько огромно, что касается густых облаков. Его плоть цвета нефрита, а глаза — пылающие огнём рубины. Руки чудовища тянутся вниз, хватая тебя за горло. Острые когти впиваются в плоть, вытягивая и выплёскивая в липкую грязь твою жизненную силу.

Раскрывается колоссальных размеров клыкастая пасть. Словно тёмная пещера, она усеяна древними ледяными сталактитами-зубами. Тебя поглощает тьма.

Пролог

Орад вытянул руку в надежде зацепиться и избежать удара, но в запястье всё равно вспыхнула боль. Наполовину свесившись с койки, матрос старался высвободить застрявшую в одеяле ногу. Грудь покалывало от соприкосновения с металлом палубы. В считаных сантиметрах от черепа оглушительно выла сирена; она вырвала несчастного из дремоты спустя всего несколько минут сна. Однако Орада свалило с кровати не внезапное пробуждение — он упал из-за неожиданного изменения локального гравитационного поля.

— Что за?..

Рядом стояли делившие с ним общую каюту остальные члены орудийного расчёта. У всех были такие же растерянные полусонные лица, и Орад понял: если он и получит какие-то ответы, то уж точно не от своих товарищей. Ему показалось, что в течение нескольких секунд гравитационные пластины находились почти под прямым углом, как у морского корабля на грани опрокидывания. Но сейчас всё пришло в норму.

— Приготовиться к экстренному варп-переходу! — заревело предупреждение по внутренней связи. — Пять секунд!

Колдинс начал молиться, и следом к нему присоединилась Летер. Две другие женщины, взявшись за руки, прижали головы к коленям. Орад сгруппировался, сцепив руки над головой, и сам начал беззвучно молиться. «Император, защити! Одари милостью послужить Тебе ещё один день!» Коротко и по делу. Двадцать канониров плечом к плечу сгрудились в двухъярусной каюте, заполнив всё пространство, и затем по корпусу «Сурового» пробежала сильная дрожь.

Орад ощутил вибрацию не только костями, но и душой. Он невольно вспомнил свой первый экстренный переход, случившийся тринадцать лет назад и всего через год после начала службы в Имперском флоте. Причиной тогда стал варп-шторм, которого чудом избежал навигатор «Сурового». Сейчас всё повторялось: разум словно выворачивало наизнанку, а шепчущие в голове голоса заглушали вырывающиеся вопли ужаса.

Затем наступила тишина как внутри головы, так и за её пределами.

В дверях появилась лейтенант Гриер, под косо надетой фуражкой виднелись седеющие волосы длиной до плеч. Из-за спешки женщина не успела собрать их в пучок, как того требовал устав. За спиной офицера-артиллериста нижней палубы правого борта подпрыгивал энсин Каппаган. Молодое лицо парня блестело от пота.

— Прорыв со стороны реального пространства, какая-то направленная гравиметрическая волна, — объявила лейтенант. Дай Бог-Император, если Орад понял хотя бы половину произнесённых слов. — Внутренний вокс перегружен. Займите позиции на батарее и готовьтесь к стрельбе.

Женщина шагнула назад, чуть не столкнувшись с Каппаганом; тот снял фуражку и отсалютовал офицеру, а затем каким-то образом проскользнул в каюту.

— Вы слышали начальницу палубы, — закричал энсин, стараясь звучать максимально уверенно. Для четырнадцатилетнего юноши — по стандартным терранским меркам — ему недоставало басовитости и внушительности старших по званию. И всё же офицером второй батареи был он, и это явно была не учебная тревога. Экипаж последовал за ним через другую дверь. Некоторые матросы успели одеться лишь частично: все спешили занять места, где уже ожидала другая вахта под руководством энсина Дойля — он был старше Каппагана на четыре года.

Орад добрался до рукояти горизонтальной наводки орудия №4, упёршись босыми ногами в пласталь лафета. К этому моменту сонливость как рукой сняло.

— Проверьте технику! — разнёсся по орудийной палубе приказ энсина.

Командир орудия Росси высунул в проём кулак с поднятым большим пальцем, тем самым подтверждая готовность.

Вместе с другими бригадами обслуживания макропушек Орад с товарищами проводили осмотр вверенных установок: системы вертикального и горизонтального наведения, автозагрузчики и ударно-спусковой механизм, именно в этой строгой последовательности. В обязанности Орада входило тянуть за рычаги управления, которые заставляли башню и орудие длиной почти в тридцать семь метров поворачиваться влево и вправо, а Кассонетта отвечала за те же самые действия в вертикальной плоскости. Моаро следил за процессом заряжания и установкой взрывателя, в то время как Росси, будучи капитаном, нёс груз общей ответственности за ярко-красный спусковой механизм — тяжёлую тяговую цепь сбоку от основной казённой части и чуть ниже канала автоматического заряжания.

Когда члены команды закончили подготовку, Орад навалился на стопорный рычаг, используя свой немалый вес для фиксации ствола в нейтральном положении. Скрежет шестерёнок и вой моторов сигнализировали о тех же действиях других бригад по всей километровой длине нижней орудийной палубы. Двадцать орудий — довольно внушительный арсенал для судна, классифицируемого как лёгкий крейсер. Впрочем, «Суровый» не нуждался в большем экипаже и свободном пространстве, поскольку на крейсере отсутствовали характерные для большинства имперских судов этого типа торпедные аппараты.

Сигнал тревоги на некоторое время умолк, но палуба по-прежнему купалась в тусклом янтарном свете аварийных ламп. Снизу лицо Росси подсвечивалось голубоватым сиянием стрелкового дисплея: небольшой экран сейчас бездействовал, ожидая информации о траектории от лейтенанта-канонира, который, в свою очередь, получал данные о цели и параметры выстрела из главного стратегиума.

Энсин Каппаган просунул голову в узкий проём башни.

— Отличная работа, четвёртая бригада! — воскликнул юноша. — Быстро и точно — вот наш девиз. Всем по двойной порции пузогрея, когда выберемся из этой задницы!

Матросы нерешительно поддержали обещание командира. Каппаган начал было уходить, как вдруг раздался его недовольный крик — энсин начал отчитывать третью бригаду за опоздание. Сиюминутно по палубе разнеслись извинения Летер.

— А что значит «одурщица»? — В замешательстве Кассонетта обвела товарищей взглядом.

— Это ты, — покачал головой Росси.

— Я бы вот не отказался от ужина, — пробормотал Моаро. Он размял толстые руки, поправляя хват на загрузочном рычаге. На тёмно-коричневой коже красовались грубые татуировки с изображением пустотных китов и чересчур фигуристых женщин. — Не нравится мне всё это.

Орад вынужден был согласиться. Он понятия не имел, что такое направленная гравиметрическая волна, но это звучало как какое-то мощное и крайне маловероятное воздействие на корабль в процессе варп-перехода.

Несколько минут передышки подошли к концу: к оранжевым аварийным огням присоединились новые трёхсигнальные сирены, приказывающие быть готовым к действию по всему кораблю. «Суровый» уже поднял пустотные щиты, привёл в действие двигатели и начал прощупывать ауспиками пустоту. Орад имел лишь смутное представление об этих процессах, но это не мешало ему быть благодарным за их работу.

— Поступают данные о цели! — По орудийной палубе от энсина к энсину разнёсся крик, а спустя несколько секунд лейтенант Гриер его повторила по трещащей внутренней связи.

Росси прикрыл руками глаза и сосредоточился на мерцающих цифрах и символах, которые наконец появлялись на стрелковом дисплее. Не отрывая взгляд от экрана, матрос начал диктовать слова: они звучали как единый монотонный ряд слогов, мало отличающийся от речи сервитора.

— Корма тридцать градусов зафиксировать опустить на двенадцать градусов зафиксировать канал заряжания три тридцать секунд взрыватель зафиксировать. — Матросы ринулись выполнять приказы, дав командиру орудия время на передышку. Орад наблюдал, как в потолке над его рычагом перемещается механизм наведения. — Ублюдки идут почти прямо на нас! Подтверждайте, живо!

— Зафиксировал на тридцать градусов к корме, — рявкнул Орад, налегая на стопорный рычаг. Его всегда впечатляла способность Росси визуализировать цель на основе набора цифр. Орад трижды пытался сдать экзамен на звание капитана, но у него постоянно недоставало ума претворить цифры в жизнь. Для него там было не больше смысла, чем в тарабарщине ксеносов.

— Опустила и зафиксировала на двенадцать градусов.

— Зарядил и зафиксировал третий канал, предохранитель на тридцать секунд. Взрыватель активирован.

— Приготовиться к залпу! — По приказу Росси матросы нырнули в звукоизолированный полубункер в передней части башни, подальше от расположенного наверху и позади казённика размером с дом. Сжимая кулак на натянутой через дверь убежища спусковой цепи, капитан не сводил глаз с незажжённого красного люмена в стене.

Наконец тот вспыхнул, заливая пространство ярким алым светом.

Росси потянул за спусковую цепь.

Цепная реакция механики и алхимии, которую Орад также не совсем понимал, вызвала оглушительный рокот. Гром прокатился по башне, многократно усиливаясь новыми ударами по орудийной палубе. Всего несколько секунд разделяли начало и конец учинённой какофонии — так звучал почти одновременный залп. Спустя ещё пару мгновений стены перестали дрожать, и матросы вернулись в главное помещение башни. Росси отпустил спусковую цепь и перевёл взгляд на уже пустующий экран.

Попал ли их снаряд в цель? Об этом бригада никогда не узнает. В бушующем водовороте орудийного огня невозможно было определить, где взорвался определённый снаряд, не говоря уже о результативности выстрела. В любом случае за это отвечают расчёты наведения: если боеприпас не достиг цели, значит, у сервитора произошёл какой-то сбой.

— Приготовиться к залпу! — снова раздался сигнал.

«Суровый» успел дать ещё один залп, прежде чем по орудийной палубе разнёсся нечастый, но гораздо более жуткий приказ.

— Явиться в оружейный отсек, приготовиться к абордажу!

Энсин Каппаган весьма пронзительно закричал, передавая приказ подконтрольным ему орудийным расчётам. Отделение сотрудников корабельной безопасности, облачённых в синие панцирные доспехи и с дробовиками и абордажными баграми наперевес, двинулось к трём дверям палубного оружейного отсека, в то время как капитаны орудий и их первые помощники — у четвёртого орудия таковыми являлись Росси и Моаро — встали в очередь за двумя тяжёлыми лазпистолетами, двумя шоковыми дубинками и энергоячейками для оружия.

Один пистолет Росси оставил себе, а другой отдал Кассонетте. Ораду и Моаро достались дубинки. «Суровый» обладал достаточной скоростью, чтобы ускользнуть от большинства более крупных вражеских кораблей, но вместе с тем и необходимой для превосходства всех меньших судов огневой мощью. До этого Орад брал в руки оружие всего три раза за всю жизнь, и в предыдущих случаях матрос возвращал его в шкафчик неиспользованным.

Крейсер подвергся обстрелу, но на нижней орудийной палубе это почти не ощущалось, к тому же пустотные щиты, казалось, держали удар. Время от времени в воздухе появлялись статические разряды, что указывало на возобновление работы генератора, однако характерного удара снарядов о корпус и воя сигналов потери давления слышно не было.

— Приготовиться к столкновению! — внезапно раздалось предупреждение, за которым тотчас последовал двойной рёв сирен.

Росси первым вошёл в камеру ведения стрельбы, за ним последовал Орад. Как только Кассонетта ступила в проём, корабль бешено дёрнулся, швырнув Моаро на автозагрузчик. Рухнув на палубу, матрос растерянно затряс головой, из раны на виске сочилась кровь. Кассонетта же упала на Орада, и оба с глухим стуком впечатались в мягкие шумоподавители, которыми были обиты стены. Росси удалось удержаться, опустившись на одно колено.

— Бездны тьма! Что это было? — сплюнула Кассонетта, уже выпутываясь из рук Орада.

Оставив вопрос без ответа, Росси протиснулся мимо, чтобы осмотреть Моаро. Тот стоял на четвереньках, и из раны не прекращала течь кровь.

— Меди…

Крик Росси потонул в оглушительном грохоте, отправившем всю бригаду в полёт через орудийную башню, прямиком во внешнюю стену. Неподалёку раздался скрежет прогибающегося металла, сопровождаемый пронзительным сигналом предупреждения о падении давления и хлопаньем аварийных дверей. Орад уловил треск пламени за мгновение до того, как рухнули щиты.

Электроцепи разорвало, и по отсеку замигали красные и оранжевые огни. От этого адского стробоскопа у Орада закружилась голова, и поначалу он не мог даже встать. Матрос оглянулся. Моаро было совсем худо: он лежал в луже собственной рвоты. Росси держался за плечо, словно получил вывих или перелом. Кассонетта встретилась мрачным взглядом с Орадом и ухватилась за протянутую им руку, чтобы подняться.

— Кажется, я слышала голос лейтенанта, — проговорила девушка. — Что-то насчёт тарана.

— Тарана? — рассмеялся Орад, несмотря на ситуацию. — Да кто будет настолько глуп, чтобы таранить космический корабль?

Ответ не заставил себя долго ждать. По палубе прокатилось эхо выстрелов, сопровождаемое воплями раненых канониров. Мигающие огни отбрасывали длинные тени на ведущий в башню дверной проём. Орад придвинулся ближе, то сжимая, то разжимая хват на дубинке и поглаживая большим пальцем кнопку активации электрического поля.

Хрюканье и рёв — то ли бессловесный, то ли неразборчивый — сопроводили новый шквал выстрелов. По мере приближения тени становились всё больше, а топот обутых ног — громче. Орад дрожал, раздираемый между желанием драться и необходимостью скрыться. Он занёс дубинку через плечо, готовый нанести удар наотмашь, и ещё раз взглянул на Кассонетту. Девушка ответила ему простым кивком, и с невысказанным согласием матросы вышли на подъездную дорожку.

Всего в пяти метрах от них стояло зеленокожее чудище. Ростом примерно с Орада, оно могло похвастаться длинными руками с объёмными мышцами и покатыми широкими плечами. Образ дополняли массивные, усеянные огромными клыками челюсти, короткий нос с раздутыми ноздрями и горящие красные глаза. Когтистая рука подняла пистолет, из дула которого тянулась струйка чёрного дыма. В другой руке существо держало окровавленную рубашку энсина Каппагана вместе с практически неузнаваемым месивом из его останков.

Кассонетта с криком прыгнула вперёд. Но прогремевший следом выстрел заставил голову девушки разлететься по сторонам, запачкав лицо Орада кровью и оцарапав осколками костей кожу матроса. Он широко раскрыл рот, но вопль так и не прозвучал. Дубинка выпала из пальцев, ноги подогнулись. Задыхаясь и всхлипывая, матрос успел увидеть лишь несущий тьму и покой зелёный кулак.

Глава первая

ШТОРМ УЖАСА

ОТЛОЖЕННОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ

СТАРАЯ КРОВЬ, НОВАЯ КРОВЬ

Предатели несли с собой бурю, и небеса заволокло сумраком. Тёмные тучи поглотили разрушенные шпили Холькенведа высотой в несколько километров: клубившиеся из пустоты облака опускались на руины города-улья, точно падальщики на труп. И, словно в рыщущей стае, внутри туч закопошилось что-то ещё. Оно кружилось и извивалось, проталкиваясь в разбитые проходы и скользя по треснувшим виадукам.

Вслед за приходящим туманом наступала всепожирающая чернота. Последние слабые вспышки люмосфер и световых полос потушила надвигающаяся тень. Жужжание атмосферных циркуляторов превратилось в механические потуги, которые с предсмертным вздохом вконец затихли. Безмолвие подавляло малейшее движение, будто захватывая каждую молекулу в ледяные тиски. Мёртвый, пришедший из холодных высот воздух опускался всё ниже по уровням города, скапливаясь в огромных трещинах в металле и ферробетоне, выдолбленных двадцатидневным упорством орбитального гнева. Тень и холод бродили по дворцовым залам и проникали в загоны рабов. Тьма струилась над раздувающимися телами; она ласкала окоченелые трупы и поглощала всё ещё висевшие в воздухе предсмертные вздохи.

Щупальца ледяной тьмы ползли по разрушенным вершинам шпилей, вслепую пробираясь сквозь учинённое опустошение в поисках признаков жизни. Медленно, но неумолимо чернота скользила к этим сгусткам тепла: она выслеживала не дыхание или кровь смертных тел, а нематериальное тепло человеческих душ.

Разрозненные выжившие стали первой добычей стелющегося тумана. Как господа, так и слуги оказались отрезанными от остальной части улья рухнувшими стенами, разрушенными коридорами и километровыми проломами, возникшими в результате ударов корабельных лэнсов. Смертоносное облако тоже не делало различий, каждый человек являлся крохотным лакомым кусочком. Потомок трёхтысячелетней Холькенведской аристократии или чистящий сточные трубы ребёнок — любой из них был одинаково сладким на вкус. Некоторые погибли от страха, их предсмертные крики пронзили облако и вскоре затихли во мгле. Ведомые предвещавшим тьму шёпотом, многие жители бросились в пропасти или разбили головы об острые обломки, оказавшись не в силах вынести неумолкающих речей о собственной никчёмности. Другие погибли в удушливом не-воздухе, пришедшем вслед за наступающим мраком, или от пустотного тумана, проходившего через сердце и обращавшего кровь в лёд.

Едва удовлетворённый немногочисленной добычей со шпилей, изголодавшийся туман устремился вперёд. В километрах от вершины сверкала жизнь, пылая точно угли, а местами и вовсе разгораясь до пламени. Ни одна душа не горела ярче другой, но в их сплочённости скрывалась сила — единый, рассеивающий тень свет. Время от времени пламя сплеталось в защитные кольца вокруг офицеров и священников, однако в стенах каждого замка веры зияли бреши с царившим внутри ужасом. Словно ведомая чьей-то рукой, тьма расползалась по городским уровням; она прощупывала, отделяя уязвимых от крепких духом, заполняла помещения фабрик и жилые блоки рабочих, при этом сторонясь пылающих кафедральных соборов и святилищ.

Когда все верхние уровни улья окутала тьма, буря разразилась с новой силой. Из бурлящего облака забили молнии, расползаясь по растрескавшейся шкуре древнего города. Неестественные заряды вонзались в открытые бомбардировкой раны на его гороподобном теле. С каждым ударом белая энергия раскалывала небеса, пока вершина Холькенведа не запылала, а тьма не задрожала от имматериальной мощи.

Вопящий и извивающийся столб энергии проникал всё глубже и глубже в улей, разделяясь и сливаясь вновь, мчась по залам, аллеям и туннелям, не просто проносясь сквозь тьму, но также являясь её частью.

Новая волна первозданного ужаса обрушилась на защитников центральной части улья. Несмотря на яростные предупреждения комиссаров, и ветераны, и новобранцы в равной степени побросали оружие и бежали, за что были вознаграждены лазразрядами в спину. Те же, кто не поддался страху, остервенело вцепились в ружья. По лицам солдат текли слёзы: в головах всплывали все возможные кошмары, которые они когда-либо помнили и представляли. Некоторые от ужаса испытывали физическую боль, другие отстаивали свой разум с помощью молитвы, хотя слова казались бессильными перед нависшей над ульем тишиной.

Внезапно бурю прорезали крылья, но не привычных воронов или ворон. В буйстве шторма неслись алые вспышки прыжковых ранцев и блеск глазных линз: будто искры посреди непроглядной тени, с зубами из болтов и когтями из плазмы. Крылатые, сотканные из тьмы и молний фигуры вырвались из мрака, наполнив пустоту шумом радостных визгов и смеха. Одарённые дьявольской силой предатели, в доспехах древнее самого Холькенведа, обрушились на защитников одновременно с бурей, от взрыва которой верховья улья превратились в пепел и обломки. На непокорные лазерные выстрелы и лай автопушек воины шторма ответили огнём болтеров, а спустя считаные секунды — кошмарными клинками и когтями.

Повелители Ночи.

Об их приближении провозгласил ужас, будто молнии оседлала сама смерть.

Гаю было приказано не обращать внимания на крики, но это оказалось чертовски трудно. Обострённый слух, к тому же усиленный авточувствами силового доспеха, всё время напоминал о какофонии преисполненных ужасом завываний и обрывающихся на полуслове панических воплей.

Несмотря на это, космодесантник-примарис следовал приказу и оставался на позиции с остальной частью ударных сил. В его отделении заступников осталось семеро астартес, хотя на Калдон IV Гай высадился с девятью. Хейндаль и Гестарт погибли при высадке, разорванные на части орудиями планетарной обороны. Когда-то эти пушки стояли на страже владений Императора, однако теперь обернулись против Его воинов.

Являясь частью дислоцированной роты из ста двадцати астартес, ударная группа состояла из шести отделений, одним из которых и командовал Гай. Все они были Неисчислимыми Сынами — братьями-примарисами, которым ещё предстояло сформировать новые ордены или быть принятыми теми, кто разделял их геносемя. Когда три стандартных года назад подразделение космодесантников покинуло Терру, в его составе находилось двести пятьдесят боевых братьев.

Они хоть и назывались Неисчислимыми, однако Гай надеялся, что кто-то где-то всё-таки подсчитывал погибших.

Несмотря на воинскую гордость, имело смысл позволить Астра Милитарум и верным полкам планетарной обороны Холькенведа принять на себя основную тяжесть атаки Повелителей Ночи. Но неужели предатели выжидали, когда силы лорда-командующего начнут отвоёвывать Калдон IV? Или, быть может, к настолько удачному налёту Повелителей Ночи привели капризы варпа — если, конечно, это в действительности были «капризы» для слуг Тёмных богов?

Гай не слишком интересовался общей картиной крестового похода Индомитус. Его душе хватало служить его частью: уничтожать врагов лицом к лицу и наблюдать, как рушатся их планы. Высшие материи казались ему совершенно лишними. Армии, точно фигуры на игровой доске, перемещались среди звёзд и сражались за миры, в то время как флоты уничтожали друг друга в пустоте. Всё, что для Гая имело значение, — это единственная поставленная лордом-командующим цель: отвоевать у врага Империум.

— Соберитесь с мыслями и ожидайте приказа, — напомнил лейтенант Астопит. Космодесантник говорил спокойно и неторопливо. Хотя лейтенант просто стоял, его словесный ритм соответствовал темпу, в котором тот расхаживал перед рядами отделений во время смотра. Гай мысленно представил проекцию командира, размеренно шагающего вдоль строя боевых братьев. Сержант заступников с точностью мог предсказать точку, где в данный момент находился бы лейтенант, не стой он сейчас у громадных дверей зала. Астопит являлся перворождённым Новадесантником, сантиметров на десять ниже ростом и на три столетия старше Гая вместе с его товарищами примарисами.

— Каждый крик, который вы слышите, — это священная жертва. Как Он-на-Терре несёт своё бремя во имя всего Империума, так и мы сейчас должны выдержать это испытание.

Посреди шума человеческих страданий и отчаянной обороны Гай уловил отдалённый грохот болтеров и треск энергетического оружия. Повелители Ночи подбирались всё ближе.

— Они должны быть в курсе нашей высадки, брат-лейтенант, — предположил сержант Фолькштейн из отделения агрессоров, что расположилось слева от Гая.

— Конечно, в курсе, брат-сержант.

Воображаемая проекция Астопита дошла до конца второго ряда, остановившись перед отделением сержанта Кормакки. Сохраняя парадный строй, Гай представлял образ лейтенанта, держа голову прямо и даже не моргая, — всё это было побочным эффектом тактических визуально-мнемонических процессов, включённых в пакет психодоктринации примарисов. Обладая более чуткой кинестезией, выходящей далеко за рамки таковой у неулучшенных людей, Гай инстинктивно ощущал местоположение боевых братьев. Кроме того, ходили слухи, будто Астопит загружал данные обратной связи с ретинальных дисплеев, чтобы иметь возможность проверить, не отводил ли кто взгляд во время смотра. Если лейтенант и примечал подобные случаи, то никого из воинов за это так и не осудил.

Терпеливо ожидая предстоящего боя, Гай размышлял о силах противника. Несколько флотилий и рот Повелителей Ночи истязали миры вдоль всей Железной Вуали — пограничной зоны в пределах влияния Великого Разлома, но не затронутой им напрямую. Что ещё более важно, миры Вуали располагались вдоль своего рода линии политической трещины, как понимал это Гай, окружённые захолустными системами между двумя секторами. Один исторически принадлежал Фенрису, а другой патрулировался крестовым походом Чёрных Храмовников. Вдобавок ко всему черта проходила по самой границе полуофициальных владений Железного Оплота и рыцарей дома Камидар. До прибытия оперативного соединения «Железная Вуаль» из боевой группы «Ретрибутус» местные имперские командующие ужасно страдали от нехватки внешних союзников, к которым можно было бы обратиться за помощью.

Поначалу Гаю казался удивительным тот факт, что несколько тысяч астартес-предателей поработили дюжину миров. Однако сообщение от лорда-командующего Гиллимана объяснило, как столь немногие смогли покорить столь многих. Нет, силой оружия это было бы невозможно. На Железную Вуаль обрушилось нечто гораздо более опустошительное: страх. Наводимый Повелителями Ночи ужас достигал такого уровня, что самой угрозы нападения оказалось достаточно. Поэтому правители Железной Вуали преклоняли колено перед сынами Кёрза и платили дань, стараясь избежать нападения.

Страх поработил двенадцать миров быстрее, чем смогло бы любое завоевательное войско.

Но ход мыслей Гая нарушил Астопит, продолжив речь.

— Сканеры Повелителей Ночи, да, возможно, даже эта спущенная на мир тень, сотворённая мерзкими варп-технологиями, сразу дали знать о нашем присутствии. И именно для того, чтобы склонить нас к необдуманному нападению, предатели устраивают подобное шоу с резнёй наших союзников. — Внезапная пауза в словах лейтенанта создавала впечатление аналогичной паузы и в его уверенной поступи примерно в трёх метрах справа. — Напомни-ка, брат-сержант Фолькштейн, почему на фронт переброшены наши союзники, тогда как мы могли бы удерживать оборону?

Астопит был настолько же скрупулёзен на брифингах, как и во всех остальных аспектах жизни. Он твёрдо верил, что его полевая рота, какой бы она ни была, в будущем станет блестящим офицерским корпусом. С этой целью он подробно рассказывал подчинённым примарисам обо всех стратегических решениях и поощрял проявление инициативы в разработке тактики, когда возникала необходимость.

— Повелители Ночи полагаются на подрывающие боевой дух атаки, объект которых непрестанно меняется, — ответил Фолькштейн, слово в слово процитировав лейтенанта. — Союзные силы ослабят темп наступления противника, что поставит того в невыгодное положение и рассредоточит личный состав. Мы же проведём контратаку, когда предатели станут наиболее уязвимы.

— И ни миллисекундой раньше, — в заключение добавил Астопит. — Неважно, сколько слуг Императора падёт. Если начнём наступление сейчас, то победа окажется под угрозой, а их жертвы — напрасными.

Планетарные губернаторы, правящие советы и имперские командующие так испугались Повелителей Ночи, что сами непреднамеренно начали распространять страх. И у них действительно были причины бояться: Повелителей Ночи ненавидели и страшились почти так же сильно, как и Абаддона. Особенно это чувствовалось здесь, вдоль Железной Вуали, которая подвергалась многочисленным набегам на протяжении десяти тысяч лет. Долгие годы убийств и пыток стали достаточным предупреждением: Повелители Ночи не сыплют пустыми угрозами. Каждое зверство и издевательство, которое, по их словам, они обрушат на несогласных, было подкреплено доказательствами, накопленными в течение тысячелетий. Сдача каждого имперского мира ускоряла следующую, поскольку губернаторы стремились подчиниться и как можно скорее переложить угрозу на плечи соседа.

Если бы первый мир — Эндлеспин — не поддался страху и призвал на помощь, Повелителей Ночи, возможно, там бы и остановили. Однако лорд-регент не винил имперских командующих.

«Эгоизм — постоянный спутник страха, — сказал он тогда. — Катаклизм Цикатрикс Маледиктум заставил правителей думать, будто им предстоит в одиночку бороться с тьмой».

Боевой группе поручили освободить эти системы от кровавой хватки Повелителей Ночи и принести Железной Вуали надежду. Лорд Гиллиман напутствовал воинов мудрыми словами.

«Страх множится, когда ему не противостоят. Так он и крепнет, поскольку его истинная суть никогда не проверяется».

Гай вместе с братьями прибыли в Железную Вуаль, чтобы бросить вызов страху. И по всему разрушенному Империуму тысячи других верных Ему слуг делали то же самое.

По жилам Эктовара струилась энергия шторма ужаса. Она наполняла Повелителя Ночи жизненной силой точно так же, как составной кристаллический реактор прыжкового ранца питал силовую броню. Предатель и был бурей, откармливая её ужасом своих врагов, в то время как шторм насыщал могуществом самого космодесантника. Пылающие объятия стихии ласкали доспех, её неодолимый голод наполнял еретика желанием. Оно разжигало пустоту в душе до пламени потребности, которую можно было утолить лишь восторженным убийством.

Для Эктовара, как для одного из Тёмного Удара, было честью нестись на переднем крае атаки и стать пастью шторма ужаса, питавшегося страхом обитателей улья. Слишком много дней он и его облачённые в полночь собратья выжидали на орбите, готовые обрушить небесную резню, но сдерживаемые тугим поводком своих владык. Тянулись сухие и пыльные дни, не способные утолить всё возрастающую жажду по забранным жизням. Каждый прошедший час усиливал агонию потребности, пока на иссохшую душу Эктовара не упала первая живительная капля: колдун Ке’Хива перенаправил страдания лакеев Императора, став проводником шторма ужаса.

Поначалу Повелителя Ночи насыщала волна внезапного шока и паники, посылая импульсы удовольствия по телу ещё до того, как остриё клинка пронзило плоть и пустило кровь его жертв. Тёмный Удар набросился подобно пожирателям плоти в подземельях окутанного ночью Нострамо. Атакуя стремительно, они убивали без всякого изящества, всё равно получая наслаждение от приливов людского отчаяния.

Как только терзающая душу жажда исчезла, Эктовар приступил к поиску более специфических ощущений. Благодаря связям с Ке’Хивой раптор получил способность чуять ужас, и потому он следовал волнообразным изгибам страха, что струились сквозь приведший их сюда живой туман. Стоны, всхлипывания, тошнотворная сладость высвободившихся гормонов, а следом и уловленное боковым зрением движение подтвердили присутствие новой добычи.

В нагрудник ударил лазерный разряд. Среди белых и бледно-голубых энергий древнего керамита прошлась ярко-красная искра. Повелитель Ночи в предвкушении проследил за траекторией луча, но съёжившуюся женщину первым обнаружил Фелшкас. Хоть крылья прыжкового ранца собрата и заслоняли обзор Эктовару, тот услышал, как хныканье смертной переросло в вой отчаяния, от которого затрепетал как сам шторм, так и раптор.

Космодесантник двинулся дальше, отсеивая запахи и следуя за самыми сильными ароматами гормонов страха. Повелитель Ночи охотился во тьме, пробуя раздвоенным языком воздух через специально сконструированное отверстие в лицевой пластине.

Ступая беззвучно, рапторы устремились за добычей. Вместе с космодесантниками двигались теневые спутники, они порхали по эбеновому туману, который пробивался сквозь растрескавшийся ферробетон и просачивался по разрушенным трубам. От рыскающих пальцев шторма ужаса Эктовар уловил всплеск искусственной надежды — кортикальных стимуляторов, улучшающих мышление и подавляющих страх. Повелители Ночи вошли в широкий полукруглый зал, где их встретили внезапным потоком лазогня и более медленным, глубоким стуком автопушки. За спиной Эктовара раздался крик Сериуса, сопровождаемый треском доспехов и хлопаньем крыльев.

— Брат-в-разрухе, — прохрипел он по воксу, пока Эктовар активировал ранец и прыгнул навстречу дульной вспышке тяжёлого орудия. — Меня задели. Помоги!

Раптор чувствовал настойчивый и требовательный дух умирающего товарища, будто скребущиеся в дверь ногти. Он отмахнулся от психического импульса, как избавился бы от назойливых мух. Повелитель Ночи слишком долго голодал и не собирался разделять трапезу ни с кем другим.

Пару секунд спустя Сериус осознал, что умрёт, отвергнутый и оставленный братьями-в-разрухе во тьме. Охвативший раптора страх нарастал с каждой секундой, и через несколько мгновений Нордра и Элизир набросились на раненого товарища, вырывая из его лёгких пропитанные ужасом вздохи; рычащие цепные мечи вскрыли доспех и тело, высосав из еретика последние капли отчаяния.

Стреляя из богато украшенного пистолета, Эктовар приземлился среди защитников улья, когти на сабатонах сорвали лицо одного стрелка, а рукоять меча разбила череп другого. Автопушка рухнула под весом прыгнувшего на неё астартес, тренога прогнулась под тяжестью силовой брони и её носителя. Взгромоздившись на покорёженный металл, Эктовар позволил туману развеяться, открываясь жертве. Истошные крики безликого пулемётчика всколыхнули ощущения раптора, и в ответ по броне пробежала молния. Однако страх солдата портила испытываемая им острая боль — возбуждающая, но не приносящая удовольствия.

Эктовар повернулся к офицеру, командующему взводом сил обороны. Мужчина сражался в длинном сером сюртуке с серебряным нагрудником, туго обтянутым плотной тканью. Не комиссар, но всё же достойное лакомство. На доспехах красовалась имперская аквила, и раптор на мгновение задался вопросом, испытывал ли Труп-Император тот же трепет сытости от поглощения душ.

Эктовар перевёл линзы шлема на свою добычу, позволяя мужчине вглядеться и рассмотреть себя в кроваво-красном отражении. Офицер демонстративно поднял меч с корзинчатой гардой, держа в другой руке пистолет. Космодесантник позволил смертному выстрелить. От шлема срикошетила пуля, и промелькнувшая голубая вспышка подарила имперскому лакею надежду. Однако она породила лишь больший страх перед тем, как раптор издал пронзительный крик и бросился в атаку.

Гай не слишком увлекался стратегическими размышлениями, ограничиваясь исключительно тем, что требовалось для уничтожения предателей. Будучи сержантом отделения, космодесантник больше стремился сформировать эффективную боевую единицу для любой ситуации. В последние месяцы войны с Повелителями Ночи задача несколько усложнилась, поскольку от изначального отряда, прибывшего с флотом Примус, в живых остались лишь он сам и трое членов его отделения. Под его командованием за это время сражалось и погибло одиннадцать космодесантников.

Повелители Ночи не горели желанием вступать в прямую конфронтацию. Вместо того чтобы оставить истязаемые миры Империуму, предатели спровоцировали широкомасштабные восстания, которые превратили миссии по воссоединению миров в кровавые зачистки. Так Тёмный Удар и властвовал над добычей: вассальные планеты предпочитали столкнуться скорее с гневом армады лорда-регента, чем с карательными акциями Повелителей Ночи. Уже три отвоёванных мира Железной Вуали оттянули на себя ценнейшие боевые ресурсы — полки Астра Милитарум, корабли Имперского флота и воительниц Адепта Сороритас. Командующие вынуждены были оставить своих воинов для заверения местного населения и его правителей в том, что возвращённые в лоно Империума миры остаются в безопасности от террора Повелителей Ночи.

А затем, после более чем терранского полугода ухищрений и набегов, варбанда Повелителей Ночи в полном составе явилась на Калдон IV. Они напали ровно в момент орбитальной высадки оперативной группы. Вряд ли это было простым совпадением.

— Минута до начала контрудара, — сообщил лейтенант Астопит так же спокойно и уверенно. — Последняя проверка оружия.

Гай завёл мотор цепного меча и вытащил из кобуры пистолет, ощущая, как в душе расцветает боевой азарт. С момента прорыва из зоны высадки космодесантники его отделения страдали от вынужденного безделья, скрывая свои силы и припасы.

Холькенвед являлся столичным ульем и служил резиденцией имперского командующего, объявившего о своей капитуляции силам Империума ещё до их появления на орбите. Однако подобный случай представлялся островком в море мятежей. Правители соперничающих городов-ульев накрепко связали судьбу с Повелителями Ночи и повстанцами, чтобы вытеснить древних конкурентов с политической арены. По всей видимости, теперь космодесантники Хаоса вознамерились одной опустошающей атакой полностью сокрушить и местное сопротивление верных Императору сил, и прибывшие подкрепления лорда-примарха. В случае если Холькенвед падёт, Калдон IV вернётся в руки предателей, и гарантированно, как и снегопады на Фенрисе, вся Железная Вуаль вновь поднимет открытый мятеж. Они не могли позволить этому случиться. Лорд-командующий оставался непреклонен.

Холькенведцы платили за верность жизнями, как и все праведные слуги Императора. В дальнейшей судьбе боевой группы «Ретрибутус» первостепенную роль играли корабли, а не архитектура освобождаемых планет или их население. Чтобы не распугать врага, командующие армадой притворились бессильными и рассредоточили флот, будто спасаясь от нападения. Боевая группа уподобилась хищнику, который отыгрывал роль уже обречённой жертвы. Однако подобный гамбит ослабил орбитальную поддержку, и Гая мучил вопрос, были бы живы Хейндаль и Гестарт, если бы перед приземлением зона высадки подверглась интенсивной бомбардировке.

Не встретив практически никакого сопротивления, Повелители Ночи сами инициировали обстрел с орбиты. Пустотные щиты вышли из строя на второй день, защитные лазеры и ракетные установки — на четвёртый. Последующие шестнадцать дней орбитальных ударов не имели никакой военной цели, кроме тотального уничтожения всего живого в пределах верхних уровней.

— Приманка, — так капитан Вайрштурм объяснил причину, по которой командование позволило Повелителям Ночи причинить столько смерти и страданий в городе-улье. — Улей — это агнец, привязанный на поляне, а их штурмовые роты — натянувшая тетиву стрела. Они пытают слабых, чтобы спровоцировать нас на атаку, и, если мы оскалим слишком длинные клыки, выродки Кёрза попросту отступят.

Сержант вспомнил пиктографии и вид-записи, которые лейтенант использовал во время инструктажа. Они предназначались для тактической оценки ситуации, но пока Астопит рассказывал о расположении проходов и расчётах прочности различных материалов в улье, Гай сосредоточился на торчащих из-под обломков руках, на перекошенных лицах детей, покрытых пеплом родителей; на ещё ходячих раненых, цепляющихся за груды обломков окровавленными пальцами. Изображения, как статические, так и движущиеся, не имели звукового сопровождения, однако призывы о помощи, отчаянные стоны и предсмертные крики наполняли воздух Холькенведа в течение последних шестнадцати дней, заглушаемые лишь грохотом корабельных снарядов и неровным шипением ударов лэнсов, сеющих всё большее разрушение.

При мысли о кровавой расплате Гай крепче сжал рукоять цепного меча. Сама мысль о том, что воины, создававшиеся как остриё клинка Императора, вынуждены прятаться за щитом из гражданских, Имперской Гвардии и солдат СПО, вызвала на его языке горький привкус.

Каждый день, каждый час и каждая минута ожидания добавляют всё больше силы и скорости, которыми он вот-вот воспользуется.

— Всем отделениям — схема атаки «Альфа».

Капитан Вайрштурм произнёс давно ожидаемые всеми Неисчислимыми Сынами слова.

Ведущие отделения ринулись на позиции, молнией проскочив мимо лейтенанта Астопита. Гай со своими заступниками ещё стоял в третьем ряду. Не говоря ни слова, астартес бросились в бой четыре секунды спустя, держась примерно в пятидесяти метрах позади от передовых отделений. Ускоряясь до боевого темпа, Гай ощутил на бёдрах едва заметную разницу в весе, вызванную книгой, которую он носил теперь в одном из подсумков с боеприпасами. Или, вполне возможно, ногу сержанта тяготил не физический вес предмета, а эмоциональный груз, заставивший его с повышенным вниманием относиться к новому приобретению.

Нарушение хода стандартных приготовлений перед высадкой вызвало кратковременную волну возмущения на смотровой палубе. Проверка снаряжения и сбор отделения, отточенные за тринадцать предыдущих высадок, на секунду прервались, поскольку каждый из присутствующих космодесантников отвлёкся на появившегося чужака.

Незваного гостя заметили моментально: словно лишний вдох в песнопении, словно лишнее движение там, где должна быть неподвижность, и неподвижность, где требуется движение. Вспышка, пробуждающая секундное колебание, а не боевые рефлексы. Любой неулучшенный человек вряд ли бы что-то заподозрил, возможно даже и не заметил бы нарушителя. Для Гая же это было подобно внезапному грохоту барабана в предбоевой симфонии; внезапным диссонансом, что только нарастал по мере приближения.

Фигура в обычной военной форме серого цвета, карлик среди гигантов, пробиралась среди змеящихся по залу заправочных труб и зарядных кабелей. Она переводила взгляд с одного отделения на другое, внимательно рассматривала каждого астартес, точно диковинные реликвии в музейной галерее, но присутствующие сверхлюди уловили нервозность смертного по десятку малозаметных проявлений.

Брат Кеми поднял болт-винтовку и нацелил её на мужчину. Тот сумел подавить дрожь.

— Решил настроить прицел, историтор, только и всего, — усмехнулся заступник, опуская болтер.

Адепт выдавил из себя улыбку и огляделся по сторонам в поисках цели. Заметив отделение Гая, мужчина поспешил вперёд.

— Историтор Мудире, — поприветствовал кивком сержант. — Что привело тебя на сбор? Неужто решился на боевую высадку?

Мудире заколебался, но смог преодолеть непроизвольный страх.

— Хоть я и представляю себе ценность острых ощущений, когда спускаешься на истерзанную войной планету, а жизнь зависит от нескольких сантиметров брони и точности запуска ракеты, к сожалению, вынужден вам отказать. — Историтор сделал паузу и быстро заморгал, пытаясь вернуть мозгу верный ход мыслей. Затем он продолжил: — После Гельзеплана… Когда вы… Когда…

Он сглотнул и отвёл глаза от Гая. Скривив губы, историтор окунулся в воспоминания.

— Когда я спас тебе жизнь, историтор? — подсказал космодесантник примарис.

Мудире кивнул, вновь сосредоточившись на Гае. Взгляд адепта метнулся к наплечнику сержанта, и астартес вспомнил, что именно этим элементом доспеха он заслонил Мудире и принял на себя основной огонь еретиков во время засады на Гельзеплане.

— Вы интересовались, хранится ли у нас что-нибудь о мире вашего генетического отца, — спешно произнёс историтор. — Вы просили что-то «настоящее», что могло бы погрузить вас в те стародавние времена.

— Великий Коул дал нам столь многое за время долгого сна, — ответил Гай, поднимая облачённый в керамит палец и постукивая им по своему виску. — Факты и цифры. Подтверждённые исторические события. Доклады и отчёты. Но ничего…

Гай никак не мог подобрать подходящего слова для кровной связи, выходящей за простые рамки генетических манипуляций и исторических данных. Он растопырил пальцы и пожал плечами, отчего заскулил доспех.

— Духовного? — предположил Мудире.

Гай кивнул. За спиной раздались хрюкающие смешки нескольких боевых братьев.

— Вот. Это не первоисточник, — начал Мудире, роясь в сумке. Он достал книгу: без обложки, небольшого формата, но толстую, с пожелтевшими и потрёпанными страницами. — Однако он написан приблизительно во времена Первого основания… И хотя авторский стиль немного замысловат и архаичен, текст не требует перевода.

— С нетерпением буду ждать возможности прочитать её по возвращении, — улыбнулся Гай.

— Она для вас. — Мудире почувствовал себя ужасно неловко, протягивая книгу. — Для… Ну… Это подарок. После Гельзеплана я взглянул на себя немного иначе, и, быть может, книга поможет и вам познать свой внутренний мир.

Гай взглянул на протянутую руку и тонкие страницы, колышущиеся на вентиляционном ветерке.

— В этом нет необходимости, историтор, — ответил астартес. — Я лишь выполнял долг, не более.

— Безусловно, я обладаю некоторым влиянием в обществе историторов, — выпрямляясь, продолжил Мудире. Взгляд смертного стал жёстче. — И всё же мне стоило немалых усилий добыть этот труд для вас в знак признательности. Было бы невежливо с вашей стороны от него отказаться. Считайте книгу наградой, своеобразной благодарностью от лица всех историторов.

— Невежливо, говоришь? — переспросил Хейндаль, подходя к командиру. — Советую взять книгу, брат-сержант, в противном случае Мудире пожалуется лорду-примарху.

Взгляд Мудире оставался непоколебим, а руки продолжали удерживать книгу в протянутом положении. Гай принял дар и прочитал титульный лист.

Лицо сержанта тронула улыбка.

— Она великолепна, историтор, — поблагодарил он Мудире. — Спасибо.

Страх перескакивал от одного слабого разума к другому, точно зараза, пробегающая по невидимым сосудам взаимной нужды. По мере того как рушилась одна линия сопротивления, решимость последующей ослабевала, и за налётом страха следовали молниеносные атаки Повелителей Ночи. Пронзительные предсмертные вопли рабов Императора, лающий вой рапторов и неестественные звуки духов бури несли семена ужаса в умы впередистоящих.

— Редко бойня выдаётся настолько лёгкой, — похвастался Ленте, выпотрошив агонизирующего солдата СПО. Вынув когти из жертвы, Повелитель Ночи махнул рукой в сторону освежёванных и обезглавленных трупов, валявшихся в коридоре. — Похоже, что они из ряда вон плохо подготовились к обороне и действовали наугад. Будь их больше, задача оказалась бы гораздо серьёзнее.

— Они слабы, ибо не понимают природу своего врага, — прокаркал Кеслос и, сверкнув прыжковым ранцем, приземлился рядом с Эктоваром. — Куда им тягаться с могуществом шторма ужаса.

Защитники Холькенведа действительно не отличались организованностью в размещении сил и контратаках, но Эктовар сохранил достаточно здравого смысла, чтобы задаться вопросом, сложился ли такой ход вещей по причине некомпетентности командиров или создан преднамеренно. Несомненно, жители улья ничего подобного шторму ужаса — его скрывающим, деморализующим клубам тумана — раньше не встречали, и это делало многоуровневую оборону намного более хрупкой. Эктовар помедлил, когда остальные рапторы направились к полуоткрытым броневоротам впереди.

— Происходящее — дело рук не смертных защитников, а Заблудшего Сына, — высказал Эктовар собратьям. Повелитель Ночи почувствовал, как душа покидает лежащее у ног раптора тело солдата, и остановился, чтобы ощутить её присутствие сквозь пропитывающий плоть чёрный туман. — Ждите контратаку.

— Дадим основным силам сигнал на штурм, — прокомментировал Кеслос. — Внезапная атака выбьет дух из выживших и притупит остроту ответного удара врага.

— А мы станем остриём клинка, что вонзается глубже в плоть, а вес наступающих сил толкнёт нас вперёд, в самое сердце, — вставил Элизир.

Эктовар понимал, о чём говорили собратья по банде. Шторм ужаса чуял холодные пятна за линией фронта — то были космодесантники Императора, находившиеся в ожидании своего часа. Вокруг Эктовара витала серость остывших тел, ужас их гибели уже улетучился, поглощённый полубесчувственным туманом.

— Вперёд, — наконец решился он, игнорируя грызущую сознание пустоту. — Когда снизойдёт Владыка Ужаса, путь будем указывать мы.

Он разрезал железную оковку ворот двумя взмахами сверкающего клинка и шагнул за порог. Вокс ещё потрескивал от сообщения Элизира. В нескольких десятках метров впереди выстроилась следующая группа защитников улья, уже окружённая зондирующими щупальцами шторма. Эктовар чувствовал в смертных стойкость, которой не хватило столь многим.

И Эктовар с удовольствием её разрушит.

Коридор был слишком низким для использования прыжкового ранца, поэтому Повелитель Ночи понёсся вперёд широкими шагами, сопровождаемый миазмами варпа. Меч оставлял за собой след из бледно-голубой энергии. Иногда она заземлялась через люмены или силовые кабели, высвечивая силовое поле яркими дугами.

Шторм ужаса указывал путь точнее любого ауспика, направляя Повелителя Ночи из главного прохода в небольшой вспомогательный коридор. Высекая крыльями искры из обитых металлом стен, он бежал по воздуховодам, слегка пригибаясь, чтобы не задеть проложенные сверху кабели. Служебный туннель вывел Эктовара к искомому залу: ожидающие имперцы находились прямо в нескольких десятках метров под космодесантником.

Повелитель Ночи прорвался внутрь, выбив ржавую решётку в клубящуюся черноту. Прыжковый ранец откликнулся на призыв и, точно крылья летучей мыши, унёс предателя по спирали вниз. Окутанный вьющимися клочьями шторма Эктовар набросился на охваченных паникой защитников.

Более пятидесяти солдат стояли на импровизированных баррикадах, возведённых по всему залу и перекрывающих оба выхода. Внимание раптора привлёк рёв одного смертного — комиссара в начищенном панцирном доспехе и остроконечной фуражке. В одной руке офицер сжимал пистолет, а другой удерживал силовой меч.

Болт-пистолет Эктовара зарявкал, отнимая жизни у солдат, собравшихся вокруг выбранной жертвы. Из-за спины открыли огонь остальные Повелители Ночи; краткие жёлтые вспышки от разрывных снарядов освещали ошеломлённые лица смертных. Инстинктивно рапторы поняли желание своего лидера, атаковав другие участки оборонительной линии — преграду из перевёрнутой мебели, демонтированных дверей и сваленных в кучу ящиков от пайков. К несчастью солдат, такая стена не могла защитить от атаки сверху.

Паника нарастала, поднимаясь подобно подводному течению навстречу пикирующему Эктовару. Следующий болт Повелителя Ночи попал в лодыжку комиссара, превратив обутую в ботинок ступню и голень в кровавое месиво. Женщина с резким криком упала. И всё же в вопле слышалась только боль; взращённый в схоле стоицизм комиссара был сродни стенам крепости, не позволяя врагу добраться до хранимого внутри золотого сокровища.

Вместе с тем её разум отличался от сознания астартес. Железная воля сыновей Императора всегда оставалась сухой и холодной, не нуждающейся в подпитке. Ментальные же стены комиссара оказались толстыми, но не неприступными. Вскрыть такой рассудок — само по себе удовольствие, позволяющее добраться до лакомого кусочка внутри.

Заступники Гая повернули на восток, направляясь к левому флангу контратаки. Ферробетонный пол трещал под сабатонами космодесантников. Облицованные пласталью стены вибрировали, точно огромный боевой барабан. Впереди стихли звуки выстрелов, но вовсе не крики страха и боли.

Гай проверил данные ауспика на приёмнике предплечья.

— Множественные сигналы в восьмистах метрах отсюда.

— Авгуры подтверждают приближение второй волны еретиков. Контратакуйте по мере необходимости и не забывайте о стратегических целях, — приказал брат-лейтенант Астопит по воксу.

— Понеслась, — обрадовал Гай своих братьев. Заступники так быстро побежали по коридору, что люмены, казалось, вспыхивали прямо на серо-голубой броне. Сержант поднял цепной меч и оживил его оскаленные зубья.

Гай вспомнил строчку из подаренной книги и издал старый боевой клич сыновей Волчьего Короля.

— Влка Фенрика!

Глава вторая

ОН ЗАЩИЩАЕТ

ЖЕРТВЫ

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Жук был размером с большой палец Орада: длиннолапый, с тускло-зелёным панцирем. Корабль населяло множество насекомых, но такого раньше ему видеть не доводилось. Должно быть, жук попал сюда вместе с атакующими. Матрос наблюдал, как зеленоватый шарик выползает из щели между переборкой и палубой, перемещаясь по десятку сантиметров за подход и активно подёргивая усиками. Время от времени пришелец набредал на питательные кусочки, слишком маленькие для глаз Орада, и тогда его жвала старательно кромсали находку.

Мужчина хотел протянуть руку и отшвырнуть создание прочь, но в теле совершенно не осталось сил. Мышцы даже не болели — они пребывали в состоянии полного онемения. Мозгу досталось не меньше. Страх и усталость до такой степени притупили нервную систему, что бывшему матросу пришлось приложить все усилия, чтобы просто сосредоточиться на жуке.

Насекомое пробежало по засохшей крови и остановилось рядом с изуродованным лицом Росси. Из разлагающейся плоти торчала белая кость, а мертвечину по крохам обгладывали бледные личинки и муравьи. Матрос взглянул в пустые глазницы бывшего командира орудия, пытаясь вспомнить, был ли Росси голубоглазым или кареглазым, но его тут же начало мутить. Парень думал отвернуться, но это только усугубило бы его состояние — зрелище там явно не лучше: на другой стороне башни медленно разлагались останки Моаро.

Возвращение сюда было привычным и одновременно неправильным делом. В знакомое место Орада притащили его измученное сознание и усталые ноги. Только теперь обстановка на палубе не вселяла спокойствия — здесь воцарился жуткий кошмар, вырвавшийся из прежней жизни.

Лампоса из бригады шестнадцатого орудия рассказала, что корабль атаковали орки, но Орад лишь накричал на девушку за то, что та верит в детские сказки. Однако теперь он уже не был так категоричен. Зеленокожие монстры вполне могли быть теми самыми диаболис из глубокой пустоты, которые преследовали таких личностей, как лорд-соляр Махариус, и других Героев Империума, о чьих подвигах Орад так жадно слушал от проповедника в детстве.

Орки.

Если орки реальны, то что насчёт эльдарских ведьм и тиранидских ужасов? Неужто они тоже существуют? А в кого он тогда стрелял?

И если легенды о мерзких тварях не врут, то, значит, и истории о героях являются правдой: командор Данте и комиссар Яррик, Эрак Нюсон и Корвин Северакс, канонисса Жасмин и генерал Крид…

Особенно Ораду нравились байки о Великом Волке Гримнаре и его Космических Волках. По крайней мере, он знал, что те действительно существуют. Экипаж проинформировали, что «Суровый», считаясь одним из самых быстроходных кораблей флота Соляр, выполняет особое задание. Крейсер направлялся на полумифический Фенрис с уникальным грузом на борту, который помог бы Великому Волку в войне против еретиков.

Орада охватила паника. «Суровый» ведь больше не летел к изначальной цели. Что случилось с драгоценным грузом? Сокровище обладало такой важностью, что для его сопровождения отправили целых два отделения космодесантников! От мысли, что астартес теперь мертвы, матрос словно оцепенел. Если бы хоть кто-нибудь выжил, пусть даже полумеханические стражники техножрецов, орки не заняли бы нижние уровни корабля.

Они провалили миссию, и, что бы ни понадобилось Великому Волку, оно не придёт.

Дверь на главную палубу открылась с шумом перекосившихся шестерёнок и скрежетом металла. Вероятно, прошло уже несколько дней или, быть может, даже неделя. Трудно было сказать наверняка, но ясным оставался тот факт, что присутствие орков — да, это наверняка были орки — уже меняло облик судна. Никто ничего не полировал. Никто ничего не смазывал. Никто не проверял системы энергоснабжения и не возносил умиротворяющих молитв к плазмопроводам, что тянулись от кормовых реакторов к носовым палубам. «Сурового» поработили и обращались с ним так же по-скотски, как и с бывшими членами экипажа.

Щёлкнул кнут, и по коридору разнёсся гортанный рёв.

Орад дёрнулся: тело вспомнило последнее прикосновение шипастых ремней к плечу. Застонав, он приподнялся и, спотыкаясь, выбрался из башни. Вместе с ним сюда спускались и другие, около трёх десятков человек. Здесь бывшие матросы старались урвать несколько часов сна; большинство работали в других частях корабля. Орад очень жалел, что у него нет сил вынести отсюда тела или найти другое место для ночлега. Возможно, в следующий перерыв он так и поступит.

Рабы выстроились в шеренгу, все — опустив головы. Никто не осмеливался взглянуть в красные глаза поработителя. Меньшие зеленокожие беседовали и смеялись, тыча пальцами в артиллерийские расчёты, когда те, шаркая, выходили с орудийной палубы к трапам. Основная работа кипела двенадцатью уровнями выше: рабам предстоял изнурительный поход до главной палубы, где они вместе с десятками других команд вручную разгребали обломки, зажавшие грубый таранный нос орочьего корабля в центральной части «Сурового».

Когда люди разберут завалы, когда расцепят корабли и матросы станут невостребованными… Что случится после?

Орад рассчитывал, что наступит смерть, потому что альтернатива вырисовывалась слишком тошнотворной, чтобы о ней думать.

— Кричи! Ради своего Трупа на Троне! Кричи!

В кулаке Эктовара комиссарский меч больше походил на обычный нож. Остриё затерялось в толще офицерского плаща, но из пронзённого бока женщины по лезвию стекала кровь. Эктовар надавил немного сильнее, проталкивая острый конец между рёбер глубже к лёгкому.

— Кричи, чтобы Он тебя спас!

Всё обрушившееся на раптора презрение комиссара наносило не больше вреда, чем её слабеющие кулаки, колотившие по сверкающему молниями доспеху. Каждый удар смертной, как ментальный, так и физический, озарялся особым пламенем, которое мог видеть только Эктовар. Потуги женщины лишь распаляли варп-чутьё Повелителя Ночи.

— Праведница, — прошептал Эктовар, щёлкая языком при этой мысли. — Твоя вера сильна.

Комиссар усмехнулась, устремив кинжальный взгляд из-под козырька перекошенной фуражки.

— И я её сломаю, — прорычал раптор, чуть наклонившись. Решимость комиссара поколебалась всего на миг, наградив Эктовара крупицей сомнения. Практически ничто, едва ощутимый привкус во рту и нотка аромата в ноздрях, но она вновь разожгла голод. До сих пор он питался лишь пеплом, и сейчас его пронизывала потребность в удовлетворении, в усладе жгучим ужасом сломленной веры. Броня заскрипела, пытаясь повторить дрожь от охватившего душу желания.

— Он защищает, — отчеканила женщина.

Эктовар продавил клинок ещё на несколько сантиметров глубже, чем вызвал новый стон боли. Свободной рукой он снял фуражку и отбросил её прочь, открыв тёмные, остриженные почти под ноль волосы. Керамитовая перчатка аккуратно прошлась по обнажённой голове женщины, поглаживая короткую щетину. Повелитель Ночи попытался представить себе эти ощущения, но из памяти будто исчезли воспоминания о мягком и нежном. Осталась лишь потребность наполнить себя чужим страхом и отдаться службе шторму ужаса.

Пальцы вцепились в череп воительницы, сжимая кость с невероятным давлением.

— Ты умрёшь покинутой и забытой, — прохрипел он через вокс-блок доспеха.

— Император защищает, — повторила комиссар, обнажив зубы в искривлённом оскале.

— Его здесь нет, — отозвался Эктовар. Он наклонился ещё ближе, затмив окружающую её действительность; шлем с крыльями летучей мыши заполнил поле зрения комиссара, а пальцы шторма ужаса обвились вокруг шеи и скользнули по узким скулам и тонким губам. — И вскоре это место достанется Совершенному.

— Император защищает. — В голосе комиссара уже отсутствовала прежняя убеждённость, и слова звучали скорее заученно. А голод Эктовара усиливался по мере того, как росла её слабость. Женщина была уже на грани. Ещё чуть-чуть, и он её заполучит. Пальцы космодесантника сжали сильнее, и кость наконец затрещала.

— Закричи для меня! — взмолился Эктовар, выдёргивая меч из тела. — Я хочу слышать твой ужас. Кричи! Взывай к Богу-Трупу!

— Император защищает.

Глаза женщины потускнели. Не от потери крови или повреждения мозга, а в кататоническом приступе. Волна тревоги тут же захлестнула Эктовара.

— Нет! Нет, нет, нет, нет! — взбесился он, выкинув офицерский меч. — Смотри на меня! Смотри!

— Император защищает, — почти шёпотом повторила комиссар.

Стены её разума растворялись, забирая с собой пламя — ужас, которого так желал Эктовар. Вместе с рассудком несчастной исчезало и топливо для страха. Пустота в груди раптора никуда не делась, продолжая когтями впиваться в душу и требовать пропитания. Повелитель Ночи почти достиг цели. Экстаз был всего в одном ударе сердца, если бы он только смог вызвать у женщины последнюю волну страха.

— Кричи, ты, трусливая мразь! — завизжал он, встав и схватив комиссара за шею. Она не оказала никакого сопротивления, лишь в последний раз пробормотав заученную фразу.

— Император защищает…

Момент был упущен. Словно поток ледяной воды, неудовлетворённая потребность лишила Повелителя Ночи дыхания, она душила и причиняла боль.

С бессловесным криком Эктовар отшвырнул обманщицу прочь. Тело комиссара закружилось в воздухе и рухнуло на баррикаду. Раптор на мгновение замер, ошеломлённый собственным провалом.

— Вожак когтя! — Тон Кеслоса звучал настойчиво, будто раптор уже давно требовал внимания. — Приближается враг.

— Пускай идут, — прорычал Эктовар.

Выходит, деликатесов из ужаса больше не предвидится. От космодесантников не дождёшься страха, но грядёт иной пир. Эктовар утолит голод беспримесной резнёй.

Вокруг Гая стонал и дребезжал фюзеляж десантно-штурмового корабля, но космодесантник не слышал шума входа в атмосферу. Внимание астартес было приковано к подаренной Мудире книге. Несмотря на то что усовершенствованный Коулом мозг примариса усваивал данные гораздо быстрее неулучшенных людей, Гай хотел насладиться каждой буквой десятитысячелетнего труда.

Сержант заступников уставился на первую страницу. По углам располагался этнический орнамент, и взгляд астартес, примечая малейшие различия, следовал за каждым витком. Гай догадался, что в оригинальном издании украшения были нарисованы вручную: пальцы художника не совсем точно воспроизвели одну и ту же дугу для повторяющегося узора. Расхождения шириной в волос, но уже очевидные для космодесантника. И впоследствии печатный станок размножил каждое незначительное отличие.

«Сколько их всего? — задумался Гай. — Мудире не упоминал, что книга очень редкая, но на её поиски ушло несколько месяцев между Гельзепланом и Калдоном IV. Сколько напечатали экземпляров? И сколько осталось спустя более девяти тысяч лет?»

Он изучил шрифт, осмотрел бумагу, остатки клея на корешке, где отвалилась обложка. Гай ощутил вес книги, почти ничтожный для колоссальной силы астартес, и задался вопросом, через чьи руки она прошла, прежде чем попасть к нему. Перед историторами поставили задачу не только восстановить утраченное прошлое человечества, но и документировать текущие исторические события по мере их развития. Книга объединяла прошлое и настоящее, а на плечи Гая легла обязанность пронести эту связь в будущее.

Мудире оказался прав, Фенрис не был местом рождения его генетического прародителя. Но сержант чувствовал причастность, хоть и не напрямую. Автор этой книги ступал по заснеженной земле, написал этот текст, и каким-то образом, через превратности эпохи Империума и пока Гай спал в металоновой коме, книга переходила от владельца к владельцу и с места на место, пока историтор не передал древний труд ему.

Сержант наугад открыл том, подсознательно отмечая изменение звука ветра, проносящегося мимо снижающегося боевого корабля. Гай рассчитал, что сейчас они находились на высоте около тридцати километров плюс-минус несколько сотен метров в зависимости от местного атмосферного давления. Остальные члены отделения беседовали между собой — Гестарт завёл боевую молитву, — но Гай едва слушал, не задумываясь повторяя слова.

— Десять минут до цели. Зона выгрузки обнаружена врагом. Следовать протоколам высадки с боем. — Лейтенант Астопит пробирался меж сидящими рядами космодесантников-примарис, произнося слова в такт каждому шагу. — Оперативно рассредотачиваемся, отмечаем друг для друга цели. И без промедления обезопасьте периметр.

Через пять секунд брат-лейтенант должен свернуть к ряду сидений, где сидел Гай. Наличие личных вещей не являлось нарушением — некоторые из боевых братьев прихватили с собой военные трофеи и памятные вещи, заполученные в предыдущих боях, — но подарок Мудире почему-то смущал сержанта. Гай в последний раз перечитал текст на титульном лиcте и сунул книгу в дополнительный подсумок, который заранее прикрепил к поясу.

«Волчьи края. Люди, места и обычаи Фенриса. Крепость сынов Русса. Традиции Своры». Карл Баденский

Протяжный грохот возвестил о детонации сейсмических бомб. Команды мучеников заложили их в пределах верхних полутора километров улья прямо во время вражеской бомбардировки. С помощью сложных вычислений определив места установки инициирующих мелта-зарядов, техножрецы намеревались создать перекрывающиеся волны разрушительной энергии, которые, в свою очередь, породили бы схлопывающиеся энергетические кавитации в расплавленной жиже.

Сооружение размером с город-улей невозможно было уничтожить обычными бомбами, но орбитальная атака нанесла достаточно повреждений, чтобы ослабить верхний шпиль. Как только бомбы выплеснули свои разрушительные волны, десятки тысяч тонн скалобетона и пластали разлетелись на части. Спустя всего тридцать секунд после того, как библиарии имперских ударных сил почувствовали вторую — и основную — волну Повелителей Ночи, весь верхний шпиль обрушился вовнутрь, выбрасывая потоки расплавленного металла и лавины обломков ещё на полкилометра вниз. Враг находился ниже уровня опустошения, однако таким образом имперские ударные силы заблокировали еретикам пути отступления на орбиту. Корабли Имперского флота и Космодесанта, которые до сего момента подбирались к миру на минимальной мощности, теперь на полной скорости устремились в тыл предательского строя.

Открыв огонь по первому встреченному Повелителю Ночи, Гай ощутил дрожь болтерных детонаций и улыбнулся с мрачным удовлетворением. На этот раз трусливые предатели никуда не сбегут.

— Отделение «Люпус-шесть» вступило в бой с противником, сектор четыре-дельта, — доложил сержант. Он снова нажал на спусковой крючок, посылая второй болт в полуночно-синюю броню еретика. Вспышки выстрелов товарищей и братьев из отделения Феррита справа заблокировали рапторов под перекрёстным огнём.

Штурмовое отделение Повелителей Ночи отреагировало немедля: прыжковые ранцы выплюнули багровое пламя, и предатели бросились по коридору навстречу воинам Гая. Вокруг еретиков закружилась тьма, окутывая несущихся рапторов. Дождавшись, когда враг достигнет зенита прыжка на высоте около двадцати метров, Гай выстрелил в третий раз. Разрывной снаряд оторвал кусок крыла, сбив раптора с курса.

— Изничтожьте всех! — взревел Гай, продолжая вести огонь и не сводя прицела болт-пистолета с пикирующего Повелителя Ночи. В другой руке ждал своего часа активированный цепной меч.

Братья сержанта тоже закричали; боевые кличи эхом отражались от высоких стен наравне с рычанием прыжковых ранцев и лаем болтеров. Дни — нет, недели — разочарования уходили прочь. Накопленная ярость Гая трансформировалась в раскалённую добела энергию, которая и направляла тело. От снарядов Неисчислимых Сынов сжималась неестественная тьма, оставляя в большом зале пересекающиеся вихри чистого воздуха. Повелители Ночи открыли ответный огонь; дульные вспышки их оружия сверкали красным посреди укрывавшего их тумана. Гай ощутил попадание в правый наплечник, но болт срикошетил прежде, чем успел взорваться. Справа ещё несколько снарядов угодило в Анфелиса, оставив воронки на керамите нагрудной пластины и шлема.

Когда приземлились все вражеские штурмовики, к какофонии битвы добавились крики и жестокий смех. Вокс-динамики рапторов изрыгали ненависть, словно она была оружием. Авточувства Гая запищали в знак протеста и притупили его слух ровно за мгновение до того, как окутанные молниями предатели врезались в строй нападавших. Повелители Ночи с рычащими пистолетами и сверкающими когтями сразу же атаковали Насда и Энфорфаса, разрубая шлемы и валя тех на пол. Перемахнув через тела павших космодесантников, рапторы набросились на следующих противников.

В полудюжине метров впереди раздался грохот: на ферробетон приземлился предатель в сияющем адскими энергиями доспехе.

— Цель прямо по курсу, — рявкнул сержант, открывая огонь. К Гаю присоединились Анфелис и Доро и обрушили на отступника шквал болтов, от взрывов которых разлетались осколки керамита. Еретик попытался броситься вперёд, но следующий концентрированный залп разорвал грудную пластину.

Гай кинулся на Повелителя Ночи, подкрепляя рёв цепного меча своим собственным.

Ответный выстрел противника просвистел мимо левого наплечника сержанта. В следующее мгновение космодесантник-примарис налетел на отпрыска Кёрза, сбивая того с ног и вонзая вращающиеся зубья меча в незащищённую грудь. Гай занёс ногу над упавшим противником и впечатал его шлем в жёсткий пол. Сержант ударил снова, одновременно разрывая цепным мечом сердца и лёгкие предателя, после чего вытащил запачканное лезвие, обдав свои доспехи густой кровью мёртвого еретика.

Тревожный вой доспеха предупредил Гая о приближающейся угрозе — не новом снаряде, а Повелителе Ночи, который на полной скорости летел к нему через зал. Приземлившись, предатель перешёл на спринт, когтистые сабатоны вырывали куски ферробетона, рука с мечом была занесена для атаки, а украшенный барочным орнаментом пистолет извергал в сержанта болты.

Едва позволив мозгу осознать новую угрозу, Гай метнулся влево. Всё происходило острее, чем когда-либо прежде: каждый цвет, звук и запах воспринимались с особой чёткостью. Его дикость сопровождалась чувством восторга, которого он раньше не испытывал. Вместо того чтобы подавить боевую ярость, Гай спустил её с цепи и бросился навстречу врагу.

Новые воины Императора действительно обладали большей силой и скоростью, чем любые другие имперские космодесантники, ранее убитые Эктоваром. Но они все были одинаково напыщенны и предсказуемы в своих движениях. Его братья-в-разрухе разделяли опыт тысячелетий войны, сработавшись скорее как хищная стая, нежели как военное подразделение, в то время как слуги Заблудшего Сына являли собой запрограммированные шаблоны чередующейся агрессии. Как и принёсший рапторов шторм ужаса, отделение Эктовара двигалось текучей массой, всё время клубящейся вокруг благородных кузенов. Они обрушились на лоялистов подобно волнам, разбиваясь о скальные глыбы, но подтачивая камень не одиночными ударами, а множественными выпадами клинков и метко пущенными болтами.

Среди буйствующей суматохи ближнего боя внимание Эктовара привлёк силуэт — размытое сине-серое пятно среди воинов, которое двигалось немного иначе. Вонзив клинок в бедро воина, отбивающегося от когтей Нордры, Эктовар вырвался вверх, поднявшись над лязгом клинков и громом снарядов. Прыжковый ранец понёс раптора к новой добыче. Повелитель Ночи приземлился и побежал, готовый увернуться от ожидаемого залпа и без лишних движений сразу вонзить клинок в горло жертвы. Однако выстрелов не последовало: раб Ложного Императора сразу бросился в рукопашную; гудящий вокс-передатчик сопровождал атаку басовитым, как у охотящейся кошки, рыком.

Застигнутый врасплох, Эктовар едва успел отскочить в сторону. Жужжащие зубья вражеского меча вспыхнули бледной энергией: с полуночной брони Повелителя Ночи сорвалась молния и с треском пронеслась по оружию и шлему, осыпая раптора осколками керамита. Голод тут же пропал, сменившись чувством внезапной угрозы. Эктовар на миг увидел своё отражение в линзах шлема противника: сотканная из бури и молний тень со сверкающими красными глазами.

Впервые за столетия Эктовар вспомнил себя былого. Он был Повелителем Ночи. Раптором. Космодесантником, штурмовавшим стены Императорского дворца, и смертью тысяч врагов!

Космодесантник напротив застыл в полуприседе, готовый атаковать, но также имея возможность обороняться.

— Твоё время истекло, — произнёс лакей Императора, делая шаг.

— Ты опоздал, — усмехнулся Эктовар, обходя противника слева и высматривая малейшую нерешительность. Но её не было. — Галактика уже наша.

Взревев, самоуверенный умник прыгнул.

Порождённый бурей воин растёкся как масло, словно сливаясь с переменчивым туманом. Гай проигнорировал тьму и ползущие в ней щупальца энергии, сосредоточившись на двух вещах: сиянии красных линз и блеске заточенного лезвия силового меча. Повелитель Ночи мелькал, дразнил, пытаясь заставить его отступить, но Гай не собирался плясать под его дудку, подобно скоту. Он был охотником, даже в большей степени, чем противостоящее ему существо из тени и лжи.

Из клубящегося смога донёсся раздражённый рык. Заученные правила предписывали Гаю принять защитную стойку, но более глубокий инстинкт взял верх, побуждая сержанта ринуться в атаку с поднятым цепным мечом.

Вражеский силовой клинок ослепительно сверкнул, устремившись к Гаю, и оцарапал доспех сержанта, вспыхивая ярче молнии. Оружие прошло через цепной меч заступника, разбросав острые как бритва зубья и керамитовый кожух. Несмотря на это, цепной клинок выполнил свою роль и отвёл силовое лезвие в наплечник Гая. Повелитель Ночи срезал скруглённый керамит, но не на-нёс существенных повреждений.

Гай отбросил остатки цепного меча и другой рукой всадил дуло болт-пистолета чуть ниже красных линз, пробив стилизованную клыками вокс-решётку. Сержант согнул палец, и тут же к алым крыльям на шлеме Повелителя Ночи присоединились багровые брызги.

Потускневший боевой доспех рухнул на ферробетон, тёмный и безжизненный, подогнув под собой крылья прыжкового ранца. Туман рассеялся, подобно облакам под порывами сильного ветра. Остались лишь керамит, пласталь и мёртвая плоть.

Десять тысяч лет прошло с тех пор, как Повелитель Ночи нарушил данные Императору клятвы. Десять тысячелетий насилия над слабыми; сотня веков попрания идеалов Легионес Астартес. Больше этого не будет. Вся ложь, предательство, смерть, страдания — ничто из этого не помогло отступнику. Вся обретённая сила исчезла, не оставив ничего, кроме смертной оболочки. Никакой духовности, никакой высшей цели. Только обретший форму эгоизм, порабощённый безумными силами из зависти и страха.

Мысль о том, что настолько древнее зло пало от его руки, вызвала у Гая прилив радости. Благодаря ему и многим тысячам Неисчислимых Сынов гниль астартес-предателей будет уничтожена навсегда.

Глава третья

ЧЕМПИОНЫ ФЕНРИСА

ДОЛГ ХРАНИТЕЛЯ ОЧАГА

МЕЖ ПОРАЖЕНИЕМ И СМЕРТЬЮ

— Клянусь Всеотцом, в троггоровой норе и то грязи меньше! — проворчал Торвин. Кинжалокулак поднял огромную ногу, и системы массивной тактической дредноутской брони застонали, компенсируя дисбаланс. От серо-голубого керамита, точно змеиная кожа, отслаивался ил. Сам воздух полнился микроскопическими спорами, а смрад был такой, что проникал через вентиляционные фильтры шлема Арьяка Каменного Кулака.

— Шевелись, — зарычал чемпион Великого Волка и указал вперёд сверкающим навершием Крушителя Врагов, своего громового молота.

Лазурное сияние оружия хэртэна смешалось с нефритовой биолюминесценцией густых скоплений грибов, покрывавших и пол, и потолок, и стены коридора. Настил под ногами усеивали извергающие споры наросты и скользкая мульча, в то время как с потолка свисали сочащиеся, походящие на сухожилия лианы, которые оставляли на броне проходящих мимо космодесантников полосы грязи.

За славным воином Скором, прозванным Изрешечённым за его бездумную склонность бросаться на врага, остальные пять Космических Волков под командованием Арьяка следовали в шахматном порядке — двойной шеренгой по проходу шириной почти в пятнадцать метров. Тусклое освещение не мешало зрению космодесантников, к тому же усиленному авточувствами брони. Благодаря им отделение подсвечивалось ореолом, чётко выделяясь в поле зрения командира. Каждый из сыновей Русса являлся громадным трансчеловеком, созданным алхимией Всеотца и облачённым в доспех, по уровню защиты не уступающий боевому танку. Хотя разглядеть серо-голубые символы не представлялось возможным, руны верегоста и знаки отличия явно вычерчивались на покатых наплечниках. На чёрном фоне одного был изображён Волк, что крадётся меж звёзд, Уппланд Ватхульв, личной роты самого Великого Волка. На другом красовался талисман с символом Чемпионов Фенриса; это имя великая рота носила и до момента, когда Логана Гримнара избрали командовать орденом.

Даже облачённые в полутонные машины, фенрисские космодесантники шли уверенно и целеустремлённо, держа оружие наготове; благодаря нагромождениям из мехов и тотемов нетрудно было представить этих астартес охотниками, крадущимися меж железных дубов — им совершенно не подходила местность ржавого и заросшего грибами корабельного коридора. Космические Волки стремительно продвигались вперёд, используя инерцию доспехов, а не борясь с ней. Минуя открытые пространства, каждый поднимал оружие по направлению потенциальных атак, и потому фланги всегда находились под бдительной охраной. Чемпионы Фенриса постоянно двигались, точно битый лёд по ручью. То один, то другой время от времени останавливался: прикрыть движение братьев или проверить тыловые помещения, в то время как остальные шагали дальше. Никому не требовались лишние команды или приказы.

— Стойте, — предупредил Скор с переднего ряда. Терминаторы мгновенно приготовились к обороне. — Тут куча спор.

Тяжёлый огнемёт на несколько секунд подсветил помещение, добавив люминесценции ярко-жёлтых оттенков.

Визжа и корчась в прометиевом огне, инопланетные твари обращались в пепел и топлёную жижу. Волчий гвардеец повернулся, подняв небольшой зольный вихрь, и последовал дальше.

Коридор тянулся примерно с северо-запада на юго-восток. В самом начале миссии оперативный север обозначили как точку на самом краю космического скитальца. Верх и низ также были определены под прямым углом к общей плоскости сросшихся звездолётов. Принимая эти координаты, отделение углублялось в верхнюю часть колоссального зверя из обломков и почти добралось до структурного выступа в его восточной части, образованного выпирающими останками древнего грузового судна. Остальная часть космического скитальца состояла более чем из двух десятков кораблей, некоторые из них полностью затерялись в недрах; все покрыты миллионами тонн звёздного мусора и шрамами от столкновений с кометами и астероидами.

— Здесь орочьих следов ещё больше, — доложил Хротгар. Лучи фонарей его брони исчезли в открытой бункерной двери, поглощённые пространством огромного грузового отсека.

Используя связь сенсориумов, Арьяк посмотрел через авточувства Хротгара. На ферробетонном полу отсека виднелись мокрые отпечатки ботинок и почти столько же — босых ног; они накладывались друг на друга десятками. Какой бы груз ни хранился на корабле, его давным-давно разграбили, ну или тот с течением времени попросту развалился. Пока что Волки понятия не имели, где и в какой момент своего пути корабль затерялся в потоках вюрдверса, прежде чем попасть в некий космический шторм и стать частью скитальца. Судно не значилось ни в одном из доступных ордену реестров, и Чемпионы Фенриса продолжали искать объект — предпочтительно военный корабль, — который можно было бы опознать.

— Переключись на тепловой режим, — передал Арьяк. Мгновение спустя вид помещения обратился водоворотом из тёмно-красных и редких оранжевых пятен. Более светлые оттенки повторяли следы зеленокожих, но в пределах прямой видимости не было никаких других тепловых сигнатур.

— Они были здесь несколько часов назад. Продолжаем двигаться к точке сбора.

Оставалось три четверти мили, прежде чем проход снова пересечётся со своим близнецом по правому борту, вблизи того места, где раньше находились жилые блоки. Проведённое флотом сюрвейерное сканирование определило эту зону — наряду с несколькими другими — как очаг скопления живых существ. Располагаясь ближе всего к внешнему слою скитальца, грузовой корабль являл собой идеальную точку входа, однако к данному моменту самым опасным противником, с которым пришлось столкнуться отделению, были крысоподобные паразиты размером с гончих. Несмотря на свой несуразный рост, животные замечательно погибали под ударами молотов и клинков.

Слева донеслась очередь; волчьи гвардейцы мгновенно распознали громогласный лай штормболтера. Арьяк уже выслушал вокс-доклад.

— Отделение Хеймда, — передал он братьям. Стрельба продолжалась ещё несколько секунд, к болт-выстрелам присоединились не знакомые космодесантникам звуки и хлопки. — Обнаружено несколько десятков орков.

— Везучие ублюдки, — заворчал опять Торвин. — А у нас только скитья и паразиты.

— Может, поможем Хеймду? — с надеждой предложил Скор.

— Да, давайте, — к большому удивлению остальных согласился Арьяк. — А ты как раз потом и объяснишь Великому Волку, почему мы свернули с маршрута готовящейся атаки и пропустили сбор.

После такой перспективы энтузиазм Волков явно поубавился. Несколько секунд по палубе раздавался лишь глухой стук шагов и завывание мощных сервоприводов. Сенсорная связь в ухе Арьяка издавала непрерывное пип-пип-пип-пип-пип-пип-пип, напоминающее сердцебиение. Время от времени гремели приглушённые расстоянием выстрелы, в то время как бормотание вокса наполняло подсознание потоком обновлений.

— Если бы я не сталкивался с орками раньше, то подумал бы, что они нас боятся, — нарушил тишину Скор. — Мне думалось, они любят хорошую битву.

— Битвы ждут впереди, — сухо отреагировал Арьяк. — Оставайся начеку.

Полторы минуты спустя предсказание Арьяка сбылось, а Скор наконец получил что хотел.

— Множественные сигналы, количество стремительно растёт, — доложил Свен Полушлем из арьергарда, когда сенсориум наполнился откликами авгура. — Тридцать… Сорок… Пятьдесят. Ещё больше!

— Движение. На левом фланге, — добавил Арьяк, вычленяя ещё больше живых объектов посреди фонового тумана. Дисплей сенсориума заполонили символы.

— Пытаются нас отрезать, — догадался Херьольв. Гвардеец остановился и прикрыл тыл, чтобы обезопасить уже спешащего к их позиции Свена. В поле зрения Арьяка промелькнул целеуказатель штормболтера Полушлема, однако в радиусе ста метров ничего не было, кроме грибкового мрака.

Внимание Хранителя Очага привлёк голос по вокс-каналу роты. Когда заговорил Великий Волк, все остальные звуки притихли.

— Настал тот миг, которого мы так долго ждали! Нас атакуют, братья! Поприветствуйте орков клинком, угостите их болтом, да с таким же радушием, с каким вы встречали их на протяжении многих лет нашего знакомства!

— Хм, к нам никто не идёт, — произнёс Арьяк, набирая скорость. — Они обходят нас и направляются к Великому Волку!

Хранитель Очага зарычал от досады, в глубине души проклиная терминаторский доспех за медлительность (хотя он никогда бы не высказал такого недовольства, чтобы дух брони его не услышал). Даже подгоняя себя с каждым шагом, волчий гвардеец наблюдал, как группа орков слева опережает его отделение, в то время как зеленокожие позади стремительно приближаются.

Как кусок разбитой волнами скалы падает в море, так и фрагмент сенсорного пятна отделился от основной массы и двинулся прямиком к воинам Арьяка. Очевидно, орки вознамерились перехватить его королевских гвардейцев и задержать до тех пор, пока их не настигнут гораздо более крупные силы позади.

— Арьяк! — Крик Херьольва переключил внимание Хранителя Очага на субдисплей сенсориума. Авгуры воина показывали десятки орков, толпившихся вдоль прохода позади отделения, многие из них бросились в грузовые отсеки по обе стороны коридора. — Тут должны быть проходы через стены отсека, которые не показало сканирование.

— Как крысы в зернохранилище, — бросил Скор. — Роют и копают, где только могут.

Мгновение спустя появилась вспышка, за которой почти сразу последовал грохот примитивных пушек и свист отскакивающих от стен и потолка пуль. Некоторые из них отрикошетили от доспеха Херьольва, стоявшего в арьергарде.

Другие зеленокожие оказались не столь решительны. Только когда между Арьяком и остальными братьями-Волками оставалось около двадцати метров, на отделение обрушились орочьи силы перехвата.

— Не отставайте! — прорычал Арьяк. Он продолжал двигаться к синей руне на дисплее, которая отмечала местоположение Логана Гримнара, Владыки Фенриса. — На штурм! Всеми силами!

Хэртэн сразу же заметил, как двадцать или тридцать тощих ксеносов вбегают в проход впереди. Некоторые существа остановились на перекрёстке, спрятавшись примерно в семидесяти метрах от космодесантников. По туннелю застучали беспорядочные и неприцельные выстрелы, но затем показалась группа более крупных зеленокожих.

Поверх орков наложились вид-потоки его братьев, словно призрачные послеобразы разворачивающегося позади боя. Скор свернул в сторону, в один из отсеков. Дисплей волчьего гвардейца залило белым: пытающихся прорваться зеленокожих поглотило пламя тяжёлого огнемёта. Выстрелы штормболтеров Херьольва и Хротгара ослепляли взор их шлемов; в паузах между очередями можно было разглядеть, как среди неразберихи детонирующих снарядов разлетаются части тел зеленокожих.

— Арьяк! — Голос Скора сквозил гневом. Волчий гвардеец отступил в главный коридор, не прекращая стрельбы. — Ты не даёшь нам выстроиться для обороны.

Каменный Кулак проигнорировал волчьего гвардейца и неуклюже бросился в атаку. Хранитель Очага поднял перед собой щит-наковальню, чтобы огородиться от нарастающего потока пуль и энергетических зарядов.

— Мы должны добраться до Великого Волка, — зарычал он, наблюдая за растущей массой сигналов вокруг точки сбора.

— Если окажемся в Уппланде, то ничем ему не поможем, — огрызнулся Скор. — Думаешь, он будет радоваться нашей смерти?

Это не имело значения. Арьяк уже врезался в толпу орков, как абордажная торпеда в борт корабля. Первый ксенос пропал между щитом и сабатонами волчьего гвардейца, едва замедлив астартес. Второй начал палить из грубого автоматического оружия, разбрасывая пули по сверкающему грозовому щиту, но спустя пару мгновений Хранитель Очага размозжил стрелка о переборку. Хэртэн широко замахнулся Крушителем Врагов и отбросил в сторону третьего: пылающее навершие молота расщепило толстую шипованную куртку и зелёную плоть вместе с костями.

В главный проход между Арьяком и остальными гвардейцами ввалилось ещё больше орков. Они сразу же открыли огонь, даже не думая о прицельной стрельбе. Бешеный поток лаз-разрядов и пуль нёсся с обеих сторон, но доспехи Арьяка обладали одинаковой прочностью как спереди, так и сзади, а несколько попавших в громоздкий силовой блок выстрелов не принесли никакого вреда.

Следующим в толпу ксеносов врезался Торвин, сверкая молниевыми когтями: он оправдывал своё прозвище Кинжалокулак, каждым ударом потроша или обезглавливая противника. Таким ранам ничего не могла противопоставить даже легендарная живучесть орков. Рядом с Торвином тут же оказался Свен Полушлем с громовым молотом и грозовым щитом наперевес. Снаряжение волчьего гвардейца было таким же, как и у Арьяка, но не могло похвастаться размерами и известностью по сравнению с оными у чемпиона Великого Волка. Бок о бок он и Торвин прорубили сквозь орков кровавый путь и разделились, удерживая проходы с каждой стороны коридора. Тем временем остальные волчьи гвардейцы двинулись дальше.

Пространство вокруг Арьяка настолько кишело врагами, что не требовалось особого мастерства для их убийства. Среди толпы ксеносов вспыхнуло зелёное пламя: более крупный звероподобный ксенос плечом пробивался сквозь своих сородичей, его левую руку обволакивала гудящая силовая клешня. Арьяк был абсолютно уверен, что щит-наковальня выдержит вражеское расщепляющее поле, но решил лишний раз не подставляться. Расталкивая меньших орков, Каменный Кулак бросился вперёд и встретил приближающегося монстра ударом молота по голове, размозжив противнику череп.

После залпа штормболтеров Херьольва и Хротгара Скор заполнил коридор бурным потоком прометия, оттеснив зеленокожих и пресекая их дальнейшие атаки. Некоторые орки пытались перелезть через тела погибших сородичей, но Торвин полоснул когтем по панели управления дверью и обрушил на ксеносов защитный заслон.

Все происходящие события отпечатывались в сознании Арьяка. Чемпион ощущал действия и позиции боевых братьев точно так же, как положение собственных ног во время расправы над очередным орком; как распределение веса терминаторского доспеха, когда Хранитель Очага снова устремлялся вперёд. Смертоносный ритм «парирование-удар-шаг», что нёс его вперёд, являл собой скорее результат работы инстинктов, тренировок и десятилетий опыта, чем осознанных решений.

Мысли Арьяка горели единственной целью, ради которой он пренебрегал как собственной жизнью, так и безопасностью воинов Волчьей гвардии. Подобно буре вокруг горной вершины, ксеносы скопились вокруг другого подразделения ордена, и с каждым мгновением зелёный вихрь сгущался всё сильнее. В его центре находился Логан Гримнар. Магистр ордена. Великий Волк.

Воин, которому Арьяк принёс великую клятву защищать и на чьих плечах покоится будущее всего ордена.

«Его сага ещё не закончена, — уверял он себя. — Не сегодня. Не так. Не по моей вине».

Тюрнак расхаживал по верхней палубе стратегиума «Чести Всеотца» с видом офицера, надзирающего за кэрлами и сервиторами: многочисленные слуги ордена обслуживали десятки расположенных там постов. Огромный волк, в холке не уступающий ростом многим смертным, мимо которых он мягко ступал, остановился и принюхался к текущей из корпуса сервитора жидкости. Полумашина игнорировала интерес зверя: её глаза были подключены к сенсорным матрицам, а все остальные нервные окончания омертвили создавшие «работника» техножрецы. Другие члены экипажа тоже не обращали на Тюрнака никакого внимания, пропуская зверя или без лишних слов обходя его путь стороной.

Второй громовой волк, Фенрир, сидел у командного трона подле своего хозяина, склонив голову набок, в то время как сам Великий Волк задумчиво почёсывал его за ухом толстыми пальцами. Поставив другую руку на подлокотник и уткнувшись в подбородок кулаком, Логан рассматривал проецируемое на экране изображение. На плечах магистра Влка Фенрика покоилась необъятная волчья шкура; её серо-белый мех почти сливался с бородой Великого Волка.

Вокруг Логана Гримнара собрались его старшие советники. Чуть поодаль — облачённые в терминаторские доспехи члены Королевской гвардии, их оружие было на время заглушено. Завершив обход, Тюрнак подошёл к шеренге ветеранов ордена, каждого разглядывая и обнюхивая, словно инспектируя парад в свою честь.

Арьяк переместился к другой стороне трона, к Фенриру, чтобы получше рассмотреть запись с фрегата, идущего на сближение с космическим скитальцем. Как и Владыка Фенриса, сейчас чемпион не носил сковывающих доспехов. Каменный Кулак был одет в тунику из шкур и штаны, а руки перевязаны кожаными тотемными шнурами, увешанными клыками и костями; к толстому же поясу Хранителя Очага были приклёпаны железные знаки отличия. Свежевыбритый череп королевского гвардейца сиял в свете звёзд. Арьяк провёл пальцами по густой, недавно подстриженной бороде.

— Большой, — заключил Хранитель Очага.

— Они все большие, — рассмеялся Гримнар.

— Этот — больше остальных, — вмешался Ньяль, более известный как Зовущий Бурю. Широкий воротник тяжёлого жилета и длинные пряди рыжей бороды и волос обрамляли татуировки сигилов вместе с вюрдмарками на его груди; ещё больше таких же оберегов сворачивалось и переплеталось на руках рунического жреца. С пояса из витого золотого шнура на ремешках свисали рунические бусины и клыки, при каждом шаге позвякивая и постукивая о толстую кожу килта. В руке Зовущий Бурю сжимал украшенный волчьим черепом посох, на его навершии, будто на насесте, отдыхал псайберворон жреца. Модифицированное существо уставилось на Фенрира рубиновой линзой бионического глаза, в то время как сам Зовущий Бурю с мрачным лицом рассматривал происходящее на экране.

Как показало сканирование, груда из спрессованных кораблей и космического мусора около семидесяти миль в длину, четырнадцати — в ширину, и достигает почти четырёх с половиной миль в самом толстом участке. По серо-чёрной массе скитальца прокручивались сюрвейерные данные с «Железного ярла»: по мере обнаружения реакторов, двигателей и других рабочих систем на тёмном фоне оживали мерцающие оранжевым пятна.

Однако основной интерес представляли не технические показатели. Арьяк ясно видел причину, что привлекла внимание его господина. То тут, то там виднелись плазменные разряды и несколько куполообразных силовых полей из мерцающей зелёной энергии. На космическом скитальце определённо кто-то был, а то и вовсе полностью контролировал громаду. Природу обитателей выдавали огромные красные глифы, расположенные на высоте почти сотни метров и начертанные вдоль всей носовой пластины одного из звездолётов в передней части скитальца. Хотя определить их точное значение не представлялось возможным — клинки, черепа, бессистемные линии и грубые лица, — происхождение не вызывало сомнений.

— Орки, — произнёс очевидное Арьяк, за что заработал ещё один взгляд Великого Волка. Это не помешало Хранителю Очага продолжить. Взор гвардейца переместился на Ньяля, который наблюдал за разворачивающейся сценой нахмурив брови. — Зовущий Бурю, это то самое зелёное чудище, что преследует тебя в твоих вюрд-снах?

Рунический жрец лишь хмыкнул, погружённый в свои мысли.

— Это то, что мы ожидали найти, — ответил Логан, поглаживая пальцем один из своих длинных клыков. — То, что хотели найти.

— Тем не менее радует, что донесения подтвердились, — добавил Гаммаль Унесённый Ярлом, смертный капитан корабля.

Бывший претендент на генетическое наследие Волчьего Короля, Гаммаль когда-то был высоким и гордым юношей. Однако со временем его тело скрючило, превратив в сгорбленного ветерана. Костная ткань старика медленно деформировалась под воздействием генетических улучшений, которые должны были её укреплять. И если бы не экзоскелет, вживлённый волчьими жрецами в плоть, подбородок мужчины находился бы где-то под поясом. Как бы то ни было, на морщинистом лице отражалась ежеминутная боль, но его дух оставался непоколебимым — в отличие от тела — и не позволял ему жаловаться на «дискомфорт».

Пусть Гаммаль не смог послужить Всеотцу как космодесантник, но он нашёл своё призвание во флоте. Личная каюта капитана была отключена от искусственной гравитации корабля: невесомость давала краткую передышку его измученным костям. За долгие годы служения он добился должности командующего «Гюльвархеймом», а когда Великий Волк перенёс знамя на «Честь Всеотца», Гаммаль стал единственным офицером, которого Гримнар оставил при себе.

— Последнее наблюдение произведено дальним патрулём Флота в Эльхеймской пропасти, до этого скиталец дрейфовал через системы Навинундум и Бриас, — продолжил капитан. Пока он говорил, костлявые пальцы управляли дисплеем, заменяя четверть экрана звёздной картой приграничных систем. — Зафиксировано двадцать дней и сорок три световых года назад.

— Он то погружается в Вечные Сумерки, то выходит обратно, — подытожил Ньяль. Зовущий Бурю, скривив лицо, повернулся к Великому Волку. Зрачки рунического жреца засверкали золотыми искорками, а изо рта вырвалась лёгкая дымка. Температура вокруг библиария резко понизилась. — Это пограничье Разлома, и здесь его хватка слаба и непостоянна. Он словно протягивает своё колышущееся щупальце из вюрдова моря. Я чувствую энергию, и в скитальце есть что-то, что откликается на мой зов. Что-то, созданное орками или ими найденное, удерживает зеленокожих от полного провала в варп, подобно тонущему кораблю, что никак не уйдёт ко дну.

Арьяк был хорошо осведомлён о водовороте неестественной энергии на краю звёздной системы. Вихрь то появлялся, то исчезал из поля зрения, и сейчас аномалия казалась лишь жарким маревом, затуманивающим далёкие звёзды; однако внутри таилась зловещая сила, готовая без предупреждения разродиться варп штормом.

— Думаешь, орки управляют этой штукой? — спросил Великий Волк. Магистр опустил руку на подлокотник трона и подался вперёд, рассматривая увеличивающееся изображение звёздного монстра.

— Ну, я бы сказал, «управляют» — не совсем точное слово, — отметил Ньяль. Окружавшее жреца проявление вюрда начало рассеиваться. — Возможно, орки оказывают некоторое воздействие. Посмотрите на горящие двигатели, они могут лишь немного изменить траекторию полёта в реальном пространстве. Так и устройство, что я учуял, совсем не похоже на полноценную варп-установку. Скорее это якорь, который тянет эту громадину обратно в материум и не даёт ей слишком глубоко погрузиться в вюрдово море.

— Даже в этом случае они представляют собой большую угрозу, чем остальные, — прокомментировал Логан. Он обернулся и ткнул пальцем в сторону Гаммаля. — Рассчитай курс по предыдущим наблюдениям.

— Минутку, Великий Волк, — кивнул капитан, уже поворачиваясь к пульту управления. В течение более чем минуты, пока сервиторы бормотали необходимые вычисления, никто не произнёс ни слова. Наконец Гаммаль указал на дисплей. — Вычисления очень приблизительны, причём без предварительных консультаций с астропатами или навигаторами касательно состояния варпа.

Звёздная схема заняла половину дисплея, почти заслонив изображение дрейфующего скитальца. Тот всё ещё двигался на фоне полупрозрачной варп-энергии. Расширяющийся конус отклонения простирался на восток Галактики, к её ядру. Гримнар встал, сцепив пальцы, и шагнул влево. Затем, изучая детали, магистр ордена переместился чуть правее и слегка наклонил голову. Великий Волк прочистил горло.

— Дальше он поплывёт на юг, — заявил Логан. Магистр Космических Волков указал пальцем на полудюжину предшествующих звёздных систем. — Видите, вот тут почти петля, как будто они каждый раз меняют курс.

— У них есть конкретная цель? — спросил Арьяк.

— Очень может быть, — вставил Гаммаль. Мужчина отрегулировал параметры дисплея, и на звёздной проекции появилась новая руна — значок Фенриса, расположенного в нескольких тысячах световых лет к юго-западу. Родной мир Космических Волков сверкал почти по центру обозначенной Гримнаром дуги.

— Орки огибают Этт? — удивлённо рассмеялся Великий Волк. Магистр ордена повернулся к капитану и приподнял бровь. — Думаешь, они сторонятся Фенриса?

— Не могу знать, Великий Волк, — признался Гаммаль. — Просто наблюдение.

Фигура, на протяжении всего совета хранившая молчание, выступила вперёд. Ульрик Убийца, старейший и строжайший из волчьих жрецов ордена, рассматривал карту, скривив губы и обнажив толстый клык.

— Будто разбойники, которые держатся подальше от крепости, — проворчал он. — Отлавливают добычу на границах.

— Нам следует остановиться здесь, — добавил Ньяль. — Мы не можем преследовать ксеносов дальше, если только вы не мечтаете попасть в Вечные Сумерки.

— Можем, если потребуется, — отрезал Ульрик. — Будет так, как прикажет Великий Волк. Но это не единственная группа орков, что пересекла нашу территорию. Их целые флоты, и наверняка существуют скитальцы, которые орден ещё не обнаружил. Некоторые направляются на запад, к предателям; по всей вероятности, хотят развязать с ними войну. Других мы оттеснили на восток, к звёздам галактического ядра.

— Путь на запад ксеносам преграждает Железный Оплот, — пояснил Гаммаль. — Эту область космоса оберегают силы дома Камидар и их союзников.

— О, так мы получили весточку от Камидара? — сдержанно спросил Логан. — Пришло какое-то астропатическое сообщение, про которое мне не сообщили?

— Нет, Великий Волк, — ответил Гаммаль, опустив глаза. — Ничего нет.

Фенрир сочувственно заскулил и лёг на палубу, уложив голову на лапы.

— Ничего нет. Ни от Чёрных Храмовников, которые отправились в крестовый поход вдоль Эррволдского течения, ни от Камидара. От Дворца Всеотца тоже ничего внятного. — Великий Волк нахмурился, и испещрявшие лицо морщины стали ещё глубже; затем он поднял руку, рассматривая сжатые в кулак пальцы. — Рассчитывать мы можем только на тех, кого видим и до кого можем дотянуться… Горстка рот из разных орденов, не более десятка военных кораблей, переданных под моё командование, и меньше дюжины полков Имперской Гвардии. Ну и наши собственные силы.

— А если этого окажется недостаточно? — спросил Арьяк. — Здесь собрались самые отважные и храбрейшие воины, но даже у нас есть предел. Кузнец не сотворит меч из стального напёрстка — несуществующей армией врага не сломить.

— Выбора у нас нет, — отозвался Ульрик. — Такова наша битва.

— Ты бы стал защищать ворота, зная, что стражи стен пропустят врага? — спросил Гримнар хэртэна. — А стоял бы на стенах, не зная, пала ли остальная крепость? Разве не продолжал бы, несмотря ни на что, биться насмерть, чтобы их удержать?

— Мы не можем биться везде, — парировал Арьяк. Полный дурных предчувствий, он вновь окинул взглядом скиталец. — Наше братство и просто весть о том, что мы продолжаем борьбу, вселяют надежду и волю к сопротивлению в сердца людей. Только это отделяет сотню миров от капитуляции перед врагом. Мы лишь одна великая рота…

— Мы — Чемпионы Фенриса, — поправил Великий Волк. — И никогда не уклонялись от битвы. Очевидно, эти орки намеревались ускользнуть из наших лап, вот только ничего у них не вышло. И теперь они на собственной шкуре познают тяжесть совершённой ошибки.

— Нет такого врага, которого я бы не сокрушил бок о бок с вами, но не они меня заботят, — настаивал Арьяк. Хранитель Очага ткнул пальцем не в дисплей, а в главный окулюс, метровой толщины прямоугольное бронестекло, обрамлявшее блеск светил и огни двигателей далёкого «Железного ярла». По широкому полю звёзд разлилась тревожная полутьма варп-разлома. — Мы на пороге царства Вечных Сумерек, и они с радостью за считаные минуты проглотят скиталец вместе с нами на борту. Или вы хотите, чтобы я прыгнул в космос и молотом разнёс эту груду из кораблей?

Вместо того чтобы добродушно расхохотаться, Великий Волк ещё больше помрачнел.

— Смерть преследует нас во многих обличьях, мой хэртэн.

Манера, в которой господин Арьяка произнёс его титул, словно кислотой прожгла его грудь. Это был первый раз, когда Великий Волк использовал положение гвардейца против него самого. Пристыженный, Арьяк умолк.

— Лазерный луч, снаряд, когти тиранидского крикуна-убийцы, — рыкнул Ульрик. — Каждый раз, когда мы вторгаемся в вюрдово море, мы рискуем остаться в его воющем безумии. Долг каждого космодесантника — стеной стоять между смертью и другими людьми. И для сынов Русса это великая честь!

Более всего на свете Арьяк хотел вернуться в кузницы, назад к работе с молотом и наковальней, нежели сражаться на поле брани в окружении бесчисленных врагов, готовых оборвать его нить. Но именно на его долю выпало сказать то, что должно быть сказано, и страх перед последствиями стал бы ещё большей трусостью, чем бегство с поля боя.

— Не хочу показаться малодушным и уж тем более оскорбить храбрость Великого Волка, — медленно начал Арьяк. Он тщательно подбирал слова, словно проверял железные слитки на наличие изъяна, что мог бы привести к поломке. — Однако мой долг хэртэна не только велит защищать вас от любой опасности, но также дарует честь не допустить ужаснейшей катастрофы. Никогда ещё столь много людей не видело в Великом Волке своего вожака, и во всём ордене нет никого, кто смог бы лучше вас нести это бремя. Мы — единственные стражи на стенах, а вы — наш капитан. Я верю, нет, я знаю: если вы падёте, то всё, что мы поклялись защищать, пожрёт тьма.

— И тем не менее я должен возглавить атаку. Если я не приму этот бой, то уже не смогу принять никакого другого, — отрезал Логан. Великий Волк смотрел отстранённо, как будто видел что-то за пределами проекции. — Империум трещит по швам, но наши с ним узы, клятвы тем, с кем мы сражались и сражаемся бок о бок, должны держаться до самого конца. Если дам слабину сейчас, то перестану быть тем лидером, которым, по твоим же утверждениям, сейчас являюсь. Я не позволю другим сражаться в моих битвах, будь то королева Камидара… или мой чемпион.

Арьяк молча выслушал Великого Волка, смирившись с решением своего господина. Чтобы скрыть несогласие, хэртэн просто вперился в Гримнара взглядом. Повелитель Фенриса продолжил.

— Наступила ночь, а я — Волк, что крадётся меж звёзд. — Рука магистра ордена потянулась к рукояти оружия с красным лезвием, что лежало рядом с троном, — к топору Моркаи, выкованному из клинка еретика и обращённого против предателей Всеотца. Схватив и удерживая в руках секиру, Великий Волк поднялся, как если бы приносил клятву. — Мы на краю бездонной пропасти. Я слышу вой в темноте. Близится Время Волка, и когда Волчий Король вернётся, я гордо встану подле него, ибо буду знать, что оказался достойным его наследия.

Итак, план был утверждён, и Арьяка сослали во фланг в качестве напоминания, что чемпиону не позволят сражаться вместо Великого Волка.

Каменный Кулак крушил орков направо и налево, но проложить путь сквозь такую орду было равноценно плаванию вверх по реке во время весеннего половодья. Грубые клинки бессильно царапали доспех, пока пыхтящие двигатели питали раздирающие зубья, заставляя их скрежетать по керамиту. Силовой блок щита-наковальни накалялся всё сильнее от почти непрерывного потока энергетических лучей, порождая вспышки при всяком попадании. Каждый шаг Арьяка приводил к гибели с полдюжины врагов.

Сознание едва контролировало нанесение ударов: по сравнению с закреплёнными показаниями сенсориума вокруг Великого Волка приливы и отливы рычащих звериных морд были второстепенны. Арьяк сверился с показаниями дальномера: хотя от Логана Гримнара его отделяло чуть меньше пятисот метров, но при нынешнем раскладе это были многие тысячи километров. Держащая молот рука безостановочно поднималась и опускалась, словно по наковальне в кузницах Этта, а в это время Арьяк пытался найти хоть какой-нибудь способ прорваться через зеленокожих.

Внимание Хранителя Очага привлекло его собственное изображение, записываемое одним из братьев Арьяка позади. На долю секунды он представил себя скалой, возвышающейся в пенящемся море из переломанных тел орков и вихря лезвий.

— Скор! — позвал Каменный Кулак и двинулся в сторону, наплечником размозжив орка о переборку. — Прожги-ка мне путь!

Обзор Скора задвигался влево и вправо, сканируя проход. Авточувства его доспеха ярко подсвечивали силуэт командира.

— Не вижу цели, — отозвался Изрешечённый.

— Мой доспех выдержит, а вот орочьи — нет! — Арьяк широким выпадом сбил пару орков, обеспечивая пространство для разворота. — Сейчас же!

Каменный Кулак поднял щит в сторону отделения и собрался с духом. Мгновение спустя на него понёсся поток горящего прометия, омывая металл во вспышке голубых энергий. Адское пламя полилось на орков, поджигая чужацкую броню и расплавляя плоть до обугленных костей. Несколько секунд Арьяк видел только белую мглу авто-чувств. Броня не прекращала сыпать предупреждениями, поскольку температура продолжала расти.

Но доспех Арьяка был выкован с расчётом на плазменные взрывы, не говоря уже о прометии из тяжёлого огнемёта. Вырвавшись из кучи тлеющих трупов, Арьяк бросился бежать. На броне уже застывали струйки расплавленного керамита; остывающие капли срывались с доспеха и со звоном падали на палубу.

Впереди открыло огонь ещё больше орков, их примитивные ружья извергали такой плотный град пуль, что недостаток точности выстрелов никак не мешал их эффективности. Ещё перегретая от огня, обшивка терминаторского доспеха трескалась и разлеталась под железным дождём, а более мощные заряды странного энергетического оружия оставляли глубокие раны на искусственной коже.

Остальные конигарды отказались от организованного отступления и поспешили за Арьяком, следуя в пятидесяти метрах позади. Всё новые снаряды, дуги зеленоватых молний и брызжущие ракеты неслись на гвардейцев.

Но Арьяк продвигался всё ещё недостаточно быстро. Коридор между складскими отсеками сменился несколькими широкими проходами, по бокам которых располагались меньшие, но кишащие орками помещения. Вокруг царила невообразимая какофония, однако авточувства брони и сверхчеловеческий слух Арьяка различили характерный лай болтеров и боевые кличи братьев-Волков.

На нагрудной пластине взорвалась ракета, осыпав палубу осколками керамита. Удар заставил Арьяка сделать шаг назад и обратить внимание на окружающую обстановку. Стиснув зубы, он поднял щит-наковальню, защищаясь от следующего потока огня. В левом боку терминатора вспыхнула боль от разорванной мышцы. Мгновение спустя резь исчезла, смытая потоком анестетиков доспеха и гормональных болеутоляющих улучшенного организма. Ещё одно суровое напоминание о его уязвимости.

Следующий удар пришёлся в правую боковую часть шлема; силы крупнокалиберного снаряда было достаточно, чтобы сломать позвоночник и пробить череп смертному воину. Непрекращающийся поток снарядов, а также взрыв очередной ракеты о щит-наковальню заставили Арьяка покачнуться.

— Не останавливайся! — проревел Полушлем. Королевский гвардеец добрался до Арьяка и прикрыл его своим грозовым щитом, принимая на себя залп разрывных снарядов.

Помещение прорезал огонь Херьольва и Хротгара, выкосив нескольких орков в вестибюле между Волчьей гвардией и залом с точкой сбора. С левой стороны вперёд бросился Торвин, его доспех засверкал от искрящихся рикошетов: Кинжалокулак вонзился в строй орков, словно китобойный гарпун в добычу.

Ободрённый прибытием товарищей, Арьяк продолжил наступление вместе с ними. Вся левая сторона как терминаторского доспеха, так и тела перестала сгибаться, отчего Арьяк слегка прихрамывал, но держал темп остального отделения, продвигаясь под слабеющим вражеским огнём.

— Я придумал тебе новое прозвище: Арьяк Каменная Башка, — рыкнул Хротгар.

— Сбывается пророчество Зовущего Бурю, — произнёс Арьяк. — Зелёный великан пожирает волка. Я этого не допущу.

— Конечно, — поддержал вожака Скор. — Мы знаем.

Арьяк мельком увидел себя в вид-потоке другого терминатора: шлем почти раскололся, а запёкшаяся кровь скрыла рану на голове. Остальную часть доспеха испещряли шрамы и воронки, местами обнажая адамантиевую основу.

На волоске от смерти. В шаге от провала.

По щиту Свена беспрерывно молотили пули, но у двух конигардов ещё оставалось время найти Великого Волка.

Глава четвёртая

УГРОЗА ЗЕЛЕНОКОЖИХ

ОРДЫ ВНУТРИ

ВОЖДЬ-ЧУДИЛА

Временами Орад задавался вопросом, не погиб ли он при абордаже и не является ли происходящее той самой карой, о которой предупреждали священники. Он добросовестно выполнял долг, служил без жалоб, читал молитвы. Но матрос снова и снова переживал момент сдачи в плен, не в силах избавиться от воспоминаний. А что, если тем зелёным кулаком всё и закончилось, а орки затем изрубили его на куски или изрешетили из примитивных пистолетов.

Прошла, казалось, целая вечность: больше не существовало ни дня, ни ночи — нет даже пресловутого цикла флотской рутины. Никто не разговаривал. Раздавались только щёлканье кнутов, хруст обломков да рёв зеленокожих под стон рабов. Даже после работ люди были слишком заняты поеданием орочьего месива и жидкости со вкусом ржавчины и мочи. По сравнению с этим флотская каша казалась шедевром офицерской столовой. А затем спать, иногда даже на несколько часов. Сны — кошмары — длились недолго. Психическое и физическое истощение сказывалось так сильно, что некоторые попросту не просыпались. Коматозник ты или мертвец — оркам было плевать.

Ксеносы не сковывали людей цепями — вокруг даже валялись железные прутья, крепёжные стержни и другие приспособления, из которых при желании можно было легко соорудить самодельное оружие. Но никто даже не пытался. Было ясно, что из этого ада не выбраться: корабль плывёт в пустоте. Даже если не убьют сразу, то куда побежишь-то?

Пребывание в варпе стало отличаться от подобных эпизодов прежней службы. Поля Геллера ещё работали, но уже начинали сбоить. Во время «полёта» в имматериуме даже орки старались не трогать рабов, оставляя людей наедине с ужасающими и кровавыми приступами самоубийств. Орад несколько раз крепко приложился головой о стену башни, пытаясь раскроить себе череп, но в итоге просто потерял сознание. Когда он снова очнулся, образы визжащих младенцеликих ворон и огненных символов так его и не отпустили. Но сил сопротивляться безумию у Орада тогда больше не было, и он просто сидел в тёмном углу с закрытыми глазами и, раскачиваясь взад-вперёд, баюкал разлагающиеся останки Росси. Должно быть, движимый низменными животными потребностями, Орад что-то как-то выпил, но грызущая боль в животе выдавала жуткий голод. До атаки матрос мог похвастаться отличной формой, и потому сейчас он держался лучше, чем многие из оставшихся членов команды, которые напоминали изувеченные мешки с костями.

Выход из варпа казался благословением, но также он знаменовал возобновление непосильного труда. Корабль орков высвободили, но зияющую рану «Сурового» пришлось залатывать: дыру застраивали рабы в громоздких защитных костюмах, а за ними в это время присматривали тюремщики в тяжёлой герметичной броне. На корабле проводились и другие бессмысленные переделки, в большинстве своём просто потому, что оркам так больше нравилось.

Однажды распорядок изменился. Орки повели их к корме и вниз, к отсекам для шаттлов. Впереди раздавались крики гнева и боли, и когда Орад добрался до точки, он заметил мелких зеленокожих с дымящимися клеймами. Зелёные уродцы шли мимо рабов и ставили каждому метку на грудь, спину или плечо. Орад стиснул зубы, когда на его левой груди выжгли грубый, похожий на ракету глиф, после чего орк толкнул матроса вперёд. В отсеке ещё стояли корабли Флота, но теперь уже совместно с орочьими десантными машинами. Рабов начали загонять внутрь, прутьями и ударами кнута заполняя трюмы до предела. Орад очутился в бывшем лихтере снабжения, прижатый к иллюминатору, с повёрнутой влево шеей и упирающейся в переборку рукой.

— Надеюсь, эти штуки ещё герметичны, — пробормотал кто-то за спиной. — Если они сломали атмосферные затворы, нам крышка.

Внимание тех, кто ещё мог видеть, привлёк лязг наружных створок «Сурового». Массивные пластальные двери раздвинулись, обнажив звёздное поле, наполовину скрытое оранжево-коричневым миром. Над планетой висела гротескная луноподобная космическая станция, находящаяся всего в нескольких километрах от крейсера.

Десантный корабль оторвался от палубы и слишком резко рванул в сторону. Его двигатели лихорадочно плюнули плазмой, швырнув живой груз в заднюю часть отсека. На фоне многочисленных жалоб и угроз кто-то завопил, что у него сломалась лодыжка. Вскоре челнок повернул к станции, и Ораду открылся вид на «Суровый»: в месте, где орочий корабль врезался в лёгкий крейсер, остался шрам, и теперь это судно ксеносов, сцепленное с имперским кораблём сотнями тросов, действовало как буксир. Когда-то матрос ни за что бы не поверил в подобное, однако сейчас он был настолько эмоционально сломлен, что происходящее едва удивляло. Тем временем из стыковочных отсеков высыпало ещё больше небольших кораблей.

Судно с Орадом миновало станцию и продолжило путь к планете, позволив человеческому грузу мельком поглядеть на искусственную луну. К десяткам выступающих из её полюсов порталам пристыковались орочьи крейсеры и корабли сопровождения. Некоторые из рабов наблюдали в иллюминатор за растущим шаром планеты; в конечном счёте мир целиком заполнил обзор, и пламя атмосферного входа затрещало по фюзеляжу. Прежде Ораду казалось, что страх, как и все остальные чувства, полностью пропал за время долгого путешествия, однако сейчас, когда людей начала прижимать сила тяжести, а в иллюминаторах засияла яркая звезда, леденящая дрожь вернулась. Вытянув шею, Орад глянул вниз, прижавшись глазом к бронестеклу. Преодолев густой смог, корабль пролетал всего в нескольких милях от поверхности. Посреди охряных холмов виднелся огромный город, раскинувшийся на десять или более миль в ширину. От сотен заводов валил чёрный дым, а улицы застилали пыльные облака, поднимаясь с проезжих частей и ведущих на окраины дорог. На металлических зубчатых стенах и недостроенных, но уже возвышающихся над городом боевых машинах сверкало восходящее солнце.

Затем вид исчез — его заслонили краны и необъятные, напоминающие морские, причалы. Там по мере приближения вырисовывались тупоносые звездолёты и приземлялись многочисленные орбитальные суда.

Двери открылись, и бывшие члены экипажа «Сурового», моргая, вывалились в мир орков, совершенно растерянные и сбитые с толку, но встреченные знакомым щёлканьем кнутов и хриплым рёвом.

«Зверь поднимет голову, и волк завоет».

Произнесённые шёпотом слова будут отдаваться эхом в течение многих столетий. Ньяль знал, что лучше не воспринимать пророчество как что-то более существенное, чем просто рябь в варпе или переменную в вариантах судьбы. Тем не менее подобные предсказания обладали силой иного рода, изменяя сам вюрд так, чтобы результат отражал ожидания.

Для тех, кто следовал пути хранителя рун, существовала опасность всё глубже погружаться в тайны вюрда, полагая, что тайное знание даст больший контроль над судьбой, а понять сущее — значит обрести власть над ним. Горький опыт научил Ньяля, что истинная мудрость заключалась в отношении к вюрду как к простому эху возможных событий, и слишком пристально прислушиваться к морю грёз означало всё дальше и дальше уходить от реальных событий Верса. Вюрд сплетается здесь, где произносятся слова и совершаются действия. Подчиняя реальность своей воле, величайшие из людей могли выковать собственную судьбу или по крайней мере склонить её капризы в свою пользу.

Не было этому лучшего примера, чем возведённый в недрах древнего звездолёта орочий город. Зеленокожие ни с кем не объединялись, не искали компромисса, они не достигали взаимопонимания с окружающим миром. Орки везде приносили свою орковость, изгибая и ломая пространство до тех пор, пока оно их не устраивало. Ньяля прозвали Зовущим Бурю, хозяином над стихиями, и здесь рунический жрец распознал ещё одну первозданную силу галактического масштаба. Подобно шторму, приливной волне или землетрясению, орки разрушали всё, с чем сталкивались, оставляя после себя лишь руины. Но когда зеленокожие стояли на месте, они становились центром силы: вокруг них вращалось всё остальное, в том числе и вюрд.

Посреди огромной, выдолбленной в корпусе корабля дыры орки построили лачужный форт с навесной стеной и зубчатым валом. Придавая крепости вид славящего разрушение собора, искусственную пещеру окружали оборванные концы трубопроводов, палуб и проходов из секторов технического обслуживания и кубриков. Казалось невероятным, что посреди звездолёта можно построить крепость, но орки не видели в этом ничего странного — как если бы они высадились на какой-нибудь планете или луне.

В нескольких сотнях метров впереди летел никем не замеченный псайберворон жреца, Ночное Крыло. Глаза пси-фамильяра передавали Зовущему Бурю то, что находилось за пределами зрения смертных. Орки снесли стены и разворотили палубы вокруг бывшего реактора и двигателей корабля, а из обломков разбитых переборок и награбленных пластальных листов соорудили типичные для себя жилища. Старые энергосистемы были выведены из строя и заменены дымящимися генераторами. В воздухе стоял маслянистый туман, в черноте которого с беспорядочно расположенных линий электропередач и мерцающих опор каскадом падали искры. Визги и ворчание ксеносов мешались с гулом машин и орочьим рёвом, отражаясь от разрушенных стен в самых невообразимых формах. Зеленокожие вымазали металл засохшей кровью и масляно-чёрными глифами, где только можно понатыкали оборванные знамёна и развесили напоказ тотемы. Всё говорило о том, что эта крепость принадлежала только оркам и продолжала волю обитающего внутри чужацкого предводителя.

Ночное Крыло парил над улицами и крышами: пространство крепости кишело орками и их более мелкими собратьями. Когда отряд Великого Волка вырвался из лабиринта коридоров и отсеков вокруг пещеры, его встретили пушечные залпы и энергетические лучи. Сразу стало ясным, зачем орки совершали вылазки во внешние проходы — окружить и заманить незваных гостей в ловушку, прижав Волков к стенам своей цитадели и отрезав пути к отступлению.

Приблизившись к крепости, отделения Великого Волка замедлили шаг. Испытываемая астартес неопределённость ощущалась Ньялем подобно дымке, и, по мере того как каждый из Влка Фенрика реагировал на колебание братьев, неуверенность распространялась по всей роте. Великому Волку не требовалось вюрд-зрение, чтобы уловить едва заметную неясность в рядах своих бойцов, и вокс-связь донесла его голос до каждого боевого брата сквозь грохот орудий и орочьи крики.

— Орки возвели себе этт! — крикнул Гримнар со смехом в голосе.

Он указал топором Моркаи в сторону грубо сколоченной крепости. Красная сталь заблестела, словно только что обагрённая кровью. Ньяль чувствовал голодный дух оружия, заключённый в руническом металле. Он рвался из оков, требуя утолить свою жажду насилием. Логана, казалось, это пульсирующее желание ничуть не заботило: Великий Волк не прекращал смеяться, даже устремившись к оркам. Остальные космодесантники последовали за ним. Король Фенриса казался запряжённым в колесницу зверем, который неумолимо тянул силы ордена в бой.

— Только взгляните на эту страшнючую стену! Мало кто сверкает столь злобными клыками! Ха! Осторожнее, сыны Фенриса, этот зверь может укусить!

Численность орков не поддавалась подсчёту. Как корабельные авгуры не обнаружили форт сквозь толщу корпуса скитальца, так и плотность грибковых наростов и неразумных оркоидов сводила на нет любые попытки сканирования жизни. Разбитые стены были покрыты многолетними грибами размером с боевой танк. Щёлкая челюстями, на приближающихся космодесантников бросились дикие охотничьи твари. Чемпионы Фенриса встретили монстров клинками и цепными мечами, сберегая боеприпасы для предстоящей, более серьёзной битвы.

Ульрик Убийца шагал рядом с Великим Волком, его оружие изрыгало болты, а крылатый волчий череп крозиуса пылал разрушительной энергией. Он поднял символ единства Фенриса и Империума, и тот ярко засиял во мраке орочьих владений.

— Орки вновь мечтают процветать и размножаться во владениях Всеотца, — проревел он, используя внешний динамик, а не вокс. Голос жреца эхом отразился от крепостных стен и окружающего их скитальца. — Ксеносы повыползали из своих беззвёздных логовищ и обосновались на руинах опустошённых ими же миров, что принадлежат Всеотцу. Отголоски орочьего рёва слышны и в наших залах! Их нечистоты воняют на улицах человеческих городов! Городов, которые мы поклялись защищать! От этого врага, которого мы поклялись уничтожить! И вот настал час исполнить клятву! Пришло время великой расплаты! Мы — пламя, что сожжёт дотла старое, дабы появилось новое! Ибо сегодня Влка Фенрика станут истинными разрушителями!

Орочьи пушки на крепостной стене изрыгали бесконечный поток лучей и снарядов. Открыв ответный огонь, воины Гримнара продолжали наступать, рассредотачиваясь и отвлекая внимание врага; остатки разрушенных стен и груды камня укрывали Волков от ударов тяжёлых орудий. О продвижении астартес по окутанному тьмой периметру возвестили вспышки штормболтеров и свечение силового оружия. Терминаторы с их тяжёлым вооружением вышли на передовую и открыли ответный огонь. Потоки ракет из «Циклонов» раскрылись цветами из огня и железа вдоль линии крепостных укреплений, в то время как залпы визжащих штурмовых пушек косили прячущихся за стенами ксеносов.

Закрепившись в окрестностях, Великий Волк вывел вперёд сильнейших из боевых братьев. Наступление возглавили три дредноута; их поступь, размалывающая в порошок ферробетонные обломки, отдавалась эхом от оголённых пластальных палубных балок. Пространство звенело от боевых кличей, приправленных металлическим голосом вокс-передатчиков.

— Да начнётся подсчёт поверженных врагов! — Сквальд Несущий Войну выступил во главе троицы. Толстые пластины боевой машины отражали орочий огонь ценой керамитовых осколков. Проносясь мимо, Ньяль уловил мысли старого воина внутри запечатанного сигилами дредноута: плеск бьющихся о ладью волн и развернувшееся на деревянной палубе сражение. С каким бы врагом Сквальд ни сражался, это были не зеленокожие. — Обагрите клинки, утолите их жажду! Заработайте право осушить кружки в королевском зале!

Грохочущие орудия Сварда Кровавого Клыка и Древнего Крюлла прошили крепостной вал и оттеснили орков назад, в то время как Сквальд подобрался к воротам. Дредноут поднял пушку «Адский мороз», вокруг которой клубился холодный туман. Подобно леденящему вою Моркаи, на металлические ворота обрушился одиночный взрыв — его оказалось достаточно, чтобы ржавый металл покрылся инеем и треснул. Издав новый боевой клич, Сквальд бросился на замороженное препятствие и одним ударом когтей разнёс расколотые ворота.

Восхваляя почтенных воинов и Волчьего Короля, Гримнар с фенрисскими воителями кинулся в пролом. Великий Волк следовал за дредноутами по пятам, Зовущий Бурю не отставал от магистра ни на шаг.

Твердыня орков имела куда большую защиту, нежели просто зубчатые стены и пушки. Ньяль чувствовал, как в умах зелёной орды пульсирует та же вюрд-энергия, что привела сюда и его. По обширной территории крепости струилась сила, способная изменить будущее одной лишь верой.

«Звёзды разорвёт кровавый шторм».

С тех пор как Вечные Сумерки раскололи пустоту, Ньяль ощущал всё происходящее ещё отчётливее и тяжелее. Катаклизм надвигался в течение многих дней, и Ньяль — как и многие псайкеры — был бессилен его остановить. Фенрис бороздил космос недалеко от Ганнстрёма, в имперских источниках именуемого Оком Ужаса, которое не сводило взора с народа холодного мира. Дурной знак всегда предвещал несчастье, вражеское вторжение или катастрофу. Когда силы Ундерверса вырвались наружу, Ганнстрём ярко и грозно вспыхнул, обрамлённый ореолом недобрых звёзд. Даже во времена, предшествовавшие расколу пустоты, небо денно и нощно озарялось подобными предвестиями.

Устремляясь к воротам вслед за Логаном и Ульриком, шагая рядом с другими прославленными воителями, Ньяль должен был преисполниться уверенности в победе. Однако его терзало дурное предчувствие: какое-то тошнотворное ощущение на краю сознания; словно воткнувшаяся под ноготь заноза, мучившая, но не поддающаяся удалению.

Посох главного библиария пылал энергией. Выбитые по всей его длине руны мерцали таким же голубым огнём, как и знаки на терминаторском доспехе. Волки Фенриса сражались болтерами и плазмой, силовыми клинками и цепными мечами, но рунический жрец вёл другую битву. В его глазах мир заливали красные оттенки, а мысли сражающихся метали золотые копья и испускали зелёный туман. На грани вюрд-восприятия Ньяля стоял глубокий гул Вечных Сумерек; то был пробирающий до нутра вой смерти и страданий, его подпитывали муки бесчисленных миллиардов душ — жертв, принесённых ради сотворения Разлома. Вокруг ксеносов бурлил и вздымался неистовый шторм орочьего насилия. Буря усиливалась в областях, где битва велась наиболее ожесточённо: ярость сражения подстёгивала стихию. Тут и там она представала вихрями дикой энергии, искрящимися и раздуваемыми грубыми умами орочьих заклинателей вюрда.

— Всё не то, чем кажется, — предупредил Ньяль.

Логан, всегда чтящий слова своих советников, замедлил шаг, и все рядом стоящие воины последовали его примеру.

— Ты что-то чуешь, Владыка Рун? — поинтересовался Великий Волк.

— А вы разве нет? Воздух пропитан орочьей мощью, энергия ксеносов бьёт по моим мыслям и душит разум своим чужацким присутствием.

— Она потеряет хватку, когда мы проредим орду, — высказался железный жрец Альдакрель. Он поднял топор, одна часть которого имела широкое бородовидное лезвие, а вторая была выкована в форме шестерни Адептус Механикус. — Так ведь всё и работает, разве нет?

Два отделения терминаторов Волчьей гвардии уже достигли стены и принялись крушить её силовыми кулаками и молниевыми когтями, в то время как братья в арьергарде обеспечивали прикрытие огнём. С левой стороны прибыло ещё одно отделение, одно из фланговых. Возглавлял его Арьяк Каменный Кулак. Броня Хранителя Очага едва функционировала, а её наплечники и нагрудник были покрыты кровью королевского гвардейца вперемешку с орочьей.

— Что за угроза? — потребовал Великий Волк у Ньяля. Они находились в двадцати метрах от разбитых ворот. Дредноуты с нацеленным на предполагаемых врагов оружием ждали в авангарде за ними. — Говори прямо.

— Конкретной угрозы нет, — признался Ньяль, не способный поделиться ничем, кроме дурного предчувствия. — Лишь знамение вюрда.

— Тут и так полным-полно врагов. Незачем выдумывать новых, — проворчал Ульрик.

Не прошло и минуты, как Арьяк и его гвардейцы подошли к воинам Логана в дюжине метров от крепости.

— Вы живы, — выдохнув, обрадовался Арьяк. В знак приветствия Хранитель Очага приложил навершие молота к груди и подошёл к своему господину.

— А ты как думал, — буркнул Гримнар. — Настоящая битва только началась. Хотя ты выглядишь так, будто своё уже получил.

— Он нёсся как таран, — вставил Торвин Кинжалокулак откуда-то сзади. — Я не мог его удержать.

— Вижу, — ответил Логан. — Что ж, таран мне ни к чему: мы уже сломали ворота.

Ньяль прибавил шагу и догнал Арьяка.

— Держись к нему поближе, чемпион, у меня дурное предчувствие по поводу этого места, — передал он Хранителю Очага, осознавая, что слова излишни: мысли Арьяка горели, как оберег вокруг Великого Волка, ярче сияния грозового щита.

— Пора размять руки, — усмехнулся Гримнар, когда Волки наконец добрались до ворот.

Орочий городок представлял собой нагромождения из незамысловатых зданий: одно-и двухэтажные, соединённые грубыми вантовыми мостами, верёвочными лестницами и металлическими переходами. Повсюду пестрили граффити и знамёна, заявляющие о чьей-либо принадлежности и влиянии. Фундаменты сооружений выглядели небезопасно: они были слеплены из остатков исходных стен и фрагментов переборок. С крыш кричали орки, отправляя залпы снарядов в проделанные Волчьей гвардией бреши. Все ксеносы, кто стоял у ворот, погибли под поступью дредноутов: их тела свисали с импровизированных укреплений или лежали раздавленными у ног боевых машин.

Сенсориум показывал лишь обрывочную информацию, прерываемую вспышками статики.

— Неэкранированные реакторы, — предупредил Альдакрель. — Отключите сенсорные каналы, чтобы ограничить помехи.

Арьяк оборвал невидимую связь с братьями по отделению. Поначалу было немного непривычно смотреть исключительно своими глазами, без потока данных от товарищей и призрачных изображений вторичных каналов. Ощущение ясности вскоре сменилось насторожённостью. Без функций сенсориума терминаторам пришлось полагаться исключительно на собственные органы чувств.

Обонянию мешала исходившая от орков вонь. Чужацкий смрад витал повсюду, не сдерживаемый никакой фильтрацией или искусственной циркуляцией воздуха. Привыкший охотиться с помощью носа, Арьяк чувствовал себя не совсем полноценным, как если бы ослеп на один глаз. Хуже того, попадание в шлем едва не претворило это в жизнь: лоб до сих пор покрывала толстая корка крови, и никакие попытки моргнуть или движения лицевых мышц не могли убрать струп и прояснить периферийное зрение.

Арьяк без лишних указаний следовал за Великим Волком по его левую руку так, чтобы полностью видеть своего командира. Остальные гвардейцы отделения рассыпались веером впереди, высматривая засаду.

Буквально через сто метров жилые застройки уступили место обширному пространству, заставив штурмующие крепость отделения остановиться по его периметру. Здесь орки уже не строили, здесь они рыли. Палуба за палубой «карьер» уходил далеко за пределы грузового корабля вглубь его спрессованного нижнего соседа, по меньшей мере на полмили вертикально вниз. Место добычи являло собой застроенный лестницами полукруг, куда зеленокожие провели кабели и трубы. Как и в случае с палубами, выходящими на территорию крепости, нижние уровни карьера отлично просматривались, как будто чья-то могучая рука вырвала цельный кусок из обоих кораблей.

Длина пропасти составляла примерно двести метров, а дальше находилось сооружение, которое служило частично крепостью, а частично — огромной статуей. Конструкция возвышалась почти до далёкого «потолка», а её фундамент терялся во тьме нижних уровней. Серо-зелёная скульптура из скалобетона и фекалий изображала сидящего на корточках орка. Поверх тела звероподобного воина зеленокожие прикрепили нагрудник, наплечник и наручи, выкованные из ржавого металла и укреплённые гнутой пласталью. Большую часть конструкции пронизывали щели-окна, подсвеченные из внутренних помещений. Оттуда повысовывались орки и тут же принялись стрелять во все стороны, не обращая внимания на плохой угол обзора и ещё худшую прицельность. Взгляд Арьяка устремился всё выше и выше, пока не остановился на вершине, где располагалась голова с массивной челюстью. Глаза и раскрытая пасть горели зелёным светом.

— Твари построили это вокруг реактора! — опешил Альдакрель, глядя на ауспик. — Орки сняли защи…

Вокруг здания роились сотни мелких зеленокожих, многие продолжали строить и заделывать дыры, хотя другие принялись глазеть на незваных гостей или попытались спастись бегством. На нижних палубах трудились ещё тысячи захватчиков, таская корзины и ящики, доверху набитые щебнем, сломанными стойками и кусками пластали. Над ущельем раскачивались тросы, посредством которых зеленокожие доставляли материалы к основанию идола. Среди них были и гораздо более крупные особи — орки, рыча и ревя, уже пробивались наверх, чтобы присоединиться к битве.

Тысячи орков. Десятки тысяч.

«Изумрудный гигант сожмёт волчью пасть и уймёт его гнев».

Зовущий Бурю не мог оторвать глаз от колоссального орочьего изваяния. Статуя совсем не походила на зелёного великана из видений, и всё же в мерцании вспышек и прометиевом огне орочьего города в ней скрывалось что-то живое и первобытное.

Вокруг завязалась перестрелка. Дредноуты и терминаторы вели огонь по недрам вырытого города, и орки отвечали им тем же. Рунический жрец едва заметил возобновление битвы: чудовищный идол на помосте из разбитого звездолёта занимал все его мысли. Великий Волк поспешил обогнуть пропасть — на фоне орочьей громады Логан и его варангард казались ничтожно маленькими.

Как волк перед зелёным великаном.

Интенсивность контратаки орков нарастала по мере прибытия подкреплений. Сотворённое ксеносами психическое поле сгущалось и становилось сильнее. В водовороте силы тени обретали звериный лик и когтистые лапы, объединяясь в единого чудовищного зверя. Ньяль почувствовал рычание живущего в душе волка, его свирепую натуру, стремящуюся вырваться на свободу. Через звёзды, в световых годах от Фенриса, Зовущий Бурю всё ещё чувствовал яркое пламя родного очага, которое и сейчас наполняло его силой. Вюрдово пламя заструилось из покрывавших доспех и тело рун, окутывая Ньяля сине-лиловым пламенем. В мире, недоступном взору смертных, он посылал стрелы силы, пронзая набирающих мощь призраков и разбивая их своим разумом.

+Владыка Рун!+ полная срочности мысль Идущего-по-небу, при рождении названного Энгиллем, пронзила разум Зовущего Бурю. +Взгляни на лицо идола.+

Бросив взгляд ввысь, рунтэн не сразу обнаружил находку Идущего-по-небу. Потоки орочьей вюрд-силы устремлялись по статуе вверх подобно обратным водопадам, сливаясь в единый ураган сокрушительной мощи.

+Фигура. Там фигура, между челюстей.+

Пасть ложного идола была широко раскрыта; нижняя челюсть выступала из гигантского сводчатого прохода, похожего на балкон. Получив подсказку, Зовущий Бурю заметил странную фигуру, скачущую на «языке» своего божества. Как и другие орочьи шаманы, ксенос был облачён в пластины из меди и камня, а из его глаз вырывались искры психической энергии. Именно вокруг этого псайкера собиралась чужацкая мощь, волею шамана обретая всё большую форму. Обычно подобные скопления орочьей силы высвобождались в форме неконтролируемых взрывов, но этот ксенос каким-то образом обладал достаточной концентрацией, чтобы обуздать вюрдову силу.

Взгляд Ньяля скользнул по остальным ксеносам на рабочей площадке, и, как выяснил рунический жрец, контроль над психической мощью был не единственным, что отличало шамана от его зеленокожих собратьев.

— Великий Волк, — обратился Ньяль, указывая посохом. — Их вюрдоплёт крупнее своих собратьев. Я никогда не видел шамана ростом с военачальника. Что-то неведомое будоражит вюрд этого места.

— Хорошо, а то я уже начал думать, что битва окажется слишком лёгкой, — отрезал Верховный Король Фенриса. Он поднял руку с встроенным в наручи штормболтером и выпустил пару болтов через пропасть. Снаряды угодили в нескольких орков, карабкавшихся по противоположной стороне, — их окровавленные останки полетели вниз вместе с обломками лестницы.

— Вюрд — это по твоей части, Владыка Рун, — заговорил Ульрик. — Тут мы тебе не подспорье.

Ньяль стиснул зубы от непонимания братьев, одновременно с тем изо всех сил пытаясь сдержать бушующую мощь варпа, что вихрилась вокруг основания изваяния. Главный библиарий Космических Волков ощущал, как души рунъярлов стараются лишить орочьего шамана силы, но звероподобный повелитель вюрда на вершине статуи оставался неукротим.

— Всему виной Вечные Сумерки. Орки черпают из них больше силы, чем мы можем уничтожить, — пояснил Владыка Рун. Он сжал обеими руками посох; рукоять и навершие воспылали нематериальным огнём, который устремился к орочьему предводителю. Проследив за спиралью своей психической силы, взгляд Ньяля наткнулся на ещё один шест — в когтистой хватке шамана. Его венчал грубо вырезанный череп из тёмного камня, окружённый нимбом из нефритовых энергий. — Чем дольше и яростнее орки сражаются, тем могущественнее становится шаман. Мы должны отступить, Великий Волк.

— Отступить? — опешил Ульрик, оборачивая череполикий шлем к Зовущему Бурю. — Битва только вылезла из утробы. Мы живо проредим их ряды!

— Логан! — взревел Ньяль. Личное имя Великого Волка мгновенно привлекло его внимание. Несмотря на невероятные муки сдерживания орочьей мощи, Владыке Рун удалось выдавить из себя несколько слов. — Эту битву нам не выиграть!

— Послушай своего рунъярла, Великий Волк, — почти умолял Арьяк. — Мы добьёмся победы, но иным путём!

Воины ордена удерживали позиции, поливая зелёную массу огнём. Орочьи тела сплошным ковром устилали палубы и проходы, но трупов ксеносов было ничтожно мало по сравнению с лезущими наверх ордами зелени. Гримнар перевёл глаза с Ньяля в глубь впадины, а затем на голову идола. Зовущий Бурю проследил за взглядом Великого Волка и уставился на шамана, который стоял между двумя массивными, словно сталагмиты, клыками из шлифованной стали.

Глаза ксеноса казались глубокими, наполненными зелёным огнём ямами, напоминающими провалы в пылающее царство. Орк указал когтем вниз, второй рукой подняв посох. Психическим зрением Ньяль увидел, как сформированный из нефритовой энергии кулак обрушился на волчьего гвардейца справа.

Навстречу ему тут же взметнулась закрученная руна, став основой громадного нематериального щита, в центре которого находился Энгилль. Кулак ударил в барьер с мощью взрыва, отшвырнув рунического жреца, точно ракету, сквозь его защитников — волчьих гвардейцев. Несмотря на то что длань орочьего бога потеряла часть силы, она завершила удар и сплющила терминаторский доспех, словно оловянную кружку. Зовущий Бурю едва чувствовал дух Энгилля, а другой рунический жрец, Хрольв Язык Войны, почти затерялся в вихре психической силы. Звучавший в ушах Ньяля волчий вой Фенриса захлебнулся в ужасающем рёве орков. Вспышка силы едва не ослепила Ньяля, и тот был вынужден отступить, не дожидаясь, пока в мыслях воцарится ад.

Надвигающаяся тень орочьего разрушения росла с каждым мгновением, обтекая покрытую нечистотами статую, точно шкура из полупрозрачного зелёного огня. Ньяль, как и остальные Волки, уже физическим зрением мог наблюдать за собирающейся психической силой.

— Отступайте отделениями, прикрывая фланги! — проревел Великий Волк, не нуждаясь в дальнейших уговорах. — Владыка Рун, ты ещё сможешь воспользоваться вюрдом?

Несмотря на пугающую мысль о том, чтобы вновь открыться бушующему потоку грубой орочьей силы, Ньяль ответил без промедлений и полный решимости. В его рыжих волосах и бороде вспыхнули золотые искры, уходившие через посох в палубу.

— Клянусь, они услышат вой Мира-Очага, даже если он станет для нас последним.

Глава пятая

ВЛАДЫКА РУН

НОВАЯ СТРАТЕГИЯ

ПРИНЕСЁННЫЕ КЛЯТВЫ

Ещё несколько секунд воины Фенриса слаженными залпами поливали пропасть огнём, расчищая верхние проходы, мосты и лестницы. Орки и другие меньшие создания на священной статуе не прекращали беспорядочную пальбу. Прерванная контратака предоставила Гримнару возможность подать сигнал к отступлению. Первыми отошли сам Великий Волк и его стражи, находившиеся ближе всего к орочьему изваянию.

Ньяль прошёл с ними несколько метров, а затем остановился и выставил перед собой рунический посох. Несмотря на впечатляющую глубину ущелья, ширина была относительно узкой для столь огромного числа орков. Однако психический сгусток, порождённый их жаждой битвы, не испытывал физических ограничений и бурлил впереди надвигающейся орды.

В потоке чужацкой силы Ньяль ощутил приближение Хрольва Языка Войны. Зовущему Бурю не нужно было отводить взгляд от идола, чтобы почувствовать рядом брата — рунического жреца.

— Вас кличут Зовущим Бурю, но, боюсь, не существует такого шторма, который мог бы сравниться с этим злобным чудовищем, — произнёс Хрольв.

Ньяль бросил взгляд на неподвижного Идущего-по-небу, которого уносили с поля боя. Покидал битву не он один — более дюжины сыновей Фенриса, прихрамывая, сами или с помощью братьев отступали назад. Те, кто всё ещё мог стрелять, с гордостью продолжали сражаться за своего короля.

— Двое или трое жрецов, неважно — этого бы не хватило, чтобы одолеть чудовищную мощь врага. А где не поможет сила, послужит хитрость, — сказал он Языку Войны. — Когда попадаешь в грозу, думать надо не о дожде, а о молнии.

Внезапный импульс силы привлёк внимание готи обратно к вождю-шаману. Вокруг монстра вздулась новая фигура из чистого насилия; засверкали клыки, а из нефритовой энергии вюрдфира сформировались кулаки.

— Имеешь в виду, атаковать нужно вюрдоплёта напрямую?

— Отчасти, — ответил Ньяль. — Гляди, как его посох проецирует вюрдово пламя. Я готов поспорить на королевскую казну, что эта штука — дело не орочьих рук. Разорви связь, и шаман потеряет благосклонность шторма. Корабль без руля куда опаснее для своей команды, чем для врага.

— Что вы предлагаете? — Язык Войны не смог скрыть сомнения в голосе. Он продолжал оглядываться по сторонам, подсознательно ища поддержки среди уже ушедших воинов.

— Остались только мы, — тихо произнёс Зовущий Бурю. — Охотник должен обладать терпением, выжидать. Верь мне. Верь в силу Мира-Очага.

Ньяль оторвал посох от земли и, не сводя глаз с гигантского идола, направился обратно к ближайшему орочьему зданию. Первые из зеленокожих уже начали выбираться из пропасти, колеблясь в ожидании ответного огня Волков. И когда залпов не последовало, орки высыпали с нижних палуб.

— Встань рядом со мной, — позвал Ньяль, ступая в переулок между двумя лачугами. Теперь, когда рунические жрецы стояли поодаль от статуи, Владыка Рун вновь объединился с силой Очага, согревающего одним своим присутствием.

— Во тьме меж звёзд, — запел Ньяль, едва шевеля губами. — Из самых глубоких пещер, из теней безлунного леса…

В процессе чтения Владыка Рун представлял себя и своего брата ночными волками, со шкурами чёрными, словно полночь, пробирающимися сквозь лишённую света пустоту. Ньяль ощутил перетекание силы Хрольва в его душу и наоборот. Рунические жрецы стали единым целым, одним охотничьим зверем, скрытым от глаз своей добычи.

Первые вылезшие орки, убедившись, что враг отступает, с энтузиазмом заревели орде, дико размахивая руками и призывая следовать за ними. Многие жестами выказывали верность далёкой фигуре шамана-повелителя: зеленокожие склоняли головы и, глядя на вюрдоплёта, проводили ладонью по лицу, как будто закрывая глаза. Когда более двух десятков орков выбрались наружу, ксеносы направились в поселение, рассудив, что теперь их численности достаточно, чтобы справиться с любым врагом. Однако двинулись зеленокожие не в сторону Ньяля, а поспешили на другую улицу, за отступавшими воинами Великого Волка. В следующие мгновения ещё дюжины орков попрыгали с лестниц и устремились вслед за ведущей толпой.

Недвижимый, Ньяль вновь взглянул на шамана. Орды неслись мимо, не проявляя к двум массивным фигурам в доспехах абсолютно никакого интереса. Из дальней части города донеслось ворчание и чужацкий лай, и вскоре неподалёку снова загрохотала стрельба: орки столкнулись с арьергардом фенрисских воинов.

— Сейчас самое время, — объявил Ньяль, видя, что фантомный бог вокруг шамана почти полностью воплотился. Орк согнул когтистые пальцы, протягивая их к далёким врагам. — Следуй за мной и будь готов нанести удар.

Зовущий Бурю рассеял в сознании образ ночного волка и направил мысли к Ночному Крылу, объединив свой разум с его. Модифицированная птица взлетела с поклёванного трупа орка и через несколько секунд исчезла во мраке за мерцающими огнями орочьих зданий. Бионическим глазом она пристально следила за тепловыми сигнатурами орков на вершине статуи. Ньяль направил фамильяра через внезапный восходящий поток жара, который вырывался из массивной выработки. Бесшумный, как ночной бриз, псайберворон подлетел ещё ближе к чудищу. При соприкосновении с дрожащим силуэтом орочьего психического проявления у Ньяля возникло ощущение противодействия, как будто он уткнулся в пенящуюся воду.

— Давай, брат, — прорычал Зовущий Бурю. Его дух связал тело и птицу, направляя руническую энергию прямо в сердце вюрдового великана. Язык Войны высвободил силу своей души в виде вспышки огня, пламя которого понеслось вслед за вороном, по спирали сквозь зеленоватое тело фантома к голове. Дождавшись, когда огонь достигнет птицы, Ньяль выплеснул всю свою мощь, в то время как где-то внизу руны на доспехах двух библиариев вспыхнули золотым пламенем.

Обладающий физической и психической силой псайберворон нанёс удар, пронзив оставшееся пространство подобно молнии. Глазом фамильяра Ньяль видел наконечник орочьего посоха как дыру в реальности. Навершие древка вихрилось зелёной энергией, трансформирующей грубую психическую мощь во что-то гораздо более острое, словно кузнечный молот, волшебным образом заточенный как лезвие.

Намереваясь вырвать посох из орочьих рук, Ньяль направил к нему псайберворона. Прежде чем его когти коснулись чёрного материала, с навершия сорвалась дуга концентрированной энергии и ударила прямо в птицу. Ньяль заревел от боли, чем привлёк внимание неуклюже проходивших мимо орков. Оставляя за собой перья, Ночное Крыло замер и исчез за краем балкона-челюсти.

На помощь ворону воспарила белая сова, вылетевшая из золотого пламени, — то было воплощение воли Языка Войны. Белопёрая птица на мгновение заслонила Ночное Крыло, размеренные взмахи её крыльев подарили падающему ворону время оправиться. Глядя вороньим глазом, Ньяль убедился, что атака смогла отвлечь орочьего шамана. Между глазами зеленокожего и дрожащим посохом вспыхнуло псиэнергетическое пламя, переросшее в ослепительную дугу. Оскалив зубы и скривив от напряжения морду, орк изо всех сил пытался вернуть контроль над оружием.

Послав Ночному Крылу приказ вернуться, Зовущий Бурю возвратился в собственное тело как раз вовремя, чтобы успеть поднять посох и отразить опускающийся цепной клинок. Металлические зубья скользнули по усеянному рунами древку из экки.

Язык Войны шагнул вперёд и, прочерчивая руническим топором след из золотого огня, с размаху отсёк орку голову. Вокруг переулка сбивалось всё больше зеленокожих.

Сперва взрыв психической силы проявился в беззвучном грохоте, а затем — в пронзительном порыве ветра, который рвал вымпелы и стяги на орочьих зданиях и трепал волосы Ньяля. Почуяв неладное, зеленокожие как один повернулись к скульптуре, большая часть которой, за исключением мощных плеч и головы, была скрыта от взора рунических жрецов. Молнии и спирали зелёного огня хлестали взад-вперёд вокруг шамана-повелителя. Орочий колдун скакал и визжал, его ярость высекала полосы тьмы из неуправляемой энергии.

— Берегись! — рявкнул Ньяль, когда Ночное Крыло наконец приземлился на наручи хозяина. Владыка Рун поднял посох, и вокруг терминатора возникло кольцо голубого огня. Язык Войны тоже создал барьер, залив стены золотым светом. Библиарии успели укрыться всего за два удара сердца до взрывной волны из бесконтрольной психической силы.

Воя и стеная, зеленокожие побросали оружие и схватились за головы. Некоторые упали на колени, других словно швырнуло невидимой рукой на окружающие постройки. Переломанные ксеносы с разбитыми головами валились на землю. Психическая волна подхватила и швырнула двух псайкеров в воздух, пока в их щиты, словно языки огня из потревоженных углей, билось зелёное пламя. Зовущий Бурю врезался в железный выступ вала, насквозь пробил его ржавый металл и заскользил по плоской крыше. Язык Войны пролетел ещё с десяток метров, угодив в шаткий столб и обрушив собой всё здание в мешанине из сломанных стоек и оборванных кабелей.

Защитные чары рассеялись, и Ньяль, опомнившись, спрыгнул на утрамбованную щебнем поверхность, раздробив при приземлении ещё больше каменных плит. Среди грохота и лязга падающих балок поднялся Язык Войны, перерубив топором линии электропередач, которые обвили доспех, точно кракеновы щупальца.

Орки повсюду пребывали в смятении. Многие из зеленокожих погибли: изломанные тела валялись по поселению, будто обломки кораблей на берегу после шторма. Кто-то бродил, вопя от боли, или колотил кулаками по глазам и голове, а иные в тисках психического безумия царапали когтями землю.

— Это лишь временная передышка, — предупредил Язык Войны, глядя куда-то мимо Ньяля.

Зовущий Бурю, обернувшись, устремил взор на орочью статую. Глаза идола по-прежнему горели изумрудным огнём, подчёркивая силуэт шамана зеленокожих. Колдун стоял во весь рост с высоко поднятым над головой посохом.

Не произнеся ни слова, оба рунических жреца сорвались на бег. Ночное Крыло понёсся вперёд, чтобы разведать путь к остальному отряду.

Несмотря на повреждения брони и телесные увечья, Арьяк чувствовал себя лучше, чем когда только прибыл на космический скиталец. Коридор за коридором, отделение за отделением Королевская гвардия пробивалась из пещеры-форта обратно к посадочной зоне у носа грузового корабля. Оттуда их уже могли забрать боевые корабли или телепортационные технологии «Чести Всеотца». Пока остальные пробирались через заброшенный звездолёт, Гримнар, не желая уклоняться от боя, оставался в арьергарде, лично прикрывая своих воинов от орочьего преследования. Арьяк не отходил от повелителя ни на шаг или находился настолько близко, насколько позволяла тактическая необходимость. Щит-наковальня в равной степени укрывал и чемпиона, и Великого Волка.

Находясь примерно в миле от гротескного идола, Арьяк вместе со Скором удерживали повреждённый дверной проём от толпы разъярённых зеленокожих. Позади остальная часть группы, включая Логана Гримнара, обороняла другие проходы, в то время как дредноуты отошли на сотню метров дальше, пытаясь обеспечить огневую поддержку. Арьяк размахнулся и с силой пневмомолота превратил в кашу нескольких врагов, после чего отступил и предоставил пространство для тяжёлого огнемёта Скора. Прометий дал передышку на полминуты или больше — даже самые выносливые из зеленокожих не могли противостоять свирепому пламени.

— Ты чересчур счастлив для отступающего, — отрезал Скор. — Неужели я слышал смех, когда ты проломил череп тому орку? Почему ты радуешься бесславному поражению?

— Поражению? — Каменный Кулак отключил силовое поле молота и пару раз ударил рукоятью по стене, стряхивая с навершия обугленную орочью плоть и кровь. — Мы всё ещё живы. Великий Волк ещё жив.

— Выжить не значит победить, — проворчал Скор.

— Поговори об этом с копьерогим оленем во время следующей охоты. — Арьяк перезапустил сенсориум, передавая запросы на трансляцию остальным членам отделения. — Безусловно, отдать свою жизнь во имя победы — прекрасно, но мне будет проще её добиться, если останусь жив.

Раздавшийся сзади штормболтерный лай возвестил о возобновлении орочьего давления на левый фланг. Грохот ещё больше усилился, когда заработали штурмовые пушки терминаторов.

— Однажды что-нибудь его убьёт, — прокомментировал Скор.

Арьяк ничего не ответил. Прометий начал выдыхаться, и за горячей дымкой снова виднелись сгрудившиеся орки. Вытолкнутый растущей толпой, орк коснулся огня и за считаные секунды воспламенился от ботинок до рогатого шлема. Мучительные вопли зеленокожего вскоре затихли, приглушённые яростными боевыми кличами его собратьев.

— В любом случае я помру раньше, — в конце концов выдавил из себя Арьяк, снова выходя в коридор. Он поднял шит-наковальню и приготовил молот.

— Когда его нить всё-таки оборвётся, ни ты, ни кто-либо другой из смертных ничего не сможет с этим поделать, — настаивал Скор. — Вероятно, даже Всеотец…

— Космические десантники каждый день просыпаются с мыслью, что он может стать последним. И как хэртэн Великого Волка, я готов к тому, что это может быть день смерти моего господина. Но ему уже около семисот лет, а то и больше, так что меня это не сильно тревожит.

Несколько более храбрых зеленокожих прыгнули сквозь бушующий огонь. Они беспорядочно палили из пистолетов и размахивали зазубренными клинками и острыми тесаками, поблёскивающими в затухающем свете прометия. По краям поля зрения Арьяка с треском ожили вид-каналы отделения: стая подключилась к сенсориуму сержанта. Кинжалокулак как раз разделывался с более крупным орком в тяжёлом доспехе. И глазами братьев Каменный Кулак увидел, что готовится новая атака.

Арьяк сразил щитом-наковальней очередного зеленокожего, с размаху разнеся ксеносу челюсть и череп. Молот отбросил искалеченный труп следующего в тех, кто следовал за ним. Затем звуки битвы прорезало шипение вокса, и заговорил Великий Волк.

— Путь к посадочной зоне свободен. Кэрлы и оружейники нуждаются в подкреплении, они не смогут в одиночку удерживать периметр, пока корабли не переправят нас из этого проклятого Всеотцом места. Королевская гвардия прикроет остальных и вернётся с помощью телепорта.

Молот Арьяка унёс жизни ещё двух орков. Чемпион Гримнара снова отступил, а Скор превратил коридор в горящий склеп.

— Отступайте, мы покидаем эту кучу скитья, — передал Арьяк отделению.

К тому времени, когда Арьяк вместе с Логаном и другими членами совета добрался до ярлсдека, тянущее чувство от телепортации почти прошло. Гаммаль ожидал рядом с троном, как будто не двигался с момента отправки космодесантников на скиталец — что было вполне возможно. Полный радости Фенрир не прекращал прыгать и приветствовать Великого Волка, игриво покусывая бронированную руку клыками, способными проткнуть сталь. Тюрнак держался более отчуждённо, наблюдая за возвращением хозяина у постов управления орудиями.

— Ну что ты? Расстроился, потому что мы оставили тебя тут? — воскликнул Логан на пути к большому трону. Он повысил голос. — В следующий раз я возьму тебя с собой, Тюрнак, хорошо?

Огромный волк, казалось, успокоился и улёгся рядом со ступенями к командному помосту, положив массивную голову на передние лапы. Зрачки жёлтых глаз наблюдали за Логаном и остальными.

— Что ж, мы впустую потратили время, — проворчал магистр Космических Волков. Он прислонил топор Моркаи к трону и сел, и тут же ожил главный стратегический дисплей, не нуждаясь в словесном приказе. Скиталец всё так же висел на фоне звёзд, только теперь вокруг посадочной зоны горело несколько пожаров, где в результате предшествующей штурму бомбардировки были повреждены линии электропередач и газоснабжения. Великий Волк повернулся к Ньялю, приподняв бровь. — Как поживают Вечные Сумерки?

— Медленно ширятся, — ответил Зовущий Бурю. Рунический жрец снял шлем, и густые волосы упали на его лицо и нагрудник. Среди рыжих прядей блестели уже начинающие таять крошечные сосульки. Ночное Крыло спрыгнул с плеча жреца на петлю кабеля поближе к застывшему дисплею. — Почти невозможно предугадать, однако теперь, когда мы увидели врага, у меня есть представление о дальнейших действиях.

— Выходит, мы ещё можем с ними побороться? — спросил Ульрик. Его чёрный доспех покрывала корка засохшей орочьей крови, а длинная волчья шкура на спине была заляпана ещё грязнее. Волчий жрец снял шлем, явив белые, точно снега Асахейма, волосы, а затем обнажил и клыки длиной почти до подбородка. Лицо старика испещряли глубокие морщины и многочисленные шрамы, но оставшийся глаз искрился жизненной силой. — Мы в силах уничтожить это оскорбление владычества Всеотца?

— Задумайтесь не о том, что мы должны сделать, а о том, что можем. Всеми имеющимися у нас силами, — медленно произнёс Ньяль. — Чудовище, что возглавляет этих орков… раньше я никогда таких не видел. Я понятия не имею, то ли он один из их псайкеров, выросший до невероятных размеров, то ли военачальник, раскрывший псайкерские способности. Как бы то ни было, посох колдуна даёт ему контроль над силой. Без него и этой палки всех орков вместе со скитальцем так же затянет обратно в Вечные Сумерки, как и любой другой мусор.

— Таков наш план? — прохрипел Ульрик. — Уничтожить вожака и надеяться, что волна иного моря не направит плавучую угрозу в другую систему?

— Мы не смогли бы уничтожить скиталец, располагай мы хоть всеми бомбами, ракетами и снарядами Этта, — возразил Арьяк. Он прислонил щит-наковальню к ноге, обеими руками сжимая рукоять молота поперёк бёдер. Ульрик нахмурился ещё пуще прежнего, от чего Хранитель Очага стиснул молот сильнее. — У нас нет ни воинов, ни времени, чтобы перерезать Всеотец знает сколько тысяч орков.

— Мы уже долгие годы ведём слишком много войн, — вновь заговорил Ньяль, печально покачав головой, но не сводя глаз с Логана. — Не все победы обязаны греметь славой. Некоторые должны быть прагматичными и носить временный характер.

— Нет, — отрезал Великий Волк. — Временная победа — не победа вовсе. Враг не побеждён, пока ещё способен наносить удары. Я скорее повернусь спиной к снежному змею, чем позволю этому логову зеленокожих извергов дрейфовать в пустоте.

Он встал и направился к дисплею, свирепо вглядываясь в его изображение.

— Безусловно, мы можем на некоторое время обезвредить орков, если сказанное тобой правда, Зовущий Бурю, но этого мало. Мы не единственные, на кого давят события. Другие могут просто не справиться с оставшимися орками. И что мы за защитники, если через год, десятилетие или пускай даже сотню лет враг вернётся и опустошит планеты тех, кого мы поклялись оберегать? — Гримнар снова повернулся к совету с широко раскрытыми и наполненными решимостью глазами, как будто произнесённые слова причиняли ему боль. — Я нарекаю это исчадие «Готтроком», и не познают Волки покоя, пока его обитатели не передохнут. Сколь высокой ни была бы цена, мы будем жить и умрём в соответствии с данными людям клятвами!

Глава шестая

НЕЗАБЫТАЯ ИМПЕРИЯ

В ПОИСКЕ ТАЙН

ПОРАБОЩЁННЫЙ

Галлюцинаторий представлял собой помещение площадью не более тридцати квадратных метров, однако оснащённое сложными психовизуальными проекторами и мыслеусилителями. Устройства располагались на защищённых гексаграммами стенах, полу и потолке. По сути, это был чёрный куб, который не допускал проникновения посторонних мыслей и в то же время трансформировал воображаемое в реальность.

Гастий Вихеллан уже не единожды переступал порог галлюцинатория, хотя на борту «Огненной зари» кустодий сделал это впервые. Трибун стратарха Малдовар Колкван ожидал своего товарища, облачённый в простую серо-белую мантию, свободную в руках и ногах, но плотно облегающую туловище. В отличие от Вихеллана, из-под накидки которого проглядывала татуированная кожа, Колкван был облачён в красный костюм из синтеплоти, покрывавший тело кустодия до линии подбородка. Одежда придавала его пулевидной голове такой вид, словно она застряла на груде из освежёванных мышц. Кустодий щитового воинства эмиссаров-императус остановился перед Колкваном, однако тот не сдвинулся ни на миллиметр.

Вихеллан на несколько сантиметров возвышался над своим командиром. Он отличался более широкой грудью и массивными конечностями; борода кустодия была коротко подстрижена, а длинные, до плеч, волосы стягивала на затылке лента. Вихеллан знал, что его превосходящая по размерам фигура ничуть не устрашала Колквана — кустодии никогда не считали размер одним из критериев оценки угрозы. Трибун выглядел расслабленным, но члены Адептус Кустодес всегда были таковыми до того момента, когда переходили к насилию. Более того, Вихеллан уловил в глазах трибуна стратарха напряжённость. Бледный взгляд командира был обращён одновременно и на Вихеллана, и сквозь него, как будто тот являлся центром внимания трибуна, но в то же время не представлял никакого интереса.

Дверь захлопнулась, погрузив кустодиев в абсолютную темноту и тишину, нарушаемую лишь биением сердец и размеренным дыханием. Пусть глаза ничего не различали, но другие чувства Вихеллана — в первую очередь слух и осязание — обострились настолько, что он по-прежнему отмечал неподвижность трибуна. На какое-то мгновение он испытал облегчение от отсутствия пристального взгляда бывшего Соратника.

Спустя пару секунд заговорил Вихеллан, осознавая, что Колкван начинать не собирается.

— Я ощущаю в тебе недовольство. Мы не разговаривали уже много месяцев, фактически с момента возвращения с Гаталамора. Что случилось?

— Один из наших мёртв, а главные исполнители заговора против слуг Императора сбежали. Они по-прежнему на свободе и продолжают строить козни. — Едва слышный шорох ткани сообщил о том, что Колкван скрестил на груди руки. — Я расцениваю это как поражение, а поражения я не люблю.

— Угроза флоту и примарху предотвращена. Жертва Ахаллора прискорбна, но не напрасна. Кажется нецелесообразным сейчас взращивать в себе недовольство.

— И почему ты решил, что я говорю о Гаталаморе?

Комната замерцала, позволив обоим кустодиям вновь увидеть друг друга, одновременно с тем генерируя сцену из мыслей. Вихеллан ощутил, как устройство читало и проецировало в галлюцинаторий ментальное шипение его разума, однако возникшее пространство являлось не более чем переработанной фантазией трибуна.

Через несколько секунд, в течение которых создавалась картина, Вихеллан вместе с Колкваном оказались в богато обставленном кабинете. Стены помещения были обшиты тёмными деревянными панелями, а паркет щеголял богатством укладки. Размеры мебели тут же выдали назначение зала: кустодии переместились в покои примарха. Застывший во времени и одинокий Гиллиман стоял у одной из нескольких украшенных аквилой кафедр из такого же дерева. Как и всегда, примарх был закован в доспехи, чьи системы поддерживали его состояние.

— Капитан-генерал отправил нас в путь не для защиты Имперского регента. — Колкван выплюнул титул с нескрываемым раздражением, как будто он кислотой обжёг язык. — Гиллиман может использовать в качестве телохранителей легионы астартес, что вырастил для него Коул. — Трибун стратарха повысил голос. — Наш долг — наш единственный долг — защищать Императора. Мне думается, Ахаллор тоже это понимал, и, если бы щит-капитан остался жив, я бы послал на задание его. Но он погиб, и поэтому я решил отправить тебя, так как миссия связана с произошедшим на Гаталаморе. И чтобы быть предельно ясным, я немного усовершенствовал методы инструктирования.

Колкван направился через весь зал к возвышающейся фигуре Гиллимана. Когда кустодий дошёл до примарха, окружавшая его проекция замерцала, облачив трибуна в аурамит и вложив в его руки длинную рукоять кустодианского клинка.

Вместе с этим ожил и Гиллиман. За долю секунды удар Колквана заблокировал аналой, разбросав во все стороны искры и покоившиеся на нём тома. Сила парирования отбросила Колквана на шаг назад, и в следующее мгновение Гиллиман атаковал сам, ударив трибуна массивным бронированным кулаком в грудь.

Хотя какой-то частью сознания Вихеллан понимал, что и он, и трибун в данный момент неподвижны, эмиссар-императус поморщился, сочувствуя боевому товарищу. Психосоматическая обратная связь галлюцинатория заставила Колквана ощутить всю силу удара, как если бы примарх ударил его наяву. Однако контратака Гиллимана не замедлила трибуна: он уже развернулся, уклонился от нового удара и полоснул клинком по ещё вытянутой руке Имперского регента, перерубив его запястье одним движением плеч.

Успешный выпад имел свою цену: локоть Гиллимана ударил в спину трибуна, вынудив того кувыркнуться вперёд. Крутанувшись на пятках, Колкван снова поднялся. Не обращая внимания на потерю руки, примарх ткнул уже затянувшейся культёй в грудь кустодия, словно ударом молота расколов аурамит.

Безусловно, всё в галлюцинатории строилось на предположении — уровень получаемых повреждений отражал сугубо представления Колквана, пускай и основанные на личном опыте и многочисленных наблюдениях. Никто и никогда не скажет наверняка без настоящей Кровавой игры. Схватка продлилась ещё несколько секунд, прежде чем Колкван, влетев в другую кафедру, разбил её своим весом и сполз на пол. Гиллиман замер в воздухе на середине прыжка с поднятым кулаком, готовый вогнать череп трибуна в холодный пол.

Вихеллану было очевидно, почему сцена остановилась: Колкван понял, что упустил все шансы на победу. Дальнейшая симуляция лишь показала бы, как долго проживёт трибун рядом с разгневанным примархом.

Проекция исчезла, и кустодиев вновь поглотила безмолвная тьма.

— В чём заключалась цель? — потребовал Колкван. Дыхание и пульс трибуна слегка участились, что только подчёркивало внешнее нетерпение. — Смерть примарха?

Следующая проекция сложилась в огромную Палату Астартес, из которой Робаут Гиллиман иногда обращался к великим и достойным людям флота Примус и реже — к крестоносцам других направлений похода Индомитус. В силу специфики положения лорда-командующего «Огненная заря» часто входила в состав других боевых групп для координации или командования. Флагман, вероятно, совершил в полтора раза больше варп-прыжков, чем возглавляемый им флот, встречаясь с другими кораблями для получения информации более детальной, чем могли бы передать астропаты.

Колкван находился на том же месте, которое обычно занимал во время подобных аудиенций: чуть позади и слева от примарха. Ступенчатые ярусы амфитеатра заполняли голограммы собравшихся. Ощущая себя бестелесным, Вихеллан позволил себе подойти ближе.

— Истина всегда состояла в простом факте: Император — это не весь Империум, — обратился он к трибуну. — И по воле капитан-генерала мы наносим удары по всей Галактике, пресекая куда более серьёзные опасности, чем угрожающие напрямую Повелителю Золотого Трона.

Вихеллан прервался, когда появилось движение и, секундой позже, звук. Гиллиман оповещал собравшихся о передислокации в свете потерь боевой группы флота Терциус. Галлюцинаторий воспроизвёл реальное событие, эмиссар-императус читал его стенограмму.

— Я не давал приказа замолчать, — произнёс Колкван.

— Крестовый поход Индомитус — вернейший способ восстановить Империум, а он, в свою очередь, укрепит и Терру. — Вихеллан переместил мысленный взор почти прямо перед трибуной, откуда он мог отчётливо видеть и Колквана, и примарха. — Гиллиман обладает уникальной возм…

На мгновение лорд-командующий наклонился вперёд, чтобы взглянуть вниз на Коула, и тут же Колкван сделал шаг и устремил остриё копья в шею Гиллимана. За миг до того, как сверкающее лезвие рассекло кожу, примарх успел извернуться и отвести его наплечником. Менее чем через секунду сцена растворилась в грохоте болтерного огня, когда телохранители-космодесантники разнесли Колквана в клочья.

— Слишком рано, — заключил Вихеллан, принимая призрачное обличье, пока вспышки болт-снарядов обрушивались на его командира.

Шум и яркость размылись в туман, а затем в ничто.

— Более поздней возможности не было, — прорычал Колкван. Вихеллану оставалось только догадываться, сколько раз трибун запускал этот сценарий, оканчивающийся тем же или даже худшим результатом.

— Вы думали меня удивить? — спросил эмиссар. — Ни для кого не секрет, что вы видите в примархе опасность. Чего я не понимаю, так это почему вы считаете Гиллимана большей угрозой сейчас, когда он руководит крестовым походом из пустоты, а не во время пребывания Имперского регента на Терре? Разве не тогда стоило нанести удар?

— Напомни, кустодий. Хорус предал отца, стоя на святой земле?

— Согласен с вами, — поспешил оправдаться Вихеллан, сожалея о простейшей ошибке.

Колкван ничего не ответил. Биение его сердец вновь участилось, и Вихеллан почувствовал от трибуна запах биохимических продуктов системы подавления боли.

— Надеюсь, вы установили болевой порог в пределах допустимого?

— Разумеется. Это практика, а не испытание. — Мысли Колквана сгенерировали залитую сиянием комнату, однако источника света видно не было. Оба кустодия оказались вооружены и облачены в полный комплект брони. — Думаю, в этот раз попробуешь ты.

— Боевая готовность и паранойя — разные вещи, — возразил Вихеллан, покачав головой. — Мы не убийцы.

— Не будь дураком, эмиссар, — рявкнул Колкван. — Мы являемся теми, кем должны быть, не меньше.

Кустодиев окружил красноватый полумрак, местами пронизанный мерцающими зелёными и голубыми звёздами. Вихеллан сразу же различил силуэты своих товарищей и прояснившуюся перед ним лестницу.

В следующее мгновение в его черепе раздался гул, похожий на басовое дребезжание корабельных двигателей, — причём исходящий изнутри, а не от внешних звуковых волн. Мысли Вихеллана оказались погребены под непрекращающимся натиском, подобно человеку, пытающемуся перекричать раскаты грома.

Всеподавляющее Присутствие — так кустодии назвали этот феномен. Выжигающая разум утечка необузданной мощи, исходящая от объекта их бдения.

Вихеллан оказался внутри Тронного зала. По крайней мере, в лучшем его приближении, которое смог воспроизвести галлюцинаторий на основе знаний и предположений Колквана, исходя из разговоров с другими бывшими членами Гетеронской гвардии. Даже «из вторых рук» психическая мощь Императора сотрясала зримое Вихелланом пространство. Не было ничего постыдного в том, что его не избрали в круг Соратников: и теперь кустодий осознал, почему его не пригласили. Среди величайших воинов лишь совершенные могли нести эту службу достаточно долго.

У подножия лестницы преклонила колено исполинская фигура. Вихеллан понял, что нынешняя сцена являлась предположением Колквана, поскольку при предыдущем визите Гиллимана к своему создателю присутствовал лишь Траянн Валорис. Примарх уже начал подниматься с протянутым Повелителю Человечества пылающим мечом.

— Слишком поздно, — прошептал Колкван.

Гиллиман одним прыжком преодолел полдюжины метров вверх по ступеням, быстрее, чем Вихеллан мог уследить. На силовой броне примарха искрились болт-снаряды кустодианских копий.

— Ещё раз.

Сцена перезагрузилась. И снова примарх сорвался на бег, через мгновение клинок был уже в руке. Вихеллан стиснул зубы, задаваясь вопросом, почему Колкван так хочет его унизить.

— Ещё.

На этот раз Вихеллан среагировал одновременно с примархом. И всё же эмиссар оказался недостаточно быстр: рефлексы кустодия притупились под воздействием Всеподавляющего Присутствия.

— Недостаточно близко.

Ещё трижды Колкван заставлял его разыгрывать сценарий ликвидации. Каким бы подготовленным эмиссар себя ни считал, но даже находясь в зоне досягаемости клинка, Вихеллану не удалось нанести примарху ни одного удара до начала рывка.

— К чему вы клоните? — потребовал Вихеллан. Он напряг сознание, приостанавливая симуляцию вопреки попытке Колквана её перезапустить.

— А ты? — возразил трибун. — Почему не решаешься совершить должное?

Сцена повторилась заново, однако на месте Вихеллана встал Колкван. Клинок трибуна завращался через долю секунды после того, как проекция начала воспроизведение. Голова Гиллимана слетела с шеи, аккуратно отсечённая по линии шрама от предыдущей смертельной раны. Закованное в броню тело с грохотом рухнуло на нижние ступени.

— Вы напали до того, как он стал представлять угрозу! — сказал Вихеллан. — Превентивный удар.

Мысленный образ Тронного зала тут же растворился, заставив слова Вихеллана повиснуть в пустоте.

— В Империуме достаточно командиров, способных руководить флотами и армиями. — Колкван говорил тихо, но во время симуляции каким-то образом успел незаметно подобраться к Вихеллану; голос трибуна доносился справа и откуда-то совсем рядом. Эмиссару стоило больших усилий машинально не сорваться с места. — И ни один из них не представляет большей угрозы, чем примарх.

— В этом вы ошибаетесь. Ни один смертный не смог бы распоряжаться верными сынами так, как это делает примарх. Целый мир логистов не компенсирует его знания и опыт. Не забывайте, Гиллиман создал Пятьсот миров за то время, которое многим из его братьев требовалось для подчинения одной планеты.

— А сейчас Макрагг в силах защитить едва ли дюжину. — Колкван фыркнул, как потревоженный бык. — Император в своей мудрости назначил Хоруса магистром войны за его заслуги, и всё же суровая правда оказалась слишком тяжела для Его любимого создания.

Вихеллан обдумал сказанное и сравнил с тем, что знал сам о развязанной Хорусом гражданской войне. Многое сохранилось в архивах, однако столько же приходилось на домыслы и слухи, полученные при допросах пленённых предателей.

— Хорус осознал предел своей ценности и потому взбунтовался, — парировал Вихеллан, бросив взгляд на имитацию безголового Гиллимана. — Вы тревожитесь, что с завершением крестового похода Индомитус у лорда-регента больше не останется цели и, подобно тому как Хорус не желал уступать свою роль терранским служащим, Гиллиман увидит себя закономерным правителем обновлённого и им же созданного Империума?

— История изобилует примерами нелояльности и ошибок примархов, даже тех из них, кто не попал под влияние величайшего врага, — ответил Колкван. — Ты знаешь это так же хорошо, как и любой другой, учившийся в Сводах Повиновения.

— И всё-таки я не вижу у Гиллимана никаких дурных помыслов, — сопротивлялся Вихеллан, отворачиваясь от обезглавленного трупа. Остальная часть проекции рассеялась, как мираж, погрузив эмиссара в успокаивающую темноту. — Ваш поступок не упреждал злонамеренные действия примарха, он основывался на убеждённости, что Гиллиман нападёт. Все ваши сценарии крутятся вокруг одной и той же идеи, что у нас не будет времени среагировать.

— Запоздалые удары не имеют никакой ценности, — настаивал Колкван.

Дверь открылась, впустив резкий актинический свет люменов. Глаза Вихеллана мгновенно приспособились к освещению, и он снова увидел Колквана в мантии и костюме. На виске трибуна пульсировала вена: его пульс ещё не восстановился, но вовсе не из-за галлюцинатория.

— Сбежавшие с Гаталамора на свободе и представляют угрозу Императору, — отрезал Колкван. — Им неоткуда было знать, что мишенью станет Гиллиман, поэтому вполне справедливо предположить, что это произошло случайно. Историторы указывают на некую связь с отступническим кардиналом Бухарисом. Мы собрали записи, которые, возможно, помогут в дальнейших поисках, но многое из тех времён было уничтожено Экклезиархией, попытавшейся предать забвению своё позорное прошлое.

— Подобные чистки не редкость, но, должен сказать, Гаталамор далёк от Терры, и архивы библиотеки Санктус окажутся не менее разрозненными, — вздохнул Вихеллан, закручивая бороду в тонкий кончик.

— Историторы — творение Гиллимана, и мы не вправе им указывать, — ответил Колкван и шагнул к двери. — Я договорился о встрече с примархом чуть менее чем через час. Я хочу, чтобы ты присутствовал как один из участников Гаталаморской кампании. Вдруг нам понадобится информация свидетеля событий.

Колкван удалился прежде, чем эмиссар успел ответить.

Неприязнь трибуна к Гиллиману стала причиной, по которой Траянн Валорис назначил его на столь высокий пост, а в обязанности кустодия не входило подвергать сомнению решения руководства. Конечно, представлялось немыслимым, чтобы Колкван напрямую поставил под угрозу крестовый поход, уничтожив Гиллимана просто в качестве меры предосторожности, однако грань дозволенного примарху, после которой трибун примет меры, по-прежнему была невелика.

И всё же он был прав. Демонстрация в галлюцинатории показала предельно ясно: чтобы устранить примарха, нужно нанести быстрый и решительный удар, без колебаний или сомнений. Как бы ему ни была ненавистна сама мысль о том, что такое может потребоваться, Вихеллану и каждому кустодию флота Примус следовало признать тот факт, что совершить немыслимое придётся именно им.

Шторм ужаса исчез, однако пелена опустошения над руинами Холькенведа была такой же мрачной и зловещей. Шпили столичного улья были уничтожены, оставив после себя многокилометровое основание и изувеченный центральный город; пожары в его подножии, теперь напоминавшем сломанный зуб, будут бушевать ещё долгие недели.

— Семнадцать миллионов душ, — произнёс Доро. — Ещё семнадцать миллионов слуг Императора, которых погубил враг.

Гай с ворчанием оторвался от своей книги.

— Включая множество наших братьев, — отозвался сержант.

Он окинул взглядом импровизированную посадочную площадку — акр утрамбованного пепла и грязи примерно в четырёх милях от главной магистрали между Холькенведом и его северным соседом. Отделение Гая — состоящее теперь из шести астартес — ожидало вместе с остальными выжившими из группы Астопита. Кто-то ещё прибывал по надземной дороге, но многие уже переправились на орбиту.

— Гестарт, Хейндаль, Насд и Энфорфас. Мы подведём их итоги.

— Как это? — недоумённо спросил Анфелис. Роте доставили дополнительные боеприпасы, но сервы армориума ещё не успели позаботиться об остальном: нагрудник Анфелиса держался только на грубой заплатке из быстросохнущего фиксатора, а один наплечник и вовсе отсутствовал.

— Фенрисский обычай, — пояснил Гай, поднимая подаренную Мудире книгу.

— А, из книги, — вздохнул Эгрей. Сержант ссылался на её содержание уже не в первый раз.

— Это важно, — ответил Гай, открыв изученную накануне страницу. — Подвести итог означает почтить память достойно погибших. Спеть их сагу. Мы должны подводить итоги своих павших братьев.

— Я начну, — вызвался Доро. Он поднёс руку к расколотой болтами аквиле на груди. — Хейндаль был щедрым воином, который без колебаний одаривал врагов клинком и болтом. Его жизни положил конец бронебойный снаряд.

— Описание точное, но не поэтичное, — прокомментировал Нейфлюр. Заступник прочистил горло, словно актёр, готовящийся к исполнению. А как только он заговорил, слова полились так же глубоко и сладко, как в песне. — Из бессолнечной ночи пришёл он, Насд, как назвал его Коул, истинный наследник фенрисского короля. На «Огненной заре» он переродился как Неисчислимый Сын и верный боевой брат. Неумолимый в бою, Насд заставил горевать многих врагов, но более других ему были ненавистны предатели. И они раскаивались на острие его клинка! Пусть нить славного воина оборвали гадюки из шторма, но Насд, наравне с прочими достойными, останется в воспоминаниях.

Остальные заступники несколько секунд молча смотрели на своего брата, пока Нейфлюр не издал застенчивый смешок.

— Сержант Гай одолжил мне книгу поутру, и я прочитал несколько саг в конце, — признался заступник. — Они мне нравятся. Гораздо лучше, чем «Брат Насд отдал жизнь в борьбе с врагами Императора, Реквия Ун Император Рекс. Со смертью исполнен и долг». Так лучше же славить жизнь, чем оплакивать смерть.

— В наших рядах объявился скъяльд. — Гай хлопнул Нейфлюра по плечу. — Не думаю, что этим даром тебя наградили машины Коула!

— Теперь о Гестарте, — попросил Гарольд. За время совместной службы Гарольд сдружился с погибшим космодесантником-примарис. — Расскажи, как он оторвал голову тому культисту на Гертексии.

Следующие несколько минут, пока не прибыл боевой корабль, пролетели в смехе и торжественных воспоминаниях, и когда отделение поднялось на борт, Гай заметил, что его подчинённые ведут себя друг с другом более непринуждённо, чем раньше. Космические Волки Фенриса славились своей дикостью, но вместе с ней — и несравнимой преданностью друг другу. В книге ясно говорилось, что подобные особенности связаны не только с их орденскими обычаями, лишь горсткой из которых смог поделиться автор, но и с культурой планеты. Гай почти ничего не знал о мире, где вырос его генетический отец, Леман Русс, но, если книга поможет раскрыть в его товарищах часть этого врождённого братства, подарок Мудире действительно окажется бесценным.

Во время транспортировки на орбиту заступники Гая продолжали беседовать о погибших товарищах и пройденных битвах. Впервые за три года они как братья обменивались мыслями, а не просто разбирали процесс и итоги боя. Двадцать минут до «Неизбывной ненависти» пролетели незаметно.

Когда боевой корабль приземлился, на посадочной площадке уже ждал капитан Вайрштурм. Он, как и Астопит, являлся перворождённым астартес и был облачён в чёрный, отделанный бронзой доспех, как того требовал кодекс Молотов Дорна. Рядом стоял Ультрадесантник-примарис — соответствующие обозначения указывали на звание лейтенанта. Когда специальная рота покинула корабль, офицер поприветствовал Астопита и между ними завязался короткий разговор. Лицо Новадесантника оставалось безэмоциональным, он кивнул и бесстрастно оглянулся на своих подопечных.

Пока Астопит беседовал с Ультрадесантником, Неисчислимые Сыны уже строились в шеренги и занимали свои привычные места. Оставшиеся в рядах незаполненные бреши зияли подобно открытым ранам.

— На Калдоне IV вы проявили великую храбрость, сражались достойно, — начал Вайрштурм. — Как командир я вами горжусь, и хотя мне хотелось бы, чтобы наши отношения прервала более славная кампания, я получил приказ передать отделение «Люпус-шесть» под командование лейтенанта Арланда Касталлора из Ультрадесанта.

Космодесантники восприняли новость как обычно — молча. Вайрштурм шагнул назад, предоставив Касталлору право обратиться к новым подчинённым.

— Лейтенант Астопит по-прежнему останется вашим офицером по строевой и боевой подготовке, — объявил Ультрадесантник. — Пока что. Вы откомандированы от нынешнего подразделения и объединитесь с остальными сынами Русса флота Примус ради выполнения особой задачи. На самом деле вам уготована большая честь. Вам предстоит отправиться с передовой флотилией, которой велено известить о крестовом походе Индомитус орден Космических Волков. Кроме того, ваш факелоносный корабль доставит ордену Первого основания секреты программы «Примарис». По прибытии я передам вас командованию ордена, чтобы они интегрировали вас так, как сочтут нужным.

Бойцы Гая сохраняли дисциплину даже перед лицом таких судьбоносных новостей. Ни один не произнёс ни звука. Гай жаждал выпустить внезапно нахлынувшие чувства рёвом, но сдержался. В ответ на гормональный всплеск из надпочечников в груди сержанта на несколько секунд бешено заколотились сердца.

Вайрштурм сделал ещё один шаг вперёд.

— Не забывайте о деяниях примархов и берите с них пример, — напутствовал он. — И пусть лорд-командующий гордится вашей службой.

Оба офицера, отдавая честь, приложили кулаки к груди, на что собравшаяся рота ответила грохотом керамита о керамит. Касталлор кивнул Астопиту.

— Нашим основным кораблём останется «Неизбывная ненависть», а в системе Норга к нам присоединятся новые подразделения, — сообщил лейтенант своим войскам. — Пройдите постбоевое умиротворение доспехов и техническое обслуживание в установленном порядке, после чего соберитесь на главной орудийной палубе для распределения мест и уточнения расписания. Мы приложим все усилия, чтобы как можно скорее добраться до точки варп-перехода. На этом всё. Свободны.

Разрываемый эмоциями, Гай повернулся к своему отделению.

— Фенрис, — произнёс сержант, ударив кулаком по другой руке, чтобы высвободить хоть какую-то часть бурлившей внутри силы. — Мы летим на Фенрис!

Каждый раз, когда к себе вызывал примарх — пускай это и было оформлено как приглашение, от которого никто не смог бы отказаться, — Девен Мудире всем телом ощущал дрожь возбуждения и опасений. За последние три года он не получил ни единого выговора: ни прямого, ни косвенного, и этот факт лишь усилил ожидание наихудшего. Жизненный опыт адепта подсказывал, что на каком-то этапе, рано или поздно, примарх будет разочарован.

Возвращение на «Огненную зарю» заняло четырнадцать дней. Мудире провёл это время за проверкой всех своих материалов и пересмотром горы накопившихся заметок: историтор надеялся найти хоть что-нибудь, достойное внимания примарха. Независимо от того, насколько ответственно Мудире подходил к работе, он прекрасно осознавал, что некоторые пробелы ему не заполнить. Даже несмотря на то, что его чествовали как одного из четвёрки основателей Логос Историка Верита, Девен принимал, что некоторые из новых сотрудников растущей организации имеют лучшую подготовку и более старательны, чем он.

Прежняя жизнь, прошедшая на орбитальных балах и в палатах заседаний среди благороднейших и могущественнейших людей Солнечной системы, приучила Мудире держать себя безупречно. За одну игру в кости он рисковал суммой, которая могла бы избавить от неволи десять тысяч рабочих, — азартные игры отточили его самоконтроль до остроты бритвы. И как только историтор вошёл в покои Гиллимана, ему пригодился весь накопленный опыт: в зале присутствовал не только примарх, но и действующий трибун стратарха Малдовар Колкван вместе с ещё одним кустодием и несколькими космодесантниками-примарис. При виде собравшихся Мудире чуть было не наложил в штаны, но сохранил маску абсолютной безмятежности. Справившись с первоначальной физической реакцией, он лишь с бравадой улыбнулся.

Размеренной поступью он зашагал по деревянному полу. Поза трибуна производила такое впечатление, будто он готов был выпотрошить Мудире одним из письменных ножей, если бы историтор хотя бы вздохнул не в ту сторону. Второй кустодий — Мудире ломал голову, вспоминая подходящее внешнему облику имя, но не смог придумать ничего лучше Виктора или Василия — выглядел чуть более приветливо, если слово «приветливый» вообще было уместно по отношению к хранителям Императора. Наверное, это борода придавала кустодию более благодушный вид.

Гиллиман, как и всегда, стоял за одним из высоких столов. Историтор было остановился на расстоянии десяти метров от группы, но примарх уже поднял руку, подзывая Мудире поближе. Девен сделал ещё один шаг, стараясь придать себе почтительный вид и скрыть неохоту.

«Во имя всех Семи Сверкающих Городов, почему здесь два кустодия?»

— Лорд-командующий, надеюсь, все дела обстоят наилучшим образом, — наконец произнёс Мудире.

— Что ты знаешь о Гаталаморе? — потребовал Колкван прежде, чем Гиллиман успел ответить. Примарх опустил руку, так ничего и не сказав. Имперский регент сохранял на лице то же спокойствие, что и Мудире.

— Это кардинальский мир, очень богатый и важный для Экклезиархии, — ответил Мудире, стараясь говорить не слишком поспешно. — Поговаривают, Гаталамор смог бы соперничать с Офелией, сложись история иначе. Но Офелианский раскол пришёлся на конец Кровавого правления, а Конклав Белликорум в это время был несколько омрачён событиями на Терре.

Мудире не отрывал глаз от трибуна. Историтор взял паузу, почувствовав неприязнь кустодия, но, с трудом сглотнув, продолжил.

— До начала моей карьеры как историтора я занимался вопросами Экклезиархии, — тихо сказал Мудире, переведя взор на не менее грозные, но чуть более знакомые глаза Гиллимана. — К тому же с тех пор, как флот покинул Гаталамор, прошло почти четыре года.

Примарх ещё несколько секунд наблюдал за Мудире, а затем перевёл взгляд на Колквана.

— Это ваш человек, не мой, — ответил трибун, скрестив руки на груди. — Решайте сами.

Гиллиман кивнул и указал на один из поставленных перед кафедрами стульев. Их установили на платформе на высоте нескольких ступенек, чтобы смертным посетителям было более комфортно обращаться к полубожественному повелителю. Для Мудире же подобное отношение лишь подчёркивало его физическую незначительность среди таких гигантских воинов.

— Вторгшиеся в Гаталамор предатели охотились за чем-то конкретным, за неким артефактом в катакомбах, — заговорил Гиллиман. — Они создали психическое оружие ужасной силы и с его помощью атаковали наши корабли. Мы полагаем, что истинным намерением врага был удар по «Огненной заре», но благодаря жертве многих имперских слуг удалось избежать трагедии. Впоследствии исполнители скрылись, а доскональная проверка не обнаружила никаких следов артефакта, поэтому мы склонны думать, что предатели забрали его с собой.

— Нам нужно знать о Гаталаморе всё. Особенно об изменнике Бухарисе, — вставил Колкван.

— Они называли оружие Даром Бухариса, — добавил второй кустодий в качестве пояснения. При упоминании устройства челюсть телохранителя Императора крепко сжалась. — Устройство не просто названо в его честь, оно имеет некую связь с древним тираном.

— Я взял с собой несколько подлинников…

— Ты отправишься на Фенрис, — перебил историтора Колкван. — Бухариса остановили сыновья Шестого, а значит, у них найдутся архивы, с которыми не работал ни один имперский учёный. Если во время атаки на Фенрис отступник Бухарис создал какое-то особое оружие, мы об этом узнаем.

— Фенрис? — Мудире произнёс это название беззаботно, но с колотящимся сердцем. — Ледяной, смертоносный Фенрис? Мир Космических Волков, где без вести пропало бесчисленное множество агентов Империума? Сомневаюсь, что оттуда поступают хоть какие-то новости… Ну, раз уж всё так сложилось… А действительно ли путешествие необходимо? Вполне вероятно, что эту планету проглотил Цикатрикс Маледиктум.

— Возможно, — ответил Колкван безо всякого намёка на сочувствие. — Дайте нам знать, если это так.

— В одиночку вас не отправят, — попытался успокоить смертного Гиллиман, однако улыбка примарха не ободряла. Он чуть повернулся, переводя внимание Мудире на космодесантников, которые всё это время наблюдали за обсуждением со стороны. — Вы отправитесь на факелоносном корабле примарисов в сопровождении наследников Русса из Неисчислимых Сынов.

— Я также буду вас сопровождать, — объявил второй кустодий. Колкван резко дёрнул голову в его сторону, но следующие слова золотого гиганта были адресованы трибуну. — Я принимал непосредственное участие в гаталаморских событиях и, может быть, замечу то, что пропустят другие.

Колкван лишь коротко кивнул, резко и жёстко, как удар топором.

Гиллиман протянул Мудире лист бумаги со списком из семнадцати имён. Среди них Девен узнал двенадцать коллег-историторов. К настоящему моменту их число должно было перевалить за две сотни — каждого обучал уже состоявшийся специалист; и сейчас Мудире уже не мог знать их всех.

— Все — члены вашего ордена, находящиеся в непосредственной близости от боевой группы и готовые к отбытию, — объяснил примарх. — Я распоряжусь, чтобы вам предоставили доступ к их записям. Пожалуйста, выберите в свою команду четверых.

— Первую четвёрку, — сразу же предложил Мудире.

Гиллиман выпрямился с застывшим выражением вопроса на лице. Мудире вложил листок в пачку, которую принёс с собой.

— Их приняли в Логос Историка Верита, и одно это говорит об уровне их подготовки. Не имеет значения, кого из семнадцати выбрать.

— Безусловно, — ответил примарх, смягчившись. — Четвёрка основателей задаёт высокую планку.

Обмен репликами ободрил Мудире, напомнив ему о простом факте.

— Лорд-регент, это ведь вы нас избрали в своей мудрости.

Осознание, что его отправляют в составе относительно небольшой флотилии к самой границе Великого Разлома, обрушилось на его разум с новой силой, притупив мимолётное самодовольство. Мудире поднялся на дрожащих ногах.

— Если позволите, я должен начать приготовления к отбытию.

Гиллиман знаком разрешил идти. Мудире спиной ощущал пронзительный взгляд Колквана на протяжении всего пути к гигантским дверям. Когда они закрылись, историтор сделал ещё несколько шагов и затем остановился, глубоко дыша и поправляя свободной рукой китель.

— Фенрис, — пробормотал он. — Император, защити нас.

Люди находились в низу орочьей иерархии, заняв в ней особую нишу. Как и меньшие зеленокожие — по-орочьи «гроты» — они являлись рабами. Людей в любой момент могли избить, ограбить, погнать на работу дубинками и кнутами, но в то же время их не сковывали цепями и не строили им клеток; казалось, что у человеческих рабов даже нет конкретного владельца. Группа орков с искусно раскрашенными волосяными гребнями и подбородочными париками, по-видимому, взяла главенство над рабами и распоряжалась ими для выполнения различных заданий, хотя не существовало ни невольничьих рынков, ни аукционов, не происходило никаких видимых сделок, отмечавших переход от одного владельца к другому. Зачастую люди имели доступ к инструментам, которые вполне возможно было обратить в оружие, даже к лазерным дрелям и прочим высокотехнологичным устройствам, способным убить орка, однако мысли рабов оставались далеки от разработки планов мятежа. Тяжёлая работа притупляла сознание, и если с «Сурового», казалось, не было никакого спасения, то присутствие тысяч — сотен тысяч — зеленокожих на борту и вовсе сводило на нет любые мысли об успешном восстании.

Кроме того, орки кормили их из больших корыт и обеспечивали водой в общих чанах. Ксеносы предоставляли людям свободу заниматься своими делами в перерывах между сменами в шахтах или на заводах, где разбирались на части захваченные суда, танки и другая добыча. Местные рабы смешались с пленниками с кораблей и миров, находящихся за много световых лет от места атаки на «Суровый», однако кое-что невольников всё же связывало: большую их часть захватили в годы после образования Великого Разлома, который спровоцировал титанический всплеск орочьей агрессии. На уведённых с кораблей красовалось клеймо ракеты, другие были помечены кругами — как предполагалось, планетами — или гаечными ключами, ножами или другими символами. Тип метки, казалось, никак не влиял на род рабской деятельности.

Палящее солнце сменилось морозной зимой. Жилья у рабов практически не было, и люди сооружали себе кров из того, что могли найти в кучах мусора или друг у друга. Промышленность зеленокожих гремела без остановки, и на какое-то время тяжёлый труд помогал отвлечься и согреться, хотя окружающие условия требовали покоя. Орад и остальные жались друг к другу вокруг мерцающих костров, завернувшись в тряпьё и укрываясь пластековыми простынями. Продержавшиеся здесь достаточно долго торговали ими же добытыми съедобными грибами, требуя взамен оружие, защиту, инструменты и всякие безделушки.

Будучи крупнее большинства флотских — стеснённые условия корабля доставляли неудобства тем, кто был выше среднего роста, — Орад ощущал явное превосходство над некоторыми из его соседей теперь, когда исчезли разделявшие всех звания. Ему не нравилось запугивать людей, однако быстро стало ясно, что неспособных защитить себя и товарищей будут грабить и убивать готовые к насилию. Зеленокожие, разумеется, и не думали соблюдать хоть какой-нибудь закон или порядок. Бывшим матросам «Сурового» удавалось держаться вместе, что и позволяло им выживать изо дня в день, подобно стаду, окружённому хищниками. Никто из офицеров не выжил — как считал Орад, это было неопровержимым свидетельством их верности Флоту. Он гнал из головы воспоминание о своей сдаче в плен. Если бы Орад знал, что его ждёт, канонир без раздумий последовал бы за Кассонеттой под пули орков.

Орад завидовал погибшим товарищам. В память о них он повесил на шею по фаланге пальца от каждого сослуживца. Раздобыв маленький нож, матрос вырезал на костяшках имя хозяина, и в самые тяжёлые дни Орад беседовал с ними, как с живыми.

Глава седьмая

СЕРЫЕ ШКУРЫ УЛЛЯ

ЗЕЛЁНЫЙ РЁВ

ГЮТА

Укрепления Гардпика не отличались большой высотой, однако форпост был удачно расположен на вершине холма, откуда открывался прекрасный обзор. Пересечённую местность на многие мили вокруг устилали разбитые остатки автомобильных дорог и руины поселений-спутников в окрестностях города Венизиум. Подступы к цитадели усеивали тела людей и орков; как и ближайшие руины, это была лишь меньшая часть той бойни, что творилась вокруг самого города. Гардпик также не избежал нападения: несколькими днями ранее крепость подверглась воздушной атаке и после штурма зеленокожими перешла под их контроль. Но ксеносы не намеревались удерживать стратегический объект и потому несколько часов спустя двинулись к основным силам, оставив аванпост для контрзахвата стаей Улля.

Присутствие Космических Волков не осталось без внимания: несколько десятков зеленокожих копошились по руинам фермы, частично разрушенной орочьими танками. Ксеносы изо всех сил старались не привлекать внимания космодесантников, но скрытность никогда не считалась отличительной чертой орков. Один из зеленокожих в подбитой красной куртке и шлеме, разрисованном языками пламени, забрался на крышу старой конюшни. Секунду спустя в глаз ксеноса угодил болт, разнеся тому затылок. Труп соскользнул на землю — ещё одно из более чем тридцати тел, ставших кровавым украшением развалин.

Ветер донёс с бастиона хохот.

Ворча друг на друга, орки пытались отстреливаться, используя поваленные стены и столбы ограждений в качестве упора для оружия. Грохот их пушек эхом отражался от стен усадьбы, а выстрелы раскалывали бруствер аванпоста, разбрасывая фрагменты скалобетона и тускло-синей краски. Серо-голубые бронированные фигуры на вершине стены за время беспорядочного обстрела не сдвинулись ни на йоту.

Ещё один болтерный снаряд с характерным свистом рассёк воздух и попал в грудь зеленокожему у разбитых ворот. С воплем боли орк повалился назад, но мгновение спустя снова поднялся на ноги, нащупывая в изрытой шинами грязи свою пушку. Через несколько секунд второй болт разорвал орку шею.

Стрелявший со стены Сатор зарычал и отступил назад.

— Метели Энгрира! — проворчал Серый Охотник под насмешки братьев. — Он дёрнулся! Вы ведь видели, что он дёрнулся, да?

— Давай быстрее, — рявкнул Детар, протягивая руку. — Что поделать, спор есть спор.

Сатор неохотно потянул за кожаный шнурок на шее, снимая треснувший деревянный амулет вюрдлейфа. В последний раз проведя большим пальцем по выжженной на бледном дереве руне, он опустил оберег в ладонь Детара.

Пара Волков обернулась к своему вожаку вместе с остальными членами стаи Серых Шкур. На левом наплечнике командира красовался знаменитый Волк Фенриса на фоне солнца — верегост Убийц Дрейков, великой роты Крома Драконьего Взора. На правом — эмблема стаи — повёрнутое изображение фенрисского волка поверх красного шеврона на чёрном фоне. Как и остальные астартес отряда, вожак был увешан амулетами, знаками вюрдлейфа и тотемами; тёмно-каштановые с проседью волосы удерживала полоска кожи, пронизанная орочьими клыками, и такие же ремешки раздваивали его бороду и длинные усы. Левой рукой приглаживая бороду и небрежно держа болтер в правой, командир стоял и всматривался в приближающихся орков.

— Тот, что у широкого выступа для дымохода, — не оборачиваясь, произнёс Улль.

Стая перевела взгляды на упомянутого ксеноса, и тут же послышалось разочарованное ворчание.

— Слишком просто! — протестовал Детар.

— Его даже Форскад пристрелит, — хрюкнул Гарн.

— Эй! — откликнулся Форскад. Он повернулся к Гарну и оскалил выступающие клыки.

Зубы Гарна блеснули в ответ, но затем лицо Форскада расплылось в полуулыбке.

— Птичка нашептала, что та фляга с мьодом, которую ты выиграл в поединке с Кьярти Железными Штанами из стаи Строкира, ещё при тебе, — хитро улыбнулся он. — Спорим, что попаду?

Отвечая на вызов, Гарн чуть отступил назад и обвёл взглядом ожерелья из клыков на шее Форскада, его шкуру, трофеи и талисманы, обдумывая, есть ли среди вещей Серого Охотника что-то заслуживающее внимания, но в конце концов покачал головой.

— Твой хлам мне ни к чему. Но если промахнёшься — сочинишь скъяльдверс в мою честь!

Форскад заворчал. Братья по стае рассмеялись и похлопали его по наплечникам. Оскалившись, потомок Волчьего Короля протянул руку, и два Космических Волка стукнулись кулаками.

— Под взором Русса, — выкрикнул Улль, свидетельствуя заключение пари. С запада послышался нарастающий глубокий рокот. — Стреляй.

Форскад побрёл к крепостному валу. Где-то внизу из-за каменной кладки орки обрушили на него новый залп, и случайная пуля попала в доспех, но Форскад даже не дрогнул. Улль смотрел то на своего космодесантника, то на его цель сбоку от главного здания фермы, а затем уставился на клубы маслянистого дыма. Те поднимались за изрытым воронками холмом примерно в трёх четвертях мили к западу.

— Локоть опусти! — рявкнул Улль, когда его внимание вернулось к Форскаду. — Зубы Русса, можно подумать, что тебе лет десять, а не сто.

Космодесантник сменил позу.

Тут на холм заехал бронетранспортёр с тупым носом и крупнокалиберной пушкой. Многократно залатанный корпус машины был измалёван в красно-жёлтые цвета. На шесте, прикреплённом к массивному блоку двигателя, развевался большой флаг, а из двух симметрично расположенных выхлопных труб валил дым.

— Советую поторопиться, — бросил Улль.

Выпустив ещё одну беспорядочную очередь, орк отступил в укрытие и выбросил оттуда пустой магазин. Форскад зарычал, но по-прежнему остался недвижен, словно статуя. Тем временем орочья машина развернулась на гусеницах и направилась в сторону Гардпика.

Зеленокожий снова высунул голову, прислонив ружьё к выступающей части дымохода.

— Попался, — объявил Форскад.

— Слишком поздно, — пробормотал Улль.

Крепостной вал справа от отделения разлетелся на каменные куски, и лай болтера Форскада утонул в грохоте взрыва. Улля осыпало скалобетонной крошкой и пылью, но он внимательно проследил за траекторией выстрела брата по стае: снаряд попал между двумя кирпичами рядом с головой орка. Боеголовка разорвалась мгновением позже, осыпав лицо зеленокожего осколками и пылью.

— Балка! — выругался Форскад. По парапету поползли языки пламени, но космодесантник не обратил на них внимания. Он выстрелил снова, когда орк, спотыкаясь, двинулся вперёд: на этот раз пуля разнесла ксеносу голову. — Балка, балка, балка!

Улль осмотрел повреждения крепостной стены. Снаряд орков выбил в ферробетоне кратер около трёх метров в диаметре, образовав брешь в стене. Зеленокожие добавили ещё одну отметину к подобным испещрявшим аванпост шрамам. Далёкая машина орков снова двинулась, подъезжая ближе, видимо, чтобы лучше прицелиться.

За чужацким транспортёром тянулось ещё большее облако смога, и вскоре в поле зрения появилась вторая машина, гораздо крупнее и оснащённая уже тремя автономными орудиями. По обе стороны от мобильной боевой крепости ехали три мотоцикла на полугусеничном ходу. Лёгкие машины орков подпрыгивали на неровной поверхности, отчего закреплённые сзади вымпелы развевались во все стороны. По мере того как вперёд продвигалось всё больше орков, ободрённых приближением бронетанковой поддержки, звуки выстрелов со стороны фермы становились всё громче.

— Мы здесь закончили, — объявил Улль, подавая отделению сигнал отойти за куртину.

На южной стороне, вдали от орков, отделение ожидал «Носорог». Пока остальные члены стаи спрыгивали на крышу и землю, Улль оставался на позиции. До вожака доносились ликующие возгласы орков: зеленокожие наконец ринулись к мнимой победе. Люки «Носорога» с грохотом распахнулись, и Улль последовал внутрь за своими воинами. Сатор сел на место водителя, а Гарн взялся за штормболтер на крыше.

Не прошло и секунды, как заревел мотор: Сатор разогнал машину по обугленным остаткам зернового поля, направляясь к ближайшим городским воротам. Улль открыл замок командного люка и высунулся наружу, чтобы взглянуть на запад. Весь горизонт заволакивал дым, но в небе над головой виднелись огни атмосферного входа, словно падающие на землю звёзды.

Местные астропаты оповестили волчьего лорда и капитана союзного ордена Драконьих Копий, что к Новиомагусу-Главному несётся гораздо более многочисленная орда зеленокожих. И, как рассудил по увиденному Улль, ксеносы уже прибыли.

Кольдерри Вертоциката никогда никуда не торопилась. Даже в первые годы после связывания души с Живым Маяком Терры, когда её тело ещё было гибким, а внутри функционировали родные органы, Вертоциката всегда придерживалась размеренного образа жизни. Спешка засоряла мысли и затуманивала Истину Имперского Света. Когда ей перевалило за третий десяток и разрослись пси-опухоли, руководство сочло целесообразным обновить её тело здоровыми тканями. Личностей и происхождения доноров астропат не знала, да её и не заботила подобная ерунда. Операции не улучшали ни походку, ни продолжительность жизни, они просто обеспечивали постоянную работоспособность, чтобы Адептус Астра Телепатика продолжал пользоваться её выдающимся психическим даром.

Привыкшая не торопиться, Вертоциката потихоньку ступала по трапу в зал астротелепатии, а её молодая помощница Одис прыгала взад-вперёд, как суетливый терьер. Совершенно не примечательная и психически притуплённая женщина, Одис тем не менее всё ещё обладала физическим зрением, что и делало её очевидным кандидатом в помощники ослепшего астропата. Многие сверстники Вертоцикаты развивали в себе иночувство, которое помогало ориентироваться в пространстве, но этот талант обошёл её стороной. Кольдерри нравилось думать, что подобная отстранённость от физического мира была вызвана гораздо более крепкой связью с варпом.

— Мейстер Хёргуль передал, что это срочно, — уже в третий раз повторила Одис, дёргая за ниспадающий зелёный рукав мантии своей госпожи и подтягивая её вперёд. — Он говорит, что сообщение мимолётное и вскоре может исчезнуть. Возможно, оно прибыло с Фенриса!

— Мейстер Хёргуль — лучший вещатель флотилии, — ответила Вертоциката. — Однако кирпич и то восприимчивее. Сомневаюсь, что он различит даже собственный пердёж. Именно по этой причине мы хорошо сработались.

Пройдя около сотни метров, они достигли двери с выгравированным гербом Адептус Терра и — как сообщили Вертоцикате, — выбитым в серебре символом её ветви. Дверь потеплела от прикосновения её скрюченных пальцев: устройство распознало отпечаток души. Тайные замки со скрипом открылись, и створка отъехала в сторону, позволяя Одис провести госпожу внутрь.

Едва переступив порог, Вертоциката поняла, что что-то не так. Воздух был намного холоднее обычного. Одис вскрикнула, отпустив руку астропата. Ноги помощницы застучали по выложенному плиткой полу хоровой комнаты.

Вертоциката чувствовала в помещении только себя и разум Одис. Хёргуль не подавал признаков жизни.

— Он мёртв, госпожа, — сообщила Одис. — Но почему?

— Проведи меня к нему! — рявкнула опытная астропат, протягивая руку. — Живо!

Ведомая помощницей, впервые за много лет Вертоциката торопливо прошла с дюжину шагов. Почувствовав тягу вниз, она присела и нащупала рукой грубую ткань мантии другого астропата.

— Отойди назад. Живо за дверь!

— Неужели всё настолько опасно, госпожа?

— Человек мёртв — естественно, здесь может быть опасно. И если ты не выйдешь из помещения, то лишь увеличишь риски.

Шаги Одис отдалились.

— Я снаружи, госпожа. Что вы собираетесь предпринять?

— Разделить его последнее видение, разумеется. — Вертоциката придвинулась ближе и села сверху на обмякшее тело. Женщина обхватила ладонями голову мертвеца и наклонилась вперёд, соприкасаясь лбом с липкой и холодной кожей вещателя. Её пустые глазницы были в нескольких сантиметрах от его, как будто Вертоциката смотрела куда-то вглубь черепа. — Ты перестарался, нетерпеливый дурак. Так не хотел меня ждать…

Она облизнула губы, удивившись тому, как пересохло во рту. Чем больше она станет тянуть, тем труднее будет зацепить угасающую остаточную пси-энергию.

Сконцентрировав все свои силы, Кольдерри Вертоциката погрузилась в ускользающие воспоминания мертвеца.

Над пышными садами с ухоженными лужайками, мраморными фонтанами и изысканно расположенными клумбами возвышается дворец с нефритовым куполом. Воздух наполняют пение птиц и журчание воды, а тёплый и ласковый ветерок доносит сладкий аромат цветов. Сады окружены стеной из светло-серого камня, а за ними — улицы с домами из красного кирпича с белыми черепичными крышами. Более строгое здание в чёрно-серых тонах увенчано башнями, его площадки патрулируют стражи в синем и золотом. Участок арбитров.

Город тянется вплоть до высокой кольцевой стены, испещрённой окнами, ступенями и пандусами. Там, на широкой вершине, на несколько миль раскинулся рынок. По периметру расположены три огромные проездные башни; ворота открыты для постоянного потока электрофургонов, в то время как настенные посадочные платформы принимают летательные аппараты. За стеной простираются геометрически аккуратные бескрайние поля, заливающие горизонт зеленью и золотом вокруг скоплений деревень и фермерских хозяйств. Вся внутренняя территория пересечена надземными магистралями, ведущими к воздушным станциям. На высоте почти в милю аэростаты с массивными гондолами, все — набитые товарами, летят к полустанкам, где межзвёздные транспортники уже ожидают свою очередную ношу.

Ближе к куполу обзор сужается до размера булавочной головки и в мгновение расширяется вновь. Всё объято пламенем, всё опустошено. Вспышки выстрелов пронзают пропитанный смогом воздух, а из-под обрушенных стен доносятся крики умирающих. Поля горят безудержно, окутывая всё вокруг непроглядной пеленой.

Сквозь разруху несётся орда зелёных ксеносов. Они ревут, всё громче и громче. Гортанный, бессловесный звук повторяется снова и снова, снова и снова, снова и снова. Это и барабаны, и гром, и грохот пушек. Это глас разрушения.

Пламя горит зелёным. Зелень повсюду. Повсюду война и её торжество.

Снова и снова, снова и снова звучит скандирование, отдаваясь эхом с незапамятных времён и до самого скончания Вселенной. Первобытный крик, который должен быть услышан и к которому должно присоединиться.

Сначала ты просто бормочешь. Всего лишь хрип. Потом ещё раз. Уже громче. Тобой овладевает этот оглушительный, непреодолимый стук неизбежности. В тебе просыпается ярость. Гнев, рождённый в упоении разрушением. Ты ревёшь, присоединяясь к этому голосу, глубоко внутри разделяя раскаты его грома. Ты позволяешь ему управлять собой. Каждое восклицание — удар молота по крышке гроба Вселенной.

Вааа! Вааа! Вааа!

— Собственно, так мы их и нашли, господин кустодий, — завершил доклад корпех. Посеребрённый визор скрывал большую часть лица мужчины, но видимые губы были тонкими и бледными. Вихеллан учуял, что солдата недавно вырвало. Костяшки пальцев сотрудника службы безопасности побелели от чрезмерно крепкой хватки на дробовике. Корпех едва мог сосредоточиться на кустодии — всё его внимание было приковано к сцене за дверью.

— Свободен, — скомандовал Вихеллан. К чести солдата, он не побежал, пока не скрылся из виду, однако от ушей кустодия не ускользнуло желание корпеха поскорее скрыться.

Вихеллан переключил своё внимание и обернулся к лейтенанту Касталлору.

— Признаю, мой опыт в данной сфере довольно скуден, но, насколько могу судить, произошедшее… весьма необычно, — прокомментировал офицер-примарис. Космодесантник отступил в сторону, что позволило Вихеллану наконец отчётливо всё рассмотреть.

Первое тело — астропата по имени Хёргуль — лежало на спине недалеко от центра астротелепатической палаты. Кроме небольшого кровоподтёка на лбу, кустодий не обнаружил на мертвеце никаких посторонних отметин. Ближе к двери лежало ещё двое. У второго астропата отсутствовала большая часть головы — её недостающую часть разбросало чуть дальше по полу. Рядом с женщиной лицом вниз лежала её помощница — лицо и череп девушки представляли из себя кровавое месиво. Кисти и предплечья астропата покрывала красная корка, передняя часть робы тоже была забрызгана запёкшейся кровью, но не от милосердного выстрела корпеха.

С левой стороны, справа от безголового астропата, пол также был залит алым, но на жидкости отчётливо виднелись оставленные пальцами следы. Вихеллан вошёл в помещение, прошагал мимо женских тел и затем развернулся, чтобы изучить каракули с противоположного ракурса. Кустодий опустился на колено и наклонился ещё ниже, держа голову на уровне глаз астропата, когда она стояла на коленях над разбитым черепом своей помощницы.

Вихеллану удалось разобрать буквы. Кустодий встал и обернулся к Касталлору.

— Новиомагус?

— Это звёздная система примерно в восемнадцати световых годах отсюда, — ответил Ультрадесантник. Несколько секунд сын Гиллимана не отрывал взгляда от кровавых письмён. — Она не так далеко от нашего нынешнего маршрута до Фенриса. Я проинструктирую командование флота об отклонении от актуального курса.

Вихеллан вздохнул, не отрывая глаз от трупов.

— Жестокая ирония судьбы. Когда Великий Разлом разорвал звёзды, мы потеряли столько тысяч членов их ордена, чьи разумы сожгло пламя варпа. Пережить такое, чтобы сгинуть вот так…

Лицо Касталлора оставалось бесстрастным.

— Я сообщу командованию флота о необходимости отправки двух дополнительных астропатов.

Гюту разбудил повторный стук. Женщина подняла голову. Её светло-рыжие волосы прилипли к мокрой от пота подушке и щекам. Она оглядела маленькую комнату, какое-то мгновение выискивая разбудивший её барабанный бой. Солнечный свет из закрытого ставнями окна разогнал туман, и грохот обратился звоном молота по наковальне в соседней кузнице. Вид за окном, как и шум, означал, что время перевалило далеко за рассвет.

— Скитья, — выругалась она, сбрасывая с себя одеяла. Гюта спустила босые ноги на пол и потянулась за платьем, небрежно висевшим на спинке кровати.

— Опять сны? — покачала головой её полусокрытая тенью свекровь Агитта, сидевшая в кресле у пустого камина. — Или всё-таки перебрала мьода Бьёрти?

Вставая с кровати, Гюта поморщилась: виски пронзила вспышка боли.

— И то и другое, — ответила женщина, одеваясь.

Затем Гюта надела сапоги, в то время как свекровь открыла дверь в главную комнату — порыв ветра принёс запах застарелого жира и влажной соломы. Затягивая пояс, Гюта нырнула внутрь вслед за матерью мужа.

— День рождения Лувы, — произнесла она, обнаружив жестяной кувшин на столе. Гюта нахмурилась: он оказался пуст. — Мой старший, ваш внук, достиг совершеннолетия.

— Я так напилась, что заснула слишком близко к огню, когда Бьёрти стукнуло восемнадцать, — призналась Агитта, вкладывая глиняную чашу в ладонь невестки. Гюта тут же узнала знаменитое «лекарство от всех болезней» Агитты — воду с горькой настойкой. — И вот тебе на — проснулась с красным лицом и половиной опалённых волос!

Гюта подошла к двери и вышла наружу, выпив содержимое чашки одним глотком, чтобы как можно меньше терпеть отвратительный вкус, и всё же согнулась пополам от приступа удушья: избежать послевкусия оказалось сложнее.

Затуманенным слезами взором она заметила, как из недр кузницы вышло два человека.

— Что за пример ты подаёшь, ма? — заметил Лува. Растрёпанная копна каштановых волос, в честь которых его и назвали, вся была перепачкана сажей.

— Опять тот же сон? — спросила Гюту её дочь Корит. Её захлестнула новая волна кашля, и девушка положила руку на плечо матери. — Тролль и волк?

— Нет, — выдавила из себя Гюта, выпрямляясь, но не переставая кашлять. — В этот раз нет. И вообще, не бери в голову, это всего лишь сон. Возвращайся и помоги отцу, а я приду, как снова наполню вёдра.

Ещё раз взглянув на мать, Корит побежала обратно к открытой кузнице. Удары молота прекратились: их сменил пронзительный голос девочки, когда она объяснила брату, что происходит.

— Просто сон, — повторил Лува. Его глубокие карие глаза задумчиво наблюдали за матерью. К своему счастью, парень обладал проницательностью, и Гюта не сомневалась, что её сын станет скъяльдом.

Мальчик улыбнулся и последовал за сестрой. Вскоре стук возобновился. Гюта некоторое время слушала; она погрузилась в себя, возвращаясь к смутным воспоминаниям о сне. Стук. Оглушительный стук.

Чепуха, просто Бьёрти у наковальни и слишком много мьода, только и всего.

Снаряд снёс несущую стену уничтоженного мануфакторума, обрушив пять этажей из пластали и ферробетона. Вниз вместе с обломками дождём посыпалась техника и трупы. Хурак нырнул в облако пыли и уклонился влево, чтобы не попасть под град кирпичей и кусков штукатурки.

— Обходим слева, атакуем справа, — передал лейтенант своим отделениям по воксу. — Доберитесь до перекрёстка и удерживайте позиции.

С ним были четыре отделения космодесантников-примарис. Они и остальная часть штурмовых сил являлись частью испытательного формирования, созданного по приказу лорда-регента. Группа астартес представляла собой смесь тёмно-зелёного, чёрного и серебряного цветов керамита: сыны Вулкана, Коракса и Мануса. В авангарде шли десять ударников; их отделения рванули вперёд, выпуская реактивные струи из прыжковых ранцев. Штурмовые болтеры прорежали толпу обезумевших культистов, скопившихся чуть дальше по улице. За ними следовали двадцать заступников; они выбирали цели на верхних этажах, охотясь на расчёты с тяжёлым вооружением — еретики уже устанавливали лазерные орудия и автопушки на крышах.

Астартес высадились всего несколько минут назад, и потому так называемая Свободная армия Идолиса медленно реагировала на внезапную контратаку за линией фронта. Хурак подлетел ближе и выстрелил, прислушиваясь к разговору по воксу.

— Движение танковой колонны на востоке, сектор четыредельта. Шесть «Леманов Руссов», два — типа «Разрушитель». Немедленно вступаем в бой.

— Посадка боевого корабля на краю седьмого сектора прошла успешно. Ликвидированы артиллерийские батареи, обозначенные как Альфа и Бета.

— Данные моторазведки подтверждают присутствие на планете астартеспредателей. Стремительно движущаяся колонна замечена на границе сектора тринадцать. С орбиты отправлены силы перехвата.

Внимание Хурака привлекло последнее сообщение. До сего момента оставалось неясным, как повстанцам удалось сломить силы обороны Идолиса, однако участие в битве космодесантников-ренегатов многое объяснило. С помощью подречи лейтенант открыл командный вокс.

— Опознать астартес-предателей.

Ответ пришёл спустя несколько секунд, в течение которых Хурак перезарядил оружие и прикончил ещё двух повстанцев, попытавшихся направить автопушку на ударников. Из разбитого окна вывалился обезглавленный труп, отчего толпу еретиков впереди охватила паника.

— Цвета и символика окончательно не подтверждены, однако соответствуют Пожирателям Миров.

— Принято.

Хурак снова переключился на канал связи своей роты. К сожалению, её старшего офицера, капитана-перворождённого Акуману, сразу по высадке сразили снайперским бронебойным патроном, но пока Хурак считал, что сносно справляется с внезапно возникшими обязанностями командира. В последнем сражении рота потеряла ещё одного офицера — лейтенанта Хостенрейка, позицию которого также необходимо было заполнить. С момента высадки прошло уже семь минут, и Хурак упрекнул себя за промедление.

— Сержант Таламакия, повышаю вас в звании. Примите вторичные командные протоколы.

— Есть, лейтенант. Сбросим этих ублюдков в реку.

— Полностью согласен, сержант.

Перед лицом ворвавшихся в их гущу ударников повстанцы, как тараканы, бросились в разные стороны. Примарисы расстреливали всех, кто попадал в поле их зрения. Теперь отделение находилось примерно в сотне метров впереди от основной группировки войск.

— Продолжайте преследование ещё пять секунд, затем расширьте оцепление до семидесяти пяти метров, — скомандовал Хурак. На крышах не осталось больше врагов, и заступники на всех парах помчались по дороге. Когда до ударников осталось несколько десятков метров, примарисы разделились на два отряда: один слева, другой справа, устремляясь за разбегающимися еретиками.

Целью вражеской атаки (которая теперь подавлялась сразу с трёх направлений) оказался побитый участок Адептус Арбитрес, возвышавшийся на центральной площади города. Здания по краям площади почти сровняли с землёй бомбардировки и артиллерия. Другие улицы, как и большая часть площади, были завалены грудами обломков, однако вокруг единственного оставшегося бастиона имперской власти мерцало сияние силовых полей. Над фасадом участка красовалась огромная аквила, испещрённая шрамами от лазерных разрядов и пуль. Узкие окна здания защищали решётки, на крыше виднелся ряд из зубцов, меж которых стояли закованные в броню арбитры; на каждом углу крепости возвышалась орудийная башня, способная вести огонь прямо у самого подножия стены. На окровавленной брусчатке валялись груды тел повстанцев — кучи трупов усеивали пространство вплоть до ступеней массивного и укреплённого портала здания суда. Из окна над входом развевался одинокий флаг с символом сил обороны Идолиса.

Хурак уже собирался передать по воксу приказ войти, но впереди завыла сирена и распахнулись громадные двойные двери. Оттуда выскочили несколько фигур в синей униформе, тёмно-красных панцирных доспехах и тяжёлых ботинках. Все держали наготове дробовики или болтеры. Хурак подметил, что большинство служителей порядка несли следы недавних боёв: порванную униформу со следами крови или треснувшие шлемы. Во главе стояла женщина-офицер, её доспехи украшал плащ, а в руках покоилась потрескивающая силовая дубинка. Именно к ней и направился лейтенант, в то время как заступники заняли позиции по всей площади.

— Хвала Императору! — воскликнула арбитр-провост, обратив взгляд в небеса. Губы женщины дрожали; видна была только часть лица, остальное скрывал чёрный визор. — Хоть астропат и передал, что нас оберегают крылья Великого Орла Терры, мы не смели даже надеяться.

— Кто отдаёт приказы? — потребовал Хурак, замедляя шаг по мере приближения. Позади космодесантники-примарис выстроились для кольцевой обороны, в то время как от руин по-прежнему доносились залпы ударников.

— Магистр-капитан Нерол, — ответила арбитр. Хурак продолжил двигаться вперёд, и провост поспешила за ним. Имперские блюстители отступили к двери следом за ними, как будто женщина тянула их за собой, словно шлейф длинного плаща.

— Периметр оцеплен, лейтенант, — доложил Таламакия как раз в тот миг, когда Хурак шагнул в тень аквилы.

Провост, назвавшаяся Эрминией Логас, повела лейтенанта вверх по этажам, минуя коридоры и помещения, заполненные солдатами обороны и немногочисленными арбитрами. Форма защитников Идолиса отличалась элегантностью и состояла из тёмно-синих курток и серых брюк, но все они теперь были испачканы и порваны. Несколько кабинетов бывших клерков переоборудовали под медпункты — раненые ряд за рядом лежали на одеялах или голом полу. Повсюду витали запахи крови, оружия и озона силового поля.

Командным центром служил главный зал судебных заседаний: вдоль стен расставили столы с вокс-и скан-оборудованием, а перед судейским троном установили трёхмерный проектор. На почётном месте восседал магистр-капитан, окружённый горсткой писарей и несколькими офицерами сил обороны. Нерол оказался моложе, чем ожидал Хурак: магистр-капитан едва ли достиг средних лет. Под его багровой служебной мантией виднелись чёрные панцирные доспехи, а на голове блестел шлем офицера сил обороны.

— Хвала Верховному Тронному миру! — громогласно произнёс Нерол, поднимаясь с воздетыми руками. Хурак просто ждал — в течение крестового похода Индомитус он уже несколько раз сталкивался с подобной реакцией. Лейтенант уяснил, что лучше дать смертным несколько секунд на восхваления, иначе они так и будут ходить с грузом невыполненного религиозного долга на душе. — Прискорбно, что проповедник Фостро погиб четыре дня назад, но вот что я вам скажу: даже когда служитель Бога-Императора из последних сил душил мятежника, он знал, что наши молитвы услышаны.

Хурак молчал ещё пару секунд, выжидая, не последуют ли за речью новые вспышки эмоций.

— Могу я узнать имя нашего спасителя? — спросил магистр-капитан, спускаясь с помоста вниз. Взбудораженные присутствием космодесантника, клерки и офицеры последовали за своим начальником.

— Я лейтенант Хурак, но нам нужно обсудить кое-что более важное и срочное, — ответил офицер-примарис. Он оглядел собравшихся вокруг Нерола людей. — Пожалуйста, возьмите с собой вокс-оборудование, любых офицеров связи и прочих помощников, которых сочтёте нужными.

Пока Нерол раздавал поручения, Хурак обратился к Логас.

— Мне нужно попасть на крышу.

— Конечно, — закивала провост. — Это вон туда.

Потребовалось ещё около двух минут, чтобы небольшая свита подготовила портативный вокс и поднялась на крышу.

— Я восхищён вашей стойкостью, — признался Хурак, ведя отряд к зубчатым стенам на северной стороне. Широкая дорога вела от площади к городским окраинам, затуманенным расстоянием и пылью. — Три года, я прав?

— По нашим подсчётам, пять. Три — с момента, когда разверзлись небеса, — ответил Нерол. — Но мы не утратили веры. Даже по мере того как сдавалось всё больше и больше городов, мы знали, что если будем сопротивляться врагу и молиться, то сохраним планету для Императора.

— Многие, слишком многие пошли другим путём. Я говорю, что восхищаюсь вами, потому что лично наблюдал за судьбой покорённых врагом миров. Вы свершили поистине выдающееся, остались лучом света в галактике тьмы.

— Выходит, это правда? Империум на грани уничтожения… — прошептала Логас.

— Империум балансирует на грани, но каждая выигранная битва удерживает его от падения в пропасть. Армии и флоты Императора собрались воедино и вновь устремились в пустоту, чтобы вернуть Его власть в потерянные миры. Вы внесли свой вклад в спасение Империума, и, возможно, придётся сделать это снова, ведь, чтобы восстановить хотя бы подобие былого, может потребоваться целая жизнь, полная сражений и ещё большего количества жертв.

— Выходит за рамки воображения, — высказался кто-то из офицеров сил обороны.

— Ну, почти, — ответил Хурак, подавляя желание улыбнуться. — Организован крестовый поход Индомитус. Великие флоты и новые армии уже отгоняют тени. Каждый наш успех ослабляет врагов и укрепляет Империум. Флоты проникают в космос всё глубже и глубже и в конце концов прорвут завесу самого Цикатрикс Маледиктум, принеся долгожданную помощь людям, так долго пребывавшим во тьме.

— Я благодарен вам за прибытие на Идолис в самый нужный миг, — обратился к астартес магистр-капитан. — Не знаю, как долго мы бы держались, ведь все, кроме нас самих и двух других укреплённых пунктов, пали.

— Идолис ещё не спасён, — прояснил Хурак. Он указал на север, откуда, сквозь пыль и смог, неслись массивные силуэты. — Пожиратели Миров готовятся к решающей атаке. Они знают, что война проиграна, и теперь пойдут на всё, чтобы перед смертью сломить вашу оборону и перебить как можно больше людей.

Сказанное вызвало некоторое замешательство среди тех, кто его услышал, однако Хурак больше не переключал внимания с приближающихся теней. Угловатые очертания превратились в колонну из чёрно-красных машин, украшенных черепами, костями и другими ужасающими трофеями. Хурак уловил безумные крики и завывания, издаваемые вокс-передатчиками транспортов, хотя они находились ещё слишком далеко, чтобы леденящие душу звуки могли услышать остальные.

— Сколько вас прибыло? — спросил Нерол. — Нам следует занять глухую оборону и отправить оставшиеся роты.

— Их перебьют, — произнёс Хурак. — Вы поступили мудро, оставшись за стенами: еретики нашли себе более доступное занятие в остальной части города и за его пределами.

— Сколько с вами воинов? — повторил вопрос Нерол.

— Конкретно со мной — полурота, — ответил Хурак, переводя взгляд с Пожирателей Миров на желтоватое небо, где блестели искры десантных кораблей.

— Едва ли пятьдесят воинов, — подытожил магистр-капитан. — Разведка докладывала о более чем двухстах Черепорезах.

— Так называют себя еретики, — прокомментировала Логас без всякой необходимости.

— Цель моей миссии заключалась в том, чтобы определить и обезопасить ваше местоположение, — объяснил лейтенант. — Мы не единственные слуги Императора, прибывшие в ваш город.

Смертные проследили за взглядом астартес и ахнули, увидев то, что поначалу казалось метеоритной бурей. Падающие искры прорисовывались в десантные капсулы, устремившиеся к далёким целям внизу. За ними, оставляя плазменные росчерки на охряных небесах, летели три тяжёлых боевых корабля.

— Они почти здесь, — сказала одна из клерков, и Хурак понял, что женщина имеет в виду Черепорезов. Воины в богато украшенных, усеянных лезвиями и шипами доспехах высыпали из люков «Носорогов» и «Лэндрейдеров». Еретики не вели бесполезную стрельбу по силовому полю, но по территории площади всё же прокатился один-единственный яростный рёв.

— Удерживайте юг и восток, — приказал Хурак по воксу своим подчинённым. Он не хотел, чтобы его отделения ввязались в ближний бой с берсеркерами. Ещё не время. — Отрядам преследования — вернуться на линию фронта.

Хураку следовало бы спуститься вниз к своим воинам, но он решил ненадолго задержаться, зная, что с крыши участка ему откроется беспрецедентный вид на дальнейшие события.

Со спускающихся боевых кораблей понеслись ракеты, поражая вражеские транспорты и горстку «Хищников», которые выдвинулись вперёд для поддержки атаки. Бронебойные боеголовки разбивали керамит и пробивали пласталь, превращая технику еретиков в пылающие обломки, одновременно с тем отрезая любые пути к отступлению. Хотя вряд ли отщепенцы из легиона Пожирателей Миров вообще когда-либо отступали. Подвергнутые лоботомии с помощью мозговых имплантатов и окончательно обезумевшие от преданности кровожадному богу, Пожиратели Миров жаждали битвы так, как ни один другой враг, с которым сталкивался Хурак. Они рвались в бой даже сильнее, чем свирепые орки.

Затем последовал отстрел мчащихся по дороге хаосопоклонников. Один из «Хищников» избежал уничтожения и выпустил в воздух лазерные разряды, встречая приближающуюся авиацию. Два корабля ушли на запад, а третий, яростно вспыхнув тормозными двигателями, резко развернулся — его установленные на крыльях пушки открыли шквальный огонь по отрядам еретиков.

— Неужели подкрепления? — полюбопытствовала Логас. Как и у прочих, её внимание было приковано к боевому кораблю; женщина пристально отслеживала его курс, пролегавший через городской пейзаж с юга.

Машина с рёвом замерла всего в сотне метров от участка, намереваясь высадить «груз» прямо перед наступающим врагом. Боковые люки и фронтальная штурмовая аппарель с грохотом открылись, и на высоте пятнадцати метров на сияющих прыжковых ранцах оттуда спрыгнули ударники, в то время как с закреплённого под боевым кораблём стыковочного зажима сорвался «Штормспидер». Залпы ракет «Молотобой» и взрывы мелта-орудий расчистили зону высадки от группы Черепорезов, но через несколько секунд предатели сменили направление атаки, отказавшись от идеи штурма крепости ради схватки с избранными воинами Императора. Боевые кличи, которые эхом отдавались в Императорском дворце десять тысяч лет назад, теперь отражались от стен Идолиса.

— КРОВЬ КРОВАВОМУ БОГУ!

— Их окружат, — выдохнул Нерол. Он повернулся к одному из связистов. — Объявите общую атаку.

— Отставить, — рявкнул Хурак, выхватив вокс-передатчик из рук помощника капитана. — Мне не нужно, чтобы ваши силы попали в зону обстрела.

— Но ведь…

— Смотри, — сказал Хурак, отлично представляя, что сейчас произойдёт.

Свет, льющийся из передней штурмовой двери, заслонил гигантский силуэт — в поле зрения появилась фигура в доспехах, превосходящая размерами любого космодесантника. Облачённый в отделанный золотом синий керамит, с пылающим мечом в кулаке в битву вступил полубог.

Гиллиман спрыгнул с трапа, встроенный в его левую перчатку болтер извергал снаряды прямо во время падения. Примарх приземлился на одного из еретиков, раздавив космодесантника сабатонами и расколов ферробетон. Не успел лорд-командующий коснуться земли, как сразу же пришёл в движение; огненный меч принялся рубить врагов. Клинок словно вёл его за собой, выискивая цели по собственной воле, в то время как его носитель следовал за пламенем и беспрестанно стрелял, попадая в цель каждым выпущенным снарядом.

Расправа впечатляла, но, помимо этого, Робаута Гиллимана окружала особая аура. Логас и остальные стоявшие подле Хурака смертные пали ниц, возвысив голоса в хвалах и молитвах Императору. Лейтенант подавил собственное желание преклонить колено, уже привыкнув к этому чувству за последние несколько встреч с примархом. Восхваление слуг Императора было одинаковым, куда бы они ни направлялись. Сначала это забавляло Хурака, но теперь он считал происходящее источником надежды — доказательством того, что боготворить Гиллимана заставляло не вмешательство Коула, а природа самого примарха.

Нерол почти лежал, вытянув голову и наблюдая за продолжающейся битвой.

— Мы избавлены, — простонал он, подняв дрожащие руки. По щекам магистра-капитана лились слёзы. Хурак не мог себе представить, какой ценой дались смертному пять лет осады, но сейчас всё это получило выход. Из окон внизу доносились радостные возгласы и крики молитв. — Хвала Тебе! Хвала Императору!

— Хвала Мстящему Сыну, — поддержал Хурак. Астартес наблюдал, как его повелитель сражает всё больше предателей; примарх шагал в самую их гущу, словно болт, пронзающий плоть перед взрывом.

Глава восьмая

ВОЛЧИЙ СКАУТ

В ПАСТИ ЗВЕРЯ

НЕОЖИДАННЫЕ СОЮЗНИКИ

Запах выхлопных газов «Носорога» терялся в общем смоге, окутавшем место высадки орков. Собственно, по сравнению с орочьим шумом рычание двигателя тоже не казалось таким уж громким. Транспорт остановился рядом с опорой повреждённого транзитного узла. Территория вокруг захваченного орками десантного порта оставалась одним из немногих участков дикой природы на всей планете — несколько квадратных миль леса и пустошей, огороженных ферробетонными перронами и складами челночного комплекса.

Улль высунулся из верхнего люка и вгляделся в пейзаж. Авточувства шлема мгновенно увеличили изображение, фокусируясь на ступенчатых посадочных площадках, — высокие сооружения возвышались над окружающими деревьями и невысокими холмами на несколько уровней. Объект занимал площадь по меньшей мере в десять квадратных миль, однако не шёл ни в какое сравнение с крупными космодромами, которые доводилось видеть Уллю. Этот комплекс возвели в интересах имперского командующего, Адептус Терра и других высокопоставленных лиц как для личного передвижения, так и срочных и элитных поставок. Массовый же экспорт в другие системы осуществляли через гораздо более крупные суборбитальные платформы.

Впрочем, для нужд орков этого было вполне достаточно, а если пространства не хватало — зеленокожие восполняли его сами. Практически всю западную сторону самой большой платформы окружали примитивно сколоченные строительные леса; к её вершине выстроили пандус из щебня, чтобы процессия боевых машин, слишком больших для подъёмников, имела возможность добраться до земли. На площадке стоял десантный корабль, который больше походил на астероид, чем на звездолёт, и из его пещероподобного нутра вываливались две боевые крепости. Пыхтя дымом из труб, орочьи машины с грохотом спускались по трапу, сопровождаемые толпой ревущих зеленокожих.

— Меня гораздо больше беспокоит, что они не прекратили стройку.

Улль резко обернулся на голос с болтером наготове. Фигура перед «Носорогом» была облачена в силовую броню лишь частично, причём в её более лёгкую версию. Волосы говорившего были зачёсаны назад и собраны в густые пучки, а борода заплетена в единственный узел под подбородком; на наплечниках покоилась тёмная волчья шкура, её подкладка из хамелеоновой ткани переливалась серыми, коричневыми и зелёными оттенками. На плече астартес висело длинноствольное ружьё, а орденскую символику, как и у Серых Шкур Улля, перекрывали всякие талисманы и нарисованные отметки. На одном наплечнике красовался символ великой роты Крома, а на другом — не обозначение стаи, а простая буквенная руна.

Волчий скаут.

— Зубы Русса, Зимнебой, я ж чуть не пристрелил тебя! — рявкнул Улль, опуская болтер. Вожак обернулся к членам стаи, ожидающим вокруг опущенной задней рампы транспорта. — Кто-то вообще следит за периметром?

Восторженные и недовольные возгласы Серых Шкур приветствовали Бродда Зимнебоя. Несколько его бывших собратьев по стае подошли обнять товарища, но тот отшагнул назад.

— Драконий Взор счёл уместным, чтобы именно я повёл свою бывшую стаю к цели, — передал скаут. — От этого предложения я отказаться не мог.

— Теперь мы зовёмся Серыми Шкурами Улля, — намекнул Детар, один из тех Серых Охотников, кто вступил в стаю после ухода Бродда.

— Что за щенячий пердёж на северном ветру, — заворчал Бродд. — Меня послали направлять, а не командовать. Да я скорее собственные сабатоны обоссу, чем снова возглавлю стаю.

— Понял, — осознал ошибку Детар. — Поведёшь в смысле проведёшь, а не возглавишь.

— Меньше болтай, больше шагай, — рыкнул Улль, спрыгивая с «Носорога». Пепел от огромных орочьих костров серым снегом падал вниз, покрывая серо-голубые доспехи чёрными крапинками. — Показывай дорогу, Зимнебой.

Скаут снял с плеча снайперскую винтовку и зашагал в лес, бесшумно, как лёгкий ветерок по сугробам. Хотя стая и издавала шум — полностью замаскировать движение в доспехах было невозможно, — все Серые Шкуры являлись опытными охотниками и ступали осторожно, не потревожив ни ветки, ни упавшего сучка.

— Что ты имел в виду, когда говорил о стройке? — спросил Улль, торопясь догнать Бродда.

— Они транспортировали с полдюжины боевых крепостей, но до сих пор расширяют и укрепляют спуск, — объяснился волчий скаут.

— Значит, грядёт что-то ещё более гигантское. — Улль обдумал варианты. — Что-то размером с титана.

— Читаешь мысли.

Стая прошла ещё сотню метров. Тени астартес удлинялись по мере заката солнца.

— Так ты рассказал всё Драконьему Взору… Вот почему мы атакуем сейчас.

— Помешаем им высадить эту махину сейчас, и не придётся вступать с ней в бой, — пояснил волчий скаут и поднял руку. Отделение немедленно остановилось, прикрывая все возможные подступы. Орочьи крики и шум строительства мешались с рёвом клаксонов, гулом двигателей и потрескиванием костров. Даже на фоне грохота Волки уловили хруст веток под чьими-то ногами, и не слишком далеко.

— Орки довольно умны, — едва слышно произнёс Зимнебой, но улучшенный слух Улля отчётливо уловил каждое слово, как волчий вой в тихую ночь. — Патрули из чужацкой мелюзги. Они выпустили на охоту своры клыкастых монстров, хотя большинство из них уже разбежалось.

Воины Фенриса прождали ещё минуты две, замерев, как бледные стволы деревьев. В поле зрения, где-то в двухстах метрах от стаи, показалась группка маленьких зеленокожих существ ростом не более чем по пояс космодесантнику. Ксеносы явно не были в восторге от возложенных на них обязанностей: спешно пробираясь через лес, они шипели и огрызались друг на друга, практически не глядя по сторонам.

Улль провёл по горлу большим пальцем. Бродд покачал головой.

— Кто-нибудь может их хватиться и начать разбираться.

Стая выждала ещё минуту и продолжила путь, слегка обогнув ксеносов с севера, чтобы держаться от вражеских разведчиков на расстоянии. Чем ближе они подходили к космопорту, тем громче становился строительный шум и резче смердела орочья вонь. Верхушки деревьев сотряс рёв двигателей: сквозь промышленный смог опустился ещё один посадочный модуль.

Через две минуты в пределах видимости показалась опушка — ряд срубленных пней вдоль окраины космопорта. Бродд снова остановил стаю. Скаут опустился на колени и окунул пальцы в маслянистый осадок на ободранной коре дерева. Воздух был насыщен выхлопными газами.

— Мотоциклы, — заключил скаут, указывая на характерные следы от гусениц и колёс в грязи. Он огляделся, бросив взгляд на листья, а затем снова на мокрую землю. — По меньшей мере полчаса назад. Орки активизируются. Вскоре появится что-то ещё.

— Возможно, следует предупредить волчьего лорда, — предложил Хари. Он до сих пор не включал плазмомёт, чтобы блеск энергетической камеры не выдал их присутствия. В другой руке Волк держал болт-пистолет для оперативного реагирования на угрозу. — А мы, в свою очередь, бросимся наперерез бегущему стаду криворогов.

— Нет, план уже согласован, — одёрнул его Улль. — Никаких вольностей.

— С чего такая строгость? — спросил Бродд.

Вожак стаи посмотрел на волчьего скаута, вспомнив, что когда-то Бродд сам стоял на его месте. Если бы астартес поменялись местами, Улль наверняка потребовал бы объяснений.

— Союзники из Четвёртой роты Драконьих Копий и так были не в восторге, — рассказал Улль. — А такие новости и вовсе их отпугнут.

— В смысле?

— Оцепите периметр в пределах двадцати метров, — приказал вожак своей стае. Волки без лишних вопросов удалились. Оставшись наедине с Броддом, Улль шёпотом продолжил: — Лорд Кром не в ладах с капитаном Орстанцой. Они переругались по поводу орков: не могут решить, что с ними делать. Эта атака — инициатива Драконьего Взора.

— Дай-ка угадаю, — предположил Зимнебой. — Орстанца из Драконьих Копий хотел усилить оборону города?

— Именно, — поморщился Улль. — Лорд Кром воспринял это как вызов его мужеству и сказал об этом прямо. А Орстанца обвинил того в оскорблении уже собственной храбрости.

— Уверен, Драконий Взор был безмерно скромен и избирателен в высказываниях, — усмехнулся волчий скаут.

— А то как же. Волчий лорд сказал, что капитан из тех командиров, которым после боя не нужно смывать с клинка кровь.

Приподняв бровь, Зимнебой дёрнулся, как от удара.

— Серьёзно? Кром зашёл так далеко?

— В его оправдание, Орстанца и сам заявил, что у Драконьего Взора стратегического понимания не больше, чем у дикой собаки.

— Значит, от Драконьих Копий помощи ждать не придётся? — Скаут посмотрел на заходящее солнце, прикрывая ладонью глаза. — Что ж, жалко.

— К счастью, их бурлящая кровь немного остыла к прибытию полковника ополчения Гандера. Он привёл в город ещё семь тысяч солдат, и Драконий Взор получил возможность снова созвать совет. Получив в своё распоряжение больше воинов для удержания города, Орстанца согласился на частичную поддержку. Он отправит к флангу орков технику — три «Хищника», «Поборник» и «Лэндрейдер».

— Итого, мы атакуем место высадки, пока орки разбираются с бронетехникой, — заключил Зимнебой. — В этом есть смысл. Мне было приказано провести вас как можно ближе к порту, а затем вместе с другими скаутами проникнуть туда с севера. Атакуете на рассвете?

— Так точно. Драконий Взор должен подать сигнал, — ответил Улль.

— Понятно. — Скаут снова повернулся к Уллю. — Русс ханд.

— И тебе того же, брат-охотник.

Какое-то время вожак наблюдал за тем, как Зимнебой удаляется от посадочной площадки на сотню метров к северу, а затем волчий скаут и вовсе исчез из виду. Солнце должно зайти через восемнадцать минут. Улль снял шлем, проверил, подключен ли вокс-канал к ушной бусине, и вытащил из подсумка полоску вяленого мяса, чтобы пожевать в ожидании сигнала.

Место высадки наводняли зеленокожие и их лёгкая техника: большая часть их тяжёлого вооружения и транспорта выдвинулась навстречу бронетанковому наступлению Драконьих Копий. Издавая боевые кличи, Волки Фенриса выскочили из-за деревьев и оврагов, освещая посадочные платформы прометием, плазменными разрядами и болтами. Укрывшись за лесополосой, небольшая группа Длинных Клыков открыла огонь из ракетных установок и тяжёлых болтеров, в то время как Кровавые Когти с воем рванули вперёд, устремившись на своих пламенеющих прыжковых ранцах с ревущими цепными мечами наперевес.

Улль и его отделение прошли через разрушенную стену и пересекли нижнюю посадочную площадку. Семеро Волков не переставая вели смертоносный огонь: пока одни двигались, другие останавливались и целились. Стая координировала свои действия резкими фразами на вюргене — смеси отрывистых слов и гортанных рыков. Если противник не погибал от первого выстрела, мгновением позже следовал второй от другого члена стаи, а в редких случаях и третий. Время от времени плазмомёт Хари выпускал энергетические заряды, чтобы разнести в клочья более тяжелобронированные цели. Сочетание движения и точности Серых Шкур уничтожало всё, что попадалось им на пути. Отряд Улля открыл остальным силам путь к станции переработки топлива, расположенной в южной части комплекса. Пробираясь через десятки искалеченных орочьих трупов, Волки не обращали внимания на толпы зеленокожих и чужацкие мотоциклы на других направлениях: как каждый воин оберегал собрата по стае, так и Серые Шкуры доверяли защиту флангов братским командам.

— Серые Шкуры будут у цели через тридцать секунд, — передал Улль волчьему лорду. Вожак стаи не ожидал ответа, его и не последовало — всё шло по плану.

Сквозь клубы смога нырнула пара «Громовых ястребов», их тупоносые крылья взметали вихри в маслянистом дыму. Пушки боевых кораблей грохотали в течение нескольких секунд: снаряды сыпались на колонну орков, двигавшихся к бронетехнике Драконьих Копий. Следом взвизгнули ракеты — их попадания выбрасывали столбы огня из разорванных топливных баков и двигателей.

— Готовьте мелта-бомбы. — Улль снял один из громоздких зарядов с набедренного замка. Вместе со стаей Асгерда, которая спешила к колоннам главной платформы, Серым Шкурам выдали последние из подрывных бомб великой роты. Последний раз Убийцы Дрейков ступали по Фенрису два года назад, и Волки были уже на пути к Миру-Очагу, когда их перенаправили на Новиомагус-Главный. На счету был каждый заряд.

— Хорошенько выбирайте место, второго шанса уже не будет.

Стая была всего в нескольких десятках метров от цели, когда затрещал вокс.

— Серые Шкуры, смена приказа.

Улль узнал голос Краки, единственного оставшегося в живых волчьего гвардейца Драконьего Взора. При других обстоятельствах Улля и ещё нескольких достойных вожаков возвысили бы до телохранителей волчьего лорда, но непрекращающийся вал задач, стоящий перед их великой ротой, не оставлял для подобных возможностей и шанса.

— Установите заряды, но не взрывайте.

— Принято, веренг.

— Отлично, Улль. Удерживайте позиции до тех пор, пока не получите команду к взрыву. А, и взгляни наверх.

Связь с шипением оборвалась, и Улль последовал совету волчьего гвардейца. Авточувства вожака стаи пронзили дым костров и выхлопные газы, различив тепловую сигнатуру от входа в атмосферу. Дальномер оценил расстояние до приближающегося объекта примерно в четыре мили.

— Однострел, орки сосредотачиваются на юге, — предупредил Эйрик, указывая направление за резервуарами и зданиями управления перерабатывающего завода. У руин здания уже собрались десятки орков и несколько крупных шагоходов. Многие из зеленокожих облачены в тяжёлую броню, причём некоторые, судя по тепловым шлейфам, имеют кустарные системы энергетического усиления.

— Я думаю, они пройдут прямо здесь, — высказался Гарн.

Улль согласился, но подтверждать очевидное вслух было бы пустой тратой времени и дыхания. Стая замедлила шаг: Серые Шкуры достигли растрескавшейся ферробетонной площадки завода. Когда-то здесь стоял забор, однако всё, что от него осталось, — это несколько погнутых железных прутьев. Сенсоры доспеха не выявили никаких странностей в радиусе полумили. Орки особо не интересовались нефтеперерабатывающим факторумом, и беглый осмотр подтвердил, что два из трёх резервуаров ещё полнились переработанным топливом.

— Разместите бомбы, а затем займите оборону, — объявил Улль. — Будем держаться здесь.

— Спереди — орочья контратака, сзади — их десант на муспельфирских танках, — бросил Форскад, проходя мимо своего вожака с мелта-бомбой в руке. — Что же может пойти не так?

Детар упал.

— Гарн, прикрой.

Серый Охотник занял место Улля, а сам вожак стаи опустился на колени, копаясь в поясе Детара. Лидер Серых Шкур настойчиво похлопал раненого брата по руке, после чего открыл подсумок на поясе космодесантника. Улль перевернул Детара и вытащил из-под него магазин, стараясь не обращать внимания на лужу густой крови под братом. Красноватый отблеск глазных линз Улля отражался в алой луже наравне с жёлтыми вспышками болтов. Из освещённой пламенем ночи сыпались пули орков, с треском вгрызаясь в железный настил; как только вожак уложил Детара обратно, от брони Улля срикошетили несколько снарядов.

Раненый Серый Охотник попытался приподняться и сесть, прислонившись спиной к стене здания управления. Орочья ракета оторвала Волку нижнюю челюсть и разорвала половину горла. Детар находился в ужасном состоянии, но, когда Улль вложил в руку брата его перезаряженный болтер, фенрисец крепко сжал рукоять и кивнул сочащимся кровью разбитым шлемом. Он подпёр болтер коленом и прицелился сквозь распорки прохода.

— Эйрик! — позвал Улль. Он выпрямился и бросил запасной магазин другому космодесантнику. — Хари, южный фланг, к нам приближается второй шагатель.

Обломки первой боевой машины орков горели в пятидесяти метрах от стаи, освещая пространство между перерабатывающим факторумом и взрывоустойчивыми траншеями, которые перпендикулярно пересекали ближайшую посадочную площадку. Отдельные пятна горящего топлива подсвечивали поле битвы: высунувшиеся над окопом звериные лица отчётливо выделялись на фоне мерцающего жёлтого света. На противоположном фланге неуклюже шагала вперёд лязгающая четырёхрукая машина. Две из её конечностей выпустили очередь по трём космодесантникам, всё ещё удерживающим южное направление.

Убедившись в отсутствии должного эффекта от болтов при первой атаке, а также в том, что орки почему-то не спешили группироваться позади машины, Улль, Гарн и Эйрик приберегли боеприпасы и стали ждать. С противоположной стороны главного здания раздался болтерный лай — там остальная часть стаи удерживала орков от окружения с востока и севера. Топливные же баки стояли к западу; мигание готовых к детонации мелта-бомб освещало опоры и нижнюю часть резервуаров; Улль рассудил, что лучше не давать оркам повода стрелять в этом направлении, и до сих пор хаотичный огонь зеленокожих был сосредоточен на здании диспетчерского управления.

Приближение Хари выдавало лазурное свечение его плазмомёта. Звеня сабатонами по металлу, Волк опустился на колено и занял огневую позицию в дальнем конце прохода.

— Однострел, движение в траншее, — доложил Гарн. — Оттуда вылезают орки, в доспехах.

План был очевиден — пока тяжёлая пехота орков скована боем, стрелок с плазмомётом расправляется с машиной. Несмотря на всю кажущуюся простоту, у действий имелась чёткая цель. Если не уничтожить шагоход в самом начале, то он достигнет их позиций уже через минуту. Чтобы свалить махину, Хари нужно произвести четыре выстрела, причём плазмомёт должен остыть и перезарядиться после каждого. Это, в свою очередь, предоставит зеленокожим достаточно времени, чтобы пересечь открытое пространство.

— Скитья, эти орки какие-то уж чересчур сообразительные, — проворчал Эйрик.

— Что с целью? — спросил Хари, когда шум плазменного ускорителя сменился на гул заряженного оружия.

В темноте траншеи Улль различил потрескивающие энергиями чудовищные когти и шипастые кулаки: по ступеням к ним поднимались лучшие из орочьих воинов. Броня нескольких ксеносов устрашала встроенными орудиями, которые светились зловещей зелёной энергией; другие зеленокожие держали в руках пулемёты с ленточным питанием или громоздкими барабанными магазинами. Существовала немалая вероятность, что у этих орков имелись бронебойные снаряды, особенно учитывая случай с Детаром во время отступления орков несколькими минутами ранее.

— Наступление с запада? — потребовал Улль. С другой стороны здания раздавались почти ритмичные выстрелы из болтеров.

— Занимаюсь, — ответил Сатор. — Сорок убитых. В пути ещё около сотни, они идут через лес, по нашим следам.

Даже при самой высокой точности на каждого орка приходилось едва ли по одному болту, и, несмотря на громкое прозвище, Улль прекрасно понимал, что даже самого меткого попадания порой недостаточно для убийства настолько живучего врага.

— Разберись с шагоходом, — приказал он Хари.

Секундой позже ночь озарила голубая вспышка, и шар бушующей плазмы ударил в переднюю часть механического чудовища. Окрашенный металл взорвался, разбрызгивая искры и капли расплавленного шлака; машина на несколько секунд затряслась на кривых ногах.

— Лорд Кром, это Улль. Необходимо отступать и взрывать заряды, — передал Улль по воксу.

На фоне общего шума слышалось тиканье остывающего плазмомёта, но внимание Улля было приковано к пяти ксеносам в тяжёлых доспехах, неумолимо наступающим в свете горящего шагохода. В диких глазах отражалось пламя. За тяжелобронированными зеленокожими следовали ещё десятки орков, набираясь храбрости от вида своих вожаков.

— Отступать некуда, Однострел, — раздался голос волчьего лорда. — Орстанца пытается прорваться, чтобы ослабить напор с востока. «Громовые ястребы» перезарядились и уже на пути к десантному кораблю орков, но, Хель побери, та штука здоровенная. Если Серые Шкуры отступят, орки понесутся на главную посадочную платформу и окружат нас всех.

— Ясно, — ответил Улль. Сказать действительно было нечего.

Орочий шагоход снова двинулся вперёд, примерно в семидесяти метрах от стаи. Его орудия стреляли влево и вправо, снаряды отлетали от ферробетонной стены слева от Улля и высекали искры из металла вокруг Хари. Тут же один из бронированных орков решил попытать своё счастье, и из далёкой темноты к Серым Шкурам понеслась потрескивающая вспышка зелёного огня. Энергетический заряд пролетел на несколько метров выше головы Хари, но вскоре ксеносы подберутся поближе и уже вряд ли промажут.

Инстинктивно Улль захотел открыть ответный огонь, но в этом не было смысла: шагоход имел слишком толстую броню, а к тяжелобронированным оркам требовалось подойти поближе, чтобы выявить их слабые места. Из пушки Хари вылетел ещё один светящийся шар плазмы. Заряд угодил в одну из рук шагателя: её обломки разбросало по выщербленному ферробетону, а коготь отлетел в сторону и самопроизвольно сомкнулся.

— Зубы Русса! — прорычал Улль. Разочарование вожака прорвалось наружу, как весенний паводок через плотину. — Прикончи ты его наконец!

Из орудия Хари вырвался пар и покрыл капельками шлем астартес. Плазмомётчик обернулся к вожаку:

— Запас энергии на тридцати процентах, — ответил космодесантник, ничуть не смущённый ситуацией и даже упрёком командира. — Если я убью железного ублюдка, то не смогу ничего поделать с теми орками.

— Сосредоточься на шагателе, — отрезал Улль.

Очередной взгляд на окрестности не прояснил ситуацию. Всё пространство сверху заливало мерцающее сияние. Улль снова посмотрел на небо. Пылающее брюхо десантного корабля ксеносов находилось всего в полумиле над землёй, заполняя собой обзор, словно приближающаяся звезда. Он нёсся почти вертикально вниз, направляясь к широкой платформе в центре дока. Вокруг орочьей машины кружились голубоватые росчерки двигателей «Громовых ястребов»; крылья боевых кораблей освещались вспышками запускаемых ракет. В небе горели и другие огни: удалённые ярко-жёлтые звёзды, которые, как предположил Улль, являлись уже следующим подкреплением орков.

«Если оно приземлится, мы пробьёмся к лесу и взорвём заряды, — сказал себе Улль. — Драконий Взор поймёт».

— Стоять можешь? — спросил Улль, осматривая расколотый доспех Детара. Кровь искалеченного Волка одной сплошной коркой покрывала астартес от подмышки до пояса.

Раненый космодесантник протянул свободную руку, и Улль поднял товарища на ноги. Детар попытался ответить, чем вызвал дрожание ошмётков плоти на разорванной шее.

— Если соберёмся идти, то на восток, — передал Улль стае. — Это самый короткий путь.

Из группы тяжелобронированных орков вырвался ещё один зелёный заряд, с треском пролетевший мимо Гарна так близко, что по шлему Волка поползли искры. Двое других зеленокожих выпустили согласованную волну огня, изрешетившего весь проход и стену высокоскоростными снарядами. Боеприпасы с визгом отскакивали от металла сооружения и откалывали куски керамита от силовой брони космодесантников. Осколки наплечника Улля разлетелись как щепки от лезвия пилы, и тот повернулся к оркам другим боком, переложив болтер из правой руки в левую. Хари снова выстрелил в шагоход, попав в ранее повреждённое место. Плазменный шар пробил ослабленную броню и вырвался из задней части машины, извергнув из выходного отверстия раскалённый добела металл, горящее масло и обугленную орочью плоть.

Бронированные ксеносы находились всего в тридцати метрах. Улль уже видел блеск бионических глаз — возможно, линз целеуказателей — и маленькие дуги энергии, пульсирующие от батарей и блоков питания.

— Пора уходить, Однострел, — произнёс Форскад с другой стороны. — С севера ещё одна толпа, сорок или пятьдесят орков, я вижу ракетные установки.

До ушей вожака Серых Шкур уже доносился грохот приближающегося десантного корабля. Если стая останется и примет бой с тяжелобронированными ксеносами, то велика вероятность, что отступить она уже не сможет. Но какой смысл отступать, если завтра придётся столкнуться с окрепшим врагом?

— Братья-охотники, не тратьте болтов, — прорычал Улль, приняв решение. — Теперь это наш этт, и мы умр…

Улля и его подопечных поглотил ужасающий гром, который мог посоперничать с величайшими из штормов Асахейма. Ударная волна чуть не сбила вожака с ног. По ферробетону сзади прошлась лавина голубого пламени, прямо по бронированным оркам, превратив дюжину из их последователей в обугленные ошмётки. Ещё больше зеленокожих взлетели в воздух, оставляя за собой огненные шлейфы.

— Вак ме! — выругался Форскад. Улль повернулся, чтобы узнать, что всё-таки произошло.

Небо прояснилось, как днём, и десантный корабль орков обратился тысячей горящих метеоров. Сначала Улль принял увиденное за молнию, но секундой позже осознал, что это пульсирующий с орбиты столб голубой энергии.

Лэнсовый удар звездолёта.

Летящие за обломками вспышки оказались двумя большими кораблями, каждый из которых походил на двухкорпусный «Громовой ястреб». Машины устремились к поверхности, от останков орочьего транспортника отразился блеск счетверённых плазменных струй. С крыльев боевых кораблей срывались ракеты, а тяжёлые пушки косили ксеносов, сгрудившихся на посадочных платформах.

Ближайшая машина резко накренилась, визг её реактивных двигателей заглушил продолжающийся грохот гибели падающего орочьего судна. Глыбы камня и разорванного металла врезались в ферробетон, взметая ещё больше обломков, которые сбивали орков десятками.

По полю боя разнеслись ликующие приветственные вопли, когда над имперскими войсками с рёвом пронеслись боевые корабли. Улль ликовал вместе со всеми.

— Улль!

Крик Хари мгновенно привлёк внимание вожака, и все вопросы о странных кораблях сменились более насущной заботой. Бронированные орки бросились в атаку. Они бешено стреляли, пробиваясь сквозь клубящийся пепел и останки своих собратьев. Ксеносы были всего в нескольких секундах бега от лестницы, ведущей к порталам.

Улль открыл ответный огонь, и Серые Шкуры последовали его примеру. Строй приближающихся зеленокожих сотрясли взрывы болтов, но каждый из ксеносов по меньше мере в два раза превосходил космодесантников в габаритах, а броня орков была такой же непробиваемой, как доспехи самих астартес.

— Целимся точнее, — напомнил вожак Серых Шкур как себе, так и собратьям по стае.

Улль взял на мушку оскаленную морду зеленокожего монстра всего в сорока метрах от себя. Ксенос раскачивался из стороны в сторону, и по мере приближения громадного орка Улль обнаружил, что и сам плавно раскачивается в унисон, держа прицел неизменным. Даже без оптического увеличения Волк видел сверкающие красные глаза, в следующее мгновение скрытые дульной вспышкой ответного огня. Снаряды просвистели мимо, но Улль не обратил на них внимания. Если бы в этот момент оборвалась его нить, он не ушёл бы в чертоги Волчьего Короля опозоренным.

Как только его палец лёг на спусковой крючок, голова орка взорвалась. Болт Улля пролетел сквозь растущее облако испарившейся плоти и голубой энергии, разорвавшись в силовом блоке орочьей брони. Обезглавленный труп остался стоять — застывший доспех не дал зеленокожему упасть.

Плазменный разряд. Но откуда?

Ещё один залп энергетических выстрелов проревел справа от Улля, сопровождаемый шквальным болт-огнём в оставшихся орков. Все бронированные зеленокожие, кроме одного, повалились на землю, изрубленные на куски плазмой.

— За мной! — взревел Однострел, перепрыгивая через остатки перил и приземляясь от них в пяти метрах. Едва коснувшись ферробетона, он уже бросился к оркам. — Во славу Русса и Всеотца!

Орочья атака дрогнула, некоторые ксеносы спотыкались о внезапно образовавшуюся груду трупов, другие уже замедлялись или и вовсе поворачивали назад перед лицом своих уничтоженных лидеров и контратакующих Волков Фенриса. Окружавшие Улля Серые Шкуры открыли болтерный огонь, во второй руке держа наготове ножи или топоры. Со стороны Детара также доносилось шипение выстрелов.

— Фенрис хъолда! — воскликнул Гарн, вскинув руку и стреляя снова.

Некоторые зеленокожие погибли от выстрелов сзади, а также от нового залпа плазменных зарядов неизвестных спасителей. Перескочив через дёргающиеся останки бронированного орка, Улль выпустил снаряд в грудь ближайшего врага. Выронив из руки пистолет, зеленокожий повалился назад и упал на соплеменника позади. За командиром пронёсся Сатор и взмахом топора рассёк второму орку голову от лба до горла.

С такой же лёгкостью стая вонзилась в толпу зеленокожих, болтами и клинками кромсая орочью плоть. Болтеру требовалась перезарядка, но из-за обилия врагов у Улля не было на это времени, и потому он, как дубинкой, ударил оружием по рогатому шлему орка слева. Волк изменил хват на ноже и вонзил остриё в незащищённое плечо жертвы, вбив металл в грудную клетку и органы за ней. Вынув клинок, Улль пинком отбросил умирающего ксеноса в сторону.

В какой-то миг, перешагнув через тело очередного орка, Улль осознал, что принял боевую стойку перед воином в сине-серых доспехах. Не совсем лицом к лицу — незнакомец превосходил Улля в росте, хотя после трансформации в астартес вожаку Серых Шкур приходилось поднимать голову лишь в разговоре с Арьяком Каменным Кулаком.

Перед ним явно стоял космодесантник, и цвета его доспеха соответствовали таковым Волков Фенриса. Однако вместо символа стаи новоприбывший носил более традиционный знак отделения, предусмотренный Кодексом, хотя на наплечнике был изображён тот же фенрисский волк, что и у Улля; эмблему частично перекрывал серый шеврон, нанесённый поверх фенрисского символа.

А позади воина возвышалось ещё пятеро таких же.

Кроме цвета, они не носили никаких тотемов, обозначений, рун или другой атрибутики, которую Улль ожидал бы увидеть у брата-Волка. Оружие воинов имело сходство с болтером точно такое же, как у его владельца с Уллем, — он был крупнее и в то же время даже несколько стройнее.

— Влка Фенрика! — проревел новоприбывший, поднимая забитый внутренностями орков цепной меч. Слова прозвучали странно, со стандартным готическим акцентом.

Ошарашенный Улль уставился на незнакомца.

— Вак ме…

Глава девятая

ВОЛКИ ФЕНРИСА

ТРУДНЫЕ РЕШЕНИЯ

ФЕНРИС ЗАПРЕТНЫЙ

Гай грезил об этом три года, и его мечта наконец воплотилась в жизнь. За три года сражений на острие флота Примус сержант не раз оказывался на волоске от гибели. Гай никогда не страшился смерти — командир «Люпус-шесть» лишь боялся, что его душа будет сожалеть о несостоявшейся встрече с Волками Фенриса. Книга Мудире трансформировала смутную надежду космодесантника в долгожданный миг. Гай каждый день представлял встречу с великими воинами Волчьего Короля, и вот он уже шагает среди них в самом разгаре битвы.

Командир отделения Серых Охотников — Гай сразу распознал обозначения наплечника — сказал что-то на фенрисском, фразу, которой не было в указателе или глоссарии книги. Вокруг оставались орки, и у космодесантников не было времени гадать, отдал ли Космический Волк команду или поприветствовал незнакомца.

— Хьолда! — ответил Гай, ухмыляясь под шлемом от мысли, что он говорит на ювике в присутствии прославленных воинов.

На застывших друг перед другом космодесантников с рёвом бросился очередной орк, вынудив вожака Серых Шкур развернуться с поднятым для парирования ножом. Гай открыл огонь из болт-пистолета по несущимся следом ксеносам, всаживая в каждого орка, как его учили, по три снаряда — зеленокожих было невероятно трудно умертвить наверняка.

Два отделения инстинктивно разделились: жестокость рукопашной схватки охватила оба отряда астартес, и никто никому не хотел мешать. Держа в голове, что тылы прикрывают изничтожители сержанта Годана, Гай ринулся в атаку. Цепной меч разгрызал лёгкую броню и находящуюся под ней плоть; рычащие зубья дробили и клинки, и кости. Орки оказались окружены космодесантниками-примарис и сражались со свирепостью загнанных в угол зверей. Когда тесаки и дубины оказывались малоэффективными, зеленокожие ломали о керамит свои когти и клыки.

Не позволяя себе отвлечься от битвы, Гай всё же смотрел поверх толпящихся ксеносов, пытаясь хотя бы мельком разглядеть фенрисское отделение. Помня внедрённую коуловыми машинами информацию и прочитанное в путеводителе, Гай надеялся увидеть воплощённую безумную дикость, обрушивающуюся на врага. Однако действительность трудно было связать со словами «безумие» и «дикость». Каждый Космический Волк сражался, будучи частью отделения, прикрывая собратьев и при первой же возможности нанося удар. Вместо группы дикарей перед Гаем сражалась зловеще-эффективная команда убийц.

Отбивая рукой лезвие топора, Гай полоснул зубьями цепного меча по груди следующего орка. Отделение «Люпус-шесть» сражалось вместе в течение трёх лет. Волки-примарис проводили почти каждую свободную минуту крестового похода в тренировках и совершенствовании боевых доктрин. Тем не менее теперь у заступников появился пример работы фенрисского отделения, и Гай осознал, что он и его братья сражались скорее как автоматоны, нежели как живые существа. Они были эффективны, но лишены уникального стайного единения.

Ход боя приблизил два отделения друг к другу: перворождённые фенрисцы отступали из ранее охраняемого здания под натиском нескольких десятков орков.

— Я сержант Гай, — поприветствовал лидер заступников командира фенрисского отряда, попутно разбив гардой цепного меча зелёную морду. Космодесантник заговорил на готике: непонимание во время первого разговора подорвало уверенность Гая во владении ювиком.

— А я Улль, из великой роты Убийц Дрейков, что под командованием лорда Крома Драконьего Взора, — ответил Космический Волк на том же языке; акцент фенрисца придавал словам особое звучание, но не искажал их. Вожак Серых Шкур уклонился от потрескивающего лезвия тесака и болтером подсёк ноги орка; пока ксенос падал, следующим движением Улль вонзил остриё ножа ему в затылок. — Также известен как Однострел.

У Гая не было прозвища. Даже его рота, прикреплённая к факелоносному флоту, пока не получила официального обозначения. Он решил сымпровизировать, не желая показаться грубым.

— Мы — сыны Русса под командованием лейтенанта Касталлора. — В нагрудник Гая с близкого расстояния ударил снаряд. Примарис отрубил когтистую руку с пушкой, заставляя рычащего орка попятиться назад. Мимо тут же пронёсся Эгрей, ножом перерезая ксеносу горло.

— Сыны Русса? — Лицо фенрисского сержанта скрывал шлем, но в вопросе сквозило сомнение. — Это с чего ты взял?

Объявился Доро. Космодесантник-примарис стрелял из болт-винтовки куда-то между двумя командирами. Один из ксеносов попытался было схватить боевого брата за руку, но сержант оказался быстрее. Гай вонзил цепной меч в орочью грудь и, когда зеленокожий согнулся, перерубил тому позвоночник. Командир «Люпус-шесть» не был уверен, с чего начать — с возвращения лорда Гиллимана, Коула или объявления крестового похода Индомитус… Должны же быть у офицеров какие-то протоколы, призванные ознакомить сынов Фенриса с основополагающими концепциями новой эпохи.

— Кто дал тебе право так называться? — потребовал Улль, в то время как Доро ринулся на подмогу Эгрею. — Вы кто вообще такие?

Вот это гораздо более простой вопрос. Гай раскроил пистолетом череп врага, наставившего оружие на Космического Волка. Ксеноса отбросило в сторону, и очередь ушла в ферробетон. Улль тут же ударил коленом в морду орка и, когда зеленокожий неуклюже двинулся вперёд, свернул ему шею. Чтобы удостовериться в смерти противника, Гай ударом ноги размазал его голову по поверхности. Теперь он мог ответить командиру фенрисцев.

— Мы космические десантники, Однострел. — Гай ухмыльнулся, преисполненный радости говорившего правду человека. На секунду он задумался, не находился ли он в очередной симуляции; происходящее казалось слишком приятным, чтобы быть правдой. — Воины-примарис, новое поколение астартес из геносемени Лемана Русса, Волчьего Короля. Мы прибыли на помощь.

Рассматривая палубу, Арьяк невольно заметил сходство между фенрисцами и зеленокожими ксеносами. Народ Фенриса так же искусно менял под себя окружающий мир, как и орки. Если не считать вида из бронированных окон, Каменный Кулак не взялся бы утверждать, стоит ли он в одной из многочисленных секций звездолёта или в залах Этта. Поверх штатных палуб корабля мастера положили толстенный слой пластали — нельзя было сказать наверняка, где заканчивается материал древнего звездолёта и начинается работа ремесленников Влка Фенрика, укрепивших и украсивших корабль в соответствии с нуждами великой роты Гримнара. Как орки выстроили из внутренностей судна своё врождённое видение города, так и Арьяк вместе с братьями по всему кораблю развешивали знамёна, трофеи и рисовали символы вюрдлейфа.

Орки захватили большую часть внутренней территории скитальца, удерживая его в целости и сохранности гравитационными лучами и энергетическими полями. Однако ксеносы почти не тронули внешнюю поверхность объекта. «Готтрок» не обладал пустотным вооружением и системами противосамолётной обороны, поэтому флотилия Чемпионов Фенриса встала всего в нескольких сотнях метров от медленно плывущего нагромождения металла. Непродолжительная бомбардировка принесла мало пользы и лишь сократила боезапас, и без того ограниченный затянувшейся кампанией; огонь же из энергетических орудий высосал почти всё из плазменных реакторов, а они уже много лет не получали должного ухода от железных жрецов.

Проблему орков нужно было решать изнутри.

Место высадки первого штурма уже укрепили, и сформированный плацдарм теперь уходил на несколько палуб вниз, обеспечивая боевую группу множеством маршрутов для патрулей и возможностью массированной контратаки. Два больших бункероподобных комплекса на верхних палубах транспортника стали основой для башни, уходящей в пустоту и расширяющейся до импровизированного дока, — отсюда боевые корабли ордена могли оперативно приземлиться и столь же быстро улететь, если «Готтрок» начнёт возвращаться в Вечные Сумерки.

Чтобы избежать подобного хода событий, на «Железном ярле», вдали от психического шума орков и их колдуна-военачальника, нёс вахту Ньяль или один из других выживших рунических жрецов. За последние несколько дней великая рота уже дважды готовилась к эвакуации по требованию рунтэнов, но волны иного моря рассеивались прежде, чем снова вцепиться в скиталец.

Арьяк смотрел вдоль складских отсеков по правому борту старого грузового судна — Чемпионы Фенриса пробили каждый из них, создав простреливаемую полосу в полумилю длиной и в её четверть шириной. По обе стороны от этой зоны поражения располагался лабиринт полуразрушенных коридоров и помещений; только некоторые из палуб принадлежали этому же кораблю, а другие — соседним. Орки удерживали большую часть запутанных развалин, однако после нескольких попыток штурма зеленокожие осознали, что линию обороны крепости Гримнара так просто не взять.

В свою очередь, у самих Волков не было возможности атаковать орочий город и его чудилу-правителя. Великий Волк велел руническим жрецам и имперским астропатам отправлять призывы о помощи всем, кому представлялось возможным, а также требовать присутствия любых близлежащих сил ордена. И до сих пор пустота оставалась безответной.

До сих пор.

Ньяль призвал собрать совет, обосновав свою просьбу тем, что получил новое видение относительно судьбы ордена и деяний Великого Волка. Арьяк уже ждал, вместе с лордом Гримнаром, Ульриком Убийцей и самыми старшими вожаками стай Волчьей гвардии.

Несмотря на то что военный этт частично украсили в традиционном фенрисском стиле, Волки убрали всё, что помешало бы возможному отступлению. Из мебели оставили только два больших верстака из оружейной, где теперь располагалась нарисованная от руки карта ближайших окрестностей, основанная на нескольких топографических снимках и значительно дополненная информацией из вылазок Великого Волка и его воинов. В центре изображения находился рисунок орочьего форта, набросанный по памяти после предыдущей битвы. Карту начертили на широком куске грубой ткани, найденной в трюмах «Чести Всеотца», — то был отрез старой парусины, который сняли с дреккара ярла и оставили в отсеке звездолёта на целые годы или столетия по уже позабытым причинам. Чертёж прижимали рунические камни, кружки, свежие орочьи черепа и прочая расходная утварь.

— Будь у меня ещё хотя бы пятьдесят воинов, мы бы прорвались по этим узким проходам вот здесь. — Гримнар взял орочий зуб и вогнал его в карту, объясняя ситуацию Железному Клыку и Хорготу, только что вернувшимся с передовой. Два Волка склонились над столом, чтобы взглянуть, куда указывает Великий Волк, — на обоих ещё блестела орочья кровь. — Оттеснив орков, мы бы смогли перебросить все силы в помещения вокруг командного мостика, в пределах полумили от реактора.

— Будем надеяться, что Ньяль получил вести о подкреплении, — сказал Железный Клык.

— Надежда — добровольная слепота к текущей правде, — ответил Ульрик. — Надежды смертных лишь слегка задевают нити судьбы. Сотрясают же их — славные подвиги!

Убийца не снимал волчий шлем с тех пор, как начался штурм скитальца, оставаясь мрачным и непреклонным — будто отмеченным самой смертью. Как бы сильно Арьяк ни восхищался бывшим наставником Великого Волка, но возросшая агрессия Ульрика, так упорно настаивавшего на наступлении, начинала угасать. Хотя верховный волчий жрец казался таким же неуязвимым, как и всегда, в последнее время в нём появилась неутолимая жажда битвы, будто старик стремился одержать последнюю великую победу для своей саги, прежде чем неизбежное оборвёт его нить.

Однако в этом вопросе Арьяк был с ним солидарен.

— Нельзя выковать сталь из воздуха, — добавил он, отворачиваясь от окна, — как нельзя призвать пятьдесят воинов с пустых небес.

— Если вздумал меня упрекнуть, то я исхожу не из напрасных надежд, — проворчал Логан, отрываясь от карты. Арьяк ни в коем случае не хотел задеть Великого Волка, но и не стал тратить время на оправдания — было понятно, что Король Фенриса пребывал не в лучшем расположении духа. — Я не просто так умоляю безразличные небеса вложить меч в пустые ножны. Когда придёт помощь, мы будем готовы нанести удар.

— Не забывайте об этом, Великий Волк, — раздался с порога голос Ньяля. — Однако будьте открыты к различным возможностям.

В зал вошёл Владыка Рун. Лицо жреца покрывала испарина, а под копной рыжеватых волос блестели широко раскрытые глаза. Посох овевал мягкий золотой ореол; вокруг рунтэна танцевали тени, хотя освещение люменов оставалось неизменным. Арьяк почувствовал, как под тяжёлой бронёй по коже поползли мурашки.

— Я побывал в вюрдовом море и принёс весть величайшей важности и срочности, — объявил Зовущий Бурю, подходя к столу. — Знамения, подобных которым мы не видели с тех пор, как на звёзды опустились Вечные Сумерки!

— Ну так рассказывай побыстрее, — зарычал Ульрик. — А театральность скъяльдов прибереги для будущих песен.

Ньяль уставился на Убийцу, застигнутый врасплох тем, что его прервали во время такой речи. Спустя несколько секунд он обвёл взглядом комнату, и взор рунического жреца упал на Великого Волка. Зовущий Бурю протянул к нему руку.

— Несмертный король, рождённый Всеотцом и восседающий на самих звёздах! Посланный нам на заре времён! — продолжал рунический жрец. — За королём следует армия, чей марш сотрясает небеса. Свет их глаз ярче звёзд! Он пронзает тьму и разгоняет тени! Они ищут нас! Ищут Великого Волка! Их неуслышанный клич тонет в глубокой пустоте, отдаётся эхом в никуда. Они зовут! Они ищут! На фоне красной луны поднимается волк, он воет в ответ на зов, что рассеивает бурю. Сыновья, коих не счесть, толпятся у Этта и поднимают шум, требуя входа. С ними — смерть, но Фенрис вырывается из хватки Хель и вновь возвращается к свету Всеотца.

Ньяль сгорбился, насколько позволял терминаторский доспех, и опустил глаза в пол. Сияние посоха угасло, и рунический жрец продолжил уже шёпотом.

— Но есть и дурные знамения. Зелёный гигант успеет наесться сыновьями Волка, прежде чем будет сражён. Король должен преклонить колени, а нити жизней будут обрываться десятками. Убийства будут свирепыми, а улыбки — как волка, так и врага — алыми. Один неверный шаг — и все падут от ярости зелёного великана; волк потерян и одинок, изгнан из стаи и затравлен своими собратьями.

В зале повисло молчание, нарушенное Хорготом.

— Так что, значит, ждать подкрепления? — спросил волчий гвардеец.

— Это значит, что оставаться здесь больше нельзя, — едва слышно произнёс Логан, щурясь на Ньяля. — Я прав, рунтэн?

— Вселенская история движется, и не вокруг этого места, — кивнул Зовущий Бурю.

— Ты не видишь смысла собственного видения, — заключил Великий Волк. — Есть лишь один несмертный король, который может вернуться, и это сын Всеотца. Оглянись вокруг! Империум терпит крах, а Вечные Сумерки пожирают всё сущее. Не это ли последние битвы? Разве красное солнце не сулит закат смертной жизни?

И тогда заговорил Ульрик. Глубокий голос старого Волка доносился из-под шлема, но звучал совершенно иначе. Волчий жрец произнёс слова, которые каждый воин Этта знал наизусть.

— Внемлите мне чутко, братья мои, ибо почти не осталось дыхания в груди моей. Настанет неблизкий час, когда сам наш орден будет умирать, как ныне умираю я, и соберутся враги наши, дабы изничтожить нас. Тогда, дети мои, я услышу ваш зов, в каком бы загробном царстве ни томился, и вернусь к вам, как бы ни запрещали то законы жизни и смерти.

К следующей строке пророчества добавил свой голос Железный Клык.

— На исходе я буду здесь.

Следом присоединились и остальные. Арьяк произносил слова без раздумий, словно они слетали с языка по собственной воле.

— Ради Последней битвы.

После чего Гримнар произнёс заключительную фразу в одиночестве.

— Во Время Волка.

В комнате вновь повисла тишина, нарушаемая биением спаренных сердец и отдалённым грохотом выстрелов.

— Час Волка, — Арьяк произнёс слова с особым благоговением.

— Возможно, — ответил Ньяль, выпрямляясь. Его резкий тон развеял сковавшие Волков чары. — А может, и нет. Видения никогда не бывают настолько однозначными.

— А как же иначе? — спросил Великий Волк. — Разве мы не на краю пропасти? Пробил Час Волка, и Русс вернётся!

— Не совсем так, — возразил Ульрик. — Ты услышал, но не обратил внимания на слова. Русса призовут не мольбы слабых и сокрушённых. Волчий Король внемлет лишь нашему зову! Мы — сыны Фенриса! Само пространство и время разорвутся от нашего воя!

Гримнар кивнул, уставившись на волчий шлем Убийцы. Затем кивнул снова, уже увереннее, как будто принял решение. Кулак Верховного Короля Фенриса сжался на рукояти топора Моркаи, но Великий Волк его не поднял. Следующие слова магистр ордена произнёс тихо, но с не меньшей силой и убеждённостью, чем на поле боя.

— «Готтрок» станет нашим испытанием, — объявил он. — Мы закончим сагу не жалобным скулежом, а с клинками в руках и боевыми кличами на устах. Братья, до сего дня наши нити сплетались из множества вариантов судьбы. Теперь же пришло время схватить их в кулак и завязать в такой узел, который никому уже не развязать. Мы примем бой вместе, и наша совместная нить или продолжится, или оборвётся!

Ньяль пригладил бороду.

— Зов будет отправлен, — ответил он. — Вой возвращения в Мир-Очаг услышат по всей пустоте. Возможно, и за её пределами.

— Я передам Гаммалю, чтобы готовил корабли к возвращению на Фенрис, — добавил Арьяк.

— Кто-то должен остаться на «Железном ярле», присматривать за этой каменюгой, — сказал Гримнар.

— Если моё имя прозвучит следующим, я вдарю молотом, и плевать, что вы мой король, — предупредил Арьяк. — Я хранитель очага, а не сторожевой пёс.

Губы Логана скривила полуулыбка. Он обдумал следующие слова и искренность угрозы Каменного Кулака.

— Моя стая побудет на страже, — предложил Железный Клык, выведя командиров из тупика. — Будет лучше, если на страже останется воин без камней в башке.

Логан ещё несколько секунд не сводил с Арьяка глаз; по сравнению с хмурым выражением лица Великого Волка в последнее время нынешние морщины на его лбу казались не такими уж и глубокими. По виду своего господина Арьяк мог сказать только одно: похоже, Великий Волк был рад поводу хотя бы на время покинуть «Готтрок». Небось Логан счёл свою клятву глупостью, но отречься от неё он уже не мог.

— Мы ещё вернёмся, — пообещал Великий Волк, стукнув Железного Клыка по плечу. — В поисках славы или смерти, как Волчий Король. Но вернёмся.

— Там ещё тысячи орков.

Полковник Гандер не отличался внушительными размерами, будучи мужчиной не более полутора метров ростом, средних лет и с лишним весом, из-за которого натягивалась ткань его однотонной зелёной рубашки; под мышками и на груди темнели пятна пота, а на щеках торчала многодневная щетина. Камуфляжные брюки были небрежно заправлены в потёртые, заляпанные грязью и кровью ботинки. Между пальцами полковник держал палочку лхо, почти про неё забыв, но так и не выбросив к остальным, чьи раздавленные подошвой окурки усеивали пол командного шатра.

— А может быть, даже десятки тысяч, — продолжил он.

Улль судил о Гандере не по заурядной внешности, а по поступкам, и полковник заслужил право стоять в обществе таких могущественных командиров, как Кром Драконий Взор и капитан Орстанца. Когда другие, включая начальство полковника, отступили ещё до высадки орков, Гандер вместе со своим полком остались на позициях и сдерживали ксеносов до тех пор, пока не эвакуировался имперский командующий, а близлежащие гражданские лица не укрылись за стенами Венизиума. Даже после высадки объединённых сил Космодесанта Гандер продолжал выводить своих ополченцев в рейды на орочьи позиции. Однако сейчас полковник выглядел смятённым известием, что Кром отзывает свою великую роту.

— Мы не бросаем тебя, полковник, — настаивал волчий лорд. Командир Космических Волков то и дело расхаживал взад-вперёд, задевая брезент крыши взъерошенными волосами. — Здесь останутся Драконьи Копья, а также прилетевший корабль из флотилии Индомитус — он поддержит с орбиты. Прибавьте к этому прибывших техножрецов и многих других.

— Хоть я не согласен с решением волчьего лорда немедленно уйти, но разделяю его оценку ситуации, — добавил Орстанца.

Капитан Драконьих Копий — название ордена постоянно забавляло Крома с тех пор, как они объединили силы, — выглядел как классический имперский герой, точнее, как его высеченная из камня статуя: квадратная челюсть, коротко подстриженные волосы, аристократические черты лица. Как подметил Улль, вид капитана Орстанцы являлся полной противоположностью Гандера.

— Мы отразили основной удар второй орочьей волны. Всё, что от нас требуется, — не допустить повторного объединения их разрозненных армий. Лейтенант Касталлор согласился временно усилить мою роту тридцатью свежеприбывшими космодесантниками-примарис, включая новые виды боевой техники, в существование которых, честно сказать, я бы никогда не поверил, пока не увидел своими глазами.

— Ага, а все остальные возвращаются со мной на Фенрис! — ухмыльнулся Драконий Взор и окинул взглядом Улля, волчьего гвардейца Краки и трёх других выживших вожаков-ветеранов: Торвеля Кровавого Кулака, Асвери Стремительного и Дрога Плугомеча. — Уже всех привели к присяге? Клятвы даны, и безымянных сынов Русса больше нет, теперь они — Убийцы Дрейков.

— Да, повелитель, все двести восемьдесят астартес, — ответил Краки, который провёл большую часть утра, принимая клятвы верности космодесантников-примарис. — Формально они теперь Кровавые Когти, но лейтенант Касталлор — человек строгий, и поэтому я решил пока не предлагать сменить геральдику.

— С таким количеством космодесантников мы уничтожим орков ещё быстрее! — запротестовал Гандер. Для неаугментированных людей было необычно проявлять такую твёрдую решимость перед устрашающими воинами Адептус Астартес, однако, как полагал Улль, за последние недели полковник повидал и не такое, и ему уже нечего было терять.

— Мои астропаты твердят, что в их головах беспрестанно звучит волчий вой, и он пробивается даже сквозь рёв зеленокожих, — ответил Кром. — Великий Волк призывает нас в Этт, и Убийцы Дрейков должны вернуться. Даже если бы не приказ Верховного Короля, новости о воскрешении Гиллимана и его войне не могут ждать. Более того, дар «Примарис» необходимо без промедления доставить на Фенрис.

— И держу пари, это сделает самая многочисленная великая рота из всех, — добавил Улль.

— Ах-ха-ха, так точно! — расхохотался Драконий Взор. — Как представлю, что мы входим в зал Великого Волка с таким количеством прекрасных воинов! Черногривый и Красная Пасть — да вообще все — мьодом поперхнутся!

Улль хотел лишь напомнить, что сейчас подкрепления крайне необходимы, но всё-таки вожак Серых Шкур решил не поправлять своего господина. Склонность лорда Крома к соперничеству временами приводила к тому, что великая рота с головой погружалась в самые ожесточённые сражения Империума, хотя нужно отдать волчьему лорду должное — за многочисленные победы Убийцы Дрейков были окутаны великой славой.

— С вашего позволения, лорд Кром, но нам следует готовиться к отбытию на орбиту, — заговорил Асвери. — Новобранцы уже погружаются на свои десантные корабли.

— Ох, точно! Вы их вообще видели, эти новые «Владыки»? — воскликнул на весь шатёр Драконий Взор. Волчий лорд размахивал руками так энергично, как будто боевые корабли стояли прямо перед ним. Кром перевёл взгляд на Орстанцу. — Ты их видел? Огроменные. А пушек сколько! Скоро они нам очень пригодятся.

— Новшества архимагоса Коула и в самом деле великолепны, — согласился Орстанца, в кои-то веки разделяя энтузиазм волчьего лорда. — Надеюсь, вскоре и мой орден удостоится подобной чести. Клянусь Золотым Владыкой, Драконьи Копья нуждаются в любой доступной помощи.

Краки развернулся и подал знак уходить остальным, в то время как два командира продолжили обсуждать достоинства возвращения Гиллимана и прибытие крестового похода Индомитус.

Снаружи шатра Улля уже какое-то время ждал Гай. Отделение сержанта стояло чуть поодаль. Лагерь имперцев был разбит недалеко от освобождённого космопорта; одна из внешних платформ служила местом сбора, в то время как на верхних перронах ожидали боевые корабли, пыхтя работающими на холостом ходу двигателями. Серые Шкуры припарковали «Носорог» недалеко от шатра полковника — кто-то из стаи забрался на крышу боевой машины, а кто-то ожидал своего вожака внутри.

— Сержант Улль! — окликнул вожака Гай и шагнул вперёд, чтобы перехватить командира Серых Шкур. — Всё хотел сказать, для меня было честью сражаться с вами бок о бок.

— Верно, — отозвался Улль, не зная, что ещё на это сказать. Гай снял шлем, обнажив вытянутое лицо, покрытое короткой щетиной. — Решил бороду отрастить?

Гай потёр подбородок.

— Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулся он. Сержант-примарис, по всей видимости, хотел добавить что-то ещё, но не стал. Гай глянул через плечо Улля в сторону боевых кораблей. На какое-то мгновение лицо сержанта помрачнело, но затем он перевёл взгляд обратно на вожака стаи. — Счастливого пути. Да хранит вас Император.

Улль уже собирался уйти, но что-то в серьёзном выражении лица сына Русса удержало его на месте. Оно напомнило Волку о товарищах детства, когда они все вместе сидели у костра и слушали рассказы скъяльда Эллины о Небесных Воинах, будучи очарованными их мифическими подвигами. Эти космодесантники-примарис отныне Убийцы Дрейков и братья по роте.

— Всеотец, — поправил он. — Альфатир. Так мы его называем.

— Ах, конечно, — кивнул Гай. — Я помню. Альфатир. Создатель. Владыка всех королей.

— И мы говорим «русс ханд», когда прощаемся с братьями.

— Рука Русса? — догадался Гай.

— В точку. Да защитит тебя рука Русса во время пути, — объяснил Улль. Он посмотрел на отделение Гая, а затем на свою стаю. — Какова ваша специализация? Чем занимается твоя стая?

Гай на мгновение задумался, осмысливая вопрос, прежде чем в неведении покачал головой.

— Мы Серые Охотники, — пояснил Улль, указывая на космодесантников Серых Шкур и символы на броне. — А вы?

— Мы заступники.

— Заступники? — Улль повторил незнакомое слово ещё несколько раз. — Что-то новенькое. За кого вы заступаетесь?

— Наш лейтенант, Астопит, учил, что наша роль схожа с таковой у тактических отделений перворождённых астартес. Сражаться на передовой.

— Тактическое отделение, значит, — разобрался Улль, постучав костяшками пальцев по нагрудной пластине. — Почитатели Кодекса иногда пытаются называть так и нас. А мы не обращаем внимания.

Затем наступила неловкая пауза. Улль почувствовал симпатию к незнакомцу, даже несмотря на то что за цветами Волков скрывался вышнеземец.

— Русс ханд, — наконец произнёс Гай, уже смещая свой вес, но ещё не уходя. — Лейтенант Касталлор приказал всем силам прибыть на борт.

Улль ещё раз оглянулся на «Носорог».

«Да будет так».

— Отныне твой повелитель Кром Драконий Взор. У тебя немного воинов, да и моя стая не в полном составе. Вы, конечно, чутка высоки, но если не возражаете прокатиться на крыше, то могли бы отправиться с нами.

Гай улыбнулся, но выражение лица тут же сменилось хмурой озабоченностью.

— Думаю, подобный поступок станет неподчинением приказу вышестоящего.

— Я в десять раз старше тебя, Гай, — заворчал Улль. — По возвращении в Этт я стану варангиром. Если не это делает меня вышестоящим, тогда что?

Улль своими глазами видел, как внутри новичка бушует борьба.

— Если вы хотите стать частью великой роты, то придётся изучить наши пути. Верность — вот наше железо. В ней наша связь и наша сила. Если хотя бы задумаешься о предательстве, я выслежу тебя и прирежу как последнего подонка. Но подчинение… — Улль пожал плечами. — Подчинение — это не то же самое, что верность.

— Кажется, я понимаю, — медленно произнёс Гай. Улль услышал шипение вокс-связи, после чего сержант-заступник обратился к своим бойцам. — Отделение, новые приказы. Едем с Серыми Шкурами Улля. Нас ждёт культурная ассимиляция.

Улль заметил реакцию космодесантников Гая — смесь удивления и неверия. Он вполуха слушал их вопросы по вокс-связи — такие вежливые и учтивые. Но ничего, Серые Шкуры научат их «беседам».

Мудире прибыл в аудиатус пораньше в надежде воспользоваться большим столом и разобраться с текущими проектами. Все остальные помещения любого сопоставимого размера использовались космодесантниками-примарис для их военных изысканий. Но когда с шипением раскрылись деревянные двери и Мудире с разочарованием обнаружил, что трём его коллегам-историторам пришла в голову та же идея, стеклитовую столешницу уже загромождали книги, стопки бумаг и плексилисты разного формата. У вокс- и видеопроекционных стоек хлопотал серв, подготавливая устройства к предстоящей конференции.

Копла-вар оторвался от записей, заправляя прядь круто завитых чёрных волос за ухо. В левую часть его лба был вмонтирован мнемонический трекер, в центре которого мигал синий огонёк, — прямо как третий глаз. Как и Мудире, Копла-вар занимался своими делами в серовато-синей офицерской форме Логос Историка Верита, только вот на груди у него красовался алый кушак. Мудире посчитал это довольно странным способом привлечь к себе внимание, однако историтор не собирался тратить время на обсуждение чужого гардероба.

Девен посмотрел на коллегу, а затем на груду бумаг, заполнившую весь стол перед соседним креслом, после чего вновь вперил взгляд в Копла-вара.

— Прошу прощения, — произнёс Копла-вар и принялся укладывать часть разбросанных листов на меньшем пространстве, в результате чего задел своим локтем сидящую рядом Оковени Балковяз. Та раздражённо зарычала, но не оторвала глаз от строчек мелкого шрифта.

Мудире едва ли обменялся дюжиной слов с бывшей компилятором-майорис Адептус Терра, за что благодарил судьбу, учитывая обычно агрессивное поведение женщины. Подушечку следовавшего за текстом пальца приплюснуло за время работы стенографисткой. Предоставленные Мудире записи говорили о том, что Балковяз провела годы в качестве младшего копировальщика, однако после внезапной и необъяснимой кончины своего начальника Оковени стала продвигаться по служебной лестнице — сначала до положения интерлокутора, а затем и до компилятора с полномочиями контролёра. По земным меркам ей было под сорок, но выглядела женщина лет на двадцать старше. В светлых волосах историтора уже проступала седина, а лицо Оковени, морщинистое и сухое, с шелушащейся вокруг носа и на висках кожей, свидетельствовало о тяжёлой жизни. В её личном деле указывалось, что до сих пор женщина противилась омолаживающей терапии, однако если она захочет остаться на своём месте, то в какой-то момент даме всё-таки придётся согласиться.

То, что она за свою жизнь поднялась на целых семь ступеней, говорило не только о превосходных аналитических способностях и опыте обработки данных, но и о раскрывшихся амбициях и безжалостности, которые Мудире нечасто наблюдал среди выходцев из столь низких слоёв. Каторжные будни в схоламе Адептус Терра вытравливали из клерков всякое чувство высшей цели, а если этого не происходило, то несколько лет ученичества у мелкого счетовода или рутинной работы в кабинете-ячейке обычно довершали дело.

Третьим гостем являлась λ-34-Элиптика, лексмеханик, прикомандированная из Департаменто Муниторум. На первый взгляд техножрица казалась обычным человеком, но Мудире знал, что людей по внешности лучше не судить. Иногда он подмечал у неё резкие движения во время ходьбы или поворотов — как будто под красной мантией, которую техножрица носила поверх униформы, были скрыты не мышцы, а шестерёнки. Как и большинство представителей её бывшего ордена, лексмеханика сопровождал сложный аромат благовоний и жирной смазки, а также присутствие слабых электрических разрядов. Умение λ-34-Элиптики распознавать закономерности, без сомнения усиленное встроенными метрикуляторами и прочими марсианскими технологиями, прежде использовалось для стратегического анализа, а теперь помогало ей в сопоставлении документации. Техножрица всего за несколько минут могла выявить противоречия и пробелы в трудах историторов. λ-34-Элиптика казалась достаточно дружелюбной, но в глубине души Мудире признавал, насколько его раздражает её задача, столь сильно напоминавшая о дотошности учителей из детства.

Мудире сел напротив Копла-вара и бережно разложил принесённые книги на три стопки: исходные заметки и наблюдения, переработанный текст и скомпилированная и отредактированная рукопись. Историтор хранил копии всех текстов на инфокристалле, хранящемся в поясном футляре под биометрическим замком из отпечатка большого пальца. Впрочем, Девен всё же предпочитал работать с обычной бумагой и ручкой — ещё один пережиток образования терранской аристократии, в котором чистописание считалось намного более важным навыком, чем машинопись и стенография.

— Ещё чуть-чуть, — нарушил тишину Копла-вар, отбивая кончиками пальцев ритм по стеклиту.

— Да, мы почти добрались до системы Фенрис, — подтвердил Мудире.

— Ага. Ещё один переход. Просто варп-прыжок. — Копла-вар шмыгнул носом, а потом тихонько кашлянул. Мудире впервые заметил такую реакцию, когда «Неизбывная ненависть» только готовилась покинуть основной флот.

— Кустодий Вихеллан желает, чтобы мы были готовы записывать всё происходящее, — объявил Мудире. — Целью нашей экспедиции являются исторические документы, однако наша роль шире и заключается в том, чтобы фиксировать все аспекты разворачивающейся вокруг нас истории.

— С момента образования Цикатрикс Маледиктум с орденом Космических Волков не было установлено ни одного подтверждённого контакта, — вставила Элиптика. — Быть может, мы окажемся первыми задокументировавшими их кончину.

— Не слишком вдохновляюще, — прокомментировал Мудире, положив три стилуса рядом со стопкой чистой бумаги. — Если Космические Волки и впрямь истреблены, у меня нет совершенно никакого желания столкнуться с врагом, которому оказалось такое под силу.

— Миссия требует, чтобы мы исследовали Фенрис в отсутствие его защитников, — ответила Элиптика. — К нам приписано более роты космодесантников-примарис. Я уверена в успехе.

Раздражённое ворчание Балковяз заставило Мудире на время умолкнуть. Основатель взглянул на разложенные перед ним стилусы. Все три начинались с одинаковых невзрачных цилиндров из серебристого металла с мягкой пластековой вставкой и скользящим переключателем сбоку. Теперь же у ручек была своя индивидуальность, будто старый приятель, с которым Девена связывала отдельная история. У любимого пера были потёртости от большого и указательного пальцев, второе слегка покраснело от падения в лужу крови на Архетрии, а последнее почти нетронуто — только им Мудире подписывал законченные труды. На этой ручке теперь красовалась царапина: какая-то из остальных стукнулась об неё во время турбулентного снижения над Спиридосом III; историтор воображал, что стилус изуродовал собрата из ревности к почётной роли последнего. Конечно, этой мыслью Девен ни с кем не делился, ведь стилусы — это всего лишь инструменты, но никак не друзья. Они — вещи, причём даже слишком простые, чтобы заиметь собственный машинный дух. Мудире не очень-то верил, что окровавленное перо лучше пишет батальные хроники.

— Для меня большая честь работать с одним из четырёх основателей, — высказался Копла-вар, прерывая блуждающий ход мыслей Мудире.

— Ты уже говорил об этом. — Помимо того, что Мудире обучил полдюжины членов ордена, он проработал бок о бок ещё с несколькими и лично засвидетельствовал смерть троих. Лучше не привязываться.

— Участвовать с самого на…

— Закройся, — рявкнула Балковяз, выпрямившись и хлопнув рукой по столу. Женщина вперила в Копла-вара пронзительный взгляд голубых глаз. Её голос показался хриплым, почти осипшим, как будто историтор страдала от какой-то инфекции или другого недуга. — Если уж болтаешь без умолку, то имей хоть каплю самоуважения и осознанности. Я представить себе не могу, по каким критериям тебя вообще выбрали на это почётное место. Мы должны осмысливать историю, стать её свидетелями. Это непрерывная нить от прошлого в будущее, и мы были избраны в качестве проводников на этом пути. Нет такого момента, который имеет большую или меньшую важность. Каждое начинание возникает из предшествующих обстоятельств и приводит к новым. Наша задача не выносить суждения, а наблюдать, оценивать и документировать. — Оковень глубоко вздохнула, раздувая ноздри. — И именно этим я и пытаюсь заниматься, превозмогая твою болтовню.

Она вернулась к работе, не дожидаясь ответа. Копла-вар бросил на Мудире притворно-пристыженный взгляд, который, как вспоминал историтор, он сам не раз использовал на занятиях с господином Парданием.

Следующие несколько минут Мудире потратил на пересмотр записей о кампании на Новиомагусе-Главном. После того как историтор заметил имя Гая среди отделений, первыми вступивших в контакт с орденом Космических Волков, он надеялся поговорить с сержантом, чтобы получить представление об этой войне со слов непосредственного участника боевых действий. К сожалению, отделение «Люпус-шесть» не вернулось на «Неизбывную ненависть», вместо этого отправившись на фенрисское судно «Гморли Хьяммар». По официальным отчётам имела место быть Администратум Эррациа, однако Мудире подозревал иные причины.

Он как раз решал, стоит ли включать эту крупицу информации в записи, но его мысли прервало шипение дверей. Глухой стук сабатонов и поток воздуха сразу же возвестили о прибытии воинов в силовой броне. Первым в зал вошёл Вихеллан, а за ним шагали Касталлор и Астопит. В тот же миг ожил один из главных вид-дисплеев, высветив серо-зелёное изображение капитана Херкеля из главного стратегиума. На время варп-перехода все внешние экраны отключили, а главный окулюс закрыли взрывозащитными ставнями толщиной в десятки сантиметров.

Внимание Мудире привлекло движение на краю кадра, и он присмотрелся ещё раз. Спустя пару мгновений показался коренастый мужчина с короткими волосами цвета вороньего пера, тоже одетый в униформу историтора и с инфопланшетом в руках. Мудире сразу же узнал Алека Трестиния, последнего члена его команды. По всей видимости, Трестиний решил, что стратегиум станет более подходящим местом для документирования прибытия корабля на Фенрис.

— Милорды, переход через восемьдесят секунд, — произнёс Херкель, обращаясь к космодесантникам и кустодию. За великанами в доспехах следовала немногочисленная группа из техноадептов и служащих, и, словно плетущиеся за своими хозяевами карлики, они заняли места за пультами управления.

Мудире поспешил убрать бумаги, чтобы очистить стеклитовый стол и находящийся под ним проектор. Так же поступили Элиптика и Копла-вар. Продолжала писать лишь Оковень, не обращая внимания на вновь прибывших вплоть до тех пор, пока на её бумагу не упала тень. Она подняла глаза, поджав губы и собираясь высказать свое возмущение, однако, когда женщина увидела кустодия, её лицо внезапно застыло — будто лишившийся энергии аниматрон. Рука Балковяз упала на стол, отчего кончик пера обломился о стеклитовую поверхность.

Вихеллан наклонился к женщине и поразительно плавными для гиганта движениями сложил книги и остальные бумаги на край стола, подальше от проектора. Растерянные глаза Оковени переместились на стопку книг, после чего преисполненная благоговения историтор положила руку на её вершину.

Ни космодесантники, ни кустодий так и не присели, а лейтенант Касталлор занял место рядом с проекцией из стратегиума. Мудире вспомнил, что экспедицией всё ещё руководит Адептус Астартес. Да, Вихеллан был жизненно важен для историторов в качестве советника, однако относительно главной миссии флота — доставки материалов проекта «Примарис» на Фенрис — кустодий находился вне военной иерархии.

— «Драконий рёв» и «Гморли Хьяммар» уже должны были прибыть в систему Фенрис, — произнёс Касталлор, обращаясь к историторам. — Лорд Кром взял на себя обязательство сообщить о нашей миссии всем дислоцирующимся в системе подразделениям ордена. Нас ждут.

Командный мостик охватила внезапная активность, сигнализирующая о начале варп-перехода. Сигнал тревоги разразился бессловесным предупреждением, вызывая у Мудире дрожь беспокойства. Копла-вар закрыл глаза и крепко прижал руки к груди в молитве. Элиптика наблюдала за дисплеем стратегиума, в то время как взгляд Оковени застыл на Вихеллане, как машинный дух ракеты на заданной цели.

В момент перехода в глаза и уши Мудире словно вонзились раскалённые гвозди, и боль прокатилась вдоль позвоночника, едва не свалив историтора со стула. Вцепившись в край стола, мужчина выругался, на глазах выступили слёзы. За время пребывания на основном флоте варп-переходы проходили гораздо мягче: Мудире был уверен, что в рассказах об успокоительном воздействии лорда Гиллимана на варп скрывалась доля правды.

Вихеллан встал рядом, уже протянув руку, но не касаясь историтора.

— Я в порядке, — выдавил Мудире, заставляя себя выпрямить спину. — Просто… Ох… Не волнуйтесь.

Эмиссар-императус недоверчиво разглядывал историтора ещё секунд пять, но затем вернулся на место рядом с лейтенантом. Стратегиум возобновил свою штатную деятельность, и по окончании постпереходной проверки скользнули в сторону главные ставни. Для внутрисистемного сигнала связь казалась очень плохой, но Мудире смог разглядеть большую звезду, тогда как орбиты её планет отображались пунктирными линиями с номерами координат.

— Восстановление коммуникационных прото… — Херкель прервался, получив сообщение от младшего офицера. Взгляд капитана переместился сначала на правый видеоэкран, а затем на модуль захвата аудиатуса. — Нас уже окликают, милорды. Шифры Космических Волков. Предварительное сканирование сообщает о пяти или более кораблях существенной величины в непосредственной близости, все передают верные имперские идентификационные коды.

— Установите прямую связь, капитан. — Если Касталлор и был ошеломлён таким поворотом событий, то не подал виду. — Передайте их флоту наши шифры.

— Слушаюсь, лейтенант Касталлор.

Серв, дежуривший у экрана рядом с лейтенантом Астопитом, поднял руку, чтобы привлечь внимание своих господ, и секунду спустя дисплей с треском ожил. Поверхность экрана заполнилась изборождённым морщинами лицом с поседевшими каштановыми волосами. За верхней губой говорившего сверкнули острые клыки.

— Моё имя — Энгир Погибель Кракенов, я волчий лорд Морских Волков, прославленный сын Фенриса и ярл Старого Волка, — представился воин, янтарными глазами глядя прямо в камеру. — Я избран быть устами самого Великого Волка, и потому через меня вы слышите его слова. Внемлите, иначе всё обернётся бедой. Вы прибыли к Фенрису, к суверенным владениям Волчьего Короля. Никто не войдёт сюда без приглашения и не уйдёт без разрешения. Не приближайтесь к МируОчагу. Если продолжите следовать курсу, то Волки Фенриса сочтут это нападением, которое дорого вам обойдётся. Попытаетесь сбежать — мы будем преследовать вас до полного уничтожения. Любой вошедший в наши владения подчиняется воле Великого Волка. Смиренно дождитесь решения Верховного Короля, и всё обойдётся.

— Я лейтенант Касталлор, откомандирован из боевой группы «Ретрибутус» флота Примус крестового похода Индомитус. Мой господин…

— Нам прекрасно известно, кто возглавляет ваш флот, — перебил лейтенанта Погибель Кракенов. — Кром поведал нам всё, что ему рассказали. Раскольник легионов вернулся и послал тебя с подарком в одной руке и кинжалом в другой. Прислушайся к предупреждению, узурпатор. Не приближайся к Фенрису.

Экран пошёл помехами, после чего серв его отключил. Касталлор нахмурился, и Мудире впервые разглядел на лице офицера Ультрадесанта хоть какие-то проявления беспокойства. Царапанье пера по бумаге переключило внимание Девена на Копла-вара: действительно, они обязаны были фиксировать такие события.

Мудире оглядел свои стилусы, слегка отрешившись от окружающего мира. Историтор списал это на остаточный эффект варп-перехода, но какая-то часть него уверяла, что это страх. Он не ожидал, что среди множества врагов, с которыми столкнётся крестовый поход, на пути Индомитуса окажутся Космические Волки. Взгляд Мудире остановился на кровавом стилусе, который так хотел описывать битвы. Историтор и подумать не мог, что воспользуется им настолько скоро.

Глава десятая

НАЗВАНИЕ СТАИ

ВЫГОВОР ОТ ВЕЛИКОГО ВОЛКА

ТЯЖЕЛЕЮЩИЕ КЛЯТВЫ

Гай поднял кисть над горшочком с чёрной краской — накапать на палубу бывший сержант не хотел; в левой руке он держал наплечник, теперь красного цвета внутри сине-серой окантовки. На скамейке сох второй с недавно нанесённой на него эмблемой Убийц Дрейков — ровно на том месте, где раньше находилось обозначение сынов Русса. Остальные члены отделения стояли за другими рабочими столами, обратив к своему командиру выжидающие взгляды.

— Всё так просто? — Гай повернулся к Уллю, который стоял, прислонившись к двери оружейной палаты, и жевал кусок вяленого мяса. — Возможно, существует некий перечень вариантов? Или, наверное, мне стоит подождать выбора лорда Крома?

— Это твоя стая, сам символ и выбирай, — рыкнул Улль. Вожак Серых Шкур тоже был без доспехов, но в отличие от серой формы Гая перворождённый щеголял в кожаных штанах, с лодыжек до колен стянутых ремешками, и в подбитом мехом жилете, оставлявшем открытыми руки и грудь. На левой стороне его груди Гай разглядел татуировку, которая повторяла узор из оленьих рогов на наплечниках всех Серых Шкур. — Чаще всего мы выбираем древние племенные символы, значение которых знают все фенрисцы. Ты придумай что-то другое, что-то из своей культуры.

— А что, если я нарисую знак, похожий на символ другого отделения?

— Стаи, — произнёс Улль, казалось, в тысячный раз. Он поправлял Гая уже не задумываясь. Сначала «сержанта» на «вожака», теперь это. Однако на борту «Гморли Хьяммар» самое известное примарисам название ордена ни Гай, ни его воины произносить больше не осмеливались — с тех самых пор, как Улль оскорбительно отозвался об использовании «Космических Волков» по отношению к ордену. — Ты не нарисуешь то же самое, потому что тебя потянет к другому. Перестань думать и просто доверься узору.

Подобный ход мысли в равной мере радовал и смущал. Путеводитель упоминал об индивидуалистической природе фенрисских племён, его автор также предположил, что эта особенность отразилась на многих традициях и обычаях обосновавшихся там космических десантников. Возможность назвать своё отделение так, как ему заблагорассудится, пугала Гая, но внутри него жила тяга к свободе, безошибочно передавшаяся сержанту от его генетического отца. Преемники Русса безжалостно отказались от учений Кодекса Астартес Робаута Гиллимана, и потому принятие собственной природы стало одной из целей, к которой стремились братья новоиспечённой стаи.

Такая же ситуация сложилась и с размещением на борту корабля. По прибытии со стаей Улля «Люпусу-шесть» пришлось самим искать новое место в общежитии. Бойцы Гая остановились на главной казарменной палубе, поближе к остальным стаям. Никто не оспорил их выбор. Волки Фенриса понимали: раз новоприбывшим сынам Русса дозволили подняться на борт, значит, и разрешение на проживание у них тоже есть. Подобный факт свидетельствовал не столько о слабости мер безопасности, сколько об уверенности астартес ордена, что никто из «Люпуса-шесть» не посмеет вторгнуться туда, где им не рады.

Территория стаи Гая принадлежала только ей. Остальные Волки взаимодействовали с новичками очень редко, за исключением Улля: старый вожак взвалил на себя труд превратить примарисов во что-то более приближенное к представлению о воинах Этта. Именно по этой причине Улль отвёл новобранцев в оружейную, чтобы перекрасить броню, и познакомил их с волчьим жрецом великой роты, внушительным космодесантником по имени Храк Железнодушный. Несколько дней спустя Железнодушный посетил каждую стаю. Он собирал отчёты о павших и пересказывал каждой стае саги о погибших в других. Выслушав песню о недавних смертях, волчий жрец окрестил Нейфлюра Языком Скъяльда. Гай даже немного завидовал, ведь тоже жаждал заслужить собственное прозвище.

Новоиспечённый вожак довольствовался тем, что, пока он командир, стая будет носить его имя.

— Вряд ли название стаи — такой процесс, в котором можно ошибиться, — высказался Доро. — Это ведь не тест.

— Не тест, но с этого момента нас будут называть именно так, — ответил Гай.

— Я по-прежнему настаиваю на Дальних Клыках, — вставил Эгрей, — или Клыки Издалёка.

— А мне по-прежнему кажется, что это больше подходит для отделения с тяжёлым вооружением, — возразил Анфелис.

— И уж точно не добавит индивидуальности среди сынов Русса, — согласился Гай. — Ведь все примарисы прибыли издалёка.

Гаю тяжело было в это поверить, но «Гморли Хьяммар» уже возвращался в систему Фенрис. Окончание путешествия придало срочности вопросу названия и символа стаи. В течение десяти дней его должны были представить Логану Гримнару и другим достойным представителям Клыка — нет, Этта, постоянно напоминал он себе. Гай не хотел, чтобы о нём думали как о вышнеземце.

— Молодые Волки? — предложил Гарольд.

— Будут путать с Кровавыми Когтями, — закачал головой Улль.

— Я рассчитываю сражаться ещё много столетий, — ответил Гай. — И в какой-то момент мы перестанем быть «молодыми».

— А вот в этом я не уверен, — вставил Нейфлюр. — Мы ведь немного, ну, особенные. Первые представители новой породы! Даже если эта «новая порода» будет стареть.

Гай обдумал эту мысль и вынул из сумки на поясе путеводитель. Он открыл нужную страницу с первой попытки — руническую систему письма и нумерацию в фенрисской традиции. Поставив наплечник на верстак, он начал рисовать. Потребовалось всего несколько уверенных мазков, прежде чем Гай отложил кисть в сторону. Вожак стаи откинулся назад, чтобы оценить работу — рунический эквивалент буквы «G» с одним более длинным вертикальным поперечным штрихом.

— Первые Волки Гая, — объявил командир, поворачивая наплечник к остальным.

— Хорошо, — оценил Улль. — Достаточно хорошо, чтобы предстать перед Великим Волком.

— Теперь нас точно ни с кем не спутают, — ответил Гай, откладывая наплечник обратно, в то время как его братья принялись перекрашивать свои. — Остальные сыны Русса останутся с обозначениями крестового похода. Не представляю, что кто-то на «Неизбывной ненависти» предложит их перекрасить.

— Их там не будет, — пояснил Улль, вставая.

— Что ты имеешь в виду? — Гай передал краску и кисть Эгрею. — Кого там не будет?

— Остальных космодесантников-примарис, — ответил Улль, удивлённый вопросом. — Ты вообще меня слушаешь? Видимо, нет. Великий Волк приказал, чтобы твои сослуживцы и их корабль ждали на границе системы. Он не доверяет их намерениям. Лорд Гримнар считает, что Гиллиман заменит наш орден на…

Улль махнул рукой в сторону Гая и его Первых Волков.

— Не доверяет?.. — Гай направился к двери. — Я обязан поговорить с лордом Кромом.

— С какой целью? — Улль искренне поразился реакции Гая. Вопрос вожака Серых Шкур остановил Гая всего в нескольких шагах от выхода. — Думаешь, Кром станет пререкаться с Великим Волком? Зачем вообще тратить дыхание на судьбу остальных? Они — не ваша забота.

— Такое отношение оскорбляет их честь и бросает тень на весь крестовый поход Индомитус.

— Так это правда? Таково намерение примарха?

Гай нахмурил брови. Бывший сержант разозлился, что ему вообще пришлось отвечать на этот вопрос.

— Конечно, нет!

— Вот видишь, значит, ярлы разберутся, — спокойно ответил Улль. — Помни, ты уже дал клятву. Твоя стая больше не участвует в войне Гиллимана, вы воители Убийц Дрейков, великой роты Крома Драконьего Взора. Первые Волки. Не забывай, что я рассказывал о подчинении и верности.

Гай сжал кулаки, но отступил от Улля. Слова вожака Серых Шкур приглушили его гнев. Командир Первых Волков читал о независимости орденов Космодесанта, а Волки Фенриса считались самыми выдающимися в пренебрежении имперским контролем. Однако Гая тревожило что-то ещё.

— Гиллиман служит самому Всеотцу, — рассуждал Гай, оборачиваясь к Уллю. — Как вообще Великий Волк может ему не доверять?

— Вот сам его об этом и спросишь. Я не язык Логана Гримнара, — отозвался Улль. — Кулак, клинок — да, но не больше.

— Если создадим проблемы, нас тоже отправят на «Неизбывную ненависть», — поддержал Улля Анфелис, оторвавшись от созерцания своего перекрашенного наплечника. — Улль прав, такого уровня вопросы должны решать магистры орденов и капитаны.

Гай взглянул на символ, не похожий ни на что в Кодексе Астартес, — знак фенрисского Серого Охотника. Если Великий Волк не доверяет Гиллиману и Коулу, Гай и его братья станут прекрасным доказательством ошибочности подобного подозрения. Они послужат образцами верности и преданности делу и докажут, чего стоит каждый примарис на борту «Неизбывной ненависти» и за её пределами.

— Ну, мы хотя бы попытались, — выдохнул Мудире, вытянув ноги и хрустнув костяшками пальцев.

Вихеллан раздражённо покачал головой. Он уже привык к пессимистичному настрою смертных, однако Мудире являлся одним из четырёх основателей, и подобное отношение к делу отбрасывало неприятную тень на весь орден историторов.

— Наша миссия не прекращается при первой же неудаче, — ответил кустодий, подавая руку вставшему из-за проекционного стола Мудире. Остальные члены группы, находившиеся в аудиатусе, притихли, либо переваривая последние новости, либо, как Оковень Балковяз, всё ещё ошеломлённые присутствием одного из личных стражей Императора. — Следуя своему долгу, каждый из вас прошёл через многие зоны боевых действий. Введение краткого перерыва — лишь небольшое неудобство.

— Это Космические Волки, — возразил Мудире, возвращаясь на место. — Они сами себе закон, даже на Терре об этом знают. Этот орден принимает по несколько сотен астропатов от избранных домов навигаторов каждые десять лет или около того. Мои тёти и дяди работают в высших эшелонах Адептус Терра, и они даже о Восточной Окраине знают больше, чем о том, что творится на Фенрисе.

— Некоторые поговаривают, что Инквизиция уже даже не пытается туда попасть, — почти шёпотом добавил Алек, присоединившись к группе в аудиатусе. Как правило, именно подобным приглушённым тоном говорили о так называемой «левой руке» Императора. Аналогия оскорбляла Вихеллана как представителя Его «правой руки». Как кустодий, он воплощал в себе древний гений Повелителя Человечества, в то время как Инквизиция представляла собой не более чем самозваную интеллигенцию и сборище подстрекателей, лишь гадающих о воле Императора. Эмиссара-императус поражала сама мысль, что легендарный Константин Вальдор вообще позволил предшественникам этих людей получить в свои руки хоть какое-то влияние или власть.

— Я — Коготь Императора, и иду туда, куда велит долг, — отрезал Вихеллан.

— Уверен, инквизиторы тоже так о себе говорят, — ответил Мудире и вытащил тонкую записную книжку, подняв её, словно Писание. — Я собрал всю имеющуюся информацию относительно Бухариса и Космических Волков. В конфликте были замешаны и другие силы: ополчение, братство храмовников, есть даже список звездолётов — полный отчёт о вторжении безумного кардинала на Фенрис.

— Я тоже загрузила соответствующие данные, — вставила λ-34-Элиптика. — В последние десятилетия эпохи Отступничества Гаталамор заключил союз с мирами-кузнями Баас-Мем и 50-Агуна.

— Ни один из ваших источников не содержит информации от самих Космических Волков, — почти прорычал Вихеллан, стиснув зубы. — Одно лишь нежелание посещать Фенрис не даёт вам права обойти цель миссии. Речь идёт не о каталогизации истории, а о поиске разрешения нынешней угрозы крестовому походу Индомитус и будущему всего Империума. В опасности сам Тронный мир. А ради него, будьте уверены, я приложу максимальные усилия и даже больше.

Он взял книгу из дрожащих пальцев Мудире и позволил ей раскрыться на случайной странице. Кустодий прочитал первые несколько предложений о хиросских восстаниях под предводительством исповедника Долана.

— Хоть записанное и представляет определённый интерес, но не содержит никакой информации касательно Дара Бухариса, — разумеется, мы уже проверяли. — Вихеллан бросил книгу на стол и сосредоточился на Мудире. Под пристальным взглядом кустодия последние остатки бравады историтора испарились, и тот заёрзал на стуле. — Пускай вас назначил Имперский регент, но я отвечаю перед трибуном стратарха. Когда вернёмся ни с чем, не желаете ли вы объясниться с лордом Колкваном лично? А то я не хотел бы ему говорить, что флот повернул из-за такого пустяка.

Мудире как будто поплохело. В мгновение побледневший историтор прижал руку к животу, словно от ужасной боли.

— Запрет Великого Волка преднамерен, однако вполне конкретен, — взял слово Копла-вар, наклонившись вперёд и опершись локтями о стеклитовую столешницу.

— «Никто не войдёт сюда без приглашения и не уйдёт без разрешения». Таков был указ Логана Гримнара. — Вихеллан обошёл стол, но не стал подходить слишком близко к Копла-вару, опасаясь запугать смертного и лишить его голоса. — Я не вижу способа обратить ситуацию в нашу пользу.

— Нам всего-то нужно раздобыть приглашение, — продолжил Копла-вар. — В запрете не сказано, кто нам должен его предоставить.

— Великий Волк, разумеется, — с трудом выдавил Мудире. — Космические Волки чувствуют закон. Не думаю, что нам удастся схитрить.

— Со всем уважением к вашему старшинству, почтенный основатель, однако вы ошибаетесь, — сказала Элиптика. — Записи, к которым я получила доступ, показывают, что взаимодействие с фенрисским орденом регулировалось очень конкретно сформулированными пактами. Во всех документах чётко распределены роли, обязанности и последствия.

— Это не поможет, — повторил Мудире. — Указ Гримнара известен всем его воинам. Добиваться приглашения обманом мы не станем.

— Ваш негатив начинает походить на отчаяние, — вставил Вихеллан. — Однако мы можем обойтись и без хитростей. Возможно, среди свиты Великого Волка вполне найдётся тот, кто сам захочет принять участие в нашей миссии. Если мы не станем прибегать к обману, у Космических Волков будет меньше причин сомневаться в наших намерениях.

Мудире открыл было рот, чтобы высказать очередное замечание, но суровый взгляд Вихеллана заставил его замолкнуть.

— Будьте готовы к отбытию в любое время, — объявил Вихеллан группе. — Я найду способ попасть на Фенрис.

— Кто в дерьме? — шёпотом спросил Арьяк у Ньяля, не сводя взгляда с дверей в конце тэнхалле.

— Что ты имеешь в виду? — озадачился жрец.

Арьяк откинулся назад и слегка повернулся, чтобы Ньяль мог оценить происходящее за его огромной тушей. Логан восседал на троне, удерживая в руке топор Моркаи, а два его громовых волка насторожённо сидели рядом, точно скульптуры. У правого плеча Великого Волка стоял Ульрик. На этот раз волчий жрец решил снять доспех и шлем Русса, одевшись в широкие штаны и толстый кожаный колет; из-под волчьей шкуры, что покоилась на массивных плечах Убийцы, до пола свисал тёмно-красный тяжёлый плащ. Верхнюю половину лица волчьего жреца скрывала кожаная маска, а нижнюю — густая подстриженная борода. В маске было прорезано отверстие лишь для правого глаза, откуда на Логана устремился ледяной взгляд верховного жреца.

Выражение лица Великого Волка было темнее грозового неба: Гримнар нахмурил брови, оперев подбородок на сжатый кулак.

— Он вызывает сюда лишь тех, кто тонет в дерьме, — объяснился Арьяк.

Ньяль несколько секунд обдумывал данную мысль.

— Ты прав. Раньше не замечал. — Зовущий Бурю снова перевёл взгляд на двери. — Кром.

Арьяк кивнул, больше не было необходимости тратить дыхание на догадки.

По команде двух волчьих гвардейцев, которые стояли на страже снаружи, двери распахнулись, явив волчьего лорда Убийц Дрейков в полном боевом облачении. Он зашагал по украшенным рунами каменным плитам с бородовидным топором наперевес и развевающимся за спиной плащом из волчьей шкуры. Если не считать трона и знамён, свисавших со стропил, в зале отсутствовало всякое убранство. Шаги волчьего лорда гулко отдавались в тишине, пока Кром Драконий Взор не остановился в полудюжине метров от своего Верховного Короля.

Кром ухмыльнулся, сверкнув клыками.

— Мой король, — громогласно приветствовал Кром. — Драконий Взор заглянул в самую даль, в бездну Вечных Сумерек и в глаза инопланетных тварей и возвращается с вестями о том, что открылось его взору.

— Окажи должное уважение своему королю! — выступив вперёд, зарычал Ульрик.

— Издалека и прямо в дерьмо, — пробормотал Ньяль.

Кром опустился на колено, склонил голову и выставил топор рукоятью вперёд.

Драконий Взор промедлил ещё несколько ударов сердца и поднялся с застывшей маской замешательства на лице. Он посмотрел на Ульрика, а затем вперил взгляд в Великого Волка.

— Более двух лет Убийцы Дрейков вели войну против проклятых клятвопреступников, грязных зеленокожих и всего худшего, что только могла извергнуть Галактика, и вот как меня встречают? Я принёс великую весть о неизвестных союзниках и возрождённых воинах! А вы обращаетесь со мной как с дворнягой, что нагадила в ваших чертогах.

— Весьма подходящая аналогия, пожалуй, — проворчал Ульрик. Каким-то образом волчьему жрецу удавалось выглядеть ещё более свирепым в кожаной маске, чем в волчьем черепе. — Ты привёл к нашему порогу незнакомцев и ждёшь, что Великий Волк радостно распахнёт перед ними ворота?

— Незнакомцев? Да нет же! — Кром обращался скорее к Логану, чем к Убийце. — Теперь они наши родичи, присягнувшие моей великой роте и вашей власти. Их братья погибали рядом с моими.

— Как и Драконьи Копья, — добавил Ульрик, вымазав презрением каждое слово. — И что, они теперь тоже воины Волчьего Короля?

Драконий Взор открыл было рот в свою защиту, однако удар рукояти топора Моркаи о камень оборвал все возможные возражения.

— Они спасли твою задницу! — заревел Логан, вставая с трона. Тюрнак и Фенрир оскалили зубы в знак согласия с гневом своего хозяина. — Ты чуть не опозорил нас перед Драконьими Копьями, а теперь приводишь этих имперских мошенников на Фенрис!

Кром опасно прищурил глаза.

— Вы сомневаетесь в моей компетенции? А в преданности тоже?

— Я сомневаюсь, что, если бы ударил тебя по башке топором, в ней осталось бы меньше мозгов, — прорычал Логан. — Неужели ты рассчитывал на тёплый приём, когда вслед за тобой сюда сунется и Гиллиман со своими лакеями?

Волчий лорд открыл было рот, но тут же закрыл его, крепко сжав челюсти.

— Ты поведал о слабостях ордена этим Ультрадесантникам в волчьей шкуре и заменил ими наших павших. Заставил присягнуть в верности сначала себе! Да какого хель ты творил?!

Губы Крома скривились, и одна рука волчьего лорда потянулась к лезвию топора, как бы успокаивая его, а может быть, сдерживая. Арьяк почувствовал напряжение Ньяля, но он знал, что Великому Волку ничего не грозит. Даже если Кром, полностью облачённый и готовый к бою, потерял последние капли рассудка, чтобы нанести удар, Логан уже держал в руке топор Моркаи, а это защищало даже надёжнее, чем Арьяк в десяти метрах.

Да Кром бы и сам не напал. Его верность была под вопросом, и о схватке он думал бы в последнюю очередь. Драконий Взор всегда горел соперничеством, всегда стремился доказать, что он самый храбрый, самый сильный, самый быстрый и смертоносный. Ему бросили новый вызов, и теперь Кром постарается доказать, что он самый верный.

Драконий Взор раздул ноздри, глубоко вдохнул и опустил топор.

— Они — моя рота, Логан. Такие же братья, как и все остальные. Вы не вправе запрещать им войти в Этт.

— Возможно, ты прав, у меня нет такой власти, — ответил Гримнар. — Однако небеса над ним принадлежат мне. Их корабль не подойдёт ближе. Это моё право, и таков же и мой приказ. Я объявляю, что с этого момента ни одно фенрисское судно не приблизится к имперскому кораблю более чем на десять тысяч миль, ну разве что только ради боя. А твои новые братья смогут присоединиться к тебе, как только научатся плавать в пустоте.

Неспешно кивнув, Кром впитал услышанное, не сводя глаз с Великого Волка.

— Да будет так. — Его голос прозвучал тихо и расчётливо. — Мы прошли тяжёлые войны и долгий путь, слишком давно мои воины не ступали по Этту. Вы найдёте нас в наших чертогах, но, боюсь, Убийцы Дрейков более не в состоянии ответить ни на один призыв к битве. Нас осталось всего четверть от полного состава, и, согласно законам Этта, лишь по воле волчьего лорда великая рота численностью в треть или меньше может отправиться в бой. Вы мой король, мой командир, мой брат по оружию, и я умру за вас и за Этт. Но, видно, ещё не время, раз воротят нос от более чем десяти тысяч готовых воинов.

Кром отсалютовал поднятым топором, развернулся на сабатонах и вышел из зала той же гордой походкой, что и вошёл.

Ньяль с тяжёлым сердцем смотрел вслед уходящему Крому. Волчий лорд принял чужеземцев в великую роту из преданности ордену и заботы о его будущем. Возвращение примарха Робаута Гиллимана затронуло раны десятитысячелетней давности, но не по этой причине Великий Волк скалился на своих.

Существовало что-то ещё. Гримнара тревожил не только стоявший у точки Мандевиля корабль, набитый новыми воинами; душу Логана грызло то, что они и сам Гиллиман олицетворяли. Даже без способности читать чужой вюрд Ньяль ощущал гнев своего господина. Сейчас было не время затрагивать щекотливые темы, но теперь, когда ситуация с Драконьим Взором улеглась — по крайней мере, на какое-то время, — настала пора обсудить другое неотложное дело.

— Повелитель, я получил весточку от Железного Клыка. — Рунтэн прошёл мимо Арьяка, не удостоив чемпиона взглядом, и уставился на Великого Волка. Сам же Верховный Король, сжимая рукоять топора, не сводил глаз с двери, за которой скрылся Кром. — Короткое, но ясное видение о Вечных Сумерках.

— На этот раз без великанов? — опередил вопросом Арьяк. — Никаких слюнявых волков или рыцарей из металла?

— Только отражённый опыт, посланный через иное море, — ответил Ньяль, не отрывая глаз от своего повелителя. Гримнар по-прежнему не выказывал никаких эмоций, и Ньяль перевёл взгляд на Ульрика: вдруг волчий жрец испытывает ту же тревогу. Однако Убийца не обращал внимания ни на кого из них, похоже глубоко задумавшись.

— «Готтрок», Логан, — продолжил Ньяль более резким тоном, остановившись всего в паре метров от магистра.

— М-м-м? Что с ним? — Великий Волк развернулся, не ослабляя хвата на рукояти. Пальцы другой руки Гримнара массировали висок, как будто Верховный Король испытывал боль.

— Вечные Сумерки. Они вновь разрастаются.

Логан наконец встретился взглядом с Владыкой Рун. К Великому Волку вернулась прежняя сосредоточенность. Он погладил бороду и вернулся к трону, Фенрир с Тюрнаком двинулись следом.

— Как быстро? Как скоро «Готтрок» утонет в варпе?

— Вы и сами знаете, что на такие вопросы ответа нет даже у меня, — огорчённо ответил Ньяль.

Ульрик тоже вернулся из раздумий, что так увлекли его разум. Выражение лица, которое просматривалось под кожаной маской, сделалось мрачным.

— Недели, месяцы? — огрызнулся Убийца. — Дни?

— Ближайшие щупальца Вечных Сумерек потеряли силу и на некоторое время отступили обратно в иноморе, посадив скиталец на мель, — ответил Ньяль. — Я не хочу сеять панику, но для беспокойства есть другая причина. Вопрос не в том, сможем ли мы добраться до «Готтрока» или нет. Дело во времени: мы можем просто не успеть остановить его отплытие, независимо от того, будем мы на борту или нет.

— Возвращаемся, — отрезал Ульрик. — Мы все слышали клятву Великого Волка.

— И если понадобится, мы исполним её даже в Вечных Сумерках, — добавил Гримнар, положив руки на колени. Великий Волк выглядел очень расслабленно, что, казалось, противоречило произнесённой фразе.

— Остаться на скитальце в варпе? Без полей Геллера? — глухо сказал Ньяль. — Я вас правильно понял?

— Орки выжили, выживем и мы. Найдём способ.

Будучи свидетелем нынешнего настроя Великого Волка по отношению к тем, кого он посчитал недостаточно верным, Ньяль не хотел тратить дыхание на свои опасения — вдруг это будет выглядеть как обвинение, а не комментарий. Зовущий Бурю услышал сзади шаги Арьяка и, обернувшись, встретился с Хранителем Очага.

— Если обсуждение завершилось, я пошёл в кузницы, — поделился планами чемпион Великого Волка. Великан-астартес разминал пальцы, будто уже представлял рукоять молота в руке.

— Думаю, мы закончили, — объявил Логан Гримнар и посмотрел на Ньяля, приподняв бровь. — Так?

Игнорировать простую истину было уже невозможно: в ходе беспрерывных войн Волки Фенриса понесли потери, невиданные за тысячи лет. Вторжение Магнуса в Мир-Очаг проредило рекрутское население. Нельзя исключать, что предательский примарх намеренно ослабил фенрисцев перед будущими лишениями и напастями, развязанными Вечными Сумерками. Даже те великие роты, которые не столь истерзаны за годы непрерывных кампаний, — начиная с падения Врат Хельвинтер на Кадии, — несли на себе шрамы истощения. Если Гримнар не примет подкрепления, произойдёт нечто другое.

— Кое-что ещё, мой господин, — произнёс Ньяль. — Крестовый поход Гиллимана имеет косвенную выгоду. Иное море вокруг его флотов бурлит чуть менее яростно, словно чья-то рука успокаивает безумные штормы варпа и заглушает рёв зеленокожих. С вашего дозволения я отправлю астропатическое послание ордену Драконьих Копий, который уже зарекомендовал себя как надёжный союзник. Даже если они не примут участия в штурме «Готтрока», Драконьи Копья смогут взять на себя некоторые другие наши обязанности. Плюс ко всему мы получили сообщение от Ночных Рапторов. Их подразделения прибыли из внутреннего сегментума и уже атакуют подконтрольные оркам миры в нескольких сотнях световых лет отсюда. Возможно, удастся уговорить их магистра поделиться полезной информацией, прежде чем мы снова отправимся в путь.

— Позволить другим сражаться в наших битвах? — проворчал Ульрик.

— Мы пытались бороться со всеми врагами подряд, но дальше так продолжаться не может, — взял слово Арьяк. — Великие роты разбросаны по Галактике, ряды поредели, однако враги продолжают множиться вопреки всем усилиям.

— Как замедлился и приток рекрутов в орден, — добавил Владыка Рун.

— Хочешь остаться на Фенрисе зализывать раны? — рявкнул Ульрик. — А насколько могущественнее станут враги, если перестать сражаться? Да если бы не мы, царство Всеотца могло уже давно пасть.

— Помимо нас за Империум бьются и десятки других, — тихо произнёс Ньяль, переключая внимание между волчьим жрецом и Гримнаром. — Мы стоим особняком от Империума, но без него мы погибнем. В ожесточённейших битвах самый незначительный перевес определяет, кто победит, а кто проиграет, кто умрёт, а кто останется жив. Мы даже не знаем, ценой каких жертв удалось удержать врагов от нашего порога. Вы не считаете, что пришло время защитить Империум тем, что ещё осталось?

— Злейший из врагов уже дважды осквернял наш мир. Не думаю, что у нас есть время отсиживаться, — одобрительно вздохнул Арьяк.

— Мы охотники, а не добыча, — возразил Ульрик.

— Это лишь громкие слова, реальность которых гарантировать больше не можем, — ответил Ньяль, покачав головой. — Мы с лёгкостью станем добычей, случись лишь одно тяжёлое поражение. Один неверный судьбоносный шаг. Кто знает, может, Циклоп того и ждёт, чтобы нанести свой третий и последний удар…

— Мы не нарушим клятвы! — взревел Ульрик, подняв кулак.

— Нет-нет, погоди, — успокоил его Логан, протянув к верховному волчьему жрецу руку прежде, чем Ньяль успел ответить. — Зовущий Бурю прав, мы должны действовать сообща, а не только сами по себе. Будь то Имперская Гвардия или Имперский флот — свяжитесь со всеми, они должны быть готовы подхватить знамя в наше отсутствие.

— Отсутствие, милорд?.. — Ньяль провёл большим пальцем по древку посоха, стараясь задать вопрос как можно более непринуждённо.

— Гиллимана вытащили с края бездны, и Волчий Король непременно последует за ним из тьмы. Нам нужно лишь указать путь. Объявляйте общий сбор. Мы атакуем «Готтрок» всем орденом. Пробил Час Волка. Настало время заключительной битвы Волков Фенриса.

Глава одиннадцатая

ГАЙ СТУПАЕТ В ЭТТ

ЗНАМЕНИЯ РАЗРУХИ

ПОСЛАННИК

Значительную часть внебоевого времени Гай проводил в ожидании: в ожидании приближающегося врага на стене; в ожидании пересадки с космического корабля на челнок или в десантную капсулу; в ожидании момента варп-перехода или возвращения на орбиту после завершения операции.

Гай ожидал и сейчас, на борту штурмовика.

В отличие от большинства предыдущих случаев, нынешнее ожидание не предшествовало смертельной битве, однако, как думалось Гаю, время сейчас тянулось как никогда медленно. Его собственное чувство времени с точностью до полусекунды определяло каждый час, а хронодисплей в системах доспеха функционировал и вовсе безупречно. И всё же каждая секунда, казалось, длилась дольше предыдущей. Гай не стал открывать книгу, как делал это до нескольких предыдущих высадок, — он не желал разжигать ещё большее предвкушение и потому оставил путеводитель нетронутым в дополнительном подсумке на поясе.

Остальные космодесантники беседовали между собой, но Гай едва слушал их разговоры. Он вспоминал описания высоченных гор и бесконечных ледяных равнин. Вожак Первых Волков снова взглянул на хронометр, полагая, что потерял счёт времени. Однако чутьё его не подвело. Улль вместе со своими Серыми Шкурами должны были завершить погрузку тридцать секунд назад, но их нигде не было видно.

— Высадка не боевая, сержант, — заговорил Доро. Слова брата вернули Гая в реальный мир, и вожак осознал, что смотрит на раскрытый погрузочный трап. — Не думаю, что фенрисцы слишком заботятся о пунктуальности, если в ней нет особого смысла.

— Как будто они не спешат вернуться в Мир-Очаг, — произнёс Гай. — А, и я вожак стаи, а не сержант.

— Такое не впервой, — крикнул Сатор с нижней площадки трапа. — Корабль никуда не улетит. По крайней мере, ещё минуту или две.

Остальные Серые Шкуры проследовали за товарищем в «Громовой ястреб», у каждого за плечами висело оружие, а в руках виднелись грубо сотканные мешки. Фенрисские Волки сложили снаряжение в ячейки, сели и закрепили ремни безопасности. Улля по-прежнему не было. Сатор зашагал в кабину пилота, в то время как остальные открыли мешки и принялись доставать самые разнообразные боевые трофеи со всех концов Галактики — черепа, клыки, фрагменты инопланетных устройств, блестящие камни, кристаллы, осколки снарядов и всякий разный хлам.

— Это чья? — спросил Гай, заметив в руках Детара странный осколок кости.

— Моя, — ответил воин частично механизированным, но всё ещё узнаваемым голосом. Детар указал пальцем на правую часть лица, где раньше находился подбородок. — Вот примерно отсюда.

Железные жрецы из оружейной и волчьи жрецы апотекариона объединили усилия и превратили изуродованное тело Детара в произведение искусства. Нижнюю часть лица Серой Шкуры восстановили с помощью бронзовой пластали и керамита — нос и челюсть Детара стилизовали под волчий оскал. В аугметику встроили системы доспеха, объединив трахею и голосовые связки с вокс-динамиком. Остальная часть модифицированного шлема, дополненного гребнем в виде волчьей гривы, закрывала верхнюю часть головы, образуя с имплантатом единое целое.

— Кость застряла в наголеннике Улля, — объяснил Гарн. Тот тоже уселся без шлема, нарушая протокол пребывания в боевом корабле. Гарн усмехнулся собрату по стае. — Однажды я выиграю у тебя эту штуку!

— Да ни в жизнь! — Детар прижал осколок к груди в притворной заботе. — У тебя и близко нет ничего достойного челюстной кости волчьего лорда!

Стая продолжила обмениваться историями о добытых трофеях, и взгляд Гая снова скользнул к открытому штурмовому трапу. Он не хотел спрашивать Серых Шкур по поводу их вожака, опасаясь быть неправильно понятым.

Улль появился через девяносто три секунды. Гай потратил их на мысленные репетиции некоторых из фенрисских приветствий, которым его научили Улль и другие перворождённые, чтобы тот не оплошал на приёме у Великого Волка или при встрече с другими командирами ордена. Одни слова имели достаточное сходство с некоторыми из путеводителя — так что Гай поверил в их подлинность, — однако другие казались крайне подозрительными и, чего боялся Гай, могли поставить его в неловкое положение. Все три относительные недели пути с Новиомагуса-Главного перворождённые Фенриса, казалось, с неиссякаемым энтузиазмом придумывали розыгрыши, ложные напутствия и откровенную неправду, чтобы вдоволь потешиться над своими новыми генетическими родственниками.

Улль хлопнул рукой по панели управления трапом. Бронированная дверь со скрежетом закрылась, и вожак направился к Гаю. Сержант едва удержался от вопроса о том, почему Улль опоздал, но тот объяснился сам.

— Мне пришлось напомнить Драконьему Взору, что вы летите с нами. Одно дело — сидеть на корабле волчьего лорда, но ступить на землю Этта без разрешения — совсем другое. Мы отправляемся на территорию Убийц Дрейков и какое-то время побудем там, чтобы избежать недоразумений.

— Спасибо, — поблагодарил Гай. Улль кивнул в ответ и повернулся к Серым Шкурам. — Как скоро нас представят Великому Волку?

Улль на несколько секунд замер, прежде чем развернулся обратно и закачал головой.

— Я же говорил, этого не произойдёт. Во всяком случае, в ближайшее время. Волчий лорд и Великий Волк… В общем, были сказаны резкие фразы, а дыхание потрачено на спор. Надеюсь, ты не забыл, что вам следовало вернуться на свой корабль к остальным новобранцам. Поэтому сдержи обещание и не создавай проблем.

Гай молча кивнул — только так он мог выразить своё разочарование.

Мрачные мысли занимали его ещё некоторое время, пока «Громовой ястреб» снижался до суборбитальной высоты. Чуть менее чем через пять минут после отбытия с дока «Гморли Хьяммар» Улль отсоединил ремни безопасности и направился к пилотской кабине над штурмовой рампой, жестом пригласив Гая присоединиться. Космодесантник-примарис расстегнул кустарно удлинённые под его рост ремни безопасности и двинулся следом.

Гай поднялся в кабину пилота и впервые увидел Фенрис. На самом деле разглядеть шар планеты уже не представлялось возможным — лишь дугу его атмосферы на фоне сияния местной звезды — Волчьего Ока. По краям обзора сиял северный континент, Асахейм, остальная же часть мира смерти пребывала во тьме. Менее чем через минуту объятый всполохами огня корабль уже проходил через верхние слои атмосферы. По мере повышения давления «Громовой ястреб» скрипел и стонал всё громче, однако Гай не боялся внезапных толчков — от жуткой тряски несущегося корабля его удерживали накрепко примагниченные к палубе сабатоны.

— Здесь так темно, — прошептал Гай. Поверхность мира словно поглотили тени. — Ни городов, ни шоссе.

— На двадцать четыре градуса вправо и около тридцати вниз, — подсказал Сатор.

Гай перевёл взгляд по указанному направлению. В том месте небо озарилось серебристым мерцанием, освещающим сплошную завесу облаков где-то в двадцати милях внизу. Возвышаясь над самими небесами, темноту пронзал сияющий изнутри горный шпиль, отбрасывающий свои отблески в ночь.

Гай глубоко вздохнул.

— Посадка через семь минут, — пилот прервал его благоговейный трепет. Сатор обернулся к Уллю. — Мы в зоне повышенного давления, но через две минуты пройдём облака, и вы сможете полюбоваться пейзажами.

— Отличная идея, — кивнул вожак Серых Шкур. — Гай, тащи сюда стаю.

Первые Волки встали у штурмового люка в носовой части боевого корабля. Сверившись с Сатором, Улль подошёл к панели управления и опустил рампу, позволив бушующему ветру ворваться внутрь и яростно затрепать из стороны в сторону волчьи шкуры и талисманы. Посреди ночного мрака Гай отчётливо смог рассмотреть крепость в центре Асахейма, возвышающуюся из головокружительного горного хребта. Её поверхность освещалась тысячами золотых, серебряных и голубых окон; гигантские проёмы горели отблесками внутренних очагов. На их фоне вырисовывались снежные вихри, а на самых верхних уровнях буря и вовсе не прекращалась. Космодесантники с трудом прослеживали детали: некоторые части горы оставались такими, какими их сформировала природа, другие же были вырезаны в виде огромных волчьих голов или тотемов, усеянных орудийными башнями и меньшими укреплениями. У дальней части крепости кружил плазменный след другого корабля, придавая громаде ещё больший объём.

— Вак ме… — протянул Гай. Он видел космопорты Терры и орбитальные платформы Марса. Но ни те ни другие не вызывали тех же эмоций, что фенрисская твердыня. Гай никогда не испытывал подобного трепета, он будто чувствовал, как мир тянется к его улучшенной крови и глубже, в самую душу.

— Сказанул, как коренной фенрисец, — усмехнулся Нейфлюр.

— Ну что ж, добро пожаловать в Клык, дом Космических Волков, — объявил Улль, чем вызвал хохот Серых Шкур.

— Разве мы не должны называть его Эттом? — поинтересовался Гарольд.

— Он шутит, — проворчал Анфелис.

Гай уже не обращал на них внимания: он впитывал каждую деталь Этта, очага Волков Фенриса и цитадели Стаи.

Нет ни ветра, ни солнца — лишь застывшие на небе тёмные облака. По дуге проносится ветвящаяся молния, запечатлённая в одном потрясающем миге. Вокруг тебя снежная пелена, слепляющаяся в плотные глыбы белого хрусталя до самой линии леса.

Под соснами тоже темно. Меж них движутся тени, но видно их лишь тогда, когда они проносятся перед стволами, после чего исчезают в лесу. Сверкает пара красных глаз. Глаза охотника. Однако то не янтарь волка, а нечто более чудовищное. На фоне застывшего пейзажа под ветвями двигаются лишь они.

Лес поднимается по склонам необъятной горы, что своей чёрной вершиной пронзает сами небеса. По её склонам, как талая вода, стекает звёздный свет, а пик окружает огненный венец. На вырезанных в голой скале зубчатых стенах развеваются знамёна с тысячью волчьих голов.

Там рыщет огромный зверь — волк, что стоит у раскрытых ворот и обнажает клыки на незнакомцев. Но лес простирается дальше: неизмеримый, непроходимый, негостеприимный. Он — обиталище красноокого зверя, лес -логово, настолько обширный, что покрывает целый континент. И всё же поглотить всё пространство ему не под силу: зелёный покров рассекают другие вершины, а выжженные огнём прогалины испещряют его холмистые просторы.

Ещё есть места, куда красноглазому зверю не попасть.

На воротах блестят прутья из тусклого железа, но их достаточно, чтобы удерживать волка взаперти. Зверь бросается на металл, хлещет огнём из клыков и мечет молнии из когтей. Эхо его борьбы отзывается по всей горе — волк хрипит и рычит, но не может завыть.

Ты должен пересечь лес и подняться на гору, а затем следовать золотой тропинке, что вьётся под деревьями. Красные глаза будут наблюдать, но ты должен побороть свой страх. Над высокими деревьями кружат вороны. Они каркают друг другу послания, принося вести с далёких гнёзд под листвой. Стая птиц растёт с каждым ударом сердца, сливаясь в массу из чёрных перьев и пронзительных криков. Она взмывает всё выше и выше, к самым окнам громадного замка. Вороны врываются внутрь, бьют стёкла, ломают ставни и протискиваются сквозь дыры. Залы, коридоры и камеры уже заполнены визгливой массой. Крики сливаются в единый звук, и ты слышишь его как единственное, повторяющееся раз за разом слово.

Рок.

Над вершиной от звезды к звезде скачет волк, его шерсть горит пламенем, принося во тьму свет, а в пустоту — движение. За ним бежит стая, серая и смертоносная. Она сливается с вожаком, и волк растёт, поглощая сами звёзды. Но этот волк из иного места, волк луны. В голове звенит имя.

Моркаи.

Волк, что пожирает, Волк Смерти. Конец Миров.

С каждой проглоченной звездой небеса тускнеют, превращаясь в сумерки там, где когда-то был яркий полдень. В темноте удлиняются тени. Красные глаза наблюдают из-под деревьев, ободрённые сгущающейся тьмой. Вскоре мрак поглотит всё вокруг, и тогда чудовище выйдет наружу, чтобы разгуливать по владениям смертных.

Гюта открыла глаза. Она лежала в куче опавших листьев в Нижнем лесу, совсем недалеко от домов Ландсаттмара. В поле зрения ещё проглядывались дёрновые крыши на склоне холма внизу. Уловив движение, она перевела взгляд на склонившегося над ней Луву. На земле лежало пустое ведро для сбора валежника и длинный хлыст для погона свиней, которых оставили бродить по лесу ещё с конца лета.

— Где Корит? — Голос звучал хрипло. Во рту было суше, чем вяленый бекон Хортнара, — не нашлось и капли слюны, чтобы смочить губы.

— Побежала за помощью, — ответил Лува, мотнув головой в сторону деревни.

— За помощью? — спросила Гюта, приподнимаясь. Она стряхнула с рукавов опавшие листья и грязь. — Я ведь просто упала.

— Упала в обморок, ма, — вздохнул её сын. Он вытянул руку, пресекая попытку встать. — Отдохни пока.

В его взгляде читалось странное чувство. Страх. Гюта никогда не видела Луву таким, даже когда морозный медведь спустился с холмов и устроился на послеобеденный отдых возле кузницы.

— В чём дело? — потребовала она. — Что произошло?

Лува поднял глаза на деревья. Они возвышались, сверкая серебристой корой; стройные и молодые, уже с голыми ветвями, за исключением нескольких уцелевших красных и жёлтых пятен.

— Слова, — произнёс Лува.

— Я говорила? Как долго я лежала без сознания?

— Нет, твои губы не шевелились, но мы слышали слова, — ответил Лува. — Или, как сказать… мы их видели. Трудно объяснить. Волк, великан и темнеющее небо.

От услышанного Гюта крепко вцепилась в рукав сына, сдерживая приступ тошноты, однако ничего не последовало.

— Ну а насчёт времени… — продолжил Лува. — О, Корит уже здесь!

Дочь вернулась вместе с небольшой группой односельчан, включая долговязого мужа Гюты, Бьёрти. Пришла и Агитта, вместе с другим старейшиной, Фэрасом, и двумя мужчинами в шипованных кольчугах и стальных шлемах — этт-гардами. Стражи несли копья, наконечники которых сверкали в лучах утреннего солнца, напоминая Гюте о сне. Что-то об исчезающих звёздах.

Ни для кого это не было новостью. Разлившись из Ганнстрёма, волна Вечных Сумерек перекрасила небо за облаками в жутковато-красный днём и в клубящуюся тьму ночью. Звёзды действительно пропадали, и уже давно.

Несмотря на попытки Лувы помешать, Гюта встала, опираясь одной рукой о ствол дерева, пока восстанавливала равновесие. Она окинула взглядом поднимающихся на холм людей, наблюдая, как Агитта и Фэрас обмениваются словами. Они остановились в нескольких шагах от Гюты, а Бьёрти и Корит сразу же подбежали к ней. Девочка протянула руки для объятий, и Гюта подхватила дочку одной рукой, чуть не опрокинувшись обратно на землю под её напором. Всё ещё крепко стиснутая Корит за талию, женщина поднялась на ноги. Бьёрти положил руку ей на плечо, его сильные пальцы не сдавливали, а успокаивали.

— С тобой всё в порядке? — спросил он тревожно. — Маленькая Пискунья сказала, что ты отключилась.

— Я в порядке. Просто голова закружилась.

— Это гораздо серьёзнее! — объявил Фэрас. Старейшина шагнул вперёд и махнул рукой двум этт-гардам. Стражи неохотно подошли ближе к женщине. Гюта узнала Орина, двоюродного брата, и Нораслова Страшнокуса, близкого друга Бьёрти. Фэрас последовал за ними, указывая на опавшие листья. — Вюрдово знаменье! Ангерсас Сломанная Челюсть поведал, что на эти холмы пал вюрдглим! С тех самых пор, как пришли Вечные Сумерки. И вот, взгляните сюда!

Он поспешил мимо, глубже укутавшись в меха, хотя на дворе была лишь ранняя осень и ветер ещё не начинал задувать. Старейшина указал на лужу в нескольких шагах от места, где упала Гюта. На грязи остались следы оленя, но на двух из четырёх отпечатков было по три пальца, а не по два.

— Ходят слухи, что здесь Небесные Воины сразились с Пылающими. Охотники замечали вюрдкинов в этих краях, — добавил Орин. — Нам не следовало оставаться здесь на целый сезон.

— Мы и не собирались, — ответил Бьёрти. Он положил вторую руку на плечи Гюты, от работы в кузне на коже блестел пот. — Однако лето выдалось ясное, нас не тревожили ни подземные толчки, ни сильные штормы.

— Может, здесь бы и зимовали, — закивала Агитта, с опаской всматриваясь в следы. — Если б не эта каст-метка.

— Вот эта каст-метка, — прохрипел Фэрас, свирепо глядя на Гюту. — Ангерсас говорит, что их готи чуяли мощные течения каста и вюрда.

— Готи Сигурхейма проводят больше времени за вюрдовыми грибами и медовухой, чем за чтением рун, — огрызнулся Бьёрти.

— Постой, Фэрас прав, — взяла слово Гюта, высвобождаясь из объятий мужа. Она поднесла руку к виску, где пульсировала вена, казалось, толщиной с парусный трос. — Это не просто сны. Я больше не могу их игнорировать.

— Что-то грядёт? — спросил Лува.

— Ма, что всё это значит? — захныкала Корит. Агитта вышла вперёд и оторвала её от ноги матери, посадив себе на бедро.

— Пускай решает совет, — заключила Гюта, взглянув сначала на Луву, а затем на Бьёрти. — Я ему доверяю.

— Да, а мы проследим, чтобы всё прошло как надо, — согласился Фэрас. Он снова подозвал жестом Орина и Нораслова. — Она может и дальше жить в своём доме, но покидать — нет. Приведите её в тэнхалле на закате.

— Я займусь подготовкой, — кивнула Агитта и наклонилась поднять упавшее ведро. — Пойдём, Лува, время идёт.

Сын Гюты бросил умоляющий взгляд на отца, но получил в ответ лишь молчаливое покачивание головой. Вздохнув, он направился в лес вслед за бабушкой и сестрой.

— Я приготовлю вам немного бульона, — сказала Гюта, приглашая этт-гардов следовать за ней, и направилась вниз по склону. Однако лёгкость её голоса резко контрастировала с пустотой в желудке; женщина лишь сейчас столкнулась лицом к лицу с правдой, которой избегала с весны.

Гюту отметили, однако она никак не могла понять: видение было послано в помощь вюрдкнаком из Верса или она стала вюрдкастом со скверной малефикарума?

Арьяк ступил на мост, ведущий к верхнему южному посадочному доку, и тут же на хэртэна с силой танкового снаряда обрушился порыв ветра. Хранитель Очага шагал в полном комплекте терминаторской брони, и потому подобные атаки природы его не страшили, однако лишний раз заставили задуматься — по какой же причине его вызвали из владений железных жрецов?

Сама посадочная площадка являлась одной из самых маленьких в Этте, которой едва хватало даже для лихтеров обеспечения. Однако эту платформу выбрали не случайно, таким образом вынуждая имперского посланника воспользоваться невооружённым шаттлом. Фрегат с закреплённым в продовольственном отсеке челноком уже прибыл с границ системы на орбиту Фенриса. Если бы приём организовал не Логан Гримнар, а кто-то ещё, Арьяк счёл бы происходящее проявлением мелочности — преднамеренной попыткой унизить посетителя и поставить его в зависимое положение. Однако приказы отдавал Великий Волк, закалённый многовековым опытом командования, а это говорило о том, что Верховный Король Фенриса искренне заботился о безопасности родного мира, пускай его действия и граничили с паранойей.

Минуя ущелья, мост упирался в заваленный сугробами вход в туннель; он, в свою очередь, вёл дальше к выступу, на котором и располагался верхний южный док, очерченный мерцающими люменами. Несколько шагов спустя исчез вой ветра, а ещё в двадцати метрах впереди проход перетекал в арку, соединяющую его с бункероподобной диспетчерской. Как правило, здесь работали кэрлы, однако все помещения Этта проектировали с учётом достаточного пространства для космодесантников. И всё же Арьяк немало удивился, обнаружив внутри весь руководящий состав ордена: Гримнара, Ньяля, Ульрика, и вместе с ними Лейвара Дважды Убитого — избранного знаменосцем личного штандарта Великого Волка, который сам едва умещался в зале. Станцией связи и наблюдения управлял ошеломлённый кэрл, больше привыкший иметь дело с перевозками грузов, чем с дипломатическими процессиями.

— Что ж, все в сборе, — объявил Гримнар. Он бросил взгляд на Арьяка и обратился к служителю ордена за пультом управления. — Отправь завершающий сигнал о снижении.

— Зачем я здесь, милорд? — спросил Арьяк, из последних остатков терпения сохраняя вежливый тон.

— Поприветствовать нашего гостя, — ответил Логан без всякого намёка на юмор. — Полагаю, демонстрация единства убедит его в том, что я пользуюсь абсолютной поддержкой своих советников.

— Столько хлопот только ради того, чтобы сказать ему «отвали», — прокомментировал Арьяк.

Гримнар обернулся к хэртэну, нахмурив брови.

— Я дам лейтенанту возможность высказаться по его делу точно так же, как и любому просителю, — прорычал Логан.

— По какому делу? Я удивлён, что вы вообще позволили чужеземцу прийти.

— Он воспользовался правом имперского служащего на прошение, — заворчал Ульрик. Волчий жрец пристально глядел сквозь смотровую щель на заметённую снегом платформу.

— Если бы они пришли с предложением помощи, то хель бы им достался, а не аудиенция, однако лейтенант Касталлор попросил о помощи ордена в крестовом походе Гиллимана, — пояснил Ньяль.

— Я связан обязанностями имперского командующего. — Гримнар почти выплюнул два последних слова, как будто они были неприятны на вкус. — Лейтенант имеет право на личную аудиенцию. Ну и, в общем, вот… — Гримнар обвёл рукой пространство камеры.

— Я почти уверен, это Кром его надоумил, — опять заворчал Ульрик. — Касталлор сформулировал просьбу слово в слово, как надо. Мы не имели права отказать, не нарушив клятв.

— Ладно, но почему мы встречаемся здесь, в мелкой заднице на задворках Этта? — не унимался Арьяк. — Вы и впрямь считаете, что лейтенант в одиночку пойдёт штурмовать крепость?

— Если бы тебя сковали, завязали глаза и на руках пронесли через залы и коридоры, смог бы вернуться по следу? — спросил Великий Волк.

— Вполне, — признал Арьяк. — Вы действительно настолько боитесь намерений Гиллимана?

Гневный взгляд, исказивший лицо Логана, свидетельствовал о неудачном подборе слов.

— В течение десяти тысяч лет я и мои предшественники, начиная с самого Бьорна, первого в этом звании, пресекали любые попытки имперских пройдох покуситься на Фенрис. Что, если бы представители Гиллимана оставили зов с Новиомагуса без ответа? Посланцы прибыли бы сюда, на пустующую, за исключением немногих стражей, планету. Конечно, они бы ждали моего возвращения под личиной друзей — уже обустроившись на наших землях и порывшись в секретах.

— Но некоторым мы открывали двери, — возразил Ньяль. — Вы молвите так, будто все сто веков поверхность Фенриса не знала ноги чужака.

— Каждая уступка Адептус Терра — шаг к порабощению, — рыкнул Ульрик, не отрывая глаз от метели. Мигающие огоньки говорили о скорой посадке модуля, чьи реактивные струи затерялись в буре. — Мы впускали их неохотно.

— Выходит, мы выслушаем лейтенанта Касталлора, хорошенько обдумаем и затем пошлём его куда подальше? — спросил Арьяк.

— Вероятно, что так, — кивнул Гримнар.

Командиры ждали прибытия Ультрадесантника молча. Последние десятки метров лихтер тяжело раскачивался на ветру, но в конце концов среди огня и пара он таки сумел приземлиться, пускай и неуклюже. Посадочные когти с визгом высекли из ферробетона искры.

Главный люк открылся, и оттуда вышла фигура в доспехах. Космодесантник несколько секунд оглядывался по сторонам, прежде чем направиться к входу в рубку управления.

«Зубы Русса, какой высокий, — успел подумать Арьяк, когда лейтенант Касталлор пригнул голову в дверном проёме. — Он выше меня на целую ширину ладони».

Непродолжительный снежный шквал не сумел затушевать цвета Ультрадесанта — ярко-синий с белым и золотым. Нагрудник отпрыска Гиллимана украшала двуглавая аквила, позолоченная, как и ножны на поясе.

«Пустые», — отметил Арьяк.

Касталлор прибыл безоружным, как и приказывал Гримнар, однако ножны он оставил. Возможно, этот жест тоже являлся своего рода посланием ордену.

— Милорд Великий Волк Логан Гримнар, — поприветствовал Касталлор Верховного Короля Фенриса. С шипением высвобождённого воздуха Ультрадесантник отсоединил шлем, сунул его под левую руку и поклонился, лишь на мгновение оторвав взгляд от лица хозяина крепости. Узкий подбородок посланника, а также впалые щёки покрывала щетина такого же чёрного цвета, как и выбритый на голове короткий ирокез. Кожа лейтенанта оказалась бледной — признак многомесячного пребывания в шлеме либо на корабле или укреплениях, — и Арьяк задался вопросом, какой же из вариантов, а то и все три сразу.

— Значит, лейтенант Касталлор? — переспросил Логан Гримнар. — Это звание не использовалось Адептус Астартес со времён раскола легионов.

Если комментарий Великого Волка и застал его врасплох, Касталлор умело это скрыл.

— Наступила эпоха перемен, лорд Гримнар. Многими руководит тот же разум, что написал Кодекс Астартес. Тот же самый, что в своё время упразднил это звание.

Ульрик расхохотался, больше похоже на лай, и хлопнул себя рукой по груди.

— А ты хорош, теперь я понимаю, почему посланником избрали тебя, — усмехнулся волчий жрец, блестя клыками в свете командной консоли. — Вскользь приплёл своего примарха, чтобы напомнить о его возвращении из мёртвых.

Выражение лица Касталлора оставалось непроницаемым. Он ответил не сразу, прождав несколько секунд и выдержав пристальный взгляд Великого Волка.

— Участие вашего ордена станет невероятным подспорьем для крестового похода Индомитус, лорд Гримнар. Ваш опыт, все те знания о враге, которые вы накопили за последние трудные годы, — бесценны.

— Лесть? — встрял Арьяк. — Это всё, что ты принёс в наш дом?

— Пускай продолжает, если хочет, — позволил Логан с мягкой улыбкой. — Ещё минуту или две.

Касталлор по-прежнему не выказывал ни малейшего признака нетерпения или обиды. Он переключил внимание на Ульрика.

— Вы ведь глава апотекариона, лорд Ульрик? Уже изучили отправленные мной данные «Примарис»?

— Глянул мельком, — ответил Убийца. Следующие слова верховный жрец адресовал Великому Волку: — Новая порода впечатляет. Ну, вы и сами видите на примере лейтенанта. Больше, сильнее. А так — всё почти то же самое.

— А Канис Хеликс? — почти шёпотом поинтересовался Ньяль. — Это настоящее геносемя Русса?

Ульрик кивнул.

— Похоже на то.

— Сколько вас? — потребовал Гримнар. — Как много у Гиллимана космодесантников-примарис?

— У меня нет ответа на этот вопрос, — вздохнул Касталлор. — Лорд-командующий…

— Лорд-командующий? — перебил лейтенанта Логан. — Гиллиман щеголяет титулом, что украл у Рогала Дорна!

Арьяк знал, что Великий Волк был в курсе прозвания Робаута Гиллимана: Драконий Взор передал Логану Гримнару всю информацию. Хранитель Очага пока не был уверен, в чём смысл этих игр.

— Лорд-командующий Гиллиман лично возглавляет флот Примус. Однако крестовый поход располагает и другими флотами, которыми управляют иные офицеры. Текущие оценки численности космодесантников-примарис флота Примус составляют от восемнадцати до двадцати двух тысяч действующих воинов.

Арьяк набрал воздуха в лёгкие, в то время как Логан повторил число про себя.

— Сколько из них от семени Русса? — спросил Ульрик.

— Три-четыре тысячи, полагаю. С факелоносным флотом только две роты. Мы посчитали, что лучше побыстрее доставить вам материалы для массового производства примарисов, нежели ждать, пока соберётся большая группа активных войск. Однако если вы окажете нам честь, согласившись принять над ними командование, остальные сыновья Русса сразу же соберутся в путь.

— Какова наша текущая численность? — Логан бросил взгляд на Ньяля, а затем на Ульрика.

— На последнем сборе присутствовало меньше семисот, — ответил Зовущий Бурю. — Вероятно, по возвращении великих рот останется ещё меньше.

Борода Великого Волка закачалась — Гримнар дёргал челюстью, тщательно переваривая информацию.

— Судя по всему, наше прибытие своевременно, — заключил лейтенант Ультрадесанта. — Многие ордены пребывают в крайне затруднительном положении.

— Ты пришёл за нашей помощью, помнишь? — рявкнул Арьяк.

— Три-четыре тысячи, говоришь? Гиллиман порвал свои бумажки? — спросил Гримнар. — Куда подевалось ограничение в тысячу космодесантников?

— Нынешние обстоятельства требуют нового подхода, — объяснил Касталлор. — Уже основано множество орденов, а предстоит ещё больше; их задача — восполнить потери Адептус Астартес за последние десять тысяч лет. В настоящем и ближайшем будущем необходимость берёт верх над правилом. Примарисы станут вашими воинами, лорд Гримнар.

— И я должен буду прийти к Гиллиману за добавкой, когда их не станет, — зарычал Великий Волк.

Касталлор растерялся, повернув голову к Ульрику.

— Мои сообщения оказались не очень понятны?

— Они ясны, просто я ещё не всё рассказал Великому Волку, — признался Ульрик.

— Чего я не знаю? — напряжённо произнёс Логан.

— На Фенрис доставят и технологию создания Космического Десанта — Примарис.

— Мы сможем сделать… — Гримнар показал на лейтенанта, изумлённо раскрыв глаза. — Целую армию из таких?

— Технология создания не решит проблему качества кандидатов, — вставил Арьяк, адресовав следующий вопрос Касталлору. — Для работы ведь нужно подходящее сырьё, а?

— Первостепенное значение, как и всегда, имеет генетическая пригодность, — ответил лейтенант. — А также все те черты характера, которые вы ищете в своих рекрутах. Мы такие же космические десантники, и между вами и мной не так уж много различий.

Логан погладил подбородок, и на несколько секунд Арьяк задумался, примет ли Великий Волк космодесантников-примарис.

— Твои подарки кажутся чудесными, — начал Гримнар. — Воины, танки — и столько, сколько пожелаем. Но эти подарки не совсем и подарки, а? Торговля, бартер. Что взамен?

— Цена на передачу технологий не установлена, — ответил Касталлор. — Однако существуют некоторые требования, чтобы гарантировать правильное производство.

— Ах, требования, — заговорил Ульрик. — Скорпозмей наконец обнажил своё жало.

— Практичность, и только, — заявил лейтенант. — Модифицированное Коулом геносемя и оборудование, используемое для его имплантации, требуют должного обращения со стороны апотекариона. Вашим специалистам следует пройти дополнительное обучение. Технику также сопровождают техножрецы и другие квалифицированные лица.

— Всё ясно, — заключил Ульрик. — Жители Вышнеземья получат свободный доступ в наисвятейшую область Этта, где рождаются Волки Фенриса.

— Впрочем, вы могли бы разместить производство на орбите или в любом другом подходящем месте, — предложил Ньяль. — На время, пока наши жрецы не обзаведутся собственным опытом.

Ульрик, обдумывая эту возможность, одобрительно кивнул, однако слова не развеяли сомнения Гримнара.

— Ещё условия есть? — спросил Великий Волк.

— Только ваше согласие на координацию действий ордена с силами крестового похода Индомитус. — Касталлор переложил шлем из одной руки в другую — как подметил Арьяк, жест стал первым движением Ультрадесантника. — Империум оказался на краю гибели. Необходимо приложить все усилия, чтобы этого не произошло, а лорд-примарх разработал наилучший способ достижения этой цели.

— Ну ясно, Волки должны будут отчитываться перед Гиллиманом, — тяжело вздохнул Логан. — Вот он и получил власть над Волками Фенриса, спустя десять тысяч лет после первой попытки.

— Ордены Адептус Астартес сохраняют автономию, — упорствовал Касталлор, наконец выдав вспышку раздражения. — Если бы мы выпустили десятки тысяч космодесантников без какого-либо плана действий, воцарился бы хаос!

— Стало быть, Гиллиман мне не доверяет?

— Дело не в доверии. Я не имею права говорить от лица лорда-командующего, однако он бы не отправил подкрепления, будь ваш орден недостаточно подходящим. Как бы то ни было, Фенрис отмечен как приоритетный для крестового похода мир. Чтобы достичь этой планеты, моя флотилия значительно отклонилась от основного маршрута флота Примус.

— О, а теперь мы должны ощутить свою уникальность, — ответил Гримнар. — Благодарить великого Гиллимана за небывалую щедрость.

— Логан, сохраняй мудрость, — предостерёг Ульрик. — Не ищи врага на месте союзника.

Великий Волк отшагнул от бывшего наставника, склонив голову набок.

— Убийца на стороне Ультрадесантника? Я всегда считал, что из всех присутствующих могу больше всего рассчитывать на твою поддержку! Ты — наше сердце, душа Волков Фенриса. Всё величие нашего ордена живёт в твоей плоти и направляется твоими словами. Осталось семьсот истинных воинов Фенриса. Так что случится с нашими традициями, с нашим духом, когда орден захлестнёт в десять раз большее число безликих подделок?

Великий Волк развернулся, обращаясь уже к Ньялю.

— Я слышу одобрение и в твоём голосе, Зовущий Бурю. Думаешь, что «Примарис» сулит что-то хорошее? Ты — хранитель знаний, защитник нашего вюрда. Ответь, должны ли мы встречать врагов лицом к лицу или прикрываться жизнями других?

— Без примарисов у ордена, похоже, нет будущего, — прямо сказал Ньяль. — Мы все умрём, и тогда от Небесных Воинов Фенриса не останется и следа. Вы хотите такого пути?

— Хочу? — прорычал Логан. — Ничего я не хочу. Я командую, сражаюсь и побеждаю. Я не «хочу», я борюсь. Но уже давно было предречено, что Волки не смогут бороться вечно. Волчий Король собственными устами изрёк гморл моркаи, сказание о Времени Волка. Ты должен знать лучше меня: не в нашей власти нарушить вюрдову нить. Да, Час Волка может стать последней битвой, но вместе с тем и величайшей. Возможно, мы умрём, чтобы царство Всеотца спаслось. А может, и не умрём. Ты понимаешь, не наше дело погружаться в такие раздумья. Наше дело — доверять Всеотцу и уготовленной Им воле.

— За безрассудством пытающихся отринуть вюрд следует лишь катастрофа, — обратился Арьяк к Зовущему Бурю. — Ты как-то сказал мне, что вюрд — он как экка из дремучих лесов. Древесину можно гнуть и формовать даже спустя время! Но решишь согнуть слишком сильно или слишком быстро — и всё. Экка сломалась.

Арьяк внезапно осознал, что собравшиеся перешли на родной ювик, а Касталлор наблюдал за происходящим с озадаченным выражением лица.

— Мы обсуждаем предложение, — полуулыбнувшись, на готике произнёс Арьяк.

— Нет, — отрезал Гримнар на том же языке. — Вопросы судьбы и традиций требуют размышлений и совета, и да, я ещё раз поговорю о них с Ульриком и Ньялем. Право командования принадлежит только мне, и по этой причине я не могу принять подкрепления. Я Великий Волк, наследник Волчьего Короля. Я опозорю себя и орден, если преклоню колено перед вашим примархом прежде, чем дам присягу собственному. Волки Фенриса всегда жили по собственному кодексу, и я обязан ему следовать.

— Не очень вас понял, однако продолжать спор не намерен, по крайней мере сейчас, — сказал Касталлор, снова поклонившись. — Мне нужно посовещаться с руководством.

— Как знаешь, — ответил Гримнар. — Однако моё настроение на волчий закон не влияет.

Волки кивнули и подняли кулаки, прощаясь с отбывающим офицером Ультрадесанта. Сын Гиллимана вскоре исчез в воющей метели, и спустя какое-то время шаттл с грохотом взлетел и пропал в снежней пелене. Арьяк наблюдал за кораблём, пока окончательно не исчезли сполохи реактивных двигателей.

— Столько времени потратили, чтобы сказать простое «отва…».

— Не сейчас, Арьяк, — отрезал Великий Волк.

Логан Гримнар зашагал к выходу один. Великий Волк нёс на сгорбленных плечах ещё больший груз, чем когда прибыл на встречу.

Глава двенадцатая

ВЮРДКНАК

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗВЕРЯ

ДУРНЫЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ

Гюта прошла в тэнхалле через придержанную Орином дверь, и гул голосов тут же умолк. Два этт-гарда последовали за ней и, закрыв дверь, преградили выход.

Большую часть зала вырубили в склоне холма, и только проходную облицевали деревом и штукатуренным камнем. Вырытая в центре шахта служила дымоходом для очага, хотя сейчас угли уже тлели и мало что добавляли к свету факелов в канделябрах.

Зал был заполнен наполовину; в дальнем конце на срубленных бревенчатых скамьях собрался совет старейшин — двенадцать самых уважаемых членов общины. Другие почтенные люди и бесстыдно любопытствующие гости расположились на ковриках и низких табуретках, покуривая трубки и коротая время за едой и выпивкой.

Гюта продолжала шагать вперёд, собирая всё больше взглядов. В глазах многих она встречала сочувствие, однако чаще на неё смотрели с любопытством, единицы — с подозрением, но откровенную враждебность не проявлял никто. Гюта немного расслабилась; на пути из дома в тэнхалле она порядком переволновалась, но теперь можно было перевести дыхание. Женщина обошла вокруг кострища и, сцепив руки за спиной, встала лицом к старейшинам. Агитта и некоторые присутствующие выглядели чересчур серьёзными, Фэрас явно был не в духе, остальные приветствовали её улыбками или безразличием.

— Мы пришли к согласию, — объявила Орилк, нынешний язык совета. Старейшина была всего на несколько лет старше Гюты, но уже почиталась как самый мудрый житель деревни. Её словесный дар подходил больше для подведения итогов и переговоров, чем для скъяльдверса, и поэтому Орилк избрали старейшиной, хотя она и не была особо стара. Её тёмно-каштановые волосы по бокам были коротко острижены, а оставшийся пучок, заплетённый золотой нитью и разноцветными бусинами, ниспадал до талии. Как подобает старейшине, она носила поверх шкур и мехов шаль из крашеной чёрной шерсти. Платок у горла скреплял символ языка совета — рубин размером с ноготь, вставленный в серебряную руну юви, «Слова».

Фэрас и ещё одна, Кьёра, заворчали в ответ на заявление языка, но Орилк проигнорировала бубнёж и продолжила.

— У нас нет сомнений в том, что ты обнаружила вюрдкнак, а твои сны — вещие. Мы искали дурные знамения, но не нашли никаких свидетельств малефикарума. Значит, следует полагать, что видения исходят от духа Фенриса, заглядывающего через врата Уппланда. Они ниспосланы тебе с определённой целью, поэтому мы должны её разгадать и разработать план ответных действий.

— У нас уже много поколений не было готи, — заговорил самый старший в совете, Готрин Волнолом. — С тех самых пор, как впервые пришли Пылающие и Небесные Воины уложили захватчиков на красный снег. То, что видения пришли именно сейчас, не простое совпадение. Совет с радостью принимает тебя в свой круг в качестве нового готи, проводника вюрда.

Гюта удивлённо рассмеялась, вызвав несколько хмурых взглядов.

— Я ничего не знаю о путях готи! Я едва читаю низшие руны, не говоря уже о наложении вюрдлейфа. Разве мне не положено учиться всему этому под началом другого готи?

— Если ты согласна, Гюта, мы всё устроим, — кивнула Агитта, взглянув на остальных членов совета. — Вы должны помочь нам решить, что делать. Народ Ландсаттмара не просто так позволяет вам сидеть в этом зале.

Гюта понятия не имела, что сказать. Она стояла перед мудрыми и достойными людьми, на их фоне ощущая себя маленькой девочкой, пытающейся оправдать кражу мёда из ловушек охотников. Всё сказанное было бы высмеяно, а сама она выставлена мошенницей.

— Это предостережение, — она озвучила первую пришедшую в голову мысль. Гюта говорила без остановки, позволяя словам самим выплёскиваться наружу, как талой воде по весне. — Я имею в виду сны. Видения. Даже если мы в безопасности, угроза есть всегда. И она растёт — зверь, великан-людоед, чудовище с красными глазами становится сильнее, чем бы оно ни являлось. Однако опасность не в нём. Мне кажется, дело не в самом гиганте, а в его тени, что скрывает нечто худшее.

— Предупреждение для кого? — спросил Фэрас. — Мы в опасности?

— Ты всерьёз считаешь, что гигантский волк, запертый в крепости, — это мы? — огрызнулась Агитта. — Конечно же, это Небесные Воины. Они сражаются в какой-то ужасной битве в неведомых землях.

— Вечные Сумерки, — произнесла Орилк. — Расколотые небеса. Мы знаем, что между Вышнеземьем и Нижним миром бушует война, которая разрывает небо. Пылающие пришли на Фенрис, и Небесные Воины их прогнали, однако Нижний мир по-прежнему сочится малефикарумом.

— Но почему я? Почему Фенрис не предупредил кого-нибудь из могучих готи? — спросила Гюта, подавляя внезапный приступ тошноты. От мысли, что она хранит жизненно важное для Небесных Воинов послание, у неё свело живот и пересохло во рту. — Что я могу сделать?

— Сделать? — переспросил Фэрас. — С чего ты взяла, что должна что-то сделать? Как говоришь, видение предназначалось не тебе, и, возможно, это всего лишь его эхо. Оставь произошедшее рунтэнам Северной крепости.

Слова старейшины ничуть не успокоили Гюту. Ей хотелось просто игнорировать видения и вести себя как ни в чём не бывало.

— Мне нужна помощь, — произнесла она. Гюта нашла свободный стул и села, внезапно заметив, что численность любопытной толпы возросла. В зале находилось почти четыре десятка людей — заворожённых, словно слушавших песни скъяльда о древних героях, как Волчий Король или Краснорукий Сын. Женщина не чувствовала себя похожей ни на одного из персонажей тех сказаний. — Может быть, мне стоит поговорить об этом с кем-нибудь из других готи?

— Конечно, если ты видишь смысл, — кивнула Орилк.

Её прервал крик из дальнего конца зала.

— Папа сказал, что готи Сигурхейма проводят больше времени за медовухой и вюрдовыми грибами, чем за чтением рун! Какой в этом толк? — Гюта увидела в дверях Луву, без отца и сестры. — Что, если видение предназначалось Небесным Воинам, но вместо этого пришло к тебе, ма? Сны появились ещё весной. Это не просто совпадение.

— Право голоса лишь у совета, — рявкнул Кьёрви, стукнув посохом по утрамбованному земляному полу. Старейшина подал знак двум этт-гардам рядом с мальчиком. — Прочь, дитя! Прочь со своими дурными манерами!

— Подождите! — Гюта резко выпрямилась и посмотрела на сына. Он казался таким суровым, глядя на мать из-под копны непослушных волос. — Лува, о чём речь? Почему ты здесь?

— Мы с Корит собирали падалицу в лесу. Сестрёнка всё время промахивалась мимо корзины и роняла плоды, и те скатывались с холма. Поэтому я спустился, чтобы подбирать их внизу, а потом задумался — а что, если готи Небесных Воинов были слишком заняты войной или, быть может, заплутали в Нижнем мире, так и не получив посланий, которые всё это время спускались по склону прямо в твои сны?

— Что за нелепость, — улыбнулась Кьёра. Усмехнулся и Фэрас, но Орилк заставила умолкнуть обоих.

— Мы ничего не смыслим в этих делах, — отрезала язык совета, глядя на других его членов. — Должна согласиться, что у готи из других поселений, как и у их жителей, найдутся причины нам отказать или того хуже. Так стоит ли доверять им такой подарок?

Гюта обвела взглядом выжидающие лица. Народ ждал, что она произнесёт что-то важное. Титул готи, хотя и был только что присвоен, сразу же придал мистический вес каждому её слову.

— Это… — прошептала она.

«Каково это? — спросила она себя. — Глупо? Самонадеянно?»

В другом конце тэнхалле по-прежнему стоял её сын, который впился в мать умоляющим взглядом. Гюта ощущала себя такой незначительной, но в глазах Лувы читалось то же самое чувство, когда он сидел у неё на коленях и впервые слушал о войне Ока и Избавлении Волков, когда могущество старых богов разделило мир на Нижний и Вышнеземье.

Сын смотрел на неё так, словно она уже стала легендой. От осознания предстоящего пути у Гюты защемило сердце. Однако понимала она и то, что вюрдкнак запутал её нить, а оставаясь на месте, Гюта только спутает другие судьбы вокруг собственной. Таким уж предстал вюрд.

— Я должна предупредить Небесных Воинов.

Озвучив мысль, Гюта затаила дыхание, слегка удивившись тому, что высказала это вслух. Она ожидала осмеяния. Всеобщее внимание вызывало желание съёжиться и исчезнуть в одной из трещин в стене, однако женщина смогла побороть волнение и заговорила снова.

— Я считаю, что за видениями скрывается великая цель, и не важно, поставил передо мной её дух Фенриса или иной отправитель. Сейчас дар у меня, и, если Небесные Воины падут в битве, их смерть обернётся катастрофой для всех фенрисских племён. Пылающие придут снова и оторвут весь наш народ от взора Всеотца. Они бросят нас в Нижний мир и поработят наши души!

— И как же ты их предупредишь? — раздражённо спросил Фэрас. — Собралась пересечь Ледяные земли, переплыть Мёртвые моря и взобраться на Немыслимые утёсы Асахейма? Вот так вот возьмёшь и постучишься во врата Северной крепости?

Описание пути вызвало у Гюты приступ смеха.

— Да, — ответила женщина, ничуть не испугавшись затеи. А почему бы и нет? В момент, когда она объявила о своём намерении, Гюту обдало спокойствием, как будто до того её тело боролось с духом. — Да, если таков мой долг. Возможно, я встану на колени перед Великим Волком и сама ему обо всём расскажу!

Некоторые из наблюдавших рассмеялись следом за Гютой. Она заметила лукавую улыбку и на губах Агитты. Но выражение лица её свекрови вмиг помрачнело, и мать Бьёрти вперила в Фэраса угрюмый взгляд.

— Путь трудный, но посильный, — сказала пожилая женщина. — И мы ей поможем.

— Мы? — переспросил Фэрас.

— Моё копьё пойдёт за готи! — громогласно объявил Орин, поднимая древко.

— И нас ты тоже не бросишь, — крикнул Лува, проталкиваясь вперёд. Толпа поднялась на ноги — некоторые кричали о желании присоединиться, однако были и несогласные.

— Ах, Бьёрти!.. — выдохнула Гюта, при виде сына вспомнив о муже. Женщина перевела взгляд на Агитту. — Надо было посоветоваться сначала с ним…

— Бьёрти с радостью шагнёт за тобой хоть в Хель, — преспокойно ответила его мать. — О нём не беспокойся.

— Но это опасно, — предостерегла Гюта, обращаясь к толпе. — Хельвинтер близко. А ты, Лува, останешься здесь. Я не могу взять тебя с собой, не потащу на верную смерть в Ледяных землях. Нет! Это безумие.

По залу прошла новая волна гула, прерванная стуком посоха Кьёрви.

— Тишина! — рявкнул он. — Говорят только старейшины!

Пристыженная толпа затихла. Некоторые вернулись на свои места, а улыбающийся Лува подошёл к матери.

— Ты хочешь отнять у деревни кузнеца и лучших бойцов? — спросила Кьёра.

— Я никого не прошу идти со мной, — ответила Гюта, прижав крепче Луву. — Однако… Вероятно, в одиночку я попросту не справлюсь.

— Значит, мы поможем всем, чем сможем! — заявил Готрин. Волнолом встал, его тело измождал возраст, но глаза сияли прежней яростью. Он уже десять лет служил этт-ярлом и руководил народом Ландсаттмара верой и правдой. — Отправиться с тобой — в наших силах. Посредник — ты, но я тоже слышу и знаю. Послание было отправлено нам всем. Мы пробыли здесь в спокойствии больше сезона, но таков уклад Фенриса — ничто не длится вечно. Это наш вызов. Возможно, эта хельвинтер станет для ландсаттмарингов последней, но нам следует провести её в поисках лучшей жизни. Пылающие принесли на эти земли каст и тем самым её отравили. А Асахейм. Асахейм стоит в тени Северной крепости. Там люди немного отдохнут от подобных невзгод. Быть может, наша община вновь расцветёт, и всё вернётся на круги своя, как и было до Вечных Сумерек и принесённых ими бед.

— Это не только ваше решение, — возразила Кьёра.

— Не только, — кивнул Волнолом. — Хоть я и этт-ярл, но решение совета — закон.

— Я голосую против, — отрезал Фэрас.

— Моя воля также известна, — сказала Кьёра. — Это сущее безумие.

— Я за Гюту, — высказалась Агитта. — Мы достигнем цели: либо Асахейм, либо Уппланд. Посмотрим, куда доберёмся раньше.

Гюта поняла, что остальные ждут её слова, — ведь теперь она стала членом совета. Все остатки здравого смысла подсказывали, что уходить из поселения — крайне провальная затея, особенно в конце лета. А брать детей и грудных младенцев в такое опасное путешествие — глупость и того опаснее. Путь, как и сказал Волнолом, предполагал перемещение с места на место во время сдвига земель. Однако поход на крайний север был билетом в один конец.

— Теперь ты готи, — обратилась Идра, ещё одна из старейшин. Она и остальные члены совета делили внимание между Гютой и людьми в зале, оценивая их настроение. — Говори.

— Мы отправляемся в Асахейм, — объявила Гюта. В толпе раздались одобрительные возгласы, хотя и неединодушные. Внимание переключилось на ещё не голосовавших старейшин. Их слово станет решающим.

— Да, — кивнула Идра. — Если взывает ветер, не стоит тратить дыхания на споры.

Оставшиеся старейшины также проголосовали «за», после чего в тэнхалле воцарилась тягостная тишина, длившаяся несколько мгновений, в течение которых народ Ландсаттмара принимал новую реальность. Повсеместно раздался скрип табуреток по полу: люди вставали с мест, обсуждая итоги заседания совета.

— Решение принято, — негромко объявила язык. Кто-то из присутствующих уже шагал в сторону выхода, желая поскорее начать приготовления. — Мы отправляемся на север.

Гюта почувствовала, как её пальцы переплелись с чужими. Снизу улыбался Лува, лишний раз напоминая, что мир — это не только продуваемые ветрами пустоши, облачное небо и бушующие моря. Фенрис — изменчивая планета. Всё было временно, всё разрушалось и вырастало вновь. Но это её мир — её семья, — и родные останутся с Гютой, куда бы она ни отправилась, в этом Версе или в другом.

Постоянный гул не переставал удивлять Гая, хотя он уже несколько раз гостил в залах роты. За столами собрались всего три стаи, однако издаваемый ими шум — шутки, чавканье и грохот посуды — по громкости мог посоперничать с полем брани. Обострённый слух космодесантника-примарис позволял Гаю отфильтровывать большую часть звуков, выделяя отдельные голоса, стук тарелок по дереву или треск поленьев внутри гигантского очага в самом центре. Правда, регулятор общей громкости к этому не прилагался.

Стая Гая прошла под тёмной балкой главной двери — толстого куска древнего дерева. По словам Улля, брёвна привезли из королевства самого Лемана Русса, когда он приплыл в Асахейм в поисках Этта. У всего здесь была своя история: от плиток вокруг очага — их вылепили из глины, что привёз в крепость один из предшественников Драконьего Взора, — до железных ложек, выплавленных из шлемов орков, которых орден одолел больше двух столетий назад. Воины Гая сознавали, что они не просто шагают от порога к одному из пустых столиков — они проходят мимо артефактов тысячелетней давности, минуют историю и память ордена.

Каждая стая владела своей территорией и местом в зале — конечно, никем не регламентированным, но Улль повёл Гая к столу и скамье в левой части помещения, метрах в пятидесяти от очага. Гаю ужасно неловко было слышать, что некоторые из перворождённых Волков по-прежнему называли это место «Уголком Ягги» в честь стаи, которая ранее усаживалась за этим столом. Однако всё же лучше, чем «Щенячье лукошко» — эту издёвку он слышал уже неоднократно. Гай понимал, что ещё не добился признания фенрисцев, но три года непрерывной войны с предателями из Великого Разлома тоже не прошли даром. Раз Волки Фенриса не свидетельствовали подвиг, то в список деяний он не входил. Первым Волкам ещё предстояло заслужить уважение в глазах новых братьев.

— Выпей с нами, Первый Волк!

Гай обернулся на голос, удивившись, что кто-то произнёс название его стаи. Пригласившим на пир оказался Дрог, вожак Багровых Когтей, прозванный Плугомечом за манеру прорубаться сквозь врагов, точно вспахивая землю. Он рукой подозвал Гая, а один из его подопечных хлопнул по скамейке рядом.

— Подойди, расскажи нам о войнах в Вечных Сумерках, — позвал другой.

За широким столом хватало места обеим стаям. Первые Волки подошли к Багровым Когтям, и Гай уселся справа от Дрога. Вожак Когтей крикнул кэрлам, и те сервировали стол блюдами и кувшинами из ротной кухни, а ещё через несколько минут смертные предложили астартес угощения из жареного мяса, брусков мёда и пареных овощей. Затем на столе появилось несколько больших кувшинов мьода и металлические стаканы.

Трапезу начали молча: голодные космодесантники принялись наедаться до отвала, даже и не собираясь что-либо обсуждать. За всю свою жизнь, с момента пробуждения в недрах одного из генетических ковчегов Коула, Гай и бойцы его отделения знали только корабельную еду и сухпайки. Космодесантники-примарис наблюдали разительный контраст — каждый приём пищи в Этте без преувеличения обращался целым банкетом.

— Разве белковая каша и сухпайки не удобнее всей этой тяжёлой пищи и напитков? — спросил Эгрей. Примарис разорвал толстокорый хрустящий хлеб и предложил половину рядом сидящему перворождённому.

— Обычно мы проводим здесь не больше нескольких дней, — признался Багровый Коготь. — Пока есть возможность — мы пируем, чтобы не жалеть об упущенном шансе принять щедрость Фенриса.

— Поразительно, сколько всего можно взять на корабль и не потерять в течение недели или двух! — добавил другой, прежде чем отправить в рот варёное яйцо.

— Да-да. Нужно поддерживать свои силы при любой возможности, — закивал третий. Он закатал рукав меховой куртки, обнажив массивный бицепс. На плече было вытатуировано лицо, и, когда Серый Охотник играл мышцей, рот и глаза раскрывались и закрывались, к большому изумлению и забаве Гая. — Тут тебе не подадут ни воды, ни тем более каши!

— Наверное, нелегко добывать или выращивать такое количество еды, — задумался Гай, глядя на ломящийся от обилия птицы и дичи стол. — Я всегда считал, что жизнь на Фенрисе суровей некуда, и каждое время года здесь — битва с голодом и стихией.

— Асахейм не так уж плох, — прокомментировал Дрог. Он подцепил окорок кабана и бросил его на тарелку Гая. — К тому же суровое место рождает крепких людей. Те, кто защищают или сражаются, получают право выбора пищи. Ни один ярл не позволит своим веренгам голодать, пока торговки рыбой набивают брюхо.

Вдоль стола раздались кивки и одобрительный стук по дереву. Гай не очень понял подобное упрощение, но решил не высказывать сомнения вслух. Вместо этого вожак Первых Волков оторвал кусок свинины и протянул окорок обратно Дрогу.

— Не будь торговкой рыбой, — ответил он на своём лучшем ювике. — Ешь сам!

Дрог уставился на него с такой свирепостью во взгляде, что Гай ожидал удара. Багровые Когти разразились смехом. Гай боролся с желанием извиниться, но уступка вожаку другой стаи будет воспринята за слабость.

Через несколько ударов сердца запал Дрога поутих, и тот наклонился ближе, понизив голос.

— Не возвращай подарок дарителю, даже в шутку, — произнёс вожак Багровых Когтей и положил мясо обратно перед Гаем. — Это оскорбляет его щедрость.

Гай кивнул и молча принял совет.

Он попытался поднять настроение, подпорченное ошибкой, и, ухватив кружку с мьодом, поднял её над столом.

— Скёль! — провозгласил он, и Волки эхом прокричали тост. Гай рискнул произнести ещё несколько слов на ювике: — И пускай покраснеют клинки!

Фразу на родном языке фенрисцы восприняли на порядок лучше, чем в прошлый раз. Багровые Когти зарычали в ответ, и, хотя Гай не уловил смысла множества выкриков, по ярости услышанного они показались ему вполне воинственными или кровожадными.

Последовали другие тосты — за битву, за честь, за братство, — и мьод лился рекой наряду с гораздо большим количеством обычного эля, медовухи и крепкого вина. Лёгкие напитки вмиг очищались от алкоголя и прочих токсинов улучшенными органами, но мьод… Знаменитый фенрисский мьод Волки варили тысячелетиями, чтобы добиться свойств, позволяющих превзойти защиту организма астартес. Гай заметно повеселел.

— Играть умеешь? — спросил Ордас Чернохвост, расчищая место для доски и фигур кёнигсгарда.

— Ордас — чемпион нашей стаи, — предупредил Гая Дрог.

— Я уже играл с Уллем и остальными на корабле, — гордо заявил Гай. — Не опозорюсь.

Едва Гай произнёс имя вожака Серых Шкур, как в следующее мгновение Улль вместе со своими воинами уже заходил в зал. Однострел изумился: он явно не ожидал увидеть Первых Волков там, где они сидели, и, не теряя времени, повёл собственную стаю к соседней скамье Серых Шкур.

— Что ты задумал, Плугомеч? — спросил Улль, присев.

— Вот, учу Первых Волков пить! — ухмыльнулся Дрог.

Гай рассмеялся, поднял чашу и пролил немного мьода на край стола, попытавшись произнести тост в честь Улля. Вожак Первых Волков сморгнул, поражённый случившимся. Проблемы с координацией он ощутил впервые.

— Вроде большие, а мьод пить не могут, — засмеялся кто-то из Багровых Когтей.

Следуя за рукой Ордаса, Гай сосредоточил внимание на игровой доске. Другой космодесантник протянул к нему два массивных кулака, в которых были спрятаны фигуры. Гай сделал выбор и получил короля. Фигурки расставили, и Ордас совершил первый ход, переместив одного из своих воинов в засаде ближе к королю и этт-гардам в центре.

Гай ответил ни к чему не обязывающим ходом. Улль объяснял, что у короля существовало две основные стратегии: уйти с линии нападения или дать отпор. Первые ходы Ордаса были весьма агрессивными. Гай потратил несколько собственных, только чтобы избежать немедленного захвата слишком большого количества фигур, в то время как его противник явно намеренно оставлял открытым путь к углу доски — дорогу для бегства.

— Ты аж исперделся весь, — пробубнил Гай, повторяя когда-то сказанную Уллем фразу. Он перестал беречь фигуры и начал контратаку.

Ордас улыбнулся и сделал ответный ход, разумность которого, по мнению Гая, была явно переоценена. Обе стаи стучали по столу, одобряя каждый ход своего игрока и смеясь над ходами противника, но Гай постарался отстраниться и сосредоточился на фигурах. Потратив ещё несколько секунд на попытку прочитать Ордаса, вожак Первых Волков двинул короля вперёд, захватив атакующую фигуру.

Ордас нахмурился, но скорее в замешательстве, чем от угрозы поражения.

— Говоришь, уже играл в это раньше? Даже ребёнок не допустит подобной ошибки в своей первой игре, — произнёс Багровый Коготь, взяв одну из своих фигур и передвинув её поверх двух других, тем самым занимая опасную для короля Гая позицию.

— Так нельзя! — рассерженно заявил Гай. — Ты нарушаешь правила!

— «Прыжок со щитом», — преспокойно объяснил Ордас выбранный ход, глядя на остальных членов стаи. Он поднял руки и пожал плечами. — Прыжок через две дружественные фигуры, если они находятся рядом. Обычное дело.

— Нет-нет-нет… — Гай перешёл на рык. Он вытащил книгу из висевшей на поясе сумки и открыл страницу, где объяснялись правила игры в кёнигсгард. Примарис перепроверил текст, хотя уже знал его наизусть. — Ничего подобного в правилах нет.

— Нет в правилах? — Голос Ордаса становился громче, по мере того как рос его гнев. — Ты хочешь сказать, что я грязный обманщик?

— Тут ничего про это не написано, — повторил Гай, протягивая книгу Багровому Когтю. — Вот же правила!

Ордас выбил книгу из рук Гая, и тот мгновенно вскочил на ноги.

— Твоя бестолковая книга не будет учить меня правилам, щенок, — оскалился перворождённый.

— Давайте не будем… — начал Нейфлюр.

— Заткнись, — зарычал Гай, вылавливая книгу из мясной подливки. Он встретился взглядом с Ордасом, полный решимости не уступать. — И только попробуй ещё раз назвать меня «щенком».

— Да у тебя мамкино молоко на губах не обсохло, — процедил Ордас.

В следующий миг Гай бросил кулак вперёд, быстрее и сильнее любого улучшенного человека, но Ордас ожидал удара и обеими руками схватил запястье Гая. Одной рукой он потянул вожака Первых Волков к себе и ударил того в подбородок, оглушив. Гай попытался контратаковать, разбросав фигуры и тарелки, но промахнулся.

Вырвав руку из хватки Ордаса, Гай перепрыгнул через стол, ударив ногой в грудь другого космодесантника. Его окружили вой и крики, но всё, что он слышал, когда занёс кулак для следующего удара, — стук крови в ушах.

Однако сделать выпад он не успел. Упав на землю и перекатившись, в следующую секунду Ордас пнул Гая в лицо. Этого удара Гай не выдержал, повалившись назад. Его голова врезалась в ножку стола, чуть его не опрокинув. Примарис ошеломлённо распластался по полу, в то время как Ордас провёл ладонью по доске, сбрасывая фигуры кёнигсгарда на лежащего Первого Волка. Гай попытался встать в момент, когда Ордас отвернулся, но чьи-то руки схватили его за плечи и не позволили подняться. Он повернул голову и встретился взглядом с Уллем, который встал на одно колено позади и крепко его удерживал.

— Ты только усугубишь ситуацию, — прошипел вожак Серых Шкур. — Ордас победил тебя честно: и в игре, и в бою.

— Я не просил о помощи, — огрызнулся Гай, вырываясь из хватки.

Следующим рывком он поднял туловище, но так и не встал. Багровые Когти отошли в сторону, кто-то с хмурым взглядом, другие — с усмешкой на лице. Дрог, качая головой, задержался ещё на несколько секунд, прежде чем последовать за стаей. Потасовка длилась всего несколько мгновений, едва вызвав паузу в болтовне и шуме по всему залу; Волки вокруг продолжали трапезу, не обращая никакого внимания на перепалку.

— Забудь об этом, — ответил Улль, бросив книгу Гая на пол, к его ногам. Вожак Серых Шкур постучал пальцем по уху, а затем по уголку глаза. — И используй это.

Затем Улль отвернулся и жестом позвал Серых Шкур к их пристанищу. Гай чувствовал на себе взгляды Первых Волков, но не мог поднять глаз. Туман мьода уже начал рассеиваться, и в груди, заливая красным лицо, возгорелся стыд.

Гай поднялся на ноги, взял путеводитель и проверил целостность книги. Аккуратно уложив её в сумку, он направился к двери, не сводя глаз с неровных каменных плит под ногами.

— Астропат так и сказал? — Гиллиман сжал руку в кулак и стиснул его другой рукой.

Примарх источал недовольство, но Хурак едва сдерживал смех. Потомок Девятнадцатого стянул улыбку в серьёзное выражение лица прежде, чем его повелитель заметил признаки веселья. От сынов Коракса все ожидали угрюмости, однако, несмотря на мрачные мифы и предания о Гвардии Ворона и их наследниках, Хурак усматривал иронию, сатиру и юмор в большинстве событий крестового похода. По правде говоря, многое из того, что он узнал о родном ордене и своём генетическом отце, его тяготило, поэтому примарис старался внести немного света в этот тёмный мир. Ему хотелось верить, что в жизни Коракс проявлял больше радости, чем сохранилось в учениях десять тысяч лет спустя. Наверняка поколения хмурых редакторов вырезали подобные остроты.

— Да, лорд-командующий. — Энсин Астра Милитарум, которому было поручено передать сообщение, явно чувствовал себя неловко. Мужчина не сводил глаз с инфопланшета в трясущихся руках. Для такой обязанности служащий Флота был слишком низкого ранга; Хурак даже мог представить, как это сообщение спускается по командной цепочке со скоростью взведённой гранаты. — Он сказал: «Раненый волк присел и вывалил экскременты на разорванный свиток». Большая часть остального сообщения является стандартным шифром и идентификацией образов.

Лицо Гиллимана помрачнело до такой степени, что посланник, казалось, вот-вот сбежит. Но по примарху было видно, что тот уже обдумывает сложившуюся ситуацию.

— Вы свободны, энсин Лао, — скомандовал капитан, указывая на дверь. Хурак недолго понаблюдал за поспешным уходом молодого офицера, после чего переключил внимание на примарха, всё ещё сдерживая смех. — По моему суждению, раненый волк — метафора более чем красноречивая, лорд-командующий. Лейтенант Касталлор, очевидно, считает, что орден остро нуждается в помощи.

— Так и есть. И потому их отказ от космодесантников-примарис ещё более безрассуден, — ответил примарх. Выражение его лица оставалось угрюмым. — Космические Волки горды, однако ничто из моих наблюдений не указывает на склонность потомков Русса к саморазрушению.

— Вместе с тем число сообщений о флотах и вторжениях орков продолжает расти. Всё так, как вы и опасались. — Веселье Хурака рассеялось, а взгляд метнулся к последним отчётам о нападениях зеленокожих, лежащим на углу стола Гиллимана, — толщина стопки составляла несколько сантиметров. — Если не разобраться с ксеносами или как минимум не остановить их распространение, весь тыл флота Секундус и фланг нашего наступления окажутся под угрозой.

— И Космические Волки идеально подходят для этой задачи, — ответил лорд-командующий.

— Но почему именно они, лорд Гиллиман? — Хурак не раз задавался этим вопросом за те месяцы, что прошли с момента его повышения до одного из помощников лорда-командующего — до главного советника Имперского регента. — Факелоносные флоты рассекают Галактику, содержа достаточное количество воинов и технологий «Примарис», чтобы создать сотню орденов, да даже больше! Если Космические Волки вымрут, нам есть чем их заменить.

— И позволить им погибнуть? — Гиллиман расслабил руки и зашагал к одному из пюпитров. Массивные кулаки примарха вцепились в край. — Мы не можем допустить смерть ордена Первого основания.

— Ни в коем случае не подвергаю сомнению вашу мудрость, милорд, но я не вижу военной необходимости. Вы говорили о неотложной поддержке перворождённых и приложили огромные усилия для ускоренного получения подкреплений примарисов Белыми Шрамами, Железными Руками и остальными легионорождёнными орденами, однако так и не объяснили причину. Почему?

Едва закончив мысль, Хурак понял, насколько самонадеянно он поступил, усомнившись в рациональности мотивов лорда-командующего. Робаут Гиллиман избрал его и горстку других себе в помощники, чтобы сын Коракса учился и впоследствии мог учить других, следуя примеру Мессиния, Оскари и откомандированных в прошлом году Хендерикса и Гастола. Каждый, кого касалась рука примарха, нёс его мудрость в другие флоты.

Гиллиман, казалось, не разозлился. Наоборот, примарх будто оживился, звонко постукивая рукой по кафедре.

— Существует три вещи, необходимые для успеха крестового похода Индомитус, — сказал он, показав на второй руке три пальца. — Первое — моя жизнь и мои способности. Не будет самовосхвалением признать, что я обладаю уникальным даром и горьким личным опытом. Это позволяет мне вести Индомитус, используя методы, не имеющие аналогов нигде в Империуме. Повторюсь, это не хвастовство, ибо первый отец отточил мои навыки ведения войн в сенате, а второй — в Галактике. Даже Верховные лорды Терры, величайшие и ведомые единой целью умы своих организаций, не смогли бы столь же эффективно управлять военной машиной Империума. В них нет сплочённости единого разума, чтобы охватить ход всей войны.

— Тем не менее второй пункт заключается в том, что я ничего не могу сделать без них, или, что гораздо важнее, без их институтов. Я не могу быть всегда и везде и поэтому обязан верить в то, что каждое действие продолжит мою волю и внедрит её в умы других. Не упустив уникальный шанс, за один краткий исторический миг Империума мне удалось направить большую часть человечества к общей цели. Импульса не хватит надолго, однако чем дольше мы сможем поддерживать боевой запал, тем больше у нас шансов спасти Империум.

— А для того чтобы подобное предприятие увенчалось успехом, необходимо третье. Доверие. Не моим способностям, а целям. От Терры и Марса, от Кадии и до Фенриса — никто не должен сомневаться во всеобщей пользе крестового похода. Если меня сочтут служащим самому себе… развалится всё. С каждым своим шагом я обязан доказывать окружающим, что моя задача, моё внутреннее желание требует не реформации Империума, а восстановления его былого могущества и основ. Я не перестану это повторять, пока ещё есть внемлющие уши. Моё видение должно соответствовать представлениям каждого из людей. И не для того, чтобы поднять из пепла новую империю, — я более не повторю глупостей прошлого. Всё ради сохранения последних осколков именно этого Империума, ради сражения именно в этой войне, ради определения курса людей, как это делал Император. Я должен продолжать это ровно столько, сколько потребуется Империуму на восстановление сил, и с завершением написания Кодекса Империалис я вновь передам власть в руки смертных, как всегда и намеревался.

Слова примарха захлестнули Хурака и пронесли его сквозь бескрайние просторы звёзд. На мгновение он будто разделил величие и тьму галактической войны, какой её видел Гиллиман. Он понимал, что то была лишь фантазия, а его разум способен воспринять лишь малую толику из всего, что примарх обдумывал ежесекундно. Хурак заметил и то, что его господин не ответил на поставленный вопрос. Сын Коракса обладал достаточной проницательностью, чтобы за время службы примарху понять: Гиллиман ничего и никогда не упускает из виду. По всей видимости, лорд-командующий ожидал, что Хурак продолжит его мысль и сам отыщет ответ на свой вопрос.

— Мне следует изложить суждения прямо сейчас? — спросил космодесантник прямо. — Или у меня есть время обдумать?

Гиллиман на несколько секунд подпёр подбородок рукой.

— Расскажешь, когда будешь готов, — ответил примарх. Он рассматривал Хурака дольше, чем было необходимо, а затем улыбнулся. — Спасибо, что отвлёк, капитан. Беседа сгладила остроту сообщения Логана Гримнара, и теперь я могу думать трезво. Пожалуйста, подготовь всё для отправки приказов к сборам и сообщений.

На этом урок закончился, и Хурак вернулся к обязанностям руководителя отдела военно-почтовой службы. Должность предоставляла капитану взгляд на многие аспекты крестового похода, но в то же время предполагала вполне обыденную работу. Сын Коракса понял, что Гиллиман неспроста доверил ему эту роль.

За время снежных бурь и долгих холодных ночей погибло около четверти рабов, но времена года менялись скоро, и весна с сильными ветрами и проливными дождями не заставила себя долго ждать. Орад оказался в группе из нескольких сотен рабов, которым поручили новую работу и перевезли на верфи, или, точнее сказать, приписали к караванам металлолома, через которые поставлялся неиссякаемый источник сырья. Большинство невольников прибыло с «Сурового», и Орад застал последние дни многих членов экипажа, однако на скорбь у него не было ни времени, ни жизненных сил. С рассвета до заката рабы разгружали провода и трубы, блоки листового металла и пластали, реакторные системы, вёдра с болтами и гайками и прочий хлам, наворованный и собранный из десятков звёздных систем. Транспортировка грузов к самым высоким платформам таила в себе множество опасностей — под ногами носились шустрые гроты с небольшими связками награбленного. Зеленокожие иногда нарочно ставили людям подножки, после чего, гогоча, наблюдали, как несчастные падают с пятидесяти метров навстречу смерти. Незамедлительный ответ из резких пинков заставил мелких тварей обходить Орада стороной.

На рассвете второго и настолько же изматывающего дня бывший матрос заметил новое лицо — женщину, одетую в изысканный светло-голубой мундир и офицерскую фуражку, обильно украшенные потёртой позолоченной строчкой и расшитые шнурами. Её внешний вид дополняли длинные перчатки из искусственной кожи и сапоги до колен, и в целом наряд выглядел как пародия на униформу корабельного комиссара. Она подняла к губам вокс-славитель и на низком готике обратилась к толпе.

— Верховный владыка Оргук Миродёр, правитель Мира Оргука, завоеватель Сникрага и Крагсмака, объявляет о начале самой жестокой войны во всех владениях орков. Вам выпала честь работать во имя величия этого начинания и вместе с тем лишь крошечной части великих побед, которые ещё уготованы Оргуку Миродёру. К лету вы построите флот, который затмит солнца и разорвёт мечты слабых рас.

Объявление повлекло за собой ещё большую жестокость со стороны орков-надсмотрщиков: кнуты не прекращали работу, и Орад даже во сне продолжал слышать орочий рёв. С трудом взобравшись по бессистемным строительным лесам, мужчина взглянул на поселение орков. Он не видел его с момента прибытия, и за всё это время — несмотря на суровую зиму — оно увеличилось почти вдвое.

В местной планировке не было особой логики. Доки, в которых он работал, являлись одним из нескольких подобных сооружений, выступавших из мешанины орочьих дворцов, фортов, лачуг, гоночных треков, стрельбищ и целого лабиринта улиц, от вида которых у него кружилась голова. Однако один объект возвышался над всеми остальными — словно гигант, который в раздумьях уселся на холм недалеко от центра. Орад предположил, что это была твердыня самого Оргука, окружённая массивной стеной с клыкоподобными зубцами из проржавевшего железа. Ограду укрепляли более десяти обычных башен и одна проездная, а ворота были достаточно широкими для проезда самых гигантских боевых машин.

Из крепости и мастерских по всему владению Оргука появились творения орочьих инженеров: багги, мотоциклы и бронированные шагоходы; колёсные и гусеничные транспорты, чьи открытые кузова переполняли лающие и хохочущие орки; артиллерийские орудия, запряжённые командами рабов или изрыгающими смог бронированными тягачами; разных форм и размеров танки — от разукрашенных бронеавтомобилей и самоходных орудий до многобашенных механических чудовищ размером со здание; топающие металлические гиганты всевозможных размеров, начиная от десятка метров в высоту и до монструозных машин, которые возвышались над окрестными зданиями. Их тучные корпусы были обшиты изогнутыми бронепластинами, а станции управления представляли собой гримасничающие головы на укреплённых турелями плечах — каждый из этих исполинов представлял собой ходячий и обвешанный оружием идол.

Военные машины заполняли трюмы тут же и собранных кораблей, причём нередко ещё до завершения их строительства — многие суда, казалось, ксеносы сколачивали прямо вокруг более крупных двигателей, предназначавшихся непосредственно для питания отдельных гаргантов. С окрестных аэродромов поднимались ввысь небольшие штурмовики: их дым и инверсионные следы по спирали устремлялись к отблескам космической станции, которую можно было разглядеть в редких перерывах между ливнями.

Затем наступило лето с его ужасной жарой, измождавшей Орада, казалось, целую вечность, — год так уж точно, если сравнивать с сезонами на родном мире Орада, Вечносолнце. Под палящим солнцем снова появилась изменница; она передвигалась среди рабов на личном бронетранспортёре, причём уже с охраной из орочьих надзирателей. Машину оснастили направленным говорителем, так что женский голос перекрывал грохот непрекращающихся работ.

— Ваш труд во благо могущественного Оргука Миродёра не останется без награды! Сегодня вы стали частью чего-то большего! Большего, чем любое из предыдущих начинаний! Оргук Миродёр провозглашает, что его армия будет сражаться бок о бок с самим Зверем Армагеддона, Пророком Морка, Кулаком Горка, Газгкуллом Маг Урук Тракой!

При упоминании последнего имени все зеленокожие в пределах слышимости разразились радостными возгласами и криками.

— Благодарите судьбу, что остались живы, ибо Великое Зелёное вновь поглотит звёзды, а зов Горка и Морка пронесётся по всему чудному пространству! Их рёвом наполнится война Оргука и Газгкулла против уродцев странномира и воинов разломанной людской империи!

Женщина издала странный крик, бессловесный боевой клич чистейшей ярости, который её «товарищи»-орки подхватили оглушительным басовитым воплем. Ксеносы принялись стрелять из пушек в воздух и колотить кулаками и клинками по бортам транспорта. Несколько орков позади забили утробный бой на металлических барабанах, сопровождаемый визгом и рычанием электроинструментов. Шум побудил надсмотрщиков и гротов энергично трясти головами и махать кулаками, добавляя к грохоту оружейных выстрелов топот ног и треск кнутов.

За этим заявлением последовала ещё более тяжёлая каторга, хотя Орад считал, что рабы и так работают на пределе возможностей. Судя по всему, недостатка в пленниках не было: Орад не раз видел, как знакомые лица бледнели и затем пропадали, а на их место приходили новые. По всей вероятности, набеги орков охватывали всё новые и новые территории — ксеносы готовились к грядущему всепоглощающему завоеванию.

Жизни некоторых забирал не физический труд, а ментальное напряжение. Каждый день с высоких подмостков прыгала очередная кучка измученных бедолаг, иногда увлекая за собой гротов, а то и надзирателей-орков. Другие кидались прямиком в ревущие двигатели, надеясь телами забить механизм. Кто-то выхватывал у орков оружие и, успев испустить полный безумия и ненависти крик, в считаные секунды падал под градом огня; кто-то вытаскивал из контейнеров снаряды и бросался под гусеницы заходящих на погрузку боевых машин; кто-то сбрасывал грузы в неприкрытые генераторы и реакторные шахты, что приводило к взрывам и электрическим бурям, поглощавшим за раз десятки орков вместе с рабами. Однако зеленокожие нисколько не беспокоились по поводу мелких актов саботажа.

Орад подумывал о том, чтобы последовать за ними навстречу смерти, но его по-прежнему не отпускала мысль — он не может подвести Императора дважды. Однажды уже струсив на корабле, матрос не поддастся слабости снова и сбережёт себя от проклятия. «Голос Оргука» приходила каждые несколько дней, напоминая рабам о могуществе военачальника и их привилегии работать под руководством такого умелого лидера. Орад не горел желанием произвести впечатление на перебежчицу или её зеленокожего господина, наоборот, он жаждал прожить достаточно долго и своими глазами увидеть, как гнев Императора настигнет их обоих. Это был лишь вопрос времени, не более. Имперский флот и Имперская Гвардия, возможно, даже космические десантники или Сёстры Битвы обязательно прибудут и очистят этот мир от ксеносов, что отняли у Императора так много слуг.

Мозоли на его руках становились всё плотнее, а тело крепло с каждым перенесённым грузом. Решимость Орада усиливалась день ото дня. Каждое утро он приветствовал бьющую по ушам сирену, ведь сегодня на планету может снизойти возмездие Императора, и, как он утешал призраков своих товарищей — к орудийному расчёту на костяном ожерелье добавилось почти два десятка костяшек, — всем нужно было просто подождать.

В отличие от просторных залов и комнат для аудиенций на нижних уровнях, вульфхалле Логана Гримнара являл собой более личное пространство. Он был одним из нескольких помещений в вышинах Этта, когда-то принадлежавших самому Волчьему Королю. Покои располагались ниже вюрдхалле, где проводил большую часть времени Ньяль; до зала было довольно трудно добраться напрямик, приходилось пересекать крепость по всей ширине до транспортных конвейеров или пешком преодолевать почти милю по неровным ступеням. Путь вниз, естественно, легче, чем подъём наверх, однако сейчас, добравшись до дверей вульфхалле, Ньяль чувствовал себя спустившимся с горы. В некотором смысле так оно и было.

Как и положено, на страже стояло два волчьих гвардейца — Одюн Вражья Погибель и Хротгар Морозный Череп. Веренги удивились, заметив приближающегося к покоям Ньяля.

— Великий Волк занят, Владыка Рун, — произнёс Одюн, становясь перед дверным проёмом и загораживая его широкой терминаторской бронёй. Ньяль же пришёл в мехах, но от этого казался не менее внушительным.

— У меня срочное дело. — Он выпрямился во весь рост, ощетинившись рыжей бородой. В косматой гриве засверкали золотистые искорки. — Что же занимает Великого Волка?

— Он держит совет с Каменным Кулаком, — ответил Одюн, не уступая.

— Так даже лучше. Арьяку тоже будет полезно услышать эту новость. — Ньяль шагнул влево.

Одюн двинулся наперерез Владыке Рун, встав между рунтэном и дверью. Ньяль вздохнул и отступил на шаг.

— Хотя бы передай Великому Волку, что я здесь.

Волчьи гвардейцы обменялись взглядами, и в конце концов Хротгар кивнул. Он толкнул дверь, собираясь обратиться к своему господину, но быстрый, как змея, Ньяль обошёл Одюна и оказался на пороге прежде, чем его успели перехватить. Гримнар сидел за боковым столом и наливал из кувшина эль, в то время как Арьяк стоял у большого окна и глядел на окутавшие крепость облака.

— Мой господин, нам нужно срочно поговорить, — произнёс Ньяль. Рунический жрец почувствовал движение волчьего гвардейца за спиной и повысил голос до рыка. — Если кто-нибудь из вас тронет меня хоть пальцем, в ваших задницах запляшут молнии.

Звуки движения силовой брони затихли.

Гримнар обернулся, с кувшином в одной руке и кружкой в другой.

— У меня только две чашки, — поприветствовал Ньяля Великий Волк.

— Я не хочу пить, — солгал Ньяль, у которого от ходьбы по бесконечным лестницам пересохло во рту. — Я получил сообщение с имперского корабля.

— Понял, — протянул Логан, наливая эль. Он кивнул стражам, и Ньяль ступил на покрытый ковром пол, в то время как сзади с грохотом закрылась дверь.

— Пока ещё нет, но я объясню, — ответил Ньяль.

— Раз лейтенант Ультрадесанта не смог убедить меня впустить фальшивых фенрисцев, так он обратился к тебе, почуяв твою… благосклонность к затее.

— Вовсе нет, у него бы ничего не вышло. Однако в одном вы правы — я считаю, что вы допускаете ошибку, отказываясь. — Ньяль сел в одно из больших кресел у очага, на противоположной от Великого Волка стороне вульфхалле. Логан передал кружку эля Арьяку и вернулся на место, поднося чашу к губам и ожидая, пока Ньяль продолжит.

— Я предоставил аудиенцию небольшой группе с корабля, — начал рунтэн. — Этих людей называют историторами, и им поручено собрать воедино фрагменты прошлого.

— Звучит так, будто они последние, кому можно дозволить разгуливать по Этту, — усмехнулся Арьяк.

— И поэтому я не позволю им «разгуливать» по Этту, — ответил Ньяль. — Это моё право и моя ответственность как хранителя преданий. Они хотят что-то от нас, а мы нуждаемся в информации от них. Что нам вообще известно? Лишь скудный отчёт Крома об этом новом крестовом походе и возвращении Гиллимана. Если хотим узнать подробности о произошедшем на Тронном мире и о событиях в Галактике, нам следует пообщаться именно с историторами.

— Ну, в таком случае тебе следовало съездить к ним, — поднял бровь Гримнар, ставя чашку на стол. — Кажись, имперцы тебя обвели.

— Историторы лишь часть всей картины, Логан, — возразил Ньяль и наклонился вперёд, упёршись локтями в колени. — О визите клянчили не смертные — меня просил Хранитель.

— Их ещё кто-то сторожит? Космодесантник?

— Хранитель Трона! Воин Адептус Кустодес. Я видел его на экране. Крупнее любого из этих примарисов и облачён в золотую броню.

— Кустодии не покидают Чертога Всеотца, — твёрдо заявил Арьяк.

— Не покидали. До сих пор.

С задумчивым видом Логан Гримнар допил остатки эля и взял кувшин, чтобы снова наполнить кружку.

— Кустодий покинул Тронный мир и отправился на Фенрис? Знаю, что нынешняя эпоха щедра на чудеса, но прошло уже десять тысяч лет с тех пор, как… — Великий Волк поставил чашку и кувшин на стол и полностью переключил свое внимание на Владыку Рун. — Мне это напоминает Просперо, когда Волчий Король и кустодии плечом к плечу сражались против Циклопа. А ныне Магнус мстит Фенрису, в то время как закованный в золото воин взывает к Этту.

— Вот теперь вы поняли, почему я принял прошение, — заключил Ньяль.

— Ни в одном из твоих видений не было золотого воина, — вставил Арьяк. — Этого ты не предвидел.

— Вюрдово зрение даровано иным морем! Это тебе не пара магнокуляров, — проворчал Владыка Рун. — Не всегда всё так просто. Я видел золотые рассветы и закаты, золотое пламя на море и золотые звёзды над головой.

— Должно быть, это ещё один знак, — произнёс Логан. — Чтобы кто-то из Десяти Тысяч покинул Терру. Мы не можем игнорировать такое знамение — это очередное свидетельство того, что мы вступаем во Время Волка.

— Я встречусь с историторами и направлю их к искомому, — ответил Ньяль. — Поскольку гостей приглашу я, у них не будет веских причин разгуливать по Этту дольше необходимого.

— Считаешь, мне не следует встречаться с кустодием?

— Пожалуй, только для приветствия, хотя меня не отпускает чувство, что наше гостеприимство нарушит нечто гораздо более грандиозное, — ответил Ньяль.

— А ты уверен в нём и его намерениях? — потребовал Арьяк. — Вдруг он агент примарха? Даже если легенды об их способностях правдивы лишь наполовину, решение подпустить кустодия к Великому Волку может стать роковым.

— Думаешь, хранитель проделал весь этот путь, чтобы меня убить? — изумился Логан.

— Не думаю, что Империум позволит кому-нибудь вмешиваться в свой крестовый поход, — ответил Каменный Кулак. — Если мы не доверяем Гиллиману, то не можем доверять и его сторонникам.

— Да, ты прав, — согласился Великий Волк. Верховный Король Фенриса выглядел огорчённым. — Мы будем держать кустодия и группу писцов на расстоянии вытянутой руки, пока не получим от них всё необходимое. Ты поступил правильно, Ньяль, хотя тебе следовало обсудить всё со мной, прежде чем соглашаться принять их в нашем доме.

— Поступи я так, группа прибыла бы с вашего согласия, а не с моего. Вы стали бы принимающей стороной, — ответил Ньяль, покачав головой. — Я упростил ход событий.

Несколько секунд все трое молчали, и Ньяль вспомнил, что прервал разговор собеседников.

— Не буду вас отвлекать, — произнёс он, обернувшись к двери.

— Подожди, тебе тоже не помешает это услышать, — позвал его Логан. — Я не хочу втягивать в это всех, но раз уж ты, похоже, займёшься визитёрами, то должен быть в курсе происходящего.

— Звучит зловеще.

— Я приказал великим ротам вернуться в Этт. Когда прибудут оставшиеся шесть лордов, орден сможет созвать совет. Я собираюсь вынести на голосование вопрос об отстранении Крома Драконьего Взора от командования Убийцами Дрейков. — Логан оскалился и сжал пальцы в кулак. — Он прячется в своих залах и не реагирует на призывы. Есть подозрения, что среди его стай ходят примарисы. Приведя сюда имперцев, Кром совершил необдуманную ошибку, однако всё дальнейшее делалось уже намеренно. Его поведение позорит статус волчьего лорда.

— Он вёл тяжёлые бои и потерял много воинов, — отметил Ньяль. — Вряд ли среди Убийц Дрейков ему найдётся замена.

— Нет, среди них не найдётся.

Пристальный взор Владыки Рун переместился на Арьяка. Чемпион ответил ему агрессивным взглядом.

— А-а… Вы ещё не говорили? — спросил Ньяль, догадавшись о намерении Великого Волка.

— О чём? — недоумевал Арьяк. На мгновение он задумался, после чего широко раскрыл глаза. — Нет! Выбросьте эту мысль из головы, милорд! Я не хочу быть волчьим лордом.

— Ты откажешь Верховному Королю? — спросил Логан, приподняв бровь. — Это великая честь.

— Не меньше, чем служить вашим хэртэном — этого мне вполне достаточно. Из-за такого решения могут погибнуть достойные воины: командир роты из меня никудышный.

— Ты недооцениваешь свои способности, но пусть будет так, — с горечью сказал Логан. — Наверное, придётся подыскать другого.

— Когда вернутся волчьи лорды, не совершайте поспешных решений, — предупредил Ньяль. — Новости о Космодесанте-примарис, крестовом походе, Гиллимане — это и без того Крома выбьет из колеи.

— А тот может воспользоваться ситуацией в своих интересах, — ответил Великий Волк. — Мы не в состоянии позволить себе разлад, однако нелояльность терпеть я не намерен.

— Я поддержу вас, каков бы ни оказался ваш выбор, — кивнул Ньяль. Он коротко взглянул на Арьяка и вновь сосредоточился на Верховном Короле Фенриса. — Сперва отбросьте сомнения, и лишь потом говорите с волчьими лордами.

— Да знаю я, — отрезал Гримнар.

Владыка Рун покинул вульфхалле и направился дальше по коридору. За ним последовал Арьяк. Через некоторое время — достаточно долгое, чтобы, как понял Ньяль, их не услышали гвардейцы у дверей, — хэртэн тихо заговорил.

— Он сам не свой с того отступления. Нетерпеливый — конечно, по его меркам. Все эти дела с Кромом… Лорд Гримнар давно бы их уладил, не позволив конфликту тлеть или устраивать фокусы с советом лордов.

— Он зациклился на мысли, что настали Последние дни, Время Волка. Логан Гримнар готовится к возвращению Волчьего Короля и последней битве.

— И я с ним солидарен, — серьёзно ответил Арьяк.

— Посмотрим. Время Волка — это наш конец. Смерть Волчьих сынов. Я бы не хотел разбрасываться жизнями ради ошибочного представления о судьбе. Союзники нуждаются в воинах Фенриса, а не в отголосках их предсмертного воя.

— Ты бы последовал за ним обратно на «Готтрок», зная, что тот исчезнет в иноморье?

Ньяль остановился у подножия лестницы, извилистым путём ведущей обратно в вюрдхалле.

— Честно, не могу ответить наверняка, — признался рунический жрец.

Арьяк молча принял ответ, и двое космодесантников ещё несколько секунд стояли у лестницы, погружённые в собственные мысли.

— Я возвращаюсь на железные уровни, — попрощался Арьяк. — Не заставляй меня выбирать меж двух клятв и дай побыть одному.

Арьяк зашагал прочь по коридору, оставив Ньяля у длинной лестницы. Рунический жрец ступил на первую из многих ступеней, утешаясь поговоркой, что трудная дорога обычно приводит к лучшему месту.

Глава тринадцатая

НАЧАЛО ПУТИ

РЕВУЩИЕ ОГНЁМ

РАСКОЛЬНИК ЛЕГИОНОВ

— Не ютите в себе малефикарума, — пропел Кьёрви, втыкая пылающий факел в остатки тэнхалле. Сейчас главный зал Ландсаттмара немногим отличался от заполненной деревенским мусором пещеры. На руины брызнули небольшим количеством масла, чтобы пламя разгорелось быстрее.

Гюта отступила от разгорающегося огня; собравшуюся толпу окутал жар — оранжевый свет пламени чем-то походил на рассветное пятно, уже поднимающееся над холмом сквозь вездесущие облака. Бьёрти поджёг факелом остатки кузницы, в то время как дровосеки рубили последние сваи причала.

Три корабля дожидались приёма последнего груза — людей. Некоторые члены общины преклоняли колени и отдавали дань уважения предкам, другие благодарили духов залива за то, что те присматривали за ними с далёкой весны. Бьёрти поднимался по утоптанной тропинке, укутавшись в плащ от прохладного утреннего ветерка. От кузницы в небо поднимался дым.

— Ну вот и всё, — улыбнулся он.

Гюта кивнула, борясь с накатившей меланхолией.

— Север, — произнёс её муж. Это слово не раз звучало в течение прошедших после решения совета дней.

Ветер с моря усиливался — идеальные условия для первого этапа пути по относительно пологому побережью. Агитта уже завела на борт Корит и Луву. Остальные поселенцы складывали пожитки и тоже грузились на корабли. Море покрылось коркой льда — через несколько дней по нему уже нельзя будет плыть. Хотя ландсаттмаринги отправились на север, навстречу холоду, они пока старались избегать первых прибрежных наростов: Волнолом сказал, что община сэкономит много дней, выбрав путь по последним волнам, а не по хрупкому льду.

Но всё равно она не решалась подняться на борт.

— Я в первую смену на вёслах, — напомнил Бьёрти, стараясь взбодрить жену.

— Это всё моя вина, — прошептала Гюта, без слёз, но с печалью. — Всё из-за меня.

— Земли рушатся, вращаются небеса — двигаются и люди.

Гюта почувствовала, как сильные пальцы Бьёрти коснулись её собственных, — от поддержки мужа пришло успокоение. Она позволила супругу мягко подтолкнуть себя к первому шагу, а затем и ко второму.

Гюта ступала неохотно, но не из-за страха ошибиться. Если бы видения оказались простыми снами, безусловно, они бы выбили её из колеи, однако она вполне могла с этим смириться. Вспомнив о лесном звере и безмолвном волке, Гюта поняла, что главная причина, по которой она не хотела отправляться в путь, заключалась в одном: видения могли оказаться правдой.

Гай шагнул влево и тут же развернулся вправо, избегая перекрёстного огня и посылая два болта прямо в грудь цели. Когда вожак Первых Волков отступил назад, Эгрей выстрелил наперерез, а Гарольд с болтером наготове двинулся вперёд, чтобы не дать Гаю подставиться.

Под управлением сервиторов из пола, потолка и проёмов в дальних стенах непрерывно выскакивали всё новые манекены-мишени. Рёв огня не смолкал следующие несколько секунд. В наступившей после тишине Гай расслышал шаги и разговоры, доносящиеся со стороны ведущей на стрельбище двери. Подняв кулак, он подал сигнал сервиторам прекратить упражнение и повернулся взглянуть на непрошеных гостей.

— Что за дела? — Дрог Плугомеч в полном боевом облачении вместе со своей стаей свободно прошёл через зал. Борода вожака делилась на две длинные, переплетённые медальонами пряди — каждая заканчивалась золотым украшением в форме черепа, которые позвякивали о нагрудник. — Неужто боевая стрельба?

— Обычная тренировка, — поправил Гай, опуская винтовку. Его раздражали повадки вожака Багровых Когтей, к тому же сам факт прерывания тренировки нарушал протоколы стрельбища. — Какие-то проблемы?

— У нас нет лишних болтов для пенопласовых кукол, — прорычал Дрог, махнув рукой в сторону разорванных мишеней. — Против нас весь Верс, впереди ждёт ещё целая куча сражений, а арсеналы и миры-кузни уже не справляются. Каждый болт просто обязан лететь в настоящего врага.

— Хм, никогда не приходило в голову… — Гай взглянул на свою стаю, чувствуя себя выбитым из колеи этим замечанием. — За время крестового похода с припасами проблем не было.

— Теперь ты в курсе, — ответил Дрог.

— И чем тогда стрелять? — спросил Доро. — Как убедиться, что враг мёртв?

— Болтер на цель направили? Значит, убили.

— Не понимаю, — выдохнул Доро. — Откуда такая уверенность?

Дрог рассмеялся и полуобернулся к Багровым Когтям, которые с интересом наблюдали за перепалкой.

— Объяснишь ему, Варгар? — попросил вожак. Один из Багровых Когтей кивнул и сделал шаг вперёд, держа в руках болтер.

— Если я во что-то стреляю, значит, я хочу это убить. Могу сделать один выстрел, да хоть десять, добыча — моя. — Варгар указал большим пальцем через плечо в другого члена стаи с огнемётом без резервуара. — Если это работа Асгреда, я оставляю ему; если требуется много болтов — я сообщаю стае.

Гай попытался представить подобную ситуацию на примере собственного отделения.

— Я не могу постоянно думать о количестве выстрелов для каждого бойца, — сказал он.

— А ты и не думай, — ответил Дрог. — Смысл совместных тренировок в том, чтобы прочувствовать боевой стиль товарища.

— Стиль? — рассмеялся Эгрей. — Мы же на войне, а не у брадобрея!

Дрог нахмурился и, подойдя к примарису, вперил в него гневный взгляд.

— А ты мажешь? — прорычал вожак стаи. — Неужто оставишь брата без прикрытия?

— Конечно, нет, — огрызнулся Эгрей.

— Как считаешь, сделают ли они то же самое?

Эгрей кивнул, оглянув Первых Волков.

— Вот так и воюйте, — заключил Дрог. — Знайте друг друга и доверяйте. Сражайтесь как единое целое.

Жестом он приказал Гаю и его Первым Волкам отступить в тыл, за линию огня. Гай пускай и неохотно, но подчинился, отведя в сторону стаю. Багровые Когти Дрога выглядели так же расслабленно, как и во время ожидания еды в покоях роты.

Дрог поднял руку и сжал кулак, подавая сигнал сервиторам. Готовый к бою отряд встал вокруг вожака с оружием наперевес. Багровые Когти держали под контролем каждый уголок зала. Гай услышал глухое рычание — он догадался, что оно исходит от Плугомеча, — и мгновение спустя стая рванула в дальний конец стрельбища.

Повсюду вокруг появились мишени. Сыны Фенриса ответили градом мысленных выстрелов то в одну, то в другую сторону, иногда совмещая линии огня, иногда переплетая друг с другом, но ни один из Багровых Когтей ни разу не пересёк зону обстрела другого. Время от времени Волки объединялись в отдельные группы, которые останавливались ради имитации прикрывающего огня, в то время как остальные рассредотачивались по сторонам, и через десяток метров космодесантники сходились вновь. Тишину нарушал лишь скрежет доспехов и глухой стук сабатонов — словно Первые Волки наблюдали за изящным танцем, который завораживал своим непрерывным движением. В отсутствии грохота болтов была особая красота — органичный процесс, совсем не походящий на промышленную технику истребления, что Коул внедрил в разум Гаю и всем остальным космодесантникам-примарис. Заступники убивали механически, Волки Фенриса — инстинктивно.

Через минуту, в течение которой Багровые Когти прошли почти втрое больше, чем стая Гая, Дрог поднял кулак, приостановив тренировку. Нейфлюр и Анфелис невольно похлопали.

Оставив стаю продолжать без него, Дрог приблизился к Гаю и остальным Первым Волкам.

— Как вы научились драться подобным образом? — затаив дыхание, спросил Нейфлюр. — Это… потрясающе.

— Именно так сражаются фенрисцы, — ответил вожак стаи. — Братья по мечу и щиту или по копью, да хоть лучники, охотящиеся на медведей и оленей. Мы взрослеем бок о бок в мире, который убил бы нас поодиночке. Вот почему стая вместе живёт, вместе ест и тренируется тоже вместе. — Дрог бросил взгляд на Гарольда. — Стреляешь метко?

— Да, — ответил космодесантник-примарис.

— И длинным ножом пользоваться наверняка тоже умеешь? — Дрог указал на боевой клинок на поясе Гарольда.

Тот кивнул.

— Конечно, умеешь, ты же астартес! Космодесантникам не нужно мусорить пенопласом, чтобы удостовериться, поразил ты цель или нет; если нет — будешь стрелять до тех пор, пока не попадёшь. Настройтесь на победу и действуйте соответственно. Вы все слишком глубоко в обороне, когда атакуете.

— Что это был за звук в начале? — спросил Доро.

— Этот? — Дрог повторил басовитый рык, раздавшийся из глубины широкой груди. — Сигнал начала охоты. Вюрген. Быстрее словесных приказов.

Вожак Багровых Когтей издал ещё несколько звуков: каждый походил на другие, но имел отличительные нотки. Затем Дрог вновь поднял руку, заговорила уже стая, а сам вожак слушал. Гай сосредоточился на звуках. Поначалу он слышал только гул доспехов, но затем различил рык, хрип и кашлеподобный лай. Общение происходило скорее всплесками, чем непрерывно, — краткий обмен сигналами, предвещавшими смену строя, направления атаки или её скорости.

— Стиль, я же говорил, — продолжил Дрог. Почёсывая щёку, вожак Багровых Когтей задумался над выбором следующих слов. — Ульвкнаки. Хмм… Вероятно, вы называете это муштрой или… стойками, да? Охота. Щит. Дракон. Их всего семь, но каждый — это уникальный образ мышления. Свой стиль атаки, защиты и перемещения. Жёстких правил не существует, однако мы знаем, как будет действовать каждый из нас.

Первые Волки наблюдали за Багровыми Когтями ещё несколько минут. Время от времени Дрог комментировал ту или иную тактику или отвечал на вопросы воинов Гая. Когда перворождённые закончили тренировку, Гай отвёл Дрога в сторону.

— Спасибо тебе, — кивнул он вожаку стаи. — Спасибо за наставления, за то, что поделился с нами мудростью.

— Без проблем, — ответил Дрог.

— Рад, что. Ну… Я рад, что моё недостойное поведение несколько дней назад не испортило наши отношения.

— С чего бы?

— Я читал об ут-гельде, неоплаченном долге. Междоусобицы, что перерастают в племенные войны. Я посчитал, что между нашими может начаться вражда.

— Ут-гельд? — Слово позабавило Дрога, равно как и удивило. — Ут-гельд в Этте быстро разрешается: ты назвал Ордаса жуликом, а он надрал тебе задницу. Вот тебе и ут-гельд. Долг уплачен. Просто впредь думай, прежде чем говорить.

— Всё равно спасибо. — Гай прижал кулак к груди.

— Перестань так стараться, — ответил Дрог.

Гай улыбнулся, признавая осмысленность совета вожака Багровых Когтей, но его улыбка погасла, когда Дрог продолжил. Он не обвинял и не злился, но слова перворождённого прошибли подобно сжимающемуся вокруг сердца кулаку, тем более разрушительному из-за обыденности подачи.

— Перестань пытаться быть тем, кем никогда не станешь. Быть может, твои гены действительно от Волчьего Короля. Возможно, в тебе есть и канис хеликс, поэтому ты полноправный сын Русса, я это признаю. Однако важно другое. Ты не фенрисец. Вы никогда не поднимали стену щитов во время снежной бури и не стояли на палубе опрокинутого кракеном корабля. Ты никогда не вдыхал здешний воздух и не ощущал щеками его ветер. Тебя воспитал другой мир, поэтому сбрось с души этот груз. Волками Фенриса вам не стать, сколько бы вы ни тренировались.

Гай не решился заговорить, но сдержанно кивнул и быстро отвернулся.

— Идём, — рявкнул он Первым Волкам, проходя мимо них к дверям.

Внутри Этта умели передавать новости не только по вокс-связи и из уст в уста. Пусть твердыня Волков и поражала масштабами, будучи высеченной в самой высокой из гор Асахейма, она всё равно оставалась единым организмом: широчайшей экосистемой и обществом, связывающим воедино космодесантников, кэрлов и всех остальных. Большую часть пребывания на Фенрисе, каким бы коротким оно ни было, великие роты и даже стаи внутри них держались особняком друг от друга. Однако каждый миллиметр этого места пропитывал дух ордена. Его залы перекликались с десятитысячелетней историей, придавая крепости собственный характер и удерживаемую внутри атмосферу, — и тот, кто был посвящён в жизнь цитадели, мог также считывать и смыслы. «Хамарркискальди», или «хребет истории» — чутьё, что родом из сердца, а не из мозга.

Неизвестно, что побудило Улля однажды вечером собрать стаю как раз перед походом в пиршественные залы: некая перемена в воздухе, отдалённое эхо или банальное чувство неправильности. Волосы на загривке встали дыбом, и Улль оказался не единственным, кто почуял неладное.

— Пролетает дурная звезда, — проворчал Гарн, когда Серые Шкуры направились к своему залу.

— Я слышал рассказ Альдакреля, — начал Детар, блеснув механической челюстью в свете костра. — Говорят, недавно обнаружили варп-прибой.

— А я чувствую вой очага, — поделился мыслями Улль. — Пойдёмте, узнаем, что происходит.

Волки выбирались из общежитий, инстинктивно направляясь вверх и на север, к уровням заоблачных доков. Несколько десятков Убийц Дрейков сбились в группу без единого отправленного сообщения, потихоньку собравшись в коридорах, ведущих ко второй и третьей облачным верфям. С противоположной стороны крепости к ним присоединились другие — Чемпионы Фенриса. Никто не проронил ни слова. Массивные защитные порталы доков оставались закрытыми, однако космодесантники слышали глухой стук приземляющихся десантных кораблей, сопровождаемый топотом обутых в сабатоны ног.

С протяжным скрежетом двери распахнулись, явив шеренгу космических десантников в сине-серых цветах ордена. Что-то случилось: воины шли, опустив глаза и плечи. Возвращение точно не было торжественным; каждый Волк нёс боевые отметины на доспехах или на теле. У половины отсутствовали элементы брони, кто-то заменил недостающие части чужими. Многие были ранены — ковыляли с повязками или костылями.

Прибывшие стаи брели общей кучей: Кровавые Когти вперемешку с Длинными Клыками, а Серые Охотники с волчьими скаутами, — как будто астартес роты стали одним целым. В авангарде космодесантников маршировал единственный волчий гвардеец, неся на плечах знамя с изображением тотемного верегоста.

Ревущие Огнём. Великая рота Свена Кровавого Рёва.

Сам волчий лорд так и не показался. Улль слышал голоса братьев, задававшихся тем же вопросом.

— Мы прочесали все звёзды — никаких следов, — прорычал волчий гвардеец. — Враги Всеотца заплатили нам океанами крови.

— Дамгет, — выругался Улль, продолжая наблюдать бредущую вереницу братьев, не в силах поймать взгляд ни одного из них. Он посмотрел вдоль колонны и тяжело сглотнул. — Но… где остальные?

— Это все. Мы прибыли по зову Великого Волка. — Ему ответил Серый Охотник с перевязанной правой рукой и болтером в левой. На поножах виднелся плазменный ожог, а шлем, видимо, пережил удары цепного меча. Фенрисец немного выпрямился, словно бросая вызов. — Наша сага ещё не спета, как и песнь волчьего лорда. Мы вновь войдём во Врата Бесконечных Бурь и отыщем Свена.

— Вы возвратились накануне хельвинтер, из самих звёздных врат, — произнёс Эйрик. Он оценил количество прибывших братьев. — Не больше сорока. В последние годы бедам Ревущих Огнём нет предела.

— Да, но есть свежие си…

Подняв руку, Улль заставил Гарна умолкнуть.

— Пусть об этом сначала выскажется Великий Волк, — наспех проговорил вожак Серых Шкур. — И не будем отягощать сагу Ревущих Огнём неуместными новостями. Говори, брат.

— А что говорить? Мы выслеживали предателей и сражались с ними, бились с порождениями Нижнего мира и бездны. Перед тем как воля Великого Волка отозвала нас обратно в Этт, наш готи видел странные знамения.

— Мы ступаем по тёмным берегам, под незнакомым небом, — ответил Улль. — Не наше дело об этом судить, однако вскоре новости сами вас настигнут.

Серый Охотник побрёл дальше, присоединившись к остальным Ревущим Огнём. Улль искал взглядом символы других ветеранских стай, но таковых не было.

Больше остального Улля тревожила тишина. Ни один из братьев не встретил другого радушным криком, как никто из прибывших не поприветствовал тех, кто ждал. Словно бы их языки были скованы слишком долгим поминовением павших. Или воины Свена хотели говорить о вещах, которые никто другой бы не понял.

Убийцы Дрейков тоже сражались у Врат Хельвинтер. Застали они и чудовищный миг их падения под натиском Разорителя, однако, как только битва была проиграна, Волки Крома направились к новому призыву о помощи. Ревущие Огнём уходить отказались — в стремлении найти пропавшего лорда они бросились в самый мрак Вечных Сумерек.

— Чуют мои сердца — их поиски не закончатся до тех пор, пока последний Ревущий Огнём не разделит судьбу Свена Кровавого Рёва, — произнёс Форскад.

— В Версе хватает битв, так пусть выбирают место смерти, — ответил Улль. — Их вюрд был переплетён с Вратами Хельвинтер.

Несмотря на слова, Улль не мог смотреть на измученную великую роту и не думать о том, что, если бы не появление Гая вместе с новыми космодесантниками, Убийцы Дрейков разделили бы ту же участь на Новиомагусе. Мысль вызвала у вожака Серых Шкур приступ гнева. Где они были, эта скрытая армия Гиллимана, когда Абаддон проломил Врата Хельвинтер и истребил бесчисленные миллионы солдат и миллиарды слуг Императора? В этом не было вины Гая — судя по его рассказу, все примарисы пребывали в длительном анабиозе, однако мысль, что Коул не пробудил спящее воинство — во время всех бед Империума… Злость Улля не знала границ, он жаждал отыскать архимагоса и раскроить ему лицо.

Вожак Серых Шкур искренне надеялся, что Великий Волк однажды потребует объяснений от имперских союзников.

Волк встречает рассвет на вершине горы. Его шкуру заливает свет нового дня. Ветер треплет длинную шерсть, пригибая траву и шелестя листьями далёкого леса. Янтарные глаза устремлены вдаль, за тёмный полог.

Сумерки сменяются золотым сиянием, и там, где должно было взойти солнце, сверкая великолепием, поднимается корона. По мере возвышения света ветер обретает большую силу. Его порывы теплеют. Корона блещет и того ярче, и ветер обращается бурей, вынуждая волка прижаться к земле. По верхушкам деревьев проносятся языки пламени, а ветер пышет жаром. Он сжигает и листья, и траву, опаляя также и волчью шерсть. Однако волк не бежит прочь, не закрывает глаза. Он остаётся, чтобы застать бушующий рассвет.

Ветер срывает траву вместе с землёй, обнажая курган — огромную груду костей и черепов. По его склонам струится засохшая кровь, словно нарисованные алые реки. Волк стоит на вершине, бросая вызов испепеляющему ветру; его когти царапают белёсые черепа, сражаясь с бурей за возможность увидеть рассвет. Зверь скалит зубы навстречу надвигающемуся пожару.

Ветер достигает такой мощи, что волк не может вдохнуть и оказывается не в силах ответить на рёв пламени.

Огонь подкрадывается ближе и ближе. Он сжигает леса, гоня вперёд к кургану множество чудовищ. Монстры взбираются на костяную гору. Они ползут, бегут, скачут и топают к волку. Красные глаза впиваются в зверя -охотника на вершине, ожидая момента для удара. Из лесов доносится жуткий рёв чистой ярости, и вперёд неуклюже выходит великан с кожей цвета нефрита, сжимая в руке огромную чёрную дубину.

Выйдя на главную конвейерную площадку восточных залов, Ньяль встретился с Альриком Искателем Смерти, одним из веренгов Великого Волка. Волчий гвардеец остановился прямо перед Владыкой Рун, а когда Ньяль собрался его обойти, то резко развернулся на сабатонах.

— Рунтэн, меня послали тебя найти. — Искатель Смерти был явно не в духе. — Я собирался наведаться в вюрдхалле. Тебя уже несколько дней не видать.

— Не сейчас, — поднял руку Ньяль и продолжил шагать к винтовой лестнице, что спускалась на следующий уровень транспортной системы. — Я должен повидаться с Великим Волком.

— Ну и отлично, — крикнул Альрик вслед. — Он и велел тебя отыскать.

— Меня? — Ньяль остановился и повернулся к гвардейцу. — Несерьёзное поручение для воина твоего ранга.

— Он всего-навсего хотел удостовериться, что ты придёшь, рунтэн, — объяснил Альрик, направляясь вслед за Ньялем. — Логан в скъяльдоме. Он уже ждёт.

Получив новую информацию, Ньяль скорректировал курс и направился к западному ряду конвейеров, откуда он смог бы попасть на территорию великой роты Верховного Короля. Почему Логан решил провести встречу там, а не в вульфхалле, оставалось загадкой, ответ на которую будет дан чуть позже.

— Повезло, что наши пути пересеклись, Зовущий Бурю, — произнёс Альрик, догнав рунического жреца и подстраиваясь под его шаг.

— А может, всё дело в вюрде, — хрипло ответил Ньяль. — Похоже, в наши дни всё зависит от судьбы.

Они спустились ещё на полмили к большим командным и коммуникационным помещениям, которые соседствовали с залами Чемпионов Фенриса. Волчьих гвардейцев вокруг было больше обычного.

— Меня отправил Великий Волк, с великой срочностью и важностью, — произнёс Альрик, и ряды ветеранов начали расступаться, пропуская двух астартес в скъяльдом. Искатель Смерти повысил голос, чтобы его услышали все поблизости: — Видать, у кого-то слишком много свободного времени.

Логан Гримнар ожидал в главном зале командного пункта. Верховный Король Фенриса облачился в полный комплект терминаторского доспеха. Сжимая в руке топор Моркаи, Великий Волк будто приготовился к бою. За исключением двух волчьих гвардейцев, стоявших по сторонам от Верховного Короля, остальные космодесантники в помещении носили повседневную одежду; кэрлы на различных станциях мониторинга и связи также не разделяли боевого настроя своего господина.

— Что происходит, милорд? — спросил Ньяль, спускаясь по ступенькам в недра тускло освещённого зала. — Почему вы облачились для войны?

— Включи его снова, — скомандовал Великий Волк, не оборачиваясь, чтобы поприветствовать советника.

Примерно в дюжине метров перед магистром ордена ожил гололитический дисплей. Над серой пластиной заиграла пока ещё размытая аура лучей захвата изображения.

Ньяль тут же понял причину воинственного настроя Логана — трёхмерное изображение трансформировалось в лейтенанта Касталлора, в той же позе, со шлемом под мышкой, как будто Ультрадесантник нисколько не переменился со времени их первой и до сих пор единственной аудиенции.

— Лорд Гримнар? — Офицер был ошеломлён внезапным восстановлением связи.

— Мой повелитель, я должен сообщить вам нечто срочное и ужасное, — опередил Ньяль. Хотя Зовущий Бурю и не находился в фокусе системы захвата, но он повернулся спиной к проекции Касталлора, будто опасаясь, что изображение лейтенанта сможет прочитать всё по губам. — Видение огромной важности!

— О, правда? — Гримнар пребывал в странном настроении. Великий Волк не был рассержен, не был возбуждён — скорее взволнован. Растерян. Неуверен. Ньяль не видел ничего подобного за все те столетия, что служил Великому Волку. — Лейтенант, повторишь для Зовущего Бурю?

— Как пожелаете, лорд Гримнар. — Образ Касталлора не отрывал взгляда от Логана, отчего разговор с Ньялем выглядел несколько странно. — В поисках инструкций относительно сложившейся на Фенрисе ситуации я связался с начальством в боевой группе «Ретрибутус». Они передали дело командованию флота Примус, после чего вопрос обсуждался на самом высоком уровне. Возобновившаяся орочья агрессия не только продолжается, но и обостряется, поэтому было решено, что единственно верным выходом из сложившейся ситуации станет личная встреча с лордом-командующим.

Ньяль вслушивался в слова, однако в течение нескольких секунд до него не доходил их смысл, пока рунический жрец не вспомнил, кем был этот лорд-командующий. Он переглянулся с Великим Волком и внезапно осознал, что на его собственном лице застыло такое же напряжённое и изумлённое выражение, как у Верховного Короля.

— Примарх направляется к Фенрису? — спросил он Логана, и тот кивнул, крепко поджав губы. Ньяль выдохнул сдерживаемый воздух. — Это многое объясняет. Во владения Волчьего Короля прибудет Гиллиман, Раскольник легионов.

Проведя большую часть последних трёх относительных лет рядом с космодесантниками и примархом (а иногда и с кустодием), Мудире привык к ощущению собственной ничтожности и неполноценности. Однако Девену всё равно казалось, будто Вихеллан заполнял весь пассажирский отсек шаттла. Куда бы ни глядел историтор, везде мерещилось золото доспехов. Ситуацию не спасало и слишком длинное копьё Стража, которое закрепили по диагонали между одним углом отсека и противоположной стеной, словно барьер, рассекающий поле зрения Мудире. Спокойствия не добавлял и тот факт, что в случае чего Вихеллан просто-напросто разорвёт историтора голыми руками, а не попытается замахнуться оружием.

Основатель ордена историторов пребывал в уверенности, что массивный воин стоял ближе необходимого, и он не мог придумать для этого иной причины, кроме примитивного запугивания. Но это работало.

— Я всё равно не понимаю, почему нам не предоставили судно побольше, — поделился сомнениями Мудире, разминая плечи, насколько позволяли ремни. Шаттл оказался слишком мал для генерации искусственной гравитации, и, пока кустодий стоял в примагниченных к палубе сабатонах, Мудире удерживался на месте лишь благодаря тугим ремням. — Или почему вы не отправились в одиночку.

— Космические Волки опасаются, что на более крупном судне мы привезём несогласованных гостей, — ответил Вихеллан. — А что касается совместного полёта, то я решил, что это станет хорошим поводом для разговора. Хочу узнать вас получше.

Произнеси это любой другой человек, Мудире счёл бы ответ логичным, однако из уст Вихеллана слова прозвучали сродни угрозе.

— А нужно ли нам знать друг друга получше? — спешно спросил Мудире.

— Я слышу, как учащается биение вашего сердца, — прокомментировал кустодий. — Вы нервничаете?

— Вы наверняка ощутили и всплеск адреналина, — ответил Мудире. — Я не в состоянии контролировать реакцию своего тела на ваше присутствие.

— Согласен, это может быть просто физической реакцией организма. Но любопытно то, что она возникла именно после моих слов. Вы предпочли бы избежать подобной беседы?

Мудире не хотел отвечать, но прикинул, что молчание растянется на долгие пятнадцать минут, пока аппарат не доберётся до Клыка. Историтор попытался перевести разговор в другое русло.

— Вам не следует называть их Космическими Волками, — начал он. — Вся прочитанная мной тематическая информация говорит о негативном отношении ордена к этому наименованию. Они считают себя Волками Фенриса.

— Пускай величают себя как им вздумается, — пренебрежительно фыркнул Вихеллан. — Это несущественно. В анналах Терры они значатся как Шестой легион, Космические Волки. Переименовал ли Гиллиман свой легион в Космодесант Макрагга? А сыновья Сангвиния, по-твоему, должны называться Баальскими Ангелами? Шестой легион служит Императору, а не Фенрису. Они космические десантники, которые упиваются волчьей атрибутикой и называют Лемана Русса Волчьим Королём. Отсюда и пошло название «Космические Волки». Волки, что охотятся в космосе. Даже символ их командира — люпус рампант — зовётся Волком из Космоса.

Обескураженный горячностью Вихеллана, Мудире заёрзал на месте.

— Для вас это уже перебор, не так ли? — спросил кустодий. — Вы удивлены, что какое-то имя вызывает во мне столько эмоций.

— Да, довольно странная реакция, — признал историтор. — Если вы действительно так считаете, то у вас и правда возникнут проблемы в общении с… фенрисцами.

— Напротив, в потомках Шестого легиона многое достойно восхищения. Имперские власти и другие ордены Адептус Астартес считают Космических Волков проблемными. На мой взгляд, вся их «ортодоксальность» сводится лишь к одному — к непринятию примаршеских ухищрений, в частности Робаута Гиллимана. Сохраняя независимость и изначальную организацию, Космические Волки наиболее из всех остаются верны идеалу, что задумывал Император.

— Близость к видению Императора — самое важное? Он и так направляет каждого из нас, наблюдает за человечеством с Золотого Трона. Разве мы не исполняем Его волю каждый миг своих жизней?

— Это насаждаемое Экклезиархией заблуждение. Мы, созданные близкими к Нему телом и душой, знаем правду об этой связи. Она опалила бы умы низших существ. Вы видели, что происходит с астропатами? Таковы её последствия для людей, обладающих значительной психической силой. Вы же, не имея духовного иммунитета, погибли бы мгновенно.

— Я всегда считал именно космодесантников Ангелами Смерти Императора, но вы утверждаете, что являетесь Его настоящими посланниками и носителями единственной истины. Обыкновенное высокомерие.

— Обыкновенное?

Мудире осознал, что наговорил лишнего. Решив не отвечать, он уставился на мигающий огонёк в переборке.

— Вы злитесь, Девен. Я и не думал, что вашу веру так легко оскорбить правдой.

— Я верую в Императора, — запротестовал Мудире, не в силах сдержать язык. — Но не Экклезиархии. Когда понимаешь их уловки, скрывающиеся за нимбами, и руки, сжимающие скипетры и державы… это несколько бросает тень на благочестие. Однако, как и вы, я согласен с утверждением, что Экклезиархия и Император не одно и то же. В отличие от вас, я провёл последние годы, слушая всевозможные истории из всевозможных источников, включая свидетельства чудес и видений. Истории о деяниях живых святых и о кошмарах Бездны, от которых защищает нас Император. Вот я и думаю, может, вы отказываетесь признавать эти истины, потому что правда подрывает репутацию кустодиев как избранных спутников Императора?

— У вас маловато опыта, чтобы прийти к такому выводу, — ответил Вихеллан. — Вы ничего не знаете о моём ордене.

— Я знаю достаточно.

За этой фразой последовало молчание. Его нарушил кустодий, не ставший ждать откровения Мудире.

— Гиллиман выбрал вас в качестве одного из четырёх основателей, поэтому, должен предположить, вы на порядок лучше разбираетесь в академическом образовании, философии и логических рассуждениях, чем демонстрируете сегодня. Но это не объясняет, почему я вам настолько неприятен.

— Не вы. То, чем вы являетесь, — признался Мудире, покачав головой. Его печаль перешла в горечь. — Я знаю, откуда вы родом. Я родился среди той же терранской знати, которая отдаёт сыновей в Десять Тысяч, лелея надежду, что кого-то из генетической линии возвысят в кустодии. Родословные, отмеченные генетиками как наиболее чистые и привлекательные, не что иное, как тысячелетия инбридинга. Утверждается, что каждый кустодий — это произведение величайших умов Терры, созданный по замыслу самого Императора. Однако вы лишь концентрат из привилегий и алхимических возможностей, недоступных всем остальным. Вы поистине исключительны, но только потому, что древние знания предписывают вам быть таковыми. Вы ненастоящие. Даже космические десантники живут как обычные люди до достижения половой зрелости. Вас же забрали младенцами из-за подходящего генетического материала, впоследствии переделанного в нечто иное, не имеющее ничего общего с наследием или воспитанием даже наиблагороднейших из семей.

На этот раз Вихеллан не нашёл что ответить на словесный поток Мудире. Спустя минуту молчания он наклонился вперёд и заговорил — тихо, без малейшего намёка на злобу.

— Вашей семье запретили представить вас? — спросил кустодий. — Может, из-за какого-то давнего генетического отклонения?

— Генетического? — Мудире поднял ладони и развернул их, после чего предъявил Вихеллану сначала одну, а затем другую сторону лица. — Разве это не одни из лучших генов Солнечной системы?

— Значит, дело в политической позиции, — заключил Вихеллан. — Я знаю, кто вы есть, вашу семью, ваших родственников. Вы утверждаете, что принадлежите к высшему обществу, однако дом Мудире уже не та сила, какой являлся несколько столетий назад.

Историтор ничего на это не ответил.

— Вы таите обиду на тех, кем не смогли стать, — продолжил кустодий. — Простая зависть. А за ней вы не замечаете свой истинный дар.

— Какой?

— Быть человеком. Быть собой, Девеном Фракоем Эстерантом Мудире. Если бы семья оставила вас Десяти Тысячам, вашей личности, как вы уже упомянули, просто бы не существовало. Кто-то из моего ордена унаследовал бы ваш генетический код с единственной целью — чтобы однажды тот выполнил все положенные ему функции. Кустодий, которым бы вы стали, перестал бы иметь всякое сходство с человеком, которым вы являетесь сейчас. Мы, как вы верно подметили, сконструированы, а не рождены и воспитаны. От каждого фрагмента ДНК до каждого нейрона в процессе нашего обучения мы сотворены с помощью техноискусства Императора. Однако фундаментальнейшую из составляющих — аниму, душу, что связывает людей со Вселенной, а кустодиев с Императором, — не воспроизвести в пробирке. Сколько ни старайся, когитатор психической молнией не ударит. Поэтому ребёнок должен родиться с анимой, и это всё, на что он годится. Если бы вас забраковали…

— Мы не орден Космического Десанта, нам не нужны рабы и помощники, набранные из числа провалившихся кандидатов. Несовместимый генетический материал отправляется Адептус Механикус для дальнейшего разведения в чанах. Тысячи псевдо-Девенов населили бы кузницы Марса, однако ни один из них так и не стал бы вами.

— Это… — Мудире прочистил горло, задыхаясь от эмоций. — Я никогда не задумывался о подобном. Во мне всегда бушевал гнев семьи на то, кем я никогда бы не стал, да и не мог стать.

Оба пассажира умолкли. Корпус корабля задребезжал — шаттл вошёл в атмосферу Фенриса. Переваривая слова Вихеллана, Мудире поднял взгляд на этого скульптуроподобного золотого воина, заполнившего почти весь отсек.

— Если правильно вас понял, — размеренно произнёс историтор, — в вашем развитии нет места случайностям.

— Мы сотворены в рамках очень строгих параметров.

— Выходит, если рассуждать логически, кто-то где-то действительно посчитал отличной идеей создать трибуна стратарха Колквана полнейшим засранцем.

В пространстве небольшого отсека смех Вихеллана был почти оглушительным.

Глава четырнадцатая

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНАЯ МИССИЯ

САГА О КОРБЬЁРНЕ МОЛОТОБОЙЦЕ

СТАРЫЕ ВРАГИ

Встретить Великого Волка в чертогах Убийц Дрейков Улль явно не ожидал; Кром Драконий Взор отозвал воинов с активной службы, а оба ярла по-прежнему находились в ссоре. И всё же глаза не врали: у порога, в одиночестве и без предупреждения, стоял Логан Гримнар.

— Как думаешь, что на уме у Старого Волка? — спросил Детар. За прошедшее время у фенрисца выработалась привычка почёсывать место контакта металла с плотью, обдирая кожу и протирая металл, — он упорно отказывался посещать волчьих жрецов и проверять работу кибернетики. — Небось вынюхивает что-то.

Пока Детар наблюдал, как из залов в проходе появляются другие стаи — чтобы поприветствовать своего короля, — Улль догадался, в чём дело.

— Видать, ищет космодесантников-примарис, — предположил вожак Серых Шкур, выходя из общежития.

— А в чём проблема? — крикнул вслед Гарн, спуская ноги с кровати. — Может, Старому Волку будет полезно пообщаться с новичками.

— Ты тоже за принятие подкреплений? — спросил Улль.

— Без них придётся нелегко, — ответил Гарн. Никто не оспаривал право Драконьего Взора на набор рекрутов, однако без примарисов процесс восстановления роты явно бы затянулся. В данный момент на попечении волчьих жрецов находилось не более двух десятков неофитов, и по крайней мере половина из них провалит Испытание Моркаи.

— Как считаешь, Гай произведёт хорошее впечатление на Великого Волка?

Гарн скривил лицо и, поднимаясь, жестом пригласил остальную часть стаи на выход.

— Да и какое нам дело? — проворчал Сатор, но всё равно поднялся с койки.

— Ты держи Гая подальше, а мы попробуем увести Великого Волка в другое место, — ответил Гарн.

Улль сомневался, действительно ли это лучший вариант действий. С каждой возвращающейся великой ротой росли слухи о том, что, помимо нового крестового похода, творится что-то неладное. Вечные Сумерки. Орки, причём в количествах, не виданных тысячелетиями. Вокруг шептались, что пробил Час Волка. Раз Гиллимана вернули в мир живых, так вскоре за ним последует Русс. Пустые разговоры, как то возвращение Льва или появление Хана в звёздном небе над Вратами Хельвинтер.

Конечно, выдумки выдумками, однако Улль не мог игнорировать общее ощущение хамарркискальди: возможно, связь между Фенрисом и Волчьим Королём затрагивает душу каждого ребёнка этого мира. Даже если отбросить самые странные предположения, знамений и так было предостаточно. Волчьи жрецы, что странствовали по Фенрису в поисках потенциальных Небесных Воинов, рассказывали об увеличении числа людей с вюрдкнаком. Уже не горстка — десятки. Что, если принятие космодесантников-примарис — не-волков — ослабляет связь фенрисцев с родным миром и ведёт орден на путь смерти?

— Быстрее, Однострел, — подгонял Форскад, глядя на южное направление коридора. — Если срежешь путь через восточную пещеру, то доберёшься до Первых Волков раньше Великого Волка.

«А дальше что делать прикажешь?» — подумал Улль, переходя на бег.

Гай понимал, что от растерявшего всякую актуальность путеводителя осталась лишь его символичность: недели общения с настоящими Волками Фенриса изрядно дополнили содержание книги, хотя некоторые сведения до сих пор не получили подтверждения от новообретённых братьев. Обличительные слова Дрога Плугомеча всё не выходили из головы: каждый раз, когда Гай изъяснялся на ювике или играл в кёнигсгард, он слышал тот голос, который твердил о невозможности стать истинным сыном Фенриса.

Что грызло больше остального, так это ноющее чувство правоты Дрога. С виду они могли сойти за Волков Фенриса. Да, существовали языковые проблемы — когда Первые Волки говорили на ювике, перворождённые всё ещё продолжали переходить на готик, — но причина заключалась отнюдь не в отсутствии понимания. Примарисы говорили на нём как чужаки, однако со временем акцент потерял бы резкость, астартес подхватили сленг и речевые нюансы, постепенно приблизившись к уровню носителя языка. Перворождённые же чаще использовали готик для замечаний, больше походивших на лёгкие насмешки. С кэрлами оказалось проще: смертные, возможно, не были столь уверены в своих языковых навыках или не желали очернять речь своих господ.

Обычаи, имена, умение ориентироваться в Этте — всё это придёт со временем, как и к любому попавшему в крепость новобранцу. Хотя Первые Волки мало что видели за пределами залов Убийц Дрейков, в скором времени они узнают дорогу к докам, арсеналам и апотекариону — точно так же, как космодесантники «Люпус-шесть» изучали пространство перевозивших их звездолётов.

Труднее всего оказалось постичь смертный опыт фенрисцев — навыки и ощущения, полученные до трансформации в космодесантников. Чутьё, которое связывало коренной народ воедино; вюрген, разный для каждого воина, но следующий всеми узнаваемому образцу. Поскольку у Первых Волков не было опыта сражений плечом к плечу с копьём и щитом, охоты с использованием луков — примарисы попросту не могли переложить его на болтеры и плазмомёты. Сотни лет жизни Волков Фенриса строились на двенадцати-тринадцати годах их детства. Смогут ли Гай и остальные из Неисчислимых Сынов когда-нибудь это понять? Будущие космодесантники только выиграют от обучения и технологий примарисов, однако Первые Волки — и всё их поколение — навсегда останутся отклонением от нормы, вышнеземцами в волчьей шкуре.

Пусть теперь от книги было мало практической пользы, Гай всё равно держал её в руках во время разговоров на ювике. Вожак Первых Волков старался перевести саги, которые они сочинили для Хейндаля, Энфорфаса и остальных погибших за прошедшие три года. Нейфлюр отмечал на куске коробки из-под пайков слова, для которых не существовало фенрисского эквивалента. Фенрисцы редко пользовались своими рунами — всё значимое доверялось памяти. Пусть он и взял на себя роль скъяльда и обладал почти идеальной памятью, Нейфлюр ещё не настолько себе доверял, чтобы хранить предания исключительно в голове.

— Как думаешь, какое слово обозначает «титан»? — спросил Нейфлюр, продолжая писать на картоне.

— Ирн-энт, железный гигант, — раздался голос из открытой двери.

Гай обернулся на звук и поприветствовал Улля улыбкой. Вожак стаи немного раскраснелся, как будто бежал — долго и интенсивно. Гай встал, протягивая руку, и обменялся с Уллем крепким рукопожатием.

— Давненько не виделись, — воскликнул Гай. — Думал, теперь тебе стыдно находиться со мной в одной компании. — Вожак постарался выдавить из себя юмор, чтобы спрятать за ним правду.

— Ты совершил несколько позорных поступков уровня Кровавого Когтя, только и всего, — ответил Однострел, оценивая помещение. — Вижу, вы неплохо устроились.

— Ты в порядке? — спросил Гай. — Какой-то ты… возбуждённый.

Улль рассеянно кивнул и оглянулся на дверь. Кивок был резким и неосмысленным, но он привлёк внимание Гая к отдалённому звуку голосов.

— Рота сегодня немного беспокойная, — заметил Гай, проходя мимо Улля ко входу. Вожак стаи схватил его за руку, останавливая.

— Иногда такое бывает. — Улль отошёл от двери, переводя взгляд с одного Первого Волка на другого. Гай мог бы поклясться — Улль их пересчитывал. — Все здесь? Хорошо, хорошо. Может, сходим в тренировочный зал, обменяемся кое-какими мыслишками?

— Был бы признателен, но не сейчас. Мы вернулись с тренировки в начале дежурства, менее получаса назад. — Гай направился к кровати. — Может, у тебя есть желание помочь нам с ювиком?

— Отличная идея! — воскликнул Улль с показным энтузиазмом. — Отличная. Почему бы нам не… выбраться наружу? Вы больше поймёте о Фенрисе, когда прочувствуете укусы ветра и услышите его голос собственными ушами.

— Кром внёс нас в список вахтенной службы, нам нельзя покидать залы, — выдохнул Гай. Пусть Драконий Взор и отозвал роту с боевого дежурства, однако они по-прежнему были обязаны обеспечивать безопасность Этта и Мира-Очага. — Это признак того, что он действительно принимает нас как часть Убийц Дрейков.

— Да, это хорошо, — так же рассеянно произнёс Улль. — Если подумать, то мы тоже в дозоре.

Внезапно с треском ожила панель с вокс-передатчиком на противоположной от двери стене. По залам великой роты раздался знакомый голос Драконьего Взора.

— Серые Шкуры и Первые Волки, живо в мои покои, в боевом снаряжении.

— Слава Руссу, — обрадовался Улль, скорее от облечения, чем от предвкушения. Вожак стаи хлопнул Гая по руке, в то время как остальные Первые Волки уже начали сборы. — Я проведу вас на железные уровни, встретимся с Серыми Шкурами там.

— В боевом снаряжении… С чего бы? — спросил Гай.

— Да с чего угодно. — Улль очень торопился уйти и уже вышел в коридор. — Пойдём-пойдём. Поговорим по дороге.

Гай попытался умерить любопытство. Вероятно, их вызвали ради какого-то обычая или церемонии, требующей от них полного боевого облачения, однако вожак никак не мог отделаться от мысли, что он впервые отправится в бой как настоящий Волк Фенриса.

Протискиваясь в тесную приёмную сквозь завывающий ветер, Мудире осознал, насколько исказилось его восприятие. Внутри ожидали два Космических Волка в широких терминаторских доспехах, оба гораздо крупнее историтора и явно были способны, даже не вспотев, разорвать его в клочья. И всё же по сравнению с кустодием, примарисами и, несомненно, Гиллиманом с его подавляющей аурой Волки казались какими-то непропорциональными.

Оба Космических Волка представились на готике, не скрывая своего акцента. Мудире уже привык к разнообразным традициям наименований и помпезности Адептус Астартес, однако явная воинственность прозваний Торвина Кинжалокулака и Нильскара Бей-в-Сердце застала историтора врасплох. К счастью, Вихеллан не посчитал нужным соревноваться в перечислении почётных имён. Следующий шаттл с историторами приземлился через несколько минут, и вся группа посланников оказалась в сборе. Без лишних церемоний волчьи гвардейцы — коими, по предположению Мудире, являлись сопровождающие — провели их в залы Клыка.

Сначала они прошли в длинный коридор, с высоченного потолка которого свисали стяги — знамёна из странного, похожего на шёлк пластека были исписаны перетекающими друг в друга зазубренными рунами; на стенах же развесили трофеи. Поднявшись по лестнице в конце коридора, историторы во главе с кустодием ступили под арку, украшенную волчьим черепом размером с торс Мудире. Элиптика вертела головой во все стороны, пытаясь запечатлеть как можно больше, в то время как Копла-вар уже водил стилусом по блокноту, да с такой скоростью, что его записи едва напоминали что-то осмысленное.

— Чем ты занят? — спросил у коллеги Мудире.

— Это исторический момент, — ответил Копла-вар. — Первые эмиссары крестового похода Индомитус ступили на Фенрис!

— Во-первых, это неправда. До нас здесь был лейтенант Касталлор. Во-вторых, мы не являемся эмиссарами крестового похода Индомитус. У нас нет полномочий общаться с местными жителями, разве что с целью разузнать побольше о Бухарисе и Гаталаморе. В-третьих, мы историторы и должны абстрагироваться от окружающего. Мы раскапываем утраченную историю и записываем разворачивающиеся в ней события — мы её не создаём.

Копла-вар на мгновение пристыдился, но так и не опустил инструменты для записи. Мудире услышал ахи Алека за спиной и, обернувшись, заметил, как тот прильнул к узкому окну.

— Это просто невероятно, — прошептал Алек.

Мудире взглянул через толстое гласситовое стекло. Они смотрели с отрога на главный шпиль крепости-монастыря Космических Волков. В такие моменты легко забывался тот факт, что покрытые снегом склоны представляли собой скорее искусственную, чем природную гору, но сотни огоньков-окон, мерцающих сквозь неутихающую метель, постоянно об этом напоминали. Цитадели и оборонительные башни размером с целые городские кварталы ютились среди усыпанных валунами долин, поднимаясь из островков соснового леса посреди крутых горных откосов.

— Не задерживайтесь, — крикнул один из волчьих гвардейцев, проходя через портал впереди. — Осталась ещё миля, а то и больше.

По сравнению со многими пройденными величественными залами и длинными переходами помещение, в которое привели историторов, оказалось совсем небольшим. Оно не отличалось убранством, обставленное в том же стиле, что и большая часть крепости, уже увиденная посланниками. Здешние стулья и столы создавались для космодесантников, а комната была обшита древними досками, которые потемнели почти до черноты от дыма, поднимавшегося из широкой ямы сбоку. На самих стенах висели щиты, разрисованные всевозможными символами и узорами, а также великое множество рогов, золотых оберегов и люменов-фонарей.

— Это символы великих рот, — произнесла Балковяз. Она указала коротким пальцем на ближайший щит; на нём красовалась голова воющего волка на фоне чёрной луны. — Вот этот — Чемпионов Фенриса, личных воинов Великого Волка. А вон тот, со зловещей тёмной волчьей головой на фоне короны, — символ встреченных нами Убийц Дрейков, великой роты Крома Драконьего Взора.

— Их называют верегостами. Это талисманы нашего народа, происхождение которых относят ко временам ещё до пришествия Волчьего Короля.

Поначалу Мудире не мог сориентироваться, откуда донёсся голос. Затем он вгляделся сквозь дым, и взор историтора упал на широкое кресло в конце зала. Перед ним располагались стол и стулья, часть из которых были рассчитаны на обычных людей. Во главе сидела закутанная в меха фигура, почти неотличимая от обивки самого трона — почти, если бы не тёмно-рыжая копна волос и того же цвета борода. Зрачки Мудире уловили вспышку золота и отблеск льда.

— Вы, должно быть, тот, кого называют Ньялем. Главный библиарий ордена, — поприветствовал Вихеллан. Кустодий стремительно зашагал по каменным плитам, устланным плетёными коврами с изображениями сцен морских кораблей, сражающихся змей и вооружённых щитами и копьями бородатых воинов в пылу битвы.

— Это имперский титул, — ответил космодесантник. — В этих залах я известен как Гуляющий Шторм, но подойдёт и просто Зовущий Бурю. Здесь я — рунтэн и хранитель преданий. А собрались мы в скъяльдхалле, Зале сказаний.

— Так здесь ваши архивы? — выдохнул Алек с поблёскивающим инфопланшетом в руке, едва поспевая за Вихелланом и размахивая перед собой кабелем с замысловатым двузубым штекером на конце. — Возможно, у вас есть альфаномический порт, с помощью которого я бы получил к ним доступ?

— Не замечал, — улыбнулся Ньяль и указал на стулья перед собой. — Скоро принесут еду и питьё, а пока давайте познакомимся друг с другом и поговорим о недавних событиях нашей непростой эпохи.

— Мы собираем любую доступную информацию о гаталаморской Чуме Неверия и тиране Бухарисе, который её породил, — заговорил Вихеллан. В зале стояло гораздо более просторное кресло, явно предназначенное для кустодия; оно блестело лакировкой, свидетельствовавшей о том, что смастерили его недавно. Сидение эмиссара размером превосходило трон Ньяля, однако имело куда более незамысловатый дизайн. Кустодий не обратил на предложенное место никакого внимания и встал поодаль, без усилий удерживая копьё в руке. — Ваша помощь пришлась бы очень кстати.

— И мы вам её окажем, однако в сообщении ты указал, что принёс вести от Всеотца. Я бы хотел услышать в первую очередь их.

Мудире поймал взгляд Оковени, когда та в замешательстве посмотрела на кустодия. Как оказалось, слова Вихеллана о недопустимости уловок не распространялись на него самого. Копла-вар приподнял бровь и тоже переглянулся с Мудире — тот едва заметно покачал головой, не менее удивлённый.

— Я сказал, что принёс новости с Терры, а не от самого Императора, — ответил Вихеллан, слегка склонив голову. — Если бы Он общался напрямую с какой-нибудь живой душой, то, полагаю, такой могущественный псайкер, как вы, несомненно почувствовал бы Его золотую рябь в варпе.

— Ах, вот оно как, — хрипнул Ньяль. Хмурый взгляд рунического жреца говорил сам за себя: несмотря на притворство кустодия, Зовущий Бурю распознал трюк. Секундой позже выражение лица Владыки Рун прояснилось. — Недоразумение, не иначе. И всё же расскажи мне о наших мрачных временах, а я поведаю истории о временах куда более тёмных.

Владыка Рун бросил взгляд за спины гостей и сказал что-то по-фенрисски. Оба терминатора Волчьей гвардии покинули зал. Мудире совершенно забыл об их присутствии, настолько его заворожил вид Ньяля. Историтор задавался вопросом — возможно, имели место какие-то манипуляции с их сознанием, — однако успокоил себя тем, что Вихеллан не только был невосприимчив к подобному воздействию, но и знал о возможных рисках.

— Ну же, не робей! — настаивал Ньяль.

Беседа началась и длилась множество часов. Историторы вытащили из памяти все свои знания, рассказывая Зовущему Бурю о крестовом походе Индомитус, в то время как Вихеллан довольно откровенно поведал о событиях на Терре — нападении предателей с нерождёнными, о чистке Гиллимана, а также о его последующей политике и кампаниях. Со своей стороны Ньяль предоставил гостям информацию о последних битвах Космических Волков, от Кадии до Фенриса, включая рассказы о смутных и обманчивых войнах, развязанных падшим примархом Магнусом Красным и его Тысячей Сынов. Упомянул он и о битве в системе Фенрис, в которой участвовал орден Тёмных Ангелов и другие имперские силы. Затем Ньяль заговорил о зеленокожих ордах, наводняющих охраняемые орденом сектора в ранее невиданных масштабах.

— Сначала мы думали, что орков погнали Вечные Сумерки, те, что вы называете Великим Разломом. По мере того как бездна поглощает всё новые солнца и миры, зеленокожие вынуждены всё дальше и дальше отступать на охраняемую нами территорию. — Лицо Ньяля сделалось мрачным. Рунический жрец покачал головой. — Однако теперь мы не столь в этом уверены. Вести с далёкого Армагеддона и других территорий сообщают, что Зверь Газгкулл снова в строю, упивается кровопролитием во владениях Всеотца, как и наши кузены-предатели. Возможно, орки несутся не от чего-то, а к чему-то навстречу. Былое опять повторяется — зеленокожие идут за Газгкуллом.

— Варп-разлом пробудил многие ужасы, которые прежде дремали, — согласился Вихеллан. — Адептус Астра Телепатика сообщает о беспрецедентном количестве энергии, выплёскивающейся в реальное пространство.

— Да, иноморье бушует. Его волны набегают на берег как никогда далеко. Орки чувствуют это точно так же, как альдари и все остальные разумные существа, — прилив утягивает души и выносит их обратно.

Как и было обещано, в зал внесли еду и питьё, и, несмотря на некоторые опасения, хозяева крепости не пытались опоить гостей. Трапезу завершили пряным и тонизирующим напитком, фюркафом, после чего слуги Императора продолжали разговор в течение ещё многих часов.

Как раз в тот момент, когда Мудире снова начало клонить в сон, Ньяль наконец-то перешёл к теме Бухариса и Чумы Неверия.

— Так, теперь сага о Корбьёрне Молотобойце, одолевшем Лживого Жреца. — Ньяль кивнул больше для себя, копаясь в памяти, и хрустнул костяшками пальцев. — Однако прежде вы должны учесть, что жрецы Терры, те, кого вы теперь называете Адептус Министорум, прибыли на Фенрис после войны против Падших Волков. Они пытались донести до нас ошибочность наших знаний о Всеотце. Как вы можете догадаться, добром дело не кончилось, но они продолжали приходить, а мы продолжали их выпроваживать. Любви между Фенрисом и приспешниками экклезиарха не сложилось с самого основания тогда ещё безымянной Церкви. И потому, даже не будь в сердце Бухариса зла или Чумы Неверия, как вы её называете, на Фенрис пришёл бы другой эгоистичный фанатик. В ту эпоху Отступничества, или, по-здешнему, Время Ложных Отцов, кто-нибудь всё равно захотел бы свести счёты.

Ньяль продолжал, не преминув напомнить о многих прегрешениях Имперской церкви против Космических Волков и их верований; конфликтов было так много, что слугам ордена пришлось освежить напитки и принести больше закусок. В какой-то момент смертные сообщили присутствующим, что наступил рассвет следующего дня. Прежде чем снова затронуть тему Бухариса и вторжения на Фенрис, Ньяль предложил историторам отдохнуть в приготовленных им покоях, пообещав вернуться к сумеркам.

Коллеги Мудире уже заполнили кристаллы памяти и блокноты, однако сам Девен, доверяя их мастерству, не сделал ни единого штриха. Он по-прежнему ждал рассказа о кардинале. Мудире вместе с остальными лёг спать в предоставленном Волками общежитии, однако, после того как историтор в последний раз увидел Вихеллана, неподвижно стоящего у двери, точно изваянный страж, ему снились охотящиеся волки и оскаленные орочьи морды.

Вой ветра вне «Громового ястреба» и постоянный рёв двигателей боевой машины заставили космодесантников перейти на вокс-передатчики, чтобы слышать друг друга сквозь шум. Первые Волки сидели по одну сторону отсека, а Серые Шкуры — напротив, за исключением Сатора, пилотировавшего корабль. В смотровых иллюминаторах проносилась бескрайняя белизна.

— Где находится эта оборонительная станция? — спросил Гай, вытащив магазин из болт-винтовки и снова его проверив. Железные жрецы заверяли, что внутри были стандартные болты, но Гай не мог отделаться от мысли, что этот магазин весил меньше.

— В Разбитых долинах, в местечке под названием Челюсть Кракена на побережье Железного моря, — ответил Улль. — За пределами Асахейма всего около двадцати локаций, которые достаточно сейсмоустойчивы, чтобы на них можно было размещать объекты орбитальной обороны. Но время от времени они тоже становятся нестабильными. Вероятно, там случилось землетрясение или извержение вулкана.

— Вся проблема в том, что если место достаточно надёжно для укреплений, то оно привлекает и других, — добавил Гарн. — Будь то звери или люди. С приближением хельвинтер любой безопасный уголок или вершина превращается в место битвы. Возможно, кто-то крупный проник на объект и повредил системы связи.

— А что насчёт людей? — спросил Доро. — Могли ли они его повредить?

— Я уже говорил, вокруг полно людей, — пояснил Улль. — Ордассоны, гельдматры, огнеломы, ландсаттмаринги, ледоходы и прибрежники. А за последние несколько лет здесь могли обосноваться новые племена. Но люди, как правило, держатся подальше, к тому же существуют системы защиты, призванные направлять смертных в обход. Если они каким-то образом вышли из строя, здание наземного управления действительно послужило бы фенрисцам крепким домом. Однако большинство племён и близко не подойдут к территории Небесных Воинов.

— Я слыхал, что несколько десятилетий назад эрсоринги обустроили святилище Всеотца в укреплении с лазерной пушкой, — прокомментировал Эйрик. — Эти парни размазали кровь болотного кабана по линзам наведения, а на поворотных механизмах развесили железные обереги.

— А в термогенераторном зале под Каменными Шапками свил гнездо пиковый змей, — добавил Гарн.

— Наверняка вся шумиха из-за сломанного передатчика, — проворчал Улль. — Не беспокойтесь.

— Ты ведь гельдматр, верно, Улль? — спросил Эйрик. — Из здешних мест.

— Не, чуть более южных, — ответил вожак Серых Шкур. — Я из фьордовых гельдматров, а не лесных. Мой дед происходил из урсинкингов, живших в Бурноводье. Его племя потеряло сотни людей при попытке пересечь бушующие моря, и в конце концов им пришлось примкнуть к гельдматрам.

— У урсинкингов могучая кровь, — согласился Хари. — Мой двоюродный дедушка был тоже из их числа. Многие Волки Фенриса берут начало в этом племени.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил Гарольд.

— Когда земля каждый год рвётся на части, единственное, что неизменно, — это семья и племя, — ответил Эйрик. — Нельзя привязываться ни к камням — когда-нибудь они утонут, ни к волнам — они унесутся прочь. Ты обязан знать, кто прикрывает тебя, а кого — ты. Родись ты здесь, тебя бы этому научили.

— Я ничего не помню до пробуждения Коулом, — попытался оправдаться Гарольд. — Я космодесантник-примарис, сын Русса — вот что по-настоящему важно. Узы прошлого ничто по сравнению с узами настоящего.

— Тогда откуда ты знаешь, за что бьёшься? — спросил Улль. — Что ты защищаешь?

— Императора, — гордо ответил Гарольд. — Воздвигнутый Им Империум. Мы защищаем все Его миры, а не какой-то отдельный.

— Это просто куски камня, — усмехнулся Детар механическим голосом. — Какие за ними стоят идеи? Какие традиции и истины?

— Истина Императора, — отрезал Доро. — Мы едины в служении Ему, всё остальное второстепенно.

Перворождённый не ответил, и между двумя стаями на несколько минут воцарилось молчание. Гай по-прежнему не видел ничего, кроме белизны за окном, а шум ветра и двигателей ничуть не менялись. До места назначения оставалось ещё больше часа полёта.

— Ты упомянул, что приближается хельвинтер. Что это такое? — спросил Анфелис.

— Огонь и лёд! — рассмеялся Форскад. — Звёздная буря!

— Сезонное явление, — пояснил Гай, вспомнив описание из путеводителя. — В точке афелия Фенрис проходит через плотное астероидное поле, поэтому в холодные периоды наблюдаются экстремальные метеоритные бури.

— Ты так уныло это объяснил, — ответил Форскад. — Во время Адской зимы снежные бури сдирают кожу с лица и морозят глаза, а приморские берега покрываются льдом толщиной в несколько метров. Пылают сами небеса, и, даже несмотря на то что Волчье Око очень далеко, ночь изгоняется неземным пламенем.

— Волчий Король прибыл во время хельвинтер и выжил младенцем, — заговорил Улль. — Он первый прошёл Испытание. Говорят, Русс бежал рядом с волчицей Моркаи и, когда не хватило даже его сил, он залез той на спину.

— Нет-нет, всё было не так, — запротестовал Гарн. — Русс укрылся в логове Моркаи и свернулся калачиком среди её окровавленных клоков шерсти, прямо на пороге Хель.

Перворождённые начали спорить: каждый рассказывал собственную версию фенрисской истории. Через некоторое время Серые Шкуры сошлись на том, что Леман Русс верхом на Моркаи добрался до её логова и, укрытый окровавленной волчицей, там же заснул, где его впоследствии и обнаружили фенрисцы после хельвинтер.

И снова Гаю вспомнились слова Дрога. Примарис никогда не узнает, каково это — вырасти на местных историях и сформировать на них представления о вселенной. Он мог бы уподобиться скъяльдам и выучить каждое из сказаний, но Гай никогда не воспримет их как истину, как это укоренилось в Улле и его подопечных. Коул наполнил его голову знаниями — Гай располагал фактами о Фенрисе и его народе ещё до того, как взял в руки путеводитель, но фенрисцем от этого он не стал.

На какое-то время Гай забылся в меланхолии, однако, когда зазвучала боевая сирена, печаль мгновенно исчезла. По воксу раздался голос Сатора.

— У нас проблемы. Авгуры фиксируют многочисленные биосигналы. Системы обороны станции взяли нас на мушку.

— Внезапное нападение, — произнёс Улль. — Сатор, кружи здесь и по возможности обеспечь огневую поддержку после нашей высадки, но без риска для станции и корабля.

— Я зачищу прилегающую территорию.

— Внезапное нападение? — В отсеке погасло освещение, и Гай почувствовал, как корабль накренился, пытаясь уйти из-под прицела защитных систем. — Звучит опасно.

— Потому что так оно и есть, — хрипнул Форскад.

— Быть сбитым куда более неприятно, — прорычал Улль. — Ни шагу от нас.

— Понял, — кивнул Гай. Вожак примарисов отстегнул ремни и встал на примагниченных к палубе сабатонах. — Первые Волки, приготовиться к бою.

Посланникам крестового похода дозволили вернуться в скъяльдхалле, но не более того. Имперцы провели целый день, собирая заметки и формулируя будущие вопросы: историторам хотелось прояснить некоторые моменты, касающиеся цепочки имён, родословных и титулов вовлечённых участников. Ньяль, как и обещал, вернулся к ночи в сопровождении слуг и еды, и после того, как компания ещё раз отужинала и выпила столько фюркафа, что у Мудире зазвенело в ушах, Зовущий Бурю перешёл к сути сказания.

Он говорил об армиях кардинала-отступника и приведшем их флоте; о героях, сражавшихся в пустоте и на склонах гор, о бомбардировках и абордажных действиях. Рунический жрец не упустил ни единого имени — поэтому Мудире вскоре поручил Элиптике единственное задание: записывать участников, их должности и взаимосвязи, чтобы впоследствии орден историторов сумел как следует всё изучить.

Ньяль и раньше говорил выразительно, но сейчас ораторский дар жреца сиял ярче пламени костра, разожжённого сервами. Возможно, это было одним из наиболее деликатных проявлений его способностей, но Мудире мог ясно вообразить, как бесчисленные волны исступлённых, вселяющих ужас фанатиков кардинала пробираются сквозь смертоносные снежные бури; как диковинные машины, захваченные в завоёванном еретиками мире-кузнице, оставляют Асахейм в алхимических пожарах; как возвращаются с далёких войн сыны Фенриса, вставшие на защиту очага от ещё вчерашних союзников.

В какой-то миг Уллю поверилось, что его нить оборвалась.

Вырвавшись из низких облаков, «Громовой ястреб» камнем рухнул вниз, а Серые Шкуры на тот момент уже выстроились на опущенной штурмовой рампе. С этой не столь надёжной позиции Улль наблюдал вспышки двух запущенных ракет и тёмные пятна приближающихся снарядов, отлично выделяющихся на фоне пламени собственных реактивных двигателей.

— Пикирую, — объявил Сатор таким тоном, будто сообщил о принесённом мьоде. Секундой позже нос «Громового ястреба» опустился почти вертикально вниз — пилот нацелился на металлический блеск оборонительной станции где-то в миле внизу. Магнитный захват левого сабатона Улля не выдержал, и нога вожака соскользнула с рампы, отчего Однострел, закручиваясь, повалился вперёд.

За мгновение до того, как вес Улля стал непосильным для единственного примагниченного сабатона и космодесантник перевалился через край, Детар оказался рядом и схватил командира за руку. В течение двух следующих секунд, пока «Громовой ястреб» пикировал, вожак болтался в полуобъятиях брата, потеряв опору уже обеими ногами. Первая ракета с визгом пронеслась над крышей боевого корабля и менее чем в метре от Улля.

Дух второй ракеты отследил изменение траектории, и небольшой корректирующий импульс развернул боеголовку обратно на Улля. Земля приближалась почти с той же скоростью, что и ракета: одна прямо спереди, другая сбоку.

—Беру крен влево.

На этот раз Улль был готов. Подгадав момент, когда корабль яростно завращался вокруг своей оси, и используя Детара как рычаг, он смог закрепить обе ноги на трапе. Ветер с воем проносился мимо, а реактивные двигатели продолжали визжать. Что-то — кто-то — ударилось о проём штурмовой рампы. Вожак Серых Шкур выслушал впечатляющую тираду ругательств на ювике от одного из Первых Волков.

Не было времени гадать, кто приложился: вторая ракета находилась уже в нескольких секундах от столкновения, круто поворачивая вслед за боевым кораблём. Улль снял с плеча болтер, прицелился одной рукой и открыл огонь; сразу же последовали вспышки из ещё полудюжины стволов. По корпусу ракеты на мгновение пробежали искры, но ни один из болтов её не пробил.

— Берегись! — прорычал вожак стаи, изо всех сил отклоняясь в сторону, — ракета пронеслась мимо и ударила в нижнюю часть штурмового люка. Взвыли и замигали индикаторы оповещения. «Громовой ястреб» накренился, стаю охватил огонь. В визоре Улля замелькали тепловые индикаторы. В доспех ударили металлическая шрапнель и куски керамита, откалывая от брони Волка сине-серые осколки.

— Сатор! — заревел Улль. Верхушки деревьев уже были не более чем в двухстах метрах от корабля, и от ударной волны с них каскадом посыпался снег.

Пилот ничего не ответил, но включил обратную тягу и резко задрал нос самолёта. Даже в полном боевом облачении Улль ощутил, словно ему в грудь ударили кузнечным молотом, отчего он чуть не свалился с рампы. Часть корпуса «Громового ястреба» охватило пламя, при резком торможении лизнувшее и Улля.

Оборонительная станция представляла собой укрепление из ферробетона и пластали, сооружённое на крутом склоне холма почти в восьмистах метрах от вершины. От окружающего леса постройку отделяло около двухсот метров скалобетонной ограды, но громадные сосны вокруг неё были слишком высокими, достигавшими десятков метров, чтобы космодесантники могли спрыгнуть с них без опаски. Сатор направил «Громовой ястреб» между склонёнными ветром верхушками и взял вправо, снижая корабль в чащу практически боком.

На металлические ступени и переходы вокруг тарелкообразного, направленного на север комм-узла вышло несколько фигур, но ещё больше вылезло из вмонтированного в крышу люка. «Громовой ястреб», ревя двигателями, завис всего в нескольких метрах над землёй, и тут же в сторону Волков Фенриса понеслись голубые лаз-разряды.

Хотя мужчины и женщины на станции были одеты в меха, точно настоящие фенрисцы, Улль заметил за шкурами синий и фиолетовый цвета. К тому же ни одно из местных племён не обладало лазерным вооружением.

— Просперины! — прорычал Гарн за спиной.

— Как они сюда попали? — заревел Форскад, но Улль уже не обращал никакого внимания на выкрики братьев. В его мыслях вспыхнули воспоминания о Фенрисе, охваченном опустошительной войной с прислужниками Циклопа.

— Обагрите снег! — Вожак стаи спрыгнул с рампы корабля и, приземлившись по самые бёдра в снег, взял врагов на прицел. — Засуньте их обратно в хелеву дыру!

Глава пятнадцатая

ЦЕЛЬ ОБНАРУЖЕНА

ТУПИК

СКОРЫЙ ЗАПУСК

Младший сюрвейер-аккордант Макома подавила зевоту и оглядела безмолвствующий стратегиум. Какое-то время половина станций ещё находилась в режиме повышенной бдительности, однако спустя три дня после выхода на низкую орбиту и запуска шаттла рутина вернулась на круги своя. Вахту нёс лейтенант Кармайхаз, самый молодой из офицеров. Он стоял рядом с командирским троном и разглядывал собственные ногти. Сервиторы не прекращали своего приглушённого бормотания, выдавая отчёты, читать которые никто, кроме сервиторов-стенографистов, не собирался.

Она переступила с ноги на ногу. До конца вахты оставалось ещё два часа. Женщина с завистью покосилась на пустующий стул энсина Себреца в нескольких метрах от себя. Элемент мебели являлся привилегией звания, которая была недоступна мелкому офицеру вроде Макомы.

Пустовал и серый сюрвейерный экран, пересечённый тремя почти прямыми красными линиями. Макома взглянула на хронометр. До следующего сканирования оставалось четыре минуты. Служащая огляделась по сторонам, сунула руку в карман куртки и тихонько вынула оттуда маленький круглый кусочек сладкого рулета. Крошки упали на пласталь её рабочего места, и девушка спешно смахнула их другой рукой, прижимая контрабандное печенье поближе к телу.

Она прямо-таки ощущала пальцами текстуру лакомства, и Макома позволила себе ещё несколько секунд насладиться чувством предвкушения — она откладывала это маленькое удовольствие с тех самых пор, как заступила на вахту четырьмя часами ранее. Устоять перед медовым вкусом было невозможно, и её рука поползла вверх по телу, ровно вдоль, словно боевой корабль, прижимающийся к холмам и хребтам во время внезапной атаки. Недозволенность угощения была даже слаще, чем само печенье, и, сделав медленный, успокаивающий вдох, девушка совершила последний рывок рукой от груди ко рту.

И как раз в тот момент, когда она откусила ломтик зернистого сладкого рулета, заревела тревога. Макома вздрогнула и от страха выплюнула размокшие кусочки на экран.

Средняя красная линия трансформировалась в раздвоенную загогулину, практически симметричную, поскольку она расходилась почти по центру экрана и объединялась вновь у его правого края. Ещё большее внимание к её станции привлёк мигающий оранжевый огонёк. Макома тут же спрятала руку в карман брюк, чувствуя, как крошится внутри бисквит.

— Четвёртый сюрвейер, докладывайте. — Несмотря на молодость и худощавое телосложение, лейтенант Кармайхаз обладал довольно низким голосом и способностью без лишних усилий разнести свою волю по стратегиуму.

Макома вытащила руку из кармана, стряхнула масляные крошки с кончиков пальцев и ввела код на рунической клавиатуре у дисплея. Завибрировав, центральная линия исчезла, и сервитор записал показания на бумажной ленте, выданной из щелевого разъёма консоли.

Сверившись с бумагой, она внесла некоторые коррективы в дисплей — следом в полумиле от Макомы, на вентральной обшивке корабля, сканирующая антенна развернулась под углом семь градусов вовне. Средняя линия появилась вновь. Она отобразила более резкий всплеск и исчезла.

— Выполняю калибровку, сэр, — передала она вахтенному офицеру, мысленно проклиная масло на кончиках пальцев и оставленные на клавиатуре следы.

На экране отобразился результат ещё одного импульса сюрвейерной системы, уже снова чуть более плавный. Несмотря на это, невозможно было не заметить рукотворный характер обнаруженного сигнала.

Макома повернулась к лейтенанту. Сердце девушки бешено колотилось, и вовсе не из-за недозволенной сладости в кармане.

— Сэр, фиксирую попытку нацеливания на корабль, — объявила офицер. Кармайхаз вмиг посуровел и направился к командирскому трону. — Источник на Фенрисе!

Ньяль рассказывал историю словно в трансе, припоминая не слова, как скъяльд, а заново переживая события, переданные ему предыдущими хранителями преданий. Он не столько вспоминал переживания, сколько пересказывал их из первых уст, непосредственно ощущая дуновения ветра на лице. Он будто собственными ушами слышал треск лазружей, когда солдаты Астра Милитарум, совращённые словами Бухариса, высыпали из огромных посадочных модулей на снег и лёд Асахейма, в то время как на орбите горели звездолёты. Владыка Рун узнал грохот орудий — системы обороны Этта открыли огонь, и вслед за ними пришёл жар взрывов ракет и детонаций снарядов.

Он делился воспоминаниями как языком, так и мыслью, хотя подозрение насчёт кустодия застряло в уголке его сознания, точно назойливая заноза. Ньяль повёл историторов вниз по долине Серого Короля, где Кровавые Когти с прыжковыми ранцами спрыгивали со скалистых утёсов на танковые колонны еретиков. Выхлопные газы работающих двигателей загрязняли свежий фенрисский воздух, однако вскоре небо заволокло смогом от их горящих обломков. По глубоким сугробам пробирались дредноуты: природные масла и специальная термоизоляция защищали их механические тела от экстремального мороза, в то время как гораздо более крупные орудийные шагоходы Бухариса грязли в снегах и обледеневали, становясь лёгкой добычей тогдашних ветеранов Великого Волка.

Ньяль воспринимал молитвы ненависти настолько отчётливо, словно рунический жрец стоял прямо во вражьей толпе. Его разум обдавала безрассудная вера — именно это ощущал в те времена рунтэн Матин Огненный Кулак. Предшественник Ньяля будто стоял у него за плечом — призрачный силуэт древнего жреца шептал ему на ухо, а дыхание Владыки Рун придавало словам форму. Матин поведал историю о том, как в фенрисской деревне разрушили храм Всеотца, а на его месте еретики воздвигли золотую статую Бухариса в образе живого святого. Оскорбление вызвало гнев не только народа Фенриса, но и его духа — подземные толчки сотрясли склоны холмов там, где землетрясения никогда не случались. Воспитанные свободой родного мира, фенрисцы обрушились на армии идолопоклонников и рубили их топорами, пронзали стрелами и кололи копьями, в то время как Огненный Кулак и второй рунический жрец обрушивали на изменников молнии прямиком из тёмных туч.

Между оборонительной станцией и ракетной шахтой, расположенной в полумиле отсюда на вершине пика, тянулся лес, под деревьями которого было разбито небольшое поселение из шкуротканных палаток и биваков с лиственными крышами. Оно пустовало, однако от погасших костров лениво поднимался дым, свидетельствующий о недавнем чужом присутствии.

— Здесь! — Доро обратил внимание Первых Волков на оставленные в сугробах колеи, проложенные частыми, петляющими туда-сюда проездами по всему склону горы. Рядом на свежевыпавшем снегу виднелись чьи-то следы.

— Будь здесь кто-то из перворождённых, держу пари, они бы знали, как давно их оставили, — вздохнул Нейфлюр.

— Их здесь нет, да это и не имеет значения, — ответил Гай. — Шаги ведут к холму, и нет никакой разницы, оставлены они два часа или тридцать минут назад. Мы следуем плану — убиваем встреченных врагов и захватываем контроль над пусковой шахтой.

Стая направилась к вершине. Длинные ноги астартес, усиленные доспехом, легко справлялись с резким уклоном, в то время как смертные были вынуждены прокладывать дорогу наверх зигзагами. Через двести метров пути вокс-передатчик просигналил о входящей передаче по командному каналу.

— Это лорд Кром, — прорычал командир. — Призрак Русса, что за хель там творится?

— Выжившие просперины, мой господин, — ответил Улль. — Еретики скрывались здесь уже какое-то время, но теперь им удалось взломать шифры безопасности и проникнуть внутрь.

— Проклятые активировали орбитальное наведение, — пояснил Кром. — И так уж случилось, что судно, которое они пытаются взять на мушку, является кораблём имперского посла.

— На борту «Неизбывной ненависти» ожидают наши братья. — Гай сразу же представил десятки своих товарищей — сынов Русса, запертых на корабле в течение последних месяцев. Теперь братья-примарисы оказались под угрозой гибели от рук рабов Тёмных сил, так и не успев ступить на Фенрис. — Мы должны предотвратить запуск.

— Ага, может, ещё поучишь меня, как выслеживать маммофантов? — огрызнулся Кром. — Ваш предыдущий командир угрожает открыть огонь из бомбардировочных пушек, если станция зафиксируется на цели. Не могу сказать, что виню его, но Великий Волк заверяет — если «Неизбывная ненависть» ударит по нашему миру, мы примем ответные меры.

— Как скоро корабль выйдет из зоны поражения? — спросил Улль.

— Я вижу бункер впереди, — сказал Гай, заметив за деревьями две огромные ферробетонные стены. — Мы будем там через несколько секунд.

— Согласно приказам, «Неизбывная ненависть» должна была выйти на низкую орбиту, вывести шаттл, а затем отключить питание, — вновь заговорил Кром. — Пробуждение двигателей и выход из гравитационного колодца займут уйму времени. Вы должны остановить запуск.

— Почему просто не эвакуировать экипаж? — предложил Гай.

— Великий Волк не позволит сотням последователей Гиллимана разбежаться по Миру-Очагу, — ответил Кром.

— Тут обыкновенные культисты, — продолжил Гай. — Мы обнаружили лагерь. Человек тридцать, не больше.

— Мы тоже нашли стоянку, на сорок или пятьдесят человек, — добавил Улль. — С просперинами мы уже сражались — они перестанут усердствовать без своих хозяев-чернокнижников. Однако остерегайтесь малефикарума и неопознанного оружия.

— Я попробую умерить пыл Великого Волка. Оставайтесь на связи. — Канал Крома зажужжал и умолк.

— Мы обезопасили периметр и оттеснили еретиков, но нужно будет достичь диспетчерской и деактивировать запуск. А вы пока доберитесь до самих ракет, — скомандовал Улль.

— Здесь нет никаких признаков врага, должно быть, все прячутся внутри…

Гая прервал протяжный грохот; от сотрясающего шума с веток посыпался снег, а мимо поднимающихся космодесантников пронеслась небольшая лавина. Бледное небо потемнело, и над вершиной горы показались четыре массивные плиты из ферробетона.

— Улль, у нас проблема.

Несмотря на наличие работы, Макома находилась достаточно близко к верхней части стратегиума, и потому вслушивалась в разговор между лейтенантом Касталлором и магистром ордена Космических Волков. Даже если бы она стояла дальше, то гнев на лице обычно спокойного космодесантника служил бы достаточным признаком неладного.

— У меня нет иного выбора, кроме защиты своего корабля и его команды, — повторил Касталлор уже не в первый раз с тех пор, как прибыл несколькими минутами ранее. — Не имеет значения, являются ли источником угрозы ваши преднамеренные действия, неисправная система наведения или, как вы утверждаете, изменники, вставшие на службу предателям-астартес.

— Это лишено всякого смысла, — ответил Великий Волк. Его голос басовитым рокотом разносился через вокс-динамики. — Ты должен быть в курсе, что я обязан отреагировать на любое нападение на мир, находящийся под моей защитой. Здесь я имперский командующий, и на твою атаку я отвечу силой.

— Мы пытаемся включить реакторы для генерации пустотных щитов и маневрирования, однако «Неизбывная ненависть» уязвима из-за вашего настойчивого требования снизить мощность до минимальных показателей. Я даже не надеюсь одолеть могучий фенрисский флот, однако у меня будет достаточно времени, чтобы сообщить лорду-командующему о вашем предательстве.

— У меня были недели, чтобы стереть тебя со звёзд, так зачем мне было ждать до сих пор?

Макома посчитала вопрос достойным аргументом, но не осмелилась поднять глаза, чтобы посмотреть на реакцию командира, и потому дрожащими от страха руками она продолжила настраивать параметры сюрвейерной системы. Интенсивность сигнала наведения менялась каждые несколько секунд, и вдобавок он прерывался — всё указывало на то, что враг сканировал обширную территорию. Более того, источник на поверхности было невозможно проследить, а системы орбитальной обороны уже успели сузить область вероятного местонахождения «Неизбывной ненависти» до ста квадратных миль. Как только они определят координаты, на установление сигнала уйдёт ещё несколько секунд, в течение которых защитные системы успеют открыть огонь и, возможно, одним залпом разнести корабль на части.

— Спекуляции контрпродуктивны, — настаивал Касталлор. — Я обязан разобраться с непосредственной и очевидной угрозой. Одна из ваших оборонительных станций пытается засечь наше местоположение и впоследствии открыть огонь.

— Да, но мы ещё вчера потеряли с ней связь. На месте уже работают две стаи, они восстановят контроль в ближайшие несколько минут.

— У нас может не быть ни минут, ни второго шанса. Мы практически беззащитны. И наш единственный шанс выжить — это нанести превентивный удар. Как только мы получим подтверждённую координату и цель, то откроем огонь из основной батареи. У меня на борту сотни космодесантников-примарис, лорд Гримнар. По сути, это ваши войска. Вы скорее пожертвуете собственными людьми, чем позволите мне действовать?

— Да пойми ты наконец, — ответил лидер Космических Волков. — Оборона Фенриса взаимосвязана. Ударите, и остальные системы воспримут ваши действия как атаку и откроют ответный огонь. От меня уже ничего не зависит.

— Это может быть как правдой, лорд Гримнар, так и основанием для подозрений. Действительно ли вы успокаиваете дух своих систем столь же усердно, как мы стараемся разжечь реактор собственного корабля? Вы рискуете малым, лорд Гримнар, а требуете многого.

— Захват цели ещё не завершён, сэр, — объявила Макома, надеясь заверить лейтенанта Касталлора в том, что время всё-таки есть. — Сигнал наведения крайне нестабилен.

Макома на несколько секунд отвлеклась от экрана, чтобы проверить готовность реактора на главном дисплее. Мощность плазменной установки находилась на уровне двадцати процентов и продолжала расти. Первые потоки энергии, как велел Касталлор, направили на сюрвейерные системы и основную батарею. Чтобы начать отход с низкой орбиты, потребуется ещё около пятнадцати процентов мощности, а для пустотных щитов — не менее двадцати. Ни то ни другое не гарантировало надёжной защиты. Как же поступит лейтенант?

Сугробы у стены глыбообразной станции оказались настолько глубокими, что несущиеся Серые Шкуры рассыпали перед собой белые веера, точно носы ладей сквозь прибойные волны. Каждые несколько шагов один из астартес стрелял, пуская болт в сторону двери впереди. Никто из просперинов не осмелился высунуть ни голову, ни что-либо ещё; тела семи других свисали с перил и устилали ведущие ко входу ступени.

— Подсобите, — крикнул Улль, замедляя шаг в нескольких метрах от стены под ферробетонными ступенями.

Форскад пронёсся мимо, опустившись на колено прямо перед вожаком стаи. Выжав из сервомоторов ног всю возможную силу, Улль вскочил на плечо присевшего космодесантника и взмыл ввысь, в пике прыжка вонзив боевой нож в стену. Вожак Серых Шкур зацепился достаточно высоко, чтобы подтянуться к обледеневшим металлическим перилам и перемахнуть через них, одновременно выхватив болтер. Тут же в дверном проёме астартес столкнулся лицом к лицу с женщиной в капюшоне, она держала в руке гранату.

Рука Улля взметнулась вперёд, вбив по рукоять нож в её грудь и пригвоздив женщину к стене. Граната выпала из мёртвых пальцев и покатилась по полу, сопровождаемая криками дальше по коридору. Двумя секундами позднее труп женщины отбросило в сторону взрывной волной.

— Идея просто бомба, — прохрипел Улль, снимая с пояса собственную осколочную гранату. Он активировал снаряд большим пальцем и бросил так, чтобы тот отскочил от дальней стены и полетел вправо. Мгновением позже ещё один последовал в левый проход.

Грохот сабатонов возвестил о прибытии Гарна, за которым последовали и остальные — Серые Шкуры перепрыгивали через ограждения или взбегали по ступеням. Последним добрался Форскад; Эйрик подал брату руку и наполовину перетащил его через перила.

После детонации бомб Улль вошёл внутрь и повернул направо, к рубке управления. Даже не глядя, он знал, что Детар последовал за ним и двинулся налево. Серые Шкуры чередовались, не обмолвившись и словом. Вожак стаи переступил через изуродованные части тел, стены вокруг были забрызганы кровью и изрешечены горячей шрапнелью. В воздухе висел тяжёлый запах взрывчатки.

Ступеньки вели вниз всего на несколько метров и упирались в полуоткрытую дверь. Улль предупреждающе рявкнул братьям и нацелил болтер на вход, в то время как Гарн направился к лестнице. Собрат по стае преодолел весь пролёт в два прыжка и, приземлившись, развернулся. Рычанием на вюргене Гарн дал знать, что лестница свободна от врагов и он занял позицию.

Долю секунды спустя Улль заметил какое-то мимолётное движение в щели и открыл огонь. За треском детонации болта последовал крик боли, звук удара о металл и грохот захлопнувшейся двери.

Низкий рык сзади оповестил о том, что Эйрик собирается прорваться. Улль чуть изменил стойку, дав космодесантнику возможность развить полную скорость и наскочить наплечником на дверь, прогнув металл и сорвав её с петель. В открывшемся проходе стояла горстка укутанных в меха фигур, наставивших на Волков Фенриса лаз-копья. Улль тут же подметил подёргивающуюся под снесённой дверью руку — ворвавшись, Эйрик раздавил ещё одного просперина. Брат по стае принял положение лёжа и открыл огонь, в то время как вожак всадил болт под капюшон другого врага. Мгновение спустя по всей лестничной клетке эхом разнёсся гром оружия Гарна, к которому присоединился пронзительный визг лазеров.

Враги и спереди, и снизу. Улль активировал вокс. — Гай, скажи, что ты обезопасил пусковую шахту.

На пути к вершине холма Первые Волки потревожили стаю чернопёрых птиц, и те, крича, взмыли в небо. Снег испещряли следы самых разнообразных животных.

— Гниющая плоть, — прокомментировал Гарольд как раз в тот момент, когда запах достиг и фильтров шлема Гая.

Источник обнаружили всего через несколько секунд: вся левая сторона холма была усеяна тушами птиц, животных и фенрисцев — все в различных формах расчленения и степенях разложения. Объевшиеся звери и птицы отшатнулись при приближении космических десантников. Присмотревшись, Гай заметил на каждой туше следы лазерных и ножевых ранений. Не обращая внимания на присутствие людей, крысы и другие мелкие падальщики, измазанные в телесных жидкостях, протискивались сквозь грудные клетки и проломленные черепа, пережёвывая сухожилия и обгладывая кости.

— Попали в ловушку, — объявил Нейфлюр, указывая своим болтером вправо и назад. — Их загнали на убой.

Снег скрыл большую часть земельных насыпей, но космодесантникам не составило никакого труда пересечь небольшие обрывы и рвы, с помощью которых несчастных животных направили на заклание. Оглянувшись назад, Гай теперь мог увидеть тропинку, неуклонно уходящую вверх и влево и заканчивающуюся у могильной кучи.

— Движение! — Эгрей вскинул болт-винтовку и, когда на вершине холма показались сокрытые в капюшонах головы, выстрелом разнёс на куски одну из них. В ответ последовал шквал лазерных выстрелов — разряды топили снег и прошивали ветки деревьев, обдавая космодесантников водой и сосновыми иголками.

Из-за баррикады из сплетённых ветвей и утрамбованного снега показалось длинное дуло лазерной пушки.

— Тяжёлое орудие, на тридцать градусов влево, — предупредил Гай, тем временем отходя вправо, чтобы разглядеть расчёт. Баррикада больше походила на орудийный окоп, идеально расположенный примерно в сорока метрах с краю для защиты от лобовой атаки. Гай всё равно выстрелил, всадив в щель два снаряда, но болты промелькнули на фоне огромных дверей бункера и полетели дальше, не причинив никакого вреда лазпушке и еретикам.

Стая разделилась: Нейфлюр, Эгрей и Доро бросились вверх по склону сквозь всё более плотный лазерный огонь, в то время как Гай повёл Анфелиса и Гарольда к лазерной пушке.

— Не останавливаться, — рявкнул вожак Первых Волков. Гай рванул сначала влево, а затем вправо, петляя меж сугробов и не позволяя расчёту нацелить орудие.

Рубиновый луч устремился вниз, но пролетел слишком высоко над астартес и прошил лишь древесный навес над головой Анфелиса. Сокращая дистанцию, Гай открыл огонь с одной руки, стремясь сбить прицел культистов. Болты с глухим стуком вонзились в снежный скат и с треском пробились сквозь сплетённые ветви, преждевременно детонировав и не причинив урона. На долю секунды Гай осознал, что смотрит прямо в фокусирующую линзу оружия. В выпуклом стекле он увидел маленькое перевёрнутое изображение самого себя. Обзор заволокло алеющее сияние, и в следующее же мгновение в грудь ударила красная вспышка. Гай пошатнулся, ожидая, что секундой позже почувствует пронзительную боль, но ничего не произошло. Он опустил голову и увидел аккуратное отверстие из расплавленного керамита примерно в пару сантиметров шириной и столько же глубиной, но не более того.

— Хвала Императору! — воскликнул он и снова бросился вперёд, теперь уже отставая на пару шагов от остальных.

— Хвала стуже за то, что она истощила батарею, — усмехнулся Гарольд. — Это постоянный мороз разрядил энергетические катушки.

Из ямы выглянули фигуры в фиолетовых капюшонах и мехах, но нырнули обратно быстрее, чем Гай успел выстрелить. Он бросил взгляд вправо, убедившись, что остальные Первые Волки успешно преодолевают последние несколько метров до пологой вершины. Около дюжины противников с копьеподобным лаз-оружием дали последний залп в упор. Выстрелы не оказали никакого эффекта на доспехи типа X, как и разряженная лазпушка. В следующие секунды просперины выстроились так, что перед Первыми Волками возник небольшой частокол из потрескивающих копий. Нейфлюр не обратил на них никакого внимания — Первый Волк пробивался с ножом в руке через импровизированный шилтрон, переламывая и сминая древки.

Гай прыгнул в орудийный окоп и приземлился рядом с брошенной лазерной пушкой. По вершине холма разнеслись крики отчаяния и страха. Через короткий, покрытый снегом ферробетонный коридор вели свежие следы, прямиком к пристройке с металлической дверью. Вожак стаи выпустил болт в последнюю из исчезающих внутри фигур, однако снаряд попал лишь в полузакрытую дверь. Из щели высунулась закутанная в меха рука и потянулась закрыть дверь. Гай выстрелил снова. Болт разорвал запястье на части, и люк остался незакрытым, с висящими на запорном колесе ошмётками руки.

Достигнув площадки, Гай устремился к дверному проёму. Вожак Первых Волков нисколько не сомневался, что братья по стае справятся с любыми оставшимися позади врагами.

Ньяль с лёгкостью рассказывал каждую из саг, без всяких усилий вспоминая все малейшие детали. Он поведал о группе кэрлов не старше четырнадцати лет — о бывших претендентах в Стаю, которых отвергли ещё во время первых испытаний. Они позволили солдатам Бухариса захватить себя в плен, изображая интерес к их ложным идеям, все двадцать два кандидата. Заметив столь податливую волю и не зная о способностях и кровожадности фенрисских детей, предатели сопроводили кэрлов в один из своих лагерей. Представленные проповеднику, одному из заместителей Бухариса, сыновья Фенриса сбросили робкую личину и перебили похитителей. Они подняли оружие из рук мёртвых фанатиков и вышли наружу с единственной целью — убить ещё больше врагов. Перед тем как последователи кардинала их одолели, дети успели вспороть лжесвященника и оставили его умирать на ледяном снегу. Эту историю Волкам рассказали пленённые еретики, когда Бухарис и его генералы бежали с Мира-Очага.

Устами рунического жреца говорили духи предков, и Ньяль осознал, почему вюрд привёл его к этому моменту и почему имперцам было важно услышать эту историю. Рунический жрец должен был рассказать о духе своего народа, о могуществе Волков Фенриса и о том, что они умрут все до последнего, защищая свой этт — не только крепость Небесных Воинов, но и саму планету, её народ и всю звёздную систему. Племена соперничали между собой, но они также являлись и огромной, разбросанной по всей планете семьёй. Против любого вторгшегося врага фенрисцы, без сомнения, сплотились бы воедино.

Ньяль наслаждался подробностями расправ над захватчиками; как возвратившиеся в Мир-Очаг космодесантники брали на абордаж корабли и как орудия звездолётов направлялись на своих бывших хозяев; о реках, что всё следующее лето краснели от зимней резни в горах; о ночных воронах, что сбивались в подобные грозовым тучам стаи и пировали мертвецами.

Предупреждение было высказано ясно. Завоевателю Фенриса достанется лишь голый камень. Не хватит даже мощи Гиллимана и всего крестового похода Индомитус, чтобы усмирить Волков Фенриса. И ни один Великий Волк не опозорит себя и память о Волчьем Короле, преклонив колено перед ложным богом.

Гай задавался вопросом, почему просперины жили в лесу со всеми сопутствующими этому опасностями. Ответ он получил, спустившись по третьему лестничному пролёту в недра пусковой шахты. Ступени привели его в главный ракетный отсек примерно в пятидесяти метрах от раскрытых дверей шахты: пространство площадью в сто квадратных метров вмещало сорок восемь ракет, каждая из которых была способна достичь орбиты менее чем за две минуты. Обонятельные сенсоры брони уловили запах прометиевого топлива — муспельфира. Нижние уровни помещения — ещё на сотню метров вниз — окутывало клубами пара.

В глаза бросалась не мощь оборонительной системы, а произведённые просперинами изменения. Между боеголовками висели импровизированные мостики из тросов и верёвок, а наконечник каждой ракеты украшал гротескный узор из костей и крови. К носовым конусам проволокой прикрепили останки как людей, так и крупных хищников, птиц и других видов фауны, которых Гай идентифицировать не смог. На корпусах ракет вились линии из угловатых символов, а на неокрашенной металлической обшивке темнела кровь.

Ещё больше фетишей и талисманов украшали дорожки вокруг стен и лестниц, из-за чего огромное пространство опоясывали цепочки из частей тел. Даже ступени были испещрены еретическими символами, смутно напомнившими Гаю обереги на генераторах поля Геллера и варп-двигателях «Неизбывной ненависти». Однако сейчас перед примарисами предстало воплощение чистейшего суеверия. Здесь не ощущалось ни подавленной силы, ни неестественной тошноты, ни даже давления в затылке и за глазами. Культисты казались обычными детьми, которые решили переписать «Либер Экклезиархия» в надежде поговорить с Императором.

Снизу потрескивали голубые вспышки лазерной энергии. Они вспыхивали вдоль тонких металлических перил, ограждавших дорожки.

— Следите за углами обстрела, — скомандовал он стае. — Тут полно боеголовок и топливопроводов.

— А они об этом знают? — поинтересовался Эгрей, указывая на несколько десятков фигур внизу.

— Гай, скажи, что ты обезопасил пусковую шахту. — Голос Улля сквозил нетерпением, что было вполне объяснимо.

— В процессе, — ответил Гай. — Я не уверен, что мы сможем предотвратить запуск отсюда, даже если мы получим контроль над шахтой. Ракеты уже в боевой готовности.

— Бессмысленно в любом случае, — добавил Доро. — Если они нацелятся из главной диспетчерской, «Неизбывная ненависть» превратит эту станцию и всё в радиусе около мили в один большой кратер.

— Делайте, что возможно. Мы приближаемся к камере управления запуском.

— Может, стоит подумать о наземной детонации? — поделился Нейфлюр, перегибаясь через поручень, чтобы выстрелить вниз. Гарольд и Анфелис перебрались на следующую площадку и тоже выпустили очередь в глубину шахты.

— Пока мы ещё здесь? — опешил Доро. — Звучит заманчиво.

— Нейфлюр прав, — ответил Гай, поняв, к чему клонит его брат по стае. — Гораздо важнее помешать «Неизбывной ненависти» открыть огонь и тем самым развязать войну.

— Мы почти в контрольной камере, — спешно перебил его Улль. — Подумай, прежде чем что-нибудь сделаешь.

Гай промолчал. Его взгляд остановился на паутине из амулетов и кабельных мостиков между ракетами.

— Если взорвётся одна, цепная реакция позаботится об остальных, — произнёс он почти про себя. — Пусть и не без мелта-зарядов.

Вверх взмыл новый залп синевы, рассыпаясь искрами по вантовым лестницам и ферробетону. Как бы ни поступили Первые Волки, действовать надо было сейчас. Гай заметил, как Нейфлюр, Гарольд и Анфелис по собственной инициативе спустились дальше вниз — взрывы их болтов затерялись во мраке глубин. Переключив визуальный фильтр, он обвёл взглядом остальную часть бункера, уже просматривая сквозь облако пара.

— Продвигайтесь дальше и обезопасьте нижние уровни, — приказал он остальным членам стаи, указывая на бьющие в сторону Первых Волков группки лазерного огня.

Увеличив изображение, Гай рассмотрел саму дымку. Запах подсказывал, что в воздухе содержатся пары топлива. Если откуда-то выходили прометиевые испарения, — скорее всего, из негерметичного клапана, — то уничтожить ракеты станет ещё проще. Несколькими секундами позже он обнаружил и источник: струйка охлаждённого воздуха вырывалась из заправочного узла, расположенного недалеко от низа ферробетонного бункера — примерно в десяти метрах слева. Вожак проследил утечку до шланга, лениво свёрнутого у стены. Если он сможет воспламенить пары, пламя устремится обратно в топливные резервуары под зданием. Этого взрыва оказалось бы достаточно, чтобы вывести ракеты из строя, а то и вовсе их уничтожить.

Минус заключался в том, что детонация снесёт всю вершину холма.

Глава шестнадцатая

МИСТИКА И РАКЕТЫ

ОТКРОВЕНИЯ ПРОШЛОГО

ОДИНОКИЙ ГАЙ

Улль ждал подтверждения Хари, хотя и сам прекрасно слышал урчание перезаряжающегося плазмомёта. Другой Волк встал на противоположной стороне коридора, тем самым контролируя проход к двери пункта управления. Просперинов осталось не больше дюжины, однако большую опасность представляло время. Приспешники Магнуса заперли дверь изнутри, решив сражаться до последнего и не дать Волкам Фенриса проникнуть внутрь. Культисты напали исключительно из ненависти и даже не подозревали, что в их власти развязать войну между Космическими Волками и Империумом, которая унесла бы десятки тысяч жизней.

— Я придумал план на крайний случай, — объявил Гай по воксу. — Лорд Кром, можем ли мы проверить, как скоро система обороны нацелится на «Неизбывную ненависть»?

— Мы потеряли сигнал и не можем отследить его из далека, — ответил волчий лорд.

— Почему вы не убедите Великого Волка не отвечать на удар? — спросил Улль. — Какая разница, погибнем мы от бомбардировки или от собственных рук?

— Ваши жизни нисколько не менее ценны, чем находящихся на борту «Неизбывной ненависти», — возразил Кром. — Пусть лучше они поднимут свои щиты и помолятся Всеотцу.

Улль услышал урчание почти готового к выстрелу плазмомёта. Всё внимание вожака стаи было приковано к Хари.

— Я должен действовать немедленно, — передал Гай. — Если изменники захватят цель, нам всё равно конец.

— Мы уже прорываемся, — рыкнул Улль. — Дай мне тридцать секунд.

— У нас может и не быть тридцати секунд, — ответил Гай.

— Хари! — Улль выкрикнул имя, но его брат по стае был сосредоточен на оружии. Прошли ещё две мучительные секунды, прежде чем тот поднял голову и встретился взглядом с вожаком. Последовал короткий кивок, и Хари направил плазмомёт на дверь.

Коридор заполнила яркая вспышка новорождённой звезды, и Улль, даже не дожидаясь, пока она рассеется, бросился вперёд. Пока восстанавливались авточувства, охотничье чутьё подсказывало ему точное расстояние до входа. Вожак Серых Шкур, не сбавляя скорости, пнул сапогом дверь, почти рассчитывая врезаться всем телом в расплавленный шлак, но укреплённый металл выдержал плазменный выстрел. К счастью, люк поддался, и астартес с болтером наготове вломился внутрь.

По стенам и потолку диспетчерской вился лабиринт из оборванных проводов с вплетёнными меж кабелей, словно праздничные фонари, головами. Улль распознал лесных животных, но также и разлагающиеся лица членов племён — мужчин, женщин и детей. Панели на пультах управления вскрыли, а их схемы испещрили символами, которых вожак Серых Шкур не понимал. В оштукатуренных стенах еретики проделали дыры, обнажив провода питания и кабели коммуникационной сети.

Улль понятия не имел, каким образом просперинам удалось активировать систему, и ещё меньше — как её теперь отключить.

Вожак предупредил Хари лаем, чтобы тот не использовал плазмомёт внутри помещения: здесь находилось слишком много электросхем, рисковать которыми было нельзя. Улль опустил болтер и с поднятым ножом прыгнул на ближайшего врага. Космодесантник перехватил лазерное копьё мужчины в момент выпада и вогнал клинок в грудь просперина.

Грохоча сабатонами, подоспели и остальные.

— Гай, сматывайтесь оттуда, я прибыл на подходящую позицию, — объявил Сатор по воксу. — Я помогу тебе поджечь фитиль.

— Нет времени, стреляй сейчас, — ответил вожак Первых Волков.

Рык Улля запретил это делать. Вожак тыльной стороной ладони смахнул с пути просперина и, перепрыгивая через груду костей, добрался до ближайшего пульта управления. Сзади не прекращались звуки выверенного насилия, но он доверился братьям и продолжил изучение консоли.

— Я ж не железный жрец, — пробормотал он, оглядывая датчики и дисплеи. Потрескавшиеся экраны испещряли кровавые руны. Ничто из этого не имело смысла. Он повернулся назад, сканируя глазами хаотическую путаницу кабелей и окровавленных останков, пытаясь найти в них хоть какой-нибудь смысл. И тут его озарило понимание. Точнее сказать, его отсутствие.

— Ракеты не запустятся, — объявил он по воксу и отступил на шаг.

— Что ты имеешь в виду? — спросил лорд Кром.

— Врагам повезло активировать дух поиска цели, однако культисты ничего не контролируют. Это всё чушь. Они не могут запустить ракеты.

— Что, если ты ошибаешься? — заговорил Гай.

— Духи ракет зафиксировали цель, — проинформировал Сатор. — Мне стрелять?

Улль и Гай одновременно проревели «нет» и «да».

Вожак Серых Шкур поднял болтер и всадил разрывной снаряд в затылок мужчины, пытавшегося направить на Хари лазерное копьё. В следующий же момент Улль рассёк ножом виток проводов в раскрытой панели управления. Обезглавленный труп упал; меха разошлись в стороны, обнажив мундир Просперинской гвардии. Дисплей потемнел.

— Они солдаты, а не техножрецы. Эти дураки не знают, как всё устроено.

Вокс смолк. Как смолкло и в рубке управления, когда на пол сполз последний из последователей Магнуса. Кровь еретиков потекла по настилу и консолям. Улль всё готовился услышать, как Сатор объявляет о запуске ракет.

Прошёл удар сердца.

Затем ещё.

И после третьего Улль, наконец, выдохнул. Прошло несколько секунд, а стены всё ещё стояли.

Сатор, взвихривая снег, посадил боевой корабль — плавнее, чем при первом спуске. Улль бросил ещё один труп просперина в общую кучу за центром управления. Серые Шкуры изъяли оружие у каждого из еретиков. Помимо просперинских лазерных копий, у изменников были чудовищно острые изогнутые кинжалы; внутреннюю сторону их ножен изготовили с особой продуманностью, так что лезвие затачивалось при каждом изъятии. Кроме пурпурных, расшитых символами предательского легиона мантий, всё остальное культисты добыли на Фенрисе: меха и шкуры — как изготовленные фенрисцами, так и снятые непосредственно с добычи, — а также несколько щитов, топоров и мечей очевидно местного происхождения. Перворождённые отнесли фенрисские предметы на вершину, где Первые Волки под руководством Гарна готовили мёртвых представителей племён к погребальному костру. После стольких унижений воинов воссоединят с боевым снаряжением и с почтением сожгут.

На зачистку ракетной станции уже отправили транспорт с кэрлами, и, как только её переподключат к общей сети, железные жрецы отсоединят от Этта повреждённые системы. Тем временем где-то высоко в небе на верхнюю орбиту выходила «Неизбывная ненависть».

После нескольких минут погребальной работы к стае Улля присоединились Первые Волки Гая. С вершины холма навстречу облакам уже поднимался густой дым.

— Возьми огнемёт с оружейной стойки, — скомандовал Эйрику Улль, мотнув головой в сторону «Громового ястреба».

— Ещё один погребальный костёр? — спросил Гай, пробираясь по залитому кровью и грязью ферробетону. — Зачем чествовать изменников фенрисским похоронным обрядом?

— Никакого почтения, обычная мера предосторожности, — ответил Улль. Он указал на топороклювых ворон, целые стаи которых ждали на ветках в кронах деревьев. — Мы должны остерегаться вюрдовой гнили, мутаций. Эти просперины могут быть отравлены малефикарумом, даже если выглядят нормально. Птицы и звери едят такие трупы, заражаются вюрдротом, становятся дурными и нападают на людей. Или, что ещё хуже, их съедают фенрисцы и заражаются сами. Я лично видел, как приходилось выжигать дотла целые регионы, чтобы остановить распространение заразы.

Возвратился Эйрик. Произнеся несколько проклятий душам убитых врагов, он выпустил струю прометия по трупам. Пылающее топливо мгновенно охватило меха и плоть. Тепловые сенсоры Улля тотчас же зарегистрировали возгорание.

— Мучьтесь в Хеле, — пробормотал он, отворачиваясь от обесчещенных мертвецов.

— Взлетаем, не ждать же нам кэрлов, — позвал Улль и зашагал к боевому кораблю. Он взглянул на Первых Волков — доспехи космодесантников-примарис были покрыты кровью и пеплом. У Доро на поясе висел просперинский нож, а Нейфлюр держал за длинные волосы отрезанную голову. — Решили прибарахлиться?

— Наши покои пустуют, — ответил Гай. — Это, конечно, немного, но несколько трофеев с первой битвы в качестве Волков Фенриса придадут логову больше индивидуальности.

— Ты обретаешь с нами всё больше сходства, — признал Улль.

— И стараемся вести себя так же. Сражаемся стаей, доверяем друг другу, действуем как единое целое. От совершенства далеко, но я уже чувствую разницу.

— Это хорошо, — кивнул Улль. — Если преуспеете вы, то, вероятно, космодесантники на вашем корабле однажды тоже смогут.

— У меня для тебя кое-что есть, — окликнул Форскад и бросил что-то Гаю. Вожак Первых Волков поймал предмет, и Улль разглядел помеченный фенрисскими рунами кусок металла, отломанный от одного из лазерных копий просперинов. Форскад продел через него шнур, сплетённый из пурпурной мантии.

Гай рассмотрел трофей и немного покрутил вокруг пальца.

— Повесь на болт-винтовку, — посоветовал Улль. — Это твой первый вюрдлейф.

Улль не видел лица Гая, но услышал, как тот с ухмылкой поблагодарил Форскада за подарок.

Астартес достигли подножия рампы и начали заходить внутрь, но Улль рукой преградил Гаю путь. Вожак Серых Шкур подождал, пока Волки обеих стай поднимутся на борт, а затем снял шлем и глубоко вдохнул холодный горный воздух. Гай совершил те же самые действия, на мгновение закрыв глаза.

— Может, вы и ведёте себя как сыны Фенриса, но, видимо, ощущаете себя иначе, — тихо прорычал Улль. — Ещё бы чуть-чуть, и ты предпочёл бы звездолёт своим братьям по роте.

— Они и есть мои братья по роте! — воскликнул Гай. — Они наши братья по роте!

— Великий Волк так не считает, и, по всей видимости, увиденное мной подтверждает его суд. Ты готов был убить нас всех. За что? Ты упоминал, что у Гиллимана тысячи таких, как ты. А таких, как я — как Детар, Форскад или Эйрик, — меньше одной.

— Если бы ты ошибся, Фенрис начал бы войну с Империумом, — ответил Гай, наклоняясь ближе. — Я бы пожертвовал жизнями нас всех, чтобы её остановить.

— Почему? — прорычал Улль. — Почему ты вообще пришёл к подобной мысли? Война есть война, битва есть битва, а смерть есть смерть. Если суждено умереть, то не нужно с этим бороться. Но тебе этого не понять, потому что ты не отсюда. Тебе не понять, что значит быть частью этого мира. У Фенриса и Волчьего Короля одна душа на двоих, и через неё мы разделяем свои с самим Версом. Этот дар заложен в нас с самого рождения, и именно он пробуждается в ходе Испытания Моркаи и превращает тебя в Фенрисского Волка. Это Фенг, волчий дух, пожалованный мудростью Всеотца и пробуждённый Канис Хеликс.

Гай несколько секунд пристально смотрел на Улля полными гнева глазами. Перворождённый не пытался показаться жестоким, но и не хотел скрывать от собеседника правду.

— Технология твоего создания — чудо, и мы используем её для создания собственных воинов в будущем, — продолжил Улль. — Сейчас Великий Волк скалит зубы, но всё-таки он согласится. Новые космодесантники-примарис, выкованные из народа Фенриса, — с дыханием Моркаи в груди и духом Русса в сердцах… Фенг… Ты поступил правильно, доставив нам этот груз и подарив нам шанс восполнить силы. Однако ты не фенрисец, и тебя никогда им не назовут. Само твоё желание стать тем, кем быть не можешь, желание нарушить свой вюрд — лишь ещё один признак различия наших путей, Гай.

— Сильнейшие из людей подчиняют вюрд своей воле, — ответил Гай, не отрывая взгляда от Улля. — Называй это скъяльд-виштом, но я знаю, что моё место здесь.

Вожак Первых Волков ещё мгновение не сводил глаз с Улля. Его гнев улетучился, сменившись решимостью. Без лишних слов он зашагал вверх по трапу, продолжая сжимать в массивном кулаке талисман.

«Пусть медведь в волчьей шкуре и выглядит иначе, но менее опасным от этого не становится», — подумал Улль.

Звездолёты падали, словно дурные звёзды, а на их фоне потрескивали языки пламени.

Мудире потребовалось несколько секунд, чтобы узнать в этом звук разведённого в яме костра. Тело историтора онемело, он промёрз до костей и опустил взгляд на пальцы — по ощущениям, они должны были почернеть от обморожения. Его коллеги двигались медленно и с тем же беспокойством, поглядывая друг на друга и отгоняя замешательство.

На столе лежали остатки очередной трапезы вместе с пустыми чашками из-под фюркафа — значит, прошло уже немало времени, хотя Девен не был уверен, что делал перерыв. Он вспомнил, как сидел у костров в горах, пока осадный поезд Бухариса обстреливал крепость Космических Волков. Во рту остался вкус жаренной на огне оленины.

Мудире взглянул на записи. Текст обрывался на середине предложения, где-то после первого часа пересказа.

— Проклятье, — пробормотал он. Мудире покачал головой — его мозг словно набился песком. — Алек, ты всё записал?

Трестиний, сверившись с инфопланшетом, недовольно скривился.

— Память кристалла переполнилась около трёх часов назад.

— Я всё запомнил, — добавил Вихеллан.

— Всё? — Оковень, казалось, смотрела на кустодия всё с тем же благоговением.

— Когда мы вернёмся на борт «Неизбывной ненависти», я дословно повторю весь текст для ваших материалов. — Насколько мог судить Мудире, кустодий не двигался в течение всего дня и ночи. — Но, к сожалению, мне не кажется, что пересказ прольёт свет на интересующий нас вопрос.

— Да? — Копла-вар ссутулился в кресле, как будто только проснулся. Он приподнялся, выпил содержимое чашки и вздрогнул. Даже в холодном виде фюркаф действовал быстро — через пару секунд Копла-вар снова оживился. — А что именно мы ищем?

— Отличный вопрос, — ответил Ньяль, поудобнее усевшись на троне. На долю секунды Мудире показалось, что он увидел силуэты, столпившиеся вокруг рунического жреца, — лица, бородатые и начисто выбритые, старых и молодых, женщин и мужчин — фигуры словно соткали из кружева. Фантомы исчезли так же быстро, как проявились. Рыжая борода Зовущего Бурю блестела от влаги, как будто среди его огненных волос растаял лёд. — Если бы я знал, что вас волнует, то приблизил бы к цели.

— Если бы мы знали, что ищем, то уже бы нашли, — проворчал Вихеллан. Кустодий отступил назад, гулко стукнув сабатоном по каменному полу. — У нас теплилась слабая надежда. Даже не надежда — желание.

— Не стоит так легко отмахиваться от своего вюрда, кустодий, — подбодрил его Ньяль, поднимаясь с трона. Вихеллан превосходил Зовущего Бурю и в росте, и в ширине плеч, да к тому же был полностью облачён в доспех, однако присутствие рунтэна ощущалось отчётливее, оттягивая взгляд от золотого воина. Воздух позади него окутала полувидимая буря. — Он привёл тебя к нам, а мы ещё не исчерпали свои возможности. Расскажи мне! Но не ответы, что ищешь, а вопрос, что тревожит. Так что ты надеешься найти?

Вихеллан немного поколебался, но затем заговорил, поведав обо всех гаталаморских событиях — о нерождённых, астартес-предателях; о варп-оружии, которое они развернули. Возможно, вдохновившись сагами рунического жреца, кустодий в подробностях рассказал о личном опыте под дворцами кардиналов; о том, как колдун отнял у него товарища; о том, что прибыл слишком поздно, чтобы задержать остальных. Мудире прежде не слышал полного отчёта и содрогнулся от того, насколько боевая группа была близка к катастрофе.

— Ясно одно: оружие — какая-то мерзкая варповая технология, — продолжил Вихеллан. — Вероятно, мы никогда не поймём принцип его работы, но пока оно неактивно. Пусть на Гаталаморе и не удалось предотвратить выстрел, однако второго залпа по приближающемуся и беззащитному кораблю примарха не последовало. Если не он был их целью, значит, еретики затеяли нечто худшее. Нам доступны отдельные обрывки информации, мы в курсе некоторых аспектов плана Разорителя, но нет чёткого понимания цели. Устройство называется «Дар Бухариса» — это единственная наша зацепка, и потому мы пошли по его следу в этот мир в надежде на… В надежде хотя бы на что-то.

— Боюсь, помочь мне вам больше нечем, — признался Ньяль.

Рунический жрец прошёл между гостями и по пути стукнул по полу посохом, хотя Мудире не заметил, как тот его взял. Историторы встали и последовали за хранителем преданий на выход. Вихеллан широким шагом догнал группу. Словно по неслышному зову, к ним подошли два незнакомых волчьих гвардейца.

— Вам придётся некоторое время пробыть в покоях, — пояснил рунический жрец. — Великий Волк не желает, чтобы на низкой орбите появлялись какие-либо корабли.

— Как долго? — спросил Вихеллан.

— Пока Великий Волк не дозволит обратное. — Ньяль пожал плечами и направился к выходу. Мудире лишь сдавленно простонал.

Два кэрла на борту «Громового ястреба» помогли Гаю снять доспех. Оставшись в комбинезоне, вожак Первых Волков ещё некоторое время рассматривал удерживаемый в руках наплечник.

Как и Дрог, Улль в своих словах не переходил на личности, но высказанные мысли воспринимались всё же сродни обвинению. Ещё больше его уязвляло то, что однажды Волки обзаведутся фенрисскими примарисами, которых уже будут считать за своих. Первый Волк никогда не войдёт в их ряды — перестав быть сыном Русса, созданным при Коуле и Гиллимане, он никогда не получит статус полноценного Волка Фенриса при Гримнаре. Они — отклонение. Диковинка Убийц Дрейков. Лишь очередное достижение Крома Драконьего Взора.

Если Гай будет достойно сражаться — а он будет, — то сможет прожить ещё лет пятьсот или больше. Мысль о пяти столетиях существования в качестве промежуточного звена казалась сродни перетаскиванию танка через болото: его вес всё глубже и глубже тянул ко дну. Как долго он сможет продолжать двигаться вперёд, осознавая своё пограничное положение?

Гай почувствовал на себе взгляды Серых Шкур, когда вошёл к остальным. Некоторые оставались в доспехах, другие — как Гай, — решили провести остаток полёта налегке.

— Где твой амулет? — спросил Гарн. — Не хотелось бы его потерять.

Гай оставил его вместе с болт-винтовкой. Гарн был прав, и Первый Волк достал его из оружейной ячейки, обмотав шнур вокруг пальцев. Некоторое время он сидел на скамье, созерцая льющийся через иллюминаторы свет и как он отражается от вращающегося металлического круга.

— Не припомню эту руну, — поделился он с Форскадом. — Каково её значение?

Серая Шкура с полуулыбкой взглянул на товарищей.

— «Подможье ветра», — ответил перворождённый. — Я сам её вырезал.

Гай кивнул, хотя и не до конца понимая. Серые Шкуры обменялись взглядами. Послышались смешки. Улль сидел в полном облачении, за исключением шлема, и оставался спокоен, уставившись в иллюминатор и не принимая участия в разговоре. Что-то в поведении другой стаи раздражало Гая, особенно её вожак.

— Улль!

Вожак Серых Шкур повернул голову.

— А?

— Что значит «подможье ветра»?

Улль вздохнул и повернулся, упёршись руками в колени.

— Старая история, байка, что охотники рассказывают у костра, когда ветер кусает волчицей, — ответил вожак Серых Шкур.

— Выходит, это талисман охотника? — спросил Гай, и Форскад взорвался хохотом, хлопнув Гарна по плечу. Гай проигнорировал поведение фенрисца, впившись взглядом в Улля. — Расскажи мне. Что он значит?

Улль неохотно покачал головой, бросив сердитый взгляд на своих бойцов. Те уселись поудобнее.

— В зарассветные времена жила-была молодая охотница, у которой никак не выходило поймать добычу. Она охотилась на тёмного волка и морозного медведя, на прыгорогую лань и секача, даже на гигантских моржей, но её копьё и стрелы никогда не сражали дичь. Так продолжалось целый год. Охотница сердилась сама и раздражала этт-ярла. В конце концов, расстроенный тем, что охотница ничего не принесла к столу, ярл предупредил девушку, что, если та в следующий раз не вернётся с отличной тушей венцерогого оленя, её изгонят.

— Так охотница пустилась в путь. В течение трёх дней она выслеживала оленя по лесу и снегу, но так и не получила шанса на выстрел. Когда девушка наконец настигла животное у подножия скалы — она выстрелила из лука, но стрела пролетела мимо и спугнула животное. Охотница следовала за ним ещё полдня, но в решающий миг снова промахнулась, и олень ускакал.

— Отчаявшись, девушка продолжила путь при свете луны. Охотница шла по серебристому льду и в конце концов отыскала оленя. На этот раз фенриска не стала поспешно стрелять, но остановилась и прошептала молитву ветру. Девушка попросила, чтобы ветер не сбивал стрелу с пути, а в ответ пообещала, что отныне станет посвящать его духу еду и питьё.

— Мягко ступая, затаив дыхание, охотница подкралась к оленю и пустила стрелу. Она ужаснулась — стрела улетела по широкой дуге и вот-вот упала бы мимо, однако ветер услышал молитву и принял её обет. Порыв воздуха подхватил сбившуюся стрелу и направил её в самое сердце оленя. Зверь упал замертво. Охотница дотащила тушу до этта, где и преподнесла её племени. Ярл созвал пир, и, верная слову, она посвятила кусок мяса ветру, бросив его с вершины утёса в море.

Гай слушал рассказ так же заворожённо, как и все известные ему мифы и легенды о Фенрисе и Этте. Он представил охотницу и её охоту, вообразил решимость девушки покончить с неудачами и избежать позора.

Он поднял жетон и оглянулся на Форскада, которого никак не отпускало веселье.

И в тот момент до Гая, наконец, дошло, что талисман служил не символом настойчивости. Он был издёвкой. Подможье ветра — оберег для его болт-винтовки. Оскорбление стало очевидным: Форскад считал Гая плохим стрелком, нуждающимся в помощи ветра.

Если бы он не сражался с этими воинами бок о бок, если бы в нём не пылала ярость от слов Улля, Гай, возможно, воспринял бы шутку по-доброму — как и множество раз до этого.

Но терпение Гая иссякло. Он вскочил на ноги и швырнул амулет в Форскада.

— Сын Фьорулалли! — Гаю стоило неимоверных усилий сдержаться и не наброситься на Форскада с кулаками. Он знал, что подобная реакция учинит драку и ещё больше развеселит Серых Шкур. — Чего ты хочешь? Может, мне всадить в твой глаз болт, чтобы ты убедился в моей меткости?

Он переместил гнев на всех присутствующих Серых Шкур. Доро попытался его удержать, но Гай резким движением оттолкнул брата по стае.

— Вы все тщеславные, пустые твари. Вы болтаете о чести, о поминании мёртвых, поёте о славе в бою, но вы всего лишь беспородные псы, которые валяются в грязи. Если бы не я и мои братья, вы бы уже давно сдохли! Но вам мало и этого! Даже если мы прольём за вас всю свою кровь до последней капли, даже если наши тела окоченеют в вашей покинутой Императором дыре, вы всё равно не назовёте нас Волками Фенриса!

— Гай… — Примирительный тон Гарольда спровоцировал Гая на следующий заход.

— Для них всё это шутка, понимаешь? Думаешь, после смерти они подведут наши итоги? Позволят ли они нам стать веренгами или ярлами? Они не хотят иметь с нами ничего общего. Великий Волк сторонится примарха и его крестового похода. У нас больше общего с наследниками Дорна и Коракса, чем с этими спесивыми и самовлюблёнными сыновьями Волчьего Короля.

— Следи за языком, — захрипел Улль, вставая с места. — Шутка и впрямь оказалась кислой, но сейчас ты ступаешь по тонкому льду.

— Вы ничто по сравнению с прежней Стаей, — не унимался Гай. — Отработанные войска, что бросаются на врагов и выкрикивают пустые кличи. Вы, как стадо баранов, блеете о возвращении Русса в «Конце». Ему было бы стыдно увидеть, что стало с его сыновьями!

— Тебе повезло, что ты не фенрисец, — зарычал Эйрик, поднимаясь вслед за своим вожаком. — Ты не понимаешь ульфвюрда и тяжести нанесённых оскорблений. У нас за такие слова пускают кровь.

— Да ваша кровь ничем не отличается от моей, — огрызнулся Гай, обращаясь ко всем Серым Шкурам. — Ни в вас, ни в вашем мире нет ничего особенного. Коул разобрал естество астартес на части и соединил их в нечто лучшее. В примарисов. Он создал меня и Первых Волков, но не обнаружил ни волшебной фенрисской пыли, ни крупинок вюрда. Испытание Моркаи — обычный варварский ритуал, призванный значительно усилить физиологические реакции и впоследствии простимулировать приживление геносемени. В нём нет ничего «особенного».

— Ты как червяк, который рассказывает о полёте над облаками, — обнажил клыки Форскад.

— Всё это ерунда, и я вам это докажу, — бесновался Гай, поворачиваясь к кабине пилота. — Сатор, снижай нас!

— Мы над Сметённым полесьем, мне тут не приземлиться, — раздался ответный крик.

— Да просто опусти ниже, — упорствовал Гай, нажимая на руну активации бокового люка. В отсек ворвался ледяной ветер и снежный шквал.

— Делай, как он говорит, — прорычал Улль.

В открытый люк Гай наблюдал приближение верхушек деревьев, ощущая, как мороз царапает лицо и обнажённые конечности.

— Ты умрёшь, а твоя тень затеряется в местных лесах, — предупредил Улль, зашагав к вожаку Первых Волков.

Гай протянул руку и сорвал с шеи Улля зуб-амулет. Перворождённый было шагнул вперёд, чтобы его вернуть, но Гай впечатал кулак в лицо Серой Шкуры и отбросил того назад.

— Если ты во всём прав, то увидимся в Хеле.

Гай развернулся и спрыгнул со снижающегося «Громового ястреба» — прямо в безбрежную белизну.

— Разворачивай корабль! — потребовал Эгрей. — Возвращаемся!

Первые Волки вскочили с мест и столпились вокруг открытого люка, в то время как Улль отошёл в сторону.

— Нет, — отрезал вожак.

— Почему «нет»? Он там погибнет! — воскликнул Гарольд.

— Ты прав, Гай погибнет. — Улль отвернулся и вернулся к своим Серым Шкурам, которые внимательно следили за каждым движением примарисов на случай, если те решат подкрепить громкие требования более физическим принуждением. — Однако я уважаю его достаточно, чтобы позволить умереть избранной смертью.

— Что ты несёшь? — зарычал Эгрей, проталкиваясь мимо остальных.

— Думаешь, он сможет вернуться после всего сказанного? После всей этой брани? Позволишь ли ему взвалить на себя такой позор? А гельдфут, сам бы его сдержал?

Первые Волки обменялись взглядами и поостыли.

— Вполне вероятно, что он справится, — предположил Нейфлюр, оглянувшись на люк. — Гай сильнее, быстрее и умнее любого инициата, проходящего Испытание Моркаи.

— Пустая надежда, — ответил Улль. — Испытание Моркаи проверяет не только физическую, но и ментальную силу, связь с Фенрисом. К тому же обычно претендентов испытывают Асахеймом. Это суровое место, но по сравнению с внешними дебрями — словно парк. Тысяча миль горного пути отделяют Гая от ледяного моря, а оттуда по океану ещё пятьсот миль до утёсов Асахейма.

— Через несколько дней начнётся хельвинтер. Низвергнется пламя, а земля и моря замёрзнут. Не рождённые Фенрисом люди, без фенга внутри… вряд ли им стоит надеяться выжить.

Улль вернулся в боковую часть отсека и нажал руну шлюза. Люк закрылся. Внезапное исчезновение ветра сделало тишину ещё более тяжёлой, пока вожак Серых Шкур не заговорил снова.

— Подведите его итог и выберите нового вожака. Гай не вернётся.

Прыжок выдался более чем на пять метров дальше, чем рассчитывал Гай, — всё из-за крутого склона, но, к счастью, густой сосновый полог замедлил падение. Вожак Первых Волков грохнулся вниз на полной скорости, но недостаточной, чтобы причинить серьёзный вред. К сожалению, тот же самый крутой склон, что обманул восприятие, нарушил и равновесие космодесантника. Поэтому, приземлившись в снег, Гай боком скатился с почти вертикального заснеженного утёса.

Второй спуск оказался менее благоприятным — во время падения Гай врезался в ствол ещё более широкого, чем он сам, дерева и чуть не вывихнул плечо. Астартес остался лежать у подножия дерева, сброшенный снег периодически осыпался на тело, а остриё оберега Улля глубоко вонзилось в ладонь, хотя и не настолько, чтобы из-под толстой кожи потекла кровь. Птицы, встревоженные его — словно падение метеорита — появлением, пронзительно верещали о своём недовольстве. Сквозь их карканье и клёкот Гай ещё мог расслышать рёв двигателей боевого корабля. Он постепенно затихал без изменения высоты звука — «Громовой ястреб» разворачиваться не собирался. Примерно через минуту звук исчез, а успокоившиеся птицы вернулись на насиженные ветки.

Гай был рад, что за ним не вернулись. Значит, товарищи приняли серьёзность его слов.

Было морозно, и Гай понимал, что, даже несмотря на улучшенную физиологию, всегда оставался риск переохлаждения. Нужно было двигаться, найти источник пищи и какой-нибудь способ изготовить одежду. Гай обладал силой и скоростью многих местных животных, но вместе с тем он прекрасно сознавал, что почти ничего не знает о местности и локальных особенностях. Снег ложился тонким слоем из непроглядных облаков, а горы густо покрывал высокий сосновый лес. По крайней мере, с водой проблем не будет, а его острому зрению не должно составить труда отыскать тропу или след дичи.

Размышления Гая прервал внутренний голос где-то на задворках сознания.

«Напыщенный дурак, — процедил он. — Ты ничего не докажешь, кроме того, что был тщеславным идиотом».

Гай огляделся по сторонам и обнаружил смутное пятно более светлого неба, которое он принял за Волчье Око. Перед отбытием хронометр показывал полдень, так что звезда приближалась к закату, миновав зенит. Если Гай будет держаться левой от светила стороны, то направится на север. Асахейм — континент титанических размеров, а Этт находится практически на полюсе, так что, пока вожак Первых Волков будет держаться севера, не доставит проблем и навигация.

«Держу пари, ты собрался пересечь горы и сразить громовых волков, — насмехались сомнения. — Сага более великая, чем о Волчьем Короле?.. Да брось, в следующие десять дней Моркаи выследит тебя и проглотит целиком».

Слова никак не умерили гнева, ибо они бледнели по сравнению со сказанным Дрогом и Уллем. Гая не отпускали их пустые обвинения, особенно в свете позора Великого Волка и решения Крома Драконьего Взора пожертвовать сотнями примарисов вместо стаи Серых Охотников. Каждая ухмылка и косой взгляд, каждый смешок, колкость и благие советы просто меркли на фоне жалобного нытья его собственной неуверенности.

«Почему ты так жаждешь их уважения? Сам ведь сказал — они дикари под личиной астартес. Почему ты так хочешь стать одним из них?»

Гай ощутил в руке вес зуба-талисмана Улля.

— Это не ради меня, — произнёс он вслух, поднимаясь на ноги. Гай протянул руку и отломил ветку чуть толще запястья обычного человека. Конец получился уже острым, осталось лишь избавиться от веточек поменьше. Вожак Первых Волков совершил пару тренировочных ударов «копьём».

Гай подумал о братьях, с которыми в течение трёх лет сражался бок о бок. Некоторых заперли на «Неизбывной ненависти», других разбросало по всему крестовому походу Индомитус, и они, может быть, уже никогда не увидят этот мир или перворождённых Волков Фенриса. Видимо, кому-то просто не суждено стать частью Стаи.

— А ради всех Первых Волков, — громогласно объявил он. Гай поднял импровизированное копьё, сжал в другой руке клык и прижал его к груди в знак клятвы. — Я докажу фенрисцам, что мы равноправные сыновья Русса. Влка Фенрика!

Глава семнадцатая

ВОЛК СКАЛИТ ЗУБЫ

РАБ

АДМИНИСТРАТИВНАЯ ОШИБКА

Когда Улль вместе с остальными достигли залов Убийц Дрейков, на ногах был весь Этт. Хамарркискальди подсказывало неладное ещё с тех самых пор, как Сатор привёл их обратно в доки великой роты. Однако в крепости никого не оказалось, кроме сервиторов и кэрлов. Улль предположил, что таковы последствия инцидента с «Неизбывной ненавистью» или, возможно, что-то стряслось из-за новостей о потере Гая из Первых Волков; у лорда Крома могли возникнуть проблемы, раз примарис из его роты расстался с жизнью.

Когда Улль проходил мимо зала волчьего лорда по пути к общежитиям, по иронии судьбы именно Драконий Взор стал первым, с кем он столкнулся. Краки стоял на страже у входа и, заметив Улля, позвал новоприбывших космодесантников к владыке роты. Обе озадаченные стаи поспешили в зал — Кром восседал на троне в полном доспехе. По выражению лица их господина стало ясно, по какой причине волчий лорд получил своё прозвище. И, встретившись со взглядом господина, Улль заговорил.

— Если я ошибся, мой лорд, то всё исправлю, — начал он. — Я сделал то, что посчитал правильным, и приму ваш суд.

— О чём ты? — спросил волчий лорд.

— О сражении на оружейной станции и конфликте с Гаем из Первых Волков. — Улль указал на стаю космодесантников-примарис, что вернулись без вожака.

Кром, сдвинув брови, оглядел Первых Волков.

— Если хотите взыскать ут-гельд, то потерпите. Я велел всей великой роте быть наготове.

— Вы разрешили разногласия с Великим Волком, лорд? — спросил Улль, уже гадая, как отразится ответ на ситуации с Первыми Волками.

— Нет, не совсем, — ответил Кром, покачав головой при упоминании о недовольстве своего короля.

— Почему вы мобилизуете роту? Наша вахта заканчивается завтра.

— В боевую готовность приведены все великие роты, — проворчал Кром, сжимая и разжимая кулаки. — Убийцы Дрейков не смогут отсидеться в сторонке — из варпа вот-вот выйдет флот Робаута Гиллимана.

Уединившись в рунхалле и окружив себя начертанными свинцом гексаграмматическими оберегами и закрученными линиями вюрдлейф-письма, Ньяль позволил разуму вырваться из оков плоти. Он чувствовал, как в умах живых вибрируют беспокойные призраки Этта. Жившие тысячи лет назад предшественники взывали к Ньялю и требовали рассказать, что же за потрясение потревожило их загробный покой.

Варп-отпечаток флота не походил ни на что, с чем Ньяль сталкивался раньше, — даже когда весь орден шёл на войну. Иноморье по-прежнему вторило вою спущенных с цепи волков на фоне вездесущего рёва, однако теперь противоборствующие стороны подавило чьё-то властное присутствие, точно дикая лошадь, пришпоренная непреклонным хозяином.

Гиллиман.

Однако Ньяль не был уверен, усмиряла штормы энергия самого примарха или пузырь веры, что окружал его флот. Такой же сильный, как Вой Мира-Очага, почти настолько же ослепительный, как Златой Факел Терры, но вместе с тем несокрушимый, как сталь. Благочиние и вера обратили души всего флота в единый, рассекающий волны варпа клинок.

Мысленное «я» Ньяля приблизилось к кораблям, ощущая присутствие астропатов и прочих псайкеров. Рунический жрец почти примыкал к умам отмеченных вюрдом, но всё же не осмеливался пересечь барьер полей Геллера — его вторжение грозило породить брешь, через которую смогли бы прорваться худшие из порождений иноморья.

Поэтому Владыка Рун, если можно так сказать, наблюдал за чужими мыслями и звоном миллиарда нитей, туго натянутых в одном переплетённом вюрде. Приближался момент истины. Иноморье танцевало в свете возможных вариантов будущего, изображая проблески огня и льда, столбы пепла из человеческих ульев и пустынную землю, над которой повисла тень последней оставшейся звезды. Однако наперекор тьме сиял маяк надежды — распространяющийся от мира к миру свет, что становился лишь ярче, раздувая ещё не погасшее пламя в бескрайних просторах мрака.

Группа кораблей вышла из варпа почти одномоментно, что со времён наступления Вечных Сумерек представлялось практически невозможным. Появление крупнейшего из них чётко указывало на то, что флотилию возглавлял флагман Гиллимана; о том говорили как габариты и значимость судна, так и сила исходящего эфирного возмущения, что оставлял находящийся на его борту примарх.

Зовущий Бурю продолжал изучать проявляющийся флот, от эсминцев и фрегатов до войсковых транспортов и линейных кораблей. На берег реального пространства обрушивалось судно за судном, пока давление кораблей на окраинах системы не уподобилось нависшей на шее железной цепи. Ньялю потребовались все его способности, чтобы не упустить последние прибывшие корабли, общее число которых дошло до десятков. Теперь уже щупальца их псайкеров протянулись к Фенрису, объявляя о дружественных намерениях и союзничестве. Умы астропатов прочёсывали бурлящие волны иного моря, пытаясь различить любой возможный сигнал, — и всё это происходило за часы до того, как стороны установят более привычную связь.

Именно к этим человеческим приёмникам Ньяль и направил мысли. Рунтэн позволил образам разума перекатываться по гребням волн, пока они не обратились в сверкающее полотно, которое мог воспринять даже самый бесталанный псайкер. Верховный рунический жрец подготовил особое послание, составленное из слов самого Великого Волка.

Гигантский волк стоял настороже. Он скалил зубы и вздыбил шерсть, сверкая окровавленными когтями. За спиной зверя ожидала тысяча ему подобных: серебристых и чёрных, серых и белых — все сверкали глазами. Позади волков возвышалось златое копьё. Его наконечник ловил последние лучи уходящего светила, а в небесах над головой уже проявлялись звёзды.

Здесь, под взором Волчьего Ока и в противовес вернувшемуся примарху, Ньяль напомнил всем прибывшим — они ступили во владения Волчьего Короля.

Одному Императору было известно, сколько времени прошло с момента захвата «Сурового». Один терранский год так уж точно, а возможно, и больше. Рутина рабского труда сводила Орада с ума, хотя время от времени его задачи менялись: от функций простого вьючного животного до забивания массивных заклёпок в корпусы кораблей или загрузку топлива — древесины, угля, тел и прочего мусора — в громадные печи. В результате крупные штурмовики и звездолёты поменьше приобретали форму и один за другим поднимались с платформ, с оглушительным рёвом рассекая небо полосами смрадного дыма.

Потом настал день, когда надсмотрщики прошлись по группе рабов, в которую входил и Орад, и отобрали примерно половину. Спотыкаясь и пошатываясь, люди побрели по хлипким мостам и зигзагообразным пандусам в один из грубо сколоченных посадочных комплексов зеленокожих. Прежде чем двери с лязгом захлопнулись и погрузили всех во тьму, Орад успел разглядеть принцип деления — все приведённые сюда рабы носили клеймо корабельного экипажа — ракету.

Ремней и прочих средств безопасности, естественно, орки не предусмотрели. Поэтому, когда корабль оторвался от земли и понёсся к орбите, рабов швырнуло в заднюю часть судна. Крики пострадавших затонули в шуме реактивных двигателей. Не изолированный от плазмопроводов пол нагрелся, и несчастные всеми возможными способами старались избежать горячего металлического настила. Затем наступила невесомость, а ещё через несколько минут заработала сила притяжения гравитационных пластин — нестабильная и тошнотворная по сравнению с системами «Сурового». Корабль совершил неуклюжую посадку — его занесло вбок, снова повалив беспомощных пассажиров на металлические стены и друг на друга. Лязгнув, раскрылся люк, впустив внутрь зеленоватый свет люменов. Рабы вышли из трюма под крики и треск кнута, хотя и более редкие, чем раньше.

Группа Орада вместе с несколькими десятками невольников со второго приземлившегося судна находилась на широкой посадочной площадке — одной из многих, что образовывали вокруг орочьей космической станции подобие экваториального кольца. Здесь не было стен — лишь ярко-зелёный энергетический купол, сквозь который прибывали и отбывали корабли. Орад проследил за вылетающим из дока небольшим истребителем, и в это время где-то позади раздалось невнятное бормотанье. Он повернулся и посмотрел поверх большинства товарищей по несчастью.

Орад с застывшим лицом уставился на открывшееся ему зрелище.

Подключённый к нескольким фалам, менее чем в миле от рабов на якоре стоял «Суровый». Орад едва узнал родной крейсер — орки переколотили его в нечто более подходящее вкусу зеленокожих. Гладкий, украшенный орлом нос ксеносы заменили тараном, который отдалённо напоминал массивный кулак; вся носовая часть от стратегиума до носа была выкрашена в агрессивный красный цвет, который тянулся дальше к корме в виде длинных языков пламени. Главные палубы обшили дополнительными пластами брони — по оценке Орада, зеленокожие переборщили с металлом, лишив орудийные башни возможности вращаться. Теперь «Суровый» мог одарить врага лишь фиксированным бортовым залпом. Ещё кучу пушек разместили над кормовой палубой, а вся вершина стратегиума и окружающего его пространства утонула среди мощных орудийных башенок, подобных тем, которые Орад видел на крепости Оргука.

Удары хлыстов вновь повели рабов дальше, к отверстию ближайшего фала.

Внутри корабль был так же «украшен», как и снаружи. Везде встречались орочьи глифы и вбитые в стены металлические эмблемы, по всей видимости отмечавшие сектора корабля. От самих же стен остался или голый металл, или крашеная, в основном синим и жёлтым, пласталь. Орада вместе с приблизительно сотней других рабов загоняли на орудийные палубы. Орки выдрали из «Сурового» родные конвейеры и заменили их гигантскими пандусами, а большую часть внутренних помещений вместе с переборками попросту снесли, создав огромное открытое пространство. Его переполняли орки и гроты — многие из которых были хорошо вооружены и экипированы. По всей видимости, зеленокожие намеревались использовать «Суровый» в качестве транспортного судна. Конструкция корабля значительно ослабла даже по меркам лёгких крейсеров, однако тот теперь вмещал более тысячи зеленокожих.

Рабам не хватило времени рассмотреть детали произошедших изменений — всех поволокли к орудийным батареям. Впервые более чем за год Орад был благодарен оркам — трупы наконец убрали, хотя в тесных помещениях всё ещё стояла вонь смерти и мускуса зеленокожих. Орудия остались на своих местах, но, как он подметил снаружи, все башни приварили и зафиксировали в одном положении, а системы наведения разобрали. Вокруг пушек слонялись орки: они ели, дрались и смеялись. Каждую громадную башню украшали чужацкие каракули, костяные амулеты и металлические пиктограммы. Орад заметил, что автопогрузчики тоже исчезли, и тогда ему стало очевидно, зачем ксеносы завезли сюда рабов: массивные казённики макропушек пустовали, напоминая тем самым губастые рты из металла, — орки подсоединили к ним самодельные краны из цепей и балок, которые тянулись вниз к магазину. Где раньше справлялась автоматика, теперь послужит рабский труд.

Орад представил себе будущее — ужасающее и вместе с тем похожее на ту скудную прошлую жизнь.

Встреча с лексикографами Космических Волков показалась Мудире несколько сюрреалистичной, как если бы он вдруг обнаружил, что под Террой скрывается армия крыс, управляющая всем Империумом.

С тех пор как Ньяль поведал сагу о нападении Бухариса, прошло несколько дней, и только сейчас в дверях общежития историторов появился его посланник. Имперские гости уже были морально готовы к неделям заточения и потому сразу же приняли приглашение Владыки Рун. Для Мудире стало полным сюрпризом, что Космические Волки посвятили сбору сказаний о Фенрисе целый зал.

В глаза сразу же бросался контраст с ульями-бухгалтериями Администратума. В помещении работали многие сотни кэрлов в фенрисской униформе: все скребли перьями за писарскими стендами. Один только этот звук вызвал у Мудире дрожь воспоминаний о посещении писцовых мастерских на Терре. Однако в фенрисском зале не было ни надзирателей, ни курильниц для бодрящих благовоний, ни вооружённых дубинками стражников. Кэрлы казались счастливыми трудиться здесь, что и поразило Мудире более всего остального. Младшие сервы приносили куски пергамента, иногда целыми стопками, и отдавали их длиннобородому кэрлу, который затем распределял работу по столам простаивающих писцов. Тем временем несколько кэрлов с явными увечьями — у кого-то отсутствовали конечности, кто-то страдал от проблем с позвоночником, третьи хромали — толкали небольшие тележки вокруг писцов, собирая готовые рукописи. Некоторые из таких сервов пользовались импровизированными протезами и костылями, другие могли похвастаться довольно сложной аугметикой, а несколько имели специальные тележки, которые они могли толкать от кресел на колёсиках. Все они исчезали за дальней аркой и через пару минут возвращались с пустыми корзинами из другой.

Из соседнего зала доносились голоса, именно к ним и направился Ньяль. Некоторые из писцов подняли головы. В Администратуме подобные действия являлись наказуемым проступком — кэрлы же улыбались или с простым любопытством рассматривали кустодия и его спутников.

— Здесь мы записываем саги, — объяснил Ньяль, остановившись у широкой арки в следующий зал. Там стояло более двух десятков столов, половину из которых занимали кэрлы, но за несколькими сидели и космодесантники. — Сначала рунами, а затем переводим на имперский готик.

— И относите в архив? — поинтересовался Алек, указывая на арки, в которых исчезали кэрлы с телегами. — Впечатляет, господин Зовущий Бурю! Правители Терры восхитились бы подобным уровнем образованности и трудолюбием фенрисцев.

Ньяль несколько секунд молча смотрел на историтора, возможно переводя в голове услышанное.

— Мы поощряем наших сервов учить язык Империума наравне с фенрисским, чтобы они могли свободно на нём говорить и писать. Поэтому каждый из них проводит здесь несколько дней в году, чтобы подтянуть или освежить свои навыки.

— То есть все эти люди не постоянные писцы? — удивилась Балковяз. — Вы практикуете систему ротации и частичной занятости?

— Зачем заставлять ценных кэрлов всю жизнь просиживать за письменным столом? Все они учатся готовить, сражаться, писать, содержать наш Этт, водить наземную технику и летать; они помогают железным жрецам в оружейных и волчьим жрецам в блёдхалле. Иногда сюда приходят вилькары и тратят час или два, чтобы попрактиковаться в готическом письме.

— Кто, простите? — вставил Копла-вар.

— Волки. Наши воины. Мы ведь довольно грамотны. Некоторые даже ценят художественность готика и увлекаются иллюминированием книг миниатюрами — чиновники вашего Администратума любят добавлять их ко многим вещам.

На несколько секунд в группе имперцев воцарилось молчание. Все переваривали шокирующую информацию. Мудире почувствовал лёгкое головокружение и подумал, не перебрал ли он фюркафа или, наоборот, недобрал.

— Какие саги ходят по залу сегодня? — спросил Девен, заинтригованный фенрисской системой.

Ньяль поджал губы и окинул взглядом пары и небольшие группы присутствующих. Его острый слух улавливал отдельные разговоры, которые историторы различить уже не могли.

— Вот эти вилькары вернулись недавно — они вожаки стай Черногривых. Сейчас воины рассказывают о павших. Скоро прибудет и сам Рагнар, он передаст кэрлам собственные отчёты о проведённых кампаниях, разумеется, после того как поделится ими с Великим Волком.

— А эти, другие? — спросил Вихеллан. — Выглядят как обычные люди.

— Это кэрлы, живущие за пределами Этта. Они слыхали истории и разные слухи, что гуляют по Асахейму и за его пределами. Мы записываем саги не только о Влка Фенрика, а вообще все, что попадают к нам в руки. По большей части события происходят обыденные — вражда между племенами, набеги, охота на кракенов. Но, бывает, до нас доходит информация о заражённых варпом животных или о выживших после нашествия Магнуса врагах. Тогда мы решаем, нужно ли нам их выслеживать.

— Лорд Ньяль!

Покой зала писцов нарушил вбежавший внутрь волчий гвардеец в силовой броне.

— Что случилось, Галлар? — Рунический жрец отошёл чуть поодаль, чтобы поговорить с новоприбывшим без лишних ушей. Во время разговора он один раз оглянулся на историторов — как показалось Мудире, взгляд рунтэна чуть дольше задержался на Вихеллане.

— Какие-то проблемы? — спросил кустодий, когда Ньяль вернулся к гостям.

— Проблем нет, однако мне поручили нежданное задание, — ответил рунический жрец. — Пожалуйста, оставайтесь здесь столько, сколько пожелаете. Послушайте саги, если хотите, поговорите с кем-нибудь из кэрлов или вилькаров. Если я не вернусь в ближайшее время, то обязательно кого-нибудь пришлю.

— Что вы об этом думаете? — спросил Копла-вар, когда Владыка Рун скрылся из вида. — Несколько странно, не находите?

— Я не расслышал всего сказанного — они превосходно скрывали голоса, однако вызов исходил от Логана Гримнара, — пояснил Вихеллан.

— Что ж, давайте тогда выясним, чем занимался орден в последнее время, — заключил Мудире, поворачиваясь обратно к рядам письменных столов. — Может, о Гаталаморе мы ничего не узнаем, зато с пользой потратим время.

— Беспрецедентный случай имперской истории, — добавила Оковень с улыбкой. — Напрямую исследовать фенрисские записи…

Мудире сохранял показной энтузиазм. Ньяль так подробно рассказывал об этом зале, что вряд ли здесь можно было найти что-то, выходящее за рамки академического интереса. Пусть в Клыке царил холод и пахло как в логове зверя, но, когда Ньяль или кто-либо ещё из командования объявит об окончании историторской миссии, их без лишних церемоний возвратят на скучную «Неизбывную ненависть».

Однако, как признал Вихеллан, команда не совсем знала, что именно они ищут. Историторы узнают о находке только после её обнаружения, так что поиски продолжать стоило. Неудача не удовлетворит Колквана, будь задача хоть сотню раз невыполнимой, а Мудире не горел желанием отвечать перед трибуном.

Стоило Арьяку войти в вульфхалле, как всё недовольство от прерванной работы в кузнице мгновенно испарилось. Совет ожидал прибытия Великого Волка: Ньяль, Ульрик и находящиеся на Фенрисе волчьи лорды; перечень, достойный величайшей из саг: Кром, лорд с Драконьим Взором, Тот, Кто Будет Первым; Рагнар — самый молодой из них, убийца и обладатель Чёрной Гривы; лорд Бран, Красная Пасть, которого кличут Зверосердным; прозорливый лидер Злокровных, Кьярл; Бьорн Грозовой Волк, Невесёлый, чьё лицо — сплошной шрам; Смерть-в-Тишине, Эрик Моркаи; Гуннар Красная Луна, Язык Бардов; и скороход Энгир Погибель Кракенов, Хозяин Неба.

Рядом с волчьими лордами стоял дредноут, ходячая боевая машина с плоскими бортами, когтями, каждый из которых сошёл бы за меч, и многоствольной штурмовой пушкой. Древний металл был увешан трофеями, мехами и вюрдлейфом, украшен золотом и выбитыми на керамитовой броне железными рунами. Услышав гулкие шаги по каменным плитам, дредноут обернулся взглянуть на гостя. Арьяк вмиг узнал саркофаг в центре бронированного торса. Явился тот, чья сага затмевала все остальные.

Бьорн Разящая Рука.

Древнейший из воинов ордена и первый Великий Волк после отбытия Волчьего Короля; помимо Гримнара, единственное живое существо в Империуме, бросившее Гиллиману вызов.

— Давненько вас не было видно, лорд Бьорн, — поприветствовал Арьяк. Склонив голову, Хранитель Очага на несколько секунд опустился на колено.

— Логан припозднился с зовом. — Насыщенный басами и отмеченный механизмами машины, голос Бьорна эхом отдавался через вокс-передатчики по всему залу. Однако даже несмотря на все эти изменения Арьяк узнавал архаичный акцент и фигуры речи. — Если бы я знал, что вернулся Раскольник, то сэкономил бы вам уйму времени.

— Лучший вариант из всех, что я вижу, — Гиллиман уберётся восвояси и продолжит вести свой крестовый поход, а мы возвратимся к собственным войнам. — Слово взял Погибель Кракенов. Волчий лорд не переставал расхаживать по залу маленькими шажками — Энгир говорил так же быстро, как и проводил свои воздушные атаки. — От вражды не выиграет никто, кроме наших врагов.

— Наших многочисленных, очень многочисленных врагов, — добавил Рагнар с короткой усмешкой. — Будто предателей и орков было мало, так теперь мы затеваем драку с Империумом.

— Не с Империумом, а с Гиллиманом, — по залу прогремел голос вошедшего Великого Волка. — И я ни с кем не «затевал драку», Рагнар. Гиллиман сам решил прийти сюда незваным.

— Его флот и впрямь так велик, как судачат? — спросил Злокровный. Лицо Кьярла украшала целая сеть татуировок из замысловатых фенрисских орнаментов.

— Прибыла лишь его часть, даже не вся оперативная группа, — ответил Ньяль. — Небеса Фенриса пронзает лишь остриё меча Раскольника, однако они уже превосходят нас числом более чем в пять раз.

— Крестовый поход Индомитус состоит по меньшей мере из трёх гигантских флотов, что пересекают пустоту. В каждом из них по полдюжины таких боевых групп, — заговорил Кром, желая поделиться информацией и напомнить всем волчьим лордам, что именно он первым встретил чужаков. — Кто вообще может собрать столько кораблей?

Вокруг слов Крома завязалось бурное обсуждение, пока с треском не ожили динамики Бьорна.

— Подобно воину, который никогда не покидал очага, Раскольник играет перед нами мышцами. Он увёл с войны столь огромный флот, чтобы нас запугать. Сломить слабодушных.

— Утверждают, что Гиллиман командует большим количеством космодесантников, чем виденные вами легионы, Древний, — тихо произнёс Бран. Из-под густых чёрных бровей глядели глаза-янтари Красной Пасти, а длиной клыков он превосходил всех остальных командиров.

— Количество не имеет значения, — проворчал Гримнар. Великий Волк наконец добрался до членов совета и поприветствовал кивком Арьяка, с которым не пересекался уже несколько недель. — Какая разница, два к одному или пятнадцать, смысл послания неизменен.

— Каков же его посыл нам, милорд? — спросил Ньяль.

— Принудительное подчинение, — отрезал Великий Волк. — У Гиллимана есть план, и мы должны стать его частью.

— Он делал то же самое, когда раскалывал легионы, — прогрохотал Бьорн. — Он принёс книгу, которой мы все должны были подчиниться. А теперь он даже не прячется за её страницами.

— Не стоит надеяться на победу в войне с примархом, — произнёс Ньяль. — Мы и раньше сражались против имперцев, но то были лишь единичные инциденты с ренегатами и иконоборцами. Если же мы ударим по Мстящему Сыну, он нас сокрушит.

— Под видом переговоров он примется приказывать, — предупредил Бьорн, слегка разворачиваясь и поднимая сверкающий силовой коготь. По залу захрустела тяжёлая поступь боевой машины. — Не недооценивай голос примарха, Логан. Всеотец создал его повелевать, а нас — повиноваться. Воля Гиллимана подкрепляется не только словами, но и аурой. Не позволь лживому дыханию Раскольника коснуться твоих ушей! Прогони его!

— Я не могу развернуть лорда-регента, — тяжело произнёс Гримнар, усаживаясь на трон. — Моя сага завершится с позором, если оскорблю брата Волчьего Короля. Всё-таки он примарх и избранный лидер Империума Всеотца. Но я буду сопротивляться его способностям.

— Он заменит нас, — упорствовал Бьорн. — Он изгонит нас с Фенриса и посадит своих узурпаторов в Этт!

Арьяк, сам того не заметив, закивал в знак согласия. Игнорировать предостережение того, кто уже ступал по этой дороге, казалось неразумным, тем более Древний шёл по ней плечом к плечу с Волчьим Королём.

— Когда Гиллиман возжелал расколоть легионы, он мог бы добиться своего силой, — сказал Ньяль. — Однако ярл Тринадцатого этого не сделал.

— Потому что не только Волчий Король выступил против! Волю Раскольника отвергли Дорн и Сигизмунд, Амит из рода Сангвиния и много кто ещё! Империум дошёл до грани новой гражданской войны, а хвалёный Гиллиман не приложил никаких усилий, чтобы её избежать, и не предложил иного выбора, кроме как принять его Кодекс. Конфликт уладили лишь после того, как первым проявил бесхарактерность Дорн, а вслед за ним и остальные легионы были вынуждены преклонить колено перед Гиллиманом как своим феал-лордом.

— Уверен, наши кузены расскажут иную версию произошедшего, — возразил Ульрик. — Вполне вероятно, они поступили верно, избежав ещё одной кровопролитной войны между легионами.

— Ты клонишь к тому, что мы должны поступить так же? — спросил Гримнар. — Я думал, ты сумеешь разглядеть угрозу нашей культуре и будущему.

— Но для тебя в первую очередь важно то, как это отразится на Времени Волка, — жёстко ответил Ульрик. — Возвращение примарха вызвало у тебя тоску по Волчьему Королю.

— Тщательнее следи за словами, что слетают с твоего языка, — прорычал Логан. — Ты вырастил меня Кровавым Когтем, и я всегда буду тебе благодарен, однако теперь я Великий Волк.

— Именно через раскол осуществится правление Гиллимана! — оглушительный крик Бьорна разорвал воздух, несколько секунд отражаясь от высоких стен. Негодование Древнего заставило стволы его штурмовой пушки раскрутиться. — Вы не понимаете, что поставлено на карту! Волчий Король рисковал своей душой! Ради нас! Чтобы никто не осмелился разделить легион и Фенрис! Не смейте забывать об этом, когда говорите о ложных сынах!

— Эти «ложные сыны» сражались как наши братья! — страстно заявил Кром, однако глядя скорее на Гримнара, чем на древний дредноут. — Только вчера примарисы из моей роты были готовы умереть, чтобы защитить этот мир.

— Так ты уже принял их в великую роту? — прорычал Рагнар. — Что за безобразие!

Драконий Взор принялся оправдывать свои действия. Он обвинил молодого волчьего лорда в чрезмерном честолюбии, в стремлении вынудить старших и лучших уступить дорогу, предварительно их ослабив непосильными войнами. Между членами совета вспыхнули споры как в поддержку, так и против мнения Великого Волка. Арьяк пытался успокоить командиров, напомнив о клятвах Великому Волку, но голос Каменного Кулака затерялся в криках. Бьорн безмолвствовал — его молчание само по себе являлось упрёком.

— Хьолда! — взревел Великий Волк, перекрывая шум. Он поднялся на ноги и ударил по камню рукоятью топора Моркаи.

Волчьи лорды притихли, подавленные взглядом своего короля.

— Хватит, — пробормотал он едва слышным голосом, который заставил совет трепетать в ожидании. — Хватит ссор. Хватит.

Он уселся обратно, уложив топор поперёк ног.

— Собрались ещё не все Волки Фенриса, — продолжил Логан. — Как подтянутся остальные ярлы великих рот, мы учтём их голоса и тогда изберём свой путь. А до этого времени всё — пустая трата дыхания.

Несколько волчьих лордов явно хотели выразить несогласие, но попридержали языки. До прибытия остальных ещё оставалось время, и, несомненно, каждый командир роты успеет высказать своё мнение Великому Волку наедине.

— В подземелья я пока не вернусь, — прогремел Бьорн. Древняя машина развернулась и с глухим стуком зашагала по коридору. В вульфхалле донёсся усиленный голос легендарного воина. — Если надумаешь призвать меня снова, Великий Волк, — я в твоём распоряжении.

Волчьи лорды молча смотрели вслед герою ордена. Во время разговора с Бьорном Арьяк всегда испытывал смесь стыда и гордости. Казалось странным, в своей смерти Разящая Рука пережил более дюжины Великих Волков. И всё же он отказался от всякой власти и обрёл титул Древнего в саркофаге дредноута. Любой Волк Фенриса знал, что после Короля Волков Бьорн Разящая Рука является величайшим фенрисцем.

Хранитель Очага посмотрел на Гримнара, пытаясь оценить настроение своего господина. С отбытием дредноута Логан, казалось, позволил себе немного расслабиться. Следующим вульфхалле покинул Ульрик, передав краткие слова поддержки бывшему ученику, а за ним последовал Ньяль. Гримнар едва удостоил их взглядом, сразу же начав отдавать приказы о размещении великих рот и их кораблей для защиты от любого возможного вторжения сил Гиллимана.

Арьяк желал вернуться в кузницы, ибо подобные дела угнетали его душу; и всё же Каменный Кулак не ушёл, решив остаться со своим господином. Гримнар должен знать, что его хэртэн рядом с ним как телом, так и душой.

Глава восемнадцатая

ПИСЬМО ПРИМАРХА

УТРАЧЕННЫЙ АРХИВ

ПЕРВЫЙ ВЗДОХ ХЕЛЬВИНТЕР

Имперский регент Робаут Гиллиман, последний верный примарх Императора Человечества, в личных покоях ожидал доклада от командного состава «Огненной зари». Хурак восхищался уровнем самообладания лорда-командующего. Он бы мог находиться в стратегиуме, в самом операционном центре корабля, и усваивать каждую букву поступающей информации и показаний датчиков. Ещё одной достойной восхищения чертой Гиллимана было то, что он этого не делал, — положение лорда-командующего ставило его во главе имперских военных сил по всей Галактике, однако он не был непосредственным командиром каждой боевой единицы. Робаут Гиллиман превосходно справился бы с обязанностями пилота, капитана баржи, лейтенанта-командующего патрульной флотилии или адмирала флота. Имперский регент выполнил бы задачу лучше, чем когда-либо мог желать любой из смертных или постлюдей. Но, заняв одну из ролей, ему пришлось бы согласиться на все, а это было невозможно.

Итак, Гиллиман сидел за столом, составляя Кодекс Империалис, в то время как половина боевой группы «Альфарис» флота Примус следила за орудиями и торпедами армады Космических Волков. Примарх оставался спокоен, как будто и не прошло десяти тысяч лет, а он готовил законы для миров Ультрамара.

Событий, достойных внимания лорда-регента, безусловно, было предостаточно. Хурак безмолвно присутствовал на многих брифингах и там же слушал ответы и приказы своего господина. Лорд-командующий даже делегировал капитану некоторые второстепенные обязанности — все, связанные с исключительно военной сферой, — однако Хурак понимал, что они учат искусству дипломатии и государственному управлению не меньше, чем командованию и логистике.

Наиболее неотложными являлись приготовления к постройке новой узловой крепости на Камидаре. Война на Вигилусе поглощала всё больше и больше ресурсов — примарх и его союзники отчаянно боролись за контроль над Протокой Нахмунда и доступ в Империум-Нигилус. В это же время флот Секундус сдерживал армаду предателей из Ока Ужаса, чтобы те не подступились к Тронному миру. Необходимо было обезопасить регион за флотом Секундус и ускорить поступление подкреплений, что требовало создания ещё одного пункта сбора, по масштабам не уступающего Лессире, Гаталамору и Ворлезе. Камидар стал бы надёжной опорой: мир имел идеальное расположение, однако совершенно беспрецедентный рост орочьего безумия на западе ставил план Гиллимана под угрозу.

Стратегия лорда-регента, его репутация, крестовый поход — возможно, даже будущее Империума — висели на волоске под скрежетом грубых орочьих клинков. Однако примарх не показывал никаких признаков беспокойства — только лишь слегка наклонил голову, перечитывая свою последнюю работу.

Каких только потрясений он не повидал! Хурак представлял Гиллимана непоколебимой скалой, вокруг которой держится весь остальной мир. Сын Коракса полагал, что Вселенная кажется примарху непрекращающейся чередой беспорядков. Гиллиман родился на Макрагге во время гражданской смуты и помог её подавить. Он завоевал Пятьсот Миров и основал зарождавшуюся империю. Примарх видел и то, как достижения Императора, да и его собственные, сгорели дотла в огне Ереси Хоруса. Казалось, Гиллиман посвятил всю свою жизнь борьбе с предателями, которые хотели изничтожить остатки имперского правления, и теперь, переродившись, примарх очнулся в той же горящей галактике, терзаемой теми же врагами, но обретшими уже большую мощь.

Хурак знал, сам бы он не справился с ношей примарха — лицезреть, как раз за разом рушатся чьи-то достижения, и находить в себе волю отстраивать их заново. Подобное казалось выше его сил. Возможно, именно по этой причине ордены Первого основания столь важны? Или в этом было что-то более личное — неразрывная связь между настоящим и прошлым примарха?

Он взглянул на Гиллимана — брови слегка нахмурены, электроперо замерло, — Имперский регент обдумывал выбор слова, — и тогда сын Коракса понял, как Гиллиман справлялся. Его господин погружался в детали, разбивая невероятных масштабов проблемы на ряд простых, но выполнимых задач. Примарх содержал в уме безмерные объёмы информации и одновременно фокусировался на каждом отдельном элементе; с этой перспективы даже фактически невозможное казалось вполне достижимым. И сейчас титаническое предприятие по отвоеванию Галактики требовало от Робаута Гиллимана, чтобы он сел и написал письмо. Сам процесс написания занял у примарха ещё несколько минут.

Вокс Хурака пискнул, оповещая о посетителе у дверей. Примарис подтвердил разрешение и поприветствовал лейтенанта Ониксалу — офицера Имперского флота и бывшего связного на недавно освобождённом мире-кузнице Кортанакс VII. О её службе среди техножрецов свидетельствовала бионическая правая рука и несколько шрамов от нейронных имплантатов вокруг правого уха.

Хурак жестом попросил женщину остановиться, и та замерла с инфопланшетом в руках, готовая начать. Офицер и космодесантник прождали ещё минуту, прежде чем Гиллиман откинулся на спинку стула, всё ещё не отрывая глаз от исписанного плексилиста. Наконец примарх свернул письмо, скрепил его термопечатью с оттиском большого пальца и отложил в сторону. Он поднял взгляд. Глаза древнего создания не выдавали нетерпения, хотя, должно быть, лорд-командующий сгорал от любопытства узнать последние новости.

Ониксала шагнула вперёд и протянула примарху инфопланшет, однако Гиллиман покачал головой.

— Прошу, ваша выжимка, лейтенант. Детали я изучу позже.

Ониксала оказалась готова к устному докладу и стояла вольно, обеими руками удерживая перед собой выключенный планшет.

— Космические Волки переместили два фрегата и крейсер в направлении эллиптического перпендикуляра над четвёртым миром, — начала Ониксала. — Это соотносится с выявленными за последние несколько дней варп-параметрами — данные указывают на ещё большее количество прибывающих кораблей.

— Если наша оценка их внутрисистемных активов верна, Космические Волки вызвали оставшиеся роты, — добавил Хурак.

Гиллиман окинул Хурака строгим взглядом, упрекнув за вмешательство в доклад женщины. Порицание примарха казалось хуже, чем часовой выговор любого другого командира. Хурак виновато опустил взгляд.

— Прошу прощения, лорд-командующий.

— Поскольку корабли прибывают уже сейчас, вероятно, флот вызвали до нашего появления, а не в качестве ответных мер. Ожидаются и другие перемещения флота, но ничего, что изменило бы общее положение дел, лорд-командующий, — продолжила Ониксала. — Желаете больше подробностей?

— Нет, я согласен с оценкой адмирала, — ответил Гиллиман. — Волки охраняют внутреннюю систему, но маршрут к границе Мандевиля открыт. Подтекст очевиден.

— Господин? — не поняла лейтенант. Гиллиман кивнул Хураку, чтобы тот прояснил ситуацию.

— Мы можем уйти, когда захотим.

Пальцы примарха несколько секунд громко барабанили по столу.

— Нет ли сообщений с Фенриса?

— Лишь стандартные повторяющиеся передачи, провозглашающие власть Великого Волка, — ответила офицер Флота. — Формулировка остаётся неизменной, лорд-командующий.

— Ясно.

Ещё один стук пальцем. Хурак раньше не наблюдал за Гиллиманом такого поведения, и это обеспокоило потомка Коракса. Размышления примарха всегда были молниеносны и не занимали столь долгого времени. С какой бы дилеммой лорд-командующий ни боролся, скорее всего, она носила моральный, а не логистический характер.

Регент протянул свёрнутый плексилист.

— Пожалуйста, свяжитесь с Космическими Волками. Попросите их принять письменное сообщение для Великого Волка.

Лейтенант снова шагнула вперёд и взяла письмо.

— Я передам его лично в руки, лорд-командующий.

— На этом всё. Примите мою благодарность.

Офицер связи отдала честь и зашагала прочь. Хурак прождал пару минут. Он изо всех сил старался сохранить молчание под давлением безмолвных раздумий примарха.

— Просьба, — произнёс Гиллиман спустя целую вечность. — Личное сообщение от меня Логану Гримнару.

— Но что, если он не образумится? — прокомментировал Хурак. — В нынешние времена ни один орден Космодесанта не сможет сражаться в нужной мере без подкреплений. Орков здесь больше, чем где-либо ещё, а Космическим Волкам, похоже, в последнее время изрядно досталось. Они не покроют потери привычным набором рекрутов. Если Гримнар не примет подкрепления из примарисов, Космические Волки вымрут, а десятки секторов потеряют ядро обороны.

— Или же он примет примарисов, но откажется от порученного мною задания и тем самым сохранит численность ордена, — добавил лорд-командующий.

— Я не рассматривал подобную возможность, но вашей стратегии она навредит не меньше. Прорыв орков через эту часть сегментума должен быть остановлен, иначе нас отрежет от флота Секундус и кампаний вдоль границы Цикатрикс Маледиктум. Разрастающаяся война с ксеносами уже вынудила нас отозвать восемь боевых групп. — Хурак перевёл дух. Он понимал, что Гиллиман прекрасно осведомлён обо всём сказанном, но не смог удержаться высказать опасения. — Не только флот Примус — весь крестовый поход Индомитус может встать, и всё из-за нежелания или неспособности Космических Волков делать то, о чём их просят.

— Рассеивание флотов является неизбежным следствием отвоевания территорий, — ответил Гиллиман. — Но оно вовсе не означает, что фронт бесконтрольно разорван. Ты прав относительно превосходящей все ожидания орочьей угрозы. Мы должны продолжать военную экспансию через Великий Разлом в Империум-Нигилус, иначе достигнутые нами успехи сведутся на нет. Мало того, среди терранских элит растёт недовольство, а ими заняться я сейчас не могу, поэтому мы должны усмирить их негодование рассказами о наших непрекращающихся победах. Если мне не удастся убедить Космических Волков присоединиться, то я передислоцирую боевую группу «Альфарис» для удержания системы вдоль границы Железного Оплота и буду ждать, пока не разрешится ситуация на Вигилусе.

Хурак несколько секунд молчал. Сын Коракса считал себя в курсе стратегической ситуации, однако краткое изложение примарха открыло ему глаза на шаткое положение крестового похода. Сам капитан не замечал признаков инакомыслия среди политиков Терры, но если сказанное примархом — правда, то они являлись угрозой не меньшей, чем армады предателей. Как бы то ни было, осознание лишь укрепило мнение Хурака.

— Империуму служат силы и понадёжнее фенрисцев. Мне по-прежнему непонятно, почему так важны Космические Волки. С военной точки зрения они практически бесполезны.

— Это разочаровывает, — протянул Гиллиман. Хурак ощутил это слово ударом в живот. Примарх взял инфопланшет и опустил взгляд. Экран осветил его лицо зелёным. — Но у тебя ещё есть время разобраться.

Вихеллан наблюдал за работой историторов в течение двух дней, восхищаясь проявленным ими усердием и терпением. Учёные провели интервью с кэрлами и космодесантниками — и, казалось, все они были рады поделиться историями с вышнеземцами. Стало очевидно, что смертных отобрали не только за способности, но и за профпригодность. Несмотря на контраст личностных качеств и разницу в происхождении, все историторы разделяли общую веру в существование объективной истины, которую необходимо было раскрыть.

Такую цель и ставил Гиллиман, как понимал её Вихеллан, однако с точки зрения кустодия всё это казалось не более чем баловством. Он прочитал многие записи в недрах Императорского дворца, и в каждой содержалась своя правда, пусть иногда и раскрытая через записанную ложь. Лорд-регент не казался наивным, и потому Вихеллану пришлось задаться вопросом, существовал ли какой-то более глубокий замысел в создании примархом Логос Историка Верита. Кустодию события напомнили об архивах, касающихся Имперской Истины — пропаганды Великого крестового похода и эпохи Просвещения, которая использовалась для сокрытия информации о нерождённых и повелевающих ими Тёмных силах. В течение последних десяти тысяч лет Имперский культ, как одно из ответвлений, не только подавлял подобные сведения, но и душил все знания в целом. И когда пустоту разорвал Великий Разлом, выпустив в тысячи миров бесчинствующие кошмары, человечество смирилось с распространением ужасающей правды. Леденящие душу истории медленно просачивались по Империуму вместе с растущей мощью самих сущностей варпа. Используют ли истину Гиллимана для борьбы с альтернативными философиями, такими как Экклезиархия или Инквизиция?

В зал вошёл Ньяль, прервав ход мыслей кустодия. Рунический жрец кивнул в знак приветствия, но хранил молчание до тех пор, пока не подошли историторы со своими книгами и записывающими устройствами.

— Ещё один продуктивный день? — спросил Зовущий Бурю и развернулся к дверям. Все последовали за ним. Ньяль шёл размеренным шагом, чтобы не создавать историторам неудобств. — Я знаю, что некоторые из наших историй ценны только для… местных.

— Мы не зря провели время, — объявил Мудире, глядя на коллег. — Нам удалось собрать ценную информацию, которая, вероятно, никогда не покидала этих стен.

— Да, очень увлекательно, — добавил Алек. — Что же касается основной миссии, жаль, что мы не располагаем рассказами тех, кто встал на сторону кардинала-еретика. Ну, чтобы пазл сложился.

— Сюда прилетал инквизитор и выпытывал признания, — негромко ответил Ньяль, приостанавливая группу. Рунический жрец встал и развернулся на сабатонах, приподняв бровь. — Вы не знали?

— Мы должны отправить сообщение на Терру как можно скорее, — произнёс Мудире.

— Уверен, Колкван уже отдавал приказ прочесать великие библиотеки, — ответил Вихеллан. Если нужные записи и впрямь существовали, то ему бы о них сообщили. — Я позабочусь, чтобы представителя Инквизиции во флоте крестового похода попросили изучить и хранилища ордосов.

— Я больше не хочу возвращаться на Терру, — опустив взгляд, тихо проговорила Оковень. — Никогда.

— Возможно, в архиве Химхерты найдутся копии, — добавил Ньяль, чем вызвал молчание ошарашенных имперцев.

— В каком архиве? — опешил Мудире.

— Но вы ведь… — Алек умолк, подняв инфопланшет и кабель.

— Волки Фенриса ведут свою хронику, и в ней лишь немногие из саг. Сейчас же я говорю об имперских архивариусах. — Ньяль махнул рукой в сторону телег с документами, которые катили из зала. — Куда, по-вашему, их отправляют?

— О чём вы? — спросил Мудире, не отходя от шока. — И где?..

Ньяль перевёл дыхание, плавно покачав головой.

— Всё случилось примерно за пятьсот лет до кровопролития с Бухарисом…

— Значит, четыре с половиной тысячи лет назад, — заключил Копла-вар.

— Да, верно. Великий Волк того времени, Хорист Войнодел, вынужден был налаживать прочные контакты с имперскими союзниками. Неважно, из-за чего, но, чтобы упредить определённого рода обвинения, Хорист разместил контингент имперских архивариусов на луне четвёртого мира системы Химхерты, примерно в ста семидесяти световых годах от Фенриса. Формально это территория ордена после стычки с… Ну, собственно, это тоже не очень важно — ещё более давняя история. Каждые несколько столетий они отправляют корабль на окраину нашей системы, а кэрлы передают им отчёты. Я полагал, что они высылают копии Адептус Терра. Ну, раз уж вы мне о них напомнили, то довольно много времени прошло с момента последнего такого визита… Их корабль опаздывает уже на несколько столетий.

Историторы пребывали в ступоре от сказанного.

— Вы имеете в виду, что история Фенриса за последние четыре с половиной тысячи лет хранится в имперском архиве? — Мудире пытался осознать значимость и абсурдность такого открытия одновременно. Он обратил взгляд к Вихеллану. — Почему мы ничего об этом не слышали?

— Я полагаю, соответствующие бумаги лежат на столе где-нибудь в ульях Администратума, — тяжело вздохнул кустодий. — Вероятно, ожидают чьего-то заверения.

— И вам, вероятно, следует это проверить, — улыбнулся Ньяль, жестом приглашая их к двери. — Я распоряжусь подготовить шаттл для вашего немедленного отбытия. Хельвинтер близко, но огненная буря ещё не началась.

— Великий Волк разрешит кораблю выйти на орбиту? — нахмурился Вихеллан.

— Нет, — ответил Ньяль. — Но, уверен, что-нибудь можно придумать.

Гай перешёл через горы и достиг берега ледяного моря скорее благодаря удаче, чем рассудительности. Запах в воздухе — малейший намёк на что-то иное, кроме снега и сосновой смолы, — сдвинул его маршрут немного к востоку. Склоны гор круто обрывались у самой воды, которая теперь превратилась в замёрзшую пустошь до горизонта на восток и юг. Изрезанная береговая линия тянулась на северо-запад, предоставляя вожаку Первых Волков выбор: продолжать путь по пересечённой местности или направиться на север прямиком через ледяные равнины. Первый вариант уже порядком его вымотал, однако дал возможность поохотиться (о чём свидетельствовали полный желудок, накидка из серой медвежьей шкуры и прошитые сухожилиями недублёные штаны). Путь через льды таил свои проблемы: там не было ни укрытия от ветров, ни леса, где можно добыть пищу.

Гай решил повременить с окончательным выбором и идти вдоль побережья ещё день или два. К тому же он читал, что большинство фенрисских поселений находится на непостоянных береговых линиях, поскольку моря пусть и таят опасности, но дают возможность побыстрее спастись в случае разлома земель или извержений вулканов.

Примарис с трудом представлял, как здесь выживают простые смертные. Гай шёл по протяжённым сугробам, меховая накидка воняла засохшей кровью, в грубых обмотках потихоньку немели ноги, а лёд и снежные насыпи он прощупывал окровавленным копьём — внизу могли скрываться трещины. Этого горного хребта, скорее всего, и не существовало, когда Коул пробудил Гая ото сна; и, возможно, он исчезнет к следующей зиме. С тех пор как образовался Великий Разлом — Вечные Сумерки, — нельзя было положиться даже на звёзды, показывающиеся лишь в редкие моменты ясной погоды. Теперь же небеса окрашивала красноватая пелена, тянувшаяся от раны в реальности, называемой Оком Ужаса.

День клонился к вечеру, усиливался ветер. Облака поглощали тусклый свет солнца вплоть до последнего «розового часа», пока не опустилась тьма. После первых двух ночей Гай начал ценить его скудное тепло и свет. Снегопад прекратился, но воздух оставался ледяным — он замораживал на лице выдыхаемую влагу и покрывал инеем меха. Космодесантник продвигался вперёд, ещё не замечая усталости, однако он понимал, что скоро от её хватки начнёт сводить мышцы и онемеют конечности. С рассветом третьего дня заработало третье лёгкое, обеспечивая кровь достаточным количеством кислорода и позволяя двум сердцам бороться с непрекращающимся холодом.

Тьма была непроглядной. Будучи закованным в герметичный доспех, Гай и раньше сталкивался с абсолютной чернотой космоса, но сейчас, в полночь, когда густые облака застилали собой звёзды, Гай ступал словно в пустоту. Зрение космодесантника было таким же острым, как и у любого ночного зверя, однако ни лёд, ни небо не отражали ни единой крупицы света. Слышался только лишь хруст снега и безудержный ритм его дыхания.

Перед рассветом разразилась буря, обрушив такой силы ветер, что неулучшенного человека попросту бы снёс. Затвердевший снег хлестал по незащищённым рукам и ногам. Гай натянул плащ на голову как капюшон, чтобы уберечь глаза от летящего сбоку льда.

Ходьба против ветра, большую часть времени — с закрытыми глазами со слипшимися ресницами, начала утомлять ноги. У Гая болели суставы, а доспеха, который бы ввёл анальгетики и тем самым подкрепил его естественную систему обезболивания, не было. Когда светлое пятно рассвета окрасило горы, вожак Первых Волков осознал, что переусердствовал против ветра и сместился на восток, к ледяному шельфу. По крайней мере, выбор маршрута больше не стоял — если Гай останется на открытом воздухе ещё несколько дней, организм попросту откажет.

Его тяготила мысль о скором восхождении на ещё одну гору, однако Гай всё же повернул налево, на северо-запад, и с солнцем над правым плечом снова направился к едва различимым вершинам.

К полудню путь опять пролегал по обледеневшему камню — по береговой линии, которой он придерживался раньше. Ветер донёс запах, но не свежесть сосновых лесов и не застоявшуюся соль замёрзшего моря; следуя за ним, словно гончая, Гай набрёл на ответ — обугленные остатки погребального сожжения, устроенного на берегу. Толстые деревянные доски сгорели дотла, однако не полностью обратились в пепел. Мелкие фрагменты костра разбросало по округе, однако большая его часть всё ещё оставалась целой.

В глаза бросилась пещера в склоне прямо у самого берега, и Гай направился к ней. Там ещё витал запах горелого дерева и жареного мяса. Вожак Первых Волков затруднялся сказать, как давно была заброшена эта стоянка, но пещера являлась желанной находкой. Впервые за два дня укрывшись от снега, Гай сел, прислонившись спиной к камню. На стене виднелись следы работы незамысловатым инструментом. Он провёл пальцами по отметинам от кирки, задаваясь вопросом, кто это сделал и где они сейчас? Почему ушли? На них напали? Или они бежали от хельвинтер?

Заснуть Гай не осмелился. Убежище непременно привлечёт внимание других существ, и, хотя он одолел скалистого медведя — мех которого согревал его теперь, — примарис не горел желанием встретиться с кем-нибудь из местной фауны вновь, особенно спросонья. Поэтому Гай погрузился в полудрёму каталептического узла.

Пока часть мозга отдыхала, другая оставалась начеку.

— В Хель этого Гиллимана, — прорычал Гримнар. — Он пытается провернуть трюк Касталлора. Да как он смеет?

— Согласен, — поддержал своего господина Ньяль, протягивая тому фюркаф и наблюдая, как Великий Волк снова впадает в бессловесное разочарование. За многие годы, что он знал Логана Гримнара, рунический жрец почти никогда не видел, чтобы Верховный Король терял самообладание. В бою Гримнар нёсся воплощением ярости, однако в общении всегда проявлял сдержанность, за исключением случайно вырывающегося редкого рыка. Рунтэна обеспокоил настрой Великого Волка, негодовавшего от письма примарха. — А в чём, собственно, дело?

Гримнар схватил свёрнутый плексилист и швырнул в сторону Ньяля. Письмо, вращаясь, шлёпнулось на пол, так и не долетев до рунического жреца. Ньяль подобрал послание и подошёл к камину, с письмом в одной руке и фюркафом в другой.

Владыка Рун пробежался по тексту, ожидая высокопарных требований или, может быть, даже воззвания к авторитету Всеотца. Однако Ньяль прочитал весьма сердечную просьбу о скорейшей аудиенции, причём в наиболее удобное для Великого Волка время. Причиной, разумеется, стало желание лично выразить почтение великим воителям Фенриса.

— Действительно, как он только посмел, — повторил Ньяль. Он подошёл к столу и вернул послание господину. Логан уставился на плексилист, как на взведённую гранату. — Просить об аудиенции, когда ты всего лишь самый могущественный муж во всём Империуме. Ни стыда, ни совести!

— Он в курсе, что я не вправе отказать, — прорычал Логан, переместив сердитый взгляд на Ньяля. — И давай поменьше этого тона.

— Не вижу проблемы. — Ньяль допил последний глоток фюркафа и поставил кружку обратно к её подругам у очага.

— Я не могу принять Гиллимана в какой-нибудь морозильной камере, как Касталлора. Как бы мы к примарху ни относились, он треклятый брат Волчьего Короля и лорд-командующий Империума. Должно устроить пир, праздник. Достойный приём. Половина волчьих лордов призывает меня дать решительный отпор, а другая половина просит немедленного принятия примарисов. Раскольник целенаправленно стравливает нас между собой.

— Я не уверен, что он может это сделать. Разве что чужими руками, — тяжело вздохнул Ньяль. — Вы тревожитесь, что он вас переиграет?

— Ты слышал Бьорна. Примархи умеют добиваться своего. Если мы позволим ему ступить в Этт, Раскольник попытается прогнуть меня своим естеством!

— Вы боитесь, что если встретитесь с ним лицом к лицу, то подчинитесь малейшей его прихоти?

Ньяль не сознавал этого раньше, но природа примарха потрясала Логана до глубины души. Он жаждал доказать себе, что достоин Волчьего Короля, и чтобы сам Русс по возвращении подтвердил его доблесть и возгордился сыном. Однако беспокойство Гримнара проистекало из страха, что Гиллиман может подчеркнуть своё главенство. А в Империуме не существовало воина, даже магистра другого ордена, который сумел бы усмирить Великого Волка Фенриса.

Молчанием Логан подтвердил опасения Ньяля. Теперь, когда рунический жрец глубже взглянул на проблему, он пожалел, что не замечал её раньше. На кону стояло нечто гораздо более опасное, чем эго Великого Волка, — его уверенность в себе. Нынешние времена и примарх стали беспрецедентными трудностями даже по меркам долгой жизни Верховного Короля.

— Продолжайте начатое, — объявил рунтэн. — Если он пытается заставить вас раболепствовать, так воспользуйтесь этим. Близится огненная буря хельвинтер, ни один корабль нельзя оставлять на орбите. Было бы благоразумно отложить аудиенцию примарха на потом. Заставьте его ждать. Ограничьте его свиту, чтобы он не поражал масштабом своей власти. Мы знаем, что ресурсы Гиллимана практически безграничны, но чем он действительно готов пожертвовать, чтобы повлиять на ваше решение?

— Помнится, это ты предлагал поскорее принять космодесантников-примарис и на этом покончить, — наморщился Гримнар. — Теперь же говоришь, чтобы я задержал и унизил Гиллимана?

— Не унижайте. Воздайте все причитающиеся почести, но не забывайте, кем являетесь сами. Если примарх захочет помериться силой — померьтесь, — нашему Великому Волку есть чем гордиться. — Ньяль наклонился вперёд, обдумывая следующие слова. — И да, я считаю, что вы ошибаетесь, отказываясь от подкрепления, но тратить силы на убеждение в обратном не стану. Мой долг — дать вам наиболее подходящий совет, чем я и занимаюсь. Однако ни я, ни Ульрик, ни кто-либо другой, кто высказывался против вашего выбора, не посрамит вас перед примархом.

— Послушание не то же самое, что верность, — пробормотал Логан, разминая руки. Великий Волк смотрел отрешённо. — Возможно, мне стоит напомнить Гиллиману об этой истине.

— Неужели вы, имея за спиной единство ордена, волнуетесь, что примарх заставит вас совершить что-то, что, по вашему искреннему убеждению, противоречит интересам народа и ордена?

Выражение лица Логана посуровело, и Ньяль наконец-то узнал своего повелителя.

— Не заставит.

Вихеллан пребывал в замешательстве: сначала к боевой группе «Альфарис» приближается фенрисский внутризвёздный корабль, а теперь и сам кустодий получает сообщение по видеосвязи с «Огненной зари». Источник сигнала был идентифицирован как «Позолоченный клинок», личный канал трибуна Колквана. Эмиссар-императус не знал, может ли его доклад об архиве на Химхерте считаться за успех — или, наоборот, провал, — как и не представлял отношение своего командира к текущему противостоянию между Космическими Волками и лордом-командующим. Вероятно, трибун винит в происходящем скорее властолюбивую натуру Гиллимана, чем неподчинение Фенриса избранному лидеру Терры. Вихеллан предчувствовал события не менее опасные, чем астероидный шторм, через который он и историторы спешно покинули Фенрис.

Вихеллан подключился к вид-связи в тесной коммуникационной камере корабля. Вводя код расшифровки, он никак не мог уложить копьё так, чтобы оно не мешало ему видеть экраны. Связь наладилась спустя почти две минуты, и на месте серого стекла возникло размытое статикой лицо.

— Ты будешь сопровождать историторов во второй части миссии, — без всяких церемоний объявил Колкван.

— Подобное решение кажется расточительным, — ответил Вихеллан. — Учитывая напряжённость в непосредственной близости…

— Ты лучше послужишь Императору в системе Химхерты, кустодий. Мы должны быть уверены, что инфокрады Мудире найдут хоть что-нибудь относительно Дара Бухариса. Единственный способ это гарантировать — твоё присутствие и контроль над ситуацией.

— Вы допускаете, что Гиллиман стал бы скрывать от нас эту информацию? — спросил Вихеллан. Кустодий задумался ещё на мгновение, пытаясь понять истинные намерения своего командира. — Вы опасаетесь, что историторы будут тайно передавать найденные свидетельства примарху, тем самым позволив ему сконструировать собственную версию оружия?

— Мы не должны исключать такую возможность, — ответил трибун.

— Лорд-регент командует флотом, превосходящим всё, что видел Империум со времён Махариуса. Разве одно оружие, пускай и мощное, способно что-то решить?

— Управление флотом требует взаимодействия многих умов. Мощь устройства, продемонстрированную нам на Гаталаморе, высвободила сравнительно небольшая группа людей. Мы должны знать всё, что знает Гиллиман. Только так мы останемся в силах противостоять любой возникшей угрозе.

Вихеллан больше не приводил аргументов: это не имело смысла, Колкван уже отдал приказ и не собирался его отменять. Вместо этого кустодий сосредоточился на более насущных проблемах.

— Среди Космических Волков есть разногласия по поводу принятия космодесантников-примарис, — сказал он трибуну. — Однако мне кажется, что чем сильнее Гиллиман давит на Гримнара, тем больше Великий Волк будет сопротивляться. Главный библиарий, Ньяль Зовущий Бурю, выглядел вполне сговорчивым, и у нас сложились доверительные отношения. Вполне возможно, он сможет оказать дополнительное давление на Гримнара.

— Исключено. Если Логан Гримнар почует предательство в собственных рядах, он отреагирует ещё более резко. Гиллиман ждёт любой провокации, которая позволила бы ему прибегнуть к более решительным мерам. Мы не должны этого допустить.

— Всё это лишь предположения! — ответил Вихеллан. — Если Робаут Гиллиман выступит против Императора, то Космические Волки первыми встанут на Его защиту. История Десяти Тысяч с Одиннадцатым легионом служит прекрасным тому напоминанием. С чего бы Гиллиману столь рьяно стремиться вооружить такое «препятствие» на пути своих амбиций?

— Мы ещё не до конца понимаем, что Коул вложил в умы космодесантников-примарис, — упорствовал Колкван, наклонившись ближе к камере. — Кто знает, какие средства управления он внедрил в их головы? Чем его обучающие машины кормили мозги примарисов во время долгого сна? И история, на которую ты ссылаешься, как ничто другое доказывает, что верность Императору может быть направлена во вред с помощью манипуляций и лжи.

Вихеллан ничего не мог на это ответить, но он всё равно считал, что логика Колквана строится на неопределённых основаниях. Сейчас было не время вступать в подобные дебаты. Трибун воспринял молчание кустодия как согласие и, отдалившись от вид-захвата на несколько шагов, продолжил.

— Для выполнения миссии Гиллиман поручил «Воздаянию еретикам» доставить вас в систему Химхерты. Детали стыковки в настоящее время передаются командному составу вашего корабля. Вы продолжите сопровождать группу Мудире и обеспечите сохранность всех найденных материалов.

— Целый крейсер для транспортировки горстки историторов? Неужели у примарха не нашлось судна поменьше?

— По его оценке, в регионе обитают неучтённые враги. У орков, в частности, есть привычка появляться там, где их не ждут. Химхерта может быть уже захвачена, особенно учитывая отсутствие недавних контактов с Фенрисом. На крейсере также расквартировано подразделение Отпрысков Темпестус на случай нежелательных столкновений. Они показатель того, насколько сильно примарх желает вашего успеха. Ты убедишь Мудире и остальных его спутников помалкивать о миссии, даже о пункте назначения. Помни, твоя единственная забота — содержимое архива, всё остальное второстепенно.

Вихеллан принял приказ и отключил связь. Некоторое время он стоял в тишине, обдумывая итоги разговора. Очевидно, Колкван не доверял Гиллиману, однако тревога трибуна об оружии казалась чрезмерной, несмотря на все доводы. Подобная миссия больше подходила Инквизиции, чем кустодиям, однако Колкван относился к этой организации с не меньшим подозрением, чем сам примарх.

В данном вопросе Вихеллан придерживался того же мнения. Учитывая природу угрозы Дара Бухариса, вызывало беспокойство скорее отсутствие участия Инквизиции. Вероятно, неочевидность их усилий говорила лишь о ещё более тайных методах работы. В голову Вихеллана прокралась мысль, что и он сам, и миссия по сбору информации могут быть использованы против Гиллимана. А принимать участие в политиканстве Вихеллану совершенно не хотелось.

Три корабля образовали заснеженный клин посреди сильнейшей пурги: их наветренные стороны занесло сугробами, но ландсаттмаринги укрылись в безопасности противоположной стороны. Когда на лицо стали падать редкие снежинки, Гюта очнулась ото сна о золотых великанах и воющих волках и начала постепенно приходить в себя.

Её соплеменники спали, сбившись в кучу, — так продолжалось большую часть последних двадцати дней. Многие племена Ледяной земли в суровую погоду экономили пищу подобно тому, как многие другие животные переживали зиму в глубоких пещерах или подземных норах. Кто-то всегда стоял на страже, по паре дней кряду проводя в защищённых местах кораблей или прячась от ветра за огромным валуном, который образовывал четвёртую и меньшую сторону их импровизированного поселения.

Гюте повезло меньше: каждые несколько дней она просыпалась от видений, но чувствовала себя такой отдохнувшей, как никогда с начала трудного пути. Взглянув налево, готи убедилась, что Бьёрти вместе с детьми всё ещё крепко спит. Женщина недолго понаблюдала за ними: дыхание едва срывалось с их губ, туловища чуть заметно вздымались под меховыми шубами и рубашками из козьей шерсти.

Затекла спина, и Гюта медленно приподнялась с места, стараясь не потревожить спящих рядом — Агитту слева и Бьёрти справа. Её движение привлекло внимание одного из караульных сверху, и Гюта шёпотом попросила его помочь подняться на наклонную палубу корабля. Стражником оказался Нораслов, его борода покрылась коркой льда, а под серым мехом капюшона бледнело лицо.

— Не спится, готи? — поинтересовался он, присаживаясь на корточки у планширя, чтобы укрыться от ветра.

Гюта никак не могла привыкнуть к названию; титул готи заставлял её чувствовать, что она должна иметь гораздо более чёткое представление о происходящем и о том, что произойдёт. А её голова оказалась скудна на мудрость.

— Небо бурлит, — произнесла Гюта, щурясь от ветра и снега. Сквозь облако над головой пробилась вспышка света — окутанный жёлтым ореолом огонёк, а через несколько секунд появилась другая, ярче первой.

— Сердце хельвинтер, — прокомментировал Нораслов. — Небесные огни.

Горящая искра пронзила облака у горизонта и упала на ледяное поле, на мгновение вспыхнув ещё ярче. Затем последовала ещё одна, а за ней ещё, ещё и ещё, пока ночь не сменилась сумерками и небеса не запылали целиком.

Глава девятнадцатая

НЕБЕСНЫЕ ОГНИ

ВЮРДКИН

МОРСКОЙ ПУТЬ

Гай мчался сквозь горящий лес.

Первый Волк бежал, пытаясь опередить пламя и уберечь лёгкие от дыма; бежал, потому что бежали животные; бежал, потому что он сам стал животным. В спасении от всепоглощающего огня сплотились и хищник, и жертва.

Гай не мог определить время. Небо оставалось светлым, но вскоре его затянуло смогом горящего континента. Ночь было не отличить ото дня, а день — от ночи. Метеориты сыпались градом: многие размером не превышали небольшой камешек гравия, но врезались в поверхность с силой выпущенных болтов; те, что были размером с кулак, взрывались на холодном снегу, как снаряды артиллерийских орудий. Время от времени, когда в атмосферу входило нечто более крупное, небо белело от света и жара. Обычно такие объекты распадались на ливни более мелких, но не менее смертоносных осколков.

Когда мог, он бежал или на север, или на восток. Волк понимал, что на открытой местности больше шансов попасть под метеоритный дождь. Однако тот же дикий инстинкт, что руководил зверьми гор, подталкивал вперёд и его.

Гай устал. С момента отбытия из Этта ему так и не удалось полноценно поспать — Волк всё время полагался на каталептический узел, который и поддерживал его жизнь. На бегу ему мерещилось, что машинальные подъёмы ног и взмахи рук стали монотонной реальностью, равно как и учащённое дыхание, и грохочущие сердца.

Пока одни части мозга бездействовали, другие функционировали. Иногда он видел мир кристально ясно, ощущал запах зверей и неприятный пепельный привкус во рту. В другие моменты окружающее представало серыми монохромными полосами из размытых очертаний; пространством, которое, как казалось, плыло мимо неподвижного Гая. В более ясные моменты космодесантник пытался вспомнить информацию о хельвинтер из путеводителя. Его обычно чёткая память стала первой жертвой угасания умственных способностей. Пожары будут продолжаться ещё двадцать или тридцать дней. Прошло уже шесть или семь? Хотя, возможно, только четыре или пять…

Гай читал, что некоторые животные зарываются под снег, опавшую хвою и грязь, чтобы дать огню пройти поверху. Благодаря опустошающей стихии обновлялась флора, так что даже в холода лес ненадолго обрастал семенными коробочками, которые осядут на свежую плодородную землю и непременно дождутся настоящей весны ещё через пол терранских года. Гай обдумывал идею последовать примеру роющей крысы или прорастающего семени, однако примарис не мог отделаться от ощущения, что если он перестанет двигаться, то потеряет импульс и на этом закончится всё его путешествие.

В моменты, когда Гай погружался в полусон каталептического узла, рациональное мышление пропадало. Вожак Первых Волков смеялся и плакал, иногда даже кричал на всё продолжающие падать звёзды. Треск пламени заглушался воем Моркаи, который всегда доносился сзади. Однажды ночью Гай рычал и скалился в бредовом помрачении; заприметив величественно проскакавшего мимо венцерогого оленя, он бросился в погоню за испуганным зверем.

Питаясь энергией духа Фенриса, сами деревья обретали жизнь. Ветви гримасничали и издевательски смотрели вслед его нескончаемому бегу. Спасались от пламени не только смертные. Маленькие крылатые твари — наполовину насекомые, наполовину гуманоиды, — порхали с ветки на ветку прямо над головой. Некоторые светились совсем как падающие метеориты, другие были мимолётными пятнами тени. Далеко в долинах великаны топтали в щепки леса, а длиннорукие древесные охотники со спутанным от крови мехом раскачивались на ветвях. Бежали почти мифические обитатели самых дремучих чащоб: крадущиеся, шаркающие, карабкающиеся и топчущие, с красными и янтарными глазами, зубами, подобными стали, и огненными когтями. Они стрекотали и визжали, мычали и вопили — Гай слышал, как ветер разносит проклятия болотных ведьм, как хрустит снег под ногами огров и как трещат стволы деревьев, ломающихся от продвижения высоченных богомедведей.

Оживали все прочитанные и услышанные в Этте сказки, наполняя лес своими сюжетами и воплощаясь прямиком из памяти Гая. И всё это время он ощущал возрастающее влияние Волка. Не Моркаи, хотя от её рыка под ногами дрожала земля. То был Фенг — волк, что внутри; дух Фенриса, который, как утверждал Улль, обитал в телах всех фенрисцев.

Но было ли всё это настоящим или же придуманным его утомлённым мозгом?

Наткнувшись на скалистый обрыв, Гай стал искать способ обогнуть гору вместо того, чтобы карабкаться по её покрытым льдом склонам. Он снова пришёл в себя, мозг вернул прежнюю работоспособность, а темнота неба была ночной — Гай в этом не сомневался. Видения предыдущих дней остались лишь воспоминаниями о бредовых фантазиях, просто галлюцинациями. Вожак Первых Волков обернулся — где-то в миле позади всё ещё горел лес, смола отдавала жаром не меньшим, чем прометий, а железные шишки сосен взрывались, будто настоящие гранаты.

Ещё не время отдыхать.

Ландшафт замедлял продвижение, вынуждая Гая пробираться мимо валунов и по более мелким камням. Примерно в ста пятидесяти метрах от деревьев в ноздри ударила ужасная вонь. Через силу заставив себя определить источник, вожак Первых Волков наткнулся на огромную кучу экскрементов с подветренной стороны одного из камней. Он понятия не имел, какое существо способно выбросить таких размеров и запаха массу, но там виднелись осколки костей. Выходит, хищник. Учитывая резкость запаха и едва уловимое тепло, ещё исходящее от испражнений, Гай предположил, что зверь находится где-то поблизости.

Огибая южную сторону пика, подальше от порывов ветра, космодесантник остановился при виде крупного силуэта. Существо сидело на склоне горы — плотное серое тело с похожей на волосы порослью мха на спине и руках; его кожа слоилась, прямо как близлежащие скальные образования.

Создание напоминало гигантского человека: сгорбленные плечи и круглая низко посаженная голова. Припоминая ошеломляющие встречи с мифологическими существами — которые, без сомнения, являлись плодами его воображения, — Гай понял, что мозг попросту сгенерировал новый образ исходя из особенностей ландшафта.

— Сгинь, порождение разума! — насмешливо крикнул Гай и всадил копьё в напоминающую ягодицу скалу.

С ужасным стоном груда валунов зашевелилась, и Гай понял, что столкнулся с живым существом. Поражённый, примарис отступил на несколько шагов, в то время как монстр поднялся во весь рост, вдвое превышающий размеры астартес. Зверь повернул овальную голову, чтобы рассмотреть обидчика своими глазами цвета лавы. Мох и вправду оказался волосами, покрывавшими широкую грудь и пространство между мощными бёдрами. Тварь подняла в защиту булавовидные кулаки.

Существо зарычало и что-то произнесло, глубоко и грохочуще, точно падающие в пропасть камни. Намерения зверя явно были враждебными. Гай немедля прыгнул вперёд и снова вонзил копьё, теперь с более кровожадной целью. Окрепшее в огне остриё пронзило красную пасть и вонзилось в череп. Уже падая, монстр взмахнул кулаком, ударив Гая в бок с мощью молота — достаточно сильно, чтобы сломать кость левой руки.

По-прежнему зажатое в кулаке и застрявшее в пасти тролля копьё переломилось, и оба соперника упали в разные стороны. Удар о выступающий камень сломал Гаю рёбра, заставив Волка вскрикнуть от боли.

Монстр согнулся и, завалившись назад, покатился вниз по склону.

Гай, с трудом втягивая воздух, несколько секунд пролежал на животе, не сводя глаз с груды серых мышц, которая, как оказалось, была троллем. Космодесантник вспомнил о феноменальных способностях этого зверя к регенерации, и резь в руке, теперь сопровождавшаяся такой же болью в левой части груди, навела его на мысль, что следующая такая схватка, а тем более без оружия, добром не кончится.

Стиснув зубы, Гай заставил себя подняться на ноги и захромал вниз по склону. Космодесантник без конца оглядывался назад, чтобы убедиться в отсутствии погони. Когда Первый Волк снова спустился в лес, то вернулся и дым от пожаров.

Времени останавливаться не было, Гаю требовалось бежать дальше.

Воспоминания о прекратившихся пожарах затерялись среди леденящего душу холода, запертые где-то в сознании и заваленные более насущными потребностями. Возможностей каталептического узла уже не хватало, поэтому Гай находился в перманентном состоянии полусна, которое не позволяло ему ни отдыхать, ни распознавать окружающие его опасности.

Подсознательная, животная потребность заставила космодесантника рыться в снегу. Гай долбил лёд и замёрзшую грязь при помощи примитивного инструмента, который он смастерил в более осознанные времена — из кости убитого животного. Укрывшись от ветра, он остановился и свернулся калачиком на дне норы, стараясь согреться тем немногим оставшимся теплом. Однако температура тела не переставала падать, и вскоре мороз приведёт к непоправимым, а затем и смертельным повреждениям органов и мышц. Когда не справилось мышление, за дело взялась физиология.

Как бы Гай ни приветствовал скорое забвение, но тело отказывалось умирать — Первый Волк был космодесантником, а замысел Всеотца так просто не сгинет. Анабиозная мембрана заполнила кровеносные сосуды химическими веществами, запускающими биостазис, и отключила клеточную активность. Гай находился в полном забытье. Он осознавал лишь вырытую яму и кольцо белизны наверху, медленно переходящее в красное.

Корабли теперь годились разве что на дрова — их складывали на сани с полозьями, сделанными из вёсел. Ландсаттмаринги двигались в течение короткого светового дня и разводили костры, отгоняя худшие порождения этих долгих ночей. Несмотря на то что огненная буря миновала, впереди ещё маячил апогей хельвинтер и морозная ночь.

В обычной ситуации они бы спрятались в укрытии, но Гюту по-прежнему не отпускали видения: иногда о золотом великане и часто о зелёном огре и волке, что вцепились друг другу в глотки. Она знала, что не познает покоя, пока не поговорит с готи Небесных Воинов.

Однако поделиться своими опасениями она не могла. Ветер срывал слова с губ, а души и тела ландсаттмарингов измучило стремление выжить. Греющийся у костра Лува изо всех сил старался не унывать: несмотря на все трудности, он по-прежнему считал путешествие грандиозным приключением.

— Мы увидим Северную башню? — спросил он, сцепив руки под мышками и натянув капюшон так, что на виду остались только нос и рот.

— Вполне может быть, если Небесные Воины позволят, — ответила Гюта, сильно в этом сомневаясь. Она знала, что на Асахейме живёт несколько племён, но разрешат ли ей пройти? Допустят ли Небесные Воины незнакомцев так близко к своей крепости?

«Если мы вообще выживем», — произнесла она про себя.

— Как думаешь, мы их застанем? — любопытствовал Лува и запрокинул голову, чтобы взглянуть на небо. — Или они снова отправились в Вышнеземье?

Гюта понимала, что имеет в виду её сын. Небеса затянуло клочьями разорванных ветром облаков, а меж ними зияла красная рана.

— Кого-нибудь да застанем.

«Если только волк ещё не пал перед великаном».

Гюта уже собиралась что-нибудь сказать и таким образом немного приободриться, но крик из темноты оборвал всякие мысли. За ним последовал стонущий рёв, заставивший всех вскочить. До жути знакомый звук медведя.

Из чащи на свет костров неуклюже выскочил серый зверь, преследуя одного из дозорных. Мужчина споткнулся на льду и упал, и через несколько мгновений животное уже оказалось на нём, смыкая массивные челюсти на его голове. Скалистый медведь замотал шеей и затряс ещё кричащего воина то в одну, то в другую сторону, тем самым обрывая крики.

Наперерез зверю бросился стоявший наготове часовой, в то время как все остальные только схватились за оружие. Поднявшись на задние лапы, медведь возвышался даже над самыми крупными из фенрисских мужчин; с лапами достаточно громадными, чтобы сокрушить воинов одним движением. Один из этт-гардов прыгнул вперёд, но когти зверя с лёгкостью разорвали кольчугу вместе с грудной клеткой. Воин начал отползать по снегу назад, а медведь снова опустился на четвереньки.

— Это вюрдкин! — закричала Гюта, заметив странный блеск в глазах зверя и болезненный оттенок шерсти.

— Стрелы! — тут же объявил Фэрас с луком в руке. — Стрелы и пламя!

Этт-гарды отступили, образовав небольшую стену из копий и щитов в дюжину человек, в то время как позади ландсаттмаринги повыхватывали головни из костра и натянули тетивы.

Скальный медведь взревел снова. Гюту не отпускала мысль, что в этом звуке было что-то жалобное, однако кровь на челюстях и когтях развеивала всякое сочувствие к животному. Корит плакала и пыталась зарыться лицом в меха Гюты, но та лишь оттолкнула дочь.

— Никогда не отводи глаз от врага, — рявкнула Гюта, указывая на зверя. — Никогда не прячься от страха, смотри ему в лицо и бросай вызов!

Лучники выпустили две дюжины стрел, некоторые прошли мимо, но другие угодили в массивные медвежьи бока. Пронзённый железными наконечниками медведь застонал и бросился прямо на стену щитов. Этт-гарды опустили копья навстречу, но зверь уже слишком рассвирепел, чтобы бояться. Он налетел прямо на строй, под панические крики солдат разнося в щепки щиты и древки.

Стена щитов скорее расступилась, чем была продавлена медведем, хотя один этт-гард всё-таки пал под натиском разъярённого зверя, и тело мужчины оказалось втоптано в снег широкими лапами. Гюта заметила, как к кольцу лучников и остальных воинов побежал Лува.

— Стой! — закричала она, но Бьёрти уже взял дело в свои руки, схватив юношу за куртку и оттащив сына назад. Затем кузнец двинулся вперёд, на ходу вытаскивая длинный меч. Он отбросил в сторону ножны и, достигнув линии выпустивших очередной залп лучников, ухватился за рукоять обеими руками. Несмотря на то что стрелки торопились изо всех сил, расстояние до цели значительно сокращалось. Только несколько стрел попали медведю в морду и грудь — этого оказалось недостаточно, чтобы пробить плотные мышцы и жир.

Отчаянно ревя, один из этт-гардов выскочил из темноты позади зверя и метнул топор; оружие глубоко вонзилось в медвежье плечо, и монстр оступился. Отвернувшись от лагеря, зверь бросился на обидчика, и в это время перестроившиеся этт-гарды двинулись вперёд со щитами и топорами наперевес, с криками и проклятиями набрасываясь на чудовище. Медведь взмахнул широкой лапой и сломал щит одного из фенрисцев, но затем отпрянул назад и убежал прочь, растворившись в ночи.

— Должно быть, он умирал с голоду, раз подошёл так близко к огню, — произнёс кто-то.

Последовали другие предположения, но Гюта не обращала на них внимания. Вручив Луву и Корит бабушке, она зашагала к месту сражения, привлечённая негромким разговором.

Медведь забрал жизни трёх воинов и тяжело ранил ещё двоих. С одного из погибших сорвало шлем, и под ним отсутствовала верхняя часть головы. Лицо этт-гарда же осталось невредимо, и готи посмотрела в мёртвые глаза Нораслова Страшнокуса.

Эти воины оказались не первыми ландсаттмарингами, чьи нити оборвались в путешествии, — некоторые также погибли насильственной смертью, некоторые — из-за стихий. Не станут они и последними. Судьбы людей переплелись с вюрдом Гюты, и потому она взяла соплеменников с собой. Фенрисцы могли бы прожить долгую жизнь, не выступи она на совете. Возможно, они бы погибли во время набега вместе со своими соседями, или утонули в море, или же были зарублены в драке за ут-гельд. Единственное, что связывало всех фенрисцев, — знание, что челюсти Моркаи поглотят каждого, одного за другим.

Гюта оплачет павших, но племя сожжёт тела и двинется дальше. Впереди предстоит выйти на северный лёд, а оттуда пути назад уже не будет.

Ландсаттмаринги либо доберутся до Асахейма, либо умрут.

Наихудшая боль, с которой когда-либо сталкивался Гай, вырвала его из тьмы. Он ещё не пробудился от привитого Коулом сна, но ощущал, как оледенелая кровь кинжалами вонзалась во все части тела, от мозга до сердца, лёгких и кишечника. Боль когтями рвала артерии, все мышцы выворачивались наизнанку. Тело было настолько обезвожено, что примарис не мог ни пошевелить челюстью или языком, ни закричать от боли.

Гай снова потерял сознание.

В конце концов боли стихли до уровня, с которым смогли справиться физиология астартес и его закалённый разум. Тело примариса доказывало своё превосходство: ожило Велизариево горнило — имплантат, чьи исцеляющие возможности преобладали над таковыми у перворождённых. Вернулись и другие ощущения, принёсшие минимальные представления о выживании и самоощущении.

Острая нужда охватила разум, без всяких раздумий и плана выталкивая Гая из укрытия, просто чтобы снова погреться в слабых, но благодатных лучах Волчьего Ока. Он пролежал так несколько дней, смутно осознавая, как наверху то светлеет, то темнеет. Тело восстанавливалось медленно, словно древний звездолёт, системы которого возвращались в рабочее состояние по одной за раз. Наконец Гай сумел разглядеть облака над головой и снова ощутить долгожданный холод хотя бы жжением на коже. С волос и бороды в рот стекала вода, словно благословенная смазка техножрецов, восстанавливающая движение слипшихся от коррозии механизмов.

Гай пробудился. Животные инстинкты сменились человеческими мыслями. Худшее время Адской зимы осталось позади, и рассвет уже указывал путь на север — к Этту.

В течение нескольких дней он не видел ничего, кроме льда, поэтому выступ скалы впереди стал для Гая некоего рода сюрпризом. Вожак Первых Волков наконец обрёл видимый ориентир и скорректировал маршрут, воодушевлённый появлением осязаемой цели.

Рука и рёбра заживали, но зато начали проявляться признаки недостаточной защиты ног: кожа стоп покрылась толстыми струпьями, а болтающиеся крепления ободрали лодыжки до мяса. В местах сращения с аугментическими сухожилиями болели кости; тело жаждало энергии, чтобы завершить процесс заживления. Организм астартес готовился пожирать самого себя.

Гай уже давно не чувствовал кожи и предположил, что большая часть её клеток омертвела. Космодесантник изо всех сил старался поддерживать кровообращение в пальцах рук и ног — он не должен ни останавливаться, ни прекращать сражаться. В местах, где располагались имплантаты для подключения доспеха, атрофировались мышцы — металлические контакты позволяли леденящему холоду проникать в тело. Незадолго до впадения в биостазис Гай в качестве герметика обмазал разъёмы животным жиром, и теперь от него несло дохлым оленем.

Выступ оказался островом, и в течение дня подобных вершин появлялось всё больше. Во время заката — насколько Гай мог судить по красноватому пятну вдалеке, — он наткнулся на шесть прямых и глубоких борозд в снегу.

Сани.

Здесь же были и следы, свидетельствующие о том, что хозяева саней шли туда же. Воодушевлённый этой мыслью даже больше, чем видом вершины, космодесантник-примарис поспешил дальше и продолжал путь всю ночь. Перед рассветом он заприметил вдалеке отблеск костра.

По мере приближения остров перерос в берег суши, простиравшийся до самого горизонта. С наступлением сезона огня и гравитационных смещений, связанных с прохождением Фенриса вблизи Волчьего Ока, вся эта земля могла уйти под воду или трансформироваться в архипелаг, но пока что она оставалась нетронутой. Территория явно образовалась относительно недавно: молодые сосны небольшими рощицами усеивали изрезанные склоны гор, а их вершины с зазубренными краями указывали на вулканические кальдеры.

Люди с санями разбили лагерь в устье долины, использовав транспорт в качестве временной защиты от ветра. Космодесантник внимательно следил за окрестностями. В воздухе витал запах приготовленного мяса, и если его чуял Гай, то и другие животные тоже. Поселенцы выставили дозорных; они топали ногами по снегу, отчасти утрамбованному проходом товарищей, размахивали руками и выдыхали клубы пара, который в свете костра переливался рубиновым туманом.

До Волка донеслось то, что, как ему казалось, он больше никогда не услышит: смех. Такой глубокий и заливистый, столь замечательный посреди мрака. Гай подошёл ближе к склону горы и оттуда взглянул на лагерь. Люди внизу собрались вокруг трёх огромных костров — мужчины, женщины и дети, все ели и разговаривали.

Возле огня стояли котелки, а на вертеле жарилась туша. Гай наблюдал, как с секача стекает жир и с шипением падает на угли, — много дней назад он сам поймал и освежевал одного. Возможно, племя устроило пир в честь достижения суши после пустынь ледяного шельфа. Фенрисцы пили из передаваемых по кругу кувшинов. При такой температуре жидким мог оставаться только алкоголь.

Во рту заиграл привкус мьода — скорее воспоминание, чем запах из лагеря. Мёд и восход солнца, за которым непременно следует чашка горячего фюркафа… Гай осознал, что пускает слюни — жидкость стекала на густую, отросшую после прыжка бороду; кислота с шипением прочертила линию по камню. С момента расставания с братьями, казалось, прошла целая вечность, а ведь только вчера он отчаялся когда-либо увидеть Асахейм и Этт.

Голод подтолкнул Гая ближе. Он крадучись спрятался за деревом и остановился прежде, чем караульные могли что-либо заметить. Космодесантник услышал смех, однако исходящий не от людей у костров, но зародившийся в его собственной голове.

«Вот пусть смертные тебя и кормят», — издевался Гарн.

«В дикой местности тебе не выжить и нескольких дней», — усмехнулся Улль.

«Жалкий».

«Стыдоба-то какая».

«Ты не сын Фенриса».

«Волком тебе не стать», — прорычал Дрог.

Откуда-то изнутри поднимался вопль разочарования. Гай прислонился к дереву и обнаружил, что крепко впился пальцами в молодую древесину. Первый Волк осторожно убрал руку, смахивая кору и сок.

«Слабый», — шептал ветер.

«Глупый», — шелестели листья.

«Вышнеземец», — скрипели деревья.

— Нет. Я сильнее, — прошипел Гай, поворачиваясь к лагерю спиной.

Голод словно ножами вонзился в живот.

Настроение Гюты за последние пару дней поднялось. Нежданный выход на сушу посреди пустошей поднял дух всех её соплеменников. Здесь водилась дичь, имелись дрова для костров, а горы укрывали от пронизывающих ветров хельвинтер. Она знала, что остальные чувствовали то же самое, хотя идти было всё так же тяжело, особенно таща сани по пересечённой местности — вверх по долинам и через горные хребты. Небо перестало пылать, а ветер гнал облака, избавляя ландсаттмарингов от ужасных снегопадов.

Лагерь снялся с места; когда охотники и следопыты направились к далёкому редкому лесу, к Гюте подошла Орилк. Горный перевал, через который перебиралось племя, вёл вниз к широкой равнине, не такой плоской, как ледяной шельф, но более открытой. День обещал быть холодным.

— Ты видишь нашу судьбу, готи? — спросила старейшина, поравнявшись. Как и большинство соплеменников, женщина опиралась на посох при ходьбе. Подбитые мехом кожаные рукавицы закрывали руки, и такого же материала и цвета шуба покрывала всё её тело, за исключением покрасневшего круга лица.

— Я вижу лишь видения о великом небесном волке и золотом великане, — ответила Гюта. — Я не прорицатель, я не чувствую себя готи.

— Возможно, это всё потому, что ты не ведёшь себя как готи, — проговорила Орилк.

— И как, по-вашему, я должна себя вести? — резко спросила Гюта и тут же пожалела о своем тоне, когда Орилк обратила на неё свои зрачки-бусинки.

— К положению языка меня привела судьба, но это далеко не то же самое, что быть им от рождения, — начала она, снова устремив взгляд вперёд, на неровную землю. — Мой отец был рыбаком, а мать — кожевницей. Ни один из них не отличался честолюбием или богатым воображением, но своё дело они знали. Я оказалась умнее некоторых, но по молодости своей я допускала лёгкость в мыслях — совсем не мудрое поведение. И лишь когда я начала прислушиваться к другим, в частности к совету старейшин, я поняла, что могу помочь соплеменникам понимать друг друга — помочь им выровнять дыхание, чтобы люди могли высказывать слова, которые сами отыскать не смогли.

— Не уверена, что это можно соотнести с видениями, — ответила Гюта.

Она заметила, как Корит отошла от брата в сторону поразительных голубых цветов, торчащих из снега в паре десятков шагов от тропы. Гюта окликнула дочь вернуться, и девочка неохотно поплелась обратно по снегу.

— Такова судьба, нравится тебе это или нет, — размеренно произнесла Орилк. — Её не выбирают, а если начнёшь сопротивляться, сделаешь только хуже. Теперь ты готи и потому должна вести себя как готи, а там, глядишь, начнёшь и думать, как они.

Гюта обдумала мысль.

— Сколько себя помню, у нашего народа не было готи. И до моего рождения тоже. Я даже не знаю, как они себя ведут.

Орилк, усмехнувшись, наклонилась ближе.

— Значит, никто этого не знает… — Женщина отстранилась и вновь сделалась серьёзной. — Люди поверили в тебя, так поверь же в себя и ты. Вознагради доверие ландсаттмарингов, подари им готи, которого они зауважают.

— Думаю, я поняла, о чём вы, — наконец произнесла Гюта. Все её мысли были направлены на Асахейм, но прекратятся ли видения, если племя таки доберётся до Северной башни и она сумеет предупредить Небесных Воинов? Возможно, изменятся? Её жизнь не сводилась только к этому путешествию, и Гюта должна разобраться, в чём её главная цель. — Спроси меня снова.

— Так куда же нас ведёт вюрд, готи?

— К успеху, — уверенно ответила Гюта. — В момент величайшей нужды именно вюрд привёл нас на этот спасительный остров. Это добрый знак. Мы пережили падение дурных звёзд, и теперь судьба направляет нас к Асахейму — если у нас хватит сил следовать должному пути.

Гюта верила в произнесённые слова. Ей хотелось смеяться, но она сдержала этот порыв. Орилк снова повернулась к готи и задумчиво кивнула.

— Своевременное сообщение, я сейчас же передам его совету, –улыбнулась язык. — Надежда нам не помешает.

Гюта не была уверена, что Орилк имела в виду, пока не взглянула вперёд. Тропа привела ландсаттмарингов на последний хребет перед равнинами и лесами. С высокой точки Гюте открылся вид за полосу молодых деревьев. Местами блестел лёд, перемежаясь с неясными вспышками света. Только когда облака расступились и выглянуло бледное солнце, она сразу же всё поняла.

Там кончался лёд и начиналось северное море.

Глава двадцатая

ПРИБЫТИЕ РАСКОЛЬНИКА ЛЕГИОНОВ

ПРИЁМ ГРИМНАРА

СМЕРТОНОСНЫЙ ОХОТНИК

Арьяку было больно видеть так много пустых мест на скамьях великих рот. Во времена легионов в одном только зале Великого Волка могли разместиться в разы больше воинов, чем сейчас насчитывал орден. Редко собираясь в полном составе, Волки Фенриса разделились в зале на великие роты. В центре находился Великий круг — диск из каменных сегментов, представляющий верегост каждой роты и чернёный камень Тринадцатой. Он также отмечал и области зала, закреплённые за каждой ротой: волчий лорд и его веренги садились за главным столом, а стаи собирались рядом. Круг был поделён на равные части, что выражало равное положение всех великих рот, включая Чемпионов Фенриса Логана Гримнара.

Для размещения лорда-командующего вместе со свитой сделали особое исключение. Рассаживать кого-либо в границах секции Тринадцатой считалось дурным тоном, и потому, специально для приёма примарха, помост возвели напротив главных дверей.

Окружение Имперского регента состояло в основном из космодесантников-примарис. Пусть и странно было видеть посторонние цвета в пределах Этта, но Арьяк заприметил представителей всех лояльных орденов Первого основания. Гиллиман сдержал обещание, и единственные примарисы в сине-сером Волков Фенриса сидели рядом с Кромом Драконьим Взором. Облачённый в золотые доспехи кустодий — мрачного нрава, как выяснил Арьяк при встрече со свитой, — сидел по правую руку лорда-командующего. Также присутствовало несколько магосов марсианского ордена — они были готовы ответить на любые вопросы о космодесантниках-примарис или процессе их создания.

Как только миновала опасность огненной бури хельвинтер и корабль примарха достиг орбиты, Влка Фенрика устроили званый пир. Звездолёты ордена провели суда Имперского регента к Миру-Очагу, после чего корабли Волков Фенриса сопроводили снижающиеся шаттлы в качестве почётного караула. Свиту Гиллимана сопровождали его собственные боевые корабли и воины вместе с перехватчиками Флота и силами Отпрысков Темпестус из Астра Милитарум — минимум охраны, которого потребовали капитаны Гиллимана.

В зале на страже примарха стояли несколько космодесантников — группа из примарисов и так называемых перворождённых, — хотя оставалось только гадать, на что они вообще здесь рассчитывали. Как орден не мог надеяться одолеть мощь флота Примус, так даже примарх с полусотней космодесантников не устоял бы перед совокупной яростью Волков Фенриса.

Церемония проходила мирно. Ульрик и Ньяль произнесли вступительные речи. Арьяк подменял своего господина, который ещё не покинул покоев, чтобы поприветствовать группу имперских послов.

Инструкции магистра ордена были предельно ясны.

— Я приду на пир, но встречаться с примархом раньше не стану, — упорствовал Великий Волк, пока кэрл перепроверял согласованный двумя командующими маршрут. — Арьяк, как мой чемпион, меня подменит.

— Я? — переспросил Каменный Кулак, только теперь осознав, почему его отвлекли от работы в кузницах. — Но почему, господин?

Логан отпустил кэрла и, подойдя к окну, уставился на ночное небо. В тёмном стекле отражалось лицо нахмурившегося Великого Волка.

— Потому что когда я впервые столкнусь взглядом с примархом, а он впервые увидит меня, я хочу, чтобы всё было подготовлено должным образом. Гиллиман ступит в залы Этта с моего разрешения, поэтому сам я и решу, где его встречать и когда.

— Ох уж эти игры разумов… — Арьяк взял длинный железный прут и поворошил золу в камине, заставив угли вспыхнуть жёлтым пламенем. Чемпион любил наблюдать за огнём; его завораживала преобразующая сила пламени — способность творить и разрушать. Погрузившись в собственные мысли, Арьяк чуть не пропустил ответ.

— Не для примарха, скорее, для меня самого, — с улыбкой признался Гримнар. — Если Гиллимана придётся ждать, то не думаю, что мои нервы выдержат. А если и выдержат, меня стошнит от скуки такого официоза. Пускай мы сократили численность его свиты раз в десять, от бесконечных представлений и официальных бесед это нас не избавит. Даже меня на это не хватит. В общем, нам лучше держаться порознь до самого пира.

— А потом? — Арьяк отвернулся от уже бушующего огня, с наслаждением ощущая жар на лице.

Великий Волк ухмыльнулся, обнажив клыки.

— А потом мы представимся друг другу. Должным образом.

Арьяк взглянул на хронометр — время пришло. Чутьё Великого Волка сработало безупречно. Пир находился в самом разгаре, кругом грохотали рога и кружки, но и голоса звучали ничуть не тише.

Сидевший в дальнем конце стола от примарха, рядом с Ульриком и Ньялем, Хранитель Очага обрёл спасение от лишних разговоров — из имперских гостей ближе всего к Арьяку сидел сын Коракса по имени Хурак и перворождённый Ультрадесантник Паладий. Первый вёл себя тихо, но добродушно. Наследник Девятнадцатого провёл большую часть ужина в беседе с Ньялем о его псайбервороне, в то время как Паладий коротал время с Ульриком за редкими разговорами о недавних битвах.

Хронометр отметил оговорённый час, и Арьяк встал с трона Великого Волка, высоко подняв медовый рог. Он шагнул от престола в сторону и издал громкий вой, что разнёсся по залу, заглушая абсолютно все звуки и останавливая любое движение.

— Скёль! — крикнул хэртэн, разворачивая рог в сторону Гиллимана, который сидел на огромном, установленном техножрецами стуле. Имперский регент оставался в полном боевом облачении, как их и предупредили, и едва притронулся к еде. В ответ примарх с тёплой улыбкой поднял кружку.

— Скёль! — взревели собравшиеся Волки; тост эхом отдавался по залу в течение нескольких секунд. Кэрлы поспешили вокруг скамей, подливая эль и мьод, — смертные знали, что вот-вот случится.

— Узрите великого Робаута Гиллимана, — провозгласил Арьяк. Незадолго до этого Каменный Кулак попросил Ньяля предоставить ему список титулов примарха, и рунтэн оказался весьма дотошным. — Короля Макрагга. Властителя Ультрамара. Основателя Пятисот. Регента царств Обскурус. Защитника Восточной Окраины. Примарха Тринадцатого. Повелителя Ультрадесанта. Прецептора-примус. Лорда-командующего, Имперского регента и Мстящего Сына!

— СКЁЛЬ!

Крики стали и того громче: орден выказывал уважение легендарному полководцу человечества. Большая часть имперского контингента улыбнулась вслед за примархом, а сам Гиллиман кивнул в знак признательности. Он явно собирался произнести ответный тост.

Однако в следующий же миг все взгляды обратились к распахнувшимся гигантским дверям. В проёме стоял Великий Волк в терминаторском доспехе, по обе руки — волчьи гвардейцы, а за стражей — двенадцать знаменосцев, нёсших символы великих рот.

Взгляд Логана остановился на Гиллимане, мрачный и полный решимости. В правой руке Верховный Король Фенриса удерживал топор Моркаи, рукоятью которого он отстукивал выверенные шаги группы.

Все присутствующие замерли, очарованные зрелищем. После дюжины ударов по камню Арьяк снова обратился к присутствующим. И пока Хранитель Очага говорил, Великий Волк продолжал размеренно шагать, отсчитывая время взмахами топора. Волки прекрасно знали, что делать, — все громко вторили торжественному кличу. Кратко, но энергично.

— Логан Гримнар! Кроваворукий воитель! — начал Арьяк.

— СКЁЛЬ!

— Он выстраивает горы из вражьих черепов!

— СКЁЛЬ!

— Он возводит курган из павших врагов!

— СКЁЛЬ!

— Недруги его изливают реки горя и слёз!

— СКЁЛЬ!

— Логан Гримнар! Могучий волк стаи!

— СКЁЛЬ!

— Его клинок жаждет плоти!

— СКЁЛЬ!

— Его оружие алчет битвы!

— СКЁЛЬ!

— Он смеётся среди рёва битвы!

— СКЁЛЬ!

— Логан Гримнар! Отец волков!

— СКЁЛЬ!

— Его сыновья выслеживают врагов!

— СКЁЛЬ!

— Разят оступившихся неприятелей!

— СКЁЛЬ!

— И приносят их шкуры на Фенрис!

Зал переполнился сотнями воплей и бессловесных криков. Шум достиг крещендо, как только Гримнар взошёл на помост и встретился с Гиллиманом лицом к лицу. Даже сидя примарх возвышался над Великим Волком, однако Логан не убавлял властности во взгляде, продолжая смотреть сыну Императора прямо в глаза. В течение многих десятилетий это был его мир, его крепость и его зал. Взгляд наследника Русса, сжатые челюсти, прямая осанка — весь его вид говорил о сотнях лет гордости и славы, о десяти тысячах лет фенрисских традиций, уходящих корнями к самому Волчьему Королю. Два волка-спутника Логана уселись по бокам от хозяина, подчиняясь ему так же, как и его собственное тело. Знаменосцы рассыпались вокруг веером. Появление Великого Волка стало воплощением воинственности.

Взгляд Арьяка метнулся к Гиллиману — тот наблюдал за происходящим со сдержанным выражением лица. Затем примарх встал и опустил глаза на магистра ордена. Логан не дрогнул. На мгновение сцена показалась почти комичной — Гримнар походил на щенка, бросившего вызов громовому волку.

И тогда Робаут Гиллиман совершил немыслимое — поступок, который и столетия спустя продолжит эхом отдаваться в истории.

Регент Империума опустился на колено перед Властителем Фенриса.

Предприятие казалось рискованным: потратить целый день и ночь на полноценный сон, в то время как его тело будет переваривать убитого им громадного секача, — но зато теперь Гай чувствовал себя гораздо сильнее. Космодесантник забрался на дерево и теперь не сомневался, что любое достаточно крупное существо разбудит его быстрее, чем настигнет. Он заменил крепления на ногах и клыком Улля разрезал добытую шкуру. Гай смастерил из неё пару наручей, использовав сухожилие вместо нити, а кусочек кости — в качестве иглы. Первый Волк также потратил некоторое время на то, чтобы прикрепить плотную подбойку к плащу и изготовить пояс, которым он обвязал накидку вокруг талии. Сплетённой кишкой Гай накрепко скрепил кабаний бивень с веткой — теперь у него появилось новое копьё. Древесина оказалась слишком упругой — будет гнуться, но, по крайней мере, не сломается.

Гай проснулся поздно и вновь отправился в путь уже ближе к полудню, ничуть не жалея о потраченном на отдых времени. С ранами и обветренной кожей ничего уже нельзя было поделать; астартес лишь намазал обнажённую плоть жиром для защиты и снова направился через лес, насколько мог судить, на север.

К середине дня, пройдя не менее двадцати миль, Гай заметил признаки преследования.

Сначала Первый Волк об этом не подумал, но сейчас всё казалось очевидным — охотник напал на его след недалеко от места убийства секача. Хотя Гай осушил зверя до последней капли, кровь кабаноподобного существа мог учуять любой падальщик или хищник. Космодесантник проклинал себя за то, что забыл закопать останки под снегом, как объяснялось в путеводителе.

Первое беспокойство вызвали замолчавшие птицы. Гай побежал в более приемлемом темпе, однако немногочисленные пернатые обитатели леса при его приближении не разлетались в испуге, а затихали. Животные возобновляли пение только после того, как он проходил мимо, но в какой-то момент птицы замолчали вновь — спустя примерно двадцать минут. И после третьего раза Гай был убеждён — на него охотятся.

Сначала Гай посчитал, что его выслеживают фенрисцы, однако смертные не поспели бы за его темпом, даже учитывая время, которое он потратил на охоту и сон. Чтобы удостовериться, Первый Волк решил продолжать путь зигзагами, при поворотах оглядывая пройденную территорию боковым зрением.

Ничего. За исключением удлиняющихся древесных теней, он ничего не увидел.

За двадцать минут при нынешней скорости Гай преодолевал расстояние примерно в четыре мили, так что неудивительно, что следов преследователя он не замечал. Космодесантник предположил, что его выслеживает охотничий отряд из какого-то другого местного племени. Однако чтобы угнаться за Гаем в течение двух часов, они должны были бежать изо всех сил. Гай был почти уверен — на него охотится зверь. Значит, хищник следует по его запаху и следу, возможно даже напрямик, поскольку Гай менял направление примерно каждые полмили.

Гай рассматривал три выхода: прятаться, сражаться или бежать.

Попытка укрыться казалась наименее успешной. Примарис представлял собой довольно крупную добычу и к тому же вонючую, а снять одежду он себе позволить не мог: с холодом хельвинтер не справится даже его физиология. Успей Гай каким-то образом хорошенько помыться, всё равно не смог бы надолго скрыть запах собственного тела.

Сражение предполагало засаду, столкновение с охотником или охотниками, но на его условиях, а не на их. Опять же, для этого потребовалось бы каким-то образом замаскировать своё присутствие. Существовала вероятность, что Гай превосходит преследователя физически, но всё-таки предпочтительнее было иметь лучшее вооружение. Учитывая нынешние ресурсы, Гай вряд ли подготовился бы за двадцать минут. Вожак Первых Волков рассудил, что сразится, если посчастливится найти идеальное для сражения место. Тем более астартес не знал, преследует ли его один зверь или группа.

Поэтому лучшим вариантом оставалось бегство.

Полагаться следует на скорость или выносливость? Возможно, на комбинацию того и другого? Гай мог бы продолжать в нынешнем темпе ещё день или дольше, но охотник за это время вполне мог его догнать и убить. Первый Волк мог ускориться и мчаться изо всех сил в течение двух часов, примерно до наступления темноты, в надежде преодолеть расстояние достаточное, чтобы преследователь сдался. Или, быть может, бежать стоит примерно на десять миль в час быстрее и не останавливаться всю ночь.

Сейчас Гай был полон энергии, но это продлится недолго — до Асахейма предстояло пройти много миль, а перед этим ещё пересечь море. Короткое интенсивное ускорение не слишком истощит резервы тела, но может отпугнуть зверя.

Следующий час Гай нёсся на всех парах, даже не пытаясь скрыть след. Он стремился покрыть максимальное расстояние за минимальное время. Длинные ноги примариса проворно одолевали мили. Он впервые за много дней пересёк ручьи, натыкаясь на ковры из опавших листьев в местах таяния снега. Гай, не останавливаясь, старался прислушиваться к звукам преследователей. «Быстрый. Неуловимый венцерогий олень». Такие ассоциации пришли в голову Гая, когда он нёсся под кронами сосен.

Космодесантник преодолел чуть больше половины желаемого пути и неожиданно остановился. Выйдя за полосу деревьев, он оказался на каменистом берегу, покрытом участками блестящего льда. Путь вперёд преграждали плавучие айсберги и меньшие льдины.

Океан.

Гай убежал так далеко, как только мог, но усилия оказались тщетны. Стремительно приближалась ночь — Первому Волку придётся сражаться.

Охотник оказался тёмен, как тени в ночи, и Гай вспомнил слово, что приглушённым тоном произносили даже воины Этта: черногривый.

Как бы он ни пытался придумать более удачную тактику, лучшего места, чем на прибрежных скалах, просто не оказалось. Здесь можно было опереться на твёрдый камень, к тому же при скудном свете звёзд. Несмотря на вынужденную необходимость и бурлящие внутри издевательства Дрога и остальных перворождённых, Гай не был настолько глуп, чтобы рассчитывать одолеть черногривого громового волка в прямом бою. Он знал, что таких монстров убивали и раньше во время Испытаний Моркаи, а примарис был крупнее и сильнее любого инициата, но для этого ему потребуются не только мышцы, но и голова.

В холке волк достигал макушки Гая. Зверь медленно подбирался ближе, его янтарные глаза тускло поблёскивали у линии леса. Космодесантник слышал, как животное принюхивается, привлечённое запахом мелких тушек и пятнами крови на камнях в десяти метрах: достаточно близко, чтобы Гай сумел нанести удар и при этом не выдать собственный запах; и вместе с тем достаточно далеко — здесь громовой волк не заметил бы Гая, который согнулся за самым большим из валунов на берегу. Раздался топот лап по камню, медленный и размеренный, а затем прерывистое дыхание — зверь снова принюхался.

Притаившись за скалой, Гай полагался на собственное обоняние и слух. Он собрал мелкой гальки и рассыпал её вокруг места засады, чтобы услышать приближение волка. Космодесантник чуял зверя сквозь смрад размазанной им крови; Гай надеялся, что приманка с подветренной стороны скроет его запах. Черногривый же исходил весьма резким «ароматом», напомнившим Первому Волку об Этте.

Гай держал копьё под не очень удобной диагональю, дабы скрыть его от хищных глаз. Мышцы астартес подёргивались, и без того измождённые нагрузками последних дней. Всё больше камешков скреблись друг о друга, и Гай уже представил сценарий атаки, пытаясь определить местонахождение волка по запаху и звуку. Он слышал, как бьётся звериное сердце, часто и сильно. Животное должно было учуять запах крови и уже находиться у первой из скал с приманкой, а это значит, его голова должна поравняться с большим валуном. Удар нужно нанести безупречно: за плечо, через грудную клетку и прямиком в сердце. Гаю придётся обогнуть валун: перевались он через него, космодесантник не вышел бы на нужный угол выпада. Так что волк обернётся на шум и ещё больше обнажит грудь. Первому Волку следовало наклониться вправо и нанести удар чуть левее, чтобы кабаний клык прошёл сквозь тончайшую мышцу.

Гай мысленно попрактиковался в смене хвата в прыжке, хотя физически он уже несколько раз упражнялся во время заката, когда разрабатывал план. Гай укрепил копьё, насколько смог, но даже сейчас не имел понятия, выдержит ли оно силу удара. Если древко согнётся или переломится, то наконечник вообще не пробьёт грудную клетку.

Единственными звуками остались шелест деревьев и неторопливое движение морского льда. Галька была неподвижна.

Внезапно что-то упало на щёку и, словно капелька густого пота, скатилось по лицу. Он поднял глаза и встретился взглядом с волком. Гая обдало горячим зловонным дыханием и новой порцией звериной слюны.

Первый Волк ткнул копьём.

Черногривый прыгнул.

Ни волк, ни Гай не добились желаемого. Наконечник вонзился в плечо животного, а не в рот или шею. Выпад копья отвёл массивные челюсти от лица примариса, однако когти правой передней лапы разорвали шкуру плаща.

Зверь приземлился и развернулся, выдрав копьё из тела. Гай отступил для следующего удара, но волк оказался быстрее и набросился снова, прежде чем космодесантник успел нанести удар. Гай сумел увернуться, упустив возможность атаковать, и бросился за валун, выиграв жизненно важную секунду, чтобы собраться с мыслями и принять правильную боевую стойку.

Однако Гаю это не помогло. Прыжок черногривого был подобен лобовому удару спидера, отчего космодесантника бросило на землю. Он выпустил копьё из рук и почувствовал, как когти вспарывают кожу, мездру, а затем и плоть. Астартес молотил по голове громового волка кулаками, способными гнуть сталь, но череп зверя оказался прочным. Цепкие пальцы Гая не устояли под натиском челюстей черногривого, и в следующее мгновение зубы впились примарису в левое плечо, глубоко вонзившись в трапециевидную мышцу и крепко на ней сомкнувшись. Гай взревел от боли и ткнул пальцами волку в глаза, а другой рукой впился в горло животного: скрывшись за чёрным мехом, пальцы с аугментически улучшенными сухожилиями сжали натянутые мышцы шеи.

Черногривый упёрся в землю — задние лапы толкали зверя вперёд, а передние продолжали потрошить Гаю брюхо. Волчьи клыки почти достигли кости, но в какой-то миг волк разжал челюсти и запрокинул голову с застывшей на зубах и дёснах густой кровью астартес. Черногривый судорожно сглотнул питательную влагу, видимо никогда ранее не пробовав космодесантника на вкус.

Гай подумал было схватить зверя за челюсти и разорвать их пополам, но тут же передумал — если длинные клыки перережут пальцы, а пасть сомкнётся полностью, он окажется совершенно беззащитным. При этой мысли примарис вспомнил об обереге Улля, всё ещё висевшем на шее. Гай сорвал амулет во время следующего звериного рывка, когда тот нацелился челюстями на глотку Первого Волка.

Два клыка нашли свою цель. Гай уже изувеченными пальцами вонзил талисман волку в глаз и дальше в мозг, а клык черногривого распорол плоть и впился в горло примариса.

Волчья туша придавила Гая, и мир вокруг него поплыл. Из разорванной шеи астартес, равно как из глазницы врага, на гальку хлынула кровь. Космодесантник попытался поднести руку к ране, а затем сесть и хоть как-то остановить кровотечение, но мёртвый вес волка не дал ему и шевельнуться.

Силы стремительно иссякали. Гай снова упал на камни, истекая последними каплями жизни.

Глава двадцать первая

ОТВЕТ ХУРАКА

ОКОЛЬНЫЙ ПУТЬ К ОРКАМ

СУЖДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ВОЛКА

За последние кровавые годы с момента пробуждения Коулом Хурак побывал на многих полях сражений, и всё же он никогда не испытывал атмосферы, подобной той, что царила в вульфхалле на следующий день после пира. По одну сторону огромного стола сидели Гиллиман и несколько его избранников, включая трибуна стратарха Колквана, который дозволил себе остаться сам. Напротив восседали Логан Гримнар и советники Великого Волка — Ульрик Убийца и Ньяль Зовущий Бурю. Хурака окружали легенды Империума, однако атмосферу празднества сын Коракса не ощущал: для создания максимальной конфронтационной обстановки Космическим Волкам недоставало только оружия в руках.

Великий Волк и Гиллиман хотя и сидели друг напротив друга, говорили оба мало. Такая же ситуация сложилась и на пиру, однако по причине не столько нежелания, сколько расположения на противоположных концах длинного главного стола. После шокирующего поступка — акта смирения примарха, два командира обменялись приветствиями и немногим более. Теперь же беседу в основном вели их офицеры. Хурак почти всё время безмолвствовал, не сводя глаз с Колквана, — кустодий настоял на присоединении к экспедиции непосредственно перед её отбытием с «Огненной зари». Трибун также хранил молчание, за исключением официального приветствия Космическим Волкам в начале церемонии; оставалось неясным, почему золотой страж пожелал присутствовать на аудиенции, которая, как надеялся Хурак, должна была стать формальной.

Его надежда оказалась преждевременной.

Встреча выдалась олицетворением напряжённости. Главным предметом разногласий со стороны Космических Волков являлось влияние столь большого количества рекрутов нефенрисского происхождения на обычаи и культуру ордена. Лидеры человечества спорили на имперском готике, но время от времени, чтобы поспорить между собой, Волки переходили на родной язык. Это казалось Хураку не только невежливым, но и неполиткорректным: озвучивать внутренние разногласия, пускай их смысл и оставался неизвестным, было, безусловно, неразумно — Гиллиман не упоминал, понимает ли он фенрисский или нет, хотя Космические Волки явно предполагали, что примарх их языка не знает. В переговорах о соглашении между Космическими Волками и крестовым походом Индомитус звучали обвинения в авторитаризме. Лейтенант Касталлор предупреждал об этом в отчётах и также получил приглашение поучаствовать в процессе как наиболее опытный консультант.

В определённый момент Хурак просчитался, заявив, что предыдущие получатели подкреплений «Примарис» и сопутствующей технологии благодарили за помощь. При этих словах Великий Волк вскочил.

— Хочешь сказать, мы должны поблагодарить вас за отказ от собственного суверенитета? — прорычал Верховный Король Фенриса, обращаясь к Хураку, но глядя на Гиллимана. — Хочешь, чтобы Волки с самых высоких вершин пели вам дифирамбы после того, как мы утратим всякую связь с Фенрисом и лишимся холода нашего мира? Кого они будут слушать? Меня или лорда-командующего? А, или вон того магоса Коула, который их прятал, пока Галактика горела?

Зал умолк. Все понимали, что решение этой проблемы лежит на плечах примарха. Разумеется, все, кроме Колквана.

— Независимость — самая заметная из черт вашего ордена, магистр, — начал трибун. — И некоторые события прошлого доказали её большую ценность, чем шансы на выживание.

— Угроза? — резко понизил голос Гримнар.

— Напротив, — отвечал Колкван, наклоняясь вперёд. — Скорее, сигнал.

— Ваши намёки делу не помогут, — взял слово Гиллиман, на мгновение впившись взглядом в трибуна. — У меня нет намерения самолично командовать силами Клыка или заменять их своими. Я лишь желаю скоординировать усилия ордена в соответствии с текущими целями крестового похода Индомитус.

Глаза примарха остановились на Гримнаре. Тот собирался ответить, но под пристальным взглядом примарха передумал.

— Вас не включат в состав ни одной боевой группы и не введут под отчёт командирам флота. А после моего отбытия мы вряд ли когда-либо вновь обменяемся словами.

— Властные оковы будут невидимыми, — ответил Великий Волк. — Долг. Клятвы. Необходимость.

— Никакой разницы с тем, что связывает вас с Империумом сейчас, — заверил его Гиллиман. — Я не требую никаких новых обещаний ни мне, ни Тронному миру.

— Вы предоставите нам несколько тысяч воинов и технологию создания этих новых космодесантников с простой надеждой, что мы используем ваш дар с умом? — спросил Гримнар.

— С доверием. Надежда мне ни к чему, — поправил примарх. — Я доверяю Великому Волку Фенриса самому решать, что есть правильно, а что необходимо. Я доверяю вам, Логан Гримнар, потому что вы это заслужили поступками на протяжении более чем половины тысячелетия. Вы представить себе не можете, как сильно я нуждаюсь в таких командирах. Не будет преувеличением сказать, что выбор, который вы сделаете, определит дальнейший ход крестового похода Индомитус больше, чем любой другой с момента моего отбытия с Терры.

— Мне нужно, чтобы вы сражались с орками, пресекали их вторжения и отыскали причину беспрецедентного всплеска их атак. Принять такое решение и его исполнить можете только вы — ибо меня здесь не будет. Я верю, что вы поступите правильно, и для этого не нужны никакие договоры.

— Доверие должно работать в обоих направлениях, — заговорил Ньяль Зовущий Бурю. — Если вы сейчас передадите этих воинов, а в будущем призовёте орден к бою, на нас будет лежать долг, хотя и негласный. Есть на Фенрисе одно словечко — ут-гельд. «Не оплаченное золотом», но в нашем случае дело не в монетах. Есть и другое. Гельдфут. Важное поручение, подразумевающее принятие долга. Вы слишком многое ставите на чашу весов, хотя мы вряд ли сможем её уравновесить.

— Представляется совершенно очевидным, что вы, Логан Гримнар, предпочли бы прекратить существование вашего ордена, нежели принять подобную благотворительность, — вставил Колкван. — Это многое проясняет.

— Почему тебя это волнует? — спросил Гримнар, не спуская с примарха глаз. — У вас и так достаточно воинов, чтобы дюжину раз заменить Влка Фенрика. Создайте собственные ордены, мы вам ни к чему.

— Некоторые из моих советников считают точно так же, — ответил Гиллиман, вызвав сердитое бормотание и рык со стороны Космических Волков. — Однако я с ними не согласен. Для нас критически важно, чтобы и вы, и ваше наследие уцелело, ибо геносемя Лемана Русса даст жизнь ещё большему количеству орденов. Капитан Хурак всё объяснит.

Сын Коракса постарался скрыть шок на лице и очень надеялся, что у него получилось. Хурак улыбнулся и кивнул, в то время как разум лихорадочно искал решение. Почему примарх поставил его в такое положение?

«Неважно, — успокаивал он себя. — Сосредоточься на вопросе».

Но ответа капитан не знал. Космические Волки грызли Хурака взглядом, но сын Коракса выбросил это из головы.

— Это просто, если подумать, — начал Хурак, в то время как остальная часть мозга космодесантника просеивала всё ранее сказанное примархом.

«Он уверен во мне, потому что уже произнёс ответ сам».

«Но когда?»

«Всё это время! Просто говори, что, по-твоему, сказал бы примарх. Думай как он».

— Империум столкнулся с величайшей угрозой с момента своего основания, — продолжил капитан, переводя взгляд с одного космодесантника на другого по обе стороны стола и при этом стараясь не смотреть на лорда-командующего в поисках поддержки. — Он разбит, разделён барьером, через который мы можем смотреть и проходить лишь ценой величайших усилий. Предатели и еретики сжигают и порабощают неисчислимое множество миров, а теперь ещё и ужасающие армии ксеносов атакуют нас в количествах, невиданных за тысячелетия!

«Хорошее начало, они успокоились». Как и мысли Хурака. Ему нужно было добавить что-то по существу, но сначала следовало обозначить важность.

— Крестовый поход Индомитус — это наиважнейшее начинание человечества со времён зарождения Империума. Как Великий крестовый поход выковал государство людей, так и Индомитусу суждено его удержать. Все военные силы Империума, все слуги Императора должны объединиться ради общей цели. Под знаменем Повелителя Человечества и во главе с одним из Его примархов мы обязаны отвоевать Галактику, иначе от Империума ничего не останется. Бушует битва за само существование нашего государства! Война, которую мы все поклялись вести ради владений Императора и спасения человечества!

В этот момент Хурак вспомнил о том, что в эпоху Великого крестового похода легионы бились рука об руку. Капитан был доволен собой, но всё ещё пытался найти ответ. Долго лить воду он не мог.

— Даже несмотря на то, что крестовый поход набирает обороты, что каждый орден Адептус Астартес и полк, каждая эскадрилья и орден-милитант сражаются вместе ради общей цели, угроза, с которой мы столкнулись, и препятствия, которые должно преодолеть, по-прежнему остаются непосильными.

Ошеломляющее признание, и Хурак впервые его проговорил. Он позволил взгляду переместиться на имперских гостей, чтобы узнать реакцию примарха. Выражение лица Гиллимана говорило об одобрении и ожидании продолжения. Хурак словно подошёл к камину после ужасного мороза снаружи.

— Каждый верный слуга Императора обязан сражаться. Мы обязаны кусать и рвать, должны любыми методами противостоять врагу. Мы обязаны отдавать жизни за каждый отвоёванный дюйм. Мы обязаны позволять разрушение домов и истребление семей. Мы обязаны за бесценок продавать свои жизни ради ничтожных шансов.

Гримнар зарычал, но не от гнева, а от досады. Слова сына Коракса послужили напоминанием о том, что Фенрис не отдельный остров, а один из миллионов миров, объединённых под властью Императора. Хурак пристально посмотрел на Великого Волка, но не с вызовом, а с воодушевлением.

— Все продолжают сражаться, потому что верят. Они верят в спасение Императора. Они верят в Адептус Астартес, космических десантников, Ангелов Смерти. Они слышат о возвращении примарха, однако могут отмахнуться от этой надежды, как от пустых слухов, как от предания или как от какой-то далёкой и неведомой фигуры. Многие никогда не видели космодесантников, но все слышали наши названия. Люди передают их из поколения в поколение со времён основания Империума. Какие-то ордены лишь набирают популярность, другие известны на просторах пустоты и в глубоких ульях, однако лишь немногие узнаваемы по всему Империуму.

— Ультрадесант, Саламандры, Кровавые и Тёмные Ангелы, Белые Шрамы, Имперские Кулаки, Железные Руки, Гвардия Ворона. — Хурак сделал паузу, вспомнив неприязнь ордена к названию, однако всё же продолжил. — И Космические Волки.

— Эти имена пережили чужацкие вторжения, восстания, религиозные перевороты, гражданскую войну и прочие мыслимые ужасы. Эти имена обросли собственной мифологией, которая имеет вес больший, чем десяток клятв о защите. Знание, что ордены Первого основания продолжают бороться, и вера в их скорое пришествие сами по себе являются основанием сражаться. Столь многие восклицают: «Во имя Императора!» — и ради Его долга жертвуют собой, однако в умах людей именно Космодесант воплощает защиту Императора.

— Сама мысль о том, чтобы вычеркнуть хотя бы одно название из древнего списка славы, — катастрофа для морали и потеря надежды! Если распространится хотя бы слух, что такой орден…

Оставив предложение невысказанным, Хурак покачал головой и содрогнулся от собственных слов. Он преисполнился внезапным и глубоким желанием отправиться на Освобождение — отдать дань уважения Кораксу в мире, где произошло становление родного ордена. Он хотел быть причастным к братству воинов, что стояло на той же грани уничтожения, но всё же отбилось, так и не сдавшись перед лицом безнадёги. Гвардия Ворона никогда не теряла решимости сражаться, невзирая на обстоятельства.

По выражению лица Логана Гримнара сложно было что-либо прочесть. Он уставился на Хурака, но смотрел куда-то мимо. Великий Волк напряг челюсти и сжал на столе кулаки.

— Сейчас принесут еду, — объявил Гримнар, вставая с места. Космические Волки удивились его поведению, но тут же последовали за вожаком.

Без всяких дальнейших церемоний Великий Волк вывел Влка Фенрика из зала.

В течение следующих нескольких минут после ухода Логана Гримнара Гиллиман хранил молчание, а никто другой не осмеливался нарушить тишину. Вряд ли кто-то понимал, чем вызван столь внезапный уход Великого Волка.

— Всё закончилось неважно, — наконец произнёс Колкван и поднялся со стула.

— Напротив, всё закончилось прекрасно, — ответил Гиллиман, обращаясь к Хураку. — Ты справился как нельзя лучше.

— Боюсь, мнение трибуна ближе к истине, — опечалился Хурак. Его тело переполняли стимуляторы, как будто он только что вышел из боя. Сын Коракса испытывал нечто вроде эйфории, однако внезапный уход Космических Волков сбил с него спесь.

— Вовсе нет. — Гиллиман встал, но жестом попросил остальную часть делегации оставаться на местах. — Никто не любит, когда напоминают о неудачах или возложенных ожиданиях. Рано или поздно Гримнару откроется правда.

— Только вот если он решит умереть за собственную версию правды, всё предсказанное Хураком сбудется, — прокомментировал выводы примарха Колкван.

— Вы забываете о моих словах, а мы ведь это уже обсуждали, — ответил Гиллиман. Лорд-регент обернулся к трибуну, выражение лица ожесточилось. — Чем больше мы будем на них давить, тем яростнее они будут сопротивляться. Или Волки придут к этому решению самостоятельно, или вовсе никак.

— Они никогда не доверятся вам, Гиллиман, — пылко противился Колкван, возможно, излишне настойчиво демонстрируя свои убеждения. Предыдущие советники примарха предупредили Хурака, что глава кустодиев во флоте питал глубокую антипатию к космодесантникам и к примарху в частности. — На протяжении десяти тысяч лет ваши сыновья развивались и процветали, порождая всё большее число оснований и собственных потомков. Именно ваше геносемя послужило одним из стандартов, по которым Космических Волков оценивали и винили за несоответствие. У Шестого нет ни преемников, ни братьев, ни наследия. Даже если они не осознают, Волки завидуют и ненавидят вас именно за это.

— К счастью, что я о них более высокого мнения, — кратко ответил примарх.

Хурак чувствовал себя неуютно — как и всегда в моменты недовольства своего господина, но особенно во время перепалок с Колкваном, что случалось почти при каждом их совместном присутствии. Хурак верил в мудрость примарха, но в тот момент сын Коракса хотел положиться на нечто большее, чем на простую надежду.

На борту крейсера и в лучшие времена не хватало личного пространства, а сто пятьдесят бойцов штурмовых отделений Отпрысков Темпестус стесняли палубы «Воздаяния еретикам» ещё больше. Капитан Баргоза выгнала нескольких младших офицеров из их кают-компаний за главными дорсальными орудийными башнями; Мудире и остальные каждые несколько дней развлекали хозяйку корабля в качестве платы за эту «уступку», утоляя её ненасытный голод новостями о крестовом походе и знаниями в целом. Она, в свою очередь, с гордостью поделилась с ними личной библиотекой, насчитывающей семнадцать книг, из которых шесть не имели никакой связи со звездолётами и путешествиями в пустоте.

Баргоза была относительно молода для командования крейсером, однако быстро училась, обладала острым умом и непринуждённым нравом — по крайней мере, к историторам. Экипаж называл капитана Переборкой за неуступчивый характер, однако Мудире она нравилась больше, чем большинство встреченных им из военного офицерства. Он воздерживался от признания Баргозе в своём влечении, несмотря на кажущуюся взаимность: условия на борту не позволяли уединиться и уж точно не давали шансов сохранить отношения в тайне.

По галактическим меркам Химхерта находилась недалеко от Фенриса, однако варп превратился в мешанину из противоборствующих приливов и течений — навигатору часто приходилось запрашивать выход из варп-пространства для переориентации и отдыха, и потому даже по прошествии двух недель относительного времени экспедиция преодолела лишь половину пути. Историторы довольно легко нашли себе работу: упорядочивали старые заметки, переписывали тексты из Зала саг или занимались общим руководством. Вихеллан нередко отсутствовал в кают-компании. Один из бортпроводников рассказал Мудире, что кустодий проводил большую часть времени в одном из складских помещений, которое экипаж заранее освободил и переоборудовал в тренировочный зал.

В какой-то из искусственных вечеров вернулся Вихеллан; Мудире тогда пребывал в одиночестве, пропуская ужин в офицерской столовой. Недавний варп-переход полностью изжил всякое чувство голода.

— Вам, должно быть, довольно скучно, — заговорил он с кустодием. — Служите нянькой для каких-то файлосборщиков.

— Напротив, ваша компания куда более увлекательна, нежели бдение за одними и теми же безлюдными пятью квадратными милями Императорского дворца. Хоть мы и созданы для сражений, рутина меня не раздражает и ни в коем случае не притупляет разум.

— Полагаю…

В дверь постучал бортпроводник, негромко объявив о скором прибытии госпожи. Мудире с Вихелланом обменялись взглядами, а затем уставились на дверь; Баргоза заглядывала к историторам лишь прошлой ночью, а нынешний визит оказался и вовсе неожиданным.

— Историтор, кустодий. — Капитан кивнула обоим, переступая порог; стюард со щелчком закрыл за госпожой дверь. Мудире и Вихеллан ответили ей тем же. По выражению лица Баргозы историтор понял, что женщина пришла не с частным визитом. — Мой астропат, Лесасо Яоик, получил видения нужды и бедствия из соседней системы. Он уверяет, что чувствует в том районе значительное количество орочьего шума.

— Как далеко эта система от Химхерты? — с ходу спросил Вихеллан.

— Насколько может судить навигатор Лошуль, при отсутствии проволочек переход к Коршаку прибавит около четырёх относительных дней пути. Этот мир — перевалочный пункт во владениях Железного Оплота, там находится яркий варп-маяк, без которого мы, возможно, и вовсе не перехватили бы сигнал бедствия. — Баргоза выпрямилась во весь рост — на несколько сантиметров ниже Мудире и карлик рядом с кустодием. — «Воздаяние еретикам» — военный корабль, и я зашла оповестить вас, что намерена отдать приказ о перенаправлении в систему Коршак.

Мудире простил женщине напористый тон — ни один капитан не захочет потерять командование над своим кораблём, — но правда заключалась в том, что Гиллиман забрал «Воздаяние еретикам» в своё управление — и даже Вихеллан не был вправе отменить его решение. Пускай историтор и был готов позволить Баргозе некоторую вольность, Мудире не хотел, чтобы его принуждали к нежданным действиям.

— Понимаю ваше желание как офицера Флота ответить на призыв, — начал Девен мягко, но без улыбки, чтобы не показаться легкомысленным. Его привычная манера речи стала сущим проклятием: люди считали, что он ухмыляется, хотя это было не так. — Но я обязан думать системно, и прежде всего о важности нашей миссии в контексте всего крестового похода Индомитус.

— Если бы вы объяснили, что ждёт нас на Химхерте…

— Мы не можем, — отрезал Вихеллан, заставив Баргозу вздрогнуть. Поведение эмиссара-императус напомнило о Колкване. Историтор задумался, а так ли мало отличающихся от трибуна кустодиев? Может, тот просто единственный, кто не прячет свою сущность за фасадом?

— Как ни прискорбно, мой золотой спутник прав, — добавил Мудире. — Даже если бы я частично поведал о целях экспедиции, это всё равно не убедило бы вас отказаться от благородной помощи Коршаку.

— Совсем рядом с нами боевая группа «Альфарис», наверняка поблизости есть и другие корабли, готовые разобраться, — продолжил Вихеллан сдержанным тоном. — Прикажите астропату ретранслировать зов с конкретным требованием.

— Чтобы сюда добраться, нам потребовалось почти пятнадцать дней, — упорствовала капитан, — и пройдёт в лучшем случае столько же, прежде чем прибудет кто-либо ещё.

Её плечи поникли, а взгляд ушёл в сторону. Баргоза сцепила руки перед собой.

— Слишком часто мы опаздываем, — тихо произнесла она. — И прибываем скорее мстить, нежели защищать.

— Понимаю, — ответил Мудире. Историтор подождал, пока женщина поднимет на него глаза, и продолжил: — Не могли бы вы, пожалуйста, предоставить нам с Вихелланом несколько минут на обсуждение?

Баргоза снова выпрямилась. Её вновь обретённая официальность придала капитану такой же жёсткий вид, как складки на униформе.

— Варп-течение благоприятствует курсу на маяк Коршака. Прошу, не медлите с ответом.

Первым после ухода Баргозы заговорил Вихеллан.

— По какой причине вы рассматриваете возможность отклонения от операции? — В тоне кустодия слышалось больше удивления, нежели упрёка. — Вполне вероятно, что «Воздаяние еретикам» столкнётся с непосильными трудностями.

— Вряд ли бы мы решились ввязаться безо всяких обсуждений, — ответил Мудире. — Но, возможно, Баргоза права, и нам представился шанс совершить нечто полезное.

— И вы, вне всяких сомнений, даже не думали произвести на Баргозу впечатление или заставить её почувствовать себя обязанной? — спросил Вихеллан.

— Почему вы…

— Я слышу, как учащается пульс, и вижу, как замирает ваш взгляд. Я чую вашу биохимию.

— Звучит отвратительно, — поморщился Мудире. — Что вы вообще можете знать о таких вещах?

— Я знаю, что под влиянием определённых гормонов способность к принятию решений может быть нарушена. Так вы уверены в суждениях?

— Если на мой мыслительный процесс что-то и влияет, так это чувство вины, — проскрежетал Мудире. — За последние годы я повидал достаточно кровавых побоищ, чтобы понять — защищать горстку историторов военным кораблём со ста пятьюдесятью Отпрысками Темпестус как-то чересчур. Мне всё равно, насколько опасной… Неважно, насколько срочна или важна наша миссия, но здесь нашим воинам найдётся лучшее применение.

— Высок риск вашей смерти. — Вихеллан слегка склонил голову. — А вы не тот человек, в ком крепок дух жертвенности. Как думаете, остальные историторы тоже готовы отдать свои жизни за вашу решимость?

— Как я уже сказал, если ситуация окажется уж слишком неприятной, мы развернём корабль и просто-напросто улизнём из системы. Орки не станут преследовать нас в варпе. Единственный ресурс, который мы потратим, — это время, а архив за лишние пять дней никуда с Химхерты не денется.

Вихеллан потёр бородатый подбородок, рассматривая Мудире ещё несколько секунд.

— Что ж, это ваш выбор. Примарх наделил вас соответствующими полномочиями.

— Я в курсе, — ответил Мудире, направляясь к панели внутреннего вокса рядом с дверью. Вот почему он не ответил Баргозе сразу — иначе это выглядело бы как слабость. Историтор позвонил стюарду, и дверь тут же открылась.

— Мои наилучшие пожелания капитану. Она вольна менять курс по мере необходимости.

— Оставьте меня, — попросил Великий Волк, встав у окна главной палаты. Он произнёс слова тихо, но полными решимости. Ньяль повернулся, собираясь выйти вместе с Ульриком и волчьими лордами, однако рунического жреца остановила чья-то рука. Это был Арьяк, его лицо сквозило тревогой. Ульрик заметил, что два космодесантника не последовали за ним, и оглянулся, как и пара других командиров. Убийца жестом велел ярлам следовать дальше, после чего закрыл за ними двери, оставшись с Великим Волком, его чемпионом и рунтэном.

— Разве я неясно выразился? — повторил Логан, продолжая смотреть в окно.

Ньяль никогда не видел Верховного Короля таким сердитым. Рунтэн и без психической силы ощущал исходящую от Великого Волка ярость, хотя слова прозвучали спокойно. Это самое спокойствие и беспокоило рунического жреца. Будь Логан в бешенстве, ругаясь и швыряясь вещами, он дал бы выход сдерживаемым эмоциям. Однако Верховный Король загнал их в себя, разжигая уничтожающую его изнутри бурю.

Главная палата примыкала к вульфхалле, отсюда и получив название. Зал строился космодесантниками, поэтому толстые стены и плотно запертые двери не позволяли подслушивать даже улучшенным ушам. Находясь в вульфхалле, Ньяль ничего не мог услышать в главной палате, и наоборот.

Логан вцепился в каменный подоконник побелевшими от хватки пальцами. Снаружи было светло — проходил один из самых коротких дней фенрисского года, когда начинался долгий обратный путь к Волчьему Оку и почти бесконечному сезону Огня. Солнечные лучи не давали отблесков — кругом царствовала белизна гор-крепостей. Великий Волк покачал головой, переживая внутренний спор.

— Пустые обещания. Тюрьма из бессмысленных предложений, — прошептал он. — Честь. Традиции. Наследие. Гиллиман думает заманить меня в ловушку долга.

— Наши клятвы принадлежат Всеотцу, — сказал Ульрик. — Этого не изменить.

— Не Всеотец сидел напротив, впившись в меня глазами! — взревел Логан, обернувшись. Великий Волк обнажил клыки и согнул пальцы так, словно намереваясь что-то схватить. — Через годик-другой не Всеотец пришлёт мне сообщение об инциденте в какой-нибудь звёздной системе на краю Галактики. Такое невинное, но всё же невысказанное требование. А там, возможно, просто «просьба» отправить несколько воинов — или несколько кораблей на соединение с боевым флотом. И ещё упомянет «вероятное содействие» со стороны Сестёр Битвы.

— Ульрик прав, господин, — сказал Арьяк. — Как присутствие примарха может что-то изменить?

Великий Волк глубоко вздохнул и по очереди оглядел каждого из советников.

— Разве ты не помнишь, о чём предупреждал Бьорн? — начал он. — Гиллиман — Раскольник легионов. Он никогда бы не позволил другим обрести мощь одного из Легионес Астартес, однако теперь этот примарх контролирует все силы Империума. Слова Бьорна напомнили мне о существовании более древнего титула. Магистр войны. В те времена Гиллиман проиграл гонку — Всеотец избрал Хоруса, — потому-то Тринадцатый и расколол легионы, чтобы никто не смог преуспеть там, где он потерпел неудачу. И вот теперь Раскольник возвращается и совершает то, что, как он клялся, никто не сумел бы повторить.

— Верховные лорды Терры оказались склочными и неэффективными управленцами, а значит, никто из них не правил в одиночку. Несостоятельная власть лучше порочной, да? Бьорн помнит времена, когда Волки Фенриса стояли на страже этой угрозы. Верные охотники, так нас называли. Вы видели Колквана? Кустодий доверяет примарху ещё меньше нашего, и, скорее всего, на то есть веские причины. Он сказал, что посылает сигнал, предупреждение. Возможно, так оно и есть.

Ньяль чувствовал, как в Великом Волке клокочет ярость, рассеивающаяся по мере речи и вновь нарастающая, когда тот умолкал. Как волчьим жрецам иногда приходится ломать старую кость, чтобы её вправить, или вскрывать инфицированную рану, чтобы выпустить гной, так и гнев Логана нуждался в разрядке.

— Вы позволите Империуму исчезнуть? — спросил Ньяль.

— А ты уже согласился с их обречённым настроем? — спросил Логан. — «Примкните к примарху, или человечество обречено». Этакий ультиматум, выдаваемый за прогноз, но у нас есть кое-что более заслуживающее доверия. Мы храним слова самого Волчьего Короля, и им почти столько же лет, сколько и самому Гиллиману.

— Час Волка, — произнёс Ульрик.

— Именно, — кивнул Гримнар и прошёлся из одного конца зала в другой. — Если мы не верим в истинность утверждений Русса, значит, не верим ни во что. Даже если мы примем всё, что пролепетал тот ворон, та марионетка Гиллимана, возможно, нам нужно именно Время Волка. Наша смерть не могильный звон по Империуму, а искра погребального костра, который зажжёт новую эру славы человечества. Какое имя таит в себе больше легенд, чем Лемана Русса, Волчьего Короля и Копья Всеотца?

Присутствующим было тяжело это принять, но Великий Волк также изрекал правду, менее приятную, чем версия Гиллимана.

— Бороться с наступлением Времени Волка равносильно отказу от вюрда, которого мы придерживались последние десять тысяч лет, — согласно кивнул Ульрик. — Бьорн был прав в своей осторожности. Даже если намерения Гиллимана чисты сегодня, что мы можем сказать о дне завтрашнем? Окажется ли дух Гиллимана сильнее Хорусова, чтобы противостоять искушениям присвоенной власти? Волчий Король доверил защиту своих сыновей Разящей Руке, и спустя десять тысяч лет Бьорн по-прежнему здесь, чтобы блюсти этот вюрд.

Ньяль вполне мог расценить слова Ульрика как предательство, ведь волчий жрец поддерживал идею получения подкреплений. Но Зовущий Бурю принял сказанное за мудрость. Неужели именно страх побудил Ньяля искать утешения в примарисах? Как рунтэн, он был прекрасно осведомлён об опасностях выбора более короткого пути, который позволит избежать боли; и страх смерти, как собственной, так и всего человечества, служил вернейшим способом поддаться Тёмным силам в поиске ложного бессмертия. Времени Волка учили всех Влка Фенрика с первых дней их пребывания в ордене. Смысл пророчества был предельно ясен: сражайся сейчас и изо всех сил, ведь всему есть конец.

— Чую, мои слова пустили корни в бесплодных землях, — подытожил Логан, подуспокоившись после вспышки эмоций. Великий Волк обратил взгляд на Арьяка. — Передай мои слова примарху, а после, с сердечнейшими пожеланиями, пускай уходит.

После этого Логан на несколько мгновений умолк, прикрыв глаза.

— Вюрд ожидает нас в «Готтроке». Будем готовить великие роты к скорейшей отправке. — Верховный Король Фенриса поднял веки, сверкнув отблесками очага. — Без космодесантников-примарис.

Глава двадцать вторая

НАХОДКА ГЮТЫ

ЛИХОРАДОЧНЫЙ СОН

ГЕЛЬДФУТ

— Не спускайте глаз с вершин! — крикнула Гюта.

Корит побежала вперёд. Готи обернулась, чтобы убедиться — небольшие наблюдательные пункты на вершинах серых скал действительно хорошо высматривались. С них можно было наблюдать за длинным участком берега и далеко вглубь материка, и в случае беды там же разжигали костёр. А невысокий мыс скрывал основную часть временного поселения у самой воды и возвышающиеся остовы двух ладей.

Из леса доносился стук топоров, но Гюта хотела хоть ненадолго отойти от рубивших деревья соплеменников. Лува остался с дровосеками, однако Агитта решила составить женщине компанию. Гюта не возражала: всё-таки они жили вместе, и по сравнению с маленькой хижиной в предыдущей деревне жить на одном участке побережья было равносильно существованию на разных континентах.

— Гюта! — Крик Агитты нарушил ход мыслей готи, пока та созерцала оледенелое море. Обернувшись, Гюта увидела взволнованную свекровь, которая спешно бежала обратно по заснеженному камню от места сбора хвороста у кромки леса. — Позови Корит обратно! Верни дочь назад!

— Не волнуйся, она всегда… — Увидев причину тревоги Агитты, Гюта умолкла. Чуть дальше вдоль берега, примерно на том же расстоянии, которое уже пробежала девочка, среди скал темнело пятно. Побережье кишело ночными воронами и прочими падальщиками: одни кружили над головой, другие копошились вдоль береговой линии.

— Корит, вернись! — крикнула снова Агитта, ковыляя вперёд. Гюта поспешила следом. Кожу покалывало, словно от жара, несмотря на холодный утренний бриз. — Вернись сейчас же!

Корит остановилась и оглянулась на бабушку. Вопрос девочки, в чём дело, затерялся на морском ветру.

— Думаю, это просто выброшенный на берег кит, — предположила Гюта на пути к свекрови. — Что тебя так напугало?

— Ты ведь понимаешь, что туша привлечёт не только ворон и чахлочаек, а? Почти начался прилив, скоро появятся пилозубы, а в лесах вообще может скрываться что угодно. Это небезопасно!

Гюта на всякий случай сняла с плеча лук и ещё раз позвала Корит. Девочка прибежала обратно, скорее раздосадованная поведением родственников, чем обеспокоенная.

— Что? Я просто играла! — Дочь остановилась шагах в двадцати от Гюты, сжав кулаки и почти спрятавшись в толстой шубе.

— Скорее пойдём отсюда, — позвала Агитта. Женщина потянулась, чтобы схватить внучку за запястье, однако Корит, смеясь, отскочила назад и чуть не споткнулась о камень. — Да подойди ж ты сюда, глупая девчонка!

— Вероятно, если труп свежий, там остались жир и кости, — размышляла Гюта, наблюдая за суматохой среди камней. Готи стояла примерно в семидесяти шагах от каркающей стаи. Ей показалось, что на клювах блестит кровь, — признак относительно недавней смерти животного. — Быть может, добудем даже немного мяса.

— Мы пошлём сани позже, — ответила Агитта. Смех Корит в конце концов вызвал улыбку и на лице старухи. — Пора возвращаться.

— Но мы-то уже здесь, — запротестовала Гюта. Женщина не знала, почему, но ей ужасно хотелось посмотреть, что же привлекло падальщиков. Готи подошла ближе, наложив стрелу, но не натягивая тетиву. Было что-то странное в камнях вокруг скал, они выглядели какими-то чуждыми.

— Надо бы проверить, прежде чем втягивать остальных.

Птицы лениво разлетелись при её приближении, открывая взгляду месиво среди камней. Повсюду валялся помёт, однако камни и щебень под ним багровели кровью. Гюта слышала, как позади шагают Корит и Агитта — её дочь без умолку задавала вопросы, а бабушка велела ей вести себя тихо.

У валунов лежала гора чёрного меха.

— Громовой волк! — ахнула женщина.

— Гюта, не лезь!

Что-то шевельнулось, но, как оказалось, это были несколько зазевавшихся птиц. Гюта подошла ещё на пару шагов и уже собралась развернуться назад и отправить охотников снимать с волка шкуру, как случайно заметила волосы иного вида. Сначала они показались ей похожими на шерсть секача, однако, сделав ещё шаг вперёд, она безошибочно распознала под волком человека — всё его лицо и тело покрывала запёкшаяся кровь.

— Дыхание Моркаи, — выругалась готи, сбитая с толку увиденным. Перед ней явно лежал мужчина, с бородой и всем прочим, но рядом с громовым волком он определённо должен быть меньше. Этот же воин не уступал в размерах зверю. Широко раскрыв глаза, Гюта обернулась к свекрови и дочери. — Это Небесный Воин! Они убили друг друга!

Корит вырвалась из хватки бабушки и бросилась вперёд, но, оказавшись рядом с мертвецом, тут же вскрикнула от увиденного. Агитта, нахмурив брови, пошла за внучкой следом.

— Он без доспеха, — отметила старуха.

— Ты только посмотри на размеры! — Гюта подступилась ещё ближе к телу. Падальщики постепенно становились смелее, подскакивая и подкрадываясь к трупам. — Это не обычный мужчина.

— Я слышала рассказы — иногда Небесные Воины спускаются вниз, чтобы сразиться с чудовищами и странствовать по преобразившимся землям, — произнесла Агитта. — Этот набрёл на нечто столь же смертоносное, как и он сам.

Гюте стало интересно, как звали воина. Она заметила рану на горле, что и сгубила великана, и торчащий из глаза волка кинжалоподобный зуб, которым он убил животное в ответ.

— Душа моя, опасность не миновала, — повторила Агитта. — На кровь сойдутся более опасные твари.

Гюта не могла не согласиться. Если громовой волк обзавелся самкой, то она вполне могла его учуять — морской бриз как раз уносил запах в лес. Маленький лук и стрелы Гюты едва ли причинили бы грозному зверю вред, если бы она вообще смогла заставить себя натянуть тетиву и выстрелить.

Гюта и раньше видела трупы, но тело мёртвого Небесного Воина — никогда. Она присмотрелась внимательнее, заметив некоторое сходство с чертами лица фенрисцев, хотя у этого, казалось, оно было более плоским и вытянутым. Кровь не затронула его светлые волосы; гигант выглядел молодым. Кровь на горле имела ярко-красный оттенок: ярче, чем любая другая, которую она когда-либо видела. С лоскута плоти Небесного Воина скатилась маленькая капля.

— Он жив! — закричала Гюта, отпрянув назад так стремительно, словно на неё напали. Она осмотрела рану волка, чтобы окончательно убедиться в его смерти, — кровотечения не было вовсе; кровь же Небесного Воина струилась по телу. — Небесный Воин истекает кровью, а значит, его сердце бьётся!

— Оставь его в покое, это дурное знамение, — грозно предостерегла Агитта.

— Напомни-ка, кто из нас готи? Или ты уже научилась читать вюрд? — огрызнулась Гюта.

— Глупая девка, ты не пробыла готи и сезона!

— И всё же я — готи, и потому заявляю — это знамение доброго вюрда. Небесный Воин в смертельных объятиях с волком! Куда уж понятнее? Иди! Приводи остальных. Я посторожу.

Агитта как будто собиралась возразить, но свирепый взгляд Гюты оборвал любые споры. Старуха взяла за руку Корит, и они вдвоём спешно направились обратно вдоль берега.

Гюта рассматривала тело Небесного Воина, размышляя, что же предпринять. Удивительно, что избранный Всеотцом до сих пор оставался жив: его рана была ужасной, и при таких обстоятельствах нить Небесного Воина могла оборваться в любой момент. Великан уставился в небо раскрытыми, но ничего не видящими глазами. Готи достала нож и отрезала полоску от его кабаньей накидки; постаравшись остановить текущую из горла кровь, она затянула отрез так туго, как только осмелилась, а на саму рану фенриска наложила кусок манжеты собственной шубы.

Закончив с делом, Гюта вновь взяла лук и уселась на ближайший валун, с опаской поглядывая то на Небесного Воина, то на лес, то на море.

Чтобы нести Небесного Воина, потребовались усилия шести мужчин, которые использовали в качестве носилок две толстые ветки и много мехов, — чтобы не слишком сильно раскачивать раненого. Переноска такого нестабильного груза вдоль скалистого берега далась очень непросто, но уже к сумеркам гиганта уложили на подстилку из сосновых веток и шкур, подальше от ломкого льда у линии моря.

— Пустая трата времени, — воскликнула Кьёра, крепко скрестив руки на груди и наблюдая, как гиганта с некоторым усилием опускают на землю. — Нам следует закончить начатое волком.

— Он Небесный Воин, — возразила Орилк, объявившись в свете костра. — Ты что, решишься умертвить одного из наших защитников?

— Этот — не наш защитник, он не из Северной башни, — заговорил Фэрас. Старейшина тенью следовал за несущими Небесного Воина ландсаттмарингами вдоль берега и обратно, но и пальцем не пошевелил, чтобы помочь. — Взгляните на это смехотворное одеяние — да на Фенрисе никто бы не надел что-то настолько дрянно сшитое. Это вышнеземец, один из монстров Злого Ока.

— А вы что, видели всех мужчин и женщин Фенриса? — огрызнулась Гюта на пару старейшин. Они до сих пор не одобряли путешествия и не упускали возможности дать об этом знать. — Вы же никогда не уходили дальше Чёрного хребта и не плавали за территорию племён Змеиных утёсов.

— Как и ты, — захрипел Фэрас. — То, что ты его нашла, не делает его твоим. Великан не домашнее животное, которое можно привести в дом и кормить объедками со стола.

Гюта ощутила чьё-то присутствие рядом и, оглянувшись, увидела подошедшего Бьёрти. Он окинул великана взглядом.

— Здоровяк, — пробурчал кузнец.

Идра и несколько других старейшин пришли на шум пылкого обсуждения. Замыкал группу медленно идущий Кьёрви. Ранее Гюта волновалась, переживут ли старейшины поход, однако до сих пор пожилые фенрисцы показывали себя крепче, чем казались.

— Он чужак, — отрезал Кьёрви. — Жить ему или умереть, определит его натянутая нить. Впрочем, раз готи ручается, этого пока достаточно.

Кьёра и Фэрас что-то разочарованно пробубнили, но не стали тратить дыхание на дальнейшие споры. Когда все разошлись, старик подошёл к Гюте и Бьёрти.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Гюта, — добавил Кьёрви без всякого намёка на злобу. Его карие глаза встретились с её, и старейшина положил свою мозолистую руку девушке на предплечье. Его взгляд переместился на гиганта в коме. — Я тебе доверяю, однако, если мы ошибёмся в этом вопросе, странствие подойдёт к концу, и мы не передадим твоё предупреждение.

Кьёрви отошёл, и Гюта почувствовала, как пальцы Бьёрти сжались на её плечах сзади, разминая напряжённые мышцы.

— Поделишься мыслями? — тихо спросил он.

Гюта посмотрела вниз на раненого мужчину, на его болезненно бледное лицо и раскрытые, как у мертвеца, глаза. Однако даже в таком изувеченном состоянии в нём чувствовалась сила, и не только в физическом плане. Готи ощущала, как от исполина исходит тепло. Так вот что значит быть готи?

— Это очередной обрывок разматывающейся перед нами нити, — ответила Гюта. — Наш вюрд воплощается наяву.

— Начинаешь говорить как готи, — произнёс Бьёрти без всякой насмешки, разворачивая жену к себе. — Как себя чувствуешь?

Гюта протянула руку и провела ладонью по его лицу, слегка касаясь пальцами бороды. Она не думала над вопросом, позволив ответить сердцу.

— Я чувствую, что уже готова, — ответила она. — Чувствую, что следую предназначению и что мне не нужно этого бояться.

Бьёрти кивнул и отступил назад с натянутой улыбкой.

— Мне нужно выковать больше гвоздей и скоб, — объяснил он.

Гюта наблюдала, как муж удаляется под светом костра в темноту, к одинокому мерцанию маленькой печи. Снова обратив внимание на закутанного в меха великана, Гюта ненароком представила туго спелёнатого младенца, хотя в испещрённом шрамами лице не было ничего невинного. Она села рядом и начала петь — песню, которую отец пел ей в детстве. Не колыбельную, а сагу о Волчьем Короле и о том, как он перехитрил Моркаи.

Казалось, это самое подходящее занятие для готи.

Укрытый мехами и одеялами, Небесный Воин лежал у самого большого костра под поочерёдным присмотром Гюты и нескольких человек общины. Они пытались зашить рану на горле, однако ни Хьёрки, который являлся самым опытным рукодельником и травником ландсаттмарингов, ни другие, менее деликатные руки, что раньше зашивали порванные паруса, так и не сумели проткнуть толстую кожу гиганта. Смертные не осмелились отодрать образовавшуюся толстую корку, к тому же Хьёрки заверил готи, что огромный воин залечивал раны по-своему.

Гюта проспала несколько часов и вернулась к дежурству в полдень. Члены общины припасли мясо, шерсть и кровь громового волка — из нагретой у костра чаши она время от времени капала последней в губы великана.

Непрерывный стук молотов, топоров и скрежет пил разносился по всему берегу. Чтобы занять себя на посту, Гюта плела из шкуры морского бивня верёвки — будущие тросы для ланскипов. Она представила хлопающие и вздымающиеся на полном ветру паруса, что понесут её племя по морю к следующему этапу пути, в Асахейм. Мысли женщины прервал чей-то шёпот.

— Готи! — Голос принадлежал Эркранду, мальчику немного моложе Лувы, который накануне повредил руку. Она проследила за глазами ребёнка — тот пристально смотрел на гиганта.

Зрачки Небесного Воина двигались, но без определённой цели — блуждающим пустым взглядом. Губы великана несколько раз приоткрылись, что-то прошептав. Женщина не расслышала слов, хотя некоторые показались знакомыми.

— Он говорит на языке Уппланда, — изумился Эркранд, наклонившись ближе. — Должно быть, упал с небес.

— Будь осторожен, он воин и невероятно силён, — предупредила Гюта, отодвигая ребенка на расстояние вытянутой руки. — Вдруг он внезапно проснётся и инстинктивно нанесёт удар? Этот кулак в одно движение раскроит тебе череп.

Одно слово Гюта узнала и, несмотря на предостережение Эркранду, сама наклонилась ближе к голове Небесного Воина. На мгновение их глаза встретились, взгляд великана скользнул по лицу готи и вновь стал пустым.

— Валькийр, — бормотал гигант. — Уппланд… валькийр…

— Что это значит? — спросил Эркранд.

— Предание с востока, — ответила Гюта. — Когда я была маленькой, слышала его от торговца. За Рассветными водами живут племена, которые верят, что именно девы-воительницы уносят души доблестно умерших в чертоги Всеотца. Странно, но он совсем не похож на жителя восточных земель. Должно быть, вышнеземец услышал это от кого-то из других Небесных Воинов.

Гигант снова замолчал, но губы не сомкнул. Кожа немного порозовела, а под закрытыми веками забегали глаза.

«Пока я на страже, ни одна валькийр до него не дотронется», — бессловесно поклялась Гюта.

— Сходи за Артуром Метким Луком, — приказала она мальчику, указав на палатки мимо костра с подветренной стороны утёса. — Он снова должен вывести людей на охоту.

— Они привезли рогача и полдюжины кроликов всего два дня назад, — запротестовал Эркранд, вставая с места. Позабыв о раненой руке, он стряхнул пепел со штанов и в следующий же миг поморщился от боли.

— Пожалуй, когда великан проснётся, нам понадобится больше еды. — Гюта оглядела покоящееся под мехами тело воина, который был на две головы выше самого рослого бойца племени, Халлидара Железной Руки. — Гораздо больше.

Безоружный.

Отсутствует соединение с доспехом.

Серьёзные телесные повреждения.

Низкое кровяное давление.

Слабый пульс.

Желудочные функции ограничены.

Кровь во рту.

Запах дыма.

Треск пламени.

Гортанные голоса.

Тёмные фигуры на краю поля зрения.

Битва продолжается.

Уязвимый.

Заключение: пробуждение.

Пальцы гиганта сомкнулись на горле Гюты, оборвав крик. Всего мгновение назад Небесный Воин спал на спине, и вот в следующий момент…

Он вглядывался в лицо женщины, нахмурив брови. Хватка не была тугой — Гюта ещё дышала. Повешение на руке причиняло боль, и готи ухватилась за толстое запястье, чтобы снизить нагрузку на шею. Упавшие меха обнажили человекообразную, покрытую шрамами груду мышц со странными металлическими вставками. Каждый вздутый мускул покрывал слой вязкой жидкости, больше походившей на расплавленный воск, чем пот. Несмотря на мертвенную бледность, рука Небесного Воина оставалась твёрдой, как потолочная балка. Другую руку великан сжал в кулак. Гюта тут же вспомнила предупреждение, которое дала Эркранду.

Глаза гиганта метнулись от неё на окружающее пространство, отражая угасающий солнечный свет. Раздались тревожные крики соплеменников.

— Не подходите! — крикнула Гюта. — Я не ранена! Держитесь поодаль!

Если бы исполин намеревался убить, он бы уже добился желаемого.

Небесный Воин заговорил, но слов готи не поняла. Воин покачал головой и попробовал снова, с трудом выговаривая слова, но всё ещё с сильным акцентом.

— Кто. Ты.

— Гюта, — произнесла готи. — Ты в безопасности. Громовой волк мёртв.

Он опустил женщину на землю, но хватки не разжал. Ландсаттмаринги приблизились, но держались на расстоянии. Среди них были и этт-гарды в чешуйчатых доспехах с копьями и мечами наготове. Взгляд Небесного Воина мгновенно скользнул по каждому, оценивая опасность.

Великан убрал руку. На бескровных губах Небесного Воина заиграл намёк на улыбку.

— Я убил черногривого?

Когти громового волка разорвали в клочья всё: и меха, и сшитое тряпьё, даже нижний костюм доспеха. Гюта пообещала Гаю, что ему принесут одежду, но настойчиво попросила Небесного Воина остаться в тепле. В итоге великан сел у огня, укутавшись в шкуры и одеяла из козьей шерсти.

Первый Волк уставился на пламя. По мере того как он ел очередной сорванный с кости зубами и пальцами кусок оленины, мозговые процессы космодесантника ускорялись. Маленький ребёнок — астартес выявил семейное сходство с Гютой, предположительно дочь — потянулся за голой костью, однако примарис ещё не закончил трапезу. Он пальцами разломал остатки окорока и высосал мягкий костный мозг.

— Хорошая пища, — сказал он девочке, но та в ужасе отпрянула за спину матери. Гай обгладывал кости, вгрызаясь в каждый кусочек белка, жира и хрящей. Космодесантник был ненасытен, и, несмотря на повреждение кишечника, он должен съесть ещё больше, чтобы помочь Велизариеву горнилу справиться c тяжёлым состоянием.

На Небесного Воина поглазели уже почти все ландсаттмаринги. Большая часть племени, удовлетворив любопытство, отправилась спать, однако некоторые всё ещё задерживались у края костра, выглядывая из темноты. Гюта большую часть времени молчала, объяснив Гаю лишь детали его обнаружения, но своей историей вышнеземец не поделился. Первый Волк утолил насущный голод, и теперь ему предстояло решить, что делать дальше.

— Я потерпел неудачу, — негромко произнёс космодесантник, укладывая кость обратно на деревянное блюдо. Он не сводил глаз с рассыпающегося в пламени полена.

Гордость за убийство черногривого сменилась опустошённостью: Гай бы не выжил без помощи Гюты и остальных членов её племени. — Я провалил Испытание Моркаи.

— Ты выжил, а значит, помешал Моркаи, — ответила Гюта. — Странно желать большего.

— Я встретил свой вюрд, и нить оборвалась. Я должен был умереть.

— А мой вюрд привёл меня к тебе, связав мою нить с твоей, чтобы ты продолжил жить. Так что в этом твоя судьба.

Астартес посмотрел на женщину, приподняв бровь.

— Поверь мне, я готи, — полуулыбнувшись, произнесла Гюта.

Гай кивнул.

— Хорошо, я не буду спорить с готи. Даже если так, я не могу вернуться с позором неудачи. Я должен был умереть, но выжил. Теперь я между жизнями, живу по твоей нити.

— Ты ещё многое можешь сделать в доставшейся жизни, — ответила Гюта, усадив дочь к себе на колени. Девочка зарылась поуютнее в меха, прикрыв веки. — Возможно, даже вернуть честь в глазах товарищей.

— И как? Я не смог бы выжить в дебрях Фенриса в одиночку. Я хотел доказать, что не хуже любого сына этого мира, — хотел доказать, что даже лучше.

— У меня тоже есть цель, которую необходимо выполнить. — Гюта погладила дочь по голове. Из всего, что помнил Гай, не было жеста более естественного и нежного. Подобная забота противоречила решительному взгляду женщины и суровости, через которую ей, должно быть, пришлось пройти. — Мне суждено добраться до Северной башни и предупредить Небесных Воинов об ужасной опасности.

— Какой опасности? — недоумевал Гай.

— Мне было видение о зелёном звере, напавшем на звёздного волка, и золотом короле. Я не поняла значения, но, вероятно, ваши готи разгадают смысл.

Если Гюта говорила правду, значит, она являлась псайкером. В любом другом имперском мире о ней бы сообщили и забрали для изучения Адептус Астра Телепатика. С начала крестового похода Индомитус многие десятки тысяч одарённых были погружены на Чёрные корабли, которые следовали за боевыми группами, точно ночные вороны за волчьей стаей.

Но дело происходило на Фенрисе, а женщина носила священный титул готи. Рунические жрецы в любом случае захотят узнать о её видениях.

— Между тобой и Эттом лежит море и ещё один континент, — произнёс Гай.

Гюта рассмеялась — Гай осознал, что слово «этт» прозвучало для женщины чересчур по-домашнему для места, овеянного легендами и славой.

— Так ты же сам туда направлялся, силясь доказать свои возможности, — выдержав паузу, ответила готи. — Или ты собирался преодолеть море вплавь?

Гай почувствовал укол стыда: он понятия не имел, как теперь пересечь великие моря, когда худшая пора хельвинтер завершилась и ознаменовала начало долгого путешествия Фенриса обратно к своей звезде.

— Помоги нам построить корабли, — произнесла Гюта, переводя взгляд с лагеря на космодесантника. — Помоги добраться до Асахейма, чтобы я поговорила с готи Небесных Воинов.

Гай обдумал предложение женщины. По большому счёту, ему больше нечего было делать и некуда идти. По закону ордена Первый Волк стал дезертиром, и, хуже того, он не смог доказать, что достоин принятия в ряды Влка Фенрика. Он не был Волком Фенриса. И всё же Коул даровал ему тело, которое в состоянии прожить века, возможно даже тысячелетия, если только Гай не погибнет раньше из-за какой-нибудь травмы. Неужели он и вправду проведёт сотни лет в дикой местности, не имея иной цели, кроме выживания?

— Договорились, — ответил Гай, медленно кивнув. — Я доставлю вас в Этт.

Как бы сильно Гай ни желал Гюте успеха, в глубине души какая-то часть его надеялась, что он сгинет в попытке и положит конец своим мукам.

Глава двадцать третья

БУШУЮЩИЙ ШТОРМ

КОВАРНЫЕ НАЛЁТЧИКИ

МОРЕ ПОЖИРАЕТ

Ландсаттмаринги не славились дальними морскими путешествиями. На протяжении поколений племя выживало, плавая вблизи берега. Когда же Фенрис содрогался в сезон огня, ландсаттмаринги мигрировали вглубь материка, а не уплывали прочь. В жилах Гюты не текла солёная вода — готи племени никогда прежде не задерживалась на палубе дольше нескольких часов. Однако, несмотря на это, шум ветра в канатах и плеск волн отдавался в её сердце песней.

Вероятно, лёгкость исходила из чувства, что теперь община освободилась от снега и льда и устремилась на крыльях навстречу судьбе. Человек определённо ощущал себя свободнее, рассекая широкие волны, а не пробираясь с онемевшим лицом сквозь снежные заносы и непрекращающуюся метель. Но не сказать, что погода была лучше: слюна вот-вот грозила замёрзнуть во рту, а порывы ветра были так остры, как топоры гельдматрских налётчиков.

— Волнолом говорит, тебе лучше спуститься, — крикнул Бьёрти. — Ветер становится всё сильнее и сильнее.

Стоявшая на носу Гюта оглянулась: все её соплеменники сгрудились поближе к мачте и скамьям для гребцов, покинув внешнюю палубу. Сразу за кормой следовал второй корабль, поднимаясь и опускаясь на крутых волнах. От сильного ветра паруса обеих ладей сильно зарифлили, собрав почти половину их полотнищ узловатыми верёвками. Волнолом стоял у штурвала, который находился в крепких руках Фергаса; старейшина своим опытным взглядом осматривал паруса, море и небо.

В небе к западу виднелось чёрное пятно. Оно стремительно подступало всё ближе и ближе, и даже неопытная в искусстве мореплавания Гюта могла сказать наверняка: будет тяжело. В несущейся гряде туч играли вспышки молний. Гнев небес — так явление называли фенрисцы. Готрин Волнолом предупреждал, что в период хельвинтер такие штормы — обыденное дело на севере.

Одна фигура стояла особняком — Гай. Небесный Воин шагал по палубе более естественно, чем самые заядлые моряки, хотя сам он утверждал, что никогда раньше не ступал на борт морского корабля. Его подаренное Всеотцом тело оказалось бесценным подспорьем: в дни перед началом пути он таскал грузы, предназначавшиеся для воловьих упряжек, и чуть ли не в одиночку устанавливал мачты. Даже те, кто до сих пор боялся Небесного Воина — а такие ещё оставались, — вынуждены были признать его огромную полезность.

— Проверьте все стропы и верёвки, — скомандовал Готрин. — И по возможности ухватитесь за что-нибудь. Шторм растрясёт наши кости.

Вождь не ошибся, и к середине дня небо стало тёмным, как ночью, освещаемое лишь прыгающими по тучам молниями. Парус спустили и уложили рангоут. Ландсаттмаринги сидели за вёслами, удерживая корабль настолько, чтобы слушался штурвал. Как и большая часть соплеменников, Гюта выглядывала из укрытия из просмолённой ткани, по которой барабанил дождь. Рядом были Лува, Агитта и Корит. Гребцы чётко и слаженно сгибали спины под команды Бьёрти — её муж поддерживал ритм с той же размеренностью, с какой орудовал молотом по наковальне.

Передние вёсла — и левое, и правое — удержал Гай. Небесный Воин снял накидку, и скрытый под ней жилет обнажил руки — такие же широкие, как грудные клетки смертных гребцов. Гюта почти поверила, что великан смог бы и сам доплыть до Асахейма.

Снова поднялся ветер, и дождь перешёл в град, замолотив по мачте и палубе, как наконечники стрел. Некоторые из гребцов закричали от боли, но никто не покинул поста. На планширях установили щиты, чтобы хоть как-то защититься от ударов стихии; больше остальных, разумеется, пострадали гребцы с подветренной стороны. На палубе начали скапливаться ледяные шарики, сначала медленно и не столь заметно, но по мере продолжающейся непогоды их количество стремительно увеличивалось. Доски скрипели всё сильнее и сильнее с каждой набегавшей волной, и Гюта чувствовала, как судно перекатывается через гребни волн.

— Корабль становится слишком тяжёлым, — предупредил Волнолом. Этт-ярл привязал себя к мачте, щитом прикрываясь от града. — Лёд!

— Мы расчистим! — крикнул Лува, выскакивая из-под брезента.

За ним последовали несколько его сверстников, ещё недостаточно взрослых для гребли. Лува схватил щит и принялся, как лопатой, сгребать лёд с подветренной стороны накренившегося судна. При виде всего этого сердце Гюты замирало в груди — каждый удар волны о нос корабля, каждое движение палубы заставляли её переживать, что сын выпадет за борт. Но в то же время женщина светилась от гордости: её сын, раскрасневшийся, почти плачущий от жгучих ударов града, боролся бок о бок с другими.

Гребцам становилось всё труднее и труднее держать темп. Небо над кораблём рассекла молния, и громовые раскаты перекрыли голос Бьёрти.

— Пока держимся! — воскликнул Волнолом. — Если перестанем стараться, окажемся носом к ветру и потеряем мачту!

— Побудь с Корит, — попросила Гюта Агитту.

Готи выбралась из укрытия и тут же поморщилась, когда градина угодила ей в губу и щёку. Не задерживаясь, она подбежала к Бьёрти, едва не потеряв равновесие на обледенелой палубе. Гюта схватила мужа за руку и потащила на корму, что вызвало у него удивлённый взгляд.

Увидев, как напрягается Фергас, Бьёрти понял посыл жены и встал за спиной соплеменника на штирборте. Гюта же, спотыкаясь, направилась к наветренной стороне, едва не упав на последний ряд гребцов во время очередного крена. Схватив один из щитов, готи вернулась к штирборту и прикрыла двух мужчин, пока те управляли кораблём.

— Давайте! — Гай зашагал по палубе, не обращая внимания на град размером с глазное яблоко, то и дело отскакивающий от его рук и лица. — Беритесь за вёсла.

Бьёрти и Фергас передали штурвал в его распоряжение и поспешили занять место Небесного Воина. Гай с усердием налёг на рулевое весло, и Гюта ощутила, как корабль закручивается, выравнивая свой ход по набегающим волнам. Она присела на корточки у кормового поручня, решив, что так надёжнее, чем пытаться пробраться обратно к брезенту.

— Где второй корабль? — Голос Гая с лёгкостью пробивался сквозь бурю.

Гюта приподнялась и выглянула через планширь. Она едва ли могла что-то различить посреди пенящихся волн в пределах семидесяти или восьмидесяти шагов, но при следующей вспышке молнии удалось рассмотреть гораздо дальше — ничего, только острые, как ножи, волны и грозовые тучи.

— Я не знаю, — ответила готи, крича во всю глотку и откидываясь назад. — Если не видишь ты, то я и подавно.

— И правда, — согласился Гай, снова оглянувшись на корму.

— Какие-нибудь обломки? Парус? Хотя бы доски?

Гай покачал головой.

— Ничего. Я думаю, их несёт с подветренной стороны, сбились с курса. Будем надеяться, что там нет айсбергов или скал.

«Будем надеяться», — подумала Гюта. Надежда на Фенрисе была товаром довольно редким. Готи знала, что некоторые из ландсаттмарингов не доберутся до Асахейма, но потеря сразу половины племени в алчущих морях станет тяжёлым ударом.

Невозможно было сказать, когда день сменился ночью, а затем снова днём, но Гай всё это время оставался у руля. Когда даже самые рослые мужчины на вёслах бросили бесплодную работу и укрылись на средней палубе, Гай не ушёл. Он чувствовал каждое содрогание бьющих по корпусу волн, удары ледяного дождя по лицу и рукам и морские волнения, грозившие опрокинуть корабль. Космодесантник быстро научился справляться с порывами ветра и направлять корабль так, чтобы волны разбивались о носовую часть, а не о траверз. Над головой потрескивали молнии, а на верхушке мачты плясали странные, похожие на пламя отблески — Дыхание фюрмирдры, как объяснил Волнолом.

Наконец буря утихла и облака посветлели, обретая вид серых лохмотьев на бледном небе. Гай не видел небес с момента прибытия. Подняв глаза вверх, он увидел тёмное пятно — Око Ужаса — и исходящую от него пелену тумана — Цикатрикс Маледиктум. Зрелище вызвало у Гая укол вины: напоминание, что он должен был сражаться среди звёзд на войне за лорда-регента.

При свете дня он осмотрел горизонт, но не увидел никаких признаков второго корабля, целого или нет. Он поделился переживаниями с Готрином Волноломом.

— Море — чудное пространство, — ответил этт-ярл. — Корабли могут находиться на расстоянии плевка друг от друга, и всё равно одно судно подхватит течение, а другое — нет. Прошлой ночью вода буйствовала свирепо — они могут быть на полпути к суше или впереди нас.

По мере улучшения погоды в себя приходили и другие, принимаясь устранять повреждения. Ландсаттмаринги установили парус и сменили Гая на корме. К ним присоединилась и Гюта.

— Можем ли мы их подождать? — спросила она.

— Подождём, пока идёт подготовка, — ответил Волнолом, почёсывая подбородок сквозь седую бороду. — Не забывай, это штормовые воды. Задерживаться не стоит.

— Через сколько разразится следующий шторм? — спросил Гай, глядя на клубящиеся облака.

— День. Максимум — два. — Готрин размял затёкшие пальцы и покрутил головой в одну сторону, затем в другую, разминая шею. — Если получится, мы дадим им два дня. Но потом нам придётся продолжить.

Насколько представлялось возможным, ландсаттмаринги проплыли сначала на восток, а затем на запад, высматривая второе судно. Они искали обломки в воде или птиц, которые могли кружить над останками. Погода начала ухудшаться, и к рассвету второго дня поднялся ветер, а тучи принесли холодный дождь. Гай расхаживал по палубе, его улучшенные глаза осматривали окружающее пространство во всё более ухудшающемся освещении; кроме того, чувствовалось, что члены племени уставали.

— Можем ли мы подать сигнал? — спросил Гай Волнолома, когда завеса ночи уже опустилась на горизонт. — Какой-нибудь огонь или маяк, чтобы они знали, где мы?

— У нас есть немного огненной пыли, но в такую погоду она намокнет быстрее, чем мы её разожжём. Думаю, можно было бы установить штормовой фонарь на верхушке мачты, но он не очень яркий.

Предложение натолкнуло Гая на мысль, и Небесный Воин обратился к Бьёрти за листом металла. После некоторого обсуждения кузнец взял шлем у одного из этт-гардов, и Гай быстрыми ударами молота по наковальне выровнял кусок металла по параболе. Затем космодесантник поручил Бьёрти отполировать изогнутую внутреннюю сторону, а сам забрался на мачту и надёжно закрепил лампу. Первому Волку передали отполированный металл, и, обхватив ногами мачту, он смог отразить свет лампы. Наклоняясь то влево, то вправо, Небесный Воин поворачивал рефлектор взад и вперёд, направляя луч с севера на юг и обратно.

Это было немного, но всё же лучше, чем ничего. Гай провёл всю ночь на верхушке мачты, но к тому времени, когда над волнами забрезжили первые лучи дневного света, корабль так и не появился.

Приготовления завершились, и Волнолом дал команду продолжать путь на север. Гай остался на наблюдательном посту. Он погасил лампу и устремил взгляд в туманную даль. Парус под Гаем надулся — корабль поймал восточный ветер и, развернувшись, направился к Асахейму. Космодесантник решил осмотреться в последний раз, вглядываясь в линию горизонта во всех направлениях.

Как раз в момент, когда Гай уже собирался сдаться и спуститься вниз к остальным, он увидел красное мерцание на юго-востоке. Сын Русса посчитал его отражением рассветного солнца на волне, однако, присмотревшись, убедился, что пятнышко движется над уровнем воды. Затем оно исчезло, но через пару секунд появилось снова.

— Парус! — воскликнул он, указывая в даль. — Парус!

Когда Гай вновь обернулся к красной точке, та уже пропала. Никто из ландсаттмарингов тоже не смог её разглядеть, но Гай оставался непреклонен, и Волнолом приказал развернуться. Через несколько минут парус появился снова — ярко сверкая на солнце на фоне бледно-серых облаков.

К середине утра оба корабля поравнялись. Были переброшены канаты, и две ладьи состыковались. С обеих раздались крики радости и благодарности духам моря. Гай чувствовал удовлетворение от того, что он снова свёл их вместе; без его зорких глаз другое судно просто бы пропало.

Второй корабль перенёс чудовищный удар стихии: мачта почти раскололась надвое и держалась, перевязанная канатом, рулевые и кормовые доски носили следы серьёзного ремонта. Судно сидело ниже в воде и было далеко не так мореходно, как ладья Волнолома.

— На всех здесь места не хватит, — предупредил этт-ярл Готрин, когда некоторые ландсаттмаринги со второго корабля решили переправиться к ним.

— В течение двух дней нас снова отбросит назад, — произнесла Хенгла Кольчужные Рукава, капитан второго судна. Женщина расхаживала по средней палубе, перекрикивая усиливающийся ветер. — Нам нужно время для ремонта.

— Которого у нас нет, — ответил Волнолом. — Если сейчас опустите мачту, шторм обрушится прежде, чем вы поднимете её обратно. Твой корабль будет швырять, как лист в водопаде.

— Мы не можем оставить их здесь, — заговорил Фэрас, появляясь с кормы. На узких плечах другого старейшины был накинут толстый плащ. — Нам нужно найти укрытие — какую-нибудь бухту, чтобы вытащить корабли на берег и провести ремонт.

— В поле зрения нет островов, — добавила Гюта. — И чем дольше мы будем добираться до Асахейма, тем больше шансов, что предупреждение запоздает.

— И ты их просто бросишь? — отрезал старейшина.

Гай навис над смертными, отбрасывая на них тень своей громадой.

— Должен быть другой способ, — ответила Гюта. — Но только если мы будем работать сообща.

— Неужели? — проворчал Фэрас, хотя его язык тела не соответствовал горячности речи, и он попятился от Гая. — Небесный Воин собирается перетащить нас всех в Асахейм?

— Некоторые весла сломаны, — взял слово Гай, игнорируя колкости старика. Астартес переплёл пальцы друг с другом, вытянув руки, чтобы показать. — Скрепим ими два корабля. Вместе они будут устойчивее.

— И медленнее, — добавил Волнолом, бросив взгляд на Гюту. Очевидно, этт-ярл хотел оставить решение за ней, но тут вмешался Гай.

— Ненамного — нас понесут два паруса, — сказал он.

— Никто раньше так не плавал, — противился этт-ярл. — На двух парусах? Рулевых тоже будет два?

— Я уверен, это вполне осуществимо, если немного попрактиковаться.

Гай собирался сделать всё, чтобы обеспечить успех экспедиции. Теперь от этого зависела его честь.

— Неужто не примешь вызов?

Готрин не выказал восторга, но всё же кивнул.

— Ну ладно, согласен, это может сработать.

— Хотите рискнуть нашими жизнями? — огрызнулся Фаэрас.

— Да, всеми жизнями вместе, — проворчал Гай. — Мы нужны друг другу.

— До Асахейма доберутся либо оба корабля, либо ни один, — объявила Гюта.

С момента заявления Логана Гримнара почти никто не видел. Ньяль несколько раз пытался поговорить с Верховным Королём Фенриса, но Логан не желал ничего обсуждать. Добиться аудиенции не вышло и у Ульрика, который принял указ Великого Волка так, словно велел сам Всеотец.

Зато оба старших офицера Этта несколько раз оказывались в компании капитана Хурака — космодесантники выясняли, что же произойдёт дальше. Воины встретились в одном из помещений на верхних уровнях, рядом с залами, отведёнными примарху и его свите, но не обнаружили никаких признаков присутствия Гиллимана. Примарх решил остаться в цитадели и, с дозволения Великого Волка, воспользоваться её службами, пока части боевой группы «Альфарис» прибывали и покидали систему Фенриса в соответствии с последними указаниями лорда-регента. Ньяль задавался вопросом, не выдумал ли Гиллиман повод задержаться, чтобы дать Гримнару шанс передумать. Хурак утверждал обратное, напомнив Владыке Рун, что Фенрис имеет стабильный по сравнению со многими другими близлежащими системами варп-переход и является оптимальным местом сбора.

На четвёртом минисобрании за чашками фюркафа, который Хураку явно пришёлся по вкусу, космодесантники обсудили предстоящую миссию на «Готтроке» и ближайшее будущее боевой группы «Альфарис».

— Логан этого не потерпит, — сказал Ульрик в ответ на предложение Хурака отправить кого-нибудь из Неисчислимых Сынов помочь с космическим скитальцем. — И будет прав. Для примарисов найдётся множество других битв, в которых можно сражаться и без риска угодить в иноморье на веки вечные.

— У меня нет сомнений в мудрости Великого Волка, но его поступок кажется мне совершенно неразумным, — признался капитан. — Стратегия не может полагаться на все эти разговоры о Времени Волка и возвращении Лемана Русса.

— Не всё в войне рационально, — пояснил Ульрик. — Не более десяти дней назад ты говорил о том, что уже само название нашего ордена сплачивает имперские силы. Волков осталось всего несколько сотен, и погляди, какое мы оказываем влияние. Пророченное Время Волка — это часть нашей сущности, а Леман Русс — нечто большее, чем просто генетический отец. Мы столь ожесточённо сражались в течение десяти тысяч лет именно ради того, чтобы заслужить славу как в его, так и в глазах Всеотца. Знать, что Волчий Король вернётся — а он поклялся вернуться, невзирая даже на смерть, — значит осознавать себя частичкой чего-то большего; что наш вюрд проведёт нас к отцу через любые невзгоды.

— Отчасти я это понимаю, — отвечал Хурак. — Коракс, мой генетический прародитель, тоже растворился в мифах. Я бы отдал жизнь, чтобы отец вернулся в самое трудное для Империума время. Но я также должен сознавать, что Коракса здесь нет, и мне выпала честь выполнить должное вместо него. Орки сбиваются в орды, и не случайно, а целенаправленно. Подобного не случалось тысячи лет. Крестовый поход Индомитус представляет собой начинание невероятной важности, но я не настолько горд, чтобы не признать необходимость должного руководства. Неисчислимые Сыны — грозная сила, и мы быстро набрались опыта в жестоких битвах, но, чтобы подготовить достойных командования капитанов и магистров орденов, необходимы десятилетия, если не столетия! Я считаю абсолютно правильным, если все ордены, особенно выдающееся Первое основание, станут частью такого руководства.

— Как мы говорим, надеждой не наешься, — вздохнул Ульрик. — Мы передали вам местоположение «Готтрока» и план предстоящих действий. Всё остальное зависит от ваших стратегов и всего такого.

Хурак лишь покачал головой и допил остатки фюркафа. Потомок Коракса с печалью посмотрел на пустую кружку.

— Наш вюрд связан с орками, я видел это лично, — заговорил Ньяль, пытаясь успокоить капитана. — Я предупреждал об опасностях, но не думаю, что «Готтрок» станет нашей последней битвой, хотя таковая уже не за горами. С тех пор как Вечные Сумерки разорвали небо, я слышу их безостановочную какофонию, однако в последнее время гремят раскаты иного грома — рёв, звериный и бессловесный, от которого невозможно продохнуть. Это не ярость кроводела, но рёв орочьих богов, что бросают вызов могуществу Всеотца. Иногда волчий вой теряется в общем шуме, но всё же он есть. Всё довольно просто: либо Волчий Король возвращается ради последней битвы, либо «Готтрок» нас не убьёт. И то и другое для Империума обернётся лишь благой вестью.

Хотя Хурак выглядел явно не убеждённым, больше он ничего не сказал. Капитан-примарис встал и ещё раз похлопал по стопке документов и карт, на которых были указаны будущие передвижения боевой группы и прочих близлежащих сил. Ньяль сомневался, что Великий Волк станет на них смотреть. Напоследок Хурак оглянулся на пустые кружки.

— Если мы встретимся снова, я бы хотел отведать вашего мьода. — Наследник Коракса улыбнулся и поднял руку, отдавая честь. — Астартес уготована жизнь, полная войн и кровавых смертей, но мне было бы приятно встретиться с вами при менее гнетущих обстоятельствах.

— Гнетущие обстоятельства — лучшее время жизни воина! — торжественно провозгласил Ульрик, провожая примариса до двери и положив ладонь ему на плечо. — Повсюду полно врагов и славы, которую мы разделим между собой.

Тяжёлая деревянная дверь с глухим стуком закрылась, и Убийца обернулся к Ньялю с куда более мрачным выражением лица.

— Думается мне, что наш вюрд теснее связан с действиями Гиллимана, чем с нашими собственными, — заключил Ньяль. — Даже если мы переживём «Готтрок», за его пределами останется слишком много орков, а помимо них — слишком много других врагов.

— Сам же говорил, — ответил Ульрик, — до наступления Времени Волка мы не погибнем.

Ньяль вздохнул и встал, взяв посох.

— Я лишь хотел подбодрить. На свете несметное множество несчастливцев, которые не предпринимали никаких действий, а лишь надеялись на вюрд и предсказанную победу. Как читавший руны и наблюдавший за кипящим иноморьем, я бы не придавал такого значения пророчествам.

— Что бы здесь ни произошло, скорее всего, мы опоздали, — произнесла капитан Баргоза.

Центральный обзорный экран сфокусировался на поле обломков и остатках плазмы в нескольких сотнях тысяч миль от точки перехода. Дальше в системе, возможно ещё в миллионе миль, прерывистое мерцание выдавало местоположение варп-ретрансляционной станции, которая и привела «Воздаяние еретикам» в систему Коршак.

— По меньшей мере три судна. Все атакованы с разницей в несколько часов.

— Засада, — заключил Вихеллан. Кустодий встал между капитаном и Мудире. По другую сторону от Баргозы стояла капитан Сома, командир 394-го подразделения Дельта-Львов. Женщина была ниже Баргозы, но широка в плечах, а её внушительное телосложение подчёркивали панцирный нагрудник и наплечники форменной брони. Шлем-маска и защитные очки были пристёгнуты к поясу, и потому всем присутствующим было открыто плоское лицо с энергичными карими глазами; правую щёку отмечал углублённый шрам.

— Маяк заметили не только навигаторы, — заговорила Сома. — Орки, должно быть, обнаружили торговые суда, собирающиеся в конвой и разделённые с эскортом.

— Если эскорт вообще был, — добавила Баргоза. — В нынешнее время на всех лежит слишком много обязанностей, а кораблей и так недостаточно, даже не учитывая потери последних нескольких лет.

— Я всё ещё улавливаю трансляцию с аванпоста маяка.

Все обернулись на негромкий голос молодого астропата Лесасо Яоика. Молодой — понятие относительное: по земным меркам парню было за двадцать, но Связывание души состарило его по меньшей мере ещё на два десятилетия. Зелёный капюшон был откинут, обнажая чёрные с проседью волосы до плеч и такого же цвета коротко подстриженную бороду.

— Орки не нападали на станцию.

— Какая-то бессмыслица, — недоумевал Мудире. — Не похоже, чтобы зеленокожие оставляли выживших, если только кто-то не добрался сюда раньше нас и не спугнул ксеносов.

— Наш навигатор не обнаружил никаких признаков недавних варп-перемещений, а обломкам не более десяти дней, — прокомментировала Баргоза и обратилась к Соме: — Ваши отряды готовы высадиться на маяк и всё проверить?

— Готовы, причём с радостью, — ответила командир Отпрысков Темпестус. — Мы и так уже несколько недель торчим на вашем корабле — хочется размять ноги, ну и подраться. Совсем немного.

— Мы и без того уже затянули все сроки прибытия на Химхерту. Есть ли ещё причина здесь задерживаться? — прогрохотал Вихеллан.

— Мой коллега на маяке продолжает повторять призыв о помощи, — ответил Лесасо. — Если угроза миновала, то он, похоже, этого не осознаёт. Нам, как минимум, нужно убедиться, что на станции нет брошенной группы орков, которые до сих пор осаждают защитников, не так ли? К тому же кто-то и после нас может ошибочно отозваться на продолжающийся сигнал бедствия.

— Для запуска транспортёров личного состава нам придётся сильно замедлить ход, но путь до станции и обратно к точке Мандевиля займёт не более суток, — пояснила Баргоза историтору.

Вихеллан здесь оставался бессилен, да и задержка ещё на один день была приемлемой, однако кустодию не нравилась сама мысль о том, что смертные отступают от главной миссии ради другой военной задачи. Абсолютно любое сражение чревато провалом. Как не раз случалось в процессе крестового похода, накопление небольших корректировок могло кардинально изменить конечную цель.

— Возможно, в ходе операции мы получим некоторое представление о произошедшем, — добавил Мудире. — Химхерта может немного подождать.

— Вы с нами, кустодий? — спросила капитан Сома.

Вихеллан, как и всегда, пребывал в полном боевом облачении, так что приготовления не были для него проблемой. Равно как и Отпрыски Темпестус, эмиссар-императус довольно-таки давно не участвовал в сражениях. Вихеллан уже обсуждал с Мудире свои способности: кустодия обучали терпеливому ожиданию, но это нисколько не походило на скуку бездействия.

— Да, не откажусь, — ответил Вихеллан, не ожидая трудностей в сопровождении ста пятидесяти лучших штурмовиков Астра Милитарум.

Плывя на север, ландсаттмаринги вышли из штормового пояса, хотя ветер стал заметно холоднее и появились плавучие ледяные островки. Их нижние части простирались глубоко под воду, движимые теми же ветрами и течениями, что перемещали сцепленные корабли. Более того, «флотилии» из небольших льдин окружали огромные, размером с город айсберги. Гай нёс непрерывную вахту, выискивая потемнения в воде и выкрикивая указания рулевым, в то время как Готрин и Хенгла вместе убирали паруса.

Экипаж занимался изматывающей и кропотливой работой, которая временами становилась ещё сложнее: когда ветер сменялся на северный, им приходилось лавировать взад и вперёд каждые несколько миль, чтобы держать курс на Асахейм. Каждый манёвр грозил разлучить корабли, повредить рулевые доски или обломать одну из мачт, поэтому вахтенный экипаж часто менялся и отдыхал. Со временем процесс наладился, но оба капитана внимательно следили за тем, чтобы ландсаттмаринги не допускали расхлябанности или самонадеянности, которые могли бы подвергнуть корабли риску. Гай вспомнил, как отделение Дрога действовало точно так же, ведя себя совершенно непринуждённо друг с другом, но постоянно обмениваясь информацией и проверяя, всё ли в порядке.

К счастью, всё более частые снегопады наполнили пустые бочки, а с последней охоты на берегу у ландсаттмарингов появилось вдоволь еды — учитывая даже невероятный аппетит Гая и изнуряющий труд экипажей.

Ночное небо иногда прояснялось, открывая зловещий взгляд Ока Ужаса и Великого Разлома — ало-фиолетовой раны в реальности, которая час от часу то расширялась, то сужалась. При таком тусклом свете Гай не смог бы вовремя высмотреть таящиеся в воде опасности, поэтому паруса убрали, и двойной корабль пополз вперёд силой небольшой группы гребцов, в то время как остальные вёслами проверяли воду на предмет препятствий.

Перед полуночью Волнолом объявил привал, отправив спать всех, кроме горстки соплеменников, включая себя самого. Гай восстанавливал силы урывками в течение дня и поэтому сейчас бодрствовал вместе с мужчинами и женщинами, расположившимися на носу, корме и верхушках мачт, чтобы следить за айсбергами. Космодесантник неспешно патрулировал оба корабля, позволяя взгляду блуждать по рябящим водам и, в случае внезапной опасности, полагаясь на периферийное зрение.

Именно оно позволило Гаю уловить бурлящий след в ста пятидесяти метрах от правого борта. Шагая по соединённым между собой кораблям, он присмотрелся повнимательнее и разглядел мерцающие в свете звёзд пузырьки. Теперь они уже находились в сотне метров от ланскипов и направлялись прямиком к ним.

— Вставайте все! Вставайте! — проревел он, топнув массивной ногой по доскам палубы. — Просыпайтесь! К оружию!

Ландсаттмаринги вокруг встрепенулись. Кто-то от шока и недоумения начал кричать. Гай заметил скользящее по воде длинное толстое тело с отростками вокруг змеевидной головы. Прежде чем чудовище скрылось из виду примерно в сорока метрах от корабля, астартес успел прикинуть длину зверя — не менее тридцати метров.

— Прочь от воды! — воскликнул Гай, махнув вахтенным, чтобы те отступили. Он взглянул на наблюдателей на верхушке мачты. — Держитесь крепче!

Небесный Воин поднял тревогу как раз вовремя. Несколько секунд спустя что-то врезалось в днище правого корабля — судна Хенглы. От удара носовая часть приподнялась над водой, и люди посыпались на палубу. Пока корабли выравнивались, этт-гарды и остальные уже пробивались вперёд с копьями и топорами наготове.

— Оно под нами! — крикнула Хенгла, стоя у основания мачты, одной рукой держась за столб, а в другой сжимая короткий меч.

Корабли под Гаем вздымались на поднятых чудовищем волнах. Астартес прошёл на корму, вооружившись копьём и обоюдоострым топором. Под ладьёй запузырилась вода, и мгновение спустя двоих мужчин у руля отбросило за борт внезапным ударом.

Из пучины вырвалась клыкастая пасть и тут же проглотила одного из барахтавшихся мужчин. Но, попытавшись схватить второго, змей запутался в соединявшем рули тросе. Перепуганный ландсаттмаринг вскарабкался по груде сломанного дерева и верёвкам — последние несколько метров соплеменники протащили его на руках. Морское чудище выскочило из волн со свисающими с изогнутых зубов обрывками верёвки.

Гай метнул копьё со всей своей силой и весом. Железный наконечник пронзил чешуйчатую плоть у рта, оставив глубокую рану на морде. Корабль подняла новая волна, и Гай чуть не потерял равновесие. Вокруг него снова рухнули смертные, наполняя тьму ночи криками боли и глухим стуком доспехов о дерево палубы. Гай почувствовал, как его обутые в ботинки ноги омывает ледяная вода.

— Мы застряли под водой, — завопила Хенгла, обнаружив причину.

Змей вновь вынырнул из пены — его голова с широко раскрытой пастью доходила почти до верхушки мачты. Словно щупальца кальмара, окаймляющие голову отростки хлестнули вперёд, замахнувшись одновременно и на Гая, и на смертных, а один обвился вокруг остатков штирборта. Существо металось из стороны в сторону, разрывая доски и поднимая в ночной воздух визжащих мужчин и женщин.

— Живо на другой корабль! — взревел Гай, выхватывая второй топор. Он принялся рубить по щупальцам, цеплявшимся за корму и мачту, рассекая каждое с одного удара. — На другой корабль!

Хенгла и её соплеменники откликнулись на призыв — ландсаттмаринги начали переходить сами и переносить детей по ненадёжно закреплённым вёслам и доскам, в то время как волны перехлёстывали через нос повреждённого корабля и заливали палубу. Стоя по колено в воде, Гай принялся рубить связывающие судна верёвки.

— Что ты делаешь? — проревел один из матросов с корабля Волнолома. — Корабль всех не выдержит!

— Это единственный выход! — крикнул в ответ Гай, перерубая толстый, с запястье, трос, который связывал остатки рулевых досок между собой. При следующей волне расколотая древесина вздыбилась.

Взрыв нового рёва и воплей вернул внимание Гая к змею: в его пасти находился один из этт-гардов. От несчастного дождём сыпались разорванные металлические кольца и капли крови. Двое других — промокшие от воды и отягчённые доспехами, — били и кололи морскую тварь, однако всё тщетно: топоры рассекали чешую, но глубже не вонзались; воины не могли дотянуться через борт корабля, чтобы нанести ощутимый удар.

Вонзив топоры в палубу и освободив руки, Гай схватил одного из фенрисцев за шкуры и, развернувшись, перебросил воина на другую ладью. Смертный приземлился тяжело, но вполне живым. Вторая удивлённо обернулась на Гая и, подхваченная мощными руками космодесантника, отправилась следом. Её короткий крик прервался грузным ударом о палубу.

Оставшись один на тонущем судне, Гай вытащил топоры и полоснул лезвием одного по челюсти устремившегося к нему змея. Брызнула кровь, и тварь отпрянула назад, от боли размахивая щупальцами.

Гай воспользовался моментом и снова ударил по узлам, удерживающим корабли воедино. С каждым ударом он разрубал древесину и рассекал верёвки. Когда Небесный Воин, наконец, разделил корабли, он поймал чей-то взгляд на другом судне. Это была Гюта, почти полностью сокрытая темнотой и брызгами волн.

— Оно плывёт сюда!

Гюта обернулась на крик Бьёрти, одной рукой крепко удерживая за руку Корит. Лува же был с отцом — они оба уцепились за кусок верёвки, ранее скреплявшей две ладьи вместе. Повсюду раздавались крики и вопли: некоторые пытались организовать соплеменников, другие же были слишком напуганы чудовищем, что нависло над вторым судном.

В какой-то миг толпа расступилась, и взгляд готи метнулся к соседнему кораблю. Гай стоял на опрокидывающемся корабле, держа в каждой руке по топору. Его свирепый взгляд встретился с её, и в памяти всплыли слова: «Мы нужны друг другу».

До чего же недолгим оказалось это чувство.

Женщина наблюдала, как под топором Небесного Воина разрывались последние верёвки, как морской змей скользил выше, наваливаясь всей своей массой на накренившийся корабль. Она видела каждую деталь: как разворачивался Гай, как капли крови слетали с острия одного из топоров и срывались с опускающихся клыков змея. Свет лампы отразился на взметнувшемся лезвии, а сам Небесный Воин, казалось, упал. На корабль обрушился весь вес морского чудовища, и ладья разломалась надвое.

Через растущую прореху перелетели несколько стрел и топоров, но все либо промахнулись, либо, не причинив вреда, отскочили от змеиной чешуи. Она увидела Гая в последний раз: один топор по самое древко вонзился в шею змея, а другую секиру Небесный Воин отвёл назад для удара. Из раны монстра брызнула тёмная кровь, заливая лицо и грудь Гая, пока тот заскользил вниз по ломающимся доскам.

Змей нырнул, увлекая за собой обломки и Небесного Воина; на месте корабля взмыла масса красных пузырей и изломанная древесина. Ланскип кормой скользнул в воду, а выходящий воздух омыл кровавой пеной борт уцелевшего судна.

Спустя всего полчаса после того, как Мудире вернулся к историторам и рассказал им о происходящем, его вызвали обратно в стратегиум. Вихеллан уже был в зале — если вообще его покидал, — а капитан Сома присутствовала на совещании бестелесно, по внутреннему воксу. Командир уже строила своих бойцов в модифицированных ангарных отсеках на нижних палубах корабля.

— На более близком расстоянии мы обнаружили несколько особенно крупных масс среди скоплений обломков, — доложила Баргоза. — Два торговых корабля и останки имперского лёгкого крейсера.

— Выходит, сопровождение всё-таки было? — предположил Мудире. — И орки оказались достаточно сильны, чтобы с ним справиться.

— Однако, насколько позволяют судить данные сюрвейеров, свидетельств нападения на маяк нет, — добавила капитан корабля.

— Так высадка отменяется? — в голосе Сомы прозвучали нотки разочарования.

— Судя по всему, да, — ответил Вихеллан. — Я удивлён, что вы не связались ни с кем из обитателей станции и не сообщили им, что угроза миновала.

— Я так и поступила, — нахмурилась Баргоза. — Они перестали подавать сигнал бедствия.

— Мне жаль, — вставил Мудире, вспомнив, как ей было тошно от одной только мысли о столь запоздалой помощи. — Мы добрались так быстро, как только могли, но всё же не успели.

— Если бы на Фенрисе не был объявлен сбор… — Выражение лица капитана сделалось гневным. — Патрули пронеслись бы здесь уже несколько недель назад.

— Вашей вины нет и в этом, — попытался утешить её Вихеллан.

Мудире взглянул на спроецированные окулюсом облака газа и плазмы, а затем на три красные руны — месторасположение имперских кораблей.

— Лёгкий крейсер был одним из ваших? — спросил Мудире. — Из боевого флота «Альфарис» или иной части Примуса?

— Мы засекли идентификатор, но он нам не знаком. — Баргоза повернулась к подчинённой, передавшей ей печатную копию данных сюрвейера. — Пустотный щит не функционирует, вероятно утечка из реактора, вся связь отключена. В нашем реестре корабль отсутствует, поэтому название пришлось расшифровывать. Его зовут «Суровый».

Мудире повернулся, его внимание переместилось с окулюса на Вихеллана.

— Почему-то название кажется мне знакомым… Должно быть, недавно читал о нём или где-то слышал.

— «Суровым» назывался первый отправленный на Фенрис корабль с геносеменем примарисов, — без колебаний ответил кустодий. — Его сочли затерявшимся в варпе.

— Почти три года назад! — Мудире уставился на дисплей. — Но почему он здесь и после орочьей атаки?

— Капитан, готовьтесь отдавать боевые приказы, — рявкнул Вихеллан.

— Уже, однако, смысла переходить в полную боевую готовность нет. Вступать в бой попросту не с кем.

— Просканируйте «Суровый» ещё раз, — настаивал Мудире, подходя к лейтенанту рядом с Баргозой. — Что-то не так. Дайте полный отчёт c сюрвейера!

— Корабль повреждён, историтор, — запротестовал офицер. — Судно дрейфует в пустоте.

— Сэр, последняя проверка указывает на возможный скачок напряжения в двигательных отсеках, — доложила младший офицер с нижней палубы стратегиума. Девушка нерешительно взглянула на своего начальника, прежде чем продолжить. — Мы подумали, что это может быть системный сбой или обрушение реакторного щита.

— «Суровый» не сопровождал корабли, он их атаковал, — проворчал Вихеллан. — Мы клюнули на маяк, как и остальные.

— Зеленокожие? Заманили? — Баргоса перевела взгляд с кустодия на Мудире. — Получается…

— «Суровый» активизируется, — выдохнул сюрвейер-лейтенант, читая полосу данных на экране, — и направляется прямо на нас.

Глава двадцать четвёртая

ВОЗМЕЗДИЕ ИМПЕРАТОРА

ВЫЖИВШИЙ

АСАХЕЙМ

Бой барабанов и рёв горнов сопровождал новый оглушающий звук. Орад вместе с остальными бывшими матросами сразу же его распознал: боевая тревога. С момента выхода «Сурового» из варпа она раздавалась уже во второй раз, и Орад знал, что последует дальше. Орки хрюкали, рычали и ревели на своём животном языке; клыки зеленокожих сверкали в полумраке орудийных палуб. С гоготом и визгом гроты внезапно вспыхнули активной деятельностью, а их более крупные сородичи то и дело пинали и лупили зелёную мелочь. Самые крупные орки — облачённые в более тяжёлую броню и экстравагантные плащи — топали взад-вперёд по палубам и орали приказы, которые скорее усугубляли суматоху, чем усмиряли.

Ораду подурнело от осознания того, что мерзость ксеносов расползлась по палубам некогда благородного «Сурового» и что орудия, когда-то призванные на службу Императору, снова готовились обрушить свою мощь на слуг Божественного Трона. Не исключено, что орки напали на еретиков или каких-нибудь ксеносов, однако из глубин корабля определить было невозможно.

По большей части последние несколько недель для рабов прошли относительно спокойно. «Суровый» преодолел три кошмарных путешествия через варп, но на этот раз в разум Орада не вторгались обитатели бездны — его сны заполонили кровавые видения орочьих завоеваний. Матрос снова и снова слышал имена орочьих богов — Горк и Морк, Морк и Горк — и иногда просыпался от многократных гортанных выкриков своих похитителей. Как считал Орад, орки демонтировали генераторы полей Геллера и заменили их собственным аналогом, который питался энергией их жаждущих войны душ. Видимо, «совокупной орковости» оказалось достаточно, чтобы держать хищников варпа на расстоянии от корабля.

Раздался грохот, и крейсер затрясло — выстрелили орудия верхних палуб. Они били дальше, чем макропушки главных отсеков, однако Орад и представить себе не мог, как орки собирались из них стрелять без когитаторов и приказов из стратегиума. Тут же резко усилилась постоянная вибрация от двигателей — всё вокруг задрожало, и «Суровый» под командованием орков на всех парах помчался сквозь пустоту к цели. Орад и все присутствующие на борту понимали, что, несмотря на кажущееся безрассудство, выбранная тактика имела ужасающую эффективность. Бывший матрос «Сурового» припомнил переделанный таранный плуг на носу корабля.

И всё же экс-«Суровый» отличался от тех кораблей зеленокожих, над созданием которых люди корпели последние несколько лет. Орочьи суда щеголяли обилием фронтального вооружения, идеально подходящего для лобовой атаки. Бывший же лёгкий крейсер имел наибольший уровень защиты по бортам, что благоприятствовало тактике Имперского флота — носовому и бортовому залпу. Орад почувствовал, как становится легче, — механики орков отвели энергию от гравитационных пластин и активировали поворотные двигатели, в то время как корабль рванулся вперёд.

Орад не смог разобрать конкретных приказов посреди орочьего воя, однако внезапно ожили главные орудия правого борта, и вдоль палубы беспорядочно загрохотали снаряды. На готовность всех орудий ушло тридцать секунд. Орад и остальные бывшие канониры с отвращением покачали головами. Подобное являлось не просто оскорблением духа «Сурового», орки уязвили гордость каждого мужчины и женщины, которых за опоздание на палубы пороли или штрафовали на пайки. Частичка Орада хотела показать оркам, как на самом деле следовало работать, однако все мысли улетучились — прибежали надсмотрщики и принялись колотить рабов-матросов, хлеща кнутами и издавая неразборчивый лай. Смысл поведения зеленокожих был достаточно ясен. Рабы взялись за цепи, налегая на толстые звенья, и постарались попасть в ритм, чтобы поднять нагруженные снарядами подвесные подмости из нижних хранилищ.

Невольников не хватало, чтобы зарядить все орудия одновременно, и потому орки расставили рабов вдоль лишь одной палубы, в то время как бортовые двигатели резко развернули корабль в сторону и позволили навестись орудиям левого борта. Когда рабы подготовили примерно треть орудий, сверху раздался грохот ударов, и с потолка на палубу дождём посыпались пыль и обломки.

— Попадание! — выкрикнул кто-то. — По нам ведут огонь!

Любые дальнейшие размышления прервали орочьи хлысты, но, прежде чем взревели пушки левого борта, на «Сурового» обрушился ещё один оглушительный залп.

«Орки ведь не предупредят нас о пробоине. — Орад подумал об этом, потянув за цепь и перенеся снаряд над собой к открытому казённику макропушки. — Тебя может прикончить следующий же залп. Ты умрёшь прямо на этом месте».

«Разве так ты хотел умереть?»

Мужчина замер, отпустив цепь. Остальные рабы продолжили движение, огибая неподвижного Орада и не прекращая погрузку снаряда. Надсмотрщик зарычал и замахнулся плетью. Матрос развернулся и перед ударом вытянул руку; хлыст тут же обвил предплечье, и в мышцы впились шипы. Орад вскинул запястье и ухватился за кнут, сжав его уже обеими руками. Орк явно не ожидал такого развития событий, к тому же руки невольника оказались не слабее зелёных — он свалил ксеноса с ног и, обнажая покрытые шрамами плечи и грудь, с усилием потащил того по настилу.

Орк потянулся за пистолетом, но остальные матросы заметили произошедшее и немедленно отреагировали, подстёгнутые, казалось бы, немыслимым происшествием. Когда ксенос попытался встать, бывшие рабы ударили по нему сначала первой цепью, а затем накинули на шею другую. Полдюжины людей одномоментно резко дёрнули и переломили зеленокожему позвоночник. Гроты завизжали сигнал тревоги, и к суматохе поползли другие орки. Однако зеленокожим было не поспеть за охватившим рабов духом сопротивления.

— За Императора! — взревел Орад, обеими руками выхватывая пистолет мёртвого ксеноса.

Матрос бросился в атаку в сопровождении десятков товарищей по несчастью. Все они вопили и кричали, требуя крови орков и вознося молитвы Императору. Уже в следующее мгновение корпус правого борта взорвался в брызгах горящего металла.

— Подождите! — Мудире чуть не схватил капитана Баргозу. Та уже подняла руку в сторону офицера на артиллерийском посту, намереваясь снова дать сигнал открыть огонь. — Он не стреляет в ответ!

— Идеальная возможность покончить с врагом, — ответила капитан, не спуская с историтора глаз. Девен осознал, что подошёл слишком близко, и отступил назад. — Их щиты опущены, и нам уже удалось совершить пару точных попаданий вдоль борта. Ещё несколько хороших выстрелов, и с орками будет покончено.

— Этот корабль пропал по пути на Фенрис! Он перевозил ценнейшую технологию создания Космодесанта-примарис, — принялся растолковывать Мудире. Историтор сцепил руки, чтобы избежать чрезмерно агрессивной жестикуляции. — Нам следует выяснить, что с ним произошло и как крейсер оказался в подобном состоянии. Если авторегистраторы ещё функционируют, мы могли бы узнать, где орки побывали, где базируются…

— Они в любой момент могут возобновить обстрел, — запротестовала Баргоза, покачав головой. — Я буду последней дурой, если не воспользуюсь шансом уничтожить врага.

— Послушайте, я понимаю, что мои полномочия не распространяются на военные действия. Я не офицер Флота. Однако за последние годы я видел достаточно пустотных сражений, чтобы узнать деморализованного врага. — Мудире взглянул вбок — горящий крейсер медленно вращался на проекции окулюса. — Этот корабль вдвое меньше нашего по тоннажу, а исправная батарея орудий находится на другой стороне, если она вообще сохранилась. Мы можем взорвать это судно при первых же признаках неприятностей.

— Что вы предлагаете? Абордаж?

— Именно, — кивнул Мудире. Он понизил голос, скорее взывая, чем требуя. — Необходимо захватить корабль и выяснить, где он пропадал. «Суровый» может привести нас к одной из орочьих цитаделей, из которой они и совершают нападения на этот регион. Капитан Сома и её отряд уже готовы действовать.

— Но мы не сможем контратаковать со штурмовиками на борту.

— Так рисковать жизнями будете не вы, а солдаты Сомы, — возразил Мудире.

Баргоза несколько секунд смотрела на историтора, а затем жестом подозвала своего вокс-офицера.

— Соедините с капитаном Сомой.

Командиру Отпрысков Темпестус потребовалось несколько секунд, чтобы ответить.

— Историтор Мудире запрашивает абордажный манёвр, — тяжело произнесла Баргоза, не сводя с того глаз. — Он считает, что вы можете извлечь ценную информацию об орочьей угрозе.

— Мы действительно можем провести пустотную атаку, если вы поддержите её залпом, — ответила Сома. В её голосе явно чувствовался энтузиазм, хотя Мудире признал, что он попросту мог выдать желаемое за действительное.

— Мы организуем полную артиллерийскую поддержку, — подтвердила Баргоза.

— Что ж, раз прихорошились для драки, так давайте её устроим.

Успев вдохнуть всеми тремя лёгкими за миг до погружения, Гай позволил обломкам и змею утянуть себя вниз. Космодесантник не стал ввязываться в битву, которую не мог выиграть, и поэтому расслабил мышцы. Чудовище само запуталось в снастях и досках; замедлившись под бурными волнами, зверь замотал головой из стороны в сторону в попытке стряхнуть с себя тяжесть. Монстр вытянул шейные щупальца и принялся ломать древесину и натягивать обрывки канатов.

Будучи меньше своего врага, Гай сумел оттолкнуться от тонущего корабля и выплыть в более спокойную воду. Глаза размером с тарелку следили за ним; из ран на морде и боку змея сочилась кровь. Одно из щупалец метнулось вперёд и обвилось вокруг лодыжки Гая. Намокшие меха топили космодесантника даже вернее, чем морское чудище. Осторожным движением Первый Волк перерезал удерживавший их верёвочный пояс, позволив одеянию соскользнуть в водяную тьму.

Астартес со зверем продолжали тонуть, пока не погасла крошечная искорка корабельного фонаря. В бессветной мгле Гай полагался на обоняние и вкус не меньше, чем на память, — только так он понимал, где находится змей; его кровь отличалась горечью и сильным вкусом. Топоры не годились для подводной борьбы, их сила заключалась в получении импульса от взмаха тяжёлой головой, однако уж лучше они, чем пустые руки. Когда из мрака глубин вокруг талии обвилось ещё одно щупальце, Гай сменил хват у самого обуха так, чтобы бойки обоих бородовидных топоров проходили вдоль линии костяшек пальцев.

Как и ожидал Гай, искать зверя ему не пришлось: извивающиеся конечности сами подтаскивали космодесантника ближе, предположительно к разинутой пасти. Вкус крови в воде был почти невыносим; Первый Волк счёл, что находится всего в футе от мечевидных клыков — которые вот-вот сомкнутся на его плоти, с лёгкостью пронзив конечности и внутренние органы, несмотря на укреплённые мышцы и кости.

Гай рубил почти вслепую: одним топором слева направо, другим — в противоположном направлении. Правое лезвие задело что-то достаточно сильно, чтобы зацепиться, и сквозь привкус соли почувствовалась новая струя крови, заполняющая ноздри и горячая на языке. Высвободив первый, вторым топором Гай нанёс удар в то же самое место, а затем бил и бил по нему без остановки.

По внешней стороне левого бедра что-то полоснуло, в то время как в плечо вонзился клык. Змей так же, как и Гай, не мог должным образом определить местонахождение добычи: глаза по бокам головы не могли увидеть воина, уже почти оказавшегося в разинутой пасти. Извернувшись, Гай не дал зубам впиться глубже, подавив вспыхнувшую от обеих ран боль. Кислорода в лёгких оставалось всё меньше — не справлялся даже выращенный геносеменем третий орган, призванный извлечь из последнего вздоха весь кислород до последней молекулы.

Ветвистые отростки крепко-накрепко обхватили запястье и талию Первого Волка, и внезапная тяжесть потянула астартес вниз. Гаю показалось, что змей намеревался утащить его на дно и утопить, однако в следующее мгновение зуб оцарапал щёку, а челюсти чудовища бессильно схлопнулись рядом с головой. Отсутствие волн указывало на бездвижность зверя.

Змей погиб. В пылу схватки Гай, вероятно, перерезал вену или артерию. Однако это вовсе не значило, что космодесантник спасся. Змеиный труп топил Гая навстречу смерти.

Воздух в лёгких закончится задолго до того, как давление морских глубин раздавит тело. Не слишком почётная, но всё же смерть. Гай спас корабль, хотя, возможно, ненадолго, учитывая его повреждения и перегруз людьми. Но всё же сага о Первом Волке получила достойное завершение. Если Гюта и её соплеменники решат подвести его итог, пускай и неполный, им будет что рассказать.

Случись ландсаттмарингам выжить, весть о Гае могла дойти даже до Этта. И пусть Дрог, Улль и остальные перворождённые убедятся в собственной правоте, но в то же время они поймут, что Гай совершил нечто большее, чем просто решился на Испытание Моркаи. Вожак Первых Волков, по крайней мере на короткое время, нашёл своё место на Фенрисе. Он сражался плечом к плечу с отважными фенрисцами и устоял на раскачиваемой штормом палубе. Гай вкусил кровь черногривого и соль морей.

«Балка, — выругался голос глубоко в его мыслях. — Бороться с вюрдом ты не можешь, так обрати же его к славе».

Однако не в характере Гая было принимать смерть. Подталкиваемый то ли собственным духом, то ли гипноучениями Коула, то ли мыслью о том, что оставил Гюту и её соплеменников в одиночку заканчивать путь, примарис просто не мог позволить себе умереть.

Грудь болела. Голова раскалывалась, как утёс под напором океанических волн. Космодесантнику удалось сосредоточиться достаточно надолго, чтобы с помощью топоров разрубить обвившие его щупальца и освободиться от их смертельной хватки. Выпустив оружие, Гай оттолкнулся ногами и отвёл длинные руки назад, из последних сил пытаясь вытолкнуть себя наверх.

Он поднимался метр за метром, глаза болели, сердце разрывалось.

Подобно левиафану из океанических пучин, Гай вынырнул на поверхность и сразу же набрал полную грудь воздуха. Космодесантника тут же снова накрыло волной, но через несколько секунд он выплыл и, сделав ещё один вздох, стал осматривать водную гладь.

По морю были разбросаны обрывки верёвок и досок, куски ткани и пустые бочки, то и дело покачивающиеся на водной ряби. Ветер дул спокойно, хотя сгустившиеся тучи наполнили небо тьмой. Первый Волк высматривал малейшие признаки корабля и в конце концов заметил вдалеке искру, поднимающуюся и опадающую вместе с волнами: на верхушке мачты всё ещё горел фонарь.

Станут ли они его ждать?

Вероятно, нет. Ветер был свежим и могучим. Он снова дул на восток, унося путешественников на север.

Делая длинные, осторожные взмахи раненым плечом и перебирая болящими ногами по неспокойной воде, Гай двинулся вслед за далёким огоньком.

— …Но я знал, что смогу искупить вину, только если совершу деяние, равное прегрешению. Вот почему я больше не мог выносить всё это, понимая, что «Суровый», скорее всего, стреляет по слугам Его, а это было худшее, что могло со мной произойти, но далеко не всё: мы видели звездолёты, не только украденные у Императора, но и те, что мы строили сами, и я пожалел, что не умер, я жалел, что мне приходилось таскать эти болты, и теперь эта кровь на моей душе, и кровь тех, кто погиб, когда пушки «Сурового» открыли огонь, грех грызёт меня так же больно, как если бы я убил их своими руками, а если бы у меня хватило храбрости вступить в бой раньше, меня бы убили и я бы умер там, ведь долг заканчивается со смертью, так говорил энсин — но они переломали ему кости и разорвали на части, вся его рубашка была пропитана кровью, и так много других сломалось, а я не сломался, потому что знал, что должен искупить вину и что зверь возвращается, хотя мы не видели зверя, но предательница сказала, что Газгкулл вернулся, а я хотел быть сильным, как Яррик, и сразиться с ними, но я им не был, и всё это мне в наказание за то, что я позволил крови невинных пролиться на мои руки, вместо того чтобы пролить на палубу собственную, и поэтому…

Мудире осторожно закрыл дверь в офицерскую молельню, прервав монолог мужчины.

— Он вёл себя так всё время после обнаружения?

— Не сразу, — ответил Вихеллан. — Смертный пребывал в шоке и молчал. Чуть не напал на нас, когда мы стаскивали с него тела орков.

— Больше никто не выжил?

— Даже этот выжил только лишь чудом. Как вы можете догадаться, он не очень-то и помог нам разобраться в деталях произошедшего. Анализируя его словесный поток безумия, боли и вины, я бы предположил, что рабы учинили бунт во время битвы.

— Как раз когда они перестали стрелять в ответ?

— Похоже на то. Он бился в первых рядах восставших и вырвался с главной орудийной палубы до того, как наш бортовой залп попал в цель. От космоса его уберегла единственная переборка. Остальные невольники пали жертвами орков или погибли от воздействия пустоты. Людей на остальных палубах ксеносы вырезали ещё до начала абордажных действий.

— Вы пробовали задать ему прямые вопросы? — Пара направилась по коридору к каютам историторов. Мудире кивнул проповеднику Таниусу — настоятель святилища завернул за угол впереди. Именно на его попечение был передан незнакомец после транспортировки оного на «Воздаяние еретикам».

— Вопрос о произошедшем как раз и вызвал наблюдаемую вами реакцию, — ответил Вихеллан. — Как плотину прорвало.

— Выходит, он говорит правду, просто спутанную? — Мудире уже ознакомился с текстом, составленным кустодием. Кое-что из сказанного выжившим скатывалось в область чистой фантазии. — Или это плод его безумия? Матрос описал комиссара-предателя и Газгкулла, который заключил великий союз с военачальниками орков. Зеленокожие строят звёздные станции размером с луну и производят высокотехнологичное оружие, одно из которых сумело вырвать «Суровый» прямо из варпа. Ах да, ещё и орочьи боги!

— Утверждать, способен ли он отличить факты от вымысла, не стану, — ответил Вихеллан. Они подошли к конвейеру, который должен был доставить их в кают-компанию. — Если не считать помешательство, выживший кажется искренним. Он вёл себя смиренно, я бы даже сказал пассивно. С базовыми навыками он справляется без усилий. Конечно, трудно принять всю его историю как полностью правдивую, а не искажённую психическим расстройством. С одной стороны, стало очевидным, что орки проявили больше хитрости, чем мы от них ожидали, захватив имперское судно и использовав маяк для организации засады. Но в противовес стоят истории о масштабном союзе между военачальниками, строительстве целых армад и поклонении богам. Возможно, звёздная станция существовала в действительности, но его память преувеличила размеры, как и масштабы орочьей промышленности.

Конвейер прибыл, и Мудире ступил на борт. Вихеллан за ним не последовал.

— Вы не вернётесь в каюту?

— Во время абордажа капитан Сома потеряла сорок восемь Отпрысков. Она просила о моём присутствии на поминках.

— Возможно, и мне следует… — Мудире собирался шагнуть обратно, но Вихеллан поднял руку в знак протеста.

— Не думаю, что это мудрое решение, — объяснился кустодий. — Идея отправить штурмовиков на абордаж принадлежала вам. Солдаты Сомы сражались достойно, однако их смерти принесли мало пользы. Униформу вы носите, однако солдатом от этого не стали.

— Выбор оставался за Сомой! — Тяжесть вины, будто раздирающая грудь боль, выдала ложь историтора. Взгляд Вихеллана не дрогнул, и Мудире опустил глаза к полу. — Ей не пришлось бы принимать такое решение, если бы я не настаивал на прекращении бомбардировки.

Вихеллан с грохотом закрыл конвейерную дверь, и моторы потянули подъёмник вверх. Историтор принялся рассматривать ногти, стараясь не думать об ответственности, явной или нет. Сколько солдатских жизней уйдёт на штурм храма, дворца или библиотеки, которые можно просто разнести с орбиты? Какова реальная цена правды?

Именно с этой мрачной мыслью Мудире вошёл в кают-компанию. Остальные историторы собрались вокруг простого, спускаемого с потолка металлического стола. Все уставились на основателя ордена.

— Вы намеревались сохранить это при себе? — спросил Копла-вар, поднимая пачку бумаг — Мудире узнал «показания» выжившего.

— Я не намеревался отвлекать вас от работы, — ответил старший историтор. — И похоже, потерпел неудачу.

— Такие показания почти бесценны, — заявил Алек. — Непосредственный свидетель захваченного орками мира, который вырвался и готов рассказать о пережитом опыте.

— Обычный человек, сошедший с ума от пыток, голода и изоляции в сочетании с непосильным чувством вины выжившего и религиозной манией. — Мудире сел, приложив руку ко лбу. — Он не свидетель, а это — не доказательства.

— С каких это пор мы стали выбирать, что есть правда?

Мудире чувствовал себя вымотанным варп-переходом, а разговор с Вихелланом и вовсе опустил настрой на дно. В вопросе Оковени он расслышал обвинение.

— Правда? — рявкнул Девен. — Мы отбираем правду каждый раз, когда составляем отчёт или сравниваем показания. А в наших записях она приобретает форму, хотим мы того или нет. История не одна-единственная истина, а множество повествований, переплетающаяся структура из опыта с очень небольшим количеством фактов и множеством предположений и догадок.

— Но ведь… — попытался заговорить Алек.

— Где здесь правда? — закричал Мудире, схватив стопку бумаг и швырнув её в Алека. — Где здесь факты? А я вам расскажу! «Суровый» захватили орки — факт! Орки поработили экипаж и переделали корабль — факт! Мы столкнулись с «Суровым» и взяли его на абордаж — факт! Из тысячи пятисот тринадцати человек, отправившихся на Фенрис, выжил лишь один — факт! Тысяча пятьсот двенадцать погибших или пропавших без вести слуг Императора — факт! Знаем ли мы, что случилось с остальными? Где они сейчас? Где умерли? А как? В реестре даже нет всех имён, а судовые журналы уничтожили орки, так что мы ничего не узнали. А из-за этой, выходит, бессмысленной затеи погибло ещё сорок восемь человек!

В глазах историторов смешались ужас и гнев. Лицо Мудире раскраснелось от порождённой стыдом ярости. Он не мог заставить себя поднять взгляд ни на кого из них, и меньше всего — на Алека, который, казалось, вот-вот расплачется. Создавалось ощущение, будто война и разрушения растянулись на целую жизнь. Только три года, а сколько ещё предстоит? Составление истории — звучит так просто. Запись свидетельств и прослушивание рассказов, чтобы выцепить несколько жемчужин правды из бесконечной мешанины смерти, отчаяния, страданий и ужаса.

В сознании возникло воспоминание из Гельзеплана. То самое, которого Мудире избегал больше года, — пламя из ружейного дула, которое сержант Гай закрыл своим телом; ощущение, как осколки керамита царапают лицо; кровь на руках, на языке, его собственная кровь.

Мудире оказался так близко к смерти. И за что бы он умер?

Историтор осознал, что прижал ладони к щекам и спрятал за пальцами глаза. Он убрал руки на бока и поднял подбородок, бросив взгляд на занавешенный дверной проём к кроватям, краем глаза заметив и остальных историторов. Копла-вар привстал, но удержался от слов. Алек, сжав челюсти, уставился на стол. Оковень Балковяз смотрела на основателя без каких-либо видимых признаков эмоций, в то время как на лице Элиптики появилось выражение жалости, которое поразило Мудире, подобно удару ножом прямо в грудь.

— Мне нужно поспать, — сухо закончил он. — Проклятые варп-грёзы.

Он отодвинул занавеску и рухнул на одну из пустых коек, прямо поверх недавно заправленных стюардом простыни и одеяла. От постельного белья пахло мылом — роскошь, доступная, безусловно, лишь офицерам. Старшины и матросы стирали что могли и как могли. Кровать напомнила Мудире о старой жизни: привилегии, статус, комфорт. Каким же всё это казалось бессмысленным.

Историтор пролежал так ещё несколько секунд, после чего поднялся и вернулся обратно в кают-компанию.

Переступив порог, он первым делом бросил взгляд на лежащие на столе бумаги. Он прочитал несколько полубезумных строк, опознав в них слышанный всего несколько минут назад рассказ. Мудире толкнул стенограмму к Алеку, заставив себя посмотреть на коллегу. Тот поднял глаза и встретился с Девеном взглядом. Нервозность, даже страх, товарища ранила сильнее, чем жалость Элиптики.

— Прочитайте всё, систематизируйте, проанализируйте на предмет повторений и смены лиц повествования. Навестите выжившего и попробуйте получить от него ответы на конкретные вопросы. Задокументируйте сказанное заново и сравните отчёты. — Мудире глубоко вздохнул. — Вот как мы поступим. Если здесь есть хоть какая-то правда, мы её найдём.

— А потом? — спросила Оковень, не отводя от него взгляда.

— А потом мы их приобщим к остальным, уже собранным для примарха данным и подготовимся к работе в архивах Химхерты.

Мудире взял пенал и книгу с верхней полки шкафа и присел рядом с Копла-варом. Вынув любимую ручку, он уложил перед собой одну из копий стенограммы и начал читать.

— Что-то новенькое? — спросил Лува, и Гюта осознала, что, пока глядела на волны, напевала себе под нос. Эту же сагу она читала над Гаем, когда тот стоял у врат Хель.

— Старая песня, — ответила Гюта и жестом позвала сына сесть рядом. Юноша подошёл и расположился на мотке каната. На одном судне едва хватало места для всех, и большую часть времени ландсаттмаринги теснились на средней палубе. Гюта перебралась на корму, чтобы немного побыть одной и вновь обратить взгляд на волны.

— Что-то не помню, чтобы ты пела её раньше, — заворчал Лува.

— Я вспомнила эту песню, лишь когда встретила Небесного Воина, — призналась она. Море штормило, ударяя о борт высокими волнами, однако, когда обзор не загораживали айсберги, Гюта видела далеко вперёд. За ночь и в течение дня число льдин увеличилось, что, по словам Волнолома, знаменовало приближение ко льду вокруг Асахейма.

— Прошла ночь и полдня, а его всё нет. Если бы Гай и спасся от змея, то он бы замёрз насмерть в такой воде.

Гюта вздохнула, ничего не ответив сыну. Она лишь почувствовала, как его рука скользнула в её.

— Он принёс этого жи… — начал Лува, но замер и, вставая, указал рукой вдаль. — Что это?

Женщина поднялась, проследив взглядом за пальцем сына, и различила что-то бледное на фоне тёмной воды. Прикрыв глаза от блеска близлежащего льда, она заметила движущуюся фигуру и руку, поднимающуюся и опускающуюся в длинных взмахах.

— Он вернулся! — воскликнула Гюта, поворачиваясь к остальным членам корабля. Ландсаттмаринги повставали на крик, и их усталые, израненные и подавленные лица вмиг приободрились. Они слишком ослабели, чтобы ликовать, но нескольким всё же удалось улыбнуться. — Гай ещё жив!

— Впереди земля! — раздался крик с мачты, заставив всех повернуться в другую сторону, к носу. Вдалеке на горизонте с востока на запад тянулось пятно — отблеск льда и пятнышки пролетающих над ним птиц.

— Хвала Всеотцу, — прохрипел Готрин Волнолом. Старик ударился во время схватки со змеем и теперь лежал, укутавшись поглубже в меха, рядом с мачтой. Лицо старейшины по-прежнему оставалось бледным, за исключением синяка на щеке. Он попытался встать, но соплеменники мягко удержали этт-ярла на месте для его же блага. — Мы отыскали Асахейм.

Глава двадцать пятая

ДИЛЕММА ГАЯ

ОДИЧАВШИЙ ВОЛК

ОБЕЩАНИЕ ГЮТЫ

Гай с трудом переставлял ноги, и совсем не из-за усталости: нынешний путь к Этту сопровождали совершенно другие эмоции, нежели в первый раз. Каждый шаг наполняла неохота.

Менее чем через сутки после того, как космодесантник догнал корабль, группа вытащила судно на шельф — почти пятьдесят миль льда отделяли ландсаттмарингов и Гая от опоясывавших Асахейм, подобно стене, утёсов. Преодолев бесплодную местность и взобравшись на почти отвесные скалы, не без значительной помощи Гая, путешественники наконец узрели огромную, окутанную облаками вершину цитадели Волков Фенриса. Для ландсаттмарингов крепость представлялась местом мифов и славы, в то время как для Гая она знаменовала неудачу и позор.

Твердыня Влка Фенрика оказалась такой высокой, что искажала перспективу; наблюдателю могло показаться, что крепость находится всего в нескольких часах пути, хотя на деле его ждали целые дни пешего перехода. Окружавшие цитадель горы сами по себе ужасали размерами, пускай и казались из-за пронзающего сами небеса короля не такими пугающими. Каждую ночь Гай видел мерцание реактивных двигателей прибывающих и отбывающих из доков кораблей; каждое рассветное утро высвечивало сияющий шпиль, по-прежнему возвышающийся над Первым Волком. В небе и горах наблюдалось гораздо более активное движение по сравнению с моментом, когда Гай отправился на задание к оборонительной станции. Похоже, Волки Фенриса готовились к отбытию, что придавало миссии Гюты ещё большую срочность.

Группа решилась разделиться. Ландсаттмаринги достигли Асахейма, и потому больным, раненым и немощным не было необходимости пересекать горы. В надежде обрести новый дом племя обустроило поселение в первой же долине, в то время как Гай и Гюта с небольшой группой продолжили странствие по землям Небесных Воинов.

Гай наблюдал, как Гюта расставалась с семьёй: дочь рыдала, а сын пытался сдержать слёзы — и ему это удавалось, пока мать его не обняла и не избавила от всякого «взрослого» притворства. Бьёрти, кузнец, долго держал жену на руках и пообещал беречь детей и мать.

Во время ухода Гюта даже не оглянулась.

На пересечение перевала во внутренние районы Асахейма, через снежные заносы и сосновые леса, через полузамёрзшие реки и вдоль продуваемых всеми ветрами горных хребтов, потребовалось ещё несколько дней. После расставания с родными и с уже обозримой целью Гюта придала своей миссии ещё большую срочность; Гай же встречал каждый день с ещё более дурным предчувствием.

Из крепости к облакам поднималось всё меньше кораблей. Гай испугался, что орден уже отправился на следующую кампанию. Когда колоссальная гора Этта была уже совсем близко, Гай собрал людей прежде, чем ландсаттмаринги начали разбивать лагерь. В группу, отправившуюся с Гютой, входили несколько этт-гардов и трое лучших охотников племени; никто из них не имел ни жён, ни детей. Мысль о близости к источнику позора доставляла Гаю почти физическую боль. Недуг терзал его внутренности болезненнее, чем когти черногривого волка.

— Сегодня наши пути разойдутся, — прощался он с Гютой и остальными. — Я доставил вас к вашей цели, но ближе подбираться не стану.

— Мы почувствуем себя спокойно лишь у ворот Северной башни, — запротестовал один из этт-гардов, Артур. — По пути может произойти что угодно. Ради безопасности готи — мы нуждаемся в вас.

— Я не помогу чем-то таким, что вы не сможете сами, — ответил Гай.

— Племя погибло бы в пути много раз, не спаси его ваша сила, выносливость, острый ум и зоркие глаза, — взял слово один из охотников. — Вы в прямом смысле тащили на себе некоторых моих соплеменников.

— Без вашего готи я бы уже умер, раз и навсегда, — продолжил Гай, глядя прямо на Гюту. — Долг теперь полностью возвращён, ур-гельт уплачен.

— Так всё это из-за ур-гельта? — рассердилась Гюта. — Если бы я знала, что ты пошёл за мной по долгу крови, то давно освободила бы от любых обязательств.

— А чем ещё это могло быть? — недоумевал Гай.

— Верой в меня. Я думала, ты действительно считаешь, что я должна доставить послание Небесным Воинам.

Гай положил массивную руку на плечо женщины — Гюта даже не дрогнула.

— Я проделал весь этот путь только потому, что верю тебе. Дело вовсе не в вынужденном ур-гельте — он лишь давил на меня, пока я старался понять, что для меня значит Фенрис. Если я сопровожу тебя до самых врат, мне придётся вновь встретиться с братьями по стае, которых я бросил без всякой причины.

— Да, ты уже говорил, — кивнула Гюта. — Но почему тебе стыдно? Ты ведь убил черногривого волка.

— И без твоей помощи, без поддержки племени, уверен, я был бы мёртв.

— Нужда в помощи — это не слабость, — добавил Артур. — Волки охотятся стаей.

Гай улыбнулся в ответ на тёплые слова, но они померкли, как только глаза космодесантника вновь упёрлись во вздымающуюся громаду Этта.

— Так и есть. Однако в некоторых стаях место лишь для лучших. Самых сильных.

— Я рада, что наши нити на какое-то время переплелись, — смирилась Гюта. — Действительно, отсюда мой и твой вюрд пойдут порознь. Долгов больше нет, все клятвы исполнены. Я благодарна тебе за всё, что ты для нас сделал.

Гай провёл достаточно времени с готи, чтобы заметить смену в её голосе. Она так прощалась, не прибегая к словам и не тратя лишнего дыхания.

— Требуйте Ньяля Зовущего Бурю или Арьяка, Хранителя Очага Великого Волка, — напутствовал Гай, отступая назад. Он оглядел бывших спутников, кивнул и прижал кулак к груди, отдав честь. — Длань Русса.

— Что это значит? — крикнул напоследок один из этт-гардов, когда Гай уже развернулся и собирался скрыться в лесу.

— Спроси Небесных Воинов, когда их встретишь, — улыбнувшись, прогремел он в ответ.

Гай нырнул в деревья спиной к ландсаттмарингам и Этту.

Гай намеревался оставить Гюту на произвол судьбы. Космодесантник-примарис не желал приближаться к Этту и рисковать встречей с кем-либо из ордена. Тем не менее не прошло и часа после расставания с ландсаттмарингами, как Гай растерялся, не имея ни малейшего представления о собственном будущем. Он столкнулся с той же бессмысленностью существования, что и до встречи с Гютой.

За неимением ничего лучшего Гай развернулся и поспешил за ней.

Первый Волк уверял себя, что он просто хочет убедиться в безопасности готи и успешной передаче послания Ньялю. Гай вгляделся в несколько кружащих над Эттом кораблей — некоторые имели конструкцию, отличную от используемых орденом машин. Там явно что-то произошло, причём никак не связанное с его поступком, и Гай не хотел, чтобы это затронуло Гюту.

Он повернул обратно и обнаружил группу Гюты в ледниковой долине, что вела к подступам к Этту. Используя природные укрытия, Гай следовал за ландсаттмарингами на расстоянии, — заверяя себя, что при приближении Волков Фенриса, космодесантник со спокойной душой ускользнёт прочь без дальнейшей схватки.

Стыковочная люлька, выглядевшая как гибрид крана и когтя, единственная выдавала обитаемость луны. Мудире вместе с остальными историторами вышли из десантного корабля в герметичный туннель и добрались до единственной конвейерной шахты. Здесь не было никаких признаков других звездолётов или недавнего использования. Всё покрывала бледная патина, а по углам лежали целые сугробы пыли. Алек потянул за рычаг, чтобы вызвать клетку, и через несколько секунд из шахты донёсся скрежет и скрип работающих механизмов.

Мудире поднял глаза на Вихеллана, недоумевая, почему кустодий решил настоять на совместном путешествии.

— Признаться, я не понимаю, почему вы отправились с нами. Это просто старый архив, да и мы можем пробыть здесь несколько дней. — Историтор оглянулся назад, туда, где на другом конце фала ожидал штурмовой корабль 394-го Дельта-Львов. — Вы могли бы составить штурмовикам компанию.

— Я часть вашей команды и иду туда же, куда и вы, — ответил Вихеллан. Пока эмиссар-императус надевал шлем, на его губах промелькнул намёк на улыбку. — Плюс ко всему я могу достать книги с верхних полок.

Появился грохочущий конвейер, и Оковень распахнула дверь. Мудире подождал, приглашая Вихеллана первым подняться на борт.

— Не жалуйтесь, когда станет скучно.

На фоне облаков, подобно поджидающим дрейкам, перемещались тёмные силуэты. Их гул не прекращался, даже когда они исчезали из вида. Гюта уже видела небесные сани раньше, когда Владыка Дурного Глаза привёл в мир Пылающих, и Небесные Воины приняли бой. Как и тогда, их непрерывное бдение не приносило успокоения, а казалось скорее вторжением, неестественным присутствием в небе.

Ландсаттмаринги шли на север тропой вдоль опушки леса, покрывавшего склоны ледниковой долины. Артур Меткий Лук, с дозволения Гюты, двигался в нескольких десятках шагов впереди группы. Несмотря на желание поскорее попасть в Северную башню, нервы Гюты покалывало от волнения. Она радовалась, что лес скрывал их от любопытных глаз, хотя и знала, что очень скоро ей придётся представиться обитателям грозной крепости Небесных Воинов.

— Впереди обрыв, — доложил охотничий ярл. — Похоже, после гребня слева нас ждёт лишь лёд. Пока мы не доберёмся до другой стороны, укрытия, кроме скал, не видать.

Они с готи немного обсудили предстоящую дорогу и сошлись на том, что любая попытка остаться незамеченными повлечёт за собой значительное отклонение от маршрута. С тяжёлым сердцем Гюта всё же решилась вывести группу под пристальный взгляд кружащих небесных саней.

Ландсаттмаринги преодолели менее двухсот шагов, после чего услышали вой. Одни из небесных саней пикировали на них, даже не шевеля своими короткими крыльями во время спуска.

— Как же он летает на таких маленьких крылышках? — изумился Артур, как будто готи что-то знала о подобных вещах. — Он ведь должен упасть камнем.

— Нам лучше бежать, — произнёс Орин, ранее убедивший двоюродного брата разрешить последовать за ним, несмотря на потерю пальцев левой руки из-за обморожения; теперь его щит крепился к руке специальной скобой, которую выковал для него Бьёрти.

Серая груда металла опустилась. Первой мыслью Гюты было бегство, но женщина не двинулась с места.

— Мы пришли именно за этим, чтобы поговорить с Небесными Воинами. Если побежим, они посчитают нас врагами. — Гюта заметила, как Артур потянулся за стрелой. — Опусти лук! Не провоцируйте их. Держите топоры и мечи за поясом.

— Мы просто будем ждать и надеяться, что они не воспользуются скьёльдтаром и не пронзят нас сверху? — воскликнул Артур.

— Или уничтожат огненным дыханием машины? — добавил Сиггурунд, другой охотник.

Гюта промолчала, в то время как рёв небесных саней становился всё громче. Она заметила голубое пламя, и ландсаттмарингов обдало волной горячего воздуха — летающий механизм с металлическим корпусом приземлился в облаке пара и дыма всего в нескольких десятках метров.

Боковая часть транспорта с шипением открылась, и дверь откинулась вниз, образовав пандус. Наружу выбежали двадцать фигур в красном и золотом с огненными посохами наперевес. Они образовали полукруг вокруг группы, держа оружие наготове. На воинах сияли золотые нагрудники и шлемы. Солдаты дрожали на снегу, пока их командир проходил сквозь строй, сцепив за спиной руки. Поверх доспехов предводитель воинов носил толстый плащ; за его плечом следовала женщина с длинными волосами, заплетёнными в фенрисскую косу. Она была одета в качественно выделанные шкуры и меха.

Командир сказал что-то на языке, которого Гюта не знала, после чего заговорила женщина, с акцентом одного из южных народов.

— Это вышнеземские ярл-гарды, — начала она. — Они пришли с великим королём Уппланда и поклялись его защищать. Вот этот мужчина — их тэн, а я передаю его слова нашему ветру. Меня зовут Уруль Сломанная Ветвь. Тэн желает знать, почему вы находитесь в запретном краю.

— Я Гюта, из Ландсаттмара. Мы не знали, что вход запрещён, — ответила Гюта. — Мы не жили в Асахейме, но прибыли сюда в поисках Небесных Воинов.

Женщина перевела слова готи на язык гардов, и между ними завязался короткий разговор.

— Небесные Воины не принимают посетителей, — заключила женщина. — Возвращайтесь в племя.

— Эти люди не Небесные Воины, — заявил Орин. — Они не имеют права говорить от имени обитателей Башни. У нашего готи есть видение, которым должно поделиться с их.

— Сохраняй спокойствие, — попросила Гюта, не желая обсуждать свой дар или миссию с незнакомцами.

— Готи? — переспросил тэн, оглядывая сначала воинов, а уже потом Гюту. Он что-то сказал женщине, и та покачала головой. После этого тэн заговорил опять, более настойчиво. Женщина-переводчик выглядела испуганной.

— Что он говорит? — спросила Гюта. — Поделись.

Уруль растерялась, но заставила себя ответить, бросив взгляд на солдат.

— Они не понимают вюрда так, как мы. Они думают, что всё это малефикарум, а ты рункаст.

— Пускай дерьма пожрут! — крикнул Артур, шагнув к тэну.

Солдаты открыли огонь. Снаряды красного света впились в главного охотника племени, и Артур упал на снег в дымящихся мехах и с остекленевшими от смерти глазами.

— Не надо! — взвизгнула Гюта, разворачиваясь к товарищам и поднимая руки, как раз когда ландсаттмаринги схватили оружие.

Секундой позже снег вокруг Гюты взорвался, а солдаты начали кричать.

Гай на полной скорости врезался в строй штурмовиков, с ходу размозжив кулаком лицо первого солдата — его дёргающийся труп обрушился на рядом стоящего темпестора. Астартес выхватил лазвинтовку у следующего и смял её в руке, с силой грузового тягача ударив Отпрыска плечом.

Воздух прорезал ещё один вопль: четвёртый имперский солдат покатился по льду со сломанной шеей. Сквозь стук сердец Гай различил голос Гюты, кричавшей ему остановиться.

И он остановился, отведя окровавленный кулак.

Лейтенант, возглавлявший патруль, ревел подчинённым не стрелять, кэрл-переводчица кричала ему в ухо. Гюта выхватила лук у одного из соплеменников и бросила его на землю, призывая спутников разоружиться.

Гай по-прежнему оставался готовым к атаке, находясь на расстоянии прыжка от офицера. Лейтенант весь трясся. Дрожащим голосом он отдал приказ солдатам опустить оружие, и те, пускай и неохотно, подчинились.

— Хватит! — зарыдала Гюта. По щекам готи текли слёзы, смачивая меховой воротник капюшона. Женщина, спотыкаясь, шагнула вперёд и с поднятыми руками встала между Небесным Воином и лейтенантом. — Гай, что ты творишь?

— Защищаю тебя, — ответил он. — Если пойдёшь с этими людьми, то Небесных Воинов больше не увидишь.

— Назовите себя! — всё ещё дрожащим голосом потребовал офицер.

— Да он же Волк! — прорычала одна из солдат на имперском готике. Девушка впилась взглядом в Гая; её лицо забрызгало кровью товарища по отделению. — Только посмотрите на этого одичавшего ублюдка.

— Прикуси язык, — рявкнул темпестор.

— Мудрый совет, — ответил Гай на чистом готике. Говорившая побледнела и покачнулась, как будто вот-вот упадёт в обморок. Примарис даже не знал, что ответить офицеру. Оставался ли он воином ордена?

— Эта женщина под моей защитой, — произнёс космодесантник. — У неё важное сообщение для главного библиария.

— О чём ты? — потребовала Гюта.

— Вы подтверждаете, что женщина — псайкер? — спросил лейтенант.

— У вас здесь нет никаких полномочий. Эти земли являются суверенной территорией Фенриса, и я отчитываюсь только перед Великим Волком.

— Я здесь по личному приказу лорда-командующего Робаута Гиллимана, Мстящего Сына, — ответил офицер, выпрямившись во весь рост и расправив плечи.

— По личному? — рассмеялся Гай. — Примарх не отдаёт личных приказов взводам Имперской Гвардии. Даже вам, Отпрыскам Темпестус.

— Вы примарис, не так ли? — с подозрением в голосе спросил командир. — Из передовой группы.

— Отвечай на вопрос, — посуровел Гай. — Почему ты прикрываешься именем примарха?

— Мои штурмовики входят в состав личной гвардии Робаута Гиллимана. — Мужчина поднял подбородок и выпятил грудь. — Нас уполномочили следить за безопасностью лорда-регента. С согласия Великого Волка.

— Он здесь? — При этой мысли сердца Гая забились сильнее. Космодесантнику пришлось подавить желание двинуться с места, понимая, что этот акт может спровоцировать новую вспышку насилия. — Гиллиман на Фенрисе?

— Уже готовится к отлёту, потому-то мы и патрулируем местность. Женщина подлежит проверке Адептус Астра Телепатика. Таков закон Империума.

Отвечая на вопрос, лейтенант смотрел на Гюту. К сожалению, Отпрыск был прав. За ширмой из разговоров о готи, рунах и вюрде скрывался обыкновенный психический потенциал. Орден верил, что дар исходит от духа Фенриса — силы, отличной от варпа. Гай провёл три стандартных года, сражаясь с последователями Тёмных богов, и воочию убедился в искушениях и опасностях неконтролируемых псайкеров. Колдуны убивали его товарищей и опустошали миры.

Неважно, каковы полномочия лейтенанта, но имел ли Гай право приводить псайкера в Этт?

— Что он говорит? — потребовала ответа Гюта. — Чего он хочет?

Ощущая подавленный страх девушки, Гай вспомнил о силе воли Гюты, о той решимости, заведшей её так далеко. Он должен придерживаться верований фенрисцев. Иначе как бы Гай вообще смог обрести здесь покой?

— Он заберёт тебя с Фенриса, и ты никогда не увидишь Великого Волка, — предупреждающе произнёс Гай и снова перешёл на имперский готик. — Я ручаюсь за эту женщину. Она не представляет угрозы для лорда-командующего.

— Кто вы такой, чтобы ручаться? Назовите своё имя!

Гай демонстративно сжал губы, отказываясь говорить.

— Он убил половину нашего отделения, сэр, — прошипел один из солдат, трясясь от гнева и страха.

— Скажи, что я пойду с ним, если он сперва позволит мне поговорить с готи Башни, — Гюта обратилась скорее к переводчице, чем к Гаю.

— Не смей, — уговаривал Гай. — Ты не вернёшься!

Уруль заколебалась, но одобрительный кивок Гюты всё же заставил передать слова. Лейтенант кивнул.

— А как же семья? — спросил Гай. — Ты их больше не увидишь. Даже если тебя сочтут сильной и способной себя контролировать, то всё равно отправят на Терру. А если нет…

Как Первый Волк мог объяснить, что ей никогда не позволят уйти? Поднявшись на борт Чёрного корабля, она подпишет себе приговор.

— Я уже попрощалась, — с каменным лицом ответила Гюта, переведя взгляд на командира Имперской Гвардии. — Ты даёшь мне клятву?

Переводчица заговорила снова, в то время как Гай бессильно наблюдал за происходящим.

— Не вижу в этом никаких сложностей, — ответил лейтенант Отпрысков Темпестус и отступил в сторону, освобождая Гюте путь к трапу патрульного корабля. — Даю слово офицера Императора.

Проследив за Гютой, когда та проходила мимо командира, Гай остановил взгляд на теле убитого им солдата. До чего же легко он поддался гневу. Первый Волк посмотрел на снег, побагровевший от его недавних действий, и удивился, как он вообще опустился до такого? Не солдаты Темпестус послужили причиной его ярости, как не имела к ней отношения и Гюта.

Он сгорал от стыда, ставшего теперь ещё глубже из-за гибели солдат. Гай не мог покончить с жизнью, как и не мог жить с последствиями. Осознавал он и то, что вечно сторониться Этта не удастся. Рано или поздно ему придётся встретиться лицом к лицу с Волками Фенриса. Правосудие от слуг Всеотца — вот что принесёт ему покой.

Гюта уже почти дошла до корабля, когда лейтенант подал знак взводу выдвигаться следом.

— Я пойду с ней. Убедиться, что ты сдержишь слово, — прорычал Гай, вперив в офицера взгляд, от которого тот снова затрясся. Однако через мгновение примарис опустил глаза. — И чтобы встретить свой вюрд.

Глава двадцать шестая

СРОЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ

ТЕСТ ПРИМАРИСА

ПРИВЕТСТВИЯ И ПРОЩАНИЯ

Наблюдая за процессией примарха к титаническим докам, Арьяк пытался вспомнить последний раз, когда он не испытывал дурных предчувствий. Возможно, то было ещё до обнаружения «Готтрока» или, вероятно, до новостей о космодесантниках-примарис. Впрочем, уже не имело значения, поскольку за каждым решением Великого Волка крылись свои опасности. Хотя Гиллиман не выказал ни малейшего негодования по поводу отказа Гримнара, в совете волчьих лордов ходили разговоры, что примарх попытается что-нибудь предпринять, — некоторые даже полагали, что он учредит новый орден с названием «Космические Волки» и просто заменит им фенрисцев. Остальные вопросы крутились вокруг знамений грядущего Времени Волка. Ярл каждой великой роты видел их в собственных войнах и, обращаясь к древним легендам и обрывкам мифов, утверждал об истинности своих догадок.

Арьяка заботили куда более земные проблемы. Волки возвращались на «Готтрок», и Хранитель Очага никак не мог отделаться от ощущения, что Логан Гримнар оттуда уже не вернётся. Благодаря вмешательству примарха вюрд позволил Великому Волку избежать своей участи, однако теперь магистр вернулся к прежнему курсу. Предупреждения Железного Клыка звучали чётко — космический скиталец засасывало в Вечные Сумерки, и у ордена оставалось всего несколько недель, даже не месяцев, чтобы устранить угрозу. Казалось, вся судьба крутится вокруг «Готтрока».

Пока Логан планировал отбытие из системы — разумеется, только после Гиллимана, — его подменял Арьяк, как это было во время пира. На совете высказывали опасения, что отсутствие всего ордена даст примарху возможность навязать Фенрису имперское правление, однако Гримнар не отказал бы ни одному боеспособному космодесантнику в предстоящей битве. Некоторые из волчьих лордов решили выказать уважение и сопроводить Гиллимана во время ухода.

Непонятное шевеление по краю парада привлекло внимание как Арьяка, так и стоявших вдоль процессии волчьих гвардейцев. Через строй прорвался офицер Отпрысков Темпестус и поспешил к Арьяку. По всей видимости, командира Гвардии привлёк штандарт Великого Волка, который рядом с хэртэном удерживал Альрик.

— Милорд, мне нужно с вами поговорить, — произнёс лейтенант, чопорно кланяясь. — Дело срочное.

— Как и всегда, — пробормотал Альрик.

— Что ж, говори со мной, — ответил Арьяк.

Лейтенант, казалось, несколько секунд взвешивал слова, прежде чем продолжить.

— Я привёл двух пленных, и они стоят вашего внимания, — начал он. — Один — космодесантник-примарис, убивший нескольких моих бойцов. Он называет себя Гаем.

Арьяк и Альрик обменялись взглядами, после чего Каменный Кулак велел мужчине продолжить.

— Я бы отдал его под трибунал за содеянное, однако капитан приказал передать его на ваш суд.

— Прекрасно, — ответил Арьяк, не совсем понимая, чего от него ждут. — И где же этот Гай?

— В моём патрульном транспортёре. Вторая — дело ещё более неотложное. Она местная, по её словам, псайкер. Женщина твердит, что должна о чём-то предупредить ваш орден. Гай настоял передать её вам или Ньялю Зовущему Бурю.

— Так чего тебе от меня надо?

— Я дал слово, что женщина передаст сообщение до того, как я отправлю её на экспертизу в Адептус Астра Телепатика.

— Понимаю, — потёр подбородок Арьяк. — Звучит непросто.

— Ты дал ей клятву? — спросил Альрик.

— Да, — кивнул лейтенант. — А она дала свою, согласившись вернуться после.

— Ладно, — ответил Арьяк. — Веди меня к ней.

Даже время с Гаем не подготовило Гюту к впечатляющему виду крепости Небесных Воинов. Сопровождаемая двумя гигантами в боевых доспехах, которые больше напоминали стены, чем любой из доспехов Бьёрти, готи едва ли не бежала, стараясь поспеть за их размашистыми шагами.

На стенах висели порванные и окровавленные знамёна. Колонны украшали щиты с выбитыми на металле рунами, а слабые лучи солнца косо падали сквозь высокие узкие окна, подоконники которых находились над её головой. Каждый арочный проход представлялся Гюте крепостными вратами, а каждый коридор — словно зал, достойный ярла.

Небесные Воины подвели готи к паре огромных дверей из высокогорного ясеня, окованных позолоченным металлом и укреплённых заклёпками размером с кулак. Гюта прочитала прибитые к дереву руны:

«Для друзей — вечное радушие. Для врагов — вечное проклятие».

После обмена фразами сопровождающих с парой гвардейцев двери распахнулись, и Гюту ввели внутрь. Она надеялась, что является для Небесных Воинов другом.

Помещение казалось настолько просторным, что в нём уместился бы чуть ли не весь Ландсаттмар. Сначала Гюте почудилось, что внутри растут деревья, чьи стволы вместе с ветвями и листьями удерживают потолок, но, поспешив вперёд за Небесными Воинами, Гюта разглядела в них украшенные искусной резьбой колонны. Птицы и животные, казалось, прыгали и бегали по ветвям вместе со сказочными лесными духами и гномьими существами. С колонн глядели шишковатые полулица — древесные великаны-игдры из древнейших мифов.

Пол был выложен из камня, не похожего ни на что, что Гюта когда-либо видела, — единая, покрывавшая весь зал серая масса, но сделанная в виде отдельных плит. В трёх громадных очагах пылали угли, но освещение дополнялось грозовыми фонарями, излучающими мягкий, равномерный свет из-под фальшивых ветвей наверху.

Совет Небесных Воинов ждал недалеко от центра, окружив другого восседавшего на троне великана. На фоне этого престола все ранее виденные стулья показались ей игрушечными. Завидев двух огромных волков по обе стороны трона, готи встала как вкопанная. Янтарные глаза обоих зверей устремились на Гюту.

— Ты в безопасности, — прохрипел один гигант, который представился как Арьяк Каменный Кулак.

Он остановился и жестом велел Гюте шагать дальше, однако та не смогла и шевельнуться.

— Всё в порядке, — успокаивал женщину Небесный Воин на троне. Он наклонился вперёд, а его грубые черты лица излучали любопытство. — Я Великий Волк Логан Гримнар. Что ты хотела мне рассказать?

Гюта дрожала, несмотря на тёплое приветствие Великого Волка. Готи почти не видела разницы между Небесным Воином и лежащими у его ног зверьми. Хотя во взгляде великана ощущалась человечность, женщина не могла игнорировать выбивающиеся из-под верхней губы клыки и вездесущий волчий смрад.

— Я… — Гюта едва держалась, но, сделав глубокий вдох, всё-таки смогла продолжить. — Приношу глубочайшие извинения, Великий Волк, однако мне нужно поговорить с вашим готи.

— С моим готи? — Небесного Воина позабавило это слово.

Вперёд шагнула ещё одна массивная фигура, глухо стукнув по камню посохом. Навершие древка украшал волчий череп, а с него на ремешках свисали сияющие собственным светом руны.

— Меня зовут Зовущий Бурю. Я здешний готи.

По Гюте разлилось тепло облегчения. Из глаз потекли слёзы, хотя даже расставание с семьёй не вызвало у неё и капли. Она достигла конца пути; завершила труд, снедавший её ещё с прошлого сезона, и положила конец наполнявшей сны тревоге.

Гюта встретила вюрд.

— Я принесла предупреждение, — начала она, вновь обретая дар речи. — Я получила видения, которыми хочу с вами поделиться.

Слушая женщину, Ньяль отправил Ночное Крыло в полёт. Птица кружила по залу, в то время как Зовущий Бурю смотрел её глазами — в этом мире и в ином.

В Гюте определённо таилась неприручённая сила. Дар оказался однонаправленным, словно вокс-передатчик, настроенный только на приём; никакой передающей способности Ньяль не ощутил. Поэтому с помощью инозрения рунический жрец проник в её разум и извлёк хранящееся внутри, придавая словам образ, запах и осязаемость.

Открывшееся перед ним поражало воображение. Некоторые элементы Владыка Рун узнал — гигантский волк и золотая фигура, — однако, не приди Гюта в Этт, многие сообщения и подсказки так и остались бы скрыты. Рунтэн предположил, что волк — это орден или, возможно, Логан, но никак не Время Волка, — Ньяль и правда не верил, что настал тот самый решающий час. Какие бы мрачные обстоятельства не терзали Галактику, Зовущий Бурю не переставал надеяться на возможность выжить.

Однако сейчас он уже не был столь в этом уверен, и подобная мысль глубоко его тревожила. Как рунтэн и предупреждал Логана на скитальце, Время Волка всё рассудит и со всем покончит. Русс поклялся вернуться в последние дни своих сыновей, чтобы умереть вместе с ними в финальной битве.

Пытаясь отыскать больше информации, Ньяль затронул и недавние воспоминания. Он раскопал сцены недалёкого прошлого: воин-великан убивает имперских солдат, чтобы её спасти; он же сражается с морским змеем и скрепляет два корабля вместе, а вот его бездыханное тело лежит в объятиях громового волка.

— Кто этот воин? — спросил Ньяль, прервав сбивчивую речь Гюты. — Тот, что привёл тебя к нам?

— Гай, — ответила она и тут же осеклась, прикрыв ладонью губы. Женщина выглядела так, словно проговорилась. — Я не должна упоминать о нём. Гай испытывает глубокий стыд, и не мне им делиться.

— Он примарис, — пояснил Арьяк. — Один из пришедших с Кромом. Выпрыгнул из «Громового ястреба» по возвращении с оборонительной станции. Считается погибшим.

— Почему я узнаю об этом только сейчас? — нахмурился Великий Волк.

— Он выжил, — продолжил Ньяль. — Гай убил черногривого, и эта женщина обнаружила его едва ли не мёртвым. Я видел совершённые им поступки её глазами — сага, достойная любого очага.

— Примарис совершил путешествие из Разбитых долин обратно в Этт, — заговорил Ульрик, обдумывая сказанные слова и их значение. Волчий жрец шагнул вперёд, заставив Гюту вздрогнуть. — Где он?

— Он защитил меня и убил тех солдат, — ответила женщина, сделав глубокий вдох. — Он сказал, что именно здесь он должен встретить свой вюрд.

— Гай разделался с половиной отделения темпесторов, после чего его задержали, — добавил Арьяк.

— Лишь с половиной? — Гримнар потёр подбородок, явно не впечатлённый.

— Он осознал, что натворил, и сдался сам, — объяснил Ньяль.

— Я видела его глаза, — добавила Гюта, посмотрев на Ульрика, а затем на Гримнара. — И разглядела в них то же, что вижу в ваших. Огонь в сердце. Душу Волчьего Короля.

Гримнар погладил бороду и погрузился в мысли.

— Фенг, — пробормотал он.

— Мы о тебе позаботимся, — сказал Ньяль Гюте. — Твой дар необычайно ценен.

— Я обещала вернуться к вышнеземцам, — ответила она. — Я дала им клятву.

— А перед этим ты осознавала последствия? Они ведь тебя заберут. — Ньяль не был уверен в её будущем, но ощущал в женщине достаточно сил для успешного прохождения всех имперских проверок. Фенрисцев редко набирали для испытаний.

— Я сознавала, Гай мне всё рассказал.

— В таком случае мы обязаны помочь её соблюсти, — выдохнул Ульрик. — В то же время не имперцам судить воина ордена и его дела на Фенрисе. У них здесь нет полномочий.

— Инцидент чреват проблемами с примархом, — добавил Арьяк. — Пролилась кровь.

— С Гиллиманом проблем не возникнет, — заявил Логан. Лежащие по бокам волки выпрямились, насторожённые переменой в настрое хозяина. Верховный Король Фенриса улыбнулся Гюте. — Твоя храбрость невероятна, и мы с уважением относимся как к твоей воле, так и к клятве. Ведомая вюрдом, ты пришла оказать нам великую помощь. Смотрю, ты понимаешь, чем это всё обернётся, так пускай утешением послужит тот факт, что твоим людям дозволят поселиться в Асахейме под нашим присмотром. Мы примем их в кэрлы Небесных Воинов, а тебя сопроводим к Отпрыскам для передачи на имперские корабли и дальнейшей проверки твоих способностей.

— Понимаю, — произнесла она, глядя на Великого Волка. Твёрдость в её взгляде действительно впечатляла. — Спасибо за гостеприимство. Я выполнила клятву и потому больше не страшусь Хель.

— Тебе и не нужно. — Логан бросил взгляд на Арьяка, и тот повернулся и, указав на выход, сопроводил Гюту из зала. Когда фенриска ушла, Великий Волк хрустнул костяшками пальцев и перевёл внимание на Ньяля. — Все дороги ведут в одном направлении. «Готтрок». Я был прав. Ты ослабишь хватку колдуна-военачальника.

— С этой задачей справятся братья по рунам, — ответил Ньяль. — У меня осталось одно незаконченное дело.

— Какое дело важнее «Готтрока»? — спросил Логан. — Мой рунтэн должен сражаться рядом.

— Видения женщины открыли мне пробелы в собственном зрении. Недавние события затуманили разум и взор, и я должен взглянуть на происходящее свежим взглядом. Думаю, я стал слишком оторванным от Фенриса. Эта готи и её история напомнили мне о необходимости единства с нашим миром. Я покину Этт и отправлюсь на поиски духов, как некогда сделал Волчий Король в истерзанной войной Галактике.

— Для чего? — недоумевал Ульрик.

— Пока не знаю. Возможно, я отыщу нам спасение или познаю неизбежность нашей гибели. А может, с берегов иноморья донесётся зов Волчьего Короля. — Ньяль развернулся и зашагал по коридору, постукивая посохом по ферробетону. — Не ищите меня. Я вернусь сам, когда придёт время.

— На «Готтроке» по тебе будут скучать, — крикнул вслед Логан.

— Не думаю, — ответил Ньяль с улыбкой. Он повернул голову и встретился взглядом с Великим Волком. — Уж там вы точно не заскучаете.

Логан ухмыльнулся без всякой тяжести на душе; казалось, прожитые века спали с его лица, и Великий Волк обнажил клыки.

— Верно, — сказал он. — Перед Временем Волка нам предстоит ещё множество битв.

Гюта узнала зал, соединявшийся с небесной пристанью, где ранее приземлился корабль лейтенанта Такера. Готи поняла, что скоро увидит родной мир в последний раз. Арьяк остановился: из дверного проёма показался ещё один Небесный Воин, немного меньше ростом, но старше и с большим количеством шрамов.

— Меня зовут Улль Однострел, — поприветствовал новоприбывший. — Дальше проведу тебя я — у меня к Гаю дело.

Арьяк развернулся и оставил пару за последнюю сотню шагов до механических врат.

— Откуда ты знаешь Гая? — спросила она, чтобы отвлечься от того, что ждало её за запечатанным порталом. — Вы братья по мечу?

— Были когда-то, — ответил Улль. Небесный Воин шёл медленно, подстраиваясь под её шаг, словно ему так же не хотелось приближаться к конечной точке. — Между нами ут-гельд.

— Гай не рассказывал о вас, но гельдфут камнем давит на его душу. — В ответ Улль только хмыкнул, и Гюта решила поведать больше. — Без него мы бы не прошли по своей нити и не добрались бы до вашего этта. Я думаю, что это был и его вюрд, но сам он того не признаёт. Жалеет только о том, что провалил ваше испытание.

— Испытание Моркаи?

— Да. Гай считает, что, раз я его исцелила, он недостоин стать вашим братом по мечу.

Улль остановился и, мягко взяв женщину за руку, повернул её к себе.

— После убийства черногривого… он бы умер?

— Он так считает. Я не могу знать наверняка. Рана почти не кровоточила. Мы напоили его волчьей кровью и перевязали раны, но он ведь Небесный Воин — его тело исцеляло себя лучше, чем наши перевязки и мази.

Улль принял ответ кивком и отвёл взгляд.

— А остальные подвиги? Морской змей и управление кораблём во время шторма — всё правда?

— Я бы сочла подобные деяния легендой, если бы они не произошли перед моими собственными глазами. Кто знает, какие ещё подвиги он совершил до встречи с нами?

На бородатом лице Небесного Воина мелькнула улыбка, и тот снова двинулся в путь, гораздо более решительным шагом.

— Хорошо, — напоследок произнёс он.

Каждый шаг приближал Гюту к тьме, ожидавшей после видений. К ней подошёл ещё один готи Небесных Воинов, Хрольв Язык Войны, посланный Зовущим Бурю. Хрольв назвал её сильной и сказал, что, если женщина позволит, её тело наполнится духом Фенриса. Он поделился с Гютой несколькими словами и виршами, призванными укрепить разум, а также показал ей три руны защиты, которые она смогла бы изобразить в воздухе или даже мысленно, если потребуется. По словам Хрольва, он не мог дать ей большего, но пройти испытания вышнеземцев поможет именно её внутренняя сила; если она справится, то будет жить.

Напутствия Языка Войны скорее подпитывали её страх, чем рассеивали. С каждым пройденным шагом Гюту не отпускала мысль, что стоит ей только попросить защиты или сказать Уллю, что передумала, и Волки Фенриса уберегут её от вышнеземцев.

Однако как Гай не мог вернуться в свой этт, так и она не смогла бы предстать перед своей семьёй. То была бы ничтожная жизнь, полная страданий и сомнений. Она привела Гая к его гельдфуту, и теперь ей предстояло встретиться лицом к лицу с собственным вюрдом. Если всё сказанное вышнеземцами было правдой, если она представляла опасность из-за своего дара, то лучшим решением было уйти подальше от Небесных Воинов и соплеменников.

— Готова? — в последний раз спросил Улль, стоя у ворот и сжимая рукой длинный рычаг.

Гай ждал у подножия посадочной рампы. Его охраняло новое отделение Отпрысков — тех, чьих товарищей он убил на льду, отправили на «Огненную зарю». Командование решило не испытывать даже столь знаменитую выдержку штурмовиков. Огни вспыхнули красным, и двери дока раскрылись. Вид двух прибывших кардинально изменил настрой Первого Волка.

Гюта. Фенриска, что спасла ему жизнь, но навлекла на себя иное проклятие. Увидев Небесного Воина, она улыбнулась и поспешила вперёд.

Улль. Ещё один человек, ответственный за судьбоносные повороты вюрда. Вместе с ним пришла и горечь воспоминаний. Вожак Серых Шкур держался в стороне, позволив Гаю и Гюте спокойно воссоединиться.

Первый Волк смотрел на женщину и видел, как с каждым шагом с её лица улетучиваются сомнения, сменяясь решимостью последних недель пути. Женщина стала суровой, словно горный камень, и неумолимой, точно принёсшие их на север волны. Фенриска до мозга костей. Она воплощала всё, чем, по словам Улля, Гай не обладал. Гюта хранила молчание, и примарис поймал себя на мысли, что ему тоже нечего сказать. Они обменялись долгим взглядом, пересказывая друг другу о подвигах, предостережениях и увиденных слабостях. Но более всего Гая наполняла её сила, её вдохновляющий пример и абсолютная непреклонность делать то, что должно. Этот дар он сохранит до конца своих дней.

Прошедшие секунды казались часами.

— Будь сильным, — прошептала она и прошла мимо по трапу. Следом раздался топот ботинок сопровождающих её Отпрысков.

Гай не обернулся, не стал смотреть, как готи поднимается на борт. Взгляд Первого Волка переместился на переминавшегося у двери Улля. Вожак Серых Шкур зашагал вперёд, и Гай пошёл навстречу. Два космодесантника остановились на середине пути к десантному кораблю в нескольких метрах друг от друга.

На сей раз Гай знал, что сказать; он уже неоднократно проговаривал этот диалог за те часы, что прошли с момента возвращения в Этт.

— Это принадлежит тебе, — первым делом произнёс он, протягивая оберег с кинжалоподобным клыком на шнурке. — С тех пор как ты видел его в последний раз, амулет попробовал немало крови. И через него я обязан тебе своей жизнью.

— В Этте нет понятия ур-гельда, — ответил Улль, принимая талисман. — Похоже, ты нашёл ему достойное применение, так что услуга за услугу.

Гай лишь молча кивнул.

— У меня тоже для тебя кое-что есть, — продолжил Улль. — Протяни запястье.

Гай ожидал подобного развития событий, но всё же надеялся, что Волки не станут заковывать его в кандалы. Безусловно, не ради физической предосторожности, а в качестве демонстрации. Гай растерял ценность своих слов, и потому все его клятвы ничего не стоили. Первый Волк смиренно вытянул руки, уже приготовившись к тяжести оков.

— Я просил лишь одну, — прохрипел Улль, показывая примарису металлический торквес с выгравированной повторяющейся фенрисской руной — «Клятва». Вожак Серых Шкур надел украшение на руку Гая и обжал вокруг запястья.

— Ничего не понимаю, — недоумевал примарис, глядя на браслет. — Это что, какой-то позорный символ?

— Нет, напоминание, — ответил Улль. — Это тотем твоего имени.

— Моего имени?

— Да. — Улль отступил на шаг. — По Этту уже распространились вести о том, что ты сделал для Гюты. Как ты заставил вюрд возвратить себя к нам и покорил стихии на пути к цели. Я уже поговорил с твоей стаей и Кромом. Мы придумали тебе имя.

— Что это значит?

— Ты больше не Гай, — объяснил вожак Серых Шкур. — Гай — старое имя воина, которого больше не существует. Гай — имя вышнеземца. Этот сиганувший с боевого корабля болван исчез. А сейчас же передо мной стоит воин, которого имперцы хотят наказать за то, ради чего тот был создан. Мы решили, Кьярг вполне подойдёт, однако ты волен выбрать другое.

Кьярг. Имя Небесного Воина. Сын Волчьего Короля. Дитя Фенриса. Гай знал это имя из путеводителя. Крупнейший волк из легенд, который, по слухам, сразился с самой Моркаи.

— А это? — спросил Гай, поднимая окованное металлом запястье.

— «Железная клятва». Ты сказал, что вернёшься в Этт, и ты вернулся.

Глава двадцать седьмая

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА «ГОТТРОК»

СВЕЖАЯ КРОВЬ

ИЗБРАННЫЙ УБИЙЦЕЙ

За столетия сражений Улль не назвал бы более радостного боевого опыта, сравнимого с восторгом от штурма боевого корабля. Вожак Серых Шкур в полном боевом облачении ожидал у правого бортового люка «Громового ястреба». Машина низко летела над изломанной поверхностью восточного сектора «Готтрока». Боевой корабль скользнул вбок и с рёвом пронёсся мимо остатков командной вышки, под углом выступавших из разбитого ферробетона и покорёженных пластальных ворот дока. В глубоком вакууме было трудно определить скорость, но Улль знал: пока корабль замедлялся до атакующей скорости, серо-чёрная масса скитальца проносилась со скоростью триста миль в час.

Космодесантник высунулся наружу. Ни один порыв ветра не смог бы сорвать его с точки фиксации. Улль глядел на блоки корпусов двигателей в четырёх милях впереди, и разделявшее их расстояние стремительно сокращалось. Вдалеке внутри виднелись огни — ещё одно доказательство широко расселившихся зеленокожих.

Приказы были даны предельно чёткие: захватить двигатели и защищать железных жрецов и техноадептов, пока те реактивируют системы.

За спящими двигателями клубилась пасть Вечных Сумерек, сейчас болезненного жёлто-фиолетового цвета; варп-бури невероятно далёкой и в то же время достаточно яркой, чтобы Уллю казалось, что он может протянуть руку в космос и стянуть Разлом с неба, подобно ленте. Аномалия заполняла почти весь обзор, а её ветвящиеся щупальца тянулись к необъятной груде скитальца, к его территории за развалинами сухогруза. Двигатели находились в идеальном расположении, чтобы отклонить траекторию полёта «Готтрока» от варп-разлома, однако времени оставалось мало. Корабль достигнет края разлома в течение дня, а может быть, даже и меньше, и шанс будет упущен. Любой, кто останется на борту, встретит ничем не сдерживаемый варп. Им представилась первая — и единственная — возможность избежать подобной участи.

При этой мысли Улль невольно вздрогнул. Как астартес, он был неспособен испытывать смертный страх, однако перспектива провести последние мгновения жизни в пасти Хель вызывала нечто выходящее за рамки физического ужаса.

— Тридцать секунд, — объявил Кром Драконий Взор изнутри отсека. Улль оттолкнулся от порога люка.

Внутри находились другие члены стаи, а также Кром, Краки и ещё двадцать перворождённых астартес великой роты. Улль до сих пор не привык к новым знакам отличия Детара, Гарна, Форскада и остальных — на них по-прежнему виднелся верегост Убийц Дрейков, но вместо символа стаи каждый теперь носил личные руны — как и подобает веранги Крома. На наплечнике самого Улля красовался череп с неровной красной полосой поперёк лба. И Однострел очень этим гордился.

— Подъём, — рявкнул Кром и встал с места, подавая сигнал одному из других волчьих гвардейцев. Передняя рампа опустилась вниз. Было странно не ощущать ветра и не слышать шума врывающихся в десантный отсек порывов.

Боевые корабли открыли огонь по атакуемой зоне.

Лучи лазпушек прошили корпус транспортного судна, открыв пространство для запущенных несколько секунд спустя ракет, управляемых машинным духом. Расцвели совершенно бесшумные вспышки света; куски искромсанного металла разлетелись в стороны, породив на фоне пятна Вечных Сумерек серебристо-серые облака пыли. На скиталец обрушилось ещё больше огня: пушки и ракеты били по истерзанному корпусу, вгрызаясь от палубы к палубе. Боевой корабль Волков Фенриса накренился для захода на посадку. Мимо пронеслись плазменные выстрелы, воспламенившие газ огромным шаром голубого света — который исчез так же быстро, как и появился.

Тормозной импульс на короткое время воссоздал гравитацию, но Улль едва ощутил возникшее давление на своё тело. Он в последний раз проверил болтер и занял позицию впереди стаи.

— Приземление через пять минут, — оповестил Сатор из кабины пилота.

Вечно соревнующийся Кром не желал уступать честь первым ступить на палубы «Готтрока» и рванул вперёд. Волчья гвардия Драконьего Взора последовала за ярлом, преодолев последние несколько метров в медленном падении к скитальцу. «Громовой ястреб» же умчался дальше на огненных струях, оставив после себя сверкающий пылевой туман.

На какое-то мгновение Улль перестал что-либо видеть — частицы затуманили как естественное зрение, так и авточувства доспеха. Однострел вслепую побежал вперёд; силуэт Крома появился несколькими шагами позже, когда они уже вырвались из облака мусора. Зияющая рана на шкуре скитальца ожидала всего в нескольких десятках метров впереди. Улль оглянулся, созерцая картину всеобщей атаки.

За поднимающимся «Громовым ястребом» волчьего лорда снижались ещё два, извергая своих пассажиров, подобно серо-голубому огню из драконьей пасти, — высаживались последние из перворождённых Крома. Мимо с грохотом пронеслись массивные силуэты «Властелинов»: десантные корабли обстреляли поверхность скитальца и выбросили ещё сотни боевых братьев, облачённых в свежевыкрашенные доспехи типа X. Чуть ниже вместе с ротой Рагнара Чёрной Гривы прорывались ещё сотни. Остальные — многие тысячи воинов — шли в атаку во главе с самим Великим.

За боевыми кораблями виднелся флот ордена. Их двигатели сияли огромными голубыми звёздами над горизонтом скитальца — транспорты и военные корабли прибыли в невиданном уже долгое время количестве.

Космодесантники-примарис.

Больше нет Неисчислимых Сынов из рода Русса.

Все — Волки Фенриса.

— Как погляжу, ленивые ублюдки даже и не думали прибраться к нашему возвращению, — ухмыльнулся Кинжалокулак, с ходу оправдав своё прозвание ударом молниевых когтей в морду наскочившего орка. Он крутанул запястьем и развернулся, выдернув когти из падающего тела и вонзив их в грудь следующего зеленокожего.

Арьяк выступил вперёд, обрушив свой молот точно на грудь ближайшего ксеноса. Скор промчался мимо, сбив ещё одного силовым кулаком. Как лезвие рассекает кожу, так и отряд Волков ворвался в высыпавшую из боковых врат крепости «Готтрока» орочью массу.

На этот раз Верховный Король Фенриса нанёс удар прямо по городу-твердыне орков. В авангарде атаки Логана Гримнара сопровождали трое рунических жрецов, сияние их защитных барьеров освещало доспехи окружающих своего господина веренгов. Бьорн возглавлял наступление дредноутов на дальнем рубеже, с правой от Логана стороны. Кёнигсгард же Арьяка атаковал слева, поддерживаемый заходящими с флангов стаями и огнём боевых братьев-примарис, которые вступили в бой с верхних палуб.

Время осторожничать прошло — на этот раз удар был полномасштабным. Чтобы пробиться сквозь стены и добраться до зияющего отверстия в «подземный» город, потребовалось всего две минуты. Орки контратаковали, как и раньше, однако теперь ксеносов встречало гораздо больше болтеров, огнемётов и осколочных гранат вместе с новым оружием Коула, с которым шли в бой братья-примарисы. Отделения фенрисцев с боевыми кличами на устах рванулись вперёд. Они скакали по руинам на прыжковых ранцах и спускались в недра шахты, чтобы принять бой с врагом.

Арьяк сражался невозмутимо. Снаряды отскакивали от щита, а молот с безжалостной свирепостью сметал зелёные фигуры с пути. Оглядываться назад необходимости не было — за штурмовой группой следовало ещё большее число боевых братьев, избавляясь от выживших орков и не допуская окружения.

Добравшись до гигантского идола ксеносов, воины ордена получили небольшую передышку в рукопашной схватке. Арьяк потратил эти несколько секунд, чтобы взглянуть на господина — вокруг Великого Волка вился топор Моркаи во всполохах кроваво-красного света. Фенрир и Тюрнак прыгали и рычали подле хозяина, выдирая глотки и разрывая на части орочьи тела.

С вершины орочьего идола полыхнуло зелёное пламя, но на этот раз ему навстречу взметнулось кольцо голубого. Псайберфамильяры рунических жрецов кружили и рыскали вокруг своих хозяев. Когда орочий энергетический шар разбился о защитный купол, птичьи глаза сверкнули золотой вюрд-силой. Читая песнопения, словно скъяльды, рунические жрецы нанесли ответный удар. Волки из белого пламени с молниями вместо клыков промчались по воздуху и обрушили свою ярость на скачущего колдуна-военачальника.

Великий Волк с кёнигсгардом достигли основания башни-статуи и начали подниматься наверх, расстреливая и кромсая на части всё, что попадалось на пути. На пандусах и витых лестницах они сражались с обезумевшими орками — те истекали изо рта пеной и верещали, как безмозглые звери. Местные ксеносы носили медные кольца и браслеты, и такая же проволока сшивала их оружие и доспехи с зелёной плотью. Металл мерцал сам по себе, как будто по нему проходил ток.

Волки Фенриса проложили дорогу наверх мёртвыми ксеносами и в конце концов достигли вершины. Поединок между псайкером-военачальником и руническими жрецами не утихал. Трепещущие орочьи силуэты сражались с призрачными снежными медведями, а воздух пронизывало голубое пламя. Обеспокоившись вспышками малефикарума вокруг вожака орков, Арьяк на секунду помедлил.

Гримнар же не колеблясь выскочил из пасти-арки и сцепился с зеленокожим военачальником. Повелитель готтрокских орков развернулся и посохом послал в Великого Волка разряд чёрной молнии. По доспеху Верховного Короля затрещали энергии, но Логан взмахнул топором Моркаи и рассёк шамана от макушки до груди.

Едва живой, военачальник отшатнулся, крепко прижав посох к груди. Из смертельной раны каскадом сыпались искры. Гримнар двинулся следом: обутая в ботинок нога посодействовала колдуну в его последнем путешествии по кончику идольского языка, после чего орочий военачальник полетел вниз, точно озарённая зелёным комета. Рунические жрецы, объединив свои силы, забрали у орка сломанный посох и испепелили его тело вюрдфиром.

— Логан Гримнар, кроваворукий воин! — грохочуще провозгласил Арьяк с радостью в голосе и сердцах.

— СКЁЛЬ! — взревели его братья по щиту.

Великий Волк обернулся и воздел топор в салюте, его голос загремел по воксу и воздуху.

— Влка Фенрика! Война только началась, но мы будем сражаться до самого конца. Испустите вой! Пускай его услышат все обитатели Вышнеземья! Вернулась Стая!

Несмотря на то что капитан Хурак разрешил историторам войти, Мудире показалось, что они прибыли всё-таки преждевременно. Робаут Гиллиман вёл диалог с Колкваном.

— И почему я не могу двинуться дальше? — спросил примарх, хмуро глядя на трибуна стратарха. — Теперь, когда Космические Волки приняли подкрепление примарисов, сектора к востоку от Железного Оплота гораздо надёжнее защищены от орочьих нападений. Я уже отправил сообщения королеве Орлах. Она направит союзные Камидару силы впереди нашего наступления.

— Гримнар предельно ясно дал понять, что он принял космодесантников-примарис без всяких клятв, — ответил Колкван, расхаживая по залу, но не сводя с примарха глаз. — Вы переоцениваете его лояльность.

— Я ничего не переоцениваю, — отрезал Гиллиман, мельком оглянув вновь прибывших и махнув рукой в сторону расчищенного стола на другом конце помещения; Хурак повёл группу к нему. — Да, он не клялся мне в верности. Я верю, что Космические Волки обезопасят территорию вокруг Фенриса и отразят новую атаку Газгкулла или любую другую угрозу. Флот Секундус продолжит сражаться с предателями из Ока Ужаса. Учитывая нынешние обстоятельства, события развиваются довольно удачно.

— Немногое сохранившееся за штормами захватят прежде, чем вы туда доберётесь, — упорствовал трибун. — Почему вы настаиваете на прорыве через Разлом? Ваша цель — обезопасить остатки Империума-Санктус.

— Я видел миры, пережившие Долгую Ночь и существовавшие в изоляции гораздо дольше Империума-Нигилус. Анклавы поддержат друг друга и найдут способ выстоять. Данте из Кровавых Ангелов — один из тех, кто возглавит сопротивление. Кроме него есть и другие герои, чьи деяния не воспеты и не записаны.

— Не путайте Данте с Сангвинием. — Колкван горько рассмеялся с промелькнувшим во взгляде презрением, отчего Мудире почувствовал себя ещё более неуютно. — На этот раз вам не удастся затеять ещё одно королевство за штормом.

После этих слов Гиллиман сделал то, чего Мудире никогда раньше не видел. Примарх отшатнулся, опустив взгляд и нервозно сгибая пальцы. Что бы ни имел в виду Колкван, слова кустодия достигли цели.

— Расскажи мне о ваших результатах. — Сверкающая энергия примарха внезапно переключилась на историторов. — Что удалось обнаружить в архивах Фенриса?

Мудире обменялся взглядами с Вихелланом, и тот кивнул.

— Боюсь, очень немного, лорд-командующий, — признался историтор. Девен вздохнул, вспомнив обитателей архива и испытанное среди них напряжение. — Возможно, игра не стоила свеч — многое мы уже знали. Кардинал Бухарис пришёл к власти на Гаталаморе в период, известный как эпоха Отступничества. После поражения экспансию изменника назовут Чумой Неверия, еретическим завоеванием близлежащих миров, сопровождавшимся его искажённым учением.

— Весьма красноречивое название, — добавил Копла-вар, разворачивая карту окрестных галактических регионов с пометками дат на нескольких секторах. — Космические Волки располагали некоторой информацией о происходящем, однако предпочли рассматривать конфликт как внутриимперское дело — церковный раскол, в который они бы вмешались только по прямому воззванию. Инквизиция, к своему стыду, в целом придерживалась того же мнения, пока не стало слишком поздно что-либо предпринимать. Наиболее важным моментом является то, что внешнее кольцо миров, — коллега Мудире указал на карту, — пало вскоре после внутренних завоеваний.

— И слишком рано, чтобы потерпеть поражение от военных сил, — подметил Гиллиман, бегло изучив карту. — Капитулировать эти миры заставило нечто иное.

— Вера, — ответил Мудире. — Ну, или что-то вроде того. Может быть, отчасти причиной стала упреждающая капитуляция перед стремительно растущей властью Бухариса. Однако при изучении других записей мы обнаружили, что многие миры, впоследствии попавшие под его власть, пережили религиозные потрясения в предыдущие годы — всплеск экстатических видений, неортодоксальность в церкви и тому подобное.

— Передовая волна до начала основных вторжений, — негромко заключил примарх. — Возможно, нечто связанное с варпом?

— Ничего конкретного, лорд-командующий, — коротко добавил Вихеллан. — Не исключено, что некоторые концепции неправильно переведены или преувеличены в силу фенрисского мистицизма.

Пока раскладывалась новая порция бумаг, наступила пауза. Оковень Балковяз приступила к презентации, показав большие распечатки нескольких портретов.

— Ничего конкретного, однако результаты наших исследований послужили основой для некоторых разумных предположений. Это кардиналы Гаталамора конца тридцать шестого тысячелетия. — Она разложила их в ряд лицом к Гиллиману. Колкван встал рядом с примархом, холодным взором осмотрев всё. Балковяз указала на изображение ближе к середине. — Вот этот — Бухарис.

— Эти правили до, — заключил Колкван, указывая на фотографии слева от себя.

— А эти — после, — закончил Гиллиман.

— Верно, — кивнула Оковень. Историтор говорила уверенно, но не могла поднять глаз ни на одного из величественных созданий над ней. Женщина показала пикт-снимки крупным планом. — Кардинальские кольца, взгляните. Они разные. После правления Бухариса кардиналы носят похожее кольцо, но не то же самое.

Трибун с примархом наклонились поближе, чтобы рассмотреть портреты.

— Халтура художников, — рассудил Колкван. — Вот и всё. Кольца идентичны.

— Всё несколько сложнее, — взял слово Мудире, заработав раздражённый взгляд трибуна — такой, который выпотрошил бы историтора, будь он клинком. Девен заставил себя продолжить, несмотря на внезапно скрутивший живот. — В некотором смысле вы правы. Действительно, некоторые эксперты по искусству Экклезиархии того времени осудили художника…

— Теродора фон Гестлеберга, — вставила Оковень.

— …заявив, что это он исказил вид кольца. Художник оправдывался, настаивая, что нарисовал украшение таким, каким он его видел.

— Кольцо создано из ноктилита, — добавил Вихеллан и вперил взгляд прямо в Колквана. — Тот, что мы зовём чёрным камнем в честь древней терранской тюрьмы.

К удивлению Мудире, лицо трибуна сделалось ещё более суровым.

— Кольцо из чёрного камня на пальце кардинала, — медленно произнёс Колкван, словно взвешивая каждое слово.

— Однако не на преемниках Бухариса, — отважилась Балковяз, не отрывая глаз от портретов. — Если наше предположение верно. Что ясно из текстов того времени, так это то, что следующий кардинал, Аскломед, испытывал глубокий страх. Страх, что душа Бухариса уцепится за созданную им нечестивую империю. Аскломед приказал захоронить тело в пси-склепе, включая и облачение, и кольцо. Из собранных свидетельств следует, что небольшая группа последователей Бухариса позже уничтожила записи о его местонахождении и обрушила окружавшие склеп катакомбы, чтобы предотвратить раскопки останков своего антисвятого и их окончательное уничтожение или иное осквернение более мстительным преемником.

— Его предатели и раскопали на Гаталаморе, — сделал вывод Гиллиман. — Вы считаете, что они вскрыли могилу Бухариса ради чернокаменного кольца, а не трупа.

— Не исключено, — ответил Мудире. — Возможно, им нужно было и то и другое. Сказать наверняка невозможно, или, может быть, дело вовсе не в кольце. Убедительных доказательств нет, потому что мы не располагаем никакими сведениями о ноктилите. Согласно допросам пленённых еретиков, их руководство называло гаталаморское психическое оружие «Даром Бухариса», однако никто из них не понимал принципа его работы.

— Еретики приложили немало усилий, чтобы заполучить кольцо. К тому же это оружие они посчитали более ценным, чем ваша жизнь, — обратился Колкван к Гиллиману. — Предатели забрали чёрный камень с пилонов на Кадии, и кольцо по сравнению с этим — сущий пустяк.

— Однако оно оказалось достаточно важным, чтобы вторгнуться на Гаталамор и раскопать половину гробниц в его поисках, — ответил Мудире и сглотнул, когда Колкван снова вперил в него взгляд. — Возможно.

— Не кольцо служило источником психической энергии. Нам известно, что ноктилит не генерирует силу такого рода, которую мы видели в Гаталаморе. — Гиллиман, казалось, глубоко задумался, уставившись на портрет Бухариса, но вместе с тем внимательно следил за ходом разговора. — В истории про кольцо и Бухариса скрыто нечто особенное. Что-то, что и позволило предателям высвободить тот кошмар.

— И мы также считаем, что это, хм, оружие являлось всего лишь опытным образцом, — добавил Копла-вар, немного нерешительный перед вниманием руководства. — Изменники стремятся к более серьёзной цели, разгадать которую мы не смогли. Мы размышляли над различными гипотезами — и, судя по допросам выживших, все они в равной степени вероятны. Ах, и, возможно, прибытие примарха оказалось для них неожиданностью, и на самом деле, хм, первый выстрел уже сам по себе стал успешным результатом, а побег вражеского командного состава оказался важнее реактивации оружия.

— Принимая во внимание, насколько близко они были к разгрому, у врага не было гарантии, что вы прибудете до их побега, — объяснил Гиллиману Мудире. — Или что вы в принципе намеревались прибыть на Гаталамор. Слишком много переменных для составления чёткого плана.

— К сожалению, наши враги имеют доступ к недоступным нам знаниям — о передвижениях в Галактике и поворотах судьбы, — вздохнул примарх. — То, что мы могли бы счесть непредсказуемым или неизвестным, неприменимо к врагу. Однако я принимаю ваши предположения.

Гиллиман отодвинул галактическую карту на место и взял одну из ручек Мудире — обагрённую кровью, как заметил историтор. В его бронированных пальцах она казалась крошечной, однако примарх ловко с ней управлялся. Гиллиман стремительно провёл на карте линии — Мудире сразу же определил в них общую протяжённость ближней границы Разлома. По главному маршруту завоеваний Бухариса следовало скопление свежих варп-штормов.

— Исторически уязвимые области, — пояснил Тринадцатый примарх. — Чума Неверия никуда не делась. Кольцо послужило точкой опоры, но, возможно, рычаг можно передвинуть обратно.

Мудире понятия не имел, что всё это могло значить. По его мнению, собранные историторами воедино полунамёки не являются надлежащим историческим отчётом. Однако Колкван перестал сверлить его взглядом и отошёл, погружённый в собственные думы, и Мудире не хотелось вновь привлекать внимание трибуна.

— Вы поработали достойно, — ответил Робаут Гиллиман историторам. Копла-вар облегчённо улыбнулся, а Оковень на долю секунды осмелилась взглянуть в блестящее от пота лицо примарха. Выражение лица Гиллимана смягчилось. — Насколько я понимаю, возвращение с Химхерты было непростым.

Мудире невольно содрогнулся. Холодок, пробежавший по спине, напомнил о царапанье по камню и крадущейся тени.

— Осложнения действительно возникли. Мы потеряли Алека.

— Примите мои соболезнования в связи с утратой. Будьте уверены, доставленная вами информация принесла Империуму огромную пользу, а гибель вашего коллеги останется в памяти наряду со смертями остальных героев крестового похода.

Мудире кивнул, тронутый словами примарха. Несколько секунд все молчали, пока тишину не нарушил Вихеллан.

— Я думаю, это значит, что вы можете идти, — мягко произнёс он группе смертных.

— Документы оставьте, — не оборачиваясь, скомандовал Колкван.

Мудире в последний раз взглянул на изображения, карту и тексты, однако в лице Бухариса Девен увидел искажённую агонией посмертную маску Алека. В ушах звенело от его последних криков. Ещё одна жизнь, заплаченная за правду. Такой оказалась цена за крупицу информации.

Герой? Безусловно, но такой, о котором Мудире хотел бы перестать помнить. Один из многих подобных.

Вихеллан удивился вызову в покои Гиллимана не более чем через час после предыдущей встречи. Прибыв к залу, кустодий столкнулся у дверей с Мудире. Историтор тоже пребывал в замешательстве.

— Только вы? — спросил кустодий.

— Что? — Мудире явно нервничал — его глаза внимательно изучали кончики пальцев, на которых виднелись пятна красных чернил. В дыхании историтора Вихеллан уловил запах амасека. — Ах да. Остальные не упоминались. Зачем же он нас вызвал?

— Мне не сообщили, — ответил Вихеллан. — Возможно, мы что-то упустили в добытых свидетельствах или же в выводах.

Мудире не выглядел особо счастливым от такой перспективы.

Несколько минут спустя двери раскрылись, и в проёме показался капитан Хурак. В зале не было никого, кроме Гиллимана. Как отметил Вихеллан, отсутствовал даже Колкван. Эмиссар-императус почувствовал укол подозрения.

— Лорд-регент готов принять вас, — пригласил Хурак.

Пара вошла внутрь, и советник примарха вышел из зала, закрыв за собой двери. Сердце кустодия забилось чаще — он понял, что никаких свидетелей, кроме одного из историторов Гиллимана, нет. В этих помещениях не происходило ничего, к чему Гиллиман не был бы готов. Вихеллан задался вопросом, с какой целью примарх устроил встречу именно таким образом.

— Выживший с «Сурового», — начал примарх, передвигая одну из стопок отчётов на личной кафедре. Гиллиман бросил на неё беглый взгляд, после чего перевёл внимание на Мудире и Вихеллана. — Исходя из полученных данных, картина складывается хуже ожидаемой. Перед нами всё больше подтверждений, что Газгкулл Трака активно заключает союзы в этом регионе.

— Не следует верить всему написанному в этом отчёте, — возразил Мудире. — Мы сделали всё возможное, однако некоторые вещи, в которых он убеждён был больше всего, отличаются излишней… диковинностью.

— А что, если я скажу, что каждое слово этого мужчины — правда? — Гиллиман вновь устремил суровый взор на Мудире. — Я видел подобное раньше и читал о таком впоследствии. Одна война, увенчавшаяся славной победой Империума, называлась Улланорским крестовым походом, а вторая, окутанная глубочайшей тайной, случилась две тысячи лет спустя.

— К чему вы клоните? — спросил Мудире, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. — Вы хотите, чтобы мы поверили в существование орочьего оружия, способного вырывать звездолёты из варпа…

— Даже целые флоты, — отрезал Гиллиман.

— А звёздная база размером с луну…

— Вероятно, она далеко не единственная. — Гиллиман вышел из-за кафедры. Выражение лица Имперского регента немного смягчилось. — Полагаю, вы, как историтор, знаете, что такое палимпсест?

— Безусловно. Это манускрипт, кристалл или любой другой файл, который используется многократно. Информация стирается, и записывается новая, — ответил Мудире.

— История — тот же самый палимпсест; не единая непреложная истина, а страница, которую беспрерывно создают и переписывают. Даже труды Логос Историка Верита не смогут избежать этого процесса. По мере появления новых свидетельств старые должны пересматриваться, а иногда даже удаляться.

— Согласен, — пожал плечами Мудире.

— Мои извинения, лорд-регент, но я не вижу связи, — заговорил Вихеллан. — Какое отношение имеют показания выжившего к концепции исторического обновления?

— Я объясню. — Гиллиман неспешно вернулся к столу и сел. — Крестовый поход Индомитус обязан достичь Империума-Нигилус в кратчайшие сроки, или мы рискуем потерять всё, что находится за его пределами. Оживление орков поставило мой план под угрозу, равно как и междоусобица среди терранской элиты. Не будет преувеличением сказать, что будущее крестового похода, хотя да что уж там — будущее всего человечества лежит в наших руках. Каждый наш ход возымеет последствия на десятки, если не сотни лет вперёд. Мы не вправе отклоняться от текущего курса из-за предполагаемых угроз в тылу.

— Война со Зверем, — догадался Вихеллан.

— Среди данных о Газгкулле ничего подобного нет, — растерялся историтор.

— Это про другого Зверя, первого, — пояснил Гиллиман. — И из гораздо более древней войны, в ходе которой орки подступились к самому Императорскому дворцу.

Слегка опьянённый Мудире рассмеялся.

— Орки никогда не вторгались на Терру! Я сам терранин, я бы знал. — Когда наконец пришло понимание, краска исчезла с его лица. — Серьёзно? Орки на Терре? Но если они нападали раньше…

— То вполне в силах сделать это снова, — закончил мысль Вихеллан. — Сенаторум Империалис очень хотел бы избежать повторения тех кровавых времён.

— Вот почему им не следует знать о происходящем. Ещё не время, — сухо произнёс Гиллиман. — Мы можем одолеть предателей, а теперь, когда Гримнар принял свою роль, сумеем сдержать и орков. Отведение войск обратно к Солу в целях защиты от маловероятного нападения зеленокожих станет катастрофическим актом трусости.

— И полностью соответствует образу мышления Верховных лордов, — добавил Мудире. Усмешка умерла в его горле.

Гиллиман сосредоточился на каком-то предмете на столе.

— Надеюсь, вы меня поняли, — закончил примарх, не поднимая глаз.

Вихеллан с историтором переглянулись.

— Слухи отношения к истории не имеют, — кивнул историтор. — Я растолкую это остальным, хотя, возможно, в несколько иных выражениях.

Вихеллан не был столь в этом уверен. Кустодия включили в этот маленький заговор, потому что он знал о свидетельствах выжившего. Но сколько ещё подобных секретов держит при себе Гиллиман? Он подозревал, что негласный запрет на это знание распространялся и на Колквана, который будет всячески стараться дезинформировать Верховных лордов. Возможно, что даже излишне, учитывая его отношение к Гиллиману — трибун стратарха считал Имперского регента столь же опасным, как и другие перечисленные примархом угрозы.

Вихеллану предстояло сделать выбор.

— Я всё понимаю, — ответил кустодий.

— …А потом они сказали, что вопросов больше не осталось, поэтому потратил оставшееся время на молитвы и просьбы Императору дать мне ещё один шанс нанести удар и отомстить за Его слуг, и я поговорил с проповедником и спросил его, отвечает ли Император на подобные молитвы, но проповедник был занят, он работал с другими, и поэтому он отправил меня со штурмовиками обратно на десантный корабль, мы тогда воссоединились с флотом, это было похоже на службу на «Суровом», за исключением того, что мне нечего было делать, кроме как посещать храм, чтобы поговорить наедине с Императором, и именно тогда я начал слышать голоса святых, но все они выглядели как мои старые товарищи из экипажа «Сурового», только вот их души со мной, я никогда их не отпускал, а сейчас я возвратил их обратно и должен вернуть им…

Ораду что-то сунули в руку. Он умолк и взглянул на пластековый предмет. Глубины памяти подсказали слово: лазружьё. Перед бывшим матросом заскрежетали массивные шестерни, и раздвинулись огромные двери. По мере того как горизонтальное сочленение превратилось в расширяющуюся щель, Орад словно впервые увидел в десантном корабле сотни мужчин и женщин. Всем, как и ему, выбрили голову и вытатуировали на коже имперскую аквилу. Орад взглянул на грудь, где раньше находилось орочье клеймо: медике удалили оскорбительную метку, и теперь на её месте остался кислотный ожог.

Сквозь открывающиеся двери струился свет — солнечный свет. В посадочный отсек ворвались рёв и гарь приземления десантных кораблей. Вдалеке Ораду виднелась дымная завеса, а под ней — зубчатые крепостные стены. У него перехватило дыхание. Орад подумал, что перед ним раскинулась цитадель Оргука, однако планировка сооружения не совпадала, и бывший матрос «Сурового» медленно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Факт оставался фактом — то была орочья крепость. Вниз по широкому горному склону перед ней хлынули танки и прочая техника. Орки и гроты покрывали серую скалу, подобно зелёному пятну.

— Добро пожаловать в Мученический сорок четвёртый. — Прихрамывая, по образованной опущенной дверью рампе поднялся высокий мужчина в коническом шлеме и толстом плаще. — Всем вам выпала честь стать первыми солдатами, штурмующими эту мерзкую лачугу ксеносов, и заслужить славу в глазах Императора. Большинство из вас, если не все, падут во время атаки, однако пускай вас воодушевит мысль о самопожертвовании за дело Императора! На ваших могилах построят будущее всего Империума!

Мужчина отошёл в сторону, и из десантного корабля выгрузились солдаты. Зону высадки опустошили мины, артиллерийские снаряды и ракеты. Заходы на атаку с бреющего полёта молотили поверхность, зенитные батареи разряжали ярость своей огневой мощи, а истребители Флота с визгом проносились мимо, перехватывая добычу.

Орад снова посмотрел на лазружьё, а затем перевёл взгляд на громадную крепость. Пальцы коснулись сорока трёх маленьких косточек ожерелья.

— За Императора! — взревел он, присоединяясь к атаке. — Я — Его месть!

Ветер донёс крики и лязг металла вверх по долине. Ульрик Убийца последовал на шум битвы, как ночная ворона на падаль. Погода ухудшалась: на вершинах гор назревала метель, которая ещё до наступления ночи окутает всё пространство свежей белизной.

Грохот сражения привёл его к нижним склонам, где десять детей отбивались от группы налётчиков — взрослых мужчин и женщин в чешуйчатой броне и с острыми мечами. Один лежал на земле недалеко позади, и острое зрение Ульрика различило острые камни в снегу — причину его гибели. Остальные четверо двинулись вперёд вместе, рявкнув охранникам стада, чтобы те отошли в сторону. Они кричали детям, что молоко и мясо не стоят того, чтобы за них умирать. Мёрзлая земля была усыпана следами крупного рогатого скота, что вели вниз, в лес у начала долины.

Подростки держались поближе к самому крупному из товарищей, облачённому в кольчугу и тоже удерживающему в руке меч, — всё ещё ребёнку, несмотря на солидный рост. Дети помельче вынули ножи. Они не отступили ни на шаг перед лицом надвигающихся грабителей.

Лидер пастухов перехватил инициативу и атаковал как раз в тот момент, когда ближайшая налётчица занесла меч для удара. Ульрик улыбнулся: остриё клинка юноши коснулось горла женщины, разбрызгав кровь.

Торжество длилось недолго — в спину мальчику ударил меч. Его товарищи бросились вперёд: пытаясь повалить оставшихся трёх разбойников, пастухи пинались и отбивались ножами, одному это стоило руки. Старший не колебался — он атаковал снова, мечом задев голову в шлеме и повалив её обладателя на землю. Поднявшись, разбойник ударил снизу и вонзил остриё клинка в бок юноши, рассекая железные кольца и плоть.

Не собираясь отступать, парень рванулся вперёд, позволив вражескому клинку выйти из спины и вонзив в лицо разбойника собственный. Юноша выпрямился и направил меч в сторону двух ещё живых налётчиков, и те отступили. Схватив оглушённого камнями товарища, грабители бросились обратно вверх по долине.

Около минуты юноша стоял на месте, раскачиваясь, как молодое деревце на усиливающемся ветру. Затем он беззвучно повалился набок, выпустив меч из руки. Ульрик внимательно следил за подростком. Один из его товарищей — охранников стада вложил клинок обратно в ладонь своего предводителя. Двое остались с раненым защитником, а остальные побежали за помощью в лес.

Из открытого дверного проёма зала струился свет. Помещение вырезали в склоне горы так, что из широких брёвен был построен только фасад. Обернувшись в хамелеолиновый плащ, Ульрик прошёл мимо кузницы и остальных помещений без лишнего шума. Волчий жрец обогнул толпу у мастерской — члены племени общались между собой тихо и уважительно. У широкого дверного проёма сидела закутанная в одеяло девушка.

Ульрик позволил плащу и капюшону откинуться, обнажив меха и череполикий шлем. Фенриска изумилась, но не испугалась.

— Слуга Моркаи. Вы пришли за моим братом? — спросила она.

— Возможно, — ответил Ульрик, проходя дальше в освещённый зал.

У стола, на который положили юношу, стоял широкоплечий мужчина с окровавленным тряпьём в руке. Вздутые мышцы и мозоли выдали в нём кузнеца, а выражение лица говорило о том, что он приходился отцом раненому юноше. Кузнец не отрывал взгляда от сына, чего нельзя было сказать об остальных — фенрисцы заметили Ульрика и отступили назад, шепча хвалы Все-отцу и духам.

Ульрик осмотрел мальчика, бледного и безжизненного, но ещё дышащего. Парень был уже стар, но не слишком. Канис Хеликс работала сверх возрастного предела геносемени других легионов. Несмотря на усилия целителей, юноша истёк бы кровью до наступления утра.

Даже сейчас его лицо, расслабленное на пороге смерти, не выдавало признаков ни боли, ни страха.

— Как его зовут? — спросил Убийца.

— Лува Гютассен, — произнёс отец.

— Вы дали ему фамилию матери… Неудивительно, — ответил Ульрик. — Сильная кровь. Сильная воля.

— Он будет жить? — поднял глаза отец.

Ульрик взял юношу со стола и унёс прочь, лишь на пороге обратив к отцу воплощающий смерть волчий череп. Он вспомнил, как совершал те же самые действия более пятисот лет назад. Тогда Ульрик забрал храброго и честного мальчика по имени Логан.

— Не оплакивай сына, ибо он возродится героем.

Эпилог

— Я понятия не имею, где мы находимся и почему, — ответил сержант Кулас отделению на вопрос Калума. — Но нас доставили именно сюда, и именно так мы должны быть одеты.

Десять сыновей Русса были облачены в толстые скафандры с выпуклыми визорами и съёмной кислородной системой вместо обычных доспехов типа X. У отделения отсутствовали и болт-винтовки — у них остались только боевые ножи. Калум много раз тренировался с боевыми братьями как в доспехах, так и без, однако громоздкие защитные костюмы сковывали движения. Он повернулся к остальным.

— Возможно, некая процедура обеззараживания, — предположил космодесантник.

Транспортёр, размерами не уступающий «Лэндрейдеру», но без смотровых отверстий, ещё какое-то время продолжал двигаться вперёд, но затем с грохотом остановился, и двери открылись. Сержант Кулас вывел отделение в помещение, огороженное с трёх сторон толстым, установленным под углом бронестеклом. Вдалеке горела двойная звезда, а на периферии её сияния виднелись очертания двух планет. Астартес попали в освещённое небесными телами огромное пространство из камня и металла, смятое воедино приливами варпа.

Космический скиталец.

Они обернулись на звук движения и увидели Космического Волка, который стоял у двери машины. Калум ощутил некоторую досаду от того, что не заметил присутствия космодесантника сразу — настолько его привлекло зрелище за бронестеклом.

«Так и было задумано», — осознал он, почувствовав себя ещё глупее.

Воином оказался примарис, чьи доспехи были раскрашены в цвета ордена, но сильно испещрены шрамами и выбоинами, а нагрудная имперская аквила почти терялась под грудой ожерелий из клыков, когтей и остальных амулетов. Астартес носил болт-винтовку заступников, однако вид обозначения отделения совершенно не совпадал с таковым у воинов Куласа. Примарис стоял без шлема, демонстрируя свои светлые волосы и обрамлявшую обветренное лицо бороду.

— Вы на «Гарме», названном в честь великой гончей, что охотилась во льдах Фенриса в первые дни, — заговорил Космический Волк. — Как вы уже поняли, это космический скиталец, однако мы его контролируем. В целом. Иногда «Гарм» срывается с привязи.

Космический Волк приблизился и указал сквозь бронестекло направо.

— Вон там — анклав ордена. Примерно в десяти милях отсюда; не так далеко по сравнению с полётами ночного ворона. Однако путь по внутренностям «Гарма», каким вы и отправитесь, троекратно длиннее.

— Это навигационное упражнение, — догадался сержант Кулас. — Найти анклав без использования ауспика.

Калума смутил смех Космического Волка, прерывистый и грубый.

— Отыскать дорогу — это самое простое, — объяснил воин. — Видишь ли, хотя орден и контролирует направление скитальца, мы ещё не завершили зачистку от орков, предателей и прочего разношёрстного сброда, считающего это место домом. Вполне вероятно, где-то там обитают ксеносы, о которых никто из нас раньше не слышал. Если вы таких встретите, будьте добры — принесите в качестве трофея череп, — очень уж хочется посмотреть.

Он отступил к конвейеру, двери которого всё это время оставались открыты, и жестом пригласил отделение внутрь.

— Шахта доставит вас вниз, в первую промежуточную область. У вас будет шестьдесят секунд, чтобы оттуда убраться. При попытке вернуться плацдарм зальёт плазмой, и вы погибнете. Уяснили?

— Уяснили, — ответил сержант Кулас. Он взглянул на своё отделение, в его глазах читалось странное выражение — вполне возможно, дело было в искажении от визора скафандра. — Это не учения, поэтому никаких ошибок. Как только ступим в конвейер — переходим в боевой режим. Приступаем.

Отделение вернулось в транспортник. Калум разделял недоумение своих воинов, но уже чувствовал, как организм начинает реагировать на предстоящую битву. По телу разлилось тепло. Сердца забились чаще.

— На большей части «Гарма» присутствует воздух, искусственная гравитация и сохраняется терпимое давление, но не везде, поэтому всегда будьте начеку. Доверяйте друг другу и своим чувствам. Те, кто доберётся до анклава, смогут назвать себя Волками Фенриса. Я надеюсь увидеть там всех вас. — Космический Волк улыбнулся, обнажив ярко выраженные клыки. — Считайте себя отмеченными вюрдом, раз вас испытывают не на Фенрисе. Но даже не надейтесь, что «Гарм» милостивее Моркаи.

— Кто ты? — напоследок спросил Калум, проходя мимо космодесантника-примарис.

— Я Кьярг Железная Клятва, — ответил Космический Волк. — Не вздумай меня разочаровать.

Фенрисский лексикон

Общее примечание: фенрисский язык редко передаётся с помощью букв имперского готика, а на самой планете записи ведут местным руническим письмом, существующим во множестве вариантов. Несколько из них используются орденом Космических Волков, причём выбор зависит от того, из какого региона был рекрутирован тот или иной космодесантник. Следовательно, транскрипция на готик приблизительна, поэтому в имперских документах встречается ряд допустимых способов записи многих фенрисских слов и терминов.

ЛЕКСИКОН ФЕНРИССКОГО ЯЗЫКА (ЮВИКА/ЮВ’ЙКА)

Транскрипция – Перевод – Примечание

адьяр – кровь, источник жизни – руна Крови

эльвкид – лесные духи

этт – дом клана – крепость Клык (применительно только к Космическим Волкам)/очаг/логово

этт-гард – избранные воины вождя – иное название Волчьей гвардии

этт-ярл – глава поселения

этт-руна/эттрун – домовая руна – герб (великой) роты

этт-скъяльд – хранитель знаний поселения

этт-фатер – «отец дома» – капитан или иной командир

Альфатир – Император – пер. «Всеотец»

балка – яички – используется как ругательство («Вздор!»)

блёдхэр – час крови – битва или война

блёдхалле – медике/апотекарион

Дамгет! – Дети Проклятия! – ругательство или эпитет

дреккар – фенрисская ладья

экка – фенрисская сосна

фельхирд – зверолюды

Фенг – «Внутренний волк»

фенрика – относящийся к Фенрису – говорится, например, о воинах (Влка Фенрика)

Фенрис хьяммар колдт! – Убойный холод Фенриса! – боевой клич

Фенрис хьолда! – Фенрис вечен! – боевой клич

Фья вё! – Уходи

Фьорулалли – Матерь тюленей

фюрброд – ружьё – букв. «огневой жезл»

фюр-энт – огненный великан

фюркаф – «огненное питьё» – напиток для восстановления сил

фюрмирдра – огненный змей – дракон или чорв

фюрстрём – огненная буря – взрыв

ганн – смерть – руна Смерти

гельдфут – важное поручение / цель – задание, миссия

гельдвал – подвид китов

гморл – судьба – руна Судьбы

готи – колдун, рунический жрец, шаман

хамаррки – хребет (скелета)

хамарркискальди – чутьё, интуиция – букв. «история, поведанная костьми»

хэртэн – поборник – чемпион Великого Волка

Хель – проклятие, ад – «место подо льдом для тех, кто умер скверно»

Хья – да

хьяммар – молот

Хьолда! – восклицание, выражающее удивление, радушие или раздражение

хоульд – Темница – хранилище

хусъярл – доверенный советник, заместитель – лейтенант

хускэрл – солдат – вооружённый слуга

Йа хьёльд! – выражение одобрения

ярл – владыка или волчий лорд

ярлдек – командная палуба или стратегиум

ярлхалле – чертог владыки

ярлшип – боевой корабль небольшого размера – аналог лёгкого крейсера

Ёва! / ёва – Смотри!

юви – истина или тот, кто говорит от чьего-либо имени – букв. «слово, речь»

юв’йк – говор очага

ювикк/ювика/ювикка (и прочие варианты) – фенрисский язык

кэрл – смертный слуга, трэлл

кэрлшип – ладья крупнее средней – крейсер

кёнигсгард – королевская стража – свита Великого Волка

колдт – холод

малефикарум – скверная магия – также невезение, злой дух, дурное знамение

мьод – напиток Космических Волков

Моркаи – Волчица Смерти

Рагнарёк – конец всего сущего – руна Конца всего сущего

райвен – отряд из 500 кэрлов

райвенмастер – кэрл, командующий боевым подразделением

рунъярл – рунический жрец – библиарий Космических Волков

рункаст – чернокнижник – практикующий знаток вюрда, не заслуживающий доверия

сальскьёльдур – амулет-оберег – носят для защиты души

скъяльдвюрдфейн – защитная песнь, отвращающая дурной вюрд

скитья, скитна – дерьмо

скитльбад – соревнование в мастерстве – фенрисская игра

скъяльд – хранитель знаний – рассказчик, сочинитель

скъяльдом – вокс-рубка

скъяльдрут – фенрисский наркотик

скъяльдверс – поэма или песнь – обережная молитва

скъяльд-вишт – мечтания, грёзы – букв. «желания поэта»

скёль – застольный тост – букв. «пить без перерыва»

скёльдтар – длинное ружьё кэрла

скольд – имя

штурмвюрм – буревой дракон

тэнхалле – чертог для совещаний

тра – три

трюск – лёд – руна Льда

ульфнаки – тактика отделения – букв. «стиль охоты»

ульфвюрд – букв. «волчий удел» – власть или сила, дарованная наследной магией, а также накопленной мудростью и уважением

ундер – низ, внизу

Ундерверс – загробная жизнь, тот свет (с негативными коннотациями) – букв. «Подвселенная»

упп – верх, вверху

Уппланд – загробная жизнь, тот свет (с позитивными коннотациями) – также пустота, космос (букв. «вышняя земля»)

уппландер – тот, кто пришёл с небес – незнакомец (букв. «вышнеземец»)

ут-гельд – долг, задолжать – услуга или обязательство

утландер – посторонний

веранги/веренг – Волчья гвардия

Вак! / Вак ме! – выражение удивления

валькийр – ангелы – букв. «избирающие павших в битве»

варг-ульф – волк, обезумевший из-за вюрда

верс – Вселенная, мироздание

влка – волки

Влка Фенрика – «Волки Фенриса» – самоназвание легиона, позднее ордена Космических Волков

вольда – мир

вар-этт – база или командный центр

вар-скельт – боевой гимн

верегост – талисман, подобие – герб каждой великой роты также служит её «верегостом»

вигхт – призрак мертвеца

вульфхалле – Волчий чертог – личные покои Великого Волка

вюрген – боевой жаргон

вюрд… – нечто, относящееся к судьбе – также «связанное с магией или варпом»

…фир – варповое пламя

…флеш – останки демонов или мутантов

…фульк – демоны

…глим – варповое свечение

…халле – чертог, зал – дом

…хекс – колдовское проклятие

…ярл – псайкер среднего уровня

…кин – мутант

…кнак – умение, связанное с варпом – интуиция

…лейф – знаки, руны

…лит – сила, истекающая из варпа

…лод – источник варп-энергии

…лор – знания о варпе – пси-способности

…мидонс – Русалка / сиреноподобные существа – искусительницы

…рот – плоть, осквернённая мутацией

…сенс – восприятие/обнаружение

…шрум – галлюциногенные грибки, растущие на Фенрисе

…скальд – мистическая песнь

…сток – остаточная энергия после прорыва варпа – источник мутаций

…сторм – пси-атака

…тэн – псайкер высокого уровня

…вард – пси-защита – руна аналогичного назначения

вюрм – дракон

игдрас – гигантское дерево

имир – земля – руна Земли

ТЕРМИНЫ И ВЫРАЖЕНИЯ

Фраза – Значение – Примечание

подводить итог – рассказывать чью-либо сагу – обычно этим занимаются скъяльды

дурная звезда – плохой знак

Кровь Русса! – гневное восклицание

За Русса! – боевой клич

За Всеотца! – боевой клич

За Час Волка! – боевой клич

богом меченный – псайкер

Длань Русса – пожелание безопасности – как правило, при расставании

Моркаи – Волчица Смерти – один из двенадцати Волков фенрисской мифологии

Зубы Моркаи! – удивлённое восклицание – как правило, в опасной ситуации

смертоубийство – участие в сражении – в контексте употребления может обозначать саму битву (также «убойное время»)

красный снег – убивать – т.е. «проливать кровь на снег»

Зубы Русса! – раздражённое восклицание

Этт – дом клана – название цитадели Клык в ордене

Клык – имперское наименование крепости-монастыря Космических Волков (Сами астартес этого ордена считают его уничижительным)

Стая – иногда используется как самоназвание ордена, хотя заметно реже, чем в бытность легионом

нить – чья-либо жизнь/судьба или жизненный путь человека – Также: «перерезать его/её нить» — «отнять его/её жизнь»

До следующей зимы! – прощание с мёртвыми – также произносится пред лицом неминуемой гибели

Оберег Русса! – выражение, призванное отвратить беду – также произносится в момент изумления

Время Волка / Час Волка – конец всего сущего и возвращение Волчьего Короля – см. также Моркаи

Заметки о крестовом походе

Несмотря на успехи Империума в начале крестового похода, к четвёртому году войны возник ряд проблем, которые замедлили стремительное продвижение имперских сил. Появление многочисленных чужацких угроз в отдельных областях усложнило положение крестоносных флотов, тем самым способствовав наступлению армий Абаддона Разорителя. Некоторые стратеги, ответственные за зоны боевых действий вокруг Терры, ожидали атаки предателей на Тронный мир, однако её так и не последовало. Существует множество гипотез о причинах произошедшего. В то время преобладала теория, что задержку еретиков вызвали внутренние разногласия между воинствами Хаоса; подобные суждения, в свою очередь, привели к ожиданию скорого завершения войны.

Однако этому не суждено было сбыться. Крестовый поход оказался в патовом положении. В то время как бесконечная тяжёлая война на истощение, проводимая флотом Секундус к галактическому северу от Терры, сдерживала флоты Абаддона, в других местах формировалось множество столь же крупных зон боевых действий, которые требовали участия всё новых боевых групп и сводили на нет импульс крестового похода так же сильно, как и его живую силу. Угроз скопилось так много, и имперские силы были настолько перегружены, что, по слухам, «Огненная заря», флагман Робаута Гиллимана, совершила бессчётное количество варп-прыжков. Последний примарх перемещался от фронта к фронту и лично отдавал указания.

Несмотря на обстоятельства, Гиллиман являлся слишком выдающимся командиром, чтобы просто реагировать на угрозы, — где позволяли условия, примарх придерживался исходной стратегии. Крестовый поход замедлился, но не остановился. Хотя Индомитус продвигался не так быстро, как хотелось бы примарху, всё больше областей Империума-Санктус возвращались под непосредственный имперский контроль. За передовыми флотами следовали меньшие силы: многие обеспечивали соблюдение имперской десятины и экзакты на ещё не оправившихся от конфликта территориях. Было организовано множество восстановительных флотов, доставлявших продовольствие, технику и рабочую силу нуждающимся мирам. Астропатическую сеть восстановили с поразительной быстротой и до состояния, близкого к таковому до образования Разлома, хотя в течение ещё многих лет астропаты оставались в дефиците. Создание опорных крепостей и миров-бастионов стабилизировало многие секторы, а также предоставило плацдармы для дальнейшего отвоевания.

Однако к тому времени стало ясно, что по мере появления очагов нестабильности, с каждым месяцем отнимающих всё больше ресурсов, меняется и характер самой войны. В некоторых секторах продолжались молниеносные успехи, однако общее соотношение конфликтов неумолимо склонялось в сторону длительных и изнуряющих кампаний по сдерживанию врага сразу на нескольких театрах военных действий.

АНАКСИАНСКАЯ ЛИНИЯ

Наиважнейшей из ранних зон боевых действий, несомненно, была та, которую невообразимой ценой удерживал флот Секундус. Отбывшим третьими крестоносцам приказали направиться к остаткам Кадианских Врат ещё до того, как были переоткрыты пригодные варп-течения. Дорога Мучеников, как кампания стала известна впоследствии, закончилась неумолимой войной против флотов легионов-предателей, поддерживаемых бесчисленными ордами демонов.

Чтобы подобраться к Оку Ужаса, флоту Секундус потребовалось много лет. По мере того как затягивалась война, командование подготовило целый регион Империума-Санктус ради предотвращения наступления Абаддона на Терру и поддержки флота Секундус. Получившая название Анаксианской линии, эта спешно укреплённая полусфера систем обеспечила новую оборонительную позицию взамен утраченной при падении Кадии. В то время как в мучительно долгую битву флота Секундус вливался бесконечный поток кораблей и людей, эта сеть укреплений глубиной во много световых лет гарантировала, что ни один мир или флот не будет отрезан от подкреплений.

ВИГИЛУС

Удерживая один конец Протоки Нахмунда — в то время единственного известного стабильного маршрута через Великий Разлом, — Вигилус имел для Империума ключевое значение. Падение этого бастиона фактически отрезало бы новообретённый Империум-Нигилус от Терры. С самого начала войны Вигилус стал объектом жестокого противоборства: системе угрожали многочисленные атаки орков, культистов, генокрадов и банд Хаоса.

УЛЬТРАМАР

Отсутствие Калгара привело к плачевным последствиям для всего Ультрамара: Гвардия Смерти всё продолжала череду нападений на личную субимперию Гиллимана. Вторжения предателей, позже названные Первой, Второй и Третьей Чумными войнами, опустошили большую часть Ультрамара и в конечном счёте заставили Гиллимана вернуться домой, чтобы реорганизовать и укрепить свои владения. Как бы то ни было, на протяжении большей части раннего периода Индомитуса Ультрадесант и союзные им капитулы, сдерживая сынов Мортариона, оказались на грани краха. Чумные войны не позволяли астартес многих орденов принимать участие в каких-либо других разгорающихся конфликтах. Хотя почти во всех случаях ультрадесантники пытались исполнять свои обязательства, большая часть ордена была вынуждена защищать свои родные земли, редко отваживаясь выходить за пределы своих сил.

СЕКТОР НЕФИЛИМ, СЕГМЕНТУМ УЛЬТИМА

К четвёртому году крестового похода Индомитус лорда-командующего поставили в известность о растущем на юге сегментума Ультима беспокойстве вокруг области, названной Нефилимской аномалией. Хотя случаи длительного отсутствия связи с крестоносными силами не были редкостью, несколько из находящихся в регионе флотов пропали в полном составе. Единственным разумным объяснением представлялось вмешательство противника, но масштаб угрозы прояснился чуть позже. Сотни, если не тысячи звёздных систем оказались отрезаны от варпа в результате коварства ксеносов, в связи с чем боевая группа, выделенная флотом Примус, получила спешное усиление большим количеством кораблей со всего галактического юга. Сражаясь как с эффектом душеподавляющих технологий, так и с самими ксеносами, имперские силы были вынуждены перейти от активного отвоевания к сдерживанию армий противника. Несмотря на это, подлинная серьёзность угрозы открылась лишь спустя время.

СЕГМЕНТУМ СОЛЯР

Выжидая отбытия первого из флотов и, что особенно важно, отсутствия на Терре самого Робаута Гиллимана, Кор Фаэрон из Несущих Слово предпринял крупномасштабную атаку по всему сегментуму Соляр. Изменник нацелился в основном на храмовые и кардинальские миры, где первое крупное сражение произошло на Талледусе. Здесь, как и на Гаталаморе, ради общесистемного вторжения Несущие Слово объединили силы с Железными воинами. Но то было лишь только начало. Несущие Слово в первую очередь были движимы религиозными мотивами, поскольку Семнадцатый стремился подорвать веру имперского населения и заменить её собственной. Отчаяние, воцарившееся в Империуме после образования Разлома, оказалось настолько велико, что тёмные жрецы Несущих Слово находили внемлющих даже на самых набожных из планет. Стремительно росло число организованных еретиками восстаний, в то время как специально выделенные охотничьи флоты активно разыскивали и уничтожали Чёрные корабли Адептус Астра Телепатика — и всё ради того, чтобы лишить Императора подпитки.

С учётом того, что подобные восстания часто предшествовали полномасштабным войнам, действия Кора Фаэрона по дестабилизации сегментума Соляр представлялись лишь первым этапом нападения на саму Терру. Верховное командование Империума перенаправило несколько боевых групп на борьбу с угрозой, что негативно сказалось на отвоевательном продвижении в других местах. К сожалению, возглавляемые подразделениями флотов Терциус, Квартус, Квинтус и Секстус имперские силы так и не смогли удержать ситуацию от стремительного погружения в хаос. Несмотря на многочисленные победы Империума, за каждым усмирением мятежного мира следовало очередное восстание, причём предугадать логику их возникновения не представлялось возможным.

СЕКТОР ОКТАРИУС И РАЗЛИЧНЫЕ ОКРЕСТНОСТИ

Наибольшие опасения Робаута Гиллимана вызывали масштабы активности орков в сегментумах Ультима и Соляр, выявленные по мере продвижения флота Примус к Разлому и поиска второго стабильного маршрута в Империум-Нигилус.

Орки встречались флоту повсеместно. Ксеносы наводняли эту область Галактики ещё с незапамятных времён, однако их количество оказалось настоящим шоком. Газгкулл Трака инициировал масштабнейший орочий Вааа! со времён войны Зверя, и орки миллионами стекались в сектора вокруг Фенриса, Ризы, Мальстрёма и Элизии. Вынужденные постоянно вести мелкие войны против бесчисленных орочьих военачальников, боевые группы флота Примус существенно замедлились. Имперские войска испытывали постоянную нехватку живой силы и техники на пути к уже, казалось, недостижимой цели.

С самого начала крестового похода Гиллиман предполагал использовать ордены-прародители в качестве координационных центров имперского сопротивления и отвоевания территорий Империума. Примарх к тому моменту уже передал огромные полномочия собственному генетическому сыну Марнею Калгару, а в последующие годы одарит властью и магистра Кровавых Ангелов Данте. Весь план Гиллимана полагался на вовлечение Логана Гримнара, Великого Волка Космических Волков, которому поручалось устранить орочью угрозу на правом от Терры фланге.

Как свидетельствуют события, подробно описанные в данном томе, задача Гиллимана оказалась далеко не простой, и не в последнюю очередь из-за опасений Космических Волков быть уничтоженными. Однако после того, как Имперскому регенту таки удалось убедить Гримнара присоединиться к крестовому походу, примарх передал на мудрость Великого Волка многие подразделения космодесантников-примарис из рода Русса. Возложенная на Гримнара миссия оказалась трудна. В последующие годы войны — её возглавили сами Космические Волки, поскольку внимание Гиллимана обратилось на решение других задач, — Логан Гримнар и фенрисские воители пополнили растущий список имперских героев, поставивших своей целью выследить Газгкулла.

Об авторе

Гэв Торп — автор нескольких романов цикла «Ересь Хоруса»: «Первая стена», «Потерянное освобождение», «Ангелы Калибана» и «Коракс», повести из серии «Примархи» «Лев», вошедшей в сборник бестселлеров New York Times, и нескольких аудиодрам. Он написал множество романов Warhammer 40,000, в том числе «Индомитус», «Пепел Просперо», «„Император“: Гнев Омниссии» и серию «Последний шанс» (The Last Chancers), включая самое последнее произведение «Святой Армагеддона» (Armageddon Saint). Гэв Торп написал романы цикла «Возвышение иннари», «Призрачный воин» и «Дикий наездник», трилогию «Пути эльдар» и «Наследие Калибана», а также два тома серии «Возвышение Зверя». Гэв Торп является автором романа о Конце Времён «Проклятие Кхаина» и омнибуса серии Warhammer Chronicles «История Раскола». В рамках вселенной Warhammer: Эпоха Сигмара Торп написал произведение «Красный праздник» (The Red Feast). В 2017 году за роман «Зверь войны» (Warbeast) Гэв удостоился премии Дэвида Геммелла. Он живёт и работает в Ноттингеме.