Костяные Врата / The Gate of Bones (роман)

Перевод из WARPFROG
Перейти к навигации Перейти к поиску
Перевод ЧБ.jpgПеревод коллектива "Warhammer: Чёрная Библиотека"
Этот перевод был выполнен коллективом переводчиков "Warhammer: Чёрная Библиотека". Их канал в Telegram находится здесь.


WARPFROG
Гильдия Переводчиков Warhammer

Костяные Врата / The Gate of Bones (роман)
Gateofbones.jpg
Автор Энди Кларк / Andy Clark
Переводчик
Редактор SadLittleBat,
Dark Apostle,
Chaplain_Lemartes
Издательство Black Library
Серия книг Огненная заря (серия)
Предыдущая книга Мстящий Сын / Avenging Son
Следующая книга Время Волка / The Wolftime
Год издания 2021
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Скачать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Предыдущая книга Прибежище и жертва / Sanctuary and Sacrifice


Десять тысяч лет миновало с тех пор, как примарх Гор обратился к Хаосу и предал своего отца, Императора Человечества, ввергнув Галактику в разрушительную междоусобную войну.

Вот уже сотню веков Империум противостоит бесконечным вторжениям ксеносов, внутренним распрям и злонамеренным козням Темных богов варпа. Владыка Людей неподвижно восседает на Золотом Троне Терры, служа бастионом против сил преисподней. Лишь по воле Его продолжает сиять Астрономикан, что удерживает Империум от распада, но за все прошедшее время с Его губ не сорвалось ни слова. Лишенное мудрости Императора, человечество далеко отклонилось от пути к просвещению.

Светлые идеалы эпохи Чудес окончательно забылись. Родиться в такое время — незавидная доля, ибо лучшее, на что можно надеяться, — это жизнь в изматывающем служении или быстрая смерть, которая всякому видится несомненным милосердием.

Пока Империум продолжает неумолимо двигаться к упадку, Абаддон, последний истинный сын примарха Гора, ныне принявший титул Магистра войны, воплотил свой замысел, зревший несколько тысячелетий. Разорвав ткань самой Галактики от края до края, он выпустил на волю неслыханные силы. Видимо, после стольких веков отважной борьбы человечество все же обречено.

Но тьму пронзает слабый луч света. Колдовство чужаков и таинственная наука пробудили от гробового сна примарха Робаута Гиллимана. Вернувшись на Терру, сын Императора поклялся восстановить пошатнувшееся равновесие, раз и навсегда сокрушить Хаос и возродить великий план, задуманный Императором для человечества.

Однако прежде всего нужно спасти Империум. Галактика разделена на две части. На одной стороне оказался Империум-Санктус — осажденный, но не сломленный. На другой — Империум-Нигилус, вероятно, сгинувший во тьме. Для освобождения царства людей и восстановления его былой славы созван могучий крестовый поход. Человечество готовится к величайшей кампании нынешней эпохи. Провал означает гибель всего, а путь к победе ведет только через войну.

Наступила эпоха Индомитус.


Содержание

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ИНДОМИТУС


Флот Примус

Робаут Гиллиман, Тринадцатый примарх, Мстящий Сын, лорд-командующий, Имперский Регент

Малдовар Колкван, трибун-стратарх, актуарий, Адептус Кустодес

Исаиш Кхестрин, магистр флота Примус

Иллияне Натасе́, ясновидец, эмиссар Эльдрада Ультрана

Фабиан Гвелфрейн, историтор

Виабло, историтор

Лорд Ксейворн, командующий боевой группы «Орфей»


Совет Экстерра

Гистан, милитант-апостол, Адептус Министорум

Андирам, провост, Адептус Арбитрес

Лютиан Ксайл, хилиарх Рассунеона, Астра Милитарум

Леди Филоменсия Блааз, псайкер-примарис, Адептус Астра Телепатика

Арфон Хоидитма, инквизитор, Имперская Инквизиция

Велизарий Коул, архимагос, Адептус Механикус

До Ган Мей, контр-адмирал, Навис Империалис


СПАСАТЕЛЬНАЯ МИССИЯ


Адептус Кустодес, Эмиссары Императус, щитовое воинство

Марк Ахаллор, щит-капитан

Гастий Вихеллан

Ундейр Амальт-Амат, вексиллярий

Понтус Варсиллиан Прославленный

Асвади Мужественный

Ашмильн, госпожа астропатов


Неисчислимые Cыны Дорна

Расеж Люцерн, сержант

Гориас Кесвус Бельд

Хастус Омекро

Сулин


ЗАЩИТНИКИ ГАТАЛАМОРА


84-й Мордианский полк Астра Милитарум

Лютор Дворгин, генерал, командующий имперскими силами на Гаталаморе

Чедеш, старший сержант, первый взвод

Йенко, оператор вокса, первый взвод

Фленс, лейтенант, первый взвод

Даувер, лейтенант, первый взвод

Вастон, младший лейтенант, первый взвод

Штейнер, штаб-лейтенант

Магда Кеш, сержант следопытов


40-й полк Фироксийских танкистов

Полковник-вождь Юрген


Орден Серебряного Покрова, прецептория Гаталамора

Имельда Веритас, канонисса

Грация Эммануэль, палатина


ЗАХВАТЧИКИ ГАТАЛАМОРА


Тенебрус, чернокнижник, Длань Абаддона


Предательский легион Несущих Слово

Кар-Гатарр, темный апостол, приспешник Кора Фаэрона

Фарадор Йенг, глава культа


Предательский легион Железных Воинов

Торванн Локк, варповый кузнец

Гарвох, чемпион Хаоса

Лоргус, чемпион Хаоса

Касипиниакс, варповый кузнец

Ютил, варповый кузнец

Фодов, магистр гранд-батареи

Йоргг Клордрен, пустотный командир флота Железных Воинов


Глава первая

Весть из темноты

Ганимед

Вигилус


В ворота стучат кулаками. Я чувствую их, слышу грохот этих ударов — град плоти и костей. Неотступный. Неослабевающий. К громыханию плоти о металл примешиваются голоса. Плач. Мольбы о помощи. Причитания. Лающие голоса, требующие приказов. Горячий шепот надежды и гаснущий огонек веры.

И еще звуки — другие, нечеловеческие.

Я стою под сенью ворот, и по обе стороны от меня вздымаются волны. Камень — и кипящий прибой. Безумие, воплощенное в реальность. Они взлетают ввысь и смыкаются, но тут же рассыпаются, точно клочья тумана. Меня окружает смрад смерти. От трупной вони перехватывает горло. Меня тошнит дымом. По темному небу, словно в расплавленном воске, кружатся, кружатся, кружатся звезды — и заворачиваются в водоворот. Я чувствую его притяжение, и меня пронзает страх. Я вскрикиваю, хотя у меня нет рта, чтобы кричать, нет глаз, чтобы видеть, нет тела, чтобы повернуться к проблеску света, который я чувствую за спиной…

Надежда. Это свет надежды, но на него я не смотрю. Не сейчас. Я должен слушать вопли. Я должен следить за сгущением звезд.

Я должен увидеть то, что мне будет явлено.

Врата должны распахнуться под натиском извне. Цепи — как струны. Натужно скрипят петли. Неважно, что я окажусь пред разбитыми вратами, под светом отравленных звезд.

В груди шевелится ужас. Мне нужно увидеть. Я подхожу ближе.

Ближе.

Звук оглушает меня — рев слившейся воедино боли, химера из ужасов, вызывающих стон. Меня охватывает зловоние склепа. Кожа горит. К горлу тянет жадные руки предчувствие.

Я все равно подхожу ближе. Мне нужно увидеть.

Я вижу. На каждой створке — бронзовая доска. Небольшая. На досках что-то написано; надписи скрыты патиной, я знаю — это сделано умышленно.

Ближе.

Порча бурлит, становится густой и плотной, закрывая надписи. И тут в подставке у самого устья врат вдруг оказывается факел. Я беру его в руки. В языках рвущегося пламени я обретаю желанные знание и оружие. Дым поднимается выше, забивая горло. Я опаляю доски пламенем факела, и порча сходит клочьями, ненавидя меня за это. Она отомстит. Но сейчас мне все равно.

Бронзовые доски чисты, и теперь я вижу выгравированные на них слова. Они ничего не значат. И все же я заучиваю их наизусть. Я — око, что зрит, я — ухо, что слышит, я — перо и лист пергамента. Толковать будут другие. Разбираться будут другие. Я вижу — и запоминаю.

Сангва-Терра.

Вигилус.


По коридору спешил транслокутер первого разряда Тане. Он переходил через лужицы яркого света от электрофакелов, ускоряя шаг на участках тени и морщась от бряцанья собственных шагов по палубе.

«Столько слухов про Ганимед», — думал он всякий раз, пересекая границу между светом и тьмой. Не так давно эта луна считалась interdicto extremis[1]. Этого Тане забыть не мог.

Говорили, что луна теперь безопасна, что ее очистили от всего, таившегося в недрах. Спешно прорыли под землей новые ходы, напичкали их когитаторами и голопроекторами, генераторами, инфоштабелями и антеннами воксов Официо Логистикарум. Разместили на Ганимеде гарнизон из полков Астра Милитарум. В главных коридорах толклась целая армия жрецов, размеры которой могли посоперничать с толпами бесчисленных сотрудников архивов, лексографов, нумеромантов, адептов-материалум, прелатов и прочего персонала. Уже раструбили, что Ганимед будет первой из узловых крепостей, которые появятся между флотами крестового похода Индомитус и составят сплошную цепь тылового обеспечения таких впечатляющих масштабов, каких Империум еще не видел.

Таков амбициозный план примарха Гиллимана, и он воплотится в жизнь.

— Конечно, не им же бегать по этим бесконечным коридорам, — буркнул Тане, сжимая медальон-аквилу в одной руке, а инфопланшет — в другой.

Сам с собой он разговаривал потому, что это лучше, чем молчать, правда, ненамного, а тени вокруг словно склонялись ближе, чтобы послушать.

На своем веку Тане повидал немало, так что знал: если Империум объявил какое-то место безопасным, то это лишь означает, что там приемлемый уровень опасности для жизни. Он был на Ворлиоте во время отвода войск и сумел добраться до одной из зон эвакуации, обозначенных безопасными. С его точки зрения, «безопасный» — не совсем то слово для места с кучей орков. После поступления в Официо Логистикарум и последующего назначения на Ганимед Тане уже гораздо внимательнее относился к слухам о зловредных явлениях, которые лунный показатель угрозы описывал как «отсутствующие».

Словно из ниоткуда появился патруль вальхалльцев, заставив его подпрыгнуть. Солдаты четко отдали Тане честь, после чего пронеслись мимо и умчались вниз по лестнице. Он прибавил шагу, следуя по выжженными лазером указателям в Святилище астропатических истолкований. Ганимед — настоящий лабиринт, и даже после стольких недель на станции Тане по-прежнему плутал в ее закоулках.

«Чего ты такой дерганый? — язвительно спросил он себя. Упрек, конечно, риторический. На самом деле Тане прекрасно знал, отчего нервничает. — Не надо было его читать. Император свидетель, половину я все равно услышал из ее лопотания, но все-таки…»

Знание — обуза, неведение — благо. Эти слова были выбиты на стальной пластине в тридцать метров высотой в его скриптории на Ворлиоте. Девиз раздражал Тане, отличавшегося любознательностью. Из-за нее-то он и пострадал, причем не раз, а однажды чуть не оказался на волосок от смерти. Любопытство в итоге и привело его в ряды логистов — так сказал тот адепт-вербовщик.

Сегодня Тане понял, что в девизе заключается истина. И в кои-то веки пожелал остаться в неведении.

«Не надо было его читать», — повторил он опять, ныряя в буркнувший серволюк.

Не то чтобы он понял астропатическое послание целиком. Тане никогда не слыхал ни о Вигилусе, ни о Сангва-Терре. Однако картинки все никак не выходили из головы, такие живые, словно те видения пришли к нему самому. А она сильная, эта ведьма. Какое коварство — вот так распускать свои грезы вокруг.

Лучше об этом вообще не думать. В таком месте не угадаешь, кто может заглянуть человеку в голову. Псайкеров на Ганимеде — как блох.

Тане взял себя в руки и поспешил дальше. У астропатки была задача — принять видение, после чего та впала в кому. Еще один адепт вел записи, и еще один — толковал. Оба выглядели не лучшим образом. А у Тане работа попроще: торчать поблизости, а потом передавать записи ее слов в Святилище истолкований, где люди поумнее обмозгуют их как следует, а затем разошлют куда надо. Или не разошлют.

— Важно — не важно, твое дело — сторона, — пристыдил себя Тане.

Он добрался до коридора пошире и ярче освещенного, однако гнетущее ощущение никуда не делось. Даже наоборот — стало сильнее. Окруженный со всех сторон снующими туда-сюда людьми, он спрятался в привычную раковину страха — и паранойя зацвела пышным цветом.

Он покрепче прижал инфопланшет к груди.

Арка входа в Святилище истолкований появилась как нельзя более вовремя, и Тане поспешно нырнул туда — и вынырнул прямо перед необъятной приемной конторкой. Суровая адепта в зеленых одеяниях Адептус Астра Телепатика взглянула на него свысока. Лазерные турели, свисающие с потолка, следили за каждым его движением.

— Мне нужен кто-нибудь, — сказал Тане. — Ну, из начальства.

— И кто бы это мог быть, адепт Тане? — поинтересовалась женщина.

— Кто-нибудь поважнее тебя! — прошипел бедняга. Оглянулся, словно проверяя — не подслушивает ли кто. Такое было возможно. Он находился в одном из самых надежных мест Империума. Здесь всегда имелись чьи-то уши.

Но «надежный» вовсе не значит «безопасный». Безопасных мест не существует.

— Я принес послание. Важное послание. Надо, чтобы кто-нибудь посмотрел его безотлагательно.

— Опусти его в прорезь, куда кладешь все остальное, — велела адепта, указывая на мраморное отверстие с отогнутыми краями в передней стене конторки. — Давай свою карточку, получи печать и возвращайся к своим обязанностям.

Тане выдал ей свой самый лучший непокорный взгляд.

— Нет? Мне что, вызвать охрану, чтобы разъяснили тебе установленный порядок? — Адепта неприятно улыбнулась. — Их объяснения ты нескоро забудешь. — Ее рука двинулась к невидимой кнопке. Он ей не нравился. Это было понятно и без псайканы.

Тане вздохнул поглубже. Знать содержание послания ему не полагалось. Он надеялся лишь, что позже начальство загладит его вину.

— Это из Империума-Нигилус! — Он старался говорить как можно тверже, но получилась невнятная скороговорка, как у ребенка, которому не терпится выпалить свой секрет. — Послание из Империума-Нигилус, с планеты по ту сторону Разлома. Планета называется Вигилус. Поняла? Они живы. Там еще есть Империум. Это послание надо срочно передать кому-нибудь соответствующего ранга. — Его передернуло от волнения. — Сообщить примарху.

— Не тебе решать, что должен услышать лорд Имперский Регент, адепт Тане. — Адепта долго буравила его глазами, задрав длинный нос. Затем передвинула руку, все еще висевшую над невидимой кнопкой, к другой невидимой кнопке — и опустила. Раздался щелчок, и следом — характерное шипение открытого вокс-канала.

— Мне нужно поговорить с логистером Гюнте, — сказала адепта, не сводя глаз с курьера.

Тане не расслышал, что ей ответили.

— Да, я серьезно. — Женщина прищурилась. — Приоритет «Альфа-красный».


Глава вторая

Мир погубленный

Костная порода

Повелитель


Гаталамор сотрясался от ударов, несущих ему погибель. Поверхность планеты снова обстреливали.

Фарадор Йенг отключилась от едва слышного грохота взрывов. Взрывы сейчас не главное. Завладеть физической формой мира — ничто в сравнении с подчинением его духа, а это как раз ее задача. Стук лопат и кирок глубоко под землей, где копают ее последователи, значил много больше. Эти удары, может, и кажутся слабее, но облик Гаталамора изменит работа лопатой в его недрах, а не забрасывание бомбами.

Йенг глубоко вздохнула. Прохладный воздух проник в легкие, принеся с собой сладкий привкус тлена. Она постаралась удержать его в груди подольше, ибо где, как не здесь, в оскверняемых катакомбах Бога-Трупа, пробуждалась истинная сила Великой четверки.

Она чувствовала этот вкус — вкус перемен. Заветный вкус, который нужно смаковать. Выпустила воздух. Температуру в катакомбах можно предсказывать абсолютно точно: на столько-то метров ниже — на столько-то градусов теплее. Определенность этого перепада претила, но скоро все изменится, а она сама станет катализатором преображения. Культисты, в поте лица орудующие в забое, — лишь орудия ее воли.

В неверном свете люменов виднелся почти весь раскоп — один из шести основных участков сектора, где сейчас работали ее люди. С других доносился шум машинного оборудования, но здесь слышались лишь стук металла по костной породе да шипение списанных батарей при каждом проседании яркости освещения. Ее последователи врубались в какой-то склон гробницы из спрессованной кости, твердой, как скалобетон. За их работой присматривала пара скучающих надзирателей в кожаных респираторах и со свернутыми кнутами.

Они следовали трупными тропами в недра Гаталамора. Этот лабиринт пронизывал всю планету, уходил глубоко в кору и под морское дно, — и там, в каменных галереях, складывали валетом заслуженных покойников Империума. Ближе к поверхности шли склепы поновее: с алтарями, где горели свечи, с мраморными полами, которые тщательно подметали, а сами сооружения обслуживала целая армия освященных сервиторов, пока не началось вторжение. Ниже находились более старые крипты — могилы достойных, о которых уже подзабыли.

Там, внизу, все дороги казались одинаковыми, куда ни глянь, но Йенг выросла среди этих троп, пробавляясь останками своих старших, и знала приметы каждой. Она знала, как найти тайные часовни с неожиданными провалами, ведущими в исполинские склепы, где кости тысяч правоверных искусно уложены в чудовищную мозаику; места, где колонны из черепов взирают на усыпальницы аристократов, где из зубов и пальцев набраны поразительно красивые батальные сцены. Генералы, герои, святые, кардиналы, великие лорды и леди — безымянные покойники многотысячелетней истории Империума громоздились друг на друге, пока их саркофаги не трескались, а останки не сминались в неприглядный пласт костной породы. Просевшие участки приходилось расчищать заново и сооружать новые катакомбы, чтобы новые покойники могли найти приют посреди покойников старых. Поверхность планеты всегда менялась в соответствии с этим циклом: здания не выдерживали, просаживались и сходили в собственные могилы. Геология Гаталамора жила бурной жизнью благодаря человеческой одержимости смертью.

Каждый умерший, даже из самого приличного слоя общества, проходил один и тот же цикл. Сначала он должен, просто обязан был обрести покой на такой вот священной планете. А затем его, как и всех, постепенно забывали — всю веру и героизм. Если имя увековечивали на бронзовой табличке, оно зарастало зеленой патиной до полной неразличимости. Гниль съедала слова, высеченные на камне. От железного указателя оставалось пятно цвета застарелой крови. Воздух, вечно сырой от гнилостных испарений, расправлялся с любой памятной доской почти сразу после установки. Фарадор Йенг находила это восхитительно ироничным.

Кирки били намного громче, чем бомбы. Планета держалась крепко. Насилие на поверхности смягчалось до раскатистой дрожи здесь, внизу. Камень трепетал. Кладка поскрипывала, но, несмотря на ощущение тлена, костная порода отказывалась принять неизбежность перемен. Это и есть Империум, подумалось Йенг, — темный мир трупов, который гниет и сминается под тяжестью собственной громады, однако продолжает держаться исключительно благодаря своей массе. Но не сегодня.

Все это скоро закончится. Катакомбы откроют свое нутро небесам, и бесконечно изменчивая жизнь займет место всей этой смерти.

Ей требовалась лишь крупица веры.

— Темные боги с нами, — провозгласила Йенг, ее властный голос эхом раскатился по склепу. — Гаталамор поддается. Внемлите, прочувствуйте это! Пусть Четверо направят вашу руку.

Ритм ударов сбился: культисты принялись в ответ неловко осенять себя восьмеричным знамением. Десятки мужчин и женщин, все грязные и уставшие, раздетые до исподнего и мокрые от натуги. Вентиляции здесь не было, а значит, углекислый газ накапливался быстро, вот почему все глаза пялились на нее из-под запотевших стекол заводских противогазов. Культисты взирали на Йенг с благоговением, ведь по милости Темных богов она могла разгуливать по катакомбам без добавочного запаса воздуха, а кожа ее оставалась сухой и чистой. Они согбенны и опустошены. Она — идеальна. Сотни их уже отдали душу. Они обожали ее за совершенство.

Йенг была высокой и длинноногой, с кожей, бледной от жизни под землей, а взгляд ее пронзительно-голубых глаз мало кто мог выдержать. Цвет глаз и белизну кожи еще сильнее подчеркивали черные как ночь одеяния, которые она носила. По всем объективным меркам Йенг была привлекательной. Много лет назад в ее костной банде ходила байка, что она забрала свое лицо у какой-то аристократки: срезала с черепа, пока та спала. Это, конечно, враки. Она всегда была такой. В таком мире, как этот, внешний вид обходился недешево. Красота привлекает не то внимание, что нужно. Не такое поклонение, какое нужно.

Она ответила на это точно рассчитанными переменами. Тонкие и аккуратные шрамы превратили элегантное лицо в нечто внушающее страх. Серебряные кольца пронзили брови, переносицу и уголки глаз. Тонкие цепочки, закрепленные пирсингом на голове, ниспадали на плечи мелодичным каскадом. Даже ресницы Йенг заменила металлическими имплантатами, и те звучно терлись друг о дружку всякий раз, когда она моргала.

Она посмотрела сквозь игольчатые края на старания своих последователей. Большая часть работы была проделана вручную: слишком уж хрупким был пещеристый камень. От тяжелых машин обрушивался потолок. Мелта-резаки были опасны своими раскаленными испарениями, которые в тесных туннелях взрывались с чудовищной силой. Оставался единственный надежный способ — ручной инструмент, и то — обвалы случались регулярно. Одна бригада землекопов разбилась насмерть, проломив мозаичный пол, под которым скрывался целый кафедральный собор. Еще одна погибла от рук сервиторов-охранителей. Всякой живности тоже приходилось опасаться — та вырастала в этих глубинах до метра длиной. Безглазая, она тем не менее легко отыскивала человеческое сердце по пульсу и настигала цель безошибочно.

Но Йенг все это не волновало.

Это был ее народ. Она выросла с ними, завидуя красоте поверхности из-под постылой земли и слушая, как жрецы говорят, что им следует гордиться своим священным домом. Гаталамор! Верующие тратили десятки лет, только чтобы ступить на его поверхность. Миллиарды, спускаясь в его недра, истоптали трупные тропы до блеска, чтобы завершить пожизненное паломничество и возложить дары своим святым покровителям. Немногие успевали обрести ту помощь, которой жаждали, прежде чем их всех, лишившихся цели в жизни, словно стадо скота, выгоняли обратно на поверхность.

Гаталамор был ложью. Тюрьмой. Йенг открыла людям правду. Они обожали ее и за это.

— На тебя смотрят с почтением, — раздался за спиной рокочущий бас, который Йенг даже не столько услышала, сколько почувствовала. Сердце подскочило и забилось быстрее — она не заметила, как подошел господин. Его сила заключалась и в этом тоже. Она передернула плечами в предвкушении, и цепочки на голове ответили перезвоном.

— Вести культ за собой — значит стать его путеводной звездой, — произнес голос теперь уже близко. — Стать больше, чем те, кто припал к твоим ногам. Стать линзой, сквозь которую сияет великолепие Темных богов.

Культисты Йенг замерли, испуганно уставившись на того, кого она не видела, но чье присутствие ощущала, словно кулак, давящий в спину.

— Я взяла власть там, где прежде ее не имела, — гордо ответила предводительница. — Я обхожусь без маски там, где не могут они, легко переношу то, чего не могут они. Я хожу в роскошном убранстве, когда они взирают на меня из лохмотьев. Все, чем я есть, я добыла для себя — кровью и жертвами. Я рождена в косности, но стала переменой.

— В таком настрое ощущается сила, — заметил голос. — Четверо присматривают за тобой, Фарадор Йенг.

— Благодарю вас, мой господин, — выдохнула она, только теперь ощутив жар, накатывающий от его облаченного в железо тела, услышав гул могучих механизмов и хруст костей под тяжелой поступью. То, что было голосом, обрело телесное выражение. Кар-Гатарр носил облик человека, но быть человеком давно перестал. От него исходила такая аура святости, что у Йенг подгибались колени. Она страстно желала взглянуть на него, но на это требовалось получить дозволение.

— И видят, что ты отстаешь, — добавил Кар-Гатарр.

Но Йенг не испугалась, а только озлилась на своих последователей. Симпатия, жалость, сочувствие, страх — все это слабости. Каждый член культа Клинка Обнаженного либо шел к цели, стараясь изо всех сил, либо оставался за бортом. Если Кар-Гатарр посчитал ее работу неудовлетворительной, значит, они ее подвели. Йенг спросила себя, хватит ли у ее последователей мозгов взять себя в руки, перестать пялиться и вернуться к работе.

Хватило. Звон железа по камню возобновился.

— Взгляни на меня, — разрешил Кар-Гатарр.

Медленно, вся трепеща, Йенг повернулась. Он возвышался над ней, словно великан. Костяные рога, переплетаясь, смыкались над шлемом. С наплечника кричал объятый пламенем череп Несущих Слово. По броне доспехов бежали строки, не поддающиеся прочтению. С темляка на поясе свисала полутораметровая черная палица. Мантия, похожая на тень, струилась на ветру, которого Йенг не чуяла.

Легионер Астартес, ветеран священной войны Гора, темный апостол, жрец Несущих Слово. Воплощенное великолепие Темных богов.

— Ты должна работать быстрее. Оружие скоро будет готово. Лорду Тенебрусу не хватает только последней детали.

— Слушаюсь, мой господин.

Сквозь светящиеся зеленым линзы апостол оглянулся на коридор, ведущий из пещеры к других местам, где работал культ.

— Почему ты так распыляешь силы?

— Мой господин, знамения нам благоприятствуют, но карты древние и неверные. Путь в гробницу должен быть где-то здесь. Где именно, я не уверена, но точно здесь.

Повелитель хрипло хмыкнул и сказал:

— Войди глубже в реку веры, и Пантеон дарует успех. Открой богам сердце — и воздастся тебе.

Йенг услышала пыл его веры. Равный ее пылу, превосходящий его. Повелители жили так долго, что человеческий срок выглядел на их фоне смешным. У Кар-Гатарра были целые эпохи, чтобы отточить свою веру.

— Боги благоволили мне, — ответила она.

— Да, — согласился он. В голосе его проскользнула улыбка. — Это заметно. Тебя любят, Йенг. — Он помолчал, затем вдруг сказал: — Я укажу тебе путь. Я чувствую его зов. Мы уже близко.

— Под вашим руководством мы удвоим усилия.

— Я буду присутствовать при открытии. Молись, чтобы это случилось поскорее. Сосредоточьте усилия здесь и на участках три и четыре. Остальные бросьте. Там я ничего не чувствую.

— Хорошо, мой господин.

Он развернулся и с хрустом зашагал по коридору.

— Вы слышали хозяина! — объявила она, когда повелитель ушел. Кивнула помощникам: — Яцет, Вотен, подгоните их.

Надзиратели включили кнуты и взмахнули ими над головой, отчего по вырубкам в костях побежали резкие электрические отсветы.

— Живее! — скомандовала она, когда первый удар с треском стегнул по живому телу.


Глава третья

Грандиозные силы

Брат-сержант Люцерн

Мечты о светлом будущем


Историтор Фабиан Гвелфрейн лежал головой на столе. Недалеко от лица стоял стакан с водой. Вода означала высокое положение. На пустотных кораблях, как выяснилось, воду контролировали еще строже, чем на Терре. Но он ее не пил. Просто вглядывался. Рядом, под безучастной рукой, лежал его брошенный труд — лист пергамента; строки заканчивались чернильным мазком. Пятно такого же размера отпечаталось на пальцах.

«Огненная заря» гудела свои тайные машинные песни. Звук, мерный и тихий, словно дыхание, успокаивал — видимо, на каком-то непостижимо глубоком уровне напоминая о времени в утробе матери.

А ему, Император свидетель, спокойствия очень не хватало.

Кошмары никак не отпускали, хотя с момента, когда флот Примус прервал поход, чтобы сделать остановку в этой дыре, минула уже пятая ночь. Но как ни занимали его требования лорда Гиллимана и драконовские физические нагрузки сержанта Этидора, темные мысли все время возвращались обратно. Он заново переживал ужас, охвативший его, когда загадочные технологии корабля разверзли полог пространства. Еще он тогда ощутил чувство собственной ничтожности, но это не шло ни в какое сравнение с ощущением, что какие-то жуткие твари смотрят на тебя и... алчут.

Фабиан вырос в мире без окон. Клаустрофобия была для него понятием чуждым, но только до путешествия через варп.

Оказалось, что за последнее время он крепче поверил в Императора. Стал чаще молиться.

На работу сил не осталось, поэтому он лежал головой на металле, вымотанный почти до оцепенения, и смотрел на воду в стакане. Время от времени по кораблю пробегала дрожь, и поверхность воды шла рябью. Все остальное время вода оставалась неподвижной, словно метафора его души, пребывающей в теле, — обе нежатся в покое при отсутствии внешних возмущений.

Кто-то прочистил горло у открытой двери. Фабиан закрыл глаза. Не тихо кашлянул, а громко и влажно харкнул: кто-то явно хотел проявить тактичность, не обладая при этом достаточным даром изящества.

— Резилису, — безучастно произнес Фабиан, не утруждаясь поднять голову.

— Хозяин, вас ищут. — Трескучий голос Резилису звучал, как всегда, на грани надменности, умело сохраняя при этом нужную степень подобострастия.

— Кто меня ищет, Резилису? — вздохнул бедняга.

— Вы знаете, хозяин. Ну… эти.

— Когда ты говоришь «эти», то имеешь в виду всех, кто поважнее тебя. На этом корабле в их число входит, я бы сказал, тысяч тридцать человек, — заметил Фабиан устало. — По грубым прикидкам.

— Значит, мне повезло служить такому человеку, как вы, хозяин, — тому, кто важней почти всех.

— Ах, оставь же ты меня, наконец! — простонал Фабиан. — Дай хоть минуту покоя!

— Чего вы торчите тут внизу, господин Фабиан? — мягко поинтересовался слуга. — Вон в либрариуме полно места. Там и от меня будет больше пользы. Здесь вас никто не сможет найти. — Резилису вошел в крохотную каморку и приблизился к хозяину.

— В этом-то и весь смысл.

— Вы про кошмары?

— Про них, — подтвердил Фабиан.

Резилису положил руку ему на плечо и сказал:

— У вас все получилось замечательно, хозяин. Никто и предположить не мог, что вы добьетесь такого положения. Отец гордился бы вами. — Он помолчал, затем слегка сжал руку и закончил: — Я горжусь вами.

— Ладно, погоди минуту. Дождемся одной штуки. И убери руку, — велел Фабиан. Ему, конечно, не хотелось разрывать контакт, но приличия есть приличия.

— Разумеется, хозяин. — Рука исчезла. — Не уверен, что минута тут помо...

По всему судну прокатился пронзительный скрип. В такие моменты Фабиан понимал, насколько чудовищно огромен корабль. Ты можешь спрятаться где-нибудь и отгородиться от «Огненной зари» лишь до поры до времени. Стоит корпусу заскрипеть, иллюзия тут же рассыпается.

— Вот сейчас. Погоди. — Фабиан сел и задрал голову.

Судовые машины зарокотали. Вместе с реактором они вели партию басов в корабельной симфонии. Несмотря на гравипокрытие пола, Фабиан ощутил, как воспаряет душа.

— Проходим мимо спутника, — сообщил он и опустил взгляд на стакан с водой. — Спутник величиной почти с саму планету. Когда они встают в линию, их совместная сила притяжения начинает воздействовать на небольшие объемы жидкости.

— Хозяин...

— Просто смотри, — велел Фабиан, не сводя глаз со стакана.

Голос корабля стал громче. Силовые установки глухо выстукивали ритм, точно удары сердца. Комнатушку уже непрерывно трясло, отчего по воде опять заходила рябь. Но не это привлекло внимание Фабиана. Вода, вся целиком, отклонялась в сторону — поначалу немного, а затем все сильнее и сильнее, пока не встала под довольно крутым углом.

— Пусть мы этого не видим, но вокруг сейчас действуют грандиозные силы. И на нас они влияют тоже. Чувствуешь, как внутри что-то тянет?

— Чувствую, хозяин.

— Так и сама история — незримая, однако воздействующая на все и неизбежная.

Водяной уклон скользил по окружности стакана, следуя за положением небесных тел. Стенания корабля постепенно стихали, шум машин становился ниже. Вода вернулась обратно в горизонтальное положение.

— И вот мы стали прошлым, — заключил Фабиан. И осушил стакан.

— Нам уже нужно идти, — взмолился Резилису. — Тот желтый громила вас дожидается.

— Ты хотел сказать: сержант Люцерн. — Фабиан поднялся и собрал со стола писчие принадлежности.

— Он самый. Желтый который. В скрипториум он спускаться не хочет. Говорит, что не пролезет, ну, и кроме того, хочет, чтобы вас разбудили нежно. Сдается мне, он догадывается, зачем вы сюда спустились. Старается, чтобы все было благопристойно.

— Благопристойно? — Фабиан сердито взглянул на слугу. — Тебя ведь не подавляют космодесантники, а? Ты-то их не боишься.

Резилису почесал голову.

— А с чего бояться ангела? Он ведет себя по-божески. Мне нравится.

— В тебе нет боязни, — задумчиво сказал Фабиан. — И от кошмаров ты не страдаешь. Везет тебе.

Довольная ухмылка Резилису на секунду погасла:

— О, хозяин, ангелов я не опасаюсь, но вот кошмары снятся вовсю. Кошмаров у меня навалом.

Они обменялись долгими взглядами. Слова тут не требовались. Оба знали друг друга так, как может знать только семья. Резилису служил отцу Фабиана, его предки служили предкам Фабиана. Если у кого из них когда-нибудь родятся дети, традиция будет продолжена — хотя в настоящий момент Фабиан в этом очень сильно сомневался. Сейчас их осталось только двое, и этих двоих объединяли тысячи лет общей истории.

Фабиан сунул свое имущество под мышку и через силу улыбнулся:

— Тогда ты понимаешь.

— Этого я не говорил, хозяин, — запротестовал Резилису. — Кошмары я вообще не понимаю, да и не хочу понимать. Хватит и того, что они пугают меня до усрачки.


Брат Расеж Люцерн ждал Фабиана там, где коридор скрипториума заканчивался входом в шестиугольное помещение часовни. Внутри, каждый в своей открытой клетушке, сидело десятка два писцов — подручных интендантской службы корабля, но ни один из них не обращал внимания на ангела, стоящего всего в нескольких метрах. На флагмане Робаута Гиллимана космические десантники были довольно обыденным зрелищем.

Резилису направился прямиком в часовню, а вот Фабиан, не дойдя до сержанта, остановился как вкопанный под аркой входа. За месяц путешествия они провели вместе достаточно много времени, однако историтор так и не сумел избавиться от ощущения ужаса, которое вызывали у него все ангелы, в число которых, несмотря на долгое знакомство, входил и Люцерн.

«Когда же я к ним привыкну?» — спросил себя Фабиан.

Люцерн был пугающе высоким, почти под два с половиной метра, с чудовищно огромными руками и ногами под стать росту. Силовая броня еще добавляла массивности. В боевых латах его плечи были почти так же широки, как если бы Фабиан вытянул руки в стороны. Громада космодесантника скрадывала масштабы палаты. Казалось: протяни руку — и коснешься его, хотя тот стоял в трех метрах от Фабиана. Мозг словно отказывался правильно воспринимать невероятные размеры воина.

Доспехи Люцерна все время тихо гудели, говоря о постоянной готовности к действию. От ранца поднимался жар, и какой-то озоновый запах смешивался с ароматом священного елея часовни и странным, не совсем человеческим запахом самого воина. Красный сержантский шлем висел на бедре. Огнестрельного оружия космодесантник не носил, но слева из ножен торчала рукоятка клинка, который Фабиану сошел бы за меч.

В составе флота летели десятки тысяч космодесантников-примарис и еще тысячи других — старой породы, хотя для Фабиана они все выглядели практически одинаково. Люцерн носил доспехи насыщенного желтого цвета Неисчислимых Сынов — потомков Рогала Дорна. Светло-серый шеврон поперек эмблемы показывал, что сержанта еще не определили ни в один орден. От ослепительно яркой расцветки брони Фабиан даже сморщился. Желтый цвет традиционно связывают с трусостью, и все же человека, который отправляется в бой в столь броской раскраске, трусом никак не назовешь. Желтые доспехи выделяли владельца повсюду и словно искушали противника подойти и испытать себя.

Люцерн стоял, склонив голову, перед статуей в часовенной нише для подношений. Статуя изображала Императора в обличье ученого — покровителя всех, кто трудится писцом, а таких в Галактике миллиарды. Император восседал на троне с пером в руке и ножнами с мечом на коленях, ибо огромный гроссбух, открытый перед Ним, представлял собой намного более опасное оружие.

Полка перед образом была уставлена огарками свечей, в наплывах воска тонули бумажки с молитвами — обычные, официальные возложения. Однако Фабиан заметил и более личные пожертвования: небольшие фигурки из пластека и металла, знаки различия, рисунки, ленточки и лоскутки, даже маленькие стеклянные баночки с обрезками ногтей или волос, поднесенные Императору в качестве просьбы защитить.

Таинственное лицо статуи находилось намного выше уровня глаз Фабиана. Алебастр изваяния тщательно отполировали, и отчасти благодаря блеску камня казалось, что лик Императора все время меняется в неверном сиянии свечей. Его пустые глаза пугали, а улыбка казалась недоброй. Фабиан отвел взгляд.

Губы брата Люцерна шевелились, завершая неслышную молитву. Великан осенил себя знамением аквилы напротив сердца, поднес к губам крест храмовника, который носил на цепочке вокруг шеи, и поцеловал. И только после этого открыл глаза. Когда он сменил позу, броня зашипела. Чтобы взглянуть на Фабиана, Люцерну пришлось повернуться на целую четверть оборота, иначе обзору мешали наплечники. Но даже так горжет скрывал большую часть лица, хотя и не настолько, чтобы спрятать улыбающиеся глаза.

— Фабиан! — воскликнул исполин. — Так ты его все-таки отыскал, друг Резилису.

— Отыскал, мой господин. Он опять отлынивал здесь внизу, у писцов.

Морщинки вокруг глаз Люцерна стали глубже. По мнению самого Фабиана, Резилису не сказал ничего забавного, однако для космодесантника сержант оказался весьма жизнерадостным человеком.

— Отлынивал! Прекрасный выбор слова.

— Что от меня требуется? — спросил Фабиан.

— Чтобы ты был в наличии и доступности, друг мой, — пожурил его Люцерн. — Дел у Императора для нас невпроворот.

— Смею уверить, я был занят служением Ему. — Фабиан кинул на Резилису предупреждающий взгляд.

Однако слуга в присутствии космодесантника набрался дерзости и возразил с лукавством в голосе:

— Он дремал. Или жалел себя, тут точно сказать не могу.

Люцерн положил Фабиану руку на плечо. При этом его пальцы легли на противоположный край другого плеча.

— Этого нам нельзя делать. Мы ведем войны во имя Императора. Возрадуйся, ибо наше дело святое.

И подмигнул. Поведение Люцерна всегда ставило Фабиана в тупик. Сержант был невероятно религиозен, в отличие от большинства других космодесантников, которых встречал историтор, однако при этом у него имелось чувство юмора, которого лишены простые религиозные люди. Собственно, даже более того: брат-сержант Люцерн отличался чрезмерным добродушием. Как человека с характером мрачным, Фабиана это особенно раздражало, отчего сержант казался еще более устрашающим. За его улыбками крылась грозная сила. Добродушие сглаживало впечатление от этой рукотворной машины для убийства, но не могло утаить ее предназначение.

— Как насчет пойти и привести в порядок наше жилище? — поинтересовался Фабиан у слуги и добавил с намеком: — Можешь сходить в импульсный душ.

Сам Фабиан изменился. Стал крупнее и сильнее, чем когда-либо прежде. Впервые в жизни он выглядел здоровым. Появилась мускулатура, исчез жирок. А еще он стал опрятней и намного холенее. И все это благодаря новому высокому положению историтора при самом примархе.

А вот Резилису ничуть не изменился. Его личная гигиена так и осталась на весьма сомнительном уровне.

— Не доверяю я им, — заявил этот нахал. — Только зря воду льют.

— Вот это правильно! — воскликнул Люцерн. — Экономия ресурсов — богоугодное дело во славу Его на Терре.

— Но он же воняет! — возразил Фабиан. Резилису насупился. Люцерн весело фыркнул.

— Что смешного? — вспыхнул историтор, вдруг проявив неуважение. Несмотря на весь свой страх и нечеловеческое происхождение Люцерна, от раздражения в Фабиане разгорелась непривычная храбрость.

— Ах, друг мой, если бы Император благословил тебя своими дарами, как меня, ты бы знал, что смердят все вокруг.

Резилису поклонился насмешнику:

— Я последую совету хозяина. Пойду и помоюсь, как велено. Я, по крайней мере, не прячусь от службы, — заявил он, вызвав очередной взрыв смеха у Люцерна.

— Не понимаю, чем он тебе так симпатичен, — спросил Фабиан, когда Резилису ушел. — Он же просто слуга, и притом не из лучших.

— Разве все мы не слуги Императора? — в свою очередь задал вопрос Люцерн и развернул Фабиана к выходу из часовни. Дверь открылась, и они вышли в коридор, по которому, словно взбудораженные муравьи, сновали мелкие служки Логистикарума. — Чем ты тут занимался?

— Мне просто нужно было немного поразмыслить, — ответил Фабиан и покрепче прижал свои писчие принадлежности к груди.

Люцерн глянул искоса на его копошения:

— Во всяком случае, выглядишь ты хорошо.

— Лучше, чем когда вы впервые увидели меня в челноке по дороге к «Зар-Квезитору».

— Безусловно. Мне показалось, тебя в тот момент тошнило.

— Ничего не показалось, — желчно отозвался Фабиан. — Меня действительно тошнило.

Люцерн расхохотался и двинулся дальше шагом, который Фабиан нашел несколько быстроватым. Они добрались до колодца, вдоль которого на пугающей скорости сновали вверх-вниз кабины лифтов, а открытое пространство крест-накрест пересекали воздушные переходы. По одному такому мостку шествовала процессия жрецов, горестно распевая и преклоняя свои иконы в знак благословения над головой каждого мимо проходящего. Люцерн остановился у лифта и вызвал кабину, после чего посмотрел на Фабиана более внимательно.

— Что было, то прошло. Теперь ты больше похож на воина. И это хорошо.

— Тогда могу предположить, что сержант Этидор не терял времени зря.

— Люди Катачана никогда не теряют времени зря.

— А вот он постоянно мне твердит, что теряет. И причем довольно громко. И совсем в других выражениях. Чуть более пошлых, скажем так.

— Просто это у него такой уникальный стиль мотивации.

— Я не рожден быть воином.

— А кто из нас рожден? — философски заметил Люцерн. Из-за огромных наплечников его пожатие плечами вышло еще заметнее. — Я собирался стать жрецом, когда агенты архимагоса Коула забрали меня прямо из семинарии. Все мы солдаты на вечной войне Императора, славься имя Его!

— Славься, — тихо повторил Фабиан.

Со стуком остановилась кабина лифта, и двери, лязгнув, разошлись.

— Как бы там ни было, ты хорошо продвигаешься в работе с клинком и пистолетом, — заметил Люцерн так, словно эту информацию ему пересказали в какой-нибудь таверне, а не предоставили в исключительно подробном докладе. Он подтолкнул Фабиана внутрь кабины.

— Уж эту карьеру я без особой нужды не выберу, — возразил тот.

— Присматривать за тобой и остальными историторами я тоже не сам вызвался.

— Только лишь служа Ему на Терре?

— Именно, — ответил Люцерн, пропустив мимо ушей лукавый тон собеседника. — Хордовая процессиональ, — велел он машинному духу. Над бронзовой решеткой вокса зажглась линза, сканируя посетителей.

— Принято, брат-сержант Люцерн, — откликнулся мертвый голос. Кабина прыгнула вверх. Гудение подъемника перешло в пронзительный вой.

— Завтра в четвертую вахту состоится заседание совета, — сообщил Люцерн. — Лорд Гиллиман намерен поторопить флот с атакой на кардинальский мир, но сперва нужно испросить совет и получить его. На заседании будет присутствовать гость.

— Кто?

Кабина начала быстро сбрасывать скорость, и Фабиан ощутил, как его вдавливает в пол. Люцерн сохранял абсолютную неподвижность.

— Увидишь.

Лифт остановился, и двери с лязгом открылись в длинный антресольный этаж. Ниже тянулся грандиозный верхний процессиональ. Многоярусные галереи проспекта кишели народом. По центру мчался монорельс, набитый солдатами и чиновниками.

— Сначала ты должен подготовиться. Тебя и историтора Виабло отобрали для ведения записей происходящего. Это поворотный момент всей кампании.

— Восхитительно.

Люцерн снова обернулся:

— Перестань, Фабиан. Смотри веселей. Самый темный час наступает перед рассветом. Империум-Нигилус все еще держится.

Несколько дней назад ко флоту начали пробиваться сообщения. «Новости хорошие, вот только почему мне все равно?» — думал Фабиан.

— И тебе оказана великая честь, — добавил Люцерн.

— Это и правда честь, — признал Фабиан. — Прости. Я исправлюсь.

Собеседники окунулись в людскую толчею. Начал бить Срединный колокол — могучий цилиндр из бронзы размером с танк, укрытый под маковкой башни на полпути от кормы до носа корабля. Часы он отбивал так оглушительно, что звенело в ушах.

— Только я все равно не понимаю, отчего ты уделяешь столько внимания моему слуге? — прокричал Фабиан, стараясь перекрыть гул.

— В отличие от тебя, историтор, мы с Резилису оба мечтаем о светлом будущем, — ответил Люцерн. Его басовитый голос легко перебивал удары колокола. — Я нахожу это жизнеутверждающим.

— Так Резилису — оптимист? — изумленно воскликнул Фабиан.

— Да. — Люцерн бросил взгляд через плечо. — А ты когда-нибудь всерьез интересовался его мнением?

Пришлось признаться, что нет.


Глава четвертая

Путь внутрь

Молодости бег

Великолепие Гаталамора


Генерал Лютор Дворгин из Мордианского 84-го щурился, глядя в магнокль.

— Ничего не видно, — сообщил он; правда, виной тому была не столько местность, сколько плохое зрение.

— Погодите, сэр, — посоветовала Кеш. Сержант следопытов примостилась на оскаленной горгулье, — та опасно выступала над отвесной стеной колокольни, но женщину это не пугало. Прижав, точно ребенка, к груди свою лазерную фузею, она вглядывалась в долину битого камня внизу. Ей магнокль не требовался. Все-таки лучший снайпер полка, если не целой бригады. Зрение у нее отличное.

— Они хорошо его спрятали. Там откос, и он маскирует вход. — Кеш указала двумя пальцами на, как показалось генералу, просто какую-то тень. — Он там, могу поспорить. Так не видно, пока кто-нибудь не войдет или не выйдет. Здесь они копаются уже неделю — гораздо дольше, чем в других местах.

— Лучше им поспешить и объявиться. У меня встреча с канониссой через три часа. Опаздывать ни к чему.

— Канонисса простит, господин генерал, — вмешался старший сержант Чедеш.

— Пунктуальность — наше правило, а иначе какие же мы мордианцы? Так или нет?

— Так, сэр! — отчеканил Чедеш.

Дворгин подправил резкость в магнокле, злясь, что приходится пользоваться оптикой, чтобы видеть четко. Дважды сломанный нос мешал уместить прибор поудобнее. Вторая половина дня все тянулась и тянулась; сквозь пылищу, поднятую утренним обстрелом, свет почти не пробивался, так что можно все свалить на мглу, а не на собственный возраст. Лютор Дворгин до сих пор чувствовал себя бодро. Самодисциплина и благосклонность Бога-Императора позволили почти не растерять жизненную силу. Правда, с каждым седым волосом генерал становился все ворчливее. Молодость не длится вечно, о чем слабеющее зрение не уставало неприятно напоминать.

По крайней мере, город ненадолго затих, благословенно избавленный от орбитальных ударов флота еретиков-Астартес с высокой орбиты.

— Виновата, сэр. Я надеялась, что они будут придерживаться графика последних дней и сейчас поменяют рабочих, — пояснила Кеш. — Я ведь все просчитала. — Сержант явно была расстроена. Ей так хотелось произвести на него впечатление.

Дворгин понимал, что потакает Кеш, однако позволил себе эту маленькую слабость:

— Конечно, просчитала, сержант. Ждать какой-то дисциплины от этого сброда — это уже чересчур. Кеш, если бы я тебе не верил, меня бы здесь вообще не было. Просто Император пощадил мои силы, хвала милости Его, но не зрение. Я уверен, что ты не ошиблась.

— Спасибо, сэр.

— Старший воксист Йенко, — позвал Дворгин четвертого и последнего члена отряда, набившегося в колокольню. — Всем отделениям провести перекличку. Пусть смотрят в оба. Меня здесь вообще-то быть не должно. Неудобно получится, если меня убьют.

— Слушаюсь, сэр! — отчеканил Йенко и принялся связываться с частями разведгруппы. Остальной личный состав первого взвода охранял подножие башни. Прочие взводы окопались вдоль пути возвращения. Из вокс-передатчика запикали кодовые импульсы сигналов. Никаких разговоров в открытую. Противник прослушивал все передачи, и из наушников Йенко Дворгин слышал это чертово гудение вражеской вокс-глушилки, которая так мешала связистам. Йенко выкрутил усилитель сигнала на своей станции до такой степени, что в нормальных условиях хватило бы для четкой связи со всем континентом, но сейчас им едва удавалось координировать действия войск на несколько миль вокруг. С таким уровнем мощности вещания любой перехваченный сигнал мог стать для них концом, как, впрочем, и отсутствие нормальной связи.

— Что в лоб, что по лбу, — сердито проворчал Дворгин.

— Сэр? — переспросила Кеш.

— Ничего. Просто глушилка эта достала.

Не сумев различить ничего примечательного среди сумрака, Дворгин перевел магнокль на линию горизонта.

Что это был за горизонт! Гаталаморская Импрезенция уходила вдаль чередой накладывающихся друг на друга улиц, которые с орбиты напомнили ему ширму с ажурной резьбой. Сколько же там шпилей! Над плывущей пылью серела пелена облаков, пронизанная жилками голубого неба, которые казались ветвящимися между макушками шпилей реки. По обе стороны сверху вниз взирали статуи ангелов и святых — из мрамора, из дюратания, из выбеленного ферробетона, бронзы, золота, серебра, экзотических камней с других планет. С украшенных бойницами стен пялились горгульи. Из каменной теснины, точно морские чудовища — из воды, выныривали базилики и витражные купола прогносторий.

На севере пологие холмы Лестницы Вознесения загораживали море. На их выровненных вершинах мерцал пустотными щитами космопорт. В сторону запада земля обрывалась в ущелье Бесчисленных Благословений, которое отделяло Вознесение от западных районов, а за ним, чуть дальше, торчали шпили храма Императора Торжествующего — кафедрального макрособора, прежде служившего центром всех богослужений планеты, а теперь ставшего логовом врага.

Когда Дворгин только прибыл на Гаталамор, Импрезенция сияла великолепием. Улицы — точно реки паломников, подсвеченные факелами. Сам город, да и вся планета, простирался на километры фортифицированного благочестия, окутанного дымами кадильниц. По процессионалям перекатывались отголоски хорового пения и молитв. При виде всего этого сердце переполнялось набожной радостью.

Но тут явились Железные Воины, подняла голову ересь — и все закончилось.

Дворгин увеличил изображение, и опустошение проявилось во всей красе. Война повергла статуи в руины. На небосклоне зияли дыры, где облачные небоскребы превратились в горы обломков. Кафедралы представляли собой почерневшие от огня остовы. Макро-оссуарии разорвало под бомбардировкой, высыпав миллиарды костей в белоснежные сугробы, сделавшие многие великие процессионали практически непроходимыми. Гаталамор должен был стать убежищем от безумия, охватившего звезды. Вера должна была уберечь их.

А Дворгин всегда доверял своему оружию так же сильно, как и своей вере.

Позади него продолжалось приглушенное пиканье вокса, пока Йенко связывался с разбросанным подразделениями.

Внезапно сдвинулась Кеш.

— Я наблюдаю движение противника, обратите внимание на упавший шпиль. Сорок восемь градусов, четыреста метров, — быстро доложила она.

Дворгин еще приблизил изображение. На шкалах наведения резкости замельтешили циферки.

— Все равно не... Погоди-ка. Погоди... Трон святый. Кеш, ты молодец. Не ошиблась. — Дворгин уперся локтем в щербатый камень, чтобы магнокль не дрожал. При таком сильном приближении от каждого стука сердца картинка прыгала, но генерал уже увидел достаточно: из тени, словно по волшебству, выныривали усталые полураздетые рабочие в горняцком снаряжении. Землекопы выходили длинной вереницей — под две сотни человек под охраной воинов в масках и одежде, размалеванной эмблемами культа.

Работяги, все запорошенные пылью, выходя, прикрывали рукой глаза даже от вечернего солнца.

— Говоришь, они там копаются всю неделю?

— С перводня, сэр.

— М-да, — заметил Дворгин, щелкнул кнопкой записи на магнокле и снял несколько секунд. — Интересно.

— Я могу туда пробраться, сэр, и все разведать. Может, узнаем, что эти сволочи задумали.

— Не будем торопиться... — Генерал выключил прибор и сунул обратно в футляр. — Отличная работа, Кеш. Это — самое многообещающие развитие обстановки.

— Сэр, если дадите приказ...

— Не сейчас. Нужно сначала все обдумать. Я все сказал. — Он поднялся и отряхнул брюки. Синева формы опять запылилась, и с досады генерал даже цыкнул. — Йенко! Разошли всем приказ. Возвращаемся в Санктум Чудотворный.


Глава пятая

Освященное величество

Мордианская сталь

Как раз вовремя


Дворгин вернулся к солдатам у подножия башни и повел отряд прочь. Разведка заняла времени больше, чем он рассчитывал, и ночью за пределами кордона было опасно. Когда он вернется, канонисса наверняка устроит ему выговор за эту небольшую экспедицию, но он сделал то, что должен. Мордианец всегда ведет всех за собой.

Они вышли из-под прикрытия колокольни и спустились в водоотводный канал, идущий вдоль южного края процессионали Освященного Величества. Ферробетонные склоны канала были сплошь усеяны битым камнем и останками погибших, но зато их не засыпало, в отличие от дороги. Кеш хорошо подобрала маршрут.

Быстрый марш в две мили привел к небольшой площади, заваленной обрушенными зданиями. Отсюда расходилось еще несколько процессионалей. Дворгин остановился передохнуть у края канавы. Его вымуштрованные солдаты рассредоточились, чтобы прикрыть расположение отряда.

— Йенко, можешь передать взводам три и два, чтобы возвращались, только не привлекая внимания, — тихо велел генерал и поманил к себе сержанта следопытов. Когда та перебралась ближе, шепотом приказал: — Кеш, ты с отделением выдвиньтесь вперед на четыреста метров и быстро осмотритесь — только разведать дорогу, в бой не вступать.

— Есть, сэр! — Кеш сняла фуражку, скатала и сунула под погон, накинула капюшон маскхалата, а затем скользнула наверх через край канавы, точно мелькнула тень от облачка. За ней последовали три таких же.

Дворгин осмотрел своих бойцов. Синяя форма — в грязи, местами порвана, местами окровавлена. Совсем не тот вид, какой приличествует истово опрятным мордианцам. Несколько человек — с легкими ранениями. Уже не осталось ни одного, кто бы не схлопотал пару раз, а от долгих недель на урезанном пайке и без сна у всех осунулись щеки и появились круги под глазами.

«И все же в этих глазах сверкает добрая мордианская сталь», — подумал генерал.

Зато оружие у каждого солдата содержалось в порядке и чистоте. Пусть штыки замазаны пеплом, чтобы не блестели, но отточены как надо. Орудийный расчет — Айло и Венс — перли свою автопушку от самого Санктума, а теперь ее придется тащить еще и обратно, и все равно оба выглядели готовыми к бою.

Взмахом велев гвардейцам отдыхать, Дворгин откупорил фляжку, сделал большой глоток и закусил плиткой пайка. Остальные вокруг занялись тем же. Он смотрел на них и переживал, что так полк долго не продержится, что обещанной помощи им так и не увидеть. А ведь мордианцы сражаются на Гаталаморе уже несколько месяцев.

«Оставь эти заботы на долю Императора, — уже не в первый раз велел он себе. — Займись врагом, что у тебя под носом, а не еретиками за горизонтом». Дворгин откинулся на спину, прикрыл глаза и на минутку забылся, резко придя в себя, когда в канаву скользнула сержант Кеш. Опускался вечер, потихоньку темнело. Издалека доносились глухие раскаты артобстрела.

Кеш склонилась поближе и зашептала:

— Сэр, местность обшаривают патрули культистов. По моим прикидках, в каждой группе тридцать-пятьдесят еретиков, вооружение — только легкое. Один патруль западнее нас, движется на восток. Один — почти на юге, но удаляется от нашей линии движения. Главное — на севере: противник перекрыл процессиональ Имперского Правосудия и хорошо окопался.

— Это проблема. Чертовы еретики! — прошипел генерал. Он никогда не отличался снисходительностью, но с тех пор, как прибыл на Гаталамор, стал еще жестче. От такого количества прежде вроде бы верных граждан, связавших свою судьбу с врагом, ему просто выворачивало душу.

— Они нас ждут, — добавила Кеш.

— Вас заметили?

Разведчица слегка усмехнулась:

— Нет.

— Ладно. Если они нас ждут, значит, знают, что мы здесь, но не знают, где именно. Как-нибудь их обойти можно?

— Можно, сэр, — ответила Кеш. Ее обычно коротко стриженые волосы отросли за время кампании, и она убрала челку назад, чтобы не лезла в глаза. — На той стороне площади есть частично разрушенный храмовый комплекс, через который мы попадем на процессиональ Прощения-через-Послушание. Она отведет нас обратно к южной границе сторожевых постов на Лестнице Вознесения. Местность после храма сильно открытая. Обстрел сложил большинство зданий в радиусе мили. Дома на той стороне площади отсюда кажутся целыми, но это обман зрения. Дальше будет трудно. Там засела группа культистов поменьше, но вряд ли они ждут, что мы пойдем к ним, поскольку местность там открытая. Уверена, мы сумеем их опрокинуть и прорваться.

— Можно обойти открытый участок и вообще избежать боя?

— Нет, сэр. Разбомбленный участок с одной стороны граничит с костной осыпью, а с другой — с провалами катакомб. До самого ущелья там одни буераки.

— То есть нам придется разделиться. И стать легкой добычей. Мы можем рискнуть дойти обратно до колокольни и вернуться той дорогой, которой пришли?

— Там нас точно найдут, сэр. Это единственный путь, не считая совсем огромного обхода, и с таким количеством патрулей поблизости я бы не советовала пытаться искать другой. Они ждут в засаде на процессионали, и если не появимся, то нас начнут ловить.

— По крайней мере, если пойдем так, как ты предлагаешь, они смогут получить подкрепления только с севера и юга. Это урезает их варианты. С другой стороны, мы сами можем оказаться в безвыходном положении. Придется делать все быстро.

Послышалось приглушенное шуршание и стук: из домов по обе стороны процессионали Освященного Величества возвратились второй и третий взводы.

— Это все? — вполголоса спросил Дворгин у Йенко.

Старший воксист быстро пересчитал прибывших, справился у сержантов, после чего кивнул. Теперь в канаве набиралось около восьмидесяти мордианцев — мужчин и женщин.

— Лучший способ обмануть любую засаду — это пройти сквозь нее, — сказал генерал разведчице. — При условии, что тебе известно, где она. Значит, идем прямо. — Что его вполне устраивало. Сложные маневры Дворгину никогда не нравились. — Император вознаградит твои старания.

— Благодарю, сэр, — отсалютовала Кеш. — Разрешите выдвинуться дозором?

— Разрешаю.

Отделение следопытов растворилось в развалинах города. Генерал ощутил прилив гордости и еще один, поменьше — тревоги. Интересно, знает ли Кеш, как он за нее переживает? Слухи, конечно, гуляют, но тут совсем другое.

Однако нельзя, чтобы личные тревоги мешали делу. Кеш — лучший боец для такой работы. Дворгин подумал минуту, взвесил варианты, после чего подозвал к себе лейтенантов Фленса и Даувера, а с ними — Йенко и Вастона, замещающего лейтенанта.

— Придется избрать более длинный маршрут и кое-что расчистить по дороге, но ничего сложного — справимся, — сообщил он и объяснил ситуацию, как ее изложила Кеш. — Двумя группами проходим через рухнувший храм и атакуем в лоб. Фленс, вы — «бета». Берете с собой Йенко. Даувер, вы — «альфа», со мной. Вастон, распределите своих людей между двумя группами на свое усмотрение, но вы сами и ваше командное отделение отправляетесь с Фленсом. «Альфа» идет первой, «бета» держит тыл, затем меняемся. Двойкой, понятно? Один бежит — другой прикрывает. Фленс, вы не поднимаете свою группу, пока мы не дадим сигнал. Обходите вокруг и наносите удар во фланг предателям, когда они решат, что мы попались в капкан. Мы дадим им в нас пострелять. Когда будем наступать, Даувер, то «альфу» не двигаем, пока «бета» не займет нашу позицию. Если враг слишком силен, отходим к позиции группы «бета», затем строимся в каре и ровным шагом переходим открытую местность. Так крови прольем больше, чем если попытаемся разбить их наголову, но все равно должно получиться, если сможем поубивать достаточно прежде, чем противник подтянет подкрепления. Вопросы?

— Что, если противник прорвется через сторожевые посты, когда мы подойдем ближе к дому? Северная группа, которую засекла Кеш на Имперском Правосудии, засела опасно близко к границе кордона. Почему с ней не разобрались внешние патрули? — задал вопрос Фленс. В голосе лейтенанта не слышалось ни капли тревоги: только желание получить ясную картину положения, которое вбивают в каждого мордианца с первого дня службы.

— Неизвестно. Если доберемся до границы кордона первыми и там никого не окажется, то окапываемся, и Йенко вызывает помощь.

Дворгин не стал распространяться о том, что может случиться, если кордон оттеснили больше, чем на несколько сотен метров. За последние дни противник постепенно усиливал атаки на космопорт, выискивая слабые места в обороне имперцев сразу на множестве направлений. Космопорт оставался одним из последних оплотов сопротивления на планете, и генерал мог точно сказать, что враг готовится нанести мощный удар. Граница кордона должна быть подвижной. Это самая дальняя линия обороны, которую легко защищать и легко можно оставить, потому что удерживать долговременные позиции за пределами пустотных щитов космопорта — чистое самоубийство.

— Не обольщайтесь, господа: если кордон вынудили отодвинуть далеко или хуже того — разбили, то дела наши плохи. Но до этого не дойдет. Наши братья по оружию никогда не оставят свои позиции, а мы, находясь здесь, не видели никаких признаков крупных перемещений противника. — Генерал осмотрел покрытых грязью офицеров одного за другим. — Нет никаких причин ожидать подобных осложнений. — «Никаких причин, кроме той, что несметный враг охотится на лоялистов каждый раз, когда те выбираются в развалины. Никаких причин, кроме той, что еретики уже побеждают в борьбе за Гаталамор. Кто я такой, чтобы уверенно полагать, что Император не дал отодвинуть край обороны?»

«Хватит!» — оборвал сам себя Дворгин.

— Собрать группы и быть готовыми выступать ровно через одну минуту. Это все.

Мордианцы разбились на два отряда с самым минимумом суеты. Генерал скупо улыбнулся людям, собравшимся в канаве:

— Один последний рывок, а затем будут вам горячая еда и мягкие постели. Вы отлично себя показали. Сделаем так, чтобы Император нами гордился.

Ответом был четкий и единый салют.

Дворгин отдал приказ. Группа «альфа» выбралась из канавы и двинулась вперед. Мордианцы бежали пригнувшись, чтобы их силуэты стали менее заметными. Никто не пополз, хотя так было бы безопаснее. Дворгин знал, как нелегко солдатам, которые не могут идти в бой строем с развевающимися знаменами, но всему есть предел, и ни один мордианец ни за что не станет копошиться в грязи, как какой-то кадиец.

Площадь пересекли в быстром темпе. По указке следопытов сержанта Кеш заняли скрытые позиции среди развалин храмового комплекса на северной стороне. Слева открылся вид вдоль другой процессионали. Остов орбитального макрогрузовоза лежал, зарывшись носом в клинья разбитого стекла. Путь влево блокировали склоны из разбитого скалобетона.

Выложенные плиткой дорожки для паломников разбегались между зданиями на северной стороне площади, образуя узкие переулочки. Из мраморных кадок, изрешеченных пулями, торчали скелеты деревьев. В двадцати метрах слева, на крыше храма, от которого остались только внешние стены, кто-то навтыкал кольев с насаженными на них останками фироксийских танковых экипажей. Танкисты торчали, точно огородные пугала. Дворгин решил, что это жертвы, принесенные еретиками своим ложным богам. Зрелище вызывало у него отвращение, но генерал не позволил себе ни единым мускулом выдать, что чувствует.

— Господь всемогущий! — охнул один из бойцов.

Дворгин насупился. Он ожидал от своих людей только того же, что и от себя.

— Тихо там! Мордианцы не скулят, глядя в лицо ереси. Мы заряжаем свои лазвинтовки и мстим врагу.

— Так точно, сэр! — отозвался солдат.

— Вот это другое дело. Группа «альфа», быть готовыми прикрыть огнем. Передайте группе «бета» — вперед.

Получив условный сигнал от вокс-оператора Даувера, «бета» покинула укрытие. Напряжение момента спало, когда они миновали позицию Дворгина и углубились в развалины. В тот же миг, когда люди Фленса заняли позиции и дали сигнал, группа «альфа» устремилась в сумрак храма. Выл ветер. Высоко наверху гудели фалы обгоревших молитвенных флагов. Глаза каждого солдата неустанно выискивали малейшее шевеление.

Внутри храма было прохладно и мрачно. Последние пальцы дневного света просовывались сквозь разбитые витражные окна, раскладывая на серых камнях букеты цветных пятен. Ни единого движения. Группа миновала почерневшие тела паломников, погибших с молитвой о спасении.

Прошли мимо «беты», затем Дворгин велел сделать остановку. И снова вторая группа подтянулась и обошла чуть правее, хрустя битым стеклом. При следующей перебежке «альфа» выбралась по груде щебня через провал в задней стене храма под гаснущий свет дня.

Разбомбленный участок оказался шире, чем думал Дворгин. За пару недель до этого противник, не сумев преодолеть пустотные щиты, обрушил свои удары на земли вокруг имперской цитадели. Тогда генерал посмеялся над беспомощностью врагов и обозвал их недоумками. Теперь же это превратилось в проблему. Вокруг практически не осталось камня на камне. Дальше зоны поражения круто вздымались склоны Лестницы Вознесения, и макушки Санктума Чудотворного на ближней стороне холмов властно взирали сверху на Импрезенцию. Санктум, прежде главный храм за пределами космопорта, сейчас был превращен в имперский командный пункт. Слабое подобие дома, конечно, но сияние пустотных щитов на фоне темнеющего неба делало его желаннее. В отличие от любого места на многие мили вокруг, окна Чудотворного района по-прежнему сияли огнями люменов.

— Почти дома, но очень уж долго идти в открытую, — буркнул Дворгин, оглядывая разметанный взрывом участок впереди. Позицию отряда на груде битого камня надежной не назовешь. Как и рассказывала Кеш, справа расстилалась целая равнина человеческих костей, высыпавшихся из разбомбленной костницы. Слева зияли темные провалы вскрытых катакомб. Зона разрушений протянулась довольно далеко, перекрыв процессиональ, которая прежде вела на запад. По дальнему краю поля битых камней, пересекая маршрут отряда, тянулся с юго-запада на северо-восток процессиональ Прощения-через-Послушание. Вероятно, безопасная дорога, но любой патруль еретиков наверняка заметит мордианцев, перебегающих открытое пространство.

Дворгин выудил из кармана хронометр на цепочке. Тот открылся с вычурным щелчком, по-прежнему как новенький после всех долгих лет.

В стотысячный раз генерал прочел надпись на внутренней стороне крышки.


«Лютор,

сделай все, чтобы мы тобою гордились, мой ярый защитник.

Мари».


— Чтобы мы тобою гордились, — тихо повторил Дворгин. Солнце исчезло за горизонтом, и стало быстро темнеть. У него осталось чуть больше часа, после чего охрана займет периметр и с внешних укреплений будут стрелять по всем, кого заметят. А до утра еще несколько часов.

Дворгин захлопнул крышку и аккуратно убрал хрон в карман.

«Если идти, то сейчас», — подумал он, проверил магазин болт-пистолета, расстегнул клапан на ножнах силовой сабли, после чего засигналил жестами поджидающим солдатам.

Группа «бета» заняла позиции для стрельбы вдоль груды щебня. Айло с Венсом отточенными экономными движениями установили автопушку так, чтобы ее длинный ствол смотрел в сторону открытого участка. Дворгин приподнялся над камнями и дал еще один безмолвный приказ: вперед.

Следопыты Кеш скользнули вниз по склону первыми, вздымая облачка известковой пыли. Оказавшись на земле, кинулись к останкам пересечения каких-то стен. Дворгин с остальной группой «альфа» последовали за ними. Генерал двигался так быстро, как только мог; кожу покалывало, сердце колотилось о ребра в ожидании вражеских выстрелов.

Открытое пространство тянулось вечность. На чистом небосклоне злорадно зажигались звезды, норовя выдать мордианцев врагу. Санктум Чудотворный словно отодвинулся дальше, теперь до него не меньше дня пути.

Дворгин добрался до укрытия, где пряталась Кеш, и ткнулся за какую-то стену. И очутился лицом к лицу с ухмыляющимся черепом в нише стены, каким-то чудом оставшейся невредимой.

— Император защищает, сэр, — сухо произнесла Кеш.

— Будем надеяться, что по эту сторону могилы тоже, — отозвался Дворгин.

— Так точно, сэр! — Кеш уже смотрела вперед, ища признаки движения.

Воксист Даувера пискнул своим сигналом. Группа «бета» догнала отряд и взяла намного левее, чтобы не попасться на глаза еретикам, засевшим впереди. Затем прошла по краю разбитых катакомб, прикрыв ими фланг, и заняла угол одиноко стоящего здания, чьи разбитые стены уныло торчали в небо. Дворгин следил за «бетой» в магнокль. Айло и Венс разобрали орудие, перетащили в укрытие за огрызок стены и собрали обратно, взяв под прицел открытый участок. Остальные неспешно забрались следом и, несмотря на яркую форму, исчезли.

Дворгин вскинул руку — и группа «альфа» снова двинулась вперед. Кеш повела отряд легким бегом через сорокаметровый участок в сомнительное укрытие за приподнятой клумбой.

После этого двинулась группа «бета», снова обойдя разбитое пространство левее.

— Полдороги или около того. — Дворгин подавил желание снять фуражку и промокнуть накопившийся пот и подумал: «Император, если осталась у тебя хоть капля милости, прошу — прикрой нас сейчас».

Он опустился рядом с Кеш.

— Они там, сэр, — еле слышно выдохнула разведчица. — Чуть дальше вправо, метров сто. Думают, что зажали нас.

— Давай-ка покажем, как они ошиблись.

— Надо их выманить. Моя команда прикроет огнем.

— Смотрите не отстаньте, сержант.

В сумраке блеснула усмешка:

— Когда это мордианский следопыт не мог отыскать дорогу домой?

— Ладно. — Дворгин вгляделся в темноту, но ничего не заметил. Дал сигнал к выступлению.

Не успел генерал пройти и десяти шагов, как справа защелкали выстрелы. Пули с визгом отскакивали от камней. Гвардейцу Хауэру перебило голень. Боец упал и тут же получил второе попадание — в щеку. Лейтенант Даувер, продырявленный в нескольких местах, повалился лицом в землю. Дворгин сам ощутил, как мимо с шипением проносятся пули. От камней летели искры рикошетов.

— Залечь! — взревел генерал. — Открыть огонь!

Затрещали лазвинтовки. Послышались отрывистые голоса: кто-то отдавал приказы, кто-то требовал прояснить ситуацию.

— Где позиции противника? — Дворгин заговорил в вокс-бусину — не таясь, раз уж их обнаружили.

Видим их, — пришел ответ от Кеш. — Берем на прицел. Готовы открыть огонь по вашему сигналу.

— Пугните их. Группа «бета», приготовиться к атаке. — Он сделал глубокий вдох и взревел: — «Альфа»! Прикрыть огнем, прикрыть огнем! Встали, встали, встали, солдаты Мордиана! Император защищает!

Дворгин ощутил резкую боль: пуля царапнула руку и сорвала кусок золотого плетения с эполета. В лицо брызнуло кровью: гвардеец Фетцман получил попадание в горло.

Отряд Кеш открыл огонь, выстрелы лазфузей прожигали ярко-красные точки во мраке. Вот теперь генерал увидел еретиков — силуэты, привстающие, чтобы удобнее выстрелить, а затем падающие, сраженные следопытами.

— Вперед! — заорал Дворгин. Солдаты бросились в атаку — прямо на засаду. Лишь несколько человек упали, попав под шальные выстрелы противника. В левый фланг мордианцам заходил другой отряд еретиков, спугнутый огнем снайперов, — как раз там, где группа «бета» устроила контрзасаду.

Забарабанил низкий ритмичный грохот: Айло с Венсом принялись поливать вражеские позиции огнем из автопушки. Фигуры в плащах и причудливых масках отшвыривало назад —снаряды, предназначенные дырявить танковую броню, рвали тела на куски.

Затем Дворгин вновь оказался в укрытии, и они уже почти пересекли это поле смерти.

«Слабая дисциплина врага — вот что нас спасло, — думал генерал, глядя, как туда-сюда проносятся пули и лаз-лучи. — Засаде не хватило терпения. Надо было дождаться, пока мы покажемся в полном составе».

Громогласное буханье автопушки заглушало все звуки вокруг. Еретики приближались, выкрикивая свои богохульства. Дворгин рискнул выглянуть. Либо они слишком тупы, чтобы понять, в какой опасности оказались, либо...

Вдруг его осенило.

— Группа «бета», остерегайтесь атаки с тыла! — прокричал он в вокс-бусину, взмолившись про себя, чтобы его предупреждение услышали.

Генерал посмотрел назад. Точно, вон движение в темноте: вторая банда еретиков выходила у подножия костяной осыпи.

— Трон их прокляни, они сыграли с нами ту же штуку, что и мы с ними! — выругался Дворгин и рявкнул: — Смотреть в оба! Враг в тылу! Фленс, прикройте фланг огнем. Старший воксист Йенко, начинайте передавать сигнал в Санктум: если поблизости есть кто-нибудь, нам нужна их помощь. Всем взводам: отойти к позиции группы «бета» и построиться в каре. Приготовиться к выступлению в сторону Прощения-через-Послушание по моему приказу, беглый огонь залпами.

В еретиков, атакующих с тыла, полетели очереди лаз-огня, сопровождаемые почти полуметровыми снарядами автопушки: Айло с Венсом развернули орудие кругом. Через открытый участок тоже замелькали лазерные лучи, сразив нескольких еретиков, пытавшихся подобраться к Дворгину. Каре выстроили в два счета. Массированные залпы вынудили первую группу еретиков залечь.

— Вот это другое дело, — пророкотал Дворгин.

Поняв, что элемент неожиданности потерян, вторая группа врагов взвыла и бросилась в атаку. Они мчались волной черных одежд и уродливых металлических масок, сжимая штампованные автоматы, дробовики с костяными прикладами и дубинки, сделанные из кусков арматуры, досок или берцовых костей, обмотанных колючей проволокой. За ними вскочила первая группа и рванула прямо на выстрелы мордианцев.

В рядах противника воевали все подряд: от паломников до скрипторских клириков, от лоточников, рабочих и золотарей до падших проповедников и перебежчиков из народного ополчения. Бывшие подданные Императора необратимо превратились в еретиков. Дворгин чувствовал только удовлетворение, когда его люди косили их огнем.

Мордианцы дали несколько залпов, сразив добрых два десятка врагов, но у противника недостатка в людях не наблюдалось, и обе группы добежали до гвардейцев одновременно. Дворгин нараспев произнес молитву точности и выстрелил из болт-пистолета. Голова какого-то еретика лопнула. Осколки кости утыкали фанатиков поблизости.

В считанные секунды они достигли мордианских рядов — и слаженные залпы превратились в раскатистый треск петард отдельных выстрелов. К ним добавился лязг штыков о грубое оружие еретиков и глухой стук прикладов по живым телам. Все кричали: мордианцы ревели о верности Императору, еретики вопили, обращаясь к своим ложным богам. Дворгин зарубил одного: силовая сабля, полыхнув голубым, рассекла дубинку и вспорола тело, оставив дымящуюся оболочку, лишившуюся внутренностей. Генерал рывком освободил клинок и атаковал второго, затем — третьего. Сражаться еретики не умели, и он легко с ними расправлялся.

Однако преимущество в численности начало сказываться. Умолкла автопушка. Дворгин прикончил соперника и глянул туда — на станок орудия безжизненно навалился Венс. С отрядом, зашедшим во фланг, почти разобрались, а вот первая группа оказалась гораздо многочисленнее, чем предполагалось сначала. Генерал быстро прикинул в уме. Шансы ему не понравились, но если задержаться здесь еще, то имперцев просто задавят числом, поэтому он подготовил соответствующие приказы.

— Сейчас или никогда! — завопил Дворгин, когда очередной мордианец рухнул под выстрелом из дробовика. — Приготовиться! Выдвигаемся строем, штыки вперед! К победе или смерти, но всегда за Императора!

— За Императора! — откликнулись его воины.

Каре медленно поползло вперед, ночь замигала рубиновыми отсветами залпов.

С неба донесся рокот, и старший воксист Йенко воскликнул:

— Генерал! Сэр! — и указал куда-то над ничейной полосой. Дворгин увидел, как с неба на огненных крыльях падают пять фигур в силовой броне.

— Адепта Сороритас! — облегченно выдохнул генерал и крикнул: — Оттеснить противника! Дайте святым сестрам сесть! Выровнять строй! Защищать раненых! Стрелок Айло, почему автопушка молчит? Ни шагу назад, сыны и дочери Мордиана. Избавление пришло!

Серафимки вонзились в гущу схватки, точно молнии, брошенные рукой самого Императора. Падая на врага, они стреляли из парных пистолетов. Выстрел за выстрелом взрывали тела, разносили головы и отрывали конечности. Из ручного огнемета прыгнула смерть, поймав полдесятка культистов в расширяющийся конус огня, отчего те с воем бросились врассыпную. Едва коснувшись земли, сестры тут опять включили прыжковые ранцы и взмыли над полем боя, чтобы снова нести правосудие Императора.

На севере по небу мазнули столбы света: на кучу каменных обломков взобрался «Испепелитель». Гусеницы сначала загребали воздух, затем нашли сцепление с камнями и костью, танк тяжко перевалил через груду и ринулся прямиком к окруженным мордианцам.

Генерал застрелил какую-то еретичку, не дав ей разрядить в него дробовик. У ног запрыгала осколочная граната. Дворгин пинком отправил ее обратно врагу, и та разорвалась прямо в гуще тел. Те уберегли генерала от осколков, но взрывной волной его и еще нескольких бойцов с чудовищной силой приложило о камни.

У Дворгина все запрыгало перед глазами, сами глаза залило кровью и защипало от дыма; в ушах звенело. Он ухватился рукой за какой-то блок, подтянулся в сидячее положение как раз в тот момент, когда из пелены дыма выскочил здоровенный культист в разорванной на груди одежде. Кожа у него на груди была усеяна чешуей и костяными шипами. Мутант взревел и врезал железным прутом гвардейцу Вико по голове. Рядовая Джарн завопила от ярости и вскинула лазвинтовку, но лишь получила обратным движением дубинкой в челюсть. Дернув головой, мордианка упала.

Дворгин выстрелил из пистолета и попал культисту в живот. Болт взорвался, выпотрошив еретика. Однако тот снова бросился вперед, вопя из-под черной маски, брызжа кровью из ран, которые должны были трижды отправить его на тот свет, и замахиваясь дубинкой. Дворгин вскинул саблю, чтобы парировать удар, но не успел: струя пламени окатила великана с головы до ног. Рев перешел в свиной визг; еретик рухнул, корчась в муках, после чего замер. Прочие культисты отпрянули, страшась огня, и тут бронированный бок танка Адепта Сороритас отгородил Дворгина от противника. Под гусеницей лопнул горящий мутант. Кормовой пандус и бортовые люки с грохотом откинулись, и наружу выбралось отделение Сестер Битвы.

— Генерал Дворгин, хвала Императору, мы нашли вас — и как раз вовремя, похоже.

Генерал поднял все еще плавающий взгляд и увидел, что на него сверку смотрит стрелок «Испепелителя». Сквозь витражное бронестекло орудийного щитка сияли отблески пламени, отчего сестра выглядела как икона из какого-нибудь храма.

— Как раз вовремя, — согласился Дворгин. С той стороны танка раздались хлопки болтерных выстрелов и взрывы. Его бойцы, воспользовавшись замешательством, вызванным появлением сестер, разобрались по шеренгам и сейчас расстреливали врага. В ночное небо устремлялись жирные клубы черного дыма, туда же летели вопли еретиков.

— Генерал. — Башенный стрелок постарался вновь завладеть его вниманием. Дворгин тряхнул головой и попытался сосредоточиться. — Канонисса Имельда Веритас просит вывести оставшиеся силы обратно к Санктуму. С еретиками закончим мы. Канонисса ждет вас.

— Благодарю вас, сестра, — произнес Дворгин, выпрямил спину и отдал салют как полагается.

— Мы все идем дорогами, которые указал нам Император, — ответила спасительница. — Если кого и благодарить, так это Его. — Танк с лязгом пополз дальше, раздалось шипение и треск: «Испепелитель» изверг струю пламени в убегающих еретиков.

На сегодня с мордианцев хватит. Дворгин с трудом поднялся на ноги и закричал:

— Не стрелять! Не стрелять! — Приказ передали дальше. Когда звуки перестрелки стихли, велел: — Назначить похоронную команду, собрать павших и осмотреть раненых. Я уже бессовестно опаздываю, и это никуда не годится. Где Кеш? Свяжитесь со следопытами!

Последовали несколько бестолковых минут, пока бойцы приходили в себя. Мертвых собрали в кучу, чтобы сжечь. Как следует провести погребальный обряд времени не осталось, и назад их не донести, а Дворгин не собирался оставлять своих павших товарищей на поругание. Шли минуты, и беспокойство генерала из-за отсутствия Кеш росло. Все прояснилось, когда запалили магниевые шашки, чтобы поджечь трупы.

— Сэр! — подбежал один из следопытов Кеш; маскхалат у него вымок в крови, по лицу гуляли резкие отсветы от ослепительных вспышек сигнальных ракет. — Сэр, нашего сержанта — ее ранили.


Глава шестая

Палата Астартес

Трон примарха

История творимая


Фабиан уже несколько пообвыкся находиться рядом с властелинами человечества и ждал предстоящей встречи скорее с любопытством, чем со страхом. Его и Виабло поместили в будку для писцов в галерее над воротами перед тем, как впустить сильных мира сего. Служители, торопливо суетившиеся вокруг, заканчивая приготовления, по двое-трое исчезли, и на какое-то время историторы остались одни в Палате Астартес.

Палата представляла собой огромный купол, сидящий поверх надстройки «Огненной зари». Со своего места Фабиану открывался вид на весь зал и пустоту космоса за ним. Высокие готические арки из пластали, затянутые бронестеклом, вместо стен. Остроконечная крыша, тоже прозрачная. Пол выложен по кругу орнаментом из зодиакальных картин, изображающих превосходство человечества. На три четверти окружности палату заполняли ярусы сидячих мест, треть из которых — очень большие, чтобы вместить трансчеловеческих участников.

На лобном месте купола возвышался гигантский трон: кресло примарха, несколько несуразное с виду; его огромные размеры были рассчитаны на то, чтобы вместить Доспехи Судьбы. На отдельном возвышении помещались еще десять тронов нормальной величины — для Совета Экстерра, представителей Верховных лордов во флоте Примус. Еще одно кресло, тоже огромное, рядом по левую руку от трона Гиллимана — для Малдовара Колквана, трибуна-стратарха, актуария Адептус Кустодес. И наконец, третий, человеческих размеров, трон — для Исаиша Кхестрина, командующего флота Примус. Это кресло поставили выше, так чтобы его спинка шла вровень с троном Колквана и лишь чуточку ниже, чем у Гиллимана.

Там же впереди находилось еще одно место — только не трон, а ряды разъемов, оправленных в золото, — для архимагоса Велизария Коула.

Пока что все было тихо. Виабло занимался перепроверкой своих заметок. Фабиан не разделял привычки так готовиться к работе. Большую часть прошлой ночи — по корабельным часам — Гвелфрейн провел, изучая все, что можно, о кардинале и храмовом мире Гаталамор. Насколько же велик Империум, который он сейчас открывал для себя, насколько глубока его история. В своей прежней роли в рядах Департаменто он считал, что знает гораздо больше многих, и свысока смотрел на массы, не ведающие о прошлом.

Теперь Фабиан стал умнее.

Величественная картина флота Примус в иллюминаторах пугала так, что душа уходила в пятки. Двадцать шесть боевых групп, выстроившихся огромными фалангами на фоне бархатно-черной пустоты возле слабенькой звезды на орбите безымянного ледяного гиганта, чья распухшая луна жалась поближе к хозяину. Хорошо просматривались трещины на поверхности замерзших морей планеты. Потенциальное наличие жизни под водой, мощь солнца, пусть и такого чахлого, тысячи кораблей, безбрежная ночь и миллиарды звезд... Громада реальности потрясала.

Имена на свитках — вот и все, что прежде Фабиан видел в прошлом. Не знал ничего, был никем. Рука вдруг наткнулась на амулет на шее. «Император, прости», — пришла мысль.

Размах событий вгонял в ужас. Порядок цифр пугал. Гаталамор — всего лишь один из миллиона человеческих миров. Заселенный более десяти тысяч лет назад. Вмещающий сотни исполинских соборов и население в миллиарды жителей. Планета, расположенная на основном маршруте паломников по пути на Терру, превратилась в важный пункт для Имперского культа, в мир, где хоронили бесчисленных святых служителей Его в катакомбах огромных некрополей, протяженность которых насчитывала сотни тысяч миль в длину. Триллионы паломников посещали этот мир, принося планете несметные богатства.

Гаталамор занимал ключевое место в структуре Адептус Министорум, будучи резиденцией кардинала, который отвечал за духовное здоровье дюжин подвластных систем. Но каким бы древним, богатым и стратегически важным ни был этот мир, в его истории все же имелось темное пятно. Именно здесь пришел к власти кардинал-отступник Бухарис, давший начало так называемой Чуме Неверия, охватившей всю Галактику. Подробностей об этом осталось мало, к тому же их всячески замалчивали, и случилось все это тысячи лет назад. И снова — какие-то безумные цифры. Снова истории поверх историй. И самая история страшила до чертиков.

— Тебя это все не пугает? — вдруг спросил Фабиан.

— Что «все»? — Виабло с досадой оторвался от записной книжки. Шея у этого уроженца пустоты внутри ворота выглядела такой тонкой, что Фабиан забеспокоился: не переломилась бы.

— История того места, куда мы собираемся?

— Ты имеешь в виду кардинала Бухариса? — нахмурился историтор. — Наверное, да. Легенда-то жуткая.

— «Наверное»… Он обратил в рабство сотни миров в угоду своему тщеславию. Его верой стала алчность! — Фабиан передернул плечами. — Как по-твоему, разве он не хуже большинства чудовищ в Галактике?

— С чего бы? — поинтересовался Виабло, давая понять, что собеседник ему мешает.

— Он использовал веру людей против Императора. Я знаю, что Бухарис всего лишь человек, но то, что он не был чем-то более могущественным, делает всю эту историю какой-то шокирующей.

— Пожалуй, — согласился Виабло. — Но человеку не обязательно уметь гнуть железо голыми руками, чтобы творить великое зло. Как я узнал, зло надевает ту личину, которую посчитает самой подходящей, Фабиан. Ксеноса, демона или заблудшего смертного — все равно. — Перо вновь громко заскрипело. — История никогда не бывает простой. Смотри, что под ней прячется. Думай, каковы ее последствия.

— Ты о чем? Ведь Бухарис — злодей.

— Я хочу сказать: что хорошо, а что плохо — это понятия субъективные. Как решит победитель.

— Ты ведь не оправдываешь его?

— Ни в коем случае. Но подумай вот о чем: прежде чем кардинал совершил свою великую глупость, Гаталамор был бедным захолустным мирком. Без макрособора, который он построил, и храма, посвященного исповеднику Долану, который помог свергнуть Бухариса, планета такой бы и осталась. А теперь туда слетаются верующие. Это одна из богатейших планет южной части сегментума Соляр и величайший бастион имперской веры. История редко бывает простой. Можно спорить, но тот мир сотворен злом, а следовательно — иногда зло ведет к добру.

— Тогда вполне естественно заключить, что добро может вести ко злу.

— К сожалению, да, — согласился Виабло и вернулся к своему занятию.

Фабиан покачал головой:

— Как же я был слеп...

Скрип пера вновь оборвался, и пустотник скупо спросил:

— Может, тебе стоит подготовиться к собранию? Нас ждут кое-какие обязанности.

— Мы с тобой совсем разные, Виабло. Мне нужно привести в порядок мысли, но я делаю это по-своему.

— Когда мешаешь мне? Каждому свое, не спорю, но лучше бы ты делал это молча.

Фабиан оставил пустотника в покое и откинулся на спинку кресла. Скорчил гримасу. Галерея оказалась привлекательной на вид, но очень неудобной для работы. Вытянуть ноги было некуда, а коленки упирались в обшивку будки. И поскольку обшивка была резной как снаружи, так и внутри, получалось крайне неприятно.

Из горнов, установленных под галереей, раздался низкий и торжественный трубный глас, от которого сотряслась вся деревянная конструкция. Следом послышался шум голосов — и в зал хлынули люди.

— Начинается, — сказал Фабиан и потянулся к письменным принадлежностям.

— Тогда не зевай, историтор. — Виабло захлопнул книжку. — Здесь и сейчас будет твориться история, и мы — те, кому суждено ее изложить.


Глава седьмая

Лорды флота Примус

Ксенос

Предупреждение


И вот вошли они — великие и могущественные всего флота Примус: командующие боевыми группами, генералы, магосы, бюрократы, капитаны, адмиралы и все прочие в своем парадном великолепии. К гулу голосов примешалось рычание силовой брони, когда свои места заняли космодесантники. Люцерн пояснил, что во время кампании космодесантники выполняли свои обязанности полностью экипированными — на случай, если вдруг возникнет необходимость в боевых действиях. Иногда Фабиан видел их в мантиях, но они были в них такими же устрашающими, как и в броне.

Космодесантники прибыли все вместе и разместились на огромных скамейках. Стихари зловеще сочетались с броней, у каждого гиганта украшенной отличительными знаками. То были старые ветераны, чей суммарный боевой опыт насчитывал тысячелетия; примарисов среди них было всего несколько человек. Все это время космодесантниками Дара Коула руководили Астартес старшего поколения.

Фабиан стенографировал все происходящее на пергаменте. Инфопланшет считывал движения руки, сохраняя их во внутренней памяти. Планшет читал слова и передавал команды маленькому дрону, сработанному в форме черепа гончей, — тот парил среди стаи киберконструкций, растущей под потолком, записывая аудекс и делая с места событий пикты, дополняющие работу историтора. У Виабло был собственный сервочереп, а по уникальным траекториям сразу можно было понять все предпочтения каждого.

Зал почти заполнился, когда воцарилась тишина. Это ощущалось настолько отчетливо, что Фабиан наклонился за край галереи, чтобы рассмотреть причину. И вдруг он осознал, что смотрит прямо на голову трибуна-стратарха Малдовара Колквана. Он шагал прямо к трону, его аурамитовые доспехи отражали сияние звезд. Этот человек стоял рядом с самим Императором. Он видел Его собственными глазами. От одной мысли об этом Фабиану стало дурно. Он упал назад, на свое место, но утешало и то, что на Виабло прибытие трибуна тоже произвело впечатление: он замер, как истукан, пока Колкван занимал свой трон.

Следом в зале появился Коул с собственным роем сервочерепов и прочих устройств. Он остановился и перекинулся кое с кем парой слов, словно был не одним из самых могущественных существ во всем Империуме, а обычным стариком на районном рынке.

Колкван снял конический шлем и положил на колено, открыв лицо, и при этом окинул всех взглядом настолько взыскательным, что Фабиан не посмел даже взглянуть в ответ. Он попытался сделать набросок, но не смог — у него тряслись пальцы. Коул проскользнул к входной док-станции и вставил свои неисчислимые конечности в порты.

Когда все остальные заполнили аудиторию, гулко зазвучала труба, из коридора за помещением донеслись священные песнопения. Торжественная процессия жрецов прошествовала в зал; херувимы и сервочерепа извергали в воздух облака ладанного дыма. За жрецами вошли девять лордов Совета Экстерра, окутанные благовониями; они чинно рассаживались по местам.

Милитант-апостол Гистан — дряхлый старец, представляющий Адептус Министорум, — с кряхтением поднялся на ноги и начал долгое благословение. Фабиан тут же поручил кибердрону записывать происходящее, а сам наблюдал за реакцией собравшихся. Она была разной: от скуки до восторга. Колкван смотрел перед собой с холодным безразличием. Коул, казалось, занимался какими-то личными делами, хотя и соблюдал тишину — из уважения. Большинство смертных в помещении склонили головы. Космодесантники выжидали с непроницаемыми лицами.

Наконец Гистан сел. Священники ушли, и явился Гиллиман.

Примарх прибыл с двумя Ультрадесантниками из Победоносной гвардии. Он шагал так, как обычно передвигаются необычайно занятые — и весьма эффективные люди. Стражи отошли от примарха и встали по обе стороны от трона, где замерли, держа перед собой болтеры. Гиллиман повернулся, поднял плащ и сел. Он был необычайно огромным, но харизма затмевала физические размеры, словно его душе было тесно в этом просторном помещении.

— Дамы и господа, — без лишних слов начал Робаут Гиллиман, как и ожидал Фабиан. — Мы задерживаемся. Некоторые знают, почему, а тем, кто не в курсе, я сейчас расскажу. После того, как мы покинули Ворлезе, наши псайкеры сообщили, что беспокойство о грядущей битве за Гаталамор возрастает. Начиная от видений, прерывающих астропатическое общение, и заканчивая повторяющимися раскладами таро Императора у картомантов флота. Те, кто хорошо меня знает, понимают, что я не придаю таким вещам особого значения. Но видения и расклады слишком постоянны, и это убеждает: на Гаталаморе все же что-то не так. К тому же у нас до сих пор нет подтверждения от сил, развернутых в самом мире. Если верить авгурам, вокруг системы повышается варп-активность, что и нарушает связь. Мрачные прогнозы, но очень неточные. Так что я послал за помощью. Именно поэтому мы вышли из варпа. Вестник от того, к кому я обращался, прибыл. — Он окинул комнату взглядом. — Природа этого герольда повергнет кого-то из вас в ужас. Но вы промолчите. Может статься, что вы захотите из преданности Императору проявить враждебность. Опять-таки, вы и этого не станете делать. Вы примете эмиссара с радушием и с уважением выслушаете то, что он скажет. Наш гость и его люди не пострадают во время визита. Каждый, кто совершит что-либо во вред, будет отвечать передо мной лично.

Он не просил согласия. Просто вновь оглядел комнату, молча подтвердив сказанное.

— Провост Андирам, пожалуйста, пригласите нашего гостя в Палату Астартес.

Звук одиноких марширующих шагов все приближался к ним, и наконец перед глазами у Фабиана появилось двое. Один, в блестящих белых доспехах, был высокопоставленным судьей Адептус Арбитрес. А вторым шел… мужчина, но только на первый взгляд.

Гость был гуманоидом — две руки, ноги и голова. Пропорции тела напоминали человеческие, но не во всем. Существо было слишком тонким, слишком изящным — но помимо формы, его выдавала манера двигаться. Ни один человек во всей вселенной не ходил подобным образом. Гость передвигался беззвучно, несмотря на струящиеся вокруг тела одежды и десятки угловатых амулетов, свисающих со шнуров по всей броне. Повеяло запахом: пряным и сладковатым, но все еще слабым и неприятным. Понимание, пришедшее с запахом, заставило Фабиана отшатнуться.

— Ксенос, — произнес историтор. Его рука замерла над страницей. Это сказал отнюдь не только он.

«Ксенос, ксенос», — разошлись шепотки по комнате. Колкван напрягся: скрыть потрясение не удалось даже ему.

Его не предупредили, подумал Фабиан. Снаряжение пришельца казалось диковинным. Высокий шлем с изогнутым и заостренным спереди гребнем; огромные линзы темно-зеленого цвета, напоминающие глаза насекомого или глубоководной рыбы. Спереди красовался тусклый драгоценный камень размером с кулак Фабиана. Над шлемом возвышался длинный посох с геометрическим символом, вставленным еще в один драгоценный камень, источавший коварный свет. На поясе висел причудливый пистолет с расширенным стволом и рифленым дулом, рядом — тонкий силовой меч.

Фабиан наблюдал за происходящим в ужасе. Этот ксенос явился сюда с оружием. В присутствии сына Императора! Всю жизнь историтора обучали ненавидеть ксеносов, но вот один из них — тут, прямо перед ним, да еще и вооруженный. Ненависть вспыхнула в нем помимо его воли.

Все недовольно зашептались.

— Вы промолчите! — произнес Гиллиман, и голоса стихли, хотя напряжение все еще было заметным.

Арбитр занял место среди лордов. Ксенос подошел к передней части комнаты. Гиллиман даже не шелохнулся. У Фабиана нарастала тошнотворная паника. Эта тварь могла атаковать в любой момент, но Гиллиман по-прежнему и бровью не повел!

Ксенос остановился перед троном и выполнил сложную серию жестов. Черные одежды зашуршали, но амулеты не издали ни звука. Он поклонился, а затем, к общему удивлению, осмелился сотворить священный знак аквилы. Он поднял руку и открыл переднюю часть странного шлема. Горжет впал внутрь, прямо в высокий ворот мантии. Фабиану еще не было видно лица, но показалось, что за шлемом скрывался длинный череп, заостренные уши из почти прозрачной плоти и высокий пучок черных волос, тонких, словно шелк.

— Приветствую тебя, лорд Гиллиман, сын Анафемы, надежда человечества. Надежда и моего народа. Наш союзник и друг. — Он говорил на безупречном готике, но так мелодично, что слова казались отвратительными. — Эльдрад Ультран шлет свои приветствия тебе, старому и ценному другу. — Он опустился на одно колено неестественно резко, словно заставлял себя выполнить это.

Первым в себя пришел Виабло.

— Записывай! — прошипел он. — Фабиан, записывай, что он говорит. Это важно!

— Вас хорошо приняли, провидец, — сказал Гиллиман ксеносу и после обратился к генералам. — Чтобы никто из вас не подумал, что наш благородный гость вмешивается в дела человечества без причины: я воззвал к его повелителю, и он пришел, зная, что это может быть опасно. Если вы не можете закрыть глаза на его происхождение, то по крайней мере, признайте мужество и выслушайте.

Гиллиман поднялся с трона. По сравнению с величественным бронированным примархом ксенос выглядел крошечным, но странным образом обособленным, как будто они не занимали одно и то же место во времени и пространстве. Из-за этого чужак казался еще более опасным.

— Поднимитесь, — произнес Гиллиман. Ксенос встал и обернулся. Впервые в жизни Фабиан видел лицо представителя другого разумного вида.

Казалось, это мужчина с андрогинными, заостренными, как у ребенка, чертами лица, острыми крыльями носа и подбородком. Глаза были большими, словно не подходили к лицу, и черными, с некоей белизной в углах. Карикатура на человеческое существо; будто кто-то рисовал ее, пытаясь подчеркнуть человеческую красоту, но вместо этого создал ненавистное уродство.

— Мы приветствуем вас, Иллиянне Натасе́ из мира-корабля Ультве. — Лорд Гиллиман странно произнес это имя: вроде бы и так же, как ксенос, но, как показалось Фабиану, гротескно.

— Лорды и леди Империума, приветствую вас, — ответил Натасе́.

Отвращение исходило от всех людей в комнате, но альдари стоял перед ними твердо.

— Я принес вам вести. Даже ваш примарх, лорд Гиллиман, еще не знает, что произошло. Во-первых, говорю вам: ваша империя сохранилась по ту сторону разлома.

По комнате пронесся взволнованный шум.

— Мой вид воюет там так же, как и ваш. Это...

Командующий военным флотом вскочил. Альдари с тревогой повернулся к нему.

— Лорд Гиллиман уже подтвердил, что Империум-Нигилус выстоит.

Ксенос склонил голову набок.

— Правда? — спросил он примарха.

Гиллиман кивнул.

— Несколько недель назад мы узнали об этом.

По лицу Натасе́ промелькнуло незнакомое выражение.

— Значит, вы осведомлены. Мы предположили, что вы не знали об этом.

— Одно только неясно, — продолжил командующий, — после первых новостей мы получили много сообщений с дальней стороны Разлома, и некоторые из которых подробно описывают военные действия вашего народа против наших людей!

В зале поднялся гам.

— И я говорю не об отдельном подразделении вероломных существ, но и воинов в черном, а именно Ультве! — возвысил он голос, чтобы перекричать шум.

— Убийца!

— Подонки-ксеносы!

— Им нельзя доверять. Мы никогда не доверяли альдари!

— Не только ксеносам, но и ксеносам-ведьмам!

— Тишина! — крикнул Гиллиман; голос примарха моментально перекрыл все остальные. — Я же просил вас выслушать нашего гостя. Без его повелителя я до сих пор был бы заперт в стазисе. Не забывайте об этом. — Он повернулся к Натасе́. — Возможно, мы не настолько беспомощны, как иногда думают ваши люди, — сказал Гиллиман. Слова его упали в тишину, словно железные прутья.

— Возможно, — бесстрастно ответил Натасе́. Фабиан все еще не мог понять, о чем думает чужак. Ксенос был холоден, ему не хватало человечности. — Хотя наши провидцы искуснее ваших. По этой причине вам нужно меня выслушать.

— С чего бы? — раздался голос кого-то из членов Совета. Лютиан Ксайл, хилиарх Рассунеона и назначенный представитель лорда-командующего милитант Астра Милитарум. Гиллиман повернулся к нему:

— Потому, что я так сказал. Вы бы бросили вызов мне и моему приказу, лорд Ксайл?

— Но, мой господин, им нельзя доверять! — запротестовал Ксайл. — Я беру на себя ответственность за эти слова, но я должен это сказать. — Ксайл покрылся испариной и задрожал: взглянуть примарху в лицо стоило ему усилий. — Многие из нас здесь сражались с альдари. Я признаю, что в прошлом мы иногда заключали союзы, но только тогда, когда им это было выгодно.

— Значит, по-вашему, они вернули меня к жизни потому, что это им было выгодно? — спокойно спросил Гиллиман; его слова разверзлись, как опасная пропасть. Ксайл храбро двинулся вперед.

— Именно!

Коул усмехнулся про себя, как будто его позабавила какая-то шутка, или же архимагос общался с кем-то другим и не обращал на происходящее внимания.

— Такова воля Императора, — продолжил Ксайл. — Он их использовал, но и альдари это было выгодно. Ксеносы сделали это не ради человечества. Они жестоки и холодны, а еще считают нас немногим лучше животных. Я это знаю из первых рук — сталкивался с ними на поле боя и говорил с их командирами. Это величайшая военная сила, которую видела Галактика с тех пор, как Император покинул Терру и завоевал звезды. Зачем они нам сейчас?

— Вы правы, — сказал Гиллиман; и, хотя он обращался к собратьям-людям, слова были адресованы альдари. — Я знаю Эльдрада Ультрана со времен Великого крестового похода. Мы с ним много раз делали общие дела, но я не доверяю ему. Альдари я в принципе не доверяю. Они борются, чтобы спасти свой вид, как и мы боремся за спасение нашего. Это эволюционная борьба, и в ней не бывает верных союзников. Я знаю, что, если бы их предсказания требовали этого, они бы сделали бы все, чтобы нас уничтожить, ни секунды не раздумывая. Подозреваю, что некоторые представители альдарских народов пытались провернуть подобное.

Примарх посмотрел на провидца.

— Натасе́, знайте: я с глубоким уважением отношусь к Эльдраду Ультрану, и, хотя я оказываю вам полное гостеприимство и клянусь, что здесь вам не причинят вреда, мне знаком ваш народ. Тщательно подбирайте слова. По возможности говорите правду. — Он навис над ксеносом. — Имейте в виду, что, хотя госпожа Иврайна и провидец Ультран сыграли важную роль в моем возвращении, я не стану плясать под вашу дудку. Ксайл прав. Гнев человечества пробуждается сейчас, как никогда раньше. Мы могли бы вырвать ваш вид с корнем и ветвями, если бы нам это было угодно.

Он оглядел зал.

— Но это не в наших интересах. Слишком долго противники Хаоса враждовали друг с другом, хотя должны быть союзниками. И людям, и альдари грозит вымирание. Галактика балансирует на грани уничтожения. Сейчас, как никогда прежде, наши цели совпадают. Вот почему они вернули меня к жизни. Альдари прекрасно знают, что не могут победить без нас. Без человечества они обречены, в то время как нам нужна вся помощь, которую мы только сможем отыскать. Некоторые сравнивают нас, примархов, с оружием. И может быть, что колдуны, правящие народами, думали нанять меня как одного из них. Но знай, альдари, если я и оружие, то не из тех, кого создал твой вид. У меня есть собственная воля.

Он развернулся к трону и вновь присел, подняв руку.

— А теперь расскажите, зачем вы пришли.

Натасе́ ждал терпеливо, словно все эти разговоры были не более, чем детским лепетом. Ксенос бросил взгляд на совет, проверяя, не начнет ли кто-то опять возмущаться, после чего заговорил:

— Вы рискуете попасть в катастрофу у Костяных Врат. Моток показывает стечение ужасных событий. Психическая буря надвигается на мир, который вы называете Гаталамором.

— Может ли это быть попыткой расширить разлом, как мы видели в проливе Махорта или в других местах? — задала вопрос псайкер-примарис леди Филоменсия Блааз, представитель Адепта Астра Телепатика. Пожилая женщина с худощавым телом, в котором заключалась огромная сила. Она обратилась напрямую к альдари. Натасе́ склонил голову набок и посмотрел на нее.

— Вы видели это?

— Кое-что.

— Вы сильны в варпе, но ваших навыков все еще недостаточно. Мой вид использовал море душ в течение десятков миллионов земных лет еще до того, как ваши предки эволюционировали. То была наша погибель, и поэтому мы лучше знаем тамошние течения. Это — попытка не разорвать время и пространство, выпустив воды иного моря прямо в эту вселенную. Мы стали свидетелями великого излияния ужаса, исходящего из точки во времени ровно через двадцать шесть дней. Это все, что я могу вам описать на вашем ограниченном языке. Это волнение душ и предательство веры.

— Души живых или мертвых? — спросил Блааз.

— Нам кажется, ваше разделение излишне, но вы бы назвали это беспокойством мертвых, — ответил Натасе́.

— Бессмыслица, — сказал представитель Инквизиции Арфон Хоидитма. Он был маленьким, темнокожим, с желтыми глазами, пылающими от ярости.

— Правда? — спросила Блааз. — Неужели святые силы Императора — шутка для вас или для мерзкого колдовства Архиврага? Это существо может быть созданием сомнительных истин, но оно могущественное. — Она посмотрела слезящимися глазами на Натасе́. — Чувствую так.

— Хотя вы оба колдун и ведьма, он в добавок еще и ксенос, — ответил Хоидитма. — Но ты все равно останешься ведьмой.

— В каком-то смысле все они — ведьмы: наши астропаты, наши навигаторы и еще многие люди, на которых мы полагаемся, чтобы поддерживать священное царство Императора, — произнес Гистан. Он улыбнулся, и лицо у него еще больше сморщилось. — К ним прикасался Бог-Император, чтобы указать на нужные цели. Леди Блааз стояла в Его присутствии и выдержала Его силу. Можете ли вы сказать то же самое о себе, инквизитор Хоидитма?

Что-то буркнув под нос, инквизитор отвернулся.

— Вам трудно это понять, — отозвался Гиллиман, — хотя в прошлом вы сталкивались с агентами Губительных сил. Но я должен четко обозначить, что мы сражаемся не только с армиями. Мы сражаемся с богами. Нам с братьями потребовалось очень много времени, чтобы в конечном итоге понять это во время последней великой войны. Это чуть было не стоило нам всего. Я не совершу одну и ту же ошибку дважды. — Он замолчал на секунду, но тут же продолжил: — Ксайл, доложите о текущих военных активах на Гаталаморе.

Коул, казалось, наконец-то заинтересовался.

— Если позволите... — вежливо попросил он. Из спины появились конечности. Ве́ковые затворы открылись над линзой, и под куполом развернулось гололитическое изображение Гаталамора. Коул нахмурился, увидев огромное количество киберконструкций, пролетающих через его визуализацию, и завизжал на бинарике, сразу же рассеяв их.

— Так-то лучше!

— Благодарю вас, архимагос-доминус, — ответил Ксайл. — Я...

— Не стоит, — произнес Коул.

Ксайл кивнул.

— Тогда мы взглянем на последнее сообщение о стратегическом...

— Рад быть полезным, — ответил Коул.

— Велизарий, — предупреждающе сказал Гиллиман.

— Да-да, — ответил Коул. — Уже молчу.

— Продолжайте, хилиарх Ксайл. Говорите все в присутствии провидца Натасе́. Пусть он увидит всю мощь сил, какие имеются в нашем распоряжении. Это знак доверия.

— Мой господин, — ответил Ксайл, — я не могу...

— Без утаек, хилиарх, — повторил Гиллиман.

— Как пожелаете, — неохотно ответил Ксайл.

Система Гаталамора, парящая над головами, представляла собой несколько миров вокруг огромной оранжевой звезды.

— Как всем нам известно, Гаталамор — один из ключевых варп-узлов, открывшихся вместе с Великим Разломом. Большинство основных варп-маршрутов, использовавшихся в течение последних десяти тысячелетий, было сильно нарушено, и под различными планетарными системами образовались новые, стратегически важные слияния быстрых течений. Из восьми ближайших к Терре семь в настоящее время находятся в руках врага — фактически все, кроме Ворлезе. Флот Терциус должен был отвоевать Ольмек до своего перенаправления в пролив Махорта, и, хотя предполагается, что флот сейчас на пути к этому миру, мы все еще ожидаем новостей о захвате. Флот Квинтус должен был обрушиться на Лессиру, но его задержали. Действительно, с нашей остановкой здесь крестовый поход находится в состоянии всеобщего промедления.

Он замолчал.

— Гаталамор — один из транспортных узлов и ключ к прорыву флота Примус из системы Сол. План в том, чтобы захватить его, затем разделить флот Примус на боевые группы и наносить удары одновременно с Квинтусом и Терциусом сразу на нескольких театрах военных действий в этом сегментуме и в Пацификусе, в то время как флот Секундус медленно двинется к Оку Ужаса. Проблемы с Квинтусом и отвлечение Терциуса означают, что план висит на волоске. Если мы добьемся успеха здесь, то, возможно, первые удары Терциуса и Примуса еще можно скоординировать. Обеспечим безопасность этих относительно мирных частей Империума-Санктус, тогда и крестовый поход сможет ускорить восстановление территории. — Он сделал эффектную паузу. — Если нам не удастся захватить Гаталамор, этот план потерпит крах. Кроме того, раскрывая наши активы постепенно, мы дадим врагу время для реорганизации и развертывания, что затруднит формирование и осуществление любого другого плана. — Ксайл указал на картограф. — Пожалуйста, архимагос, увеличьте Гаталамор-Прайм.

Коул тотчас выполнил. Гаталамор вырос в размерах. Миры-спутники исчезли из виду.

— Во время нападения врага на Гаталамор там было немного наших войск. До того, как открылся Великий Разлом, он был далеко от всех фронтов. По приказу лорда Гиллимана их все перевели на главный мир. Из близлежащих зон боевых действий перенаправили другие силы. Они включают и мордианские части Астра Милитарум — в основном 84-й полк, поддерживаемый многочисленными меньшими подразделениями с Мордиана, и 40-й бронетанковый полк Фирокса численностью более двух тысяч боевых машин; итого в результате общая численность сил Астра Милитарум в мире удвоится. Другая основная боевая сила, которая там присутствует, — Сестры Битвы из ордена Серебряного Покрова, некоторые из них с Гаталамора. Наряду с ними — другие группы, поменьше, наиболее заметный из них — дом Камидар Квестор Империалис в составе пяти полных копий совместно со своими вспомогательными частями. — Ксайл продолжил, перебирая цифры по памяти. — Итого двести пятьдесят тысяч пехотинцев, три тысячи танков, плюс-минус несколько десятков боевых машин среднего класса и выше.

— А можно поточнее? — спросил командующий боевой группы.

— Невозможно, господин, — адепт Департаменто Муниторум повернулся и ответил за Ксайла.

— А Адептус Астартес?

— Ни одного. Никого не нашлось на достаточно близком расстоянии. Если наши части удержат мир до прибытия флота Примус, это будет еще хорошо. Ясно, что наших сил столько, что любой конфликт в системе закончится быстро. Однако, поскольку осуществлять командование из разрушенного мира крайне затруднительно, приказ удерживающим силам был таков: сохранить мир любой ценой. Но мы опоздали, и враг вступил в этот мир с бо́льшим количеством сил, чем ожидалось. Отчеты сообщают о гранд-батальоне предательского легиона Железных Воинов и флотах их союзников в системе.

Те, для кого ситуация на Гаталаморе была новостью, начали переговариваться между собой, и Ксайлу пришлось повысить голос.

— И это еще не худшее. Последние астропатические сообщения с трудом удается получить. Прибытие Железных Воинов сопровождалось массовыми восстаниями культов на самом Гаталаморе. Наши силы были застигнуты врасплох предателями изнутри, и на момент последнего сообщения мы потеряли более двух третей поверхности планеты.

Шум в зале вспыхнул снова.

— А поддержка флота? — спросил другой командующий. — Нельзя ли привести больше подкреплений? И можно ли отогнать космические корабли еретиков-Астартес подальше?

До Ган Мей, контр-адмирал и представитель Навис Империалис в Совете Экстерра, поднялась на ноги.

— Мы вывели части флота. Остатков линейного флота Гатала слишком мало, чтобы противостоять врагу, и им приказали отступить и перегруппироваться на Некромунде. Мы решили, что лучше спасти их, чем потерять.

— В таком случае сражение пройдет без пустотной поддержки, — сказал еще один из лордов.

Заговорил Гиллиман.

— Я не прошу людей отдавать жизни, но цель этого — просто выиграть время, чтобы спасти мир, в котором человечество все еще могло бы жить, и отвлечь внимание врага от звезд и нашего приближения. Как только прибудем, мы их уничтожим, каковы бы ни были их силы. Но предзнаменования вызывают беспокойство: предупреждения Эльдрада Ультрана лишь делают наши собственные видения еще более тревожными. Если враг нарушит баланс между варпом и реальностью или применит какое-либо другое колдовское оружие, то наша атака обернется катастрофой. Наша самая большая сила — она же и главная слабость. Флот Примус сокрушит любого смертного врага, но если все-таки существует средство, способное нам противостоять, то весь флот Примус находится в опасности. Сейчас мы можем предположить, что наши передвижения скрыты от колдунов Абаддона. Где бы ни появлялись силы крестового похода, их, похоже, не ждут. Поскольку флот Секундус движется к Оку Ужаса, внимание Магистра войны будет приковано к другому месту. Нужно также исходить из того, что из подобной ситуации не удастся выйти без потерь. Гаталамор должен быть взят. У нас нет времени, поэтому я изменяю наш план следующим образом. Мы пошлем небольшую группу на быстроходном корабле вперед, чтобы оценить ситуацию и доложить о том, что там происходит. У них будет мое разрешение вмешаться, если потребует ситуация. Этот корабль отправится завтра. Мы же отправимся послезавтра. В зависимости от капризов варпа у них должно быть от двух до шести дней до прибытия остальной части флота.

Примарх повернулся к Колквану.

— Трибун Колкван, эти силы будут возглавлять Адептус Кустодес, а поддерживать — Адептус Астартес. Срочно выберите воинов для этой миссии. Медлить нельзя. Во что бы то ни стало флот Примус должен отвоевать Гаталамор до конца месяца, целым и невредимым. Этого требует Император, а время, попрошу заметить, не на нашей стороне.


Глава восьмая

Безопасное убежище

Чудотворное Святилище

Канонисса Имельда Веритас


Люди Дворгина добрались до внешних пиков с запасом в несколько минут. Из незастекленных окон донесся пронзительный свист. Йенко ответил, как было условлено. Миновав часовых, они ускорили шаг. Ближе к космопорту город был не настолько разрушен, и передвигаться стало полегче.

Мордианцы окликали генерала из окопов. Дворгин взял за правило отдавать честь всем, кого встречал, прежде чем офицеры приказывали вернуться к молчаливой вахте. Время от времени команда проходила мимо артиллерийских групп во временных бункерах, обложенных мешками с песком. Огневые точки каждый день старательно разбирали, высыпали костяную пыль из мешков, и позиции менялись. Нападение из пустоты или с воздуха представлялось маловероятным, поскольку защитные системы космопорта находились слишком близко, но иногда еретики-Астартес патрулировали руины вместо культистского сброда, и у имперских войск было мало возможностей им противостоять.

Космопорт и прилегающие к нему районы занимали гряду невысоких холмов, протянувшуюся от каньона Бесчисленных Благословений на западе до океана на севере. Восточный проход представлял собой переплетение узких извилистых улочек, ведущих вверх по каменистым склонам, словно ступеньки — «лестница» из этих улочек и дала название целому району. Без осложнений пройти можно было только с юга, и имперская оборона там оставалась самой сильной. Хотя спуск был круче, чем с остальных трех сторон, пройти там было намного легче. Мордианцы при первой же возможности прибавляли шагу; мужчины старались идти ровно, чтобы не потревожить раненых, которых они несли. Дворгин переживал за всех своих солдат, но больше всего — за Кеш. Он чуть не вышел из себя на контрольно-пропускном пункте первой и второй линий. Медицинских постов не оказалось нигде. Им придется возвращаться на базу, чтобы раненые солдаты получили надлежащий уход.

Тем временем за периметром уже стали появляться лояльные гражданские. Поначалу виднелись только разрозненные костры в разрушенных зданиях: люди сжигали останки святых мертвецов, чтобы выжить. За зданиями раскинулись лагеря с тысячами человек. Оставшиеся на поверхности были в отчаянном положении. Большинство же укрылось в относительно безопасных катакомбах. Каждый в военных частях находился под тщательным наблюдением — на случай, если повстанцы проникнут и разведут агитацию среди лоялистов.

Проходили беспорядочные бомбардировки. Из-за эха, гулявшего по улицам Импрезенции Гаталамора, определить их точное направление было трудновато, но Дворгин решил, что они приближаются к западу, к пролету святого Клейтора.

Они проехали по приподнятой магистрали, ведущей прямо к главным посадочным площадкам Лестницы Вознесения. Едва выехав на плато, оттуда люди Дворгина увидели улей, озаренный пламенем артиллерийского огня. Той ночью из пустоты не нападали, и поэтому они немного отдохнули от кошмарных беспорядочных атак, но ближе к полуночи отряду Дворгина пришлось пройти сквозь тошнотворные варп-щиты. Дворгин глубоко вздохнул, прежде чем шагнул внутрь. На струнах его души будто играли холодные пальцы. Некоторые из его людей, едва выйдя на площадку, безуспешно боролись с приступами рвоты. Генерал собрал всю волю в кулак, чтобы его самого не стошнило.

Только когда варп-барьер оказался позади, Дворгин перевел дух. В пустотном порту было безопасно, как нигде на планете. Впереди уже виднелось здание Чудотворного Святилища высотой в шесть сотен метров. Именно оно охраняло путь к самому сердцу космопорта.

Поперек шоссе стоял блокпост. В темноте блеснули линзы шлема.

— Генерал, — зазвучал из теней вокс-передатчик, — хвала Императору-мученику за то, что вы вернулись целым и невредимым.

Пост охраняли три Сестры Битвы. Все — облаченные в темно-серые доспехи и белые одежды ордена Серебряного Покрова. Поверх шлема их предводительницы был накинут капюшон из бронеткани.

— Палатина Грация Эммануэль, это вы? — поинтересовался Дворгин. — Почему вы стоите в карауле?

— Думаете, это слишком низкая задача для заместителя канониссы? Мы все обязаны служить. — Она посмотрела на раненых. — Я вас провожу. — Жестом сестра приказала остальным оставаться на местах.

— Мы сможем добраться и сами.

— Разумеется, генерал. Но позвольте мне оказать вам всю возможную помощь. Ваши солдаты устали. Я могу освободить вам путь и вызвать подмогу. Знаю, вы горды, так и должно быть, но забудьте ненадолго о гордыне, чтобы скорее получить все необходимое и возвратиться на войну Императора с новыми силами.

— Хвала Ему, — смущенно ответил Дворгин. Формально он был во много раз выше палатины по должности, но это вовсе не мешало ей быть правой. Он склонил голову. — И прошу меня извинить.

— Вы не нуждаетесь в прощении. Хвала Ему, а больше ничего и не нужно. Идемте.

Она повернулась и повела их с автострады вниз по монолитной ферробетонной лестнице в таком темпе, чтобы раненые гвардейцы смогли держать строй. Спустившись, они вошли в святилище через большую арку, ведущую в вестибюль. Прочные ворота преграждали путь внутрь.

Дворгин подождал, пока сестра их пропустит и выполнит положенные меры безопасности. Вокс в ее шлеме щелкал, пока она переговаривалась с Сороритас, находящимися внутри. Время от времени палатина громко обращалась к духу машины, охранявшему ворота.

Дворгин не пользовался этим входом, хотя мог бы и сам пройти через него, как и его офицеры. Он был командиром, но все-таки испытывал благодарность за возможность отдохнуть и спасти раненых воинов.

Многих уже не стало. Таких жертв требовал Император. Павшие уходили с честью и мужеством, как и подобает солдатам. О большем он и просить не мог. Дворгин и сам был ранен, но не обращал на это внимания. Он хотел, чтобы госпитальерки помогали ему в последнюю очередь.

В конце концов генерал заставил себя отойти от Кеш, иначе он мог провести с ней все свое время.

— Гвардеец Кеш, какая же ты бледная. — Он старался не смотреть на окровавленную повязку на боку девушки.

— Как и все мы, сэр. — Ее голос казался таким хриплым. — Мы же мордианцы. Мир вечной ночи, сэр. Нам и положено быть бледными.

Дворгин не удержался от грубоватого смешка. И все-таки он видел, как слабеет Кеш, хоть и храбрится. Если в ближайшее время она не попадет к медике...

Последняя проверка пройдена. Дверь издала тихий треск и мучительно медленно погрузилась в землю.

— Пройдемте, — сказала Эммануэль. Она была удивительно безмятежна в каждом жесте и слове. Хоть ее тело и защищала тяжелая броня, создавалось впечатление, что доспех легкий, как перышко. — Вашим солдатам требуется медицинская помощь, пайки, пополнение боеприпасов и хороший отдых. Я обо всем позабочусь.

— Благодарю, — сказал Дворгин.

— И вас это тоже касается, генерал. Вам необходима помощь.

— Каждая рана — испытание веры. Праведники терпят. Я подожду. Мне нужно встретиться с канониссой.

— Разве Он не говорит, что лучше исцелить больных и заставить раненых ходить, чтобы они вновь могли служить Ему? Идите за мной. — Она провела их вниз по проходу с уклоном.

Они с шумом спустились по длинным мраморным лестницам прямо в каменные коридоры верхнего уровня катакомб. Там было много комнат, в большинстве из них находились гражданские с ничего не выражающими глазами. Все они столпились вокруг жаровен. В других помещениях находились тайники с оружием, ящики под промасленным брезентом или запасы пайков и чистой воды. Одно из помещений переделали в церквушку, где Адепта Сороритас стояли на коленях вместе с людьми в лохмотьях. Дальше располагался морг, где вдоль стен лежали один поверх другого трупы, завернутые в саваны. Несколько сестер несли службу перед верующими и охраняли основные перекрестки по одиночке и по двое.

На пути оказалась толстая пластбетонная стена с маленькой дверью. Солдаты уже были рядом с укрепленным фундаментом внутреннего святилища; дальше пропускали только военных. Пара быстрых проверок — и вот они уже внутри.

За дверью оказалось множество людей — в основном административный персонал планетарного правительства. Откуда-то спереди доносились знакомые звуки бочкового органа. Только люди с его мира умели играть на этих переносных инструментах. Только мордианцы знали слова песни «Ношу Его с собой в тени и свете». Он никогда не бывал так глубоко внизу, но узнал комнату по макетам из планов. Это место передали второму батальону, теперь здесь находилась казарма.

— Полевой госпиталь для ваших людей там. — Палатина указала в конец коридора. — Прослежу, чтобы к вам направили и сестер-госпитальерок. Идемте.

— Попозже, — ответил Дворгин.

— И мне вас никак не переубедить?

Дворгин устало улыбнулся.

— Долг превыше всего.

— Если вы так считаете. Госпитальерки будут ожидать и позаботятся о вас.

— Благодарю вас, палатина Эммануэль, я упомяну вас в своих сегодняшних молитвах к Императору.

Он направился к своим офицерам.

— Проследите, чтобы всем досталось еды. Сообщите квартирмейстерам, что всем из разведгруппы выдадут двойные пайки по моему приказу и что стоит почтить духов машин. По возможности возвращайтесь в казармы. Я буду ждать полной оценки ситуации, перекличка персонала произойдет под утро. Передайте отчеты о том, кого нужно внести в книгу Мортис Гонория, сержанту Чедешу.

Лейтенанты отдали честь и энергично, несмотря на усталость, зашагали прочь. Бочковый орган резко смолк: раздались голоса, приветствующие медиков.

Тело генерала ныло, а порезы — жгло. Он хотел бы последовать совету Эммануэль и встретиться с солдатами, а потом очутиться в койке и проспать несколько часов.

Но все-таки это не было прямым приказом.

Дворгин отогнал усталость. Он поднялся по ступенькам, уже прекрасно зная, где находится: жизнь в лабиринтах городов-ульев на его родном мире давала всем врожденную способность безошибочно ориентироваться на местности. Он направился вверх из подземного мира прямо в комнату главного командования святилища.


Часовня рядом с вершиной святилища была центром управления. Потолок покрывал купол из окрашенного бронированного стекла. Когда дневной свет проникал сквозь стекло, на куполе появлялись рисунки сияющих ангелов, но ночью во тьме казалось, словно на свет Императора накинули саван, а часовню освещали лишь мерцающие электрические люмены.

Стоило Дворгину войти, как офицеры отдали честь. Над одной из изогнутых стел возвышался алтарь, все еще увешенный молитвенными свитками и дымящимися кадилами. Остальную часть помещения занимало военное оборудование; благовония окутывали орбитальные пикты, прибитые к каменной кладке медными гвоздями. На полу тянулись ряды когитаторов и хранилищ данных. Через дыру, пробитую в стене, из комнаты выходили силовые кабели. На крышках саркофагов разложили карты и пергаменты, а лица почитаемых кардиналов освещало гололитическое сияние таблиц и карт.

Здесь были представлены все силы на Гаталаморе — мордианцы, Сестры, фироксийцы полковника-вождя Юргена с их жесткими поясами из кожи грокса, высшие чины оставшихся подразделений планетарной обороны, горевшие от стыда за предательство своих товарищей, стратеги-кастеляны рыцарского дома Камидар в цвете королевского пурпура и другие. Оружейные сервиторы наблюдали за всем, не мигая. В другом углу священники на коленях тихо пели — с завязанными глазами, чтобы ничто не отвлекало их от молитв. Адепты в одеждах Администратума Гаталамора суетились, вознося молитвы от имени выживших гражданских.

Лейтенант Штейнер, адъютант Дворгина, подошел к генералу, как только его увидел. Униформа офицера была безупречна, но Дворгин пожалел, что тот все никак не сбривал тонкие усы, которые привык носить. По мнению генерала, смотрелись они весьма нелепо.

— Рад видеть вас, сэр.

— Взаимно, Штейнер. А где Веритас? — Мало того, что генерал плохо видел, так еще и в тусклом свете приборов лица казались размытыми.

— Вон там, сэр. — Штейнер осторожно указал генералу на основные тактические дисплеи. — Принести вам очки, сэр?

Дворгин нахмурился.

— Да, пожалуйста.

— Сию минуту, сэр.

Штейнер вернулся через секунду. Дворгин надел очки, и комната приобрела такую ясность, что ему стало тревожно. Он шагнул вперед, затем остановился, чтобы оглядеть помятую униформу прежде, чем приблизиться к канониссе. Штейнер из ниоткуда достал жесткую щетку и стряхнул с униформы пыль. Генерал пожалел, что у него нет времени ее погладить. Трон, а уж тем более постирать! О каких же глупостях он думал в самый разгар войны, но канонисса произвела на него сильное впечатление.

Подойдя к Веритас сзади, старик почтительно кашлянул.

— Канонисса.

— Генерал Дворгин, — ответила она, даже не взглянув на него. Сестра смотрела на картолит Гаталамора-Секундус, держа пальцы в бронированных перчатках у подбородка. Континент был изображен в виде рельефной карты высокой четкости, где передвижения неприятельских сил вокруг оставшихся имперских частей окрашивались в ярко-красные цвета. Силы имперцев обозначались рунами разного цвета: синие — мордианцев, серые — сестер, а малиновые — фироксийские танки. Все они наносились более или менее точно, но расположение вражеских позиций было лишь предположительным: информацию собирали по кусочкам из последних отчетов.

Обзоров с орбиты давно не поступало: спутниковая сеть Гаталамора вышла из строя, и в течение нескольких недель ни с одним из имперских кораблей не было связи. В последних сообщениях говорилось, что все корабли, способные пройти сквозь варп, должны отступить. Остались ли еще хоть какие-то силы внутри системы, генерал не знал. Да и никто не знал. Сообщения с других миров системы поступали нечасто. Даже на самом Гаталаморе коммуникации не всегда работали исправно. Вокс-глушилка отключила связь, в то время как нарастающее беспокойство в варпе загоняло астропатов в тупик. Отчасти из-за этого имперские силы не могли скоординировать свои действия.

Веритас наконец повернулась и посмотрела на Дворгина. Коренастая, с толстой шеей, морщины на смуглой коже выдавали возраст женщины. На шее красовалась татуировка белой лилии. Глаза стального цвета смотрели из широких глазниц. Справа ее лицо, обрамленное каре серебристых волос, перечеркивал шрам. Доспехи были богато изукрашены, даже больше, чем у остальных сестер: горжет отмечали три кроваво-красных рубина, а белые одежды — вышитые золотой нитью слова из молитв.

— Вернулись из нашего маленького приключения, верно?

Дворгин снова откашлялся и потупился. Канонисса немного напоминала учительницу схолы, и Дворгин вспомнил о временах своего ученичества.

Он никогда не был образцовым учеником.

— Мне нужно было увидеть все своими глазами. Не могу же я рисковать жизнями людей, не зная, что их ждет.

— Знаете, — сухо сказала она, — по моему опыту, большинство старших офицеров Астра Милитарум, наоборот, уходят от передовой, чтобы их не убили. Не мое, конечно, дело, но я бы вам посоветовала сделать то же самое. Потерять вас — это было бы ударом по нашим силам.

Она бросила на него неодобрительный взгляд, и генерал смущенно хмыкнул.

— Бдительность приравнивается к верности, — начал цитату Дворгин.

— За исключением тех моментов, когда бдительность превращается в бездействие, — закончила канонисса и одарила генерала краткой улыбкой. — Хороший ход. Процитировать священные писания канониссе, чтобы скрыть собственную опрометчивость, — это, конечно, смело, но вы же знаете, что я права. Ты командир, Лютор, мы не можем потерять тебя.

— Хорошо, Имельда, прошу прощения, но мои люди кое-что нашли.

— Да неужели? Враг там копался в течение нескольких месяцев. Что же вы нашли особенного?

Дворгин почесал голову под фуражкой: кожа зудела из-за каменной пыли.

— Я не уверен. Назовем это таким чувством. Помнишь те первые удары — какими бессмысленными они были с виду и как быстро культисты взялись за раскопки? Что бы они там ни искали, для них это важно. А значит, важно и для нас. На том участке они роются уже более двух недель — дольше, чем где бы то ни было. Думаю, они не расставили охрану на видных местах, чтобы не привлекать внимание. По-моему, они либо нашли то, что искали, либо очень скоро найдут.

Веритас вновь повернулась к гололитической карте. Мягкий искусственный свет так окрашивал ее лицо, что она напоминала одну из святых на куполе сверху.

— Весьма ненадежный источник, чтобы рисковать жизнями… но некоторые недавние события подтверждают ваши опасения.

Веритас вывела на дисплей дополнительную информацию.

— Ауспик широкого спектра действия сегодня зарегистрировал движение в катакомбах с одиннадцатого по восемнадцатый сектор, совсем недалеко от места тех раскопок. Я подумала, что они передислоцировались подальше от фироксийской бронетехники, — Веритас указала на цепочку рун на карте, — а может, и нет.

Дворгин просмотрел всю предоставленную информацию.

— Похоже, они еще и людей набирают, а это подтверждает мою правоту. — Он взглянул на канониссу. — Но что они там делают? Эта тайна поедает меня изнутри.

— Император ведет слуг Своих тайными путями, но в конце каждого — победа. А вот у Темных богов есть собственные планы, чтобы разрушить Его божественный замысел.

— Колдовство. Магия. Безумие, — проворчал Дворгин. Изнеможение давило на генерала, и он вспомнил о странностях, свидетелем которых становился практически постоянно с тех самых пор, как открылся Великий Разлом.

— С другой стороны, мы оба отлично понимаем, что у нас не хватает сил, чтобы разузнавать о деятельности предателей в катакомбах и одновременно удерживать Лестницу Вознесения. Может, пусть с этим разбираются те, кто прибудет позже?

— А что, если это ловушка для них? Что, если мы сами — приманка? — Генерал придвинулся ближе. — Мы оба слишком хорошо знаем, к каким силам они могут обратиться. Это может иметь решающее значение для нашего выживания. И нам просто необходимо все разведать.

— У нас приказ ожидать помощи. Дела зашли в тупик. Я верю, что мы удержим порт к этому сроку. Если нам не удастся облегчить задачу, это будет не лучшим проявлением преданности Ему.

— Будут ли вообще подкрепления? Я молюсь каждый день, чтобы это было так, но...

Она нахмурилась.

— Сохраняйте веру, генерал. Гаталамор — драгоценный мир-святыня. Гиллиман сам приказал нам прийти сюда. Верите ли вы, что Император не захочет, чтобы Его слуги вернули принадлежащее Ему по праву? Если сдать порт, то отвоевание Гаталамора займет месяцы, если вообще удастся отвоевать его обратно. Подумайте о смертях, о позоре. Если какая-то позиция и должна оставаться в надежных руках в этом мире, то именно космопорт.

— Вы правы.

— Именно поэтому мы не можем позволить себе бездарно растрачивать войска и отправлять их под землю.

В помещение вошел посыльный с почтовой сумкой и тут же передал ее капитану разведки. Веритас обошла плавающую диаграмму, пока мордианские офицеры вводили новые данные. Легкое переплетение замерцало. Стрелки и рунические символы, обозначающие расположения сил и проходы, сдвинулись. Силы имперцев вокруг форта Бастабус на северо-западе заметно уменьшились.

Дворгин последовал за канониссой, сцепив руки за спиной, чтобы не пошатываться от усталости.

— Мы проигрываем битву за Гаталамор, — произнесла Имельда. — Мир, бывший маяком веры на протяжении тысячелетий. Со времен зла Бухариса эта планета не знала прикосновения ереси.

— Если бы мы только знали, сколько предателей здесь угнездилось. Если бы не мятеж культистов, Железные Воины никогда бы нас не одолели.

— Даже будучи в окружении самых осязаемых доказательств Его божественности, миллионы отвернулись от Его света, — печально произнесла Веритас.

— Что же было причиной: страх, слабость духа или даже безумие? — После всего увиденного генерал не мог поверить, что можно в здравом уме предать Императора ради Архиврага.

— Граждане Империума — словно животные перед стаей волков. Зло приходит на зов не по вине невинных.

— Я не обвиняю их одних. Виноваты и их руководители. Здешние кардиналы жили как короли.

— Если власть употребляют слабо или жестоко, это ведет к катастрофе. Домашний скот будет бродить по окраинам, если им пренебрегать, и нападать на хозяев, если те с ним плохо обращаются. Если нам удастся это пережить, мы должны стать лучше по воле Его.

— По воле Его, — повторил Дворгин, — и мы попали сюда.

— И мы попали сюда, — повторила Веритас. Она вздохнула.

Канонисса так же не высыпалась, как и Дворгин; он подумал, что она ничем не выдает усталость — воля у нее сильнее. И вот бесконечно терпеливая Имельда улыбнулась.

— За вашими солдатами присматривают?

— Да, — ответил Дворгин. — Я потерял дюжину человек при разведке. Присутствие культа за периметром становится заметнее. Еретики-Астартес снова обстреливают районы вокруг моста и в скором времени атакуют. Каньон — самый сложный путь для вторжения, но если они захватят этот мост, то через несколько часов доберутся до центра наших позиций. Я бы поступил так.

Веритас положила руку на край стола с картами.

— Петля затягивается.

— Но, при всем при этом, дела обстоят неплохо. Наша оборона вокруг Лестницы Вознесения держится. Дом Камидар противостоит любым набегам с юга. Северные скалы неприступны, и пролеты Лестницы удерживают их на востоке. Мы по-прежнему удерживаем большую часть припортового района, — сказал он, указывая на позиции, хорошо известные им обоим, — в этом секторе у нас — три основных генераториума и все, кроме двух складов снабжения Муниторума. Защитные батареи и пустотные щиты над портом — в рабочем состоянии и сдерживают вражеский флот за горизонтом и вне прямых линий огня. За пределами Импрезенции батальон генерала Марсдина удерживает бастион Фамулус. Форт Бастабус остается в руках лодовийцев. — Он взглянул на обновленные данные. — Хотя, кажется, это ненадолго.

— А две мои прецептории удерживают дворец Просящих и Алтарный собор в Эссении, — добавила Веритас.

— Что ж, завоевать эту часть мира мы им не дадим. Не было ли вестей от Гаталамора-Примус и Терциус?

— Мы продолжаем попытки связаться с ними, но вокс-связь не работает. Если Император знает о судьбах других континентов, то Он не счел нужным делиться этим откровением с нами. Следует предположить, что теперь Он возлагает Свое доверие только на немногих верных. Похоже, придется признать, что время скоординированного планетарного сопротивления закончилось. Мы переживаем решающие дни. Мы должны просто выстоять.

Дворгин провел рукой по лицу, словно стирая усталость.

Он вновь посмотрел на карту. Метки дома Камидар, самого мощного из всех боевых активов Лестницы Вознесения, отсутствовали.

— А где принцесса? — спросил он.

— Не волнуйтесь, рун ее копий нет потому, что я не знаю, где она находится, а не потому, что она пала в бою.

— Вижу, мы потеряли много бронетехники.

— Фироксийцы и их боевые машины приняли на себя основную тяжесть первых сражений, — ответила Веритас. — Полковник Юрген докладывает, что остатки его полка все еще преследует механизированная рота Железных Воинов.

— Врагам на руку их уничтожение, — подтвердил Дворгин. — Они расправятся с техникой и отправятся за рыцарями. Если у нас не будет поддержки танков и боевых машин, Железные Воины непременно ввалятся сюда, чтобы добить выживших пехотинцев. Для этого им понадобится поддержка с орбиты. Мост с каждой минутой выглядит все более уязвимым.

— Согласна.

Руны поплыли, и Дворгин выругался про себя. Теперь ему понадобятся более мощные линзы.

— С тех пор, как мои люди ушли из той местности, несколько подразделений переместились за третью линию. — Пальцем он провел по линии движения войск. — Это по вашему приказу?

— Они укрылись за пределами основной линии обороны, чтобы по-прежнему отражать атаки в стиле «ударь-отступи». — Веритас словно пыталась отыскать иное значение в переплетении символов.

«Возможно, она ищет божественное провидение?» — подумал Дворгин.

Канонисса была занята: устанавливала тайные линии снабжений, тщательно планируя пункты сбора, привлекая подразделения изнуренных солдат и таким образом меняя их на другие, отдохнувшие части.

Он нажал на несколько рунических символов и увеличил изображение на картолите до границы защищенных сооружений.

— Готовитесь к нападению? Это же модель отражения атак.

— Если бы вы пришли сюда и оказались на нашей встрече сегодняшним вечером, я бы уже показала и рассказала вам обо всем. Нам нужно приготовиться. Если порт падет, то мы сможем выстоять еще некоторое время. Молюсь, чтобы вас не оскорбило то, что я взяла на себя ответственность и переместила некоторых из ваших людей и боеприпасы.

— Что вы, конечно же, нет. Хорошая работа. — Дворгин снял фуражку и потер голову. — Прошу прощения, я так устал, — наконец-то сознался он.

— То есть вы утверждаете план?

— Вы же уже обо всем позаботились, правда?

Она кивнула.

— Тогда утверждаю.

— Благодарю.

Дворгин тревожно окинул взглядом катакомбы Импрезенции, простиравшиеся от востока на запад между дворцом Просящих, космопортом, храмом Императора Торжествующего и океаном. Не в первый раз, — хотя это было почти ересью, — Дворгин пожалел, что не знает о планах врагов-предателей. Он отдал бы все, чтобы узнать об их следующем шаге.

— Что ж. Наша главная задача — подготовиться к атаке через мост. Я собираюсь сформировать отряд, чтобы проникнуть в катакомбы. — Он поднял руки, прежде чем Имельда успела ему возразить. — Цель — взять «языка». Разведка в любом случае обернулась бы катастрофой. Мой лучший следопыт ранен, и это усложняет задачу. Хотя, может, лучше подождать, пока она не встанет на ноги. — Генерал подавил зевок. Глаза у него будто слепили из песка.

— Прекрасно. Это весьма разумный подход.

— А можно выделить несколько сервочерепов, чтобы составить карту перед тем, как они отправятся на миссию?

— Подыщу несколько штук.

— Тогда приступлю к работе по обороне каньона.

— Делай, что должен, — она опустила руку ему на плечо, — но ты устал и к тому же ранен, Лютор. Для начала тебе нужно хоть немного поспать.


Глава девятая

Щит-капитан Ахаллор

Решение Колквана

Истинный сын


В тридцатом центиле второй тысячной дня щит-капитана Марка Ахаллора вызвали к трибуну. Стоило ему подойти к двери трибуна, на дисплее шлема зазвонил хронометр. Машины, обитавшие в стенах, почувствовали присутствие кустодия и открыли ворота.

Охрана на борту корабля кустодиев показалась бы стороннему наблюдателю слабой, — будь у него возможность наблюдать, как стражи Императора занимаются своими делами. Ни сервочерепов, патрулирующих территорию, ни контрольно-пропускных пунктов. Двери распахивались прямо перед золотыми гигантами автоматически: на борту корабля все было настроено на физиологию Адептус Кустодес. Для остальных людей двери бы не открылись, а духи машины отказались бы отвечать.

Жилище Колквана оказалось внешне таким же спартанским, как у любого из кустодиев. На Терре их кельи часто представляли собой голый камень. На корабле камень заменил голый металл корпуса. Кровать-раскладушка, редко использовавшаяся по назначению, была вмонтирована в стену. Рядом — письменный стол, полки с идеально разложенными книгами и кристаллами данных и небольшой ридер для них. Над столом — экран когитатора со сложенной рунической доской. Дверь слева вела в личный арсенал Колквана. Ахаллор мельком увидел аккуратные рабочие столы и огромные доспехи Колквана на подставке под стеклом. В хрустальных стеклах отчетливо отразилось лицо Ахаллора: загорелая кожа, широкие скулы, «монгольская складка» на веках — наследие древних паназиатских народов, подстриженные почти под ноль волосы. Все кустодии являлись совершенными существами, но Ахаллор обладал особым шармом. Он был очень красив.

Щит-капитан не замечал этого — просто не придавал значения.

Каюта Колквана по планировке не отличалась от его собственной. Поняв, что трибуна нет ни в гостиной, ни в рабочем кабинете, Ахаллор прошел через дверь справа в последнее помещение — личную комнату Колквана, и лишь там заметил росписи и украшения. У самого щит-капитана все до единой комнаты были оформлены очень просто, но украсили ли помещение по личному вкусу Колквана или из-за того, что в обязанности трибуна входил прием гостей, Ахаллор не знал. Несмотря на их общую искусственную природу, у каждого кустодия были свои причуды, и Ахаллор еще не настолько хорошо знал Малдовара Колквана.

В углу стоял ткацкий станок с практически законченным ковром невероятно сложной работы и множество музыкальных инструментов под стать росту кустодиев, на резном столике — стопка бумаг. Все вокруг казалось идеально сработанным, и наверняка — собственными руками самого Колквана. У стены стояло несколько стульев, пара из которых предназначалась для обычных людей, — они казались до смешного крошечными.

Колкван сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги на ковре, развернув руки ладонями вверх и выпрямив спину. Ахаллор остановился на металлическом полу, не желая вторгаться в личное пространство, и ждал. Он даже не назвал свое имя и звание. Если Колкван и был погружен в медитацию, то присутствие Ахаллора ощутил в любом случае. Не в последнюю очередь Малдовар смог бы положиться на время прибытия — как и большинство из его вида, щит-капитан был до ужаса пунктуальным.

Трибун трижды глубоко вздохнул, затем трижды — коротко, трижды — громко; «техника йотаньи», — узнал Ахаллор. Колкван поднял руки над головой и развел их в сторону. И только потом поздоровался с гостем.

— Капитан Ахаллор, — трибун поднялся, — спасибо, что пришел.

— Явился согласно вашему приказу, трибун, — ответил тот и отдал честь.

Подойдя к боковому столику, Колкван что-то налил в два кубка, один из которых подал щит-капитану. Ахаллор вдохнул аромат.

— Цветки вербены?

Колкван кивнул.

— Да, мне понравилось, — сказал он. — Забавно.

Ахаллор пригубил душистый напиток.

Голова трибуна по форме напоминала пулю, плавно возвышающуюся на огромных мускулистых плечах. Ахаллор наблюдал за ним — за человеком, внезапно возведенным в высший ранг. Трибунов было всего двое, и отвечали они только перед капитаном-генералом Траянном Валорисом. Как трибун-стратарх, Колкван руководил всеми операциями Адептус Кустодес за пределами Терры. Во флоте Примус он выражал волю капитана-генерала.

Колкван допил напиток и поставил кубок на стол. Он двигался предельно сдержанно, как и любой из кустодиев, но какая-то резкость в нем лишала трибуна изящества. Он был выдающимся бойцом из Грозного Воинства. «Жестокий человек, под стать жестоким временам», — подумал Ахаллор. Он сомневался, что Траянн Валорис выбрал бы Колквана при любом другом раскладе. Тем не менее, по мнению Ахаллора, превосходство в Кровавых играх — еще не повод предоставлять такую власть.

Ахаллор отпил из чаши.

— Вкусно.

Колкван кивнул резко, будто ударил клинком, — словно и не ждал от Ахаллора другого ответа.

— Я присяду, — начал трибун. Щит-капитан был в доспехе и поэтому остался стоять. Аурамитовый доспех разнес бы вдребезги любую мебель, да Ахаллор и не думал, что Колкван предложил бы ему. Он начал понимать трибуна.

— Примарх посылает разведотряд в Гаталамор перед основными силами.

— Наслышан…

— Не перебивай. Я выбрал щитовое воинство Эмиссаров Императус, чтобы иметь честь выполнять этот долг. Вы хорошо подходите для такого рода миссий. Тебе я решил поручить командование, поэтому все твои текущие задания отменены.

— Благодарю, трибун. Если вы позволите, я предвидел такое развитие событий и взял на себя смелость составить план…

— Выбрать тебя — логично, поэтому в твоих действиях не было самонадеянности, но твои планы меня не интересуют. Ты здесь, чтобы получить приказы.

— Как прикажете, трибун.

— Выбери четырех собратьев из нашего числа. Четырех, и не более.

Ахаллор нахмурился.

— Я думал о тридцати.

— Тридцати хватит, чтобы захватить целый мир.

— Исходя из моих суждений, мы даже не знаем, с чем придется столкнуться.

Колкван уставился на Ахаллора. Казалось, что гнев был у трибуна перманентным состоянием. Ахаллору захотелось узнать, доступны ли трибуну все остальные человеческие чувства, или там, где должны рождаться сострадание и сочувствие, обитает только ярость. Такими разными они и были.

— Несмотря на численность нашего вида в этом отдельно взятом флоте, среди миллионов мы — в меньшинстве. Нас нельзя растрачивать попусту. Если Гаталамор завоеван, вам не следует пытаться его вернуть; ваша задача — провести разведку и доложить о результатах. Таков приказ примарха. Если имперские силы уцелели на планете и ты придешь к выводу, что ваше присутствие сможет изменить баланс в их пользу или сможешь нейтрализовать угрозу, о которой предупреждал этот омерзительный ксенос, — действуй. При любых других обстоятельствах ты должен вернуться и примкнуть обратно к флоту Примус. Я не могу потратить жизнь ни одного из Десяти Тысяч бесцельно. Понятно?

— Так точно, трибун.

Колкван положил руку на стол, глядя на нее так, словно она ему не родная, и при этом подергивая пальцами. Как будто он жаждал битвы.

— Возьмешь с собой способного астропата. Я уже выбрал ее.

— Астропат Ку'лим прекрасно подходит...

— Я выбрал более молодую и сильную, — сказал Колкван. — Своего астропата оставь здесь. Эмпирические обстоятельства диктуют правила.

— А как насчет корабля? — спросил Ахаллор. Он отличался уравновешенностью, но резкость Колквана раздражала даже его. — «Сияние» назначили в тринадцатую факелоносную экспедицию. У меня было задание отправиться на Парагон с технологией «Примарис» для космодесантников из ордена Рук Императора…

— Корабль твой. Рукам Императора придется подождать. Эта миссия — первостепенной важности.

— С вашего позволения, трибун, мне хватит и пяти кустодиев для факелоносной миссии, но, несомненно, сила побольше была бы преимуществом, учитывая обстоятельства.

— Так и есть. Поэтому я и не отправляю их с тобой. И устраняю это искушение. Я знаю тебя, Ахаллор. Ты осторожный воин, но заходишь слишком далеко, если речь идет о геройстве. Ограничивая силы, я ограничиваю твои возможности. Однако тебя будут сопровождать тридцать космодесантников-примарис из рода Дорна. Примарх лично выбрал командира группы. Такова воля лорда Гиллимана.

— Неисчислимые Сыны?

— Именно. Брат Люцерн, которого и выбрал Гиллиман, необычайно религиозен. Коул поработал над ними, и это меня в определенной степени беспокоит. Есть причина, по которой космодесантникам не разрешено поклоняться Императору как богу.

— Я так понимаю, что гипнообучение Коула было откровенно нерелигиозным.

— Так говорит архимагос, но этих людей переделали так, чтобы они не соответствовали норме. У них не было духовного руководства. Никакого образования в соответствии с принципами любого культа ордена. Никакого раскрытия правды об истинной природе Императора. Полагаю, что среди них полезно иметь верующего. Так думает и примарх. На Гаталаморе находится большой контингент Адепта Сороритас. Они меня не интересуют. Твоя главная задача — наблюдать за космодесантниками, Ахаллор. Второстепенная задача — сообщить об их эффективности в бою и доложить. Я не обладаю достаточным количеством информации о них.

— Говорят, вы не доверяете этим новым воинам, трибун.

Колкван посмотрел на него печальным взглядом.

— Прислушиваешься к сплетням? Даже к сплетням в наших рядах?

— Я — эмиссар, и мой долг прислушиваться ко всему, что говорят.

— Что ж, тогда ты все слышал верно. Нам суждено было стать последним легионом, Ахаллор, а космодесантники и примархи разрушили все планы Императора. Сейчас под командованием Робаута Гиллимана находится самое большое количество Адептус Астартес со времен Великой ереси, и все они — порождение незаконных, недоказанных знаний, которыми владеет магос, который немногим больше, чем отступник. Не доверяю я ни Коулу, ни его творениям, ни примарху.

— Император передал этот приказ лорду Гиллиману.

Колкван приподнял бровь.

— Да неужели? У нас нет доказательств — только слова лорда Гиллимана.

— И слова лорда Валориса, — добавил Ахаллор.

Колкван с рычанием вскочил на ноги.

— Я опроверг все доводы твоих братьев-эмиссаров, Ахаллор. Я знаю, какое мнение преобладает среди ваших господ, и я с ним не согласен. Гиллиман — примарх, а они — это величайшие ошибки Императора! Теперь он стоит во главе легионов, которые ранее сам запретил. Он — новый магистр войны Империума во всем, кроме имени. Не сомневаюсь, что вернувшийся Тринадцатый считает, будто действует в интересах человечества, но только потому, что его заставили так думать. Он самый что ни есть жестокий прагматик. Когда их было двадцать, в их способностях и склонностях был баланс, но теперь, когда он один, — его никто не контролирует. Так что это — наша задача.

— У нас нет такого права.

— Это наше исключительное право! Что, если он решит, что в общих интересах заменить своего отца? Что, если примарх постепенно станет нетерпимым к государственной системе? Он — воплощение логики. Однажды он придет к выводу, что Империум мог бы быть лучше, если бы он взял все управление в свои руки. И что тогда? Будем сражаться с ним? Поддержим его? Неужели мы предадим священное доверие к нам?

Ответов у Ахаллора не было.

— Братство говорит, что этого не будет.

— Эмиссары такие доверчивые. — Он яростно посмотрел на щит-капитана, вздохнул и мгновенно успокоился. — Надеюсь, что ты прав. Именно твое мнение имеет решающее значение сейчас. В день, когда мне придется признать, что ты ошибался, а правда была на моей стороне, я пожалею об этом. Мы оба согласны в одном: наша единственная роль — служить Императору. Хотя в текущий момент наши интересы пересекаются с интересами примарха, но это — до поры до времени. Будь осторожен. Понаблюдай за новыми космодесантниками. Не рискуй жизнями кустодиев ради достижения целей примарха. Вот мой приказ.

— Даже если это будет значить потерю Гаталамора?

— Даже если это будет значить потерю Гаталамора. С гибелью каждого из Десяти Тысяч наш истинный владыка теряет защитников, и Он — повелитель всего человечества. Не забывай об этом ни на секунду.

И тут на Ахаллора снизошло внезапное, леденящее душу озарение, почему Валорис выбрал Колквана: чтобы наблюдать за примархом.

— Ваши опасения излишни, трибун. Робаут Гиллиман — истинный сын Императора.

Колкван буквально впился в щит-капитана взглядом.

— Да, и Гор тоже был Его истинным сыном. Ты и тебе подобные постоянно упускаете этот факт — на беду нам всем.

Ахаллор склонил голову.

— Я отбываю сегодня же. За Императора!

— За Императора, — ответил Колкван.


Глава десятая

«Алтарь войны»

Рыцари Империалис

Дом Камидар наступает


Джессивейн И'Камидар наблюдала со смотрового балкона «Алтаря войны» за домочадцами. Высокая и жилистая, эта женщина носила бело-золотой бронежилет; при всей ее силе ноги были атрофированы, и их приходилось поддерживать сервокомпрессорами. Как правило, окружающие недооценивали ее из-за инвалидности, — но только пока не посмотрят ей в глаза. Она являлась истинной наследницей Железной крепости, и только тупица не разглядел бы стальной стержень у нее в душе.

Рядом с ней стоял Первый Клинок Шин И'Камидар — ее двоюродный брат по отцовской линии. Поджарый, как и она, но с волосами песочного цвета, в то время как принцесса была черноволосой; кожа у него обветрена и покрыта шрамами, а у принцессы — юношески гладкая. Он часто улыбался, и в уголках глаз у него появлялись «гусиные лапки». По другую руку от принцессы сидел барон Герент И'Камидар. Младший брат матери Джессивейн, он был чуть старше Первого Клинка, коренаст и славился искренностью и прямодушием. Камидарская поговорка гласила: «Такой же честный, как слово Герента».

Дворяне носили за спиной ойгены — полуторные клинки, традиционное оружие их родного мира. Все — богато изукрашенные, со скрытыми в рукоятях генераторами расщепляющего поля.

Все происходило на виду у публики.

Вокруг знати раскинулись железные просторы командного центра «Алтаря войны». На сотню метров выше и позади них хор громче запел усиленные воксом гимны, взволновавшие сердце Джессивейн. Освященные электрожаровни подсвечивали все вокруг огненными тонами. По палубе рыскали камидарские кибергончие.

На командной апсиде стоял за голографической кафедрой капитан Дайти Коклейн и, время от времени щелкая электрической плетью, громким голосом раздавал приказания. В его команде было больше сотни человек, включая группу сервиторов, и все они трудились над информационными потоками, дрожа от страха перед огромным капитаном.

В гигантском окулюсе командного центра, окруженном витражами и гротескными железными горгульями, над шпилями Гаталамора поднималось солнце.

— Новый день — новая вылазка, — произнесла Джессивейн. — Какой прекрасный день.

— Да. Наш прадед Лафлен поклялся защищать этот мир. И мы будем защищать его до самого конца, — ответил Шин.

— До самого конца, — согласилась Джессивейн.

В сознании у нее невольно всплыл список побед Лафлена. Несмотря на его изрядную длину, это была лишь малая часть истории ее дома, которую ей надлежало помнить.

— Император приказывает нам сражаться и умирать за святейший из миров, — вновь заговорила Джессивейн. Восходящее над разрушенным Гаталамором солнце наполняло ее священным пылом.

— Не будем забывать, что дедушку Лафлена здесь щедро вознаградили за верную службу, — заметил Шин. Он явно был в отличном расположении духа. Все они чувствовали себя бодрее в походах, когда утомительные церемонии, которые приходилось исполнять их семье, можно было отбросить, а битва заполняла все время.

— Мы здесь не ради наград, кузен. Мы здесь потому, что мать поклялась соблюдать клятвы деда, и я сделаю все, чтобы их исполнили… либо умру.

— Император милостивый, может, обойдемся без этого, а? — спросил барон Герент. — За пятьдесят два дня, что здесь сражаемся, мы потеряли только одну машину.

— Императору угодно, чтобы мы победили. — Сервокомпрессоры на ногах зашипели, как только она выпрямилась навстречу солнечному свету, проникающему в командный центр.

— Так оно и есть. Наши копья[2] полны веры и ярости, принцесса. И они последуют за тобой в варп и вырежут из тьмы прогорклые сердца Темных богов, если ты пожелаешь, — произнес Герент.

Она улыбнулась.

— Дядя, вы, как всегда, преувеличиваете, но спасибо. Все, что я могу пообещать рыцарям, — это честь убить почитателей Темных богов по воле Его. Какие у вас цели на сегодня, Первый Клинок?

— Да как обычно. По-моему, это вам особенно понравится. — Шин указал пальцем на одного из стратегов; загорелся тактический гололит, показывая окрестности на юго-западе. Затем землю расколол каньон, отделяя холмы Лестницы Вознесения от равнин. По периферии двигались целые скопища красных точек. — Бронетехника Железных Воинов. Они идут с юга.

— Прекрасная охота. — Она внимательно всмотрелась в область цели. — Мы будем далеко, и главная опасность исходит от вражеского флота.

— Вражеские корабли осторожничают, миледи, — отозвался Герент. — Загнать нас в ловушку у них не выйдет, но мы рискуем попасть под обстрел управляемыми боеприпасами.

— Это же делает битву более захватывающей, а почет — еще большим, как по-твоему? — Джессивейн усмехнулась. — А какие-то признаки альфа-цели есть?

— Есть, кузина. Я взял на себя смелость связаться с полковником-вождем Юргеном, и он только рад подсобить, поскольку у него там свои счеты. Заманить цель «Альфа». Два эскадрона фироксийцев загонят его в ловушку. Если повезет, они смогут убить его сами, а мы тем временем хорошенько сократим эту колонну.

Джессивейн заметно помрачнела.

— Чтобы поохотиться на альфа-хищника, сперва нужно уменьшить стаю.

— Согласен, принцесса.

— Давайте же помолимся Императору, чтобы фироксийцы выжили, пусть им повезет — но не чересчур. Я хотела бы убить «Альфу» лично.

Шин усмехнулся.

— Правильный подход.

— Тогда к бою!

— К бою, — повторили Шин и Герент.


Нейронные разъемы соединились с портами на позвоночнике, и принцесса Джессивейн выдохнула; из оружейной комнаты медленно опустился трон Механикум. Сегодня не было нужды в спешке, не было необходимости в сотрясающем кости ударе быстрого присоединения, и она степенно разместилась внутри своего «скакуна». Панели управления и экраны тут же поднялись ей навстречу. Трон в кабине соединился с гнездом, люк медленно закрылся. Джессивейн сидела внутри своего рыцаря, «Воспламенителя». Пока реактор не заработал, было тихо. Приборы молчали. Барочный металлический трон убаюкивал ее. На Джессивейн снизошло умиротворение; да тут и уснуть можно, подумала она.

Заскрежетал вокс-передатчик.

Соединение защищено, — прогудел ризничий. Джессивейн всегда пыталась различить, кто из монахов-техноадептов говорит, но их модифицированные машинные голоса звучали совершенно одинаково. — Зажигание реактора на три, два, один...

«Воспламенитель» затрясся. Повсюду в кабине замигали огоньки готовности. Экраны вспыхнули. Кабину заполнил вой заработавшей электроники и механизмов вместе с непрекращающимся жутким гулом плазменным реактора имперского рыцаря. Он активировался полностью — и вся конструкция затряслась, словно от сдержанной ярости.

Плазменный реактор активен, хвала Омниссии. Инициирую связь с блоком мыслеуправления.

Джессивейн усмехнулась от боли — и радости, когда запульсировал кабель, соединяющий ее с «Воспламенителем». Ее тело удерживали на месте белые кожаные спасательные ремни трона, а душу — ментальная связь. Ее спину и голову накрыло напряжение, вырвавшись на волю криком, как только ее разум расширился, чтобы соединиться с прохладным темным пространством. Некое присутствие перемещалось во мраке, порхая вокруг нее мягко, как крылья мотылька, и навевая ощущения верности, гордости и благочестия, которые превосходили слова.

— Предки мои, да пребудет с вами милость Императора, — прошептала принцесса, как только ментальная связь с «Воспламенителем» была установлена. Мысленные блоки рыцаря подключились к сети, и потоки данных перекрыли ее зрение. — Возрадуйтесь, ибо сегодня мы вновь идем в бой, дабы выполнить наши клятвы и вернуть погруженный во тьму мир назад к свету Повелителя Человечества.

Мысли других душ быстро проносились сквозь нее. Призрачные руки стиснули ей запястья — отголоски воинских рукопожатий. Тени предков наблюдали ее глазами. Пилотом «Воспламенителя», его хозяйкой и распорядительницей являлась принцесса, но ее предки будут рядом и помогут ей, во что бы то ни стало.

Джессивейн почувствовала еще одно присутствие: огромное, задумчивое и чудовищное — машинного духа «Воспламенителя». Реактор рыцаря заурчал, приветствуя хозяйку, и она ответила бессловесным порывом радости.

Наследница правящего благородного дома, Джессивейн являлась благочестивой слугой Бога-Императора. Она была девушкой, которую ничто не могло остановить; она была женщиной, которая идет по усыпанным пеплом стопам своей матери. Но при этом, отправляясь на войну, она становилась чем-то большим.

Здесь, в кабине «Воспламенителя», она была Рыцарем Шипов.

Принцесса открыла чудесные глаза «Воспламенителя», оставаясь наполовину в сознании — в этой жужжащей светящейся кабине, в которой была погребена ее смертная форма. Ее новое тело оказалось гораздо более впечатляющим — яркие янтарные люмены мерцали по периметру. Девушка посмотрела вниз и увидела сверкающий белый керамит боевых конечностей. Она повернула голову «Воспламенителя», наблюдая, как просыпаются рыцари по мере того, как пилоты устанавливают нейронные связи. Одна за другой боевые машины выпрямились, подняв горбатые спины; их головы задергались, и рыцари осмотрелись по сторонам, когда их двигатели зафыркали, испуская выхлопные газы.

Джессивейн мысленно потянулась и активировала оставшиеся элементы системы, в то время как ее руки скользили по знакомым рычагам управления. Она провела литанию перекрестной проверки.

— Перчатка «Удар грома» поднята.

Да будет так, — эхом отозвался ризничий.

— Ионный щит активирован.

Да охраняет вас Его свет, да будет он вашим проводником.

— Двигательные приводы согласованы.

От силы машины приходит победа праведников.

— Пушка «Всесожжение» исправна.

О, слава, слава, воздай тому, кто пребывает на Троне, тому, кто пожертвовал собой ради человечества, живое тело Бога-Машины, живущий среди нас, хранителей Его великого дела!

Последнее орудие в списке являлось традиционным для огромного класса «Доминус», но «Воспламенитель» был единственным в своем роде — его создали техномагосы мира-кузницы Ферроварум в подарок принцессе Джессивейн на ее Становление. Машину оснастили реликтовым плазменным ядром и усиленным шасси, которое лучше удерживало пушку «Всесожжение» и прометиевые резервуары с тройным слоем брони; все эти модификации придавали «Воспламенителю» асимметричную конструкцию, выделявшую его среди остальных рыцарей-квесторисов.

— Плазменное ядро — производительность оптимальная.

Там, где была холодная сталь, да будет жизнь.

Рыцарь ожил и затрепетал от стремления идти вперед. Одной лишь силой мысли Джессивейн направила его к бронированным воротам крепости. Сервоприводы загудели, по механическим артериям горячими потоками растеклась плазменная энергия. «Воспламенитель» сделал один длинный шаг, затем следующий, железные ноги загромыхали по настилу. Другие дворяне выстроились в ряд позади Джессивейн.

Ризничие топотали ногами, били в гонги и барабаны, распевая гимны Императору и Омниссии. Киберхерувимы носились среди них, размахивая кропилами. Священные масла брызнули на восторженных жрецов, обращенных к небу, и помазали броню боевых машин.

— Рыцари дома Камидар, готовы ли вы служить своей королеве и Императору? — спросила Джессивейн по воксу. Ее душа пела, а сердце билось в такт реактору «Воспламенителя».

Готовы. Хвала Золотому Трону! — закричали в ответ ее вельможи.

В последнем докладе капитана Кохлейна сообщалось, что вражеский флот находится на другом конце мира. Учитывая время до обнаружения и запросы о поддержке в самом начале боя, — у дома Камидар оставался час или два, прежде чем враг прицелится с орбиты. Его корабли представляли для дома Камидар наибольшую угрозу, вынуждая рыцарей держаться вблизи пустотного порта с лазерным прикрытием. В остальном у врага было мало орудий, которые могли бы задеть рыцарей.

«О Император, — подумала принцесса, — мы хорошо послужим Тебе».

— Дворяне Железной крепости! — воскликнула она. — Да сгорят ваши смертные сущности в благословенном огне ваших реакторов. Да переродитесь вы в пластали и керамите, дабы навести ужас на врагов!

Камидар! Железная крепость! Победа! — взревели они в ответ.

Загудели клаксоны. Бронированные врата крепости открылись на посадочную площадку, которую она занимала. В нескольких милях от них пустотные щиты заставляли воздух искриться. А за щитами был враг.

— Вперед! — закричала принцесса. — Вперед! К победе, за Камидар! К победе, за Императора! За Империум! За человечество!

Хором завыли боевые рога, и рыцари бросились вперед. Во главе бежала Джессивейн, за ней неслись «Оруженосцы», «Квесторисы» и двое огромных «Доминусов». Выйдя из крепости, все они рассредоточились и направились в сторону города.


Глава одиннадцатая

«Дракокравги»

Знак вчерашнего дня

Тени


Торванн Локк ехал по полю, сверкающему битым стеклом. Его танк — лазерный уничтожитель «Поборник», модели «Деймос» — построили еще до того, как Локк вслед за своим командованием примкнул к восстанию. Тогда непосредственным командиром Локка был капитан Оссарк Кайт, а их братство называлось «Разделяющий кулак».

Они сражались с самим Императором — и проиграли. Легион раскололся. Убив Кайта, Локк присвоил его танк и военную группировку. Едва увидев «Дракокравги», он решил, что этот танк должен быть его личной боевой машиной. Отряд же он переименовал в Стальных Зверей. С тех пор, как он стал их предводителем, его приверженность Долгой войне ни разу не поколебалась.

Столько лет прошло с тех пор, как Локк в последний раз наслаждался жизнью. Он смутно помнил время, когда в нем горело пламя мести. На глазах столетий оно превращалось в пепел, но Локк по-прежнему сражался.

Этого требовали боги.

Локк охотился, и это более-менее сносно разгоняло скуку его жизни. Его добычей была горстка имперских танков, которые выползли из пустотного порта за день до этого. Он жаждал сразиться с рыцарями, которые атаковали его братьев, но… вечно приходили другие приказы, вечно находились менее достойные цели.

И все это — по вине Тенебруса, из-за его проклятых нор в земле.

Как бы то ни было, имперские танки следовало уничтожить. Локк немного расслабился: пока что они еще не появлялись у него в поле зрения.

— Долг есть долг, а враги есть враги, — пробормотал он про себя. — Долг нужно исполнить, а врагов — истребить.

По крайней мере, его охотничьи угодья оказались весьма впечатляющими. Сорок квадратных миль на окраине Импрезенции — главная транспортная развязка Гаталамора-Секундус, сверкающее сердце сети линий меглева и автомагистралей, с крышами из цветного стекла. Можно было не сомневаться: трупопоклонники приходили в восторг от огромных изображений святых и примархов, вот только защиты от них не получали никакой.

«Что за хлипкое укрытие эти их выдумки», — презрительно подумал Локк.

Всю конструкцию можно было разглядеть из космоса — она выглядела словно сверкающее стеклянное озеро. Локк лично убедился, что все вокруг разбомбили еще в первые часы вторжения. Он сделал это для того, чтобы нанести ущерб континентальной инфраструктуре, — но лишь отчасти. По правде говоря, ему очень нравилось представлять, как мерзкие скукожившиеся имперские паразиты пялятся вверх — и видят, что их защитников разбили и те падают острыми водопадами из битого стекла навстречу смерти.

От этой картины Локк едва не заулыбался.

Гусеницы танков скрежетали по стеклянным полям. В местах, где стекло расплавилось от бомбардировки, трупы и части машин под ним оказывались в ловушке, словно насекомые в янтаре. В других же местах стекло образовало разноцветные сугробы высотой в пару метров, состоящие из миллиардов острых зазубренных осколков. Человеческие останки виднелись по всему периметру: ободранные конечности тянулись, подобно рукам утопающих.

«Сколько миллионов мы уничтожили в огне? — задумался Локк. Звук бьющегося стекла вплетался в его мысли, как приятная музыка. — Сколько же трупопоклонников погибло с первых дней на этих смертоносных полях?»

Локк управлял машиной при помощи нейронной связи. Во времена легиона танку требовался экипаж из трех человек. Теперь Локк управлял им и стрелял из его орудий в одиночку. Злобный дух «Дракокравги» — дар богов за его преданность — помогал с другими задачами. Лазерный разрушитель не подводил Локка еще ни разу. Силовые муфты не нужно было менять. «Дракокравги» был верен хозяину и свиреп. Торванн был благодарен Кар-Гатарру за это.

Рука Локка потянулась к металлическому диску на шее — еще одному дару из ушедшей эпохи. Диск висел на кожаном ремешке, который Локк заменял уже тысячу раз. За тысячелетия ношения диска он стал тоньше бумаги, рисунок на нем давно исчез, но Локк отчетливо помнил его: трехглавый змей — знак давно распущенной воинской ложи.

Диск оставался символом его братства с Кар-Гатарром, и поэтому он сделал его эмблемой Стальных Зверей.

Локк вспомнил, как давным-давно расспрашивал Кар-Гатарра о его собственном медальоне, когда Несущего Слово назначили в его гранд-батальон ради укрепления связей между легионами. Кар-Гатарр тогда широко улыбнулся и прикрыл медальон в притворной демонстрации тайны:

— Я не могу сказать.

А на следующий день Локк уже получил приглашение в ложу. И с тех пор он и Кар-Гатарр стали друзьями.

Отметка прошлого, все еще отзывавшаяся в нем. Как мало осталось тех, кто так поступал.

Локк хмыкнул; из уголка рта потекла слюна и сбежала вниз под респираторной маской. Его броню исказил варп — на толстых пластинах наросли кости и чешуйчатый металл, их контур искривился, словно они расплавились и затем плохо восстановились, а плоть срослась с керамитом, и теперь Торванн не мог снять доспех полностью. С «Дракокравги» происходило то же самое. Локк подолгу не покидал водительский отсек, а когда все-таки выходил, ему приходилось вырывать шипы интерфейса. Они всегда вырастали заново, чтобы снова вонзиться в тело и врасти в плоть. Танк стал его телом. Зловещий машинный дух «Дракокравги» — контрапунктом его души. Пусть другие Железные Воины переживают из-за мутаций и ампутируют конечности. Локк принимал все метаморфозы с благодарностью: ведь они были дарами богов и бальзамом на душу, наградой за тысячи лет безжалостной войны, и, как он надеялся в глубине души, однажды станут освобождением.

Стеклянная пустыня за окном менялась. Из зазубренных острых сугробов торчали остовы строений, почерневшие от бомбежек. Громадные металлические каркасы, поддерживающие крыши, путались, извиваясь над головой, словно ребра какой-то падали, размягченные жаром той первой бомбардировки настолько, что прогнулись, упали вниз и, подобно когтям, вонзились в землю.

«Дракокравги» проехал под одним из таких лонжеронов и окунулся в тень магнитного поезда, свисающего с надземного пути. В кабине лежал мумифицированный водитель; его сморщенное лицо прилипло к ветровому стеклу в луже смолистой крови.

Торванн Локк равнодушно покосился на труп и снова сконцентрировался на авточувствах танка.

Повелитель, в секторе восемьдесят один никакой добычи нет, — зазвучал в воксе скрипучий голос Гарвоха — его первого лейтенанта и командира экипажа одного из десятка танков, раскинувшихся свободной сетью справа и слева от Локка.

— Тогда переходите к восемьдесят второму.

Торванн заметил пульсирующие руны Гарвоха на стратегическом экране, где отражались и другие символы: возможные источники энергии, потенциальное движение и прочие факторы, важные для охоты.

— Всем танкам, увеличить скорость, — передал по воксу Локк, — довольно уже тратить время на этих слабаков.

Он объехал опору, на которой держался двигатель маглева. Впереди Локк увидел несколько сгоревших ретрансляционных вышек, каждая высотой в несколько этажей. Между ними стеклянные сугробы были глубже, и здесь наконец-то обнаружился след добычи. Что-то большое протиснулось сквозь стекло, пропахав глубокую борозду.

— Да как им только в голову пришло спрятаться от нас в этом? — пробормотал Локк с отвращением. — Напал на след, сектор восемьдесят восемь, — сообщил он. В других предательских легионах командиры, вероятно, держали бы информацию в секрете, чтобы поразить цель лично и добиться славы. Но Железные Воины по-прежнему делали все как положено.

На дисплее шлема Локка замерцали руны, подтверждающие движение. Схема охоты изменилась, стягиваясь и перемещаясь, чтобы окружить любых потенциальных врагов рядом с его местоположением. До него донеслось тихое рычание приближающихся танков. Ему мог не нравиться ни один воин, с которым он дрался бок о бок — ибо Торванн Локк возненавидел практически каждое живое существо во всей этой жалкой Галактике, но он по-прежнему уважал их боевое мастерство, и они оставались его воинами.

Локк шел по проходу между разрушенными зданиями. «Дракокравги» теперь был по уши в стекле, точно переходя вброд реку гибельного цвета. Сам Локк попытался бы избежать лишних повреждений, но неукротимый танк пробил стеклянные завалы — как и все на своем пути.

«Вот так и я должен раздавить этих трупопоклонников», — подумал Локк. Им следовало понять, что их уже разбили. Они что, не видели, на пути каких событий встали? Великий Разлом открылся! Варп-штормы бушевали так, как никогда на памяти Локка. И теперь в пределах самого сегментума Соляр никто иной, как сам Абаддон Разоритель, приказал Локку и его воинам заявить права на Гаталамор от его имени.

— Мастерское разрушение, — проворчал Локк, не отрывая взгляда от тактических показателей.

Он сказал то же самое Кар-Гатарру несколько дней назад, когда они стояли на стенах над разоренными Вратами Святых и смотрели на разрушенный город. Они тогда наблюдали за продолжающейся битвой, прислушиваясь к треску лазерного огня, стрекоту автопушек, жужжанию болтеров и реву порожденных варпом ужасов, которые сами же и выпустили на волю. Локк вдыхал запах серы, крови и дыма. Когда-то давно эти ароматы наполняли его настоящей страстью, но теперь он совсем ничего не чувствовал.

— Разоритель протянул руку, — начал Кар-Гатарр. — Наш путь скоро завершится. Это Магистр войны, истинный Магистр, готовящийся добиться того, чего не смог самозванец Гор. А мы, мой боевой брат, играем в этом важную роль.

— Так и есть, — ответил Локк, — все вот-вот закончится, и мы и впрямь сыграем свою какую-никакую, а роль. — Он говорил скорее устало, чем торжествующе. Он переместил вес на другую ногу, поскольку правая лодыжка и поножи срослись воедино, и он ходил неуклюже, словно калека. Стоять длительное время было не совсем удобно. Он хотел увидеть Кар-Гатарра, жаждал встречи с единственным существом, к кому испытывал хоть какое-то подобие любви, но настроение у него в тот момент испортилось, и ему захотелось вернуться в «Дракокравги» — поразмыслить.

— Ты правильно делаешь, что ведешь себя так скромно. Мы всего лишь орудия власти, клинки, которые обнажили против Трупа-Императора по велению богов. Никогда не ставь себя выше них. Ведь смертные для нас — ничто, а мы — ничто в великой борьбе. Все мы гордимся своим оружием, но мы и сами — оружие.

— Мы уже почти у самой цели, — ответил Локк, не в силах скрыть тоску в голосе.

— Терпение, брат. К тебе прикоснулось темное величие. Ты на пороге славы. Думай не о смерти, думай о вечности.

Локк криво улыбнулся; ему обожгло губы, отрывающиеся от прогнившей поверхности шлема со внутренней стороны.

— Я и не думаю ни о чем другом.

Никто, кроме Кар-Гатарра, не заметил бы, что Локк отчаянно хочет, даже жаждет, чтобы Долгая война наконец-то закончилась.

— Будь твердым и непоколебимым. Я знаю, что ты хочешь освободиться, но конец все еще не близок. Это и есть твоя награда.

Мощный удар по броне вернул Локка в реальность.

Перед выстрелом в «Дракокравги» случился всплеск авточувств, но Локк задумался и не успел среагировать. Таким выстрелом можно было бы разнести вдребезги целый ферробетонный бункер. Но на броне «Дракокравги» он едва оставил вмятину, отскочил от гласиса и, устремившись вверх, врезался в искривленный лонжерон. Снаряд разорвался, и танк накрыло пламенем. Системы «Дракокравги» взвыли, а демонический дух машины заскулил, как дворняга. В ушах у Локка зазвенело; и вдруг он увидел нападавшего, наполовину погребенного под стеклом и обломками пластбетона. Усталость мгновенно сменилась вспышкой негодования. Чтобы его застигли врасплох простые смертные, да еще в их чертовом боевом танке — какой-то модели «Лемана Русса»! Для охоты из засады она не особенно подходила...

«Должно быть, они отключили все системы и просто выстрелили вручную», — подумал Локк с неохотным уважением. Дым рассеялся, и ему удалось рассмотреть танк. Корпус был выкрашен в грязно-белый цвет и окаймлен геометрическими рисунками коричневого цвета — городской камуфляж, облупившийся за недели войны. Виднелись полосы свежей крови на башне и корпусе, а также окровавленные инструменты для рытья траншей, прикрепленные к одному из щитков гусеницы. Локк зауважал противника еще сильнее. Экипаж засел в стекле, чтобы укрыть машину.

Однако теперь танкисты показали себя. Все, что они выстрадали до этого момента, оказалось напрасным.

— Контакт у меня в секторе, — произнес Локк по воксу, упреждая все вопросы подчиненных. — Атака из засады. Единица бронетехники. Вероятно, отвлекающий маневр. Модель загонки номер четыре, Лоргус, — передал он второму лейтенанту, — будь готов, что добыча нападет из засады.

Так точно, командир. — Густой, как мокрота, голос Лоргуса сочился по воксу, но Локк его уже не слушал. Благодаря сверхъестественно усиленным чувствам он слышал неистовые передвижения внутри неприятельского танка и то, как глухо перекрикивался экипаж, карабкаясь, чтобы зарядить еще один снаряд. Стрелки в это время обратились к машинным духам тяжелых болтеров. Локк ощущал запах их крови. У него даже слюнки потекли.

Жертва выпустила когти, и это делало убийство еще более интересным.

Локк развернул «Дракокравги» в противоположном направлении и нацелил лазерный разрушитель прямо на «Леман Русс». Имперский танк задрожал, как только электроника внутри ожила. В это же время с ревом ожили и тяжелые болтеры, выплюнув в «Дракокравги» снаряды с весьма похвальной точностью. Их атака сотрясла танк — и замаскировала звуки, исходящие изнутри.

Силой мысли Локк привел главное орудие в действие, идя на сближение с жертвой, чтобы выстрелить в упор — и убить.

Башенное орудие «Лемана Русса» вновь зажужжало, но в спешке вражеский экипаж недостаточно сильно надавил на рычаг. Выстрел просвистел прямо над крышей «Дракокравги» и взорвался позади — во все стороны разлетелись стеклянные осколки. Локк двигался вперед и по мере движения побуждал машинный дух лазпушки стрелять.

Связь между разумом и импульсами имела технологическое происхождение, пусть искаженное демоном. Локк ощутил нарастающее возбуждение лазпушки — и она выстрелила. Он прицелился весьма точно. Вспышка когерентного света пробилась сквозь бронированный кожух и разнесла на куски металлическую крышу, частично расплавив звенья под ней. Имперскому водителю пришлось думать, как вытащить танк из укрытия. Левая гусеница беспомощно заскользила по стеклу; танк немного подался в сторону и забуксовал. Выхлопные трубы извергали черный дым. Стекло треснуло и разлетелось вокруг. Ужасно заскрежетали шестерни. Ведущие правые колеса развернулись, зацепились и разорвали поврежденный трак, соскользнувший с катков, как длинный похотливый язык.

Локк приготовился стрелять на поражение. «Леман Русс» был обречен. Всего один выстрел пронзил бы его насквозь и уничтожил бы экипаж. Заряженный лаз-разрушитель загудел от нетерпения, но Локк медлил.

«Я сам их прикончу». Драка немного стряхнула с него летаргию, и ему снова захотелось обагрить руки.

На тактическом дисплее появилось два вражеских значка — это напала из засады остальная часть фироксийского эскадрона. К тому времени, как его воины успели отреагировать, враг уже отступал, притворяясь, что бежит от многочисленной бронетехники Железных Воинов. Такую схему Локк видел сотни раз — многоуровневая засада, хитросплетение ловушек.

— Преследуйте их, но не теряйте бдительности. Остерегайтесь нападений во время преследования.

Вас понял, — ответил Лоргус. Он вечно заискивал перед Локком. Неприятный подхалим!

Тем временем добыче Торванна Локка уже некуда было деваться.

Он открыл дверь в задней части водительского отсека и протащил свое оскверненное богами тело сквозь тесные отсеки танка, потянув за собой силовой коготь Жестокость и мелта-ружье «Драконья пасть». Опустил заднюю рампу и подключил питание оружия к портам брони, после чего вышел и обошел корпус танка под панический огонь тяжелых болтеров. Когда-то стрельба такой силы наверняка бы его ранила, а то и убила. Теперь же он ее почти не замечал. Локк повел плечами и, прихрамывая, двинулся вперед. На доспехах вспыхивали огоньки — то разрывались болты, попадая. Вмятины от попаданий на керамите кровоточили.

Торванн Локк двигался к врагу не торопясь. Ему так хотелось ощутить хоть что-нибудь, что он задержался, чтобы насладиться этой жгучей болью от выстрелов. Теперь он уже вышел за пределы радиуса действия орудия в мертвую зону между ним и врагами. Боль прекратилась. Тело запульсировало, как только раны начали затягиваться. Взмахом когтя Локк разрезал дуло носового орудия, вызвав серию глухих ударов изнутри, когда затвор в казенной части взорвался и разрядил магазин. Одна из спонсонных пушек «Лемана Русса» прекратила стрелять, а вторая упорно продолжала выпускать снаряды, хотя болты проносились мимо, даже не задевая Локка. Лязг, треск и скрежет — один за другим ракетные двигатели болтов зажигались, разгоняя снаряды. Из вентиляционных отверстий шел дым. В чреве танка кто-то застонал от боли.

Добыча приближается, милорд, — послышалось рычание Гарвоха по воксу. — Две бронемашины уже выведены из строя, мы на финишной прямой. Еще три обнаружены за пределами внутренней сети.

Внешняя сеть защищена, мы готовимся к убийству, — булькнул Лоргус.

— Казнить, — отрезал Локк. Сейчас у него хватало своей добычи, и он наслаждался моментом.

Варповый кузнец, — сообщил Лоргус, — у меня здесь доклад от Железного Братства. Их атаковал дом Камидар.

— Подробности, — произнес он, глядя на танк в упор. Он вскроет его, как моллюска, и окажет танкистам внутри честь быть убитыми медленно.

В пяти милях к юго-западу от моста. Они находятся на границе безопасного радиуса действия. Судя по всему, скоро отступят.

— Предложения?

Если мы сейчас откажемся от этой охоты, получится их поймать.

Лорд Тенебрус этого не приказывал, — вмешался Гарвох; орудие воина стреляло, а голос срывался на крик.

— Командир — я. И решать мне, — отрезал Локк.

На тактическом дисплее он видел, что бойня движется к логическому концу. Железные Воины приближались к последним имперским танкам, убивая всех, кто не успел убежать. Со вздохом горечи Локк настроил фокус прицела «Драконьей пасти» на минимальную мощность и приложил дуло к корпусу танка. Псины-трупопоклонники все-таки умрут быстро.

— Кхорну, Нурглу, Тзинчу, Слаанеш я посвящаю это убийство, — прорычал он и выстрелил. Умоляющие голоса превратились в крики; во внутренностях танка вскипел раскаленный металлический пар, выжигая легкие экипажу и поджаривая людей заживо. Локк выпустил «Драконью пасть» — она оцарапала корпус и упала на бок.

— Мы уходим.

Но нужно остаться и добить фироксийцев, — сказал Гарвох. — Четыре танка отступают. Лорд Тенебрус...

— Да провались этот Тенебрус, — выплюнул Локк, — я ему не раб. Внимание всем подразделениям, — произнес он по воксу и захромал обратно в «Дракокравги» со всей скоростью, какую позволяла ему деформированная нога. Двигатель имперского танка позади Локка взорвался, а корпус загорелся. — Отставить охоту. Перестроиться в точку бельферон. Принцесса за периметром.


Глава двенадцатая

Гордость Камидара

Цель «Альфа»

Обещанная встреча


Джессивейн направила «Воспламенителя» в атаку на танк «Хищник», погнав рыцаря вперед. Пальцы перчатки «Удар грома» высекали молнии из скалобетона. «Хищник» выжидал, медля с выстрелом, пока ионный щит принцессы столкнётся с корпусом. Но снаряды предательски звякнули о броню рыцаря, не нанеся урона. Пальцы коснулись керамита, и она отбросила машину с дороги. Обернувшись, принцесса выстрелила из пушки «Инферно» прямо в незащищенное днище танка. Напором горящего прометия «Хищника» отбросило прочь. Пламя ободрало краску с корпуса, боеприпасы сгорели, и машина рухнула во огне. Джессивейн прошла мимо, обстреливая из тяжелого стаббера отступающую пехоту еретиков-Астартес.

Впечатляющее убийство, — передал ей по воксу Шин. Тяжёлые шаги послышались за спиной. Парные очереди снарядов боевой пушки, выпущенные товарищами по рыцарскому копью, пронеслись мимо Джессивейн и взорвались прямо в гуще отряда вражеских артиллеристов. Культисты в ужасе бежали прочь от разъяренных рыцарей. А те уже зашли прямо в авангард отряда предателей и разбирались с пехотой, поддерживающей колонну.

Стратеги нашего дома рекомендуют прекратить преследование. Через двадцать минут на горизонте появится флот предателей... — Шин сделал паузу. Слова заменили нарастающий вой мелта-пушки и грохот выстрелов, — ...цели приближаются с юга. Вражеская бронетехника. Каковы ваши приказы?

Ничто из этого не было для Джессивейн новостью. Ее стратег-ультра нудил, чтобы она отступила.

«Трус», — подумала принцесса. Не только на поле боя, а ещё и в безопасности святилища.

— Цель «Альфа»? — спросила она.

Вполне возможно, но мы не в том положении, чтобы принять бой. — Раздался щелчок, и Шин открыл второй вокс-канал: — Барон Герент И'Камидар, не будете ли вы так любезны поговорить с племянницей. Меня она, увы, не слушает.

Грохот гатлинг-пушки «Мститель» заглушил первые слова Герента:

...сделать это можно двумя способами. И Первый Клинок прав. Нам нужно отступать.

Джессивейн извергла на культистов поток горящего прометия. Среди врагов виднелось всего несколько еретиков-Астартес, а большинство были смертными подонками, отвернувшимися от света Императора. Но они лезли и лезли толпами. Она с радостью даровала им смерть. Те, кто не превратился в пепел, улепетывали, словно крысы, по руинам соборов, которые они же помогали разрушать. Такая небрежно отвергнутая вера. Такая разбитая вдребезги красота. Как же ей хотелось настигнуть их, показать, что нет света горячее, чем свет веры, выжечь их из укрытий, чтобы...

Принцесса, — позвал Шин.

Я прикажу своему копью отступить, племянница, — произнес Герент. — Всем будет лучше, если вы отдадите приказ. Император предпочёл бы, чтобы мы следовали надлежащей иерархии, но отсутствие приказа не остановит мой отход.

Джессивейн перевела взгляд на дисплей, показывающий приближающиеся силы врага. Их было больше, чем те, через которые они переступили на пути сюда. На них надвигались танковые части, и надвигались целенаправленно. Вскоре они поднимутся на гребень невысокого хребта в южном направлении. Там у них будут превосходные обзорные точки на процессиональ, ведущую к вершине, а среди разрушенных часовен найдется масса укрытий. Флот же отображался на другом дисплее зловещими красными пятнами, которые приближались к пологой кривой, обозначающей горизонт. Десять миль, чтобы достичь безопасности защитного лазера. Тридцать миль до главной базы. Отличная пробежка.

По другую сторону принцесса четко видела макрособор, застилавший западное небо своими бесчисленными шпилями. Рукой подать.

Она зарычала от отчаяния.

— Дом Камидар! Враг бежит, битва окончена. Отступаем к пустотному порту. Сразимся в другой раз.

Она сердито развернула «Воспламенителя» — так резко, что он едва не опрокинулся. «Оруженосцы» помчались вперёд: их рыцари были немного поворотливее. Джессивейн обернулась и посмотрела на юго-запад, вниз на процессиональ: там на гребне хребта, мигая светом из перископов, появился одинокий танк. Она подняла механический кулак и тут же сжала его. Железо окутало свечение потрескивающей статики. Джессивейн прекрасно понимала, что это был он; в глубине души она была уверена на все сто процентов.

Она отключила все шифрование на вокс-каналах и передала сообщение на простом незакодированном готике.

— Мы ещё встретимся, — сказала она, — и тогда я тебя убью, во имя Бога-Императора.

«Воспламенитель» быстрым шагом перенес её через процессиональ в укрытие на другом конце, увел Джессивейн прочь от врага.

Будут и другие битвы, — подбодрил её дядя. — Хвала Ему на Терре, что мы живы и можем сражаться вновь.

— Хвала, — процедила Джессивейн сквозь зубы.


Локк наблюдал за рыцарями, пересекающими процессиональ. Старая схема линий и указателей расстояния ещё работала на одной стороне дальномера «Дракокравги»; на другой стороне разветвлялись вены, отвлекая своей пульсацией. Гребень оказался не слишком высоким, но Импрезенция раскинулась на прибрежной равнине вдалеке от большого возвышения над космическим портом, по сравнению с ней его высота казалась внушительной, а главное — с него открывался отличный вид на отступающие имперские машины. Ещё одна вылазка в стиле «бей и беги». Они были настолько тяжёлыми, что сотрясали землю даже на таком расстоянии.

Его датчики наведения запищали и наложили на машину Джессивейн вращающиеся сетки. Он знал её имя — благо она его не скрывала, а вот с Локком она не пересекалась, однако выделила именно его. Сторону, обращенную к «Дракокравги», она прикрыла ионным щитом. Стоило ей поднять кулак в вызове, у еретика зачесались руки разрядить лазерный разрушитель прямо в неё. Оружие уже было наготове, а духовный свет сиял так ярко и соблазнительно зелено. Но Торванн Локк воздержался. Стрелять пришлось бы на дальнее расстояние, а в воздухе витало так много пыли. Энергия луча существенно уменьшится за счёт рассеяния фотонов, а ионный щит рыцаря с лёгкостью отразил бы ее остатки.

«Бессилие — только это я и покажу», — подумал он, и надежды разрядить пушку так и не сбылись.

Затрещал вокс: Локку пришло сообщение по имперскому каналу. Силой мысли он тут же вывел его на передний план.

Мы ещё встретимся, — сказала она, — и тогда я тебя убью, во имя Бога-Императора.

— Ещё посмотрим, чьи боги могущественнее, — сказал он себе, — когда столкнёмся один на один!

Повелитель, мы двигаемся наискосок, прямо перед ними, — передал Лоргус по воксу. — Можем их перехватить, пока они не добежали до каньона, и отрезать им путь к отступлению, чтобы вы напали на них с тыла.

Локк посмотрел на восток, где земля уходила вверх, прямо к космопорту. В прогале среди острых вершин, отмечавших линию каньона, виднелись опоры пролета святого Клейтора. По мере того, как земля уходила все ниже на север, взору открывалось море, сверкавшее подобно бриллиантам. Прекрасный вид напомнил ему дни, когда его легион хотел созидать, а не разрушать. На него навалилась усталость.

На этот раз Гарвох отозвался раньше, чем Локк.

Не тупи! Они нас перебьют, проткнут насквозь, испоганят и железо внутри, и железо снаружи. У тебя в башке гноя больше, чем отваги!

Повелитель? — пробурчал Лоргус.

— Пусть уходят. Поохотимся на них в другой раз и посвятим их смерти Великой четвёрке из варпа. Достойное подношение. Охоту нужно вести с должным почтением, дабы боги приняли дар благосклонно.

Так точно, повелитель. — Лоргус лениво хохотнул.

Гарвох издал звук отвращения, поскольку не поклонялся вообще никому. Локку этого было не понять. Разве Пертурабо не вобрал силу Хаоса и не вознесся к демонической славе? Бывали силы и более могущественные, чем железо. И то, что Гарвох никак не хотел этого признать, делало его таким же болваном, как и Лоргуса, только на свой лад.

Локк погладил медальон на шее; проржавевшие кончики его бронированных перчаток молекула за молекулой соскабливали тонкий слой металла. Он наблюдал за тем, как последний из рыцарей скрывается вдали, не оставляя ничего, кроме столбов пыли и дыма — и бескрайнего океана, не тронутого войной.


Глава тринадцатая

Короткое путешествие в былой ад

Спящий

Тень в тени


Кеш посмотрела на ведущую вверх улицу и поморщилась. Бок у нее болел до сих пор, хотя вот уже неделю ее лечили заживляющими гелями и предоставляли наилучший уход. Ей по-прежнему казалось, что она не заслужила всего этого; обычному солдату с настолько серьезными ранениями пришлось бы проваляться в госпитале не меньше месяца. Так надо для войны Императора, подумала она. Дворгин настоял, чтобы ей поручили руководство разведмиссией в катакомбах. По крайней мере, это неплохо оправдывало то, что он ей явно благоволил.

— Когда выдвигаемся? — спросила Эммануэль.

— Без обид, святая сестра, но, я считаю, лучше мы отправимся туда одни, — ответила Кеш. Следопыты прицелились из лаз-фузей вниз по улице. Закутанные в хамелеолиновые плащи, они были практически невидимы, и Кеш очень хотелось идти дальше. Но одного патруля еретиков-Астартес или отряда гвардейцев-предателей с приличным ауспиком хватило бы, чтобы их раскрыть.

— У нас приказ канониссы Веритас — защищать вас.

— Вы замечательно передвигаетесь в этой броне, сестра, но это же не стелс-снаряжение. А в туннелях чем тише и чем быстрее, тем лучше.

— Хорошо. — Палатина Эммануэль быстро согласилась, и это успокоило Кеш. Силовая установка брони Сестры Битвы гудела так шумно, что возражать не приходилось.

— Спасибо, сестра.

— Вот этот вход вы выбрали? — Эммануэль кивнула шлемом в сторону дыры, зияющей на месте дверей в разбомбленном центре обработки кающихся.

— Так точно, — ответила Кеш. — Рикард выяснил, что многие входили и выходили именно отсюда. — Руки у сержанта были заняты, и она указала на Рикарда локтем. — Это второстепенный вход в выработку, так что можно будет проскочить незаметно. Но время от времени им пользуются, так что есть вероятность взять «языка». Это совсем недалеко от того места, куда мы водили генерала.

— А точнее?

— Если точнее, — почтительно отозвался Рикард, — то четыре процессионали вон в ту сторону, святая сестра.

— Тогда мы прикроем вас у входа, — ответила Эммануэль, отмечая направления. Ее голос хрипел из вокс-передатчика шлема.

— Просто не делайте ничего... героического, — попросила Кеш. Она чувствовала себя весьма неловко. Эммануэль и ее спутница казались совершенно вымотанными многомесячными боями: в трещинах серебристых доспехов скопились пыль и кровь, на пластинах остались вмятины, а одежда была такой же грязной и потрепанной, как и униформа мордианцев, но при этом сестры излучали такое спокойствие, что Кеш чувствовала себя пристыженной. Они оставались такими святыми и чистыми, что даже разговаривать с ними было неловко. — Я так воюю. Понятно?

— Неожиданно, что мордианцы применяют именно эту тактику. Обычно скрытность за вами не числится.

— Ну… мы, следопыты, не очень-то знамениты. Про нас не пишут в назидательных брошюрах, — ответила Кеш. Она отошла от окна, поставила пыльный стул, уселась, отложила в сторону фузею и проверила штык, пистолет, респиратор и маленький ауспик, которым наградил ее генерал. — Но большинство людей на Мордиане растут, шныряя в темноте, и в каждой армии кто-то должен выполнять сбор разведданных. Марш в яркой униформе и скандирование гимнов перед противником может далеко зайти.

— Что и поможет нам пройти достаточно долгий путь, — мягко ответила палатина Эммануэль.

Кеш нахмурилась. Это была шутка?

— Приготовиться, — обратилась она к своим людям. — Рикард и Дион, вы со мной. Галатка, остаешься здесь и прикрываешь вход с этой стороны. Менять позицию каждые двенадцать минут.

— Принято, — ответила Галатка.

— А где ваша позиция? — спросила Кеш, втайне надеясь, что палатина будет неподалеку от Галатки.

— Не бойся. Мы найдем место. А Император скроет нас.

— Хвала Ему за милости Его, — пробормотал Дион.

— Вы знаете дорогу? — спросила Эммануэль. — Карты неполные.

— Ну да. У нас достаточно сведений. Не беспокойтесь о нас.

— Мой долг беспокоиться обо всех верных детях Терры. Будьте осторожны. Мы потеряли несколько сервочерепов, картировавших эту область, и с каждым новым черепом уменьшалось время его работы. Что-то их там поджидало. Может статься, оно поджидает и вас.

— Спасибо, сестра, — произнесла Кеш.

— Ты точно не хочешь, чтобы мы пошли с вами?

— Скрытность и гром — это не лучшее сочетание. — Кеш постучала костяшками по бедренной пластине сестры и тут же устыдилась своей фамильярности. — Слишком шумно.

Послышалось приглушенное бряцание: Рикард и Дион снимали оружие. Во тьме внизу от их снайперских винтовок все равно не было бы проку. Все они прикрепили к пистолетам фонарики и покрасили лица черным. Дион сложил фуражку и убрал ее. Рикард и Кеш сделали это еще раньше; Кеш по привычке засунула фуражку под эполет.

— Не могли бы вы благословить нас, сестра? — спросил Рикард.

Эммануэль посмотрела на Кеш.

— Пожалуйста.

Галатка наблюдала, как все трое опустились на колени перед палатиной и склонили головы, сложив руки в знак аквилы. Взгляд Кеш задержался на навершии силовой булавы с фланцем, свисающей с икры Эммануэль.

Сестра Битвы быстро благословила их, вверив их души Императору на случай, если они вдруг погибнут. Обычная литания служения человечеству и Его учителю из уст сестры Эммануэль почему-то казалась более действенной, чем из уст проповедника Скавукуса.

Он пал, как и многие другие.

— За Него на Терре.

— За Него на Терре, — повторили разведчики.

Кеш взглянула на Диона и Рикарда. Яркие белки их глаз резко выделялись на черных лицах.

— Вы готовы?

Они кивнули. Галатка подняла вверх правую руку и сложила в кружок большой и указательный пальцы, подтверждая, — левой рукой она держала ружье, нацеленное на улицу.

— Тогда за дело!

Они перебежали улицу, держась поближе к укрытию. Рикард и Дион с лазпистолетами наготове вошли в здание первыми. Кеш рискнула оглянуться. Она не рассмотрела ни Галатку, ни Сестер Битвы, но быстро отдала им честь, прежде чем скрыться в проеме. Ауспик неприятно хлопнул по ноге.

Внутри оказалась тропинка, расчищенная среди обломков. Повсюду были человеческие следы, валялись то обрывки ткани, то выброшенные пакеты с пайками. Кеш замерла при виде кровавого пятна, впитавшегося в черную пыль. На цыпочках, едва слышно они двинулись дальше — к лестнице в задней части дома. В здании был пожар, и комнаты выгорели, из-за чего казалось, что внутри темно. Рикард поднял руку и вытащил пистолет. Схватив оружие обеими руками, он посмотрел вниз.

«Чисто», — показал он и разведчики спустились на нижний уровень. Еще один лестничный пролет, и еще — они менялись один за другим, и в подвале с колоннами следопыты добрались до входа в выработки.

Раньше в бесконечный подземный мир Гаталамора вела дверь; ее снесли, и теперь вход напоминал скорее круглую пасть, утыканную зубьями арматуры. Под сырыми кирпичными сводами подвала лежали груды костей, тщательно собранные из-под обломков и рассортированные. От этого Кеш почувствовала себя не в своей тарелке, Император знает почему. Хотя она пришла сюда, чтобы выяснить подобные вещи, но в глубине души надеялась, что ей не придется с ними столкнуться.

— Разведка, наблюдение, отступление.

Теперь все вытащили оружие. Дион держал штык в правой руке, переложив лазпистолет в левую. Рикард пока не доставал штык, сжимая пистолет двумя руками.

Дион прикрыл вход в подвал, Рикард опустился на колени у дыры в стене, вглядываясь в кромешную тьму катакомб. Освещения не было; приходилось включать фонарики, а Кеш так хотела этого избежать.

Сержант достала ауспик и активировала его. Звуковые сигналы выключились, а экран приглушил свет до боевого свечения. Свет, излучаемый прибором, был тусклым, но тем не менее вызывал у Кеш опасения: она переживала, что их легко будет обнаружить по излучению ауспика, поэтому выбрала короткий сканирующий импульс.

Картограф не показывал ничего живого. Оранжевыми линиями обозначались источники питания, люмены отображались пятнами, а воздушные потоки играли подобно эфирным узорам. Но никаких признаков жизни — и никаких признаков движения.

— Шевелись, Рикард. Включай фонарик, а мы — сразу за тобой.

Луч света от фонарика Рикарда пронзил тьму и осветил свод туннеля. Разведчик уверено зашагал вперед, размахивая фонариком.

Насколько могла судить Кеш, катакомбы тянулись бесконечно. Она подумала, что у каждого уровня — свой характер, но все же они каким-то непостижимым образом похожи как две капли воды. На этом уровне мертвецы стояли вертикально, выстроившись по обе стороны коридора лицом вперед в каком-то жутком подобии парада. Воздух был сухим, а тела — иссушенными, так что большинство из них удерживали на месте твердые, как камень, сухожилия под хрупкими костюмами. Кеш ожидала, что покойники по крайней мере будут с опущенными головами, но, когда Рикард посветил фонариком, увидела, что к их конечностям тянутся провода. И вдруг она заметила кое-что еще. Кто-то там, внизу, чинил этих мертвых. Судя по толстому слою пыли вокруг, это было около столетия назад.

Разведчики подошли к перекрестку. Рикард остановился. Кеш вновь включила ауспик. Тусклый свет экрана прибора во мраке казался ослепительным.

— Чисто, — сказала она, — нет никаких признаков жизни.

Они двинулись дальше, останавливаясь на каждом перекрестке и прислушиваясь, пока Кеш сканирует территорию. Большая часть данных о катакомбах загрузили предварительно, чтобы разведгруппа могла направиться прямо к месту раскопок, которое Кеш на прошлой неделе показывала Дворгину. Но далее путь лежал в неизвестные туннели, которые сервочерепа не смогли нанести на карту.

«Может статься, оно поджидает и вас». — Слова палатины крутились в голове Кеш.

— Ничего нет, — снова и снова повторяла она. — Хотя… нет, постойте-ка, что-то таки есть!

Рикард оглянулся и выключил фонарь. Мордианцы хорошо видели в темноте, да и в этом туннеле еще оставались тусклые люмены, так что можно было все разглядеть.

— Сколько их?

— Один. Признаки жизни слабые.

— Ранен? — спросил Дион.

Кеш настроила ауспик на повышенную чувствительность.

— Нет, — ответила она. — Дрыхнет.


— Продирай глаза, предательское отребье, — рявкнул Рикард и ткнул спящего человека в ребра пистолетом, затем быстро отступил в коридор из ниши, в которой тот спал. Останки, для которых предназначалась эта ниша, валялись на полу, а на их месте лежало теплое человеческое тело.

Казалось, что это просто куча тряпья, но вот человек повернулся, и мордианцы увидели женщину — та была не старой, но преждевременно состарившейся от жестокой жизни. У нее осталось всего несколько зубов, в каждую черточку лица въелась грязь, глаза покраснели от трупной пыли. Она вскинула руки.

— Ноттодон! — дико вскрикнула незнакомка, ослепленная светом фонарика. — Одинокий слептет. Ни-ни, мортан, бакинде! — Женщина выбралась из ниши, разбрасывая кости, затем бросилась на пол и уткнулась лицом в грязь. — Беста, я дигерн, хардерли андан. Больше работы мне! Бекинде!

Она несла какую-то невнятную околесицу. Разведчикам удалось разобрать всего несколько слов, произнесенных с сильным акцентом.

— Да, четыре великих ониса, все спокойные, все умиротворенные. Прошу я вас, прощаю я вас. Не убивайте. Не убивайте андана!

— Гаталект, — с отвращением выплюнула Кеш. Они слышали этот диалект много раз, и в основном на нем говорили предатели. Именно бедняки слышали зов Хаоса громче других.

— Тебе повезло, — медленно сказал Рикард. — Мы не твои хозяева.

Он поднял ее и покривился из-за смрада, исходящего от нее. От женщины разило куда как похлеще, чем просто немытым телом.

Она была очень слаба: Дион без труда схватил незнакомку за запястья и завел ей руки за спину, скрепив пластековыми наручниками.

— Заткни ее, пока она не поняла, что происходит, — сказала Кеш.

Справиться с этой женщиной было легче легкого. Дион засунул ей в рот тряпку, за неимением кляпа: запасы на базе были на исходе — им еще повезло, что выделили наручники.

— Посвети на нее.

Рикард направил фонарик предательнице в лицо; Кеш с одобрением отметила, что он направил ей в лицо и дуло лазпистолета.

— Слушай сюда, — медленно произнесла Кеш. Высшие классы Гаталамора говорили на стандартном низком готике, а посему большая часть населения планеты понимала его. — Мы не причиним тебе вреда, если будешь вести себя тихо. Иначе пожалеешь, что твои хозяева не застукали тебя спящей.

Казалось, что женщина не сразу поняла, что сказала Кеш. Наконец она отчаянно закивала и застонала. По ее грязному лицу покатились слезы. Она попыталась что-то сказать через ткань.

— Заглохни! — Кеш кивнула своим людям и нервно оглянулась по сторонам. Надо было продвигаться дальше, в глубь катакомб, но что-то было не так. Женщина теперь являлась не столько пленницей, сколько оправданием для немедленного отхода.

— Уходим!

— Тогда направо. Возвращаемся, — ответил Рикард и пихнул пленницу.

— Надо бы пошевеливаться: найти такое — большая удача. Хорошо бы, она подольше была на нашей стороне, — сказал Дион и сплюнул.

Кеш вновь достала ауспик. Тот ничего не показывал, и она заторопилась за своими людьми.


Кеш наблюдала за темным пятном на краю карты, к которому вел туннель, с огромным беспокойством. Когда они вошли, все было тихо, а теперь двумя рядами с поверхности спускались бригады рабочих. Надсмотрщики в масках из выделанной кожи наблюдали за каждым их шагом с электрическими хлыстами наготове. Группа работников устанавливала люмены.

— Черт возьми, — выругалась Кеш и ускользнула обратно к перекрестку.

— А я говорил, что удача — понятие переменчивое, — мрачно заметил Дион.

— А если вон туда? — спросил Рикард, кивнув в сторону главного туннеля, поодаль от рабочей бригады.

— Нет, не годится. Его нет на картах, и оттуда несет глубиной! — возразила Кеш.

Сквозняк донес до них холодный, затхлый воздух.

— Зато от врагов подальше. Поищем другой выход, когда расстояние между ними и нами будет побольше.

Кеш покачала головой.

— Нет, идем по маршруту, который отмечен на карте. Если заблудимся, можем вообще не выбраться. Этим туннелям ни конца, ни края.

Шум от работы бригад заглушал их споры. Пленницу Рикард прижимал лицом к земле, приставив лазпистолет ей к затылку. Дион присматривал за входом в боковой туннель.

— А может, они просто пройдут мимо, и у нас получится проскользнуть и вернуться тем же путем, каким пришли? — предположила Кеш.

— Вот уж вряд ли. — Дион наклонился вперед.

— С чего ты...

— Ша! Послушайте. — До них донесся перестук и лязг инструментов. — Копают, копают, слышите?

Рикард склонил голову набок.

— Это не инструменты. Звучание слишком уж пустое. — Он посмотрел на товарищей. — Кости? — Разведчик вытянул голову, чтобы посмотреть. — Они бросают трупы на пол и собирают кости!

Кеш оглянулась на боковой туннель.

— Пошли туда. Кажется, он проходит параллельно подвалам на этой улице.

— Но его же тоже нет на карте.

— Да, нет, но мы идем этим путем, — огрызнулась Кеш.

Рикард рывком поставил пленницу на ноги. И они исчезли в кромешной тьме.

Двадцать минут спустя они окончательно заблудились в туннелях катакомб.


— Воздух становится теплее; похоже, мы спускаемся, — произнес Дион.

Кеш проверила терморегистратор ауспика. Можно было вычислить глубину, на которую они опустились, по температуре. Под землей было прохладно, и по мере того, как они спускались, температура росла до тех пор, пока не стало невыносимо жарко. Кеш не могла точно сказать, насколько глубоко они забрались, но Дион оказался прав — они направлялись вниз.

— Мы не так уж далеко зашли, — искренне сказала Кеш. — Воздух не такой уж и теплый. Мы скоро выберемся отсюда. — А вот это уже было враньем: на самом деле Кеш понятия не имела, где они и куда им идти.

Разведчики остановились на одном из перекрестков. Кеш снова проверила показатели ауспика. Быстрый отклик показал трехмерный лабиринт катакомб и тут же добавил его в хранилище данных. Импульс вновь добил до черноты на карте, и Кеш вернула на дисплей область, которую разведали сервочерепа. Между их местоположением и разведанными территориями был разрыв в несколько десятков метров. Вроде бы и недалеко — и никаких признаков жизни или движения не наблюдалось.

— Выход есть. — Кеш указала на темный туннель. — Нам туда.

Дион и Рикард двинулись вперед; Дион светил фонариком, а Рикард вел пленницу. Темнота казалась слишком густой, а в кругах света от люменов виднелись одни кости в стенах.

Дион внезапно остановился.

— Слышали?

Они прислушались. Кеш ничего не услышала, но ощутила, как пробежало движение воздуха. Волоски у нее на шее встали дыбом.

— На ауспике ничего не было? — спросил Дион.

— Проверю-ка я еще раз.

Кеш вновь просканировала все вокруг. Энергетические частицы проникали всюду, и разница в их отражении позволяла сканировать местность. Прошло полсекунды, и экран заполнила та же информация — туннели, расстояние до известной части катакомбы и никаких...

— Постойте-ка.

На карте позади них вспыхнула красная отметка.

— Кое-что есть. — Кеш подняла взгляд на товарищей. Дион и Рикард вместе с пленницей казались этюдами светотени; такие картины писали маслом художники из сумрачной школы на Мордиане. Командир вновь посмотрела вниз. Метка на карте исчезла, и Кеш перевела ауспик в режим постоянного сканирования — энергоемкие, но крайне чувствительные параметры. Стены катакомб стали плотнее. Красная метка проявилась вновь, но уже в другом месте. Она ударила по ауспику рукой.

— Быть такого не может!

— О чем ты? — не понял Рикард.

— Да она просто сквозь землю проваливается...

— Может, где-то там дыра? — предположил Дион. Но вокруг не было ни единой щели.

— Пошли, быстро, — скомандовала Кеш.

Они побежали трусцой. В темноте раздалось шипение, — явно чей-то голос. Кеш посмотрела на экран. Его свет озарял стены туннеля и кости в нишах, придавая им жутковатое свечение. Красная точка исчезала и тут же появлялась в проходе слева: что-то приближалось.

— Живее! Следующий поворот — всем направо.

Рикард ругнулся на пленницу, чтобы та пошевеливалась. Она всхлипывала с заткнутым ртом. Дион освещал путь фонариком; он заметно нервничал.

Звук их шагов изменился, как только они вбежали в огромную комнату. Свет фонарика в руках Диона заплясал над разрушающимися ангелами и безликими святыми. На гробницах и резных ширмах виднелись длинные полосы кальция, выщелоченного из самых старых построек города наверху.

— Теперь куда?

Дион посветил фонариком на стену, где тысячи черепов выглядывали прямо из круглых отверстий. Внезапно луч вспыхнул, пересекая подпорку фундамента здания, непродуманно врезающегося в часовню. По другую сторону виднелись сразу три выхода.

Кеш посмотрела на экран ауспика. Красная метка снова исчезла.

— В какую сторону, сержант? — спросил Дион. Он повернулся, и луч света скользнул по туннелю.

— Средний вход, — ответила Кеш, пытаясь унять дрожь в голосе. — Он должен вывести нас наружу. Тут недалеко.

— Благодарение Императору. У меня от этого местечка мороз по коже. — Дион вновь повернулся. В свете фонаря показалась какая-то странная штуковина, плывущая прямо перед ними.

Кеш только и успела, что мельком бросить на нее взгляд, — по беглому впечатлению, это было вздымающиеся тряпье в форме человека, что-то вроде призрака с черепом вместо лица. Вместо глаз у фигуры были линзы в латунной оправе.

Что-то выдвинулось из лохмотьев. И тут же голова Диора слетела с плеч, струя горячей крови умыла Кеш. Ее товарищ пал замертво. Фонарик шлепнулся на пол и погас. Пленница закричала.

— Бежим! — крикнула Кеш.

Рикард выпалил божбу, какую никогда не произнес бы ни один богобоязненный мордианец. Кеш почувствовала, как что-то пронеслось мимо нее, и пригнулась. Лезвие свистнуло совсем рядом с ее лицом.

Рикард рискнул включить свой фонарик, она — свой. Два луча пронзили кромешную тьму. Фигура метнулась к ним, и оба выстрелили, Рикард — первым. Щелчок лазпистолета громко разнесся по часовне. Вспышка голубого света пробила в камне светящуюся дыру, но фигура пронеслась мимо так быстро, словно рыба в воде.

Она обошла их и исчезла. Ауспик лихорадочно защелкал. Устройство все так же работало в скрытом режиме, а звуки были очень тихими, но такими частыми, что выводили Кеш из себя. Сигналы предупреждали о приближении опасности.

Они добрались до выхода, опасаясь, что лезвие настигнет их. Ей бы хотелось, чтобы туннель был поуже — тогда бы эта тварь не пролезла, но проход, по которому они шли, был высоким и просторным. Наверное, когда-то это было магистралью; несколькими сотнями метров дальше ее пластбетонные блоки крошились, будто отрубленные. В нижней части виднелась щель — нора вроде тех, что проделывали домашние вредители, только размером с человека.

«Мы тут тоже, — подумала Кеш, — как какое-то крысьё в гробницах святых».

— Сержант, помоги! Возьми ее! — попросил Рикард. Кеш подхватила пленницу под микитки и поволокла вперед. Рикард шел с лазпистолетом наготове. Кеш подтолкнула всхлипывающую женщину к проему в стене. Обессиленная культистка растянулась на земле. Рикард открыл огонь; Кеш выругалась и достала нож, чтобы высвободить пленнице руки.

Она оглянулась. Световой конус и синеватые вспышки фонарика преследовали в туннеле какую-то тень; та увиливала и петляла, что-то бессвязно выкрикивая на извращенной смеси бинарика и звериного воя. Сервитор, что ли?

Рикард понял, что ему в нее не попасть. Его выстрелы прочертили светящиеся лучи атаки по всему туннелю. Существо исчезло; в свете фонарика Рикард видел только обычные тени. Пленница что-то скулила. Кеш отстранила ее с дороги и посветила фонариком в дыру.

За первым слоем блоков находился еще один, теперь уже цельный.

Они оказались в ловушке.

Сержант встала и вытащила пистолет. Ауспик молчал.

— Оно убралось? — окликнула она, повысив голос, чтобы перекричать шум. Любой, кто находился неподалеку, услышал бы голоса, треск выстрелов и вой твари, а значит, враги наверняка повысили уровень тревоги. Конечно, если эта тварь не доберется до них первой или не выкинет что-нибудь еще…

— Не знаю. Не подходи лучше.

Голос Рикарда звучал испуганно, — на памяти Кеш он никогда ничего не боялся.

Тварь никуда не делась. Похоже, она выжидала удобный момент, и как только Рикард проявил страх, сразу же навалилась на них с потолка, — а то и пробила потолок, чтобы напасть на него.

Вокруг его головы обернулись и сжались развевающиеся лохмотья блестящей ткани. Хлещущие металлические щупальца, каждое из которых заканчивалось ужасным лезвием, засверкали в свете фонарика Кеш. Существо повернуло голову и уставилось на Кеш. Рикард приглушенно вскрикнул, разрывая тряпки на голове.

Бездушные линзы мерцали в темноте. Тряпки с силой дернулись и свернули шею Рикарду. Лезвия тут же скользнули вниз, отрывая его руки от тела.

Кеш открыла огонь.

Теневая гадина развернулась во вспышке лазерного огня. Кеш была уверена, что держит врага на прицеле, но каждый раз лазерный луч будто проходил сквозь цель. Существо поднялось вверх. Казалось, что оно растет на глазах. Выстрел Кеш продырявил лохмотья, но дыру закрыла еще одна пульсирующая тень — и бросилась на Кеш, разевая в вое лишенную плоти пасть.

Кеш завизжала.

Раздавшийся грохот болтеров понудил сержанта упасть на пол. Туннель озарился вспышкой ракетного снаряда. С двух сторон от входа на теневую гадину обрушился перекрестный огонь — каждый болт попадал в цель, какие-то поглотила кромешная темная масса, но некоторые взорвались. И этого хватило, чтобы покончить с тварью. Ее разорвало на части шквалом микровзрывов, и останки с мокрыми шлепками упали на пол.

Тварь негромко зашипела; у этого чудовища не было ни рта, ни устройства механической речи, но оно издавало почти человеческие звуки. Череп неподвижно валялся среди тряпья. Из кучи торчал металлический позвоночник. Теперь это были простые обломки, почти невесомые и не способные кому-либо навредить; они больше не представляли угрозы. Глазные линзы отсутствовали. Механические сухожилия искрили. По-видимому, гадина подохла, но Кеш все равно держала ее башку под прицелом. В боку пульсировала боль: из-за напряжения в схватке с тварью у Кеш разошлись швы.

Палатина Эммануэль и еще одна Сестра Битвы подошли поближе. Кеш оказалась права. Их боевая броня издавала изрядный гул.

— Как вы нас нашли?

— Император — наш проводник. — Носком сабатона Эммануэль дотронулась до твари. — Что это? Сервитор?

— Механизмус дьяболус, — ответила Эммануэль. — Демоническая машина. Никогда не видела таких маленьких, но это оно и есть. Порождение варпа: механическая обшивка и ворованная плоть.

С тех пор, как открылся Разлом, Кеш доводилось слышать байки о ксеносах из варпа. Ее затошнило от одного только присутствия этой твари.

— Тут что, могут быть еще такие?..

— Все может быть, — ответила палатина и посмотрела мимо Кеш. — А, так вы взяли «языка»? Тогда ваша миссия увенчалась успехом.

Кеш вновь покосилась на дохлую тварь. От чудовища поднимались зловонные пары, и сержанта настиг новый приступ тошноты.

— Анимус покидает оболочку, — сказала Эммануэль. — Давайте-ка уберемся подальше — и побыстрее, пока оно не попыталось вселиться в кого-нибудь из нас.


Глава четырнадцатая

Могила отступника

Саркофаг

Наследие кардинала


В качестве места для приема наставника Фарадор Йенг выбрала парадную галерею. Ради этой встречи святых на вершинах колонн подвергли ритуальному осквернению. Она сама разбила первый символ Империума — перечеркнутую «I», прежде чем позволить своим приспешникам подступиться к остальному с инструментами. Культисты оказались дотошны и изобретательны. Головы статуй заменили отрубленными головами настоящих людей. У входа красовалась картина, выложенная из замученных мертвецов; их тела закрепили на проволочном каркасе и, где требовалось, сшили вместе, чтобы сотворить разлагающуюся осанну. Теперь на этом месте малодушные имперские священники возносили хвалу истинным богам. У квадратных врат, ведущих на площадь, расставили и другие священные инсталляции, а дорогу за ними украсили солдатами, насаженными на колья и пронзенными осколками стекла.

Мраморная мостовая рассыпалась в крошку под тяжестью древнего «Носорога» Кар-Гатарра. Бронетранспортер нес на себе черно-бордовые цвета наставников — истинных наставников, голосами которых говорили боги, а не черствых неверующих Пертурабо. Корпус покрывали священные письмена, заставляющие поверхность машины вскипать. Фарадор хотела бы их прочесть, но не получалось — письмена были на языке варпа, который она не могла расшифровать, и малейшая попытка причиняла боль. Настанет тот день, когда пелена спадет с глаз, и Йенг с легкостью сумеет прочитать каждое слово. Так обещал шепот во тьме. Она улыбнулась, уверенная, что получит этот дар в награду за свою находку.

Ее последователи позади образовали коленопреклоненный полукруг, раскинув руки и уткнувшись лицами в пол. Они скулили каждый раз, когда кусочки обломков впивались в плоть, но никто из них не осмелился прервать ритуал. Фарадор их боль пришлась по нраву.

Сама же она нарядилась так, чтобы произвести впечатление на наставника — черное облегающее платье, открывающее пупок и грудь, чтобы показать новые звенья, продетые сквозь плоть по центру груди. Процесс был болезненным, но раны затянулись практически мгновенно, и Йенг восприняла это как знак благоволения богов. Она даже удивилась, что пролилось лишь несколько капель крови. В руке предводительница культа сжимала посох, из раздвоенного верха которого постоянно исходило голубоватое пламя.

Ночь, когда ее наделили силой, была одновременно и ужасающей, и торжественной. Шепот ветерка, дыхание незримых сущностей на лице — и новое понимание расцвело в ней. Это произошло всего несколько дней назад, но она цеплялась за каждое воспоминание, боясь, что оно померкнет. Огонь источал прохладу, но Фарадор подумала, что могла бы сжечь им кого-нибудь из слуг. У нее возникло искушение попробовать.

«Носорог» с металлическим лязгом остановился прямо перед ней. Двигатель рычал, словно чудовище, вырвавшееся на свободу из древней преисподней. Боковая дверь распахнулась, и в клубах ароматного дыма из бронетранспортера вышел Кар-Гатарр. Вокруг него завивался плащ из теней.

Он оглядел площадь и хмыкнул: приветствие его не впечатлило. Но когда Кар-Гатарр посмотрел на Йенг, то задержался взглядом на ее пылающем посохе.

— Твои силы растут. Ты демонстрируешь такое прелестное могущество. Так... очаровательно.

— Дар за мою находку.

— Теперь будь осторожна. Может, ты и нашла его, — отражение пламени заплясало в линзах шлема Кар-Гатарра, — а может, ты только думаешь, будто нашла.

— Точно нашла, поскольку меня уже вознаградили. — Ледяной огонь вспыхнул еще ярче.

Из клыкастого шлема темного апостола вырвался смешок, подобный рычанию.

— Много ты понимаешь! А может, боги тебя испытывают? Боги любят ставить подножки гордецам.

Фарадор Йенг осмелела.

— Вы же тоже поверили, иначе бы не пришли сюда.

В ответ на дерзость не прозвучало ни слова о магическом убийстве и выстрелах. Фарадор указала на галерею, и бронзовые двери открылись.

— Если вы последуете за мной, наставник, я покажу дорогу.

— Ну, посмотрим, что ты там нашла. Я наслаждаюсь неудачами послушников так же, как и успехами.

— Волей Темных богов, надеюсь, вы будете наслаждаться последним. — Оно было там. Фарадор нашла то, что искала, и прекрасно это понимала. В противном случае посылать за Кар-Гатарром было бы самоубийством. — Тут неподалеку, но очень глубоко.

— Что ж, тогда веди, Фарадор Йенг.

Девушка прошла по галерее к дверям. Блестящий металл просвечивал сквозь зелень патины там, где ее приспешники изрезали и вдавили поверхность. Она вошла в прохладный мрак, а Кар-Гатарр тяжелой поступью — следом. Броня темного апостола застонала, словно от удовольствия, как только он ушел под землю.

Они шли и шли — метров сто по ухоженному коридору, затем свернули в боковой проход. Верхние уровни использовались еще до вторжения. Дальше виднелись груды тел — там погибли паломники, но дорога, которой они шли, уходила гораздо дальше под землю. За боковой дверью вели вниз несколько грубо высеченных ступеней.

Кар-Гатарр принюхался. Его вокс-передатчик уловил какие-то шорохи, точно от живых существ.

— Чем-то пованивает… сырость, гниль, соль…

— Океан рядом, — ответила Йенг. — Эти туннели проходят под ним. Кое-где проходы размыло и затопило катакомбы.

Они спускались все ниже; отблески ее колдовского посоха плясали на стенах.

— Рискнем ли мы пересечь границу земли и воды? — произнес Кар-Гатарр.

— Гробница и расположена на границе. Камень и соль, вода и земля. В таких-то местах и сосредотачивается величайшая сила.

— Точно, — одобрил он.

Лестница была слишком прямой и узкой, а каменная кладка — влажной. Наплечники Кар-Гатарра задевали стены, соскребая с них песок, а ноги вдавливали грязь в ступени.

— Чем глубже в катакомбы, тем они древнее, — рассказывала Фарадор. — В некоторые из них тысячелетиями предпринимались паломничества, но стоит немного углубиться, и видно, что в катакомбах царит медленное разложение и забвение. Ни одного святого не помнят вечно. Даже самый почитаемый мученик может попасть в немилость. Я видела величественные памятники, погребенные под грязью веков, и даже не узнала святых, которые на них изображены. Еще одна иллюзия постоянства Империума!

— Наши боги вечны, — заметил Кар-Гатарр. — Служение им означает, что тебя никогда не забудут. Умереть во имя их — значит присоединиться к ним в варпе. Служи им, и увидишь, как они вознаграждают своих последователей! — Голос Кар-Гатарра разносился в темноте, а из-за эха казалось, что ступени никогда не закончатся. — В противном случае тебя ожидает провал. А за ним — проклятье. Богам все равно.

— Я не подведу.

Йенг гордилась тем, что ее вместе с последователями послали глубже всего, — туда, вглубь, за разрушенные лестничные клетки и толстые слои костей. День за днем они трудились там с машинами, с ручными инструментами, а когда возникала необходимость, то и просто с окровавленными пальцами. Внизу культисты прорыли гроты из мрамора и железа, где громоздились трухлявые кучи выброшенных подношений отвергнутым святым. Люди Йенг копались в слоях стекла толщиной в несколько метров, и яркий свет их дуговых фонарей создавал тревожное движение. Там плавали лица. Глаза трупов смотрели из остекленевшего чистилища.

Они прорывались сквозь камень, песок и смерть.

Фарадор вела культистов через все трудности, позволяла слабым погибать, а сильным — одерживать верх. Ее собственные способности росли по мере того, как она приближалась к заветной цели. Это место создало ее; теперь она станет его хозяйкой.

Йенг вела наставника в широкий туннель, перекрытый плачущим камнем и засыпанный землей. Все работы она велела остановить из уважения к темному апостолу, и они прошли мимо бригад землекопов, молча стоящих в тени на коленях. Ручные тележки, нагруженные тщательно отобранными костями, вынутыми из смертного покоя, ожидали, когда их поднимут наверх.

«А вы нетерпеливы, — подумала Йенг. — Это лорд Тенебрус поручил вам поторопить нас?» Она бы не осмелилась произнести это вслух: умирать ей не хотелось. Она знала, что Кар-Гатарр не любил признавать старшинство Тенебруса, хотя изо всех сил старался скрыть это перед своими приспешниками из культа. Но Йенг ему не одурачить. Она провела всю свою жизнь, втянутая в отношения, где одна жесткая иерархия сменяла другую, и умела сразу подмечать признаки недовольства.

Они шли на север долго-долго. Миля за милей под землей, — мимо выработок, где сортировали кости, мимо воющих вентиляционных шахт, мимо работающих на холостом ходу машин, всегда идущих в сторону моря.

Наконец они вышли к туннелю, уходящему вниз под наклоном. В нем была некая претензия на изящество. Но в воздухе витал сладкий запах разложения, смешанный с солью, будто от мертвецов, гниющих на морском берегу. Резкий свет разливался по туннелю из арки в дальнем конце. Стало слышно, как фыркал и гудел портативный генератор. Несколько культистов в респираторных масках сопели рядом, ожидая, когда Кар-Гатарр и Йенг пройдут.

Темный апостол остановился.

— Я что-то чувствую здесь.

— Рада слышать эту весть, повелитель. — Она позволила себе украдкой улыбнуться.

Они прошли под жужжащим люменом и снова вошли в тень, двигаясь через вестибюль в обширное помещение безукоризненно кубической формы, освещенное со всех сторон, — и встали перед парой огромных адамантиевых дверей, полуоткрытых и с просверленными запорными механизмами. Двери были сплошь облицованы гексаграмматическими оберегами, и темный апостол рыкнул от отвращения.

— Открыть эти ворота было нелегко, — заметил он.

— Да, повелитель. Нам пришлось принести термоядерные пушки, чтобы расплавить замки. Это заняло четыре дня и стоило жизни десятку моих людей.

Йенг повела Кар-Гатарра в комнату с высоким потолком. Было ясно, что это место не отдыха, а заключения. Адамантиевые арматурные стержни проходили через всю конструкцию. Толстые колонны из гейст-железа держали потолок, их черные поверхности покрывали руны и защитные символы. Но, несмотря на мощную архитектуру помещения, оно было не настолько прочным, чтобы время пощадило его — половина потолка обрушилась.

Йенг указала на край черного саркофага, торчащий из-под обломков.

— То, что они скрывают со стыдом и страхом, мы принимаем во имя богов. — Йенг взмахнула посохом, осветив буквы высокого готика на тельдрите поперек балки. Большая часть надписи уже стерлась, но еще можно было разобрать достаточно, чтобы понять предупреждение. Надпись заканчивалась именем, написанным кровью в каждой запрещённой исторической книге.

Бухарис.

— Взгляните. Гробница кардинала.

Кар-Гатарр кивнул.

— Ты уверена, что это подлинная усыпальница, а не очередной кенотаф?

Йенг широко улыбнулась.

— Бухарис! — выкрикнула она.

Сквозняк поднялся до низкого стона, огонь Фарадор заплясал, и тошнотворный запах гнили усилился. Несмотря на свою новоприобретенную силу, Фарадор стало не по себе. Ощущение мрачной угрозы пронизывало склеп; нечто скрывалось внутри и порывалось вырваться наружу каждый раз, когда машинный дух подводил или кто-то проходил перед светом. Таилась в этом месте некая злая сила. Произнести это вслух было испытанием для ее нервов.

— Он здесь, — сказал Кар-Гатарр почти восторженным тоном. — Как прелестно. — Он окинул взглядом защиту. — Подозреваю, что здесь-то они и хранили его душу. О, как пикантны его страдания — тысячи лет взаперти под землей!

Темный апостол рассмеялся.

Из ниоткуда вновь донесся стон, уже громче, и жуткий плащ Кар-Гатарра затрепетал от мощи его гнева.

— Он разгневан на нас за вторжение, — быстро сказала Фарадор. — Он причинит нам боль, если сможет. Поначалу его присутствие было слабым, но по мере того, как мы выкапывали саркофаг, оно усилилось.

— Не бойся призрака, — пренебрежительно сказал Кар-Гатарр и посмотрел на Йенг. — Мы служим более могущественным хозяевам, чем он. Открой саркофаг. Мы получим то, за чем пришли.

Последователи Йенг повиновались; десятки культистов работали с обломками внушительного размера и веса, которые покрывали саркофаг, и откидывали их в кучи по сторонам. У них было достаточно смелости, чтобы выполнить задание. Алчущее присутствие Бухариса преследовало их всех. Многие умерли. Все познали страх. Они двигались вперед, каждым ударом кирки демонстрируя преданность богам.

Целый час Йенг и Кар-Гатарр наблюдали, как расчищают еще полметра саркофага. Невыразительный, гладкий базальт показался из-под обломков. На крышке саркофага не было вырезано ни одного изображения его владельца, ни одной надписи. Еще через час они расчистили верхнюю часть полностью, чтобы саркофаг можно было открыть.

— Вот, — сказал Кар-Гатарр, — вот и наш приз.

Многие культисты обернулись на его голос, но у них хватило ума продолжать работу.

— Да, милорд, — ответила она. — Через несколько часов расчистят основание, и уже точно не случится обвала…

— Открывайте саркофаг сейчас же. — Слова Кар-Гатарра разнеслись эхом в настороженном полумраке. Тени сгустились. Рабочие остановились. Йенг почувствовала, как ее захлестывает паника.

«Бухарис лишен всяких сил, — выбранила она себя, — соберись же!»

— Мой лорд, если мы откроем саркофаг преждевременно, без надлежащих подпорок и ведьм культа...

— Сейчас же, — снова перебил он. Йенг боролась со страхом. Ее культисты выжидающе смотрели на нее, и она ненавидела их за это.

— Повелитель... — попыталась она, но голос дрогнул: тяжелая рука опустилась ей на плечо.

— Посмотри на меня, Фарадор Йенг, — сказал ей наставник. Она послушно подняла голову — серебряные цепи лязгнули. — Ты — маг богов. Они благоволят тебе. Здесь нет ничего, кроме отголосков древней ненависти. Ты что же, боишься столь жалкой сущности?

— Нет, повелитель, — солгала она.

— Тогда открывай саркофаг.

Фарадор повернулась к рабочим. Что-то в глубине помещения заскрежетало по камню.

— Делайте, что говорят, — железным тоном приказала она.

Культисты, к их чести, не колебались. Команда землекопов отошла от саркофага и отложила инструменты в сторону. Полдюжины из них взялись за монтировки и попытались втиснуть их в тонкое соединение между крышкой и основанием. Сталь не поддавалась, и металл соскользнул с камня. Один из культистов подцепил перекладину изнутри ломом, но стоило ему надавить, как инструмент сломался, будто сделанный изо льда, и мужчина упал. Люди посмотрели на Йенг, и та приказала им вернуться по местам.

— Дрели, — скомандовала она.

Трое культистов из числа самых крепких здоровяков подняли сверла с длинными долотами. Источники энергии пробудили с помощью ритуалов, произнесенных шепотом. Люди приготовили гудящие инструменты.

— Вперед.

Мужчины поднесли сверла к черному камню саркофага. Йенг распростерла свою волю вовне, ощущая металл, укрепляя его, помогая ему найти слабое место. Новые способности приводили ее в восторг, даже когда ее душа стыла от прикосновения потусторонней злобы.

Полетели искры. Люмены замерцали, погасли, зажглись, а потом стали бешено мерцать.

Сердитое рычание раздалось на самой границе сознания, скорее ощущаемое, чем слышимое. У Йенг от него по коже на голове побежали мурашки. Позади кто-то завопил от ужаса — мужество культистов иссякло, и большинство из них выбежало прочь. Тени оживали, черные, как смола, и тянулись к живым.

Люмены вновь замигали.

— Имейте мужество! Не смейте выказывать слабость перед богами! Продолжайте работать!

Сверла заскрежетали, все глубже вгрызаясь в черный саркофаг. Свет мигал в полнейшем неистовстве. Взорвалось несколько ламп. Йенг на миг застыла от ужаса, вообразив, что случится, если они взорвутся все.

Один из бурильщиков заорал, — во вспышке мелькнуло испуганное лицо, и человека потащило по полу, словно по воде. Сверло лязгнуло о поверхность, и кабель питания утонул в камне. Оставшиеся двое замерли в нерешительности и отошли от саркофага. Йенг выхватила ритуальный кинжал и встала в старую бандитскую боевую стойку.

— Достаточно, — бросил Кар-Гатарр. Темный апостол шагнул вперед, убрав Фарадор с дороги. Он отцепил булаву и занес оружие над головой.

— Abjurum nulifactum absolutis! — взревел Кар-Гатарр, и его голос раскатился подобно грому. Смертоносный свет затанцевал вокруг навершия оружия, по-своему черного, но испускающего странное сияние, которое оттесняло тени. — Порождение ненависти, я отвергаю тебя! Растраченный дух, я повелеваю тебе: отвернись во имя Кхорна могучего, Слаанеш щедрой, Нургла животворящего и Тзинча мудрого! Я представляю волю Пантеона, я несу огонь истины Лоргара в своих сердцах, и ты будешь подчиняться мне!

Ореол черной молнии сверкнул на булаве, распоров тьму еще более темными тенями. Откуда-то издалека донесся пронзительный крик. Йенг упала на пол и зажала уши руками. Накатило ощущение порыва ветра, гнева и боли. И вдруг все прекратилось.

Люмены слабо зашипели.

— Йенг, поднимись.

Фарадор развернулась и поднялась.

Несколько культистов осталось в живых. Еще несколько погибло — от них осталось кровавое месиво на твердом камне. Выжившие сгрудились кучкой вокруг Кар-Гатарра, явно боясь наставника куда меньше, чем духа.

— Сопротивления больше не будет, — произнес апостол. — Продолжайте.

Бурильщики, перешагнув через наполовину вмурованную дрель товарища, снова приложили сверла к камню. Наконечники погрузились в крышку, и на этот раз саркофаг поддался.

Раздался внезапный треск, и часть гробницы с грохотом отвалилась. Двое культистов отошли назад, прекращая работу. Йенг уставилась на разбитый саркофаг. Абсолютная тьма лежала внутри, холодная и ненасытная, словно пустота космоса.

Она должна идти вперед первой. Она должна принять это. Если она не решится и Кар-Гатарр заберет реликвию, он отвергнет и выгонит ее.

Это была ее минута славы — либо успех, либо провал. Это был ее выбор.

Обмирая от ужаса, Фарадор Йенг побрела через помещение — из-под защиты темного апостола навстречу источнику жуткой сущности, угнездившемуся здесь. Внутри саркофага таилось зло, более могущественное, чем все, с чем она сталкивалась когда-либо до этого.

И все же это был ее долг. Боги вознаграждают только тех, кто берет свое.

Бормоча молитвы Пантеону, она опустилась на колени среди острых камней рядом с саркофагом. Собравшись с духом, сунула в руку в ледяную тьму, чувствуя на себе пристальный взгляд Кар-Гатарра. С каждым глухим ударом сердца она ожидала, что произойдет нечто ужасное. Ей представлялось, как ее хватает когтистая рука и как тащит туда, во тьму. Она представила, как тени текут вперед, чтобы задушить ее, или какая-то кошмарная тварь ползет из мрака ей в душу.

Но вместо этого кончики ее пальцев нащупали прах и, на удивление, что-то твердое и гладкое.

«Череп? — мелькнуло в голове, — неужели тот самый череп Бухариса?» Но на ощупь он казался странным. Она решила, что это, может быть, керамика или металл. Горло сжалось, плоть напряглась от ужаса; Йенг сжала в руке добычу и вытащила из тени.

То была урна чуть побольше ее ладони, из темной как ночь керамики, обильно покрытой ползучими символами и запечатанной черным воском, который казался свежим.

Сердце у нее чуть было не остановилось, когда кто-то навис над ней. Йенг подняла глаза — нет, это был не какой-то фантом, а Кар-Гатарр. Темный апостол наклонился и протянул свободную руку, — в другой он без усилия держал массивную булаву-крозиус.

— Ну-ка, дай, Фарадор Йенг.

Она повиновалась.

Кар-Гатарр удовлетворенно заурчал, поднося урну к светящимся линзам. Йенг отошла от саркофага со всем достоинством, на какое была способна, подойдя к оставшимся культистам и втайне надеясь, что темный апостол велит им удалиться. Она не доверяла последним горящим люменам и все еще чувствовала злобу кардинала, надвигающуюся из тени. А Кар-Гатарр все стоял безучастно, держа урну перед собой и любуясь ею.

Наконец он повернулся к ним и указал на огромные двери:

— Пришло время возвращаться на поверхность. — Йенг уловила удовлетворение в голосе наставника. — Гаталамор наконец-то получил свой приз.

Фарадор склонила голову. Серебряные цепи снова звякнули. Она чувствовала на себе долгий взгляд Кар-Гатарра. Темный апостол заговорил — и сердце Йенг бешено заколотилось.

— Будешь меня сопровождать, — произнес он ровным голосом. — Ты хорошо поработала и за это преподнесешь реликвию лорду Тенебрусу лично.

Йенг охватило торжество.

— Благодарю вас, повелитель.


Глава пятнадцатая

Молитва об искуплении

Заставь нас гордиться

Милосердие сестер


Обстрелы в тот день были особенно интенсивными. Глухие взрывы начались еще на рассвете и продолжались до самого вечера; все это время Дворгин молился.

С утра — вместе с солдатами, как заведено: он всегда сидел во главе каждой полковой службы даже тогда, когда у него не было нужды обращаться к войскам лично. Но он искренне верил в волю Императора и считал своим долгом делиться своей верой с подчиненными.

Вечерние молитвы все возносили уже за него. Велев не беспокоить, он притворил дверь в свою комнату, снял ботинки, фуражку и портупею и аккуратно разложил их на стуле, затем опустился на колени перед личным переносным алтарем. Под изображением Императора стояли вещицы на память о потерянных друзьях, а впереди — маленькая женская статуэтка из пластика.

Мари.

Они зажег свечи. Сложил руки в знак аквилы напротив сердца, затем поцеловал икону, которую носил на шее. С нежностью достал карманный хронометр и открыл его.


«Лютор,

сделай все, чтобы мы тобою гордились, мой ярый защитник.

Мари».


Он перечитал надпись еще раз и провел пальцами по выгравированным словам. Пальцы дрогнули — в первый и единственный раз. После этого Лютор положил часы рядом со статуэткой, как делал каждый вечер, — так, чтобы свет свечи падал на надпись. Санктум содрогнулся от взрыва очередного вражеского снаряда. Они целились в южную часть, разрушая целые районы города за пределами пустотных щитов. Тем не менее, генерала этот шум успокаивал. После стольких лет войны его заставляла нервничать только тишина.

Он склонил голову и позволил мыслям течь свободно. Предполагалось, что медитация освобождает мысли, чтобы позволить милости Императора заменить бремя собственной воли, но у Дворгина никогда не бывало такой абсолютной преданности. Зато в эту пару минут покоя он наконец-то позволил себе поразмыслить без давления командования. Он вспомнил Мари. Вспомнил, какой она была в ночь перед тем, как он отправился на войну. Когда драгоценная энергия выливалась лишь в единственное желание — отодвинуть бесконечную мордианскую ночь.

Лишь одного боялся Дворгин — вдруг он забудет лицо жены. У него не осталось ни одного ее пикта. Генерал потерял их в самом начале. Ему с болезненной ясностью вспомнилось, как снаряды обрушились с неба на лагерь на Дроссиане, уничтожив его палатку, а с ней — и все его пожитки. Никогда с тех пор он не испытывал большего отчаяния. Его люди еле удержали генерала — он хотел броситься в огонь, чтобы спасти снимок.

Теперь он помнил это событие лучше, чем ее лицо. Все, что у него осталось, — это карманный хронометр и надпись.

«Сделай все, чтобы мы тобою гордились».

«Гордится ли она?» — задумался он.

Он предполагал, что кто-то, конечно, называл его героем, но сам себя не чувствовал таковым. Были поступки, которые он совершил. И эти поступки его позорили.

— Император ждет, — напомнил он себе. — Долг превыше всего, и тут уже без разницы, нравится нам это или нет.

Он пытался думать в первую очередь о милости Императора. Пытался вымолить искупление за единственную маленькую оплошность.

И, как всегда, у него ничего не вышло.

Все произошло именно так. Его последняя ночь с Мари. На некоторое время они уединились во время празднования воскресного дня. Город был полон оркестровой музыки, публика с восторгом чествовала уходящих героев, облаченных в свеженькие синие мордианские мундиры, — тех самых героев, что должны лить и лить воду на мельницу амбиций Императора.

— Они знают, что могут погибнуть, — произнес Дворгин, глядя с высокого балкона на марширующих по улице солдат. — И все равно идут.

Мари устроилась поудобнее рядом с ним. Ей был так грустно, но она радовалась: сердце ее уходило вместе с Дворгином, и в то же время она была полна гордости за него.

— Ты не боишься, Лютор, — сказала она.

— Ни капельки, — с гордостью ответил он. — Я же мордианец. Служить Императору за пределами этого мира — высшая из почестей и важнейшая из обязанностей. Я приму их с радостью.

Он отвернулся от парада и восторженных криков. Темные мордианские небеса раскинулись над головой, ложный день еще только начинался. Улицы были словно реки света, текущие между приземистыми пирамидами ульев.

— Я покидаю тебя с тоской в сердце, — сказал он, убирая выбившуюся прядь волос с ее лица.

Она строго посмотрела на него, хотя на глаза у нее уже набежали слезы.

— Я умру счастливой, зная, что мой муж — герой.

Он улыбнулся.

— Еще не герой, любовь моя.

Он посмотрел на карманный хронометр, который она подарила ему всего полчаса назад. Совсем новенький, и вес такой непривычный. Он нажал на кнопку в третий раз — и в третий раз прочел надпись, которую уже выучил наизусть.

— Но я постараюсь, чтобы ты мной гордилась.

Марширующие оркестры заиграли громче. Стаи пустотных истребителей проносились над головой, между ними взрывались фейерверки. Он посмотрел ей в лицо. Теперь в воспоминании оно менялось, преображалось. Чем сильнее он пытался удержать видение, тем более зыбким оно становилось.

— Я люблю тебя, Лютор.

Мари поцеловала его и рассмеялась, когда тесьма его униформы защекотала лицо, хотя смех перешел в слезы.

Он прекрасно помнил каждое ее слово, но лицо тускнело в памяти.

Она положила руку ему на грудь и немного отстранилась.

— Лютор. — Она прикусила губу и неуверенно посмотрела вниз. — Я хочу попросить тебя кое о чем, и я хотела бы, чтобы ты ответил «да».

Тот момент. Он приближался. И Дворгин заставил себя вновь пережить его, как и много раз до этого. Его покаяние за неудачу.

— Все, что угодно, любовь моя.

Первый и единственный раз, когда вера подвела его. Единственный раз, когда Лютор отказал и своей любви, и Ему.

Она улыбнулась и подняла на него глаза.

— Оставь мне ребенка, пожалуйста.

И он словно замер, по-прежнему улыбаясь, потому что его первой ошеломленной реакцией было сказать «нет». Он хотел спросить: «Зачем мне вообще приводить ребенка в эту вселенную? Зачем хотеть ребенка, который будет расти во тьме, а потом присоединится к полку и покинет родной мир, чтобы умереть в каком-нибудь самом дальнем уголке Галактики. В жизни есть только служение и боль, и оба этих пути ведут к смерти». Вот что он хотел сказать. Сам Лютор шел на службу с радостью, но навязывать это кому-то еще... он не мог обречь кого-то на подобную судьбу. Обречь на гибель того, кто не просил об этом. Хотя он понимал, что так и должно быть, но знал, что ждет его среди звезд. Слава была слишком малым вознаграждением за весь этот ужас.

Она смотрела на него выжидающе.

— Лютор?

Улыбка Мари дрогнула от его молчания.

— Я... — начал он, но так и не смог закончить. Как же ей рассказать о своих чувствах? Как он мог сказать «нет»?

— Лютор?

Он отвернулся. На улице все еще играла музыка.

Он больше не мог заставить себя вспоминать. Это был крах его веры, его величайший грех: нежелание воздать Императору и почтить Его детьми, чтобы вести Его вечную войну.

— Прости меня, Император. Прости, Мари… — прошептал Дворгин.

Резкий стук в дверь прервал воспоминания. Щеки генерала были мокры от слез, — он поспешно их вытер.

— Я же приказал не беспокоить! — гневно крикнул Лютор.

Из-за деревянной панели донесся приглушенный голос Штейнера:

— Прошу прощения, генерал, это крайне срочно.

Дворгин выругался и поднялся, снова и снова вытирая лицо, пока не убедился, что оно сухое.

— Войдите!

Дверь открылась. Штейнер взглянул на покрытое пятнами лицо Дворгина и красные глаза и поспешно отвел взгляд.

— Генерал, сэр, извините, но я должен доложить, что в порт вернулась сержант-разведчик Кеш.

— Ее не ранили? — Он повернулся, якобы налить вина, на самом деле — спрятать лицо.

— Никак нет, сэр, но двух солдат из ее группы убили.

— Кого?

Посыльный сверился с донесением.

— Солдаты-следопыты Дион и Рикард, сэр. Солдат Галатка вернулась с сержантом Кеш.

Дворгин скривил лицо. Снова потери. А Рикард и Дион были действительно хорошими людьми.

— Сообщите полковым священникам, чтобы они добавили их имена в вечерние молитвы. Нужно за них помолиться с особенным усердием. Попроси сержанта Чедеша начать оценку их деяний для включения в Книгу.

— Так точно, сэр.

— Кеш взяла пленных?

— Одну, я так понял, — ответил адъютант. — Сестры уже ведут ее допрос.

— Что? — Так с Веритас они не договаривались. — А где? — резко спросил он.

— Башня-Двенадцать, сэр.

Дворгин надел фуражку и застегнул пояс с оружием на талии.

— Штейнер, подай мои ботинки, а затем иди вперед, скажи канониссе, что я буду присутствовать.

Штейнер отдал честь.

— Сию минуту, сэр.


Башня-Двенадцать была одной из многих вспомогательных башенок Чудотворного Святилища, но, несмотря на размеры, она привлекала внимание не только за счет архитектурных изысков. Снаружи она едва не скрипела от тяжести множества культовых скульптур. Внутри располагались многоярусные галереи — полые круги метров тридцати в поперечнике, один над другим. Винтовая лестница вела прямо к куполу в центре. Верхний этаж был самым обширным, так как башня заметно расширялась там, где лестница упиралась в небольшую площадку под конической крышей. У двери несла караул Сестра Битвы. Неподалеку Дворгин заметил и Кеш, сидящую спиной к стене с лаз-фузеей на коленях.

Увидев генерала, Кеш сделала движение подняться; сестра и вовсе не шевельнулась.

— Вольно, сержант, нечего вставать ради меня.

Она расслабилась, и он присел рядом с ней.

— Что тут происходит? — спросил он вполголоса.

Зубы Кеш свернули белизной на грязном лице. Волосы у нее были все в могильной пыли, а к коже прилипли остатки сажи чернее ночи.

— Схватили моего «языка». Меня на допрос не пустили. Но я решила, что не уйду, пока не увижу вас, сэр.

— Что там случилось? — спросил он.

Она заколебалась, но потом ответила:

— Сначала-то нам везло, а потом перестало. Мы застали нашу пленницу спящей; похоже, она увильнула от работы. Больше боялась за свою жизнь, чем за наши.

— Понятно, это и есть везение. А в чем несчастье?

— Она не особенно ценный улов, сэр. Простите, сэр, но там было паршивое место. Надо было выбраться оттуда. Мы и выбирались, но свернули не туда, когда пытались избежать столкновения с врагом, сэр. Я знаю, звучит так, словно мы струсили, но мое решение уходить было правильным. Мы наткнулись на что-то такое... скверное. Нас спасла палатина Эммануэль, — она неуверенно замолчала, — она… она сказала, что это демоническая машина, — шепотом договорила Кеш.

Дворгин нахмурился. То, что палатина в открытую говорила о таких вещах с кем-то вроде Кеш, было весьма знаменательно — даже после Великого Разлома.

— Не волнуйся. Уверен, твой «язык» нам что-нибудь да поведает.

— Рикард и Дион погибли. Оно их убило. — На лице у Кеш читалась потребность в прощении. — Я не сумела попасть в эту тварь!

— Там, внизу, было слишком темно, — успокоил ее Дворгин.

— Нет, — возразила она и покачала головой. — Вы не понимаете, сэр. Я же пыталась. Сами знаете, как хорошо я стреляю. Как будто оно не хотело, чтобы я его зацепила. — Кеш снова покачала головой. — Поэтому я и не смогла.

Он сжал ее запястье. Частенько Дворгин думал, что, будь у них с Мари ребенок, они с Кеш были бы ровесниками. Она была ему как дочь, и он не мог не благоволить ей. Вот еще один промах.

— Я верю, сержант. — Генерал поднялся. — Твое дежурство окончено. Отправляйся в казарму.

Кеш приподнялась, опираясь на ружье, как на костыль, охнула и прижала руку к боку.

— Рана снова открылась? — обеспокоенно спросил Дворгин. — Шла бы ты к медике.

— Все нормально, я справлюсь, — ответила она сквозь стиснутые зубы. — К врачу — это с ранениями потяжелее, чем мои.

— Не надо было мне посылать тебя туда.

— Это чтобы кто-то другой выполнял мою работу? Может, мне и было страшно, но при всем уважении к вам, сэр, — ни в коем случае!

— Хорошо. Подлечи твои раны. Это приказ. И молись, чтобы грядущий день был легче. А теперь — отдыхать.

Она кивнула и выпрямилась. Теперь ему стало лучше видно ее лицо под единственным светильником на маленькой лестничной площадке. Боль прочертила морщины на гладком молодом лице.

— Да, сэр, — сказала она. — Сэр?

— Что, сержант?

— Я могла бы выполнить миссию лучше. Дион и Рикард должны были выбраться. Мне очень жаль.

— Мы всегда можем добиться большего, сержант. — Ему снова вспомнилась отвергнутая просьба Мари. — Ты выполнила миссию. Ни один солдат не сможет сделать большего, чем выполнить долг. Я уверен, что то, за что они погибли, будет ценным.

Она кивнула в знак благодарности и ушла.

— Сестра, — обратился Дворгин к охраннице, — откройте дверь.

Она стояла молча, но Дворгин услышал щелчок вокс-связи и намек на обмен словами.

«Они принимают это слишком уж близко к сердцу. Ведь могут и не впустить».

Но впустили.

— Вы можете проходить. — И дверь распахнулась в пропитанный кровью мир.


Дворгин вошел в просторное помещение с незастекленными арочными окнами, выходящими на город и пустотный порт. Оно было без потолка — виднелись стропила, с которых глазами-бусинками таращились птицы. По ночам во многих кварталах горел огонь, и небо периодически вспыхивало орудийным огнем. Грохот артиллерии стоял оглушительный; рокот детонации перерос в настоящие взрывы, гремящие, как бьющиеся тарелки. Ворвался прохладный ветер, и в воздухе запахло дымом и кровью.

Пленную привязали к креслу для кающихся; вокруг, наблюдая за ней, стояли Сестры Битвы с болтерами наготове. Канонисса Веритас бесстрастно взирала на нее. Пока ничего не происходило. Рядом с культисткой стояла исповедница в черном. По другую сторону стояла по стойке смирно сестра в белых одеждах, тихо напевая песни милосердия для отвращения зла, хоть она и держала поднос с орудиями пыток. Рядом ждала облаченная в мантию сестра-диалогус. Никто не произнес ни слова. Они уже занялись делом.

Рубаха пленницы была пропитана потом и кровью. На обнаженных руках красовались клейма в виде имперской аквилы, выжженные поверх татуировок культа. Подвижные секции кресла удерживали ее в неудобной позе, так что она корчилась в оковах. Жаровня, на которой лежало множество металлических инструментов, горела слишком близко от культистки.

Дворгин посмотрел на все это с отвращением.

— Веритас, почему мне не доложили о допросе?

— Я хотела бы избавить вас от зрелища кровопролития, — мягко ответила канонисса. — То, чем мы здесь занимаемся, весьма неприятно.

— Но вы должны были доложить, — настаивал Дворгин, хотя запах в комнате наводил на мысли о правоте Сестры Битвы. Он встал рядом с ней. — Что вы почерпнули?

— Я почерпнула жалость, — спокойно начала Веритас. — Она — дочь Терры и отвернулась от милости Его. Эта женщина — жертва лжи Архиврага. Бедное дитя. Она была резчицей. Зарабатывала на жизнь резьбой по костям и продавала их паломникам, выдавая за мощи святых. Кто знает, может, какие-то кости и правда принадлежали святым. Незаконно, но терпимо. Эти люди влачили жалкое существование, но так было предопределено Императором. И не наше дело подвергать сомнению Его планы. — Она воззрилась на пленницу. — То, что она сделала, чтобы избежать своей участи, было безнравственным и непростительным.

Женщина захныкала. Она говорила на местной искаженной версии готического языка, Дворгин его почти не понимал, но сестра-диалогус бесстрастно перевела слова, полные боли:

— Прошу вас. У меня не было воды. У меня не было еды. Дети голодали. Умирали. А потом пришли наставники. Пообещали закончить все это. Пообещали нам прекрасные дворцы во свету, где жили упитанные священники. Я не знала. Не знала!

— Не знала, что будет еще хуже? — переспросила Веритас.

Диалектик перевел ответ.

— Нет! Меня обманули! Все то немногое, что у меня было, я потеряла полностью. Мы как были, так и остались рабами.

— Что вы там рыли? — спросил Дворгин. Он сделал шаг к женщине, но Веритас остановила его, положив руку ему на грудь.

— Держись от нее подальше. Она кажется слабой, но враг силен и может действовать через нее.

Дворгин кивнул и повторил вопрос:

— Так что у вас там за раскопки? Только ответь, и все закончится.

— Нет-нет-нет! — простонала женщина. — Придут тени и поглотят мой дух! Я не могу сказать. Не могу! — Она забормотала молитвы — смесь призывов к Императору и Темным богам варпа. Сестра-диалогус резко прекратила перевод, как только пленница перешла к открытому богохульству. Она достала из-под одежды серебряную флягу, надпила, прополоскала рот и выплюнула на пол.

— Мы ничего от нее не узнаем, — отрезал Дворгин.

— Посмотрим, — ответила Веритас. Она кивнула исповеднице. Та наклонилась к пленнице поближе.

— Признавайся, — процедила она, — расскажи-ка нам, что твои лживые хозяева делали в катакомбах, и мы освободим тебя, чтобы ты предстала перед судом Императора.

Пленница понурилась и заплакала.

— Исповедуйся! — сказала исповедница и уставилась на сестру в белом. Та взяла с подноса кривой нож. — Признайся — и больше не познаешь боли. Исповедайся. Император милосерднее нас.

Дворгин отвернулся. Веритас смотрела. Рыдания пленницы перешли в крики.

— Я знала, что была права, — сказала канонисса генералу. — Ты солдат, но мы здесь выполняем священную работу Императора. Это не для слабонервных, хотя я знаю, что вы ненавидите этих еретиков. Я понимаю. Тяжело, когда зло носит человеческое обличье.

— Да, я их ненавижу. Но пытки вызывают у меня отвращение.

— Мужайся. Ее боль поможет нам найти ответы.

Крики стихи. Пыточные инструменты со звоном вернули на поднос. Исповедница что-то шепотом заговорила пленнице на ухо. В том, чтобы как-то истолковать ее намерения, не было нужды. Через секунду культистка уже стенала и молила о смерти.

— Она простофиля, — сказал Дворгин.

— И все же предпочла Хаос, когда могла просто умереть. Это непростительно. Милосердие во власти Императора, и Он сможет вновь проявить его, если она примет Его любовь, но не нам, Его слугам, делать этот выбор за Него. — Веритас обернулась и прямо посмотрела на Дворгина. — Уходи, если хочешь; я сообщу, когда мы что-то узнаем.

— Я останусь, — отрезал Дворгин, хотя ему хотелось выйти. Его удерживали и гордость, и желание не прослыть слабаком, и глубокая потребность противостоять злу, так необходимому для добра. Что-то подобное было у него и с Мари. Он так не смыл это пятно с души. И никогда не сможет.

Он наказывал себя.

Дворгин сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло. Сквозь арки дул холодный ветер, но, несмотря на это, жар от жаровни был невыносим.

— Продолжайте.

И он заставил себя досмотреть все до конца.


Глава шестнадцатая

Император Торжествующий

Длань

Бог-убийца


Храм Императора Торжествующего был чудом сегментума; этот макрособор Аскломеда Строителя возвышался над целым городом. Впервые увидев сооружение, Кар-Гатарр подумал, что оно выглядит, как если бы вулкан изверг все содержимое катакомб Гаталамора, и они стекли по склонам потоками. Отвратительное здание, перегруженное декором в противоречащих друг другу стилях; ввысь вздымались сотни башен, на которых во множестве размещались статуи ангелов с воздетыми руками. И когда в канун летнего солнцестояния Сол проплывал над головой, к нему тянулся целый лес пальцев, застывших в молении.

С некоторых пор в этом соборе устроил свое логово Тенебрус.

Фарадор Йенг сопровождала Кар-Гатарра вместе с почетной стражей темного апостола — Избранными Сынами. Доспехи воинов покрывали руны, начертанные свежей кровью. Ведущая пара Избранных Сынов несла источающие ароматный дым кадила. Двое позади них — жаровни на медных шестах. Замыкали шествие двое воинов, несших алтарь с бархатной подушкой; на ней лежал железный реликварий, а внутри него — урна, изъятая Йенг из гробницы Бухариса. Еще десять воинов несли знамена со священными символами, а остальные — оружие.

Они поднялись по ступеням холма и пересекли площадь шириной в несколько миль, окружающую собор. Кар-Гатарр провел процессию под огромной северной аркой. Святых на ней теперь испещряли кровавые символы. Через громадный неф еретики вошли во внешние молитвенные залы. Это пространство было освящено для истинных богов. Цепи с шипами обвивали мраморные колонны, приковывая к ним проповедников Экклезиархии, которые все еще слабо стонали и молили о пощаде. Множество цепей расположилось под высоким сводчатым потолком, их звенья и шипы протыкали лица нарисованных ангелов. На холодном ветру покачивались клетки, в каждой из которых медленно умирала от голода Сестра Битвы, злобно изрезанная рунами истинных богов. Жаровни изрыгали густые благовония, подсвеченные малиновым; в их колеблющемся дыму проступали какие-то призрачные очертания. Большие знамена, изображающие славу Магистра войны Абаддона, висели между колоннами. Воздух с грохотом рассекали сервочерепа, волоча за собой медные трубки, из которых брызгала благословенная кровь. Там, где некогда собиралась многотысячная имперская община, восседали на скамьях последователи Хаоса, вознося хвалу варпу. Несущие Слово Кар-Гатарра стояли по краям, вложив оружие в ножны и сняв шлемы. Они возносили собственные молитвы.

— Как много боли и отчаяния, — одобрительно сказала Йенг. — Помню времена, когда в этом месте царило лицемерие. Теперь оно очистилось.

— Это всего лишь одно помещение из многих. — Йенг распирало от гордости, что Кар-Гатарр соизволил заговорить с ней, и он продолжал ей потакать. — Мои братья неустанно восстанавливали этот дурацкий рай во имя лучших богов. А ты теперь — часть этого рая.

Пройдя в другой молитвенный зал с жертвенным кругом из тысячи трупов, они спустились по галереям вокруг выжженных садов, где железные октеды пронзали небеса, и вышли на мост между укрепленными шпилями. Там покачивались в петлях из колючей проволоки трупы повешенных адептов Империума, напоминая испорченные фрукты. Ветер выл и трепал знамена Избранных Сынов. Из города, раскинувшегося далеко внизу на равнинах, доносились глухие взрывы и приглушенный расстоянием грохот выстрелов. Кар-Гатарр гадал, где сейчас Локк.

«Да пребудет с ним удача на охоте», — подумал темный апостол. Ему хотелось присоединиться к товарищу.

Они добрались до вестибюля, ведущего в логово Тенебруса. Большую часть помещения занимала огромная статуя Императора с поднятым вверх пламенным клинком и нимбом из люменов. Витражи на окнах, окружающие изваяние, были осквернены — каждый на особый лад. Кар-Гатарр своими руками омыл статую трижды проклятой кровью, вырезал руны осквернения на лице Бога-Трупа, а после насадил кардинала Гаталамора на поднятый каменный меч.

Это оказалось не так-то просто. Лезвие было вовсе не острым.

Миновав разлагающийся труп кардинала, они поднялись по последнему лестничному пролету к тронному залу Тенебруса. Высокие двери из пластали распахнулись при их приближении.

— Оставайтесь снаружи, — приказал Кар-Гатарр телохранителям. — Йенг, возьми реликвию.

Послушница тут же взяла шкатулку и вздрогнула, но темный апостол отметил ее умение совладать со своим страхом.

— Идем.

Роскошную комнату переделали так, что там царил мрак. Прозрачный купол и арочные окна закрыли железными листами; теперь комнату освещали только слабый свет, который едва пробивался сквозь щели в металле, и россыпь зажженных свечей. Они озаряли черные знамена с Оком Гора, развешанные по всей комнате. Под куполом колыхалось нечто наполовину видимое: «тени» Тенебруса — сплав плоти, технологий и варпа. Лорд Механикума Ксиракс создал этих тварей специально для колдуна.

По самому центру святилища красовалась купель с демоническими лицами, вырезанными по краю. Над ней, уставившись в маслянистую жидкость, стоял и сам колдун.

Как только Кар-Гатарр вошел в зал, тени метнулись к нему, и он уловил слабый отблеск кости и блеск красных глаз, скользнувший по нижней стороне купола.

— Наставник... — неуверенно выговорила Йенг.

— Это тени — кибернетические конструкции, одержимые низшими силами слуги владыки Тенебруса, — вполголоса пояснил Кар-Гатарр. — Помни, от имени кого говорит сам владыка. Он — Длань Абаддона. Выкажи ему благоговение. Только прояви неуважение, и даже я не смогу тебя защитить.

Кар-Гатарр остановился в нескольких шагах от купели и поклонился. Йенг опустилась на колени, звякнув серебряными цепями.

Тенебрус оторвался от гадания; его тени зашипели.

Он был облачен в простую черную мантию, подпоясанную золотым поясом. Капюшон, надвинутый на голову, позволял разглядеть лишь змеиную улыбку и глаза, напоминающие два черных озера. Белые, словно личинки, многосуставные и неестественно длинные пальцы высунулись из рукавов. Тенебрус казался почти хрупким. Кар-Гатарр вполне мог бы схватить его за горло и переломать кости, словно сухие ветки. И в то же время от колдуна веяло силой. Жар от него поглотил весь воздух и выдавливал наружу, — Кар-Гатарр даже подумал, что двери от этого жара должны бы разлететься вдребезги.

— Апостол. Ты ответил на мой призыв! — Голос у колдуна был мягким, выразительным и сдержанным. Он казался искренне довольным и даже тронутым тем, что Кар-Гатарр явился к нему. Оттого, что он произнес это своим ртом с игольчатыми клыками, по всему телу апостола пробежали мурашки.

— Конечно, владыка Тенебрус. — Кар-Гатарр выпрямился и снял рогатый шлем, открыв красивое лицо, исписанное рядами золотых письмен.

— И... ты принес мне подношение? — Тенебрус медленно обошел Кар-Гатарра и направился к Йенг.

— Нет, владыка Тенебрус, это моя послушница, — ответил Кар-Гатарр как можно почтительнее, хотя в тоне его проскользнули предупреждающие нотки.

«Помни, кто ты, — подумал Кар-Гатарр. — Помни, что не один ты здесь в милости у Богов».

Пальцы Тенебруса дрогнули.

— Позор, а я-то думал. Не против, если я признаюсь, что у меня от нее разыгрался аппетит? — сказал Тенебрус, глядя на повелительницу культистов. Глаза у него заблестели, словно спинка жука. — В ней есть нечто этакое... — Из уголка губ у колдуна побежала струйка слюны, и он утерся рукавом.

— Здесь пищи в изобилии, владыка Тенебрус. — Кар-Гатарр встал между колдуном и собственной послушницей. — Позволь мне послать за более подходящей едой.

— Любезно с твоей стороны, но нет. Если это нельзя съесть, то, пожалуйста, убери ее, апостол. Трудно мыслить ясно, когда сильно проголодался, правда же?

— Держите себя в руках, потому что я ее не отдам, — сказал Кар-Гатарр. — У нее для вас есть кое-что получше. Подношение!

— Но не ее душа и не плоть. — Тенебрус хищно улыбнулся. — О, как прелестно. Ну-ка, покажи!

— Встань, Фарадор Йенг, госпожа Клинка Обнаженного.

Йенг поднялась на ноги и с поклоном протянула шкатулку.

— Я оказал Йенг честь и привел к вам на аудиенцию, поскольку именно она нашла то, что мы искали. Завещание отступника Бухариса. — Жестом Кар-Гатарр вызвал столб черного света и положил на него шлем, после чего открыл реликварий и достал содержимое.

Он благоговейно поднял в одном кулаке урну с выгравированными на ней оберегами, а другую руку подложил под нее чашечкой. Затем сжал.

Тысячелетняя керамика поддалась под его пальцами. Обережные руны вспыхнули, как тлеющие угли, и погасли. Ужасный вопль прокатился по залу. Все свечи погасли. Тени, длинные и голодные, поползли по комнате, и режущая дрожь пробежала по всему, как будто сам мир сотрясался от ярости. Кар-Гатарр почувствовал древнюю злобу, направленную против него, как только пепел просочился сквозь пальцы, и что-то маленькое и металлическое звякнуло в его бронированной ладони. Руны, начертанные на его плоти, пылали жаром, удерживая обезумевшую душу Бухариса на расстоянии.

— Тебе я преподношу Дар Бухариса, — произнес Кар-Гатарр нараспев, сжимая в кулаке маленький предмет, выпавший из урны. — Тебе я представляю оружие Темных богов. Оно откроет врата, проложит путь, разрушит веру. Так было предсказано!

Призрачные ветра завыли вокруг темного апостола, и Йенг закричала, сама не зная, от ужаса или от ликования. Тени и призрачный свет дико метались по открытому пространству.

Где-то неподалеку зазвонил колокол.

— Я принимаю сей Дар, — ответил Тенебрус, и его спокойный маслянистый голос, прорвавшись сквозь безумие, с поразительной внезапностью успокоил Кар-Гатарра. Он протянул бледную руку и вытащил сокровище из тлеющей перчатки темного апостола.

— Кольцо Бухариса, — произнес он нараспев. Его сокровище сверкнуло в руке — кольцо, черное, как мрамор, украшенное кроваво-красным камнем. — Теперь, — торжествующе сказал он, — теперь-то они узнают, какова на вкус наша месть.

Тенебрус надел кольцо на палец, мгновение любовался им, затем сказал Йенг:

— Молодец, молодчинка! Кар-Гатарр был прав, что не дал мне тебя съесть. — Он погрозил пальцем, словно забавляясь. — У нас есть все, что нужно, дабы положить конец этому дурацкому крестовому походу сына Бога-Трупа, верно?

— Значит, оружие магоса Ксиракса уже готово? — спросил Кар-Гатарр.

— Практически, — усмехнулся Тенебрус. Он пристально посмотрел на Йенг. — Ты уроженка этого мира, верно?

— Да, владыка.

— Тогда ответь, что ты знаешь о кардинале-отступнике Бухарисе?

— Нет так уж и много, владыка. Знаю только, что он важен для плана богов и был известен в прошлом, посему я смиренно отправилась на поиски его могилы.

— А, так ты совсем ничего не знаешь. Этого и следовало ожидать, потому что именно этого они и добивались. Заглушить голос истины, понимаете? — Он снова улыбнулся Кар-Гатарру. — Это и есть путь последователей Бога-Трупа. — Он обошел вокруг Йенг, жадно оглядывая ее с ног до головы. — Бухарис, юная леди, был кардиналом этого мира и правил им около четырех тысяч лет назад. Ты не найдешь его имени на Колонне кардиналов. Не найдешь ни в одном, даже самом секретном архиве. Скажи-ка, ты, конечно, в курсе, кто построил это восхитительное здание?

Йенг в замешательстве посмотрела на Кар-Гатарра, и темный апостол склонил голову.

— Владыка, его построили по проекту кардинала Аскломеда, — неуверенно сказала Йенг.

— Нет же! Нет! — ответил Тенебрус и предостерегающе поднял коготь. — Это тебе так сказали. Этот собор на самом деле построил Бухарис. Потому-то он и пришел к власти, — и без того чрезмерно широкая улыбка Тенебруса стала еще шире, — потому-то и пал. Когда-то Гаталамор был миром хотя и важным — как мир-резиденция кардинала, — но очень бедным. Несмотря на его выгодное положение в течениях моря душ, этот мир в значительной степени упускали из виду в пользу других, более развитых. Вот кардинал Бухарис и решил изменить положение, а для этого — привлечь внимание своего эгоистичного бога. Он возвел для Него храм — самый большой собор на сотни тысяч световых лет в округе. К несчастью для людей, которыми он правил, ему требовались рабочая сила и деньги. Они отдали жизни, чтобы обеспечить и то, и другое. Он погубил впечатляющее количество рабочих, чтобы обеспечить завершение строительства. Бухарис был превосходным оратором, так что люди шли на смерть за своего бога по доброй воле. Те же, кто отказался, или отправились на костер, или пустились в бега. Я полагаю, катакомбные банды, которых местные жители называют костоправами, — твои люди, да? Они произошли из того... трудного времени.

Тенебрус вскинул руки и развел их в стороны:

— Но собор все еще не был закончен. А планы Бухариса становились все грандиознее. Ему нужно было больше материалов, больше тел и больше денег. Когда он больше не смог ничего собрать с соседних миров при помощи дипломатии, он просто захватил их силой. Он брал все больше и больше, пока не создал целую империю, прежде чем это заметила прогнившая бюрократия Терры. О, до чего же хороша была эта империя, маленькая послушница! Вера последователей Трупа-на-Троне стала необузданной и обратилась против своего бога во имя блага лишь одного человека — кардинала Бухариса. — Он взмахнул рукой, и в воздухе возникли колеблющиеся сцены битвы. Имперские солдаты убивали друг друга, — все под знаменами веры, все с лицами, искаженными ненавистью…

— Конечно, это не могло длиться вечно. Терра реагирует медленно, но она реагирует. Бухариса поймали и убили, и Аскломед занял освободившееся место. Он был человеком тщеславным, пугливым и жирным, — продолжал Тенебрус, заходясь лающим смехом. — На самом деле кардинал скорее напоминал это здание. Но что он мог поделать? Разрушить его — ну нет, это же памятник Императору. Но и оставлять его в анналах истории с именем Бухариса Отступника было нельзя. А значит, сооружение изменили и заново освятили. Теперь с ним было связано имя Аскломеда. И чтобы его перестроить, погибло еще больше мужчин и женщин. Еще больше миров разорили, — но сделал это уже не Гаталамор, а Терра по воле Империума. Как и предполагал Бухарис, сюда отправилось множество паломников. Миллиарды. И они обогатили это место.

Тенебрус издал рычание, наполовину напоминающее кошачье.

— Основы, заложенные на слоях эксплуатируемых рабочих, политые кровью и засеянные горечью, — сказал Тенебрус, смакуя мысль. — Это ведь так прекрасно, правда ведь, маленькая послушница? Совершенно. Ведь последователи Трупа всегда сами себе сооружают виселицы, охотно прыгают в петли, а Пантеон улыбается, глядя, как они пляшут на веревке. Так вкусно. Видишь ли, у Бухариса не было иных мотивов, кроме как прославить своего бога, и все же своими стараниями он почтил богов Истинных. — После секундной заминки Тенебрус продолжил: — Скажи-ка, а ты знаешь, что стало с Бухарисом после смерти?

— Нет, владыка. — Йенг было не по себе от внимания Тенебруса. Как ни пыталась она скрыть страх, но Кар-Гатарр видел по движениям ее цепей, что ее бьет дрожь.

— Аскломеда выбрали главой совета, но новый кардинал вбил себе в голову, что дух Бухариса до сих пор жив и в этом мире. Он опасался, что бестелесное присутствие Бухариса запятнает его епархию. Ему посоветовали выставить растерзанные останки Бухариса на солнце, но Аскломед боялся, что это высвободит дух отступника. Может, он был и прав, поскольку при жизни Бухарис был весьма своенравным человеком. Вместо этого Аскломед предпочел захоронить Бухариса и гаталаморское кольцо власти глубоко под землей. — Он поднял драгоценный символ. — Вот это колечко. Аскломед, видите ли, отказался его носить. Ты видела ложные гробницы? Древние сооружения, которые оставили там в глубинах с обережными заклинаниями, наложенными на место упокоения Бухариса?

— Да, владыка. — Йенг кивнула: все это она встречала там, под землей.

— Все это дело рук Аскломеда. Незадолго до смерти он превратился в законченного параноика, но именно благодаря ему у нас и есть это оружие.

Тенебрус поднял сжатый кулак и алчно взглянул на добычу. В ответ рубин на кольце вспыхнул скрытым огнем.

— Как это — оружие, владыка? — спросила Йенг.

Кар-Гатарр и Тенебрус одновременно воззрились на нее.

— Маленькая послушница говорит без подсказок! Смело! Смело!

Тенебрус подкрался к ней и протянул паучьи пальцы, после чего схватил Йенг за лицо. Она вздрогнула, но не пошевельнулась, когда он повернул ее голову, изучающе разглядывая. Тонкий змеиный язык скользнул по губам: колдун попробовал ее аромат.

— Как же это оказалось оружием, маленькая послушница? Ответ таков... а вот как бы не так. — Он хихикнул. — Дух Бухариса все еще цепляется за этот драгоценный камень, но что он такое? Душа одного человека. Крупица в море. Кольцо на самом деле — просто безделушка в некотором плане. — Тенебрус отпустил Йенг. — Но, с другой стороны, это — символ. А символика важна для использования энергии варпа. Этот символ того, как один человек следовал вере и зашел настолько далеко, насколько только смог. А в вере, — в любой вере, — это всегда добром не заканчивается. Это символ того, как вера в ложного бога может быть обращена во службу для истинных богов. Скорби, моя юная леди, нужны символы, и это — один из величайших, который вообще можно найти.

Тенебрус беспечно всплеснул руками.

— Человеческие существа грубы и слабы, но в наших силах переделать себя в нечто большее. Это власть, которую отрицают Император и Его прихвостни. Он держит силу варпа для Себя, ибо Он — ревнивый бог. — Глаза Тенебруса ярко блеснули. — Император хотел бы, чтобы все человечество было рабами, чтобы лишить нас выбора, поскольку Он приближается к Своему апофеозу. Он хочет, чтобы люди были подобны сервиторам, да? Или как орки — служили единственной цели. Но мы же не орки, правда? Мы способны подняться над ограничениями, которые накладывают на нас другие. Мы — те, кто следует за Четверкой, — воистину благословенны, ибо узрели свет. — Он вновь ухмыльнулся. Игольчатые зубы блеснули под капюшоном.

— Это символ, вокруг которого я возведу оружие. — Он поднял руку высоко над головой и поймал камнем в кольце случайный луч дневного света. Его рукав откинулся, обнажив тощую, покрытую опухолями руку.

— Оружие, способное убить даже бога! — выкрикнул Тенебрус, и его слова разнеслись по всему куполу. Шторы сильно затрепетали и зашуршали. Сила Тенебруса пронзила Кар-Гатарра, подавляя его собственную. Столб тьмы исчез, и его шлем с грохотом упал на пол. Йенг отбросило назад. Из ниоткуда поднялась буря, и смех колдуна заполнил мир вокруг. Плащ теней Кар-Гатарра развеялся в ничто, и ему пришлось погрузиться в психическую бурю и использовать свою собственную силу — слишком скудную, — чтобы хотя бы удержаться на ногах…

Буря улеглась.

Тенебрус опустил руку и накинул рукав на ее уродства и на пальцы вместе с кольцом. Его тени беспокойно зашептались.

— Знаешь ли, апостол, — сказал он, и голос его вновь стал тихим и благожелательным. — Думаю, что в конце концов я все-таки приглашу тебя на трапезу. Скажи, пусть пришлют кого-нибудь наверх, когда будешь уходить.

— Как скажете... владыка Тенебрус... — ответил Кар-Гатарр. Он поднялся. Плащ из теней вернулся, — сначала робко, словно испуганное животное. В горле у апостола пересохло, а разум оцепенел. Шторы вокруг него дребезжали. Становилось опасно. Тенебрус был переменчив и вполне способен убить их из прихоти. Кар-Гатарр подхватил шлем, взял Йенг за руку и потащил ее прочь.

— Ах, да, апостол, — крикнул Тенебрус им вслед. — Сделай это с кем-нибудь сытным, хорошо? Я умираю от голода...

Двери с лязгом захлопнулись. Кар-Гатарр выволок Йенг и рывком поставил ту на ноги.

— Больше он не будет запугивать меня силой. Собирай своих культистов, моя верная ведьма, — приказал Кар-Гатарр послушнице. — У меня дело к богам.


Глава семнадцатая

Прибытие в Гаталамор

Эбеле Сангар

«Сияние»


— Навигатор Тешван подал первый сигнал. Приготовиться к переходу!

Уверенный раскатистый голос командующей кораблем госпожи Эбеле Сангар разносился над шумом командной палубы.

Ахаллор наблюдал за ней с обзорной платформы. Сангар производила сильное впечатление — столько уверенности и целеустремленности в таком хрупком смертном теле. Невысокая, крепко сбитая, с неизменно хмурым выражением лица терранской аристократки, еще подчеркнутым аугментическим усилением правого глаза. На шее висел вокс-передатчик в виде золотого ожерелья. На корабле ее и побаивались, и считали любимым талисманом. Ахаллор ей тоже симпатизировал — в некотором роде.

Капитанский трон Эбеле пронесся над палубой в гиросферной люльке.

— Притушить люмены. Поля Геллера на полную мощность. Начинайте гимны перехода, — скомандовала она.

Свет сменился с золотистого на красный. Запел хор. Сирены взревели так резко, что едва не заглушили пение.

— Проверить заслонки на главном обзорном окне. Отключить все функции, не отвечающие за жизнеобеспечение. Соединить все секции. Команде управления пустотными щитами — приготовиться к аварийной активации. Команде управления маскировкой — приготовиться к включению маскировочных полей. Инженариуму — приготовиться к увеличению мощности реактора и включению привода реального пространства.

Команды из раза в раз были одними и теми же, взятыми из древних флотских контрольных списков. Ахаллор знал их наизусть. У него с «Сиянием» была давняя связь; команды мало изменились за те столетия, что он летал на этом судне, но они все-таки менялись — одна мелочь за другой.

«Итак, то, что было, становится тем, что будет, — подумал он. — Даже Империуму не дано полностью остановить перемены».

Корабль пролетел сквозь зону турбулентности в варпе, и спутница Ахаллора ахнула. Повелительница астропатов Ашмильн была такой хрупкой по сравнению с его бронированной массой, что ее даже трудно было заметить, — Ахаллор и сам едва не позабыл, что она рядом.

— Настройтесь, — произнесла астропат. С тряской на корабле Ахаллор справлялся с легкостью десантника, зато она так вцепилась в перила платформы, что у нее побелели костяшки пальцев. — Ощущеньице будет не из приятных.

Ашмильн говорила это скорее себе, чем ему. Щит-капитан невольно ей посочувствовал. Псайкеры болезненно переносили переход в варп, как и выход из него, особенно в эти темные времена.

— Вы бы лучше заняли свое место, госпожа астропат, — произнес Ахаллор.

— Это вряд ли, — хмуро ответила Ашмильн и еще сильнее перегнулась через перила. — Рядом с вами, щит-капитан, я чувствую себя в большей безопасности.

Ашмильн была молода; слепая, как и большинство ее сородичей, на висках она носила зрительный визор, благодаря которому достаточно хорошо видела. Широкая зеркальная аугментика была настолько крупной, что прикрывала розовую паутину шрамов вокруг глазниц. Выглядела она получше, чем большинство астропатов, и это выдавало ее несгибаемый дух: варп очень быстро разрушал все души, кроме самых выносливых. Сил у Ашмильн было достаточно для астропата уровня Эта по внутренней имперской шкале, еще чуть выше — и Ашмильн служила бы Императору уже в другом качестве. Астропаты такой мощи встречались нечасто.

К сожалению, Ахаллор подметил, что Ашмильн не только талантлива, но еще и склонна высказывать свое мнение без обиняков, не выбирая выражений.

— Тогда держитесь поближе и постарайтесь устоять на ногах.

— Легко вам говорить, — отрезала она, — в вас три метра роста и магнитные сабатоны.

Корабль сильно накренился влево. Ашмильн пошатнулась, сдержав вскрик.

Магнитные замки на сабатонах Ахаллор даже не активировал. Он не видел в этом необходимости. Никакая турбулентность не вывела бы его из равновесия, но он промолчал. В отличие от Ашмильн, он не стремился оставлять за собой последнее слово.

Вместо этого он просто наблюдал за командой, находя ее коллективные усилия увлекательными. Ахаллор никогда не терял интереса к человечеству, благодаря чему его и рекомендовали для службы в щитовом воинстве Эмиссаров Императус. Он чувствовал себя единым целым с людьми, но в то же время — отделенным от них, и от этого ему порой бывало грустно.

«Сияние» имело габариты крейсера, но к судам Адептус Кустодес стандартные обозначения типа и класса не применялись. Мостик корабля представлял собой сравнительно небольшую полую сферу, заполненную проходами и платформами. Все инструменты изготовили из латуни и дерева, такого твердого, что сам Ахаллор поначалу принял его за камень. За консолями работала сотня палубных офицеров и техномагосов. Позади них несли караул военные. Вся команда корабля, как имперская, так и Механикус, носила черные с бронзой доспехи и мантии вместо обычной флотской униформы, и это производило впечатление. Стоял шум. Приказы заглушались то постукиванием костяных клавиш управления, то гудением когитаторов, то воем сирен или хором священников. Толпы сервиторов, бормоча себе что-то под нос, по кругу выполняли одни и те же задания, внося свою лепту во всеобщий галдеж.

И вновь корабль затрясло из-за турбулентности. Ашмильн невольно застонала. Члены экипажа начали пристегиваться к сидениям и нишам, чтобы удержаться на месте.

— Может, все-таки присядете? — предложил Ахаллор.

— Сказано же, нет! — огрызнулась астропат.

— Увеличить мощность варп-двигателя. Начинаем переход! — скомандовала Сангар. Экипаж на мостике заработал живее. Вспыхнули аварийные люмены, превращая знакомые переборки в затененные логова для нечистых существ. Ахаллор пошевелился, ощутив, как нарастает духовное сопротивление, сгущая воздух ложным давлением.

Переход — самое опасное время на борту корабля. Момент, когда дверь между материумом и имматериумом распахивается шире всего. Момент, когда поле Геллера работает на полную мощность. Момент, когда зло может проникнуть на борт незаметно.

Рука Ахаллора вздрогнула, как только он подумал о мече Просектисе, прикрепленном магнитным замком к спине. Все, что осмелится пробраться на борт судна Кустодес, поплатится за свою глупость.

Варп-двигатели взвыли. Тонкие прикосновения пробежали по коже Ахаллора под аурамитовой броней. На внутренних поверхностях пластин было выгравировано множество имен в честь подвигов. И он испытал отвращение от одной мысли о том, что какая-то нечистая сущность познает их, прикоснется и попробует на вкус. Но и эта мысль никак не отразилась на его лице.

Кустодия сначала бросило в обжигающий жар, а затем обдало сильным холодом. Человеческая команда подняла крик; многие возносили молитвы, но Марк Ахаллор принадлежал к Адептус Кустодес, продукту могущественной алхимии. Он был одним из Десяти Тысяч, созданных Императором, чтобы сражаться на Его стороне. Нечестивое прикосновение варпа оказывало на него слишком незначительное влияние, и Ахаллор сохранял бесстрастие скалы в бурю, пока смертная часть команды страдала.

Женщина, работающая с авгурами, упала вперед — из глаз потекла кровь. Один из членов команды штурманов отстегнулся от ремней безопасности и на полном ходу врезался в железный столб, отчего потерял сознание. Корабль сильно развернуло. Адептус Кустодес служили только исключительные личности, и все же насилие варпа в эту новую эпоху не обходило стороной даже их. Ахаллор стал свидетелем проявления управляемого пандемониума.

Теперь корабль двигался еще резче.

— Варп-двигатели готовы к выходу из эмпиреев! — выкрикнул кто-то из экипажа.

Ахаллор ощутил, как вес брони уменьшился, когда «Сияние» ушло в пике, и гравитационное покрытие попыталось это компенсировать. Палуба задрожала. В задней части мостика прорвало трубу, выбросив струю газа.

— Долго мы так не протянем, госпожа-командующая! — воскликнул магистр целостности. Вокруг все орали от ужаса — поднялся устрашающий рев. Тряска лишь усилилась, затуманивая зрение Ахаллора, — все предметы двоились, затем увеличивались раза в четыре и двоились еще раз, и так снова и снова, пока люди не превратились в пятна с радужным ореолом, а обстановка корабля — в беспорядочную смесь вибрирующих цветов.

— Ждать моей команды! — Взгляд Сангар был прикован к ряду стеклянных сфер, вмонтированных в подлокотник кресла, — навигационных сигнальных люменов. Все, кроме одного, светились красным, но последний все никак не загорался.

Что-то с силой врезалось кораблю в бок, и он развернулся. На платформе управления полем Геллера завыла сигнализация. Одна из консолей взорвалась, осыпав работающую за ней женщину-офицера горячими искрами, так что та вскрикнула от боли. Сервитор вышел из ниши и взялся за починку, но следующий толчок отшвырнул и его через всю палубу прямо в блок когитаторов. Ашмильн завизжала, и Ахаллор прикрыл ее рукой, чтобы защитить.

— Госпожа-командующая! — крикнул магистр целостности. — Показатели поля Геллера упали до шестидесяти трех процентов. Поля выходят из строя с четырнадцатой по семнадцатую палубы. Нужно выполнять прыжок сейчас же!

— Ждать! — скомандовала Сангар.

Турбулентность усиливалась с каждой секундой. Ахаллор подпрыгивал с каждым новым толчком, Ашмильн жалась к его боку.

— Я их чувствую, — всхлипывала она, — чувствую, как они пытаются пробраться внутрь!

Последний люмен на подлокотнике трона Сангар засиял красным — с негромким звоном, который обостренный слух Ахаллора уловил даже сквозь шум.

— Сейчас же! — закричала Сангар. — Варп-двигатели на полную мощность! Команда Геллера, прорвать завесу! Всем приготовиться к немедленному переходу!

Со всех сторон доносились завывания из труб, и невыносимые прикосновения настойчиво прокладывали путь по телу Ахаллора.

Последовала вспышка яркого света, и шум резко стих. Неестественные ощущения исчезли быстро, словно забытый сон. Турбулентность прекратилась.

Воцарилось оцепенелое молчание.

— Переход выполнен успешно. Всем станциям, доложить обстановку, — произнесла Сангар.

Подразделения офицеров корабля докладывали капитану один за другим.

— О, Трон живой, — произнесла Ашмильн. Она высвободилась из объятий Ахаллора, согнулась пополам, и ее обильно вырвало на пол. И не только ее.

— С вами все в порядке, госпожа астропат? — спросил кустодий.

Астропат вытерла рот тыльной стороной дрожащей руки.

— Конечно же, нет… О, Трон! — И ее снова вырвало.

Наконец-то перестали реветь сирены, и люмены засияли обычным золотистым светом. Из вокса Ахаллора донесся тихий перезвон, за которым последовал хрипловатый голос Гастия Вихеллана:

Что я пропустил, Марк?

— Обычное представление.

Я его почувствовал. Скверный переход. Провидцы оказались правы: с этой системой что-то не так. Что говорит по этому поводу астропат?

Ахаллор посмотрел вниз на Ашмильн; ту сложило пополам, спина у нее вздымалась, пока она изо всех сил старалась удержать желудок, выворачивающийся наружу.

— Ничего. Ей сейчас не до разговоров.

Послышался негромкий рокот: это включились двигатели реального пространства.

— А как там примарисы? — спросил Ахаллор.

Вихеллан хмыкнул.

Нет оснований для беспокойства. Они — Адептус Астартес до мозга костей. Практически не прекращали тренировок во время перехода. Сейчас собираются снова этим заняться.

— Ничего необычного?

Ничего.

Где-то сверху глухо громыхнуло.

Слышал? — спросил Вихеллан.

— Физическое воздействие, — ответил Ахаллор.

Направляюсь к тебе. Думаю, космодесантники какое-то время обойдутся и без меня.

— Капитан Сангар, какова природа удара, который мы перенесли? — спросил Ахаллор.

— Обломки, повелитель, — крикнула Сангар с трона, где она корпела над своими панелями. Гиросфера сдвинулась вперед, прямо через мостик, чтобы капитан была поближе к консолям авгуров. — Поле неопределенного размера. Сейчас занимаюсь этим.

Включился гололит, отображающий космическое пространство вокруг в виде графических данных; на нем мелькало множество красных точек. После сканирования ближайших обломков появились точные объемные макеты, дополненные тегами с информацией, а затем — и сам корабль «Сияние» в облаке металла.

— Последствия битвы, — произнес Ахаллор, — тут кто-то сражался. Большое столкновение.

— В точку, повелитель, — ответила Сангар. Последующие удары сотрясали судно все незначительнее, но, судя по дисплеям, крупные точки беспорядочно дрейфовали рядом с «Сиянием». — Магос Кзарх, поднимите, пожалуйста, пустотные щиты, нас здесь никто не заметит, если только они уже не где-то над нами. И откройте окулюс. С меня хватит полета вслепую.

Приборы запели. Заслонки на обзорном окне с лязгом откинулись, открывая вид на пустоту, усеянную вращающимися металлическими обломками. Командная палуба находилась далеко в задней части надстройки, и Ахаллору удалось разглядеть, как отдельные обломки врезаются в узкую переднюю часть корабля. Пространство изогнулось, активировались пустотные щиты, на энергетической оболочке заплясали искры, — обломки улетали в варп, и дождь их постепенно сходил на нет.

— Мистер Осмор, вы уже определили протяженность поля с обломками? — спросила Сангар.

— Ауспики показывают расстояние в сорок тысяч миль, госпожа-командующая.

— Значит, это была небольшая, но ожесточенная схватка, — сказал Ахаллор.

— Штурвал, докладывайте, — велела Сангар.

— Поле густо усеяно подвижными обломками, но «Сияние» быстрее. Мы выберемся отсюда через несколько минут, Император свидетель.

— Благодарю, госпожа Фенг. Продолжим. Магос Кзарх, как там мои щиты?

— Полностью пробуждены и грозны, госпожа Сангар. Двигатели обфускации готовы. Мы можем инвертировать пустотные щиты и задействовать экранирование по вашему приказу. Отчет: ритуалы пробуждения были завершены всего за семь целых девять десятых секунды до этого. Результат: повреждение секций кварта, секста, септимус при ударе. Степень повреждения в настоящее время неизвестна.

— Понятно, магос Кзарх. Доложите, как только получите первые отчеты о повреждениях.

— Подтверждено, капитан Сангар.

С хоровым перезвоном открылись бронированные двери мостика, и вошел Гастий Вихеллан.

Он был громадным, даже по меркам кустодия, и носил громоздкий доспех с непринужденностью, с какой обычный человек носил бы халат. Волосы он собирал на затылке в аккуратную косу; с первых дней они были снежно-белыми, как и коротко подстриженная борода. Пронзительно-голубые глаза смотрели из-под аквилы, венчавшей его лоб.

— Марк, — окликнул Вихеллан, подойдя к Ахаллору.

— Гастий, — отозвался тот.

Вихеллан посмотрел сверху вниз на Ашмильн и усмехнулся.

— Госпожа астропат.

— Кустодий, — едва слышно отозвалась Ашмильн. Она восприняла появление Вихеллана как сигнал собраться с силами и поднялась с пола.

— Драка была не пустяковой, — заметил Вихеллан, пробежав наметанным взглядом по гололитическим дисплеям и обзорному экрану.

— Действительно, — согласился Ахаллор. Обломки мерцали в солнечном свете, сколько хватало взгляда.

— Мисс ЧоКвелл, — спросила Сангар тем временем, — у вас уже есть что-нибудь о природе обломков?

— Пикт-анализ предполагает…

И тут внезапно разнесся вой сирены, перебив все разговоры на мостике. Всего через мгновение пустотные щиты вспыхнули, и «Сияние» затряслось. На ближайших экранах, отвечающих за щиты, Ахаллор заметил зернистые очертания, до ужаса громадные и клочковатые, вращающиеся в пустоте. «Сияние» врезалось боком в обломок и оттолкнуло его в сторону.

— Адепты штурвала, во имя Трона, что это еще такое было? — рявкнула командующая Сангар. — Как можно было упустить такую важную вещь?

— Прошу прощения, госпожа-командующая, это меньшее из двух зол, — раздался дрожащий голос Фенг. — С передней дуги к нам летит более крупный обломок, триста градусов по вертикали, защищен целыми роями осколков. Движется достаточно медленно, чтобы избежать реакции смещения от пустотных щитов. Требовался маневр уклонения.

— Время выхода из поля обломков сократилось на четыре целых и четыре десятых минуты, моя госпожа, — добавил коллега Фенг, офицер О'Касвер.

— Отлично, — ответила Сангар. — Но, если вы оставите какие-нибудь вмятины на моем «Сиянии», я заставлю вас обоих выйти наружу в защитных костюмах и разгладить все собственными руками, ясно?

— Как корфийский кристалл, госпожа-командующая, — ответила Фенг.

— Мисс ЧоКвелл, продолжайте, — сказала Сангар.

Адепт-аналитикус продолжила докладывать, как ни в чем не бывало:

— Первоначальные данные предполагают, что во время некоего конфликта, произошедшего здесь, уничтожено несколько кораблей. Также есть и остаточный варп-след. Несколько кораблей вошли в эмпиреи прямо здесь. — Она перечислила названия нескольких судов, сигнатуры варп-двигателей которых, вероятно, могли совпасть.

— А кто же был их противником? — спросила Сангар.

— Еретикус Дьяболус Экстремис, госпожа, — ответила ЧоКвелл.

— Битва у точки Мандевиля, — сказал Ахаллор Вихеллану, когда ЧоКвелл передала отчет. — Корабли, отступающие к Некромунде, заняли позицию, а системные корабли, не способные к переходу в варп, прикрывали их отступление. Храбро. Сколько же из них уцелело? Вот это лорд Гиллиман точно захочет выяснить.

— Похоже, это случилось совсем недавно, — сказал Вихеллан.

— Быть может, они сдерживали неприятеля, а может, задержались, чтобы нанести удар и отступить, изматывая врага в течение нескольких недель, а потом в конце концов вынуждены были уйти, — ответил Ахаллор. — Или же это Разлом. Время могло преломиться; они могли сбежать в тот момент, когда появился враг, а мы переместились сюда всего несколько дней спустя по местному времени…

— Тогда нужно иметь представление о том, когда мы находимся.

— Согласен.

— Госпожа Сангар, — произнес Вихеллан, — предоставьте нам, пожалуйста, хронологическую оценку местности.

Дата прозвучала. Вихеллан нахмурился:

— Через двадцать дней после нашего отбытия! Мы разминулись на всего ничего...

— Мы провели в варпе дольше, чем ожидалось, — отозвался Ахаллор. — Скоро здесь будет флот Примус.

Трон Сангар развернулся и двинулся с помощью механического рычага прямо к кустодиям, пока капитан не оказалась на одном уровне со смотровой галереей. Многих из слуг Императора подавляло присутствие кустодиев, их аура силы повергала чувства в смятение. Но Эбеле Сангар провела большую часть взрослой жизни в щитовом воинстве Эмиссаров Императус, так что даже не отвела взгляд.

— Как вы понимаете, господа, проход через эмпиреи в это время — весьма неопределенная затея, — указала она.

— Нас заметили? — спросил Ахаллор у Сангар.

— Скорее всего, нет. Бой закончился. Мы идем через пепелище.

— Продолжайте в том же духе. Сколько еще дней до цели?

— Если на полной скорости, то за два-три дня я вас доставлю на предельную точку для телепортации.

— Спешка не нужна, — сказал Вихеллан.

— И затягивать тоже не стоит, — добавил Ахаллор. — Пусть «Сияние» задержится на этом поле обломков на несколько часов. Побудем еще одним обломком. Мне нужно полное сканирование системы и все, что вы сможете выудить из вокса. Ашмильн, проверьте, сможете ли вы связаться с планетарными астропатами. Нам нужна четкая картина того, что здесь происходит. Направляйтесь на полной скорости прямо к Гаталамору, как только у нас будет больше разведданных — или ко второй вахте, в зависимости от того, что наступит быстрее.

Сангар отдала честь и вознеслась в центр палубы; ее приказы прозвучали, как выстрелы.

— Флот Примус, вероятно, отстает от нас всего на несколько дней, — подытожил Вихеллан.

— Группы «Праксис», «Орфей» и «Стикс» — уж точно, — ответил Ахаллор.

— А лорд Гиллиман и трибун Колкван — нет.

Слова, конечно же, были излишними, ведь оба кустодия знали, что стоит на кону в этой миссии, но таков был их старый обычай: повторить вслух основные факты, чтобы мысленно обработать множество подробностей.

— Если здесь затаилась угроза, как и предсказывал чужацкий колдун, то крестовый поход может быть обезглавлен.

— Вспомни о Скорацио, — предложил Ахаллор, имея в виду военного философа тридцать седьмого тысячелетия. Они оба читали его трактаты и подолгу размышляли над ними.

— «Враг, который считает себя победителем, выносит только свое собственное поражение», — процитировал Вихеллан. — Мне всегда это нравилось. Содержательно, но все-таки, щит-капитан, я нахожу Скорацио слишком оптимистичным. Эта цитата предполагает, что враг теперь благодушно восседает на добыче. Что, если вместо этого врагов здесь много, и они готовятся к ответному вторжению? Признаюсь, брат мой, я с радостью убью их всех, но все же…

Корабль задрожал, словно подтверждая опасения Вихеллана. Курс мало-помалу изменился, и теперь судно поднималось над обломками.

— Тагит Неверующий, — ответил Ахаллор и скользнул взглядом по дисплеям.

— «Чем больше врагов, тем большую честь я окажу Императору, убив их», — ответил Вихеллан. — Холл Эрик, друг мой. Думаю, этот мне больше по нраву.

Ахаллор заметил тень улыбки на губах Вихеллана. Его брат был таким же интеллектуалом, как и каждый из Десяти Тысяч, но, кроме этого, Вихеллан все-таки любил сражаться.

— Нас пятеро кустодиев под одним вексиллумом, Гастий, — ответил Ахаллор. — Каких бы врагов мы здесь ни встретили, победа будет за нами.

— Твоя боевитость меня всегда воодушевляет.

Оба воина замолчали. По подсчетам Ахаллора, прошло еще два часа, двадцать три минуты и семь секунд, прежде чем они вновь нарушили молчание. Перед этим Ашмильн ушла в астропатикум, и Ахаллор позволил себе помедитировать, впитывая каждую новую крупицу информации, которую авгуры корабля загружали в систему. Вихеллан обработал столько данных о сражении, сколько было доступно.

Навигатор подтвердил, что эмпиреи Гаталамора благоприятны для перелетов, — как и все, что он видел с момента открытия Цикатрикс Маледиктум. Выбраться оттуда гораздо проще, чем снова войти. Течения оказались сильными, как и предсказано.

Вопреки его словам, повелительница астропатов Ашмильн после короткого транса назвала условия телепатической связи в системе полностью затемненными: ей не удалось установить контакт ни с одним из миров Гаталамора. По ее словам, причиной тому был странный резонанс, исходящий от самого Гаталамора; Ашмильн сказала Ахаллору, что попробует разложить таро Императора, чтобы разобраться в ситуации.

Впрочем, вновь стали доступными и менее эзотерические способы. Авгуры показали внушительное присутствие предателей; их вокс- и имматериальные коммуникации сосредоточились именно на Гаталаморе, но при этом также поступали со всех миров Ранды и Покоя Хиросия. Имперские сигналы оказались слабыми и прерывистыми, и экипаж корабля начал опасаться, что слуг Императора в этом мире-святилище больше не осталось. Однако со временем стало ясно, что лояльные силы до сих пор находятся здесь, но прилагают усилия, чтобы скрыть свое присутствие.

Мало-помалу сложилась полная стратегическая картина ситуации. Над главной гололитической ямой раскинулся картолит Гаталамора. Сверкающие моря, зеленые леса и огромные города с переплетением улиц, красивым, словно ветвящийся коралл. Выжжено было много; по всей планете полыхали пожары, и все-таки ее еще не потеряли. Поверх ландшафта отмечались неприятельские и имперские позиции.

— У противника довольно большой флот. Но имперские силы не сдаются, — произнес Вихеллан после того, как внимательно изучил показания авгуров. — Они сконцентрированы на Гаталаморе-Секундус, в городе Импрезенция. Туда нам и надо, если мы хотим высадиться на планету. Мы продолжаем или уходим?

— Все, что до сих пор обнаружили авгуры, говорит о том, что у врага в этой системе не хватит сил противостоять целому флоту крестового похода, — ответил Ахаллор.

— Но?.. — сказал Вихеллан.

— Но, — повторил Ахаллор, — когда сражаешься с силами Хаоса, обычная военная теория не работает. Наш долг — предположить, что здесь таится существенная угроза и что Гиллиман прав.

— А как насчет приказов Колквана? Человек поосторожнее бы отступил…

— А ты осторожный человек, Вихеллан? — Ахаллор уже знал ответ.

— Трон, нет, — рассмеялся тот, — я бы ввязался в бой.

— Тогда у тебя будет такая возможность. Время поджимает. — И Ахаллор обратился к Сангар: — Боевые группы все ближе и ближе с каждым часом. Здесь нам больше делать нечего. Переместите нас во внутреннюю систему. Мне не нравится то, что рассказывает Ашмильн об эманациях из мира-святилища и как они влияют на связь. Придется осуществлять развертывание роты через разрушающий завесу телепортариум прямо на поверхность Гаталамора, капитан.

— Так точно, повелитель, — ответила Сангар. — Двигатели обфускации активированы, и ни один враг не увидит нас, никто даже не заметит, как вы спустились в этот мир. Клянусь Золотым Троном.

Щитовое воинство Эмиссаров Императус, как правило, действовало в открытую как посланцы Трона; не столь широко известно было о другой их роли и специализации — скрытых атаках. В этой роли они служили тонким лезвием в арсенале Императора: там, где не хватало слов, побеждали мечи. В их распоряжении находилось множество мощных секретных технологий. Двигатели обфускации — один из таких даров — были адаптированной древней технологией эпохи Ереси. Благодаря им пустотные щиты были способны инвертироваться, что делало «Сияние» невидимым даже для самых мощных авгуров.

Ахаллор всегда считал, что в названии «Сияние» есть доля иронии.

Разрушающий завесу телепортариум оказался еще одним древним сокровищем с широким рабочим диапазоном и восхитительной точностью. Одно такое устройство было более ценным для Адептус Кустодес, чем целый боевой корабль, на котором его установили.

— На подходе к планете соберите дополнительную информацию, капитан, — скомандовал Ахаллор. — Особенно внимательно просканируйте местность вокруг Импрезенции. Найдите лучшее место для проникновения.

— А когда вы будете уже на планете?

— Никаких второстепенных контактов. Мы встретимся с выжившими и возьмем ситуацию под контроль. Вы же остаетесь на «Сиянии» и делаете все возможное, чтобы собрать уцелевшие активы Навис Империалис, которые еще находятся в системе. Постарайтесь не рассекретить свое местоположение.

— Да, повелитель. Да пребудет с вами Император.

— Мы всегда с Ним, капитан, — поправил ее Ахаллор.

Он и Вихеллан направились к выходу.

— Все это вполне может оказаться ловушкой, понимаешь, да? — спросил Вихеллан, как только они вышли за двери. — Враги знают, как важен этот мир. И сил у них здесь предостаточно, чтобы справиться с местной планетарной обороной, — но не с тем, что грядет. Магистр войны — не дурак. Он заготовил наживку.

— Безусловно, он знает. Но мне жаль того, кто поймает нас в капкан.

— Прелестно, — проворчал Вихеллан. — Я знал, что эта миссия придется мне по душе. — Он широко улыбнулся, пока они шли по коридору к казармам. Там они подготовятся и поведут в бой Адептус Астартес.

«И тогда, — подумал Ахаллор, — мы защитим Гаталамор во имя Императора».


Глава восемнадцатая

Дар святого

Архангелы

Мученики


Хриплое дыхание отяжелело. С каждым новым выдохом рот наполнялся кислым привкусом желчи, с каждым новым вдохом в груди распускался огненный цветок. Она не останавливалась, хотя мышцы ног у нее, казалось, превратились в воду.

Это было похоже на ночные кошмары, через которые Шанни прошла в детстве на борту «Нищего» — корабля, на котором она вместе с семьей отправилась в паломничество на Гаталамор. Во сне девушка убегала от трюмных крыс, — от крыс, которые скрежетали коготками в воздуховодах, отчего у нее мурашки бежали по коже. Во сне ноги отказывались слушаться, и она не могла крикнуть. Все, что ей удавалось, так это выдавить писклявое сипение. Все ее сны заканчивались одинаково: Шанни просыпалась аккурат перед тем, как ее накрывало волной из крыс…

На этот раз такой удачи не будет. Задыхаясь, она шептала молитву, моля о милосердии.

Но что Император знает о милосердии? Отец Шанни погиб в давке в тот самый день, когда они высадились на Гаталамор, — еще до того, как они добрались до храма святого Треманда. Спустя несколько недель они возложили его трость в качестве дара в храме, молясь за его душу мраморной статуе, которую он мечтал увидеть всю свою жизнь.

Старший брат Шанни, Джара, связался с подпольными резчиками по кости, когда стало ясно, что семье не выбраться из трущоб. И дробовик одного из силовиков отправил сына на встречу с отцом.

И все же Шанни с матерью не бросали друг друга. Жертвуя всем немногим, что у них еще было — лишь бы искупить зло, которое, должно быть, они все-таки совершили, раз им довелось познать такие страдания.

А потом звезды разорвались, началось вторжение, и стало понятно, что на самом деле от милосердия Императора нет никакой пользы…

Она была измучена до бреда. Она бежала целую вечность. Не нужно было ей выходить наружу. Не нужно было выбираться из катакомб. «О Император, прости, — подумала она, — о Император, спаси меня. Какой выбор у меня оставался?» Но другая часть Шанни зарычала в ответ: «Там, внизу, нечего жрать, там вообще ничего нет, кроме статуй с благостными лицами. Император не защищает!»

Шанни бежала и бежала между возвышающимися макромавзолеями. Наступило утро, окатывая стены зданий расплавленным золотом. И все, чего касалось утро, ослепляло, а чего нет — оставалось таким же жестким и черным. Каменные херувимы, чьи головы тонули в рассветном ореоле, смотрели на девушку сверху вниз, безразличные к ее судьбе.

«Они знают, что меня ждет, — в отчаянии подумала она. — Знают, но ничем не помогут».

По развалинам прокатилась автоматная очередь. Прямо за ее спиной что-то тяжелое сдвинуло груду щебня. Раздался вой, настолько неестественный, что у Шанни кровь застыла в жилах.

Прекрасно понимая, что совершает ошибку, она невольно оглянулась, так и не сумев совладать с инстинктами. Девушка увидела их — пять огромных искаженных фигур, превратившихся в живой огонь в лучах восходящего солнца.

Шанни завопила, задыхаясь, и попыталась прибавить шагу, но попала ногой в щель между двумя кусками каменной кладки; нога прочно застряла, и земля устремилась ей навстречу. Пытаясь смягчить падение, она ударилась руками об острый гравий и стекло. Что-то в ноге выгнулось слишком сильно и треснуло. Подняв голову, она почувствовала привкус крови. Какое-то ошеломленное, дурацкое мгновение она лежала неподвижно.

Дрожа, девушка перевернулась. Сломанные кости заскрежетали где-то в лодыжке, и она вскрикнула от отчаяния, агонии и гнева. Гнева на тварей, охотившихся за ней. Гнева на Императора, позволившего случиться всему этому с ней и с ее семьей.

С ее бедной матерью.

Задыхаясь, дрожа, обливаясь потом, Шанни искала хоть какую-то надежду на спасение, но ее не было. Они шли к ней — чудовища из самых темных писаний, вещи, которые ее разум почти отказывался воспринимать как реальные. Они были высокими, такими высокими, и… с доспехами, залитыми старой кровью и острыми, как лезвия ножей. «О Бог-Император, эти клыки, эти когти, эти глаза…»

И несмотря на все, что Император отнял у нее, Шанни поймала себя на том, что умоляет Его:

— О Бог-Император всемогущий, о владыка воинства ангельского, о защитник…

«Ты сама не можешь себе помочь, и только поэтому умоляешь Императора о помощи», — шепнул ей внутренний предательский голос.

— Пожалуйста, молю тебя, услышь эту молитву твоей верной слуги...

«Так же, как Он услышал, когда кричал твой отец перед смертью? Так же, как когда они забрали Джару? Так же…»

— Узри, что я в опасности, о Бог мой Император, и божественным милосердием дай убежище этой недостойной душе…

«Не то, чтобы Он делал такое раньше, — Он вообще этим не занимается, — не унимался голос внутри. — Есть боги куда как получше Него».

Чудовища нависли на ней: слюни стекали с клыков, растущих прямо из деформированных шлемов, грубые клешни и когти сверкали в утреннем свете. Были ли они машинами, или существами из плоти, или вообще помесью? В их желтых глазах пылал голод, а Шанни все молилась, чтобы умереть быстро.

«Он тебя не пощадит, — нашептывал голос в голове. — Ты для Него ничто, Он о тебе не позаботится».

Рассветные лучи затуманились, и твари склонились над девушкой. Один из них погладил ее кончиком острого когтя и обхватил Шанни за талию огромной рукой, подняв вверх. Сломанную ногу выдернуло из западни, и девушка заплакала.

А голос в голове все не замолкал: «Они все сделают как можно медленнее, так, что ты будешь умолять о смерти задолго до того, как они закончат, и тогда ты столкнешься с чернотой в одиночестве, потому что нет ничего — ни милосердия, ни доброты. Император ненавидит тебя!»

Клыкастая пасть приблизилась к лицу девушки. Казалось, открылся шлем, но в то же время это было его лицом — помесью брони и человеческой плоти. Длинный толстый язык выскользнул наружу. Шанни закрыла глаза, приготовившись умереть.

Внезапная вспышка золотой молнии вырвалась из-под земли, заставив одного из чудовищ пошатнуться. Воздух наполнился пронзительным воем. Сверкающий вихрь, затмивший золотые лучи, подхватил и закружил камни и осколки разбитых витражей. Страшилищ, охотившихся за Шанни, отбросило назад. Они что-то кричали на языке, которого она не понимала. Девушка упала мешком с костями, оцепенев от страха и не в силах шевельнуться, но сердце воспарило. После всего случившегося Император ответил на молитвы!

— Император… — выдохнула она. — Император защищает!

Она собралась с силами и отползла назад; сломанная нога мучительно волочилась по неровной земле.

В смятении чудовища наносили по свету удар за ударом. Вокруг Шанни грохотали раскаты грома. И внезапно материализовались гиганты в красно-золотых доспехах, размывающихся в призрачной рассветной дымке.

— Ангелы. Ангелы Господа нашего, Господа человечества, — прохрипела Шанни.

Взглядом она отыскала позолоченную аквилу высоко над спасителями. Яркие лучи восходящего солнца пылали на кончиках крыльев, отражаясь от драгоценного камня в единственном глазу орла, и она поняла.

«Благодарю Тебя», — подумала Шанни Святодар и почувствовала, как на нее падает ослепительный солнечный свет, наполняя верой, более сильной, чем когда бы то ни было в ее жизни…


— Свяжитесь с фронтом, тут Астартес-предатели, одержимые демонами, — рявкнул щит-капитан Ахаллор. Не успела вспышка телепорта погаснуть, как он занес Просектис и нажал на спусковой крючок, встроенный в рукоятку. Безошибочно нацеленные болтерные заряды вонзились в плоть-металл предателя и взорвались с такой яростью, что рогатая голова оторвалась и взлетела в небо.

Ихор брызнул фонтаном, но тех, кто отдал смертное тело демонам, не так легко убить. Раскрытый, как окровавленный цветок, обезглавленный, космодесантник-предатель держался на ногах; по воздуху щелкали клешни, а на обрубке шеи вскипело шипящее гнездо из десятка щупалец и глаз.

Собратья Ахаллора обрушили из оружия шквал болтерного огня, поглотивший одержимых. Броня их разрывалась, нечестивая плоть лопалась, и наконец космодесантники Хаоса были отброшены назад.

Гастий Вихеллан вышел вперед, справа от Ахаллора. По левую руку встал вексиллярий Ундейр Амальт-Амат. Понтус Варсиллиан Прославленный и Асвади Мужественный замыкали их пятерку с флангов; на верхушках их щитов были закреплены клинки Часовых, а с краев вспыхивал оружейный огонь.

Кустодии превратили одержимых в кровавое месиво. Это было катастрофическое, подавляющее применение силы; столкновение, больше похожее на расстрел, чем на схватку. Лишь когда последний из зараженных демонами предателей перестал дергаться, Ахаллор опустил взгляд на смертную, лежащую на обломках у его ног. На лице Шанни сияла блаженная улыбка.

— Император. Хвала Императору…

— У нее шок, — произнес Ахаллор, — Варсиллиан, окажи ей помощь.

— Щит-капитан, — подтвердил Варсиллиан. Он отложил снаряжение в сторону и опустился на колени, чтобы помочь девушке — огромные руки в броне умело управлялись с ее ранами.

— Гастий, расстояние до цели?

Вихеллан сверился с системными показателями доспеха.

— Мы — за пределами периметра порта, так как отклонились на несколько миль от курса. Я бы предположил, что причина в эмпирических помехах неизвестной природы. Не повезло нам, зато повезло ей, что нас занесло сюда, — сказал он, указывая на раненую девушку.

— Даже «Сияние» не может обеспечить абсолютно секретную телепортацию, да еще с такого расстояния. Нас засекут, поэтому нужно передислоцироваться, и как можно скорее, — произнес Ахаллор. — Наше прибытие оказалось более шумным и беспорядочным, чем хотелось бы.

— Клинки заняли бы времени побольше, — ответил Вихеллан, все еще рассматривая раненую девушку.

— Подними ее. Мы выдвигаемся, — приказал Ахаллор.

Варсиллиан прикрепил щит к задней части доспехов и поднял Шанни; та заплакала от боли, и он сказал ей несколько успокаивающих слов. Затем наклонился и поднял меч.

— Стоит подумать о том, чтобы оставить ее, — тихо произнес Вихеллан.

— И кем мы тогда станем? Посмотри вокруг. — Ахаллор обвел взглядом руины гаталаморской Импрезенции. — Сколько здесь погибло таких же людей, как она? За что? Их убивают перед изображениями их Защитника; не сомневаюсь, они умирают, повторяя Его имя. Только представь, какую силу это дарует врагам. Вообрази, что они чувствуют. Ну нет! Мы можем спасти ее без особого труда, а значит, сделаем это. Варсиллиан будет сражаться с ней на руках почти так же хорошо, как и без нее. — Он посмотрел на голубое утреннее небо. — Признаков вражеского флота нет, но там, где получится, будем двигаться под прикрытием.

Вихеллан хмыкнул:

— Ну да, друг мой, смысл проделывать путь с Терры только для того, чтобы испариться под лучом лэнса. — Он указал туда, где шпили возвышались над зубчатыми рядами стен, почти такими же крутыми, как стены Внешнего дворца. Они венчали невысокие холмы, а за шпилями виднелись очертания зданий, обычных для космопортов Галактики. — Нам туда.

Кустодии бежали через руины; благодаря усовершенствованиям тел они неслись по неровной земле, на которой смертные бы только спотыкались. Меньше чем за час они подступили к внешним границам Лестницы Вознесения. Они приближались с востока, где земля вздымалась крутыми утесами, а извилистые городские улицы вздымались вверх на добрую сотню метров, прежде чем снова выровняться. Кустодии поднимались по этой пустынной лестнице, пока не увидели космопорт впереди. Неподалеку прогремели взрывы, и они заметили, как пустотные разряды вырываются в атмосферу на западе.

— Это и есть главная точка их сопротивления — все перехваченные переговоры идут именно из той башни. — Вихеллан указал на здание.

Ахаллор проследил за его рукой. Башня, по-видимому, находилась к югу от центра порта; судя по архитектуре, сооружение было религиозного предназначения, но все-таки достаточно высоким, чтобы служить небольшим диспетчерским пунктом или центром связи: для большего ему не хватало пристроек.

— Хорошее место для командного центра. Мы уже близко, — ответил Ахаллор.

Ауспики зазвонили в шлемах.

— Щит-капитан, движение. Двести метров, приближается к нам, — передал по воксу Амальт-Амат. — Сигнатуры силовых доспехов.

— Быть начеку, — скомандовал Ахаллор.

— У тебя вошло в привычку отдавать приказы заранее, — заметил Вихеллан. Все они уже были наготове с поднятыми клинками и щитами, образовав кольцо из аурамита. Внутри этого кольца стоял Варсиллиан с Шанни, но Вихеллан опустил клинок на плечо.

— Ключи от сигнума у тебя, — произнес Асвади, немного ослабив бдительность.

— Знаю, — ответил Вихеллан.

Фигуры в броне виднелись в арках здания Администратума. Их броня цвета оружейного металла переливалась в лучах восходящего солнца.

— Адепта Сороритас, орден Серебряного Покрова, — заключил Вихеллан. — Вот это уже более гостеприимно.

Двенадцать Сестер Битвы вышли на улицу. Все они были потрепаны в боях. Сестры шли в шлемах, пока не подошли к кустодиям, и только главная сестра открыла лицо. Ахаллор заметил, что глаза сестры сияют… восторженно? Остальные тоже сняли шлемы, словно хотели насладиться ликом кустодиев без авточувств.

Все, как одна, опустились на колени и склонили голову в глубоком почтении.

— Хвала Господу! — провозгласили они. — Хвала Господу!

Старшая из сестер поднялась.

— Хвала Императору за ваше прибытие. Не думала, что смогу увижу столь великолепное зрелище в своей жизни, как вы, святейшие владыки. Я благодарю за то, что стала свидетелем вашей славы, и стою в присутствии тех, кто стоял с Ним на Терре! Хвала! Хвала! Хвала! — крикнула она.

— Сестра, приветствую вас и рад нашей встрече, — произнес Ахаллор. — Мы идем к вашим командирам. О том, что мы прибыли на Гаталамор, враг пока ничего не знает, так что нужно, скажем прямо, поспешить.

По воксу до Ахаллора донесся смешок Вихеллана. Большинство кустодиев уважали веру Адепта Сороритас, но Вихеллан никогда не относился к религии Адептус Министорум серьезно.

— Конечно, конечно! — ответила Сестра Битвы. — Вы вселяете во всех нас надежду, ею нужно делиться. Я проявляю эгоизм в стремлении насладиться моментом нашей встречи для собственного удовольствия.

А позже она будет на скамье для бичевания, — сказал Вихеллан по закрытому каналу.

— Как вас зовут? — спросил Ахаллор.

— Простите, я палатина Грация Эммануэль из ордена Серебряного Покрова. Наш штаб — к западу отсюда в Чудотворном святилище. — Она указала на башню. — Если вы составите нам компанию, повелитель, я с радостью отведу вас к канониссе.

— Было бы весьма неплохо. Чем скорее я скоординирую наши действия с выжившим имперским руководством в этом мире, тем лучше. Командует госпожа канонисса?

— Общее командование осуществляет мордианский генерал Лютор Дворгин. Он хороший человек, преданный. Воистину, благословление Императора, что вы появились там, где появились, повелитель, — ответила палатина; глаза у нее сияли от восторга. — Вижу, вы спасли одну из мучениц Императора. Благословенная! Я отведу эту девушку к канониссе, такую милость нельзя оставлять без внимания.

— Мученицу? Она еще жива.

— Мой лорд, с тех пор как Архивраг вторгся в наши земли, они охотятся на солдат и гражданских, на всех без разбору. Всякий раз, когда они убивают последних, мы чтим жертву этих слуг Императора, возводя их в мученики.

— Позволяете им привлечь внимание врага, чтобы вы могли заманить его в ловушку и уничтожить? — спросил Вихеллан, сразу же поняв подтекст.

— А не могли бы вы вместо этого попытаться спасти этих слуг Императора от предателей-Астартес? — тут же спросил Ахаллор.

— Император спасает лишь тех, кто спасает себя сам, повелитель, — ответила она с фанатичной уверенностью. — Такова воля Его.

Кости старой Терры, — тихо произнес Вихеллан по частному каналу, — пятьсот лет я наблюдаю их холодный фанатизм, а все никак не привыкну.

Ахаллор отключил вокс-передатчик, чтобы поговорить с Вихелланом.

— Если вера этих воинов помогает им сражаться, то я вижу в ней ценность. Они сами решают, как выражать эту веру, и нас это не должно касаться, если это не мешает нашей миссии.

Служение — это все, — возразил Вихеллан, — но лучше служить по своей воле.

— Довольно. В любой момент может раздаться сигнал об обнаружении, а вместе с ним — и риск потерпеть неудачу. Это гонка на секунды. Помолчи немного. — Ахаллор вновь включил вокс-передатчик для сестры: — Ведите нас к канониссе, но женщину мы берем с собой. Она не останется здесь умирать.

Эммануэль выглядела смущенной.

— Конечно, зачем же бросать ее на верную смерть? — И Сороритас сделала то, что сильно удивило Ахаллора. Убрав болтер в кобуру на плече, она подошла к Варсиллиану и протянула руки. — Отдайте ее мне, дабы я смогла облегчить ваш путь и отнести мою сестру по вере.

Варсиллиан посмотрел на Ахаллора.

— Делай, как она сказала. Мы теряем время.

Варсиллиан осторожно опустил раненую девушку на руки Сороритас. Эммануэль взяла ее нежно, как ребенка.

— Секунду назад ты бы сделала из нее еще одну мученицу, а теперь уже спасаешь? — спросил Ахаллор.

— Она достойна большего, чем остальные. — Судя по тону, Эммануэль считала ответ лежащим на поверхности. — Она — свидетель прибытия Кустодес Императора. Вы, мои святые повелители, благословили ее. Она еще может быть объявлена святой.

— Ага, еще один святой — как раз то, что нужно этому миру, — пробормотал Вихеллан.


Глава девятнадцатая

Равновесие пошатнулось

Золотые гиганты

Чудо


Равновесие пошатнулось. Форт Бастабус пал.

Лютор Дворгин вновь взглянул на цифры потерь. Лодовианцев уже практически разгромили. Он положил отчет на стол к остальным бумагам. Ни в одном из документов не содержалось хороших новостей. Лютор едва удержался, чтобы не потереть усталые глаза.

«Никогда не показывай слабости перед солдатами», — напомнил он себе. Усталость, голод, безнадежность и отчаяние — все это должно остаться между тобой и Императором.

Дворгин взял с тактического стола стилус, чтобы обновить один из орбитальных пиктов. Пометок оказалось так много, что они попросту мешали разглядеть полную картину. У канониссы Имельды Веритас было несколько сестер, которые редактировали копию, но они не поспевали за постоянно изменяющимся фронтом.

Стилус… тактический стол… будто издевательские и мрачные шутки, под стать этой кампании. Стилус — осколок кости. Тактический стол — надгробие. Даже проекционный стол оказался немногим больше, чем насмешкой, поскольку выверенные голограммы несли ссылки на данные, которых у них никогда не было.

Атака начнется совсем скоро. Дворгин подавил зевок и попытался разработать план пополнения периметра. Тем не менее, он не смог отмахнуться от разговоров между командным составом, когда они пытались сделать что-то значительное из этого медленного поражения.

— …третьему отряду снабжения пройти к Шпилям Кларион. Там область довольно-таки хорошо вооружена, но у врагов и жаждущих крови есть…

— Нет, тридцать пятый взвод не выходил на связь уже шесть дней. Думаю, что настало время для…

— …вытеснен из убежища в Дельфи-Като с тяжелыми потерями. В последнем отчете старшей сестры говорилось о том, что она собирается оторваться от погони в катакомбах, прежде чем…

— …линии канала Праведного Милосердия. Если мы сможем…

— Кто-нибудь слышал хоть что-нибудь о серафимах сестры Клариты? Они продвигались на север от процессионали Заслуживающих Страданий и…

— …еще гнусные еретики! Нам нужны…

— …подтверждаю потери.

Дворгин колебался. Он глубоко вздохнул. В воздухе витал аромат ладана вперемешку с потом и запекшейся кровью. Сестры-госпитальерки устроили приемную для сортировки раненых наверху, прямо в святилище, за день до того, как потери хлынули безудержным потоком после контратаки на Хоровом перекрестке. Имперцы смогли удержать святилища с водохранилищами, но список павших в этой бойне все равно был внушительным.

Взгляд Дворгина вновь блуждал по этому списку. «Если все будет продолжаться в том же духе, у нас окажется предостаточно еды и воды для всех». Осознав, что взгляд его стал безучастным, Лютор встрепенулся. Он сделал заметки, сверяясь с мерцающим инфопланшетом, еще раз проверил, не наделал ли ошибок. Дела и без них шли паршиво. Каждый росчерк пера обрекал людей на верную гибель.

Лейтенант Штейнер внезапно оказался рядом. Молодой офицер протянул флягу.

— Боевые трофеи, сэр, — сказал обычным сухим тоном.

Дворгин взял флягу. Вода внутри оказалась прохладной, с привкусом химикатов, но он был благодарен и за это. Заставив себя сделать только пару глотков, Лютер вернул флягу.

— Докладывайте, Штейнер.

— Разведка пролета святого Клейтора прошла успешно. Все отчеты здесь. — Лейтенант достал другой инфопланшет и аккуратно поменял устройства в руках Дворгина. — Сэр… — Штейнер запнулся.

— Да, лейтенант? — Лютер ответил, уже читая отчеты.

— От себя лично, сэр, я запрашиваю актуальную информацию, когда вы в последний раз получали пайки или спали.

Дворгин хмуро посмотрел на лейтенанта. Штейнер встретил этот взгляд с невозмутимым выражением лица.

— Это Веритас надоумила вас на маленькую проверку?

— С чего вы взяли, сэр?

— Я должен бы донести на вас в Комиссариат за эту дерзость, лейтенант.

— Так точно, сэр. Мне разыскать комиссара Шалиима, сэр? Согласно последнему отчету, он надзирал за ударными группами в базилике Славы около двух дней назад.

— Не глупите, Штейнер, для этого придется пройти целых полрайона.

— Так точно, сэр.

— Император вознаграждает решительность и честный труд, лейтенант. Приму ваше замечание к сведению. А вы пока проанализируете разведданные и сверите их с остальными отчетами и информацией. Составьте краткий всесторонний стратегический доклад, после чего отправьте мне и канониссе до того, как я проснусь. Враг прощупывает нашу оборону со всех сторон, но когда он придет, то пойдет прямиком через этот гребаный мост, я в этом уверен.

— На все воля Императора, генерал, — ответил Штейнер, забирая инфопланшет из рук Дворгина.

— Краткий и всесторонний, — повторил Дворгин и отвернулся.

«Этот парень точно далеко пойдет. Если, конечно, кто-нибудь из нас выберется с Гаталамора живым…»

Но шансов выжить — с урезанием пайков, с вражескими силами, наступающими на их последние оплоты, с отсутствием любых способов связаться с остальным Империумом — оставалось все меньше. Враг сжимал хватку, и с уничтожением Бастабуса у предателей высвобождались новые резервы, чтобы прижать оставшихся имперцев.

«Даже если мы сумеем удержать этот проклятый космопорт, то что тогда? Сколько времени мы сможем выстоять после? Разве что случится гребаное чудо, чтобы…»

Он запнулся. Снаружи донесся какой-то галдеж. Дворгин поискал глазами в толпе офицеров канониссу Веритас. И тут их глаза встретились.

— Во имя Императора, это еще что? — прокричал он Веритас. — Нас атакуют? — Он прислушался. — Это… пение? — Дворгин протолкнулся к ней через командный центр.

— Это не шум сражения, — ответила Веритас. — Идемте.

Они вышли в коридор. Святилище переполнялось все больше: войска были расквартированы на возвышении после падения многих редутов. Уставшие солдаты повскакивали со своих мест в нишах статуй и на крышах саркофагов, где их отдых внезапно нарушили.

— Это поют твои люди, — констатировал факт Дворгин. — Почему?

Канонисса нахмурилась и опустила голову поглубже к горжету, быстро обменявшись парой фраз через вокс. Дворгин ничего не услышал, но по выражению ее лица понял, что произошло нечто необычное. Она словно засветилась изнутри, — он мог бы поклясться, что от нее исходит свет, от которого ее морщинистое лицо помолодело.

Она коснулась его руки теплым металлом бронированной перчатки.

— Идем, генерал, у меня хорошие новости.

Канонисса провела Дворгина через дверь, ведущую наружу. Они вышли на обширный балкон с балюстрадой в нескольких метрах от двери. Она подвела генерала к краю так, чтобы он смог посмотреть вниз на разрушенные улицы Лестницы Вознесения.

Генерал прищурился и заметил движение на дороге. Такого множества людей на открытой местности он не видел с самого начала вторжения. Посреди этой толпы проходила черная линия с золотым светом посредине. Старые глаза генерала не могли рассмотреть все как следует.

— Славься, славься! — говорила Веритас. — Хвала, хвала, хвала Ему на Терре, что Он послал слуг Его к нам именно сейчас! — Слезы покатились по ее лицу.

— Это еще что такое? Имельда, что ты там увидела?

— Славься! Славься! — все повторяла канонисса. — Ох, хвала, хвала, хвала!

Он высвободил руку из хватки Веритас и достал магнокуляры из чехла на поясе, приложив к лицу. И тогда он смог разглядеть толпу внизу, увидел восхищение на некоторых лицах. Они вышли с фонарями и свечами, — словно среди теней в глубине улицы разлилась огненная река. Люди распевали гимн возвращающимся сестрам, музыка наполняла город, и Импрезенция словно вновь вернулась к обычной жизни.

Генерал навел магнокуляры на середину дороги. Сначала он увидел Сестер Битвы, от брони которых отражались утренний свет и огни. Во главе шла палатина Эммануэль вместе с еще одной Сестрой Битвы и с ошеломленной женщиной, которую они вдвоем поддерживали.

Взгляд его метнулся обратно к маленькой процессии. Ослепительное сияние становилось все ярче, скрывая то, что находилось внутри, и тут генерал вздрогнул. Как только глаза привыкли, он увидел источник света и чуть было не выронил магнокуляры.

— Императорова срань, — выпалил он, забывшись.

Веритас даже не обратила внимание на богохульство, — она стояла на коленях, молитвенно сложив руки, и рыдала.

— Хвала Ему! — повторяла она снова и снова. — Нас благословили, нас благословили. Хвала Ему!


Дворгин и Веритас встретили гостей у восточных ворот. Вход защищали баррикады из мешков с песком; позиции на них занимали мордианцы, но теперь они стояли перед тяжелыми орудиями, раскрыв рты и совсем позабыв о долге. Многочисленные гражданские вокруг кто пел, кто плакал. Многие с рыданиями распростерлись на земле и бессвязно причитали.

Лютор одернул униформу, внезапно нелепо осознав, как же потрепанно он выглядел. «Как приветствовать полубога?» Люди, которых он набрал в почетный караул, смотрелись так же неряшливо, как их генерал. Они — мордианцы, а это значит, что им подобало выглядеть достойно, и он переживал из-за этого. Веритас окружали серафимы, певшие осанну в потрясающей гармонии.

Палатина Грация Эммануэль дошла до подножия сотни ступеней, ведущих наверх. Раненую увели госпитальерки, и процессия вступила на лестницу; гиганты возвышались над Сестрами Битвы.

«Трон… Адептус Кустодес. Святые Императора, Его ближайшие соратники, защищающие Его, пока Он страдает на Троне Терры, дабы подарить человечеству лучшее будущее». Это напоминало смутные легенды. Его рациональная сторона отвергала то, что они и вправду здесь находятся. Она настаивала, что его собственные глаза лгут. Но они были там, — Его ангелы во плоти, золотые, словно солнце. Дворгин моргнул в замешательстве, не состоянии принять все, что видел.

Нечто затеплилось в нем — медленно растущая надежда.

Эммануэль дошла до последней ступеньки и подняла руку. Шлем она повесила на пояс, лицо у нее сияло от восторга.

— Канонисса, — радостно произнесла сестра. — Император ответил на наши молитвы!

Огромная фигура возвышалась над Эммануэль, — а кустодий еще даже не достиг вершины пролета. Впереди идущий становился все больше и больше с каждой ступенькой. Массивная броня из силовых пластин красного и золотого цветов, конический шлем с кроваво-красным плюмажем... Он остановился, поджидая собратьев; вскоре те присоединились к нему и обступили его по двое с каждой из сторон. Вооружены они были щитами величиной с двери и несли мечи, каждый из которых оказался размером с самого Дворгина. Один из кустодиев вместо щита нес знамя — около пятидесяти килограмм золота, несомые без видимых усилий.

Командир передал меч и щит двоим соратникам и двумя руками отстегнул великолепный шлем. Дворгин внезапно ужаснулся при мысли о том, что ослепнет от сияния, исходящего от лица кустодия, — так прекрасно оно должно быть. Он даже зажмурился, но воин выглядел, как человек, хотя и величественный. Лицо у него было словно высечено из камня: квадратная решительная челюсть, тонкая полоска губ, приплюснутый нос между скул, крепких, будто им не страшны даже болтерные снаряды. Узкие карие глаза с тонкими золотыми прожилками на радужке смотрели вокруг твердо, словно алмазы. В разъемы интерфейса на левом виске подводились провода. А кожа казалась золотой в отраженных броней лучах утреннего солнца.

Казалось, он был средних лет, но взгляд говорил о том, что он намного, намного старше. Двигался командир с грацией, которой Дворгин не видел ни у одного человека, даже несмотря на его танкоподобную броню. Все выдавало в нем воина, хотя никаких шрамов или меток на лице не было, — как будто он был настолько искусен, что его не мог коснуться ни один враг.

Дворгин невольно опустился на одно колено. То был жест признания божественности этого огромного воина. Генерал на мгновение осознал, что каждый мордианец, как и каждая Сестра Битвы, тоже преклонили колено.

«Правильно ли я себя веду?» — невольно подумал Лютор.

— Мой господин, на нас действительно снизошло благословение, — сказала Веритас, вновь обретя голос. — Подумать только, Император послал нам Свою собственную Кустодийскую стражу, чтобы они привели нас к победе! Мы благословенны, благословенны!

Кустодии. Невероятно, конечно, — именно они стояли подле Императора. Императора. Самого Повелителя Человечества. Дворгин никак не мог прекратить думать об этом.

Гигант склонил голову, соглашаясь с Веритас.

— Мы пришли сюда не для выполнения этой миссии, но тем не менее мы поможем вам, если у нас получится. Император отправил нас убедиться, что врата Гаталамора остаются открытыми, дабы мстящее воинство Робаута Гиллимана могло свободно передвигаться по пути на войну.

— Повелитель, — удалось прохрипеть Дворгину. — Сюда прибудет примарх?

Гигант посмотрел на него сверху вниз оценивающим взглядом, — как если бы проверял полезность того или иного предмета.

— Крестовый поход Индомитус начался, — ответил кустодий, будто этим все объяснялось.

— Повелитель, объявлен крестовый поход? — спросила Веритас. Дворгин был ей благодарен за это; сам он вряд ли набрался бы смелости задавать вопросы.

Кустодий — Дворгин заставил себя вспомнить это слово — улыбнулся. Всего на секунду он приподнял уголки губ, но эффект оказался электризующим.

— Величайший поход в истории человечества.

Толпа радостно зашептала.

— Вы были отрезаны здесь, разве нет, и сражались без всяких знамений милости Императора, но тем не менее стойко? — спросил кустодий.

— Наша вера никогда не ослабевала, — горячо ответила канонисса.

— Это делает вам честь, — ответил кустодий, обращаясь ко всем на ступенях. И лишь сервиторы, стоявшие на страже у дверей, не ощутили проблеска надежды, который принесли эти слова, но Дворгин знал, что даже безмозглые стражи не могут оспаривать слова новоприбывшего.

— Я щит-капитан Ахаллор, — начал командир, — и я принес вам известие, что вы сражаетесь не в одиночку. — Он оглядел ликующую толпу, а затем повернулся к Веритас и продолжил вполголоса: — Необходимо собрать совет. В узком кругу. Нам многое нужно обсудить, а время не ждет.


Глава двадцатая

Обсуждение стратегий

Обмен услугами

Мгла


— Крестовый поход Индомитус — величайшая военная кампания нашего века, контрнаступление, способное загнать врага назад в бушующие шторма, откуда он и явился, — произнес Ахаллор. — Гаталамор имеет приоритетное стратегическое значение.

Из командного центра вывели весь обслуживающий персонал, остались только старшие офицеры театра военных действий. Дворгин, Веритас, принцесса Джессивейн, полковник-вождь Юрген и их ближайшие подчиненные представляли собой разношерстное сборище.

— Удары, нанесенные с вашей стороны к этому времени, войдут в историю, — продолжал Ахаллор. — Ибо они первые из бесконечного числа других.

Дворгин услышал благодарственные молитвы: всеобщее благоговение было слишком велико для более пылких проявлений.

— Однако ваш Император требует большего. Мы — всего лишь вестники вторжения. Если не брать в расчет капризы варпа, то наши соратники отстают всего на несколько дней. У нас слишком мало времени, чтобы противостоять угрозе флота.

— Угрозе? — переспросила Веритас. — Какого рода эта угроза?

— Пока неизвестно, — ответил другой кустодий — громадный, представившийся как Вихеллан. Он снял шлем, открыв взглядам суровое лицо в обрамлении седых волос. — Колдовство. Засада. Кто знает? Ясно только то, что угроза реальна. Нам потребуется знать каждую стратегическую деталь вашей операции, а также все разведданные о враге, которые вы можете предоставить.

Дворгин подошел к столу с картами, борясь с дрожью в усталых коленях.

— Сию минуту, повелитель. — Он указал на картолит. — После первой атаки нам удалось удержать космодром «Лестница Вознесения» и другие важные объекты; стыдно признаться, но в последние несколько недель мы только и делаем, что теряем территории. Сегодня доложили, что форт Бастабус пал. Это был один из последних крупных опорных пунктов в этой части континента.

— Где он находится? — спросил Ахаллор.

— В восьмидесяти километрах вверх по побережью. Его удерживала половина полка лодовианцев. Теперь они все погибли. Враг готовится к крупному наступлению со стороны пролета святого Клейтора. Думаю, что теперь, когда Бастабус пал, эта атака просто неизбежна.

— Верю, что у нас хватит сил выстоять до момента прибытия крестового похода, — произнесла Веритас.

— Возможно, не все потеряно, — согласился Дворгин, указывая на неровный разлом на ландшафте, — если бы вы предоставили нам поддержку, мы могли бы предотвратить атаку и отбросить врага назад, а также уничтожить артиллерию, угрожающую нашим пустотным щитам.

— Каков у вас план дальнейших действий? — спросил Ахаллор.

— Нашим пришлось бы держать оборону на противоположной стороне моста, чтобы дать нам хоть какую-то передышку, но теперь, когда вы здесь, можно отвоевать Благословенный бастион.

Дворгин переориентировал карту на высокую башню, расположенную на полпути между Лестницей Вознесения и макрособором.

— Благословенный бастион был главным командно-контрольным центром Импрезенции. Он считался неприступным, но из-за предательства его захватили в первый же день вторжения. И там у них работает вокс-глушилка, нарушающая нашу систему коммуникаций. Если вернуть эту крепость, можно будет лучше координировать наши действия с оставшимися в этом мире имперскими силами.

— Численность предателей в крепости? — спросил Вихеллан.

— Там полно культистов, есть и еретики-Астартес, — ответил Дворгин. — Точных цифр у нас нет.

Заговорила Джессивейн:

— Дом Камидар совершает вылазки ежедневно, чтоб оттеснить врага от ущелья, но наше поле боя все более и более сокращается. Они прорвали внешнюю оборону еще месяц назад, и теперь мы даже не отваживаемся пройти к пролету святого Клейтора. На юге все в огне, так что мы не можем получить сведения о силах врага на противоположной стороне ущелья.

— Это огромная и глубокая расщелина, — начал Ахаллор, глядя на карту. — Мост — единственный путь через реку. Им будет сложно атаковать.

— Тем не менее, я считаю, что это их лучший шанс на быструю победу, — ответил Дворгин. — Здесь видно, что ландшафт вокруг порта ограничивает продвижение на юг, восток и север. Западные районы — самые уязвимые. Одинаковая высота с обеих сторон ущелья дает им незначительное преимущество, так как оружия у врага больше, а мост ведет прямо в космопорт. Они подтянули тяжелую артиллерию. Принцесса Джессивейн уже несколько раз пыталась уничтожить эти орудия, но ее оттеснили назад, и наши пустотные щиты теперь нещадно обстреливают. Наш источник питания на пределе. Едва хватает мощности, чтобы одновременно питать энергией лазеры и щиты. Я уверен, что как только враг это пронюхает, неприятельский флот атакует немедленно. И тогда нам конец.

— То есть, если удастся вытеснить их из района Небес на другом конце пролета святого Клейтора, можно будет одолеть артиллерию, угрожающую вашим щитам, — произнес Вихеллан. — Таким образом, угроза наземного нападения сводится на нет. Таков ваш план?

— Так точно, — ответил Дворгин.

— Меня больше заботят орбитальные лазерные батареи, — начала Джессивейн. — Если мы их потеряем, Камидар откроется для прямой атаки с орбиты. Мои рыцари не смогут в таком случае покинуть крепость, и мы потеряем одну из самых мощных сил на этом мире.

— Они бы вас уже уничтожили, — сказал Ахаллор.

— Враг хочет заполучить этот порт целым и невредимым, — добавил Вихеллан. — Именно поэтому он до сих пор не пришел сюда.

— Каковы ваши пустотные силы, могу ли я узнать, господа? — спросил Дворгин.

— Вы что, подумываете об использовании наших космических ресурсов, чтобы уничтожить их в космосе и, вероятно, загнать весь флот в зону действия ваших наземных лазеров? Выбросьте это из головы, — произнес Ахаллор.

— Этот порт мог бы уже быть потерян, — сказал Вихеллан, — вместе с вашими жизнями, да и всей планетой. Но вы заставили врага быть настороже. У вас ресурсы на исходе. Если бы враг знал, насколько шаткое у вас положение, то нанес бы удар прямо сейчас. На данный момент удача на вашей стороне.

— На нашей стороне Император, — ответила Джессивейн.

— Судьбу, как и Императора, лучше не испытывать, — ответил Вихеллан.

— И все же помощь в пути, — добавил Ахаллор.

— Наиболее насущная угроза — это угроза крестовому походу, — продолжил Вихеллан. — Ставка вражеского командования расположена в храме Императора Торжествующего, в макрособоре Аскломеда Строителя, верно?

Дворгин кивнул и сфокусировал картолит в другой точке.

— Для эффективной защиты от слаженных атак это сооружение не подходит вовсе, — подметил Ахаллор.

— Так и есть, повелитель, поэтому мы с сестрами и не смогли его удержать, — ответила Веритас. — Однако мы уступали числом и столкнулись с предательством, к тому же были обязаны спасти самые священные реликвии. Неприятель намного превосходил нас в силе — там были еретики-Астартес и лишь Трон знает, сколько неверующих. Но у них были недели, чтобы укрепить оборону здания.

— До макрособора от нашего текущего местоположения около двух дней пути, — продолжил Дворгин. — Атака нам дорого обойдется, мы потеряем много жизней, а если потерпим неудачу, то потеряем все.

— Служение Императору — дело дорогостоящее, генерал, — произнес Вихеллан.

— Если собор изначально не проектировался как крепость, то как бы хорошо ни укрепили стены сыновья Пертурабо, крепость из него все равно будет плохой, — добавил Ахаллор.

— Вы намерены атаковать?

— Именно, — ответил Вихеллан.

— Но вас всего пятеро, — возразил Дворгин.

Принцесса Джессивейн рассмеялась:

— Это же архангелы самого Императора, генерал!

«Но их всего пятеро», — подумал Дворгин, нервничая от мысли, что кустодии смогут прочесть эти мысли и призвать его к ответу за недостаток веры.

Но никакого божественного суда не случилось. Вместо этого Ахаллор с лейтенантом изучали макрособор.

— Места для атаки полно, — произнес Вихеллан.

— Если так, то почему они внутри? Сперва нужно все прояснить, а уж потом действовать. Вихеллан, свяжись с госпожой Сангар. Пусть она подготовит людей брата-сержанта Люцерна к развертыванию. Могут ли ваши пустотные пушки и средства воздушной обороны обеспечить прикрытие по вектору нашей атаки? — спросил кустодий.

— Конечно, мой господин, — ответил Дворгин, колеблясь. — Вас здесь больше?

— Не нас. Адептус Астартес, — откликнулся Вихеллан. — Тридцать воинов.

По комнате пробежал шепот.

Ахаллор не обратил внимания на волнение смертных.

— Неважно, какова их численность, если их сдует с небес. Гастий, какова вероятность безопасной посадки, с учетом возможностей вертикальной защитной сети?

Вихеллан посмотрел на изображение порта.

— Пятьдесят четыре процента. Батарей земля-орбита достаточно, чтобы создать безопасный коридор для прохода в пустотной зоне, но есть риск при входе в атмосферу. Шансы невелики.

— Но достаточны, — ответил Ахаллор. — Скажи Сангар отправить вниз повелительницу астропатов Ашмильн и сержанта Люцерна. Она должна повиноваться. Отказа я не приму.

Дворгин даже представить не мог, чтобы кто-то смог ослушаться кустодия.

Ахаллор обратился к офицерам:

— Мы поможем вам с бастионом. Но нам нужно ликвидировать угрозу. Как только крепость будет в ваших руках, вы должны атаковать собор, чтобы прикрыть наше наступление. Предоставьте нам всю наличную информацию о макрособоре и катакомбах. У вас ведь есть пленник, да?

— Есть, — ответил Дворгин. — Хоть она и знает немного.

— Отведите меня к ней. Об остальном судить мне.


Время Исмаделы истекало. Ей причиняли боль, теперь она парила в тумане этой боли между царствами жизни и смерти. Совсем недолго ее крови оставалось течь в жилах, а сердцу — биться.

— Великие, — сказала она, хотя и сама не понимала, говорит это вслух или в мыслях. Мимолетное эхо отозвалось, насмешливо повторив слово.

«Великие», — сказало эхо. И взору открылась холодная каменная ниша, где Исмаделе удалось заполучить несколько минут отдыха. Исмадела знала, что эхо этого не одобряет.

— Помогите, — закричала она. Раньше Исмадела тоже верила: сначала в Императора, а потом — в Великие силы. Теперь она осталась одна.

«Помогите». Смех разразился вместе с эхом. Она чувствовала движение во мгле. Они пришли за ней. Она подвела Пантеон и заплатит за это.

Она смутно видела комнату, где на полу лежало ее тело, из которого вытекала жизнь, где невесты Императора с благостными проповедями резали и жгли ее плоть. Одна из них приглядывала за Исмаделой, ее лицо было скрыто за керамитовой маской. Остальные же ушли.

— Пожалуйста, — пробормотала девушка сквозь сломанные зубы, не понимая из-за сумрака вокруг, говорит ли она с сестрой или с эхом.

«Пожалуйста», — вновь передразнили ее голоса во мгле. Сияющая сущность зашевелилась. Красно-розовый плавник вынырнул и тут же исчез обратно в тумане. Охваченная ужасом, она попыталась вновь ворваться в тело, но оно отключалось, часть за частью, отвергая ее дух. Мгла вокруг все ждала, медленно затягивая Исмаделу и угрожая ей еще худшим.

Дверь в комнату ее смерти распахнулась, и сквозь нее проник яркий свет. Там, где он касался ее слабеющего тела, татуировки культа горели, распространяя волдыри по израненной плоти, но там, где он озарял клейма, оставленные невестами Императора, по телу распространялась прохлада.

— Посмотри на меня, — сказал голос. Он говорил на высоком языке Императора. И впервые она поняла его полностью.

Голова Исмаделы болталась на умирающих мышцах.

— Посмотри на меня! — приказал голос, и он оказался громче, чем звон собора Аскломеда до того, как пришли святые и сорвали все колокола.

Она невольно подняла голову.

Перед ней стоял золотой гигант, излучающий целительный свет. Исмадела заплакала, увидев его: в ту секунду она поняла, что шла по неверному пути и настал праведный суд.

Металлическая рука схватила ее за подбородок. По изуродованному лицу стекали кровавые слезы.

— Что вы искали на раскопках? — спросил голос. Она не могла разглядеть черты лица. Свет глаз гиганта оказался слишком ярким. Исмадела чувствовала, как Император смотрит на нее сквозь него, и, хотя она отвернулась от Него, понимала, что ее видят.

— Прости меня! — Она хотела прокричать это, но смогла только болезненно промямлить. Голоса в тумане рассмеялись.

Золотая рука оказалась такой прохладной и бережной.

— Не в моей власти отпустить тебе грехи, но я могу прекратить твои страдания. Скажи, что вы там копали?

«Не говори, — отозвались голоса в тумане. — Не говори никому!»

Исмадела колебалась между словами и молчанием, как и между жизнью и смертью, но в золотом ореоле света истинного ангела Императора не смогла промолчать.

— Бухарис, — выдохнула она. — Не знаю, что, но оно называется «Бухарис».

«Предательница! — зашипели голоса. — Предательница!»

— И для какой такой цели? — спросил золотой гигант, который, казалось, прекрасно понимал ее язык, хотя и непохожий на его собственный.

— Правосудие… — пробормотала она. Туман звал ее к себе. Нельзя было медлить. — Правосудие… для неверных.

— Оружие? — спросил гигант.

— Не знаю. — Исмадела чувствовала, что мышцы не выдерживают, но тем не менее нашла в себе силы покачать головой в руке гиганта.

— Ты знаешь что-нибудь еще? Отвечай правду. Я узнаю, если солжешь.

— Нет, больше ничего.

Гигант еще на секунду задержал на ней взгляд, взвешивая правдивость ее слов, и Исмадела ощутила, как вместе со словами он оценивает и ее душу.

— В таком случае покойся с миром, — сказал он.

Он напряг и вывернул руку, свернув культистке шею.

Не было ни благословения, ни спасения. Мгла окутала ее полностью, и эхо вновь рассмеялось. Исмадела закричала, когда Хаос воздал ее душе и в нее впились голодные твари из варпа.


Ахаллор ответил на невысказанные слова Сестры Битвы.

— Она настрадалась предостаточно и не знала ничего. — Он сделал паузу, но потом продолжил, скрывая ярость под спокойным повелительным голосом. Травмы, нанесенные пленной, были непотребными. — Не считай ее еретичкой, сестра, а лучше подумай, как жила бы ты на ее месте. Есть много путей к неправедной жизни, и встать на них гораздо легче, чем на те, что ведут к свету Императора.

Сестра склонила голову и кликнула соратницу — убрать тело.

Ахаллор развернулся и пошел прочь от вони кишок и крови. Внутри у него разгоралась ярость. Хотя он испытывал очень мало жалости к тем, кто восстал против Империума, ему очень бы хотелось, чтобы люди признавали собственные слабости и вели себя подобающе.


Глава двадцать первая

Отражение момента

Гомункул

Записать и добавить


Командующая кораблем Эбеле Сангар беспокойно мерила шагами каюту.

Помещение было обставлено хорошо, но без роскоши. Вся мебель — качественная, без лишних украшений, — была привинчена к полу на случай резких маневров корабля. Она прошла мимо стола из кряжа дерева, заваленного бумагами и стопками книг, мимо кресла с высокой спинкой и встроенным когитатором, мимо спящего кибер-раба и древнего астросекстанта.

Мимо койки, личного кабинета, трех богато украшенных пистолетов марсианского производства, висящих на стене рядом с полками, где стояли книги и лежали бортжурналы. Эбеле давно поняла, что если хочешь общаться с Адептус Кустодес, то придется основательно расширить знания во многих областях.

Она прошла мимо прекрасной картины Аспозеана, изображающей победу адмирала Равенсберга при Гефсимании. И только потом опять вернулась к столу.

Эбеле остановилась, вздохнула и прижала ладонями глаза. Магосы-омниссор, следившие за рунами жизненных показателей кустодиев, заверили ее, что ни одна не погасла. Вообще ей даже не приходилось сталкиваться с подобным. Убить Кустодес не так-то легко. И все же времена были неспокойные.

— Хватит уже об этом думать, — пробормотала она. Эмиссары — тонкое оружие. Именно поэтому Сангар и привыкла оставаться призраком, пока не призовут повелители. Хоть она и гордилась тем, что делает, Эбеле так же ясно осознавала всю серьезность и ненавидела ожидание. Она испытывала материнские чувства к щит-капитану — изредка, но все же. кустодии были и оставались существами за гранью сравнения, но иногда они такие… наивные.

Цокнув языком, Эбеле Сангар села за стол. Если сон не идет, значит, время поработать.

— Никто и никогда не говорит, что управление кораблем — это столько чертовой бумажной волокиты, — вновь пробормотала она, активируя голографическое считывающее устройство когитатора.

На стопке книг что-то зашевелилось. Маленькие глазки засветились голубым.

— Записать и заархивировать? — спросил кибер-раб.

Она уставилась на него. Он был ужасным созданием — маленький гомункул пренеприятного вида, такой старый, что, казалось, вот-вот развалится на части, немногим больше, чем латунный скелет и аккумулятор, обтянутый кожей. Может, изначально кожа и придавала ему вид живого существа, но сейчас гомункул был таким ссохшимся и потрескавшимся, что металлические внутренности торчали сквозь швы. Эбеле задумалась, как он выглядел раньше. Может быть, как карликовый ксенос или же сохранившееся животное, но ничего подобного Эбеле никогда не видела ни в книгах, ни в файлах. На шее у создания висела маленькая подвеска на цепочке в виде горжета, излюбленного некоторыми военными орденами. На пластине была выгравирована почти стершаяся надпись: «Мы не забыли, что ждет за завесой».

— Нет, — ответила Эбеле.

Существо съежилось от тона. Гомункул принадлежал последнему командиру корабля, и тот говорил, что тоже унаследовал его. Он был ровесником самого «Сияния», поэтому у Эбеле не хватало духу избавиться от него. «Это же просто космонавтское суеверие», — упрекала себя Эбеле, но все равно ему следовала.

Сейчас «Сияние» пришвартовалось на высокой геостационарной орбите над космодромом «Лестница Вознесения», укрытое полем маскировки от противника, который, в свою очередь, прятался от орудий порта.

Эбеле собрала свежие данные и отправила в архив устаревшую информацию, сверилась с отчетами о ремонте от магоса Кзарха. Все повреждения, нанесенные во время перехода в реальное пространство, устранили по возможности тщательно, за исключением только нескольких соединений третичной мощности в секторе квартус. Кзарх заверил командующую кораблем, что их повторно освятят в течение часа.

Офицерам Осмору и ВенШеллен удалось установить контакт с тремя уцелевшими имперскими боевыми кораблями. Крейсер типа «Армагеддон» под названием «Решительный» был скрыт в малом поясе астероидов Гаталамора. Двое остальных — системный монитор «Нил Десперандор» и сильно поврежденный гранд-крейсер «Паладин» — на самом краю системы.

Сангар провела длинную беседу с их капитанами. Картина о пустотных силах врага, которую ей удалось создать, получилась устрашающей, но, как показалось Эбеле, не такой уж и чудовищной. Она провела пальцем по аннотированному списку, плавающему перед ней.

— Запись и архивация, — прозвучал четкий приказ.

Маленький гомункул выпрямился. Механизмы, обнаженные из-за ссохшейся кожи, работали на полную мощность, словно существо стремилось быть полезным. Иногда Эбеле было его даже немного жаль.

— Примечание: численность врагов за пределами планетарной орбиты — примерно от пяти до десяти эскортов еретиков. Рассеяны по внесистемным патрулям и охотничьим стаям. Рассматривается возможность поимки их в засаде. Примечание: один на один «Сияние» способно быстро расправиться с любым фрегатом. С тактической точки зрения, один или несколько из них могут получить повреждения и отступить, отправив сигналы бедствия в пустоту, из-за чего боевые корабли еретиков передислоцируются. Внимание: существует опасность просчета. Внимание: присутствующие имперские корабли сильно повреждены. Внимание: присутствие основных сил вражеского флота вокруг Гаталамора. Время отклика неизвестно. — Эбеле сделала паузу. — Интересно, способны ли другие корабли на такие же тонкие и точные маневры, — сказала она себе.

Последовало продолжительное молчание, пока она читала дальше.

— Записано и заархивировано, — подытожил гомункул, пока командующая молчала.

— Что? — рассеянно переспросила Эбеле. — Воспроизвести последние двадцать секунд.

Существо разинуло пасть. Кто бы ни создавал гомункула, он явно считал, что зубы паразита будут забавно смотреться в гипсовых деснах. Ее собственный голос, исходя из его пасти, всегда казался выше, чем обычно.

— Удалить последнюю строку.

— Удаляю.

Эбеле сделала глоток теплой воды; она бы не отказалась от чего-нибудь покрепче, но сейчас необходимо было мыслить ясно. Если она и жалела о чем-то во время службы кустодиям, то только о том, что даже незначительную дурную привычку они приравнивали к худшему из грехов.

— Записать и заархивировать в судовой журнал капитана. Дополнение к оценке вражеских сил. Основная сила вражеского флота — пять пустотный кораблей крейсерского класса, трое из них спроектированы для Адептус Астартес, все остальные — устаревшие суда легионов. — Она подумала, что суда по-настоящему древние. — Примечание: вспомогательные силы пришвартованы не на орбите Гаталамора. Всего четыре фрегата. Один — над Покоем Хиросия и Ранды. Двое ожидают над океаническим агромиром Джорр. — Эбеле откинулась на спинку кресла. — Приостановить запись, — скомандовала она.

— Подтверждаю, — пропищал мерзкий гомункул. Он сдвинулся, напряженно ожидая последующих команд.

— Есть еще один. — Она пролистнула несколько страниц документа перед ней. — Ага! Вот ты где, мерзкий засранец. — Командующая кораблем вглядывалась в спектральную зернистую запись.

— Госпожа? — переспросил гомункул; Эбеле могла бы поклясться, что он произнес это обиженным тоном.

— Тихо, я не про тебя, а про него. — Она провела пальцем по голографической странице, поймав себя на том, что объясняется с гомункулом. — Кое-что в его конструкции наводит на мысль, что это эксплораторский корабль Адептус Механикус. — Существо поползло вперед. — Видишь эти вот линии? Похоже на модель Ризы, М38, да? А вот Кзарх все отрицает. Думаю, он ошибается. Чем бы ни была эта штуковина, зависшая над Гаталамором, она уже нечестива. Вот эти вот вмятины, — она указала на них, — биомеханичны по своей природе. Пси-авгуры говорят об эмпирической активности по всей структуре корабля. Он пронизан разложением. Даже под дулом пистолета я бы настаивала на том, что корабль не боевой, хотя это и чисто интуитивно. Но это судно является эффективным оружием для информационной войны. Мы обнаружили энергетические сигнатуры авгуров и эмпирические волны, исходящие от него, подобно солнечным вспышкам. Ужасающий диапазон. Мистер Осмор описывает корабль, появившийся на приборах, как темную пылающую звезду. Повелительница астропатов Ашмильн бубнит о «нечистом анимусе» корабля и о том, что он тревожит варп. Интересно, правда ведь? Но он нас еще не засек… пока не засек.

— Записать и добавить в архив последним?

— Записать и добавить в архив в последнюю очередь, — подтвердила Сангар. — Итак, нам нужно поразмыслить о том, уловила ли эта штуковина телепортационную сигнатуру Ахаллора. Что, если еретики знают, когда и где он высадился на планету? Что, если прямо сейчас их осадили или, Трон упаси, захватили в плен?

Она помолчала.

— Я бы могла связаться с ними и узнать все. Но чем бы это помогло? Выдало бы нашу позицию, и дело с концом. Дурацкая идея.

Сангар вновь зацокала языком, покачала головой, открыла новый отчет от навигатора корабля и нахмурилась, увидев доклад Ашмильн о странном отголоске шепота в варпе, исходящем от Гаталамора.

— Паршиво, — прокомментировала она.

— Записать и заархивировать? — прохрипел кибер-раб.

— Запиши в собственную память: допросить обеих ведьм о шепоте.

Прочтя доклад навигатора до конца, Эбеле осознала всю серьезность ситуации. «Доклад штурмана. Значительные варп-приливы в районе кормы; течение эмпиреев ускоряется, а это — примета приближения большой части флота».

— Боевые группы уже в пути. — Она снова взглянула на данные. — Они скоро прибудут.

— Записать и заархивировать?

— Катись оно все в варп, — сказала Эбеле и потянулась за бутылкой в ящике стола. — Я собираюсь выпить, мне это нужно.

— Записать и заархивировать?

— Может, ты научишься говорить еще что-нибудь? — Сангар открыла бутылку и налила себе довольно много.

— Записано и заархивировано.

— Твое здоровье. — Она сделала глоток и закрыла глаза, как только огненная жидкость согрела ее нутро.

Зазвенел вокс, и Сангар потянулась к торку, нажав кнопку ответа.

— Да.

Простите за беспокойство, госпожа, — произнес голос на другом конце — один из людей Осмора, — но у меня шифровка от владыки Ахаллора.

На командующую кораблем накатило головокружение от облегчения.

— Иду, — ответила она, допив остатки алкоголя и поспешив к выходу.

Гомункул полистал свою книгу, оглянулся и низко пригнулся.

— Сеанс завершен, — сказал он, и свет в его глазах погас.


Глава двадцать вторая

Темный кардинал

Благословление Кар-Гатарра

Слава богов


Кар-Гатарр прекрасно знал ту обитель туманов, которую видела Исмадела, так же как многие другие места. Среди них нет ни одного реального, ибо это края мыслей и чувств, и нет ничего менее постоянного, чем эти края, которые растворяются в варпе, едва появившись на свет.

И все же в них была правда. Такая же, как камень, дыхание или звезды. Реальность субъективна, а потому Кар-Гатарр давно все познал на опыте. Вокруг себя можно отыскать истинную сущность реальности.

Его душа блуждала вдоль завесы. Целыми днями, даже веками, но это не имело никакого значения, ведь время — иллюзия. Бытие — это все. Бытие за пределами времени. Он видел себя в комнате, наблюдал за собой в бесчисленных пейзажах. Все они — одинаковы: все ложны, и все правдивы.

Священная ризница была одним из самых почитаемых мест в макрособоре, поскольку именно там кардинал Аскломед возносил молитвы перед тем, как произнести первую проповедь в большом нефе. Ложь, как и все в этом соборе, — но ложь имела силу, поселившись здесь с самого основания. Кар-Гатарр воздвиг алтари в четырех углах ризницы: каждому из четырех богов — по одному. Медный алтарь, окруженный черепами. Золотой алтарь, окруженный благовониями. Алтарь из ржавого железа, украшенный гирляндами из больных органов, и алтарь из хрусталя, в глубине которого танцевали бесформенные фигуры.

Во время медитации Кар-Гатарра все четыре алтаря омывались кровью. Жертвы одна за другой встречали кончину от кинжалов Йенг и ее культистов. После каждой смерти окровавленным кинжалом высекались руны на плоти темного апостола. Его кожа пела от тупой ноющей боли. Плоть приобретала багровый оттенок, и его кровь смешивалась с кровью сотен жертв вокруг.

— Сила в боли, — прошептал он, как только следующая жертва издала последний булькающий звук, и мокрый кинжал вновь вонзился в кожу апостола.

Он находился в ином месте, где некоторое время бродил по мерцающим шелковым равнинам; танцоры не прекращали танец в течение мучительных вечностей, пересекая реки кипящих снов, которые с тихим плачем таяли в ничто.

— Мой повелитель. Вы здесь? У меня для вас новости.

Что-то застонало от боли, и что-то еще от экстаза. Все вокруг превратилось в прелестный лес, где спали деревья с замшелыми лицами.

— Мой повелитель, мой кардинал. Я пришел.

В еще большем обмане реальности нож вновь надрезал его плоть. Кар-Гатарра настигло волнующее чувство прикосновения к его душе.

«Кар-Гатарр, темный апостол, иди на мой зов».

— Я слышу вас, темный кардинал, мой повелитель.

Время и пространство стали ничем, и из их руин вышла гордая и ужасающая фигура в черной терминаторской броне, с древним иссохшим лицом, окруженным скульптурами злобных демонов. Кор Фаэрон был воплощением величия — магистром веры, наполненным силой Пантеона.

Кар-Гатарр опустился перед ним на колени, склонив голову. Из ритуальных ран в голодную пустоту капала кровь. Из нее вокруг них обоих вырос темный храм — блестящая каменная кладка и железная арка с высокими окнами, сквозь которые виднелись звезды какого-то иного царства. Тихое пение гимнов успокаивало воздух.

Кор Фаэрон опустил руку на голову Кар-Гатарра, и это прикосновение казалось настолько реальным, насколько вообще могло быть.

— Темный апостол Кар-Гатарр, именем Великой четверки я благословляю тебя, верный слуга легиона, примарха и богов. Встань же. Поднимись с колен, сын мой, ты желанный гость. — Доспехи Кора Фаэрона зарычали звериными голосами, стоило ему воздеть руку.

— Благодарю вас, мой повелитель. — Кар-Гатарр поднялся.

— Кольцо найдено, — продолжил Кор Фаэрон. — Оружие владыки Тенебруса практически готово. Ты хорошо поработал.

— Благодарю вас, мой повелитель.

— Это искренняя похвала, сын мой, но будь осторожен. Тенебрус вероломен и хитер. Нечестивый сын Бога-Трупа мчится, чтобы разнести свою ярость меж звезд. Я уже видел подобное. Множество кораблей прибывает в Гаталамор. Больше, чем ожидалось. Абаддон потревожил осиное гнездо. В секторе Гидрафур сыны Крови потерпели огромное поражение. Началась последняя война.

— Примарх атакует в два копья на таком большом расстоянии друг от друга? — Кар-Гатарр ожидал нападения, но не такого грандиозного. — Я не заметил никаких предвестников этой атаки.

Кор Фаэрон рассмеялся.

— Анафема окутывает варп. Гиллиман атакует по всем фронтам, а не только по двум, и каждое копье дополнительно разделяется. Эти армии не имеют равных себе. Ни разу с тех самых пор, как мы отправились на войну с Богом-Трупом, у нас самих не было стольких воинов, странствующих меж звезд. Гиллиман стремится одним махом пронзить каждую змеиную голову. И он потерпит поражение, поскольку армии владыки Абаддона подготовлены не хуже, чем у него. Я встречался с ним в бою. Он недостаточно искусен. Он — ничто в сравнении с Магистром войны.

— А как же наши цели? Как же наша война за веру?

— Легион готов отправиться на Талледус. Мы ответим на призыв тамошних верующих. И, как только ложный примарх пройдет мимо Гаталамора, мы атакуем и отправимся к Терре. Они думают, что уже фактически победили, перехватив крестовый поход Резни, но многие клинки сейчас нацелены в самое сердце Терры. Мы вырежем его и будем высасывать кровь из человеческих душ, пока не останутся только верные.

— Если вы имеете в виду, что ждете дальнейшего продвижения Гиллимана, значит, думаете, что мы не добьемся успеха здесь. Мы не удержим этот сектор?

— Судьба изменчива. Ты все можешь. Решение за богами, но знай, что оружие должно уцелеть во что бы то ни стало.

Кор Фаэрон посмотрел сверху вниз на Кар-Гатарра, морщинистое лицо кардинала светилось от силы.

— Ты хотел спросить меня еще о чем-то?

— Да. Я кое-что чувствую. Некое волнение. Руку нашего врага. Адептус Кустодес.

— Золотые вспышки. Смерть одного из верующих, да-да. Я тоже ощутил их. — Кор Фаэрон закрыл глаза. — Стража Бога-Трупа ступила на Гаталамор. Этого я не предвидел. — Он нахмурился. — Прискорбно. Теперь наша задача усложнилась. Если они там, эти Адептус Кустодес, то их предупредили о наших намерениях.

— Но как?

— Мы не единственные повелители варпа. Провидцы есть и у Гиллимана. Останови Кустодес. Оружие должно остаться целым и невредимым.

— Мой повелитель, — ответил Кар-Гатарр и поклонился. — Молюсь тьме, чтобы Боги придали мне сил. Если мне суждено встретиться со стражами Трупа-на-Троне, я должен быть благословлен.

— Ты же знаешь, что все твои молитвы услышаны? — Кор Фаэрон улыбнулся. — Ты принес подобающие жертвы. Души, которые ты предлагал в качестве подношения, приняты богами, и они сочли тебя достойным.

Кар-Гатарр благодарно вздохнул.

— Время пришло.

— Их милость может тебя погубить.

— Если такова моя судьба, то я готов. Во славу Богов.

— Верующие должны принять все бремя, возложенное на них, и следовать единой истине.

— Когда уже я получу их благословение?

— Их сила уже течет в тебе. Они благосклонны к тебе. И, когда настанет время применить эту силу, ты сразу поймешь.

Все здание рухнуло в воющий вихрь тьмы, в центре которого стояли двое Несущих Слово. Темные лица вытянулись в длинной развевающейся ленте клыков и страха — то были души жертв Йенг.

— Враг приближается. Варп бушует. Наши встречи проводить все труднее. Более мы не поговорим, Кар-Гатарр, — сказал Кор Фаэрон и исчез.

Наставник ушел, и Кар-Гатарр тут же почувствовал, как материальный мир тянет его душу обратно. Вокруг возникли холодные каменные стены. Душа вселилась в плоть, и темный апостол глубоко вдохнул. После нескольких дней в трансе он открыл глаза и вновь посмотрел на реальный мир вокруг.

Кар-Гатарр улыбнулся кровоточащими губами. Обещание силы опалило его плоть. Он чувствовал себя непобедимым и готовым свершить великие разрушения.

— Боги получили свое, — пробормотал Кар-Гатарр, — как и я.

Он расправил руки и ноги и поднялся во весь рост. Как только темный апостол сжал кулак, из плоти хлынула кровь, и темное пламя замерцало где-то на краю поля зрения.

— Мой повелитель, вы пробуждаетесь, — начала Фарадор Йенг, вскочив со своего места у двери ризницы. Она нервно наблюдала за Кар-Гатарром, опасаясь, что в тело вернулся не он, а какая-то другая сущность с более чудовищными намерениями.

— Это я, Йенг! Прекращай ежиться. — Его голос теперь звучал подобно многоголосому рычанию.

Темный апостол перешагнул через ритуальные круги, вырезанные на полу. Его ноги липли к запекшейся крови. Мухи с жужжанием поднялись с земли. Кар-Гатарр раскинул руки, и темный свет засиял на ладонях.

— Меня благословили, Йенг, прояви уважение.

Она тут же упала на колени и склонила голову. Серебряные цепи зазвенели.

— Уже пора?

— Именно, — пророкотал темный апостол, слушая, как бьется сердце Йенг, как кровь пульсирует в ее венах и как от нее разит страхом. Он улыбнулся. — Мой наставник сказал мне об этом в варпе. Враг скоро прибудет.

— Но нас об этом не уведомили.

— Силы и я — мы играем в игры за гранью твоих представлений.

— Да, мой повелитель. Прошу прощения за мое невежество.

— Богам нет никакого дела до извинений или сожалений. Они одобряют лишь волю и действие. Зови рабов. Мне нужен доспех, реликвии, оружие и мантия.

— Сию секунду, — ответила Йенг и, поклонившись, поспешила к выходу из помещения.

Внутрь вошли рабы с доспехами Кар-Гатарра; оружие охраняли избранные воины. Прошел час, прежде чем его вооружили и завершили молитвы. Кар-Гатарр вышел из ризницы в полном обмундировании, готовый к сражению. Поверх доспехов свисал плащ кошмаров, на цепи светились зловещие руны.

— За мной, Йенг. Мы идем к владыке Тенебрусу.


Глава двадцать третья

Оружие

Сбор темных сил

Вся та сила


Пушку сделали целиком и полностью из кости, и от этого великолепия кремово-белого цвета глаз было не отвести. Йенг расхаживала позади Кар-Гатарра, то и дело восклицая:

— Прекрасно! Прекрасно, повелитель!

Оружие воистину было прекрасно, хотя и не закончено — строительные леса окружали трехсотфутовую пушку едва до середины. Множество Железных Воинов и адептов Истинного Механикума деловито суетилось вокруг; молекулярные факела шипели и искрили зеленым, сваривая кость с костью.

Оружие Тенебруса установили на поворотном столе из темной стали, занявшем всю часовню. Зубчатые края позволяли вращать пушку, а длинные балансиры обеспечивали ей дальность хода, так что она закрывала небо почти до горизонта.

Кар-Гатарр подошел к новым полукруглым ступеням, высеченным из гранитных надгробий и ведущим на платформу. Самая последняя ступень идеально состыковалась со сталью, и, когда он ступил с камня на металл, тот оказался таким же твердым. Казалось, что фундамент состоит из единого куска, хотя и более ста метров в поперечнике — Кар-Гатарр и не видел, как его заносили под купол. Основание украшали изображения злобных демонов, чьи рога, языки и острые скулы складывались в безупречную мозаику.

— Узри, Фарадор Йенг, каково искусство сынов Пертурабо. Их таланты не ограничиваются одними лишь сражениями.

Но Йенг не обернулась, не в силах оторвать глаза от творения Тенебруса. Сплетенные воедино кости грудных клеток — казенник, длинные кости и тазовые кости — ствол. Последние двадцать метров украшали черепа, глазные впадины которых смотрели вперед, а костяные рты застыли в вечном крике. И каждый компонент пушки вплавлялся в предыдущую часть, чтобы создать единое целое.

— Прекрасно, — повторила Йенг.

— Должно быть, ты очарована, — произнес Кар-Гатарр, кладя руку ей на плечо. — Всю жизнь ты прожила посреди этих никчемных реликвий. Пока черви Трупа-Императора жили под светом солнца, ты страдала и побиралась. Ты же знаешь эти древние кости. Они были тебе семьей больше, чем терранские псы. Узри же, как они возвышаются во имя справедливости. Ты нашла ключ, Фарадор Йенг, и помогла с костями. Тебя благословили.

Кар-Гатарр видел, как Йенг отдает всю себя без остатка служению богам, и это радовало его черные сердца. Посему он и не убил Фарадор, когда та имела неосторожность протянуть руку и сжать один из его бронированных пальцев.

— Благодарю вас, о мой повелитель, за предоставленный шанс проявить веру.

Они обошли вокруг пушки. В прочном казеннике не было полости для снаряда, а у ствола — никаких отверстий, кроме кричащих черепов тысячи украденных святых. У основания находились блоки из тонкого стекла, а в полых трубках — фокусирующие кристаллы с голубыми прожилками, через которые неслись сгустки света.

На месте дула находился обелиск из темного камня, механизмов и плоти. Восемь толстых трубок вырывались из боков обелиска и уходили через отверстие в центре платформы куда-то вниз, а оттуда — в шахту, пробуренную в полу помещения. Трубки опускались все ниже и ниже и огромным кольцом расползались под поверхностью планеты. Кольцо Бухариса — так его назвал Тенебрус. Темные пакты заключались, чтобы обеспечить завершение этой постройки.

Они отправились к системе управления. Механикумы поклонились Кар-Гатарру и выразили уважение Йенг как нашедшей кольцо. На пульте управления было множество ноктилитовых стержней. В самом центре опоясанного кровоточащими язвами обелиска виднелось углубление размером не больше монеты.

Темный апостол указал на него:

— А вот место для ключа, что обрушит ад на шавок Трупа-Императора. Ключа, который ты нашла.

Йенг застонала в священном экстазе. Она вновь задрожала, и серебряные цепи заплясали, но на сей раз не от страха.

— Впечатляет, правда? — раздался голос рядом с Кар-Гатарром. До него донеслось влажное сопение. — Ты стал сильнее, темный апостол. Интригующе. Интересно, чем ты занимался, пока я здесь трудился.

Кар-Гатарр развернулся, его снедало острое желание выхватить крозиус и нанести удар Тенебрусу прямо здесь и сейчас. Но он все-таки сдержался.

— Колдун.

Тенебрус снял капюшон, обнажив гладкую лысину цвета акульего брюха и нос, уходящий в никуда. Игольчатые клыки сверкнули в его приводящей в бешенство улыбке.

— Хотел все осмотреть, да? Знаю. Не желаешь приползать ко мне, вместо этого показываешь гордыню и приходишь без приглашения. Справедливо, апостол. Признаю твои заслуги. — Он выгнул шею и отвесил издевательский поклон. — Теперь к делу. Пообщаемся с военными командирами. — Он взглянул на пушку. — Скоро настанет время показать нашу силу. — Колдун покосился на Фарадор Йенг. — Твоя послушница весьма полезна, и ей позволено присутствовать. — Он развернулся и пошел прочь от пушки. — А теперь идем, нас ждут великие дела.

— Держись позади, — сказал Йенг Кар-Гатарр. — Ты служишь великим, чтобы стать великой, но не позволяй ему словить тебя в сети. Здесь небезопасно.

Как только они пришли в обитель колдуна, тот сразу направился к купели.

— Присоединишься, апостол?

Приглашение звучало вроде и просто, но Тенебрус не потерпел бы отказа. Кар-Гатарр подошел ближе к колдуну и посмотрел прямо на маслянистую жидкость.

— А твоя обворожительная ученица?

— Она еще не готова принять участие в варп-совете. Пусть остается здесь и наблюдает.

Черное масло все так же вяло переливалось в купели, но в глубине зашевелились огни.

— Настаиваю… — начал Тенебрус.

— Ты просил ее присутствия, но не участия, — перебил Кар-Гатарр и, оторвав взгляд от жидкости в купели, уставился на Тенебруса. Черный свет вспыхнул вокруг линз.

— Ох-хо-хо, какие новые силенки, апостол. Отличненько. Оставайся и наблюдай, Фарадор Йенг. — Он подмигнул послушнице.

Кар-Гатарр снова посмотрел на купель. Тьма звала его, поднимаясь и заставляя его зрение превратиться в туннель.

— Остальные уже ждут нас, — донесся приятный голос Тенебруса, — пора пообщаться с ними, да?

Внезапно Кар-Гатарр ощутил, как его шатнуло вперед. Апостол инстинктивно схватился за край купели. Но он уже покинул тело, оставив его позади, а сознанием погрузился вниз. Это путешествие резко отличалось от его собственного колдовства — более тяжелое и неумолимое. Накатило ощущение ускорения, падения; хотелось дышать, двигаться, моргать, делать хоть что-нибудь, только бы не падать — но он ничего не мог, кроме как куда-то падать.

Затем все вокруг успокоилось. Он завис в пустоте — бестелесный дух, неспособный ни видеть, ни двигаться.

Заговорил Тенебрус:

— Мы собрались здесь в лоне тьмы. Собрались, чтобы погасить ложный свет Терры. Друзья мои, вы слышите меня?

— Да, — ответил Кар-Гатарр.

— Слышу, — хрипло отозвался Торванн Локк, темный апостол рад был услышать голос брата по оружию.

— Подтверждаю, — раздался многослойный вой верховного магоса Веха Ксиракса: шепот, рычание и мусорный код одновременно.

Откликнулись и другие: варповый кузнец Ютил, варповый кузнец Касипиниакс, командующий флотом, пустотный командир Йоргг Клордрен, магистр гранд-батареи Фодов — перекличка шла до тех пор, пока тьма не стала густой от постороннего присутствия.

— Прекрасная встреча, — подытожил Тенебрус, будто воссоединился с любимыми друзьями. — Я принес как плохие, так и хорошие новости. Начнем с хороших: оружие уже практически готово. Плохие заключаются в том, что враг на подходе. Время для выполнения ваших целей ограничено. Варповый кузнец Локк, как там ваша охота?

— Продолжается, — ответил тот с оттенком пренебрежения, и Кар-Гатарр пожалел, что не может присоединиться к другу. Локк и Тенебрус не испытывали друг к другу особой симпатии, но чересчур прямолинейный Локк даже не скрывал этого. — До рассвета потушим еще один очаг поклонников Трупа-на-Троне. У них было больше продовольствия и припасов, чем я ожидал.

— Варповые кузнецы, разве не вы утверждали несколько дней назад, что вот-вот их сломите? — Тон Тенебруса был снисходителен, но Кар-Гатарр расслышал в нем угрозу.

Взял слово Ютил.

— Это огромный город с множеством наземных построек и катакомб под целым континентом. Культисты, которых предоставил Кар-Гатарр, не стоят и ломаного гроша во время такой войны. Лучше всего у них получается умирать, — они так оповещают нас о появлении врага. Тенебрус, ты сказал, что отдаешь нам весь этот мир. Где воины, Кар-Гатарр? Где демоны, обещанные нам? Без помощи…

— У меня есть кое-что получше демонов, и я поделюсь, если ты подождешь, — перебил Тенебрус. Колдун не повысил голоса, но его вмешательство заставило Железного Воина-ветерана замолчать.

— Так продолжаться не может. Имперские силы хорошо окопались в космопорту, — начал Кар-Гатарр. — Вы, Железные Воины, слишком тянете с разрушением их крепостей, вопреки вашей репутации. Магистр войны приказал нам захватить этот мир, а что в итоге? Погибшие солдаты и развалины.

— Порт Лестница Вознесения — ключ, но он хорошо защищен, — неловко ответил Касипиниакс. — Они оказывают сопротивление на земле. Псы Императора весьма уперты. Нужно напасть с небес.

— Пока работают защитные лазерные батареи, у вас не будет орбитальной поддержки, — произнес Клордрен. — Меня так и подмывает разбомбить это место подчистую и наконец свалить отсюда. Сейчас нам его не взять. Враг будет сопротивляться. Лучше всего испепелить его дотла.

— Ни в коем случае, — ответил Тенебрус, — у этой игры есть правила, которые нужно соблюдать. Дар Бухариса поможет.

— Ты готов верить в мистику, но не в физику. Начхать на милость богов, если нас переиграют, — возразил Ютил.

— Дайте нам хотя бы больше одержимых, — вклинился Касипиниакс. — Они доказали свою полезность, пока прочесывали катакомбы. У меня есть добровольцы, готовые принять нерожденных.

— Одержимые — самые благословенные из всех наших братьев. Да и не так просто создать их в большом количестве, — заметил Кар-Гатарр.

— Кстати, — настороженно отозвался Локк, — боевой брат, вчера из вокс-сети исчезла твоя стая, к которой прикоснулись боги. Я послал отряд на поиски, и те нашли их мертвыми. С целой стаей разобрались быстро, а убитых врагов вокруг мы не обнаружили.

— Должно быть Сестры, — ответил Ютил.

— Их убили из болтеров с таким же калибром, что и у нас.

— Имперские космодесантники? — воскликнул Фодов.

— Но как? — спросил Клордрен. — Я не получал никаких уведомлений о том, что из точек Мандевиля прибывают вражеские корабли. Остатки их флотов просто исчезли. Система под нашим контролем. Они не могли проникнуть в систему без моего ведома.

— И все же смогли, — задумчиво произнес Тенебрус. — Ни я, ни владыка Ксиракс их не заметили. Интересно.

Кар-Гатарр знал, но молчал.

— Дополнительное примечание, — ответил Ксиракс, — кораблей не обнаружено, подтверждено. Ничего не обнаружено, результат отрицательный.

— Никаких варп-сигнатур? — спросил Касипиниакс.

— Результат отрицательный.

— Это еще ни о чем не говорит. Вмешательство магии Тенебруса, количество приходящих и уходящих кораблей в самом начале войны — все это могло замаскировать их прибытие, — прокомментировал Клордрен. — Даже учитывая спокойствие варпа, мы легко могли упустить прибытие небольшой оперативной группы.

— Той, с которой мы имеем дело? — спросил Фодов.

— Предполагаю, — ответил Ксиракс. — Прибытие корабля не обнаружено, но здесь, в районе Гаталамора, зарегистрировано возможное нарушение варп-пространства.

— Продолжай, — настоял Ютил.

— Примерно за восемнадцать часов и двенадцать минут до настоящего времени первичные эмпирические авгуры «Парацита» обнаружили четыре наносекундных всплеска энергии из глубокой пустоты, за которыми последовал резонансный возврат, расположенный в Импрезенции.

Повисла тишина: все переваривали полученную информацию.

— И о чем, по-твоему, свидетельствуют эти аномальные импульсы? — спросил Тенебрус холодным, словно ветер, тоном.

— Гипотетически, это могут быть сигнатуры телепортации или же эмпирическое возбуждение из-за демонического проявления.

— Сигнатуры телепортации? Да в радиусе миллиона миль от Гаталамора нет ни единого имперского военного корабля. Ваш треклятый демонический корабль обнаружил бы его, верно? — спросил Клордрен.

— Подтверждаю. «Парацит» непогрешим. Я бы доверил ему жизнь.

— Как по мне, в столь драматических высказываниях нет нужды, — спокойно добавил Тенебрус. — Магос, а не может статься, что ваш корабль уловил просто какую-то необычную аномалию — ну там, предзнаменование или варп-эхо нашей работы?

— Оценка: маловероятно. Дальнейшие свидетельства об убитых демонхостах лишь подтверждают высокую вероятность появления неизвестных враждебных участников на театре военных действий. Резонансные импульсы замечены вблизи к последнему известному местоположению пропавшей охотничьей стаи одержимых Несущих Слово.

— Что? Почему, во имя Темных богов, ты сразу нас не уведомил? — рявкнул Ютил.

— Данная информация должна была быть полностью проанализирована, дабы убедиться в отсутствии ошибок, а уже потом ее можно было бы распространить по оптимальному каналу. Поэтому я и рассказал владыке Тенебрусу здесь.

— Пришлите мне координаты, и я немедленно отправлюсь за ними! У нас и так осталось мало сил после всех этих месяцев сражений. Полурота лоялистских подонков может и склонить чашу весов в их сторону. А если их будет больше, то что дальше? — спросил Ютил.

— Согласен. Нужно выяснить природу этой угрозы, — согласился Касипиниакс.

— Успокойтесь. — Добродушия в тоне Тенебруса как не бывало. Он скорее походил на тон профессора, распекающего ленивых студентов. — Варповый кузнец Ютил, ты можешь послать отряд, чтобы разведать обстановку? Главное, чтобы это не задержало нападение на пустотный порт, ясно?

— Если колдун настаивает, — кисло отозвался Ютил.

— Верховный магос Ксиракс, передайте все данные варповым кузнецам, но как только управитесь, направьте все усилия на ускорение завершения постройки пушки.

— Подтверждено с выражением подтвержденной верности.

— Последователи Трупа действительно обнаглели настолько, чтобы нас так атаковать, — сказал Фодов. — Предоставьте это дело мне. Держи рыцарей подальше от моих батарей, Локк; сперва падут щиты, а потом и лазеры, а там уже и Клордрену будет поспокойнее.

— С космодесантниками нужно разобраться, — ответил Ютил.

Кар-Гатарр подумал, что сейчас самое время взять слово, и даже немного позлорадствовал, что знает то, о чем Тенебрус и понятия не имеет.

— Это не космодесантники, а Адептус Кустодес; они прибыли сюда, но я не знаю, сколько их.

— Адептус Кустодес? Здесь? Зачем? — спросил Касипиниакс.

— Я могу только предположить, что они узнали кое-что о наших намерениях. Это единственное разумное объяснение.

Во тьме поднялся гам, когда командиры заговорили в одночасье. Их разумы соприкоснулись с разумом Кар-Гатарра, и он ощутил, как собрание привлекло внимание недобрых созданий.

— В конечном счете их усилия окажутся тщетными, — беспечно заявил Тенебрус. — Лучше трактовать это как знак того, что должно произойти, ибо, если Адептус Кустодес здесь, их нечестивый господин не отстает. Гиллиман приближается и явится уже скоро. Вот наша цель, а не бледные смертные, копошащиеся в руинах, и даже не так называемые Хранители Трона. Локк, пожалуйста, продолжай разорять врага, хорошо? Удерживай их подальше от макрособора.

— Если вы позволите мне пойти за рыцарями…

— Порт поручено захватить Ютилу и Касипиниаксу, — отрезал Тенебрус. — Такова воля Магистра войны. Сейчас все идет слишком быстро, поток набирает скорость и становится бурлящей рекой. Мне не нравится, что враг подзадержался в этом мире. Они слабы, но все равно опасны. Я знаю, ощути Магистр войны, как, впрочем, и я, что планета нам не принадлежит, — он бы…

Кар-Гатарр услышал в наступившем молчании угрожающую улыбку.

— Разочаровался, — закончил Тенебрус. — Не заставляйте меня разделять вину. — Последнее слово прозвучало с угрозой.

— Мы приложим все усилия, — ответил Ютил, и теперь у него в голосе действительно звучала тревога.

— Слабак, — отозвался Локк. — Мы — Железные Воины, мы не терпим неудачи и не боимся разочарований. — Кар-Гатарр хорошо знал боевого брата. Локка не беспокоило, что он может прогневать Разорителя. Теперь он слишком далеко зашел.

— Может быть, если бы мой флот получил прямую поддержку от «Парацита», — начал Клордрен, — если бы согласовали атаку, то могли бы сокрушить пустотные щиты в порту. «Парацит» достаточно бронирован, чтобы выдержать основной удар оборонительного огня в течение нескольких необходимых минут.

— Отклонено! — тревожно выпалил верховный магос Ксиракс. — «Парацит» останется на текущем местоположении с текущими рабочими параметрами. Прибытие имперских сил неизбежно.

— Вы не поможете нам, но все же считаете, что мы потерпим неудачу, а вы нет? — гневно спросил Ютил.

— Вокс-мониторинг и авгуры «Парацита» повышают эффективность сил на поверхности планеты в три раза. Одновременное снижение координации сил противника из-за риска обнаружения по воксу или же энергетической сигнатуре также прогнозируется с коэффициентом три. Обнаружение входящих объектов со стопроцентной вероятностью действует, пока «Парацит» находится на средней лунной орбите.

— Кроме тех, кого вы уже не смогли обнаружить? — едко добавил Фодов.

— Господа, господа, — смеясь, сказал Тенебрус. — Вам нужно полагаться на собственные ресурсы. У Несущих Слово, да и у магосов Механикума есть свои обязанности, которые требуют пристального внимания. Они выполняются в соответствии с графиком, неправда ли?

— Воистину. Макрособор снова освящен, наша работа в катакомбах практически завершена. Четверка благоволит нам, — ответил Кар-Гатарр.

— Подтверждаю. Установка психореактивных кабелей и данных в настоящее время завершена на семьдесят два процента, — проревел Ксиракс. — Пять из восьми калибрующих решеток ноктилита подключены. Собранные манипулы сервиторов продолжают работать. Примечание — текущий темп занятости приведет к ликвидации восемьдесят одного процента имеющейся неаугментированной рабочей силы по завершении задачи.

— Возможно, вам удастся ускорить дело, верховный магос? — спросил Тенебрус. Это не прозвучало как приказ, но и предложением не было.

— Содействие, — ответил Ксиракс бесстрастным механическим голосом. — Завершение работ планируется через пятнадцать часов.

— Весьма неплохо, — сказал Тенебрус, и Кар-Гатарр представил, как тот хлопает в ладоши своими червеобразными пальцами. — Если больше никаких вопросов нет…

Ответом послужила тишина.

— Превосходно. Давайте же займемся нашим божественным делом, чтобы доставить удовольствие Магистру войны, да? — Голос Тенебруса вновь стал милым и дружелюбным.

Тьма закружила вокруг Кар-Гатарра прежде, чем кто-либо еще успел заговорить. Он понял, что стоит на четвереньках рядом с купелью и извергает сернистую черную слизь, текущую сквозь решетку шлема, словно она была не совсем материальной.

Он поднял глаза и увидел невозмутимого Тенебруса.

— Йенг, — снисходительно позвал колдун, — присмотри за своим хозяином. Думаю, ему нездоровится, — он цыкнул в сторону Кар-Гатарра, — от избытка сил.

Колдун покинул комнату, шурша одеждами, а Кар-Гатарр остался кипеть от злости.


Глава двадцать четвертая

Прибытие

Боевой брат

Коракс


«Громовые ястребы» целый день летели к Гаталамору с выключенными двигателями; системы работали на минимальной мощности, а продвижение прикрывали обломки, оставшиеся от предыдущих пустотных сражений. Двигатели включились только тогда, когда нужно было сделать рывок и войти в атмосферу. Едва стало известно об окончательном сближении, Ахаллор и Вихеллан поспешили на посадочные площадки для Адептус Астартес.

Кустодии пронеслись через высокие дамбы, занимающие большую часть пространства между посадочными площадками. Более крупные из них отводились для многочисленных паломников Гаталамора. Паломнические галеоны разлетелись кто куда еще в самом начале вторжения, но в некоторых ангарах остались брошенные десантные суда, покрытые слоями пыли.

При виде всего этого Вихеллан нарушил молчание:

— Я должен кое-то сказать, щит-капитан.

— Слушаю, брат. Я выслушаю все, что бы ни говорилось с благими намерениями.

— Как раз о них и говорю, Марк.

— Не томи, Гастий.

— Скажу прямо. Мне не по душе, когда ты подпитываешь все эти суеверия среди народа.

— Ясно. Ты против того, чтобы выражаться в религиозном духе, когда мы имеем дело с нашими здешними союзниками.

— «Еретики», «вера», «Император все видит» — какая же это чепуха, — сказал Вихеллан. — Ты же понимаешь, что это именно чепуха. Ты видел Императора. Ты знаешь, что Он — человек. Так почему продолжаешь использовать их ложные определения?

— Потому что эти люди так видят и так понимают мир, — пояснил Ахаллор. — Адептус Министорум — вторая по силе организация в целом Империуме. Вера народа — вот наше самое мощное оружие.

— И все же это лишь очередная ложь.

— Ложь, Гастий? — переспросил Ахаллор. — Разве молитвы сестер, их вера в то, что наш повелитель защищает, — это ложь? Разве то, как здешние солдаты черпают силы из колодцев мужества, уже давно бы иссякших без веры в защиту Императора — ложь? А карты таро, передающие волю Императора Его слугам — они тоже лгут?

Вихеллан остановился и положил руку на плечо Ахаллора.

— Император могущественный. У меня нет сомнений, что Он простирает руку и касается тех, кто готов благоприятствовать в достижении Его целей; также нет сомнений и в том, что Он направляет нас. Клянусь Троном, Марк, ходят слухи, что Он шевелится, что многие слышали, как Он говорит. И это удивительно, — если правда. Но Он не бог, и когда ты говоришь слова, которые приписывают Ему божественность, это меня беспокоит.

Ахаллор долго смотрел на друга. Звуки битвы прокатывались в отдалении по разрушенным улицам города.

— Иногда, Гастий, я задумываюсь, по тебе ли работа Эмиссаров Императус.

Вихеллан и бровью не повел, в ответ он рассмеялся и отвернулся:

— Кто-то же должен ломать кости, когда дипломатия бессильна.

— Какой же ты нетерпеливый.

— За то ты меня и любишь, брат мой.

— Отнюдь не за нетерпеливость, — ответил Ахаллор. — Не беспокойся. Я всегда оцениваю моральный вес слов, как и эффект от них. Я тщательно подбираю каждое слово.

— А другие видят твои слова так же?

Они зашагали.

— Гастий, договоренность между церковью и государством существует на протяжении тысячелетий. Это выгодно. Даже не так: это — необходимость. Нельзя же сжигать целый Империум ради наших принципов. А теперь выше нос: примарх тоже считает поклонение отвратительным. Он — сын старых истин; возможно, он сумеет возродить веру в здравый смысл.

Они уже подходили к посадочным площадкам, подготовленным к прибытию брата Люцерна и его людей. На случай, если вдруг корабли приземлятся окутанными пламенем или с какими-то повреждениями на борту, команда специалистов наземных служб с поддержкой сервиторов держалась наготове.

— Они же вот-вот будут здесь, — сказал Ахаллор. — Давай поторопимся.

Кустодии прибавили шагу.

Как только они добрались до посадочной площадки на севере, там, где холмы поднимались до самых высоких точек, началось движение. Первый защитный лазер медленно активировался, за ним последовали и несколько других. Огромные сферы из шарообразных башен, громадных, словно купола базилики, медленно поднимались вверх. И как только они полностью поднялись, то начали выпускать очереди одну за другой. Их лучи подогревали атмосферу вспышками, отчего по городу прокатились громовые раскаты. Земля грохотала от работы реакторов глубоко под ногами.

— Вот они! — крикнул офицер порта, отрываясь от когитатора на боковой панели и указывая в небо.

В том месте появились три мерцающие точки.

Пока Ахаллор и Вихеллан наблюдали за рубиновыми вспышками, «Громовые ястребы» стали хорошо видны.

Враг отреагировал быстро. Сирены завыли из каждого закоулка пустотного порта, и вражеская техника устремилась на перехват боевых кораблей. Сеть защитных лазеров плохо справлялась с уничтожением судов таких маленьких габаритов, в отличие от лазерных пушек «Икар», присоединившимся к оружию большего калибра, и их узкая решетка не позволяла демоническим врагам-перехватчикам сунуться в пространство над Лестницей Вознесения. Небеса заполнились потрескивающей рябью от взрывов зенитных снарядов, а воздух — шрапнелью. Выше — вот где таилась опасность. Лучи лазерных пушек теряли эффективность из-за атмосферной дифракции, а у огнестрельных орудий не хватало мощности для такой дальней цели. «Громовые ястребы» оказались наиболее уязвимыми в течение первых решающих минут в атмосфере.

Дисплеи шлема Ахаллора показывали графическое изображения полета кораблей в реальном времени, и он видел, как их идентификационные руны вращаются вокруг истребителей, обозначенных клыкастыми черепами. Пилоты-космодесантники открыли огонь по перехватчикам, и несколько кораблей взорвалось, — перехватчики были быстры, но «Громовые ястребы» лучше вооружены.

Вихеллан резко выдохнул, когда полдюжины истребителей атаковали одного из «Громовых ястребов», транспортник отбился от остальных и свалился в штопор. Как ни хорошо проявил себя пилот, его все равно изрешетили снарядами, и самолет погиб, оставив в небе желтоватое пятно взрыва.

Двое других уже были в безопасности оборонительной зенитной сети, и нападавших удалось отбросить. Уцелевшие корабли с ярко-желтыми корпусами, обожженными и дымящимися от сурового приема, неслись прямо вниз к посадочным площадкам. Пилоты включили двигатели в самый последний момент перед приземлением, и поэтому казалось, что они вот-вот разобьются. Вечеринка в честь прибытия оказалась жаркой. Посадочные стойки выдвинулись, корабли слегка выровняли курс, пока сталь не коснулась стали, заработала гидравлика. Двигатели стихли — и позади остался лишь вой и гудение уходящих истребителей вместе с последними взрывами зенитной артиллерии.

Остывая, корпуса приобретали розоватый оттенок. Когда они остыли окончательно, люки и пандусы открылись, залитые изнутри красноватым свечением люменов.

Первым вышел Люцерн; при свете дня цвет брони воина менялся с кроваво-красного на насыщенно-желтый цвет сынов Рогала Дорна. За ним вышла Ашмильн в сопровождении двух Неисчислимых Сынов. За ней последовали и все остальные, разбившись подвое. Они заняли всю посадочную площадку. Смертные разинули рты при виде Ангелов Смерти среди них, — даже больше, чем при виде Адептус Кустодес, потому что прибыло двадцать космодесантников, и легенды о них были более известны.

— Сержант Люцерн, — поприветствовал новоприбывшего Ахаллор.

— Мы потеряли десять космодесантников вместе с «Громовым ястребом», — ответил Люцерн и посмотрел на город. — Приемлемые потери для проникновения в зону боевых действий, подобную этой. Император с нами.

— Пойдемте, — сказал Ахаллор.

— И это все? Вы посылаете меня в этот кошмар, где вероятность смерти один к трем, и даже не поприветствовали после пережитого? — спросила Ашмильн, бледная и дрожащая.

— Прошу прощения, госпожа астропат, — сказал Ахаллор. — Поздний час, я забыл о вежливости, поскольку скоро нам предстоит отправиться на войну.

— Да, у вас совсем мало времени. — Она вытащила из-под мантии футляр со свитками и протянула кустодию. — Сообщение от командующей кораблем. Если вкратце — флот прибывает раньше, вам лучше пошевеливаться.

— Сейчас? Насколько он опережает график? — спросил Вихеллан.

— Они прибудут через два дня, это крайний срок. — Астропат указала в направлении макрособора Аскломеда. — Вот куда вам нужно идти, кустодий.

— Так и сделаем. Но почему вы так думаете? — поинтересовался Ахаллор.

— Да потому, что оттуда исходит эмпирическое вмешательство, вызывающее у меня сильнейшую мигрень в моей жизни и мешающее молитвам покинуть эту систему, повелитель, и если бы вы обладали таким же зрением Императора, как и у меня, то увидели бы на горизонте башню неестественных цветов и лица, кричащие внутри тех стен. А если и существует угроза жизни примарха и крестовому походу, то я ставлю второе зрение на то, что она — именно там.

— Хорошо, — ответил Вихеллан. — У нас есть и другие дела первостепенной важности.

— Вы серьезно, лорд Вихеллан? Угроза исходит из собора!

— Серьезен, как сам Император, — заметил Ахаллор. — Чтобы выиграть войну, надо вести множество сражений сразу.


Локк дремал в танке. Эта ночь, полная дыма и вспышек света, порядком его вымотала. Грохот пушек Фодова сотрясал город, а всполохи пустотных щитов, сопротивляющихся обстрелу, заставляли кошмары ползти по небу.

Настоящее отступило на второй план для Локка, убаюканного теплыми объятьями «Дракокравги», и он вспомнил иной день и иной мир. Войну иной эпохи.

Исстван V.

Над черным песком сверкали заряды болтеров. Рота Локка с ревом бросилась за отступающей Гвардией Ворона. Сыновья Коракса передвигались на быстрых боевых мотоциклах, но, несмотря на все умение уклоняться, им не под силу было противостоять танковым орудиям Железных Воинов. Лазерный огонь освещал ночь. Тяжелые болтерные снаряды прочертили огненные трассы по черноте.

Он помнил с совершенной ясностью космодесантника каждое убийство, — мотоциклы, сбитые и подброшенные в воздух, тела, разорванные на куски. Они отступали, сыновья Коракса, но они были обречены.

— Прикончить их! — скомандовал капитан Кайт. И голос командующего донесся до Локка снова — словно прямо здесь и сейчас, спустя девять тысяч лет. Голосом певца он обладал, этот Кайт. Когда-то они с Локком были друзьями. — Прикончить их!

Локк, тогда еще простой водитель, прибавил скорость.

Сыновья Коракса разделялись снова и снова, сплетая сложные узоры, пока ускорялись, но Железных Воинов было слишком много, их жажда крови была слишком велика. Конец был уже близок.

И вдруг все изменилось.

Один из танков «Хищник» поднялся на дыбы перед Локком, — в него врезалось что-то массивное. У Локка создалось впечатление сплошных искр и когтей, синевы реактивных струй, расправленных крыльев и мстительного белоснежного лица. А затем и его транспортное средство застопорилось, с разгона врезавшись в корму подбитого танка.

Коракс! Коракс тут! — проорал кто-то в вокс.

И теперь Локк увидел его воочию. Коракс стоял не больше чем в двух метрах от него, расставив ноги по обе стороны от поврежденного «Хищника». Его гусеницы погрузились в черный песок, потянув за собой и танк Локка. Командир кричал из турели, приказывая ему отходить. Танки развернулись, пытаясь сбросить примарха с крыши, но тот стоял твердо. Лицо его напряглось, когда он навалился на куполообразную башню обреченного «Хищника», прорезая пласталь силовыми когтями. Он внезапно поднялся с ревом, отдавшимся у Локка в костях, и начисто снес башню. Молнии вырывались из разорванных проводов. Коракс опустил руку внутрь танка, вырвал оттуда командира, насадил того на когти и выбросил куда-то в непроглядную тьму.

Некоторые танки из группы Локка рванули вперед за отступающей Гвардией Ворона. Другие разъезжались в стороны — подальше от гнева Девятнадцатого примарха. И все же нашлись и те, кто не устоял перед искушением заполучить награду за величайшее убийство. Они кружили вокруг подбитых танков и стреляли в исполина на них. Снаряды автопушек рикошетили от брони. Лучи лазерных пушек опаляли воздух вокруг него, но Коракс был несокрушим в кольце их ярости.

И тут он заметил Локка.

— Вперед! — приказал Локку командир танка. Давным-давно умерший, его звали Асориос Пентатвахский. — Вперед!

Локку редко доводилось слышать, чтобы Железный Воин паниковал.

Задний ход. Танк не сдвинулся, поскольку таран намертво застрял в задней части «Хищника». Коракс перепрыгнул на другую часть танка, опуская машину вниз своим весом. Локк подумал, что это их и спасло, поскольку острие тарана сдвинулось, хотя и почти незаметно, когда черный кулак вдарил вперед. Ожили когти, засверкали расщепляющие молнии. Кулак прорвался через переднюю часть танка.

Локк едва успел остановить заглохший двигатель, и тут танк резко отдернулся назад: одной рукой Коракс вцепился в переднюю часть, — когти находились в нескольких сантиметрах от шлема Локка. Второй рукой примарх двигал из стороны в сторону, разрывая панель и прорезая борозды в керамите. Кабели зашипели. Кабина наполнилась дымом. Локк раскачивал танк из стороны в сторону, но Коракс не двигался с места, и его лицо разгневанного бога становилось все виднее с каждым взмахом когтя.

Асориос развернул спаренную лаз-турель, и энергоячейки загудели, сигнализируя о готовности к стрельбе. Коракс взмахнул кулаком — и просто-напросто расколол все дула турели. За спиной Локка полыхнула электрическая вспышка, и Асориос закричал. Кабели загорелись. Отовсюду загудели сигналы тревоги. «Хищник» на полной скорости ехал назад, Локк вел машину вслепую, но Коракс все еще оставался наверху.

Примарх вновь занес кулак. Черные глаза сверкнули на мертвенно-бледном лице.

Кулак летел прямо вперед, снося ошметки метала между примархом и будущим варповым кузнецом. Коракс безостановочно орудовал кулаком; управление отключилось, и полубог пронзил броню, кончик когтя добрался до основного сердца космодесантника и разорвал его.

Танк остановился. Пламя полыхало по заднему отсеку. Асориос и второй стрелок попытались выбраться, но люки захлопнулись. Локк попытался вдохнуть; вторичное сердце еще не заработало на полную мощность, легкие заполняла кровь, и тело практически отказывало от шока.

Коракс мог бы расправиться с ним тогда. И каждую ночь в течение всех тысячелетий Локк задавался вопросом, почему же он этого не сделал.

Локк раскрыл рот. Кровь стекала изо рта, скапливаясь в лужице внутри шлема. Тогда он был ближе к смерти, чем когда-либо, и он хорошо запомнил выражение лица примарха. Лик ужаса и предательства.

И вдруг Коракс исчез, мелькнули крылья и доспехи, а потом ночь поглотила самого Локка.


Кто-то тихонько постучал по стенке танка, вернув Локка к реальности.

— Брат? Брат, это я.

— Кар-Гатарр? — Локк сдвинулся с места, кости заныли от сурового холода.

— Выходи, брат мой. Есть разговор.

У Локка не было настроения разговаривать, но что-то побудило его подняться. «Минутку», — буркнул он, дернул за межлицевые кабели — и машина запищала, словно от боли. Космодесантник вновь потянулся и почувствовал, как ломаются шипы в гнездах брони, так что пришлось их выуживать. То, что он выбросил на палубу, оказалось хрящами.

Локк выбрался из «Дракокравги» и увидел мрачного Кар-Гатарра без шлема в нескольких метрах позади танка. Космодесантник остановился.

— Ты изменился.

— Скоро и ты станешь таким же, боевой брат мой.

Локк захромал к темному апостолу. Он вроде бы не изменился физически, но все же казался больше. Были времена, когда подобная перемена встревожила бы Локка, но за годы Долгой войны он повидал гораздо более странные вещи.

— Стало быть, твое желание исполнилось.

— У меня всегда было только одно желание — служить богам.

— И ты преуспел. — Локк, прихрамывая, прошел мимо друга и направился к складскому ящику в задней части танка. Это оказалась простая металлическая коробка, удивительная своей обыденностью, если учесть, что обитало внутри резервуара. — Выпьешь? — Локку все труднее было говорить.

Кар-Гатарр кивнул. Локк протянул стеклянную бутылку, обмотанную сеткой из витого шнура, и снял шлем. Делать это было с каждым разом все труднее. Швы продолжали затягиваться, как свежая кожа, а из-за формы его лица выпутываться из шлема было неловко. Он снял верхнюю часть, затем перекошенную маску, отбросил и то, и другое на крышу танка.

Кар-Гатарр не видел истинный облик брата уже несколько лет, и теперь с удивлением созерцал благословенные дары Темных богов. Локк стоял в замешательстве, пока темный апостол разглядывал его: звериные черты, массивная челюсть, искаженная так, что, казалось, скоро появятся клыки, рудиментарные рога, торчащие из висков. А под этим красовались янтарные глаза с вертикальными черными полосами.

И в них сияло убийство.

— Какие же мы прекрасные послушники. Нас обоих благословили, — начал Кар-Гатарр.

Локк улыбнулся изуродованным ртом.

— Тебе-то по нраву. А вот мне эти благословения доставляют неудобство.

— Это испытание, брат. Преодолей его и получи настоящую награду.

— Как у тебя?

— Нет. Лучше.

Локк достал бутылку и открыл ее, протянув другу.

Кар-Гатарр отпил — и скривился.

— Это еще что?

— Вина для слабаков не держим, — сказал Локк, улыбнувшись по-настоящему. — Олимпийский слозо или, по крайней мере, похоже. — Он забрал бутылку и долго пил, закончив с придыханием. — Жжет так же, как и раньше на моей памяти.

— На вкус как моторная смазка.

— Возможно, это даже один из ингредиентов, — согласился Локк. — Рад тебя видеть, но чем обязан?

— Братство, — тихо ответил Кар-Гатарр.

Локк вновь посмотрел на друга и понял, почему тот пришел.

— Попрощаться? Думаешь, скоро умрешь?

— Как и все, боевой брат.

— Не говори загадками, как этот твой священник! — сердито отрезал Локк. Эмоции друга удивили Кар-Гатарра. — Когда? Когда ты узнал это?

— Сила, которую я ношу в себе, вскоре поглотит меня.

— Тогда на кой ляд ты ее принимал? Почему сейчас?

— Оружие. Тенебрус. Война. Адептус Кустодес прибыли сюда. Смертному с ними не совладать.

— И что? Есть только война, и всегда была. Так почему же эта — настолько особенная, что ты должен отдать жизнь?

— За веру, — без колебаний ответил Кар-Гатарр. — Здесь дела должны идти так, как велят боги. Магистр войны Абаддон…

— Ах, Абаддон, еще один тщеславный придурок. Такой же, как и Гор, лжец и самодур.

— Может, и так. Но он восторжествует. Победы нужно достигнуть правильным путем. Только с верой. Абаддон не чтит богов как должно, пока еще не чтит…

— Как и мой примарх.

— Хотел бы ты, чтобы Повелитель Железа правил вечно?

— Не хотел бы я провести вечность, сражаясь только под одним началом.

— Тогда почему ты это делаешь?

— Не знаю. — Локк закупорил бутылку и убрал ее обратно, утолив жажду.

— Человечество создано для поклонения, таково кредо Лоргара. Если Абаддон займет Трон Терры, настаивая на собственном превосходстве, боги уничтожат его, и человечество попадет в сущий ад.

— Оно уже в аду, Кар-Гатарр. И не делай вид, что кто-либо из нас принял в этом участие ради чего-то, кроме самих себя. Если ты и научил меня чему-то, так только тому, что Хаос пощады не знает. И нам лгали все. Мы только и можем, что сражаться. Это все, что у нас осталось.

— Это неправда. У Лоргара было видение. Люди, живущие в гармонии с богами, молятся им и становятся желанными сосудами для их силы. Все, чего Император стремился лишить нас и присвоить Себе. Когда ты так говоришь, Торванн, ты описываешь путь Императора, а не мой. Ты познал их дары. Ты прожил девять тысяч лет, ты видел, как проявляется величайшая слава. Мог ли мальчишка, которым ты был когда-то, представить себе такое? У нас у всех есть этот потенциал. Если сильным позволят процветать, человечество будет купаться в славе, но боги переменчивы, и их нужно умилостивлять. Долг моего легиона — заставить Абаддона увидеть это. Наш долг —победить правильно.

Локк рассмеялся.

— Все вы ошибаетесь. Нет ничего, кроме смерти и страданий. Так было и так будет. Ты не в состоянии руководить Абаддоном. Вы не можете контролировать, каким образом он одержит победу. Нельзя спорить с богами. За что мы вообще боремся? Под знаменем Императора, затем под знаменем Гора, да и сейчас под знаменем Абаддона мы не более чем идиоты, а боги все это время смеются над нами.

— И все же тебя они благословили. — Кар-Гатарр сделал шаг вперед. — И, несмотря на это, ты посвящаешь им убийства. Почему, если ты так полон сомнений?

— Потому что больше ничего не осталось, — тихо ответил Локк и оглядел лагерь. Его люди сидели у костров, машины молчали в тени полуразрушенных зданий. Это могла бы быть любая другая ночь в его долгой и несчастливой жизни.

Кар-Гатарр прервал молчание:

— У меня есть новые дары, идеи. Я могу помочь тебе в последний раз, мой брат, — обрести славу, которую ты, как я знаю, все еще ищешь.

Локк оглянулся на Кар-Гатарра.

— Правда?

— Ты же знаешь.

Локк замер на мгновение, вглядываясь в ночь, затем повернулся к другу.

— Мы знаем, что враг пойдет на нас. И мы к этому готовы. Они не будут ждать, пока прибудет подкрепление. Такова их природа — идти вперед, пока у них есть вера. Здесь хныкающие компаньоны Императора собственной персоной. Их прибытие разожгло огонь праведной веры у слабаков. Их поглотило желание умереть от наших клинков, показав свою веру.

— Именно.

— Они двинутся через мост, чтобы атаковать нас до того, как мы атакуем их. Я пытался сказать об этом Тенебрусу, но он не слушает.

— Ну, он занят высокими материями. Но я-то всегда буду к тебе прислушиваться.

Локк кивнул.

— Я разведал обстановку. Ожидаю, что они атакуют с нескольких сторон. Они могут выдвинуться к кафедралу, но, думаю, все же сначала попытаются отвоевать Благословенный бастион, поэтому я послал туда подкрепление и планирую лично устроить им засаду. Если ты готов помочь, то мне нужно, чтобы ты воспользовался своим благословением и прикрыл меня. Я установлю ловушку по соседству. Если же они выдвинутся к любой цели, некоторые из них пойдут и туда. Я спрячусь так, чтобы они меня не заметили, пока не станет слишком поздно. Саван, тень. Ты понимаешь, о чем я. Спрячь меня.

Локк ожидал, что ему придется отстаивать свою точку зрения, даже спорить, и делать этого очень не хотелось, потому что он был сыт спорами по горло, но Кар-Гатарр удивил его.

— Я одолжу твоим заговорщикам необходимое искусство. Свяжусь с Осмохом, если его еще не казнили.

— Этот червяк — по-прежнему командир моих колдунов.

— Тогда можешь считать, что дело в шляпе, брат.

Локк грустно улыбнулся.

— Помню, как ты впервые меня так назвал. До того, как ты пришел сюда, я думал о той ночи, когда ты спас меня. Помнишь?

— Да.

— В ту ночь ты вытащил мое тело из разбитого танка, а мои братья убили всех вокруг. Я думал, что умру.

— Я знал, что не умрешь, хотя мне понадобилось несколько часов, чтобы отыскать тебя.

— Так и есть. Ты тысячу раз говорил мне, что бродил туда-сюда, ведомый богами.

Локк посмотрел в глаза другу. Теперь глаза были совершенно черными, как у Повелителя Воронов. «Нельзя убежать от того, кем мы все были — Космический Десант, примархи, силы варпа», — подумал он. Все они являлись частью одной и той же космической шутки.

— Так ли это?

— Ты жив, и этим все сказано.

— Нет, брат, я серьезно — тебя тогда действительно боги послали?

Кар-Гатарр замолчал, но тут же тихо продолжил:

— Они мне помогли, но только потому, что я молил их об этом.

Они долго смотрели друг другу в глаза, пока Локк не нарушил тишину тихим смешком:

— Сюда идет примарх. Ты можешь представить это, после стольких лет?

— Так было предначертано. Последняя война.

Улыбка исчезла с изуродованных губ Локка.

— Ты даже не представляешь, как я молюсь о том, чтобы это было правдой. — Он вновь отвернулся. — Та сила, которую ты вобрал. Я знаю тебя, Кар-Гатарр. Ты стремишься смотреть всему, с чем не следует иметь дело, прямо в лицо. Ты будешь сражаться с лакеями Трупа-на-Троне. Лучше бы ты бежал. Давай продолжим войну в других мирах.

— Такова моя судьба. Тут и закончится моя история, но не оплакивай меня, ведь я иду к еще большей славе. Храни верность той вере, что я тебе дал, Торванн Локк, и ты познаешь невообразимую силу.

— Еще одна возможность?

— Данность.

Кар-Гатарр обнял друга.

— Сражайся доблестно, Торванн. Это наша последняя встреча. И в честь нашей дружбы ты получишь саван, сотканный из теней.


Глава двадцать пятая

Чудотворный рыбак

Пролет святого Клейтора

Необходимость быть замеченным


Ахаллор и кустодии ожидали в монастыре с видом на ущелье Бесчисленных Благословений. Ранний вечерний свет косо пробивался между неровными шпилями, окрашивая развалины на другой стороне моста сменяющими друг друга пятнами черного и красного.

Это глубокое ущелье за прошедшие века вымыла река, преодолев барьер холмов Лестницы Вознесения и проложив себе путь к морю; правда, естественный облик ее творения уже не было видно. Скалы изрезали фантастические наслоения гробниц, куполов и статуй, а гигантские здания по обе стороны ущелья возвышали его края на тысячу метров над уровнем земли. Но впервые за тысячелетия река снова текла открыто, потому что большую водопропускную трубу, сдерживающую воду, разбили, и поток, перекрытый рухнувшей каменной кладкой, превратился в грязное озеро. Шум высвобожденной воды отражался от стен ущелья в поднимающемся тумане, заглушая грохот артиллерии.

Эту пропасть пересекал пролет святого Клейтора — высокий подвесной мост длиной в километр. Основные тросы проходили через руки парных статуй на двух опорах, которые, как мечи, вонзались в глубины ущелья. Как понял Ахаллор, Клейтор некогда был каким-то чудотворным рыбаком, поэтому балки, поддерживавшие настил моста, перекрещивались так, что образовывали сети из пластали. Большинство балок все еще сохранились на месте, и настил моста стоял устойчиво, хотя статуи покрывали выбоины, а дорогу усеивали тела.

Дальний конец моста обрамляли склоны огромной костницы. На имперской стороне виднелся жилой блок. Оба края пропасти образовывали неровные скалистые выступы, на которых располагались устои моста. Процессиональ Надежды Благодатной прорезала оба горных здания внушительными туннелями, соединяя по мосту район Непорочный и район Небес. Монастырь находился рядом с прецессионным ходом, давая кустодиям хорошую видимость и в то же время скрывая их. Предел пустотного щита простирался до самого края каньона, и здание было только с внутренней стороны. Группа Ахаллора полагалась на щиты, чтобы скрыть энергетические сигнатуры брони от неприятельских ауспиков.

Вихеллан укрылся за колонной и смотрел в ущелье, хмыкая с отвращением при виде изобилия черепов, жнецов душ и прочих мрачных памятников, расположенных перед ним.

— Это место крови и костей. Смерть почитается на каждом шагу.

— Жизнь смертных коротка, — ответил Варсиллиан. — Поэтому они издавна воздвигают памятники тому, чего боятся больше всего.

— Они пытаются задобрить то, на что не следует обращать внимания, Понтус, — продолжил Вихеллан. — Страх только подпитывает то, с чем мы боремся. Возьмем, к примеру, этих несчастных болванов, которые нам противостоят. Где-то там, внизу, в этой пропасти, под озером, стояла хижина пилигримов. Многие из них — среди предателей, удерживающих район Небес. Что хорошего принесло им или нам такое задабривание смерти? — Он посмотрел на Варсиллиана. — Империум подвел этих людей.

— К чему ты клонишь, Гастий?

Вихеллан снова посмотрел вниз, в бездну.

— Когда мы оставляем свои обязанности и ввязываемся в войны, это показатель, что все зашло слишком далеко. Вот как я считаю. Может, нам следовало покинуть Терру тысячелетия назад. Мы, как слепые, не видели, что происходит.

Ахаллор не вмешивался в их разговор, наблюдая за целями через щелку. Основной целью был приземистый блиндаж, построенный близ моста. Это было не настоящее военное укрепление, а всего лишь наблюдательный пост, с которого стражи порядка присматривали за паломниками, — у него даже имелось большое окно, выходящее на командную палубу. Для кустодиев Императора он не представлял опасности, но тем не менее представлял ее для смертных: в нем размещался генератор, питающий то, что осталось от локальной сети обороны. В этом-то здании и находился командный центр предательских сил.

Второй целью являлась баррикада, протянувшаяся по центру мостового настила. Старые молитвенные флаги все еще свисали с тросов вокруг, изодранные и обгоревшие, а грязные медные значки, торчащие над баррикадами, свидетельствовали о новой вере охранников моста. Ахаллор видел смертных, занявших там оборону, а они его — нет.

— Астартес-предателей не видно, — сказал Амальт-Амат. — Похоже, для нас это все не особенно хлопотно.

Он оперся на рукоять своего вексиллума, сжимая ее обеими руками и вглядываясь вдаль.

— «И все же то, что неподвижно и кротко, также может быть хищником», — процитировал он.

— Мы атакуем это место и будем сеять страх. Вынудим их действовать, и когда доберемся до дальнего конца моста, для смертных переход станет кровопролитным, — сказал Вихеллан. Он посмотрел вверх, туда, где на балконах и дорожках располагались позиции предателей. — Многие из верных Императору сегодня погибнут.

— Потери будут неизбежны, — сказал Асвади. — Нужно сделать так, чтобы продвижение наших союзников на собор заметил враг. На какой лучший конец может надеяться любой смертный слуга Императора, чем умереть во имя Его, и вообще, какие еще цели могут быть у них в жизнях?

— А ты им скажи это, Мужественный, — произнес Вихеллан.

— Для этики нет времени. Наши заботы масштабнее, чем отдельные жизни, — сказал Ахаллор.

— Но немного осторожности все-таки не повредит, щит-капитан, — отозвался Амальт-Амат.

— На редкость справедливо сказано, — ответил Ахаллор. Орудия смолкли, оставив ревущий водопад без аккомпанемента. Щит-капитан следил за таймером с обратным отчетом на дисплее шлема. — Еще тридцать секунд, и мы выдвигаемся. Вы вели наблюдения в этом секторе — у вас есть по ним вопросы, мысли или предложения?

— Как по мне, ничего, из-за чего стоило бы изменить первоначальный план, — ответил Амальт-Амат, — но еще не вечер. Вот пройдем сквозь пустотные щиты и мой ауспик что-то обнаружит — тогда и посмотрим.

— Ну, это всегда по-разному, — прокомментировал Вихеллан, вдруг повеселев.

— У тебя поднялось настроение, — подметил Асвади.

— Я жду сражения с нетерпением, вне зависимости от того, зачем мы здесь.

Время на таймере вышло. Все вокруг, казалось, остановилось, а затем прогремел взрыв. На этот раз все оружие нацелили не на артиллерию Железных Воинов в районе Небес, а на макрокостницу на другой стороне ущелья. Снаряды с визгом падали вниз, на верхних уровнях строения образовалась цепочка взрывов, и каменная кладка обрушилась, словно лавина. Тяжелая артиллерия со стороны имперцев присоединилась к обстрелу: автопушки, тяжелые болтеры, ракеты и лазпушки обрушились на блокпост, вынудив неприятеля забиться в укрытия.

— Тогда вперед, в битву. — Ахаллор взялся за меч. — Да пребудет с вами удача Терры.


Только один часовой, надзиравший за ремонтными работами под мостом, остался на посту, в то время как остальные спасались бегством. Понадобился всего лишь выстрел из болтера. Тот выстрел, убивший часового, заглушило громыханием тяжелой артиллерии, обстреливавшей макрокостницу, и потому никто и не заметил, как тело упало в ущелье. Ахаллор вместе с кустодиями отправились вниз, под мост. Огромный пролет святого Клейтора качался от падающих с западной части камней. Снаряды посыпались дождем. Зазвучали гулкие сигналы тревоги; стержни, разбитые арматурой, свисали кусками погнутого и покореженного металла. Кустодии услышали крики, но никто не увидел их.

Под прикрытием артиллерии они добрались до лестницы на середину главной палубы.

— Ундейр Амальт-Амат, Асвади Мужественный, приступить к заданию. Убивать любого, кто попадется на пути, — приказал Ахаллор.

Вексиллярий кивнул; древко штандарта сложилось вовнутрь, и кустодий сразу же перекинул его через плечо. Асвади прикрепил щит к задней части доспехов, и пара кустодиев стала спешно карабкаться наверх, цепляясь только одной рукой — вторую каждый держал с мечом наготове.

Со всех сторон ущелья дул порывистый океанический ветер. Воздух пел вокруг тросов и трепал плащи кустодиев. Группа Ахаллора миновала второй пирс. Основание блиндажа находилось совсем недалеко, и бронированная дверь выходила на выступ, обеспечивающий доступ к служебным проходам.

Они прибыли туда не только ради захвата блиндажа, но и еще по одной причине. Нужно было, чтобы их заметили. Враг должен был думать, что они собрались атаковать собор с поверхности. Действия Кустодес в том секторе натолкнули бы неприятеля на эту мысль и отвлекли его внимание от катакомб.

— Гастий, веди нас внутрь, — приказал Ахаллор. Вихеллан кивнул и двинулся вперед. Ахаллор последовал за ним, следом шел Понтус Варсиллиан. Каждый из них поднял щит, хотя рядом с фундаментом блиндажа не наблюдалось ни врагов, ни бойниц.

Вихеллан подошел к двери. Он остановился, чтобы авточувства доспеха просканировали помещение на предмет признаков жизни, затем прорубил вход одним ударом меча и, прикрывшись щитом, исчез внутри блиндажа.

— Щиты, — приказал Ахаллор. Они с Варсиллианом активировали силовые щиты и направились вслед за Вихелланом в длинную генераториум, шедшую глубоко вниз под костницу. Внутри, выстроившись в линию по центру, работали три огромные прометиевые генераторные установки. Топливопроводы шли через одну ферробетонную стену, в то время как пучки кабелей уходили в несколько каналов по краям. Воздух был горячим и тяжелым из-за электрических зарядов и паров. Несколько паукообразных сервиторов суетилось вокруг машин, бормоча под нос что-то на бинарике, словно обеспокоенные родители.

Они даже не обратили внимания на Кустодес.

Металлическая лестница, привинченная к стене, вела к бронированной двери метрах в шести над полом. Вихеллан поднялся по лестнице и выставил клинок вперед. Ахаллор прикрывал его. Варсиллиан прошел между двумя генераторами, отстегивая от голени электромагнитную бомбу. В руке у Варсиллиана устройство в виде канистры казалось небольшим, хотя и было размером с жестянку с гвардейским пайком.

Варсиллиан активировал последовательность для взрыва бомбы; стоило ему закончить, один из сервиторов, обнаружив угрозу, повернул голову в сторону устройства и двинулся к Варсиллиану, сгибая механические руки и жужжа сервоинструментами. Ахаллор едва обратил на него внимания. Никакой угрозы эти сервиторы не представляли.

— Пробуждение, — сказал Варсиллиан, и электромагнитная бомба издала пронзительный вой. Сгустки энергии разразились внезапной бурей, пронзая приближающегося сервитора, генераторы по обе стороны и даже броню Варсиллиана. Сервитор взвизгнул и отшатнулся назад, испуская снопы искр; разнесся запах жареной плоти, киборг ударился о консоль и, соскользнув по панели, рухнул замертво.

Устройство сперва втянуло в себя свет, а затем световая волна разошлась по всей комнате. Обмундирование и броня кустодиев защищены от такой дисгармонии. Но все остальное — нет.

Генераторы задрожали, словно раненые гроксобыки, от них повалил черный дым, а затем они отключились. Два оставшихся сервитора рухнули вниз клубками металлических конечностей. Люмены на потолке погасли, впрочем, как и все лампы на каждой из панелей управления в генераторной. Единственным источником света остался дневной свет, проникающий сквозь выбитую бронедверь.

— Враг потерял свет, энергию и все вокс-коммуникации. Теперь они ослепли и не смогут позвать на помощь. Удачной охоты, друзья, — произнес Ахаллор.

Вихеллан взмахнул клинком Часового по дуге, сорвав дверные петли, от которых посыпались искры. Кустодий поднял ногу и пнул металлическое полотно, — дверь упала, глухо лязгнув.

Ахаллор шел вверх по ступеням сразу за Вихелланом — тот уже исчез в дверном проеме. Замыкал тройку Варсиллиан, следуя за капитаном по пятам. Они вышли в темный коридор, исписанный граффити культистов. Вихеллан повернул налево, Ахаллор — направо. Каждый шел туда, куда считал нужным идти. Воины-одиночки, сражающиеся в своих собственных битвах. Так было всегда.

Ахаллор активировал режим счетчика крови на броне. Не прошел он и трех шагов, как металлическая дверь впереди, заскрипев, открылась. Наперерез кустодию высыпали несколько культистов в серых прорезиненных комбинезонах, усиленных лоскутами из краденых бронежилетов. В руках они сжимали автоматы, а их лица скрывались за грубыми железными масками. Ахаллор увидел, как расширяются глаза за прорезями, как только культисты поняли, что кустодий двигается к ним.

— Клянусь Великими богами! — воскликнул один из них. Двое других оказались смелее, но успели поднять оружие едва наполовину, как умерли. Ахаллор сделал выпад одной рукой и вонзил клинок прямо в череп первому из нападавших, разнеся тому голову во взрыве маслянистого дыма. Одновременно кустодий нанес удар щитом в грудь второго культиста и вдавил того в стену с такой силой, что кровавые брызги от расплюснутого тела разлетелись в стороны. Третий еретик уставился на Ахаллора в безмолвном ужасе. Щит-капитан с презрением вонзил острие Просектиса трусу в грудь. Ширины лезвия хватило, чтобы разрубить еретика надвое. Силовое поле с гулом расщепило плоть и кости, разбросав дымящиеся останки по всему коридору и золотому нагруднику Ахаллора. Щит-капитан прошел через месиво.

<Три убийства за две целых ноль пять десятых секунды,> вывел отчет счетчик крови.

Ахаллор пошел дальше, вперед по коридору, не обращая внимания на дверь, из которой несколько минут назад выбежали культисты. С помощью сервоприводов он перешел на бег, набирая скорость по мере того, как подбежал к другой тяжелой бронедвери. Ахаллор опустил плечо и ударил по двери так сильно, что та сорвалась с петель и грохнулась в помещение. Воздух разорвали вопли — металлическое полотно врезалось в живые тела.

Дневной свет еле пробивался сквозь маленькие грязные окна в машинном святилище. В глаза Ахаллору бросились рабочие алтари, заляпанные маслом; на некоторых в зажимах находились непонятные механизмы. На крюках вдоль стен висела масса инструментов и приспособлений с печатями Омниссии. В углах помещения стояли жаровни с благовониями. С потолка свисала подвесная цепь. Никого из техножрецов здесь не было — лишь толпа еретиков, потрясенных появлением Ахаллора.

Ахаллору понадобилось лишь мгновение, чтобы оценить ситуацию. Нога вдарила по дверному полотну, давя тела под ним. Просектис запел в воздухе, оставляя потрескивающий след во тьме. Меч врезался одному культисту в плечо, снеся верхнюю часть туловища, затем — другому в голову. Вспышка света — и человек упал, голова его превратилась в кровавый туман, шипящий в силовом поле клинка. Ахаллор рванул вперед, выставив щит и прорываясь сквозь толпу культистов с целеустремленностью грузового тягача. Силовое поле одинаково яростно реагировало и на боеприпасы, и на человеческую плоть. Культистов опалило до самых костей, прежде чем разнесло на куски весом Ахаллора. Они даже не успели оказать сопротивление. Кустодий напоминал танк, несущийся через траву. Тела взрывались перед ним, и комнату наполнил смрад крови. Одна из еретичек закричала и рухнула на землю, — Ахаллор мимоходом расплющил ей череп. Показатели счетчика крови быстро возрастали.

Нескольким врагам удалось поднять оружие, и святилище внезапно заполнилось грохотом выстрелов. Прерывистые вспышки выстрелов озарили комнату. Ахаллор орудовал щитом только как оружием: в защите от обычного автоматического оружия он практически не нуждался. Пули просто отскакивали от аурамитового доспеха.

Ахаллор взмахнул клинком, весившим не меньше, чем взрослый человек, так же легко, как смертный размахивал бы деревянной палкой. Еще одного культиста расщепило на атомы. Ахаллор слегка пригнулся и надавил всем весом на щит, поймав ближайший рабочий алтарь, и быстрым рывком отправил полтонны металла вращаться в воздух. Железо упало в группу еретиков, мгновенно убив их.

Пуля задела щиток его шлема. В ответ щит-капитан разрубил одного из атакующих надвое на уровне груди и, развернувшись в образовавшемся потоке крови, пронзил другого. Культисты уставились на окровавленного гиганта и на острое лезвие, на котором дымилась, испаряясь, кровь. Они не выдержали и кинулись наутек.

Щит-капитан рванул за ними, сбивая с ног. Какая-то культистка отскочила и отчаянно принялась карабкаться по лестнице, ведущей в шахту. Ахаллору даже не пришлось марать клинок. Он вдавил Просектис в пол и схватил ее за ногу, сорвав с лестницы, после чего швырнул на пол с такой силой, что культистка умерла от удара. Ее останки валялись среди тел ее незадачливых товарищей.

<Семнадцать убийств, семь целых шесть десятых секунды, всего двадцать убитых. Общее время боя — сорок восемь секунд.>

Он дал остальным убежать. Пусть разнесут новости о том, что кустодии здесь. Ахаллор слышал, как где-то в глубине блиндажа они орут:

— Это Император! Он пришел! Император нас осудит!

Вихеллан вышел из другой двери; его клинок дымился, а золотые доспехи стали красными от крови.

— Прибирался во внешних коридорах. Там одни мертвецы. Варсиллиан прокладывает путь с тыла.

— Поднимаемся.

— Там узковато, — ответил Вихеллан, посмотрев в люк шахты, ведущей наверх.

— Протиснемся.

— Эта честь принадлежит щит-капитану.

— Как великодушно, — сухо ответил Ахаллор. Он оставил щит у основания и поднялся по лестнице, одной рукой держась, а во второй сжимая клинок наготове, пока отталкивался и хватался за ступеньки. Лестница согнулась под весом доспехов. Ахаллор собрался с духом и толкнул люк; тот не поддавался, запертый сверху.

Ахаллор немного пригнулся и резко всадил Просектис в люк. Лезвие с легкостью рассекло металл. Ахаллор плавно повел меч по кривой, оставляя фонтаны искр. Он прорезал люк и пробил дыру в пластбетоне, достаточно широкую, чтобы кустодии смогли протиснуться. Шум оказался оглушительным, — пронзительный гул разрывающихся атомных связей.

Ахаллор закончил и вытащил Просектис.

— Осторожнее там, внизу, — крикнул Ахаллор и отскочил в сторону. Аккуратно срезанный люк, еще светясь, пролетел мимо.

Из дыры опустился ствол автопушки. Ахаллор нажал на спусковой крючок и послал вверх болтерный заряд. Раздался влажный взрыв, сопровождающийся хлюпаньем крови, автопушка вместе с отрубленной рукой владельца, все еще сжимающей приклад, упала на броню и отскочила от нее.

Ахаллор положил руку на край вырезанной дыры. При помощи сервоприводов он подтянулся и залез внутрь. Реакция кустодия была достаточно быстрой, чтобы вовремя заметить летящий в голову металлический стол и принять удар на наплечник. Оружие с оглушительным лязгом столкнулось с кустодием, так что щит-капитан отшатнулся в сторону.

— Огрин, — передал он по воксу, рассмотрев нападающего.

Вот так сюрприз, — отозвался Вихеллан. — Помощь нужна?

— Справлюсь.

Недочеловек вновь принялся раскачиваться. Он был огромным, выше, чем Ахаллор, и более мускулистым. Вероятно, он был из числа пилигримов или телохранителей высокопоставленного священника, поскольку всю кожу нападавшего покрывали татуировки и линии Имперского писания — он их даже не изуродовал. Для простого смертного огрин был бы ужасающим противником, но Марк Ахаллор — существо другого ранга. Просектис разрезал стол напополам прямо посредине. Недочеловек попытался изобразить удивление, но щит-капитан с силой ударил его кулаком в лицо, вдавив нос прямо в мозг. Противник грохнулся навзничь.

<Двадцать первое убийство за одну целую и три седьмых секунды>.

Со всех сторон засвистели пули, рикошетя от его брони. Щит-капитан попал в трапезную блиндажа. За баррикадами из опрокинутых столов прятались противники.

— Поднимайся, — передал он по воксу.

Развернувшись от люка, Ахаллор шагнул в комнату с поднятым клинком Часового. В кустодия палили из автоматов, — пули отскакивали от доспехов, словно камушки, которые бросала в стену непослушная ребятня. Щит-капитан колол и резал, пинал и избивал, с каждым ударом разрывая культистов на кровавые ошметки и с силой швыряя их тела в стены трапезной. Резня только усилилась, когда поднялся Вихеллан. Острый слух Ахаллора уловил шум сражений, бушующих в других помещениях блиндажа.

Одна дверь с лязгом распахнулась, и в проеме возник длинный ствол автопушки. Расчет культистов в панике открыл стрельбу, разорвав на части несколько собственных собратьев. Но дважды им удалось достать Ахаллора. Первый удар отскочил от груди, но оказался достаточно сильным, чтобы выбить воздух из легких, второй попал в локтевой сустав правой руки. Острая боль пронзила плечо щит-капитана, так что он чуть было не выронил Просектис.

Ахаллор зарычал и, прицелившись, нажал на оба спусковых крючка. Болт-заряды взревели, и те, кто управлял автопушкой, взорвались в кровавом дожде.

За автопушкой находился импровизированный арсенал. Среди стеллажей с оружием и клинками виднелся человек в темно-серой силовой броне, украшенной черно-желтыми шевронами. Из шлема с демоническим лицом торчали закрученные медные рога, а на бедре весел тяжелый цепной меч.

— Астартес-предатель, — сказал Ахаллор.

Кустодий оценил ненависть, горящую во взгляде Железного Воина. Сам он не ощущал ничего, кроме презрения. Космодесантники — несовершенны, все до единого.

Ахаллор шагнул вперед. Предатель выхватил клинок и двинулся навстречу кустодию; его движения были болезненно тяжелыми и медленными по сравнению с Ахаллором.

«Электромагнитная бомба уничтожила его силовой ранец», — предположил кустодий. Эта мысль даже разочаровала его: он предпочел бы победить в честной битве, а не тогда, когда противника отягощал неисправный доспех.

К его чести, Железный Воин сумел парировать первый удар щит-капитана, когда тот вышел из оружейной туда, где было больше места для маневра. Ему удалось уклониться и от второго удара, хотя на этот раз кустодий нанес Просектисом удар Железному Воину в бок.

— Раб Трона, тебя сожрут Темные боги, — выплюнул Железный Воин.

— Мне не нужно, чтобы боги убивали врагов за меня, предатель. — Ахаллор сделал выпад и вонзил клинок прямо в горло противнику. Кровь закипела на ране, и предатель попытался выдавить из себя последнее полное ненависти слово, но Ахаллор провернул Просектис — и враг упал на пол замертво.

<Убийство двадцать семь, четыре целых пять десятых секунды>.

Вихеллан расправился с последним из культистов.

— В следующий раз оставь здоровяка мне.

— Их и так будет более чем достаточно.

Заревели сирены.

— Они знают, что мы здесь. Пошли, командный центр в эту сторону, — скомандовал Ахаллор.

Они прошли по короткому коридору с таким низким потолком, что им пришлось пригнуться. Двойные двери открылись без проблем, и кустодии вошли в пустой командный центр. Ахаллор подошел к длинным окнам из бронестекла, из которых состояла одна стена, и выглянул наружу, осмотрев пролет святого Клейтора. Блиндаж сотрясало грохотом фироксийских орудий. Мост пустовал. Амальт-Амат и Асвади справились с работой безукоризненно. От небольшого отряда охранников остались лишь пятна крови.

— Начинается битва, — подытожил Ахаллор, отключив силовое поле на мече и повернув плечо. Рука была немного скована от попадания автопушки. — Имперские штурмовые силы атакуют Благословенный бастион через несколько часов, но только при условии, что все идет как задумано. — Щит-капитан открыл вокс-канал. — Кустодиям перегруппироваться. Выдвигаемся к бастиону. Генерал Дворгин, можете отдать приказ об общем наступлении, когда сочтете нужным.

Дворгин не затягивал дело — не прошло и нескольких секунд, как скорбный рев боевых рогов разнесся по глубинам каньона. Буквально через мгновение дом Камидар двинулся вперед, и настил моста затрясся под поступью «Квесторисов», но к тому времени Ахаллор с остальными кустодиями уже покинули блиндаж и направились в глубину города — к следующей цели.


Глава двадцать шестая

Находясь в засаде

Дворгин наблюдает

Рыцари Железной крепости


Все уже на позициях, на восьмом этаже в жилом модуле три, — скрипуче раздался в воксе голос Касипиниакса. Локк послал в ответ сигнал подтверждения и ощутил, как внутри него шевельнулось предвкушение. На мгновение он позволил себе позлорадствовать. Засада, которую он устроил, была безупречной.

— Прут прямо к нам в лапы, как я и предсказывал, — сказал Локк.

А как идут бои вокруг каньона, владыка? — спросил Гарвох.

— Оставьте эту заварушку культистам и ополченцам, — пренебрежительно ответил Локк. — Шавки Императора оставили крепость и ушли через мост. Они двинутся этим путем и попытаются атаковать бастион с юга. Покончим с ними на досуге.

Бесподобный план, повелитель, — льстиво подбодрил Лоргус.

Вот нудный подхалим, — проворчал Гарвох. — Помнится, мы напали на культ Лишенных Кожи. И ты тоже это помнишь. Владыка Локк потерпел неудачу в тот день. Ошибаются все.

Локку впору было насладиться преданностью Лоргуса и наказать Гарвоха, но он понял, что согласен с последним. Тогда он потерпел поражение. Честность Гарвоха была ему по нраву, зато Лоргуса он бы с удовольствием выпотрошил.

Их много, владыка, и они превосходят нас числом во много раз, — сказал Гарвох. — Несомненно, это львиная доля всех оставшихся имперских сил на Гаталаморе. — В голосе чемпиона не было ни намека на беспокойство, хотя это и ставило весь план под угрозу.

— Мы застанем их врасплох и сокрушим. А вместе с ними — и все, что осталось от сопротивления трупопоклонников, — ответил Локк, — посмотрим, что скажет этот трепач Тенебрус, увидев истинную мощь сыновей Повелителя Железа!

Беру свои слова обратно, владыка, — смеясь, сказал Гарвох. — Я согласен с Лоргусом. План что надо!


В жилом блоке генерал Дворгин вглядывался через магнокуляры во тьму Благословенного бастиона. Он стоял твердо, как камень, даже когда шальная ракета просвистела над ним, разорвавшись на крыше. Сооружение, истерзанное долгими неделями боевых действий, сильно сотряслось. Мертвые шары люменов закачались и зазвенели, ударяясь друг о друга. На командиров посыпалась пыль.

Кое-кто из местных адептов затрепетал, но если из его людей кто-то и дрогнул, то Дворгин этого не заметил. «Только не мои мордианцы, — с гордостью подумал он. — Эта знаменитая твердость духа».

Ночь плавно перетекала в утро. В темноте полыхнула вспышка выстрела. Фироксийские танки с боями прокладывали путь по улицам, а с осыпающихся груд щебня и развалин дисциплинированно вели огонь мордианцы. Этот карающий град позволял им продвигаться вперед к цели.

Благословенный бастион величественно возвышался над вершиной гребня с разбомбленными жилыми блоками и второстепенными святынями. Отсюда открывался хороший обзор на окрестности. Огромные орудия, установленные в просторных казематах и обращенные на четыре стороны света, изрыгали пламя. С зубчатых стен хорошо просматривались космопорт, море и макрособор. Бастион был очень грамотно расположен и мыслился как непобедимый оплот имперской обороны, который не может пасть ни при каких обстоятельствах.

«Пришло время доказать обратное», — подумал Дворгин.

Генерал окинул взглядом небеса, не слишком полагаясь на ограниченные способности авгура. Если бы силы вражеского флота вздумали бросить вызов защитным лазерам, он не узнал бы это, пока они бы не появились у имперцев над головами. На небе не было ни звездочки. Туман войны оказался непроницаем для света.

Дворгина это и не беспокоило: он не особо любил рассматривать небеса с тех пор, как однажды Великий Разлом отравил ночь.

И вновь он внимательно посмотрел на улицы рядом с южной аркой бастиона. Враг пребывал в замешательстве. Их артиллерия молчала, позиции оставались неизвестны, их боевики-культисты не могли сравниться с надлежаще вымуштрованными войсками, а предатели-Астартес практически не показывались. «Силы, находящиеся в этом районе, должно быть, засели внутри бастиона», — подумал он, хотя его разведывательные подразделения все равно обшаривали руины в поисках признаков контратаки — если она начнется до того, как крепость снова отвоюют.

— В общем, все идет как по маслу, — сказал он про себя. Они застали неприятеля врасплох с этим прорывом. Дворгин усмехнулся.

«Чуточку везения, — подумал он, — и принцесса Джессивейн сможет приступить к своей части плана».

Помещение, из которого наблюдал Дворгин, было столовой с большим столом и несколькими деревянными стульями. Большую часть мебели порубили на дрова отчаявшиеся гражданские, и на каменном полу остались кострища от их походных костров. На столе также виднелись следы от пил и лезвий, но его оказалось трудно сломать, и поэтому военные разложили на нем карты. Большие окна помещения выходили на городскую застройку и открывали Дворгину хороший обзор на южную дорогу, ведущую к бастиону. Вокс-операторы постоянно принимали огромное количество отчетов и передавали приказы, хотя это и было непросто из-за близости вокс-глушилки. Команды тяжелой артиллерии заняли несколько отсеков в длинном окне, и прерывистое рявканье орудий перебивало разговоры. Во всем районе не было электричества, но переносные люмены по углам помещения давали достаточно света, чтобы можно было все видеть.

Бегущие шаги звенели по каменным плитам. Дворгин опустил свой магнокуляр и отвернулся от окна, — в разбитых дверях затормозил мордианец. Из-за глушилки имперцы не могли полагаться на вокс-сети, поэтому бегуны-разведчики пришлись весьма кстати. Как говорится, «старая дорога всегда лучше», а нет ничего более старого, чем человеческие ноги.

— Доклад от капитана Дваски, сэр, — начал гвардеец, сложив руки в аквилу. Что-то у него было с левой рукой: она дрожала. Дворгин прищурился; старые глаза боролись с полутьмой, но все-таки генералу удалось разглядеть, как кровь пропитывает мордианскую синеву вокруг прорези на рукаве.

— Ссадина, сэр, — ответил посыльный, проследив за пристальным взглядом Дворгина. — Не стоит беспокоится, сэр, это просто царапина.

— Хорошо. Докладывайте.

— Девятнадцатый взвод выдвинулся к отметке четыре-семь и окопался вокруг западного края площадки согласно приказу. — Он стоял прямо, как шомпол, хотя тяжело дышал после длительной пробежки. Кровь стекала по руке и падала большими каплями с мизинца. — Маленькая группка предателей попыталась перехватить нас, но мы уничтожили их с минимальными потерями. Капитан забрал восемнадцатый взвод и занял другую позицию, наблюдая за процессиональю Благой Тишины. Там согласно приказу они отслеживают любые попытки отбить Благословенный бастион с моря. Остальные вражеские силы, которые им попались, разбиты и обращены в бегство. — Солдат позволил себе улыбнуться. — Они в панике, сэр.

— Благодарю, солдат. — Дворгин натянуто кивнул. — Получи воду и паек, пусть медике Хесп проверит твою руку, а потом можешь не торопясь вернуться к своему взводу. Передай капитану Дваски, чтобы он продолжал в том же духе.

— Так точно, сэр. Благодарю, сэр. — Ветеран вновь показал неуклюжую аквилу.

Дворгин нахмурился.

— Вы видели хоть какие-то признаки еретиков-Астартес?

— Никак нет, сэр. Разрешите идти, сэр?

Он кивнул. Посыльный ушел. Генерал подозвал к себе Штейнера.

— Сэр? — спросил лейтенант.

— Отправь гонца к седьмому взводу. Пусть лейтенант Франс поднимается на отметку один-девять, чтобы обеспечить восемнадцатому взводу поддержку. Если враг вдруг соберется предпринять какие-либо отчаянные меры, то только со стороны моря. Они могут попытаться сбежать, как только появится Ахаллор. И убедись, что все позиции заняты должным образом. Меня беспокоит, что могут явиться Железные Воины с бронетехникой. Убедись, что тебя все поняли, но не по воксу. Если они намереваются напасть, то я хочу, чтобы они думали, что мы этого не ждем. Этот пробел на западе должен выглядеть как непреднамеренная ошибка. Они пойдут этим путем от собора, где их и поймает сестра Веритас.

— Так точно, сэр, — ответил лейтенант Штейнер, быстро записывая приказ за приказом автостилусом, а затем передавая их ждущему рядом посыльному. Получив все приказы, солдат сразу же побежал. Генерал вернулся к изучению обстановки через магнокуляр:

— Я бы очень хотел до них добраться, — сказал Чедеш. Штандарт стоял в подставке, а флаг поник. — Мне кажется, это неправильно, что мы ждем здесь, кружа вокруг бастиона.

— Для нас пока работы нет, — ответил Дворгин, — все идет как запланировано. Если кустодии и Сестры Битвы хотят вырваться вперед и драться, как в проповедях, вымещая ярость на еретиках, то лучше не стоять у них на пути.

— Честь — вот что мы упускаем, сэр, — ответил Чедеш.

— Само собой, операции на передовой предпочтительнее, старший сержант, но нужно знать, когда отступить. Если сами слуги Императора просят меня организовать железное кольцо, пока они завоевывают почести, то оно у них будет.

Вернулся Штейнер и протянул Дворгину инфопланшет. Генерал отпустил магнокуляры и, стараясь не щуриться, вгляделся в бегущую строку.

— Отлично. — Он вернул планшет. — Последний на месте. Все взводы заняли позиции. Свяжитесь по воксу с принцессой Джессивейн. Скажите, что проход открыт, мы удерживаем периметр на юге, востоке и севере, и что она сможет атаковать кольцо башен бастиона. Скажите, чтобы она двигалась к южным вратам, поскольку Ахаллор продвигается вверх; также добавьте, чтобы рыцари держали на контроле башни с запада, поскольку Веритас придет именно с того направления. Если принцесса может пробить западные ворота, то пусть сделает и это, но главное — южные, это ключ. Мы должны привести туда кустодиев.

Штейнер щелкнул каблуками, пока поворачивался, чтобы уйти.

— А вообще-то… постой. Для начала свяжись с артиллерией Юргена и попроси выпустить еще несколько залпов по бастиону, чтобы враг не высовывался, а потом уже подай сигнал принцессе.

Штейнер пошел к Йенко и попросил передать команды по воксу. Через пару минут снаряды упали в ночь, озарив стену бастиона огненно-золотыми тонами и красками.

— Не волнуйся, Чедеш, скоро мы захватим бастион, — произнес Дворгин. — После этого нам придется чертовски попотеть. — Пока генерал говорил, снаряд, выпущенный из квартала Лестницы Вознесения, попал в самую вершину крепости. Зубчатые стены рушились, и их куски падали на площадь, расположенную в сотне метров ниже. — Ждать осталось недолго.


Принцесса Джессивейн с грохотом пронеслась вокруг огромной колоннады, окаймлявшей края зоны перестрелки Благословенного бастиона. Все вокруг оказалось настолько масштабным, что ее рыцарь казался не больше человека, а бегущие впереди предатели — размером с мышей.

Крепость возвышалась справа, в миле над открытой местностью, орудийный огонь освещал ночь во всех направлениях. Турели периметра — первоочередная цель, отслеживали ее передвижение. Принцесса удерживала ионный щит «Воспламенителя» направленным в сторону турелей: он перехватывал заряды и заставлял их детонировать в воздухе. Она бежала вперед, со всех сторон ее окутывали пламя и дым. Перед Джессивейн появился кабель и тут же обвил лодыжку «Воспламенителя». Тот застрял, принцесса споткнулась, но кабель порвался, и засада провалилась. Из монастыря справа хлынула толпа вражеских пехотинцев — они в ужасе выкрикивали проклятья и стреляли из стрелкового оружия в имперских рыцарей. Джессивейн пустила в ход пушку «Всесожжение», нараспев произнеся молитву жертвоприношения. Прогремел выстрел. Три столба пламени вырвались вперед, превращая предателей в угольные пугала. Немногие выжившие отступили, и она развернулась вперед, ионным щитом все еще отмахиваясь от ударов справа.

Завизжали сирены. Внезапно Джессивейн поняла, что смотрит прямо в дуло осадного танка «Поборник», корпус которого находился между башней коммуникаций и длинным низко опущенным блоком автоприцепа. Как только танк выстрелил, принцесса увернулась. Снаряд отрикошетил от наплечника, не успев сдетонировать, и отлетел в башню без окон. Взрыв разрушил строение, и тысяча тонн камня накренилась, а затем обманчиво медленно обвалилась на землю, где и разлетелась на куски.

Ударной волной принцессу отбросило в колоннаду; левой рукой она чиркнула по камню, высекая фонтан искр, отскочила и отступила вправо. Танк явно целился в нее; он был меньше чем в двухстах метрах по прямой. В первый раз ей повезло. Без сомнения, даже сейчас он переключал свои автозагрузчики на подачу следующего снаряда.

Джессивейн не могла отвести щит в сторону, поскольку турели все еще держали ее на прицеле, а щит вспыхивал от их огня, от чего принцесса практически ослепла.

Обойди вокруг! — связался с ней по воксу Шин. — Они снова будут стрелять. Уходи в развалины, подальше от линии огня!

— Ответ отрицательный. — Джессивейн прибавила энергии «Воспламенителю» и приказала рыцарю нестись вперед. Ферробетон разлетелся вдребезги, а земля задрожала, когда она сократила расстояние до осадного танка еретиков. — Я рискую теми, кто идет за мной, и уже слишком многие пали. — В ее ярости отразился голос предков трона Механикум. — Турели нужно нейтрализовать до того, как канонисса Веритас придет сюда. Мы уже потеряли две машины. Я не позволю, чтобы в этой битве пало больше. Мы не подведем ни королеву, ни Бога-Императора. Танк умрет сейчас. — Она уже представляла, как экипаж танка шевелится, чтобы перезарядить оружие и выстрелить, и…

Джессивейн наклонила щит вперед, передавая ему энергию за полсекунды до того, как танк выстрелил. Снаряды автопушек пробили открытый правый бок, но большую опасность представлял «Разрушитель». Огромный снаряд отскочил от эфирной поверхности щита на двадцать метров, ударился в землю и взорвался, оставив огромный кратер.

Сигналы тревоги донеслись до нее: это вгрызлись в открытые трубопроводы и кабели «Воспламенителя» снаряды турелей. Она ощутила призрачную боль, но продолжала нестись вперед, добравшись до танка за дюжину быстрых шагов.

В самый последний момент танк попытался дать задний ход, из-под его гусениц посыпался щебень. Слишком поздно!

— Камидар! — взревела принцесса и, высоко занеся руку «Воспламенителя», обрушила ее на танк, подобно комете. Борта выгнулись, а хранилище с боеприпасами тотчас взорвалось с огромной силой.

Джессивейн убрала руку. Осколки отскочили от брони, огонь охватил торс, и от ударной волны она пошатнулась, но все же устояла на ногах. Принцесса смахнула щит вправо, и игольчатые укусы турелей прекратились. Она воспользовалась этим моментом, согнула пальцы и пробормотала благословение духу машины оружия, убедившись, что оно все еще работает. После этого она решительно прошла рядом с обломками танка и двинулась вперед к крепости. Ей открылось поле битвы у Благословенного бастиона. Ионный щит обдавало огнем. Крепости приходилось несладко: из космопорта летели артиллерийские снаряды, нацеленные на крупные орудия бастиона.

— Леди Нимуэ, что докладывает «Боевой пес»? — спросила она по воксу у герольда.

Вражеская бронетехника уничтожена. Турели уничтожены на двадцать процентов, — послышался напряженно-сосредоточенный голос Нимуэ. Джессивейн отстранилась от «Воспламенителя» и мельком просмотрела стратегические карты, сводки данных и изображения с ауспиков. Последнее показывало ей, что герольд работает в паре с сэром Лафлейном И’Камидаром. Их задача — выследить вражескую ракетную установку.

— Удалось найти цель «Альфа»? — спросила принцесса.

В полной боевой готовности все еще оставались пятнадцать рыцарей. Более чем достаточно. Она приказала наиболее пострадавшим отступать в тыл.

Нет, принцесса, — ответила Нимуэ. — Астартес-предателей не обнаружено. Поддержка имперской пехоты обеспечивает безопасность южного штурмового коридора. Западный же свободен и готов к атаке канониссы. Мы под охраной. Ваш путь к кольцу турелей открыт. Как только мы зачистим южную дугу, южные ворота будут в вашей власти.

— Тогда приступаем к выполнению нашей миссии. Рыцари Железной крепости! Стройся!

Джессивейн рванула вперед, прямо в пасть вражескому оружию. Тому самому, что еще несколько месяцев назад воевало на стороне Империума. И ей было больно все это уничтожать.

Следующие рыцари вышли на площадь, прокладывая себе путь через колоннаду и развалины позади. Оборона крепости теперь разрывалась между ней и новыми целями, поэтому вспышек энергетических лучей и выстрелов стало меньше. Шин вел одно копье, ее дядя Герент — другое; они направлялись к бастиону широким полукругом, охватывая почти половину площади.

— «Оруженосцы», прикрывать тыл и фланги. Остальные, сосредоточить огонь по турелям. Изгоните из них духов машин, разрушьте металлические корпуса, не дайте им произнести хоть слово.

Риск и еще раз риск, дорогая кузина, — ответил Шин. Его собственный ионный щит сиял белизной отраженной энергии.

— Ты знаешь, что таков праведный путь, кузен.

Воистину. — И она услышала знакомую волчью усмешку в его голосе.

Джессивейн подняла перчатку рыцаря вверх и крикнула:

— Железная крепость! За Камидар! За Императора! За примарха!

Камидар! — ответили они, бросившись в атаку. Рыцаря сэра Толвена И’Камидара типа «Бравый» сразила макропушка — его ионный щит вышел из строя, и снаряд попал ему прямо в грудь, где и взорвался. Реактор «Бравого» находился в критическом состоянии. Кипящая полусфера плазмы набухла, засвечивая дисплеи, из-за чего все рыцари, находящиеся с ним рядом, начали спотыкаться. И тут он исчез, и лишь идеальный круг расплавленного ферробетона остался на месте смерти рыцаря сэра Толвена.

К тому времени армия Джессивейн пришла в полную боевую готовность, их кровь пела от волнения. Благословенный бастион возвышался над ними, а они приближались подобно змее, готовой нанести удар.

Воздух наполнился обжигающим штормом — ракеты, лазерные лучи и осколочно-фугасные заряды полетели во все стороны, как только рыцари Железной крепости выпустили ярость наружу. Из-за обстрела турели взрывались, их роскошно украшенные пластальные шпили рушились под тяжестью огня.

— Поворот влево, ионные щиты вправо, круг и уничтожение! — приказала Джессивейн.

Имперские рыцари синхронно развернулись: ноги несли их вперед, пока туловища остались повернутыми к бастиону. Машины неслись на полном скаку, окружая крепость. Они разрушили нижнее кольцо турелей и отошли назад, подняв орудия повыше и проредив огневые точки и казематы. Ярость и огонь врывались в крепость, разбивая зубчатые стены. Самыми смертоносными оказались великие «Кастеляны»: их плазменные дециматоры и вулканические копья пробивали расплавленные борозды на поверхности бастиона. От новых взрывов вверх поднимались столбы дыма.

— Дядя, умерьте пыл, — передала принцесса по воксу барону Геренту. — Наша задача — вернуть крепость для собственного пользования. Постарайтесь не превратить это место в кучу развалин.

В ответ Джессивейн услышала смех — и тоже рассмеялась.

Сигналы сообщений предупредили ее о сигнатурах силовой брони, приближающихся с юго-запада. Она повернулась немного и посмотрела в ту сторону: там бросались в глаза золотые фигуры, прорубающиеся сквозь орду культистов, которые пытались заманить их в ловушку на краю площади. Несмотря на то, что воинов окружили, благодаря росту и великолепию доспехов их было нетрудно заметить. Свет самого Императора излучали Его кустодии, и принцесса ощутила, как воспарило сердце от одного их вида. Теперь они уже сражались на площади, поодаль от развалин. Орудийный огонь из крепости преследовал и раздирал на куски орду вокруг, при этом не оставляя никаких следов на золотых исполинах. Они продвигались сквозь плазменные взрывы и лазерные штормы без особых трудностей; их оружие то поднималось, то опускалось с фонтанами крови и обжигающими вспышками молний.

— Прибыли Адептус Кустодес, — торжествующе объявила Джессивейн. — Прикройте их. Барон Герент, кастелян Фольгил, турели зачищены, отправляйтесь к южным воротам. Шин, возьми своих и продолжай атаку. Зачисти западную сторону, чтобы у святых сестер была возможность продвигаться вперед.

Копье Джессивейн сбавило скорость, а рыцари Шина, наоборот, увеличили — и обогнули крепость. Один из его «Оруженосцев» получил снаряд, разнесший ионный щит, и спустя секунду рыцаря превратили в груду металла. Воины Шина продолжали обстрел на бегу.

«Кастелян» Герента, «Божье копье», остановился у южных ворот вместе со своими спутниками. Кастелян Фольгил последовал за ним. Эти ворота представляли собой укрепленный массив адамантия и вполне могли бы сдержать Астартес-предателей, не будь они открыты изнутри. Значит, их тоже придется уничтожить, чтобы вернуть захваченное.

Фольгил и Герент заняли позиции и опустили оружие. Реакторы заработали на полную мощность, и земля вокруг завибрировала.

Вулканические копья синхронно выстрелили в адамантиевые ворота. Жар обдал металл, и с поверхности начали стекать расплавленные ручейки.

К тому времени с культистов уже хватило клинков кустодиев и огня их товарищей, и все они разбежались. Не сбавляя скорости, воины щит-капитана Ахаллора прошли мимо огромных боевых машин, направляясь прямо ко входу. Джессивейн вновь переключилась на ворота. Те уже раскалились добела, и их центр просел. Дядя с кастеляном прекратили обстрел — перегрев реактора достиг опасного уровня, и двигатель задрожал.

Теперь на свободу вырвалась мощь плазменных дециматоров. Бело-голубые копья заряженного газа вдарили прямо в ворота и столкнулись со светящимся металлом с силой взрывающейся звезды. Куски адамантия разлетелись в стороны. Отвалились балки. Горячий металл еще дымился, ворота превратились в кучку шлака, но кое-как устояли.

«Божье копье» придавило тяжелым снарядом, пробившим ионный щит и сорвавшим с левого плеча турель.

Древняя пыль Терры, да пропади оно все пропадом, опять! — передал Герент по воксу. И вновь запылали вулканические копья.

Вся внешняя часть крепости к этому времени пылала, кладку испещрили следы от мелта-зарядов, а на верхних этажах виднелись дыры от больших снарядов орудий Милитарума. Джессивейн оценила ответную атаку как незначительную.

— Копье, предоставьте барону огневую поддержку. — Ее рыцари поменяли цели: те, у кого были термальные пушки, продвигались вверх, подойдя на оптимальное расстояние для начала стрельбы. Ворота скрылись в мерцающем жарком тумане.

Джессивейн развернула ионный щит, чтобы прикрыться, и вышла на площадь. Мордианцы продвигались вперед по руинам и испепеляли культистов. Те, кто не бросил оружие и не взмолился о пощаде, оказались достаточно далеко и не смогли бы броситься на нее, выкрикивая хвалу своим богам. Снова и снова ее «Всесожжение» изрыгало огонь.

Сзади раздался мощный взрыв.

С воротами покончено, — отчитался по воксу Герент.

Из боевых рогов рыцарей вырвался победный рев. Дым еще не рассеялся, а рубиновые лучи лазерного света уже сверкнули из темноты пролома.

В атаку, — коротко передал по воксу щит-капитан Ахаллор.

И все же Джессивейн чувствовала себя не в своей тарелке. Она испытывала благоговейный трепет, сражаясь бок о бок с самими кустодиями Императора. Принцесса не осмелилась бы сказать им о своих предчувствиях, но что-то было не так. Главной неприятельской силой на Гаталаморе оставались предатели-Астартес, но их здесь не было.

Джессивейн связалась по воксу с герольдом, леди Нимуэ.

— Есть ли какие-нибудь признаки цели «Альфа»?

Никак нет, ваше высочество.

Дурное предчувствие еще глубже погрузило холодные щупальца в душу. Где же основные силы Железных Воинов?

— Что там у канониссы Веритас?

Центральное командование сообщает, что она свернула на процессиональ Брошенных Сомнений и вот-вот атакует западные ворота.

Джессивейн уничтожила толпу вопящих культистов. Она стала свидетелем ужасного умерщвления плоти — и видела необузданную дикость в глазах еретиков, прежде чем те превратились в пепел.

— Передайте ей от меня шифровку самого высокого уровня.

Принято.

— Скажите, что присутствие еретиков-Астартес не обнаружено. Передайте, чтобы она была начеку. Скажите…

Она замолчала. Сигналы тревоги взревели в кабине, и она посмотрела на южный участок неба. Длинные линии ярко-желтого огня поднялись вверх, едва выделяясь в задымленном грязном воздухе.

— Они передислоцировали артиллерию. Вот-вот атакуют! Всем рыцарям повернуть ионные щиты и приготовиться!

Принцесса, что-то еще добавить?

— Да! Что это Троном проклятая ловушка, — прохрипела Джессивейн.

И тут первые снаряды прилетели прямо в ее воинов. Огонь заполнил площадь. «Сделка Терры» приняла три удара и упала. «Оруженосец» исчез в гейзере разбитого камня и металла.

— Отступать под прикрытие бастиона. Все на северную сторону! Приношу извинения, щит-капитан Ахаллор, но дальше вы сами по себе.

Ответа так и не последовало.

«Воспламенитель» рванул сквозь яростное пламя взрывающихся снарядов.


Глава двадцать седьмая

Сыны Дорна

Ловушка сработала

Старые враги


Расеж Люцерн с космодесантниками-примарис ехали на бронетранспортерах, предоставленных Сестрами Битвы. Внутри оказалось слишком тесно для воинов таких размеров. Космодесантники так и не смогли устроиться на скамейках, рассчитанных на смертных, поэтому разместились на полу. Даже так они помещались только по четверо.

Люцерна порядком позабавила ситуация. Он готовился к войне тысячелетиями. Его разум опустошили и вновь наполнили практикой насилия, безнадежного по своей природе: гипнотренинг Коула привил им всем потребность в самопожертвовании. Но к такой перевозке уж точно готов не был.

Он рассмеялся.

— Сержант? — Гориас Кесвус Бельд готов был решать любые проблемы. Но ему не понравилось внезапное веселье Люцерна.

— Ничего-ничего, брат.

— Поделитесь с нами, — отозвался Хастус Омекро. — Мне бы тоже не помешало поднять настроение, — сказал он, хотя и не имел этого в виду. Он был флегматиком до мозга костей. Люцерну и это казалось забавным: Коул изменил их всех, но так и не смог стереть основные черты характера.

— Итак, ситуация, — начал Люцерн, — Велизарий Коул за тысячи лет в стазисе провел нас через что угодно — безнадежные сражения, затяжные бои, отсутствие выбора и гибельные расклады, но только не через перевозку согнутыми в три погибели в тесном отсеке транспортного средства неадекватных размеров.

Омекро фыркнул. Четвертый из них, Сулин, залился громким смехом.

— Что-то я не вижу ничего смешного, — отозвался Бельд.

Продвижение к цели до этих пор шло, как по маслу. Сестры Битвы сообщали по воксу каждый раз, когда не обнаруживали врагов в новой точке. Имперские рыцари двинулись на бастион, мордианцы шли за ними. Несмотря на обшивку бронетранспортера, до Люцерна доносился грохот артиллерии.

— Есть что-нибудь на ауспике? Что-нибудь странное? — спросил Бельд.

— Ничего.

— Ты обеспокоен, брат? В чем причина? — спросил Омекро. — Неважно, если мы обречены на смерть. — Он умолк, затем добавил: — Если только это не бессмысленная смерть.

— Инстинкты и здравый смысл.

— Поясни, — попросил Люцерн.

— У нашего врага есть космические корабли, самолеты, нечто вроде демонического корабля-шпиона, я уж молчу о том, что враг превосходит нас численностью. И что они делают с этими преимуществами? Вообще ничего! Пахнет жареным, а?

— Корабли врага опасаются портовых лазеров, — ответил Сулин. — Может, они ведут наблюдение за другим местом? Щит-капитан доложил о концентрации их сил в макрособоре. Если разведданные Дворгина точны, то враг направил туда значительные орбитальные силы и бронетехнику на подкрепление внешней обороны. Последнее, о чем мы слышали, — что где-то посреди континента еще идут бои.

— И нигде не видно еретиков-Астартес, — воскликнул Бельд. — Эти вот Железные Воины — враги всей нашей генной линии. Нужно их отыскать.

— В теории, защитники планеты могли ошибочно рассчитать их численность. Космодесантники всегда вселяли благоговейный трепет как в сердца, так и в умы смертных, — произнес Сулин.

— За себя говори, — отозвался Омекро, — ничего подобного в твоем присутствии я не испытываю.

— А может, они уже покинули этот мир и сражаются в другом месте. Вот мы тут воюем, а они в этом мире покончили со своими делами и в этот самый момент угрожают другой планете. Их вполне могли предупредить о приближающихся подразделениях. Если это так, то они вполне могли бы увидеть превосходство имперских сил и поджать хвост, как трусы, которыми и являются, — договорил Сулин.

— Их корабли до сих пор на орбите, — ответил Бельд. — А значит, они где-то здесь. Похоже, какие-то части этой головоломки мы упустили.

— А если и так, то что тогда? У тех, кто не видит опасности, есть только два варианта, — произнес Сулин.

— Спрятаться или напасть, — закончил за него Люцерн. — Все мы это знаем, братья, как и я знаю то, что щит-капитан Ахаллор следует единственному имеющемуся у нас курсу. Это наша первая война. Нам еще многому предстоит научиться. И мы должны доверять его решениям так же, как и решениям генерала.

— И все же я в сомнениях. Мы могли бы отбить крепость и сами, — вклинился Бельд.

— Как говорит сержант, — насмешливо ответил Омекро, — это наша первая настоящая война.

— А что, если мордианцы не возьмут крепость? Если враг нанесет удар и уничтожит большую часть наших сил, пока нас удерживают от атаки?

— Это игра, брат, и как у любой игры, у этой тоже есть последствия. А тебя что, неправильно создали, что ты в страхе? — спросил Омекро.

— Да нет у меня никакого страха! — прорычал Бельд.

— Я попрошу воздержаться от перепалок, а то у вас этак до рукоприкладства дойдет, — предостерегающе сказал Люцерн. — Как по мне, Бельд — прекрасный образчик генетической линии Рогала Дорна: он замечательно демонстрирует способность усваивать огромное количество деталей и моделировать множество вариантов развития событий.

— Неужели этот Ахаллор позволит командующей кораблем ввязаться в эту схватку? — пробормотал себе под нос Бельд, — да будь мы уверены на все сто в орбитальной…

Что бы ни собирался добавить Бельд, его прервал внезапный грохот впереди. Люцерн узнал звуки болтерной стрельбы, свист ракет и глухой треск лазпушек.

— Совсем близко, — оценил он и продвинулся к перископам, где увидел вспышки выстрелов из зданий по обе стороны дороги. Резкий ветер подхватывал грязный дым, столбами встающий над руинами города.

— Подбили бронетехнику, — ответил Омекро, перекладывая болт-винтовку.

— Но мы не обнаружили никаких следов врага, — недоверчиво отозвался Сулин.

Позади них раздался взрыв.

— Атаковали хвост и голову. Это основная тактика по засаде бронетанковой колонны. Они хотят заманить нас в ловушку, — прокомментировал ситуацию Сулин.

— Трон Терры, — выругался Люцерн, и транспортник резко остановился. — Сыны Дорна, живо на выход! — передал он по воксу и постучал в переборку между десантным и водительским отсеками. — Так-то это может быть и случайностью.

Трап в задней части транспортника с лязгом опустился, открывая проход в пыльную ночь, расцвеченную стрельбой. Раздались новые взрывы. Еще не договорив, Люцерн уже понимал, что это не случайность.

— Ошибаешься, брат-сержант, мои инстинкты не подвели. Это засада, — ответил Бельд, и все они рванули в бой.


Торванн Локк сжал кулаки от удовлетворения, как только дисплей шлема наполнился огнем. Бойцы под его командованием проявили всю дисциплинированность, которую он от них требовал, и ждали приказов под колдовским саваном. Железные Воины атаковали основные имперские силы, растянувшиеся вдоль процессионали, с безжалостной точностью.

Лучи лазерной энергии и бронебойные боеголовки пронзали имперские танки. Несколько из них взорвались и превратились в пылающие груды обломков. Другие же из-за поврежденных гусениц и заглохших двигателей врезались прямо в развалины. Сестры Битвы в боевой броне высыпали наружу, — некоторых охватило пламя, и все-таки они прилагали все усилия, чтобы добраться до укрытия и открыть ответный огонь.

И пока Локк наблюдал за этим, болтерные залпы и языки пламени обрушились на позиции Касипиниакса. Из боевых орга́нов артиллерийских танков «Экзорцист» вылетели ракеты. «Леманы Руссы» Астра Милитарум зарядили турели и дали залп.

Некоторые из них прорываются к галереям на дальней стороне процессионали, — подметил Лоргус. Локк увидел, как серафимы с прыжковыми ранцами разбивают окна на верхних этажах. Тем временем самые решительные воины покинули горящие транспорты и ворвались на первый этаж галерей.

— Ожидаемо, — пренебрежительно ответил Локк, переключая внимание с одного изображения на другое. Его древний разум выстраивал картину захвата. — Касипиниакс их перехватит.

Они уже на коленях, сейчас надо бы атаковать, — произнес Гарвох.

— Вмешаемся, только когда в зону боевых действий войдет вторая волна, — ответил Локк.

В это время назначенным подразделениям Железных Воинов приходилось возвращаться со своих первоначальных позиций, спускаться по шахтам лифтов и двигаться в сторону позиций на земле, окружая имперскую линию наступления. Другой части нужно было руководить подразделениями с верхних этажей зданий, прилагая все усилия, чтобы привлечь к себе внимание врага. Благодаря своему рвению имперцы заглотили бы наживку, обрекая себя на верную гибель. Следующий этап засады наступит тогда, когда вперед двинется остальная часть неприятельской колонны, и в бой вступят культы облитераторов. Только тогда Локк нанесет последний удар лично, возглавив атаку, которая вырвет сердце у последователей Трупа-на-Троне.

Повелитель, саван растворяется, — передал по воксу Осмох — лучший колдун Локка; в хриплом от усталости голосе звучала неуверенность. — У нас больше нет сил поддерживать саван.

Локк подавил вспышку раздражения.

— Сделай все возможное, чтобы скрыть нас до назначенного времени.

Как вам будет угодно, повелитель. Но это может потребовать… жертв…

— Делай все, что нужно, Осмох. — Локк понимал, что только что приговорил слабейшего из колдунов к кинжалу богов.

Будет сделано, повелитель. — Осмох отключился.

В миг, когда завеса рассеется, враг увидит позицию Железных Воинов и осознает масштабы битвы. Но это не имело никакого значения, поскольку к тому времени имперцев полностью окружат, и вся колонна окажется в ловушке. С помощью «Парацита» это увидит и Тенебрус. А вот это уже было важно.

«Пусть видит, — с вызовом подумал Локк. — Засвидетельствует нашу победу». Владыка Фодов незаметно передислоцировался и начал бомбардировку сил вокруг Благословенного бастиона. Имперских рыцарей загнали в ловушку на открытой местности. Сестры Битвы погибли бы здесь. А после них Локк двинулся бы на мордианцев, покончив с этой жалкой войной. И даже кустодии не смогли бы его остановить.

Повелитель, взгляните!

Локк обратил внимание на голосообщение, которое прислал Гарвох. Его раздражение улетучилось от того, что он там увидел, сменившись сначала удивлением, а затем — чувством, которого он не испытывал долгие годы.

Волнением.

Локк наблюдал за тем, как рослые воины в золотисто-желтой броне обступили горящий «Носорог», выпуская гремящие залпы болтов. Их становилось все больше. Болтерные залпы Железных Воинов оставались мерцающими отметинами на золотистой броне заклятого врага.

— Что ж, а вот и добыча, достойная охоты, — выдохнул Локк.

Имперские Кулаки, — почти с благоговением произнес Гарвох.

— Может быть, — Локк прищурился, — но выглядят они как-то по-другому... — Его голос стих, и он внимательно рассмотрел воинов. Броня нового образца, совсем другое оружие. Слишком однообразные доспехи, не такие, как у давних врагов. На них не было украшений — характерной черты Адептус Астартес, а знаки отличия казались незнакомыми. Он выяснит, кто они, но позже, после того, как покончит с ними.

— Подготовить артиллерию, — приказал Локк, подавая энергию через броню, дабы разбудить машинного духа «Дракокравги». — План изменился, наша цель — сыны Дорна. Стальные Звери, снять завесу сейчас же.


Люцерн продвигался вверх по усыпанной обломками процессионали, стараясь стрелять так, чтобы сэкономить боеприпасы. Рядом с ним шли еще четырнадцать космодесантников-примарис из линии Дорна. Они обладали оружием, превосходящим по силе и мощности устаревшие образцы Железных Воинов. Более того, процессиональ оказалась идеальным местом для укрытия — узкая дорога давала больше возможностей братьям Люцерна и подвергала риску сидящих в засаде еретиков. Двое из имперских космодесантников были вооружены болт-винтовками модели «Ловчий» и, держась позади, безжалостно отстреливались каждый раз, когда артиллерия открывала огонь.

Космодесантники дошли до группы «Носорогов», сбившихся в кучу; болтерные выстрелы шлепали по их крышам. Переносная лазпушка Железных Воинов проделала дыру в люке одного из танков, но держащий оружие предатель поплатился за это жизнью: брат Таск Уландин выпустил заряд с расстояния в двести метров. Мертвый Железный Воин с глухим лязгом свалился вниз и ударился о щебень.

— Канонисса! — крикнул Люцерн. Он сканировал здания с боков и стрелял только тогда, когда маркер убийств показывал лучшую вероятность уничтожения цели. — Канонисса!

Он обнаружил, что Имельда Веритас одной рукой поддерживает раненую сестру, а другой поливает врага огнем из болтера. Ее воительницы отступали слаженно. Их уцелевшие танки служили им укрытием, когда одно отделение за другим отходило назад и прикрывало огнем следующее. Некоторые отступали, чтобы укрыться на торговой площади огромной галереи, теперь уже в основном лежавшей в развалинах. Там уже разгорались ожесточенные бои.

На имперские войска из верхних окон жилых блоков и с каменных насыпей, которые окружали их с обоих флангов, все еще обрушивался карающий огонь. Сыновья Пертурабо полностью оправдывали свою репутацию, поскольку сливались с развалинами до тех пор, пока ловушка не сработала. Процессиональ наполнилась трупами и пылающими корпусами, которые когда-то были гордыми имперскими танками.

— Все обернется поражением, если мы не начнем действовать в ближайшее время, — произнес Люцерн.

— Никакого поражения, пока за нами присматривает Император, — ответила канонисса. Болты оставили выбоины прямо у ее ног. Она выстрелила в ответ в том направлении, откуда стреляли в нее.

— Воистину, сестра.

— Вы верующий? — удивленно спросила она.

— Я должен был стать священнослужителем до того, как агенты Велизария Коула нашли меня. Я никогда не терял веры. Хоть я и сражаюсь под желтым цветом Дорна, однажды я надеюсь сменить его на черный цвет Сигизмунда и занять место в рядах Черных Храмовников.

Люцерн остановился, чтобы перезарядиться. Группа истребителей пронеслась над головой, выпустив залп ракет, взорвавшихся через одну или две улицы от них.

— Помогите, — попросила канонисса, и они вместе подхватили стонущую Сестру Битвы и потащили ее в укрытие получше. Кровь стекала по разодранной броне, оставляя следы вдоль всей процессионали.

— Архивраг использовал колдовство поразительной силы, дабы скрыть свое присутствие. Почитатели Хаоса лгут и притворяются так же легко, как слуги Императора дышат. Следовало предвидеть хитрость с их стороны и послать вперед разведчиков, — сказала Веритас.

Прыжковые ранцы взревели, и отряд серафимов взмыл в воздух. Они целились в крышу святилища, откуда Железные Воины вели огонь из тяжелых болтеров по имперцам, попавшим в ловушку. Очевидно, Железные Воины предвидели и это, поскольку, как только серафимы поднялись в воздух, из здания вылетели безумные рапторы, и они завязали воздушный бой, словно кружащие птицы. Истребители, гудя, проносились в небе, то и дело обстреливая дороги.

— А если бы враг оказался не здесь? Мы бы только потратили драгоценные часы, а ведь в это время флот Примус приближается. Я не сомневаюсь ни в вашей вере, ни в божественности вашего происхождения, госпожа, но даже святые Сестры Битвы не могут знать всего.

— У нас все еще остался путь к победе.

Люцерн проверил ауспик, оценив расстояние между отступающими силами и возвышающимися жилблоками, где затаился враг.

— И какой же, святая сестра? — Он заметил еретика, поднимающего винтовку, тут же приложил приклад к плечу и одним выстрелом снес тому голову.

— Тот корабль, на котором вы прилетели. Свяжитесь с ним. Обстреляйте жилые блоки. Мы укроемся в торговых рядах.

Четыре снаряда из автопушки попали в крышу ближайшего «Носорога». Один из космодесантников, вскрикнув, упал.

— Ахаллор ни за что не пойдет на это.

— Но вы можете повлиять на него. Запросите огонь, господин.

— Мы едва находимся на безопасном расстоянии, и если «Сияние» сделает то, о чем вы просите, то он раскроет свое местоположение вражескому флоту. И мы его потеряем.

— Император защищает, — ответила канонисса, поднимаясь с окровавленных колен и подходя к нему.

Раздался механический рев, словно кто-то тяжело ранил чудовищного зверя.

— Танки. Так вот где они скрывали бронетехнику. Странно. Они атакуют слишком рано. Им придется сражаться с нашим арьергардом на открытой местности.

— Но для нас особой роли это не сыграет, — указала Веритас.

— Согласен. Нам нельзя здесь оставаться. — Он просканировал здания вокруг. — Нужно найти укрытие. Галерея неплохо подойдет. Давайте поможем сестре.

Канонисса строго посмотрела на него.

— Если вы не вызовете орбитальную поддержку, то нас там ждет смерть.

— Не ждет, — ответил Люцерн, поднимая раненую женщину одной рукой. — Я попытаюсь связаться с Ахаллором и обещаю, что, если смогу пробиться сквозь вражескую вокс-глушилку, сделаю все, что в моих силах, чтобы его убедить. Но если мы не выдвинемся сейчас, то неважно, куда мы пойдем — итог окажется таким, как вы и сказали.


Танк Локка съехал по пандусу из ангара и набрал скорость; гусеницы врезались в разбитый ферробетон. Неприятельский арьергард танков быстро приближался, но Локк отключил практически все стратегические каналы: его интересовали странные Имперские Кулаки. Дисплеи «Дракокравги» показывали, что добыча — прямо по курсу. Остальная часть бронетехники заревела, съехав с пандусов слева и справа, — они рассредоточились.

Имперские Кулаки стали объединенной точкой сбора вражеских сил. Воины выстроились кольцом внутри группы «Носорогов», нацелив оружие вверх и отправляя залп за залпом в пустые окна. Локк видел, как несколько Железных Воинов попали прямо под удар, высунувшись для ответного огня лоялистам. Они открыли огонь по истребителям, сбив один из них; ближайшая башня содрогнулась от удара. Воспользовавшись этим карательным прикрывающим огнем, Сестры Битвы отступали к галерее, занимая позиции и готовясь к стрельбе.

А они огрызаются, — произнес Гарвох.

— Как были добычей, так и остались, — отрезал Локк и переключил канал, чтобы обратиться к лейтенанту: — Умерь их пыл, К'гарл.

В ответ раздалось неразборчивое рычание на бинарике. Выстрелили лазпушки «Хищника», следующего за «Дракокравги». Рубиновые лучи энергии пронеслись через уменьшающееся расстояние между Локком и добычей. Один луч взорвал голову Имперского Кулака. Труп воина опрокинулся, оставив за собой дымовой шлейф. Второй космодесантник упал; в его броне зияла дыра. Локк усмехнулся, но улыбка сменилась удивлением, как только воин, пошатываясь, поднялся и продолжил стрелять.

«Это еще что за бойцы?» Локк воистину удивился, поскольку по мере приближения к цели замечал все больше нового в их облике.

Танк поддержки «Испепелитель» вывел его из задумчивости, развернувшись прямо к нему и обдав всю машину стеной пламени. Локк лишь усмехнулся: огонь не причинил вреда, только омыл корпус «Дракокравги». Тот прибавил ходу и выстрелил в упор — луч лазерного уничтожителя прожег борт нападавшего насквозь. Локк врезался в «Испепелителя», и «Дракокравги» наполовину раздавил врага, не прекращая движения. Варповый кузнец мельком увидел, как стрелок выплевывает вызов, прежде чем бронестекла разлетелись вдребезги, и ее тело раздавили вращающиеся гусеницы «Поборника».

Когда к нему вернулось зрение, он заметил, что враг отступает. Локк досадливо зарычал, когда последний из ярко-желтых бойцов скрылся из поля зрения. Танки арьергарда приближались и открывали огонь. Теперь, когда саван больше не скрывает их местоположение, драться будет сложнее.

— Облитераторы, приготовиться к бою!

Его сердца колотились так, как не колотились десятилетиями. Локк собирался насладиться этой битвой.


Глава двадцать восьмая

Торговые ряды «Благородная монета»

Облитератор

Орбитальный удар


Со всех сторон грохотала болтерная стрельба. Люцерн повел выживших в торговую галерею. На открытом пространстве здания теснились балконы, покрытые зеленью. Весьма приятное местечко для заключения сделок и торговых дел, галерея совершенно не подходила для перестрелки. Болт хлестнул по Люцерну, и он выстрелил вверх в мост через атриум, целясь в сам проход, а не в Железного Воина, укрывшегося за парапетом. Болты примариса врезались в пластбетон, выбив куски из кладки, и мост рухнул вниз, увлекая за собой и предателя.

Люцерн проверил ретинальные дисплеи. Из-за вражеской вокс-глушилки шли сильные помехи, и система обмена данными работала весьма нестабильно. Имперская колонна растянулась по процессионали и рынку, скрываясь в переулках. Сестры канониссы Веритас заняли позиции и забаррикадировались, как могли. Сестры-госпитальеры работали в спешке, бегая от одного раненого к другому, делая все возможное, чтобы залечить раны, несмотря на то что находились под обстрелом врага. Вражеская бронетехника на улицах сражалась с наступающим арьергардом фироксийских танкистов. Периодически артиллерия обстреливала позиции имперцев, отправляя в небо столбы щебня.

— Щит-капитан Ахаллор, как слышно? — спросил по воксу Люцерн. В ответ послышались одни помехи. Посмотрев в сторону Благословенного бастиона, он заметил только вспышки тяжелой артиллерии и языки пламени. — Генерал Дворгин, как слышно? — Он попытался переключиться на другой вокс-канал.

И вновь никакого ответа, кроме хриплого треска помех.

— Невыносимо, — пробормотал Люцерн себе под нос. Канонисса Веритас посмотрела вверх, склонившись над раненой сестрой. Госпитальерка наклонилась, чтобы закрыть глаза павшей и произнести молитвы, отправившие бы ее душу к Императору.

— Они все еще блокируют наш сигнал.

— Так и есть, — ответил Люцерн.

Внезапно с открытого этажа атриума донесся грохот орудий вместе с возгласами постлюдей и женщин.

Сержант, — передал по воксу Гастий Омекро, — у нас проблема.

Люцерн вывел на дисплей изображение со шлема Омекро.

— Кости Дорна. — Он поднялся и тут же принял огонь на себя, превратившись в легкую мишень. — Канонисса, оставайтесь здесь. Прикройте моих людей от обстрела с верхних торговых рядов.

— Мы не должны разделяться, а сражаться вместе.

— Думаю, что этот враг вам не по зубам.

— О чем это вы?

— Облитераторы в здании, — ответил тот и побежал к лестнице.


Ахаллор выставил вперед грозовой щит, отбросив надвигающегося на него Железного Воина. Из рук предателя вылетел цепной меч, прочертив белые линии в черном от сажи туннеле. Вход превратился в сплошное месиво из расплавленного адамантия и пластбетона. Трубу прорвало, и из нее лилась вода. Света не было, а кабели шипели из-за заземления. Противников щит-капитана — толпу рогатых монстров — освещали лишь вспышки болтов. Дул искусственный ветер, порожденный яростным жаром оружия имперских рыцарей. В туннеле под воротами было невыносимо жарко, словно в печи, а воздух стал удушливым из-за кружащегося пепла, но Железные Воины выстояли.

Зато не выстоят против него.

Ахаллор вдарил краем щита одному из них по горлу, раздавив горжет и шею противника, и оставил его корчиться на полу; Асвади прикончил предателя клинком и переступил через труп. Они с Вихелланом и Варсиллианом Прославленным снова собрались за щитами и продолжили идти вперед. Болты и снаряды десятками взрывались на силовых полях, Железные Воины отступали на шаг назад каждый раз, как только Адептус Кустодес делали шаг вперед, безжалостного убивая каждого, кто становился у них на пути.

— Готовы? — спросил Ахаллор у товарищей.

Варсиллиан кивнул.

— Всегда, — ответил Вихеллан.

— Рассредоточиться.

И все трое рванули вперед, застав Железных Воинов врасплох. Ближняя атака в исполнении Адептус Астартес на космическом корабле или внутри крепости шла бы шаг за шагом и включала бы ответный огонь, согласно великому Кодексу Робаута Гиллимана. Космодесантники атаковали бы только после того, как проредили вражескую оборону.

Но перед еретиками стояли не космические десантники.

Кустодии обрушились на Железных Воинов, воплощая гнев самого Императора — отработанно орудуя клинками. Несмотря на тесноту туннеля, трое Кустодес ни разу не столкнулись друг с другом. Никто и ни разу не задел стен туннеля. Они сражались бок о бок, и индивидуальный стиль каждого вплетался в сложный танец. Доспехи сверкали золотом, плюмажи развивались позади. Железные Воины пали.

Генетически измененные, чтобы физически превосходить любого человека, обладающие тысячелетним опытом и мощью, дарованной Губительными силами, космодесантники были одними из самых грозных воинов за всю историю человечества.

Но Адептус Кустодес были лучше.

Перед Ахаллором мелькали лица. Рогатые шлемы, клыкастые пасти, искореженные морды. Все они пали. Доспехи, созданные на рассвете Империума, раскололись под Просектисом. Космодесантники стреляли в упор, заполняя пространство вокруг дождем из микроосколков. Несколько болтов пронеслись мимо щита Ахаллора и взорвались на силовом поле его превосходной брони.

Они пробивались сквозь предателей, сбивали их с ног. Варсиллиан пропустил лишь один серьезный удар — его щит был разорван надвое чемпионом с силовым когтем. Ахаллор и Вихеллан не получили ни царапины. Амальт-Амат и Асвади стреляли в прогалы между товарищами. Каждый их выстрел был идеально рассчитан, чтобы не задеть своих и умертвить врагов. Ахаллор развернул Просектис, чтобы прикончить одного из оставшихся Железных Воинов, но нагрудная пластина последнего вспыхнула белыми искрами и огнем прежде, чем клинок довершил начатое. Брызнула кровь, и предатель упал в лужу, расплывающуюся на полу.

— Это было мое убийство, Амальт-Амат, — произнес Ахаллор.

— Прощу прощения, щит-капитан. Так сложно было устоять перед отменным выстрелом.

Зазвенел счетчик крови.

<Бой завершен. Шесть убийств, двенадцать целых и четыре десятых секунды. Общее количество убийств — сто тридцать шесть.>

Насквозь промокший от крови и грязной воды, с разорванным плащом, Марк Ахаллор позволил себе пару глубоких вдохов.

— Южный коридор очищен, — передал он по воксу, но ответа не последовало. В тишине он услышал звуки бомбардировки на площади снаружи.

— Не наши, — подметил Варсиллиан.

— Глушилка все еще работает, — добавил Вихеллан.

— Главное святилище связи находится двумя этажами выше, — ответил Асвади. — Дворгин предполагает, что глушилка там. И я думаю, что он прав.

— Победа близка. Выдвигаемся, — скомандовал Ахаллор.

Он не ощутил боли, когда его сверхчеловеческое тело рвануло вперед спринтерским бегом.


Они приближались к открытому фасаду: три искаженных чудовища — некогда космодесантники, а сейчас будто издевка над священным образцом человечества.

То были огромные, неуклюжие существа. Их лица выдавали утраченную смертность, поскольку в их глазах отражался блеск полного человеческой ненависти интеллекта, но люди практически затерялись в массе машин и плоти, выросших вокруг. Пластины брони срослись с бородавчатой кожей. Силовые кабели переходили в пульсирующие вены. Чудовища держали руки впереди: пальцы превратились во множество дул, из которых вылетали заряды, оставлявшие странно окрашенные пламенные шлейфы.

Космодесантники Люцерна укрылись за баррикадой из разрушенных изваяний, занимавшей открытый фасад здания. Стекло, которым был застеклен фасад, превратилось в скользкое крошево осколков на земле.

Четверо космодесантников стояли за баррикадой на коленях. Их возглавлял Омекро. Пятый, погибший, лежал на полу. Облитераторы медленно, но уверенно продвигались вперед под градом выстрелом из болт-винтовок. Миниатюрные заряды взрывались внутри массы металлоплоти, образовывая воронки, затягивающиеся сверхъестественно быстро. Облитераторы стреляли по всему зданию, расходуя заряды с такой скоростью, что Люцерну и его людям точно бы вскоре пришлось сражаться на ножах. Но облитераторы не перезаряжали оружие — казалось, в нем вообще не было магазинов. Их болты взрывались с яростными синими вспышками.

— Целься в голову! — крикнул Люцерн, заняв позицию рядом с Омекро. — Сосредоточьте огонь. По одному за раз!

Его люди переключились на врага слева, оказавшегося ближе всех. В тело еретика всадили столько болтов, что его отбросило назад, а голова и грудь превратились в сочащееся красное месиво. Облитератор качнулся, встал на ноги и двинулся дальше. Его израненное безглазое лицо металось по сторонам, когда он стрелял вслепую.

Облитератор справа остановился. Тело чудовища содрогнулось, словно у собаки перед рвотой; дрожь перекинулась на руки, они судорожно сжались и начали плавиться. Пальцы-болтеры растаяли, потекли вниз подобно ртути, превращаясь на ходу в ракетную установку слева, а справа — в мелта-пушку. Последняя выстрелила с характерным визжащим звуком, превратив голову одного из каменных святых в раскаленную жижу. Ракетная установка рявкнула, и снаряд ударился о камень сверху; взрывной волной сбило с ног Бельда, стоявшего рядом с Омекро. Гориас ударился о пол, заскользил по осколкам стекла прямо в опорную колонну и остался лежать там без движения. Люцерн быстро взглянул на показатели жизни членов команды. Бельд был жив, но без сознания.

Омекро перевел винтовку в режим одиночных выстрелов, прицелился в ослепленного облитератора и всадил патрон в правую глазницу. Заряд попал точно в цель. Казалось невероятным, но противник все еще был жив, пока болт не взорвался, выпустив едва заметный фонтан крови. С дымящимся лицом, облитератор остановился, а затем рухнул на землю с громким стуком.

— Один есть, — отозвался Омекро и выстрелил еще трижды, после чего выбросил пустой магазин.

Облитератор в центре все еще шел вперед, третий остановился. Его лицо исказила маска боли, а рука задрожала, и ракетная установка выпустила еще один снаряд.

— Я пустой, — произнес Омекро и забрал боеприпасы у погибшего брата. — Мы так долго не протянем.

— Продолжайте огонь! — скомандовал Люцерн, обстреливая главного облитератора на автоматическом режиме.

Битва на улице стала еще более явной. Имперскую пехоту втянули в ближний бой в торговых рядах, линия обороны окрепла. Сестры Битвы и фироксийские танки вели перестрелку с наступающими Железными Воинами, но их оттеснили к торговым рядам, оставив открытыми как для артиллерийского огня, так и для врага, атакующего из жилых кварталов на другой стороне улицы.

Люцерн заметил фироксийский танк, открывший огонь по процессионали всего в миле от них, и тут же попытался связаться по воксу.

— Брат-сержант Люцерн, запрашиваю поддержку. Цель — тяжелые штурмовики. Вот метка.

В ответ на него обрушился шквал разнообразных помех, но все же сквозь этот шум космодесантник расслышал ответ с акцентом:

Цель принял. Приготовиться.

«Леман Русс» привел в действие пушку. Из нее вырвался столб дыма, вслед за столбом послышался грохот. Пушка выстрелила. Снаряд упал в нескольких метрах от облитератора, стрелявшего в людей Люцерна из ракетной установки; взрывная волна приподняла необъятную тушу врага и подбросила в воздух. Облитератор грохнулся вниз, но уже не поднялся. «Леман Русс» привлек внимание «Носорога»-истребителя танков. Багровая вспышка, — промах, и «Леман Русс» отступил. Люцерн больше не мог рассчитывать на поддержку.

Последний облитератор отметил гибель сообщника и зарычал. Он начал движение в сторону космодесантников, переходя в неудержимую атаку, без передышки стреляя из орудий, пока несся на врагов.

Они разрядили в него все оружие. Когда он подошел поближе, его кулаки превратились в смертоносные силовые когти, искрящиеся мистической энергией. Серые Щиты бросились врассыпную перед тем, как враг врезался в баррикаду, разбрасывая обломки камня во все стороны, словно это были какие-то ветки. Омекро замешкался, и облитератор сразил его одним ударом наотмашь, впечатав изломанное тело космодесантника в колонну.

Люцерн остановился, выхватил пистолет и принялся стрелять монстру прямо в лицо, пока тот не склонил голову. Но от такого облитератор не умер бы. Он пошатнулся, кровавое месиво на лице запульсировало. Из сломанной челюсти высунулось мокрое от крови дуло.

— За Императора! — взревел Люцерн, отбросив опустевший пистолет, и набросился на еретика-космодесантника с поблескивавшим в руке ножом. Он впился пальцами в разбитый череп и повис на туше, вонзая нож в соединение между задней частью шеи и броней. Плоть и доспех никак не разграничивались. Нож практически не причинял никакого вреда, врезаясь в странную смесь субстанций, царапая их, словно это был керамит, но кровь все равно стекала вниз.

Люцерн нанес несколько ударов ножом. Дуло во рту твари прекратило расти, превратившись в плазмомет. Оно обжигало, и Люцерн отклонил голову в сторону, когда оружие выстрелило, извергнув струю перегретого газа, который выжег желтый цвет на его шлеме. Кожа под шлемом космодесантника начала спекаться. В отчаянии он ткнул пальцем в текучее растекающееся месиво плоти, вновь превращающееся в глаза облитератора. От боли чудовище издало глубокий грудной рык, схватило Люцерна и отбросило в сторону.

Люцерн жестко покатился по земле, раскинув руки. Последний воин из его команды швырнул гранаты в облитератора, но тот прошел прямо через взрыв, будто под легким дождем, и плазменный пистолет в пасти вновь готовился выстрелить.

Помолившись Императору, Люцерн приготовился умереть, больше всего на свете жалея о том, что его жизнь в качестве космодесантника оказалась столь короткой и столь бесполезной.

И тут справа раздалось жужжание болтерного огня; он снес наплечник еретику, и тот застонал. Канонисса Веритас шла прямо к нему, не прекращая стрелять. Сестры пели, стоя позади.

Едва подняв голову, Люцерн увидел, как их окружает ореол мягкого света, пока они воспевали хвалу Богу-Императору. Сияние становилось все ярче, и Люцерну показалось, что он видит позади воина, практически неразличимого в этом ослепительном свете, но его глаза были светлее солнца.

Космодесантник прикрыл руками глаза. Раздался крик — нечто среднее между человеческим воплем и скрежетом шестеренок. А затем сестры помогли Люцерну подняться. Облитератор превратился в искореженный кусок дымящегося металла.

— Император слышит нас, — произнесла Веритас.

— Хвала Господу, — пробормотал Люцерн ртом, полным крови. — Вы связались с Ахаллором?

Вместо ответа она передала по воксу:

— Говорит канонисса Имельда Веритас. Щит-капитан Ахаллор, как слышно? Оперативная группа западных ворот находится под сильным обстрелом тяжелой артиллерии и пехоты. Нас загнали в торговые ряды «Благородная монета». Вражеские силы сконцентрированы в жилых блоках прямо напротив торговой галереи. Запрашиваю немедленную поддержку.

Они подождали.

— Нет ответа.

— Еще раз, — сказал Люцерн и выглянул из здания, к которому приближались вражеские танки. Он встал — тело и доспех работали в унисон, чтобы нейтрализовать боль. Космодесантник переключил вокс-каналы на широкую передачу. — Всем имперским подразделениям. Приказываю отступать!


Раздался рев мелта-бомбы. Ахаллор прошел сквозь раскаленную дверь прежде, чем она успела остыть. Разбрызгивая каплями расплавленную пласталь, он выбежал прямо в красный свет ламп тревоги. Помещение с коммуникациями оказалось просторным, с высоким потолком и мезонином по всему периметру. В комнате дежурили четырнадцать человек — все из охранки предателей. За ними надзирал лишь один Несущий Слово. Ахаллор предположил, что вера перебежчиков была еще шаткой, и поэтому им требовался надзиратель, но даже он бы их не спас.

Один из смертных потянулся за пистолетом.

Болтеры Просектиса взревели и разбрызгали останки человека по огромному окулюсу, транслирующему битву снаружи. Дисплей представлял из себя фальшивое окно, полностью состоящее из видеоэкранов; они зашипели под запекшейся кровью.

К тому времени Несущий Слово уже открыл стрельбу. Вихеллан громко взревел и очертя голову бросился под шквал болтов, большинство из которых принял на щит. Он нанес удар ребром, сорвав шлем противника силовым полем. Вихеллан развернулся, полностью вытянув меч Часового, и одним ударом разрубил Несущего Слово надвое. Тот упал, и Вихеллан высвободил оружие.

Оставшиеся адепты ошеломленно молчали. Те, кто стоял, вытянули руки перед собой, словно пытались успокоить дикого зверя. Те, кто сидел, развернулся вполоборота, не понимая, что делать.

Вокс-сигналы глушили дюжиной предательских излучателей. Крепость сотрясалась от попаданий тяжелой артиллерии. На фальшивом окулюсе отображался пейзаж, полный мерцающих огней. В каждом квартале шла стрельба из оружия всех типов и видов. Ахаллор видел бесконтрольно бушующее пламя, нисходящие шлейфы вражеских ракет, взрывы, лазеры, испаряющие в воздухе частицы.

Он снял шлем.

— А теперь послушайте. Я щит-капитан Марк Ахаллор из щитового воинства Эмиссаров Императус, Адептус Кустодес. Я пришел по решению Императора, и несу Его слово. Вы все отвернулись от Терры. Сделав это, вы приняли тьму за пределами вашего понимания. Это ваша роковая ошибка. Прислушайтесь ко мне сейчас, и , возможно, вы умрете прощенными.

Он шагнул вперед. Асвади и Варсиллиан прикрыли дверь. Амальт-Амат вскарабкался по скрипучей лестнице на мезонин. Вихеллан подошел к главному пульту управления, где тела встроенных сервиторов подергивались каждый раз, когда кто-то нажимал на большую руническую панель. Одна из женщин искоса взглянула на светящиеся кнопки.

— Замри, — сказал Вихеллан, прикоснувшись кромкой меча к ее щеке.

— Отключить вокс-глушилку, — приказал Ахаллор. — Отключите все ретрансляционные системы с вокс-трафиком предателей.

Перебежчики смотрели на него, но никто не посмел и пальцем шевельнуть. Женщина, которой угрожал Вихеллан, всхлипнула.

— Сейчас же, — произнес Ахаллор.

Они внезапно принялись за дело, отдавая приказы и проверяя показатели. Перенаправили питание, перепрограммировали машины. Вихеллан позволил женщине подняться, чтобы она смогла заняться своей частью, но когда она и ее испуганные товарищи нажали на кнопки, хор сервиторов начал рычать и бормотать, в их глазах загорелись огоньки.

— Не сработает, не сработает, — произнесла она, бормоча от страха. — Они нас тормозят.

— Назад, — прорычал Вихеллан. Он оглядел киборгов, мечущихся в своих нишах. Кустодий рассек мечом нижний ряд сервиторов, а затем уперся клинком о край щита и расстрелял болтами верхний ярус.

Электричество вырывалось из проводов. Измельченные останки сервиторов задергались, изливая кровь, масло и консервирующие жидкости на пол.

Сперва тихо, но потом все громче и громче стали слышны имперские вокс-каналы. Ахаллор попытался понять всю стратегическую картину.

…тральному командованию. Это лейтенант Франс, пятнадцатый взвод. Повторяю, группа еретиков-Астартес двигается по процессионали Великого Покаяния. Я повторяю, пятнадцатый взвод атакуют, вы слы…

Бронетехника Астартес-предателей окружила орбитальную лазерную шахту на северо-западном краю космопорта…

…орбитальная вокс-связь зашифрована и работает. Девятый эскадрон 40-го Фироксийского и двадцать первый взвод мордианцев еще держатся, но нам срочно нужно подкрепление. Кто…

…они идут к…

— Послушай только. Они хотят заманить нас в ловушку, — ответил Вихеллан.

— Они промахнулись, — ответил Ахаллор. — Эти сообщения приходят от всех имперских сил на континенте, а не только отсюда. Если мы сразим врага здесь, это станет залогом нашей победы.

Император защищает. Император защищает…

Сестры, прогнать врага с позиции. Пусть святое пламя очистит…

Один из вокс-потоков привлек его внимание.

…слышит кто? Говорит канонисса Имельда Веритас. Щит-капитан Ахаллор, как слышно? Оперативная группа западных ворот находится под сильным обстрелом тяжелой артиллерии и пехоты. Нас загнали в торговые ряды «Благородная монета». Запрашиваю немедленную поддержку!

— Этот, — сказал Ахаллор и указал пальцем на одного из адептов, — вот этот выведи.

Человек выделил трансляцию канониссы.

— Открой канал.

Адепт подчинился и дрожащими руками сделал то, что ему велели.

— Канонисса, это щит-капитан Ахаллор.

Капитан! Хвала Императору. Нам просто необходима поддержка. Большая часть сил Железных Воинов загнала нас в ловушку. Пожалуйста, прикажите атаковать с орбиты.

— Есть еще варианты? — спросил Ахаллор у Вихеллана.

— Этот выведи на передний план. — Вихеллан подтолкнул женщину локтем, и та перешла к другой консоли. — Все это. Весь район. Покажи мне сражение.

Окулюс переключился с видеопотока снаружи здания на орбитальную съемку поля битвы. Вспыхнули рунические обозначения воюющих сторон. Их позиции были весьма хаотичными, и целевая группа, которая должна была согласно плану двигаться к западным воротам, оказалась в нескольких милях от цели.

— Мы практически на краю пропасти. Если не выведем их, то потеряем половину оставшихся сил в этом секторе. Им не удержать космопорт. — Вихеллан посмотрел прямо в глаза Ахаллора. — Мы очутимся в ловушке. — Он вновь повернулся к картографу. — Артиллерия недостаточно точна. Мордианцы слишком измотаны, мы слишком далеко, а имперские рыцари вообще вот здесь. Нам придется задействовать Сангар.

— Это выдаст ее местоположение.

— Знаю, ты не хочешь, но, Марк, она покажется только на время, необходимое для одного залпа. — Вихеллан указал на дисплей. — Железные Воины собрались на западной стороне процессионали. Мы могли бы одним ударом вывести из битвы от двадцати до тридцати процентов боевой мощи врага. Этого они не ожидают. Сангар достаточно хитра и сможет выйти сухой из воды, если достаточно быстро скроется, а она скроется.

— Где брат Люцерн? — спросил Ахаллор.

Здесь, повелитель, — отозвался тот, и щит-капитан услышал шум яростного сражения на фоне громкого голоса.

— Приготовьтесь. Ты. Установи связь с орбитой. Усиль максимально.

Адепт повиновался, и вокс-связь, прерванная светом разряда энергетического оружия, включилась.

— Госпожа Сангар, прием, — начал Ахаллор.

Должно быть, она очень ждала его сигнала, так как ответила сразу:

Щит-капитан.

— Приготовьтесь выйти из укрытия. Требуется немедленная орбитальная поддержка в этих координатах. — Он передал геолокацию. — Имейте в виду, что еретики-Астартес использовали колдовство, чтобы устроить засаду, мы не сможем дойти до Лестницы Вознесения. Канонисса Имельда Веритас прилагает все усилия, чтобы прорваться сквозь ряды Железных Воинов. Мне больно это говорить, но еретики неплохо подготовились. Число жертв неуклонно растет. Бомбардируйте занятые врагом жилые кварталы, чтобы открыть путь канониссе.

Как прикажете.

— Канонисса, отметьте цель, — произнес Ахаллор, обращаясь и к Сангар, и к Веритас. — Госпожа Сангар, даю разрешение стрелять по поверхности планеты по вашему усмотрению, при условии, что после этого вы сможете безопасно отступить.

Затем щит-капитан обратился к персоналу коммуникационного пункта:

— Покинуть помещение. Сбор на первом этаже.

Предатели выстроились перед Ахаллором, и он смерил их холодным взглядом.

— Вас учили, что Император — ваш бог. Он защищал вас, а вы от Него отвернулись. Я бы хотел, чтобы вы здесь ожидали надлежащего суда, и чтобы он решил, способен ли кто-то из вас спастись покаянием. Но отчасти благодаря вашим усилиям этот мир теперь охвачен войной, и я не могу позволить себе такой роскоши, как милосердие.

Кустодии подняли оружие, клинки уперлись в щиты, дула болт-пушек выдвинулись вперед.

— Познайте же последнюю истину. Император — не бог. Он человек, и Он не из тех, кто прощает. Впрочем, как и я.

Взревело оружие, — по три быстрых выстрела из каждого. Фицелин смешался с кровавым паром.

— Амальт-Амат, — произнес щит-капитан. — Понесешь штандарт. Пришло время аквиле снова расправить крылья над этой крепостью.


Тревожный звон прокатился по мостику «Сияния». Мигнули аварийные люмены.

— Госпожа, нас заметили! — крикнул Осмор. — Множество торпед запущено с дальней стороны Гаталамора. Расчетное время до столкновения — десять минут.

— Скутум контроль, поднять щиты, — рявкнула командующая кораблем Сангар с трона. — Мистер Осмор, определить цели противника. Штурман, позиционные маневры. — Офицеры выполняли приказы, развернув «Сияние» так, чтобы хребтовые пушки и левый борт были обращены к планете.

— И еще один залп торпед, госпожа. Враг также пытается перехватить нас с помощью истребителей в широком радиусе.

Сангар сцепила зубы и вдохнула, уже прикидывая траекторию мчащихся к «Сиянию» ракет и кораблей.

— Мисс ВенШеллен, у нас есть анализ сетки преграждающих истребителей?

— Да, госпожа командующая кораблем.

— Передайте их штурману. Смоделируйте самый безопасный выход. Магос Кзарх, приготовьтесь снова включить двигатели обфускации по моей команде. Мисс ВенШеллен, обеспечьте нам всю возможную поддержку, пока мы находимся на открытом месте. Подготовьте когитаторы наведения для наземного огня по целям согласно приказу повелителя Ахаллора, иные цели — по вашему усмотрению. Мы откроем огонь тогда, когда силы Веритас вышлют координаты, ясно?

— Так точно, госпожа, — ответила ВенШеллен; ее пальцы танцевали по рунической панели.

— Первая волна истребителей настигнет нас через шесть минут, госпожа, — доложил Осмор. — Они опережают торпеды.

— Используют боеприпасы, чтобы нас окружить на тот случай, если мы снова исчезнем. Хитро, — ответила Сангар и цокнула языком, откинувшись на троне.

— Оружие наготове, госпожа.

— Приготовьтесь открыть огонь, мисс ВенШеллен. Соедините меня с сержантом Люцерном.

Связь открыта, ей кивнули.

— Брат-сержант Люцерн, говорит командующая кораблем Эбеле Сангар. Подготовиться к оказанию поддержки с орбиты. Передайте нам точные координаты.

Вокс взвизгнул так, что Сангар вздрогнула, и раздался басовитый, трансчеловеческий голос Люцерна; он звучал громко и внятно.

Бомбардируйте местность жилого блока с этими координатами. — Он передал данные. — Имейте в виду, что мы — на минимально безопасном расстоянии, госпожа-командующая.

— Тогда вам, вероятно, захочется пригнуться, — ответила Сангар. — Мисс ВенШеллен, немедленно, — огонь! Хребтовые лэнсы и батареи левого борта.

«Сияние» содрогнулось. Облака под кораблем рассеялись, как утренний туман, и огонь Бога-Императора обрушился на позиции Железных Воинов.


Торванн Локк вскипел от ярости, когда с небес обрушились багровые лучи света. Первый выстрел угодил прямо в крайний правый жилой блок и пробил его насквозь. Огонь вырвался из окон здания, и оно разорвалось изнутри и сложилось само в себя. Взрывная волна разошлась горячим воющим штормом. Куски камня размером с боевой танк кувыркались в воздухе и обрушивались на развалины квартала. Один такой кусок упал на землю всего в нескольких метрах от «Дракокравги» и расплющил троих Железных Воинов в фонтане кровавых брызг.

Второй и третий выстрелы тоже попали в цель, разнеся на части еще один жилой блок. Одним из выстрелов срезало вершину перед следующим, а второй уже врезался в здание под небольшим углом, отчего оно сложилось пополам от середины. Тысячи тонн ферробетона и пластали обрушились на руины торговых рядов, похоронив Железных Воинов заживо.

Переживая из-за гибели боевых братьев, Локк не забывал бороться за собственную жизнь. Шторм испепеляющих зарядов бушевал вокруг него, поднимая в воздух разрушенные стены жилых блоков.

— Касипиниакс? — рявкнул Локк, быстро разворачивая танк. «Леман Русс», за которым он охотился, исчез в облаке пыли. Яркие следы испарившегося скалобетона следовали вдогонку, когда враг выстрелил из лазерной пушки вслепую.

Я жив, — отозвался варповый кузнец, и голос тут же перекрыли раскаты взрывов. — Это еще откуда прилетело? На орбите не должно быть имперских кораблей! Будь проклят змеиный язык этого Ксиракса. Где, примарх побери, корабли Клор…

Град из заградительных бомб поднял черные клубы дыма на сотни метров вверх от городского пейзажа. Ударные волны сотрясли «Дракокравги». Локк наблюдал, как на его стратегическом дисплее стремительно пропадают жизненные руны. Пикт-каналы исчезли во вспышках света. Вокс-передатчики затрещали и отключились.

Голос Касипиниакса исчез в потоке статических помех.

Сердца Локка бешено колотились. Рот наполнился желчью. Он ощущал ненависть, на которую способен только Железный Воин: ненависть к командиру имперского корабля, который бомбардировал его воинов; ненависть к Тенебрусу за то, что владыка удерживал их в этом жалком мире; ненависть к трусости Клордрена, который отказался поддержать наступление военными кораблями, и, наконец, ненависть к самому себе за то, что взвалил на себя непосильную ношу из-за потребности охотиться, убивать и побеждать.

С рычанием Локк вдарил по рычагам приводов, находившихся друг напротив друга, «Дракокравги» развернулся на месте. Это открыло врагу более слабую броню в задней части танка врагу, но ему было все равно.

— Пусть побеждают, только что толку от этого, — выплюнул он в вокс. — Всем, кто уцелел, — отступаем, точка сбора — Асмор.

Отступление значило бы бегство обратно к Тенебрусу с поджатым хвостом, но это лучше, чем вести последних своих легионеров на верную гибель ради собственной гордыни.

— Кроме того, у Тенебруса еще есть шансы на победу, — сказал он себе, когда «Дракокравги» с грохотом поднялся над движущимися россыпями обломков, взрывы все еще продолжались вокруг.

Торванн Локк отступал, оставив псин Императора растерзанными, но вполне живыми.


— Они что, погибли? — нервно переспросил Штейнер.

— Они личные телохранители святого Бога-Императора человечества, лейтенант. Нужно больше верить в них, вам так не кажется? — спросил Дворгин.

— Конечно, сэр. Прошу прощения, — ответил Штейнер. — Я беспокоюсь, что им ничего не добиться, если Сестры Битвы так и останутся в ловушке.

Дворгину в это тоже не особенно верилось, но он не собирался подавать виду.

Он оглядел столкновение у подножия бастиона. В огне лежал подбитый рыцарь. Еще двое прошествовали мимо; роторные пушки осыпали стены пулями. Враг по-прежнему сопротивлялся, но битва переходила к макрособору — главному логову еретиков. Он предположил, что это вполне-таки могло оказаться отступлением.

И в этот момент несколько залпов лэнсов обрушились с неба, поразив город в том районе, где находилась Веритас. Мгновение — и вторая серия взрывов подняла в воздух целую секцию верхних укреплений крепости на севере. Пылающие фигуры спрыгнули с парапета и бросились прямо в объятья смерти.

Кроме дыма, секунду ничего не было видно. И тут на глазах у Дворгина из огня восстал золотой штандарт, на котором сверкала аквила.

— Вот так-то, — сказал генерал. — Мордианцы, приготовиться перевести командование в Благословенный бастион.

— Трон живой, они сделали это в одиночку?!

Дворгин покосился на Штейнера, чья маска самообладания на мгновение дала трещину. Он иногда забывал, насколько молодым был этот парень и как мало войн он прошел за всю службу Императору. Внешняя сухость и была маской.

— Проявите уважение, Штейнер.

— Так точно, сэр. Будет сделано, сэр. — Лейтенант поспешно принялся за свои обязанности. Весь командный состав Дворгина быстро упаковывал портативные консоли ауспиков, стратегические картографы и тяжелое оружие.

— Так-то, — повторил Дворгин, складывая магнокуляры и убирая их в сумку на поясе. Ему станет куда спокойнее, когда его солдаты разместятся внутри отличной защищенной крепости. Конечно, пройдет немного времени, и еретики перейдут в контрнаступление, но он не хотел бы, чтобы его люди были неподготовленными.

— На сегодня все, — завершил генерал.


Глава двадцать девятая

«Сияние» отступает

Новый приказ

Вызов генерала


Эбеле Сангар пристально следила за тем, как «Сияние» вырвалось из цепких лап атаки над Гаталамором. Системы корабля работали на минимальных показателях. Инвертированные пустотные щиты работали на гораздо более низких настройках чувствительности, в отличие от обычной позиции отражения атак. Такая система защиты требовала исключительно тонкой настройки и была к тому же дьявольски сложной в управлении, и не было ничего удивительного в том, что подобное редко использовалось в Империуме. Щиты могли поглотить лишь определенное количество энергии, прежде чем произойдет детектируемая утечка, и в настоящий момент вся допустимая мощность направлялась на двигатель реального пространства.

Командную палубу залил красный дезориентирующий свет аварийных люменов — ради экономии энергии. Холодный воздух окутал все вокруг, гравитация ослабела. Когда они передвигались так бесшумно, Эбеле всегда чувствовала себя намного ближе к пустоте — и к варпу. Она старалась не думать об отголосках своей жизни, безмолвно уносившихся через пустоту в эмпиреи — кто знает, что там могло их заметить?

Экипаж работал молча. В этом не было никакой необходимости, но подавленность, вызванная полем обфускации, заставляла людей вести себя тихо. Их действия были под стать кораблю. Каждое движение наполняла легкость. Враг знал, что они где-то там. Эбеле подумала, что этим и заканчивается атака из макроснарядов, как и атака по поверхности высокоэнергетическим лэнс-оружием. Но враг не понимал, куда же делось «Сияние». Корабль еретиков патрулировал пустоту и мониторил орбиту планеты.

Счастливой Эбеле Сангар себя не ощущала. В этом не было ничего необычного для командующей кораблем, которая в глубине души полагала, что, если человека ничего не беспокоит, значит, он упустил что-нибудь важное. Сегодня в ней прочно укоренилось убеждение, что грядет нечто ужасное. И хуже всего было то, что они не знали о дальнейших планах врагов. Сангар поклялась и себе и Императору, что будет готова абсолютно ко всему.

Даже сейчас Сангар испытывала некоторое искушение позабыть об осторожности и атаковать макрособор. Она могла бы нанести изрядный урон этому зданию-горе и тем самым сорвать планы врага.

«Ерунда, — подумала она, — все эти мысли — от нетерпения. Чтобы разрушить собор, его потребуется бомбардировать целыми днями. К тому же у врага в космосе пять крейсеров, да еще этот шпионский корабль. Поэтому мы и уползаем прочь — ждать, пока флот Примус выйдет из варпа, и надеемся, что наши силы доберутся сюда раньше, чем… Чем что?»

Взгляд Эбеле метнулся к экрану с изображением последнего орбитального пикта собора, который им удалось сделать. Здание-исполин — три километра в высоту и несколько в ширину, одно из величайших чудес сегментума; во всем Империуме было немало и бо́льших сооружений, и огромных церквей, но мало какое из них могло бы похвастаться таким неисчислимым количеством статуй. Рассказывали, — да она и сама уже поняла, что информация являлась правдивой, — что фасад украшали статуи каждого святого, когда-либо жившего на свете. Собор был настолько огромен, что, если бы Эбеле решила атаковать его, ее убили бы раньше, чем она снесет половину каменных изваяний.

Командующая кораблем немного развернула трон и обвела взглядом мостик «Сияния». Осмор и ВенШеллен пристально, словно ястребы, следили за показателями на консолях. Их лица подсвечивались мерцающими видеотрансляциями и экранами ауспиков, пока корабль медленно поднимался в межлунную пустоту. Сейчас они практически ничего не могли сделать, и, хотя Эбеле сохраняла внешнее хладнокровие, бездействие действовало ей на нервы.

— Госпожа, замечено движение вражеских кораблей, — позвал Осмор.

— Отчет. — Сангар развернулась на троне лицом к нему.

— Они собираются во что-то вроде стаи, и… — Он нахмурился. — Подтверждаю, они снимаются с высокой орбиты. Корабль механикумов уходит вслед за ними.

— Куда? Они преследуют нас?

— Вычисляю, госпожа, — ответила ВенШеллен настойчиво и отрывисто.

Прошла минута, прошли две, три — и все это время пальцы щелкали по руническим клавишам под грохот систем «Сияния». На своих дисплеях Сангар видела, как вражеские корабли включают двигатели и сходят с орбиты, поднимая свои нечестивые корпусы и улетая от Гаталамора.

— Что происходит? Вы уже определились с пунктом их назначения, мисс ВенШеллен?

— Я работаю над этим.

Едва заметный янтарный свет запульсировал над столом эмпирического монитора.

— Госпожа, — окликнула одна из операторов, по имени Чурви. — Докладываю: мы обнаружили признаки множества варп-переходов в транс-гаталаморско-рандийской гравипаузе.

Адреналин захлестнул Сангар. Одной рукой она машинально схватилась за трон.

— Слишком близко к центру системы, — сказала она. — Чем дальше вглубь, тем рискованнее переход и выше опасность несчастного случая из-за гравитационных полей вокруг небесных тел. Выйти из варпа так далеко от безопасных точек Мандевиля — это либо дерзость, либо сотрясение эмпиреев.

— Так много кораблей совершат прыжок в гравипаузу за один раз? Думаю, что промахнуться достаточно легко, но… — сказал Осмор.

— Пожалуйста, не надо домыслов, мистер Осмор. Больше деталей, мисс Чурви.

— Эмпирические сигнатуры варп-прыжков многочисленны, госпожа-командующая, и они продолжают поступать.

— Подтвердите их природу. Это наш флот или вражеский?

— На таком расстоянии хоровых маяков не будет слышно еще пять минут и двадцать шесть секунд, госпожа-командующая, — ответил специалист по воксу Фрайк. — Я отслеживаю.

— Сообщите, как только идентифицируете сигнатуры.

— Будет выполнено, — ответил Фрайк.

— Это чистый прыжок. Минимальный варп-разрыв. Предполагаю, что это имперские корабли.

— Хорошо, мисс Чурви. Мисс ВенШеллен, куда направляются корабли еретиков? — спросила Сангар.

— Шесть-шесть-девять, верхний эллипс-три, развилка с обратным вращением мимо Гаталамора и прямо в пустоту.

— Они оставляют между нами и собой целую планету, уходя от нашего прибывающего подкрепления. — Сангар нахмурилась. — Они знали, что оно будет здесь.

— Они убегают, бросая свои наземные силы на нашу милость, как трусливые еретики, кем они и являются! — воскликнул штурман О’Касвер с второго рулевого трона.

— Ура! Ура! — прокричало несколько членов экипажа в ответ, но Сангар предупреждающе подняла руку. Подозрение, что здесь что-то нечисто, только усиливалось, предчувствие гибели сдавливало ей грудь.

— Они начали этот маневр еще до того, как наш корабль зарегистрировал сигналы варп-переходов. — Строгий голос Эбеле Сангар прорезался сквозь радостные крики экипажа. — Как они могли догадаться отступить, если только…

— Если только они каким-то образом не узнали, где и когда наши силы выйдут из варпа, — закончила за командующую кораблем ВенШеллен, оторвавшись от работы.

— Спорно, ведь доказана вся трудность точного мониторинга транзита космических кораблей, находящихся за завесой эмпиреев, — пробубнил магос Кзарх.

— И все-таки, — резко ответила ВенШеллен.

— Это все тот нечестивый корабль темных механикумов, — предположил Осмор, — одному Трону известно, что там у него за возможности.

— У них больше военных кораблей на орбитах других миров. Если бы у них было такое предупреждение, то почему бы не завлечь нас сюда и держать в напряжении? Переместив всю боевую мощь на позиции, они бы устроили засаду нашим кораблям, выходящим из варпа. Они могли бы посеять хаос до того, как наши корабли активируют щиты, оружие и ауспик, а после отступить, — вслух раздумывала Эбеле.

— Может быть, что прибывают все-таки вражеские силы, госпожа-командующая, — ответил Осмор.

— Флот Железных Воинов отозвал боевые корабли, — подметила ВенШеллен. Шум и движение на палубе усиливались, голоса становились все громче.

— Тогда почему они не идут вместе? — спросила Сангар. — Они смогут расшифровать входящий эмпирический след флота Примус, да и наш. Подобное рассредоточение — верный путь к быстрой смерти. Они не бегут. Мы что-то упускаем. Что мы упускаем? — последний вопрос она задала скорее себе, чем экипажу.

Сангар смотрела, как удаляются вражеские корабли, затем взглянула на Гаталамор. Последние залпы торпед скрывались в космической пустоте. Полеты бомбардировщиков и истребителей ускорились, чтобы вернуться к кораблям-трансферам. Сангар цокнула языком и забарабанила пальцами по подлокотнику трона.

— Магос Кзарх, приготовьтесь сбросить поле обфускации и переориентировать его на пустоту. Инженариум, запустить процесс циклирования плазмы до полной вместимости реактора. Я уже устала играть в бесконечные прятки. «Сияние» превзойдет любого из этих несуразных бегемотов.

И вновь на палубе взросла активность.

— Поле обфускации готово к отключению.

— Приготовиться. Я сначала получу подтверждение принадлежности этих кораблей, прежде чем мы начнем действовать.

Прошло еще несколько минут. Корабли Железных Воинов набирали скорость. Они были такими большими, а пространство вокруг таким огромным, что казалось, будто они не двигались вовсе, хотя были на полном ходу.

С вокс-станции послышался звон. Сосредоточенный хмурый взгляд Фрайка сменился ликующей улыбкой.

— Опознавательные знаки флота Примус, переход будет выполнен в течение одного дня по орбитальному пространству Гаталамора. Боевое подразделение «Орфей», ударные группы альфа, бета и гамма.

— Командир с ними?

— Сигнум господина Ксейворна. Вокс-канал открыт, связь зашифрована. Готов связаться.

— Куда они направляются? — У Эбеле в груди возникло неприятное чувство, как только она задала этот вопрос. Ксейворн был горячей головой.

— На полной скорости летят к Гаталамору.

— Конечно, в этом он весь, — вздохнула госпожа-командующая. — Численность кораблей?

— Список будет подготовлен в течение минуты.

— Отлично. Переходим на новый курс, промежуточное место встречи Гаталамор и вход в гравипаузу. Вывести в зону стабильной гололитической связи.

Корабль загрохотал. Мучительно медленно нос судна развернулся от Гаталамора.

— Новый курс установлен, — доложил штурман.

— Убрать щиты обфускации. Привод реального космического пространства — на полную мощность, — приказала Сангар. — Нарушить вокс-молчание. Связаться с владыкой Ахаллором. Доложить о прибытии флота. Отправьте эту информацию по открытому каналу. Давайте же посеем страх перед Императором в души врагов. Связаться с флагманом Ксейворна по зашифрованной связи, нет смысла раскрывать наше местоположение. Я запишу послание в своей каюте и потом отдохну. Уведомляйте меня о любых изменениях. Если их не будет, то вызовите меня при смене вахты. Лейтенант Осмор, принимайте командование.

Она опустила трон до пола, встала и направилась к двери. Эбеле Сангар не могла думать ни о чем, кроме…

«Император, если это та помощь, о которой я молила, то у Вас дурное чувство юмора».


Новый день практически наступил.

Дворгин сидел за большим латунным столом в бывшем кабинете высокопоставленного чиновника. Расположенная неподалеку от самого сердца Благословенного бастиона, эта комната могла похвастаться прочной мебелью и несколькими работающими голографическими экранами, а также минимумом еретических граффити, поэтому здесь и разместили новую полевую штаб-квартиру.

Хотя кабинет и был просторным, старшие офицеры забили его до отказа. Они приносили Дворгину нескончаемый поток инфопланшетов: сводки потерь и происшествий, текущие оперативные силы мордианцев в крепости, отчеты офицеров взводов, занявших оборонительные позиции снаружи. Последним и было поручено следить за тем, что Дворгин теперь называл «неизбежной контратакой противника». Поступали сводки от Муниторума об оружии, боеприпасах и медикаментах, и так далее, и тому подобное. Самая приятная новость, конечно же, заключалась в том, что вокс-глушилку уничтожили, и теперь отчеты офицеров можно свободно получать со всего континента.

Дворгин подавил желание зевнуть, пока просматривал информацию на очередном инфопланшете. Он осознал, что в который раз отказался от отдыха и довольствовался тщательно подобранной дозой стимуляторов от медике Хеспа. Генерал все чаще чувствовал себя вымотанным, но полным тревожной энергии. Раскладушка рядом постоянно манила его к себе.

— Вокс-офицер, — позвал Дворгин, закончив читать информацию на инфопланшете, и положил устройство на самый верх пошатывающейся стопки таких же планшетов. Рядом с генералом тут же возник мордианец.

— Сэр.

— Запишите, — приказал Дворгин и подождал, пока мужчина приготовит автостилус и планшет. — Вождь второй роты Ясмаль из 40-го Фироксийского докладывает, что у него есть три бронетанковых эскадрона. Они уже едут сюда, чтобы усилить нашу позицию. Комиссар Шалиим также в пути вместе с тем, что осталось от наших собственных шестнадцатого, двадцать второго и двадцать четвертого взводов. Далее, примите во внимание, что вождь пятой роты Йеспар, лейтенант Ормс и целестинка Жервейн докладывают, что вступили в бой с врагом на окраине города Мозвер. Рекомендуйте всем офицерам быть начеку. Контратака приближается, и враг не обязательно атакует здесь.

— А кому доставить, сэр? — спросил офицер после долгой паузы. Дворгин сморгнул, сообразив, что забыл указать получателя.

«Устал, смертельно устал, — мысленно отругал себя Дворгин. — Как только действие стимуляторов закончится, марш отдыхать. Выспись хоть несколько часов, что бы ни происходило. Без ясности ума для твоих офицеров от тебя никакой пользы».

— Это для канониссы Имельды Веритас. Найди ее в главном храме крепости.

— Не стоит искать меня там, я — здесь. — Голос канониссы перекрыл гам командного состава Дворгина. Они повернулись к ней. Мордианский солдат с извиняющимся видом топтался в дверях позади Имельды.

— Канонисса Имельда Веритас из ордена Серебряного Покрова, генерал, — вдруг объявил он.

— Спасибо, Репсер, прям пророк ты у нас, — хмуро ответил Дворгин. — Канонисса, у меня для вас есть краткая информация из отчетов по континенту.

— Как пожелает Император, — ответила Имельда, забрав инфопланшет у офицера и пробегая по нему взглядом. На доспехах женщины виднелись свежие следы от ожогов и пятна крови после боя. На правой скуле у нее виднелся новый, жуткого вида шрам.

«Чем бы ее ни ранило, но попади эта штуковина на дюйм выше, и канонисса осталась бы без глаза», — подумал Дворгин. Но если рана и беспокоила Имельду Веритас, она не подавала виду.

— Это хорошо, — ответила канонисса, возвращая инфопланшет офицеру. — Мои сестры уже готовы, генерал. По воле Императора мы смогли пополнить боеприпасы в этой крепости. Мы совершили соответствующие обряды и возблагодарили Императора за нашу грядущую победу. А твои воины?

— Мы приведем себя в порядок, — сказал Дворгин, а затем велел своим людям: — Покинуть помещение. — Помощники вышли из комнаты гуськом. Рядовой Репсер закрыл за ними дверь.

Дворгин поднялся из-за стола и подошел к шкафу. Открыл дверцу и достал полную бутылку амасека и пару хрустальных стаканов.

— Это подарок от того невезучего адепта, который называл это помещение своим, — произнес Лютор, наклоняя бутылку к канониссе. Имельда Веритас кивнула.

— Предпочитаю дхар, — ответила она и взяла стакан рукой в бронированной перчатке. — Мне нравится его привкус. Но и за это я тебе благодарна.

— Ты видела щит-капитана с тех пор, как мы здесь? — спросил Лютор, отпив из стакана. Он ходил туда-сюда по комнате. Стимуляторы не давали ему оставаться на месте.

— Да, хоть и ненадолго, — ответила Имельда, приподняв бровь. Она пригубила стакан и вновь заговорила. — Думаю, он собирал своих, чтобы обсудить следующий этап кампании. Он сообщил мне, что, согласно его оценке, боевые группы флота Примус не более чем в двух днях пути. По воле Императора, нам предстоит держать противника в напряжении не дольше этого срока.

— Понадеемся, что так оно и есть. До сих пор нам сопутствовала удача.

— На нашей стороне личные защитники Императора во плоти. Удача тут вообще ни при чем.

— Мы все-таки потеряли много хороших людей.

— Их мученичество будет восславлено. Но я согласна: это не та война, что нам по силам. Теперь, когда у нас есть этот бастион, я верю, что мы сможем удержать Лестницу Вознесения до того, как прибудут силы крестового похода.

— И все же враг пока не показывает всю свою мощь.

Веритас снова отхлебнула из стакана.

— И меня беспокоит, что было мало признаков еретиков-Астартес, — согласилась она. — Что, если они сосредотачиваются, наблюдают за нами, планируют, как бы уничтожить нас одним ударом? Мы должны незамедлительно отвоевать макрособор.

— Должны ли? — рявкнул он, с силой ставя стакан на угол стола. Из-за стимуляторов его движения стали резкими — стакан упал, ударившись о ковер с тихим стуком. — Так приказал Ахаллор, но как нам принять решение? Молиться о руководстве? Трон свидетель, мы сражаемся вслепую. Или нам забросать врага собой? Похоже, я — единственный офицер, заинтересованный в том, чтобы наши солдаты остались в живых и увидели победу!

Дворгин спохватился, что повысил голос, сделал медленный вдох и взял себя в руки. Выражение лица Веритас ничуть не изменилось.

— Не совершай ошибку, думая, что я и Сестры Битвы — просто безмозглые фанатички, генерал, — сказала она вполголоса. — Мы не боимся мученической смерти, но и я бы не хотела, чтобы эти женщины расстались со своими жизнями. Я знаю каждое лицо, каждое имя. И нет среди них той, чья смерть меня не ранила бы.

Дворгин сдался и потер глаза.

— Конечно, конечно, — сказал он. — Прошу прощения, канонисса. Чувствую себя так, словно сражаюсь во тьме, и, по правде, щит-капитан Ахаллор, похоже, не склонен быть путеводной звездой. Мы одержали победу здесь, но эта победа досталась огромной ценой, и я боюсь, что она может оказаться напрасной, если мы немедленно пойдем дальше, как он желает.

— Ясно, так я и думала, — ответила Имельда Веритас, отставляя недопитый стакан. — Ты устал. А я, по-твоему, не устала, Лютор?

— Устала, я знаю.

— Но я не чувствую этого не потому, что у меня есть сила, а потому, что у меня есть вера. Я полагаюсь на Императора. Серебряный Покров ценит дела выше слов, как и Он.

— Знаю. Прости меня, я оплакиваю своих людей. Скорблю о том, что этого дошло дело. Моя вера слаба.

— Твоя вера сильна, и я не сомневаюсь в ней! — горячо ответила она, наклонившись к нему. Канонисса сжала запястье Дворгина, и он ощутил, как в него вливается капелька ее силы. — Я знаю. Чувствую. И Он тоже. Мы все ведомы духом Императора. Ни один из нас не должен отрицать Его волю. Хотя это может привести и к смерти, и к страданиям, но мы выполняем эту святую работу. Это вечная борьба, Лютор. То, как мы к этому относимся, не имеет никакого значения. Все, что имеет значение, — наше служение Ему. Он — наше спасение, наш свет во тьме. Я не говорю тебе верить в Него, потому что у тебя этой веры в избытке, но советую верить в себя. Только так ты сможешь победить.

Дворгин кивнул.

— Тебе лучше?

Он снова кивнул:

— Ты лучше, чем мой полковой священник. Намного лучше.

Она улыбнулась.

— Не будь так строг к нему, генерал, он всего лишь человек.

— До мозга костей, — усмехнулся Дворгин.

Улыбка Веритас стала шире.

— Кроме того, можешь ли ты честно сказать, что твоя твердолобая мордианская гордость не имеет к этому никакого отношения? Я хорошо знаю тебя, Лютор. Не думай, что я не заметила, как тебе не нравятся любые намеки на то, что другие могут пойти на такие подвиги, на которые не способны ваши солдаты. Я не хотела тебя обидеть, — добавила она, заметив его хмурый взгляд. — Я хотела сказать только то, что ни ты, ни я не должны сравнивать нас с полубогами. Кустодии — это нечто большее, чем мы есть сейчас или когда-либо будем. Ты должен быть более открыт к духовному руководству тех, кто ближе к Императору, чем ты. В их жилах течет кровь самого Императора, и свет Его жизни сияет в их душах.

— Хвала Господу, — сказал Дворгин.

— Воистину, хвала Господу. Перед тем, как это все закончится, придется принести еще больше жертв. Кустодии скоро покинут нас, как только завершат собственную миссию. Мы должны быть готовы выполнить отвлекающий маневр, который им нужен, и атаковать собор, чего бы это нам ни стоило.

— Что ж, тогда мы будем сражаться бок о бок, как в последний раз.

— Увы, но нет, Лютор.

— Нет?

— Я приказала палатине Грации Эммануэль возглавить Серебряный Покров.

— Ты назначила ее вместо себя?

— Я была первой, кто вызвался сопровождать кустодиев, — быстро ответила она, пока Лютор не перебил ее, — и должна идти с ними в катакомбы. Это то, чего желает Император от меня. И Он хочет, чтобы ты был сильным. Мне нужно, чтобы ты был сильным.

Он кивнул.

— Еще выпьешь?

— Я и так долго здесь проторчала.

— Ну вот, из-за меня ты пренебрегаешь своими обязанностями.

— Распространять веру — вот мой долг. Но ты прав, есть и другие обязанности. Скоро увидимся.

— Не будете ли вы столь любезны пригласить мой командный состав обратно после вашего ухода, канонисса?

— Конечно. Спасибо за победное возлияние. Увидимся на поле боя, генерал Дворгин.

С этими словами она вышла. Офицеры Дворгина вернулись. Генерал наклонился и поднял стакан, со вздохом глядя на пролитый амасек. Он протянул руку к ее стакану и допил остатки.

«Хотелось бы знать, где эти чертовы предатели-Астартес, — подумал он. — Хотелось бы знать, что замышляет враг в этих проклятых катакомбах. Боюсь, даже если ответы на эти вопросы мы получим, у нас может не хватить сил действовать. Либо кустодии с этим разберутся, либо мы пострадаем от последствий».


Взору Ахаллора предстал погром. Горячий ветер разносил густой пепел, покрывающий и живых, и мертвых. Крышу бастиона покрывали выбоины от взрывов. Но все это было еще ничего по сравнению с разбитыми зданиями вокруг места обстрела. Огненные бури до сих пор бушевали внутри. Над головой нависало предрассветное свинцовое небо.

— Можно подумать, что после всего этого гореть уже нечему, — произнес Вихеллан.

— Вся Галактика в огне. Сама пустота воспламенится, если примарх потерпит неудачу.

— Я слышал, что трибун думает совсем по-другому.

Ахаллор повернулся и посмотрел на него.

— Это наше разделение как вида обрекает нас, а не вернувшийся Тринадцатый. Робаут Гиллиман — тот номинальный глава, вокруг которого можно сплотиться. Вот почему мы делаем то, что должны.

Он бросил последний взгляд на город. Шпили макрособора виднелись над горизонтом, и на мгновение Ахаллор представил себе столб психической энергии, о котором рассказывала Ашмильн.

— Идем, время поджимает. Боевая группа «Орфей» здесь, и Ашмильн говорит, что приближается авангард флота Примус. Враг восстанавливает силы, пока мы тут разводим полемику. Все взаимосвязано. Противостояние уже близко. Мы должны скоро выдвигаться.

Они подошли к двери, ведущей в крепость через небольшой декоративный шпиль. Мордианские часовые с ввалившимися от усталости глазами стояли по стройке смирно, вяло отдавая честь, хотя некоторые из них просто застыли в благоговейном страхе. Ахаллор прошел мимо и направился в здание. Внутри он обнаружил еще много мордианцев: некоторые укрепляли крепость, другие выносили на носилках трупы, накрытые саванами. Кустодии вошли в огромный зал, в котором был временный морг. Трупы еретиков свалили в одну огромную кучу, чтобы их выкинул кто-нибудь другой. Мертвые тела мордианцев лежали аккуратными рядами, и каждое из них было завернуто в ярко-синий погребальный саван. Щит-капитан заметил генерала Дворгина, стоявшего посреди покойников.

Ахаллор видел бесчисленное множество смертных, переживших ужасы войны. Он мог считывать каждый оттенок эмоций неаугментированного человека, как открытую книгу. В Люторе Дворгине Ахаллор увидел безмерную усталость.

— Генерал, — окликнул его щит-капитан, но тот ответил не сразу. Казалось, взгляд его был прикован к рядам тел на полу. Ахаллор нахмурился. Он понимал это чувство потери, даже сочувствовал, но сейчас был неподходящий момент для колебаний, особенно со стороны командующего силами Астра Милитарум на Гаталаморе. — Генерал Дворгин, — повторил Ахаллор жестче.

Этого оказалось достаточно. Дворгин посмотрел на щит-капитана и отдал честь.

— Нам пора, — продолжил Ахаллор. — Мы связались с другими силами имперского сопротивления в этом мире и отдали приказы. Вы должны связаться с принцессой Джессивейн и вождём-полковником Юргеном, чтобы немедленно начать подготовку к вашему наступлению. Крестовый поход почти здесь. Боевая группа уже прорывается сквозь пустоту. И скоро их будет еще больше. Все, что есть у врага в том храме, должно быть уничтожено. Амальт-Амат и Понтус Варсиллиан Прославленный будут сражаться вместе с вами, чтобы враг поверил, что мы возглавили наступление, а я вместе с Вихелланом и Асвади в это время атакуем катакомбы.

— Так точно, повелитель. Я проконтролирую, чтобы вам передали все разведданные о катакомбах, которые у нас есть.

— С вашего позволения, мы бы взяли с собой проводника.

— Проводника? — Дворгин побледнел.

— Сержант-следопыт Кеш. Ее порекомендовала канонисса Веритас: по ее словам, у этой женщины больше всего опыта работы под землей по сравнению с остальными солдатами. Боюсь, я взял на себя смелость подойти к ней, и она согласилась нас сопровождать. Я надеюсь, это приемлемо?

Ахаллор произнес эти слова формально, но из лучших побуждений. Он понимал, что нужно относиться уважительно к существующей структуре власти. Нет причин обижать людей без необходимости, хотя и не все кустодии были так внимательны, даже среди его щитового воинства.

Он не ожидал от генерала такой реакции. Дворгин в ужасе уставился на щит-капитана.

Ахаллор выдержал паузу.

— Генерал?

Дворгин моргнул, казалось, приходя в себя. Маска мордианской дисциплины с легкостью восстановилась на лице, но в глазах все еще виднелась неописуемая боль.

— Мне очень жаль, повелитель. Я бы сослался на усталость, но… — Дворгин резко замолчал, затем так же резко вздохнул и заставил себя посмотреть Ахаллору прямо в глаза. — При всем уважении к вам, лорд Ахаллор, вы просите невозможного.

Щит-капитан посмотрел на него с нарастающим изнутри удивлением. Генерал взглянул на него в ответ, глаза помутнели от усталости. Ахаллор видел, что человеку многого стоило заговорить, но теперь, когда он выдавил первые слова, его уже было не остановить.

— Может быть, ваши воины и подходят для таких безжалостных миссий, щит-капитан, но мои — нет. Точно так же, как фироксийцы. Подозреваю, что и Сестры Битвы тоже. Мордианская дисциплина — отличный ресурс, но мы не неистощимы. Мои солдаты сражались неделями без продыху. За несколько дней с момента вашего приезда мы потеряли больше людей, чем за месяц сражения. Вы разбрасываетесь нашими жизнями так, словно в них нет другого смысла, кроме войны, и Трон знает, это ваше право, но что это дает? Разорванные линии снабжения, истощенные резервы и полуразрушенный бастион. А теперь вы еще просите нас незамедлительно атаковать величайшую крепость врага без провизии, отдыха и даже без возможности оплакать наших павших солдат, а остальных отправить на верную смерть в катакомбах. Я обрекаю своих людей на бессмысленную погибель. В глазах Императора этот поступок будет непростительным расточительством. Убейте меня за неподчинение, если хотите, щит-капитан, но я говорю правду, как я ее вижу.

Дворгин произнес свою речь со спокойным достоинством, а когда закончил, то снял фуражку и сунул себе под мышку, обнажив редеющие волосы на голове. Каким-то образом это заставило его выглядеть на лет десять старше и слишком уязвимым. В зале повисла густая и тяжелая тишина, словно перед грозой. Все взгляды устремились к Ахаллору.

— Вы хотите сказать, что ослушаетесь? Да вы знаете, с кем говорите? Вам не кажется, что мы тоже рискуем своими жизнями? — процедил Вихеллан, делая шаг вперед. Ахаллор вытянул руку и остановил товарища. Дворгин поежился, но тем не менее остался твердо стоять на ногах.

— Не о том я говорю, повелитель, — с вызовом ответил генерал. — Вы просите невозможного, но я говорю: мы выполним приказ. Мы — мордианцы, верные солдаты Императора, все до единого. Мы будем маршировать, несмотря на мучительную жажду, несмотря на пустой желудок, несмотря на кровавые раны на наших телах. Мы будем сражаться до самой смерти, и поступим так, потому что этого от нас требует Император. Вы приказали, а я повинуюсь.

— Тогда в чем ваше возражение?

— Нет никакого возражения. Я излагаю эти факты, чтобы поставить акцент на одолжении, о котором я вас попрошу. Вас, тех, кто просит множество храбрых людей пойти на верную смерть ради вашей собственной миссии.

— И о чем же вы меня попросите, генерал Лютор Дворгин? — спросил Ахаллор.

— Не подведите нас, — ответил генерал, и в тот же миг оцепенение покинуло его. — Кое-кто назвал бы богохульством даже саму мысль, что такое возможно, но вы из плоти и крови, хоть и могущественны, поэтому я прошу: не дайте убить себя, окажите честь моим воинам и одержите победу быстро. Пожалуйста. Я бы очень хотел, чтобы как можно больше моих людей дожило до прибытия Робаута Гиллимана.

Ахаллор уставился на него сверху вниз. Дворгин стоял на своем; лоб старика покрылся испариной. Он моргнул, как только руки Ахаллора в золотой броне сложились в знак аквилы прямо перед его лицом. Щит-капитан поклонился этому храброму усталому маленькому человечку.

— Как прикажете, генерал. Если бы у Императора было еще несколько таких же храбрых людей, как вы, нам бы вообще не нужно было здесь находиться.

— Через два часа выдвигаемся, — холодно проговорил Вихеллан. — Через час после этого начинайте штурм.

— Так точно, повелители, — сказал Дворгин, отсалютовав так же четко, как и всегда.


Глава тридцатая

Армада приближается

Высвобожденное оружие

Башня Провозглашения


Первые корабли армады для завоевания Галактики прибыли на Гаталамор.

Вокруг костяного ствола оружия зазвучал гулкий хорал восьмидесяти восьми воинов Несущих Слово; сквозь их песнопения прорывались крики принесенных в жертву. Хор смертных сопровождал их, и весь воздух дрожал от молитв. Жизненная сила умирающих в клетках наверху вытекала на ствол оружия и впитывалась в древние кости. Тенебрус посматривал на все это одобрительно. Воздух вокруг был заряжен зловещей силой. За оболочкой реальности корчилась в муках какая-то сущность. То был кардинал давно минувших времен, — его вновь призвали, и духовный резонанс его отступничества получил достойное применение. Робаут Гиллиман был в пути, и судьба человечества висела на волоске.

Пришло время преподнести Дар Бухариса.

Вопли последней жертвы резко оборвались. Кар-Гатарр отступил от изуродованного трупа и передал кинжал Фарадор Йенг. Та протянула ему тряпку, чтобы Несущий Слово вытер руки.

— Дело сделано. Дар Бухариса посвящён Пантеону. Он ждет вашего приказа, владыка Тенебрус, — нараспев проговорил темный апостол в такт музыке, звучавшей в соборе.

— Приготовьтесь даровать благодеяния кардинала, — ответил Тенебрус.

Колдун стоял рядом с обелиском, сверкая глазами из-под капюшона. Голос у него был мягким, как плоть утопленника, но все же слышным в каждом уголке огромного собора.

Верховный магос Вех Ксиракс стоял с другой стороны обелиска; фасеточные глаза механикума рассматривали Кар-Гатарра из сшитого из кожи, плоти и трубок кошмара, который он называл лицом. Аугментические конечности магоса подергивались под одеянием. Он ждал с нескрываемым нетерпением, когда его машины выпустят на волю.

На куполе зазвонил большой колокол. Это и был столь долгожданный всеми сигнал, и когда его эхо откатилось в сторону, по залу разлилось острое ожидание. Истощенные приспешники Ксиракса поспешили закончить свои дела, вращая колесики клапанов и щелкая рядами переключателей, сделанных из косточек пальцев.

— Требуется выбрать цель, — сказал Ксиракс. Кар-Гатарр произнес нараспев простые пространственные координаты; когда их пели подобным образом, они обладали силой варпа. Их вводили в приборы, где за стеклом корчились эктоплазменные лица. Двигатели заработали, и оружие повернулось на четверть оборота, после чего с лязгом встало на место.

— Зарядить сифоны душ. Начать процедуру активации хранилища коронной энергии, — скомандовал Ксиракс. Люди в черных капюшонах, обнаженные по пояс, поспешили выполнить приказ.

Из основания пушки донесся скребущий звук. Кости начали излучать нечестивый жар, и Кар-Гатарр вспотел внутри доспехов.

— Оружие готово, — сказал Ксиракс.

Улыбка магоса стала шире, а Тенебрус покрутил кольцо на пальце и повернулся к обелиску.

— Этот мир — сердце веры в Ложного Императора. Миллиарды и миллиарды людей пролили слезы на эту бесплодную землю. Их напрасная вера уже собрана в варпе. Сейчас самое время избавиться от бремени лжи, вырезать эту черную опухоль лживых убеждений. Давайте же освободим тех, кого приговорил Император. Я говорю всем вам, страдальцам, обманутым, мертвым: пусть ваши безумие и ненависть служат истинным богам!

Бронированные гусеницы Ксиракса понесли его вперед. Из-под одежд выскользнули колышущиеся механодендриты и настоящие щупальца из плоти, соединяясь с гнездами обелиска. Высокий вой вырвался из оружия. Серебристо-зеленый свет пульсировал в механизмах все быстрее и быстрее.

— Огонь, — приказал Ксиракс.

Тенебрус рывком поднял кольцо, посвящая его Темным богам, и опустил руку вместе с кольцом в искрящуюся полость, установленную в обелиске.

Пришел момент возвышения Хаоса, и, когда все мысли в одночасье исчезли, Кар-Гатарр соединился с первозданными энергиями имматериума.

Мир раскололся, и боль вырвалась наружу — подлинная и смертоносная, как копье.


Лучи рассвета крались над «Громовым ястребом», пролетающим аккурат над руинами Импрезенции. Небо повсюду царапали сломанные шпили.

Ахаллор, Вихеллан и Асвади стояли в десантном отсеке «Громового ястреба» и боролись с турбулентностью, едва заметно смещая центр тяжести. Имельда Веритас и остальные члены их ударного отряда — около двадцати Сестер Битвы, сержант Кеш и еще двое смертных солдат — расположились на откидных сидениях.

Обогнув остатки колонны, корабль опустился в траншею, почти такую же глубокую, как каньон Бесчисленных Благословений. Вероятно, когда-то это был подземный монастырь, вскрытый бомбардировками. Дорога была небезопасной, и смертный пилот разбился бы о препятствия с обеих ее сторон, но космодесантники не допускали таких ошибок, и это позволило проложить маршрут ниже уровня вражеского сканирования.

Ахаллор внимательно следил за показателями на дисплее шлема. Улови он малейший признак движения врага — приказал бы немедленно остановить операцию. Теперь они были слишком близко для риска, что их обнаружат. Если отряд заметят, его цель наводнят предатели.

Ахаллор полагал, что им следует приземлиться и дойти до пункта назначения пешком, но Ашмильн убедила его, что время имеет решающее значение. Каждая минута, потраченная впустую, может обойтись в неприемлемую цену имперских жизней.

Их целью был некогда величественный собор. Башню Провозглашения сильно повредили орбитальным огнем еще в самом начале вторжения, но ее руины по-прежнему производили впечатление, а разрушенный фундамент возвышался среди развалин на горизонте. Башня находилась примерно в десяти километрах от макрособора, чьи могучие плечи высились на горизонте.

Края траншеи плавно перешли в открытое пространство — широкий канал. Впервые в этом мире Ахаллор увидел так много зелени. «Громовой ястреб» снизился; реактивные двигатели подняли сверкающие брызги и ударили по деревьям, растущим у воды.

Имперские силы по всему Гаталамору поднялись, ведомые планами Ахаллора и Вихеллана. Бои в отдаленных местностях шли в самом разгаре, потому что Ахаллор приказал другим боевым группировкам напасть перед тем, как Дворгин атакует собор — это был отвлекающий маневр от отвлекающего маневра. Не в первый раз щит-капитану захотелось, чтобы орбитальный ретранслятор показал всю стратегическую картину. Но они не могли рисковать коммуникациями. Вместо этого кустодий посмотрел на горизонт, полагаясь на свои обостренные чувства. С позиций имперских сил на юге поднимался дым, и откуда-то издалека доносился грохот артиллерийского огня. На самом краю северо-восточной стороны, вверх по направлению к Гаталамору-Экзегис, где вражескому флоту не угрожали орудия космопорта, огромные рубиновые лучи взбивали облака, ударяя по ним вниз подобно мечу разгневанного божества.

Как только «Громовой ястреб» оказался в тени башни, он резко сбросил скорость, двигатели дали задний ход, и корабль пошел на посадку.

Через две минуты прибудем в пункт назначения, — доложил пилот.

Ахаллор включил вокс.

— Командующий группой Ксейворн слишком импульсивен — он атакует сразу же. У нас есть всего несколько часов перед его прибытием, а может, и того меньше.

Вихеллан хмыкнул:

— Интересно знать, как долго нам будет сопутствовать удача. Как бы то ни было, я думал, что этот корабль собьют в первую же минуту полета. Вряд ли это самое изящное наше проникновение.

— Скорость важнее секретности, — ответил Ахаллор.

— Император предлагает нам Свою божественную защиту в столь трудный момент. Я и мои сестры — мы молимся, чтобы он продолжал благоволить нам, — произнесла Имельда Веритас.

— Пусть он благоволит нам всем, — тихо добавил Ахаллор.

При этих словах Вихеллан неодобрительно склонил голову в сторону щит-капитана.

— Целесообразность — самое острое лезвие, — сказал щит-капитан. — В действии надежда.

Он вывел план местности, основанный на древних картах с правками Кеш. Больше чем наполовину путь к цели шел через дренажный туннель. По нему они и пойдут. Он разослал схему с проложенным маршрутом всем остальным.

Вихеллан изучал рунические указатели Ахаллора по мере их появления на стратегической карте.

— Смелый, решительный и славный, — сказал он, и Ахаллор рад был снова услышать улыбку в голосе старого друга.

Из вокс-передатчика, установленного в десантном отсеке, послышался голос пилота:

Канонисса, господа Кустодес, зафиксированы всплески энергии прямо по курсу.

— Откуда?

Из макрособора, господин. Там… Трон!

«Громовой ястреб» сильно накренился, как от пинка, двигатели зачихали, и корабль камнем полетел вниз. Из перегруженных силовых узлов посыпались искры. Все затряслось, и Ахаллор услышал шелестящее шипение, как будто волны накатывали на галечный пляж. Бледный ядовитый свет залил отсек, когда звук перешел в рев.

— Держитесь! — крикнул Асвади.

И тут корабль с силой рухнул вниз.


Глава тридцать первая

Опоздание

Гейсты

Меч веры


Принцесса Джессивейн вместе с Шином и леди Нимуэ оставались в святилище вокс-связи, и вдруг небо полыхнуло белым огнем. Несколько адептов в это время занималась подготовкой к атаке макрособора. Хотя она хотела уйти на час раньше, но Дворгин настоял, чтобы они остались и дождались мордианцев. Все обернулись посмотреть, как комнату захлестнуло болезненное серебристо-зеленое свечение.

— Что это еще такое, во имя Императора? — спросил Шин, и они поспешили к окулюсу. Джессивейн растолкала тела серворамой и прижалась рукой к плекс-стеклу.

— Ты сам знаешь, что это, кузен, — ответила она с нарастающим ужасом в голосе, — щит-капитан оказался прав. Это то самое вражеское оружие.

Из собора вырвался вверх столб неестественного света, озарявшего город. В его сиянии вырисовывались очертания — шаткие шпили святилищ и жилые дома с пустыми глазницами, ободранные знамена, скрипучие костницы и разрушенные купола.

— Погань, — зло прошептала одна из Сестер Битвы, делая знак аквилы.

Столб света на глазах становился все больше, шире и выше.

— Нечестивая звезда, родившаяся на наших глазах, — произнесла Джессивейн. — Что же предатели выпустили на волю? О, Император, упаси нас!

Столб колдовского света запульсировал, и из него вырвалась ударная волна. Она пронеслась по городу и обрушила подбитые башни.

— Отойди от экрана! — крикнул Шин и встал перед Джессивейн, прикрыв ее своим телом. Взрывная волна устремились прямо к Благословенному бастиону, поднимая пепел недавних сражений, и с неистовой силой врезалась прямо в крепость. Стены задрожали. Панели — части фальшивого обзорного экрана — покрылись трещинами, но чудом не разбились и сохранили видеотрансляции.

— Здесь мы в безопасности, кузен, — произнесла Джессивейн, отодвинув Шина. — От тебя, изрешеченного осколками, пользы копью не больше, чем от меня.

Все-таки она была благодарна; его мимолетная улыбка сказала ей, что он знал это.

— Внимание, нарушение вокс-связи, — взревел один из вокс-сервиторов со своей станции. — Сильные атмосферные помехи. Потеря связи с «Сиянием».

— Внимание, нарушение вокс-связи, — взревели дуэтом еще два сервитора, а затем и остальные затрубили сигналы тревоги.

— Внимание, нарушение вокс-связи.

— Внрримание. Внима... Внимаааааааааггррр! — Голоса сервиторов искажались и превращались в стоны и вопли. Многие из адептов и ризничих поежились. Сестры Битвы, бормоча молитвы, схватились за оружие. Джессивейн подняла глаза на мерцающие люмены: несколько из них ярко вспыхнули и взорвались с глухими хлопками. Принцесса почувствовала, как волосы на затылке встают дыбом, и поняла, что они в смертельной опасности.

— Дворяне, обнажить ойгены! — скомандовала она и потянулась к ножнам за длинным мечом. Джессивейн нажала руну активации на рукояти оружия, и вдоль всего лезвия замерцал синий свет. По углам помещения зашевелились тени. Еще одна взрывная волна — экраны вновь задрожали, а завывания сервиторов стали громче. Из глаз киберслуг вырывался дым.

Пронзительный крик прорвался сквозь тарабарщину сервиторов. Принцесса обернулась и увидела молодого адепта, сражающегося с существом, не поддающимся пониманию. Казалось, когтистые руки метались прямо из пола, норовя ухватить юношу за одежду, чтобы подняться. Вокруг твари танцевали языки пламени, вспыхивая то серебристым, то красным, то черным. А за