Эйдолон: Златый Молот / Eidolon: The Auric Hammer (новелла)

Перевод из WARPFROG
Перейти к навигации Перейти к поиску
Pepe coffee 128 bkg.gifПеревод в процессе: 1/?
Перевод произведения не окончен. В данный момент переведена 1 часть из ?.


WARPFROG
Гильдия Переводчиков Warhammer

Эйдолон: Златый Молот / Eidolon: The Auric Hammer (новелла)
Auric.jpg
Автор Марк Коллинз / Marc Collins
Переводчик Йорик
Издательство Black Library
Серия книг Ересь Гора: Персоналии / Horus Heresy: Characters
Год издания 2024
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Скачать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«Мы все без исключения искатели истин. Лишь в единстве мы сможем достичь просвещения, добиться его через единодушное стремление к абсолютному совершенству. Наши идеалы родились в пепле считавшихся мёртвыми миров, Терры и Кемоса, и ныне мы несём их к далёким звёздам. И я скажу вам, что Галактика заслуживает управления одним правителем, единства пути и цели. И когда мы этого добьёмся, когда соберём воедино всё некогда сокрушённое раздором, лишь тогда человечество унаследует идеальный космос».

приписывается примарху Фулгриму при освобождении Татрикалы


Действие первое: Разум

Первая глава. Сыны Феникса

В дни до обретённого просветления бившиеся в Великом крестовом походе воители нерушимо верили, что на кораблях не могут обитать призраки. Не по-настоящему. Конечно, механикумы проповедовали о духах машин, а матросы-пустотники цеплялись за позабытые суеверия, но отборные легионеры-астартес из несравненного боевого братства третьего легиона видели в их рассказах лишь смехотворные мифы из позабытых эпох.

Но теперь в коридорах «Платы за грех»[1] таилось безумие.

Полёт с Улланора было никто бы не назвал ни лёгким, ни скучным. Изолированные корабли дрожали, будто в лихорадке, их корпуса содрогались, словно измученная плоть. Уже бывшие обычным делом среди смертного стада самоубийства участились. Вознёсшиеся же над этими слабостями воины третьего легиона стали отрешёнными и тревожными, преследуемыми той неведомой силой, что рыскала по отсекам великого корабля будто высший хищник, жаждущий найти и вцепиться в самое его сердце.

Преследуемые. Сама эта мысль вызывала отвращение. Но в машинах обитали призраки, что пробрались на корабли флотилии из эфирной пустоты и начали охотиться. Прежде невозможные и немыслимые явления стали даже слишком обыкновенным делом, а блаженное неведение об истинном облике Галактики – позабытым воспоминанием. Времена менялись, и иногда они даже не осознавали, как сильно.

«Время изменило столь многое», – подумал Эйдолон[2], первый лорд-командор.

Он больше не был тем же созданием, что билось в безвкусных завоеваниях Великого крестового похода. Пусть те испытания и сделали его отпрыском легиона, истинным сыном Феникса, по-настоящему и до глубины души его изменили именно годы новой войны.

Некогда Эйдолон, унаследовавший генетическое величие самого примарха, был прекрасен. Пожалуй, в том, что сам Фулгрим и забрал его красоту заключалась великолепная ирония. На шее Эйдолона до сих пор оставался едва заживший шрам от раны, рассёкшей не только плоть, но и душу. Даже когда вся шея содрогалась от действия звуковых органов, коими Эйдолона удостоил старший апотекарий, шрамовая ткань не поддавалась, а скорее с трудом прогибалась и сжималась с каждым судорожным движением, сковывая лорда-командора. Кожа побледнела так, словно из тела вытекла вся кровь, а глаза помутнели и слезились. Его волосы, высохшие и пожухшие, будто мёртвая трава, свалялись на боку.

Да, когда-то он был прекрасен... но это было давно, а затем всё не отнял каприз полубога.

«Подходящий конец, не правда ли? Зависть всегда была одним из твоих многих изъянов, отец».

Эйдолон выбросил мысль из головы. Она ведь выставляла в некрасивом свете и его, и Фулгрима. А демоническая сущность вознёсшегося примарха, обрётшего апофеоз Феникса до сих пор ощущалась на корабле. И после унылого совета на Улланоре едва ли стоило привлекать внимание прародителя.

Да и мысли Эйдолона занимали и другие дела. Он чувствовал себя измученным, выслеживаемым. Преследуемым.

Нечто шептало и ворковало над его ухом, и он склонил голову назад и начал биться затылком об командный трон, будто боль могла избавить его от угрозы. С каждой пробегающей по горлу дрожью шея раскачивалась то в ту, то в другую сторону, словно у детской марионетки, лишённой равновесия и карикатурной игрушки. Казалось, что кружащее вокруг него создание, существо, что извивалось и корчилось прямо за завесой реальности, было так близко, что оно могло к нему прикоснуться. Мысленно Эйдолон уже ожидал ощутить вырезаемые на его коже когтями огненные письмена и сомкнувшиеся на глотке клыки.

После стольких дней охоты... возможно, кульминация даже принесёт ему истинное удовольствие. И Эйдолон жаждал его ощутить и посмаковать.

Вокруг вздымались стены мостика «Платы за грех», средоточия поблекшего великолепия. Корабль некогда был так же прекрасен, как и его хозяин, и вместе с ними вознёсся и преобразился высвобожденными страстями легионеров. Теперь с железных рёбер потолка свисали знамёна из хлопающей человеческой кожи, а стоявшие по углам зеркала отражали как сокрушённое великолепие, так и образы того, чего не могло существовать. Отражения двигались то слишком быстро, то слишком медленно, а иногда пристально наблюдали за отражёнными, когда те в них не глядели. Случалось, что Эйдолон и сам ловил на себе взгляды двойника из треснувшего зеркала, скалящегося и насмехавшегося. Воплощённой насмешки с его собственным лицом. Лорд-командор мог поклясться, что чувствовал с каким презрением его осуждало это расколотое отражение. Он встряхнулся, выбросив дурное воспоминание из головы, и расправил плечи.

– Доложите обстановку, – проворчал он, вставая с командного трона. По краям пьедестала влажно мерцали вырванные кости, переливались дьявольским светом, бросавшим отблески на края ржавых и потрескавшихся доспехов самого Эйдолона.

Лорд-командор протянул вновь дёрнувшуюся руку к подлокотнику и погладил рукоять прислонённого к нему громового молота. То была Слава вечная, выкованное с непревзойдённым мастерством оружие, коим Эйдолон бился со всем подобающим пылом и мастерством с тех пор, как им его одарил сам примарх. Он отвернулся от молота и заговорил сам с собой.

– Теперь мы знаем своё предназначение, – вздохнул он. – И Галактика наконец-то всё поймёт так же, как пришлось нам. – он моргнул, и его затуманенные глаза заметались от внезапной жажды новых ощущений. – Доложить обстановку!

Эйдолон не был уверен, было ли дело в том, что он так глубоко погрузился в раздумья, что ничего не услышал, или же ещё остававшиеся на посту существа не услышали его, поглощённые собственными маниями.

В любом случае, для кого-то в его положении это была непростительная оплошность.

– Флот сохраняет строй, достопочтенный господин, – прохрипело создание, бывшее теперь магистром ауспиков корабля. На месте глаз у бесполой твари остались сшитые и опустевшие провалы. Подключённая и вбитая в спину паутина проводов непрестанно посылала сенсорную информацию прямо в нервную систему, каждым потоком вызывая когнитивный резонанс и перегрузку нейронов. Существо корчилось и скулило, отдавшись экстазу полного подчинения своему долгу и страстям. Но сквозь хор приглушённых довольных стонов Эйдолон слышал презрительный смешок.

– Пришли доклады от «Величавого клинка» и «Сломленного монарха», «Вечной обители» и «Его воплощённой красоты». Транспортные суда акусилии тоже в пути. Третий миллениал держит строй, милорд.

Третий миллениал. Он улыбнулся. Именно их он взял под своё командование на пути к Терре. Такой сброд, но на пылающей коже тронного мира они станут гордо, как боги...

Жатва будет и в самом деле обильной. Но они могут стать большим. Мы можем...

– Замечательно, – ответил Эйдолон заставив себя не обращать внимания на насмешки, и нажал на вложенные в костяные подлокотники драгоценные камни, кричащие, подмигивающие ему. Рубин и изумруд, янтарь и сапфир. Заработали системы, устанавливающие связь с другими кораблями флотилии даже сквозь потоки варпа. С антенн сквозь бесплотное безумие полетели сигналы к кораблям других командующих летящей к Солнечной системе армадой. Один за другим возникали воины третьего легиона, их сотканные из гололитического сияния эйдолоны[3], пронизанные пагубной паутиной эфирных помех.

– Ах, брат мой... – зашипел со сдержанным весельем Юлий Каэсорон. – Чем ближе мы к тронному миру, тем ты всё невыносимей. – Образ задрожал от смеха, и искажённое лицо первого капитана подалось вперёд. – Всё ещё прикидываешься господином. Фениксиец вернулся к нам, весь легион собрался воедино. Пора бы тебе убрать руки со штурвала, а?

– Ну кто-то же должен проследить, чтобы ты по капризу не влетел прямо в звезду, Юлий, – хмыкнул Эйдолон. – Не забывай, что я – старший по званию, и по праву заслужил обязанность быть сторожем и тебя, и твоих воинов. Этот долг мне вверил наш блудный отец. – Он умолк, а затем склонился вперёд, чтобы заглянуть прямо в отражавшиеся глаза Избранного Сына, и лишь тогда процедил. – Так кто первым присоединился к нему на Улланоре?

– Да, ты первым бросился к его ноге. А другие его искали, пока ты попусту тратил время. Тщетно выслеживал Шрамов, если не ошибаюсь? А затем пресмыкался и выпрашивал крохи у Мортариона. – Каэсорон хихикнул, и изображение зарябило, замерцало по краям изувеченного лица. – Признаюсь, что удивлён, что с такими разными интересами ты вообще сюда добрался. Я-то думал, что ты и твои войска будут валять где-то дурака, предаваясь своим страстям и забыв о наших новых хозяевах. Наших новых богах, примархе и магистре войны.

– Неудивительно, что во мне ты видишь свои собственные оплошности и изъяны, Юлий. – Он покачал головой, и высохшие волосы слабо захлопали по щеке. Ещё одно напоминание об цене перерождения. – Я сражался в кампаниях магистра войны. Выслеживал его врагов, чтобы сломить их. Я помню, что значит служить общей цели.

– Но всегда на своих условиях.

– А других и быть не может. – Эйдолон махнул рукой, показывая не на гололит, но стоявших за ним воинов.

По его призыву три стоявших на коленях легионера поднялись с колен и выступили вперёд все как один, не сводя с командующего полного смешанных чувств взгляда. Зависть боролась с уважением. Показная гордость душила страх. Они истекали богатым коктейлем чувств, отражавшимся в каждом движении, в каждой позе, даже в тихом урчании их доспехов.

Капитан Малакрис облачился в скверну, словно в триумфальную накидку. Он содрал со своих доспехов всю позолоту и пурпур Детей Императора и перекрасил их бешеный калейдоскоп цветов. У некоторых оттенков даже не было имени на языке людей, ибо они были вырваны из самого варпа. Малакрис помазал себя кровью демонов, добытой в боях или отданной ими добровольно в плату за эзотерические сделки и нечестивые клятвы, и  сиял капризным светом варпа. По краям его наплечников начали расти острые как иглы крошечные клыки, вне всяких сомнений заканчивающиеся костяными крючьями внутри самих доспехов, способными с каждым движением царапать и чесать плоть легионера. На латные перчатки были установлены парные молниевые когти, некогда выкованные оружейником, а теперь изогнувшиеся, словно у чудовищной хищной птицы. Выкованный в виде дерзкого оскала кричащего орла шлем висел на боку, и изменённый облик воина видели все.

Некогда лихое лицо воителя оплавилось, словно воск. Прямо в череп были вбиты украшенные драгоценностями штифты, а складки вытянутой кожи украшали кольца. Похоже, что Малакрис даже освежевал свою макушку до костей, мерцавших в суровом свете мостика.

Воциферон же до сих пор выглядел как стройный и даже элегантный мастер клинка былого легиона. Служившие ему в прошлых битвах доспехи не украшала скверна, лишь запечатанные золотом отметки. Залитые металлом трещины петляли по совершенному пурпуру словно роскошные реки. В ножнах на поясе висели две сабли, чьи клинки были отполированы до блеска бережно заботящимся о них хозяином. Оружие к вящему восхищению и радости технодесантников легиона выковал сам Воциферон. Легионер носил шлем, скрывая под ним свои резкие черты лица и золотистые волосы. Малакрис стал воплощением губительных перемен, Воциферон же уподобился скале, не покоряющейся приливу излишних изменений. То, что он преуспел в этом в таком братстве и остался образцом Палатинских Клинков посреди воинов-сибаритов, свидетельствовало о его решимости и самоконтроле.

Эйдолон почти завидовал уверенности брата.

Последним из трёх был Тиль Плегуа из Какофонов. Певец разрушения. Зенит, кульминация, сингулярность всего, к чему стремился Малакрис и что отвергал Воциферон. Его глаза были растянуты, а нити впивались в плоть на одной стороне лица и кости на другой. По воле капризных богов после преображающей эйфории Маравильи, Тиль содрал с правой стороны лица плоть, оставив лишь жуткий оскал костей и вечно терзаемых спутанных нервов, украшенный вырезанными странными символами и замысловатыми образами невоздержанности.

Доспехи покрывали усилители звука и вокс-рупоры, прикрученные и приваренные к растянутым пластинам. Между механизмами кружили в зловещем танце мириады безумных оттенков, отчего Тиль выглядел не воином Детей Императора, а скорее нарисованной сумасшедшим и ожившей картиной. Его горло дрожало и гудело, ведь воин обрёл подобие даров самого Эйдолона, и лорд-командор знал, что любой услышавший голос Тиля рисковал сойти с ума. Его голос до сих пор отдавался отзвуками трансцендентных мелодий, каждое слово казалось отражением некой величественной и немыслимой симфонии.

– Мои чемпионы готовы к битве, – сухо добавил Эйдолон, вновь отмахнувшись от жуткого скалящегося лица Каэсорона. – Я взял под своё руководство третий миллениал, и они проявили себя достойными слугами и приятной компанией, – он помедлил, заставив искажённое лицо скривиться в улыбке. – По большому счёту.

– А ты никогда не разбирался в характере легионеров, а? – фыркнул Каэсорон, и гололит вновь пошёл рябью и искрами. И среди частиц проекции что-то появилось. Эйдолон увидел в замершем мгновении нечто, пойманное будто насекомое в янтаре, скалящееся лицом, от которого застыл даже он.

Демона.

Мысль пронеслась по сознанию как волна. Эйдолон больше не слушал ехидные и тщеславные заявления Каэсорона. Он видел лишь сущность, притаившуюся среди слов. Мерцающие от слюны клыки на лице, искажённом в гримасе лихорадочного упоения болью. На мимолётный миг Эйдолон будто увидел в существе отражение самого Фениксийца, но оно исчезло. У демона не было истинного обличья. Призрачное создание плыло, корчилось, насмехалось.

Брат...

Шёпот доносился не снаружи – изнутри. Череп загудел от слабой боли, и Эйдолон подался назад, прикоснувшись плотью к костяным шипам на троне. Он постучал головой по металлу, выдохнул.

Родич...

Вновь прошептало существо, и в каждом слове звучали обещания откровений. Эйдолон знал, что если он хоть немного расслабится, то существо найдёт себе опору, проскользнёт внутрь, опустошит его.

Но демоны были лишь прахом мечтаний и отравленных обещаний.

– Брат? – вновь донёсся до него голос Каэсорона. Первый капитан бросил на Эйдолона уничижающий взгляд, и мрачно усмехнулся. – А ты не здоров, первый лорд-командор. Возможно, пора бы тебе дать прикормленным врачам позаботиться о твоих хворях, а? – Образ вновь содрогнулся, и Каэсорон отвернулся, посмотрел на что-то невидимое безумным взором. – В следующий раз мы поговорим, когда по воле нашего отца вернёмся домой. Тогда и начнётся пиршество. Надеюсь, что увижу тебя в бою, лорд-командор. Будет... воистину приятно на это посмотреть.

Эйдолон просто кивнул, сжав зубы.

– Уверен, что удовольствие будет взаимным, Избранный Сын. – Он всё же заставил себя улыбнуться. – Терра станет кульминацией нашего пути и горнилом, где мы наконец-то станем теми, кем всегда должны были быть.

Мысль о потенциале... действительно будоражила. Сама Терра, тронный мир, вскрытый и жаждущий их внимания. Население станет добычей, старые соперники падут. После начнётся время собирать камни, Фабий будет строить опыты, легион обретёт плоды трудов своих, возвышение самого Эйдолона завершится. Он был первым лордом-командором. Для него найдётся достойное место в новом Империуме... Впрочем, ещё надо было сломить последнюю баррикаду.

Предстояло взять и отстроить заново из пепла Дворец, достойный ждущих за завесой тронов самих богов.

– Вскоре нам надо будет позабыть обо всех иных распрях, – заявил Каэсорон. Гололит вновь замерцал, и корабль содрогнулся, словно связанный с ним пагубной симпатической связью.

– Пришла пора тебе наконец-то...

Присоединиться к нам, – выдохнул вместо первого капитана демон. Тварь посмотрела на Эйдолона глазами, затуманенными бельмами, но сияющими призрачным пламенем. В это идеальное мгновение застывшее перед угасающим образом Юлия Каэсорона существо подняло когтистую лапу, словно руководя исполнением симфонии, и махнуло рукой в унисон с мелодией, которую слышало лишь оно.

А затем корабль затрясся, завопил, и всё погрузилось в пламя под хохот порождений запределья.

  1. «Плата за грех — смерть», – послание к римлянам апостола Павла 6, стих 23.
  2. «By a route obscure and lonely, / Haunted by ill angels only, / Where an Eidolon, named Night, / On a black throne reigns upright». Стихотворение «Dream-land» Эдгара Аллана По.
  3. Эйдолон (др. -греч. εἴδωλον — «изображение, образ; привидение, призрак; подобие, видимость».