Танитское оружие / The Guns of Tanith (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Танитское оружие / The Guns of Tanith (роман)
Автор	Дэн Абнетт / Dan Abnett
Переводчик	MadGoatSoldier
Издательство	Black Library
Серия книг	Призраки Гаунта / Gaunts`s Ghosts
Следующая книга	Straight Silver
Год издания	2002
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«В конце шестнадцатого года Крестового похода на Миры Саббат мощное и бескомпромиссное наступление главнокомандующего Макарофа на стратегически важную систему Кабала резко остановилось. Три четверти целевых планет, включая два печально известных мира-крепости, были взяты под контроль имперскими войсками, а оккупанты Хаоса – выдворены прочь или обращены в бегство. Однако, как и предупреждали многие командиры Флота, линия фронта слишком растянулась, и её выступ стал уязвим сразу с трёх сторон.

Урлок Гаур, один из наиболее способных полководцев Архиврага, при поддержке зловещих наёмников из расы локсатлей вдохновил своих людей на рейд по тылам противника, без особого труда взяв Энофис, Хан V, Кай Иннат и Белшиир Бинари. Из-за этого имперцы оказались отрезанными от источников жизненно важных ресурсов, в особенности, топлива для растянувшейся флотилии Крестового похода. Героическая авантюра Макарова, которой он надеялся молниеносно выиграть войну, ныне казалась безрассудством. Без создания новых линий снабжения и обеспечения доступными источниками топлива завоёванный немалой кровью Кабальский выступ был бы потерян. В лучшем случае имперские войска вынудили бы отступить, в худшем – их ждало окружение и уничтожение.

Главнокомандующий Макароф в спешке перебросил значительные силы на внешний фланг в отчаянной попытке создать новые линии снабжения. Все вовлечённые в это люди понимали исход сего поспешного действия – от него зависела судьба Кабальского выступа, а, возможно, и всей военной кампании.

Ключевыми целями стали богатые прометием планеты Гигар, Эондрифт Нова, Анаксимандр и Мирридон, мир-кузница Урдеш, Танзина IV и Ариадна с их запасами твёрдого топлива, а также газовые фабрики Райдола и Фантины…»

– Из «Истории последних имперских Крестовых походов»

Пролог: Верное серебро

Боевой десантный аэростат «Нимб», западное материковое пространство, Фантина, 221.771.M41

«Думаю, никто не подозревал, во что мы вляпались. И я фес как рад своему неведению»

– Сержант Варл, командир 1-й группы, Танитский Первый-и-Единственный.

Меньше всего он ожидал, что его станут душить.

С неприятным шлепком рядовой Хлейн Ларкин упал в место, где было темно, хоть глаз выколи. И тут же растянулся на земле, как его учил полковник – брюхом вниз.

Справа где-то во мраке слышалась ругань сержанта Обеля, приказывавшего своим людям занять укрытие. Детские шутки. Укрытие? О чём можно говорить, если не видна даже задница впередиидущего?

Ларкин лёг на живот и шарил рукой, пока пальцы не нащупали какую-то выступающую поверхность. Возможно, стойку. Или перегородку. Он пополз к ней, а затем достал из мягкого пластикового чехла свою снайперскую лазвинтовку. Уж это Ларкин мог сделать с закрытыми глазами. Подушечки пальцев пробежались по частям из нэловой древесины, спусковому механизму и смазанной планке для установки прибора ночного видения.

Вдруг неподалёку мрак прорезал вопль – какой-то фесов бедолага сломал лодыжку во время высадки.

Ларкин ощутил нарастающую тревогу. Только он достал прибор из сумки, установил его, откинул крышку и хотел было посмотреть в него, как на шее сцепились чьи-то руки.

– Конец тебе, танитец, – прошептал на ухо голос.

Ларкин отбрыкивался, но хватка не ослабла ни на йоту. В висках зашумело от ударившей в голову крови, когда душитель удвоил усилия, пережав трахею и сонные артерии. Он попытался крикнуть «Выбыл!», но из сдавленного горла не вырвалось ни звука.

Вслед за раздавшимся хлопком над головой ожили лампы, неожиданно залив помещение ярким светом. Вокруг тут же заплясали угловатые и резкие тени.

И он заметил нож.

Перед лицом зависло танитское "серебро" – тридцатисантиметровый прямой, как струна, клинок.

– Фес! – булькнул Ларкин.

По ушам резанул пронзительный визг свистка.

– Вставайте, идиоты, – приказал комиссар Виктор Харк, двигаясь со свистком в руке по развернувшемуся в отсеке полю боя. – Эй, солдат! Встать! Ты смотришь не в ту, мать его, сторону!

Лампы на крышах начали потрескивать, освещая просторный отсек блеклым желтоватым сиянием. Среди завалов из рифлёного листового железа и сложенных ящиков промелькнули силуэты вставших на ноги солдат в чёрной форме.

– Сержант Обель!

– Комиссар?

– Ко мне!

Обель поспешил навстречу комиссару. Позади Харка во мраке безвредно мелькали проблески маломощного лазерного огня.

– Хватит! – обернувшись, гаркнул Харк. – Они и так мертвы! Прекратить огонь и вернуться на исходную позицию номер два!

– Так точно, сэр! – со стороны противника послышался голос.

– Докладывайте, – молвил Харк, снова посмотрев на растерянного Обеля.

– Мы высадились и рассредоточились, сэр. Построение «тета». Мы укрылись…

– Ох, какие же вы молодцы. Думаешь, это важно, учитывая, что восемьдесят процентов отряда воюют не туда?

– Сэр. Мы были… сбиты с толку.

– Неужели? Где север, сержант?

Обель достал компас из карманов формы.

– Там, сэр.

– Наконец-то. Шкала светится в темноте не просто так.

– Харк?

Комиссар Харк посмотрел на обратившегося к нему высокого человека в длинном френче, пересекавшего отсек в его направлении. В приглушённом свете он казался долговязой тенью Харка.

– Ну и каковы, на твой взгляд, результаты? – спросил комиссар-полковник Ибрам Гаунт.

– Каковы результаты? Ты убил всех нас, и вполне заслуженно.

– Давай начистоту, Харк, – Гаунт скрыл улыбку. – Все эти солдаты спрятались в укрытиях. Будь это настоящая перестрелка, они рано или поздно поняли бы, откуда пахнет горелым.

– Вы сама щедрость, сэр. По моим подсчётам, противоположная команда набрала добрых семьдесят пять очков.

– Пятьдесят пять, максимум шестьдесят, – покачал головой Гаунт. – У тебя в запасе ещё осталась неиспользованная возможность.

– Ненавижу поправлять вас, сэр, – сказал высокий и худощавый танитец в камуфляжном плаще, как бы невзначай появившийся из-за позиций Обеля и закручивавший колпачок на маркере.

– Маквеннер? – Гаунт поприветствовал угрюмого разведчика, одного из лучших подопечных Маколла. – Будь добр, просвети меня.

Маквеннер, под правым глазом которого красовался голубой полумесяц, отличался вытянутым и скуластым лицом, благодаря чему любая сказанная им вещь обретала мрачные и леденящие кровь тона.

Многие замечали некое сходство с Гаунтом, однако в отличие от соломенно-жёлтых волос комиссара шевелюра Маквеннера, как и у всех танитцев, была тёмной. К тому же, Гаунт мог похвастать более крупным телосложением: он был рослее, шире в плечах и куда импозантней разведчика.

– Мы слышали, как они высаживаются в кромешной тьме, и впятером пошли на них.

– Впятером?

– Бонин, Каобер, Дойл, Куу и я сам. С одними ножами, – добавил он, помахав маркером. – До включения света мы успели пометить восьмерых.

– Как же вы нас увидели? – грустно спросил Обель.

– Мы носили повязки на глазах до того, как выключили свет, а посему быстрее адаптировались к темноте.

– Хорошо сработано, Маквеннер, – вздохнул Гаунт, стараясь избегать сурового взора Харка.

– Железобетонные доводы, – молвил Харк.

– И не поспоришь, – вторил ему Гаунт.

– А это значит... они не готовы. Ни к этому, ни к ночной высадке.

– У них нет выбора! – прогромыхал Гаунт. – Обель! Извинишься перед солдатами за то, что им снова придётся сигать вниз с этих башен! Возвращаемся на исходную позицию и начинаем заново.

– Так точно, сэр! – благоразумно ответил Обель. – Эм... во время последней попытки рядовой Логлас повредил голень и нуждается в медпомощи.

– Фес! – выругался Гаунт. – Ладно, пусть идёт. Всем остальным – на исходную!

Он подождал, пока медики Лесп и Чайкер вынесут стонущего от боли Логласа из помещения. Остальные солдаты из отряда Обеля вернулись на стартовую позицию, взобравшись по подмосткам на шестнадцатиметровые башни и смотав десантные тросы.

– Выключить свет! – крикнул Гаунт. – Будем повторять, пока не сработаем на отлично!

– Ты же слышал – всё закончилось! – задыхаясь, просипел Ларкин. – Отрабатываем сначала!

– К счастью для тебя, танитец.

Хватка на горле ослабилась, и Ларкин, глотая ртом воздух, перевернулся на бок.

Рядовой Лиджа Куу встал над ним и спрятал в ножны свой серебристый клинок.

– Победа за мной, танитец, зуб даю.

Кашляя, Ларкин подобрал своё оружие. Звук свистка снова разрывал его барабанные перепонки.

– Придурок фесов! Ты чуть меня не убил!

– В этом суть упражнения, танитец, – ухмыльнулся Куу, прожигая взвинченного мастера-снайпера взглядом хищной кошки.

– Ты должен был пометить меня этим! – рявкнул Ларкин, кивнув в сторону закрытого маркера, болтавшегося в разгрузке Куу.

– Ой, точно, – изобразил удивление тот, словно не подозревая о его существовании.

– Ларкин! Рядовой Ларкин! – по отсеку прокатился окрик сержанта Обеля. – Не соизволите присоединиться к нам?

– Сэр! – огрызнулся тот, пряча снайперскую винтовку обратно в чехол.

– Шевели задницей, Ларкин! Быстрее!

Ларкин обернулся, чтобы высказать Куу вертевшееся на языке едкое ругательство. Но Куу и след простыл.

Обель ждал его у основания одной из башен. Последние бойцы отряда в полной боевой выкладке взбирались вверх по подмосткам. Два танитца остановились у подножия и взяли губки из вёдер с водой, чтобы смыть с формы предательские следы красной краски.

– Какие-то проблемы? – спросил Обель.

– Никак нет, сэр, – ответил Ларкин, подгоняя ремень на чехле для оружия. – Кроме того, что фесов Куу угрожал мне – никаких.

– Зато настоящий враг белый и пушистый. Тащи свою костлявую задницу на башню, Ларкин.

Ларкин забрался наверх по металлической конструкции. Освещение наверху постепенно отключалось.

На высоте шестнадцати метров находился решётчатый выступ, на котором в три ряда выстроились солдаты. Подмостки впереди образовывали арку, своей формой и размерами имитировавшую выходной люк десантного корабля, что вела к выступающей подножке, иронично названной кем-то «болванкой». Гьютс, Гаронд и Анкин, три координатора, сидели там, держа на бёдрах скрученные тросы, чьи концы надёжно крепились к заглушкам на раме, располагавшейся над «болванкой».

– Давай, в линию, – пробормотал Обель, двинувшись к боевым группам. Ларкин поспешил занять своё место.

– Что, Ларкс, убили? – спросил Брагг, уступив тому место.

– Да, фес его. А тебя?

– Даже не успел заметить, – ответил он, постучав пальцем по красному мазку на куртке, который здоровяк не потрудился стереть.

– Тишина в строю! – гаркнул Обель. – Токар! Затяни обвязку или зависнешь. Феникс! Где твои фесовы перчатки?

Свет почти погас. Где-то внизу Харк трижды отрывисто дунул в свисток. Двухминутная готовность.

-По местам! – обратился к стоящим в ожидании солдатам Анкин.

Ларкин не мог разглядеть ни людей в соседних башнях, ни сами строения – даже темнейшая ночь на Танит не шла ни в какое сравнение с нынешним мраком.

– Пропустите-ка, – сзади послышался шёпот. Излучаемое ручным фонариком зеленоватое свечение выдавало присоединившегося к ним на башне человека.

Гаунта.

Он прошёлся между рядами.

– Слушайте, – прошептал он так, чтобы всем было слышно. – Понимаю, что подобная тренировка для вас в новинку, да и приятного в ней мало, но нам нужно выполнить всё на пять с плюсом. Уверяю – не будет никакой высадки в Киренхольме. Первоклассные пилоты постараются доставить нас как можно ближе, но даже так не исключено, что придётся лететь куда больше шестнадцати метров.

По рядам прокатились недовольные стоны.

– Длина десантного троса – тридцать метров, – молвил Гаронд. – Что, если его не хватит?

– Придётся стать птицей, – ответил Гаунт. Послышались смешки.

– Зацепились – и тут же спускайтесь. Держите колени согнутыми. И двигайтесь – корабли не станут тянуть дольше положенного времени. Одномоментно пойдут три человека, причём, не факт, что на тросе будет только один солдат. Коснулись земли – бегом в сторону. Это штык, рядовой?

– Так точно, сэр.

– Убирай. Ни сейчас, ни в реальном бою не вспоминай про него, пока не спустишься. Оружие должно быть на предохранителе. Если есть возможность – сложите приклады. Как следует подгоните и потуже затяните обвязку и разгрузочные ремни. Помните – в настоящем сражении для полного счастья на вас будут противогазы. Уверен, что сержант Обель провёл соответствующий инструктаж.

– Повторение – мать учения, сэр, – сказал Обель.

– Не сомневаюсь, – сняв фуражку и френч, Гаунт закрепил страховочный гарнитур и встал четвёртым в правом ряду. – Пока Логлас отсутствует, я займу его место.

Харк подал длинный сигнал свистком. Гаунт погасил свой фонарик, и снова воцарилась кромешная тьма.

– Поехали, – прошептал он. – Отрабатываем упражнение, сержант.

– Мы над точкой высадки! – с помощью вокс-гарнитуры сообщил Обель. – Десантируемся! На выход! Сбросить тросы!

– Тросы пошли! – из мрака отозвались координаторы, ловко скинув десантные тросы и закрепившись на них.

– Вперёд!

Ларкин услышал, как зажужжали от трения тугие канаты, приняв вес спускавшихся по ним людей.

– Вперёд!

Тьма внизу наполнилась мерцанием маломощного лазерного огня. Ларкин прошёл под аркой, держась за подол куртки идущего впереди солдата… который внезапно исчез.

– Вперёд!

Он потянулся к тросу, нащупал его и закрепился при помощи роликового карабина.

– Давай же!

Ларкин затянул обвязку и спрыгнул. Качка была неимоверной, карабин брыкался и визжал, когда тормозной ролик сцепился с тросом. Чувствовалась вонь плавящегося от трения нейлона.

На этот раз приземление вышло более жестким – удар оземь выбил воздух у него из лёгких. Он боролся с крепежом и успел откатиться как раз вовремя, когда сверху с жужжанием спустился другой солдат.

Как и в прошлый раз, он, лёжа на животе, полз вперёд и, наткнувшись плечом на твёрдую поверхность, прижался к ней спиной. Где же вспышки? Где же фесовы вспышки?

Ларкин уже расчехлил свою винтовку с установленным ПНВ. Кто-то пробежал мимо него – из уха незнакомца доносился разговор.

Вздохнув, Ларкин посмотрел сквозь прицел. Изображение в режиме ночного видения показало окружающую обстановку в призрачных зелёных тонах. Сполохи вражеского огня выглядели, как раскалённые клинья света, вызывавшие остаточные образы на видоискателе.

Слева снайпер заметил фигуру, спрятавшуюся за бочками из-под машинного масла.

Ею оказался Маквеннер с маркером в руке.

– Хлоп! – сказал Ларкин, когда из оружия с жужжанием вылетел маломощный заряд.

– Вот фес! – молвил Маквеннер, тяжело откинувшись назад. – Выбыл!

Над головой пронеслись лазерные лучи. Зону высадки залило яркое потрескивающее зарево.

– Встали и в атаку! – кратко приказал по воксу Обель.

Ларкин осмотрелся – они были в назначенном месте и в этот раз не ошиблись с фесовым направлением.

Солдаты двинулись вперёд, но Ларкин остался на позиции – ему было привычней охотиться издалека.

Он заметил, как Бонин пометил двоих из отряда, и вывел его из игры.

Яркие вспышки ударили справа от позиции Ларкина. В помещении стоял гул. Некоторые из отряда Обеля вместе с другими солдатами вступили в бой с группой противника. Ларкин пять или шесть услышал слово «выбыл».

А затем раздался настоящий крик боли.

Ожил свисток Харка.

– Стоп! Прекратить!

Лениво зажглось освещение. Появился Харк.

– Уже лучше, Обель, уже лучше.

Солдаты начали вставать со своих мест. Бонин прошёл мимо Ларкина и сказал:

– Молодцом.

Из мрака на свет вышагнул Гаунт.

– Маквеннер? – сказал он. – Подведи счёт.

– Сэр, – с невесёлым видом ответил тот.

– Ты попался? – спросил Гаунт.

– Думаю, это был Ларкин, сэр. Мы набрали в общей сложности тридцать очков.

– Это должно тебя приободрить, – обратился к Харку Гаунт.

– Врача!

Все обернулись: спотыкаясь, из-за горы пустых ящиков с боеприпасами появился Брагг, держась рукой за тёмно-красный потёк, совершенно не похожий на краску.

– Что произошло? – спросил Гаунт.

– Куу пырнул меня, – прогромыхал Брагг.

– Рядовой Куу, выйти из строя в центр зала, – гаркнул Харк.

Куу вышел из укрытия, его лицо, обезображенное старым шрамом, не выражало ровным счётом ничего.

– Не хочешь объясниться? – обратился к нему Харк.

– Было темно. Я вступил в бой с этим здоровенным е… с Браггом. Я был уверен, что держу маркер, сэр. Зуб даю.

– Он ткнул меня своим фесовым клинком, – мрачно пожаловался Брагг.

– Достаточно, Брагг – отправляйся в медчасть, – молвил Гаунт. – Что до тебя, Куу… Жду подробного отчёта в 16:00.

– Сэр.

– Отдать честь, чтоб тебя.

Куу исполнил приказ.

– Встать в строй, и чтоб я не видел ножа до боевых действий.

Куу поплёлся к отряду противника. Проходя мимо Ларкина, он развернулся и прожёг того ледяным взглядом зелёных глаз.

– Чё пялишься, танитец?

– Да ничего, – ответил Ларкин.

– Позвольте мне объяснить, – молвил сержант Сеглан Варл. Он положил гвардейскую лазвинтовку на стойку склада Муниторума и прошёлся тылом ладони по ней, словно готовящийся к фокусу постановщик.

– Это стандартный лазерный карабин третьей модели, созданный руками оружейников Танит Магна, да упокой Император их промасленные пальцы. Обратите внимание на деревянный приклад и ствольный чехол. Они прекрасны, не правда ли? Настоящая нэловая древесина с Танит, чистое сокровище. А резьба по металлу специально отполирована для меньшего блеска, видите?

Клерк Муниторума в накрахмаленном балахоне – оплывший от жира мужчина с засаленными рыжими волосами – стоял по ту сторону стойки и безо всякого интереса смотрел на Варла.

– Проблема вот в чём, – продолжил Варл, постучав пальцем по разъёму для боеприпасов. – Это силовой порт третьего размера для энергоячеек третьего размера, которые бывают короткими и длинными, серповидными, квадратными или барабанными. Но все они должны быть третьего размера и никак иначе. Третий размер. Тридцатимиллиметровые с наклонённым влево запором. Вы всё ещё слушаете?

Клерк пожал плечами.

Варл достал энергоячейку из вещмешка и катнул её по стойке.

– Вы снабдили мою роту пятым размером. Пятым, видите? Тридцать четыре миллиметра в длину и с прямым передком. Одного взгляда хватит, чтобы точно сказать – это не третьи, но если вы сомневаетесь, то в качестве доказательства сбоку нарисована фесова пятёрка.

Клерк взял в руки ячейку и осмотрел её.

– Нам было приказано выдать боеприпасы. Восемьсот ящиков стандартного образца.

– Стандартного образца третьего размера, – терпеливо сказал Варл. – А это пятый.

– Мне сказали – стандартного образца. Всё записано в декларации.

– Уверен, что так и есть. А у Танитского Первого-и-Единственного просто завались ящиков с ненужными боеприпасами.

– Было сказано – стандартного образца.

– Да у нас всё стандартного образца! – вздохнул Варл. – Это же Имперская, фес её, Гвардия! Стандартные сапоги, стандартная посуда, стандартные мешки для трупов! Я же стандартный гвардеец, а ты – стандартный жиртрест, и в любой миг мой стандартный кулак может вогнать твою стандартную носовую кость в твой нестандартный мозг!

– Давайте без оскорблений, – сказал клерк.

– А вот это вряд ли, – тихо молвил сержант Гол Колеа, присоединившись к Варлу у стойки. Колеа был здоровяком, бывшим шахтёром из Вергаста, и ростом превосходил своего танитского товарища. Но клерка встревожили не его размеры, а спокойный тон голоса и невозмутимый взгляд. В отличие от агрессивно настроенного и сварливого Варла незнакомец излучал мощные потоки гнева, скованного и спрятанного глубоко внутри.

– Втолкуй ему, Гол, – сказал Варл.

– Я просто покажу, – молвил Колеа и махнул рукой. Внутрь стали заходить гвардейцы – так называемые Призраки – с ящиками для боеприпасов. Они выгружали их на стойку до тех пор, пока та не оказалась забитой доверху, а затем продолжили складывать их на пол.

– Нет, нет! – возопил клерк. – Перед возвратом получатель должен заполнить декларацию.

– Знаешь, – молвил Колеа, – обойдёмся без неё. Просто обменяем эти ящики на ящики с третьим размером.

– У нас… у нас нет третьего размера, – сказал клерк.

– У вас что?! – рявкнул Варл.

– Не было указания заказывать их. На Фантине пятый размер является…

– Даже не смей говорить про стандартный образец! Слышишь, не смей! – предупредил его Варл.

– Хотите сказать, что у великого и ужасного Муниторума нет боеприпасов для целого танитского полка? – спросил Колеа.

– Фес! – выругался Варл. – Нам сегодня-завтра штурмовать… как его?

– Киренхольм, – напомнил тому Колеа.

– Вот именно. Нам его штурмовать, а тут ты со своими сказками! И чем же прикажешь сражаться? – Варл достал из ножен танитский клинок и показал клерку его длинное и прямое серебристое лезвие. – Брать город с помощью этого?

– Если придётся.

Призраки обернулись. Майор Элим Роун молча вошёл на склад.

– Нужно готовиться к худшему. Если « верное серебро» – это всё, что есть у танитцев, так тому и быть.

Клерк весь затрясся от того, как на него зыркнул майор – в этом была его сила. Сощуренные глаза и хладнокровное поведение создавали впечатление, будто на тебя смотрит змея. Роун был подтянутым и симпатичным брюнетом, носившим, как и все танитцы, татуировку – маленькую голубую звезду под правым глазом.

– Варл, Колеа… отправьте людей в расположение. Скооперируйтесь с другими офицерами и проверьте имущество. Я хочу знать, сколько подходящих боеприпасов у нас осталось. Подсчитать всё до последней ячейки. Не дать никому припрятать лишнего в носках или вещмешках. Собрать всё и поровну разделить между личным составом.

Сержанты отдали честь.

– Фейгор, – обратился Роун к своей левой руке. – Иди с ними и вернись ко мне с отчётом. Долго не тяните.

Фейгор кивнул и последовал за уходящими солдатами.

– Итак, – сказал Роун, повернувшись к клерку, – посмотрим, что можно сделать…

Рядовой Брин Майло, самый юный из Призраков, сел на свою койку и прошёлся взглядом до сидевшего на соседнем лежаке юноши.

– Ты, конечно, молодец, – сказал Майло, – только грохнут тебя из-за этого.

Насторожившись, второй солдат недоверчиво посмотрел на него. Он был вергастцем по имени Ной Вадим, одним из многих новоявленных Призраков, набранных после осады Вервун-улья для восполнения потерь танитского полка. Между двумя народами до сих пор существовали трения – танитцы неприязненно относились к рекрутам, а те в свою очередь колко отвечали на недружелюбность. Хотя, по правде говоря, они потихоньку становились одной командой. Пару месяцев назад полк пережил войну за Хагию, храмовый мир, и, как это частенько бывало, боевое товарищество и общность целей выковали из танитцев и вергастцев мощную боевую машину.

Однако эти две породы людей разделяла бескрайняя пропасть различий. К примеру, грубоватый и тягучий выговор вервунцев противопоставлялся ритмичной и певучей речи танитцев. Внешне танитцы были преимущественно бледнокожими брюнетами, когда вергастцы представляли собой характерную для огромного города-улья пёструю массу. Оружие вергастцев оснащалось откидными металлическими прикладами и рукоятями, в то время как танитские образцы украшались отделкой из прочной нэловой древесины.

Но главное отличие лежало у Вадима в руках – значок полка. Рекруты из Вервун-улья избрали своим символом серебряный топор-зацеп в память о родном мире. Танитцы же носили обрамлённый венком золотой череп, пронзённый кинжалом с выгравированным лозунгом « За Танит, за Императора».

– В смысле, грохнут? – спросил Вадим. Он начищал до блеска свой значок-топор вискозной тканью. – В двенадцать часов смотр.

– Знаю… а завтра или послезавтра будет ночной штурм. Любая блестяшка может поймать отражённый свет.

– Но комиссар Гаунт ожидает...

– Гаунту нужна полная боеготовность солдат во время высадки – для этого и проводится осмотр. У нас на носу война, а не парад.

Юный Вадим ловко поймал брошенную Майло сутульную шляпу.

– Видишь?

Ной посмотрел на танитскую кокарду, удерживавшую отворот головного убора – её отполировали, но до матового оттенка, как у гранита.

– Плюнь да разотри немного камуфляжной краски. Или гуталина. Мигом от блеска избавишься.

– Понятно, – Вадим более внимательно присмотрелся к значку Майло. – А что это за шероховатости на оборотной стороне? Словно там что-то было раньше.

– Изначально за черепом скрещивалось три кинжала – по числу набранных полков: Первого, Второго и Третьего Танитского. И лишь Первому удалось спастись с родного мира.

Вадим пару раз слышал эту историю из других уст, но ему не хватало духа лично спросить об этом у танитцев. В награду за службу его предшественнику главнокомандующий Макароф пожаловал Гаунту честь возглавить вооружённые силы Танит, что вкупе с должностью политического офицера вылилось в необычное явление – звание комиссара-полковника.

Шесть лет назад, в день Основания, на Танит обрушились легионы Архиврага, и гибель планеты была лишь вопросом времени. Гаунту пришлось выбирать: или стоять насмерть вместе с солдатами, или ретироваться с теми, кого удастся спасти, и продолжать борьбу. Он избрал последний вариант, покинув Танит вместе с Первым Танитским полком. Танитским Первым-и-Единственным, Призраками Гаунта.

Многие Призраки возненавидели Гаунта за то, что тот обманом лишил их шанса сразиться за Танит. Некоторые, как, например, майор Роун, до сих пор питали ненависть к комиссару. Но последние несколько лет подтвердили мудрость решения Ибрама – Призраки Гаунта записали на свой счёт приличное количество побед на благо Крестового похода. Именно эффективность танитцев оправдывала их спасение.

А после защиты Вервун-улья – вероятно, самой громкой победы Гаунта – вливание свежей крови укрепило ряды Призраков. Вергастские рекруты: наспех собранные партизанские формирования, бывшее ульевое солдатство, обездоленные горожане – в знак уважения к совместным усилиям по обороне великого улья главнокомандующим Макароф даровал им право присоединиться к полку.

– Мы убрали с эмблемы боковые кинжалы, – объяснил Майло. – Хватает лишь одного «верного серебра» для напоминания о наших корнях.

Вадим бросил шляпу обратно Майло. В жилом, насквозь прокуренном помещении солдаты либо валялись на койках, либо подгоняли снаряжение. Домор и Бростин играли в регицид. Нен мучал небольшую по размерам волынку.

– Как тебе тренировки? – спросил у Вадима Майло.

– Высадка, что ли? Нормально. Ничего сложного.

– Серьёзно? Мы пару раз съезжали по тросам, но это было на свету. Поговаривают, что нас ждёт затяжной спуск. Ненавижу высоту.

– А мне как-то всё равно, – молвил Вадим. Он достал из сумки банку гуталина и по совету Майло начал натирать им значок.

– Почему?

Вадим ухмыльнулся. Он выглядел ненамного старше Майло – возможно, ему слегка перевалило за двадцать. У него был выдающийся нос, полные губы и крошечные озорные чёрные глаза.

– Я кровельщик. Ремонтировал мачты и обшивку в Главном Шпиле. Работал на самой верхотуре, чаще всего – без страховки. Наверное, поэтому и привык к высоте.

– Вот фес! – сказал заинтригованный Майло. Он своими глазами видел Главный Шпиль Вервун-улья – бывали горы и поменьше. – Дашь совет?

– Запросто, – ответил Вадим. – Не смотри вниз.

– Сегодня ночью в 23:00 объявляется день «Д», – молвил лорд-генерал Бартол Ван Войтц. Пальцы его рук в белоснежных перчаток были сложены в подобии молитвы. – Храни нас всех Император. Полевой сбор начнётся в 20:30 – к этому времени после получения развёрнутой метеосводки аэростаты должны двинуться к запасным аэродромам. Я хочу, чтобы десантные корабли и корабли воздушной поддержки закончили предполётную подготовку к 21:30. В 22:00 планируется запуск первой волны, вторая пойдёт с десятиминутной задержкой, а третья – в 22:30.

Он посмотрел на сидевших за широким подсвечиваемым столом офицеров.

– Вопросы?

По крайней мере, сейчас их не было. Гаунт, сидя через два места слева от Ван Войтца, листал копию приказов о наступлении. А за пределами силового купола, где проходил брифинг, команда мостика могучего аэростата сновала по начищенным деревянным палубам и занимала свои посты.

– Тогда освежим память, – сказал лорд-генерал, кивнув своему адъютанту. Как и его начальник, он был одет в строгую изумрудно-зелёную флотскую форму с безукоризненно белыми перчатками. В тёплом белесоватом свете каждая золотая пуговица в виде двуглавого орла сияла подобно звезде. Адъютант нажал кнопку на пульте управления, и на стеклянной поверхности картографического стола возникло трёхмерное гололитическое изображение Киренхольма.

Гаунт корпел над картами не одну сотню раз, но всё же решил не пренебрегать изучением объёмной реконструкции. Как и все ныне обитаемые поселения Фантины, Киренхольм был построен на вершине горного пика, возвышавшегося над океанами загрязнённого воздуха, что простирались по всей поверхности планеты. Его основу составляли три купола, похожие на разбухшие и пустотелые шляпки грибов, чьи кромки выступали за пределы отвесных скал: две более крупные полусферы расположились бок о бок, в то время как их младший собрат устроился на меньшем пике под углом к ним. Верхушку каждого купола усеивали скопления мачт и антенн, а заросли труб, дымоходов и теплообменников торчали из западного ската вторичного купола. Население города составляло двести три тысячи человек.

– Киренхольм – не крепость, – сказал Ван Войтц, – как, впрочем, и любой другой город на Фантине. Они не способны выдержать осаду. Если бы задача заключалась в простом уничтожении врага, то мы бы обошлись орбитальной бомбардировкой и не подключали бы Гвардию. Но – я полагаю, стоит напомнить – нам необходимо вернуть назад газовые фабрики, вышвырнув врага восвояси и установив контроль над перерабатывающими предприятиями. Крестовый поход отчаянно нуждается в производимых на этом мире газовом топливе и жидких химикатах.

Ван Войтц прочистил горло.

– Поэтому мы вынуждены отправить пехоту на штурм, что переводит Киренхольм в разряд укрепрайона. Доки и ангары находятся у кромок куполов и хорошо охраняются, поэтому провести там высадку не представляется возможным. Что вынуждает нас пойти на десантирование с помощью тросов.

Он взял лазерную указку и указал на узкие платформы, что тянулись вдоль краёв куполов.

– Здесь. Здесь. И здесь. Единственно доступные зоны высадки. Понимаю, они выглядят мелковато, однако на самом деле их ширина составляет порядка тридцати метров. Впрочем, солдату, спускающемуся с десантного корабля на роликовом карабине, именно так и будет казаться. Грядущей ночью промахи для нас недопустимы.

– Сэр, могу я поинтересоваться, почему избран именно завтрашний день? – задал вопрос капитан Бан Даур, вергастец и четвёртый офицер танитского полка. Гаунт взял его с собой в качестве помощника. Корбек и Роун занимались подготовкой солдат, а Даур, по мнению Гаунта, был хладнокровным стратегом и впитывал тактические решения, словно губка.

Ван Войтц прислушивался к советам человека, стоявшего непосредственно слева от него – невысокого, суетливого мужчины в чёрной с красными нашивками кожаной форме имперских тактиков. Его звали Биота.

– Завтра, согласно показаниям сканеров дальнего радиуса, будут оптимальные погодные условия для проведения операции, капитан, – сказал Биота. – Ожидается безлунная ночь с минимумом облачности и боковым ветром с востока – порывов последнего не прогнозируется, так что прикрытия из облаков он не рассеет. Нам вряд ли так же повезёт на следующей неделе.

Даур кивнул. Гаунт знал, что тот размышляет. Лишних пару дней практики им не помешали бы.

– К тому же, – добавил лорд-генерал, – я не хочу держать сверх необходимости аэростаты в небе. Так мы напросимся на атаку авиации противника.

Адмирал Орнофф, командующий аэростата, кивнул:

– Каждый день промедления увеличивает шансы врага на перехват.

– Мы участили вылеты групп сопровождения, сэр, – выразила неодобрение коммандер Ягдея. Невысокая женщина с коротко остриженными тёмными волосами, Ягдея руководила Фантинским авиакорпусом. Её лётчики обеспечивали прикрытие аэростатов с момента их выхода в воздух, и они же поведут рейдовые группы.

– Принято, коммандер, – сказал Ван Войтц. – Мы благодарны вашим лётным офицерам и наземным командам за их старания. Однако я не хочу искушать судьбу.

– Какова численность врага в Киренхольме? – тихо спросил Гаунт.

– Предположительно, от четырёх до семи тысяч, комиссар-полковник, – ответил Биота. – В основном лёгкая пехота Кровавого Договора при поддержке бойцов ближнего боя.

– Что насчёт локсатлей? – задал вопрос Даур.

– Маловероятно, – ответил тактик.

Записанное Гаунтом число неприятно будоражило его. Кровавый Договор, личная армия печально известного военачальника Урлока Гаура, был костяком войск Хаоса в этом субсекторе.

Согласно отчётам они были хорошими бойцами. Призраки ещё не сталкивались с ними – пока что их противниками становились конченые фанатики. Инфарди, зоиканцы, Покаявшиеся и Побратимы. Сведённые с ума нечестивыми верованиями и взявшиеся за оружие хаоситские изуверы. Однако Кровавый Договор был военизированным братством, состоявшим из солдат, которые поклялись служить Гауру через ритуал, заключавшийся в стигматизации ладоней о зазубренные края его древней силовой брони Астартес.

Они отличались прекрасной подготовкой, покорностью и эффективностью (по стандартам Хаоса), безграничной преданностью своим мрачным демоническим владыкам и извращённому воинскому кредо. По слухам, подразделениями Кровавого Договора на Фантине командовал Сагиттар Слейт, один из доверенных заместителей Урлока Гаура.

Локсатли были совершенно иным делом – чужаками-наёмниками, инопланетной расой, ассимилированной в ряды войск Архиврага в качестве штурмовиков. Их неутолимая кровожадность быстро обрела статус легендарной. Или, по крайней мере, притчи во языцех ночных страшилок солдатни.

– Как вы уже знаете из приказов о наступлении, первая волна нанесёт удар по главному куполу. Полковник Жайт, это касается вас и ваших солдат.

Жайт, сварливый здоровяк на другом конце стола, кивнул. Он являлся полевым командиром Седьмого Урдешского штурмового полка в количестве девять тысяч солдат. Он подчёркнуто носил черно-белую камуфляжную форму своего подразделения. Урдешцы считались основой имперских сил на Фантине, – хотя бы только по численности – и Гаунт понимал это. Призраки в количестве немногим более трёх тысяч были всего лишь поддержкой.

Урдеш, знаменитый мир-кузница, был захвачен Архиврагом несколько лет назад. На Хагии люди Гаунта уже сражались с содержимым его оружейных складов и продукцией фабрик по производству танков. Урдешские полки – восемь из них – заработали славу превосходных штурмовиков, и, подобно танитцам, лишились дома. Но им хотя бы было что отвоёвывать.

До сих пор Урдешский Шестой, Четвёртый легковооружённый и Десятый полки все ещё освобождали родной мир от захватчиков. И в этом крылась причина несносного поведения Жайта – он и его люди хотели быть там, а не здесь, бороться за свободу родины, а не вонючих газовых фабрик.

Однако Гаунт очень хотел, чтобы именно его люди возглавили штурм – он костьми чуял, что танитцы лучше всего подходят для этого задания.

– Вторая волна пойдёт сюда. Второй купол. Это задача для ваших танитцев, Гаунт. Там находится газовая фабрика, но, по иронии судьбы, это не главная ваша цель. Знаю, это идёт вразрез со сказанным мною ранее, но нам, кровь из носу, нужно закрепиться в Киренхольме. Главным призом станет Уранберг, но у нас не будет шансов взять его, пока мы не возьмём этот город. Киренхольм – ключ к победе на Фантине, друзья мои. Ступенька на пути к славе.

Ван Войтц показал указкой на меньший купол.

– Последняя волна захватит третий купол. Её возглавит майор Фазалюр и фантинские десантники при поддержке урдешских штурмовиков.

Сидевший рядом с Гаунтом Фазалюр наконец улыбнулся. Это был закалённый невзгодами человек с бритой головой, одетый в стёганую кремовую форму местных войск. Гаунт был в курсе печальной мотивации всех собравшихся в этом зале. Жайт страстно желал воевать в другом месте на единственно значимом для него и его людей фронте. Даур – и сам Гаунт – не желали бросать Призраков в бой неподготовленными. Фазалюр мечтал, чтобы его людям доверили честь повести освободительный поход по его фесову миру. Но фантинских десантников насчитывалось не больше шестисот человек. Неважно, насколько они были храбрыми или преданными делу, им придётся позволить другим отвоёвывать для них главные города.

– Кто-нибудь хочет высказаться? – спросил лорд-генерал.

Возникла неловкая пауза. Гаунт понимал, что, по меньшей мере, три человека хотели выразить накопившееся недовольство. Но все промолчали.

– Хорошо, – молвил лорд-генерал. Он махнул рукой своим адъютантам. – Давайте выключим голопроектор и немного освежимся. Думаю, нам всем нужно выпить за день «Д».

Принесённые позже напитки должны были настроить всех на кампанейский лад, сблизить командующих, которые мало знали друг о друге. Однако вышло всё крайне неловко и вымученно.

Отказавшись от марочного амасека лорда-генерала, Гаунт рано покинул собрание и, спустившись по деревянному полу мостика, поднялся по винтовой лестнице на переднюю смотровую палубу аэростата.

Он стоял на металлической решётке, удерживаемой натяжными тросами внутри перевёрнутого вверх дном купола из небьющегося стекла. А снаружи, словно море, бушевали бескрайние просторы фантинского неба. Он посмотрел вниз – земли было не видать. Лишь миллионы квадратных километров подернутых рябью грязных облаков.

Жёлтые буруны дыма рассекали жемчужного цвета струи – переливающиеся цветами радуги потоки полупрозрачного газа. В прорехах между облаками, завитками нездорового цвета смога и загрязнённых выбросов виднелся густой мрак. Далеко внизу плотную и мерзкую на вид пелену периодически озаряли вспышки сгорающего газа.

Пятнадцать веков Фантина занималась промышленностью, и ныне этот мир стал крайне недружелюбным для людей. Беспрепятственная добыча ресурсов, а также чрезмерное и неуёмное производство топлива изуродовали поверхность планеты, окутав её смертоносным саваном загрязнённого воздуха глубиной в пять километров.

Лишь возвышенности остались безопасными – либо остроконечные пики гор, либо верхушки давно погибших ульев. Именно они вздымались над океанами едких газов и образовывали уединённые островки жизни для людей, чья жадность погубила родной мир – такие, как Киренхольм и Уранберг.

И единственным оправданием для этих городов было продолжение разработки химических ресурсов Фантины.

Проскочив под поручнем, Гаунт уселся на краю площадки, свесив ноги. Вытянув шею, он мог заглянуть за обширное брюхо аэростата. Складчатые мешки с газом. Бронированные панели парусов. В нездоровом приглушённом свете они казались охряными. Он разглядел одну из огромных тяговых гондол, чьи крутящиеся лопасти были длиннее «Владыки Войны».

– Мне сказали, что я найду тебя здесь, Ибрам.

Гаунт поднял взгляд – рядом с ним стоял полковник Кольм Корбек.

– Что говорят, Кольм? – спросил Гаунт, кивнув своему заместителю.

Крупный мужчина с густой бородой опёрся на поручень. Его оголённые предплечья напоминали окорока, а под растительностью на руках виднелись голубые спирали и звёзды.

– Так, а что должен был сказать лорд-генерал Ван Войтц? – спросил Корбек и, усевшись рядом с Гаунтом и свесив ноги, добавил: – И как он вообще выглядит?

– Просто было интересно. Иногда сложно понять, каков твой командир. Фесовы Дравир и Штурм не в счёт – оба были ублюдками. Но Булледин и Слайдо… Эти были хорошими людьми. Меня всегда коробило, что Льюго сменил Булледина на Хагии.

– Льюго, – проворчал Корбек. – Не напоминай про него.

– Он уже поплатился, – улыбнулся Гаунт. – Макароф разжаловал его.

– Император защищает, – ухмыльнулся Корбек. Он достал из карманов брюк фляжку, сделал приличный глоток и предложил Гаунту, но тот покачал головой. После мрачных событий на Хагии несколько месяцев назад он воздерживался от употребления алкоголя с убеждённостью ярого пуританина. Там он и его Призраки чуть не расплатились всем составом за ошибки лорда-генерала Льюго. За всю свою карьеру эту неудачу Гаунт воспринял наиболее остро – он оказался загнанным в угол, разочаровался в своих силах, его терзало гипертрофированное чувство ответственности, возложенной на него Слайдо и Октаром. К своему позору, он дико пьянствовал, заставив солдат страдать. Лишь милость Императора и, возможно, блаженной Девы Саббат спасла его. Он продолжил бой против сил Хаоса и внутренних демонов, обратив силы Архиврага в бегство за считанные часы до вероятного падения Хагии.

Хагия осталась позади, Льюго опозорился, а Призраки выжили – и как действующий полк, и как, собственно, люди. И повторять этот пройденный путь Гаунт не планировал.

Корбек вздохнул, забрал предложенную фляжку и сделал ещё глоток. Он скучал по старому доброму командиру Гаунту, который мог плюнуть на всё и напропалую кутить с солдатами, а на следующее утро задать жару врагу. Но Корбек понимал осторожность Гаунта и не хотел видеть превращения горячо любимого комиссара-полковника в разъярённого и пьяного мятежного духа. И всё же он скучал по дружелюбному Гаунту – их снова разделяла пропасть.

– Так… каков этот Ван Войтц?

– Мне кажется, он хороший человек. О нём хорошо отзываются. Мне нравится его стиль командования…

– Чую, грядёт «но», Ибрам.

Гаунт кивнул:

– Но с его подачи первая кровь достанется урдешцам, а им это явно не по душе. Он должен был доверить это мне. И тебе… Призракам, в смысле.

– Может, в этот раз он на нашей стороне.

– Может и так.

– Часто бывает сложно с первого взгляда оценить командира – так ты говорил.

Гаунт повернулся к Корбеку.

– В смысле?

– Посмотри на нас.

– И что?

Корбек пожал плечами:

– Когда я впервые увидел тебя, то решил, что на мою голову свалился самый термоядерный командующий Империума.

Оба мужчины прыснули со смеху.

– Хотя к тому моменту моя планета уже погибала, – продолжил Корбек, когда радость немного поулеглась. – А затем оказалось, что ты…

– Что я…?

– Неплох.

Гаунт посмотрел на Корбека в новом свете:

– Спасибо за такой себе вотум доверия.

Корбек уставился на Гаунта невесёлым взглядом.

– Ты самый, фес его, лучший командир, которого я когда-либо видел.

– Спасибо, Кольм, – ответил Гаунт.

– Эй… – тихо молвил Корбек, – Смотрите, сэр.

Снаружи взошло солнце, и ветер отогнал клубившиеся у бортов тошнотворные облака. Они посмотрели вдаль и увидели массивный силуэт сопровождавшего их аэростата, километровой длины дирижабля с серебристым дном и белой верхушкой. Его обрамляла ребристая деревянная рама, продолжавшаяся к носу в виде плоского тарана размером с гигантское нэловое древо. Вдоль корпуса танитцы разглядели восемь тяговых гондол, рассекавших воздух огромными винтами. Позади него на фоне занимающейся зари они узрели ещё один идущий следом аэростат. Ощетинившиеся орудиями и защищённые бронёй парящие острова уносили ввысь четыре тысячи солдат.

– Вот фес! – молвил Корбек. – Ущипните меня, если мы полетим на одной из таких штук.

– Так и будет.

– Я, конечно, подозревал, но другое дело, когда видишь всё воочию. Понимаете, о чём я?

– Конечно.

Гаунт посмотрел на Корбека.

– Мы готовы, Кольм?

– Не совсем. И это не говоря про ситуацию с боеприпасами. Но… что ж, мы готовы, насколько это возможно.

– Тогда меня это устраивает.

Часть 1. Пан или пропал

Киренхольм, западное материковое пространство, Фантина, 212-213.771.М41

«Поначалу все кричали, толкались и суетились, а затем внезапно притихли. Мы понимали, что нас ждёт. А потом всё началось. Спуск по тросам. Гак! Вот же гак, что это была за веселуха!»

– Джесси Банда, снайпер, Танитский Первый

I

Обещанная Биотой безлунная ночь наступила за три часа до высадки. Дул слабый восточный ветер. Царивший снаружи необъятный, угольно-чёрный мрак ограничивался пенящимися далеко внизу ядовитыми облаками и стекловидным туманом.

Неуклюжие аэростаты, опустив затеняющие заслонки и ставни, а также выключив такелажные огни, медленно плыли по облачной гряде площадью в шестьсот квадратных километров, выбранной в качестве зоны рассредоточения авиации. Они направлялись на север, в Киренхольм. На часах было 21:10 по имперскому времени.

Оставив на полу свой алый шлем, коммандер Ягдея в громоздком зелёном противоперегрузочном костюме заканчивала предполётный брифинг и по очереди обменивалась рукопожатиями с каждым членом звена «Ореол», а те, усевшись в конце вспомогательной лётной палубы "Нимба" на топливных бочках и платформах для снарядов, окружили её и прощались перед вылетом.

Залитая светом палуба была охвачена кипучей деятельностью. Команды обслуживания сновали взад-вперёд, отцепляя анкерные оттяжки, отсоединяя заправочные шланги и откатывая в сторону пустые тележки для боеприпасов. Установка последних листов обшивки и панелей сопровождалась визгом и тарахтением пневмоотвёрток и реверсивных ключей. Команды АТС двигались вдоль выстроившихся шевроном самолётов, загружая и благословляя подкрыльное вооружение. Вслед за техножрецом следовала группа сервиторов, собирая помеченные жёлтыми бумажными ярлыками запалы, что оставляли после себя оружейники.

Звено «Ореол» в лице шести истребителей-бомбардировщиков типа «Мародёр» выстроилось «ёлочкой» по всей длине палубы в смазанных стопорных люльках, задрав носы под углом 45 градусов. На каждый борт приходилось по три машины.

Шесть человек лётной команды каждого сорокатонного чудовища побежали вдоль оси ВПП к своим самолётам и забрались на борт.

Зазвучала сирена, перемежаемая отрывистым гиканьем гудков. Под сводом отсека вдоль прогона замигали жёлтые сигнальные огоньки.

Ягдея подобрала с пола свой шлем и спряталась за наклонной защитной ширмой в дальнем конце палубы.

По сигналу сирены основной свет резко выключился, сменившись тусклой палубной иллюминацией из-под решётчатого настила. Вдоль оси двинулись палубные команды, подавая лётчикам сигналы светящимися жезлами. Кабины и люки наглухо закрылись, а техники, спрыгивая вниз, откатили прочь легковесные трапы. Массивные турбины подруливающих устройств – по четыре на каждом судне – начали раскручиваться, и их нарастающий вой сотрясал палубу.

Ягдея надела вокс-гарнитуру, чтобы слушать переговоры.

– «Ореол-Два», полная мощность.

– «Ореол-Четыре», готов.

– «Ореол-Пять», вышел на полную мощность.

– «Ореол-Три», на пять с плюсом.

– «Ореол-Шесть», полная мощность.

– «Ореол-Лидер», подтверждаю готовность. Двадцать секунд. Ждите сигнала.

Рёв турбин пробирал до костей. Ягдея почувствовала приятное ощущение захлёстывающей тело вибрации.

– Центр – «Лидеру». Контрольное слово – «Эванджелин». Открываются наружные створки.

– «Ореол-Лидер» – Центру. Принято, «Эванджелин». Славься, Император. Звено, перекличка.

– «Ореол-Два», «Эванджелин».

– «Ореол-Пять», принято.

– «Ореол-Шесть», есть «Эванджелин».

– «Ореол-Три», «Эванджелин».

– «Ореол-Четыре», принято «Эванджелин».

– «Ореол-Лидер», ну, с богом.

Двери отсека начали движение. Затворы откатились назад, и под люльками, скрипя гидравлическими приводами, раскрылись створки. Внутрь, заглушая вой турбин, ворвались бушующие потоки высотного ветра и гул наружных двигателей.

– Центр – «Лидеру», на вылет.

– «Ореол-Лидер». Начата процедура запуска, включение пусковых люлек. На счёт «три». Три, два…

За этим последовал крен и серия мощных хлопков. Огромные самолёты опрокинулись вниз, когда люльки наклонились и разжали свои объятья, сбрасывая их с палубы вниз, подобно камням. Три самолёта стартовали с левого борта, три – с правого. Во время сброса груза огромный аэростат даже не шелохнулся.

Они свободно парили во мраке еще секунду-другую, после чего включили двигатели и, испытывая значительные перегрузки, рванули ввысь прочь от авианосца.

Створки отсека начали закрываться. Ягдея в последний раз бросила тоскливый взгляд на удаляющиеся огненные точки форсажных камер, в темноте казавшихся сияющими звёздами.

Через тридцать минут настанет её черёд.

С обычной крейсерской скоростью из зоны рассредоточения до Киренхольма можно было добраться за пятьдесят минут, но звено «Ореол» шло на пределе своих возможностей. Набирая высоту в кромешной тьме, они неслись во весь опор на север растянутым V-образным строем.

Возникла лёгкая тряска, и корпус задрожал. Капитан Вилтри на борту «Ореола-Лидера» сделал небольшую поправку и восковым карандашом занёс пометку на карту, лежащую на бедре, что на данной высоте отмечены завихрения воздуха в виде сталкивающихся разнонаправленных холодных циклонических масс.

Кабина покрылась жёлтой из-за примесей наледью, а руки еле двигались из-за разрежения атмосферы и недостатка кислорода.

Он жадно втянул воздух из маски.

Сбоку и чуть пониже него на своём посту корпел штурман Гэммил, просматривая гололитические карты в свете абажурной лампы.

– Поворот на два-два-ноль-семь, – сообщил по воксу Гэммил.

– «Ореол-Лидер» – звену «Ореол». Поворот на два-два-ноль-семь. Высота – четыре с половиной тысячи.

Радар Вилтри засёк первые сигнатуры склонов Киренхольма, однако сам пилот ничего не видел.

– «Ореол-Лидер» – звену «Ореол». Приготовиться.

Вилтри удовлетворённо посмотрел на десять зелёных огоньков, моргнувших на приборной панели. Бортинженер Шеррикин великолепно исполнял свои служебные обязанности.

– Две минуты, – объявил Вилтри.

Очередная болтанка. Более ощутимая. Кабину тряхнуло так, что треснуло стекло на датчиках.

– Держим курс. Минута двадцать.

Вилтри не спускал глаз с радара. Появление сейчас авиасил противника будет совсем некстати.

– Сорок секунд.

На обновляющемся дисплее появился размытый силуэт. Неужели перехватчик? Хвала Богу-Императору – это оказалось просевшее ледяное облако, отозвавшееся движением на сенсорах.

– «Ореол-Два» – «Лидеру», западный квадрант. Девять на девять на шесть.

– Вижу, «Ореол-Два». Просто ледяное облако. Двадцать секунд.

«Мародёра» снова жестоко тряхнуло. Лампочка в светильнике Гэммила лопнула, и весь отсек под Вилтри погрузился во мрак.

Он заметил внизу белесоватые складки грязных облаков, в ночи казавшихся пурпурными. Вилтри осенил себя аквилой, а затем откинул предохранительные колпаки на десяти переключателях.

– Отсчёт пошёл! Десять, девять, восемь, семь…

Звено «Ореол» повернуло для захода на цель.

– … Три, два, один… Сброс! Пошли! Пошли!

Вилтри щёлкнул переключателями, и «Мародёр» с урчанием взмыл ввысь, освободившись от груза, но лётчик выровнял его.

Звено «Ореол» повернуло на запад, перестроившись для возвращения на аэростат.

Позади них в воздухе рассеялось обширное облако лёгких никелевых волокон, ослепивших и без того полуслепые системы слежения Киренхольма.

Залитая холодным и неприветливым светом смотровая палуба «Нимба» была до отказа забита Призраками, которых отрядами рассадили по рядам похожих на церковные ложи скамей. На часах было 21:25.

Ибрам Гаунт вошёл внутрь и, проходя мимо сослуживцев, общался и обменивался шутками с ними. Для высадки он надел кожаное пальто до бедра с меховым воротником и неизменную фуражку. Из-под левой подмышки выглядывал болт-пистолет в кобуре с застёжкой, а силовой меч, наградное оружие Дома Сондар, висел в ножнах за спиной. Комиссар уже облачился в десантную экипировку, и тяжёлый тормозной крюк бился об его бедро.

Танитцы выглядели во всеоружии. На лицах – ни тени сомнений, ни тревоги, всегда выискиваемых Гаунтом.

Каждый Призрак готовился самостоятельно, а затем поворачивался к соседу для повторной проверки экипировки и крепежей. В полностью застёгнутой униформе они уже начинали потеть. Солдаты прочно закрепляли лазвинтовки на груди, а следом защищали руки перчатками. Каждый гвардеец носил балаклаву и готовый к использованию резиновый противогаз, а берет был на время спрятан. Свёрнутые в плотные рулоны наподобие матрасов камуфляжные плащи крепились за спиной.

Гаунт заметил, как Обель проверяет экипировку Брагга.

– Как рука, Разок? – спросил комиссар.

– Воевать смогу, сэр.

– Справишься? – указал Гаунт на автопушку с треногой, которые Брагг понесёт на себе во время высадки. Нынешней ночью хуже всего придётся группам прикрытия и офицерам связи.

– Без проблем, сэр.

Кейлл был подносчиком боеприпасов для Брагга – за плечами у него покоились барабанные магазины.

– Корми его как следует, Кейлл.

– Непременно, сэр.

В дальнем конце зала Гаунт увидел сержанта разведчиков Маколла, заканчивавшего со своими подопечными – элитой полка – предоперационный брифинг. Он двинулся дальше, минув доктора Дордена и хирурга Ану Кёрт, что вкалывали каждому солдату средство против высотной гипоксии – ацетазоламид, к которому они привыкли со времён Святых пещер Хагии – наряду с детоксикантами и противоукачивающими препаратами.

Дорден выбрасывал использованные ампулы в пластиковую корзину.

– Вам делали уколы, полковник? – спросил он у Гаунта, вставив новый пузырёк в приёмник пневмоинъектора.

Но Гаунт умышленно избежал процедуры. Получасом ранее почтенный доктор уже посетил его каюту, дабы ввести препараты, но комиссар посчитал, что будет уместнее выполнить манипуляцию в присутствии солдат.

И Дорден четко исполнял свою часть договора.

Гаунт снял перчатку и закатал рукав.

Дорден ввёл инъекционную иглу в обнажённое предплечье комиссара и убрал марлей проступившую каплю крови. Гаунт постарался не дрогнуть ни одним мускулом.

– Уклонисты были? – прошептал он Дордену, откасав рукав обратно.

– Парочку. Кого угодно на штык насадят, но при виде иглы…

Гаунт засмеялся.

– Продолжайте в том же духе. Время против нас.

Пройдя мимо Кёрт, Гаунт кивнул ей – вместе с Дорденом Ана разделит незавидную участь ожидания потока раненых в пока что пустующем и тихом лазарете на борту «Нимба».

– Храни вас Император, комиссар-полковник, – молвила она.

– Благодарю, Ана. Да направит Он вашу руку в нужный час.

Гаунту нравилась Кёрт, но не потому, что та была одной из полковых прелестниц, а из-за своих высочайших навыков. Как сказал бы Корбек – «фес как хороша».

И Ана бросила достойную жизнь в Вервун-улье ради Танитского Первого.

Слегка задержавшись для обмена любезностями с Домором, Дерином, Тарнашем и доблестным огнемётчиком Бростином, Гаунт, наконец, добрался до скопища разведчиков.

Бонин, Маквеннер, Дойл, Каобер, Бен, Хилан, Макеллер, Вагнар, Лейр и другие окружили сержанта Маколла плотным кольцом. Ни один из них не был обязательно лучшим бойцом, однако именно они заслужили репутацию полка. Скрытность. Тайные операции. К тому же, все были поголовно танитцами – никому из вергастцев до сих пор не удалось сколь-нибудь проявить себя для попадания в элитные ряды разведчиков Маколла. Лишь немногие – в том числе Куу – имели некоторые задатки.

Гаунт протиснулся между ними, и солдаты отдали ему честь, а комиссар в свою очередь ответил им улыбкой.

– Вольно. Уверен, что повторю сказанные Маколлом слова, но нутром чую – всё будет зависеть от вас. Лорд-генерал и прочие командиры полков рассматривают операцию, как попытку силой расколоть орех. Что в корне неверно. Я же считаю, что придётся пошевелить извилинами. Нас ждут бои в городских условиях. Даже если Киренхольм торчит на фесовой горе, он всё равно остаётся городом. Поэтому придётся действовать с умом. Вы проторите нам дорогу внутрь и поможете захватить город. Лорд-генерал отказался предоставить офицерам план Киренхольма, но я поступлю иначе.

Гаунт передал разведчикам копии на тонких листах бумаги.

– Фес его знает, почему он так ревностно их прячет. Скорее всего, не хочет солдатской самодеятельности. А мне это только на руку. Уясните вот что. В этом сражении командиры не станут сидеть на месте и выкрикивать приказы. Это не поле боя, а сложно устроенное и битком набитое врагами строение. Я хочу, чтобы вы как можно скорее ликвидировали противника и захватили город во имя Бога-Императора. Это значит – ориентирование на ходу, разведка местности и самостоятельное принятие решений. Как только мы победим – сожгите карты, съешьте их, используйте, как туалетную бумагу. А на вопросы лорда-генерала отвечайте, что вам просто повезло.

Гаунт замолчал и посмотрел каждому в глаза – танитцы ответили тем же.

– Я не верю в удачу. Ладно, вру… в целом и общем верю, но всецело не полагаюсь. Я верю в безукоризненность боевой подготовки и использование мозгов на войне. Верю, что мы сами творим свою удачу в этой невежественной вселенной. И верю, что это означает выкладываться на все сто процентов. Если кто-то из вас – любой из вас – отдаст по воксу приказ или распоряжение, я лично прослежу за его исполнением. Командиры отделений и старпомы в курсе, равно как и Роун, Даур и Корбек. Этой ночью мы будем действовать по-танитски, в стиле Призраков. И вы, фес его, мозги этой операции.

Он снова прервался.

– Вопросы?

Разведчики покачали головами.

– Тогда задайте им жару, – молвил Гаунт.

Солдаты отдали честь и бросились к своим отрядам. Гаунт и Маколл пожали друг другу руки.

– Ты пойдешь первым, – сказал Гаунт.

– А как иначе.

– Сделай это во имя Танит.

– Так и будет, – ответил Маколл.

Заморгали сигнальные огни, послышалась сирена. Отряды Призраков друг за другом встали со своих мест и начали выдвигаться в сторону отправочного отсека, обменявшись напоследок окриками и пожеланиями удачи.

Гаунт наблюдал, как рядовой Каффран на миг покинул строй, чтобы поцеловать вергастку по имени Тона Криид. Та быстро разорвала поцелуй и, смеясь, толкнула его обратно. Их ждали разные десантные корабли.

Он заметил, как Бростин помогает Нескону как следует закрепить на спине огнемётные баллоны.

Заметил, как рядовые Лилло и Индриммо вместе с другими вервунцами поют боевой гимн ульевиков.

Заметил, как Роун и Фейгор вместе со своими отрядами проходят через контрольно-пропускной пункт.

Заметил, как Колеа и Варл, возглавлявшие свои подразделения, хвастались и бросали друг другу вызовы по пути к кораблям.

Заметил вергастских девушек-стрелков Шину и Ариллу, вдвоём несших ручной стаббер.

Заметил снайперов: Ларкина, Нессу, Банду, Рилка, Меррта – они выделялись на фоне медленно двигавшихся шеренг солдат по зачехлённым громоздким снайперским лазвинтовкам.

Заметил Кольма Корбека в дальнем конце смотрового зала, что хлопал в ладоши над косматой головой и выбивал ритм боевого гимна.

Заметил, как капитан Даур, в спешке натягивая балаклаву, присоединился к всеобщему песнопению, оставив фуражку на одной из ныне опустевших скамей.

Он видел их всех: Лилло, Гаронда, Вулли, Макфейда, Кокера, сержанта Тайсса, Мактига, Дреммонда, смеющегося и поющего сержанта Холлера, сержанта Брея, сержанта Юлера, Анкина, Велна, Гуина, Ресса… всех до единого.

Вдалеке среди океана лиц комиссар встретился глазами с Майло.

Они кивнули друг другу – этого было более чем достаточно.

Он увидел, как сержант Бюрон побежал назад за забытыми перчатками.

А затем он перевёл взгляд на рядового Куу.

И его холодные глаза хищной кошки.

Ибрам Гаунт всегда верил в то, что долг командира – надеяться на счастливое возвращение своих подопечных.

Куу был исключением.

«Да простит меня Бог-Император, – размышлял Гаунт, – но я не стану оплакивать Куу, если его убьют в Киренхольме».

Гаунт снял фуражку и запихнул её в карман кителя, а затем пошёл вслед за покидающими отсек колоннами солдат. Проходя мимо входа в Часовню благословений, его чуть не сбил с ног неуклюжий кряж, оказавшийся Эганом Сориком – старым храбрецом и главарём вергастских партизан.

– Сэр!

– Вольно, сержант. Идите к своим людям.

– Прошу прощения, сэр – просто хотел получить благословение на дорожку.

Гаунт улыбнулся невысокому коренастому мужчине. Сорик пренебрежительно относился к аугметике и посему носил повязку на глазу. На Вергасте он был сначала штейгером на рудоплавильне, а затем – лидером сборной солянки выживших. Храбрости у Сорика хватало на целую роту солдат.

– Повернись-ка, – молвил Гаунт, и Сорик благоразумно подчинился. Комиссар проверил обвязку вергастца, лишь слегка поправив пряжки. – Можешь идти.

– Есть, сэр, – ответил Эган, потащившись вслед за основной группой солдат.

– Постой, – из часовни послышался строгий старческий голос. Гаунт повернулся.

Седобородый и тощий айятани Цвейл подскочил к нему и обхватил руками голову Ибрама.

– Не сейчас, отче…

– Цыц! Дай хотя бы взглянуть на тебя, пожелать вернуться с щитом или на щите и осенить аквилой.

Гаунт улыбнулся – айятани Цвейл присоединился к полку на Хагии, с тех пор став их капелланом. Он был имхава айятани, странствующим жрецом Святой Саббат, во имя и славу которой сражался весь этот Крестовый поход. Гаунт не до конца понимал, что внезапно нашло наседобородого жреца, однако комиссар уважительно отнёсся к его появлению.

– Император присматривает за тобой, равно как и блаженная, – молвил Цвейл. – Посему веди себя достойно.

– Если не считать убийств, кровопролития, перестрелок и прочих прелестей воинской жизни?

– Естественно, – улыбнулся Цвейл. – Иди и делай своё дело. А я останусь здесь и буду ждать своего часа. Ты ведь понимаешь, что объём моей работы напрямую зависит от твоих успехов и неудач?

– Спасибо, что просветили меня – я как-то не думал об этом.

– Гаунт? – голос старого и повидавшего жизнь служителя внезапно упал и стал едва различимым.

– Что?

– Верь Бонину.

– Что?

– Не чтокай мне! Сама святая, блаженная дева, сказала мне… что ты должен верить Бонину.

– Понял. Спасибо.

Зазвучали финальные гудки сирены. Гаунт похлопал престарелого жреца по руке и поспешил к отправочному отсеку.

Отправочный отсек располагался на главной лётной палубе «Нимба», и весь его гулкий простор занимали шестьдесят десантных кораблей, вокруг которых роились команды обслуживания. Каждый представлял собой тяжёлый трансатмосферный челнок с массивными люками по обе стороны фюзеляжа, за день до этого носивший расцветку фантинских ВДВ, а ныне окрашенный чёрной антибликовой краской.Призраки уже начали грузиться на корабли, проводившие тестовые запуски своих двигателей.

На каждый транспорт приходилось пятьдесят десантников, разбитых поровну на два отряда. Солдаты в обратном порядке проходили на борт через люки, которыми им вскоре предстоит воспользоваться при высадке. Этапные офицеры держали над собой металлические сигнальные жезлы с цифрами, чтобы Призраки стояли в нужном строю, направлявшемся к соответствующей стороне посадки выделенного им корабля.

Пришлось немного подождать другие отряды солдат, что сидели на площадках рядом с приданным им судном и наносили камуфляжную краску, проводили предполётную проверку оборудования или просто витали в облаках. Координаторы осматривали и в некоторых случаях заново привязывали десантные тросы к креплениям над люками. Наземные команды уже успешно закончили свою часть работы, но координаторы крайне ответственно подходили к собственным обязанностям: если их жизни и жизни сослуживцев зависят от крепости узлов, то пусть именно они затянут всё как следует.

На часах было 21:40. К тому времени урдешские штурмовики уже должны были погрузиться на десантные суда внутри двух соседствующих с «Нимбом» аэростатов.

Шагая в сторону своего корабля, Гаунт сверился схронометром. Адмирал Орнофф сообщил по воксу, что операция проходит в полном соответствии с графиком, однако был получен доклад о незначительно усилившемся за последние тридцать минут боковом ветре. Что означало тряску во время полёта и сложности при десантировании, а также более скорое рассеивание антирадарной мишуры, предварительно сброшенной звеном «Ореол».

Гаунт напоследок вызвал Харка, Роуна и Корбека.

У всех был боевой настрой, но, в отличие от рвавшегося на борт Роуна, Харка удручала катастрофическая ситуация с боеприпасами. После нормирования всех имевшихся в полку энергоячеек третьего размера и тотального обыска оружейных складов на аэростатах каждому Призраку досталось по три магазина. Из-за ошибки в заказе спецгруппа Муниторума отгрузила ячейки пятого размера, используемые урдешцами и фантинцами, а времени посылать в Хессенвилль за дополнительной партией или перевооружать танитцев уже не было.

– Это подрывает боевой дух, – сказал Харк. – Жалобам конца и края нет.

– Зато все будут начеку, – молвил Корбек. – И поймут, что сейчас им придётся укладываться тютелька в тютельку.

Но, похоже, комиссара Харка слова полковника не слишком убедили, однако он слишком мало пробыл с полком, чтобы истинно понять врождённую прозорливость Кольма Корбека. Харк стал частью полка на Хагии в качестве инструмента командной цепочки, намеревавшейся смешать Гаунта с грязью. Но Харк очистил своё имя, доблестно сражаясь вместе с Призраками за Бхавнагер и в битве у стен Усыпальницы, отчего Гаунт оставил его в своих рядах. Разрываясь между ролью командира и политического офицера, он не преминул шансом обрести преданного помощника в лице комиссара.

Снова зазвучала сирена. Часть солдат заулюлюкала в ответ.

– Пора, джентльмены, – произнёс Гаунт.

На часах было 22:00. Подобно рою, первая волна десантных кораблей с урдешскими солдатами на борту покинула аэростаты и взмыла в ночное небо.

Находясь на борту 1А, полковник Жайт вытянул шею, чтобы рассмотреть картину по ту сторону толстостенного иллюминатора, однако кроме чернильной бездны неба и редких вспышек двигателей транспортных судов было не видно ни зги. Потушив все огни, аэростаты исчезли из виду. Особенно напряжённым стал период между последними мгновениями погрузки и запуском, когда стартовая площадка полностью погружалась во тьму, чтобы можно было открыть створки, не выдавая положение врагу. Давящая на нервы и тревожная атмосфера сумрака испарялась после резкого изменения гравитации, знаменовавшего сброс десантных кораблей.

Жайт проследовал в сторону кабины пилотов мимо рядов солдат, расположившихся в главном отсеке судна – при слабом зеленоватом освещении их лица казались болезненно бледными.

В кабине с видимостью было получше. По тёмной и холодной пучине неба мимолётно проплывали завитки перистыхоблаков и быстро рассеивающаяся дымка. Жайт насчитал порядка тридцати – сорока колышущихся тусклых оранжевых точек, разбросанных чуть впереди и пониже их самих – все они принадлежали двигателям построившихся боевым порядком десантных кораблей.

Время от времени судно испытывало болтанку и начинало погромыхивать, и пилот вместе с напарником-сервитором что-то бормотали друг другу по воксу. Вдобавок к усиливающемуся боковому ветру стал намечаться ещё и встречный.

– Сорок одна минута до зоны высадки, – сообщил Жайту лётчик. Полковник урдешцев осознавал, что при усилении встречных воздушных потоков изменится и время прибытия, ведь тогда загруженным под завязку десантным кораблям придётся силой преодолевать их.

Жайт посмотрел на панель радара, изучая белые точки строя челноков и опасаясь увидеть нечто иное. Если вражеские истребители наткнутся на них, всё обернётся бойней.

22:10 по имперскому времени. Выходные люки десантных кораблей были накрепко задраены ещё три минуты назад. Внутри всё дрожало от рёва интенсивно работающих двигателей.

На борту 2А Гаунт занял место под изогнутой ограничительной рамкой в конце одного из рядов солдат. Кто-то бормотал имперскую молитву. Некоторые перебирали трясущимися пальцами символы двуглавого орла.

По вокс-сети послышалась отрывистая реплика, и, хотя из-за гула слов было не разобрать, Гаунт подсознательно уловил их суть.

Сначала у всех скрутило кишки от резкого падения, а затем сила тяжести мощным ударом вдавила их обратно.

Они плыли по небу.

Плыли к своей цели.

Начало было положено.

Коммандер Ягдея резко ушла влево, и её два ведомых последовали за ней. Три «Молнии» имперских ВВС Фантины, совершив крутой вираж, пронеслись мимо десантного аэростата «Борей».

Ягдея подняла в воздух восемьдесят три авиазвена – они сопровождали покачивающиеся косяки десантных кораблей, неуклюже падавших со стационарных аэростатов и взмывавших в небо.

Из-за практически нулевой видимости пришлось лететь по приборам, но теперь она могла видеть проблески работающих двигателей транспортных судов, что казались тлеющими угольками в кипучей тьме внизу.

– «Умбра-Лидер» – Центру, – обратилась она по воксу. – Вижу отклонение курса у транспортников. Прикажите им сделать поправку на боковой ветер.

– Принято, «Умбра-Лидер».

Часть десантных кораблей отбилась от основной группы – турбулентные потоки воздуха сносили их на восток.

– Возвращайтесь в строй, или мы потеряем вас, – приказала она.

Она периодически сканировала небо на предмет врагов. Насколько ей было известно, Киренхольм ничего не подозревал о надвигающейся угрозе, однако самолёты противника в один миг могли [пофиг]ить это преимущество.

«Но только не в мою смену», решила Ягдея.

Звено «Ореол» уже разворачивалось на запад для возвращения в ангары аэростата, дабы не столкнуться с множественными встречными звеньями десантных кораблей.

Капитан Вилтри откорректировал скорость полёта «Мародёра» – их путь лежал через поля ядовитого смога, где комья грязи барабанили по бронированному фюзеляжу самолёта.

Послышалась короткая перепалка по воксу.

– Это «Ореол-Лидер», повторите.

Вилтри подождал – в душе зародилась тревога.

– «Ореол-Лидер» – звену «Ореол», повторите.

Раздалось несколько сбивчивых ответов.

– Это «Ореол-Лидер». Всему звену – живо проверить радары.

– «Ореол-Три» – «Лидеру». Вы видите «Ореол-Пять»?

Вилтри помедлил. Он посмотрел на Гэммила, и навигатор, тщательно сверившись с радаром, отрицательно покачал головой.

Проклятье.

– «Ореол-Лидер» – «Ореолу-Пять». Пятый! Пятый! Ответь! Сакен, где тебя черти носят?

В уши Вилтри ударило шипение белого шума.

– «Ореол-Лидер» – «Ореолу-Четыре». Видите Сакена со своей позиции?

– Секунду, «Лидер», – последовала долгая пауза. – Никак нет, «Ореол-Лидер». Приборы молчат. Где же, чёрт возьми…

– Контакт! Контакт! Приближается курсом восемь-восемь-один, – послышался окрик от «Ореола-Два».

Вилтри бешено вращал головой, всматриваясь во мрак.

По левому борту показалась вспышка. Он повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть короткую цепочку трассирующего огня, что прошёл сквозь облака, подобно стае птиц.

Затем в эфире послышалась очередная каша из статики, а после в двухстах метрах от правого крыла самолёта Вилтри в небе расцвёл взрыв. Нечто очень яркое и быстрое промелькнуло прямо перед ним.

– «Ореол-Три» подбит! «Ореол-Три» подбит! – закричал один из стрелков.

– В разброс! В сторону, в сторону! – приказал он.

Мир вокруг перевернулся вверх тормашками, и во время крутого пике Вилтри оказался вдавлен в кресло силой тяжести. Он заметил огненный шар, некогда бывший «Ореолом-Три», что падал вниз против встречного ветра, источая языки голубого пламени.

На панели управления зажглись огоньки, раздалась сирена. Вилтри осознал, что его взяли на прицел. Ругнувшись, он перевернул «Мародёр» и услышал, как Гэммил вскрикнул от боли, рухнув лицом вниз из своего кресла.

Они падали – значения высотомера крутились, словно ускоренные стрелки часов. Самолёт стремительно терял высоту, почти преодолев точку невозврата.

Вилтри вжался в спинку кресла и нажал на ускоритель, пытаясь вывести «Мародёр» из пике. Он сорвал с лица дыхательную маску, и от мощнейших перегрузок лётчик тут же вывернул всё содержимое кишок наружу.

Из-за шума в ушах Оскар едва услышал крики в эфире. Это был «Ореол-Четыре».

– Он сзади! Я на мушке! Всеблагой Бог-Император, не могу оторваться! Не могу…

Облака позади него окатило клубящейся волной ослепительного пламени.

– «Ореол-Лидер» – Центру! «Ореол-Лидер» – Центру! Враг в зоне рассредоточения! Повторяю, враг в зоне рассредоточения!

Опять завопил сигнал системы оповещения.

«Лидера» резко тряхнуло, да так, что Вилтри прокусил себе губу. Он заметил, как струйки крови, закручиваясь по спирали, расплескались по стеклу кабины, когда подбитый «Мародёр» ушёл в штопор.

Чувствовался запах горящей проводки и сильнаявонь леденящего разреженного воздуха.

Он бросился к органам управления и выровнял курс судна.

Горел один из двигателей. В эфире Вилтри слышал стенания стрелка кормового орудия. Он обернулся и поискал взглядом Гэммила. Навигатор с трудом взбирался на своё место.

– Вставай! Вставай! – рявкнул Вилтри.

– Пытаюсь.

Мокрые от пота руки Вилтри скользили внутри перчаток. Задрав голову, он пошарил взглядом и заметил пикирующую на них тень.

– Святые угодники… – тоже заметив её, выдохнул Гэммил.

Раскалённые добела орудийные снаряды прошили салон, превратив навигатора и его рабочее место в месиво из осколков металла, крови и дыма. У «Лидера» отвалилась вся нижняя часть фюзеляжа, и её куски унесло в стылый мрак ночи. Вилтри заметил, как вместе с кучей обломков в смертоносную бездну под ними сорвался и Шеррикин.

Вокруг бушевал пробирающий до костей ледяной воздух.

Он потянулся к рычагу катапультирования…

… И кабина взорвалась.

II

Уже в третий раз за пятнадцать минут Ана Кёрт мыла руки под хромированным краном в лазарете и затем посыпала их обеззараживающей пудрой. Она суетилась, не находя себе места.

Помещение, где располагался медблок, был тихим, хорошо освещённым залом, заставленным рядами застеленных свежим бельём коек.

Кёрт проверила стоящие на раздаточной тележке пузырьки с лекарствами, вздохнула и принялась мерить зал шагами. Эхо её поступи звучало безжизненно и гулко, а красный хирургический халат развевался за спиной подобно царственной накидке.

– Так и свихнуться недолго, – молвил Дорден.

Старший медик танитцев в зелёном костюме безмятежно лежал на одной из коек, стараясь не примять аккуратно сложенные простыни, и смотрел в потолок.

– Свихнуться?

– Помешаться. Ожидание давит на психику.

Кёрт остановилась у края постели, которую занимал Дорден.

– И вот так вы справляетесь с этим?

Он наклонил голову и смерил её взглядом.

– Да, медитацией. Размышлениями. Жвачкой для мозгов. Я – слуга Бога-Императора, но горе мне, если я буду томиться в ожидании работы.

– Мне считать это за совет?

– Совершенно верно.

Кёрт нерешительно легла на соседнюю с Дорденом койку и, выпростав ноги и вытянув руки вдоль туловища, посмотрела в потолок.

– Что-то не сильно это расслабляет, – призналась она.

– Терпение, и, возможно, на тебя снизойдёт озарение.

– Например?

– Например… рисунок на потолке насчитывает порядка пятисот двадцати шестиугольников.

Кёрт вскочила с койки:

– Что?

– Пятьсот…

– Так, всё понятно. Если вас отвлекает подсчёт плитки на потолке – на здоровье. А я, пожалуй, пройдусь.

– Иди с миром, Ана.

Девушка направилась в конец зала, где за пластиковыми занавесками сидели полковые медики Лесп, Чайкер и Фоскин и курили палочки лхо.

– Угостите? – спросила она, присоединяясь к ним. Подняв взгляд, Лесп предложил ей одну, и та закурила.

– Они уже должны быть на месте, – отозвался Чайкер. – Над зоной высадки.

– Ага, – Лесп сверился с наручными часами, – прямо сейчас.

– Император им в помощь, – пробормотала Кёрт, затягиваясь палочкой лхо. Теперь её снова придётся мыть руки.

22:36 по имперскому времени. Приемлемая задержка. Пилот борта 1А выслушал своего напарника по внутренней связи и затем, повернувшись к Жайту, кивнул:

– Три минуты.

Командир урдешцев до сих пор не видел впереди ничего, кроме обширной гряды облаков и проблесков двигателей других десантных кораблей. Встречный ветер усиливался.

Но Жайт доверял экипажу.

Вернувшись в пассажирский отсек, он щёлкнул переключателем, и над выходным люком загорелся жёлтый огонёк.

– Приготовиться.

Сидевшие в полумраке солдаты вскочили со своих мест, натягивая противогазы и аккуратно подтягивая повисшие на карабинах тросы. Жайт достал из подсумка свою маску, встряхнул и одел её на голову так, чтобы пластиковый очковый узел находился на уровне глаз, а сам шлем не мешал вокс-гарнитуре. Полковник плотно защёлкнул кнопки, закреплявшие юбку маски на плечах, и застегнул обтюратор.

Теперь он едва мог видеть из-за плотно облегавшего голову и приглушавшего даже звуки собственного дыхания обработанного брезента.

– Рассчитаться по порядку, – скомандовал он по воксу.

Солдаты быстро и слаженно ответили на приказ, назвав свой номер и подтвердив наличие противогаза. Жайт ждал, пока оставшиеся бойцы справятся с обтюраторами.

– Открыть люки.

– Есть открыть люки, – последовал ответ координатора.

Выходные люки распахнулись, и судно тут же начало рыскать и тангажировать из-за нарушения стабильности. Температура на борту резко снизилась, а свет сменился охряными тонами.

– Приготовить тросы! Девяносто секунд!

В желтеющих на фоне мрака проёмах открытых люков координаторы казались тенями, чью форму нещадно трепали воздушные потоки.

Жайт выхватил болт-пистолет, неуклюже поднёс его к лицевой части для осмотра, а затем спрятал оружие в кобуру. Они были почти на месте.

Капитан Вилтри очнулся от резкого хлопка нагнетательного насоса. В голове плыло, а вес тела удивительным образом исчез. Мужчина не имел ни малейшего понятия, где сейчас находится.

Он попытался вспомнить и понять, что, чёрт возьми, произошло. Вокруг царили холод и кромешная тьма. Словно во хмелю, он развернул ноющую от боли шею вверх и узрел размытый силуэт связанного с насосом шара, на котором пилот и болтался.

И тут Оскара осенило – он же катапультировался. Боже-Император, что-то разнесло его самолёт на части… вместе с остальным экипажем. Он покрутил головой в надежде уловить хоть проблеск другого судна. Но вокруг простирались лишь бескрайнее небо, дымчатые облака и клубящаяся тьма. Мужчина сверился с вшитым в манжету лётного костюма высотомером. Вилтри оказался на добрых две тысячи метров ниже оперативной высоты, прямо у границы отравленной воздушной оболочки. Должно быть, насос сработал автоматически, когда пусковой механизм среагировал на падение пилота.

Страховочные ремни врезались в плечи и грудь. Лётчик попытался немного ослабить их и тут же осознал, что ранен. В плече зияла рана, а часть лямок оказалась порвана. Ему повезло, что страховочная обвязка осталась на месте.

На Фантине никто не пользовался парашютами – падать можно было разве что в смертоносную едкую пучину в низинах, известную как Кипяток. Лётчики использовали обвязку для тартания, что надувала шаровидные мешки и при отсутствии их повреждения позволяла парить над гибельной пеленой Кипятка до прибытия спасателей.

Вилтри был опытным пилотом, но он и без этого понимал, что буйствующиена данной высоте кориолисовые потоки унесли судно прочь от проторенных путей. Мужчина попытался проверить манометр на емкостях с воздухом, но не смог разобрать показания.

«Унесённый ветром», подумал он про себя. Худшей судьбы для фантинского лётчика и не придумаешь. Когда тебя, ещё живого, уносит туда, откуда уже не возвращаются. В таких случаях кодекс пилотов предписывает обречённому воспользоваться табельным оружием, чтобы пробить насос и обрести милосердно быструю смерть в ядовитых испарениях Кипятка.

Однако у него ещё оставалась надежда на спасение – нужно всего лишь одним щелчком переключателя активировать аварийный маяк. Но Вилтри колебался, ведь одновременно со спасателями сигнал мог засечь и враг в Киренхольме, узнав, что к потерпевшему бедствие пилоту на подмогу летит как минимум один имперский самолёт.

Он не посмел. Орнофф сказал лётчикам, что эффект неожиданности является ключевым моментом штурма Киренхольма. Коротковолновая связь между кораблями была безопасной, но мощные передачи дальнего радиуса, как, например, усиленный вокс-сигнал аварийного маяка, могли свести это преимущество на нет. Предупредить противника. Стоить жизней тысяч гвардейцев.

Вилтри медленно парил во мраке среди хладной пустыни неба. На очках изнутри образовывалась наледь.

Он должен хранить молчание. Даже если ради этого нужно стать «унесённым ветром».

– «Умбра-Лидер» – звену. Сбрасывайте баки, – промолвила под маской Ягдея.

Её лётчики тянулись вслед за тыловым эшелоном строя десантных кораблей. Они почти достигли точки высадки. Рельефный массив Киренхольма отзывался на приборах высокоинтенсивными шумами.

Три «Молнии» избавились от пустых топливных баков и взмыли над косяками транспортных судов. Теперь они перешли на внутренние запасы горючего, которых хватит на шестнадцать минут… или меньше в случае воздушного боя.

Ягдея нервничала – звено «Ореол» уже должно было вернуться обратно, но пока от «Мародёров» не было ни слуху, ни духу.

Коммандер Бри Ягдея записала на свой счёт пятнадцать тысяч часов боевых вылетов. Он считалась одним из лучших выпускников Хессенвилльского лётного училища. Она обладала тем, чему нельзя научиться – инстинктами и боевым чутьём. И теперь эти самые инстинкты возобладали над девушкой.

– «Умбра-Лидер» – звену «Умбра». Идём на последний заход. Следуем за урдешцами – у меня дурное предчувствие насчёт самолётов противника.

– Принято, «Умбра-Лидер».

Трио имперских истребителей повернуло на запад. Впереди их ждали сотни людских потерь, но благодаря своим инстинктам Ягдея спасла тысячи.

– Последние приготовления, – сказал сержант Гол Колеа, шагая по транспортному отсеку борта 2Fв конец шеренг танитцев. – Три минуты до точки высадки. За тридцать секунд до начала операции всем надеть маски и приготовить карабины. Командам у люков – на изготовку. Координаторам – ждать приказа.

Жёлтый сигнал ещё не зажегся. Колеа натянул противогаз и прошёлся вдоль рядов солдат, проверяя одного за другим.

Боковой люк борта 2D уже был открыт. Дрожа от принизывающего ветра, рядовой Гаронд по команде сержанта Обеля приготовил трос. Он наблюдал, как мимо проплывают облака и десантные корабли на траверзе, где готовые действовать солдаты ожидали приказа.

На борту 2B Кольм Корбек подогнал свой противогаз и приказал открыть люки. Отряды заняли свои позиции. Маколл, возглавлявший второй отряд, был готов повести за собой разведгруппу. Корбек кивнул ему и вознёс напоследок молитву.

Внутри борта 2X сержант Юлер посмотрел на сержанта Адара. Два предводителя отрядов пожали друг другу руки.

– Увидимся на той стороне, – молвил Адар.

Вилтри снова очнулся и почувствовал, как лицо и плечо обжигает лютый мороз. Он не хотел вот так умирать – брошенным в одиночестве, словно унесённое ветром семечко. Окоченевшие пальцы сомкнулись на переключателе…

… И он тут же отдёрнул их, ругая себя за эгоизм.

Однако…

Если центр управления рассредоточением засечёт сигнал аварийного маяка, то поймёт, что со звеном «Ореол» что-то случилось. Они поймут, что враг спустил псов.

Поэтому нужно предупредить их.

Преисполненный чувством долга, Вилтри щёлкнул переключателем,… который тут же отвалился, потому что его перебили осколки.

Внезапно под ними забрезжило кремового цвета сияние – главный купол Киренхольма отражал те жалкие крохи холодного ночного света. Даже сквозь маску Жайт слышал оглушительный рёв тормозных потоков двигателей. Они застыли – насколько это было возможно при таком встречном ветре – прямо над зоной высадки, и Жайт молился на то, чтобы прыгать пришлось не свысока.

Загорелась зелёная лампочка.

– Пошли! – рявкнул Жайт.

Но тут снаружи раздались вспышки – одна за другой.

Шенер, координатор правого борта, выглянул и узрел, как соседний десантный корабль разлетелся на части, и его пылающие обломки низверглись во тьму.

– Перехватчики! – крикнул он по воксу.

Во мраке показалось ещё одно судно с урдешцами – оно попало под обстрел и обрушилось вниз подобно комете. В следующее мгновение ожил защитный периметр Киренхольма, озарив небо плотной паутиной трассирующих снарядов.

По фюзеляжу борта 1А хлестнул огонь – совсем близко к Шенеру, который как раз разматывал трос. По ногам и нижней части туловища солдата вдруг разлился проникающий до мозга костей хлад, и тот, опустив взгляд, увидел, что в животе зияет невероятно огромная и кровоточащая дыра.

Шенер безмолвно выпал из открытого люка и скрылся в пучине внизу.

Терзаемый ветром, Жайт добрался до выхода. Шенер погиб, а двух первопроходцев из отряда просто размазало по всему отсеку. Корпус был пробит в нескольких местах.

А снаружи на них надвигалась волна вражеского огня.

Жайт зацепился карабином за трос – он должен был идти последним, однако координатора убили, а солдаты запаниковали.

– Вперёд! – закричал Жайт. – Пошли! Пошли! Пошли!

И спрыгнул вниз.

Борт 1С покачнулся от ударной волны после взрыва соседнего судна. Разлетевшиеся со свистом осколки пробили его фюзеляж, моментально прикончив сержанта Гвилла и ещё трёх солдат. Едва видящий в своём противогазе капрал Гейдер внезапно осознал, что только что принял командование.

Загорелась зелёная лампочка.

Он приказал солдатам высаживаться.

Две трети отряда успели выбраться до того, как орудийные снаряды уничтожили борт 1С, а самого Гейдера вышвырнуло из выходного люка.

Он отчаянно размахивал карабином, пока падал. Но троса рядом не оказалось.

Словно падающая звезда, Гейдер отлетел один раз от антенной стойки и расшибся о поверхность главного купола Киренхольма.

Борт 1К недооценил силу встречного ветра и зашёл слишком низко, врезавшись в скат купола и исторгнув град пылающих обломков. Летевший чуть позади борт 1N стал резко тормозить и тут же задрожал, когда орудия ПВО вспороли ему брюхо, и люди, словно внутренности, посыпались вниз.

Борт 1М опешил и попытался взлететь уже в момент высадки пассажиров. Спускаясь по тросам, они столкнулись не только с возросшей высотой, но и пятидесятиметровой пропастью между ними и точкой высадки, поэтому, добравшись до концов болтающихся тросов, солдаты просто срывались в бездну.

Пилот борта 1D смотрел прямо на вражеский истребитель, когда тот ускорился и пальнул из орудий. Для манёвров не хватало пространства, а солдаты уже начали десантирование. Борт 1D взорвался под шквальным огнём пролетавшего мимо перехватчика, и тех солдат, что не успели отцепиться, расшвыряло во все стороны ударной волной.

– Множественные цели! – сообщила Ягдея, устремляясь вниз мимо транспортов с урдешцами. Повсюду взрывались корабли, сбитые перехватчиками типа «Фантом» или киренхольмскими батареями ПВО.

Зарево разогнало ночной мрак, а под просторным сводом основного купола Киренхольма словно разверзлась преисподняя.

Ягдея ушла по широкой дуге, уклоняясь от разлетевшегося на части в воздухе десантного корабля. Она взяла на мушку кружащийся самолёт противника, и её орудия, издав пронзительный вопль, выпустили очередь по нему.

Враг оказался крайне изворотливым и смог уклониться от огня, хотя поток трассирующих снарядов прошил скат купола. Ягдея перевернулась вверх дном и с перегрузкой в две атмосферы описала петлю, сев на хвост вражескому истребителю, который намеревался сбить как можно больше уязвимых десантных кораблей в голове строя.

Она закрутила резкий вираж, выровнялась и включила ускорители, чтобы, пролетая мимо врага, вспороть его тушку потоками снарядов.

Истребитель противника превратился в огненный шар с крыльями, что по дуге устремился в ядовитые глубины Кипятка.

Ягдея развернула самолёт – наушники разрывались от криков её ведомых.

«Умбра-Два» уничтожил вражеский перехватчик, следуя за каждым его шагом и перемалывая хвостовую секцию непрерывными залпами своих пушек. Перед смертью подбитый истребитель попытался протаранить десантный корабль, но промахнулся и, объятый пламенем, исчез в облачной завесе.

Встав на крыло, Ягдея ушла вниз, хищно выискивая врагов одновременно взглядом и приборами. Она ворвалась в строй десантных кораблей с беснующимся целеуказателем и, поднырнув под них, села на хвост истребителю, что носился из стороны в сторону, поливая огнём днища транспортников.

Шквальный залп Ягдеи оборвал его жизнь.

Она отклонилась влево, огибая тыльную часть строя перед тем, как вернуться обратно и поднырнуть под корабли. Внезапно «Молния» покачнулась от попаданий в борт вражеских снарядов, и приборы устроили истерику.

Повсюду зажглись красные огоньки. Ей конец.

Она развернулась, потянула на себя рычаг и набрала своим умирающим самолётом такую высоту, насколько позволял размах крыльев. Теперь она плыла в сторону Киренхольма с дышащими на ладан двигателями.

Нажав на гашетки, Ягдея выпустила весь боезапас по куполу в надежде нанести сколь-нибудь значимый урон.

Двигатели не выдержали, и одно из крыльев загорелось.

Она катапультировалась.

Преисподняя протянула к ним тысячи сотканных из пламени пальцев, а ночь превратилась в пёстрое месиво из вспышек и мрака. Сквозь маски противогазов завывания ветра больше напоминали утробный рёв. Каждую секунду небо озарялось сполохами разрывающихся снарядов, поэтому перед урдешцами предстала вся картина сражения – накрытый куполом фасад Киренхольма и роящиеся своры набитых битком десантных кораблей, на тросах которых, словно тяжёлые грозди винограда, болтались цепочки солдат.

Жайт неудачно съехал по верёвке и ударился боком о парапет, ограждавший самую нижнюю прогулочную площадку. Тогда-то он осознал, что лишних пару метров влево – и полковник разминулся бы с нею.

Превозмогая боль от сломанных рёбер, он потащился вперёд. Повсюду приземлялись солдаты – кто на ноги, кто кувырком. Каналы связи разрывались от искажённых помехами переговоров.

Он попытался организовать бойцов для массированного наступления, но неожиданно для себя столкнулся с невероятной дезориентацией солдат. Из вышерасположенной галереи в двадцати метрах к западу на них обрушился плотный и ожесточённый огонь противника, и на некогда роскошной прогулочной площадке для аристократии с видом на небо пачками распластались бездыханные тела урдешцев.

– Зингис! – крикнул по воксу Жайт. – Стягивай, стягивай войска!

Юный Зингис, выпускник кадетского училища в звании младшего офицера, пробежал мимо него, пытаясь организовать людей. Жайт заметил, как пытавшемуся установить стаббер орудийному расчёту мешали высаживающиеся рядом – а иногда прямо им на головы – солдаты. Воистину, сейчас на зону высадки обрушился просто ливень из десантников. Прижатые городской стеной, парапетом и вражеским огнём, урдешцы занимали каждый драгоценный метр площадки. Но на голову им тут же падали всё новые и новые волны других бойцов. Одного даже вытолкнули через край, и лишь помощь находящихся на грани сослуживцев спасла его от падения.

Жайта окатывали мощные воздушные потоки двигателей пролетавших над головой транспортов, что протискивались к заданным точкам высадки войск.

Командующему урдешцами открылся километровый участок изогнувшейся дугой площадки, по всей длине которой из многочисленных судов высаживались цепочки солдат в мозаичной камуфляжной форме. Он увидел завязавшуюся в пятидесяти метрах от него перестрелку, где пятый взвод пытался штурмом взять один из шлюзов. Он заметил взрыв четырёх гранат. Он узрел, как в десантный корабль угодили снаряды РПУ, и тот, объятый пламенем, завалился на бок и пропахал сквозь тросы двух других судов, обрекая десантирующихся бойцов на смерть. Затем внутри раздался взрыв, и судно, в падении задев площадку с такой силой, что та затряслась под ногами Жайта, огненным шаром сорвалось с выступа прямо в бездну.

Солдат слева от полковника потерял во время высадки противогаз и теперь задыхался от пенистой мокроты, а кожа вокруг глаз и рта покрылась ожоговыми волдырями.

Не обращая внимания на шквал лазерных лучей, Жайт побежал вперёд и спрятался за невысокой стеной вместе с четырьмя солдатами из его отряда.

– Нужно заткнуть эту огневую точку! – хрипло сказал он, указывая рукой в перчатке на расположенную выше галерею. Внезапно бойца справа дважды задело, и тот повалился назад. Ожила автопушка второй оборонительной позиции, поливая незащищённую толпу десантников снарядами 50-го калибра.

Они гибли, причём, так быстро, что Жайт не верил своим глазам. Их загнали, словно скот на бойню – прятаться или бежать было некуда.

Неистово проклиная всё на свете, Жайт в открытую ринулся в сторону галереи. Трассирующие пули вспахивали твердь у него под ногами. Он швырнул гранату, и его тут же сбило с ног ударной волной.

Пара солдат схватила его и втащила в укрытие. Проседающая галерея пылала. Урдешцы массово покидали забитую до отказа зону высадки.

– Да вы чёртов безумец, – сказал ему солдат – Жайт так и не узнал, кто это был.

– Мы внутри, – сообщил по воксу Зингис.

– Двигайтесь дальше парными отрядами, – приказал Жайт. – Вперёд!

Ибрам Гаунт первым выбрался из корабля и первым зацепился за трос. Внизу простирался второй купол Киренхольма, а в ночном небе за изогнутой тенью более крупного главного купола полыхало огромное зарево из вспышек и пламени. Должно быть, урдешские штурмовики столкнулись с мощным сопротивлением.

Гаунт мастерски приземлился в зоне высадки и тут же отбежал прочь, когда следом пошли другие солдаты. Орудийные точки выше по склону купола начали огрызаться по ним лазерным огнём. Танитцы высаживались строго по инструкции – на широкий выступ, что опоясывал купол вдоль экватора. Согласно кратким докладам по воксу, отряды Маколла и Корбека успешно десантировались на выступ в сотне метров от них.

Рядовые Каобер и Версан высадились позади Гаунта, и тот жестом отправил их в обход направо для прикрытия огнём. Впереди комиссар заметил, как десантный корабль сержанта Бюрона выровнялся и завис с открытыми люками над платформой. Даже сквозь плотный обработанный брезент маски Ибрам ощущал, как от визга двигателей резонирует воздух.

– Огневая точка! – раздалось сообщение от сержанта Варла, что находился чуть позади. Двести метров к востоку из мрака по выступу хлестнул шквал лазерного огня.

Впереди Гаунт заметил силуэты вооружённых людей, что пытались занять пространство на выступе, однако комиссар умел отличать друзей от врагов.Его болт-пистолет громогласно рявкнул.

– Вперёд! – закричал он. – В атаку!

Отряд Варла попал в самую гущу сражения. Люди Колеа высаживались справа от них, а Обеля – где-то позади.

Варл бросился вперёд, наобум паля из своей винтовки. Враг удерживал один из главных шлюзов, что вёл из галереи вглубь купола, за укрытием из прессплит и мешков с песком.

Танитцы продвигались, используя для защиты украшенные горшки и ветрозащитные экраны, и поливали огнём вход в купол. Варл заметил, как Ифван и Джаджо взбираются вверх на галерею и бегут в поисках выгодной огневой позиции.

Он спрятался за давно погибшим от кислотного дождя папоротником в горшке и начал непрерывно обстреливать секцию из прессплит. К нему присоединилось ещё пять солдат, и совместным огнём они уничтожили преграду, скосив находившихся за нею противников.

– Огнемёт! Мне нужен огнемёт! – приказал по воксу Варл. – Где, фес его, Бростин?

Полукилометром восточнее позиции Гаунта штурмовые соединения Роуна столкнулись с самым неистовым на всей территории купола сопротивлением.Солдат отстреливали с тросов ещё на полпути к площадке. Огонь наземных орудий выпотрошил брюхо борту 2Р, и тот лениво завалился вниз, утягивая за собой десантирующихся бойцов.

Окопавшись на галерее, вражеские силы вели обстрел по заходящим к точке высадки транспортникам. Как минимум четыре огневые точки с роторными автопушками поливали танитцев снарядами из окон на поверхности купола.

Роун остановился на выходе из десантного корабля.

– Сэр? – спросил стоявший позади Фейгор.

– Фес там, а не бросаться в эту мясорубку, – резко молвил Роун. Мимо люка с шипением пронеслись лучи лазеров. Затем он развернулся и крикнул: – Взрывчатку! Дайте мне взрывчатку!

Фейгор прошелся с раскрытым вещмешком вдоль ряда ожидавших высадки солдат, и каждый бросил туда по одному тубусному заряду. Когда мешокстал достаточно увесистым, его передали обратно Роуну.

– Пилот – командиру отряда! Что за задержка? Я не могу торчать здесь вечно!

– А вот и можешь, фес тебя! Выполнять! – прорычал Роун по воксу.

– Позади нас уже уходят другие корабли, а мы у врага как на ладони! – послышались возражения по каналу связи.

– У меня сердце кровью обливается, – ответил Роун, сорвав детонирующую ленту с последнего заряда, кинув его в вещмешок и швырнув его вниз. – Не заставляй меня делать то же самое с тобой, трусливый мешок дерьма.

Роун ясно видел, как «посылка» упала прямо в центр вражеской группы на галерее. Образовавшееся во время взрыва кольцо пламени выжгло всё в радиусе пятидесяти метров.

Роун закрепил карабин на тросе.

– А вот теперь пора, – сказал он.

Борт 2К слишком рьяно подлетел к десантным кораблям, застрявшим на месте из-за вмешательства Роуна, и, поздно оценив ситуацию, пилот был вынужден резко сменить курс и уйти в сторону. Призраков, что ожидали высадки в хвосте судна, швырнуло в сторону, а рядовой Нен, назначенный координатором у люка, так вообще вылетел наружу, однако ему каким-то образом удалось зацепиться за трос. Качающегося, словно маятник, солдата крепко приложило о днище транспортника, выбив воздух из лёгких, но Нен продолжал отчаянно держаться.

Пилот борта 2К попытался избежать столкновения с другими кораблями и развернулся по широкой дуге, из-за чего взбешённые и дезориентированные люди в десантном отсеке, только-только встав на ноги, снова полетели кубарем.

Они вошли в зону поражения защитного периметра купола, и судно загорелось после двух попаданий ракетами в борт.

Домор, командир подразделения, криком призывал подчинённых сохранять спокойствие, а Бонин с Майло пытались втащить Нена обратно.

– Нужно садиться! – крикнул кто-то.

– Некуда! – ответил Домор.

– Нас снесло к фесовой матери! – заорал Холлер, командир второго отряда на борту 2К.

Схватив ременную петлю, Домор крепко вцепился в неё, пока судно переживало дикую болтанку. Трепыхающиеся роликовый карабин, тяжёлый вещмешок и притороченная лазвинтовка нещадно избивали его тело. Рядовой Гатри лежал на палубе со скальпированной раны головы, из которой кровь стекала внутрь маски – во время первых головокружительных манёвров он ударился об ограничительную рамку.

– Врача сюда! – крикнул Домор, а затем перелез по спинам распластавшихся на полу людей к открытому люку. Майло и Бонину как раз удалось втащить Нена обратно на борт.

Домор выглянул наружу. Их транспортник, изрыгая полосы огня откуда-то из-под днища, дрейфовал в сторону второго купола с залатанными и грязными кровельными пластинами. Они промахнулись мимо зоны высадки на добрых триста метров. Оглянувшись назад, Домор заметил заходящие волна за волной корабли с танитцами, что спускались по тросам прямо в пульсирующее зарево. Вокс-гарнитуру Домора переполняли радиопередачи штурмующих вражеские позиции солдат. Он узнавал голоса, коды эшелонов, позывные, однако они звучали как будто издалека, словно он бегом покидал шумную вечеринку – а всё потому, что изгиб купола мешал передаче радиосигнала.

Они опростоволосились и испоганили к фесу свой шанс. Теперь пути назад не было, как и возможности вернуться на линию фронта. Из-за перелёта они двигались над самим городом-куполом.

В подобной ситуации устав был категоричен: прекратить операцию и возвращаться по магнитному пеленгу 1:03:04 на базу-аэростат. Вот и всё, парни, всем спасибо, все свободны. Идите домой и удачи в следующий раз.

Однако для них это был не вариант. Домор выгнул шею и заметил явное повреждение топливопровода, ставшего источником возгорания. А пилот, судя по качке старого десантного корабля, уже не так хорошо справлялся с управлением.

Им никогда не добраться до аэростата. Ни за что на свете.

Даже будь у них шанс (а по мнению Домора – фес там), выход из пикирования на данной высоте и черепашья скорость приведут к тому, что защитному периметру достанется медленная, огромная и отчётливо видимая мишень.

Конец и занавес.

Варл пригнулся – над головой пронеслась каменная крошка и осколки пластали. Где-то по ту сторону сводчатого прохода находился гордый владелец тяжёлой автопушки.

Они прорвали защитный периметр на галерее и вошли внутрь, взяв приступом один из главных шлюзов. Его отряд первым проник в Киренхольм, хотя, судя по донесениям, Роун проделал куда больший путь вдоль кромки купола.

Шлюз, куда они сумели пробиться, вёл в облицованный тёсаным камнем просторный вестибюль с угловатыми фальш-колоннами, где на пыльном полу валялись куски кладки и трупы врагов.

Варл осознал, что они столкнулись с печально известным Кровавым Договором. Он обращал особое внимание на брифинги. Эти ребята были не распалёнными фанатиками, а профессиональными солдатами, вставшими под знамёна Хаоса. Учитывая одну только слаженную и сплошную оборону врага, Варл мог с уверенностью заявлять, что им противостоят опытные войска.

Они удерживали вестибюль как по учебнику: основной вход блокируется лёгкими оружиями поддержки, ведущими экономный, но плотный огонь.

Варл побежал к следующей колонне и с тревогой отметил, как вражеский залп откусил приличный кусок её поверхности.

Сеглан сильнее вжался в колонну из-за брызнувших осколков камня.

– Бростин! – вызвал он того по воксу. Благодаря огнемёту они вошли внутрь и могли бы взять ещё одну позицию, если бы удалось заслать Бростина вглубь вестибюля.

Мимо него пролетали пули и лучи лазеров. Через три колонны Варл увидел спрятавшегося в укрытии Бростина.

Сеглан едва успел выглянуть, как тут же повалился на спину после попадания в плечо. Он заполз обратно под защиту колонны, хлопая по тлеющей дыре в его форме – выстрел угодил в протез руки, не нанеся никакого урона.

– Девятый, это шестой!

– Девятый – шестому, на связи! – ответил по воксу Колеа.

– Девятый, где ты? – в своём фесовом противогазе Варл не видел ни зги.

– За тобою напротив, – сообщил Колеа.

Развернувшись на корточках, Варл заметил справа огромного вергастца, что сидел за колонной вместе с двумя солдатами из его отряда.

В проходе грянула канонада, взметнув в воздух пыль и летающие осколки. Даже сквозь маску Варл слышал звон падающих на мраморный пол отстрелянных гильз – развернувшись на коленях, он начал подготавливать тубусный заряд.

Внезапно грянул мощный ответный огонь, и напольное покрытие между колоннами покрылось уродливыми выбоинами от шквальной стрельбы. Варл поднял взгляд и не веря своим глазам наблюдал, как Колеа, ринувшись прямо на врага, оказался впереди него на две колонны и, прижавшись спиной к изъеденной снарядами опоре, швырнул через плечо гранату.

После взрыва навстречу им хлынуло пламя, и Варл, вскочив, побежал сквозь дым и спрятался за колонной чуть впереди Колеа. Заметив это, тот проскользнул дальше, сначала поравнявшись с Варлом, а затем снова опередив его на одну опору.

Со стороны это напоминало фесово соревнование, похожее на бездумные «гонки с дьяволом», которыми в юности увлекался Варл. Тут не требовалось мастерства, тактики или военной хитрости – лишь отвага, граничащая с безумием. Плюнуть на всё и бежать под пули, дразня и пристыжая дьявола. Они рвались вперёд на показной храбрости, уповая на удачу, что никого до сих пор не задело.

Колеа посмотрел на Варла.

«Гонки с дьяволом». Повсюду свистели пули.

Варл выбежал из укрытия, уклонился от шквального залпа и, искушая и без того призрачную фортуну, нырнул под защиту стоящей впереди колонны, ощущая спиной дрожь от попаданий снарядов.

«Гонки с дьяволом». Фесовы «гонки с дьяволом». Но всему есть предел. Всевидящий Император уже достаточно соблаговолил им, однако вечно это длиться не может. Следующая попытка обернётся самоубийством. Варл понимал, что фортуна – лучшая подруга солдата. Ею можно упиваться, но также она ветрена и не любит льстецов.

– Девятый – шестому. Оставайся в укрытии. Думаю, я…

Автопушка открыла огонь, и снаряды вгрызлись в стену, а Колеа к тому времени успел стремглав пробежать за колоннадой на своей половине и целёхоньким спрятаться за опорой десятью метрами дальше.

– Девятый!

– Что такое, Шестой?

– Фес, совсем из ума выжил?

– Но ведь сработало же!

– Повторить так уже не получится!

– Сдрейфил, танитец?

– Пошёл ты, Колеа!

Среди всех Призраков Варл и Колеа воплощали светлую сторону соперничества между танитцами и вергастцами. Были, конечно же, и редкие примеры желчной ненависти, предрассудков и расизма. Однако рано завязавшаяся между сержантами Варлом и Колеа дружба укреплялась именно конкуренцией. Каждый из них был выдающимся бойцом и любимцем однополчан. Оба ладили с Гаунтом. Оба возглавляли отряды, считавшиеся всеми образцовыми, сплочёнными и взаимодополняющими.

Чёткой иерархии внутри полка не существовало – так уж повелось, что несколько взводов образовали элиту: разведчики Маколла, безжалостная банда Роуна, специализированный отряд Корбека, вымуштрованные и дисциплинированные солдаты Брея, а также храбрые и решительные бойцы Сорика. Они были лучшими – так называемой «передовой пятёркой». А Колеа и Варл старались выбить своим ребятам пропуск в знаменитый высший эшелон. Им нравилось считаться частью крепкого и надёжного костяка, но амбиции толкали их дальше.

Они частенько соревновались в бою. Но всё впустую – оба пропустили масштабное сражение за Усыпальницу на Хагии, оставшись в арьергарде, и, невзирая на превосходное исполнение задачи, разделить славу победителей им не удалось, равно как и доказать, что они достойны.

И теперь всё свелось к «гонкам с дьяволом», донельзя глупым пятнашкам, где судьба, удача и прочие всеобъемлющие сущности космической бездны решали, кому победить и выжить, а кому – проиграть и умереть.

Варл прошёл сквозь тернии армейской жизни и получил нашивки благодаря военным заслугам, а не званию героя-партизана, как Колеа.

Но всему есть предел.

– Хватит, Девятый! Хватит, ты меня слышишь?

– Плохо слышу тебя, Шестой, – ответил по воксу Колеа.

– Нужно подтянуть огнемётчиков, Колеа…

– Ты как хочешь… а я пошёл вперёд…

– Девятый!

Варл выглянул из укрытия и заметил, как по коридору пронёсся шквал лазерных лучей и трассирующих пуль. Колеа бежал вперёд и каким-то невероятным образом оставался невредимым. Сеглан наблюдал, как в полу, стенах и потолке после попаданий снарядов образовались тысячи выбоин, из которых летела копоть, пыль и куски кладки.

Но Колеа рвался вперёд. В Вервун-улье он потерял жену и – как думал ранее – детей. Однако злодейка-судьба не дала им погибнуть, отдав ребятишек под крыло Тоны Криид, девушки-солдата, и любящего её танитца по имени Каффран.

Сказать «злодейка» означало не сказать ничего. Вышло всё крайне жестоко, почти бесчеловечно. Правда открылась Голу лишь на Хагии, и боль вынудила его молчать. Далин и Йонси пережили слишком многое с верой, что их родители погибли, получив взамен новых в лице Криид и Каффрана. Поэтому Колеа решил больше никогда не вмешиваться в эту идиллию.

Он избегал их. Держался в стороне. Никто не знал истину, кроме Кёрт – лишь ей Гол смог открыться.

Так было лучше. Так он обрёл свободу.

Свободу жить и умереть в служении Императору.

Колеа – могучий и серьёзный здоровяк с мрачным характером, проработавший долгое время на вергастских рудниках – побежал прямо под шквальный огонь. Благодаря своим размерам он должен был стать огромной целью, но по неизвестной причине пули миновали его, рассекая воздух, и выбивали искры из колонн и кусочки камня из пола.

Он выжил.

Мужчина подумал было про укрытие, однако близость врага развеяла сомнения.

Колеа ворвался с фланга на вражескую позицию, перепрыгнув сложенные полукругом мешки с песком, и убил двух стрелков. Третий бросился на него слева, но штык Колеа с хрустом пробил ему лобную кость и вышел наружу.

Эти громилы оказались тем самым Кровавым Договором. Они носили старую, но хорошо сохранившуюся форму из покрытой бронёй холщовки бордового цвета, разгрузки из чёрного нейлона с множеством карманов и мешочков, алые стальные шлемы-каски, чьи забрала искажали ухмылки и крючковатые носы. На рукавах и нагрудниках поблескивали знаки отличия Хаоса.

На Колеа надвигалось ещё больше бойцов Кровавого Договора, полагая, что их штурмуют значительные силы. Их облачённые в красное силуэты разогнал огонь Варла, который побежал вперёд, разряжая лазвинтовку в автоматическом режиме и выкрикивая имена сестёр, отца, матери и название родовой усадьбы.

Рафлон, Науэр и Бростин прикрывали его с тыла. Рафлон совершил невероятно точный выстрел по высунувшемуся из-за дверного косяка бойцу, разнеся тому голову на куски.

А затем Бростин окатил коридор ослепительной волной прометиевого пламени. Следом грянул взрыв. Два вражеских солдата в пылающей красной униформе, с рукавов которой спадали бронепластины, пошатываясь, бродили в главном зале.

Не промолвив ни слова, Варл и Колеа развернули автопушку на треноге и немедля открыли огонь по проходу: первый держался за рукояти и стрелял, а второй подавал ленту из потрёпанного короба с патронами.

Сеглан понимал – старое могучее орудие обладало непревзойдённой огневой мощью. А ведь всего минуту назад он бежал в его сторону.

Слева Брагг открыл плотный заградительный огонь, паля от бедра из автопушки, а Кейлл старался от него не отставать и заряжал всё новые барабанные магазины.

– Внутрь! Пошли! – рявкнул Колеа. Науэр, Брагг, Кейлл, Рафлон, Хилан, Бростин, Брехенден, Врил, Макван и дюжина других солдат побежали мимо них в главный зал, занимая укрытия и отстреливаясь.

Варл бросил опустевшее орудие и посмотрел на Колеа.

– Ты чокнутый, Гол.

– Это я-то? Война куда безумней. Но ведь мы смогли сломить их оборону?

– Не мы, а ты. Чокнутый на всю голову безумец.

– Как скажешь.

Они подобрали свои лазвинтовки и двинулись вслед за головным отрядом.

– Когда я расскажу Гаунту о твоём поступке… – начал было Варл, но Колеа прервал его:

– Нет. Не надо, прошу.

Колеа посмотрел по сторонам, и даже сквозь запотевшие линзы противогаза вергастца Варл заметил его тяжёлый и серьёзный взгляд.

– Просто не надо.

– Нужно спускаться, сейчас же, – сказал Домор. Борт 2К снова покачнулся от попаданий орудий.

– Спускаться? – испуганно переспросил сержант Холлер.

– Просто заткнись и вперёд, или нам крышка.

– Прямо на купол?

– Да, прямо на купол!

– Но ведь мы вне зоны высадки! Нужно…

– Нужно что? – рявкнул Домор, повернувшись к Холлеру и сверля его взглядом. – Прервать задание? Ну так попробуй, рискни, вергастец, а я думаю иначе...

– Скорость падает! – вмешался Майло.

– Двигатели отказывают, мы теряем высоту! – отозвался пилот из кабины.

– Пошли! – сказал Домор.

Холлер встал у одного люка, а Нен с Бонином – у другого. Пылающее судно парило во мраке над куполом – скат закрыл собой зарево сражения вдалеке. Вокруг было темно, хоть глаз выколи. Они могли уже преодолеть край купола, ведь в такой ночи ничего нельзя было разобрать.

– Нам придётся… – молвил Домор.

Коммандеру Бри Ягдее казалось, будто сражение происходит где-то за тридевять земель, на другой планете. Ночное небо справа от неё озарили вспышки и проблески, но они были очень и очень далеко.

Девушка лежала на неровной металлической поверхности одного из жилых куполов Киренхольма – второго, по её предположению. Было холодно, а боковой ветер пронизывал до самых костей. После катапультирования у неё была сломана рука и несколько рёбер, а лётная форма вконец истрепалась.

Когда она вылетела из кресла гибнущего самолёта, шароплану едва ли хватило времени для раскрытия. А затем последовал удар – встреча с куполом прошла крайне болезненно.

Теперь же, по её мнению, она останется здесь, пока ночная стужа не превратит девушку в ледяную скульптуру на крыше купола.

Когда Ягдея заметила десантный корабль, тот уже вовсю полыхал и падал на купол в её направлении, извергая куски обшивки и языки пламени, словно отвоевавший своё калека.

Она увидела открытые люки, а в них – силуэты людей, что собирались спускаться по тросам.

Их ждал затяжной полёт. Мимо кромки купола прямо в Кипяток.

Не раздумывая, она щёлкнула переключателем на емкости обвязки шароплана и зажгла вокруг себя огонь на крыше.

– Сюда! – закричала девушка, размахивая здоровой рукой, словно ожидающий спасения человек. – Сюда!

По правде говоря, именно она и была спасителем.

– Вот фес! Вижу точку высадки! – закричал Бонин.

– Что? – спросил Холлер, снимая противогаз для лучшего обзора.

– Вон там, сержант! – указал Бонин.

– Бери левее! Левее! – воксировал пилоту Домор.

Борт 2К последовал приказу, пролетев над темным полушарием второго купола. На его поверхности показался проблеск флюоресцентного свечения, позже превратившегося в плюющийся сполохами фейерверк.

Солдаты начали десантирование. Майло возглавил людей у левого борта, с жужжанием спустившись по тросу вниз, приземлившись и откатившись в сторону. Следом за ним шли Домор, Бонин и Эзлан.

С правого борта первым пошёл Холлер, затем Вадим, Регго и Нирриам.

Бойцы падали на крышу и тут же цеплялись за любой выступ в отчаянной надежде не соскользнуть в бездну. Двадцать человек приземлилось, двадцать пять. Тридцать. Тридцать пять.

И тут у корабля отказали двигатели. Лёжа на животе и держась за изогнутые пластины купола, Домор услышал крики пилота и посмотрел назад.

Судно просто упало с высоты и врезалось в крышу, подмяв под себя полудюжину спускавшихся по тросам людей.

А затем оно заскользило вниз.

III

Раздался ужасный скрежет металла, трущегося об металл. По крайней мере, двенадцать человек остались на тросах, и ролики их карабинов вгрызались в свободно болтающиеся верёвки, пока судно утягивало за собой спутавшийся клубок из солдат.

Домор, Нен и Майло забрались наверх и наблюдали за тем, как пылающий корабль с противным лязгом медленно скатывается вниз по поверхности купола вместе с гвардейцами. Пилот не переставал верещать.

– Режьте тросы! Режьте фесовы тросы! – закричал Домор.

Бонин освободился от верёвки с помощью своего танитского ножа и тут же покатился кувырком, пытаясь зацепиться за обледеневшие распорки крыши. Благодаря клинкам восемь человек из отряда Холлера тоже сумели выбраться из пут. Несмотря на потерю кинжала, Эзлану удалось выскользнуть из обвязки.

В тот миг, когда нож рассёк трос, сильно натянутая верёвка резко выскочила из карабина Дреммонда и хлестнула того по шее, отчего мужчина распластался на крыше с протяжённой и глубокой раной.

Ещё шести людям из отряда Холлера и девятерым подопечным Домора удалось освободиться от натянутых тросов и зацепиться за кровельные пластины.

А затем под тяжестью собственного веса судно сорвалось с купола, уволакивая за собой вопящих на верёвках людей.

И наступило затишье.

Майло неуверенно встал на ноги. Внезапно стало очень холодно и темно. Скользкая наледь покрывала ребристую поверхность крыши, а единственными источниками света были разбросанные по плоским участкам купола горящие обломки и зарево далёкой битвы, которую они пропустили. Невзирая на карабкающихся вокруг людей, юноша почувствовал себя ужасно одиноким. По сути, они стали потерпевшими крушение бедолагами, что застряли ночью на вершине горы.

– Перекличка! – запинаясь, вымолвил по связи Домор. Один за другим выжившие начали беспорядочно сообщать свои позывные. Из отряда Домора спаслись пятнадцать человек, у Холлера – четырнадцать. Солдаты стали сбиваться в кучу на ровном настиле позади вокс-мачты, что торчала из купола подобно разъеденной колючке. У всех подкашивались ноги, а некоторые порой крайне опасно поскальзывались.

Эзлан и Бонин присоединились к остальным, держа под руки раненую женщину-пилота, которую звали Ягдея. Её «Молнию» сбили, и она катапультировалась на крышу. Именно Ягдею стоило благодарить за сигнальный огонь, ставший для них путеводной звездой.

У неё была сломана рука, и шок постепенно брал верх над девушкой, поэтому она едва слышала приглушённые слова благодарности от гвардейцев.

Майло резко обернулся, услышав какой-то шум. Раненый Дреммонд с тяжёлой ношей в виде огнемёта, не успев встать, тут же поскользнулся на ледяной корке и, сильно ударившись о крышу, начал медленно, но верно скатываться вниз.

– Фес! Вот фес! – пробормотал он. Мужчина скрёб руками в перчатках по обледеневшему металлу и пластали, отчаянно нащупывая точку опоры. – Фес меня раздери!

Майло побежал. Дреммонд уже проехал мимо двух солдат, которые либо едва соображали, чтобы как-то вмешаться, либо понимали своё собственное шаткое положение. Болтающийся роликовый карабин и баки с горючим звякали по металлической крыше.

Майло заскользил вслед за ним, а за спиной послышались крики. Внезапно земля ушла у него из-под ног, и юноша шлёпнулся на задницу – теперь он сам катился вниз. Не имея возможности остановиться, Брин врезался в Дреммонда, и оба, вцепившись друг в друга, продолжили спуск с нарастающей скоростью.

Обрыв приближался ужасно быстро. Майло заметил подпалины, оставшиеся после падения десантного корабля.

Вдруг они резко остановились. Тяжело дыша, Майло понял, что ремень его лазвинтовки зацепился за ржавую заклёпку, гордо торчащую из обшивки. Дреммонд держался за него мёртвой хваткой. Лямка из ткани начала растягиваться и разволокняться.

Что-то тяжёлое отскочило от промёрзшей крыши рядом с ними – это были остатки десантного троса, тянувшегося откуда сверху.

– Хватайся! – Майло услышал голос издалека и последовал совету. Подняв глаза, он увидел солдата, что медленно спускался по верёвке к ним. Вергастца по имени Вадим. А позади него, чуть повыше, сгрудились силуэты Бонина, Холлера, Домора и других солдат, что привязывали другой конец троса к вокс-мачте.

Вадим добрался до танитцев.

– Вот так и вот так, – молвил он, показывая, как завязать на руке верёвку, чтобы та не болталась. – Затянул?

– Да, – ответил Майло.

– Тогда повиси.

К недоумению Майло, Вадим продолжил спускаться по тросу, добравшись почти до края крыши. От натуги из воздухообменника на тыльной стороне дыхательной маски выплывали облачка пара и кристалликов льда.

Вадим оказался у края, обмотал болтающийся конец троса вокруг голени и, словно воздушный акробат, перевернулся на живот, зависнув над бездной вниз головой.

– Фес, что он творит? – неуверенно пробормотал Дреммонд.

Майло покачал головой – что для человека в противогазе было пустым звуком – и потерял дар речи. Они могли лишь наблюдать за происходящим со своего места. Вадим двинулся дальше, совершил вертикальный разворот и, освободив голень, зацепил конец троса за пояс, используя в качестве страховки роликовый карабин. Затем Ной потянулся к обвязке и достал скрученный предмет – усиленный металлом тонкий подъёмный трос, часть стандартного набора гвардейца. Немного покопавшись с ним и прикрепив его к верёвке, удерживаемой людьми наверху, юноша раскачался и поднырнул под кромку.

– Сержант, как слышите? Груз на подходе, – внезапно отозвался Вадим.

– Принято, – ответил Холлер.

– Проверьте, чтобы всё было, гак его, надёжно, – добавил Вадим.

– Мы закрепились на этой грёбаной мачте.

– Лады. Тяните аккуратно, но сильно. Тащите разом и делайте трёхсекундную передышку между попытками, иначе всем каюк.

– Понял.

– Давайте.

Основной трос покачнулся. Майло осознал, что они потихоньку взбираются обратно на купол, по паре сантиметров за толчок. Он крепко сжал верёвку, а Дреммонд вцепился в него.

– Ну же! – поторопил их висевший внизу Вадим.

Казалось, будто прошла вечность. Майло продрог до костей. А затем к нему протянулись руки и втащили его и Дреммонда к остальным, что столпились вокруг мачты, к которой был привязан трос.

Посмотрев вниз на Вадима, Майло с удивлением понял, что тот не один, – юноша тянул с собой ещё двух людей – и тут же бросился помогать, влившись в стройный и размеренный ритм.

Вадим нашёл Шину и Ариллу, двух вергасток-стрелков автопушки из отряда Холлера. Десантный корабль утащил их с купола, но трос порвался и зацепился за отдушину под краем купола, оставив девушек беспомощно болтаться в воздухе. А Вадим, спускаясь к Майло и Дреммонду, услышал их отчаянные крики о помощи.

Призраки вытащили троицу на островок относительной безопасности. До смерти уставший Вадим развалился на земле. Фейнер, единственный выживший полевой врач, осмотрел девушек, а затем перевязал ужасную рану Дреммонда, открытые края которой начали покрываться волдырями.

Призраки начали зажигать связки фонарей и проверять снаряжение и оружие. Холлер и Домор сверялись с карманным компасом и приборами для наблюдения, глядя на огромный пузырь купола, а затем Домор подозвал к себе Бонина – одного из лучших разведчиков полка и любимца Маколла.

– Что будем делать? – спросил Нен у Майло.

– Искать дорогу в город? – пожал плечами тот.

– Интересно, как? – пробурчал Лилло, опытный солдат-вервунец из отряда Холлера.

Бонин услышал его слова и развернулся – в его руке покоился тонкий лист бумаги.

– Милостью Императора – или, скорее, Гаунта – у меня есть карта.

Внутри не оказалось ни души.

Жайт выглянул из-за укрытия, но просторный проход был пуст – Зингис подтвердил это, добравшись до конца коридора.

Жайт направился вперёд. Часом ранее урдешские войска высадились в главном куполе, однако сумели продвинуться всего лишь на триста метров. Несомненно, им удалось войти внутрь... ценой времени и жизней солдат. Сперва урдешцы понесли значительные потери от налёта вражеских истребителей в зоне высадки, а после ещё больше в ходе кровопролитного штурма шлюзов.

А сейчас казалось, будто враг попросту сдался и испарился.

Жайт по-пластунски добрался до Зингиса, что заносил боевую обстановку в инфопланшет, пока его офицер связи Герришон шёпотом сообщал ему информацию от других отрядов.

– Дай сюда, – сказал Жайт, бесцеремонно вырвав из рук планшет. Его правая рука, Шенко, до сих пор завяз в тяжёлом бою на променаде. Даже отсюда Жайт слышал пальбу и звуки творившегося там хаоса. Три отряда, в том числе его собственный, с боем вошли в купол через главные шлюзы, столкнувшись с яростным сопротивлением отбросов из Кровавого Договора – чудовищами в красной униформе и ухмыляющихся масках с крючковатыми носами. От Гаунта и Фазалюра поступили доклады о положении в точках высадки – их продвижение также затормозилось, но Жайту было плевать. Это его час славы. Взять главный купол было приоритетной задачей, и жребий пал на Седьмой Урдешский полк. Овладеть этим проклятым местом стало для них вопросом чести. Однако ныне воцарилось затишье, а ещё каких-то десять минут назад на подходах сюда кипела нешуточная, почти рукопашная, схватка, о чём красноречиво свидетельствовали трупы и следы сражения.

А затем Кровавый Договор просто взял и исчез.

– Должно быть, они отступили к более защищённым позициям внутри купола, – предположил Зингис.

Жайт кивнул, хотя ни шиша не верил в подобный исход. Если бы Кровавый Договор хотел сдержать их натиск, то они бы не отдали им и пяди земли. Невзирая на уловки и несколько переломных моментов, большего урдешцы не добились. Враг умело и активно оборонялся, им не было смысла покидать этот рубеж ради лучшей позиции. Зингис попросту трепал языком.

Жайт швырнул планшет своему помощнику. Сама мысль уязвляла его гордость, но ситуация была катастрофической. Почти вся ударная группа могла стать кровавыми пятнами в глубинах Кипятка, если бы не фантинские «Молнии», отогнавшие вражеские истребители. Но он ни за что на свете не признался бы в этом вечно недовольной сучке-авиатору Ягдее. Благодаря поддержке с воздуха приличной части его солдат удалось высадиться – тысячи людских потерь обернулись лишь сотнями.

А сейчас вот это. Словно кто-то забавлялся с его штурмовиками.

Он вырвал из рук Герришона микрофон вокса.

– Бельтини? Ринтлманн? Слышите меня?

Офицеры двух других проникнувших внутрь групп мгновенно откликнулись по связи.

– Не знаю, что за хрень творится, но я не собираюсь торчать здесь всю ночь. Трехминутная готовность – отсчёт пошёл. Мы начинаем штурм. Задайте им жару.

Те подтвердили приказ. «Прозаседались», подумал Жайт, перезаряжая оружие с приятной мыслью об ещё полнёхоньком боезапасе.

– Берёшь левый фланг, – сказал он Зингису. – С тобой пойдёт 3-я и 4-я группа, 6-я и 2-я – со мной. Пункт назначения – главный шлюз. Я хочу, чтобы вы взяли его под контроль, а также грамотно установили орудийные точки вдоль этих колонн.

– Есть, сэр.

– Пока мы будем заняты… Кадакеденц?

Офицер разведки, сидевший слева от Зингиса, поднял взгляд.

– Сэр?

– Выбери шесть человек и продвигайтесь через боковой шлюз. Враг может поджидать там в надежде обстрелять нас анфиладным огнём.

– Анфиладным огнём, сэр?

– Поджарить наши задницы с фланга, Кадакеденц!

– Не думаю, что такое определение справедливо, сэр. Скорее, вольная трактовка.

– Я не знаю определения «заткни свою пасть, жирнозадый дрочила», Кадакеденц. Это вольная трактовка, но я собираюсь её озвучить. Ты можешь просто сколотить отряд и метнуться на фланг, чтобы прикрыть наше продвижение, или ты слишком занят обделыванием своих штанов?

– Я могу это сделать, сэр. Есть, сэр.

Жайт сверился с наручными часами. Стрелка хронофора приближалась к маркеру времени, который он установил после дачи приказа Бельтини и Ринтлманну.

– Выдвигаемся – у нас полно дел.

В смежном с главным входом во второй купол помещении, где после перестрелки оседал дым, рядовой Версан заряжал последнюю ячейку.

– Последняя? – подойдя ближе, спросил Гаунт. Не ожидая вопроса, Версан ответил:

– Так точно, сэр, последняя.

– Экономь, – Гаунт сел подле него и достал из разгрузки полный серповидный магазин для болт-пистолета, спрятав на время силовой меч в ножны.

Насколько было известно Гаунту, большинство солдат, как и Версан, почти истощили свои запасы. Поэтому в случае победы он планировал устроить Призракам забавное представление с чревовещателем, где в роли писклявой марионетки выступит начальник хессенвильского отдела Муниторума. Естественно, не без помощи силового меча Иеронимо Сондара.

Гаунт был взбешён, ведь предполагалось, что всё пройдёт куда легче, но Кровавый Договор оказался крепким орешком. Бои в преддверьях шлюзов по напряжённости и сложности не уступали прочим сражениям в его карьере.

– Каобер?

– Сэр, – ответил танитский разведчик, сидевший за кучей обвалившихся потолочных перекрытий.

– Есть что-то?

– Нет, сэр. Ни феса. И куда они подевались?

Гаунт сел, опёршись спиной об изъеденную пулями кирпичную глыбу. «И в самом деле – куда?» Комиссару было крайне жарко в противогазе, поэтому по спине стекали ручейки пота.

Радист Бельтейн находился неподалёку, и Гаунт подозвал его взмахом руки.

– Микрофон, сэр?

– Нет, подключи меня.

Бельтейн размотал небольшой кабель из громоздкой вокс-станции с высоким усилением и вставил гнездо в боковой разъём маски Гаунта. Теперь микробусина вокс-гарнитуры комиссара обрела мощность передатчика Бельтейна.

– Первый – второму, приём.

– Второй у аппарата.

– Кольм, скажи мне, что видишь плохих парней.

– Ни слуху ни духу, сэр, – ответил по связи Корбек, чей отряд медленно продвигался по параллельному коридору.

– Держи меня в курсе. Первый – третьему.

– Третий на связи, – ответил Роун.

– Порадуешь хорошими новостями?

– Нет. Если карта под рукой, мы у входа в тоннель номер 505. И куда они делись?

– Я открыт для предложений.

– Четвёртый – первому, приём.

– Говори, Маколл.

– Мы зачистили променад. Брей, Тарнаш и Бюрон удерживают западный край, Сорик и Мэрой – восточный. Мне кажется, Колеа, Обель и Варл пробились сквозь шлюз к западу от вас.

– Проверю. Есть движение?

– Всё стихло десять минут назад, сэр.

– Держи связь, Маколл.

– Принято.

– Девятый! Шестой! Двенадцатый!

Колеа, Варл и Обель ответили почти одновременно.

– У нас продолжается бой, сэр! – торопливо сказал Варл. – Мы…фес!

– Шестой? Первый – шестому, ответь!

– Шестой – первому, приём. У нас тут жарко. В вестибюле завязалась перестрелка, по нам ведут плотный огонь.

– Первый – шестому, сообщите своё местоположение. Шестой?

– Двенадцатый – первому, – вмешался Обель. – Варла обстреливают. Парни Колеа идут ему на подмогу. Мы продвигаемся к шлюзу 588.

Гаунт махнул рукой, и Бельтейн передал ему карту.

Пять-восемь-восемь. Боже, благослови Варла, Обеля и Колеа. Среди всех подразделений Призраков они достигли наилучших результатов, а если учитывать данные Бельтейна – то и среди всех имперских войск, добравшись практически до жилых кварталов второго купола. Если не считать потери, то около семидесяти пяти человек Гаунта смогли углубиться в город на целый километр.

– Отлично, – молвил комиссар. – Парни задали темп, а мы займёмся пробелами.

В эти короткие и безмятежные ночные часы на наружной поверхности второго купола Киренхольма образовалась толстая корка льда, а в хладной темени загорались и исчезали кристаллики грязного снега.

Выжившие борта 2К неспешно продвигались вверх по склону огромного купола – их замедляли неустойчивое положение и раненые: коммандер Ягдея, которую пришлось нести, Дреммонд с изувеченным плечом, Гатри с раной головы и Арилла, вывихнувшая локтевой сустав в результате падения десантного корабля.

Бонин вёл за собой остальных. Вся бескрайняя поверхность крыши трещала из-за деформации металла в условиях низких температур, а в случае задержки на одном месте каучуковая подошва сапог мгновенно начинала примерзать к ней.

Пылавшее в небе за куполом зарево постепенно сошло на нет. Так они проиграли или всё же победили? Бонин видел лишь изрыгаемые с поверхности купола столбы дыма и непроглядное ночное небо с россыпью звёзд.

Его мать – спаси и сохрани её Бог-Император – всегда твердила, что он родился под счастливой звездой. А всё потому, что с первых дней жизни Бонину пришлось преодолевать трудности.

Роды, начавшиеся студёной весной в графстве Кухулик, протекали тяжело и были омрачены дурными знамениями и приметами: поздно поспели ягоды, кусты боярышника зацвели без почек, а ларизель пробыла в спячке до Зимнего поста. Затем он переболел в грудном возрасте, а летом 745-го, будучи младенцем, застал лесные пожары, спалившие их дом дотла. В то время пострадало всё графство, и семья Бонина, занимавшаяся выращиванием фруктов, понесла урон не меньше остальных. Пока отец и дяди отстраивали усадьбу, им пришлось провести два нелёгких года в палатках.

До восьми лет семья называла Бонина не иначе как Махом – мать семейства была без ума от лорда Солар Махария, особенно с тех пор, как единственной вещью, спасённой ею из горящего дома, стала копия его биографии. Частенько путаясь в своих суевериях, его мать также верила в эту примету.

В возрасте восьми лет по обычаям, которых придерживалось большинство древних родов Танит, Бонин прошёл таинство крещения и получил мирское имя. Утверждалось, что дитя должно дорасти до своего имени, поэтому давать его при рождении считалось поспешностью, но сейчас за этим никто особо не следил

Бонин на миг оторвался от мечтаний и взглянул в холодное ночное небо. Он уточнил для себя – сейчас за обычаями вообще не следили. Там, наверху, горели тысячи огней, и ни один не принадлежал Танит.

Он вспомнил день крещения. Его окунули в реку морозным весенним днём, когда над верхушками нэлов висело угрюмое серое небо. Старшие сёстры обнимали дрожащего в церемониальной пелерине мальчика, чтобы согреть и унять слёзы.

Вспомнил стоявшего на берегу реки деревенского священника.

Переполненную гордостью мать в её лучшем наряде.

Погрузив юношу в студёные воды стремительной реки и вытащив со слезами обратно, ему дали имя Симен Урвин Махарий Бонин – Симен в честь отца, а Урвин в честь обаятельного дяди, помогавшего отстраивать дом.

Бонин вспомнил свою маму – такую нежную, добрую и трепетную, вытиравшую его после крещения дома в личной часовенке, скрывавшейся под крашеными панелями из нэловой древесины.

– Ты так много пережил, и всё благодаря удаче. Она поцеловала тебя, рождённого под счастливой звездой.

«Интересно, какой именно», подумал Бонин, остановившись и посмотрев на изгиб купола, где поблескивал лёд.

Он был уверен – точно не Танит.

Но удача никогда не отворачивалась от него. Должно быть, в тот самый день грубыми складками полотенца мать втёрла её чистейшую эссенцию. Он пережил гибель Танит. На Меназоид Эпсилон он не получил и царапины, когда разорвавшийся в окопе снаряд обратил в прах троих его товарищей. На Монтаксе лазерный снаряд так близко прошёл мимо лица, что разведчик ощущал его химический привкус. На Вергасте Бонин в составе отрядов Гаунта и Колеа штурмовал Шпиль Наследника. Во время абордажа пальцы подвели его, и он сорвался вниз, где по логике должен был умереть. Даже наблюдавший падение Гаунт думал так же и с крайним удивлением встретил новость о его спасении.

Шестнадцать позвонков в его хребте заменили аналоги из композитной стали, то же самое коснулось и вертлужной впадины в тазу. Но он всё ещё был жив. Счастливчик, отмеченный судьбой. Как всегда любила говорить его мать. Знак.

Рождённый под счастливой звездой.

Но его часто терзала мысль – надолго ли?

Внезапно поверхность под ногами залоснилась влагой, где ледяная корка отступила прочь. Бонин присел и коснулся кровельной обшивки – даже сквозь перчатку он ощущал исходившее оттуда тепло.

Впереди на расстоянии четверти километра замаячили дымоходы и выхлопные трубы газовой фабрики Киренхольма. Влажные раскалённые пары не давали этой части крыши замерзнуть.

Бонин сверился с выданной Гаунтом картой. В этом месте лишь гигантская туша фабрики пронзала крышу второго купола, там же находились и смотровые люки, и выходы системы вентиляции.

А значит – вход в город.

Неважно, какая звезда благоволила ему, но он всё ещё был под её надзором.

Тоннель, обозначенный на карте под номером 505, вёл к месту, некогда бывшим небольшим ухоженным парком. Высоко над головой в привинченных к перекрытиям клетях висели соллюксы и климатические установки, но они уже давно не работали, поэтому подстриженные фруктовые деревья и обвивавшая беседки зелень погибли. Серые и сухие опавшие листья покрывали выложенные мозаикой дорожки и газоны с пожухшей травой. Из грядок мрачно торчали напоминавшие надгробия серые стволы деревьев с ломкими ветвями.

Роун повёл отряд вглубь парка, пользуясь стволами в качестве укрытия. Фейгор во главе стрелковой группы двинулся налево, чтобы прикрыть огнём основные силы. Разведчик взвода по имени Лейр направился вперёд. Воздух внутри был сухим и холодным.

Тона Криид, шедшая на правом фланге строя, внезапно остановилась и, вскинув оружие, развернулась.

– Движение на четыре часа, – быстро прошептала она в микробусину.

Роун выкинул руку ладонью вниз, и все мигом бросились наземь. Затем он ткнул на Криид, Каффрана и Велна, очертил рукой круг и указал идти вперёд, растопырив три пальца в виде трезубца.

Троица тут же вскочила и, низко пригнувшись, бросилась в указанном направлении. Криид залегла за ржавой скамейкой, Каффран сжался в комок за постаментом статуи кентавра с отстреленными передними конечностями, а Велн спрятался за клубком засохших деревьев.

Роун глянул влево и заметил, как Нескон ползёт вперёд, держа огнемёт наготове, а Леклан прикрывает его. Банда устроила свою снайперскую лазвинтовку на изгибе одной из нижних веток дерева справа от майора. Как и Криид, Джесси Банда была одной из присоединившихся к Призракам вергасток. Как оказалось, они мастерски владели стрелковым оружием, и снайперское дело стало одной из специализаций полка, привлекшее немало танитцев и вергастцев обоих полов.

Мизогиния Роуна зародилась так давно, что уже покрылась пылью и вызывала у соратников лишь раздражение. Он никогда не подвергал сомнению их боевые качества, ему просто не нравилось, что у солдат возникало дополнительное напряжение в виде сексуального влечения.

Ярким тому примером была Джесси Банда. Приятной наружности шатенка, отличавшая острым язычком, а также весёлым и игривым характером, с короткими вьющимися волосами и выпуклостями, которые не могла скрыть чёрная униформа. В Вервун-улье она работала ткачихой, а затем стала частью партизанских отрядов Колеа. Теперь же девушка была младшим сержантом-снайпером Имперской Гвардии, причём, чертовски умелым. Она оказалась во взводе Роуна после гибели одного из танитских снайперов.

Он видел в ней помеху, равно как и в грубоватой экс-бандитке Криид. Внешне обе казались привлекательными. Он старался не думать про Нессу, снайпера в отряде Колеа, ибо её красота была просто неземной…

– Сэр? – прошептала Банда, повернувшись к Роуну. Даже сквозь линзы противогаза майор заметил улыбку в её глазах.

«Вот фес! Опять я за старое!», отчитал себя Роун. Может, дело было не в них, а в нём…

– Есть что-то? – спросил он.

Девушка покачала головой.

– Движение! – шикнул по воксу Велн.

Роун заметил мимолётный проблеск движения – четверо, может, пятеро вражеских солдат в грязной красной форме суетливо спускались вниз по аллее в правом дальнем углу парка.

Послышался треск лазвинтовки Велна, вслед за которым тут же открыли огонь Криид и Каффран.

Один из силуэтов скрючился и упал, а лазерные лучи раскрошили ограду парка. Двое других повернулись и начали стрелять в ответ. Роун заметил, как в свете дульных вспышек на их лицах показались ухмыляющиеся железные маски.

Справа раздался громкий выстрел – Банда использовала адаптированный для снайперской лазвинтовки пробивной заряд, отчего одного из паливших по ним солдата швырнуло об стену, словно ударом шарового тарана.

Опушку парка захлестнул шквал летящего во все стороны огня. «Должно быть, там куда больше пятерых», решил Роун, но чётко разглядеть их не смог. Майор побежал вперёд, перемещаясь от ствола к стволу. Молодое деревце позади него сломалось на уровне головы и повалилось, раскачиваясь взад-вперёд подобно метроному.

– Семь-один, это третий!

– Семь-один на связи, сэр! – ответил Каффран. По воксу Роун услышал искажённые фоновые отзвуки стрельбы.

– Какова ситуация?

– Я насчитал восьмерых. Пятеро в кустах на десять часов от меня, трое на входе. Ещё четверо убитыми.

– Нет визуального контакта! Действуй! – приказал Роун.

Сидя за постаментом статуи, Каффран посмотрел по сторонам. Невзирая на очевидные недостатки майора Роуна, – среди которых чёрствость, отсутствие чувства юмора, лживость и безжалостность – он был чертовски хорошим командиром. Не имея возможности увидеть что-либо со своей позиции, Роун без тени сомнения доверил командование Каффрану, дав юному солдату возможность руководить дислоцированием войск. Роун доверял Каффрану, всем им. Этого было достаточно, чтобы обойти наголову всех так называемых «славных парней», которых Каффран успел повидать за свою карьеру гвардейца.

– Велн! Криид! Руки в ноги и направо! Стреляйте по входу! Леклан! Оскет! Мелвид! Сконцентрировать огонь на кустах! Нескон, вставай и дуй вперёд!

Послышался треск едва различимых словесных подтверждений. Шквал лазерных лучей, хлеставших по зарослям у дорожки со стороны линии деревьев, стал плотнее.

Каффран успел сделать пару выстрелов, когда нечто крупнокалиберное, наподобие стаббера, окатило пулями его укрытие, высекая осколки камня из постамента и перепахивая мёртвый дёрн лужайки. Он сильнее вжался в основание статуи, когда один из срикошетивших снарядов резанул по сапогу, а другой мощно отскочил от лезвия ножа, оставив уродливую засечку на заточенной кромке.

– Банда! Видишь загородки у дальней стены?

– На мушке, Кафф.

– Пятая слева, центральная заклёпка. Целься туда, но пятью метрами ниже.

– Ага…

После щелчка раздался очередной душераздирающий визг, и часть зарослей начисто срезало пронесшимся сквозь них пробивным снарядом, а огонь из стаббера прекратился. Если Банда и не уложила стрелка, то уж точно отбила у него охоту лезть на рожон.

– Убил гада! – между тем заулюлюкал Мелвид.

Криид отстреливалась из-за скамейки, пока три выстрела в упор не разнесли спинку на щепки. Плюхнувшись на живот, она вовремя заметила двух противников, бежавших из прохода к кустам в конце дорожки. Она перевела оружие в автоматический режим и окатила их огнём из положения лёжа. Один выронил ручную гранату, которую намеревался швырнуть, и взрывом во все стороны разметало комья сухой земли и приличные куски гравия.

Вместе с Лейром Роун вплотную подобрался к противнику, двигаясь за стволами высохших деревьев вдоль кромки поля боя. Как только Нескон вошёл в зону поражения, тут же раздался похожий на кашель звук, а затем пламя окатило кустарник. До ушей Роуна донеслись отрывистые гортанные вопли, а также хлопки детонирующих от жара патронов.

– Берегись! – окликнул его Лейр.

Роун развернулся и краем глаза уловил, как две одетых в красное фигуры свернули с дорожки в лесок и направились мимо них вглубь парка. Майор вскочил и побежал, перепрыгивая через упавшие сучья и расшвыривая сапогами камешки и листву.

– Влево! Влево! – крикнул он бежавшему следом Лейру.

Роун не сбавлял темпа, но из-за противогаза, который к тому же сместился в результате тряски, не мог ни дышать, ни нормально видеть.

Заметив нечто красное, майор послал одиночный выстрел, но тот лишь срезал кусок древесной коры. Лейр тоже послал заряд влево.

Обогнув особенно толстое дерево, Роун врезался в бойца Кровавого Договора, который обходил его с другой стороны, и, сцепившись, оба повалились наземь.

Сыпля ругательствами, Роун вступил в схватку с довольно крупным и сильным противником, чьи крепкие руки и туловище казались напичканными аугметикой. На ладонях его грязных оголённых ручищ виднелась рубцовая ткань – следы порезов после ритуальной присяги ублюдку Урлоку Гауру.

Враг упорно сопротивлялся, нанося Роуну мощные удары и извергая проклятья на языке, которого майор не понимал и не хотел понимать.

Они катались по пыльной земле, и зажатое между двумя мужчинами оружие майора случайно выстрелило. Перед глазами Роуна маячила лишь униформа врага – старая, поношенная, цвета засохшей крови. А потом майора осенило, что это и в самом деле была она.

Роун высвободил руку и коротким хлёстким ударом сбросил громилу с себя. На миг он разглядел лицо противника: помятый железный гротеск в виде ухмыляющейся маски ужаса с крючковатым носом, что крепился к потёртой каске с облупливающейся красной краской и нарисованными пальцами непотребными символами.

А затем боец Договора хватил его головой.

Послышался хруст, а затем Роун ощутил невероятной силы удар и кинжальную боль в левом глазу. Майор отшатнулся – клювовидный нос железного гротеска, словно тупой тесак, разворотил пластиковую линзу противогаза Роуна и вонзился в плоть. Голова пошла кругом, левый глаз перестал видеть, а, судя по ощущениям, внутрь маски заструилась кровь.

Разъярившись, Роун ответил хуком, угодившим прямо в шею противника, отчего тот, задыхаясь, повалился на бок.

Роун обнажил серебристый танитский нож, взял в захват руку противника, оттянув её кверху, и вогнал клинок в подмышку по самую рукоять.

Воин Хаоса забился в жестокой агонии, а Роун повалился на колени.

Лейр материализовался из близлежащих кустов.

– Второй не пережил встречи с Фейгором, а я… Вот фес! Врача!

Ледан был взводным армейским санитаром, обученным Дорденом и Кёрт простейшим манипуляциям полевой хирургии. Как только он увидел Роуна, то осмотрел латунный аппарат для проверки воздуха, вшитый сбоку в его униформу.

– Хоть воздух и затхлый, но чистый. Снимайте противогаз.

Лейр снял с головы Роуна маску, позволив Ледану осмотреть рану.

– Вот фес! – пробормотал разведчик.

– Заткнись. Иди, займись чем-нибудь полезным, – молвил ему майор. – Как оно?

– Паршиво, но, похоже, рана поверхностная, – Ледан достал щипчики и начал извлекать осколки пластиковой линзы из лица Роуна. – Веко разорвано, и из порезов кровь попала в глаз. Погодите, будет щипать.

Ледан распылил антисептик из пузатого баллончика и затем приклеил на глаз Роуна повязку из марли.

– Значит, глаз в целости.

– Да, сэр, но я бы посоветовал обратиться к Дордену.

Роун встал на ноги и затолкал противогаз в подсумок на поясе – он и так уже порядком устал от него. Майор подошёл к трупу и вытащил нож, провернув лезвие для лучшего извлечения клинка.

Фейгор вёл взвод вперёд. Бой на аллеях закончился.

– Враг повержен, – отчитался Каффран.

– Раненые?

– Только ты, – сказал Фейгор.

– Можете снять противогазы, если хотите, – молвил Роун и прошёлся по дорожке. Криид, Велн, Нескон и Мелвид осматривали тела.

– Натворил я делов, – признался Нескон, указав на опаленный куст и три обугленных трупа за ним. – Думаю, они тащили что-то.

Роун присел на корточки и взглянул поближе, игнорируя смрад прометия и пронзительную вонь жжёной плоти. Внешне выгоревший и закопченный предмет казался подобием ящичка для снаряжения, где внутри виднелись расплавленные провода и уничтоженные клапаны.

– Сэр, – тихонько промолвил Фейгор. Взвод среагировал на движение у восточного прохода, но это оказались Призраки – отряд капитана Даура при поддержке капрала Мерина и комиссара Харка.

– Зона парка под контролем, – сообщил им Роун. Харк кивнул.

– Больно, наверно? – спросил Даур.

– Иногда ты задаёшь идиотские вопросы, вергастец, – огрызнулся Роун, хотя прекрасно понимал, что молодой и привлекательный офицер оттачивает свой эксцентричный юморок.

– Почему люди без противогазов? – отметил Харк, пряча в кобуру плазменный пистолет.

– У меня были на то причины, однако воздух чист.

Харк бесцеремонно сорвал с головы противогаз.

– Чёрт, как же здорово снять эту дрянь, – молвил он, пытаясь пригладить свои густые тёмные волосы прежде, чем напялить фуражку, и улыбнулся Роуну: – Мы были так заняты, что даже с датчиками не сверялись.

– Аналогично, – ответил Роун. – Может, глянете на то, что мы нашли…

– Одним глазком? – закончил за него Даур. Роун услышал, как Банда и Криид прыснули со смеху.

– Капитан, будьте добры, прикажите людям снять противогазы, – обратился к Дауру Харк. Тот кивнул и ушёл, ухмыляясь.

– Невыносимый говнюк, – прорычал Роун, когда они вместе с комиссаром двинулись по дорожке.

– Мы все едины в славном боевом братстве Бога-Императора, майор, – попытался смягчить его Харк.

– Подбадриваете словами из священных писаний?

– Без понятия. Я так наловчился, что могу экспромтом выдавать.

Оба мужчины засмеялись. Харк нравился Роуну настолько, насколько ему не нравился Даур. Весь такой деятельный и популярный красавчик-капитан проник в верхние эшелоны полка, как вирус, расположившись на одной ступени с Роуном – и всё благодаря щедрым стараниям Гаунта интегрировать вергастцев. Харк, напротив, появился вопреки воле Гаунта, изначально планируя лишить последнего звания. Поначалу все его ненавидели, но он проявил себя в бою и показал невероятную преданность духу Первого Танитского. Роун был вне себя от счастья, когда Гаунт предложил Харку должность полкового комиссара, дабы поддержать двойную роль Гаунта.

Роун радушно приветствовал присутствие Харка в рядах Призраков, потому что тот был строгим, но справедливым человеком. Он уважал его за то, что оба прикрывали друг другу спины во время последней битвы за Усыпальницу на Хагии.

А ещё он нравился ему, – чисто формально – потому что комиссар был занозой в заднице Ибрама Гаунта.

– Роун, неужели тебе действительно противны вергастцы? – спросил Харк.

– Такие вопросы не в моей компетенции, сэр. Однако это Танитский Первый, – ответил Роун, делая ударение на слове «танитский». – К тому же, я видел всего несколько примеров того, что вергастцы умеют сражаться наравне с танитцами.

Харк лукаво кивнул в сторону Банды и Криид.

– Именно поэтому ты оставил во взводе самых обворожительных.

Теперь Харк подтрунивал над Роуном, но тот почему-то не отреагировал. Если бы подобный закидон провернул Даур, то Роун давно бы уложил его на лопатки.

Харк присел и рассмотрел поближе наполовину расплавившуюся коробочку.

– С чего вдруг нам интересоваться её предназначением? – спросил он.

– Они тащили её через весь парк в том направлении, – Роун указал на место, откуда пришли имперцы. – Должно быть, это что-то важное, раз они покинули укрытие, чтобы пронести ящичек.

Харк обнажил свой клинок. Это был стандартный парадный кинжал с широким лезвием – пугио с золотым навершием в виде двуглавого орла. Комиссар был единственным во всё полку человеком, не владевшим «верным серебром». Он поддел край пломбы кончиком клинка.

– Вокс-станция?

– Не думаю, сэр, – молвил Рервал, связист из отряда Роуна.

– Это источник питания пустотного щита.

Все обернулись – к ним присоединился Даур.

– Капитан, вы уверены? – сомневаясь, спросил Харк.

Даур кивнул.

– Я командовал гарнизоном Хасского Восточного укрепузла, сэр, и в мои ежедневные обязанности входило проводить тестовую проверку щитов близ огневых позиций батарей.

«Вот же напыщенный всезнающий гад», подумал Роун.

– Так что же они планиро…

– Сэр! – послышался окрик Каффрана – он находился вместе с командой Фейгора у выходного шлюза.

Они поспешили к нему. Мерин и Даур рассредоточили солдат, чтобы прикрыть все подходы через парк.

Шлюз оказался открыт, и внутри царил мрак. Дальше Роун рассмотрел коридор с решётчатым полом, что вёл вглубь купола.

– Здесь провода вдоль косяка, – молвил Фейгор, указывая на то, что не увидели другие. Всем было известно про его острый взгляд: в родных Великих Западных лесах Мюрт мог ночью заприметить ларизель за сотню метров и безжалостно убить её. Фейгору прочили место среди разведчиков, но Роун лез из кожи вон, чтобы его сухопарый друг-убийца не перешёл под крыло к Маколлу. Как оказалось, тот и сам не рассматривал кандидатуру Фейгора.

– Это ловушка, – озвучил Каффран гулявшую у всех мысль. Быстрая перекличка по воксу подтвердила, что все шлюзы, ведущие из северной части парка, несут в себе следы злонамеренного вмешательства.

Даур подозвал Криид и с беспечным видом обратился к Харку:

– Разрешите рискованную авантюру.

– Не возражаю, – пробормотал Роун.

– Есть идея, капитан? – спросил Харк.

– Отведите людей подальше от проходов, – ответил Даур. Он одолжил у Криид лазвинтовку и небольшую блестящую брошку, лежавшую у неё в кармане в качестве своеобразной отличительной черты, и отослал Тону в укрытие.

Капитан закрепил украшение на проушине для штыка, как это делала Криид, и осторожно выставил оружие на расстоянии вытянутой руки.

– Молись Золотому Трону… – прошептал Харк Роуну, сидя в укрытии.

– А то как же, – ответил тот.

Брошка была отполирована до зеркального блеска и позволяла умело заглядывать за угол без риска получить пулю в лоб. Роун знал, что некоторые Призраки позаимствовали идею Криид, осознав полезность сего трюка для последовательной зачистки помещений. Например, Каобер пользовался зеркалом для бритья.

Даур некоторое время всматривался в импровизированное зеркало, а затем вернулся к остальным.

– Спасибо, Тона, – молвил он, передав украшение и оружие владелице, и добавил: – Проход оснащён пустотным щитом. Он заряжен, но пока не работает.

– Как ты это понял?

– По запаху озона.

– Значит, они планируют остановить наше продвижение в этой секции при помощи щитов. Будет лучше пойти туда и отключить их, – сказал Фейгор.

– Только если враг сам того не ждёт, – парировал Даур.

– Это объясняет их внезапное отступление, – заключил Харк. – Чтобы заманить нас внутрь прямо зверю в пасть, где уже с лёгкостью разделаться.

– Или разделать, – добавил Даур.

– В смысле? – встрепенулся Роун.

– Майор, вы когда-нибудь стояли под действующим пустотным щитом?

– Нет.

– Вообще-то это был риторический вопрос – его кромка рассечёт вас пополам.

Роун посмотрел на Харка.

– Думаю, нужно попробовать перебросить туда столько, сколько сможем.

– И обречь людей по ту сторону на верную смерть, когда включатся щиты? – с кислым видом поинтересовался Даур.

– Есть идеи получше, вергастец?

Даур улыбнулся ему без намёка на теплоту и постучал пальцем по звёздочкам на погонах.

– Обращайтесь ко мне по званию, майор. Даже вы сподобитесь на такую мелочь.

Харк воздел руку, прервав перепалку.

– Хватит. Мне нужна связь.

Избавившись, наконец, от этого проклятого противогаза, Гаунт одел фуражку на голову козырьком вперёд, сверился с часами, отхлебнул воды из фляжки и осмотрел вестибюль.

Двухэтажной высоты помещение было изысканно украшено позолотой и цветочным орнаментом, а пол составляли сложенные в шахматном порядке белые и красные плитки из пластали. На потолке через каждые десять метров висели хрустальные люстры, излучая яркое желтоватое свечение, что отражалось в огромных настенных зеркалах.

Обернувшись, Гаунт посмотрел на рассеянный за колоннами и архитравами по всему вестибюлю взвод. Версан и Аркуда охраняли боковую дверь, ведущую в зачищенный парадный зал. В воздухе витал выветривающийся аромат духов.

До взятия Кровавым Договором Гаура Киренхольм был величественным местом – здесь, посреди величественных залов второго купола, сохранились остывшие и нагоняющие грусть остатки былой роскоши.

Скользя в тенях, Каобер вернулся обратно в вестибюль и сел рядом с Гаунтом.

– Щит?

– Схож с описанием комиссара Харка, – кивнул разведчик. – Он установлен в конце этого и смежного с ним прохода. Там ещё была лестница, но в одиночку я туда не сунусь.

– Хорошо поработал, – ответил Гаунт и принял предложенный Бельтейном микрофон: – Четвёртый, приём?

– Четвёртый – первому, – отозвался Маколл. – Все выходы к северу от шлюза 651 оснащены щитами.

– Принято, оставайтесь на месте.

Гаунт посмотрел на карту и провёл пальцем вдоль линии, соединявшей участки, где его отряды сообщили о наличии заслонов. Все – Корбек, Бюрон, Брей и Сорик – натолкнулись на них. Отряд сержанта Тайсса пропустил один из щитов, но тут же отступил после предупреждения Гаунта. Лишь передовые отряды Обеля, Колеа и Варла ушли слишком далеко, чтобы отзывать их обратно.

– Как думаете, сэр, что они задумали? – спросил Бельтейн. – Странно всё это.

– Несомненно, Бельтейн, – улыбнулся радисту комиссар после его "фирменного" высказывания и снова сверился с картой. Вся рота, за исключением передового отряда, пробилась на две трети километра вглубь купола и везде наткнулась на заранее подготовленные позиции со щитами, а подразделение Сорика из-за перестрелки оказалось шестью уровнями ниже благодаря случайно обнаруженному грузовому лифту. Внешне казалось, словно враг отдал им наружные рубежи купола, дабы заманить их в ловушку.

Но в чём заключалась её суть? Не дать им сделать и шага? Разделить силы на части? Приманить глубже и захлопнуть капкан без шанса на отступление?

Гаунт снова взял микрофон.

– Усиль сигнал – хочу связаться с Жайтом и Фазалюром, – обратился он к радисту.

– 1А, 3А.... Это 2А, ответьте. Повторяю, 1А, 3А, это 2А...

В ответ лишь зашумели радиопомехи, а затем послышалась обрывочная передача.

– ... А... повторяю, это 3А. Гаунт?

– Слышу тебя, Фазалюр. Какова обстановка?

– Продвигаемся вглубь третьего купола. Сопротивление минимальное.

– Фазалюр, по пути мы наткнулись на пустотные щиты. Что у вас?

– Действующие щиты?

– Нет.

– Ничего такого не видели.

– Осмотритесь и поддерживайте связь.

– Понял, 2А. Будем держать вас в курсе. Конец связи.

– 1А, это 2А, ответь. 1А, отзовись. 1А, это 2А, ответь...

– Комиссар Гаунт вызывает вас по основному каналу, сэр, – сказал Герришон.

– Скажи, что я занят, – фыркнул Жайт, взмахом руки отсылая очередной отряд вперёд. Его подразделение продвинулось на километр вглубь главного купола Киренхольма, обнаружив мраморные хранилища и подозрительно заброшенные залы в торговом районе небесного города. Десятью минутами ранее они объединились с группой Бельтини и вместе начали делить на сектора наружные рубежи купола. Но противника и след простыл – совсем никого, кроме его солдат в солдат в мозаичном камуфляже. От этого по коже начали бегать мурашки.

– Он не унимается, сэр. Говорит что-то про щиты.

– Скажи, что я занят, – повторил Жайт. Его люди поэшелонно занимали укрытия во время передвижения по просторному вестибюлю, проходя под огромными голографическими изображениями важных лиц Фантины.

– Заняты чем, сэр?

Тяжело вздохнув, Жайт остановился и, обернувшись, зыркнул на резко побледневшего радиста.

– Сообщи этой упрямой лужице собачьей мочи, что я собираюсь от души насрать в глотку Сагиттару Слейту и отвечу ему, когда закончу подтирать задницу.

– Сэр, я...

– Ох, дай сюда, слизняк! – рявкнул Жайт и вырвал микрофон, для пущей верности отвесив Герришону подзатыльник. – Надеюсь, это важно, Гаунт.

– Жайт?

– Да!

– Жайт, мы нашли щиты, встроенные в проходы вдоль отметки 48:00, что соответствует точке 32:00 на вашей карте...

– Ты утверждаешь или спрашиваешь совета?

– Я лишь хочу предупредить вас, полковник. Второй купол утыкан щитами, то же касается и третьего. Не пропустите их. Ни Слейт, – да сгноит его душу Император – ни Кровавый Договор не дурачатся. Они что-то замышляют, и...

– Ты знаешь название моего полка, Гаунт?

– Прошу прощения?

– Ты знаешь название моего подразделения?

– Конечно. Седьмой Урдешский штурмовой. Не понимаю, поч...

– Седьмой Урдешский штурмовой полк. Именно так, сэр. Наше имя выткано серебряной нитью на почётном знамени, что висит среди тысяч других знамён подле Золотого Трона на Терре. Почти тысячу семьдесят три славных года наш полк активно ведёт боевые действия и одерживает победы. Удостоился ли Танитский Первый надписи на почётном знамени, Гаунт?

– Не думаю, что...

– А я точно знаю, что нет, чёрт побери! Вы ещё никчёмные сосунки! Ничтожества! Чёртова горстка солдат! Даже не смей допускать мысль о том, чтобы учить меня, кусок дерьма! Ты предупреждаешь? Предупреждаешь? Мы кровью и потом возьмём этот ублюдочный город – район за районом, помещение за помещением, и меньше всего я хочу слышать твоё нытьё о вещах, заставляющих тебя прудить в портки, потому что ты боишься исполнить воинский долг и справиться с задачей! Слышишь меня, Гаунт? Гаунт?

Гаунт спокойно передал микрофон Бельтейну.

– Нашли общий язык?

– Нет, – ответил комиссар. – Лишь фесова идиота, идущего на смерть.

Жайт выругался и швырнул микрофон своему связисту. Трубка угодила Герришону прямо в лицо, отчего тот внезапно повалился наземь.

– Вставай, куча дерьма! Герришон! Вставай!

И тут Жайт обомлел. По полу из-под головы Герришона стала растекаться лужа крови. Лицо радиста казалось умиротворённым, словно он заснул, однако картину портила обугленная дыра во лбу.

– Боже-Император! – воскликнул Жайт и повернулся в тот миг, когда в плечо ему прилетел лазерный луч, опрокинув полковника наземь.

Каждая чёртова вещь окружения разлеталась на куски. Он слышал крики и разряды оружия. Лучи лазеров шквалом прошлись вдоль стен, перемалывая древние гололитовые портреты в рамках.

Жайт пополз. Он заметил, как трое из передового эшелона повалились на бегу, извергая из себя фонтаны крови. Одному даже оторвало левую ногу, и та, кувыркаясь, отлетела в сторону.

Его солдаты начали отстреливаться. Среди криков слышались страдальческие вопли. Кто-то швырнул гранату.

Жайт встал на ноги и бросился к входу в вестибюль, вслепую стреляя по врагу. Укрывшись за колонной, он выглянул наружу и узрел, как Кровавый Договор врывается в помещение со всех сторон. Они кололи штыками сидевших в укрытиях урдешцев, а отступающих уничтожали беспорядочным, но убийственным огнём.

– Перестроиться! Перестроиться! – кричал в микробусину Жайт. – К шлюзу 342! Бегом!

Три-четыре-два. Там находилась огневая точка. Огневая поддержка.

Он развернулся и споткнулся о труп. Это был Кадакеденц. Разведчик. Его зверски изрешетило огнём с фланга, и петли дымящихся кишок выпали наружу, словно щупальца выброшенного на берег головоногого.

– Зингис! Бельтини! Организуйте солдат! Организуйте их, заб...

... Как удар в плечо опрокинул его. Жайт покатился и заметил ухмыляющуюся железную маску бойца Договора, тут же пырнувшего его штыком.

Ржавое лезвие прошло сквозь бедро Жайта, заставив того вопить от боли. Полковник выстрелил дважды, отбросив воина Хаоса, и вытащил клинок из ноги. Из бедренной артерии ключом била кровь.

Жайт встал и тут же упал, поскользнувшись на собственной крови. Он схватил упавшую винтовку бойца Кровавого Договора с прикреплённым к ней окровавленным штыком и, откатившись назад, открыл огонь.

Он убил одного, затем другого, третьего – каждый последующий враг падал на землю после приятного звука мощного лазерного выстрела.

Зингис схватил Жайта и волоком начал тянуть в сторону шлюза. Повсюду валялись трупы. Весь вестибюль кишел толпами атакующих бойцов Договора, что сопровождали каждый выстрел улюлюканьем и песнопениями.

Полковник смотрел на распластавшихся на мраморном полу солдат. Зофер лежал на спине, лишившись нижней челюсти. Вокейн свернулся клубком, держась за убившую его рану живота. Рейюри, чьи ноги разнесло в клочья, хватал руками воздух. Верхнюю часть туловища и таз Гоффорало удерживал лишь обугленный позвоночный столб. Хедриену пробили грудь сломанным штыком и пришпилили к стене. Жиоржул, потеряв лицо и левую ногу, продолжал стрелять из оружия, не отпуская пальца с крючка. Полковник заметил солдата, которого не смог опознать из-за отсутствия головы. И ещё одного – просто месиво из костей и плоти, завёрнутое в тлеющие обрывки мозаичного камуфляжа.

Жайт заорал и открыл огонь. Услышав пальбу тяжёлого оружия, он безумно захохотал, когда визжащие трассирующие снаряды разнесли в клочья передние ряды наступающего Кровавого Договора.

– Заткнись! Заткнись! – прикрикнул на него Зингис. – Вставай на ноги и помоги мне!

Жайт ощутил ступор, будто внезапно сильно опьянел – шок постепенно брал верх. Штаны насквозь пропитались кровью. Став красными. Как Кровавый Договор.

Они добрались до шлюза. Три-четыре-два. Бельтини помог им забраться внутрь. Полковник не видел Зингиса, но, упав боком в просвет шлюза, заметил Ботриса и Манахайда за автопушкой 50-го калибра, поливавших врага огнём. Три-четыре-два. Спасительная огневая точка.

– Задайте ублюдкам жара! – молвил он. Или, по крайней мере, так ему показалось – он не слышал своего голоса, да и те явно не уловили его слов.

В горле клокотала кровь.

Вдруг всё стихло. Жайт видел неистовые дульные вспышки орудия 50-го калибра. Рассекающие воздух трассеры. Хлещущие повсюду лазерные лучи. Он видел, как шевелятся рты кричащих солдат. Манахайд. Ботрис. Застывший над ним Бельтини с трогательным изумлением на лице.

Глядя между ног Бельтини, Жайт заметил Кровавый Договор. И Ринтлманна. Его кромсали на части штыками, а тот вопил от боли, извергая из себя кровь.

Но Жайт его не слышал.

Он ничего не слышал, кроме биения своего сердца. Полковник осел. Бельтини склонился над ним и что-то сказал.

Внезапно Жайту почудился резкий, щекочущий ноздри запах. Озон. Это был запах озона.

Голова завалилась набок и ударилась об пол, зафиксировав взгляд на пороге.

Там он заметил маленькую коробочку, из которой провода тянулись к силовым разъёмам на стене. Внутри неё виднелись проблески света.

Озон.

Он пополз. Вперёд. Полковник был уверен, что он сказал нечто важное, но Бельтини смотрел на орудийный расчёт и не слышал его.

Затем грянула ослепительная вспышка.

Казалось, словно свет и воздух в один миг застыли. Он почувствовал запах дыма и жар.

Жайт обернулся и увидел, как пустотный щит расползается по проходу, рассекая Манахайда и Ботриса надвое вместе с автопушкой, которая тут же взорвалась. Выглядело это впечатляюще. Бурлящий туман из крови и испаряющегося металла. Распадающиеся на части люди, чьи рассечённые в поперечной плоскости тела напоминали картинки из анатомического атласа. Он видел аккуратные срезы белеющей кости и мозговых тканей, а сквозь раскрытый рот Манахайда проступал свет, когда вся вентральная часть тела оказалась по ту сторону заслона.

Две подвергшиеся диссекции человеческие туши шлёпнулись рядом с ним, а участки, соприкасавшиеся с пустотным щитом, с шкварчанием свернулись.

Жайт поднял взгляд и увидел Бельтини, запертого с противоположной стороны щита – потоки энергии искажали и размывали контуры его силуэта. Он безмолвно кричал, отчаянно молотя кулаками по заслону.

Шесть или семь лазерных лучей впились Бельтини в спину. Барьер забрызгало кровью, и, словно сползая по стеклу, он осел вниз.

– Вот чёрт! – Жайт, наконец, услышал свой голос.

И вдруг осознал, что боль в ноге исчезла...

... Потому что его нижние конечности остались по ту сторону щита.

IV

Лишь он один из всей группы видел звёзды.

Хоть те и прятались за угольно-чёрным покровом облаков, что клубились в небе над вторым куполом, он и только он улавливал излучаемый ими свет.

Между собой однополчане любя называли сержанта Дохона Домора Шогги. Во время боевых действий на Меназоиде, с которых, как ему казалось, прошла целая вечность, он потерял зрение, но постепенно привык к шаровидным глазным протезам, заменивших ему свои собственные.

Домор по прозвищу Шогги. Так называлось небольшое пучеглазое земноводное, обитавшее в лесных заводях на Танит. «Однако оно вымерло, а кличка существует», поправил себя сержант.

Домор снова включил свою микробусину, но в ответ услышал лишь шипение статики. Они находились вне зоны действия сети, а обе основных станции-приёмника пропали вместе с десантным кораблём и их владельцами – радистами Лиглисом и Гоххо.

Осторожно ступая по скользкой поверхности купола, он присоединился к остальным. Глазные протезы с жужжанием адаптировались к избыточным световым сигнатурам фабричных труб. Верхушки дымоходов окрашивались в ярко-жёлтый цвет, а сами трубы – в оранжевый. Силуэты солдат выглядели красными, а окружавшая их ночь изобиловала оттенками синего, фиолетового и чёрного.

– Видишь что-то? – спросил сержант Холлер.

– Нет, – ответил Домор. Руки неприятно заныли от кусачего мороза, а на месте свежих синяков возникла дёргающая боль. Иней сковывал ткань их формы и брезент противогазов.

Выжившие борта 2К, ведомые Бонином и прикрываемые с фланга Вадимом, осторожно взбирались на скопление лесов, окружавших газовую фабрику Киренхольма. Их окатывали струи горячего пара, отчего смёрзшаяся одежда мигом оттаивала, а люди тут же покрывались потом. Ногами он ощущали грохот массивных турбин, сотрясавших навес крыши. Отовсюду стекали капли конденсата и талой воды.

Лучи их фонариков тревожно метались из стороны в сторону, однако было маловероятно, что враг расположил часовых у входа на крышу.

Коммандер Ягдея уже шла своим ходом. Санитар Фейнер сделал ей укол дексагедрина и плотно зафиксировал сломанную правую руку на груди при помощи повязки. Левой же она держала короткоствольный автопистолет.

Они прошли под влажной подпоркой на огромной зарешёченной шахте вентиляции, что выдыхала пар в холодную ночь. Далеко внизу показался яркий блеск жара, и чувствительное к подобным вещам зрение Домора тут же подстроилось.

– Вот фес! – вздрогнул Нен.

Края шахты и балки были густо усеяны блестящими извивающимися моллюсками размером с палец орка. Они среагировали на свет, ощерив мясистые пасти и источая вязкую слизь. Куда не кинь взор – везде были тысячи особей. Арилла стряхнула одного с рукава, и тот оставил жидкий след, мигом застывший подобно клею. С противным влажным шлепком жирный слизень отскочил от крыши.

– Тепложоры, – сказала Ягдея, часто и поверхностно дыша. – Паразиты. Собираются вокруг теплообменников, питаясь содержащимися в пару бактериями.

– Как мило, – отозвался Майло, раздавив одного такого сапогом и тут же пожалев об этом.

– Они безвредны, солдат, – заметила лётчица. – Лучше следить за кожанами.

– Кожанами?

– Следующим звеном пищевой цепи. На фоне загрязнения они мутировали и охотятся на слизней.

– А кто же питается кожанами? – продолжил мысль Майло.

– Кипятковые акулы. Но нам они не грозят – обычно эти твари не приближаются к городам, а рыщут в глубинах Кипятка.

Майло не представлял себе акулу, как и в то, что вообще такое этот «кипяток», хотя от него не ускользнула сквозившая в словах Ягдеи тревога.

Бонин остановился, чтобы свериться с картой и посовещаться с сержантами и капралом Макеллером, приданным к отряду Холлера разведчиком.

– Сюда, – молвил Бонин, и Макеллер согласился с ним. Солдаты последовали за разведчиками под несколькими влажными вышками, что тянулись с поверхности купола в морозное ночное небо. На верхушках мачт и толстых стволах дымоходов мигали навигационные огни. Облепившие их слизни извивались, реагируя на свет, а их пасти сочились пузырящейся слизью.

Бонин остановился у вертикально расположенного вентканала и воспользовался ножом, чтобы соскрести скопления тепложоров. Вдвоём с Макеллером они выдрали решётку и отшвырнули её прочь.

Бонин заглянул внутрь.

– Узковато, но пролезть можно. Готовьте верёвки.

– Не стоит, – вмешался Вадим.

– Почему?

– Дай-ка взглянуть на карту, – молвил Ной. Он покрутил в руках предложенный разведчиком тонкий лист бумаги. – Это газовый факел.

– И что?

– И то, что нам крышка, если полезем внутрь.

– С чего такие предположения? – спросил Макеллер.

Вадим поднял взгляд, чтобы Бонин и Макеллер увидели его глаза сквозь линзы противогаза.

– Нас ждут пятьдесят метров вертикального спуска. Учитывая численность и некоторые условности, – он сверкнул глазами в сторону Ягдеи, – всё займёт более двух часов.

– И?

– Не знаю, как часто его продувают, но, думаю, никто не захочет встретиться на полпути с раскалёнными газами – они вмиг зажарят любого. Одежда, броня, кожа и плоть… всё слезет с костей.

– Фес, и откуда ты такой умный взялся? – спросил Макеллер.

– Он был кровельщиком в Вервун-улье, – поспешно сказал Майло, – и своё дело знает.

– Иногда приходилось чинить теплосети. Конечно, чаще вокс-мачты и антенны сенсоров, но и отопление тоже. Гляньте, как выполнена решётка, которую вы сорвали. Затворы изогнуты кверху и наружу. Это точно для отвода газов.

– Спец, значит? – Бонин был явно впечатлён. – Отлично. Поведёшь остальных.

Вадим снова посмотрел на карту, лишь прервавшись на протирание линз от конденсата.

– Здесь… и здесь. Огромные шахты воздухозаборников для охлаждающих катушек. Спускаться придётся дольше, плюс нужно помнить о туннельных вентиляторах и резких потоках воздуха…

– Каких таких потоках? – спросил Домор.

– Если они раскрутят винты для усиленного охлаждения, то мы испытаем на себе эффект воздушного мешка. Я не утверждаю, что это безопасно, но безопаснее.

Внезапно раздался хлопок и рёв раскалённого воздуха. Газовый факел, на который рассчитывали Бонин и Макеллер, выдохнул плотное облако сажи и горящего газа. Явление – не без доли комичности – лишь подтвердило правоту Вадима.

Бонин наблюдал, как дрожащее кольцо вырвавшегося пламени уходит в небо.

– Убедил, – согласился он. – Придерживаемся плана Вадима.

По всей территории второго купола включились пустотные щиты, перекрыв им дорогу и заперев их на внешних рубежах. Тревожный вокс-сигнал от Фазалюра в третьем куполе лишь подтверждал аналогичный сценарий.

А затем сигнал резко прервался.

От урдешцев не поступало ничего, кроме месива из приглушённых и бессвязных панических криков.

– Построиться – мы выдвигаемся! – приказал Гаунт, взмахом руки призывая свой отряд. Он связался с Корбеком и Бреем, отдав распоряжение обойти преграду из щитов и присоединиться к ним.

– Не могу достучаться до передового отряда, – отозвался Бельтейн.

Для Гаунта это не стало новостью – пустотный барьер вызывал сильное рассеяние вокс-сигнала, а взводы под началом Варла, Колеа и Обеля находились в тылу врага и были отрезаны от основных сил.

Спустившись вместе с солдатами по широкому лестничному колодцу, а затем пройдя через разграбленные авиационные ангары, Гаунт ломал голову над замыслом врага. Часть его напрашивалась сама собой: позволить имперцам занять позиции по периметру купола, а затем не допустить их дальнейшего продвижения. Но затем вставал вопрос: «А что потом?»

Однако комиссару не пришлось долго ждать ответа.

Их уже поджидал Кровавый Договор. Они не отступили, вовсе нет, но спрятались в фальшполах и за настенными панелями.

Теперь, когда вторгшиеся имперские солдаты оказались заперты внутри, противник вышел из укрытия, материализовавшись в толпе сбитых с толку гвардейцев.

Гвардейцев, которым больше некуда было деваться.

Стоявший рядом с полковником Кольмом Корбеком боец повернулся и хотел было что-то сказать ему, но не успел – бедолаге снесло голову трассирующим снарядом. В момент, когда отряд Корбека пересекал бельэтаж, с окружающих галерей на них обрушился беспорядочный шквал лазерный лучей.

– Ложись! На пол и в укрытие! Ответный огонь! – кричал Корбек.

Видя, что трое подопечных исполнили приказ, он с ужасом наблюдал, как залпы вражеского огня превращают настил из металлических пластин в рваное решето.

Корбек забрался под защиту перевёрнутой тележки для багажа, что тряслась и дёргалась от попаданий снарядов, достал лазерный пистолет и начал стрелять сквозь сетку по смутным силуэтам врагов на галерее.

Рядовой Оррин находился рядом, избирательно посылая заряды из своей лазвинтовки.

– Оррин?

– Последняя обойма, сэр, – ответил тот. Корбек ещё пару раз пальнул из пистолета и, выудив оставшуюся энергоячейку из разгрузки, поделился ею с Оррином.

– Используй с умом, парень, – молвил он.

Корбек был уверен, что после штурма у всех осталось не больше одной обоймы. Будь у них запас, они бы справились. Продержались бы.

Но с пустыми руками… это лишь вопрос времени, когда их окончательно сомнут.

К тому моменту полковник заметил нескольких лучших бойцов отряда, – Циски, Бьюла, Роскила и Удира – что сидели в укрытии, низко пригнув головы и потеряв всякое желание давать отпор врагу.

У них закончились боеприпасы.

Корбек всем сердцем жаждал, чтобы кто-то, кто-нибудь важный – Орнофф, Ван Войтц, возможно, даже сам Макароф – вздрючил недоумков из Муниторума, что в погоне за подписанной декларацией оставили их на произвол судьбы без патронов.

Корбек пополз к краю тележки. Кто-то звал врача, и санитар Манн с сумкой в руках бежал под шквальным огнём ему на помощь.

Корбек пальнул в сторону галереи из пистолета – отдав обойму для винтовки Оррину, полковник был вынужден использовать личное оружие, к которому оставалось ещё шесть ячеек второго размера. На складах Муниторума такого добра лежало навалом, однако мало кто из солдат экипировал их.

Полковник заметил, как Удир стреляет по врагу из порохового револьвера – очевидно, позаимствованного ранее трофейного оружия. Многие Призраки души не чаяли в подобных экземплярах, поэтому Кольм надеялся, что не только Удир захватил с собой трофей в исправном состоянии.

Слева громыхнуло нечто мощное – Сурху и Лоэллу удалось установить лёгкий стаббер 30-го калибра на латунный станок и начать стрельбу. Шквал трассеров прошёлся по верхним этажам, и несколько изувеченных тел в красном вместе с кусками кладки свалились в вентиляционную шахту.

Узнав перед вылетом о недостатке ячеек для лазвинтовок, Корбек предусмотрительно поручил рядовым Коуну и Ирвинну взять в нагрузку дополнительные ящики с патронами для лёгкого стаббера. По крайней мере, их основная огневая мощь пока держалась на плаву.

С позиций противника хлестнули ослепительно яркие и разрушительные лучи ужасной силы. Корбек сразу догадался, что это работа станкового плазменного орудия – двоих солдат попросту испепелило.

Корбек ещё пару раз пальнул из пистолета и храбро рванул под беспорядочным шквалом огня в сторону мраморного портика, где укрылись Мюриль и разведчик взвода Маквеннер.

– Вон там! – крикнул Корбек, скользнув к ним.

– Где? – спросила Мюриль, водя своей снайперской лазвинтовкой.

Мюриль, женщина из Вервун-улья с героическим послужным списком после войны с зоиканцами, была избранным снайпером Корбека. Как-то Роун задал вопрос Корбеку, почему тот лично взял Мюриль во второй взвод, – в те дни у майора проявился нездоровый интерес к женской половине – на что Кольм рассмеялся и ответил, что всё из-за восхитительно неприличного смеха и рыжих волос, напоминающих ему о девушке из графства Прайз, которую он по фесовой оплошности бросил.

Оба факта были правдой, но истинная причина заключалась в том, что острый глаз Мюриль, по мнению Корбека, уступал лишь Безумному Ларкину и что она может чисто и красиво снять что угодно и где угодно при наличии ухоженного оружия и благосклонности бокового ветра.

– Заткни это фесово орудие! – поторапливал её Корбек.

– Вижу его… гак!

Она отняла винтовку от плеча.

– Что случилось? – спросил Корбек.

– Гаковы разряды… такие яркие… что ослепляют сквозь скоп после каждого выстрела. Сниму-ка я фоторецепторы…

Корбек с ужасом наблюдал, как Мюриль спокойно отсоединила массивный прицел и, вскинув оружие, посмотрела на врага сквозь прицельную планку.

– Это же нереально… – прошептал он.

– Как вы, танитцы, любите говорить – смотри и учись, фес тебя…

И Мюриль выстрелила.

Корбек заметил, как из галереи выбило осколки камня и пыль.

– Ладно, ладно, да, – пробурчала Мюриль, – ещё не пристрелялась.

Плазменное орудие полыхнуло снова и прожгло дыру в расположенной ниже галерее, отправив сгоревшего дотла Литца к праотцам.

– Попался, – молвила Мюриль и выстрелила снова.

Пробивной заряд начисто снёс голову одному из стрелков вражеского расчёта, и тот исчез из виду. Другой боец в железном гротеске сменил убитого по зову заряжающего, но Мюриль уже нащупала свою цель и продолжала стрелять. Ещё раз, и ещё…

Третий выстрел угодил в массивный блок питания орудия, и всю секцию верхних галерей поглотил энергетический взрыв. Сквозь разваливающийся пол лавина каменных осколков унесла с собой порядка тридцати воинов Кровавого Договора.

– Расцеловать бы тебя, – промурлыкал Корбек.

– Позже, – ответила Мюриль, добавив после этого «сэр», что погряз в непристойном победном хохоте.

Оставив её устанавливать скоп обратно, Корбек и Маквеннер рванули к верхней площадке лестницы, где расчёт стаббера изо всех сил старался удержать наступающую волну бойцов Кровавого Договора. Ступени усеивали трупы, части тел и запекшаяся кровь.

Шальная пуля сразила Лоэлла, опрокинув его на спину, но Коун вовремя среагировал, взяв на себя роль заряжающего.

Стаббер безостановочно стрекотал, отчего охлаждаемый воздухом ствол сильно раскалился…

… А затем орудие заклинило.

– Вот фес! – вырвалось у Корбека.

Кровавый Договор остервенело набросился на них.

– Верное серебро! Верное серебро! – приказал полковник и, застрелив из пистолета ближайшего к нему вражеского солдата, обнажил свой нож. Бойцы его отряда бросились в атаку: те, у кого остались заряды, отстреливались, а те, кто всё истратил, орудовали лазвинтовками, словно копьями, закрепив клинки в проушинах для штыков.

На лестнице завязалась скоротечная, но кровавая схватка. Корбек колол и стрелял, и в какой-то момент понял, что нож застрял в железной маске бойца Договора, пройдя сквозь прорезь для глаз.

Полковник увидел падающего Циски, что пытался удержать рукой вываливающиеся внутренности. Стоявшего на середине лестницы Маквеннера, сразившего противников последними зарядами. Удира, выстрелом из револьвера вышибившего мозги воину Хаоса и израсходовавшего остатки патронов.

Струя пламени прокатилась вверх по лестнице, поглотив головы спускавшихся врагов. Огнемётчик из отряда Корбека по имени Фурриан вступил в бой, поливая пылающей смесью вопящих от боли противников и вынуждая тех отступить.

– Вот так, Фурриан! Вперёд, парень! – заорал Корбек.

Он вырос в лесном городке вместе с Бростином и также проявлял наклонности пироманьяка. Ранец за спиной вздохнул и кашлянул жидким прометием, превратившимся форсункой в жаркое пламя.

«Мы берём верх, – подумал Корбек, – мы берём фесов верх».

Лазерный луч угодил Фурриану в голову. Скрутившись, солдат упал, а огнемёт плевался язычками пламени на пол.

А затем другой попал в ранец на спине Фурриана.

Пылающая ударная волна сбила Корбека с ног. Удир завопил, когда загорелась его форма, и упал с лестницы, словно буйный пылающий метеор. Оррину обожгло лицо, но он всё ещё был жив. Он катался по полу, пронзительно визжа безгубым ртом и давясь расплавленным жиром его собственной кожи.

Кровавый Договор ринулся вперёд. На их пути стояли Маквеннер, Коун и Сурх, единственный, кто устоял на площадке после взрыва. Еле дыша, Корбек пытался встать на ноги, но стал свидетелем события, отпечатавшегося в его памяти до конца дней – самого героического примера обороны последнего рубежа.

У Маквеннера закончились патроны, а у Коуна был лишь его танитский нож.

Сурх стрелял из лазерного пистолета и держал самодельное копье из примотанного к палке клинка.

Маквеннер взмахнул винтовкой и обезглавил штыком напавшего на него врага, когда вокруг летели лучи лазеров. Крутанув оружием, он сбил воина Хаоса прикладом, а затем вогнал клинок в брюхо другому.

Ударом сверху вниз, Коун рассёк грудь бойца Кровавого Договора и вонзил лезвие в прорези маски для глаз. Вокруг них толпились противники.

Сурх застрелил двоих, а затем наотмашь ударил следующего, когда закончились заряды. Тупым концом самодельного копья он вогнал гротеск прямо в лицо врагу, а затем размашистым ударом отсёк правую руку очередного противника в маске.

Коун выронил свой нож, когда воин Договора отрубил коротким мечом ему руку. Танитец с руганью упал, но, схватившись за барабанный магазин стаббера, забил противника насмерть, прежде чем без сознания распластаться на его трупе.

Сурх убил ещё четверых и успел ранить пятого, когда лазерный луч угодил ему в колено, опрокинув и подставив его вражескому прикладу.

Что до Маквеннера… Он внушал ужас. Разведчик пользовался лазвинтовкой в качестве боевого посоха, раскручивая его и разя как прикладом, так и штыком. Избранные воины Урлока Гаура разлетались во все стороны с резаными ранами или тупыми травмами, либо их затаптывали тяжёлыми сапогами. Жилистый и долговязый Маквеннер брыкался не хуже коня и двигался, словно танцор. Маколл когда-то сказал Корбеку, что Маквеннера обучали боевому искусству кил-вил – якобы забытому военному мастерству танитских лесных воинов. Но Корбек не верил ему – даже по стандартам таинственной Танит они считались не более чем мифом.

Но глядя на выкрутасы Маквеннера, Корбек был готов в это поверить. Разведчик двигался так быстро, так уверенно, так целеустремлённо. Ни один удар не прошёл мимо. Каждый замах, каждый удар, каждый вольт и тычок. Лесные воители из древней истории Танит сражались во времена феодализма, пользуясь лишь копьевидными посохами с наконечниками в виде серебристых клинков. Они объединили Танит и свергли насквозь прогнившую династию Хёльхух, проторив путь для современных демократических городов-провинций.

Маквеннер казался Корбеку существом из детских сказок, рассказываемых у камина. Нэлшин, лесные воители, легендарные бойцы и мастера кил-вил.

Неудивительно, что Маколл так сильно восхищался Маквеннером.

Но даже он, член Нэлшин, не мог вечно противостоять врагу.

Спотыкаясь, Корбек присоединился к нему, беспорядочно стреляя из своего пистолета.

Полковник упал на середине подъёма.

А затем свет и ослепительные лучи лазерного огня распотрошили спускавшегося вниз врага.

К ним присоединился взвод сержанта Брея, который двигался по верхним уровням, чтобы напасть на Кровавый Договор с тыла. Отряд Брэя из двадцати пяти солдат быстро разделался с противником и полностью зачистил галерею.

Брей лично спустился вниз по ступеням, задержавшись, чтобы добить агонизирующих бойцов Договора, и подошёл к Корбеку.

– Кажется, я вовремя, – улыбнулся Брей.

– Ага, – выдохнул Корбек. Полковник взобрался вверх по лестнице и помог встать уставшему и измотанному Маквеннеру.

– Ты храбрец, – сказал ему Кольм. – Отважный храбрец…

Но у Маквеннера не хватало дыхания, чтобы ответить.

Поддерживая разведчика, полковник посмотрел на Брея.

– Готовьтесь, – молвил он. Кольм уже расслышал бой барабанов и ритуальные песнопения врага, что перегруппировывался на галереях и залах вокруг них. – Пусть взвод займёт позицию. Снимите с мертвецов как можно больше исправного оружия и боеприпасов. Это только начало.

– Ты не задумывался, – пробормотал Варл, достав палочку лхо из небольшого деревянного портсигара и вставив её в зубы, – что всё как-то слишком складно?

– В смысле? – пожал плечами Колеа.

Варл обхватил губами сигарету, но не зажёг её. Так легко он не сдастся, просто так ему было привычнее сопротивляться неистовому желанию закурить.

– В смысле, мы же далеко продвинулись, так? Прямо в сердце врага. А теперь смотри, во что мы вляпались.

Колеа понимал, о чём ведёт речь танитский сержант. Сейчас они были отрезаны от основных сил. Несколько сообщений от Гаунта гласили о щитах или чём-то подобном, а теперь в эфире царила зловещая тишина. Три взвода под командованием Варла, Колеа и Обеля общей численностью в семьдесят человек находились в глубинах купола без всякой надежды на подкрепление.

Блок за блоком они осторожно пересекали опустевшие рабочие районы, покинутые и разграбленные после взятия Киренхольма Кровавым Договором. Повсюду виднелись навевающие грусть осколки быта имперского города: вышвырнутая на улицу и растоптанная намоленная аквила из домашнего алтаря, нанизанные на частокол две пустые пивные бутылки, вырезанная из моноволокна игрушечная лазвинтовка, давно висящая на верёвке между домами замаравшаяся одежда.

В дальнем конце улицы висела огромная доска для объявлений, на которой когда-то указывались месячные нормы выработки и имена передовиков производства. На верхушке щита красовался золотистый венок и надпись «Вторая смена южной фабрики Киренхольма», а под ними флаг Фантины и лозунг «Мы стараемся во имя возлюбленного Императора». Кто-то с помощью лазвинтовки наделал в нём кучу дырок, а затем огнемётом спалил всю краску.

Колеа с грустью посмотрел на доску. Как и жилой район, они напоминали ему о дешёвых арендных жилищах, где он жил с семьёй в Вервун-улье. Он десять лет проработал в Семнадцатом участке глубинной разработки. Иногда по ночам ему снился запах рудных жил и грохот буровых установок. Иногда ему снились товарищи – Траг Вереас и Лор Динда. В их жилом районе тоже висела похожая доска для объявлений. И имя Колеа не раз красовалось на ней.

Жившие здесь люди были работниками газовой фабрики, и Колеа задавался вопросом – куда же они все подевались и сколько из них выжило? Неужели Кровавый Договор вырезал всё население куполов Киренхольма или же могли ещё остаться несчастные выжившие?

Он посмотрел на жилой квартал. Везде царила разруха, подчёркиваемая тусклым жёлтым светом, что проникал сквозь сводчатый потолок. По крайней мере, после утомительных смен в забое он выходил на свежий воздух и ощущал солнечный свет от светила, встававшего и заходившего из-за рукотворного массива Вервун-улья.

Призраки крались вдоль улиц, проверяя жилища по обе стороны от дороги. Варл настоял на тщательной зачистке помещений, что было оправдано – они не сталкивались с врагом с момента входа во внутренние сектора купола. Кровавый Договор мог окопаться где угодно, но их ожидания на непосредственный контакт с противником не оправдались. От слова вообще.

Обель встал вместе с отрядом в начале улицы, присматриваясь к небольшой базарной площади, обслуживавшей рабочий район. Магазины и торговые точки были наглухо заколочены или разграблены.

– Глянь на это, – сказал Обель, когда к нему подошёл Колеа. Он провёл его внутрь разрушенного помещения бывшего казначейства.

На стенах были нарисована геральдика Муниторума, отчего, увидев её, Колеа помрачнел. Гол крайне негативно относился к этой службе Империума. Он не знал ни одного солдата в своём подразделении, у которого было больше одной ячейки для лазвинтовки.

Обель открыл выдвижной ящик в письменном столе казначея – рельефном механическом аналое с разъёмами для кабелей, некогда поддерживавшими кибернетическую связь с авторизованным оператором для выполнения необходимых функций. Из-за разбитых направляющих ящик свободно болтался, и Колеа не ожидал увидеть там целую гору монет.

– Они разграбили город, не притронувшись к деньгам? – удивился он.

Обель взял одну и поднёс поближе. Она оказалась затёрта. Кто-то при помощи подручных средств, соответствующей силы и кучи свободного времени полностью уничтожил изображение головы Императора, заменив её грубо нацарапанным символом, от которого начинало подташнивать.

Обель швырнул монету обратно.

– Красноречивое подтверждение порядков у этих выродков. Им куда важнее оставить метку своих богов, нежели обогатиться.

Колеа вздрогнул. Все монеты в куче были точно такими же. Вроде бы мелочь, но она будоражила душу больше, чем все те разрушения и осквернения, что он повидал за свою жизнь. Архивраг желал поглотить Империум и до последней пылинки преобразить всё по своему разумению.

На стенах снаружи Гол заметил нанесённые вручную Кровавым Договором надписи, значения которых не понимал, так как они принадлежали незнакомому ему языку. Однако кое-что было накарябано на низком готике. Имена.

«Гаур» и «Слейт».

Насколько ему было известно, первый являлся военачальником, возглавлявшим основные силы врага в секторе и которому всецело подчинялся Кровавый Договор. Гаунт отзывался о нём со смесью уважения и отвращения. Когда Крестовый поход пережил очередные превратности войны, стало понятно, что Урлок Гаур был умелым полководцем.

В отличие от него, о Слейте Гол слыхом не слыхивал. Командование пару раз упоминало о полевых командирах Гаура, в рядах которых однозначно числился Слейт. Скорее всего, именно он развязал войну на Фантине.

Варл присоединился к Обелю и Колеа.

– Что думаете, а? – спросил он.

Обель пожал плечами.

– Должно быть, мы недалеко от газовой фабрики, – ответил Колеа. – Предлагаю двинуть туда и захватить её.

– Зачем?

– Потому что мы сами по себе, а путь назад отрезан. Если уж погибать, то за правое дело.

– Фабрику, то бишь? – спросил Варл.

– Именно. Подумайте, насколько плачевной может быть ситуация. Возможно, мы единственные выжившие, а если так, то вернутся не все. Вдарим по ним, чем только сможем, и заодно вынесем их главный источник энергии.

В дальнем конце рыночной площади Ларкин тихонько вошёл сквозь дверной проём в разрушенную лавку, стараясь не задевать разбросанных по земле осколков стекла и держа наготове свою снайперскую лазвинтовку. Бен и Хилан, разведчики из отрядов Варла и Колеа, продвигались вперёд вместе со стрелковыми группами, зачищая западную часть рынка при поддержке снайперов.

Ларкин обернулся и заметил на входе Брагга, удерживавшего открытый уличный проспект на мушке своего тяжёлого орудия. Кейлл держался неподалёку, неся на плечах боеприпасы для оружия Брагга.

– Видишь что-нибудь, Ларкс? – прошептал Брагг.

Тот лишь покачал головой. Он вышел наружу, а Феникс, Гаронд и Анкин пробежали мимо него, прикрывая друг друга перед входом в очередное скопление разрушенных домов. Ларкин видел Рилка и Нессу, собратьев по профессии, что заняли выгодную позицию за нагромождениями гниющих ящиков и прикрывали северные подходы к рыночному кварталу.

Ларкин пошёл вперёд, слегка расслабившись от мысли, что идёт под прикрытием огневой мощи Брагга. Острый взор мигом заметил движение в лавке, которую Ифван и Науэр предположительно зачистили.

– За мной, Разок, – прошептал Ларкин. Как правило, он не геройствовал, предпочитая залечь в укрытии и снимать свои цели, пока парни вроде Варла и Колеа совершают подвиги. Но сейчас он завёлся. Ему хотелось убить кого-нибудь до приступа, пока чёрная субстанция в основании мозга не разродилась убийственной мигренью из-за нарастающего напряжения.

Он облизал губы, посмотрел на Брагга, который кивнул из-за наставленного дула автопушки, и выбил старую деревянную дверь.

Водя винтовкой из стороны в сторону, Ларкин всматривался во мрак.

В нездоровом освещении, что проникало сквозь дверь и дыры в ставнях, колыхалась поднятая пыль.

– Гак тебя, танитец. У меня чуть сердце не остановилось.

– Куу?

Сперва во тьме, клубившейся в дальнем конце лавки, показались кошачьи глаза, а затем – и сам солдат.

– Какого феса ты тут делаешь?

– Занимаюсь своими делами. А ты чего тут забыл, танитец?

– Делаю своё дело, – сказал Ларкин, опустив оружие и пытаясь говорить уверенно, что было сложно в присутствии Лиджи «Фесова» Куу.

Тот захохотал, отчего шрам, пересекавший его лицо, отвратительно задёргался.

– Лады, тут всё равно на всех хватит.

– Хватит чего?

Куу указал на небольшой железный сундучок, лежавший открытым на прилавке.

– Можешь представить, что эти недоумки оставили всё это добро?

Ларкин заглянул в сундучок – он был доверху забит монетами. Куу начал распихивать их по карманам, заодно швырнув пригоршню Ларкину.

Тот взял одну из монет. Она явно была имперской, но основательно затёртой. Куу повторил, но со звуком, который ему не понравился.

– Бери, – молвил он.

– Не хочу.

Лиджа взглянул на Ларкина с неприятной ухмылочкой.

– Ты посмел ворваться сюда и помешать мне, а затем строишь из себя чистоплюя, – прошипел он.

– Я не… – начал говорить Ларкин.

– Мародёрство идёт вразрез с уставом полка, – мягко сказал Брагг. Он стоял позади Ларкина и смотрел сквозь проём на улицу.

– Гакни меня, ещё и громилу-мазилу с собой взял.

– Заткнись, Куу, – ответил тот.

– А что так, мазила? Будешь тоже читать мне мораль, как Ларкин?

– Положи монеты на место, – молвил Брагг.

– Или что? Зуб даю, нечем вам меня трафить.

– Просто положи их обратно, – повторил Брагг.

Но Куу не послушался. Он отпихнул Ларкина в сторону и прошёл мимо Брагга наружу. Оказавшись там, он остановился, зубоскаля в сторону здоровяка-стрелка.

-Будем надеяться, мы больше не пересечёмся на каких-нибудь тренировках, а, громила-мазила?

– В смысле? – спросил Брагг.

– Не хотелось бы снова поронуть тебя, – ответил Куу.

Брагг и Ларкин смотрели вслед уходящему солдату.

– О чём это он? – подбежав, спросил Кейлл. Брагг покачал головой.

– Вот же…. – Ларкин осёкся, а затем продолжил: – Вот бы кто проучил его. Это всё, что я думаю.

V

Невидимая мощная струя холодного воздуха трепала его, словно куклу, а откуда-то снизу, где тьму пронизывал янтарный свет, доносился мерный, нагоняющий страх звук крутящихся лопастей вентилятора.

У Майло задеревенели пальцы. Трос больно врезался в ладони, хотя он был уверен, что держится, как учил их Вадим.

– Левее! – послышался шёпот. – Майло! Левее! Поставь ногу левее!

Юноша попытался найти опору, стараясь не ударяться о гулкие металлические стенки огромной шахты, но все равно ему казалось, будто он шумит не хуже скатывающихся по лотку тяжёлых мешков с корнеплодами.

– Левее, гак тебя! Там опорное кольцо!

Нащупав левой ногой выступ, Майло наступил на него правой.

– Вадим? – выдохнул он.

– Всё путём. А теперь левой рукой отпусти трос.

– Но...

– Гак, делай, что говорю! Отпускай и цепляйся рукой – рядом с тобой перемычка.

Майло так сильно вспотел, что ему казалось, будто он сейчас выскочит из собственной кожи. Его окружала непроглядная тьма, в ладони вгрызался трос, а пальцы ног касались выступа. Он не слышал ничего, кроме собственного сбивчивого дыхания и угрожающего биения лопастей внизу.

А ещё настойчивого голоса:

– Майло! Давай!

Он протянул руку и с облегчением нащупал прочный металл.

– А теперь разворачивайся. Лицом ко мне... вот так.

Майло попытался, но потерял равновесие и, покачнувшись, начал падать.

– Фес!

Но сильные руки поймали его и втащили через край крепкой металлической рамы.

– Поймал! Держу тебя! С приземлением тебя!

Тяжело дыша, Майло повалился на спину и увидел смотревшего на него Вадима, что устроился на нижней фрамуге. Вергастец улыбался.

– Ты молодчина, Майло.

– Фес, что, правда?

Вадим помог ему встать на ноги.

– Никому из своих друзей-альпинистов не пожелал бы спускаться сюда. Сам не ожидал такой отвесной крутизны с минимумом, гак его, точек опоры, не говоря уже про воздушный поток. Чувствуешь его?

Майло кивнул и выглянул из смотрового лаза, куда его втащил Вадим. Оттуда ему были прекрасно видны крутящиеся внизу массивные лопасти винта, издававшие то самое «вжух-вжух-вжух».

– Фес! – вырвалось у Майло, а затем он повернулся к Ною: – А где Бонин?

– Тут я, – молвил разведчик, вынырнув из мрака. Они с Вадимом первыми спустились вниз.

– Трудно было, правда? – спросил он тоном, словно это была прогулка по полю.

Вадим подвинул Майло в сторону и снова вылез наружу, подхватив Лилло, чьё пунцовое лицо было мокрым от страха и напряжения.

– Больше никогда... – пробормотал тот, присев, чтобы передохнуть и смахнуть пот с бровей.

– Думаю, больше не будем принимать людей сверху, – обратился к Бонину Вадим. – Долго копаемся.

Разведчик кивнул и включил микробусину:

– Слышишь меня, Шогги?

– Слышу. Вы спустились?

– Да, все четверо. Остальным придётся подождать – спуск не из лёгких. Мы осмотримся и попытаемся найти более удобный выход на крышу, чтобы впустить вас.

– Принято. Не мешкайте там.

Четверо Призраков проверили своё оружие и развернули камуфляжные плащи. Сейчас они находились внутри газовой фабрики Киренхольма и скользили, словно тени, по платформам и переходным мостикам. Громогласное урчание главных турбин скрадывало звуки шагов продвигавшихся вперёд солдат.

Бонин жестом призвал всех спрятаться в укрытии, а затем взмахом руки послал Вадима и Майло разведать обстановку впереди. Они добрались до рабочей палубы, нависшей над основными барабанными роторами турбин. Затхлый воздух пах мазутом и раскалённой пылью.

По сигналу Бонина Лилло направился по другому пути, и, когда тот добрался до места, Бонин продолжил движение дальше.

Его внимание привлекла скелетообразная лестница – он предположил, что та ведёт на крышу.

Бонин укрылся за переборкой и отправил остальных вперёд. Лилло поднялся из укрытия и обошёл разведчика сбоку, а Вадим с Майло двинулись дальше в конец перехода на палубе.

Майло спрятался, а вот Вадим продолжил движение. Майло выругался про себя – вергастец ушёл слишком далеко и нарушил режим чётких перебежек от одного укрытия к другому.

– Вадим! – шикнул он по воксу.

Тот услышал его и остановился, осознав, что оторвался от остальных. Поискав глазами укрытие, он направился прямо ко входу в гермошлюз.

И тут его створки внезапно открылись.

Хлынул свет.

Вадим обернулся, и понял, что стоит лицом к лицу с шестью воинами Кровавого Договора.

Майло наблюдал, как из гермошлюза, где Вадим искал укрытия, брызнули лучи света и разорвали мрак, а мигом позже вергастец уже бежал оттуда сверкая пятками и, отстреливаясь из удерживаемой в одной руке лазвинтовки, кувырком бросился вниз.

Ему вслед обрушился залп ответного огня. Майло увидел, как ярко-красные лучи, с шипением рассекая воздух, отскакивали от решётчатого пола и подъемных установок, круша перильные ограждения палубы. Юноша не знал, куда делся Вадим и ранен ли он.

– Вадим? Вадим?

Из шлюза на палубу быстро и оперативно вышли несколько силуэтов в боевом порядке. Майло разглядел проблеск красной униформы и алых шлемов, черные ленты разгрузок и застывшие в невыносимой муке мрачные лики. Стоя у шлюза, двое накрывали палубу заградительным огнём, позволяя остальным без опаски двигаться дальше.

Майло вскинул винтовку, но в эфире резко раздался голос Бонина:

– Майло! Сиди тихо и не стреляй! Лилло... открыть огонь со своей позиции!

Майло обернулся: Лилло находился поотдаль от него и Бонина. Вергастец начал стрелять в полуавтоматическом режиме, огрызаясь короткими очередями по силуэтам, выходившим из шлюза. Выстрелы, пролетая мимо Майло, ударили по палубе на уровне бедра.

Вражеские солдаты тут же переключили внимание на Лилло, открыв по нему огонь, и, пользуясь укрытиями, двинулись в его направлении. Майло мигом раскусил простую, но гениальную стратегию Бонина. Лилло выманивал противника, растягивая их строй между огневыми позициями Майло и Бонина.

– Ждём... Ждём... – бормотал Бонин.

Враг приближался. Майло осознал, что их лица – на самом деле грозные, хищно оскалившиеся маски из металла. Он ощущал смрад их пота и нестиранной одежды.

"Это точно Кровавый Договор", подумал он.

– Ждём...

Майло так скрючился, что ноги скрутило судорогой, а по коже забегали мурашки. Он крепче сжал винтовку. Лазерные лучи накрыли окружающее пространство паутиной из бело-голубых нитей имперского оружия Лилло и огненно-красных хаоситов.

– Огонь!

Майло вынырнул из укрытия и начал стрелять. Череда лучей угодила в переборку рядом со сгорбившимся за ней бойцом Договора. Воин в маске тут же среагировал на новый очаг угрозы, и Майло уложил два заряда прямо в лицо врагу, исправив предыдущую неудачу.

Бонин не отставал от него, ловко подстрелив двух противников, что пытались подобраться к Лилло с более выгодной позиции.

Внезапно наступило затишье. По подсчётам Майло, в живых остались трое. Он отчётливо слышал, как один медленно ползёт в сторону бочек с топливом, за которыми прятался Бонин, но ничего не мог сделать из-за ограниченного угла обзора. Майло лёг наземь и медленно развернулся на животе. Он почти разглядел врага. Отбрасываемая на пол тень подсказывала, что противник навис над Бонином.

Майло выскочил из укрытия и дважды нажал на спусковой крючок. Подстреленного бойца Договора отшвырнуло в сторону, и тот зажимом расстрелял боезапас, предназначавшийся Бонину.

Раздался гневный крик. Обернувшись, Майло заметил, что на него несётся враг, паля из своего оружия. Лазерные лучи, пробив приклад винтовки и оставив подпалины на левом рукаве Майло, расплескались на металлических пластинах позади него.

Бонин появился, как чёрт из табакерки, и, перескочив через бочки, врезался в атакующего врага, и оба повалились на перильные ограждения палубы. Сжимая в кулаке серебристый нож, разведчик угостил противника жестоким апперкотом. Тот заорал и, хватаясь за лицо и шею, упал вниз.

Раздался одиночный выстрел – Лилло метко снял последнего бойца Договора, пытавшегося сбежать к шлюзу, а затем бросился к своим.

– Проверь шлюз, – сказал ему Бонин, стерев с лезвия кровь, прежде чем спрятать его в ножны.

– Спасибо, – молвил Майло. – Я уж думал, мне конец.

– Мы в расчёте, – улыбнулся разведчик. – Я бы ни за что не заметил того тихушника.

Они присоединились к Лилло у гермошлюза.

– Кажется, это все. А это, похоже, их офицер, – сказал он, пнув труп одного из уничтоженных в бою врагов.

– Где же Вадим? – спросил Майло.

Они осмотрелись. Отчаявшись найти укрытие, Ной бросился прочь от гермошлюза, и, как показалось троим, в панике сорвался с края платформы.

– Эй!

Майло присел и заглянул за ограждения. Вадим висел пятью метрами ниже, держась одной рукой за опору.

– Фес! – выругался Майло. – Верёвку, живо!

Бонин осмотрел тела убитых врагов и обнаружил в кармане офицерского кителя связку цифровых ключей.

– Простите, что слишком зарвался, – обратился к остальным Вадим, забравшись на платформу.

Бонин промолчал, но тут и так всё было понятно – Вадим знал, где накосячил.

Они добрались до массивной металлической лестницы и поднялись по ней на крышу. Найденные ключи открывали клетчатые двери одну за другой, на что ушли бы часы, прибегни они к грубой силе.

Наверху лестница соединялась с грязной от мазута платформой, откуда можно было подняться по ступеням к выходу на крышу. Бонин вскарабкался по ним и, перелопатив связку, нашёл нужный ключ и открыл взрывоустойчивый затвор люка.

– Противогазы, – напомнил он, и все четверо предварительно надели маски. По всей платформе ожили оранжевые аварийные сигналы, когда крышка люка отворилась, и внутрь хлынул морозный воздух.

– Рано или поздно они хватятся, – сказал Лилло.

Но тут уже нельзя было ничего поделать – они шли наперегонки со временем. Враг всё равно бы хватился пропавшего отряда.

Бонин забрался на крышу и связался по воксу с Домором и остальными. У них ушло пятнадцать минут на то, чтобы пройти через надстройки фабрики и забраться через люк. Бонин отослал нескольких новоприбывших вниз к Майло и Лилло для защиты платформы и входа в люк. Как только последний человек скрылся внутри, Бонин захлопнул и закрыл крышку, после чего аварийные огни потухли.

Те солдаты на платформе, – как, например, Шина и Арилла – что пережили крушение десантного корабля и потеряли оружие, завладели изношенными и устаревшими трофейными лазкарабинами Кровавого Договора. Избегая входа в гермошлюз, они спустились по лестнице вниз и вышли к главному ярусу турбинного зала. Там царили мрак и запах мазута, а по полу низко стелился покров отработанных газов. Они словно растворились во тьме и грохоте. Сверяясь с картой, Макеллер и Бонин провели их через отстойник фабрики мимо опор турбин, проходных рам и хитросплетений находящихся под давлением труб. Отовсюду стекала влага, а в углах копошились бесчисленные паразиты.

Где-то наверху показался проблеск света, и Призраки застыли на месте. Нависший над ними мостик озарило сияние, когда открылся люк или гермошлюз, и они увидели строй людей, бежавших по проходу в сторону пострадавшей в перестрелке платформы. Мигом позже света стало куда больше: на расположенном выше мостика пролёте появилась ещё одна группа, что, размахивая фонариками, шла на подмогу первому отряду.

Бонин и Майло сбросили трупы с платформы во мрак отстойника, но скрыть нанесённый урон они были не в состоянии.

Когда им показалось, что опасность миновала, Призраки рассеялись по узким смежным проходам отстойника и достигли внутреннего отсека, открывшегося с помощью цифровых ключей.

Разбившись на стрелковые группы и защищая Ягдею в центре строя, Призраки прошли по круглому главному коммуникационному коридору, укреплённому массивными рёбрами жесткости. Решетчатые плафоны вдоль несущей опоры излучали приглушённое голубоватое сияние.

Коридор уходил дальше мимо развязок, пересечений путей, лестниц и лифтовых шахт. Холлер ощущал нарастающее ощущение дискомфорта, и, судя по лицам вергастцев, не только он один. Они блуждали по лабиринту, столько раз сворачивая в сторону, что сержант понимал бесполезность ориентировки по компасу. Однако танитцы хранили удивительное спокойствие. Корбек однажды сказал Холлеру, что танитец никогда не заблудится. Это не было заложено у них в генах, а, скорее, стало результатом блуждания по запутанным тропам бескрайних лесов их родного мира, о которых они вечно судачили.

И теперь он поверил в это. Разведчик Бонин с вечно мрачным и безрадостным лицом даже не смотрел на карту и лишь однажды остановился, чтобы свериться с настенными надписями, а затем развернуть их и пройти по лестнице на уровень выше. Но его уверенность ни убавилась ни на йоту.

Наконец они вошли в небольшое подсобное помещение, которым давно не пользовались и не убирали. По расчётам Холлера они находились в подклети купола, даже ниже отстойника газовой фабрики. Вешалки со старыми, покрытыми паутиной рабочими комбинезонами и ящики со списанным промышленным оборудованием стояли в стороне. Большая часть освещения не работала. В дальнем конце помещения находилась дверь. Голубого цвета металлический люк с облупившимся серийным номером.

Бонин остановился и взглянул на Макеллера. Пожилой мужчина с седеющей шевелюрой и обритыми висками посмотрел на него и кивнул в ответ.

– Что там? – прошептал Холлер.

– Запасной коммуникационный проход в центр управления фабрикой.

– Ты уверен?

– Я и без открывания двери скажу вам, что это точно он, если вы об этом, сэр.

– Ладно, ладно... – Холлер посмотрел на Домора. – А ты что думаешь?

– Думаю, что это ближайший путь к нашей цели. Только если вы не надеетесь прятаться в этих подвалах до... ну я не знаю.... до скончания веков?

– Понятно, – улыбнулся Холлер. – Как часто любит говорить наш многоуважаемый комиссар-полковник : «Хотите жить вечно?»

Ударная волна после взрыва прокатилась по всей длине парадного зала, круша расписные деревянные филёнки, вздымая гладкую напольную плитку и сорвав с потолка одну из хрустальных люстр. Та рухнула наземь и покатилась, словно поваленное стеклянное дерево, а её сестра-близняшка обмякла и стала раскачиваться.

Тонкая завеса голубоватого дыма начала рассеиваться.

Гаунт смахнул наворачивающиеся от чада слёзы, закашлял, прочищая горло, и осмотрелся.

Хотя некоторые скидывали с себя обломки, в целом и общем Призраки из его отряда пережили мощный взрыв.

– Разбиться на группы по трое и выступить вперёд! Пошли! – прорычал в микробусину Гаунт. – Сорик, прикрывай тыл.

– Вас понял, сэр, – послышался ответ Эгана. Его отряд вместе с ребятами Тайсса, Юлера и Скеррала находился прямо позади них, отражая атаки Кровавого Договора.

Обнажив свой меч и включив его силовое поле, Гаунт побежал вперёд на пару с Дерином и Бельтейном, следуя за головными отрядами Каобера, Версана и Старка. Под ногами хрустели обломки. Гаунт наступил на хрустальную подвеску люстры, и та со звяканьем покатилась по пыли.

Не успев добраться до огромного портала в конце помещения, по негодующему ворчанию Каобера комиссар понял, что щит всё ещё преграждал им путь. Они снесли весь главный фасад вместе с коробкой при помощи собранных всем взводом тубусных зарядов и дет-патронов, однако это никак не повлияло на работу энергетического барьера.

– Сэр? – спросил Бельтейн.

Гаунт быстро пораскинул мозгами. Существовал протокол отступления, – тактик Биота называл его командой "Внезапный Трюк" – но в нынешних условиях он был бесполезен. Они оказались зажаты между Кровавым Договором и внешним периметром купола, перекрытым заслоном из щитов. Некуда было отступать, неоткуда ждать помощи. Даже если бы флотилия десантных кораблей вернулась после дозаправки, их бы уже поджидали окопавшиеся в зоне высадки вражеские войска.

Гаунт подумал о том, что Биота рассчитывал на успех. Чёрт побери, он сам на это надеялся. Киренхольм должен был стать крепким орешком, но не настолько, фес его, крепким. Они явно недооценили решимость и тактическое превосходство Кровавого Договора.

Гаунт позаимствовал у Бельтейна микрофон.

– Первый – ближайшим к отметке 6903 отрядам. Щит не пробит. Повторяю, не пробит. Ждите указаний.

Он сверился с картой в инфопланшете, в то время как Бельтейн спешил внести обновлённые данные по расположению солдат с показаний подключённого к воксу ауспика. Их прижали, причём, очень сильно. Враг щемил Призраков со всех сторон, неумолимо приближая их гибель у защитного заслона.

Не имея возможности как следует развернуться, Гаунт решил использовать по максимум занятые ими оборонительные рубежи.

– Первый на связи, – сказал Гаунт. – Сорик, Тайсс, Скеррал, удерживайте позиции. Юлер, на западный фланг. В двухстах метрах справа от тебя находится шахта коммуникаций. Встаньте там и перекройте вход. Мэрой, стой на месте и прикрой огнём ребят Юлера. Как поняли?

Оба одновременно подтвердили приказ.

– Так, дальше... Бюрон, как слышишь меня?

– Сэр!

– Доложи обстановку.

– Пока что тихо, сэр. Подозреваю, что враг хочет обойти нас с фланга.

– Принято. Постарайся удержать нынешнюю позицию. При необходимости отступайте к узловому пункту 462, но не более того.

– Четыре-шесть-два понял.

– Тарнаш, Макфин, Маколл. Попытайтесь пройти на юг к вестибюлю шлюза 717. Там несколько комнат, предположительно занятых врагом.

– Принято, сэр, – ответил Макфин.

– Понял вас, первый, – отозвался Маколл.

– Тарнаш, это первый. Как слышишь, приём?

Треск статики.

– Тарнаш?

Гаунт посмотрел на настраивавшего сигнал Бельтейна, но измученный радист покачал головой.

– Двенадцатый, это первый, приём.

– Первый, слушаю вас.

– Сорик, вероятно, Тарнаш погиб, что подразумевает опасную брешь в левом фланге.

– Ждём указаний, сэр.

– Макендрик, Адар. Переместите бойцов направо и прикройте Сорика.

– Понял, сэр. Там сейчас фес как жарко, – ответил Адар.

– Уж постарайся. Викс, ты ещё удерживаешь погрузочную площадку?

– До последнего заряда, сэр. В лучшем случае мы дадим вам минут десять, прежде чем в ход пойдут ножи и кулаки.

– Пяти будет достаточно, Викс. Если нужно – пользуйтесь чёртовыми тубусными зарядами.

Внезапно открылся вокс-канал.

– Один-ноль-пять-ноль – первому!

– Слушаю, Индриммо.

– У нас пусто! – голос вергастца лихорадочно дрожал, а в эфире Гаунт слышал стрёкот оружия. – У всех до единого! Ни одной ячейки! Гак! Они прут со всех сторон, мы...

– Индриммо! Индриммо! Один-ноль-пять-ноль, приём!

– Нет связи, сэр, – пробормотал Бельтейн.

Гаунт в отчаянии посмотрел на своего истинного противника – пустотные щиты. Из-за них он не мог выстроить достойную линию обороны. На миг он испытал желание ударить по проклятому заслону силовым мечом, но затем одумался, решив, что благородное оружие Иеронимо Сондара не заслуживает такой кончины.

– Какие мысли? – задал он вопрос Каоберу.

– Пока что я думаю, что система барьеров должна быть подключена к городскому источнику энергии, – покачал головой разведчик. – Для поддержания нерушимости щита требуется фесова куча подпитки.

Гаунт давно об этом размышлял. Если бы он только мог связаться с передовыми отрядами Варла, Обеля и Колеа... при условии, что те ещё живы. Может, им удалось бы пробиться до самой газовой фабрики и...

Нет. Он пытался выдать желаемое за действительность. Даже если передовые части выжили, то им придётся самостоятельно бороться за свои жизни во вражеском тылу. Даже если бы щиты не блокировали вокс-передачи, и комиссар мог связаться с ними, рассчитывать на успешный захват фабрики не приходилось.

Размышления Гаунта были прерваны чем-то, напоминавшим взрыв гранаты, прокатившимся по парадной с левой стороны. Ещё до того, как дым рассеялся, Ибрам заметил одетых в красное врагов, хлынувших сквозь брешь в разрушенной стене.

Имперские карты Киренхольма были точными, но Кровавый Договор контролировал его территорию, изучив все вентканалы и подвальные помещения. Каким-то образом они обошли арьергард в лице Сорика и команды и вышли через стену парадного зала.

И теперь противник ударил прямо в центр растянутого строя гвардейцев.

Раздавать приказы не пришлось – солдаты действовали по наитию, даже когда некоторых убили в начальных перестрелках. Версан побежал вперёд, убив двоих лазерными лучами, а затем экономными залпами свалив с ног как минимум троих пехотинцев Договора. Каобер и Деррин шли бок о бок, разя закреплёнными штыками и стреляя наугад.

Ванетт, Миска, Лиса и Нит выскочили из укрытий и окатили огнём образовавшуюся в стене брешь. Получив ранение левого предплечья, Миска упал, но практически сразу поднялся, приспособив опаленную жардиньерку в качестве опоры для своего оружия, которым он управлялся здоровой рукой.

Старк повалился наземь, скошенный попаданием в шею. Лазерный луч угодил Лоссе прямо в лоб, и тот, спотыкаясь, побрёл, словно слепой, держась за голову, пока два бойца Договора не отстрелили ему ноги.

Расплата незамедлительно настигла обоих – пистолет Гаунта разнёс их тела болтерными снарядами.

Гаунт перепрыгнул через Версана, лежащего в луже крови и хватающего ртом воздух, и рубанул мечом первый попавшийся ему на пути гротеск из воронёного металла.

Вслед за мерцанием голубого ореола поля клинка пронёсся резкий запах паленой крови. Враг слева пытался нацелить на комиссара карабин, но был мгновенно рассечён надвое, заодно потеряв обе руки по локоть.

Гаунт отскочил, отразив мечом лазерный луч, и побежал к следующей группе врагов – они, спотыкаясь, лезли из задымленной пробоины в стене. Один кувыркнулся назад, подстреленный Дерином, а Ибрам пронзил другого насквозь клинком и впечатал тело в третьего. Тот пытался отстреливаться, но Гаунт повёл мечом, и висящий на нём труп принял на себя огонь противника. Комиссар прижал дуло пистолета к чёрному забралу и нажал на спусковой крючок.

Вокруг творилась чёртова неразбериха. У большей части Призраков кончились боеприпасы. Они набросились на атакующие из бреши отряды Договора с ножами, кулаками или импровизированными дубинами из винтовок.

Выстрел проделал дыру в рукаве его кителя. Гаунт снова пальнул, опрокинув противника на его же соратников, что те повалились, словно кегли. В очередной раз нажав на спуск, он услышал лишь глухой щелчок.

Магазин опустел, а времени перезаряжать оружие не было.

Он рубанул силовым мечом, отсекая штыки, дула и запястья. На него набросились два выродка-хаосита в попытке прижать к земле, но один оказался слишком близко и отлетел назад со вспоротым брюхом.

Другой же внезапно обмяк, когда Каобер оттянул его в сторону, держа в руке «верное серебро».

Едва Гаунт встал на ноги, в него врезался Бельтейн и повалил обратно на землю.

Послышались тарахтение стаббера и свистящий выдох огнемёта. Бул и Макан, управляясь с орудием поддержки, и огнемётчик Ниторри наконец-то смогли покинуть свои позиции в конце парадной и начать контрнаступление. Гаунт спрятался в укрытии, когда тяжёлое орудие и огнемёт загнали противника туда, откуда он пришёл.

Из левого плеча Ниторри брызнула кровь, когда его зацепило ответным огнём, и солдат рухнул наземь. Лиса, одна из вергасток, ветеран Народного ополчения Вервун-улья, рванула к нему, склонилась над дрожащим телом Ниторри и схватила рукав огнемёта. Водя им из стороны в сторону, она поливала горящей смесью брешь, спалив филёнки и двух зазевавшихся бойцов Договора.

Гаунт страстно желал, чтобы у них ещё осталось хотя бы парочку тубусных зарядов.

– Накрыть огнём брешь! – крикнул он расчёту стаббера. – и ты тоже, рядовая Лиса. Хорошая работа.

– Сэр! Комиссар Гаунт, сэр!

– Что такое, Бельтейн?

– Сэр, – сказал он, второпях протягивая свою гарнитуру. – Это разведчик Бонин.

– Повторите, сэр! Я едва вас слышу!

Бонин прижимал гарнитуру к ушам и, отчаянно пожимая плечами, смотрел в сторону Нирриама, который пытался настроить громоздкую вокс-станцию.

Послышались короткие обрывки речи Гаунта.

– Будьте на связи, сэр, попытаемся переключиться на другой канал.

Бонин прервал передачу.

– Можешь усилить сигнал? – задал он вопрос Нирриаму. Тот удивлённо вскинул брови, словно его только что попросили надуть ртом дирижабль.

– Не знаю, – ответил вергастец. Будучи простым солдатом, Нирриам когда-то закончил дополнительные курсы по специальности «радист», что возвело его в ранг самого опытного вокс-оператора в подразделениях Холлера и Домора. Но это ещё ни о чём не говорило.

Нирриам поднял металлический стул оператора и уселся на него, пытаясь познакомиться поближе с аппаратурой. Основной коммуникационный пульт в центре управления фабрикой был настолько старым, что казался сущим реликтом. От времени и нещадного использования все тумблеры и шильдики под датчиками стёрлись, превратившись в кошмарную и непостижимую головоломку.

Томясь в ожидании, Бонин осмотрел помещение – двухэтажный веерный свод, где располагались рабочие станции для тридцати техножрецов фабрики. Всё было отделано под медь, а бегущие вдоль стен переплетения труб покрывала яркая эмаль кремового цвета. Пол был выложен зелёной керамической плиткой, словно изъеденной короедом. Царившая внутри атмосфера напоминала о былой элегантности, ныне ставшей пережитком годов технического прогресса.

Из зала вело четыре выхода: проход на верхнем этаже, откуда открывался вид на помещение, и три на нижнем, включая старый люк техобслуживания, через который они и попали внутрь. Домор распределил отряд для охраны этих входов, а Лилло, Эзлан и Майло таскали трупы в угол.

Внутри находилось пять дежурных техножрецов, двое часовых и офицер с серебряным гротеском и облупившейся позолотой на переде кителя. Бонин и Макеллер не были настроены на нежности. Когда большая часть отряда оказалась в зале, перестрелка уже закончилась.

Коммандер Ягдея нерешительно смотрела на трупы и кровь, что устилали пол. Майло поначалу подумал, что та брезгует, но лётчица также была воином и успела повидать достаточно смертей на своём веку.

Она повернула своё бледное из-за травмы лицо к Бонину и злобно посмотрела на него.

– Мы могли допросить их.

– Могли.

– И всё же вы убили всех.

– Так безопасней, – отрезал Бонин и ушёл прочь.

Теперь здравый смысл в её словах начинал раздражать его. Оставь они хотя бы одного из адептов в живых, – которые, вне всяких сомнений, были преданными Империуму гражданами, вынужденными работать на врага – то он смог бы настроить вокс-станцию в зале управления.

«Уже поздно сожалеть», подумал Бонин. Он молча взмолился, чтобы удача не отвернулась от него.

– Нирриам?

– Бонин, просто дай мне время.

– Ну же...

– Тогда делай сам, гак тебя! – воскликнул вергастец, спустившись вниз и отсоединяя провода из разъёмов, чтобы сдуть с них пыль.

Домор подошёл к ним, остановившись, чтобы проверить состояние Дреммонда, Гатри и Ариллы, что сидели на полу, прижавшись спиной к стене, и отдыхали, а Фейнер осматривал их раны.

– Ну как? – спросил Домор.

Бонин взмахнул рукой в сторону Нирриама.

– Он что-то копается там, – ответил он.

– Попробуй сейчас, – фыркнул Нирриам, хотя Бонин был уверен, что в голове Нирриама предложение заканчивалось словами "морда гакова".

Бонин вновь одел гарнитуру и включил микрофон.

– Тридцать второй – первому! Тридцать второй – первому, как слышите?

Нирриам протянул мимо него руку и аккуратно повернул регулятор, словно это могло помочь им.

– ...Дцать второй. Первый – тридцать второму. Вас плохо слышно. Приём?

– Тридцать второй – первому. Слышим вас хорошо. Канал связи так себе, но это всё, на что мы способны.

– Внутри купола включились пустотные щиты, и они блокируют сигнал. Микробусины бесполезны. Вы пользуетесь переносной станцией?

– Никак нет, пользуемся захваченной аппаратурой. Достаточно мощной, раз ей удалось пробиться сквозь щиты.

И в доказательство обратного послышался внезапный вой посторонних звуков, а затем раздался голос Гаунта:

– ... мертвы. Сообщите своё местоположение.

– Первый, повторите.

– Мы думали, что вы погибли. Мне доложили, что ваш корабль потерпел крушение. Где вы находитесь и какова обстановка?

– Это длинная история, первый. Да, наш борт упал, но Домор и Холлер вместе с тридцатью солдатами спаслись. Потерь почти нет. Мы находимся в...

И тут Бонин осёкся, внезапно осознав, что канал могли прослушивать.

– Первый – тридцать второму, повторите ещё раз.

Бонин взял в руки мятую карту.

– Тридцать второй – первому, так уж обернулось, что мы... где-то в районе 6355.

Последовала длинная пауза. В наушниках послышалось шипение и писк.

– Первый – тридцать второму, ждите указаний.

Гаунт расстелил карту на столешнице повреждённого приставного столика. Руки были измазаны в крови и оставляли коричневые разводы на тонкой бумаге, когда он расправлял её.

Шесть-три-пять-пять. 6355. Ничего подобного на карте не было. Но Бонин сказал "так уж обернулось"...

Гаунт прочитал число задом наперёд. 5536. Что означало...

Расположение фабрики. Они находились в центре управления газовой фабрики.

Вот фес!

Гаунт посмотрел на Бельтейна и взял у него из рук микрофон.

– Первый – тридцать второму. Нам преграждает путь стена вражеских щитов, включенных вдоль отметки 48:00. Они работают от главного источника энергии города. Нужно отключить их, и как можно скорее, если мы хотим прожить ещё четверть часа. Как понял?

– Тридцать второй – первому. Всё ясно, сэр. Посмотрим, что можно сделать. Конец связи.

Гаунт ощутил, как сердце в груди забилось чаще. Неужели Призраки совершили самый дерзкий за всю военную историю Империума прорыв? Он осознал, что за последние несколько минут фаталистичного дефетизма он не ожидал, что у них всё ещё остался шанс одержать верх.

Внезапно он начал предвкушать победу. Он видел её очертания, чувствовал её тепло.

И вспомнил про вещи, благодаря которым бремя командования и мучительная служба в Гвардии возлюбленного Императора приобретали смысл.

Всегда был шанс. Но можно ли на него полагаться? Воспользоваться им означало понадеяться на удачу, но цена ошибки была высока – неминуемая и быстрая гибель всех его подопечных.

А затем комиссар вспомнил про Цвейла, старого айятани, остановившего его на борту "Нимба" у входа в часовню.

«Дай хотя бы взглянуть на тебя, пожелать вернуться с щитом или на щите и осенить аквилой».

Гаунт ощутил гложущее чувство в животе и понял, что это страх. Боязнь неизвестности и непостижимого. Страх перед чем-то невероятным, что скрывалось за пределами известной ему вселенной.

Но Цвейл сказал ему: «Доверься Бонину».

Откуда он мог знать? Как смог предвидеть это?

Но слова старого жреца эхом звучали в его голове, вознесшись из непострадавших от последствий многочасовых сражений глубин разума.

«Сама святая, блаженная дева, сказала мне… что ты должен верить Бонину».

Но на тот миг он забыл эти слова, и едва ли помнил во время подлёта к зоне высадки, где от напряжения и истерики хотелось кричать. Даже во время спуска по тросу и последующей бойни они никак не напоминали о себе.

Но теперь пришло их время. Слова Цвейла звучали у него в голове, наставляя и подсказывая ему ключ к победе.

Он должен был довериться.

Гаунт выхватил микрофон из рук ожидавшего указаний радиста и начал раздавать всем доступным отрядам приказ об отступлении. Многие переполошились и высказали негодование, особенно Корбек, Харк и Сорик, но Ибрам криком угомонил их, понимая, что в тот момент Бельтейн видел перед собой безумца.

Он сверился с картой, осмотрев площадки и помещения, ныне недоступные за пределами щита. Комиссар приказал всем отступать к заслону, где некуда было бежать, и быстро объяснил им план действий в случае его отключения.

Нечто, сквозившее в его голосе, а также твёрдая уверенность в своих действиях заставили всех замолчать. Они слушали его.

Больше сотни командиров отрядов внезапно уловили шанс выжить и победить.

– Отступайте назад, удерживайте позиции и молитесь. Когда я дам сигнал, незамедлительно выполняйте план развёртывания.

По всей парадной прокатился громогласный звук взрыва. Уловив изменения в расположении Призраков, Кровавый Договор возобновил атаку при поддержке тяжёлых орудий и гранат.

Гаунт выкрикнул приказы своему отряду. «Всё, что нам нужно – удержать врага, – подумал он, – а мне нужно довериться Бонину».

VI

– Есть идеи? – спросил Бонин, но в ответ все повздыхали и покачали головами.

– Они бы знали, – тихо вымолвила Ягдея, глядя на лежащую в углу груду трупов.

Вот же фесова женщина! Бонин едва сдерживал себя, чтобы не ударить её, особенно после фирменного «я же говорила». Он осмотрел зал управления, пытаясь постичь тайны огромного механизма, и тут же ощутил себя несмышлёнышем. Всё без толку. Стрелки приборов непонятно вздрагивали, загадочно моргали датчики, а тумблеры и рычаги находились в положении «так надо». Бонин был солдатом, а не фесовым техножрецом. Он понятия не имел, как отключить от питания газовую фабрику.

– Если бы у нас были тубусные заряды, мы бы взорвали всё тут, – сказал Эзлан.

– Если бы они у нас были… – эхом отозвался Лилло.

– Тогда что? – простонал Холлер. Он подскочил к ближайшей рабочей станции и дёрнул за медный рычаг. Визуально не произошло никаких изменений, и сержант пожал плечами.

– Если… – заговорил Майло.

– Если что? – одновременно спросило с десяток человек.

– Если Кровавый Договор запитал щиты из основной подстанции, то сделал это не по правилам. В смысле, грубо, кустарно. Ну, типа как мы использовали кабель автомата защиты для включения запирательного механизма двери.

Домор кивнул.

– Майло прав, – молвил Вадим. – Если они и подключились, то сделали это на скорую руку. Думаю, нам не составит труда понять, где именно.

Бонин размышлял над отчаянным решением подключить все имеющиеся у них энергоячейки и вызвать тем самым перегрузку системы. В свете более хитроумной идеи Майло, он решил отложить на потом план закладки импровизированной бомбы.

– Ну, что, попробуем? – спросил он, но тут же осёкся – фактически, главными были сержанты Холлер и Домор. А он зарвался и посему пристыжено взглянул на них.

– Эх, я с тобой, Бонин, – ответил Домор.

– Присоединяюсь, – добавил Холлер.

– Тогда… вперёд! – воскликнул Бонин.

Выжившие Призраки борта 2К прыснули во все стороны, словно подгоняемые невидимой рукой. Они взламывали смотровые панели, открывали шахты коммуникаций и заглядывали с помощью фонариков под рабочие станции.

Незадействованными в поисках остались часовые: Шина у верхней двери, Макеллер и Лилин у главного входа внизу, а Кес с огнемётом Дреммонда охранял люк техобслуживания.

Бонин выскользнул из-под рабочей станции и обратил внимание на настенную панель. Крыльчатые гайки заржавели, поэтому пришлось сбивать их обухом ножа.

Вадим стоял неподалёку и осматривал внутренности ретрансляционной станции, погрузившись по локоть в заросли проводов.

– Не спорю, – с довольным видом сказал он, – мы могли бы перевести все рычаги и тумблеры в нулевое положение.

– Я тоже думал над этим. А ещё над тем, чтобы расстрелять здесь всё к фесовой матери.

– Могло бы сработать, – вздохнул Вадим.

– Могу я сказать… – сзади послышался голос. Бонин оглянулся – это сказала Ягдея, чья рука находилась в ещё более неестественном положении.

– Что, коммандер?

– Я лётчик, и мало что смыслю в устройстве газовых фабрик, но всё же знаю чуть больше вашего, прожив на Фантине всю жизнь. Эта фабрика продуцирует миллиарды литров газа под высоким давлением. Жречество, обслуживавшее фантинские заводы, тысячелетиями хранило верность знаниям и истории, равно как и власти.

– А вы считаете… Я более чем уверен, что у вас что-то да припасено, – сказал Бонин, взломав, наконец, панель.

– Это древний механизм, работающий под давлением в миллионы… не знаю… миллиарды тонн. Взрывайте, расстреливайте, выключайте – всё одно, без должного контроля всё здесь взлетит на воздух. А если фабрика взорвётся… думаю, не останется ничего, что можно захватить.

– Ладно, – молвил Бонин с притворной мягкостью. – Я это учту.

Он вернулся к своему занятию. Она точно получит нож в спину, если не заткнётся. Разведчик понимал её неприязнь к нему. Дьявол, а не женщина!

Однако она была права. Они беззаботно баловались с системой, питавшей энергией весь город. Ягдея была права – здесь сконцентрирована вся мощь. Ежели Призраки напортачат, от Киренхольма не останется ничего, кроме обугленного горного пика.

– Фес! – вслух выругался от мыслей Бонин.

– Что такое? – спросила у него Ягдея.

– Ничего. Ничего.

– Хотя, – продолжила она, – если мальчишка прав…

– Майло?

– Кто?

– Рядовой Брин Майло.

– Хорошо, если Майло прав, и враг действительно подключил щиты к системам фабрики, то вам не кажется, что он это сделал в главном турбинном зале, нежели здесь, в зале управления?

Бонин выронил панель, которая с лязгом приземлилась на пол, встал и повернулся к ней.

– Да. Да. Скорее всего. Но мы здесь и трудимся изо всех сил. Мы не можем вернуться назад – враг поджидает за каждым углом. Поэтому придётся работать с тем, что имеем. У вас есть ещё какие-то соображения? Потому что в противном случае я бы очень хотел, чтобы вы заткнулись и помогли с поисками. Не представляете, как вы меня бесите.

Она выглядела озадаченной.

– Ах, понятно. Ладно. Что мне тогда делать?

Бонин посмотрел по сторонам.

– Будьте любезны, идите туда, между Нирриамом и Гатри, и осмотрите тот стол.

– Вот это я понимаю – обращение с женщиной, – хохотнул Вадим.

– Заткнись, фес тебя, – огрызнулся Бонин.

– Сержант! Сержант! – послышался окрик Шины.

– Что такое? – спросил Холлер, выглядывая из шахты техобслуживания, в которую он залез по самые плечи.

Шина находилась на площадке сверху и сторожила проход.

– У нас гости, – прозвучал её певучий голосок.

И ничего хорошего это не сулило.

– Давай! Давай! – кричал Корбек, встав в полный рост и размахивая руками, невзирая на хлещущий повсюду вражеский огонь. Призраки из его отряда вместе с ребятами Брея отступали через шлюз, пока им вслед летели пули и лучи лазеров.

Ирвинн споткнулся, и Корбек, схватив того за шиворот, втащил солдата под защиту шлюза.

– Щит уже пал, шеф? – пробормотал он.

– Ещё нет, сынок.

– Но ведь комиссар Гаунт обещал! Обещал!

– Знаю.

– Если заслон не падёт, мы угодим прямо зверю в пасть, шеф, мы…

Корбек прижал голову солдата к своей.

– Гаунт сдержит обещание. Так было всегда. Он пробьётся к нам, и мы останемся живы. А теперь вставай и на позицию!

Ирвинн с трудом выполнил приказ.

Корбек оглянулся в тот самый миг, когда двух Призраков скосило у входа в шлюз. Одним из них был Уидден, чьё тело было страшно изувечено крупнокалиберным орудием, а другой – Мюриль. Её швырнуло на тележку, где она и осталась лежать.

– Нет! – взревел Корбек.

– Кольм, стой! – закричал сержант Брей.

– Уводи их внутрь, Брей, сейчас же! – неистовствовал полковник, рванув из укрытия в сторону Мюриль. Лазерные лучи вспахивали палубу вокруг него, заволакивая воздух дымом из расплавленной плитки.

Каким-то образом ему удалось добраться до девушки. Мужчина перевернул её – лицо Мюриль было белым от пыли, на котором, словно разбрызганные по чистому листу бумаги чернила, виднелись капли крови, а её веки дрожали.

– Ну же, девочка моя! Идём! – крикнул он.

– П-полковник…

Он осмотрел её и заметил рану на бедре. Гадкую, но не критичную. Кольм взвалил её тело себе на плечи.

Вдруг одну из ног подкосило, и оба Призрака упали, подняв красивое облако белёсой пыли.

Время внезапно замедлило ход, и вокруг стало неожиданно тихо.

Словно в замедленной съемке, Корбек наблюдал, как лучи вражеских лазеров прошивают насквозь пылевую завесу потрескивающими клиньями алого света, оставляющими после себя завихрения в рваной пелене; тягуче расцветающие и затухающие вспышки взрывов; проблески трассирующих снарядов; капли ярко-красной крови Мюриль, падавших на пол и оставлявших неглубокие ямки в слое пыли.

Он снова подобрал девушку и через силу побежал. Нога словно налилась свинцом.

Вдруг спину пронзила жгучая боль, а затем – и левую голень, но куда более мучительная.

Он почти ввалился в шлюз, и его тут же подхватили руки Брея. Меррт и Бьюл, крича, рванули вперёд, успев поймать Мюриль до того, как она ударилась бы об пол.

– Врача! Врача! – кричал Брей.

Корбек понял, что не может пошевелить и пальцем. Звуки стали приглушёнными, возникло странное тепло. Он лежал на спине, уставившись в обшитый панелями потолок.

Но он потихоньку начинал удаляться от него, и последнее, что услышал полковник – как Брей звал к себе врача.

Виктор Харк выстрелил из своего плазменного пистолета прямо в толпу врагов у входа. Объединённые отряды Роуна, Даура и Мерина, рассредоточившись, отступали по территории мёртвого парка. Позади них не было ничего, кроме заблокированных щитами шлюзов.

По приказу Гаунта они бросили выгодные позиции, не получив ничего взамен.

Харк выстрелил снова. С щитами за спиной смерть заберёт их всех – одного за другим...

Сержант Эган Сорик, герой Вервун-улья, оперся спиной о стену. Рана в груди была чертовски паршивой, и кровавая пена бурлила вокруг опаленного входного отверстия. Он медленно поднял лазвинтовку одной рукой, но та оказалась слишком тяжёлой.

Сквозь дым на них шли воины в алых одеяниях и железных гротесках.

Из ниоткуда появился сержант Тайсс и склонился над ним, одновременно стреляя по врагам и вынуждая их прятаться в укрытиях.

– Поднимите его! – Сорик услышал крик Тайсса.

Сержант почувствовал, как взмыл в воздух – Дойл и Маллор подхватили его тело, а Ланаса держал ноги.

Тайсс вместе с Казелем, Венаром и Мтейном поливали врага ответным огнём.

– Мы прорвались? – прохрипел Сорик. – Щит..?

– Нет, – ответил Дойл.

– Что ж, – вымолвил Сорик, закатывая глаза, – удача благоволила нам до сих пор...

– Сорик! – закричал Дойл. – Сорик!

Авангард Кровавого Договора атаковал зал управления газовой фабрики со стороны верхнего коридора.

Шина оборонялась до тех пор, пока к ней не присоединились Эзлан и Нен. Пока она отстреливалась, девушка не прекращала ругать свой лёгкий стаббер, за которым она должна была сейчас находиться.

Три Призрака могли удержать узкий проход... если бы противник не припас нечто более смертоносное.

Спустя три минуты после нападения на верхние уровни, Макеллер у главного входа внизу тоже попал под вражеский обстрел. Он вовремя успел заметить катящуюся к нему гранату, чтобы захлопнуть тяжёлый железный затвор люка. От взрыва содрогнулась дверь, и Холлер подбежал к Макеллеру и помог ему затянуть зажимные болты.

– Это их надолго не задержит, – сказал Макеллер, и в доказательство его слов послышались удары кулаков и прикладов о затвор.

Лилин, защищавший другой вход в зал, внезапно повалился с руганью на спину. Сочившаяся из левого плеча кровь пропитывала ткань униформы.

– Ранили, – молвил он перед тем, как потерять сознание.

Яростный шквал лазерного огня обрушился сквозь просвет люка. Пара лучей угодила в распластавшееся на полу тело Лилина, погрузив его в вечный сон.

Добравшись до затвора, Гатри захлопнул его, и снаружи послышались, как лазерные лучи барабанят по двери.

– Если мы хотим что-то сделать, то лучше поторопиться! – закричал Гатри.

Бонин посмотрел на Домора, но тот пожал плечами. Внутри зала царил беспорядок – отовсюду торчали спутанные клубки проводов.

– Как бы то ни было, – отозвалась сидевшая у стены Ягдея, – вы сделали что могли.

Она достала из голенища сапога аварийный нож с коротким лезвием и вскрыла манжет противоперегрузочного комбинезона. Бонин увидел, как она выудила оттуда две белые таблетки и, положив на ладонь, собралась их глотать.

Разведчик подскочил к ней и ударом выбил таблетки у Ягдеи из руки.

– Какого феса ты творишь?

– Отстань от меня!

– Какого феса ты творишь?

– С честью покидаю этот мир, солдат. Нам крышка. Даже хуже. Командование истребительной авиации дало нам эти таблетки в случае, если мы окажемся в тылу у врага. Ты сам знаешь – Кровавый Договор пленных не берёт.

– Хочешь покончить с собой?

– Это концентрированный яд кожанов, так что смерть будет безболезненной, так нам сказали.

Бонин медленно покачал головой. Наверху Шина, Эзлан и Нен продолжали оказывать сопротивление.

– Значит, самоубийство, коммандер Ягдея? Разве это не выбор трусов?

– Пошёл ты. До тебя ещё не дошло? Нам конец. К-О-Н-Е-Ц. Лучше умереть без боли, чем принять смерть от врага.

Бонин присел на корточки перед ней и, подобрав таблетки с ядом, перекатил их по ладони.

– Комиссар-полковник Гаунт научил меня тому, что за право умереть нужно бороться до последнего вздоха. Не ждать и не искать его. Смерть приходит сама, и только глупец ищет её по своей воле.

– Хочешь сказать, я дура, Бонин?

– Я хочу сказать, что ещё не всё потеряно.

– Серьёзно?

– Серьёзно. Возможно, это невежественная философия солдат, но гвардеец бьётся до конца. Если суждено умереть – так тому и быть. Но о суициде и речи быть не может.

Ягдея вперила в него свой взгляд.

– Отдай таблетки.

– Нет.

– Я старше тебя по званию.

– А мне плевать, – разведчик уронил таблетки на пол и раздавил сапогом.

– Будь ты проклят, Бонин.

– Так точно, коммандер.

– Думаешь, что-то изменится? Надеешься на чудесное спасение?

– Всё возможно, если верить в это. Моя мать говорила мне, что я родился под счастливой звездой. Удача никогда не покидала меня. Много раз я должен был умереть. В Вервун-улье, например. Могу показать шрамы.

– Избавь меня от этого, – её голос истончился и задрожал.

– Я верю в свою удачу, Ягдея. Танитскую удачу.

– Хватит, нам крышка. Только послушай.

Бонин услышал яростные удары в двери и отчаянное сопротивление троицы на верхнем уровне.

– Возможно. При случае, обещаю – ты уйдешь без боли.

– Сделаешь мне одолжение? Какая любезность.

Но Бонин пропустил её сарказм мимо ушей.

– Танитский Первый-и-Единственный всегда заботится о своих, мэм.

Наверху Нен покачнулся назад, получив ранение. Шина смотрела, как боец Договора несётся на них... и тут же падает замертво. Она могла с уверенностью сказать, что ему разворотило затылок пробивным снарядом. Атака врага захлебнулась.

Послышался щебет микробусины.

– Кто внизу?

Это был канал связи Имперской Гвардии.

– Это два-ноль-один-четыре, приём?

– Два-ноль-один-четыре, это девятый. Шина, ты, что ли?

– Сержант?

– Своей собственной уродливой персоной, девочка моя.

– Это Колеа! Это Колеа! – в зале раздался крик Шины.

Объединённые отряды Обеля, Варла и Колеа прошли по верхнему коридору и присоединились к солдатам Холлера и Домора. Воцарилась тишина. Люди обменялись скупыми рукопожатиями и приветствиями. Никаких громких волеизъявлений радости – никто не хотел портить восторг от встречи и спугнуть удачу, благодаря которой они оказались здесь.

К тому времени Кровавый Договор исступлённо ломился в главные подходы к залу. Варл послал огнемётчиков, дабы поумерить их пыл.

– Конечно, – сказал Колеа.

– Серьёзно? – спросил Холлер, бывший его заместителем в вервунских партизанских отрядах.

– Ты ведь не проработал всю жизнь на рудниках и генераторных станциях, чтобы разбираться в устройстве проточных систем генераторов.

Колеа подошёл к устройству, напоминавшему боковой пульт, и опустил какой-то рычаг.

Тут же потух свет, отключились датчики, а громогласный рёв турбин сошёл на нет.

Он отвернулся от пульта и посмотрел на потерявших дар речи соратников.

– Что? Что такое?

Щиты отключились.

Послышался треск статического электричества, а затем в парадную сквозь испарившийся заслон хлынул мощный и резкий поток воздуха, когда между внутренней и наружной средой выровнялось давление.

– Сейчас! – закричал Ибрам Гаунт. – Вперёд, вперёд, вперёд! Все вместе – танитцы и вергастцы! Теперь наш черёд! Покажите им всю мощь Имперской Гвардии!

Часть 2. Пересмотр военной стратегии

Оккупированный Киренхольм, Фантина, 214-222.771.М41

«Спустя семь часов упорного штурма Киренхольм был взят, положив ещё одну великолепную победу в копилку Имперской Гвардии. Так будут гласить учебники. Но на самом деле ключевым моментом стала не массированная атака войск, а тайное внедрение вышколенных специалистов, обладавших невероятно широкой командной автономией и применявших отточенные навыки скрытных операций для уничтожения вражеской обороны. Даже десять тысяч упорствующих пехотинцев не смогли бы добиться схожего эффекта. Как жаль, что мы изначально упустили это из виду».

– Антонид Биота, старший имперский тактик, Фантинский ТВД.

I

Клубящиеся облака бурого дыма выплывали из южных склонов трёх куполов Киренхольма и растворялись в желтом ядовитом тумане под яркими лучами рассветного солнца.

Стоя на верхней смотровой площадке главного купола, сложно было поверить в то, что Фантина отравлена. Свет солнца раскрасил небеса в аквамариновый цвет, а далеко внизу под фигурными изгибами куполов простирался бескрайний океан плотных облаков, чью белизну портили чёрные пятна или столбы пылающих газов, порождаемых адскими процессами в Кипятке.

К ним приближался строй аэростатов, похожих на косяк исполинских морских млекопитающих. Восемь гигантов километровой длины от носа до кормы шли на стыковку на крыльях утреннего ветра, сверкая идеально белыми и серебристыми корпусами. Между ними в парах двигались быстроходные «Молнии», раз за разом низко пролетая над городом. Эскорт из орудийно-десантных кораблей – вооружённых аналогов транспортников, доставивших их в Киренхольм – неотступно сопровождал гигантские дирижабли.

На смотровой площадке было холодно, ведь городские системы отопления до сих пор не работали – после внезапного отключения главной газовой фабрики требовалось время, чтобы нарастить прежние мощности.

Гаунт плотнее запахнул свой длиннополый френч. На стеклах смотровой площадки намерзал иней, и он протирал их рукой в перчатке. Наблюдая за прибытием аэростатов, в душе возникло невыразимое облегчение. Он едва слышал хлопки работающих моторных гондол. Всякий раз, когда над головой на бреющем полёте проносилась «Молния», стекло начинало вибрировать.

– Ибрам?

Комиссар обернулся. На смотровую площадку вошёл Харк, держа в руках две кружки с дымящимся рекафом.

– Спасибо, Виктор, – поблагодарил Гаунт, приняв один из них.

– Вид что надо, – отметил Харк, сдув вьющий пар и сделав глоток.

– Согласен.

Летающий тягач направился вперёд ,чтобы взять на буксир ведущий аэростат и провести судно к спрятанным под кромкой купола ангарам. Гаунт наблюдал, как написанное на носу название дирижабля – «Зефир» – постепенно укорачивалось по мере спуска.

Гаунт медленно потягивал горячий рекаф.

– Каковы последние новости?

Последние шесть часов он пробыл вместе с Бельтейном у станции, отслеживая переговоры по воксу, прежде чем ухватить пару часов беспокойного сна во втором куполе, в душной комнате безо всяких удобств. И с тех пор, как он проснулся, Ибрам старался держаться подальше от бубнения вокса. Он хотел покоя.

– В северных секторах до сих пор идут бои. Второй купол успешно зачищен Роуном от недобитков. То же касается третьего, и Фазалюр перебрасывает войска в главный на подмогу урдешцам – именно в северных районах противник оказывает жесточайшее сопротивление. Но, несмотря ни на что, долго это не продлится. К тому же, мы обнаружили жителей. Фазалюр освободил их из концлагерей в третьем куполе, и уже начат процесс переселения.

Гаунт кивнул.

– Что такое? – спросил Харк.

– В смысле?

– Грусть в твоих глазах, – улыбнулся Харк, что было для него несвойственно.

– А, ты про это. Мне просто жаль урдешцев. Вне всяких сомнений, им пришлось хуже остальных. Сколько потерял враг?

– Тысячу двести убитыми, девять сотен ранеными.

– А мы?

– Двести восемь убитыми и две сотни ранеными.

– Как там Корбек?

– Неважно, – вздохнул Харк. – Мне жаль, Ибрам.

– Почему? Ты ведь не расстрелял его. А Эган Сорик?

– Уже дважды его пытались реанимировать. От полученной раны он должен был скончаться на месте.

– Эган – крепкий сукин сын. Он уйдёт, когда настанет время.

– Будем надеяться, оно не наступит сейчас. Даже не знаю, по ком будут скучать больше.

– Не понял? – нахмурился Гаунт.

– Корбек – сердце полка, – пожал плечами Харк. – Всеобщий любимец. Его смерть крепко ударит по всем. То же самое касается Сорика. Он много значит для вергастцев. Кончина Эгана лишит духа вергастские части. Нам это не нужно.

– Но у них есть и другие лидеры: Даур, Колеа…

– Их тоже уважают, но не так, как Сорика. Он – их общий отец, как Корбек для танитцев. Колеа может многого добиться, но думаю, он не горит желанием становиться идолом. По моему мнению, Колеа будет лучше оставаться простым солдатом.

– Иногда я тоже так думаю, – Гаунт наблюдал за тем, как следующий аэростат под названием «Борей» уплыл в сторону ангара.

– Даур тоже неплохой человек, – продолжал Харк, – он мне нравится, но… Слишком уж парень рьяный и дерзкий в отличие от уравновешенного Сорика. Подобные качества не в чести у вергастцев, а танитцы вообще его открыто презирают.

– Даура? Презирают? – Гаунт не верил своим ушам.

– Некоторые – да, – молвил Харк, вспомнив про Роуна. – Многие танитцы искренне рады вергастскому пополнению, но до сих пор не могут отделаться от чувства вторжения. Вторжения в жизнь полка. В руках Даура сосредоточена власть, сравнимая с таковой у Роуна. Многим кажется, что таким образом вергастцы вмешиваются в дела Первого-и-Единственного.

– Например, Роуну?

– Да, ему в частности, – ухмыльнулся Харк. – Но не только. Это дело чести. Я уверен, ты в курсе этого?

Гаунт молча кивнул. Он был прекрасно знаком с манерой Харка испытывать его на прочность. Виктор был человек верным, безукоризненно исполнявшим роль полкового комиссара. Но он всегда проверял границы дозволенного. Харку нравилось осознавать, что по духу он ближе к танитцам, нежели сам Гаунт.

– Я знаю, что ещё многое предстоит сделать, прежде чем танитцы и вергастцы достигнут необходимого равновесия, – после долгой паузы сказал Гаунт. – Танитцы ревностно относятся к своему полку. Даже самые толерантные видят в уроженцах Вервун-улья чужаков. В конце концов, именно их имя красуется на полковом штандарте и кокардах. И тут уже ничего не поделаешь. Я думаю, что танитцы не подвергают сомнению боевые навыки вергастцев. Тут дело в… гордости. Полк всегда был и останется танитским, а в жилах новобранцев с Вергаста не течёт танитская кровь.

– То же самое касается и вергастцев, – согласился Харк. – Это не их полк. Да, у них есть собственный знак отличия, но своего имени на полковом знамени им не увидеть никогда. Они чувствуют неприязнь танитцев... чувствуют, потому что она осязаема. И, что лишь усугубляет положение – они понимают это. Поэтому вергастцы стараются как-то выделиться. Честно говоря, удивительно, что раскол не стал ещё более... выраженным.

Гаунт допил остатки рекафа.

– Но ведь вергастцы тоже делают свой вклад. Благодаря ним резко возросла снайперская мощь полка.

– Согласен, но чей это вклад? В основном, женщин. Не подумай неправильно, для всего полка женщины-стрелки стали благословением господним. Но это уязвляет гордость вергастских мужчин, ибо получается, что лучшее, чем может похвастаться Вергаст – женщины. Ни один не стал разведчиком. И вот это удар под дых. Первый всегда был знаменит своими разведчиками. Они – наша элита, но разве хоть один вергастец оказался годен для этого? Нет.

– Есть один годный кандидат. Куу.

– А, этот ублюдок.

Гаунт усмехнулся.

– Согласен, Лиджа Куу и в самом деле фесов ублюдок, но у него есть задатки первоклассного разведчика.

Харк поставил кружку на подоконник и протёр губы рукой.

– Итак… есть какие-нибудь идеи насчёт того, как ослабить внутриполковой апартеид?

«И снова ты испытываешь меня», подумал Гаунт.

– Я открыт для предложений, – дипломатично ответил он.

– Нужно пару повышений. Хочу сделать Харджеона бригадиром. И Ла Салля. И Лилло. Возможно, Циски или Фонетту. С учётом погибших Индриммо и Тарнаша мы нуждаемся в новых сержантах.

– К несчастью, Циски погиб. С остальными я согласен. Но только не Харджеона. Он бывший уголовник и торговец наркотиками. Солдаты не уважают таких. А вот Лилло хороший выбор. И Фонетта. И Ла Салль, возможно. Я бы повысил Аркуду. Славный малый. Или Криид.

– Так, с Аркудой всё понятно, но Криид? Женщина-сержант? Больше минусов, чем плюсов. Ещё, я думаю, нужно отправить двоих или троих в разведчики.

– Если у человека нет способностей, то не стоит и пытаться, Виктор. Я не стану назначать в координаторы людей без соответствующих умений к этому.

– Хорошо. Хотя Куу, как ты сам говорил… Или Мюриль, например.

– Разве она не ранена?

– После протезирования вернётся в строй. Ещё Яджо, Ливара и Муллу.

Гаунт нахмурился.

– Возможно и так. У Мюриль и Ливары есть потенциал. Но мне ещё никогда не встречался такой увалень, как Муллу, хотя он и лёгок на подъём. Кандидатуру Яджо надо обдумать. К тому же, это не мне решать, а Маколлу. Так было всегда.

– Ты можешь приказать ему…

– Хватит, Виктор, это уже чересчур. Маколл всегда решал, кто войдёт в элиту. Я всегда преклонялся пред его навыками. Если он сам видит достойного кандидата, то берёт его. В противном случае я не стану навязывать ему человека.

– Что ж, ладно. Маколл своё дело знает.

– Именно. Слушай, я буду держать ухо востро и сделаю всё, чтобы усмирить гремучую танитско-вергастскую смесь. Если нужно – прибегну к позитивной дискриминации. Но я не стану дестабилизировать боевое ядро полка тем, что буду пропихивать неготовых к этому людей.

Похоже, Харка устроил данный ответ, однако последующая реплика удивила Гаунта:

– Ибрам, вергастцы должны знать, что важны для тебя не меньше танитцев. Это правда, я не шучу. Сама мысль о том, что они опоздуны-неудачники, основательно уничтожит их. Они чувствуют себя второсортными элементами полка. А это плохо.

Опешив от таких слов, Гаунт хотел было ответил, но тут открылась внутренняя дверь, и на площадку вошёл радист в подбитой мехом форме фантинских десантных войск и отдал честь.

– Лорд-генерал Бартол Ван Войтц прибыл сюда, комиссар-полковник Гаунт, и желает увидеться с вами.

Аэростат «Нимб» уже направлялся в сторону просторных ангаров под главным куполом с помощью небольшого буксирного судна, изо всех сил нагружавшего сверхмощные реактивные двигатели.

Огромные алюминиевые пропеллеры дирижабля крутились с глухими, едва слышными хлопками вплоть до их полной остановки.

Из аэростата вылетел окрашенный в шашечку трёхмоторный моноплан с эскортом из двух «Молний», что прыснули в разные стороны, когда тот достиг входа в ангар и исчез внутри. Это был приземистый транспортный самолёт со стеклянной шарообразной кабиной, грузно, но ровно приземлившийся на посадочную платформу – его мощные сдвоенные пропеллеры со стрекотом закрутились в обратную сторону, когда тормозной гак зацепился за трос аэрофинишера.

Гаунт ждал во мраке ангара, который с лёгкостью принял массивный корпус аэростата «Эол».

Рёв двигателей трёхмоторного судна ещё не успел стихнуть, когда по трапу застучали каблуки, и появился Ван Войтц собственной персоной.

– Гвардейцы, смирно! – громко скомандовал Гаунт, и почётный караул Призраков – в лице Майло, Гуина, Кокера, Дерина, Лилло и Гаронда под руководством сержанта Тайсса – щёлкнули каблуками и умело приняли оружие на плечо. Сержант держал полковой штандарт.

Лорд-генерал сгорбился под нисходящими из двигателей потоками воздуха и спешно спустился по аппарели в сопровождении тактика Биоты и четырёх первоклассных телохранителей в чёрно-голубых мундирах и киверах с обитыми золотой тесьмой козырьками, державших в руках пробивные лазвинтовки.

– Гаунт!

– Лорд-генерал.

– Чертовски хорошая работа, солдат, – пожал ему руку Ван Войтц.

– Благодарю, сэр, но я был не один. Вот список представляемых к награде.

– Никого не забудем, уж поверь мне, Гаунт. Вы славно постарались, – Ван Войтц осматривал ангар, словно никогда в своей жизни не видел ничего подобного.

– Киренхольм.

– Да, вот и он, Киренхольм. Один шаг вперёд.

– При всём уважении, для урдешцев это шаг назад.

– Согласен. Я поговорю с Жайтом после того, как он оклемается. Этот никчёмный хвастун капитально облажался. Но ты, Гаунт… ты и твои Призраки обратили его фиаско в победу.

– Сделали, что смогли, сэр.

– Вы – гордость Гвардии, комиссар-полковник.

– Благодарю, сэр.

– Неплохо вы их перехитрили, а?

– Сэр?

– Ты и твои эксперты по тайным операциям.Объегорили врага, правда, Биота?

– Похоже, что так, лорд-генерал, – мягко произнёс тот.

– Поэтому мы решились на кое-какие изменения, причём, радикальные. Нас ждёт Уранберг, Гаунт, и твои нынешние успехи побудили нас срочно пересмотреть военную стратегию. Так, Биота?

– Да, лорд-генерал.

– Вот и я о том же. Что думаешь об этом, Гаунт?

Но тот совершенно не знал, о чём думать.

Онти Флайт считала себя полноправным гражданином Империума и воспитала троих детей в подобной манере. Но когда Архивраг нагрянул в Киренхольм и молниеносно захватил его, ей показалось, будто началось светопреставление. Во время начальной фазы штурма бойцы Кровавого Договора убили её мужа, работавшего на фабрике, а Онти с детьми и их соседей выгнали из домов громилы в гротесках и заключили в концлагерях в недрах третьего купола.

Там творился ад. Еды и воды катастрофически не хватало, повсюду царила антисанитария. Уже к концу первого дня там стоял запах, как в канализации.

После этого появилась грязь и болезни, и смрад стал до того нестерпимым, что у неё отнялся нюх.

А теперь, когда Имперская Гвардия сопровождала их в свои дома, она, наконец, учуяла въевшуюся в одежду и волосы вонь. Она понимала, что перед душевыми в квартале растянутся огромные очереди, а прачечная будет доверху загружена работой, но женщина хотела отмыть своих детей от этого непотребства и одеть в чистую одежду. Что значило заполнить до краёв ванную в флигеле и хорошенько поработать утюгом.

Миловидный молодой гвардеец в чёрной форме по имени Каффран провёл её вместе с детьми до жилища. Онти не переставала извиняться за свой неряшливый вид и запах, но Каффран вёл себя учтиво и внимательно.

Лишь когда она вернулась домой, в небольшую комнатку одного из стоящих в ряд домиков, женщина не смогла сдержать слёз. Она очень сильно скучала по мужу, и её терзали мысли по поводу его кончины от рук солдат Архиврага.

Дети носились вокруг неё, но Онти хотела, чтобы те угомонились. Она никак не могла успокоиться. Симпатичный солдат – Каффран – посмотрел в её сторону, когда по улицам в сопровождении военных люди возвращались в свои жилища.

– Вам что-то нужно? – спросил он.

– Мужа бы красивого, – с болью в сердце натянуто пошутила Онти.

– Простите, – ответил миловидный солдат, – но я уже обещан другой.

После его ухода женщина обхватила голову руками и заплакала над столиком.

Её старший сын, Бегги, подбежал к ней и сказал, что ванна готова, а он положил особые мыльные кристаллы. Все дети настояли на том, чтобы мама первой пошла купаться.

Она расцеловала их всех и попросила Эрини разогреть консервированные бобы.

Онти вышла во двор и увидела пар, шедший из флигеля, где стояла ванна. Она почувствовала мятный аромат мыльных кристаллов.

С другой стороны изгороди её сосед-пенсионер, мистер Абсолом, подметал ступеньки чёрного входа.

– Ну и беспорядок они устроили, мадам Флайт, – крикнул он.

– Точно, мистер Абсолом! Бардак!

Онти Флайт вошла во флигель и стянула с себя грязную одежду.

Обнажившись и завернувшись в ветхое полотенце, она проверяла рукой температуру воды, когда внезапно послышался скрип.

Она подняла взгляд и тут же застыла на месте, осознав, что кто-то прятался в дальнем конце флигеля.

Женщина почувствовала себя уязвимой и беззащитной. На один ужасный миг она подумала, будто это скрывавшийся воин Архиврага, один из гадких бойцов Договора с маской на лице.

Но она ошиблась.

Из теней показался силуэт.

Это был юный миловидный гвардеец. Похожий на того замечательного юношу, сопроводившего её и детей домой.

– Вам не стоит находиться здесь, сэр, – сказала она. – Мало ли что люди подумают о хорошеньком солдатике…

И захихикала.

А вот солдат – нет…

Только тогда Онти Флайт осознала нависшую над ней угрозу её жизни. Она открыла рот, но не смогла произнести и звука.

Военный сделал шаг вперёд, явив крайне специфическую внешность.

В его руках был нож с длинным прямым серебристым лезвием, что сверкал в противовес чёрной ткани униформы.

Женщина захотела кричать, но делать этого не стоило. Ни к чему хорошему это не приводило.

– Не надо, – молвил он.

Но Онти всё же начала кричать. Правда, очень недолго.

Док Дорден держал деревянный депрессор языка так же уверенно, как Нескон – свой огнемёт.

– Скажи «Аааааа», – приказал он.

– Глыть… – попытался Майло.

– Нет, парень… «Ааааа»… «ААААА»… словно орк пырнул тебя рубилой.

– Ааааа!

– Вот так, – улыбнулся Дорден, достав палочку изо рта Майло и бросив её в мусорный мешок, закреплённый сбоку на аптечке, а затем обхватил руками его голову и осмотрел глаза, ловко отодвигая веки пальцами.

– Лишь тошнота?

– Пока что – да.

– Ха-ха… а колики? Кровь в слюне или стуле? Головная боль?

– Нет.

– Тогда будешь жить, – Дорден отпустил голову юноши.

– Обещаете?

– Боюсь, это не в моей власти, – улыбнулся Дорден, – но хотелось бы…

Пожилой танитский врач добавил ещё что-то, но слова погрязли в постороннем шуме, доносившемся из зала, где расположились солдаты. Майло решил не переспрашивать – по грустным глазам мужчины он понял, что это касается его сына, Микала Дордена, Призрака, погибшего на Вергасте.

После штурма прошло три дня. Танитский Первый расквартировали во втором куполе в смежных помещениях упаковочного цеха. Сотни деревянных балок были уложены рядами, а затем накрыты раздаваемыми командами снабжения Муниторума двумя тонкими одеялами, став подобием коек. Поэтому многие Призраки дополнили свои скупые лежаки камуфляжными плащами, походными матрасами и вещмешками, набитыми сменной одеждой.

В помещении царил шум и гам. Только в блоке Майло жило порядка девятисот солдат, и их галдёж и звуки бурной деятельности эхом отражались от высокой крыши и создавали шумную атмосферу. Люди отдыхали, чистили снаряжение, самостоятельно разбирали оружие, курили, играли в кости, боролись на руках, болтали, хвастались трофеями, мерялись ранами и подвигами…

Дорден, Кёрт и прочие медики обходили одно помещение за другим, проводя стандартный медосмотр.

– Просто поразительно, сколько бойцов скрывают свои травмы, – отметил Дорден, собирая своё оборудование. – Я насчитал порядка пяти поверхностных ран, которыми они решили не беспокоить меня.

– Почётные шрамы, – сказал Майло. – Отмечающие их доблесть. Лесп так умело зашивает их, что они боятся, что потом им будет нечем хвастаться.

– Вот же бестолочи, Брин, – молвил Дорден. – У Науэра воспалился ожог от лазерного луча.

– А вон там, видите? – спросил Майло. – Вергастцы. Они хотят набрать как можно больше шрамов в противовес татуировкам у танитцев.

Дорден скривил кислую мину, как это делал в случаях столкновения с наивной солдатской логикой. Он протянул Майло две разноцветные капсулы и порошок в бумажном конвертике.

– Возьми. Это набор витаминов и минералов вместе с изрядным количеством антибиотиков. Здесь иной воздух, другие бактерии. Что ещё хуже – помещения замкнуты и не проветриваются. Мне бы не хотелось, чтобы всех подкосила местная простуда, с которой ваш иммунитет не в состоянии справиться. А ещё неизвестно, что наприносили эти ублюдки.

– А что с порошком?

– Посыпь им одежду и обувь. Кровавый Договор принёс с собой вшей, а в их отсутствие этим гадам ищут себе пропитание. Фантинцам крайне не повезло обнаружить их в своей ставке в третьем куполе.

Майло проглотил капсулы, запив их водой из фляжки, а затем послушно занялся обработкой снаряжения порошком. Он уже наполовину разобрал свою лазвинтовку, когда к его койке подошёл врач, но он хотел закончить работу. Каждые несколько часов солдат вызывали из расположения для усиления отрядов майора Роуна, заканчивавшего зачистку главного купола. И Майло был уверен – скоро настанет и его очередь.

Но Дорден кивнул Майло и проследовал к Эзлану на соседнем лежаке.

Брин посмотрел на кипучую активность среди спальных мест. Через два ряда хирург Кёрт осматривала полученную солдатом скальпированную рану. Юноша вздохнул – ему нравился док Дорден, но он с куда большим удовольствием хотел быть осмотренным ею.

Он отложил полуразобранное оружие в сторону и улёгся на койку, подложив руки под голову, уставившись в потолок и пытаясь отрешиться от шума. За эти несколько месяцев Майло безуспешно старался не думать про эшоли Саниан, юную ученицу с Хагии, что провела их к Усыпальнице – месту последней битвы Призраков. Она ему очень понравилась, и юноша был уверен во взаимности чувств. И даже понимание, что они больше не увидятся, не сильно волновало Брина. Она навсегда оставила свой отпечаток в его памяти и его мечтах.

Юноша ни с кем не делился своими чувствами. Большая часть танитцев потеряла своих жён и возлюбленных вместе с родным миром, а вергастцы оставили свои семьи и жизни позади. Конечно, в полку служили женщины, и все до единой были объектами чувств как минимум одного гвардейца. Но так же образовывались и парочки. Самым ярким примером был его друг Каффран. Его первая любовь, Лария, погибла вместе с Танит, и он, как и многие другие, уже отчаялись найти вторую половину. Но на Вергасте прямо посреди войны он встретил Тону Криид. О, эта Тона Криид… местная бандитка, партизанка и мать двоих детей. Ни Каффран, ни Криид, которых Майло теперь причислял к кругу ближайших друзей, не описывали свою любовь, как возникшую «с первого взгляда». Но Брин видел, как они смотрят друг на друга.

После оглашения Акта об Утешении Криид присоединилась к пехотным подразделениям Призраков вместе со своими детьми, за которыми во время боёв присматривала тянущаяся за полком прислуга в лице поваров, оружейников, интендантов, цирюльников, сапожников, музыкантов, торгашей, маркитанток и других детей. У каждого полка Гвардии был свой обоз из гражданских, а у Призраков таковых насчитывалось под триста человек. Они окружали военных, словно мухи – лошадь.

А теперь Кафф и Криид стали парой, примером милой истории любви среди Призраков. Солдаты шутили насчёт них, но уважали обоих – никто не смел вмешиваться в их союз.

Майло грустно вздохнул – он очень хотел, чтобы Саниан отправилась вместе с ним.

На миг его посетила мысль спуститься к ангарной палубе, где расположись гражданские – там можно было перекусить у полевой кухни или наведаться к одной из размалёванных женщин, что следовали за полком и удовлетворяли потребности мужчин.

Но затем он отмахнулся от неё – Майло никогда не занимался подобным, да и не привлекало его это, кроме как в самых низменных желаниях.

К тому же, ни одна не могла сравниться с Саниан. Юноша не искал сексуальной близости с ней – он не мог забыть о девушке, словно так должно было быть, и посему Брин не хотел затмевать воспоминания об эшоли всяческим пороком.

Однако он никак не мог втолковать себе, почему память о ней до сих пор оставалась свежа. Возможно, дело в… пророчестве. Том, что предрёк один из пожилых жрецов-айятани на Хагии. О том, что в ближайшие годы Майло обретёт некую цель, некое предназначение.

Майло надеялся, что это неким образом будет связано с Саниан. Может, именно поэтому девушка оставила в его памяти столь яркий след. Может, она была его предназначением.

А может и нет. Но от мыслей об этом ему становилось лучше.

– А вот это проблема, – услышал он слова Дордена, стоявшего у следующей в ряду койки.

Вскочив, Майло увидел в дальнем конце помещения капитана Даура, с серьёзным видом разговаривавшего с двумя незнакомыми комиссарами. Тех сопровождали восемь вооружённых фантинских солдат.

– Кто распорядился? – рявкнул Даур.

– Опергруппа Имперского Комиссариата, капитан, а именно – комиссар Дель Мар. Это касается внутренней безопасности.

– А комиссар-полковник Гаунт в курсе?

Оба комиссара переглянулись.

– Значит, не в курсе, – ухмыльнулся Даур. – А что насчёт Харка?

– Вы задерживаете нас, капитан, – молвил самый низкорослый из парочки. Он представился Дауру Фултинго и был прикреплён к личному составу адмирала Орноффа. Другой, более рослый и простоватый на вид, носил на своём плаще лычки комиссара-кадета и значок урдешских войск.

– Несомненно, потому что хочу понять, в чём дело, – ответил Даур. – У вас нет прав врываться сюда и допрашивать моих подчинённых.

– Вообще-то можем, сэр, – сказал Фултинго.

– Этим полком командует Гаунт, это его люди… – спокойно молвил Даур. – Ибрам Гаунт – единственный на моей памяти комиссар, носящий офицерское звание. Вам не кажется, что разумнее будет действовать с его санкции?

– У благословлённого Богом-Императором Комиссариата нет времени на расшаркивания, капитан, – Даур обернулся и увидел идущего к ним комиссара Харка. – К несчастью. Однако, как назначенный комиссар Танитского Первого, я настаиваю, чтобы для нас сделали исключение.

– Они хотят осмотреть расположение, – сказал Даур.

– Неужели? А причина? – спросил Харк.

– Дела внутренней безопасности, – с ходу выпалил подопечный Фултинго, но Харк лишь вскинул брови:

– А если серьёзно… зачем?

– Вы отказываетесь сотрудничать, комиссар Харк? – спросил Фултинго.

Тот повернулся к нему, снял с головы фуражку, запихнул её подмышку и вперился в Фултинго прожигающим, как кислота, взором.

– Вы знаете меня?

– Нас проинструктировали.

– А вот я незнаком с вами и вашим… подчинённым, – Харк указал фуражкой на кадета.

– Я – комиссар Фултинго из личного состава адмирала. А это кадет Гузен, служащий под началом урдешского комиссара Франта.

– И Франт не почтил нас своим присутствием?

– Его убили во время штурма, – нервно ответил Гузен, поправляя воротник.

– А, значит, теперь ваш черёд блистать? – улыбнулся Харк.

– Не так, как мне бы хотелось, – ответил он. Даур отметил, что это был крайне смелый ответ от младшего по званию, когда Харк начинал проявлять весь свой устрашающий властный потенциал.

– Итак… Фултинго… что произошло? – мягко произнёс Харк.

– Полагаю, нечто, связанное с этим ребёнком, – вмешалась Кёрт. Она отошла от рядов коек и с серьёзным видом присоединилась к ним. Хирург бесцеремонно протиснулась мимо офицеров и их свиты в сторону маленького чумазого мальчугана, схватившегося за полы кителя стоявшего в конце солдата и пытавшегося сдержать слёзы.

– Меня зовут Ана, а тебя? – прошептала она.

– Бегги… – ответил он.

– Вы хоть это узнали? – едким тоном задала женщина вопрос Фултинго.

– Да, – тот сверился с инфопланшетом. – Бегги Флайт. Старший сын Онти Флайт, жены рабочего газовой фабрики.

Услышав это, мальчик задрожал от рыданий.

– У него психологическая травма! – рявкнула Кёрт, обняв ребёнка. – С чего вы решили, что ему стоит шататься по расположениям солдат и…

– Его психологическая травма связана с убийством матери, мэм, – ответил Фултинго. – Одним из Призраков. А теперь… мы можем начать работу?

Лагерь группы сопровождения был неспокойным и задымленным местом, занимавшим половину грузового ангара. Повара жарили птицу и тушили рагу на химических печах, а их помощники по соседству шинковали на разделочных досках овощи и травы. Музыканты играли на волынках, мандолинах и тамбуринах, а в такт им вторило мерное звяканье, доносившееся из палаток кузнецов. Повсюду сновали Призраки – они ели и пили, точили клинки, танцевали, смеялись, а также заговорщицки ворковали с маркитантками.

Сквозь эту толпу просачивался Колеа. Глотатель огня выдохнул пламя в воздух, – что напомнило Колеа звук огнемёта – и люди разразились аплодисментами.

Кто-то предложил купить порцию жареной курицы, но он отмахнулся. Ещё один торгаш, одетый в безвкусные одеяния и щеголявший протезами пальцев, пытался заинтересовать его партией в «Найди леди», но Гол Колеа отказался и продолжил протискиваться дальше. Оружейник затачивал ножи на точильном станке с педальным приводом, да так, что искры летели во все стороны. Колеа заметил Анкина, стоявшего позади Куу в очереди за заточкой «верного серебра». Клинок Лиджи уже протёрли маслом и, прижав к камню, шлифовали, высекая искры. Он прошёл дальше. Торговцы на чёрном рынке предлагали ему энергоячейки третьего размера.

– Где ж вас раньше гак носил? – проворчал он, отпихивая их в стороны.

У других были сладости, планшеты с «клубничкой», экзотическое оружие и выпивка.

– Сакра! Настоящая сакра! Попробуй, Призрак!

– Не пью, – буркнул Колеа, проталкиваясь дальше.

Одноногий лоточник предлагал благословлённые Императором талисманы, танитские значки и украшения в виде двуглавого орла. Другой со сшитым воедино лицом торговал хронометрами, ПНВ и контрабандными микробусинами.

Ещё один, потерявший конечности и передвигавшийся в корпусе на паучьих ногах, продавал палочки лхо, сигары и более тяжёлые психотропы.

Мимо него протиснулся жонглёр. Мим с серьёзным лицом, раскрашенным жёлтой краской, изображал уважаемой публике гибель Солана. Сквозь толпу пробежал мальчик, играя в серсо. Две маленькие девочки не старше пяти лет прыгали в «классики».

– Не ко мне ли идёшь, соколик?

Колеа остановился как вкопанный. Так всегда называла его Ливи. Он обернулся и понял, что это не Ливи…

… А довольно миловидная маркитантка, правда, перебравшая с макияжем. Её подведённые тушью глаза ярко пылали огнём. На напудренной щеке красовалась мушка. Улыбнувшись Колеа, она приняла кокетливую позу, придержав длинную юбку руками в кружевных перчатках и собрав её на бёдрах. Пышная округлая грудь чуть ли не выпрыгивала из объятий сатинового бюстгальтера.

– Ты ко мне?

Запах её духов кружил голову.

– Нет, – ответил Колеа, – прости.

– Импотент гаков, – прошипела она ему вслед.

Он постарался пропустить её слова мимо ушей. Он в целом старался ни на что не реагировать.

В своём шёлковом шатре его ждала Алекса.

– Гол, – улыбнулась она. Алекса была пышнотелой женщиной, чья карьера приближалась к закату. Никакая пудра, косметика или духи не смогли бы приукрасить её оплывшую фигуру. Вместо пышного платья с кружевами она носила старую изношенную исподницу. Своей морщинистой, увешанной перстнями рукой она качала хрустальный бокал с амасеком у достаточно фривольного декольте.

– Алекса, – сказал он, закрыв за собой кайму шатра.

Она изогнулась на горе шёлковых подушек.

– Как обычно? – спросила она.

Мужчина кивнул, достал из кошеля на поясе деньги и, пересчитав их, протянул женщине.

– Положи на тумбочку, пожалуйста – не хочу марать перчатки.

Колеа ссыпал туда горсть монет.

– Вот так… прошу, проходи, – молвила она.

Он подошёл к горе подушек и перебрался через неё, а Алекса откинулась назад, наблюдая за ним.

Колеа подобрался к стенке шатра и, отодвинув шелка, явил прорезь, специально сделанную для Гола Алексой.

– Где же они?

– Они там, Гол.

Мужчина наклонил голову. На улице у сточной канавы играли двое ребятишек. Маленький мальчик и едва начавший ходить ребёнок дружно смеялись.

– У них всё в порядке?

– Всё хорошо, Гол, – ответила Алекса. – Ты платишь, а я приглядываю за ними. На прошлой неделе у Йонси был кашель, но сейчас всё прошло.

– Далин… он так вырос.

– Тот ещё шалопай. С ним не соскучишься. Только этим и занимаюсь.

Колеа улыбнулся и опёрся спиной о подушки, а Алекса подалась вперёд и начала массировать ему плечи.

– Мы уже обсуждали это, Гол. Ты должен открыться им. Обязательно должен, ведь так жить нельзя.

– Кафф и Тона… они хорошо с ними обходятся?

– Ну конечно! Поверь мне, они… я хотела сказать, что детям повезло с такими родителями…но ты ведь понимаешь, о чём я.

– Да.

– Ну же, Гол, не мешкай.

Он повернулся к ней.

– Они и так мои, Алекса.

Женщина улыбнулась.

– Именно, так иди туда и верни их обратно.

– Нет. Не сейчас. Я больше не стану портить им жизнь. Их отец мёртв. И точка.

– Гол… не мне тебе говорить…

– Так скажи.

– Просто сделай это, – она поощряюще улыбнулась. – Тона всё поймёт, и Каффран тоже.

– Нет!

– Криид – славная девушка. За то время, пока она была здесь, я её хорошо узнала. Она поймёт. Она… даже не знаю… будет благодарна.

Колеа в последний раз посмотрел сквозь прорезь. Далин сделал бумажный кораблик для Йонси, и они спустили его вниз по канаве с грязной жижей.

– Слишком поздно, – выдохнул Колеа. – Ради моего блага и блага детей, уже слишком поздно.

Группа людей добралась до последнего помещения в расположении Призраков. Незанятые гвардейцы с интересом рассматривали их, когда те проходили мимо коек. Мальчик изредка поднимал взгляд и качал головой.

– Ничего? – спросил Харк.

– Он никого не узнал, – молвил Фултинго.

– Ну, что, довольны? – огрызнулась Кёрт.

– Не совсем, – понизил голос Фултинго. – Мать этого мальчика была зарезана с особой жестокостью. Характер полученных ею ран в точности соответствует параметрам лезвия танитского ножа.

– Их могли украсть. Или потерять на поле боя. Или снять с мертвецов. Часть Призраков действительно недосчиталась ножей… – с уверенностью заявил Харк.

Однако Даур понимал, что это напускное поведение. Боевой нож был самым драгоценным предметом для Призрака. Они их никогда не теряли, а если кто-то погибал, то танитцы следили за тем, чтобы умершего погребли вместе с «верным серебром».

Но Фултинго не унимался.

– Несколько свидетелей видели, как человек в танитской форме в спешке покидал жилой район.

– Высокий? Низкий? С бородой или чисто выбритый? Танитской или вергастской внешности? Характерные отметины? Знаки отличия? – настаивал Харк.

– Худосочный и подтянутый. Гладко выбрит, – прочитал заметки Гузен. – Точно рассмотреть не удалось никому. Кроме мальчика – он наш главный свидетель.

Харк посмотрел на Даура и Кёрт.

– Я ужасно скорблю о случившемся, комиссар, – обратился он к Фултинго, – но эта охота на ведьм зашла слишком далеко. Мальчик прошёл через все помещения и никого не узнал. Значит, произошла ошибка. Убийца – не Призрак.

Харк вывел всех из расположения в коридор. Там было холодно, и капли конденсата стекали с горячих труб по стенам.

– Полагаю, вам стоит проверить другие подразделения и расследовать иные зацепки.

Фултинго хотел было ответить, но им пришлось отойти в сторону, чтобы пропустить взвод уставших, грязных и пахнущих дымом Призраков – отряд зачистки, вернувшийся с задания в главном куполе. У некоторых виднелись кровоподтёки или ранения.

– Мы осмотрели не весь состав, – молвил Фултинго, когда те прошли мимо. – Часть ещё не вернулась из зоны боевых действий и…

– Что такое, Бегги? – внезапно спросила Кёрт, присев рядом с мальчиком. Он показывал куда-то пальцем. – Что ты увидел?

Ребёнок не ответил, но его указующий перст был неумолим, как оружие снайпера.

– Отделение, на месте стой! – гаркнул Харк, и отряд вернувшихся из боя солдат тут же отреагировал, с усталым смятением повернувшись к комиссару.

– Какие-то проблемы, комиссар, сэр? – спросил капрал Мерин, выйдя из головного конца строя.

– Это он, Бегги? – осторожно спросила Кёрт.

– Это он? – повторил Харк. – Это он, сынок?

Бегги Флайт медленно кивнул.

– Рядовой! Выйти из строя! – рыкнул Харк.

– Я? – переспросил Каффран. – Но почему?

II

На городской площади в центре главного купола раздался утренний перезвон огромных колоколов фантинской базилики, вселив радость в сердца многочисленной толпы киренхольмцев. Их отлили семнадцать веков назад для храма, изначально располагавшегося пятью километрами ниже, когда население Фантины ещё могло жить на поверхности планеты. С тех пор в попытке убежать от загрязнения люди покидали города и отстраивали новые на большей высоте, и всякий раз они демонтировали колокола и устанавливали их в заново возведённом соборе.

Теперь же их праздничный звон возвещал окончание службы об освобождении, которая проводилась в честь окончательного уничтожения захватчиков Киренхольма. В ночь до этого последние солдаты Кровавого Договора, окопавшиеся на северных рубежах главного купола, были ликвидированы или взяты в плен, а Киренхольм обрёл свободу.

Так как всё киренхольмское жречество погибло во время оккупации, церемонию проводили хессенвильские экклезиархи. На ней присутствовала городская элита, всё ещё оправлявшаяся от ужасов вражеского ига. На событие пожаловало так много людей, что большинству пришлось толпиться за пределами площади и слушать службу из медных громкоговорителей.

В качестве жеста доброй воли на церемонию пригласили сотни офицеров имперских освободительных войск. Ван Войтц во всём своём великолепии встал за трибуну для небольшой речи и дипломатично отметил совместные и равноценные усилия танитцев, фантинцев и урдешцев, ибо сейчас было не до упрёков.

Когда под перезвон колоколов служба закончилась, Гаунт встал со скамьи и последовал за толпой на площадь. Он на миг остановился, чтобы поговорить с майором Фазалюром, стоическим лидером фантинских войск, и юным офицером по имени Шенко, по всей видимости, принявшим командование урдешцами.

– Как Жайт? – поинтересовался Гаунт.

– Своё он отвоевал, сэр, – с явной неловкостью молвил Шенко. – Полковника переправят в пансионат для ветеранов на Фортис Бинари.

– Надеюсь, там он проведёт время лучше, чем я когда-то, – ответил улыбкой Гаунт.

– Сэр, я… – подбирал слова Шенко.

– Я не кусаюсь, не важно что про меня говорят.

– Я хотел сказать, – Шенко нервно улыбнулся, – что Жайт был хорошим командиром. Чертовски хорошим. Благодаря нему мы много раз выбирались из передряг. Не спорю, его гордыня и характер… я понимаю, что он ошибся, сэр. Я лишь хотел сказать…

– Шенко, прошу, я не питаю ненависти к урдешцам, даже наоборот – меня впечатлила проявленная вами на Бальгауте стойкость…

– Вы были на Бальгауте? – округлив глаза, спросил Шенко.

– Да, в составе гирканских войск, – улыбнулся Гаунт. Неужели он настолько стар, что его прошлые заслуги кажутся молодым солдатам историческими фактами? – Как-нибудь спросите у ветеранов про Холм 67. Гирканцы тогда удерживали западный склон хребта, а урдешцы – восточный. Скажу прямо – я не держу обиды на вас и уж точно не стану судить полк по поступкам и поведению одного человека. Однако Жайту стоило бы… а, ладно, забудьте. Ваши ребята уже заплатили за его ошибку. Фес, да что там – сам Жайт не ушёл от расплаты. Просто окажите мне услугу.

– Сэр?

– Не повторяйте его ошибок. Вскоре нас ждёт новое поле боя, и мне бы хотелось верить, что мы на одной стороне.

– Даю вам слово, комиссар-полковник.

И, протискиваясь сквозь толчею, Гаунт в парадной униформе осанисто спустился вниз по ступеням.

В воздухе витало конфетти, а горожане так и стремились поцеловать руки своих спасителей и возложить им на шеи венки из бумажных цветов. Живые цветы исчезли на Фантине восемь столетий назад за исключением нескольких драгоценных экземпляров в специальных оранжереях, зато у бумажных фабрик заказов было хоть отбавляй.

С висящим на шее ожерельем из бумажных лилий Гаунт медленно пробрался сквозь толпу на площади, пожимая протянутые ему руки. Тут он заметил крайне эффектного офицера, покорно обменивавшегося рукопожатиями с людьми. Им оказался Роун, что вызвало у оторопевшего Гаунта невольную улыбку – нечасто выпадало увидеть Элима при полном параде.

Комиссар подошёл к нему.

– Милые анютины глазки, – с иронией прошептал он на ухо Роуну, одновременно пожимая руки.

– Кто бы говорил, – огрызнулся тот, переведя взгляд со своего венка на таковой у Гаунта. Швы, наложенные вокруг покрасневшего глаза, придавали ему ещё более грозный вид.

– Давай-ка уйдём отсюда, – приветливо улыбаясь толпе, предложил Гаунт.

Откуда ни возьмись, из зарослей протянутых рук материализовался Цвейл с кучей цветочных ожерелий на шее и спросил:

– Отличная идея, а куда?

Они пробились к краю людской толпы и с ноющими от боли руками спустились вниз по переулку – и даже тогда их останавливали, чтобы поцеловать, обнять или просто поблагодарить.

– Если это светлая сторона солдатской жизни, то неудивительно, что она вам по нраву, – высказался Цвейл. – Со мной такого не случалось ещё со времён религиозной миссии на Луркане, когда я следовал путями блаженной. Конечно, в те дни я выглядел куда лучше, поэтому местные с нетерпением ожидали возвращения мессии по имени Цвейл.

Гаунт усмехнулся, а вот Роун не повёл и бровью – он сорвал с шеи венок и швырнул его в канаву.

– Я записался на службу не ради слащавой похвалы потных работяг, – огрызнулся он. – Уверен, это отребье с такой же радостью целовало ножки Кровавому Договору. Удобно белить две стены из одной бочки.

– Воистину, майор, мне ещё не встречался настолько циничный дьявол во плоти, – сказал Цвейл.

– Жизнь – дерьмо, отче. Раскройте глаза и нюхните цветов.

– Если бы я только мог, – с тоской поиграл венком на шее Цвейл.

– Если ты пошёл на службу не ради любви простого народа, Роун, – молвил Гаунт, – в чём тогда резон?

Роун на время задумался.

– А вот фес вам, – лишь это пришло Элиму на ум.

Гаунт кивнул.

– Я так и думал, – сказал он, остановился и обратился к спутникам: – А вот и подходящее место.

Из переулка они спустились по крутой лестнице к двери кабака, обустроенного в подвале обветшавшего архива. Во время оккупации Кровавым Договором он был закрыт, поэтому Гаунту пришлось раскошелиться, чтобы владелец пустил их внутрь.

Внутри в атмосфере уныния возвышались горы битого стекла и сломанной мебели – язычники проводили здесь ночи напролёт, разбивая вдребезги все опостылевшие им вещи. Две девушки, дочери хозяина заведения, доверху набили несколько мешков мусором, а брат владельца при помощи щётки и едкого натра остервенело оттирал со стен непотребные надписи.

Гаунт, Роун и Цвейл заняли места на высокой скамье у барной стойки.

– Так-то мы закрыты, – сказал хозяин, – но для освободителей Киренхольма я с радостью сделаю исключение.

– Надеюсь, и про меня не забудете, – встрял Цвейл.

– Чего желаете?

– У вас есть сакра? – спросил Гаунт.

– Эммм… нет, сэр. Я даже не знаю, что это такое.

– Неважно. А амасек?

– Был когда-то, – грустно молвил хозяин. – Пойду, посмотрю, не завалялось ли чего.

– Что мы здесь забыли? – пробурчал Роун.

– За нами должок, – ответил Гаунт.

Владелец питейной вернулся с ужасно побитым подносом, где возвышалась бутыль амасека и три разномастных стопки, которые хозяин поставил перед гостями.

– Прошу прощения – только эти уцелели.

– В таком случае, – заверил его Гаунт, – они подойдут как нельзя кстати.

Владелец кивнул и наполнил стопки крепким спиртным.

– А бутылочку извольте оставить, – посоветовал ему Цвейл.

– За что пьём? – спросил Роун, покачав стакан и посмотрев на приличный объём алкоголя.

– За славное освобождение Киренхольма во имя Бога-Императора! – объявил Цвейл, причмокнув губами и подняв стопку, но Гаунт осадил жреца, придержав его руку:

– Не за это, вернее, не совсем. Обычно после боя Кольм Корбек обязательно бы разнюхал местоположение ближайшего кабака и поднял бы тост. Но не сегодня. Сегодня мы сделаем это за него.

Гаунт поднёс стакан поближе и неуверенно осмотрел содержимое, словно там был яд.

– За Кольма Корбека из Первого-и-Единственного. Жаль, что ныне он не с нами.

И одним махом опрокинул стопку.

– За Кольма Корбека, – повторили Роун и Цвейл, осушив свои стаканы.

– Как он? – спросил Роун. – Всё-таки я был на фронте… и не мог… ну, вы поняли…

– По пути сюда я заглянул в лазарет, – молвил Гаунт, покачивая пустой стакан. – Никаких изменений. Скорее всего, он умрёт, но врачи поражены тем, как долго он смог продержаться.

– Без него всё будет иначе… – пробормотал Роун.

Гаунт повернулся к нему:

– Вот это новости от фесова майора Роуна!

– Мне не стыдно признаться в том, что мы оскудеем без Корбека, – нахмурился Роун. – А вот если бы ты находился при смерти, я бы уже проставлялся всему полку.

Гаунт засмеялся.

– Кстати говоря, о выпивке, – встрял Цвейл, наполняя стопки.

Гаунт поднял стакан, но не пригубил его.

– Я успел встретиться с Раглоном и наградить его внеочередным званием командира второго взвода. Он способный малый, да и кто, если не адъютант Корбека?

Роун кивнул.

– И в продолжение темы – с этой минуты, майор, назначаю тебя своим заместителем до особого распоряжения.

– Не Даура? – спросил Цвейл.

– Фес Дауру! – выругался Роун, опрокинув стопку.

– Нет, айятани, не Даура, – подтвердил Гаунт. – А он здесь причём?

– Полагаю, из-за неравенства, – пожав плечами, Цвейл отхлебнул из стакана.

– Чего? – удивился Роун, налив себе выпивки.

– Неравенства танитцев и вергастцев, – объяснил Цвейл. – Бойцы из Вервун-улья вечно чувствуют себя на втором плане, но они воспряли бы духом в случае повышения Даура.

– Фесовы вергастцы, – фыркнул Роун.

Гаунт повернулся к Цвейлу – его слова напомнили комиссару о разговоре с Харком на смотровой палубе пару дней назад. Неужели они обсуждали это?

– Послушайте, отче… Я отношусь к вам с уважением и доверием, я прислушиваюсь к вам и ищу вашего… духовного наставления. Но когда дело касается полка, я доверяю лишь себе. Но всё равно спасибо за мнение.

– Эй, я лишь хотел сказать… – начал оправдываться Цвейл.

– Танитский Первый – это Танитский Первый, – продолжил Гаунт. – Я хочу придти к равновесию, но в роли своего заместителя я вижу исключительно танитца, а из-за повышения Даура у людей сложится неправильное мнение.

– Что ж, ты знаешь, что делаешь, Ибрам. Просто будь аккуратнее. Не отворачивайся от вергастцев. Они уже ощущают себя второсортными Призраками.

– Так и есть, – вставил свои пять копеек Роун.

– Хватит, Роун. Я жду от тебя эффективного задействования как танитцев, так и вергастцев.

– Да пофигу.

– Как Сорик? – спросил Цвейл.

Гаунт осушил стакан.

– То же, что и Корбек – умирает. Возможно, даже быстрее.

– Тогда мой тост за вергастцев, – молвил Цвейл. – За Эгана Сорика.

Они чокнулись и осушили стаканы до дна.

Роун опустошил бутылку, заполнив стопки до краёв.

– А теперь, храни нас, Бог-Император, тост за грядущую битву. За Уранберг. Пусть и вполовину не сравнится с Киренхольмом.

– Это вряд ли, – отозвался Гаунт, накрыв рукой пустой стакан, чтобы Роун не мог налить новую порцию. Один за Кольма, другой – за Сорика. И хватит. – Нас ждёт ад. Лорд-генерал просто одержим идеей, завязанной на Призраках, но о деталях не сообщает. Ничего хорошего, на мой взгляд, нам не светит. Ещё пришло подтверждение, что Сагиттар Слейт лично заправляет в Уранберге.

– Слейт? – пробормотал Роун. – Вот фес.

– Однако есть и хорошие вести, – добавил Гаунт. – Этим утром из Хессенвиля прибыл аэростат с грузом ячеек третьего размера в количестве 20.000 штук.

– Слава богу! – невесело воскликнул Роун.

– Точно, – согласился Гаунт. – Выброска войск не за горами, поэтому я рад, что Призраки пойдут во всеоружии.

– Надеюсь, дело Каффрана к тому времени будет закрыто, – молвил Роун.

– Какое дело? – спросил Гаунт.

– А, касающееся убийства? – уточнил Цвейл. – Ужас какой-то.

– Что за «дело»? Что за «убийство»? – вскипел Гаунт.

– Ой, – поддразнил Роун, – я, что, лишнего сболтнул? Неужели Харк тебе не сказал?

– Сказал что?

– Что выносят сор из избы Первого-и-Единственного, – объяснил Роун. – Ну никак не ожидал такого от Каффрана, даже не думал, что он на это способен. Сукин сын постоянно отирался рядом с этой Криид, даже налево не смотрел. И вот-те на – убийство. Для такого дерьма нужно быть фесанутым на всю голову. Эээээй!!

Гаунт спихнул Роуна с края скамьи, чтобы вылезти наружу.

– Гаунт? Гаунт? – кричал ему вслед Цвейл, но комиссар-полковник уже взлетел вверх по лестнице и был таков.

Виктор Харк попятился назад и, наткнувшись спиной в шкаф с документами, понял, что отступать больше некуда.

– И когда ты намеревался сообщить мне, Виктор? – спросил Гаунт.

Харк медленно выпрямился.

– Ты был занят делами с лорд-генералом, так что я всё обдумал и решил, что тебе незачем отвлекаться на это.

– Я взял тебя в полк, дабы ты стал моим доверенным политическим офицером. Делай, что хочешь – у тебя развязаны руки, Харк, но больше не смей держать меня в неведении.

– Ибрам, оно того не стоит, – мягко сказал Виктор, разгладив свой китель и посмотрев на Гаунта.

– Фес там! Я – это Призраки! Все до единого! Если это касается любого из них, это касается и меня.

– И как такой наивный человек добился всего? – выразил несогласие Харк.

– И как я посмел довериться тому, для кого это стало новостью? – парировал Гаунт.

Харк лишь грустно покачал головой и, покопавшись в шкафу, протянул Ибраму инфопланшет:

– Три дня назад была жестоко убита жена рабочего по имени Онти Флайт. Зарезана танитским ножом. Свидетели видели, как из дома выбегал Призрак. Сын жертвы указал на Каффрана. Дело закрыто. Я не стал беспокоить тебя по мелкому поводу, ведь это мои заботы – разгребать дерьмо, пока ты творишь великие свершения.

– Да неужели? И что грозит Каффрану?

– Комиссар Дель Мар назначил расстрел завтра на рассвете.

– А тебе не приходило в голову, что я буду оспаривать потерю такого ценного бойца, как Каффран?

– Учитывая преступление – нет, сэр.

– А что же говорит Кафф?

– Ясное дело, отрицает вину.

– Ясное дело… конечно, невиновный будет отпираться. Я так понимаю, было проведено стандартное расследование? Свидетели иногда могут ошибаться.

– Над делом работают люди Дель Мара. Комиссар Фултинго…

– А ты, значит, просто умыл руки?

Харк замолчал.

– Не спорю, местные силы правопорядка и опергруппа Комиссариата действуют в рамках юрисдикции, но также это сугубо внутриполковое дело. Наше дело. И я не буду стоять в стороне, если есть хоть малейшее доказательство невиновности Каффрана. Отдай мне планшет и убирайся отсюда, – сказал Гаунт.

Харк швырнул блок данных на стол и направился к выходу.

– Сэр? – спросил он, остановившись у выхода. – Понимаю, что Каффран был с вами с самого начала. Понимаю, что он славный боец и любимец сослуживцев. Это очевидно. Сами знаете, что Танитский Первый всегда отличался безупречным поведением. Не спорю, нам приходилось разбираться с драками и пьянством, парой случаев открытой вражды и краж, но это ничто по сравнению с полками, где я служил до этого. Там массовые казни за тяжкие преступления являются рутиной. Умышленные и неумышленные убийства, изнасилования. В Гвардии полно убийц, многие из которых – совершенно безнадёжны. Чёрт, да ты сам всё знаешь! Жёсткое и быстрое правосудие – единственный способ поддержания порядка. Я повторюсь, этот мелкий инцидент не идёт ни в какое сравнение с вещами, творящимися во время этого Крестового похода. Он не стоит твоего времени.

– Я вмешиваюсь, Харк, потому что такая мелочь является феноменом для этого полка. А теперь на время свали к фесовой матери, чтоб глаза мои тебя не видели.

Варл нашёл путь к лазарету по запаху дезинфектанта. Поначалу это смущало, ведь почти каждый коридор и шлюз во втором куполе пах им. Повсюду работали команды Муниторума и рабочие группы горожан, поливая из шлангов полы и оттирая оставшуюся после врага грязь и вонь.

Но лазарет всё равно пах по-своему. Дезинфектантом. И кровью.

Медкорпус занял помещение техникума на одном из этажей среднего уровня – оно прилегало к склону купола, отчего стены и крыши отдельных залов повторяли его плавный изгиб. С окон сняли установленные до этого противником прессплиты и заслонки, дабы внутрь поступал холодный свет. А снаружи, по ту сторону толстого бесцветного бронестекла, до самого горизонта простирались жемчужные облака.

Внутри царила рабочая атмосфера. Варлу пришлось продираться мимо уставших медсестёр и спорящих санитаров, толп солдат, пополнявших в раздаточной свои полевые наборы, уборщиков и бродящих раненых. Где бы он ни проходил, везде было полно пострадавших, преимущественно, урдешцев, коих содержали в спартанских, но функциональных условиях. Наиболее тяжёлых пациентов разместили в боковых палатах и отгородили от остальных.

В воздухе витало почти осязаемое страдание, подкрепляемое приглушёнными стонами.

Варл прилип спиной к стене, чтобы пропустить двух спешащих с реанимационной аппаратурой санитаров, а затем вошёл в полумрак блока интенсивной терапии. Над индивидуальными койками тускло светили лампы. Ни на миг не прекращался аритмичный писк аппаратов жизнеобеспечения и астматическое дыхание мехов ИВЛ.

Корбек лежал на смятых простынях, наполовину закутавшись в покрывало цвета хаки, напоминавшее пиету на алтаре героя Империума. Выпрямленные ноги и руки были зафиксированы, словно во время сна он постоянно крутился. Трубки капельниц и датчики мониторов облепили его ручищи и грудь, а изо рта и носа торчали более крупные и толстые шланги. Казалось, будто они душат его. Закрытые глаза Корбека удерживал лейкопластырь. Сквозь густые тёмные волосы на теле виднелись кровоподтёки и сотни испещрявших кожу мелких порезов.

Варл смотрел на него в течение долгого времени, а затем понял, что не знает, что делать. Он даже не понимал причины своего визита.

На полпути к выходу его окликнул Дорден.

– Пришёл навестить шефа, Варл? – спросил пожилой доктор, подойдя к нему во время просмотра инфопланшета.

– Да, я… – пожал плечами тот.

– Ты не один такой. Тут всё утро толкутся танитцы. По одному или парами. Пару вергастцев заходило. Отдать, как сказать, честь.

Варл выдохнул и засунул руки в карманы тёмных боевых штанов.

– Я даже и не думал об этом, – молвил он. – Не думал, что всё так паршиво, док. В смысле, я… ноги сами привели меня сюда.

– К Кольму?

– Чтобы узнать правду. Все говорят, что Корбек одной ногой в могиле. Но я представить себе не мог, даже в голове не укладывалось.

– А теперь? – спросил Дорден, передав планшет прошедшей мимо медсестре.

– Всё ещё не могу поверить, – осклабился Варл. – Он же не умрёт, правда?

– Что ж, мы все должны молиться и надеяться…

– Оставьте утешения для других, док. Если ему грозит смерть, то я надеюсь на открытость с вашей стороны. Просто, даже стоя здесь, я не чувствую, что его время пришло. Словно он ещё не готов и потому цепляется за жизнь изо всех фесовых сил.

– Значит, не я один, а? – на этот раз улыбнулся Дорден. – Я решил не говорить никому, потому что не хочу вселять ложную надежду. Однако я солидарен с тобой.

– Вот ведь судьба-злодейка, правда? – сказал Варл. – Будто наказание какое-то. Он едва оклемался от ран, из-за которых пропустил заварушку на Хагии, и вот снова…

– Кольм Корбек – рисковый смельчак, любящий, на мой взгляд, иногда перегнуть палку. А всё кроется в банальном желании стать примером для других. Ты ведь знаешь, что он загремел сюда после попытки спасти Мюриль?

– Я слышал.

– Любишь рисковать, Варл – будь готов рано или поздно поплатиться за это. В случае с Корбеком – и тогда, и сейчас.

Варл кивнул, коротко отдал честь и, развернувшись к выходу, нерешительно застыл на месте.

– Док?

– Да, сержант?

– Насчёт риска. Я, эм… слушайте, я хочу кое-что рассказать, но только между нами, лады?

– Гарантирую лишь обычную врачебную тайну, Варл, которая не противоречит внутренней безопасности. К тому же… я твой друг.

– Что ж, ладно, – Варл отвёл Дордена подальше от главного коридора, и, встав у входа в палату интенсивной терапии, тихо молвил:

– Колеа.

– Выкладывай.

– Он славный боец. Один из лучших.

– Согласен.

– И хороший лидер.

– Несомненно.

– Мы бы ни за что не прорвались так далеко, если бы не он и его… фортеля в стиле Корбека, если понимаете, о чём я.

– Понимаю. Вы одержали великую победу. Добрались до самой фабрики и помогли отрядам Домора и Холлера. Подарили всем счастливый билет. Слышал, что Гаунт хочет представить вас к награде – только не говори ему, что узнал это от меня.

– Просто тогда… Колеа начал рисковать. По-крупному. На грани фола. Словно ему весь мир стал немил. В смысле, это же безумие – лезть грудью на амбразуру. Лишь чудом его не задело.

– Для некоторых это нормальное поведение в бою, Варл. Вспомни того же Корбека.

– Да знаю, знаю, – Варл пытался подобрать слова. – Только храбростью там и не пахло. А скорее… безумием. Словно он спятил к фесовой матери. Настолько, что я пригрозил рассказать Гаунту про его выходки. А он просил, почти умолял не делать этого.

– Всё дело в скромности…

– Гол лишился жены и детей на Вергасте, док. Мне кажется… кажется, словно ему всё опостылело. Жизнь потеряла смысл. Думаю, он «идёт на свидание».

– Неужели?

– Уверен на все сто. И если я прав, то в порыве Колеа может прихватить в могилу ещё и других солдат.

– Спасибо за откровенность, Варл. Я – могила, уж будь уверен. Дай мне знать, если вновь заметишь за ним нечто подобное.

Варл кивнул и удалился.

Тут за спиной Дордена отдёрнулась занавеска, и из-за неё вышла Кёрт, сняв окровавленные перчатки и швырнув их в корзину для отходов.

– Не знал, что ты там, – сказал Дорден.

– Считай, что и не было.

– Мы разговаривали с глазу на глаз, Ана.

– Понимаю, не беспокойся – мы давали одну и ту же клятву.

– Хорошо.

– Ещё кое-что, – добавила она, подойдя к тележке и просмотрев инфопланшеты. – Что такое «идти на свидание»?

Дорден, вздохнув, покачал головой и поскрёб седую щетину на подбородке.

– Гвардейский сленг. Это означает… что Колеа не видит смысла жить без своих родных. Без погибших жены и детей. И жаждет воссоединения с ними. Поэтому в каждом бою он, не заботясь о своей жизни, бросается в самое пекло в надежде на «свидание», которого он так долго ждал. Что воссоединит его с семьёй после смерти.

– Ясно, – ответила Кёрт. – Меня терзают смутные сомнения, что именно так всё и было.

– Что ты натворил?

Каффран медленно встал на ноги, озадаченный вопросом. Связанные с браслетами наручники звякнули и натянулись на запястьях. Из одежды на нём остались лишь чёрная рубашка и рабочие штаны, а шнурки и ремень у него забрали.

– В каком смысле? – спросил он тонким, надломившимся голосом. В грязной мрачной камере стояла сырость. Затравленный вид Каффрана говорил о том, что тот ещё не оправился от шока после обвинений.

– В смысле, что ты сделал? Расскажи мне.

– Я ни в чём не виноват, клянусь.

– Клянёшься?

– Клянусь! Ничего! Но почему… зачем ты пришёл сюда и задаёшь такие вопросы?

Колеа сверлил взглядом Каффрана, – но тот не мог впотьмах прочесть выражения на лице Гола – а от грозной, пышущей гневом ауры было невозможно сбежать.

– Я здесь ради правды.

– Но почему?

Колеа с угрозой приблизился на шаг к Каффрану.

– Если я пойму, что ты лжёшь… если ты причинил вред той женщине…

– Сержант, прошу… я ни в чём не виноват!

– Сержант Колеа!

Колеа застыл в двух шагах от Каффрана и медленно повернулся. У входа в камеру маячил силуэт Гаунта.

– Что ты здесь делаешь, Колеа? – спросил комиссар, зайдя внутрь.

– Я… – у Колеа отнялся дар речи.

– Я задал вопрос, сержант.

– У моих людей… есть сомнения насчёт… проступка Каффрана… и я…

– Достаточно, – воздел руку Гаунт. – Тебе запрещено находиться здесь, поэтому пошёл вон. И сообщи своим, что я поговорю с ними.

– Сэр, – пробубнил Колеа и испарился.

Гаунт снял фуражку и повернулся к Каффрану.

– Что думаешь насчёт его визита, солдат?

– Без понятия, сэр.

Гаунт кивнул.

– Присаживайся, Каффран. Ты знаешь, зачем я здесь.

– Скорее всего, по той же причине, что и Колеа.

– И?

Каффран медленно сел на скамью, прочистил горло и затем поднял взгляд, встретившись глазами с Гаунтом.

– Я невиновен, сэр.

Последовала долгая пауза, после чего Ибрам кивнул:

– Это то, что я хотел услышать, Кафф.

Он проследовал к выходу и надел обратно фуражку.

– Не падай духом. Если в моих силах вытащить тебя из этой передряги, то я не брошу тебя.

– Спасибо, сэр.

Гаунт вышел в караульное помещение. Охранники Комиссариата захлопнули за ним дверь, закрыли её на засовы и включили щиты, а затем отдали честь, но тот прошёл мимо, никак на это не отреагировав.

В дождливую погоду рабочие кварталы выглядели особенно удручающе, хотя называть дождём брызжущую из труб под сводом купола воду, устраивавшую каждые два дня «душ» для жилых районов, язык не поворачивался. Так, по замыслу создателей, поддерживалась гигиена и чистота на улицах.

Но на самом деле всё вокруг просто блестело от влаги и пахло, как в немытом клозете.

Дом Флайтов заколотили досками, а двери опечатали пломбами с двуглавым орлом. Детей же временно разместили у соседей.

Перемахнув через ограду на задний двор, он осмотрел окрестности из-под защищавшего от дождя бурнуса. Если у флигеля была хорошая крыша, то там могли остаться следы. Главное – чтобы их не смыла льющаяся сверху вода.

Он оценил обстановку сквозь разбитые задние окна дома. На поросшем сорняками дворе валялся мусор и негодный хлам.

Сломав печать и проигнорировав оставленное Комиссариатом предупреждение, он вошёл во мрак флигеля, где пахло гниющим оргалитом и минеральными отходами. Помещение было не до конца герметичным, и он заметил тёмные потёки на стене, полу и краю старой замызганной ванны. Один из них оказался точным отпечатком женской руки.

Он продолжил осмотр. Стропила располагались невысоко, и в одном из них прямо над ванной обнаружилась зарубка. Он достал фонарик и подсветил участок, а затем ковырнул там кончиком танитского ножа и аккуратно выудил оттуда кусочек металла, который тут же оказался в кармане штанов.

Он понюхал воздух и стену из ДВП, а затем встал на четвереньки, чтобы заглянуть фонариком под ванну. Там что-то сверкнуло, и он потянулся рукой к находке.

– Не двигаться, мать твою! – на него обратился взор фонарика. – Теперь медленно встать!

Он подчинился, держа руки на виду.

Стоявший в проходе юный комиссар-кадет с автопистолетом выглядел крайне испуганным. Однако стоит отдать ему должное – подкрался он фес как незаметно.

– Имя? – спросил кадет.

– Сержант Маколл, Танитский Первый, – с ходу ответил разведчик.

– Гузен? Какого чёрта здесь творится? – послышался окрик снаружи.

Другой, более взрослый комиссар в длинном вымокшем френче появился за спиной дрожащего кадета. При виде Маколла его словно молнией ударило.

– А ты, чёрт возьми, кто такой?

– Один из соседей сообщил о незаконном проникновении, сэр, – сказал Гузен. – Сказал, будто ему показалось, что убийца вернулся.

– В наручники его, – прямо заявил второй. – Пойдёт с нами.

– Позволите? – молвил Маколл, указав на карман его формы.

Гузен не спускал с прицела Маколла до тех пор, пока тот не достал сложенный документ, а затем передал его старшему комиссару.

– Разрешение, подписанное моим непосредственным начальником, комиссаром-полковником Гаунтом. Он поручил мне лично осмотреть место преступления на предмет связанных с делом улик.

Комиссар просмотрел бумагу, и его она явно не убедила.

– Это незаконно.

– Но факт есть факт. Я могу опустить руки?

Гузен посмотрел на комиссара, и тот пожал плечами:

– Отпусти его.

Комиссары осмотрелись. У калитки на заднем дворе стоял капитан Бан Даур. Хотя он не держал в руках оружия, но, невзирая на дождь, вергастец отвернул полы своего плаща, чтобы быстро выхватить лазпистолет из кобуры.

Даур не спеша подошёл к ним, положил руку на оружие Гузена и медленно опустил ствол.

– Лучше убери, – посоветовал он.

– Вы заодно? – спросил комиссар, указав на Маколла.

– Да, Фултинго. Гаунт отрядил людей для проведения внутриполкового расследования дела.

– На это нет времени. Казнь…

– Отложена. Часом ранее Гаунт получил от комиссара Дель Мара приказ об отсрочке. Нам дали время ознакомиться со всеми материалами дела.

– И поэтому вы послали солдата сюда? – презрительно зыркнул в сторону Маколла Фултинго.

– Маколл возглавляет танитскую разведку. Самый острый взор во всём Империуме. Если есть, что искать – он обязательно это найдёт.

– А кто руководит расследованием? – спросил Фултинго, которого сердило внезапное вмешательство. – Я составлю официальную жалобу. Неужели вы, капитан? Вряд ли… готов поспорить, это Харк.

– Гаунт лично взялся за это дело, – ответил Даур. Маколл опустил руки и теперь осматривал флигель снаружи.

– Гаунт?! – переспросил Фултинго. – Сам Гаунт? А ему-то какое до этого дело?

– Это важно для него, – не оборачиваясь, сказал Маколл.

Фултинго прожигал взглядом Даура – капельки воды срывались с его носа и козырька фуражки.

– Это преступная растрата ресурсов. Я этого так не оставлю.

– Катайте по ушам в другом месте, – прошипел Даур.

Фултинго развернулся на каблуках своих ботфортов и мерным шагом вышел со двора, а вслед за ним поплёлся Гузен, раскидывая в стороны мокрые камешки.

– Спасибо, – сказал Маколл.

– Ты и сам неплохо справлялся.

Маколл пожал плечами и спросил:

– Есть подвижки?

– Харк исполнил просьбу Гаунта. Теперь, когда всё завязло в бюрократии, Кафф будет в безопасности какое-то время. Этим вечером Дорден осмотрит тело жертвы, а Харк уже проводит опрос среди Призраков на предмет зацепок.

Маколл кивнул, а Даур встрепенулся и посмотрел по сторонам. Искусственный дождь почти закончился, но воздух всё ещё оставался промозглым и туманным. Из теплоотводов и плохо изолированных крыш курился пар. В ямах на улице и выбоинах на лужайке заднего двора собрались огромные и тёмные зеркала луж. Даур почувствовал запах дыма и лёгкий, едва уловимый аромат готовящейся еды. Где-то раздавался писк и смех играющих детей.

Даур ощущал на себе невидимые взгляды людей, таращившихся на него из окон сквозь изодранные занавески и сломанные ставни.

– Гак, ну и дыра, – сказал Даур. Маколл снова кивнул и посмотрел вверх:

– Худшая из всех. Неба не видать.

– Маколл, – молвил Даур, улыбнувшись от слов разведчика. – Раз уж мы тут, давай по-честному – ты веришь в то, что Каффран это сделал?

Маколл повернулся и вперил пронзительный взгляд своих глаз в вергастского офицера. Даур относился с уважением и приязнью к главе разведчиков, но на миг он ощутил ужас.

– Как у тебя вообще язык повернулся такое спрашивать? – молвил Маколл.

– Да, ты прав, прости.

Маколл протёр мокрое лицо кончиком камуфляжного плаща.

– Я здесь закончил, сэр.

– Хорошо. Значит, можем возвращаться. Нашёл что-нибудь?

– Следователи поработали здесь спустя рукава… только если кто-то не побывал тут раньше. Они могли снять отпечатки со следов крови, но сейчас уже поздно – сырость сделала своё дело. Но они не заметили – то ли по невнимательности, то ли по неведению – засечку в стропилах, откуда я выудил кусочек металла.

– От ножа?

– Скорее всего. Каркас этих зданий выполнен из керамитовых рам, обитых оргалитом – сломать о них нож проще простого. Кто бы это не сделал, он был в ярости и оставил на кликне засечку.

– Что ж, это неплохое, гак его, начало!

– Знаю, – согласился Маколл. – Но куда более интересную находку я обнаружил под ванной.

Он протянул руку ладонью кверху, на которой лежала вещица.

Золотая монета.

– Имперская крона?

Маколл улыбнулся и ответил:

– Затёртая имперская крона.

III

В качестве ставки командования лорд-генерал Ван Войтц избрал особняк в стиле высокой готики на верхних уровнях главного купола Киренхольма. Из бирюзового цвета поместья с портиком – всего насчитывалось порядка сорока таких домов – открывался вид на облагороженный пруд и просторный парк с лужайками и зелёными насаждениями искусственно выращенных деревьев.

До появления Кровавого Договора этот приозёрный рай, где в бухтах у причалов качались на волнах прогулочные яхты, был местом отдыха наиболее богатых и влиятельных людей Киренхольма. Недвижимость у прибрежной линии принадлежала двум планетарным сенаторам, отставному лорду-генералу, почтенному иерарху, шести газовым магнатам и губернатору города.

Никто из них не пережил оккупации, и некому было оспаривать захват собственности Ван Войтцом, что, кстати, не представлялось возможным – лорд-генерал освободительных войск имел куда больше власти и влияния, нежели местные чины.

Гаунт пронёсся над озером на имперском скоростном транспорте матово-чёрного цвета. Наступил вечер, и над тёмной гладью водоёма вдоль набережной зажглись яркие сферы фонарей. Даже сквозь мрак Гаунт разглядел похожие на черепа мрачные руины сгоревших домов. Также от его взора не ускользнули распятия на берегу – никто пока не потрудился убрать замученных до смерти богатеев Киренхольма.

Скоростной транспорт начал замедляться и, разбрызгивая во все стороны воду, подлетел к небольшому пляжу перед особняком. Прикрываясь руками от моросящих капель, охранники-урдешцы жестами подали сигнал к посадке. Пронесшись над лужайкой и невысокой квадратной изгородью, судно приземлилось на выложенной слюдяной галькой подъездной аллее за пределами дома.

Выйдя на прохладный ночной воздух, Гаунт плотнее запахнул свой френч. Нос уловил запах озера и улетучивающуюся вонь озона из остывающих двигателей. От парадной лестницы отчалили два штабных лимузина, а под мокрыми деревьями стояли припаркованные спидербайки и прочий имперский транспорт.

На входе дежурило множество охранников, двое из которых вместе с младшим помощником Ван Войтца поспешили навстречу ему.

– Следуйте за мной, комиссар-полковник – лорд-генерал ожидает вас в библиотеке. Вы голодны?

– Я пообедал с солдатами.

– Может, желаете выпить?

– Благодарю покорно.

Гаунт вошёл в ярко освещённый зал, где его встретил великолепный интерьер в лице отполированных пятнистых панелей, обшитых позументом портьер и предметов античной керамики. Он поразился тому, каким образом эти вещи остались в целости и сохранности.

На потолке открывался выполненный по технике «тромплей» вид на Эмпиреи, который бороздили вереницы космических кораблей, а пол был запружен гвардейскими рундуками и скрутками с одеждой.

– Сюда, пожалуйста, – сказал помощник.

Гаунт проследовал через боковую комнату, где не было ничего, кроме огромного камина, украшенного позолоченной бронзой, и секретера, освещаемого парящей люмосферой.

За столом не покладая рук работал тактик Биота. Он был так занят изучением карт и голограмм, что даже не поднял глаз.

Проследовавшие мимо него два урдешских штурмовика в полной выкладке остановились лишь для того, чтобы отдать честь.

Помощник остановился перед высоченными деревянными дверями с замысловатой резьбой, коротко постучал и прижал пальцы к микробусине.

– Комиссар-полковник Гаунт, – сказал помощник в микрофон, затем последовала пауза. – Прошу, сэр.

Помощник отворил дверь и проводил Гаунта внутрь.

Эта библиотека отличалась от всех прочих: вдоль стен трёхэтажного просторного хранилища со сводчатым потолком располагались стеллажи, рядом с которыми высились железные стремянки и проходы, что позволяли читателю добраться до верхних полок.

Однако полки пустовали.

А все те немногие книги покоились на горе армейских ящиков, что стояли на паркете в центре зала.

Гаунт снял фуражку и решил пройтись. Свет исходил из настенных бра и автономных люмосфер, что, подобно светлячкам, кружились и парили вокруг него. В конце зала под огромным окном стоял недавно распакованный оперативный стол, из которого змеями тянулись силовые кабеля и уходили к разъёмам в полу, а вокруг были расставлены библиотечные стулья.

На приставном столике стоял поднос с открытой бутылкой красного вина и несколько бокалов, один из которых был наполовину полон.

И ни намёка на присутствие Ван Войтца.

Гаунт посмотрел по сторонам.

– Трагично, не так ли? – вдруг, откуда ни возьмись, раздался голос генерала.

– Сэр?

– Сие место принадлежало маршалу авиации Фазалюру, отцу нашего друга-майора. Он был героем этого мира, завидным солдатом с кучей наград. И куда более завидным библиофилом.

Ван Войтц высунулся из-под широкой столешницы своего рабочего места, точнее, его голова и плечи. Улыбнувшись Гаунту, генерал снова исчез.

– Он погиб, конечно же. Нашёл его тело на пляже… большую часть, по крайней мере, – прозвучал из-под стола приглушённый голос Ван Войтца. – Он владел по-настоящему внушительной коллекцией книг, документов, инфопланшетов и оригинальных изданий. По пустым стеллажам можно с лёгкостью прикинуть размеры этой сокровищницы знаний.

– Настоящее богатство, – молвил Гаунт.

– Но Кровавый Договор сжёг всё дотла. Они выгребли книги и планшеты, вывезли в лес за особняком, облили прометием и подожгли. Пепелище видать за милю. Зола, расплавленный пластик и скрюченный металл – всё это ещё дымит и тлеет.

– Варварство, сэр.

Ван Войтц снова вылез наружу.

– Именно, чёрт побери! – он протянул руку к бокалу, сделал глоток и снова пропал из виду.

Гаунт подошёл к стопке книг и взял одну.

– «Сферы неистовых желаний». Лучшая из работ Рейвенора. Вот фес, да ещё и оригинал!

– Почитываете Рейвенора, Гаунт?

– Мой любимый автор. Неужели они что-то, да пощадили? Эта книга бесценна.

– Она моя. Сердце кровью обливалось при виде здешней пустоты, поэтому решил переправить из Хессенвиля часть своей личной библиотеки.

Покачав головой от неожиданности, Гаунт аккуратно положил книгу на место. Он не мог вообразить себе такую власть, по чьему распоряжению Муниторум доставляет личную коллекцию прямо в зону боевых действий. И, в продолжение этой мысли, комиссар не мог представить себе важность того человека, что смог завладеть оригиналом «Сфер неистовых желаний».

Он пробежался взглядом по другим трудам: «Житие Саббат» в формате ин-фолио, «Размышления Солона» в отличном качестве, «Единство эпох» Гарбо Мохаро, идеальная копия «Либер Доктрина Историкас», полное собрание проповедей Тора в жестком переплёте, «Пронзая тьму» Сеяна. Раннее издание «Тактика Империум» в формате ин-кварто, дополненное тиснением фольги и гравюрами. Ограниченный экземпляр монографии Слайдо о Бальгауте на оригинальном носителе.

– Вижу, вам нравится читать, Гаунт?

– Совершенно верно, сэр.

Ван Войтц появился из-под стола и в сердцах ударил по холодному металлу торца голопроектора.

– Вот же дрянь! – Генерал был одет в форменные бриджи и сапоги, сверху оставшись в одной майке. Гаунт заметил висящий на одном из стульев мундир.

– Отгрузили эту штуковину сюда, – молвил Ван Войтц, взяв бокал и отхлебнув из него, заодно махнув в сторону стола, – и просто оставили здесь. А они подключали его, проверяли? Нет. Смогу ли я заставить голопроектор работать? Нет. Ты сам видел, сколько я проторчал там.

– Это и в самом деле работа для техномагоса, сэр.

– Но я ведь – лорд-генерал, Гаунт, – ухмыльнулся Ван Войтц. – Для меня нет ничего невозможного!

Оба захохотали.

– Ох, где же мои манеры, – добавил генерал и налил часть содержимого графина в один из пустых бокалов. Гаунт принял его и тут же осознал, что до сих пор держит в руке копию «Тактика Империум».

– Вздрогнем, – сказал тост Ван Войтц.

– Ваше здоровье, сэр. Император защищает.

– Понравилась? – спросил Ван Войтц, указывая на книгу в руках комиссара.

– Она прекрасна…

– Оставь себе – на память.

– Простите, не могу. Она же бесценна.

– Я настаиваю. Я вправе дарить подарки, в особенности, тем, кто отличился здесь, на Фантине. Серьёзно, она твоя.

– Я… благодарю вас, сэр.

– Давай без этого, – махнул рукой Ван Войтц. – Чёртов стол.

Он отхлебнул вина и пнул ненавистный предмет мебели.

– Хотел показать тебе голографическую карту Уранберга вместе с полным планом атаки.

– Я могу придти завтра, сэр.

– Не глупи, Гаунт. У тебя и так дел по горло. Я буду говорить, а ты – слушать. Заодно поймёшь суть дела. Представим, будто мы вернулись во времена Сеяна и Понтия. Ты будешь Понтием.

– Это честь, с…

– Шучу, Ибрам, шучу. Я позвал тебя обсудить план штурма Уранберга. Взглянув на общую картину, Биота назвал меня безумцем. Есть идея, касающаяся твоих ребят.

– Как скажете, сэр.

– Расслабь булки, Гаунт. Тебе понравится. Она появилась после получения отчёта. Твои парни как на подбор.

– Спасибо.

– Работают тихо. Умны. Способны. Все эти качества пригодятся для убийства Слейта.

Гаунт положил книгу на стопку и выпил вино.

– Значит, Слейт, сэр?

– В точку. И, скорее всего, с локсатлями на поводке. В Уранберге будет по-настоящему жарко.

Ван Войтц наполнил свой бокал.

– Но пока мы не начали планировать… Слышал, в полку возникла проблема.

– Проблема?

– Парню грозит суровое наказание.

– Так точно, сэр, я работаю над этим.

– Я в курсе. Только зря ты ввязался. Дело-то пустяковое – пусть его вздёрнут.

– Не могу, сэр. Я должен.

Лорд-генерал снова сделал большой глоток вина и уселся на одном из стульев.

– Ты – командир полка, Гаунт. Пусть твои подчинённые разгребают дела.

– Это личное, сэр. Одному из моих выдвигают ложные обвинения, и я должен очистить его имя.

– Знаю – я беседовал днём с комиссаром Дель Маром. Боюсь, ты попросту тратишь своё время, Ибрам.

– Каффран невиновен, сэр, я кля…

– Этот… Каффран… он же пехотинец, простой солдафон. Обвинения против него железобетонные, а у тебя есть более насущные заботы, которыми стоило бы заняться.

– При всём уважении, сэр, это не так. Я занимаю нынешний пост именно благодаря таким солдафонам. Без них не было бы и меня, поэтому я не брошу никого в беде.

– Что ж, позор мне… – нахмурился Ван Войтц.

– Сэр, я не хотел…

– Меня сложно оскорбить, Гаунт, – взмахнул рукой генерал. – К тому же, приятно слышать, что офицер не забывает правил успешного командира. Без гвардейцев Имперская Гвардия – пустой звук. От переизбытка власти подобные вещи вылетают из головы. Твой личный кодекс чести кажется мне необычайно здравым. Я лишь надеюсь…

– Сэр?

Ван Войтц встал с места и начал надевать свой китель.

– Я хотел высказать надежду, что это не сведёт тебя в могилу. Но сам знаешь – так и будет. В смысле, когда-нибудь. Такова обратная сторона подобных убеждений, комиссар-полковник. За идею нужно и умереть.

– Я всегда считал это сутью вопроса, сэр, – пожал плечами Гаунт.

– Золотые слова, – ответил Ван Войтц, застёгиваясь на все пуговицы. – Однако твоя двойная роль порождает проблемы. Только скажи – и я мигом уволю тебя из Комиссариата, зато станешь бригадным генералом Гаунтом… хотя, чего мелочиться? Генерал-лейтенантом Гаунтом, подотчётным лично мне и никому другому, кроме Гвардии. Будешь полноценным офицером с подчинёнными комиссарами, готовыми сделать всё по первому вызову.

Гаунту польстили его слова.

– И форма тебе подойдёт, Гаунт, генерал-лейтенант Танитского Первого-и-Единственного. Больше никакой возни с дисциплиной. Никакой растраты драгоценного времени командира.

Гаунт сел обратно на стул.

– Я польщён, сэр, однако вынужден отказать. Я доволен тем, что имею.

– Как скажешь, – пожал плечами Ван Войтц, даже не рассердившись. – Но, прошу, не сюсюкайся с этим солдатом, Каффраном. Я бы не стал. А теперь… давай-ка я посвящу тебя в свои планы насчёт Уранберга.

Несмотря на все усилия Дордена с порошком, в расположении всё же завелись вши, и, пока команды дезинсекторов окуривали помещения облаками ядовитых химикатов, Призраков толпами согнали в крупнейшие городские купальни в главном куполе. Всё снятое снаряжение передавалось для очистки паром, а дрожащие в трусах и майках солдаты выстроились рядами в холодном каменном предбаннике для стрижки волос. Жужжание трёх десятков машинок заглушало болтовню людей, а снующие взад-вперёд сервиторы собирали пряди волос для дальнейшего сожжения.

После стрижки бойцов, несших на шее связанные шнурками сапоги, снабжали кусками дегтярного мыла и отправляли в паровые душевые. В дальнем конце душевых находились застеленные матами помещения, где высились стопки старых, но чистых полотенец. Помощники из числа Муниторума стояли у топчанов и выдавали комплекты чистой одежды, смердящей от избытка порошка.

Гаунт вместе с Дауром вошли в сушилку, где тут же разразились суета и беготня, когда голые или полуодетые солдаты попытались выстроиться по стойке «смирно».

– Вольно, – молвил Гаунт, и те, расслабившись, вернулись к банным процедурам. Комиссар кивнул Дауру, и тот сверился с инфопланшетом.

– Внимание, – раздался его окрик. – Как услышите своё имя – одевайтесь и собирайтесь на выходе. Повторять не буду.

Солдаты, продолжая вытирать обритые головы полотенцами, застыли в ожидании.

– Маквеннер! Дойл! Бонин! Ларкин! Рилк! Несса! Банда! Мерин! Майло! Варл! Кокер! Курен! Адар! Вадим! Науэр! Это всё, поспешите!

Натягивая чистую чёрную майку на худощавое тело, Ларкин при упоминании своего имени скорчил Браггу недовольную мину.

– Ну что ещё? – пробурчал он – из-за ёжика на голове снайпер выглядел, как злобный оживший мертвец.

– Где уже успел провиниться, Ларкс? – усмехнулся Брагг.

– Да нигде, фес его! – огрызнулся Ларкин, изо всех сил стараясь влезть в хрустящие от крахмала рабочие штаны, и, не успев зашнуровать сапоги, побежал вслед за остальными, на ходу затянув пояс.

– Все на месте, – отчитался Даур, на что комиссар-полковник кивнул ему в ответ. С болью в глазах глядя на обритые головы, он указал на свою шевелюру.

– Не переживайте, и меня забреют, – молвил Ибрам. – Вшам плевать на звания.

Призраки улыбнулись. Своим видом они напоминали зелёных рекрутов с неестественно белыми скальпами. Женщин было особенно жаль.

– Хорошо, – сказал комиссар. – Имперское командование задействует нас в операции – с деталями пока повременим и ограничимся тем, что лорд-генерал лично поставил перед нами особо важную задачу, и её успешное выполнение приоритетнее любых других оперативных действий.

Мало кто удивился. Ларкин тихо издал недовольный стон, но Банда толкнула его локтём.

– Я лично подбирал состав для этого задания – причины откроются вам чуть позже. Операция называется «Ларизель», поэтому держите рот на замке и никому не слова, даже Призракам. Жду вас во вспомогательном ангаре номер 117 в 18:30 с личными вещами и в полной боевой выкладке. Соберите всё, что вам необходимо, для дальнейшей транспортировки – в расположение вы больше не вернётесь.

– Потому что это… билет в один конец? – мягко выразился Варл.

– Скажу начистоту, сержант – «Ларизель» сопряжена с высочайшим риском. Суть в том, что вас расквартируют в другом месте для прохождения особых тренировок и практических занятий. Ясно?

Все забормотали что-то и кивнули головами.

– Есть вопросы? Нет? Тогда хорошо. Я нисколько не сомневаюсь в вас и ваших способностях. Я ещё повторю это перед отправкой, но… удачи, ребята. Император защищает.

Гаунт посмотрел на Даура:

– Не хотите что-либо добавить, капитан?

– Лишь одно, сэр, – Даур вышел вперёд и потянулся рукой в один из накладных карманов его чёрного кителя. – Касательно рядового Каффрана. Как вы уже знаете, мы совершали обходы, задавали вопросы и собирали показания. Я не сомневаюсь, что таким образом что-нибудь да всплывёт. Из уст в уста, от одного к другому. Однако сейчас вы будете полностью отделены от остального полка, поэтому задействовать вас в текущем расследовании уже не получится. Поэтому сейчас… предъявите ножи к досмотру. Может, вы заметили у кого-то засечки или сколы на клинках? И ещё… кто-нибудь видел нечто подобное?

Он достал небольшой вощёный конверт, из которого извлёк золотую монету и показал всем.

– Имперская крона местной чеканки… умышленно затёрта с обеих сторон. Может, у кого-то есть такая? Илы вы знаете об их происхождении? Или видели такую у сослуживцев? Если вам неудобно говорить сейчас при всех – встретьтесь с глазу на глаз со мной, комиссаром-полковником или комиссаром Харком. Это всё.

– Свободны, – молвил Гаунт.

Группа разошлась, тихо переговариваясь между собой. Даур и Гаунт развернулись и направились в сторону переднего холла.

– Я сделал ставку на эти монеты, – признался Даур. – С десяток Призраков, включая Обеля и Колеа, уже сообщили о подобных находках в примыкающих к фабрике торговых площадках. И все клянутся и божатся, что не притронулись к деньгам из-за знаков на них.

– Поживём – увидим. Покусившийся на них не станет признаваться в своём грехе, ведь все в курсе моего критического отношения к мародёрству. Ты осматривал клинок Каффрана?

– На нём есть засечки, – вздохнул Даур. – Он сказал, что получил повреждения во время боя в парке у 505 шлюза, но это только на словах. При случае подручные Дель Мара просто зубами вцепятся в этот факт.

– Значит, нужно держать его в тайне, – молвил Гаунт. – У них и так все козыри на руках, не нужно подсовывать им новые.

– Ну и что будем делать? – с тревогой в голосе прошептал Браггу Ларкин, закончив шнуровать сапоги. Брагг прислонился рядом, натягивая нательную майку.

– Расскажем Гаунту, – прямо заявил он.

– Нельзя!

– Почему это? – недоумевал Брагг.

– Мы своих не подставляем. Я за всю жизнь не стучал ни разу и сейчас не планирую.

– Не лукавь, Ларкс, – улыбнувшись, сказал Брагг. – Мы должны, если это – ключ к свободе Каффрана. Нет, думаю, ты просто боишься его.

– Неправда!

– Правда. И я в том числе.

– Ты боишься Куу? – округлил глаза Ларкин.

– Ладно, перегнул, не боюсь… а опасаюсь, ведь он тот ещё негодяй.

– А меня он пугает до чёртиков, – вздохнул Ларкин. – Маньячина этот. Если мы сдадим Куу, а позже его отпустят, то нам несдобровать – он точно захочет расквитаться. Оно того не стоит.

– Стоит – ради Каффа.

– Я не стану переходить дорогу Куу, даже не проси. Есть в нём… гнильца, что ли. Того гляди – его призрак будет терроризировать меня и после смерти.

Брагг захохотал.

– Думаешь, я шучу?

Здоровяк покачал головой.

– Ларкс, Куу фесанутый на всю голову. Среди ребят только он проявляет маниакальные наклонности. Если он виновен – наша совесть будет чиста, в противном случае Лиджа выйдет сухим из воды. И что, по-твоему, он сделает дальше? Отомстит нам? Совершит двойное убийство, освободившись от обвинения в убийстве?

– Я пас, – шикнул Ларкин. Тогда Брагг потрогал пальцем розовый шрам на плече и сказал:

– Тогда это сделаю я. Он-то мне не друг.

Относительная тишина в расположении прерывалась редкими покашливаниями или чихами. После недавней фумигации в воздухе до сих пор витала завеса.

Майло ловко сложил остатки снаряжения в рюкзак, накрепко закрыл его и закрепил плотно скрученные свёртки с матрасом и камуфляжным плащом на нём.

К нему подошёл Вадим, который уже давно собрал вещи и томился в ожидании отправки.

– Ты когда-нибудь участвовал в спецоперациях, Майло?

– Было дело, но не такого уровня, – Майло надел китель, проверил содержимое карманов, застегнул разгрузку, а после добавил: – Намечается нечто… серьёзное.

Юноша заткнул перчатки в разгрузку, а затем свернул берет и закрепил его под эполетом туники. Взвалив на спину рюкзак, он несколько раз встряхнул плечами и поправил ремни.

– А по мне – сущее самоубийство, – мрачно пробормотал Вадим, пройдясь рукой по шершавому скальпу. Из-за отсутствия волос пропорции головы изменились – волевой нос превратился в подобие клюва, да и в целом Ной напоминал нахохлившуюся ворону.

– Поживём – увидим, – ответил Майло, подтянув ружейный ремень, прежде чем забросить винтовку на плечо, и в последний раз осмотрел свою импровизированную койку на предмет забытых вещей. – Предпочитаю раньше времени не раздувать из мухи слона.

К ним подошли загруженные под завязку Науэр и Курен в полной боевой выкладке. Шагая по залу, они пожимали руки и добродушно болтали с другими Призраками. Они не объясняли, куда направляются, да никто и не спрашивал – и так было понятно, что им уготована особая миссия, поэтому парням вслед летели многочисленные пожелания удачи и доброго пути.

Курен развернул туго скрученный шерстяной свёрток и натянул на голову десантную балаклаву.

– Фесовы вши, – пробурчал он. – Из-за них башка постоянно мёрзнет.

– Готовы? – спросил у троих Майло, и те кивнули в ответ. Стрелки часов уже перемахнули за18:00, а это значило – пора выдвигаться.

Майло посмотрел на койку Ларкина. Мастер-снайпер заканчивал маниакальную в своей скрупулёзности подготовку оружия, скложив набор для чистки и упаковав винтовку в длинный защитный чехол.

– Ларкс, готов?

– Погоди чуток, Майло.

Брагг уселся на соседнюю койку.

– Желаю… хорошо провести время, Ларкс.

– Очень смешно.

– Просто… возвращайся назад, ладно?

Ларкин прочитал взгляд Брагга.

– Поверь мне – ради этого я буду фес как лезть из кожи вон.

Брагг ухмыльнулся и протянул здоровенную ручищу:

– Первый-и-Единственный.

– Ещё увидимся, – кивнул Ларкин и хлопнул здоровяка по ладони.

Снайпер подошёл к остальным. Рядовой Куу, лежавший на койке и глядевший в потолок, внезапно вскочил и осклабился, когда Ларкин проходил мимо.

– Что? – резко остановившись, спросил Хлейн.

– Да ничего, танитец, – продолжая зубоскалить, покачал головой Куу. – Всё путём, зуб даю.

– Не тормози, Ларкин! – окликнул его Науэр.

Ларкин сердито зыркнул на Куу и рванул вперёд.

– Рядовой Куу!

Резкий окрик заставил пятерых солдат застыть на месте и обернуться. В расположении появился комиссар Харк вместе с сержантом Бюроном и двумя другими Призраками – все были при оружии. Они направились по проходу прямо к лежаку Лиджи.

– Что происходит? – прошептал Вадим. Люди, заинтересовавшись происходящим, тихонько зашелестели.

– Вот фес, – пробубнил Ларкин.

Куу встал и озадаченно посмотрел на приближающуюся группу людей.

– Вещи к досмотру, – обратился к нему Харк.

– Но я…

– В сторону, рядовой. Бюрон, обыскать рюкзак и матрас.

– За что шмонаете? – ляпнул Куу.

– Встать по стойке «смирно», рядовой! – рявкнул Харк, и Куу подчинился приказу, неподвижно застыв на месте, кроме бегавших туда-сюда глаз.

– Проверь его, – сказал Харк одному из солдат.

– Это незаконно, – запинаясь, молвил Лиджа.

– Молчать, Куу. Покажи мне его нож.

Солдат, досматривавший Куу, расчехлил боевой нож и передал его комиссару, который тут же изучил клинок.

– Ничего, сэр, – отчитался Бюрон. Все пожитки Куу были разложены на койке, где было возможно – разобраны по частям. Бюрон осматривал подкладку рюкзака Куу и вещмешок.

– Нож в порядке, – с разочарованием в голосе заключил Харк.

– Он успел отшлифовать и заточить его.

Харк обернулся – толпу любопытных наблюдателей из числа Призраков возглавлял Колеа.

– Я всё видел, сэр, – молвил он. – Можете у заточника спросить.

– Это правда? – Харк повернулся к Куу.

– Фес, что с того? Неужто держать нож в порядке считается преступлением?

– Твоя дерзость мне уже порядком надоела, рядовой…

– Сэр… – позвал комиссара проводивший досмотр Лиджи солдат. Он задрал край левой штанины, где над голенищем сапога показался привязанный к ноге тугой мешочек.

Харк наклонился и сорвал клейкую ленту – в ладонь тут же посыпались тяжёлые золотые монеты.

Покрутив их в руке, Харк встал во весь рост и посмотрел на Куу.

– Есть что сказать?

– Они просто… нет.

– Взять под стражу, – приказал подопечным Харк.

Люди Бюрона взяли брыкающегося Куу под руки.

– Это поклёп! Подстава! Пустите меня!

– А, ну, угомонись! Не усугубляй положение! – предупредил его Харк.

Куу прекратился сопротивляться и вприпрыжку последовал за ведущими его солдатами, а Харк и Бюрон пошли за ними следом. Когда они минули группу Майло, Куу нашёл своими кошачьими глазами Ларкина:

– Это ты? Ты меня подставил, гак поганый?

Ларкин задрожал и отвёл взгляд.

А когда Лиджу провели мимо Брагга, тот заметил, что здоровяк улыбается.

– Ты?! Ах, ты гак вонючий! Громила-мазила меня подставил! Он подставил меня!

– Заткнись! – рявкнул Харк, и солдаты выволокли его из помещения. Брагг посмотрел на Ларкина и пожал плечами, а тот невесело покачал головой.

– Вот это было представление, – сказал Вадим.

– Ага, – ответил Майло и сверился с часами: – Пора.

Вспомогательный ангар номер 117 находился на нижних уровнях западных окраин второго купола Киренхольма неподалёку от одного из главных рециркуляторных заводов. Пстоянно ощущалась вибрация и лёгкий ненавязчивый гул. Вытяжные люки системы вентиляции продували тёплым пыльным воздухом подъездные проходы и бетонированную площадку перед входом.

Когда Кокер с Варлом прибыли на место, на часах стукнуло 18:30, и большая часть людей уже собралась. Банда и Несса болтали с танитским снайпером Рилком, а капрал Мерин и сержант Адар сидели на рюкзаках, прислонившись к стене, курили палочки лхо и вели беседу. Дойл, Маквеннер и Бонин – трое разведчиков – сгрудились у противоположной стены и что-то обсуждали наедине. «Профессиональными секретами обмениваются, не иначе», подумал Варл.

– Парни, – приветственно кивнул он им, и те ответили тем же.

– Эй, Рилк, дамы, – сказал он, подходя к снайперам, а затем коротко махнул Адару и Мерину.

– Мне кажется, или здесь не все? – спросил Кокер, уложив на пол свою поклажу.

– Уже все, – ответил Рилк – Майло, Ларкин и другие выходили из покрытого ржавчиной туннеля.

– Что ж, у кого какие мысли? – спросил Варл. – Может, Гаунт решил устроить нам всем пикник выходного дня?

Банда прыснула со смеху, а Несса, потерявшая слух на Вергасте, прочла его слова по губам и нежно улыбнулась следом за своей подругой.

– Так, посмотрим… Три разведчика, четыре снайпера и восемь представителей пехтуры с учётом меня и Кокера, – пробежав глазами вокруг, заключил Варл. – Какой же можно сделать вывод?

– Что нас ждёт операция по проникновению и устранению, – сзади послышался голос. Маколл, выбрав момент, побежал по площадке, стуча подошвами сапог по металлической обшивке. – К тому же, разведчиков будет четверо – я тоже участвую.

Как и все остальные, Маколл носил матово-чёрную униформу, высокие сапоги на шнуровке, забитую под завязку разгрузку, рюкзак со всем необходимым и оружие за спиной. Рукава его гимнастёрки были закатаны выше локтей. Он быстро посчитал всех и сверился с наручными часами.

– Все на месте, а на часах – 18:30. Начало положено хорошее.

Они проследовали за ним через шлюз внутрь ангара. В гулком помещении было холодно и темно. Солдаты не видели ничего, кроме освещаемого фонарями клочка земли сразу за шлюзом. Там их ждали четверо мужчин.

Все они были крупными и сильными молодыми людьми, что носили стёганые кителя кремовых тонов и дутые парусиновые штаны белёсого цвета, заткнутые в высокие десантные сапоги. Каждый был подстрижен под бокс. «Явно не из-за вшей», подумал Варл. Это была визитная карточка фантинских солдат. Специалистов воздушно-десантных войск.

Маколл поприветствовал их, и четверо фантинцев коротко отсалютовали им.

– Майор Фазалюр шлёт вам наилучшие пожелания, сэр, – сказал один из них, на рукаве которого под нашивкой полка красовалась серебристая планка. – Он попросил нас встретить вас здесь.

– Очень рад. Не желаете представиться? – задал вопрос Маколл.

– Лейтенант Жозеф Кершерин, 81-й полк Фантинских ВДВ, – ответил крупный солдат, а затем указал на остальных: – Капрал Иннис Антеррио, рядовые первого класса Эри Баббист и Лекс Кардинал.

– Рад встрече. Меня зовут Маколл. Танитский Первый. А с остальными вы вскоре познакомитесь поближе.

Маколл развернулся лицом к ожидавшим дальнейших указаний Призракам.

– Пока что снимайте рюкзаки и разгрузки. Разделимся на четыре группы. Сержант Варл поведёт первую, сержант Адар – третью. Капрал Мерин, вторая за вами, а четвёртую возглавлю я. Что до остальных… Дойл, Несса и Майло – пойдёте с Адаром. Маквеннер, Ларкин и Курен – с Мерином. Варлу достаются Банда, Вадим и Бонин, а Рилк, Кокер и Науэр – мне. А теперь построится по порядку. Вперёд. Славно. А сейчас, как вы могли заметить, у каждой группы есть лидер, солдат, снайпер и разведчик. Необходимый минимум для быстрого передвижения, проникновения и скрытных действий. Однако такие блага, как поддержка тяжёлого оружия и огнемёты, нам, увы, недоступны. Уж извините.

Послышалось пару недовольных стонов, и самый громкий принадлежал Ларкину.

– Итак, – продолжил Маколл, словно предвкушая самое интересное, – давайте немного повеселимся. Лейтенант?

Кершерин кивнул и проследовал к болтающемуся пульту управления, что свисал с крыши на длинном прорезиненном проводе. Он щёлкнул парой переключателей, и следом раздались громкие хлопки, когда над головой один за другим зажглись осветительные элементы, залив огромное пространство ангара неприятных холодным светом.

В дальнем конце помещения над укрытым мягкими матами полом возвышались подмостки высотой около тридцати пяти метров, усеянные спусковыми тросами и барабанными механизмами.

– Видите? – обратился к окружавшим его Призракам Ларкин. – Вот теперь мне это совершенно не нравится.

IV

Лобное место было невзрачной площадкой из дроблёного бетона, которую с трёх сторон окружали высокие рокритовые стены со следами выбоин-оспин, а четвёртой выступал Зал Правосудия.

Здание, где располагались Верховный суд Киренхольма и штаб Адептус Арбитрес, сильно пострадало во время оккупации Кровавым Договором. Верхние этажи высотного сооружения в стиле неоготики выгорели до основания, а западное крыло было практически уничтожено артобстрелами. Большинство конторских помещений и архивов перевернули вверх дном, а широкоплечего двуглавого орла, сверкавшего хромом над массивным портиком, умышленно сбили с фасада огнём из стабберов, и теперь он, безвольно распластав крылья, лежал на ступеньках. В вестибюле с одной стороны возвышалась гора, от вида которой стыла кровь в жилах – Кровавый Договор собрал побитые шлемы арбитров после победы над легковооружёнными стражами правопорядка, оборонявших этот сектор города до последнего человека.

Невзирая на это, подземный тюремный блок продолжал работать в штатном режиме, став единственным местом в Киренхольме, где поддерживались максимальные меры безопасности, поэтому, за неимением лучшего, опергруппа Комиссариата была вынуждена занять Зал.

Сквозь окно первого этажа с тыльной стороны здания Гаунт взирал на лобное место. Скрывая лица под капюшонами, шесть человек расстрельного отряда в серой форме без нашивок, знаков отличия и эмблем привычно получили индульгенцию от прислужника Экклезиархии, а затем выстроились в ряд и вскинули оружие.

Никаких церемоний и прочей шумихи. Воинственного вида комиссар с обмотанной чёрным шёлком лысиной воздел саблю и усталым голосом отдал приказ.

Осужденного даже не сковали и не завязали ему глаза, а просто припёрли к стенке без шанса на побег.

Шесть лазерных лучей беспорядочной гурьбой хлестнули по площадке, и узник покачнулся, после чего грузно сполз по стене. Комиссар крикнул что-то ещё, а затем спрятал саблю в ножны и снял чёрную ткань с головы, когда на смену удалившемуся расстрельному отряду явились сервиторы с тележкой для сбора трупов.

Гаунт отпустил опаленную парчовую штору, закрыв ею разбитое окно, и пошёл прочь. Даур и Харк, наблюдавшие за казнью из соседнего окна, обменялись парой слов и отправились искать места для сидения. Вдоль одной из стен повреждённого парадного покоя сгрудилась не менее повреждённая мебель.

Вдруг отворились высокие двери с квадратным узором, и внутрь вошёл комиссар Дель Мар – худощавый седовласый мужчина средних лет с протезированными конечностями, не растерявший ни капли своей импозантной фактуры. Будучи на голову выше Гаунта, Дель Мар носил чёрную униформу, подпоясанную пурпурным кушаком, а его плечи укрывал длинный плащ с подкладкой из красного атласа. Общую картину дополняли белоснежные перчатки и фуражка.

– Господа, – с ходу начал он, – прошу простить за задержку. Сегодня куча казней, и ни одна не обходится без моего присутствия и санкции. А вы, стало быть, Гаунт.

– Сэр, – отдал честь тот и пожал руку Дель Мару, сквозь перчатку ощущая жесткость каркаса его протеза.

– Мне кажется, или мы уже виделись? – спросил Дель Мар.

– На Кхулане добрых десять лет назад. Тогда я служил вместе с гирканцами. Приятно было узнать о том, что вы возглавили Совет комиссаров

– Да, да, – ответил Дель Мар. – А ещё после освобождения Канемары. Так, мельком, на официальном обеде с новоявленными губернаторами.

– Признаюсь, поражён вашей превосходной памятью, сэр. Учитывая… мимолётность момента.

– Октар – упокой Бог-Император его душу – только и делал, что хвалил вас, Гаунт. Тогда я не обратил на это внимания, а сейчас, будем честны, успехи в этой военной кампании делают вам имя.

– Вы очень добры, сэр. Позвольте представить вам комиссара Виктора Харка и капитана Бан Даура, третьего по рангу офицера полка.

– Приветствую – с Харком, кстати, мы уже знакомы. Приятно познакомиться с вами, капитан. Но не пора ли нам перейти к делам? Утром запланирован так называемый «коллективный разбор полётов». Тактик Биота прибыл сюда с полным штатом подчинённых офицеров, а инквизитор Гейбл готов обнародовать находки своей рабочей группы.

– Перед этим я бы хотел разобраться с одной проблемой, – молвил Гаунт. – Делом рядового Каффрана.

– Ах, вот оно что, Гаунт. Удивительно, что… – Дель Мар осёкся, а затем посмотрел в сторону Харка и Даура: – Господа, не могли бы вы нас оставить. Фултинго?

Тот мигом появился в дверях.

– Будь добр, проводи комиссара и капитана в зал слушаний.

Комиссар Дель Мар подождал, пока они не останутся наедине.

– Что ж, насчёт дела рядового Каффрана. Скажу прямо – занимаешься ерундой, Гаунт. Уверен, я не первый старший по званию офицер, призывающий тебя одуматься. Комиссар ты или нет, но также ты полевой командир, которому незачем забивать голову подобной чепухой. Дело выеденного яйца не стоит – его должен рассматривать подчинённый тебе комиссар.

– Харк помогает мне, но я не отступлюсь. Каффран – ценный кадр, и, к тому же, он невиновен. Он нужен полку.

– Знаешь, скольких мы уже расстреляли с момента высадки, Гаунт?

– Шестерых – норма для опергруппы подобных размеров.

– Тридцать четыре человека. По правде говоря, двенадцать из них были пленными, убитыми после допроса. Но мне пришлось казнить семерых дезертиров, четверых насильников и трёх убийц – большинство были урдешцами, но попалось и пару фантинцев. Для меня это в порядке вещей, ведь мы, Гаунт, командуем убийцами – жестокими и опасными людьми, обученными убивать. Кто-то ломается и бросается в бега, кто-то утоляет свою тягу к насилию за счёт мирных граждан, а кто-то просто теряет голову. Позволь мне рассказать про убийц. Один контуженный фантинский солдат слетел с катушек и расправился с двумя санитарами и медсестрой в госпитале третьего купола. Используя каталку. Ума не приложу, как вообще можно кого-то убить каталкой, но, полагаю, это не проблема для конченого психа. Другой, урдешский огнемётчик, решил спалить городской ресторан во втором куполе и поджарил четверых киренхольмцев, которые свято верили в то, что опасность позади. Ещё один урдешец застрелил товарища во время спора за матрас. Я незамедлительно и без колебаний принял решение, как того требует Имперский Закон и уважаемые традиции Комиссариата. Быстрые казни. Но я не сухарь, Гаунт.

– И в мыслях не было, комиссар, ведь и я не таков. Как верный слуга Комиссариата, я не медлю в нужный час свершить правосудие.

Дель Мар кивнул.

– Честно говоря, ты молодец. Танитский Первый практически чист как слеза. А теперь в вашем стаде завелась паршивая овца. Так бывает. Нужно разобраться и идти дальше. Забыть, но сделать это в назидание остальным. И не стоит обременять нас запросами об отсрочке и назойливым вмешательством комиссара Харка.

– Вообще-то это я его подговорил, сэр. И я рад этому. Каффран невиновен. Мы пытались выкроить время для установления личности настоящего убийцы.

Дель Мар вздохнул.

– И как успехи?

– Прошлой ночью арестован рядовой Куу. Вергастец из моего полка.

– Понятно.

– Те немногие танитцы, что живы и по сей день, избежали гибели вместе с родной планетой благодаря моему вмешательству. Нельзя было упускать столь ценный ресурс. И я не брошу никого из них, если не пойму, что так надо. Сейчас не тот случай. Убийца – не Каффран, а Куу.

– И… чего же ты хочешь, Гаунт?

– Освободить Каффрана.

– На честном слове?

– Под подписку. Отработайте Куу – его причастность куда более очевидна.

Дель Мар выглянул в окно.

– Что ж… теперь всё гораздо осложнилось, – молвил он. – Ведь ты сам раздул из этого целую проблему. Легко работать с одним преступлением и одним подозреваемым, а вот уже два подозреваемых требуют расследования. Официального. Сам понимаешь, Гаунт – за что боролся, на то и напоролся.

– Я надеялся опустить формальности, загнать Куу под трибунал и закрыть дело.

– Увы, нельзя. Теперь нужно сначала допросить Каффрана и доказать его невиновность, а уж после браться за второго. Не думаю, что нам хватит времени, учитывая приближающийся штурм Уранберга.

– Я сделаю всё возможное, – сказал Гаунт, – ради победы в Уранберге… и моих людей.

Гаунт проводил комиссара Дель Мара в зал заседаний, где уже началось выступление инквизитора Гейбла – тот допрашивал пленников из числа Кровавого Договора ещё с первых дней оккупации и ныне был готов представить результаты своих изысканий, дабы старшие офицеры опергруппы и стратегические консультанты могли обсудить влияние этой информации на план штурма Уранберга.

Зал заседаний оказался душным помещением, где было полно людей, дыма и скверных запахов, однако только это место Зала Правосудия могло вместить огромный голографический тактический стол и множество офицеров.

Гаунт подозвал Харка, махая рукой в толпе людей.

– Можешь идти – я останусь здесь и запишу все данные.

– Почему? – спросил Харк.

– Потому что Дель Мар не пошёл мне навстречу и настаивает на официальном оправдании Каффрана перед тем, как предать суду Куу. Поэтому я поручаю тебе разобраться с этим делом.

– Ибрам…

– Проклятье, Виктор, мне нельзя отвлекаться. Другие, в том числе и ты, продолжают твердить, чтобы я полагался на своих подчинённых. Поэтому займись этим и сделай всё как следует. Допроси Каффрана этим утром – расшаркиваться попросту некогда. Ван Войтц намеревается атаковать Уранберг менее чем через неделю. Поэтому составь безупречный план защиты Каффрана, чтобы быстрее закрыть вопрос и позволить мне всецело заниматься штурмом.

– А что насчёт Куу?

– Чёрт с ним, я умываю руки – меня заботит только Каффран. А теперь поспеши.

Харк остановился. На его лице возникло странное, незнакомое Гаунту выражение – смесь недоумения и одобрения.

– Что?

– Ничего, – ответил Харк. – Всё вот-вот начнётся, так что пойду. Доверься мне, Ибрам.

– Конечно, Виктор.

– Нет, в смысле, доверь мне это дело, но не передумай после.

– Конечно.

– Ладно. Что ж, ладно, – отсалютовал ему Харк и протиснулся сквозь толпу к выходу.

Гаунт пролез в толчее к Дауру.

– Всё в порядке, сэр?

– Надеюсь, что так.

Вдруг наступила тишина, когда инквизитор Гейбл, казавшийся сущим чудовищем в силовых пластинчатых доспехах матово-розового цвета, проследовал в центр зала и касанием искусственных фаланг включил тактический стол, явив голографическое изображение Уранберга.

– Воины Императора, – через вокалайзер изрёк скрежещущим голосом Гейбл, – узрите же Уранберг, главный газодобывающий город Фантины. Захват сего наиважнейшего для нас места необходимо произвести с минимальным уроном для оного. Как минимум пять тысяч бойцов Кровавого Договора под личным руководством ублюдка Слейта удерживают Уранберг. Последнего охраняют не менее трёх свор наёмников-локсатлей. А теперь я представлю вам результаты допроса пленных…

Варл летел камнем вниз навстречу верной гибели.

Взвыв от страха, он попытался перехватить трос и прервать падение, но его лишь развернуло боком. В двух метрах от земли послышался скрежет блока контрбалансира, что натянул кабель и рывком остановил мужчину, который, перевернувшись лицом вниз, застыл в считанных мгновениях от мата.

Лейтенант Кершерин подошёл к нему и сел рядом на корточках.

– Хотите знать мою оценку, сержант?

– Э-э… головокружительно?

– Нет. Из рук вон плохо, – Кершерин встал и махнул рукой Антеррио, чтобы тот освободил Варла из обвязки, а затем посмотрел в сторону людей, собравшихся на вершине башни.

– Минута до следующего прыжка!

Тридцатью пятью метрами выше на очень узком и шатком помосте стоял Майло, держась одной рукой за поручень. Сейчас был его черёд, а Банда, Маквеннер и Курен ждали своего часа на задворках платформы.

Дождавшись регулировки контрбалансира, фантинец Кардинал подозвал юношу к себе и проверил страховочные ремни.

– Не волнуйся – у тебя на счету уже три прыжка. Чего такой кислый?

– Прогресса никакого, впереди четвёртый заход, а трусов всего три пары.

Кардинал засмеялся и пристегнул Майло к тросу.

– Помни: лицом вниз и не сгибай руки-ноги, даже если кажется, что мат приближается слишком быстро. Затем свернись калачиком и приземляйся с кувырком. Давай, покажи высший класс этому горлодёру Варлу.

Майло кивнул и тяжело сглотнул. Держась за тросы подъёмника, он наступил на помост сначала одной, а затем другой ногой. Как же они прозвали его во время подготовки к высадке? «Болванкой»? Тогда им пришлось несладко, хотя башни были вполовину ниже. А теперь им нужно побить рекорд полка на целых пять метров. К тому же, они не спускались по тросам, а летели в свободном падении. Никто, включая Маколла и Кершерина, не сообщил подробностей операции «Ларизель», однако тренировки готовили их к чему-то большему – тросы, верёвки и блоки лишь создавали иллюзию, имитацию. Там, куда они направляются, всего этого не будет.

И всё это, за исключением матов внизу, уже навевало тревожные мысли.

Баббист, издалека казавшийся точкой, вскинул зелёный сигнальный диск.

– Пошёл! – крикнул Кардинал.

Майло натянулся, как струна.

– Пошёл! Император защищает!

– Я…

Но Кардинал услужливо спихнул его с помоста.

– Уже лучше, – снизу наблюдая за полётом Майло, отметил Кершерин. Маколл согласно кивнул.

– Майло потихоньку схватывает. То же касается Нессы, Бонина и Вадима.

– Вадим совсем как рыба в воде, – подтвердил Кершерин.

– Высоты он не боится – сказывается опыт работы на верхних шпилях Вервун-улья. Поэтому Гаунт выбрал его для задания. Мерин, Кокер и, к моему удивлению, Ларкин тоже подают надежды.

– Думаю, это инстинкт самосохранения. Страх – отличный мотиватор.

– Вне всяких сомнений.

Майло встал и сделал шутливый реверанс в сторону хлопающих в ладоши соратников. Теперь на помост взошла Банда.

– Кто не справляется?

– Ох, Адару и Варлу ещё многое предстоит. Дойл слишком неуклюжий. Банда лезет из кожи вон, потому и перегибает палку. А тебе бы не помешало подтягивать колени.

– Приму к сведению, – ухмыльнулся Маколл. – Мы уложимся в срок?

– Это задача не из лёгких – подготовка десантников занимает полгода, а у нас в распоряжении считанные дни. Но мы сделаем всё возможное. Нет смысла проводить отбор в поисках лучших кандидатов. Будем работать с тем, что есть.

– А вот и Банда пошла, – указав пальцем, сказал Маколл.

Они пронаблюдали, как та спрыгнула с башни и со свистом полетела вниз, нагружая противовесы. Получилось куда чище, хотя девушка, приземлившись, отскочила, словно мячик.

– Куда лучше, – отметил Кершерин. – Она справится.

Чуть позже, когда Маквеннер и Курен выполнили четвёртые по счёту прыжки, Кершерин собрал их всех и рассадил полукругом на расстеленных матах. По рукам пошли бутылки с водой и пайки. Солдаты с бурлящим в крови адреналином не переставали болтать и шутить.

– Внимание! – сказал Кершерин. – Разберём теорию. Рядовой Баббист, прошу.

Тот встал перед сидевшей полукругом публикой, а Антеррио ловко положил перед ним ящичек размером с рундук и скрылся из виду.

Баббист открыл его и достал оттуда нечто для демонстрации. Этим «нечто» оказался небольшой, но увесистый металлический ранец с грозного вида сбруей, дополненной набедренными петлями, и откидным манипулятором с литой рукоятью на левом торце. Из плеч ранца торчали два тупоносых, похожих на антенны отростка, что оканчивались шаровидными головками размером с кулак. Само устройство было окрашено в матово-зелёный цвет.

– То, что вы видите перед собой, уважаемые друзья, – начал Баббист, похлопав рукой по старому изношенному аппарату, – является классическим пехотным прыжковым ранцем пятой модели. Остерегайтесь подделок. Если кому интересно, то его официальная спецификация – персональный десантный модуль пятой модели типа «Икар», оснащённый двумя антигравитаторами М12 и турбовинтовым двигателем с изменяемым вектором тяги для контроля высоты полёта. Полагаю, вскоре вам это пригодится.

Послышались смешки, однако всё внимание Призраков было приковано к устройству.

– Данный агрегат производства мира-кузницы Люций, – продолжил Баббист, – обычно применяется во время штурмовых операций Гвардии. В отличие от монстров, используемых Адептус Астартес, эти ранцы лёгкие и небольшие, если не сказать компактные. Космодесантники – да благословит их Император – нуждаются в более выносливых лошадках, что смогут удержать их в воздухе. К тому же, мы не боги и и ни за что не сможем встать вместе с ранцем Астартес на плечах.

Баббист прислонил аппарат к коленям и развёл руки, продемонстрировав аудитории открытые ладони.

– Помните слова, что вдалбливали вам в учебке? «Лазвинтовка – ваш лучший друг, заботьтесь о ней – и она позаботится о вас».Так вот забудьте про них. Вот ваш лучший друг. Выбирайте: или изучить эту крошку вдоль и поперёк, или закончить мокрым пятном на земле. А ежели старый лазерный приятель начнёт возмущаться, то напомните ему, что без нового друга боя ему не видать.

Ларкин нерешительно поднял руку.

Баббист удивлённо сдвинул брови и посмотрел на Маколла.

– Выкладывай, Ларкс, – сказал он.

– Э-э… это типа занимательная пища для мозгов во время перекуса… или так нас подталкивают к выводу, что в скором и не столь продолжительном будущем нас, пристёгнутых к этим штукам, вышвырнут к фесу в открытое небо? Это я так, к слову. В смысле, неужели мы совместим эти… «увлекательные» прыжки с тех замечательных башенок с ситуацией, когда мы с воплями и заворотом кишок полетим на этих ранцах?

Последовала уместная вопросу пауза.

– Нет, – прямо заявил Маколл, и все, даже Ларкин, засмеялись, несмотря на то, что почувствовали в душе уколы тревоги.

– Вижу, рядовой Ларкин решил разузнать все подводные камни операции «Ларизель», – сказал Баббист. – И в качестве награды он может подойти сюда и помочь с демонстрацией возможностей этой крошки.

Ларкин встал с места, поторапливаемый окружавшими его Призраками.

– Прыгать вы меня не заставите, – пробурчал он, шагая к Баббисту.

– Так, ноги в петли: одну сюда, а другую – сюда, – говорил тот, направляя нерешительные движения тела Ларкина. – Вот так… готово. Лямки на плечи, чтобы принять вес.

– Вот фес! – внезапно передумал Ларкин.

– Погоди, пока я закреплю подпругу на поясе… так, а теперь подтяни эти лямки ближе ко мне.

Баббист защёлкнул металлические язычки пряжек наплечных лямок в пружинный замок на груди Ларкина.

– А сейчас то же самое с петлями на ногах, – они тоже соединялись с нагрудным замком. – Хорошо, немного подтяни ремни. Вот так. Как ощущения?

– Словно на мне сидит Брагг, – ответил Ларкин, еле передвигая ноги от нагрузки. Раздались ещё смешки.

– Пятая модель весит порядка шестидесяти килограмм, – сказал Баббист.

– Кажись, умираю, – простонал Ларкин, неловко сменив положение.

– Это пассивный вес, – добавил Баббист, потянулся вперёд и сместил вниз откидной манипулятор. Теперь он находился на уровне пояса Ларкина, а рукоять расположилась вертикально таким образом, чтобы было удобно использовать её левой рукой. Она представляла собой встроенный в гнездо из рифлёного металла прорезиненный рычаг с выемками под пальцы и большой красной кнопкой на навершии.

– Попробуем запустить, – сказал Баббист. С правой стороны ранца он открыл небольшой щиток, клеймёный печатью чистоты, и щёлкнул двумя переключателями. Устройство в тот же миг взвизгнуло и задрожало, словно внутри заработал турбодвигатель. После этого Баббист вернул щиток на место.

– Чтоб меня! – встревожено воскликнул Ларкин.

– Расслабься, – сказал Баббист. – Просто турбина набирает обороты.

Баббист нежно обхватил манипулятор и легонько нажал на красную кнопку.

– А сейчас?

– Пресвятые… – пробормотал Ларкин. – А тяжесть-то пропала, словно и не было её.

– Скажи спасибо антигравитаторам, – Баббист указал на торчащие из-за спины Ларкина тупоносые отростки с металлическими шарами, – что приняли вес на себя. Запомните все – красная кнопка отвечает за подъём с помощью отрицательной гравитации. Малейшее касание компенсирует вес ранца, а вот если нажать посильней…

– Фес! – ко всеобщему веселью булькнул Ларкин, воспарил над землёй и, болтая ногами, застыл на высоте двадцати сантиметров.

Баббисть продолжал держать рукоять.

– Штука чувствительна к прикосновениям. Ларкин будет парить, если слегка опустит её – примерно, вот так. А если он, скажем, падал бы на равновесной скорости, то ему пришлось бы опустить её на две трети для соответствующего эффекта.

– Следовательно, он может спрыгнуть с борта, нажать красную кнопку и взлететь? – спросил Майло.

– Именно. А нажатие кнопки в любом случае обеспечит подъём, – молвил Баббист и в доказательство своих слов надавил на кнопку, заставив Ларкина взмыть ввысь.

– Тут нужен деликатный подход. Вы ещё наловчитесь управлять давлением пальца… вызывая торможение, парение и подъём, благо, будет время потренироваться. Другое дело – выбор направления. С тыльной стороны находится мощный турбодвигатель.

Баббист развернул парящего Ларкина так, чтобы всем был виден ранец.

– Здесь, – сказал он, указывая на клапаны снизу, сверху и по бокам устройства, – здесь, здесь, здесь, здесь и здесь. Неважно, жмёте вы красную кнопку или нет, наклон рукояти направит реактивные потоки через эти сопла. Иными словами, куда вы сместите джойстик, соответственно, туда мотор бросит все свои силы для поддержания тяги.

Баббист легонько наклонил рукоять, и Ларкин, вскрикнув, потихоньку сместился в сторону.

– Подобное сочетание позволит спрыгнуть с корабля и, контролируя спуск, направить вас к цели. Вопросы?

– А часто они отказывают? – спросила Банда.

– Практически никогда, – ответил Баббист.

– Ну, тогда зовите меня Леди Никогда-не-говори-никогда, – под смешки заявила Банда.

– Что насчёт бокового ветра? – спросил Маквеннер.

– При должной сноровке вы поймёте, как выровняться в воздушном потоке при помощи подъёма и векторной тяги.

– Так чего же мы ждём? – в предвкушении спросил Вадим.

Виктор Харк отложил стилус и откинулся на спинку стула. Было уже поздно, и освещение в куполе приглушили, а в наспех организованном в мастерской кабинете рядом с расположением полка становилось прохладно.

Харк отодвинул стопки записей и документов, которые ему удалось собрать, и взял в руки инфопланшет. Двигая бегунок большим пальцем, он пролистал информацию, касающуюся Каффрана и Куу, а также улики и свидетельства в пользу или во вред обвиняемым. Тяжело вздохнув, Виктор швырнул планшет в сторону.

– Тебе плевать на Куу, Гаунт, – пробормотал он себе под нос. – Ты так поглощён спасением Каффрана, что совсем не думаешь о последствиях.

Харк встал со своего места, накинул кожаный френч и пробежался глазами в поисках фуражки, но, не найдя её, решил обойтись без головного убора. Он проследовал к двери, вышел наружу, аккуратно запер её и направился в сторону лестницы. Идти на попятную было уже поздно.

– Гаунт?

Он застыл на месте и посмотрел вниз.

– Нет, отче, его здесь нет.

– А, Виктор, – внизу показался Цвейл, что взбирался вверх по ступеням. – Прошу прощения. Я спутал тебя с Ибрамом.

– Он все ещё там вместе с Дауром и Роуном. Второй день тактических брифингов.

– Солдат всегда на службе, – вздохнул Цвейл и, поравнявшись с Харком, присел на ступеньках.

Харк замолчал. Сейчас ему было не до того.

Но придётся сделать исключение. Поэтому он сел рядом с Цвейлом на грязной лестнице.

– Как обстоят дела? – спросил Цвейл.

– Плохо. У нас на носу большое событие, а мы до сих пор сюсюкаемся с Каффраном и Куу.

– Ты ведь понимаешь, что Каффран не мог этого сделать, – молвил Цвейл.

– У вас есть доказательства?

– Самые точные, – постучал пальцем по лбу жрец. – Его слова. И я верю им.

– Мы только с ними и работаем, – сказал Харк. – А что насчёт Куу? Он невиновен?

Тут Цвейл несколько поник.

– Отче-айятани?

– С Куу всё сложно, – ответил Цвейл. – Я впервые сталкиваюсь с таким человеком-загадкой.

– Значит, он может что-то скрывать?

– А, может, его просто сложно понять. Кажется, многие считают Куу виновным.

– Так и есть, – сказал Харк.

– Это лишь догадки, Виктор.

Харк пытался унять сбивчивое дыхание.

– Отче… как далеко вы готовы зайти?

– При встрече? Я же духовник. К тому же, должен сказать, что во времена моей юности…

– Не о юности речь. Отец Цвейл… вы сказали, что присоединитесь к нам ради духовного наставления солдат. Успокоения душ, верно? Ответьте…

– Продолжайте.

– Человек явно невиновен, и вас просят доказать это, но ничего конкретного у вас нет. Как далеко вы готовы зайти?

– Это касается Каффрана?

– Будем считать, что гипотетически – да, отче.

– Что же… если бы я знал, что невиновного накажут за преступление, коего он не совершал, то боролся бы за него. До последнего вздоха.

– Даже без доказательств?

– Доказательства и вера несовместимы, а без веры наш Бог-Император – ничто.

– Значит, если вы уверены в своей правоте, то будете бороться с несправедливостью всеми возможными средствами?

– Именно так, – Цвейл умолк на время, рассматривая профиль лица Харка, а затем повторил вопрос: – Это касается Каффрана?

– Нет, отче, – Харк встал со ступенек и побрёл прочь.

– Куда вы направляетесь, Виктор?

– Вас это не должно беспокоить.

V

Зал суда не представлял из себя ничего особенного: в центре увешанного чёрными портьерами квадратного помещения стоял помост, окружённый с трёх сторон рядами сидений и столов для представителей обвинения и защиты, а также судебной комиссии. Никаких знамён, флагов и прочих украшений. Всё выглядело до унылости банально, скучно и примитивно.

Гаунт занял место на стороне защиты вместе со своим адъютантом Бельтейном и капитаном Дауром. Четвёртый стул пустовал – никто не видел Харка со вчерашнего вечера. Сторона обвинения в лице Фултинго и двух его помощников села напротив Гаунта. Канцелярист Комиссариата раскладывал бумаги на судейском столе, пока другой настраивал стенографический зонд для протоколирования процесса, что парил на краю помоста.

– Встать – суд идёт! – объявил один из канцеляристов, и комиссар Дель Мар и двое старших комиссаров, скрипнув ножками стульев, заняли места за центральным столом.

– Прошу садиться, – коротко сказал Дель Мар. Он быстро пролистал сложенные перед ним бумаги и передал инфопланшет одному из служащих.

– Занести в протокол – на часах 09:01 по имперскому времени, 221.771.М41. Суд объявляется открытым. Секретарь, прошу вас огласить первое из обсуждаемых сегодня дел. Ввести подсудимого.

– Фантинская имперская оперативная группа, слушание трибунала номер пятьдесят семь, дело номер четыреста тридцать три, – прочитал тот в планшете громким гнусавым голосом. – Для дачи показаний по обвинению в убийстве первой степени вызывается рядовой Дермон Каффран, третье отделение, Первый полк лёгкой пехоты Танит.

Во время объявления вооружённые урдешцы ввели скованного наручниками Каффрана в зал и поставили в центре открытой площадки лицом к Дель Мару. В качестве исключения ему разрешили побриться и надеть парадную форму. Юноша был бледен, но полон решимости. Удивительно, но его лицо не выражало ровным счётом ничего. «Парень до смерти напуган», подумал Гаунт. И на то были веские причины. Комиссар кивнул Каффрану, и тот ответил ему мимолётным, вымученным жестом, слегка качнув подбородком.

Что-то необычное брезжило во внешнем виде Каффрана, и Гаунту хватило нескольких мгновений, чтобы понять – дело заключалось в густой шевелюре юноши. Будучи под стражей, он пропустил стрижку и выведение паразитов. Гаунт кисло усмехнулся сам себе, чувствуя зуд после недавнего бритья головы.

– Где Харк? – прошептал он Дауру.

– Хотел бы я знать, сэр.

Дель Мар прочистил горло.

– Перед началом процесса я бы хотел обратиться к обеим сторонам. Не хочу показаться человеком, принижающим серьёзность дела, однако оно излишне затянулось. И я хочу с ним разобраться. В кратчайшие сроки. Что означает – никакого паясничания и минимум свидетелей, – Дель Мар указал рукой на стопку бумаг, среди которых был список свидетелей, предоставленных на рассмотрение секретарю. – Опустим отзывы об обвиняемом, выслушаем лишь непосредственных очевидцев и экспертов. Это ясно, комиссар-полковник?

– Так точно, сэр.

Гаунт с большой неохотой принял данное решение, поскольку оно лишило его множества свидетелей.

– Что до вас, Фултинго, – продолжил Дель Мар, – я ожидаю безукоризненное ведение процесса. Не ссылайтесь на то, что может спровоцировать линию защиты на… лирические отступления.

– Так точно, сэр.

– Тогда зачитайте подробности дела, пожалуйста.

Секретарь снова встал со своего места.

– Да будет известно суду, что в ночь 214 дня на гражданку Онти Флайт, жительницу рабочего района второй смены южной фабрики Киренхольма, было совершено нападение, приведшее к убийству в месте её проживания.

– Комиссар Фултинго?

Тот встал и принял инфопланшет из рук помощника.

– Онти Флайт была вдовой и матерью троих детей. Освободительные войска проводили расселение жителей данного района, находившихся в плену во время вражеской оккупации, и вечером того же дня семьи под охраной вернулись в жилые кварталы южной фабрики. Через короткий промежуток времени после возвращения домой – по нашим предположениям, между 21:50 и 23:00 – на неё напали во флигеле и убили. Преступление было совершено длинным прямым клинком, по совокупности признаков соответствующему боевому ножу танитской пехоты. Подозреваемого, подходящего под описание танитского солдата, видели покидающим указанный район в схожее время. Старший сын жертвы, Бегги Флайт, позже опознал рядового Каффрана в качестве убийцы. Согласно плану развёртывания войск той ночью рядовой Каффран входил в состав группы сопровождения, отряженной к южной фабрике.

Фултинго оторвал взгляд от планшета.

– Строго говоря, лорд-комиссар, сомнений быть не может – мы нашли виновного, посему я прошу вынести обвинительный приговор и начать процедуру наказания.

Он сел на своё место. Каффран не шелохнулся.

– Гаунт? – обратился к тому Дель Мар.

Комиссар-полковник встал.

– Никто, даже сам Каффран, не отрицает факта нахождения в том районе в ночь убийства, лорд. Более того, он признаёт, что общался с погибшей и её семьёй, а также то, что он сопроводил женщину домой и проверил, всё ли у них в порядке. Обвинение целиком полагается на результаты опознания сыном жертвы. Однако мальчик совсем юн и, учитывая кошмарное бремя вражеской оккупации и ужасную смерть собственной матери, до глубины души травматизирован. Он с лёгкостью мог обознаться. Ребёнок успел хорошо рассмотреть Каффрана во время заселения, и, когда его попросили указать на виновного, он выбрал его, потому что это было единственное знакомое ему лицо. Я прошу оправдать рядового Каффрана и выпустить из-под стражи в зале суда – настоящий убийца остаётся до сих пор неподсудным.

Фултинго вскочил ещё до того, как Гаунт успел сесть.

– Это банальная рутина, лорд-комиссар. Гаунт хочет убедить нас в том, что этот смышлёный мальчик внезапно забыл лицо убийцы матери и наобум ткнул пальцем в солдата, оказавшего им мимолётную помощь той ночью. Мы попросту тратим время. Масса дополнительных улик вкупе с положительным результатом опознания полностью доказывает вину рядового Каффрана. У стороны защиты нет ничего – повторяю, ничего – существенного против доводов обвинения. Лишь надуманная теория про ассоциированное с травмой ошибочное опознание. Прошу вас, сэр, мы можем, наконец, закончить этот фарс?

Взмахом руки Дель Мар призвал Фултинго занять своё место и посмотрел на Гаунта.

– Я склонен согласиться с вами, Гаунт. Ваша точка зрения заслуживает внимания, но её вряд ли можно считать «железобетонным» доводом. Солдат признаёт, что «оказывал помощь в том районе в ночь убийства». Однако многие видели его вскользь, что не исключает возможности совершения им чудовищного акта насилия. Если вам нечего добавить, то я окончу заседание.

Гаунт снова встал.

– Есть ещё одно доказательство, – заявил он. – Каффран не мог этого совершить. При всём уважении к вашему решению об отводе характеристики, я настаиваю на подтверждении того, что Каффран – достойный и добродетельный человек с безупречным послужным списком. Он попросту не способен на подобное преступление.

– Протестую, – прогромыхал Фултинго. – Вы уже говорили про несущественность оценки личности, сэр.

– Я прекрасно помню свои слова, комиссар, – ответил Дель Мар. – Учитывая, что Гаунт всё же решил проигнорировать мои указания, я напомню ему, что, невзирая на безупречную репутацию, Каффран является солдатом. Убийцей, не чурающимся убивать.

– Каффран служит Императору, как и все мы, но он понимает разницу между убийством на поле боя и кровожадной расправой. Он невиновен.

– Гаунт!

– Сэр, вы бы послали простого солдата обслуживать миномёт или ракетную установку? Нет, потому что это выше его возможностей. Тогда почему вы так упорно настаиваете на том, что Каффран сделал нечто, идущее разрез с его моральной и душевной организацией?

– Гаунт, хватит!

Внезапно в задней части зала открылась дверь, и внутрь спешно вошёл Харк. Стараясь не шуметь, он занял место подле Гаунта.

– Прошу извинить, – сообщил он суду.

– Можно было и не заявляться сюда, Харк. Мы закончили.

Харк встал и передал лист бумаги секретарю, который в свою очередь отдал его Дель Мару.

– Уповая на ваше терпение, я хочу приобщить к списку свидетелей ещё одного человека.

Гаунт выглядел удивлённым.

– Протестую! – рявкнул Фултинго.

– Протест отклонён, Фултинго, – просмотрев лист, молвил Дель Мар. – Хоть уже поздно, и мы все устали, но это не противоречит правилам. Что ж, Харк, с позволения комиссара-полковника Гаунта, давайте узнаем, что у вас.

В мрачном вестибюле перед залом суда было прохладно. Тона Криид ёрзала на приставной скамье под масляным портретом крайне уродливого главного судьи. Она пришла поддержать Каффрана, а при возможности – даже высказаться в его защиту, однако Даур предупредил её, что суд вряд ли будет слушать показания о личности обвиняемого.

Но ей даже не позволили наблюдать за процессом.

Вместе с ней присутствовал и Дорден, чтобы при необходимости засвидетельствовать патологоанатомическое заключение. По непонятной для девушки причине в дальнем конце вестибюля в гордом одиночестве сидел Колеа. Но ведь непосредственным командиром Каффрана был майор Роун, посему она предположила, что его прислали на замену Роуну, который был занят приведением солдат в боевую готовность, для составления положительного портрета Каффа.

– Всё будет хорошо, – молвил Дорден, сев рядом с ней, а затем добавил: – Серьёзно, я уверен.

– Как думаете, кто этот человек, док? – помедлив, спросила она шёпотом.

Напротив них на скамье расположился сгорбленный пенсионер.

Он появился за несколько минут до прихода комиссара Харка, который проводил его сюда и поспешил в зал суда.

– Без понятия, – ответил Дорден.

Двери зала открылись, и Дорден вместе с Криид обратили туда свои томные взоры. Оттуда появилось лицо секретаря.

– Вызывается Корнелис Абсолом. Корнелис Абсолом здесь?

Пожилой мужчина встал и последовал за секретарём в зал суда.

– Назовите своё имя для протокола.

– Корнелис…кхм!... Корнелис Абсолом, сэр.

– Род занятий?

– Уже три года как на пенсии, сэр. А до этого семнадцать лет проработал сторожем фабричного газохранилища.

– Как вы получили эту должность, господин Абсолом?

– Им требовался бывший военный. Я девять лет прослужил в СПО, – Девятом Фантинском разведполке – но получил ранение во время восстания Амбросса и был комиссован.

– Значит, вас с уверенностью можно назвать наблюдательным, господин Абсолом? Учитывая работу сторожем и опыт в разведке.

– На зрение не жалуюсь, сэр.

Комиссар Харк кивнул и, сделав пару шагов, задумчиво спустился по помосту.

– Не могли бы вы поведать лорду-комиссару и уважаемому суду о своих отношениях с погибшей, господин Абсолом?

– Мы жили с мадам Флайт по соседству.

– Когда в последний раз вы видели убитую?

Старик, из-за слабых ног устроившись на предложенном кресло, прочистил горло.

– В ночь убийства, комиссар Харк.

– Опишите в деталях.

– Мы только вернулись домой – там царил просто жуткий бардак. Я хотел спать, но был вынужден сначала убраться в гостиной. Та вонь… Я вышел на задний двор и увидел её через забор. Она направлялась к флигелю, и мы перекинулись парой слов.

– Насчёт чего, господин Абсолом?

– Бардака, сэр.

– И больше вы её не видели?

– Нет, сэр. Не в мире живых.

– Можете рассказать суду, что случилось позже этой ночью, господин Абсолом?

– Это произошло чуть погодя. Я набил мешок мусором, в основном, сгнившими в кладовой продуктами, и вышел на задний двор, чтобы бросить его у изгороди. А затем услыхал шум во флигеле мадам Флайт. Глухой удар. А за ним ещё один. Я встревожился и окликнул её.

– А потом?

– Оттуда вышел человек. Он заметил меня у забора и сбежал через проход между домами.

– Можете его описать?

– Он был одет в ныне знакомую мне форму Танитского Первого, сэр. Той ночью я уже сталкивался с ними – они сопровождали нас домой.

– Вы разглядели лицо того человека?

Абсолом кивнул.

– Прошу повторить ваши показания для стенографиста, мистер Абсолом, – мягко напомнил Дель Мар.

– Прошу прощения, господин. Да, я разглядел его. Не до мельчайших деталей, но, в целом и общем – да.

– Господин Абсолом, это был обвиняемый, рядовой Каффран?

Пожилой мужчина медленно повернулся в сторону юноши.

– Нет, сэр. Тот был чуточку повыше, худосочней и постарше.

Харк посмотрел на комиссара Дель Мара.

– Милорд, вопросов больше нет.

Фултинго тут же взвился.

– Господин Абсолом, почему вы раньше не заявляли ничего подобного? Именно вы подняли тревогу и сообщили властям об убийстве. Когда я и мой помощник задавали вам вопросы, вы говорили, что не видели убийцу.

– Сказать начистоту? – Абсолом посмотрел со своего места на комиссара.

– Меньшего мы и не ожидаем, – молвил Дель Мар.

– Я был напуган. Мы неделями томились в аду у этих безбожников. Мадам Флайт не заслужила подобной судьбы, сэр, однако я не хотел оказаться вовлечённым во всё это. Допросы комиссаров, обыски… и ещё я боялся повторного визита того человека, но уже за мной.

– Чтобы заставить вас замолчать?

– Да, милорд. Мне чертовски страшно. А затем я прослышал про арест убийцы и подумал – вот и конец всему.

Дель Мар сделал несколько пометок, а затем поставил голографическое перо в разъём для подзарядки.

– Ваши показания звучат убедительно, мистер Абсолом. Кроме одной детали. Почему сейчас?

– Потому что ко мне обратился комиссар Харк и сказал, что могли взять не того. А когда он показал фотографию парня, я осознал правоту его слов. Убийца до сих пор на свободе. И я пришёл сегодня, чтобы кара обошла стороной невинного. Я вновь чувствую страх, что настоящий убийца продолжает бродить по округе.

– Благодарю вас, мистер Абсолом, – заключил Дель Мар. – Спасибо, что уделили нам время. Можете быть свободны.

– Милорд, я… – начал было Фултинго.

– Хватит, Фултинго, – воздел руку Дель Мар. – Во имя Бога-Императора Терры, да будет его воля и милость безграничны, и властью, данной мне Имперским Комиссариатом, я объявляю дело закрытым, а с подсудимого снимаются все обвинения.

Из входа в зал суда Гаунт наблюдал за тем, как Криид обнимает Каффрана, а Дорден пожимает руку молодому человеку. Он повернулся к Дауру и Бельтейну.

– Спасибо вам обоим за ваши старания. Бельтейн, проводи Каффрана в расположение и проследи за тем, чтобы ему приготовили хороший обед и рюмку сакры, а ещё выдели им с Тоной увольнительную на сутки. Он точно захочет повидаться с детьми.

– Есть, сэр.

– Бан, проводи домой господина Абсолома и ещё раз поблагодари его за помощь.

– Позволь мне этим заняться, Ибрам, – молвил Харк. – Я задолжал старику бутылку пива и возможность послушать его армейские байки.

– Хорошо, – Гаунт повернулся лицом к Харку. – Ведь благодаря тебе мы справились.

– Я сделал то, о чём ты меня просил, Ибрам.

– Я этого не забуду. Своей жизнью Каффран обязан тебе.

Харк отдал честь и направился в сторону пожилого мужчины.

– Секретарь сообщил мне, что суд на Куу состоится завтрашним утром, сэр, – сказал Даур. – Они хотят покончить и с этим делом тоже. Прикажете готовить линию защиты?

– Её не будет.

– Сэр? – нахмурился Даур.

– Куу виновен. Из-за его проступка мы чуть не лишились Каффрана. Комиссариат сам с ним разберётся, а Харк соблюдет все прочие формальности.

– Понятно, – холодно ответил Даур.

Гаунт схватил его за руку, когда тот развернулся, чтобы уйти.

– В чём проблема, капитан?

– Ни в чём, сэр. Как вы говорите, Куу, скорее всего, виновен. Просто я…

– Бан, я уважаю тебя, как друга, и ожидаю от своих офицеров предельной честности со мной. Что тебя тревожит?

– Выглядит так, словно вы избавляетесь от Куу, – пожал плечами Даур. – Бросаете на произвол судьбы.

– Он убийца.

– Бесспорно.

– Поэтому его ждёт суд. Сообразный его заслугам. Через который уже прошёл Каффран.

– Да, – согласился Даур, – полагаю, что так.

В дальнем конце вестибюля Колеа наблюдал за тем, как люди покидают зал суда. Он заметил обнимающего Криид Каффрана, а ещё улыбки на лицах Даура и Гаунта.

Он глубоко вздохнул и побрёл в сторону расположения.

Гаунт открыл переборку во вспомогательный ангар 117 и вошёл внутрь, а сервитор-грузчик с символом Муниторума на корпусе нёс ящик со снаряжением, не отставая от него ни на шаг.

Внутри царил холод, и на миг Гаунт подумал, будто ошибся адресом – у стены стояли наборы снаряжения и лазвинтовки, но их владельцев и след простыл.

А затем он посмотрел наверх.

Под перекрытиями крыши мелькали двенадцать парящих в воздухе силуэтов.

Один из них заметил его и, развернувшись, скользнул вниз. По мере приближения Гаунт услышал нарастающий рёв турбодвигателя. Человек совершил превосходный разворот и приземлился прямо на ноги, сделав несколько торопливых шагов для окончательной остановки. В нём Гаунт узнал лейтенанта Кершерина.

Держась левой рукой за манипулятор прыжкового ранца, десантник-специалист коротко отдал честь.

– Комиссар-полковник!

– Вольно, лейтенант. Вижу, дело продвигается вперёд.

– Так и есть, сэр. Более-менее.

– Я бы хотел переговорить с ними, если вы не слишком заняты.

Кершерин сказал несколько слов в микробусину, и парящие на высоте силуэты начали снижаться. Трое оставшихся фантинцев совершили чёткую и уверенную посадку, а вот в движениях большинства Призраков чувствовалась некоторая робость. В то время как Вадим, Несса и Бонин показали себя настоящими асами, Гаунта чуть не перекосило от неуклюжего приземления Варла и Адара.

Они помогли друг другу снять ранцы, и наставники из числа десантников совершили повторный обход, дабы убедиться, что устройства полностью отключены.

– Подойдите сюда, – молвил Гаунт. Он достал из кармана карту и начал её разворачивать, а солдаты полукругом обступили его.

– Сперва хочу вас порадовать известием, что нынешним утром Каффрана оправдали.

Призраки захлопали в ладоши и радостно заулюлюкали.

– Теперь новость, касающаяся вас. Пришло время приоткрыть завесу тайны над операцией «Ларизель». Вы уже знаете, что она будет включать высадку на ранцах, но я уверен, вы догадываетесь, где она произойдёт.

Гаунт раскрыл карту и расстелил её на полу.

– Уранберг – наша главная цель на Фантине. Город в пять раз больше Киренхольма, хорошо защищён и охраняется большим гарнизоном. Будет нелегко, но ведь так и зарабатывают медали.

Призраки изучали карту в надежде рассмотреть сложный план Уранберга с множеством куполов.

– Копии вам выдадут позже, а ещё позволят как следует ознакомиться с голографической симуляцией. Пока что уясните вот что – это наша цель. Или, точнее, место, где находится цель. Операция «Ларизель», как из названия могли безошибочно понять танитцы, заключается в выслеживании. Высадка на ранцах, скрытное проникновение и охота на цель.

– А поподробнее? – спросил Варл.

– Через неделю ударная группа начнёт штурм Уранберга, и сопротивление врага будет зависеть от морали и боевого духа Кровавого Договора и их союзников. На данный момент он как никогда силён. Можно сказать, почти нерушим. Слухи, которые вы могли слышать, не лгут – вражескими силами в Уранберге командует лично генерал Хаоса Сагиттар Слейт, один из доверенных офицеров военачальника Урлока Гаура. Властное влияние этого харизматического выродка обуславливает почти безграничную преданность и лояльность подчинённых. Если мы нападём в лоб на окопавшиеся под его руководством войска, это выльется в катастрофические потери. Даже если штурм закончится успехом, всё равно это будет бойня. Но если уравнять шансы посредством убийства Слейта, нам будет противостоять куда более слабая армия, – Гаунт прервался. – Задача операции «Ларизель» – найти и ликвидировать Слейта до начала вторжения. Обезглавить врага и тем самым подорвать дух перед атакой основных сил.

Никто не проронил ни слова. Гаунт смотрел в их лица, но не мог прочесть по ним, что творилось у солдат на душе.

– Завтра или чуть позже будут освещаться вопросы обнаружения и опознания Слейта. У нас куча неоценимой информации для вас. Операция «Ларизель» задействует четыре команды, – которые, надеюсь, уже распределены – что высадятся в различных точках для проникновения в город. Четыре различных вектора наступления. Четырёхкратный шанс на успех.

Гаунт повернулся к сервитору, смиренно державшему ящик, и вскрыл крышку.

– Ещё одно небольшое дополнение к текущему обучению. Нелегко это говорить, но Слейта в Уранберге охраняют наёмники-локсатли. Данные оперативных донесений и военной разведки показывают значительную устойчивость ксеноотродий к лазерному огню.

С этими словами Гаунт достал из ящика громоздкое оружие, – автоматическую винтовку, почти компактную пушку, с крупнокалиберным стволом и коротким складным прикладом – и загнал объёмный барабанный магазин в приёмник, расположенный позади бугристого металлического цевья.

– Это штурмовая пушка U90. Старая, но мощная. Стреляет твердотельными патронами 45 калибра в полуавтоматическом и автоматическом режимах. Дикая отдача. Барабанный магазин вмещает сорок патронов. Я позаимствовал четыре экземпляра у урдешцев – они производятся у них на родине. Качество оружия не самое лучшее, – есть склонность к загрязнению – однако убойной силы ему не занимать, а ещё это выгодный компромисс между мощностью и весом. В каждой группе должен быть один человек, вооружённый U90 вместо стандартной лазвинтовки. Магазины, обозначенные жёлтым крестиком, заряжены обычными патронами.

Он достал другой из ящика и показал всем.

– А вот эти с красным крестиком – бронебойно-разрывными. Мы полагаем, что эти старые крошки с твердотельными бронебойными патронами станут оружием выбора против локсатлей, поэтому избранным солдатам следует как можно скорее приступить к тренировкам.

Гаунт положил винтовку и сменный магазин обратно в ящик.

– Завтра я вернусь для дальнейшего инструктажа – мы разберёмся с особенностями зон высадки и осмотрим детали ландшафта. А до тех пор… не сбавляйте темп.

– Вот фес, – молвил Ларкин, – с каждым разом всё лучше и лучше.

В течение трёх дней между Хессенвилем и причальными ангарами на окраинах Киренхольма курсировали грузовые баржи. Вместе с прибывшими утром 221 дня судами в сопровождении эскортов появился и аэростат «Скайро» с двумя урдешскими и одним крассийским полками на борту, приданными для усиления атакующих войск.

Львиная доля барж перевозила авиационные бомбы и запчасти для поддержки авиазвеньев, в том числе восемнадцать «Мародёров» и двадцать семь «Молний». Начиная с полудня 215 дня, ударные звенья совершали боевые вылеты на север от Киренхольма в попытке лишить уранбергские эскадрильи превосходства в воздухе, а также были организованы ночные налёты на сам город. Адмирал Орнофф намеревался в перспективе обработать вражескую оборону, а также ликвидировать как можно больше авиации противника перед началом штурма – так называемого «Дня-О».

С оценкой результатов бомбардировок имелись трудности. За три ночи ценой четырёх «Мародёров» на Уранберг сбросили порядка трёхсот тысяч тонн взрывчатки.

С боевыми вылетами истребителей вышло попроще. До погонь за обнаруженными рейдами противника, которые отличались крайней редкостью, «Молнии» совершали патрулирование «четвёрками», отслеживая передвижение врага по поступавшим от авиационного командования данным модульной РЛС, астротахографии и ауспекс-станций дальнего радиуса действия. Двадцать девять вражеских самолётов различных типов было подбито в первые пять дней ценой двух «Молний». Днём 220-го четыре звена фантинских «Молний» были подняты в воздух для перехвата группы налётчиков в лице пятидесяти пикирующих бомбардировщиков и истребителей сопровождения. После начала боя к ним на помощь в спешном режиме отправили ещё восемь «Молний» и шесть «Мародёров», а орудия на северном периметре Киренхольма окатили облака залпами ПВО.

Схватка длилась сорок восемь минут, и её нельзя было назвать лёгкой. Противника сумели оттеснить, не дав ему сбросить ни одной бомбы на Киренхольм. Враг гарантированно потерял тридцать три самолёта, а фантинцы – шесть, включая успешного аса Эрвелла Костари. Капитан авиации Лерис Аше записала на личный счёт четыре подбитых машины, что в итоге превращало её в одну из немногих фантинских женщин-асов, а лейтенант авиации Фебос Никард – целых семь. Орнофф наградил его Серебряным орлом. После боя прошли часы, прежде чем плотный покров из хитросплетений инверсионных следов и облаков отработанных газов окончательно рассеялся.

Внутри ангаров Киренхольма рабочие Муниторума, гвардейцы и добровольцы из числа местных жителей сменяли друг друга во время выгрузки, транспортировки и сдачи на склад нескончаемого потока материалов. Часть барж из Хессенвилля прибыла с грузом продуктов и медицинских припасов для раненых.

В полдень 221-го, как раз в момент освобождения Каффрана, пять взводов Призраков под руководством работников Муниторума выгружали ящики из трюма баржи и увозили на тележках во вспомогательный ангар.

Роун назначил своего заместителя, Фейгора, главным, частично, чтобы удостовериться, что Призраки получат свою долю запасов для оружия поддержки и РПУ. Повсюду слышался стук колёс дребезжащих тележек, громкие разговоры, шум лебёдок и жужжание электроинструментов. Все Призраки остались только в майках – пот стекал ручьями, пока они толкали нагруженные тележки сквозь сводчатый проход в ангар, а затем с воплями и хохотом выкатывали их обратно, но уже пустыми. Помещение начинало напоминать влажную мечту полководца-милитариста. Лежащие на просторном полу ящики с боеприпасами и модули снаряжения перемежались с рядами аккуратно сложенных в линию ракет. Вдоль одной из стен выстроились платформы-бомбодержатели на пухлых колёсах, на которых лежали свежевыкрашенные снаряды и ракеты, предназначенные для подкрыльных установок. Некоторые солдаты не смогли устоять перед искушением оставить свои имена на боеголовках, либо написать колкости типа «Привет от Призраков», «Пока, фесова башка» или «Кричи, если читаешь это». Другие намалевали зубастые пасти, превратив снаряды в ощерившихся хищников. Были и такие, что в порыве сострадания превратили бомбы в подарки врагу от павших соратников.

– На полу уже место заканчивается, – сообщил Фейгору Бростин, смахивая капельки пота с бровей.

– Продолжайте в том же темпе, – кивнул тот. – Я всё улажу.

Он пошёл искать служащего Муниторума, который согласился бы открыть другое складское помещение.

Фейгор захватил с собой Бростина, чтобы вместе отодвинуть металлическую заслонку в следующий зал. Они прошли мимо рядовых Полио и Дерина, толкавших тележку с гранатами обратно на выход.

– Фес, куда вы её тянете? – спросил Фейгор.

– В холл, – ответил Полио, словно тот задал глупый вопрос. – Тут всё забито под завязку…

Фейгор посмотрел в окутанный мраком зал позади ангара. Рабочие команды уже успели выстроить там вдоль стены девять тележек с припасами.

– Вот фес… так не пойдёт, – пробурчал Фейгор. – Тащите их все внутрь.

Оба солдата издали страдальческие стоны.

– Найдите себе помощников. Будем сгружать вон в тот склад, – указав на него, сказал Фейгор. – Ума не приложу, с чего вы решили, что там можно хранить весь этот скарб.

– Мы просто повторяли за другими, – оправдывался Дерин.

– Что?

– Ну, за парнями, что были перед нами. С ними ещё ходил какой-то муниторумский говнюк – казалось, они знают, что делают.

– Приведи-ка мне вон того товарища, – буркнул Фейгор, ткнув пальцем в начальника Муниторума, с которым он уже разговаривал. Дерин поспешил исполнить приказ.

Через пятьдесят метров к выходу находился ещё один шлюз, ведущий из ангара. Пока Фейгор ждал прибытия служащего, он заметил трёх Призраков, тянувших тележку под присмотром помощника из Муниторума.

– Вот фес… – вырвалось у Фейгора. Он уже хотел окликнуть их, как внезапно Полио сказал:

– Им должно быть очень жарко.

Нечто в голосе Полио заставило Фейгора присмотреться к ним. Три Призрака были одеты в полную униформу, включая гимнастёрки и шерстяные шапки.

– За мной, – окликнул Фейгор Бростина и Полио и затрусил вперёд. – Эй, эй, вы там!

Но Призраки пропустили его слова мимо ушей, зато поспешили загнать тележку со снарядами на служебный лифт.

– Эй!

Двое обернулись, но Фейгору они показались незнакомыми, а он гордился тем, что знал всех однополчан в лицо.

– Какого феса?... – вырвалось у него.

И тут один из «Призраков» выхватил лазпистолет и пальнул по ним.

Фейгор вскрикнул и прижал Бростина к стене, когда рядом с ними сверкнули лучи.

Ещё на Вергасте Полио служил телохранителем одного аристократа из Дома Анко. Дорогущие мозговые имплантаты, оплаченные его господином, наделили мужчину скоростью реакции, превосходящей таковую у обычных людей. Изящным движением, в котором сочетались отработанный рефлекс и безупречная подготовка, он достал автопистолет из заднего кармана и, заслонив собой товарищей от угрозы, ответил огнём.

Он уложил противника выстрелом в голову. К тому времени его подельники ретировались.

– Догнать ублюдков! – заорал Фейгор, вскочив на ноги, и выхватил из кобуры лазпистолет. Бростин силой сорвал пожарный топор с настенного щита.

Нарушители рванули вверх по лестнице через подсобное помещение. Во время погони Фейгор включил канал связи.

– Тревога! Нарушение безопасности! Ангар сорок пять! Нарушители спускаются на тридцатый уровень!

А позади во вспомогательном ангаре воцарился переполох.

Они ворвались на лестницу и услышали топот ног внизу. Фейгор перепрыгивал сразу через три ступеньки, от него не отставал Полио, а Бростин тащился где-то позади.

Фейгор перегнулся через перила и выстрелил в колодец. В ответ ему прилетели две пули, а затем раздался грохот распахнувшейся двери.

Она вела в служебное помещение – грязную от мазута просторную мастерскую, где царила зловещая тишина и мрак. Ворвавшись внутрь, Фейгор едва избежал смерти, когда притаившийся за дверью стрелок послал ему вслед две пули, что со свистом пролетели мимо его затылка, заставив Призрака повалиться наземь. Бростин нарисовался в проходе мигом позже и пригвоздил противника к стене могучим ударом топора.

Мастерская наполнилась звуками выстрелов. Фейгор заметил в полумраке дульную вспышку и, присев на одно колено, схватил пистолет двумя руками и нажал на крючок. Цель за верстаком покачнулась и упала лицом вниз.

Третий же противник как сквозь землю провалился. Полио и Фейгор, крадучись, двинулись дальше и, услышав скрип двери, тут же развернулись. На краткий миг в просвете двери показалась чья-то фигура, но оружие Полио рявкнуло, и силуэт исчез, словно его утянуло лассо.

Бростин нащупал переключатели света.

Полио удостоверился, что человек у двери мёртв, и вернулся к Фейгору, который переворачивал лежащее на грязном полу тело. На бескровном лице и руках мужчины отчётливо виднелась характерная густая сеть старых шрамов. Да и форма Призраков сидела на нём кое-как. Но это была именно она. Вплоть до «верного серебра», что покоилось в ножнах на поясе.

– Фес! – выругался Фейгор.

– Ты только глянь, – молвил Полио. Присев на корточки, рядом со свежей кровавой дырой на чёрной танитской гимнастёрке Фейгор разглядел другую опаленную прореху, наспех зашитую швом наружу.

– Похоже, мертвецам эту одежду носить не впервой, – сказал он.

VI

Сколь-нибудь сносная еда по понятным причинам была редкостью в Киренхольме, однако поздний завтрак, предложенный Гаунту и Цвейлу, оказался на удивление заманчивым.

– Ты превзошёл самого себя, Бельтейн, – похвалил адъютанта Гаунт.

– Пустяки, сэр, – ответил тот, хотя ему явно польстил комплимент. – Плох тот помощник, что не может достать начальнику нормальное мясо и свежий хлеб.

– Надеюсь, ты и себе немного припас, – молвил комиссар, уплетая всё за обе щеки. Бельтейн стушевался, но Гаунт подбодрил его: – Плох тот помощник, что в попытке угодить начальнику забывает про свой желудок.

– Да, сэр, – осёкся Бельтейн, а затем достал бутылку красного вина. – Не спрашивайте, где я взял это.

– Бельтейн, мальчик мой, – воскликнул Цвейл, наливая бокал, – только за такие дела нужно в рай отправлять.

Юноша улыбнулся, отдал честь и вышел.

Цвейл предложил бутылку Гаунту, но тот покачал головой. Они сидели за столом в гостиной какого-то коммерсанта, чей дом Гаунт кооптировал для своих офицеров. Внутри было немного прохладно и затхло, но в целом довольно уютно. Причмокнув губами, Цвейл со смаком набросился на еду.

– Ты доволен ситуацией с Каффраном? – спросил он.

– Словно камень с души упал, отче. Кстати, он попросил поблагодарить вас за оказанную духовную поддержку.

– Пустяки.

– В грядущие дни забот у вас поприбавится, – молвил Гаунт. – Близится час штурма, и солдаты начнут искать благословления и совета.

– Лёд уже тронулся. Всякий раз, приходя в часовню, меня ждут Призраки.

– Какие царят настроения?

– Всё хорошо… в них чувствуется уверенность. Они готовы, если вас интересует именно это.

– Мне нужна правда, отче.

– Вы её уже знаете. А как проходит подготовка к операции «Ларизель»?

Гаунт отложил столовые приборы.

– Это засекреченная информация.

– Знаю. Для всех. Но за последние пару дней ко мне пришли Варл, Курен, Мерин, Майло, Кокер и Науэр в поисках епитимьи и благословления. Я не мог не узнать.

– Всё будет хорошо, я уверен в этом.

Послышался стук в дверь, после чего вошёл Даур. Вид у него был взволнованный.

– А, капитан. Бери стул и наливай бокал. Могу вызвать Бельтейна, если ты голоден.

– Я уже поел, – ответил Даур, заняв место рядом с ними.

– Тогда докладывай.

– Мелкое происшествие в ангарных помещениях. Фейгор поймал нескольких нарушителей при попытке украсть военное снаряжение.

– Неужели?

– Это был Кровавый Договор, сэр.

Гаунт отодвинул тарелку в сторону и уставился на вергастского офицера:

– Серьёзно?

Даур кивнул.

– Трое были одеты в униформу Призраков, а четвёртый замаскировался под служащего Муниторума. Я слышал, произошла перестрелка, но все мертвы.

– Фес! Мы должны…

Но Даур воздел руку:

– Всё уже сделано, сэр. Боевые группы прочесали близлежащие районы и выкурили вражескую ячейку, прятавшуюся в подвальных помещениях. Должно быть, они находились там ещё с начала освобождения, стараясь не попадаться на глаза. Противники не сдались без боя. Обнаружилось, что они тайно протащили к себе почти три тонны взрывчатки и, скорее всего, намеревались устроить фейерверк при удобном случае.

– Ты уже предупредил остальных командиров? – откинулся на спинку стула Гаунт.

– Мы организовали новый этап полномасштабной зачистки города на предмет тех, кто избежал обнаружения ранее, – кивнул Даур. – Пока никаких следов, так что мы можем быть спокойны. Возможно, мы наткнулись на изолированную группу. Однако нам удалось вывести на чистую воду шесть коллаборационистов, помогавших им.

– Клянусь Троном!

– Полагаю, Кровавый Договор одновременно угрожал и материально возмещал им хлопоты. Затёртыми золотыми монетами.

– Данные уже переданы Дель Мару? – Гаунт отодвинул незаконченную еду в сторону.

– Полагаю, допросы и казни не заставят себя ждать.

– Поразительно… – изумился Цвейл. – Мы освобождаем их от этих чудовищ, и всё же находятся отщепенцы…

– Сэр, – молвил Даур, тщательно подбирая слова, – Кровавый Договор пользовался маскировкой. Украденной одеждой и снаряжением. В их руках оказались как минимум девять полных наборов танитской униформы.

– Откуда?

– Из морга, сэр. Во время проверки были найдены девять вскрытых и разграбленных мешков для трупов.

– Фесовы безбожники…

– Сэр, они получили всё – рабочую одежду, разгрузки, даже боевые ножи.

Вдруг Гаунт осознал, к чему тот клонит, и осознание сего факта взбудоражило его. Комиссар взглянул на Даура.

– Это ведь касается Куу, не так ли?

– Да, сэр, именно так, – вздохнул Даур. – Человек, одетый в танитскую форму, вооружённый боевым ножом и носящий при себе затёртые монеты. Выходит, всё не так просто.

– Ох, фес, – пробормотал Гаунт и налил в бокал вина. – Так и есть. Но Куу – стопроцентный убийца. Он попался на горячем.

– При всём уважении, – настаивал Даур, – возможно, всё иначе. Я тоже недолюбливаю Куу, однако он виновен лишь в краже монет. А вот насчёт убийства теперь имеются обоснованные сомнения.

– Да, но…

– Комиссар-полковник, вы пошли на всё ради Каффрана с обоснованной претензией. Разве Куу не заслуживает того же? Он ведь тоже Призрак, как и Каффран.

– Но…

– Но что? Он вергастец? Да? – вскипел Даур.

– Даур, сядь, я не это имел в виду!

– Да неужели? Скажите это завтра всем вергастцам, когда Куу приставят к стенке.

Он вышел и с силой хлопнул дверью.

– Что ещё? – рыкнул Гаунт Цвейлу.

Тот пожал плечами:

– А ведь он прав. Куу – Призрак, и имеет право ожидать, что великий и благородный Ибрам Гаунт будет бороться за него так же, как он боролся за Каффрана.

– Куу – убийца, – отозвался Гаунт.

– Возможно. Если вы ждёте, что я подтвержу или опровергну это на основании исповеди, то забудьте – я, как губка, впитываю секреты ради блага людских душ и ни за что не проговорюсь. Иначе я лишусь доверия солдат. Лишь Бог-Император знает то, что ведомо мне.

– Император защищает, – молвил Гаунт.

– Неужели вы пристрастны? – дерзко спросил Цвейл.

– Простите?

– Пристрастны? К танитцам? Иногда со стороны так и выглядит. Вы превозносите танитцев над вергастцами.

– Это не так!

Цвейл пожал плечами.

– Иногда просто так кажется, особенно, уроженцам Вервун-улья. Вы цените и уважаете их, даже проявляете приязнь, как, например, к Дауру. Но танитцы у вас всегда на первом месте.

– Потому что я дольше знаком с ними.

– Это не оправдание. Неужели вергастцы в твоём полку являются вторым сортом?

– Нет! – Гаунт опрокинул бокал и встал с места. – Нет, это не так.

– Тогда перестань создавать видимость. И побыстрее, иначе Танитский Первый разойдётся по швам и разделится пополам.

Гаунт замолк и уставился в окно.

– Сколько раз на прошлой неделе ты упомянул Корбека в обращении к солдатам? Сообщал им про его состояние? А сколько раз вспомнил про Сорика? Они оба старшие офицеры, оба любимцы людей, оба очевидно ценны для тебя… и оба умирают. Но каждая твоя вдохновляющая речь не обходится без слов о Корбеке. А как же Сорик? Прости меня, Ибрам, но я не могу припомнить, когда ты в последний раз говорил о нём.

Гаунт медленно повернулся.

– Я категорически не согласен с вашим так называемым «пристрастием». Я сделал всё, чтобы вергастцы честно и справедливо стали частью полка. И я прекрасно знаю про соперничество… Я…

– Что, Ибрам?

– Если и вас посетила такая мысль… и Даур солидарен с вами, в чём я не сомневаюсь, то я сделаю то, что должно. Я покажу, что нет никакого раскола в полку. Докажу, чтобы больше не возникало сомнений. Я не допущу, чтобы кто-то думал, будто я делаю танитцев своими фаворитами. Призраки есть Призраки. Навсегда и во веки веков, первые и единственные. И неважно, откуда ты родом.

Цвейл чокнулся с Гаунтом и осушил бокал.

– Полагаю, у тебя есть план?

– Да, хотя это идёт вразрез с моими убеждениями и встаёт костью в горле, но так и есть – мне придётся бороться за Куу.

Они пробежали двадцать километров, нарезая круги по прогулочным аллеям второго купола, а затем ускорились и преодолели тридцать пролётов лестницы к центральному куполу.

К тому времени, как отделение Колеа вернулось обратно в выделенный для тренировок засохший сад, с тяжело дышащих солдат уже сошло семь потов.

– Разойтись, – скомандовал Колеа сбивчивым от одышки голосом. Он опёрся руками о колени так, что его жетоны свесились вниз с шеи, и сплюнул на землю.

Солдаты или просто шлёпнулись на пыльную почву, или, едва волоча ноги, отправились на поиски воды. Отделения Скерраля и Юлера занимались гимнастикой на серой пожухлой траве под громогласные команды сержанта Скерраля.

Хилан швырнул Колеа бутылку с водой, и сержант благодарно кивнул, прежде чем сделать большой глоток.

В отделении ощущался недобор, и ему это не нравилось. Во время штурма не обошлось без жертв, и Роун пообещал перевести людей из меньших взводов для поддержания баланса.

В особенности, Колеа остро чувствовал потерю троих солдат с момента прибытия на Фантину. Нессу и Науэра Гаунт отобрал для спецзадания. И Куу…

Колеа не знал, что и думать по этому поводу.

– Может, если нас пропустят, то стоит навестить Куу этой ночью, – словно в подтверждение мыслей Гола, молвил Лубба. Очевидно, эта тема была у всех на уме.

– В смысле? – спросил Колеа.

– Повидаться, пожелать удачи. Будет здорово, разве не так, сержант?

– Да, конечно.

Лубба, огнемётчик отделения, был невысоким, плотно сбитым мужчиной, сплошь покрытым характерными для подулья татуировками. Он опёрся спиной на изгородь.

– Похоже, не видать нам больше беднягу, да?

– Не понял?

– Завтра к этому времени его казнят. Лицом к стене, – молвил Яджо.

– Только если он виновен… – начал говорить Колеа. – Не верю, что Куу – даже Куу – мог совершить нечто подобное.

– Какая уже разница? – выпрямившись, произнёс Лубба. – Старик Гаунт вписался за освобождение Каффа. А сейчас не станет. Мне очевидно одно – Куу стал разменной монетой. Его жизнь на жизнь Каффа.

– Гаунт не стал бы… – покачал головой Колеа, но несколько вергастцев усмехнулись: «Ага, держи карман шире».

– Кафф ведь танитец? Он куда более ценен.

Колеа выпрямился.

– Это не тот случай, Лубба. Мы все Призраки.

– Ага, – Лубба сел обратно и закрыл глаза.

На миг воцарилась безмятежность, прерываемая лишь далёкими окриками Скерраля. Впервые за всё время Колеа уловил общее настроение. Гложущее всех вергастцев изнутри. Ощущение второсортности. Он никогда ничего подобного не чувствовал. Гаунт всегда выказывал своё уважение к нему, но сейчас…

– Собрались! – скомандовал он, хлопая в ладоши. – Встаём и бегом в душевые! Вперёд! Сигнал к приёму пищи через двадцать минут!

Раздались недовольные стоны, и солдаты повскакивали с мест в подавленном настроении. Колеа повёл их за собой в сторону паркового шлюза.

Ана Кёрт, одетая в старую униформу, сидела на хлипкой скамейке в конце дорожки к шлюзу. Она листала зачитанную до дыр книгу, опершись на спинку, выпростав и скрестив ноги.

– Ничего книженция? – спросил Колеа, остановившись подле неё.

Она подняла взгляд.

– «Оды» Грегора из Окассиса. Дорден посоветовал. Или я совсем дура, или книга слишком сложная.

– Значит, – молвил Колеа, наблюдая за тем, как его солдаты выполняют прыжки с разведением конечностей в дальнем конце парка, – ты так коротаешь время между сменами?

– Да, люблю свежий воздух.

Он посмотрел по сторонам и заметил ироничную ухмылку на её лице.

– Вообще-то я по твою душу. Обель сказал, что ты поведёшь сюда своё отделение по окончании тренировок.

– Мою? – спросил Колеа.

– Твою.

– Но зачем?

– Потому что я люблю совать нос, куда не следует. Найдётся минутка?

Он сел на скамейку рядом с ней.

– Помнишь наш разговор ещё в Бхавнагере? Ты доверил мне секрет.

– Так и есть. Ты кому-то проболталась?

Она игриво хлопнула его по плечу книгой.

– Никому. Но в этом-то и суть, что тебе нужно это сделать.

– Вот только не начинай.

– Просто ответь мне, сержант. Ты пытаешься убить себя?

Колеа открыл рот, чтобы ответить, и осёкся. Вопрос застал его врасплох.

– Конечно же, нет. Только если зачисление в Гвардию не считается за самоубийство.

Она пожала плечами.

– Люди волнуются за тебя.

– Люди?

– Да, некоторые.

– И кто они?

Кёрт улыбнулась – ему нравилась её улыбка.

– Да ладно тебе, Гол, – сказал она, – я не стану…

– Я доверился тебе – будет честно, если ты ответишь тем же.

Она отложила книгу и потянулась.

– Твоя взяла. Ладно, ты прав. Один из них – Варл.

– Я должен…

– Я ничего ему не сказала, – грубо прервала его Ана. – Конфиденциальность, помнишь?

– Ладно, – буркнул он.

– Варл… как и все прочие, я думаю… считают, что ты понапрасну рискуешь жизнью. Им кажется, что это из-за смерти жены и детей, и что ты… как его… «готовишься к встрече».

– «Иду на свидание».

– Ага. Именно. В общем, так они считают. Но ведь мне виднее, разве не так?

– И? – он взял книгу и быстро пролистал страницы. Поэмы. Длинные старомодные поэмы, похожие на те, с которыми он имел дело в начальных классах двадцать пять лет назад.

– Так им есть о чём беспокоиться?

– Нет, – он мельком посмотрел на неё – девушка не спускала с него глаз. – Нет, я не…не рискую зря. Я так не думаю. По крайней мере, неумышленно.

– Но?

Колеа пожевал губами, а затем посмотрел на книгу, слегка покачав головой.

– Было дело. Во время штурма я бросился под пули… мне было плевать. Варл заметил это. До сих пор в голове не укладывается, о чём я тогда думал.

– О спасении?

Он повернул голову и встретился взглядом с её глазами. В них не было обмана – лишь забота, сделавшая девушку великим врачом.

– Не понял?

– Мы все ищем спасения. От бедности, страхов, смерти, боли. Всего, за что мы ненавидим жизнь. У каждого своё решение. Некоторые Призраки ищут спасения от ужасов войны в пьяном угаре. Некоторые – в азартных играх. Некоторые – в суевериях, что сопровождают каждое их действие.

Пока она говорила, девушка достала пачку палочек лхо из кармана жакета и зажгла одну.

– Что до меня – то это чтение ужасной древней поэзии на парковой скамейке под искусственным светом и курение этой дряни.

Она сделала затяжку. Девушка сдалась ещё задолго до становления хирургом, и последние несколько месяцев старая привычка снова напоминала о себе.

– А ещё время от времени люблю опрокинуть бокал сакры. Фес, вон уже как много способов набралось, да?

Он засмеялся, частично из-за её добродушного замечания, частично из-за того, как вергастский акцент менял звучание танитского ругательства. Она была одной из немногих вервунцев, с радостью перенявших иномирскую ругань.

– Но в твоём случае, – продолжила она, – выходит, что бежать некуда, так? Алкоголь, наркотики… лишь усугубят положение. Ужасно, что твои дети так близко и в то же время так далеко. И тебе кажется, что есть только один путь. Расстаться со своей жизнью.

– Ты переквалифицировалась в психиатра?

Он пренебрежительно фыркнула.

– Ты знаешь – есть ещё решение. Ещё один выход.

– Знаю.

– Неужели?

– Да, я расскажу им. Скажу всё Каффу и Тоне. Откроюсь детям. Не думай, будто я не рассматривал такой вариант. Я сделаю только хуже, Ана. Это… разрушит жизнь Каффрану и Криид. Словно у них отберут собственных детей. А Далин и Йонси переживут очередную травму. Они выжили, зная, что я погиб. Дети могут не вынести правды.

– А я думаю – они справятся. Все они. Я считаю, что это будет выгодно по многим причинам. Думаю, что им это будет важно, больше, чем ты можешь себе представить.

Он пролистал пару страниц.

– Возможно.

– И это не говоря про выгоду для тебя. Ты обдумаешь мои слова?

– А что, если нет?

– О-о-о… ты даже не представляешь, какой настойчивой я могу быть. Или сколько дополнительных медосмотров я могу тебе устроить.

– Давай заключим сделку, – сказал Колеа. – Близится штурм Уранберга. Он почти на носу. Позволь мне пережить его… а затем я откроюсь. Если ты считаешь, что это пойдёт всем на пользу.

– Именно. Я действительно в это верю.

– Но не раньше Уранберга. Каффран и Криид должны сохранять здравомыслие. Я не стану вываливать им на голову подобные новости.

Кёрт кивнула и выдохнула облачко дыма. Уплывая вверх, оно казалось голубоватым в искусственном свете.

– Справедливо.

Колеа снова поигрался с книгой, пролистав в последний раз страницы, прежде чем передать её владелице.

И тут он застыл – на титульной странице из книги вывалился листок бумаги. Пожелтевший сертификат был приклеен к форзацу. Это была школьная грамота, отмечающая успехи Микала Дордена в освоении программы начальной школы.

– Дорден одолжил тебе книгу?

– Да, – ответила она, придвинувшись поближе. – Ой, я даже и не заметила. Должно быть, это его сына.

В первые несколько лет жизни полка Микал и Толин Дорден были необычной парой для Призраков. Отец и сын. Док Дорден и его парень-солдатик. Единственные кровные родственники, пережившие гибель Танит.

Но Микал погиб в битве за Вервун-улей.

Колеа протянул ей потрёпанную старую книгу обратно.

– Гол?

– Да?

– Не тяни слишком долго. Чтобы потом не стало поздно.

– Я не допущу этого, обещаю, – ответил он.

VII

В 8 часов утра 222 дня Призраки, отряженные для операции «Ларизель», собрались в служебной пристройке тренировочного ангара. Они успели попрактиковаться, принять душ и плотно позавтракать едой, доставленной из полковой кухни. В воздухе витало напряжение, однако оно больше напоминало настроенную на нужный лад струну. Чувство готовности и желания довести начатое до конца.

Пристройку расчистили, чтобы вместить туда тактический стол, вокруг которого поставили складные стулья.

– Присаживайтесь, – обратился к ним Кершерин, когда они вошли внутрь. Никто не ожидал появления капитана Даура, который непринуждённой походкой проследовал в помещение и снял китель с фуражкой.

– Доброе утро, – молвил он.

– А где комиссар-полковник? – спросил Маколл.

– Он просил меня передать свои извинения и заменить его. Появились новые данные.

Даур подошёл к столу и вставил голографическую катушку в разъём. Устройство загудело, и на стеклянных экранах пробежали строки информации. Даур ввёл пароль, чтобы получить доступ к секретным данным.

– И что это? – спросил Адар, но Даур пропустил его слова мимо ушей.

– Поговорим про Уранберг, – сказал он, обратив внимание на себя. Фантинские десантники заняли места среди Призраков.

Даур нажал на кнопку, и над оптическими излучателями возникло величественное голографическое изображение города с трёхмерными деталями ландшафта.

– А вот и он, – молвил он.

Все подались вперёд.

– Если хотите, можете встать. Нужно досконально изучить это место. Начнём с основ. Это два связанных между собой купола – Альфа и Бета, основной жилой массив. К северу и напротив них расположен главный газодобывающий комплекс. Вот тут, видите? Примыкая к нему и куполу Бета, находится купол Гамма, меньший по размерам жилой район. На северных окраинах фабрики разбросано скопление небольших жилых куполов. Главный аэродром расположен здесь, в ложбинке между Гаммой и Бетой, если говорить анатомическими терминами.

– Давайте не будем, – предложила Банда. Послышались смешки некоторых мужчин, а Даур примирительно воздел руки.

– Хорошо, здесь… видите? С южной стороны находится главный портал…

– А что такое портал? – спросил Ларкин.

– Ворота, Ларкс.

– Чисто для справки, – ответил Ларкин, делая аккуратные пометки в блокноте.

– Вернёмся к порталу. Это гермошлюз площадью шестьдесят квадратных метров, называемый Уран-вратами. Напротив него на скальном выступе километровой длины располагаются Павийские поля – что-то вроде декоративной площадки.

– А это что? – жестами спросила Несса.

– Монолиты. Высеченные из камня военные мемориалы, – ответил Даур, с лёгкостью уловив жесты и ответив ей. – Это место называется Аллеей Братских могил, и оно обозначает основной подход к Уран-вратам. Связанная мостовой с Павийскими полями платформа – это Фантинская Гавань, главный порт для аэростатов, особенно тех, что возят имперскую знать. Дорога, уходящая на северо-восток, сочленяется со вторым газодобывающим комплексом, что построен на примыкающем пике. А горная вершина, на которой построен сам Уранберг, – Уран-пик – проходит непосредственно через город. Вот он.

Даур указал на каменный шип, пронзавший вершину проекции города между куполами Бета и Гамма.

– А что это за надстройки на западе и севере? – спросил Маквеннер.

– Дымоходы, – ответил Даур. – Они связаны с дублирующими трубопроводами главной фабрики и используются в качестве газовых факелов.

Он обвёл взглядом аудиторию.

– Пока всё понятно? Тогда поговорим о точках высадки. Может, есть вопросы?

– Да, – сказал Варл. – Чем, вы говорите, занят Гаунт?

– Вы уже начали? – поинтересовался Гаунт.

– Да, – уставшим голосом ответил комиссар Дель Мар. – Времени в обрез, поэтому мы сдвинули слушания на полчаса вперёд.

– Меня не уведомили.

– Насколько я понял, Гаунт, вы решили обойтись без возражений по этому делу.

– Я передумал, – ответил тот. Он поднялся на помост и направился к пустующему ряду кресел стороны защиты.

На месте, где прошлым утром стоял Каффран, ныне находился Куу – сгорбленный, подавленный и в наручниках.

– Пройдите к судьям, – сказал Дель Мар. Гаунт подошёл туда и склонился над столом.

– Мне хватило вчерашнего представления с Каффраном, Гаунт, – прошептал Дель Мар. – Не могу поверить, что у вас хватило наглости провернуть это снова. Вы сами достали черта из табакерки. Дело закрыто. Вы же утверждали, что это он.

– Возможно, я ошибался. Прошу, дайте минутку.

До того, как Дель Мар мог воспротивиться, Гаунт проследовал в конец помоста и встал напротив Куу.

– Ты это сделал? – прямо спросил он.

– Нет, сэр! – в уродливо пронзительных глазах Куу читался животный страх. – Клянусь – я лишь хапнул золота, вражьего золота. Но убивать никого не убивал. Зуб даю.

Гаунт раздумывал какое-то время, а затем вернулся к Дель Мару, снял свёрток с плеча и выложил его содержимое на стол перед комиссаром.

Кинжалы Призраков – девять штук – были завёрнуты в пластин.

– Это что такое? – недоумевал Дель Мар.

– Боевые ножи. «Верное серебро» танитской поковки. Как видите, на некоторых имеются засечки. Любое из этих оружий может быть орудием убийства.

– И почему я должен в это поверить?

– Потому что их нашли у бойцов Кровавого Договора, орудовавших на нижних уровнях. Им удалось захватить несколько наборов танитской униформы и эти ножи. Для подкупа местных жителей они пользовались затёртыми монетами. Те улики, что я послал вам, – обломок ножа, найденная под ванной монета – указывали на Куу. Если не учитывать тот немаловажный факт, что той ночью не все одетые, как Призраки, были Призраками.

– Вот сейчас вы меня действительно бесите, Гаунт, – сказал Дель Мар. – Я не потерплю подобного!

– А мне плевать. Меня заботит лишь мой долг. Есть неопровержимые доказательства для снятия обвинений с рядового Куу. Не менее веские, чем те, благодаря которым Каффран на свободе.

– Я предупреждаю вас…

– Даже не пытайтесь. Я сами понимаете мою правоту.

Дель Мар откинулся назад, качая головой.

– А что насчёт старика? Того свидетеля?

– Я показал ему фотографию Куу, и он не узнал его.

– Понятно. Значит, Призрак, которого видел Абсолом и который однозначно убил Онти Флайт…

– … скорее всего, был бойцом Кровавого Договора, одетым, как Призрак, да.

Дель Мар вздохнул.

– Обоснованные сомнения, – сказал Гаунт.

– Чтоб тебя, Гаунт.

– Мы можем покончить с этим, чтобы я мог вернуться к своим настоящим обязанностям, сэр? – спросил Гаунт, делая саркастичное ударение на словно «настоящим».

– Он сознался в мародёрстве?

– Так точно, сэр.

– Тогда его высекут. Дело закрыто.

Гаунт решил не дожидаться окончания процесса и ушёл. Спускаясь по ступенькам Зала Правосудия, он наткнулся на торопившегося Харка. Мешки под глазами выдавали его усталость, а пальцам всё никак не удавалось пригладить непокорные волосы.

Завидев Гаунта, Харк застыл как вкопанный.

– Сэр?

– Дело сделано – с Куу снято обвинение в убийстве.

Харк поравнялся с ним, и оба мужчины спустились во двор.

– Я… Мне бы хотелось быть в курсе дел, сэр.

– В курсе дел, Виктор?

– Что вы передумали насчёт виновности Куу.

Гаунт сверкнул глазами.

– Я принял решение в последнюю минуту и подумал, что оно тебя устроит. Ты и айятани Цвейл прожужжали мне все уши насчёт справедливости по отношению к вергастцам... и были правы. Любимец Призраков попадает в беду, и я прилагаю все усилия, чтобы спасти его из передряги. Менее любимый вергастец попадает в беду, и я бросаю его на произвол судьбы. Боюсь даже представить, что бы сталось с боевым духом вергастцев, если Куу предстал бы перед судом в одиночестве.

– Мне приятно это слышать, сэр. До сих пор вы беспрестанно ставили танитцев на первое место. Даже если вам казалось иначе, именно так всё и обстояло.

– Надо сказать, капитан Даур весьма вовремя обрушился на меня с критикой, – он остановился и повернулся к Харку. – Однако ты всё равно чем-то... недоволен, Виктор.

– Повторюсь, я хотел бы знать заранее о решении защищать Куу, чтобы оказать помощь.

– Я и сам неплохо справился.

– Не спорю. Но я занялся бы рутиной, предоставил бы доказательства... это, как-никак, моя работа.

Гаунт поднял руку, и подначальный ему штабной водитель завёл двигатель машины и поехал по двору, чтобы подобрать их.

– Я предположил, что ты мог подговорить свидетелей, решив, что будет проще сделать всё самому.

– Сэр?

– Я навестил Абсолома, Харк, – он же, как-никак, видел убийцу – дабы удостовериться в невиновности Куу. Сам по себе он славный старикан, ветеран тыла, да? Сделает всё возможное для Имперской Гвардии, особенно, если крайне убедительный комиссар пробудит в нём чувство долга.

– Ты просил обеспечить Каффрану оправдательный приговор, – взгляд Харка помрачнел.

– И ты нашёл ключевого свидетеля, верно? Конечно же, Абсолом ничего не подтвердил. Но ты и так это понимал, ибо знал, что старик в глаза не видел убийцу, я прав, Виктор?

Харк отвёл взгляд.

– Полагаю, ты ждёшь от меня заявления об отставке? – горько проговорил он.

– Нет. Я лишь хочу, чтобы ты усвоил урок. Я не стану нарушать закон. Уж лучше бы Каффран отправился на плаху с чистой совестью, чем терпеть ложь во спасение. Комиссаров часто обвиняют в неискренности, Виктор. И это вполне заслуженно. Они – политические хищники, пользующиеся любыми уловками для достижения своих целей. Но это – не мой путь. И я не одобряю подобного поведения среди людей под моим началом. Ты мог бы стать образцовым офицером, Харк. Ну, или, по крайней мере, осуществить мою наивную мечту об образцовом офицере. Больше не смей прибегать к таким методам, или я вышвырну тебя из полка и Комиссариата. Надеюсь, мы друг друга поняли.

Харк кивнул. Гаунт сел в машину, которая увезла его через ворота, пока Виктор смотрел им вслед.

– Наивную. Согласен.

Гаунт встал на пустой ящик для боеприпасов, который ему услужливо предоставил Бельтейн, и заговорил громким голосом, заставив умолкнуть собравшихся в расположении людей.

– Танитцы и вергастцы. Призраки. Поступили новые указания. При благоприятных погодных условиях штурм Уранберга начнётся на рассвете 226 дня. Готовьтесь творить угодное Императору дело. На этом всё.

Сойдя с ящика и надев обратно фуражку, Гаунт вспомнил про информацию, которую он никак не мог озвучить. К моменту атаки оперативники «Ларизель» уже как сутки будут действовать в Уранберге.

Ибо на всё воля Императора.

Часть 3. Высадка

Уранберг, Фантина, 224.771.М41

«Фес я больше на такое соглашусь!»

– Рядовой Ларкин, стрелок 2-й группы, Танитский Первый

Едва стрелки часов перевалили за полночь, в первые мгновения нового 224 дня Кипяток разродился вихревыми бурями, что взбаламутили облачный покров к северу от Киренхольма. В верхние слои атмосферы взмыли дрожащие протуберанцы многокилометровой длины, а по небу призрачными, вызывающими отвращение завитками прокатились переливы северного сияния.

Атмосферная видимость и радиус действия радаров ограничились пятью километрами. Буйствующие в ночи ядовитые недра Фантины извергли такие облака пепла, что те заслоняли собой звёзды.

Но тактики только того и ждали – бури были спрогнозированы флотскими сенсорами дальнего радиуса действия, а также причиняющим боль чутьём астропатов оперативной группы.

За несколько часов до полуночи аэростаты «Зефир» и «Смелый» достигли зоны ожидания и, придерживаясь сорокакилометровой косы высококучевых облаков, заняли позицию в небольшом небесном заливе под названием Ветреная стремнина посреди огромного участка воздуха, известного, как Западное материковое пространство.

Адмирал Орнофф, находясь в кабине экипажа «Зефира», отдал приказ о наступлении.

Следуя тактике ночных налётов, он придерживался рационального использования аэростатов, которые постоянно меняли расположение после запуска волн бомбардировщиков, чтобы защитники Уранберга не знали, откуда в следующий раз ждать нападения. Днём эскадрильи вражеских перехватчиков разыскивали авианосцы с расчётом ударить по ним исподтишка до того, как те высвободят свои армады, однако Западное материковое пространство было бескрайним, а Орнофф в качестве укрытия использовал кучево-дождевые массы Кипятка.

Нынешний ночной рейд нанесёт удар по Уранбергу с позиций на юго-востоке, находящихся в трехстах сорока километрах от цели. Они будут придерживаться слоя тропопаузы между тропо– и стратосферой, увеличивая скорость за счёт ведущих воздушных потоков Пространства.

Атакующие силы насчитывали порядка шестисот воздушных судов, включая сопровождение в лице флотских истребителей типа «Молния» и «Гром». Тридцать матово-серых «Мародёров» фантинских ВВС исполняли роль самолётов наведения, двигаясь впереди основной группы для предварительного обозначения цели световыми минами и зажигательными ракетами. Через шесть минут выходили почти три сотни тяжёлых бомбардировщиков, большую часть которых составляли неуклюжие шестидвигательные «Магоги», окрашенные чёрной антибликовой краской. Эти атмосферные самолёты на винтовой тяге веками состояли на службе авиации, однако кроме них ещё было два десятка «Бегемотов» – внушительных древних чудищ из ангаров Бомбардировочного командования Фантины.

Следом за первой шла вторая волна, включавшая «Мародёры» Имперского Флота и полковых батальонов армейской авиации Урдеша: первые отличались двухцветными корпусами из бежевого верха и серебристого низа, а вторые – зелёным пятнистым камуфляжем. Все семьдесят судов несли груз объёмно-детонирующих авиабомб.

В третью же волну входило порядка двухсот самолётов – «Магогов», двадцать урдешских «Мародёров-Уничтожителей» и тридцать фантинских «Сорокопутов». «Уничтожители» и старые одномоторные реактивные «Сорокопуты» с загнутыми крыльями были специальными пикирующими бомбардировщиками, что завершали налёт точечными ударами по цели на бреющем полёте, которая к тому времени должна была представлять сплошное месиво.

В составе второй волны шло четыре бледно-голубых «Мародёра», на которых совсем не было бомб. Они назывались «Ларизель-1», «2», «3» и «4».

Кершерин и другие десантники-специалисты осмотрели каждого Призрака вплоть до шнуровки сапог и кнопок на карманах – со стороны это могло показаться излишней суетой, если бы не стоявшие на кону ставки.

Каждый член отрядов «Ларизель» носил усовершенствованную версию стандартной танитской униформы. Вместо форменного нательного белья всем выдали прорезиненные костюмы на шёлковой подкладке, что защищали их от низких температур и агрессивной атмосферы. Поверх него шли чёрная туника, бриджи и разгрузка, а следом надевался кожаный десантный комбинезон с вшитой внутрь кольчугой, доходивший почти до бедёр и застёгивавшийся на «молнию». Небольшие предметы снаряжения, обычно переносимые в вещмешке или рюкзаке, были разложены по карманам туники, разгрузки и комбинезона, плотно застёгиваемого на голове. После надевались перчатки и сапоги, а краги плотно стягивали голени и запястья для поддержания герметичности.

К тому времени с Призраков, запертых внутри жаркой и невероятно тяжёлой экипировки, сходил седьмой пот. Они подняли руки, когда им подгоняли ремни наружной разгрузки, на которой находились подсумки для дополнительного снаряжения, надёжные крепежи для фонариков и сигнальных огней, моток верёвки, тупоносый лазерный пистолет, зубчатый отрезной нож и танитский клинок. Наборы тубусных зарядов и гранат были завёрнуты в камуфляжные плащи, в свою очередь стянутые маскировочной сетью и упакованные в вещмешок, что размещался горизонтально спереди, защищая пах. Полевые аптечки, НЗ и энергоячейки для пистолетов и лазвинтовок хранились в набедренных подсумках.

Последними, кстати, были вооружены не все: не считая четырёх снайперов с зачехлёнными снайперскими вариантами, Майло, Кокер, Мерин и Варл получили в распоряжение пушки U90. Правда, патроны занимали очень много места, поэтому они набили свои подсумки запасными ячейками для соратников, а те, в свою очередь, носили патронташи с барабанными магазинами. Для выброски U90 оснастили облегчёнными обоймами на 25 патронов, – ибо более объёмные барабанные магазины были слишком громоздкими – которые для пущей надёжности примотали липкой лентой, а стволы пушек и лазвинтовок опечатали восковыми пробками, чтобы не допустить загрязнения во время спуска.

Их лица скрывались под военным гримом, а в ушах прятались откалиброванные микробусины. Перед тем, как надеть шлемы, они натянули на головы шерстяные шапки – а Варл поцеловал серебряную иконку в виде аквилы, свисавшую с цепочки на шее, а затем спрятал её под одежду – и застегнули воротники комбинезонов.

Шлемы со встроенными забралами были выполнены из воронёной стали: изнутри находился кожаный подбой с креплением на подбородок, а холщовая бармица заправлялась под воротник комбинезона и застёгивалась на «молнию». Во время прыжка закреплённый на груди кислородный баллон будет подавать воздух внутрь шлема.

Наконец, им на спины взвалили прыжковые ранцы, подогнали ремни и включили питание для финального тестирования. Солдаты приторочили личное оружие на груди, и, пока перепроверялись ремни безопасности, Кершерин прочитал всем короткую, но вдохновляющую молитву.

Они едва видели, а слышали и того меньше, если не считать трескотни вокса. Большой вес сковывал движения, и Призраки, еле переставляя ноги, заковыляли друг к другу и на удачу неуклюже обменялись хлопками ладоней.

Как только четверо фантинских десантников облачились в костюмы, – что заняло гораздо меньше времени – команда обслуживания лётной палубы №5 аэростата «Смелый» сопроводила всех к четырём «Мародёрам» и лично помогла им забраться внутрь.

– Фес! – услышал Майло стоны Адара. – С меня достаточно.

С предназначенных для высадки «Мародёров» сняли всё вооружение, оставив только носовые орудия, и лишние части. Обычно экипаж состоял из шести стрелков, но к цели их доставит команда из двух человек – пилота и навигатора. Пилот будет отвечать за управление носовыми орудиями, а навигатор будет координировать ход высадки вместе с присутствующим на борту офицером-десантником. Экипаж уже заступил на посты в кабине над пассажирским отсеком, завершая предполётную проверку наряду с молитвами.

А члены отрядов усадили свои перегруженные тушки в отсеках прямо на голый пол.

Запуск прошёл успешно, и Орнофф посчитал это хорошей приметой. Один «Магог» почти сразу же повернул назад, сообщив о застревании бомб, а через пятнадцать минут другой также прекратил полёт, сославшись на критические неполадки с оборудованием. Первый успешно приземлился на взлётно-посадочную палубу «Зефира», а вот второй – предположительно, вслепую – пролетел мимо аэростатов и направился на восток прямо в пылающие облака. Больше его никто не видел.

Две неудачи во время старта. Лучший результат с начала бомбардировок Уранберга. Стоя на мостике «Зефира», Орнофф ощутил прилив сил и уверенности. Он вызвал старшего экклезиарха аэростата и заказал внеочередную службу об освобождении.

По сравнению с высадкой в Киренхольме это путешествие Призраков выдалось более шумным, беспокойным и лишённым тепла, ведь они двигались с большей скоростью на большей высоте. Вскоре после зубодробительного старта температура и давление в отсеке начали падать, и на металлических поверхностях стала образовываться наледь – именно тогда солдаты по достоинству оценили те душные слои одежды, в которые они закутались.

Видимость была на удивление сносной, невзирая на шлемы с забралами и малое количество иллюминаторов в отсеке. В каждом «Мародёре» на постах бортинженеров работали мониторы, заливая мрачные отсеки холодным зеленоватым свечением и показывая на радаре детальный план строя налётчиков.

Находясь на борту «Ларизель-Один», Варл, справляясь с возросшим весом тела, подался вперёд, включил вокс и указал на экран, над которым колдовал фантинец Антеррио.

– Это волны бомбардировщиков?

– Да, – ответил тот по связи – ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум двигателей и вой ветра. – Сейчас мы находимся в этом эшелоне.

Варл присмотрелся, пытаясь что-то разглядеть сквозь прорези забрала. И тут его осенило – размытые линии ответных сигнатур состояли из сотен отдельных точек с собственным порядковым номером.

– Каждое судно оснащено идентифицирующим ответчиком, – объяснил Антеррио. – Это помогает быстрее обнаружить чужаков. Было время, когда вражеские истребители проскальзывали мимо волн бомбардировщиков и, затесавшись в толпе, выбирали жертв и ждали подходящего момента. Теперь же любое судно, не транслирующее код, ждут неприятности.

– Понятно, – сказал Варл. Действительно умный ход. Он повернулся в сторону отсека и заметил, что остальные члены первой команды – Банда, Вадим и Бонин – внимательно слушают и с интересом наблюдают за происходящим.

– А которые из них – десантные? – спросил по воксу Бонин.

Антеррио поднял руку в перчатке и указал на экранные сигнатуры.

– Это «Ларизель-Четыре» сержанта Маколла. Это – «Ларизель-Три» сержанта Адара. А «Ларизель-Два» капрала Мерина заслоняет собой вон тот флотский «Мародёр».

Варл не сразу понял, что творится на дёргающемся и мигающем мониторе. Получалось, что четыре десантных корабля были разбросаны вдоль эшелона бомбардировщиков.

Внезапно «Мародёр» покачнулся, а двигатели, казалось, затихли и начали кашлять.

– Что это было? – по воксу раздался строгий, почти суровый голос Варла.

– Турбулентность, – ответил Антеррио.

Специалист Кардинал на борту «Ларизель-Три» в схожей манере объяснял показания приборов Майло и Дойлу, а вот Несса и Адар, вероятно, смирившись с резкой изоляцией от внешнего мира, играли в «камень-ножницы-бумага», и их смех будоражил эфир, пока они изображали фигуры своими одетыми в тяжёлые перчатки руками.

Ларкину не терпелось хоть одним глазком выглянуть наружу, однако вокруг не было ни щёлочки, поэтому он, сидя на полу отсека «Ларизель-Два», смотрел на остальных. Кершерин изучал панель ортоскопа, Курен и Мерин болтали, а Маквеннер, казалось, задремал.

– Сколько ещё? – спросил у Кершерина Ларкин.

– Сорок минут, – ответил фантинец.

Сержант-разведчик Маколл не был привычен к полётам, однако решению Гаунта включить его в операцию противиться не стал. Да, такие вещи для него в диковинку, но мужчина понимал – стоит ему оказаться в нужное время в нужном месте, и он почувствует себя как рыба в воде.

Но полёты… это фесов кошмар какой-то. До исхода танитцев с планеты вместе с Гаунтом он не бывал дальше верхушек нэлов, а космические путешествия – которые они на пару с Корбеком терпеть не могли – не совсем подходили под понятие «полёта».

Однако сейчас всё обстояло гораздо хуже: брыкающееся судно боролось с беснующейся воздушной стихией, которая напоминала, что ты находишься на высоте восьми километров лишь благодаря её милосердной физике.

И ожидание… Свихнуться можно в предвкушении момента действовать. Именно тогда всплывают страхи, и человек начинает побаиваться грядущих испытаний. Бесспорно, война всегда была сущим адом, но там ты, по крайней мере, знал, что сражаешься против реально существующих врагов. А здесь ими становились время, страх, собственное воображение, турбулентность… и холод.

От этого Маколлу сделалось плохо. Он ненавидел ожидание не меньше висевшей мёртвым грузом ноши, что приковала его к полу. Мужчину терзали смутные сомнения, что после приказа прыгать он попросту не сможет встать.

Оан пробежался взглядом по отсеку «Ларизель-Четыре». Фантинец Баббист пытался управиться с экраном, который не прекращал идти помехами и показывал лишь зелёный шум. «Трубки дрянь», заключил Маколл. Если Баббист не настроит прибор, их ждёт полёт вслепую.

Кокер и Науэр сидели, откинувшись на спину, и, казалось, дремали. Науэр уж точно – он частенько кемарил перед боем. Вечно нервный и резкий снайпер отряда Рилк собирал и разбирал стрелковый механизм снайперской лазвинтовки, привыкая делать это в тяжёлых перчатках. Маколлу хотелось схватить его и заставить прекратить, но он понимал, что это просто способ справиться со стрессом.

Он включил вокс и подался вперёд.

– Всё в порядке, Рилк?

– Да, конечно, – протрещал в эфире голос снайпера, не прекращавшего вновь и вновь повторять процесс. – Хотя, вообще-то, мне фес как страшно, сержант. Всё подмывает блевнуть, но я понимаю, что из-за забрала не смогу.

– Это будет ужасно, – согласился Маколл, услышав ответный смех Рилка.

– Я делаю это, лишь бы не пускать в голову мысли о тошноте, – добавил Рилк, на краткий миг схватив спусковой механизм, прежде чем быстро вставить его на место. – Фес, как же мне плохо. Кишки в животе пляшут. А как вы справляетесь, сержант?

– Смотрю на тебя, – ответил Маколл.

За тридцать минут до цели на экранах появился неопознанный объект, и десять истребителей сопровождения свернули на юг для преследования.

– Скорее всего, мощная вспышка в Кипятке, – сообщил Призракам Антеррио. – Беспокоиться не о чем.

Уже в пятый или шестой раз за время полёта «Мародёр» сильно покачнулся. Похоже, что остальные уже привыкли к постоянным толчкам, но Бонин был уверен, что это не турбулентность.

Взращённая Маколлом у Бонина и прочих разведчиков чрезмерная осторожность сейчас подавала все возможные сигналы тревоги.

Он медленно встал и тяжёлым шагом направился к ступенькам, что вели в кабину. Склонившийся над экраном вместе с Варлом Антеррио с недовольством заметил, что тот шатается по отсеку, однако решил не вмешиваться.

Бонин наведался к лётному экипажу – те пытались взять управление под свой контроль.

– Проблемы? – спросил по воксу он.

– Нет, – ответил пилот, – вовсе нет.

Голос показался Бонину знакомым.

– Точно?

– Точно! – рявкнул пилот и посмотрел на него. Лица сквозь забрало гермошлема практически не было видно, однако Бонин тотчас же узнал глаза коммандера Ягдеи.

– Здрасьте, – сказал он.

– А, разведчик Бонин, – ответила она.

– Мне казалось, тебя ранили.

– Перелом срастили остеосинтезом, а меня всю обмотали давящими повязками. «Мародёром» можно управлять и одной рукой – это же не «Молния».

– Это не важно, пока ты в норме. Вызвалась сама?

– Да, они искали добровольцев.

– Ты не могла не влюбиться в нас, – смело заявил Бонин, но Бри не ответила. – Двигатели не должны так себя вести, я прав?

Она повернулась и посмотрела на него.

– Да, ты прав, умник, не должны – есть перебои зажигания. Но это никак не повлияет на задание – я доставлю вас к цели.

– Нисколько не сомневаюсь, – ответил Бонин.

Удача изменила налётчикам на подходах к Уранбергу: за десять километров до цели линия Кипятка резко обрывалась – пламенный фронт перешёл на нижележащие слои, оставив после себя чистое и беззащитное небо.

Защита Уранберга сработала почти мгновенно, и спустя две минуты на них обрушились вражеские истребители.

Двигаясь на ускорителях с севера на юг, лётчики противника прошли сквозь строй самолётов. Два подбитых и пылающих «Магога» в крутом пике обрушились прямо в Кипяток, а «Мародёр» Имперского Флота разлетелся шквалом обломков и горящего топлива.

Когда вражеские самолёты развернулись для очередной атаки, их встретили имперские истребители сопровождения. Сквозь прорезь иллюминатора Майло наблюдал, как среди облаков мерцают яркие вспышки и линии трассеров.

Внезапно сквозь кабину пилотов в десантный отсек хлынуло зарево.

– Что случилось? – спросил Адар.

– Наводчики подсветили цель, – сообщил пилот. – Готовность пять минут.

Призраки с трудом поднялись на ноги. Кардинал прошёлся между ними, отсоединил шланги от внутренних кислородных запасов корабля и переключил их на личные запасы воздуха.

– Отныне вы на замкнутом цикле, – сообщил он по связи, и все ответили кивками.

Затем он по очереди открыл щитки на прыжковых ранцах и, щёлкнув тумблерами, включил пусковые устройства, которые, к всеобщему облегчению, подняли их в воздух. Рёв ветра снаружи был настолько громким, что они даже не слышали шума работающих турбин.

Затем Кардинал сам отключился от систем корабля, перейдя на собственные запасы воздуха, а затем повернулся спиной к Нессе, чтобы та занялась его ранцем. Дойл подошёл к задней аппарели и положил руку на рычаг запирательного механизма. Все смотрели на экран.

Первая волна прошла над массивной тушей Уранберга, накрытой сигнальными огнями и зажигательными снарядами. Медленно пролетая над городом, «Магоги» начали сбрасывать боекомплекты из своих отсеков. Каждое шипящее облако пламени порождало вспарывающую воздух ударную волну.

Ориентируясь исключительно по приборам, вокруг бомбардировщиков в яростной схватке сошлись истребители, а силы ПВО открыли огонь в полную силу – небо окутали похожие на распускающиеся бутоны взрывы противовоздушных снарядов. Ввысь ринулись ракеты. Батареи «Гидр» прошивали воздух трассирующим огнём.

Один из «Магогов» разлетелся на части и, пока двигатель всё ещё раскручивал винт, устремился метеором вниз. Другой попался в свет прожекторов, и его расстреливали до тех пор, пока тот не развалили на части. «Бегемот», получив попадание ракетой в основание крыла, медленно накренился в сторону города и, охваченный огнём, угодил в край купола Бета – пламя от взрыва рвануло на добрых полкилометра.

Ещё одного подбили во время открытия бомбометательного отсека, и результирующий взрыв прихватил с собой его соседей.

По сигналу Баббиста Науэр открыл боковую дверь «Ларизель-Четыре» – всех тут же захлестнул ворвавшийся внутрь шквальный ветер. Науэр отшатнулся, глядя, как флотский «Мародёр» по соседству внезапно загорелся и начал крениться в их сторону.

Источая языки пламени, подбитое судно прошло в считанных метрах от них и в штопоре устремилось вниз навстречу собственной гибели.

До исчезновения «Мародёра» Науэр успел мимолётно разглядеть пилота и переднего стрелка, что молотили кулаками по плексигласовой кабине и пытались выбраться из кромешного ада внутри.

– Готовьтесь прыгать, – закричал Маколл.

Науэр встрепенулся, однако никак не мог выкинуть из головы вид горящего, ищущего спасения пилота.

– Я готов.

Баббист проводил Кокера и Рилка к выходу.

Зоны выброски групп «Ларизель» подбирались тщательнейшим образом: отряд Варла высаживался из «Ларизель-Один» на главную газовую фабрику, «Ларизель-Четыре» под командованием Маколла – в рабочих районах на северо-западе. Люди Адара в «Ларизель-Три» направлялись к меньшим газовым фабрикам, а «Ларизель-Два» во главе с Мерином десантировалась на купол Бета.

Город изрыгнул на них огонь ПВО, а первая волна «Магогов» нанесла удар по куполу Бета, оставляя после себя внизу полыхающие следы в виде одиночных или множественных точек. А затем ночь вспороло ослепительно-яркое пламя, когда по куполам прокатились вторичные взрывы.

– Пошёл! – скомандовал Кардинал.

Майло выпрыгнул из «Мародёра», и его тут же захлестнул яростный поток бокового ветра, что трепал юношу, словно тряпичную куклу. Кувыркаясь и падая, ошеломлённый парень пытался заставить ранец работать. Но ничего не выходило.

– Успокойся, успокойся… – послышался едва различимый на фоне шквального ветра голос Кардинала.

Расстояние между ним и Уранбергом сокращалось катастрофически быстро, и Майло вцепился в рычаг управления ускорителями. На тренировках всё шло как по маслу, но научиться прыжку в условиях такого бокового ветра было невозможно. Юношу уносило всё дальше от зоны высадки.

Майло заметил, как мимо него, словно расправив крылья, пронеслись Несса и Адар, флюгируя двигателями. Он выстроился позади них, чувствуя, как ветер треплет маску.

Прямо перед ними, словно город внутри города, показался огромный, тускло-серый пузырь дублирующей газовой фабрики.

И парень по инерции направился туда.

Едва покинув люк, Ларкин потерял сознание – частично от страха, частично из-за мощного, похожего на удар молота, порыва ветра. Очнувшись, он ощутил, как его тело трепыхается в воздухе, а перед глазами стоит лишь чернильная тьма.

– Ларкин! Ларкин!

И тут он понял, что летит спиной вниз. Пытаясь выровняться, Хлейн так вцепился в рычаг управления прыжковым ранцем, что взмыл ввысь подобно пробке. В ушах грохотал и стенал ветер. Нигде не было видно ни Маквеннера, ни Кершерина, ни Курена с Мерином.

Израненная туша купола Бета мерцала сотнями огоньков. Он попытался расставить всё по полочкам и соотнести нынешнюю картину с тщательно изученной схемой городского ландшафта и зоны высадки.

А затем он увидел Мерина, пролетевшего мимо него на расстоянии двадцати метров – несмотря на некоторую неловкость, держался он хорошо. Поэтому, сжав рукоять, Ларкин последовал за сержантом.

С трудом продираясь сквозь огонь ПВО, «Ларизель-Один» была в двух минутах пути до точки высадки, когда её двигатели окончательно сдались. Ягдея криком поторопила их к выходу, пытаясь как можно дольше удержать задранным нос неповоротливого судна. Вадим, Антеррио, Банда и Варл подчинились, а вот Бонин наперекор полез обратно по лестнице в кабину. «Мародёр» начало дико трясти.

– Давай же! – закричал он. – Бросай его! У нас обоих есть шаропланы. Идём!

Но Ягдея отпихнула его. Купол кабины озарила яркая вспышка, и на них после попадания орудия ПВО полетел град осколков стекла и кусков металла. Даже не глядя, Бонин не сомневался в гибели второго пилота.

– Ягдея! – заорал он, вцепившись в неё.

Потеряв скорость, «Мародёр» перевернулся вверх дном и начал затяжное падение. Бонина подкинуло и вдавило в крышу, а обвязка прыжкового ранца чуть не задушила его.

Сопротивляясь нарастающей силе тяжести, Ягдея с помощью рычага подорвала болты в раме кабины, отчего ту мигом сорвало и унесло прочь. Она отсоединила страховочные ремни и крепко вцепилась в Бонина, втащив его в кабину, а ветер сделал за них всё остальное – их утянуло потоком из терпящего крушение судна и вышвырнуло в небо.

– Мы у цели? – спросил Маколл.

– Не знаю! – ответил Баббист.

– Мы у цели?

– Грёбаный наводчик накрылся! – закричал Баббист, пытаясь настроить моргающее и плывущее изображение.

– Мы промахнёмся, если полезем наобум, – сказал Науэр.

– Значит, надо идти сейчас! – заключил Маколл.

– Но… – начал было Баббист, но разведчик прервал его:

– Идём сейчас!

Маколл подошёл к двери и скомандовал:

– Скорее, стройтесь в ряд и на выход!

Раздался странный глухой удар, похожий на щелчок в ухе. Покачнувшись, Маколл повернулся и увидел опаленную пробоину в полу отсека, где насквозь прошёл крупнокалиберный трассирующий снаряд, по пути убивший Баббиста. Науэра сбило с ног, а Рилк и Кокер пытались поднять его.

– Скорее! – заорал Маколл. Вдруг разведчика ослепило снопами искр от шквала дырявящих фюзеляж трассирующих снарядов. Маколл услышал крики Рилка и вопли Науэра.

– Давайте! Давайте! Давайте!

Приземление получилось куда более жестким, чем представлял себе Варл, поэтому он, весь побитый, распластался, переводя дух, на клочке крыши с особенно прочной обшивкой. Рядом с ним возник Антеррио, схватив его за руки и помогая ему подняться.

– Вот фес, – сказал Варл.

Они оказались на обширной кровельной конструкции, примыкающей к главной газовой фабрике, что, не считая труб дымоходов и выступа Уран-пика, возвышалась над Уранбергом. Хотя в небе бушевала огненная буря, отсюда им казалось, что налёт происходит где-то вдалеке.

Банда приземлилась на смежную с ихней секцию крыши, и пока они, словно привязав к ногами пружины, скакали к ней при помощи ранцев, раздался срочный сигнал от Вадима.

Антеррио заметил, что юный вергастец, стоящий на площадке для осмотра вытяжных труб, тычет пальцем в небо.

– Вон там! Смотрите! – крикнул он.

Варл шарил взглядом, не зная, куда глядеть, но после заметил то, что уловил острый взор Вадима: в полутора километрах от них петляющий «Мародёр» сносило на юг – должно быть, это была «Ларизель-Четыре» Маколла. Судно направлялось в сторону шахтёрских поселений.

А затем Варл осознал, что оно горит.

– Фес, им бы… – только успел сказать он, как «Мародёр» взорвался, и возникший в небе огромный пылающий шар так же скоротечно потух.

Маколл, Рилк, Науэр, Кокер… погибли. Люди первой величины, друзья…

Целый отряд положили ещё до того, как всё началось.

Часть 4 – «Ларизель» и «Грозовой вал»

Штурм Уранберга, Фантина, 224-226.771.М41

«Обучение специалистами выработало у нас чувство уверенности, словно мы были у возлюбленного всеми Императора за пазухой. Но когда мы приземлились и узнали, что Маколл и его команда мертвы, то пришло осознание – у нас нет шансов»

– Брин Майло, рядовой группы №3, Танитский Первый

I

Им пришлось спешно покинуть крышу, так как горящее топливо и воспламеняющиеся зажигательные смеси заволокли поверхность вторичной газовой фабрики Уранберга густой пеленой чада.

Мощные потоки высотных ветров сносили вьющийся из сердца города дым, будто по воле Императора скрывший последние мгновения их приземления.

Однако, оказавшись на крыше, Дойл сразу же изучил окружающую местность: в непосредственной близости располагалось шесть огневых точек, откуда их позиция хорошо просматривалась независимо от дымовой завесы.

Пять членов «Ларизель-Три» бросились к воздуховоду и залегли там. Никто не начал стрелять им вслед, напротив – две башни продолжили поливать огнём имперские суда, что выполняли полубочку перед пикированием на цель.

– Думаете, нас заметили? – спросил по воксу Майло.

– Тогда почему мы до сих пор живы? – ответил сержант Адар. – Полагаю, сейчас их внимание приковано к небесам.

– Перекличка, – по связи раздался голос Кардинала. – Кто-то ранен? Или потерял снаряжение?

Но таковых не нашлось. Адар отдельно обратился к Нессе на жестовом языке, чтобы проверить, всё ли у неё в порядке.

– Слыхали новости? – пробормотал Дойл. – От сержанта Варла, пока мы были на полпути сюда?

Майло слышал то краткое, обрывистое, ужасное сообщение, грянувшее как гром среди ясного неба. О крушении судна сержанта Маколла перед самой высадкой.

– Поверить не могу… – прошептал он.

– Я тоже, – сказал Адар. – Упокой Господь-Император их души. Только ничего уже не поделаешь – остаётся жить дальше и надеяться вскоре поквитаться с врагом.

Адар поднял руку в перчатке и обменялся хлопками с Дойлом, Майло и Нессой. Кардинал сначала не решался, но затем дал «пять» Адару – таким образом, подумал Майло, сержант напоминал фантинцу, что он такой же член команды, как и все остальные.

По правде говоря, хоть Майло и подыграл Адару, внутри его терзали сомнения. Потеря Маколла шокировала всех до глубины души, ведь сержант-разведчик всегда казался таким несгибаемым, почти неуязвимым Призраком. Майло даже втайне завидовал Нессе, ведь она была не в курсе событий и не могла прочесть по губам из-за забрал на шлемах. Раньше его беспокоило то, как девушка с ограничениями сумеет справиться с заданием, но теперь он считал её везунчиком, ведь дурные вести обошли её стороной. Покамест.

Дойл повёл их вдоль воздуховода, а затем – по узкому участку открытого пространства к укрытию за оцинкованным трубопроводом. Невзирая на включённые для облегчения веса антигравитаторы прыжковых ранцев, они всё равно передвигались грузно и неуклюже.

Кардинал помог Дойлу снять с себя устройство, и, пока остальные делали то же самое, разведчик в одиночку отправился искать точку входа. Перевязав тяжёлое оборудование верёвками, а после накрыв его маскировочной сетью, Адар и Кардинал сложили всё в лаз под трубопроводом. По мнению Майло, пешие патрули будут редкостью из-за ядовитой атмосферы снаружи, однако меньше всего им хотелось, чтобы враг обнаружил присутствие незваных гостей.

Даже будучи в бронированных комбинезонах со шлемами на головах и кучей снаряжения, вся эта ноша, по их ощущениям, стала легче в тысячу раз. Несса расчехлила снайперскую лазвинтовку и собрала её, но из-за забрала крепить прицел оказалось бессмысленно. Майло сорвал клейкую ленту с 25-зарядного магазина своей U90 и заменил его помеченным красным крестиком барабанным коробом с особыми бронебойными патронами. Адар собрал пластиковые дульные затычки и спрятал их в карман, а затем попробовал аккуратно включить вокс. Находясь в воздухе, они поймали едва различимое сообщение Варла, а теперь толстостенные строения Уранберга блокировали любой сигнал за исключением коротковолновой связи. По предположению Даура во время последнего инструктажа, после начала операции отряды не смогут контактировать друг с другом: во-первых, вокс-станция с высоким усилением стала бы обузой для одного из оперативников, а, во-вторых, нельзя было исключать вероятность прослушки врагом переговоров на стандартных имперских частотах.

Майло занял выгодную стрелковую позицию, откуда он легко контролировал подходы к трубопроводу вплоть до площадки на краю крыши с рядами коротких вытяжных труб. Ему было жарко, несмотря на сильный мороз, и юноша чувствовал, как по спине стекают холодные капли пота. Дышать становилось всё тяжелее – скорее всего, подходили к концу личные запасы кислорода.

Тут появился Дойл, развернул камуфляжный плащ и укрылся им с ног до головы.

– Нашёл вероятную точку входа. Тридцать метров в ту сторону. Выглядит, как задраенный люк техобслуживания, но его можно взломать.

Низко пригнувшись, они побежали вперёд единым строем вслед за ведущим. Сильно заржавленный люк располагался с торца выступа под кровельными перекрытиями. Держа оружие наготове, Майло и Кардинал охраняли фланги, пока Адар и Дойл осматривали люк.

– Не думаю, что он герметизирован, – сказал Адар.

– Согласен. Заберёмся внутрь и, возможно, доберёмся до какого-нибудь шлюза.

– Тогда вскрывай, – заключил Адар.

Дойл достал компактный резак, произнёс молитву возжигания, переключился на короткий факел и начал вскрывать замок, а Адар надёжно заслонял камуфляжным плащом возникающее при этом лёгкое свечение и летящие во все стороны искры.

Как только зубцы замка были срезаны, Дойл силой выломал дверцу люка из рамы при помощи ножа. Первым внутрь вошёл Адар, помогая себе фонариком, что крепился к штыковой проушине лазвинтовки. Камера оказалась коммуникационным помещением над шахтами подъёмников, где из пола выступало покрытое смазкой тяжёлое оборудование. Даже с надетым на голову шлемом Майло слышал завывания ветра сквозь ржавеющие прорехи в металлической кровле.

В дальнем конце помещения Дойл обнаружил напольный люк, и они спустились по короткой лестнице на мрачный чердачный уровень, заполнявший пробел между наружной кровлей фабрики и внутренним герметичным корпусом. Дышать было практически нечем.

Поверхность под ногами представляла собой голый металл, пронизанный растяжками. Не имея возможности проверить обшивку корпуса на прочность, они пошли вдоль рёбер жесткости. Примерно через пятьдесят метров солдаты пересекли участок кровли, где опорные сваи из рокрита, выстроившись в шахматном порядке, уходили вверх, поддерживая основную крышу.

На одной из них были приварены металлические перекладины, и Призраки, закинув оружие за спину, медленно, но верно спустились дальше.

Двадцатью метрами ниже обнаружилось препятствие: нисходящие сваи герметично соединялись с покатым склоном крыши при помощи огромного кольца из промышленного пластина. Адар хотел было поворачивать обратно, но среди листов обшивки Майло подметил едва различимый смотровой лючок. При поддержке Адара Дойл высунулся с перекладин и давил на щиток до тех пор, пока не затолкал его внутрь, а затем, подтянувшись, забрался туда. Спустя мгновение он подал сигнал следовать за ним.

Они оказались на техническом этаже под внутренней обшивкой, где едва хватало места, чтобы стоять. Майло до тех пор чувствовал, как наружу вырывается воздух, пока Дойл не вернул на место щиток и восстановил герметичность благодаря внутреннему давлению и наличию резиновых прокладок у люка.

Все с облегчением отсоединили дыхательные шланги и откинули забрала. Невзирая на холодный и разреженный воздух с резким привкусом, от которого першило в горле, они радовались тому факту, что находились внутри герметичной секции фабрики.

– Мы могли поднять тревогу? – спросил Кардинал.

– Вряд ли, – ответил Дойл, проверяя рамку щитка на предмет проводки или прерывателей тока. – После открытия лючка климатические установки могли потерять толику давления, но не думаю, что кто-то заметил такую мелочь.

– Давайте-ка лучше уберёмся отсюда подобру-поздорову, если мы всё же не правы, – предложил Адар.

И они, согнувшись в три погибели, продолжили свой путь по техническому этажу. Поначалу он казался необъятным, что и взором не охватить, но через каких-то сорок метров Дойл наткнулся на люк в полу – сверхпрочный имперский вариант с электронным замком.

Разведчик действовал быстро. Из свёртка со снаряжением он достал один из шести крошечных прерывателей, закрепил его на раме люка, а провода – по обе стороны замка. Затем Дойл подождал, пока на корпусе не загорится маленький зелёный символ, – он означал, что контур сигнализации перенаправлен на прерыватель – а после начал вскрывать замыкатель при помощи резака. Никто не мог утверждать, что они не спровоцировали сигнал тревоги, – ведь никакого сиюминутного вопля сигнализации не последовало – поэтому Призраки быстро спрыгнули в люк и плотно захлопнули его за собой.

Люк привёл их прямо в древний, грязный и плохо освещаемый коридор техобслуживания. Сотни лет воздействия конденсированной влаги не прошли даром – стены покрылись ржавчиной, плитка сгнила, а на потолке густо зацвела отвратительного вида плесень. Коридор шёл с севера на юг.

– На юг, – уверенно молвил Адар, и солдаты двинулись туда. На юге располагалась основная инфраструктура Уранберга. И тварь, по чью душу их прислали сюда.

Бонину потребовалось целых полторы минуты на то, чтобы вернуть контроль над прыжковым ранцем, и для него эти мгновения показались вечностью: он кувыркался, вращался и крутился как волчок, не понимая, где верх, а где – низ. Удивительно, но во время их головокружительного падения Ягдея благоразумно решила побыть «банным листом».

К тому моменту, как он смог выжать из антигравитаторов достаточно мощности для подъёма и начал компенсировать дрейф при помощи турбин, их снесло на восток от Уранберга.

– Держись! – крикнул в вокс Бонин.

– Мой шароплан цел! Я спрыгну! – ответила она.

– И куда? – спросил он. Под болтающимися в воздухе ногами не было ничего, кроме бурлящей и озаряемой пламенем пучины Кипятка.

– Неважно…

– Нет! Просто держись! – его голос прозвучал как-то приглушённо и грубовато.

Ночные ветра нещадно били и швыряли пару из стороны в сторону.

Бонин осторожно наводил их к туманным абрисам города с помощью маневровых реактивных струй, позволяя им парить, словно лист на ветру. Казалось, что боковые воздушные потоки только помогают им, но временами им в лицо дул такой сильный ветер, что их либо разворачивало в сторону, либо сносило назад.

– Ты хорошо держишься?

– Да.

Пилот обняла его, сцепив руки под нагрудной обвязкой. Разведчик вдруг понял, что своей правой рукой он придерживает её за левое плечо и верхнюю часть наплечной гарнитуры шароплана.

– Нам бы ещё чуток подняться, – сказал он, нажав красную кнопку на рукояти. Впереди замаячили неясные очертания горного массива, на деле оказавшимся восточным склоном купола Гамма.

Если бы Бонин не поборол боковой ветер и брыкавшийся из-за нехватки мощности прыжковый ранец, то они бы расшиблись в лепёшку о наружную обшивку купола. Скатывающиеся по изогнутой поверхности Гаммы завихрения воздуха кружили их, словно перышки, а купол, казалось, не имел ни конца, ни края, хотя быстро растущие данные высотомера говорили об обратном.

Гамма практически не пострадала от налёта, однако в небе и облаках над куполом сверкало оранжево-белое зарево далёких пожаров в Бете.

Начав взбираться вверх по склону, их резко подхватили другие воздушные потоки и с нарастающей скоростью стали уносить всё выше. Внизу сверкнула поверхность купола, и Бонин круто повернул налево, чтобы избежать столкновения с антенной мачтой.

Зависнув над Гаммой, они минули огромный обледеневший Уран-пик и начали заходить на главную газовую фабрику.

– Варл! Банда! Вадим! Ответьте! – взывал к ним по воксу Бонин. Изначально он наивно полагал, что главной проблемой станет приземление в области фабрики – теперь же, глядя на её размеры, он осознал, что куда более сложной задачей окажется поиск соратников.

Разведчик не прекращал нарушать радиомолчание. Когда они пролетали мимо многоярусной башни, та внезапно ожила и начала нещадно поливать небо снарядами.

Но целью были не они, а переоценивший свои возможности «Сорокопут». Бонин так сильно сконцентрировался на маневрах, что совсем позабыл о том, что весь Уранберг ощетинился огневыми точками и башнями ПВО.

Прозрение отрезвляюще подействовало на разведчика. Чудесным образом – и он не знал, на что пенять – на крошечные размеры мишени или удачу – ни одна из огневых позиций Гаммы не заметила, не отследила и не сбила их.

Бонин склонялся к удаче. Он был уверен, что где-то там вдалеке, за сбившимися в отару облаками-«барашками», светит его счастливая звезда.

К сожалению, миг радости длился недолго.

– Держись, Ягдея, – молвил он.

– Что? Вот де…

Они грохнулись прямо на зарешёченную крышу, оттеняемую корпусом фабрики, однако, вопреки ожиданиями Бонина, угол падения получился неудачным, торможение – преждевременным, а сама крыша – куда более крутой.

Они разок отскочили от кровли, сильно оцарапав обшивку из легированной стали, и кувырком разлетелись кто куда. Ягдея несколько раз подпрыгнула с криками боли от ударов по недавно сращённой кости и скатилась к краю кровельного желоба.

Бонин попытался включить турбодвигатель, но не смог нащупать манипулятор, который деформировался сразу после столкновения. Он ударился о желоб, рикошетом отлетел в цистерну и окончательно потерял сознание.

– Посадка что надо, – услышал Бонин слова Ягдеи после того, как очнулся. Она склонилась над ним, освобождая разведчика из ремней обвязки. – Сломал что-нибудь?

– Не думаю.

Мужчина встал на ноги. Он приземлился на участок крыши между цистерной и надстройкой, куда они изначально направлялись – это был грязный отводящий канал, покрытый влажными нечистотами в местах, где из нависших строений сбрасывалась вода. Осмотревшись, Бонин понял – продолжи разведчик свои кульбиты, его бы ждало падение с пятидесятиметровой высоты прямо на скопление вышек.

Вместе они забрались на плиту покрытия за цистернами. Бонин вскинул лазвинтовку, а Ягдея расчехлила табельный флотский лазпистолет. Разведчик в очередной раз попытался связаться с командой, но так ничего и не добился.

Они поспешили на запад по переходу над резервуарным хранилищем, где плавала маслянистая жидкость с радужной плёнкой на поверхности. Неподалёку от них сверкающие металлом газовые факелы выдыхали пылающие газы в атмосферу.

Вдруг ожил вокс. Бонин решил, что это Варл и остальные, и посему попросил говорить чётче. То, что он услышал в ответ, напоминало далёкое от низкого готика утробное рычание.

Он затащил Ягдею в укрытие, когда у них на хвосте появилось три бойца Кровавого Договора в костюмах индивидуальной защиты – они направлялись к дальнему концу прохода над хранилищем, а их болтающиеся алые шлемы яркими пятнами отражались на тёмной жидкости.

Один из бойцов заметил их и выстрелил по ним из карабина. Лучи с глухим звуком ударили по вентиляционной шахте, за которой они спрятались.

Бонин прицелился и пальнул в ответ, зацепив первого бойца Договора, а затем принялся высматривать остальных. Те открыли огонь, и стенки шахты зазвенели от шквала попаданий.

Раненый разведчиком солдат попытался пробежать по переходу, пока другие его прикрывали, но Бонин сначала прошил лазером его плечо, а затем – спрятанное за гротеском лицо. Всплеснув руками, боец свалился прямо в резервуар, подняв огромный фонтан вязкой жидкости.

Разведчик схватил лётчицу за руку, и вместе они побежали по крыше к торчавшим среди легированных панелей и напоминавшим голубятни массивным теплообменникам, когда вокруг них хлестали лазерные лучи.

Укрывшись за одним из них, Бонин снова открыл огонь. На соседней крыше появилось ещё два бойца Договора – они стреляли по ним с ограждённого цепями переходного мостика. Четырём воинам Хаоса не составит труда накрыть их перекрёстным огнём.

По металлическому корпусу теплообменника забарабанили выстрелы. Бонин прицелился пониже и прошил лазером грудь одного из противников на мостике. Тот обмяк и повис там, где разгрузка спуталась с цепью.

Ещё один залп угодил в радиатор, и тонкостенный металлический колпак просто отлетел в сторону. Ягдея вслепую палила из пистолета.

Мимо плеча Бонина прожужжал лазерный луч. Второй солдат на мостике двинулся вперёд и намеревался обрушиться им на головы, а, учитывая, что двое других противников, не переставая, поливали их огнём, бежать было некуда.

Вдруг солдата на мостике с такой силой швырнуло вперёд, что он перегнулся через цепную ограду и свалился в бездну.

– Какого феса?... – молвил Бонин.

Двое на крыше в недоумении крутили головами, и в это время одиночный, но крайне мощный лазерный заряд разнёс на куски голову ближайшего к ним противника.

Бонин вскинул свою винтовку и разрядил её по оставшемуся врагу. Тот исчез за опорой и больше не появлялся.

– Придержи коней, Бонин, – сообщил по каналу связи голос.

Из-за опоры возник Варл, зачехляя свой нож.

– Всё чисто. Банда?

– Отсюда никого не видать, сержант.

– Вадим?

– Чисто.

– Антеррио?

– Тоже чисто, движения не наблюдаю.

Варл поспешил к Бонину и Ягдее.

– Нужно идти. Скорее. Мы думали, что потеряли вас.

Они побежали вслед за ним вверх по пожарной лестнице на крышу, откуда открывался вид на мостик.

– Отчего передумали? – спросил Бонин.

– Услышали твой зов и направились к источнику сигнала. Эти ублюдки расставили на крышах людей. Но, думаю, они искали не нас, а выжившие экипажи – вон сколько «птичек» подбили во время налёта.

– Сам-то веришь в это?

– Нет, – ответил Варл.

Когда они оказались на крышу, из укрытия вынырнула Банда. Бонин не сомневался, что те двое стали жертвами её снайперской лазвинтовки.

– Меткий глаз, – сказал он.

– Не зря ж за это медальки выдают, – ответила она, а затем кивнула в сторону Ягдеи и иронично заметила: – Вижу, ты подружку с собой привёл.

– Ягдея доставила нас сюда в целости и сохранности, Банда. Я не мог не отплатить ей тем же.

-Гак! Сбавь обороты, парниша! Это я так, к слову.

Вадим и Антеррио взобрались по боковой лестнице и присоединились к ним.

– Лады, – молвил Варл. – Мы снова вместе, а это значит – пора приниматься за работу. На крыше полно плохих парней, поэтому предлагаю идти внутрь.

– И ты нашёл способ? – спросил Бонин.

Варл саркастично сощурил глаза и посмотрел на него сквозь забрало:

– Нет, потому что, во-первых, мы по непонятной причине искали твою жалкую задницу, а, во-вторых, разве это не твоя забота, мистер Разведчик?

– Тут ты прав, – признал Бонин.

– Может, поторопимся? – встряла Банда. – Уже дышать нечем.

– Лады, Бонин – ты ведёшь, мы следом. Всем держаться в укрытии! – приказал Варл.

Ягдея схватила Варла за рукав.

– Сержант, я понимаю, что… меня здесь быть не должно. Полагаю, будет лучше, если я останусь и сдамся в плен.

– Нет! – воспротивился Бонин.

– Как сказал Бони, коммандер – нет, – согласился Варл.

– Я ценю вашу доверие, но я не солдат и уж точно не смыслю в тайных операциях. Я – лишняя ноша. Вам лучше оставить меня. Когда я вызвалась добровольцем, то понимала важность этой операции, и не хочу её сорвать.

– Вы идёте с нами. И точка, – сказал Варл.

– Я всё же попытаю счастья, сержант…

– Нет! – настаивал Варл.

– Коммандер Ягдея права, сержант, – молвил Антеррио. – Без неё мы сможем продвигаться быстрее и без приключений. Операцию нельзя подвергать риску. К тому же, коммандер, как и я, родом с Фантины. Освобождение родины важнее наших жизней.

– Сержант, прислушайтесь к Антеррио, – вторила Ягдея. – Вы только что расправились с поисковой группой. Пусть Кровавый Договор найдёт меня – я скажу, что сделала это сама. Прикинусь простым пилотом сбитого самолёта, ведь именно этого они и ожидают, а про вас ничего не узнают.

Варл задумчиво подтянул ремень своей U90.

– Нет, значит, нет. Во-первых, они поймут, что это не вы, если только мы не оставим снайперскую винтовку и нож, на что я не готов пойти, ибо это породит у врагов больше вопросов, чем ответов. Во-вторых… я делаю это не по доброте душевной. Вы хоть представляете, насколько жестокими могут быть их допросы? Ни вы, ни кто-либо другой здесь не выдержит. И ваша история о «потерпевшем крушение пилоте» пойдёт прахом так фесово скоро, что вы и себя выдадите, и семью, и планету. Нет, коммандер, нет. Пойдёте с нами. Ради нашего блага, не вашего.

«Ларизель-Два» без труда проникла внутрь: после налёта обширные участки купола Бета лежали в руинах, во многих местах до сих пор бушевали пожары. Собравшись у антенной мачты на вершине купола, группа в составе пяти человек двинулась вдоль западного склона и с помощью тросов спустилась к разрушенной секции крыши, где всё ещё продолжал гореть огонь и валил дым.

Маквеннер и Мерин забрались внутрь через пробоину и зачистили полностью выгоревшие жилые апартаменты, а Ларкин прикрывал их тыл. Ступая по обгорелому ковру, Маквеннер наткнулся на слившуюся с рамой дверь в результате термического воздействия взрыва, уничтожившего данное помещение.

Сержант Мерин пробился сквозь тлеющие остатки фанерных плит и оказался в смежной комнате, также пострадавшей от взрыва. Бомба прошла сквозь пол на нижний уровень – рядом с раздробленными остатками кровати или дивана красовалось входное отверстие с рваными краями.

– Отряд – собраться и построиться, – сообщил по воксу Мерин.

Кершерин, Ларкин и Курен спустились с крыши, и Маквеннер провёл их к Мерину, а затем все начали рассматривать пробоину. Где-то вдалеке надрывались сирены, реагируя на множественные нарушения герметичности купола.

– На следующих двух уровнях ничего, – сообщил Маквеннер.

Снаряд действительно уничтожил всё как непосредственным ударом, так и дальнейшей детонацией. Ларкин поднял глаза вверх и заметил застрявшую в стенной балке вилку – даже самые простые вещи превращались взрывом в смертоносную шрапнель.

– Спускаемся по тросу, – решил Мерин.

Прочно закрепив один из концов фала, Маквеннер полез вниз сквозь тлеющую прореху в полу.

Они преодолели один этаж. Ларкин старался не смотреть на два впечатанных в стену взрывной волной обугленных трупа. На сохранившихся участках перекрытий остались половина комода, куча обломков, разбросанные книжные листы и удивительно целая ваза.

На следующем уровне вся облицовка оказалась уничтожена сверхвысокими температурами, и им пришлось балансировать на стропилах. Вид нетронутой спальни будоражил нервы: внутри обнаружился стул из тетовой древесины, шкаф с бокалами и украшениями, а также великолепного качества ковёр, который резко обрывался в месте, где сгорел пол. На стуле висела брошенная одежда. Единственным признаком нанесённого урона стала слегка вздувшаяся краска на стенах.

Маквеннер добрался к двери и слегка приоткрыл её. Снаружи показался залитый красным светом коридор.

– Пошли! – сказал по воксу он, и все гуськом последовали за ним.

Ларкина трясло – в этом были виноваты нелёгкий спуск, боевой стресс и, что самое главное, новость о гибели Маколла. Старая знакомая-мигрень вновь начала терроризировать его черепную коробку. По настоянию Даура, Гаунта и Мерина снайпер предусмотрительно захватил с собой лекарства, но принять их в замкнутом цикле с опущенным забралом было проблематично.

Пройдя по коридору с десяток метров, они столкнулись с тремя людьми из пожарной дружины, носивших белые огнеупорные комбинезоны и дыхательные маски. При виде солдат они запаниковали и бросились наутёк.

– Вот фес. Открыть огонь, – был вынужден отдать приказ Мерин.

Курен и Кершерин мигом пристрелили троицу. От абсурдности ситуации Курену стало не по себе, однако поддержание секретности операции стояло на первом месте. Ещё один пожарник, бросив на входе носилки с пострадавшим от взрыва, побежал в к лифту в конце коридора.

Маквеннер выстрелил, и рабочий, ударившись о стену, съехал вниз и бился в агонии, пока, наконец, не испустил дух.

– Фес, – с отвращением молвил разведчик.

– Нужно взорвать коридор, – сказал Мерин. – Если не уберём трупы, враг узнает о нашем присутствии, как если бы эти бедняги сами об этом рассказали. А так будет выглядеть, словно разорвалась бомба замедленного действия.

Маквеннер кивнул и достал из вещмешка несколько тубусных зарядов. Ларкин с содроганием наблюдал за этим – до сих пор он не замечал за капралом Мерином подобной безжалостности. Юный Призрак был способным и заслуживавшим доверия солдатом, а его послужной список – безупречным, однако Гаунт не спешил повышать его в звании. С недавнего времени Роун взял Мерина под своё крыло, и теперь казалось, будто он стремится выслужиться, устраняя любые помехи на пути к успешному выполнения задания, причём, делал это в манере своего хладнокровного наставника. Мерин был сам на себя не похож, и Ларкину это не нравилось, хотя он и понимал обоснованность данных действий.

– Ларкин! Идём! Мы уходим! – крикнул Мерин, и спустились вниз по лестнице рядом с лифтом, когда наверху взрывом наружу снесло весь этаж.

***

Гаунт принял инфопланшет от своего адъютанта Бельтейна и просмотрел его.

– Это точная информация?

– Лично от адмирала Орноффа.

Судя по данным, два судна были уничтожены на подлёте к цели. «Ларизель-Два» и «Три» успешно приземлились. По рассказам лётчиков Орнофф предположил, что часть экипажа «Ларизель-Один», если не все, сумела выбраться до уничтожения «Мародёра».

Уже неплохо.

«Ларизель-Четыре» взорвалась, чуть-чуть не долетев до города. Ни выживших, ни катапультировавшихся.

– Милостивый Боже-Император, – вздохнул Гаунт. – Маколл.

II

Пять сотен гудков одновременно издали протяжный и невнятный звук, и на территории вторичной газовой фабрики Уранберга зашевелилась многотысячная толпа рабочих. Начиналась пересменка, но даже после неё людям не приходилось надеяться на покой. Грозные объявления по громкоговорителям приказывали им взять посуду из отведённых для них столовых, а затем собраться у главного разводного моста, где их разобьют на рабочие бригады и пошлют по мостовой на ремонтно-восстановительные работы в Уранберг.

– Неявка повлечёт за собой ответное наказание всех членов бригад провинившихся, – беспрестанно повторяла передача по громкоговорителю. Хриплый голос, искажаемый низкочастотным вокс-ретранслятором, говорил с выраженным акцентом и крайне монотонно, словно читал слова, не вникая в их значение. – Меры будут применены незамедлительно. Никаких исключений. Отчитайтесь по приходу на сборную площадь перед мостом в течение двадцати минут.

Длинное и невыразительное сообщение повторялось ещё несколько раз, а в просторных турбинных залах из-за задержек и дополнительных отзвуков оно превращалось в нестройный канон из наслаивающихся голосов.

Но никто не жаловался… ибо не смели. Люди покидали свои рабочие места и молча шагали по ограждённым колючей проволокой дорогам, что вели к выходу из фабрики, а навстречу им по параллельным зарешёченным проходам шли сменщики. Из-за примесей озона и выбросов газовой фабрики в донельзя пыльном воздухе витал запах тлена. Бьющий по глазам сквозь сетчатые коробы ламп желтоватый свет прерывался грязными от сажи винтами работающей потолочной вентиляции.

Личный состав Кровавого Договора, вооружённый стрекалами и синапсными деструкторами, расхаживал по решётчатым платформам над проходами, а те, что носили полукомбинезоны из чёрной кожи и железные маски,потными и жилистыми руками удерживали на поводках своры ощерившихся кибер-мастифов и угрожали отставшим. Эти мордовороты были кабальщиками военачальника Слейта, спецподразделением Кровавого Договора, поддерживавшим оккупационный режим армий Хаоса. Их жестокие и безжалостные меры обеспечивали стабильную работоспособность пленённой рабочей силы на захваченных Слейтом предприятиях. На Гигаре кабальщики в течение двух месяцев денно и нощно принуждали местное население к труду, отдавая на растерзание псам двадцать человек, если кто-то сбавлял темп или падал в изнеможении. В конце второго месяца из скважин Гигара добыли достаточно прометия, чтобы год заправлять шестьдесят моторизованных полков Кровавого Договора. Заодно и псов откормили.

Рабочих Уранберга довели до почти бессознательного состояния – их лишили сна, нормальной еды и воды. Разница в возрасте и половой принадлежности нивелировалась. Все были закутаны в негнущиеся от серой пыли комбинезоны и тряпьё. В не менее серых шалях и грубых холщовых чепцах они напоминали монахов. Все были сгорблены и крайне покорны. Изношенные дыхательные маски и рабочие рукавицы свисали с покровов. Ободранные и обмотанные чёрными лоскутами ноги оставляли после себя кровавые следы на грязном полу.

Даже учитывая наносимый непрерывными бомбардировками Орноффа урон войскам Слейта, никчёмное существование людей в этом кромешном аду становилось все хуже и хуже. Каждый час их отправляли на ремонтные либо строительные работы.

Слейт знал о приближающейся атаке и намеревался отбросить противника, превратив Уранберг в крепость. Поговаривали, что кабальщики подмешивали в скудный рацион рабочих стимуляторы, дабы те трудились круглые сутки. К тому времени многие погибли от апоплексических ударов или в исступлении бросились грудью на оружие Кровавого Договора.

Снова грянули гудки, и по громкоговорителям опять раздались монотонные приказы. Рабочие бригады с девятого уровня фабрики направились по узкому клетевому стволу в сторону лестничных пролётов, ведущих к сборной площади.

Едва войдя в проход, один из рабочих споткнулся и упал на цепную ограду. Караульный Кровавого Договора ткнул с платформы стрекалом, но лежащий человек был вне зоны его досягаемости. Другие рабочие, не желая вмешиваться, просто проходили мимо. Кабальщики силой пробились в ствол, расталкивая в сторону тех, кто оказался слишком медлителен. Сторожевые псы не переставали лаять.

– Не смей, – прошипел Адар, сжав руку Майло, пока они ковыляли вперёд.

Послышались крики – один из хаоситов начал стрелять по толпе.

– Феса ради, просто иди дальше, – прошептал Адар.

Майло боролся с неистовым желанием сбросить свою грязную шаль и открыть огонь из U90, что висела на тугом ремне под правой подмышкой, ибо он не мог спокойно слушать эти вопли.

– Даже не думай – тогда нам точно крышка, – бормотал Адар.

Оперативники «Ларизель-Три» смешались с медленно ковылявшей толпой, приняв раболепные позы, закутавшись в тряпьё и щедро натерев серой пылью руки и снаряжение. Дойл обмотал их сапоги и голени лоскутами ткани, также сдобрив их грязью.

Позади раздались ещё выстрелы.

Майло подавил вспышку гнева. Краем глаза выглянув из-под головного убора, он заметил кабальщика, стоявшего по ту сторону цепной ограды и наблюдавшего за проходящими мимо людьми. Майло находился достаточно близко, чтобы учуять тошнотворную телесную вонь ублюдка и разглядеть на уродливых руках ритуальные шрамы, а на оголённой груди – восьмиконечную звезду Хаоса. Казалось, будто железный гротеск кабальщика таращится прямо на него.

Майло крепче обхватил спусковой крючок тяжёлой пушки.

А затем они покинули ствол и по металлическим ступенькам выбрались на сборную площадь.

Вторичная газовая фабрика была построена на вулканической игле рядом с основным массивом, вокруг которого и строился сам Уранберг. С городом её связывала натянутая между горными пиками двухкилометровая подвесная дорога. Сквозь широкие грязные окна на сборной площади они могли проследить путь через протяжённый мост к колоссальной полусфере города. Сквозь облачную дымку на мачтах и трубах виднелись тысячи огоньков, и в сотни раз больше – из рядов окон и смотровых площадок.

Площадь просто кишела невольниками, и «Ларизель-Три» влилась в их строй. Майло держался поближе к Нессе на случай, если она упустит сигнал от Адара.

– Почитайте Слейта! – вдруг громогласно изрыгнули громкоговорители. – Почитайте его, ибо он – ваш господин!

Под истошное ликование Кровавого Договорарабочие покорно издали полагающиеся стоны.

– Чтите Слейта, и в тяжком труде и крови примите истину Кхорна!

Упоминание этого имени вызвало у людей стенания и плач, кто-то даже завопил. В толпе щёлкнули кнуты. Майло ощутил, как к горлу подступает тошнота, а руки покрываются «гусиной кожей». Это слово. Насквозь пропитанное скверной, порождённое тьмой, напоминающее животный рёв из глубин варпа. Оно смердело злобой, которую нельзя было ничем описать. Слово напоминало звук определённой частоты, невольно вызывавший ужас и отвращение.

Майло редко сталкивался с открытым упоминанием Истинных Имён Хаоса. Они находились под строжайшим запретом и не должны были покидать уста людские.

Юноша пытался забыть его, страшась, что оно всплывёт в памяти и соскользнёт с языка или оставит клеймо в его разуме. Гаунт как-то говорил ему, что во мраке правят четыре великих сущности, которые могут действовать в одиночку или вместе, неделимо. И Майло посчитал своим личным долгом пребывать в благом неведении.

– Славьте варп, ибо в нём – истина! Каждый из легиона наречённых есть горе людское! Поклоняйтесь варпу! Славьте варп! И мощью Его Владыка Перемен преобразит вселенную и захлестнёт всё сущее океанами крови!

Майло почувствовал, как дрожит Несса, и с ужасом осознал, что та реагирует на звуки, даже не слыша слов. Он помог ей протиснуться дальше сквозь толпу, молясь Богу-Императору Человечества, чтобы громкоговорители больше не называли это роковое имя.

Кардинал добрался до ворот, где сгрудились рабочие для перехода по мосту. Он пытался не вслушиваться, так крепко сжав руки вокруг небольшого серебряного двуглавого орла, что кончики его крыльев проткнули кожу ладоней. Внезапно ощутив боль, он ослабил хватку.

Не поднимая головы, фантинец пробежался взглядом в поисках остальных членов группы. Он заприметил Адара и Дойла, но юноши и девушки-снайпера не нашёл.

Врата соединялись с дорогой при помощи разводного моста – огромного металлического пролёта на толстых цепях, опускаемого лебёдкой наверху. Как только он с невероятной силой грохнулся оземь, кабальщики Кровавого Договора начали кнутами выстраивать людей в линию и открыли решётчатую заслонку.

Электрохлыст зацепил заднюю поверхность голени Кардинала, отчего тот припал на одно колено от пронзившей ногу судороги.

– Встать! Встать! – рявкнул стоявший неподалёку кабальщик, хотя его хриплое ворчание адресовалось конкретно рабочим, упавшим навзничь после ударов кнутами.

Кардинал ощутил, как крепкая рука подхватила его и помогла встать – рядом с ним оказался Дойл.

– Как нога? – прошептал разведчик.

– Жить буду. Нужно пройти через эти врата.

– Знаю, – Дойл оглянулся назад и через несколько рядов заметил Адара.

– Первые полсотни! – гаркнулкабальщик на несвойственном ему языке. – Первые полсотни – в купол Бета!

Щёлкнули хлысты, и люди рванули по разводному мосту к подвесной дороге – рокритовой магистрали, чья ширина позволяла вместить грузовой транспорт. Сверху её накрывала герметичная оболочка из стеклопластика, увитая колючей проволокой и освещаемая грубо собранными настенными лампами.

– Они не отстали? – прошептал Адар.

– Да, – ответил Дойл. – Не оборачивайся. Майло и Несса где-то в двадцати метрах позади нас. Я видел их обоих.

Возникла задержка. Кабальщики оттеснили рабочие бригады к стене, чтобы дать проехать грузовому транспорту. Кардинал воспользовался шансом, чтобы остановиться и почесать ноющую икру.

– Вот дерьмо, – внезапно ругнулся он, – только не это.

Кардинал начал шарить по карманам и складкам его одежды. Тонкая цепочка всё ещё была обёрнута вокруг руки, но на ней не хватало серебряного орла.

– Пошли! Пошли! – заорал кабальщик, когда машина проехала мимо, и рабочие продолжили свой ход по дороге.

– Оторвался, наверное, – сказал Кардинал.

– Забудь. Уже не важно, – ответил Адар.

– А что, если найдут? – спросил Кардинал, потирая ранки от крыльев на ладонях.

– Просто заткнись, лады? Это уже моя забота.

Они проделали половину пути по магистрали.

– Всё хорошо? – укромным жестом спросил у НессыМайло.

– Я в порядке. Было страшно.

– Согласен.

Они приближались к главному входу в Уранберг – гигантской проездной башне, защищавшей подходы с севера и со стороны магистрали. Над орудийными батареями реяли знамёна Кровавого Договора.

Почти пришли.

На сборной площади, где до сих пор надрывался громкоговоритель с его тлетворными передачами, один из кабальщиков пытался утихомирить сторожевого пса, что постоянно рвался в сторону грязной мостовой.

Он нашёл что-то.

Кабальщик наклонился и запустил узловатые от шрамов пальцы в жирную грязь. Блеснуло нечто серебристое.

Крошечный двуглавый орёл. Аквила. Имперский идол.

– Тревога! – заорал он, выплёвывая слова сквозь гнилые зубы. – Тревога! Тревога!

Заверещали сирены. Толпы невольников на магистрали в страхе завертели головами, когда настенные фонари начали моргать жёлтыми сигнальными огнями. А до входа в Уранберг было рукой подать.

– Идём дальше! – сказал Адар.

– Что нам делать? – запинаясь, спросил Кардинал.

– Идти дальше, как я уже сказал. Мы почти добрались! Идёмте и будьте наготове!

Троица локтями расталкивала беспорядочно двигавшихся людей, приближаясь к преддверию города.

А за их спинами бойцы Кровавого Договора бежали по разводному мосту в сторону магистрали, расшвыривая либо расстреливая работников фабрики. Послышались чудовищные завывания – это спустили сторожевых псов.

– Идём же! – Майло поторопил Нессу, сжав её руку, но та неожиданно потянула его назад.

– Нет! – громко ответила девушка и силой прислонила юношу к стене между съёжившихся от страха рабочих, заодно посильнее натянув на голову шаль.

Несса участвовала в боях за Вервун-улей в составе партизанских отрядов и знала, как смешаться с окружающим миром, как спрятаться под носом у врага. Несмотря на то, что внутренние инстинкты толкали его бежать, Майлодоверился девушке, вспомнив про этот факт.

И склонил голову.

Мимо них вихрем пронеслись воины Кровавого Договора и кабальщики, сбивая тех глупцов, что вставали у них на пути. Сторожевые псы, оставляя после себя потёки слюны, с диким лаем бежали перед ними, распространяя смрад слежавшейся шерсти.

Прямо перед Майло и Нессой Кровавый Договор застрелил двух сбитых с толку работников фабрики. Согбенные тела несчастных лежали в расплывающихся озерцах крови, и бойцы Хаоса, направляясь дальше, топтали и пинали их трупы.

***

Внутри главного входа тоже голосили сирены. Солдаты врага взлобного вида гротесках сгоняли всех невольников, переходивших дорогу, к стене вестибюля.Они кричали и угрожающе размахивали своим оружием.

– Фес! – ругнулся Адар, когда они прошли через вход, впервые ступив ногой на суверенную землю Уранберга.

– Идём вместе с потоком, – поторопил их Дойл. – Встаньте в ряд и не привлекайте внимания.

Они слышали, как вой псов становился всё ближе.

– Псы! Проклятые псы! – заверещал Кардинал. – Они меня учуяли…

– Прекрати! – насколько было возможно, повысил голос Дойл.

– Нужно начать действовать, – с ужасом в голосе предложил Кардинал.

– Пока я не дам сигнал, фес тебе, фантинец! – прорычал Адар. – Заканчивай! В сторону вместе с остальными!

– Но ведь собаки…!

Псы были уже неподалёку, пробиваясь сквозь орущих рабочих на входе и направляясь в их сторону.

– Пресвятой Император! – завопил Кардинал и оттолкнул Адара в сторону.

– Вот фес! Нет! Не смей, не смей! – заорал тот. – Во имя Золотого Трона, Кардинал…

Но фантинец сбросил свои маскировочные одеяния и, развернувшись, в автоматическом режиме разрядил своюлазвинтовку в приближающихся сторожевых псов.

Троих разнесло на куски, из них двоих – в полёте. Четвёртый же – девяностокилограммовый кибер-мастиф – врезался в него и повалил наземь, вцепившись стальной челюстью в левую половину лица.

– Действуем! – в отчаянии закричал Адар. – Действуй, Дойл! У нас нет фесова выбора!

И сержант Адар, выхватив свою лазвинтовку, с близкого расстояния сбил с Кардинала собаку.

А Дойл, развернувшись, расстрелял из оружия ближайших к нему караульных.

Из разодранной шеи визжащего от боли Кардинала лилась кровь. Адар схватил фантинца и тут же измарал руки в липком кровавом месиве.

– Пошли! Пошли! – закричал Дойл, убив ещё двоих псов из наступающей своры. Третий же, скуля, бросился наутёк, волоча за собой переднюю лапу.

– Оттаскивай его, сержант! Оттаскивай! – заорал Дойл. Описав широкую дугу своим оружием, он скосил расчёт автопушки, что контролировал вестибюль.

Вопящие невольники в страхе разбегались в стороны. Адар одновременно тянул Кардинала и стрелял одной рукой из своей винтовки, а Дойл отчаянно прокладывал им путь сквозь ошалевшую толпу. Если им удастся сбежать и найти укрытие…

Дойл пошатнулся, когда лазерный луч полоснул его по лбу, отчего в глаза по капле начала стекать кровь. Разведчик с руганью достал тубусный заряд, сорвал детоленту и швырнул взрывчатку влево. Оглушительный взрыв подбросил троих бойцов Договора в воздух и ещё больше усилил панику.

Паля без разбору во всё, что хоть как-то напоминало воинов Хаоса, Адар смог прорубить кровавую просеку в толпе, ведущую к северо-западному выходу из вестибюля. К тому времени он уже окончательно взвалил на себя Кардинала. Рабочие фабрики в ужасе рассыпались пред ним.

– Дойл! Сюда! Сюда! Идём же! – кричал Адар.

Частично ослепнув от собственной крови, разведчик шёл на голос сержанта, расталкивая и отпихивая невольников в сторону, часть из которых бездумно врезалась в него.

– Адар!

– Дойл, сюда!

Толпу захлестнул огонь автопушки, скосив с дюжину рабочих. Дойл почуял запах фицелина и крови. Орудие снова затараторило.

Протерев рукавом глаза, Дойл развернулся, припал на одно колено и навёл прицел на источник плотного огня. Бойцы Кровавого Договора «прорубали» себе путь сквозь столпотворение невольников. Один управлял орудием на сошках, а кабальщик рядом с ним подавал патронную ленту. Рваные контуры дульных вспышек, словно стробоскоп, освещали кровавый труд орудия. Каждый сполох запечатлевал шатающиеся силуэты – невольники падали, их сбивало с ног, они врезались друг в друга. Дойлу удалось убить стрелка выстрелом в шею, пока кровь из раны вновь не ослепила его. Адар добрался до северо-западного выхода и остановился в проёме, выгрузив там Кардинала. Он взобрался по лестнице и швырнул гранату, что полетела над головой Дойла прямо в группу вражеских солдат.

– Идём! – перекрикивая шум взрыва гранаты, звал Дойла Адар. – Ещё не всё потеряно! Первый-и-Единственный! Первый-и-фесов-Единственный!

Дойл побежал на зов Адара.

Вместе они прорвались в широкий каменный туннель, что уводил их прочь из вестибюля. Под сводчатым потолком собирался валивший оттуда дым. Повсюду виднелись едва шевелящиеся и ошеломлённые невольники.

– Мы оторвались! – сказал Дойлу Адар. – Помоги мне!

Они оба взяли Кардинала за запястья и начали волочить за собой. Дойл старался не смотреть на изуродованное лицо фантинца.

– Куда? – спросил Адар.

– Налево, – ответил Дойл.

Им удалось пройти всего несколько метров, прежде чем лазерный заряд угодил Адару в колено и сбил того с ног. Из смежного прохода впереди, громыхая сапогами, в туннель вошли отряды Кровавого Договора.

– Фес! – впал в отчаяние Дойл. Он бросил Кардинала и, стреляя от бедра, поразил двоих. Воинов Договора было так много, а укрытий – так мало, что убивать не составляло труда.

«Работает в обе стороны», подумал Дойл.

Враги стреляли на ходу. Мимо трёх имперцев пролетали пули и лучи лазеров. Дойл почувствовал, как один прошил насквозь капюшон, а затем бедро ощутило на себе болезненный поцелуй. Снаряды вышибали из каменных стен крошку, что шрапнелью летела в лицо.

Адар открыл ответный огонь из незащищённой позиции, и старания сержанта внезапно обрели поддержку со стороны Кардинала. Пропитанный собственной кровью и не обращающий внимания на раны, фантинец смог встать на ноги и, покачиваясь, примкнул к Дойлу, вырезая воинов культа шальными выстрелами.

– Заряд пошёл! – крикнул Дойл и швырнул очередной тубусный заряд прямо в атакующий строй противника. Огненный шар обрушил часть потолка и похоронил отряды Договора под упавшими кусками кладки. Отскакивая от стен, из эпицентра взрыва вылетел кроваво-красный шлем.

– Кардинал! Слышишь меня? Слышишь? Ещё не всё потеряно! –пытаясь встать, поторопил того Адар.

Тот, шатаясь на нетвёрдых ногах, кивнул.

– Возвращаемся назад, – скомандовал Адар. – Отступаем через туннель!

– Ладно, – сказал Дойл. – Хорошо, но нам нужно спрятаться. Бой на открытой местности нам не пережить.

– Согласен! – молвил Адар.Он повернулся и что-то сказал, но его слова утонули в громком гуле.

Грудь Призрака взорвалась, и его швырнуло об стену с силой, достаточной, чтобы переломать все кости. Сотни небольших осколочных элементов забарабанили по кладке.

Дойл отшатнулся назад в попытке заслонить Кардинала, но тот снова потерял сознание. Дойл был уверен, что фантинец мёртв. А затем разведчик внезапно ощутил запах прокисшего молока и мяты.

Тварь двигалась настолько быстро, что танитец едва мог за ней уследить. Существо ползла по потолку вверх тормашками, используя добавочные когти, чтобы цепляться за камни. Экзоскелет, чьи искусственные рёбра обхватывали его туловище, автоматически взвёл флешетный бластер чужацкого происхождения, который и прикончил Адара. На туловище, покрытом блестящей крапчатой кожей, болтался подсумок из грубой кожи. Создание повернуло к нему свою усатую морду и уставилось белёсыми глазами, защищёнными двойными веками.

Дойл окатил его лазерным огнём.

Но тварь даже не шелохнулась.

Дойл закричал и стрелял до тех пор, пока энергоячейка третьего размера не опустела окончательно.

Одной из своих мощных передних конечностей существо схватило Дойла за горло, отчего мужчина начал задыхаться, и оторвало его от земли.

– Император защищает, – прохрипел Дойл, прежде чем локсатль прислонил дуло своего бластера к лицу разведчика и выстрелил.

– Проходим дальше! Не задерживаемся! – неистовствовали кабальщики, во всю пользуясь своими кнутами и стрекалами. Собравшись воедино, группы невольников шли по проходу к вестибюлю. Там повсюду виднелись обломки и кровь, а солдаты-богохульники утаскивали тела.

– Неужели они…? – жестами спросила Несса.

– Не думай об этом, – ответил Майло. – Теперь мы сами по себе.

Склонив головы и смешавшись с толпой, двое выживших из группы «Ларизель-Три» проследовали в город.

Отряд Варла неуклонно продвигался по территории главной газовой фабрики Уранберга, придерживаясь чёрных лестниц и подземных переходов. Несколько раз им пришлось прятаться от проходивших мимо патрулей и спешащих куда-то рабочих бригад.

Во главе шёл Бонин. Они избавились от дополнительного прыжкового снаряжения, шлемов и кольчужных комбинезонов, вместо этого накинув камуфляжные плащи. Варл укутал Антеррио и Ягдею маскировочной сетью, а также нанёс на лицо пилоту немного камуфляжной краски.

Отовсюду доносился грохот фабричных механизмов – вибрация буровых установок, шум лебёдок и урчание турбин.

Согласно тактическим инструктажам убежище Слейта находилось где-то в куполе Альфа, поэтому Варл счёл нужным получить более точную информацию. Они дважды останавливались, давая Антеррио возможность подключиться к городской сети через инфопланшет, но всё безуспешно – войска Слейта нанесли непоправимый урон имперским базам данных, загрузив в них несовместимые и нечитабельные последовательности.

Они пересекли ряд складских помещений и двинулись вдоль окраин воздушной верфи. Там им пришлось выжидать в укрытии почти пятнадцать минут, пока сервиторы комплектовали грузотранспортёр. Лишь когда он отстыковался от платформы и направился в сторону купола Альфа, группа смогла продолжить движение по опустевшей верфи. Банда остановилась, чтобы свериться с расписанием отправок на висящем табло.

– Они поддерживают регулярное сообщение с Альфой, – молвила она. – Каждые несколько часов.

Варл кивнул и посмотрел на Ягдею:

– Сможете управиться с одним из таких сухогрузов?

– Да, – ответила та.

Только они двинулись вперёд, как наткнулись на препятствие – рабочие бригады под стражей устраняли последствия бомбардировок на близлежащем фабричном комплексе. Бонин повёл их обратно по собственным следам, но во входном туннеле раздались шаги множества людей, и шли они прямо на них.

– Фес! – выругался Варл. Их загнали в тиски.

– Сюда! Сюда! – прошипел Бонин, взломав замок чёрного входа. Все поспешили внутрь, и разведчик захлопнул за ними дверь – они оказались в небольшом хранилище запчастей, где воняло смазкой на нефтяной основе. Встав с оружием наготове по обе стороны от двери, Варл и Бонин начали прислушиваться к звукам шагов снаружи.

Вскоре раздались грубые голоса и переговоры по связи, а несколько человек начали беседовать прямо за дверью.

Вадим направился в дальний конец кладовой, тихонько снял несколько фанерных ящиков с грязной скамьи и, встав на неё, подтянулся к высоко расположенной закопченной фрамуге. Шпингалет не поддавался, поэтому юноше пришлось взламывать его ломиком.

«Может сгодиться», жестами объяснил он. Варл и остальные Призраки кивнули, а Ягдея с Антеррио недоуменно нахмурились.

«Лезь первым, а мы прикроем. Сначала выведи этих троих, а следом – Вадима», ловко жестикулируя пальцами, обратился к Бонину Варл.

Тот показал большой палец и, пройдя в конец помещения, поменялся местами с Вадимом. Протиснувшись сквозь узкий просвет, разведчик ощутил, как в лицо дунул прохладный воздух – проём выходил на коммуникационное пространство между цехами фабрики. Он максимально широко раскрыл окно, и, подперев его боевым ножом, проскользнул наружу.

Стоя у двери, Варл наблюдал за тем, как исчезли сапоги Бонина. Собеседники продолжали разговор, но потихоньку уходили в сторону.

Тут в окне нарисовалось физиономия разведчика, а вслед за ней – и протянутая рука. Банда забралась на скамью, протолкнула снайперскую винтовку через фрамугу и с помощью Вадима взгромоздилась следом за ней.

Юноша повернулся и подозвал Ягдею.

При поддержке Вадима та довольно ловко залезла наверх, но маскировочная сеть, на которой настоял Варл, зацепилась за край оконной рамы, и девушка начала силой её вырывать. Вадим подскочил к ней и попытался освободить лётчицу, но своими действиями они шатали старую лавку, что, в свою очередь, заставляла трястись забитую запчастями полку по соседству.

Варл не переставал оглядываться назад. «Быстрее, фес тебя дери!», он беззвучно ругнулся на Вадима, ибо был уверен, что грубые голоса снаружи снова раздались поблизости. Сеглан покрепче перехватил свою тяжёлую U90, уперев приклад в плечо протеза.

Вадим обнажил свой нож и, прорезав сеть, освободил Ягдею, и та, резко оттолкнувшись, протиснулась через окно. Но тем самым лётчица в очередной раз покачнула скамью, отчего Вадима повело, и полка накренилась.

Полная заклёпок жестяная банка сорвалась с верхнего яруса.

Варл наблюдал за её полётом, словно в замедленной съёмке, и закрыл глаза в ожидании неизбежного.

Но шума не последовало – Антеррио поймал банку в считанных сантиметрах от пола. Варл чуть не прыснул со смеху, когда ужас на лицах Вадима и Антеррио сменился облегчением.

Фантинец пошёл следующим, однако он, уже наученный горьким опытом Ягдеи, предусмотрительно снял с себя сеть и закинул её через окно.

Сидя на скамье, Вадим посмотрел на Варла и подозвал его.

«Ты иди», беззвучно произнёс Варл, и, развернувшись, приложил ухо к двери. Голоса раздавались совсем близко, прямо с той, фес его, стороны.

Хотя Бонин и взломал дверной замок, чтобы они забрались внутрь, но, заметив засов, Варл исключительно бережно вернул на место. Затем, не переставая держать вход на прицеле, сержант начал медленно отступать назад.

Вадим уже пролез через окно и вернулся, чтобы помочь Варлу. Целясь в дверь, Варл сел на скамью и, тихонько подтягивая к себе ноги, задел левым сапогом край полки...

... И опрокинул двухлитровую канистру с керосином на пол кладовой.

Варл поразился тому, как легко опростоволосился.

Снаружи послышались окрики, а засов начал бешено трястись.

– Ну же! – прошипел Вадим.

Удары кулаков забарабанили по двери, а затем начали бить ногами. И кричать.

А после грянули выстрелы. Металл вокруг защёлки сначала прогнулся и потихоньку сдался под напором нескольких лазерных зарядов. Но засов всё ещё держался.

Кто бы ни был по ту сторону двери, они начали палить прямо по ней и проделали шесть оплавленных отверстий. Лазерные лучи теряли значительную часть энергии, чтобы преодолеть преграду, но и оставшейся мощи хватило бы, чтобы сбросить Варла с лавки.

– Варл! – крикнул Вадим. В двери появилось ещё больше дырок, и сверкающие лазерные лучи шквалом обрушились на кладовую.

– Фес! – выругался Варл. Плечи и икры покрылись кровоподтёками от попаданий. Он встал на ноги, нацелил U90 на дверь и открыл огонь, справляясь с сильной отдачей.

Его винтовка была заряжена обычными патронами 45 калибра. Сталкиваясь с металлической дверью, они оставляли глубокие выбоины, и лишь нескольким удалось пробить её насквозь. Снаружи обрушился шквал ответного огня.

Варл разрядил оружие, достав помеченный жёлтым магазин, заменил его на красный, передёрнул затвор и окатил дверь бронебойными снарядами. Они прошли сквозь неё, словно та была сделана из мокрой бумаги. То же касалось окружающих стен – разрывные пули вышибали наружу блоки и куски металла.

Варл развернулся, швырнул оружие Вадиму и одним прыжком забрался через фрамугу.

Зазвенел тревожный сигнал, и вскоре ему начал вторить другой. «Ларизель-Один» бежала по коммуникационному проходу к ливнёвому спуску – небольшая литейная использовала его в качестве сточного колодца.

– Не сюда! – приказал Бонин, издали заметив две сторожевые вышки в конце цеха. – Сюда!

Это была ещё одна «ливнёвка», накрытая сверху сборными панелями для ремонта кровли.

– Молодец, Бони, завёл нас в тупик, – сказала Банда.

– А вот и нет, – возразил Вадим и, не сбавляя темпа, взлетел по ближайшему к нему штабелю плитки. Благодаря альпинистким навыкам у него было преимущество, однако они последовали за ним и сначала добрались до вершины стены, а затем перескочили на наклонную крышу крытой галереи.

Призраки спрятались на соседней верфи под брезентовым пологом, что прикрывал штабель из бочек.

– Думаю, нужно на время затихариться, – сказал Бонин.

– Ага, – задыхаясь, ответил Варл, – а затем, полагаю, стоит вернуться на верфь.

Группа Мерина, «Ларизель-Два», первой воочию узрела Сагиттара Слейта. На каждой улице и площади купола Бета были установлены вещательные табло и пикт-экраны, настроенные на трансляцию гипнотически мрачных передач разномастных проповедников Кровавого Договора, что богохульствовали и восхваляли добродетели своей еретической веры. Вещание велось непрерывно через дрожащие объективы ручных камер, которые часто теряли фокус в попытке угнаться за суетливыми иерархами – сплошь покрытыми пирсингом и татуировками чудовищами, что изъяснялись на помеси изменённого варпом языка и ломаного низкого готика. Некоторые часами, будто в состоянии наркотического опьянения, не умолкали и танцевали подобие пляски святого Вита. Другие истошно верещали какое-то время и исчезали из виду, а затем камера переключалась на очередного проповедника.

Члены «Ларизель-Два» хоть и старались не обращать на них внимания, но и деться никуда не могли, ведь на каждой улице и в каждом переходе гремело эхо еретических трансляций.

Ларкина они будоражили сильнее остальных. Во время продвижения по уничтоженным бомбардировками секциям верхних жилых районов они избавились от десантного снаряжения, и, сняв, наконец, свой шлем с забралом, Ларкин таки смог принять один из мощнейших противосудорожных препаратов. Но, несмотря на временное облегчение, мигрень всё не унималась и клокотала у границ разума подобно буре, что никак не желала утихомириваться.

Оказавшись в главном секторе, на каждом углу они увидели всё те же экраны. «Ларизель-Два» придерживалась обходных путей, подземных переходов и безлюдных мест, но не могла спрятаться от режущих слух голосов и мелькающих картинок. Ларкин ощутил нарастающую тревогу, что лишь усиливала хватку мигрени.

Вразумительные части проповедей на низком готике звучали ужасно. Манера речи, идеи и понятия – всё это воспринималось крайне тяжело, порой даже шокировало. Однако Ларкин не сомневался, что в бессвязном наречии варпа таилось куда большее зло – от рисуемых воображением ассоциаций его разум скручивался в тугой узел.

Но самым отвратительным и наиболее тревожащим Ларкина фактом стал вид одетых в обноски, часто хнычущих и смотрящих передачи жителей Уранберга – казалось, будто они это делают добровольно. Они просто стояли на перекрёстках, площадях и широких торговых променадах и таращились на экраны – а губительная бомбардировка еретической лжи постепенно разрушала их разумы.

Маквеннер умело вёл их за собой, и благодаря его непогрешимому чутью они избегали пеших патрулей и вовремя прятались от пролетавших над головой спидеров. Но, даже держась подальше от скоплений людей, единожды им пришлось ликвидировать случайного свидетеля. Когда они пересекали чей-то двор, наружу вышел мужчина средних лет, молча посмотрел на них, а затем развернулся и поплёлся обратно домой.

Мерин откололся от группы и направился вслед за мужчиной, а через пару минут вышел наружу, и они двинулись дальше.

Никто не спрашивал Мерина о том, что он сделал – все и так всё понимали. Понимали первостепенную важность максимально долго поддерживать секретность операции. Это, равно как и убийство спасательных отрядов, было необходимым злом.

Но Ларкину такой расклад совершенно не нравился – это «необходимое зло» напоминало ему одну из шибко умных отговорок для оправдания злодеяний. В этой фесовой галактике и так хватает лишнего зла, чтобы ещё его преумножать.

Но в итоге больше всего его задело отсутствие какой-либо реакции со стороны Мерина, который остался таким же спокойным и непроницаемым. Возможно, эти качества Роун, или даже Гаунт, посчитали бы исключительно профессиональной преданностью своему долгу. Однако, по мнению Ларкина, он относился бы к этому куда проще, если бы Мерин выказал хоть толику сожаления или печали.

На рассвете 224 дня они остановились на привал, укрывшись на первом этаже покинутой ткацкой лавки. После начала дневного цикла все передвижения прекращались, поэтому у них появлялось время набить брюхо пайками и немного поспать.

Разграбленная и заколоченная досками лавка была обращена лицом на небольшую городскую площадь, забитую сгоревшей техникой и горами мусора. Вещательный экран на противоположной стороне извергал свежесочинённые речи проповедников Слейта, а горожане, сгрудившись вокруг горящих бочек, не отрывали глаз от него.

Они перекусили, а затем Курен заступил в дозор.

Спустя два часа он разбудил всех. Снаружи всё ещё было темно – фонари, которые должны были включиться к началу дневного цикла, до сих пор не работали. Казалось, будто Уранберг оказался в плену вечных сумерек, и Маквеннер посчитал, что сейчас самое что ни на есть удачное время выдвигаться.

Но Курена обеспокоили прекратившиеся передачи проповедников.

Целых пятнадцать минут на экране не было ничего, кроме «белого шума».

А затем появился Сагиттар Слейт.

Собственной чудовищной персоной.

На предоперационных инструктажах им показали несколько смазанных кадров дальнего плана, предположительно запечатлевших Слейта – туманных изображений кого-то высокого и плотного сложения, едва ли схожих с увиденным ныне портретом.

Лицо на экране было полностью безволосым: ни шевелюры, ни бороды с усами, ни даже ресниц с бровями. Глаза выглядели, как две молочного цвета сферы без зрачков. До омерзения вытянутые за счёт множества пусетов и колец уши напоминали воротник ящерицы. Рот Слейта усеивали похожие на кончики ножей жёлтые треугольники зубов. Обе его щеки украшали три старых протяжённых шрама – то были ритуальные отметины в знак договора с Урлоком Гауром, а поверх шипастого тёмно-красного силового доспеха он носил белую меховую накидку.

С лёгкой дрожью в голосе Слейт мягко произнёс свои первые слова – они напоминали мимолётное наваждение, от которого человек в ужасе просыпался, не помня причины своего страха.

Он обратился к ним на сбивчивом низком готике. Непосредственно к имперцам.

– Воины Империума. Я знаю, что вы здесь. Незваные гости в моём городе, крысы, что прячутся по углам. Но я чую вас.

– Фес! – булькнул Ларкин, но Мерин шикнул на него.

– Вы умрёте, – ни разу не моргнув, продолжил Слейт. – Очень скоро. На пути к неминуемой гибель вас ждёт бесчисленное множество мук, и древняя гниющая марионетка, коей вы поклялись служить, пробудится от сотрясающих Золотой Трон предсмертных криков. Я буду резать вашу плоть и слушать, как вы молите Кровавый Договор о пощаде. Я сожгу ваши сердца на алтаре Хаоса и низвергну души в варп, где мой господин, всемогущий Кхорн, Бог Крови, преобразит вас по образу Своему и в красоте извечной тьмы перекуёт ваши сущности мощью Своей, чтобы вы навеки разделили Его боль.

При упоминании запретного имени Ларкина залихорадило, и он чуть не упал в обморок. У всех остальных побледнели лица, а Кершерин с трудом сдерживал приступы тошноты.

– Прекратите свои бессмысленные поиски, и я дарую вам милосердно быструю смерть. У вас есть час, – Слейт отвёл взгляд, словно говорил с кем-то за кадром, а затем повернулся обратно: – Рабы, обитатели сего места, услышьте меня. Обыщите дома, рабочие места и склады. Переверните вверх дном подвалы и чердаки, амбары и кладовые. Найдите незваных имперских паразитов. Это ваш долг. Всех тех, кого я уличу в пособничестве и укрывательстве, ждёт жестокая кара, в том числе, и их родных и близких. Те же, кто придёт ко мне, чтобы выдать имперских паразитов, воспрянут в глазах моих и будут вознаграждены мною по достоинству, а также будут почитаться, как моя кровная братия, ибо так они проявят истинную верность владыке нашему, Богу Крови.

Изображение внезапно сменило ракурс и стало нечётким. Призраки мельком заметили богато обставленную комнату с огромными окнами на заднем фоне, откуда открывался вид на разрушенную статую. Затем в объективе камеры появилась укрытая мехами спина Слейта, который отошёл в сторону, когда изображение сначала расфокусировалось, а после обрело чёткость.

У людей из "Ларизель-Два" перехватило дыхание.

На полу под одним из окон лежало три скрюченных тела: пара крайне изуродованных людей в танитской форме валялись на окровавленном ковре и не подавали признаков жизни, а поверх них распластался тяжелораненый мужчина, на котором из одежды остались только фантинские боевые штаны. Хотя с первого взгляда он тоже казался мёртвым, но, когда Слейт ударил его закованным в сталь кулаком, солдат вздрогнул и скорчился от боли.

Им оказался Кардинал. Его лицо представляло собой кровавое месиво, а колючая проволока стягивала его запястья и лодыжки.

– Пресвятой фес, – выдохнул Мерин.

– Вот откуда я узнал про вас, имперские паразиты – мы пленили и сокрушили ваших друзей. Ваши старания тщетны.

Слейт повернулся к экрану.

– Один час, – молвил он, и изображение исчезло.

Экран подёрнулся статикой и надолго потух, но все подскочили, когда внезапно объявился очередной проповедник и начал выкрикивать поток богохульств.

У Ларкина сильно тряслись руки, а во рту пересохло.

– Минус "Ларизель-Три", – сказал Мерин.

– А тела? Майло? Дойл? – тихо спросил Курен.

Маквеннер пожал плечами.

– Не знаю, может, там и Адар был.

– Значит, кому-то из «Ларизель-Три» всё-таки повезло? – с надеждой в голосе упорствовал Курен.

– Ага, если только от них мокрого пятна не осталось, – ответил Маквеннер.

– Всё, уже не засну, – молвил Мерин. – Только не сейчас. Короче, стиснули зубы и продолжаем поиски этого ублюдка, лады?

Кершерин и Маквеннер кивнули.

– Да, – согласился Курен, не поднимая головы.

– Ларкин? Что скажешь?

Снайпер посмотрел на Мерина и ответил:

– Согласен, меньше слов – больше дела.

К северу и западу от города на узких горных утёсах возвышались трубы газовых факелов Уранберга, что соединялись с городом посредством четырёхкилометрового магистрального трубопровода на широких рамных металлических опорах. Сами факелы представляли собой массивные, похожие на килн, кирпичные трубы диаметром двадцать метров с почерневшими от жара флюгарками.

Была середина утра 224 дня. Кипяток выдохнул очередную порцию ядовитых испарений, чьи желтоватые завитки разносились встречным ветром и собирались под небесным сводом, что усеивали дымчатые высокослоистые облака. А на западе собирались зловещего вида тучи.

До Уранберга оставалось порядка трёх километров, где с ним сливался длинный безопорный участок трубопровода, окружённый ржавым каркасом. От вида города захватывало дух: на рядах окон играли зайчики отражённого света, а из куполов в небо, словно смазанные отпечатки пальцев, тянулись тонкие струйки чёрного дыма.

Он устроился на узком скальном выступе, торчавшем в пятидесяти метрах над трубой – после недавнего восхождения он сильно выдохся, и поэтому сидел, зацепившись одной ногой, чтобы его не снесло ветром. Вокруг, словно снежинки, витали хлопья пепла, а факел высоко над головой протяжно стенал из-за гуляющего в его полостях ветра, но каждые десять минут он прерывался, чтоб выплюнуть ревущий поток сжигаемого газа.

Запасы кислорода давно подошли к концу, и ему пришлось пользоваться примитивным ребризёром шлема – в лёгкие с каждым вдохом поступал горячий и влажный воздух, отчего не получалось дышать полной грудью. Даже в условиях невозмущённого воздуха его ждал бы не менее тяжёлый подъём. От перспирационных потерь он уже стал на пару килограмм легче, а кислородное голодание вызвало мигрень. Несмотря на наличие рукавиц, армированных гамаш и сапог, ладони, колени и стопы были рассаднены и избиты в кровь.

Он вновь продолжил восхождение, и, преодолев порядка десяти метров, добрался до нижних трелёвочных мачт каркаса трубопровода. На краткий миг откинув забрало, он хлебнул воды из фляжки, а затем тут же опустил его, борясь с непреодолимым желанием вдохнуть холодного воздуха.

Он вскарабкался на край подмостей: издали они казались не толще соломинки, но вблизи он оценил колоссальные размеры двутавровых балок и перекрытий опор. Но забираться по ним будет нелегко – из-за широких пролётов ему придётся ползти по перекладинам, перехватывая их руками...

... И пройдёт целая вечность, прежде чем он попадёт в Уранберг.

Альтернативным вариантом было преодолеть ещё сорок метров по отвесной скале и пересечь трубопровод по мостику.

Он проверил натяжение болтавшейся внизу верёвки – та оказалась тугой, как струна, поэтому он потратил ещё десять минут на то, чтобы поднять своё снаряжение. Он сразу отказался от восхождения в полной выкладке, решив перевязать все вещи воедино и тащить свёрток вслед за собой по достижении устойчивого конца троса. Эх, если бы его прыжковый ранец не так сильно пострадал во время высадки... Он нажал на микробусину и снова попробовал выйти на связь.

– "Ларизель", "Ларизель", как слышите?

Тишина.

– "Ларизель", "Ларизель", конец связи.

И снова тишина. Но даже находясь вне зоны действия сети, он не бросал попыток установить контакт.

– "Ларизель", "Ларизель"... говорит Маколл. Как слышите? Как слышите?

III

До Дня «О», или операции «Грозовой вал», оставались считанные часы.

Гаунт и Роун присоединились к смотру личного состава Шестого Крассийского полка, где также присутствовали лорд-генерал Ван Войтц вместе с фантинскими и урдешскими офицерами. Две тысячи человек в медного цвета форме и серых киверах были набраны из недавно освобождённого агромира Крассия на Южных Окраинах. Их возглавлял полковник Далглеш, ветеран СПО с нависшими бровями и лихо закрученными усами.

– Славные ребята, полковник, – отметил Гаунт в конце смотра.

– Благодарю вас, сэр, – ответил польщённый Далглеш. – Позвольте сказать, что для меня честь служить с вами.

Гаунт вскинул бровь.

– Поверьте, сэр, – продолжал Далглеш. – Первый Танитский заработал большое уважение, ведь Крассия была основана именно благодаря Крестовому походу Саббат, а наш народ высоко почитает действия Призраков во имя Её на храмовом мире Хагия.

– Благодарю, – молвил Гаунт. – Приятно знать, что тебя ценят.

– Вот это неожиданность, – сзади послышался комментарий Роуна.

Вдруг у комиссара затрезвонила микробусина.

– Прошу прощения, полковник... Гаунт на связи.

– Комиссар-полковник, это Кёрт. Вам лучше явиться в лазарет.

Ана Кёрт отложила в сторону микрофон вокса и побежала по коридору в сторону блока интенсивной терапии, где ей пришлось пробиваться сквозь собравшуюся в проходе толпу из санитаров, медсестёр и ходячих раненых.

– Ты связалась с ним? – спросил Дорден, заметив её.

– Он уже в пути.

Пожилой врач повернулся обратно.

– Ты нашла его в таком состоянии?

Та покачала головой.

– Сначала я обнаружила пустую койку и валяющиеся на ней катетеры капельниц. Мы начали поиски, а затем Лесп наткнулся на него здесь.

Дорден сделал шаг по направлению к койке, где, свернувшись калачиком, лежал во сне Корбек, от которого, по мнению врача, он вряд ли очнётся, а рядом на табуретке, положив голову на грудь полковнику, сидел обмотанный бинтами и укрывшийся простынёй Эган Сорик. На коже в местах прикрепления катетеров виднелись кровавые пузыри и морщинистые белые следы лейкопластыря.

Заметив приближение Дордена, Сорик поднял голову и медленно наставил лазпистолет на врача, целясь ему в живот.

– Больше ни шагу.

– Привет, Эган. Всё хорошо, успокойся.

Сорик посмотрел на него сонным глазом, ведь он провёл несколько дней в коме, а, учитывая обширную травму грудной клетки, Дорден не понимал, как в отсутствие аппарата жизнеобеспечения в нём до сих пор теплится жизнь.

– Док, – прошептал он, словно впервые в жизни увидел Дордена.

– Это я, Эган. Зачем тебе оружие?

Сорик удивлённо посмотрел на пистолет, словно не ожидал увидеть его в руках, а после лицо мужчины просияло от прозрения.

– Демоны, – прошипел он.

– Демоны?

– Они повсюду. Воздух кишит ими. Мне приснился сон, будто они пришли по душу Кольма. Он нужен им, точно говорю! Снуют по кровотоку, словно крысы. Г-н-н! Г-н-н! Г-н-н! – Сорик изобразил грызущие звуки.

– И ты будешь бороться с ними, Эган? Оружием?

– Если, гак его, придётся! – ответил Сорик, а затем, с трудом повернув голову, сфокусировал взгляд на Корбеке. – Рано ему уходить, ещё слишком рано.

Дорден заколебался, с тревожной ясностью вспомнив слова сержанта Варла.

– Разумеется, Эган, – согласился врач.

– Знаю, я видел это. Но крысы-демоны… Они-то не знают и грызут его, – Сорик снова повторил те звуки и закашлялся, а после добавил: – Если увижу, застрелю на месте.

– Где он, чёрт возьми, достал пушку? – из толпы зевак донёсся шёпот.

– Кто это? – громко спросил Эган, подняв оружие и с тревогой озираясь по стороном. – Демоны? Ещё демоны? Вы мне снились!

– Никаких демонов, Эган! Их здесь нет! – успокоил его Дорден, а затем шикнул на Кёрт: – Выведи всех отсюда.

– На выход! Живо! – приказала Кёрт, выпроваживая зевак, а затем занавесила ширму и посмотрела на Дордена.

– Как он до сих пор дышит? – прошептала хирург.

– Потому что я крепкий старый сукин сын, милая доктор Кёрт, – ответил Сорик. – Вервунская плавильня №1, с юных лет… ай. Тамошняя работа закаляет. Разве она не прелесть, док? Что за милая, милая девчушка.

– Не могу не согласиться, – спокойно ответил Дорден. – Почему бы тебе не отдать мне пистолет, Эган? Может, я смогу убить этих крыс-демонов?

– Ну, уж нет! – ответил Сорик. – Это будет нечестно по отношению к вам, док. Вы же не терпите оружия. Всегда уважал вас за это – спасаете жизни, а не отнимаете.

– Тогда, может, я, Эган? – ласково спросила Кёрт. – Ещё во времена подготовки в СПО я лучше всех обращалась со стрелковым оружием. У проклятых крыс нет и шанса.

Сорик взглянул на неё и, с удивительной ловкостью крутанув пистолет в руке, протянул его Ане рукоятью вперёд.

– Милости прошу, – сказал он и мимоходом обратился к Дордену: – Что за милая, милая девчушка.

– Это точно, – ответил тот, с облегчением выдохнув, когда Кёрт осторожно взяла оружие и швырнула его в корзину для грязного белья.

– Позволь мне осмотреть тебя, – сказала Кёрт.

– Не надо, я в порядке, – ответил старый вергастец.

– Я лишь хочу удостовериться, что тебя тоже не грызут крысы.

– Г-н-н-г. Ладно, – мужчина снова закашлялся, и Дорден заметил капли на простынях, а Сорик, казалось, немного обмяк.

Кёрт зашла за спину Эгану и двумя руками провела физикальную диагностику.

– Фес! Да он дышит обоими лёгкими! Как такое возможно?

– Дыхание везикулярное? – недоверчиво спросил Дорден.

– Не совсем… – она достала стетоскоп и приложила головку к спине Сорика. – Слышу влажные хрипы, но их немного. Чудо какое-то.

– Воистину, – прошептал Дорден.

– Бросьте, я в порядке, – сказал Сорик, внезапно выпрямившись и зайдясь кашлем. – Видение сказало, что я сдюжу – так и произошло. А всё ради того, чтобы я встал с постели и смог защитить Корбека от демонов, что пришли по его душу и пытаются прогрызть себе путь.

– Видение, значит?

Сорик кивнул.

– Разве я не говорил, что моя прабабка была ведьмой?

Тут Дорден с Кёрт опешили.

– Ведьмой? – переспросил Дорден.

– Она владела особым даром ясновидения и зарабатывала себе на жизнь прорицанием.

– Как… псайкер, что ли? – спросила Кёрт.

– Гакни меня, нет! – выпалил Сорик. – Девчушка-то милая, но глуповатая, верно, док? Моя дорогая Ана, если бы моя прабабка, святая женщина, была бы псайкером, то её бы уже давно забрали Чёрные Корабли или расстреляли, как еретичку. Нет, нет… она была всего лишь ведьмой с безвредным умением видеть будущее. Во снах, преимущественно. Моя матушка говорила, что я унаследовал её дар, будучи седьмым сыном седьмого сына, но за всю жизнь он никак себя не проявил. До сегодняшнего дня.

– Тебе привиделось, что Корбека грызут демоны? – спросила Кёрт.

– Ясно, как божий день.

– И они в крови?

– Именно так.

– И видение сказало тебе, что ты будешь жить, дабы предотвратить это? Не дать демонам забрать Корбека?

– Да, госпожа.

Кёрт посмотрела на Дордена.

– Найди Леспа – нужно провести токсикологический анализ крови Корбека.

– Да ты шутишь, – ответил Дорден.

– Толин, просто найди Леспа.

– В этом нет нужды – я и сам могу справиться.

– Мне приснилось ещё кое-что, – глухим голосом молвил Сорик, словно его покидали силы.

– Тебе лучше вернуться в постель, Эган, – прервала его Кёрт. – Видение исцелит тебя, если только ты отдохнёшь.

– Ладно. Эх, что за милая, милая девчушка, док.

Кёрт помогла Сорику встать на ноги, пока Дорден распаковывал инструментарий для проведения манипуляций над Корбеком.

– Плохие сны, – пробубнил Сорик.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Я видел Дойла и Адара. Оба мертвы. Сердце кровью обливается. А кардинал дико страдает.

– Кардинал?

– Его муки ужасны. Но скажите Гаунту… что Маколл жив.

Кёрт взглянула на Дордена и в его глазах прочитала внутреннюю борьбу между надеждой и сомнением.

– Пойдём, Эган, – молвила Ана.

– Что за милая, милая девчушка, – пробормотал Сорик, а затем обмяк и потерял сознание.

– Лесп! Лесп! – закричала Кёрт.

К тому времени, когда Гаунт добрался до лазарета, Сорика уже привязали к койке и подключили к аппарату жизнеобеспечения.

– Что он сказал?

– Сказал, что демоны охотятся за Корбеком. А ещё ему привиделось, будто Дойл и Адар погибли, но Маколл жив. А ещё он что-то говорил про ужасные муки кардинала.

– Кого?

– Кардинала.

Покинув блок интенсивной терапии, Ибрам вместе с Аной прошли дальше по коридору и спрятались в полумраке служебного прохода, где Кёрт трясущимися руками пыталась зажечь палочку лхо.

– Дай сюда, – не выдержал Гаунт и выхватил у неё сигарету изо рта, а затем подошёл к огнемёту, что сбросили в общую кучу аварийные бригады, и поджёг её от голубого язычка пламени воспламенителя.

Комиссар вернулся к Кёрт и вручил ей палочку.

– Эти штуки сведут тебя в могилу, – сказал он.

– Лучше они, чем варп, – ответила та, сделав глубокую затяжку.

– Значит, он конкретно говорил про «кардинала»?

– Слово в слово.

– В команде Адара был фантинский специалист по фамилии Кардинал, – сообщил ей Гаунт.

– Охренеть, – без тени смущения выпалила она.

Дорден прошёл по коридору и присоединился к ним. Не проронив ни слова, он взял из руки Кёрт палочку лхо, сделал глубокую затяжку и, начав кашлять, тут же пожалел о своём решении и передал сигарету обратно.

– Корбек будет жить, – сказал он.

– А Сорик? – улыбнулся Гаунт.

– Тоже. Боюсь даже представить, что может свалить с ног Эгана Сорика.

– Не вижу радости на твоём лице, – отметил Гаунт.

– По совету Аны я провёл токсикологический анализ, – пожал плечами Дорден. –Терминальное состояние Корбека было вызвано нозокомиальной инфекцией.

– Что, прости?

– Учитывая его ранения, он подхватил вторичную инфекцию здесь, в лазарете.

– Сепсис, – добавила Кёрт.

– Именно, Ана, сепсис. Если бы я не ввёл двадцать кубиков морфомицина вместе с антикоагулянтом, на закате он был бы уже мёртв.

– Вот чёрт, – сказал Гаунт.

– Демоны в крови, что грызли его, словно крысы, – молвила Кёрт, подражая издаваемым Сориком звукам.

– Прошу, не начинай, – произнёс Дорден.

– Но ты должен признать… – начала Кёрт, но тот возразил:

– Ничего я не должен.

Харк вместе с карательным отрядом вернулся в расположение, когда Призраки занимались разборкой оружия и складыванием вещей, а рядовой Куу, хромая в кандалах, едва поспевал за своими конвоирами. Резкие линии шрама отчётливей проступили на его бескровном и осунувшемся после длительного заключения лице.

– Стоять! – скомандовал Харк, и отряд резко застыл на месте. – Ключи!

По требованию комиссара ближайший к нему солдат передал ему связку геноключей, и Виктор освободил Куу из оков.

Тот стоял, моргая, и потирал запястья.

– Понимаешь ли ты природу своего преступления и отрекаешься ли ты от него пред ликом Бога-Императора?

– Да, сэр.

– Признаёшь ли ты свою вину и принимаешь ли прощение самого Бога-Императора?

– Да, сэр.

– Обещаешь ли ты больше не попадаться мне на глаза? – рыкнул Харк, встав вплотную к Куу

– Можете на это рассчитывать…

– Сэр?

– Сэр. Можете на это рассчитывать, сэр.

Харк отвёл взгляд.

– Освободить арестанта из-под стражи, – сказал он, и отряд, развернувшись на каблуках, маршем двинулся к выходу, а вслед за ними – и сам Харк.

Куу побрёл к своей койке, сел и в толпе нашёл глазами Брагга.

– Что? – спросил тот, оторвав взор от частично смазанного ударно-спускового механизма.

– Ты, – произнёс Куу.

– Я? – спросил Брагг, встав с места.

– Оставь его, Брагг, – встрял Феникс.

– Он того не стоит, – вторил Лубба.

– Нет, выслушаем его, – возразил Брагг. – Поверь, Куу, я рад, что Гаунт спас невиновного. Меня ажно мутит от мысли, что кто-то в нашем полку мог сотворить нечто подобное.

– Но ты грешил на меня, Брагг, и указал, где искать.

– Да, – ответил Брагг. – С теми монетами ты сам проштрафился.

– А так проштрафился ты, – молвил Куу и задрал тунику, чтобы все увидели кровавые раны от тридцати ударов кнутом по узкой спине.

IV

Путь выдался долгим.

Ближе к вечеру установилась недружелюбная погода: небо застлали низкие, насыщенные влагой слоисто-дождевые облака и поднялся сильный западный ветер, а вслед за ними переполошился и Кипяток, бурливо клокоча огненными смерчами и гальваническими вспышками.

Моросящий кислотный дождь накрыл Уранберг плотной завесой, превратив его в серый мираж на фоне мрачного неба, однако никоим образом не повлиял на зияющую под ним бездну.

Маколл двигался по опорному каркасу трубопровода, переставляя ноги с одного прогона на другой и придерживаясь рукой за трубу, но из-за дождя всё стало крайне скользким, а, кроме случайно вылезших заклепок, хвататься, по сути, было не за что. Поэтому всё зиждилось на полной концентрации и удержании равновесия.

Первые пятьсот метров он прошёл по огромной трубе, но затем погода испортилась, и усилившийся ветер вынудил его двигаться по краю каркаса, но с куда меньшей скоростью.

Как бы ни хотелось Маколлу не смотреть вниз, от этого зависела его жизнь – прогоны были покрыты ржавчиной и клейкими лишайниками, поэтому приходилось точно выверять каждый шаг, чтобы не сорваться прямо в ядовитые недра Фантины. Одно неверное движение по ржавчине, лишайникам или скользкой от дождя перекладине – и здравствуй билет в один конец, правда, по мнению Маколла, после неминуемого столкновения с одним из крестовидных перекрытий дальнейшей судьбы он уже не узнает.

Пару раз разведчик был близок к падению: сначала его чуть не сдуло турбулентным восходящим потоком, а затем он случайно наступил на тепложора – одну из слизневидных тварей, что, по рассказам Бонина и Майло, обитали в этом богом забытом месте – и чуть не поскользнулся на образовавшемся месиве. Близко. Даже слишком.

Маколл понял, что преодолел половину пути. Косой дождь стал плотнее, а воздух сотрясал лай грома. В сгущающихся сумерках город был почти не виден за исключением пары-тройки огоньков.

Дождь выманил слизней из укрытий. Маколл предположил, что те извлекали из осадков либо питательные вещества, либо жизненно важную влагу, или же кормились фитопланктоном, что растворялся под воздействием кислот в каплях дождя. Фес, он ведь не биолог! Однако он отдавал себе отчёт, что сейчас отвратительных существ на металлических перекрытиях стало в десятки раз больше, чем в начале пути, поэтому он старался не дотрагиваться и уж тем более не наступать на них. И вот с последним пунктом возникали проблемы.

Маколл специально двигался широким шагом, чтобы переступать через копошащихся тварей, а особенно большие скопления приходилось убирать прикладом лазвинтовки.

Скорее всего, кожан перепутал его с конкурирующим хищником или, возможно, покусился на более крупную добычу. Разведчик заметил его в последнюю минуту – похожее на крысу тощее и костлявое создание с двухметровым размахом обтрёпанных крыльев и тонким четырёхметровым хвостом. Оно налетело на спрятанное под забралом лицо и с пронзительным визгом начало избивать его крыльями. Покачнувшись, Маколл с руганью отбился от него и соскользнул с перекладины…

… Но резко успел схватиться левой рукой за край прогона, что чуть не стоило ему вывиха плеча. Захрипев от боли, Маколл пошарил ногами в поисках маломальской точки опоры, а когда левая рука начала соскальзывать, он зацепился правой, которая тут же съехала вместе с пригоршней тепложоров. Стряхнув их, разведчик смог ухватиться покрепче. Ноги до сих пор болтались в воздухе, а предплечья горели огнём от попыток удержать собственный вес на перекладине.

Кожан вернулся и с визгом, от которого даже завибрировал шлем, набросился на него со спины.

– Отвали, фес тебя! – закричал он.

Стиснув зубы и ворча от натуги, он зацепился за прогон сначала одним локтем, затем – другим, а после смог забросить и ногу. Когда ему, наконец, удалось вскарабкаться на балку, дрожащий и выдохшийся Маколл рухнул на неё и, уткнувшись лицом прямо в гущу раздавленных слизней, продолжил лежать мёртвым грузом, пытаясь унять ритм беснующегося сердца.

Лишь когда кожан приземлился ему на плечо и начал вгрызаться в горжет, разведчик извернулся, схватил того за голову и, не ослабляя хватки, крепко держал бьющегося и трепыхающегося зверя, пока не вытащил нож и не прикончил создание.

Маколл сбросил его с края и наблюдал, как кожан, безвольно размахивая крыльями и хвостом, падает в бездну – из-за фесовой твари он едва не погиб.

Не успел его труп раствориться в облаках внизу, как неясная тень с чёрной лоснящейся шкурой, в разы превосходившая кожана размерами, на миг вынырнула из Кипятка, грациозно перехватила тельце на полпути и так же внезапно исчезла.

Маколл не имел ни малейшего понятия, что сейчас ему посчастливилось увидеть, но он обрадовался тому, что на охоту не вышла рыбка покрупнее.

Он встал на нетвёрдые ноги, чувствуя, как от боли ноет тело, смахнул слизня с кителя и продолжил свой нелёгкий путь.

Несса прикрыла рот ладонью перед тем, как разбудить Майло, ибо было несправедливо так грубо тормошить парня, сладко спавшего сном младенца, однако стрелки часов приближались к 20:00 по имперскому времени, когда город переходил на ночной цикл, и они могли двигаться дальше.

Майло открыл глаза и посмотрел на девушку – та обнадёживающе улыбнулась и, убрав ладонь, встретилась с ответной улыбкой.

Юноша встал и протёр лицо руками.

– Ты в порядке? – прошептал он.

Но Несса не ответила. Тогда Брин опустил руки и повторил шёпотом слова, чтобы девушка смогла прочесть их по губам.

– Да, – ответила она, а затем добавила: – Слишком громко?

Ей было сложно регулировать тембр своего голоса.

– Сойдёт, – молвил юноша.

Тайком отколовшись от группы невольников, с которой они смешались для перехода по магистрали, они потратили утро на то, чтобы преодолеть территорию главной фабрики и верфи, избегая рьяно рыскающих повсюду патрулей врага. К полудню, устав морально и физически, они вошли в заброшенный многоквартирный дом на окраинах купола Альфа, и устроились на привал.

Никто из них не вспоминал про ужасные события на шоссе. Майло плохо знал Дойла, однако понимал, что Призраки потеряли ценного и одарённого разведчика. Смерть же Адара стала для него шоком, ибо Лурн Адар – умный, уверенный и сильный, любимый многими танитец – был его близким другом, а также собутыльником полковника Корбека и кутилой до мозга костей, что любил встречать рассвет в компании таких людей, как Варл, Дерин, Коун, Домор, Брагг и Бростин. Член внутреннего круга – сердца и костяка Танитского Первого. Они были с Адаром с самого начала и много чего пережили вместе: юноша помнил, как Адар жестоко разыгрывал Баффельса и Клаггана; помнил, как надрался в стельку в ночь, когда Адар стал сержантом; помнил его взвешенные и здравые советы.

А теперь Адара и Дойла не стало – Майло нисколько не сомневался в их гибели. Как и все прочие: Баффельс погиб на Хагии, Клагган – на Вольтеманде, Маколл – в небесах над Уранбергом.

«Интересно, через какое же время во вселенной переведутся все танитцы?», размышлял Майло.

Он встал и потянулся, пытаясь сбросить с себя оковы грусти и вернуть ясность уму.

Пустую комнату с наглухо забитыми фанерой окнами освещала одна-единственная хемилюминесцентная лампа, которую Несса всё-таки отважилась зажечь. На камуфляжном плаще в разобранном состоянии лежала её снайперская лазвинтовка, и девушка пользовалась сшитой из вискозы обоймой для шомпола, чтобы зачистить и смазать стрелковый механизм.

Майло достал завёрнутые в фольгу сухпайки и, несмотря на грязные от пыли руки, с жадностью набросился на них, запивая всё водой из фляжки, а затем развернул тонкий лист бумаги с картой Уранберга, которой снабдили каждого из них, и снова принялся изучать её, планируя дальнейшее продвижение.

– Ты хоть поспала? – привлекая внимание Нессы касанием руки, спросил юноша.

– Немного.

– Тебе хватило?

– Мне приснился сон, – молвила Несса, занимаясь очередной деталью оружия.

– Сон? – переспросил он.

– В нём полковник Корбек и сержант Сорик отправились на наши поиски. Причём, живые и здоровые.

– А как иначе? – ответил Майло. – Ну, в смысле, нам остаётся лишь гадать…

– Да, ведь мы ушли, когда они были на волосок от смерти. Терять друзей в бою – это одно, и совсем другое – оставить кого-то умирать и после ничего не знать о его судьбе…

– Уж мы этого не допустим. Поверь, они встретят нас по возвращении назад: Сорик будет сыпать шутками и ужасно гордиться тобой, а Корбек откроет бутылку сакры и потребует, чтобы я достал волынку ради песни-другой.

– С чего бы Сорику гордиться мной? – спросила Несса.

– Потому что именно ты уложишь Слейта выстрелом промеж глаз.

Девушка рассмеялась.

– Спасибо, что веришь в меня, Брин, и ради этого заглянул в будущее.

– Вот такой вот у меня дар.

Та, хихикая, покачала головой и начала собирать свою винтовку, подгоняя детали выверенными и экономными движениями рук – Майло сомневался, что ему удастся провернуть подобное за удвоенное время.

Юноша любовался Нессой, ведь она считалась одной из самых красивых девушек-Призраков, хотя у каждого солдата были свои предпочтения: Мюриль, Арилла, Банда, Солия, Элиан, Криид и – по признаниям в пьяном угаре или при невыносимой боли – Ана Кёрт. Звание же главных обольстительниц принадлежало Банде и Криид, хотя последняя, к большому удивлению Майло, даже в самых влажных фантазиях считалась запретным плодом из-за своих отношений с Каффраном. А вот сексуальность Нессы отличалась от таковой у Банды и Солии и частично проявлялась в её спокойствии, что оставила ей на память война, а также ладно скроенном и выразительном лице с идеальными линиями скул и носа, бездонных голубых глазах и струящихся блестящих волосах, что лишь усиливали общее очарование. И всё равно, несмотря на их потерю, от красоты Нессы перехватывало дух – едва начавшие отрастать волосы напоминали ниспадающие волокна мягкого фетра, что лишь подчёркивали скульптурные черты её лица.

Он подняла глаза и заметила устремлённый на неё взгляд Майло.

– Ты чего? – спросила она.

Но Майло покачал головой и, отвернувшись, заметил прислонённый к стене небольшой кусок фанеры, где кончиком ножа были нацарапаны слова: «Несса Бура, 341.748 – 225.771.М41».

– Это, фес его, что такое? – задал вопрос он.

– Просто привычка, – ответила она.

– Да это фесова эпитафия!

– Успокойся, Брин, это обычай времён партизанских отрядов, который я соблюдаю и по сей день.

Майло недоуменно покачал головой.

– Такого объяснения мало, – молвил он.

Девушка отложила винтовку и посмотрела на него.

– Ведя партизанскую войну в разрушенном пригороде Вервун-улья, каждый божий день гибли люди, причём, чудовищными темпами. Поэтому во время коротких передышек мы приучились царапать свои надгробные надписи. Погибнешь – вот и камень на могилке. Легко и просто: наспех вырытая яма, горсть земли сверху, молитва и уже готовое надгробие.

– Ужас.

– Но так и было, – она остановилась и, тихонько прочистив горло, продолжила: – Со временем это вошло в привычку, и люди начали писать завтрашний день, будто бы подзуживая злой рок забрать их. Поначалу это казалось шуткой… гадкой и нехорошей шуткой, а затем, уже не вспомню, кто, отметил закономерность, что бойцы, царапавшие на камнях грядущий день в качестве последнего, как правило, выживали.

– Да неужели?

– Вот такой вот парадокс: те, кто, следуя логике, оставляли пробел, умирали чаще, а те, кто с радостью корябали эпитафии, жили дальше. Позже старая надпись стиралась и взамен просроченной указывалась новая. Через неделю-другую это превратилось в обычай, в заговор наудачу. Поступая так, мы умоляли богов или демонов – без разницы, кто там заправляет на небесах – сделать наши старания тщетными.

– И ты не изменяешь этой привычке?

– В такие времена – особенно, – кивнула она.

– Думаю, мне бы тоже не помешало так сделать, – молвил он.

– Увы, это работает лишь с вергастцами, – ответила девушка.

– Вот непруха… – ухмыльнулся он.

И застыл на месте, внезапно услышав, как под полом что-то заскребло и застучало. Заметив взгляд Майло, Несса тут же вскочила и загнала ячейку в снайперскую лазвинтовку, а юноша, прислушиваясь к посторонним звукам, медленно приготовил свою пушку.

Раздался ещё стук, а после что-то треснуло.

«Идём», жестом сказала девушка.

Не спуская глаз с двери, они спешно собрали свой скарб, а Несса потушила лампу.

Стоя в полумраке, Майло ткнул большим пальцем в сторону чёрного входа, и они, закутавшись в камуфляжные плащи, с оружием наготове украдкой направились к двери.

Майло слегка отодвинул фанерный щит, что закрывал ближайшее к нему окно – три взвода Кровавого Договора наводнили площадь снаружи.

Ещё один разведпатруль. После обнаружения Дойла и Адара враг прочёсывал район фабрики, выискивая вражеских вторженцев. Система общественного оповещения постоянно призывала «найти крыс», сменяясь требованием к «имперскому отродью» о сдаче.

Майло и Несса направились к чёрному входу, ожидая встретить там Кровавый Договор.

Их ждало разочарование.

После мощного выстрела некого подобия дробовика дверь жилища разлетелась на щепки, и внутрь забрался первый локсатль.

В полутьме Майло заметил отблеск гибкого серого тела с плоской, большеносой головой и коротким, жилистым хвостом. Тварь юркнула в комнату и забралась по стене, для пущей устойчивости вонзая в штукатурку добавочные когти. Вокруг пёстрого брюха крутилась механическая конечность-манипулятор, водя похожим на перечницу дулом чужацкой картечницы.

В дверь прошмыгнул ещё один локсатль и ловко вскарабкался на другую стену, и нос Майло уловил запах перечной мяты и прокисшего молока.

Стрекочущее оружие чужака обвело комнату и, уставившись на Майло, подсветило его целеуказателем, чей тусклый зелёный луч расплескался по плащу Призрака.

Но тут рявкнула снайперская лазвинтовка Нессы.

Пробивной снаряд снёс со стены второго чужака-наёмника, и тот, извиваясь, врезался в дверной косяк.

Его собрат открыл огонь, и в фибролитовой панели рядом с Майло образовалась огромная дыра.

Юноша выстрелил, пошатнувшись от неудержимой отдачи U90, и бронебойно-разрывные снаряды разнесли тварь на куски, забрызгав стену омерзительным ихором и отшвырнув дымящийся остов обратно к двери.

– Фес! – он услышал крик Нессы, ибо подстреленное ею существо, пошатываясь, встало на ноги и нацелило флешетный бластер прямо на Майло.

Майло разрядил весь магазин во второго локсатля, превратив его голову и грудь в сплошное месиво, а затем поискал взглядом Нессу.

«Идём!», жестом сказал он. Та кивнула и потащила его за собой в сторону прохода, откуда появились локсатли. Майло доверился её чутью и не прогадал – отряды Кровавого Договора взяли штурмом тыльную часть здания, надеясь перехватить беглецов, что могли избежать гнева локсатлей.

Но враг никак не ожидал, что кто-то выйдет через главный вход.

Держась за руки, Несса и Майло пулей выскочили из дома и убежали в сторону мрачных остовов жилых блоков на дальнем конце площади.

А в доме позади них надгробный камень Нессы придавило трупом убитого локсатля.

Им пришлось прождать большую часть дня, чтобы тайком вернуться на воздушную верфь, где Призракам потребовалось девяносто секунд, чтобы реквизировать транспортное судно. Банда издалека ликвидировала водителя, а Варл с Бонином ножами расправились с остальными.

Ягдея припустила через всю верфь и стащила с места тело водителя.

– Оставим их здесь? – спросил Антеррио, кивнув в сторону мертвецов.

– Нет, грузим на борт, – ответил Вадим, и, поднимая одного еретика за другим, они свалили их трупы в кузов.

Машина была лёгким тягачом с герметичной кабиной и укрытым брезентом грузовым отсеком. Ягдея взяла на себя управление, а члены «Ларизель-Один», закончив погрузку тел, забрались на борт.

– Коммандер? – поинтересовался Варл.

– Просто осваиваюсь с рабочими органами, – ответила та.

Ягдея умело тронулась с места, и они направились мимо уличных каньонов в сторону главного входа в купол Альфа.

***

В это же время, далеко на северо-западе, Маколл взбирался по скальному выступу, где трубопровод окончательно соединялся с Уранбергом. Было темно и ужасно холодно, дул чудовищный ветер, но разведчик чувствовал себя победителем. Ему удалось пройти весь путь, и теперь лишь оставалось попасть внутрь.

***

Целый час колонны грузовых машин, громыхающих боеприпасами для ПВО купола Альфа, без конца сновали по подъездным путям, и «Ларизель-Два» с тревожным нетерпением пряталась в подвале спаленной часовни Экклезиархии в ожидании, пока дороги окончательно не опустеют.

Курен охранял дверь, одолжив у Мерина его U90. В течение дня им часто попадались на глаза патрули Кровавого Договора, усиленные наёмниками-локсатлями.

– Ничего не напоминает? – спросил Маквеннер, покопавшись в мусоре, что густо усеивал подвал. Там он нашёл дешёвую гипсовую фигурку – одну из десятков схожих безделушек, что лежали в коробке.

– Это сувенир в честь святого Фидоласа, приведшего на Фантину первых поселенцев, – сказал Кершерин. – В каждой церкви на планете продаются вот такие дешёвые поделки. Для паломников.

– Хорошо, – молвил Маквеннер, – а ещё?

– Даже не знаю... – задумался фантинец.

Маквеннер непринуждённым движением ударил фигурку об колонну, снеся напрочь голову и верхнюю часть туловища.

– А теперь?

Все посмотрели на него, словно это была какая-то шутка, и впереди их ждёт кульминация.

– Вот фес, – внезапно отозвался Ларкин. – Позади Слейта.

– Именно, – согласился Маквеннер.

– Что?! – окрысился Мерин. – Позади Слейта? Вы вообще о чём?

– Когда он появился на экране, – объяснил Ларкин, – и... показал нам Кардинала... позади него было большое окно, на фоне которого виднелась разрушенная статуя.

– Не помню никакой статуи, – сказал Курен.

– Но она там была, – произнёс Маквеннер. – Разбитая. Прямо за окном.

Разведчик покрутил в руке сломанную фигурку и осмотрел ярлык на основании.

– Изображение святого Фидоласа, – прочитал он, – скопированное с величественной статуи, расположенной на Имперской агоре купола Альфа в Уранберге.

– Так, так, так... – усмехнулся Мерин.

– Не нравится мне всё это, – сказала Ягдея.

– Едем дальше, – молвил Бонин, сидя рядом с ней в кабине тягача.

Они беспрепятственно преодолели главный вход в купол Альфа и направились по подъездному пути, где без труда затерялись среди кучи транспортов. Варл надеялся, что до полуночи им удастся добраться до центральных районов.

Однако движение замедлилось – бронированные спидеры Кровавого Договора с оранжевыми проблесковыми маячками принуждали машины приземляться на дорогу для прохождения пунктов досмотра.

– Нужно менять маршрут, – сказала Ягдея. Они едва тащились на хвосте у длинного автопоезда с боеприпасами.

– Если попытаемся сбежать, нас тут же заметут. К тому же, не вижу ни одного перекрёстка.

– Что ж, а я не считаю здравой идею проходить досмотр! – прошипела она.

– Сержант? – Бонин обратился сквозь решётчатую перегородку к Варлу. – Есть какие-нибудь сногшибательные идеи?

Варл посмотрел на образовавшийся впереди и позади них дорожный затор. Шестиполосный путь лежал, как на ладони, а по обе стороны ввысь тянулись тридцатиэтажные дома. Не лучшее место для перестрелки.

Он отругал себя за безмерную глупость. Да, воспользоваться тягачом было хорошей идеей, выигравшей им кучу времени. Однако Ягдея и Бонин советовали бросить транспорт, как только они окажутся внутри купола Альфа, но вместо этого Варл решил проверить, как далеко Призраки смогут зайти... и подвёл всех. Гол Колеа, будь он неладен, и его «гонки с дьяволом» – вот причина их зол! Вергастец героически справился в Киренхольме, отключив силовую станцию и тем самым обеспечив им безоговорочную победу. В том раунде он вышел победителем. Но когда всплыла операция «Ларизель », Варл не мог думать ни о чём, кроме шанса переиграть его и стать героем. Ну, что, выкусил, Колеа?

Поэтому он погнал их дальше, дальше, чем вообще следовало делать в условиях открытой местности. Гнал, чтобы они смогли настигнуть Слейта и стать героями. Слово "глупое" недостаточно хорошо описывало его решение.

– Слева развилка – семьдесят метров над нами, – сквозь сетку сказал Варл.

– Вижу, – с сомнением ответила Ягдея.

– Продолжаем двигаться дальше до самого пункта, а затем резко уходим влево и смываемся.

– Вот так просто?

– Коммандер, я безгранично верю в вашу способность управлять этой штукой, словно это "Молния" на ускорителе. Добираемся туда, бросаем машину и идём пешком.

– И это твой план? – спросил Антеррио.

– Да, это мой фесов план, – огрызнулся Варл. – Все всё поняли?

– Что, если нас накроют раньше, чем мы доберемся до развилки? – спросила Ягдея.

– Что ж... – ответил Варл. – Всё равно будем отрываться от колонны и направимся к домам.

– Что?

– Я проделаю дыру в стене с помощью разрывных патронов, а, оказавшись внутри, мы бросим машину и скроемся внутри. Так? Всем ясно?

Колонна медленно продвигалась вперёд. В воздухе, разрываемом гулом десятков двигателей, было не продохнуть от выхлопных газов. Над головой с рёвом пронёсся спидер, что двигался вдоль линии транспортов.

Из громкоговорителя на пункте досмотра доносились неразборчивые указания.

– Пехотинцы! – резко прошептал Бонин.

– Где? – спросил Варл.

– Идут по разделительной полосе вдоль колонны по направлению к нам. Вон там, у отбойника.

– Вот фес.

– Проверяют документы, – сказала Ягдея. Она стянула перчатки, вытерла насухо мокрые от пота ладони о свой китель, а затем, напрягшись и готовясь действовать, покрепче сжала руль и рычаг управления газом.

– Ждите. Ждите, – сказал Варл. Банда, Вадим и Антеррио вскинули своё оружие на изготовку, а Бонин положил лазпистолет на бедро.

– Может, они сюда не дойдут, – с надеждой в голосе прошептала Банда.

Машины снова продвинулись вперёд на пару метров. Офицер Кровавого Договора, стоя на разделительном барьере, махнул трём находившимся перед ним грузовикам светящимся жезлом.

А затем он встал у них на пути и выставил руку ладонью вперёд.

– Чёрт! – выпалила Ягдея.

За спиной у офицера нарисовалось ещё четыре бойца Кровавого Договора и кабальщик со сворой сторожевых собак, и вся эта компания направилась в сторону тягача.

– Нас раскрыли, – заявил Бонин.

– Знаю я! – ответил Варл. – Ждём до последнего...

Офицер остановился у кабины и заглянул внутрь. Они чувствовали запах его тела и видели налитые кровью глаза сквозь прорези железной маски. Он начал что-то спрашивать на незнакомом им языке, а затем оторопел, заметив Бонина, Ягдею и их имперское боевое снаряжение.

– Гони! – приказал Бонин и прострелил офицеру голову из пистолета.

Ягдея утопила педаль газа в пол и так резко вывела тягач из колонны, что Антеррио попросту улетел назад. Летающий грузовик с рёвом рванул по шоссе в сторону домов, когда вслед ему полетели крики, сирены и выстрелы. Плотный огонь пытавшегося нагнать их спидера высекал фонтанчики осколков из дорожного покрытия.

– Варл! – закричала Ягдея. Фасад дома приближался крайне быстро.

Варл откинул брезентовый полог и встал в полный рост для стрельбы поверх крыши кабины. Ему стоило больших усилий, чтобы держаться прямо. Мгновения до свидания со стеной сгорали на глазах.

Залпы U90 накрыли фасад цокольного этажа бурлящими волдырями перекрывающих друг друга взрывов и проделали в нём дыру.

И они прошли сквозь неё.

Почти.

Варл едва успел нырнуть обратно, когда нависшие куски кладки зацепили навес разогнавшейся машины и начисто сорвали его, из-за чего машина задрала нос и выставила напоказ свою заднюю часть. Выступающая арматура срезала левую заднюю опору двигателя вместе со значительной частью днища.

Цокольный этаж дома представлял собой просторное складское помещение, где, кроме разбросанных на расстоянии тридцати шагов рокритовых опор площадью метр на метр, больше ничего не было.

Разбитая машина влетела внутрь почти боком и, ударившись оземь с невероятной силой, на полной скорости подскочила вверх, а после снова грохнулась и со скрежетом покатилась по полу, высекая огромные фонтаны искр и исторгая куски металла.

Со всей силы врезавшись в первую попавшуюся опору, тягач резко развернуло, и его искорёженный корпус, испуская клубы дыма, распластался на земле лицом туда, откуда пришёл.

Варл и Банда вылетели из машины и лежали без сознания неподалёку. Антеррио уже был на ногах и пытался поднять Вадима, что лишился чувств из-за травмы головы.

– Ну же, давай! – закричал Антеррио.

Бонин очнулся и понял, что висит на остатках разбитой в хлам кабины. Ему потребовалось пару мгновений, чтобы осознать случившееся, и всё это время он слышал крики Антеррио.

Ремни безопасности сохранили жизнь Ягдее, однако после аварии она всё ещё плохо соображала, поэтому разведчик принялся выпутывать из них лётчицу и тащить её наружу.

Мощные лучи прожекторов ворвались сквозь уличные окна и дыру в стене, а на их фоне замаячили бегущие внутрь фигуры.

Антеррио выскочил из тягача и открыл огонь из лазкарабина.

– Бонин! Уводи их! Уводи их! – кричал он.

Разведчик не понимал, как у него вообще получится вывести четырёх людей в полусознательном состоянии. Банда, наконец, очнулась и тут же закричала от боли и злости, держась за сломанное предплечье.

Ягдея внезапно открыла глаза и посмотрела на Бонина как будто издалека.

– Я продолжаю всё крушить, – слабо произнесла она, – и мне это не нравится.

– Ягдея!

Но перед тем, как лишиться чувств, лётчица пробормотала:

– Чую... молоко. Бонин, я чую молоко и мяту...

Отчаянное сопротивление Антеррио неожиданно прервалось выстрелом флешетного бластера, разорвавшего фантинца на куски.

Вдруг рядом с Бонином упала небольшая металлическая вещица и, немного прокатившись по полу, застыла на месте.

На миг ему показалось, что это граната, но затем он осознал, что это синапсная мина.

– Бежим! – заорал он, хотя понимал, что ни у кого нет сил действовать.

Не издав ни звука, мина взорвалась подобно крошечной звезде, что на миг загорелась на небе и тут же потухла.

И, рухнув на пол неподвижной массой, Бонин понял, что то же самое случилось и с его счастливой звездой.

V

В полночь 225 дня армейские колонны, задействованные в операции «Грозовой вал», покинули Киренхольм и, взмыв в ночное небо, двинулись на Уранберг.

В авангарде атакующих находилось бесчисленное множество бомбардировщиков, сопровождаемых истребителями-перехватчиками, и экипажам «Магогов» сквозь кабины показалось, будто из города выплывают новорожденные созвездия.

Вслед за самолётами, перемалывая холодный ночной воздух лопастями винтов, плыли аэростаты с пехотными соединениями на борту, а их фланги прикрывали звенья «Громов». Забитые под завязку крассийскими и урдешскими полками дирижабли «Зефир», «Эол» и «Смелый» отправились далеко на запад для штурма уранбергских воздушных верфей и аэродрома, а Призраки погрузились на «Нимб», который в составе группы из шести аэростатов доставит объединённые силы танитцев, фантинцев и урдешцев к южным склонам Уранберга.

На рассвете грядущего дня – Дня «О» – на город спустят псов.

Гаунт перечитал напоследок приказы об отправке, подписал их и передал бумаги Бельтейну, который тут же побежал к Ван Войтцу. Роун, Даур, Харк и прочие старшие офицеры ждали его за дверью кабинета. Он встал, надел фуражку и вместе с танитскими командирами направился в главный кубрик. Оперативники «Ларизель» продолжали хранить молчание, и комиссар задавался вопросом, сколько из них до сих пор живы.

Айятани Цвейл проводил службу в кубрике и объединил в молитве тысячи готовых к бою Призраков. Заметив приближающихся офицеров, отче закончил читать строки из «Евангелия от Саббат», закрыл книгу и разгладил складки на стихаре.

– И в конце я хочу обратиться ко всем и каждому, – непринуждённо и громко объявил он, – дабы вы, несмотря на грозящие вам опасности, знали и помнили сие. Только позвольте это сделать до него, – Цвейл ткнул большим пальцев в сторону Гаунта, чем вызвал смех у солдат. – Император защищает. И да будут хранимы верующие в Него.

А затем Цвейл повернулся к комиссару.

– Прошу, – молвил он, благословив Гаунта знамением аквилы и словами молитвы, а после спустился к офицерам и проделал то же самое над ними.

– Похоже, что наш почтенный отче оставил меня без речи, – обратился к Призракам Гаунт, и те ещё больше захохотали. – И взамен я скажу вот что – состояние полковника Корбека и сержанта Сорика стабилизировалось.

В ответ раздалось шумное ликование, но Гаунт воздел руку и продолжил:

– Прогноз их выздоровления хороший, поэтому я хочу, чтобы вы запомнили одну вещь: пусть первой весточкой, которую они услышат с больничных коек, станет новость о взятии Уранберга и беспримерной храбрости Призраков. Уверен, от этого они пойдут на поправку быстрее, чем от лекарств наших уважаемых докторов. Ну, что скажете?

От криков радости закладывало уши.

– Танитцы, вергастцы…

– И женщины! – крикнула Криид.

– Куда же без них, – улыбнулся Гаунт. – Я часто спрашиваю вас, хотите ли вы жить вечно. Сегодня я изменю своей привычке. Надеюсь увидеть вас завтра в это же время, когда знамя Танитского Первого будет реять над Уранбергом. Пускай смерть подождёт. Бейтесь изо всех сил и подарите Богу-Императору Человечества победу, на которую он так надеется.

Со всех сторон хлынули громкие крики и бурные овации, и Гаунт повернулся к Харку.

– Виктор, сообщи адмиралу, что мы готовы к отправке.

В этот раз медкорпус отправится на поле боя вместе с пехотой, поэтому Кёрт досконально подготовила полевую аптечку, однако никак не могла справиться с нательной бронёй, которую выдал ей Гаунт.

– У тебя пряжки спутались, – из-за спины раздался голос Колеа, что вошёл в лазарет.

– Серьёзно? – с кислым видом ответила она, внешне напоминая наполовину вылезшего из смирительной рубашки психического больного.

– Давай-ка я тебе помогу, – он направился к ней, чтобы как следует подогнать броню.

– А разве ты не должен быть в кубрике? – спросила она.

– Должен, но сперва хотел увидеть тебя. У меня есть просьба.

– Выкладывай.

– Ну, как? – спросил Гол, сделав шаг назад. Ана согнула руки и постучала по нагрудной пластине доспеха:

– Прекрасно, спасибо. Так что за просьба?

– Помнишь, я обещал рассказать Криид и Каффрану про…

– Помню.

– И сделать это после взятия Уранберга.

– Да.

– И ни на какое «свидание» я не собираюсь.

– Ну, не томи уже.

– Боюсь, это билет в один конец, – молвил он.

– Что?! – Ана уставилась на его непроницаемое лицо.

– Похоже, не я ищу смерть, а она сама меня разыскивает, но я столько раз ускользал у неё из-под носа. Это не значит, что у меня намечается очередная авантюра, но я нутром чую, что костлявая близко и планирует следующий ход, когда я, наконец решился, открыться Криид.

– Фес, ну что за фатализм? – она крепко схватила его за плечи и заглянула ему в глаза. – Послушай, Гол, ты не умрёшь и не позволишь смерти прибрать тебя.

– Уж я-то постараюсь, но сложно игнорировать предчувствие, что Голу Колеа заказан путь обратно. Ты была так добра ко мне, Ана, и я хочу попросить о последнем одолжении.

Он достал из кармана кителя запечатанное письмо и передал его Кёрт.

– Если не вернусь, отдай Криид. Там всё вплоть до мельчайших деталей.

– А если вернёшься? – посмотрела она на письмо.

– Сожги. Я и сам смогу пересказать ребятам всё, что изложил на бумаге.

– Ладно, – ответила Ана и спрятала письмо в карман одежды.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Кёрт встала на цыпочки, положила руку ему на шею, чтобы притянуть его к себе, и легонько поцеловала в щёку.

– Возвращайся, Гол, – молвила она. – Пусть оно сгорит.

А в Уранберге громыхали барабаны. Сканеры дальнего радиуса засекли массированный боевой порядок воздушных судов, надвигавшихся со стороны Киренхольма, и Кровавый Договор начал подготовку к битве, ощущая безмерное облегчение от того, что приближался сокровенный час. Проповедники изрыгнули последние богохульства по системе оповещения и окончательно умолкли, а вещательные экраны подёрнулись белым шумом.

Приближался час штурма.

На Имперской агоре купола Альфа – бетонированной эспланаде площадью двести квадратных метров, расположенной перед центральным зданием администрации – в сотнях бочек горели костры, а посреди будоражащих взор побегов полуразумных водорослей, заменявших локсатлям знамёна, реяли штандарты Кровавого Договора.

На вершине лестницы под осквернённой статуей святого Фидоласа был установлен пузатый бронзовый котёл диаметром три метра. Со всех сторон на площадь стекались приверженцы варповых культов, бойцы Кровавого Договора и сбитые с толку горожане.

Кабальщики вывели скованных цепью пленных, коих насчитывалось порядка пятьдесяти человек, – все выглядели подавленными и потерявшими всякую надежду – загнали их к подножию лестницы и вынудили сесть.

Среди них была и «Ларизель-Один». Бонина сковали рядом с Ягдеей – у разведчика до сих пор кружилась голова после парализующего воздействия синапсной мины, а женщина, казалось, в любое мгновение могла потерять сознание.

Через три человека с поникшими плечами и осоловелыми взглядами сидели Варл и Вадим, а затем, пробежавшись глазами, Бонин нашёл и Банду – на её мертвенно-бледном лице читалась невыносимая мука от натирающих сломанное запястье кандалов.

Бонин и Ягдея находились в первых рядах колонны военнопленных, которую возглавлял Кардинал – разведчик едва узнал фантинского специалиста,что по внешнему виду стоял одной ногой в могиле.

Другими невольниками были имперские служащие, захваченные экипажи самолётов и знать Уранберга.

Ягдея остановила свой взгляд на мужчине в противоположном ряду. Он носил изорванную фантинскую лётную форму, а на плече и шее виднелись следы химических ожогов и запёкшаяся кровь.

– Вилтри?! – вымолвила она.

– Коммандер Ягдея? – пробубнил он, выискивая её глазами.

– Боже! Я думала, ты погиб! Что случилось?

– Потерял свою «птичку» над Южным Кипятком и думал, что стану «унесённым ветром»… а затем меня подобрал один из кораблей снабжения Слейта.

– Трон златой! – сказал она. – Как же я рада тебя видеть!

– Здесь? – мрачно усмехнулся он. – Я так не думаю.

– Это ещё не конец, Вилтри, – произнесла Ягдея. –Как-то мне сказали, что «смерть приходит сама, и лишь глупец ищет её по своей воле».

– Что за дурная блажь? – спросил Вилтри.

Ягдея посмотрела на Бонина и улыбнулась. Улыбкой слабого, но не побеждённого человека.

– А я считаю – в самую точку. Я лишь имею в виду, что конец наступит, когда всё будет кончено.

– А, ну, для нас точно всё закончено, – с кислым видом заметил Вилтри, указав на бронзовый котёл.

– Для чего он? – спросил у лётчика Бонин.

– Должно быть, грядёт штурм, – объяснил Вилтри. – И, чтобы достойно встретить имперцев, Слейт намеревается обновить свои клятвы Урлоку Гауру. Мы будем жертвами, которые… заполнят этот котёл своей кровью. Не без помощи Слейта, разумеется.

– Фес… – прошептал Бонин. – А я всё удивлялся – почему мы до сих пор живы.

Он посмотрел на огромный сосуд из бронзы. Потребуется уйма крови, чтобы заполнить его доверху.

Пятьдесят пленников, в каждом – по пять литров. Должно хватить.

Церемония началась: сотни воинов Кровавого Договора и десятки локсатлей, обогнув разрушенный постамент статуи святого Фидоласа, спустились по ступенькам и разошлись в стороны, освобождая место для схождения Сагиттара Слейта. Они принялись били покрытыми шрамами кулаками по оружию, и шум вызвал громкие овации собравшейся на площади многотысячной толпы.

Величественный в своих доспехах и белых мехах, Слейт поцеловал бок бронзового котла и воздел поблескивающее ритуальное тесло.

Бойцы Договора втащили Кардинала по ступенькам, а вслед за ним – и скованных цепью пленных, отчего Бонин с Ягдеей оказались у подножия лестницы.

Слейт занёс тесло и выкрикнул обрядовые слова. Два кабальщика, крепко удерживая Кардинала, наклонили его над краем котла.

– Если можно, до того, как он обкорнает Кардинала, – прошептал на ухо Ларкину Мерин.

– Заткнись и дай мне сосредоточиться, – ответил Ларкин. С крыши фондовой биржи Уранберга Имперская агора лежала, как на ладони. Невзирая на отсутствие ветра, цель находилась на значительном удалении от них, поэтому Ларкин отрегулировал прицел, втайне мечтая о возможности предварительно пристреляться.

– Давай, Ларкс, ты сможешь, – сказал Курен.

– Слушайте, просто помолчите, – Ларкин услышал реплику Маквеннера. – Он знает, что делает.

Внизу Слейт продолжил свою пафосную речь и занёс над незащищённой головой Кардинала своё тесло.

– Ларкс! – поторопил его Мерин.

Пробивной снаряд с воплем пролетел через всю площадь и врезался в Слейта.

– Фес! – выпалил Ларкин. – Это не я!

Маквеннер выглянул наружу. Толпу зевак мигом объяла паника, а бойцы Договора тут же бросились к восточной части агоры, где стояло здание Муниторума, служившее своеобразной границей площади.

– Выстрел был оттуда, – уверенно заявил Маквеннер.

Ларкин ещё раз навёл снайперскую лазвинтовку и, посмотрев сквозь прицел, заметил, как рядом с котлом Слейт поднимается на ноги.

– Вот фес! У него персональный щит! – воскликнул Ларкин.

– Плевать, стреляй по нему! – настаивал Мерин.

Ларкин подчинился, и ударом Слейта опять опрокинуло на спину. В этот же миг из строения Муниторума вылетел второй пробивной заряд и отскочил от края котла. Третий же настиг Слейта на земле.

– У нас проблемы, – сказал Кершерин.

Кровавый Договор и локсатли прорывались сквозь толпу к ступеням фондовой биржи.

Сделав очередной выстрел, Ларкин метко поразил Слейта, но персональный барьер уберёг его от гибели, и подручные сумели поднять своего лидера на ноги.

– Лазером его не взять, – сказал Ларкин.

– Пора валить отсюда, – молвил Мерин.

– Нет, – воспротивился Хлейн, снова прицеливаясь, – погоди...

На верхнем этаже здания Муниторума Несса отбежала от окна и посмотрела на Майло.

– Я дважды его поразила, но у него оказался щит!

– Ладно, пошли. Мы сделали, что могли.

Оба бросились к выходу – Майло услышал, как на лестнице топочут сапоги бегущих к ним гостей.

Площадь была охвачена паникой, люди бежали кто куда. Бонин повернулся к Ягдее, но не успел что-либо сказать, как повалился назад – прицельное попадание лазерного заряда перебило звенья натянутой цепи.

Бонин вскочил на ноги и набросился на ближайшего к нему конвоира из Кровавого Договора, пытаясь задушить его болтающимся обрывком цепи. Как только одетый в красное боец упал без сознания, Бонин тут же завладел его оружием.

Это была стандартная лазвинтовка неплохого качества, и Бонин скосил бежавших к нему троих противников, а затем принялся стрелять по врагам на ступенях. Ягдея с трудом подобралась к выпавшему из рук мёртвого врага оружию и начала освобождать других пленников, стреляя по звеньям.

– Значит, «смерть приходит сама, и лишь глупец ищет её по своей воле», так? – крикнул ей Бонин. – И что за идиот придумал это?

– Вот выберемся из этой передряги, Бонин, – крикнула она в ответ, – тогда и расскажу! И поверь, – добавила лётчица, прострелив бегущему на неё кабальщику голову и расколов его железную маску, – желания у меня хоть отбавляй.

Бонин громко рассмеялся и продолжил бой против озверевших противников.

Сагиттар Слейт, окружённый телохранителями в лице трёх офицеров Кровавого Договора и двух локсатлей, спешно ретировался во дворец. Он, дрожа от ярости, сыпал ругательствами и клял всё на свете, чувствуя каждый синяк от чудовищных попаданий, которые поглотил его персональный щит.

Когда он, словно вихрь, ворвался в свои личные покои, то ощутил, как под ногами дрожит земная твердь. Близился рассвет, и первые волны бомбардировщиков уже начали сбрасывать снаряды на Уранберг. В приступе печально известного гнева Слейт медленно повернулся к офицерам, и воины Кровавого Договора содрогнулись от страха под своими железными гротесками, а чужаки сомкнули моргающие веки. Слейт раскрыл рот, но их сразили не его яростные реплики.

Шквал лучей из лазвинтовки, выставленной в автоматический режим, убил офицеров Договора на месте, но безвредно разлетелся о щит Слейта и отражающую чешую локсатлей.

У чёрного входа стоял закутанный в потрёпанный камуфляжный плащ человек и целился в него из винтовки.

– Откуда ты, чёрт возьми, взялся? – с негодованием воскликнул Слейт.

– Танит, – ответил Маколл и снова выстрелил.

Но Слейт зашагал вперёд, не опасаясь лазерных лучей, а подле него заковыляли локсатли – двойные веки защищали их глаза от выстрелов, а системы экзоскелетов уже активировали флешетные бластеры.

– Лазвинтовка? – спросил Слейт. – У меня щит, а кожа локсатлей поглощает урон от лазера. Не повезло тебе. Наверное, стоило лучше подготовиться.

– Так это всего лишь уловка, – ответил Маколл, махнув своим оружием. – А вот настоящий сюрприз ждёт тебя под столом.

Флешетные орудия локсатлей изрыгнули шквал смертоносных игольчатых элементов, – они разнесли в клочья дверной проём и прилегающие к нему стены – но Маколла уже и след простыл.

Слейт наклонился и заглянул под стол – там он обнаружил шесть тубусных зарядов, подключённых к таймеру.

– Нет! – возопил он. – Не-е-е-е-е-е-т!

Крышу личных покоев Слейта начисто снесло взрывом, а его персональный щит продержался ровно 1,34 секунды перед тем, как схлопнуться под напором ударной волны. Сам же Сагиттар Слейт не переставал яростно кричать даже тогда, когда его тело распылилось на атомы.

VI

Фантина с её бескрайними просторами небес и мятежным Кипятком была планетой бурь, но та, что обрушилась на Уранберг, стала творением рук людских.

В тусклом лиловом зареве рассвета чело города увенчала корона из густого чёрного дыма с самоцветами в виде набухающих сфер пламени, а небо рассекали лазерные лучи, трассирующие снаряды и ракеты. Роящиеся, словно мухи, боевые самолёты с гулом пролетали над куполами, минуя расцветающие бутоны зенитного огня. Сквозь рваные раны в поверхности куполов виднелось тусклое красное свечение бушующих внутри пожаров.

Вслед за пикирующими эскадрильями «Сорокопутов» основные силы в лице аэростатов и десантных барж окружили Фантинскую Гавань и простирающиеся за ней Павийские поля, высаживая под шквальным ответным огнём укреплённых позиций Уран-врат и купола Альфа тысячи гвардейцев. Когда баржи подлетали к цели, их орудийные башни со стрёкотом оживали, а бортовые аппарели с грохотом падали вниз, чтобы высадить пехоту или лязгающие гусеницами «Химеры» и «Мантикоры» Семнадцатого Урдешского бронетанкового полка.

На поле боя стоял всепоглощающий гул, ужасная какофония, в которой едва ли можно было вычленить отдельные звуки, поэтому, как только рампа их собственной баржи упала наземь, Гаунт вывел людей быстрыми взмахами своего силового меча, потому что голоса комиссара они бы ни за что не услышали.

После серии кровавых перестрелок и чудовищных рукопашных схваток урдешцам таки удалось взять под контроль Гавань, а Призраки Танит, ведомые на западе майором Роуном, а на востоке – капитаном Дауром, прижали наземные силы Кровавого Договора, что защищали Аллею Братских могил, и очистили путь непосредственно к Уран-вратам.

Аэростат «Скиро» при поддержке «Мародёров» лавировал над куполом Бета, высаживая урдешцев и фантинцев на главный газодобывающий комплекс. Бригада, возглавляемая лично майором Фазалюром, отбила фабрику у небольшого гарнизона и удерживала её до прорыва Гаунтом Уран-врат и передислокации танитских и урдешских частей для поддержки фантинцев.

Второй вектор атаки был направлен на главный аэродром города на востоке, где в течение часа шло самое напряжённое и кровопролитное сражение за всю историю войны за Фантину. Крассийцев дважды отбрасывали назад, прежде чем оборона Кровавого Договора дала трещину, и хаоситов разбили наголову.

Но какой ценой... Пало почти две тысячи имперских гвардейцев, – в основном, крассийцев и урдешцев – сорок самолётов числились подбитыми, а аэростат «Эол», мужественно удерживая позицию, чтобы высадить как можно большее количество крассийцев для третьей и решающей попытки штурма, был обстрелян уранбергскими батареями на западе и, потеряв управление, пылающей грудой обрушился на купол Гамма и взорвался после столкновения с ним. Весь его экипаж погиб, а колоссальных размеров взрыв породил ширящееся кольцо горящего газа, что спалило дочерна весь западный склон Гаммы.

Однако чаши весов начали склоняться в пользу имперцев после того, как в рядах противника распространилось сообщение о гибели Слейта, хотя Кровавый Договор, даже потеряв всяческую надежду, продолжил сражаться, во многих случаях с куда большим ожесточением и самоотверженностью.

Да, смерть Слейта вовсе не лишила их храбрости, но изничтожила любой порядок и координацию. Без Слейта они напоминали агонизирующее тело, чей мозг давно умер.

Ван Войтц небезосновательно полагал, что взятие Уранберга станет нелёгкой, почти невозможной, задачей, особенно при условии сохранности жизненно важных газовых фабрик. Когда в жилых районах города завязались бои, а в отчётах значились лишь убитые и раненые, он укрепил себя осознанием, что могло быть стократ хуже. Его ставка на операцию «Ларизель» окупила себя. Если бы Слейт был жив к началу штурма, то дата 226.771.М41 однозначно вошла бы в историю, как полное трагизма поражение Империума.

Но на улицах Альфы, где ожесточённые бои не заканчивались вплоть до позднего вечера, победой даже и не пахло. Целые жилые блоки были охвачены пожарами, а дороги местами проваливались на нижележащие уровни купола.

Гаунт шёл в первых рядах танитских войск, которые двигались непосредственно в центр купола. Отряды под командованием Брея, Бюрона, Тайсса и Даура захватили стратегически важный объект – разводной мост – и прорвали хорошо укреплённую линию обороны Кровавого Договора. Ходили слухи, что жители Уранберга восстают против угнетателей, но Гаунт не находил тому подтверждения, наблюдая лишь сотни испуганных граждан, что убегали подальше от основных участков сражений.

Но его заботила не окончательная победа над врагом – это должно было волновать исключительно Ван Войтца. Оказавшись в зоне действия сети, комиссар не прекращал попыток связаться с оперативниками «Ларизель» и воспрял духом, получив подтверждение, что некоторым всё же удалось выжить. Бельтейн получал обрывочные сообщения от команды Мерина, что объединилась с выжившими из «Ларизель-Один» сержанта Варла в ныне осаждённой рефектории Схолы Прогениум рядом с Имперской агорой.

Гаунт поклялся, что сможет прорваться и вызволить их из окружения, и для этого перекинул части Роуна при поддержке бронетехники урдешцев на левый фланг, а отряды Холлера, Мароя и Юлера – на правый...

... Где те безнадёжно увязли на подходах к нему. Марой встретил жёсткое сопротивление на восточной торговой площади, а людям Роуна повезло немногим больше – отделения под командованием Колеа, Обеля и Макфина, а также урдешская бригада, возглавляемая юным Шенко, ввязались в паршивый уличный бой с локсатлями, что затянулся на целых два часа.

В конечном итоге Гаунт смог продвинуться дальше благодаря взводам Домора, Скеррала и Макендрика вместе с сорока пятью урдешскими сапёрами, а также солдатам, которых до Киренхольма вели Корбек и Сорик, а ныне временно возглавили Раглон и Аркуда. Хотя Гаунт держал новоиспечённых лидеров поблизости, ему не о чем было волноваться: проявленный Аркудой тактический гений заставил комиссара пожалеть о том, что он не повысил его ранее, а Раглон, прошедший долгий путь от младшего офицера связи, не разочаровал Ибрама своим уверенным и спокойным руководством.

Преодолев слабо обороняемые позиции в зданиях, благодаря огнемётчикам они отразили контратаку локсатлей – Дреммонд и Лиса не давали сделать и шагу зловещим чужакам, что обладали невероятным сопротивлением к лазерным зарядам, но с воем улепётывали, как ошпаренные, от пламени. Комиссар позволил Лисе занять место Ниттори, получившего ранения в Киренхольме, что сделало её первой женщиной-огнемётчицей в полку и в очередной раз доказало значимость вергастцев.

После 14:00 по имперскому времени бойцы Гаунта нанесли фланговый удар по частям Кровавого Договора на Имперской агоре, обратили их в бегство и вызволили осаждённых в Схоле Призраков. Невзирая на то, что неподалёку урдешцы начали с боем штурмовать здание администрации, Гаунт нашёл время, чтобы лично поприветствовать всех и поблагодарить за храбрость и преданность делу.

Из шестнадцати Призраков и четырёх фантинских специалистов только эта сборная солянка смогла пережить операцию «Ларизель». У Банды было сломано предплечье, а разведчик Бонин и сержант Варл получили серьёзные ранения в последовавшей за гибелью Слейта бойне. Вадим заработал серьёзное сотрясение головного мозга после автокатастрофы. Ларкин не смог больше сопротивляться мигрени и тихонько рыдал от боли. Маквеннер, Курен и сержант Мерин, ко всеобщему удивлению, не пострадали, отделавшись парой-тройкой царапин. Коммандер Ягдея не переставала нахваливать Бонина за его усилия по освобождению и защите пленников во время боёв, в число которых входили лётчик по имени Вилтри и специалист Кардинал.

Как позже узнал Гаунт, последний скончался от ужасных ран ещё во время осады, что делало Кершерина единственным выжившим десантником.

Гаунт немедленно вызвал медицинскую помощь и старался не думать о тех, кто не выжил. Рилк, Кокер, Науэр, Дойл, Адар, Несса, Маколл... Майло.

Через пятнадцать минут с Гаунтом связался Аркуда и сообщил, что его люди обнаружили живых Нессу и Майло на крыше здания Министерства по экспорту газа. Ибрам с облегчением прикрыл глаза. Император действительно защищает.

– Кстати... а кто же сделал последний выстрел? Ларкин? – развернувшись к остальным, спросил он словно в догонку промелькнувшей в голове мысли.

– Никто, – ответил Мерин. – Ларкин пару раз зацепил ублюдка, думаю, что и Несса тоже. Но если бы не щит...

– Тогда каким фесом...?

Ответ на этот вопрос Гаунт получил после полудня, когда урдешцы, прочёсывая руины дворца, нашли одинокого танитского разведчика, что лежал без сознания среди обломков.

Судя по жетонам, его звали Маколл.

Локсатли прижали отряды Роуна в роскошных апартаментах к западу от центральной части купола Альфа, используя какой-то подвид тяжёлой картечницы – вероятно, увеличенную версию их отличительных флешетных бластеров. Обель направлял своих людей дальше, а Браггу удалось накрыть огнём одну из позиций чужаков, но всё равно им на головы продолжали с визгом сыпаться смертоносные снаряды.

Через заднюю стену разгромленной кухни Гол Колеа вместе с рядовыми Луббой и Яджо ворвались в служебный туннель, что вывел их прямо во фланг окопавшихся локсатлей. Троица вышла оттуда в полуприседе, – Колеа услышал размеренное «плюх-вжух!» миномётов чужаков, а также зовущего врача человека – пробежала по усеянному обломками рокриту и спряталась за повреждённой водопроводной магистралью, из которой на дорогу выливалась пенящаяся вода.

В ближайшей воронке на спине лежал Каффран с иссеченными шрапнелью ногами.

– Не глупите, сержант! – закричал Лубба, но Колеа уже рванул к юноше и плюхнулся в воронку, когда воздух вокруг него прошили игольчатые снаряды.

– Как ты, Каффран? – спросил он.

– А, Колеа. Боль жуткая, а фесовы чужаки на том конце дороги не отдают и пяди земли.

– Выглядит паршиво, – осмотрел раны Колеа, – но жить будешь – медики уже в пути.

– Плевать я на это хотел! – ответил тот. – Я беспокоюсь за Тону!

– В смысле?

– Роун отдал приказ наступать. Меня подкосило здесь, а Тона пошла дальше вместе с Алио и Дженком, но она перестала отвечать на вокс – думаю, их тоже ранили.

– Вот гак, – выругался Колеа, выглянув из воронки. – Оставайся здесь.

Но, учитывая состояние Каффрана, его слова прозвучали как минимум странно.

– Сержант!

– Что?

– Почему… – преодолевая боль, спросил Каффран, – зачем ты приходил ко мне в камеру? И это твоё странное поведение... Когда Тона навещала меня, то устроила взбучку за то, что я попал в такой глупый переплёт. Но её можно было понять – она испугалась. А ты словно опасался услышать от меня признание в убийстве той несчастной женщины. К чему всё это было?

Колеа улыбнулся ему.

– Это родительские чувства, Кафф. Я обязательно тебе расскажу, когда всё уляжется.

А затем он выскочил из воронки и побежал куда-то.

Рядом с трупами Алио и Дженка ничком лежала Криид, получив ранение в бок и плечо, а землю вокруг с воем перепахивали вражеские снаряды.

Колеа запрыгнул к ней в окоп, налетев коленом на пробитую трубу.

– Держись, Тона, – молвил он. – Каффу без тебя одиноко.

Он поднял девушку на руки и, игнорируя её страдальческие стоны, побежал обратно.

– Ты спятил! – всхлипнула она, когда вокруг них со свистом пронеслись игольчатые снаряды.

– Мне уже не впервой это слышать, – ответил он, краснея от натуги. – Можете с Варлом даже кличку придумать.

Не успев добежать до руин, Гол практически уронил Криид в объятья Яджо, а сам грохнулся наземь с улыбкой на лице. Лишь тогда стало заметным кровавое месиво на месте затылка.

– Сержант! – закричал Лубба и, рискуя жизнью, втащил тело Колеа в укрытие подальше от выстрелов. – Сержант! Сержант Колеа! Прошу! Не умирайте! Не умирайте!

Брагг посмотрел на Кейлла.

– Последний магазин? – спросил он.

– Осталось ещё два, – ответил подносчик.

Брагг вздохнул, выглянул через дырку в стене и покачал головой – локсатли накрывали всю улицу флешетным огнём.

– Этого мало, ежели мы планируем победить. Значит так: я останусь здесь и обеспечу прикрытие огнём, пока ты сгоняешь к нашим и достанешь ещё патронов, лады?

– Одна нога здесь, другая там, – кивнув, ответил Кейлл. – Только без меня не уходите.

Когда юный подносчик выбежал из разрушенного подвала, Брагг посмотрел на остальных Призраков – Токара, Феникса, Куу и Хилана – и спросил:

– Есть годные идеи?

– Если устроишь мне заградогонь с помощью своего «комбайна», – предложил Хилан, – думаю, мы сможем рвануть к жилому блоку напротив.

– Действуй, – ответил Брагг и перетащил массивное орудие поддержки на позицию.

– На счёт «три», – скомандовал он. – Раз, два…

И орудие ожило, окатив улицу шквальным огнём, а Хилан, Феникс и Токар рванули наружу.

Внезапно раздался щелчок, и орудие умолкло.

– Принести запасной? – спросил Куу.

– Ага, – ответил Брагг, – было бы н…

.. И в висок Браггу угодил край коробки с патронами, отчего тот завалился набок и на миг потерял сознание.

– Какого феса? – очнувшись, пробормотал он. – Куу? Какого феса ты творишь?

Брагг почувствовал ужасное головокружение и подступающую к горлу тошноту, а из раны на голове заструилась кровь.

Над ним возвышался Лиджа Куу и сверлил его взглядом.

– Ты схармил меня, – молвил тот.

– Чтоб тебя, Куу! Сейчас не время выяснять отношения!

– Да ну? И когда же оно наступит, танитец? Вот уж не знаю, зуб даю.

Брагг попытался встать.

– Ты совсем поехал крышей, Куу. Скажи спасибо Гаунту, что тебе свезло обойтись лишь кнутами.

– Свезло?

– В смысле… фес, ты понял, о чём речь! Какой же ты всё-таки подонок. Гаунт расстреляет тебя за это и…

– А он и не узнает, – парировал Куу, – разве не так, громила-мазила?

В правой руке Лиджи блеснуло тридцать сантиметров серебристого лезвия танитского ножа.

– Куу? Какого феса ты…

Но тот вогнал «верное серебро» прямо в сердце Брагга.

Тот выпучил глаза и округлил рот, а с губ сорвался немой вздох.

Куу извлёк клинок и придвинулся ближе, чтобы прошептать умирающему танитцу на ухо:

– Так, для справки… это я убил её. И это было чудесно. Ох, и как же она боролась! Не то, что ты, мазила.

Брагг внезапно рванул вперёд и замахнулся автопушкой, держа её за ствол, как дубинку. Попади она по худосочному вергастцу – и увечий было бы не избежать... Но Куу успел отскочить.

– Ещё разок, Брагг, – сказал он, и снова пырнул его ножом. И ещё разок. И ещё.

Эпилог. Танитское оружие

Фантина 227.771.М41

«Раньше я не верил, что мне может повстречаться старший по званию офицер, который будет по-настоящему ценить особые умения Призраков. А теперь, когда такой человек появился, моему счастью нет предела»

– Ибрам Гаунт, комиссар-полковник Танитского Первого

Не прошло и пары минут после швартовки аэростата, как тут же наружу выбежали дети и принялись играть.

Обоз Призраков прибыл в Уранберг в составе волны подкреплений, и управляющие пристаней с хмурым видом наблюдали за разгрузкой грузовых отсеков, пока пассажиры, что вскоре обернутся жонглёрами, мимами, глотателями огня и заточниками, спорили с ними по поводу сохранности своих земных сокровищ.

А вот детей словно с поводка спустили – они сновали по причалу, пели и смеялись. Йонси заковыляла вперёд и неумело кинула мячик, за которым вслед тут же пустился Далин.

– Эх, дети, – молвила женщина позади Кёрт. Хирург обернулась.

– Дети, – с издёвкой сказала Алекса. – Война выиграна, мёртвых уже не вернуть, а сопляки пробуждают в нас грусть и сентименты. Вот только гак я буду грустить. Жизнь – дерьмо, но мы с лопатой.

– Согласна, – ответила Кёрт, достав из пачки палочку лхо и предложив её Алексе. Оплывшая женщина в годах с пышным будуаром взяла сигарету и подкурила обеим из серебристой коробчатой зажигалки.

– Далин! Аккуратнее с сестрой, слышишь? – крикнула она, а затем, понизив голос, добавила: – Ты та, о ком он говорил, верно?

– Не поняла?

– Колеа сказал мне, что только женщина-доктор знает обо всём. Это ведь ты, верно?

– Да, – выдохнула Кёрт.

После паузы Алекса спросила:

– Как Гол?

– Жив, но… – ответила Кёрт.

– Но что?

– Он в сознании, жизненные функции не нарушены. Однако вследствие чудовищных повреждений мозга Гол потерял память. Полностью. Не помнит ни своего имени, ни того, что у него есть дети. Ничего…

Алекса улыбнулась.

– Удачное стечение обстоятельств.

– Нет, – возразила Кёрт, вытащила запечатанное письмо и посмотрела на него. – Гол Колеа вернулся… но совершенно другим человеком. Я… я в замешательстве.

– Дорогуша, – сказала Алекса, запихивая письмо обратно в куртку Кёрт, – послушай моего совета. Вознеси хвалу Императору и не вмешивайся.

Кёрт сложила письмо и медленно пошла по причалу по направлению к городу.

Ван Войтц не скупился на похвалу – его речь так и пестрела представлениями к наградам и повышениями в званиях. Также он упомянул о прошении к Макарофу насчёт официального изменения наименования Первого Танитского полка, дабы отразить их специализацию на скрытных операциях.

– Когда в следующий раз я услышу звук танитского оружия, то надеюсь, оно будет способствовать моим успехам, – объявил Ван Войтц, наливая собравшимся офицерам полные бокалы амасека.

Но Гаунт не особо прислушивался к его словам. Архивраг изгнан из Фантины, а также ликвидирован заметный лидер еретиков.

И теперь силы Крестового похода получат снабжение в виде невероятных объёмов продукции газовых фабрик.

А ему в погоне за этими целями удалось сохранить как можно больше людей.

Победа одержана, а долг – исполнен. Но Гаунт не разделял желание Ван Войтца поднимать бокалы за живых и мёртвых и болтать об этом всю ночь напролёт. Поэтому он в гордом одиночестве пошёл через Имперскую агору, где команды зачистки до сих пор прочёсывали окружавшие её здания на предмет недобитков.

По мнению Гаунта, кошмар бытия офицера среднего звена заключается в личном переживании потерь. Таким же «Гаунтам», «Роунам» и «Фазалюрам» по всей галактике постоянно приходится иметь дело с кровавыми последствиями победы, а лорды-генералы привыкли праздновать каждый триумфальный момент, потому что для них погибшие были всего лишь именами в общем списке. Высокое звание становилось вакциной от моральных терзаний. Поэтому такой, в общем-то, неплохой человек, как Ван Войтц, в глазах Гаунта ничем не отличался от тех чёрствых и бессердечных ублюдков, за которыми ему приходилось следовать.

Но, по крайней мере, кажущаяся пропасть между танитцами и вергастцами, за что его упрекали Харк и Цвейл, начала уменьшаться, и во время битвы за Уранберг полк стал больше напоминать цельное и сплочённое войско.

Возможно, вступиться за Куу было правильным решением.

Гаунт вернулся к своим людям и приказал Бельтейну передать через взводных командиров слова благодарности и уважения всем танитцам и вергастцам, заодно отдав распоряжение о выходе из зоны боевых действий – контроль над оккупированным Уранбергом будут обеспечивать переброшенные из Киренхольма урдешские и крассийские подразделения.

А пока что танитское оружие может, наконец, умолкнуть и отдохнуть.

– Приказы и благодарности высланы, сэр, – отчитался Бельтейн.

– И на том спасибо, – ответил Ибрам Гаунт.