Свидетель / Witness (рассказ)
Гильдия Переводчиков Warhammer Свидетель / Witness (рассказ) | |
|---|---|
 | |
| Автор | Джо Паррино / Joe Parrino |
| Переводчик | Seraf |
| Издательство | Black Library |
| Год издания | 2013 |
| Подписаться на обновления | Telegram-канал |
| Обсудить | Telegram-чат |
| Скачать | EPUB, FB2, MOBI |
| Поддержать проект
| |
Мужчина кричал. С его разбитых губ срывалась бесконечная череда имён. Щетина торчала там, где некогда гордо вздымались замысловатые усы. Кровь и сажа смешались на впалых скулах. Униформа, когда-то великолепная, сейчас была только обрывками одежды, держащимися вместе лишь по привычке.
– Мари, – шептал он, – Джанни, Толиф. – Вновь и вновь лились имена. Семья: мужчины и женщины, запятнанные остатки Бриндлевельдской 9-й дивизии.
– Карп, Миклаус, Алперт. – Он намеревался сказать больше. Старался прошептать больше. Приклад хеллгана штурмовика заткнул его. Ниточка слюны с выбитым зубом потянулась изо рта.
Плафоны светильников мерцали в своих отделанных железом патронах. Он задрожал, внезапно ощутив холод. Слабые руки намертво вцепились в тащившего мужчину здоровяка.
– Где они? – спросил он.
Штурмовики хранили молчание за своими чёрными шлемами.
– Где они? – снова полувсхлипнул, полукрикнул он.
По-прежнему нет ответа.
Мужчина попробовал сесть прямо посреди коридора.
Штурмовики вцепились в него и вздёрнули на ноги. Даже не побеспокоясь, идёт ли он, потащили дальше.
Казалось, часами они тянули узника вниз по коридору. Казалось, часами он продолжал задавать вопросы, продолжал шептать имена.
Внезапно проход расширился. Они остановились в огромной комнате, пустой и гулкой. Мужчина уставился в пол.
Он начал кричать, когда один из штурмовиков вцепился в его жидкие волосы.
– Смотри. Смотри! – прорычал искажённый воксом голос пехотинца, – что ты видишь?
Мужчина в недоумении озирался. Его зелёные глаза остановились на пустом участке стены рядом с дверью. Он чувствовал холод. Чувствовал тепло. Душа болела. Он подумал, что увидел серебро. Слёзы навернулись на глаза, которые потом закатились.
-Ничего, – прохрипел он. – Я не вижу ничего.
Дверь отворилась.
От страха узник отяжелел. Веки плотно сжались, и он закрыл лицо руками.
Всхлипнув, мужчина собрал всё мужество и посмотрел в щели между пальцами.
И через открытую дверь увидел жёлтый свет, тёплый и манящий.
Штурмовики подвели его вперёд и остановились перед дверью. На мгновение задержавшись, мужчина уловил краткий щелчок личного вокс-сообщения. Затем пехотинцы втолкнули его внутрь.
Конечности заплелись, и он рухнул. Тёплый красный ковёр ласкал хилое тело. Зелёные глаза моргнули, потом закрылись. Свернувшись в позе эмбриона, мужчина попытался уснуть, мыслями далеко отсюда.
Вежливое покашливание вернуло его к действительности.
Человек протянул бледные, покрытые сажей и грязью руки вперёд. Закряхтев, сначала встал на колени, затем поднялся на ноги.
Вновь прозвучало покашливание.
Ориентируясь на звук, он повернулся. И упёрся взглядом в массивный деревянный стол.
Там стоял знакомо выглядевший человек, бережно склонившийся над ворохом бумаг и папок. Он выглядел в точности как функционер Администратума. Бледный и болезненный, с водянистыми серыми глазами, чиновник изобразил неискреннюю улыбку. Рука с зажатой в ней ручкой указала на богато украшенный стул. Растрёпанный мужчина содрогнулся, зацепившись взглядом за символ, сверкающий на груди обитателя комнаты. Это была стилизованная «I». Престов содрогнулся от внезапно нахлынувших воспоминаний. Символ пробудил страх в его сердце, страх и негодование.
Растрёпанный мужчина вцепился в своё пальто на груди, дрожа от холода и недоедания. И сел.
Прочистив горло ещё раз, человек за столом сказал:
– Дознаватель Томас Бёркхарт, Ордо Маллеус, провожу опрос, – мужчина-дознаватель говорил справа от него.
Бёркхарт переложил несколько бумаг на столе, фальшиво напевая себе под нос. Как дирижёр оркестра, дознаватель быстро поставил номер, прежде чем обратить внимание на мужчину перед собой.
– Капитан Данэль Престов?
Не дожидаясь ответа, Бёркхарт пометил строчку на бумаге.
Воспоминания хлынули на растрёпанного человека. Внезапно у него снова были личность, имя, жизнь. Вопрос был готов сорваться с его губ.
Бёркхарт предупреждающе поднял палец и неодобрительно прищёлкнул языком:
– Секундочку, капитан. У вас будет достаточно времени для разговоров.
Престов закрыл рот.
Обрушился шквал вопросов. Родной мир: Бриндлевельд. Возраст: 34. Семейное положение: женат (двое детей).
Престов почти задремал, пока Бёркхарт задавал свои вопросы.
После нескольких минут вопросов и самостоятельных на них ответов Бёркхарт замер и впал в молчание.
Бёркхарт наконец-то прорвался сквозь свою бюрократическую номенклатуру и ждал, пока заключённый заговорит. Голос, грубый и хриплый, глухой от подавленных эмоций, нарушил тишину.
– Где мои люди?
Бёркхарт мигнул. И натянуто улыбнулся.
– О них позаботились.
– Как?
– Они под надзором Священного Ордоса, ожидают конца расследования.
Престов сидел неподвижно. Он заметил, что в комнате не было окон. Не мог вздохнуть – стены окружили его. Капитан заставил себя успокоиться.
– В чём нас обвиняют?
Бёркхарт посмотрел в бумагу, лежащую перед ним, прежде чем ответить.
– Вы стали свидетелями действий имперских сил, имеющих отношение к субкоду 7В-666.
Эти слова ничего не значили для капитана. Вопрос всплыл из глубин его помутившегося разума
– И каков приговор? – слово, сказанное вслух, казалось вязким и тягучим, враждебным.
Оно оставило за собой след, повисший в тишине. Престов начал бояться, что Бёркхарт не ответит. И почти спросил вновь.
Дознаватель улыбнулся своей чиновничьей улыбкой. В ней не было ни ободрения, ни проблеска человечности. Она была холодной, лишённой веселья, лишённой чувств – всего лишь сокращение мышц.
– Жизнь это монета Бога-Императора, капитан. Мы должны решать, как лучше её потратить.
Бёркхарт внезапно поднялся и подошёл к встроенному в стену шкафу. Престов упрямо смотрел туда, где он только что был. По комнате пронёсся звук жидкости, наливаемой в бокалы. Терпкая медовая резкость выдержанного амасека ударила Пестову в ноздри. Рот его наполнился слюной. Воспоминания хлынули в его разум, но так и остались бессвязными.
Бёркхарт вновь появился в поле зрения с двумя бокалами в руках. Протянул хрустальный бокал капитану.
Отвлекшись на амасек, капитан не заметил въехавшего в комнату сервитора, пока тот не проскользнул перед ним. Роняющий кучи бумаг, заляпаных тёмно-красными чернилами, некогда бывший человеком автомат издал полумеханический, полуорганический крик бинарного кода.
Бёркхарт надел пару лунообразных очков и рявкнул команду сервитору. Заскрипев руками, сервитор поднял перо и рулон бумаги перед тем как начать писать.
Дознаватель кинул на Пестова водянистый взгляд. Он дышал с осторожностью туберкулёзника.
– Расскажите мне, капитан, что произошло на Маргентуме?
Слёзы потекли из глаз капитана Данэля Престова. Его губы задрожали.
– С чего начать?
– С начала, разумеется.
Путешествие сквозь имматериум было тяжёлым. Нечто скреблось о корпус, будто гвозди, скоблящие классную доску схолума. Словно песня сирен из древних мифов.
Люди пытались поддержать себя бравадой, песнями своей родины у костров и наблюдением за женщинами, которые расписывали полковые щиты. Не помогло.
У комиссаров было много работы.
– Эти люди сопляки, капитан, – рычал Дерокаст, – Ты ещё и сам сопляк.
Престов пытался улыбнуться, пытался сделать вдох. Его лоснящаяся форма была ярко-голубого цвета – цвета морей родного мира, его ясных небес. У него не получилось. Капитан знал цену своим людям. Знал цену себе. Политические интриги обеспечили ему звание. Политические интриги обеспечили звание практически всем офицерам дивизии.
Комиссар Дерокаст потопал дальше произносить свою речь и гнобить кого-то другого.
Солдат Антон Карп, здоровый как медведь, неспешно подошёл к Престову.
– Не обращайте на него внимания, капитан. Мы научим этих еретиков бояться Трона.
Капитан уставился на бородатого мужчину, не зная, что сказать. Человек был ниже его по социальной лестнице, это понятно, но также он был одним из его людей. И что чёртовы правила говорят на этот счёт? Он нервно кивнул и ушёл, в то время как Карп неуверенно отдал честь.
Данэль Престов искал утешение в жене.
Она работала в центральной столовой и в своём сине-золотом кринолиновом платье казалась видением. Её бледные, ловкие руки вечно трудились над росписью одного из огромных пластековых щитов, с которыми люди Престова должны пойти на войну.
Она улыбалась, когда он приходил. Двое его малюток, Джанни и Толиф, выглядывали из-за подола её платья, широкие улыбки застыли на испачканных мордашках. Он бросил взгляд на щит, склонив голову к поверхности.
– Это Сангвиновый Ангел, – сказала Джанни.
Престов взъерошил ей волосы.
– Это Сангвиновый Ангел, – начал исповедник Майклс. Транспортный корабль снова затрясся, – Он летит подле нас. Крылья Его защищают нас. Он просит Своего славного отца за нас. И служа Ему никто не падёт.
Под ними был Маргентум, поргязший в ереси, охваченный восстанием. Никто не спрашивал ни почему пал Маргентум, ни когда. Подобные вопросы их не касались. Имел значение лишь факт случившегося. Они были Имперской Гвардией, Молотом Императора, людьми Бриндлевельда. Двадцать тысяч солдат высадились на эту планету. Двадцать тысяч верных душ девятой Бриндлевельдской дивизии.
Престов не мог унять дрожь, последние крупицы воспоминаний дробились волной реальности. Взрывы сотрясали корпус. Всего лишь на минуту капитан включил комм-бусину. И услышал непрекращающиеся крики.
Он выключал и переключал вокс-каналы. Услышал пение на омерзительном языке. Лишь один канал был свободен от помех. Это никак не успокаивало.
Спокойный голос сообщал имперские потери по мере их увеличения. Каждые тридцать секунд он объявлял общее количество. Престова вырвало.
Корабль вновь тряхнуло.
Щитоносцы затянули традиционный напев, их голоса с трудом пробивались.
Ещё два сотрясения покорёжили судно. После чего донёсся крик из кабины.
– Пора приземляться. Удачи, пешеходы! – проорал флотский пилот.
Нервные шуточки послышались от бриндлевельдцев.
Первым их достиг грохот, пока опускалась аппарель. Карп и его люди подняли расписные щиты. Они шли вперёд, предоставляя укрытие солдатам, спешащим за ними.
Двое пали, пойманные яркими лаз-зарядами. Остальные восемь встали в круг, создав подобие обороны.
Престов силился сделать шаг. Вытер рот рукавом. Его кто-то потянул. Перед глазами всё смазалось. Где очки? Он нервно хихикнул. Он не носил очки. Лицо вплыло в поле зрения и промямлило какие-то слова.
Данэль сосредоточился на лице.
– Альперт? – произнёс он, запинаясь.
– Сэр, нам надо двигаться! – проорал щитоносец.
Капитан чертыхнулся. Страх лишил его самообладания. Стыд запылал в груди. И избавиться от него можно, лишь встретившись лицом к лицу с мятежниками.
Капитан вытащил меч и низринулся с аппарели. Лазганы затрещали – бриндлевельдцы открыли огонь. Престов не мог видеть врага – мог лишь слышать. Обнаруживая себя оглушающим воем, мятежные отбросы отступали перед дисциплинированными залпами Имперской Гвардии.
Престов слышал поющего басом Карпа, в то время как щиты пробивались вперёд. Капитан понял, что подпевает. Великий гимн звучал всё громче по мере того, как люди Бриндлевельда побеждали свой страх. Лишь щитоносцы могли видеть врага и, если они продолжали наступление, то наверняка повстанцев нечего было бояться.
Так продолжалось неделями. Бриндлевельдцы пели, наступали – бунтовщики отступали. Назло, внося беспорядок, вокс продолжал оставаться мешаниной безумия, но почему это должно было иметь значение, когда победа в кампании так близка?
Бриндлевельдцы закалялись войной. Их потери были низки. Боевой дух высок.
Затем началось нечто странное.
– Продолжай, – потребовал Бёркхарт.
Престов отказался, впадая в угрюмое молчание.
– Капитан, я действительно должен настоять.
Престов заговорил:
– Я должен увидеть своих людей.
Бёркхарт нетерпеливо ответил:
– Так не пойдёт, – мягкий голос дознавателя превратился в угрожающее рычание, – что произошло?
Дознаватель привстал с кресла, его лицо покрылось красными пятнами. Бёркхарт моргнул и, судя по всему, опомнился. Он разгладил свою серую робу и сел обратно. Улыбка расползлась по его нижней челюсти.
– Так Вы не помогаете своей семье, – сквозь зубы елейным голосом процедил Бёркхарт.
Началось с огней в небе. Огней, сводивших людей с ума.
Комиссар Дерокаст был занят.
Непонятные стоны эхом разносились над руинами городов. Странные фигуры танцевали во тьме. Это повлияло на каждого, но бриндлевельдцы спешили, отбрасывая язычников, карая их за восстание.
Остался только один город.
– Огромный, – прокомментировал Альперт. Стены маячили вдали – массивные гранитные сооружения. Они были гигантскими, монструозными и подавляющими. Едва различимые, за ними просматривались городские строения. От них распространялся дым. Над некоторыми развевались знамёна – слабо видимые, но беспокоящие.
Хлопающий на лёгком бризе штандарт Империума и Бриндлевельда вызывал гордость у солдат. Зазвучали барабаны и флейты, бриндлевельдцы начали заключительный штурм. Они маршировали сомкнутыми рядами Единых Федераций Старой Мерики – варварских эпох прошлого Терры.
Только капеллан Майклс с цепным мечом и святой книгой в руках молился – быстро и твёрдо.
Престов смотрел. Он сглотнул и воздел меч в небеса. Силовое поле клинка трещало в пылевой взвеси. Щиты рванули. Флейтисты и барабанщики заиграли приказ наступления.
Длинным голубым строем, неудержимые в своём натиске, бриндлевельдцы шли вперёд.
Визги донеслись из-за городских стен.
Солдаты в шеренгах продвигались нервно. Комиссары кричали им держаться, игнорировать вопли.
Не было ни следа еретического мусора. Никакого сопротивления.
Люди Престова были в центре, маршируя на ворота. Карп, идущий во фронте, начал смеяться.
– Тише, – одёрнул гвардейца капитан.
Карп продолжил хихикать. Огромный мужчина повернулся лицом к капитану, ухмылка разделяла его чёрную бороду. Он опустил щит.
Вдалеке послышался гром.
Пурпурная молния расчертила небеса.
Престов на мгновение уловил песню на ветру. Карп зарыдал. И бросил щит.
Пение плыло по воздуху, становясь сильнее и пронзительнее. Воздух становился тяжелее. Солдат справа от Престова застонал.
Вокс-бусина в ухе выдала трель. Приказ был отдан. Темп ускорился.
Стены угрожающе разрослись перед капитаном. Они взметнулись в небеса, пока не осталось ничего кроме красных кирпичей и наполненного песней воздуха.
Карп споткнулся. Из ниоткуда перед ним возник Дерокаст, орущий солдату в лицо. Карп ничего не ответил, только его бегающие глаза цвета свежей травы пьяно уставились наверх. Карп открыл рот.
Слова грязные и чуждые потекли из него. Комиссар Дерокаст приставил болт-пистолет к голове щитоносца.
– Скажешь ещё лишь слово... – прорычал он, в его произношении проскальзывал варварский акцент мира смерти. Карп улыбался. Престов побежал вперёд, отчаянно желая сделать хоть что-то, что угодно. Проклятье, он был капитаном девятой Бриндлевельдской дивизии, и у него был долг перед его людьми!
Престов спорил с самим собой вместо того чтобы вмешаться, проявить отвагу. Вместо этого он промолчал. Комиссар, почувствовав его присутствие, повернулся, исступлённо тыча болт-пистолетом Данэлю в лицо. Белки глаз комиссара забегали.
Незамеченный, Карп споткнулся. Указал на колоссальные ворота за собой. На лице появилась больная, маниакальная улыбка. Он захрипел, прокашлялся и сплюнул на траву. Плевок зашипел, приземлившись. Улыбка разрасталась, раздирая лицо солдата.
Два слова с шипением послышались сквозь губы, прежде чем он начал кричать. Два простых слова.
– Дверь открыта.
Глаза Престова расширились от ужаса. Он окончательно побледнел и издал сдавленный крик.
Раньше Бёркхарт был раздражён и зол на капитана, но сейчас он едва ли не преисполнился сочувствием. Маленький бюрократ подумал протянуть руку через стол и сказать пару утешительных слов. Однако, стальной хомут учения инквизиции по-прежнему сковывал дознавателя, так что он ничего не сделал.
Престова начал трястись, терзаемый наполненными ужасом воспоминаниями.
Бёркхарт прошептал вопрос, что остался незамеченным и неотвеченным.
Серебряные мысли засияли в разуме Престова, выжигая страх. Он вздохнул.
Солдаты падали повсюду – здесь и там вдоль линии фронта, сваливаясь в безвольные кучи. Плоть корчилась, и безумие танцевало в их глазах. Некоторые умоляли своих товарищей о милости Императора. Другие бормотали и булькали, а их плоть сплеталась в новые формы. Трещали выстрелы солдат, стрелявших в собственных братьев.
Некоторые окрасились в насыщенный красный цвет, другие в желчно-зелёный. Их сознания расширились и сжались, расколовшись в изменчивые формы. Крики изверглись из ртов и глоток, что более не имели ничего общего с человеческими.
Дерокаст был близок к панике. Он шагал взад и вперёд вдоль шеренг Бриндлевельда, его болт-пистолет лаял.
– Что это за ксеносский трюк? – орал комиссар, вся видимость управления и контроля была высосана из его голоса страхом.
Престов не мог ответить. Он уставился на ужасно меняющегося Карпа. Кожа огромного человека слезла подобно змеиной. Она отслаивалась длинными сухими лоскутами, обнажая нечто, омерзительно блестящее на далёком солнце. Престов чувствовал, что должен что-то сделать. Карп, не отрываясь, смотрел ему прямо в глаза.
Трясущимися руками капитан поднял лазпистолет.
Туман, болезненно-жёлтый и кроваво-красный, поднялся над землёй. Чёрные облака хлестали небо.
В глазах Карпа отражался шторм – чёрный, несущий угрозу, чуждый и злобный. Здоровяк выплюнул все зубы. Его челюсть щёлкнула и вытянулась. В потоке густой жидкости наружу вылезла рука.
Престов начал стрелять, его лазпистолет бил тонкими, раскалёнными лучами. С тем же успехом он мог светить в это фонариком.
За первой рукой последовала вторая. Карп закричал.
Позабыв про меч, Престов начал отступать. Антон Карп прекратил своё существование – нечто изнутри разорвало его на куски.
Исходя паром вместе с останками щитоносца, спёкшаяся в крови и грязи, какая-то тварь, какая-то ксеноублюдочная тварь, глядела своими глазами, похожими на зелёное стекло. Омерзительные сопли стекали с морды существа, пока чужие мысли, полные кровавой резни, вторгались в разум Престова.
Дерокаст замолчал – ужас заткнул комиссара.
Майклс начал кричать. Верно и твёрдо из уст капеллана полились возвышенные мольбы Богу-Императору и Девяти Святым Сынам. Чудовище передёрнулось. Затем оно ухмыльнулось, блеснув разномастными зубами в свете мечущейся бури.
Тварь что-то прошипела в ответ на своём ублюдочном ксеносском языке. Из костей у её ног сплёлся меч. Она сделала два шага вперёд, иссушая траву на своём пути. Подстёгиваемый ужасом, один солдат попытался проскользнуть мимо этого существа. Чудовище разорвало его пополам. Тем не менее, Император улыбнулся ему – тварь, бывшая Карпом, с потусторонним криком начала осквернять религиозную символику на щитах бриндлевельдцев.
Сородичи монстра вырывались по всему строю бриндлевельдцев, подрывая их сплочённость. Солдаты начинали кричать и обращали оружие друг против друга –чужая воля брала верх над сознанием.
В довершении всего появились еретики. Огромные пулемётные установки, чьи стволы выглядели словно адские отродья, появились из стен. Глумящийся свист сопровождал залпы лазерного огня с брустверов. Бриндлевельдцы, дезорганизованные и без прикрытия, превратились в стадо. С пронзительным свистом и барабанным боем был отдан приказ отступления. Терпя поражение, солдаты кричали, пытались оторваться от противника, а ксенотвари прогрызали себе путь сквозь бегущую массу.
И вот уже Престов бежал вместе с Альпертом и группой ещё каких-то солдат из неизвестного капитану отделения. Знамя полка, сжимаемое побелевшими от усилия пальцами Альперта, всё ещё величественно развевалось позади бегущих мужчин. Майклс, твёрдый и внушительный в своей чёрной рясе, плёлся в хвосте. Молитва не сходила с его уст, прерываемая лишь вдохами и выдохами.
Тяжёлые капли дождя низверглись с чёрных небес. Металлический привкус наполнил воздух. Вскоре импровизированный отступающий отряд скользил и плыл по окрашенной ржавью грязи, пытаясь убежать от последнего города.
Они бежали сквозь дождь и слякоть. Освещённый лишь спорадическими копьями молний, Маргентум превратился в узилище страха. Лица мелькали во тьме – тусклые и глумящиеся, уродливые и нечистые. То были лица кошмаров. Взглянуть на них означало присоединиться к ним.
Эти ксеносы были коварнее всего, о чём только слышал Престов, коварнее любого врага, о котором рассказано в "Памятке".
Его отряд, выросший до значительной силы в пятьдесят человек, остановился в зарослях деревьев, чтобы передохнуть и восстановить силы. Чтобы начать осознавать свой позор.
Престов, опёршись на Альперта, с одышкой выдыхал водяной туман. Знамя насквозь промокло, их гордый штандарт стал сырой кучей тряпок.
– Нас сломили и мы бежали, – заявил Альперт голосом – смесью стыда и страха. Его лицо было бледным и изляпанным грязью, вощёные усы поникли.
– Мы – трусы. Мы опозорили Императора. Мы – насмешка над Сангвиновым Ангелом.
С этим никто не спорил. На лицах отражалась внутренняя борьба.
Престов резко поднял голову, уловив треск ломающихся веток. Лазружья были наготове. Щиты подняты. Треск становился всё громче. Нечто двигалось сквозь лес.
Лазган скрежетнул, извергнув заряд. Стрелявший неловко засмеялся. Он стрелял в тень. Но прекратил смеяться, когда тень протянула руки и затащила его глубоко в себя.
Волны ужаса разошлась по строю бриндлевельдцев. Всё больше рук змеилось из черноты. Отчаявшись, солдаты стреляли во тьму.
Невнятно доносился мучительный хохот – эхо покойника. Свечение поглощало деревья, постепенно разлагая их. Престов начал кашлять, вслед за ним и весь отряд.
– Нам надо убираться отсюда, – задыхаясь, просипел он.
Его людям не нужно было повторять дважды. Они отступили из леса, обратно на поля, через которые бежали.
Хохот последовал за ними.
Они двигались до глубокой ночи, с каждым шагом всё более изведённые, преследуемые вражьими контратаками и молниеносными налётами. И останавливались только для того, чтобы дать отчаянную последнюю битву или объединиться с другими отрядами.
Пятьдесят солдат стали сотней, сотня стала тысячей и вот в зоне высадки бриндлевельдцы реорганизовались.
Зона высадки была фортифицированна военными инженерами и специалистами Адептус Механикус. Её рокритовые стены выглядели низковатыми и опрометчиво брошенными – едва ли способными обеспечить хоть какую-то защиту.
Тем не менее, именно здесь бриндлевельдцы намерились стоять насмерть. Здесь они лицом к лицу встретят архиврага человечества и его союзников-ксеносов. Здесь они послужат Богу-Императору. Здесь они погибнут во имя Его.
Бури становились всё хуже по мере того, как солдаты ждали. Неделя прошла без каких либо признаков или звуков еретической дряни. Небеса по-прежнему волновались, раздираемые. Людей сводило с ума ожидание. Двое из отряда Престова были казнены Дерокастом.
Стеснёнными, деморализованными, грязными, истощёнными – таковым было большинство солдат Бриндлевельда.
Они были в осаде без осаждающих.
Настал восьмой день.
И вместе с ним пришла смерть.
Сначала послышалось пение, принесённое сильным ветром. Инфернальные и сверхъестественные слова звучали на грани слышимости. Издалека доносились пронзительные визги и бессвязные вопли. Вспышки и полосы от звёзд осветили небо. Невозможно далёкий грохот сотряс командный пост.
Престов, окружённый своими бойцами, ощутил, как в груди распускается доблесть. Он погибнет, да, но не погибнет трусом. Он заставит родной мир гордиться собой. И сожалел лишь о том, что не увидит своих дочерей и жену, пока не встретит их подле Золотого Трона.
Майклс благословлял их души, его слова пронзали ледяной воздух.
Низкий кашель болт-пистолетов оборвал его, но это было привычно – не о чем беспокоиться. Это просто комиссары несли правосудие Императора тем, кто дрогнул.
Солдаты встали от своих костров, сжимая чашки с рекаффом немытыми руками. Запах солёного грокса и подогретых питательных пайков распространялся в духоте древесного дыма.
Люди шли на стены по своему усмотрению, управляемые каким-то инстинктом. Лазружья подняты. Щиты наготове. Солдат в конце строя запел. Его голос недолго звучал в одиночестве.
То была панихида, мольба Девяти Святым Сынам Императора. Мольба о помощи, о смерти вместо бесчестия, о шансе узреть Его Святой Трон на Терре Обетованной.
Враги показались из леса. Поначалу они крались и старались остаться незамеченными. «Униформа» из маски и робы выглядела нелепой мешаниной. Приближаясь, предатели распевали. Их встретила погребальная молитва.
Ксенотвари, чьих видов было словно звёзд на небе, возвышались над шеренгами мятежников. Они были доказательством измены Маргентума. Маргентийцы были настолько порочными и пали столь низко, что позволили ксеносам запятнать свою планету и теперь воевали вместе с ними. Там были жирные существа со сломанными рогами, проступающими из их голов; гигантские крылатые чудовища с красной шкурой и красным же кровожадным блеском в глазах. От таких вражеские солдаты старались держаться подальше.
Бриндлевельдцы прорычали свой вызов в рассвет. Крики десяти тысяч мужчин – избитых, окровавленных – эхом разнеслись по крепости. Всё больше и больше маргентийских бунтовщиков заполняли открытые участки. Продолжая декламировать, они строились в длинные линии, будто бы пародируя имперцев. Передние шеренги несли собственные расписные щиты.
Престов вздрогнул, как только сотрясатель за ним выстрелил. Гейзеры из людей и ксеносов расцвели в армии архиврага. Множество было убито начальным залпом. Это едва повредило орде.
Голос забормотал в вокс-бусине. Приказ был прост, прямолинеен. И состоял лишь из одного слова. Требовалось только одно слово.
Силовой меч Престов держал над головой, знамёна развевались от него по правую руку; капитан взмахнул клинком вниз и вместе с другими офицерами девятой дивизии Бриндлевельда прокричал то самое, единственное слово.
– Огонь!
И они залили пламенем неприятеля.
Стены пали, расколотые в двух местах огромными ксеносами. Бриндлевельдцы погибли. Всё, что осталось – выцарапать крупицу славы во имя Императора. Дисциплинированные залпы всё ещё пронзали архиврага: его рычащие, поющие ряды погибали дюжинами, сотнями, но это ни в коей мере не было достаточно, чтобы сдержать их.
Престов потерял голос, пока кричал и пел. Его лазпистолет был почти пуст, а рука с мечом болела и дрожала. Тем не менее, дух остался несломленным. Куда бы он ни посмотрел, везде умирали бриндлевельдцы. Но один человек указывал на небо, на его лице застыло счастливое недоверие.
Воющий еретик пронзил его ржавым мечом.
Престов застрелил маргентийца и рискнул на мгновение взглянуть в небеса.
И увидел падающие звёзды.
Маргентийцы ничего не замечали. Поначалу. Они были слишком заняты истребленим бриндлевельдцев.
Престов изумлённо наблюдал с широко открытыми глазами. Ощущалось присутствие, нарождающаяся вероятность. Давление. Оно заложило уши, сжало сердце, заставив его гулко стучать.
Маргентийцы застыли, охваченные тем же чувством, что и Престов.
В нём был раскат грома, колокольный звон, мужской возглас, медвежий рёв и женский крик. Было всё это. Ничего этого не было.
Сияющими лучами пролился свет восходящего солнца. Свет чистейшей синевы, мучительно яркий. Престов закрыл глаза.
До него с огромного расстояния доносились невозможно громкие и низкие боевые крики. Свет потускнел, и Престов застыл в благочестивом восторге.
Бронированные гиганты появились среди еретиков, сияя алебардами и стреляя из болтеров.
Великое воодушевление охватило выживших бриндлевельдцев. Императорские Ангелы Смерти – живой завет Бога-Императора Его Империуму – пришли спасти их, ответить на их мольбы.
Звёзды продолжали падать, концентрируясь на построении бриндлевельдцев.
Звёзды, что падали среди них, являли совершенно разных союзников. Там были люди, закованные в составные, матово-чёрные доспехи, отмеченные печатью правосудия, ужасной и легендарной стилизованной "I" инквизиции.
С ними был тот, кто заставил страх вновь течь по венам Престова. Мужчина в золотом доспехе, богато украшенном и впечатляющем. С книгами, висящими на цепях. С массой пистолетов, мечей и ножей, покрывающих всё до последнего квадратного сантиметра. В своей широкопололой шляпе этот человек мог быть только инквизитором святого Ордоса.
С ним шёл некто со слезящимися глазами и в серой робе. Он выглядел точь-в-точь как функционер Администратума.
Престов забрызжал слюной посреди своего рассказа.
– Ты, – сказал он, – это был ты.
Бёркхарт небрежно кивнул.
– Ты – один из тех...
– ...кто казнил вашего комиссара. Да.
Враг был отброшен. Гиганты в серебряных доспехах исчезли столь же внезапно, как и появились. Никто из вновь прибывших не заметил их отсутствия. Инквизиция взяла в свои руки контроль над личным составом. Комиссар кричал.
Плети терзали спину Дерокаста. Комиссар что-то ревел. Само по себе это не было необычным. Необычным был смысл его слов. Он проповедовал трусость, истребление и апокалипсис.
Инквизитор, представившийся Альфонсом Барэкиясом, не собирался проявлять снисхождение к комиссару. Он считал, что не обойтись без публичной демонстрации. Без напоминания о правосудии Золотого Трона и о цене трусости.
Пока дознаватель выносил приговор, инквизитор Барэкияс декламировал обвинительную речь против комиссара.
– Этот человек, – подчеркнул он, – этот человек повернулся спиной к святейшему Богу-Императору. Он поддался козням врага. Его душа погрязла в болоте, запятнанная скверной ереси.
Дерокаст плюнул ему на ногу.
Губы Барэкияса скривились в отвращении:
– Никакой жалости к этому негодяю! Его душа проклята. Будьте бдительны, ибо архивраг всегда стучится в наши сердца. Так облачитесь же в доспехи презрения. Отриньте посулы падших. Святой властью, дарованной мне во имя Владыки рода человеческого, я называю сего человека Еретикус. Приговор – смерть.
Престов думал, что инквизитор приведёт приговор в исполнение лично. Наверное, он разочаровался. Помощник Альфонсо, выглядевший маленьким и худым как тростинка, поднял огромный болт-пистолет. Оружие единожды рявкнуло.
Барэкияс удовлетворённо кивнул.
– Sic semper Traitoris (*Такова участь предателей), – провозгласил он.
Потрясённых казнью Дерокаста выживших офицеров Бриндлевельда вызвали на совещание в командный бункер.
Выживших осталось слишком мало.
Другой капитан, Охара, рыдал; от шока, страха или от чего-то ещё, Престов не знал.
Инквизитора нигде не было видно.
Часть стены притягивала взгляды Престова. Там ничего не было, пусто. Стена была из чистого рокрита, но если прищуриться, то виднелось серебро.
Генерал Сайкс, один из командиров дивизии, разорялся:
– Он убьёт нас всех, как он убил комиссара! Мы потерпели поражение! Всё идёт к этому!
Раздавалось всё больше возгласов по мере того, как солдаты выражали своё мнение. Престов молчал.
Звук выстрела разнёсся по комнате, оставляя после себя тишину. Сайкс упал замертво.
– Я не терплю трусов. Вы и ваши люди ещё послужите, – заявил инквизитор Барэкияс, – эта планета вновь вернётся под власть Золотого Трона, – он указал на Престова и нескольких других молчаливых людей, – пусть все, кроме вот этих, уйдут с глаз моих.
Повсюду мелькали вспышки, пока офицеры Бриндлевельда, расшаркиваясь, кое-как выбирались из командного центра. Инквизитор вперил взор в Престова и остальных, пристально вглядываясь и что-то выискивая.
Видимо, найденное его удовлетворило. Инквизитор осенил себя аквилой. Престов с остальными повторили за ним. Улыбка растянула тёмную кожу инвизитора. Барэкияс бросил взгляд в сторону пустого участка стены. Кивнул.
И вот стена уже не была пустой.
Там стоял человек, закованный в серебро, нет – больше чем человек.
Бриндлевелдьцы рухнули на колени.
Ангел был огромным живым святым, сыном Девяти Святых Сынов. Его лицо, изменённое до нечеловеческих пропорций самим Богом-Императором, было изборождено шрамами. Голос – глубокий рокочущий бас – скорее резонировал в грудной клетке, нежели слышался ушами.
– Вы столкнулись с прислужниками Чумной и Кровавой Нечестивости, – прогрохотал гигант. Это не было вопросом, скорее наблюдением. Уголки губ ангела изогнулись в мимолётную улыбку, – а это не так уж и мало.
Престов понял, что пытается понять, которому из Сынов Императора служил святой. Может, Сангвиновому Ангелу? Льву, прозванному Джонсоном? Или Дорну Имперскому, чья воля непоколебима?
Символ на его исполинском плече также не дал никаких подсказок. Символ был прост, не то что иконы, написанные на щитах бриндлевельцев. Просто книга и меч. Престов практически решился задать вопрос, но ангел остановил его с понимающей улыбкой.
– Лучше не знать, – сказал святой. У капитана Бриндлевельда перехватило дыхание, когда закованный в серебро ангел преклонил колени. Плавным движением, столь быстрым, практически не видимым глазу, гигантский космодесантник достал столь же гигантский меч.
Глаза благославенного воина почернели.
В словах, слетевших с его уст, чувствовалась клятва, повторная присяга завету. Слова были длинные, архаичные, на незнакомом языке. Они звучали словно чудо, словно надежда, словно гнев. Звучали словно музыка. Звучали словно победа.
Барэкияс тоже произнёс несколько слов. Его помощник – мужчина с водянистыми глазами – записал слова инквизитора на пергамент.
Запах фимиама, священного дыма наполнил воздух. Давление нарастало, стискивая разум Престова. Мысли, образы, поступки и практически всё, чем он гордился – всё было рассеяно в воздухе. Нечто святое, нечто благословенное происходило здесь.
Престов слышал другие голоса, звучащие вместе с ангельским. Целые хор повторял басистый рокот космодесантника.
Это было самым прекрасным из всего, что когда-либо слышал капитан имперской гвардии. Прекраснее дыхания жены, прекраснее смеха дочерей.
Великан замолчал. Он стоял, его доспех гудел.
– Я – брат Макон, – сказал он, – вы – свидетели моей Особой Клятвы. Император – свидетель моей Особой Клятвы. Мы победим в этой войне.
Просто. Неоспоримый факт. Слова были сказаны с такой абсолютной уверенностью, с такой убеждённостью. И не было места ни сомнению, ни поражению. Слушая речь ангела, Престов смог ему поверить, смог посмотреть в будущее дальше этого дня, этой секунды.
Макон воздел свой меч в небеса, зацепив потолок.
Престов почувствовал, как надувается грудная клетка. Ощущение было незнакомым, отличным от всего, что он когда либо чувствовал. Ткнул себя в рёбра. Это было больно. А затем узнал это ощущение.
Это было нечто вроде убеждённости, веры, гордости.
Нечто вроде победы.
Ангел двинулся вперёд быстрым выверенным шагом. Видимо, он ничего не боялся. Это ведь было в писании, разве нет?
И Бог-Император, Святейший, Владыка Человечества сказал в тот день: «И создал я этих святых, этих ангелов Смерти, моих Адептус Астартес, и да не познают они страха».
Престов хихикал как ребёнок. Выстрелы отскакивали от доспеха Макона. Они не посмели даже поцарапать роспись. Бриндлевельдцы с новыми силами кинулись в бой. Частица бесстрашия их живого святого передалась солдатам.
Они сражались за землю, по которой ещё неделю назад гвардейцы Бриндлевельда триумфально маршировали. По крайней мере, согласно картам. Чудные растения ксеносов распространились по всей пропитанной кровью земле. Где падали тела, теперь бурлили пруды. От самих трупов не осталось и следа.
Святое присутствие воина отбросило ксеносскую заразу.
Вдалеке слышались звуки битвы. Лай болтеров, вопли гибнущих еретиков, визги ксеносов.
Макон раздавал приказы следующим за ним гвардейцам. Слова были отрывисты, и он резко жестикулировал свободной рукой. Люди Бриндлевельда действовали, едва дослушав команды.
Их правый фланг усиливал взвод штурмовиков инквизиции. Они были эффективны, смертоносны и бесшумны. Не получали команд, не просили объяснений. И скорее походили на творения Адептус Механикус, чем на людей.
Имперцы сражались, истекали кровью и умирали в дыме и тумане, воняющих фицелином, гнилью и кровью и, метр за метром, побеждали. Боевые порядки еретиков сминались, их союзники-чужаки были не способны выстоять и сражаться против Макона и его братьев в серебряных доспехах.
В сожжённых руинах города-ярмарки они бились с бородавчатыми одноглазыми тварями. На красных полях столкнулись с кровавошкурыми ксеносами, у которых были длинные языки и пропитанные кровью мечи. Крылатые бестии в небесах пролетали перед гвардейцами и вступали в воздушные бои с «Молниями» Имперского Флота.
Шаг за шагом, метр за метром двигался вперёд Империум. Серебрянных Святых, как их прозвали бриндлевельдцы, было сложно увидеть, но их присутствие на поле бое было несомненно. Часто брат Макон возглавлял или призывал гвардейцев в битву со свирепыми отрядами сопротивления, но, когда они добирались до места, еретики уже были истреблены.
За два дня Империум вернул большую часть планеты.
И вновь остался только один город.
Наступление империи было неостановимо. Еретическое море отступало перед праведными крестоносцами. Вражья оборона Маргентума висела на тончайшей из нитей. На глазах писалась история полка, названия кампаний вышивались на ротных знамёнах.
Вот – слава, что жаждал Бриндлевельд. Нет поражению, нет отступлению. Плечом к плечу со святыми они сражались во имя Бога-Императора. Ни один гражданин Империума не смеет просить большего.
Стены вновь вырисовывались на горизонте. Их изменили. Не стеснённые более законами разума, гравированные, исписанные, переплавленные грандиозные блочные стены были разрисованы палитрой безумца.
От такого вида некоторых бриндлевельдцев начали бить конвульсии. Прикосновение или взгляд Макона приводил их в себя.
Основное отличие лежало не в странной порче, охватившей стены. Нет, на этот раз ворота были открыты – снесены с петель, как если бы Дорн Имперский пробил их кулаком насквозь. Тлеющие и дымящиеся ворота были открыты.
Дым поднимался над городом, лежащим перед ними, – признак работы Серебрянных Святых. Солдаты девятой дивизии Бриндлевельда громогласно взревели. За ними гордо развевались знамёна. Вдали барабанщики и флейтисты играли военные марши. Уменьшилось их количество, но не отвага.
Макон остановил всех на входе. Он поднял вверх одну массивную перчатку, а другой коснулся чего-то в панцире на своей груди и сказал:
– Нерожденные шныряют по тем улицам. Порча повсюду. Молитесь Императору и не падёте.
Предупреждение было туманным, а враги – слишком реальными.
Круговерть битвы провела их по улицам. Еретики цеплялись за каждый метр. И наносили контрудары. Тяжёлые.
Им было плевать на собственные жизни. Видимо, их охватило какое-то религиозное исступление. С пеной у рта, с пустым взглядом они спазмически дёргали спусковые крючки. Еретические отбросы Маргентума, когда-то верные граждане неосквернённого Империума человека, выплясывали последние па джиги палача.
– Я кое-что видел там. Нечто, что не могу объяснить, не могу вспомнить. Я не могу вспомнить лицо Макона. Важно ли это? – Престов был на грани помешательства, в голосе слышалась охватывающая гвардейца паника. Слёзы вновь текли по щекам.
Глаза Бёркхарта ожесточились, водянистый взгляд истончался, испарялся. И вот проявились истинные черты, истинное лицо его организации и должности. Решимость, беспристрастность, рассудительность – всё это можно было увидеть в его серых глазах. И там не было места состраданию, сочувствие было отвергнуто. В его профессии все эти чувства были лишними, на самом деле они были лишними в Империуме. Их нужно презирать и проклинать. Преданность, вера и решимость – вот истинные черты имперцев.
– Капитан, мне очень важно знать, что именно случилось там.
Улица горела. Горящий пепел плыл в ночном воздухе. Где-то вдали с сухим звуком тысяч ломаемых веток скрежетали лазерные выстрелы. Крики, пронзительные и нереальные, эхом раздавались среди разрушенных зданий.
Город горел. Огромные столбы дыма, затмевая звёзды, тянулись к небесам. Рапорты, когда доходили, были хорошими. Имперцы шли в атаку. Еретики умирали. Имперцы тоже умирали, но это было ожидаемо.
Мир горел. Маргентум очищали праведным огнём. Тщательно вытравляли всю грязь, заразу и ересь, поразившие его; планета вновь станет полезной частью Империума.
Данэля непосредственно волновало первое, и, где-то на краю сознания, – второе. В данный момент его задачей было собственное выживание и служба Трону. Затрещали яркие потоки лаз-огня, тлетворного и болезненного для глаз цвета. Солдата справа от Престова сбило с ног. Его крики влились в хор, пронзивший воздух.
Их прижали к земле в руинах жилых массивов, защитники Маргентума припёрли их к стенке. Пару минут назад они упустили из виду Макона – серебряный гигант растворился во тьме и дыме безо всяких объяснений.
Престов осторожно взглянул поверх стены, за которой прятался. Лазерные заряды дёрганно выплеснулись в его сторону. Капитан залёг за внезапно показавшимся столь хрупким укрытием, вздрагивая, пока по кирпичам барабанили выстрелы.
– Пойдём в обход, – прошипел Престов Альперту. Кто-то кивнул. Пригнувшись, они обежали стену. В блаженном неведении еретики продолжали упоённо расстреливать кирпичную стену.
Без своих Серебрянных Святых люди чувствовали себя истощёнными. Ужас войны и безысходность текущий ситуации начали прогрызать себе дорогу в их души. Солдатам оставалось лишь бороться со всем этим и цепляться за остатки мужества.
Такая война была незнакома капитану. Этого не было ни в каких учебниках, ни в каких рассказах. Война была чем-то, что разворачивалось на великих полях, иногда лесах, но точно не в городах.
Кирпичная пыль впиталась порами его тела, сдирая кожу под воротником. Еретики остановились и больше не стреляли.
Они кричали.
Какая-то четырёхногая тварь выскочила из теней, вгрызаясь в стрелковую команду еретиков.
– Ксенос! – прокричал Альперт.
Бриндлевельдцы начали отступать, они были на грани паники. Они чувствовали присутствие ксеноса как маслянистое пятно в воздухе. Оно пахло гнилью и цветами, а также тысячами других неназываемых вещей.
– Капитан, что нам делать? – прошептал кто-то из его отряда.
Престов быстро принял решение:
– Бежим врассыпную.
Солдатам не нужно было повторять дважды.
Однако они побежали вглубь города.
Выстрелы мигали над их головами. Поле боя простреливалось. Трупами, как каким-то ненужным мусором, устлали улицы. Площадь была огромна и усеяна нанизанными на колья телами – ужасный лес пронзённых людей.
Рассредоточившись по площади, сформировав концентрические окружности траншей и орудийных установок, оставшиеся еретики ждали их. В большинстве своём они окопались у статуи Императора Торжествующего. Статуя была размером с титан «Боевой Пёс» и самым крупным из всего, что когда-либо видел Престов. Она должна была быть впечатляющей, даже величественной. Символом крепкой веры Империума и защищающего его Бога-Императора. Святой и прекрасной, внушающей благоговейный ужас. И она была этим всем, но маргентийцы осквернили её.
Теперь она была кричаще раскрашена, ритуально изрезана, измалёвана рунами и метками, покрыта кровью, цепями и трупами. Смотреть на неё было мучительно.
Боль пронзила череп Престова.
Бриндлевельдцы осторожно крались вперёд, укрываясь за свидетельствами недавнего штурма. Солдаты пробирались сквозь ряды мёртвых тел в чёрных цветах инквизиции и бриндлевельдской синеве, лежавших там, где упали. Они выглядели спящими, отдыхающими перед следующей попыткой. Престов узнавал людей, людей, с которыми разделил большую часть своей жизни. Свою семью, родню, друзей друзей, слуг, господ, богатых и бедных, всех единых в смерти. Всех, представших перед светом Золотого Трона.
Шипящие лаз-выстрелы по гвардейцам были случайными, сделанными буквально вслепую.
Головная боль добралась до глаз – острая, настойчивая и злобная. Она билась. Пульсировала. Давила на мысли.
Он знал, что это действовало на его людей. В их глазах читалось страдание, на бледных лицах отражалась усталость.
Престов не мог заставить колени перестать трястись.
Гвардейцы взяли лазганы наизготовку и двинулись вперёд. Пламя неистово билось у стоп статуи, огонь был болезненного и неестественного цвета. Маргентийцы пели на каком-то поганом языке. Тени удлинились и заколыхались.
Престов повернулся прошептать приказ Альперту. Его сердце тяжело застучало в груди. Альперта и след простыл. Капитан остался один.
Он заметил лишь вспышку серебра.
Смерть пришла на площадь.
Святые ответили на пение еретиков собственной литанией.
– Мы – молот, – провозгласили они, и клинки ярко засверкали в ночи.
Еретики закричали.
– Мы – правая рука Императора, – болтеры рявкнули, и еретики погибли.
Тени отступили.
– Мы – орудие Его воли.
Всякая человечность покинула их голоса из-за вокс-искажения. Теперь они звучали чисто, праведно, яростно.
– Мы – латная рукавица на его кулаке.
Они пробивались к статуе, вдребезги разбивая орудийные установки, срывая пронзённые трупы. Огнемёты развеивали тьму.
– Мы – острие Его копья.
Бриндельвельдцы могли лишь наблюдать в благоговейном страхе, как Серебрянные Святые уничтожают маргентийцев.
– Мы – лезвие Его меча.
Теперь они кричали, голоса поднялись на болезненные высоты. Вонь наполнила воздух, сильная и нечеловеческая.
Камень треснул.
Нечто невозможно огромное сначала заскрипело, потом захохотало.
Престов почувствовал, как у него за глазами взрываются звёзды, и его головную боль прорвало. Он упал на колени.
Последнее, что увидел капитан– Серебрянные Святые, рыцари в сером застыли, как будто бы столкнувшись с чем-то невозможным.
Оно было ревущим, громким и новорожденным. Церковные гимны были ему ответом – непрекращающиеся и величественные.
Перед взглядом капитана появились его руки, покрытые прахом и кровью. Его рвало. Перед глазами плыло. Рядом кто-то кашлял. Престов почувствовал, что должен хоть что-то сделать.
Откуда-то изнутри подступила тошнота. Его стало рвать всё сильнее, а потом всё прекратилось. Капитан почувствовал сильный глухой удар по земле где-то поблизости. Он повернул голову направо и боль вернулась.
Подле него лежал космодесантник, его тело было изломано, доспех разорван и продырявлен.
– Макон? – пробормотал гвардеец.
Великан не ответил, но его броня была другой, геральдика не так затейлива.
Данэль поднялся на ноги и нашёл лазган. И вновь почувствовал уверенность.
Рычание становилось всё сильнее, в него вплелось множество голосов.
Капитан посмотрел вверх. И немедленно пожалел об этом.
Он увидел невозможное, надругательство над реальностью. Статуя шевелилась, скрипела, рычала и смеялась.
Камень крошился, когда её конечности двигались.
Танковый снаряд, попавший в плечо, отбросил её назад. Не открывая рта, статуя закричала. Повернулась. Верёвки телесного цвета вырвались из земли и опутали танк, срывая пластины брони и вгрызаясь в теперь уже незащищённый отсек экипажа.
Пока статуя отвлеклась боевой техникой, Серебрянные Святые окружили её, мечи и молоты взметались и падали. Каменные осколки летели, пока они крушили ноги статуи.
Лицо истукана коробилось, плавилось, текло и капало. Строгое лицо Бога-Императора, что властно взирало на Его святой Империум, теперь выглядело чуть ли не демонически. Одно мгновение казалось, что оно умыто кровью, но в следующее пурпурные слюни текли из скалящегося рта.
Дым расходился перед изломанной и удлинённой рукой. Она затвердела и приняла форму воющего меча, шипастого и свирепого. Один взмах – два космодесантника пали. Следующий же прорезал только воздух, так как оставшиеся Святые ловко отскочили в стороны.
Чувствуя собственную бесполезность, Престов смотрел на статую вдоль дула своего лазгана. Он начал стрелять.
Яркие потоки света устремились к истукану, после чего разбились о камень.
Он почувствовал руку на плече. Престов повернулся.
Это был Альперт. У него текла кровь из маленькой раны на голове, и он улыбался. Он вложил знамя в согнутую руку поверженного космодесантника и забрал хеллган у мёртвого штурмовика.
С каждой секундой всё больше бриндлевельдцев и сил Инквизиции вливалось на площадь. Интенсивность огня отбросила статую назад.
Серебряные Святые развили успех и хлынули вперёд, извергая бичующие гимны из громкоговорителей своих шлемов.
Истукан выкрикнул вызов и контратаковал. Всё больше космодесантников гибло в штурме. Нарастающий хохот, глубокий, словно боевая сирена любого титана, эхом разносился по площади по мере того, как статуя шла вперёд. Солдаты беспорядочно отступили. Статуя прорычала вызов.
И ей ответил чистый звук трубы.
– Ты – герой? – пришёл вопрос из ниоткуда. В тоне Бёркхарта слышался интерес, возможно, даже впервые за весь допрос.
Престов покачал головой.
– Нет, – отозвался гвардеец.
– Хорошо. Здесь нет места для героев, – отметил Бёркхарт.
Из дыма, возвышаясь над Серебряными Святыми, вышла огромная человекоподобная машина. В одной руке она сжимала молот, сияющий голубым светом, а из другой в статую извергались массивные болты. Там, куда они попадали, откалывались глыбы камня.
Площадь затрясло, когда статуя, высоко воздев меч, зашагала вперёд. По пути, стремясь добраться до управляемой человеком машины, она расплющила ангела.
Меч упал.
Ангел поймал его молотом. Три удара, быстрее, чем Престов считал возможным, громогласно прозвучали один за другим.
Четвёртый переломил левую руку истукана, из места попадания разлетелись пыль и насекомые. Космодесантники триумфально закричали, возобновляя изгоняющий церковный гимн. Статуя перешла в наступление, не обращая внимания на потерю руки.
Её меч устремился вперёд, на долю секунды быстрее, чем машина успела сделать блок. Густая смазка и масло вытекли из разорванной гидравлики. Теперь механизм двигался медленно. Потом и вовсе замер.
Статуя оскалилась. Жирные капли зелёной слизи вытекали из повреждённых соединений. Она глумливо отсалютовала. Космодесантник, управляющий машиной, не ответил.
Видя ужасающее положение союзников, гвардейцы атаковали. Люди устремились к статуе, их штыки сверкали в темноте, стреляя с бедра, они накрыли статую лаз-огнём.
Одержимый ксеносами истукан был отброшен. Серебряные Святые ринулись вперёд. Люди гибли толпами, когда статуя прихлопывала голубых и чёрных муравьёв у своих ног. Они бились, пытаясь ценой своих жизней спасти космодесантников.
Престов видел, как упал Альперт, раздавленный мраморной ступнёй. Для скорби не было времени. Время будет потом.
Он понял, что сражается вместе с ангелами. Голова в шлеме, не прекращая молитву, повернулась, чтобы мгновение посмотреть на него. Святой быстро сотворил знак аквилы, после чего его пронзила статуя. Меч булькал, вытаскиваемый из тела.
Бриндлевельдский капитан беспомощно наблюдал, как клинок вздымается вверх, и знал, что сейчас умрёт. Он мыслями вернулся к семье, которая была в безопасности на орбите. Прошептал их имена – и меч опустился.
Но так и не попал. Оружие, сияющее чистым голубым светом, остановило его. Сервопривод натужно заработал, и клинок был отброшен назад. Статуя пошатнулась. Быстрый, словно молния, голубой молот попал истукану по зубам и сломал его демоническую ухмылку.
Статуя упала навзничь. Выжившие космодесантники забрались на неё, их доспехи сияли, когда они выкрикивали священные псалмы и гимны. Их оружие методично поднимались и опускались, пока машина отступала.
Пелена, окутавшая Маргентум, рассеялась, как только статуя начала раскалываться. Они услышали крик – глубокий и полный желания мести, и гром в головах, перед тем как статуя рассыпалась прахом.
Престов тяжело дышал. Потом улыбался. Потом смеялся.
Он выжил! Они победили!
Серебряные Святые собрались в круг и склонили головы в молитве. Они не убрали оружие.
Гвардейцы сформировали неровный круг вокруг своих живых святых. Некоторые плакали от счастья, остальные – от горя. Они кричали от радости и смеялись, хлопая друг друга по спине. Веселье было заразительным. Никто не заметил молчание космодесантников и штурмовиков.
Престов, неожиданно уставший, ждал пока ангелы не закончат свои молитвы, чтобы приблизиться. Они сняли шлемы, открыв грубые лица. Они выглядели ужасающе.
– Мы победили! – прокричал Престов. Один из великанов повернулся к нему.
– Мы закончили здесь, спасибо Богу-Императору, – сказал капитан.
Гудение пронзило воздух, как только силовое оружие было активировано. Штурмовики подняли свои хеллганы. Печаль читалась в глазах Серебряного Святого, и он прошептал:
-Не совсем.
– Хватит. Я услышал достаточно, капитан, – сказал Бёркхарт.
Престов замолчал, слёзы потекли по его лицу.
– Вы предали нас, – прошептал он, – ангелы самого Императора повернулись против нас.
Бёркхарт не ответил, погрузившись в свои мысли. Престов решил напасть на дознавателя. Он представил, как прыгает через стол и душит Томаса. И всё же он продолжал сидеть и дрожать. Вместо атаки на посланника инквизиции он задал вопрос:
– Что будет с нами дальше?
Водянисто-серые глаза Бёркхарта уставились на Престова.
– Я не знаю, – сказал дознаватель, – это не мне решать.
Дальше они сидели в тишине.
Через некоторое время в дверь вежливо постучали. Бёркхарт встал и ответил. Когда он вернулся к столу, в его руках был серебряный поднос с двумя предметами на нём. Он шёл неуклюже, официально. Поставил поднос на стол.
– В любом случае, мне жаль, капитан, – голос дознавателя звучал почти искренне.
Корабль содрогнулся под ними. Создавалось впечатление, что они во что-то стреляют. Нападение?
Рамы на окнах откатились по скрытым направляющим. Бёркхарт подкатил что-то к Престову. Это была медаль, выполненная в традициях дивизии.
Бёркхарт заговорил с наработанной манерой долгих речей, переходящих в механическую рутину:
– Мои поздравления, капитан. Вы заставили гвардию, родной мир и Бога-Императора гордиться вами.
Бёркхарт встал, поправил китель и вложил другой предмет в руку капитана Данэля Престова. Предмет казался знакомым. Престов перевернул его: резиновая рукоятка, тупой конец. С дрожью понял, что сжимает собственный лаз-пистолет.
Корабль ещё раз затрясся. Теперь капитан мог видеть яркие лучи света, вырывающиеся в пустоту. Он мог слышать визг стравливаемого воздуха несколькими палубами ниже. Трупы в грязно-голубой форме дрейфовали перед окнами. Некоторые ещё дёргались.
Бёркхарт осенил знаком аквилы Престова. Поклонился и покинул комнату. Дверь с шипением закрылась за ним.
Дознаватель Ордо Маллеус кивнул Серому Рыцарю, стоящему за дверью. Космодесантник лёгким наклоном головы согласился с Бёркхартом. Сожаление окрасило его голубые глаза.
Характерный свистящий треск стреляющего лаз-пистолета донёсся из-за двери, за ним последовал тяжёлый удар.
Бёркхарт лишь поморщился.
