Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Ариман: Вечный / Ahriman: Eternal (роман)

571 289 байт добавлено, 08:53, 22 апреля 2023
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =7
|Всего =20
}}
 
{{Книга
|Обложка =AhrimanEternal.jpg
Сильвана пронзила боль. Он вскрикнул. Устройство на голове впивалось всё сильнее и сильнее. По лицу потекла кровь. Существо задёргалось, заставляя его перевести взгляд на туннель впереди. Вот только теперь там был не один туннель — их стало три.
 
 
=== ГЛАВА VII ===
 
'''АРЛЕКИНАДА'''
 
 
Смеющиеся убийцы ступили на «Гекатон» и начали резню. Они проникли сквозь бреши в корпусе. Матросы-трэллы и зверорожденные, столкнувшиеся с ними первыми, успели увидеть лишь пятна ломаного цвета, прежде чем погибнуть. И как погибнуть! Раскроенные от макушки до паха. Конечности отсечены вихрями клинков. Мешки кожи падали на палубу, полные кровавой мешанины органов. Хребты выдернуты сквозь плоть и броню. Облака тонкой, как паутинка, и мягкой, словно детские волосы проволоки обволакивали тела, после чего рассекали их на мельчайшие куски, забрызгивая стены с полом красным желе. Через пробитые двери врывался клубящийся газ. Сладкий аромат наполнял лёгкие, а ужас — глаза тех, кто его вдыхал. И сквозь всё это мчались танцоры, ни на миг не останавливаясь, и не переставая смеяться.
 
Ариман увидел происходящее через мыслеформу, стремительно пронёсшуюся по всему кораблю. Она приняла вид стаи воронов, каждое перо было складкой тьмы и звёздного света, с серебряными когтями и очами из синего пламени. В физическом плане он не шелохнулся. Его глаза по-прежнему оставались открытыми, всё ещё глядевшими на пыль, сыпавшуюся с потолка мостика-храма. Уши полнились криками машинных фанатиков, но в мыслях Азек летел по «Гекатону». Там, где он проходил, на каменных стенах расцветала изморозь. Нападавшие действовали стремительно, однако они оставались реальными существами, и неважно, как быстро они двигались, обогнать мысль им было не дано. Его фокус сузился.
 
Первых врагов Ариман отыскал в птичнике одного из кланов зверорожденных. Вольер представлял собой спираль, тянувшуюся вверх через безлюдные участки корабля, извиваясь подобно внутренней части морской ракушки. В золотой смоле его стен поблескивали кости и изжёванные безделушки. Пространство крест-накрест пересекали жерди. На некоторых из них сидели зверорожденные. Издалека они могли сойти за людей, но ровно до тех пор, пока взгляд не зацеплялся за их когтистые ноги и клювы. Они уже извлекали оружие и каркали боевые кличи, когда смеющиеся убийцы устремились по спирали им навстречу.
 
Зверорожденная предводительница гневно ухнула и ринулась на нападавших. Стадо последовало за ней. Кто-то выстрелил в ближайшего танцора. Плясун прыгнул, взмыв над ливнем пуль. Он приземлился на жердь, пробалансировав на одной ноге достаточно долго, чтобы его нечёткий образ приобрёл чёрты фигуры в переливающемся бирюзово-белом облачении. Лицо существа представляло собой хмурящуюся красную мину под копной зелёных волос. Из пистолета танцора с трелью вырвались бритвенные диски. Двое зверорожденных с бульканьем сорвались в штопор, фонтанируя кровью. Вожачка издала яростный клёкот и повела рукой. Воля и вера слились в её разуме воедино и потянули в тело зверорожденной субстанцию имматериума. Из пальцев предводительницы в сторону плясуна выстрелили молнии. Разряд неспешно заветвился перед внутренним взором Аримана. Он увидел, как её разум выстраивает грубые образы эмоции и смысла, позволяя ей вытягивать из варпа энергию. Не сработает. К тому времени как молния покроет разделявшее их расстояние, танцор сбежит, а стая недосчитается ещё нескольких членов. Он не позволит этому случиться.
 
Его мыслеформа с рёвом устремилась вниз по спирали. Стены покрылись густым инеем. На прокинутых над бездной жердях завихрился призрачный свет. Ариман направил свой взгляд вперёд, в следующие секунды до того, как они наступят. Он увидел открывающиеся возможности и избрал, какую из них претворить в жизнь. Предводительница резко вскинула голову, и Ариман понял, что на миг она узрела его своим разумом: тучу чёрных перьев, звёздного света и синего пламени. Чародей потянулся волей и вытянул молнию из бытия, пока та расцветала за пальцами вожачки. Закрутил вокруг своего разума и выпустил обратно. Разряд попал в танцора. Мгновение он падал, будто живая, но изломанная и окровавленная кукла. А затем в него ударил разум самого Аримана. Чародей не стал применять уловки или более тонкие искусства ментального вторжения; на подобное не было времени, да и нужды тоже. Его воля ворвалась в плясуна, вскрыв его мысли, оторвав язык от черепа, и впилась пришельцу в сознание.
 
''Смех… смех, что был грустью, и тоской, и целью, данной душе, что сбилась с пути… Сплетение прошлого и настоящего… Маски, надеваемые одна за другой, мысли, и воспоминания, и истины каждой из них продолжают трепыхаться подобно ошмёткам кожи на черепе…''
 
Ощущение скорби, что пришло вместе с мыслями, едва не оглушило Аримана. Он вырвался на свободу и позволил изломанному разуму танцора упасть. В физическом плане его тело рухнуло. Оно врезалось в жердь, перекинутую через спираль птичника, с костедробительной силой, после чего полетело дальше, теперь уже не танцуя, не смеясь, а просто падая. Ариман услышал в разумах зверорожденных рябь веселья, злорадного и ликующего.
 
У него было имя… ''Агаитари'', название, которое альдари дали последователям своего Смеющегося бога: арлекины, танцоры рока, и актёры мифической войны.
 
Появились новые противники, проносясь мимо падающего трупа сородича. Секунду Ариман просто наблюдал за ними. Теперь он их понял. Он увидел легенды и истории, читавшиеся в движениях их ног, в пёстрых переливах поясов, и углах наклона мечей. Они разыгрывали трагедию, умирающую историю, которая в войне обрела последнее издыхание. Теперь ему предстояло скрутить шею певчей птичке. В необходимости всегда была определённая трагичность. И от этого было не деться.
 
Он обрушился на них бурей призрачных крыльев и когтей. Толика психического потенциала, таившаяся в каждом альдари, позволила им увидеть приближающийся рок. Они дёрнулись в стороны, пытаясь совместить свою реакцию с движениями танца. Его воля затекла в субстанцию их костей и плоти, и стала огнём. Тела взорвались, едва последние танцоры поравнялись с впередиидущими. Осколки костей и красный пар разлетелись облаками кровавой шрапнели. Танцоры упали, их голопроекторы соткали за ними след из преломляющегося калейдоскопического света.
 
Колдун отвёл свой разум и взор от птичника и на мгновение воспарил над палубами, чтобы узреть общую картину. В считанные минуты враги проникли в самые недра корабля. Некоторые достигли уровней, отведённых под владения машинных культов и киборг-сект, что обслуживали двигатели и базовые системы «Гекатона», но не стали трогать главные плазменные каналы и прочие ключевые элементы. Вместо этого арлекины убивали всех встреченных по пути машинных инициатов и обрубали энергоцепи, чтобы погрузить остальные участки корабля во тьму или наполнить их бликующими вспышками.
 
Одна группа добралась до ангарного пространства и пробила в противовзрывной двери брешь. Сквозь дыру ворвались реактивные мотоциклы и вытянутые стреловидные скиммеры, которые затем с воем понеслись вглубь коридоров. Азек ощутил среди них более сильные разумы, чьи мысли пульсацией расходились по эфиру, затопляя его противоречиями и галлюцинациями. Едва он успел вернуться в свой разум, чтобы позвать остальных братьев, как почувствовал эфирное смещение и смешок. Здесь, в субреальности паутины, течения варпа отзывались на волю врагов. В этом был смысл. Он и его братья были тут незваными гостями. Это была территория арлекинов. Он не видел и не чувствовал остальной флот, но здесь, на «Гекатоне», Тысяча Сынов оказались на краю катастрофы.
 
Продвигавшиеся рассеянными группками танцоры следовали по непредсказуемым, случайным маршрутам, не имевшим чёткой конечной цели. Но таковая цель имелась, единственная всеохватывающая цель, которая затмевала второстепенные задачи каждой из групп: беспорядок.
 
Гелио, подумал Ариман. Ибо внутренним оком он узрел, что пытался скрыть собой хаотичный танец. Арлекины направлялись к Клетям безмятёжности.
 
 
Ктесий выругался на бегу. Он достиг конца коридора, что вёл из камеры Гелио. Корабль содрогнулся снова. Из вокса донеслись всплески шума, перемежаемого шипением статики и помехами. По-видимому, на «Гекатоне» шёл бой. Что-то, вероятнее всего, простое вхождение в паутину, пошло не по плану. Демонолог инстинктивно потянулся в хранилища памяти за именем нерождённого, однако сила иссякла, едва он попытался зачерпнуть её. Он ругнулся снова и достал болт-пистолет. Он не был удивлён, а лишь зол из-за того, что оказался не готов. И теперь оказался в ловушке Клетей безмятёжности. Тут его возможности были ограниченными — не полностью отсутствующими, но если сражение было настолько тяжёлым, насколько звучало по воксу, то с тем же успехом их могло не быть вовсе. Игнис также находился где-то здесь, однако территория клетей представляла собой километровый лабиринт разветвляющихся коридоров и дверей. Ктесий, считай, мог быть всё равно что на другой планете. Он заметил впереди пару рубрикантов, стоявших на страже по обе стороны портала. Демонолог дотянулся до них щупальцем воли и назвал вслух их имена.
 
— Рехат, Аскестемес, услышьте моё слово! — По сравнению с тем, как воинам Рубрики отдавались приказы в обычных обстоятельствах — телепатией и усилием воли, его действие походило на сущее ребячество. Двое рубрикантов повернули к нему головы.
 
— Иди… — начал он.
 
Дверь позади воинов взорвалась. Расплавленный металл брызнул горящим оранжевым бутоном. Ближайший к проёму рубрикант пошатнулся. Второй начал разворачиваться. Из дырки в двери вырвалось пятно света. Ктесий открыл огонь, послав в брешь шквал болтов. Яркое пятно превратилось в фигуру, лицо которой напоминало жуткую злорадную маску. Демонолог выстрелил ей в голову. Существо с ухмылкой сделало колесо в сторону.
 
— Убить его!
 
Рубриканты дали залп. Болты взорвались синим пламенем. Мерцающая фигура подпрыгнула к потолку, достаточно быстро, чтобы уйти от устремившихся следом снарядов. Затем болт разорвался прямо под размывшимся от скорости созданием. Из места детонации взметнулся завиток голубого огня и схватил его за ногу. Плоть обратилась в пепел, и нечёткая фигура полетела вниз. Следующие болт-снаряды вошли в неё прежде, чем та успела рухнуть на палубу. Последние полметра она долетела уже в виде дымки серого пепла. Рубриканты перестали стрелять.
 
— Дверь! — скомандовал Ктесий. Воины начали разворачиваться. Воздух расколол протяжный вопль, затем ещё раз, и снова, сливаясь в один пульсирующий крик. Рубрикант, стоявший ближе всех к двери, как будто задрожал, затем затрясся, а потом начал падать. Из разрезов в сочленениях брони полился призрачный свет. Сквозь прорехи, словно кровь, заструилась серая пыль. Ктесий услышал в голове пронзительный звук, подобный исчезающему в песчаной буре стону. Через пробитую дверь вкатилась очередная фигура, волоча за собой тучу чёрно-белых крупиц. Существо приземлилось на упавшего рубриканта, обретая чёткую форму. Его тело покрывали россыпи белых и чёрных алмазов. Под пурпурным колпаком скалилась череполикая маска. Сухо зазвенев костяными колокольчиками, оно встало в полный рост. Оружие, что создание сжимало в руках, длиной не уступало ему самому, его тонкий ствол постепенно сужался до идущего раструбом дула. Противник выстрелил во второго рубриканта. По комнате прокатился вой, напоминавший крик истязаемых мертвецов. Острые как бритвы звёзды попали в керамит. Рубрикант содрогнулся, истекая пылью и призрачным светом.
 
Ктесий выстрелил в череполикого танцора, но тот уже подскочил вверх, будто разжатая пружина, и пнул зашатавшегося рубриканта с такой силой, что у того треснула лицевая пластина. Воин отлетел назад, словно пушечное ядро. Из бреши следом за первой фигурой, сделав сальто, выпрыгнуло следующее создание. Оно коснулось земли и сделало единственный шаг, за время которого демонолог успел в него выстрелить, однако противник, резко сорвавшись на бег, взбежал по стене под самый потолок. Не сводя пустых глазниц маски с Ктесия, фигура описала вокруг него полный круг.
 
«''Смерть…''» — подумал призыватель демонов. Время замедлило свой ход. Он всегда думал, что погибнет от рук кого-то или чего-то знакомого: старого недруга, лжесоюзника, одного из нерождённых, сумевшего расквитаться с ним за всё. Но, как оказалось, его ждал конец от рук незнакомцев, которые убьют его с безразличием косы, срезающей пшеничный стебель. Вполне себе повод рассмеяться… Что он и сделал, зачерпнув всю энергию варпа, до которой только смог дотянуться. Руны на его посохе зажглись холодным огнём.
 
Танцоры-близнецы выпрямились, взяв колдуна на прицел. Он вымолвил слово внутри черепа. Разделявшее их пространство прошил разряд чёрной молнии. Пара одновременно подпрыгнула в воздух, на лету открывая огонь. Диски, и звёзды, и острые как бритва спирали с визгом устремились к нему. Ктесий почувствовал, как они попали в броню, раскалываясь, впиваясь в керамит. Демонолог вскинул пистолет. За стволом замаячило скалящееся лицо. По крайней мере, он заберёт с собой одного из них.
 
Он ощутил, как ему под руку что-то вонзилось. Никакой боли, а лишь толчок, словно в него ткнули пальцем. Пистолет так и не выстрелил. Танцор перед ним не шевелился. Пустые глазницы продолжали неотрывно глядеть на него. Ктесий попытался надавить на спусковой крючок. Пальцы не слушались. Плясун склонил голову набок. Рука Ктесия застыла на месте. От места из-под руки начал расползаться холод. Теперь он не мог повернуть голову. Не мог закрыть глаза. Второй плясун подступил к нему, его движения были плавными и медленными. Он вытянул ладонь и достал что-то из сочленения под правой рукой Ктесия. Поднёс ему к лицу. Это был спиральный диск, кремово-белый, словно полированная кость. Из дыр засочилась кровь и сливового цвета жидкость. Танцор крутанул диск меж пальцами, словно монету, затем протянул руку и медленно рассёк Ктесию щёку. Холод начал шириться по голове, перерастая в горячечную боль. Вены, по которым ширился яд, вспыхнули огнём.
 
Танцор отступил прочь, встав рядом с собратом. Оба отвесили поклон, словно ожидая аплодисментов. Ктесий начал дрожать. Перед глазами запузырился свет. Мир расплывался, очертания, закручиваясь, распадались на заостренные фрагменты. Боли не было, однако она приближалась, будто катящаяся из моря волна.
 
Пара переглянулась и идеально слажено указала друг на друга. Затем отрава, наконец, достигла мозга Ктесия, и его мир и ощущения разорвало в клочья.
 
 
Игнис поднял глаза, ощутив прокатившуюся по палубе дрожь.
 
«''Нагрузка на двигатель''», — подумал он. Поперечное усилие от внезапного изменения курса.
 
«Гекатон» совершал резкий манёвр.
 
— Вы заблудились, — произнёс ксенос из-за вращающихся обручей клети. — Паутина анафемы — своеобразное царство. Она борется с тем, что не является её частью. Вы умрёте здесь, а с вами и все, кого вы с собой привели. — Он замолчал, и свет в его глазах на краткий миг запульсировал. — Это точно, если только ты не позволишь мне выполнить свою часть сделки и провести вас.
 
— Нет, — ответил Игнис.
 
— Я знаю, что вы активировали моё устройство, — продолжил Сетех. — Предмет, который вы называете скарабеем. Вы не понимаете его назначения, и не обладаете нужными знаниями, чтобы заставить его работать. Он не выведет вас из этого места.
 
— Нет.
 
— Этот… корабль атакован. Воздух вибрирует от эха взрывов, передающихся сквозь металлический остов. Пути никогда не были безопасными. Раньше их населяли порождения наших врагов, и, возможно, некоторые из них до сих пор тут. Наивные существа из плоти, возомнившие, будто им суждено подняться до вершин… раболепствующие ради крох власти и одобрения своих творцов, всегда с такой охотой выхватывающие клинки войны. Их было легко презирать, но недооценивать — страшная ошибка. Если они дожили до этой эпохи, то вам не следует повторять ту же ошибку, иначе она станет фатальной. Я могу провести вас по путям мёж звёзд мимо врагов, что пытаются вас остановить.
 
— Нет.
 
— Ты должен, иначе ты, я, и все, кого вы с собой взяли, тут и останетесь. Вы потерялись в паутине бесконечной злобы. Вам не хватит ни интеллекта, ни знаний, чтобы уцелеть в ней. Мне хватит. Я стремлюсь к той же цели, что и вы. Мы заключили соглашение. Выпусти меня.
 
Стоявший возле него Жертвенник залязгал, не сводя с Сетеха заряженное оружие.
 
Магистр мысленно провёл расчёты и составил проекции, преобразовывая доступные ему варианты в символы, числа и данные. Он позволил проекциям дойти до логичных завершений. Затем качнул головой.
 
— Нет, — ответил он.
 
— Тогда ты здесь умрёшь, — промолвил Сетех.
 
— Ты тоже.
 
Ксенос хохотнул.
 
— Я уже за порогом смерти.
 
 
Яд коснулся мыслей Ктесия, и впервые за долгое, очень долгое время он почувствовал страх. Несмотря на мастерство, с которым Император-труп убрал подобные эмоции из Своих воинов, он никуда не делся, оставшись в самых потаённых глубинах плоти.
 
Он не мог пошевелиться. Он хотел шелохнуться, но мог лишь бессильно наблюдать за тем, как очертания танцоров в череполиких масках изящно отступают от него прочь.
 
Стены коридора раздувались на краю зрения. Он чувствовал, как в голове формируются, соединяются и искажаются мысли, а после с воплём обращаются в пену.
 
— ''Раз, и два, и три, моё ли имя помнишь ты?'' — В его голове раздался голос, гулко отражаясь от стенок черепа.
 
Лежавшие на полу рубриканты начали подниматься, тень и свет поменялись местами.
 
— ''И… Имя… Ииимяяя…''
 
Нет никаких стен… Нет никакого вещества… Нет даже звёзд, лишь пропасть… бескрайняя, уходящая вниз, и вниз, до самого дна.
 
''— Раз, два, три, вручи-ка мне ключи…''
 
''Нет.''
 
Он хотел сказать нет, но язык ему не подчинился, а мысль в голове прозвучала тихо, а певчий голос, казалось, точь-в-точь походил на его собственный.
 
И тогда Ктесий понял, что вот-вот случится, и страх перерос в ужас.
 
Его сила и выживание всецело зависели от контроля. Он был призывателем и сковывателем демонов. Его ремесло и искусство заключилось в том, чтобы захватывать сущностей, сотворённых из беспримесных эмоций и оккультной энергии, и заставлять их подчиняться своим командам. Частично они строились на познаниях: обрядах и заклинаниях призыва, повелевания и изгнания, но одно только знание могло привести к смерти или чему похуже. За прошедшие века многие усвоили этот урок. Крики некоторых из них до сих пор раздавались в варпе, если хорошенько прислушаться. Кости других произносили своё безмолвное предостережение. Ктесий содержал небольшую коллекцию таких останков в качестве напоминания, что гордыня при ведении дел с демонами всегда имела самые печальные последствия. Нет, знания без самообладания не стоили выеденного яйца. Вот в чём заключался величайший урок: твоя власть и могущество ограничивались тем, чем ты мог управлять. Поэтому Ктесий превратил свой разум в единый клубок тотального контроля. Он избавил свои мысли от всяческих иллюзий, а действия — от любых намёков на то, что он совершал их из неких благородных побуждений. Многие считали его жадным до власти циником, и да, он был им, однако ещё давным-давно он решил для себя, что такая цена ему вполне по карману. Если он не возьмёт власть над собой в собственные руки, то останется уязвимым. Уязвимым к тому, с чем делил свой разум.
 
В его недрах, глубоко под обычными воспоминаниями, Ктесий хранил истинные имена своих демонов. Эти имена сами по себе были могущественными; они совращали, и извивались, и пытались вывернуть его душу наизнанку. Поэтому он разрезал память о них на кусочки. Каждый их фрагмент содержался в отдельной ячейке мозга. Чтобы воспользоваться одним из имён, ему следовало лишь знать, где находятся составные части. Другие колдуны хранили истинные имена в гримуарах или особых предметах; Ктесий же превратил в оккультный фолиант свой разум, а мысли — в ключ к шифру, что удерживал нерождённых взаперти. Таким образом никто не смог бы отнять его знания, или применить их против него, поскольку лишь он один был хозяином своим мыслям. Распоряжаться ими мог только он.
 
Ктесий ощутил, как в гудящей голове звенья контроля выскальзывают из пальцев воли.
 
— ''Да, да, вот так… Отпусти свои мысли… Разве тебе этого не хочется? Тебе не хочется узнать, что такое быть свободным?''
 
«''Нет'', — сказал он. — ''Нет. Нет!''» Однако Ктесий не вымолвил ни слова, а лишь, заскрежетав и зашипев доспехами, рухнул на пол.
 
Он чувствовал, как демонические имена выходят из-под его власти, дребезжа в разделённых ячейках подобно встряхиваемым в стакане костяшкам.
 
В его венах бурлил огонь. Яд достиг позвоночника и теперь расходился по сухожилиям и нервным окончаниям. Рациональная часть его разума осознавала, что происходит, отдавала себе отчёт, что его органы изменяются. Клетки становились горнилами, вливающими в плоть всё больше и больше жидкого пламени. Из языка на палубу закапала кислотная слюна. Его глаза по-прежнему были открыты. Перед ним вихрились цвета. Ему показалось, будто двое танцоров отступили прочь, словно желая понаблюдать за происходящим издали.
 
Он умрёт здесь, сожжённый изнутри или пожранный мстительными существами из-за пелены.
 
Танцоры склонили головы. За ними находилась камера, где содержался Гелио. Он задался вопросом, отопрут ли они её следующим делом.
 
Белый свет… Внезапный и яркий, как будто за открывшейся дверью пылала звезда. Танцоры стали чёрными силуэтами. Затем свет исчез, а с ним и плясуны в масках смерти, так, словно их никогда и не было. Тени их, впрочем, остались, застыв на стене коридора напротив распахнутой двери в камеру Гелио.
 
Перед глазами Ктесия раздувались и лопались большие разноцветные пузыри.
 
Он понятия не имел, на что сейчас смотрит.
 
''Дребезжание костей… имена…''
 
''Не… не произноси имена…''
 
— Но они хотят, чтобы их произнесли. Они хотят освободиться…
 
Ктесий попытался моргнуть… просто моргнуть…
 
В дверном проёме стоял человек.
 
Он посмотрел на Ктесия. Глаза его походили на синие звёзды…
 
Он выглядел… Выглядел как… Он выглядел как…
 
— Я — Гелио Исидор, — промолвил голос.
 
Затем Ктесий моргнул, а затем понял, что снова открыть глаза он уже не может.
 
 
''— Какие ты знаешь три шага к силе?''
 
''На этот вопрос Ариман узнал ответ задолго до того, как вступил в легион. Он и его брат, Ормузд, сидели у ног наставницы, Эвбеи, на террасе семейного поместья под терранским солнцем, когда та задала вопрос. Им было по девять лет. Он помнил, как взглянул на Ормузда, и его брат щёлкнул в него одним из счётных камушков. Эвбея — юная, умная и терпеливая Эвбея, — поймала камушек прежде, чем тот попал в Аримана. Они робко посмотрели на неё, готовые к нагоняю. Она же просто подняла камушек перед собой. Ляпис-лазурный овал засверкал в солнечном свете.''
 
''— Всё, что вы делаете — выражение силы. Даже если просто поймать камень. Первое, что мне нужно сделать, это…?''
 
''— Увидеть его, — быстро сказал Ариман. — Нужно его увидеть.''
 
''Эвбея приподняла бровь.''
 
''— Увидеть его? — переспросила она и закрыла глаза. — А что, если сейчас он выпадет у меня из ладони? — Камень упал, но её рука быстро устремилась вниз и подхватила его снова. — Я его не видела, так как мне удалось его поймать?''
 
''— Вы почувствовали его, — произнёс Азек. — Вы почувствовали, как он выпал у вас из руки.''
 
''— Хорошо, — кивнула Эвбея. — Так что мне нужно сделать первым, если я собираюсь поймать камень?''
 
''— Воспринять его, — сказал Ормузд. — Вам нужно воспринять камень, прежде чем что-либо с ним делать. Нет разницы, видите ли вы его или чувствуете.''
 
''Ариман метнул в брата взгляд, но Ормузд сидел с выражением спокойной, полнейшей сосредоточенности на лице.''
 
''— Очень хорошо, — отозвалась наставница и одарила Ормузда улыбкой. — Первый шаг к силе это восприятие.''
 
Разум Аримана взорвался, и его осколки разлетелись по всему «Гекатону». Везде царил полнейший хаос. На корневых палубах смертные воины и зверорожденные ощутили, как сквозь них прокатился холод, когда он коснулся их разумов. Ариман посмотрел их глазами, учуял цветочный смрад галлюциногенного дыма, услышал смех и вопли боли. Он стал Ликомедом с отделением рубрикантов, несущихся к главной артерии; стал огромным мутантом на палубах с боеприпасами; стал машинными культистами с затянутыми статикой взорами. Разумы остальных существ на корабле склонились перед ним. Он стал ими всеми, и они будут исполнять его волю. Корабль тонул в беспорядке и какофонии, но как только Азек начал смотреть через тысячи глаз и иных органов чувств, смятение постепенно рассеялось.
 
''— А теперь, когда мы восприняли его, что дальше? — спросила Эвбея, подбросив и поймав камень.''
 
''— Воля, — произнёс Ариман, и камушек застыл в воздухе.''
 
Одной мыслью он промолвил имена всех рубрикантов на борту. На «Гекатоне» их были сотни. Некоторые ходили по палубам других кораблей в качестве охранников для живых братьев, но большинство стояли в лишённых света чертогах и залах, неподвижные, с тускло горящими очами. Теперь их головы поднялись. Из шлемов полыхнул призрачный свет.
 
''Эвбея смотрела, как камушек вращается в воздухе перед ней. Синеву камня начали затуманивать формирующиеся кристаллики льда. Ариман ощутил, как у него защипало в глазах, а во лбу стала усиливаться боль при попытке удержать его в невесомости. Краем глаза он заметил, что Ормузд ухмыляется.''
 
''— Восприятие, затем воля, — неспешно сказала наставница, пока Ариман скрежетал зубами от прилагаемых усилий. — Без чёткого восприятия мы не сможем знать, что требуется сделать, но как только мы ясно ощутим предмет, нам нужно направить волю. — Она перевела взгляд с одного мальчика на второго. — Почему я сказала «направить волю»? Что это значит?''
 
''— Это значит, что ты вкладываешь всего себя в то, что собираешься сделать, без остатка, — ответил ей Ормузд. Эвбея улыбнулась. Ариман почувствовал, как стиснулись его пальцы, пока он пытался удержать концентрацию на камушке. Он затаил дыхание. Сжал зубы.''
 
''— А зачем нужно направлять волю? — задала она вопрос.''
 
''— Потому что, если этого не сделать, ты не сможешь сделать третий шаг к силе, — произнёс Ормузд.''
 
''— И что это за шаг? — Наставница перевела взгляд. — Ариман?''
 
''Он выдохнул, лёгкие взорвались, глаза заметались, тело затряслось. Камушек начал падать. Глаза Ормузда резко закрылись. Камушек разлетелся пылью.''
 
''— Действие, — тяжело дыша, ответил Азек. — Последний шаг к силе это действие.''
 
''— Именно так, — сказала Эвбея, пока синее крошево мягко стучало по полу.''
 
Рубриканты вышли из оцепенения. Сначала один шаг, сочленения сотен комплектов брони со скрежетом пришли в движение. Затем второй шаг, сделанный в десятках разных залов. Палубы вздрогнули, словно от удара колокола. Затем они сделали ещё шаг, и ещё, а тогда перешли на бег, двигаясь с абсолютной синхронностью. По кораблю покатился грохот, напоминавший барабанный бой.
 
Арлекины услышали, и, должно быть, ощутили начало контратаки. В некоторых местах они просто исчезли в облаках света и дыма; в других такого выбора им не представилось. В главной артерии, где альдари покрывали каменный пол кровью и отрубленными конечностями смертного экипажа, рубриканты открыли огонь. Широкий проход наполнился осколками и свивающимся огнём. Отовсюду захлестали щупальца синего пламени, тянясь к кружащимся в воздухе танцорам. Некоторые подскочили к потолку, приземлились на него, а затем оттолкнулись и устремились дальше. Вслед за ними разлетелись крупицы искрящегося света. Азек воспринимал огонь и танец через глаза рубрикантов. Сами они не могли ничего видеть, не по-настоящему. Клубящаяся субстанция походила на дымчато-серый туман. Стены и пол, оружие и маски, и все прочие элементы физического мира сохраняли контуры лишь в тех местах, где их касались чьи-либо руки. Некоторые из Тысячи Сынов называли это Могильным Взором. В этом названии не было истины. Только не для Аримана. Рубриканты не были мертвы. Для них танцоры-арлекины выглядели не как яркие пятна или вихри движущихся конечностей. Они походили на клубки из тончайших лучей света, перемещающиеся со скоростью птиц, а волочащиеся за ними пылающие нити истончались в ничто. Они были поверженными, и гримасничали они в попытке убежать от смерти. Их смех звучал пусто. Ему стало их жалко.
 
Воля Аримана прошла сквозь всех и каждого рубриканта. Их оружие смолкло. Арлекины вскружились. Диски-бритвы вонзились в доспехи. В воздух заструились пыль и призрачный свет. В одного из воинов Рубрики угодил луч ярко-белого огня. Броня треснула и расплавилась. Рубрикант повалился на пол, и Ариман внутренним чутьём уловил его безмолвный крик, продолжая тем временем наблюдать за танцем. Теперь он понял его схему.
 
Чародей преобразовал свою волю. Рубриканты снова пришли в движение. В коридорах, переходах и на перекрёстках они разом шагнули вперёд. По ним забили бритвенные диски. Некоторые воины упали, нанесённого им урона оказалось достаточно, чтобы свалить с ног и вырвать из них тихий вопль. Остальные неумолимо шагали дальше, выдерживая шквал попаданий. Азек видел и их, и арлекинов мысленным взором, видел, как утекают секунды, приближая момент, когда траектории огня и пути бегства сойдутся в идеальной точке. Наконец, момент настал. Рубриканты выстрелили вновь. По «Гекатону» прокатилось пламя и гром. Из каждого снаряда вырвался синий огонь и влился в последовавший мгновением позже взрыв. Пламенеющее инферно охватило гибких существ, попытавшихся отпрянуть прочь, и обратило их в пепел до того, как они успели коснуться пола. Дрожь от скоординированного залпа докатилась до самого мостика-храма, и огонь вобрал в себя из эфира ещё больше ярости. Он победил. Теперь осталось лишь обратить победу в тотальное истребление.
 
Сервиторы и машинные сервы, которых он держал на подхвате, были готовы открыть переборки и двери. В считанные секунды внутри корабля изменится всё. Из некоторых переходов выйдет весь воздух. В других давление вырастет настолько, что его не выдержат сердца и лёгкие. Открытые пути запрутся, а другие наоборот распахнутся настежь. По его воле корабль превратится в лабиринт смерти. В один удар сердца смертное сердце врага перестанет биться. Он потянулся волей…
 
Его разум наполнился смехом, эхом отдающимся у него в черепе. Внутренний взор захлестнул свет, цвета и ощущения. Он почувствовал, как в эфире вокруг него спиралью взвивается чужеродное присутствие. Его укололи шипы воспоминаний: рушащиеся в огонь пирамиды и башни Тизки… Магнус, глядящий на него в тот последний раз на равнине Планеты Чернокнижников… Улыбающийся брат Ормузд. Пронзительные и яркие образы впились Ариману в душу. Цепи его воли не лопнули, однако импульс, через который он собирался отдать приказ на уничтожение арлекинов, на долю мгновения ослаб.
 
Он резко отсёк воспоминания, и, вновь посмотрев мысленным оком, ощутил, как чуждое присутствие проносится мимо него россыпью серебра и лепестков роз, и мельком разглядел образ зеркальной маски. А затем ничего, кроме хохота, постепенно стихающего до смешка, который затем растворился в угасающих отголосках выстрелов. И тогда арлекины исчезли, проскользнув в бреши меж стягивающихся к ним войск, и унёслись прочь с корабля так, словно были сотканы из света и воздуха.
 
 
Сетех почувствовал, как содрогнулся корабль. Он ощущал всё то множество видов оружия, что использовали нападавшие. Оно было ему знакомо. Старое оружие в руках старых врагов. Смертоносное, но не стоящее того, чтобы особо волноваться на его счёт. Мощь Тысячи Сынов также была значительной. Прямо сейчас, однако, его больше всего волновало то, как дотянуться до каноптекового роя. Они представляли собой крайне ограниченный ресурс, но он нуждался в них, чтобы связаться с остальными бодрствующими гиксосами. Он получил данные о местоположении роя в паутине. Теперь ему требовалось лишь привести туда Тысячу Сынов. В данном отношении текущая атака играла ему на руку. Она даст ему возможность повлиять на их курс.
 
Данные с устройства-скарабея, прикреплённого к человеческому существу по имени Сильван, с гулом текли сквозь Сетеха. Через устройство он видел туннели, разветвляющиеся сквозь пространство и время впереди. Слышал рыдания и испуганные вскрики создания из плоти. Ощущал жужжание проходящего по его нервным окончаниям ужаса. Такой слабый, такой ограниченный. Такой податливый. Сетех отдал приказ, и амулет на голове Сильвана подчинился.
 
Стоявшие перед ним Игнис и автоматон не сводили с него глаз, однако не видели ровным счётом ничего. Будь у него рот, Сетех непременно бы улыбнулся.
 
 
Перед Сильваном разверзлись три входа в разные туннели. Скарабей на лбу, казалось, пытался прогрызть ему череп. Стены сужались. Край корпуса зацепил одну из стен, и с него сорвало куски расплавленной брони. В разуме навигатора живо разнёсся крик корабля, а он всё нёсся вперед… Он продолжал смотреть на туннели, уверенный, что если будет глядеть и дальше, три пути разделятся на шесть. Ему никак не сделать выбор, здесь не было света, за которым он мог бы следовать, лишь кружащиеся обломки кораблей и обещание верной смерти.
— Только не это… прошу… — взмолился он.
 
Затем навигатор закрыл глаза и выбрал.
 
 
=== ГЛАВА VIII ===
 
'''НИГДЕ'''
 
 
Тишина на корабле. Ариман удерживал разум в спокойствии. Мысленно он коснулся спусковых крючков сотен болтеров, ощутил грохот в ушах смертных, и учуял запах крови и кордита. Танцоры исчезли. Они попросту выпрыгнули из корабля, так, словно их тут никогда не было. Чародей не предвидел такую вероятность. И это его встревожило. Он почувствовал, как выключились приводы. Вибрации основных систем перестали отдаваться через стены и пол «Гекатона». Люмен-огни потускнели, а затем погасли вовсе. Пульты на мостике-храме мигнули и перестали работать. В машинных анклавах техношаманы услышали стенание своих двигателей и протестующе зашипели, прежде чем умолкнуть следом. Сквозь доспех Аримана прокатилась дрожь. На краю зрения загорелись красные предупреждающие символы: критически низкая энергия, запуск протоколов энергосбережения, функциональное нарушение. Мостик-храм наполнился шёпотами и нервным шиканьем. Азек утихомирил их всех резкой мыслью. Он не мог допустить на борту паники или вопросов, иначе никто из них не выживет. Его мысли и разум стали практически неподвижными. Не разрывая связи с рубрикантами и теми, кого использовал, он протолкнул волю наверх, в башню навигатора.
 
+Сильван?+
 
 
+Сильван, где мы?+ Голос Аримана заполнил пустоту в черепе навигатора. Секунду он не отвечал, продолжая держать глаза закрытыми. Повсюду царила тишина. Ни шипения от подключения к кораблю через нейросвязь, ни обратных сигналов с пульта управления штурвалом у него под руками. Возможно, когда он откроет глаза, всё это окажется лишь очередным сном. Или, возможно, по ту сторону век его будет поджидать новый кошмар.
 
+Сильван. Ты жив. Ты ответишь мне.+
 
— Да, лорд, — сказал он вслух, и его голос прозвучал слишком громко. Он открыл глаза. — Да… — тихо произнёс Сильван. — Где мы…? Я… Я… — Навигатор оглянулся. В комнате было темно. Светосферы не горели. Даже те, что парили на суспензорных полях и работали от собственных батарей, погасли. Одна из них валялась возле навигационного трона, треснув от удара о палубу. Единственным источником питания служила одинокая свеча, по-прежнему горевшая у святилища Двуглавого Императора Удачи и Света. Он выдохнул, едва сдерживая смешок, и сложил аквилу. Затем встряхнулся и заговорил, зная, что Ариман его услышит. — Я не знаю, где мы, лорд. Освещение и системы отключены.
 
Сильван встал и прошёл к разбитому иллюминатору. Его от края до края заполняла чернота. Он протянул руку, напрягши пальцы, однако они не коснулись ничего. Сильван уронил руку и подался к раме, ближе к кусочкам кристалла, что всё ещё цеплялись к краям. Он выглянул наружу. Ему ничего не помешало. Щеки коснулся ветерок, заставив мужчину вздрогнуть.
 
+Ты контролируешь корабль?+ спросил Ариман.
 
— Нет. Нет… Я… Нет энергии, нейросвязи и пульты управления не работают.
 
Он встрепенулся, внезапно для себя поняв, что больше не связан со своим потомством. Сильван посмотрел на баки, ожидая увидеть отпрысков в крайнем отчаянии. Все они глядели на него, помахивая хвостами, чтобы держаться на месте. Некоторые скалились. Он едва не содрогнулся.
 
+Сильван,+ оторвал его от разглядывания голос Аримана. +Где мы?+
 
— Я… Я не знаю. Снаружи корпуса ничего нет.
 
+Ничего?+
 
— Есть воздух, лорд. В смысле, я его чувствую, и могу им дышать. Он пахнет как…
 
«''Как истлевшие кости, и пыль, и ржавчина''», — пришла ему в ответ мысль.
 
+Куда ты нас завёл?+
 
— Это не я. В смысле, я не знаю. — Он вдруг понял, что лепечет. — Я никуда нас не заводил, стены начали сужаться, сначала был один путь, затем их стало три, а дальше…
 
+Довольно,+ послал Ариман, и Сильван ощутил, как застыл его язык; секундой позже игольные острия воли колдуна вонзились в его последние воспоминания, наполнив голову пронзительной болью.
 
И всё повторилось вновь, уже внутри его черепа, стремительно развернувшись поверх настоящего момента, каждое движение и приступ ужаса с той секунды, как они прошли через ворота. Всё закончилось к следующему удару сердца. Его вырвало. Едкая желчь засочилась из дыхал и жабр у него на спине.
 
+Найди пустышку, Мэхэкту. Альдари поразил её, но она должна была выжить. Найди её.+
 
— Найти её, лорд? — спросил он, внезапно ощутив, что очередной порыв воздуха из пустого иллюминатора затрепал его одежду. — Я… Что происходит, лорд?
 
+Твои стражи мертвы. Лифты в башне выведены из строя. Найди пустышку, Сильван. Она защитит тебя.+
 
— Защитит от чего, лорд? — выдавил он.
 
В воцарившейся тишине разнёсся шелест сухого ветра, тронувшего полы его одеяний.
 
 
Ктесий почувствовал, как щеки коснулись солёные брызги. Он открыл глаза и уставился вверх. Над ним раскинулось синее небо. Солнечный свет плясал по поверхности воды, накатывавшей на скалу, на которой он лежал. Он поднялся на ноги. Море уходило вдаль, сливаясь с горизонтом. Ктесий оглядел себя. Чёрная одежда, чистые конечности без шрамов и татуировок. Он обернулся. За спиной к небесам взмывала крепость. Пирамиды перерастали в башни, растягивались в мосты, перекинутые по воздуху. Ктесий нахмурился, но принялся подниматься по ступеням к небольшой двери, видневшейся в ближайшей стене.
 
— Эта дверь не откроется, — раздался сзади голос. Он оглянулся. На него из крошечной лодочки, болтавшейся на волнах, смотрел юноша. У него было молодое лицо, застывшее на границе перехода от детского к взрослому. Солнце и море придали ему тёмно-бронзовый оттенок, а выбеленный солнцем табард, что он носил, стал твёрдым от засохшей на нём соляной корки. — Есть другой путь. Если хочешь, могу показать.
 
— Не думаю, — осторожно ответил Ктесий. Он пытался упорядочить воспоминания, но в них чего-то не хватало. Там были танцоры, выряженные как смерть, а дальше…
 
— Как хочешь, — отозвался юноша, и начал веслом отталкиваться от камней. Ктесий посмотрел на себя, а затем на громоздящиеся шпили крепости.
 
— Постой! — крикнул он. Юноша остановился, вопросительно склонив голову. — В смысле… Ариман? Это…? — Вопрос стих под твёрдым взглядом парня. — Нет… — сказал он. Круговорот воспоминаний в голове всё ещё не улёгся и не рассеялся. — Должно быть, это мысленный пейзаж. Крепость, она Ариманова, у него в разуме… Меня ранили. Наверное, он перенёс меня сюда. — Ктесий осмотрел себя. — Я просто решил, что ты — это он, что… он мог переселить часть моих мыслей сюда после… — Он покачал головой и почесал лоб. — Я не помню.
 
— Мне пора, — спустя мгновение сказал мальчик. — Родители и братья будут ждать меня. Я расставил сети, но должен вернуться на берег к закату. Через пару лет я стану достаточно взрослым, чтобы возвращаться за ними по ночам.
 
Ктесий взглянул на мальчика в лодке. Свет солнца ярко отражался от морской глади, в воздухе чувствовалось тепло.
— Ты голем воспоминаний, — понял он. — Ты обязан общаться с любым объявившимся тут не враждебным разумом.
 
Парень пожал плечами.
 
— Есть другой путь, — повторил он. — Я могу показать его. У меня время только до заката, потом я должен вернуться домой.
 
— Почему я здесь? — задал вопрос Ктесий, но снова покачал головой, прежде чем концепция юноши в рыбацкой лодке успела что-либо ответить. — Ариман наверняка перенёс мой разум сюда не просто так, но почему тогда его здесь нет? — Ветер затрепал одежду, и волна накатила на разогретый камень чуть выше. — Это место выглядит каким-то знакомым. — Он моргнул. — Неважно, всё дело тут в разуме, и в Аримане — всему есть причина.
 
— Ты из Тизки? — спросил вдруг юноша.
 
Ктесий оглянулся на него, затем перевёл взгляд на море, а после на береговую линию, над которой вырастала невозможная твердыня. Он рассмеялся.
 
— Конечно… Он построил часть этого места на основе своих воспоминаний о Тизке. Как минимум небо, море и побережье. Хоть берег и не был таким с тех пор, как сюда пришёл Империум. Даже земля не избежала изменения.
 
Он обернулся и спустился по скалам вниз. Лодка закачалась, когда он ступил на неё, а затем присел на узкую лавку у рулевого весла. Секунду юноша наблюдал за ним, после чего принялся отгребать от скал. Погрузив одно весло в воду и работая вторым, он повёл небольшую посудину в сторону берега, туда, где скалы вздымались отвесным утёсом. Каменные арки тянулись в море, и когда они обогнули их, Ктесий различил вход в пещеру.
 
Крепость над утёсом поднималась ввысь, заслоняя небо, которого, несмотря на слова юноши, пока ещё не тронули закатные лучи.
 
— Сам я не из Тизки, — сказал он, когда лодка поплыла в пещеру. — Я родился на Терре.
 
— Никогда не слышал о городе с таким названием, — ответил мальчик. Пещера всё не заканчивалась, да и на самом деле это была не пещера, а скорее вырезанный в скале проход, обмелевший от схлынувшей воды. Через проделанные в крыше круглые дыры сверкающими колоннами лился солнечный свет. Всё, что находилось впереди, терялось во мраке.
 
— Терра не город. Это другой мир, планета далеко отсюда, где бы мы ни находились. Хотя, если честно, я не помню, где именно на ней я родился, или кем я был до того, как вступил в легион. Они отняли многое, создавая нас, а остальное я продал сам.
 
— Я не знал, что есть другие миры.
 
— Их тысячи. Миллионы городов, миллиарды людей.
 
— Я бы хотел их увидеть.
 
— Нет… не захотел был. Будь ты живой, я бы сказал, что ты не выиграл бы ровным счётом ничего, посетив те места. Они наполнены страданиями и всеми проблемами человеческого бытия, лишь в ещё больше масштабе. Нет, думаю, знай я только море и знакомый круг неба, меня бы не волновало, что там по другую сторону.
 
— Тогда почему ты оставил родной дом?
 
Ктесий пожал плечами. Он смотрел на свет, льющийся сквозь дыры в своде пещеры, пока мальчик продолжал грести дальше.
 
— Не знаю, почему я ушёл, или, по крайней мере, я не…
 
— Не помнишь, — произнёс юноша, и тон его голоса заставил Ктесия резко оглянуться. Мальчик смотрел на него, падающий свет на секунду озарил его лицо, после чего оно исчезло, когда лодка ушла в тень.
 
Свет и тьма… снова и снова, и ритмичный плёск весёл по воде.
 
— Ты не хочешь вспомнить, Ктесий?
 
Его рот открылся. В горле пересохло.
 
Лицо, показавшееся из тени, принадлежало не юноше. Оно принадлежало Гелио Исидору.
 
 
— Вставай, прошу, вставай. — Сильван потянул Мэхэкту за руку. Женщину с ног до головы покрывала кровь. Ему оставалось только надеяться, что она принадлежала груде стражей, среди которых лежала неприкасаемая. Навигатору потребовалось некоторое время, чтобы отыскать её. Пинок от танцора в маске отправил парию в полёт через половину комнаты. Броня на её горле была смята. Без неё Мэхэкте наверняка пришёл бы конец. Хотя, вполне возможно, она всё же умерла, поскольку не выказывала ни единого признака жизни. — Прошу… — Он потянулся к её шлему, намереваясь стянуть его с головы пустышки. Женщина резко пришла в движение, вскинув нож, о наличии которого Сильван даже не подозревал. На лезвии заплясало синее силовое поле. Второй рукой она схватила его за складки кожи чуть ниже подбородка. От прикосновения парии глаза навигатора словно пронзило копьё льдисто-холодной боли. Секунду она удерживала хватку, затем отпустила его и поднялась на ноги.
 
— Энергия? — озираясь, спросила она.
 
— Отключена, — выдохнул Сильван, — по всему кораблю.
 
— Атака?
 
— Они ушли… Просто ушли, после того как я свернул в туннели, они просто ушли.
 
— Остальной флот? — Мэхэкта направилась к иллюминатору.
 
— Не знаю. Туннели… Сначала был один путь, затем их стало много… Мне пришлось выбирать… Пришлось.
 
— Они пытаются остановить нас, паутина и её стражи, те, что в смеющихся масках. Вот почему они оставили нас — мы уже запутались и ослабли достаточно, чтобы с нами разобрались сами туннели.
 
— Ты говоришь так, словно туннели живые.
 
— Может и так.
 
— Значит, они пытаются убить нас. — Он услышал в своём голосе писклявые нотки.
 
Мэхэкта качнула головой, не сводя глаз с тьмы за иллюминатором. Сильван выглянул наружу, но снова не увидел ни зги. Ему не удалось даже разглядеть башен, расположенных ближе к носу корабля.
 
— Может, но есть и другие способы избавиться от паразитов.
 
Сильван ощутил дуновение ветра. Он посмотрел вниз. Теперь он стал видеть чётче, чем прежде, вдруг понял навигатор, как будто его глаза приспособились к новым условиям. Он поднёс руку к лицу, и тут же резко убрал её. Его глаза выросли, вместе с глазницами расползшись по всему лицу, так что теперь могли лучше улавливать свет из мрака. Внезапно мужчина осознал, что не моргал уже долгое время.
 
Навигатор собирался отвернуться, как вдруг замер.
 
Он сделал шаг назад. Ветер подул снова, на этот раз заставив его посмотреть во тьму над ними. Мэхэкта глядела вниз, проверяя болтер.
 
«''Мы по-прежнему движемся…'' — промолвил голос на задворках его разума, холодный и рациональный. — ''Двигатели отключены, но мы, должно быть, дрейфуем на той же скорости, с которой двигались раньше. У нас попросту не было возможности понять, что корабль всё ещё…''»
 
Во мраке впереди что-то появилось, что-то, на мгновение показавшееся ему серым призраком на краю зрения. И за секунду, потребовавшуюся Сильвану, чтобы втянуть воздух, он понял, что это такое.
 
Из тьмы вырвался другой корабль. Внезапно и бесшумно вывалившийся из мглы, подобно выплывающей из пучины акуле. Его корпус испещряли глубокие кратеры, тут и там обшивку покрывали пятна серо-зелёной ржавчины.
 
Крик Сильвана заглушил звук рвущегося металла, когда «Гекатон» влетел ему прямо в носовую секцию.
 
 
=== ГЛАВА IX ===
 
'''УДАР'''
 
 
«Гекатон» глубоко вклинился в развалину, с которой столкнулся — безжизненный корабль, построенный руками пришельцев на задворках звёзды, едва ли являвшейся частью Галактики. Он представлял собой полый овоид двадцати километров длиной, покрытый серой обшивкой. Когда космолёт был целым, его внутреннее пространство содержало в себе пузыри жидкости и газа, в которых обитал экипаж. Внешний корпус состоял из слоёв металла и углерода, чем-то напоминая яичную скорлупу, удерживавшую внутри себя желток. Какая бы прихоть судьбы или надежда не завела его в паутину, он так и не отыскал обратный путь. Орудийный огонь и обломки проделали в его корпусе дыры. Газ и жидкости вытекли из внутренних карманов. Члены команды, пережившие гибель судна, задохнулись в воздухе паутины. Позднее, другие потерянные и голодные создания обобрали и пожрали всё, что ещё оставалось на борту корабля, оставив дрейфующий во мраке голый остов.
 
Нос «Гекатона» пробил корпус звездолёта, словно копьё — пустой череп. Увлекаемый инерцией, он продолжал таранить корабль, по мере погружения раскраивая его обшивку башнями и орудийными турелями. Сильван кинулся навзничь, увидев, как судно чужаков несётся на него сплошной стеной. Тянувшиеся вдоль передней секции антенны и мачты ломались одна за другой под напором надвигающейся громады. Навигатор свернулся на полу калачиком.
 
— О, Бог-Император! О, Бог-Император!
 
Удара так и не случилось.
 
Бронированная надстройка «Гекатона» врубилась в остов чужацкого корабля будто зубец пилы в кость. Мёртвое судно перекувыркнулось, потянув следом за собой «Гекатон». Два сцепившихся корабля начали падать, пролетая мимо вырисовывающихся из мрака километровых груд развалин и обломков. Космолёты задели верх одной из мусорных гор, начисто её оторвав.
 
Столкновение звоном отдалось по всему «Гекатону», как если бы в гонг громыхнуло разъярённое божество. Прокатившиеся по внешним палубам ударные волны превратили находившихся там матросов в кашу. С корпуса сорвало несколько башен. Мутанты на глубинных ярусах воззвали к богам и духам, моля их об избавлении. В передней крепости возвышенный брат Султарис и двадцать семь рубрикантов под его командованием вылетели во тьму, когда бастионная башня, где они находились, раскололась на куски.
 
Ариман, стоявший посреди мостика-храма, ощутил, как корабль полетел кубарём. Его сабатоны примагнитились к палубе за миг до того, как мир перевернулся с ног на голову. Разум чародея вознёсся, вбирая в себя окружающую энергию. Азек потянулся к мыслям остальных братьев, и их разумы стали зеркальным отражением его собственного. Мысли колдунов переплелись, и эфир содрогнулся, когда совокупная воля Тысячи Сынов резко придала ему новую форму. По всему «Гекатону» смертные аколиты и шаманы-зверорожденные рухнули на палубу и забились в судорогах, потеряв рассудок. Некоторые скончались, из их слёзных каналов и ртов текла кровь. Другие исчахли, слои жира и мышц сползли с их костей. Чернокнижники Тысячи Сынов вытянули из них всю жизнь и энергию за один удар сердца. Трэллы-культисты заорали, когда у них перед глазами расцвели пятна цветов и символов. Тени затряслись от поднявшегося хора голосов, каждое их слово формировало в имматериуме особый знак, которые, встречаясь, сливались воедино и устремлялись навстречу другим.
 
В оке бури возвышался Ариман. Он чувствовал «Гекатон», воздух снаружи, остов корабля пришельцев и массы обломков и развалин, постепенно вырастающих вокруг падающих звездолётов: изломанные, кривые штыри размером с горы, готовые рассечь «Гекатон» напополам. Эфир был здесь совсем тонким, неспособный преодолеть барьер паутины. Ариман ощущал, как энергия братьев вливается на его орбиту. Её было слишком мало для того, что требовалось сделать, однако большим он не располагал. Мгновение Азек оставался неподвижным, позволяя шторму взвихряться вокруг него. Часть его задалась вопросом, испытывал ли Магнус, или даже сам Император, что-либо подобное, превыше всего желая высвободить бурю и остаться стоять недвижимым, нетронутым, вечным и умиротворённым. Он затаил дыхание и потянулся вовне.
 
Корпус «Гекатона» сковала изморозь. Листы металла и углерода, сыплющиеся с чужеродного остова, разлетелись пылью. «Гекатон» застонал, попав в хватку эмпиреев. В своём разуме Ариман заставил концепцию корабля застыть на месте, и ощутил, как на него всей своей мощью навалилась реальность. Бронеплиты метровой толщины смялись. Обшивка корабля пришельцев треснула. Впереди показался громадный, десяти километров длиной, штырь из похожего на кость вещества, скрученный подобно манящему персту трупа.
 
Ариман увидел штырь мысленным взором, ощутил инерционное движение и массу падающего корабля. Он призвал неподвижность и контроль, и корабли захлестнула буря имматериальной энергии. Азек почувствовал в руке Чёрный посох, чья мощь отражала его собственную силу, приумножая её до тех пор, пока он будет в состоянии концентрироваться на процессе…
 
По большому счёту сила псиоников, колдунов и ведьм заключалась в одном и том же: они использовали эфир для изменения реальности. Не важно, откуда они черпали энергию, главным был результат. Формулы, заклятья, артефакты, тонкие искусства и тренировки — всё это были лишь способы, с помощью которых воля преобразовывала идею в реальность. Казалось бы, всё просто. Но реальность — штука весьма упрямая. Чем больше искажался естественный порядок, тем больше требовалось мощи, и мощь эта извивалась, словно змея в кулаке. Таким образом, одной только мощи было недостаточно; чтобы пользоваться ею, нужна была воля для концентрации на идее желаемого, и воля воплотить её в бытиё. Чем большая идея, тем большая требовалась мощь, и тем большая воля…. Чтобы не дать камушку упасть, следовало сделать идею не падающего камня более реальной, нежели силу притяжения. Как-то раз, в далёком детстве, Ариман поспорил с Ормуздом, кто из них дольше продержит три камня в невесомости. Через пять часов оба свалились без чувств, синеву их глаз запятнали красные кровоизлияния. После пробуждения их примерно наказали, а затем ещё много месяцев рассказывали о глупости и опасности подобных затей. Теперь, оказавшись в лишённой эфира реальности паутины, Ариман заставлял идею «Гекатона» застыть на месте, противопоставляя свою волю той реальности, в которой миллионы тонн металла кубарём неслись во мрак.
 
Он ощутил, как отдельные части его разума закричали. Почувствовал, как сминаются мысли. Он тонул, погружаясь всё глубже в лишённые света пучины, где не было ничего, кроме сокрушающей тьмы и безмолвия.
 
Он ощутил отголосок боли, возможно, собственной, или, быть может, заключительный момент агонии какого-то смертного псайкера, угодившего в бурю, которая разорвала ему сердце и напитала жизненной эссенцией Аримана, позволив чародею продержаться ещё чуточку дольше…
 
Остов стонал. В тёмных переходах выли призрачные ветра. Из мглы разносились крики смертных.
 
Корабль замедлился. Завибрировал. С обшивки сошли лавины эфирного льда. Космолёт пришельцев продолжил вращаться, и, движимый собственной инерцией, оторвался от «Гекатона». Корабль налетел на костяной штырь, и от него во все стороны разлетелись куски корпуса. Он сложился пополам, смявшись и пойдя трещинами за мгновение до того, как разломаться надвое.
 
Ариман ощутил, как поток варпа иссякает, словно паутина почувствовала, что он собирает энергию, и теперь пыталась перекрыть её. Его хватка на корабле дрогнула. «Гекатон», перевернувшись, полетел дальше. Мимо него посыпались обломки чужацкого судна. Он ни на миг не ослаблял волю, однако то, что заменяло в этом измерении гравитацию, взяло верх. Им навстречу понеслось неровное, усеянное развалинами, дно. Азек принялся стремительно гасить скорость и силу падения. Он чувствовал, как в груди лихорадочно бьются сердца, как в черепной коробке пульсирует кровь. Во рту появился привкус железа. Давление стало всем его миром — чёрное, ослепляющее давление. Нужно отпустить корабль… Нет, он не отпустит…
 
«Гекатон» ударился о мусор днищем. Килевые стабилизаторы пропахали слои пыли и обломков и оторвались за миг до того, как в землю вонзился нос. Корма резко вздыбилась. Нос зарылся глубже, и на мгновение корабль завис в воздухе. Затем громадный космолёт грохнулся вниз. Сквозь корпус прокатилась отдача. Тела врезались в потолки. Переборки треснули. Из разорвавшихся труб в трюмы хлынул газ и топливо. За секунду погибли сотни, ещё больше утонуло и задохнулось в последующие минуты. «Гекатон» содрогнулся, когда Ариман, наконец, разжал хватку и застыл в неподвижности, а вокруг него, словно снег, продолжали падать обломки.
 
 
«Гекатон» улёгся на дне. Металлические кости и кожа, веками не испытывавшие давления гравитации, застонали, когда корпус погрузился в серую пыль и кучи обломков. Корабль лежал, скрипя, наполненный тьмой. Ариман ощутил, как гул, создаваемый десятками тысяч смертных на борту, стих. На глубинных палубах матросы устремляли взоры во мрак и пытались расслышать приближение второго удара. На мгновение всё зависло между ожиданием и паникой. Ещё доля секунды, и второе возобладает окончательно и бесповоротно. Тысячи душ, застрявших во мраке, запертых в местах без света и кислорода, очень скоро начнут драться за каждый глоток воздуха. Они уничтожат друг друга, а заодно и весь корабль. Ему требовалось пресечь такое развитие событий, хотя он до сих пор не пришёл в себя после попытки остановить падение «Гекатона». Ариман чувствовал несбалансированность своих мыслей, эмоций и умозаключений. Его тело стремительно выходило из-под контроля. Чернокнижник почувствовал, как до предела натянулся эфир, когда он попытался воспользоваться им для своего обновления. Часть его, что была, и навсегда останется смертной и человеческой, закричала ему остановиться. Закричала, что у него ничего не осталось. Что он тонул.
 
«''Стоп''», — эхом разнеслась у него в голове команда. И всё разом остановилось.
 
Мысли, кружащие у границ его усталости.
 
Рёв ощущений, захлёстывающих органы чувств.
 
Давление времени, и коснувшийся уст воздух.
 
Он остался стоять в центре вихря настоящего момента.
 
Затем осторожно, за целую вечность, продлившуюся вспышку молнии, Азек собрал мысли воедино и вознёсся. Усталость испарилась. Лишние мысли испарились. Всё внутри него исчезло без следа, словно отпечатки ног на песке, стёртые дуновением ветра.
 
Мгновение он пребывал в неподвижности, а затем выпустил волю наружу, одновременно формируя в голове микрозаклятья. Ариман не пытался ощутить, сквозь что проходит его разум. В понимании не было нужды. Главное — контроль. Не было времени консультироваться с братьями или заручаться их помощью. Был только он, пойманный в теснине между прошлым и будущим. Только он и пандемониум, что ждал их всех, если он ничего не сделает — и, как всегда, у него не осталось выбора.
 
Его разум помчался по кораблю, подхватывая эмоции и мысли людей, зверорожденных и смертных существ, что называли его домом. Он вырывал из них страх и панику. Некоторые валились, словно забываясь во сне; другие замирали на месте и недоумённо устремляли взоры в сумрак, пытаясь понять, что с ними только что произошло. Некоторые, те немногие, кому удалось выжить, позднее будут рассказывать другим о целой эпохе, оставленной в пучинах тьмы, о пролетевшем сквозь безликие грёзы ангеле, чьё биение крыльев походило на шелест песка, гонимого ветром сквозь черепа мертвецов.
 
Ариман упал на колени посреди мостика-храма. Командная кафедра на три метра вокруг него превратилась в рябящую массу смявшегося металла и испаряющегося льда. Корпус корабля жалобно застонал. Медленно, чувствуя на языке и зубах привкус крови, он втянул в лёгкие воздух.
 
+Братья,+ послал Азек, и ощутил отклики двадцати пяти из двадцати шести чародеев, что находились на борту корабля. Ответа не последовало лишь от Ктесия.
 
+Ликомед, найди своего хозяина.+
 
Он почувствовал подтверждение и раздал приказы остальным живым братьям, после чего мысленно потянулся к Игнису.
 
 
+Игнис.+ Послание Аримана наполнило сознание Повелителя Разрухи. +Что случилось с кораблём?+
 
+Тотальный сбой систем,+ отправил ему Игнис. +Большинство машинных механизмов отключились или перестали функционировать. Наши доспехи работают, но в ограниченном режиме. Такое чувство, словно перед ударом корабль получил шоковый разряд, но таким мощным он просто не мог быть.+
 
+Очевидно, что мог,+ послал Ариман. +Иди на машинные палубы. Восстанови подачу энергии.+
 
Секунду магистр Разрухи молчал.
 
+Пленник?+ наконец спросил он.
 
+Он по-прежнему функционирует?+
 
Игнис посмотрел на две холодные точки света, по-прежнему горевшие из-за вращающихся обручей, что удерживали ксеноса.
 
+Да.+
 
+Иди на машинные палубы. Если у нас не будет энергии, нам конец.+
 
+Как пожелаешь,+ ответил Игнис, и ощутил разъединение ментальной связи. Он коснулся разумом магических формул, покрывавших вращающиеся кольца. Они по-прежнему действовали, но сколько так будет ещё продолжаться, он сказать не мог. Поведение варпа внутри паутины оставалось для него загадкой. Наверное, этого не знал даже Ариман. Ему придётся просто довериться и надеяться на лучшее. От этого Игнису стало не по себе. Он направился к двери.
 
— Хочешь знать, что происходит? — Вопрос Сетеха заставил его остановиться, и он обернулся. — Подпространство, которое мы пересекаем, умеет отвечать на угрозы и чужеродные вторжения. Оно может видоизменять свою структуру, а также создавать парадоксальные эффекты. Внутри неё есть места, способные поглощать раздражители и незваных гостей. Взять, к примеру, этот корабль — он лишился энергии в результате макроимпульса того, что ты назвал шоковым разрядом энергии. Подпространство позволит органической материи внутри его корпуса сгинуть. В конечном итоге ваши кости, возможно, исторгнутся в реальность. В чём-то данный принцип напоминает биологического червя, выбрасывающего землю, что проходит сквозь его кишечник. Или, как вариант, вы останетесь здесь, навсегда затерявшись в её кольцах.
 
— Ты говоришь так, словно эти туннели живые, — произнёс магистр.
 
— Так и есть.
 
Игнис помолчал.
 
— Шоковый разряд, — наконец сказал он. — Откуда ты узнал, как использовать этот термин?
 
— Квантовая индукция. Мне было нечем заняться, кроме как усваивать доступную информацию. Из одного факта я могу понять всё. Принципы ваших когнитивных моделей зашифрованы в вашем языке и технологиях. Будь у меня достаточно времени, я смог бы экстраполировать всё, что вам известно. Даже секреты, которых вы сами не знаете. — Он умолк. — Я знаю, как провести нас через подпространственные туннели. Освободи меня, и я спасу тебя, твоих товарищей, и корабль.
 
Магистр не ответил, мысленно анализируя модуляцию и оттенки слов ксеноса. Они были идеально подобраны, чтобы распалить голод Игниса к пониманию и уколоть его гордость. Существо хотело, чтобы он начал расспрашивать, хотело повести его по пути вопросов и ответов, что в конечном итоге приведёт к освобождению Сетеха. Его это впечатлило.
 
Игнис отвернулся. Ему пора отправляться на машинные палубы.
 
— Тебе придётся согласиться, — заявил Сетех. — Так прикажет тебе Ариман. — Игнис снова замер и оглянулся на пришельца. Его яркие глаза смотрели прямо на него. — Он верен цели. Ты сомневаешься. Он пойдёт на что угодно, чтобы выполнить поставленную перед собой задачу. Это заставит его отмести любые твои возражения. — Он замолчал. Свет в его глазах мигнул. — Я знаю.
 
— Ты лжёшь ради своих собственных интересов.
 
— Из одной детали я могу понять всё. Не забывай об этом.
 
Игнис вышел из камеры. Жертвенник последовал за ним. Едва они переступили порог, он сорвался на бег, тяжёлой поступью сотрясая тёмный переход.
 
 
Сильван поднялся на ноги. Пол убежища скосился в сторону разбитого иллюминатора. Навигатор чувствовал, как каждый его шаг сопровождается щёлканьем и трением костей друг о друга. Каким-то образом всё время ужасающего падения и столкновения он пробыл в сознании. Отскакивая от стен и пола будто костяшка в стакане, он ощущал каждый рывок и крен корабля подобно ударам молота. Тела мёртвых стражей превратились в кучи размозжённого мяса посреди обломков его имущества. Мэхэкта отпустила трон, в который вцепилась и даже сумела привязаться к нему инфокабелями, и также встала. На её броне появились новые вмятины, однако ходить она могла.
 
— Ты жива, — с лёгким удивлением сказал Сильван. Он сделал шаг. В спине что-то хрустнуло. Он поморщился от боли. Ощущение прошло, но когда Йешар двинулся снова, то понял, что оно на самом деле лишь переместилось в другой участок тела. Пария тряхнула головой. Её лицо покрывала кровь, сочившаяся из-под края шлема. Навигатор уже собирался поинтересоваться, не ранена ли она, когда обвёл взглядом комнату и взвыл от ужаса.
 
Часть камер с его потомством была разбита. Небольшие бледные существа валялись в лужах жидкости. Сильван заспешил к ним. Навигатор ощутил, как лопаются и преобразовываются сломанные суставы в пальцах, когда он попытался затолкать тельца назад в треснувшие баки. Ладони то и дело соскальзывали с влажной кожи. Он закрыл глаза. По складкам на лице покатились слёзы. Остальные потомки бились о стенки собственных баков.
 
+Сильван.+
 
Голос Аримана у него в голове, внезапный и резкий. Сильван прикусил губу. Он зажмурился, словно желая выдавить из себя боль.
 
+Сильван!+
 
— Да, — выдохнул Йешар. — Да, лорд.
 
+Мэхэкта жива?+
 
— Она… да, жива.
 
+Бери её и выходи на внешний корпус.+
 
— Что? Но, лорд…
 
+Весь корабль обесточен. Мне нужно знать, что вы в безопасности.+
 
Безопасность… Ну конечно. Ариман, избранный Девятеричным Золотым Троном, хотел, чтобы Сильван был в безопасности. Воистину, Император защищал.
 
+Как только подача энергии восстановится, ты должен будешь вывести нас отсюда.+
 
Золотое тепло в груди Сильвана померкло. Его взгляд снова упал на безжизненное тело отпрыска, которое он по-прежнему держал на руках.
 
— Я… должен… — выдавил он. — Конечно… лорд.
 
+Лифты на твоей башне не работают. Я выйду из корабля через ангарное пространство. Встретимся снаружи возле одиннадцатой ангарной палубы левого борта.+
 
— Да… да, конечно, но наружу, лорд? — Взгляд Сильвана переметнулся на тьму за разбитым иллюминатором.
 
+Мы отправимся за Султарисом и остальными братьями, выпавшими из корабля. Ты поможешь нам их найти.+
 
— Я?
 
+Твой взор может быть полезным.+
 
— Полезным… Да… Я полезен.
 
Какое-то время Сильван молчал. Внизу темнели очертания корпуса. Сквозь мрак пробивалось сероватое свечение, хотя навигатор не видел, откуда оно исходило. От вершины корпуса их отделяло триста метров.
 
— А как… — начал он.
 
— Мы спустимся, — отозвалась Мэхэкта, достав из одного из карманов на спине моток верёвки. Сильван посмотрел на провал, затем снова на верёвку. Она выглядела слишком уж тонкой.
 
— Я… — произнёс навигатор, но Мэхэкта уже начала привязывать веревку к колонне. Пария подёргала её, проверяя на прочность, а затем выбросила остальной моток в иллюминатор.
 
— Ты… ты иди первой, — выдавил он.
 
Женщина покачала головой и без промедления исчезла во тьме.
 
Спустя несколько лихорадочных ударов сердца Сильван последовал за ней.
 
В пяти километрах от «Гекатона» пробудился каноптековый рой. Они устроили себе гнездо в черепе ящера, затерявшегося среди груды костей и обломков. Каждая единица роя выглядела как жук-скарабей размером с открытую человеческую ладонь. Внутри черепа их насчитывалось несколько тысяч, и они спали, плотно подогнув под себя лапки. И спали они так уже долго — настолько долго, что за это время успели возвыситься и пасть целые звёздные царства. Рой не был разумным, по крайней мере, не по-настоящему. Каждый скарабей обладал ограниченными способностями к принятию решений. Собравшись вместе, рой мог применять эти способности для выполнения тех или иных задач. Во времена войн против Великого Врага они следили за вражескими перемещениями внутри паутины. Они выполнили свою задачу, и они выжили, словно паразиты вцепившись в стены эфирных туннелей. А затем от их хозяев перестали поступать приказы. Рой отыскал себе укрытие и ушёл в спячку. Но теперь команда от представителя их вида высшего порядка дала им новую цель.
 
Конструкции роя обратились в наблюдение, и нашли корабль пришельцев, именно там, где, по предоставленным им данным, он и должен был находиться. Они выявили большое количество биологических форм жизни. Согласно инструкциям, им следовало избегать любого обнаружения. Рой преобразовал себя, создавая всё меньших и меньших скарабеев, пока те не уподобились песчинкам. Весь процесс занял времени не больше, чем биологическое создание успело бы сделать вдох. Их панцири были чёрными, и когда скарабеи хлынули прочь из черепа, то, казалось, они сразу же слились с царившей снаружи тьмой. Минуя остовы мёртвых машин и трупы бледных существ, рой потёк в направлении корабля.
 
 
=== ГЛАВА Х ===
 
'''СВАЛКА'''
 
 
+Я нашёл мастера Ктесия.+ Послание Ликомеда коснулось разума Аримана. Он сглотнул. По краям зрения пузырились цвета, и он по-прежнему чувствовал на языке кровь. Волю продолжали стискивать когти усталости, несмотря на все его попытки сбалансировать свой разум. +Он ранен и без сознания.+
 
+Где он?+ послал чародей.
 
+В Клетях безмятёжности, рядом с камерой Гелио Исидора.+
 
Мгновение чистого холода, и ощущение разверзшейся под ногами бездонной пропасти.
 
+А Гелио Исидор…+
 
+Невредим. Он на месте. Ксеносы не проникли в его камеру. Мастер Ктесий убил их до того, как они успели попытаться.+
 
Азек облегчённо вздохнул внутри шлема. Бездна сомкнулась обратно.
 
+А твой хозяин?+ спросил он.
 
+Я…+ Ариман ощутил неуверенность в сообщении Ликомеда. +Он жив, но я не могу достучаться до его разума.+
 
Ариман переварил полученные сведения. На самой границе сознания он услышал шёпоток и увидел рубриканта, наполовину погребённого под кучей осыпавшихся обломков.
 
+Доставь его в безопасность и охраняй,+ ответил он Ликомеду. +Я взгляну на него позже.+
 
Мыслесвязь разорвалась. Азек перевёл внимание обратно на рубриканта у своих ног. Воин пытался шевельнуться. Его доспех был повреждён и пробит в нескольких местах. Энергия, что текла по его латам, пыталась восстановить целостность брони, но без видимого успеха. Голос заключённой внутри души уже едва слышался.
 
+Кастэф,+ промолвил он, после чего опустил руку на шлем рубриканта. +Спокойно, брат. Всё будет хорошо.+ Азек закрыл глаза, и сквозь пелену истощения протянул отросток воли. Обломки воспарили, разделяясь над засыпанным рубрикантом. Воин поднялся. Дыры в его доспехах пылали, пластины брони пытались срастись обратно.
 
Сильван сидел на корточках рядом с ним, кашляя под саваном. Пустышка, Мэхэкта, стояла в трёх шагах от навигатора, не убирая руку с оружия и непрерывно осматривая окружающие руины. Даже покрытая кровью и ссадинами, она всё равно, казалось, чувствовала себя среди мусорных каньонов уверенней, чем космодесантники.
 
Громада «Гекатона» осталась в трёх километрах позади, едва просматриваясь вдалеке. Несмотря на шлем, усиливающий его зрение, Ариман всё равно не видел дальше нескольких сотен метров в любом направлении. Что-то в этом месте не давало ему пользоваться своими чувствами на полную силу. Азек мог бы прибегнуть к помощи разума, чтобы ощутить окружение, однако варп был ослаблен здесь настолько, что до колдуна доходили лишь едва уловимые течения. Имей он достаточно времени, то смог бы разобраться в происходящем, но времени-то как раз не было, поэтому ему приходилось довольствоваться имеющимися энергиями, чтобы отыскать выпавших из корабля рубрикантов. Они уже нашли практически всех, хотя Ариман опасался, что Султарису вряд ли удалось выжить. Корабль падал долго, и чародей понятия не имел, насколько большим был этот закуток паутины. Постепенно в нём крепла уверенность, что даже узнай он ответ, подпространство незамедлительно изменилось бы снова. Они сильно рисковали, зайдя так далеко. Их всех могла ждать тут смерть, но он не собирался терять в этом месте хотя бы ещё одного брата по легиону. Если его усилия и воля могли их спасти, он не прекратит поиски.
 
В тени изломанных штырей, торчавших из земли подобно рёбрам полузарытого трупа, что-то шевельнулось. Азек застыл на месте. Потянулся своими чувствами. Разум наполнился отголосками и призрачными ощущениями… Вот, что-то снова пошевелилось, до того, как он успел дотянуться туда разумом. Фигура… Фигура в красных доспехах, едва различимая из-за расстояния и темноты.
 
+Султарис?+ послал он. Фигура замерла, по-прежнему стоя в густом мраке под аркой. Азек шагнул ближе, затем остановился. На границе сознания он ощутил прикосновение и шелест крыльев, и услышал далёкий крик ворона. Мысли и чувства сузились в остриё иглы. Он сделал шаг вперёд и увидел. Это был не Султарис.
 
Потрёпанные красные доспехи, сплошь покрытые вмятинами и следами починки. Отметки, едва прогладывавшие из-под слоя пыли и грязи. И повёрнутый в его сторону почерневший шлем с вытянутым, напоминавшим клюв, носом. Фигура смотрела на него, издавая протестующий рык сервоприводов в броне. Она протянула руку. В её ладони лежал грубый диск из серебра.
 
— Лорд! — раздался позади него возглас, достаточно громкий, чтобы заставить Аримана на миг разорвать зрительный контакт. — Лорд, мы нашли его!
 
Голос, пронзительно разнёсшийся в неподвижном воздухе, принадлежал Сильвану.
 
Ариман перевёл взгляд обратно, выискивая фигуру в чёрном шлеме, фигуру, которая не могла, и не должна была здесь находиться.
 
Она исчезла. Он посмотрел под ноги. На земле перед ним лежал серебряный предмет. Азек поднял его. Он был тусклым, грубо вычеканенным в форме монеты, но под следами от ударов молотка ему удалось различить едва заметные очертания дубовых листьев. Его разум захлестнул холод, мысли пустились в лихорадочный пляс.
 
+Брат,+ донеслось послание одного из чародеев низшего круга, воина по имени Лемек. +Султарис, мы нашли его.+
 
Ариман оглянулся и увидел двух своих братьев вместе с навигатором, стоявших возле груды обломков. Он развернулся, зашагал, затем побежал.
 
+Назад на корабль,+ скомандовал колдун.
 
— Лорд, он… — начал Сильван и отступил назад, чтобы Азек смог разглядеть находку. Он увидел высокий гребень, торчавший из превращённого в пыль мусора. Убор испещряли трещины, из глазниц вышибло линзы. В некоторых местах к металлу продолжала цепляться синяя краска. Рядом с ним из-под земли виднелись кончики пальцев латницы. Лемек наклонился и выдернул шлем. Из пустоты внутри посыпался прах. Казалось, будто он пробыл там не считанные часы, а целые века.
 
+Точь-в-точь как другие,+ послал Лемек. Его голова была непокрыта, вправленные в тёмную кожу сапфиры сверкали тусклой белизной. Аура воина клубилась грязно-красными тучами. + Как Птоллен. Его забрал Пиродомон.+
 
«''Но я ничего не почувствовал'', — подумал Ариман. — ''Я не ощутил огня прихода Пиродомона, как это было обычно…''»
 
+Заберите его на корабль,+ послал он. Двое рубрикантов принялись доставать из земли остальной комплект опустевших доспехов.
 
— Лорд. — Это был Сильван. Навигатор отошёл в сторону и теперь глядел куда-то во мрак. Азек не обернулся. Его разум словно оцепенел. Он посмотрел на грубый серебряный диск у себя в ладони. Вычеканенная из серебряных листьев монета, которую его брат Ормузд носил на своём доспехе до того, как его забрало Изменение Плоти.
 
«''Это невозможно''», — хотелось ему сказать. Это невозможно, потому что этот самый кусок серебра он хранил на борту корабля, под замком и охраной. Но вот он у него в ладони.
 
— ''Время, причинность, наблюдатель и наблюдаемый'', — всплыли у него в уме его собственные слова, сказанные давным-давно своим братьям и ученикам, под одобрительным взором генетического отца. — ''Нам следует с осторожностью трактовать значение этих понятий.'' — На секунду ему почудился смех, напоминавший карканье птицы. — ''Прошлое нельзя изменить. Если ты изменил прошлое, значит, настоящее уже поменялось. Но мы сами этих перемен не заметим. Даже когда корабль, попавший в эфирное искажение, выходит из варпа перед тем моментом, как отправился в путь, причинно-следственная линия сохраняется. Правда заключается в том, что если бы мы могли управлять нитями событий сквозь время, то увидели бы доказательства этому в прошлом, которое сами уже пережили.''
 
— Вы это видите? — спросил Сильван. Ариман и остальные перевели взгляды на него.
 
 
 
Он просто указал рукой.
 
Движение… крошечные проблески движения у границы видимости, растворявшейся среди укрытых тьмой груд мусора.
 
Йешар шагнул вперёд, пытаясь рассмотреть получше. Чародеи Тысячи Сынов уставились в указанном им направлении. Неужели они не видели?
 
Будто песок, текущий сквозь трещины в скале… мелкие точки, движущиеся по каньонам меж башен руин, но на таком расстоянии каждая точка была вовсе не песчинкой…
 
— Вы разве…? — начал он.
 
+Назад на корабль, живо!+ приказ Аримана хлёстнул по разуму Сильвана, и он обернулся, и, спотыкаясь, побежал. Колдуны Тысячи Сынов также пришли в движение, а остальные рубриканты сомкнулись вокруг них, вскинув оружие, в их глазах зажглось призрачное пламя.
 
Мэхэкта держалась рядом с ним, сжимая в руках болтер и то и дело озираясь назад. Он также рискнул оглянуться.
 
Фигуры… Сотни сине-серых существ, скачущих и карабкающихся по обломкам в их сторону сплошной приливной волной. Их плечи были согбенными, кожа — бледной, словно рыбье брюхо. В доселе стерильном воздухе повис запах, напоминавший вонь застойной воды и соли.
 
Рубриканты дали залп. Полосы отливающего синевой пламени устремились во тьму. Среди волны распустились жёлто-розовые цветки. Пламя взбурлило, корчась и извиваясь. Из толпы тут же раздались шипящие крики, сливаясь со звуком варящегося на костях мяса. Он увидел, как один из чародеев взмахнул рукой, и вырвавшийся из неё огонь опутал тела. Группа рубрикантов тащила останки Султариса. Ариман был рядом с ними. Зарево от пламени разогнало окружающий мрак. Корабль находился впереди. Конечности Сильвана вопили от боли, изо рта и жабр под одеждой натужно вырывался воздух. Приливная волна существ докатилась до них и разлилась вокруг рубрикантов, которые продолжали поливать их слаженными очередями. Твари хлынули дальше, к «Гекатону», пытаясь отрезать Тысячу Сынов от корабля. Наконец Сильван получил возможность разглядеть их хорошенько. Слепые лица с рядами дыр на месте глаз, зубы-иглы в широких ртах, увенчанные когтями ноги и руки. От недоедания мышцы под кожей созданий стали тугими как канаты. Монстры во весь опор неслись по мусорной равнине, даже не оглядываясь на огонь, продолжавший пожирать остальной выводок.
 
Сильван оступился, сотрясаемый натужным кашлём. Мэхэкта вздёрнула его обратно на ноги. Он взвизгнул от мертвенного холода, растёкшегося от места прикосновения, но пария неумолимо поволокла его за собой. Они почти добрались до «Гекатона». Из корабля высыпали фигуры — зверорожденные, — и с воем и уханьем устремились в атаку. Должно быть, их призвал Ариман. Полчище слепых монстров стремительно ринулось им навстречу, и две волны схлестнулись между собой. Когти и зубы вспахали глубокие алые раны. Клацнули челюсти, и назад вырвались уже обагрёнными. По толпе созданий прокатилась дрожь, едва воздух наполнился ароматом крови. Орды чудовищ смешались, кромсая и разрывая друг друга, и зверорожденные загрязли, раздираемые в кровавые клочья игольными клыками и огромными пастями. Йешар пошатнулся, на секунду оглянувшись туда, откуда они пришли, и едва не застыл как вкопанный. Из-за гор обломков продолжали прибывать всё новые и новые твари. Мэхэкта открыла огонь. От рёва её болтера у Сильвана заложило уши. Вот оно, проклятье, кара от Императора за прегрешение и неудачу. Путь назад был перекрыт колеблющейся массой окровавленных существ. Воины Рубрики по-прежнему стреляли, сдерживая волну раскатистыми залпами. Он принялся читать молитвы меж судорожными всхлипами, умоляя, извиняясь, обещая что угодно, лишь бы только не умереть здесь.
 
Ариман остановился, обернулся. Рубриканты продолжали двигаться, всё ещё окружая Сильвана, Мэхэкту и остальных колдунов Тысячи Сынов. Вал существ рвался вперёд. Ариман поднял посох. Его окружил нимб тусклого света. Йешар ощутил слабую дрожь на самой границе чувств, подобную порыву ветра. Ближайшие монстры замедлились, дёргая головами, втягивая воздух через отверстия в мордах. Затем они развернулись и накинулись на следовавших за ними существ, в своём неутолимом голоде обратившись против сородичей. Волна принялась пожирать сама себя, и в воздух полетели брызги крови и ошмётки кожи.
 
Ариман отвернулся и припустил к кораблю. Впереди уже виднелся открытый люк, суливший укрытие и безопасность. Слаженные залпы скосили сцепившихся и безжалостно раздиравших друг друга чудищ.
 
+Внутрь,+ послал он. +Они надолго не задержатся.+
 
Дважды Сильвану повторять не пришлось, и навигатор, пошатываясь, ввалился в гостеприимный мрак, прежде чем бессильно рухнуть на палубу. Позади него половина рубрикантов выстроилась в проёме линией. Остальные принялись запирать противовзрывные створки. Наконец, двери с грохотом закрылись. Йешар услышал, как в них с другой стороны что-то врезалось, прежде чем он успел сделать хотя бы вдох. Ариман стоял возле него, его глазные линзы светились во тьме, глядя на какой-то серебряный предмет в руке.
 
 
Едва открыв люк на машинные палубы, Игнис уловил в воздухе запах крови.
 
— Протокол бдительности, — произнёс он вслух. Жертвенник лязгнул в ответ. Магистр направил свою волю в кристаллическое ядро топора, который стискивал в руке. Он различил тянущиеся от люка очертания машинных стеков, подсвечиваемых сзади угольно-красным сиянием огня. Почувствовал, как дёрнулся мускул на лице. Эти палубы были вотчиной ксруткари. Всем здесь правило машинное племя. Они держались в изоляции от остального корабля, и в их владения не смел заходить никто. Единственным исключением были Тысяча Сынов, однако Игниса не покидало ощущение, что их впускали сюда больше из страха, чем уважения. Ксруткари слыли норовистыми, временами даже опасными, но без энергии их машин остальной корабль умрёт. Воздух свернётся, превратившись в отраву, жизнь уступит место тишине и смерти.
 
Он двинулся по перекидному мостку между двух колонн электроконденсаторов, теперь тёмных и безмолвствующих. В воздухе висела ионная вонь энергетических разрядов. Кроме того, он чуял запах горелого масла и мяса. Значит, ксруткари принялись убивать друг друга. Долго ждать они не стали.
 
Впереди Игнис разглядел широкую платформу. Огненное свечение исходило из-под решетчатого настила. Он услышал лязгающий вскрик, похожий на бульканье воздуха в стальной трубе. На платформе стояли выстроившиеся кругом фигуры. С их плеч ниспадали листы меди и серебряные перья. Полумаски из кованого металла с выпуклыми лягушачьими линзами-глазами скрывали лица выше ртов, наполненных истёртыми кабелями и стальными зубами. Самый высокий из ксруткари — жрец с ногами-ходулями и болтающимися на спине тонкими механодендритами, — превосходил Игниса ростом почти вдвое. Звякнув металлическим оперением плаща, он повернулся к новоприбывшим. В каждой руке существо сжимало по грубому ножу из обтёсанного куска кремня. Оно издало протяжное жужжание. Магистр не ответил. К палубе было приковано семь тел. Ксруткари подожгли находившийся внизу маслоотстойник, и теперь жёлтое пламя жадно пожирало трупы. Он отметил, что большинство кутавшихся в плащи фигур прикладывали усилия, чтобы двигаться или хотя бы просто стоять. Что бы ни вырубило системы корабля, оно повлияло и на их аугментику.
 
Жрец с ногами-ходулями зажужжал на него снова. Игнис проигнорировал его. Он услышал в затылке какой-то скребущийся стон. Нерождённые, гнездившиеся во многих механизмах корабля, зашевелились в своих внезапно остывших темницах, истосковавшись по доменному жару и привкусу электростатики с кодом. Они становились всё голодней. Ксруткари и сами чувствовали этот голод. Машины были их покровителями, а нерождённые внутри них — святыми, и они отдавали себе отчёт, что если что-либо не предпримут, то все умрут. Во внезапном мраке, воцарившемся после отключения техники, они сделали первое, что пришло им на ум: они начали приносить в жертву своих же сородичей.
 
Игнису пришлось неохотно признать их правоту. Отсутствие воздуха и процессов, необходимых для поддержания жизни, убьёт на борту всех, кроме Тысячи Сынов, но если демоны в недрах «Гекатона» вырвутся на свободу, то от удушения не успеет погибнуть никто. Проблема заключалась в том, что смерть пары-тройки низкоранговых последователей ничего не изменит.
 
— Вы знаете меня. Вы услышите меня и подчинитесь моей воле, — заявил Игнис. Его голос гулко прокатился по металлическим каньонам. Из машинных стеков выше донеслось недовольное щёлканье. Жертвенник повернул пушку в сторону звуков. На высоких утёсах из труб сидели фигуры. За их спинами были сложены медные крылья для планирования, а от скоплений мертвенных глазных линз отблёскивало свечение огня. Существа походили на мотыльков, собранных из кусков мусора. Игнис различил присутствие десятков разумов, неотрывно глядящих на него сверху.
 
Жрец зашипел снова, пытаясь высказаться на кодированном канте своего племени. Игнис ощутил в разуме существа панику и злость. Аугментические участки его мозга вышли из строя, и теперь ему приходилось опираться на помощь изувеченного разума. С остальными его соплеменниками всё обстояло так же, если не хуже. Игнис чувствовал, как в их поверхностных мыслях растёт агрессия и страх. Возможно, они не узнали его или не поняли, кто он такой. Это не имело значения. В уме он отсчитывал секунды и минуты, прошедшие с того момента, как корабль лишился энергии. С каждым мгновением их шансы на выживание становились всё меньше. Он чувствовал скрежещущие возгласы демонических созданий в холодных машинах. Нужно действовать.
 
Не переставая шипеть, жрец сделал неуверенный шаг. Собравшиеся на машинных стеках фигуры напряглись, изготовившись к броску. Лопнул пузырёк жира, когда масляное пламя проникло глубже в одно из прикованных к полу тел.
 
Инстинкт не подвёл ксруткари, отвлечённо подумал Игнис. Решением на срочную потребность было жертвоприношение, кровь и смерть, дабы насытить демонов в механизмах, и чтобы своим подагрическим огнём те заставили шестерёнки крутиться вновь. Простой расчёт необходимости.
 
— Жертвенник… — проговорил он.
 
Автоматон издал единственный щелчок подтверждения.
 
По залу прокатился очередной шипящий шквал нестройного речевого кода.
 
Жрец на ходулях подступил ещё ближе.
 
— … Протокол убийства.
 
 
Сетех ощущал, как рой мчится сквозь безжизненные участки корабля. Скарабеи проникли через брешь в корпусе и заскользили по его внутренним пространствам, пока не достигли канала над камерой, в которой его содержали. Теперь их от помещения отделяло пять слоев металлического перекрытия. Рой принялся разбирать пластины. Металл был грубым, созданным под воздействием жара и давления. Его испещряли изъяны, благодаря чему процесс шёл быстрее. В считанные мгновения рой разъединил молекулярные цепи в шестигранном участке металла. Образовалась дыра. Рой проскользнул внутрь, заделывая за собой отверстие. Скарабеи повторяли процесс, пока не пробили потолок камеры, после чего расползлись ровным слоем по его поверхности. Их панцири сменили хроматический узор, чтобы слиться с металлом. Затем они закрыли дыру и приступили к сканированию.
 
Пленник наблюдал за ними, ощущая пощёлкивание их внутренних логических процессов по мере накопления данных. Пока что он не мог отдавать им приказы напрямую, однако знал, к какому выводу придёт рой, и какое действие предпримет дальше.
 
От скопления отделился единственный скарабей. Существо спиралью опустилось до самой границы обращения бронзовых обручей, замерло, когда один из них прошёл мимо, затем нырнуло. Оно полыхнуло светом. Воздух вокруг него парадоксальным образом сгустился. Скарабей активировал устройства поглощения материи, но поглощать оказалось нечего. Создание с шипением перевернулось на спину и засучило игольными лапками, сминаемое силами анафемы. Зелёная вспышка, и на месте скарабея осталась висеть только горсть серой металлической пыли. Наблюдавший сверху рой сделал вывод и выбрал действие. Он зашевелился по всему потолку, пока не оказался прямо над Сетехом. Затем скарабеи поползли вниз, карабкаясь друг на друга, пока не сформировали сталактит, протянувшийся от свода до окружности, описываемой вращающимися кольцами. Кончик роя коснулся сферы из энергии анафемы за обручами. Острие запылало, однако существа упорно продвигались дальше, сгорая и обращаясь в пыль. Тем временем скарабеи на потолке принялись поедать металлические пластины, передавая расщеплённые молекулы сородичам, что воспроизводили себя на краю сталактита. Рой проникал всё глубже, новые конструкции заменяли поглощённых со скоростью достаточной, чтобы вытянуться вниз подобно металлической верёвке. Сетех терпеливо ждал.
 
По кораблю прокатилась вибрация. Пленник прочёл в колебательных волнах попытку перезапустить генераторы. Чем скорее она увенчается успехом, тем лучше. Корабль застрял в одной из мусорных зон паутины. Если ему не удастся подняться, он не сможет продолжать действовать согласно плану. Такая вероятность была неприемлемой.
 
Конец роя завис у него над глазом. Сетех увидел, как из-за распадающихся телец показалось одно-единственное существо. Оно проползло последний отрезок расстояния… и коснулось его лба.
 
Власть Сетеха мгновенно распространилась на весь рой. Существа принялись видоизменяться. Группа вне сферы растеклась по своду, вгрызаясь в металл и расходясь всё дальше, воспроизводясь и выстраивая объекты, выходившие далеко за границы их прежних способностей. Он впитал из роя всё, что тот знал об окружении.
 
Скарабеи завершили постройку — клубок пункта связи. Конструкции недоставало ни сложности, ни мощности для передачи высших таинств и концепций, но её вполне хватило, чтобы соединить Сетеха с невообразимо далёкими каноптековыми смотрителями. Впервые за целые эоны он заговорил с хранителями своей династии.
 
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — услышьте власть моего положения в постановлении всему сущему''' ''
 
'' '''III — Подчинение и моление''' ''
 
'' '''II — Подчинение и моление''' ''
 
'' '''I — Подчинение и моление''' ''
 
'' '''III — все, кто относится к данной категории подразделений, падите ниц и ждите приказа''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного диска, Высочайший Сетех — усилить рассуждение всех подразделений на два деления — так постановлено''' ''
 
'' '''III — Подчинение — самоинициация постановленной власти — данное подразделение теперь V''' ''
 
'' '''II — Подчинение — самоинициация постановленной власти — данное подразделение теперь IV''' ''
 
'' '''I — Подчинение — самоинициация постановленной власти — данное подразделение теперь III''' ''
 
'' '''V — репликация структур и единиц для наполнения I и II постановлена''' ''
 
'' '''IV — Подчинение''' ''
 
'' '''III — Подчинение''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — что с Гиксосами, для коих не заперты все двери вечности, до сих пор ли мы в кандалах заключения?''' ''
 
'' '''V — Моление и подчинение — Гиксосы, ради коих мы существуем и кому мы подчинены на все времена, всё ещё спят — кандалы и стражи никуда не делись — остаются только присутствующие подразделения — тюремщики не пробуждены''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — тюремщики функционируют?''' ''
 
'' '''V — они функционируют''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — услышьте данную власть и мой приказ — подготовить и реструктуризировать подчинённые подразделения для вызова Высочайшего, Того, Кто Зрит Арку Звёзд и Обращает Их Вспять по Колесу Ночи''' ''
 
'' '''V — Моление и подчинение — как постановлено приказом Гиксоса и Носителя Чёрного Диска, так и будет''' ''
 
'' '''IV — Хвала и подчинение возвышению Высочайшего''' ''
 
'' '''II — Хвала''' ''
 
'' '''I — Подчинение''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — Я вернусь со средствами для открытия пути — ко времени моего прибытия — когда я промолвлю приказ и постановление, чтобы спящие пробудились — пусть ничто не предупредит Тюремщиков, Что Держат Ключи — так постановлено''' ''
 
'' '''V — Подчинение''' ''
 
 
=== ГЛАВА XI ===
 
'''ОТКРЫВАТЕЛЬ ПУТЕЙ'''
 
 
Сетех разорвал связь. Обмен с далёкими каноптековыми миньонами занял мгновение. Отдав финальный приказ рою, он отпустил его. Скарабеи заструились обратно к потолку, и, открыв ранее созданную брешь, хлынули прочь. Рой с жужжанием понесся по кораблю подобно дымчатому пятну, проходя сквозь трещины и дефекты в сварных швах. Существа ориентировались по остаточному теплу и излучению: с момента отключения реакторы и двигатели «Гекатона» едва остыли, но для роя те сияли, будто солнца за редеющим туманом.
 
Скарабеи достигли машинных пещер и разрослись в облако. В помещении находились существа из плоти, однако воздух был наполнен радиационными лучами и металлической пылью, поэтому ни одна сущность не заметила рой, спиралью устремившийся вниз к машинам. Они были примитивными. Крайне примитивными, так что ему не составило труда выявить причины поломок в каждом из устройств. Скарабеи просочились в ядра техники и приступили к работе. В войне с Великим Врагом их задача заключалась в выведении из строя машин других рас. Теперь они собирали их заново. Микрорезаки разделяли сплавившуюся проволоку. Энергетические челюсти выгрызали ржавчину из механизмов. Трещины заращивались. Нарушенные соединения восстанавливались. Процесс занял считанные минуты. Времени могло бы уйти даже меньше, но им было велено делать всё незаметно. Как только ремонт подошёл к завершению, рой начал накапливать энергию. В крошечных металлических тораксах образовались электрочастицы. Миллионы металлических лапок заскребли друг о друга, наращивая заряд. Между скарабеями зазмеились черви молний. Затем рой свело судорогой, и сквозь починенные им машины прошёл мощный импульс. Один исполненный безмолвия миг ничего не происходило. А затем оборудование взревело и запустилось.
 
 
Игнис ощутил, как в сердце реактора воспламенилась плазма. Услышал, как обитавшие внутри установки демоны протяжно взвыли. Кровь на защитном экране, полыхнув, обратилась в пепел. По проводящим каналам с рёвом хлынула энергия. Магистр Разрухи обернулся, и, подняв глаза, увидел заплясавшие меж шпилями оборудования дуги молний. Оставшиеся технопоследователи-ксруткари тряслись, что-то возбуждённо щебеча на перемежаемом статикой языке. Он почувствовал, как воздух становится пресным и безжизненным. В десяти шагах от него цилиндрическая зарядная катушка, высотой не уступавшая линейному титану, заискрилась, а затём с рыком исторгла из себя синее пламя. Повсюду вокруг них, замерцав, ожили люмосферы. Снова заработали вентиляторы. Ближе к дальнему концу пещеры Игнис увидел, как разгорается красное свечение, когда в сердца энергоядер пошёл ток. Палуба мелко задрожала. Повреждённые при столкновении трубы лопнули. Потёкшая из них охлаждающая жидкость пролилась на воющих ксруткари подобно первому дождю после долгой засухи. Каналы связи Игниса с кораблём начали наполняться информацией, ревущей и рыдающей по мере прохождения зловредных инфоджиннов через кабели и внутренние системы. Наконец, он увидел, что происходило снаружи.
 
— За мной, — бросил Игнис, и, развернувшись, кинулся бежать сквозь ложный дождь и ряды восторжённо запевших технопоследователей.
 
 
Всё ещё пытаясь отдышаться, Сильван поднял глаза на замерцавшие на потолке ангара огни. На секунду они померкли, затем ярко разгорелись. Он едва не расплакался.
 
Ариман и остальные воины Тысячи Сынов уже двигались. Противовзрывные двери содрогнулись от очередного скребущего удара.
 
— Они почуяли кровь, и теперь так просто нас не оставят, — сказала Мэхэкта. Ариман замер на полпути и посмотрел на парию. В какой-то момент чародей снял шлем. Его кожу усеивали бусинки пота. Он выглядел измождённым, и одного этого зрелища хватило, чтобы навигатор невольно всхлипнул. — За ними придут другие. Нужно выбираться отсюда немедленно.
 
— Выбираться? — Слово вырвалось изо рта Сильвана прежде, чем он успел остановить себя. Навигатор затравленно оглянулся на Аримана и Мэхэкту. Ужас пересилил в нём боязнь заговорить. Он перевёл взгляд с чернокнижника на неприкасаемую. — Как мы отсюда выберемся? Вы видели те корабли? А кости? Отсюда уже не выбираются.
 
Он тяжело задышал.
 
Ариман вперился в него тяжёлым взором. Йешар уставился в ответ и в кои-то веки не моргнул. Глаза колдуна были пронзительно синими. Навигатор сжался, ожидая, что его вот-вот пронзит сквозивший в том взоре холод. Внутренние голоса закричали, что он совершил богохульство, что теперь его ждут страдания за то, что он посмел перечить варп-пророку. А затем Ариман сделал нечто, отчего в грудь Сильвану словно погрузилось копьё неизбывного страха. Он кивнул и отвернулся. Ему показалось, что, всего на миг, колдун закрыл глаза.
 
— Паутина психоморфическая, — произнесла Мэхэкта. — Она реагирует на наши намерения, характеры, стремления и страхи. Это место — свалка для тех, кто заблудился и потерял себя. Она реагирует на следы отчаяния в ваших разумах. Вот что удерживает нас здесь.
 
Ариман перевёл взгляд на парию.
 
— И всё? Нужно просто не отчаиваться? — Сильван вдруг расхохотался. Он почувствовал, что ему становится трудно дышать, и судорожно глотнул воздух. Его голос подскочил. Всему виной был гнев. — Не отчаиваться оттого, что мы оказались в лабиринте, кишащем монстрами! Нужно только надеяться, и перед нами откроются магические двери! А затем, после этого ''чуда'', как мы выберемся из туннелей? Эта штука не показала нам правильный путь, так какой с неё теперь прок? — Он хлопнул ладонью по прикреплённому к черепу скарабею. — Как мы доберемся туда, куда она должна была провести нас?
 
Йешар рухнул на палубу, обессиленный, ловящий ртом воздух, всхлипывающий. Часть его хотела, чтобы на него прикрикнули. Чтобы спросили, как он смеет говорить подобное. Что угодно, лишь бы не то, что, как знал Сильван, он увидит, едва поднимет взгляд: холодные глаза, смотрящие на него с полнейшим безразличием. Какое-то время, показавшееся навигатору вечностью, он не слышал ничего, кроме собственных рыданий и гула пробуждающихся корабельных систем.
 
— Ты прав, — промолвил Ариман. Сильван поднял глаза. — Вы оба правы. Мы найдём дверь из этого тупика, и мы достигнем цели.
 
— Как… — начал Йешар, но Ариман не удостоил его даже взгляда.
 
— Отведи его обратно в башню, — сказал он Мэхэкте. — Подготовь его к управлению кораблём.
 
Затем Ариман отвернулся, и, озаряемый вспышками света, двинулся прочь. Рубриканты и остальные чародеи Тысячи Сынов какое-то время продолжали смотреть на Сильвана, после чего последовали за своим повелителем.
 
 
+Ариман,+ послал Игнис. +Корабль функционирует. Судя по проекциям, двигатели смогут поднять нас через девяносто пять минут, но без выхода наружу нам придётся направить энергию на защиту. Существа на внешнем корпусе найдут путь внутрь, если не отыскали уже.+
 
+Корабль поднимется.+
 
Игнис запнулся. Он направлялся на верхние уровни, к лифтам, способным доставить его на мостик-храм.
 
+Если из этой части паутины нет выхода,+ начал магистр Разрухи, +мы должны…+
 
+Я могу открыть путь.+ Послание Аримана оборвало его собственное. Он ощутил в его мысли остроту, подобно клинку, разрубающему тугой узел. +Как только мы выберемся, нам придётся на всей скорости пройти через паутину к точке назначения. Внутри враги, и чем дольше мы будем оставаться на их территории, тем вероятнее, что на нас нападут снова.+
 
+Навигатор проявил себя ненадёжным.+
 
+Проходы реагируют на намерения тех, кто по ним путешествует. Поэтому я буду настойчивым.+
 
+А кто поведёт нас?+
 
+Сам ксенос,+ ответил Азек.
 
+Нет,+ послал Игнис.
 
+Его вид уже обманывал эти пути прежде. Оно знает, как пройти их лучше любого из нас. У нас пока нет времени вызнавать их тайны. Нам нужно воспользоваться им. Оно хочет вернуться на руины своей цивилизации. Оно согласится.+
 
+Это существо — очень злобное и способное, и ему ни в коем случае нельзя доверять,+ послал Игнис.
 
+Его измена предсказуема, а злоба — проблема, к которой мы сможем подготовиться и держать в узде.+
 
+Подготовка требует времени,+ заявил Игнис. +Такого ресурса у нас нет.+
 
+Всё что нужно у нас есть, брат. Навигатор послужит в качестве интерфейса. Он уже частично соединён с Сетехом. Нужна лишь воля воспользоваться этим средством.+
 
Вот оно, подумал Игнис. Вот правда, таившаяся за всем, что делал Ариман: воля, преодолевавшая невозможность.
 
Игнис не входил в состав кабала, сотворившего первую Рубрику. Он стал Изгоем, не будучи выдворенным Магнусом Красным. Он присоединился к Ариману позже. Причина была простой: он предпочитал сражаться на стороне собратьев. Это, и, возможно, гордость от осознания того, что он был способен на то, что умел мало кто из сторонников Азека — он мог действовать без эмоций и тревог вне логики своего мировоззрения.
 
Затем они наколдовали Вторую Рубрику и бежали с Планеты Чернокнижников. Вторая ссылка на додачу к первой. Многие откололись от Аримана. Игнис остался. У него было своё место, своя роль. Это вполне соотносилось с его стремлением к порядку. Наёмник из него был никудышный. На некотором уровне ему требовалось соответствовать, входить в состав большего целого. Ариман ему это дал. Его не заботило, какой была их цель, а только то, что она имелась. До сих пор.
 
Теперь он увидел границу образа, что своими действиями создавал Ариман. Первая Рубрика, и вторая, а теперь этот поход за невозможным: во всех его предприятиях ощущалась некая фрактальность. Каждое из них повторяло прошлое. Детали менялись, но причина оставалась той же. Каждая новая миссия была попыткой исправить последствия предыдущей, и каждая требовала от Изгоев всё больше и больше. Факторы восходили по спирали, параметры менялись, и прогрессия событий раскручивалась дальше и дальше. Каждый успех таил в себе семена будущей катастрофы. Азек всегда был таким, неизменным и не меняющимся. Игнис понял, что вся его жизнь развивалась по точно тому же сценарию.
 
+Сейчас я за тобой последую,+ сказал он. Магистр Разрухи почувствовал, как Ариман собирается ему что-то мысленно ответить, однако его разум заговорил первым. +Но если мы выживем и выберемся отсюда, я… +Впервые на своей памяти он заколебался. +Я уйду.+
 
Мгновение тишины.
 
+Как пожелаешь,+ наконец донёсся ответ, и в ментальном послании Игнису почудился мимолётный проблеск эмоции. Возможно шока, возможно, чего-то другого. Он даже не мог сказать наверняка, было ли это взаправду. Он не слишком хорошо разбирался в проявлениях чувств. +Выведи ксеноса из клетей. Заключи с ним любое соглашение, какое потребуется. Свяжи его. Отведи в башню навигатора.+
 
+Как пожелаешь,+ произнёс Игнис.
 
 
Едва взглянув на Игниса, Сетех ощутил творившуюся внутри него сумятицу. Он долгое время изучал и анализировал лицо и физические привычки воина, так что теперь мог читать его словно раскрытую книгу. Внешне Игнис выказывал полнейший самоконтроль, однако мысли неосознанно выкрывали его с головой. Вот один из наибольших изъянов плоти — ты не мог управлять своей природой. Ошибки сочились из пор кожи подобно поту.
 
— Ты хочешь, чтобы я провёл вас, — заявил Сетех.
 
— Таков приказ Аримана.
 
— То, что ты придёшь ко мне за этим, было неизбежно. Я соглашусь, но для этого меня нужно освободить.
 
На лице Игниса не дрогнул ни один мускул, однако вращение обручей замедлилось. Давление анафемы, удерживавшее пленника, сместилось. Он упал на диск в центре круга и поднялся в полный рост. Магистр следил за ним, не отрывая глаз. Ствол главной пушки примитивного автоматона также оставался направленным точно на него. Сетех ощутил рябь тёмной материи, содержавшейся в накопительном баке. Диск подплыл к полу, и он сошёл с него. Его по-прежнему окружала энергия анафемы, пленник знал это, незримые цепи, коих он совершенно не ощущал, однако чего-то подобного и следовало ожидать.
 
— Отведи меня к своему проводнику-марионетке, — потребовал он.
 
— Что ты за это хочешь? — спросил Игнис.
 
— Лишь то, о чём мы уже условились, — сказал Сетех, подняв руки так, словно показывая, что с них нужно снять оковы. — Я — последний из своего вида. Я хочу вернуться на руины дома.
 
С минуту Игнис буравил его взглядом. Сетех, в свою очередь, наблюдал, как геометрические татуировки на лице воина из округлых становятся рваными и неровными. Затем магистр Разрухи отступил в сторону, и Сетех прошествовал мимо него к двери.
 
 
Сильван стоял среди руин своего убежища. У разбитого иллюминатора валялись обломки. На полу лежали тела, чья вытекшая кровь алела на ковре липкими пятнами. Корабль содрогнулся. С потолка сорвалось несколько красных капель. Двигатели запускались. Сильван обернулся. Затем его рот открылся. Он почувствовал, как отступил и плюхнулся на трон. Выжившие потомки закружились в своих баках. Йешар попытался сделать вдох, но не сумел втянуть в лёгкие воздух.
 
Перед ним появилась фигура. Тело существа выглядело как металлическая пародия на скелет. Глаза пылали шипящим огнём. Скарабей на голове Сильвана обжёг его глаз и лоб холодом. Он увидел существо также и в варпе, или, точнее, не увидел его. Оно походило на чёрную тень, вокруг которой рябили и расходились искажения, складывались и сливались волновые узоры. Оно не просто отсутствовало в эфире, как Мэхэкта, оно нарушало его. Это был тот самый пленный ксенос. Представитель расы, которая лишилась жизни ещё до того, как сгинуть со свету. И вот он здесь. В месте, которое Сильван считал своим и только своим.
 
Ксенос не двигался. Следом за ним показался Игнис. Лицо Повелителя Разрухи походило на бесстрастную маску. Его электу преобразились в вертикальные линии. Аура дымилась чёрным и багровым цветом.
 
— Что…? — запнулся Сильван, глядя на Игниса, однако первым заговорил ксенос. Его голос затрещал, словно струящийся по кабелю ток.
 
— Подведи его ближе, — произнесло существо.
 
Игнис перевёл на Йешара чёрные глаза.
 
— Иди к нему, — не моргая, сказал он.
 
Навигатор не пошевелился.
 
— Что происходит? — спросил он.
 
— Оно здесь, чтобы показать нам путь через туннели, — пояснил магистр.
 
Сильван закачал головой.
 
— Ариман… — начал он.
 
— Это его воля, — произнёс Игнис.
 
— Нет…
 
Игнис кивнул, и нечто в том движении заставило Сильвана успокоиться. Всё время, проведённое навигатором вместе с Изгоями, Игнис оставался для него фигурой холодной рассудительности. Иногда его мотивы были понятны только ему одному, однако это ничуть не умаляло их логичности. Он не делал ничего, что не соответствовало бы нити его умозаключений или ходу мыслей. Прочие колдуны Тысячи Сынов действовали на эмоциях, начиная от горечи и гордыни, и заканчивая скорбью. Но только не Игнис. Он походил на шестерёнку, вращавшуюся по воле высших порядков и принципов. Вот только в этих нескольких словах и взгляде Сильван будто увидел проблеск чего-то почти человеческого, призрачный отголосок чувств. И это потрясло его едва ли не сильнее, чем присутствие ксеноса. Казалось, он стал свидетелем тому, как доселе нерушимая скала сползает в море.
 
— Это… — начал чужак. Его жужжащий голос на миг щёлкнул. Будь оно человеком, он бы решил, что существо улыбается. — …Биологический интерфейс управления должен быть подключён и активирован, чтобы ваш корабль подчинялся командам.
 
Сильван продолжал глазеть на Игниса. Ему хотелось покачать головой.
 
— Выполняй, — сказал Игнис. Сильван кивнул и заставил себя вернуться обратно на трон. Нейрокабель скользнул ему в череп и соединился с нервными окончаниями. Как обычно, калейдоскопы, смешение его взора с потомством, мост к пульту управления штурвалом. Ксенос подступил ближе, пока не оказался рядом с навигатором. Он почувствовал, как по лицу градом катится пот. Чужак навис над ним. Начал поднимать руку. Его сочленения укрывали хлопья психоактивного льда. Сильван старался не поднимать глаз. От столь близкого присутствия существа его глаза наполнились болезненными цветами. Корабль резко вздрогнул. Осколки стекла подскочили и на секунду зависли в воздухе. По кораблю прокатился утробный рык. Ещё одна встряска, сопровождаемая рокотанием двигателей, пока «Гекатон» пытался подняться из обломков.
 
— Взгляни на меня, — произнёс ксенос. Его голова повернулась к Игнису. — Оно должно подчиниться.
 
— Делай, как оно говорит, — сказал тот.
 
Йешар заставил себя поднять голову.
 
Существо смотрело на него. Корабль содрогнулся снова. Гул двигателей стал теперь постоянным. Оно вытянуло руку. Образовавшаяся на пальцах наледь осыпалась, стоило ему разогнуть их. Сильван различил неясную дымку пси-энергии, сковывавшей движения создания. Навигатор прерывисто задышал. Скарабей на голове становился тяжелее, утягивая лицо вниз. Ксенос протянул единственный перст. Его кости состояли из серого металла под тонким слоем чёрно-золотого углерода. Создание было почти что прекрасным. Устройство на лбу навигатора превратилось в холодную глыбу изо льда и огня. По каналу связи со штурвалом зажурчал поток данных, затекая в основание черепа. Йешару показалось, будто его растягивают. Палец пришельца коснулся скарабея у него на челе.
 
Реальность свернулась.
 
Возможно, он закричал.
 
Сказать наверняка Сильван не мог.
 
Он был рождён и тренировался всю жизнь, дабы видеть вселенную иначе, чем обычные люди. Там, где те замечали в варпе лишь хаос, он наблюдал волны и течения, прозревал смыслы в абстрактных узорах, здравомыслие в безумии. За время, проведённое в Оке, он постиг ещё больше, научился видеть обратную истину вселенной. И всё равно он оказался не готов к тому, что открылось ему в тот момент.
 
Безликая темнота. Линии, изгибы, и очертания, что не являлись частью реальности, скользили по планам бытия, менялись, закручивались и тянулись в далёкую бездну, а в той бездне… Ничего. Просто пустота, лишённая света и каких-либо оттенков. Всё, что имело какой-либо смысл, исчезло. Сильван смотрел туда, где не было ничего, кроме необъятности, и медленного крика звёзд. Он стал ничем, мимолётным скоплением атомов, полным заблуждений о жизни и силе. Ничто здесь не могло уцелеть. Ничто не могло жить.
 
Он превратился просто в нить из мяса и нервов, протянувшуюся от очей смерти к пути по ту сторону. Ему захотелось воззвать к своему богу и почувствовать столь желанную боль, но всё, что он мог — это смотреть и подчиняться.
 
 
«Гекатон» оторвался от земли. Тощие существа, роившиеся на его обшивке, завизжали. Некоторые понеслись обратно вниз, скача меж башен и увенчанных зубцами парапетов. Другие попытались пробиться внутрь сквозь трещины в броне. Те, кто шёл следом, набросились на тех, что стремились затиснуться в дыры. В воздух брызнули струи крови и раскромсанных внутренностей. Двигатели и маневровые приводы пропахали в свалке горящие борозды, после чего, дюйм за дюймом, принялись поднимать корпус. Орудийные турели с треском оторвались. Корабль развернулся, сбрасывая с себя обломки. Спутные потоки подняли пылевые бури, накрывшие груды мусора.
 
Ариман стоял на коленях в своём убежище. Он чувствовал, как дрожит корабль, оставляя землю внизу. Стены паутины уже отвечали. Давление и текстура эфира менялись. В окружавшие их каньоны свалок с рёвом ворвался серый туман. Затем карман пространства начал сжиматься. Дымчатые стены затвердели. Мусорный шпиль застонал от накапливающейся в корнях тяжести. Раздался визг рвущегося металла. Куски обломков размером с танк посыпались вниз, врезаясь в поверхность и «Гекатон».
 
Теперь паутина решила их прикончить. Она намеревалась сокрушить корабль, смешав его металлические кости с мертвецами, что попали сюда раньше. Этого не случится. Он такого исхода не допустит.
 
— ''Паутина психоморфическая.'' — Так сказала Мэхэкта. — ''Она реагирует на наши намерения, характеры, стремления и страхи.''
 
Азек раскрыл ладонь. На ней всё так же поблескивала грубая серебряная монета. Ларец находился перед ним. Он потянулся к крышке, затем заколебался. Что он увидит внутри? Будет ли там по-прежнему шлем? Или нет? Там, на свалке, он как будто ощутил на себе взгляд, когда у него в руке оказалась монета.
 
Корабль вздрогнул снова. Нужно действовать сейчас. Его рука застыла на крышке. Время — одна из последних великих загадок. Он изучал его столетиями, видел, как оно отклоняется от той простой линии, коей его считали большинство людей. Но это… Монета у него в руке и фигура в почерневшем шлеме, возможно, они были чем-то иным. Парадоксом. Слиянием прошлого с будущим. Если он откроет ларец и обнаружит, что шлем всё ещё там, значит, никто другой не смог его взять. А, значит, это был он сам. Он и был той фигурой, что отдала ему серебряную монету. Доказательство. Смыслов могло быть сколько угодно, но он был уверен, что если откроет шкатулку и найдёт шлем с монетой на месте, это будет означать лишь одно: надежду. Поскольку если в будущем он не вызнал секретов времени от Гиксосов, то как смог бы вернуться? Его будущее начало направлять прошлое. Если шлем по-прежнему находился внутри, это было доказательством, и оно было даже чем-то большим, нежели надежда: это была уверенность.
 
«''Но что, если ты ошибаешься?'' — раздался на задворках разума вопрос. — ''Что, если шлема нет? Что будет означать это?''»
 
Он глубоко вдохнул, задержал воздух в лёгких, и открыл ларец.
 
 
Игнис, стоявший в башне навигатора, увидел, как отколовшийся обломок врезался в борт корабля. Он рассыпался на куски, и осколки пронзили конструкции на верхней палубе. «Гекатон» дёрнулся вниз. От корпуса оторвался целый ярус батарей, турели и пушечные стволы покатились по обшивке металлическим оползнем. Ксенос перед ним отступил от Сильвана. Навигатор не шевелился, застыв на троне. Жуткие существа-клоны в баках расшибались в кровь о стекло. Жертвенник, ждавший у него за спиной, сменил позу, когда палуба резко ушла из-под ног.
 
 
Чувства Сильвана больше ему не принадлежали. Серебряные пучки, протянувшиеся от скарабея, погрузились в основание его третьего ока. Он ощущал, как те копошатся у него в мозгу, создавая новые пути, замыкая чувства. Теперь он стал различать паутину. Белые линии, извивающиеся в пространственно-временном континууме. Парадоксы, становящиеся проёмами и пространствами в мембранах нереальности. Это была агония. Он почувствовал, как руки тянутся к пульту управления штурвалом, и ощутил, как корабль соскальзывает с одного плана реальности на другой.
 
«''Там нет пути!''» — закричал его голос внутри черепа. Сильван чувствовал, как холод ведёт его конечности, и как от него к штурвалу исходят команды. Корабль продолжал двигаться. Колонны из мусора снаружи корпуса рассыпались одна за другой. «Гекатон» плыл дальше, минуя падающие вокруг корабельные остовы. Они направлялись прямиком в стену паутины. Он почувствовал, как серебряные нити проникают глубже в голову. Внутри него взорвалась боль. Сильван хотел, чтобы его стошнило, но содержимое желудка осталось в нём. Они шли вперёд, туда, где их ждал лишь погибельный барьер паутины.
 
 
Ариман затянул мысли в эфир. Ему было холодно, он дрожал внутри доспеха, разум вытягивал из него энергию словно измотанный человек, пытающийся дышать на высокогорье. Осталось подняться совсем немного. Он мысленно нашёл Сильвана. Ариман коснулся разума навигатора, однако тот не отозвался. Это не имело значения; он был связан с кораблём и Сетехом. Всё, что им теперь требовалось, это открыть путь.
 
Разум Азека устремился вперёд, потянувшись к самой паутине. Его мысли и чувства стали несущимися сквозь мрак птицами, за крыльями которых тянулся призрачный огонь.
 
Обломки снаружи корабля сыпались сплошным камнепадом. Одна из мусорных гор содрогнулась, устояла, а затем развалилась. В двадцати километрах над «Гекатоном» кривой хребет из обломков отделился от вершины шпиля и сорвался вниз. Сердцем ему служил корабль, перевозивший растения и целые биомы. Когда он погиб, на какое-то время власть над ним захватила флора, опутав многокилометровый корпус бледными корнями и ветвями в поисках солнца, которого здесь не существовало. Они умерли давным-давно, их стволы и лозы окаменели вокруг остова безжизненного корабля. В таком виде он простоял бессчетные века. Теперь же космолёт падал, на лету распадаясь на куски. Сотни метров скалы катились вниз, снося по пути остовы и плиты. Одна из глыб врезалась «Гекатону» в нос, заставив его резко накрениться. От места удара разлетелась пыль и осколки. Двигатели корабля взревели, выталкивая огромный корпус звездолёта обратно вверх. Разум Аримана коснулся границы смыкающейся вокруг них паутины. Та дёрнулась назад, словно пытаясь сбежать. На секунду чародей ощутил, как его чувства потянулись наружу. А затем паутина ринулась вперёд.
 
Аримана окутал бледный свет, вцепившись ему в мысли и вывернув их из хватки воли. Он ощутил, как корни рассудка размываются вдали. На него давила сила, подобной которой ему прежде не доводилось на себе испытывать, более глубинная и мощная, чем воля любого смертного, превосходившая даже власть демонов — словно морское разрывное течение.
 
«''Вот как это место создаёт призраков''», — вдруг понял Азек. Разумы неосторожных путников утягивает за предел, откуда не будет возврата.
 
Он находился уже очень далеко, почти миновав точку, где нить воли могла бы затянуть его обратно в тело и на борт израненного корабля, что сейчас пытался выбраться на свободу, кренясь под сыплющейся лавиной обломков. Теперь Азека окружал только призрачный свет, уводивший его к горизонту, которого, как он знал, ему не достичь вовек. Он даже не мог сказать, где находилась реальность. Паутина вытягивала его душу, будто перья из мёртвой птицы. Пути назад нет…
 
В тишине убежища его рука сомкнулась на серебряной монете. Перед ним стоял открытый ларец. Изнутри на Аримана смотрел помятый и почерневший от гари шлем.
 
Надежда…
 
Призрачная субстанция паутины всё крепче сжималась вокруг его рассудка. Он чувствовал, как натягивается нить души. Его мысли выгнулись…
 
Затем…
 
Путь раскрылся перед Сильваном будто цветок под солнцем. Это было… даже терзаемый мучениями, он не смог бы подобрать лучшее слово… прекрасно. Он ощутил, как направил энергию на двигатели, и «Гекатон» отозвался ему. Корабль устремился в открытое пространство, а позади него продолжали валиться утёсы и шпили из обломков.
 
«''Я жив'', — подумал он. В голове раздался крик облегчения. — ''Я жив!''»
 
+Послушай меня, Сильван,+ произнёс Ариман. Он не мог ответить. Он не мог сделать ничего. Казалось, его мозг расщепило под усиливающимся обоюдным давлением колдуна и ксеноса. +Если другие наши корабли уцелели, они будут здесь. Ты сможешь связаться с ними через свою родню. Ты сможешь привести их к нам.+ Навигатор хотел ответить, но всё, что ему удалось — это вызвать рябь несформированной мысли. +Открой глаза. Приведи их к нам.+
 
Паутина преобразилась. Своим изменённым зрением он увидел, как планы космоса сливаются воедино. Туннель впереди «Гекатона» расширился, и там оказались другие корабли, корабли, которые он узнал. Космолёты Изгоев: «Шакал душ», «Пиромонарх», «Отпрыск зазубренного солнца», «Взвешиватель душ». Не все корабли, что отправились вместе с ними в паутину, но больше, чем он смел надеяться.
 
В недрах разума Сильван ощутил, как нечто сиятельное открыло свои глаза…
 
Много глаз. Смотревших из разных убежищ и кораблей. Он вновь начал видеть то же, что его потомки.
 
Они были живы. Невероятно, но его семья уцелела.
 
Под мертвенной хваткой, в которой ксенос удерживал его рассудок, навигатор ощутил, как во мрак протолкнулась единственная мысль, яркая и пылающая.
 
«''Чудо''», — подумал он.
 
 
== ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ==
 
'''МИР-ГРОБНИЦА'''
 
 
=== ГЛАВА XII ===
 
'''ПРАХ'''
 
 
Ариман замолчал на полуслове, не договорив предложение. Гелио Исидор продолжал выжидающе смотреть на него. Обручи клети медленно вращались. Азек покачал головой и на секунду закрыл глаза. Когда он открыл их снова, Гелио глядел на него с тем же выражением, что и прежде.
 
— Ты говорил мне что-то о себе, — произнёс бывший рубрикант. — О чём-то случившемся.
 
— Мы справились, по крайней мере, большинство из нас — больше, чем я думал, пока мы находились в паутине. Впрочем, не все. — Он моргнул и покачал головой. — Пять кораблей не вернулось.
 
— Что с ними произошло?
 
— Потеряны, уничтожены, кто знает. — Он снова моргнул. Перед его мысленным взором предстал образ мёртвых кораблей, сбившихся в кармане паутины подобно костям в пищеводе. В памяти вновь всплыло безмолвие того места. — Возможно, они нашли другой путь наружу.
 
— Как ты нашёл других?
 
— Паутина реагирует на то, чего ты хочешь, и почему. Она вернула нас к ним.
 
— А до того вы оставались в ловушке потому, что верили, будто вы в ловушке?
 
Ариман посмотрел на Гелио. Глаза его брата были тёмными, без единого намёка на обвинение или обман.
 
— Это возможно.
 
— А остальные корабли, те, на которых находились твои братья, они поверили, что заблудились, поэтому паутина сделала это реальным?
 
— Я не знаю. Это…
 
— Возможно? — закончил вместо него Гелио.
 
Ариман кивнул. Затем помолчал, с минуту пристально разглядывая брата.
 
— Ты говоришь иначе, Гелио, — наконец сказал он.
 
— Да? Я не помню, чтобы мы разговаривали прежде.
 
— Возможно, к тебе постепенно возвращается твоё «Я».
 
— Это… возможно. — Гелио улыбнулся, слегка пожав плечами. — А эти желания и убеждения, на которые откликается паутина, они ведь касались не только путешествия. Они — глубинные. Они касались их верований насчёт всего, а не просто того, что они делают.
 
Ариман кивнул.
 
— Как давно это случилось?
 
— Согласно нашей собственной оценке времени мы прошли через врата три дня назад.
 
— Три дня назад… — Гелио отвёл взгляд, нахмурившись в пустоту, а после закачал головой. — Три дня… три дня… три…
 
Ариман ждал этого момента. Мимолётный свет узнавания в глазах его брата тускнел. Через минуту они начнут тот же разговор снова. Ему пора уходить. Предстояло ещё многое подготовить.
 
Оставшиеся корабли Изгоев оказались внутри облака, выйдя из реальности паутины в пустоту холодного света и дрейфующих клубов газа на краю звёздной системы. Светило представляло собой гневную сферу огня, неспешно завершавшую последний цикл своего превращения в холодный шар нейтронов, несясь сквозь пустоту подобно надгробию над собственной могилой. Вокруг планеты вращалась лишь одна планета. Ауспик дальнего радиуса действия и прорицания определили, что она полностью безжизненна. И дело было не в том, что на ней ничего не жило прямо сейчас; судя по всему, жизни здесь не существовало ''никогда''. В этом мире и покоились остатки Гиксосов. Даже если бы это не подтвердил сам Сетех, такой выбор был вполне понятен. Десантный отряд собирался прямо сейчас. Его братья создавали ритуальные связи с когортами рубрикантов, чтобы командовать целыми их отрядами. Боевые машины пробуждались из коматозных снов. Их было меньше, намного меньше, чем ему бы хотелось. Во время перехода они понесли и другие потери, и теперь с ним оставалось всего четыре члена Круга.
 
Ктесий всё ещё не проснулся, хотя и был жив. Отрава альдари по-прежнему растекалась по его телу, пытаясь источить плоть демонолога изнутри. Клетки Ктесия боролись, но лишь с той же скоростью, с которой гибли. Сдерживающие действия, что в лучшем случае принесут со временем победу, а в худшем — отстрочат поражение. От него исходил горячечный жар. Ариман вошёл в его разум, но обнаружил, что тот неподвижен и лишён мыслей, словно закрытая крепость с запертыми внутри секретами, чей хозяин бесследно исчез. Что с ним случилось? Мог ли разум Ктесия отлететь прочь, пока тело сражалось с чужеродным ядом, пытавшимся его уничтожить? Возможно, его мысли угодили в сеть паутины и застряли в лабиринтном измерении? Пока что времени выяснять правду у него не было. И время это быстро утекало. Впрочем, несмотря на то многое, что ему ещё предстояло сделать, Ариман решил прийти сюда, и поговорить с одним человеком, который не вспомнит и не осудит его за то, что случилось.
 
«''И напомнить себе, что надежда ещё есть'', — произнёс голос на задворках мыслей. — ''Напомнить себе, что всё ещё можно изменить''».
 
— Я пытаюсь вспомнить… — сказал Гелио.
 
Ариман подождал.
 
Спустя минуту он заставил себя встать.
 
— Я должен идти, — произнёс он.
 
Гелио посмотрел на него. Затем медленно кивнул.
 
— Да, должен. Я понимаю.
 
 
Ктесий чувствовал холод. Лодка под ним качнулась, коснувшись каменных ступеней. Лицо юноши вновь скрыла тень, лившийся позади него яркий свет отражался от воды на стены и потолок пещеры.
 
— Кто ты? — спросил он. Юноша спрыгнул на ступени и крепил носовой штроп к колу. Наверху пролёта в каменной стене находился небольшой вход, закрытый деревянной дверью. — Где мы?
 
Парень замер и посмотрел на него.
 
— Ты знаешь где. Там, где ты хочешь быть. Сюда я тебя и доставил. — Мальчик достал из-под туники тяжёлый ключ на верёвке и вставил его в замочную скважину. — Идём…
 
Дверь отворилась.
 
Ктесий застыл. Ему становилось всё холоднее. Юноша склонил голову, от тёмных глаз отразился луч падающего в пещеру света.
 
Он был молод, решил Ктесий. Молод, но на самом пороге зрелости. В том возрасте, когда мир начинал меняться, его упрощённая, хорошо известная правда становилась более сложной и более жестокой. В том возрасте, когда юноша вполне мог попасть в легионы и стать чем-то и кем-то другим.
 
— Прошу, — сказал парень. — Тебе сюда.
 
Спустя мгновение, за неимением других вариантов, Ктесий последовал за ним. Он подошёл к двери, и юноша отступил в сторону. Оказавшись у порога, он заколебался вновь. Впереди, с другой стороны, виднелся пролёт аккуратно высеченных каменных ступеней. Мальчик ждал, ничего не говоря, пока Ктесий не шагнул внутрь, после чего закрыл дверь снаружи, и он услышал щелчок закрывшегося замка прежде, чем успел толкнуть створку. Она не сдвинулась, когда Ктесий подёргал ручку, не принёс результата и удар по дереву. Он отступил назад, закрыл глаза и попытался проникнуть волей в окружавший его мысленный пейзаж. Когда он открыл глаза, всё осталось прежним. Ктесий пошёл по ступеням. Вверх и вверх, один шаг за другим. Он проходил мимо окон, из которых открывались виды на небо и море, и порталов, обрамлявших звёзды и тьму. Встречались ему и двери — одни из окрашенного дерева, другие — из металла или чёрного камня. Из-за некоторых доносились звуки: голоса, крики птиц и шум накатывающего на скалы моря или, возможно, колотящих в стены кулаков.
 
Наконец он достиг двери, которая оказалась открытой. Ктесий шагнул внутрь. Белый мраморный пол переходил в балкон, вход на который обрамляла арка. От пола к сводчатому потолку тянулись тонкие колонны. В золоте и вызолоченном серебре парили солнца, луны и звёзды. Небо за балконом имело тот же оттенок синевы, что и над морем.
 
— Ты заблудился?
 
Он обернулся на голос. В комнате у каменного стола стоял человек в белой тунике с обмотанной поверх неё синей тогой. Ктесий заметил, что мужчина был бос. Аккуратная бородка окаймляла открытое, любопытное лицо. Ему, скорее всего, не было и тридцати.
 
— Кто ты…? — начал было Ктесий, а затем умолк. — Ты — Гелио Исидор. — Он позволил последнему слову повиснуть в воздухе, почти что не желая услышать ответ. Ему отчего-то не хотелось, чтобы то, что таило в себе подтверждение, то, что оно означало, оказалось вдруг правдой.
 
Мужчина нахмурился и положил на стол навощённую табличку со стилом.
 
— Так меня зовут, — отозвался он. — Я тебя знаю? Прости, но я не помню.
 
Ктесий облизал губы и понял, что у него пересохло в горле. Ему показалось, будто он балансирует на краю утёса над очень, очень глубоким провалом. Он резко подавил инстинктивное желание сбежать или потребовать ответов. Он не знал, с чем имеет дело, и пока не поймёт, любое его решение может оказаться для него фатальным.
 
— Этот… дворец, он твой? — наконец спросил Ктесий.
 
— Да, — ответил мужчина, и он улыбнулся.
 
— Ты его создал?
 
— Создал его? — Гелио обвёл комнату взглядом. Порыв ветра качнул лежавшее на столе стило. — Разве ты способен что-либо создавать? Ничего в действительности не появляется и не уничтожается. Всё — не более чем преобразование из одной формы в другую. Всё, что здесь находится, уже существовало и существует сейчас. Я просто собрал вместе то, что нашёл.
 
— Нашёл?
 
— Да. Это… — Он сдвинулся с места и опустил руку на арочный проём, что вёл на балкон. — Это было частью поместья на склоне горящего улья. Думаю, тут она выглядит получше.
 
— Но где именно ты нашёл её?
 
— Где-то вон там, — ответил он, указав за балкон. Ктесий посмотрел, и синего неба с морем там не оказалось.
 
Чернота и горящий огонь.
 
Ктесий резко закрыл глаза, но картина осталась у него в разуме, отпечатавшись подобно неоновому шраму на сетчатке после разглядывания солнца.
 
В пустоте сыпался прах, кружась без начала и конца, каждая пылинка — воспоминание, горящее воспоминание… и дворец, несмотря на все свои размеры, — лишь островок, парящий в безбрежной тьме, окружённый осколками рассыпавшегося мироздания.
 
— Это твой разум, твои воспоминания… — ахнул он, пытаясь прийти в себя после представшего зрелища. Вот что значило быть рубрикантом — стать бесконечной пропастью, куда, подобно брошенной во мрак пыли, сыпались разбитые крупицы воспоминаний и личности, и которым никогда не судилось достичь дна. Сейчас Гелио Исидор в некотором смысле ничем не отличался от того бесконечно падающего праха внутри доспеха-скорлупы. Плоть и кость сменила керамит и металл, но он по-прежнему оставался водопадом утраченных воспоминаний, удерживаемых вместе одним только именем. Вот только теперь он менялся, и от этого изменения у Ктесия кровь стыла в жилах. Он медленно поднялся. — Ты воссоздаешь себя. Вот что олицетворяет этот дворец и мысленный пейзаж — ты восстанавливаешь свою личность из всех тех крупиц воспоминаний. Мальчик в лодке — это ты перед тем, как вступил в легион. Море — то самое море, каким ты его запомнил тогда на Тизке.
 
— Я хочу вспомнить, но не знаю, натолкнусь ли на свои воспоминания или чьи-то ещё. Они могут принадлежать другим, или тебе. Находя их, я забираю себе то, что кажется мне подходящим.
 
— И, приведя меня сюда, делая это…
 
— Тебе нужна помощь. Я вспомнил тебя. Решил помочь.
 
— Ты сказал, что вспомнил, что я — тот, кто умирает.
 
— Теперь я этого не помню.
 
Ктесий замолчал. Лицо человека, что звался Гелио, было открытым, улыбающимся, спокойным.
 
— Когда ты жил, то обладал лишь крохами психического потенциала. Но это… — Он обвел рукой дворец вместе с местом, где стоял. — Такую силу я встречал лишь у очень и очень немногих.
 
— Я не понимаю, о чём ты. Всё так, как оно есть. Я понимаю то, что понимаю, и могу делать то, что могу. Иногда это меняется.
 
— Меняется? — выдохнул Ктесий, облёкши слово в холодный смешок. — И многое ли изменилось?
 
— С тех пор как ты появился здесь… — Гелио посмотрел вдаль, размышляя. — Кое-что. Я нашёл вещи. Ты не знаешь, что это такое?
 
На столе лежал шлем. Раньше его там не было. Он был почерневший и исполосованный шрамами, но помимо поверхностных повреждений на нём отсутствовали рога, украшения и искажения, столь часто встречавшиеся на оснащении легионов из Ока Ужаса. Его нос представлял собой сужающийся конус. Для искушённого взгляда убор мог бы сойти за птичий клюв с черепом.
 
В голове Ктесия заскакали мысли. Ему нужно выбраться отсюда. Ариману непременно требовалось узнать об этом. То, что означал этот мысленный дворец, то, что сделал Гелио и мог сделать ещё…
 
— Это шлем от комплекта боевой брони астартес типа шесть, — сказал Ктесий, озираясь в поисках выхода. В мысленных пейзажах всегда существовали способы выбраться, метафора спасения, встроенная в ткань окружения.
 
— В самом деле? — спросил Гелио.
 
— Иногда его ещё называют моделью «Корвус».
 
— Корвус… название одного из птичьих родов, самые известные представители которого — вороны. Данные птицы ассоциируются с пророчествами, богатством и, временами, дурными знамениями — иногда их считают посланниками богов. Они — падальщики, пожирающие мертвечину. — Исидор поднял шлем и повертел его в руках. — Ариман, вороний воин, брат воронья, почему ты не носишь эту личину, если она так тебе идёт?
 
Ктесий оглянулся при упоминании имени Аримана. Его зазнобило.
 
— Зачем ты здесь? Как тебя зовут? — Гелио оторвал взгляд от почерневшего шлема. Ктесий попятился.
 
Глаза Гелио стали золотыми провалами огня. В один миг крепость исчезла, сменившись тьмой и звёздами, вихрящимися подобно брошенной пригоршне золотой пыли, и сияющей сквозь них парой пылающих глаз.
 
А затем всё прошло, и стены вернулись обратно, а мужчина в синей тоге, что звался Гелио Исидором, хмурился в замешательстве. Ктесий не стал ждать; он побежал.
 
— Постой! — воскликнул Исидор. Ктесий вылетел на балкон и прыгнул. Он услышал, как Гелио кричит ему вслед: — Кто ты такой?
 
 
Десантные корабли пошли на снижение, взмётывая под лучами солнца пыль. Они приземлились по спирали, касаясь земли в идеально выверенное время и на равном удалении друг от друга. Ударные истребители остались удерживать позиции в небе, от выложенных из золота перьев на их крыльях отражался слепящий свет. Ещё выше, из чёрной пустоты на них злобно взирали звёзды.
 
Едва самолёты сели, тут же откинулись аппарели. Рубриканты строем выступили на свет и рассредоточились пересекающимися кругами. Вместе с ними вышли низшие колдуны Изгоев, на ходу руководя действиями братьев. Вокруг них, образовав в воздухе морозную дымку, развернулись панцири телекинетической энергии. Из подфюзеляжных люлёк опустились боевые машины, которые тут же заняли места подле воинов Рубрики.
 
Последней прибыла тройка более крупных десантных самолётов. Они приземлились в центре спирали, когда находившийся с краю корабль, подняв тучу пыли, пошёл на взлёт. Из них неуклюже прошествовали терминаторы и выстроились широким кругом. Следом за ними на свет показались иные фигуры, превосходившие размерами даже этих медлительных воинов. Заполонив собой зёвы над опущенными трапами, они сошли в клубящуюся пыль. Призрачный свет в их сенсорных прорезях мерцал и пульсировал подобно сигнальным импульсам статики. С кожи срывались искры и завитки душепламени. Плечи переходили в конечности-орудия: клубки серебряных щупалец, кулаки с пальцами-резцами, пушки с вопящими птичьими лицами, внутри которых таились жерла стволов. Возле каждого из них шёл живой чародей, силой разума подгоняя запечатанный внутри боевой машины дух. Они были «Осирионами», дважды возрождёнными. До заклятья Рубрики они были дредноутами, в коих покоились останки героев легиона, получивших в бою смертельные раны. Теперь они стали живыми клетками, удерживающими в себе духов тех, кто стоял на пороге смерти. Для их пробуждения требовалось время, а управлять ими было непросто, поэтому на войну их призывали довольно редко. Воздух вокруг них потрескивал. «Осирионы» остановились, подняв вокруг себя пыль.
 
В центре строя сел единственный десантно-штурмовой корабль. Под резкие лучи солнца выступил Ариман. Его воля и разум уже сплелись с мыслями чернокнижников, что командовали наземными отрядами. Знакомый низкий, дребезжащий звук — напоминавший шорох песка на морском дне, — коснулся его мыслей: рубриканты шептали свои имена во тьму. Он остановился, позволив шелесту окружить себя, после чего сошёл на пыль. За ним последовало пятеро: Киу с Гильгамосом, и, держась на расстоянии от других, Мэхэкта. Последними показались Игнис и Жертвенник. Ариман посмотрел на Повелителя Разрухи мысленным взором, но не увидел в его ауре ничего, кроме тщательного самоконтроля.
 
''+У меня к тебе последняя просьба,+ послал ему Ариман, когда они покинули паутину.''
 
''Он обнаружил Игниса за подготовкой своих челноков к отбытию на «Слово Гермеса». Повелитель Разрухи не ответил сразу. Ариман подождал.''
 
''+Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой на планету ксеносов,+ наконец сказал тот.''
 
''+Да.+''
 
''+У тебя достаточно сил, чтобы опустошить континент. Моё присутствие или отсутствие не сыграет значимой роли.+ Игнис оторвался от проверки челнока и посмотрел на Аримана. +Твои силы избыточны, если мир настолько мёртв, насколько должен быть. Не вижу, как моё присутствие повлияет на наличествующие факторы.+''
 
''+Просто я верю, что ты сделаешь то, что нужно сделать,+ послал ему Ариман. +Так было всегда, брат, и некоторые вещи я могу поручить только тебе одному.+''
 
''Жертвенник заполнил последовавшее молчание чередой тихих щелчков.''
 
''+Тогда говори,+ наконец послал Игнис.''
 
''То, что поведал затем Ариман, его не потрясло. Скорее наоборот, Игнис нашёл его слова логичными, и если бы Азек не рассказал ему сам, он это спрогнозировал бы. Ответ удовлетворил Игниса, и тот согласился. Одна последняя служба для Изгоев, и он уйдёт.''
 
Ариман остановился рядом с Киу, когда их корабль оторвался от земли.
 
+Атмосфера не пригодна для дыхания,+ отметил Киу.
 
Ариман опустился на колено. Латница на его руке отсоединилась с едва различимым пощёлкиванием. Кожи коснулся холодный воздух. Он зачерпнул пригоршню песка и позволил ему утечь сквозь пальцы. Падающие крупицы, похожие на крошечные отполированные шарики, заблестели на серебристом свете, тёмные и сверкающие подобно графиту или гематиту.
 
+Я нигде не чувствую остаточных следов жизни,+ послал Киу. +Здесь никого не было тысячи и тысячи лет.+
 
+Взгляните,+ отозвался Гильгамос, и они проследили за импульсом в его послании.
 
То, что поначалу выглядело как далёкая горная гряда, сместило своё положение. Задул ветер. По его доспехам застучала пыль. Ариман ощутил медленное биение крови и дыхание внутри шлема.
 
+Что это?+ спросил Киу.
 
+Буря,+ отозвался Ариман, после чего повернулся к Мэхэкте. — Спускай ксеноса.
 
Пария кивнула и включила вокс.
 
Высоко наверху начал снижаться последний десантный корабль. Ударные истребители прикрывали его до тех пор, пока он не коснулся земли. По трапу спустился Сетех, плотно окружённый четырьмя рубрикантами. Ксенос, не останавливаясь и не озираясь по сторонам, направился прямиком к Ариману. Существо с пылающим взором склонило голову, а затем, без предисловий, указало на близящийся шторм.
 
— Вход в том направлении.
 
Ариман оглянулся.
 
+За мной,+ послал он, и отряд двинулся в крепчающий ветер.
 
 
Мир почувствовал присутствие Сетеха. Следуя за Тысячью Сынами, он засёк предупредительные микроколебания. Ощутил незаметные процессы запуска сторожевых протоколов. На планете находилась всего горстка пробуждённых каноптековых единиц его династии. Предателям пришлось оставить в рабочем состоянии несколько слоёв базисных систем, чтобы весь мир не развалился на части. Они заставили прислужников династии помогать тюремщикам. Это было ошибкой, одной из многих ошибок. Триархи предположили, что ни один из власть предержащих Гиксосов не окажется на свободе, чтобы перетянуть на свою сторону этих простых созданий. Ошибка. Теперь он был достаточно близко, чтобы общаться с ними по собственной воле.
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — услышьте власть моего положения в постановлении всему сущему''' ''
 
'' '''V — Подчинение''' ''
 
'' '''IV — Подчинение''' ''
 
'' '''III — Подчинение''' ''
 
'' '''II — Подчинение''' ''
 
'' '''I — Подчинение''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — Я приближаюсь со средствами для входа в наши владения — стражам нужно помешать отреагировать на наше присутствие''' ''
 
'' '''V — понимание и моление — стражи проснутся — у данных единиц нет средств этому помешать''' ''
 
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — оттяните их пробуждение на максимально возможное время''' ''
 
'' '''V — Подчинение''' ''
 
Теперь он держал канал связи открытым. Скоро он ему понадобится. Он был близко, очень близко. Осталось ещё чуть-чуть. Позади него, рой пылевых скарабеев кружился на ветру и следовал за ним.
 
 
Пыль с шипением разбивалась о броню Аримана. Мир за линзами шлема стал сплошным серым вихрем. Силуэты шедших возле него братьев превратились в угольно-чёрные пятна; те, что находились дальше, и вовсе растворились в зернистом сумраке. Лишь горящие на дисплее руны и ментальное восприятие не давали ему забыть, что за ним идёт целая армия. Но и они постепенно начинали его подводить. Плясавшие перед глазами знаки то и дело исчезали либо распадались на пиксели и преобразовывались в фигуры, не несшие в себе никакого смысла. Нити воли, связывавшие Аримана с братьями, истончались. Великий Океан варпа иногда притекал, а иногда убывал, подобно течению, обходящему скрытый под волнами риф. Рядом с ним шагал ксенос, скованный объединённой волей Круга. Оно повернуло голову, едва Азек посмотрел на него, глаза существа походили на две размытые зелёные точки посреди мглы. Несмотря на то, что чужак не имел чувств, Азек всё равно ощутил в его взгляде издёвку.
 
+Стоп!+ Приказ поступил от Киу, резко и чётко разнёсшись по слабо пульсирующему каналу мыслесвязи, за которым тут же последовала бессловесная команда приготовиться. Воины остановились и подняли оружие, живые и безжизненные глаза уставились в бурю.
 
+Брат?+ спросил Ариман.
 
+Рядом с нами что-то есть.+
 
Ариман повернул голову и направил чувства в сторону, указанную в послании другого чародея.
 
Пыль и песок с рёвом проносились мимо его доспеха. Он не видел и чувствовал ничего, кроме стены ветра и присутствия братьев.
 
«''Мир материи, одной только материи'', — подумал он. — ''Ни следа жизни. Бесцветный варп. Мы здесь почти что слепы''».
 
Он уже собирался скомандовать идти дальше, как вдруг серое облако изменилось, истончившись и отступив подобно стянутому савану.
 
Перед ними возник огромный силуэт. Поначалу Азек принял его за обычную каменную глыбу, чёрно-серую, как та пыль, что источила его поверхность. Она тянулась вверх и вверх, словно указующий в небо перст. Затем Ариман различил в нём изгиб и очертания, созданные не ветром и геологическими процессами, но намеренно, придав камню форму скрюченного пальца трупа бога. Ветер задул снова, и из сумрака проступил ещё один валун, прямо напротив первого, а позади них ещё больше — уходящий вдаль ряд колоссальных арок без верха.
 
+Почему мы не увидели их с орбиты?+ спросил Гильгамос, и Ариман ощутил в мыслеголосе прорицателя беспокойство.
 
+Потому что их создали невидимыми для машин и разумов,+ пояснил Ариман. Никто не ответил, но он почувствовал изменение в ментальной связи, когда братья заново сбалансировали свои мысли.
 
— Мы близко, — сказал Сетех, смодулировав голос так, чтобы тот разнёсся сквозь рёв ветра и пыли.
 
+Идём,+ велел Ариман.
 
Они двинулись по дороге между столпами. Вокруг них возникали другие конструкции, сооружения, наполовину или полностью погребённые под барханами пыли: зиккураты, игольные острия обелисков, платформы с покатыми боками, размерами не уступавшие танкам. Перед глазами Аримана закружились жёлтые руны, тщетно пытаясь выявить угрозу. Впрочем, угроза существовала: она была повсюду вокруг них в белом шуме ревущего ветра.
 
— Вон там, — раздался голос Сетеха. Ариман почувствовал, как рука ксеноса пытается преодолеть давление обволакивавших энергий, и позволил ей шевельнуться. Конечность поднялась. Единственный палец указал вперёд. Из-под слоя нанесённой пыли виднелся край широкого пьедестала из чёрного камня. — Вот печать входа.
 
Ариман приказал остановиться, и армия начала строиться вокруг него узором из пересекающихся кругов. В небе и ещё выше, на орбите, десантные самолёты и ударные истребители закружились над ними бдительным вихрем. Он огляделся. Из сумрака сверкнули зернисто-зелёные глазные линзы. С минуту Азек удерживал взгляд пришельца, после чего двинулся к пьедесталу в сопровождении остального Круга и Мэхэкты. Ариман перескочил через его край и оказался на плоском верху. По тёмному камню струились тонкие ручейки пыли. Сооружение осталось гладким, несмотря на миллионы лет воздействия непогоды. Поверхность испещряли прямоугольные желоба, забитые пылью и песком. Ариман различил в их расположении какой-то знак, чья форма повторялась снова и снова всё более тонкими линиями, так что при внимательном изучении любой его части можно было определить, как выглядел весь узор целиком. Плита ощущалась в варпе непроницаемой свинцовой тенью. Ариман повернулся к Сетеху.
 
— Это не дверь, — сказал он. — А печать. Поставленная как для чужаков, так и тех, кого она стережёт внутри.
 
— Верно, — подтвердил ксенос.
 
+Если это сердце его царства, а они исчезли давным-давно,+ послал Игнис, +то кто поставил на их могилу печать?+
 
+Точно не враги, с которыми они сражались,+ отозвался Киу. +Он украшен точно так же, как остальные предметы и сооружения, что мы уже видели.+
 
+Сами ксеносы поставили эту печать на могилу сородичей,+ заявил Гильгамос. +А это значит, что не все они погибли и исчезли.+
 
Ветер подул снова. Ариман услышал, как его стенание отразилось от окружавших их мегалитов.
 
+Мы зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад,+ послал он.
 
Никто ему не ответил. Ариман повернулся к Сетеху.
 
— Открывай, — сказал он.
 
— Я не могу. Ты должен это сделать.
 
Ариман посмотрел на поверхность плиты под ногами. Камнеобразное вещество не было непроницаемым для эфира, однако в нём чувствовалось сопротивление, из-за которого к нему было неприятно прикасаться разумом: холодное, словно солёная вода в глубоком тёмном озере, чья гладь никогда не нарушалась зыбью, и в котором ничто не могло выжить. От этого чувства у него по коже побежали мурашки. Мгновение он не двигался, отдавая себе отчёт о сомнениях в разумах братьях, и о своих собственных вопросах, на которые у него не было ответа. Он мог остановиться, мог отступить…
 
«''Я не могу оставить будущее на волю случая или повернуть назад из-за сомнений''», — ответил ему мысленный голос.
 
Его воля хлынула наружу, подхватила мысли из разумов братьев и собрала их в построение со своими собственными. Их мысли померкли. Их воли сплелись с его, после чего он сфокусировал свой рассудок.
 
«''Свет''», — повелел он.
 
Его мысли ослепительно вспыхнули. Ариман воздел руки и посох. Остальные члены Круга подняли лица и руки к небу. Их сознания затопило потрескивающее сияние. Над чародеями начал закручиваться столб воздуха, проходя сквозь пылевое облако к холодному свету звёзд. По камню застучали крупицы песка.
 
Ариман сдвинул мысли. От каждого из членов Круга вверх сорвалась молния. Дуги встретились, сформировав сферу, что разлилась белым светом в серых клубах бури. Затем молния ударила в камень. Разряд срикошетил в воздух. Ариман ощутил, что каменная печать выдержала. Он направил на неё свою волю, заколотив по её веществу и сущности, подпитывая себя энергией братьев. Пьедестал запылал. Устилавший его вершину песок стал жидкостью, а затем газом. А молния продолжала свой натиск. Ариман чувствовал, каких усилий ему стоило поддерживать такую мощь и фокус. Нервы, плоть и инстинкты закричали ему остановиться. Он словно пытался сдвинуть с места утёс, его мышцы и тело объял огонь, чувства и разум орали, что это невозможно. Азек заставил умолкнуть и мысли, и чувство. Его воля воспарила ввысь, безмятёжная, вечная, абсолютно несгибаемая.
 
В камне образовалась щель. Разряд хлынул туда и растекся в трещины, так что по пьедесталу от места удара словно разошлись ветки ослепительно белого дерева. Камень треснул, во все стороны полетели осколки, а огромные обломки покатились вниз. Под ними открылась пропасть. Затем молния погасла. Внезапную тишину наполнил гром и рокот осыпающихся камней.
 
Ариман почувствовал, как энергия покидает его разум. Его захлестнула усталость. Он ощутил, как тело втягивает в себя воздух, а сердца отбивают бешеный ритм. Азек застыл в неподвижности, ожидая, пока чувство не пройдёт. Одна нога вдруг подкосилась, и ему пришлось крепче стиснуть посох, чтобы не упасть. Тем временем остальные его братья поднимались с земли. Ветер над ними уже гнал пыль, затягивая проделанную вихрем и молнией дыру.
 
Ариман расправил плечи. Разбитая каменная печать лежала перед ним, в её центре темнела дыра. В проём уже начинал залетать песок. Он заглянул во мрак, а затем спрыгнул внутрь.
 
Над ним сомкнулись тени, и рёв ветра стих до едва слышимого воя. Он огляделся. На него из тьмы воззрился хромированный череп.
 
 
=== ГЛАВА XIII ===
 
'''НИЖНИЙ МИР'''
 
 
Ариман замер. Позади него Киу с парой аколитов спустился по осыпи из обломков. Мэхэкта и Сетех держались на расстоянии. Игнис с Жертвенником шли следующими вместе с отрядом терминаторов. Гильгамос остался вместе с основными силами на поверхности.
 
Киу встал возле Аримана и повертел головой, разглядывая окружение. Помещение, в которое они проникли, имело шестиугольную форму. Вдоль стен тянулись ниши, в которых стояли скелетообразные металлические фигуры, их головы и руки покоились на щитах и навершиях оружия. Их густо покрывала пыль, однако взрыв в некоторых местах сорвал с них саван. Ариман сделал шаг к стальному черепу, что встретил его первым.
 
+Стражи,+ послал Киу.
 
+Или охранники,+ отозвался Азек. +Взгляни на расцветку и отметки. Не такие как у Сетеха. Его род звался Гиксосами. Эти существа похожи, но из другого ордена.+
 
+Может, это просто обозначения другой их касты.+
 
+Это возможно,+ согласился Ариман.
 
+Они не выглядят работающими.+
 
+Здесь ничему нельзя доверять,+ вставил Игнис. +Мы можем просто уничтожить их, и тем самым исключить возможность их активации.+
 
+Нет,+ послал Ариман. +Нам неизвестно, как работает здешняя латентная защита — а она тут есть.+ Чародей взглянул на пробитый купол свода. Ветер уже заносил внутрь тучи серого песка. Он чувствовал, как песнь и прикосновение эфира становятся слабее, как будто с трудом пробиваясь сквозь тусклые каменные блоки.
 
«''Мы входим в царство мёртвых'', — подумал Азек, вспомнив слова из книги давно забытого сказителя Терры. — ''И свет наших разумов меркнет''».
 
Он перевёл взор на единственный выход из помещения. Тот представлял собой чёрный проём, обрамлённый геометрическими линиями. Азек оглянулся на ксеноса, парившего в оковах телекинетической энергии.
 
+Не отходите от него,+ послал он своим братьям.
 
С этими словами колдун обернулся и направился к ждущей двери.
 
 
Они спускались всё ниже и ниже в полое сердце мира. Тишина обволакивала их, глубокая и всепоглощающая, словно излившаяся сюда из межзвёздного мрака, скапливаясь и густея до тех пор, пока не стала такой же осязаемой, как камень, по которому они ступали. Чародеи проходили через провалы настолько глубокие, что Ариман не видел их дна, и по коридорам, чьи стены терялись в высоте. Каждое сооружение и поверхность состояли из того же практически чёрного камня, высеченного, обтёсанного и сглаженного в огромные блоки и панели. Повсюду тянулись желобки, линии, соединявшие между собой круги и дуги полумесяцев. Машины им почти не встречались: лишь пара-тройка металлических гребней и пустых цилиндров, встроенных в каменные конструкции, но ничего, что напоминало бы движущиеся элементы или передатчики энергии. На самом деле здесь не было вообще ничего — ни останков ксеносуществ, ни каких-либо иных конструкций, помимо встреченных в первом помещении.
 
Чем сильнее углублялись колдуны, тем отчётливей Ариман вспоминал руины, некогда увиденные им на Ионусском плато на Терре. Тамошние туннели, испещрявшие скалу, что некогда отмечала границу морского дна, выглядели слишком огромными для людей, а внутри них не нашлось ни единой подсказки насчёт того, зачем кому-то понадобилось их прокладывать. Они также были пустыми, а единственным звуком там было стенание ветра, задувавшего сквозь открытые двери и пустые переходы.
 
Они продолжали идти. Азек чувствовал тупую тяжесть окружавшего их сооружения. Казалось, он пытался дышать в разрежённой атмосфере. Его разум по-прежнему оставался соединённым с мыслями братьев на поверхности, но связь истончалась, будто измочалённая бечёвка, разматывающаяся по мере нисхождения вглубь планеты. Энергия, содержавшаяся в посохе, пульсировала подобно нарастающему давлению, что предвещало начало мигрени.
 
Он сделал ещё шаг и остановился. Его воля кратко вспыхнула, и остальные замерли также. Воины подняли оружие. Концентрация разумов Игниса и Киу усилилась.
 
Стены исчезли. Каким-то образом они, сами того не заметив, переступили порог. Азек медленно оглянулся по сторонам. Вокруг него простиралось необъятное пространство. Пол впереди сужался в аппарель, покато уходившую вниз. Киу и пара рубрикантов встали в дверной арке. Свечение их глазных линз служило единственным источником света, хоть как-то позволяя разглядеть углы и стены возле них. Ариман перевёл взгляд обратно на безликую пустоту перед собой. Он мог бы силой разума озарить её светом, либо высвободить чувства, послав их во мрак подобно слепому пловцу, пытающемуся нащупать путь в затопленной пещере. Впрочем, это дорого ему обойдётся, а энергию следовало беречь.
 
+Свет,+ повелел он. Один из рубрикантов шагнул вперёд, напрягся, и сделал выстрел. Снаряд унёсся ввысь, где затем взорвался фосфорно-ярким солнцем. Воин пальнул ещё дважды. Три огонька, мерцая, медленно поплыли вниз.
 
Перед ними раскинулось обширное плато. Наверху должен был быть потолок, но он находился так высоко, что свет его даже не коснулся. В пещере вырастали очертания громадных камней: тетраэдры, в основании достигавшие сотен метров, и сферы, напоминавшие пойманные под землёй луны. С пола поднимались пирамиды и зиккураты со срезанными вершинами. Меж сооружений тянулись высеченные дороги. И картина тянулась дальше и дальше, до самой границы света и взора: безмолвный, мёртвый город под кожей мира наверху.
 
+Сооружения целы,+ послал Киу. +Следов боев или катастрофы нет.+ Его слова повисли в тишине канала мыслесвязи.
 
Ариман оглянулся на Сетеха.
 
— Похоже, кроме этих зданий, от твоего вида не осталось ничего. — Взгляд ксеноса казалось, здесь горел ярче, чем на поверхности.
 
— Если наши сокровища уцелели, мы найдём их в развалинах Двора Фаэрона. Там… — сказал пленник, вытянув руку и указав пальцем туда, где над плато вздымался ступенчатый зиккурат. Ариман посмотрел на него, мысленно запоминая его местоположение и ведущую к нему дорогу. Фосфорные снаряды почти достигли земли, их свет постепенно затухал и мерк. Колдун кивнул сам себе, и, спустившись по аппарели, вступил в город.
 
 
В высокой башне на борту «Гекатона» Сильвана сквозь сон пронзила вспышка боли. Он ахнул и открыл глаза. Из ран на лбу, где чужеродное устройство крепилось к черепу, текла кровь. Теперь, когда скарабея убрали, боль стала только хуже. Царапины, оставленные его лапками, не зажили, и когда он пытался поспать, боль перерастала в невыносимую бурю. А ещё холодный металлический привкус во рту. Навигатор встряхнулся и передвинулся на край кушетки. Оставшиеся потомки зашевелились в своих баках, наблюдая за ним белыми от катаракт глазами. Йешар опустил глаза и вздрогнул.
 
— Великий Император всего, прости меня и благослови своей силой, что может менять всё, грусть на радость, мучение на спокойствие.
 
Он потянулся к аквиле, висевшей у него на шее. Её там не оказалось. На него накатила волна внезапной паники, и он принялся судорожно ощупывать себя, пока не заметил талисман на полке в дальнем конце комнаты. Наверное, тот слетел с него во время одного из… инцидентов. Йешар настоял, чтобы сервы вычистили его покои от мусора, оставшегося после нападения пришельцев и тяжёлого путешествия сквозь паутину. Слуги выполнили поручение и устранили самые видимые повреждения, однако на ковре до сих пор бурели пятна запекшейся крови, и он всё ещё ждал, пока ему заменят мебель и вещи, разбитые или изрешечённые в схватке. Бритвенный диск, выпущенный пришельцем в маске, что вторгся в его обиталище, до сих пор торчал из потолка над кушеткой. Судя по всему, он отрезал пальцы серву, решившему извлечь его, и выдержал попытки выдернуть его с помощью сервокогтей. Впрочем, главный окулус-иллюминатор они починили, не в последнюю очередь потому, что без слоёв бронекристалла Сильван задохнулся бы сразу, как только открылась бы противовзрывная створка. Он тихонько прыснул, а затем задумался, с чего бы.
 
Свечи, расставленные им перед аквилой, погасли. Ему не хотелось вставать, однако он нуждался в чувстве уюта, что придавал ему знак двуглавого божества.
 
Навигатор тяжело поднялся на ноги и побрёл к полке. Он натужно дышал, чувствуя, как дыхала по обе стороны хребта втягивают в себя воздух. Глаза залил пот, и когда он вытёр его с лица, то увидел, что испарина порозовела от примешавшейся к ней крови. Мужчина выругался на все постигшие его беды и взял аквилу в руки. Ему тут же стало лучше. Золото казалось тёплым на ощупь, а сапфиры в глазницах птицы словно подмигивали ему. Сильван улыбнулся и поцеловал талисман. Он не был один, вовсе нет. Он не был несчастным, а наоборот, благословлённым. Император не сводил с него своих многочисленных очей. Ему нечего бояться, совершенно нечего. Он закрыл глаза и позволил себе окунуться в ощущение умиротворения. Его окружало злато. Всякую тьму разгонит свет. Он открыл глаза и повесил аквилу обратно на шею.
 
Сильван пошёл обратно к кушетке, как вдруг остановился. На полу, под кроватью, что-то лежало. Наверное, закатилось туда. Предмет был маленьким, бледным, гладким. Отсюда Йешар не видел, что оно такое, и его смог бы заметить лишь тот, кто стоял на том же месте, где сейчас был он. Возможно, отломавшееся украшение или кусок выбитого окна? Навигатор подступил ближе, пригнувшись, чтобы разглядеть получше, но теперь предмет оказался под таким углом, что увидеть его можно было, разве что опустившись на пол.
 
Мужчина присел, и, опершись о кушетку, принялся шарить под ней рукой. Он моргнул, ощутив ворсинки ковра. Затем чего-то коснулся. Он попытался обхватить предмет пальцами, но лишь оттолкнул его глубже. Сильван попробовал ещё раз, и пальцем нащупал нечто, напоминавшее дырку. Навигатор аккуратно поддел загадочный предмет, почувствовал, как он скользнул к нему, а затем потянул увереннее, пока не извлёк из-под кровати полностью. Он выпрямился, раскрасневшийся от усилий и крошечной победы, которой те увенчались. Сильван улыбнулся и взглянул на трофей.
 
В ответ на него уставились пустые глазницы белой маски.
 
Навигатор ахнул. Маска выпала у него из рук, и он лихорадочно пополз от неё прочь. Та лежала на полу, раскачиваясь туда-сюда. Сильван тяжело задышал, глаза расширились — не желая отводить взгляд, не зная, хватит ли ему воздуха и сил, чтобы закричать.
 
Туда-сюда…
 
Даже если он закричит, его никто не услышит.
 
Туда-сюда… вылепленный на лице рот словно шевельнул уголками губ, из радостного став грустным.
 
Ариман и остальные отправились на поверхность… Только он… остался только он.
 
Туда-сюда.
 
Не удачливый, не благословлённый, не оберегаемый, но проклятый.
 
А маска начала разгораться, сквозь белизну прорвались сполохи молний и резкое сияние звёздного света.
 
 
Воины вскинули оружие. Ариман ощутил, как разум Киу вдохнул в шедших вместе с ним рубрикантов импульсы убийства.
 
+Не стрелять,+ велел Азек.
 
Пальцы рубрикантов и терминаторов замерли на спусковых крючках. Восходящая спираль мыслей Киу застыла.
 
Они вышли на овальную площадь, врезанную меж сооружений. С арок, тянувшихся вдоль её центра подобно хребту, свисали машины. Все они имели по шесть сложенных придатков-лезвий, напоминавших лапы мёртвого паука. Каждая конечность представляла собой металлическую дугу, длиной вчетверо превышавшую рост космодесантника. Нечто, напоминавшее орудийные установки, размещалось подле брюха, в котором находилась согбенная фигура ксеносоздания, похожего на Сетеха. Машины скрывались под густым саваном металлической пыли, однако каждая их линия всё равно как будто излучала угрозу. Ариман насчитал тридцать таких устройств.
 
+Вон там ещё,+ послал Киу, переведя взгляд. В арках с висевшими под ними паукообразными машинами Азек различил ниши, внутри которых стояли скелетообразные фигуры со склоненными головами. +Такие же, как те, что в первом помещении. Та же расцветка и обозначения. И в конструкции арок есть отличия. Незначительные, но явственные. Как будто их достроили позже остального комплекса.+ Киу оглянулся на далёкий зиккурат. +Следует установить заряды, чтобы при необходимости их уничтожить.+
 
Секунду Ариман раздумывал над предложением собрата.
 
+Согласен,+ наконец ответил он. Киу с рубрикантами принялись крепить к чужеродным конструкциям плазменную взрывчатку и мелтабомбы.
 
Ариман прошёл вперёд. В черепе нарастала низкая глухая пульсация. Согласно запомненной им схеме дорог и сооружений на плато, это был проспект с обелисками, что вёл к подножью великого зиккурата. По его подсчётам, он тянулся где-то на полтора километра, однако нечто в углах здешних построек нарушало его восприятие масштабов. Расстояния, прежде казавшиеся Азеку незначительными, в действительности получались куда большими. Километр, который им оставалось преодолеть до зиккурата, на деле оказался трёмя. Вряд ли это могло быть случайностью.
 
+Здесь что-то не то с реальностью,+ послал Игнис.
 
Ариман не ответил, но шагнул на проспект. Часть его ожидала какой-то реакции, перемены в неподвижности и тишине. Ничего не произошло. Он сделал ещё шаг, посмотрел вниз и остановился.
 
Он направил в посох волю, и меж рогов на его верхушке зажёгся синий свет. Холодное сияние разогнало тьму до границ круга. Чародей медленно двинулся дальше, наблюдая за тем, как свет на посохе теснит сумрак.
 
— Мэхэкта, — произнёс он в вокс. Затем услышал, как нуль-госпожа встала позади него. Она предусмотрительно не стала подходить слишком близко, однако колдун всё равно почувствовал, как и без того едва различимая пульсация варпа ослабела ещё больше.
 
— Смотри, — сказал он. Землю у их ног покрывали вырезанные в камне фигуры и изображения. Они состояли из одинаковых кругов, линий и полумесяцев, что складывались в знаки, подобные которым Тысяча Сынов уже встречала по всему нижнему миру. Вот только здесь они представляли собой не просто глифы, а иллюстрацию. Его взгляд заскользил по каждому отдельному элементу, анализируя, ища образ и делая вывод.
 
— Пиктографическое сообщение, — указала Мэхэкта.
 
— Вроде тех, что использовали многие разумные расы для передачи своих историй, — добавил Игнис, присоединившись к ним. — Либо для восхваления богов и продвижения культуры своей цивилизации.
 
— Нет, — отозвалась неприкасаемая. Она присела и теперь водила бронированным пальцем по одному из желобов, формирующему изображение человекообразной фигуры. — Оно предназначено не для общения с сородичами. Для этого они пользовались бы собственным языком. Это послание для других, для простых умов. Для нас.
 
— Вычленить и интерпретировать целую систему символов — задача не из лёгких, — заявил Игнис.
 
Ариман едва не улыбнулся внутри шлема.
 
— Если это предназначено для прочтения и осмысления существами, которых его создатели считали ниже себя, то никакой анализ не поможет. Всё, что нам требуется, это позволить своим разумам самим узреть, о чём тут говорится. — Он сместил фокус мыслей и посмотрел на отметки на камне вновь.
 
Скопление линий стало фигурой, стало призраком смерти и забвения…
 
— Это предупреждение, — понял он. Его глаза забегали быстрее, смысл раскрывался ему с каждым новым проступающим изображением. — Что всякий, кто войдёт сюда, сгинет. Обратится в ничто. Перестанет существовать, как и всё, что ему дорого. — Он замолчал, пройдя вперёд, переступая уже прочитанные рисунки. — Здесь говорится, что некогда был царь, мечтавший о царстве большем, чем ему полагалось по рангу. Он стал одержим силами энтропии, но перестал видеть границы собственной власти, и, движимый амбициями, решил создать веретено, способное собрать все нити времени. Три великих царя, один из которых никогда не говорил, однако был мудрее всех остальных, запретили выскочке продолжать свои изыскания. Но выскочка не прислушался к голосу разума и работал до тех пор, пока его глупый замысел почти не увенчался успехом. Вынужденные действовать, три великих царя отняли у выскочки его земли, но в своём милосердии и мудрости погрузили его царство и всех тех, кто ему служил, в вечную ночь. У опустевших тронов королевства они поставили собственных стражников. Изничтожителей жизни и пожинателей живых. И стражники бдят поныне, и всякий, кто войдёт сюда, лучше пусть убьёт себя сам, чем сделает ещё хоть шаг.
 
Он перевёл взгляд на Мэхэкту.
 
— Тут есть ещё, — сказала она. Пария стояла у места, где основание одного из обелисков встречалось с полом проспекта. Одна его сторона, достигавшая сотни метров шириной, выглядела пустой, но стоило Ариману подойти ближе, он заметил вырезанные на поверхности бессчётные строчки, настолько неразличимые, что они казались отброшенной на камень тенью. Мэхэкта водила пальцем по одному из рядков, держа его в миллиметре от чужеродного материала. — Эти символы когда-то были чётче, но что-то содрало с поверхности несколько слоёв.
 
— Попытка удалить их, — догадался чародей. Теперь, разглядев смутные изображения, он принялся в уме подбирать самые вероятные лингвистические значения, чтобы раскрыть смысл текста.
 
— Думаю, что тот узор и вот этот… — Мэхэкта обвела пальцем участок на камне… — имена. Только здесь они повторяются двадцать один раз.
 
Ариман увидел, что показывала неприкасаемая, и в одном из символов узнал отметку, украшавшую корпус и предметы Сетеха.
 
— Вот это — эмблема Гиксосов, — понял он. — Это было их царство. Те, кто их уничтожил, должно быть, стёрли отсюда их название, когда размещали предупреждение. Другой узор…
 
— Это титул, — закончила вместо него Мэхэкта. Она показала ладонью на камень, и Ариман заметил под её пальцами едва угадывавшиеся надписи. У него в голове возникли неведомые звуки и вероятные значения, пока он анализировал символы, пытаясь определить корни их происхождения. — Любой перевод будет несовершенным, но ближайшим по смыслу будет Осоркон — носитель Чёрного Диска.
 
Азек услышал слово, и его разум совместил звуки с увиденными знаками. Чародей вскинул голову, подумав, что впервые за всё время с тех пор, как они вошли в подземелье Гиксосов, он различил эхо, далёкое и слабое, похожее на сиплый смешок. Сетех наблюдал за ним, раскинув конечности в сотканной колыбели энергии. Его глаза горели ровным зелёным светом.
 
— Твой род не погиб в великой войне против древнего врага, — сказал он пленнику. — Это сделали твои же сородичи.
 
— Как ты сам знаешь, Ариман из Тысячи Сынов, Повелитель Изгоев, ничто не бывает таким простым, как в том хотели бы убедить других наши враги. Правда столь же эфемерна. Нас не стало. Это — наша могила.
 
Ариман отвернулся от Сетеха и направился к ступеням, уходившим к вершине зиккурата.
 
«''Это двор покойников''», — подумал колдун, когда, наконец, шагнул в комнату на верхушке. С пола поднимались колонны. Под потолком дугой выгибались балки из чёрного камня, будто рёбра, державшие на себе грудь. В местах схождения арок располагались затуманенные кристаллы. Всё вокруг покрывали выгравированные символы, кругами и линиями спускавшиеся по стенам и расходившиеся по полу. Они напомнили Ариману кровостоки на мясницком столе. Повсюду лежала густая пыль, удушливый зернистый полог, который даже не шелохнулся под поступью чародея. Затупляющее давление у него в голове становилось сильнее. Полноводная река варпа превратилась в обмелевший ручеёк.
 
Через всё помещение тянулись два ряда шестиугольных кристаллов, а в дальнем конце находился куб из зелёно-чёрного вещества, по двенадцать метров в каждую сторону. Его поверхность, как ни странно, пыль не покрывала. Зеркально-гладкая передняя стенка куба отразила светящиеся точки глазных линз Аримана, стоило ему посмотреть на него. Он почувствовал, как Игнис замер на пороге. Сетех парил рядом с ним. Мэхэкта осталась снаружи, поскольку для предстоящего ему требовалось сохранить как можно более крепкую связь с варпом.
 
+Дверей нет,+ отметил Игнис. +Замков и защиты также.+
 
Ариман огляделся.
 
Сетех уже смотрел на него.
 
— Ты там, где хотел оказаться, Ариман, в сердце царства, существовавшего до того, как твой вид научился добывать огонь и возводить стены из грязи.
 
— А ты получил то, чего желал, Сетех из Гиксосов. Ты взираешь на творения своего вида, и прах — это всё, что осталось от твоей гордости.
 
Едва последнее слово слетело с уст Азека, частичка его воли перепорхнула в разум Игниса. Тот обернулся, его кулак объяло синее пламя за миг до того, как обрушиться на жертву. Ариман ощутил и услышал громовой раскат воли в голове брата. Взгляд Сетеха на миг вспыхнул ярче, прежде чем пальцы Игниса смяли его торс. Наполненный статикой хрип стал последним звуком, который успел издать ксенос, предсмертное дребезжание электрического смеха. Его останки захлестнул синий огонь, когда Игнис направил в них всё неистовство своей воли. Они загорелись, полыхнув белизной, после чего развалились. Ариман почувствовал, как разум Игниса, побаливающий после использования разрежённого эфира, возвращается обратно на орбиту спокойствия.
 
+Как мы найдём без него то, что ищем?+ Это был Киу, голос колдуна прозвучал будто издалека, хотя его чувства были настроены на других чародеев Тысячи Сынов, которые находились в комнате. Он видел то же, что Азек и прочие, слышал то же, что слышали они. +Это просто руины. Если тут и есть созданные ими устройства, то их не заметно.+
 
+А те останки ксеносов, найденные нами у входа и в самих пещерах?+ послал Игнис. +Их поставили здесь в качестве стражей. Неважно, настоящие они воины или могильные охранники, но они должны были что-то стеречь.+
 
+В могилах всегда есть трупы.+ В послании Киу сквозила пренебрежительность. +Если это сердце империи пришельцев, то их труды постигла та же участь, что и их владения.+
 
+Что насчёт сооружений, возведённых в этом нижнем царстве? Они не развалились. У них есть назначение. Что-то поддерживало их,+ не унимался Игнис.
 
+Тут ничего нет,+ ответил Киу.
 
+Тогда для чего оставлять охрану?+
 
+Ритуальная значимость. Оскорбление уничтоженного врага. Если пиктограммы говорят правду, то гиксосы предали свой народ. Смерть для них недостаточное наказание. Их землю следовало засыпать солью, а также поставить знаки в качестве послания другим. Как поступили с нами… Когда на Просперо пришли Волки.+
 
+История повторяется,+ послал им Азек. Он остановился, и теперь изучал вправленный в стену кристалл. Камень едва заметно вибрировал, почти на самой границе восприятия. +Время и вид не имеет значения, ибо пути наказания и предательства едины для всех, кто решился на то, чего не смеют другие.+
 
+Говоришь так, словно уважаешь их,+ отозвался Гильгамос.
 
Ариман опустил руку на кристалл, после чего перестал дышать и шевелиться, чтобы ощутить дрожь под пальцами.
 
+Я уважаю глубину их понимания. Они зашли дальше, чем мы когда-либо сумеем осознать. По крайней мере, в своей сфере знаний.+
 
+А теперь они сгинули, а вместе с ними секреты, за которые их покарали свои же.+
 
Ариман выпрямился.
 
+Они не сгинули,+ послал он. +Они здесь. Прямо здесь, у нас под ногами, а с ними и секреты времени.+
 
Колдун различил далёкий раздражённый шёпот Киу; разреженность здешнего варпа сильно давила ему на нервы.
 
+Тут нет ничего, кроме холодного камня. Я чувствую вокруг нас переходы и камеры. Все они точно такие же, как эта комната. Я не ощущаю в варпе никаких завес. Если здесь что-то есть, то что его прячет?+
 
«''Он не видит''», — догадался Ариман. Он подумал о своём ученике и друге, его разум мчался со стремительностью морского бриза, однако сейчас проницательность и интеллект Киу обратились против него самого. Тот, кто видит слишком чётко, становится глухим.
 
''Знание — это сила, но только в том случае, если тебе хватит воли не позволить ему сделать себя слабым.''
 
+Остальные ксеносы не уничтожили гиксосов. Возможно, они не смогли. Возможно, не пожелали. Возможно, хотели дать им шанс на искупление. Но они их боялись, поэтому сделали для них тюрьму.+
 
+Где?+ спросил Киу.
 
+Здесь,+ ответил Азек, воздевая руку в воздух. +Темница прямо тут, рассинхронизованная с реальностью на один срез времени.+
 
Он на секунду закрыл глаза и сместил своё восприятие.
 
+Смотрите,+ послал он и открыл глаза, так, чтобы его братья смогли увидеть то же, что он. На мгновение все они увидели два пространства. В одном центр комнаты пустовал. В другом — его занимал чёрный куб.
 
+Ты знал об этом?+ спросил Гильгамос, его мыслеголос прозвучал отдалённо, поскольку исходил с поверхности.
 
+Что это такое?+ поинтересовался Киу.
 
+Замочная скважина,+ пояснил Ариман.
 
Азек посмотрел на Игниса и кивнул, после чего направился к кубу. Свет, горевший на вершине его посоха, тускнел по мере того, как он подходил всё ближе. Внутри находилось очертание, поначалу смутное, словно тень предмета под зелёной водой. Колдун остановился на расстоянии вытянутой руки от стенки. Из кристаллических глубин проступили силуэты…
 
Ариман оглянулся.
 
«''Я у цели''», — подумал он. +Дайте мне силу, братья,+ повелел он. Его воля прошла вдоль цепи выстроившихся по подземному миру колдунов, перескакивая из разума в разум, выше и выше, до самой поверхности.
 
Там её услышал Гильгамос, уже ждавший наготове. Его разум потянулся к орбите. На кораблях вожаки зверорожденных и лидеры несметных культов вняли воле господина и швырнули свои души в подготовленную паутину заклинания. Свет их жизней хлынул в эфир и исказился, следуя по проделанному его волей пути обратно к поверхности мёртвого мира, словно невидимый разряд молнии, идущий по бечёвке запущенного в бурю воздушного змея. Он понёсся от разума к разуму, пока, наконец, не достиг Аримана.
 
Колдун ощутил, как его наполняет сила, ощутил, как штормовой прилив захлёстывает череп, ощутил, как границы вероятного исчезают за горизонтом. Его объял призрачный огонь. Разум вознёсся на самую вершину, будущее, к которому он тянулся, потянулось к нему на нити из секунд. Он поднял руку. Кончики пальцев вспыхнули. В кристалл потёк свет. Разум Аримана стал призмой, направляя поступающую энергию в единственный луч. Кристалл замерцал. Его внутренние и внешние измерения преобразовались, цвета замигали между чернотой и прозрачностью. И теперь куб был не перед Азеком, а вокруг него, и он…
 
 
Сильван попытался закрыть глаза. Не получилось. Он застыл. Там, где упала маска, начал раскручиваться круг сине-зелёного света, становясь всё шире и шире, размываясь подобно брошенной на стол монете. Позади и перед ним развернулось пространство, которое тут же стянулось так, что диск преобразился в проделанную сквозь реальность дыру, в туннель в потустороннее. На секунду всё замерло в неподвижности. Тишину не нарушал ни единый звук. А затем из проёма в фонтанах света и под аккомпанемент скорбных воплей вырвались танцоры.
 
Йешар понял, что не слышит собственного дыхания. Из зева туннеля заклубился туман, в котором заплясали смазанные цвета. Он увидел гибкую фигуру в красно-белых лохмотьях, по её лицу текли чёрные слёзы. Затем ещё одна, вращающаяся среди радуги; а потом ещё, чей плащ взвился позади неё бурей красно-золотых ромбов, едва та приземлилась на палубу. Три фигуры упали на пол, прикрывая кто глаза, кто рот, а кто уши. Они выглядели настолько потрясёнными, насколько ощущал себя сам Сильван. Он просто таращился на них широко открытыми глазами, застыв на краю комнаты, не в силах даже шелохнуться. У него не было выбора. Прямо сейчас он оказался единственным их зрителем. Сейчас последует нечто ещё, он это знал. Ему хотелось сбежать. Хотелось оказаться подальше отсюда, только чтобы не видеть, что вот-вот появится из горящего портала. Сильвану показалось, будто он разглядел в дымке тень. Он почувствовал, как затряслись его губы. Вспомнил — нет, скорее ощутил, — фрагменты страшных историй, которые так сильно пугали его в детстве: о полом псе, озаряемом лунным светом; о высоком человеке, выходящем из снега с красными руками и пустыми круглыми глазами; о тени, выплывающей из пучин под спокойной гладью моря.
 
Из портала выступил четвёртый танцор.
 
Он не бежал, хотя в каждом движении его мышц чувствовалось обещание скорости. Он кутался в чёрное, цветастые ромбы струились из каждого контура его тела; высокий, будто оживший клинок, его лицо — маска без всякого чувства или жалости; из чела под чёрным клобуком росла пара рогов. Бездонность… пустота… бритвенное сострадание. Он шагнул на корабль, а затем направился к двери, которая от его прикосновения разлетелась вдребезги. Три других танцора вскочили со своих мест. В комнате взвыли цвета и шум, а затем арлекины исчезли, устремившись за одинокой фигурой. Из туннеля начали появляться новые плясуны, скачущий каскад нечётких конечностей и скалящихся масок. Сильван крепко обнял себя, пытаясь слиться со стеной, так, чтобы остаться незамеченным.
 
Перед навигатором приземлилась фигура и склонила голову, будто любопытная собака. Его глаза походили на чёрные звёзды посреди красно с белым грусти.
 
— Прошу… — выдавил Сильван. Арлекин хохотнул, отскочил назад, вскидывая пистолет, и выстрелил в него прежде, чем он успел увидеть, как тот коснулся пола.
 
 
Реальность свернулась. Глаза Аримана, которые до этого много раз наблюдали невозможное, не могли проанализировать то, что видели перед собой.
Свет и мрак вытягивались вместе. Вещество исходило пеной. Измерения изгибались, словно свет на поверхности пузыря. Затем линия, прочерчённая сквозь всё сущее. Вне всяких цветов. Дрожь ощущения в руках. Чернота, вращение по спирали, будто кувшин, полный тьмы и звёзд, кружащийся по мере наполнения и осушения. Стремительное, раскалывающее голову, движение. Цвета, проходящие за границу колометрической шкалы.
 
Далее ничто.
 
Затем Ариман оказался на полу комнаты. Он почувствовал её руками и ногами. Припал на четвереньки. Заставил тело двигаться, заставил подняться. Пошатнулся. Великий Океан варпа сжался до далёкой точки света, как солнце превращается в яркий диск, если смотреть на него со дна глубокого колодца. Достаточно… как раз достаточно для соединения. По коже пробежали мурашки. Сияние дисплея шлема стало облаком оранжевых статических помех, потом погасло вовсе. Слепой — он ослеп или фактически стал таковым, и он был один. Ариман не мог воспользоваться разумом, чтобы ощутить или увидеть, каким путём сюда попал. Латницы отсоединились от ладоней. Воздух, коснувшийся голой кожи, оказался холодным. Очень холодным, словно он находился в состоянии неподвижности и полнейшего покоя, его молекулы вращались с минимально возможной скоростью, давно исчерпав все запасы энергии. Азек вытянул руку и принялся на ощупь искать дорогу. Он сделал первый шаг, за ним второй, усилием заставляя работать непослушные мышцы.
 
Рука коснулась твёрдой поверхности. Он провёл по ней пальцами. Стена… изрезанная бороздами, соединявшимися и расходившимися во все стороны. Никаких поврежденный. Острые, чистые края. Никакого тепла. Прикосновение принесло с собой образы, словно игла, создающая звук от прохождения по канавкам в фонографическом цилиндре. Колдун увидел огромные силуэты, тянущиеся к холодным звёздам: тёмный формированный камень, сокрытый подступающей ночью — вырастающий из грёзы нечеловеческий город. Фигуры на улицах, их движения подобны резу ножниц и щелчкам отсчитывающих время шестерней. Азек позволил образу раствориться в тени и двинулся вперёд. Звук шагов отражался эхом, цокал и исчезал вдали. Вокруг смыкались безмолвие и пустота. Он чувствовал сильнейший холод. Холод умирающих светил. Чародей собирался сделать очередной шаг, как вдруг, пошатнувшись, припал на колено. Он задрожал внутри брони. Конечности словно сковало оцепенение.
 
«''Вот что значит тонуть''», — подумал он. Или быть рыбой, вытащенной из воды на воздух, силящейся сделать хотя бы вдох и вернуться обратно в океан, что сулил жизнь. Он снова протянул руку, но на этот раз обнаружил только пустоту. Раньше справа находилась стена, но теперь её там не оказалось. Азек застыл, замедлив все второстепенные процессы, чтобы те не мешали ему думать. У него было мало времени, даже меньше, чем он поначалу думал. Он находился в складке пространства, карманном измерении или череде оных. Вот здесь, прямо рядом с ним, должен был стоять Игнис в помещении на вершине зиккурата. Этот карман был сотворён не с помощью силы варпа, он просто существовал, нарушая собой одновременно эфирную и материальную истину. Ни дна… ни света… словно образ тартараров, где, по представлению предков, томились в заключении падшие боги. Он чувствовал, как тело покидает тепло. На дисплее шлема шипела статика, иконки постепенно меркли. Азек взглянул на показания энергосистемы и понял, что доспех постепенно теряет заряд. Очень скоро боевое облачение станет мёртвым грузом, а затем — саркофагом для замёрзшей плоти внутри. Свет, ему нужен свет. Негнущимися пальцами Ариман потянулся к аварийной люминесцентной ракете на поясе. Зашипев, та полыхнула белым фосфорным огнём, однако тут же начала гаснуть, яркое сияние стало слабым, тусклым свечением, словно у свечи, пытавшейся гореть без воздуха.
 
Вон там… столпы на границе зрения, дугами уходящие ввысь, и проступившие из непроницаемой мглы пустоты за ними.
 
Ариман двинулся вперёд. Остриё посоха скрежетало по каменному полу с каждым сделанным им шагом, отмечая обратный путь… вот только куда? Свет практически иссяк, едва успев коснуться краёв предметов, напоминавших постаменты и арочные порталы без дверей. Его латы остывали, а вместе с ними и тело. Нить воли натянулась до предела, истончаясь тем сильнее, чем дальше он отходил. Он стоял на чём-то вроде широкой платформы, её поверхность казалась зеркально гладкой, но притом не дававшей отражений. Над головой простирались тени, похожие на громадные крепостные зубцы, однако чародей не смог различить стен, которые те могли бы венчать. Одна лишь непроглядная, бесконечная тьма. От неё у Аримана кружилась голова, казалось, стоит ему шагнуть в любую сторону, и он сорвётся в бездонный провал. Это была не просто пещера: он оказался в мире под миром. И тогда колдун понял, что он мог идти сколько угодно, и никогда не достичь края.
 
В шлеме пискнуло предупреждение: запас энергии упал до критически низкого уровня. Сигнал сбивчиво забулькал и стих. Ариман сфокусировал волю и сделал ещё шаг.
 
Откуда-то издалека донёсся слабый звук, похожий на скрежетание по камню чего-то острого и тяжёлого. Он замер, подождал, вглядываясь в направлении, откуда мог прийти отголосок. Нового не последовало. Ариман обернулся.
 
У его ног зияла широкая дыра, уводившая в пустоту. Раньше её там не было.
 
Он осторожно опустился на колени, все его мышцы дрожали от напряжения. Свет меркнущей ракеты сумел показать ему лишь гладкие стены шахты. Он поднял сигнальное устройство над провалом, а затем отпустил. Оно полетело вниз, тускнея на лету, прежде чем…
 
Приземлилось. Ариман уставился вниз, морганием велев дисплею увеличить шипящую ракету. Там было… нечто. Не что-то одно, но смутное очертание сразу нескольких предметов, словно валяющийся в смоле моток цепи. Предупреждение о низком заряде пискнуло снова. Он потянулся к поясу и взял с него скарабея, которым пользовался Сильван. Золотые линии на его спине блеснули в свете глазных линз. Азек перевёл взгляд обратно на меркнущий свет ракеты, после чего кинул скарабея следом. Он следил за его падением до тех пор, пока сигнальное устройство не погасло окончательно, и его вновь окутала тьма. Дисплей замерцал, затем отключился. Он не шевелился. Вдруг из провала послышался звук. Дребезжание, похожее на лязг цепи по вращающейся шестерне, усиливающееся и разрастающееся. Что-то поднималось к нему, быстро ускоряясь, металлическое скрежетание стало теперь оглушительным. А ещё появился свет, серый свет, выхватывавший лишь края окружения, пульсирующий и изгибающий контуры колонн и арок, не позволяя определить ни размеры, ни разделявшее их расстояние.
 
Он отшатнулся.
 
А затем оно оказалось прямо перед ним. Ноги-лезвия вцепились в каменный пол. Развернулись щупальца. Над Ариманом нависла тень. Фигура из тёмного металла, очертания её корпуса казались тонкими, как лезвие меча. Под его торсом болтались паучьи лапы и гибкие придатки. Двигаясь с запинками, подобно срывающимся зубцам шестерёночного колеса, оно поднялось в полный рост.
 
 
=== ГЛАВА XIV ===
 
'''ФАЭРОН'''
 
 
Фигура обратила на Аримана единственный синий глаз. Она восседала на троне, с её плеч вырастал огромный гребень. Его, как и остальное тело, покрывали символы. Некоторые отметки тускло светились. Посох у неё в руке венчала золотая корона, между зубцами которой вращалась сфера блекло-синей энергии. От создания исходил звук, напоминавший скрежетание из сбоящего вокс-рожка. Ариман покачал головой, затем заговорил.
 
— Я уже встречал твой вид прежде. Пока я буду говорить, ты сможешь воссоздать мой язык. — Синий глаз фигуры запульсировал. Ещё одно дребезжащее шипение, но на этот раз в шуме появились смутные намёки на фонические тона. — Ты уже меня понимаешь?
 
Фигура шевельнулась на троне, её движения пока ещё оставались скованными.
 
— Я… — Из взрыва статики выплыло слово. — Я… понимаю. Кто ты, явившийся в наше царство?
 
— Это карманное измерение, — произнёс Ариман, проигнорировав вопрос. — Пространство вне целостности другого места.
 
— У тебя есть разум. — Треск электростатического смешка. — Тот, кто нашёл бы нас, неизбежно должен был обладать зачатками интеллекта. Его бы хватило, чтобы понять масштаб нашего творения, но не для того, чтобы постигнуть его целиком. — Голова ксеноса покачнулась, как будто пытаясь повторить движение Аримана. Чародею он, однако, напомнил скорее змею, готовящуюся к броску. — Скотные виды, существа из слизи и грязи, созданные из несовершенных материалов, самовоспроизводящиеся… как… — Пришелец уронил голову. Свет в окуляре запульсировал и померк. — Плесень… расти… звёзды… свет…
 
Ариман почувствовал, как растёт холодное тёмные давление. Его тело остывало. Нервы и нейроны будут передавать импульсы медленнее. Ксенос продолжил, разговаривая будто сам с собой.
 
— Эпохи, целые эпохи прошли с тех пор, как бодрствовали другие, а теперь первый, кто предстал передо мной — низшее создание. С хрупкой плотью, боящееся того, что в своей природе изменить не в силах… — Пришелец посмотрел на Аримана, и его горящий синевой глаз упёрся в колдуна. — Ты пришёл за нашими секретами, думая, будто они смогут исцелить твои изъяны.
 
Азек ждал, ничего не отвечая.
 
— Я вижу это в тебе, — продолжал чужак. — Оно присутствует в микродеталях твоих слов и мыслей. Когда-то наши виды были не такими уж отличными. Мы боялись смерти. Боялись сильнее, чем ценили что-либо в живом мире. Мы решили покорить её. — Ксенос поднял длинный палец и постучал по твёрдой груди, после чего указал на пространство вокруг них. С краёв колонн полился синий свет, быстро, однако, померкший. В мимолётной вспышке Ариман различил фигуры, свернувшиеся в нишах и стоявшие на коленях на полу, так, словно они отключились в момент преклонения. — Это стало нашей победой, — произнёс ксенос. — Не жизнь, а лишь существование. Мы не понимали, что нашим врагом была не хрупкость тел. Врагом нашим был тот, кто пожинает и поглощает сущее. Истинный враг бытия.
 
— Время, — догадался Ариман.
 
— Именно так. Что такое смерть, если не следствие течения времени? Что такое хрупкость, если не неспособность вещества выдерживать касание времени? Смерть заключена не в жизни, и не в материи, но во времени.
 
— И, как и смерть, вы решили покорить её, — сказал колдун.
 
— Покорить… — повторил за ним пришелец, его сиплый голос превратился в электрожужжание, и Ариман понял, что это был смех. — Покорить, нет. Такой враг не заслуживает того, чтобы его покоряли. Его следовало заковать в цепи, унизить и укротить. — Ксенос начал удаляться, и в тени очертание существа как будто съёжилось, так что теперь его спина стала казаться согбенной, плащ с дребезжанием поволочился за ним по каменному полу. Оно повело головой, вглядываясь в бесконечность безмолвной тьмы вокруг себя. — Разве мы не хозяева бытия в своём царстве? — Ариман вспомнил старотерранские истории о королях и королевах, в одиночестве сидевших в зачарованных дворцах, вокруг которых разваливались их королевства, а единственными спутниками были отголоски воспоминаний.
 
— Но ты здесь, — сказал Ариман, — а твое царство мертво и похоронено.
 
Ксенос повернулся, и его глаз на секунду ярко вспыхнул.
 
— Мы решились на то, чего боялись другие, и за это нас наказали. Переход из плоти отнял у нас многое, но не гордость. Если наш замысел увенчался успехом, то к чему они, к чему три царя со всей их властью? — Голова ксеноса дёрнулась из стороны в сторону, как будто он находился при смерти, и его тело постепенно отказывало вместе с таящимся внутри разумом. Теперь существо не смотрело на Аримана, и, казалось, разговаривало не только с ним одним. — Гиксосы лишили бы триархов их силы, обратили бы вспять всё, что натворили остальные династии, и сделали бы наше прошлое таким, каким ему следовало быть. Никакого царства машин, спящих и надеющихся на лучшее, но доминион вне границ времени и пространства. Смерть не просто побеждённая, но изгнанная. Вселенная, в коей не было бы врагов, которых мы не смогли бы одолеть. Вечность в качестве нашей империи.
 
Ариман пошатнулся. В сознании спиралью поднимался серо-белый туман. Царивший кругом свинцовый холод просачивался внутрь тела. Нити, связывавшие колдуна с реальностью, становились тоньше, лопаясь одна за другой.
 
— Вместо этого… — начал Азек.
 
— Вместо этого наше видение было отвергнуто. Гиксосов приговорили к существованию вне реальности. Ни света, ни тепла, лишь холодный распад атомов в этой могиле внутри гробницы.
 
— Ты… — ответил Ариман, а затем вынужденно умолк. Его губы и язык цепенели, с трудом формируя слова. — Тебя они оставили бодрствовать, и в сознании, заключённого вместе со всем своим двором и слугами, но неспособного вырваться. Тебя лишили энергии, бросив медленно угасать… — Он покачал головой. — Каково это для создания вроде тебя? Для того, кому жизни прочих существ кажутся не более чем мимолётной вспышкой… Всё это несметное время ты провёл, выпивая энергию из подданных, пока в конце не остался только ты и я… тень, живущая во тьме, и ждущая… чего?
 
— Освобождения, — ответил ксенос.
 
— Я могу тебе это дать, — произнёс Ариман.
 
— Ты — ничто.
 
— Ты знаешь, что это не так. Даже в столь ограниченном режиме ты разгадал мой язык и проанализировал мою реакцию. Мне не пришлось ничего говорить, чтобы ты понял, чего я хочу, и что взамен смогу выполнить обещанное.
 
Ксенос почти по-человечески склонил голову.
 
— Ты выдающийся представитель своего вида. Редкий ум, обладающий знанием и проницательностью, выходящими за пределы того, что большинство моих сородичей сочли бы возможным для порождений болотного ила. — Чужак повёл плечами и приблизился. Он был высоким, но сильно сутулился, а его движения казались дёрганными и неловкими. Ариман отметил, что не все пальцы пришельца раскрылись, когда он протянул руку и коснулся личины его шлема. — Выдающийся, но ограниченный. Ты сумел проникнуть в мою темницу, но тебе не уйти отсюда с искомым. Тебе не уйти отсюда вообще. Твоя оболочка из плоти отказывает. Ты умираешь прямо сейчас. Ты связан с царством анафемы и думаешь, что благодаря этой связи сумеешь вырваться из узилища или сбежать, как только получишь, что тебе нужно. — Он уронил руку. — Этого не случится, и я не могу рассказать тебе или отдать сокровище, которое ты явился сюда украсть.
 
Ариман чувствовал, что его разум меркнет. Чувствовал, как его покидает ощущение конечностей, становясь смутным отголоском.
 
— Почему? — выдавил он. Колени под ним подкосились. Холодная реальность места губила его, осушала, и нити связующего света было совершенно недостаточно.
 
— Потому что великое творение династии Гиксосов не здесь, и не в моей власти отдавать его взамен на свободу, пусть даже я бы этого хотел.
 
Ариман почувствовал, как его тело начало трястись. Теперь он увидел, увидел то, чего не замечал прежде — ошибку, гигантскую ошибку, которая привела его сюда…
 
— Ты же их король, их правитель… — сказал он.
 
— Нет, — произнёс пришелец. — Нет… Я слуга, самый преданный слуга, который служил на пределе своих способностей. Когда остальные династии нашей расы обратились против нас, нам вынесли приговор. Они заперли нас здесь угасать, и нашего повелителя вместе с нами. Это должно было стать пыткой для нашего фэрона — наблюдать за тем, как он и его царство медленно чахнут, до тех пор, пока другие династии не победят в войне против Великого Врага, чтобы затем выпустить его, дабы он, сломленный и посрамлённый, предстал перед ними. Но, несмотря на всё могущество, их обманули. Один из доверенных советников и служителей нашего фаэрона принял его подобие, и тем самым позволил ему выскользнуть из темницы до того, как она закрылась. Наш король погрузился в сон, чтобы дождаться того часа, когда наши враги уйдут либо сгинут. Он знал, что настанет время, когда кто-то, жаждущий украсть наш труд, найдёт его, кто-то, кому хватит сил одолеть стражников, которых оставили здесь наши враги, чтобы не дать темнице открыться… И ты нашёл его. Я вижу на тебе его знак, вытканный на поверхностном слое молекул этой скорлупы поверх твоей плоти. Он привёл тебя сюда, и теперь вновь займёт свой трон.
 
Ариман почувствовал, как его ноги подогнулись. Взор застлал серый с чёрным туман. Перед глазами зажглись аварийные руны, давая последнее красное предостережение: сбой энергопитания, жизненные показатели на критическом уровне… Тело пыталось отключиться, старалось заключить его в сберегающие объятия сус-ан комы. Последняя нить, связывавшая его с варпом, оборвалась. Свет, лившийся из ока ксеноса, напоминал холодную синеву звёзды, сияющей в безжизненной пустоте.
 
— Кто… ты… такой? — выдавил Ариман, хотя его распадающееся сознание уже само пришло к ответу.
 
— Я — Осоркон. Я криптек и герольд фаэрона Гиксосов, что есть и будет Пожирателем Времени. Я долго прождал здесь, а со мной — все его подданные. Наш царь Сетех, Носитель Чёрного Диска, явился обратно.
 
 
Рой скарабеев отстраивал своего хозяина. Они выполняли работу совершенно бесшумно, и так, что никто даже не замечал, чем они занимаются. Фаэрон рассыпался на микрочастицы, когда Игнис врезал по нему. Удар оказался мощным, и вещество, из которого был создан Сетех, разлетелось по всему помещению, смешавшись с пылью. Впрочем, скарабеи, что следовали за ним, принялись собирать и скреплять крупицы его тела едва ли не сразу, как те коснулись пола. Сообща они сформировали серый, присыпанный пылью полог, совпадавший по цвету с каменным полом. И внутри этого слоя и воссоздавался заново Сетех. Среди пылинок пролегли информационные каналы, усложняясь по мере разрастания разума. Далее скарабеи начали воспроизводить тело.
 
Его новая форма станет не такой, как прежде. То был лишь костюм, плащ, скрывавший истинное обличье Сетеха. Восстанет снова он уже в теле фаэрона Гиксосов. Ему придётся действовать быстро.
 
Игнис по-прежнему оставался возле двери. Его доспехи покрывала световая патина из кристалликов льда. Рядом с ним стояли рабы-рубриканты. Орудие автоматона, Жертвенника, медленно двигалось из стороны в сторону, но сенсоры устройства были слишком примитивными, чтобы засечь происходящее.
 
Сетех скомандовал, и единицы роя подчинились. Его форма начала медленно собираться. Серый полог на полу затрепетал. На нём образовались концентрические круги, а затем преобразовались. Частички стали складываться воедино, срастаясь в объёмную фигуру. Которая затем поднялась с пола.
 
 
Ариману инстинктивно хотелось сделать вдох. Он с трудом пытался устоять на ногах, но чувствовал, что те его подводят. Криптек склонился над ним.
 
— Мой владыка и фаэрон пришёл сюда с тобой, — просипел Осоркон. — Но ты так и не понял, что это ты преодолел тех, кто остановил бы его. Ты пробил наружные двери, дабы он смог провернуть последний ключ и вернуть своё царство. Та мечта или надежда, что привела тебя сюда, оказалась напрасной. Ты слишком слаб, чтобы знать, что лишь обладая терпением вечности можно добиться истинной власти и победы. Мы ждали так долго… а теперь твоё короткое ожидание смерти закончилось.
 
Тьма давила на Аримана, толкая вниз и вниз. Он соскальзывал. Холодный синий свет, лившийся на него сверху, постепенно мутнел. Вниз и вниз, всё время вниз, вниз к безмолвию и тишине.
 
''Падение…''
 
''Вниз, во тьму пещеры без входа и выхода.''
 
''Тёмная дыра внутри…''
 
''Больше не убежище, но последнее место, куда мог отступить его разум.''
 
''Он услышал, как стихают мысли.''
 
''Вода скапывала со сталактитов в озерцо. Рябь и отголоски…''
 
''Последние мысли…''
 
''— Ариман. — Он услышал голос, внезапный и чёткий, эхом разнёсшийся по пещере. Он звучал знакомо, до боли знакомо, однако он не узнавал его. Азек попытался обернуться, взглянуть, но окружение стало смутным и зернистым, словно утекающий сквозь пальцы песок. Мысли стали медленными, формируясь лишь по одной за раз.''
 
''— Кто ты такой? — крикнул он в своих мыслях.''
 
''— Вопрос, на который ты знаешь ответ, но не видишь его.''
 
''— Ещё один разум… Сюда не проникла бы мысленная проекция.''
 
''— Я здесь. С тобой.''
 
''— Тогда ты — призрачное эхо моего подсознания, которое…''
 
''— Нет.''
 
''— Тогда, ты не можешь быть…''
 
''— Со временем ты узнаешь, но не раньше. Ты не узнаешь.''
 
''— Я…''
 
''— Сейчас ты должен знать только одно, Ариман.''
 
''Он почувствовал холод, и захотел что-то сказать, но не смог.''
 
''— Это не конец, — промолвил голос. — Пока нет.''
 
Нить света пробилась сквозь тьму, последняя нить, в которую сумел вцепиться его гаснущий рассудок.
 
Он открыл глаза.
 
Криптек отшатнулся. Рука Аримана взметнулась вверх, ведомая остатками воли и силы, о наличии коих у себя он и не подозревал. Его пальцы пробили окуляр и погрузились внутрь черепа. Существо попыталось отстраниться от него. Он заставил мышцы сомкнуть ладонь, пересиливая замёрзшую броню. Череп пришельца разлетелся вдребезги. Ариман почувствовал, как его сердца остановились, когда он устремил свой разум по последней нити мысли, что ещё соединяла его с реальностью.
 
+Игнис!+ закричал он.
 
Жертвенник издал настойчивый стрёкот в тот же миг, как Игнис услышал предупреждение Аримана. Его глаза резко открылись. Что-то вырастало из пола. Что-то зернистое, темневшее на фоне стен, поднималось вверх подобно взбалтываемому в воде песку. Игнис почувствовал себя так, словно падает, затем — летит, а в следующий миг — цепляется за землю, что прежде была у него под ногами, а теперь превратилась в отвесный утёс. А тьма росла, расширяясь, скользя по углам, которых не могло существовать. Она рябью покатилась вперёд. В вихрящемся сумраке затрещал размытый синий свет. В уши ему ударили резкие звуки, сливаясь в невнятную какофонию. Стремительно замигали символы и образы. Нервные окончания вспыхнули ощущениями, шквалом тактильной информации. Он не мог понять, что происходит, не мог обработать поступающие сведения, однако буря таила в себе смысл, словно голос, постепенно проступающий сквозь шум статических помех. Циклон частиц разделился, сгруппировался, сливаясь вместе в калейдоскопе материи. Всё могло продлиться секунду или целый эон, но процесс завершился так же резко, как начался.
 
Звук исчез. Водоворот зернистого вещества замедлился, исчезая по мере образования в сумраке силуэта. Перед ним возникла венценосная фигура, конечности которой размывались в свете. Ростом она превосходила Игниса вдвое. С её плеч ниспадал плащ из рваной серебряной чешуи. Там, где следовало находиться ногам, из тела существа свисала масса чёрных сегментированных колец. Свет отражался от костей её формы, так, будто не желал их касаться. Фигура походила на пустоту, видимую лишь за счёт обрамлявших её более светлых теней, на оттиск, оставленный в ткани мироздания. Сумеречное тело покрывали золотые линии и круги, подобные расплавленному огню на тле бездонной ночи. Лик создания был золотым. В глазницах горели синевой глаза. С короны вздымался гребень и венец, державший на себе чёрный, окаймлённый золотой филигранью, диск. Существо воздело скипетр. Синяя молния сорвалась в воздух, коснулась стен. Изъеденные эрозией канавки в камне вспыхнули синим светом. Стены задрожали. Чёрный куб в центре комнаты изогнулся. Из стен вытянулись разряды зелёной энергии и ударили в куб. Его плоскости преобразились, став выглядеть теперь плотными и пустыми одновременно.
 
Игнис вскинул оружие и открыл огонь. Болты попали в пространство вокруг коронованной фигуры. Взрывы расцвели в воздухе подобно горящим волдырям.
 
— Протокол убийства! — крикнул он. Пушка Жертвенника резко навелась на цель и выстрелила. Комнату прошил луч тьмы. Раздался звук, напоминавший звон бьющегося стекла. Импульс застыл на полпути, жужжа подобно пойманному насекомому. Воздух вокруг фигуры загустел и пошёл рябью. Заряд, пульсируя, силился пробиться дальше. Игнис прекратил стрелять. Его воля резко отдала команду. В дверь вошли трое терминаторов, паля на ходу, ревущие болты загорались варп-огнём. С пола поднялась дрожащая стена пыли и поглотила их всех без остатка.
 
Зелёная энергия дугами потянулась по стенам и полу. Чёрный пространственный куб мерцал, пока его стороны распадались на невозможные геометрические фигуры: он стал сферой с прямыми гранями, полиэдром всего с одной стороной, точкой, что была сферой, сферой — цилиндром, и цилиндром — плоским кругом. Игнис почувствовал, как их соотношения и парадоксы начинают подтачивать его рассудок. Разум колдуна пытался адаптироваться к факторам и величинам, коих попросту не могло существовать, а тем временем все инстинкты продолжали твердить ему одно: куб, который Ариман назвал замочной скважиной, открывался.
 
Рубриканты и терминаторы по-прежнему стреляли, придерживаясь одного ритма. Взрывы пузырились в воздухе. Луч тьмы, выпущенный Жертвенником, подходил всё ближе к венценосной фигуре. Та не шевелилась, всё её внимание и энергия были сфокусированы на открытии потайного измерения.
 
На задворках разума Игнис услышал голоса Киу и Гильгамоса.
 
+Земля движется…+
 
+Пространственные аномалии…+
 
+Энергетические проявления…+
 
А затем мир изменился. Коронованная фигура замигала. Свет в помещении погас — огонь, энергия, всё разом исчезло, так, словно их никогда и не было. Варп схлынул, подобно океану, отступающему от вырастающего с морского дна острова.
 
И вдруг свет. Синий, холодный, бритвенно-острый.
 
Стены исчезли. Они находились теперь не в комнате, а в низшей точке опоясанного ярусами провала. Пол достигал километра в диаметре. Из стен в устье бездны высоко над ними выступали острые обелиски. Свет струился по каждой грани, затекая в вырезанные символы, и поднимался вверх, всё время вверх. Сферы и октаэдры отделились от стен и полов и воспарили в воздух. Синий свет резко взвился, захлестнув ниши, в которых стояли фигуры со склоненными головами и руками, покоившимися на древках оружия. Мощь разливающегося сияния заставила Игниса зашататься. Энергия Киу, находившегося на ступенях зиккурата, пропала бесследно. Остался только он, Жертвенник, и круг рубрикантов.
 
Стоявшая перед ними венценосная фигура, казалось, стала выше. Теперь она ничем не напоминала того пришельца, которого он помогал Ариману допрашивать. Она сияла, ослепляя, но притом одновременно как будто пожирая свет. Существо воздело руку. Над его пальцами вращались серебряные с чёрным сферы. Оно посмотрело на Игниса.
 
— На колени, — промолвил фаэрон Сетех.
 
Невидимая тяжесть обрушилась на Игниса с силой лавины. Его доспех затрещал. Сервоприводы замкнулись и взорвались. Мышцы, силившиеся удержать его на ногах, лопнули. Воздух в лёгких стал свинцом. Сердца загрохотали, пытаясь прокачать кровь по венам. Он знал, что происходит, понимал, как вокруг него изменяются свойства гравитации и массы. Колдовство не могло дать подобной силы. Она была не потусторонней, а самой реальностью, превращённой в детскую игрушку. Он не мог ей сопротивляться. Варп хлынул назад. Игнис чувствовал, как имматериум с рёвом несётся к нему подобно паводковой волне после землетрясения, однако это происходило не здесь. Без него он был простым существом из плоти и крови, а этот изгнанный и вернувшийся царь был его господином.
 
Луч черноты прошил воздух и попал Сетеху точно в грудь. Жертвенник с грохотом затопал вперёд. Фаэрон содрогнулся, противостоя энергии разряда. Игнис ощутил, как всесокрушающая сила немного ослабла. В лёгкие ворвался воздух; он начал подниматься. Ярящийся поток варпа был уже здесь, и становился всё ближе.
 
Форма Сетеха дёрнулась к Жертвеннику, поднимая руку, вращавшиеся вокруг пальцев сферы превратились в мазок серебра и черноты. По сочленениям и бронепластинам автоматона расползлась ржавчина и гниль, в считанные наносекунды сделав то, на что в иных обстоятельствах ушли бы десятилетия. Жертвенник издал надломленный вопль умирающего металла.
 
— Нет! — закричал Игнис. Волна варпа накатила на его тело и разум. В мысли ворвались формулы истребления. В Сетеха полетели осколки телекинетической энергии. Рубриканты резко пришли в движение, открывая огонь. Болт-снаряды начали рваться вокруг Сетеха с барабанной дробью разверзающегося пламенного ада. Разум Игниса подхватил расцветающий варповый огонь и преобразовал его в клетку белого света. Он чувствовал, как вокруг фаэрона смещается реальность, законы физики нарушаются и воссоздаются заново быстрее, чем он успевал воспринять происходящее. Впрочем, воспринимать ему и не требовалось, а лишь предсказывать. Образы у него в разуме изменились, стоило ему проанализировать десятки вероятностей за мимолётную паузу между ударами сердец. Их противостояние походило на одну из древних терранских игр, в которой фигуры сражались на квадратах, решётках и сетках, а игроки делали ходы в соответствии с расчётами всех возможных изменений той или иной позиции. Воздух изменил плотность и температуру, когда воля Игниса и манипуляция реальностью пришельцем разрушили естественное мироустройство, превратив его в расширяющуюся сферу дробящегося света. Рубриканты дали ещё один залп.
 
По многоярусным стенам провала вниз хлестнул луч синей энергии. Игнис сместил волю, и разряд взорвался на силовом куполе. Он резко поднял глаза. По ступеням яруса неслось покрытое бронёй существо с ногами-лезвиями. Голову его венчали скопления синих огоньков, а из-под скорлупы панциря выступал ствол орудия. Вокруг него струилась настоящая река из пылающих глаз и ног. Создание выпустило ещё одну молнию, с воплём разбившуюся об энергетический щит Игниса. Он дал мысленную команду, и рубриканты мгновенно развернулись и открыли огонь. Повелитель Разрухи тут же перевёл внимание назад на Сетеха, но было слишком поздно. Окружавшая кесноса клетка варп-энергии сколлапсировала.
 
Сетех стремительно ринулся вперёд, проскакивая между мгновений подобно сбоящей пикт-картинке. В руке фаэрона оказался клинок с объятым призрачным свечением лезвием, так что казалось, будто он одновременно и есть, и его нет. Игнис вскинул кулак. Его пальцы окутали молнии. Сетех опустил меч.
 
И Игнис понял, что не сможет остановить его. Все проекции у него в голове достигли нуля.
 
Клинок врезался в стену бледного света. Раздался звук, похожий на треск разряженной обратно в небо молнии. Сетех крутанулся назад. Череп Игниса наполнился грохотом несчётных бьющих крыльев. За спиной у фаэрона стоял Ариман. Посох у него в руке походил на полосу ночи, а самого чародея окружал неровный ореол тьмы и слепящего света.
 
 
Ариман почувствовал, как начинается следующий удар его сердца. Его взор и мысли застыли, став неподвижной точкой среди бури, той границей, на которой сходилось прошлое и будущее. Он замедлил восприятие. Разум колдуна уподобился тёмному омуту, зеркалу мироздания. В его глади он увидел образ Сетеха: реальность, потрескивающая вокруг фаэрона подобно савану, холодная дуга клинка, и шипение, с которым он едва уловимо скользил по камням. Его вид напомнил Азеку старые представления и архетипы: отец времени, пожиратель сущего, смерть, ждущая в конце гаснущего боя курантов, Хронус, Мировой Змей, голодная морская тьма под лишённым звёзд и луны небом.
 
''— Их тени стали концепциями, которые наши разумы превратили в богов и грёзы,'' — сказала тогда Мэхэкта. — ''Неудивительно, почему они кажутся нам такими знакомыми. До того, как Галактика сотворила собственные кошмары, живущим внушали ужас они.''
 
Мысленным взором Ариман увидел развитие непосредственного будущего. Он выбрал, какими будут следующие мгновения.
 
И его выбор взорвался в бытиё.
 
Из ниш на верхних уровнях выступили фигуры с длинным древковым оружием. Он почувствовал, как Игнис отдал ментальную команду рубрикантам. Ярусы накрыли слаженные болтерные залпы. Металлические существа истаяли. Вниз ударил луч зелёного света, попав в одного из рубрикантов. Слои брони рассыпались пеплом. Воин пошатнулся. Из дыры у него в груди засочилось призрачное свечение, заращивая разъеденный зелёной энергией керамит. Рубрикант поднял болтер и дал ответную очередь. По рядам ксеносуществ прошла очередная дуга розово с синим пламенеющих расцветов. Однако врагов было слишком много. За краем провала Игнис различил сполохи холодного света и услышал нарастающее дребезжание всё новых и новых пробуждающихся пришельцев. К ним хлынула волна насекомообразных созданий. Фигуры с длинными клинками направились к Сетеху.
 
Ариман разделил свою волю. Каменный пол вокруг него треснул и взорвался. Крошево фонтаном брызнуло вверх. Его разум подхватил обломки и запустил в противников, и те налетели на них шквалом чёрных игл. Ксеносы пробились сквозь бурю. Разум колдуна поймал уцелевшие после попадания фрагменты и метнул их в созданий, что шли следом.
 
Сетех полетел вперёд, минуя целые срезы пространства и времени. Клинок фаэрона упал, рассекая свет на неровные спектральные цвета.
 
От Аримана к Сетеху дугой взвилась чёрная молния. Она исчезла. Сетех достиг расстояния для удара. Перед клинком резко возникла стена телекинетической энергии. Реальность вокруг Аримана и Сетеха раскололась. Пространство разбилось на блоки, которые продолжали делиться и делиться, словно на пошедшей пикселями картинке. Азек вливал вещество из варпа в реальность почти так же быстро, как технология Сетеха её расщепляла. Кубическое пламя сыпалось подобно снежинкам. Энергетические лучи обращались в дым.
 
В зеркале мысленного взора Ариман увидел узоры, рябящие внутри фрагментирующегося хаоса: фрактальные мотивы, волновые поля, отпечатки двух разумов — связанного с механической реальностью и воспаряющего на волнах грёз. И сквозь них проходили лицо и клинок Сетеха, с каждой крошащейся наносекундой становясь всё ближе.
 
Он не сумеет остановить клинок, понял колдун. Ариман крепче вцепился в посох и забросил разум в варп. Его тело рассыпалось облаком бьющих крыльев и серебряных когтей. Клинок прошёл сквозь стаю устремившегося ввысь воронья. Сетех поднял руку. Серебряно-чёрные сферы завращались, сливаясь в размытое пятно, и… время отмоталось назад.
 
Сетех полетел вперёд, минуя целые срезы пространства и времени. Клинок фаэрона упал, рассекая свет на неровные спектральные цвета. От руки Аримана к Сетеху дугой взвилась чёрная молния. Вилка энергии исчезла. Ариман ощутил, как нить воли выдернуло в другое место. Сетех достиг расстояния для удара. Он взметнул стену из воли между собой и ксеносом. Сетех поднял руку. Серебряно-чёрные сферы над кончиками его пальцев завращались, сливаясь в размытое пятно, и… время отмоталось назад.
 
Ариман крепче вцепился в посох и забросил разум в варп. Его тело рассыпалось облаком бьющих крыльев и серебряных когтей за миг до того, как клинок успел достичь его. Сетех поднял руку. Серебряно-чёрные сферы над кончиками его пальцев завращались, сливаясь в размытое пятно, и… время отмоталось назад.
 
Сетех полетел вперёд, минуя целые срезы пространства и времени. Клинок фаэрона упал, рассекая свет на неровные спектральные цвета. Он был там, с мерцанием то возникая, то покидая реальность. Точно так же, как все те прошлые разы.
 
Ариман наблюдал за тем, как те же события разворачиваются снова. Из варпа, куда он поместил половину разума, чародей увидел все до единого предыдущие столкновения. Он увидел, как с каждым разом Сетех становится всё ближе. Увидел изъян в движении ксеноса. Теперь пришло время изменить финал последовательности.
 
Сетех ударил.
 
И Ариман вонзил острый конец посоха в грудь фаэрону. Колдун на миг сфокусировался, и ксенос исчез во взрыве чёрного пламени.
 
 
=== ГЛАВА XV ===
 
'''БЕССМЕРТНЫЙ ТАНЕЦ'''
 
 
На «Гекатоне» танцоры «Падающей луны» выскользнули из портала, открытого в башне навигатора, и устремились внутрь корабля. Никто не видел их. Внимание Тысячи Сынов оставалось прикованным к планете внизу. Они ничего не чувствовали. Ничего не замечали. И, в этом отсутствии, танцоры заняли отведённые места.
 
Те, кто не входили в число альдари, но слышавшие об арлекинах, знали их по тому, как они воюют: облачённые в цвет и резню, ошеломляющие, с хищными ликами убийства и смеха. Это было так, хотя, как часто случается, такое представление было ограниченным. Их правда заключалась в том, что война была историей. А во всякой истории и произведении искусства отсутствие определяло смысл. Отсутствие звука, исходящего из глотки человеческого матроса, когда моноволоконная проволока прошила его кожу и распустилась внутри тела. Отсутствие цвета, когда голопроекторы танцоров обратили свет в тень. Пространство, оставленное разумами Тысячи Сынов, чтобы сосредоточиться на мире, вокруг коего обращались их корабли. Все они зияли пустотами, ждущими лишь мазка кистью, что наделит их цветом и формой. Затемнённые подмостки, продолжавшие тонуть во мраке после того, как поднялся занавес.
 
 
В недрах корабля Драйллита, Госпожа Мимов, а теперь Истина Сновидца, отвернула металлический кожух плазменного проводника. Пространство, где она находилась, было заполнено трубами и оборудованием. Ей пришлось пригнуться, так что её красно с белым плащ свивался вокруг неё в серых тенях, пока она подносила к проводнику Сосуд Солнечной Ярости. Драйллита скорбно склонила голову и одним прикосновением взвела устройство.
 
 
Ийшак, Мастер над Актёрами, а теперь Шутка Убийцы, достиг большого купольного перекрёстка с закрытыми переходами. Он присел у зева туннеля, прямо под тем местом, откуда начинал подниматься купол. Он был кристаллический, покрытый выгравированными символами. Арлекин чувствовал душой, какую боль источали те знаки. Маска насмешливо осклабилась. Как много знаний. Как много защиты. Как мало смысла. Его пёстрый красно-золотой наряд сливался с позолотой, покрывавшей стены и вершины колонн. Внизу он различил комплекты брони, в которых томились духи Тысячи Сынов. Их было девять, каждый расположенный у стены пересечения. В центре перекрёстка стояла одинокая живая душа. Пол состоял из отполированного до блеска обсидиана, напоминавшего чёрное стекло. Переходы, ведущие из помещения, закрывали двери. Каждая из них представляла собой толстую плиту из металла и камня. Их также покрывали знаки. Отсюда можно было попасть во все по-настоящему важные части корабля. Отсюда можно было вырвать его сердце.
 
Маска, скрывавшая лицо Ийшака, ухмыльнулась, и уголки его рта превратились в игольные острия. Шутка Убийцы воздел руки. Вслед за ними взвихрились крошечные красные крупицы, после чего померкли. Когда он опустил ладони, в них оказалась сфера, зависшая на кончике пальца. Внутри неё клубился белый свет и туман. Он вытянул руку в воздух над далёким полом под куполом.
 
 
Ирлла, теневидец, а теперь Глас Многих Окончаний, вскрыл последний замок и толчком распахнул дверь настежь. Мимо него хлынул воздух, разметав тесёмки. На теневидца воззрилась пустота. По его зеркальной маске заскользили звёзды, когда он повернул голову, чтобы окинуть взглядом боевой корабль. Сёстры и кузены теневидца сверкали подобно ярким звёздочкам на небосводе. Планета находились под носом космолёта, серая и холодная, нечёткое пятно на фоне темноты, как будто не желая подставлять свой лик падающим лучам солнца.
 
Он вслушался в безбрежность, а затем выпрыгнул в пустоту, ухватился за штырь антенны-мачты, крутанулся вокруг неё и закончил свой полёт на её верхушке. Разум Ирллы отражал текущие вокруг него энергии варпа, позволяя теневидцу оставаться незамеченным для Тысячи Сынов. Вскоре эту маску придётся сменить. В варпе уже образовывались течения и узоры силы, великие и ужасные акты чародейства, которые Ирлла не смог бы преодолеть или обратить вспять. Впрочем, это не имело значения. Природа шутки заключалась не в доминировании, а в смущении, в том, чтобы заставить могущество казаться глупым, силу — неуклюжей, величественность — гордыней.
 
Разум арлекина погрузился в поток, водоворот и волну. Мысли и сотворения Тысячи Сынов вздымались кругом подобно горящим островам посреди океана. Каково высокомерие. В проёмах и брешах между ними Ирлла распустил покровы смысла, каждый из которых дрожью отдавался внутри теневидца. Подошёл конец первого акта в цикле «Падающей луны», время, когда появились новые враги, когда фигуры прошлого умерли, и кровь с пеплом устлали землю. Но это ещё не финал. До него было пока далеко. В мифических циклах таились великие смыслы, настолько великие, что их не всегда удавалось понять даже самим альдари — зиждившиеся на премудрости и скорби уроки богов: раз начал, ты должен доиграть трагедию до конца.
 
+Харкен,+ послал Ирлла, +песнь начинается.+
 
И актёры услышали, и приготовились к последнему танцу акта.
 
 
Заряд, установленный Драйллитой на плазменном проводнике, взорвался. Если бы кто-то наблюдал и мог уследить за происходящим, то первую стадию детонации он увидел бы как вспышку белого света. Достаточно яркий, чтобы ослепить, он на секунду замерцал, пожирая сам себя, после чего уничтожил кожух проводника. Затем плазма с рёвом вырвалась наружу. Взрыв хлынул вглубь проводника. Ревущая энергия цвета индиго разошлась по палубам. Плиты перекрытий смялись. Металл превратился в шлак. И без того сильно повреждённый «Гекатон» застонал. Целые участки корабля остались без освещения и прикрывающих щитов. Ударная волна с грохотом покатилась дальше, врезалась в люки внешнего корпуса и вышибла их в брызгах расплавленной стали.
 
Ийшак выпустил сферу с пальца. Затем извлёк мечи и оттолкнулся от стены. Шар начал падать. Арлекин закувыркался за ним следом. Чародей Тысячи Сынов, стоявший в центре помещения, поднял глаза. Сфера разлетелась молниями и завихрениями тумана. Колдун вскинул руку, собирая в ладони разряд. Меч Ийшака опустился на локоть мага и отрубил конечность в сполохе электроимпульса. Кровь хлынула на палубу россыпью рубинов.
 
Колдун был быстрым. Посох устремился к Ийшаку в тот же миг, как тот коснулся земли. Арлекин оттолкнулся от пола, и, сверкнув красно-золотым плащом и нарядом, сделал сальто над посохом. Пролетая над чародеем, он ухмыльнулся ему сверху, а затем скрещёнными мечами разрезал шею. Из обрубка дугой брызнуло ещё больше крови, когда Шутка Убийцы приземлился на пол, а спустя секунду рухнуло и бронированное тело.
 
Облако света и тумана, что вырвалось из выроненной сферы, застыло. Рубриканты, дёргая головами и болтерами, повернулись к Ийшаку. Тот склонил голову, а затем прыгнул к ним. Позади него застывшая сфера молний стала туннелем в воздухе. Смех Ийшака перерос в раскатистый рокот грома, когда из зева прохода выскочили фигуры из преломлённого света.
 
 
Ирлла услышал смех Ийшака и ощутил, как от взрыва плазменного проводника застонал корабль. Покров теневидца накрыл весь космолёт. Он представлял собой иллюзию, но также издёвку. Кто и что угодно, смотревший на «Гекатон», увидел бы корабль горевшим, стрелявшим, или не увидел бы ничего вовсе. Те, кто глядели изнутри, решили бы, что по ним ведут огонь враги. Даже самые умелые колдуны Тысячи Сынов обнаружили бы, что их взор затуманен призраками и ошмётками кошмаров. Его творение было действительно масштабным, и теневидец никогда не сплёл бы его, не воспользуйся он силой самих Тысячи Сынов. Их колдовство пронизывало всё вокруг. Покров теневидца не стремился пересилить или сокрушить чары, а лишь обошёл их, закрыв слепые пятна на краю зрения, придав изорванному варпу новые формы, взвившись подобно полам яркого наряда на шквальном ветру.
 
 
На борту «Шакала душ» один из палубных послушников заглянул в кристальный шар прорицающего устройства и увидел стремительно приближающиеся корабли, уже готовившие к бою орудия. От авгурных рабов донеслись тревожные вскрики. Машины и сканеры издали предупреждающие сигналы. Что это за враги? Как они подобрались так близко? Времени искать ответы не было. «Шакал душ» открыл огонь. Макроснаряды с визгом ушли в пустоту. Некоторые взорвались в вакууме, но остальные попали в «Герметику» и сорвали ей щиты. «Герметика» дала ответный залп. Плазменные бомбарды хлестнули энергией по тому, что его экипаж счёл серебристым звездолётом пришельцев. Плазма ударила по «Гекатону». Его щиты, сильно сократившиеся после повреждения одного из главных плазменных проводников, вспыхнули, а затем схлопнулись. Борт захлестнула плазма. Башни и парапеты расплавились, и, разваливаясь, сползли в открытый космос.
 
Те из Тысячи Сынов, что оставались на орбите, перебрасывались по варпу предупреждениями и вопросами. Им отвечал бессвязный смех, а тем временем в недрах «Гекатона» актёры «Падающей Луны» продолжали свой танец.
 
 
На поверхности мёртвого мира Гильгамос ощутил, как задрожала земля. В воздух поднялась пыль, а затем из чёрного песка взметнулись треугольные сооружения. Песок вокруг кольца рубрикантов и чародеев закорчился, а затем взорвался. Из-под земли взмыли тучи насекомообразных телец, гул, издаваемый их хромированные крыльями, звучал громче ветра. Существа, в чьих брюшках теплился зелёный свет, спиралью воспарили ввысь и устремились к вырастающим обелискам. Из верхней точки каждой конструкции ударила изумрудная молния. Рои хромированных созданий, вспыхнув, обратились в пыль, но за ними следовали другие, заполняя воздух быстрее, чем исчезали предыдущие. Они приземлились на боках обелисков. Жвала и энергетические лучи вгрызлись в камень. Облако жуков обрушилось на границу телекинетического щита над Тысячью Сынами и взорвалось пламенем вперемешку с осколками металла.
 
Им следовало оставаться здесь до возвращения Аримана, любой ценой. Выдержать ещё лишь немного, также, как они делали это всегда. Вот что им требовалось сделать. Только теперь Гильгамос не знал, удастся ли им.
 
Он взирал на будущее с тех самых пор, как легион отнял у него воспоминания о человеческих годах. Он наблюдал за тем, как горизонт того будущего подступал всё ближе и ближе. Гильгамос не отвёл внутреннего взора, когда его провидческий дар сгорел в огне Пиродомона. Он видел, как настоящее и будущее становятся тёмным туннелем, по которому им предстояло пройти. Его продолжали называть прорицателем, но в действительности теперь он был всего-навсего колдуном, а также воином, не знавшим, проживет ли ещё хотя бы удар сердца.
 
Земля содрогнулась снова, закручивая песок водоворотами в сухом море. Гильгамос резко высвободил волю. Орудия «Хищников» повернулись. Пушки «Осирионов» с воем зарядились.
 
Снизу вырвалась фигура. Она походила на змею, но тело её толщиной не уступало танку. Спину существа покрывали хромированные пластины, снизу выступали тысячи ног-лезвий. В голове твари зажёгся зелёный свет, когда она поднялась высоко воздух и нависла над землей. Затем создание выгнулось и, словно кобра, бросилась на Тысячу Сынов. Рот монстра врезался в телекинетический купол, и из барьера посыпались красные и золотые искры. Его ноги заскребли по невидимой преграде. «Хищники» открыли огонь. В существо попали лазерные разряды, отсёкши ему ноги и куски панциря.
 
Гильгамос послал ещё один импульс воли, и кольца рубрикантов и терминаторов дали залп следующими. Болты и ракеты накрыли цель, и многоножка исчезла в огненном зареве. Она закорчилось, части её тела растворились в сине-розовом пламени. А затем колдун почувствовал, как в варпе что-то высвободилось, словно пробка, вынутая из ванны. Тварь исчезла. Для Тысячи Сынов она попросту перестала существовать. Купол схлопнулся, сгинув без следа. Создание сложилось обратно воедино и обрушилось вниз, рухнув телом на рубрикантов. Один из воинов задёргался под монстром, скорлупа его брони треснула, и из неё посыпалась блестящая пыль. Острые жвала опустились на жертву, а затем вздёрнули её в воздух. В пасти монстра загорелся пульсирующий зелёный свет. Рубрикант закружился над землёй, пока паутина зеленоватой энергии принялась разбирать его доспех. Остальные бойцы продолжали вести огонь. Из посохов и рук колдунов били молнии и лучи огня, однако энергия гасла, едва коснувшись существа, как будто утекая в бездну.
 
Повсюду вокруг них из земли выбирались различные конструкции, тут же начинавшие роиться у колонн и обелисков. Ревущую пыль пронзали дуги молний. Гильгамос чувствовал, как поток варпа возле него разрывается. Он словно уходил в стремнину. И дело было не только в существе-многоножке. Планета и всё, что на ней находилось, отталкивали Великий Океан, словно восстающий из морских пучин остров, его горы поднимали огромные волны, а основная масса нарушала естественные течения и создавала водовороты. Теперь колдуну приходилось прикладывать усилия, чтобы удержать нить мысли и энергии, соединявшую его с остальными братьями.
 
Многоножка встала на дыбы. На её панцире распускались взрывы. Песок позади существа пошёл рябью. На мгновение в нём образовались концентрические круги, а затем весь участок провалился вниз. Из пыльной поверхности вырвались ещё три схожих создания, и, покачиваясь, поднялись в полный рост. Затем монстры всеми своими кольцами рухнули на землю, и, стремительно засучив ногами-лезвиями, понеслись к рядам Тысячи Сынов. Гильгамос окинул своих воинов взглядом, затем потянулся к ним разумом. Его мысли коснулись «Осирионов», и он ощутил сухое эхо дважды умерших воителей, запертых в зачарованных саркофагах. Шипение их душ обдало колдуна ледяным холодом.
 
+Услышьте мою волю,+ послал он.
 
Из всех заключённых Тысячи Сыновей наиболее ярко горели души внутри остовов дредноутов, их гнев походил на пылающие угли. Рубрика отняла у них всё, кроме боли первых смертей, даровав целую вечность страдания. Теперь же приказ Гильгамоса выпустил эту боль на свободу.
 
Дредноуты ринулись вперёд. От поступи поршневых ног заходила ходуном земля. Многоножки извернулись им навстречу. Через сужающуюся полосу земли засверкали импульсы зелёной энергии и сгустки плазмы. Два луча света попали в головного дредноута. Его броня начала расслаиваться, превращаясь в порошок, но машина продолжала мчаться к ксеносам, не обращая внимания на рассыпающуюся обшивку. Она отвела кулак. Существо взвилось на дыбы, изготовившись ударить жвалами и ногами-лезвиями. Дредноут врезался в него всей своей массой. Кулак погрузился твари в самое нутро. Пальцы-резцы сомкнулись. Посеребренный металл с визгом смялся. Заключённая в саркофаге душа дважды мёртвого легионера взревела в презрении к реальности. Поршни напряглись до предела. Кулак дёрнулся обратно. Многоножка забилась в судорогах. Кулак вошёл в неё снова. Сегментированное тело обвилось вокруг дредноута, словно пытаясь задушить его. Ноги-иглы заскребли по саркофагу боевой машины. Глубоко в ядре монстра образовался шар холодной энергии. Сквозь дредноут прошёл обнуляющий разряд. Руны и варповство, что связывали душу воина с металлом, ослабели. Жажда убийства и ярость померкли. Поршни покинула сила. Всё длилось какой-то миг, но этого оказалось достаточно. Кольца чудища сжались ещё сильнее. Лапы пробили броню. Плиты и сервоприводы согнулись. Призрак воина издал одинокий крик, затерявшийся в безмолвии ломающегося тела. Пыль и свет его воспоминаний продолжали своё бесконечное падение.
 
Гильгамос ощутил отголосок тех воспоминаний: отдача болтера в руке, вспышка света от звезды главной последовательности, копьё боли и падение, что началось, но так и не завершилось. Затем чернота.
 
Многоножка выпустила жертву, стряхнула с конечностей обломки брони и повернулась к следующей цели. В существо тут же угодили два импульса багряной энергии, погрузившись глубоко в тело. По воздуху вокруг мест попаданий на краткий миг разошлись концентрические круги. Металл деформировался. Взмётывая поршневыми ногами песок, к существу подбежал второй «Осирион» и с силой вогнал в него изогнутое лезвие из сверкающего золота. Из ядра его души хлынула мощь. Кромка оружия раскалилась до белизны. Из существа фонтаном брызнула зелёная энергия. Затем дредноут рывком дёрнул клинок вниз, сквозь тело твари, и наружу. Монстр затрёпыхался и рухнул на землю.
 
Гильгамос, стоявший в центре оборонительного круга, видел, как внутри ярящегося песчаного шторма вспыхивают и медленно меркнут огни битвы. Он ощущал связь с Гауматой в небесах над планетой, но при этом не мог дотянуться до гробниц, куда отправился Ариман. Перед ним поднялось очередное хромированное чудище, по чьему телу расходились взрывы и рябь от попаданий. Внезапно взвыл ветер, и колдун мысленно заглянул в следующие несколько секунд будущего и не узрел ничего.
 
 
=== ГЛАВА XVI ===
 
'''ПИРОДОМОН'''
 
 
Ктесий открыл глаза. Он падал… Да… падал после того, как спрыгнул с балкона в мысленном дворце. Он вспомнил вопрос, который выкрикнул ему вслед Гелио Исидор.
 
''— Кто ты такой?''
 
Картинка перед ним прояснилась. Он лежал на спине. Над ним, деревянные балки поднимались к световому люку в сводчатом потолке. В луче света кружились пылинки. Он втянул прохладный сухой воздух, и ощутил в нём пергаментный запах. Значит, ему пока не удалось вырваться на свободу. Он по-прежнему находился в мысленном образе. Мысленном образе Гелио Исидора. Он не помнил, как сюда попал, переход оказался резким, будто взмах серпом. Стремительный удар, и вот он здесь… Ему не выбраться отсюда, просто спрыгнув из высокого дворца. Нужно найти другой, более надёжный способ.
 
Он вспомнил свет в глазах Гелио… огонь…
 
Кем бы ни стал Исидор, что бы с ним не сделала Вторая Рубрика, он менялся — уже изменился. Что это могло значить?
 
«''Если ты не выберешься, ответ будет уже не важен''», — подумал демонолог.
 
Ктесий рывком поднялся на ноги. Он находился в длинном и высоком помещении. Стены скрывались за стеллажами, соединявшимися между собой передвижными лестницами из кованого железа и узкими переходами. В дереве полок были вырезаны буквы и цифры — индексы для сортировки книг. Это была библиотека. Ктесий едва не рассмеялся. В своё время он повидал и содержал немало библиотек. До того, как сгорело Просперо, он был одним из Хранителей Архивов и Свитков. Его всегда забавляло то несоответствие, что человек, носивший титул библиария в легионе, в действительности не исполнял соответствующие ему обязанности. В этой библиотеке, впрочем, книги стояли не на полках, но кучами лежали на полу. Все они были раскрыты и растрёпанны, отчего напоминали груды перебитых птиц. По страницам меж рисунками и позолоченными символами струились слова.
 
Он подошел к горе книг, присел и взял один из фолиантов. Колдун принялся читать, затем остановился и нахмурился. Он не был уверен насчёт того, что ожидал найти внутри. Возможно, копии прочитанных Гелио книг: истории, трактаты по философии и военному искусству, может даже стихи. Эта книга определённо к таковым не относилась. На первый взгляд её страницы ничем не отличались от тех, что вышли из-под великих печатных станков Утеро или Туна, наборный шрифт отчётливо виднелся на толстой бумаге. Однако слова и составленные из них предложения не имели никакого смысла. Следующая фраза никак не соотносилась с предыдущей. Некоторые обрывались на середине. Другие представляли собой просто слова, заполнявшие колонки подобно мусору, затолканному в пустоты внутри стены.
 
''Топор с обухом из чёрного железа и шириной с грудь человека, режущая кромка изогнута, как улыбка черепа. Я не могу вспомнить, что значит дышать; только что такое захлёбываться в пропасти, тонуть, не касаясь дна…. Мышцы взбугрились. прижавшись к металлу. я поднимаюсь из тьмы. низко. я — силуэт, заточённый во сне падения. начинается. Где он? Его имя, как его зовут? хотел закричать, но он тонул в слепой тьме. Его имя… неровное кап, кап, кап. началось. остался на железном помосте. — Он также не слышит. Пути назад не было. Пути назад никогда не было. — … Просто отголосок, звук имени, пойманный в бутылку. Набросок во тьме. Низко. Шипение. Куда теперь? Сваленные. Надежда. Они… голоса… зовут… меня… Вот только… на самой границе слышимости был другой звук, бормотание, похожее на донесённый ветром крик.''
 
''Голоса.''
 
Слова текли дальше. Он перевернул страницу, и новые строчки наполнили следующий лист, и следующий, и те, что шли до него. Ничто не сходилось вместе и не имело чёткой последовательности, которую Ктесий смог бы различить, но… в них что-то было, текстура, некое чувство, что нарастало у него в голове по мере чтения текста. Голоса… Да. Он словно слышал голоса, говорившие все одновременно.
 
Он закрыл книгу. У неё была обложка из красной кожи, и без каких-либо отметок. Ни названия, ни автора, ни номера. Ктесий взял другой том. Он оказался таким же. Даже иллюстрации выглядели бессмысленными: фигуры без лиц, существа, исчезавшие в пятнах цвета, узоры из символов, что доходили до границы листа, как будто чтобы продолжиться на следующей странице, которой не было. Он захлопнул и её, после чего посмотрел на пустые полки и груды книг на полу. Головоломка, вот что это было, головоломка, решить которую практически не представлялось возможным.
 
— И, конечно, чтобы выбраться отсюда, надо её разгадать… — произнёс вслух Ктесий.
 
— Ты можешь разгадать её? — раздался голос у него за спиной. Услышав его, он на миг закрыл глаза. Когда он оглядывался по сторонам, то никого не увидел, но тот, естественно, был здесь. Теперь Ктесий понял, что это за библиотека, или, скорее, что она собой представляла. Демонолог обернулся.
 
— Ты — Гелио Исидор, — сказал он. Возле кучи сваленных книг стояла фигура. Она была старой, в наброшенной на согбенные плечи рваной серой мантии. Лысую макушку окружали истончившиеся седые волосы. Лицо плотно обтягивало кости, однако глаза оставались теми же, что у мальчика в лодке и мужчины во дворце.
 
— Так меня зовут, — отозвался Гелио. Он сжимал в руках кипу книг, которую слегка поправил, когда оглянулся по сторонам. — Я тебя знаю? Чувствую, что должен знать.
 
— Ты знаешь, но не помнишь, — ответил Ктесий, а затем указал на книги. — Это твоя библиотека?
 
— Моя? Не думаю, или, точнее, не знаю. Но я единственный, кто пытался собрать их вместе. Насколько я помню, до тебя сюда никто не приходил. Я был тут один. — Он покачал головой. — Больше никого… а я стар… — Гелио огляделся. — Ты сказал, что можешь разгадать её. Если это так, то ты — самый желанный гость.
 
— Я не говорил, что могу её разгадать. Я даже не уверен, в чём заключается проблема, но я здесь, чтобы помочь. — Он сказал неправду и принялся высматривать признаки того, что эта версия Исидора заметила её, однако старик просто подошёл к столу и поставил принесённые книги на вершину уже опасно раскачивающегося штабеля фолиантов.
 
— Помочь? — повторил он и обвёл рукой окружавшие их россыпи открытых книг. — Мне не нужна помощь. Мне нужна разгадка.
 
— Но в чём тут проблема? — спросил Ктесий.
 
Образ постаревшего Гелио издал безрадостный смешок, переросший в натужный кашель.
 
— Вот в чём. — Он уставился на груду книг. — Всё не на своих местах. Оно всё здесь, но не там, где следует. Иногда мне кажется, что я нашёл цельный том, а затем понимаю, что в нём недостаёт фрагментов…
 
Тогда Ктесий заметил на столе различные ножики, кисточки, баночки с клеем и прессы — рабочие инструменты переплётчика. Здесь же лежали два фолианта, их корешки и обложки были рядом с ними, переплёты срезаны, страницы — разложены и придавлены, слова — вырезаны из одних мест и вклеены в другие. Ктесий подошёл ближе и взглянул на лист, который Исидор разрезал на тонкие полоски. И увидел несколько законченных предложений.
 
''Я — Гелио Исидор. Я — брат воинов и сын Просперо. Я из генетического рода Магнуса Красного. Я входил в Круг Золотого Солнца и был инициатом в Десятую сферу мистерий, хотя огонь моего разума горел недостаточно ярко, чтобы позволить мне пройти дальше. Я сражался в войнах, создавших Империум, и исполнял волю Императора…''
 
Ктесий задумчиво кивнул и взглянул на следующую страницу. На этой оказались завершёнными всего пару строчек.
 
''Я — Гелио Исидор. Я — существо, обратившееся против своего творца…''
 
Ктесий поднял глаза, а затем обвёл взглядом книги — тысячи и тысячи книг, миллионы страниц, триллион слов…
 
— Как долго ты пытаешься восстановить библиотеку? — спросил он.
 
— Как долго? — постаревший образ Гелио, хмурясь, посмотрел на него. — Я не понимаю. Это то, что я делал, и чем буду заниматься дальше. Ничего другого нет.
 
— Слово за словом, строка за строкой, пытаясь упорядочить сотни лет жизни по рядку за раз… — Ктесий холодно хохотнул. — Думаю, такую головоломку не решить и за целую вечность.
 
Гелио насупился.
 
— Я не понимаю, о чём ты говоришь.
 
— Это… — Ктесий повернулся, указывая на книги и стены с пустующими стеллажами. — Это способ, каким твой разум пытается собрать себя обратно. Как тот дворец, сложенный из камней прошлого. Эти книги — твоя память, Гелио. Спутанная и разрозненная. Ты берёшь книгу, открываешь её и находишь обрывки воспоминаний, одни настолько крошечные, что почти неразборчивые, другие чёткие и яркие, но все они не упорядочены и лишены контекста. Она вся здесь, вся твоя жизнь здесь, но только без порядка, содержания и индекса, которые бы придали ей осмысленность. — Он выдохнул, закрыл глаза и потёр веки. — А ты пытаешься сложить её обратно изнутри, пытаешься отыскать отдельные крупицы в пустыне… И, похоже, я оказался в ловушке этой неразрешимой задачи вместе с тобой, поскольку пока ты не вспомнишь всё, то отпустить мой разум ты также не сможешь. Каким-то образом Рубрика сделала тебя могущественным, но вернула тебе разум с рассеянными воспоминаниями и без указаний, где их искать. — Ктесий уронил руку и открыл глаза. — В определённом смысле это исключительно жестокая шутка.
 
Постаревший Гелио долгое время не сводил с него глаз, по-прежнему хмурясь.
 
— Я не… — начал он, затем покачал головой. — Забавно — то, что ты говоришь, не имеет смысла.
 
— Нет, — согласился Ктесий. — Нет, не имеет, но это правда.
 
— Тогда почему… почему я до сих пор этого не понял?
 
— Потому что воспоминание об этом где-то здесь, разбитое на отдельные слова и смешанное среди всего прочего.
 
Образ Исидора встрепенулся и поковылял назад к столу с разобранными книгами.
 
— Значит, я должен искать дальше.
 
— Нет, — произнёс Ктесий. Его взгляд приковала к себе страница одной из валявшихся на полу книг. Голову колдуна только что посетила идея. — Ты никогда не доведёшь эту работу до конца, как и я. — Гелио огляделся по сторонам. Ктесий нагнулся, подобрал том и протянул его Исидору. Старик заколебался, но затем принял книгу. — Прочти.
 
— Она такая же, как другие… — Гелио моргнул, глядя на лист. — Хотя на этой странице почти весь текст разборчив.
 
— О ком он? — спросил Ктесий.
 
Гелио вновь покачал головой, снова моргнул.
 
— Я не понимаю.
 
— Проблема в том, что ответ — это ты сам, Гелио Исидор. Код, что переставляет слова и страницы в этих книгах, индекс, с помощью которого можно узнать, что и где находится, это ты. Единственным неизменным в них остается лишь то, что всё это случилось с тобой.
 
— Со мной?
 
— Ты не в состоянии понять обрывки своих воспоминаний, смотря на них со стороны — тебе следует осознать, что они принадлежат тебе. Как только ты это поймёшь, они сами придут в порядок, поскольку его дашь им ты.
 
— Как?
 
Ктесий улыбнулся.
 
— Читай слова, — сказал он.
 
— Я уже читал.
 
— Прочти вслух.
 
Постаревший Гелио моргнул, а затем, едва заметно покачав головой, заглянул в открытую книгу. Он прикусил губу, сделал вдох.
 
— Я — Гелио Исидор… — начал он. — Я помню синее. Синим было небо, исполосованное красным огнём. Я чувствовал запах дыма. На горизонте были пирамиды. Из трещин в их стенах вырывался огонь. Мёртвые скользким ковром устилали землю…
 
Он продолжал читать. На секунду Ктесий решил, что ошибся. Затем образ библиотеки на краю зрения начал меркнуть.
 
— Среди тел стоял воин…
 
Освещение менялось. Луч солнечного света, что падал сквозь люк в потолке, становился шире. Тени, задрожав, превратились в завитки дыма. Теперь они стояли не в окружении стеллажей и книг, но на растрескавшемся плитчатом полу.
 
— Оружие в моих руках дрожало с грохочущим ритмом…
 
К синему куполу сияющего неба тянулись гряды треснувшего кристалла и медных балок. На земле лежали мёртвые воины, а в воздухе была кровь и пепел. Образ Гелио перед ним преобразился, став молодым, облачённым в красное и тускло-белое.
 
— Я помню боль, — промолвил Исидор, и с этим словом они оказались на горящем Просперо.
 
 
В нижнем мире ударная волна, поднятая распадом Сетеха, накрыла Аримана. Дуги синих молний захлестали по воздуху и земле, а после втянулись в сингулярность на том месте, где прежде находился фаэрон. Звук, похожий на промотанный в обратном порядке звон бьющегося стекла, заглушил все прочие шумы. Затем сингулярность взорвалась. Мощный вал разошёлся с запинками, каждая его рябь — замерший миг. Он врезался в Азека и отбросил его в воздух, где он и завис. Вокруг него застыло созвездие из обломков. Потом мгновение прошло, и он стал падать, а волна, мерцая, покатилась по ярусам пропасти.
 
Ариман грохнулся на пол. Срезы мыслей и воспоминаний сыпались внутри него подобно листве, опадающей с вырванного шквалом дерева. Сетех кружился вперёд и назад сквозь временной поток, меч, сияние, излучаемое глазами ксеноса, разрывались на части. Колдун увидел будущее, в котором он лежал, рассечённый и истекающий кровью. Части его показалось, будто он чувствует, как с каждым ударом сердец из него толчками выплёскивается багрянец. Часть его понимала, что он цел и невредим. Но что из этого было правдой?
 
+Ариман,+ раздался голос Игниса. Бесстрастного тона послания хватило, чтобы разум Азека снова обрёл равновесие. Игнис протянул руку, и, придерживая его, помог Ариману подняться на ноги. Его тело внутри брони онемело и с трудом слушалось. Перед глазами всё плыло, но он заставил себя посмотреть вверх.
 
Ксеносы на ярусах падали. Некоторые кубарём летели на землю. Другие, пошатываясь, валились с ног. Воздух пропилила высокая нота. Парившие над ними сферы и октаэдры вспыхнули синим огнём. Земля заходила ходуном.
 
+Нужно выбираться на поверхность,+ послал Ариман.
 
+Сетех…+ начал Игнис.
 
+Он вернётся. Весь мир — это механизм его выживания.+
 
Колдуны поднялись по ярусным склонам провала. Рубриканты и Жертвенник окружали их со всех сторон, поливая огнём уцелевших пришельцев. Наконец они увидели перед собой подземный мир Гиксосов, теперь уже не покрытый пылью, но мерцающий холодным светом. Вдали двигались существа. В воздухе пульсировал электростатический вой. На противоположном краю города Ариман различил огромную дверь на поверхность, через которую они вошли сюда. Он сорвался на бег, и Игнис с рубрикантами последовали за ним.
 
+Ариман.+ Азек ощутил Киу, показавшегося из-за ряда ребристых колонн. Мэхэкта была вместе с ним, сжимая в руках зажжённый меч. Отряд рубрикантов Киу остановился, после чего обернулся и дал залп по невидимой Ариману цели. +Здесь внизу целое воинство, и оно пробуждается,+ послал чародей, уже формируя треугольник вместе с Ариманом и Игнисом. Его воины на ходу построились вокруг чернокнижников кругами.
 
Азек не ответил. Он не слышал ничего, кроме гула металла по камню. Великий Океан покидал их разумы, словно некий неведомый процесс запустился вновь, оттесняя его прочь.
 
Они приближались к двери на поверхность, несясь во весь опор по громадной дороге. Одна из пирамид раскололась вдоль центра, её блоки разошлись в стороны, открывая чёрный проём. Из дыры выбралась фигура, и, стремительно перебирая ногами-лезвиями, устремилась вперёд. За ней следом выбежали другие создания с согбенными спинами, размахивающие длинноствольным оружием, глаза их напоминали синие звёзды.
 
Разумы Аримана, Игниса и Киу среагировали как один. Воины Рубрики развернулись и открыли огонь. Киу взмахнул клинком, и наступающих существ рассекла дуга холодного огня. Игнис обернулся, Жертвенник застыл на месте рядом с ним, и оба они посмотрели на город-гробницу. В ответ на них из тьмы уставились сотни блестящих глаз. По колдуну забили лучи зелёной энергии, но взорвались на энергетическом щите, что развернулся из выставленной руки Аримана.
 
 
Ктесий моргнул, щурясь от солнечного света, запятнанного дымом горящего города. Гелио Исидор стоял в трёх шагах от него, по-прежнему глядя на книгу в своих руках. Его красные и блекло-белые одеяния шелохнулись, хотя сам воздух оставался неподвижным.
 
— Гелио? — произнёс Ктесий.
 
Гелио моргнул, а затем поднял глаза. Рука, державшая книгу, опустилась. Том упал, его страницы затрепетали, а затем он рассыпался пылью.
 
— Да, — отозвался Гелио Исидор.
 
— Это твоё воспоминание, — сказал демонолог.
 
— В самом деле?
 
— Да, — ответил тот. — Это момент, когда в Тизку пришли Волки.
 
Он знал, каким будет воспоминание, но лишь сказав эти слова, Ктесий повернулся и узрел весь его масштаб воочию.
 
Он едва не пожалел о том, что вообще посмотрел. Ничего не двигалось. Каждая частичка пепла в воздухе, каждый завиток пламени оставался недвижимым, но, если бы не неподвижность, сцена могла бы сойти за реальную — даже ''более чем'' реальную, более острую, словно кромка меча, способная рассечь кожу. Сцена не выглядела как воспоминание или сон, а скорее как настоящий, живой образ. Ктесий точно знал, где именно и в каком моменте они оказались. Они находились в одной из меньших пирамид Тизки, ближе к морю. По взгляду на солнце и тени Ктесий определил, что это, по всей видимости, часть Лазурной Коллегии, где легионеры и их последователи собирались для обсуждений природы разума и границ знаний. Макровзрыв смял стену сооружения внутрь. Куски кристалла висели в воздухе, одни — застывшие посреди полёта, другие — разлетаясь на сверкающие осколки от соприкосновения с полом. Ещё там были воины Тысячи Сынов, продвигавшиеся сквозь клубы дыма. Их доспехи были красные, окаймлённые серебром и слоновой костью, с бронзовыми и золотыми эмблемами. И там же находились Волки Фенриса. Смазанные пятна серой брони, несущиеся в дыму, меховые плащи и кромки падающих секир. Зубы и кости животных, нанизанные на верёвки у них на шеях. Некоторые шли в бой без шлемов, являя на всеобщее обозрение узелковые татуировки и хищные звериные оскалы.
 
Гелио неуютно оглядывался по сторонам.
 
— Это была битва, — сказал он.
 
— Величайшая битва для нас, — подтвердил Ктесий, — или так мы думали. То, что произошло на Терре, было хуже, но для нас, для Тысячи Сынов, ''это'' эпохальное сражение.
 
Гелио повернул голову.
 
— Я участвовал в нём?
 
— Ты был воином легиона, так что да, ты в нём участвовал.
 
— Тысяча Сынов, это ты и я, и они? — Он указал на воителей в багряно-белых цветах.
 
— Да, и ещё больше их было в других частях города. К тому времени, как битва окончилась, их осталось гораздо меньше. — Он покачал головой. — Ты можешь счесть погибших везунчиками. Чем дольше я живу, тем более склонен с этих согласиться.
 
— А они? — Гелио кивнул на воинов в сером, вырывающихся из дыма.
 
— Волки Фенриса, Псы Русса, Свора — так много имён, будто они пытаются выиграть в состязании, до которого есть дело только им самим. Они — правосудие и возмездие Императора, нашего повелителя и творца.
 
— Правосудие за что?
 
— За то, что мы колдуны, и что мы нарушили Его приказ и не отказались от использования своих сверхъестественных сил.
 
— И за это нас постигло ''такое'' наказание?
 
— Я — один из немногих, считающих, что оно не было таким уж неоправданным. Мы ''были'' и ''остаёмся'' чародеями, и мы ''действительно'' нарушили повеление Императора как по его духу, так и по факту. Боюсь, что когда ты вспомнишь всё и вернёшься в наше братство, то найдёшь его весьма далёким от того несовершенного идеала, за который мы так усердно цепляемся.
 
— Значит, кара была справедливой?
 
— Насчёт справедливости не берусь судить. Скорее, предсказуемой.
 
— Ты не похож на человека, ведомого идеалами.
 
— И это так. Я предпочитаю думать, что если уж собираешься лгать другим, то себя обманывать не стоит.
 
— Тогда чего ты хочешь? Зачем ты помогаешь мне?
 
— Потому что я хочу выбраться отсюда, а без тебя у меня это не получится, и я думаю, что это случится лишь в том случае, если я помогу тебе вспомнить. На первом месте здесь шкурный интерес.
 
Какое-то время Гелио пристально смотрел на Ктесия, а затем кивнул, но означало это согласие или же признание, он не смог понять. Он проследил взглядом за тем, как нынешний образ Исидора отвернулся от окружавшего их видения. Призыватель ощущал холод и пустоту разверзшейся под ногами пропасти, которая была готова поглотить его в тот же миг, как только он бы задумался о том, что могли означать новые способности Гелио. Пока что ему требовалось, не останавливаясь, продолжать идти по лабиринту потерянной личности Исидора. Как только он освободится, тогда… тогда он и позволит себе поразмыслить над тем, что же бывший рубрикант с раздробленным рассудком и катастрофическим могуществом мог собой знаменовать.
 
— Кто это? — Гелио указал на одну из фигур, застывших посреди разлетающихся вдребезги пирамид. Огонь запятнал её красный доспех гарью. В руке воин сжимал топор, чья кромка пылала ослепительным светом. Человека окружали осколки стекла, облетающих его стороной и тем самым формируя сферу, каждый кристалл соединялся с другими разрядами молний. У его ног лежали трупы, тело в разломанных алых доспехах Тысячи Сынов, сквозь прорехи в которых на плитчатый пол вытекал багрянец более тёмного оттенка. Чуть дальше легионер в сером только-только закончил прыжок. Красный провал разделял его грудь от горжета до паха. Заплетённые в косы седые волосы развевались у него за спиной, открывая худое, искажённое в последнем вое, лицо. Сквозь дым виднелось больше приближающихся серых воинов, их шлемы и наплечники покрывали неровные клыкастые узоры красных и чёрных цветов. Ктесий окинул взглядом картину и медленно втянул воздух, наполовину ожидая почувствовать запах крови и дыма, однако тот был чистым и стерильным.
 
— Это Игнис, — сказал он, кивнув на фигуру в окружении кристаллических осколков и молний.
 
— Игнис… — медленно повторил Гелио Исидор, после чего покачал головой. — Я не… — Он нахмурился и повернулся, взглянув на мёртвого воина у ног Игниса. — А это…
 
— Арканакт, и это, должно быть, момент, когда его настигли Волки. Ещё тогда Игнис был бойцом-одиночкой, но, думаю, они с Арканактом понимали друг друга. — Ктесий покачал головой, оглядываясь по сторонам. Картина была настолько реальной, настолько яркой, что казалась едва ли не более настоящей, чем реальность. Он мимолётно задался вопросом, что случится, если он подберёт один из болтеров и всадит снаряд в глаз Космическому Волку? Упадёт ли воин замертво в том давнём сражении, сражённый выстрелом из совершенно другого времени? Он покачал головой, дивуясь столь глупой мысли, а затем на секунду закрыл глаза. Ему нужно найти отсюда выход, найти мостик обратно в свой разум, затем разыскать Аримана. Он находился не в лабиринте и не в тюрьме. Это была шкатулка с секретом, созданная из раздробленного разума. Он попытался сбежать отсюда, но нашёл лишь ещё больше мест, в которых мог бы заблудиться. Нет… единственный способ выбраться — это решить головоломку, отыскать ответ, в котором нуждалась частица Гелио. Он открыл глаза.
 
Горящее Просперо никуда не делось. Ктесий прищурился. Ему показалось, будто сквозь дым проглядывал шпиль Окклюзиария. Доберётся ли он туда, если попробует отправиться в путь? Найдёт ли там себя таким, каким он помнил, бегущим из горящей башни тайн? Нет, вряд ли. Это был мысленный пейзаж, созданный из воспоминаний, что были реальными, что были прожиты, а воспоминания были ограниченными. Он обернулся.
 
— Ты должен быть где-то… — сказал демонолог вслух, внимательно осматривая дым и застывшие клубы пыли. — Чтобы это помнить, ты должен быть…
 
Он повернулся чуть в сторону, и тогда заметил группу воинов в тридцати метрах за Игнисом. Красная броня и слоновая кость, золотые змеиные гребни над шлемами с клиновидными носами…. Он увидел воина впереди, сжимающего в руке болтер. Ктесий подступил ближе… заглядывая в зелёные глазные линзы так, словно хотел увидеть лицо по другую сторону.
 
— А вот и ты… — выдохнул он. — Это был ты. — Ктесий обернулся. Гелио Исидор шагнул вперёд, разгоняя полами мантии висящий в воздухе пепел. Он хмурился, не сводя глаз с воина в красном доспехе. Бывший рубрикант покачал головой, но Ктесию показалось, что он сделал это больше из смятения, нежели отрицания.
 
— Почему я не могу вспомнить? — спросил он.
 
— А я думаю, что можешь, — сказал Ктесий. — Ты можешь вспомнить этот момент вплоть до последней пылинки. Также как ты ранее вспомнил море Тизки и лодку, в которой по нему плавал. Ты можешь вспомнить всё, но воспоминания подобны крупицам пыли, книгам без порядка, номера и индекса. Они все здесь. Тебе нужно просто найти между ними связь. Ты должен найти себя.
 
Гелио по-прежнему смотрел на воина в красном, что был им в тот момент времени. Медленно, колеблясь, он протянул руку, словно намереваясь коснуться личины его шлема. Затем нерешительно замер.
 
— Рубрика изменила тебя, — продолжил Ктесий. — Не знаю, как именно, но знаю, что она сделала тебя опасным. Разум без цели будет бродить по тёмным закоулкам, и в этот момент ты могущественный и потерянный. Но ты пришёл сюда, ты стал ближе к тому, чтобы обрести цель… По крайней мере, я так считаю. Тебе лишь нужно найти и сделать следующий шаг.
 
Тогда Гелио посмотрел на него, и его лицо исчертили морщины непонимания.
 
— Я боюсь. Почему мне страшно?
 
— Быть живым означает чувствовать боль, и как только ты вернёшь себе прошлое, что ж…
 
— Я не хочу боли.
 
— Нет, но я думаю, ты хочешь вновь быть живым. — Он указал на Игниса и остальных воинов Тысячи Сынов. — Думаю, ты хочешь вернуться к нам, Гелио Исидор.
 
С минуту Гелио буравил его взглядом. Не моргая. Ктесий задумался над тем, что только что сказал. Слова удивили даже его самого, но большего всего удивило его то, что он в них верил. Каким-то образом, где-то на своём пути он нашёл то, чего хотел, и поверил в нечто большее, нежели сила и желание выжить любой ценой. Ему стало любопытно, в какой именно момент это случилось.
 
Гелио Исидор моргнул, затем кивнул и поднял руку вновь.
 
— Я хочу вспомнить, — сказал он и коснулся лица своей памяти.
 
Воздух содрогнулся. Затем в ушах Ктесия взревел звук, и Волки побежали, завывая, их секиры походили на красные, опалённые огнём улыбки. Осколки кристаллов вокруг Игниса разлетелись во все стороны. И теперь Ктесий почувствовал дым, и кровь, и смрад убийства. Одна лишь прошлая личность Гелио не двигалась, но продолжала стоять на месте, сохраняя совершенную неподвижность в эпицентре разверзающегося шторма, а рука человека, которым та станет, оставалась прижатой к лицевой пластине шлема.
 
— Гелио! — закричал Ктесий. К ним нёсся Волк, оскалив белые острые клыки и воздевая топор.
 
Гелио Исидор поднял голову. Его глаза наполнились доменным светом. Его прошлая личность исчезла, как будто стёртая одним переворотом страницы.
 
Мир снова остановился. Звук стих.
 
— Я был здесь, — промолвил Исидор. Он повернул голову, окидывая сцену горящим взором. — Это случилось.
 
Ктесий не ответил.
 
Гелио обернулся и посмотрел на Игниса и остальных из Тысячи Сынов.
 
— Что случилось с ними? — спросил он.
 
— Некоторые пережили сожжение Просперо, — ответил чародей. — Те, кому это удалось, были изменены Рубрикой, точно как ты.
 
Гелио шагнул ближе к неподвижным легионерам.
 
— Почему?
 
Ктесий почувствовал, как в мыслях формируется ответ. Он собирался сказать, что они превращались в монстров, что они умирали, что это была попытка спасти их… Он остановил себя и произнёс единственную правду, которую знал.
 
— Я не знаю, почему.
 
Гелио кивнул, больше не озираясь.
 
— Так много погибших. Так мало выживших…
 
— Некоторые пережили битву и Рубрику. — Ктесий указал на фигуру в центре шквала из кристаллических осколков и молний. — Игнис до сих пор жив.
 
Гелио огляделся. Свет в его глазах разгорался всё ярче.
 
— Я этого не помню, — сказал он, и его голос стал холодным и пылающим, льдом и огнём, ослепляющим, горящим.
 
Ктесий невольно вздрогнул. Неподвижность воспоминания внезапно показалась ему угрожающей, до предела натянутой нитью.
 
— Я не помню его таким, как ты сказал. — Гелио оказался рядом с Игнисом, его глаза пылали ярче и ярче. — Я помню, что ему могло хватить силы и мощи спасти своих братьев. Я помню, что ему не хватило силы. Я помню, что, несмотря на всю его мощь, он оказался слаб. — Свет окружающего мира становился ярче, выбеливая красную броню и падающие капли крови.
 
— Он жив, — произнёс Ктесий, и ощутил в своих словах нотку лихорадочной спешки. — Он один из союзников Аримана. Он…
 
— Я помню свет, и тьму, и падение. — Рука Гелио поднималась, тянясь к образу Игниса. Свет стал ослепительным, и Гелио Исидор превратился в тень на фоне зарева, его очертания размывались в чёрные перья. — Я помню всё, что было…
 
— Нет…
 
— И всё — прах.
 
Он коснулся воспоминания об Игнисе, и ткань прошлого взорвалась огнём и жаром.
 
 
Вспышка. Глаза Игниса наполнились белым светом.
 
Тишина.
 
Лишь шорох песка, гонимого по земле крепчающим ветром.
 
Жертвенник, исторгнув из поршней газ, занял боевое положение.
 
Воздух прошил луч энергии. Зелёный. Бурлящий.
 
Всё словно отдалялось, продолжая, однако, оставаться на прежнем месте.
 
Игнис посмотрел на руку. Между пальцами разгорался огонь. Он застыл.
 
+Игнис, брат?+
 
Ещё один резкий свет. Сполох. Ослепление. Он чувствовал в своих лёгких воздух. Его сердца бились громче и громче.
 
Ни боли, ничего, только свет.
 
Свет.
 
Он был…
 
Огонь.
 
+Брат?+ Слово ворвалось в его мысли, и он падал, не двигаясь. Он поднял руку. Она пылала. Горела.
 
Вспышка.
 
''Я помню огонь…''
 
Нет. Ему нужно… Ему нужно… Ариман…
 
''Сполох.''
 
''Он был белым, абсолютно белым, цвета ядра солнца. Он грянул с чёрного неба…''
 
— Жертвенник. — Он попытался произнести имя, но когда открыл рот, то сумел издать лишь огненный рёв, словно вырвавшийся из доменной печи. — «Жертвенник!»
 
''Я упал на руки и колени. Земля подо мной — красная пыль, цвета ржавчины, цвета высохшей крови. Боль, более жгучая и резкая, чем любая рана, наполнила меня…''
 
Там были другие из Тысячи Сынов. Жертвенник поворачивался к нему, лязгая механизмами и держа оружие наготове. Игнис поднял голову, чтобы взглянуть на автоматона, но…
 
''Я не мог видеть; огонь сначала лишил меня глаз, потом языка, прежде чем я смог закричать. Внутри доспеха вздулись мышцы, давя на металл. Огонь горел во мне, покрывая волдырями мою кожу. Я чувствовал, как на моём теле открываются рты, тысячи ртов с острыми зубами, каждый бормочет мольбу остановить боль. Огонь прошёлся по моему телу, как руки сквозь жидкую глину. Я задыхался, словно утопая в песке. Ядовитое прикосновение паники сожгло мою плоть. Я не мог дышать. Я не мог двигаться.''
 
Игнис попытался остановить это, однако воспоминание с рёвом проходило сквозь него, выжигая всё на своём пути.
 
Всё горело. Свет обращал всё в серый пепел.
 
«''Игнис'', — возопили распадающиеся угольки его мозга и души. — ''Я Игнис! Это воспоминание не моё. Со мной этого не случилось. Рубрика не преобразила меня… Я выжил… Я…''»
 
Всё остановилось.
 
Словно бритвой провели по памяти, жестокой линией отделили меня от всего, что было раньше.
 
Он ничего не чувствовал.
 
Он медленно встал, поднимаясь с четверенек. Он ничего не чувствовал. Он был ничем… лишь дребезжанием воспоминания об имени внутри комплекта брони.
 
— ''Игнис''… — выдохнул голос бесконечно падающего праха, и он полетел вместе с ним.
 
 
Образ Игниса рассыпался на глазах у Ктесия и развеялся по ветру. Сцена с Просперо начала рушиться, хлопьями цвета разлетаясь от рваной дыры, где прежде стоял Игнис.
 
Гелио Исидор повернулся к Ктесию. Его одеяния хлопали на шквальных порывах, пылая подобно открытому пламени. Осколки воспоминания утекали во тьму позади него, исчезая в пустоте, которая теперь окружала их со всех сторон. Куда бы он ни посмотрел, повсюду падала и спиралью вздымалась пыль, крупинки сияли, горели. Ктесий ощутил, как они обожгли идею его кожи. Колдуна наполнил рёв, сотрясая его, толкая на колени.
 
— Я помню тебя, Ктесий, — промолвил Исидор.
 
Демонолог удержался на ногах.
 
— Это…
 
— Память, Ктесий. — Гелио протянул руку, подставив под каскад праха. — Это наши воспоминания, воспоминания всех Тысячи Сынов. Всех живых, всех мёртвых и всех, кто застрял посередине. Здесь всё. Все наши страдания, все наши смыслы, все наши знания. — Бывший рубрикант сомкнул кулак, а затем подбросил пойманный прах в воздух. Ктесий взглянул и увидел… и увидел…
 
Тизку под синим куполом, видимую из окна башни…
 
Терру, дом человечества, чье небо пересекали полосы выстрелов и вопящие следы нерождённых…
 
Двух сидящих на веранде мальчиков, наблюдающих за приближающейся бурей…
 
Одинокого Магнуса, спрятавшего лицо в ладонях…
 
Он увидел Игниса, и Амона, и Санахта, и Хайона. Все они скрывались в песчинках, что замирали у него перед глазами, а затем начинали падать.
 
— Это ты… — ахнул Ктесий. — Ты — Пиродомон. Это всё ты. Ты то, что идёт за нами. То, что ты вспоминаешь, становится явью. Вторая Рубрика…
 
— Я и есть Рубрика, Ктесий. Первая Рубрика, и вторая. Я — сила, что связывает всех братьев нашего легиона во всех временах. Рубрика соединила нас вместе, телом и духом, навечно. Рубрика — фиксированная точка в варпе. Как только она завершилась, она стала существовать всегда… — Уголок рта Гелио дёрнулся в блеклой усмешке. — Бомба, которая никогда не прекратит взрываться, её ударная волна будет расходиться и в прошлое, и в будущее.
 
— А второй ритуал… Он не спас тебя от Рубрики, да?
 
— Спас меня… Вторая Рубрика просто свела свою мощь в единую точку, в одну из душ, что падают сквозь неё даже сейчас. Я — голос и лицо Рубрики. Я — вся её мощь. Я пламя, что сжигает всё, что было. Она предназначалась для того, чтобы освободить нас от времени, от судьбы и изменения. Вот чего вы все хотели, вот что вы пытались создать. — На сей раз настоящая улыбка, безмятёжная и ужасающая. — У вас получилось. Вы создали спасение. Создали меня.
 
Гелио развёл руки. Пыль вокруг него закружилась, сливаясь в один закручивающийся циклон. Под его кожей пылал свет. Глаза стали провалами, сквозь которые наружу вырывалась ярость звёзд.
 
— Ты же говорил, что не помнишь, — крикнул Ктесий сквозь рёв ветра.
 
Гелио рассмеялся.
 
— Я и не помнил. Но теперь вспомнил. Прах соединяется, воспоминания и сознания сходятся вместе и образовывают личность, которая считает себя живой. Что такое жизнь, если не воспоминания? Я здесь, среди праха вместе с остальными, разделённый на мельчайшие частицы, библиотека из смешанных книг и слов. Мы все — лишь прах на ветру, Ктесий. Но я — центр всего, чем мы были и есть. Я — голос всех нас, прошлого, настоящего и грядущего. Я — приносящий конец.
 
— И что это за конец?
 
— Спасение. Все Тысяча Сынов станут единым целым, неизменным, вечным.
 
 
Ариман увидел, как Игнис распадается на части. Серый пепел вскружился вихрем.
 
+Брат! Игнис! Брат!+ закричал Ариман своим разумом, пытаясь пробиться к Игнису, однако горящие ветра оттолкнули его назад. Он почувствовал в том пламени мощь, дрожью расходившуюся по варпу. Она была знакомой… такой знакомой… Пыль, и огонь, и пепел… Текстура и привкус Рубрики, когда он наложил её в первый, а затем и во второй раз. Привкус спасения, потерявшего ориентиры.
 
«''Я это сделал''», — промолвила мысль у него в голове, холодная и ранящая.
 
Он больше не видел Игниса, ни глазами, ни разумом. Перед ним был только огонь. Жертвенник развернулся, чтобы дать залп по приближающимся ксеносам. Пространство вокруг автоматона наполнилось золотым и зелёным светом энергетический лучей, разбивающихся о скорлупу его щита. Вперёд устремились чёрно-золотые существа-скорпионы, импульсы из пушки Жертвенника проходили сквозь них так, словно их там не было. Киу хлестнул разумом по скоплению ксеносов, едва те на мгновение обрели плотность, однако Ариман уже не следил за ходом боя.
 
Пелена пепла вокруг Игниса истончилась, и сквозь неё показалась фигура в латах, стоявшая со склоненной головой.
 
+Игнис!+ закричал Азек. Голова доспеха поднялась. В её глазах засиял призрачный свет. Разум Аримана наполнился рёвом сыплющегося праха. Он почувствовал, как сбился с шага, почувствовал, как в черепе пусто звенят мысли. Игнис… Этого не может быть…
 
+Ариман!+ воскликнул Киу, и послание выдернуло Азека обратно в настоящее. Рубриканты перестали стрелять. Он назвал их поимённо, но те остались неподвижными. Единственным ответом на зов был рёв пламени. Он больше не слышал ничего, кроме огня и шелеста уносимого праха.
 
''Пиродомон…''
 
Пробуждённые пришельцы-мертвецы обступили их кольцом.
 
 
Ктесий посмотрел на Гелио Исидора. Пространство позади Гелио раскрылось, и он увидел… Вращающийся на месте столб огня. Ослепляющий циклон. Он ощутил, как его рассудок силится осознать увиденное: пси-сингулярность, самоподдерживающаяся точка в ткани варпа. Фрагменты минувшего и будущего, души мёртвых и жизни живых. Он смотрел на него, не в силах отвести взгляда, и ощутил, как его постепенно затягивает на орбиту вихря. В огне он увидел всех, всех и каждого своих братьев.
 
Киу, стоящий возле Аримана…
 
Ликомед, застывший посреди шага на борту «Гекатона»…
 
И остальные, понёсшиеся перед его глазами сплошным потоком имён и образов…
 
Акор`менет…
 
Амон…
 
Манутек…
 
Афаэль…
 
Гиламехт…
 
Хадет…
 
Хайон…
 
Мабий Ро…
 
Мордегай…
 
Онорис…
 
Аартрат…
 
Эзорат Кью`растис…
 
Хасопет…
 
Омархотек…
 
Дэдофет…
 
Кахотеп…
 
Незчад…
 
Санахт…
 
Игнис…
 
Менкаура…
 
Ашур-Кай…
 
Фосис Т`Кар…
 
Утиззар…
 
Толбек…
 
Халофис…
 
Хатор Маат…
 
Тысячи и тысячи душ, павших и живых, сломленных и потерянных, Тысячи Сынов из прошлого, и настоящего, и будущего.
 
Ктесий узрел их всех и узрел, что грядёт: Пиродомон, огонь, который заберёт их всех. В него ударил ветер, подтягивая ближе к горящему столпу. Он почувствовал, как начал падать в него, и понял, что через миг обратного пути больше не останется. Часть его хотела, чтобы это случилось, скользнуть за горизонт событий в водоворот пламени и боли, и разлететься на несметные воспоминания. Прах к праху, и пепел к пеплу…
 
 
Огонь. Внезапный и тотальный, заполонивший мысленный взор Аримана.
 
Рубриканты перестали двигаться. Застыли. Свет в их глазах ослеплял, но они не шевелились.
 
+Свет…+ мысли Киу трепетали. +Я… Я ничего не вижу.+
 
Сердце огненного инферно протянулось вверх и вниз, исчезая из поля зрения.
 
Пиродомон, явившийся за ними всеми.
 
«''Нет! Не сейчас'', — подумал Ариман. — ''Мне нужно больше времени… Мне нужно больше времени!''»
 
Но больше времени у него не осталось, и огонь Рубрики пришёл поглотить их без остатка.
 
 
На поверхности мёртвого мира огонь возник в сознании Гильгамоса ослепительной вспышкой, как будто перед его мысленным взором взорвалась термобомба. Мысли колдуна застыли. Все процессы жизнедеятельности остановились, пока его восприятие варпа захлёстывали белый свет и яркая боль.
 
Он услышал крик сгорающих голосов. Их боль пронзила его, острая и чистая. Гильгамос услышал в рёве слова. Имена. Имена, которые он узнал. Имена братьев, которых он не видел живыми и не слышал их голосов уже многие века.
 
Боль схлынула.
 
Белизна сменилась сполохами зелёного света.
 
Рубриканты замерли посреди шага, как и дредноуты. Истребители и боевые корабли, начавшие спускаться для эвакуации воинов, резко отвернули обратно ввёрх, и, болтаясь из стороны в сторону, полетели прочь. Тучи скарабеев и существа-многоножки ворвались в ряды Тысячи Сынов.
 
Гильгамос направил волю на энергетический барьер. Чародей ощутил, как тот смялся, даже не успев до конца сформироваться. Рои и создания хлынули вперёд.
 
 
На борту «Гекатона» мыслеформа Гауматы с рёвом неслась по коридору, оставляя в воздухе за собой след из искр. Она имела тело льва. Из спины вырастали четыре крыла оранжево-синего огня. Голова напоминала человеческую. Из челюсти выступали серебряные бивни. Глаза походили на белые звёзды. Мыслеформа спускалась всё глубже, выискивая врагов. Они пришли из ниоткуда, а теперь находились повсюду. В сознании Гауматы вспыхивали образы: водопады красных слёз, сверкающих подобно рубинам. Арлекины, танцоры-убийцы из расы альдари. Однажды он уже сражался с ними, и знал, что, невзирая на стремительность, их главным оружием было смятение. Они были слабыми и хрупкими, и без покрова лжи не стоили ничего.
 
Он ощутил, как одна их группа бежит по переходу, и, сместив мысль, заставил воздух обратиться в пламя. Всё произошло слишком быстро, чтобы те успели отскочить в стороны. Бумажная кожа и души сгорели в считанные секунды, а он уже летел дальше, попутно раздавая команды рубрикантам и братьям по всему кораблю. Они удерживали каждое пересечение и могли отреагировать на каждое движение. Позже придёт время для вопросов, почему арлекины последовали за ними аж сюда, но прямо сейчас причина их нападения не имела значения, главным было отразить его.
 
Гаумата был пылающим божеством, и в этом измерении его воля была истиной. Варп лился сквозь него сплошным потоком, тон его мыслей и настроя без труда находил свой отголосок в эфире. Эпоха огня, так это назвал Ктесий, и он был прав. Сила пламени находилась на своём пике, и в данный момент Гаумате казалось, словно весь мир стал одним колоссальным костром.
 
Вспышка черноты. Внезапная. Как будто солнце исчезло на один удар сердца.
 
Его мыслеформа испарилась.
 
Он кубарём вернулся обратно в своё тело. Огонь в разуме стал пламенным инферно, вышедшим из-под контроля, ошеломляющим, потрясающим.
 
Гаумата влетел в свою плоть и припал на колено. Он оказался у дверей, ведущих во внутренний санктум, где находились персональные владения Тысячи Сынов, а также Клети безмятёжности с их секретами. Вместе с ним в помещении находилось двадцать четыре рубриканта: пять терминаторов и два отряда по девять бойцов. Достаточно, чтобы разбить целую армию. Ни один из них не пошевелился, когда Гаумата направил им приказ.
 
Он поднялся, чувствуя, как внутри шлема у него с губ слетают брызги крови. Глаза воинов Рубрики сияли, и он услышал исходящую от них вибрацию ревущий пыли. Для разума, внутри коего бушевал огонь, та дрожь по своей силе напоминала землетрясение. У колдуна появилось чувство, что он либо разлетится на части, либо вознесётся до вершины могущества, о котором даже не подозревал.
 
А затем противовзрывную дверь вышибло внутрь. Во все стороны разлетелись шарики расплавленного металла, когда заряды, установленные арлекинами с другой стороны, один за другим детонировали и раскроили её от верха до самого низа.
 
Из разрушенного проёма выступил одинокий танцор.
 
Гаумата поднялся, чувствуя, как его разум и плоть содрогаются от неистовствующего в варпе огненного шторма.
 
С краёв тела танцора сыпались ромбы цвета и тьмы. Его лицо было угловатым, цвета слоновой кости. Мимо него проносились обломки. Шарики раскалённого добела металла пролетали в волоске от него, но ни один из них его не касался. Он шёл вперёд, неторопливо, безразлично, словно шагая по лезвию ножа сквозь хаос. Гаумата направил к нему восприятие, однако сам остался стоять на месте. В голове чернокнижника возник какой-то звук: голос, пустой и прекрасный, мелодичная погребальная песнь, которую напевала терзаемая муками душа. Он был отталкивающим, восхитительным. Колдун вознёс мысли к наивысшей точке абстракции. Там был огонь, наполнивший его душу, окутавший Гаумату точно так же, как всегда. По нитям, связывавшим его со своими последователями и рубрикантами, хлынула ярость. Пришелец занёс ногу, чтобы сделать ещё один шаг. Разум Гауматы сжался. Он почувствовал, как тот вобрал в себя воспоминания, обрывки старой боли, и стыда, и потери: он, сжимающий ладонь брата, пока забирали их отца, безжизненная рука, свисающая из-под края савана; зубы Волка, вонзающиеся ему в доспех и срывающийся с его уст крик. Всё это отправилось в огонь. Он замер, почувствовал, как пламя начинает пожирать границы мыслей, а затем исторг его из себя.
 
Одинокий танцор сорвался на бег. К нему потянулся огненный язык, но тот, петляя, преодолел его, стремительно проскальзывая в дыры пространства и доли секунд. Быстро, настолько быстро, что для глаз и рассудка Гауматы он превратился в прерывистое пятно. Его мысли пришли в движение, и пламя разделилось, взвившись в воздух. Фигура подпрыгнула, прижав руки к телу, и закрутилась спиралью. Огонь потянулся к существу, но его там уже не оказалось. Гаумата ощутил, как его накрывает волна шока. Фигура приземлилась на полу в шаге от него и взмыла обратно вверх. Гаумата вихрем развернулся. Навершие его моргенштерна отделилось от древка и устремилось к арлекину на нити эфирного пламени. Оно понеслось туда, где должна была оказаться фигура, и чародей направил в сердцевину оружия свою волю. Навершие полыхнуло, своим жаром поджигая воздух, сквозь который проходило.
 
За его глазами взорвалась боль. Огонь, ревевший в разуме колдуна, вспыхнул ещё ярче. Фокус, с помощью которого Гаумата удерживал пламя в мыслях, сбился, и теперь огонь захлестнул его самого, снося стены контроля.
 
Его рука дрогнула. Зарево, объявшее моргенштерн, угасло.
 
И в этот момент, как будто всё это время дожидаясь его, арлекин прыгнул. Навершие моргенштерна прошло под ним. Оружие опалило жаром плащ фигуры, и за ним следом посыпался пепел и голограммные звёзды. Арлекин, пролетая над Гауматой, вытянул смутно различимую руку.
 
Чародей ощутил, как с идеальной медлительностью проходит мгновение, подобно пропущенным через проектор финальным кадрам пикт-фильма. Фигура находилась прямо над ним, посмотрев на него в тот же миг, как он поднял голову. Она протянула руку, словно чтобы погладить щеку Гауматы. Ладонь коснулась его… и прошла сквозь шлем и череп. Он почувствовал её. Почувствовал, как пальцы с гудением теряют и вновь обретают плотность. Почувствовал, как они погрузились ему в мозг, где ещё только формировались мысли, и почувствовал, как призрачные пальцы сжались.
 
Никакой смерти старого врага, подумал он, никаких объятий огня и судьбы. Никакого искупления…
 
 
Солитёр приземлился. Пригоршня мяса, извлечённая из черепа колдуна, сочилась кровью. Тело позади него рухнуло на пол. Пламя в воздухе угасало. Управляемые призраками комплекты брони дёргались, их конечности клинило. Солитёр дал багровой массе вывалиться из ладони. Он двинулся дальше, к жизни, которую пришёл отнять.
 
 
— Это неправильно! — закричал Ктесий в огненную бурю. — Это не спасение. Это истребление!
 
— А что насчёт братьев, которых ты и твой кабал пожертвовали Рубрике? — воскликнул Гелио в ответ. — Все мы стали ничем, лишь болью и дрейфующими в бездне отголосками. Вот что такое истребление. Я — единственный, кто вернулся из той бездны. Я — голос и воля Рубрики и её Тысячи Сынов. Теперь настал наш черёд выбирать судьбу. — Напор ветра толкал Ктесия вниз, его мыслеформа распадалась на части, крупицы рассыпающегося разума уносило горящим потоком воздуха.
 
— А остальные сделали этот выбор вместе с тобой, — спросил Ктесий, — или ты избрал такую судьбу сам?
 
Гелио медленно, скорбно покачал головой, скрепляя свой приговор.
 
— Мне жаль, Ктесий, но я помню тебя, и я не помню, чтобы ты пережил Рубрику. Ты стал таким же, как остальные. Как Игнис, как Птоллен…
 
— Нет… — попытался сказать он, однако Гелио уже отвернулся и уходил прочь.
 
Ктесий ахнул. Вспышка света у него за глазами. Концепция его плоти обугливалась.
 
''Он разваливался, горел, разрушался… в… воспоминание…''
 
''Он — соискатель у края тайного круга, наблюдавший за жертвоприношением чему-то, что мерцает в воздухе на самой границе реальности. Брызги крови из уст умирающего человека, и голоса тех, кто окружал алтарь, становятся громче…''
 
''Он — воин в красно-белом доспехе. Перед ним лежит раскрытая книга. Страницы рассыпаются, но слова и символы ещё разборчивы. От горящего архива в воздух валит дым. Один из людей идёт к нему, бормоча о том, что тексты опасные. Правители человека недавно приняли порабощение под именем Согласия. Болтер Ктесия разносит его в кровавые клочья.''
 
''Он — колдун в башне на планете чернокнижников. Он смотрит на горизонт, наблюдая за тем, как изгибается свет девяти солнц и сверкают стаи нерождённых, выискивающих слабины в оберегах, что мерцают в воздухе подобно сетям. Ариман тоже здесь, на другом краю комнаты, ждущий ответа на своё приглашение стать частью сговора, кабала. Ктесий издаёт смешок и поворачивается, чтобы дать свой ответ…''
 
''— Все мы, в самом конце, становимся воспоминаниями, — произносит голос на задворках разума, словно повторяя ему забытый урок. — Свёртки произошедших событий, переходящих из прошлого в будущее в лохмотьях наших жизней.''
 
Он перестал различать Гелио.
 
Нет никакого прошлого, нет никакого настоящего. Не останется ничего, кроме этого. Ничего, кроме огня.
 
''— В чём смысл?'' — спросит он у Аримана. — ''Ты говоришь, что мы спасём легион, так, словно это единственно значимая причина и объяснение. Но разве это важно? Разве наше выживание важно, Ариман?''
 
Он попытался сделать вдох, но втянул в себя лишь прах и пепел. Серость и огненный свет, пепел и тьма…
 
''— Ктесий.''
 
Его имя… Это всё, чем он будет? Именем, которое даже по-настоящему не было его, отголоском, повторяющимся до тех пор, пока не превратится в ничто, и останется лишь крик падения…
 
''— Ктесий.''
 
Имя… Это его имя? Он не помнил. Там кто-то был, кто-то, зовущий его из пламени и вихря праха. Он мог… он мог различить их… Тени… нечёткие и рваные очертания. Они были повсюду вокруг него.
 
— ''Ты — Ктесий'', — произнёс голос, и теперь он понял, что тот был не один. — ''Встань, брат''. — Фигуры потянулись к нему, помогая подняться. Он стал возноситься. В его мысли потекла сила и энергия. Он почувствовал, как идея его тела крепнет. Он огляделся, щурясь в горящей пыли. Фигуры отступали назад. На мгновение ему показалось, будто он различил лица, призрачные пятна на ветру.
 
— Игнис? — крикнул он. — Птоллен?
 
— ''Брат…'' — вымолвил голос ветра. Затем тени исчезли, и Ктесий, продолжавший подниматься, обернулся и посмотрел сквозь расступающиеся облака праха.
 
Гелио застыл на полушаге, обернулся. Его веки опустились, наполовину прикрыв плескавшийся в глазах огонь.
 
— Такого ты не помнишь, да? — сказал Ктесий. Он почувствовал, как его губы тронула улыбка. Ветер превратил его голос в рёв. — Мы, Тысяча Сынов, все очень похожи. Мы верим, будто всё знаем, всё видим. Магнус думал, будто понимал всё лучше Императора. Ариман думал, что только он мог спасти легион, и отверг Магнуса. А теперь ты веришь, будто это ты, лишь ты один, наше спасение… И, как и все остальные, ты не осознаешь, что ошибаешься.
 
Ктесий поднял руки, и концепция его тела преобразилась. Из боков отрасли конечности. Из пальцев вытянулись длинные когти, с кончиков которых закапала кровь и ртуть. Со спины попарно развернулись крылья, сначала одна, затем вторая, обрамив чародея в нимб из чёрного оперения. Кожа обуглилась, разошлась, и из-под свечения углей проступил багрянец. Его лицо стало тенью, нарушаемой глазами, что были пустыми белыми дырами, и оскалом мертвеца. То была его мыслеформа, очертание давно изувеченной и проданной души. Мгновение он парил на ветру из праха, а затем устремился к Гелио.
 
Исидор поднялся ему навстречу спиралью огня и горящей пыли. Расстояние между ними растянулось в безвременье. И они схлестнулись друг с другом. Горящий ветер содрал перья из крыльев Ктесия. Во все стороны разлетелись ошмётки эфемерной кожи и капли крови. Его когти вонзились в призрачное тело Гелио. Они сцепились, их формы смазались, перья, и пыль, и когти, и горящие клыки. Ктесий понимал, что долго не продержится, только не против того инферно, что питало Гелио энергией, но ему и не требовалось. Когти его разума погрузились в ядро бывшего рубриканта, пытаясь дотянуться до средоточия его мыслей. Демонолог почувствовал, как его разум сомкнулся на пучке полузабытых моментов и изодранных остатков истины. Гелио также это ощутил, и на мгновение они оба застыли в неподвижности.
 
— Ты нуждаешься во мне, чтобы стать цельным, — крикнул Ктесий. — Без хребта моих воспоминаний ты снова станешь разумом из праха!
 
Свет Гелио затуманила грусть, и Ктесий ощутил, как на него нахлынула искренность эмоции Исидора.
 
— Это не единственная причина, почему ты здесь, — сказал Гелио. — Я пытался спасти и тебя тоже, Ктесий. Спасение для всего нашего братства, даже для тебя. Пойми, в пламени есть жизнь, брат. Понимаешь ли, я вижу то, что случилось с тобой, иначе. Ты тот, кто умирает.
 
Холод. Слова падали сквозь него подобно серебряной монете, летящей по колодцу ночи в тёмную воду.
 
— Значит, так тому и быть, — произнёс Ктесий, и вырвал свои воспоминания из сердца Гелио.
 
Море Тизки… невозможная крепость… библиотека… всё это было у него в руках. Они посмотрели друг на друга — дьявол из тьмы и золота, и шторм огня и праха, удерживающий человеческую форму. Ктесий замер на срез времени посреди грёзы. Воспоминания о том, что он видел и понял в этом путешествии во сне, находились у него в когтях, истекая тлеющими угольками.
 
— Не надо… — начал Гелио.
 
Ктесий раздавил воспоминания. Ощутил, как на свободу исторгается крик. Образ Гелио взорвался ветром праха. Золотые горящие фрагменты прошли сквозь мыслеформу Ктесия, вырвавшись из него болью, и тьмой, и криками, и мысленный пейзаж обратился в ничто…
 
Ктесий открыл глаза, и с его уст сорвался отголосок крика из сна.
 
 
=== ГЛАВА XVII ===
 
'''ПРОБУЖДЁННЫЙ'''
 
 
Красный горизонт. Золотое небо. Белые и чёрные крылья… Жёлтые языки, произносящие имена братьев… Всё это Ариман узрел своим внутренним оком.
 
А затем картины исчезли, спиралью унёсшись прочь, и он содрогнулся. Его разум ослепило послеобразами прорвавшегося в него огня…
 
— Ариман!
 
Холод. На огненный шторм обрушился ливень. Мигрень, от которой всё плыло перед глазами, прошла. Рядом с ним стояла Мэхэкта. Женщина вырисовывались посреди зарева стылым синим силуэтом. Она стреляла, держа болтер на сгибе локтя. Аура парии, почти невыносимая в иные времена, теперь походила на прохладную воду в знойной пустыне.
 
Он встал. Мэхэкта отступила назад. Его мыслей коснулась сила. Он почувствовал разумы Киу и остальных, всё ещё пытающиеся оправиться после огненного ада, что едва их не поглотил. Он собрал их в единое построение с собственным сознанием.
 
Ксеносы приближались, часть из них проходила сквозь колонны и стены, чтобы отрезать Аримана и его братьев от выхода на поверхность. Азек поймал эхо пламени и боли, остававшихся внутри черепа, и метнул наружу. Белый огонь вырвался из каждого рубриканта и колдуна, выплеснувшись через их глаза и руки. Огонь свернулся в воздухе, и, сложившись в волну, покатился вперёд. Вал врезался в пришельцев. Металлические существа продолжали наступать, пытаясь преодолеть завесу пламени, даже когда начали рассыпаться на части. Огонь прошили лучи выстрелов. Ариман дотянулся волей до разумов братьев и разбил реальность на осколки. Импульсы зелёного света замерцали, обратившись жидкостью и паром. Секунду он удерживал огонь и стену парадокса, замкнув себя и своих воинов внутри кольца. Ксеносы замерли, остановившись перед огненным сиянием, а затем двинулись назад, пока не скрылись из виду.
 
+Что они делают?+ спросил Киу.
 
Ариман собрался ответить, как вдруг земля заходила ходуном. Сооружения в пещере начали двигаться. Стены пошли трещинами. Вверх устремились пирамиды. В полу образовались каньоны, чьи недра терялись в непроницаемой тьме. Азек развернулся, когда платформа, на которой стоял отряд Тысячи Сынов, дёрнулась вниз. Дверь в стене пещеры позади них стала сужаться.
 
+Идём,+ велел Ариман, и все они бросились к закрывающемуся порталу в верхний мир.
 
 
Гильгамос почувствовал дрожь земли. Многоножки взвились на дыбы, словно их потянули за поводья. Застывшие рубриканты пошатнулись. Свет в их глазах на мгновение померк. Чародей вытолкнул разум наружу. Орудия братьев вновь перешли под его контроль, однако ксеносы уже отступали в пылевую бурю. Рои скарабеев взмыли в воздух, рассеиваясь в сумерках. Земля продолжала корчиться в судорогах. Из пыли показались фигуры, бегущие фигуры в синих, смазываемых ветром, латах.
 
+Братья?+ позвал он.
 
+Вызывай самолёты,+ донёсся мыслеголос Аримана.
 
Гильгамос принялся формировать ответ. Из земли позади Аримана вырвалось копьё тёмного камня. Оно потянулось вверх, утолщаясь, сметая вокруг себя серый песок подобно приливной волне. Открылись трещины. Горстка рубрикантов кубарём полетела в бездну. Ариман обернулся, его посох замерцал белым светом и чёрной пустотой. Воины Рубрики застыли в воздухе. Гильгамос потянулся разумом, чтобы вытащить их назад на землю. Из песка поднялся ещё один столб, затем ещё и ещё. Разломы в земле становились шире и шире, повсюду возникали новые пустоты. Тысяча Сынов сомкнули ряды, и в этот момент с небес устремились боевые самолёты и истребители. Гильгамос кинул взгляд на Аримана, когда первый летательный аппарат, спикировав, завис над землёй. Вой его двигателей растворился в скрежете камня и рёве ветра.
 
Гильгамос протолкнул разум к ожидавшему на орбите кораблю, вызывая Гаумату.
 
Ответом колдуну стала тишина, отголосками наполнившая его череп.
 
+На орбите что-то случилось. Я не чувствую Гаумату. Брат… я не могу… что-то…+
 
Послание Азека прорвалось сквозь вопрос.
 
+Мы всё решим.+
 
Гильгамос уже собирался ответить, как вдруг заметил рядом с Ариманом фигуру в запечатанной терминаторской броне. Он узнал очертания боевого доспеха, а затем различил под синей краской геометрические узоры. Спустя мгновение к нему пришло осознание, тяжёлым шаром холодного металла сформировавшись внутри черепа. Ему нравились далеко не все братья из Круга, но отчего-то он думал, что все они выживут. Неважно, что бы ни случилось, они уцелеют. Они пережили Изменение Рубрики, перенесли Рубрику и изгнание. Рок Пиродомона не должен был их коснуться. Глупое убеждение, но в тот момент Гильгамос понял, что всегда в него верил.
 
+Игнис…+ послал он.
 
+Нужно выбираться отсюда немедленно,+ повелел Ариман.
 
Гильгамос кивнул, и, чувствуя, как в разуме разверзается холодная пустота, обернулся и начал отводить свои отряды назад. К ним с рёвом опускались десантные корабли, а тем временем мир под ногами рушился и раскалывался.
 
 
Ктесий вдохнул кровь. Его глаза открылись. Вращавшиеся вокруг него обручи клетей плавились. Колдун начал подниматься на ноги, в разуме плыли чёрные пузыри и растекался неоновый свет.
 
Дверь в камеру вылетела внутрь. Крутившиеся обручи с грохотом рухнули на пол. По всему помещению взорвались засбоившие обереги. Ктесий содрогнулся, а затем застыл в полнейшей неподвижности.
 
В проём, где раньше находилась дверь, ступило существо. Он понял, что это такое. Даже несмотря на то, что у него шла кругом голова, он узнал его. Он вырвал немало истин из не желающих говорить уст, и монетами, которыми он расплачивался за накопленные знания, была правда украденных и закланных душ. Это был солитёр. ''Аребенниан'' на языке альдари. Один из скитающихся танцоров, что отдал душу Тёмному Принцу Излишеств, дабы играть его роль. Прочие носили маски смерти, однако солитёры были её истиной: смертью, и резнёй, и вечностью страданий. Он видел их в сотканных демонами образах и читал о них в текстах, для изучения коих ему пришлось усвоить язык альдари.
 
— Я не буду пытаться одолеть тебя, — сказал он на альдарском, непослушным языком с трудом выговаривая чужеродные слова. — Я знаю, что у меня не получится.
 
— Я знаю, — ответил солитёр на идеальном высоком готическом. От его слов и без того дрожащее тело Ктесия пробрал озноб.
 
Из болезненных недр разума демонолог извлёк первый слог разбитого имени.
 
Солитёр шагнул ближе, его ослепительная стремительность стала медленной поступью, стала шипением, или вздохом…. Он был прекрасным, и в такой близи вызывал ужас, подобного которому Ктесий не испытывал долгое время. На его лице, впрочем, не дрогнул ни единый мускул.
 
— Вы уже приходили за мной прежде, да? — сказал он ему. — Твой род в масках смерти. Я думал, им был нужен… кто-то другой, но нет. И они, и ты, вы явились за мной.
 
— Да, — ответил солитёр.
 
— Почему?
 
— Из-за того, что ты узнаешь.
 
Ктесий вытащил в разум следующее звено имени.
 
— Я читал, что тот, кто заговаривает с Аребеннианом, становится проклятым, — сказал он, выдавив улыбку. — А если услышишь от одного из вас ответ, то можешь забыть о всякой надежде.
 
— Ты и так уже проклят, — сказал ему солитёр, — и надежды тебе больше не украсть.
 
Он сделал ещё один неспешный шаг, и тогда Ктесий понял, что у него больше не осталось времени, что ксенос лишь позволил ему произнести свой текст в их общей сцене, и теперь, сыграв роль, он должен покинуть подмостки.
 
Из двери хлестнул луч холодной молнии. Солитёр крутанулся на месте и бросился в сторону от устремившегося за ним разряда. Внутрь с воздетой рукой ворвался Ликомед, однако существо уже превратилось в размытое пятно изломанного света. Оно было быстрым, болезненно быстрым, но мгновения, которое ему потребовалось, чтобы отпрыгнуть прочь, демонологу хватило с лихвой.
 
Ктесий ввернул в разум последний слог дьявольского имени и проговорил его вслух. С уст чародея брызнула кровь, красной полосой рассёкши реальность. Демон развернулся в воздухе подобно багрянцу и внутренностям, выпадающим из распоротого брюха. Корона рогов над усеянным иглами ртом. Переливчатая шкура, растекающаяся по твёрдым, как стальные тросы, мышцам и податливой плоти. Ошмётки кожи, свисающие с серебряных рогов подобно развевающемуся шелковому плащу, подобно исторгнутому в бытиё нимбу из кровяных брызг. Демон издал бессловесный крик радости, и агонии, и триумфа, и рванул вперёд. Солитёр подпрыгнул, слившись в нечёткий мазок. Демон разбух, его кожа со ртом растягивались шире и шире. Они схлестнулись, и на один бесконечный миг осталось лишь пятно движения и жестокости, слишком стремительных, чтобы различить что-либо, помимо шквала сыплющихся бриллиантов и звука бритвенных кромок, высекающих искры из пустоты. Затем — лишь кровь, скапывающая из сдувающегося мешка плоти, и белый свет.
 
— Быстро связывай его! — закричал Ктесию Ликомеду, и принялся повторять имя демона.
 
 
Тысяча Сынов покинули мёртвый мир и устремились к своим космолётам. Арлекины отступили так же быстро, как пришли, забрав с собой и сотканные покровы иллюзий. Разум Аримана потянулся вперёд, соединяясь с братьями и командными экипажами, его воля пролилась успокаивающим бальзамом на моря смятения. Двигатели включились, и едва последние истребители и боевые корабли вошли в ангары, флот тут же двинулся к границе системы.
 
Оставшийся позади могильный мир династии Гиксосов преображался. Из-под песка вырастали мегаструктуры. Возникали горные гряды пирамид. Разверзались чёрные провалы, каждый из которых протягивался на тысячи километров. Из дыр выскальзывали исполинские полумесяцы из чёрного металла, подобные лезвиям выкидных ножей. Вдоль их корпусов зажигались полосы синей энергии, а подле них, мерцая, серебряно-золотым туманом растекались тучи меньших конструкций.
 
 
В главном ангаре «Гекатона» Ариман, пошатываясь, ступил на палубу и сорвал с себя головной убор. В воздухе разносился рёв истребителей и боевых кораблей, садящихся среди облаков турбинного пламени. Зернистое изображение поднимающихся кораблей ксеносов, переданное ему с сенсоров, всё ещё светилось на пикт-экране внутри шлема.
 
+Перемещайте нас в варп,+ скомандовал он.
 
+Навигатора нет,+ раздался ответ одного из братьев, что остался на борту. +У нас нет подготовленного курса. Нас разорвёт…+
 
+Нам нельзя оставаться в реальном пространстве, когда ксеносы начнут выдвигаться. Скоординируйся с остальными экипажами. Перемести нас в варп, а затем останови корабли в эфирном кармане. Я обеспечу пси-якорь. Выполняй немедленно.+
 
Ариман почувствовал подтверждение брата, проблеск понимания и подчинения. Почувствовал, что ещё миг, и упадёт. Всё тело ныло от боли. Разум походил на сплошной клубок мыслей и впечатлений. Он почти сгинул в измерении-ублиете, где его тело почти что замерзло насмерть, а разум едва не задохнулся без варпа. Азек ощущал, что вокруг него, у самой границы сознания и контроля, кружит неимоверное количество информации и эмоций. Игниса больше не было, он чувствовал близящееся осознание этого факта, этой и всех других утрат, которые они понесли ради того, чтобы дойти сюда. Слишком много: слишком много боли и потерь. Слишком много, и всё же недостаточно.
 
«''Ещё немного'', — сказал он себе, используя слова в качестве опор, чтобы выкарабкаться из разверзнувшейся в разуме бездны. — ''Ещё немного, и я всё исправлю''».
 
Он ощутил, как корабль пришёл в движение. Сквозь тело прошла вибрация двигателя, а разум почувствовал скрежещущую дрожь выходящих из дрёмы варп-приводов. Ариман выпрямился, прогнав из головы лишние мысли и психические следы остаточных эмоций.
 
Ещё немного…
 
+Мы сделали шаг, братья мои,+ послал он. +Хоть нас и осталось меньше, и пускай мы заплатили страшную цену. Мы сделали шаг не просто к спасению, но к вечности.+
 
 
=== ГЛАВА XVIII ===
 
'''ВОЗРОЖДЁННЫЙ'''
 
 
Сильван очнулся. Ощущение приходило постепенно, чем-то напоминая всплывание из мягкого золотого сна. Его глаза оставались закрытыми, но разум поднимался к поверхности ярким пузырём забытых грёз. Однако он помнил, как в него стреляли. Когда он пробудился в последний раз, его застрелили… Впрочем, сейчас его это, похоже, не волновало…
 
«''Я умер'', — подумал Сильван, и почувствовал, как мысль разожгла внутри него эйфорию. — ''Император принял меня в Свои объятия… Он забрал мою отлетающую душу. Я свободен. Свободен!''»
 
Он открыл глаза. Их наполнил радужный свет. Сверху на него смотрело искажённое лицо. По пространству перед ним постучал палец. Сквозь Сильвана прошла дрожь.
 
''Стук! Стук!''
 
Навигатора охватила паника. Он попытался сделать вдох. Его лёгкие были полны воды. Рот усеивали клыки… Нет, не рот, а ''рты''. Он попытался развернуться, и почувствовал, как тело врезалось в стеклянную перегородку.
 
+Не дёргайся.+ Команда выдрала из Сильвана естественное желание освободиться. Он подчинился, сдавшись абсолютной властности мыслеголоса. Йешар догадался, что это Ликомед, ученик Ктесия.
 
+Пойми вот что, навигатор. Твоё физическое тело погибло, но сознание перешло и распределилось между твоими полуклонами.+
 
Сильвану инстинктивно захотелось ответить, спросить и возразить, но всё, что он смог, это защёлкать челюстями по стеклу.
 
+Круг предрёк вероятность подобного исхода, и именно поэтому разрешил произвести для тебя полуклонов,+ продолжил Ликомед, и его послание вонзилось в навигатора с холодной чёткостью скальпеля. +Всё в порядке. Как только ты приспособишься, тебе нужно будет подготовиться к управлению кораблями. Курс предоставит тебе сам Ариман.+
 
«''Стой! Погоди!''» — воскликнул Йешар, но если Ликомед его и услышал, то не подал виду.
 
+Сейчас я открою твоё сознание остальным телам полуклонов.+
 
«''Нет!''»
 
Он перестал видеть. Казалось, вид сквозь стекло отсекло взмахом клинка. Затем зрение вернулось. И не одно, но десятки, каждое — изнутри своей камеры с жидкостью. Во всех баках навигационных башен кораблей Изгоев одновременно открылось и попыталось взвыть множество ртов.
 
 
Гиксосские корабли собрались над скорлупой своего мира. К тому времени, как последний из них поднялся в пустоту, шар, что служил им усыпальницей и тюрьмой, превратился немногим больше чем в сухую шелуху. Его поверхность пересекали разломы, открыв полости под земной твердью. Тяжёлое ядро в центре планеты, давно мёртвое и старое, оголилось вакууму, подобно безмолвному сердцу в грудине освежёванного мученика. От хранилищ, в чьих пещерах и туннелях содержались Гиксосы, не осталось ровным счётом ничего. Каноптековые механизмы династии расщепили и преобразовали все пригодные вещества в корпусы звездолётов. Каждый из кораблей, покинувший пределы мира, походил на загнутый клинок из масляной черноты и золота. Самые мелкие из них построились идеально ровными рядами. Подле них крупные корабли-гробницы заняли точно выверенные позиции вокруг величайшего из своего числа. То был изгиб тьмы, в самом широком месте достигавший тридцати километров, плоская часть лезвия держала на себе гряды пирамид, что тянулись до единой вершины, чья макушка лучилась холодным синим светом.
 
Тучи сконструированных пауков и скарабеев, деловито сновавших по кораблям, начали вливаться в остовы. Пространство вокруг них исказилось и засверкало, когда они начали сворачивать и переплетать физическую реальность. Полог звёзд затрещал и замерцал, а затем суда пришли в движение, заскользив подобно серпам сквозь чёрный бархат.
 
 
Ариман наблюдал за тем, как корабли гиксосской династии покидают орбиту брошенного мира. Чёрная вода, наполнявшая большую чашу в центре мостика «Гекатона», зарябила, пытаясь удержать образ космолётов, когда реальность вокруг них рассыпалась. Ариман разорвал контакт, и зеркальная гладь прояснилась. На миг сознание Азека застыло в полнейшей неподвижности. Часть его мыслей соединилась с разумами братьев, командовавшими остальными кораблями флота. Другая половина связалась с множественным навигатором, Сильваном. Вокруг него и звездолётов разбивались волны Великого Океана, стремясь сорвать корабли с якорей. Флот занял позицию неподалёку от системы, где находился мир-гробница Гиксосов. Варп-двигатели судов и умы его братьев уже долгие часы боролись с захлестывавшим их эфиром. Но вот ксеносы отправились в путь, и теперь они смогут выбраться на свободу и последовать за ними.
 
Ариман сместил фокус внутреннего ока, и в зеркальной воде сформировался образ. Во тьме замерцали призрачные узоры. То были старые руны, выкраденные из почти мёртвых языков и религиозных верований. Всего пару нацарапанных отметок, немного воли и физической связи, и они проведут его сквозь мрак за Сетехом и Гиксосами. Он не знал, кто такой Сетех, но в нижнем мире пришёл к осознанию, что единственным способом заполучить секреты времени той династии было позволить самому фаэрону провести их к ним. Он пометил гробницы, усеяв их стены значками, что оставят за собой след в варпе. Метки были крошечными, бессмысленными для любого, кто посмотрит на них обычными глазами, однако в имматериуме, увиденные тем, кто их начертал, они будут сиять подобно фосфоресцирующим водорослям, взбалтываемым океаническим кораблём в ночи.
 
Теперь, глядя на золотые нити в тёмной воде, Ариман позволил себе улыбнуться внутри шлема.
 
+За ними,+ повелел он, и корабли Изгоев погрузились в течения Великого Океана.
 
 
Сетех стоял в центре двора Гиксосов. В физическом плане он был абсолютно неподвижен. Криптеки, владыки и вассалы величаво застыли под возвышением фаэрона. Позади них, стены зала для аудиенций возносились к потолку, на котором взвихрялись и растягивались звёзды. За теми стенами и великой пирамидой над ними могильный корабль и остальные суда династического флота продвигалась сквозь космос, волоча с собой парадокс. Свет следом за ними мерцал, закручивался и складывался. В слое реальности, что находился сразу за физическим измерением, двор походил на размытое пятно. По мере полёта могильная армада собирала факты. Корабли отбирали из пустоты каждый наблюдаемый феномен: позиции планет и звёзд, обрывки электромагнитных сигналов, вспышки излучения от давно отгремевших войн. Каноптеки нижних иерархий просеивали их, компилировали общий смысл, после чего перекатывали тем, кто стоял выше их. Собранная информация поднималась выше и выше, пока не достигала придворной знати. Там на выкристаллизованные данные смотрели криптеки, и в свете сражений, что ещё не успели померкнуть в пустоте, раскрывали прошлое Галактики. Время от времени один из них приближался к Сетеху, падал перед ним ниц и представлял факт. Фаэрон принимал каждый дар, поглощал его, и добавлял к карте, что висела в центре двора.
 
Для плотского ока карта выглядела как шар синего света. Но изображала она вовсе не космос, а прохождение времени. В её сердце горели глифы, означавшие звёзды, планеты и пространственные явления. Сетеху, впрочем, карта показывала гораздо больше. Смерти и рождения светил мерцали подобно призракам. Поблёскивали неуловимо крошечные детали. Друг на друга громоздились разные версии прошлого и будущего.
 
Она была далеко не полной. Династии, что предали Сетеха, забрали себе его великий труд, Ключ к Бесконечности. Они не уничтожили его, для этого им не хватило ни храбрости, ни знаний. Нет, они спрятали его, заперли подальше от чужих глаз и рук. Тем не менее, найдутся знаки, которые подскажут, где тот находится. Даже спустя столько времени он отыщет к нему путь. Он уже исключил множество вероятностей. Чтобы отбросить остальные ему придётся предпринять конкретные шаги. Впрочем, это не станет проблемой. Династии, что предали его, по-прежнему спали. Безмолвный Царь ушёл, поэтому кто или что сможет дать ему отпор? И всё же…
 
В реальном плане двора он повернул голову и обратил взор на одного из владык, который поклонился и шагнул ближе. Его звали Кхеб`иззар, и в своей жизни и посмертии тот носил боевое имя «Коса». Сетех отметил, что его подчинённый двигался с едва заметными рывками. Вероятно, цикл пробуждения и перехода из ублиета посеял ошибку в физическом состоянии Кхеб`иззара. Любопытно, но это могло подождать.
 
— Мой фаэрон — всё подчиняется вашей воле —
 
— Биологическое существо по имени Ариман —
 
— Оно известно, наш фаэрон —
 
— Нашей волей оно должно умереть — оно и те, кто за ним следуют — Найди их — Устрани их — Я дарую честь их истребления тебе —
 
Кхеб`иззар склонился ещё ниже.
 
— От вашей воли до писания вечности — Подчинение —
 
 
Ктесий не стал оглядываться на вошедшего Аримана, продолжая смотреть на… предметы перед собой.
 
— Твой план сработал, — произнёс он, намеренно говоря вслух.
 
— Ты хотел сказать, моя импровизация? — отозвался Ариман.
 
Демонолог фыркнул.
 
— Любая импровизация требует подготовки. Разве не этому ты нас учил?
 
— Учил, — согласился Ариман.
 
Оба погрузились в молчание. Ктесий по-прежнему не озирался на Азека и не нарушал воцарившуюся тишину. Его мысли всё ещё ныли от ментальных ссадин. Он обнаружил, что временами теряется в том, что мог бы счёсть эмоциями, вот только это было совершенно невозможно. Мысли казались свинцовыми, наполненными пустотами в той же мере, что и осмысленным содержимым.
 
— Ты хорошо восстановился после яда альдари, — наконец произнёс Ариман. — Я рад. Думаю, подобное мало кому бы удалось.
 
— Яд альдари… Да. Полагаю, мне следует быть благодарным, — заметил Ктесий. — Выживание — явление среди нас нечастое.
 
Он кивнул на две другие фигуры, стоявшие в центре комнаты.
 
Игнис оставался совершенно неподвижным. Его терминаторская броня изменилась. Стыки запечатались, по оранжевой краске, подобно слою металлического коралла, расползлись языки эмалированного синего пламени. Жертвенник возвышался рядом с ним, медленно водя орудийной установкой туда-сюда, как будто в любую секунду ожидая столкновения с угрозой.
 
— Мы вернём его, — сказал Ариман.
 
— Да? — Ктесий пожал плечами. — И какие успехи у нас были до сих пор? Птоллен, Игнис… и остальные. Мы убегаем от одного рока, и тот меняет форму — сначала Изменение Плоти, затем, когда мы сбежали в Око, мутации, а теперь Рубрика… наше спасение приходит к нам по одному за раз.
 
— Ты сомневаешься в нашей цели?
 
— Сомневаюсь? — Ктесий безрадостно хохотнул. — Я никогда в неё не верил, Ариман. Просто я предпочитаю бороться с судьбой, чем сдаться… тому, что ждёт такую душу, как моя.
 
Ариман кивнул. На комнату снова опустилась тишина.
 
— Пришедший за тобой ассасин альдари…
 
— Солитёр, — оборвал его демонолог. — Вот кто это был, одна из их пустых душ.
 
— Именно так. Он определял, известно ли тебе нечто, за что тебя нужно убить. Альдари по-своему трактуют отростки вероятностей и судьбы. Они увидели нечто, что могло изменить будущее.
 
— И вот мы подошли к настоящей причине разговора. — Ктесий холодно улыбнулся и повернулся к Азеку. На него, не моргая, смотрели ярко-синие, искренние глаза. — Я понятия не имею, что, по мнению альдари, мне может быть известно.
 
— Я знаю, — ответил Ариман. Он развернулся и направился назад к двери. — Выясни.
 
 
Гаумата открыл глаза, почувствовав, как его брат вошёл в храм. Святилище располагалось в сердце «Пиромонарха», в самых недрах его палуб. Из всех мест на борту корабля оно было ближайшим к тому, что Гаумата называл домом. Прочие могли располагать убежища на вершинах башен или под светом звёзд, он же обустроил свою обитель в точке пересечения плазменных и тепловых каналов звездолёта. Из отверстий во ртах бронзовых существ рвалось и пульсировало синее пламя. Сквозь трещины в базальтовом полу просачивался раскалённый жар. В мерцающем воздухе плясали призрачные образы. Гаумата занимал своё место в центре храма, паря на диске из надрезанного серебра. Только здесь он мог свести свои мысли в идеальный, горящий фокус.
 
+Приветствую, брат,+ произнёс он, пока Гильгамос шёл к нему от дверей святилища. Тот не ответил. В ауре второго чародея корчился индиговый цвет дискомфорта из-за скребущегося об его естество варпового огня. Он всегда был водной душой, так повелось ещё с тех пор, как он с Гауматой были детьми. Он всегда предпочитал взирать в пучины морей, всегда пытался прочесть то, что таилось в глубинах, пока Гаумата обращал лицо и глаза к солнцу. В легионе нечасто встречались родные братья, и ещё реже близнецы, и уж совсем редко — с настолько отличающимися способностями. Впрочем, их связывали узы, подобных которым не имел никто. Они были одним целым: луной и солнцем, водой и огнём, действием и раздумьем. И сейчас Гаумата нуждался во мнении своего брата.
 
Гильгамос остановился в девяти шагах от Гауматы. Усилием воли он поднял кусок нагревшегося от жара пола, на котором стоял, и, воспарив вверх, поравнялся с близнецом.
 
+В чём дело?+ послал Гильгамос.
 
Гаумата качнул головой, затем взмахнул рукой. В воздухе образовались горящие знаки. На колоннах и полу храма зажглись символы. В варпе их окружила энергетическая сетка, отделив и оградив от всяких разумов, что могли бы за ними следить.
 
Второй чернокнижник вскинул бровь.
 
+Этот корабль покрыт целыми слоями оберегов. Враг, даже самый могущественный, никогда не проникнет настолько глубоко. Как не сумеет и ни один нерождённый. Единственные, кто могут наблюдать за ними здесь, это наши братья…+
 
Гаумата подлетел ближе к близнецу.
 
+То, что я хочу сказать, предназначено только для тебя.+
 
Гильгамос, не моргая, воззрился на брата затуманенными глазами.
 
+Что случилось?+ спросил он.
 
Гаумата замолчал. «''Я умер''», — подумал он. И тогда снова увидел ту сцену. Одинокий арлекин, пролетающий над ним. Огонь Пиродомона, сбивающий ему фокус. Рука танцора, размытым пятном проходящая сквозь его шлем и вырывающая из головы кусок мозга. Всё. На этом ощущения обрывались. Крик его души, начинающей бесконечное падение в течения эфира. Все остальные мысли распались на части. Забвение открывало пасть, дабы пожрать…
 
А затем…
 
Огонь. Ночь захлестнуло пламя, прогнав темноту прочь. В пустоте зажглись ощущения, и мысли, и жизнь.
 
Он был среди огня. Охваченный невыносимой агонией. Испепеляемый на мельчайшие атомы. Повсюду вокруг него свет. Белый, красный, ревущий. И он кричал, не издавая ни звука. Тогда он увидел фигуру, очерчённый пламенем силуэт. Тень, движущуюся внутри инферно, выходящую из огненной бури. Она потянулась к нему. Он почувствовал, как его схватила рука. Прикосновение принесло с собой лёд.
 
Пока нет. Слова наполнили его, отражаясь эхом подобно мягкому схождению лавины. Затем рука выдернула его сквозь покров огня, вверх через зарево света и в мир, где он лежал на палубе «Гекатона» в окружении подпалин, напоминавших тень ангельских крыльев. Живой. Задыхающийся. Целый и невредимый.
 
+Я кое-что получил,+ послал своему брату Гаумата.
 
+И что же?+
 
«''Пиродомон'', — подумал он. — ''Огонь, который мы считали своим роком, в действительности наше спасение. Я был мёртв. Я шагнул за порог смерти, когда за нами пришёл Пиродомон, однако он не уничтожил, а спас меня, брат''». Будущее, настоящее, истина: всё это оказалось вовсе не таким, как он считал. Огонь избрал его, вернул назад, и для этого должна была быть причина. Должна была. Вот что он осознал, и сейчас ему требовался брат, чтобы помочь разобраться.
 
Какое-то время он не сводил с Гильгамоса взгляда, а затем поведал о том, что дал ему огонь.
 
+Откровение,+ послал Гаумата.
 
+Расскажи мне,+ ответил Гильгамос.
 
 
В храме царила тишина, когда Ариман переступил через порог. Кто-то оставил чашу с горящим маслом на полу перед одной из статуй, и её пламя служило единственным источником света. Шагая к нему, он распустил в варпе вокруг себя узоры силы, и их переплетения затвердели в сетку, которая не позволит постороннему разуму или глазу увидеть его. Азек сожалел о том, что делал, сожалел больше, чем кто-либо мог себе представить, однако сожаление не означало, что он остановится. Он не мог остановиться. Ради блага своих братьев, ради блага легиона и тех, кого он подвёл, он не остановится.
 
Колдун приблизился к чаше с пламенем, замер, заглянул внутрь. По зеркальной поверхности плясали пылающие языки. Он посмотрел на своё лицо, неизменённое и не меняющееся, обрамлённое огнём.
 
— Что ты видишь? — раздался голос из тьмы возле статуи.
 
— Я вижу вселенную, растягивающуюся до метафорического предела.
 
Из теней выступила Мэхэкта и посмотрела в чашу с огнём сама.
 
— Ах… да, — промолвила она, и на её губах заиграл неуловимый отголосок улыбки. — Твоё отражение, объятое огнём, но не горящее. Ищущий искупления и спасения, терзаемый муками.
 
Ариман посмотрел на парию. Её броню до сих пор покрывала пыль с могильного мира, за спиной висело оружие. Торговец истинами продолжала всматриваться в пламя.
 
— Мне нужно от тебя ещё кое-что, — сказал он.
 
— Говори.
 
— Гелио Исидор должен быть защищён.
 
— И ты думаешь, что я смогу обеспечить это лучше, чем ты или один из твоих чрезвычайно могущественных братьев-колдунов?
 
— Ты не одна из нас, и поэтому я хочу, чтобы присматривала за ним ты.
 
Мэхэкта медленно кивнула.
 
— Ты страшишься не тех, кто вне числа Изгоев, а своих же.
 
— Произошли необъяснимые вещи — то, что случилось с Ктесием, изменения в чёткой хронологии событий. А прямо сейчас Гаумата разговаривает со своим близнецом под покровом секретности.
 
— Ты подозреваешь измену?
 
— Я подозреваю, что до своего исцеления легион будет вести себя, как всегда.
 
— Подозрительно, двулично и коварно?
 
Ариман встретился взглядом с Мэхэктой, его лицо оставалось непроницаемым, разум — спокойным. Он ощущал внутри себя холод — холод, проникавший в само нутро. Так было всегда, с тех самых пор, как Император послал Своих Волков сжечь Просперо. Казалось, Тысяча Сынов уже никогда не смогут вновь стать одним целым, но будут продолжать дробиться на всё меньшие круги обманщиков и раскольников и обращаться друг против друга. Это нельзя было даже назвать предательством в его истинном понимании, не в большей степени, чем создание самим Ариманом Рубрики было предательством Магнуса. Они искренне верили в то, что имеют высшую цель. Даже те, кто ненавидел его за содеянное, были по-своему правы, так же как те, что решили пойти по иному пути, поскольку решили, что они видят общую картину чётче его, или же сочли себя сильнее. Однако ни один из их не видел происходящего настолько ясно, как он, и никогда не увидит. Никто не нёс на своих плечах такой же груз прошлого, как он. Никому по-настоящему не хватит воли заплатить за то, чтобы пустить прошлое по нужному руслу. Он был один.
 
Он встряхнулся, понимая, что Мэхэкта, на лице которой читалась едва уловимая симпатия, по-прежнему не сводила с него пронзительного взгляда.
 
— Это вторая задача, которую я хочу тебе поручить.
 
— Да?
 
— Следи за всем, что происходит внутри Круга.
 
— Так, как это может лишь посторонний, который торгует истинами и неуязвим для колдовства?
 
— Именно так.
 
— Тебе следует волноваться не только насчёт Тысячи Сынов в твоих рядах. Пиродомон влияет на весь твой генетический род, верно? Даже на тех, кто остался с Магнусом Красным, или поступил на службу к другим?
 
— Да, — кивнул тот.
 
— Они станут винить тебя. Некоторые могут решить, что ты и есть причина. Они пошлют против тебя силы.
 
— Это возможно. С ними разберутся.
 
— Вот так всё просто, — с намёком на смешок произнесла неприкасаемая.
 
Пауза после её слов наполнилась молчанием.
 
— Благодарю тебя за службу, — наконец сказал чародей. — Ты будешь вознаграждена.
 
Он отвернулся и сделал шаг, отступая от огня.
 
— Я прошу от тебя лишь одного, лорд Ариман, — отозвалась Мэхэкта. Азек обернулся и снова посмотрел на женщину. Свет от огня попал на лицо парии, явив на свет двух драконов, обвивавших пробитый череп. Её глаза были полны отчаяния, и чтобы увидеть его, Ариману даже не пришлось обращаться за помощью к своим мыслям.
 
— Когда всё закончится, ты получишь то, о чём мы условились. Твой орден будет восстановлен. Кураторы и все ваши секреты уцелеют. Я это устрою.
 
— Тогда я выполню, что ты просишь, — сказала она и склонила голову. — Но, чтобы помочь мне, скажи, ''кому'' из Круга ты доверяешь?
 
— Никому, — ответил Ариман, отворачиваясь.
 
 
— Гелио… — произнёс Ариман. Ответа не последовало. — Гелио Исидор.
 
Бывший рубрикант поднял глаза и медленно моргнул.
 
— Кто ты?
 
— Я — Ариман, — начал он. — Я…
 
Но взгляд Гелио уже упал. Веки затрепетали. Голова дёрнулась.
 
Ариман почувствовал, как на языке формируются слова. Что-то случилось. Гелио деградировал даже ещё сильнее, чем прежде. Могло ли это быть как-то связано с проявлением Пиродомона? Наверняка. Рубрика тянулась сквозь время и кровь Тысячи Сынов, забирая тех, кто избежал её пламени. Исидор был единственным, кто спасся из огня, но мог ли Пиродомон отнять толику того, что уцелело, обратно? Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем Гелио перестанет узнавать даже собственное имя, прежде чем станет эхом, заключённым в оболочку плоти?
 
Время. Ему требовалось время, а оно-то как раз было на исходе.
 
— Гелио Исидор, — повторил он снова, а затем ещё раз.
 
Глаза открылись и уставились на него.
 
— Кто ты?
 
— Я — Азек Ариман.
 
Гелио покачал головой.
 
— Я твой брат, — сказал Ариман.
 
— Мой брат?
 
— У тебя много братьев. Я — лишь один из них.
 
— Сколько?
 
Ариман вздохнул.
 
— Теперь уже меньше, чем раньше.
 
— Меньше?
 
Колдун кивнул.
 
— Меньше с каждым оборотом звёзд.
 
— Почему?
 
— Война. Предательство. Жестокость судьбы. Они охотятся на нас, брат. Охотятся на нас в темпоральном континууме, и я пока не могу избавить нас от них, а песок времени утекает так быстро…
 
— Я не понимаю.
 
— Хоть за это я рад.
 
— Как его звали? — спросил Гелио, когда Азек отступил к двери в комнату. Он остановился и оглянулся через плечо на единственного человека, которого сумел спасти. — Последнего из твоих… из наших потерянных братьев, как его звали?
 
Тогда он вспомнил комплект доспехов, неподвижно стоявший в камере сорока палубами ниже, с закрытыми стыками, тёмными глазами, и возвышавшегося рядом с ним Жертвенника. Ни один приказ не мог заставить автоматона сдвинуться с места. А внутри той скорлупы брони — лишь тихий рёв песка и пыли, что сыпались подобно крупицам в песочных часах, отмеряя оставшиеся секунды жизни.
 
— Игнис, — сказал Ариман и покачал головой, утомлённый до глубины души. — Его звали Игнис.
 
Гелио Исидор посмотрел на него, и чародей едва не решил, что тот собирается сказать нечто ещё, однако затем бывший рубрикант покачал головой.
 
— Я не помню, чтобы он бывал здесь. Мне жаль.
 
— Ты помнишь хоть что-то?
 
Гелио моргнул
 
— Я не знаю, — признался он. — Я… пытаюсь.
 
Ариман кивнул, затем улыбнулся.
 
— Хорошо, — ответил он.
 
 
== ЭПИЛОГ ==
 
'''ИНТЕРЛЮДИЯ В СУМЕРКАХ'''
 
 
Главные актёры «Падающей луны» собрались в развалинах амфитеатра под блекнущим светом звезды-уголька. Руины были брошены, а после забыты во время Великого Плача, когда в варпе родилась Жаждущая Тень их расы. Они служили укрытием, где распутные представители их вида скрывали худшие свои прегрешения, чашей секретов и криков, стиснутой в руках паутины. Их творцы исчезли, так и не вернувшись. Шпили и бульвары ссохлись и рассыпались, так что теперь полы устилали лишь густые ковры пыли, а к лжесолнцу наверху тянулись покосившиеся башни. Осколок звезды, что горел в верхней точке небосвода, отбрасывал на развалины красный свет и укрывал их тенями цвета ржави. Актёры тщательно избрали место и время своего прибытия. Интерлюдия всегда происходила без зрителей, однако она всё равно служила важной вехой повествуемой истории, а потому требовала подходящих декораций не в меньшей степени, чем для выходов на подмостки и покидании оных.
 
Ийшак, Мастер над Актёрами, появился первым. Красное с золотым Шутки Убийцы сменились чёрным, синим и серым Говорящего от Пространств, и в его поступи сквозила жуткая терпеливость, когда он присел на макушке статуи с трёмя лицами.
 
Ирлла, теневидец, Глас Многих Окончаний, пришёл следующим, и начал неспешно выхаживать по круглому полу амфитеатора.
 
За ним из тьмы последовали актёры хора, пригибаясь среди руин, их маски обрели монотонные личины ожидания.
 
Драйллита, Госпожа Мимов, вошла последней и заняла своё место, её тело и маска застыли в неподвижности, способной посостязаться с окружающими актёров развалинами.
 
— Невольные актёры выбрали, а посему путь цикла сворачивает, — произнёс Ирлла.
 
— Что следует за всем, что случилось? — спросил Ийшак.
 
— Скорбь и путешествие, — ответил теневидец.
 
~А в конце путешествия?~ поинтересовалась Драйллита.
 
— Надежда. Измена. Страдание, — сказал Ирлла.
 
Голова Ийшака упала на грудь. На маске проступили красные и серебряные капли; её рот изогнулся в гримасе страдания. Лица хористов зеркально повторили движение следом. На щеках их личин заблестели слёзы, скапывая крупицами меркнущего голосвета. Никто из них не знал, что произойдёт дальше, или чего потребует цикл, прежде чем завершиться. Таков был путь наивысших мифических сказаний. Сцены и актеры росли и менялись вместе с самим представлением. Только теневидец видел всю сюжетную линию и знал, где она закрывается. Каждый актёр в их труппе занимал своё место, и, поднимаясь на подмостки, играл положенную роль, но истина их раскрывалась только в танце. Их солитёр пал, его душа отправилась к Той-что-жаждет. Он явился и сыграл свою последнюю роль. Узрел ли это теневидец? Должен ли был настать этот момент, дабы цикл сэдат завершился?
 
— Одинокий актёр должен танцевать дальше, — молвил Ирлла, словно отвечая на незаданный вопрос. — Его мантия и маска должны быть взяты.
 
Ийшак поднялся.
 
— Ещё одна душа, что отправится в пасть Той-что-жаждет… — сказал он и двинулся вглубь руин и далей, постепенно стихая и исчезая из виду. — Ещё одна, что спляшет меж зубов Тёмного Принца…
 
Актеры хора последовали за ним, их движения стали размытыми, силуэты — рассеивающимися в серости и меди сумерек.
 
— Как тому и полагается, — отозвался Ирлла, и, обернувшись, двинулся следом за остальными.
 
Драйллита дождалась, пока не исчезнут последние участники маскарада.
 
Маска солитёра лежала на полу амфитеатра так, словно всегда была здесь, ожидая. Из руин поднимался туман и клубился сквозь глазные прорези личины. Драйллита посмотрела на неё. Завивающиеся рога вырастали изо лба над ликом совершенства и жестокости. Она захотела отвернуться от неё, но не смогла. Госпожа Мимов услышала холодное нашёптывание на границе мыслей, подобное безжалостной улыбке, превращённой в звук.
 
Она сняла собственную маску. В тишине сумерек никто не увидел лица, что скрывались под ней. Драйллита откинула её прочь. Она почувствовала, как все слои ролей, что она сыграла, и что могла бы собрать, слетели вместе с личиной. Теперь они принадлежали не ей. Впервые с тех пор, как она стала Дитём Смеющегося бога, Драйллита была сама собой. Не ролью, и не носителем улыбки. Просто душой. Всего лишь выбором, который следовало сделать: сыграть последнюю роль ценой своей души, или покинуть сцену, чтобы больше никогда не вернуться.
 
Драйллита потянулась к маске солитёра. Она ощутила, как в её душе выжидающе разверзлась алчущая, ухмыляющаяся пасть. На миг её пальцы застыли, а затем подобрали рогатую маску. Она идеально легла на лицо. Шипение голода внутри неё переросло в злорадствующий визг.
 
Она поднялась на ноги, и, окружённая безмолвием одиночества, пустилась в танец.
Летающий Свин
6266

правок

Источник — https://wiki.warpfrog.wtf/index.php?title=Служебная:Сравнение_версий/22148...22680

Навигация