Время Волка / The Wolftime (роман)

Перевод в процессе: 22/30 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 22 части из 30.

Время Волка / The Wolftime (роман)
Автор	Гэв Торп / Gav Thorpe
Переводчик	Сол
Издательство	Black Library
Серия книг	Огненная заря / Dawn of Fire
Предыдущая книга	Костяные Врата / The Gate of Bones
Следующая книга	Трон света / Throne of Light
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Предыдущая книга	Зов стаи / Call of the Pack

Десять тысяч лет миновало с тех пор, как примарх Хорус обратился к Хаосу и предал своего отца, Императора Человечества, ввергнув Галактику в разрушительную междоусобную войну.

Вот уже сотню веков Империум противостоит бесконечным вторжениям ксеносов, внутренним распрям и злонамеренным козням Темных богов варпа. Владыка Людей неподвижно восседает на Золотом Троне Терры, служа бастионом против сил преисподней. Лишь по воле Его продолжает сиять Астрономикон, что удерживает Империум от распада, но за все прошедшее время с Его губ не сорвалось ни слова. Лишенное мудрости Императора, человечество далеко отклонилось от пути к просвещению.

Светлые идеалы эры Чудес окончательно забылись. Родиться в такое время — незавидная доля, ибо лучшее, на что можно надеяться, — это жизнь в изматывающем служении или быстрая смерть, которая всякому видится несомненным милосердием.

Пока Империум продолжает неумолимо двигаться к упадку, Абаддон, последний истинный сын примарха Хоруса, ныне принявший титул магистра войны, воплотил свой замысел, зревший несколько тысячелетий. Разорвав ткань самой Галактики от края до края, он выпустил на волю неслыханные силы. Видимо, после стольких веков отважной борьбы человечество все же обречено.

Но тьму пронзает слабый луч света. Колдовство чужаков и таинственная наука пробудили от гробового сна примарха Робаута Гиллимана. Вернувшись на Терру, сын Императора поклялся восстановить пошатнувшееся равновесие, раз и навсегда сокрушить Хаос и возродить великий план, задуманный Императором для человечества.

Однако прежде всего нужно спасти Империум. Галактика разделена на две части. На одной стороне оказался Империум-Санктус — осажденный, но не сломленный. На другой — Империум-Нигилус, вероятно, сгинувший во тьме. Для освобождения царства людей и восстановления его былой славы созван могучий крестовый поход. Человечество готовится к величайшей кампании нынешней эпохи. Провал означает гибель всего, а путь к победе ведет только через войну.

Наступила эпоха Индомитус.

ДЕСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВЕРХОВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ КРЕСТОВОГО ПОХОДА ИНДОМИТУС, ФЛОТ ПРИМУС

Робаут Гиллиман, XIII примарх, Мстящий Сын, лорд-командующий, Имперский Регент

Малдовар Колкван, трибун-стратарх актуарий Адептус Кустодес

Хурак, капитан Неисчислимых Сынов из рода Коракса

БОЕВАЯ ГРУППА «РЕТРИБУТУС», ФЛОТ ПРИМУС

Астопит, перворожденный, лейтенант Новадесанта

Вайрштурм, перворожденный, капитан Молотов Дорна

ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД У ФЕНРИСА

Гастий Вичеллан, Адептус Кустодес, щитовое воинство эмиссаров-императус

Арланд Касталлор, лейтенант Ультрадесанта

Госпожа Кольдерри Вертоциката, астропат «Неизбывной ненависти»

Одис, помощник госпожи Вертоцикаты на «Неизбывной ненависти»

Старшина Макома, младший инспектор соответствий «Неизбывной ненависти»

Лейтенант Кармайхаз, вахтенный офицер стратегиума «Неизбывной ненависти»

ЛОГОС ИСТОРИКА ВЕРИТА

Девен Фракой Эстеран Мудире

Копла-вар

Оковень Балковяз

λ-34-Элиптика

Алек Трестиний

ОТДЕЛЕНИЕ «ЛЮПУС-ШЕСТЬ»

Гай, сержант

Эгрей

Анфелис

Доро

Гарольд

Нейфлюр

ТЁМНЫЙ УДАР, БАНДА ПОВЕЛИТЕЛЕЙ НОЧИ ИЗ ШТОРМА УЖАСА

Эктовар, командир отделения

Фелскас

Сериус

Нордра

Элизир

Ленте

Кеслос

ЗАЩИТНИКИ НОВИОМАГУСА-ГЛАВНОГО

Полковник Гандер, командующий войсками обороны Новиомагуса-главного

Орстанца, капитан 4-й роты ордена Драконьих Копий

ВОИТЕЛИ ФЕНРИСА

Волчьи лорды и другие достославные воины

Логан Гримнар, Великий Волк, магистр ордена Космических Волков, владыка Чемпионов Фенриса

Энгир Погибель Кракенов, волчий лорд Морских Волков

Рагнар Чёрная Грива, волчий лорд Черногривых

Ньяль Зовущий Бурю, рунический жрец, Владыка Рун, главный библиарий Космических Волков

Энгиль Идущий-по-небу, рунический жрец

Хрольф Язык Войны, рунический жрец

Ульрик Убийца, верховный волчий жрец

Альдакрел, железный жрец

Бьорн Разящая Рука, почтенный дредноут, бывший Великий Волк

Гаммал Унесённый Ярлом, командующий флагманом Логана Гримнара

Тюрнак и Фенрир, фенрисийские спутники Логана Гримнара

Чемпионы Фенриса

Арьяк Каменный Кулак, королевский гвардеец, телохранитель Логана Гримнара

Скор Изрешечённый, королевский гвардеец

Торфин Кинжалокулак, королевский гвардеец

Хротгар Морозный Череп, королевский гвардеец

Свен Полушлем, королевский гвардеец

Херьольф, королевский гвардеец

Одюн Вражья Погибель, волчий гвардеец

Железный Клык, волчий гвардеец

Хоргот, волчий гвардеец

Альрик Искатель Смерти, волчий гвардеец

Лейфар Дважды Убитый, волчий гвардеец

Древний Крилл, почтенный дредноут

Сквальд Несущий Войну, дредноут

Свард Кровавый Клык, дредноут

Убийцы Змиев

Кром Драконий Взор, волчий лорд

Краки, волчий гвардеец

Бродд Поступь Зимы, волчий скаут

Дрог, вожак стаи Багровых Когтей Дрога

Ордас Чернохвост, серый охотник

Серые Шкуры Улля

Улль, вожак стаи

Са́тор

Детар

Гарн

Форскад

Эйрик

Хари

ЖИТЕЛИ ЛАНДСАТТМАРА

Гюта

Бьёрти, кузнец, муж Гюты

Луфа, сын Гюты

Корит, дочь Гюты

Урилк Язык, старейшина

Готрин Волнолом, этт-ярл

Агютта, старейшина, мать Бьёрти

Фэрас, старейшина

Кьёра, старейшина

Кьёрфи, старейшина

Идра, старейшина

Артур Меткий Лук, охотничий ярл

Нораслов Страшнокус, этт-гард

Орин, этт-гард, родич Гюты

Энгла Кольчужные Рукава

Фергас

Сиггурунд

Эркранд

РАЗЛИЧНЫЕ СЛУЖИТЕЛИ ИМПЕРАТОРА

Экипаж «Сурового»

Лейтенант Грие, начальница палубы, главная орудийная палуба правого борта

Мичман Каппаган, старший офицер второй батареи правого борта

Матрос Росси, командир орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Моаро, из расчета орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Орад, из расчета орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Кассонетта, из расчета орудия №4 второй батареи правого борта

Другие

Капитан Баргоса, командир корабля «Воздаяние еретикам»

Лесасо Яоик, астропат на корабле «Воздаяние еретикам»

Капитан Сома, командир Отпрысков Темпестус, 394-й полк Дельтических Львов

Лейтенант Такер, силы безопасности лорда-регента, 394-й полк Дельтических Львов

Уруль Сломанная Ветвь, кэрл-переводчик

Сержант Кулас, из Сынов Русса

Калум, из Сынов Русса

+++

Редкие лучи летнего солнца согревают прозрачное небо. Ветер вздувает красно-белые паруса. Ты чувствуешь, как судно скачет по высоким волнам, точно самец по весенней поляне. Ладья полнится силой: каждое бревно, каждая верёвка и гвоздь связаны воедино ради общей цели; силой, что сдержит опаснейшие из нападок стихии.

На носу корабля стоит высокий мужчина, но ты не видишь лица. Члены команды наготове, но ты не смотришь и на них. Внимание приковано к горизонту, к тонкой полоске зелёного и белого. К далёкой земле. Солнце клонится к закату. Гребни волн вспыхивают оранжевым и красным. Море волнуется всё страшнее, а ветер пронзительно свистит в снастях. Мачта едва в силах сдержать нарастающее давление. Под ногами прогибается палуба, и корабль кренится в морских потоках.

И всё же ты плывёшь, дальше, к намеченной цели. Мужчина впереди недвижим. Его лысый череп словно сияет солнечным огнём. Воин чуть поворачивает голову: его ушей коснулся звук.

Обретая алый оттенок, небо темнеет. Оно наполняется чёрными тучами, что вот-вот вызовут бурю на твоём пути. Море становится всё гуще; волны бьют в корпус с ужасающим грохотом раскатов грома, оставляя на крашеных досках красные пятна. Вой ветра почти заглушает треск толстой ткани. Парус рвётся, яростно хлопая тросами. Треск их движений подобен ударам длинных хлыстов.

Воин впереди держится за драконоглавый форштевень. Во второй руке мужчины появился топор. Молния с грохотом рассекает тёмно-красное небо, на мгновение освещая нижнюю часть его лица: рот растянут в свирепой ухмылке, клыки впиваются в нижнюю губу, а щёки обрамлены заплетённой в косичку седеющей бородой.

Ты слышишь рычание кружащих вокруг существ. Команда глубже укутывается в меха; их лица скрыты тенью, если не считать блеска нечеловеческих глаз и белоснежных клыков. Но страха нет, ибо ты один из них.

Море кипит, оно плюётся жаром через планширь, будто едкой кислотой брызжет слюной по рядам щитов вдоль борта. Паруса больше нет. Ветер ревёт, поворачивая корабль то в одну, то в другую сторону. Ладья опасно барахтается под поднимающейся волной. Кровавый вал вздымается выше корабельного носа, мерцая собственными оттенками и очерчивая силуэт впереди стоящего воина. Мужчина с вызовом поднимает топор, и из металла в набегающую волну вырывается молния, исчезнув, столкнувшись.

Вода это или кровь, сказать невозможно; алая жидкость пенится и бурлит в попытке проглотить корабль. Вокруг тебя — волки с глазами из янтаря. Запрокинув головы, они воют как один. Повелитель бурь на носу воет вместе с ними, но его лицо по-прежнему скрыто. Он лишь оскалившаяся чёрная фигура на красноватом фоне всепожирающих морей.

Красный поток обрывается, не оставив тебя на берегу из острых скал и смердящей грязи. Ты — волк, бегущий по валунам. Твои ноздри чуют яркий запах добычи. Корабль, воин, команда — все вместе с тобой превратились в волков. Ты — бьющееся сердце, что гонит охотника вперёд.

Из-под земли вырывается существо, увенчанное зелёной молнией. Оно настолько огромно, что касается густых облаков. Его плоть — цвета нефрита, а глаза — пылающие огнём рубины. Руки чудовища тянутся вниз, хватая тебя за горло. Острые когти впиваются в мышцы, вытягивая и выплёскивая в грязь твою жизненную силу.

Колоссальных размеров клыкастая пасть, наконец, раскрывается. Она подобна тёмной пещере, усеянной древними ледяными сталактитами-зубами.

Тебя поглощает тьма.

Пролог

Орад вытянул руку, чтобы не удариться, когда упадёт, и запястье пронзила боль. Нога запуталась в одеяле, и, поизвиваясь, матрос смог высвободиться, наполовину свесившись с койки. Грудь покалывало от соприкосновения с металлом палубы. В нескольких ярдах от черепа оглушительно выла сирена; она вырвала несчастного из дремоты спустя всего несколько минут сна. Однако Орада свалило с кровати не нежданное пробуждение — он упал из-за внезапного изменения местного гравитационного поля.

— Что за?..

Рядом стояли делившие с ним общежитие остальные члены орудийного расчёта. У всех были такие же растерянные полусонные лицами, и Орад понял: если он и получит какие-то ответы, то уж точно не от своих товарищей. Прежде чем пространство пришло в норму, в течение нескольких секунд казалось, будто гравитационные пластины находятся почти под прямым углом, как у морского корабля на грани опрокидывания.

— Приготовиться к экстренному варп-переходу! — заревело предупреждение по внутренней связи. — Пять секунд!

Колдинз начал молиться. Следом к молебствию добавила свой голос Летер. Две другие женщины, взявшись за руки, опустили головы и преклонили колени. Орад сам пал ниц, сложив руки над головой. Он молился про себя. «Император, защити! Дай дожить до следующего дня!» Коротко и по делу. Двадцать канониров плечом к плечу сгрудились в двухъярусной каюте, заполнив всё её пространство, и тут по корпусу «Сурового» пробежала сильная дрожь.

Орад ощутил вибрацию не только костями, но и душой. Мысленно он вернулся в прошлое, на тринадцать лет назад, к своему первому экстренному прыжку всего через год после начала службы в Имперском Флоте. Сейчас тревогу вызвал варп-шторм, которого едва избежал навигатор «Сурового». Точно так же, как и тогда, его разум словно выворачивался наизнанку, он слышал шепчущие внутри черепной коробки голоса, а разум оставался без сил подавить всепоглощающий страх.

Затем воцарилась тишина, как внутри головы, так и за её пределами.

В дверях появилась лейтенант Грие с чуть сдвинутой набок фуражкой, открыв матросам седеющие волосы длиной до плеч. Она так спешила, что не успела должным образом позаботиться о причёске. За спиной офицера-артиллериста нижней палубы правого борта подпрыгивал энсин Каппаган. Молодое лицо парня блестело от пота.

— Вторжение в реальное пространство, неопознанная направленная гравиметрическая волна, — объявила лейтенант. Дай Бог-Император, если Орад понял хотя бы половину произнесённых слов. — Внутренний вокс перегружен. Займите позиции и готовьтесь к батарейной стрельбе.

Пожилой офицер шагнула назад, чуть не споткнувшись о Каппагана, который в знак приветствия махнул фуражкой и затем каким-то образом проскользнул в общежитие.

— Вы слышали начальницу палубы, — закричал мичман, стараясь, чтобы голос звучал максимально уверенно. В четырнадцать лет (по земным меркам) ему недоставало басовитости и должной солидности старших по званию. И всё же он служил офицером второй батареи, и время учений прошло. Экипаж последовал за ним через другой проём. Некоторые матросы успели одеться лишь наполовину: все спешили занять места, где ожидала другая вахта под руководством энсина Дойля, который был старше Каппагана на четыре года.

Орад добрался до рукояти горизонтальной наводки орудия №4. Сонливость как рукой сняло, а босые ноги нащупали опору на пластали ротонды.

— Проверьте технику! — разнёсся по орудийной палубе приказ.

Командир орудия Росси показал в проём большой палец, подтверждая Каппагану готовность.

Вместе с другими бригадами обслуживания макропушек Орад и остальные проверили свои устройства: прочность, траекторию полёта снаряда, траверсу, механизм автоматического заряжания и ударно-спусковой механизм, именно в этой в строгой последовательности. В обязанности Орада входило дёргать за рычаги управления, которые заставляли турель и орудие длиной почти в тридцать семь метров поворачиваться влево и вправо, в то время как Кассонетта отвечала за те же самые действия в вертикальной плоскости. Моаро следил за процессом заряжания и заправкой, в то время как Росси, как капитан, нёс груз общей ответственности за спусковым крючком — тяжелой тяговой цепью сбоку от основной казенной части и чуть ниже канала автоматического заряжания.

Когда члены команды закончили подготовку, Орад навалился на тормозной рычаг, используя свой немалый вес для фиксации ствола в нейтральном положении. Скрежет шестерёнок и вой моторов сигнализировали о тех же действиях других бригад по всей длине нижней орудийной палубы. Двадцать орудий — довольно внушительный арсенал для судна, классифицируемого как лёгкий крейсер. Однако «Суровый» экономил на экипаже и имел больше свободного пространства, поскольку на крейсере отсутствовали характерные для большинства имперских судов этого класса торпедные аппараты.

Сигнал тревоги на некоторое время умолк, но палуба по-прежнему отражала тусклый янтарь аварийного света. Лицо Росси снизу подсвещалось голубизной дисплея, напоминающего о стрельбе: небольшой экран на данный момент бездействовал, ожидая информации о траектории от лейтенанта-канонира, который, в свою очередь, получал данные о цели и решения по ведению огня из главного стратегиума.

Каппаган просунул голову в узкий проём башни.

— Отличная работа, четвёртая бригада! — воскликнул мичман. — Быстро и точно — вот наш девиз. Всем по двойной порции живогрева, когда выберемся из этой задницы!

Матросы довольно неуверенно поприветствовал обещание командира, но Каппаган уже уходил, и вскоре послышался его крик, отчитывающий третью бригаду за опоздание. Словно в ответ по палубе разнеслись извинения Летер.

— А что значит «одурщица»? — В замешательстве Кассонетта обвела товарищей взглядом.

— Это ты, — покачал головой Росси.

— Я бы вот не отказался от ужина, — пробормотал Моаро. Он согнул толстые руки, поправляя хват на рычаге. На очень смуглой коже красовались грубые татуировки с изображением пустотных китов и чересчур фигуристых женщин. — Как-то не по себе, не нравится мне всё это.

Орад вынужден был согласиться с матросом. Он понятия не имел, что такое направленная гравиметрическая волна, но звучало словосочетание мощно, оно как раз подходило для описания чего-то настолько могущественного, что могло воздействовать на корабль в процессе варп-перехода.

Несколько минут передышки подошли к концу: к жёлтым аварийным огням присоединились новые трёхсоставные сирены, сигнализировавшие о готовности к действию по всему кораблю. «Суровый» уже поднял пустотные щиты, привёл в действие двигатели и начал исследовать пустоту. О происходящих на корабле процессах Орад имел лишь смутное представление, но это не мешало матросу быть им благодарным за сохранение собственной жизни.

— Поступают данные о цели! — По орудийной палубе от мичмана к мичману разнёсся крик, через несколько секунд повторённый по потрескивающей внутренней связи лейтенантом Грие.

Росси прикрыл глаза и сосредоточился на мерцающих цифрах и символах, которые наконец появлялись в командной строке. Когда матрос заговорил, он не отрывал взгляд от экрана; слова звучали как единый монотонный ряд слогов, мало отличающийся от речи сервитора.

— Корма тридцать градусов зафиксировать опустить на двенадцать градусов зафиксировать канал заряжания три зафиксировать взрыватель тридцать две секунды зафиксировать. — Матросы побежали выполнять приказы, дав командиру орудия время на передышку. Орад наблюдал, как в потолке над его рычагом перемещается механизм наведения. — Ублюдки почти у нас под боком! Подтверждайте, живо!

— На тридцать градусов к корме, подтверждаю, — рявкнул Орад, налегая на тормозной рычаг. Его всегда впечатляла способность Росси визуализировать цель на основе набора цифр. Орад трижды пытался сдать экзамен на звание капитана, но у него постоянно недоставало ума претворить цифры в жизнь. Для его восприятия в них смысла было не больше, чем в разговоре ксеносов.

— Опустить на двенадцать градусов, подтверждаю.

— Заряжание с третьего канала, взрыватель на тридцать секунд, подтверждаю. К залпу готов.

— Приготовиться к залпу! — По приказу Росси матросы нырнули в звукоизолированный бункер в передней части башни, подальше от казенников размером с дом наверху и сзади. Он просунул натянутую спусковую цепь через дверь камеры-убежища. Глаза командира орудия остановились на незажжённом красном люмене в стене.

Наконец, он вспыхнул, заливая пространство алым сиянием.

Росси потянул за спусковую цепь.

Цепная реакция механики и алхимии, которую Орад также не совсем понимал, вызвала оглушительный грохот. Гром прокатился по башне, поддержанный новыми ударами по орудийной палубе. Начало и конец учинённой какофонии разделяли всего несколько секунд. Таковым являлся почти одновременный залп. И спустя эти несколько секунд перестали вибрировать стены, дав знак матросам вернуться в главное помещение башни. Росси отпустил рукоять управления огнём и перевёл взгляд на уже пустующий экран.

Попал ли их снаряд в цель? Об этом бригада никогда не узнает. В бушующем водовороте орудийного огня невозможно было определить номер снаряда и место его взрыва, не говоря уже о результативности. В любом случае, за это отвечают расчёты наведения: если боеприпас не достиг цели, значит у сервитора произошёл какой-то сбой.

— Приготовиться к залпу! — призыв раздался снова.

«Суровый» успел дать ещё один залп, прежде чем по орудийной палубе разнёсся нечастый, но гораздо более жуткий приказ.

— Явиться в оружейный отсек, приготовиться к отражению абордажных действий!

Голос энсина Каппагана пронзил корабельный воздух, передавая приказ подконтрольным ему орудийным расчётам. Отделение сотрудников корабельной безопасности, облачившись в синие панцирные доспехи и вооружившись дробовиками и абордажными баграми, двинулись к трём дверям палубного оружейного отсека, в то время как капитаны орудий и их первые помощники — у четвёртого орудия таковыми являлись Росси и Моаро — встали в очередь за двумя тяжёлыми лазпистолетами, двумя шоковыми дубинками и энергоячейками для оружия.

Один пистолет Росси оставил себе, а другой отдал Кассонетте. Ораду же и Моаро достались дубинки. «Суровый» обладал достаточной скоростью, чтобы ускользнуть от большинства более крупных вражеских кораблей, но вместе с тем и необходимой для превосходства всех меньших судов огневой мощью. Орад брал в руки оружие всего четвёртый раз за всю свою жизнь, и в предыдущих случаях матрос возвращал его в шкафчик неиспользованным.

Крейсер подвергся обстрелу, но на нижней орудийной палубе это ощущалось довольно посредственно, к тому же пустотные щиты, как казалось матросам, держались достойно. Случайные статические помехи в воздухе сигнализировали о возобновлении работы генератора, однако характерного удара снарядов о корпус и воя сигналов о нарушении давления слышно не было.

— Приготовиться к столкновению! — Раздалось внезапное предупреждение, за которым тотчас последовал двойной рёв сирен.

Росси первым вошёл в камеру ведения стрельбы, за ним осторожно шагал Орад. Как только Кассонетта ступила в проём, корабль бешено дёрнулся, швырнув Моаро на автозагрузчик. Из виска матроса потекла кровь, он растерянно тряс головой. Кассонетта же упала на Орада, и оба с глухим стуком ударились о мягкие шумоглушители, которыми были обиты стены. Росси удалось удержаться, опустившись на одно колено.

— Безднова тьма, что, чёрт побери, это было? — сплюнула Кассонетта, уже выпутываясь из рук Орада.

Оставив вопрос без ответа, Росси протиснулся мимо, чтобы осмотреть Моаро. Тот стоял на четвереньках, а из раны не прекращая текла кровь.

— Меди…

Крик Росси потонул в оглушительном грохоте, отправившем всю бригаду в полёт через орудийную башню, прямиком во внешнюю стену. Неподалеку раздался скрежет прогибающегося металла, сопровождаемый пронзительным сигналом предупреждения о падении давления и хлопаньем аварийных дверей. Орад уловил треск пламени за мгновение до того, как рухнули щиты.

Огни мигали красным и жёлтым, цепи разорвало. Освещение обратилось в адский стробоскоп, от которого у Орада закружилась голова. Поначалу он не мог даже встать. Матрос оглянулся. Моаро было совсем худо: он копошился в луже собственной рвоты. Росси держался за плечо, словно получил вывих или, и того хуже, перелом. Кассонетта встретилась мрачным взглядом с Орадом и ухватилась за протянутую им руку, чтобы подняться.

— Кажется, я слышала голос лейтенанта, — проговорила девушка. — Что-то насчет тарана.

— Тарана? — рассмеялся Орад, не принимая бедственное положение. — Кто настолько глуп, чтобы таранить космический корабль?

Ответ не заставил себя долго ждать. По палубе эхом прокатились выстрелы, сопровождаемые воплями раненых канониров. Мигающие огни отбрасывали длинные тени на ведущий в башню дверной проём. Орад придвинулся ближе, то сжимая, то разжимая хват на дубинке и поглаживая большим пальцем кнопку активации электрического поля.

Ворчание и рёв — то ли бессловесный, то ли неразборчивый — сопроводили новый шквал выстрелов. По мере приближения тени становились всё больше, а топот обутых ног — громче. Орад дрожал, раздираемый между желанием драться и необходимостью скрыться. Он перекинул дубинку через плечо, готовый нанести удар наотмашь, и ещё раз взглянул на Кассонетту. Девушка встретила пристальный мужской взгляд сухим кивком, и в молчаливой гармонии матросы вышли на подъездную дорожку.

Всего в пяти метрах от них встало зеленокожее чудище, примерно того же роста, что и Орад, но с гораздо более длинными руками, объёмными мышцами и покатыми широкими плечами. Монстр имел массивные челюсти, усеянные звериными клыками, короткий нос со вздутыми широкими ноздрями и горящие агрессией красные глаза. Когтистая рука подняла пистолет, из дула которого вырывалась струйка черного дыма. В другой руке существо держало окровавленную рубашку энсина Каппагана вместе практически неузнаваемым месивом из его останков.

Кассонетта закричала и прыгнула вперёд. Следом прогремел выстрел из пистолета, заставившего голову девушки разлететься по сторонам и замазать лицо Орада. Осколки черепных костей царапнули кожу матроса. Он широко раскрыл рот, но вопль так и не вырвался из глотки. Дубинка выпала из пальцев, ноги подогнулись. Задыхаясь и всхлипывая, матрос поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть несущий покой зелёный кулак.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ШТОРМ УЖАСА

ОТЛОЖЕННОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ

СТАРАЯ КРОВЬ, НОВАЯ КРОВЬ

Предатели несли с собой бурю, погружая в сумрак небеса. Разрушенные шпили Холкенведа высотой в несколько миль утопали в тучах. Кошмарные облака проявлялись из пустоты и опускались на руины города-улья, точно падальщики на труп. И, подобно шелесту сборщиков мусора, внутри туч закопошилось что-то ещё. Оно клубилось и извивалось, проталкиваясь в разбитые проходы и скользя по потрескавшимся виадукам.

Кое-где возникали миазмы, а за ними по пятам следовала всепожирающая чернота. Последние судорожные заикания люменов и полос света из других источников потушила надвигающаяся тень. Жужжание атмосферных циркуляторов начало сбоить, и, в конце концов, с предсмертным вздохом тишина поглотила и его. Безмолвие подавляло малейшее движение, будто захватывая молекулы воздуха в ледяные тиски. Охлаждённый высотой мёртвый воздух опускался всё ниже по уровням города, скапливаясь в глубоких трещинах в металле и ферробетоне, выдолбленном двадцатидневным упорством орбитального гнева. Тень и холод бродили по коридорам дворцов и проникали в загоны рабов. Тень струилась над раздувающимися телами; она ласкала окоченелые трупы и высасывала всё ещё висевшие в воздухе предсмертные вздохи.

Щупальца ледяной тьмы ползли по разрушенным вершинам шпилей, вслепую пробираясь сквозь учинённое опустошение. Они стлались по пространству, пока не чувствовали признаки жизни. Медленно, но со всё более возрастающей целеустремлённостью чернота скользила к сгусткам тепла: она охотилась не за предсмертным дыханием или кровью, но нематериальным теплом человеческих душ.

Первой добычей тумана стали испуганные выжившие, отрезанные от остальной части улья рухнувшими стенами, разрушенными коридорами и километровыми проломами, возникшими в результате орбитальных ударов лэнсов. Лучи энергии отнимали жизни и аристократов, и рабов. Смертоносное облако тоже не делало различий между людьми: каждый являлся лакомством, одинаково сладким на вкус, независимо от того, исходило ли тепло от потомка трехтысячелетней холкенведской аристократии или от ребёнка, что чистил сточные трубы. Некоторые гибли от страха, предсмертными криками пуская по облаку рябь. Ведомые предвещавшим тьму шёпотом, не в силах вынести неумолкающих призывов ненавидеть себя многие бросались в пропасти и разбивали головы об острые края обломков. Другие задыхались в приторном не-воздухе или умирали от заледенения крови, когда струйки холодного тумана достигали ещё тёплых сердец.

Едва удерживаемый остатками шпилей, жаждущий душ туман тёк вперёд. За многие мили от вершины, точно тлеющие угли в костре, пылала жизнь. Ни одна душа не горела жарче другой, но в единстве людском скрывалась сила, общий свет, что отталкивал тень. Вокруг офицеров и священников языки пламени срастались в защитные кольца, однако в стенах каждого замка веры зияли бреши, где царил ужас. Словно ведомая на поводке, тьма ползла по городским уровням; она прощупывала, исследовала границы между уязвимыми и крепкими духом; заполняла помещения фабрик и жилые блоки крестьян, но в то же время обходила стороной пылающие верой кафедральные соборы и храмы.

Когда тьма завершила поглощение верхних пределов, буря разразилась снова. Из бурлящего облака забили молнии, рассыпаясь по потрескавшейся коже древнего города. Неестественные заряды вонзались в открытые бомбардировкой раны на его гористом теле. Импульс за импульсом белая энергия раскалывала небеса, пока верхние уровни Холкенведа не вспылали и сама тьма не содрогнулась от имматериальной мощи.

Вопящий и извивающийся столб леденящей энергии проникал всё глубже и глубже, разделяясь и сливаясь вновь, мчась по залам, аллеям и туннелям, не просто проносясь сквозь тьму, но являясь её частью.

Новая волна первозданного ужаса обрушилась на защитников средней части улья. Несмотря на громогласные предупреждения комиссаров, и ветераны, и новобранцы в равной степени побросали оружие и бежали, за что были вознаграждены лазразрядами в спины. Те же, кто не поддался, остервенело вцепились в оружие. По их лицам беспрестанным потоком текли слёзы: смертный рассудок был не в силах подавить всплывающие в мыслях кошмары. Некоторые от ужаса испытывали физическую боль, другие старались огородить свой разум с помощью молитвы, хотя молитвословия меркли на фоне воцарившейся в улье смертоносной тишины.

Внезапно бурю прорезали крылья, но не привычных воронов или ворон. Алые вспышки прыжковых ранцев и блеск глазных линз исчезли в буйстве шторма; словно искорки в пучинах самой тёмной тени, с зубами из болтов и когтями из плазмы. Словно порождённые этой самой бурей, сотканные из тьмы фигуры и молнии вырывались из мрака, а радостные визги и смех наполнили пустоту тошнотворным шумом. Закованные в доспехи, более древние, чем сам Холкенвед, несомые на изогнутых крыльях и обладающие адовой силой, предатели обрушились на защитников вместе с новым взрывом шторма, что разорвал верхние пределы в обломки и пепел. На вызывающий лазерный огонь и лай автопушек воины шторма ответили из собственных пушек, а спустя считанные секунды — кошмарными клинками и когтями.

Повелители Ночи.

Об их приближении трубил ужас, будто сама смерть оседлала молнии грозовых туч.

Гаю было приказано не обращать внимания на крики, но это оказалось чертовски трудно. Обострённый слух, плюс ко всему усиленный авточувствами силового доспеха, без передышки воспринимал какофонию преисполненных ужасом завываний и обрывающихся на полуслове панических взрыдов. Не отвлекаясь, космодесантник-примарис следовал приказу и оставался на позиции с остальной частью ударных сил. В его отделении заступников осталось семеро Астартес, хотя на Калдону IV Гай высадился с девятью. Хейндаль и Гестартас погибли при высадке, разорванные на части орудиями планетарной обороны. Когда-то пушки стояли на страже владений Императора, однако теперь обернулись против Его вернейших сынов.

Отделение являлось одним из шести в ударных силах, а само входило в состав роты развёртывания из ста двадцати астартес, носившими имя Неисчислимых Сыновей — братьев-примарис, которым ещё предстояло объединиться в новые ордена или удостоиться чести «усыновления» со стороны тех, кто разделял их геносемя. Когда три терранских года назад подразделение космодесантников покинуло колыбель человечества, в его составе находилось двести пятьдесят боевых братьев.

Возможно, это не так много в масштабах галактической бойни, однако Гай хранил надежду, что кто-то всё-таки подсчитывает погибших.

Вопреки порыву гордости, сержант заступников сознавал: позволить Астра Милитарум и верным полкам планетарной обороны Холкенведа принять на себя основную тяжесть атаки Повелителей Ночи имело смысл. Но неужели предатели ожидали попытки лорда-командующего вернуть Калдону IV? Или, быть может, к настолько удачному вмешательству Повелителей Ночи толкнули капризы варпа — если благоприятное для еретиков стечение обстоятельств действительно было делом рук Тёмных богов?

Гая не шибко волновала общая картина похода Индомитус. Его душе хватало служить его частью; уничтожать собственными руками врагов и наблюдать, как рушатся их планы. Высшие материи казались ему абстрактными. Армии в сражениях за миры перемещались по звёздам, в то время как флоты уничтожали друг друга в пустоте, точно фигуры на игровой доске. Всё, что имело значение для Гая, — единственная поставленная лордом-командующим цель: отвоевать Империум у проклятых врагов.

— Соберитесь с мыслями и ожидайте приказа, — напомнил лейтенант Астопит. Говорил астартес спокойно и медленно. Хотя лейтенант не двигался, его словесный ритм соответствовал темпу, в котором тот расхаживал бы по рядам отделения во время смотра. Гай мысленно представил призрачную проекцию своего командира, неторопливо шагающего вдоль строя боевых братьев. Сержант заступников с точностью мог предсказать точку, где в данный момент находился бы его лейтенант, не стой он сейчас у громадных дверей зала. Астопит являлся перворожденным Новадесантником, на сантиметров десять ниже ростом и на три столетия старше Гая вместе с его товарищами-примарис.

— Каждый крик, что достигает ушей, — жертва. Подобно тому, как ради выживания людей Император превозмогает на Терре, так и мы сейчас должны преодолеть эту бурю.

Среди шума человеческих страданий и отчаянной обороны Гай уловил отдалённый грохот болтеров и треск энергетического оружия. Повелители Ночи подбирались всё ближе.

— Судя по всему, они в курсе нашей высадки, брат-лейтенант, — предположил сержант Фолькштейн из отделения агрессоров, что расположилось слева от Гая.

— Конечно, в курсе, брат-сержант.

Воображаемая проекция Астопита дошла до конца второго ряда, остановившись перед отделением сержанта Кормакки. Гай наблюдал за призраком лейтенанта, не отрывая взгляда от плаца. В процессе мысленного представления сержант заступников смотрел прямо перед собой, даже не моргая глазами, — за способность построения движущихся образов он должен был благодарить побочный эффект тактических визуально-мнемонических процессов, включённых в пакет психодоктринации примарисов. Обладая расширенной кинестезией, далеко выходящей за рамки таковых у неулучшенных людей, Гай инстинктивно ощущал местоположение боевых братьев. Более того, ходили слухи, будто Астопит загрузил в дисплей линз данные обратной связи, чтобы иметь возможность проверить, не нарушал ли кто строя во время смотра. Если лейтенант и примечал подобные случаи, то никого из воинов никогда в этом не обвиняли.

Терпеливо ожидая предстоящего противостояния, Гай размышлял о силах противника. Несколько флотилий Повелителей Ночи истязали миры вдоль всей Железной Вуали — пограничной зоны в пределах влияния Великого Разлома, но не затронутой им напрямую. Что ещё более важно, миры Вуали располагались вдоль своего рода линии политической трещины, как понимал это Гай, окружённые дикими системами между различными секторами. Сектора, в свою очередь, можно было разделить на те, что имели исторические связи с Фенрисом, и патрулируемые крестовым походом Чёрных Храмовников. Вдобавок ко всему, черта проходила по самой границе полуофициальных владений Железного Оплота и рыцарей дома Камидар. До прибытия оперативного соединения «Железная Вуаль» из боевой группы «Ретрибутус» местные имперские командиры ужасно страдали от нехватки внешних союзников, к которым можно было бы обратиться за помощью.

Поначалу Гаю казался удивительным факт, что несколько тысяч астартес-предателей подчинили дюжину миров. Однако сообщение, отправленное лордом-командующим Гиллиманом, объясняло, как столь немногие сумели одолеть столь многих. Не силой оружия, нет: это было бы невозможно. На Железную Вуаль обрушилось нечто гораздо более опустошительное: страх. Наводимый Повелителями Ночи ужас достигал такого уровня, что самой угрозы нападения оказалось достаточно, чтобы правители Железной Вуали преклоняли колено перед сынами Кёрза и платили дань.

Страх поработил двенадцать миров быстрее, чем смогло бы любое наступление.

Но ход мыслей Гая нарушил Астопит, продолжив речь.

— Сканеры Повелителей Ночи, да даже эти грязные варпотени, что они впустили в мир, скорее всего, сразу дали знать нашем присутствии. И именно для того, чтобы склонить нас к преждевременному вступлению в бой, предатели устраивают подобное шоу, к сожалению, смертельное для наших союзников. — Внезапная пауза в словах лейтенанта создавала впечатление аналогичной паузы и в его уверенной поступи примерно в трёх метрах справа. — Напомни-ка, брат-сержант Фолькштейн, почему на фронт переброшены наши союзники, когда как мы могли бы удерживать оборону сами?

Астопит был настолько же скрупулезен в предоставлении информации, как и во всех остальных аспектах жизни. Он твердо верил, что его полевая рота, какой бы она ни была, в будущем станет славным офицерским корпусом. С этой целью он подробно рассказывал подчинённым обо всех стратегических решениях и поощрял проявление импровизации в разработке тактики, когда появлялась необходимость.

— Повелители Ночи полагаются на подрывающие боевой дух атаки, которые стремительно инициируются и переходят от цели к цели, — ответил Фолькштейн, процитировав раннее высказывание лейтенанта. — Силы наших союзников ослабят натиск противника и поставит его в невыгодное положение, рассредоточив личный состав еретиков. Мы же проведём контратаку, когда предатели станут наиболее уязвимы.

— И ни миллисекундой раньше, — в заключение добавил Астопит. — Неважно, сколько слуг Императора падёт. Если начнём наступление, преднамеренное в ответ на атакующие действия Повелителей Ночи, сейчас, то поставим под угрозу победу, впустую потратив людские жизни.

Планетарные губернаторы, правящие советы и имперские командиры так напугались Повелителей Ночи, что сами непреднамеренно распространяли страх. И у них действительно были причины бояться: Повелителей Ночи ненавидели и страшились почти так же сильно, как Абаддона, особенно здесь, вдоль Железной Вуали, которая подвергалась многочисленным многотысячелетним набегам. Десять тысяч лет убийств стали достаточным предупреждением: Повелители Ночи не сыплют пустыми угрозами. Наказание и унижение, которым, по их же словам, еретики собирались подвергнуть инакомыслящих, подкреплялись тысячелетиями доказательств. Сдача каждого имперского мира ускоряла следующую, поскольку губернаторы стремились как можно скорее подчиниться и переложить угрозу на плечи соседа.

Если бы первый мир — Эндлспин — не поддался страху и позвал на помощь, Повелителей Ночи, возможно, там бы и остановили. Однако лорд-регент не винил имперских командиров.

«Страх непременно сопровождает эгоизм, — сказал тогда он. — Катаклизм Цикатрикс Маледиктум заставил правителей думать, будто им предстоит в одиночку бороться с тьмой».

Боевой группе поручили освободить эти самые системы от кровавой хватки Повелителей Ночи и принести Железной Вуали надежду. Лорд Гиллиман напутствовал воинов мудрыми словами.

«Страх умножается, когда ему не противостоят. Он набирает могущество, если не бросить вызов, ибо люди не в силах оценить скрывающуюся за ним силу».

Гай вместе с братьями прибыли в Железную Вуаль, чтобы бросить вызов страху. И по всему разрушенному Империуму тысячи других верных Ему слуг делали то же.

По венам Эктовара текла энергия шторма ужаса. Она наполняла Повелителя Ночи жизненной силой точно так же, как составной кварцевый реактор в прыжковом ранце питал силовую броню. Предатель обратился бурей, откармливая её ужасом своих врагов, в то время как шторм насыщал могуществом самого астартес. Пылающие объятия кошмара ласкали доспех; неодолимый голод наполнял еретика желанием, разжигая в душе пустоту до такой степени, пока она не разгорелась огнём жажды, а её можно было утолить лишь экстатическим убийством.

Для Эктовара, как для одного из членов Тёмного Удара, стало честью нестись на переднем крае атаки; послужить утробой шторма ужаса, ибо буря питалась страхом обитателей улья. Слишком много дней он и его облачённые в полночь собратья выжидали на орбите, готовые спуститься небесным гневом, но сдерживаемые тугим поводком своих хозяев. День сменялся днём, сухим и пыльным, время словно перестало течь, а жажда поглощать жизни не утолялась и росла. Каждый проходящий час агонизировал желанием, и, наконец, когда колдун Ке'Хива обратился проводником шторма ужаса и направил страдания лакеев Императора ввысь, на иссохшую душу Эктовара упала живительная капля.

Поначалу волна внезапного шока и паники вскармливала организм Повелителя Ночи, посылая импульсы удовольствия по телу даже до того, как острие клинка пронзило плоть и пустило кровь первой из несчастных жертв. Тёмный Удар атаковал, как пожиратели плоти в подземельях окутанного ночью Нострамо. Совершая стремительные, они убивали без всякого искусства, в то время как чувства рапторов дрожали под приливом людского отчаяния.

Как только терзающая душу жажда исчезла, Эктовар приступил к поиску более лакомых кусочков. Благодаря связи с Ке'Хивой, Раптор чуял ужас и следовал волнообразным изгибам страха, что струились сквозь приведший сюда варбанду живой туман. Стоны, всхлипывания, тошнотворная сладость выброшенных гормонов, а следом и уловленное боковым зрением движение подтвердили присутствие новой добычи.

В нагрудник ударил лазерный разряд. Искра выделялась ярко-красным среди белых и бледно-голубых энергий. Повелитель Ночи проследил за её траекторией, желание росло, но съежившуюся женщину первым обнаружил Фельскас: крылья его ранца заслонили Эктовару обзор, а хныканье уже переросло в отчаянный вой, от которого затрепетал как сам шторм, так и раптор.

Эктовар двинулся дальше, бесконечно разделяя запахи жертв и следуя за самыми чёткими следами из гормонов страха. Он охотился во тьме, мелькая раздвоенным языком сквозь специально сконструированное отверстие в лицевой пластине.

Бесшумными прыжками перемещаясь по улью, хищники искали добычу. С ними летели сумеречные спутники, порхающие вдоль эбенового тумана, который продолжал пробираться сквозь растрескавшийся ферробетон и просачивался по разрушенным трубам. Рыскающие пальцы шторма ужаса наградили Эктовара всплеском синтетической надежды — ощущением улучшающих мышление кортикальных стимулов, что утоляют страх. Повелители Ночи вошли в широкий полукруглый зал и встретились с внезапным градом лазеров и более медленным, глубоким стуком автопушки. За спиной Эктовара раздался крик Сериуса, сопровождаемый хрустом доспехов и хлопаньем крыльев.

— Брат-в-разрухе, — хрипел он по воксу, пока Эктовар активировал ранец и прыгнул навстречу вспышке из дула тяжёлого орудия. — Плоть горит. Помоги!

Эктовар ощущал душу умирающего товарища как ногти, скребущиеся в дверь, настойчивые и требовательные. Он отмахнулся от психического импульса, словно избавляясь от назойливых мух. Повелитель Ночи слишком долго голодал и не собирался разделять трапезу ни с кем другим.

Пару секунд спустя Сериус осознал, что умрёт, проигнорированный «братьями»-в-разрухе. Совершенно один. Во тьме. Возгоревшийся страх раптора с каждой секундой становился лишь ярче, и через несколько мгновений Нордра и Элизир набросились на раненого астартес, вырывая из его лёгких пропитанное страхом дыхание; рычащие цепные мечи вскрыли доспех и тело, высосав из организма еретика последние импульсы отчаяния.

Стреляя из богато украшенного пистолета, Эктовар приземлился среди защитников улья, когти на сабатонах ссекли лицо одного стрелка, а рукоять меча разбила череп другого. Автопушка рухнула под весом прыгнувшего на неё астартес, тренога прогнулась под тяжестью силовой брони и её носителя. Взгромоздившись на покорёженный металл, Эктовар позволил туману рассеяться, открыв свою личность жертве. В сознание раптора проник истошный крик обезличенного солдата. Доспех среагировал на питательный вопль, испустив молнии, однако страх солдата портила испытываемая им острая боль — возбуждающая, но не приносящая сытости.

Эктовар повернулся к офицеру, командующему взводом сил обороны. Мужчина сражался в длинном сером сюртуке с серебряным нагрудником, туго обтянутым плотной тканью. Не комиссар, но всё же достойная добыча. На доспехах виднелась имперская аквила, и раптор на мгновение задался вопросом, испытывал ли Труп-Император тот же трепет сытости от поглощения душ.

Линзы Повелителя Ночи выискали новую жертву. Предатель позволил человеку взглянуть на своё кроваво-красное отражение в линзах шлема. Одной рукой офицер гордо поднял нож с изогнутой рукоятью, другой — пистолет. Эктовар дал смертному выстрелить, вызвав голубую вспышку над горжетом. Ослепительное сияние подарило имперскому лакею надежду. Однако она лишь усилила всплеск страха перед тем, как Раптор издал пронзительный крик и бросился в атаку.

Гай не любил участвовать в разработке стратегий. Ему нравилось совершенствовать эффективные способы убийства еретиков. Как сержант отделения космодесантник сосредотачивался на местности, стараясь сформировать из своих бойцов наиболее смертоносное и адаптивное подразделение. В последние месяцы войны с Повелителями Ночи задача несколько усложнилась, поскольку от изначального отряда, отправленного флотом Примус, в живых остались лишь он сам и трое членов его отделения. За время беспрерывных сражений одиннадцать космодесантников погибли в бою.

Повелители Ночи не горели желанием вступить в прямую конфронтацию, но вместе с тем возвращать истязаемые миры Империуму они тоже не хотели. Предатели провоцировали широкомасштабные восстания, которые сменили спектр задач с миссий по воссоединению миров на кровавые зачистки. Так Тёмный Удар и властвовал над добычей: вассальные планеты предпочитали столкнуться с гневом армады лорда-регента, чем с карательными акциями Повелителей Ночи. Всего лишь три отвоёванных мира Железной Вуали отвлекали солидную часть ценнейших боевых ресурсов — полки Астра Милитарум, корабли Имперского Флота и воительниц Адепта Сороритас. Командующие вынуждены были оставлять своих воинов для заверения местного населения и его правителей в том, что возвращённые в лоно Империума миры остаются в безопасности от террора Повелителей Ночи.

А затем, после более чем терранского полугода уклонений и набегов, Повелители Ночи в полном составе варбанды пришли на Калдону IV. Они напали ровно во время высадки оперативной группы с орбиты. Вряд ли это было простым совпадением.

— Минута до начала контрудара, — сообщил лейтенант Астопит, так же спокойно и уверенно. — Проверьте оружие.

Гай завёл мотор цепного меча и вытащил пистолет, ощущая, как в организме расцветает боевой азарт. С момента прорыва с места высадки космодесантники его отделения страдали от вынужденного безделья, которое сохраняло жизни воинов и их припасы.

Холкенвед являлся столичным ульем и служил резиденцией имперского командующего, который объявил о своей капитуляции силам Империума ещё до того, как те появились на орбите. Однако подобная ситуация была лишь островком в море мятежей. Правители соперничающих городов-ульев накрепко связали судьбу с Повелителями Ночи и повстанцами, чтобы вытеснить древних конкурентов с политической арены. По всей видимости, теперь Повелители Ночи вознамерились одной атакой полностью сокрушить и местное сопротивление верных Императору сил, и прибывшие подкрепления лорда-примарха. В случае, если Холкенвед падёт, Калдон IV вернётся в руки предателей, и — так же верно, как и то, что на Фенрисе идёт снег, — Железная Вуаль вновь поднимет открытый мятеж.

Они не могли позволить этому случиться. Лорд-командующий оставался непреклонен.

Холкенведцы платили за верность жизнями, как и все праведные слуги Императора. В дальнейшей судьбе боевой группы «Ретрибутус» особую роль играли корабли, но никак не архитектура освобождаемых планет или их население. Командный состав симулировал слабость армады, не желая распугать врагов. Военачальники рассеяли флот, создавая впечатление, будто боевая группа готовилась к непредвиденным атакам; флотилия уподобилась хищнику, что отыгрывал роль жертвы, она притворялась мёртвой. Однако подобный гамбит стоил менее мощной орбитальной поддержки, и Гая мучил вопрос, были бы живы Хейндаль и Гестартас, подвергся зона высадки интенсивной бомбардировке.

Не встретив практически никакого сопротивления, Повелители Ночи сами инициировали обстрел с орбиты. Пустотные щиты вышли из строя на второй день, защитные лазеры и ракетные установки — на четвёртый. Последующие шестнадцать дней орбитальных ударов уничтожили всё живое в пределе верхних шпилей.

— Их жертва — приманка, — капитан Вайрштурм пояснил причину, почему командование позволило Повелителям Ночи столь широко сеять смерть и страдания в городе-улье. — Улей — козлёнок, заколотый на поляне, а их штурмовые роты — натянутая на тетиве стрела. Они пытают слабых, чтобы спровоцировать нас на атаку, но если в ответ мы обнажим слишком длинные для них клыки, выродки Кёрза попросту убегут.

Сержант вспомнил пиктограммы и видеозаписи, которые лейтенант Новадесанта использовал во время инструктажа. Они предназначались для тактической оценки ситуации, но пока Астопит рассказывал о расположении проходов и расчётах поглощающей способности различных материалов в улье, внимание Гая сосредоточилось на торчащих из-под обломков руках; перекошенных лицах детей, покрытых останками родителей; ещё ходячих раненых, что карабкались по грудам обломков изломанными и окровавленными пальцами. Изображения, как статические, так и движущиеся, не имели звукового сопровождения, однако крики о помощи, отчаянные стоны и предсмертные крики наполняли воздух Холкенведа в течение последних шестнадцати дней, заглушаемые лишь грохотом корабельных снарядов и неровным шипением ударов лэнсов, сеющих ещё больше разрухи.

При мысли о кровавой расплате Гай крепче сжал рукоять меча. Сама мысль о том, что воины, создававшиеся как острие клинка Императора, вынуждены прятаться за щитом из гражданских лиц, Имперской Гвардии и солдат СПО, вызвала на его языке горький привкус.

Каждый день, каждый час и каждая минута ожидания копили в теле сержанта больше силы и скорости, которыми он вот-вот воспользуется.

— Всем отделениям: схема атаки «Альфа».

Капитан Вайрштурма произнёс ожидаемые всеми Неисчислимыми Сыновьями слова.

Ведущие отделения ринулись на позиции, молнией проскочив мимо лейтенанта Астопита. Гай со своими заступниками ещё стоял в третьей шеренге. Не говоря ни слова, астартес бросились в бой четыре секунды спустя, отставая от лидирующих отделений на пятьдесят метров. Ускоряясь до боевого темпа, Гай ощутил едва заметную разницу в весе одного бедра, вызванную книгой, которую он носил в одной из подсумков с боеприпасами. Или, вполне возможно, ногу сержанта тяготил не физический вес предмета, а эмоциональная нагрузка, что заставила его уделять новоприобретению слишком большое внимание.

Нарушение рутинных учений перед высадкой вызвало кратковременную волну возмущения на смотровой палубе. Проверка снаряжения и процесс сбора, отточенные за тринадцать предыдущих высадок, на секунду прервались, поскольку каждый из присутствующих космодесантников отреагировал на присутствие чужака в своих рядах.

Незваного гостя заметили моментально: ещё один вдох в гимне боевого братства, ещё одно движение там, где обычно царит тишина, и тишина там, где обычно происходит движение. Едва заметное колебание заставило готовящихся к бою астартес отвлечься. Любой неулучшенный человек вряд ли бы что-то заподозрил, даже не почувствовав присутствия нарушителя. Для Гая же пересечение границ его территории было подобно внезапным грохотом барабана в предбоевой симфонии; внезапным диссонансом, что только нарастал по мере приближения звука.

Фигура в обычной военной форме серого цвета, карлик среди гигантов, пробиралась по змеящимся по залу заправочным трубам и зарядным кабелям. Она переводила взгляд с одного отделения на другое, рассматривала каждого астартес, точно оценивала диковинные реликвии в музейной галерее, но сверхчеловеческие чувства обитателей зала уловили нервозность смертного десятком малозаметных проявлений.

Брат Кеми поднял болт-винтовку и нацелил её на мужчину. Тот сумел подавить дрожь.

— Решил настроить прицел, историтор, только и всего, — посмеялся заступник, опуская болтер.

Адепт науки выдавил из себя улыбку и огляделся по сторонам в поисках цели, и, когда взгляд учёного упал на отделения Гая, он поспешил вперёд.

— Историтор Мудире, — поприветствовал кивком сержант. — Что привело тебя на сбор? Неужто решился на боевую высадку?

Мудире заколебался, но смог преодолеть непроизвольный страх.

— Хоть я и представляю себе ценность острых ощущений войны на истерзанной еретиками планете, когда жизнь зависит от нескольких сантиметров брони и секунд полёта ракеты, к сожалению, вынужден вам отказать, — историтор немного помолчал, прежде чем продолжить: он заморгал, пытаясь вернуть мозгу верный ход мыслей. — После Гельсеплана… Когда вы… Когда...

Он сглотнул и отвёл глаза от Гая. Воспоминания унесли историтора из зала сбора, сложив губы в гримасу.

— Когда я спас тебе жизнь, историтор? — подсказал космодесантник-примарис.

Мудире кивнул, вновь сосредоточившись на Гае. Взгляд учёного метнулся к наплечнику сержанта, и Гай вспомнил, что именно этот элемент доспеха принял на себя основной удар артиллерии, когда он защитил Мудире во время засады на Гельсеплане.

— Вы интересовались, хранится ли у нас что-нибудь о мире вашего генетического отца, — спешно произнёс историтор. — Вы просили что-то «настоящее», что могло бы погрузить вас в те стародавние времена.

— Великий Коул многим нас одарил в процессе долгого сна, — ответил Гай, поднимая облачённый в керамит палец и постукивая им по своему виску. — Фактами. Цифрами. Историческими событиями. Счётами и отчётами. Но не дал нам ничего…

Гай никак не мог подобрать подходящего слова для кровной связи, выходящей за простые рамки генетических манипуляций и исторических данных. Он растопырил пальцы и пожал плечами, отчего заскулил доспех.

— Духовного? — предположил Мудире.

Гай кивнул. За спиной раздался хрюкающий смех нескольких боевых братьев.

— Вот. Это не первичный источник, — начал Мудире, роясь в сумке. Он достал книгу: без обложки, не большую по размеру, но толстую, с пожелтевшими и потрёпанными страницами. — Однако она современник Первого основания... И, хотя авторский стиль немного замысловат и архаичен, текст не требует перевода.

— С нетерпением буду ждать возможности прочитать её по возвращении, — улыбнулся Гай.

— Она для вас. — Мудире почувствовал себя ужасно неловко, протягивая книгу. — Для…Ну… Это подарок. После Гельсеплана я взглянул на себя немного иначе, и, быть может, книга поможет и вам познать свой внутренний мир.

Гай взглянул на протянутую руку и тонкие страницы, которые уже трепетали на ветру.

— В этом нет необходимости, историтор, — ответил астартес. — Я лишь выполнял долг, не более того.

— Безусловно, я обладаю некоторым влиянием в обществе историторов, — выпрямляясь, продолжил Мудире. Взор смертного стал жёстче. — И всё же мне стоило немалых усилий в знак благодарности добыть для вас этот труд. Было бы невежливо с вашей стороны от него отказаться. Считайте книгу наградой, своеобразной благодарностью от лица всех историторов.

— Невежливо, говоришь? — переспросил Хейндаль на пути к своему командиру. — Советую взять книгу, брат-сержант, в противном случае Мудире пожалуется лорду-примарху.

Взгляд Мудире оставался непоколебим, а руки продолжали удерживать книгу в протянутом положении. Гай принял дар и прочитал титульный лист.

Лицо сержанта тронула улыбка.

— Она великолепна, историтор, — поблагодарил он Мудире. — Огромное тебе спасибо.

Страх перескакивал от одного слабого разума к другому точно зараза, пробегающая по невидимым сосудам взаимной нужды. По мере того, как рушилась одна линия сопротивления, решимость следующей ослабевала, и за налётом страха следовали молниеносные атаки Повелителей Ночи. Пронзительные предсмертные вопли рабов Императора, лающий вой рапторов и неестественные звуки духов бури несли семена ужаса в умы впередистоящих.

— Редко бойня выдаётся настолько малозатратной, — хвастался Ленте, выпотрошив агонизирующего солдата СПО. Вынув когти из жертвы, Повелитель Ночи махнул рукой в сторону освежёванных и обезглавленных трупов, валявшихся в коридоре. — Добычи слишком мало, а та, что есть, из ряда вон плохо организовала оборону. Будь их побольше, вряд ли мы бы смогли продвинуться так далеко.

— Они слабы, ибо не понимают природу своего врага, — прокричал Кеслос в прыжке, приземляясь рядом с Эктоваром. — Куда им тягаться с могуществом шторма ужаса.

Защитники Холкенведа действительно не отличались организованностью в размещении сил и контратаках, но Эктовар сохранил достаточно здравого смысла в океане острых ощущений охоты, чтобы задаться вопросом, сложился ли такой ход вещей по причине некомпетентности командиров или создан преднамеренно. Шторм ужаса — его скрывающие, деморализующие миазмы — был явлением настолько уникальным, что ульи попросту не имели возможности столкнуться с его аномалией раньше, а это уязвляло многоуровневую оборону. Засомневавшись, Эктовар замер, когда остальные рапторы двинулись к полуоткрытым броневоротам.

— Происходящее — дело рук не смертных защитников, но Заблудшего Сына, — предупредил спутников Эктовар. Повелитель Ночи почувствовал, как душа солдата покидает лежащее у ног раптора тело, и остановился, чтобы ощутить её присутствие сквозь пропитывающий плоть чёрный туман. — Ждите контратаку.

— Мы должны дать основным силам сигнал на штурм, — прокомментировал Кеслос. — Внезапная атака выбьет дух из выживших и притупит остроту ответного удара врага.

— А мы станем острием клинка, что вонзается глубже в плоть, а вес наступающих сил толкнёт нас вперёд, в самое сердце, — вставил Элизир.

Эктовар понимал, о чём говорили собратья по банде. Шторм ужаса чуял, как, ожидая своего часа, за линией фронта скапливаются космодесантники Императора. Тела рядом остыли, вокруг Эктовара витала серость. Следом улетучился и страх, поглощённый голодным туманом.

— Вперёд, — наконец решился он, оглядываясь на грызущую сознание пустоту. — Когда снизойдёт Повелитель ужаса, мы укажем путь.

Он разрезал железо ворот двумя взмахами сверкающего клинка и шагнул за порог. Вокс ещё потрескивал от сообщения Элизира. Впереди выстроилась следующая группа защитников улья, уже окружённая зондирующими щупальцами шторма. В рядах этих смертных Эктовар ощущал дисциплину и стойкость, которой не хватило столь многим.

И Эктовар с удовольствием её нарушит.

Коридор был слишком низким для использования прыжкового ранца, поэтому Повелитель Ночи устремился за миазмами варпа широким шагом. Меч оставлял за собой след из бледно-голубой энергии. Иногда она заземлялась люменами и изоляционными трубками, воспламеняя силовое поле яркой дугой.

Шторм ужаса указывал путь точнее любого ауспика, направляя Повелителя Ночи из главного прохода в коридор поуже. Крылья высекали искры из обитых металлом стен. По воздуховодам он бежал слегка пригибаясь, чтобы не задеть проложенную кабелями крышу. Служебный туннель вывел его в зал, где ждали имперцы, в нескольких десятках метров от его нынешнего местоположения.

Эктовар прорвался внутрь, выбив ржавую решетку. Прыжковый ранец откликнулся на импульс, и, точно крылья летучей мыши, унёс предателя по спирали вниз. Окружённый вьющимися клочьями шторма раптор рвался к охваченным паникой защитникам.

Блокируя оба выхода, на импровизированных баррикадах, возведённых поперёк зала, стояло более пятидесяти человек. Внимание Эктовара привлёк рёв одного — комиссара в начищенном панцирном доспехе и остроконечной фуражке. В одной руке хранитель порядка удерживал силовой меч, а в другой — пистолет.

Болт-пистолет Эктовара зарявкал, отнимая жизни у собравшихся вокруг выбранной жертвы солдат. Из-за спины открыли огонь остальные Повелители Ночи; разрывные снаряды смертельными вспышками осветили ошеломлённые лица смертных. Инстинктивно рапторы поняли желание своего лидера, атаковав другие участки обороны на стене из перевёрнутой мебели, демонтированных дверей и сваленных в кучу ящиков от пайков. К несчастью солдат, такая стена не могла защитить от атаки сверху.

Паника нарастала. Страх поднимался навстречу пикирующему Эктовару, подобно подводному течению. Следующий болт Повелителя Ночи попал в лодыжку комиссара, превратив обутую в ботинок ступню и голень в кровавое месиво. Женщина с резким криком упала. И всё же её крик был вызван лишь болью; укоренившийся в схоле стоицизм комиссара не отличался от стен крепости, что не позволяли врагу добраться до хранимого внутри золота.

Вместе с тем её разум не был похож на таковой и у астартес. Железная воля сыновей Императора всегда оставалось сухой и холодной: уверенность Космодесанта не нуждалась в подпитке. Ментальные же стены комиссара оказались толстыми, но не неприступными. Вскрыть такой рассудок — замечательная возможность получить наслаждение от вкуса лакомого кусочка внутри.

Заступники Гая повернули на восток, направляясь к левому флангу контратаки. Ферробетонный пол трещал под сабатонами Космодесанта. Облицованные пласталью стены вибрировали, точно огромный боевой барабан. Звуки выстрелов впереди стихли, в противоположность крикам страха и боли.

Гай проверил сигнал ауспика на приемнике предплечья.

— Множественные сигналы в полумиле отсюда.

— Авгуры подтверждают приближение второй волны еретиков. Контратакуйте по мере необходимости и не забывайте о стратегических целях, — напомнил брат-лейтенант Астопит по воксу.

— Понеслась, — обрадовал Гай своих братьев. Заступники так быстро побежали по коридору, что люмены, казалось, вспыхивали прямо на серо-голубой броне. Сержант поднял цепной меч и оживил его оскаленные зубья.

Гай вспомнил строчку из подаренной книги и издал старый боевой клич сыновей Волчьего Короля.

— Влка Фенрика!

ГЛАВА ВТОРАЯ

ОН ЗАЩИЩАЕТ

ЖЕРТВЫ

ДОБРОДЕТЕЛЬ

Жук был размером с большой палец Орада: длиннолапый, с тускло-зелёным панцирем. Корабль населяло множество насекомых, но такого раньше ему видеть не доводилось. Должно быть, жук попал сюда вместе с атакующими. Матрос наблюдал, как зеленоватый шарик выползает из щели между переборкой и палубой, перемещаясь по нескольку дюймов за подход и активно подёргивая усиками. Время от времени пришелец набретал на питательные кусочки, слишком маленькие для глаз Орада, и тогда его жвала старательно кромсали находку.

Орад хотел протянуть руку и отшвырнуть создание прочь, но в теле совершенно не осталось сил. Мышцы даже не болели — они пребывали в состоянии полного онемения. Мозгу досталось не меньше. Страх и усталость до такой степени притупили нервную систему, что бывшему матросу пришлось изрядно попотеть, чтобы просто сосредоточиться на жуке.

Он скользнул по полузасохшей крови и замер, заметив рядом изуродованное лицо Росси. Из разлагающейся плоти торчала белая кость, а мёртвое мясо по крошечному кусочку за раз обгладывали бледные личинки и муравьи. Орад взглянул в пустые глазницы бывшего командира орудия, пытаясь вспомнить, был ли Росси голубоглазым или кареглазым, и ему вмиг поплохело. Парень думал перевернуться, но дискомфорт стал бы только сильнее, а вид на другой стороне красотой не отличался: в той части башни медленно разлагались останки Моаро.

Он совершил ошибку, вернувшись. В привычное ему место Орада притащило его измученное сознание и усталые ноги. Только теперь знакомая обстановка не вселяла спокойствия — здесь воцарился кровавый кошмар, вырвавший матроса из прежней жизни.

Лампоса из бригады шестнадцатого орудия рассказала, что «Суровый» на абордаж взяли орки, но Орад лишь накричал на девушку за то, что та поверила в детские сказки. Однако уверенности в обратном оставалось всё меньше. Зеленокожие монстры вполне могли быть теми самыми диаболис из глубокой пустоты, которые преследовали героев; таких, как лорд Соляр Махарий, и других легенд Империума, о подвигах которых ребёнком он так жадно слушал от проповедника.

Орки.

Если орки реальны, то что насчёт ведьмовских эльдар и ужасных тиранидов? Неужто они тоже существуют? А в кого он стрелял?

И если легенды не врут о злобных тварях, то, значит, истории и о героях являются правдой: командор Данте и комиссар Яррик, Эрак Нюсон и Корвин Северакс, канонисса Жасмин и генерал Крид…

Особенно Ораду нравились байки о Великом Волке Гримнаре и его Космических Волках. По крайней мере, не так давно он узнал, что легендарный космодесантник действительно существует. Экипаж информировали, что «Суровый» выполняет специальную миссию как один из самых быстроходных кораблей флота Соляр. Они направлялись на полумифический Фенрис с уникальным грузом, который помог бы Великому Волку в войне против еретиков.

Однако «Суровый» сменил курс и больше не летел на Фенрис. Орада охватила паника. Что случилось с драгоценным грузом? Сокровище обладало такой высокой ценностью, что на борт лёгкого крейсера прибыло два отделения Космодесанта! При осознании, что космодесантники теперь мертвы, рассудок словно оцепенел. Если бы выжил хоть кто-то, хотя бы полумеханические стражники техножрецов, орки бы не сумели укрепиться на нижних уровнях крейсера.

Они провалили миссию, не доставили груз Великому Волку.

Дверь на главную палубу, сопровождаясь шумом несоосных шестеренок и скрежетом металла, открылась. Вероятно, прошло уже несколько дней, или, быть может, даже недели. Трудно было сказать наверняка, но ясным оставался факт, что присутствие орков — да, именно этих ксеносов — уже меняло облик судна. Никто ничего не полировал. Никто ничего не смазывал. Никто не проверял системы энергоснабжения и не возносил умиротворяющих молитв к плазмопроводам, что тянулись от кормовых реакторов к носовым палубам. «Сурового» поработили, и обращались с ним так же по-скотски, как и с бывшими членами экипажа.

Щёлкнул кнут, и по коридору разнёсся гортанный рёв.

Орад дёрнулся: тело вспомнило последнее прикосновение шипастого ремня к плечу. Застонав, он приподнялся и, спотыкаясь, выбрался из башни. Другие люди, около трёх десятков человек, остались с ним здесь, внизу. Тут бывшие матросы сумели урвать несколько часов сна; большинство служили в других частях корабля. Орад очень хотел, чтобы у него появились силы перетащить своё тело в другое, более укромное место, где можно было бы рухнуть. Возможно, в следующий перерыв он так и поступит.

Рабы выстроились в шеренгу, все — опустив глаза. Никто не осмеливался встретиться с красными глазами хозяев. Низкорослые зеленокожие беседовали между собой, смеялись и тыкали пальцами в артиллерийские расчёты, когда те, шаркая, выходили с орудийной палубы к трапам. Основная работа кипела двенадцатью уровнями выше: рабам предстоял изнурительный поход до главной палубы, где они вместе с десятками других вручную разгребали обломки, что застряли в массивном таранном носу орочьего корабля после его столкновения с хребтом «Сурового».

Когда люди очистят корабль, когда перестанут быть нужны с освобождением сцепившихся кораблей… Что случится после?

Орад мечтал о смерти, потому что альтернатива вырисовывалась слишком тошнотворной, чтобы о ней думать.

— Кричи! Ради своего Трупа на Троне! Кричи!

В кулаке Эктовара комиссарский меч больше походил на обычный нож. Острие затерялось в толще офицерского мундира, а из места колотой раны по лезвию стекала кровь. Эктовар продавил металл немного глубже, приближая острый конец к лёгкому между рёбер.

— Кричи, чтобы Он тебя спас!

Комиссар словно плевала в лицо раптора своим презрением, её слабеющие кулаки не переставали колотить по молниеносному доспеху. Каждый удар смертной, как ментальный, так и физический, для Эктовара подсвещался пламенем. Чутьё Повелителя Ночи пылало от касаний смертной.

— Праведница, — прошептал Эктовар, щелкнув языком при мысли. — Твоя вера сильна.

Комиссар усмехнулась, её взгляд из-под козырька перекошенной фуражки словно метнул в еретика кинжалы.

— Я тебя сломаю, — зашипел Раптор, чуть наклонившись. Решимость комиссара поколебалась всего на миг, но успела наградить Эктовара толикой сомнения. Практически ничто, едва ощутимый привкус во рту, молекула аромата в ноздрях, но она разожгла терзающий голод. И тут Повелитель Ночи понял: до сих пор, до встречи с ней он питался лишь пеплом. Его насквозь пронзила потребность в удовлетворении, в усладе жгучим ужасом сломленной веры. Броня заскрипела в стремлении задрожать в такт охватившему душу желанию.

— Он защищает, — прочеканила офицер службы надзора за верностью.

Эктовар вонзил клинок комиссара ещё на несколько сантиметров глубже, чем вызвал новый стон боли. Свободной рукой он медленно снял с неё фуражку и отбросил головной убор прочь, открыв тёмные, остриженные почти до макушки волосы. Керамитовая перчатка принялась ласкать обнажённый женский череп. Повелитель Ночи попытался представить себе то самое чувство, но из головы будто исчезли воспоминания о мягком и нежном. Раптора терзала лишь потребность наполнить себя страхом, чтобы внушать его другим и им же и питаться в службе шторму.

Пальцы обхватили череп воительницы, с нарастающим давлением сжимая кость.

— Ты умрёшь в беспамятстве, совершенно одна, — прохрипел он в вокс-блок доспеха.

— Император защищает, — повторила комиссар, обнажив зубы в искривлённом оскале.

— Его здесь нет, — хихикнул Эктовар. Он склонился ещё ближе, так, что затмил всю её реальность; шлем с крыльями летучей мыши заполнил поле зрения комиссара, а щупальца шторма обвились вокруг шеи и скользнули по миловидным щекам и тонким губам. — А этим местом завладеет Совершенный.

— Император защищает. — В словах женщины уже отсутствовала прежняя убеждённость, а голод Эктовара усиливался мере того, как росла её слабость. Женщина была так близка к провалу. Так близка к моменту, чтобы броситься в его объятия. Пальцы астартес сжали сильнее, и кость, наконец, затрещала.

— Закричи! Ради меня! — взмолился Эктовар, выдёргивая меч из тела. — Я хочу слышать твой ужас. Кричи! Взывай к Богу-Трупу!

— Император защищает.

Глаза женщины потускнели. Не от потери крови или повреждения мозга, но в кататоническом приступе. Психика женщины не выдержала, и Эктовара захлестнула волна омерзительных ощущений.

— Нет! Нет, нет, нет, нет! — взбесился он, выкинув офицерский меч. — Смотри на меня! Смотри! Смотри на меня!

— Император защищает, — почти шёпотом повторила комиссар.

Стены её разума растворялись, и пламя за ними, ужас, что желал вкусить Эктовар, исчезал вместе с угасающим рассудком несчастной. Лопнувшая психика женщины пожирала топливо страха. А пустота в груди раптора никуда не исчезла, продолжая требовать пропитания у его души. Повелитель Ночи был почти у цели. Экстаз ждал всего в одном ударе сердца, если бы только он мог вызвать у женщины последнюю волну страха.

— Кричи, ты, трусливая мразь! — завизжал он, встав и схватив комиссара за шею. Она повисла не сопротивляясь, лишь в последний раз пробормотав знакомую фразу.

— Император за-щи-ща-ет...

Момент был упущен. Словно поток ледяной воды, неудовлетворённая потребность лишила Повелителя Ночи дыхания, она душила астартес и заставляла испытывать боль.

Взбешённый, с бессловесным криком на устах Эктовар отшвырнул негодницу прочь. Тело комиссара закружилось в воздухе и свалилось на баррикаду. Раптор на мгновение замер, ошеломлённый собственной неудовлетворённостью.

— Вожак когтя! — Тон Кеслоса казался излишне настойчивым, будто раптор уже некоторое время требовал к себе внимания. — Приближается враг.

— Пускай приближается, — прорычал Эктовар.

Выходит, деликатесов из ужаса ждать больше не придётся. Космодесантники не ведали страха, однако могли предложить иной повод для праздника. Эктовар утолит голод чистой резнёй.

Гая окружал дрожащий фюзеляж корабля, но космодесантник не ощутил напряжения при входе в атмосферу. Внимание астартес было приковано к подаренной Мудире книге. Усовершенствованный Коулом мозг примарисов усваивал данные гораздо быстрее неулучшенных людей, но Гай ждал момента, когда сможет насладиться каждой буквой десятитысячелетнего труда.

Сержант заступников уставился на первую страницу. В каждом уголке танцевали этнические узоры, и взгляд астартес, отмечая мельчайшие различия, следовал за каждым их витком. Гай догадался, что в оригинальном источнике украшения рисовали от руки, а в тончайших несоответствиях между узорами были виновны пальцы художника, которые не совсем точно повторяли ту же дугу узора в разных углах страниц. Отклонения тоньше волоса, но всё ещё слишком очевидные для глаз Гая. Печатный же станок, что и выпустил том, воспроизвёл каждое незначительное отличие.

«Сколько их всего? — задумался Гай. — Мудире не упоминал, что труд очень редкий, но на его приобретение ушло несколько месяцев между Гельсепланом и Калдоной IV. Хм… Сколько напечатали экземпляров? И сколько осталось более девяти тысяч лет спустя?»

Он изучил шрифт, осмотрел бумагу, остатки клея на корешке, где отвалилась обложка. Гай ощутил вес книги, почти ничтожный для колоссальной силы астартес, и задался вопросом, через сколько рук она прошла, прежде чем попасть в его. Перед историторами поставили задачу не только восстановить утраченное прошлое человечества, но и документировать текущие исторические процессы по мере их развития. Книга объединяла прошлое и настоящее, а на плечи Гая легла обязанность пронести эту связь в будущее.

Мудире оказался прав, Фенрис не был местом рождения его отца. Но автор книги ступал по заснеженной земле, написал этот текст и каким-то образом, вопреки капризам эпохи Империума, пока Гай спал в металоновой коме, книга переходила от владельца к владельцу и с места на место, пока историтор не передал древний труд ему.

Сержант открыл страницу наугад, подсознательно отмечая изменение звука ветра, что свистел за пикирующим боевым кораблём. Гай рассчитал, что сейчас они находились ниже двадцатимильной отметки высоты, плюс-минус несколько сотен метров в зависимости от местного атмосферного давления. Остальные члены отделения беседовали между собой, — Гестартас завёл боевую молитву, — но Гай едва слушал, бездумно повторяя слова.

— Десять минут до посадки. Зона высадки скомпрометирована. Запустить протоколы высадки с боем. — Лейтенант Астопит пробирался меж сидящими рядами космодесантников-примарис, произнося слова в такт каждому шагу. — Сразу же рассредотачиваемся, отмечаем друг для друга цели. И без промедления обезопасьте периметр.

Через пять секунд брат-лейтенант обойдёт ряд сидений, где изучал книгу Гай. Наличие личных вещей не являлись нарушением — некоторые из боевых братьев прихватили с собой военные трофеи и другие вещи, заполученные в предыдущих боях, — но подарок Мудире почему-то смущал сержанта. Гай в последний раз перечитал текст на титульном листе и сунул книгу в дополнительный подсумок, который заранее прикрепил к поясу.

«Волчьи дебри. Люди, места и обычаи Фенриса. Крепость Сынов Русса. Традиции Своры», Карл Баденский

Протяжный грохот возвестил о детонации сейсмических бомб. Их в пределах верхней мили от улья закладывали команды мучеников прямо во время бомбардировки. Место установки зарядов методом сложных вычислений определяли техножрецы. Последовательные удары вызвали пересечение волн разрушительной энергии: взрывы мелты провоцировали отражение энергетических кавитаций.

Сооружение размером с город-улей невозможно было полностью уничтожить обычными снарядами, но из-за повреждений, вызванных атакой звездолётов, верхний шпиль слишком ослаб. Вместе с разрывом бомб десятки тысяч тонн скалобетона и пластали разлетелись на части. Всего через тридцать секунд после обнаружения библиариями второй, основной волны атаки Повелителей Ночи, весь верхний шпиль начал пожирать сам себя, посылая потоки расплавленного металла и лавины обломков ещё на милю вниз. Враг дислоцировался ниже уровня опустошения, однако таким образом имперские ударные силы заблокировали еретикам пути отхода на орбиту. Корабли Имперского Флота и Космодесанта, которые до сего момента на минимальной мощности, едва заметно подбирались к миру, теперь летели на полной скорости, устремляясь в тыл предательского строя.

Открыв огонь по первому встреченному Повелителю Ночи, Гай почувствовал под ногами дрожь и, удовлетворённый началом мести, улыбнулся. На этот раз трусливые предатели никуда не сбегут.

— Отделение «Люпус-Шесть» вступило в бой с противником, сектор четыре-дельта, — доложил сержант. Он снова нажал на спусковой крючок, чтобы послать второй болт в полуночно-синюю броню астартес. Вспышки выстрелов товарищей и братьев из отделения Ферритуса справа заблокировали рапторов под перекрёстным огнём.

Штурмовое отделение Повелителей Ночи отреагировало немедля: прыжковые ранцы изрыгнули багровое пламя, и те бросились по коридору навстречу воинам Гая. С предателями кружилась тьма, обвиваясь вокруг скачущих рапторов. Гай выстрелил в третий раз, выпустив болт, лишь когда враг достиг зенита прыжка примерно в двадцати метрах кверху. Разрывной снаряд отколол элемент рапторского крыла, сбив того с курса.

— Изничтожьте всех! — взревел Гай, не прекращая стрелять. Болт-пистолет не отпускал пикирующего Повелителя Ночи, а цепной меч в другой руке уже был готов вгрызться в его плоть.

Братья сержанта тоже кричали; боевые кличи эхом отражались от высоких стен, добавляя ноты в оркестр из рычания прыжковых ранцев и лая болтов. Дни — нет, недели разочарования утекали прочь. Скопившаяся ярость Гая трансформировалась в раскалённую добела энергию, которая словно направляла тело. В местах, куда попадали снаряды Неисчислимых Сынов, отступала сама тьма, оставляя в зале лишь вихри чистого воздуха. Повелители Ночи открыли ответный огонь; дульный отсвет их оружия сверкал красным на фоне укрывавшего их тумана. Гай ощутил попадание в правый наплечник, но болт срикошетил прежде, чем успел взорваться. Ещё один угодил в Анфелиса справа, изуродовав керамит нагрудной пластины и шлем боевого брата.

К какофонии войны добавились крики и бессердечный смех: вражеское штурмовое отделение в полном составе спустилось вниз. Вокс-динамики рапторов изрыгали ненависть, словно пламя. Авточувства Гая рыкнули в знак протеста и притупили его слух ровно за мгновение до того, как окутанные молниями предатели врезались в строй нападавших. Назд и Энфорфас упали в первую же секунду, и заступники, перемахнув через тела братьев, набросились на следующих противников.

В полудюжине метров впереди предатель в сияющем адскими энергиями доспехе рухнул на ферробетон.

— Цель за ними, — скомандовал сержант, открывая огонь. Анфелис поддержал Гая огнём, обрушив на предательского астартес шквал болтов. Керамит раптора треснул. Еретик попытался броситься вперёд, но следующий концентрированный залп разорвал полуночную пластину нагрудника.

Гай кинулся на Повелителя Ночи, скрестив рёв своего цепного меча с его силовым клинком.

Ответный выстрел добычи сержанта просвистел мимо его левого наплечника. В следующие мгновения космодесантник-примарис отбросил отпрыска Кёрза назад и по инерции отправил еретика в полёт, вместе с тем вонзая вращающиеся зубья меча в незащищенную грудь. Гай поднял ногу и подошвой вогнал голову падающего еретика в ферробетон. Он топнул снова, одновременно разрывая цепным мечом сердца и лёгкие предателя, после чего вырвал гудящее лезвие, окрасившее «Тактикус» сержанта густой кровью мёртвого раптора.

Вой тревоги доспеха предупредил Гая о приближающейся угрозе — не новом снаряде, но Повелителе Ночи, зверем кинувшемуся к нему через зал. Прыжковый ранец опустил сына ночи на поверхность, и тот побежал. Когтистые сабатоны вырывали куски ферробетона, рука подняла изогнутый меч, а украшенный барочным орнаментом пистолет изрыгал в сержанта смерть.

Как только угроза коснулась сознания, Гай двинулся влево. Всё происходило острее, чем когда-либо прежде; каждый цвет, звук и запах разделялись с абсолютной чёткостью. Его дикая натура сопровождалась чувством восторга: таких ощущений он никогда не испытывал. Вместо того, чтобы подавить боевую ярость, Гай спустил её с цепи, позволил выплеснуться наружу, бросившись навстречу врагу.

Новые воины Императора действительно обладали большей силой и скоростью, чем любые имперские космодесантники, которых Эктовар сражал раньше. Но все были напыщены, одинаковы, предсказуемы в своих движениях. Его братья-в-разрухе имели тысячелетний опыт войны, сработавшись скорее как хищная стая, нежели чем военное подразделение, в то время как слуги Заблудшего Сына являли собой запрограммированные боевые шаблоны. Подобно нёсшему рапторов шторму ужаса, отделение Эктовара двигалось текучей массой, клубящейся вокруг высоких кузенов. Они обрушились на лояльных астартес, словно волна, падающая на колонны, но разрушающая камень не одиночными ударами, но множеством взмахов клинка и метко пущенных болтов.

Среди буйствующей суматохи ближнего боя внимание Эктовара привлёк силуэт: размытое пятно среди воинов в сине-сером, что двигалось немного иначе. Вонзив клинок в бедро воина, отбивающегося от когтей Нордры, Эктовар вырвался вверх, поднявшись над лязгом клинков и громом снарядов. Прыжковый ранец понёс раптора к новой добыче. Повелитель Ночи приземлился и побежал, готовый увернуться от залпа и без лишних движений сразу вонзить клинок в жертву. Однако, как ни странно, космодесантник даже не пытался выпустить в него болт-снаряды: сэкономив время на стрельбе, раб Ложного Императора бросился навстречу с гудящим через вокс-передатчик звериным рыком.

Застигнутый врасплох, Эктовар едва успел отскочить в сторону. Жужжащие зубья вражеского меча вспыхнули бледной энергией: молния отразилась от штормовой брони Повелителя Ночи и с треском прошлась по оружию имперца, который расколол керамит его шлема. Голод тут же пропал, сменившись чувством внезапной угрозы. Эктовар на миг застыл, увидев своё отражение в линзах шлема астартес: тени шторма, молнии и сверкающие красные линзы.

Впервые за столетия Эктовар вспомнил себя таким, каким был раньше. Он вновь почувствовал себя Повелителем Ночи. Раптором. Тем, кто штурмовал стены Императорского Дворца! Тем, кто отнял жизни у тысяч врагов!

Рычащий космодесантник полуприсел и согнулся, готовый атаковать, но имея возможность и защититься.

— Твоё время истекло, — лакей Императора придвинулся ближе.

— Ты опоздал, — усмехнулся Эктовар, обходя противника слева и высматривая малейшие изменения в его позе. Но их не последовало. — Галактика уже наша.

Взревев, раб Трупа прыгнул.

Воин из шторма растёкся, как масло, словно сливаясь с миазмами чёрной бури. Гай игнорировал тьму и ползущие в ней щупальца, сосредоточившись на двух вещах: паре красных линз и блеске смертоносного силового меча. Повелитель Ночи танцевал, дразнил, пытаясь заставить его отступить, но Гай не был скотиной, что плакала по пастуху. Внутри него жил охотник, настоящий, в большей степени, чем противостоящее ему мерзкое существо из тени и лжи.

Из клубящегося смога донёсся раздражённый рык. Индоктринированные боевые протоколы требовали от Гая, чтобы тот принял защитную стойку, но более глубокий инстинкт пересилил, толкнув сержанта в атаку с поднятым для удара цепным мечом.

Блеск предательского силового клинка слепил Гая. Металл пылал ярче, чем молнии, царапающие доспех, и, в конце концов, он пронзил цепной меч заступника, разбросав острые, как бритва, зубья и керамитовый кожух. Несмотря на поломку, цепной клинок выполнил свою роль и отвёл силовое лезвие в наплечник Гая. Повелитель Ночи срезал дугообразный керамит, но не нанёс существенных повреждений.

Гай отбросил остатки цепного меча, и другой рукой ударил дулом болт-пистолета чуть ниже красных линз, пробив стилизованную клыками вокс-решётку. Сержант согнул палец, и к алым крыльям на шлеме Повелителя Ночи присоединились багровые брызги.

Потускневший боевой доспех рухнул на ферробетон, тёмный и лишённый жизни. Крылья прыжкового ранца подогнулись. Туман рассеялся, подобно облакам под порывами ветра. Чернота ушла, оставив лишь керамит, пласталь и мёртвую плоть.

Десять тысяч лет прошло с тех пор, как Повелитель Ночи нарушил данные Императору клятвы. Десять тысячелетий издевательств над слабыми; сотня веков отречения от идеалов Легионес Астартес. И они подошли к концу. Предательство, ложь, смерть, страдания — всё оказалось зря. Вся сила, которой обладал Эктовар, исчезла. В Повелителе Ночи давно не осталось духовности, как не тяготили его и высшие цели. Эктовар утонул в эгоизме и был порабощён безумными силами, порождёнными теми же завистью и страхом, что он испытывал сам.

Мысль о том, что настолько долгоживущее чистое зло пало от его руки, возбудила в сознании Гая небывалую радость. Такие, как он: многие тысячи Неисчислимых Сынов навсегда уничтожат проклятие предательских Астартес.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЧЕМПИОНЫ ФЕНРИСА

ДОЛГ ХРАНИТЕЛЯ ОЧАГА

МЕЖ ПОРАЖЕНИЕМ И СМЕРТЬЮ

— Клянусь Всеотцом, в троггоровой норе и то грязи меньше! — проворчал Торфин. Кинжалокулак поднял тяжёлую ногу, и системы массивной тактической брони дредноута застонали, компенсируя дисбаланс. От серо-голубого керамита, точно змеиная кожа, отслаивался ил. Сам воздух полнился микроскопическими спорами, и их зловония оказывалось достаточно, чтобы проникать сквозь фильтры вентиляционных отверстий шлемов.

— Шевелись, — зарычал Чемпион Великого Волка Арьяк Каменный Кулак. Хранитель Очага указал вперёд сверкающим навершием громового молота.

Лазурное сияние Крушителя Врагов смешалось с нефритовой биолюминесценцией густых грибных зарослей, покрывавших и пол, и потолок, и стены коридора. Настил под ногами устилали извергающие споры клубеньки и скользкая мульча, в то время как с потолка свисали лианы сочащихся, походящих на сухожилия наростов, пачкающих броню космодесантников полосами грязи.

За славным воином Скором, прозванным Изрешечённым за его бездумную склонность бросаться на врага, остальные пять Космических Волков под тактическим командованием Арьяка следовали в шахматном порядке, двойной шеренгой по проходу шириной почти в пятнадцать метров. Тусклое освещение не мешало зрению Космодесанта, тем более усиленному авточувствами брони, благодаря которой Арьяк наблюдал за отделением в резком контрасте: все воины в его поле зрения автоматически выделялись отдельными аурами. Каждый из продвигающихся вперёд сыновей Русса являлся трансчеловеческим воином. Каждый был создан алхимией Всеотца и облачён в доспех, по уровню защиты равный боевому танку. Каждый из них представлял собой огромную массу транслюдей, созданных алхимией Всеотца и одетых в бронированные костюмы, эквивалентные боевому танку. Хотя разглядеть серо-голубые символы не представлялось возможность, руны верегоста и знаки отличия вычерчивались отчётливо. На наплечнике каждого был изображён Волк, что рыщет среди звёзд, Уппланд Ватульф личной роты самого Великого Волка. Каждый носил талисман-символ Чемпионов Фенриса; это имя великая рота носила и до момента, когда Логана Гримнара избрали командовать орденом.

Даже облачённые в полутонные машины, фенрисийские космодесантники шли ровно и целеустремлённо; нагромождения из мехов и тотемов давали возможность легко представить этих астартес в обличье охотников, крадущихся меж железных дубов; им совершенно не подходила местность ржавого и заросшего грибами корабельного коридора. Космические Волки стремительно продвигались вперёд, используя инерцию доспехов вместо того, чтобы с ней бороться. Проходя под проёмами, каждый поднимал оружие по направлению потенциальных атак, и потому фланги находились под беспрестанной бдительной охраной. Чемпионы Фенриса перемещались по палубе, точно битый лёд на ручье. То один, то другой время от времени останавливался: прикрыть движение братьев или проверить тыловые помещения, в то время как остальные шагали дальше. Волки шли молча: команде товарищей не требовались лишние указания или приказы.

— Стойте, — предупредил Скор с переднего ряда. Терминаторы мгновенно приготовились к обороне. — Тут куча спор.

Тяжёлый огнемёт на несколько секунд повысил уровень освещения, добавив ярко жёлтой краски. Обращаясь в пепел и жир, инопланетные твари визжали и корчились в огне прометия. Подняв небольшой зольный вихрь, волчий гвардеец последовал дальше.

Коридор тянулся с северо-запада на юго-восток. Оперативный север в начале миссии обозначили точкой на самом краю космического скитальца. Верх и низ также были определены под прямым углом к общей плоскости сросшихся звездолётов. Если верить расчётам, отделение углублялось в верхнюю часть металлического колосса и почти добралось до корабельного обнажения в его восточной части, образованного выступающими останками древнего грузового судна. Остальная часть космического скитальца состояла почти из двух десятков кораблей, некоторые из которых полностью затерялись внутри, и все были покрыты миллионами тонн звёздного мусора и шрамами от столкновений с кометами и астероидами.

— Здесь орочьих следов ещё больше, — доложил Хродгар. Поглощённые пространством грузового отсека, лучи фонарей его брони исчезли в открытой бункерной двери.

Используя связь сенсориумов, Арьяк посмотрел через авточувства Хродгара. Мокрые отпечатки ботинок вели по ферробетонному полу отсека, и почти столько же — босых ног; они накладывались друг на друга десятками. Какой бы груз ни хранился на корабле, его давным-давно разграбили; ну или тот с течением времени попросту развалился. Пока что Волки понятия не имели, в какой момент своего пути и где корабль затерялся в вирдверсе, прежде чем попасть в космический шторм и стать частью скитальца. Судно не значилось ни в одном из доступных ордену реестров, и Чемпионы Фенриса продолжали искать объект — предпочтительно военный корабль, — который можно было бы опознать.

— Переключись на тепловой режим, — передал Арьяк. Мгновение спустя вид помещения обратился водоворотом из тёмно-красных и нескольких оранжевых пятен. Более светлые оттенки повторяли следы зеленокожих, но в пределах прямой видимости не было никаких других признаков источников тепла.

— Несколько часов назад. Нас ждёт встреча.

Оставалось три четверти мили до объединения прохода со своим близнецом, на территории, что раньше служила жилыми блоками. Проведённое флотом геодезическое сканирование определило сектор — наряду с несколькими другими, — как горячую зону с многочисленными признаками жизни. Располагаясь ближе всего к внешнему слою скитальца, грузовой корабль являл собой идеальную точку для прорыва, однако к данному моменту самым опасным противником, с которым пришлось столкнуться отделению, были крысоподобные паразиты размером с гончих. Несмотря на гротескный рост, животные замечательно погибали под ударами молотов и клинков.

Слева донеслась очередь; волчьи гвардейцы мгновенно распознали громогласный лай штормболтера. Арьяк уже выслушал вокс-доклад.

— Отделение Хеймда, — рассказал он братьям. Стрельба продолжалась ещё несколько секунд, к выстрелам болтами присоединились не знакомые Космодесанту звуки и хлопки. — Обнаружено несколько десятков орков.

— Везучие ублюдки, — заворчал опять Торфин. — Скитья, ну почему нам встречаются одни паразиты.

— Никто не хочет помочь Хеймду? — предположил Скор и замолчал, ожидая ответа.

— Да, давайте, — к большому удивлению остальных согласился Арьяк. — А ты как раз и объяснишь Великому Волку, почему мы свернули с маршрута готовящейся атаки и пропустили стыковку.

После подробностей о перспективе энтузиазм Скора явно поубавился. Несколько секунд по палубе раздавался лишь глухой стук шагов и завывание мощных сервоприводов. Сенсорная связь в ухе Арьяка издавала постоянное «пип-пип-пип-пип-пип-пип-пип», точно электрокардиограмма. Время от времени гремели приглушенные расстоянием выстрелы, в то время как бормотание вокса наполняло подсознание потоком обновлений.

— Если бы я не сталкивался с орками раньше, то я бы подумал, что они нас боятся, — нарушил тишину Скор. — Они ведь тащатся по жестоким битвам.

— Битвы ждут впереди, — сухо отреагировал Арьяк. — Оставайся начеку.

Полторы минуты спустя предсказание Арьяка оправдалось, а Скор, наконец, получил, что хотел.

— Множественные сигналы, количество стремительно растёт, — доложил Свен Полушлем из арьергарда; сигналы авгуров оживили сенсориум. — Тридцать… Сорок… Пятьдесят… Ещё больше!

— Движение. На левом фланге, — добавил Арьяк, одновременно извлекая больше информации из датчиков признаков жизни. Дисплей сенсориума заполонили символы.

— Пытаются нас отрезать, — догадался Хёрьёльф. Гвардеец остановился и прикрыл тыл, чтобы обезопасить уже спешащего к их позиции Свена. В поле зрения Арьяка промелькнул целеуказатель штормболтера Полушлема, однако мгновение спустя в радиусе ста метров не было видно ничего, кроме грибкового мрака.

Внимание Хранителя Очага привлёк голос по вокс-каналу роты. Когда заговорил Великий Волк, все остальные звуки приглушились.

— Настал миг, которого мы так долго ждали! Нас атакуют, братья! Поприветствуйте орков клинком и болтом, да с таким гостеприимством, чтоб они сдохли!

— Хм, к нам никто не идёт, — произнёс Арьяк, набирая скорость. — Они нас обходят! Орки мчатся к Великому Волку!

Хранитель Очага взрычал, проклиная терминаторскую броню за медлительность(хотя он бы никогда не высказал недовольства вслух, чтобы не оскорбить дух машины). В процессе ходьбы гвардеец наблюдал за движением группы орков слева, которое уже опередило его отделение, в то время как зеленокожая орда позади уже почти с ней сравнялась.

Подобно падающему в море осколку разбитой скалы, фрагмент сенсорного пятна отделился от остальной своей части и двинулся прямиком к воинам Арьяка. Ему стало ясно, что орки вознамерились перехватить его королевских гвардейцев и задержать их до тех пор, пока гораздо более крупные силы позади не объединятся с первой ордой.

— Арьяк! — крик Хёрьёльфа переключил внимание Хранителя Очага к дополнительному дисплею другого воина. Десятки орков толпились вдоль прохода позади отделения, многие из них бросились в грузовые отсеки по обе стороны коридора. — У них есть доступ к другим проходам, которых не было на пиктах сканирования.

— Как крысы в зернохранилище, — прокомментировал Скор. — Роют норы, где только могут.

Мгновение спустя появилась вспышка, за которой почти сразу последовал грохот примитивных орудий и свист отскакивающих от стен и потолка пуль. В доспех Хёрьёльфа ударило несколько снарядов.

Между Арьяком и остальными братьями-Волками оставалось около двадцати метров, когда на отделение обрушились силы перехвата орков.

— Не отставайте! — зарычал Арьяк. Он продолжал двигаться к синей руне на дисплее, которая отмечала местоположение Логана Гримнара, Владыки Фенриса. — На штурм! Всеми силами!

В первые последовавшие за приказом секунды в передний проход забежали двадцать или тридцать тощих ксеносов. Некоторые спрятались на перекрёстке примерно в семидесяти метрах от космодесантников. По туннелю застучали выстрелы, спорадические и неприцельные: показалась группа более крупных зеленокожих.

Поверх орков наложились изображения его братьев, словно остаточные пикты разворачивающегося позади боя. Скор свернул в сторону, в один из отсеков. Дисплей волчьего гвардейца залило белым: пытающихся прорваться зеленокожих поглотил прометий тяжёлого огнемёта. Вид из шлемов Хёрьёльфа и Хродгара осветили выстрелы из штормболтеров; в паузах между очередями можно было разглядеть, как среди детонирующих снарядов друг на друга сыпятся разорванные части зеленокожих.

— Арьяк! — Голос Скора сквозил гневом. Волчий гвардеец отступил в главный коридор, не прекращая стрелять. — Ты не даёшь нам выстроиться для обороны.

Каменный Кулак проигнорировал волчьего гвардейца и неуклюже бросился в атаку. Хранитель Очага поднял перед собой щит-наковальню, чтобы огородиться от несущихся к нему потоков пуль и энергий.

— Мы должны добраться до Великого Волка, — взрычал он, наблюдая за растущей массой сигналов вокруг точки сбора.

— Если окажемся в уппланде, то ничем ему не поможем, — огрызнулся Скор. — Думаешь, он желает нашей смерти?

Арьяк не воспринимал слова. Он уже врезался в первую толпу орков, как абордажная торпеда в борт корабля. Первый ксенос скомкался между щитом и сабатонами волчьего гвардейца, едва замедлив астартес. Второй начал стрелять из грубого авторужья, разбрызгивая пули по сверкающему металлу штормового металла. Спустя пару мгновений Хранитель Очага размозжил его о переборку. Он широко замахнулся Крушителем Врагов и отбросил в сторону третьего: пылающее навершие молота разнесло толстую шипованную куртку и зелёную плоть вместе с костями.

На главный проход между Арьяком и остальными гвардейцами высыпало ещё больше орков. Они открыли огонь, как только ворвались внутрь, даже не думая о прицельной стрельбе. В обе стороны бешеным штормом понеслись лазерные разряды и пули, но доспехи Арьяка обладали одинаковой прочностью как спереди, так и сзади, громоздкий силовой ранец не пострадал.

Следующим в толпу ксеносов врезался Торфин. Когти гвардейца сверкали молниями: он заработал прозвище Кинжалокулак, каждым ударом потроша или обезглавливая противника. Таким ранам ничего не могла противопоставить даже легендарная живучесть орков. Рядом с Торфином тут же оказался Свен Полушлем с громовым молотом и штормовым щитом наперевес. Снаряжение Полушлема было такое же, как у Арьяка, но не могло похвастаться размерами и популярностью по сравнению с оными у Чемпиона Великого Волка. Бок о бок он и Торфин прорубили сквозь орков кровавый путь и разделились, по с обеих сторон удерживая проход для волчьих гвардейцев.

Пространство вокруг Арьяка кишело врагами, и потому Хранителю Очага не требовалось особого мастерства в их убийстве. Среди зелёного наплыва ксеносов вспыхнуло изумрудное пламя: более крупный звероподобный ксенос пробивался сквозь своих сородичей плечом вперёд, а левая его рука громыхала массивной клешнёй. Арьяк пребывал в полной уверенности, что Щит-Наковальня справится с ксеносской аугментикой, но решил лишний раз не подставляться. Расталкивая меньших орков, Каменный Кулак бросился вперёд, встретив приближающегося монстра ударом молота по голове, чем превратил уродливый череп в кашу.

После залпа штормболтеров Хёрьёльфа и Хродгара Скор заполнил коридор бурным потоком прометия, оттеснив зеленокожих и предотвратив дальнейшие развитие их атаки. Торфин полоснул когтем по панели управления дверью и обрушил её защитный барьер на орков, что пытались перелезть через тела погибших сородичей.

Все происходящие события прожигали сознание Арьяка. Чемпион видел действия и позиции боевых братьев точно так же, как положение своих ног во время отбрасывания очередного орка; или как ощущал распределение веса терминаторского доспеха, когда Хранитель Очага снова двинулся вперёд. Смертоносный ритм, парирование-удар молотом-шаг, что нёс его вперёд, являл собой скорее результат работы инстинктов, тренировок и десятилетий опыта, чем сознательных решений.

Мысли Арьяка горели единственной целью, ради которой он отринул собственную безопасность и безопасность его волчьей гвардии. Подобно шторму вокруг горной вершины, ксеносы скапливались вокруг другого подразделения ордена, и с каждым мгновением зелёный вихрь сгущался сильнее. В его центре находился Логан Гримнар. Магистр ордена. Великий Волк.

Воин, которого Арьяк принёс великую клятву защищать, и на чьих плечах в настоящее время покоилось будущее всего ордена.

«Его сага не оборвётся, — уверял он себя. — Не сегодня. Не так. Не по моей вине».

Тюрнак расхаживал по верхней палубе стратегиума с видом офицера, надзирающего за кэрлами и сервиторами: многочисленные слуги ордена обслуживали десятки расположенных там постов. Огромный волк, в холке достигающий роста многих смертных, мимо которых он мягко ступал, остановился и принюхался к текущей из корпуса сервитора жидкости. Полумашина игнорировала интерес зверя: её глаза были подключены к сенсорным решёткам, а все остальные нервные окончания омертвили создавшие «работника» техножрецы. Остальные члены экипажа тоже не обращали на Тюрнака никакого внимания, пропуская зверя или без лишних слов обходя его путь стороной.

Второй громовой волк, Фенрир, сидел у командного трона «Чести Всеотца», подле своего хозяина, склонив голову набок, в то время как сам Великий Волк лениво почёсывал его за ухом толстыми пальцами. Логан уложил подбородок на кулак другой руки, опёршись на подлокотник трона и рассматривая проецируемый на экран пикт. На плечах магистра Влка Фенрика покоилась необъятная волчья шкура; её серо-белый мех почти сливался с бородой Великого Волка.

Вокруг Логана Гримнара собрались его старшие советники. Чуть поодаль — облачённые в доспехи терминатора члены королевской гвардии. Завершив обход, Тюрнак подошёл к шеренге ветеранов ордена, разглядывая и обнюхивая каждого, словно инспектируя парад в честь самого себя.

Арьяк переместился к другой стороне трона, к Фенриру, чтобы получше рассмотреть запись с фрегата, идущего на сближение с космическим скитальцем. Как и Владыка Фенриса, его Чемпион был свободен от сковывающего керамита доспеха. Тело Каменного Кулака покрывала кожа туники и краг, а руки перевязывали тотемные шнуры, увешанные клыками и костями; к толстому же поясу Хранителя Очага были приклёпаны железные знаки отличия личного телохранителя Великого Волка. Свежевыбритый череп королевского гвардейца сиял в перемежающемся с дисплея свете звёзд. Арьяк провёл пальцами по густой, недавно подстриженной бороде.

— Большой, — заключил Хранитель Очага.

— Они все большие, — рассмеялся Гримнар.

— Этот — больше остальных, — вмешался Ньяль, кто более известный как Зовущий Бурю. Широкий воротник тяжёлого жилета и длинные пряди рыжей бороды и волос обрамляли сигилы-татуировки вместе с печатями вюрда на его груди; на руках верховного рунического жреца символов было ещё больше: они сворачивались в кольца и узлами вились по плоти. С пояса из витого золотого шнура, позвякивая и постукивая по толстой коже килта, на ремешках свисали рунические бусины и клыки. Псайберворон Зовущего Бурю отдыхал на насесте-волчьем черепе — навершии посоха жреца. Модифицированное существо уставилось на Фенрира рубиновой линзой бионического глаза, в то время как сам Зовущий Бурю с мрачным лицом рассматривал изображение на остановленной видеопроекции.

Как показало сканирование, груда из спрессованных кораблей и космического мусора около семидесяти миль в длину, четырнадцати — в ширину, и достигает почти четырёх с половиной миль в самом толстом участке. По серо-чёрной массе скитальца прокручивались данные с «Железного ярла»: по мере обнаружения реакторов, двигателей и других рабочих систем на тёмном фоне оживали мерцающие оранжевым пятна.

Однако основной интерес представляли не технические показатели. Арьяк ясно видел причину, что привлекла внимание его господина. На проекции отображались плазменные разряды и несколько куполообразных выбросов силового поля из мерцающей зелёным энергии. Обитатели космического скитальца как минимум доминировали на объекте, если не полностью взяли его под контроль. Природу ксеносов выдавали колоссальных размеров красные иероглифы, почти сотню метров высотой, нарисованные вдоль всей носовой пластины одного из звездолётов в передней части скитальца. Хотя определить их точное значение не представлялось возможным — клинки, черепа, бессистемные линии и лица, — происхождение было очевидным.

— Орки, — произнёс очевидное Арьяк, за что заработал ещё один взгляд Великого Волка. Это не помешало Хранителю Очага продолжить. Взгляд гвардейца переместился на Ньяля, который наблюдал за разворачивающейся сценой нахмурив брови. — Зовущий Бурю, это то самое зелёное чудище, что преследует тебя в твоих волшебных снах?

Рунический жрец сухо хмыкнул, погружённый в свои мысли.

— Это то, что мы ожидали увидеть, — ответил Логан, поглаживая пальцем один из своих длинных клыков. — То, что хотели найти.

— Тем не менее, радует, что мы достигли цели, — добавил Гаммал Унесённый Ярлом, смертный капитан корабля.

Бывший претендент на генетическое наследие Волчьего Короля, Гаммал когда-то был высоким и гордым юношей. Однако неумолимый марш времени скрючил слугу ордена, выковав из него флотского ветерана. Костная ткань старика медленно деформировалась под воздействием генетических улучшений, что должны были её укрепить. И если бы не опоры экзоскелета, вживлённого волчьи жрецами в плоть, подбородок мужчины находился бы где-то под поясом. Как бы то ни было, на морщинистом лице отражалась ежемгновенная боль, но дух, его сила воли выдержала — в отличие от тела, — и не позволяла ему жаловаться на «дискомфорт».

Гаммал не смог послужить Всеотцу как космодесантник, но он нашёл своё призвание во флоте. Личная каюта капитана была изолирована от искусственной гравитации корабля: невесомость давала измученным костям краткие передышки. За долгие годы служения он добился должности командующего «Гильфархеймом», а когда Великий Волк перенёс знамя на «Честь Всеотца», Гаммал стал единственным офицером, которого Гримнар оставил при себе.

— Последнее наблюдение произведено дальним патрулём Флота в Альхеймском провале, до этого скиталец дрейфовал через системы Навинундум и Брайас, — продолжил капитан. Пока он говорил, костлявые пальцы манипулировали дисплеем, заменяя четверть экрана звёздной картой приграничных систем. — Зафиксировано двадцать дней и сорок три световых года назад.

— Он скользит то в Вечную Ночь, то обратно, — подытожил Ньяль. Зовущий Бурю, скривив лицо, повернулся к Великому Волку. Зрачки рунического жреца заиграли золотыми пылинками, а дыхание испускало лёгкий иней. Температура вокруг библиария резко понизилась. — Вот тут — пограничное пространство разлома, его хватка слаба. Он словно трясёт своим щупальцем из вирдова моря. Я чувствую энергию, но в скитальце есть что-то, что откликается на мой зов. Что-то, созданное орками или ими найденное, удерживает зеленокожих от полного провала в варп, подобно тонущему кораблю, что никак не уйдёт ко дну.

Арьяк изучал данные и обладал некоторыми знаниями о водовороте неестественной энергии на границе. Варп-аномалия казалась лишь жарким маревом, затуманивающим далекие звёзды, однако вместе с тем наполненным зловещей энергией, которая, в самый неудобный момент способна взбурлить смертельным штормом.

— Думаешь, орки управляют этой штукой? — спросил Великий Волк. Магистр уложил руку на подлокотник трона и подался вперёд, рассматривая увеличивающееся изображение звёздного монстра.

— Ну, я бы сказал, «управляют» — не совсем точное слово, — отметил Ньяль. Окружавшие жреца символы начали растворяться. — Возможно, орки обладают некоторым влиянием. Посмотрите на двигатели, горящие точки на экране. Они могут лишь немного изменить траекторию полёта в реальном пространстве. Однако устройство, что я учуял, совсем не похоже на варп-двигатель. Оно, скорее, выполняет функцию якоря, который тянет эту громадину обратно в материум и не даёт ей слишком глубоко погрузиться в вирдово море.

— Тем не менее, информация, которой бы обладаем, указывает на высокий уровень угрозы. Больший, чем множество других, — прокомментировал Логан. Он обернулся к Гаммалу, указывая пальцем в сторону дисплея. — Сгенерируй курс по предыдущим наблюдениям.

— Минутку, Великий Волк, — кивнул капитан, уже поворачиваясь к пульту управления. В течение более чем минуты, пока сервиторы бормотали необходимые вычисления, никто не произнёс ни слова. Наконец, Гаммал указал на дисплей. — Оценка не отличается точностью: проекция создана без консультаций с астропатами или навигаторами относительно условий деформации.

Звёздная схема заняла половину дисплея, почти поглотив изображение дрейфующего скитальца. Тот всё ещё двигался на фоне наполовину видимой энергии. Расширяющийся конус отклонения простирался на восток галактики, к её ядру. Гримнар встал, сцепив пальцы рук, и шагнул влево. Затем, изучая детали, магистр ордена переместился чуть правее и слегка наклонил голову.

Долгожданные слова прочистили горло Великого Волка.

— Дальше он поплывёт на юг, — заявил Логан, всё так же указывая направление пальцем. Верховный король Космических Волков мотнул изображение до полудюжины предыдущих звёздных систем. — Видите, вот тут почти петля, как будто они каждый раз меняют курс.

— У них есть конкретная цель? — спросил Арьяк.

— Очень может быть, — вставил Гаммал. Мужчина отрегулировал параметры дисплея, и на звёздной проекции появилась новая руна — значок Фенриса, расположенного в нескольких тысячах световых лет к юго-западу. Родной мир Космических Волков сверкал ниже центра обозначенной Логаном Гримнаром дуги.

— Орки огибают Этт? — удивлённо рассмеялся Логан. Магистр ордена повернулся к капитану и приподнял бровь. — Полагаешь, они избегают Фенриса?

— Я не могу объяснить их действия, Великий Волк, — признался Гаммал. — Простое наблюдение.

Фигура, на протяжении всего совета хранившая молчание, выступила вперёд. Ульрик Убийца, старший и жесточайший из волчьих жрецов ордена подошёл к карте, скривив губы и обнажив толстый клык.

— Налётчики держатся подальше от крепости, — проворчал он. — Отлавливают добычу на границах.

— Вот тут — предел нашей досягаемости, — добавил Ньяль, указав точку на карте. — Если не хотим попасть в Вечную Ночь, нужно перестать преследовать ксеносов.

— Мы продолжим, если захотим, — отрезал Ульрик. — Если прикажет Великий Волк. Но эта — не единственная группа орков, что пересекла нашу территорию. Их целые флоты, и наверняка есть корабли, которые орден ещё не обнаружил. Некоторые направляются на запад, к предателям; по всей вероятности, хотят устроить с ними резню. Других мы оттеснили на восток, к звёздам Ядра.

— Путь на запад ксеносам преграждает Железная крепость, — пояснил Гаммал. — Эту область космоса оберегают силы дома Камидар и их союзников.

— О, так мы получили весточку от Камидара? — спросил Логан. — Флота достигло астропатическое сообщение, про которое мне не сообщили?

— Нет, Великий Волк, — ответил Гаммал, опустив глаза. — Ничего нет.

Фенрир сочувственно заскулил и лёг на палубу, уложив голову на лапы.

— Хм, нет — так нет. Никаких вестей ни от Чёрных Храмовников, которые отправились в поход вдоль Эррфолдского пролива, ни от Камидара. Дворец Всеотца тоже безмолвствует. — Великий Волк нахмурил брови, углубив испещрявшие лицо морщины, и поднял руку, недолго порассматривав пальцы и сжав их в кулак. — Рассчитывать мы можем только на тех, кого видим и до кого можем дотянуться… Горстка рот из разных орденов, около десятка военных кораблей, переданных под моё командование, и меньше дюжины полков Имперской Гвардии. И силы нашего ордена, разумеется.

— А если этого окажется недостаточно? — спросил Арьяк. — Здесь собрались вернейшие и храбрейшие воины, но даже у нас есть предел. Кузнец не сотворит меч из железной песчинки — несуществующей армией врага не сломить.

— Выбора у нас нет, — отозвался Ульрик. — Это наша битва.

— Ты бы стал защищать ворота, зная, что стражи стен пропустят врага? — спросил Гримнар. — А стоя на этих стенах, не зная, пала ли остальная крепость, разве не продолжал бы несмотря ни на что биться насмерть, чтобы их удержать?

— Мы не можем биться везде, — парировал Арьяк. Полный дурных предчувствий, он вновь окинул взглядом скиталец. — Наше братство, сама весть о том, что мы продолжаем борьбу, вселит надежду и сопротивление в сердца людей. Зачастую, между сотней миров и капитуляцией перед врагом стоит уверенность в единстве. Мы лишь одна великая рота...

— Мы — Чемпионы Фенриса, — поправил Великий Волк. — И никогда не уклонялись от битвы. Эти орки намеревались ускользнуть из наших лап, но Волки их настигли. Ксеносы убедятся на собственной шкуре, почему должны были бежать быстрее.

— Нет такого врага, которого я бы не сокрушил бок о бок с вами, однако мысли мои не о враге, — настаивал Арьяк. Хранитель Очага ткнул пальцем не в дисплей, а в главный окулюс, прямоугольной формы бронестекло, что обрамляло блеск звёзд и искры далёких двигателей «Железного ярла». На дальней границе трепетали зловещие полутона варп-разлома. — Щупальца Вечной Ночи уже снаружи, и они с радостью за считанные минуты проглотят скиталец вместе с нами на борту. Если хочешь, я прыгну в космос и молотом стукну вирдову заразу.

Вместо добродушного хохота, выражение лица Великого Волка тронул ещё больший мрак.

— Смерть преследует нас во многих обличьях, дорогой Хранитель моего Очага.

Манера, в которой господин Арьяка произнёс слова титула, словно кислотой прожгли его грудь. Это был первый раз, когда Великий Волк обратил положение гвардейца против него самого. Пристыженный, Арьяк умолк.

— Лазерные лучи, снаряды, тиранидские когти крикунов-убийц, — взял слово Ульрик. — Каждый раз, когда флот вторгается в вирдово море, мы рискуем остаться в его вечном безумии. Наш долг — стеной стоять между смертью и другими людьми. И для сынов Русса это великая честь!

Лучше бы Арьяк сражался на поле брани в окружении бесчисленных врагов, что желали бы оборвать его нить. Волчий гвардеец жалел, что не стоял сейчас в кузницах, работая молотом и наковальней. И всё же он твёрдо знал, что в данный миг именно на его долю выпало сказать то, что должно быть сказано, а страх перед последствиями этих слов сделал бы его большим трусом, чем бегство.

— Не хочу показаться малодушным и уже тем более оскорбить храбрость Великого Волка, — медленно начал Арьяк, обдумывая слова, словно тщательно подбирая железные слитки и проверяя каждый на наличие изъяна, что мог бы привести к поломке. — Но защищать вас от любой опасности — это не только мой долг, но и честь. Я горжусь возможностью, если потребуется, то и ценой собственной жизни — защитить вашу. Никогда ещё столь большое число людей не обращалось к Великому Волку за руководством, и среди нас нет никого, кто смог бы лучше вас вести Его верных воинов. Мы — стражи на стенах, единственные стражи, и вы — наш капитан. Я верю, нет, я знаю: если вы падёте, всё, что мы поклялись защищать, пожрёт тьма.

— И всё же я должен возглавить атаку, ибо если я этого не сделаю — дам всей Галактике знак, что за моим словом ничего не стоит, — отрезал Логан. Великий Волк смотрел отстранённым взглядом, как будто он видел что-то за пределами проекции. — Империум рушится на наших глазах, на наших руках, но наши с ним узы, клятвы тем, с кем мы сражались и сражаемся бок о бок, вечны. Если дам слабину, то перестану быть тем лидером, которым, по твоим же утверждениям, сейчас являюсь. Я не позволю другим сражаться в моих битвах, будь то королева Камидара или мой Чемпион.

Арьяк молчал, принимая решение Великого Волка. Он всмотрелся в лицо Гримнара, чтобы скрыть своё несогласие. Повелитель Фенриса продолжил.

— Наступила новая ночь, и я — Волк, который крадётся меж её звёзд. — Рука магистра Космических Волков потянулась к рукояти топора с красным лезвием, что лежал рядом с троном — к топору Моркаи, выкованному из клинка еретика и обращённого против предателей Всеотца. Великий Волк встал, обеими руками удерживая топор перед собой, словно принося клятву. — Мы на краю бездонной пропасти. Я слышу вой в темноте. Близится Время Волка, и когда Волчий Король вернётся, я гордо встану подле, ибо буду знать, что оказался достойным его наследия.

Итак, план был разработан, а Арьяка сослали во фланг в качестве напоминания, что Чемпион не должен сражаться вместо Великого Волка.

Каменный Кулак крушил орков направо и налево, но проложить путь сквозь такую орду было равноценно плаванию вверх по реке во время весеннего половодья. Зазубренные клинки царапали доспех, а пыхтящие двигатели приводили в действие зубья, что тщетно пытались разорвать керамит. Энергетический блок Щита-Наковальни всё накалялся: вспыхивая при попадании, по его металлу непрерывно били лучи энергии. С каждым шагом Арьяка на настил падало с полдюжины врагов.

Сознание едва контролировало нанесение ударов: по сравнению с размытыми от движений показаниями сенсориума вокруг Великого Волка приливы и отливы рычащих звериных морд были второстепенны. Арьяк проверил расстояние: от Логана Гримнара его отделяла четверть мили, но с таким успехом до магистра ордена он не доберётся. Молотодержащая рука поднималась и опускалась, словно по наковальне в кузницах Этта, но разум Арьяка изучал пространство в поисках какого-нибудь способа освободиться от зеленокожих.

Внимание Хранителя Очага привлекло его собственное изображение, записываемое одним из братьев Арьяка сзади. На долю секунды он остановил взгляд на своей фигуре, что скалой выступала в пенящемся море из изломанных тел орков и ещё живых ксеносов.

— Скор! — позвал он. Каменный Кулак двинулся в сторону, наплечником размозжив орка о стену. — Прожги-ка мне путь!

Обзор Скора задвигался влево и вправо, сканируя проход. Наконец, в дополненном дисплее волчьего гвардейца вспыхнул доспех его командира.

— Не могу разобрать цели, — предупредил Изрешечённый.

— Меня защитит доспех, а вот орков не сможет! — широким замахом сбил пару орков, обеспечивая пространство для следующего разворота. — Жги! Сейчас же!

Арьяк поднял щит в сторону отделения и собрался с духом. Мгновение спустя к нему понёсся поток горящего прометия, который ударил в Щит-Наковальню и во вспышке голубых энергий расплескался о металл. Адское пламя полилось на орков, возгорая ксеносскую броню и расплавляя плоть до обугленных костей. Несколько секунд Арьяк пребывал в белой мгле авточувств. Доспех не прекращал сыпать предупреждениями: температура продолжала повышаться.

Но доспех Арьяка выдерживал плазменные взрывы, не говоря о прометии из тяжёлого огнемёта. Вырвавшись из кучи тлеющих трупов, Арьяк бросился бежать. На палубу закапали струйки расплавленного керамита, уже застывавшего на броне.

Впередистоящие орки открыли огонь, их примитивные ружья извергали такой плотный град пуль, что эффективность выстрелов перестала зависеть от их точности. Ещё перегретый от воздействия прометия, терминаторский доспех треснул под железным дождём и раскололся, а следом более мощные заряды энергетического оружия глубоко ранили искусственную кожу.

Остальные кёнигарды отказались от организованного продвижения и понеслись за Арьяком, отставая на пятьдесят метров. Снаряды, дуги зеленоватых молний и брызжущие ракеты не прекращали бить по гвардейцам.

Арьяк оказался недостаточно быстр. Коридор между складскими помещениями сменился несколькими проходами, по бокам которых располагались камеры поменьше, и все переполняли орки. Вокруг царил звуковой хаос, но авточувства брони и сверхчеловеческий слух Арьяка различили характерный лай болтеров и боевые кличи братьев-Волков.

На нагрудной пластине взорвалась большая ракета, рассыпав по палубе осколки керамита. Удар заставил Арьяка шагнуть назад, вынудив Хранителя Очага обратить внимание на происходящее. Стиснув зубы, он поднял Щит-Наковальню, защитившись от следующего снаряда. Левый бок терминатора пронзила боль от рывка разорванной мышцей. Мгновение спустя резь исчезла, смытая потоком анестетиков и гормональных болеутоляющих улучшенного организма. Вспышка боли напомнила Арьяку о его уязвимости.

Однако нервную систему пронзила следующая: крупнокалиберный снаряд угодил в правую боковую часть шлема, с достаточной силой, чтобы сломать позвоночник менее опытному воину или разбить череп. Следом в Арьяка попали несколько подобных снарядов, а затем о Щит-Наковальню разорвалась ещё одна ракета.

— Иди! Иди! — проревел Полушлем. Королевский гвардеец добрался до Арьяка и прикрыл его своим штормовым щитом, поймавшим залп разрывных снарядов.

Помещение прорезал огонь Хёрьёльфа и Хродгара, выкосив толпу орков в вестибюле между волчьей гвардией и залом-точкой сбора. С левой стороны вперёд бросился Торфин, засверкав искрящими рикошетами: Кинжалокулак вонзился в строй орков, словно в плоть китобойный гарпун.

Ободрённый прибытием товарищей, Арьяк ринулся вместе с ними. Вся левая сторона, как терминаторского доспеха, так и тела, перестала сгибаться, от чего Арьяк слегка прихрамывал, но не отставал от остального отделения, продвигаясь под слабеющим вражеским огнём.

— Я придумал тебе новое прозвище: Арьяк Каменная Башка, — то ли посмеялся, то ли прорычал Хродгар.

— Сбывается пророчество Зовущего Бурю, — произнёс Арьяк. — Зелёный великан пожирает волка. Я этого не допущу.

— Конечно, — поддержал вожака Скор. — Мы знаем.

Арьяк мельком заметил собственное отображение в видеозаписи другого терминатора: шлем раскололся, а рану на голове покрыла запекшаяся кровь. Остальную часть доспеха испещряли шрамы и кратеры, местами открывавшие адамантиевую основу.

На волоске от смерти. В шаге от провала.

По щиту Свена беспрерывно молотили пули, но у двух кёнигардов ещё осталось время его найти.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

УГРОЗА ЗЕЛЕНОКОЖИХ

ОРДЫ ВНУТРИ

ПОВЕЛИТЕЛЬ ЧУДЕС

Временами Орад задавался вопросом, не погиб ли он при абордаже. И не является ли происходящее тем самым наказанием, о котором предупреждали священники. Он добросовестно выполнял долг, служил без жалоб, читал молитвы. Но раб не мог избавиться от воспоминания, о том самом моменте, когда сдался. Орад переживал его снова и снова. А что, если после того, как опустился зелёный кулак, орки изрубили его на куски или изрешетили из примитивных пистолетов.

Время обратилось вечностью: больше не существовало ни дня, ни ночи — даже искусственного цикла флотской рутины. Никто не произносил ни слова. Единственными звуками на палубах были щёлканье кнутов, хруст обломков да рёв зеленокожих со стоном рабов. Даже после тяжёлой работы люди были слишком заняты поеданием орочьего месива, по сравнению с которой каша флотской кухни казалась верхом гастрономических изысканий. Запивали бурду жидкостью со вкусом ржавчины и мочи. А потом все ложились спать, иногда лишь на несколько часов. Сны — кошмары — длились недолго. Психическое и физическое истощение сказывалось на измученных организмах так сильно, что некоторые попросту не просыпались. В коматозном состоянии пребывали рабы или умерли, оркам было плевать.

Ксеносы не сковывали людей цепями — вокруг даже валялись железные прутья, крепёжные стержни и другие приспособления, которые при желании легко превращались в самодельное оружие. Но никто даже не пытался. Рабы сознавали, что из ада им не выбраться: корабль плывёт в пустоте. Даже если опустить высокую вероятность убийства со стороны орков, куда бы они бежали?

Пребывание в варпе стало отличаться от подобных эпизодов прежней службы. Поля Геллера работали, но уже начинали сбоить. Во время «полёта» в имматериуме даже орки старались не трогать рабов, оставляя людей наедине с истошными воплями и кровью самоубийств. Орад несколько раз бился головой о стену башни в попытках раскроить себе череп, но в итоге просто терял сознание. Когда раб приходил в себя, видения визжащих младенцелицых ворон и огненных символов не отпускали. Да и сил сопротивляться безумию у Орада не осталось. Закрыв глаза и раскачиваясь то взад, то вперёд, он сидел в тёмном углу и баюкал разлагающиеся останки Росси.

Должно быть, ведомому низменной животной потребностью, Ораду удалось что-то выпить, но урчание в животе выдавало жуткий голод. До атаки раб мог похвастаться отличной формой, и потому сейчас он держался лучше, чем многие из оставшихся членов команды, многие из которых напоминали изувеченные мешки с костями.

Выход из варпа представал благословением, но лишь отчасти, ибо он знаменовал возобновление непосильного труда. Корабль орков высвободили, но зияющую рану «Сурового» пришлось залатывать: рабы в громоздких защитных костюмах под присмотром тюремщиков в тяжелой герметичной броне застраивали дыру. В месте пролома были проведены и другие орочьи переделки, имевшие больше эстетический смысл, чем практическое значение.

Однажды распорядок изменился. Орки загнали их сначала на корму и вниз, к отсекам для шаттлов. Впереди раздавались крики и стоны, и когда Орад добрался до точки, он заметил мелких зеленокожих с дымящимися клеймами. Зелёные уродцы шли по рядам рабов и отмечали каждого на груди, спине или плече. Орад стиснул зубы, и пару секунд спустя на его левой груди выжгли метку — грубый глиф, похожий на ракету, — после чего орк толкнул его вперёд. В отсеке ещё стояли корабли Флота, но рядом с имперскими машинами появились и орочьи, предназначенные для десантирования. Рабов начали загонять внутрь, ударами кнута и тычками заполняя трюмы до тех пор, пока внутри не оставалось места. Орад пришёл в себя, осознав, что прижат к иллюминатору бывшего лихтера снабжения с изогнутой чуть влево шеей.

— Надеюсь, эти штуки ещё герметичны, — пробормотал кто-то за спиной. — Если они сломали атмосферные замки, нам крышка.

Внимание тех, кто ещё мог видеть, привлекли наружные ворота «Сурового». Массивные пластальные ставни раздвинулись, обнажив поле звёзд, наполовину прикрытое оранжево-коричневым миром. Всего в нескольких милях от лёгкого крейсера над планетой висела гротескная луноподобная космическая станция.

Десантный корабль оторвался от поверхности крейсера: двигатели лихорадочно плюнули плазмой, бросив живой груз в заднюю часть отсека. Судно стремительно отклонялось в сторону и заваливалось набок. На фоне многочисленных жалоб кто-то завопил, что у него сломалась лодыжка. Корабль повернул к станции, и Ораду открылся вид на «Суровый»: в месте, где орочий корабль врезался в лёгкий крейсер, остался шрам, а судно ксеносов, связанное с имперским кораблём сотнями тросов, действовало как буксир. Когда-то Орад ни за что бы не поверил в подобное, однако сейчас он был настолько эмоционально сломлен, что это едва ли стало неожиданностью. Тем временем из стыковочных отсеков высыпало ещё больше небольших кораблей.

Судно Орада миновало станцию и продолжило движение к планете, позволив человеческому грузу мельком поглядеть на искусственную луну, орочьи крейсеры и корабли сопровождения, пристыкованные к десяткам выступающих на её полюсах порталов. Некоторые из рабов имели возможность наблюдать за ростом рукотворного шара в иллюминаторе; в конце концов, космический объект целиком заполнил обзор, и пламя при входе в атмосферу затрещало по фюзеляжу. Вместе со всеми чувствами во время долгого путешествия Ораду казалось, что он смог подавить страх, однако, когда сила тяжести начала воздействовать на организм, а в иллюминаторах засияла яркая звезда, леденящая дрожь вернулась. Вытянув шею, Орад глянул вниз, прижавшись глазом к бронестеклу: корабль пролетал сквозь густой смог. Они находились всего в нескольких милях от поверхности. На охряных холмах раскинулся огромный город, десять или больше миль в ширину. Из сотен цехов валил чёрный дым, а улицы застилали пыльные облака, которые поднимались с проезжих частей и дорог, ведущих за пределы города. На металлических зубчатых стенах и недостроенных боевых машинах, возвышавшихся над городом, отражалось восходящее солнце.

Затем вид исчез — его заслонили краны и необъятные, словно причалы, платформы. Там по мере приближения вырисовывались тупоносые звездолёты и приземлялись орбитальные суда.

Двери открылись, и бывшие матросы «Сурового», моргая, ввалились в мир орков, совершенно потерянные и сбитые с толку, но встреченные знакомым щёлканьем кнутов и хриплым рёвом.

Зверь поднимет голову, и волк завоет.

Шёпотом произнесённые слова будут отдаваться эхом в течение многих столетий. Ньяль знал, что лучше не думать о пророчестве как о чём-то более существенном, чем шевеление в вюрде или появление нового возможного хода судьбы. Тем не менее, подобные предсказания обладали силой иного рода, формируя события так, чтобы результат оправдывал ожидания.

Для тех, кто следовал пути хранителя рун, существовал риск бесконечного погружения в тайны вюрда, риск обрести уверенность, что тайное знание даст больший контроль над судьбой, что осознание одарит властью над осознанным. Истинная же мудрость заключалась в отношении к вюрду как к простому эху возможных событий, а прислушиваться к морю грёз слишком внимательно означало всё дальше уплывать от реальных событий. Ньяль научился этому на собственном горьком опыте. Вюрд формируется здесь, где произносятся слова и совершаются действия. Подчиняя реальность своей воле, величайшие из людей могли бы создать миры или, по крайней мере, склонить капризы судьбы в свою пользу.

Не было лучшего примера этому, чем возведённый в недрах звезолёта орочий город. Зеленокожие ни с кем не объединялись, не достигали компромисса, они даже не мыслили о сосуществовании со своим окружением. Орки везде несли свою орковость, изгибая, а если понадобится, то и ломая пространство до тех пор, пока оно их не устраивало. Ньяль Зовущий Бурю повелевал стихиями, и здесь рунический жрец распознал ещё одну стихийную силу галактического масштаба. Подобно шторму, приливной волне или землетрясению, орки разрушали всё, с чем сталкивались, оставляя после себя лишь руины. Но пока зеленокожие стояли на месте, они становились центром силы, а вокруг них вращалось всё остальное, включая и вирд.

Посреди выдолбленной в корпусе корабля дыры орки построили лачужный форт с навесной стеной и зубчатым валом. Придавая крепости вид разрушенного собора, искусственную пещеру окружали оборванные концы широких труб, палуб и проходов из секторов технического обслуживания и общежитий. Казалось невероятным, что посреди звездолёта можно построить крепость, но для орков процесс стройки был вполне естественным, как если бы они высадились на планете или луне.

В нескольких сотнях метров впереди Ньяля его псайберворон Ночекрыл невидимым пронёсся сквозь тьму. Глаза пси-фамильяра передавали Зовущему Бурю то, что лежало за пределами зрения смертных. Орки снесли стены и разворотили палубы повсюду вокруг реактора и двигателей корабля. Из обломков разбитых переборок и пластальных листов орки соорудили себе жилища. Старые энергосистемы были выведены из строя и заменены генераторами, без конца извергающими смог. Воздух пропитался маслянистым зловонием, в черноте которого с беспорядочно расположенных линий электропередач и мерцающих опор каскадом падали искры. Визги и ворчание ксеносов мешались с грохотом машин и рёвом орков, непредсказуемым эхом отражаясь от разрушенных стен. Зеленокожие вымазали металл корабля кровавыми глифами, где только можно понатыкали оборванные знамёна и развесили тотемы, гордо возвещающие о своём присутствии. Крепость полностью отражала и продолжала волю обитающего внутри предводителя зеленокожих.

Ночекрыл порхал над улицами и крышами: пространство крепости кишело орками и их более мелкими собратьями. Когда отряд Великого Волка вырвался из лабиринта коридоров, его встретили пушечные залпы и лучи зловещих энергий. Сразу стало ясным намерение совершавших вылазки групп орков — окружить и заманить незваных гостей в ловушку, прижав Волков к стенам своей цитадели и отрезав пути к отступлению.

Приблизившись к крепости, отделения Великого Волка замедлили шаг. Испытываемая астартес неопределённость была подобна туману в мыслях Ньяля, и по мере того, как каждый из Влка Фенрика реагировал на колебание братьев, неуверенность распространялась по всей роте. Великому Волку не требовалось магического зрения, чтобы уловить едва заметную неясность в рядах своих бойцов, и вокс-связь донесла его голос до каждого боевого брата сквозь грохот орудий и орочьи крики.

— Орки возвели себе этт! — расхохотался Гримнар.

Он указал топором Моркаи в сторону грубо сколоченной крепости. Красная сталь заблестела, словно только смазанная кровью. Ньяль чувствовал голодный дух оружия, заключённый в руническом металле. Он рвался из оков, требуя утолить свою жажду насилием. Логана, по всей видимости, пульсирующее желание обходило стороной: Великий Волк не прекращал смеяться на пути к оркам. Остальные Волки последовали за ним. Король Фенриса казался запряжённым зверем, что нёс колесницу ордена в бой.

— Только взгляните на эту страшнючую стену! Мало кто сверкает столь длинными клыками! Ха! Осторожнее, сыны Фенриса, этот зверь может укусить!

Численность орков не поддавалась подсчёту. Корабельные авгуры не обнаружили форт из-за массы скитальца, а плотность грибковых наростов и неразумных оркоидных сводила на нет любые попытки сканирования жизни. Истрёпанные стены покрывали многолетние грибы размером с боевые танки, и зелёные организмы продолжали расти. Щёлкая челюстями, на приближающихся космодесантников бросились дикие охотничьи твари. Чемпионы Фенриса встретили монстров клинками и цепными мечами, сберегая боеприпасы для предстоящей, более серьёзной битвы.

Ульрик Убийца нёсся рядом с Великим Волком, окрылённый волчий череп крозиуса пылал разрушительной энергией. Он поднял символ единства Фенриса и Империума, и во мраке орочьих владений воссиял символ людской веры.

— Орки плодятся во владениях Всеотца, — проревел он, используя внешнее устройство, а не вокс. Голос жреца эхом отразился от крепостных стен и окружающего их скитальца. — Отголоски орочьего рёва слышны и в наших залах! Ксеносы повыползали из своих беззвёздных логовищ и обосновались на руинах опустошённых ими же миров, что принадлежат Всеотцу. Их нечистоты воняют на улицах человеческих городов! Городов, что мы обязались защищать! Мы клялись уничтожить этого врага, и настал час исполнить клятву! Настал час великой расплаты! Мы — пламя, что сожжёт дотла старое, чтобы появилось новое! Пускай зеленокожие вопят, что хотят, ибо истинные разрушители — это Влка Фенрика!

Орудия орков на крепостной стене бесконечным потоком изрыгали лучи и снаряды. Открыв ответный огонь, воины Гримнара продолжали наступать, рассредотачиваясь и отвлекая внимание врага. Когда забили тяжёлые орудия, Волки начали использовать остатки разрушенных стен и груды камня для защиты во время штурма. О продвижении астартес по окутанному тьмой периметру возвестили вспышки штормболтеров и блеск силового оружия. Тяжеловооружённые терминаторы шли на острие атаки. Потоки «Циклонов» цветами из огня и железа взрывались вдоль линии крепостных стен, в то время как визжащие штурмовые пушки косили прячущихся за ними ксеносов.

Закрепившись в окрестностях, Великий Волк вывел на бой сильнейших из боевых братьев. Их поступь, размалывающая в порошок ферробетонные обломки, отдавалась эхом от раскрытых пластальных палубных балок. Три дредноута шли несмотря на колотящие по их телам снаряды и лучи энергий. Само пространство зазвенело от боевых кличей, приправленных металлическим голосом вокс-передатчиков.

— Да начнёт подсчёт! — Сквальд Несущий войну возглавлял марш-бросок древних. Толстые пластины боевой машины отражали орочий огонь ценой керамитовых осколков. Проносясь мимо, Ньяль уловил мысли запечатанного внутри дредноута старого воина: плеск бьющихся о ладью волн и безумная резня на деревянной палубе. С каким бы врагом Сквальд ни сражался, это были не зеленокожие. — Обагрите клинки, утолите их жажду! Заработайте право осушить королевский запас!

Грохочущие орудия Сварда Кровавого Клыка и Древнего Крилла прошили крепостной вал и оттеснили орков назад, в то время как Сквальд подобрался к воротам. Ветеран войны поднял пушку «Адский мороз». Вокруг орудия клубился холодный туман. С леденящим воем Моркаи в металлические ворота ударил одиночный взрыв — его оказалось достаточно, чтобы покрытый инеем ржавый металл треснул. Издав новый боевой клич, Сквальд бросился на замороженное препятствие и одним ударом когтей разнёс ворота.

Восхваляя почтенных воинов и Волчьего Короля, Гримнар с фенрисийскими воителями кинулся к воротам. Великий Волк следовал по пятам за дредноутами, и Зовущий Бурю не отставал от магистра ни на шаг.

Крепость орков находилась под более надёжной защитой, нежели чем металл зубчатых стен и артиллерийский огонь. Ньяль чувствовал, как в умах зелёной орды беснуется та же энергия, что привела сюда Волков. По обширной территории крепости струилась сила изменить будущее одной лишь верой.

Звёзды разорвёт кровавый шторм.

С тех пор, как Вечная Ночь расколола пустоту, Ньяль ощущал это всё отчётливее, тяжелее. Катаклизм копил могущество в течение многих дней, и Ньяль — как и многие псайкеры — был бессилен его остановить. Фенрис бороздил космос недалеко от Ганнстрёма, в имперских источниках именуемого Оком Ужаса. Дурная звезда всегда предвещала несчастье, вражеское вторжение или катастрофу. Когда силы Нижнего мира вырвались наружу, Ганнстрём, окружённый ореолом дурных звёзд, словно расцвёл. И во времена, предшествовавшие расколу пустоты, небо днём и ночью озарялось злым предзнаменованьем.

Устремляясь к воротам вслед за Логаном и Ульриком, шагая рядом с другими прославленными воителями, Ньяля должна была переполнять уверенность в победе. Однако в его разум впилось плохое предчувствие: тошнотворное зло, как гниющая под ногтем заноза, впилась в психический разум.

Посох главного библиария пылал могуществом. Руны по всей его длине мерцали голубым огнём, а те, что украшали терминаторский доспех, сияли не менее ярко. Волки Фенриса сражались болтерами и плазмой, силовыми клинками и цепными мечами, но рунический жрец вёл другую битву. В его глазах мир заливали красные оттенки, на фоне которых золотые копья пронзали зелёный туман. На другой грани восприятия Ньяля его сознание выворачивала Вечная Ночь: низкое гудение смерти и мучений бесчисленных миллиардов душ, принесённых в жертву появлению Разлома. Вокруг ксеносов вздымался неистовый шторм орочьего насилия. Буря усиливалась в областях, где битва велась наиболее ожесточенно, подпитывая бойню кровью. Тут и там она представала вихрями дикой энергии, искрящимися и раздуваемыми недалёкими умами орочьих заклинателей вирда.

— Всё не то, чем кажется, — предупредил Ньяль.

Логан, всегда чтящий ценность совета, замедлил шаг, и все рядом стоящие воины последовали его примеру.

— Ты что-то чуешь, Повелитель Рун? — поинтересовался Великий Волк.

— А вы разве нет? Воздух пропитан орочьей мощью, энергия ксеносов вторгается в мои мысли и душит разум.

— Она потеряет хватку, когда мы проредим орду, — высказался железный жрец Альдакрел. Он поднял топор, одна часть которого имела длинную бороду, а вторая была выкована в стиле шестерни Адептус Механикус. — Так ведь всё и работает, разве нет?

Два отделения терминаторов волчьей гвардии уже достигли стены и принялись крушить её силовыми кулаками и молниевыми когтями, в то время как братья в арьергарде обеспечивали прикрытие огнём. С левой стороны прибыло ещё одно отделение, одно из фланговых. Возглавлял его Арьяк Каменный Кулак. Броня Хранителя Очага едва функционировала, а её наплечники и нагрудник были покрыты кровью королевского гвардейца вперемешку с ксеносской.

— От чего исходит опасность? — потребовал Великий Волк у Ньяля. Они находились в двадцати метрах от разбитых ворот. Дредноуты с нацеленным на предполагаемых врагов оружием ждали в авангарде за ними. — Ответь прямо.

— Конкретной угрозы нет, — признался Ньяль, неспособный поделиться ничем, кроме дурного предчувствия. — Лишь знамение вирда.

— Тут полным-полно врагов, с которыми можно сразиться. Не стоит выдумывать новых, — проворчал Ульрик.

Спустя мгновение к крепости добрались Арьяк с братьями. Гвардейцы Каменного Кулака объединились с воинами Логана в дюжине метров от твердыни.

— Вы живы, — выдохнув, обрадовался Арьяк. В знак приветствия Хранитель Очага приложил навершие молота к груди и зашагал рядом со своим господином.

— А ты как думал, — прохрипел Гримнар. — Битва только началась. Хотя ты выглядишь так, будто уже получил кровавую долю.

— Он нёсся, как таран, — вставил Торфин Кинжалокулак откуда-то сзади. — Я не мог его удержать.

— Ясно, — ответил Логан. — Что ж, таран мне ни к чему: мы уже сломали ворота.

Ньяль ускорил шаг и догнал Арьяка.

— Держись к нему поближе, Чемпион, у меня дурное предчувствие по поводу этого места, — передал он Хранителю Очага, осознавая, что слова излишни: мысли Арьяка горели, как оберег вокруг Великого Волка, ярче сияния штормового щита.

— Пора размять руки, — усмехнулся Гримнар, когда Волки, наконец, дошагали до ворот.

Орочий городок представлял собой нагромождения из незамысловатых зданий, очень похожих на любые другие: одно— и двухэтажные, соединённые грубыми вантовыми мостами, верёвочными лестницами и металлическими переходами. Повсюду пестрили граффити и баннеры, провозглашающие собственность и господство орков. Основание сооружений не отличалось надёжностью, а дороги были выложены толчёным щебнем из стен. Орки кричали с крыш и залпами стреляли в бреши, проделанные волчьей гвардией. Все ксеносы, кто стоял у ворот, погибли почти мгновенно под поступью дредноутов: их тела свисали с импровизированных укреплений или раздавленными лежали у ног боевых машин.

Сенсориум показывал лишь обрывочную информацию, прерываемую вспышками статики.

— Неэкранированные реакторы, — предупредил Альдакрел. — Отключите сенсорные каналы, чтобы ограничить обратную связь.

Арьяк оборвал невидимую связь с братьями по отряду. Поначалу было немного непривычно смотреть исключительно своими глазами, без цепочки данных товарищей и призрачных изображений вторичных каналов. Ощущение ясности вскоре сменилось настороженностью. Без функций сенсориума терминаторам пришлось полагаться на усиленные доспехом, но исключительно собственные органы чувств.

Обонянию мешала исходившая от орков вонь. Ксеносский смрад витал повсюду, заставляя фенрисийских воинов вдыхать «аромат»: зеленокожих совершенно не заботила очистка или искусственная циркуляция воздуха. Привыкший охотиться с помощью носа, Арьяк чувствовал себя не совсем полноценным, как если бы ослеп на один глаз. Хуже того, попадание в шлем едва не претворило сравнение в жизнь: лоб до сих пор покрывала толстая корка крови, и никакие движения лицевых мышц не могли её отодвинуть.

Арьяк без лишних указаний следовал за Великим Волком по его левую руку, так, чтобы полностью видеть своего командира. Остальные гвардейцы отделения рассыпалась веером впереди, высматривая засаду.

Всего в сотне метров жилые застройки сменились пустырём, заставив штурмующие крепость отделения остановиться по его периметру. Как выяснилось, здесь орки добывали руду. Палуба за палубой, «карьер» уходил далеко за пределы грузового корабля вглубь его приплюстного нижнего соседа, по меньшей мере на полмили вертикально вниз. Место добычи являло собой застроенный лестницами полукруг, куда зеленокожие провели кабели и трубы. Как и в случае с палубами, переоборудованными в крепостной вал, нижние уровни карьера отлично просматривались, как будто чья-то могучая рука одним движением вырвала по куску из двух кораблей.

Длина пропасти составляла примерно двести метров, а дальше находилось сооружение, которое служило частично крепостью, а частично — огромной статуей. Конструкция возвышалась почти до далёкого «потолка», а её фундамент терялся во тьме нижних уровней. Серо-зелёная скульптура из скалобетона и фекалий изображала сидящего на корточках орка. Поверх тела звероподобного воина зеленокожие прикрепили нагрудник, наплечник и наручи, выкованные из ржавого металла и укреплённые гнутой пласталью. Большую часть воздвижения пронизывали щели-окна, освещаемые из внутренних помещений. Оттуда повысовывались орки и тут же принялись стрелять во все стороны, не обращая внимание на плохое поле обстрела и ещё худшую прицельность. Арьяк поднимал голову всё выше и выше, пока его взгляд не остановился на вершине, где сверкала голова с массивной челюстью. Глаза и раскрытая пасть горели зелёным светом.

— Идиоты построили это вокруг реактора! — опешил Альдакрел, глядя на ауспик. — Орки сняли защи...

Вокруг здания роились сотни мелких зеленокожих, многие продолжали строить и заделывать дыры, хотя другие принялись глазеть на незваных гостей или пытались спастись бегством. На нижних палубах трудились тысячи людей, таская корзины и ящики, доверху набитые щебнем, палками и кусками пластали. Над ущельем раскачивались тросы, посредством которых оркоиды и рабы доставляли материалы к основанию идола. Среди них были и гораздо более крупные особи — орки, рыча и ревя, уже пробивались наверх, чтобы присоединиться к битве.

Тысячи орков. Десятки тысяч.

Изумрудный гигант сожмёт волчью пасть и уймёт его гнев.

Зовущий Бурю не мог оторвать глаз от колоссального орочьего изваяния. Статуя совсем не походила на зелёного великана из видений, и всё же в мерцании вспышек и прометиевом огне орочьего города, в ней скрывалось что-то первобытное, живое.

Вокруг завязалась перестрелка. Дредноуты и терминаторы устремились вглубь впадины, приняв на себя основной удар орков. Рунический жрец едва заметил возобновление битвы: чудовищный идол на возвышении из разбитого звездолёта не покидал его мысли. Великий Волк поспешил обогнуть пропасть — на фоне орочьей громады Логан и его варангард казались ничтожно маленькими.

Как волк перед зелёным великаном.

Интенсивность контратаки орков нарастала по мере прибытия подкреплений. Сотворённое ксеносами психическое поле сгустилось и затвердело. В водовороте силы тени обретали звериный лик и когтистые лапы, объединяясь в чудовищного зверя. Ньяль почувствовал рычание живущего в душе волка, его свирепую натуру, стремящуюся вырваться на свободу. За звёздами, в световых годах от Фенриса, Зовущий Бурю ещё ощущал жар глубинных огней очага, что наполнял его силой. Вирдово пламя заструилось из покрывавших доспех и тело рун, окутывая Ньяля сине-лиловым пламенем. В мире, недоступном взору смертных, он посылал стрелы силы, которые змеились по набирающим мощь призракам и разбивали их нечистые тела.

+ Повелитель рун!+ полная срочности мысль Идущего-по-небу, при рождении названного Энгиллем, пронзила разум Зовущего Бурю. +Присмотритесь к лицу.+

Бросив взгляд ввысь, Хранитель Рун поначалу не мог отыскать находку Идущего-по-небу. Сливаясь в единую форму, потоки силы орочьего вирда устремлялись по статуе вверх, подобно обратному водопаду.

+ Фигура. Там фигура, внутри челюстей.+

Пасть ложного идола была широко раскрыта; нижняя её челюсть выступала из гигантского сводчатого прохода, похожего на балкон. Получив подсказку, Зовущий Бурю заметил причудливый силуэт, скачущий на «языке» своего божества. Как и другие орочьи шаманы, тело ксеноса покрывали полосы из меди и камня, а из его глаз вырывалась искры психической энергии. Именно вокруг него собиралась и по воле шамана росла орочья мощь. Как показывала практика, обычно подобные скопления орочьей силы высвобождались в форме неконтролируемых взрывов, но этот ксенос каким-то образом обладал достаточной концентрацией, чтобы обуздать вирдову силу.

Взгляд Ньяля скользнул по остальным ксеносам на рабочей площадке, и, как выяснил рунический жрец, контроль над психической мощью был не единственным, что отличало шамана от его зеленокожих собратьев.

— Великий Волк, — обратился Ньяль, указывая посохом. — Их вирдоплёт немного крупнее своих собратьев. Я никогда не видел шамана ростом с военачальника. Что-то неведомое будоражит природу этого места.

— Хорошо, а то я уже начал думать, что битва окажется слишком лёгкой, — отрезал Верховный Король Фенриса. Он поднял руку с встроенным в наруч штормболтером и выпустил пару болтов через пропасть. Снаряды угодили в нескольких орков, карабкавшихся по противоположной стороне — их окровавленные останки полетели вниз вместе с обломками примитивной лестницы.

— Вирд — это по твоей части, Повелитель Рун, — заговорил Ульрик. — Тут мы тебе не подспорье.

Ньяль стиснул зубы от непонимания братьев, одновременно с тем изо всех сил пытаясь сдержать бушующую мощь вирда, что вихрилась вокруг скульптуры. Главный библиарий Космических Волков ощущал, как души рунъярлов стараются лишить орочьего шамана силы, но звероподобный повелитель вирда на вершине статуи оставался неотразим для всех их психических атак.

— Всему виной Вечная Ночь. Они черпают из неё больше силы, чем мы можем уничтожить, — объявил Хранитель Рун. Он сжал обеими руками посох, его рукоять и навершие воспылали нематериальным огнём, который помчался к лидеру орков. Проследив за спиралью своей психической силы, взгляд Ньяля наткнулся на ещё один шест — в когтистой хватке шамана. Его венчал грубо вырезанный череп из тёмного камня, окружённый нимбом из нефритовых энергий. — Чем дольше и яростнее орки будут сражаться, тем могущественнее становится шаман и повелеваемые им силы. Мы должны отступить, Великий Волк.

— Отступить? — опешил Ульрик, оборачивая череполикий шлем к Зовущему Бурю. — Битва только вылезла из утробы. Мы живо проредим их ряды!

— Логан! — взревел Ньяль. Произнесение имени Великого Волка мгновенно привлекло его внимание. Несмотря на невероятные муки сдерживания орочьей мощи, Повелителю Рун удалось выдавить из себя целое предложение. — Эту битву нам не выиграть!

— Послушай своего рунъярла, Великий Волк, — почти умолял Арьяк. — Мы добьёмся победы, но иным путём!

Воины ордена удерживали позиции, поливая зелёную массу огнём. Орочьи тела сплошным ковром устилали палубы и проходы, но трупов ксеносов было ничтожно мало по сравнению с лезущими наверх ордами зелени. Гримнар перевёл взгляд с Ньяля в глубь впадины, а затем вверх, к сияющей зелёным гигантской голове. Зовущий Бурю проследил за глазами Великого Волка и уставился на шамана, который стоял между двумя массивными, словно сталагмиты, клыками из шлифованной стали.

Глаза ксеноса, точно впадины, пылали зелёным огнём. Они походили на дыры в царстве изумрудного сияния. Орк указал когтем вниз, второй рукой подняв посох. Психическим зрением Ньяль узрел, как образованный энергией колдуна кулак обрушился на волчьего гвардейца справа.

Навстречу ему тут же взметнулась закрученная руна, став основой нематериального щита. Его источником которого был Энгилль. Кулак ударил в барьер со взрывной силой, отшвырнув рунического жреца, словно ракету, сквозь его защитников-волчьих гвардейцев. Несмотря на то, что длань орочьего бога потеряла часть силы, она завершила удар и сплющила терминаторский доспех, как алюминиевую кружку. Сквозь пси-чутьё Зовущего Бурю промелькнул дух Энгилля, а другой рунический жрец, Хрольф Язык Войны, почти затерялся в вихре психической силы. Звучавший в ушах Ньяля волчий вой Фенриса поглотил ужасающий рёв орков. Энергетическая вспышка едва не ослепила Ньяля, и тот был вынужден отступить, успев прежде, чем в мыслях воцарился бы ад.

Надвигающаяся тень орочьего разрушения росла с каждым мгновением, обтекая покрытую нечистотами статую, точно шкура из наполовину видимого зелёного огня. Даже физическое зрение Ньяля позволяло ему наблюдать, как собирается психическая сила, а вместе с ней и новые толпы орков.

— Отступайте отделениями, прикрывая фланги! — проревел Великий Волк, не нуждаясь в дальнейших уговорах. — Повелитель Рун, ты ещё можешь воспользоваться вирдом?

Несмотря на пугающую мысль о том, чтобы вновь открыться бушующему потоку грубой орочьей силы, Ньяль ответил без промедлений и полный решимости. В его рыжих волосах и бороде потрескивали золотые огни.

— Клянусь, они услышат вой Мира-Очага, даже если он станет для нас последним.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПОВЕЛИТЕЛЬ РУН

НОВАЯ СТРАТЕГИЯ

ПРИНЕСЁННЫЕ КЛЯТВЫ

Ещё несколько секунд воины Фенриса слаженными залпами поливали пропасть огнём, расчищая верхние проходы, мосты и лестницы. Орки и более мелкие их собратья на священной статуе не прекращали пальбу. Заминка перед контратакой предоставила Гримнару возможность подать сигнал к отступлению. Первыми отошли сам Великий Волк и его стражи, находившиеся ближе всего к орочьему изваянию.

Ньяль прошёл несколько десятков метров с ними, а затем остановился и выставил перед собой рунический посох. Несмотря на впечатляющую глубину ущелья, ширина была относительно узкой для столь огромного числа орков. Однако психический гештальт, порождённый их жаждой битвы, не испытывал физических ограничений и бурлил впереди надвигающейся орды.

Сквозь прилив ксеносской силы Ньяль ощутил приближение Хрольфа Языка Войны. Зовущему Бурю не нужно было отводить взгляд от идола, чтобы почувствовать рядом брата-рунического жреца.

— Вас кличут Зовущим Бурю, но, боюсь, не существует такого шторма, который снесёт эту мерзость, — произнёс Хрольф.

Ньяль взглянул в сторону: парализованного Идущего-по-Небу уже уносили. Покидал битву не он один — более дюжины сыновей Фенриса, прихрамывая, сами или с помощью братьев отступали назад. Те, кто всё ещё мог стрелять, извергали на орков огонь с гордостью, что продолжают сражаться за короля.

— У трёх жрецов было не больше шансов преодолеть зелёную мощь, чем у двух. А где не поможет сила, послужит хитрость, — сказал он Языку Войны. — Когда попадаешь в грозу, думать надо не о дожде, а о молнии.

Внезапный импульс силы привлёк внимание готи обратно к вождю-шаману. Вокруг монстра вздулась новая фигура из чистого насилия; засверкали клыки, а из изумрудной энергии сформировались руки.

— Имеешь в виду, атаковать нужно вирдоплёта напрямую?

— Отчасти, — ответил Ньяль. — Гляди, как его посох проецирует вирдово пламя. Ставлю все сокровища Фенриса, что эта штука — дело не орочьих рук. Разорви связь, и шаман потеряет её благосклонность. Корабль без руля скорее навредит собственному экипажу, чем противнику.

— Что вы предлагаете? — Язык Войны не смог скрыть сомнения в голосе. Он продолжал смотреть налево и направо, подсознательно ища поддержки у воинов, которые уже ушли.

— Остались только мы, — произнёс Зовущий Бурю. — Охотник должен обладать терпением, выжидать. Доверься мне и силе родного мира.

Ньяль оторвал посох от земли и, не сводя глаз с гигантского идола, направился обратно к ближайшему орочьему зданию. Первые из зеленокожих уже начали выбираться из пропасти, колеблясь в ожидании ответного огня Волков. И, когда залпов не последовало, орки высыпали с нижних палуб.

— Встань рядом со мной, — позвал Ньяль, ступая в переулок между двумя лачугами. Теперь, когда рунические жрецы стояли поодаль от статуи, Повелитель Рун вновь объединился с силой Очага, согревающего одним своим присутствием.

— Во тьме меж звёзд, — запел Ньяль, едва шевеля губами. — Из самых глубоких пещер, из самых тёмных теней безлунного леса…

В процессе чтения Хранитель Рун представлял себя и своего брата ночными волками, со шкурами чёрными, словно полночь, пробирающимися сквозь лишённую света пустоту. Ньяль ощутил перетекание силы Хрольфа в его душу и наоборот. Рунические жрецы стали единым целым, одним охотничьим зверем, скрытым от глаз своей жертвы.

Первые вылезшие орки, убедившись, что враг отступает, с энтузиазмом заревели орде, дико размахивая руками и призывая, чтобы все следовали за ними. Многие жестами выказывали верность далёкой фигуре повелителя шаманов: зеленокожие склоняли головы и, глядя на вирдоплёта, проводили ладонью по лицу, как будто закрывая глаза. Когда группа выбравшихся наружу орков достигла сорока особей, ксеносы направились в поселение, рассудив, что теперь их численности достаточно, чтобы справиться с любым врагом. Однако двинулись зеленокожие не в сторону Ньяля, а поспешили на другую улицу, за отступавшими воинами Великого Волка. В следующие мгновения сотни орков попрыгали с лестниц и устремились вслед за ведущей толпой.

Недвижимый, Ньяль вновь взглянул на шамана. Орды неслись мимо, не проявляя к двум массивным фигурам в доспехах абсолютно никакого интереса. Из дальней части города донеслось ворчание и ксеносский лай, и вскоре неподалеку снова загрохотала стрельба: орки столкнулись с арьергардом фенрисийских воинов.

— Сейчас самое время, — объявил Ньяль, видя, что фантомный бог вокруг шамана почти проявился. Орк согнул когтистые пальцы, протягивая их к врагам. — Следуй за мной и будь готов нанести удар.

Зовущий Бурю рассеял образ ночного волка в сознании, и подключил мысли к Ночекрылу, объединив свой разум с его. Модифицированная птица оторвала крыло от поклёванного трупа орка, и через несколько секунд исчезла во мраке за мерцающими огнями орочьих зданий. Бионическим глазом она следила за тепловыми волнами орков на вершине статуи. Ньяль пролетел над жаром горных выработок и вверх. Бесшумный, как ночной бриз, псайберворон подлетел ещё ближе к полупрозрачному чудищу. При соприкосновении с дрожащим силуэтом орочьего психического проявления у Ньяля возникло ощущение сопротивление, как будто он толкался в пенящуюся воду.

— Давай, брат, — прорычал Зовущий Бурю. Его дух пролетел между телом и птицей, направляя руническую энергию прямо в сердце зелёного великана. Язык Войны высвободил силу своей души в виде вспышки огня, пламя которого понеслось вслед за вороном, по спирали сквозь полузелёное тело фантома к его голове. Дождавшись, когда огонь достиг птицы, Ньяль полностью раскрыл свой потенциал, в то время как где-то внизу руны на доспехах двух библиариев вспыхнули золотым пламенем.

Обладающий физической и психической силой, псайберворон нанёс удар, пронзив оставшееся пространство подобно молнии. Глазом фамильяра Ньяль видел наконечник орочьего посоха как дыру в реальности. Навершие шеста вихрилось зелёной энергией, трансформирующей грубую психическую мощь во что-то гораздо более острое, словно кузнечный молот, волшебным образом заточенный как лезвие.

Намереваясь вырвать посох из орочьих рук, Ньяль направил к длинной палке псайберворона. Прежде чем его когти коснулись чёрного материала, с навершия сорвалась дуга концентрированной энергии и ударила прямо в птицу. Ньяль заревел от боли, чем привлёк внимание неуклюже проходивших мимо орков. Теряя перья, Ночекрыл нырнул за край балкона-челюсти.

На помощь ворону воспарила белая сова, вылетевшая из золотого пламени — то было воплощение воли Языка Войны. Белопёрая птица на мгновение заслонила Ночекрыла, взмахи её крыльев окружили ворона, подарив падающему фамильяру Повелителя Рун время восстановить контроль. Глядя вороньим глазом, Ньяль, наконец, поймал момент, когда шаман орков отвлёкся. Между парой глаз зеленокожего и дрожащим посохом вспыхнуло псиэнергетическое пламя, переросшее в ослепительную дугу. Обнажив зубы и скривив морду, орк изо всех сил пытался вернуть контроль над оружием.

Послав Ночекрылу приказ вернуться, Зовущий Бурю возвратился в собственное тело как раз вовремя, чтобы успеть поднять посох и отразить опускающийся цепной клинок. Металлические зубья скользнули по всей длине усеянной рунами экке.

Язык Войны шагнул вперёд и, взмахнув златопламенным руническим топором, отсёк орку голову. Вокруг переулка сбивалось всё больше зеленокожих.

Ньяль ощутил внезапный взрыв психической силы сначала как беззвучный грохот, а затем пронзительным порывом ветра, который рвал вымпелы и транспаранты на орочьих зданиях и трепал рыжую бороду. Почуяв неладное, зеленокожие как один повернулись к скульптуре, большая часть которой, за исключением мощных плеч и головы, была скрыта от взора рунических жрецов. Взад и вперёд вокруг повелителя-шамана хлестали зелёные молнии. Орочий колдун скакал и визжал, его ярость высекала полосы тьмы из неуправляемой энергии.

— Берегись! — рявкнул Ньяль. Ночекрыл, наконец, приземлился на наруч своего хозяина. Хранитель Рун поднял посох, и вокруг терминатора возникло кольцо голубого огня. Язык Войны тоже создал барьер, залив стены золотым светом. Библиарии успели спрятаться за щитом всего за два удара сердца до всесметающей ударной волны из неконтролируемой психической силы.

Воя и стеная, зеленокожие побросали оружие и схватились за головы. Некоторые упали на колени, других на орочьи постройки словно швырнуло невидимой рукой. Переломанные ксеносы с разбитыми головами валились на землю. Психическая волна подбросила двух псайкеров в воздух, а в их щиты, словно языки огня из потревоженных углей, билось зелёное пламя. Зовущий Бурю вонзился в металлический выступ вала, насквозь пробил его ржавое железо и заскользил по плоской крыше. Язык Войны летел чуть дольше, угодив в столб и обрушив собой всё здание в беспорядке сломанных стоек и оборванных кабелей.

Повелитель Рун поднялся на ноги. Защитные чары рассеялись, и Ньяль рухнул на утрамбованную щебнем поверхность, разбив несколько каменных плит. Грохоча мусором, Язык Войны, наконец, сумел выпрямиться, перерубив линии электропередач, которые обвили доспех, точно кракеновы щупальца.

Орки пребывали в смятении. Многие из зеленокожих погибли: изуродованные тела валялись по поселению, как обломки кораблей на берегу после шторма. Кто-то бродил, вопя от боли, кто-то колотил кулаками по глазам и головам и в тисках психического безумия царапал когтями землю.

— Это лишь временная передышка, — предупредил Язык Войны, глядя куда-то мимо Ньяля.

Вызывающий Бурю, обернувшись, устремил взор на орочью статую. Глаза идола по-прежнему горели изумрудным огнём, затуманивая силуэт шамана зеленокожих. Колдун стоял во весь рост с высоко поднятым над головой посохом.

Не произнеся ни слова, оба рунных жреца бросились врассыпную. Ночекрыл понёсся вперёд, чтобы разведать путь к остальному отряду.

Несмотря на повреждения брони и телесные муки, Арьяк чувствовал себя лучше, чем когда только прибыл на космический скиталец. Коридор за коридором, отделение за отделением королевская гвардия пробивалась из пещеры-форта обратно к посадочной зоне у носа грузового корабля. Туда, где могли приземляться боевые корабли и функционировали телепортационные технологии «Чести Всеотца». Не желая уклоняться от боя, Гримнар оставался в арьергарде, лично прикрывая своих подопечных от преследования орков. Арьяк не отходил от повелителя ни на шаг или находился настолько близко, насколько позволяла тактическая необходимость. Щит-Наковальня в равной степени укрывал и Чемпиона, и Великого Волка.

Примерно в миле от гротескной статуи Арьяк вместе со Скором удерживали повреждённый дверной проём от толпы разъярённых зеленокожих. Позади остальная часть группы, включая Логана Гримнара, обороняли другие проходы, в то время как дредноуты обеспечивали огневую поддержку сотней метров вдали. Арьяк размахнулся и с силой удара поршня превратил в кашу нескольких врагов, после чего отступил, открыв пространство для тяжёлого огнемёта Скора. Прометий горел полминуты или больше — даже самые выносливые из зеленокожих не могли противостоять жестокому пламени.

— Ты чересчур счастлив для отступающего, — отрезал Скор. — Неужели я слышал смех, когда ты проломил череп тому орку? Почему ты радуешься бесславному поражению?

— Поражению? — Каменный Кулак отключил силовое поле молота и пару раз ударил рукоятью по стене, стряхивая с навершия обугленную плоть и кровь орка. — Мы всё ещё живы. Великий Волк ещё жив.

— Личное выживание не критерий победы, — проворчал Скор.

— Поговори об этом с копьеносным оленем во время охоты. — Арьяк скомандовал доспеху перезапустить сенсорные каналы, передавая запросы на трансляцию остальным членам отделения. — Безусловно, отдать свою жизнь во имя победы — прекрасно, но мне будет проще её добиться, если останусь жив.

Раздавшийся сзади штормболтерный лай возвестил о возобновлении орочьего давления на левый фланг. Затем вступили в бой и штурмовые пушки терминаторских отделений

— Однажды что-нибудь его убьёт, — прокомментировал Скор.

Арьяк ничего не ответил. Прометий начал выдыхаться, и за жаркой дымкой орки снова сбивались в кучи. Вытолкнутый растущей толпой, орк коснулся огня и за считанные секунды воспламенился от ботинок до рогатого шлема. Рёв агонии зеленокожего стих, приглушённый яростными боевыми кличами его собратьев.

— Иногда кажется, что я помру раньше, — в конце концов выдавил из себя Арьяк, выходя в коридор. Он поднял Щит-Наковальню и приготовил молот.

— Когда его нить всё-таки оборвётся, ни ты, ни кто-либо другой из смертных ничего не сможет с этим поделать, — настаивал Скор. — Вероятно, даже Всеотец…

— Космические десантники каждый день просыпаются с мыслью, что он может стать последним. Я — Хранитель Очага, и потому я задумываюсь о смерти своего господина чаще остальных. Но ему уже около семисот лет, а то и больше, так что меня это не сильно тревожит.

Несколько более храбрых зеленокожих прыгнули сквозь бушующий огонь. Они стреляли из пистолетов и размахивали зазубренными клинками и острых тесаками, поблескивающими в последнем свете прометия. По краям поля зрения Арьяка с треском ожили другие каналы данных: члены отряда подключились к главному сенсориуму. Кинжалокулак коротал время, изрубая крупного орка в тяжёлом доспехе. По-видимому братьями Каменный Кулак сделал вывод, что готовится новая атака.

Арьяк вмазал Щитом-Наковальней в очередного зеленокожего, разнеся ксеносу челюсть и череп. Молот швырнул искалеченный труп следующего в тех, кто следовал за ним. Затем звуки битвы прорезало шипение вокса, и заговорил Великий Волк.

— Путь обратно к посадочной зоне свободен. Кэрлы и оружейники нуждаются в подкреплении, они не смогут в одиночку удерживать периметр, пока корабли не переправят отряд из этого проклятого Всеотцом места. Королевская гвардия прикроет остальных и вернётся с помощью телепорта.

Молот Арьяка унёс жизни ещё двух орков. Чемпион Гримнара снова отступил, а Скор превратил коридор в горящий склеп.

— Отступайте, мы покидаем эту кучу скитья, — передал Арьяк отделению.

Трепещущий процесс телепортации почти подошёл к концу. Арьяк вместе с Логаном и остальными членами совета добрался до ярлсдека. Гаммаль ожидал рядом с троном, как будто не двигался с момента отправки Космодесанта на скиталец — что было вполне возможно. Полный радости Фенрир не прекращал прыгать и приветствовать Великого Волка, игриво покусывая бронированную руку клыками, способными пронзить сталь. Тюрнак держался более отчуждённо, наблюдая за возвращением хозяина из-за постов управления орудиями.

— Ну что ты? Расстроился, потому что мы оставили тебя тут? — сюсюкал Логан на пути к большому трону. Он повысил голос. — В следующий раз я возьму тебя с собой, Тюрнак, слышишь? Обещаю.

Огромный волк, казалось, растаял и улёгся рядом со ступенями к командному помосту, положив массивную голову на передние лапы. Зрачки жёлтых глаз наблюдали за Логаном и остальными.

— Что ж, мы впустую потратили время, — проворчал магистр Космических Волков. Он прислонил топор Моркаи к трону и сел. Проекция ожила без необходимости произносить приказ. Скиталец висел на фоне звёзд точно так же, как раньше, за исключением нескольких пожаров вокруг зоны приземления: там в результате бомбардировки перед штурмом были повреждены линии электропередач и газоснабжения. Великий Волк повернулся к Ньялю, приподняв бровь. — Как поживает Вечная Ночь?

— Растёт, медленно, — ответил Зовущий Бурю. Рунический жрец снял шлем, и густые волосы упали на его лицо и нагрудник. Среди рыжих прядей блестели уже начинающие таять крошечные сосульки. Ночекрыл спрыгнул с плеча жреца на петлю кабеля поближе к застывшему дисплею. — Я не могу дать точный прогноз, однако теперь, когда мы вкусили плоть врага, у меня появилось представление о верном методе борьбы.

— Выходит, мы ещё можем с ними побороться? — спросил Ульрик. Его чёрный доспех покрывала корка засохшей орочьей крови, а длинная волчья шкура-плащ на спине была заляпана ещё грязнее. Волчий жрец снял шлем и обнажил волосы, белые, точно снега Асахейма, а затем и клыки длиной почти до подбородка. Лицо старика испещряли глубокие морщины и шрамы, но единственный глаз полнился жизненной силой. — Мы в силах уничтожить это оскорбление владычества Всеотца?

— Задумайтесь не о том, что мы должны сделать, а о том, что можем. Имеющимися, — медленно произнёс Ньяль. — Чудовище, что возглавляет этих орков… я никогда раньше не видел подобных. Я понятия не имею, он — один из их псайкеров, выросший до невероятных размеров, или военачальник, открывший псайкерские способности… Как бы то ни было, посох колдуна даёт ему контроль над силой. Без этой палки и без лидера орков вместе с их скитальцем затянет обратно в Вечную Ночь.

— Таков наш план? — прохрипел Ульрик. — Уничтожить вожака и надеяться, что волна иного моря не направит плывучую угрозу в другую систему?

— Мы не смогли бы уничтожить скиталец, располагай мы хоть всеми снарядами этта, — возразил Арьяк. Он прислонил Щит-Наковальню к ноге, обеими руками сжимая рукоять молота поперёк бёдер. Ульрик нахмурился ещё пуще прежнего, и Хранитель Очага сжал сильнее. — У нас нет ни воинов, ни времени, чтобы перерезать Всеотец знает сколько тысяч орков.

— Мы слишком много лет ведём слишком много войн, — вновь заговорил Ньяль, печально покачав головой, но не сводя глаз с Логана. — Не все победы обязаны греметь славой. Некоторые должны быть практичны, некоторые — приносить временную пользу.

— Нет, — отрезал Великий Волк. — Временная победа — фальшивка. Враг считается побеждённым, когда теряет возможность наносить удары. Я скорее повернусь спиной к снежному вирму, чем позволю этому логову зеленокожих демонов дрейфовать в пустоте.

Он встал и шагнул к витрине, свирепо вглядываясь в её содержимое.

— Безусловно, в наших возможностях на некоторое время обезвредить орков, если сказанное тобой — правда, Зовущий Бурю, но этого мало. Мы не единственные, на кого давят события. У других может не хватить сил справиться с тем, что останется после нас. У ваших языков хватит наглости назвать вас защитниками людей, если через год, десятилетие или пускай даже сотню лет враг вернётся и опустошит планеты тех, кого мы поклялись оберегать? — Гримнар снова повернулся к совету с широко раскрытыми и напряжёнными глазами, как будто произнесённые слова причиняли ему боль. — Я нарекаю эту кучу проклятого дерьма Готтроком, и да не познают Волки покоя, пока его поганые обитатели не передохнут. Мы жили, будем жить и умрём в соответствии с данными людям клятвами!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

НЕЗАБЫТАЯ ИМПЕРИЯ

В ПОИСКЕ ТАЙН

ПОРАБОЩЁННЫЙ

Галлюцинаторий представлял собой помещение площадью не более тридцати квадратных метров, однако оснащённое сложными психовизуальными проекторами и усилителями мысли. Устройства располагались на оберегаемых гексаграммами стенах, полу и потолке. По сути, это был чёрный куб, который изолировал мысли посетителя от существ извне, трансформируя воображаемое в реальность.

Как и множество раз прежде, Гастий Вичеллан перешагнул порог галлюцинатория, хотя на борту «Огненной зари» кустодий сделал это впервые. Трибун-стратарх Малдовар Колкван ожидал своего товарища, облачённый в простенькую серо-белую мантию, свободную в руках и ногах, но плотно облегающую туловище. В отличие от Вичеллана, чья накидка обнажала татуированную кожу, Колкван шагал в красном костюме из синтетической кожи, который покрывал тело кустодия до линии подбородка. Одежда придавала его пулевидной голове такой вид, словно она застряла на бугре из обтянутых кожей мышц. Член щитового воинства эмиссаров императус остановился, однако Колкван не двинулся ни на миллиметр.

Вичеллан на несколько сантиметров возвышался над своим руководителем. Он имел более широкую грудь и объёмные конечности; борода кустодия была коротко подстрижена, а волосы длиной до плеч на затылке стягивала лента. Вичеллан знал, что его большая масса не оказывала на Колквана совершенно никакого психологического воздействия. Кустодии никогда не считали размер одним из критериев оценки угрозы. Трибун выглядел расслабленным, но члены Адептус Кустодес всегда казались таковыми до того момента, когда переходили к насилию. Более того, Вичеллан прочёл в глазах трибуна-стратарха напряжённость. Бледный взгляд актуария умудрялся одновременно смотреть на Вичеллана и сквозь него, как будто он являлся центром внимания трибуна, но в то же время не представлял никакого интереса.

Дверь захлопнулась, погрузив кустодиев в абсолютную темноту и тишину, нарушаемую лишь биением улучшенных сердец и размеренным дыханием. Глазами он не видел, но другие чувства Вичеллана — в первую очередь слух и осязание — обострились настолько, что он уверенно мог назвать местоположение напарника. На какое-то мгновение он испытал радость от отсутствия пристального взгляда начальства.

Спустя пару секунд Вичеллан, осознавая, что Колкван этого не сделает, заговорил первым.

— Я ощущаю в тебе недовольство. С тех пор, как я вернулся из Гаталамора, мы не общались уже много месяцев. Что произошло?

— Один из наших мёртв, а главные исполнители заговора против слуг Императора бежали из Гаталамора. Они по-прежнему на свободе и продолжают плести интриги. — Едва слышный шорох ткани выдал скрещение рук Колквана на груди. — Я расцениваю итог как поражение, а поражения я не люблю.

— Угроза флоту и примарху предотвращена. Жертва Ахаллора прискорбна, но не напрасна. Взращивать в себе недовольство контрпродуктивно.

— Дело не только в Гаталаморе.

Комната замерцала, позволив обоим кустодиям вновь бросить друг на друга взгляд, одновременно с тем генерируя сцену из мыслей. Вичеллан ощутил, как устройство читало и проецировало в галлюцинаторий ментальное шипение его разума, однако возникшее пространство являлось не более чем переработанной фантазией трибуна.

Через несколько секунд, в течение которых создавалась картина, Вичеллан вместе с Колкваном стояли в практично обставленном кабинете. Стены помещения обшивали тёмные деревянные плиты, а паркет щеголял богатством укладки. Назначение зала выдали размеры мебели: кустодии переместились в покои примарха. Застывший во времени и одинокий, Гиллиман стоял у одной из нескольких аквилоносных кафедр из такого же дерева. Как и всегда, примарх находился в доспехах, полагаясь на поддержку его боевых систем.

— Генерал-капитан отправил нас в путь не для защиты примарха. — Колкван сплюнул это слово с ядом, как будто оно кислотой прожигало язык. — Гиллиман может использовать в качестве телохранителей легионы астартес, что вырастил для него Коул. — Трибун-стратарх повысил голос. — Наш долг и единственная обязанность — защищать Императора. Мне думается, Ахаллор тоже это понимал, и если бы щит-капитан оставался жив, я бы послал на задание его. Но он погиб, и я вынужден отправить тебя, поскольку миссия связана с произошедшим на Гаталаморе. Чтобы ты лучше понял цели задачи, я немного усовершенствовал методы инструктирования.

Колкван зашагал по изображению к возвышающейся фигуре Гиллимана. Когда кустодий дошёл до примарха, окружавшая его проекция замерцала, облачив трибуна в аурамит и вложив в его руки длинную рукоять кустодианского клинка.

Вместе с этим ожил и Гиллиман. За долю секунды удар Колквана блокировал аналой, разбросав во все стороны искры и покоившиеся на нём тома. Сила парирования отбросила Колквана на шаг назад, и в следующее мгновение Гиллиман атаковал сам, стукнув трибуна массивным бронированным кулаком в грудь.

Хотя какой-то частью сознания Вичеллан понимал, что и он, и трибун в данный момент неподвижны, эмиссар императус поморщился, сочувствуя боевому товарищу. Психосоматическая обратная связь галлюцинатория заставляла Колквана ощущать всю силу удара точно так же, как если примарх ударил его наяву. Однако контратака Гиллимана не замедлило Колквана: он уже развернулся, уклонился от нового удара и полоснул клинком по ещё вытянутой руке имперского регента, перерубив его запястье движением плеч.

Успешное посягательство на примарха имело свою цену: локоть Гиллимана ударил в спину трибуна, заставив того прыгнуть и совершить кувырок вперед. Крутанувшись на пятках, Колкван поднялся. Невозмутимый потерей руки, уже затянувшейся культёй он ткнул в грудь кустодия, словно ударом молота расколов аурамит.

Безусловно, всё в галлюцинатории строилось на предположении — уровень получаемых повреждений и боли примарха в симуляции существовал лишь в мыслях Колквана, пускай и основанных на личном опыте и многочисленных исследованиях. Но без инициации Кровавой Игры никто не узнал бы и этого. Схватка продлилась ещё несколько секунд, прежде чем Колквана, влетев в другую кафедру, разбил алалой и сполз на пол. Гиллиман замер в воздухе на середине прыжка с поднятым кулаком, готовый вогнать череп трибуна в холодный пол.

Вичеллан понял причину, почему сцена остановилась: Колкван осознал, что упустил все шансы на победу. Дальнейшая симуляция послужила бы единственной цели: узнать, как долго проживёт трибун рядом с разгневанным примархом.

Проекция исчезла, и кустодиев вновь поглотила безмолвная тьма.

— В чём заключалась цель? — потребовал Колкван. Дыхание и пульс щитового эмиссара чуть участились, что лишь усиливало внешние признаки нетерпения. — Смерть примарха?

Следующая проекция сложилась в огромный зал Астартес, из которого Робаут Гиллиман иногда обращался к великому и всеблагому флоту Примус, и реже — к крестоносцам других направлений похода Индомитус. Лорд-командующий иногда рассуждал, что «Огненной заре» по тем или иным причинам, будь то проблемы связи или командования, часто было необходимо наведываться к другим боевым группам. И всё же ради получения обновлённой и более точной, по сравнению с астропатической, информации, флагман флота Примус, вероятно, совершил вдвое меньше варп-прыжков, чем корабли возглавляемой им боевой группы.

Колкван находился на том же месте, которое он обыденно занимал во время подобных аудиенций: чуть позади и слева от примарха. Ярусы амфитеатра заполняли голограммы посетителей. Ощущая себя бестелесным, Вичеллан позволил себе подплыть ближе.

— Истина всегда состояла в простом факте: Император — это не весь Империум, — обратился он к трибуну. — И идея генерал-капитана заключалась в том, чтобы кустодии наносили удары и предотвращали величайшие из опасностей по всей Галактике, не ограничиваясь угрозами непосредственно Повелителю Золотого Трона.

Вичеллан встал: появилось движение, за которым секундой позже последовал звук. Гиллиман оповещал собравшихся о передислокации в свете потерь боевой группы флота Терциус. Галлюцинаторий воспроизвёл реально происходившие события из мыслей Колквана, эмиссар императус читал стенограмму.

— Я не давал приказ замолчать, — произнёс Колкван.

— Крестовый поход Индомитус — вернейший путь к восстановлению структуры Империума, а она, в свою очередь, укрепит и Терру. — Вичеллан переместил мысленный взор к области, где перед трибуной стояли трибун и примарх. — Гиллиман обладает уникальными данными...

Лорд-командующий наклонился вперёд, чтобы взглянуть вниз на Коула, и в тот же миг Колкван шагнул вперёд, вонзая острие клинка в шею Гиллимана. Примарх успел изогнуться как раз в момент, когда сверкающее копьё вошло кожу, и отвёл лезвие наплечником. Менее чем через секунду сцена растворилась в грохоте болтерного огня, и телохранители-космодесантники разорвали Колквана на части.

— Слишком рано, — заключил Вичеллан, материализовываясь в виде полупрозрачного призрака, пока космодесантники убивали его сослуживца.

Шум и яркость размылись в туман и обратились в ничто.

— Более поздней возможности попросту не было, — проворчал Колкван. Вичеллану оставалось только догадываться, сколько раз трибун запускал этот сценарий, оканчивающийся тем же или и того худшим результатом.

— Вы думали меня удивить? — спросил эмиссар. — Ни для кого не секрет, что вы недолюбливаете примарха. Чего я не понимаю, так это почему вы считаете Гиллимана большей угрозой сейчас, когда он руководит Походом из пустоты, а не во время пребывания имперского регента на Терре? Разве не удобнее было ударить в Тронном мире?

— Напомни мне, кустодий. Хорус предал отца, стоя на святой земле?

— Согласен с вами, — поспешил оправдаться Вичеллан, сожалея о простейшей ошибке.

Колкван ничего не ответил. Биение его сердец участилось вновь, и Вичеллан почувствовал от трибуна биохимический запах системы подавления боли.

— Надеюсь, вы установили границу болевого порога не на смертельном уровне?

— Разумеется, нет. Это практика, а не вступительное испытание. — Мысли Колквана сгенерировали залитую сиянием комнату, однако источника света видно не было. Оба кустодия оказались вооружены и облачены в полный комплект брони. — Думаю, в этот раз попробуешь ты.

— Готовность совершить поступок и паранойя — разные вещи, — возразил Вичеллан, покачав головой. — Мы не убийцы.

— Не будь дураком, эмиссар, — рявкнул Колкван. — Мы являемся теми, кем должны быть, не меньше.

Кустодиев окружили красноватые сумерки, кое-где мерцающие зелёными и голубыми звёздами. Вичеллан узнал силуэты своих товарищей, а впереди них стояла лестница.

В следующее мгновение по его черепу прогрохотала дрожь, похожая на бас корабельных двигателей — вибрации, скорее, исходили изнутри, не снаружи. Мысли Вичеллана тонули, подобно человеку, пытающемуся перекричать раскаты грома.

Всеподавляющее Присутствие — так кустодии назвали этот феномен. Обжигающая разум утечка необузданной мощи, исходящая от объекта их бдения.

Вичеллан оказался внутри Тронного Зала. По крайней мере, в лучшем его факсимиле, которое смог воспроизвести галлюцинаторий на основе знаний и предположений Колквана — трибун-стратарх не раз контактировал с бывшими членами Гетеронской гвардии. Даже «из вторых рук» психическая мощь Императора сотрясала зримое Вичелланом пространство. Не было ничего постыдного в том, что его не избрали в круг рыцарей: и теперь кустодий догадался, почему его не пригласили. Среди в высшей степени величайших воинов лишь совершенные могли нести эту службу достаточно долго.

У подножия лестницы на одно колено опустилась исполинская фигура. Вичеллан распознал, что нынешняя сцена являлась продуктом воображения Колквана, поскольку при предыдущем визите Гиллимана к своему отцу присутствовал лишь Траянн Валорис. Примарх уже начал подниматься с протянутым Повелителю Человечества горящим мечом.

— Слишком поздно, — прошептал Колкван.

Гиллиман одним прыжком преодолел полдюжины метров вверх по ступеням, быстрее, чем Вичеллан мог уследить. На силовой броне примарха искрились болты из кустодианских копий.

— Пробуй ещё.

Сцена перезагружается. И снова примарх ринулся словно из ниоткуда. Вичеллан стиснул зубы, задаваясь вопросом, почему Колкван так хочет его унизить.

— Ещё.

На этот раз Вичеллан начал двигаться вместе с примархом. И всё же он оказался недостаточно шустр: рефлексы кустодия притупились из-за эффекта Всеподавляющего Присутствия.

— Недостаточно близко.

Ещё трижды Колкван заставлял его разыгрывать сценарий ликвидации. Каким бы подготовленным эмиссар себя ни считал, даже когда примарх попадал в зону досягаемости клинком, Вичеллан не удавалось нанести удар Гиллиману, и примарх уносился вверх.

— К чему вы клоните? — потребовал Вичеллан. Он напряг сознание, приостановив симуляцию перед мыслепопыткой Колквана её перезапустить.

— А ты? — возразил трибун. — Почему не решаешься совершить должное?

Сцена заиграла заново, однако на месте Вичеллана встал Колкван. Клинок трибуна завращался через долю секунды после того, как проекция начала воспроизведение. Голова Гиллимана слетела с шеи, аккуратно отсечённая по линии шрама от предыдущей смертельной раны. Закованное в броню тело с грохотом рухнуло на нижние ступени.

Образ Тронного зала исчез из мыслей, оставив Вичеллана наедине с обезглавленным трупом.

— В Империуме достаточно командиров, способных руководить флотами и армиями. — Колкван говорил тихо, но во время симуляции каким-то образом успел достаточно близко подобраться к Вичеллану; голос трибуна доносился до его правого уха откуда-то совсем рядом. Эмиссару стоило больших усилий машинально не сорваться с места. — И ни один из них не представляет большей угрозы, чем примарх.

— В этом вы ошибаетесь. Ни один смертный не смог бы распоряжаться верными сынами так, как это делает примарх. Целый мир логистов не компенсирует его знания и опыт. Не забывайте, Гиллиман создал Пятьсот Миров за то время, которое многим из его братьев требовалось для подчинения одной планеты.

— И теперь Макрагг в силах защитить меньше дюжины. — Колкван фыркнул, как потревоженный бык. — Император в Своей мудрости назначил Хоруса магистром войны за его достижения, и всё же сухая правда оказалась слишком тяжела для Его любимого творения.

Вичеллан обдумал сказанное, и сравнил с тем, что знал сам о развязанной Хорусом гражданской войне. Многое сохранилось в архивах, однако столько же существовало домыслов, слухов и свидетельств, полученных при допросах пленённых предателей.

— Хорус взбунтовался в страхе перестать быть Ему нужным, — парировал Вичеллан, бросив взгляд на проекцию безголового Гиллимана. — Вы тревожитесь, что с завершением крестового похода Индомитус у лорда-регента больше не останется цели, и, подобно тому, как Хорус не желал уступать свою роль деятелям Терры, Гиллиман видит себя закономерным правителем обновлённого и им же и созданного Империума?

— История изобилует предательством и ошибками примархов, даже тех из них, кто не попал под влияния величайшего врага, — ответил Колкван. — Ты должен знать об этом, как любой другой, кто учился в Сводах Повиновения.

— И всё же я не уверен в дурных помыслах Гиллимана, — сопротивлялся Вичеллан, отворачиваясь от обезглавленного трупа. Остальная часть проекции рассеялась, как мираж, погрузив эмиссара в долгожданную темноту. — Ваш поступок не упреждал злонамеренные действия примарха, он основывался на предположении, что примарх нападёт. Все ваши сценарии крутятся вокруг одной и той же идеи, что у нас не будет времени реагировать.

— Врага не остановит удар, нанесённый задним числом, — настаивал Колкван.

Дверь открылась, впустив резкий актинический свет люменов. Глаза Вичеллана мгновенно адаптировались к освещению, и он увидел Колквана, в той же мантии и костюме. На виске трибуна пульсировала вена: его пульс ещё не восстановился, но вовсе не из-за галлюцинатория.

— Сбежавшие из Гаталамора на свободе и представляют угрозу Императору, — отрезал Колкван. — Им неоткуда было знать, что мишенью оружия станет Гиллиман, поэтому предположение, что произошедшее оказалось случайным — верно. Историторы указывают на некую связь с отступническим кардиналом Бухарисом. Мы собрали записи, которые, возможно, помогут в дальнейших исследованиях, но в попытке стереть позор прошлого многое из тех времён было уничтожено Экклезиархией.

— Подобные чистки не редкость, но, должен сказать, Гаталамор далёк от Терры, и высока вероятность, что источники библиотеки Санктус окажутся не менее разрозненными, — вздохнул Вичеллан, теребя тонкий конец бороды.

— Историторы — творение Гиллимана, мы не в праве ими руководить, — ответил Колкван и шагнул к двери. — Я договорился о встрече с примархом чуть менее чем через час. Я хочу, чтобы ты присутствовал как один из участников Гаталаморской кампании. Вдруг нам понадобится информация свидетеля событий.

Колкван удалился прежде, чем эмиссар успел ответить.

Неприязнь трибуна к Гиллиману стала причиной, по которой Траянн Валорис назначил его на столь высокий пост, а в обязанности кустодия не входило подвергать сомнению решения руководства. Конечно, представлялось немыслимым, чтобы Колкван напрямую поставил под угрозу крестовый поход, уничтожив Гиллимана просто в качестве меры предосторожности, однако уровень опасности действий примарха, который заставил бы трибуна принять меры, по-прежнему находился ниже необходимой отметки.

И всё же он был прав. Демонстрация в галлюцинатории показала предельно ясно: для того, чтобы избавиться от примарха, нанести удар нужно быстро и решительно, без колебаний или сомнений. Как бы ему ни была ненавистна сама мысль о том, что это будет необходимо, Вичеллан и каждый кустодий флота Примус должны были признать тот факт, что, возможно, им придётся совершить немыслимое.

Шторм ужаса исчез, однако мрачная пелена опустошения над руинами Холкенведа никуда не делась. Шпили столичного улья были уничтожены, а пожары в его основании шириной в несколько миль и разрушенном центральном городе, который без вершины походил на сломанный зуб, будут бушевать ещё несколько недель.

— Семнадцать миллионов душ, — произнёс Доро. — Враг забрал семнадцать миллионов слуг Императора.

Гай с ворчанием оторвался от своей книги.

— Включая наших братьев, — отозвался сержант.

Он окинул взглядом импровизированную посадочную площадку — акр утрамбованного пепла и грязи примерно в четырёх милях по главной магистрали между Холкенведом и его северным соседом. Отделение Гая — состоящее теперь из шести астартес — ожидало вместе с остальными выжившими из группы Астопита. Кто-то прибывал по надземной дороге, и ещё больше уже переправились на орбиту.

— Гестартас, Хейндаль, Назд и Энфорфас. Мы подведём их итоги.

— Что это значит? — не понял Анфелис. Роте выдали дополнительные боеприпасы, но сервы армориума ещё не успели позаботиться об остальном: нагрудник Анфелиса был залатан быстросохнущим фиксатором, а также у заступника отсутствовал один наплечник.

— Фенрисийский обычай, — пояснил Гай, поднимая подаренную Мудире книгу.

— А, из книги, — вздохнул Эгрей. Сержант ссылался на её содержание уже не в первый раз.

— Это важно, — ответил Гай, открыв изученную накануне страницу. — Подвести итог означает почтить память достойно погибших. Спеть их сагу. Мы должны подводить итоги своих братьев.

— Я начну, — вызвался Доро. Он поднёс руку к расколотой болтами аквиле на груди. — Хейндаль был щедрым воином, он без колебаний одаривал врагов клинком и болтом. Его жизни положил конец бронебойный снаряд.

— Описание точное, но не поэтичное, — прокомментировал Нейфлюр. Заступник прочистил горло, словно актёр, собирающийся цитировать играемого персонажа. И в следующий раз, слова поплыли из его глотки так же глубоко и сладко, как в песне. — Он пришёл из бессолнечной ночи — Назд, названный Коулом, истинный наследник фенрисийского короля. На «Огненной заре» он переродился как Неисчислимый Сын и верный нам боевой брат. Неумолимым был Назд! Многих врагов он заставил лить слёзы, но боле других ненавидел предателей. Клинком Назд высекал из них раскаяние! Но нить славного воина оборвали гадюки из шторма, и потому мы чтим его память.

Остальные заступники несколько секунд молча смотрели на своего брата, пока Нейфлюр не издал застенчивый смешок.

— Сержант Гай одолжил мне книгу поутру, и я прочитал несколько саг в конце, — признался заступник. — Они мне нравятся. Гораздо более достойные проводы товарища, чем «Брат Назд отдал жизнь в борьбе с врагами Императора, реквия ун Император Рекс. Со смертью закончился его долг». Жалкие слова для оплакивания брата.

— В наших рядах объявился скьяльд, — Гай хлопнул Нейфлюра по плечу. — Этим даром тебя не машины Коула наградили!

— Теперь о Гестартасе, — попросил Гарольд. За время совместной службы Гарольд сдружился с погибшим космодесантником-примарис. — Расскажи, как он оторвал голову тому культисту на Хертексии.

Следующие несколько минут, пока не прибыл боевой корабль, пролетели в смехе торжественных воспоминаний, и когда отделение поднялось на борт, Гай заметил, что его подопечные чувствуют себя друг с другом намного свободнее, чем раньше. Космические Волки Фенриса славились своей дикостью, но вместе с ней — и несравнимой преданностью друг другу. В книге ясно говорилось, что подобные особенности сыновей Русса связаны не только с обычаями их ордена, которыми кто-то поделился с автором, но и с культурой планеты. Гай почти ничего не знал о мире, где вырос его генетический отец, Леман Русс, но если бы книга помогла раскрыть в его товарищах это врождённое братство и дружбу, подарок Мудире действительно оказался бы бесценным.

Во время транспортировки на орбиту заступники Гая продолжали беседовать о погибших братьях и пройденных битвах. Впервые за три года они обменивались мыслями и общались как друзья, а не анализировали процесс и итоги боя. Они и не заметили, как пролетели двадцать минут до «Неизбывной ненависти».

Когда боевой корабль причалил, на посадочной площадке уже ждал капитан Вейрштурм. Он, как и Астопит, являлся перворожденным астартес и был облачён в чёрный отделанный бронзой доспех, как того требовал кодекс Молотов Дорна. Рядом стоял офицер-примарис — звание лейтенанта выдавало соответствующее обозначение рядом с символом ордена Ультрадесанта. Вейрштурм дождался, когда прибудет специальная рота Астопита, и подозвал командира к себе. Лицо Новадесантника оставалось безэмоциональным, он кивнул и бесстрастно оглянулся на своих подопечных.

Пока Астопит беседовал с Вейрштурмом, Неисчислимые Сыновья по привычке выстроились по старым местам в шеренгу, оставив в ряду бреши, точно незаживающие раны отделения.

— На Кальдоне IV вы проявили великую храбрость, сражались достойно, — начал Вейрштурм. — Как командир я вами горжусь, и хотел бы, чтобы наши отношения прервала более славная кампания, однако я получил приказ передать отделение «Люпус-шесть» под командование лейтенанта Арланда Касталлора из Ультрадесанта.

Космодесантники восприняли новость, как обычно, — молча. Вейрштурм шагнул назад, предоставив Касталлору право обратиться к новым подчинённым.

— Вашим офицером по строевой подготовке по-прежнему останется лейтенант Астопит, — объявил Ультрадесантник. — Пока что. Вы откомандированы от нынешнего подразделения и объединитесь с остальными сынами Русса флота Примус ради выполнения особой задачи. На самом деле, вам уготована большая честь. Флотилия «Острие копья» отправит вас донести весть о крестовом походе Индомитус ордену Космических Волков. Вы составите экипаж корабля, который передаст ордену Первого основания секреты программы «Примарис». По прибытии вас примет командование ордена. Для интеграции, какую они сочтут нужной.

Бойцы Гая сохраняли дисциплину даже перед лицом таких важных новостей. Ни один не произнёс ни звука. Гай очень хотел выпустить внезапный прилив чувств рёвом, но сдержал его под контролем. Химические вещества из надпочечников хлынули в организм, и сердца сержанта ещё несколько секунд продолжали бешено колотиться в груди.

Вейрштурм сделал ещё один шаг вперёд.

— Помните о деяниях примархов и берите с них пример, — напутствовал он. — Живите так, чтобы не только я, но и лорд-командующий гордился вашей службой.

Оба офицера, отдавая честь, приложили кулаки к груди, на что собравшаяся рота ответила грохотом керамита о керамит. Касталлор кивнул Астопиту.

— Нашим личным кораблём останется «Неизбывная ненависть», а на рандеву в системе Норга к нам присоединятся новые подразделения, — сообщил лейтенант своим войскам. Пост-боевое умиротворение доспеха и техническое обслуживание пройдёт в обычном режиме, после чего соберитесь на главной орудийной палубе для распределения мест и уточнения расписания. Мы приложим все усилия, чтобы добраться до точки перехода без лишних проблем. На этом всё. Свободны.

Разрываемый эмоциями, Гай повернулся к своему отделению.

— Фенрис, — произнёс сержант, ударив кулаком по другой руке, чтобы высвободить хоть какую-то часть бурлившей внутри силы. — Мы летим на Фенрис!

Каждый раз, когда он получал вызов примарха — пускай и оформленный в виде приглашения, от которого ещё никто не отказывался, — Девен Мудире всем телом ощущал дрожь возбуждения и опасений. За последние три года он не получил ни единого выговора: ни прямого, ни косвенного, и этот факт лишь усилил ожидание худшего. Жизненный опыт учёного подсказывал, что на каком-то этапе, рано или поздно, примарх будет разочарован.

Возвращение на «Огненную зарю» заняло четырнадцать дней. Мудире коротал время проверками материалов и пересмотром заметок: историтор надеялся найти отрывок, который мог бы заинтересовать примарха. Независимо от того, насколько ответственно Мудире подходил к работе, историтор понимал, что существуют пробелы, которые не может заполнить даже он, один из четырёх основателей Логос Историка Верита. Девен осознавал, что некоторые из новых сотрудников растущей организации имеют лучшую подготовку и более прилежны в исследованиях, чем он.

Прежняя жизнь, прошедшая в орбитальных балах и палатах совета среди благороднейших и могущественнейших людей Солнечной системы оставили на Мудире свой след. За одну игру в кости он рисковал суммой, которая могла бы избавить десять тысяч рабочих от неволи — азартные игры отточили его самоконтроль до остроты бритвы. Мудире вошёл в покои Гиллимана, где ему, несомненно, пригодится этот опыт. Однако его встретил не только примарх, но и трибун-стратарх актуарий Малдовар Колкван вместе с ещё одним кустодием и несколькими космодесантниками-примарис. При виде собравшихся Мудире чуть было не наложил в штаны, но не подал виду. Сохраняя маску абсолютной безмятежности, он улыбнулся и шагнул снова.

Размеренной поступью он зашагал по деревянному полу. Поза трибуна производила такое впечатление, будто он готов был выпотрошить Мудире одним из письменных ножей, если бы тот хотя бы вздохнул не в ту сторону. Другому борода придавала более мягкий вид. Второй кустодий — Мудире ломал голову, подбирая подходящее внешнему облику имя, но не смог придумать ничего лучше Виктора или Василия — имел чуть более приветливый вид, если слово «приветливый» вообще было уместно по отношению к златоносным воинам.

Гиллиман стоял за одним из высоких столов. Как обычно, примарх уже поднял руку, подзывая Мудире поближе. Историтор остановился на расстоянии десяти метров от группы, после чего сделал ещё один шаг, стараясь придать себе почтительный вид и скрыть неохоту.

Почему в Семи Сверкающих Городах было два кустодия?

— Лорд-командующий, надеюсь, всё в порядке? — наконец произнёс Мудире.

— Что ты знаешь о Гаталаморе? — потребовал Колкван прежде, чем Гиллиман успел ответить. Примарх опустил руку, так ничего и не сказав. Лицо имперского регента хранило такое же спокойствие, как и Мудире.

— Ну, это кардинальный мир, очень богатый и важный для Экклезиархии, — ответил Мудире, стараясь говорить не слишком поспешно. — Поговаривают, Гаталамор смог бы соперничать с Офелией, сложись история иначе. Офелианский раскол произошёл ближе к концу Кровавого правления и Конклава Белликорум, но схизму затмили события на Терре.

Мудире не отрывал глаз от трибуна. Историтор взял паузу, столкнувшись с неприязнью кустодия, и, с трудом сглотнув, он продолжил.

— До начала моей карьеры как историтора, я занимался вопросами Экклезиархии, — продолжил Мудире, переведя взор на не менее грозные, но чуть более знакомые глаза Гиллимана. — К тому же с тех пор, как флот покинул Гаталамор, прошло четыре года.

Примарх ещё секунд пять понаблюдал за Мудире, а затем обратился к Колквану.

— Это ваш человек, не мой, — ответил трибун, скрестив руки на груди. — Решайте сами.

Гиллиман кивнул и указал на один из нескольких стульев перед кафедрами на следующей платформе. С местом примарха их разделяло несколько ступеней вверх, чтобы посетителям смертного роста было более комфортно обращаться к полубогу. Для Мудире же подобное отношение лишь подчёркивало его физическую незначительность среди великанских воинов.

— Вторгшиеся в Гаталамор предатели охотились за чем-то конкретным, за неким артефактом в катакомбах, — заговорил Гиллиман. — Они создали психическое оружие ужасной силы и с его помощью атаковали наши корабли. Мы полагаем, что истинным намерением врага был удар по «Огненной заре», но благодаря жертве многих имперских слуг трагедию удалось пресечь. После преступники скрылись, а доскональная проверка не обнаружила никаких следов артефакта, поэтому мы склонны думать, что предатели забрали его с собой.

— Нам нужно знать о Гаталаморе всё. Особенно об изменнике Бухарисе, — вставил Колкван.

— Они называли оружие Даром Бухариса, — добавил второй кустодий, привнося большую связность. При упоминании об устройстве челюсть телохранителя Императора непроизвольно сжалась. — Устройство не просто названо в его честь, оно имеет связь с древним тираном.

— Я взял с собой несколько подлинников…

— Ты отправишься на Фенрис, — перебил Мудире Колкван. — Бухариса остановили сыновья Шестого, а, значит, они хранят информацию, не знакомую ни одному из имперских учёных. Возможно, во время атаки на Фенрис он воспользовался каким-то особым оружием или разработал его в процессе. Мы должны знать всё.

— Фенрис? — Мудире произнёс это название беззаботно, но с колотящимся сердцем. — Ледяной, смертоносный Фенрис? Мир Космических Волков, откуда не вернулось бесчисленное множество агентов Империума? Оттуда даже новости не поступают… Ну, раз уж всё так сложилось… А действительно ли путешествие необходимо? Вполне вероятно, что эту планету проглотил Цикатрикс Маледиктум.

— Действительно, вполне вероятно, — бездушно ответил Колкван. — Дадите нам знать, если это произошло.

— Мы вас не бросим, — попытался успокоить смертного Гиллиман, однако улыбка примарха не ободряла. Он чуть повернулся, переводя внимание Мудире на космодесантников, которые всё это время наблюдали за обсуждением со стороны. — Ты отправишься на факелоносном корабле примарисов в сопровождении наследников Русса из Неисчислимых Сынов.

— С вами останусь и я, — объявил второй кустодий. Колкван резко дёрнул голову в его сторону, но следующие слова золотого гиганта были адресованы трибуну. — Я принимал непосредственное участие в гаталаморских событиях, и замечу то, чего другие не увидят.

Колкван кратко кивнул.

Гиллиман протянул Мудире лист бумаги со списком из семнадцати имён. Двенадцать из них Мудире знал: обладавшие ими люди являлись его коллегами. К настоящему моменту число историторов должно было перевалить за две сотни — каждого обучал уже состоявшийся специалист; времена, когда Мудире мог назвать имена всех учёных своей области, прошли.

— Все — члены вашего ордена, включённые в состав боевой группы. Уже готовы к отправке, — объяснил примарх. — Я распоряжусь, чтобы вам предоставили доступ к их записям. Пожалуйста, выберите в свою команду четверых.

— Четырёх из лучших? — сразу же спросил Мудире.

Гиллиман выпрямился с застывшим выражением вопроса на лице.

Мудире вложил листок к пачке, которую принёс с собой.

— Их приняли в Логос Историка Верита, и только это говорит об уровне их подготовки. Не имеет значения, каких из семнадцати выбрать.

— Безусловно, — ответил примарх, смягчившись. — Четвёрка основателей задаёт высокую планку.

Обмен репликами ободрил Мудире, напомнив ему об ещё одном факте.

— Лорд-регент, это ведь вы нас избрали в своей мудрости.

Осознание, что его отправляют в составе относительно небольшой флотилии к самой границе Великого Разлома, обрушилось на его разум с новой силой, притупив мимолётное самохваление. Мудире поднялся на дрожащие ноги.

— Если позволите, я должен начать приготовления к отбытию.

Гиллиман знаком разрешил идти. Мудире спиной ощущал пронзительный взгляд Колквана на протяжении всего его пути к гигантским дверям. Когда они закрылись, историк сделал ещё несколько шагов, и затем остановился, глубоко дыша и поправляя свободной рукой китель.

— Фенрис, — пробормотал он. — Император, защити.

Люди занимали особую нишу в иерархии орков. Как и меньшие зеленокожие — по-орочьи «гроты» — они являлись рабами. Людей в любое время допускалось избивать, грабить, колотить дубинками и кнутами гнать на работу, но их не сковывали цепями, не строили ограждений, и, по всей видимости, у человеческих рабов не было конкретного владельца. На каторгу водили одни и те же орки, но не существовало ни рынков рабов, ни аукционов, не происходило никаких видимых сделок, отмечавших переход от одного владельца к другому. Люди имели доступ к инструментам, которые вполне возможно было обратить в оружие, даже к лазерным дрелям и прочим высокотехнологичным устройствам, способным убить орка, однако мысли рабов оставались далеки от разработки планов восстания. Тяжёлая работа отупляла умы, но даже если на борту «Сурового» и родилась бы запретная мысль о мятеже, сотни тысяч зеленокожих на борту свели бы на нет любые его попытки.

Кроме того, орки кормили их из больших корыт и обеспечивали водой в общих чанах. Ксеносы предоставляли людям свободу заниматься своими делами в перерывах между сменами в шахтах или на заводах, где разбирались на части захваченные суда, танки и другая добыча. Местные рабы смешались с пленниками с кораблей и миров, находящихся за много световых лет от места атаки на «Суровый», однако кое-что невольников всё же связывало: большую их часть захватили в годы после образования Великого Разлома, который спровоцировал титанический всплеск орочьей агрессии. На уведённых с кораблей красовалось клеймо ракеты, другие были помечены кругами — как предполагалось, планетами — или гаечными ключами, ножами или другими символами. Тип метки, казалось, никак не влиял на род рабской деятельности.

Палящее солнце сменилось морозной зимой. Жилья у рабов не было: люди обосновывались, где могли: в кучах мусора, внутри захваченной техники или ходили друг к другу «в гости». Промышленность зеленокожих гремела без остановки, и какое-то время тяжёлый труд обеспечивал полезное для психики отвлечение внимания и согревающую от холода активность. Орад и остальные жались друг к другу вокруг потухающих костров, укутываясь в тряпки и укрываясь пластековыми листами. Жившие достаточно долго торговали ими же добытыми съедобными грибами, требуя взамен оружие, защиту, инструменты и всякие безделушки.

Более высокий рост и широкие плечи относительно большинства служащих Флота — раньше стеснённые условия корабля доставляли неудобства тем, кто был выше среднего роста, — давали Ораду явное превосходство над некоторыми из его соседей теперь, когда исчезли разделявшие всех звания. Ему не нравилось запугивать людей, однако с приходом к власти орков быстро стало ясно, что тех, кто окажется не готов защитить себя и товарищей, будут грабить и убивать готовые к насилию. Зеленокожие, разумеется, и не думали обеспечить рабов законом или порядком. Бывшим матросам «Сурового» пока удавалось держаться вместе и выживать изо дня в день, подобно стаду, окружённому хищниками. Из офицеров никого не осталось — как считал Орад, это было неопровержимое свидетельство их верности флоту. Он гнал из головы воспоминание о своей сдаче. Если бы Орад знал, что его ждёт, канонир без раздумий последовал бы за Кассонеттой под пули орков.

Орад завидовал погибшим товарищам по кораблю. Чтобы не забыть о друзьях, он собрал и нанизал на верёвочку на шее по фаланге пальца от каждого. Раздобыв маленький нож, он вырезал на всех костяшках имя хозяина, и в худшие из дней Орад беседовал с ними, как с живыми.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

СЕРЫЕ ШКУРЫ УЛЛЯ

ЗЕЛЕНЫЙ РЁВ

ГЮТА

Гардбикская стена не отличалась огромной высотой, однако форпост удачно расположился на вершине холма, а с него открывался прекрасный обзор. Пересечённую местность на многие мили вокруг устилали обломки автомобильных дорог и руины поселений-спутников в окрестностях города Венизий. Подходы к цитадели усеивали тела: как людей, так и орков. Пострадал и сам Гардпик: несколькими днями ранее стена подверглась воздушной атаке и после штурма зеленокожими перешла под их контроль. Но ксеносы не намеревались удерживать стратегический объект, и потому несколько часов спустя перешли к основной атаке, оставив аванпост для контрзахвата стаей Улля.

Присутствие Космических Волков не осталось без внимания: несколько десятков зеленокожих копошились по руинам фермы, частично разрушенной орочьими танками. Ксеносы изо всех сил старались не становиться мишенью для космодесантников, но скрытность никогда не входила в число особенностей орков. Один из зеленокожих в красной куртке с подкладкой и шлеме, разрисованном языками пламени, забрался на крышу старой конюшни. Секундой позже в глаз ксеноса угодил болт, вырвавшись с противоположной части головы и разорвав затылок. Труп соскользнул на землю — один из более чем тридцати, — ставших кровавым украшением развалин.

Ветер доносил с бастиона хохот.

Ворча друг на друга, орки пытались отстреливаться, используя в качестве укрытий поваленные стены и столбы ограждений. Грохот их пушек эхом отражался от стен усадьбы, а звуки попаданий отдавались вдоль всего бруствера аванпоста, осыпая поверхность осколками тускло-синего скалобетона. Фигуры в серо-голубом на вершине стены за время беспорядочного обстрела не двинулись ни на йоту.

В грудь зеленокожего у разбитых ворот со характерным свистом попал ещё один болтерный снаряд. С воплем боли орк повалился назад, но мгновение спустя поднялся на ноги, нащупывая во взбитой шинами грязи свою пушку. Через несколько секунд шею орка разорвал второй болт.

Стрелявший со стены Сатор зарычал и отшагнул назад.

— Метели Энгрира! — проворчал Серый Охотник под насмешки братьев. — Он дёрнулся! Вы ведь видели, что он дёрнулся, да?

— Давай быстрее, — рявкнул Детар, протягивая руку. — Что поделать, спор есть спор.

Сатор неохотно потянул за кожаный шнур на шее, снимая треснувший деревянный амулет вюрдлейфа. В последний раз проведя большим пальцем по выжженной на бледном дереве руне, он отпустил оберег в ладонь Детара.

Пара Волков обернулась к своему вожаку вместе с остальными членами стаи Серых Шкур. На левом наплечнике командира красовался знаменитый Волк Фенриса на фоне солнца — верегост Убийц Змиев, великой роты Крома Драконьего Взора. На правом — эмблема стаи — перевёрнутое изображение фенрисийского волка на красно-чёрном фоне. Как и остальные астартес отряда, его вожака увешивали амулеты, знаки вюрдлейфа и тотемы; тёмно-каштановые с проседью волосы удерживала полоска кожи, пронизанная орочьими клыками, и такие же ремешки раздваивали его бороду и пронизывали длинные усы. Левой рукой он приглаживал бороду, а правой небрежно держал болтер, всматриваясь в приближающихся орков.

— Тот, что у выступа для дымохода, — объявил Улль.

Стая перевела взгляды на упомянутого ксеноса, и тут же послышалось разочарованное ворчание.

— Слишком просто! — протестовал Детар.

— Его даже Форскад пристрелит, — хрюкнул Гарн.

— Эй! — откликнулся Форскад. Он повернулся к Гарну и растянул губы, обнажив нижние клыки.

Зубы Гарна блеснули в ответ, но неожиданно лицо Форскада расплылось в полуулыбке.

— Птичка нашептала, та фляга с мьодом, которую ты выиграл в поединке с Кьярти Айронтрюсом из стаи Строкира, ещё при тебе, — по-заговорщически улыбнулся он. — Спорим, что попаду?

Окликнутый, Гарн чуть отступил назад и оценил ожерелье из клыков на шее Форскада, его шкуру, трофеи и талисманы, обдумывая, есть ли среди вещей Серого Охотника что-то заслуживающее внимания, но в конце концов покачал головой.

— Твой хлам мне ни к чему. Но если промахнёшься — сочинишь скьяльдверс в мою честь!

Форскад заворчал. Братья по стае рассмеялись и похлопали его по наплечникам. Оскалившись, потомок Волчьего Короля протянул руки, и два Космических Волка стукнулись кулаками.

— Под взором Русса, — выкрикнул Улль, свидетельствуя заключение пари. С западного направления доносился глубокий рокот. — Стреляй.

Форскад побрёл к крепостному валу. Где-то внизу из-за каменной кладки орки обрушили на него новый залп, и случайная пуля попала в доспех, но Форскад даже не дрогнул. Улль смотрел то на своего космодесантника, то на его цель сбоку от главного здания фермы, а затем уставился на пелену маслянистого дыма. Смог поднимался за изрытым воронками возвышением примерно в трёх четвертях мили к западу.

— Локоть опусти! — рявкнул Улль, когда его внимание вернулось к Форскаду. — Зубы Русса, можно подумать, что тебе десять лет, а не сто.

Участник спора сменил позу.

Тут на холм заехал бронетранспортёр с тупым носом и крупнокалиберной пушкой. Многократно залатанный корпус машины был измалёван в красно-жёлтое. На прикреплённом к массивному блоку двигателя шесте развевался большой флаг, а из двух дымовых труб валил дым.

— Советую поторопиться, — крикнул Улль.

Осветив воздух ещё одним выстрелом, орк отступил в укрытие и выбросил оттуда пустой магазин. Форскад зарычал, но по-прежнему оставался недвижен, как статуя. Орочья машина на кривых гусеницах повернула к гардбикскому холму.

Зеленокожий снова высунул голову, прислонив ружьё к выступающей части дымохода.

— Попался, — объявил Форскад.

— Слишком поздно, — пробормотал Улль.

Крепостной вал справа от отделения разлетелся на куски каменной кладки, а мгновение спустя взрыв заглушил лай болтера Форскада. Улля осыпало скалобетоном и пылью, но он внимательно следил за полётом болта брата по стае: снаряд попал между двумя кирпичами рядом с головой орка. Боеголовка разорвалась мгновением позже, на этот раз осыпав мусором орка.

— Балка! — негодовал Форскад. Парапет уже лизали языки пламени, но космодесантник не обращал на них внимания. Он выстрелил снова, когда орк, спотыкаясь, двинулся вперед: на этот раз голова ксеноса разлетелась на части вместе с кирпичной кладкой. — Балка, балка, балка!

Улль оглядел повреждения крепостной стены. Снаряд орков выбил в ферробетоне кратер около диаметров около трёх метров, открывающий брешь в стене. Зеленокожие добавили ещё один след к подобным испещрявшим аванпост шрамам. Машина орков вдалеке снова двинулась с места и подъехала ближе, видимо, чтобы прицелиться лучше.

За ксеносским транспортёром тянулось облако смога покрупнее, и вскоре в поле зрения появилась вторая машина, гораздо больше размером и оснащённая тремя орудиями. По обе стороны от мобильной боевой крепости ехали три мотоцикла на гусеничном ходу. Лёгкие машины орков подпрыгивали на неровной поверхности, сотрясая и развевая флаги взад-вперёд. По мере того, как вперёд продвигалось всё больше орков, ободрённых приближением бронетанковой поддержки, грохот выстрелов со стороны крепости становился всё громче.

— Мы закончили, — объявил Улль, подавая отделению сигнал отойти за куртину.

На южной стороне Серых Шкур ждал «Носорог». Пока остальные члены стаи спрыгивали на крышу и землю, Улль оставался на позиции. До вожака доносились хриплые возгласы орков: набравшиеся решимости зеленокожие, наконец, ринулись к мнимой победе. Рыча, «Носорог» открыл люки, и Улль последовал внутрь за своими воинами. Сатор сел за руль, а Гарн взял на себя управление штормболтером на крыше.

Не прошло и секунды, как заревел мотор: Сатор разогнал машину по обугленным остаткам зернового поля, направляясь к ближайшим воротам города. Улль открыл замок командного люка и высунулся наружу, чтобы взглянуть на запад. Весь горизонт заволакивал дым, но в небе над головой проносились орбитальные огни, словно падающие на землю звёзды.

Местные астропаты оповестили волчьего лорда и капитана союзного ордена Драконьих Копий, что к Новиомагусу-Главному несётся гораздо более многочисленная орда зеленокожих. И, как рассудил по увиденному Улль, ксеносы уже добрались до цели.

Кольдерри Вертоциката никогда никуда не торопилась. Даже в первые годы после связывания души с Живым Маяком Терры, когда её тело ещё обладало упругостью, а родные органы функционировали, Вертоциката приучала себя к размеренной жизни. Спешка засоряла мысли и бросала тень на Истину Имперского Света. Когда ей стукнуло три десятка лет и разрослись пси-опухоли, руководство сочло целесообразным снабдить её тело запчастями. Личностей и происхождения доноров астропат не знала, да она и не заботилась об подобной ерунде. Операции не улучшали её самочувствие, не повышали продолжительность жизни, они просто обеспечивали постоянную работоспособность, чтобы Адептус Астра Телепатика продолжал пользоваться её выдающимся даром.

Привыкшая не торопиться, Вертоциката потихоньку ступала по трапу в зал астротелепатии, а её молодая помощница Одис прыгала взад-вперёд, как суетливый терьер. Однако ничем не примечательная и психически притупленная женщина, Одис, тем не менее, обладала зрением, что и делало её очевидным кандидатом в помощники ослепшего астропата. Многие сверстники Вертоцикаты развивали в себе иночувство, которое помогало ориентироваться в пространстве, но этот талант обошёл её стороной. Вертоцикате нравилось думать, что подобная отстранённость от физического мира была вызвана более крепкой связью с варпом привязанностью.

— Мейстер Хёгуль передал, что это срочно, — в третий раз повторила Одис, дёргая за ниспадающий зелёный рукав мантии своей госпожи, подтягивая её вперёд. — Мейстер Хёгуль передал, что сообщение мимолётное и, скорее всего, исчезнет. Возможно, весточка с Фенриса!

— Мейстер Хёгуль — лучший вещатель флотилии, — ответила Вертоциката. — Однако кирпич и то восприимчивее. Сомневаюсь, что он различает собственный пердёж и другие звуки. Именно по этой причине мы работаем вместе.

Пройдя около сотни метров, они достигли двери с выгравированным гербом Адептус Терра и — как сообщили Вертозикате, выбитый серебром — символ её ветви. Дверь потеплела от прикосновения её скрюченных пальцев: устройство распознало отпечаток души. Тайные замки со скрипом открылись, и дверь отъехала в сторону, позволяя Одис провести госпожу внутрь.

В момент, когда она переступила порог, Вертозикату посетило чувство, что что-то не так. Воздух был намного холоднее, чем обычно. Одис вскрикнула, отпустив руку. Ноги помощницы застучали по выложенному плиткой полу апартаментов для хора.

Вертоциката чувствовало в помещении только себя и разум Одис. Признаки жизни Хёгуля отсутствовали.

— Он мёртв, госпожа, — рассказала Одис. — Но как?

— Проведи меня к нему, — рявкнула опытная астропат, протягивая руку. — Живо!

Ведомая помощницей, впервые за много лет Вертоциката заторопилась. Почувствовав тягу вниз, она присела, нащупав рукой грубую ткань мантии другого астропата.

— Отойди назад. Живо за дверь!

— Неужели всё настолько опасно, госпожа?

— Человек мёртв, естественно. И если ты не выйдешь из помещения, то лишь увеличишь риски.

Шаги Одис удалились.

— Я снаружи, госпожа. Что вы собираетесь предпринять?

— Опознать его последнее видение, разумеется. — Вертоциката придвинулась ближе, чтобы оседлать его обмякшее тело. Женщина прижала ладони по обе стороны головы мертвеца, чуть наклонилась и коснулась своим лбом его, липкого и холодного. Её пустые глазницы были в нескольких дюймах от его глаз, как будто Вертоциката смотрела куда-то вглубь черепа. — Ты перестарался, нетерпеливый дурак. Так не хотел меня ждать…

Она облизнула губы и поразилась, насколько пересохло во рту. Чем больше она станет тянуть, тем труднее будет это сделать: остаточная психическая энергия исчезнет.

Сконцентрировав весь потенциал, Кольдерри Вертоциката погрузилась в ускользающие воспоминания мертвеца.

Над пышными садами с ухоженными лужайками, мраморными фонтанами и изящно расположенными клумбами возвышается дворец с нефритовым куполом. Воздух наполняет пение птиц и журчание воды, а тёплый ветерок доносит сладкий аромат цветов. Сады окружены стеной из светло-серого камня, а за ними — улицы с домами из красного кирпича с белыми черепичными крышами. Более строгое здание в черно-серых тонах увенчано башнями, его дороги патрулируют стражи в синем и золоте. Участок арбитров.

Город тянется до тех пор, пока не достигает кольца высокой стены, испещрённой окнами, ступенями и пандусами. Там, на широкой вершине, на несколько миль раскинулся рынок. По периметру расположены три огромные проездные башни; ворота открыты для постоянного потока электрофургонов, в то время как настенные посадочные платформы принимают летательные аппараты. За стеной простираются бесконечные поля, заливающие горизонт зелёным и золотом вокруг скоплений деревень и фермерских хозяйств. Вся внутренняя территория пересечена надземными магистралями, ведущими к воздушным станциям. На высоте почти в милю аэростаты с массивными гондолами, все — набитые товарами, летят к полустанкам, где звёздные транспортные корабли ожидают своего груза.

Ближе к куполу обзор сужается до размеров иглы и в мгновение расширяется вновь. Всё объято пламенем, всё опустошено. Задушенный смогом воздух прожигает свет выстрелов, а крики умирающих отражаются от обрушенных стен. Поля горят, испуская чёрную завесу, что пожирает небеса.

Сквозь разруху несётся орда зелёных ксеносов. Они ревут, всё громче и громче. Гортанный, бессловесный звук повторяется снова и снова, снова и снова, снова и снова. Барабаны. Гром. Грохот пушек. Это глас разрухи.

Пламя горит зелёным. Зелень повсюду. Повсюду война и её торжество.

Снова и снова, снова и снова скандирование отдаётся эхом, с незапамятных времён и до конца Вселенной. Раздался первобытный крик, который должно услышать, к которому должно присоединиться.

Ты открываешь рот. Сначала просто бормочешь. Но затем громче. И ещё, снова, с большей силой. Тобой овладевает этот оглушительный, непреодолимый стук неизбежности. В тебе взрывается ярость. Гнев, рождённый экстазом разрушения. Ты ревёшь, объединяясь с голосом, разделяя раскаты грома в душе. Ты позволяешь ему управлять тобой. Каждое восклицание — удар молота по крышке гроба Вселенной.

Вааа! Вааа! Вааа!

— Собственно, так мы их и нашли, господин кустодий, — завершил доклад корпех. Посеребренный визор скрывал большую часть лица мужчины, но видимые губы были тонкими и бледными. Вичеллан догадался, что солдата недавно вырвало. Костяшки пальцев сотрудника службы безопасности побелели: он слишком крепко сжимал дробовик. Корпех старался не смотреть на кустодия, внимание которого приковала сцена за дверью.

— Свободен, — скомандовал Вичеллан. К чести солдата, он не стал бежать, пока не скрылся из виду, однако от ушей трибуна не ускользнуло дальнейшее желание корпеха поскорее скрыться.

Вичеллан перестал следить за мужчиной и обернулся к лейтенанту Касталлору.

— Признаю, мой опыт в данной сфере довольно скуден, но, насколько он позволяет мне судить, произошедшее… не обыкновенный случай, — прокомментировал офицер-примарис. Космодесантник отступил в сторону открыв Вичеллану обзор.

Первое тело — астропата по имени Хёгуль, — лежало на спине недалеко от центра астротелепатической палаты. Кроме небольшого кровоподтёка на лбу, кустодий не обнаружил на мертвеце никаких посторонних следов. Ближе к двери лежало ещё двое. У второго астропата отсутствовала большая часть головы — её недостающую часть разбросало дальше по полу. Рядом с женщиной лицом вниз лежала её помощница — лицо и череп девушки представляли из себя кровавое месиво. Кисти и предплечья астропата покрывала кровь, передняя часть робы тоже была забрызгана запекшейся кровью, но не от милосердного выстрела корпеха.

С левой стороны, справа от безголового астропата, пол также был залит алым, на жидкости отчётливо виднелись следы работы пальцев. Вичеллан вошёл в помещение, прошагал мимо женских тел, и затем развернулся, чтобы изучить небрежное письмо с противоположного ракурса. Трибун опустился на колено и наклонился ещё ниже, опустив голову до уровня глаз астропата, которая стояла на коленях над разбитым черепом своей помощницы.

Вичеллану удалось разобрать буквы. Кустодий встал и обернулся к Касталлору.

— Новиомагус?

— Это звёздная система примерно в восемнадцати световых годах отсюда, — ответил Ультрадесантник. Несколько секунд сын Гиллимана не отрывал взгляда от кровавых письмен. — Незначительное расхождение с нынешним маршрутом на Фенрис. Я проинструктирую командование флота об отклонении от актуального курса.

Вичеллан вздохнул, не отрывая глаз от трупов.

— Жалкая ирония судьбы. Когда Великий Разлом разорвал звёзды, мы потеряли столько тысяч членов их ордена, чьи разумы сожгло пламя варпа. Пережить катаклизм, чтобы сгинуть вот так...

Лицо Касталлора оставалось бесстрастным.

— Я проинформирую командование флота о необходимости отправки двух дополнительных астропатов.

Гюту разбудил повторный стук. Девушка подняла голову. Её светло-рыжие волосы прилипли к мокрой от пота подушке и щекам. Она оглядела маленькую комнату, какое-то мгновение выискивая разбудивший её барабанный бой. Солнечный свет из закрытого ставнями окна разогнал туман, и грохот обратился звоном молота по наковальне в соседней кузнице. Вид за окном, как и шум, означали, что время перевалило далеко за рассвет.

— Скитья, — выругалась она, сбрасывая с себя одеяла. Гюта спустила босые ноги на пол и потянулась за платьем, небрежно висевшим на спинке кровати.

— Опять сны? — покачала головой её полусокрытая тенью свекровь Агюта, сидевшая в кресле у пустого камина. — Или всё-таки перебрала мьода Бьёрти?

Вставая с кровати, Гюта поморщилась: виски пронзила вспышка боли.

— И то, и другое, — ответила девушка, натягивая одежду.

Затем Гюта надела сапоги, в то время как свекровь открыла дверь в главную комнату — порыв ветра принёс запах застарелого жира и влажной соломы. Затягивая пояс, Гюта нырнула внутрь вслед за матерью мужа.

— День рождения Луфы, — произнесла она, обнаружив жестяной кувшин на столе. Гюта нахмурилась: он оказался пуст. — Мой старший, ваш внук, достиг совершеннолетия.

— Я так напилась, что заснула слишком близко к огню, когда Бьёрти стукнуло восемнадцать, — призналась Агюта, вкладывая глиняную чашу в ладонь невестки. Гюта тут же узнала знаменитое «лекарство от всех болезней» Агюты — воду с горькой настойкой. — И вот тебе на — проснулась с красным лицом и половиной опалённых волос!

Гюта подошла к двери и вышла наружу, выпив содержимое чашки одним глотком, чтобы как можно меньше терпеть отвратительный вкус, и всё же девушка согнулась пополам от приступа удушья: избежать послевкусия оказалось сложнее.

Затуманенным слезами взором она заметила, как из недр кузницы вышло два человека.

— Ты прекрасный учитель, па, — поблагодарил Луфа. Растрепанная копна каштановых волос, в честь которых его и назвали, вся была перепачкана сажей.

— Опять тот же сон? — спросила Гюту её дочь Корит. Её захлестнула новая волна кашля, и девушка положила руку на плечо матери. — Тролль и волк?

— Нет, — выдавила из себя Гюта, не переставая кашлять. — В этот раз нет. И вообще, не бери в голову, это ведь просто сон. Возвращайся и помоги отцу, а я приду, как снова наполню вёдра.

Ещё раз взглянув на мать, Корит побежал обратно к открытой кузнице. Удары молота прекратились: их сменил пронзительный голос девочки, когда она объяснила брату, что происходит.

— Просто сон, — повторил Луфа. Его глубокие карие глаза вдумчиво наблюдали за матерью. К своему счастью, парень обладал проницательностью, и Гюта пребывала в уверенности, что её сыну суждено стать скьяльдом.

Парень улыбнулся и последовал за сестрой. Вскоре после стук возобновился. Гюта некоторое время слушала; она погрузилась в себя, возвращаясь к смутным воспоминаниям о сне. Стук. Оглушительный стук.

Но сейчас его источником являлся Бьёрти у наковальни и слишком много мьода, только и всего.

Снаряд снёс несущую стену уничтоженного мануфактурума, обрушив пять этажей пластали и ферробетона. Вниз вместе с обломками дождём посыпалась техника и трупы. Хурак нырнул сквозь облако пыли и уклонился влево, чтобы не попасть под град кирпичей и кусков известняка.

— Обходим слева, атакуем справа, — передал лейтенант своим отделениям по воксу. — Доберитесь до перекрёстка и удерживайте позиции.

С ним были четыре отделения Космодесанта-примарис. Они и остальная часть штурмовых сил являлись частью испытательного формирования, созданного по приказу лорда-регента. Группа астартес представляла собой смесь тёмно-зелёного, чёрного и серебряного цветов керамита: Сыны Вулкана, Коракса и Мануса. Возглавляли отряд десять зачинателей. Пара отделений рванулась вперёд, выпустив энергетический импульс из прыжковых ранцев. Штурмовые болтеры прорежали толпу обезумевших культистов, скопившихся чуть дальше по улице. За ними следовали двадцать заступников; они выбирали цели на верхних этажах, охотясь на расчёты с тяжёлым вооружением — еретики уже устанавливали лазерные орудия и автопушки на крышах.

Астартес высадились всего несколько минут назад, и потому так называемая «Свободная армия Идолиса» медленно реагировала на внезапную контратаку за линией фронта. Хурак подлетел ближе и выстрелил, прислушиваясь к разговору по воксу.

— Движение танковой колонны на востоке, сектор четыре-дельта. Шесть «Леманов Руссов», два — типа «Разрушитель». Немедленно вступаем в бой.

— Посадка боевого корабля в седьмом секторе осуществлена крайне успешна. Ликвидированы артиллерийские батареи, обозначенные как Альфа и Бета.

— Данные моторазведки подтверждают присутствие на планете астартес-предателей. Стремительно движущаяся колонна замечена в секторе Предел-тринадцать. С орбиты уже отправлены силы перехвата.

Внимание Хурака привлекло последнее сообщение. До сего момента оставалось неясным, как повстанцам удалось сломить силы обороны Идолиса, однако участие в битве космодесантников-ренегатов многое объяснило. С помощью подречи лейтенант открыл командный вокс.

— Опознать астартес-предателей.

Ответ пришёл спустя несколько секунд, в течение которых Хурак перезарядил оружие и прикончил ещё двух повстанцев, пытавшихся направить автопушку на зачинателей. Из разбитого окна, вызвав волну тревоги в толпе еретиков впереди, вывалился обезглавленный труп.

— Цвета и символика окончательно не подтверждены, однако соответствуют Пожирателям Миров.

— Принято.

Хурак снова переключился на канал связи своей роты. К сожалению, её старшего офицера, капитана Акуману, сразу по высадке сразили снайперским бронебойным патроном, но до сих пор Хурак считал, что сносно справляется с требованиями внезапных обязанностей командира. В последнем сражении рота потеряла ещё одного офицера — лейтенанта Хостенрейка, позицию которого необходимо было заполнить. С момента высадки прошло семь минут, и Хурак упрекнул себя за медлительность.

— Сержант Таламакия, повышаю вас в звании. Примите вторичные командные протоколы.

— Есть, лейтенант. Сбросим этих ублюдков в реку.

— Так я и хотел поступить, сержант.

Перед лицом ворвавшихся в их гущу зачинателей повстанцы, как тараканы, бросились в разные стороны. Космодесантники-примарис расстреливали всех, кто попадал в поле их зрения. Теперь отделение находилось примерно в сотне метров впереди от основной группировки войск.

— Продолжайте преследование ещё пять секунд, затем расширьте оцепление до семидесяти пяти метров, — скомандовал Хурак. Крыши освободились от врагов, и заступники на всех парах помчались по дороге. Когда до зачинателей осталось несколько десятков метров, они разделились на два отряда: один слева, другой справа, устремляясь за разбегающимися еретиками.

Целью вражеской атаки (которая теперь подавлялась сразу с трёх направлений) оказался побитый участок Адептус Арбитрес, который возвышался на центральной площади города. Здания по другим краям площади сровняли с землёй бомбардировки и артиллерия. Другие улицы, как и большую часть площади завалили груды щебня, однако вокруг единственного оставшегося бастиона имперского правления мерцало сияние силовых полей. Над фасадом участка красовалась огромная аквила, испещрённая шрамами от лазерных разрядов и пуль. Узкие окна арбитров защищали решётки, на крыше виднелся ряд из зубцов, меж которых стояли солдаты, а в каждом углу возвышалась орудийная башня, которая покрывала огнём пространство вплоть до подножия стены. На окровавленных каменных плитах валялись груды тел повстанцев — кучи трупов вели к ступеням массивного портала. Из окна над ним развевался одинокий флаг с символом сил обороны Идолиса.

Хурак уже собирался передать по воксу приказ о входе, но впереди зазвучала сирена, распахнувшая двойные двери. В поле зрения командира мелькнуло несколько фигур в синей униформе и тёмно-красных панцирных доспехах и тяжёлых ботинках. Все держали наготове дробовики или болтеры. Хурак подметил, что большинство служителей порядка несли следы недавних боёв — порванную униформу, треснувшие шлемы и пятна крови на броне. Женщина в плаще вертела в руках потрескивающую силовую дубинку. Именно к ней и направился лейтенант, в то время как заступники заняли позиции по всей площади.

— Хвала Императору! — воскликнула арбитр-провост, обратив взгляд в небеса. Губы женщины дрожали; видна была только часть лица, остальное скрывал чёрный визор. — Астропат передал, что над нами распростёр свои крылья Великий Орёл Терры, но мы не смели и надеяться…

— Кто отдаёт приказы? — потребовал Хурак, замедляя шаг по мере приближения. Позади космодесантники-примарис выстроились в кольцевой обороне, а со стороны руин по-прежнему слышались залпы зачинателей.

— Магистр-капитан Нерол, — ответил арбитр. Хурак продолжал двигаться вперёд, и провост поспешила рядом. Имперские силовики отступили к двери следом за ними, как будто женщина тянула их за собой, словно шлейф длинного плаща.

— Периметр оцеплен, лейтенант, — доложил Таламакия как раз в тот миг, когда Хурак шагнул в тень аквилы.

Провост, сообщив, что её зовут Эрминия Логас, повела лейтенанта вверх по этажам, минуя коридоры и помещения, заполненные солдатами обороны и арбитрами. Форма защитников Идолиса отличалась элегантностью и состояла из тёмно-синих курток и серых брюк, но восстание изорвало их специальную одежду и запачкало кровью. Несколько кабинетов бывших клерков переоборудовали под медицинские учреждения — раненые ряд за рядом лежали на одеялах или голом полу. Повсюду витали запахи крови, оружия и озона силового поля.

Командным центром служил главный зал судебных заседаний, вдоль стен которого стояли столы с установленным вокс- и сканоборудованием, а перед судейским троном сверкал три-Д проектор. Почётное место занимал магистр-капитан, окружённый горсткой писарей и несколькими офицерами сил обороны. Нерол оказался моложе, чем ожидал Хурак: магистр-капитан едва достиг средних лет. Его тело под багровыми служебными одеждами защищал чёрный панцирный доспех, а на голове блестел шлем офицера сил обороны.

— Хвала Верховному Тронному миру! — громогласно произнёс Нерол, поднимаясь с воздетыми к небесам руками. Хурак просто ждал — в течение крестового похода Индомитус он уже несколько раз сталкивался с подобной реакцией. Лейтенант уяснил, что лучше дать смертным несколько секунд на восхваления, иначе они так и будут ходить с грузом невыполненного религиозного долга на душе. — Прискорбно, что проповедник Фостро погиб четыре дня назад, но вот, что я вам скажу: даже когда служитель Господа из последних сил душил мятежника, он знал, что наши молитвы услышат.

Хурак молчал ещё пару секунд, выжидая, не последуют ли за речью новые вспышки эмоций.

— Могу я узнать имя нашего спасителя? — спросил магистр-капитан, спускаясь вниз. Взбудораженные присутствием космодесантника-примарис, клерки и офицеры следовали за своим начальником по пятам.

— Я лейтенант Хурак, но нам безотлагательно нужно обсудить кое-что гораздо более важное, — ответил офицер-примарис. Он осмотрел собравшихся вокруг Нерола людей. — Пожалуйста, возьмите с собой вокс-оборудование, любых офицеров связи и прочих помощников, которых сочтёте нужными.

Пока Нерол раздавал поручения, Хурак обратился к Логас.

— Обеспечьте нам доступ на крышу.

— Конечно, — закивала провост.

На сбор свиты и установку портативного вокса ушло около двух минут, после чего все вместе поднялись на крышу.

— Я восхищён вашей стойкостью, — признался Хурак, возглавляя отряд к зубчатым стенам на северной стороне. Широкая дорога вела от площади к городской области, затуманенной расстоянием и пылью. — Три года, я прав?

— По нашим подсчётам, пять. Три — с момента, когда разверзлись небеса, — ответил Нерол. — Но мы не утратили веры. Даже по мере того, как мир терял всё больше городов, мы знали, что если будем сопротивляться врагу и молиться, то сохраним планету для Императора.

— Многие, слишком многие пошли другим путём. Я говорю, что восхищаюсь вами, потому что лично наблюдал за судьбой покорённых врагом миров. Вы достигли выдающегося, стали лучом света в галактике тьмы.

— Выходит, это правда? Империум на грани уничтожения… — прошептала Логас.

— Империум балансирует на грани, и каждая выигранная битва удерживает его от падения в пропасть. Армии и флоты Императора собрались воедино и вновь устремились в пустоту, чтобы вернуть Его правление в потерянные миры. Вы внесли в спасение Империума свой вклад, и, возможно, придётся сделать это снова, ведь чтобы восстановить хотя бы тень былого могущества людей, может потребоваться целая жизнь, ещё больше сражений и ещё больше жертв.

— Выходит за рамки воображения, — высказался кто-то из офицеров сил обороны.

— Ну, почти, — ответил Хурак, подавляя желание улыбнуться. — Организован крестовый поход Индомитус. Великие флоты и новые армии уже отгоняют тени. Каждый наш успех ослабляет врагов и укрепляет Империум. Флоты проникают в космос всё глубже и глубже, и в конце концов прорвут завесу самого Цикатрикс Маледиктум, принеся долгожданную помощь людям, что жили во тьме.

— Я благодарен вам за прибытие на Идолис в самый нужный миг, — обратился к астартес магистр-капитан. — Не знаю, как долго мы бы держались, ведь все, кроме нас самих и двух других укреплённых пунктов, пали.

— Идолис ещё не спасён, — прояснил Хурак. Он указал на север, откуда, сквозь пыль и смог, неслись массивные силуэты. — Пожиратели Миров готовятся к последней атаке. Они осознали, что завоевание сменило свой характер, и пойдут на всё, чтобы перед смертью сломить вашу оборону и перебить как можно больше людей.

Уточнение типа врага вызвало налёт испуга среди тех, кто его услышал, однако Хурак больше не переключал внимания с приближающихся теней. Крупные затемнения превратились в транспортную колонну из чёрно-красных машин, украшенных черепами, костями и другими ужасающими трофеями. Хурак уловил безумные крики и завывания, издаваемые вокс-передатчиками участка, хотя устройства находились слишком далеко, чтобы леденящие душу звуки могли услышать остальные.

— Сколько вас? — спросил Нерол. — Нам следует держать глухую оборону.

— Мы их уничтожим, — произнёс Хурак. — Вы поступили мудро, оставшись за стенами: еретики нашли более доступную забаву в остальной части города и за его пределами.

— Сколько с вами воинов? — повторил вопрос Нерол.

— Конкретно со мной — полурота, — ответил Хурак, переводя взгляд с Пожирателей Миров на желтоватое небо, где блестели искры десантных кораблей.

— Едва ли пятьдесят воинов, — подытожил магистр-капитан. — Разведка докладывала о более чем двухстах Череполомов.

— Так называют себя еретики, — прокомментировала Логас без всякой необходимости.

— Моя миссия состояла в определении вашего местоположения и обеспечении позиции безопасности, — объяснил лейтенант. — Мы — не единственные слуги Императора, что прибыли в город.

Смертные проследили за взглядом астартес и ахнули, увидев то, что поначалу казалось метеоритной бурей. Падающие искры прорисовывались в десантные капсулы, устремившиеся к далёким целям внизу. За ними, оставляя следы на охряных небесах, летели три тяжёлых боевых корабля.

— Они почти здесь, — сказала одна из клерков, и Хурак понял, что женщина имеет в виду Череполомов. Воины в украшенных в стиле барокко лезвиях и шипоносных доспехах высыпали из люков «Носорогов» и «Лэндрейдеров». Стрельба по силовому полю была напрасной, и после по территории площади разнёсся яростный рёв.

— Удерживайте юг и восток, — передал Хурак по воксу своим подчинённым. Он не хотел, чтобы его отделения ввязались в ближний бой с берсеркерами. Пока не хотел. — Отрядам преследования — вернуться на линию фронта.

Хурак должен был спуститься вниз к своим воинам, но решил ненадолго задержаться, зная, что с этого места на крыше участка ему откроется чудесный вид на то, что вот-вот должно было произойти.

Со спускающихся боевых кораблей посыпались ракеты, поражая вражеские транспорты и горстку «Хищников», которые выдвинулись вперёд для поддержки атаки. Бронебойные боеголовки разбивали керамит и пробивали пласталь, превращая технику еретиков в пылающие обломки, одновременно с тем отрезая любые пути к отступлению. Хотя вряд ли отряды легиона Пожирателей Миров стали бы отступать. Подвергнутые лоботомии с помощью мозговых имплантатов и окончательно сведённые с ума преданностью кровожадному богу, Пожиратели Миров желали битвы так, как ни один другой враг, с которым сталкивался Хурак. Они безумели по сражениям даже больше, чем дикие орки.

Затем начался отстрел мчащихся по дороге хаосопоклонников. Один из «Хищников» избежал уничтожения, и, приветствуя авиацию, в воздух взметнулись лазерные разряды. Два корабля свернули на запад, а третий, яростно пылая двигателями, резко накренился — его установленные на крыльях пушки открыли прицельный огонь по отрядам еретиков.

— Прибыло подкрепление? — спросила Логас. Как и всех остальных, её внимание было приковано к боевому кораблю, а взгляд следовал за его курсом по южному городскому пейзажу.

Машина с рёвом остановилась всего в сотне метров от участка, намереваясь высадить «груз» впереди приближающегося врага. Боковые люки и передняя штурмовая аппарель с грохотом открылись, и на высоте пятнадцати метров на сверкающих прыжковых ранцах оттуда спрыгнули зачинатели, в то время как с закреплённого под боевым кораблём стыковочного зажима сорвался «Штормспидер». Залпы ракет «Молотобоя» и взрывы мелта-орудий очистили зону высадки от группы Череполомов, и через несколько секунд приманенные избранными воинами Императора предатели сменили направление атаки, отказавшись от идеи штурма. Боевые кличи, которые десять тысяч лет назад эхом отдавались в Императорском Дворце, теперь отражались от стен Идолиса.

— КРОВЬ КРОВАВОМУ БОГУ!

— Их окружат, — выдохнул Нерол. Он повернулся к одному из носителей вокс-аппаратуры. — Объявите общую атаку.

— Обождите, — рявкнул Хурак, выхватить вокс-передатчик из рук помощника капитана. — Мне не нужно, чтобы ваши силы попали в зону обстрела.

— Но ведь...

— Поглядите сами, — сказал Хурак, понимая, что произойдет.

Свет, льющийся из передней штурмовой двери, заслонил гигантский силуэт — в поле зрения появилась фигура в доспехах, превосходящая размерами любого космодесантника. Облачённый в отделанный золотом голубой керамит, с пылающим мечом в кулаке в битву вступил полубог.

Гиллиман спрыгнул с трапа. Болтер, встроенный в его левую перчатку, извергал снаряды во время полёта. Он приземлился на одного из еретиков, раздавив космодесантника сабатонами и расколов ферробетон. Не успел примарх коснуться земли, как сразу пришёл в движение; сверкающий меч принялся рубить врагов. Казалось, клинок сам вёл имперского регента, выискивая цели по собственной воле, в то время как его носитель следовал за пламенем и беспрестанно стрелял, попадая в цель каждым выпущенным снарядом.

Резня впечатляла, но в Робауте Гиллимане таилось нечто более великое, примарха окружала аура. Логас и остальные стоявшие подле Хурака смертные пали ниц, возвысив голоса в «аллилуйях» и молитвах Императору. Лейтенант подавил собственное желание преклонить колено, за последние несколько встреч с примархом привыкнув к этому чувству. Обожествление слуг Императора было одинаковым, куда бы они ни направлялись. Сначала это забавило Хурака, но теперь он считал происходящее источником надежды — доказательством того, что боготворить Гиллимана заставляло не вмешательство Коула, а природа самого примарха.

Нерол почти лежал, вытянув голову, чтобы наблюдать за продолжающейся битвой.

— Мы спасены, — простонал он, подняв дрожащие руки. По щекам магистра-капитана лились слёзы. Хурак не мог себе представить, какие потери нанесли разуму смертного пять лет осады, однако теперь всё разрешилось. Из окон внизу доносились радостные возгласы и крики молитвы. — Хвала Тебе! Хвала Императору!

— Хвала Мстящему Сыну, — поддержал Хурак. Астартес созерцал, как его повелитель сражает предателей, шагая в самую их гущу. Примарх вонзился в массу еретиков, словно болт, пронзающий плоть перед взрывом.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ВОЛЧИЙ СКАУТ

В ПАСТИ ЗВЕРЯ

НЕОЖИДАННЫЕ СОЮЗНИКИ

Запах выхлопных газов «Носорога» терялся в общем смоге, окружающем место высадки орков, собственно, как и рычание двигателя, по сравнению с орочьим шумом, казалось не таким уж суровым. Транспорт остановился рядом со столбом повреждённого транзитного узла. Территория вокруг захваченного орками десантного порта оставалось одним из немногих участков дикой природы на всей планете — несколько квадратных миль лесов и верещатника с ферробетонными перронами и складами оборудования для шаттлов в их центре.

Улль вылез из верхнего люка и вгляделся в пейзаж. Авточувства шлема мгновенно увеличили изображение, чётко сфокусировав ступенчатые посадочные площадки, на несколько уровней возвышающиеся над окружающими деревьями и невысокими холмами. Объект занимал площадь по меньшей мере в десять квадратных миль, однако по сравнению с некоторыми космодромами, что он видел, казался ничтожным. Этот комплекс возвели для использования имперскими командующими, Адептус Терра и другими высокопоставленными лицами в качестве площадок для личного транспорта, а также срочных и персональных поставок. Массовый же экспорт в другие системы осуществляли через гораздо более крупные суборбитальные платформы.

Тем не менее, орки довольствовались малым, а если пространства не хватало — зеленокожие оборудовали его сами. Большую часть западной стороны самой большой платформы окружали примитивно сколоченные строительные леса; к её вершине провели пандус, чтобы процессия из боевых машин, размерами превосходящих имперские конвейеры, имела возможность добраться до земли. Словно сидящий на корточках орочий десантный корабль, состоящий в большей степени из астероида, чем корабельных технологий, извергнул две боевые крепости из своего пещероподобного нутра. Пыхтя дымом из труб, орочьи машины в окружении толп ревущих орков с грохотом спускались по широкому трапу.

— Меня тревожит, что они продолжают строить.

Готовый стрелять Улль резко обернулся на голос. Фигуру перед «Носорогом» частично покрывала силовая броня, более лёгкая, чем полное боевое облачение Серых Охотников. Волосы говорившего были зачёсаны назад и собраны в густые пучки, а борода заплетена в единственный узел под подбородком: на наплечниках темнела волчья шкура, с внутренней стороны вышитая из ткани-хамелеона, переливающейся серыми, коричневыми и зелеными оттенками. На плече астартес висело длинноствольное ружьё, а обозначения на доспехе, как и у Серых Шкур Улля, скрывали знаки отличия и талисманы. На одном наплечнике красовался символ великой роты Крома, а на другом — не обозначение принадлежности к стае, но простая буквенная руна.

Волчий cкаут.

— Зубы Русса, Зимнебой, я ж мог тебя пристрелить! — рявкнул Улль, опуская болтер. Вожак обернулся к членам стаи, ожидающей вокруг опущенной задней рампы транспорта. — Кто-то вообще следит за периметром?

Радостные Волки Серых Шкур приветствовали Бродда Зимнебоя. Несколько его бывших собратьев по стае подошли ближе, чтобы обнять товарища, но тот отшагнул назад.

— Драконий Взор пожелал, чтобы я повёл свою старую стаю к цели, — передал скаут. — От этого предложения я отказаться не мог.

— Теперь мы зовёмся Серыми Шкуры Улля, — намекнул Детар, один из тех Серых Охотников, кто вступил в стаю после ухода Бродда.

— Что за щенячий пердёж, — заворчал Бродд. — Я укажу путь и скорее собственные сабатоны обоссу, чем снова возглавлю стаю.

— Понял, — осознал ошибку Детар. — Поведёшь в смысле проведёшь, а не возглавишь.

— Меньше болтай, больше шагай, — рыкнул Улль, спрыгивая с «Носорога». Пепел от исполинских орочьих костров серым снегом падал вниз, покрывая серо-голубые доспехи чёрными крапинками. — Показывай дорогу, Зимнебой.

Скаут снял с плеча снайперскую винтовку и зашагал в лес, бесшумно, как лёгкий ветерок по сугробам. Хотя стая издавала шум — полностью замаскировать движение в доспехах было невозможно, — все Серые Шкуры являлись опытными охотниками и ступали осторожно, не потревожив ни ветки, ни упавшего сучка.

— Что ты имел в виду, когда говорил о стройке? — спросил Улль, торопясь догнать Бродда.

— Они транспортировали с полдюжины боевых крепостей, но до сих пор расширяют и укрепляют спуск, — объяснился волчий скаут.

— Значит, грядёт что-то ещё более гигантское. — Улль обдумал варианты. — Что-то размером с титана.

— Читаешь мысли.

Стая прошла ещё сотню метров. Тени астартес удлинялись по мере заката солнца.

— Так ты рассказал всё Драконьему Взору… Вот почему мы атакуем.

— Помешаем им высадить эту махину сейчас, и не придётся вступать с ней в бой, — пояснил волчий скаут и поднял руку. Отделение встало, прикрывая друг друга. Орочьи крики и шум строительства мешались с рёвом клаксонов, гулом двигателей и потрескиванием костров. Даже на фоне промышленного грохота Волки уловили хруст веток под чьими-то ногами, и не слишком далеко.

— Орки довольно умны. Тише шёпота произнёс Зимнебой, но обостренный слух Улля отчётливо слышал каждое слово, как волчий вой в тихую ночь. — Патрули из ксеносской мелюзги. Они пускали на охоту стаи клыкастых монстров, вот зверьё и разбежалось по лесу.

Стая прождала минуты две, замерев, как бледные стволы деревьев. В поле зрения, где-то в двухстах метрах от стаи показалась группа маленьких зеленокожих существ, ни одно из которых не превышало ростом пояс космодесантника. Ксеносы явно не были в восторге от возложенных на них обязанностей: спеша через лес, они огрызались друг на друга и шипели, едва оглядываясь по сторонам.

Улль провёл по горлу большим пальцем. Бродд покачал головой.

— Кто-то может по ним соскучиться.

Стая дала патрулю ещё минуту и продолжила путь, слегка отклоняясь к северу, чтобы держаться от ксеносских разведчиков на расстоянии. Чем ближе они подходили к космопорту, тем громче становился строительный шум и резче смердила орочья вонь. Верхушки деревьев сотряс рёв двигателей: сквозь промышленный смог опустился ещё один посадочный модуль.

Ещё через две минуты в пределах видимости показалась опушка — ряд срубленных пней. Бродд снова остановил стаю. Скаут опустился на колени, окунув пальцы в маслянистый осадок на ободранной коре дерева. Воздух был насыщен выхлопными газами.

— Мотоциклы, — заключил Одинокий Волк, указывая на следы от гусениц и колёс по грязи. Он огляделся, бросив взгляд на листья, а затем снова на мокрую землю. — По меньшей мере полчаса назад. Орки активизируются. Вскоре появится что-то ещё.

— Возможно, следует предупредить волчьего лорда, — предположил Хари. Он до сих пор не включал плазменный пистолет, чтобы блеск энергетической камеры не выдал их присутствия. В другой руке Волк держал болт-пистолет для оперативного реагирования на угрозу. — А мы, в свою очередь, бросимся вперёд.

— Нет, план уже согласован, — одёрнул его Улль. — Никаких отступлений.

— Какая уверенность, — прокомментировал Бродд.

Вожак стаи посмотрел на Одинокого Волка, вспомнив, что когда-то Бродд сам стоял на месте Улля. Если бы астартес поменялись местами, Улль был уверен, что потребовал бы объяснений.

— Союзники из четвёртой роты Драконьих Копий и так были не в восторге, — рассказал Улль. — А такие новости и вовсе их отпугнут.

— В смысле?

— Следите за периметром в пределах двадцати метров, — передал вожак своей стае. Волки без лишних вопросов двинулись дальше, и во время пути Улль зашептал дальше. — Лорд Кром не в ладах с капитаном Орстанцой. Они переругались по поводу орков: не могут решить, что с ними делать. Эта атака — инициатива Драконьего Взора.

— Дай-ка угадаю, — предположил Зимнебой. — Орстанца из Драконьих Копий хотел усилить оборону города?

— Именно. — поморщился Улль. — Лорд Кром воспринял эту тактику как недооценку его боевой удали и сказал об этом прямо. А Орстанца обиделся, потому что посчитал обвинение Крома оскорблением собственной храбрости.

— Уверен, Драконий Взор был безмерно скромен и избирателен в высказываниях, — усмехнулся волчий скаут.

— А то как же. Волчий лорд сказал капитану Орстанце, что тот принадлежит к такому типу командиров, которым после боя не нужно смывать с клинка кровь.

Приподняв бровь, Зимнебой дёрнулся, как от удара.

— Серьёзно? Кром зашёл так далеко?

— В защиту нашего командира, Орстанца и сам заявил, что у Драконьего Взора стратегического понимания не больше, чем у дикой собаки.

— Значит, от Драконьих Копий помощи ждать не придётся? Скаут прикрыл ладонью глаза посмотрел на заходящее солнце. — Что ж, жалко.

— Да погоди, я ещё не договорил. Их кипящая кровь немного остыла с прибытием полковника милиции Гандера. Он привёл в город семь тысяч солдат, и Драконий Взор снова созвал совет. Получив в своё распоряжение больше воинов для удержания города, Орстанца согласился на частичную поддержку. Он отправит к флангу орков технику — три «Хищника», «Поборник» и «Лэндрейдер».

— Итого, мы атакуем место высадки, пока орки разбираются с бронетехникой, — заключил Зимнебой. — В этом есть смысл. Мне было приказано провести вас как можно ближе к порту, а затем объединиться с другими скаутами, чтобы проникнуть на север. Планируешь напасть на рассвете?

— Так точно. Драконий Взор должен подать сигнал, — ответил Улль.

— Понятно. — Скаут снова повернулся к Уллю. — Русс ханд.

— И тебе того же, брат-охотник.

Какое-то время вожак наблюдал за тем, как Зимнебой удаляется от места высадки, сначала на сотню метров на север, а затем волчий скаут и вовсе исчез из виду. Заход солнца по подсчётам должен был произойти через восемнадцать минут. Улль снял шлем, проверил, подключен ли вокс-канал к бусине, и вытащил из-за пояса полоску вяленого мяса, чтобы пожевать во время ожидания приказов.

Место высадки наводняли зеленокожие и их лёгкая техника: большая часть их тяжелого вооружения и танков выдвинулись навстречу бронетанковому наступлению Драконьих Копий. Издавая боевые кличи, Волки Фенриса выскочили из-за деревьев и оврагов, осветив посадочные платформы прометием, плазменными разрядами и болтами. С опушки леса из ракетных установок и тяжёлых болтеров открыла огонь небольшая группа Длинных Клыков, в то время как воющие Кровавые Когти, вспыхнув прыжковыми ранцами, рванули вперёд.

Улль и его отделение прошли разрушенную стену и пересекли нижнюю посадочную площадку. Семеро Волков не прекращая движение вели огонь, изредка останавливаясь, чтобы поточнее прицелиться. Стая координировалась прерывистыми, резкими фразами на вургене: смесью обрывистых слов и гортанного рычания. Если противник не погибал от первого удара, мгновением позже следовал второй от другого члена стаи, а в редких случаях и третий. Время от времени, чтобы уничтожить тяжелобронированные цели, Хари приходилось использовать плазменную пушку. Сочетание движения и точности Серых Шкур уничтожало всё, что попадалось на пути стаи. Отряд Улля открыл остальным силам путь к станции переработки топлива, расположенной рядом с южной частью комплекса. Пробираясь через десятки искалеченных орочьих трупов, Волки не обращали внимания на толпы орков и ксеносские мотоциклы на других направлениях: Влка Фенрика доверяли защиту флангов единокровным стаям точно так же, как каждый воин Серых Шкур оберегал другого.

— Серые Шкуры будут у цели через тридцать секунд, — передал Улль волчьему лорду. Вожак стаи не ожидал ответа, его и не последовало — всё шло по плану.

Сквозь клубы смога нырнула пара «Громовых ястребов», их короткие кончики крыльев взметали вихри в маслянистом дыму. Пушки кораблей грохотали в течение нескольких секунд: снаряды неслись в колонну орков, двигавшихся к бронетехнике Драконьих Копий. Следом взвизгнули ракеты — их попадания выбрасывали столбы огня из разорванных топливных баков и двигателей.

— Готовьте мелта-бомбы. — Улль снял один из громоздких зарядов с набедренного замка. Вместе со стаей Асгерда, которая спешила к колоннам главной платформы, Серым Шкурам выдали последние из подрывных бомб великой роты. Последний раз Убийцы Змиев ступали по Миру-Очагу два года назад, как раз перед отправкой в Новиомагус-Главный. На счету был каждый заряд.

— Выбирайте точку подрыва мудро, второго шанса не будет.

Всего в нескольких десятках метров от цели затрещал вокс.

— Серые Шкуры, смена приказа.

Улль узнал голос Краки, единственного оставшегося в живых волчьего гвардейца Драконьего Взора. При других обстоятельствах Улля и ещё несколько достойных вожаков возвысили бы до телохранителей волчьего лорда, но жесточайшие правила великой роты не оставляли для подобных возможностей и шанса.

— Установите заряды, но не взрывайте.

— Принято, веренг.

— Отлично, Улль. Удерживайте позиции до тех пор, пока не получите команду к взрыву. А, и взгляни наверх.

Связь с шипением оборвалась, и Улль выполнил приказ волчьего гвардейца. Авточувства вожака стаи туманил дым костров и выхлопные газы, но затем они уловили отблеск теплового взрыва при входе в атмосферу. Дальномер определил расстояние примерно в четыре мили, и объект приближался.

— Первострел, толпа орков на юге, — предупредил Эйрик, указывая направление за резервуарами и зданиями управления перерабатывающего завода. У остатков завода уже собрались десятки орков и несколько крупных шагателей. Многие из зеленокожих облачены в тяжёлую броню, и некоторые, судя по тепловым шлейфам, имеют системы энергетического усиления.

— Я думаю, они пройдут прямо здесь, — высказался Гарн.

Улль был согласен, но предположение казалось настолько очевидным, что ответ на него стал бы пустой тратой времени и дыхания. Стая замедлила шаг: Серые Шкуры достигли растрескавшейся ферробетонной площадки. Когда-то здесь стоял забор, однако всё, что от него осталось, — это несколько погнутых железных прутьев. Сенсоры доспеха не выявили никаких странностей в радиусе полумили. Орки особо не трогали нефтеперерабатывающий факторум, и беглый осмотр подтвердил, что два из трёх резервуаров ещё полнились переработанным топливом.

— Разместите бомбы и найдите позиции для обороны, — объявил Улль. — Будем держаться здесь.

— Спереди — орочья контратака, сзади — их высадка вместе с муспельфирскими танками, — добавил Форскад, проходя мимо своего вожака с мелта-бомбой в руке. — Что же может пойти не так?

Детар упал.

— Гарн, прикрой.

Серый Охотник занял место Улля, а сам вожак стаи опустился на колени, копаясь в поясе Детара. Лидер Серых Шкур настойчиво хлопал раненого брата по плечу, после чего нащупал на поясе космодесантника подсумок. Улль поднял Детара и вытащил из-под него магазин, стараясь не обращать внимания на лужу густой крови под братом. Красноватый отблеск глазных линз Улля сверкал в алой луже среди жёлтых вспышек болтов. Из освещённой пламенем ночи сыпались пули орков, с треском вгрызаясь в ферробетон; несколько снарядов срикошетили от брони Улля, и вожак уложил поверженного брата обратно.

Раненый Серый Охотник попытался подняться и полусесть, прислонившись спиной к стене здания управления. Орочья ракета отняла у Волка всю нижнюю челюсть и разорвала часть горла. Детар находился в ужасном состоянии, но когда Улль вложил в руку брата его перезаряженный болтер, фенрисиец крепко сжал рукоять и кивнул сквозь сочащуюся из разбитого шлема кровь. Он положил болтер на колено и прицелился сквозь распорки прохода.

— Эйрик! — позвал Улль. Он выпрямился и бросил запасной магазин другому космодесантнику. — Хари, южный фланг, к нам приближается второй шагатель.

Обломки первой боевой машины орков горели в пятидесяти метрах от стаи, освещая пространство между перерабатывающим факторумом и взрывоустойчивым траншеями, которые перпендикулярно пересекали ближайшую посадочную площадку. Отдельные пятна горящего топлива рассеивали освещение: внезапно возникшие над окопом звериные лица мерцали в желтоватых оттенках. На противоположном фланге неуклюже шагала вперёд лязгающая четырёхрукая машина. Две из её конечностей выпустили очередь по трём космодесантникам, всё ещё удерживающим южное направление.

Убедившись в отсутствии должного эффекта от болтов при первой атаке, а также в том, что орки почему-то не спешили скапливаться вокруг машины, Улль, Гарн и Эйрик поберегли решили поберечь боеприпасы и просто ждать. С противоположной стороны главного здания раздался болтерный лай — там остальная часть стаи удерживала орков от обхода с востока и севера. Топливные же баки стояли к западу; мигание готовых к детонации мелта-бомб освещало опоры и нижнюю часть резервуаров; Улль рассудил, что лучше не давать оркам возможности стрелять в этом направлении, и до сих пор хаотичный огонь зеленокожих концентрировался на здании диспетчерского управления.

Приближение Хари выдавало лазурное свечение его плазменной пушки. Звеня сабатонами по металлу, Волк, опустившись на колени, занял огневую позицию в дальнем конце прохода.

— Первострел, движение в траншее, — доложил Гарн. — Орки вылезают наружу, в доспехах.

План был предельно понятен — тяжёлые истребители атакуют орков, а стрелок с плазменной пушкой разберётся с машиной. При всей своей простоте, каждый нюанс выбранной тактики имел своё значение. Если бы самолёты полетели к шагателю, а не боевой крепости, стая Улля разобралась бы с шагоходом сама, однако Хари потребовалось бы произвести четыре выстрела, а плазменная пушка должна остывать и перезаряжаться между каждым. Это, в свою очередь, предоставило бы зеленокожей орде достаточно времени, чтобы пересечь открытое пространство.

— Скитья, какие-то слишком уж умные эти орки, — проворчал Эйрик.

— Что с целью? — спросил Хари, гул ускорителя плазменной пушки пропищал о готовности.

Улль следил за потрескивающими энергиями громадных когтей и шипастых кулаков: по ступеням из тёмных траншей к ним поднимались лучшие из орочьих воинов. Броня нескольких ксеносов устрашала встроенными орудиями, которые светились зловещей зелёной энергией; другие держали в руках автоматы с ленточным питанием и громоздкими барабанными магазинами. Существовала немалая вероятность, что у этих орков имелись бронебойные снаряды, особенно учитывая случай с Детаром во время отступления орков несколькими минутами ранее.

— Наступление с запада? — потребовал Улль. Грохот болтеров по ту сторону здания почти отдавался ритмом.

— Занимаюсь, — ответил Сатор. — Сорок убитых. В пути ещё около сотни, они идут через лес, по нашим следам.

Даже при самой высокой эффективности размен состоял в трате одного болта на орка, и, несмотря на громкое прозвище, Улль прекрасно понимал, что для убийства самых живучих из зенокожих бывает мало даже удачного попадания.

— Выводи из строя шагатель, — приказал вожак стаи Хари.

Секундой позже ночь озарила голубая вспышка, и шар бушующей плазмы ударил в переднюю часть механической мерзости. Окрашенный металл взорвался, разбрызгивая расплавленные капли и искры; машина ещё несколько секунд раскачивалась на кривых ногах.

— Лорд Кром, это Улль. Необходимо отступить и взорвать заряды. — передал Улль по воксу.

На фоне общего шума тикала остывающая плазменная пушка, но взгляд Улля был прикован к пяти ксеносам в тяжёлых доспехах, неумолимо топающим в свете пламени шагохода. В диких глазах отражалось пламя. За тяжелобронированными зеленокожими следовали ещё десятки орков, подпитываясь храбростью от своих вожаков.

— Отступать некуда, Первострел, — раздался голос волчьего лорда. — Орстанца ещё прорывает строй зеленокожих, чтобы ослабить давление с востока. «Громовые ястребы» перезарядились, они уже летят к десантному кораблю орков, но, хель побери, та штука здоровенная. Если Серые Шкуры отступят, орки понесутся на главную посадочную платформу и окружат нас всех.

— Ясно, — ответил Улль. Сказать действительно было нечего.

Орочий шагоход снова ринулся вперёд, примерно в семидесяти метров от стаи. Его орудия стреляли влево и вправо, снаряды отлетали от ферробетонной стены слева от Улля и высекали искры из металла вокруг Хари. Тут же один из бронированных орков решил попытать своё счастье, и из далёкой темноты к Серым Шкурам понеслась потрескивающая вспышка зеленого огня. Энергетический заряд пролетел на несколько метров выше головы Хари, но подобное косоглазие орков перестанет играть роль, когда они подберутся поближе.

Инстинктивно Улль захотел открыть ответный огонь, но в этом не было смысла: шагоход имел слишком толстую броню, ведь даже тяжёлым истребителям, чтобы поразить махину, требовалось подлететь ближе и обнаружить её слабые места. Из пушки Хари вылетел ещё один светящийся шар. Заряд угодил в одну из рук шагателя, разбросав её осколки по изъеденному ферробетону, а отлетевший в сторону коготь успел щёлкнуть перед «смертью».

— Зубы Русса! — прорычал Улль. Разочарование вожака прорвалось наружу, как весенний паводок через плотину. — Прикончи ты его наконец!

Орудие Хари дышало паром, покрывшим мелкими капельками шлем астартес. Плазмомётчик обернулся к своему вожаку.

— Запас энергии на тридцати процентах, — начал космодесантник, ничуть не смущенный ситуацией и даже упрёком командира. — Если я убью железного ублюдка, то не смогу ничего поделать с теми орками.

— Сосредоточься на шагателе, — отрезал Улль.

Очередная зачистка окрестностей принесла мало пользы. Всё пространство сверху заливало мерцающее сияние. Улль снова обратил взгляд в небеса. Пылающее чрево десантного корабля ксеносов находилось всего в полумиле над землёй, заполняя собой небо, как падающий метеорит. Он нёсся почти прямо вниз, направляясь к широкой платформе в центре дока. Двигатели «Громовых ястребов» голубыми искрами несли корабли астартес к орочьей машине; крылья освещались вспышками запускаемых ракет. В небе горели и другие огни: ещё дальше, словно яркие жёлтые звёзды. Улль предположил, что орки высаживают ещё больше своих сородичей с техникой.

— Если оно приземлится, мы пробьёмся к лесу и взорвём заряды, — прошептал себе Улль. Драконий Взор поймет.

— Как ты, брат? Стоять можешь? — спросил Улль, проверяя доспех Детара. Кровь искалеченного Волка одной сплошной коркой покрывала астартес от подмышки до пояса.

Раненый космодесантник протянул пустую руку, и Улль поднял товарища на ноги. Детар попытался ответить, чем вызвал дрожание ошмётков плоти на разорванной шее.

— Если соберёмся идти, то пойдём на восток, — передал Улль стае. — Это самый короткий путь.

Из группы тяжелобронированных орков вырвался ещё один зелёный заряд, с треском пролетевший мимо Гарна, достаточно близко, чтобы по шлему Волка поползли искры. Двое других зеленокожих выпустили волну огня, изрешетившего весь проход и стену высокоскоростными снарядами. Боеприпасы с визгом отскакивали от металла сооружения и отгрызали керамит от силовой брони. Куски наплечника Улля разлетелись, как щепки от лезвия пилы, и тот повернулся к оркам другим боком, переложив болтер из правой руки в левую. Хари снова выстрелил в шагоход, попав в ранее повреждённое место. Плазменный шар прожёг ослабленную броню и выполз из задней части машины, извергнув из выходного отверстия раскалённый добела металл, горящее масло и обугленную орочью плоть.

Доспешные ксеносы подошли на расстояние тридцати метров. Улль уже видел блеск бионических глаз — возможно, линз целеуказателя — и маленькие дуги энергии, пульсирующие от их батарей и блоков питания.

— Пора идти, Первострел, — произнёс Форскад с другой стороны. — С севера ещё одна толпа, сорок или пятьдесят орков, я вижу ракетные установки.

До ушей вожака Серых Шкур уже доносился грохот разрываемого двигателями десантного корабля воздуха. Если стая останется и вступит в бой с тяжелобронированными ксеносами, то велика вероятность, что отступить она уже не сможет. Да и в отступлении смысла оставалось немного? Зачем? На следующий день столкнуться с окрепшим врагом?

— Братья-охотники, не тратьте зря время, — прорычал Улль, приняв решение. — Теперь это место — наш этт, а наши смер...

Улля и его подопечных поглотил ужасающий гром, который мог посоперничать с величайшими из штормов Асахейма. Ударная волна чуть не сбила вожака с ног. По ферробетону сзади прошлась волна из голубого пламени, прямо по бронированным оркам, превратив дюжину из их последователей в обугленные ошмётки. Ещё больше зеленокожих взлетели в воздух, оставляя за собой кровавые фонтаны.

— Вак мех! — выругался Форскад. Улль повернулся, чтобы узнать, что всё-таки произошло.

Небо было ясным, как днём, а десантный корабль орков обратился тысячей горящих камней. Сначала Улль принял увиденное за молнию, но секундой позже догадался, что это пульсирующий с орбиты столб голубой энергии.

Лэнсовый удар.

Летящие за обломками ксеносской техники вспышки оказались двумя большими кораблями, каждый из которых походил на двухкорпусный «Громовой ястреб». Машины устремились к поверхности, отражаясь четырехкратным отблеском плазменных струй от обломков орочьего десантного корабля. С их крыльев срывались ракеты, а тяжёлые пушки прицельным огнём косили ксеносов, толпившихся на посадочных платформах.

Ближайший из кораблей резко накренился, визг его реактивных двигателей заглушил продолжающийся грохот гибели падающего орочьего судна. Огромные осколки камня и кускового металла падали на ферробетон, взметая ещё больше обломков, которые умерщвляли ещё дюжины орков.

По полю боя разнеслись ликующие приветственные вопли — над верными сынами Империума с рёвом пронеслись боевые корабли. Улль ликовал вместе с остальными.

— Улль!

Крик Хари мгновенно привлёк внимание вожака, и все вопросы о странных кораблях сменились более насущной заботой. Доспешные орки бросились в атаку. Они стреляли, бешено пробиваясь сквозь клубящийся пепел и останки своих собратьев. Ксеносы были всего в нескольких секундах бега от лестницы, ведущей к порталам.

Улль открыл ответный огонь, и Серые Шкуры последовали его примеру. Строй приближающихся зеленокожих сотрясли взрывы болтов, но каждый из них по меньше мере в два раза превосходил космодесантников в габаритах, а броня орков была такой же непробиваемой, как доспехи самих астартес.

— Целимся точнее, — вожак Серых Шкур напомнил о простом правиле как себе, так и собратьям по стае.

Улль взял на мушку оскаленную морду зеленокожего монстра всего в сорока метрах от себя. Ксенос раскачивался из стороны в сторону, и по мере того, как неповоротливый орк подходил ближе, Улль понял, что орк просто идёт вразвалку, яростно и непоколебимо. Волку не требовалось увеличения изображения, чтобы заметить, как в ответ сверкнули красные глаза, в следующее мгновение скрытые вспышкой из дула: орк открыл огонь. Снаряды просвистели мимо, но Улль не обратил на них внимания. Если умереть в такой миг, то будет стыдно заявиться в Чертоги Всеотца.

Как только его палец лёг на спусковой крючок, голова орка взорвалась. Болт Улля пролетел сквозь растущее облако испаряющейся плоти и голубую энергию, разорвавшись в силовом блоке орочьей брони. Обезглавленный труп остался стоять на месте — застывший доспех не дал зеленокожему пасть.

Плазменный разряд. Но откуда?

Справа от Улля в оставшихся орков проревел залп энергетических стрел. Все крупные зеленокожие, кроме одного, повалились на землю, изрубленные на куски плазмой.

— За мной! — взревел Первострел, перепрыгивая через остатки перил и приземляясь в пяти метрах от предыдущей точки. Он бросился навстречу оркам, гремя сабатонами о ферробетон. — Во славу Русса и за Всеотца!

Орочья атака дрогнула, некоторые ксеносы спотыкались о внезапно образовавшуюся груду трупов, другие уже замедлялись или и вовсе поворачивали назад перед лицом своих уничтоженных лидеров и контратакующих Волков Фенриса. Окружавшие Улля Серые Шкуры открыли болтерный огонь, во второй руке держа наготове ножи или топоры. Мимо Детара просвистело ещё несколько снарядов.

— Фенрис Хьольда! — воскликнул Гарн, вскинув руку и стреляя снова.

Зеленокожие погибали от болтов и нового залпа плазменных зарядов неизвестных спасителей. Перескочив через дёргающиеся останки великанского орка, Улль выпустил снаряд в грудь ближайшего врага. Тот упал назад и выронил из руки пистолет, а вожак Серых Шкур уже накинулся на следующего ксеноса. За командиром пронёсся Сатор и взмахом топора от лба до горла рассёк голову третьего орка.

Стая вонзилась в толпу зеленокожих с той же лёгкостью, с какой их болты и клинки рассекали орочью плоть. Болтер требовал перезарядки, но из-за обилия врагов времени у Улля не было, и потому он как дубинкой ударил ружьём по рогатому шлему орка слева. Он вытащил нож и вонзил острие в незащищённое плечо следующей жертвы, вбив металл в грудную клетку и органы за ней. Вынув клинок, Улль отопнул умирающего ксеноса в сторону.

В какой-то миг, перешагнув через тело очередного орка, Улль осознал, что принял боевую стойку перед воином в сине-серых доспехах. Не совсем лицом к лицу — незнакомец превосходил Улля в росте, хотя после трансформации в астартес вожаку Серых Шкур приходилось поднимать голову лишь в разговоре с Арьяком.

Перед ним явно стоял космодесантник, и цвета его доспеха совпадали с таковыми Волков Фенриса. Однако вместо символа стаи космодесантник носил более традиционный знак отделения, предусмотренный Кодексом, хотя на наплечнике был изображён тот же фенрисийский волк, что и на шлеме Улля; эмблему частично скрывала серая двойная угловая скобка, нанесённая поверх фенрисийского символа.

А позади воина возвышалось ещё пять таких же.

Кроме цвета, они не носили никаких тотемов, обозначений, рун или другой атрибутики, которую Улль ожидал бы увидеть у брата-Волка. Оружие, которое держали спасители, имело сходство с болтером точно такое же, как его владелец походил на Улля — он был крупнее и в то же время даже немного стройнее, если судить по пропорциям.

— Влка Фенрика! — взревел новоприбывший, поднимая забитый внутренностями орков цепной меч. Слова звучали странно, со стандартным готическим акцентом.

Ошарашенный Улль уставился на незнакомца.

— Вак мех...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ВОЛКИ ФЕНРИСА

ТРУДНЫЕ РЕШЕНИЯ

ФЕНРИС ЗАПРЕТНЫЙ

Гай грезил об этом три года, и его мечта, наконец, воплотилась в жизнь. Три года беспрерывных сражений, три года на острие Флота Примус не раз ставили сержанта в положение на волосок от гибели. Гай никогда не страшился смерти — командир «Люпус-шесть» лишь боялся, что его душа загорюет, так и не встретившись с Волками Фенриса. Книга Мудире трансформировала смутную надежду космодесантника в долгожданный миг. Гай каждый день представлял встречу с великими воинами Волчьего Короля, и вот он шагает среди них в самом разгаре битвы.

Командир отделения Серых Охотников — Гай сразу распознал цвета наплечника — сказал что-то на фенрисийском, фразу, которой не было в глоссарии книги. Вокруг оставались орки, и у космодесантников не было времени узнать, отдал ли Космический Волк команду или поприветствовал незнакомца.

— Хьольда! — ответил Гай, ухмыляясь под при мысли, говорит по-фенрисийски в присутствии прославленных воинов легендарного мира.

Взревевший орк бросился на застывших друг перед другом космодесантников, заставив вожака Серых Шкур развернуться с поднятым для парирования удара ножом. Гай выстрелил из болт-пистолета в подбиравшихся сзади ксеносов, всадив в каждого орка, как его учили, по три снаряда — зеленокожих было до смешного трудно умертвить навсегда.

Два отделения разделились инстинктивно: жестокость рукопашной схватки охватила оба отряда астартес, и один не хотел мешать другому. Держа в голове, что спину прикрывают изничтожители сержанта Годана, Гай, не беспокоясь о тылах, бросился в бой. Цепной меч разгрызал броню вместе с поддоспешником и плотью; рычащие зубья рвали и металл, и кости. Орки попали в окружение Космодесанта-примарис и сражались со свирепостью загнанных в угол зверей. Тесаки и дубины оказывались малоэффективными, и тогда зеленокожие ломали о керамит свои когти и клыки.

Стараясь не отвлекаться от битвы, Гай всё же поймал себя на взгляде мимо ксеносов, чтобы хотя бы мельком поглядеть на бой фенрисийского отделения. Помня внедрённую коуловыми машинами информацию и прочитанное в путеводителе, Гай надеялся лицезреть воплощённую безумную дикость, что фенрисийские Волки обрушат на врага. Однако происходящее трудно было связать со словами «безумие» и «дикость». Каждый Космический Волк сражался как часть отделения, каждый прикрывал другого и при первой же возможности наносил удар. Вместо группы диких драчунов перед Гаем сражалась зловеще-эффективная команда профессиональных убийц.

Отбивая рукой удар топором, Гай провёл зубьями цепного меча по груди следующего орка. Отделение «Люпус-шесть» сражалось вместе в течение трёх лет. Волки-примарисы проводили почти каждую свободную минуту похода в тренировках и совершенствовании боевых доктрин. Тем не менее, теперь у заступников появился пример работы фенрисийского отделения, и Гай осознал, что он и его братья сражались скорее как машина, нежели живой организм. Они были эффективны, но лишены уникального стайного единения.

Ход боя приблизил два отделения друг к другу: перворожденные фенрисийцы отступали из ранее охраняемого здания под натиском нескольких десятков орков.

— Я сержант Гай, — поприветствовал лидер заступников командира фенрисийского отряда, попутно разбив гардой цепного меча зелёную морду. Космодесантник заговорил на готике: непонимание во время первого разговора подорвало уверенность Гая во владении ювиком.

— А я Улль, из великой роты Убийц Змиев, что под командованием лорда Крома Драконьего Взора, — ответил Космический Волк на том же языке. Акцент фенрисийца выделял каждое слово. Вожак Серых Шкур уклонился от потрескивающего лезвия тесака и болтером выбил землю из-под ног орка, и пока ксенос падал, следующим движением Улль вонзил острие ножа ему в затылок. — Больше известен как Первострел.

У Гая не было славного прозвища. Даже его рота, прикреплённая к факелоносному флоту, пока не получила официального обозначения. Он решил сымпровизировать, не желая показаться грубым.

— Мы — сыны Русса под командованием лейтенанта Касталлора. — В нагрудник Гая с близкого расстояния ударил снаряд. Он отрубил когтистую руку с пушкой, и рычащий орк отшатнулся назад. Мимо пробежал Эгрей, перерезав ножом ксеносское горло.

— Сыны Русса? — Лицо фенрисийского сержанта скрывал шлем, но в вопросе сквозило сомнение. — Это как?

Объявился Доро. Космодесантник-примарис стрелял из болт-винтовки куда-то между двумя командирами. Гай вонзил цепной меч в орочью грудь, и, когда ксенос согнулся, перерубил тому позвоночник, — ксенос пытался схватить его боевого брата за руку. Сержант «Люпус-шесть» не был уверен, с чего начать — с возвращения лорда Гиллимана, Коула, объявления крестового похода Индомитус… Должны же быть какие-то протоколы ознакомления сынов Фенриса с основополагающими концепциями новой эпохи.

— Кто тебе сказал, что вы сыны Русса? — потребовал Улль, в то время как Доро ринулся помочь Эгрею. — Вы кто вообще такие?

Вот это гораздо более простой вопрос. Гай раскроил пистолетом череп собирающего выстрелить орка. Ксенос отшатнулся в сторону, выпустив очередь в ферробетон. Улль тут же ударил его коленом в морду, и, когда зеленокожий неуклюже зашагал вперёд, свернул ему шею. Чтобы удостовериться в смерти противника, Гай ударом ноги размазал его голову по поверхности. Теперь он мог ответить командиру фенрисийцев.

— Мы космические десантники, Первострел. — Гай ухмыльнулся, преисполненный радости говорившего правду человека. На секунду он задумался, не находился ли он в очередной симуляции; происходящее казалось слишком удачным, чтобы быть правдой. — Воины-примарис, новое поколение астартес из геносемени Лемана Русса, Короля Волков. Мы прибыли на помощь.

Рассматривая палубу, Арьяк внезапно заметил сходство между фенрисийцами и зеленокожими ксеносами. Народ Фенриса так же искусно менял окружающий себя мир, как и орки. Если не считать вида из бронированных окон, Каменный Кулак не взялся бы утверждать, стоит он в одной из многочисленных палуб звездолёта или в залах Этта. Поверх родных палуб корабля мастера положили толстенный слой пластали — нельзя было сказать наверняка, где заканчивается материал древнего звездолёта и начинается работа ремесленников Влка Фенрика, укрепивших и украсивших корабль в соответствии с нуждами великой роты Гримнара. Точно так же, как орки, чтобы воссоздать укоренившийся в их ксеносском сознании образ поселения, выстроили из внутренностей судна целый город, так и Арьяк вместе с братьями по всему кораблю развешивали знамёна, трофеи и рисовали символы вирдлейфа.

Орки захватили большую часть внутренней территории скитальца, оберегая и сохраняя его целостность гравитационными лучами и полями энергий. Однако ксеносы почти не тронули внешнюю поверхность объекта. «Готтрок» не обладал достаточной военной мощью и грозными система оборону, и, приняв во внимание все расчёты, флотилия Чемпионов Фенриса расположилась в нескольких сотнях метров от медленно плывущего скопления металла. Непродолжительная бомбардировка принесла мало пользы и истощила боезапасы, и без того потрёпанные длительностью кампании; огонь же из энергетических орудий высосал почти всё из плазменных реакторов, а они уже много лет не получали должного ухода от железных жрецов.

Проблему орков нужно было решать изнутри.

Точкой высадки для первого штурма стала территория крепости, но теперь плацдарм было решено закрепить несколькими палубами ниже, чтобы обеспечить боевую группу множеством маршрутов для патрулей и вылазок и возможностью массированной контратаки. Фундаментом башни, которая уходила в пустоту, расширяясь до импровизированного дока, являлись два больших бункероподобных комплекса на верхних палубах судна— там боевые корабли ордена могли приземляться почти мгновенно — и столь же быстро улететь, если «Готтрок» начнёт тонуть в Вечной Ночи.

Чтобы избежать подобного хода событий, на «Железном ярле», вдали от психического шума орков и их колдуна-военачальника, нёс вахту Ньяль или один из других выживших рунических жрецов. За последние несколько дней уже дважды великую роту приводили в готовность к эвакуации по требованиям жрецов, но колебания иного моря рассеивались прежде, чем снова поглощали скиталец.

Арьяк смотрел вдоль складских отсеков по правому борту старого грузового судна — Чемпионы Фенриса пробили каждый из них, создав поле огня в полумилю длиной и в её четверть шириной. По обе стороны от зоны поражения располагался лабиринт полуразрушенных коридоров и помещений, некоторые из которых являлись палубами этого же корабля, другие — соседних. Орки удерживали большую часть запутанных коридоров, однако после нескольких попыток штурма зеленокожие осознали, что линию обороны Гримнара так просто они не прорвут.

В свою очередь, у самих Волков возможностей для нападения на идолодержащий город и его чудилы-правителя было не больше. Великий Волк проинструктировал рунических жрецов и имперских астропатов посылать сообщения с призывом о помощи всем, кому представлялось возможным, включая дислоцирующиеся в относительной близости силы самого ордена. И до сих пор пустота не приносила никаких ответов.

До сих пор.

Ньяль созвал совет, обосновав своё решение тем, что получил новое видение относительно судьбы ордена и деяний Логана Гримнара. Арьяк уже ждал, вместе с лордом Гримнаром, Ульриком Убийцей и самыми старшими вожаками стай волчьей гвардии.

Хотя военный этт частично украсили в стиле родного фенрисийского очага, Волки не разрушили ничего, что не могло быть помешать отступлению. Фенрисийцы оставили мебель, за исключением двух больших рабочих столов из оружейной, где теперь располагалась нарисованная от руки карта ближайших окрестностей, основанная на нескольких топографических снимках и значительно дополненная информацией из вылазок Великого Волка и его воинов. В центре изображения находился рисунок орочьего форта, накаляканный по памяти о последней битве. Карту начертили на широком куске грубой ткани, найденном в трюмах «Чести Всеотца» — старого паруса корабля самого ярла, который кто-то в один из прошедших лет или столетий унёс в закрома по причинам, о которых уже не помнят. Свернуться чертежу не давали рунические камни, кружки, свежие черепа орков и прочие предметы недолговременного пользования.

— Будь у меня ещё хотя бы пятьдесят воинов, мы бы прорвались по этим узким проходам вот здесь. — Гримнар подобрал орочий клык и положил его на карту, объясняя ситуацию Железному Клыку и Хорготу, только что вернувшимся с периметра. Два Волка склонились над столом, чтобы взглянуть, куда указывает Великий Волк, — на обоих ещё блестела орочья кровь. — Оттесним орков и перебросим все силы в помещения вокруг командного мостика, но в пределах полумили от реактора.

— Будем надеяться, что Ньяль принесёт вести о подкреплении, — сказал Железнозуб.

— Надежда — добровольная слепота к правде, — ответил Ульрик. — Надежды смертных лишь слегка трепещут нити судьбы. Сотрясают же их — славные подвиги!

Убийца не снимал волчий шлем с тех пор, как началась атака, оставаясь мрачным и непреклонным; будто отмеченным самой смертью. Как бы сильно Арьяк ни восхищался бывшим наставником Великого Волка, из-за многочисленных попыток отбросить орков назад растущая агрессия Ульрика начинала ослабевать. Хотя верховный волчий жрец казался таким же неуязвимым, как и всегда, в последнее время в нём появилась неутолимая жажда битвы, будто старик стремился победить в последней великой битве для своей саги, прежде чем неизбежное оборвёт его нить.

Однако в этом вопросе Арьяк был с ним солидарен.

— Нельзя выковать сталь из воздуха, — добавил он, отворачиваясь от окна. — Пятьдесят воинов не возьмутся из ниоткуда.

— Если думаешь меня упрекнуть — это не пустая надежда, — проворчал Логан, отрываясь от карты. Арьяк ни в коем случае не хотел обвинять Великого Волка, но не стал тратить время на отрицание — было понятно, что Король Фенриса пребывал не в лучшем расположении духа. — Я не напрасно умоляю безразличные небеса вложить меч в пустые ножны. Когда придёт помощь, мы должны быть готовы нанести удар.

— Не забывайте об этом, Великий Волк, — раздался с порога голос Ньяля. — Но и не зацикливайтесь на какой-то идее.

Повелитель Рун вошёл в зал. Лицо жреца с широко раскрытыми и блестящими под копной рыжеватых волос глазами блестело от пота. Посох овевал мягкий золотой ореол. Вокруг хранителя рун танцевали тени, хотя освещение люменов оставалось таким же. Арьяк почувствовал, как за тяжёлой бронёй по его коже поползли мурашки от присутствия варпа.

— Я побывал в вирдовом море и принёс весть величайшей важности и срочности, — объявил Зовущий Бурю, подходя к столу. — Знамения, подобных которым мы не видели с тех пор, как на звёзды опустилась Вечная Ночь!

— Ну так рассказывай побыстрее, — зарычал Ульрик. — А театральность скьяльдов прибереги для будущих песен.

Ньяль уставился на Убийцу, застигнутый врасплох тем, что его прервали во время такой речи. Спустя несколько секунд он окинул взглядом комнату, и взгляд рунического жреца упал на Великого Волка. Зовущий Бурю протянул к нему руку.

— Несмертный король, что восседает на самих звёздах, от семени Всеотца! Посланный нам с незапамятных времён! — продолжал рунический жрец. — За королем следует армия, чей марш сотрясает небеса. Свет их глаз ярче звёзд! Он пронзает тьму и разгоняет тени! Они ищут нас! Ищут Великого Волка! Их неуслышанный клич тихнет в глубокой пустоте, отдаётся эхом в никуда. Они зовут! Они ищут! На фоне красной луны поднимается волк, он воет в ответ на зов, что рассеивает бурю. Бесчисленные сыновья толпятся у Этта и поднимают шум, требуя входа. С ними — смерть, но Фенрис высвобождается из тисков Хель и снова предстаёт перед светом Всеотца.

Ньяль ссутулился, насколько позволял терминаторский доспех, и опустил глаза в пол. Сияние посоха угасло, и тогда рунический жрец шёпотом продолжил.

— Но есть и дурная звезда. Зелёный гигант пожрёт сынов Волка, прежде чем будет сражён. Король должен преклонить колени, и лишь тогда разорвутся злые нити. Жажда убийства будет свирепа, а улыбки, — как волка, так и врага — багровы. Один неверный шаг — и все падут жертвой ярости зелёного великана и заблудшего одинокого волка, изгнанного из стаи и преследуемого братьями.

В зале воцарилось молчание, нарушенное Хорготом.

— Так что, значит, ждать подкрепления? — спросил волчий гвардеец.

— Это значит, что оставаться здесь больше нельзя, — едва слышно произнёс Логан, щурясь на Ньяля. — Я прав, рунэтэн?

— Вселенская история движется, и не вокруг этого места, — кивнул Зовущий Бурю.

— Ты не видишь смысла собственного видения, — заключил Великий Волк. — Существует лишь один сын Всеотца и несмертный король, что может вернуться. Оглянись вокруг! Империум терпит крах, нашу галактику пожирает Вечная Ночь. Неужели ты не видишь, что наступила эпоха последних битв? Разве красное солнце во снах сулит заката земной жизни?

И тогда заговорил Ульрик. Глубокий голос старого Волка доносился из-под шлема, но звучал совершенно иначе. Волчий жрец произнёс слова, которые каждый воин Этта знал наизусть.

— Внемлите мне чутко, братья мои, ибо почти не осталось дыхания в груди моей. Настанет неблизкий час, когда сам орден наш будет умирать, как ныне умираю я, и соберутся враги наши, дабы изничтожить нас. Тогда, дети мои, я услышу ваш зов, в каком бы загробном царстве ни томился, и вернусь к вам, как бы ни запрещали то законы жизни и смерти.

К следующей строке пророчества добавил свой голос Железный Клык.

— Когда придёт конец, приду и я.

Следом присоединились и остальные. Арьяк произносил слова без раздумий, словно они слетали с языка по собственной воле.

— В Последнюю битву.

После чего заключительную фразу произнёс один Гримнар.

— Во Время Волка.

В комнате вновь воцарилась тишина, нарушаемая биением двух сердец и отдалённым грохотом выстрелов.

— Час Волка, — Арьяк произнёс два слова с особым благоговением.

— Возможно, — ответил Ньяль, выпрямляясь. Сухое заключение разрушило магию пророчества, что объединило Волков. — А может и нет. Видения никогда не бывают настолько простыми.

— И какой же иной смысл возможен у такого видения? — спросил Великий Волк. — Разве мы не на краю пропасти? Пробил Час Волка, и Русс вернётся!

— Всё не так просто, — добавил Ульрик. — Ты слушал, но не обратил внимания на слова. Русса призовут не мольбы слабых и сокрушённых. Волчий Король внемлет лишь нашему зову! Мы — сыны Фенриса! Само пространство и время разорвётся от нашего воя!

Гримнар кивнул, уставившись на волчий шлем Убийцы. Затем кивнул снова, более решительно, как будто принял решение. Кулак Верховного Короля Фенриса сжался вокруг рукояти топора Моркаи у стола, но Великий Волк его не поднял. Следующие слова магистр Космических Волков произнёс тихо, но с не меньшей силой и убеждённостью, чем боевой приказ.

— «Готтрок» станет нашим испытанием, — объявил он. — Мы закончим сагу не жалобным скулежом, а с клинками в руках и боевыми кличами на устах. Братья, наши нити разошлись во многих судьбах, но наступила иная эпоха. Пришло время схватить их в кулак и завязать в узел, который не развязать никому. Мы пойдём в бой как один, и как один наша нить продолжится или сгинет!

Ньяль пригладил бороду.

— Зов будет отправлен, — ответил он. — Вой возвращения в Мир Очага пронзит пустоту, возможно, даже пространство за её пределами.

— Я передам Гаммалу, чтобы готовил корабли к возвращению на Фенрис, — добавил Арьяк.

— Кто-то должен остаться на «Железном ярле», присматривать за этой каменюгой, — сказал Гримнар.

— Если ваши уста вымолвят моё имя, я вдарю молотом, и плевать, что вы мой король, — предупредил Арьяк. — Я хранитель очага, а не сторожевой пёс.

Губы Логана скривила полуулыбка. Он обдумал следующие слова и искренность угрозы Каменного Кулака.

— Моя стая побудет на страже, — предложил Железный Клык, выведя командиров из тупика. — Будет лучше, если на страже останется воин без камней в бошке.

Логан ещё несколько секунд не сводил с Арьяка глаз; по сравнению с хмурым выражением лица Великого Волка в последнее время, нынешние морщины на его лбу казались не такими уж и глубокими. Если бы Арьяк попытался угадать мысли своего господина, то, решил бы, что Великий Волк рад хотя бы на время покинуть «Готтрок». Небось, Логан уже считал свою клятву глупостью, но не мог от неё отречься.

— Мы ещё вернёмся, — пообещал Великий Волк, стукнув Железного Клыка по плечу. — В поисках славы или смерти, как Волчий Король. Вернёмся. Обязательно.

— Там ещё тысячи орков.

Полковник Гандер не отличался внушительными размерами, будучи мужчиной не более полутора метра ростом, средних лет и с выпиравшим из-под его серо-зеленой рубашки животиком; в местах под мышками и на груди темнели пятна пота, а на щеках торчала многодневная щетина. Камуфляжные брюки были небрежно заправлены в потёртые и заляпанные грязью и кровью ботинки. Между пальцами полковник удерживал палочку лхо, почти про неё забыв, но так и не выбросив к остальным, чьи раздавленные подошвой окурки усеивали пол командного павильона.

— А, может быть, даже десятки тысяч, — продолжил он.

Улль судил о Гандере не по заурядной внешности, а по поступкам, и полковник заслуживал права стоять в обществе таких могущественных командиров, как Кром Драконий Взор и капитан Орстанца. Когда другие, включая начальство полковника, отступили перед лицом высадки орков, Гандер вместе со своим полком остались на позициях и сдерживали ксеносов до тех пор, пока не эвакуировался имперский командующий, а близлежащие гражданские лица не укрылись за стенами Венизиума. Даже после высадки объединённых сил Космодесанта Гандер продолжал водить солдат обороны в рейды на орочьи позиции. Однако сейчас полковник выглядел смятённым известием, что Кром отзывает свою великую роту.

— Мы не бросаем тебя, полковник, — настаивал волчий лорд. Командир Космических Волков то и дело расхаживал взад-вперёд, задевая брезент крыши взъерошенными волосами. — Здесь останутся Драконьи Копья, на какое-то время останется прилетевший корабль из флотилии Индомитус, он поддержит с орбиты. Останутся прибывшие с ним жрецы и все остальные.

— Хоть я не поддерживаю решение волчьего лорда немедленно уйти, с его оценкой ситуации я согласен, — добавил Орстанца.

Капитан Драконьих Копий — название ордена забавляло Крома с тех пор, как они объединили силы, — выглядел как классический имперский герой, словно статуя, высеченная из камня: квадратная челюсть, коротко подстриженные волосы, аристократические черты лица. Как подметил Улль, капитан Орстанца являл собой противоположный Гандеру образ.

— Орки уже нанесли основной удар. Всё, что от нас требуется, — не допустить повторного объединения их разрозненных армий. Лейтенант Касталлор согласился временно усилить мою роту тридцатью новыми космодесантниками-примарис, включая новые виды боевой техники, в существование которых, честно сказать, я бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами.

— Ага, и потому все остальные вместе со мной без угрызений совести возвращаются на Фенрис! — ухмыльнулся Драконий Взор и окинул взглядом Улля, волчьего гвардейца Краки и трёх других выживших вожаков старших стай: Торвеля Кровавого Кулака, Асвери Стремительного и Дрога Плугомеча. — Как я понимаю, всех уже привели к присяге? Клятвы, насколько я знаю, даны. Сынов Русса больше нет, теперь они — Убийцы Змиев.

— Да, повелитель, все двести восемьдесят астартес, — ответил Краки, который провёл большую часть утра, принимая клятвы верности космодесантников-примарис. — Технически, они теперь Кровавые Когти, но лейтенант Касталлор — человек строгий, поэтому я решил не оповещать его о смене цветов.

— С таким количеством космодесантников мы уничтожим орков ещё быстрее! — протестовал Гандер. Для неаугментированных людей было необычно проявлять такую твёрдую решимость перед устрашающими воинами Адептус Астартес, однако, как полагал Улль, за последние недели полковнику приходилось видеть вещи и похуже, и терять Гандеру было нечего.

— Мои астропаты твердят, что в их головах беспрестанно звучит волчий вой. Зов моих братьев слышен даже сквозь рёв зеленокожих, — ответил Кром. — Великий Волк издал клич, он созывает всех в Этт. Убийцы Змиев должны вернуться. Даже если бы не приказ Верховного Короля вернуться в мир очага, новости о воскрешении Гиллимана и новой войне не могут ждать — дар «Примарис» необходимо без промедления доставить на Фенрис.

— И держу пари, это сделает самая многочисленная великая рота из всех, — добавил Улль.

— Ах-ха-ха, так точно! — расхохотался Драконий Взор. — Как представлю, что мы входим в Зал Великого Волка с таким количеством прекрасных воинов! Черногривый и Красная Пасть — да вообще все мьодом поперхнутся!

Улль имел в виду, что подкрепление крайне необходимо для выживания ордена, но вожак Серых Шкур решил не поправлять своего господина. Склонность лорда Крома к соперничеству временами приводила к тому, что великая рота с головой погружалась в самые ожесточенные и кровопролитные из сражений Империума, но, нужно отдать волчьему лорду должное — за многочисленные победы Убийцы Змиев были окутаны великой славой.

— С вашего позволения, лорд Кром. Нам следует готовиться к транспортировке на орбиту, — заговорил Асвери. — Новобранцы уже погружаются на десантные корабли.

— Ох, точно! Вы их вообще видели, эти новые «Владыки»? — заорал на весь шатёр Драконий Взор. Волчий лорд так активно махал руками, как будто боевые корабли стояли прямо перед ним. Кром перевёл взгляд на Орстанцу. — Ты их видел? Огроменные. А пушек сколько! Скоро я воспользуюсь ими сам.

— Новшества архимагоса Коула и впрямь великолепны, — согласился Орстанца, в кои-то веки разделяя энтузиазм волчьего лорда. — Надеюсь, мой орден тоже вскоре получит благословление факелоносным флотом. Клянусь Золотым Владыкой, Драконьи Копья нуждаются в любой доступной помощи.

Краки отвернулся и подал знак уходить остальным, в то время как два командира продолжали обсуждать достоинства возвращения Гиллимана и инициацию крестового похода Индомитус.

Снаружи шатра Улля уже какое-то время ждал Гай. Отделение сержанта стояло чуть поодаль. Лагерь имперцев был разбит недалеко от отвоёванного космопорта. Одна из внешних платформ служила местом сбора, в то время как на верхних перронах боевые корабли ожидали астартес, пыхтя работающими на холостом ходу двигателями. Серые Шкуры припарковали «Носорог» недалеко от павильона полковника — кто-то из стаи забрался на крышу боевой машины, а кто-то ожидал своего вожака внутри.

— Сержант Улль! — окликнул вожака Гай и шагнул вперёд, чтобы перехватить командира Серых Шкур. — Всё хотел сказать, для меня было честью сражаться с вами бок о бок.

— Верно, — ответил Улль, не зная, что тут можно сказать. Гай снял шлем, обнажив измождённые черты лица, покрытые молодой щетиной. — Решил бороду отрастить?

Гай потёр подбородок.

— Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулся он. Сержант-примарис, по всей видимости, хотел сказать что-то ещё, но не стал. Гай глянул через плечо Улля в сторону боевых кораблей. Какое-то мгновение лицо сержанта помрачнело, но затем он вернул прежний взгляд вожаку стаи. — Счастливого пути. Да хранит вас Император.

Улль уже собирался идти, но что-то в серьёзном выражении лица Сына Русса было такое, что удержало его на месте. С такими лицами дети сидят у костра и слушают рассказы о Небесных Воинах из скьяльд-эллины и восхищаются их мифическими подвигами. Эти же космодесантники-примарис отныне являлись братьями по роте, будучи частью Убийц Змиев.

— Всеотец, — поправил он. — Альфатир. Так мы его называем.

— Ах, конечно. Я помню. Альфатир. Создатель. Владыка всех королей.

— И мы говорим «Русс ханд», когда прощаемся с братьями.

— Рука Русса? — догадался Гай.

— В точку. Да защитит тебя рука Русса во время пути, — объяснил Улль. Он посмотрел на отделение Гая, а затем на свою стаю. — Какова ваша специализация? Чем занимается твоя стая?

Гай на мгновение задумался, расшифровывая вопрос, прежде чем опечаленно покачал головой.

— Мы Серые Охотники, — привёл пример Улль, указывая на наплечники космодесантников Серых Шкур. — А вы?

— Мы заступники.

— Заступники? — Улль повторил незнакомое слово. — Что-то новенькое. За кого вы заступаетесь?

— Наш лейтенант Астопит учил, что наша роль схожа с таковой у тактических отделений перворожденных астартес. Сражаться на передовой.

— Тактическое отделение, значит, — разобрался Улль, постучав костяшками пальцев по нагрудной пластине. — Почитатели Кодекса иногда пытаются называть так и нас. А мы не обращаем внимания.

Затем наступила неловкая пауза. Улль почувствовал приязнь к незнакомцу, хотя сознавал, что за цветами Волков скрывался вышнеземец.

— Русс ханд, — наконец произнёс Гай, переминаясь с ноги на ногу, но ещё не зашагав к своим. — Лейтенант Касталлор приказал всем силам прибыть на борт.

Улль ещё раз оглянулся на «Носорог».

— Отныне твой повелитель Кром Драконий Взор. У тебя немного воинов, да и моя стая не в полном составе. Вы, конечно, чутка высоки, но если не возражаете прокатиться на крыше, то могли бы отправиться с нами.

Гай улыбнулся, но счастливое выражение лица мгновенно сменилось хмурым.

— Думаю, подобный поступок станет неподчинением приказу вышестоящего.

— Я в десять раз старше тебя, Гай, — заворчал Улль. — Я стану варангиром, как только вернёмся в Этт. Если это не делает меня вышестоящим, тогда что?

Улль почти своими глазами видел, какая ужасная война разразилась в душе Гая.

— Если вы хотите стать частью великой роты, то придётся изучить наши пути. Верность — вот наше железо. В ней наша связь и наша сила. Если ты хотя бы задумаешься о предательстве брата, я выслежу тебя и прирежу как последнего подонка. Однако что есть подчинение?.. — Улль взмахнул рукой в двусмысленном жесте. — Подчинение — это не то же самое, что верность.

— Кажется, дошло, — медленно произнёс Гай. Улль услышал шипение вокс-связи, прежде чем сержант-заступник заговорил снова, повернувшись к своим бойцам. — Отделение, новые приказы. Едем с Серыми Шкурами Улля. Нас ждёт культурная ассимиляция.

Улль заметил реакцию космодесантников Гая — что-то между недоумением и сюрпризом. Он вполуха слушал их осторожно сформулированные вопросы по вокс-связи; такие вежливые по сравнению с «беседами» его Серых Шкур.

Мудире прибыл в аудиатус пораньше в надежде воспользоваться большим столом и разобраться с текущей документацией. Все остальные помещения любого сопоставимого размера использовались космодесантниками-примарис для их военных изысканий. Деревянные двери раскрылись, и, к несчастью Мудире, трём его коллегам-историторам пришла в голову та же идея; стеклитовую столешницу уже громоздили книги, стопки бумаг и плексистеклянные листы разного формата. У вокс— и видеопроекционных станций хлопотал серв, подготавливая устройства к предстоящей конференции.

Копла-вар оторвался от записей, заправляя прядь круто завитых чёрных волос за ухо. В левую часть его лба был вмонтирован мнемонический трекер, в центре которого мигал синий огонёк, — прямо как третий глаз. Как и Мудире, Копла-вар занимался своими делами в серовато-синей офицерской форме Логос Историка Верита, хотя на груди историтора красовался алый кушак. Мудире посчитал, что таким странным способом на планете Копла-вара люди привлекали к себе внимание, однако он не собирался тратить своё время на выговоры по поводу соблюдения стандартов ордена.

Мудире переключил внимание на второго историтора и груду работ, заполнявших пространство перед соседним креслом, после чего один из основателей ордена вновь вперил взгляд в Копла-вара.

— Прошу прощения, — произнёс Копла-вар и принялся собирать разбросанные вблизи бумаги, в результате чего задел своим локтем локоть сидящей рядом Оковени Балковяз. Та раздражённо зарычала, но не подняла глаз от изучаемого мелкого шрифта.

За свою жизнь Мудире едва ли обменялся парой слов с бывшей компилятором-майорис Адептус Терра, за что благодарил судьбу, учитывая её обыденно агрессивное поведение. Подушечку следовавшего за текстом пальца чуть приплюснуло время работы стенографисткой. Предоставленные Мудире записи говорили о том, что женщина провела годы в качестве низкопробного копировальщика, однако внезапная и необъяснимая смерть начальника Оковени привела к её росту по служебной лестнице — сначала до положения интерлокутора, а затем и до всех привилегий позиции компилятора. По земным меркам ей было под сорок, но выглядела женщина лет на двадцать старше. Лицо историтора, морщинистое и сухое, с шелушащейся вокруг носа и на висках кожей, излучало тяжело прожитое время. Светлые волосы Оковени уже начинали седеть. В её личном деле указывалось, что до сих пор женщина противилась омолаживающему лечению, однако если она захочет остаться на своём месте, то в какой-то момент даме всё-таки придётся отдаться медикам.

То, что она за свою жизнь поднялась на целых семь ступеней, свидетельствовало не только о превосходных аналитических способностях и опыте в области сбора данных, но также и о голодных амбициях и безжалостности, которые Мудире наблюдал нечасто среди поднявшихся из столь низкого происхождения. Тяжёлый детский труд в схолам Адептус Терра лишал целые классы клерков всякого чувства высшей цели, а если этого не происходило, то человек забывался после нескольких лет дальнейшего обучения у счетоводов или рутинной работы в кабинете-ячейке.

Третьим гостем являлась λ-34-Элиптика, лексмеханик, прикомандированная из Департаменто Муниторум. На первый взгляд техножрица казалась обычным человеком, но Мудире знал, что подобных людей по внешности лучше не судить. Иногда он подмечал резкие движения под её мантией во время ходьбы или поворотов — как будто там, под плащом, что техножрица носила поверх униформы, сокращались не мышцы, а шестерёнки. Как и большинство представителей её профессии, лексмеханика сопровождал аромат благовоний, мешанный с жирной смазкой и слабыми электрическими разрядами. Навыки распознавания образов λ-34-Элиптики, без сомнения, усиленные встроенными метрикуляторами и прочими марсианскими технологиями, теперь помогали ей в сопоставлении документации. Техножрица всего за несколько минут выявляла противоречия и пробелы в трудах историторов. λ-34-Элиптика выглядела достаточно представительной, но в глубине души Мудире не слишком нравилась её роль, теребившая воспоминания о дотошности учителей из детства.

Мудире сел напротив Копла-вара и бережно разложил принесённые книги на три стопки: исходные заметки и наблюдения, переработанный текст и скомпилированная и отредактированная рукопись. Глава ордена хранил копии всех текстов на информационном кристалле в футляре с замком-отпечатком большого пальца на поясе. Однако один из четырёх основателей всё же предпочитал работать с обычной бумагой и ручкой — ещё один пережиток образования терранской аристократии, в котором чистописание считалось намного более важным навыком, чем машинопись и стенография.

— Ещё чуть-чуть, — нарушил тишину Копла-вар, шустро постукивая кончиками пальцев по гласситу.

— Да, мы почти добрались до системы Фенрис, — подтвердил Мудире.

— Ага. Ещё один переход. Ещё один варп-прыжок. — Копла-вар шмыгнул носом и тихонько кашлянул. Мудире заметил признаки нервного тика коллеги, когда «Неизбывная ненависть» только готовилась покинуть основной флот.

— Кустодий Вичеллан желает, чтобы мы были готовы записывать всё происходящее, — объявил Мудире. — Целью нашей экспедиции являются исторические документы, однако наша роль — шире и заключается в том, чтобы фиксировать все аспекты разворачивающейся вокруг нас истории.

— С момента образования Цикатрикс Маледиктум с орденом Космических Волков не было установлено ни одного подтверждённого контакта, — вставила Элиптика. — Быть может, мы окажемся первыми задокументировавшими их кончину.

— Не слишком обнадёживает, — прокомментировал Мудире, положив три стилуса рядом со стопкой свежей бумаги. — Если Космические Волки и впрямь истреблены, у меня нет совершенно никакого желания столкнуться с врагом, которому оказалось это под силу.

— Миссия требует, чтобы мы исследовали Фенрис в отсутствие его защитников, — ответила Элиптика. — К нам приписано более роты Космического Десанта-примарис. Я уверена в успехе.

Раздражённое ворчание Балковяз заставило Мудире на время умолкнуть. Основатель взглянул на разложенные перед ним стилусы. Все три начинались с одинаковых, невзрачных цилиндров из серебристого металла с мягкой пластековой рукояткой и скользящим переключателем сбоку. Однако каждый был уникален; каждый служил Мудире товарищем, с которым его связывала отдельная история: этот, любимый, имел потёртости от нажатия большим и указательным пальцами, этот приобрёл багровый оттенок, когда упал в лужу крови на Аркетрии, а вон тот — почти нетронутый и хранимый Мудире с единственной целью подписывать законченные труды. Облик последнего теперь очерняла царапина: над Спиридосом III во время падения в условиях турбулентности один из других ударился о него в сумке; Мудире воображал, что стилус изуродовал собрата из ревности к возвышенной роли последнего. Конечно, этой мыслью Девен ни с кем не делился, ведь стилусы должны служить всего лишь ручками, но никак не друзьями. Они — инструменты, недостаточно сложные даже для того, чтобы заиметь собственный дух. Мудире ведь не мог и в самом деле верить, что тонувший в крови писал лучше во время записи отчётов о битвах?

— Приятно работать с одним из четырёх основателей, — высказался Копла-вар, прерывая блуждающий ход мыслей Мудире.

— Ты уже говорил об этом. — Помимо того, что Мудире обучил полдюжины членов ордена, он работал бок о бок ещё с несколькими и лично свидетельствовал смерть троих. Лучше было не привязываться.

— Участвовать с самого на...

— Закройся, — рявкнула Балковяз, хлопнув рукой по столу. Выгнув спину, женщина вперила в Копла-вара пронзительный взгляд голубых глаз. Её голос оставался хриплым, почти надрывным, как будто историтор страдала от какой-то инфекции или другого недуга. — Если болтаешь без умолку, то, имей хоть каплю самоуважения и осознанности. Я представить себе не могу, по каким критериям тебя вообще выбрали на это место. Мы должны усвоить историю, стать её свидетелями. Это непрерывный путь из прошлого в будущее, и мы были избраны в качестве проводников этого пути. Нет такого момента, который имеет большую или меньшую важность. Каждое начинание вытекало из определённых обстоятельств и приведёт к новым. Наша задача — не выносить суждения о процессах, а наблюдать их, оценивать и документировать. — Оковень глубоко вздохнула, раздувая ноздри. — И именно этим я и пытаюсь заниматься, превозмогая твою болтовню.

Она вернулась к работе, не дожидаясь ответа. Копла-вар взглянул на Мудире притворно-пристыженными глазами, взглядом, который, как вспоминал историтор, он сам не раз использовал на занятиях с мастером Парданиусом.

Следующие несколько минут Мудире потратил на пересмотр записей о кампании в Новиомагусе-Главном. После того, как историтор заметил имя Гая среди отделений, первыми вступивших контакт с орденом Космических Волков, он надеялся поговорить с сержантом, чтобы получить представление об этой войне со слов непосредственного участника боевых действий. К сожалению, отделение «Люпус-шесть» не вернулось на «Неизбывную ненависть», вместо этого отправившись на фенрисийское судно «Гморли Хьяммар». По официальным отчётам имела место быть Администратум Эррациа, однако Мудире подозревал иные причины.

Он как раз решал, стоит ли включать этот лакомый информационный кусочек в записи, но его мысли прервало уже надоевшее шипение дверей. Глухой стук сабатонов и помехи в воздухе говорили о прибытии воинов в силовой броне. Первым в зал вошёл Вичеллан, а за ним шагали Касталлор и Астопит. В тот же миг ожил один из главных обзорных экранов, осветившись серо-зелёным изображением капитана Херкеля на главном стратегиуме. На время варп-перехода все внешние экраны отключили, закрыв их взрывозащитными ставнями толщиной во много дюймов.

Внимание Мудире привлекло движение где-то с краю экрана, и он решил понаблюдать дальше. Спустя пару мгновений появился коренастый мужчина с короткими волосами цвета вороньего пера, тоже одетый в униформу историтора и с инфопланшетом в руках. Мудире сразу же узнал Алека Трестиния, последнего члена его команды. По всей видимости, Трестиний решил, что стратегиум станет лучшим местом для документирования прибытия корабля в Фенрис.

— Милорды, переход через восемьдесят секунд, — произнёс Херкель, обращаясь к космодесантникам и кустодию. За великанами в доспехах следовала немногочисленная группа из техноадептов и должностных лиц, и, словно плетущиеся за своими хозяевами карлики, они заняли места за пультами управления.

Мудире поспешил убрать бумаги, чтобы очистить стеклитовый стол и находящийся под ним проектор. Так же поступили Элиптика и Копла-вар. Продолжала писать лишь Оковень, не обращая внимания на вновь прибывших вплоть до тех пор, пока на её бумагу не упала тень. Она подняла глаза, приоткрыв губы для замечания, однако, когда женщина увидела кустодия, выражение её лица внезапно подобрело, а сжатые в злобе мышцы тут же расслабились, — как у аниматрона, лишившегося зарядки. Рука Балковяз упала на стол, сломав кончик ручки о его стеклитовую поверхность.

Вичеллан наклонился мимо женщины и поразительно плавными для гиганта движениями сложил книги и остальные бумаги на край стола, подальше от проектора. Растерянные глаза Оковени переместились на стопку книг, после чего преисполненная благоговения историтор положила руку на её вершину.

Ни космодесантники, ни кустодий так и не присели, а лейтенант Касталлор занял место рядом с проекцией из стратегиума. Мудире вспомнил, что экспедицией руководит Адептус Астартес. Да, Вичеллан был жизненно важен для историторов в качестве советника, однако относительно главной миссии флота — доставки знаний о «Примарис» на Фенрис, — кустодий находился вне военной иерархии.

— «Драконий рёв» и «Гморли Хьяммар» должны были прибыть в систему Фенрис, — произнёс Касталлор, обращаясь к историторам. — Лорд Кром взял на себя обязательство передать информацию о нашей миссии всем дислоцирующимся в системе подразделениям ордена. Нас ждут.

Командный мостик забурлил внезапной активностью, сигнализирующей о начале перехода. Сигнал тревоги провыл бессловесное предупреждение, посылая по телу Мудире дрожь дурного предчувствия. Копла-вар закрыл глаза и крепко прижал руки к груди в молитве. Элиптика наблюдала за дисплеем стратегиума, в то время как глаза Оковени не могли оторваться от Вичеллана, как машинный дух ракеты от цели.

В момент перехода в глаза и уши Мудире словно вонзились раскалённые гвозди, вызвав спазм боли в позвоночнике. Резь чуть не опрокинула историтора со стула. Он выругался, изливаясь слезами и вцепившись в край стола. Во время пребывания в основном флоте подобные процессы проходили гораздо мягче: Мудире был уверен, что в рассказах об успокоительном воздействии лорда Гиллимана на варп скрывалась доля правды.

Вичеллан встал рядом, уже протянув руку, но не касаясь историтора.

— Я в порядке, — выдавил Мудире, заставляя себя выпрямить спину. — Просто... Ох… Не волнуйтесь.

Эмиссар Императус подозрительно всматривался в историтора ещё секунд пять, но затем вернулся на место рядом с лейтенантом. Обстановка была спокойной, и вместе с пост-переходной проверкой систем корабля скользнул в сторону и главный ставень. Для внутреннего канала связь казалась очень плохой, но Мудире смог разглядеть большую звезду, а орбиты её планет светились пунктирными линиями с номерами координат.

— Восстановление коммуникационных прото... — Херкеля прервал доклад младшего офицера, после чего капитан замолчал. Его зрачки переместились сначала на правый видеоэкран, а затем на фиксатор аудиатуса. — Нас уже окликают, милорды. Шифры Космических Волков. Предварительная разведка сообщает о пяти или более капитальных кораблях в непосредственной близости, все передают верные имперские идентификационные коды.

— Установите прямую связь, капитан. — Если Касталлор и был ошеломлён таким поворотом событий, то не подал виду. — Передайте их флоту наши шифры.

— Слушаюсь, лейтенант Касталлор.

Слуга, наблюдавший за экраном рядом с лейтенантом Астопитом, поднял руку, чтобы привлечь внимание своих господ, и секунду спустя дисплей с треском ожил.

Поверхность экрана заполнилась изборождённым морщинами лицом с проседевшими каштановыми волосами. За нижней губой говорившего сверкнули острые клыки.

— Моё имя — Энгир Погибель Кракенов, я волчий лорд Морских Волков, прославленный сын Фенриса и верный ярл Старого Волка, — представился воин, глядя прямо в канал янтарными глазами. — Я избран устами самого Великого Волка, и потому в слетевших с моего языка словах вы слышите его голос. Прислушайтесь к нему, иначе не миновать беды. Ваши корабли находятся на территории Фенриса, в независимых владениях Волчьего Короля. Никто не приходит сюда без приглашения и не уходит без разрешения. Не приближайтесь к Миру-Очагу. Продолжите следовать курсу, и Волки Фенриса сочтут такой шаг за нападение, и вас уничтожат. Попытаетесь бежать — мы начнём охоту и будем преследовать вас до самой смерти. Любой, кто ступает на нашу территорию, подчиняется суду Великого Волка. Смиренно дождитесь Верховного Короля, и всё пройдёт хорошо.

— Я лейтенант Касталлор, командир флотилии, отделённой от боевой группы «Ретрибутус» флота Примус крестового похода Индомитус. Мой господин...

— Нам прекрасно известно, кто возглавляет ваш флот, — перебил лейтенанта Погибель Кракенов. — Кром рассказал нам всё, что рассказали ему. Раскольник легионов вернулся и послал тебя с подарком в одной руке и кинжалом в другой. Повторяю ещё раз, прислушайся к моему предупреждению, узурпатор. Не приближайся к Фенрису.

Экран зашипел помехами и погас, дав сигнал серву его отключить. Касталлор нахмурился, и Мудире впервые опознал на лице офицера Ультрадесанта хоть какие-то признаки беспокойства. Затем его внимание привлекло царапанье пера по бумаге: Копла-вар напомнила историтору, что они должны были записать это событие.

Мудире оглядел свои стилусы, немного отвлекшись от окружающей обстановки. Историтор испытывал страх, но списал его на остаточный эффект варп-перехода. Он не ожидал, что из всех врагов, с которыми столкнётся крестовый поход, на пути Индомитуса встанут Космические Волки. Взгляд Мудире был прикован к кровавому стилусу, тому самому, которым так хотелось описывать битвы. Историтор и не подумать не мог, что воспользуется им так скоро.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ПРИДУМАТЬ НАЗВАНИЕ СТАИ

ВЫГОВОР ОТ ВЕЛИКОГО ВОЛКА

ТЯЖЕЛЕЮЩИЕ КЛЯТВЫ

Гай поднял кисть над горшочком с чёрной краской — накапать на палубу бывший сержант не хотел; в левой руке он держал наплечник, теперь красного цвета внутри сине-серой окантовки. Второй изогнутый элемент силового доспеха сох на скамейке с недавно нанесённой эмблемой Убийц Змиев, — ровно на том месте, где раньше красовалось обозначение Сынов Русса. Остальные члены отделения стояли за другими рабочими столами, обратив к своему командиру выжидающие взгляды.

— Всё так просто? — Гай повернулся к Уллю, который прислонился к двери оружейной палаты, пережёвывая кусок вяленого мяса. — Возможно, существует некий каталог дизайнов? Или, наверное, мне стоит подождать оценки со стороны лорда Крома?

— Это твоя стая, сам символ и выбирай, — рыкнул Улль. Вожак Серых Шкур тоже был без доспехов, но в отличие от серой формы Гая перворожденный щеголял в кожаных штанах, с лодыжек до колен стянутых ремешками, и в подбитом мехом жилете, оставлявшем открытыми руки и грудь. На левой стороне его груди Гай разглядел татуировку, которая повторяла узор из оленьих рогов на наплечниках всех Серых Шкур. — Чаще всего мы выбираем древние племенные символы, значение которых знают все фенрисийцы. Ты придумай что-то другое, что-то из своей культуры.

— А что, если я нарисую знак, похожий на символ другого отделения?

— Стаи, — произнёс Улль, казалось, в тысячный раз. Он поправлял Гая уже не задумываясь. Сначала «сержанта» на «вожака», теперь это. Однако на борту «Гморли хьяммар» самое известное космодесантникам-примарис словосочетание ни Гай, ни его воины произносить не осмеливались, — с тех самых пор, как Улль оскорбительно отозвался об использовании «Космических Волков» по отношению к ордену. — Ты не нарисуешь то же самое, потому что тебя потянет к другому. Перестань думать, послушай свои сердца.

Подобный ход мысли в равной мере радовал и смущал. Путеводитель упоминал об индивидуалистической природе фенрисийских племён, его автор также предположил, что эта особенность отразилась на многих традициях и обычаях обосновавшихся там космических десантниках. Возможность назвать своё отделение так, как ему заблагорассудится, пугала Гая, но внутри него жила тяга к свободе, безошибочно передавшаяся сержанту от его генетического отца. Преемники Русса отказались от учений Кодекса Астартес Робаута Гиллимана, и потому принятие собственной природы было одной из целей, к которой стремились братья новоиспечённой стаи.

Такая же ситуация сложилась и с размещением на борту корабля. По прибытии со стаей Улля «Люпусу-шесть» пришлось самим искать новое место в общежитии. Бойцы Гая остановились на главной казарменной палубе, поближе к остальным стаям. Вожаки великой роты оставили выбор Гая без вызова. Волки Фенриса понимали: раз новоприбывшим сынам Русса дозволили подняться на борт, значит и разрешение на проживание у них тоже есть. Подобный факт свидетельствовал не столько о слабости мер безопасности, сколько об уверенности астартес ордена, что никто из воинов Гая не посмеет вторгнуться туда, где им не рады.

Территория стаи Гая принадлежала только ей. Остальные Волки взаимодействовали с ней очень редко, за исключением Улля: старый вожак взвалил на себя труд превратить новичков во что-то более приближенное к представлению о воинах этта. Именно по этой причине Улль отвёл новобранцев в оружейную, чтобы перекрасить броню, и познакомил их с волчьим жрецом великой роты, габаритным космодесантником по имени Храк Железная Воля. Несколько дней спустя Железная Воля посетил каждую стаю. Он собирал отчёты о павших и пересказывая каждой стае саги о погибших в других. Выслушав песню о недавних смертях, волчий жрец окрестил Нейфлюра Скьяльдтонгом. Гай даже немного завидовал, ведь жаждал заслужить данное прозвище сам.

Новоиспечённый вожак довольствовался удовлетворением от того, что стая будет носить его имя.

— Вряд ли название стаи — такой процесс, в котором можно ошибиться, — высказался Доро. — Это ведь не тест.

— Не тест, конечно, но все остальные нас будут знать именно так, — ответил Гай.

— Я по-прежнему настаиваю на Дальних Клыках, — вставил Эгрей. — Или Клыки Издалёка.

— А мне по-прежнему кажется, что Дальние Клыки схожи с обозначением отделений с тяжёлым вооружением, — возразил Анфелис.

— И уж точно не добавят нам индивидуальности среди сынов Русса, — согласился Гай. — Ведь все космодесантники-примарис нашей роты прибыли издалёка.

Гаю тяжело было в это поверить, но «Гморли Хьяммар» уже возвращался в систему Фенрис. Окончание путешествия придало срочности вопросу названия и символа стаи. В течение десяти дней его должны были представить Логану Гримнару и другим достойным представителям Клыка — нет, Этта, постоянно напоминал он себе. Гай не хотел, чтобы о нём думали как о вышнеземце.

— Молодые Волки? — предложил Гарольд.

— Будут путать с Кровавыми когти, — закачал головой Улль.

— Я рассчитываю продолжать сражаться и через много столетий, — ответил Гай. — В какой-то момент мы перестанем быть молодыми.

— А вот в этом я не уверен, — вставил Нейфлюр. — Мы ведь немного, ну, особенные. Первые представители нового вида! Может, мы и вовсе не состаримся.

Гай обдумал эту мысль и вынул из сумки на поясе путеводитель. Он открыл нужную страницу с первой попытки — руническую систему письма и нумерацию в фенрисийской традиции. Поставив наплечник на верстак, он начал рисовать. Потребовалось всего несколько уверенных взмахов, и Гай отложил кисть в сторону. Вожак стаи откинулся назад, чтобы оценить работу — рунический эквивалент буквы «G» с одним более длинным вертикальным поперечным штрихом.

— Первые Волки Гая, — объявил командир, поворачивая наплечник к остальным.

— Хорошо, — оценил Улль. — Достаточно хорошо, чтобы предстать перед Великим Волком.

— Теперь нас точно ни с кем не спутают, — ответил Гай, укладывая наплечник обратно, в то время как его братья принялись перекрашивать свои. — Остальные сохранят обозначения крестового похода. Я не думаю, что офицеры «Неизбывной ненависти» позволят всем сынам Русса сменить цвета.

— Их там не будет, — пояснил Улль, вставая.

— Что вы имеете в виду? — Гай передал краску и кисть Эгрею. — Кого где не будет?

— Остальных космодесантников-примарис, — ответил Улль, удивлённый вопросом. — Ты вообще меня слушаешь? Видимо, нет. Великий Волк приказал, чтобы твои сослуживцы и их корабль ждали на границе системы. Он не доверяет их намерениям. Лорд Гримнар считает, что Гиллиман заменит наш орден на...

Улль махнул рукой в сторону Гая и его Первых Волков.

— Не доверяет?.. — Гай направился к двери. — Я поговорю с лордом Кромом.

— С какой целью? — Улль искренне поразился реакции Гая. Вопрос вожака Серых Шкур остановил Гая всего в нескольких шагах от прохода. — Думаешь, Кром станет пререкаться с Великим Волком? Зачем тебе тратить на них время? Остальные — не ваша забота.

— Такое отношение оскорбляет их честь и бросает тень на весь крестовый поход Индомитус.

— Хм. Так это правда? Гиллиман и впрямь вознамерился?..

Гай нахмурил брови. Бывший сержант разозлился, что ему вообще пришлось отвечать на этот вопрос.

— Конечно, нет!

— Вот видишь, значит, ярлы уладят вопрос, — спокойно ответил Улль. — Помни, ты дал клятву. Первые Волки не участвуют в войне Гиллимана, вы воители Убийц Змиев Крома Драконьего Взора. Первые Волки. Не забывай, что я рассказывал о подчинении и верности.

Гай сжал кулаки, но отступил от Улля. Слова вожака Серых Шкур стрелами пронзили его гнев. Командир Первых Волков читал о независимости орденов Космодесанта, а Волки Фенриса являлись самыми выдающимися среди астартес в пренебрежении имперским контролем. Однако оставалось ещё кое-что, что не давало покоя Гаю.

— Гиллиман служит Самому Всеотцу, — рассуждал Гай, оборачиваясь к Уллю. — Как вообще Великий Волк может ему не доверять?

— Вот и спросишь об этом сам. Я не язык Логана Гримнара, — пропел Улль. — Кулак, клинок — да, но не больше.

— Если создадим проблемы, нас тоже отправят на «Неизбывную ненависть», — поддержал Улля Анфелис, отрываясь от любования работой своих рук на наплечнике. — Улль прав, такого уровня вопросы должны решать магистры орденов и капитаны.

Гай взглянул на символ, не похожий ни на что в Кодексе Астартес — знак фенрисийского Серого Охотника. Если Великий Волк не доверяет Гиллиману и Коулу, Гай и его братья станут прекрасным доказательством неуместности подобного недоверия, ведь они являются образцами верности и преданности делу. Они докажут ценность каждого космодесантника-примарис на борту «Неизбывной ненависти» и за её пределами.

— Ну, мы хотя бы попытались, — выдохнул Мудире, протянув ноги и хрустнув костяшками пальцев.

Вичеллан раздражённо покачал головой. Он уже привык к пессимистичному настрою у смертных, однако Мудире являлся одним из Четырёх Основателей, и подобное отношение к делу отбрасывало неприятную тень на весь орден историторов.

— Наша миссия не прекратится из-за одной неудачи, — ответил кустодий, подавая руку вставшему из-за проекционного стола Мудире. Остальные члены группы, находившиеся в аудиатусе, вели себя довольно смирно, либо переваривая последние новости, либо, как Оковень Балковяз, всё ещё ошеломлённые присутствием одного из личных стражей Императора. — Все вы прошли через многие зоны боевых действий, чтобы и дальше выполнять свой долг. Введение краткого отпуска — лишь небольшое препятствие.

— Это Космические Волки, — возразил Мудире, возвращаясь на место. — Они сами себе закон, даже на Терре об этом знают. Этот орден принимает по несколько сотен астропатов от избранных Домов Навигаторов каждые десять лет или около того. Мои тёти и дяди работают в высших эшелонах Адептус Терра, и они о Восточной Окраине знают больше, чем о том, что творится на Фенрисе.

— Некоторые поговаривают, что Инквизиция уже даже не пытается туда попасть, — почти шёпотом добавил Алек; приглушённым тоном, который обычно использовали при упоминании так называемой «левой руки» Императора. Аналогия оскорбила Вичеллана как представителя Его «правой руки». Будучи кустодием, он являлся изобретением древнего гения Повелителя Человечества, в то время как Инквизиция представляла собой не более чем самозванную интеллигенцию и сборище подстрекателей, лишь гадающих о воле Императора. Эмиссара щитового воинства Императус поразила сама мысль, что легендарный Константин Вальдор когда-то позволил предшественникам этих людей получить в свои руки влияние и власть.

— Я — Коготь Императора, и иду туда, куда велит долг, — отрезал Вичеллан.

— Уверен, инквизиторы тоже так о себе говорят, — ответил Мудире и вытащил тонкую записную книжку, подняв её, словно Писание. — Я собрал всю имеющуюся информацию относительно Бухариса и Космических Волков. В конфликте были замешаны и другие силы: милиция, Братство Храмовников, тут есть даже список звезолётов — полный отчёт о вторжении безумного кардинала на Фенрис.

— Я тоже загрузила соответствующие ресурсы, — вставила λ-34-Элиптика. — В последние десятилетия Эпохи Отступничества с Гаталамором заключили союз миры-кузни Баас-Мем и 50-Агуна.

— Ни один из ваших источников не содержит информации от самих Космических Волков, — почти прорычал Вичеллан, стиснув зубы. — Нежелание посещать Фенрис не входит в перечень уважительных причин, которые позволили ли бы вам изменить наши цели. Визит к ордену Первого основания — не вопрос каталогизации истории, это поиск понимания нынешней угрозы крестовому походу Индомитус и будущему всего Империума. Тронный мир в опасности. Не сомневайтесь ни миллисекунды, ради устранения угрозы Трону я приложу максимальные усилия и даже больше.

Он взял книгу из дрожащих пальцев Мудире и позволил ей раскрыться на случайной странице. Кустодий прочитал первые несколько предложений о хиросских восстаниях исповедника Долана.

— Записанные здесь истории представляют определённый интерес, однако мы располагаем данными, что в них нет никакой информации касательно Дара Бухариса, потому что уже изучили все. — Вичеллан бросил книгу на стол и сосредоточился на Мудире. Под пристальным взглядом эмиссара императус испарились последние остатки бравады историтора, и тот заёрзал на стуле. — Пускай вас назначил имперский регент, но перед трибуном-стратархом отвечаю я. Лично. Если мы вернёмся, объяснитесь с лордом Колкваном сами? А то мне не очень хочется ему говорить, что флот повернул из-за такого пустяка.

Мудире как будто поплохело. В мгновение побледневший историтор прижал руку к животу, словно от ужасной боли.

— Запрет Великого Волка преднамерен, однако вполне объясним и конкретен в формулировке, — взял слово Копла-вар, наклонившись вперёд и опершись локтями о стеклитовую столешницу.

— «Никто не входит без приглашения и не уходит без разрешения». Таков был указ, переданный Логаном Гримнаром. — Вичеллан обошёл стол, но не стал подходить слишком близко к Копла-вару, опасаясь запугать смертного или заставить умолкнуть. — Я не вижу способа обратить ситуацию в нашу пользу.

— Нам всего-то нужно раздобыть приглашение, — продолжил Копла-вар. — В запрете не сказано, кто нам должен его предоставить.

— Великий Волк, разумеется, — с трудом выдавил Мудире. — Космические Волки в высшей степени воплощают дух закона. Не думаю, что нам удастся схитрить.

— Со всем уважением, признаю ваше старшинство, почтенный основатель, однако вы ошибаетесь, — сказала Элиптика. — Записи, к которым я получил доступ, показывают, что взаимодействие с фенрисийским орденом регулировалось очень конкретно сформулированными пактами и ясной терминологией. Во всех документах чётко распределены роли, обязанности и наказания.

— Это не поможет, — повторил Мудире. — Указ Гримнара известен всем его воинам. Добиваться приглашения обманом мы не станем.

— Ваш негатив начинает походить на отчаяние, — вернул себе слово Вичеллан. — Однако историтор прав, хитрости нам ни к чему. Среди свиты Великого Волка вполне может найтись кто-то, кто сам захочет принять участие в нашей миссии. Если мы не станем прибегать к обману, у Космических Волков будет меньше причин подозревать о наших намерениях.

Мудире открыл рот, чтобы дополнить мысль, но суровый взгляд Вичеллана сомкнул его губы.

— Будьте готовы к отбытию, в любое время, — объявил Вичеллан группе. — Я найду способ попасть на Фенрис.

— Кто в дерьме? — шёпотом спросил Арьяк у Ньяля, не сводя взгляда с дверей.

— Что ты имеешь в виду? — озадачился рунический жрец.

Арьяк отогнулся назад и слегка повернулся, так, чтобы Ньяль мог оценить происходящее за его огромной тушей. Логан восседал на троне, удерживая в руке топор Моркаи, а два его громовых волка расположились рядом, точно скульптуры. У правого плеча Великого Волка стоял Ульрик. На этот раз волчий жрец решил снять доспех и шлем Русса, одевшись в широкие кожаные штаны и толстую кожаную куртку; из-под волчьей шкуры, что покоилась на массивных плечах Убийцы, до пола свисал тёмно-красный тяжёлый плащ. Верхнюю половину лица волчьего жреца скрывала кожаная маска, а нижнюю — густая подстриженная борода. В маске было вышито отверстие лишь для правого глаза, откуда на Логана стремился ледяной взгляд верховного жреца.

Выражение лица Великого Волка источало угрозу: Гримнар нахмурил брови, оперев подбородок на сжатый кулак.

— Он вызывает сюда лишь тех, кто тонет в дерьме, — объяснился Арьяк.

Ньяль несколько секунд обдумывал данную мысль.

— Точно, ты прав. Не замечал раньше. — Зовущий Бурю снова перевёл взгляд на двери. — Кром.

Арьяк кивнул.

По команде двух волчьих гвардейцев, что хранили покой Великого Волка снаружи зала, расступились гигантские двери. Присутствующим открылся облик волчьего лорда Убийц Змиев, в полном боевом облачении. Он зашагал по коридору с бродаксом наперевес и развевающемся за спиной плащом из волчьей шкуры. Если не считать трона и знамён, свисавших со стропил, в зале не отсутствовала всякая мебель, и потому, пока Кром Драконий Взор не остановился в полудюжине метров от своего Верховного Короля, шаги волчьего лорда по украшенным рунами каменным плитам отдавались эхом.

Кром ухмыльнулся, сверкнув клыками.

— Мой король, — громогласно приветствовал Кром. — Драконий Взор нырнул глубоко в море звёзд и глядел в самую бездну Вечной Ночи, в глаза самых жутких инопланетных тварей, и вернулся с новостями о том, что узрел его взор.

— Принеси надлежащую присягу своему королю, — выступив вперёд, зарычал Ульрик.

— И в правду глубоко нырнул. В самое дерьмо, — пробормотал Ньяль.

Кром опустился на колено, склонил голову и выставил топор рукоятью вперёд.

Драконий Взор медлил ещё несколько ударов сердца и поднялся с застывшей маской замешательства на лице. Он посмотрел на Ульрика, а затем вперил взгляд в Великого Волка.

— Убийцы Змиев вели войну против проклятых клятвопреступников, грязных зеленокожих и всего худшего, что только могла извергнуть Галактика, более двух лет, и вот как меня встречают? Я принёс великую весть о неизвестных союзниках и возрождённых воинах! А вы обращаетесь со мной как с дворнягой, что нагадила в ваши чертоги.

— Подходящая аналогия, пожалуй, — проворчал Ульрик. Каким-то образом волчьему жрецу в кожаной маске удавалось выглядеть ещё более свирепым, чем в волчьем черепе. — Ты привёл к нашему порогу незнакомых воинов. Думал, Великий Волк радостно распахнёт перед ними ворота?

— Незнакомых? Да нет же! — Кром обращался скорее к Логану, чем к Убийцы. — Они — наши родичи, присягнувшие моей великой роте и вашей власти. Их братья погибали рядом с моими.

— Как и Драконьи Копья, — добавил Ульрик, вымазав презрением каждое слово. — И что, они теперь тоже воины Волчьего Короля?

Драконий Взор открыл было рот в свою защиту, однако стук рукояти топора Моркаи о камень оборвал все возможные возражения.

— Они спасли твою задницу! — заревел Логан, вставая с трона. Тюрнак и Фенрир оскалили зубы в знак солидарности с гневом своего хозяина. — Ты чуть не опозорил нас перед Драконьими Копьями, а теперь приводишь этих имперских обдуев на Фенрис!

Кром опасно прищурил глаза.

— Вы подвергаете сомнению мою власть? Мою преданность?

— Ага. Я сомневаюсь, что если бы ударил тебя по башке топором, в ней осталось бы меньше мозгов, — проворчал Логан. — Ты ожидал, что вернёшься во славе, когда вслед за твоей уродской ногой в нашу крепость скользнёт и Гиллиман со своими лакеями?

Волчий лорд разомкнул рот, но снова закрыл его, нервно сжав челюсти.

— Ты поведал о наших слабостях этим Ультрадесантникам в волчьей шкуре, просил их заменить наших павших братьев. Заставил их присягнуть в верности сначала себе! Какого хель ты творил?!

Губы Крома скривились, и одна рука волчьего лорда потянулась к лезвию топора, возможно, в стремлении обрести спокойствие, а возможно, и сдерживая гнев. Арьяк почувствовал напряжение Ньяля, но он знал, что Великому Волку ничего не грозит. Даже если Кром потерял последние капли рассудка, чтобы нанести удар, и был полностью готов к бою, Логан уже держал в руке топор Моркаи, а это защита даже надёжнее, чем Арьяк в десяти метрах.

Да Кром бы и сам не напал. Под сомнением находился факт его верности, и потому такой шаг стал бы последним, о чём он думал. Драконий Взор всегда горел соперничеством, всегда стремился доказать, что он самый храбрый, самый сильный, самый быстрый и смертоносный. Теперь ему бросили новый вызов, и Кром сделает всё, чтобы убедить всех присутствующих в высшем уровне своей преданности.

Драконий Взор раздул ноздри, глубоко вдохнул и опустил топор.

— Они — моя рота, Логан. Такие же братья, как остальные. Вы не можете не впустить их в этт.

— Возможно, ты прав, у меня нет такой власти, — ответил Гримнар. — Однако небеса над ним принадлежат мне. Их корабль не подойдёт ближе. Это моё право, и таков же и мой приказ. Я решил. Ни одно фенрисийское судно не приблизится к имперскому кораблю ближе чем на десять тысяч миль, ну, разве что только ради боя. А твои новые братья смогут присоединиться к тебе, как только научатся плавать по космосу.

Неспешно кивнув, Кром впитал услышанное, не сводя глаз с Великого Волка.

— Да будет так. — Его голос показался необычайно тихим, даже расчётливым. — Мы прошли тяжелые войны и долгий путь, слишком давно мои воины не ступали по камню этта. Всё в вашей власти, но, боюсь, Убийцы Змиев не в состоянии ответить ни на один призыв к битве, ведь нас всего четверть от полного состава, и, согласно законам этта, лишь по воле волчьего лорда великая рота численностью в треть или меньше может отправиться в бой. Вы мой король, мой командир, мой брат по оружию, и я умру за вас и за этт. Однако нельзя вот так отбрасывать в сторону более десяти тысяч готовых воинов.

Кром отсалютовал поднятым топором, развернулся на сабатонах и вышел из зала той же гордой походкой, что и вошёл.

Ньяль с тяжёлым сердцем следил за каждым шагом Крома. Волчий лорд принял чужеземцев в великую роту из преданности ордену и заботы о его будущем. Возвращение примарха Робаута Гиллимана затронуло раны десятитысячелетней давности, но не по этой причине клыки Великого Волка обратились против него самого

Существовало что-то ещё. Гримнара тревожил не только корабль, набитый новыми воинами; душу Логана грызло то, что они олицетворяли; что олицетворял собой Гиллиман. Ньяль и без способности читать чужие мысли ощущал гнев, исходящий от господина. Сейчас было не время затрагивать щекотливые темы, но теперь, когда ситуация с Драконьим Взором улеглась, — по крайней мере, на какое-то время, — настала пора обсудить другое неотложное дело.

— Повелитель, я получил весточку от Железного Клыка. — Рунэтэн прошёл мимо Арьяка, даже не взглянув на Чемпиона Гримнара, настолько его взор был прикован к Великому Волку. Сам же Верховный Король Фенриса, сжимая рукоять кроваволикого топора, уставился на дверь вслед Крому. — Короткое, но ясное видение о Вечной Ночи.

— На этот раз без великанов? — опередил вопросом Арьяк. — Никаких пускающих слюни волков или рыцарей из металла?

— Я познал отражённый опыт, что мне послали через иное море, — ответил Ньяль, не спуская глаз со своего повелителя. Гримнар по-прежнему не выказывал никаких эмоций, и Ньяль решил посмотреть на Ульрика: вдруг волчий жрец испытывает ту же тревогу. Однако Убийца выглядел ещё отрешённее, будто его беспокоили более глубокие мысли.

— «Готтрок», Логан, — продолжил Ньяль более резким тоном, остановившись всего в паре метров от магистра.

— Мм? Что-то случилось? — Великий Волк развернулся, не ослабляя хвата на рукояти топора. Пальцы другой руки Гримнара массировали его висок, как будто Верховный Король испытывал боль.

— Вечная Ночь. Она разрастается вновь.

Логан, наконец, встретился взглядом со Повелителем Рун. К Великому Волку вернулась прежняя концентрация. Он погладил бороду и опять уселся на трон в окружении Фенрира и Тюрнака.

— Как быстро? Как скоро «Готтрок» утонет в варпе?

— Вы и сами знаете, что на такие вопросы ответа нет даже у меня, — огорчённо ответил Ньяль.

Внезапно и Ульрик вернулся из созерцаний, что так увлекли его разум. Участки лица, которые возможно было разглядеть под кожаной маской, источали леденящий мрак.

— Недели, месяцы? — огрызнулся Истребитель. — Дни?

— Ближайшие усики Вечной Ночи потеряли силу и на некоторое время втянулись обратно в варп, не беспокоя скиталец, — ответил Ньялль. — Я не хочу сеять панику, но для беспокойства другая причина. Вопрос не в том, сможем ли мы добраться до «Готтрока» или нет. Дело во времени, которого нам скорее всего не хватит, чтобы остановить его полёт.

— Возвращаемся, — отрезал Ульрик. — Мы все слышали клятву Великого Волка.

— Если понадобится, мы уничтожим орков и в Вечной Ночи, — добавил Гримнар, положив руки на колени. Великий Волк выглядел очень расслабленно, что, казалось, противоречило духу произнесённой фразы.

— Остаться на скитальце в варпе? Без полей Геллера? — пробормотал Ньяль. — Я вас правильно понял?

— Орки выживают, сможем и мы. Волки найдут путь.

Став недавним свидетелем настроя Великого Волка по отношению к тем, кого он посчитал недостаточно верным, Ньяль не хотел тратить время на дополнительные препирательства, опасаясь, что Гримнар воспримет это скорее как обвинение, чем комментарий. Зовущий Бурю услышал сзади шаги Арьяка, и, обернувшись через плечо, встретился с Хранителем Очага.

— Если обсуждение завершилось, я пошёл в кузницы, — поделился планами Чемпион Великого Волка. Великан-астартес разминал пальцы, будто уже представлял, как рукоять молота лежит в руке.

— Думаю, мы закончили, — объявил Логан Гримнар и посмотрел на Ньяля, приподняв бровь. — Я прав?

Игнорировать простую истину было уже невозможно: в ходе беспрерывных войн Волки Фенриса несли потери, невиданные за тысячи лет. Вторжение Магнуса в Мир Очага проредило рекрутское население. Нельзя исключать, что предательский примарх намеренно ослабил фенрисийцев перед будущими лишениями и бойнями, развязанными Вечной Ночью. Даже те великие роты, что истощились не столь смертельно за годы непрекращающихся кампаний, — начиная с падения Врат Хельвинтер в Кадии, — остались изрядно потрёпаны. Если Гримнар не примет подкрепление, произойдёт нечто другое.

— Кое-что ещё, мой господин, — произнёс Ньяль. — Крестовый поход Гиллимана имеет косвенную выгоду. Иное море вокруг его флотов бурлит чуть менее яростно, словно чья-то рука успокаивает безумные штормы варпа и заглушает ксеносский рёв. С вашего дозволения я отправлю астропатический сигнал ордену Драконьих Копий, который уже зарекомендовал себя как добровольный союзник в наших войнах. Даже если они не примут участия в нападении на «Готтрок», Драконьи Копья смогут взять на себя некоторые другие наши обязанности. Плюс ко всему, мы получили сообщение от Ночных Рапторов. Их подразделения прибыли из внутреннего сегментума и уже атакуют подконтрольные оркам миры в нескольких сотнях световых лет отсюда. Возможно, удастся уговорить их магистра поделиться полезной информацией касательно нашего предприятия, прежде чем мы снова отправимся в путь.

— Чтобы другие сражались в наших битвах? — проворчал Ульрик.

— Мы пытались бороться со всеми врагами подряд, что стояли на нашем пути, но орден боле не в силах продолжать это делать, —взял слово Арьяк. — Великие роты разбросаны по галактике, ряды поредели, однако наши враги продолжают множиться вопреки предпринимаемым нами усилиям.

— Как замедлился и приток рекрутов в орден, — добавил Повелитель Рун.

— Ты бы хотел, чтобы мы задержались на Фенрисе зализывать раны? — рявкнул Ульрик. — А приходила ли в ваши головы мысль, насколько могущественнее станут враги, если перестать сражаться? Если бы не наши жертвы, царство Всеотца могло уже давно лежать в руинах.

— Как жертвы и других, кто продолжает бороться, — тихо произнёс Ньяль, переключая внимание между волчьим жрецом и Гримнаром. — Мы стоим особняком от Империума, однако существование без него теряет смысл. В ожесточённейших битвах самый незначительный перевес определяет, кто победит, а кто проиграет, кто умрёт, а кто останется жив. Мы даже не знаем, чьи жертвы удержали врагов от нашего порога? Вы не считаете, что настало время защитить их тем, что в наших силах?

— Злейший из врагов уже дважды осквернял наш мир. Думаю, время присматривать за вратами прошло, — одобрительно вздохнул Арьяк.

— Мы охотники, а не добыча, — возразил Ульрик.

— Это лишь громкие слова, реальность которых мы гарантировать больше не можем, — ответил Ньяль, покачав головой. — Лишь одно тяжёлое поражение сделает из нашего ордена жертву. Один неверный судьбоносный шаг. Кто знает, быть может, Циклоп того и ждёт, чтобы нанести свой третий, последний удар...

— Мы не испачкаем честь, нарушив клятвы! — взревел Ульрик, подняв кулак.

— Нет-нет, погоди, — успокоил его Логан, протянув к верховному волчьему жрецу руку прежде, чем Ньяль успел ответить. — Зовущий Бурю прав, мы должны координировать свои действия с другими, а не биться ради себя. Имперская Гвардия, Имперский Флот, любые другие организации Империума — свяжитесь со всеми, они должны быть готовы подхватить знамя в наше отсутствие.

— Отсутствие, милорд?.. — Ньяль провёл большим пальцем по рукояти посоха, стараясь задать вопрос как можно более непринуждённо.

— Гиллимана вытащили с края бездны, и Король Волков наверняка последует за нами из тьмы, если укажем путь. Объявляйте общий сбор. Мы нападём на Готтрок всем орденом. Пробил Час Волка. Настало время заключительной битвы.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ГАЙ СТУПАЕТ В ЭТТ

ЗНАМЕНИЯ РАЗРУХИ

ПОСОЛЬСТВО

Значительная часть внебоевого времени уходила на ожидание: ожидание приближающегося врага на стене; ожидание пересадки с космического корабля на транспортный или в десантную капсулу; ожидание момента перехода в реальное пространство; ожидание возвращения на орбиту после завершения операции и много чего ещё.

Гай ожидал и сейчас, на борту транспортного судна.

В отличие от большинства случаев ранее, нынешнее ожидание не предшествовало смертельной битве, однако, как думалось Гаю, время сейчас тянулось как никогда медленно. Его внутренние часы работали с точностью до миллисекунды, как безупречно функционировал и хроно-дисплей в системах доспеха. И всё же каждая секунда, казалось, длилась дольше предыдущей. Открывать книгу Гай не хотел — до транспортировки он уже прочитал несколько страниц и не желал разжигать ещё большую жажду, и потому оставил её нетронутой в дополнительном подсумке на поясе.

Остальные космодесантники беседовали между собой, но Гай едва слышал их разговоры. Он вспоминал описания высоких гор и бесконечных ледяных равнин. Вожак Первых Волков снова взглянул на хронометр, полагая, что потерял счёт времени. Однако чутьё его не подвело. Улль вместе со своими Серыми Шкурами должны были завершить погрузку тридцать секунд назад, но Гай их нигде не видел.

— Высадка не боевая, брат-сержант, — прочитал его мысли Доро. Слова брата вернули Гая в реальный мир. Он смотрел в сторону раскрытого трапа. — Не думаю, что фенрисийцы слишком заботятся о пунктуальности, если в ней нет особого смысла.

— Как будто они не спешат вернуться в Мир Очага, — произнёс Гай. — А, и я вожак стаи, а не сержант.

— Не волнуйся, — крикнул Сатор с нижней площадки трапа. — Корабль никуда не улетит. По крайней мере, ещё минуту или две.

Серые Шкуры проследовали за перворожденным в «Громовой ястреб», у каждого за плечами висело оружие, а в руках — грубо сотканные мешки. Фенрисийские Волки сложили снаряжение в ячейки, сели и закрепили ремни безопасности. Улля по-прежнему не было. Сатор зашагал в кабину пилота, в то время как остальные открыли мешки и принялись доставать самые разнообразные боевые трофеи со всех концов Галактики — черепа, клыки, фрагменты инопланетных устройств, блестящие камни, кристаллы, осколки снарядов и всякий разный хлам.

— Откуда? — крикнул Гай, заметив в руках Детара странный осколок кости.

— Она моя, — ответил воин частично механизированным, но всё ещё узнаваемым голосом. Детар указал пальцем на правую часть лица, где раньше находился подбородок. — Вот примерно отсюда.

Железные жрецы из оружейных палат и волчьи жрецы апотекариона объединили усилия и превратили изуродованное тело Детара в произведение искусства. Нижнюю часть лица Серой Шкуры восстановили с помощью бронзовой пластали и керамита — нос и челюсть Детара стилизовали под волчий оскал. Системы шлема встроили в металл, объединивший трахею и голосовые связки с вокс-динамиком. Остальная часть теперь модифицированного шлема, дополненного гребнем в виде волчьей гривы, идеально прилегала к поверхности головы, объединяя плоть астартес и системы доспеха.

— Кость застряла в наголеннике Улля, — объяснил Гарн. Тот тоже уселся без шлема, нарушая протокол пребывания в боевом корабле. Гарн усмехнулся собрату по стае. — Однажды я выиграю спор и заполучу эту штуку!

— Да не в жизнь! — Детар прижал осколок к груди в притворной заботе. — Никогда тебе не отдам заветную косточку!

Стая начала обмениваться историями о добытых трофеях, и взгляд Гая снова скользнул к открытому штурмовому трапу. Он не хотел тревожить Серых Шкур по поводу их вожака, опасаясь быть неправильно понятым.

Улль появился через девяносто три секунды. Гай потратил их на мысленные репетиции некоторых из фенрисийских приветствий, которым его научили Улль и другие перворожденный, чтобы тот не оплошал на приёме у Великого Волка или при встрече с другими командирами ордена. Одни слова имели достаточное сходство с некоторыми из путеводителя, Гай верил в их правдивость, однако другие казались крайне подозрительными и, чего боялся Гай, могли поставить его в неловкое положение. Перворожденные Фенриса провели в пути с Новиомагуса-Главного около трёх недель, и всё это время проходило в бесконечных розыгрышах, ложных напутствиях и откровенной лжи. Короче говоря, фенрисийцы во всю подшучивали над новыми генетическими родственниками.

Улль хлопнул рукой по панели управления трапом. Бронированный портал со скрежетом закрылся, и он направился к Гаю. Сержант едва удержался от вопроса о том, почему Улль опоздал, но тот объяснился сам.

— Мне пришлось напомнить Драконьему Взору, что вы летите с нами. Одно дело сидеть на корабле волчьего лорда, но ступить на землю Этта без разрешения — совсем другое. Мы отправляемся на территорию Убийц Змиев и какое-то время побудем там. Вот бы всё прошло гладко…

— Спасибо, — поблагодарил Гай. Улль кивнул в ответ и повернулся к Серым Шкурам. — Как скоро нас представят Великому Волку?

Улль на несколько секунд замер, прежде чем развернулся обратно и закачал головой.

— Я же говорил, этого не произойдёт. Во всяком случае, в ближайшее время. Волчий лорд и Великий Волк… В общем, по залу летали резкие фразы. Надеюсь, ты не забыл, что тогда должен был вернуться на свой корабль вместе с остальными новобранцами. Поэтому сдержи обещание и не создавай проблем.

Гай кивнул, удержав себя высказываний по поводу своего разочарования.

Весь путь, пока «Громовой ястреб» взлетал и снижался до суборбитальной высоты, вожака Первых Волков не отпускали мрачные мысли. Чуть менее чем через пять минут после того отбытия с дока «Гморли Хьяммар», Улль отсоединил ремни безопасности и направился к пилотской кабине над штурмовой рампой, жестом пригласив Гая следовать за ним. Космодесантник-примарис расстегнул кустарно удлинённые под его рост ремни безопасности и зашагал рядом.

Гай поднялся в кабину пилота, где впервые увидел Фенрис так близко. На самом деле, разглядеть шар планеты уже не представлялось возможным — лишь дугу его атмосферы на фоне сияния местной звезды — Волчьего Ока. По краям обзора сиял северный континент, остальная же часть мира смерти пребывала во тьме. Менее чем через минуту окружённый жаром корабль уже проходил через верхние слои атмосферы. По мере повышения давления «Громовой ястреб» скрипел и стонал всё громче, однако Гай не боялся внезапных толчков — от жуткой тряски несущегося корабля его удерживали накрепко примагниченные к палубе сабатоны.

— Здесь так темно, — прошептал Гай. Поверхность мира словно поглотили тени. — Ни городов, ни шоссе.

— На двадцать четыре градуса. Тридцать градусов вниз, — доложил Сатор.

Следуя инструкции, Гай взглянул вправо. Пилот указал на озарённое серебристым мерцанием небо, освещающее сплошную завесу облаков где-то в двадцати милях внизу. Возвышаясь над самими небесами, темноту пронзал сияющий изнутри горный шпиль, что отбрасывал в ночь свой отблеск.

Гай глубоко вздохнул.

— Посадка через семь минут. — Пилот прервал его благоговейный трепет. Сатор обернулся к Уллю. — Мы в зоне повышенного давления, но если хотите полюбоваться пейзажами, через две минуты можем пролететь сквозь то облако.

— Отличная идея, — кивнул вожак Серых Шкур. — Гай, тащи сюда стаю.

Первые Волки встали у штурмового портала в носу боевого корабля. Посоветовавшись с Сатором, Улль подошёл к панели управления и опустил рампу, позволив бушующему ветру ворваться внутрь и забросать из стороны в сторону волчьи шкуры и талисманы. Всю ночь Гай созерцал виды на крепость в центре Асахейма, возвышающуюся из головокружительного горного хребта. Её поверхность освещалась тысячами окон золотого, серебряного и голубого — гигантские проёмы горели отблесками внутренних очагов. Под их светом снаружи виднелись яростные метели и вихри, а на самых верхних уровнях буря и вовсе не прекращалась. Космодесантники с трудом различали детали: некоторые части горы оставались такими, какими их сформировала природа, другие же были вырезаны в виде огромных волчьих голов или тотемов, усеянных орудийными башнями и разнообразными укреплениями. Дальнюю часть крепости облетел плазменный след другого корабля, чем визуально придал ей ещё больший объём.

— Вак ме… — протянул Гай. Он видел космопорты Терры и орбитальные платформы Марса. Но ни те, ни другие не вызывали тех же эмоций, что фенрисийская твердыня. Гай никогда не испытывал подобный трепет, он будто чувствовал, как мир тянется к его улучшенной крови и глубже, в самую душу.

— Сказанул, как коренной фенрисиец, — усмехнулся Нейфлюр.

— Ну что ж, добро пожаловать в Клык, дом Космических Волков, — объявил Улль, чем вызвал хохот Серых Шкур.

— Разве мы не должны называть его Эттом? — поинтересовался Гарольд.

— Он шутит, — ворчнул Анфелис.

Гай уже не обращал внимания на слова: его мысли впитывали каждую частичку Этта, очага Волков Фенриса и цитадели Своры.

Нет ни ветра, ни солнца — лишь застывшие на небе тёмные облака. Двойная молния опускается вниз по дуге, почти единомоментно. Снег перед тобой висит в воздухе густыми гроздьями белого хрусталя, до самой линии леса.

Под соснами тоже темно. Меж них движутся тени, но видно их лишь тогда, когда они показываются перед стволами, после чего исчезают в лесу. Блестит пара красных глаз. Глаз охотника. Однако то не янтарь волка, а что-то более чудовищное, монструозное. На фоне застывшего пейзажа под ветвями двигаются лишь они.

Лес поднимается по склонам необъятной горы, что своей недостижимой чёрной вершиной пронзает сами небеса. По её склонам, как талая вода, стекает звёздный свет, а пик окружает огненный венец. На вырезанных в голой скале зубчатых стенах развеваются знамёна с тысячью волчьих голов.

Там рыщет огромный зверь — волк, что стоит у раскрытых ворот. Он обнажает клыки при каждом движении чудовища в лесу. Но лес неизмерим, не пригоден для навигации, негостеприимен. Он — обиталище красноокого зверя, лес-логово, настолько обширный, что покрывает целый континент. И всё же поглотить пространство он не в силах, ибо его зелёный покров нарушают другие вершины, а спорадическому распространению мешает пламя.

Есть ещё места, куда красноглазый монстр дотянуться не может.

У ворот блестят прутья из блеклого железа. Они заключают волка в тюрьму. Волк бросается на металл, он дышит огнём, а когтями метает молнии. Рычание зверя эхом разносится по горе, но он не воет. Не может.

Ты должен пересечь лес, подняться на гору. Следуй тропе впереди, той золотой тропинке, что вьётся под деревьями. Красные глаза будут смотреть, но ты не должен бояться. Над высокими деревьями кружат вороны. Они каркают друг другу послания, принося вести с далёких гнёзд под листвой. Стая птиц растёт с каждым ударом сердца, обращаясь массой из чёрных перьев и пронзительных криков. Она кружится всё выше и выше, к самым окнам горного замка. Вороны врываются в окна, бьют стёкла, ломают ставни и протискиваются сквозь дыры. Они хотят убивать. Залы, коридоры и камеры уже заполнены визгливой массой. Крики сливаются в единый звук, который доносится до твоих ушей единственным словом. Ты слышишь его снова и снова.

Рок.

Над вершиной от звезды к звезде скачет волк, его шерсть горит пламенем, принося во тьму свет, а в пустоту — движение. За ним бежит стая, серая и смертоносная. Она сливается с вожаком, и волк растёт, поглощая сами звёзды. Но этот волк из иного места, волк — лунный. В голове звучит имя.

Моркаи.

Волк, что пожирает, Волк Смерти, Конец Миров.

Он поглощает звезду за звездой, небеса тускнеют. Где раньше сиял день — воцарился мрак. В темноте удлиняются тени. Красные глаза наблюдают из-под деревьев, ободрённые сгущающейся тьмой. Чернота поглотит всё, и тогда чудовище выйдет наружу, чтобы разгуливать по владениям смертных.

Гюта открыла глаза. Она лежала в куче опавших листьев в Нижнем Лесу, совсем недалеко от домов Ландсаттмара. В поле зрения ещё оставались дерновые крыши на склоне холма внизу. Что-то шевельнулось — Луфа тоже был здесь, присел рядом. На земле лежало пустое ведро для сбора валежника и длинный хлыст для загона скотины, которую мать с сыном оставили бродить по лесу ещё с конца лета.

— Где Корит? — Голос звучал хрипло. Во рту было суше, чем вяленый бекон Хортнара — там не нашлось ни капли слюны смочить губы.

— Побежала за помощью, — ответил Луфа, мотнув головой в сторону деревни.

— За помощью? — спросила Гюта, принимая полусидячее положение. Она стряхнула опавшие листья и грязь с рукавов. — Я ведь просто упала.

— Упала в обморок, ма, — вздохнул её сын. Он протянул руку, чтобы не дать матери встать. — Отдохни пока.

Глаза юноши выдавали странное чувство. Страх. Гюта никогда не видела Луфу таким, даже когда ледяной медведь спустился с холмов и устроился на послеобеденный отдых возле кузницы.

— В чём дело? — потребовала она. — Что произошло?

Взгляд Луфы скользнул вверх, к деревьям. Они возвышались, сверкая серебристой корой; стройные и молодые, но уже с голыми ветвями, за исключением нескольких уцелевших красных и жёлтых пятен.

— Слова, — произнёс Луфа.

— Я говорила? Как долго я лежала без сознания?

— Ма… Твои губы не шевелились, но мы слышали слова, — ответил Луфа. — Или, как сказать… мы их видели. Трудно объяснить. Волк, великан, и темнеющее небо.

Внезапно Гюту ударил приступ тошноты, и она крепко вцепилась в рукав сына, однако рвоты не последовало.

— Ну а насчёт времени... — продолжил Луфа. — О, Корит уже здесь!

Дочь возвращалась вместе с небольшой группой односельчан, включая долговязого мужа Гюты, Бьёрти. Присутствовала и Агюта, вместе с другим старейшиной, Фэрасом, и двумя мужчинами в шипованных кольчугах и стальных шлемах — этт-гардами. Стражи несли копья, наконечники которых сверкали в лучах утреннего солнца, напоминая Гюте о сне. Что-то об исчезающих звёздах.

Вечная Ночь распространилась и поглотила звёзды, начав поедать Галактики с Ганстрёма. Она перекрасила небо за облаками в жутковато-красный — днём и клубящуюся тьму — ночью.

Несмотря на попытки Луфы помешать, Гюта встала, опираясь одной рукой за ствол дерева, пока восстанавливала равновесие. Она осмотрела поднимающихся на холм людей, наблюдая, как Агюта и Фэрас сердито обмениваются словами. Они остановились в нескольких шагах от Гюты, за исключением Бьёрти и Корит, которые сразу же подбежали к родственнице. Девочка протянула руки, чтобы обнять мать. Гюта присела на корточки и обхватила девочку одной рукой, чуть не опрокинувшись обратно на землю из-за рывка переживающей дочери. Она встала на ноги. Корит всё ещё крепко прижималась к талии. Бьёрти положил руку на плечо. Могучие пальцы мужа успокаивали.

— С тобой все в порядке? — спросил он тревожно. — Маленькая Пискунья сказала, что ты отключилась.

— Я в порядке. Просто голова закружилась.

— Мне есть что сказать! — объявил Фэрас. Старейшина шагнул вперёд и махнул рукой двум этт-гардам. Стражи неохотно подошли ближе к женщине. Гюта узнала Орина, двоюродного брата, и Нораслова Страшнокуса, близкого друга Бьёрти. Фэрас последовал за ними, указывая на опавшие листья. — Вирдово знаменье! Ангерс Сломанная Челюсть поведал, что на эти холмы пал вирдглим! С тех самых пор, как пришла Вечная Ночь. И вот, взгляните сюда!

Он поспешил мимо, глубже укутавшись в меха, хотя на дворе была лишь ранняя осень и ветер ещё не начинал своё буйство. Старейшина указал на лужу в нескольких шагах от места, где упала Гюта. На грязи остались следы оленя, но на двух из четырёх отпечатков было по три пальца, а не по два.

— Ходят слухи, что здесь Небесные Воины сразились с Пылающими. Охотники замечали вирдкинов в этих краях, — добавил Орин. — Нам не следовало оставаться здесь на целый сезон.

— Мы и не собирались, — ответил Бьёрти. Он положил вторую руку на плечи Гюты. Ладони кузнеца блестели потом от работы в кузне. — Однако, будем честны, лето выдалось ясное, нас не тревожили ни колебания грунта, ни сильные штормы.

— Может, здесь бы и зимовали, — закивала Агюта, внимательно всматриваясь в следы. — Если б не каст-метка.

— Каст-метка, — прохрипел Фэрас, свирепо глядя на Гюту. — Ангерс говорит, что их готи чуяли мощные течения каста и вирда.

— Готи Сигурхейма проводят больше времени за вирдовыми грибами и медовухой, чем чтением рун, — огрызнулся Бьёрти.

— Постой, Фэрас прав, — взяла слово Гюта, высвобождаясь из объятий мужа. Она поднесла руку к виску, где под кожей запульсировала вена с парусный трос. — Это не просто сны. Я больше не могу их игнорировать.

— Как быть дальше? — спросил Луфа.

— Ма, что всё это значит? — захныкала Корит. Агюта вышла вперёд и оторвала её от ноги матери, посадив себе на бедро.

— Пускай решает совет, — заключила Гюта, взглянув сначала на Луфу, а затем на Бьёрти. — Я ему доверяю.

— Да, а мы проследим, чтобы всё прошло как надо, — согласился Фэрас. Он снова подозвал жестом Орина и Нораслова. — Она может и дальше жить в своём доме, но выходить за его пределы — нет. Приведите её в танхалле ночью.

— Я займусь подготовкой, — кивнула Агюта и наклонилась поднять упавшее ведра. — Пойдём, Луфа, не трать понапрасну время.

Сын Гюты бросил умоляющий взгляд на отца, но получил в ответ лишь молчаливое покачивание головой. Вздохнув, он направился в лес вслед за бабушкой и сестрой.

— Я приготовлю вам немного бульона, — сказала Гюта, приглашая этт-гардов следовать за ней, и направилась вниз по склону. Однако лёгкость её голоса резко контрастировала с пустотой в желудке. Психика женщины лишь сейчас столкнулась лицом к лицу с правдой, которой избегала с весны.

Гюту отметили, однако она никак не могла понять: видение было послано в помощь вирднаком из Верса, или она обратилась вирдкастом с заразой малефика?

Арьяк ступил на мост, что вёл к верхнему южному посадочному доку. В него с силой танкового снаряда ударил порыв ветра. Хранитель Очага шагал в полном комплекте терминаторской брони, и потому подобные атаки природы его не страшили, однако ветер лишний раз заставил задуматься о причине, почему его отозвали из владений железных жрецов.

Сама посадочная площадка являлась одной из самых маленьких в Этте, обычно сюда прибывали лихтёры обеспечения. Однако эту платформу выбрали неслучайно, ограничивая огневую мощь имперских посланников невооружённым шаттлом. Фрегат с закреплённым у продовольственного отсека судном уже прибыл с границ системы на орбиту Фенриса. Если бы приём организовал не Логан Гримнар, а кто-то ещё, Арьяк счёл бы происходящее проявлением мелочности — преднамеренной попыткой унизить посетителя и обозначить его подчинённое положение. Однако приказы раздавал Великий Волк, закалённый многовековым опытом командования, а это говорило о том, что Верховный Король Фенриса искренне заботился о вопросах безопасности родной системы и мира, пускай его действия и граничили с паранойей.

Минуя ущелья, мост перешёл в туннель к выступу, на котором и располагался верхний южный док, обрамлённый мерцанием люменов. Даже здесь, на такой высоте, вход был завален сугробами снега. Несколько шагов спустя исчез вой ветра, а ещё в двадцати метрах впереди проход перетекал в арку, соединяющую его с бункероподобной диспетчерской. Как правило здесь обитали кэрлы, однако все помещения Этта проектировали с учётом достаточного пространства для космодесантников. И всё же Арьяк наивно удивился, обнаружив внутри руководящий состав ордена: Гримнара, Ньяля, Ульрика, и вместе с ними Лейфара Дважды Убитого, — избранного знаменосцем личного штандарта Великого Волка, который едва сам умещался в зале. Станцией связи и наблюдения управлял ошеломлённый кэрл, больше привыкший иметь дело с поставками, чем с дипломатическими процессиями.

— Что ж, все в сборе, — объявил Гримнар. Он бросил взгляд на Арьяка и обратился к служителю ордена за пультом управления. — Отправь последний сигнал о снижении.

— Зачем я здесь, милорд? — спросил Арьяк, из последних остатков терпения сохраняя вежливый тон.

— Поприветствовать нашего гостя, — ответил Логан без всякого намёка на юмор. — Я считаю, что демонстрация единства убедит его в полной поддержке совета.

— Столько хлопот только ради того, чтобы сказать ему: «Отвали», — прокомментировал Арьяк.

Гримнар обернулся к молотодержцу, нахмурив брови.

— Я дам лейтенанту возможность высказаться по его делу точно так же, как и любому просителю, — прохрипел Логан.

— По какому делу? Я удивлён, что вы вообще позволили чужеземцу прийти.

— Он воспользовался правом имперского служащего на прошение, — заворчал Ульрик. Волчий жрец глядел сквозь прорезь под крышей на заметённую снегом платформу.

— Если бы они пришли с предложением помощи, то хель бы им достался, а не аудиенция, однако этот лейтенант, Касталлор, — он попросил о помощи ордена в крестовом походе Гиллимана, — пояснил Ньяль.

— Я связан обязанностями имперского командира. — Гримнар почти выплюнул два последних слова, как будто они были неприятны на вкус. — Лейтенант имеет право на личную аудиенцию. Ну и, в общем, вот... — Гримнар обвёл рукой пространство камеры.

— Я почти уверен, это всё Кром. Драконий Взор подсказал ему путь, — опять заворчал Ульрик. — Касталлор сформулировал просьбу слово в слово, как надо. Мы не имели права отказать, не нарушив клятв.

— Ладно, но почему мы встречаемся здесь, в мелкой заднице на задворках Этта? — спросил Арьяк. — Вы и впрямь считаете, что лейтенант в одиночку пойдёт штурмовать крепость?

— Если бы тебя сковали, завязали глаза и на руках пронесли через залы и коридоры, смог бы вернуться по следу? — Великий Волк приподнял бровь.

— Довольно мудро, — признал Арьяк. — Вы действительно опасаетесь намерений Гиллимана?

Сердитый взгляд, исказивший лицо Логана, свидетельствовал о неудачном подборе слов.

— В течение десяти тысяч лет я и мои предшественники, начиная с самого Бьорна, который первым получил это звание, ломали пальцы имперским пройдохам, которые без конца пытались контролировать Фенрис. Что, если бы послы Гиллимана оставили зов с Новиомагуса без ответа? Они прибыли бы сюда, на пустующую, за исключением немногих стражей, планету. Конечно, они бы ждали моего возвращения под личиной друзей, — в уже обустроенных на наших землях лагерях и роясь в секретах.

— Но некоторым мы открывали двери, — возразил Ньяль. — Вы молвите так, будто все сто веков поверхность Фенриса не знала ноги чужака.

— Каждая уступка Адептус Терра — шаг к порабощению, — рыкнул Ульрик, не отрывая глаз от метели. Мигающие огоньки говорили о скорой посадке модуля, чьи реактивные двигатели тускнели в буре. — Мы впускали их неохотно.

— Выходит, мы выслушаем лейтенанта Касталлора, хорошенько поразмыслим, взвесим все «за» и «против» и пошлём его куда подальше? — спросил Арьяк.

— Вероятно, что так, — кивнул Гримнар.

Командиры ждали прибытия Ультрадесантника молча. Последние десятки метров лихтер тяжело раскачивался на ветру, но в конце концов, среди огня и пара он таки сумел приземлиться, пускай и неуклюже. Посадочные когти визгливо высекли из ферробетона искры.

Главный люк открылся, и оттуда вышла фигура в доспехах. Космодесантник несколько секунд оглядывался по сторонам, прежде чем направиться к входу в камеру контроля.

«Зубы Русса, какой высокий, — подумал Арьяка, впервые увидев лейтенанта Касталлора. Тот просунул голову в шлеме в дверной проём. — Он выше даже меня, на ширину ладони».

Непродолжительный снежный шквал ничуть не испортил цвета Ультрадесанта, — ярко-синий с белым и золотым. Нагрудник отпрыска Гиллимана украшала двуглавая аквила, позолоченная, как и ножны на поясе.

«Пустые», — отметил Арьяк.

Касталлор прибыл безоружным, как и приказывал Гримнар, однако ножны он не оставил. Возможно, этот жест тоже являлся своего рода символом, неким посланием ордену.

— Милорд Великий Волк Логан Гримнар, — поприветствовал Касталлор Верховного Короля Фенриса. С шипением высвобожденного воздуха Ультрадесантник отсоединил шлем, сунул его под левую руку и поклонился, лишь на мгновение оторвав взгляд от лица хозяина. У него был довольно узкий подбородок и впалые щеки, как и макушка, покрытые короткими чёрными волосами, как гребешок. Кожа лейтенанта оказалась чудовищно бледной — признак многомесячного пребывания в шлеме, либо заточения в корабле или укреплениях, — и Арьяк задумался, через что из трёх вариантов прошёл Касталлор, если не все три сразу.

— Значит, лейтенант Касталлор? — переспросил Логан Гримнар. — Это звание не использовалось Адептус Астартес со времён раскола легионов.

Если комментарий Великого Волка и застал его врасплох, Касталлор умело это скрыл.

— Наступила эпоха перемен, лорд Гримнар. Многими руководит тот же разум, что написал Кодекс Астартес. Тот же самый, что в своё время упредил это звание.

Ульрик расхохотался, больше похоже на лай, и хлопнул себя рукой по груди.

— Ай молодец, теперь я понимаю, почему посланником избрали тебя, — усмехнулся волчий жрец, блестя клыками в свете командной консоли. — Прокрался в наш дом в напоминание, что твой примарх вернулся из мёртвых.

Выражение лица Касталлора оставалось непроницаемым. Он ответил не сразу, прождав несколько секунд и выдержав пристальный взгляд Великого Волка.

— Участие вашего ордена окажет неоценимую помощь крестовому походу Индомитус, лорд Гримнар. Ваш опыт, ваши знания о враге, что Космические Волки собственной кровью приобрели за последние трудные годы, — они уникальны.

— Лесть? — взял слово Арьяк. — Её ты принёс в наш дом?

— Пускай продолжает, если хочет, — позволил Логан с мягкой улыбкой. — Ещё минуту или две.

Касталлор по-прежнему не выказывал ни малейшего признака нетерпения или обиды, он лишь оглянулся на Ульрика.

— Вы ведь глава апотекариона, лорд Ульрик? Уже изучили отправленные мной данные «Примарис»?

— Глянул мельком, — ответил Убийца. Следующие слова верховный жрец адресовал к Великому Волку. — Они впечатляют. Ну, вы и сами их видите на примере лейтенанта. Больше, сильнее. А так — всё почти то же самое.

— А Канис Хеликс? — почти шёпотом спросил Ньяль. — Это настоящее геносемя Русса?

Ульрик кивнул.

— Насколько я понял.

— Сколько вас? — потребовал Гримнар. — Скольким числом космодесантников-примарис обладает Гиллиман?

— У меня нет ответа на этот вопрос, — вздохнул Касталлор. — Лорд-командующий...

— Лорд-командующий? — перебил лейтенанта Логан. — Гиллиман щеголяет титулом, что украл у Рогала Дорна!

Арьяк знал, что Великий Волк был в курсе всех титулов и прозваний Робаута Гиллимана: Драконий Взор передал Логану Гримнару и остальным всю информацию. Хранитель Очага пока не был уверен, в чём смысл этих игр.

— Лорд-командующий Гиллиман лично возглавляет флот Примус. Однако крестовый поход располагает и другими флотами, ведомыми другими офицерами. Текущие оценки численности Космодесанта-примарис флота Примус составляют от восемнадцати до двадцати двух тысяч действующих воинов.

Арьяк набрал воздуха в лёгкие, в то время как Логан повторил число про себя.

— Сколько из них от семени Русса? — спросил Ульрик.

— Три-четыре тысячи, полагаю. С нами две роты факелоносцев. Мы посчитали, что в приоритете скорее доставить вам материал для массового производства примарисов, а нежели чем ждать, пока соберётся большая группа активных войск. Однако если вы окажете нам честь, приняв над ними командование, остальные сыновья Русса сразу же соберутся в путь.

— Какова наша текущая численность? — Логан бросил взгляд на Ньяля, а затем на Ульрика.

— На последнем сборе присутствовало меньше семисот, — ответил Зовущий Бурю. — Вероятно, по возвращении остальных великих рот, останется меньше.

Борода Великого Волка закачалась — Гримнар дёргал челюстью, тщательно переваривая информацию.

— Судя по всему, наше прибытие своевременно, — заключил лейтенант Ультрадесанта. — Многие ордены пребывают в крайне затруднительном положении.

— Ты пришёл за помощью, помнишь? — рявкнул Арьяк.

— Три-четыре тысячи, говоришь? Гиллиман порвал свои бумажки? — спросил Гримнар. — Куда подевалось ограничение в тысячу космодесантников?

— Нынешние обстоятельства и стеснённое положение Империума требуют нового подхода, — объяснил Касталлор. — Основаны новые ордены, их задача — восполнить потери Адептус Астартес за последние десять тысяч лет. Их будет становиться всё больше. В настоящем и ближайшем будущем необходимость берёт верх над правилом. Все перейдут под ваше командование, лорд Гримнар.

— И я должен буду прийти к Гиллиману за добавкой, когда их не станет, — зарычал Великий Волк.

Касталлор растерялся, повернув голову к Ульрику.

— Мои сообщения оказались не очень понятны?

— Они были ясны, я просто не успел рассказать всё Великому Волку, — признался Ульрик.

— Что рассказать? — устало вздохнул Логан.

— На Фенрис доставят и технологию создания Космического Десанта-примарис.

— Мы сможем сделать... — Гримнар широко развёл руками, изумлённо раскрыв глаза. — Целую армию?

— Технология создания не решит проблему качества кандидатов, — вставил Арьяк, адресовав следующий вопрос Касталлору. — Для работы ведь нужно подходящее сырьё, а?

— Первостепенное значение, как и всегда, имеет генетическая пригодность, — ответил лейтенант. — Как и личностные качества рекрутов. Мы, космические десантники, больше похожи на вас, чем отличаемся.

Логан погладил подбородок, и на несколько секунд Арьяк задумался, примет ли Великий Волк космодесантников-примарис.

— Твои подарки кажутся чудесными, — начал Гримнар. — Воины, танки — и столько, сколько пожелаем. Но эти подарки не совсем и подарки, а? Торговля, бартер. Что попросишь взамен?

— Цена на передачу технологий не установлена, — ответил Касталлор. — Однако существуют некоторые требования к программам обучения, чтобы гарантировать правильное производство.

— Ах, требования к обучению, — заговорил Ульрик. — Скорпозмей, наконец, обнажил своё жало.

— Практичность и только, — заявил лейтенант. — Модифицированное Коулом геносемя и оборудование, используемое для его имплантации, требуют должного обращения со стороны апотекариона. Вашим специалистам следует пройти дополнительное обучение. Технику также сопровождают техножрецы и другие лица, имеющие опыт эксплуатации.

— Всё ясно, — заключил Ульрик. — Жители Вышнеземья получат свободный доступ в наисвятейшую область Этта, где рождаются Волки Фенриса.

— Если только вы не смогли бы построить объекты на орбите или в другом подходящем месте, — предложил Ньяль. — На время, пока наши жрецы не обзаведутся собственным опытом.

Ульрик, обдумывая эту возможность, кивнул в знак согласия, однако убеждённость Гримнара горела не столь ярко.

— Ты рассказал обо всех условиях сделки или есть ещё? — спросил Великий Волк.

— Вы лишь должны дать согласие, что будете координировать действия ордена с силами крестового похода Индомитус. — Касталлор переложил шлем из одной руки в другую — жест стал первым движением Ультрадесантника, что подметил Арьяк. — Империум на грани развала. Необходимо приложить все усилия, чтобы этого не произошло, а лорд-примарх разработал наилучший способ достижения этой цели.

— Ну ясно, Волки должны будут отчитываться перед Гиллиманом, — тяжело вздохнул Логан. — Он жаждет получить возможность командовать Волками Фенриса, спустя десять тысяч лет после первой попытки.

— Ордены Адептус Астартес сохраняют автономию, — упорствовал Касталлор, проявив секундную удручённость. — Если бы мы выпустили десятки тысяч космодесантников без предварительных планов и стратегии их развёртывания и использования, воцарился бы хаос!

— Стало быть, Гиллиман мне не доверяет?

— Дело не в доверии. Я не имею права говорить от лица лорда-командующего, однако не сочти он ваш орден подходящим для отправки подкреплений, он бы их не отправил. Как бы то ни было, Фенрис отмечен как приоритетный для крестового похода мир. Чтобы достичь этой планеты, моя флотилия значительно отклонилась от основного маршрута флота Примус.

— О, а теперь мы должны ощутить свою уникальность, — ответил Гримнар. — Благодарить прекрасного Гиллимана за небывалую щедрость.

— Логан, сохраняй мудрость, — предостерёг Ульрик. — Не ищи врага на месте союзника.

Великий Волк отшагнул от бывшего наставника, склонив голову набок.

— Убийца на стороне Ультрадесанта? Я всегда считал, что из всех присутствующих я более остальных могу рассчитывать на твою поддержку! Ты — наше сердце, душа Волков Фенриса. Всё великолепие нашего ордена живёт в твоей плоти, все Волки руководствуются твоими словами. Осталось семьсот истинных воинов Фенриса. Где твоя собственная мудрость? Ты размышлял о том, что случится с традициями, с нашим духом, когда орден захлестнёт в десять раз большее число наших копий, не имеющих отношения к родному миру?

Великий Волк развернулся, обратив слова к Ньялю.

— Я слышу одобрение и в твоём голосе, Зовущий Бурю. Ожидаешь, что «Примарис» сулит что-то хорошее? Ты — повелитель знаний, хранитель нашего вюрда. Ответь, судьба наша в противостоянии врагам или защите чужими жизнями собственной шкуры?

— Шансы на будущее ордена без воинов-примарис очень невелики, — прямо сказал Ньяль. — Высока вероятность, что все мы умрём, и от Небесных Воинов Фенриса не останется и следа. Вы хотите такого пути?

— Хочу? — прорычал Логан. — Я ничего не хочу. Я командую, сражаюсь и побеждаю. Я не «хочу», я борюсь. Ни для кого и никогда не было секретом, что Волки не смогут бороться вечно. Волчий Король собственными устами изрёк гморл моркаи. Собственным языком он пророчил о Времени Волка. Ты должен знать лучше меня: не в нашей власти нарушить вюрдову нить. Да, Час Волка может стать последней нашей битвой, но вместе с тем величайшей. Мы умрём, чтобы жил народ Всеотца. А может и не умрём. Не наше дело погружаться в такие раздумья. Наше дело — доверять Всеотцу и уготовленной Им воле.

— За безрассудством пытающихся отринуть вюрд следует лишь катастрофа, — обратился Арьяк к Зовущему Бурю. — Ты как-то сказал мне, что вюрд — он как экка из дремучих лесов. Древесину можно гнуть и формовать даже спустя огромное время! Но решишь согнуть слишком сильно — и всё. Экка сломалась.

Арьяк внезапно осознал, что собравшиеся перешли на родной ювик, а Касталлор наблюдал за бурным обсуждением с озадаченным выражением лица.

— Мы обсуждаем предложение, — полуулыбнувшись, на готике произнёс Арьяк.

— Нет, — отрезал Гримнар на том же языке. — Вопросы судьбы и традиций требуют размышлений и совета, и да, я поговорю о них с Ульриком и Ньялем. Однако бремя командования лежит лишь на мне, и в этом вопросе мнения разнятся. Я Великий Волк, наследник Волчьего Короля. Я опозорю себя и орден, если преклоню колено перед вашим примархом прежде, чем паду ниц перед собственным. Волки Фенриса всегда жили по собственному кодексу.

— Не очень вас понял, однако продолжать спор не намерен, по крайней мере, сейчас, — сказал Касталлор, кланяясь вновь. — Мне нужно посовещаться с руководством.

— Как знаешь, — ответил Гримнар. — Однако моё настроение на волчий закон не влияет.

Волки кивнули и подняли кулаки, прощаясь с шагающим прочь офицером Ультрадесанта. Сын Гиллиман вскоре исчез в вое метели, и спустя какое-то время шаттл загрохотал и поднялся в клубящиеся снега. Арьяк наблюдал за кораблём, пока фенрисийская атмосфера не поглотила вспышки двигателей.

— Столько времени потратили, чтобы сказать простое «отъе...»

— Не сейчас, Арьяк, — отрезал Великий Волк.

Логан Гримнар зашагал к выходу один. Великий Волк нёс на сгорбленных доспехом плечах больший груз, чем когда прибыл на встречу.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ВИРДНАК

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗВЕРЯ

ДУРНЫЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ

Гюта прошла в зал через удерживаемую Орином дверь, и гул голосов умолк. Два этт-гарда последовали за ней и, закрыв дверь, преградили выход.

Большую часть зала вырубили в склоне холма, а проходную облицевали деревом и штукатуренным камнем. Вырытая в центре шахта служила и дымоходом для очага, хотя сейчас угли уже тлели, добавляя свои оттенки свету факелов в канделябрах.

Люди заполняли лишь половину зала. В дальнем конце на срубленных бревенчатых скамьях собрался совет старейшин — двенадцать самых уважаемых членов общины. Другие достойные присутствия и бесстыдно любопытствующие гости расположились на ковриках и низких табуретках, покуривая трубки и коротая время едой и выпивкой.

Гюта продолжала шагать вперёд, собирая всё больше взглядов. В глазах многих она встречала сочувствие, однако чаще на неё смотрели с любопытством, единицы — с подозрением, но откровенную враждебность не проявлял никто. Она немного расслабилась и перевела дыхание: во время пути из дома в танхалле Гюта изрядно понервничала. Она обошла вокруг очага и, сцепив руки за спиной, встала лицом к старейшинам. Агюта и несколько человек выглядели чересчур серьёзными, Фэрас явно был не в духе; остальные приветствовали её смесью улыбок и безразличия.

— Мы пришли к согласию, — объявила Орилк, нынешний язык совета. Женщина была всего на несколько лет старше Гюты, но уже почиталась как самый мудрый житель деревни. Её словесный дар подходил больше для объявлений и ведения переговоров, чем для скьяльдверса, и поэтому Орилк избрали старейшиной, хотя в её теле не было и намёка на старость. Тёмно-каштановые волосы по бокам были коротко подстрижены, а переплетённые с золотыми нитями и разноцветными бусинами пряди ниспадали до талии из пучка на макушке. Как подобает старейшине, она носила поверх шкур и мехов шаль из крашеной чёрной шерсти. Платок у ключицы скреплял символ языка совета — рубин размером с ноготь, вставленный в серебряную руну юви — «слова».

Фэрас и ещё одна, Кьёра, заворчали в ответ на заявление языка, но Орилк проигнорировала бубнёж и продолжила.

— У нас нет сомнений в том, что ты открыла вирднак, а твои сны отражают пророчества. Мы искали признаки дурных звёзд, но никаких свидетельств малефикарума не нашли, а, следовательно, эти видения исходят от Духа Фенриса, заглядывающего через врата Уппланда. Фенрис посылал тебе сны с определённой целью. Мы должны разгадать её и разработать план ответных действий.

— У нас нет готи, уже много поколений, — заговорил самый старший в совете, Готрин Волнолом. — Хотя нет. С тех пор, как пришли Пылающие, и Небесные Воины уложили проклятых захватчиков на красный снег. То, что видения посетили твою душу сейчас, не простое совпадение. Совет с удовольствием принимает тебя в свой круг в качестве нового готи, проводника вюрда.

Удивлённая, Гюта рассмеялась, вызвав несколько хмурых взглядов.

— Я ничего не знаю о путях готи! Я едва разбираюсь в низших рунах, не говоря уже о чтении вирдлейфа. Разве не готи должны обучать преемников?

— Если ты согласна, Гюта, мы всё устроим, — кивнула Агюта, взглянув на остальных членов совета. — Вы должны решить, что нам делать. Народ Ландсаттмара не просто так позволяет вам сидеть в этом зале.

Гюта понятия не имела, что сказать. Она стояла перед мудрыми и достойными людьми, на их фоне ощущая себя маленькой девочкой, пытающейся оправдать кражу мёда из ловушек охотников. Совет и гости высмеют любое её слово.

— Это предостережение, знак, — она озвучила первую пришедшую в голову мысль. Гюта говорила без остановки, позволяя словам самим выплескиваться наружу, как талой воде по весне. — Я имею в виду сны. Видения. Даже несмотря на то, что мы в безопасности, угроза живёт. И растёт — зверь, великан-людоед, чудовище с красными глазами становится сильнее, чем бы оно ни являлось. Однако опасность не в нём. Мне кажется, дело не в самом гиганте, а в его тени, что скрывает нечто похуже.

— Кого хотят предупредить? — спросил Фэрас. — Мы в опасности?

— Ты всерьёз считаешь, что гигантский волк, запертый в крепости — это мы? — огрызнулась Агюта. — Речь о Небесных Воины. Нет сомнений, они сражаются в какой-то ужасной битве за гранью света.

— Вечная Ночь, — произнесла Орилк. — И расколотые небеса, — мы знаем, что между Вышнеземьем и Нижним Миром бушует война, которая разрывает небо. Пылающие пришли на Фенрис, и Небесные Воины их прогнали, однако живущий в Нижнем Мире малефик продолжает сочиться.

— Но почему я? Почему Фенрис не предупредил кого-нибудь из могучих готи? — спросила Гюта, подавляя внезапный приступ тошноты. Мысль о том, что она, простая женщина, несла в себе жизненно важное послание Небесным Воинам, вывернула желудок, а во рту пересохло.

— Что я могу сделать?

— Делать? — переспросил Фэрас. — С чего ты взяла, что должна что-то делать? Судя по твоему описанию, видение предназначалось не тебе, возможно, твоих мыслей коснулось его эхо. Рунтэны Северной крепости наверняка уже в курсе и сами знают, что делать.

Слова старейшины ничуть не успокоили Гюту. Ей хотелось просто игнорировать видения и вести себя как ни в чём не бывало.

— Мне нужна помощь, — произнесла она. Гюта нашла свободный стул и села, внезапно заметив, что численность любопытной толпы возросла. В зале находилось почти полсотни людей — завороженных, словно слушавших песни скьяльда о древних героях, как Король Волков или Краснорукий Сын. Женщина не ощущала в себе сходства ни с какими персонажами из сказаний. — Может быть, мне стоит обсудить все этим вопросы с другим готи?

— Конечно, если ты видишь смысл, — кивнула Орилк.

Её прервал крик из дальнего конца зала.

— Папа сказал, что готи Сигурхейма проводят больше времени за медовухой и вирдовыми грибами, чем чтением рун! Какой в этом толк? — Гюта увидела в дверях Луфу, без отца и сестры. — Что, если видение предназначалось Небесным Воинам, но вместо этого пришло к тебе, ма? Сны появились ещё весной. Они — не случайность.

— Право голоса лишь у совета, — рявкнул Кьёрфи, стукнув посохом по утрамбованному земляному полу. Старейшина подал знак двум этт-гардам рядом с мальчиком. — Прочь, дитя! Прочь со своими дурными манерами!

— Подождите! — Гюта резко выпрямилась и посмотрела на своего сына. Он казался таким суровым, глядя на мать из-под копны непослушных волос. — Луфа, о чём речь? Зачем ты пришёл?

— Мы с Корит собирали падалицу в лесу. Сестрёнка всё время промахивалась мимо корзины и роняла плоды, и они скатывались с холма. Я побрёл вниз, чтобы собрать их, и процесс заставил меня задуматься — а что, если готи Небесных Воинов были слишком заняты войной или, быть может, заплутали в Нижнем Мире и потому не получали посланий, а видения скатывались по склону прямо в твои сны?

— Забавно, — улыбнулась Кьёра. Усмехнулся и Фэрас, но Орилк заставила умолкнуть обоих.

— Мы ничего не смыслим в этих делах, — отрезала язык совета, глядя на других его членов. — Должна признаться, что готи из других поселений, как и их жители, могут отказать нам в помощи. И посудите сами, стоит ли доверять им такой подарок?

Гюта обвела взглядом выжидающие лица. Народ ждал, что она произнесёт что-то важное. Титул готи теперь придавал мистический вес каждому её слову.

— Это... — прошептала она.

«Каково это? — спросила она себя. — Глупо? Самонадеянно?»

В другом конце танхалле по-прежнему стоял её сын, который впился в мать умоляющим взглядом. Гюта сама ощущала себя ребёнком. В глазах Луфы видела те же чувство, что и когда он сидел у неё на коленях и впервые слушал о Войне Ока и Избавлении Волков, когда могущество старых богов разделило мир на Нижний и Вышнеземье.

Сын смотрел на неё так, словно она уже стала легендой. От осознания предстоящего пути у Гюты защемило сердце. Однако знала она и о том, этот вирднак запутал её нить, а оставаясь на месте Гюта только спутает другие нити вокруг собственной. Вюрд предстал пред ней очевидной целью.

— Я должна предупредить Небесных Воинов.

Озвучив заявление, Гюта затаила дыхание, слегка удивлённая тем, что высказала мысль вслух. Она ожидала осмеяния. Всеобщее внимание вызывало желание съёжиться и исчезнуть в одной из трещин в стене, однако Гюта пересилила эмоции и заговорила снова.

— Я считаю, что за видениями скрывается великая цель, и не важно, поставил передо мной её Дух Фенриса или иной отправитель. Я получила дар, и, если Небесные Воины падут в битве, их смерть обернётся катастрофой для всех фенрисийских племён. Пылающие придут снова и оторвут весь наш народ от взора Всеотца. Они бросят нас в Нижний мир и поработят наши души!

— И как же ты их предупредишь? — раздражённо спросил Фэрас. — Собралась пересечь Ледяные острова, переплыть Мёртвые моря и взобраться на Немыслимые скалы Асахейма? Вот так вот возьмёшь и постучишься во врата Северной крепости?

Описание пути вызвало у Гюты приступ смеха.

— Да, — ответила женщина, ничуть не испугавшись затеи. В момент, когда она объявила о своём намерении, Гюту обдало спокойствием, как будто до того её тело боролось с духом. — Почему нет? Да, если таков мой долг. Возможно, я встану на колени перед Великим Волком и сама ему обо всём расскажу!

Некоторые из наблюдавших рассмеялись следом за Гютой. Она заметила лукавую улыбку и на губах Агюты. Но выражение лица её свекрови вмиг помрачнело, и мать Бьёрти вперила в Фэраса угрюмый взгляд.

— Путь посильный, просто чутка трудноват, — сказала пожилая женщина. — И мы ей поможем.

— Мы? — переспросил Фаэрас.

— Моё копьё пойдёт за готи! — громогласно объявил Орин, поднимая древко.

— И нас ты тоже не бросишь, мы не дадим, — крикнул Луфа, проталкиваясь вперёд. Толпа поднялась на ноги — некоторые радостно кричали о своей воле также отправиться в путь, однако были и те, кто возражал.

— Ах, Бьёрти!.. — выдохнула Гюта. Голос сына напомнил о муже. Женщина переместила взор на Агюту. — Я должна была посоветоваться сначала с ним...

— Бьёрти с радостью шагнёт за тобой хоть в Хель, — преспокойно ответила его мать. — Не беспокойся.

— Но это опасно, — предостерегла Гюта, обращаясь к толпе. — Хельвинтер близко. Луфа, нет. Я не могу взять тебя с собой. Я перестану зваться матерью, если добровольно обреку собственного сына на смерть в Ледяных землях. Нет! Это безумие.

По залу прошла новая волна гула, прерванная стуком посоха Кьёрфи.

— Тишина! — рявкнул он. — Говорят только старейшины!

Испуганная толпа затихла. Некоторые вернулись на свои места, а улыбающийся Луфа подошёл к матери.

— Ты хочешь отнять у деревни кузнеца и лучших бойцов? — спросила Кьёра.

— Я никого не прошу идти со мной, — ответил Гюта, притянув Луфу ближе. — Однако… Вероятно, в одиночку я попросту не справлюсь.

— Значит, мы поможем всем, чем сможем! — заявил Готрин. Волнолом встал, его тело измождал возраст, но глаза сияли прежней яростью. Он уже десять лет служил этт-ярлом и руководил народом Ландсаттмара верой и правдой. — Отправиться с тобой — в наших силах. Ты посредник, но я тоже слышу и знаю. Послание было отправлено всем, посудите сами. Мы пробыли на этом месте больше сезона, и нас почти никто не тревожил, но таков обычай Фенриса — ничто не длится вечно. Таков путь. Возможно, эта зима станет для ландсаттмарингов последней, и нам следует провести её в поисках лучшей жизни. Пылающие принесли на эти земли каст, осквернили её. А Асахейм… Асахейм стоит в тени Северной Крепости. Там наши люди немного отдохнут от подобных невзгод. Быть может, наша община вновь расцветёт, и вернётся на круги своя, как и было до Великой Ночи.

— Вы не можете решать единогласно, — возразила Кьёра.

— Не могу, — кивнул Волнолом. — Я этт-ярл уже десять лет, и все десять лет признавал закон совета.

— Я голосую против, — отрезал Фэрас.

— Моя воля также известна, — сказала Кьора. — Это безумие.

— Я за Гюту, — высказалась Агюта. — Мы достигнем цели: либо Асахейм, либо Уппланд. Посмотрим, куда доберёмся раньше.

Гюта поняла, что остальные ждут её слова — ведь теперь она стала членом совета. Все остатки здравого смысла подсказывали, что уходить из поселения — провальная затея, особенно в конце лета. А брать детей и грудных младенцев в такое опасное путешествие — глупость и того опаснее. Путь, как и сказал Волнолом, предполагал перемещение с места на место во время сдвига земель. Однако поход на крайний север был билетом в один конец.

— Теперь ты готи, — обратилась Идра, ещё одна из старейшин. Она и остальные члены совета делили внимание между Гютой и людьми в зале, оценивая их настроение. — Говори сама.

— Мы отправляемся в Асахейм, — объявила Гюта. В толпе раздались одобрительные возгласы, хотя и не от всех. Внимание переключилось на ещё не голосовавших старейшин. Их слово станет решающим.

— Да, — кивнула Идра. — Если ветер взывает, не стоит тратить время на споры.

Оставшиеся старейшины также проголосовали «за», после чего в танхалле воцарилась тягостная тишина, длившаяся несколько мгновений, в течение которых народ Ландсаттмара принимал новую реальность. Повсеместно раздался скрип табуреток по полу: люди вставали с мест, обсуждая итоги заседания совета.

— Решение принято, — негромко объявила язык. Кто-то из присутствующих уже шагал в сторону выхода, желая поскорее начать приготовления. — Мы отправляемся на север.

Гюта почувствовала, как её пальцы переплелись с чужими. Сверху вниз улыбался Луфа, лишний раз напоминая, что мир — это только не продуваемые ветрами пустоши, облачное небо и бушующие моря. Фенрис — изменчивая планета. Всё было временно, всё разрушалось и вырастало вновь. Но это её мир — её семья — и родные останутся с Гютой, куда бы она ни отправилась, в этом версе или в другом.

Постоянный гул не переставал удивлять Гая, хотя он уже несколько раз гостил в залах роты. За столами собрались всего три стаи, однако издаваемый ими шум: шутки, чавканье и грохот посуды, по громкости мог посоперничать с полем брани. Обострённый слух космодесантника-примарис позволял Гаю отфильтровывать большую часть звуков, выделяя отдельные — стук тарелок по дереву или треск поленьев внутри гигантского очага в самом центре. К сожалению вожака Первых Волков, регулятором общей громкости Коул его не одарил.

Стая Гая прошла под тёмной балкой главной двери — толстого куска древнего дерева. По словам Улля, эту дверь привезли из королевства самого Лемана Русса, когда он приплыл в Асахейм на поиски нового этта. У всего здесь была своя история: от плиток вокруг очага, — их вылепили из глины, что привёз в крепость один из предшественников Драконего Взора, — до железных ложек, выплавленных из шлемов орков, которых орден одолел больше двух столетий назад. Воины Гая сознавали, что они не просто шагают от порога к одному из пустых столиков, — они проходят мимо артефактов тысячелетней давности, минуют историю и память ордена.

Каждая стая владела своей территорией и местом в зале — конечно, никем не регламентированным, но Улль повёл Гая к столу и скамье в левой части помещения, в метрах пятидесяти от очага. Гаю ужасно неловко было слышать, что некоторые из перворожденных Волков по-прежнему называли это место «Уголком Ягги» в честь стаи, которая ранее усиживалась за этим столом. Однако всё же лучше, чем «Щенячье лукошко» — эту насмешку он тоже терпел не раз и не два. Гай понимал, что ещё не заслужил уважение фенрисийцев, но три года непрекращающихся войн с предателями из Великого Разлома тоже не прошли простой тренировкой. Как они усмехались сами, если Волки Фенриса не свидетельствовали подвиг, то в список деяний он не входил. Первым Волкам ещё предстояло заслужить уважение в глазах новых братьев.

— Выпей с нами, Первый Волк!

Гай обернулся на голос, удивившись, что кто-то произнёс название его стаи. Пригласившим на пир оказался Дрог, вожак Багровых Когтей, прозванный Плугомечом за манеру прорубаться сквозь врагов, точно вспахивая землю. Он подозвал Гая рукой, а один из его подопечных хлопнул по скамейке рядом.

— Подойди, расскажи нам о войнах Вечной Ночи, — позвал другой.

За широким столом хватало места обеим стаям. Первые Волки подошли к Багровым Когтям. Гай уселся справа от Дрога. Вожак Когтей крикнул кэрлам, и те сервировали стол блюдами и кувшинами из кухни роты, а ещё через несколько минут смертные предложили астартес угощения из жареного мяса, брусков мёда и горячих овощей. Затем на столе появилось несколько больших кувшинов мьода и металлические стаканы.

Трапезу начали молча: голодные космодесантники принялись наедаться до отвала, даже не собираясь поговорить. За всю свою жизнь, с момента пробуждения в недрах одного из генетических ковчегов Коула, Гай и бойцы его отделения знали только корабельную еду и сухпайки. Космодесантников-примарис поразил размах — каждый приём пищи в Этте без преувеличения обращался целым банкетом.

— Разве белковая каша и сухпайки не удобнее всей этой тяжёлой пищи и напитков? — спросил Эгрей. Астартес-примарис разорвал толстокорый хрустящий хлеб и предложил половину рядом сидящему перворожденному.

— Это не совсем обычная ситуация, когда Рота проводит здесь больше нескольких дней, — признался Багровый Коготь. — Пока есть возможность — мы пируем, чтобы не жалеть об упущенном шансе принять щедрость Фенриса.

— Многое из того, что мы берём на корабль, исчезает в течение недели или двух! — добавил другой, прежде чем отправить в рот варёное яйцо.

— Да-да. Нужно поддерживать свои силы. Запас энергии! — закивал третий. Он закатал рукав меховой куртки, обнажив вздутый массивный бицепс. На мышце было вытатуировано лицо, и когда серый охотник играл мышцей, рот и глаза раскрывались и закрывались, к большому изумлению и забаве Гая. — Тут тебе не подадут ни воду, ни тем более мерзкую кашу!

— Наверное, нелегко охотиться или выращивать такое количество еды, — задумался Гай, глядя на ломящийся от обилия птицы и дичи стол. — Я всегда считал, что жизнь на Фенрисе суровей некуда, и каждое время года здесь — битва с голодом и стихией.

— Асахейм не так уж плох, — прокомментировал Дрог. Он подцепил окорок кабана и бросил его на тарелку Гая. — К тому же суровое место рождает крепких людей. Те, кто защищает и сражается за народ, получают право выбора пищи. Ни один ярл не позволит своим веренгам голодать, пока торговки рыбой набивают брюхо.

Вдоль стола раздались кивки и одобрительный стук по дереву. Гай не очень понял подобное упрощение и хотел подискутировать, но решил, что лучше будет не высказывать мысли вслух. Вместо этого вожак Первых Волков оторвал кусок свинины и протянул его Дрогу.

— Не будь торговкой рыбой, — ответил он в своём лучшем шутливом тоне, на который был способен. — Ешь сам!

Дрог уставился на него с такой свирепостью во взгляде, что Гай ожидал удара. Багровые Когти разразились смехом. Гай боролся с желанием извиниться, не желая уступать вожаку другой стаи, чтобы космодесантники не восприняли его поступок как слабость.

Через несколько ударов сердца запал Дрога поутих, и тот наклонился ближе, понизив голос.

— Не возвращай подарок дарителю, даже в благодарность, даже в шутку, — произнёс вожак Багровых Когтей и положил мясо обратно перед Гаем. — Это оскорбляет щедрость.

Гай кивнул и молча принял совет.

Он попытался поднять настроение, подавленное ошибкой и, ухватив кружку с мьодом, возвысил её над столом.

— Скьёль! — провозгласил он, и Волки эхом прокричали тост. Гай рискнул произнести ещё несколько слов на ювике. — И пускай покраснеют клинки!

Фразу на родном языке фенрисийцы восприняли на порядок лучше, чем в прошлый раз. Багровые Когти ревели в ответ, но, к сожалению, многое из произнесённого Гай не понял, восприняв услышанное как воинственные или кровожадные кличи.

Последовали другие тосты — за битву, за честь, за братство, — и мьод лился рекой наряду с гораздо большим количеством обычного эля, медовухи и крепкого вина. Лёгкие напитки вмиг очищались от алкоголя и прочих токсинов улучшенными органами, но мьод… Знаменитый фенрисийский мьод Волки варили тысячелетиями, чтобы добиться свойств, позволяющих превзойти защиту организма астартес. Гай заметно повеселел.

— Играть умеешь? — спросил Ордас Чернохвост, расчищая место для доски и фигур кёнигсгарда.

— Ордас — чемпион нашей стаи, — предупредил Гая Дрог.

— Я уже играл с Уллем и остальными на корабле, — гордо заявил Гай. — Не опозорюсь.

Гай произнёс имя вожака Серых Шкур, и в следующее мгновение он Улль вместе со своими воинами уже заходил в зал. Первострел изумился: он явно не ожидал увидеть Первых Волков там, где они сидели, и, не теряя времени, повёл собственную стаю к соседней скамье Серых Шкур.

— Что ты задумал, Плугомеч? — спросил Улль, присев.

— Вот, учу Первых Волков пить! — ухмыльнулся Дрог.

Гай рассмеялся, поднял чашу и пролил немного мьода на край стола, когда попытался произнести тост в честь Улля. Вожак Первых Волков сморгнул, поражённый случившимся. Проблемы с координацией он ощутил впервые.

— Вроде большие, а мьод пить не могут, — засмеялся кто-то из Багровых Когтей.

Следуя за рукой Ордаса, Гай сосредоточил внимание на игровой доске. Другой космодесантник протянул к нему два массивных кулака, в которых были спрятаны фигуры. Гай сделал выбор и получил короля. Фигурки расставили, и Ордас совершил первый ход, переместив одного из своих воинов в засаде ближе к королю и этт-гардам в центре.

Гай ответил ни к чему не обязывающим ходом. Улль объяснял, что у короля существовало две основные стратегии: уйти с линии нападения или дать отпор. Первые ходы Ордаса были агрессивными. Гай потратил несколько собственных, только чтобы избежать стремительного захвата слишком большого количества фигур, в то время как его противник явно намеренно оставлял открытым путь к углу доски — дорогу для бегства.

— Ты аж исперделся весь, — пробубнил Гай, повторяя когда-то сказанную Уллем фразу. Он перестал пытаться сберечь фигуры и начал контратаку.

Ордас улыбнулся и нанёс ответный удар, но Гай был убеждён, что сам переигрывает соперника. Обе стаи стучали по столу, одобряя каждый ход своего игрока и смеясь над ходами противника, но Гай постарался изолировать своё сознание от лишних звуков и сосредоточился на фигурах. Потратив ещё несколько секунд на попытку прочитать Ордаса, вожак Первых Волков двинул короля вперёд, захватив атакующую фигуру.

Ордас нахмурился, но скорее в замешательстве, чем от испуга поражения.

— Говоришь, уже играл в это раньше? Даже младенец во время первой своей игры не допустил бы такой идиотской ошибки, — произнёс Багровый Коготь, взяв одну из своих фигур и передвинув её поверх двух других на поле, угрожающее королю Гая.

— Так нельзя! — рассерженно заявил Гай. — Ты нарушаешь правила!

— «Прыжок со щитом», — преспокойно объяснил Ордас выбранный ход, глядя на остальных членов стаи. Он поднял руки и пожал плечами. — Я перепрыгнуть через две дружественные фигуры, ведь они находятся рядом друг с другом. Совершенно обычный ход.

— Нет-нет-нет... — Гай перешёл на рык. Он вытащил книгу из висевшей на поясе сумки и открыл страницу, где объяснялись правила игры в кёнигсгард. Космодесантник-примарис перепроверил текст, хотя уже знал всё наизусть. — Ничего подобного в правилах нет.

— Нет в правилах? — голос Ордаса становился громче по мере того, как рос его гнев. — Ты хочешь сказать, что я грязный обманщик?

— Тут ничего про это не написано, — повторил Гай, протягивая книгу Багровому Когтю. — Таковы правила игры.

Ордас выбил книгу из рук Гая, и тот мгновенно вскочил на ноги.

— Твоя бестолковая книга не будет учить меня правилам, щенок, — оскалился перворожденный.

— Давайте не будем... — Нейфлюр попытался успокоить своих товарищей.

— Заткнись, — заревел теперь Гай, пытаясь вытащить книгу из мясной подливки. Он встретился взглядом с Ордасом, полный решимости не уступать. — И только попробуй ещё раз назвать меня «щенком».

— Да у тебя мамкино молоко на губах не обсохло, — прорычал Ордас.

В следующий миг Гай бросил кулак вперёд, быстрее и сильнее любого улучшенного человека, но Ордас ожидал удара и обеими руками схватил запястье Гая. Одной рукой он потянул вожака Первых Волков к себе и ударил того в подбородок, оглушив. Гай попытался контратаковать, разбросав фигуры и разбив тарелки, но промахнулся.

Вырвав руку из хватки Ордаса, Гай перепрыгнул через стол, ударив ногой в грудь другого космодесантника. Его окружили вой и крики, но всё, что он слышал, когда занёс кулак для следующего удара, — стук собственного сердца.

Упав на землю и перекатившись, в следующую секунду Ордас пнул Гая в лицо. Этого удара Гай не выдержал, повалившись назад. Его голова врезалась в ножку стола, чуть его не перевернув. Примарис распластался по полу, беспомощный и ошеломлённый, в то время как Ордас провёл ладонью по доске, сбрасывая фигуры кёнигсгарда на лежащего Первого Волка. Гай попытался встать в момент, когда Ордас отвернулся, но чьи-то руки схватили его за плечи, удерживая на месте. Он повернул голову и встретился взглядом с Уллем, который встал на одно колено позади и крепко сжал пальцы на его плечах.

— Ты только усугубишь ситуацию, — прошипел вожак Серых Шкур. — Ордас победил тебя честно: и в игре, и в бою.

— Я не просил о помощи, — огрызнулся Гай, вырываясь из хватки.

Следующим рывком он поднял туловище, приняв полусидячее положение, но так и не встал. Багровые Когти отошли в сторону, кто-то — метая в Гая хмурые взгляды, другие — с усмешкой на лице. Дрог, качая головой, задержался ещё на несколько секунд, прежде чем последовать за своими подопечными. Потасовка длилась всего несколько мгновений, едва вызвав паузу в болтовне и шуме по всему залу; Волки вокруг продолжали трапезу, не обращая никакого внимания на перепалку.

— Забудь об этом, — ответил Улль, уронив книгу Гая на пол, к его ногам. Вожак Серых Шкур постучал пальцем по уху, а затем по уголку глаза. — И чаще пользуйся этим.

Затем Улль отвернулся и жестом позвал Серых Шкур к их пристанищу. Гай чувствовал на себе взгляды Первых Волков, но не мог поднять глаз. Туман мьода уже начал рассеиваться, и в груди, заливая красным лицо, возгорелся стыд.

Гай поднялся на ноги, взял путеводитель и проверил целостность книги. С заботой уложив её в сумку, он направился к двери, не сводя глаз с неровных каменных плит под ногами.

— Вы уверены, что правильно передали сообщение астропата? — Гиллиман стиснул руку в кулак и сжал его другой рукой.

Примарх источал недовольство, но Хурак едва сдерживал смех. Наследник Девятнадцатого стянул улыбку в серьёзное выражение лица прежде, чем его повелитель заметил признаки веселья. От сынов Коракса все ожидали отсутствия эмоций и холодного поведения, однако, несмотря на мрачные мифы и предания о Гвардии Ворона и их наследниках, Хурак умело отыскивал иронию, сатиру и юмор в большинстве событий крестового похода. По правде говоря, многое из того, что потомок Коракса узнал о родном ордене и своём генетическом отце, его тяготило, поэтому Хурак постарался изменить свою природу и внести немного света в тёмный вороний мир. Ему нравилось думать, что в жизни Коракс проявлял больше позитива, чем сохранилось в учениях десять тысяч лет спустя. Наверняка поколения мрачноликих редакторов вырезали подобные остроты.

— Да, лорд-командующий. — Мичман Астра Милитарум, которому было поручено передать сообщение, явно чувствовал себя неуютно. Мужчина не сводил глаз с инфопланшета в трясущихся руках. Для такой обязанности служащий Флота был слишком низкого ранга. Хурак представил, как при подобном выборе поссыльного неотложное сообщение достигло примарха столь быстро. — Он сказал: «Раненый волк присел и уронил экскременты на изодранный свиток». Большая часть остального сообщения является стандартным шифром и идентификацией образов.

Лицо Гиллимана помрачнело до такой степени, что посланник выглядел так, вот-вот побежит, однако примарх даже не думал о смертном.

— Вы свободны, мичман Лао, — скомандовал капитан, указывая на дверь. Хурак недолго понаблюдал за поспешным удалением молодого офицера, после чего переключил внимание на примарха, всё ещё подавляя смех. — По моему суждению, раненый волк — метафора более чем красноречивая, лорд-командующий. Лейтенант Касталлор, очевидно, считает, что орден остро нуждается в помощи.

— Ты прав. И потому их отказ от космодесантников-примарис ещё более безрассуден, — ответил примарх. Выражение его лица оставалось угрюмым. — Космические Волки горды, однако мой опыт взаимодействия с ними и вся изученная информация не указывает на склонность потомков Русса к саморазрушению.

— Вместе с тем, сообщений о флотах и вторжениях орков становится кратно больше. Всё так, как вы и опасались. — Веселье Хурака рассеялось, а взгляд метнулся к последним отчётам о нападениях зеленокожих, на углу стола Гиллимана. Стопка щеголяла толщиной в несколько дюймов. — Если ксеносов не уничтожить, или, как минимум, не остановить их распространение, весь тыл флота Секундус и фланг нашего наступления окажутся под угрозой.

— И Космические Волки идеально подходят для этой задачи, — ответил лорд-командующий.

— Но почему именно они, лорд Гиллиман? — Вопрос приходил в голову Хурака уже несколько раз за те месяцы, что прошли с момента его повышения до одного из помощников лорда-командующего, главного советника имперского регента. — Факелоносные флоты рассекают Галактику, содержа достаточное количество воинов и технологий «Примарис», чтобы создать сотню орденов, да даже больше! Если Космические Волки вымрут, вполне в наших силах их заменить.

— И позволить им погибнуть? — Гиллиман расслабил руки и зашагал к одному из пюпитров. Массивные кулаки примарха вцепились в край. — Мы не можем допустить смерть ордена Первого основания.

— Ни в коем случае не подвергаю сомнению вашу мудрость, милорд, но я не вижу военной необходимости. Вы говорили великой важности поддержки перворожденных и приложили огромные усилия для ускоренного получения подкреплений «Примарис» Белыми Шрамами, Железными Руками и остальными легионорожденными орденами, однако так и не объяснили причину. Почему?

Как только он закончил говорить, Хурак понял, насколько самонадеянным он выглядел, ставя под сомнение рациональность мотивов лорда-командующего. Робаут Гиллиман избрал его и горстку других себе в помощники, чтобы учиться; чтобы впоследствии они смогли учить других, следуя примеру Мессиния, Оскари и откомандированных в прошлом году Хендерикса и Гастола. Каждый, кого касалась рука примарха, нёс его мудрость в другие флоты.

Гиллиман, казалось, не разозлился. Наоборот, примарх будто оживился, звонко постукивая рукой по кафедре.

— Существует три вещи, необходимые для успеха крестового похода Индомитус, — сказал он, выпрямив на второй руке три пальца. — Первое — моя жизнь и мои способности. Не будет самовосхвалением признать, что я обладаю уникальным даром и впечатляющим личным опытом. Это позволяет мне вести Индомитус, используя методы, не имеющие аналогов нигде в Империуме. Повторюсь, это не хвастовство, ибо первый отец отточил мои навыки ведения войн в сенате, а второй — в Галактике. Величайшие умы их организаций, даже Верховные лорды Терры не смогли бы столь же эффективно управлять военной машиной Империума просто потому, что у них нет единого разума, который анализировал бы ход войны.

— Ну да ладно, перейдём ко второму пункту. Несмотря на собственную уникальность и критическую важность, без них Индомитус не завершить, ведь я один и могу находиться только в одном месте одновременно. И потому я должен претворять свои планы в жизнь с уверенностью, что по моей воле придут в действие и они. Я должен внедрить собственную надежду в умы других. Ради единственного шанса, одного краткого проблеска победы Империума я уже направляю большую часть человечества к общей цели. Импульса не хватит надолго, однако, чем дольше мы сможем поддерживать боевой запал, тем больше у нас шансов спасти Империум.

— А для того, чтобы подобное предприятие увенчалось успехом, требуется третье. Вера. Вера не в мой уникальный дар, но доверие моим целям. От Терры и Марса, от Кадии и до Фенриса — никто не должен сомневаться во всеобщей пользе крестового похода. Нельзя допускать рождения мыслей, что я инициировал Индомитус ради собственной выгоды. Если меня уличат в службе самому себе… развалится всё. И я не перестану повторять это утверждение, пока живы уши, способные его услышать. Каждое моё деяние должно демонстрировать окружающим, что моя цель и воля состоит не в изменении Империума, но в восстановлении его могущества и основ. Мечты всех людей должны совпадать с моей, но опять же, не для рождения из пепла новой империи, ибо в те времена я совершил глупость. Всё — ради удержания воедино последних осколков Империума, ради сражения именно в этой войне, ради определения курса людей, как это делал Император. Я должен совершить ровно столько, чтобы Империум стал сильнее, чем раньше, и с завершением написания нового Кодекса Империалис я вновь передам власть в руки смертных, как всегда и намеревался.

Слова примарха подхватили разум Хурака и пронесли его сквозь бескрайние просторы звёзд. На мгновение он будто разделил величие и тьму галактической войны, какой её видел Гиллиман. Он понимал — то была лишь фантазия — мечта, а его разум воспринял лишь малую толику видения, что примарх обдумывал ежесекундно. Хурак заметил и то, что его господин не ответил на поставленный вопрос. Сын Коракса обладал достаточной проницательностью, чтобы за время службы примарху понять: Гиллиман ничего и никогда не упускает из виду. По всей видимости, лорд-командующий ожидал, что Хурак продолжит его мысль и сам отыщет ответ на свой вопрос.

— Мне следует изложить суждения прямо сейчас? — спросил космодесантник прямо. — Или у меня есть время немного подумать?

Гиллиман на несколько секунд подпёр подбородок рукой.

— Расскажешь, когда будешь готов, — ответил примарх. Он рассматривал Хурака дольше, чем было необходимо, а затем улыбнулся. — Спасибо за развлечение, капитан. Беседа сгладила остроту сообщения Логана Гримнара, и теперь я очистил свой разум. Пожалуйста, подготовь всё к отправке созыва и сообщений.

На этом сегодняшний урок закончился, и Хурак вернулся к обязанностям руководителя отдела военно-почтовой службы. Должность открывала Хураку глаза на многие аспекты Похода, но в то же время предполагала вполне обыденную работу. Сын Коракса понимал, что Гиллиман неспроста поставил его на эту должность.

Во время снежных бурь и долгих холодных ночей погибло около четверти рабов, но времена года менялись скоро, и весна с сильными ветрами и проливными дождями не заставила себя долго ждать. Орад оказался в группе из нескольких сотен рабов, которым поручили новую работу и перевезли на верфи, или, точнее сказать, приписали к караванам металлолома, что доставляли на верфи постоянный источник сырья. Большинство из обломков принадлежали «Суровому», но не все. В последний раз Орад увидел многих членов экипажа, но у него не было ни времени, ни жизненных сил горевать. С рассвета до заката рабы разгружали провода и трубы, блоки листового металла и пластали, реакторные системы, огромные вёдра с болтами и гайками и прочий хлам из десятков звёздных систем. Транспортировка грузов к самым высоким из платформ таила в себе множество опасностей — шустрые гроты привязывали к своим тощим лапкам твёрдые предметы и иногда нарочно ставили людям подножки, после чего хихикали, наблюдая, как несчастные падают со ста пятидесяти метров навстречу смерти. Мощные ответные пинки заставили мелких зелёных тварей обходить Орада стороной.

На рассвете второго дня напряжённого труда бывший матрос «Сурового» заметил новое лицо — женщину, одетую в изысканный светло-голубой сюртук и офицерскую фуражку, тяжёлую, с потёртой позолоченной строчкой и бахромой. Особого изыска её внешнему виду добавляли длинные перчатки из искусственной кожи вместе с сапогами до колен, словно пародия на униформу корабельного комиссара. Она подошла к группе рабов, подняла к губам вокс-громкоговоритель и обратилась к толпе.

— Верховный владыка Оргук Миродёр, правитель Мира Оргука, завоеватель Сникрага и Крагсмака, объявляет о начале самой жестокой войны во всех владениях орков. Вам выпала честь работать во имя величия этого начинания, и вместе с тем лишь крошечной части великих побед, ожидающих Миродёра в будущем. К лету вы построите флот, который затмит солнца и разорвёт мечты слабых рас.

Объявление повлекло за собой еще большую кровожадность со стороны орков-надсмотрщиков, их кнуты забили чаще, а рёв стал отдаваться в голове Орада даже несколькими следующими ночами. С трудом взобравшись на беспорядочные строительные леса, он взглянул на поселение орков. Раньше он не обращал внимания на место жительства, и за всё это время — несмотря на суровую зиму — оно увеличилось почти вдвое.

Местные строения не отличались организованной логистикой и наличием стандартов. Доки, в которых он работал, являлись одним из нескольких подобных сооружений, выступавших из беспорядка орочьих дворцов, фортов, лачуг, гоночных треков, стрельбищ и целого лабиринта улиц, от вида которых у него кружилась голова. Однако была тут одна особенность, доминировавшая над остальными: согнувший ноги, словно философ-мыслитель, гигант — на холме недалеко от центра. Орад предположил, что статуя отмечала личную крепость самого Оргука, очерченную также массивной стеной с клыкоподобными зубцами из ржавеющего железа. Ограду укрепляли более десяти обычных башен и одна проездная у ворот. Сами же врата были настолько колоссальными, что через них проезжали самые гигантские из боевых машин орков.

Из крепости и из мастерских по всему владению Оргука метались творения орочьих инженеров: багги, мотоциклы и бронированные шагоходы; транспорты — на колёсах и гусеницах, чьи открытые кузова переполняли лающие и хохочущие орки; самые разные виды полевой артиллерии, которые тянули команды рабов или изрыгающие смог бронированные тягачи; танки — разной формы и размера; ослепительные бронеавтомобили и самоходные орудия; многобашенные механические чудовища размером со здания; топающие металлические гиганты, что в три-четыре раза превышали человеческий рост; монструозные машины ещё выше окружающих зданий, опоясанные изогнутыми бронепластинами, которые придавали их корпусам округлую форму, — станции их управления были выполнены в виде гримасничающих голов на плечах-башнях, каждая из которых служила оркам орудиеносным идолом.

Военная промышленность заполняла и трюмы строящихся кораблей. Довольно часто орочьи заводы начинали производство ещё до того, как заканчивалась стройка непосредственно судов — многие строения ксеносы сколачивали прямо вокруг крупных двигателей, каждый из которых обеспечивал энергией несколько титанических машин. С окраинных аэродромов ввысь поднимались штурмовики поменьше: их дым и инверсионные следы спиралью взлетали к отблескам космической станции. Орад часто наблюдал за «световыми шоу» в перерывах между ливнями.

Затем наступило лето с его ужасной жарой, измождавшей Орада целую вечность, — по крайней мере, год так точно, по сравнению с сезонами в родном мире Орада, Норесцуне. Под палящим солнцем в его рабочую территорию вернулась предательница своего вида. Женщина осматривала группы рабов в сопровождении орочьих надзирателей — ксеносы даже охраняли её бронетранспортёр. Машину модифицировали системой адресации, поэтому женский голос перекрыл грохот непрекращающихся работ.

— Ваш труд во благо могущественного Оргука Миродёра не останется без награды! Сегодня вы стали частью чего-то большего! Большего, чем любое из предыдущих начинаний! Оргук Миродёр радует вас вестью, что его армия будет сражаться бок о бок с самим Зверем Армагеддона, Пророком Морка, Кулаком Горка, Газгкуллом Маг Урук Траккой!

При упоминании имени последнего зеленокожего раздались одобрительные возгласы и крики представителей зеленокожих. Всё пространство в пределах слышимости взорвалось оглушительным рёвом.

— Благодарите судьбу, что остались живы, ибо Великое Зелёное вновь поглотит звезды, а рёв Горка и Морка загремит по всему чудному пространству! Их рёв ознаменует войну Оргука и Газгкулла против уродцев чудного пространства и воинов разрушенной империи людей!

Женщина издала странный крик, бессловесный боевой клич, преисполненный чистой агрессии, который её «товарищи»-орки подхватили оглушительным басовитым рёвом. Ксеносы принялись стрелять из пушек в воздух и колотить кулаками и клинками по борту транспорта. За женщиной несколько орков забили хриплый барабанный бой, сопровождаемый музыкой электрических музыкальных инструментов. Под визг и рычание генераторов звука надсмотрщики защёлкали кнутами; орки и гроты энергично топали, трясли головами и махали кулаками, сопровождая веселье выстрелами в воздух.

За объявлением союза последовала ещё более тяжёлая каторга, хотя ранее Орад считал, что рабы уже достигли предела. Недостатком пленников для создания машин орки не страдали: Орад лично был свидетелем, как бледнели и исчезали знакомые лица, но их заменяли новые. По всей вероятности, завоевания орков охватывали всё новые и новые территории — ксеносы готовились к грядущему всепоглощающему завоеванию.

Жизни некоторых забирал не физический труд, а ментальное напряжение. Каждый день горстка сломленных бросалась с высоких подмостков, иногда увлекая за собой гротов, а то и даже надзирателей-орков. Другие в надежде засорить механизм кидались прямиком в ревущие двигатели. Кто-то выхватывал оружие у орков и в следующие секунды падал под градом огня и безумные крики ненависти; кто-то вытаскивал снаряды из контейнеров и бросался под гусеницы заходящих на погрузку боевых машин; кто-то сбрасывал грузы в оголённые генераторы и реакторные шахты, вызывая взрывы и электрические бури, которые поглощали за раз десятки орков вместе с рабами. Однако зеленокожим было плевать — они не проявляли совершенно никакого беспокойства по поводу мелких актов саботажа.

Орад подумывал о том, чтобы последовать за ними навстречу смерти, но бывшего матроса по-прежнему преследовала мысль, что раз он сдался на корабле, то не может подвести Императора дважды. Он не подчинится порыву слабости снова. «Голос Оргука» приходила каждые несколько дней, напоминая рабам о могуществе военачальника и их привилегии работать под руководством такого умелого лидера. Орад не горел желанием произвести впечатление на перебежчицу или её зеленокожего господина, он лишь хотел прожить достаточно долго, чтобы застать момент низвержения на них обоих гнева Императора. Это был лишь вопрос времени, не более. Имперский Флот и Имперская Гвардия, возможно, даже космические десантники или Сёстры Битвы обязательно прибудут и очистят этот мир от ксеносов, что отняли у Императора так много слуг.

Кожа на его мозолистых руках становилась прочнее, а тело с каждым перенесённым грузом обретало большую силу. Решимость Орада крепла с каждым днём рабства. Он стал относиться к оглушающей утренней сирене как к началу нового дня, когда на планету придёт возмездие Императора, и, как утешал он призраков своих товарищей — к орудийному расчёту на костяном ожерелье добавилось почти два десятка костяшек, — всем просто нужно было набраться терпения.

В отличие от просторных залов и апартаментов для аудиенций на нижних уровнях, вульфхалле Логана Гримнара являл собой более личное пространство. Он был одним из нескольких помещений в вышинах Этта, когда-то служившим покоями самого Волчьего Короля. Вульфхалле располагался ниже вюрдхалле, где проводил большую часть времени Ньяль; до зала было довольно трудно добраться напрямик, приходилось пересекать крепость по всей ширине до транспортной системы или спускаться почти на милю пешком по ряду неровных ступеней. Спускаться, естественно, легче, чем возвращаться наверх, однако сейчас, спустившись к дверям вульфхалле, Ньяль словно спустился с вершины горы. В принципе, так оно на самом деле и было.

Как и всегда, на страже стояло два волчьих гвардейца — Один Вражья Погибель и Хродгар Ледяной Череп. Веренги удивились, заметив приближающегося к покоям Великого Волка Ньяля.

— Великий Волк занят, Повелитель Рун, — произнёс Один, становясь перед дверным проёмом и загораживая его шириной терминаторской брони. Ньяль же пришёл в мехах, но от этого казался не менее внушительным.

— У меня срочное дело. Он выпрямился во весь рост, ощетинившись рыжей бородой. В косматой огненной гриве заискрились золотистые крапинки. — Что занимает Великого Волка?

— Он держит совет с Каменным Кулаком, — ответил Один, не уступая.

— Так даже лучше. Арьяку тоже будет полезно услышать эту новость, — Ньяль шагнул влево.

Один подвинулся следом за Хранителем Рун, встав между рунтэном и дверью. Ньяль вздохнул и отступил на шаг.

— Твоя взяла. Хотя бы передай Великому Волку, что я здесь.

Волчьи гвардейцы обменялись взглядами, и, в конце концов, Хродгар кивнул. Он толкнул дверь, собираясь обратиться к своему господину, но быстрый, как змея, Ньяль обошёл Одина и оказался на пороге прежде, чем его успели перехватить. Гримнар сидел за столом у края зала, наливая эль из кувшина, в то время как Арьяк стоял у длинного окна и глядел на облака, окутавшие крепость.

— Мой господин, есть разговор, — произнёс Ньяль. Рунический жрец почувствовал движение волчьего гвардейца за спиной и повысил голос до звонкого рыка. — Если кто-нибудь из вас тронет меня хоть пальцем, в ваших задницах запляшут молнии.

Гул силовой брони встал на месте.

Гримнар обернулся, с кувшином в одной руке и кружкой в другой.

— У меня только две чашки, — поприветствовал Ньяля Великий Волк.

— Я не хочу пить, — солгал Ньяль, у которого от ходьбы по бесконечным лестницам во рту пересохло. — Я получил сообщение с имперского корабля.

— Понял, — протянул Логан, наливая эль. Он кивнул стражам, и Ньяль ступил на покрытый ковром пол, в то время как сзади с грохотом закрылась дверь.

— Пока ещё нет, но я объясню, — ответил Ньяль.

— Лейтенанту Ультрадесанта не удалось убедить меня впустить фальшивых фенрисийцев, поэтому он обратился к тебе, почуяв твою… большую благосклонность к затее.

— Вовсе нет, у него бы ничего не вышло. Однако в одном вы правы — я считаю, что вы допускаете ошибку, отказываясь. — Ньяль сел в одно из больших кресел у камина, на противоположной от стола Великого Волка стороне вульфхалле. Логан передал кружку эля Арьяку и вернулся на место, поднося свою чашу к губам и ожидая, пока Ньяль продолжит.

— Я предоставил аудиенцию небольшой группе с корабля, — начал рунтэн. — Этих людей называют историторами, и перед ними стоит задача собрать воедино фрагменты прошлого.

— Выходит, из тех, кому можно дозволить разгуливать по Этту, они — худший вариант, — усмехнулся Арьяк.

— Я не позволю им «разгуливать» по Этту, — ответил Ньяль. — Ответственность на мне как на хранителе знаний. Они хотят узнать что-то о нас, а мы можем узнать о них. Какой информацией мы обладаем? Лишь скудный отчёт из вторых рук от Крома — об этом новом крестовом походе и возвращении Гиллимана. Если хотим узнать подробности о новостях Тронного мира и в принципе о происходящем в Галактике, нам следует пообщаться с этими историторами.

— Тебе не думается, если информация нужна нам, то это тебе следовало лететь к ним, а не им — к нам, — поднял бровь Гримнар, ставя чашку на стол. — Кажись, имперцы обвели тебя вокруг пальца.

— Историторы — лишь часть истории, Логан. — поиграл словами Ньяль и наклонился вперёд, упершись локтями в колени. — О визите клянчили не смертные имперцы — меня просил страж.

— Их ещё кто-то сторожит? Космодесантник?

— Тот самый страж! Воин Адептус Кустодес. Я видел его проекцию. Крупнее любого из этих примарисов и облачён в золотую броню.

— Тот самый?.. Кустодии не покидают Чертога Всеотца, — твёрдо заявил Арьяк.

— Не покидали. До сих пор.

Лицо Логана Гримнара отображало максимальную концентрацию, когда тот допил остатки эля и взял кувшин, чтобы снова наполнить кружку.

— Кустодий покинул Тронный мир и отправился на Фенрис? Я уже понял, что нынешняя эпоха щедра на чудеса, но с тех самых пор прошло десять тысяч лет… — Великий Волк поставил чашку и кувшин на стол и полностью переключил свое внимание на Повелителя Рун. — Мне это напоминает Просперо, когда Король Волков и кустодии бок о бок сражались с Циклопом. Теперь же Магнус мстит Фенрису, а златоносный воин приходит в Этт и взывает к Волкам.

— Вы понимаете, зачем я пришёл, — полуулыбнулся Ньяль.

— Ни в одном из твоих видений не было золотого воина, — сдвинул брови Арьяк. — Ты этого не предвидел.

— Вюрдово зрение связано с иным морем! Это тебе не пара магнокуляров, — проворчал Повелитель Рун. — Не всегда всё так просто. Я видел золотые рассветы и закаты, золотое пламя на море и золотые звёзды над головой.

— Должно быть, это ещё один знак, — произнёс Логан. — Для воина Десяти Тысяч покинуть Терру… Мы не можем пропустить такое знамение. Оно станет частью хода Времени Волка.

— Я встречусь с просителями и приведу к тому, что они ищут, — ответил Ньяль. — Поскольку гостей приглашу я, у них не будет веских причин разгуливать по Этту и оставаться дольше необходимого.

— Считаешь, мне не следует встречаться с кустодием?

— Безусловно, вы можете его поприветствовать, но меня не отпускает чувство, что наше гостеприимство нарушит нечто гораздо более грандиозное, — ответил Ньяль.

— Ты в нём уверен? Причины веские? — потребовал Арьяк. — Что, если он агент примарха? Если легенды об их способностях правдивы лишь наполовину, мы совершим большую, очень большую ошибку, подпустив золотого воина к Великому Волку.

— Думаешь, кустодий проделал весь этот путь, чтобы убить меня? — изумился Логан.

— Я думаю, «господин Империум» без угрызений совести избавится от всех помех на пути своего крестового похода, — ответил Каменный Кулак. — Если мы не доверяем Гиллиману, то не можем доверять никому, кто стоит на его стороне.

— Да, ты прав, — согласился Великий Волк. Верховный Король Фенриса будто опечалился этому осознанию. — Мы будем держать кустодия и группу писцов на расстоянии вытянутой руки, пока не узнаем от них всё, что сможем. Ты поступил правильно, Ньяль, хотя я тебе следовало обсудить всё со мной прежде, чем соглашаться принять их в нашем доме.

— Поступи я так, группа прибыла бы с вашего согласия, а не моего. Вы стали бы принимающей стороной, — ответил Ньяль, покачав головой. — Я упростил ход событий.

Несколько секунд все трое молчали, и Ньяль вспомнил, что прервал разговор двух других.

— Продолжайте совет, — произнёс он, обернувшись к двери.

— Подожди, тебе не помешает это услышать, — позвал его Логан. — Я не хочу вовлекать всех, однако, поскольку ты будешь занят посетителями, то должен знать, что происходит.

— Звучит зловеще.

— Я ещё раз бросил великим ротам клич. Когда прибудут оставшиеся шесть лордов, орден сможет созвать совет. Я инициирую голосование за отстранение Крома Драконьего Взора от командования Убийцами Змиев. — Логан сдвинул брови и сжал пальцы в кулак. — Он отказывается от любых приглашений и вызовов, прячась в своих залах. До меня дошла информация, что среди его стай ходят воины-примарис. Приведя сюда имперцев, Кром совершил необдуманную ошибку, это правда, но с того момента… С того момента все его поступки носят преднамеренный характер. Это позорит ранг волчьего лорда.

— Он неистово сражался и потерял много воинов, — постарался успокоить своего господина Ньяль. — Высока вероятность, что среди Убийц Змиев не найдётся замена.

— А я думаю, что найдётся.

Пристальный взор Хранителя Рун переместился на Арьяка. Чемпион встретил его взгляд воинственными глазами.

— Аа… Вы уже его обрадовали? — спросил Ньяль, угадав намерения Великого Волка.

— В каком смысле? — недоумевал Арьяк. На мгновение он задумался, после чего широко раскрыл глаза. — Нет! Выбросьте эту мысль из головы, милорд! Я не хочу быть волчьим лордом.

— Ты откажешь Верховному Королю? — спросил Логан, приподняв бровь. — Это великая честь.

— Величайшая честь для меня — служить Хранителем вашего очага. Этого хватает. Из-за такого решения погибнут достойные воины: командир роты из меня никудышный

— Ты недооцениваешь свои способности, но пусть будет так, — опечалился Логан. — Придётся придумать что-то иное.

— Когда вернутся волчьи лорды, не совершайте поспешных решений, — предупредил Ньяль. — Новости о Космодесанте-примарис, крестовом походе, Гиллимане — это и без Крома выбьет из колеи.

— И Кром вполне способен воспользоваться ситуацией в своих интересах, — ответил Великий Волк. — Мы не можем допустить раскола, однако неверности я не потерплю.

— Я поддержу вас, каков бы ни стал ваш выбор, — кивнул Ньяль. Он скоро взглянул на Арьяка и вновь сосредоточился на Верховном Короле Фенриса. — Обретите полную уверенность в решении, и лишь потом говорите с волчьими лордами.

— Не сомневайся, — отрезал Гримнар.

Повелитель Рун покинул вульфхалле и направился дальше по коридору. За ним последовал Арьяк. Через некоторое время — достаточно долгое, чтобы, как понял Ньяль, гвардейцы у дверей не могли их услышать, — Арьяк тихо заговорил.

— Он сам не свой с того отступления. Нетерпеливый. Все эти дела с Кромом… Лорд Гримнар давно бы их уладил, а не позволял конфликту тлеть.

— Он зациклился на мысли, что настали последние дни, Время Волка. Логан Гримнар готовится к возвращению Волчьего Короля и последующей битве.

— И я с ним солидарен, — серьёзно ответил с Арьяк.

— Посмотрим. Время Волка — это наш конец. Смерть Волчьих Сынов. Я бы не хотел тратить жизни ради ошибочного представления о судьбе. Союзники нуждаются в фенрисийских волках, а не в отголосках их предсмертного воя.

— Ты бы последовал за ним обратно в «Готтрок», зная, что тот исчезнет в варпе?

Ньяль остановился у подножия лестницы, извилистым путём ведущей обратно в вюрдхалле.

— Честно, не могу ответить наверняка, — признался рунический жрец.

Арьяк молча принял ответ, и двое космодесантников ещё несколько секунд стояли у лестницы, погружённые в собственные мысли.

— Я возвращаюсь на железные уровни, — прощался Арьяк. — Не заставляй меня выбирать меж двух клятв и дай побыть одному.

Арьяк зашагал прочь по коридору, оставив Ньяля у лестницы. Рунический жрец ступил на первую из многих ступеней, утешаясь поговоркой, что трудная дорога обычно приводит к лучшему месту.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

НАЧАЛО ПУТИ

ОГНЕДЫШАЩИЕ

РАСКОЛЬНИК ЛЕГИОНОВ

— Не ютите в себе малефикарума, — пропел Кьёрфи, втыкая пылающий факел в остатки танхалле. Сейчас главный зал Ландсаттмара немногим отличался от заполненной деревенским мусором пещеры. На руины брызнули небольшим количеством масла, чтобы пламя разгорелось быстрее.

Гюта отступила от распространяющегося огня; собравшуюся толпу окутал жар — оранжевый свет пламени чем-то походил на пятно рассвета, уже поднимавшегося над холмом сквозь вездесущие облака. Бьёрти поджёг факелом остатки кузницы, в то время как дровосеки вырубали последние несколько брёвен причала.

Три корабля ожидали последнего из грузчиков. Некоторые члены общины преклоняли колени и отдавали дань уважения предкам, другие благодарили духов залива за то, что те присматривали за ними с далёкой весны. Бьёрти поднимался по утоптанной тропинке, в стремлении укрыться от холодного ветра накинув на плечи плащ. От пепелища кузницы в небо поднимался дым.

— Вот так всё и кончилось, — улыбнулся он.

Гюта кивнула, подавляя приступ меланхолии.

— Север, — произнёс её муж. Это слово многих в последние после решения совета дни сохранялось на устах столь многих...

Ветер с моря усиливался — идеальные условия для первого этапа пути по относительно ровному пространству побережья. Агюта уже завела на борт Корит и Луфу. Остальные поселенцы складывали пожитки и тоже погружались на корабли. Море покрылось коркой льда — через несколько дней по нему уже нельзя будет плыть. Хотя ландсаттмарцы отправились на север навстречу холоду, они пока старались избегать первых наростов льда вдоль побережья: Волнолом сказал, что община сэкономит много дней, выбрав путь по последним волнам, а не по хрупкому льду.

За всё время плавания Гюта не шевельнулась.

— Я в первую смену на вёслах, — напомнил Бьёрти, стараясь взбодрить жену.

— Это всё моя вина, — прошептала Гюта, без слёз, но с печалью. — Всё из-за меня.

— Земли рушатся, вращаются небеса — двигаются и люди.

Ладони Гюты коснулись широкие пальцы Бьёрти — поддержка мужа оказалась как нельзя кстати. Она позволила супругу подтолкнуть себя к первым шагам по ладье.

Гюта ступала неохотно, но не от страха перед лицом ошибки. Если бы видения оказались простыми снами, безусловно, они бы выбили её из колеи, однако она смогла бы вынести груз. Вспомнив о лесном звере и безмолвном волке, Гюта поняла, что главная причина, по которой она не хотела отправляться в путь, заключалась в одном: видения могли оказаться правдой.

Гай шагнул влево и тут же развернулся вправо, избегая перекрёстного огня и послав два болта прямо в грудь цели. Вожак Первых Волков отступил назад. Эгрей выстрелил наперерез, в то время как Гарольд с болтером наготове двинулся вперёд, чтобы не дать Гаю подставиться.

Отделение продвинулось на несколько ярдов. Наблюдающие сервиторы подняли новые манекены-мишени — с пола и потолка или из отверстий в дальних стенах. Следующие несколько секунд вокруг не прекращая ревел огонь. В наступившей после тишине Гай расслышал шаги и разговоры, доносящиеся со стороны ведущей на стрельбище двери. Подняв кулак, он подать сигнал сервиторам прекратить упражнение и повернулся взглянуть, кто же нарушил ход тренировки.

— Что за дела? — Дрог Плугомеч в полном боевом облачении вместе со своей стаей свободно прошёл через зал. Борода вожака делилась на две длинные пряди, переплетённые с медальонами, — каждая заканчивалась золотым украшением в форме черепа, которые позвякивали о нагрудник. — Неужто боевая стрельба?

— Обычная тренировка, — поправил Гай, опуская винтовку. Его раздражали самодовольные манеры вожака Багровых Когтей, к тому же сам факт прерывания тренировки нарушал протоколы стрельбища. — Какие-то проблемы?

— Мы не тратим болты на пенопластовых кукол, — прорычал Дрог, махнув рукой в сторону разорванных мишеней. — Весь Верс против нас, впереди ждёт целая бесконечность сражений. По всему Империуму истощаются оружейные склады, а миры-кузни не справляются с производством. Каждый болт просто обязан лететь в настоящего врага.

— Хм, никогда не приходило в голову... — Гай взглянул на свою стаю, чувствуя, что не подумал о подобной банальности. — Раньше мы не испытывали проблем со снабжением.

— Теперь ты в курсе, — ответил Дрог.

— И чем тогда стрелять? — спросил Доро. — Как убедиться, что враг мёртв?

— Если направил болтер на цель — убийство свершилось.

— Не понимаю, — выдохнул Доро. — Откуда такая уверенность?

Дрог рассмеялся и полуобернулся к Багровым Когтям, которые с интересом наблюдали за перепалкой.

— Объяснишь ему, Варгар? — попросил вожак. Один из Багровых Когтей кивнул и сделал шаг вперёд, держа в руках болтер.

— Если я во что-то стреляю, значит я хочу это убить. Могу сделать один выстрел, да хоть десять, добыча — моя. — Варгар ткнул большим пальцем через плечо в другого члена стаи с огнемётом без резервуара. — А Асгерд выберет себе свою. Если потребуется много болтов — я дам знать стае.

Гай попытался представить подобную ситуацию в реалиях собственной стаи.

— Я не могу постоянно думать о количестве выстрелов, необходимых для каждого моего бойца, — сказал он.

— А ты и не думай, — ответил Дрогр. — В этом и кроется смысл совместных тренировок — Волки сражаются сообща. Волки знают боевой стиль каждого брата по стае.

— Стиль? — рассмеялся Эгрей. — На войне воюют, не бороды стригут!

Дрог сдвинул брови и грузно подошёл к космодесантнику-примарис, вперив в того полный злости взгляд.

— Лишние зубы? — прорычал вожак стаи, но немного успокоился в следующий миг. — Значится, спину брата во время боя ты не прикроешь?

— Конечно, прикрою, — огрызнулся Эгрей.

— Как считаешь, сделают ли то же самое братья?

Эгрей кивнул, оглянув Первых Волков.

— Вот так и воюйте, — заключил Дрог. — Знайте друг друга и доверяйте. Сражайтесь как один.

Жестом он приказал Гаю и его Первым Волкам отступить в тыл, подальше от линии огня. Гай, пускай и неохотно, но подчинился, отведя в сторону стаю. Багровые Когти Дрога выглядели так же расслабленно, как и во время ожидания еды в зале для пиршеств.

Дрог поднял руку и сжал кулак, подавая сигнал сервиторам. Отряд в боевой готовности встал вокруг вожака с оружием наготове. Багровые Когти держали под контролем каждый уголок зала. Ушей Гая коснулось влажное волчье рычание — вожак Первых Волков определил, что оно исходило от Плугомеча, и мгновение спустя стая рванула в дальний конец стрельбища.

Повсюду вокруг заподнимались мишени. Сыны Фенриса ответили градом мысленных выстрелов то в одну, то в другую сторону, иногда совмещая линии огня, иногда переплетая друг с другом, но ни один из Багровых Когтей ни разу не пересёк зону обстрела другого. Время от времени стая инстинктивно формировала отдельные подразделения, которые останавливались ради имитации прикрывающего огня, в то время как остальные рассредотачивались по сторонам, после чего объединялись вновь. Тишину нарушал лишь скрежет доспехов и глухой стук сабатонов. Безмолвие стрельбища завораживало непрерывным движением — Первые Волки словно наблюдали за изящным танцем. Лишённое грохота болтов представление было великолепно — органичный поток, совсем не походящий на промышленную машину убийств, что Коул внедрил в разум Гая и всем остальным космодесантникам-примарис. Заступники «Люпус-шесть» совершали механические убийства, Волки же Фенриса — инстинктивные.

Через минуту, в течение которой Багровые Когти прошли почти в трое больше, чем стая Гая, Дрог поднял кулак, приостановив тренировку. Нейфлюр и Анфелис захлопали в ладоши.

Оставив стаю продолжать без него, Дрог приблизился к Гаю и остальным Первым Волкам.

— Как вы научились драться подобным образом? — затаив дыхание, спросил Нейфлюр. — Это… потрясающе.

— Именно так сражаются фенрисийцы, — ответил вожак стаи. — Братья по мечу и щиту, или по копью, да хоть лучники, охотящиеся на медведей и оленей. Мы растём все вместе, противостоя миру, который убил бы нас поодиночке. Вот почему стая вместе живёт, вместе ест и тренируется тоже вместе. — Дрог бросил взгляд на Гарольда. — Стреляешь метко?

— Да, — ответил космодесантник-примарис.

— И длинным ножом пользоваться, наверняка, тоже умеешь? — Дрог указал на боевой клинок на поясе Гарольда.

Тот кивнул.

— Конечно, умеешь, ты же астартес! Космодесантникам не нужно мусорить пенопластом, чтобы удостовериться, попал ты в цель или нет, и если нет, то стреляй до тех пор, пока не попадёшь. Настройтесь на победу и действуйте соответственно. А вы как будто защищаетесь во время атаки.

— Что это был за звук? Тот, что ты издавал в начале? — спросил Доро.

— Этот? — Дрог снова басовито рыкнул, словно испустил эхо из глубины широкой груди. — Сигнал начала охоты. Вурген. Быстрее любых полностью словесных приказов.

Вожак Багровых Когтей издал ещё несколько звуков; каждый — похожий друг на друга, но имеющий отличительные нотки. Затем Дрог вновь поднял руку, заговорили остальные, а сам вожак слушал. Гай сосредоточился на звуках. Поначалу он слышал только гул доспехов, но затем различил рык и кашлеподобный лай. Общение происходило скорее вспышками, чем непрерывно — краткий обмен сигналов, предвещавших смену строя, направления атаки или её скорости.

— Стиль, я же говорил, — продолжил Дрог. Почёсывая щёку, вожак Багровых Когтей задумался над выбором следующих слов. — Ульфнаки. Хмм… Вероятно, вы называете это муштрой или… стойками, да? Охота. Щит. Дракон. Их всего семь, но у каждого воина уникальный образ мышления. Свой стиль атаки, защиты и перемещения. Жёстких правил не существует, однако мы знаем, как на действия любого из братьев по стае отреагирует другой.

Первые Волки наблюдали за Багровыми Когтями ещё несколько минут. Время от времени Дрог комментировал ту или иную тактику или отвечал на вопросы воинов Гая. Когда перворожденные закончили тренировку, Гай отвёл Дрога в сторону.

— Спасибо тебе, — кивнул он вожаку стаи. — Спасибо за наставления, что поделился с нами мудростью.

— Без проблем, — ответил Дрог.

— Рад, что… Ну... Я рад, что моё недостойное поведение несколько дней назад не испортило наши отношения.

— С чего бы?

— Я читал об утгельде, неоплаченном долге. Междоусобицы, что перерастают в племенные войны. Я посчитал, что между нашими может начаться вражда.

— Утгельд? — Дрога слово так же позабавило, как и удивило. — Утгельд в Этте распространён, это да: ты назвал Ордаса жуликом, а он надрал тебе задницу. Вот тебе и утгельд. Долг уплачен. Просто в будущем подольше думай, прежде чем говорить.

— Всё равно спасибо, — Гай прижал кулак к груди.

— Перестань так стараться, — ответил Дрог.

Гай улыбнулся, признавая осмысленность совета вожака Багровых Когтей, но его улыбка погасла, когда Дрог продолжил. Он не был зол, как не старался и обвинить, но речь Дрога была подобна сжимающемуся вокруг сердца Гая, тем более разрушительному из-за обыденной манеры произнесения.

— Перестань пытаться быть тем, кем никогда не станешь. Быть может, твои гены действительно от Короля Волков. Возможно, в тебе есть и канис хеликс, поэтому ты полноправный Сын Русса, я это признаю, однако важно другое. Ты не фенрисиец. Вы не поднимали стену щитов во время снежной бури и не стояли на палубе опрокинутого кракеном корабля ярла. Ты никогда не пробовал здешний воздух на вкус и не ощущал его ветер щеками. Тебя воспитал другой мир, поэтому сбрось с души этот груз. Волками Фенриса вам не стать, сколько бы вы ни тренировались.

Гай не решался заговорить, но сдержанно кивнул и быстро отвернулся.

— Пошли, — рявкнул он Первым Волкам, проходя мимо них к дверям.

Внутри Этта существовали и другие способы передачи информации — помимо вокс-каналов и старинного метода из уст в уста. Твердыня Волков поражала масштабами, будучи высеченной в самой высокой из гор Асахейма. Однако вместе с тем она являлась и единым организмом; широчайшей экосистемой и обществом, связывающим воедино космодесантников, кэрлов и всех остальных. Большую часть пребывания на Фенрисе, каким бы коротким оно ни было, великие роты и даже стаи внутри них держались особняком друг от друга. Однако каждый миллиметр этого места пропитывал дух ордена. Его залы перекликались с десятитысячелетней историей, придавая крепости собственный характер и удерживаемую внутри атмосферу — и тот, кто был полон решимости понять суть цитадели и образ жизни её обитателей, мог постичь и смысл. «Хамарркискьяльди», или «история, поведанная костьми» — чутьё, что рождалось в костях, а не мозге.

Доподлинно неизвестно, что побудило Улля однажды вечером собрать стаю, как раз перед походом в медовые залы: смена давления в атмосфере, отдалённое эхо или банальное чувство неправильности. Волосы на затылке просто встали дыбом, и Улль оказался не единственным, кто почуял неладное.

— Дурная звезда пролетает, — проворчал Гарн, когда Серые Шкуры направились к своему залу.

— Я слышал рассказ Альдакреля, — начал Детар, блеснув механической челюстью в свете костра. — Говорят, недавно обнаружили варпов прибой.

— А я чувствую вой очага, — поделился мыслями Улль. — Пойдёмте, узнаем, что происходит.

Волки выбирались из общежитий, инстинктивно направляясь вверх и на север, к уровням заоблачных доков. Несколько десятков Убийц Змиев сбились в группу без единого отправленного сообщения, потихоньку собравшись в коридорах, ведущих ко второй и третьей облачным верфям. С противоположной стороны крепости к ним присоединились другие — Чемпионы Фенриса. Братья продолжали идти дальше, не обмолвившись ни словечком. Массивные защитные порталы доков оставались закрыты, однако космодесантники слышали глухой стук приземляющихся десантных кораблей, сопровождаемый топотом обутых в сабатоны ног.

Казалось, двери скрежетали целую вечность, и в конце концов они разомкнулись, открыв встречающим шеренгу космических десантников в сине-серых цветах ордена. Что-то случилось: воины шли, опустив глаза и плечи. Братья явно вернулись без триумфа: доспехи каждого отмечала война. У половины отсутствовали элементы брони, кто-то заменил недостающие части чужими. Многие были ранены — ковыляли с повязками и костылями.

Прибывшие стаи брели общей кучей: Кровавые Когти вперемешку с Длинными Клыками, а Серые Охотники с волчьими скаутами, — как будто астартес роты потеряли всякие различия. В авангарде космодесантников маршировал единственный отряд волчьей гвардии, неся на плечах знамя с изображением тотемного верегоста.

Ревущие Огнём. Великая рота Свена Кровавого Воя.

Сам волчий лорд так и не показался. Улль слышал голоса Серых Шкур, которые не понимали, что происходит.

— Мы прочесали все звёзды — никаких следов, — проворчал волчий гвардеец. — Враги Всеотца заплатили нам океанами крови.

— Дамгет, — выругался Улль, продолжая наблюдать плетущуюся вереницу братьев, не в силах поймать взгляд ни одного из них. Он посмотрел вдоль колонны и с трудом сглотнул. — Но… где остальные?

— Это все. Мы прибыли слушать Великого Волка, — ему ответил Серый Охотник с перевязанной правой и болтером в левой руке. Поножи воина портил плазменный ожог, а шлем, видимо, пережил ярость цепного меча. Фенрисиец немного выпрямился, словно бросая вызов. — Наша сага ещё не спета, как и песнь о нашем волчьем лорде. Мы вернёмся. Через Врата Бесконечных Штормов, мы вернёмся. Мы вернёмся и отыщем Свена.

— Вы возвратились накануне хельвинтера, из самих звёздных врат, — произнёс Эйрик. Он оценил количество прибывших братьев. — Не больше сорока… В последние годы бедам Ревущих Огнём нет предела.

— Да, но есть свежие си...

Подняв руку, Улль заставил Гарна умолкнуть

— Не будем давать напрасных обещаний, сначала послушаем, что скажет Великий Волк, — наспех проговорил вожак Серых Шкур. — И не умаляй значимости саг Ревущих Огнём этими новостями. Говори, брат.

— А что говорить? Мы выслеживали и сражались с предателями, бились с порождениями Нижнего мира и бездны. Перед тем, как воля Великого Волка отозвала нас обратно в Этт, наш готи слышал странные звуки.

— Мы ступаем по тёмным берегам, под незнакомым небом, — ответил Улль. — Не наше дело об этом судить, однако вскоре новости сами вас настигнут.

Серый Охотник побрёл дальше, пристроившись к другим Ревущим Огнём, что в это время проходили мимо. Улль искал взглядом символы стай Серых Охотников, но всё оказалось тщетно.

Больше остального Улля тревожила тишина. Ни один из братьев не встретил другого радушным криком, как никто из прибывших не поприветствовал тех, кто ждал. Словно бы их языки были скованы слишком большим количеством упоминаний о мёртвых. Или опечаленные воины Свена хотели говорить о вещах, которые никто другой бы не понял.

Убийцы Змиев тоже сражались у Врат Хельвинтер. Застали они и чудовищный миг их падения под натиском Разорителя, однако, как только битва была проиграна, Волки Крома вняли новому сигналу о помощи. Ревущие Огнём уходить отказались — в стремлении найти пропавшего лорда они бросились в самый мрак Вечной Ночи.

— Чуют мои сердца — их поиски не закончатся до тех пор, пока последний Ревущий Огнём не разделит судьбу Свена Кровавого Воя, — произнёс Форскад.

— В версе хватает битв. Пускай выбирают, где хотят умереть, — ответил Улль. — Врата Хельвинтер повлияли на их вюрд.

Несмотря на слова, Улль не мог смотреть на измученную великую роту и не думать о том, что, если бы не появление Гая вместе с новыми космодесантниками, Убийцы Змиев разделили бы ту же участь на Новиомагусе. Мысль вызвала у вожака Серых Шкур внезапный гнев. Где они были, эта скрытая армия Гиллимана, когда Абаддон сломал Врата Хельвинтер и истребил бесчисленные миллионы солдат и миллиарды слуг Императора? Гай не нёс груз вины. Судя по его рассказу, все космодесантники-примарис пребывали в длительном анабиозе, однако мысль, что Коул не пробудил спасительное воинство — во время всех бед Империума… Злость Улля не знала границ, он жаждал отыскать архимагоса и разбить его металлическое лицо.

Вожак Серых Шкур искренне надеялся, что Великий Волк однажды потребует ответа от имперских союзников.

Волк встречает рассвет на вершине горы. Его шкуру заливает свет нового дня. Ветер взъерошивает длинную шерсть, пригибая траву и шелестя листьями далёкого леса. Янтарные глаза устремлены вдаль, за тёмный полог.

Сумерки сменяются золотым сиянием, и там, где должно было взойти солнце, сверкая великолепием, поднимается корона. По мере возвышения света, ветер обретает большую силу. Его порывы теплеют. Корона блещет и того ярче, и ветер обращается бурей, да такой яростной, что волк вынужден прижаться в земле. По верхушкам деревьев бьют языки пламени, а ветер становится горячим. Он сжигает и листья, и траву, опаляя даже волчью шерсть. Однако волк не бежит прочь, не закрывает глаза. Он остаётся, чтобы застать бушующий рассвет.

Ветер срывает траву вместе с землёй, обнажая курган — огромную груду костей и черепов. По его склонам струится засохшая кровь, словно нарисованные алые реки. Волк стоит на вершине, бросая вызов испепеляющему ветру. Его когти ломают цвета слоновой кости черепа, сражаясь с бурей за возможность увидеть рассвет. Он скалит зубы навстречу надвигающемуся пожару.

Ветер достигает такой мощи, что волк не может и вздохнуть.

Огонь подкрадывается ближе и ближе. Он сжигает леса, гоня вперёд к кургану множество чудовищ. Монстры взбираются на костяную гору. Они ползут, бегут, скачут и топают к волку. Красные глаза впиваются в зверя-охотника на вершине, они ждут момента для удара. Из лесов доносится жуткий рёв чистой ярости, и вперёд, наконец, неуклюже выходит великан с кожей цвета нефрита, сжимая в руке огромную черную дубину.

Выйдя на главную конвейерную площадку восточных залов, Ньяль встретился с Алриком Искателем Смерти, одним из веренгов Великого Волка. При виде рунического жреца Алрик встал как как вкопанный, а когда Ньяль собрался его обойти, то резко развернулся на сабатонах.

— Рунтэн, меня послали тебя найти, — Искатель Смерти был явно не в духе. — Я собирался наведаться в вюрдхалле. Тебя уже несколько дней не видать.

— Не сейчас, — поднял руку Ньяль и продолжил шагать к винтовой лестнице, что вела к следующему уровню транспортной системы. — Я должен повидаться с Великим Волком.

— Ну и отлично, — крикнул Алрик в след. — Он и велел тебя отыскать.

— Меня? — Ньяль остановился и повернулся к гвардейцу. — Пустяковое поручение, ну, для воина твоего ранга.

— Он просто хотел быть уверен, что ты придёшь, рунтэн, — объяснил Алрик, направляясь вслед за Ньялем. — Логан в скьяльдоме. Он уже ждёт.

Получив новую информацию, Ньяль скорректировал курс, направляясь теперь к западному ряду конвейеров, откуда он смог бы попасть на территорию великой роты Верховного Короля. Почему он решил провести встречу там, а не в вульфхалле, оставалось загадкой, на который Ньяль ответ получит чуть позже.

— Повезло, что наши пути пересеклись, Зовущий Бурю, — произнёс Алрик, догнав рунического жреца и подстраиваясь под его шаг Повелителя Рун.

— Кто знает, возможно, всё дело в вюрде, — хрипло ответил Ньяль. — Похоже, в наши дни всё зависит от судьбы.

Они спустились ещё на полмили к просторным помещениям командования и связи, которые соседствовали с залами Чемпионов Фенриса. Везде сновали волчьи гвардейцы, их было больше, чем обычно.

— Меня отправил Великий Волк, с великой срочностью и громким рёвом, — произнёс Алрик, и ряды ветеранов начали расступаться, пропуская двух астартес в скьяльдом. Искатель Смерти повысил голос — теперь его слышали все поблизости.

Логан Гримнар ожидал в главном зале командного пункта. Верховный Король Фенриса облачился в полный комплект терминаторского доспеха. Удерживая в руке топор Моркаи, Великий Волк будто бы готовился отправиться в бой. За исключением двух волчьих гвардейцев, стоявших по обе стороны от Верховного Короля, остальные космодесантники в помещении носили обыденную одежду; кэрлы на различных станциях мониторинга и связи также не разделяли боевого настроя своего господина.

— Что происходит, милорд? — спросил Ньяль, спускаясь по ступенькам в недра тускло освещённого зала. — Почему вы выглядите так, словно отправляетесь на войну?

— Включи его снова, — скомандовал Великий Волк не оборачиваясь к серву, чтобы как следует поприветствовать советника.

Гололитический дисплей ожил над серым металлом примерно в дюжине метров перед Великим Волком. На нём заиграла пока ещё размытая аура лучей захвата изображения.

Ньяль тут же понял причину воинственного настроя Логана — трехмёрное изображение трансформировалось в лейтенанта Касталлора, в той же позе, со шлемом под мышкой, как будто Ультрадесантник застыл в моменте со времени их первой и до сих пор единственной аудиенции.

— Лорд Гримнар? — Офицер был ошеломлен внезапным восстановлением связи.

— Мой повелитель, я должен сообщить вам нечто срочное и ужасное, — опередил Ньяль, поворачиваясь спиной к проекции Касталлора. Хранитель Рун опасался, что изображение лейтенанта сумеет прочитать текст по губам, хотя Зовущий Бурю и не находился в фокусе системы захвата. — Видение огромной важности!

— О, правда? — Гримнар пребывал в странном настроении. Великий Волк не был рассержен, не был возбуждён — скорее взволнован. Озадачен. Он сомневался. Ньяль не видел ничего подобного за все те столетия, что служил Великому Волку. — Лейтенант, повторишь для Зовущего Бурю?

— Как пожелаете, лорд Гримнар. — Образ Касталлора не отрывал взгляда от Логана, что делало его поведение немного странным — ведь теперь он обращался к Ньялю. — В поисках указаний к действиям на Фенрисе, я связался с начальством в боевой группе «Ретрибутус». Они передали дело командованию флота Примус. Вопрос обсуждался на самом высоком уровне. Возобновившаяся агрессия орков не только продолжается, но и становится всё более интенсивной. Единственный способ решить этот требующий внимания вопрос — личная встреча с лордом-командующим.

Ньяль вслушивался в слова, однако в течение нескольких секунд до его сознания не доходил их смысл, пока рунический жрец не вспомнил, кто такой лорд-командующий. Он переглянулся с Великим Волком и внезапно осознал, что его собственное лицо приобрело такое же напряжённое выражение, как у Верховного Короля.

— Примарх отправится на Фенрис? — спросил он Логана, и тот кивнул, натяжно сжав губы. Ньяль испустил пару мгновений сдерживаемый вздох. — Это многое объясняет. Во владения Волчьего Короля прибудет Гиллиман, Раскольник легионов.

Проведя большую часть последних трёх относительных лет рядом с космодесантниками и примархом (а иногда и с кустодием), Мудире привык к ощущению собственной ничтожности и неполноценности. Историтору чудилось, будто основную часть пассажирского отсека шаттла заполнял Вичеллан. Куда бы ни глядел историтор, везде мерещилось золото доспехов. Ситуацию ухудшала и излишняя для удержания длина копья стража, поэтому оружие кустодия закрепили по диагонали между одним углом отсека и противоположной стеной, словно барьер, перекрывающий поле зрения Мудире. «Утешало» то, что в случае агрессии Вичеллан просто-напросто разорвёт историтора голыми руками, а не попытается взмахнуть копьём.

Один из четырёх основателей ордена историторов пребывал в уверенности, что массивный воин стоял ближе необходимого, и он не мог придумать для этого иной причины, кроме примитивного запугивания.

— Мне всё не даёт покоя мысль, почему нам не предоставили судно побольше, — поделился сомнениями Мудире, разминая плечи, насколько позволяли ремни. Шаттл оказался слишком мал для генерации искусственной гравитации, и, в то время как кустодий стоял на примагниченных к палубе сабатонах, Мудире удерживался на месте лишь благодаря тугим ремням. — Или, если уж на то пошло, почему вы не отправились в одиночку.

— Космические Волки опасаются возможности прибытия дополнительного числа людей, — ответил Вичеллан. — Что касается путешествия в одиночку, я решил, что транспортировка создаст атмосферу для разговора. Хочу узнать вас получше.

Произнеси эти слова любой другой человек, Мудире бы воспринял их без лишних эмоций, однако от Вичеллана они прозвучали угрозой.

— Нам необходимо узнать друг друга получше? — спешно спросил Мудире.

— Я слышу, как учащается биение вашего сердца, — прокомментировал кустодий. — Вы нервничаете?

— Вы, наверное, ощутили и всплеск адреналина, — ответил Мудире. — Я не несу ответственности за реакцию своего тела на ваше присутствие.

— Верно, это простое физическое явление организма смертных. И всё же ваша реакция представляет интерес. Вы предпочли бы избежать подобной беседы?

Мудире не хотел отвечать, но прикинул, что молчание продлится долгих пятнадцать минут, пока аппарат не доберётся до Клыка. Историтор попытался перевести разговор в другое русло.

— Вам не следует называть их Космическими Волками, — начал он. — Вся прочитанная мной тематическая информация говорит о негативном отношении ордена к этому названию. Они величают себя Волками Фенриса.

— Пускай называют себя как заблагорассудится, — пренебрежительно фыркнул Вичеллан. — Их желание значения не имеет. Они занесены в анналы Терры как Шестой легион, Космические Волки. Переименовал ли Гиллиман свой легион в Космодесант Макрагга? Возможно, было бы поэтичнее обозначить сыновей Сангвиния Ангелами Ваала? Шестой легион служит Императору, а не Фенрису. Они космические десантники, которые упиваются волчьей атрибутикой и называют Лемана Русса Королём Волков. Волки, что охотятся в космосе — вот откуда произошло название. Даже символ их командира — люпус рампант — зовётся Волком из Космоса.

Застигнутый врасплох горячностью Вичеллана, Мудире заёрзал на месте.

— Вы считаете, что экспедиция экстремальна, — продолжил кустодий. — И удивлены, что это название пробудило во мне жар эмоций.

— Да, довольно странная реакция, — признал историтор. — Если вы действительно так считаете, то у вас и правда возникнут проблемы в общении с… фенрисийцами.

— Напротив, в преемнике Шестого легиона многое достойно восхищения. Имперские власти и другие ордена Адептус Астартес считают Космических Волков проблемными. Для меня же их неортодоксальность заключается в лишь неприятии деятельности и выдумок примархов, в частности Робаута Гиллимана. Сохраняя независимость и исконную организацию, Космические Волки наиболее из всех приближены к идеалу, что задумывал Император.

— Близость к видению Императора — самое важное? Он и так направляет каждого из нас, наблюдает за человечеством с Золотого Трона. Разве мы не исполняем Его волю каждый миг своих жизней?

— Это заблуждение, распространяемое Экклезиархией. Мы, созданные близкими к Нему телом и душой, знаем правду об этой связи. Она опалила бы умы низших существ. Вы видели, что происходит с астропатами? Таковы её последствия для людей, обладающих значительной психической силой. Вы же, не имея духовного иммунитета, погибли бы мгновенно.

— Я всегда считал Космодесант Ангелами Смерти Императора, но вы утверждаете, что являетесь Его настоящими посланниками и носителями единственной истины. Типичное высокомерие.

— Типичное?

Мудире осознал, что сказал лишнего. Решив не отвечать, он уставился на мигающий огонёк в переборке.

— Вы злитесь, Девен. Я и не думал, что вы человек настолько верующий, что вас легко оскорбить правдой.

— Я верую в Императора, — запротестовал Мудире, не в силах сдержать язык. — Но Экклезиархии я не верю. Когда понимаешь их уловки, скрывающиеся за нимбами, и руки, сжимающие скипетры и державы… это несколько бросает тень на благочестие. Однако, как и вы, я согласен с утверждением, что Экклезиархия и Император — не одно и то же. В отличие от вас, я провёл последние годы, слушая всевозможные истории из всевозможных источников, включая свидетельства чудес и видений. Истории о волшебстве живых святых и о кошмарах бездны, от которых Император нас защищает. Возможно ли такое, что вы отказываетесь признавать эти истины, потому что их правда подорвала бы репутацию кустодиев как избранных спутников Императора?

— Вы не обладаете достаточным опытом, чтобы рассуждать о таких вещах и прийти к определённому выводу, — ответил Вичеллан. — Как ничего не знаете и о моём ордене.

— Я знаю достаточно.

За этой фразой последовало молчание. Его нарушил кустодий, не ставший ждать откровения Мудире.

— Гиллиман выбрал вас в качестве одного из четырёх основателей, поэтому, должен предположить, вы на порядок лучше разбираетесь в академическом образовании, философии и логических рассуждениях, чем демонстрируете сегодня. Но это не объясняет, почему я вам неприятен.

— Не вы. То, чем вы являетесь, — признался Мудире, покачав головой. Его печаль обратилась в горечь. — Я знаю, откуда вы родом. Я тоже родился среди терранской знати, которая отдаёт сыновей в Десять Тысяч, лелея надежду, что кого-то из генетической линии возвысят в кустодии. Родословные, отмеченные генетиками как наиболее чистые и привлекательные, — не что иное, как тысячелетия инбридинга. Утверждается, что каждый кустодий — это артефакт величайших умов Терры, созданный по замыслу самого Императора. Однако я знаю правду, чем на самом деле являются кустодии; то, чем являетесь вы, — продуктом скопившихся привилегий и алхимических преимуществ, что недоступны остальным. Вы исключительны, потому что древние знания обязывают вас быть исключительным. Но с реальностью вы не знакомы. Даже астартес, космические десантники живут как обычные люди до достижения половой зрелости. Вы же до трансформации пребывали в состоянии тщательно отобранной генетической ткани в облике новорождённого, перестроенного в нечто иное, не имеющее ничего общего с наследием или воспитанием даже наиблагороднейших из семей.

На этот раз Вичеллан не нашёл слов для ответа. Спустя минуту молчания он наклонился вперёд и заговорил — тихо, без малейшего намёка на злобу.

— Вашей семье запретили предоставить вас? — преспокойно спросил кустодий. — Генетические отклонения?

— Генетические? — Мудире поднял ладони и показал их со всех ракурсов, после чего указал Вичеллану сначала на одну половину своего лица, а затем на другую. — Разве это не одни из лучших генов Солнечной системы?

— Политическая оппозиция, — проигнорировав историтора, начал объяснять Вичеллан. — Я знаю, кто вы есть, вашу семью, ваших родственников. Вы утверждаете, что принадлежите к высшим слоям, однако дом Мудире уже не та сила, какой являлся несколько столетий назад.

Мудире безмолвствовал.

— Вы таите обиду на тех, кем не смогли стать, — продолжил кустодий. — Простая зависть. Однако она закрыла вам глаза на ваш истинный дар.

— Какой?

— Быть человеком. Быть собой, Девеном Фракоем Эстерантом Мудире. Если бы семья оставила вас Десяти Тысячам, от вашей личности, как вы уже упомянули, ничего бы не осталось. Генетические данные вашего организма продолжили бы существовать как один из членов моего ордена с единственной целью — когда-нибудь в будущем пробудиться к исполнению новых обязанностей. Кустодий, которым вы бы стали, перестал бы иметь всякое сходство с человеком, которым вы являетесь сейчас. Мы, как вы верно подметили, сконструированы, а не рождены и воспитаны. От каждого фрагмента ДНК до каждого нейрона в процессе нашего обучения мы созданы с помощью техноискусства Императора. Однако фундаментальнейшую из составляющих — аниму, душу, что связывает нас со Вселенной и кустодиев с Императором — не произвести и не выдавить из тюбика, как смесь. Сколько ни старайся, когитатор психической молнией не ударит. Подумайте ещё вот о чём…

— Мы — не орден космического десанта, нам не нужны рабы и помощники, набранные из числа неудавшихся кандидатов. Несовместимый генетический материал отправляется Адептус Механикус для дальнейшего разведения в чанах. Тысячи псевдо-Девенов населили бы кузницы Марса, однако ни один из них не вырос бы таким, как вы.

— Ах... — Мудире прочистил горло, задыхаясь от эмоций. — Я никогда не задумывался о подобном. В моём разуме жил лишь гнев семьи на то, кем я никогда не был и никогда не смогу стать.

Оба пассажира умолкли. Корпус корабля задребезжал — шаттл вошёл в атмосферу Фенриса. Переваривая слова Вичеллана, Мудире поднял взгляд на этого скульптуроподобного золотого воина, заполнившего почти весь отсек.

— Если правильно вас понял, — размеренно произнёс историтор, — в вашем развитии нет места случайностям.

— Мы сотворены в рамках очень строгих параметров.

— Выходит, если рассуждать логически, кто-то где-то действительно посчитал отличной идеей создать трибуна-стратарха Колквана полнейшим ослом.

Мудире едва не оглушил наполнивший отсек хохот Вичеллана.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

КРИТИЧЕСКИ ВАЖНАЯ МИССИЯ

САГА О КОРБЬОРНЕ МОЛОТОБОЙЦЕ

СТАРЫЕ ВРАГИ

Встретить Великого Волка в чертогах Убийц Змиев Улль явно не ожидал; Кром Драконий Взор отозвал воинов со службы: два ярла по-прежнему находились в ссоре. И всё же глаза не врали: к ним без предупреждения прибыл Логан Гримнар. Одинокий Великий Волк стоял у порога.

— Как думаешь, что на уме у Старого Волка? — спросил Детар. За прошедшее время у фенрисийца выработалась привычка почёсывать место соединения металла с плотью, обдирая кожу и протирая металл, — он упорно отказывался от просьб посетить волчьих жрецов и проверить работу кибернетики. — Небось, вынюхивает что-то.

Пока Детар наблюдал, как из залов в проходе появляются другие стаи, — чтобы поприветствовать своего короля, — Улль догадался, в чём дело.

— Видать, ищет космодесантников-примарис, — предположил вожак Серых Шкур, выходя из общежития.

— Чем плохо? — крикнул вслед Гарн, спуская ноги с кровати. — Старому Волку знакомство с кем-нибудь из новичков пойдёт только на пользу.

— Ты тоже «за» принятие подкреплений? — спросил Улль.

— Ага. Подспорье нам не помешает, — ответил Гарн. Никто не оспаривал права Драконьего Взора на набор рекрутов, однако без внезапной встречи космодесантников-примарис процесс восстановления численности роты, скорее всего, затянулся. В данный момент на попечении волчьих жрецов находилось не более двух десятков неофитов, и по крайней мере половина из них провалит Испытание Моркаи.

— Как считаешь, Гай произведёт впечатление на Великого Волка или, ну, наоборот, оттолкнёт нашего короля?

Гарн нахмурился и встал, жестом пригласив остальную часть стаи на выход.

— Да и какое нам дело? — проворчал Сатор, но все равно поднялся с койки.

— Ты держи Гая подальше, а мы попробуем увести Великого Волка в другое место, — ответил Гарн.

Улль сомневался, что предложенный план являлся удачным. С каждой возвращающейся великой ротой росли слухи о том, что что-то не так, что что-то происходит, помимо нового крестового похода. Волков тревожила Вечная Ночь и орки — в количествах, не виданных тысячи лет. Пробил Час Волка, шептались они. Гиллимана вернули в мир живых, а за ним непременно последует Русс.

Точно такие же пустые разговоры — откровенные домыслы вроде возвращения Льва или новостей, что в звёздном небе над Вратами Хельвинтер видели Хана.

Причудливая штука — судьба, однако Улль не мог игнорировать хамарркискальди, ведь между Фенрисом и Королём Волков существовала связь, будоражащая душу каждого ребёнка в мире. Даже не принимая во внимание самые странные из восклицаний, знамений было предостаточно. Волчьи жрецы, что странствовали по Фенрису в поисках потенциальных Небесных Воинов, рассказывали об увеличении числа людей с вирднаком. Уже не горстка — десятки. Что, если принятие космодесантников-примарис — не-волков — в ряды ордена ослабит связь фенрисийцев с Фенрисом и приведёт орден на путь смерти?

— Быстрее, Первострел, — подгонял Форскад, глядя на южное направление коридора. — Если срежешь путь через восточную пещеру, то доберешься до Первых Волков раньше Великого Волка.

«А дальше что делать прикажешь?» — подумал Улль, переходя на бег.

Теперь в книге смысла осталось немногим больше, чем в обычном тотеме: недели общения с настоящими Волками Фенриса заменяли содержание путеводителя, однако на его страницах ещё хранилась информация, не подтверждённая новообретёнными братьями. Проклятущие слова Дрога Плугомеча клещами засели в мыслях: каждый раз, когда Гай изъяснялся на ювике или играл в кёнигсгард, он слышал тот голос, что уверял в невозможности стать истинным сыном Фенриса.

Что грызло больше остального — ноющее чувство, что Дрог был прав. На первый взгляд они действительно могли бы стать Волками Фенриса. Да, существовали языковые проблемы, и перворожденные переходили на готик, а фенрисийцы — на ювик, когда это было необходимо. Поначалу космодесантники-примарис общались по-фенрисийски коряво, однако со временем акцент терял резкость, астартес усваивали сленг и речевые нюансы, постепенно приближаясь к уровню носителя языка. Перворожденные же чаще использовали готик для насмешек. Кэрлы оказались мягче характером, возможно, не столь уверенные в языковых навыках или не желая очернять речь своих хозяев.

Обычаи, имена, умение ориентироваться в Этте — все это придёт со временем. Примарисы пройдут тот же путь, что и растущие в крепости сервы. Хотя Первые Волки мало что видели за пределами залов Убийц Змиев, в скором времени они узнают дорогу к докам, оружейным складам и апотекариону, — точно так же, как космодесантники «Люпус-шесть» изучали пространство перевозивших их звездолётов.

Труднее всего оказалось взрастить в себе то природное чувство фенрисийцев. Чутьё, что связывало фенрисийцев воедино, вурген, разный для каждого воина, но следующий всеми узнаваемому образцу. Первым Волкам недоставало фенрисийского опыта, сражений плечом к плечу с копьём и щитом, охоты с использованием луков, — Волки переносили его на болтеры и плазмомёты. Сотни лет жизни Волков Фенриса строились на двенадцати-тринадцати годах их детства. Смогут ли Гай и остальные из Неисчислимых Сынов когда-нибудь этого добиться? Будущие поколения фенрисийцев только выиграют от подобного воспитания вкупе с новыми технологиями создания астартес, однако Первые Волки — и все их собратья-примарисы — навсегда останутся отклонением от нормы, вышнеземцами в волчьей шкуре.

Сейчас от него было мало практической пользы, но Гай всё ещё пользовался книгой во время разговоров на ювике. Вожак Первых Волков хотел перевести саги, что они сочинили для Хейндаля, Энфорфаса и остальных, кого Первые Волки потеряли за прошедшие годы. Нейфлюр отмечал на куске коробки из-под пайков слова, для которых не существовало фенрисийского эквивалента. Фенрисийцы редко пользовались даже своими рунами; всё ценное Волки хранили в памяти. Однако одарённый должностью скьяльда и обладая практически идеальной памятью, Нейфлюр ещё не настолько себе доверял, чтобы хранить бесценные знания о товарищах исключительно в голове.

— Как думаешь, какое слово обозначает «титан»? — спросил Нейфлюр, продолжая писать на картоне.

— Ирн-энт, железный гигант, — раздался голос из открытой двери.

Гай обернулся на голос, поприветствовав Улля улыбкой. Вожак стаи немного раскраснел, как будто бежал — долго и интенсивно. Гай встал, протянул руку и обменялся с Уллем крепким рукопожатием.

— Давненько не виделись, — воскликнул Гай. — Думал, теперь тебе стыдно находиться со мной в одной компании. — Вожак постарался произнести эту фразу так, чтобы скрыть её правду за натяжной насмешкой.

— Ты совершил несколько позорных поступков уровня Кровавого Когтя, только и всего, — ответил Первострел, оценивая помещение. — Вижу, вы неплохо устроились.

— Ты в порядке? — спросил Гай. — Какой-то ты возбуждённый.

Улль рассеянно кивнул и оглянулся на дверь. Кивок был резким и скорее подсознательным, но он привлёк внимание Гая к отдалённому звуку голосов.

— Рота сегодня и правда шумит громче обычного, — подытожил Гай, проходя мимо Улля ко входу. Вожак стаи схватил его за руку.

— Иногда такое бывает. — Улль отошел от двери, переводя взгляд с одного Первого Волка на другого. Гай мог бы поклясться — Улль их считал. — Все здесь? Хорошо, хорошо. Может, сходим в тренировочный зал, обменяемся кое-какими мыслишками?

— Был бы признателен, но не сейчас. Мы вернулись с тренировки в начале дежурства, менее получаса назад. — Гай направился к кровати. — Может, у тебя есть желание помочь нам с ювиком?

— Отличная идея! — воскликнул Улль с энтузиазмом. — Отличная. Почему бы нам не… выбраться наружу? Слушать истории о Фенрисе кратно интереснее там, когда есть возможность ощущать телом порывы ветра и слышать его голос собственными ушами.

— Кром внёс нас в список вахтенной службы, вне залов роты путь заказан, — вдохнул Гай. Драконий Взор отозвал роту с ведения войн, однако по закону они по-прежнему были обязаны обеспечивать безопасность Этта и Мира-Очага. — Это знак, что он действительно принял нас как часть роты.

— Да, это хорошо, — так же рассеянно произнёс Улль. — Если подумать, мою стаю сковывает тот же долг.

Внезапно с треском ожила панель с вокс-передатчиком на противоположной от двери стене. Раздался знакомый голос Драконьего Взора.

— Серые Шкуры и Первые Волки, живо в мои покои, в боевом снаряжении.

— Слава Русу, — взмолился Улль, скорее от облегчения, чем волнуясь. Вожак стаи хлопнул Гая по руке, в то время как остальные Первые Волки уже начали сборы. — Я проведу вас на железные уровни, встретимся с Серыми Шкурами там.

— Но боевое снаряжение… С чего бы? — не понимал Гай.

— Да с чего угодно. — Улль очень торопился уйти и уже выходил в коридор. — Пойдём-пойдём. Поговорим по дороге.

Гай попытался умерить любопытство. Вероятно, их вызвали ради какого-то обычая или участия в церемонии, требующей от них полной боевой готовности, однако его голову не покидала мысль — это был первый раз, когда Гай шагает в доспехе как настоящий Волк Фенриса.

Протискиваясь в тесную приёмную сквозь завывающий ветер, Мудире осознал, насколько исказилось его восприятие. Внутри ожидали два Космических Волка в широких терминаторских доспехах, оба кратно превосходили размерами историтора и явно были способны даже не вспотев разорвать его в клочья. И всё же по сравнению с кустодием, Космодесантом-примарис и, несомненно, Гиллиманом с его подавляющей аурой примарха, Волки казались какими-то непропорциональными.

Два Космических Волка представились на готике, не скрывая, а, скорее, даже гордясь акцентом. Мудире уже привык к разнообразным традициям наименований и помпезностью Адептус Астартес, однако явная воинственность прозваний Торфина Кинжалокулака и Нильскара Пронзающего Сердце застала историтора врасплох. К счастью всех присутствующих, Вичеллан не посчитал нужным соревноваться в перечислении почётных имён. Следующий шаттл с историторами приземлился на поверхность Фенриса через несколько минут — группа посланников оказалась в сборе. Волчьи гвардейцы, — по предположению Мудире, коими являлись сопровождавшие их лица, — провели их в залы Клыка.

Сначала они прошли в длинный коридор, с высоченного потолка которого свисали транспаранты — знамёна из гибкого пластека исписывали разнообразные руны; стены же украшали трофеи. Поднявшись по лестнице, историторы во главе с кустодием ступили под арку, украшенную волчьим черепом размером с торс Мудире. Элиптика вертела головой во все стороны, пытаясь запечатлеть как можно больше, в то время как Копла-вар уже водил стилусом по блокноту, да с такой скоростью, что, наверняка, его почерк немногим отличался от причудливых каракулей.

— Чем ты занят? — спросил у коллеги Мудире.

— Это исторический момент, — ответил Копла-вар. — Первые эмиссары крестового похода Индомитус ступили на Фенрис!

— Во-первых, это ложь. До нас сюда прибывал лейтенант Касталлор. Во-вторых, мы не являемся эмиссарами крестового похода Индомитус. В наши обязанности не входит общение с местными жителями, разве что с целью разузнать побольше о Бухарисе и Гаталаморе. В-третьих, мы — историторы и должны абстрагироваться от видимого. Мы раскапываем утраченную историю, записываем разворачивающиеся в ней события, однако помощь в её развитии — не наше дело.

Копла-вар на мгновение смутился, но так и не опустил инструменты для записи. Мудире услышал ахи Алека за спиной, и, обернувшись, заметил, как тот прилип к узкому окну.

— Это просто невероятно, — прошептал Алек.

Мудире решил разузнать, что настолько изумило коллегу.

Они смотрели с отрога на главный шпиль крепости-монастыря Космических Волков. В такие моменты легко забывался факт, что покрытые снегом склоны представляли собой скорее искусственные, чем естественные горы, но сотни огоньков-окон, мерцающих сквозь постоянную метель, постоянно об этом напоминали. Цитадели и башни размером с целые городские кварталы ютились среди усыпанных валунами долин, поднимаясь из клочков соснового леса на крутых горных склонах.

— Не задерживайтесь, — крикнул один из волчьих гвардейцев, проходя через портал впереди. — Осталось пройти ещё милю, а, может, даже и больше.

По сравнению со многими величественными залами и длинными переходами помещение, в которое доставили историторов, оказалось совсем небольшим. Оно не отличалось убранством, но и не нуждалось в излишнем украшении, обставленное в том же стиле, что и большая часть крепости, уже увиденная посланниками крестового похода. Здешние стулья и столы создавались для космодесантников, а стены были покрыты древними досками, потемневшими почти до черноты от дыма, поднимавшегося из широкой ямы у одной из стен. На самих стенах висели щиты, разрисованные всевозможными символами и узорами, а также великое множество рогов, золотых оберегов и люменов-фонарей.

— Это символы великих рот, — произнесла Балковяз, указывая короткими пальцами на ближайший щит. На нем была изображена голова воющего волка на фоне черной луны. — Вот этот — Чемпионов Фенриса, личные воины Великого Волка. А вон тот, со зловещей тёмной волчьей головой на фоне короны, — символ Убийц Змиев, с которыми мы уже знакомы, великой роты Крома Драконьего Взора.

— Их называют верегостами. Это талисманы нашего народа, происхождение которых относят ко временам ещё до пришествия Короля Волков.

Поначалу Мудире не мог сориентироваться, откуда донёсся голос. Затем он вгляделся сквозь дым, и взор историтора упал на широкое кресло в конце зала. Там стояли и другие предметы мебели для сидения, некоторые из которых были рассчитаны на обычных людей. В одном из массивных кресел сидела закутанная в меха фигура, почти не отличимая от обивки самого трона — почти, если бы не тёмно-рыжая копна волос и того же цвета борода. Зрачки Мудире уловили вспышку золота и отблеск льда.

— Вы, должно быть, тот, кого называют Ньялем. Главный библиарий ордена, — поприветствовал Вичеллан. Кустодий стремительно зашагал по каменным плитам, устланным плетёными коврами, что изображали сцены плавания кораблей в море, сражающихся змей и бьющихся вооружённых щитами и копьями бородатых воинов.

— Это имперский титул, — ответил космодесантник. — В этих залах я известен как Гуляющий Шторм, но вы зовите меня просто Зовущим Бурю. Я местный рунтэн и хранитель знаний. А собрались мы в скьяльдхалле, зале сказаний.

— Вы храните здесь архивы? — выдохнул Алек с поблескивающим инфопланшетом в руке, едва поспевая за Вичелланом и размахивая перед собой кабелем с замысловатым двузубым штекером на конце. — Возможно, у вас есть буквенно-цифровой порт, с помощью которого я бы получил к ним доступ?

— Ну, как сказать… Нет, — улыбнулся Ньяль и указал на стулья перед собой. — Скоро принесут еду и питьё, но сначала уделим время беседе — познакомимся друг с другом поближе, поговорим о недавних делах.

— Мы собираем любую доступную информацию о гаталаморской Чуме Неверия и тиране Бухарисе, который её породил, — заговорил Вичеллан. Чуть дальше в зале стояло гораздо более просторное кресло, явно предназначенное для кустодия; оно блестело лакировкой, свидетельствовавшей о том, что смастерили его недавно. Кресло кустодия размером превосходило трон Ньяля, однако имело гораздо более незамысловатый дизайн. Кустодий прошёл мимо предназначенного для него сидения и встал в сторонке, без усилий удерживая копьё в руке. — Ваша помощь была бы очень кстати.

— И мы вам её окажем, однако в сообщении ты указал, что принёс вести от Всеотца. Я бы хотел услышать в первую очередь их.

Мудире поймал взгляд Оковени, когда та в замешательстве посмотрела на кустодия. Как оказалось, обещание Вичеллана избежать хитрости не распространялось на него самого. Копла-вар приподнял бровь и тоже переглянулся с Мудире, — тот едва заметно покачал головой, чтобы пресечь любые комментарии со стороны смертных.

— Я сказал, что принёс новости с Терры, а не от Самого Императора, — ответил Вичеллан, слегка склонив голову. — Если бы Он общался напрямую, то, полагаю, такой могущественный псайкер, подобный вам, несомненно почувствовал бы пульсацию Его золота в варпе.

— Ах, вот оно как, — хрипнул Ньяль. Хмурый взгляд рунического жреца говорил сам за себя: несмотря на притворство кустодия, Зовущий Бурю осознал, что случилось. Секундой позже выражение лица Хранителя Рун прояснилось. — Недоразумение, не иначе. И всё же, расскажи мне о знаменательных временах, а я расскажу историю о временах мрачных.

Повелитель Рун бросил взгляд за спины гостей и сказал что-то по-фенрисийски. Оба терминатора волчьей гвардии покинули зал. Мудире совершенно забыл об их присутствии, настолько его заворожил вид Ньяля. Историтор задавался вопросом — возможно, имели место быть какие-то манипуляции с их сознанием, — однако успокоил себя тем, что в их группе находился Вичеллан, а кустодий не только был невосприимчив к подобному воздействию, но и знал о возможных рисках.

— Ну же, не робей! — настаивал Ньяль.

Беседа началась и длилась множество часов. Историторы вытащили из памяти все свои знания, рассказывая Зовущему Бурю о крестовом походе Индомитус, в то время как Вичеллан откровенно поведал о событиях на Терре — нападении предателей с нерождёнными, о чистке Гиллимана, а также последующей его политики и кампаниях. Со своей стороны, Ньяль предоставил гостям информацию о последних битвах Космических Волков, от Кадии до Фенриса, включая рассказы о кровавых и чудных войнах, развязанных падшим примархом Магнусом Красным и его Тысячью Сынов. Упомянул он и о битве в системе Фенрис, в которой участвовал орден Тёмных Ангелов и другие имперские силы. Затем Ньяль заговорил о возросшем числе орд зеленокожих, наводняющих охраняемые орденом сектора.

— Сначала мы думали, что орков погнала Вечная Ночь, та, что вы называете Великим Разломом. Мы считали, что орки мигрируют — по мере того, как бездна поглощает всё новые солнца и миры. — Выражение лица Ньяля приобрело мрачные нотки. Рунический жрец покачал головой. — Однако теперь мы не столь уверены в этой причине. Нас достигли вести, издалека: с Армагеддона и других территорий. Имперские силы сообщают, что Зверь Газгкулл снова в строю, пускает кровь во владениях Всеотца, как и наши кузены-предатели. Возможно, орки несутся не от чего-то, а чему-то навстречу. Как в те времена.

— Трещина в варпе пробудила многие ужасы, что раньше дремали, — согласился Вичеллан. — Адептус Астра Телепатика сообщает о беспрецедентном количестве энергии, выплескивающейся в реальное пространство.

— Да, иноморье неспокойно. Его волны набегают на берег как никогда далеко. Орки чувствуют это точно так же, как альдари и все остальные обладающие душой существа. Прилив тянет их души и толкает вперёд.

Как и было обещано, в зал занесли еду и напитки, и, несмотря на некоторые опасения, хозяева крепости не пытались опоить гостей. Фюркаф -пикантный, но возбуждающий напиток, — завершил трапезу, после чего слуги Императора продолжили беседу.

Как раз в тот момент, когда Мудире снова начало клонить ко сну, Ньяль затронул тему Бухариса и Чумы Неверия.

— Так, теперь сага о Корбьорне Молотобойце, победителе Лживого Жреца. — Ньяль кивнул больше для себя, копаясь в памяти, и хрустнул костяшками пальцев. — Однако прежде вы должны держать в голове, что жрецы Терры, те, кого вы теперь называете Адептус Министорум, прибыли на Фенрис после Войны против Падших Волков. Они пытались донести до нас ложность наших знаний о Всеотце. Как вы можете догадаться, добром дело не кончилось, но они продолжали приходить, а мы продолжали… отсылать их назад. Любви между Фенрисом и приспешниками Экклезиархии не сложилось с тех самых пор, как церкви дали название. И потому, даже не будь в сердце Бухариса зла или неверия, как вы это называете, на Фенрис пришёл бы другой эгоистичный фанатик — свести с нами счёты. Эту эпоху мы зовём Временем Ложных Отцов.

Ньяль продолжал, без колебаний вспоминая о многих прегрешениях Имперской Церкви против Космических Волков и их верований; конфликтов произошло так много, что слугам ордена пришлось освежить напитки и принести больше закусок. В какой-то момент смертные сообщили присутствующим, что наступил рассвет следующего дня. Прежде чем ещё раз упомянуть о Бухарисе и войне в его родном мире, Ньяль велел историторам отдохнуть в отведённых им покоях, пообещав вернуться к сумеркам.

Члены ордена Мудире уже заполнили кристаллы памяти и блокноты, однако сам Девен, доверяя их мастерству, не сделал ни единого штриха. Он ждал рассказа о кардинале. Мудире вместе с остальными лёг спать в предоставленном Волками общежитии, однако после того, как историтор в последний раз увидел Вичеллана, неподвижно стоящего у двери, точно изваянный страж, ему снились охотящиеся волки и рык орочьих морд.

Вой ветра вне «Громового ястреба» и постоянный рев двигателей боевой машины заставили космодесантников перейти на вокс-передатчики, чтобы слышать друг друга сквозь шум. Первые Волки сидели по одну сторону отсека, а Серые Шкуры — напротив, за исключением Сатора, пилотировавшего корабль. В смотровых иллюминаторах проносилась ослепительная белизна.

— Где находится эта оборонительная станция? — спросил Гай, вытащив магазин из болт-винтовки и снова проверив его на вес. Железные жрецы уверяли, что болты внутри были точно такими же, как и те, что производились в других местах, но Гай пребывал в уверенности, что этот магазин весил легче.

— В Разбитых долинах, в местечке под названием Челюсть Кракена на побережье Железного моря, — ответил Улль. — За пределами Асахейма всего около двадцати локаций, которые достаточно стабильны, чтобы на них можно было размещать объекты орбитальной обороны. Но время от времени они теряют свою стабильность. Вероятно, что-то случилось как раз из-за извержения вулкана или землетрясения.

— Основная проблема заключается в том, что, если место становится достаточно безопасным для постройки укреплений, оно привлекает других, — добавил Гарн. — Существ или людей. С приближением хельвинтер любой безопасный уголок или вершина превращается в место битвы. Возможно, крупный зверь проник на объект и повредил системы связи.

— А что насчёт людей? — спросил Доро. — Они могут доставить неудобства?

— Я ж уже говорил, вокруг полно людей, — пояснил Улль. — Ордассоны, гельдматы, огнеломы, ландсаттмаринги, ледоходы и береговые драконы. А за последние несколько лет здесь могли обосноваться новые племена. Но люди, как правило, держатся в сторонке. Существуют системы защиты, что направляют смертных в обход. Если они каким-то образом вышли из строя, здание наземного управления действительно послужило бы фенрисийцам крепким домом. Однако большинство фенрисийцев и близко не захочет самовольно ступить на территорию Небесных Воинов.

— До меня доходили слухи, что несколько десятилетий назад эрсоринги обустроили храм Всеотца в укреплении с лазерной пушкой, — прокомментировал Эйрик. — Эти парни размазали кровь болотного кабана по линзам наведения, а на поворотных механизмах развесили обереги.

— А пиковый змей сколотил гнездо в термогенераторном зале под Каменными шапками, — добавил Гарнр.

— Но сейчас-то дело наверняка в сломанном передатчике, — проворчал Улль. — Не беспокойтесь.

— Ты гельдмат, верно, Улль? — спросил Эйрик. — Ты пришёл из этих земель.

— Не, чуть дальше на юг, — ответил вожак Серых Шкур. — Я из фьордовых гельдматов, не лесных. Мой дед происходил из урсинкингов, живших в Бурноводье. Его племя потеряло сотни людей во время плавания через бурлящее море, и в конце концов урсинкинги объединились с гельдматами.

— Ха, у урсинкингов могучая кровь, — воскликнул Хари. — Мой двоюродный дедушка тоже был урсинкингом. На протяжении многих лет Волки Фенриса брали к себе множество воинов из этого племени.

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил Гарольд.

— Когда земля каждый год рвётся на части, единственное, что неизменно — это семья и племя, — ответил Эйрик. — Нельзя привязываться к камням — когда-нибудь они падут, к волнам — они унесут и унесутся прочь. Истинная ценность в людях, в уверенности, что кто-то прикроет спину, а кто-то разведает местность. Ты просто не родился в Мире-Очаге, так бы знал всё сам.

— Я ничего не помню до пробуждения Коулом, — попытался оправдаться Гарольд, протестуя. — Я космодесантник-примарис, сын Русса — вот, что по-настоящему важно. Узы прошлого — ничто по сравнению с узами настоящего.

— Если ты ничего не помнишь, то откуда знаешь, за что бьёшься? — спросил Улль. — Что ты защищаешь?

— Императора, — гордо ответил Гарольд. — Воздвигнутый Им Империум. Мы защищаем все миры, а не только один.

— Безусловно, но это лишь места, — усмехнулся Детар механическим голосом. — Ты лучше расскажи про духовность. За какие традиции и истины отдашь жизнь?

— За истину Императора, — отрезал Доро. — Мы едины в служении Ему, всё остальное второстепенно.

Перворожденный не ответил, и между двумя стаями на несколько минут воцарилось молчание. Гай по-прежнему не видел ничего, кроме белой метели и снега, а шум ветра и двигателей не утихли. До места назначения оставалось ещё больше часа полёта.

— Ты упомянул, что приближается хельвинтер. Что это такое? — спросил Анфелис.

— Огонь и лёд! — рассмеялся Форскад. — Звёздная буря!

— Астрономическое явление, — пояснил Гай, вспомнив описание из путеводителя. — В точке афелии Фенрис проходит через плотное астероидное поле, поэтому в холодные периоды наблюдаются экстремальные метеоритные бури.

— Какое занудство, — ответил Форскад. — Снежные бури сдерут кожу с лица и заморозят глаза, а моря покроются слоем льда в несколько метров. Небеса запылают, и небесный огонь прогонит ночь, наплевав на расстояние от Вольчего Ока.

— Волчий Король прибыл сюда в сезон хельвинтер и выжил младенцем, — заговорил Улль. — Он первый прошёл Испытание. Говорят, он бежал рядом с Моркаи, а когда Русса оставили силы, он залез на спину двуглавого волка.

— Нет-нет, всё было не так, — запротестовал Гарн. — Русс нашёл логово Моркаи и свернулся калачиком среди окровавленных волос, упавших с его спины, прямо на пороге Хель.

Перворожденные начали спорить: каждый рассказывал собственную версию фенрисийской истории. Через некоторое время Серые Шкуры пришли к мнению, что Леман Русс сам принёс Моркаи в её логово и спал в её окровавленной шерсти, где после хельвинтера его и обнаружили фенрисийцы.

И снова Гаю вспомнились слова Дрога. Примарис никогда не узнает, каково это — расти на местных историях, чтобы они стали всем для его души. Он мог бы уподобиться скьяльдам и выучить каждое из сказаний, но Гай никогда не воспримет их как истину, подобно Уллю и его подопечным. Коул наполнил его голову знаниями — Гай располагал некоторыми фактами о Фенрисе и его народе ещё до того, как взял в руки путеводитель, но частью фенрисийской жизни от этого он не стал.

Гая охватила меланхолия, однако печаль мгновенно исчезла, когда зазвучала боевая сирена. Сатор заговорил по воксу.

— У нас проблемы. Авгуры обнаруживают множественные сигналы жизни. Системы обороны станции взяли нас на мушку.

— Внезапное нападение, — произнёс Улль. — Сатор, кружи здесь и обеспечь поддержку после нашей высадки, но не повреди станцию и не рискуй кораблём.

— Я прочешу прилегающую территорию.

— Внезапное нападение? — Аварийные огни погасли, и корабль накренился, пытаясь улизнуть от систем укреплений. — Звучит опасно.

— Потому что так оно и есть, — хрипнул Форскад.

— Думайте лучше о том, как бы нас не сбили, — прорычал Улль. — Ни на шагу от нас.

— Понял, — кивнул Гай. Вожак стаи космодесантников-примарис отстегнул ремни и встал на ещё примагниченных к палубе сабатонах. — Первые Волки, приготовиться к бою.

Посланникам крестового похода дозволили вернуться в скьяльдхалле, но не дальше. Имперцы провели целый день, собирая заметки и формулируя будущие вопросы: историторам хотелось прояснить некоторые моменты, касающиеся цепочки имён, родословной и титулов лиц вовлечённых сторон. Ньяль, как и обещал, вернулся к ночи, в сопровождении слуг и еды, и после того, как компания ещё раз отужинала и выпила столько фюркафа, что у Мудире зазвенело в ушах, Зовущий Бурю перешёл к основной мысли сказания.

Он говорил об армиях кардинала-отступника и флоте, что привёл изменников к его родной планете; о героях, сражавшихся в пустоте и на склонах гор, о бомбардировках и абордажных действиях. Рунический жрец не пропустил ни единого имени, — спустя определённое количество упоминаний Мудире поручил их запись Элиптике, — а вместе с ними должности и взаимоотношения сторон, чтобы позже орден историторов сумел провести полномасштабное исследование.

Ньяль и раньше говорил красноречиво, но теперь его дар оратора сиял ярче пламени костра, разожжённого сервами. Возможно, это было одной из форм проявления способностей Ньяля, но Мудире ясно видел бесчисленные волны обезумевших от ужаса армий кардинала сквозь душераздирающие снежные бури; перед его глазами возникали образы диковинных машин, захваченных в завоеванной еретиками мире-кузнице и оставивших на поверхности Фенриса алхимические пожары; что жгли Асахейм, в то время как сыны Фенриса возвращались с далёких войн на защиту очага от бывших союзников.

В какой-то миг Улль пребывал в уверенности, что нить его жизни оборвалась.

Вырвавшись из низких облаков, «Громовой ястреб» камнем рухнул вниз, а Серые Шкуры на тот момент уже выстроились на опущенной штурмовой рампе. С этого не столь надёжного наблюдательного пункта Улль наблюдал вспышки двух запускаемых ракет и тёмные пятна приближающихся снарядов, контурно вырисовывающимся на фоне света двигателя боевой машины.

— Тангаж, — объявил Сатор таким тоном, будто вспомнил о мьоде во время пира. Секундой позже нос «Громового ястреба» опустился почти вертикально вниз — пилот нацелился в металлический блеск оборонительной станции где-то в миле внизу.

Зажим левого сабатона Улля не успел как следует закрепиться на палубе. Его нога соскользнула с рампы, и вожак Серых Шкур, изогнувшись, упал вперёд.

За мгновение до того, как вес Улля стал непосильным для единственного примагниченного сабатона, космодесантник перевалился через край, но Детар вовремя оказался рядом, схватив командира за руку. «Громовой ястреб» нырнул носом вниз, и в течение двух следующих секунд Улль валандался в полуобъятиях брата, болтая уже обеими ногами. Первая ракета просвистела над крышей боевого корабля менее чем в метре от Улля.

Дух второй ракеты отследил изменение траектории, и небольшая струя коррекции курса развернула её боеголовку обратно к Уллю. Земельное полотно проносилось почти с той же скоростью, что и ракета, одна — впереди, другая — на высоте головы.

— Поворачиваю налево.

На этот раз Улль подготовился, используя Детара в качестве рычага, чтобы зажать обе ноги на полпути вдоль трапа, удержавшись, даже когда корабль яростно завращался вокруг своей оси. Ветер с воем проносился мимо, а реактивные двигатели продолжали визжать. Что-то — кто-то — врезалось в щель между штурмовой рампой и «Громовым ястребом». Вожак Серых Шкур впервые впечатлился целой цепочкой ругательств на ювике от одного из Первых Волков.

Не было времени гадать, что случилось; ещё одна ракета находилась в нескольких секундах от столкновения, уже закручиваясь, следуя за поворачивающим боевым кораблём. Улль снял с плеча болтер, прицелился одной рукой и выстрелил, сопровождаемый вспышками ещё полудюжины выпущенных болтов. По корпусу ракеты пробежали искры, но ни один из астартес попасть в цель не смог.

— Попадание! — прорычал вожак стаи, изо всех сил отклоняясь в сторону — ракета пронеслась мимо и ударила в нижнюю часть штурмового люка. Взвыли и замигали индикаторы оповещения. «Громовой ястреб» накренился, стаю охватил огонь. В визоре Улля замелькали тепловые индикаторы. В доспех ударили металлическая шрапнель и куски керамита, откалывая от его брони сине-серые осколки.

— Сатор! — заревел Улль. Верхушки деревьев уже были не более чем в двухстах метрах от корабля, с них от ударной волны каскадом посыпался снег.

Пилот ничего не ответил на оклик, но включил задние двигатели и резко задрал нос самолёта. Даже в полном боевом облачении в грудь Улля словно ударил кузнечный молот, снова чуть не сбросив вожака Серых Шкур с рампы. Часть корпуса «Громового ястреба» охватило пламя, при внезапном импульсе жёсткого тормоза накинувшееся и на Улля.

Оборонительный пост представлял сооружённое на холме укрепление из ферробетона и пластали. Станция располагалась на крутом склоне почти в восьмистах метрах от пика, отделённое от окружающего леса многими сотнями метров скалобетонной ограды. Колоссальные сосны возвышались на десятки метров. Сатор направил «Громовой ястреб» между склонёнными ветром вершинами и повернул вправо, почти боком опуская корабль на бесплодную местность.

Металлические ступени и переходы располагались вокруг тарелкоподобной линии связи, что смотрела на север. В портале появились фигуры, и ещё больше вылезло из вмонтированного в землю люка. «Громовой ястреб», ревя механизмами, завис всего в нескольких метрах над землёй, и тут же сторону Волков Фенриса понеслись разряды синих энергий.

Хотя мужчины и женщины на станции были одеты в меха, как создавай впечатление настоящих фенрисийцев, Улль заметил едва видимый за шкурами синий и фиолетовый цвет. К тому же, ни одно из фенрисийских племён не обладало лазерным вооружением.

— Просперины! — прорычал Гарн за спиной.

— Как они сюда попали? — заревел Форскад, но Улль не обратил внимания на выкрики братьев. В его мыслях вспыхнули воспоминания о Фенрисе, охваченном опустошительной войной Циклопа.

— Обагрите снег! — Вожак стаи выпрыгнул из боевого корабля. Улль по бёдра приземлился в снег и взял на прицел врагов. — Засуньте их обратно в хелеву дыру!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ЦЕЛЬ ОБНАРУЖЕНА

ТУПИК

СКОРЫЙ ЗАПУСК

Младший инспектор соответствий Макома подавила зевоту и оглядела безмолвствующий стратегиум. Какое-то время половина станций находилась в режиме стандартной готовности, однако через три дня после выхода на низкую орбиту для запуска шаттла рутина вернулась на круги своя. Нёс вахту лейтенант Кармайхаз, самый молодой из офицеров. Он стоял рядом с командирским троном, рассматривая собственные ногти. Сервиторы не прекращали своего приглушенного бормотания, изрыгая отчёты, которые изучали лишь другие сервиторы-стенографисты.

Она переступила с ноги на ногу. До конца вахты оставалось ещё два часа. Женщина искоса взглянула на пустующий стул энсина Себреца. Элемент мебели являлся привилегией звания, которая была недоступна мелкому офицеру вроде Макомы.

Пустовал и сюрвейерный экран, пересечённый тремя почти прямыми красными линиями. Макома взглянула на хронометр. До следующей проверки показателей оставалось четыре минуты. Инспектор огляделась по сторонам, сунула руку в карман куртки и тихонько вынула оттуда маленький круглый кусочек сладкого рулета. Крошки упали на пласталь её рабочего места, и девушка спешно смахнула их другой рукой, прижимая контрабандное печенье поближе к телу.

Крошки тёрлись между пальцами, и Макома позволила себе ещё несколько секунд потрепетать от предвкушения — она откладывала это запретное удовольствие с тех самых пор, как заступила на вахту четырьмя часами ранее. Терпение Макомы лопнуло, и её рука поползла вверх по телу, ровно вдоль его, словно вертолёт, почти прижимаясь летящий вдоль холмов и хребтов. Недозволенность угощения была даже слаще, чем само печенье, и, прежде чем рука девушки совершила последний рывок от груди ко рту, Макоме пришлось справиться с нервами медленным вдохом.

И как раз в тот момент, когда она откусила кусочек зернистого сладкого рулета, заревела тревога. Макома вздрогнуть и от страха выплюнула размокшие кусочки на экран.

Средняя красная линия трансформировалась в раздвоенную загогулину, почти симметричную, поскольку она делилась почти на половине экрана и объединялась вновь у его правого края. Ещё большее внимание привлёк мигающий жёлтый огонек. Макома шустро сунула руку в карман брюк, мгновением позже почувствовав, как разломался бисквит.

— Четвёртый инспектор, докладывайте. — Несмотря на молодость и хрупкое телосложение лейтенанта Кармайхаза, он обладал довольно низким голосом и способностью без лишних усилий разнести свою волю по стратегиуму.

Макома вытащила руку из кармана, стряхнула жирные крошки с кончиков пальцев и ввела на лежащем рядом с инфопланшетом рунпаде код. Задрожав, центральная линия исчезла, и сервитор записал показания на бумажной ленте, выданной из щелевого разъёма консоли.

Сверившись с бумагой, она внесла некоторые коррективы в дисплей — следом в полумиле от Макомы на нижних уровнях корабля на семь градусов развернулась скан-матрица. Средняя линия появилась вновь. Она отобразила драматичный графический всплеск и исчезла.

— Выполняю калибровку, сэр, — передала она вахтённому офицеру, проклиная жир на кончиках пальцев, оставивший пятна на клавиатуре.

Еще один импульс сюрвейерной системы вернул сигнал на экран, слегка его сгладив — вне всяких сомнений, это не сбой. Сигнал перехватили искусственно.

Макома повернулась к лейтенанту. Сердце девушки бешено колотилось, и вовсе не из-за недозволенной закуски, лежавшей в кармане.

— Сэр, фиксирую попытку нацеливания на корабль, — объявила инспектор. Кармайхаз вмиг посуровел и направился к командирскому трону. — Источник на Фенрисе.

Ньяль изрекал историю словно в трансе, вспоминая не слова, как скьяльд, а заново переживая события, переданные ему предыдущими Хранителями Знаний. Он не столько помнил полученную информацию, сколько пересказывал её из первых уст, сам чувствуя дуновения ветра на лице. Он точно собственными ушами слышал щелчки лазружей, когда солдаты Астра Милитарум, совращённые словами Бухариса, высыпали из огромных посадочных модулей на снег и лёд Асахейма, в то время как на орбите горели звездолёты. Он слышал грохот орудий — системы обороны Этта открыли огонь, и ощущал жар запуска ракет и разрыва снарядов.

Он делился памятью языком и мыслью, хотя мысль о кустодии застряла в уголке его сознания точно стальная заноза. Ньяль повёл историторов вниз по долине Серого Короля, он показал смертным, как Кровавые Когти на прыжковых ранцах спрыгивали со скалистых утесов на танковые колонны еретиков. Клубы дыма их двигателей загрязняли свежий фенрисийский воздух, однако вскоре небо заволокло смогом горящих обломков. По глубоким сугробам пробирались дредноуты — корпусы машин Волков оберегали натуральные масла и специальные изоляты от экстремальных погодных условий, в то время как гораздо более крупные огневые шагоходы Бухариса грязли в снегах и замерзали, становясь лёгкой добычей ветеранов тогдашнего Великого Волка.

До ушей Ньяля доносились молитвы ненависти, такие чёткие, словно рунический жрец стоял в самой вражеской толпе. его разум обдавала безрассудная вера — именно это ощущал в те времена рунтэн Матин Огненный Кулак. Предшественник Ньяля будто стоял у него за плечом — полувидимый силуэт древнего Повелителя Рун шептал ему на ухо, а дыхание Ньяля придавало словам образ. Матин поведал историю о том, как был разрушен храм Всеотца в фенрисийской деревне, а на его месте еретики воздвигнули золотую статую Бухариса как живого святого. Оскорбление вызвало гнев не только народа Фенриса, но и его души — подземные толчки сотрясли склоны холмов, где землетрясения никогда не случались. Воспитанные свободой родного мира, фенрисийцы нападали на армии идолопоклонников и рубили их топорами, пронзали стрелами и кололи копьями, в то время как Огненный Кулак и второй рунический жрец обрушивали на изменников молнии прямиком из тёмных туч.

Под деревьями, отделявшими оборонительную станцию от ракетной шахты в полумиле отсюда, на самой вершине пика, было разбито небольшое поселение из шкуротканных палаток и биваков с лиственными крышами. Оно пустовало, однако от старых костров, указывая на недавнюю жизнедеятельность, лениво поднимался дым.

— Здесь! — Доро привлёк внимание Первых Волков к следам на снегу. Они петляли взад и вперёд по всему склону горы. По свежевыпавшему снегу захрустели шаги.

— Будь здесь кто-то из перворожденных, держу пари, они бы знали, как давно их оставили, — вздохнул Нейфлюр.

— Их здесь нет, а мы не знаем, поэтому лишний раз не беспокойся, — ответил Гай. — Противник поднимается на холм, и в данном случае не имеет значения, два часа он в пути или тридцать минут. Мы просто-напросто понесёмся следом, убьём врагов по пути и захватим контроль над пусковой шахтой, как и было оговорено.

Стая направилась к вершине. Длинные ноги астартес, усиленные доспехом, легко справлялись с крутостью склона, в то время как смертные были вынуждены прокладывать дорогу наверх зигзагами. Через двести метров пути вокс-передатчик выдал предупреждение о входящей передаче по командному каналу.

— Это лорд Кром, — прорычал командир. — Призрак Русса, что за хель там творится?

— Выжившие просперины, мой господин, — ответил Улль. — Какое-то время еретики укрывались на нашей земле, однако им удалось взломать шифры безопасности и проникнуть внутрь.

— Проклятые активировали орбитальное наведение, — пояснил Кром. — И так уж случилось, что судно, которое они пытаются взять на мушку, является имперским посланническим кораблём.

— На борту «Неизбывной ненависти» ожидают наши братья. — Гай сразу же вспомнил десятки своих товарищей — сынов Русса, ещё не ступивших на Фенрис. Старые братья Гая последние месяцы провели на корабле, и теперь находились под угрозой уничтожения рабами Тёмных сил. — Мы должны предотвратить запуск.

— Ага, давай, поучи меня, как выслеживать маммофантов, — рявкнул Кром. — Ваш предыдущий командир угрожает открыть огонь из бомбардировочных пушек по нашему объекту, если станция зафиксирует цель. Не могу сказать, что виню его, но Великий Волк говорит, если «Неизбывная ненависть» ударит по нашему миру, мы примем ответные меры.

— Сколько времени понадобится кораблю для выхода за пределы досягаемости нашей станции? — спросил Улль.

— Я вижу бункер впереди, — сказал Гай, заметив за деревьями две огромные ферробетонные стены. — Мы будем там через несколько секунд.

— Мы приказывали «Неизбывной ненависти» отключить питание после выхода на низкую орбиту для запуска шаттла, — вновь заговорил Кром. — Запуск двигателей и выход из гравитационного колодца займут уйму времени. Останавливайте запуск.

— Почему просто не эвакуировать экипаж? — предложил Гай.

— Великий Волк не позволит сотням последователей Гиллимана рассеяться по Миру-Очагу, — ответил Кром.

— Тут обыкновенные культисты, — продолжил Гай. — Мы обнаружили лагерь. Человек тридцать, не больше.

— Мы тоже нашли стоянку, на сорок или пятьдесят человек, — добавил Улль. — С просперинами мы уже сражались — они перестанут усердствовать без своих хозяев-чернокнижников. Однако остерегайтесь малефикарума и неопознанного оружия.

— Я попробую умерить пыл Великого Волка. Оставайтесь на связи. — Канал Крома зажужжал и умолк.

— Мы обезопасили периметр и оттеснили еретиков, но нужно будет достичь диспетчерской и деактивировать запуск, а вы доберитесь до самих ракет, — скомандовал Улль.

— Здесь нет никаких признаков врага, должно быть, все прячутся внутри...

Гая прервал протяжный грохот, что стряхнул с веток снег и вызвал небольшую лавину, пронесшуюся мимо поднимающихся космодесантников. Бледное небо потемнело, и ближе к вершине горы поднялись четыре массивные плиты из ферробетона.

— Улль, у нас проблема.

Несмотря на наличие работы, Макома находилась достаточно близко к верхней части стратегиума, и потому вслушивалась в разговор между лейтенантом Касталлором и магистром ордена Космических Волков. Даже если бы она стояла дальше, гнев на лице обычно спокойных космодесантников выдавал неблагоприятный ход беседы.

— У меня нет иного выбора, кроме защиты своего корабля и его команды, — повторил Касталлор не в первый раз с тех пор, как прибыл несколькими минутами ранее. — Не имеет значения, является ли источником угрозы ваши преднамеренные действия, неисправная система наведения или, как вы утверждаете, изменники, верные службе предателю-астартес.

— Это бессмысленно, — ответил Великий Волк. Его голос басовитым рокотом разносился по вокс-динамикам. — Ты должен быть в курсе, что я обязан ответить на нападение на любой из миров под моей защитой. На этой территории главный имперский командующий — я, и если ты откроешь огонь — я применю насилие.

— Мы пытаемся включить реакторы для генерации пустотных щитов и маневрирования, однако «Неизбывная ненависть» уязвима из-за вашего настойчивого требования снизить мощность до минимальных показателей. Безусловно, мне ведомо, что не в моих силах одолеть мощь фенрисийского флота, однако я проживу достаточно долго, чтобы сообщить лорду-командующему о вашем предательстве.

— У меня были недели, чтобы вышвырнуть тебя со звёзд, зачем мне было ждать до сих пор?

Макома посчитала вопрос достойным аргументом, но не осмелилась поднять глаза, чтобы посмотреть на реакцию командира, и потому дрожащими от страха руками она продолжила настраивать системы сюрвейерной системы. Сигнал наведения прерывался, а, значит, сканировал обширную территорию. Его интенсивность колебалась каждые несколько секунд. Было невозможно проследить его до точки на поверхности, а системы орбитальной обороны уже успели сузить область вероятного местонахождения «Неизбывной ненависти» до ста квадратных миль. Как только они завершат нацеливание, отслеживание сигнала в обратном направлении займёт ещё несколько секунд, в течение которых объект планетарной обороны Фенриса разорвёт корабль на части.

— Спекуляции контрпродуктивны, — настаивал Касталлор. — Я обязан разобраться с нынешней и очевидной угрозой. Одна из ваших станций обороны пытается определить наше местоположение, чтобы открыть огонь.

— Да, мы вчера потеряли с ней связь. На месте уже работают две стаи, они восстановят контроль в ближайшие несколько минут.

— У нас может не быть ни минут, ни второго шанса. Мы практически беззащитны. Единственный шанс на выживание, коим мы обладаем, — это превентивный удар. Как только я получу подтверждение о завершении нацеливания на корабль, мы откроем огонь из основной батареи. У меня на борту сотни космодесантников-примарис, лорд Гримнар. Это ваши войска. Вы готовы пожертвовать собственными людьми вместо того, чтобы передать мне инициативу?

— Ты никак не сообразишь, — отвечал лидер Космических Волков. — Оборона Фенриса взаимосвязана. Ударите, и остальные системы воспримут ваши действия как атаку и откроют ответный огонь. Это не в моей власти.

— Допустим, вы правы, лорд Гримнар, и ваши доводы действительно можно рассматривать как разумные основания для сомнений. Но ответьте, милорд, успокаиваете ли вы дух своих систем столь же усердно, как мы стараемся разжечь реактор собственного корабля? Вы рискуете малым, лорд Гримнар, но требуете многого.

— Захват цели ещё не завершён, сэр, — объявила Макома, надеясь заверить лейтенанта Касталлора чуть в меньшем уровне угрозы. На данный момент опасность ещё не была неминуемой. — Сигнал наведения очень неустойчивый.

Макома на несколько секунд отвлеклась от экрана, чтобы проверить готовность реактора на главном дисплее. Плазменная нагрузка находилась на уровне двадцати процентов и продолжала расти. Первые волны энергии, как инструктировал Касталлор, были направлены на сюрвейерные системы и основную батарею. Чтобы начать выход с низкой орбиты, потребовалось бы ещё по меньшей мере двадцать процентов мощности пустотных щитов, возможно, пятнадцать. Ни то, ни другое не гарантировало надёжную защиту судна. Как же поступит лейтенант?

Сугробы у стены глыбообразной станции были настолько глубокими, что несущиеся серые точки раскрывали перед собой белые веера на снегу, точно носы ланскипов сквозь прибойные волны. Каждые несколько шагов один из астартес стрелял, пуская болт в сторону двери впереди. Ни один просперианец так и не осмелился высунуть голову или что-либо ещё; разорванные тела семерых других свисали с перил и устилали ступени, ведущие ко входу.

— Подсобите, — крикнул Улль, замедляя шаг в нескольких метрах от стены перед ферробетонными ступенями.

Форскад пронёсся мимо, опустившись на колено прямо перед вожаком стаи. Вложив максимальную мощность в ноги доспеха, Улль шагнул на плечо присевшего космодесантника и высоко подпрыгнул, в пике прыжка вонзив боевой нож в стену. Вожак Серых Шкур достал достаточно высоко, чтобы подтянуться к покрытым льдом металлическим перилам и перемахнуть, одновременно поднимая болтер. И тут в дверном проёме он столкнулся лицом к лицу с женщиной в капюшоне, она держала в руке гранату.

Рука Улля взметнулась вперёд, вбив по рукоять нож в её грудь, пригвоздив женщину к стене. Граната выпала из мёртвых пальцев и покатилась по полу, сопровождаемая криками дальше по коридору. Двумя секундами позднее труп женщины отбросило в сторону взрывной волной.

— Идея просто бомба, — прохрипел Улль, снимая с пояса собственную осколочную бомбу. Он активировал снаряд большим пальцем и бросил так, что тот отскочил от дальней стены и полетел вправо. Мгновением позже вожак стаи отправил в левую часть прохода ещё один.

Грохот сабатонов возвестил о прибытии Гарна, за которым последовали и остальные. Серые Шкуры перепрыгивали через перила и взбегали по ступеням. Последним добрался Форскад — Эйрик подал брату руку и наполовину перетащил брата через перила.

После детонации бомб Улль вошёл внутрь и повернул направо, направляясь в рубку управления. Даже не глядя, он знал, что Детар вошёл за ним и пошёл налево. Серые Шкуры чередовались, не произнося ни слова. Вожак стаи прошагал мимо изуродованных частей тел. Стены были забрызганы кровью и изрешечены шрапнелью. В воздухе висел тяжёлый запах взрывчатки.

Ступеньки вели на несколько метров вниз, дверь на площадке оставалась полуоткрытой. Улль предупреждающе рявкнул братьям и нацелил болтер на вход, в то время как Гарн прошёл на лестницу. Собрат по стае преодолел весь пролёт в два прыжка, развернувшись при приземлении. Рычанием на вургене Гарн дал знать, что лестница свободна от врагов, и он удерживает позицию.

Долю секунды спустя Улль заметил какое-то движение в щели и открыл огонь. За треском детонации болта последовал крик боли, звук удара о металл и грохот захлопнувшейся двери.

Низким рыком Эйрик передал и намерении прорваться. Улль чуть изменил стойку, дав космодесантнику возможность развить полную скорость и наскочить наплечником на дверь, прогнув металл и сорвав его с петель. В проходе за порталом стояла горстка укутанных в меха фигур. Культисты наставили лазкопья на Волков Фенриса. Улль наблюдал, как под весом приземляющегося Эйрика был раздавлен ещё один просперианец. Волк принял положение лёжа и открыл огонь, в то время как Улль всадил болт под капюшон другого врага, а мгновение спустя по всей лестничной клетке эхом разнесся гром оружия Гарна, к которому присоединился пронзительный визг лазеров.

Враг дислоцировался впереди и внизу. Улль активировал вокс.

— Гай, скажи, что ты обезопасил пусковую шахту.

На пути к вершине холма Первые Волки потревожили стаю чернопёрых птиц, и те, крича, взмыли в небо. Снег испещряли следы самых разнообразных животных.

— Гниющая плоть, — прошипел Гарольд как раз в тот момент, когда запах достиг и фильтров шлема Гая.

Источник обнаружили всего через несколько секунд: вся левая сторона холма была усеяна тушами птиц, животных и фенрисийцев — расчленённых и в различных стадиях разложения. Объевшиеся звери и птицы отшатнулись при приближении космических десантников. Присмотревшись, Гай заметил на каждом теле следы лазерных и ножевых ранения. Невозмутимые присутствием человека, крысы и другие мелкие падальщики, скользкие от трупных жидкостей, протискивались сквозь грудные клетки и проломленные черепа, пережёвывая сухожилия и обгладывая кости.

— Попали в засаду, — объявил Нейфлюр, указывая своим болтером вправо и назад. — Их загнали на убой.

Большую часть проделанных земельных работ скрывал снег, однако для космических десантников небольшие утесы и канавы, с помощью которых нечастных направили к месту убийства, помехой не являлись. Гай оглянулся вокруг и рассмотрел тропинку, неуклонно уходящую вверх и влево, заканчивающуюся у могильной кучи.

— Движение! — крикнул Эгрей, вскинув болт-винтовку, и когда на вершине холма показались сокрытые в капюшонах головы, он выстрелил, разнеся на куски одну. В ответ раздался шквал лазерных выстрелов — разряды растопили снег и прошили ветки деревьев, обдав космодесантников водой и сосновыми иголками.

Из-за баррикады из сплетённых веток деревьев и утрамбованного снега показалось длинное дуло лазерной пушки.

— Тяжелое орудие, на тридцать градусов влево, — предупредил Гай, сам отступая вправо, чтобы разглядеть расчёт. Баррикада больше походила на орудийную яму, идеально расположенную примерно в сорока метрах с фланга для защиты от лобовой атаки. Гай всё равно выстрелил, всадив в щель два снаряда, но болты блеснули мимо огромных дверей бункера и пролетели дальше.

Стая разделилась: Нейфлюр, Эгрей и Доро бросились вверх по склону сквозь всё более плотный лазерный огонь, в то время как Гай повел Анфелиса и Гарольда к лазерной пушке.

— Продолжайте бежать — рявкнул вожак Первых Волков. Гай отскочил сначала влево, а затем вправо, ринувшись меж сугробов, чтобы расчёт не смог нацелить орудие.

Рубиновый луч устремился вниз, но пролетел слишком высоко над астартес, пробив древесный навес над головой Анфелиса. Гай открыл огонь с одной руки, пытаясь сбить прицел культистов и сокращая дистанцию. Болты с глухим стуком вонзались в снежный скат и, треща, пробивались сквозь сплетенные ветви и детонировали, не достигая цели. На долю секунды Гай поймал себя моменте взгляда прямо в фокусирующую линзу оружия. В выпуклом стекле он увидел маленькое перевёрнутое изображение самого себя. Алеющее сияние переросло в красную вспышку, что в следующий миг ударила в грудь. Гай пошатнулся, ожидая, что мгновение спустя почувствует пронзительную боль, но ничего не произошло. Он опустил голову и увидел аккуратное отверстие из расплавленного керамита примерно в дюйм шириной и столько же глубиной, но не более того.

— Хвала Императору! — воскликнул он и снова бросился вперёд, теперь отставая на пару шагов от остальных.

— Хвала постоянному морозу, что он истощил батарею, — усмехнулся Гарольд. — Это Фенрис иссушил энергетические катушки.

Фигуры в фиолетовых капюшонах и мехах поднялись из ямы. Они успели скрыться прежде, чем выстрелил Гай. Он бросил взгляд вправо, убедившись, что остальные Первые Волки успешно преодолевают последние несколько метров до плоской вершины. Около дюжины противников с лаз-копьями произвели последний залп в упор. Выстрелы произвели такой же эффект на доспехи типа X, как и разряженная лазпушка. В следующие секунды просперины выстроились так, что перед Первыми Волками выросли целые заросли из потрескивающих наконечников копий. Нейфлюр не обращал внимания — Первый Волк прорывался сквозь стену копий ножом, разрубая как самих культистов, так и их оружие.

Гай прыгнул в орудийный окоп и приземлился рядом с брошенной лазерной пушкой. По вершине холма разнеслись крики отчаяния и страха. Через короткий коридор из заснеженного ферробетона вели свежие следы, прямиком к пристройке с металлической дверью. Вожак стаи выпустил болт в последнюю из исчезающих внутри фигур, однако снаряд успел попасть лишь в наполовину закрывшуюся дверь. Из щели высунулась закутанная в меха рука. Она потянулась к двери, и Гай выстрелил снова. Болт разорвал предплечье на части, а на запорном колесе повисла изуродованная конечность.

Достигнув площадки, Гай устремился к дверному проёму. Вожак Первых Волков пребывал в полной уверенности и вере, что его братья по стае справятся с любыми оставшимися позади врагами.

С уст Ньяля слетали саги. Рунический жрец без всяких усилий вспоминал малейшие детали ушедших эпох. Он поведал о группе кэрлов не старше четырнадцати лет. Смертные не осилили первое испытание на пути становления Волками Фенриса и позволили солдатам Бухариса захватить себя в плен, симулируя интерес к их ложным идеям, все двадцать два кандидата. Заметив столь податливую волю и не зная о способностях и кровожадности фенрисийских детей, предатели сопроводили кэрлов в один из командных пунктов. Представленные проповеднику, одному из заместителей Бухариса, сыновья Фенриса сбросили робкую личину и перебили похитителей. Они подняли оружие из рук мёртвых врагов и вышли наружу убивать ещё больше. Дети вспороли тело лжесвященника и оставили его умирать на ледяном снегу, и лишь после последователи Бухариса среагировали на угрозу. Эту историю Волкам рассказали пленённые еретики, когда Бухарис и его генералы бежали из Мира-Очага.

Его устами заговорили духи предков, и Ньяль осознал, почему вюрд привёл его к этому моменту, он понял, почему имперцам было важно услышать эту историю. Рунический жрец должен был рассказать о духе фенрисийцев, о могуществе Волков Фенриса и о том, что они умрут все до последнего, защищая свой этт — не только крепость Небесных Воинов, но и саму планету, её народ и всю звёздную систему. Племена соперничали между собой, но они также являлись и огромной семьёй, членов которой разбросало по всей планете. Во времена великой нужды они, без сомнения, объединятся в единое целое против любого врага.

Ньяль наслаждался подробностями убийств захватчиков; как возвратившиеся космодесантники брали на абордаж корабли и направляли их орудия на тех, кого они привезли; о летних реках, что покраснели от горной резни зимой; о стаях ночных ворон, что мрачными грозовыми тучами пировали мертвецами.

Предупреждение было сделано ясно. Если имперцы решат сражаться с Волками, то им придётся вести войну до тех пор, пока от Фенриса не останется голого камня. Даже мощь Гиллимана и всего крестового похода Индомитус не подчинят Волков Фенриса их воле силой. И ни один Великий Волк не опозорит себя и память о Волчьем Короле, преклонив колено перед ложным богом.

Гай задавался вопросом, почему просперины жили в лесу, со всеми вытекающими отсюда опасностями. Ответ он получил, спускаясь по третьему лестничному пролёту в недра пусковой шахты. Ступени привели его в главный ракетный отсек примерно в пятидесяти метрах от раскрытых дверей шахты: пространство площадью в сто квадратных метров вмещало сорок восемь ракет, каждая из которых была способна достичь орбиты менее чем за две минуты. Обонятельные датчики брони уловили запах прометиевого топлива — муспельфира. Нижние уровни помещения — ещё на сотню метров вниз, окутывало клубами пара.

В глаза бросалась не внушительная мощь оборонительной системы Фенриса, а произведённые просперинами изменения. Между боеголовками висели самодельные мостики из тросов и верёвок, а наконечник каждой ракеты украшал гротескный узор из костей и крови. К носовым конусам проволокой крепились останки, среди которых Гай распознал человеческие, а также крупных хищников, птиц и других видов фауны, которые идентифицировать он не смог. На корпусах ракет вились линии угловатых символов, а на неокрашенной металлической обшивке темнела кровь.

Ещё больше фетишей и талисманов украшали дорожки вокруг стен и лестниц. Широкое пространство пересекали вереницы из частей тел. Даже ступени были отмечены еретическими символами, смутно напомнившими Гаю символы-обереги, используемые Флотом на генераторах полей Геллера и варп-двигателях «Неизбывной ненависти». Однако сейчас перед космодесантниками-примарис предстало воплощение чистейшего суеверия. Здесь не ощущалась подавленная сила; не было тошноты, такой, что превосходила бы его сверхчеловеческую физиологию. Гая не тревожило давление в затылке и за глазами. Культисты казались обычными детьми, которые решили переписать «Либер Экклезиархия» в надежде поговорить с Императором.

Снизу потрескивали голубые вспышки лазерной энергии. Они вспыхивали на тонких металлических перилах, ограждавших дорожки.

— Следите за углами обстрела, — скомандовал он стае. — Тут полно боеголовок и топливопроводов.

— А с ними мы пообщаемся? — ответил Эгрей, указав на несколько десятков фигур внизу.

— Гай, скажи, что ты обезопасил пусковую шахту. — Голос Улля сквозил нетерпением, что было вполне объяснимо.

— В процессе, — ответил Гай. — Я не могу гарантировать предотвращение запуска отсюда, даже если мы получим контроль над шахтой. Ракеты уже в боевой готовности.

— Не имеет значения, — добавил Доро. — Если они запустят снаряды из главной контрольной камеры, «Неизбывная ненависть» превратит эту станцию и всё в радиусе около мили в один большой кратер.

— Делайте, что возможно. Мы приближаемся к камере управления запуском.

— Вероятно, удобнее было бы произвести наземный взрыв, — поделился Нейфлюр, перегибаясь через поручень, чтобы выстрелить вниз. Гарольд и Анфелис тоже выпустили очередь в глубину шахты.

— Пока мы ещё здесь? — опешил Доро. — Интересненько.

— Нейфлюр прав, — ответил Гай, поняв, что имел в виду его брат по стае. — Гораздо важнее помешать «Неизбывной ненависти» открыть огонь и развязать войну.

— Мы почти в контрольной камере, — спешно перебил его Улль. — Не совершай опрометчивых поступков.

Гай промолчал. Его взгляд по-прежнему оставался прикован к паутине из амулетов и кабельных мостиков между ракетами.

— Если взорвётся, цепная реакция позаботится обо всём остальном, — произнёс он почти про себя.

Вверх взмыл новый всплеск синевы, искрящийся от вантовых лестниц и ферробетоны. Как бы ни поступили Первые Волки, действовать надо было сейчас. Гай заметил, как Нейфлюр, Гарольд и Анфелис по собственной инициативе спустились вниз — взрывы их болтов затерялись во мраке глубин. Он обвёл взглядом остальную часть бункера, переключив визуальный регистр, чтобы зреть сквозь облако пара.

— Продвигайтесь дальше и обезопасьте нижние уровни, — приказал он остальным членам стаи, указывая на несущийся к Первым Волкам лазерный огонь.

Увеличив изображение, Гай изучил пар. Запах подсказывал, что в воздухе витали капли топлива. Если откуда-то вырывались пары прометия, скорее всего, из незапертого клапана, то уничтожить ракеты станет ещё проще. Несколькими секундами позже он обнаружил и источник: струйка охлажденного воздуха вырывалась из точки заправки топливом, расположенной недалеко от дна ферробетонного бункера — примерно в десяти метрах слева. Взгляд вожака стаи набрёл на шланг, лениво свёрнутый у стены. Если бы он смог воспламенить пары, пламя переместилось бы обратно в резервуары для хранения топливо под зданием. Этого взрыва оказалось бы достаточно, чтобы вывести ракеты из строя.

Однако была у медали и негативная сторона — взрыв такой силы снесёт станцию вместе с вершиной холма.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

МИСТИКА И РАКЕТЫ

ОТКРОВЕНИЯ ПРОШЛОГО

ОДИНОКИЙ ГАЙ

Улль подождал подтверждения Хари, хотя и сам прекрасно услышал урчание перезарядки плазмомёта. Серая Шкура встал на противоположной стороне коридора, что вёл к последней двери между ними и пунктом управления. Просперинов осталось не больше дюжины, однако большую опасность несло время. Приспешники Магнуса заперли дверь изнутри, решив сражаться до последнего и не дать Волкам Фенриса проникнуть внутрь. Культисты бились из чистой злобы. Безумцы даже не сознавали, что обладают могуществом начать войну между Космическими Волками и Империумом, которая унесла бы десятки тысяч жизней.

— Я придумал план последней надежды, — объявил Гай по воксу. — Лорд Кром, следим ли мы за процессом захвата «Неизбывной ненависти» нашими системами определения цели?

— Уже нет, сигнал оборвался, — ответил волчий лорд.

— Почему вы не убедите Великого Волка не мстить? — спросил Улль. — Какая разница, погибнем ли мы от бомбардировки или от собственных рук?

— Ваши жизни дороже тех, что находятся на борту «Неизбывной ненависти», — возразил Кром. — В отличие от вас, у них есть возможность поднять щиты и помолиться Всеотцу.

Пискнул сигнал завершения перезарядки плазмомёта. Взгляд Улля был прикован к Хари, удерживающему плазмомёт.

— Я должен действовать прямо сейчас, — передал Гай. — Если изменники захватят цель… Нам всё равно конец.

— Мы уже прорываемся, — рыкнул Улль. — Дай мне тридцать секунд.

— У нас может не быть тридцати секунд, — ответил Гай.

— Хари! — Улль выкрикнул имя, но его брат по стае был занят созерцанием плазменной пушки. Прошли ещё две мучительные секунды, прежде чем тот поднял голову и встретился взглядом с вожаком. Последовал короткий кивок, и Хари направил плазму на дверь.

Коридор заполнил свет вспышки, яркой, словно сияние звездопада, и Улль, даже не дожидаясь, пока он рассеется, бросился вперёд. Охотничье чутьё сообщило ему точное расстояние, как далеко он находится от двери, ещё до восстановления работы авточувств. Укреплённая дверь выдержала плазменный выстрел, и вожак Серых Шкур оторвал одну ногу от пола, намереваясь выбить кусок металла силой. К счастью, она поддалась, и астартес, с грохотом перелетев порог, с болтером наготове вломился внутрь.

По стенам и потолку диспетчерской вился лабиринт из оборванных проводов с вплетёнными меж кабелей, словно праздничные фонари, головами. Улль распознал лесных животных, но также и разлагающиеся лица членов племён — мужчин, женщин и детей. Панели на пультах управления вскрыли, а их схемы испещрили символами, которых вожак Серых Шкур не понимал. В оштукатуренных стенах еретики проделали отверстия, обнажающие линии электропередач и кабели коммуникационной сети.

Улль понятия не имел, каким образом просперинам удалось активировать систему, и ещё меньше — как эту самую систему теперь отключить.

Лай вожака предупредил Хари, чтобы тот не использовал плазмомёт внутри помещения: здесь находилось слишком много схем, рисковать которыми было нельзя. Улль опустил болтер, поднял нож и прыгнул на ближайшего врага. Он перехватил лазерное копьё мужчины в процессе занесения и вогнал клинок в грудь просперина.

Грохоча сабатонами, подоспели и остальные.

— Гай, сматывайтесь оттуда, я прибыл на подходящую позицию, — объявил Сатор по воксу. — Я смогу поджечь фитиль сам.

— Нет времени, стреляй сейчас, — ответил вожак Первых Волков.

Однако выстрелу помешало сердитое рычание Улля.

Вожак Серых Шкур тыльной стороной ладони смахнул с пути просперина и перепрыгнул через груду костей, добравшись до ближайшего пульта управления. Сзади не прекращались звуки насилия, но он доверял братьям и продолжил изучение консоли.

— Я ж не железный жрец, — пробормотал он, глядя на датчики и дисплеи. Потрескавшиеся экраны испещряли кровавые руны. В системе не было смысла. Он повернулся назад, обшаривая глазами хаотическую путаницу кабелей и окровавленных останков, пытаясь вникнуть в их связь. И тут его разум озарило понимание. Точнее сказать, его отсутствие.

— Ракеты не запустятся, — объявил он по воксу и отступил на шаг.

— Что ты имеешь в виду? — спросил лорд Кром.

— Врагам повезло активировать дух поиска цели, однако культисты ничего не контролируют. Ничем не управляют. Это чушь. Они не могут запускать ракеты.

— Что, если ты ошибаешься? — заговорил Гай.

— Духи ракет зафиксировали цель, — проинформировал Сатор. — Мне стрелять?

Улль и Гай одновременно проревели «нет» и «да».

Улль всадил болт в затылок мужчины, пытавшегося направить лазерное копьё на Хари, и полоснул ножом по обнажённому в консоли витку проводов. Обезглавленный труп пал — меха разошлись в стороны, открыв Серым Шкурам мундир просперинской гвардии. Дисплей потемнел.

— Они солдаты, а не техножрецы. Эти дураки не знают, как всё устроено.

Вокс безмолвствовал. Затем, когда последний из последователей Магнуса сполз на пол, и кровь еретиков потекла по настилу и консолям, тишина воцарилась и в диспетчерской. Улль до сих пор боялся услышать, как Сатор объявляет о запуске ракет.

Прошёл удар сердца.

Затем ещё.

И после третьего Улль, наконец, выдохнул. Прошло несколько секунд, а стены всё ещё стояли.

Сатор, взвихривая снег, посадил боевой корабль — плавнее, чем при первом спуске. Улль бросил ещё один труп просперина в общую кучу за консолью. Серые Шкуры изъяли оружие каждого из еретиков. Помимо просперинских лазерных копий, у изменников были дьявольски острые изогнутые кинжалы; внутреннюю сторону их ножен изготовили так искусно, чтобы точить лезвие каждый раз во время его изъятия. Помимо расшитых символами предательского легиона пурпурных мантий, всё остальное культисты добыли на Фенрисе: меха и шкуры, — как изготовленные фенрисийцами, так и сырые — снятые с дичи, — а также несколько щитов, топоров и мечей очевидно местного происхождения. Перворожденные вынесли фенрисийские предметы на вершину, где Первые Волки готовили мёртвых соплеменников к погребальному костру. После стольких унижений им вернут боевое снаряжение и сожгут достойно.

На зачистку ракетной станции уже отправили транспорт с кэрлами, которые после прибытия должны были восстановить связь.

«Неизбывная ненависть» выходила на верхнюю орбиту.

После нескольких минут ритуальной работы к стае Улля присоединились Первые Волки Гая. Густой дым уже поднимался от вершины холма к облакам.

— Возьми огнемёт с оружейной стойки, — скомандовал Эйрику Улль, мотнув головой в сторону «Громового ястреба».

— Ещё один погребальный костёр? — спросил Гай, пробираясь по залитому кровью и грязью ферробетону. — Почему мы почитаем изменников фенрисийским похоронным обрядом?

— Никакого почтения, обычная мера предосторожности, — ответил Улль. Он указал на остроклювых ворон, целые стаи которых ждали на ветках в кронах деревьев. — Мы должны остерегаться вирдовой гнили, мутаций. Эти просперины могут быть заражены малефикарумом, даже если выглядят нормально. Птицы и звери едят такие трупы, заражаются вирдротом, становятся злыми и нападают на людей. Или, что ещё хуже, их съедают фенрисийцы и сами заражаются вирдротом. Я лично видел, как приходилось выжигать дотла целые регионы, чтобы остановить распространение заразы.

Возвратился Эйрик. Произнеся несколько проклятий душам убитых врагов, он выпустил струю прометия по трупам. Горящее топливо мгновенно охватило меха и плоть. Тепловые датчики Улля тотчас же зарегистрировали пожар.

— Мучьтесь в Хеле, — пробормотал он, отворачиваясь от обесчещенных мертвецов.

— Взлетаем, не за чем ждать кэрлов, — позвал Улль и зашагал к боевому кораблю. Он взглянул на Первых Волков — доспехи космодесантников-примарис были покрыты кровью и пеплом. У Доро на поясе висели ножны просперинов, а Нейфлюр держал за волосы отрезанную голову. — Решили прибарахлиться?

— Наши покои пустуют, — ответил Гай. — Это, конечно, немного, но несколько трофеев с первой битвы в качестве Волков Фенриса изменят облик нашего логова.

— Ты обретаешь с нами всё больше сходств, — признал Улль.

— И стараемся вести себя так же. Сражаемся стаей, доверяем друг другу, действуем как единое целое. От совершенства далеко, но я уже чувствую разницу.

— Это хорошо, — кивнул Улль. — Если преуспеете вы, то, вероятно, спасённые нами космодесантники на корабле однажды тоже смогут.

— Эй, смотри, что я достал, — крикнул Форскад и бросил что-то Гаю. Вожак Первых Волков поймал предмет. Улль разглядел помеченный фенрисийскими рунами кусок металла, отломанный от одного из лазерных копий просперинов. Форскад продел через него шнур, сплетённый из пурпурной мантии.

Гай рассмотрел трофей и немного покрутил вокруг пальца.

— Повесь на винтовку, — посоветовал Улль. — Это твой первый вирдлейф.

Лица Гая Улль не видел, но услышал окрашенный оскалом голос, когда тот благодарил Форскада за подарок.

Астартес достигли подножия рампы и начали заходить внутрь. Улль встал и преградил рукой путь Гая, чтобы остановить. Вожак Серых Шкур подождал, пока Волки обеих стай поднимутся на борт, а затем снял шлем, глубоко вдохнув холодный горный воздух. Гай совершил те же самые действия, на мгновение закрыв глаза.

— Можете вести себя как сыны Фенриса, но, как я погляжу, ощущаете вы себя иначе, — тихо, так, чтобы его услышал лишь Гай, зарычал Улль. — Ещё бы чуть-чуть, и ты предпочёл бы этот звездолёт своим братьям по роте.

— Они тоже мои братья по роте! — воскликнул Гай. — Они наши братья по роте!

— Великий Волк считает иначе, и, по всей видимости, увиденное мной подтверждает его суд. Ты готов был убить нас всех. За что? Ты упоминал, что в армии Гиллимана тысячи таких, как ты. А таких, как я, — как Детар, Форскад или Эйрик — меньше одной.

— Если бы ты ошибся, Фенрис начал бы войну с Империумом, — ответил Гай, наклоняясь ближе. — А я был готов пожертвовать всеми нашими жизнями, чтобы её остановить.

— Чего? — прорычал Улль. — Как тебя вообще уносит в эту сторону? Война есть война, битва есть битва, а смерть есть смерть. Если твой вюрд предполагает смерть, не борись. Но тебе этого не понять, потому что ты не отсюда. Тебе не понять, что значит являться частью этого мира. У него общая душа с Королём Волков, и мы, как и наш отец, делим свои души с Фенрисом и Версами. Общая душа даётся с рождения, и именно она пробуждается в конце Испытания Моркаи, перековывая тебя в Фенрисийского Волка. Это Фенг, волчий дух. Он живёт внутри нас и одарённый мудростью Всеотца пробуждается Канис Хеликс.

Гай несколько секунд пристально смотрел на Улля полными гнева глазами. Космодесантник-примарис не хотел показаться жестоким, и потому не стал открывать собеседнику правду.

— Технология твоего создания — чудо, и мы используем её для создания собственных воинов в будущем, — продолжил Улль. — Сейчас Великий Волк скалит зубы, однако он мудр, он увидит смысл. Новые космодесантники-примарис, выкованные из народа Фенриса — с дыханием Моркаи в лёгких и духом Русса в сердцах… Фенг… Ты совершил благо, доставив нам этот груз. Ты дал нам шанс вновь обрести силу, однако стать фенрисийцем не сможешь, это не какая-то вещь. Само твоё желание быть тем, кем не можешь, желание нарушить мировой закон — лишь ещё один признак различия наших путей, Гай.

— Сильнейшие из людей подчиняют судьбу своей воле, — ответил Гай, не отрывая взгляда от Улля. — Называй это скьяльд-виштом, но я знаю, что моё место здесь.

Вожак Первых Волков ещё мгновение не сводил глаз с Улля. Его гнев улетучился, сменившись выражением решимости. Он зашагал вверх по трапу без дальнейших слов, болтая в массивном кулаке талисманом.

«Медведь в волчьей шкуре опасен как медведь, но волком от этого не станет», — подумал Улль.

Звездолёты падали вниз, словно звёзды, а на их фоне потрескивали языки пламени.

Чтобы осознать, что на самом деле он слышал звук разведённого в яме костра, у Мудире ушло несколько секунд. Тело историтора онемело, он промёрз до костей и опустил взгляд на пальцы — по ощущениям, они должны были почернеть от обморожения. Его коллеги двигались медленно и с тем же беспокойством, поглядывая друг на друга и моргая, чтобы вернуться к реальности.

На столе лежали остатки ещё одного вместе с пустыми чашками из-под фюркафа — значит, прошло уже много времени, однако Девен не помнил, чтобы Ньяль делал перерыв. Он лишь сидел у костров в горах, пока осадный поезд Бухариса обстреливал крепость Космических Волков, а во рту оставался вкус жареной на огне оленины.

Мудире взглянул на записи. Текст обрывался на середине предложения, где-то после первого часа пересказа.

— Проклятье, — пробормотал он. Мудире покачал головой — его мозг словно набился песком. — Алек, ты всё записал?

Подчинённый историтор нахмурился, сверившись с инфопланшетом.

— Память кристалла перегрузилась около трёх часов назад.

— Я всё запомнил, — добавил Вичеллан.

— Всё? — Оковень вперила в кустодия такой же изумлённый, как и при первой встрече, взгляд.

— Когда мы вернёмся на борт «Неизбывной ненависти», я дословно повторю весь текст для ваших свидетельств. — Насколько мог судить Мудире, кустодий не двигался в течение всего дня и ночи. — К сожалению, мне не кажется, что пересказ прольёт свет на волнующие вопросы.

— Да? — Копла-вар ссутулился в кресле, как будто только проснулся. Он приподнялся, выпил содержимое чашки и вздрогнул. Даже в холодный фюркаф подействовал на человеческий организм быстро — через пару секунд Копла-вар восстановил прежнюю бодрость. — А… что именно нас волнует?

— Отличный вопрос, — ответил Ньяль, поудобнее усевшись на троне. На долю секунды Мудире показалось, что он видел силуэты, толпившиеся вокруг рунического жреца — лица, бородатые и начисто выбритые, старых и молодых, женщин и мужчин — фигуры словно соткали из кружева. Фантомы исчезли так же быстро, как проявились. В рыжей бороде Зовущего Бурю блестела вода, как будто среди его огненных волос растаял лёд. — Если бы я знал, что вас волнует, то приблизил бы к цели.

— Если бы мы знали, что ищем, то уже бы нашли, — проворчал Вичеллан. Кустодий отступил назад, стукнув сабатоном по каменному полу. — Мы хранили слабую надежду. Даже не надежду — желание.

— Не отмахивайся от своего вюрда, кустодий, — подбодрил его Ньяль, поднимаясь с трона. Вичеллан, в отличие от рунического жреца, был облачён в доспех и превосходил в росте и ширине плеч Зовущего Бурю, однако присутствие рунтэна ощущалось отчётливее, оно отводило взгляд от золотого воина. Воздух позади него окутала едва заметная буря. — Он привёл тебя к нам, а мы ещё не исчерпали свои возможности. Расскажи мне! Но не ответы, что ищешь, а вопрос, что тревожит. О чём хочешь знать?

Вичеллан немного поколебался, но затем заговорил, поведав обо всех гаталаморских событиях — о нерождённых, астартес-предателях; о варп-оружии, которое еретикам удалось спасти в пылу битвы. Возможно, вдохновившись сагами рунического жреца, Вичеллан в подробностях рассказал о личном опыте под дворцами кардиналов; о том, как колдун отнял у него товарища; о том, что прибыл слишком поздно, чтобы задержать остальных. Мудире сам не видел полного отчёта и содрогнулся от того, насколько близко катастрофа подобралась к боевой группе.

— Ясно одно: оружие —какая-то мерзкая варп-технология, — продолжил кустодий. — Вероятно, мы не узнаем принцип работы, пока им не воспользуются вновь. Мы опоздали, однако оно не выстрелило в приближающийся корабль примарха. Если их целью был не он, значит, еретики затеяли нечто худшее. У нас есть объекты для изучения, мы в курсе некоторых аспектов плана Разорителя, но нет чёткого понимания цели. Устройство называется «Дар Бухариса», — это единственная наша зацепка, и потому мы пошли по его следу в этот мир в надежде на… В надежде на хотя бы что-то.

— Боюсь, помочь мне вам больше нечем, — выслушав, подозрительно коротко признался Ньяль.

Рунический жрец прошёл между гостями и по пути стукнул по полу посохом, хотя Мудире не заметил, тот его поднял. Историторы встали и последовали за хранителем знаний по коридору. Вичеллан широким шагом догнал группу. Словно по неслышному зову, к ним подошли два незнакомых волчьих гвардейца.

— Вам придётся некоторое время пробыть в покоях, — пояснил рунический жрец. — Великий Волк не желает, чтобы корабли оставались на низкой орбите.

— Как долго? — спросил Вичеллан.

— Пока Великий Волк не дозволит обратное. — Ньяль пожал плечами и направился к выходу. Мудире едва сумел подавить стенающий вздох.

Два кэрла на борту «Громового ястреба» сняли с Гая доспех. Некоторое время, до того, как сервы не завершили работу, вожак Первых Волков рассматривал удерживаемый в руках наплечник.

Как и Дрог, Улль за словом в карман не лез и не придавал этому значения, и всё же Гая высказанные мысли оскорбляли. Ещё больше его гордость уязвило замечание о том, что однажды Волки обзаведутся космодесантниками-примарис, которых фенрисийцы признают своими. Но не его и не братьев на «Неизбывной ненависти». Не сынов Русса, созданных при Коуле и Гиллимане. Им никогда не стать полноценными Волками Фенриса. Они — побочный продукт. Курьёз Убийц Драконов, — лишь очко в счёте Крома Драконьего Взора.

Если бы он сражался достойно, а он бы сражался, Гай бы прожил ещё лет пятьсот лет или больше. Мысль о пяти столетиях существования в качестве промежуточного звена представлялась в его сознании перетаскиванием танка через болото: его вес тянул ко дну. Как долго он сможет продолжать двигаться вперёд, осознавая своё тошнотворное положение?

Гай почувствовал на себе взгляды Серых Шкур, когда вошёл к остальным. Некоторые оставались в доспехах, другие, — как Гай, — решили провести остаток полёта налегке.

— Где твой амулет? — спросил Гарн. — Ты ведь не хочешь его потерять?

Гай оставил его вместе с винтовкой. Гарн был прав, и Первый Волк достал его из оружейной ячейки, обмотав шнур вокруг пальцев. Некоторое время он сидел на скамье, созерцая, как свет сквозь иллюминаторы отражается от вращающегося металлического круга.

— Не припомню эту руну, — поделился он с Форскадом. — Каково её значение?

Серая Шкура с полуулыбкой взглянул на товарищей.

— «Подможье ветра», — ответил перворожденный. — Я сам её вырезал.

Гай кивнул, не совсем понимая брата. Серые Шкуры обменялись взглядами. Послышались смешки. Улль оставался спокоен, в полном облачении, за исключением шлема, и не принимал участия в разговоре, уставившись в иллюминатор. Поведение другой стаи раздражало Гая, особенно её вожака.

— Улль!

Вожак Серых Шкур повернул голову.

— А?

— Что значит «подможье ветра»?

Улль вздохнул и развернулся целиком, упершись руками в колени.

— Старая история, байка, что охотники рассказывают у костра, когда ветер кусает волчицей, — ответил вожак Серых Шкур.

— Выходит, талисман охотничий? — спросил Гай, и Форскад взорвался хохотом, хлопнув Гарна по плечу. Гай проигнорировал поведение фенрисийца, впившись взглядом в Улля. — Расскажи мне.

Улль хмыкнул и неохотно покачал головой, бросив сердитый взгляд на своих бойцов. Те уселись поудобнее.

— В зарассветные времена жила-была молодая охотница, у которой никак не выходило поймать добычу. Она охотилась на тёмного волка и ледяного медведя, на прыгорогую лань и рывобивня, даже на гигантских моржей, но её копьё и стрелы не сражали дичь. Так продолжалось целый год. Охотница сердилась сама и раздражала этт-ярла. В конце концов, расстроенный тем, что охотница ничего не принесла к столу, ярл предупредил девушку, что, если та в следующий раз не вернётся с тушей благородного венцерогого оленя, её изгонят.

— Делать было нечего, охотница отправилась в путь. В течение трёх долгих дней она выслеживала оленя по лесу и снегу, так и не получив шанса на выстрел. На четвёртый день девушка отыскала животное у подножия скалы — она выстрелила из лука, но стрела пролетела мимо, отпугнув животное. Охотница следовала за ним ещё полдня, но в решающий миг снова промахнулась, и олень ускакал.

— Отчаявшись, девушка продолжила путь при свете луны. Охотница шла по серебристому льду и в конце концов отыскала оленя. На этот раз фенрисийка остановилась и прошептала молитву ветру. Девушка попросила, чтобы ветер не сбил стрелу с пути, и а в ответ пообещала, что станет посвящать еду и питьё его духу.

— Мягко ступая, затаив дыхание, охотница подкралась к оленю и пустила стрелу. Она ужаснулась — стрела улетела по широкой дуге и вот-вот упала бы мимо, однако ветер услышал молитву и принял её обет. Порыв воздуха подхватил заблудшую стрелу и направил в самое сердце оленя. Зверь упал замертво. Охотница дотащила тушу до этта и разделила мясо со своим народом. Ярл созвал пир, и, верная слову, она посвятила кусок мяса ветру, бросив его с вершины утёса в море.

Гай с восхищением слушал рассказ, он обожал изучать легенды Фенриса и собирать местный фольклор. Он представил охотницу и её поиск, вообразил решимость девушки покончить с неудачами и избежать позора.

Он поднял жетон и оглянулся на Форскада, которого никак не отпускало веселье.

И в тот момент до Гая, наконец, дошло, что талисман служил не символом настойчивости и упорного труда. Он был шуткой. Издёвкой. Подможье ветра — оберег для его болт-винтовки. Оскорбление стало очевидным: Форскад считал Гая плохим стрелком, нуждающимся в помощи ветра.

Если бы он не сражался с этими воинами бок о бок, если бы он не горел яростью от слов Улля, Гай, возможно, воспринял бы шутку по-доброму — он ведь и раньше получал множество насмешек.

Но терпение Гая истончилось. Он вскочил на ноги и швырнул амулет в Форскада.

— Сын Фьорулалли! — Гаю стоило неимоверных усилий сдержаться и не наброситься на Форскада с кулаками. Он знал, что подобная реакция учинит драку и ещё больше повеселит Серых Шкур. — Чего ты хочешь? Может, мне всадить в твой глаз болт, чтобы ты не волновался о моей меткости?

Он переместил гнев на всех присутствующих Серых Шкур. Доро попытался его удержать, но Гай резким движением оттолкнул брата по стае.

— Вы все тщеславные, пустые твари. Вы болтаете о чести, подводите итоги и запоминаете погибших, поёте о славе в бою, но вы всего лишь выведенные гончие, которые любят поваляться в местной грязи. Каждый из вас лежал бы в могиле, если бы не я и мои братья, но вам этого мало. Даже если мы прольём за вас всю свою кровь до последней капли, даже если наши тела окоченеют в вашей покинутой Императором дыре, вы всё равно не назовёте нас Волками Фенриса.

— Гай... — Примирительный тон Гарольда спровоцировал Гая на следующий заход.

— Для них всё это шутка, понимаешь? Думаешь, они подведут наши итоги после смерти? У нас будет возможность стать веренги или ярлами? Они не хотят иметь с нами ничего общего. Великий Волк сторонится примарха и его крестового похода. У нас больше общего с братьями крови Дорна и Коракса, чем с этими спесивыми и самовлюблёнными сыновьями Волчьего Короля.

— Следи за языком, — захрипел Улль, вставая с места. — Шутка и впрямь оказалась кислой, но сейчас ты ступаешь по тонкому льду.

— Вы ничто по сравнению с прежней Стаей, — не унимался Гай. — Вы — истощённые безумные псы, что бросаются на врагов, выкрикивая пустые кличи. Вы как стадо баранов блеете о возвращении Русса в «Конце». Ему было бы стыдно увидеть, что стало с его сыновьями!

— Тебе повезло, что ты не фенрисиец, — зарычал Эйрик, поднимаясь вслед за своим вожаком. — Ты не понимаешь ульфвюрда и тяжести нанесённых оскорблений. У нас за такие слова пускают кровь.

— Ваша кровь ничем не отличается от моей, — заявил Гай, обращаясь ко всем Серым Шкурам. — Ни в вас, ни в вашем мире нет ничего особенного. Коул разобрал технологию создания астартес и снова собрал её кусочки в нечто лучшее. В примарисов. Он создал меня и Первых Волков, но не обнаружил ни волшебной фенрисийской пыли, ни капель вирда. Испытание Моркаи — обычный варварский ритуал, предназначенный для массового повышения физиологических реакций, целью которого является принятие геносемени. В нём нет ничего «духовного».

— Ты как червяк, который рассказывает о полёте над облаками, — обнажил клыки Форскад.

— Всё это ерунда, и я вам это докажу, — бесновался Гай, поворачиваясь к кабине пилота. — Сатор, веди нас вниз!

— Мы над Сметенным полесьем, тут я не приземлюсь, — раздался ответный крик.

— Не приземляйся, просто опусти ниже, — упорствовал Гай, нажимая на руну активации бокового люка. В отсек вместе со шквалом снега ворвался ледяной ветер.

— Делай, как он говорит, — прорычал Улль.

В открытый люк Гай наблюдал приближение крон деревьев, ощущая, как мороз царапает лицо и обнажённые руки и ноги.

— Ты умрёшь. А после от тебя не останется даже тени, — предупредил Улль, зашагав к вожаку Первых Волков.

Гай сорвал с шеи Улля зуб-амулет. Перворожденный сделал ещё один шаг вперёд, чтобы вернуть оберег, но Гай впечатал кулак в его лицо, отбросив назад.

— Если ты прав, буду ждать тебя в Хеле.

Гай развернулся и нырнул в ослепляющую белизну, спрыгнув со снижающегося «Громового ястреба».

— Разворачивай! — потребовал Эгрей. — Возвращаемся!

Первые Волки вскочили с мест и толпились вокруг открытого люка, в то время как Улль отошёл в сторону.

— Нет, — отрезал вожак.

— Почему «нет»? Там, внизу… Он погибнет! — воскликнул Гарольд.

— Ты прав, Гай погибнет. — Улль возвратился к своим Серым Шкурам, которые внимательно следили за каждым движением космодесантников другой стаи на случай, если те решат подкрепить громкие требования физическим принуждением. — Однако я уважаю его достаточно, чтобы позволить умереть избранной смертью.

— Что ты несёшь? — зарычал Эгрей, проталкиваясь мимо остальных.

— Как думаешь, он вернётся после того, что наговорил? Гай поклялся. Он вынесет груз этого позора? А ты? Сдюжишь вынести такой гельдфут?

Первые Волки обменялись взглядами и поостыли.

— Вполне вероятно, что он справится, — предположил Нейфлюр, оглянувшись на люк. — Гай сильнее, быстрее и умнее любого инициата, проходящего Испытание Моркаи.

— Не вскармливай ложных надежд, — ответил Улль. — Испытание Моркаи проверяет не только физические возможности организма, но и его ментальную силу, связь с Фенрисом. К тому же, обычно претендентов испытывают Асахеймом. Это жесточайшее место, бесспорно, но по сравнению с внешними дебрями — словно парк. Тысяча миль горного пути отделяют Гая от ледяного моря, которое находится ещё в пятистах милях от утёсов Асахейма.

— Через несколько дней начнется Хельвинтер. Низвергнется пламя, а земля и моря замерзнут. Не рождённые Фенрисом люди, без фенга внутри… вряд ли им стоит надеяться выжить.

Улль вернулся в боковую часть отсека и нажал руну люка. Металл закрылся. Внезапное исчезновение ветра накалило тишину, и тогда вожак Серых Шкур заговорил снова.

— Подведите его итог и выберите нового вожака. Гай не вернётся.

Падение выдалось на двадцать футов дальше, чем рассчитывал Гай — всё из-за крутого склона, но, к счастью, густой сосновый полог замедлил удар. Вожак Первых Волков земли грохнулся вниз на огромной скорости, но недостаточной, чтобы причинить серьёзный вред. К сожалению, тот же самый крутой склон, что ускользнул от анализа местности перед прыжком, нарушил и равновесие космодесантника. Поэтому, приземлившись в снег, Гай боком скатился с почти вертикального заснеженного утёса.

Второй спуск оказался менее благоприятным — во время спуска Гай врезался в ствол дерева, — ещё более широкий, чем был он сам, — и чуть не вывихнул плечо. Астартес остался лежать у подножия дерева, выпавший снег периодически осыпался на тело, а острие оберега Улля глубоко вонзилось в ладонь, хотя и не настолько, чтобы из-под толстой кожи потекла кровь. Птицы, встревоженные его, — словно падение метеорита — появлением, кричали о своём раздражении. Сквозь их карканье и гул до ушей Гая ещё доносился рёв двигателей корабля. Он затихал, и без изменения высоты звука, — «Громовой ястреб» разворачиваться не собирался. Примерно через минуту звук исчез, а успокоившиеся птицы вернулись на насесты.

Гай был рад, что за ним не вернулись. Значит, товарищи приняли серьёзность его слов.

Холод начал грызть организм. Даже его улучшенная физиология не справлялась с фенрисийским морозом. Нужно было двигаться, найти источник пищи и какой-нибудь способ сшить одежду. Гай обладал силой и скоростью многих животных, которых видел раньше, но вместе с тем он прекрасно сознавал, что почти ничего не знает о местности и не встречался с представителями местной фауны. Снег тонким слоем падал из пеленящих небо облаков, а горы густо покрывал высокий сосновый лес. По крайней мере, с водой проблем не будет, а его острому зрению не составит труда отыскать след дичи.

Размышления Гая прервал внутренний голос где-то на задворках мыслительного процесса.

«Напыщенный дурак, — процедил он. — Ты ничего не докажешь, кроме того, что был высокомерным идиотом».

Гай огляделся по сторонам и обнаружил пятно более ясного неба, которое он принял за местоположение Волчьего Ока. Перед отбытием хронометр показывал полдень, так что звезда приближалась к закату, миновав зенит. Если Гай будет держаться левой стороны, то направится на север. Асахейм — континент титанических размеров, а Этт находится на его полюсе, так что, пока вожак Первых Волков будет помнить, где север, не доставит проблем и навигация.

«Держу пари, ты собрался пересечешь горы и сразить громовых волков, — насмехались сомнения. — Сага более великая, чем о Волчьем Короле?.. Да брось, Моркаи выследит тебя и проглотит, целиком. Ты не проживёшь здесь и десяти дней».

Слова никак не смягчали его гнев, потому что они меркли по сравнению со сказанным Дрогом и Уллем. Гая не отпускали их скрытое обвинение, особенно в свете позора Великого Волка, и выбор Крома Драконьего Взора пожертвовать сотнями космодесантников-примарис вместо двух стай собственных Серых Охотников. Каждая ухмылка и косой взгляд, каждый смешок, колкость и благие советы со временем ушли на фон, взращивая неуверенность.

Почему ты так жаждешь их уважения? Сам ведь сказал — они дикари в теле астартес. Почему ты так хочешь стать одним из них?

Гай ощутил в руке вес талисмана-зуба Улля.

— Это не ради меня, — произнёс он вслух, поднимаясь на ноги. Гай протянул руку и сломал ветку чуть толще запястья обычного человека. Конец получился острым, оставалось лишь избавиться от веточек поменьше. Вожак Первых Волков совершил пару тренировочных ударов «копьём».

Гай подумал о братьях, с которыми в течение трёх лет сражался бок о бок. Некоторых заперли на «Неизбывной ненависти», других определили в крестовый поход Индомитус. Вероятно, они уже никогда не увидят этот мир или перворождённых Волков Фенриса. Видимо, стать Волками Фенриса кому-то просто не суждено.

— А ради всех Первых Волков, — продолжил он повышенным голосом. Гай поднял копьё, сжал в кулаке другой руки клык и прижал его к груди в знак клятвы. — Я докажу фенрисийцам, что мы, сыны Русса, не хуже. Влка Фенрика!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ВОЛК СКАЛИТ ЗУБЫ

РАБ

АДМИНИСТРАТИВНАЯ ОШИБКА

Улль вместе с остальными достигли залов Убийц Змиев. Этт был весь на ногах. Хамарркискальд подсказывало, что изменения начались с тех пор, как Сатор привёл их обратно в доки великой роты. Однако по пути через крепость вожак Серых Шкур не встречал никого — лишь сервиторов и кэрлов. Улль предположил, что таковы последствия инцидента с «Неизбывной ненавистью» или, возможно, что-то стряслось из-за новостей о потере Гая из Первых Волков; возможно, у лорда Крома возникли проблемы, раз вожак одной из его стай позволил космодесантнику-примарис расстаться с жизнью.

По иронии судьбы первым командиром на пути Улля мимо зала волчьего лорда к общежитию повстречался сам Драконий Взор. Краки стоял на страже у входа и, заметив Улля, позвал только вернувшихся космодесантников к владыке роты. Обе растерянные стаи поспешили в зал — волчий лорд восседал на троне в полном комплекте доспеха. Глядя на выражение лица лорда Крома, стало ясно, по какой причине волчий лорд получил своё прозвище. И, как только появилась возможность, Улль заговорил.

— Если я ошибся, господин, то всё исправлю, — начал он. — Я поступил, как считал нужным, и приму ваш суд.

— О чём ты? — спросил волчий лорд.

— Бой на станции, конфликт с Гаем из Первых Волков... — Улль указал на стаю космодесантников-примарис, что вернулись без вожака.

Кром, сдвинув брови, оглядел Первых Волков.

— Если хотите подраться, то потерпите. Я поднял всю великую роту.

— Вы разрешили разногласия с Великим Волком, лорд? — спросил Улль, уже гадая, как отразится ответ на ситуации с Первыми Волками.

— Нет, не совсем, — ответил Кром. Он покачал головой при воспоминании о недовольстве своего короля.

— Почему вы мобилизуете роту? Наша вахта заканчивается завтра.

— Не «я мобилизую», в боевую готовность приведены все великие роты, — проворчал Кром, сжимая и разжимая кулаки. — Убийцы Змиев могут не отсидеться в сторонке — из варпа вот-вот выйдет флот Робаута Гиллимана.

Один в рунхалле, окружённый начертанными свинцом гексаграмматическими оберегами и закрученными линиями вирдлейф-письма, Ньяль позволил разуму вырваться из оков плоти. Он ощущал вибрирующее в умах живых волнение призраков Этта. Жившие тысячи лет назад предшественники теребили сознание Ньяля, требуя знать, что за вышнеземская дрожь потревожила их покой.

Варп-след флота не походил ни на что, с чем Ньяль сталкивался раньше, — даже когда весь орден шёл на войну. Иноморье по-прежнему вторило вою спущенных с цепи волков на фоне вездесущего рёва, однако теперь противоборствующие стороны подавило чьё-то властное присутствие, точно дикая лошадь, пришпоренная непреклонным хозяином.

Гиллиман.

Однако Ньяль не был уверен, усмиряла штормы энергия самого примарха или пузырь веры, что окружал его флот. Такой же яркий, как вой Мира-Очага, эта мощь, пускай и походившая больше на кулак из железа, почти достигала могущества Всезлатого Факела Терры. Порядок и вера обратили сущность флота в рассекавший волны варпа клинок.

Мысленное «я» Ньяля приблизилось к кораблям, ощущая присутствие астропатов и прочих псайкеров. Рунический жрец почти проникал в умы отмеченных вирдом, но всё же не осмеливался пересечь барьер Полей Геллера — чтобы его вторжение не породило брешь, через которую смогли бы прорваться худшие порождения иноморья.

Хранитель Рун наблюдал за чужими мыслями и звоном миллиардов нитей, туго натянутых накладывающимся друг на друга вюрдом. Приближался момент истины. Иное море танцевало перед вариантами будущего, оно открывало проблески огня и льда, ульеподобные столбы пепла и отбрасываемую на пустынную землю тень вместе с тем, как ужас поглощает последние звёзды. Однако наперекор тьме сиял маяк надежды — распространяющийся от мира к миру свет, что становился лишь ярче, раздувая пламя в бескрайних просторах мрака и разжигая угасающие костры.

Строй кораблей вышел из варпа почти единомгновенно, что со времён наступления Вечной Ночи представлялось явлением практически невозможным. Вытеснение психической энергии самого крупного из них ясно давало понять — флотилию возглавлял флагман Гиллимана, — факт становился очевидным как из-за великолепия корабля и его габаритов, так и из-за силы ряби, что оставлял находящийся на его борту примарх.

Зовущий Бурю продолжал изучать проявляющийся флот, от эсминцев и фрегатов до войсковых транспортов и линкоров. На берег реального пространства причаливали судно за судном, пока давление кораблей на окраинах системы не уподобилось нависшей на шее железной цепи. Ньялю стоило неимоверных усилий завершить наблюдение за последними из прибывающих кораблей. Щупальца псайкеров протянулись к Фенрису, объявляя о дружественных намерениях и союзе. Умы астропатов прочёсывали бурлящие волны иного моря, пытаясь различить любой возможный сигнал, — и всё это происходило за несколько часов до того, как стороны наладят связь через более обыденные устройства коммуникации.

Именно к этим человекоприёмникам Ньяль направил мысли. Рунтэн позволил образам собственного разума заскакать по гребням волн, пока они не обратились вереницей событий, которую мог воспринять даже самый малоталантливый псайкер. Верховный рунический жрец Волков Фенриса подготовил специальное послание, составленное из слов самого Великого Волка.

Гигантский волк бдил. Он скалил зубы и вздыбил шерсть, сверкая окровавленными когтями. За спиной зверя ожидали тысячи ему подобных: серебристых и чёрных, серых и белых — все сверкали глазами. Позади волков возвышалось златое копьё. Его наконечник ловил последние лучи уходящего света, а в небесах над головой уже проявлялись звёзды.

Здесь, под взором Волчьего Ока, в психическом противоборстве с возвращённым примархом, Ньяль напомнил всем прибывшим — они ступили во владения Волчьего Короля.

Одному Императору было известно, сколько времени прошло с момента сдачи «Сурового» оркам. Один земной год так уж точно, а возможно, и больше. Рутина рабского труда свела Орада с ума, хотя время от времени его задачи менялись: от функций вьючного животного до забивания массивных заклепок в корпусы кораблей или загрузку топлива — древесины, угля, тел и прочего мусора — в громадные печи. Строились крупные штурмовики и небольшие звездолёты — одна за другой боевые машины поднимались с платформ и, оглушительно ревя, пересекали небо полосами смрадного дыма.

Затем в один день надсмотрщики прошлись по группе рабов, в которую входил и Орад, и отобрали примерно половину. Спотыкаясь, люди побрели по шатким мостам и зигзагообразным пандусам в один из грубо сколоченных посадочных комплексов зеленокожих. Прежде чем лязг дверей погрузил всех во тьму, Орад успел разглядеть принцип деления — все приведённые сюда рабы носили клеймо матросов Флота — ракету.

Ремней и прочих средств безопасности, естественно, орки не предусмотрели. Поэтому, когда корабль оторвался от земли и понёсся к орбите, рабов отбросило в заднюю часть судна. Крики пострадавших затонули в шуме реактивных двигателей. Неизолированный от плазмопроводов пол накалился, и несчастные всеми возможными способами старались избежать ожогов от перегретого металлического настила. Затем воцарилась невесомость, а ещё через несколько минут заработала сила притяжения гравитационных пластин — нестабильная и тошнотворная по сравнению с системами «Сурового». Корабль совершил неуклюжую посадку — его занесло вбок, снова швырнув беспомощных пассажиров друг в друга и металлические стены. Раскрылся люк, впустив внутрь зеленоватый отблеск люменов. Из трюма рабов вывели крики и щелчки кнута, хотя и более редкие, чем раньше.

Группа Орада вместе с несколькими десятками невольников со второго приземлившегося судна находились на широкой посадочной площадке, — одной из многих, что образовывали вокруг орочьей космической станции подобие экваториального кольца. Здесь не было стен — лишь ослепляюще-зелёный энергетический купол, сквозь который прибывали и отбывали корабли. Орад проследил за вылетающим из дока штурмовиком, и в это время где-то позади раздалось невнятное бормотанье. Он повернулся, бросил с высоты своей головы взгляд поверх большинства товарищей по несчастью.

Устало присмотревшись, Орад, наконец, разглядел, в чём дело.

Подключённый к фалам, менее чем в миле от рабов на якоре стоял «Суровый». Орад едва узнал родной крейсер — орки переколотили его в нечто более подходящее вкусу зеленокожих. Гладкий орлоглавый нос ксеносы заменили тараном, который отдалённо напоминал массивный кулак; вся носовая часть от стратегиума до носа была выкрашена в ярко-красный, переходящий в длинные языки пламени, которые тянулись к корме. Главные палубы обшили дополнительными пластами брони — по оценке Орада, зеленокожие переборщили с металлом, лишив орудийные башни возможности вращения. Теперь «Суровый» мог одарить врага лишь неподвижным бортовым залпом. Лёгкий крейсер оборудовали массой орудий над кормовой палубой, а вся вершина стратегиума и окружающего его пространства тонула в море дополнительных пушек, что походили на те, которые Орад видел на крепости Оргука.

Удары хлыстов вновь повели рабов дальше, к отверстию ближайшего фала.

Корабль был украшен зеленокожими как и снаружи, так и внутри. Везде встречались орочьи глифы и вбитые в стены металлические знаки, по всей видимости, отмечавшие сектора корабля. От самих же стен оставался голый металл или крашенная, в основном, синим и жёлтым, пласталь. Орада вместе с приблизительно сотней других рабов загоняли на орудийные палубы. Орки выдрали из «Сурового» родные конвейеры и заменили их гигантскими пандусами, а большую часть внутренних помещений вместе с переборками попросту снесли, создав огромное открытое пространство. Его переполняли орки и гроты — многие оркоиды несли тяжёлое вооружение и броню. По всей видимости, зеленокожие намеревались использовать «Суровый» в качестве транспортного судна. Корабль ослаб в огневой мощи даже по меркам лёгких крейсеров, однако теперь вмещал более тысячи зеленокожих.

Рабам не хватило времени рассмотреть детали произошедших изменений — всех поволокли к орудийным батареям. Впервые более чем за год Орад был благодарен оркам — трупы, наконец, убрали, хотя в тесных помещениях всё ещё сгущалась вонь смерти и мускуса зеленокожих. Орудия остались на своих местах, но, как он подметил снаружи, все башни зафиксировали в одном положении, а также извлекли системы наведения их орудий. Вокруг пушек слонялись орки: они ели, дрались и смеялись. Каждую башню украшали ксеносские каракули, костяные амулеты и металлические пиктограммы. Орад никак не мог отыскать автопогрузчики, и тут до него дошло, зачем орки завезли сюда рабов: массивные казённики макропушек пустовали, создавая образ металлогубых ртов — орки подсоединили к ним самодельные краны из цепей и балок, которые тянулись вниз к магазину. Где раньше справлялась автоматика, теперь послужит рабский труд.

Орад представил страшное будущее, столь близкое к той скудной жизни, которую он знал.

Встреча с лексикографами Космических Волков показалась Мудире несколько сюрреалистичной.

С тех пор, как Ньяль поведал сагу о нападении Бухариса, прошло несколько дней, и лишь после в дверях общежития историторов появился его посланник. Имперские гости готовились к неделям заточения, и потому сразу же приняли приглашение Повелителя Рун. Для Мудире стало сюрпризом, что Космические Волки посвятили сбору сказаний о Фенрисе целый зал.

В глаза сразу же бросался контраст с книгами и программами учёта Администратума. В помещении работали многие сотни кэрлов в фенрисийской униформе: все скребли перьями за писарскими стендами. Один только этот звук вызвал у Мудире дрожь воспоминаний об экскурсиях по терранским писцовым мастерским. Однако в фенрисийском зале не было ни надзирателей, ни курильниц для бодрящих благовоний, ни вооружённых дубинками стражников. Кэрлы казались счастливыми трудиться здесь, что и поразило Мудире более всего остального. Младшие сервы приносили куски пергамента, иногда целыми стопками, и отдавали их длиннобородому кэрлу, который затем распределял работу по столам жизнерадостных писцов. Кэрлы-инвалиды — у кого-то отсутствовали конечности, кто-то страдал от явных проблем с позвоночником, третьи хромали — толкали небольшие тележки вокруг писцов, собирая готовые рукописи. Некоторые из таких сервов пользовались импровизированными протезами и костылями, другие могли похвастаться довольно сложной аугментикой, а кто-то приспособил под свои нужды сами тележки. Все они исчезли за дальним порталом и через пару минут вернулись с пустыми тележками из другого.

Из соседнего зала донеслись голоса, именно к ним Ньяль и повёл гостей. Некоторые из писцов поднимали головы — в Администратуме подобные действия являлись жестоко наказуемыми правонарушениями — кэрлы же улыбались гостям или с простым человеческим любопытством рассматривали кустодия и его спутников.

— Здесь мы записываем саги, — объяснил Ньяль, остановившись у широкой арки в следующий зал. Там стояло более двух десятков столов, половину которых занимали кэрлы, но за несколькими сидели и космодесантники. — Рунами. А затем переводим на имперский готик.

— И относите в архив? — поинтересовался Алек, указывая на арки, в которых исчезали кэрлы с телегами. — Впечатляет, господин Зовущий Бурю! Правители Терры будут поражены подобным уровнем образованности и трудолюбием фенрисийцев.

Ньяль несколько секунд молча смотрел на историтора, возможно, переводя сказанное в голове.

— Это ведь хорошо, что наши сервы владеют языком Империума так же уверенно, как и фенрисийским, и свободно владеют и речью, и письмом. Каждый из слуг ордена проводит здесь несколько дней в году, чтобы улучшить или освежить свои навыки.

— То есть все эти люди… они не постоянные писцы? — удивилась Балковяз. — Вы практикуете систему ротации и частичной занятости?

— Зачем заставлять кэрлов всю жизнь сидеть за письменным столом? Все они учатся готовить, сражаться, писать, вести хозяйство, водить наземную технику и летать; они помогают железным жрецам в оружейных и волчьим жрецам в бладхалле. Иногда сюда приходят вилькары и тратят час или два, чтобы попрактиковаться в написании готических букв.

— Кто, простите? — вставил Копла-вар.

— Волки. Наши воины. Мы ведь довольно грамотные личности. Некоторые даже ценят художественность готика и увлекаются иллюминированием рукописных книг миниатюрами — чиновники вашего Администратума любят добавлять их ко многим вещам.

На несколько секунд в группе имперцев воцарилось молчание. Все переваривали шокирующую информацию. Мудире почувствовал лёгкое головокружение и подумал, не перебрал ли он фюркафа или, наоборот, недобрал.

— Какие саги ходят по залу сегодня? — спросил Девен, заинтригованный фенрисийской системой.

Ньяль поджал губы и окинул взглядом пары и небольшие группы присутствующих. Его острый слух уловил отдельные разговоры, что историторы услышать не могли.

— Вот эти — вилькары, что вернулись недавно, — вожаки стай Черногривых. Они рассказывают о павших. Скоро прибудет и сам Рагнар, он передаст кэрлам собственные отчёты о проведённых кампаниях, разумеется, после того, как поделится ими с Великим Волком.

— А эти, другие? — спросил Вичеллан. — Выглядят как обычные люди.

— Это кэрлы, живущие за пределами Этта. Они наверняка слышали истории и разные слухи, что гуляют по Асахейму и за его границей. Мы записываем не саги не только о Влка Фенрика, но всё, что встречаем на пути. По большей части события происходят обыденные — вражда между племенами, набеги, охота на кракенов. Но, бывает, до нас доходит информация о заражённых варпом животных или о выживших после нашествия Магнуса врагах. Тогда мы решаем, нужно ли и как их выслеживать.

— Лорд Ньяль!

Покой зала писцов нарушил вбежавший внутрь волчий гвардеец в силовой броне.

— А, Халлар? — Рунический жрец отошёл чуть поодаль, чтобы поговорить с новоприбывшим без лишних ушей. Во время разговора он один раз оглянулся на историторов — как показалось Мудире, взгляд рунтэна чуть дольше задержался на Вичеллане.

— Какие-то проблемы? — спросил кустодий, когда Ньяль вернулся к гостям.

— Проблем нет, однако мне поручили безотлагательное задание, — ответил рунический жрец. — Пожалуйста, оставайтесь на столько, на сколько пожелаете. Слушайте саги, если хотите, поговорите с кем-нибудь из кэрлов или вилькаров. Если я не вернусь в ближайшее время, то обязательно кого-нибудь пришлю.

— Что вы об этом думаете? — спросил Копла-вар, когда Повелитель Рун скрылся из вида. — Несколько странно, не находите?

— Я не расслышал всего сказанного — они превосходно скрывали голоса, однако вызов исходил от Логана Гримнара, — пояснил Вичеллан.

— Что ж, так и быть, давайте последуем совету Зовущего Бурю и выясним, чем занимался орден в последнее время, — заключил Мудире, поворачиваясь обратно к рядам письменных столов. — Может, о Гаталаморе мы ничего не узнаем, зато время потратим с пользой.

— Беспрецедентный случай имперской истории, — добавила Оковень с улыбкой. — Мы первые, кто получит записи о Фенрисе из первых рук.

Мудире сохранял показной энтузиазм. Ньяль так раскрепощённо рассказывал об этом зале, что вряд ли здесь можно было найти что-то, выходящее за рамки академического интереса. В Клыке царил холод и пахло, как логове зверя. Когда Ньяль или кто-либо ещё из командования ордена объявит об окончании историторской миссии, их без лишний церемоний возвратят к серости «Неизбывной ненависти».

Тем не менее, как признавал Вичеллан, команда учёных не имела конкретного понимания цели, чего они ищут. Имперские исследователи узнают о находке только после её обнаружения, так что поиски продолжать стоило. Неудача не удовлетворит Колквана, будь задача хоть сотню раз невыполнимой, а Мудире не горел желанием отвечать перед трибуном.

Грусть отвлечения от работы в кузнице как рукой сняло в момент, когда Арьяк вошёл в вульфхалле. Великого Волка ожидал совет: Ньяль, Ульрик и волчьи лорды, что успели добраться до Фенриса, — величайшие герои прославленных саг: Кром, лорд с Драконьим Взором, Всегда первый; самый молодой — Рагнар, убийца и обладатель Чёрной Гривы; лорд Бран, Красная Пасть, которого кличут Звериным Сердцем; прозорливый лидер Лютокровых, Къярл; Бьорн Штормовой Волк, Несмеян, чьё лицо — сплошной шрам; Тихая Смерть, Эрик Моркаи; Гуннар Красная Луна, Бардов Язык; и Скороход Энгир Погибель Кракенов, Владыка Небес.

Рядом с волчьими лордами стоял дредноут, ходячая боевая машина с плоскими бортами, когтями, каждый из которых размером превосходил меч, и многоствольной штурмовой пушкой. Древний металл был увешан трофеями, мехами и вирдлейфом, украшен золотом и защищён железные рунами на керамитовой броне. Услышав стук ног по каменным плитам, дредноут обернулся взглянуть на гостя. Арьяк вмиг узнал саркофаг.

Вульфхалле почтил визитом тот, чья сага затмевала все остальные.

Бьорн Разящая Рука.

Самый древний из воинов ордена, первый Великий Волк после отбытия Волчьего Короля; помимо Гримнара, единственное живое существо в Империуме, что осмелилось бросить Гиллиману вызов.

— Давненько вас не было видно, лорд Бьорн, — поприветствовал легенду ордена Арьяк. Склонив голову, Хранитель Очага на несколько секунд опустился на колено.

— Логан припозднился с зовом. — Насыщенный басом и отмеченный механизмами машины, голос Бьорна эхом отдавался через вокс-передатчики по всему залу. Однако даже несмотря на все эти изменения Арьяк узнавал архаичный акцент и фигуры речи. — Если бы я знал, что вернулся Раскольник, то сэкономил бы вам уйму времени.

— Лучший вариант из всех, что я вижу — Гиллиман уберётся восвояси и продолжит вести свой крестовый поход, а мы возвратимся к собственным войнам. — Взял слово Погибель Кракенов. Волчий лорд не прекращал маленькими шажками ступать по залу — Энгир говорил быстро, словно проводя одну из своих знаменитых воздушных атак. — От вражды не выиграет никто, кроме наших врагов.

— Наших многочисленных, очень многочисленных врагов, — добавил Рагнар с короткой усмешкой. — Ордену что, не хватает предателей и орков? С чего затевать драку с Империумом?

— Не с Империумом, а Гиллиманом. — По коридору прогремел голос Великого Волка, и спустя мгновение Верховный Король Фенриса вошёл в зал. — И я ни с кем не «затевал драку», Рагнар. Гиллиман сам решил прийти сюда, я его не звал.

— Его флот и впрямь так велик, как судачат? — спросил Лютокровый. Лицо Къярла украшала целая сеть татуировок из замысловатых фенрисийских узелков.

— Прибыла лишь часть флота, даже не вся его боевая группа, — ответил Ньяль. — Небеса Фенриса пронзает лишь острие меча Раскольника, однако они уже превосходят нас числом более чем в пять раз.

— Крестовый поход Индомитус состоит по меньшей мере из пяти гигантских флотов, что пересекают пустоту. В каждом из них по полдюжины таких боевых групп, — заговорил Кром, желая поделиться информацией и напомнить всем волчьим лордам, что именно он первым встретил чужаков. — Я даже считать не хочу, сколькими кораблями он обладает.

Вокруг слов Крома завязалось бурное обсуждение, пока с треском не ожили динамики Бьорна.

— Подобно воину, который никогда не покидал очага, Раскольник играет перед нами мышцами. Он увёл с войны столь огромный флот, чтобы нас запугать. Сломить слабодушных.

— Утверждают, что Гиллиман командует большим количеством космодесантников, чем легионы, в которых вы сражались, Древний, — тихонько заговорил чернобровый Бран. Глаза Красной Пасти горели насыщенным янтарём, а длиной клыков он превосходил всех остальных командиров.

— Количество не имеет значения, — проворчал Гримнар. Великий Волк наконец добрался до членов совета и поприветствовав Арьяка кивком, поскольку пути двух товарищей не пересекались уже несколько недель. — Какая разница, численное превосходство два к одному или пятнадцать, смысл послания неизменен.

— Каков же его посыл нам, милорд? — спросил Ньяль.

— Принудительное подчинение, — отрезал Великий Волк. — У Гиллимана есть план, и мы должны стать его частью.

— Он делал то же самое, когда раскалывал легионы, — прогрохотал Бьорн. — Он принёс книгу, которой мы все должны были подчиниться. А теперь он даже не прячется за её страницами.

— В нынешнем положении не стоит надеяться на победу в войне с этим примархом, — произнёс Ньяль. — Мы и раньше сражались против имперцев, но то были лишь единичные инциденты с ренегатами и иконоборцами. Если же мы ударим по Мстящему Сыну, он нас сокрушит.

— Под видом переговоров он попытается накинуть на нас цепи, — гремел Бьорн, разворачиваясь и поднимая сверкающий коготь. По залу захрустела тяжёлая поступь боевой машины. — Не недооценивай голос примарха, Логан. Всеотец создал его повелевать, а нас — повиноваться. Слова, сама аура Гиллимана усилит его волю! Не дай возможности лживому дыханию Раскольника коснуться твоих ушей! Прикажи ему уйти!

— Я не могу развернуть лорда-регента, — тяжело произнёс Гримнар, усаживаясь на трон. — Мою сагу омрачит позор, если я оскорблю брата Волчьего Короля. Всё-таки он примарх и избранный лидер Империума Всеотца. Но я изо всех сил буду сопротивляться его могуществу.

— Он заменит нас, — упорствовал Бьорн. — Он изгонит нас с Фенриса и посадит своих узурпаторов в Этт!

Арьяк, сам того не заметив, закивал в знак согласия. Игнорировать предостережение того, кто уже ступал по этой дороге раньше, казалось неразумным, тем более Древний шёл по ней плечом к плечу с Королём Волков.

— Когда Гиллиман возжелал расколоть легионы, он мог бы добиться своего силой, — сказал Ньяль. — Однако ярл Тринадцатого этого не сделал.

— Конечно, он этого не сделал! Ведь в те времена не только Волчий Король выступил против. Волю Раскольника отвергла Дорн и Сигизмунд, Амит из рода Сангвиния и много кто ещё! Империум дошёл до грани новой гражданской войны, а хвалёный Гиллиман не приложил никаких усилий, чтобы её избежать! Конфликт уладили лишь после того, как первым проявил бесхарактерность Дорн, а вслед за ним и другие вынуждены были преклонить колено перед Гиллиманом как своим феал-лордом.

— Уверен, наши братья расскажут иную версию произошедшего, — возразил Ульрик. — Вполне вероятно, они поступили верно, избежав ещё одной затратной войны между легионами.

— Ты клонишь к тому, что мы должны поступить так же? — спросил Гримнар. — Я всё это понимаю, но, думал, ты сумеешь разглядеть угрозу нашей культуре и будущему.

— В происходящем ты видишь лишь угрозу наступлению Времени Волка, — грузно вымолвил Ульрик. — Возвращение примарха напомнило тебе о нашем отце, ты и тоскуешь по Волчьему Королю.

— Тщательнее следи за словами, что слетают с твоего языка, — прорычал Логан. — Ты вырастил меня Кровавым Когтем, я благодарен тебе и всегда буду, однако теперь я Великий Волк.

— Через раскол осуществится правление Гиллимана! — оглушительный крик Бьорна разорвал воздух, несколько секунд отражаясь от высоких стен. Древний был возмущён и возбуждён настолько, что стволы его пушки вращались не прекращая. — Вы не понимаете, что поставлено на карту! Волчий Король рисковал своей жизнью! Ради нас! Чтобы никто не осмелился разделить легион и Фенрис! Не смейте забывать об этом, когда говорите о ложных сынах!

— Эти «ложные сыны» сражались как наши братья! — страстно заявил Кром, однако глядя скорее на Гримнара, чем на древний дредноут. — Только вчера космодесантники-примарис из моей роты были готовы умереть, чтобы защитить этот мир.

— Так ты уже принял их в великую роту? — прорычал Рагнар. — Это недостойный поступок.

Драконий Взор принялся оправдывать свои действия. Он обвинил молодого волчьего лорда в чрезмерной амбициозности и желании зла ордену, ведь Рагнар осудил слова некоторых старших и более достойных лордов, которые высказывались за продолжение войн. Между членами совета вспыхнули споры, как в поддержку, так и против мнения Великого Волка. Арьяк пытался успокоить командиров, напомнив о клятвах Великому Волку, но голос Каменного Кулака затерялся в криках. Бьорн безмолвствовал — его молчание само по себе являлось упрёком.

— Хьольда! — взревел Великий Волк, перекрывая шум. Он поднялся на ноги и ударил по камню рукоятью топора Моркаи.

Волчьи лорды притихли, подавленные взглядом своего короля.

— Хватит, — пробормотал он едва слышным голосом, который заставил совет трепетать в ожидании. — Хватит браниться. Хватит.

Он уселся обратно, уложив топор поперёк ног.

— Волки Фенриса ещё не собрались в полном составе, — продолжил он. — Мы должны услышать голоса всех ярлов великих рот, и тогда изберём свой путь. А до этого времени, как погляжу, всё — пустая трата времени.

Несколько волчьих лордов явно хотели выразить несогласие, но придержали языки. Все двенадцать ярлов должны собраться в Этте, и, помимо того, каждый командир роты изложит мнение Великому Волку наедине.

— В подземелья я пока не вернусь, — прогремел Бьорн. Древняя машина развернулась и с глухим стуком зашагала по коридору. В вульфхалле донёсся усиленный голос легендарного воина. — Если надумаешь призвать меня снова, Великий Волк — я в твоём распоряжении.

Волчьи лорды молча смотрели вслед герою ордена. Во время разговора с Бьорном Арьяк всегда испытывал смесь стыда и гордости. Казалось странным, что Разящая Рука прекратил службу Великим Волком не из-за смерти, а после его правления сменилось ещё более дюжины Великих Волков. И всё же он отказался от всякой власти и обрёл титул Древнего в саркофаге дредноута. Любой Волк Фенриса знал, что после Короля Волков Бьорн Разящая Рука является величайшим фенрисийцем.

Хранитель Очага посмотрел на Гримнара, пытаясь оценить настроение своего господина. С отбытием дредноута Логан, казалось, позволил себе немного расслабиться. Следующим вульфхалле покинул Ульрик, передав краткие слова поддержки бывшему ученику, а за ним последовал Ньяль. Гримнар едва удостоил их взглядом, сразу же начав отдавать приказы о размещении великих рот и их кораблей для защиты от любого возможного вторжения сил Гиллимана.

Арьяк желал вернуться в кузницы, ибо подобная атмосфера угнетала его душу; и всё же Каменный Кулак не ушёл, решив остаться со своим господином. Гримнар не должен был сомневаться, Хранитель его Очага рядом — как телом, так и душой.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ПИСЬМО ПРИМАРХА

УТРАЧЕННЫЙ АРХИВ

ПЕРВЫЙ ВЗДОХ ХЕЛЬВИНТЕР

Имперский регент Робаут Гиллиман, последний верный примарх Императора Человечества, в личных покоях ожидал доклада от командного состава «Огненной зари». Хурак восхищался уровнем самообладания лорда-командующего. Он находился в стратегиуме, — в операционном центре корабля, — и усваивал каждую букву поступающей информации и показаний датчиков. Таковыми были способности Гиллимана — положение лорда-командующего ставило его во главе каждого отдельного имперского военного объекта по всей Галактике, однако единоличным командующим каждого из них он не являлся. Робаут Гиллиман превосходно справился бы с обязанностями пилота, капитана баржи, лейтенанта-командующего патрульной флотилии или адмирала флота. Имперский регент превосходил в любого человека и сверхлюдей, однако всеми и сразу примарх являться не мог.

Итак, Гиллиман сидел за столом, составляя Кодекс Империалис, в то время как половина боевой группы «Альфарис» флота Примус следила за орудиями армады Космических Волков. Примарх оставался спокоен, как будто вернулся на десять тысяч лет назад, во времена разработки законов для миров Ультрамара.

Событий, достойных внимания лорда-регента, безусловно, было предостаточно. На многих брифингах Хурак служил его тенью, слушая и записывая под диктовку приказы своего господина. Лорд-командующий даже делегировал Хураку некоторые второстепенные обязанности — все, связанные с исключительно военной сферой, — однако, выполняя поручения, Хурак узнавал об искусстве дипломатии и государственном управлении не меньше, чем о командовании и логистике.

Наиболее неотложными являлись приготовления к постройке новой узловой крепости в Камидаре. Война на Вигилусе поглощала всё больше и больше ресурсов — примарх и его союзники намертво вцепились в возможность получить контроль над Протоком Нахмунда и доступ к Империуму-Нигилус. Флот Секундус завяз в сражениях. Он сдерживал армаду предателей из Ока Ужаса, чтобы те не подступились к Тронному миру. Необходимо было обезопасить регион за флотом Секундус и ускорить отправку подкреплений, что требовало создания ещё одного пункта сбора, по масштабам не уступающего Лессире, Гаталамору и Ворлесу. Камидар стал бы надёжной опорой: мир имел идеальное расположение для целей примарха, однако совершенно беспрецедентный рост орочьего безумия на западе ставил желания Гиллимана под угрозу неисполнения.

Стратегия лорда-регента, его репутация, крестовый поход, — возможно, даже будущее Империума висели на волоске под скрежетом орочьих клинков. Примарх чуть склонил голову набок, перечитывая последнюю работу. Казалось, напряжение совершенно не имело над ним власти, с какими бы потрясениями ему не приходилось иметь дело.

Хурак представлял Гиллимана непоколебимой скалой, вокруг которой держится весь остальной мир. Сын Коракса полагал, что Вселенная кажется примарху непрекращающейся чередой беспорядков. Гиллиман родился на Макрагге во время гражданской войны и помог её завершить. Он завоевал Пятьсот миров и основал зарождавшуюся империю. Примарх видел и то, как достижения Императора, да и его собственные, сгорали дотла в огне Ереси Хоруса. Хурак считал, Гиллиман посвятил всю свою жизнь борьбе с предателями, которые хотели изничтожить остатки имперского правления, и теперь, переродившись, примарх очнулся в той же горящей галактике, терзаемой теми же врагами, но обретшими большую мощь.

Хурак знал, сам бы он не справился с ношей примарха, — лицезреть, как раз за разом рушатся чьи-то достижения и находить в себе волю творить их заново. Подобное казалось выше его сил. Возможно, именно по этой причине ордены Первого основания столь важны? Хотя, имело место быть мнение, что лорд-командующий желал сохранить их по мотивам несколько более личным, — как неразрывную связь между настоящим и прошлым примарха.

Он взглянул на Гиллимана — брови слегка нахмурены, остановленное электроперо, — имперский регент подбирал слова, — и тогда сын Коракса понял, как Гиллиман справлялся. Его господин погружался в детали, разбивая невероятных масштабов проблемы на ряд простых задач. Примарх содержал в уме безмерные объёмы информации и единовременно фокусировался на каждом отдельном их элементе; с этой перспективы, даже невозможное казалось вполне достижимым. И в данный момент времени титаническое предприятие по отвоеванию Галактики требовало от Робаута Гиллимана, чтобы он сел и написал письмо. Сам процесс написания занял у примарха ещё несколько минут.

Зазвонил вокс, оповещая Хурака о входе в зал. Жестом космодесантник-примарис пригласил посетителя внутрь и поприветствовал лейтенанта Ониксалу — офицера Имперского Флота и бывшего связного на недавно освобождённом мире-кузнице Кортанакс VII. О её службе среди техножрецов свидетельствовала бионическая правая рука и несколько шрамов от нейронных имплантатов вокруг правого уха.

Женщина с инфопланшетом замерла, явно собираясь заговорить, однако поднятая рука Хурака остановила поток её мыслей. Офицер и космодесантник прождали ещё минуту, прежде чем Гиллиман не откинулся на спинку стула, всё ещё не отрывая глаз от плексилиста и продолжая водить по нему пером. Наконец, примарх свернул лист, запечатал его термошвом и отложил в сторону. Он поднял взгляд. Глаза древнего создания не выдавали нетерпения, хотя, должно быть, лорд-командующий сгорал от желания узнать последние новости.

Ониксала шагнула вперёд и протянула примарху инфопланшет, однако Гиллиман покачал головой.

— Поделитесь собственным мнением, лейтенант. Детали я изучу позже.

Ониксала оказалась готова к устному докладу и стояла вольно, обеими руками удерживая перед собой пустой экран.

— Космические Волки переместили два фрегата и крейсер в направлении эллиптического перпендикуляра над четвёртым миром, — начала Ониксала. — Расположение элементов их флота коррелирует с варп-спектром последних несколько дней — данные указывают на ещё большее количество прибывающих кораблей.

— Если наша оценка их внутрисистемных активов верна, Космические Волки вызвали оставшиеся роты, — добавил Хурак.

Гиллиман одарил Хурака строгим взглядом, упрекнув за вмешательство в доклад женщины. Даже миг порицания примархом он переносил хуже, чем часовой выговор любого другого командира. Хурак стыдливо опустил взгляд.

— Прошу прощения, лорд-командующий.

— Поскольку корабли прибывают уже сейчас, вероятно, флот вызвали до нашего появления, а не в качестве ответных мер. Ожидаются и другие перемещения флота, но ничего, что изменило бы статус-кво, лорд-командующий, — продолжила Ониксала. — Желаете больше подробностей?

— Нет, данных достаточно, и я с ними согласен, — ответил Гиллиман. — Волки охраняют внутреннюю систему, но маршрут к границе Мандевилля открыт. Магистр Гримнар посылает сигнал.

— Господин? — не поняла лейтенант. Гиллиман кивнул Хураку, чтобы ситуацию прояснил советник.

— Мы можем уйти, когда захотим. Выход свободен.

Пальцы примарха несколько секунд громко барабанили по столу.

— Нет ли сообщений с Фенриса?

— Лишь стандартные повторяющиеся передачи, провозглашающие власть Великого Волка, — ответила офицер флота. — Формулировка остаётся неизменной, лорд-командующий.

— Ясно.

Ещё один стук пальцем. Хурак раньше не наблюдал за Гиллиманом такого поведения, это обеспокоило потомка Коракса. Размышления примарха всегда были молниеносны и не занимали столь огромного количества времени. С какой бы дилеммой лорд-командующий ни боролся, скорее всего, она носила моральный, а не материально-технический характер.

Регент протянул свёрнутый плексилист.

— Пожалуйста, свяжитесь с Космическими Волками. Попросите их принять письменное сообщение для Великого Волка.

Лейтенант снова шагнула вперёд и взяла письмо.

— Я передам его лично в руки, лорд-командующий.

— На этом всё. Примите мою благодарность.

Офицер связи отдала честь и зашагала прочь. Хурак прождал пару минут. Он изо всех сил старался сохранить молчание под натиском безмолвного внимания примарха.

— Просьба, — произнёс Гиллиман спустя целую вечность. — Личное сообщение от меня Логану Гримнару.

— Но что, если он откажется? — прокомментировал Хурак. — В нынешние времена ни один орден Космодесанта не сможет сражаться в нужной мере без подкреплений. Орков в этой области больше, чем где-либо ещё, а Космическим Волкам, похоже, в последнее время изрядно досталось. Они не покроют потери привычным набором рекрутов. Если Гримнар не примет подкрепления примарисов, Космические Волки вымрут, и в десятках секторов не останется ни одного центра обороны.

— Или же он примет космодесантников-примарис и сохранит численность ордена, но откажется от порученного мною задания, — добавил лорд-командующий.

— Я не рассматривал подобную возможность, но данный ход развития событий нанесёт точно такой же ущерб вашей стратегии. Прорыв орков через эту часть сегментума должен быть остановлен и точка, иначе нас отрежут от флота Секундус и кампаний вдоль границы Цикатрикс Маледиктум. Уже сейчас эскалация войны с ксеносами вынудила нас отозвать восемь боевых групп с их непосредственных миссий. — Хурак перевёл дух. Он понимал, что Гиллиман прекрасно осведомлён обо всём сказанном, но не смог удержаться от озвучивания опасений. — Не только флот Примус — весь крестовый поход Индомитус может встать, и всё из-за нежелания Космических Волков делать то, о чём их просят.

— Рассредоточение флотов является неизбежным следствием отвоевания территорий, — ответил Гиллиман. — Это не непредвиденное рассеивание сил, однако вы правы в превосходящей все ожидания угрозе со стороны орков. Мы должны продолжать военную экспансию через Великий Разлом в Империум-Нигилус, иначе достигнутые нами успехи сведутся на нет. Мало того, среди терранских элит растёт недовольство, а ими заняться я сейчас не могу, поэтому мы должны утопить пожар их негодования отчётами о росте моих успехов. Если я окажусь не в силах убедить Космических Волков присоединиться, то передислоцирую боевую группу «Альфарис», чтобы та удерживала системы вдоль границы Железного Оплота до разрешения ситуации на Вигилусе.

Хурак безмолвствовал несколько секунд. Наследник Коракса считал, что был в курсе стратегической ситуации похода, однако краткое изложение примарха открыло ему глаза на шаткое положение Индомитуса. Сам капитан не замечал признаков инакомыслия среди политиков Терры, но, если сказанное примархом — правда, они являлись угрозой не меньшей, чем армады предателей. Как бы то ни было, осознание лишь укрепило позицию Хурака.

— Империуму служат и более надёжные фенрисийцев силы. До меня не доходит, почему столь предпочтительны именно Космические Волки, ведь с военной точки зрения они бесполезны.

— Печально, — протянул Гиллиман. Хурак ощутил это слово ударом в живот. Примарх взял инфопланшет и взглянул вниз. Экран осветил его лицо зелёным. — Но у тебя ещё есть время разобраться.

Вичеллан наблюдал за работой историторов в течение двух дней, впечатляясь проявленным усердием и терпением смертных. Учёные провели интервью с кэрлами и космодесантниками — все были рады поделиться своими историями с вышнеземцами. Стало очевидно, что имперцев отобрали не только за врождённые способности, но и профпригодность. Несмотря на контраст личных качеств и разницу в происхождении, все историторы разделяли общую веру в существование объективной истины, которую необходимо было раскрыть.

Такую цель и ставил Гиллиман, как понимал её Вичеллан, однако с точки зрения кустодия, всё это казалось не более чем баловством. Он прочитал многие записи в недрах Императорского Дворца, и в каждой содержалась правда, пускай ему и приходилось докапываться до неё сквозь ложь. Лорд-регент не создавал впечатление наивного примарха, и потому Вичеллану пришлось задаться вопросом, существовал ли какой-то более глубокий замысел в создании Гиллиманом Логос Историка Верита. Вичеллану события напомнили об архивах, касающихся Имперской Истины — пропаганды Великого крестового похода и эпохи Просвещения, которые использовались для сокрытия информации о нерождённых и Тёмных силах, что ими управляли. В течение последних десяти тысяч лет имперский культ как её идеологический преемник подавлял подобные знания; не преувеличением будет уточнить, он душил все знания в принципе. И когда пустоту разорвал Великий Разлом, выпустив в тысячи миров бесчинствующие кошмары, человечество смирилось с распространением ужасающей правды. Леденящие душу новости и истории медленно просачивались по Империуму вместе с растущей мощью самих сущностей варпа. Возможно, истины Гиллимана используют для борьбы с альтернативными философиями Экклезиархии и Инквизиции?

В зал вошёл Ньяль, прервав ход мыслей кустодия. Рунический жрец кивнул в знак приветствия, но хранил молчание до тех пор, пока собравшиеся вокруг двух трансчеловеческих воинов историторы не подошли к нему сами с книгами и записывающими устройствами в руках.

— Ну что, день продуктивный? — весело спросил Зовущий Бурю и развернулся к дверям. Все последовали за ним. Ньяль шёл размеренным шагом, чтобы не создавать историторам неудобств. — Некоторые из наших историй связаны лишь с этим миром, как вы, наверное, уже догадались.

— Время было потрачено с пользой, — объявил Мудире, глядя на коллег. — Мы собрали ценную информацию, которая, вероятно, никогда не покидала стен этого места.

— Да, очень увлекательно, — добавил Алек. — Что же касается основной нашей миссии, жаль, что мы не располагаем рассказами тех, кто встал на сторону кардинала-еретика. Ну, чтобы пазл сложился.

— Как это? К нам в гости приходил инквизитор и выпытывал признания, — ответил Ньяль, бесцеремонно остановив группу на полпути. Рунический жрец встал и развернулся на сабатонах, приподняв бровь. — Вы что, не знали?

— Мы должны отправить сообщение на Терру, как можно скорее, — произнёс Мудире.

— Уверен, Колкван уже отдавал приказ прочесать Великие Библиотеки, — ответил Вичеллан. Если бы нужные записи и впрямь там хранились, его бы оповестили одним из первых. — Я позабочусь, чтобы представителя Инквизиции во флоте крестового похода попросили поковыряться в их записях ордосов.

— Я больше не хочу возвращаться на Терру, — опустив взгляд, тихо проговорила Оковень. — Никогда.

— Существует вероятность, что мы сохранили копии протоколов и процессуальных документов в архиве Химхерты, — добавил Ньяль, чем вызвал молчание ошарашенных имперцев.

— В каком архиве? — опешил Мудире.

— Но вы ведь... — Алек умолк, подняв инфопланшет и кабель.

— А вы как думали? Волки Фенриса ведут свой учёт — мы записываем саги. Сейчас же я говорю об имперских архивариусах, — Ньяль махнул рукой в сторону телег с документами, которые катили из зала. — Куда, по вашему мнению, их везут?

— О чём вы? — спросил Мудире, не отходя от шока. — И где?..

Ньяль перевёл дыхание, плавно покачав головой.

— Всё случилось примерно за пятьсот лет до войны с Бухарисом...

— Значит, четыре с половиной тысячи лет назад, — заключил Копла-вар.

— Да-да, четыре с половиной. Великий Волк того времени, Хорист Войнодел возжелал поспособствовать прочному союзу с имперскими союзниками. Причины… Они не столь важны. Я лишь скажу, что Хорист разместил контингент имперских архивариусов на луне четвёртого мира системы Химхерта, чтобы упредить определённого рода обвинения. Она находится примерно в ста семидесяти световых годах от Фенриса. Вся система перешла к ордену после переделки с… Ну, собственно, это тоже не очень важно — ещё более давняя история. Каждые несколько столетий они посылают корабль на окраину нашей системы, а кэрлы отправляют им наши отчёты. Помнится, затем они отправляли копии Адептус Терра. Ну и заставили вы меня об этом вспомнить! С их последнего визита прошло так много времени… К тому же, корабль опаздывает уже на несколько столетий.

Историторы пребывали в ступоре от сказанного.

— Вы хотите сказать, что в Империуме существует имперский фенрисийский архив, вобравший отчёты за последние четыре с половиной тысячи лет. — Мудире пытался осознать значимость и абсурдность сказанного одновременно. Он обратил взгляд к Вичеллану. — Почему мы ничего об этом не слышали?

— Я полагаю, соответствующие бумаги лежат на столе где-нибудь в ульях Администратума, — тяжело вздохнул кустодий. — Вероятно, ожидают чьего-то одобрения.

— И вам, вероятно, следует это проверить, — улыбнулся Ньяль, взмахнув рукой к двери. — Я распоряжусь подготовить шаттл для вашего немедленного отбытия. Хельвинтер близко, но огненный шторм ещё не начался.

— Великий Волк разрешит кораблю выйти на орбиту? — нахмурился Вичеллан.

— Нет, — ответил Ньяль. — Но, уверен, что-нибудь можно устроить.

К берегу ледяного моря за пределами гор Гая привела скорее удача, чем способности к навигации. Запах в воздухе, — малейший намёк на что-то иное, кроме снега и сосновой смолы, — сдвинул его маршрут на восток. Склоны гор обрывались у моря, что раньше заполняла вода, но теперь превратившееся в замёрзшую пустошь до горизонта на восток и юг. Изрезанная береговая линия тянулась на северо-запад, предоставляя вожаку Первых Волков выбор: продолжать путь по пересечённой местности или направиться на север прямиком через ледяные равнины. Первый вариант уже изрядно утомил даже его улучшенное тело, однако предоставлял возможность охоты (о чём свидетельствовали полный желудок, плащ из серого медвежьего меха и прошитые сухожилиями недублёные штаны). Однако путь по льду таил свои проблемы: там было не найти укрытия от ветров и леса, где можно добыть пищу.

Гай решил пройтись вдоль побережья ещё денёк или два, отложив выбор на потом. К тому же он читал, что большинство фенрисийских поселений основывают на непостоянных береговых линиях, поскольку моря, хотя и таят опасности, дают возможность скорее спастись в случае разлома земель или извержений вулканов. Космодесантнику-примарис было тяжело представить такую жизнь простых смертных.

Астартес шагал по длинным сугробам. Меховая накидка воняла засохшей кровью, а ноги в грубых обмотках начинали неметь. Гай прощупывал лёд и сугробы окровавленным копьём — под белизной могли скрываться трещины. Этого горного хребта, скорее всего, и не существовало, когда Коул пробудил Гая ото сна; и, возможно, до следующей зимы его уже не станет. С тех пор как образовался Великий Разлом — Вечная Ночь — нельзя было положиться даже на звёзды, когда те проявлялись на небе в редкие моменты ясной погоды. На небесах, словно ручейки крови от раны, краснели тянувшиеся от Ока Ужаса алые мазки.

День клонился к вечеру, усиливался ветер. Облака до последней румяны перед наступлением тьмы поглощали тусклый свет солнца. После первых двух ночей Гай начал ценить его скудное тепло и свет. Снегопад прекратился, но воздух оставался ледяным, — он замораживал влагу дыхания на лице и покрывал инеем меха. Космодесантник продвигался вперёд, стараясь не обращать внимания на усталость, однако он сознавал, что скоро от её ледяной хватки начнёт сводить мышцы и полностью онемеют конечности. С рассветом третьего дня, чтобы обеспечить двойное сердцебиение достаточным количеством кислорода, заработало третье лёгкое. Его организм изо всех сил старался обогреть боровшееся с нескончаемым холодом тело.

Фенрисийская ночь поглощала абсолютно всё. Он уже сталкивался с чернотой в космосе, и сейчас, в полночь, когда облака застилали звёздное небо, Гай продолжил идти. Зрение космодесантника было острым, как у любого ночного зверя, однако ни лёд, ни небо Фенриса не отражало ни единой крупицы света. Шаги сопровождал лишь хруст снега и безудержный ритм его дыхания.

Перед рассветом разразилась буря, обрушив такой силы ветер, что неулучшенного человека попросту бы снёс. Затвердевший снег хлестал по незащищённым рукам и ногам. Гай натянул плащ на голову как капюшон, чтобы уберечь глаза от летящего сбоку льда.

Ходьба против ветра, большую часть времени — с закрытыми глазами со слипшимися ресницами, истощила ноги. У Гая болели суставы, а доспеха, который дополнил бы эффект его биологической системы обезболивания, введя анальгетик, не было. Когда светлое пятно рассвета окрасило горы, вожак Первых Волков осознал, что буйный ветер сместил его путь на восток, к шельфовому леднику. По крайней мере, выбор маршрута больше не стоял — если Гай останется на открытом воздухе ещё несколько дней, организм попросту откажет.

Мысль о том, чтобы взобраться на другую гору, давила его мысли тяжким грузом, однако Гай всё же повернул налево, на северо-запад, и под солнцем над правым плечом снова направился к едва различимым вершинам.

К полудню поверхность под ногами опять представляла собой покрытую коркой льда скалу, — береговую линию, которой он придерживался раньше. Ветер доносил запах — не свежесть сосновых лесов и не застоявшуюся соль замёрзшего моря; следуя за ним, словно гончая, он набрёл на ответ — обугленные остатки погребального костра, горевшего на берегу. Толстые деревянные доски сгорели дотла, однако не испепелились. Мелкие остатки кострища разбросало по довольно широкой площади, однако большая часть дров сохранилась в одной точке.

В глаза бросилась пещера на склоне — она находилась по пути к берегу, и потому Гай направился к ней. Там ещё витал запах горелого дерева и готового мяса. Вожаку Первых Волков не удавалось определить, как давно была заброшена эта стоянка, но пещера и сама по себе являлась желанной находкой. Впервые за два дня укрывшись от снега, Гай сел, прислонившись спиной к камню. Стену испещряли следы работы инструментом. Он провёл пальцами по отметинам от кирки, задаваясь вопросом, кто это сделал и где они сейчас? Почему незнакомцы ушли? Неужто на них напали? Возможно, бежали от хельвинтер?

Заснуть Гай не осмелился. Убежище непременно привлечёт внимание других существ, и, хотя он одолел горного медведя (мех которого согревал его теперь), космодесантник-примарис не горел особым желанием встретиться с кем-нибудь из местной фауны вновь, особенно спросонья. Гай решил подремать в полусне каталепсического узла.

Одна часть мозга отдыхала, другая бодрствовала.

— В хель этого Гиллимана, — прорычал Гримнар. — Он пытается провернуть трюк Касталлора. Как он посмел?

— Согласен, — поддержал своего господина Ньяль, потягивая тому фюркаф и наблюдая, как Великий Волк снова впадает в состояние фрустрации. За многие годы, что он знал Логана Гримнара, рунический жрец почти никогда не видел, чтобы Верховный Король терял самообладание. В бою Гримнар нёсся воплощением ярости, однако в общении всегда проявлял сдержанность, за исключением случайно вырывающегося редкого рыка. Рунтэна обеспокоил настрой Великого Волка, негодовавшего от содержания письма примарха. — А в чём, собственно, дело?

Гримнар схватил свёрнутый плексилист и швырнул в сторону Ньяля. Письмо, вращаясь, шлёпнулось на пол, не долетев до рунического жреца. Ньяль подобрал послание и подошёл к камину, с письмом в одной руке и фюркафом в другой.

Хранитель рун пробежался по тексту, ожидая высокомерных требований или ссылательств к авторитету Всеотца. Однако его глаза прочитали искреннюю сердечную просьбу о прошении, настолько быстро, насколько Великий Волк Логан Гримнар сможет его принять. Разумеется, с указанием, что Гиллиман отдаёт дань уважения великим воителям Фенриса.

— Действительно, как он только посмел, — повторил Ньяль. Он подошёл к столу и вернул послание господину. Логан уставился на плексилист, как на активированную гранату. — Робаут Гиллиман просит вас об аудиенции, когда он всего лишь самый могущественный муж во всём Империуме. Ни стыда, ни совести!

— Он в курсе, что такому прошению я отказать не в праве, — прорычал Логан, переместив сердитый взгляд на Ньяля. — И давай поменьше этого тона.

— Не вижу проблемы. — Ньяль допил последний глоток фюркафа и поставил кружку обратно к её «соплеменникам» у с камина.

— Я не могу принять Гиллимана в какой-нибудь морозильной камере, как Касталлора. Как бы мы к не относились к примарху, он треклятый брат Волчьего Короля и лорд-командующий Империума. Должно устроить пир, праздник. Традиции требуют достойного приёма. Половина волчьих лордов требует от меня атаки, а другая половина — немедленного принятия Космодесанта-примарис. Раскольник целенаправленно стравливает нас между собой.

— Я не уверен, что он бы решился на это. Разве что чужими руками, — тяжело вздохнул Ньяль. — Вы тревожитесь, что он затмит вашу звезду?

— Ты слышал Бьорна. Примархи достигают желаемого разными методами. Если мы позволим ему ступить в Этт, примарх попытается повлиять на меня самой природой своего создания!

— Вы боитесь, что подчинитесь малейшей прихоти Гиллимана, если встретитесь с ним лицом к лицу?

Ньяль не сознавал этого раньше, но природа примарха потрясала Логана до глубины души. Жажда Логана Гримнара доказать, что он достоин Волчьего Короля, и чтобы сам Русс по возвращении подтвердил его доблесть и возгордился сыном, проистекало из страха. Страха, что Гиллиман первым докажет — в иерархии он стоит выше Великого Волка. Во все времена в Империуме не существовало воина, даже магистра другого ордена, который сумел бы усмирить Великого Волка Фенриса.

Молчанием Логан подтвердил опасения Ньяля. Теперь, когда рунический жрец изучил проблему более ясно, Зовущий Бурю пристыдился, что не замечал её раньше. Нечто гораздо более опасное, чем эго Великого Волка, было поставлено на карту, — его уверенность в себе. Нынешние времена и вызовы стали беспрецедентными даже по меркам долгой жизни Верховного Короля.

— Просто справьтесь, — объявил рунтэн. — Если он попытается манипулировать вашим сознанием с помощью своей способности к… раболепию, так воспользуйтесь этим. Близится огненный шторм хельвинтер, ни один корабль нельзя оставлять на орбите. Со стороны примарха было бы благоразумно отложить аудиенцию на потом. Заставьте его ждать. Ограничьте его свиту, чтобы он не блестел масштабом своей власти. Ресурсы Гиллимана практически безграничны, но мы не знаем, чем он готов пожертвовать, чтобы повлиять на ваше решение.

— Я думал, по-твоему, ордену следует поскорее покончить с рознью и принять космодесантников-примарис, — наморщился Гримнар. — Теперь говоришь, чтобы я задержал Гиллимана и унизил?

— Не унижайте. Воздайте все причитающиеся почести, но не забывайте, кем являетесь сами. Если примарх захочет помериться силой — померьтесь — нашему Великому Волку есть чем гордиться. — Ньяль наклонился вперед, обдумывая следующие слова. — И да, я считаю, что вы ошибаетесь, отказываясь от подкрепления, но тратить силы на убеждение в обратном не стану. Мой долг — хорошенько поразмыслить и дать лучший совет, чем я и занимаюсь. Однако ни я, ни Ульрик, ни кто-либо другой, кто высказывался против вашего выбора, не опозорит вас перед примархом.

— Послушание — не то же самое, что верность, — пробормотал Логан, потирая руки. Взгляд Великого Волка отстранился. — Возможно, мне стоит напомнить Гиллиману об этой истине.

— Неужели вы, имея за спиной единство ордена, волнуетесь, что примарх заставит вас совершить что-то, что, по вашему искреннему убеждению, противоречит интересам народа и ордена?

Выражение лица Логана посуровело, и Ньяль узнал стойкость старого учителя.

— Он меня не заставит.

Вичеллан пребывал в замешательстве: фенрисийский внутризвёздный корабль приблизился к боевой группе «Альфарис», а сам кустодий получил сообщение по видеосвязи с «Огненной зари». Источник сигнала был идентифицирован как «Позолоченный клинок», личный канал трибуна Колквана. Эмиссар императус не знал, привёл ли к прогрессу его доклад об архивном объекте в Химхерте, как не имел он понимания касательно отношения своего руководителя к нынешнему противостоянию между Космическими Волками и лордом-командующим. Вероятнее всего, трибун винит в происходящем скорее властолюбивую натуру Гиллимана, чем неподчинение Фенриса лидеру Терры. Вичеллан предвосхищал обстоятельства не менее опасные, чем астероидный шторм, из-за которой он вместе с историторами был вынужден спешно покинуть Фенрис.

Вичеллан подключился к видеосвязи в тесной коммуникационной камере корабля. Вводя код расшифровки, он никак не мог уложить копьё так, чтобы оно не мешало ему видеть экраны. Связь наладилась спустя почти две минуты, и на месте серого стекла возникло размытое статикой лицо.

— Вы сопроводите историторов во второй части миссии, — без колебаний объявил Колкван.

— Подобное решение кажется расточительным, — ответил Вичеллан. — Особенно учитывая обострение напряжённости в непосредственной близости...

— Ты лучше послужишь Императору в системе Химхерта, кустодий. Мы должны знать, найдут ли файлосборщики Мудире что-нибудь касающееся Дара Бухариса. Единственный способ гарантировать данное знание — ваше присутствие в процессе и контроль над ситуацией.

— Вы допускаете, что Гиллиман скрывал от нас информацию? — спросил Вичеллан. Кустодий задумался ещё на мгновение, выясняя истинные намерения своего командира. — А историторы могут тайно передать найденные свидетельства примарху, позволив ему сконструировать собственную версию оружия?

— Мы не исключаем такую возможность, — ответил трибун.

— Лорд-регент командует флотом, превосходящим все, что видел Империум со времён Махария. Разве одно оружие, пускай и мощное, способно повлиять на ход событий?

— Управление флотом требует взаимодействия многих умов. Мощь устройства, продемонстрированная нам на Гаталаморе, высвободила сравнительно небольшая группа людей. Мы должны знать всё, что знает Гиллиман. Только так мы останемся в силах противостоять любой возникшей угрозе.

Вичеллан больше не приводил аргументов: это не имело смысла, Колкван уже отдал приказ и не собирался его отменять. Вместо того кустодий сосредоточился на более насущных проблемах.

— Среди Космических Волков есть разногласия по поводу принятия космодесантников-примарис, — сказал он трибуну. — Однако же чем сильнее Гиллиман давит на Гримнара, тем больше Великий Волк будет сопротивляться. Главный библиарий, Ньяль Зовущий Бурю, казался вполне сговорчивым, и у нас сложились доверительные отношения. Вполне возможно, он сможет оказать достаточное давление на Гримнара.

— Исключено. Если Логан Гримнар почует предательство в собственных рядах, он отреагирует ещё более резко. Гиллиман ждёт любой провокации, которая позволила бы ему прибегнуть к радикальным мерам. Мы не должны допустить, чтобы это произошло, мы не предоставим ему такую возможность.

— Всё это лишь предположения, — ответил Вичеллан. — Если Робаут Гиллиман выступит против Императора, то Космические Волки первыми встанут на Его защиту. История Десяти тысяч с Одиннадцатым легионом служит прекрасным тому напоминанием. С чего бы Гиллиману столь рьяно стремиться вооружить такое «препятствие» на пути своих амбиций?

— Мы ещё не до конца понимаем, что Коул вложил в умы космодесантников-примарис, — упорствовал Колкван, наклонив голову ближе. — Кто знает, какие средства управления он внедрил в их рассудки? Чем его обучающие машины кормили мозги космодесантников-примарис во время долгого сна? И история, на которую ты ссылаешься, больше, чем что-либо ещё, доказывает, что верность Императору может быть направлена во вред с помощью манипуляций и лжи.

Вичеллан не нашёл ответа, но подумал, что логика Колквана построена на неопределённых основаниях. Сейчас было не время вступать в подобные дебаты. Колкван воспринял молчание кустодия как согласие и, отойдя на несколько шагов, продолжил.

— Для завершения миссии Гиллиман поручил «Воздаянию еретикам» доставить вас в систему Химхерта. Детали стыковки в настоящее время передаются командному составу вашего корабля. Вы продолжите сопровождать группу Мудире и обеспечите сохранность всех найденных материалов.

— Целый крейсер для транспортировки горстки историторов? Неужели у примарха не нашлось судна поменьше?

— По его оценке, в регионе обитают неучтённые враги. У орков, в частности, есть привычка появляться там, где их не ждут. Химхерта может быть уже захвачена, особенно учитывая отсутствие недавних контактов с Фенрисом. На крейсере также расквартирован штатный состав Отпрысков Темпестус на случай нежелательных столкновений. Они — показатель того, насколько примарх желает добиться успеха. Вы убедите Мудире и остальных его спутников помалкивать о миссии, даже о малозначимых её подробностях. Помни, твоя единственная забота — содержание архива, всё остальное второстепенно.

Вичеллан принял приказ и отключил связь. Некоторое время он стоял на месте, прерывая связь. Очевидно, Колкван не доверял Гиллиману, однако тревога трибуна об оружии казалась чрезмерной, несмотря на все доводы. Подобная миссия больше подходила Инквизиции, чем кустодиям, однако Колкван относился к этой организации с не меньшим подозрением, чем сам примарх.

В данном вопросе Вичеллан мнение своего командира поддерживал. Учитывая уровень и природу угрозы Дара Бухариса, скорее вызывало беспокойство отсутствие участия Инквизиции. Вероятно, неочевидность их усилий означала лишь ещё более тайные методы их работы. В голову Вичеллана прокралась мысль, что и он сам, и миссия по сбору информации может быть использована против Гиллимана. Принимать участие в политиканстве Вичеллану совершенно не хотелось.

Преодолевая пургу, три корабля образовали заснеженный клин. Ландсаттмаринги укрывались с подветренной стороны. Гюта очнулась ото сна о золотых великанах и воющих волках. Редкие снежинки падали на лицо, и девушка постепенно приходила в сознание.

Её соплеменники спали, сбившись в кучу, — так продолжалось большую часть последних двадцати дней. Многие племена Ледяной земли в суровую погоду экономили пищу, подобно тому, как многие другие животные переживали зиму в глубоких пещерах или подземных норах. Кто-то всегда стоял на страже, по паре дней кряду проводя в защищённых местах кораблей или прячась от ветра за огромным валуном, который образовывал четвёртую и меньшую сторону их импровизированного поселения.

Гюте повезло больше многих: каждые несколько дней она просыпалась от видений, но чувствовала себя такой отдохнувшей, как никогда с тех пор, как ландсаттмаринги ушли в трудный путь. Взглянув налево, готи племени убедилась, что Бьёрти вместе с остальными крепко спят. Женщина недолго понаблюдала за детьми. Её грудь едва заметно вздымалась под меховыми шубами и рубашками из козьей шерсти.

Затекла спина, и Гюта медленно приподнялась с места, стараясь не потревожить соседку, — Агюту с другой от Бьёрти стороны. Её движение привлекло внимание одного из караульных сверху. Гюта шёпотом попросила его помочь подняться на наклонную палубу корабля. Борода Нораслова покрылась коркой льда, под серым мехом капюшона бледнело лицо.

— Не спится, готи? — сказал он, присаживаясь на корточки у планширя, чтобы укрыться от ветра.

Гюта никак не могла привыкнуть к названию; титул готи заставлял её чувствовать, что она должна иметь гораздо более чёткое представление происходящем и том, что произойдет. А её голова оказалась скудна на мудрость.

— Небо бурлит, — произнесла Гюта, щурясь от ветра и снега. Сквозь облако над головой пробилась вспышка света в виде жёлтой короны, а через несколько секунд появилась другая, ярче первой.

— Сердце хельвинтер, — прокомментировал Нораслов. — Небесные огни.

Искра пронзила облака у горизонта и упала о ледяное поле, на мгновение полыхнув ещё ярче. Затем о лёд ударилась ещё одна, а за ней ещё, ещё и ещё, пока ночь не сменилась сумерками и небеса не запылали целиком.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

НЕБЕСНЫЕ ОГНИ

ВИРДКИН

МОРСКОЙ ПУТЬ

Лес горел. Он вынудил Гая бежать.

И Гай бежал. Первый Волк бежал, пытаясь опередить пламя, чтобы дым не коснулся лёгких; бежал, потому что бежали животные; бежал, потому что сам стал животным. В спасении от всепоглощающего огня слились воедино и хищник, и жертва.

Гай не мог определить время. Небо оставалось светлым, но вскоре его затянуло смогом горящего континента. Ночь было не отличить ото дня, а день — от ночи. Метеориты сыпались градом, многие размером не превышали небольшой камешек гравия, Щебень взрезался в поверхность с силой выпущенных болтов; те же, что были размером с кулак, взрывались на холодном снегу, как снаряды артиллерийских орудий. Время от времени, когда в атмосферу входило нечто более крупное, небо белело от света и жара. Обычно такие объекты распадались на ливни более мелких, но не менее смертоносных осколков.

Когда мог, он бежал на север, когда мог — на восток. Он понимал, что добраться до открытой местности шансов не меньше, чем попасть в очередной пожар. Однако тот же дикий инстинкт, что руководил зверьми гор, подталкивал вперёд и его.

Гай устал. Он не спал как следует с тех самых пор, как покинул Этт. Космодесантник всё последующее время полагался на каталепсический узел, который и позволял вожаку Первых Волков хоть как-то передохнуть. На бегу ему снились сны; руки и ноги поднимались и опускались на автомате, телесные движения стали подсознательной монотонной реальностью, не отличимой от затруднённого дыхания и стука сердца.

Пока одни части его мозга бездействовали, функционировали другие. Иногда он видел мир кристально ясно, ощущал запах зверей и неприятный пепельный привкус во рту. В другие моменты мир представал серыми монохромными полосами размытых очертаний; чёрно-белым пространством, которое, как казалось, плыло вперёд, в то время как сам Гай словно замирал в моменте. В более ясные моменты космодесантник пытался вспомнить информацию о хельвинтер из путеводителя, подаренного Мудире. Его обычная высокоординированная память пала одной из ранних жертв ухудшения умственных способностей. Пожары будут продолжаться на протяжении двадцати или тридцати дней. Прошло уже шесть или семь? Хотя, возможно, только четыре…

Гай читал, что некоторые животные зарываются под снег и наслаивают на него землю, чтобы огонь не достиг убежищ. После опустошения обновлялась флора, так что даже после кошмарных полыхающих последствий сезона на свежую плодородную почву падали семенные коробочки, которые непременно дождутся весны ещё через полгода по терранскому календарю. Гай обдумывал идею последовать примеру роющей крысы или скрывающегося под землёй семени, однако космодесантник-примарис не мог отделаться от ощущения, что, прекратив двигаться, он потеряет импульс и потому не достигнет конца пути.

В моменты, когда Гай погружался в полусон каталепсического узла, рациональное мышление его покидало. Вожак Первых Волков смеялся и плакал, иногда даже кричал на падающие звёзды, — им овладевали инстинкты. Треск пламени заглушался воем Моркаи, доносившемся прямо из-за спины. Однажды ночью Гай овладело сущее безумие: он рычал, скалился и, в конце концов, краем глаза заметив королевского венцерогого оленя, бросился в погоню за зверем с широко раскрытыми от страха перед ополоумевшим космодесантником глазами.

Питаясь энергией духа Фенриса, сами деревья обретали жизнь. Ветви гримасничали и, насмехаясь, смотрели вслед его бегу. Спасались от пламени не только смертные. Маленькие крылатые твари, — наполовину насекомые, наполовину люди, — порхали с ветки на ветку. Некоторые светились, словно падающие звёзды, другие были неотличимы от тени. Далеко в долинах великаны топтали в щепки леса, а длиннорукие древесные охотники со спутанным от крови мехом раскачивались на ветвях. Бежали почти мифические обитатели самого глубинного леса: крадущиеся, шаркающие, карабкающиеся и топчущие, с красными и янтарными глазами, зубами, подобными стали и огненными когтями. Они стрекотали и визжали, мычали и вопили, — Гай даже слышал проклятия болотных ведьм, разносимые ветром, и прислушивался к хрустящим по снегу шагам огров и треску ломаемых богомедведями стволов.

Оживали все прочитанные и услышанные в Этте сказки. Их слова раскрашивали лес, воплощались в жизнь прямиком из памяти Гая, трансформируясь в его личный опыт. И всё это время он ощущал возрастающее влияние Волка. Не Моркаи, пускай её рычание и содрогало землю. То был фенг — волк, что внутри, Дух Фенриса, который, как утверждал Улль, обитал в телах всех фенрисийцев.

Но что из видимого реально? Стоит ли доверять изнемождённому мозгу?

Наткнувшись на скалистый обрыв, Гай стал искать способ обогнуть гору вместо того, чтобы карабкаться по её покрытым льдом склонам. Он снова обрёл уверенность в собственных силах, мозг вернул прежнюю работоспособность, а небо стало тёмным, — по мнению Гая, наступила ночь. Видения предыдущих дней остались лишь воспоминаниями о бредовых фантазиях, не более чем галлюцинациями уставшего организма. Вожак Первых Волков обернулся — лес всё ещё горел, смола отдавала жаром не меньшим, чем прометий, а железные шишки сосен взрывались, отдаваясь ударными волнами настоящих гранат.

Нет времени отдыхать.

Ландшафт замедлил его темп. Местность вынудила Гая выбрать путь по валунам. Примерно в ста пятидесяти метрах от деревьев в ноздри ударила ужасная вонь. Через силу заставив себя определить источник, вожак Первых Волков наткнулся огромную кучу фекалий с подветренной стороны одного из камней. Он понятия не имел, какое существо способно выбросить таких размеров и запаха массу, но больше его страшило наличие среди следов осколков костей. Выходит, поблизости охотился хищник. Учитывая резкость запаха и едва уловимое тепло, ещё исходящее от выделений, Гай предположил, что зверь ещё рыщет где-то поблизости.

Огибая южную сторону пика, подальше от порывов ветра, космодесантник остановился при виде крупного силуэта. Существо сидело на склоне горы — мускулистое серое тело с пятнами мха на спине и руках; его кожа слоилась, прямо как близлежащие скальные образования.

Создание напоминало гигантского человека: сгорбленные плечи и круглая низкопосаженная голова. Припоминая удивительные встречи мифологических существ, — которые, без сомнения, являлись плодами его воображения, — Гай понял, что мозг попросту сгенерировал образ нового существа исходя из особенностей ландшафта.

— Убирайся, порождение разума! — насмешливо крикнул Гай и поднял копьё к крестцовидной скале.

Внезапно груда камней зашевелилась, и Гай понял, что столкнулся с живым гуманоидным чудищем. Поражённый, космодесантник-примарис отступил на несколько шагов, в то время как монстр поднялся во весь рост, вдвое превышающий размеры астартес. Зверь повернул овальную голову в сторону Гая, чтобы рассмотреть нарушителя своими глазами цвета лавы. Мох оказался волосами, покрывавшими широкую грудь и пространство между скалоподобными бёдрами. Словно гигантские дубины, животное подняло руки в защитной стойке.

Существо зарычало и что-то произнесло, глубоко и грохочуще. Слова вырвались из его пасти, точно падающие в пропасть камни. Намерения зверя явно были враждебными. Гай не стал ждать, прыгнул вперёд и совершил выпад копьём. Окрепшее в огне острие пронзило красную пасть, вонзившись в череп. В процессе падения монстр взмахнул кулаком, ударив Гая в бок с мощью молота — достаточно сильно, что сломать кость левой руки.

Ещё удерживаемое в руке копьё, что оставалось в пасти тролля, обломилось, и оба соперника упали в разные стороны. Удар о выступающий камень сломал Гаю рёбра. Вожак Первых Волков закричал от боли.

Монстр согнулся, завалился назад и покатился вниз по склону.

Гай, едва дыша, несколько секунд пролежал на животе, не сводя глаз с груды серых мышц, которая, как он теперь вспомнил, являлась фенрисийским троллем. Космодесантник вспомнил о феноменальных способностях этого зверя к регенерации, и резь в руке, теперь сопровождавшаяся такой же болью в левой части груди, навела его на мысль, что следующая такая схватка, а тем более без оружия, добром не кончится.

Стиснув зубы, Гай заставил себя подняться на ноги и захромал вниз по склону. Космодесантник без конца оглядывался назад, чтобы убедиться в отсутствии преследования со стороны тролля. Когда Первый Волк снова спустился в лес, то вернулся и дым пожаров.

Времени останавливаться не было, и Гай продолжил бежать.

Воспоминание о том, как закончились пожары, затерялось среди леденящего душу мороза; запертое где-то в сознании и затопленное более насущными потребностями. Возможностей каталепсического узла уже не хватало, чтобы удерживать организм в перманентном состоянии полусна, которое и без того не приносило покоя и не позволяло Гаю распознавать окружающие его опасности.

Животная потребность заставила космодесантника рыться в снегу. Гай копал сквозь слой льда в замёрзшую грязь при помощи примитивного инструмента, который он смастерил в более осознанные времена — из кости убитого животного. Оказавшись вне зоны влияния ветра, он остановился и свернулся калачиком на дне норы, стараясь согреться остатками тепла собственного тела. Однако падение температуры не прекратилось. Вскоре мороз приведёт к тяжёлому, а затем и смертельному повреждению органов и мышц. И после того, как его сознательная деятельность по самоспасению провалилась, на угрозу смерти начала реагировать физиология.

Гай приготовился к забвению, но тело отказалось умирать — Первый Волк являлся космодесантником, а подаренное Всеотцом тело так просто не сгинет. Мембрана заполнила кровеносные сосуды химическими веществами, вызывающими биостаз, и отключила клеточную активность. Гай не ощущал текущих процессов. Он осознавал лишь наличие вырытой ямы и кольцо белого света наверху, медленно переходящее в красное.

Корабли приносили больше пользы в качестве дров — их складывали на сани с полозьями, сделанными из вёсел. Ландсаттмаринги двигались под коротким дневным светом и разводили костры, переживая худшие из долгих ночей. Огненный шторм миновал, однако пик хельвинтер и морозная ночь только ждали народ Гюты.

В обычной ситуации они бы спрятались в укрытии, но готи племени по-прежнему не давали покоя видения: иногда о золотом великане и часто о зелёном огре и волке, что вцепились друг другу в глотки. Она знала, что не познает покоя, пока не поговорит с готи Небесных Воинов.

Однако поделиться своими опасениями она не могла. Ветер срывал слова с губ, а души и тела ландсаттмарингов измучило стремление выжить. Греющийся у костра Луфа старался изо всех сил; несмотря на все трудности, он по-прежнему считал путешествие приключением.

— Мы увидим Северную башню? — спросил он, сцепив руки под мышками и натянув капюшон так, что на виду остались только нос и рот.

— Вполне может быть, если Небесные Воины позволят, — ответила Гюта, сильно сомневаясь в разрешении. Она знала, что на Асахейме живёт несколько племён, но разрешат ли пройти ей? Допустят ли Небесные Воины незнакомцев так близко к хранимой крепости?

«Если мы вообще выживем», — произнесла она про себя.

— Как думаешь, мы их застанем? — любопытствовал Луфа и запрокинул голову, чтобы взглянуть на небо. — Или они снова отправились в Вышнеземье?

Гюта понимала, что имеет в виду её сын. Небеса затянуло клочьями разорванных ветром облаков, а меж ними зияла красная рана.

— Кого-нибудь да застанем.

Если только великан уже не доедает волка.

Гюта собиралась продолжить и поднять настроение ребёнку, но крик из темноты оборвал все её мысли. За ним последовал стонущий рёв, который разбудил всех соплеменников. Медведь.

Серошкурый медведь неуклюже выбрался из-за деревьев, в свете костров преследуя одного из дозорных. Мужчина споткнулся на льду и упал, и через несколько мгновений медведь уже оказался на нём, сомкнув массивные челюсти на его голове. Горный зверь замотал шеей, сотрясая ещё кричащего воина то в одну, то в другую сторону, чтобы прекратить его крики.

Навстречу зверю уже бросился одоспешенный этт-гард, в то время как все остальные схватились за оружие. Медведь встал на задние лапы, — на его фоне даже самые крупные из фенрисийских мужчин казались лилипутами; казалось, он мог раздавить ландсаттмарингских воинов одним движением громадной лапы. Один из этт-гардов прыгнул вперёд, но когти зверя с одинаковой лёгкостью разорвали кольчугу вместе с его грудной клеткой. Воин начал отползать по снегу назад, а медведь снова опустился на четвереньки.

— Это вирдкин! — закричала Гюта, заметив странный блеск в глазах зверя и болезненный оттенок шерсти.

— Стрелы! — тут же объявил Фэрас с луком в руке. — Стелы и пламя!

Этт-гарды отступили, образовав небольшую стену из копий и щитов в дюжину человек, в то время как позади ландсаттмаринги повыхватывали головни из костра и натянули тетивы.

Горный медведь взревел снова. Гюту не отпускала мысль, что в этом звуке было что-то жалобное, однако кровь на челюстях и когтях рассеивала любое сочувствие животному. Корит плакала и пыталась зарыться лицом в меха Гюты, но та лишь оттолкнула дочь.

— Никогда не отводи глаз от врага, — рявкнула Гюта, указывая на зверя. — Не прячься от страха, смотри ему в лицо и бросай вызов!

Лучники выпустили две дюжины стрел, некоторые просвистели мимо, но другие угодили в массивные медвежьи бока. Пронзённый железными наконечниками медведь застонал и бросился прямо на стену щитов. Этт-гарды опустили копья навстречу, но зверь потерял всякий рассудок, чтобы бояться. Он налетел прямо ощетинившийся клинками строй, под панические крики солдат разнося в щепки щиты и копья.

Стена скорее раздвинулась, чем была продавлена медведем, хотя один этт-гард пал под натиском разъярённого зверя, и его тело втоптали в снег широкие лапы. Гюта заметила, как к кольцу лучников и остальных воинов побежал Луфа.

— Стой! — закричала она, но Бьёрти уже взял дело в свои руки, схватив юношу за куртку и оттащив сына назад. Затем кузнец двинулся вперёд, вытаскивая длинный меч из ножен. Он отбросил в сторону ножны и, достигнув линии выпустивших очередной залп лучников, ухватился за рукоять обеими руками. Расстояние до цели сократилось, и несколько стрел попали медведю в морду и грудь, но этого было недостаточно, чтобы пробить толстый жировой и мышечный слой.

Отчаянно ревя, один из этт-гардов выскочил из темноты позади зверя и метнул топор. Оружие глубоко вонзилось в медвежье плечо, и тот оступился. Животное развернулось и понеслось на обидчика. Вооружившись удачным опытом этт-гарды, двинулись вперёд с топорами наперевес, проклиная зверя. Медведь взмахнул широкой лапой и сломал щит одного из фенрисийцев, однако затем ни с того, ни с сего, напряг мышцы и убежал восвояси, растворившись в ночи.

— Должно быть, он умирал с голоду, раз подошёл так близко к огню, — произнёс кто-то.

Последовали другие предположения, но Гюта не обращала на них внимания. Вручив Луфу и Корит бабушке, она зашагала к месту сражения, привлечённая негромким разговором.

Медведь забрал жизни трёх воинов, тяжел ранив ещё двоих. Она посмотрела в мёртвые глаза Нораслова Страшного Укуса. Лицо этт-гарда осталось невредимо, однако отсутствовала верхняя часть головы вместе со шлемом.

Эти воины оказались не первыми ландсаттмарингами, чьи нити оборвались в путешествии — некоторые также погибли насильственной смертью, некоторые — из-за стихий. Не станут они и последними. Судьба соплеменников переплелась с судьбой Гюты: это она повела свой народ. Фенрисийцы могли бы прожить долгую жизнь, не выступи она на совете. Однако, вероятно, они погибли бы во время набега соседей, или утонули бы в море, или когда-нибудь ландсаттмаринги погибли бы в кровавой резне за утгельда. Единственное, что связывало всех фенрисийцев, — знание, что челюсти Моркаи поглотят их одного за другим.

Гюта будет скорбеть, но они сожгут тела и двинутся дальше. Следующий этап ждёт на северном льду. Пути назад нет.

Ландсаттмаринги либо доберутся до Асахейма, либо сгинут в попытке.

Боль, худшая, чем все, с какими сталкивался Гай раньше, вырвала его из тьмы. Он ещё не пробудился от вызванного Коулом сна, но ощущал, как оледенелая кровь кинжалами вонзалась во все части тела, от мозга к сердцу, лёгким и кишечнику. Когти рвали артерии, все мышцы выворачивались наизнанку. Тело настолько иссохло, что космодесантник-примарис не мог пошевелить ни челюстью, ни языком, ни вдохнуть, чтобы закричать от боли.

Гай снова потерял сознание.

В конце концов агония утихла до уровня, с которым смогли справиться физиология астартес и его закалённый разум. Тело примариса доказало своё превосходство: ожило велизариево горнило — имплантат, чьи исцеляющие возможности преобладали над таковыми у перворождённых. К сознанию вернулись чувства, принесшие минимальное понимание о выживании и самоидентификации.

Нервная система возгорелась потребностями, без всяких раздумий и плана вытолкнув Гая из укрытия, просто чтобы снова погреться в слабых лучах Волчьего Ока. Он пролежал в этом состоянии несколько дней, смутно ощущая, как наверху то светлеет, то темнеет. Тело восстанавливалось медленно, словно древний звездолёт, системы которого возвращались в рабочее состояние по одной за раз. Наконец, Гай сумел разглядеть облака над головой и снова ощутить долгожданный холод хотя бы жжением на коже. С волос и бороды в рот стекала вода, словно благословенная смазка техножрецов, восстанавливающая движение изнурённых коррозией механизмов.

Гай пробудился. Человеческая мысль заменила животные инстинкты. Худшее он пережил, и рассвет уже указывал путь на север — к Этту.

В течение нескольких дней он не встречал ничего, кроме льда, поэтому выступ скалы впереди стал для Гая некоего рода сюрпризом. Вожак Первых Волков наконец обрёл видимый ориентир и скорректировал маршрут, воодушевлённый появлением осязаемой цели.

Рука и рёбра заживали, но зато начали проявляться признаки недостаточной защиты ног: потеряв чувствительность, ороговели ступни, а лодыжки обнажили сырую обожжённую холодом плоть. В местах укрепления аугметическими сухожилиями болели кости; тело жаждало энергии, чтобы завершить процесс заживления. Организм астартес уже готовился пожрать самого себя.

Некоторое время Гай не чувствовал кожи и предположил, что большая часть её клеток омертвела. Космодесантник-примарис изо всех сил старался обеспечить кровообращение в пальцах ног, чтобы сохранить подвижность — он должен идти, он должен бороться. Мышцы атрофировались и в местах расположения имплантатов для подключения доспеха — металлические контакты способствовали проникновению леденящего холода в тело. Незадолго до впадения в мембранный биостаз, Гай в качестве герметика смазал разъёмы жиром, и теперь от него несло дохлым венцерогим оленем.

Возвышенность оказалась островом, и в течение дня подобных вершин появлялось всё больше. Во время заката, — насколько Гай мог судить по красноватому пятну вдалеке, — он наткнулся на около полдюжины борозд в снегу, прямых и глубоких.

Сани.

Гай рассмотрел следы, свидетельствующие о том, что перевозчики саней шли туда же. Воодушевлённый этой мыслью даже больше, чем видом вершины, космодесантник-примарис поспешил дальше и продолжал путь всю ночь. Перед рассветом он заприметил вдалеке отблеск костра.

По мере приближения остров перерос в берег суши, простиравшийся до горизонта. С наступлением сезона пожаров и гравитационных смещений, связанных с прохождением Фенриса вблизи Волчьего Ока, вся суша могла уйти под воду или трансформироваться в архипелаг, однако земля сохранилась. Территория явно образовалась относительно недавно: молодые сосны небольшими рощицами усеивали зубчатые склоны гор, а их вершины с зазубренными краями указывали на вулканические кальдеры.

Санный народ разбил лагерь в устье долины, использовав транспорт в качестве временной защиты от ветра. Гай внимательно следил за окрестностями. Ветер принёс в его ноздри запах приготовленного мяса, а, значит, его почувствуют и другие животные. Люди выставили часовых, которые топали ногами по снегу, отчасти утрамбованному проходом товарищей. Караульные шевелили руками и выдували клубы пара, который в свете костра сиял рубиновым туманом.

Он услышал то, чего, как он думал, больше никогда не услышит: смех. Глубокий и продолжительный, звук чуда во мраке. Гай подошёл ближе к склону, глядя на лагерь, и увидел мужчин, женщин и детей, собравшихся вокруг трёх огромных костров. Люди ели и разговаривали.

Возле огня стояли котелки, а на вертеле жарилась туша. Гай наблюдал, как, шипя на пламени, с рывобивня капает жир — много дней назад он сам поймал и освежевал одного. Воможно, племя устроило пир в честь достижения суши после пустынь шельфового ледника. Фенрисийцы пили из передаваемых по кругу кувшинов. При такой температуре жидким мог оставаться только алкоголь.

Во рту заиграл вкус мьода — скорее воспоминание, чем запах из лагеря. Мёд и восход солнца, за которым непременно следует чашка горячего фюркафа… Гай осознал, что пускает слюни — жидкость стекала в густую бороду, отросшую с момента его прыжка с корабля; шипящая кислота прочертила линию по камню. Миг расставания с братьями, казалось, миновал целую вечность назад, а всего лишь вчера он перестал надеяться когда-либо увидеть Асахейм и Этт.

Голод подтолкнул Гая ближе. Он пригнулся, подобравшись, спрятался за деревом и остановился. Караульные ничего не заметили. Космодесантник услышал смех, однако исходящий не от людей санного племени, но зародившийся в его собственной голове.

Конечно, пускай тебя накормят смертные, — насмехался Гарн.

В дикой местности тебе не выжить и нескольких дней, — улыбнулся Улль.

Жалкий.

Стыдоба-то какая.

Ты не сын Фенриса.

Волком тебе не стать, — прорычал Дрог.

Откуда-то изнутри вырвался вопль разочарования. Гай прислонился к дереву. Хватка усилилась — пальцами космодесантник продавил молодую древесину. Первый Волк осторожно убрал руку, стряхивая кору и сок с пальцев.

Слабый, — шептал ветер.

Глупый, — шелестели листья.

Вышнеземец, — скрипели деревья.

— Нет. Я сильнее, — прошипел Гай, поворачиваясь к лагерю спиной.

Голод тысячью ножей вонзался в живот.

Настроение Гюты за последние пару дней поднялось. Нежданный выход на сушу посреди пустошей поднял дух всех её соплеменников. Здесь водилась дичь, имелись дрова для костров, а горы обеспечивали укрытие от пронизывающих ветров хельвинтер. Она знала, что остальные чувствовали то же самое, хотя идти было всё так же тяжело, особенно таща сани по пересеченной местности, — вверх по долинам и через горные хребты. Небо перестало пылать, а ветер гнал облака, избавляя ландсаттмарингов от ужасных снегопадов.

Лагерь встал. Когда охотники и следопыты направились к далёкому редкому лесу, к Гюте подошла Орилк. Горный перевал, через который перебиралось племя, вёл вниз к широкой равнине, не такой плоской, как шельфовый ледник, но более открытой. День обещал быть холодным.

— Ты видишь нашу судьбу, готи? — спросила старейшина, поравнявшись. Как и большинство соплеменников, женщина опиралась на посох при ходьбе. Подбитые мехом кожаные рукавицы закрывали руки, и такого же материала и цвета пальто покрывало всё её тело, за исключением покрасневшего круга лица.

— Мне лишь приходят видения о великом небесном волке и золотом великане, — ответила Гюта. — Я не прорицатель, я не чувствую себя готи.

— Возможно, это всё потому, что ты ведёшь себя не как готи, — проговорила Орилк.

— И как, по-вашему, я должна себя вести? — резко спросила Гюта, пожалев о тоне мгновение спустя, когда Орилк обратила на неё свои зрачки-бусинки.

— Судьба привела меня к положению языка, однако это не значит, что я с ней родилась, — начала она, снова устремив взгляд вперёд, на кривую землю. — Мой отец был рыбаком, а мать — кожевницей. Ни один из моих родителей не отличался честолюбием или богатым воображением, но своё дело они знали. Я оказалась умнее некоторых, но по молодости своей я допускала лёгкость в мыслях — совсем не мудрое поведение. И лишь когда я начала прислушиваться к другим, в частности, к совету, я поняла, что могу помочь соплеменникам понимать друг друга — помочь им выровнять дыхание, чтобы люди могли высказывать мнение, слова к которым отыскать не могли.

— Не уверена, что это можно соотнести с видениями, — ответила Гюта.

Она заметила, как Корит отошла от брата в сторону поразительных голубых цветов, торчащих из снега в паре десятков шагов от тропы. Гюта окликнула дочь вернуться, и девочка неохотно поплелась обратно по снегу.

— Всё — судьба, нравится тебе это или нет, — размеренно произнесла Орилк. — Не тебе выбирать, и, если начнёшь сопротивляться, сделаешь только хуже. Теперь ты готи, и потому должна вести себя как готи, а там, глядишь, сумеешь и думать, как они.

Гюта обдумала мысль.

— Сколько себя помню, у нашего народа не было готи. И до моего рождения тоже. Я даже не знаю, как они себя ведут.

Орилк, усмехнувшись, наклонилась ближе.

— Никто этого не знает... — Женщина на мгновение отстранилась и вновь обрела серьёзность. — Люди поверили в тебя, прояви немного веры в себя и ты. Вознагради доверие ландсаттмарингов, подари им готи, которого они уважают.

— Думаю, я поняла, о чём вы, — наконец произнесла Гюта. Горизонт вёл в Асахейм, но прекратятся ли видения, если они доберутся до Северной Башни и она предупредит Небесных Воинов? Возможно, изменятся? Её жизнь предполагало нечто большее этого пути, и Гюта должна была разгадать, что это значит. — Спроси меня снова.

— Каков наш путь, готи?

— Добиться успеха, — уверенно ответила Гюта. — На этот спасительный остров в момент величайшей в нём нужды нас привёл вюрд. Это добрый знак. Мы пережили падение дурных звёзд, и теперь вюрд направляет нас к Асахейму — если у нас хватит сил следовать должному пути.

Гюта верила в произнесённые слова. Её хотелось смеяться, этот жест она оставила при себе. Орилк снова обернула к готи лицо и задумчиво кивнула.

— Своевременное сообщение, сейчас же передам его совету. Надежда нам не помешает.

Гюта не была уверена, что Орилк имела в виду, пока не взглянула вперёд. Тропа привела ландсаттмарингов на последний гребень перед равнинами и лесами. С высокой точки Гюте открылся вид за полосу молодых деревьев: неровный блеск льда, перемежаемый вспышками света. Поначалу Гюта не могла разглядеть, что там происходит, и лишь когда облака расступились, позволив бледному солнцу пролить на Фенрис свет, она поняла.

Там кончался лёд и начиналось северное море.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ПРИБЫТИЕ РАСКОЛЬНИКА ЛЕГИОНОВ

ПРИЁМ ГРИМНАРА

СМЕРТОНОСНЫЙ ОХОТНИК

Арьяку было больно видеть так много пустых мест на скамьях великих рот. Во времена легионов, в одном только зале Великого Волка могли разместиться воины всего ордена. Редко Волки Фенриса собирались в полном составе, разделившись на великие роты. В центре по-прежнему находился Великий круг, — диск из каменных сегментов, изображающих верегосты каждой роты, и чернёный камень Тринадцатой. На нём обозначались и области зала, — в соответствии с символами с волчий лорд и его веренги садились за главным столом, а стаи собирались рядом. Круг был поделён на равные части, что выражало равное положение всех великих рот, включая Чемпионов Фенриса Логана Гримнара.

Для размещения лорда-командующего вместе со свитой сделали особое исключение. Рассаживать кого-либо в границах секции Тринадцатой считалось дурным тоном, и потому напротив главных дверей возвели помост, специально для приёма примарха.

Окружение имперского регента состояло в основном из космодесантников-примарис. Было странно видеть цвета посторонних орденов в пределах Этта. Арьяк насчитал представителей всех лояльных орденов Первого основания. Гиллиман сдержал обещание, и единственными воинами-примарис в сине-сером Волков Фенриса являлись сидящие рядом с Кромом Драконьим Взором. Облачённый в золотые доспехи кустодий — мрачного нрава, как выяснил Арьяк, здороваясь с гостями, — сидел по правую руку лорда-командующего. Также присутствовало несколько магосов марсианского ордена — они были готовы ответить на любые вопросы о космодесантниках-примарис или процессе их создания.

Как только миновала опасность пламени хельвинтер, и корабль примарха достиг орбиты, Влка Фенрика устроили званый пир. Звездолёты ордена сопутствовали судам имперского регента к Миру-Очагу, после чего корабли Волков Фенриса в качестве почётного караула эскортировали опускающиеся на посадочные платформы шаттлы. Свиту Гиллимана сопровождали его собственные боевые корабли и воины вместе с перехватчиками Флота и силами Отпрысков Темпестус из Астра Милитарум — абсолютный минимум дополнительной безопасности, согласованный капитанами Гиллимана с командованием ордена.

В зале на страже примарха стояли несколько космодесантников: смесь примарисов и так называемых перворожденных, хотя с какой угрозой могли справиться эти астартес — оставалось предметом споров. Так же, как орден не мог надеяться одолеть мощь флота Примус, даже примарх с полусотней космодесантников, случись дурное, не выбрался бы из Этта живым.

Церемония проходила мирно. Ульрик и Ньяль произнесли вступительную речь. Арьяк оставался со своим господином, который ещё не покинул покоев, чтобы поприветствовать группу имперских послов.

Инструкции Арьяк запомнил чётко.

— Я приду на пир, но примарха вы встретите сами, — настаивал Великий Волк, пока кэрл перепроверял согласованный двумя командующими маршрут. — Арьяк как мой Чемпион займёт моё место.

— Я? — переспросил Каменный Кулак, только теперь осознав, почему оторвали от работы в кузницах. — Но почему, господин?

Логан отпустил кэрла и уставился в ночное небо, подойдя к окну. Тёмное стекло отражало лицо нахмурившего брови Великого Волка.

— Потому что, когда я впервые столкнусь взглядом с примархом, а он впервые увидит меня, я хочу, чтобы всё было подготовлено должным образом. Гиллиман ступит в залы Этта с моего разрешения. Пускай знает — здесь я решаю, где мне встречать примарха и когда.

— Ох уж эти игры разумов... — Арьяк взял длинный железный прут и поворошил золу в камине, заставив угли испустить жёлтое пламя. Чемпион любил наблюдать за огнём, загипнотизированный его преобразующей силой — способностью творить и разрушать. Погрузившись в собственные мысли, Арьяк чуть не пропустил ответ.

— Не для примарха, скорее, для меня самого, — с улыбкой признался Гримнар. — Если мне придётся ждать Гиллимана, не уверен, что выдержат нервы. А если и выдержат, меня уже тошнит от предстоящей скуки. Пускай мы сократили численность его свиты в раз десять, от бесконечных представлений и официальных бесед это нас не избавит. Даже моя хвалёное терпение лопнет. В общем, будет лучше нам держаться порознь до начала пира.

— А потом? — Арьяк отвернулся от уже бушующего огня, довольный, что его тепло коснулось лица.

Великий Волк ухмыльнулся, обнажив клыки.

— А затем мы представимся друг другу. Должным образом.

Арьяк взглянул на хронометр — время истекло. Инстинкты Великого Волка никогда не подводили. Пир находился в самом разгаре, кругом грохотали голоса, но не реже, чем рога и кружки.

Сидевший в дальнем конце стола от примарха, рядом с Ульриком и Ньялем, Хранитель Очага обрёл спасение от избытка разговоров — из имперских гостей ближе всего к Арьяку сидел сын Коракса по имени Хурак и перворожденный Ультрадесанта Паладий. Первый вёл себя тихо, но добродушно. Наследник Девятнадцатого провёл большую часть ужина в беседе с Ньялем о его псайбервороне, в то время как Паладий коротал время, обсуждая с Ульриком недавние битвы.

Хронометр отметил час прошедшего времени, и Арьяк встал с трона Великого Волка, высоко подняв медовый рог. Он шагнул от престола в сторону и издал громкий вой, что разнёсся по залу, заглушая абсолютно все звуки и останавливая любое движение.

— Скёль! — крикнул хартэн, разворачивая рог в сторону Гиллимана, который сидел на установленном его техножрецами стуле. Имперский регент оставался в полном боевом облачении, как их и предупредили, и едва притронулся к еде. В ответ примарх с тёплой улыбкой поднял кружку.

— Скёль! — взревели собравшиеся Волки; тост эхом отдавался по залу в течение нескольких секунд. Кэрлы поспешили вокруг скамей, вновь наполняя сосуды элем и мьодом — смертные знали, что вот-вот случится.

— Узрите великого Робаута Гиллимана, — провозгласил Арьяк. Незадолго до этого Каменный Кулак попросил Ньяля предоставить ему список титулов примарха, и рунтэн его составил. — Короля Макрагга. Властителя Ультрамара. Основателя Пятисот. Регента царств Обскурус. Защитника Восточной Окраины. Примарха Тринадцатого. Магистра Ультрадесанта. Прецептора Примус. Лорда-командующего, имперского регента и Мстящего Сына!

— Скёль!

Крики стали и того громче: орден выказывал уважение легендарному полководцу человечества. Большая часть имперского контингента улыбнулась вслед за примархом, а сам Гиллиман одобрительно кивнул. Он явно собирался произнести ответный тост.

Однако в следующий же миг все взгляды обратились к распахнувшимся гигантским дверям. В проёме стоял Великий Волк в терминаторском доспехе, по обе его руки — волчьи гвардейцы, а за стражей — двенадцать знаменосцев, нёсших символы великих рот.

Взгляд Логана остановился на Гиллимане, мрачный и полный решимости. В правой руке Верховный Король Фенриса удерживал топор Моркаи, рукоятью которого он стучал в такт шага группы вперёд, ногу в ногу.

Все присутствующие замерли, очарованные зрелищем. После дюжины ударов по камню Арьяк снова возвысил голос. И пока Хранитель Очага говорил, Великий Волк продолжал размеренно шагать, отсчитывая время взмахами топора. Волки прекрасно знали, что делать — все громко вторили торжественному кличу. Кратко, но энергично.

— Логан Гримнар! Кроваворукий воитель! — начал Арьяк.

— СКЁЛЬ!

— Под его дланью растут горы вражьих черепов!

— СКЁЛЬ!

— Он возводит курганы павшим!

— СКЁЛЬ!

— Враги его изливают реки горя и слёз!

— СКЁЛЬ!

— Логан Гримнар! Могучий волк стаи!

— СКЁЛЬ!

— Его клинок жаждет плоти!

— СКЁЛЬ!

— Его оружие тоскует по битве!

— СКЁЛЬ!

— Он смеётся среди рёва битвы!

— СКЁЛЬ!

— Логан Гримнар! Отец волков!

— СКЁЛЬ!

—Его сыновья выслеживают врагов!

— СКЁЛЬ!

— Разят!

— СКЁЛЬ!

— И приносят их шкуры на Фенрис!

Зал переполнился звонким воем и бессловесными криками. Поддерживаемый братьями, Гримнар взошёл на помост и встретился с Гиллиманом лицом к лицу. Вой и вопли Волков достигли крещендо. Даже сидя примарх возвышался над Великим Волком, однако, смотря прямо в глаза сыну Императора, Логан не убавил властности во взгляде. Это был его мир, его крепость и его зал, — так было, есть и будет. Взгляд наследника Русса, сжатые челюсти, прямая осанка — весь его вид говорил о сотнях лет гордости и славы, о десяти тысячах лет фенрисийских традиций, уходящих корнями к самому Королю Волков. Два «питомца» Логана уселись по бокам от хозяина, такие же послушные, как и его собственное тело. Знаменосцы веером рассыпались вокруг. Прибытие Логана олицетворяло гордую воинственность магистра ордена.

Взгляд Арьяка метнулся к Гиллиману — тот степенно наблюдал за происходящим, с рассудительным выражением лица. Затем примарх встал и взглянул на «соперника» сверху вниз.

Логан не дрогнул.

На мгновение сцена показалась почти комичной — Гримнар выглядел, как щенок, бросивший вызов громовому волку.

И тогда Робаут Гиллиман совершил немыслимое, — поступок, который и столетия спустя продолжит эхом отдаваться в истории.

Регент Империума опустился на колено перед Властителем Фенриса.

Предприятие казалось рискованным — он не спал целые сутки, пока тело переваривало ещё одного убитого рывобивня, однако вместе с тем Гай чувствовал, как организм наполняется силой. Космодесантник забрался на дерево, осознавая, что теперь любое достаточно крупное существо разбудит его быстрее, чем настигнет. Он заменил портянки на ногах и клыком Улля срезал с накидки небольшое полотно. Гай смастерил из него пару наручей, использовав сухожилие вместо нити, а кусочек кости — в качестве иглы. На жёсткую подбойку к плащу и вышивание пояса, чтобы обвязать накидку вокруг талии, ушло ещё какое-то время. Сплетённой кишкой Гай накрепко скрепил кабаний бивень с веткой — теперь у него появилось новое копьё. Местная древесина была слишком упругой — будет гнуться, но, по крайней мере, не сломается.

Гай проснулся поздно, и когда снова отправился в путь, почти наступил полдень, но время потратилось с пользой. С ранами и обветренной кожей поделать он ничего больше не мог, астартес лишь намазал обнажённую плоть жиром для хоть какой-то защиты и снова направился через лес, насколько мог сообразить, на север.

К середине дня Гай прошёл по меньшей мере миль двадцать, после чего заметил признаки преследования.

Поначалу его ничего не тревожило, однако теперь до вожака Первых Волков дошло — охотник напал на его след недалеко от места убийства рывобивня. Гай наелся и напился вдоволь, однако кровь кабаноподобного существа мог учуять любой падальщик или хищник. Космодесантник-примарис проклинал себя за то, что забыл похоронить останки под снегом, как объяснялось в путеводителе.

Первое беспокойство вызвало молчание птиц. Гай бежал в более приемлемом темпе, однако немногочисленные птичьи обитатели леса не разлетались в шоке, а молчали. Животные возобновили пение после того, как он проносился мимо, но затем, спустя ещё какое-то время, птицы замолкали вновь — примерно через двадцать минут. И после третьего раза Гай был убеждён — на него охотятся.

Сначала Гай посчитал, что его выслеживают фенрисийцы, однако смертные не поспели бы за его темпом, даже учитывая время, которое он потратил на охоту и сон. Чтобы увериться в подозрении, он решил продолжать путь зигзагами, боковым зрением при поворотах оглядывая пройденную территорию.

Ничего. Кроме удлиняющихся древесных теней, ничего.

За двадцать минут при нынешней скорости Гай преодолевал расстояние примерно в четыре мили, так что неудивительно, что следов преследователя он не замечал. Космодесантник предположил, что его выслеживает отряд из другого племени, местные. Однако, чтобы угнаться за Гаем в течение двух часов, они должны были бежать изо всех сил. Гай был почти уверен — на него охотится зверь. Зверь следует по его запаху и следу. Возможно, животное умное и догадалось бежать по прямой линии, поскольку Гай менял направление примерно каждые полмили.

Гай рассматривал три варианта развития событий: прятаться, сражаться или бежать.

Попытка укрыться казалась наименее успешной. Космодесантник-примарис представлял собой довольно крупную добычу и к тому же вонючую, а снять одежду он себе позволить не мог: при таком раскладе холод хельвинтер умертвит его ещё быстрее. Даже если бы Гай каким-то образом хорошенько помылся, то не смог бы длительное время скрывать запах собственного тела.

Сражение предполагало засаду, столкновение с охотником или охотниками, но на его условиях, а не на их. Опять же, для этого потребовалось бы каким-то образом замаскировать своё местоположение. Существовала вероятность, что Гай превосходит преследователя физически, но всё-таки предпочтительнее было иметь лучшее вооружение. Учитывая нынешние ресурсы, двадцати минут на подготовку Гаю бы не хватило. Вожак Первых Волков рассудил, что сразится, если посчастливится найти идеальное для сражения место. Тем более, астартес не знал, преследует ли его один зверь или группа.

Устранив лишние варианты, лучшим оставалось бегство.

Полагаться следует на скорость или выносливость? Возможно, на комбинацию того и другого? Гай мог бы продолжать в нынешнем темпе ещё день или дольше, но охотник за это время вполне мог догнать Гая и убить. Первый Волк мог набрать скорость и мчаться изо всех сил в течение двух часов, примерно до наступления темноты, в надежде преодолеть достаточное расстояние, чтобы преследователь сдался. Или, быть может, бежать стоит примерно на десять миль в час быстрее и не останавливаться всю ночь.

Сейчас Гай был полон энергии, но надолго организма не хватит, а до Асахейма предстояло пройти много миль, а затем ещё и пересечь море. Короткая интенсивная вспышка в темпе не слишком истощит резервы тела, но, вполне возможно, остановит зверя.

Следующий час Гай нёсся на всех парах, даже не пытаясь скрыть след. Он стремился покрыть максимальное расстояние за минимальное время. Длинные ноги космодесантника-примарис ходко преодолевали мили. Он впервые за много дней пересёк ручьи и заметил ковры из опавших листьев в местах таяния снега. Гай, не останавливаясь, старался прислушаться к звукам тревоживших птиц существ. Быстрый. Неуловимый венцерогий олень. Такие ассоциации пришли в голову Гая, когда тот скакал под кронами сосен.

Космодесантник преодолел чуть больше половины желаемого пути и неожиданно остановился. Выйдя за полосу деревьев, он оказался на каменистом берегу, покрытом пятнами блестящего льда. Путь вперёд преграждали плавучие айсберги и меньшие льдины.

Океан.

Гай убежал так далеко, как только мог, но все предыдущие усилия в попытке оторваться от зверя оказались тщетны. Стремительно приближалась ночь — Первому Волку придётся сражаться.

Охотник представлял собой чёрную, как ночные тени, огромную массу. Гай вспомнил слово, что приглушенным тоном произносили даже воины Этта: черногривый.

Как бы он ни пытался придумать тактику лучше, здесь не было места лучшего для судьбоносной встречи, чем на прибрежных скалах. Здесь можно было опереться на твёрдый камень, к тому же освещаемый скудным светом звёзд. Несмотря на неугасающие внутри издевательства Дрога и остальных перворожденных, Гай не был настолько глуп, чтобы воображать, будто в прямом бою одолеет черногривого громового волка. Он помнил, что этих монстров убивали и раньше во время Испытаний Моркаи, прецеденты существовали, и астартес крупнее и сильнее любого инициата, но для этого ему следовало воспользоваться не только мышцами, но и головой.

В холке волк достигал макушки Гая. Зверь медленно подбирался ближе, слабо сверкая янтарными глазами у линии леса. Космодесантник уловил, как животное принюхивается, привлечённое запахом мелких тушек и пятнами крови на камнях в десяти метрах: достаточно близко, чтобы Гай сумел замаскировать резь собственного запаха и нанести удар; и вместе с тем достаточно далеко — здесь громовой волк не заметил бы Гая, который согнулся за самым большим из валунов на берегу. Раздался звук ступания лап по камню, медленный и размеренный, а затем прерывистое дыхание — зверь принюхался снова.

Притаившись за скалой, Гай полагался на собственное обоняние и слух. Он собрал камешки поменьше и насыпал мелкой гальки вокруг места засады, чтобы услышать, когда волк шагнёт в нужную область. Космодесантник чуял зверя сквозь смрад размазанной им крови. Он надеялся, что приманка с подветренной стороны скроет запах астартес. Черногривый же исходил «ароматом», напомнившим Первому Волку об Этте.

Гай держал копьё под не очень удобной диагональю, дабы скрыть его от хищных глаз. Мышцы астартес подергивались, перетруженные усилиями последних дней. Скребание камней участилось, и Гай уже представил сценарий атаки, пытаясь определить местонахождение волка по запаху и звуку. Он слышал, как бьётся звериное сердце, часто и сильно. Животное должно было учуять запах крови, что Гай намазал на первую из скрывающих приманку скал, а это значит, его голова должна поравняться с большим валуном. Удар требовал идеального нанесения, через плечо и грудную клетку — прямиком в сердце. Чтобы выйти на нужный угол выпада, Гаю пришлось бы обогнуть валун. Переваливаться через него ни в коем случае было нельзя. Волк обернулся бы на шум, ещё больше обнажая грудь для атаки космодесантника-примарис. Вожаку Первых Волков следовало наклониться вправо и нанести удар чуть влево, так, чтобы кабаний клык прошел кратчайший путь сквозь мышцу сбоку.

Гай ментально практиковался в смене хвата в прыжке, хотя физически он уже тренировался во время заката, когда разрабатывал план. Гай укрепил древко копья, как только мог, но даже теперь он понятия не имел, выдержит ли оно силу удара. Если древко согнётся или обломится, то наконечник вообще не пробьёт грудную клетку.

Единственными звуками остались шелест деревьев и неторопливое движение морского льда.

Внезапно что-то упало на щеку и, словно капелька густого пота, скатилось по лицу. Он поднял глаза и встретился взглядом с волком. Гая обдало горячим зловонным дыханием и новой порцией звериной слюны.

Первый Волк ткнул копьём.

Черногривый прыгнул.

Ни волк, ни Гай не добились желаемого. Копьё вонзилось в плечо животного, а не рот или шею. Выпад отвёл массивные челюсти от лица космодесантника-примарис, однако когти правой передней лапы разорвали шкуру плаща.

Зверь приземлился и развернулся, выдрав копьё из тела. Гай отступил для следующего удара, но волк оказался быстрее и прыгнул снова, прежде, чем космодесантник-примарис успел нанести удар. Гай сумел увернуться, но потерял шанс атаковать и бросился за валун, выиграв жизненно важную секунду, чтобы собраться с мыслями и принять правильную боевую стойку.

Однако Гаю это не помогло. Прыжок черногривого был подобен лобовому удару спидера — космодесантника отшвырнуло на камень. Он выпустил копьё из рук и почувствовал, как когти вспарывают его кожу, мездру, а затем и плоть. Астартес молотил по голове чёрного громового волка кулаками, способными гнуть сталь, но череп зверя оказался толстым и прочным. Мышцы челюстей черногривого напряглись и того мощнее — они не поддавались ударам, и в следующее мгновение огромные зубы глубоко вонзились в левое плечо и трапециевидную мышцу, после чего пасть зверя намертво сомкнулась. Гай взревел от боли, он ткнул пальцами волку в глаза, а другой рукой, погрузившись в чёрный мех, астартес вцепился в горло животного: витые жилы и мышцы шеи его улучшенного тела увеличивали силу хвата.

Черногривый заскрежетал по камню в поисках опоры, задние лапы толкали зверя по гальке, а передние его лапы продолжали выворачивать и потрошить Гаю брюхо. Волчьи клыки достигли кости, но в какой-то миг волк разжал челюсти и запрокинул голову с застывшей на зубах и дёснах густой кровью астартес. Видимо, громовой волк никогда раньше не пробовал космодесантника на вкус — он чуть затряс головой в процессе глотания питательной жидкости.

Гай подумал схватить челюсти животного и раздвинуть, однако они захлопнулись и изодрали пальцы беззащитного астартес раньше. Осознание напомнило об обереге Улля, всё ещё висевшем на шее. Гай сорвал амулет во время следующего прыжка зверя, когда тот нацелил челюсти на глотку Первого Волка.

Два клыка нашли свою цель. Талисман вожака Серых Шкур вонзился в мозг волка через глаз, уже искалеченный пальцами Гая, а клык черногривого, разорвав плоть, впился в горло космодесантника-примарис.

Волчья туша придавила Гая, мир вокруг поплыл. Из распазганной шеи на гальку и глазницы его врага хлынула кровь. Космодесантник попытался поднести руку к ране, он хотел сесть, хоть как-то остановить кровотечение, но мёртвый вес волка не дал ему и шевельнуться.

Гай умирал. Он упал на камни, испуская последние капли жизненных сил.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ОТВЕТ ХУРАКА

ОКОЛЬНЫЙ ПУТЬ К ОРКАМ

СУЖДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ВОЛКА

За последние кровавые годы с момента пробуждения Коулом Хурак побывал на многих полях сражений, и всё же он никогда не испытывал атмосферы, подобной той, что царила в вульфхалле на следующий день после пира. По одну сторону огромного стола сидели Гиллиман и несколько его избранников, включая трибуна-стратарха Колквана, который дозволил себе остаться сам. Напротив восседал Логан Гримнар и советники Великого Волка — Ульрик Убийца и Ньяль Зовущий Бурю. Хурака окружали легенды Империума, однако атмосферу празднества сын Коракса не ощущал: для создания максимальной конфронтационной обстановки Космическим Волкам недоставало только оружия в руках.

Великий Волк и Гиллиман сидели друг напротив друга, говорили оба мало. Такая же ситуация сложилась и на пиру, однако по причине не столько нежелания, сколько расположения на противоположных концах длинного главного стола. После шокирующего поступка-акта смирения примарха два командира обменялись приветствиями и немногим более. Теперь же беседу, в основном, вели их офицеры. Хурак почти всё время безмолвствовал, не сводя глаз с Колквана — кустодий настоял на присоединении к экспедиции непосредственно перед её отбытием с «Огненной зари». Трибун также хранил молчание, за исключением представления Космическим Волкам в начале церемонии; оставалось неясным, почему златоносный страж пожелал присутствовать на аудиенции, которая, как надеялся Хурак, должна была быть формальной.

Его надежда оказалась преждевременной.

Встреча выдалась олицетворением напряжённости. Главным предметом разногласий со стороны Космических Волков являлось влияние столь большого количества рекрутов нефенрисийского происхождения на обычаи и культуру ордена. Лидеры человечества спорили на имперском готике, но время от времени, чтобы поспорить между собой, Волки переходили на родной язык. Это казалось Хураку не только невежливым, но и неполиткорректным: озвучивать внутренние разногласия, пускай их смысл и оставался неизвестным, было, безусловно, неразумно — Гиллиман не упоминал, понимает ли он фенрисийский или нет, хотя Космические Волки явно предполагали, что примарх их языка не знает. В переговорах о соглашении между Космическими Волками и крестовым походом Индомитус звучали обвинения в авторитаризме. Лейтенант Касталлор предупреждал об этом в отчётах и также получил приглашение поучаствовать в процессе как наиболее опытный консультант.

В определённый момент Хурак допустил ошибку, упомянув о благодарности орденов, уже получивших подкрепления примарисов и технологию создания космодесантников нового поколения — наследник Коракса лишь раззадорил Великого Волка.

— Хочешь сказаться, мы должны поблагодарить вас за отказ от собственного суверенитета? — прорычал Верховный Король Фенриса, обращаясь к Хураку, но глядя на Гиллимана. — Хочешь, чтобы Волки с самых высоких вершин пели вам дифирамбы после того, как вы разбавите фенрисийскую кровь и лишите её холода нашего мира? Кого они будут слушать? Меня или лорда-командующего? А, или вон того скитья магоса Коула, который скрывал их, пока горела Галактика?

Зал умолк. Все понимали, что решение этой проблемы лежит на плечах примарха. Разумеется, все, кроме Колквана.

— Независимость — самая заметная из черт вашего ордена, магистр, — начал трибун. — И некоторые события прошлого доказали её большую ценность, чем шансы на выживание.

— Угроза? — резко понизил голос Гримнар.

— Напротив, — отвечал Колкван, наклоняясь вперёд. — Скорее, некий сигнал.

— Ваши намёки делу не помогут, — взял слово Гиллиман, на мгновение впившись взглядом в трибуна. — У меня нет намерения самолично командовать силами Клыка или заменять их своими. Я лишь желаю скоординировать усилия ордена в соответствии с текущими целями крестового похода Индомитус.

Глаза примарха остановились на Гримнаре. Тот собирался ответить, но под пристальным взглядом примарха выдержал паузу.

— Вас не включат в состав ни одной боевой группы и не введут под отчёт командирам флота. А после моего отбытия, что ж, очень маловероятно, что мы когда-либо обменяемся словами вновь.

— Цепи, что скуют нас в рабстве, будут невидимы, но останутся на шее, — ответил Великий Волк. — Долг. Клятвы. Неволя.

— Никакой разницы с теми цепями, что связывают вас с Империумом сейчас, — заверял его Гиллиман. — Я не требую никаких новых обещаний ни мне, ни Тронному миру.

— Вы предоставите нам несколько тысяч воинов и технологию создания этих новых космодесантников с простой надеждой, что мы используем ваш дар с умом? — спросил Гримнар.

— С доверием. Надежда мне ни к чему, — поправил примарх. — Я доверяю Великому Волку Фенриса совершать должное. Необходимое. Я доверяю вам, Логан Гримнар, потому что вы заслужили моё доверие поступками на протяжении более чем половины тысячелетия. Вы представить себе не можете, как сильно я нуждаюсь в таких командирах. Не будет преувеличением сказать, что выбор, который вы сделаете, определит дальнейший ход крестового похода Индомитус больше, чем любой другой с момента моего отправления с Терры.

— Я нуждаюсь в том, чтобы вы сражались с орками, пресекали их вторжения и отыскали причину беспрецедентного всплеска их атак. Принять это решение и исполнить его можете только вы — ибо меня здесь не будет. Я верю, что вы поступите правильно, а моё доверие выше любых постановлений и договоров.

— Доверие должно работать в обоих направлениях, — заговорил Ньяль Зовущий Бурю. — Если вы передадите нам воинов, то невольно поставите орден в зависимое положение. Долг может казаться невысказанным вслух, но существовать он от этого не перестанет. Есть у нас на Фенрисе одно словечко — ут-гельд. «Неоплаченное золотом», но в нашем случае дело не в монетах. Есть и другое. Гельдфут. Важное поручение, подразумевающее принятие долга. Вы слишком многое ставите на чашу весов, хотя мы вряд ли сможем её уравновесить.

— Представляется совершенно очевидным, что вы, Логан Гримнар, предпочли бы прекратить существование вашего ордена, нежели чем допустить акт подобной благотворительности, — вставил Колкван. — Это многое проясняет.

— Почему тебя это волнует? — спросил Гримнар, не спуская с примарха глаз. — У вас и так достаточно воинов, чтобы дюжину раз заменить Влка Фенрика. Создайте новые, собственные ордены. Мы вам ни к чему.

— Некоторые из моих советников считаются точно так же. Слово в слово, — ответил Гиллиман, вызвав сердитое бормотанье и рык со стороны Космических Волков. — Однако я с ними не согласен. Для нас критически важно, чтобы и вы, и ваше наследие продолжило здравствовать, ибо геносемя Лемана Русса даст жизнь ещё большему количеству орденов. Капитан Хурак всё объяснит.

Сын Коракса постарался скрыть шок на лице, и очень надеялся, что у него получилось. Хурак улыбнулся и кивнул, в то время как его разум лихорадочно искал ответ. Почему примарх поставил его в такое положение?

«Неважно, — успокаивал он себя. — Сосредоточься на вопросе».

Он должен дать ответ. Космические Волки грызли Хурака взглядом, но сын Коракса выкинул оказываемое давление из мыслей.

— Это просто, если подумать, — начал Хурак, в то время как остальная часть мозга космодесантника просеивала всю ранее сказанную примархом информацию.

Он уверен во мне, потому что уже произнёс ответ сам.

Но когда?

Всё это время! Просто говори, что, по-твоему, сказал бы примарх. Думай, как он.

— Империум столкнулся с величайшей угрозой с момента своего основания, — продолжил капитан, переводя взгляд с одного космодесантника на другого по обе стороны стола. Но в то же время Хурак старался не смотреть на лорда-командующего в поисках поддержки. — Он разрушен, разделен барьером, который мы преодолеваем и сквозь который смотрим лишь ценой величайших усилий. Предатели и еретики сжигают и порабощают неисчислимое множество миров, а теперь и ужасающие армии ксеносов атакуют нас в количествах, невиданных за тысячелетия!

Хорошее начало, они успокоились. Как и мысли Хурака. Ему нужно было добавить что-то существенное, но для начала следовало обозначить важность кампании.

— Крестовый поход Индомитус — единственное и наиважнейшее начинание человечества со времён зарождения Империума. Как Великий крестовый поход выковал государство людей, так крестовому походу Индомитус суждено его удержать. Все военные силы Империума, все слуги Императора должны объединиться ради общей цели. Мы должны отвоевать Галактику под знаменем Повелителя Человечества и во главе с одним из Его примархов, иначе Империума не станет. Бушует битва за само существование нашего государства! Война, которую мы все поклялись вести ради защиты царствия Императора и спасения человечества!

В этот момент Хураку пришла мысль о том, чтобы напомнить Космическим Волкам о совместных сражения легионов в эпоху Великого крестового похода. Хурак был доволен собой, но всё ещё пытался найти ответ. Долго лить воду он не мог.

— Поход набирает обороты. Каждый орден Адептус Астартес и полк, каждая эскадрилья и орден-милитант сражаются вместе ради общей цели, однако угроза, с которой мы столкнулись, и препятствия, что должно преодолеть, находятся за гранью нашего понимания.

Пугающее признание. Хурак сделал его впервые. Он позволил взгляду переместиться на имперских гостей, чтобы проследить за реакцией примарха. Выражение лица Гиллимана говорило об одобрении с его стороны и ожидании продолжения. Хурак словно подошёл к камину после ужасного мороза снаружи.

— Каждый слуга Императора обязан сражаться. Все мы должны кусать и рвать, должны любыми методами противостоять врагу. Все должны отдавать жизни за каждый отвоёванный дюйм. Все должны принять разрушение домов и истребление семей. Все должны отдавать жизни, защищая мечту — защищая ничто — вопреки ничтожному шансу на успех.

Гримнар зарычал, но не от гнева, а от стыда. Слова сына Коракса послужили напоминанием о том, что Фенрис являлся не отдельным островом, а одним из миллионов миров, объединённых службой Императору. Хурак пристально смотрел на Великого Волка, не бросая вызов, но горя пламенем энтузиазма.

— Все продолжают сражаться, потому что верят. Они верят в спасение Императора. Они верят в Адептус Астартес, космических десантников, Ангелов Смерти. Они слышат о возвращении примарха, но велик шанс, что кто-то отмахнётся от надежды как от пустых слухов, легенд — далёкого и непостижимого существа. Многие никогда не видели космодесантников, но все слышали названия и имена. Люди передают их из поколения в поколение со времён основания Империума. Какие-то ордены лишь набирают популярность, другие известны на просторах пустоты и в глубоких ульях, однако лишь немногие грохочут славой по всему Империуму.

— Ультрадесант, Саламандры, Кровавые и Тёмные Ангелы, Белые Шрамы, Имперские Кулаки, Железные Руки, Гвардия Ворона. — Хурак сделал паузу, вспомнив неприязнь ордена к названию, однако всё же продолжил. — И Космические Волки.

— Эти имена пережили ксеносские вторжения, восстания, религиозные перевороты, гражданскую войну и прочие мыслимые и немыслимые ужасы. Эти имена обладают собственной полумифической историей, которая имеет вес больший, чем десяток клятв. Знание, что ордены Первого основания продолжают сражаться, и вера в них сами по себе являют собой причину, почему продолжат сражаться другие. Столь многие восклицают: «Во имя Императора!» и ради Его долга жертвуют собой, однако в умах людей наиболее всего защиту Императора воплощает Космодесант.

— Сама мысль о том, чтобы вычеркнуть одно из этих названий из древнего списка славы обернётся для человечества катастрофой морали и потерей надежды. Боевому духу настанет конец, если распространится хотя бы слух...

Оставив предложение невысказанным, Хурак покачал головой и встрепенулся, взбудораженный энергией собственных слов. Он преисполнился внезапным и глубинным желанием отправиться на Освобождение — отдать дань уважения Кораксу в мире, где ковался фундамент его родного ордена. Он хотел быть причастным к братству воинов, что стояло на той же грани уничтожения, но сопротивлялось, не сдаваясь перед лицом безнадёги. Гвардия Ворона всегда горела решимостью вести войну, невзирая на обстоятельства.

Логан Гримнар не выказывал особых эмоций, выражение его лица осталось для все загадкой. Он уставился на Хурака, но смотрел куда-то мимо. Великий Волк напряг челюсти и сжал кулаки на столе.

— Сейчас принесут еду, — объявил Гримнар, вставая с места. Космические Волки удивились его поведению, но тут же последовали за вожаком.

Без всяких дальнейших церемоний Великий Волк вывел Влка Фенрика из зала.

В течение следующих нескольких минут после ухода Логана Гримнара Гиллиман хранил молчание, и никто боле не нарушал тишину. Никто не понимал, что же знаменовал внезапный уход Великого Волка.

— Всё закончилось не так хорошо, как хотелось бы, — наконец, произнёс Колкван и поднялся со стула.

— Напротив, всё закончилось прекрасно, — ответил Гиллиман, обращаясь к Хураку. — Ты справился как нельзя лучше.

— Боюсь, мнение трибуна ближе к истине, — опечалился Хурак. Его тело пылало действием стимуляторов, как будто он только побывал в бою. Сын Коракса словно переживал эйфорию, однако неожиданное расставание с Космическими Волками притупило чувство.

— Вовсе нет. — Гиллиман встал, но жестом попросил остальную часть делегации оставаться на местах. — Никто не любит, когда напоминают о недостатках или ожиданиях. Рано или поздно Гримнару откроется правда.

— Верно. И, если лорд Гримнар решит умереть за собственную версию правды, всё предсказанное Хураком сбудется, — прокомментировал выводы примарха Колкван.

— Вы забываете о моих словах, — ответил Гиллиман. Лорд-регент обернулся к трибуну, сменив выражение лица на более суровое. — Чем больше мы будем на них давить, тем яростнее они воспротивятся. Если Волки не придут к выгодному нам решению по собственной воле, принудить мы их не сможем никакими методами.

— Они никогда не доверятся вам, Гиллиман, — пылко противился Колкван, возможно, слишком страстно демонстрируя свою веру в сказанное. Предыдущие советники примарха предупредили Хурака, что глава кустодиев во флоте питал глубокую антипатию к космодесантникам а к примарху и того сильнее. — На протяжении десяти тысяч лет ваши сыновья развивались и процветали, порождая всё большее число оснований из собственных преемников. Именно ваше геносемя послужило одним из стандартов, по которому другие оценивали Космических Волков и винили их за несоответствие. У Шестого нет ни наследников, ни братьев — ничего. Даже если они не осознают, Волки завидуют и ненавидят за это вас.

— Как прекрасно, что я о них более высокого мнения, — кратко ответил примарх.

Хурак чувствовал себя неуютно, — как всегда в моменты недовольства своего господина, и особенно в процессе перепалок с Колкваном, что случалось почти каждый раз во время их совместного пребывания. Хурак верил в мудрость примарха, но в тот момент сыну Коракса хотелось заиметь нечто большее, чем простую надежду.

На борту крейсера и в лучшие времена было мало личного пространства, а сто пятьдесят бойцов штурмовых отрядов Отпрысков Темпестус стесняли палубы «Воздаяния еретикам» ещё больше. Капитан Баргоса выгнала нескольких младших офицеров из их кают-компаний за главными кормовыми орудийными башнями; Мудире и остальные каждые несколько дней развлекали хозяйку корабля в качестве платы за эту «уступку», утоляя её ненасытный голод по новостям о крестовом походе и знаниям в целом. Она, свою очередь, с гордостью поделилась с гостями личной библиотекой, насчитывающей семнадцать книг, из которых шесть не имели никакой связи со звездолётами и путешествиями в пустоте.

Баргоса была относительно молода для командования крейсером, однако быстро училась, обладала острым умом и проявляла доброту — по крайней мере, к историторам. Экипаж называл Баргосу Переборкой за непреклонность характера, однако Мудире она нравилась больше, чем большинству местных офицеров. Он воздержался от признания Баргосе в своём влечении, несмотря на ощущение взаимности чувств: пребывание на борту предполагало мало манёвра для личной жизни и, безусловно, лишало отношения всякого шанса на тайну.

По галактическим меркам Химхерта находилась недалеко от Фенриса, однако варп решил побурлить противоречивыми течениями — навигатору часто приходилось запрашивать выход из варп-пространства для переориентации и отдыха, и потому даже после двух недель относительного времени экспедиция преодолела лишь половину пути. Историторы не скучали, занимая свободное время проверкой старых заметок и переписыванием текстов из Зала саг и общего управления. Вичеллан нередко отсутствовал в кают-компании. Один из бортпроводников рассказал Мудире, что кустодий проводил большую часть дня в одном из складских помещений, которое экипаж корабля заранее освободил и переоборудовал в тренировочный зал.

В один из искусственных вечеров Мудире остался совсем один — тогда и вернулся Вичеллан, пока остальные ужинали в офицерской столовой. Недавний варп-переход лишил историтора всякого чувства голода.

— Вам, должно быть, довольно скучно, — заговорил он с кустодием. — Служите нянькой для каких-то файлосборщиков.

— Напротив, ваша компания привносит контраста с моей обыденной службой на страже пяти квадратных миль Императорского Дворца. Хоть мы и созданы для сражений, рутина меня не раздражает и ни в коем случае не притупляет рассудок.

— Полагаю…

В дверь постучал бортпроводник, негромко объявив о скором прибытии капитана Баргосы. Мудире с Вичелланом обменялись взглядами, а затем устремили взор на дверь; Баргоса заглядывала к историторам лишь прошлой ночью, а нынешний её визит оказался и вовсе неожиданным.

— Историтор, кустодий, — Баргоса кивнула обоим, переступая порог. Стюард закрыл за госпожой дверь. Мудире и Вичеллан поприветствовали её в том же тоне. По выражению лица Баргосы историтор догадался, что женщина пришла не с личным визитом. — Мой астропат, Лесасо Яоик, получил видения нужды и бедствия из соседней системы. Он уверяет, что чувствует в том районе значительное количество орочьего шума.

— Как далеко эта система от Химхерты? — сходу спросил Вичеллан.

— Насколько может судить наш навигатор Лошуль, без задержек переход в Коршак добавит к нашему времени в пути около четырёх относительных дней. Ах, да. Коршак — это перевалочный пункт во владениях Железного Оплота, там находится варп-маяк с сильным сигналом, без которого мы, возможно, и вовсе не уловили бы сигнал бедствия. — Баргоса выпрямилась во весь рост, оставаясь на несколько дюймов ниже Мудире, а рядом с кустодием она по-прежнему казалась карликом. — «Воздаяние еретикам» — военный корабль, и я зашла оповестить вас, что намерена отдать приказ о перенаправлении в систему Коршак.

Мудире простил женщине напористый тон — ни один капитан не захочет потерять командование своим кораблём, — однако Гиллиман лично выбрал «Воздаяние еретикам» как корабль для выполнения миссии — и даже Вичеллан не был в праве отменить его решение. Пускай историтор и был готов позволить Баргосе проявить немного гордости, Мудире не хотел, чтобы его принуждали к нежелаемым действиям.

— Понимаю ваше желание как офицера Флота ответить на призыв, — мягко начал он без улыбки, чтобы не показаться неискренним. Обычная манера речи Мудире заставляла людей думать, что он ухмыляется, хотя это не было правдой. — Я обязан мыслить более широко, и, в частности, судить о важности нашей миссии в контексте всего крестового похода Индомитус.

— Если бы вы объяснили, что ждёт нас в Химхерте…

— Мы не можем, — отрезал Вичеллан, заставив Баргосу вздрогнуть. Поведение эмиссара-императус напомнило Мудире о Колкване. Историтор посчитал, что, возможно, все кустодии в какой-то мере походили на трибуна, однако Вичеллан оказался единственным из знакомых Мудире кустодиев, кто решил не возводить декоративный фасад вокруг своей сущности.

— Как ни прискорбно, мой златоносный спутник прав, — добавил Мудире. — Даже если бы я частично поведал о целях экспедиции, это всё равно не убедило бы вас отказаться от благородных намерений оказать помощь Коршаку.

— Боевая группа «Альфарис» совсем рядом с нами, поблизости должны находиться и другие корабли, готовые ответить на зов, — продолжил Вичеллан сдержанным тоном. — Прикажите астропату ретранслировать тревогу.

— Чтобы добраться в эти дебри, нам потребовалось почти пятнадцать дней, — упорствовала капитан. — Вы ведь понимаете, что помощь достигнет просителя в лучшем случае через столько же.

Её плечи поникли, а взгляд устремился в сторону. Баргоса сцепила руки перед собой.

— Слишком часто мы опаздываем, — тихо произнесла она. — И потому нередко Империум лишь мстит, а не защищает.

— Понимаю, — ответил Мудире. Историтор подождал, пока женщина поднимет на него глаза, и продолжил. — Не могли бы вы, пожалуйста, предоставить нам с Вичелланом несколько минут на обсуждение?

Баргоса снова поправила осанку. Её вновь обретённая официальность придала капитану такой же жёсткий вид, как складки на униформе.

— Варп-течение благоприятствует курсу к маяку Коршака. Прошу, не медлите с ответом.

Первым после ухода Баргосы заговорил Вичеллан.

— По какой причине вы рассматриваете возможность отклонения от маршрута? — В тоне кустодия сквозило больше удивлением, нежели чем упрёком. — Вполне вероятно, что экспедиция столкнётся с трудностями, превосходящими силы «Воздаяния еретикам».

— Перед окончательной ссорой с капитаном предлагаю рассмотреть варианты, — ответил Мудире. — Возможно, Баргоса права, и нам представился шанс совершить благой поступок.

— И вы, вне всяких сомнений, даже не думали произвести на Баргосу впечатление или заставить её почувствовать себя обязанной вам? — спросил Вичеллан.

— Почему вы?..

— Я слышу, как учащается пульс, и вижу ваши глаза. Я ощущаю вашу биохимию.

— Звучит отвратительно, — поморщился Мудире. — Что вы вообще можете знать о таких вещах?

— Я знаю, что под влиянием определённых гормонов у смертных меняется процесс принятия решений. И спрошу ещё раз, вы уверены в суждениях?

— Если на мой мыслительный процесс что-то и влияет, так это чувство вины, — проскрежетал Мудире. — За последние годы я стал свидетелем достаточно кровавой бойни, чтобы убедиться в чрезмерной огневой мощи военного корабля со ста пятьюдесятью Отпрысками Темпестус ради защиты горстки историторов. Мне всё равно, насколько опасной… Я хочу сказать, не имеет значения, насколько срочна или важна наша миссия, лучшей задачи для наших воинов не найти.

— Высок риск вашей смерти. — Вичеллан слегка склонил голову. — А вы не тот человек, который придерживается идей всеблагого самопожертвования. Как думаете, остальные историторы тоже готовы отдать свои жизни за вашу решимость?

— Как я уже сказал, если ситуация сложится необнадёживающая, мы развернём корабль и просто-напросто улизнём из системы. Орки не станут преследовать нас в варпе. Единственный ресурс, что мы потратим, — это время, а архив так и так останется в Химхерте — хоть через пять дней, хоть через десять.

Вичеллан потёр бородатый подбородок, рассматривая Мудире ещё несколько секунд.

— Что ж, это ваш выбор. Примарх наделил вас соответствующими полномочиями

— Я в курсе, — ответил Мудире, направляясь к панели внутреннего вокса рядом с дверью. Вот почему он не ответил Баргосе при встрече — это выглядело бы так, как будто женщина принудила его согласиться. Он позвонил стюарду, и дверь тут же открылась.

— Мои наилучшие пожелания капитану. Она вольна менять курс по мере необходимости.

— Оставьте меня, — попросил Великий Волк, встав у окна главной палаты. Он произнёс слова тихо, но полными решимости. Ньяль повернулся, собираясь выйти вместе с Ульриком и волчьими лордами, однако рунического жреца остановила чья-то рука. Её владельцем оказался Арьяк. Лицо Хранителя Очага сквозило тревогой. Ульрик заметил, что два космодесантника не последовали за ним, и оглянулся, как и пара других командиров. Убийца махнул им, чтобы ярлы не обращали внимания и вышли за двери, после чего закрыл их, оставив Великого Волка наедине с Чемпионом и двумя верховными жрецами.

— Разве я не ясно выразился? — повторил Логан, всё ещё глядя в окно.

Ньяль никогда не видел Верховного Короля таким сердитым. Рунтэн и без психической силы ощущал исходящую от Великого Волка ярость, хотя слова тот произнёс спокойно. Это самое спокойствие и беспокоило рунического жреца. Если бы Логан вспылил, ругался и швырялся вещами, Ньяль бы не переживал — ведь это означило бы, что Великий Волк нашёл выход эмоциям. Однако Верховный Король сдерживал чувства, разжигая уничтожающую его изнутри бурю.

Главная палата примыкала к вульфхалле, и отсюда и получила название. Стены были толстыми, а двери сохраняли герметичность; эту камеру ордена построили космодесантники, чтобы избежать подслушивания даже улучшенными ушами. Находясь в вульфхалле, Ньяль никогда не слышал разговоров в главной палате, и наоборот.

Логан вцепился в каменный подоконник побелевшими пальцами. Снаружи было светло — проходил один из самых коротких дней фенрисийского года, когда начинался долгий обратный путь к Волчьему Оку и почти бесконечному Сезону Огня. Солнечные лучи не озаряли поверхность — кругом царствовала белизна гор-крепостей. Великий Волк покачал головой, переживая внутренний спор.

— Пустые обещания. Тюрьма бессмысленных предложений, — прошептал он. — Честь. Традиции. Наследие. Гиллиман думает заманить меня в ловушку долга.

— Наши клятвы — Всеотцу, — сказал Ульрик. — Ничего не изменилось.

— Не Всеотец сидел напротив, впившись меня глазами! — взревел Логан, обернувшись. Великий Волк обнажил клыки и согнул пальцы так, словно намеревался что-то — или кого-то — схватить. — Через годик-другой Всеотец не пришлёт мне намекающих сообщений об инциденте в какой-нибудь звёздной системе на краю галактики. Гиллиман вёл себя так невинно. Думал, я не замечу этой хитрости невысказанных требований. А потом он «попросит» отправить несколько воинов — или несколько кораблей с воинами — с его боевым флотом. И ещё добавит в письмо «вероятное обстоятельство содействия со стороны Сестёр Битвы», разумеется, только чтобы помочь нам.

— Ульрик прав, господин, — сказал Арьяк. — Как примарх меняет положение наших дел?

Великий Волк глубоко вздохнул, оглядел каждого из советников.

— Разве ты не помнишь, о чем предупреждал Бьорн? — начал он. — Гиллиман — Раскольник легионов. Он никогда не позволит другим обрести силу одного из Легионес Астартес, однако теперь этот примарх контролирует все силы Империума. Слова Бьорна напомнили мне о существовании более древнего титула с такими же полномочиями. Воитель. В те времена Гиллиман проиграл гонку — Всеотец избрал Хоруса, потому-то Тринадцатый и расколол легионы, чтобы никто впредь не смог возглавить силы, что оставались ему недоступны. Теперь же Робаут Гиллиман вернулся и совершает то, что, как он клянётся, не под силу никому иному.

— Верховные лорды Терры оказались склочными и неэффективными управленцами, однако никто из них не правил в одиночку. Отсутствие надлежащей власти предпочтительнее порчи, а? Бьорн помнит время, когда Волки Фенриса верными охотниками стояли на страже. Вы видели Колквана? Кустодий доверяет примарху ещё меньше нашего, и, скорее всего, на то есть веские причины. Он сказал, что посылает сигнал, предупреждает нас. Возможно, так оно и есть.

Ньяль чувствовал, как в настрое Логана Гримнара приливает и отливает ярость, рассеивающаяся по мере речи Великого Волка, и вновь нарастающая, когда он умолкал. Как волчьи жрецы иногда ломали старую кость, чтобы её вправить, и прокалывали инфицированную рану, чтобы выпустить гной, так и гнев Логана нуждался в разрядке.

— Вы позволите Империуму исчезнуть? — спросил Ньяль.

— А ты уже согласился с оценкой примарха? — спросил Логан. — «Примкните ко мне или человечество обречено». Гиллиман подкрепил свой ультиматум жутким прогнозом, но у нас есть кое-что более заслуживающее доверия. У Волков свой примарх, и Волчий Король даровал нам пророчество, почти такое же древнее, как сам Гиллиман.

— Час Волка, — произнёс Ульрик.

— Именно, — кивнул Гримнар и прошёлся из одного конца зала в другой. — Если мы не верим в истинность Времени Волка, значит, не верим ни во что. Даже если мы примем всё, что пролепетал тот ворон, — марионетка Гиллимана — возможно, Час Волка всё равно останется в силе. Наша смерть — не могильный звон по Империуму, а искра погребального костра, который зажжёт новую эру славы людей. Какое имя несёт в себе больше легенд, чем Лемана Русса, Короля Волков и Копья Всеотца?

Присутствующим было тяжело это принять, но Великий Волк также изрекал правду, несмотря на то, что она была менее приятной, чем версия Гиллимана.

— Бороться с наступлением Времени Волка означит вызов вюрду, которого мы придерживались последние десять тысяч лет, — согласился с Великим Волком Ульрик, кивнув. — Бьорн был прав в своей осторожности. Даже если намерения Гиллимана чисты сегодня, что мы можем сказать о завтрашнем дне? Мы не знаем, насколько дух Гиллимана сильнее хорусова, чтобы противостоять искушениям присвоенной власти? Волчий Король доверил защиту своих сыновей Разящей Руке, и спустя десять тысяч лет Бьорн всё ещё с нами. Он держит клятву, чтобы блюсти его закон.

Слова Логана вполне могли пристыдить Ньяля, ведь рунический жрец поддерживал получение помощи. Но Зовущий Бурю принял их как мудрость. Возможно, не здравомыслие, но страх побудил Ньяля искать утешения в подкреплении примарисов? Как рунтэн, он был прекрасно осведомлён об опасностях выбора более короткого пути, который позволит избежать боли; и страх смерти, как собственной, так и всего человечества, служил вернейшим способом принять дар ложного бессмертия от Тёмных сил. Времени Волка учили всех Влка Фенрика с самого раннего возраста. Смысл пророчества был предельно ясен: сражайся сейчас и изо всех сил., ведь всему приходит конец.

— Чую, мои слова пустили корни в бесплодных землях, — заканчивал Логан, подуспокоившись после вспышки эмоций. Великий Волк обратил взор на Арьяка. — Передай мои слова примарху, а после, с сердечнейшими пожеланиями, пускай уходит.

После этого Логан на несколько мгновений умолк, прикрыв глаза.

— Вюрд ожидает нас в «Готтроке». Будем готовить великие роты к скорейшей отправке. — Верховный Король Фенриса поднял веки, сверкнув отблесками костра. — Без космодесантников-примарис.