Время Волка / The Wolftime (роман)

Перевод в процессе: 14/30 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 14 частей из 30.

Время Волка / The Wolftime (роман)
Автор	Гэв Торп / Gav Thorpe
Переводчик	Сол
Издательство	Black Library
Серия книг	Огненная заря / Dawn of Fire
Предыдущая книга	Костяные Врата / The Gate of Bones
Следующая книга	Трон света / Throne of Light
Год издания	2021
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Сюжетные связи
Предыдущая книга	Зов стаи / Call of the Pack

Десять тысяч лет миновало с тех пор, как примарх Хорус обратился к Хаосу и предал своего отца, Императора Человечества, ввергнув Галактику в разрушительную междоусобную войну.

Вот уже сотню веков Империум противостоит бесконечным вторжениям ксеносов, внутренним распрям и злонамеренным козням Темных богов варпа. Владыка Людей неподвижно восседает на Золотом Троне Терры, служа бастионом против сил преисподней. Лишь по воле Его продолжает сиять Астрономикан, что удерживает Империум от распада, но за все прошедшее время с Его губ не сорвалось ни слова. Лишенное мудрости Императора, человечество далеко отклонилось от пути к просвещению.

Светлые идеалы эры Чудес окончательно забылись. Родиться в такое время – незавидная доля, ибо лучшее, на что можно надеяться, – это жизнь в изматывающем служении или быстрая смерть, которая всякому видится несомненным милосердием.

Пока Империум продолжает неумолимо двигаться к упадку, Абаддон, последний истинный сын примарха Хоруса, ныне принявший титул Магистра войны, воплотил свой замысел, зревший несколько тысячелетий. Разорвав ткань самой Галактики от края до края, он выпустил на волю неслыханные силы. Видимо, после стольких веков отважной борьбы человечество все же обречено.

Но тьму пронзает слабый луч света. Колдовство чужаков и таинственная наука пробудили от гробового сна примарха Робаута Жиллимана. Вернувшись на Терру, сын Императора поклялся восстановить пошатнувшееся равновесие, раз и навсегда сокрушить Хаос и возродить великий план, задуманный Императором для человечества.

Однако прежде всего нужно спасти Империум. Галактика разделена на две части. На одной стороне оказался Империум-Санктус – осажденный, но не сломленный. На другой – Империум-Нигилус, вероятно, сгинувший во тьме. Для освобождения царства людей и восстановления его былой славы созван могучий крестовый поход. Человечество готовится к величайшей кампании нынешней эпохи. Провал означает гибель всего, а путь к победе ведет только через войну.

Наступила эпоха Индомитус.

ДЕСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ВЕРХОВНОЕ КОМАНДОВАНИЕ КРЕСТОВОГО ПОХОДА ИНДОМИТУС, ФЛОТ ПРИМУС

Робаут Жиллиман, XIII примарх, Мстящий Сын, лорд-командующий, Имперский Регент

Малдовар Колкван, трибун-стратарх актуарий Адептус Кустодес

Хурак, капитан Неисчислимых Сынов из рода Коракса

БОЕВАЯ ГРУППА «РЕТРИБУТУС», ФЛОТ ПРИМУС

Астопит, перворожденный, лейтенант Новадесанта

Вайрштурм, перворожденный, капитан Молотов Дорна

ПЕРЕДОВОЙ ОТРЯД У ФЕНРИСА

Гастий Вичеллан, Адептус Кустодес, щитовое воинство эмиссаров-императус

Арланд Касталлор, лейтенант Ультрамаринов

Госпожа Кольдерри Вертоциката, астропат «Неизбывной ненависти»

Одис, помощник госпожи Вертоцикаты на «Неизбывной ненависти»

Старшина Макома, младший инспектор соответствий «Неизбывной ненависти»

Лейтенант Кармайхаз, вахтенный офицер стратегиума «Неизбывной ненависти»

ЛОГОС ИСТОРИКА ВЕРИТА

Девен Фракой Эстеран Мудире

Копла-вар

Оковень Балковяз

λ-34-Элиптика

Алек Трестиний

ОТДЕЛЕНИЕ «ЛЮПУС-ШЕСТЬ»

Гай, сержант

Эгрей

Анфелис

Доро

Гарольд

Нейфлюр

ТЁМНЫЙ УДАР, БАНДА ПОВЕЛИТЕЛЕЙ НОЧИ ИЗ ШТОРМА УЖАСА

Эктовар, командир отделения

Фелскас

Сериус

Нордра

Элизир

Ленте

Кеслос

ЗАЩИТНИКИ НОВИОМАГУСА-ГЛАВНОГО

Полковник Гандер, командующий войсками обороны Новиомагуса-главного

Орстанца, капитан 4-й роты ордена Драконьих Копий

ВОИТЕЛИ ФЕНРИСА

Волчьи лорды и другие достославные воины

Логан Гримнар, Великий Волк, магистр ордена Космических Волков, владыка Чемпионов Фенриса

Энгир Погибель Кракенов, волчий лорд Морских Волков

Рагнар Чёрная Грива, волчий лорд Черногривых

Ньяль Зовущий Бурю, рунический жрец, Владыка Рун, главный библиарий Космических Волков

Энгиль Идущий-по-небу, рунический жрец

Хрольф Язык Войны, рунический жрец

Ульрик Убийца, верховный волчий жрец

Альдакрел, железный жрец

Бьорн Разящая Рука, почтенный дредноут, бывший Великий Волк

Гаммал Унесённый Ярлом, командующий флагманом Логана Гримнара

Тюрнак и Фенрир, фенрисийские спутники Логана Гримнара

Чемпионы Фенриса

Арьяк Каменный Кулак, королевский гвардеец, телохранитель Логана Гримнара

Скор Изрешечённый, королевский гвардеец

Торфин Кинжалокулак, королевский гвардеец

Хротгар Морозный Череп, королевский гвардеец

Свен Полушлем, королевский гвардеец

Херьольф, королевский гвардеец

Одюн Вражья Погибель, волчий гвардеец

Железный Клык, волчий гвардеец

Хоргот, волчий гвардеец

Альрик Искатель Смерти, волчий гвардеец

Лейфар Дважды Убитый, волчий гвардеец

Древний Крилл, почтенный дредноут

Сквальд Несущий Войну, дредноут

Свард Кровавый Клык, дредноут

Убийцы Змиев

Кром Драконий Взор, волчий лорд

Краки, волчий гвардеец

Бродд Поступь Зимы, волчий скаут

Дрог, вожак стаи Багровых Когтей Дрога

Ордас Чернохвост, серый охотник

Серые Шкуры Улля

Улль, вожак стаи

Са́тор

Детар

Гарн

Форскад

Эйрик

Хари

ЖИТЕЛИ ЛАНДСАТТМАРА

Гюта

Бьёрти, кузнец, муж Гюты

Луфа, сын Гюты

Корит, дочь Гюты

Урилк Язык, старейшина

Готрин Волнолом, этт-ярл

Агютта, старейшина, мать Бьёрти

Фэрас, старейшина

Кьёра, старейшина

Кьёрфи, старейшина

Идра, старейшина

Артур Меткий Лук, охотничий ярл

Нораслов Страшный Укус, этт-гард

Орин, этт-гард, родич Гюты

Энгла Кольчужные Рукава

Фергас

Сиггурунд

Эркранд

РАЗЛИЧНЫЕ СЛУЖИТЕЛИ ИМПЕРАТОРА

Экипаж «Сурового»

Лейтенант Грие, начальница палубы, главная орудийная палуба правого борта

Мичман Каппаган, старший офицер второй батареи правого борта

Матрос Росси, командир орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Моаро, из расчета орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Орад, из расчета орудия №4 второй батареи правого борта

Матрос Кассонетта, из расчета орудия №4 второй батареи правого борта

Другие

Капитан Баргоза, командир корабля «Воздаяние еретикам»

Лесасо Яоик, астропат на корабле «Воздаяние еретикам»

Капитан Сом, командир Отпрысков Темпестус, 394-й полк Дельтических Львов

Лейтенант Такер, силы безопасности лорда-регента, 394-й полк Дельтических Львов

Урул Сломанный Сук, кэрл-переводчик

Сержант Кулас, из Сынов Русса

Калум, из Сынов Русса

+++

Редкие лучи летнего солнца согревают прозрачное небо. Ветер вздувает красно-белые паруса. Ты чувствуешь, как судно скачет по высоким волнам, точно самец по весенней поляне. Ладья полнится силой: каждое бревно, каждая верёвка и гвоздь связаны воедино ради общей цели; силой, что сдержит опаснейшие из нападок стихии.

На носу корабля стоит высокий мужчина, но ты не видишь лица. Члены команды наготове, но ты не смотришь и на них. Внимание приковано к горизонту, к тонкой полоске зелёного и белого. К далёкой земле. Солнце клонится к закату. Гребни волн вспыхивают оранжевым и красным. Море волнуется всё страшнее, а ветер пронзительно свистит в снастях. Мачта едва в силах сдержать нарастающее давление. Под ногами прогибается палуба, и корабль кренится в морских потоках.

И всё же ты плывёшь, дальше, к намеченной цели. Мужчина впереди недвижим. Его лысый череп словно сияет солнечным огнём. Воин чуть поворачивает голову: его ушей коснулся звук.

Обретая алый оттенок, небо темнеет. Оно наполняется чёрными тучами, что вот-вот вызовут бурю на твоём пути. Море становится всё гуще; волны бьют в корпус с ужасающим грохотом раскатов грома, оставляя на крашеных досках красные пятна. Вой ветра почти заглушает треск толстой ткани. Парус рвётся, яростно хлопая тросами. Треск их движений подобен ударам длинных хлыстов.

Воин впереди держится за драконоглавый форштевень. Во второй руке мужчины появился топор. Молния с грохотом рассекает тёмно-красное небо, на мгновение освещая нижнюю часть его лица: рот растянут в свирепой ухмылке, клыки впиваются в нижнюю губу, а щёки обрамлены заплетённой в косичку седеющей бородой.

Ты слышишь рычание кружащих вокруг существ. Команда глубже укутывается в меха; их лица скрыты тенью, если не считать блеска нечеловеческих глаз и белоснежных клыков. Но страха нет, ибо ты один из них.

Море кипит, оно плюётся жаром через планширь, будто едкой кислотой брызжет слюной по рядам щитов вдоль борта. Паруса больше нет. Ветер ревёт, поворачивая корабль то в одну, то в другую сторону. Ладья опасно барахтается под поднимающейся волной. Кровавый вал вздымается выше корабельного носа, мерцая собственными оттенками и очерчивая силуэт впереди стоящего воина. Мужчина с вызовом поднимает топор, и из металла в набегающую волну вырывается молния, исчезнув, столкнувшись.

Вода это или кровь, сказать невозможно; алая жидкость пенится и бурлит в попытке проглотить корабль. Вокруг тебя — волки с глазами из янтаря. Запрокинув головы, они воют как один. Повелитель бурь на носу воет вместе с ними, но его лицо по-прежнему скрыто. Он лишь оскалившаяся чёрная фигура на красноватом фоне всепожирающих морей.

Красный поток обрывается, не оставив тебя на берегу из острых скал и смердящей грязи. Ты — волк, бегущий по валунам. Твои ноздри чуют яркий запах добычи. Корабль, воин, команда — все вместе с тобой превратились в волков. Ты — бьющееся сердце, что гонит охотника вперёд.

Из-под земли вырывается существо, увенчанное зелёной молнией. Оно настолько огромно, что касается густых облаков. Его плоть — цвета нефрита, а глаза — пылающие огнём рубины. Руки чудовища тянутся вниз, хватая тебя за горло. Острые когти впиваются в мышцы, вытягивая и выплёскивая в грязь твою жизненную силу.

Колоссальных размеров клыкастая пасть, наконец, раскрывается. Она подобна тёмной пещере, усеянной древними ледяными сталактитами-зубами.

Тебя поглощает тьма.

Пролог

Орад вытянул руку, чтобы не удариться, когда упадёт, и запястье пронзила боль. Нога запуталась в одеяле, и, поизвиваясь, матрос смог высвободиться, наполовину свесившись с койки. Грудь покалывало от соприкосновения с металлом палубы. В нескольких ярдах от черепа оглушительно выла сирена; она вырвала несчастного из дремоты спустя всего несколько минут сна. Однако Орада свалило с кровати не нежданное пробуждение — он упал из-за внезапного изменения местного гравитационного поля.

— Что за?..

Рядом стояли делившие с ним общежитие остальные члены орудийного расчёта. У всех были такие же растерянные полусонные лицами, и Орад понял: если он и получит какие-то ответы, то уж точно не от своих товарищей. Прежде чем пространство пришло в норму, в течение нескольких секунд казалось, будто гравитационные пластины находятся почти под прямым углом, как у морского корабля на грани опрокидывания.

— Приготовиться к экстренному варп-переходу! — заревело предупреждение по внутренней связи. — Пять секунд!

Колдинз начал молиться. Следом к молебствию добавила свой голос Летер. Две другие женщины, взявшись за руки, опустили головы и преклонили колени. Орад сам пал ниц, сложив руки над головой. Он молился про себя. «Император, защити! Дай дожить до следующего дня!» Коротко и по делу. Двадцать канониров плечом к плечу сгрудились в двухъярусной каюте, заполнив всё её пространство, и тут по корпусу «Сурового» пробежала сильная дрожь.

Орад ощутил вибрацию не только костями, но и душой. Мысленно он вернулся в прошлое, на тринадцать лет назад, к своему первому экстренному прыжку всего через год после начала службы в Имперском Флоте. Сейчас тревогу вызвал варп-шторм, которого едва избежал навигатор «Сурового». Точно так же, как и тогда, его разум словно выворачивался наизнанку, он слышал шепчущие внутри черепной коробки голоса, а разум оставался без сил подавить всепоглощающий страх.

Затем воцарилась тишина, как внутри головы, так и за её пределами.

В дверях появилась лейтенант Грие с чуть сдвинутой набок фуражкой, открыв матросам седеющие волосы длиной до плеч. Она так спешила, что не успела должным образом позаботиться о причёске. За спиной офицера-артиллериста нижней палубы правого борта подпрыгивал Энсин Каппаган. Молодое лицо парня блестело от пота.

— Вторжение в реальное пространство, неопознанная направленная гравиметрическая волна, — объявила лейтенант. Дай Бог-Император, если Орад понял хотя бы половину произнесённых слов. — Внутренний вокс перегружен. Займите позиции и готовьтесь к батарейной стрельбе.

Пожилой офицер шагнула назад, чуть не споткнувшись о Каппагана, который в знак приветствия махнул фуражкой и затем каким-то образом проскользнул в общежитие.

— Вы слышали начальницу палубы, — закричал мичман, стараясь, чтобы голос звучал максимально уверенно. В четырнадцать лет (по земным меркам) ему недоставало басовитости и должной солидности старших по званию. И всё же он служил офицером второй батареи, и время учений прошло. Экипаж последовал за ним через другой проём. Некоторые матросы успели одеться лишь наполовину: все спешили занять места, где ожидала другая вахта под руководством Энсина Дойля, который был старше Каппагана на четыре года.

Орад добрался до рычага перемещения орудия №4. Сонливость как рукой сняло, а босые ноги нащупали опору на пластали ротонды.

— Проверьте технику! — разнёсся по орудийной палубе приказ.

Командир орудия Росси показал в проём большой палец, подтверждая Каппагану готовность.

Вместе с другими бригадами обслуживания макропушек Орад и остальные проверили свои устройства: прочность, траекторию полёта снаряда, траверсу, механизм автоматического заряжания и ударно-спусковой механизм, именно в этой в строгой последовательности. В обязанности Орада входило дёргать за рычаги управления, которые заставляли турель и орудие длиной почти в тридцать семь метров поворачиваться влево и вправо, в то время как Кассонетта отвечала за те же самые действия в вертикальной плоскости. Моаро следил за процессом заряжания и заправкой, в то время как Росси, как капитан, нёс груз общей ответственности за спусковым крючком — тяжелой тяговой цепью сбоку от основной казенной части и чуть ниже канала автоматического заряжания.

Когда члены команды закончили подготовку, Орад навалился на тормозной рычаг, используя свой немалый вес для фиксации ствола в нейтральном положении. Скрежет шестерёнок и вой моторов сигнализировали о тех же действиях других бригад по всей длине нижней орудийной палубы. Двадцать орудий — довольно внушительный арсенал для судна, классифицируемого как лёгкий крейсер. Однако «Суровый» экономил на экипаже и имел больше свободного пространства, поскольку на крейсере отсутствовали характерные для большинства имперских судов этого класса торпедные аппараты.

Сигнал тревоги на некоторое время умолк, но палуба по-прежнему отражала тусклый янтарь аварийного света. Лицо Росси снизу подсвечивалось голубизной дисплея, напоминающего о стрельбе: небольшой экран на данный момент бездействовал, ожидая информации о траектории от лейтенанта-канонира, который, в свою очередь, получал данные о цели и решения по ведению огня из главного стратегиума.

Энсин Каппаган просунул голову в узкий проём башни.

— Отличная работа, четвёртая бригада! — воскликнул мичман. — Быстро и точно — вот наш девиз. Всем по двойной порции живогрева, когда выберемся из этой задницы!

Матросы довольно неуверенно поприветствовал обещание командира, но Каппаган уже уходил, и вскоре послышался его крик, отчитывающий третью бригаду за опоздание. Словно в ответ по палубе разнеслись извинения Летер.

— А что значит «одурщица»? — В замешательстве Кассонетта обвела товарищей взглядом.

— Это ты, — покачав головой, ответил Росси.

— Я бы не отказался от ужина, — бормотал Моаро. Он согнул толстые руки, поправляя хват на рычаге. На очень смуглой коже красовались грубые татуировки с изображением пустотных китов и чересчур фигуристых женщин. — И вообще, не нравится мне всё это.

Орад вынужден был согласиться. Он понятия не имел, что такое направленная гравиметрическая волна, но звучало словосочетание мощно, оно как раз подходило для описания чего-то настолько могущественного, что могло воздействовать на корабль в процессе варп-перехода.

Несколько минут передышки подошли к концу: к жёлтым аварийным огням присоединились новые трёхсоставные сирены, сигнализировавшие о готовности к действию по всему кораблю. «Суровый» уже поднял пустотные щиты, привёл в действие двигатели и начал исследовать пустоту. О происходящих на корабле процессах Орад имел лишь смутное представление, но это не мешало матросу быть им благодарным за сохранение собственной жизни.

— Поступают данные о цели! — По орудийной палубе от мичмана к мичману разнёсся крик, через несколько секунд повторённый по потрескивающей внутренней связи лейтенантом Грие.

Росси прикрыл глаза и сосредоточился на мерцающих цифрах и символах, которые наконец появлялись в командной строке. Когда матрос заговорил, он не отрывал взгляд от экрана; слова звучали как единый монотонный ряд слогов, мало отличающийся от речи сервитора.

— Корма тридцать градусов зафиксировать опустить на двенадцать градусов зафиксировать канал заряжания три зафиксировать взрыватель тридцать две секунды зафиксировать. — Матросы побежали выполнять приказы, дав командиру орудия время на передышку. Орад наблюдал, как в потолке над его рычагом перемещается механизм наведения. — Ублюдки почти у нас под боком! Подтверждайте, живо!

— На тридцать градусов к корме, подтверждаю, — рявкнул Орад, налегая на тормозной рычаг. Его всегда впечатляла способность Росси визуализировать цель на основе набора цифр. Орад трижды пытался сдать экзамен на звание капитана, но у него постоянно недоставало ума претворить цифры в жизнь. Для его восприятия в них смысла было не больше, чем в разговоре ксеносов.

— Опустить на двенадцать градусов, подтверждаю.

— Заряжание с третьего канала, взрыватель на тридцать секунд, подтверждаю. К залпу готов.

— Приготовиться к залпу! — По приказу Росси матросы нырнули в звукоизолированный бункер в передней части башни, подальше от казенников размером с дом наверху и сзади. Он просунул натянутую спусковую цепь через дверь камеры-убежища. Глаза командира орудия остановились на незажжённом красном люмене в стене.

Наконец, он вспыхнул, заливая пространство алым сиянием.

Росси потянул за спусковую цепь.

Цепная реакция механики и алхимии, которую Орад также не совсем понимал, вызвала оглушительный грохот. Гром прокатился по башне, поддержанный новыми ударами по орудийной палубе. Начало и конец учинённой какофонии разделяли всего несколько секунд. Таковым являлся почти одновременный залп. И спустя эти несколько секунд перестали вибрировать стены, дав знак матросам вернуться в главное помещение башни. Росси отпустил рукоять управления огнём и перевёл взгляд на уже пустующий экран.

Попал ли их снаряд в цель? Об этом бригада никогда не узнает. В бушующем водовороте орудийного огня невозможно было определить номер снаряда и место его взрыва, не говоря уже о результативности. В любом случае, за это отвечают расчёты наведения: если боеприпас не достиг цели, значит у сервитора произошёл какой-то сбой.

— Приготовиться к залпу! — призыв раздался снова.

«Суровый» успел дать ещё один залп, прежде чем по орудийной палубе разнёсся нечастый, но гораздо более жуткий приказ.

— Явиться в оружейный отсек, приготовиться к отражению абордажных действий!

Голос Энсина Каппагана пронзил корабельный воздух, передавая приказ подконтрольным ему орудийным расчётам. Отделение сотрудников корабельной безопасности, облачившись в синие панцирные доспехи и вооружившись дробовиками и абордажными баграми, двинулись к трём дверям палубного оружейного отсека, в то время как капитаны орудий и их первые помощники — у четвёртого орудия таковыми являлись Росси и Моаро — встали в очередь за двумя тяжёлыми лазпистолетами, двумя шоковыми дубинками и энергоячейками для оружия.

Один пистолет Росси оставил себе, а другой отдал Кассонетте. Ораду же и Моаро достались дубинки. «Суровый» обладал достаточной скоростью, чтобы ускользнуть от большинства более крупных вражеских кораблей, но вместе с тем и необходимой для превосходства всех меньших судов огневой мощью. Орад брал в руки оружие всего четвёртый раз за всю свою жизнь, и в предыдущих случаях матрос возвращал его в шкафчик неиспользованным.

Крейсер подвергся обстрелу, но на нижней орудийной палубе это ощущалось довольно посредственно, к тому же пустотные щиты, как казалось матросам, держались достойно. Случайные статические помехи в воздухе сигнализировали о возобновлении работы генератора, однако характерного удара снарядов о корпус и воя сигналов о нарушении давления слышно не было.

— Приготовиться к столкновению! — раздалось внезапное предупреждение, за которым тотчас последовал двойной рёв сирен.

Росси первым вошёл в камеру ведения стрельбы, за ним осторожно шагал Орад. Как только Кассонетта ступила в проём, корабль бешено дёрнулся, швырнув Моаро на автозагрузчик. Из виска матроса потекла кровь, он растерянно тряс головой. Кассонетта же упала на Орада, и оба с глухим стуком ударились о мягкие шумоглушители, которыми были обиты стены. Росси удалось удержаться, опустившись на одно колено.

— Безднова тьма, что, чёрт побери, это было? — сплюнула Кассонетта, уже выпутываясь из рук Орада.

Оставив вопрос без ответа, Росси протиснулся мимо, чтобы осмотреть Моаро. Тот стоял на четвереньках, а из раны не прекращая текла кровь.

— Меди…

Крик Росси потонул в оглушительном грохоте, отправившем всю бригаду в полёт через орудийную башню, прямиком во внешнюю стену. Неподалеку раздался скрежет прогибающегося металла, сопровождаемый пронзительным сигналом предупреждения о падении давления и хлопаньем аварийных дверей. Орад уловил треск пламени за мгновение до того, как рухнули щиты.

Огни мигали красным и жёлтым, цепи разорвало. Освещение обратилось в адский стробоскоп, от которого у Орада закружилась голова. Поначалу он не мог даже встать. Матрос оглянулся. Моаро было совсем худо: он копошился в луже собственной рвоты. Росси держался за плечо, словно получил вывих или, и того хуже, перелом. Кассонетта встретилась мрачным взглядом с Орадом и ухватилась за протянутую им руку, чтобы подняться.

— Кажется, я слышала голос лейтенанта, — проговорила девушка. — Что-то насчет тарана.

— Тарана? — рассмеялся Орад, не принимая бедственное положение. — Кто настолько глуп, чтобы таранить космический корабль?

Ответ не заставил себя долго ждать. По палубе эхом прокатились выстрелы, сопровождаемые воплями раненых канониров. Мигающие огни отбрасывали длинные тени на ведущий в башню дверной проём. Орад придвинулся ближе, то сжимая, то разжимая хват на дубинке и поглаживая большим пальцем кнопку активации электрического поля.

Ворчание и рёв — то ли бессловесный, то ли неразборчивый — сопроводили новый шквал выстрелов. По мере приближения тени становились всё больше, а топот обутых ног — громче. Орад дрожал, раздираемый между желанием драться и необходимостью скрыться. Он перекинул дубинку через плечо, готовый нанести удар наотмашь, и ещё раз взглянул на Кассонетту. Девушка встретила пристальный мужской взгляд сухим кивком, и в молчаливой гармонии матросы вышли на подъездную дорожку.

Всего в пяти метрах от них встало зеленокожее чудище, примерно того же роста, что и Орад, но с гораздо более длинными руками, объёмными мышцами и покатыми широкими плечами. Монстр имел массивные челюсти, усеянные звериными клыками, короткий нос со вздутыми широкими ноздрями и горящие агрессией красные глаза. Когтистая рука подняла пистолет, из дула которого вырывалась струйка черного дыма. В другой руке существо держало окровавленную рубашку Энсина Каппагана вместе практически неузнаваемым месивом из его останков.

Кассонетта закричала и прыгнула вперёд. Следом прогремел выстрел из пистолета, заставившего голову девушки разлететься по сторонам и замазать лицо Орада. Осколки черепных костей царапнули кожу матроса. Он широко раскрыл рот, но вопль так и не вырвался из глотки. Дубинка выпала из пальцев, ноги подогнулись. Задыхаясь и всхлипывая, матрос поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть несущий покой зелёный кулак.

Глава первая

Шторм Ужаса

Отложенное наслаждение

Старая кровь, новая кровь

Предатели несли с собой бурю, погружая в сумрак небеса. Разрушенные шпили Холкенведа высотой в несколько миль утопали в тучах. Кошмарные облака проявлялись из пустоты и опускались на руины города-улья, точно падальщики на труп. И, подобно шелесту сборщиков мусора, внутри туч закопошилось что-то ещё. Оно клубилось и извивалось, проталкиваясь в разбитые проходы и скользя по потрескавшимся виадукам.

Кое-где возникали миазмы, а за ними по пятам следовала всепожирающая чернота. Последние судорожные заикания люменов и полос света из других источников потушила надвигающаяся тень. Жужжание атмосферных циркуляторов начало сбоить, и, в конце концов, с предсмертным вздохом тишина поглотила и его. Безмолвие подавляло малейшее движение, будто захватывая молекулы воздуха в ледяные тиски. Охлаждённый высотой мёртвый воздух опускался всё ниже по уровням города, скапливаясь в глубоких трещинах в металле и ферробетоне, выдолбленном двадцатидневным упорством орбитального гнева. Тень и холод бродили по коридорам дворцов и проникали в загоны рабов. Тень струилась над раздувающимися телами; она ласкала окоченелые трупы и высасывала всё ещё висевшие в воздухе предсмертные вздохи.

Щупальца ледяной тьмы ползли по разрушенным вершинам шпилей, вслепую пробираясь сквозь учинённое опустошение. Они стлались по пространству, пока не чувствовали признаки жизни. Медленно, но со всё более возрастающей целеустремлённостью чернота скользила к сгусткам тепла: она охотилась не за предсмертным дыханием или кровью, но нематериальным теплом человеческих душ.

Первой добычей тумана стали испуганные выжившие, отрезанные от остальной части улья рухнувшими стенами, разрушенными коридорами и километровыми проломами, возникшими в результате орбитальных ударов лэнсов. Лучи энергии отнимали жизни и аристократов, и рабов. Смертоносное облако тоже не делало различий между людьми: каждый являлся лакомством, одинаково сладким на вкус, независимо от того, исходило ли тепло от потомка трехтысячелетней холкенведской аристократии или от ребёнка, что чистил сточные трубы. Некоторые гибли от страха, предсмертными криками пуская по облаку рябь. Ведомые предвещавшим тьму шёпотом, не в силах вынести неумолкающих призывов ненавидеть себя многие бросались в пропасти и разбивали головы об острые края обломков. Другие задыхались в приторном не-воздухе или умирали от заледенения крови, когда струйки холодного тумана достигали ещё тёплых сердец.

Едва удерживаемый остатками шпилей, жаждущий душ туман тёк вперёд. За многие мили от вершины, точно тлеющие угли в костре, пылала жизнь. Ни одна душа не горела жарче другой, но в единстве людском скрывалась сила, общий свет, что отталкивал тень. Вокруг офицеров и священников языки пламени срастались в защитные кольца, однако в стенах каждого замка веры зияли бреши, где царил ужас. Словно ведомая на поводке, тьма ползла по городским уровням; она прощупывала, исследовала границы между уязвимыми и крепкими духом; заполняла помещения фабрик и жилые блоки крестьян, но в то же время обходила стороной пылающие верой кафедральные соборы и храмы.

Когда тьма завершила поглощение верхних пределов, буря разразилась снова. Из бурлящего облака забили молнии, рассыпаясь по потрескавшейся коже древнего города. Неестественные заряды вонзались в открытые бомбардировкой раны на его гористом теле. Импульс за импульсом белая энергия раскалывала небеса, пока верхние уровни Холкенведа не вспылали, и сама тьма не содрогнулась от имматериальной мощи.

Вопящий и извивающийся столб леденящей энергии проникал всё глубже и глубже, разделяясь и сливаясь вновь, мчась по залам, аллеям и туннелям, не просто проносясь сквозь тьму, но являясь её частью.

Новая волна первозданного ужаса обрушилась на защитников средней части улья. Несмотря на громогласные предупреждения комиссаров, и ветераны, и новобранцы в равной степени побросали оружие и бежали, за что были вознаграждены лазразрядами в спины. Те же, кто не поддался, остервенело вцепились в оружие. По их лицам беспрестанным потоком текли слёзы: смертный рассудок был не в силах подавить всплывающие в мыслях кошмары. Некоторые от ужаса испытывали физическую боль, другие старались огородить свой разум с помощью молитвы, хотя молитвословия меркли на фоне воцарившейся в улье смертоносной тишины.

Внезапно бурю прорезали крылья, но не привычных воронов или ворон. Алые вспышки прыжковых ранцев и блеск глазных линз исчезли в буйстве шторма; словно искорки в пучинах самой тёмной тени, с зубами из болтов и когтями из плазмы. Словно порождённые этой самой бурей, сотканные из тьмы фигуры и молнии вырывались из мрака, а радостные визги и смех наполнили пустоту тошнотворным шумом. Закованные в доспехи, более древние, чем сам Холкенвед, несомые на изогнутых крыльях и обладающие адовой силой, предатели обрушились на защитников вместе с новым взрывом шторма, что разорвал верхние пределы в обломки и пепел. На вызывающий лазерный огонь и лай автопушек воины шторма ответили из собственных пушек, а спустя считанные секунды — кошмарными клинками и когтями.

Повелители Ночи.

Об их приближении трубил ужас, будто сама смерть оседлала молнии грозовых туч.

Гаю было приказано не обращать внимания на крики, но это оказалось чертовски трудно. Обострённый слух, плюс ко всему усиленный авточувствами силового доспеха, без передышки воспринимал какофонию преисполненных ужасом завываний и обрывающихся на полуслове панических взрыдов. Не отвлекаясь, космодесантник-примарис следовал приказу и оставался на позиции с остальной частью ударных сил. В его отделении заступников осталось семеро астартес, хотя на Калдону IV Гай высадился с девятью. Хейндаль и Гестартас погибли при высадке, разорванные на части орудиями планетарной обороны. Когда-то пушки стояли на страже владений Императора, однако теперь обернулись против Его вернейших сынов.

Отделение являлось одним из шести в ударных силах, а само входило в состав роты развёртывания из ста двадцати астартес, носившими имя Неисчислимых Сыновей — братьев примарис, которым ещё предстояло объединиться в новые ордена или удостоиться чести «усыновления» со стороны тех, кто разделял их геносемя. Когда три терранских года назад подразделение космодесантников покинуло колыбель человечества, в его составе находилось двести пятьдесят боевых братьев.

Возможно, это не так много в масштабах галактической бойни, однако Гай хранил надежду, что кто-то всё-таки подсчитывает погибших.

Вопреки порыву гордости, сержант заступников сознавал: позволить Астра Милитарум и верным полкам планетарной обороны Холкенведа принять на себя основную тяжесть атаки Повелителей Ночи имело смысл. Но неужели предатели ожидали попытки лорда-командующего вернуть Калдону IV? Или, быть может, к настолько удачному вмешательству Повелителей Ночи толкнули капризы варпа — если благоприятное для еретиков стечение обстоятельств действительно было делом рук Тёмных богов?

Гая не шибко волновала общая картина похода Индомитус. Его душе хватало служить его частью; уничтожать собственными руками врагов и наблюдать, как рушатся их планы. Высшие материи казались ему абстрактными. Армии в сражениях за миры перемещались по звёздам, в то время как флоты уничтожали друг друга в пустоте, точно фигуры на игровой доске. Всё, что имело значение для Гая, — единственная поставленная лордом-командующим цель: отвоевать Империум у проклятых врагов.

— Соберитесь с мыслями и ожидайте приказа, — напомнил лейтенант Астопит. Говорил астартес спокойно и медленно. Хотя лейтенант не двигался, его словесный ритм соответствовал темпу, в котором тот расхаживал бы по рядам отделения во время смотра. Гай мысленно представил призрачную проекцию своего командира, неторопливо шагающего вдоль строя боевых братьев. Сержант заступников с точностью мог предсказать точку, где в данный момент находился бы его лейтенант, не стой он сейчас у громадных дверей зала. Астопит являлся перворожденным Новадесантником, на сантиметров десять ниже ростом и на три столетия старше Гая вместе с его товарищами-примарис.

— Каждый крик, что достигает ушей, — жертва. Подобно тому, как ради выживания людей Император превозмогает на Терре, так и мы сейчас должны преодолеть эту бурю.

Среди шума человеческих страданий и отчаянной обороны Гай уловил отдалённый грохот болтеров и треск энергетического оружия. Повелители Ночи подбирались всё ближе.

— Судя по всему, они в курсе нашей высадки, брат-лейтенант, — предположил сержант Фолькштейн из отделения агрессоров, что расположилось слева от Гая.

— Конечно, в курсе, брат-сержант.

Воображаемая проекция Астопита дошла до конца второго ряда, остановившись перед отделением сержанта Кормакки. Гай наблюдал за призраком лейтенанта, не отрывая взгляда от плаца. В процессе мысленного представления сержант заступников смотрел прямо перед собой, даже не моргая глазами, — за способность построения движущихся образов он должен был благодарить побочный эффект тактических визуальных мнемонических процессов, включённых в пакет психодоктринации примарис. Обладая расширенной кинестезией, далеко выходящей за рамки таковых у неулучшенных людей, Гай инстинктивно ощущал местоположение боевых братьев. Более того, ходили слухи, будто Астопит загрузил в дисплей линз данные обратной связи, чтобы иметь возможность проверить, не нарушал ли кто строя во время смотра. Если лейтенант и примечал подобные случаи, то никого из воинов никогда в этом не обвиняли.

Терпеливо ожидая предстоящего противостояния, Гай размышлял о силах противника. Несколько флотилий Повелителей Ночи истязали миры вдоль всей Железной Завесы — пограничной зоны в пределах влияния Великого Разлома, но не затронутой им напрямую. Что ещё более важно, миры Завесы располагались вдоль своего рода линии политической трещины, как понимал это Гай, окружённые дикими системами между различными секторами. Сектора, в свою очередь, можно было разделить на те, что имели исторические связи с Фенрисом, и патрулируемые крестовым походом Чёрных Храмовников. Вдобавок ко всему, черта проходила по самой границе полуофициальных владений Железной твердыни и рыцарей дома Камидар. До прибытия оперативной группы «Железная Завеса» из боевой группы «Ретрибутус» местные имперские командиры ужасно страдали от нехватки внешних союзников, к которым можно было бы обратиться за помощью.

Поначалу Гаю казался удивительным факт, что несколько тысяч астартес-предателей подчинили дюжину миров. Однако сообщение, отправленное лордом-командующим Жиллиманом, объясняло, как столь немногие сумели одолеть столь многих. Не силой оружия, нет: это было бы невозможно. На Железную Завесу обрушилось нечто гораздо более опустошительное: страх. Наводимый Повелителями Ночи ужас достигал такого уровня, что самой угрозы нападения оказалось достаточно, чтобы правители Железной Завесы преклоняли колено перед Сынами Керза и платили дань.

Страх поработил двенадцать миров быстрее, чем смогло бы любое наступление.

Но ход мыслей Гая нарушил Астопит, продолжив речь.

— Сканеры Повелителей Ночи, да даже эти грязные варпотени, что они впустили в мир, скорее всего, сразу дали знать нашем присутствии. И именно для того, чтобы склонить нас к преждевременному вступлению в бой, предатели устраивают подобное шоу, к сожалению, смертельное для наших союзников. — Внезапная пауза в словах лейтенанта создавала впечатление аналогичной паузы и в его уверенной поступи примерно в трёх метрах справа. — Напомни-ка, брат-сержант Фолькштейн, почему на фронт переброшены наши союзники, когда как мы могли бы удерживать оборону сами?

Астопит был настолько же скрупулезен в предоставлении информации, как и во всех остальных аспектах жизни. Он твердо верил, что его полевая рота, какой бы она ни была, в будущем станет славным офицерским корпусом. С этой целью он подробно рассказывал подчинённым обо всех стратегических решениях и поощрял проявление импровизации в разработке тактики, когда появлялась необходимость.

— Повелители Ночи полагаются на подрывающие боевой дух атаки, которые стремительно инициируются и переходят от цели к цели, — ответил Фолькштейн, процитировав раннее высказывание лейтенанта. — Силы наших союзников ослабят натиск противника и поставит его в невыгодное положение, рассредоточив личный состав еретиков. Мы же проведём контратаку, когда предатели станут наиболее уязвимы.

— И ни миллисекундой раньше, — в заключение добавил Астопит. — Неважно, сколько слуг Императора падёт. Если начнём наступление, преднамеренное в ответ на атакующие действия Повелителей Ночи, сейчас, то поставим под угрозу победу, впустую потратив людские жизни.

Планетарные губернаторы, правящие советы и имперские командиры так напугались Повелителей Ночи, что сами непреднамеренно распространяли страх. И у них действительно были причины бояться: Повелителей Ночи ненавидели и страшились почти так же сильно, как Абаддона, особенно здесь, вдоль Железной Завесы, которая подвергалась многочисленным многотысячелетним набегам. Десять тысяч лет убийств стали достаточным предупреждением: Повелители Ночи не сыплют пустыми угрозами. Наказание и унижение, которым, по их же словам, еретики собирались подвергнуть инакомыслящих, подкреплялись тысячелетиями доказательств. Сдача каждого имперского мира ускоряла следующую, поскольку губернаторы стремились как можно скорее подчиниться и переложить угрозу на плечи соседа.

Если бы первый мир — Эндлспин — не поддался страху и позвал на помощь, Повелителей Ночи, возможно, там бы и остановили. Однако лорд-регент не винил имперских командиров.

«Страх непременно сопровождает эгоизм, — сказал тогда он. — Катаклизм Цикатрикс Маледиктум заставил правителей думать, будто им предстоит в одиночку бороться с тьмой».

Боевой группе поручили освободить эти самые системы от кровавой хватки Повелителей Ночи и принести Железной Завесе надежду. Лорд Жиллиман напутствовал воинов мудрыми словами.

«Страх умножается, когда ему не противостоят. Он набирает могущество, если не бросить вызов, ибо люди не в силах оценить скрывающуюся за ним силу».

Гай вместе с братьями прибыли в Железную Завесу, чтобы бросить вызов страху. И по всему разрушенному Империуму тысячи других верных Ему слуг делали то же.

По венам Эктовара текла энергия шторма ужаса. Она наполняла Повелителя Ночи жизненной силой точно так же, как кристаллический реактор в прыжковом ранце питал силовую броню. Предатель стал бурей, откармливая её ужасом своих врагов, в то время как шторм насыщал могуществом самого астартес. Пылающие объятия кошмара ласкали доспех; неодолимый голод наполнял еретика желанием, разжигая в душе пустоту до такой степени, пока она не разгорелась огнём жажды, а её можно было утолить лишь экстатическим убийством.

Для Эктовара, как для одного из членов Тёмного Удара, стало честью нестись на переднем крае атаки; послужить утробой шторма ужаса, ибо буря питалась страхом обитателей улья. Слишком много дней он и его облачённые в полночь собратья выжидали на орбите, готовые спуститься небесным гневом, но сдерживаемые тугим поводком своих хозяев. День сменялся днём, сухим и пыльным, время словно перестало течь, а жажда поглощать жизни не утолялась и росла. Каждый проходящий час агонизировал желанием, и, наконец, когда колдун Ке'Хива обратился проводником шторма ужаса и направил страдания лакеев Императора ввысь, на иссохшую душу Эктовара упала живительная капля.

Поначалу волна внезапного шока и паники вскармливала организм Повелителя Ночи, посылая импульсы удовольствия по телу даже до того, как острие клинка пронзило плоть и пустило кровь первой из несчастных жертв. Тёмный Удар атаковал, как пожиратели плоти в подземельях окутанного ночью Нострамо. Совершая стремительные, они убивали без всякого искусства, в то время как чувства рапторов дрожали под приливом людского отчаяния.

Как только терзающая душу жажда исчезла, Эктовар приступил к поиску более лакомых кусочков. Благодаря связи с Ке'Хивой, Раптор чуял ужас и следовал волнообразным изгибам страха, что струились сквозь приведший сюда варбанду живой туман. Стоны, всхлипывания, тошнотворная сладость выброшенных гормонов, а следом и уловленное боковым зрением движение подтвердили присутствие новой добычи.

В нагрудник ударил лазерный разряд. Искра выделялась ярко-красным среди белых и бледно-голубых энергий. Повелитель Ночи проследил за её траекторией, желание росло, но съежившуюся женщину первым обнаружил Фельскас: крылья его ранца заслонили Эктовару обзор, а хныканье уже переросло в отчаянный вой, от которого затрепетал как сам шторм, так и раптор.

Эктовар двинулся дальше, бесконечно разделяя запахи жертв и следуя за самыми чёткими следами из гормонов страха. Он охотился во тьме, мелькая раздвоенным языком сквозь специально сконструированное отверстие в лицевой пластине.

Бесшумными прыжками перемещаясь по улью, хищники искали добычу. С ними летели сумеречные спутники, порхающие вдоль эбенового тумана, который продолжал пробираться сквозь растрескавшийся ферробетон и просачивался по разрушенным трубам. Рыскающие пальцы шторма ужаса наградили Эктовара всплеском синтетической надежды — ощущением улучшающих мышление кортикальных стимулов, что утоляют страх. Повелители Ночи вошли в широкий полукруглый зал и встретились с внезапным градом лазеров и более медленным, глубоким стуком автопушки. За спиной Эктовара раздался крик Сериуса, сопровождаемый хрустом доспехов и хлопаньем крыльев.

— Брат-в-разрухе, — хрипел он по воксу, пока Эктовар активировал ранец и прыгнул навстречу вспышке из дула тяжёлого орудия. — Плоть горит. Помоги!

Эктовар ощущал душу умирающего товарища как ногти, скребущиеся в дверь, настойчивые и требовательные. Он отмахнулся от психического импульса, словно избавляясь от назойливых мух. Повелитель Ночи слишком долго голодал и не собирался разделять трапезу ни с кем другим.

Пару секунд спустя Сериус осознал, что умрёт, проигнорированный «братьями»-в-разрухе. Совершенно один. Во тьме. Возгоревшийся страх раптора с каждой секундой становился лишь ярче, и через несколько мгновений Нордра и Элизир набросились на раненого астартес, вырывая из его лёгких пропитанное страхом дыхание; рычащие цепные мечи вскрыли доспех и тело, высосав из организма еретика последние импульсы отчаяния.

Стреляя из богато украшенного пистолета, Эктовар приземлился среди защитников улья, когти на сабатонах ссекли лицо одного стрелка, а рукоять меча разбила череп другого. Автопушка рухнула под весом прыгнувшего на неё астартес, тренога прогнулась под тяжестью силовой брони и её носителя. Взгромоздившись на покорёженный металл, Эктовар позволил туману рассеяться, открыв свою личность жертве. В сознание раптора проник истошный крик обезличенного солдата. Доспех среагировал на питательный вопль, испустив молнии, однако страх солдата портила испытываемая им острая боль — возбуждающая, но не приносящая сытости.

Эктовар повернулся к офицеру, командующему взводом сил обороны. Мужчина сражался в длинном сером сюртуке с серебряным нагрудником, туго обтянутым плотной тканью. Не комиссар, но всё же достойная добыча. На доспехах виднелась имперская аквила, и раптор на мгновение задался вопросом, испытывал ли Труп-Император тот же трепет сытости от поглощения душ.

Линзы Повелителя Ночи выискали новую жертву. Предатель позволил человеку взглянуть на своё кроваво-красное отражение в линзах шлема. Одной рукой офицер гордо поднял нож с изогнутой рукоятью, другой — пистолет. Эктовар дал смертному выстрелить, вызвав голубую вспышку над горжетом. Ослепительное сияние подарило имперскому лакею надежду. Однако она лишь усилила всплеск страха перед тем, как раптор издал пронзительный крик и бросился в атаку.

Гай не любил участвовать в разработке стратегий. Ему нравилось совершенствовать эффективные способы убийства еретиков. Как сержант отделения космодесантник сосредотачивался на местности, стараясь сформировать из своих бойцов наиболее смертоносное и адаптивное подразделение. В последние месяцы войны с Повелителями Ночи задача несколько усложнилась, поскольку от изначального отряда, отправленного флотом Примус, в живых остались лишь он сам и трое членов его отделения. За время беспрерывных сражений одиннадцать космодесантников погибли в бою.

Повелители Ночи не горели желанием вступить в прямую конфронтацию, но вместе с тем возвращать истязаемые миры Империуму они тоже не хотели. Предатели провоцировали широкомасштабные восстания, которые сменили спектр задач с миссий по воссоединению миров на кровавые зачистки. Так Тёмный Удар и властвовал над добычей: вассальные планеты предпочитали столкнуться с гневом армады лорда-регента, чем с карательными акциями Повелителей Ночи. Всего лишь три отвоёванных мира Железной Завесы отвлекали солидную часть ценнейших боевых ресурсов — полки Астра Милитарум, корабли Имперского Флота и воительниц Адепта Сороритас. Командующие вынуждены были оставлять своих воинов для заверения местного населения и его правителей в том, что возвращённые в лоно Империума миры остаются в безопасности от террора Повелителей Ночи.

А затем, после более чем терранского полугода уклонений и набегов, Повелители Ночи в полном составе варбанды пришли на Калдону IV. Они напали ровно во время высадки оперативной группы с орбиты. Вряд ли это было простым совпадением.

— Минута до начала контрудара, — сообщил лейтенант Астопит, так же спокойно и уверенно. — Проверьте оружие.

Гай завёл мотор цепного меча и вытащил пистолет, ощущая, как в организме расцветает боевой азарт. С момента прорыва с места высадки космодесантники его отделения страдали от вынужденного безделья, которое сохраняло жизни воинов и их припасы.

Холкенвед являлся столичным ульем и служил резиденцией имперского командующего, который объявил о своей капитуляции силам Империума ещё до того, как те появились на орбите. Однако подобная ситуация была лишь островком в море мятежей. Правители соперничающих городов-ульев накрепко связали судьбу с Повелителями Ночи и повстанцами, чтобы вытеснить древних конкурентов с политической арены. По всей видимости, теперь Повелители Ночи вознамерились одной атакой полностью сокрушить и местное сопротивление верных Императору сил, и прибывшие подкрепления лорда-примарха. В случае, если Холкенвед падёт, Калдон IV вернётся в руки предателей, и — так же верно, как и то, что на Фенрисе идёт снег, — Железная Завеса вновь поднимет открытый мятеж.

Они не могли позволить этому случиться. Лорд-командующий оставался непреклонен.

Холкенведцы платили за верность жизнями, как и все праведные слуги Императора. В дальнейшей судьбе боевой группы «Ретрибутус» особую роль играли корабли, но никак не архитектура освобождаемых планет или их население. Командный состав симулировал слабость армады, не желая распугать врагов. Военоначальники рассеяли флот, создавая впечатление, будто боевая группа готовилась к непредвиденным атакам; флотилия уподобилась хищнику, что отыгрывал роль жертвы, она притворялась мёртвой. Однако подобный гамбит стоил менее мощной орбитальной поддержки, и Гая мучил вопрос, были бы живы Хейндаль и Гестартас, подвергся зона высадки интенсивной бомбардировке.

Не встретив практически никакого сопротивления, Повелители Ночи сами инициировали обстрел с орбиты. Пустотные щиты вышли из строя на второй день, защитные лазеры и ракетные установки — на четвёртый. Последующие шестнадцать дней орбитальных ударов уничтожили всё живое в пределе верхних шпилей.

— Их жертва — приманка, — капитан Вайрштурм пояснил причину, почему командование позволило Повелителям Ночи столь широко сеять смерть и страдания в городе-улье. — Улей — козлёнок, заколотый на поляне, а их штурмовые роты — натянутая на тетиве стрела. Они пытают слабых, чтобы спровоцировать нас на атаку, но если в ответ мы обнажим слишком длинные для них клыки, выродки Кёрза попросту убегут.

Сержант вспомнил пиктограммы и видеозаписи, которые лейтенант Новадесанта использовал во время инструктажа. Они предназначались для тактической оценки ситуации, но пока Астопит рассказывал о расположении проходов и расчётах поглощающей способности различных материалов в улье, внимание Гая сосредоточилось на торчащих из-под обломков руках; перекошенных лицах детей, покрытых останками родителей; ещё ходячих раненых, что карабкались по грудам обломков изломанными и окровавленными пальцами. Изображения, как статические, так и движущиеся, не имели звукового сопровождения, однако крики о помощи, отчаянные стоны и предсмертные крики наполняли воздух Холкенведа в течение последних шестнадцати дней, заглушаемые лишь грохотом корабельных снарядов и неровным шипением ударов лэнсов, сеющих ещё больше разрухи.

При мысли о кровавой расплате Гай крепче сжал рукоять меча. Сама мысль о том, что воины, создававшиеся как острие клинка Императора, вынуждены прятаться за щитом из гражданских лиц, Имперской Гвардии и солдат СПО, вызвала на его языке горький привкус.

Каждый день, каждый час и каждая минута ожидания копили в теле сержанта больше силы и скорости, которыми он вот-вот воспользуется.

— Всем отделениям: схема атаки «Альфа».

Капитан Вайрштурма произнёс ожидаемые всеми Неисчислимыми Сыновьями слова.

Ведущие отделения ринулись на позиции, молнией проскочив мимо лейтенанта Астопита. Гай со своими заступниками ещё стоял в третьей шеренге. Не говоря ни слова, астарес бросились в бой четыре секунды спустя, отставая от лидирующих отделений на пятьдесят метров. Ускоряясь до боевого темпа, Гай ощутил едва заметную разницу в весе одного бедра, вызванную книгой, которую он носил в одной из подсумков с боеприпасами. Или, вполне возможно, ногу сержанта тяготил не физический вес предмета, а эмоциональная нагрузка, что заставила его уделять новоприобретению слишком большое внимание.

Нарушение рутинных учений перед высадкой вызвало кратковременную волну возмущения на смотровой палубе. Проверка снаряжения и процесс сбора, отточенные за тринадцать предыдущих высадок, на секунду прервались, поскольку каждый из присутствующих космодесантников отреагировал на присутствие чужака в своих рядах.

Незваного гостя заметили моментально: ещё один вдох в гимне боевого братства, ещё одно движение там, где обычно царит тишина, и тишина там, где обычно происходит движение. Едва заметное колебание заставило готовящихся к бою астартес отвлечься. Любой неулучшенный человек вряд ли бы что-то заподозрил, даже не почувствовав присутствия нарушителя. Для Гая же пересечение границ его территории было подобно внезапным грохотом барабана в предбоевой симфонии; внезапным диссонансом, что только нарастал по мере приближения звука.

Фигура в обычной военной форме серого цвета, карлик среди гигантов, пробиралась по змеящимся по залу заправочным трубам и зарядным кабелям. Она переводила взгляд с одного отделения на другое, рассматривала каждого астартес, точно оценивала диковинные реликвии в музейной галерее, но сверхчеловеческие чувства обитателей зала уловили нервозность смертного десятком малозаметных проявлений.

Брат Кеми поднял болт-винтовку и нацелил её на мужчину. Тот сумел подавить дрожь.

— Решил настроить прицел, историтор, только и всего, — посмеялся заступник, опуская болтер.

Адепт науки выдавил из себя улыбку и огляделся по сторонам в поисках цели, и, когда взгляд учёного упал на отделения Гая, он поспешил вперёд.

— Историтор Мудире, — поприветствовал кивком сержант. — Что привело тебя на сбор? Неужто решился на боевую высадку?

Мудире заколебался, но смог преодолеть непроизвольный страх.

— Хоть я и представляю себе ценность острых ощущений войны на истерзанной еретиками планете, когда жизнь зависит от нескольких сантиметров брони и секунд полёта ракеты, к сожалению, вынужден вам отказать, — историтор немного помолчал, прежде чем продолжить: он заморгал, пытаясь вернуть мозгу верный ход мыслей. — После Гельсеплана… Когда вы… Когда...

Он сглотнул и отвёл глаза от Гая. Воспоминания унесли историтора из зала сбора, сложив губы в гримасу.

— Когда я спас тебе жизнь, историтор? — подсказал космодесантник-примарис.

Мудире кивнул, вновь сосредоточившись на Гае. Взгляд учёного метнулся к наплечнику сержанта, и Гай вспомнил, что именно этот элемент доспеха принял на себя основной удар артиллерии, когда он защитил Мудире во время засады на Гельсеплане.

— Вы интересовались, хранится ли у нас что-нибудь о мире вашего генетического отца, — спешно произнёс историтор. — Вы просили что-то «настоящее», что могло бы погрузить вас в те стародавние времена.

— Великий Коул многим нас одарил в процессе долгого сна, — ответил Гай, поднимая облачённый в керамит палец и постукивая им по своему виску. — Фактами. Цифрами. Историческими событиями. Счётами и отчётами. Но не дал нам ничего…

Гай никак не мог подобрать подходящего слова для кровной связи, выходящей за простые рамки генетических манипуляций и исторических данных. Он растопырил пальцы и пожал плечами, отчего заскулил доспех.

— Духовного? — предположил Мудире.

Гай кивнул. За спиной раздался хрюкающий смех нескольких боевых братьев.

— Вот. Это не первичный источник, — начал Мудире, роясь в сумке. Он достал книгу: без обложки, не большую по размеру, но толстую, с пожелтевшими и потрёпанными страницами. — Однако она современник Первого Основания... И, хотя авторский стиль немного замысловат и архаичен, текст не требует перевода.

— С нетерпением буду ждать возможности прочитать её по возвращении, — улыбнулся Гай.

— Она для вас. — Мудире почувствовал себя ужасно неловко, протягивая книгу. — Для…Ну… Это подарок. После Гельсеплана я взглянул на себя немного иначе, и, быть может, книга поможет и вам познать свой внутренний мир.

Гай взглянул на протянутую руку и тонкие страницы, которые уже трепетали на ветру.

— В этом нет необходимости, историтор, — ответил астартес. — Я лишь выполнял долг, не более того.

— Безусловно, я обладаю некоторым влиянием в обществе историторов, — выпрямляясь, продолжил Мудире. Взор смертного стал жёстче. — И всё же мне стоило немалых усилий в знак благодарности добыть для вас этот труд. Было бы невежливо с вашей стороны от него отказаться. Считайте книгу наградой, своеобразной благодарностью от лица всех историторов.

— Невежливо, говоришь? — переспросил Хейндаль на пути к своему командиру. — Советую взять книгу, брат-сержант, в противном случае Мудире пожалуется лорду-примарху.

Взгляд Мудире оставался непоколебим, а руки продолжали удерживать книгу в протянутом положении. Гай принял дар и прочитал титульный лист.

Лицо сержанта тронула улыбка.

— Она великолепна, историтор, — поблагодарил он Мудире. — Огромное тебе спасибо.

Страх перескакивал от одного слабого разума к другому точно зараза, пробегающая по невидимым сосудам взаимной нужды. По мере того, как рушилась одна линия сопротивления, решимость следующей ослабевала, и за налётом страха следовали молниеносные атаки Повелителей Ночи. Пронзительные предсмертные вопли рабов Императора, лающий вой рапторов и неестественные звуки духов бури несли семена ужаса в умы впередистоящих.

— Редко бойня выдаётся настолько малозатратной, — хвастался Ленте, выпотрошив агонизирующего солдата СПО. Вынув когти из жертвы, Повелитель Ночи махнул рукой в сторону освежёванных и обезглавленных трупов, валявшихся в коридоре. — Добычи слишком мало, а та, что есть, из ряда вон плохо организовала оборону. Будь их побольше, вряд ли мы бы смогли продвинуться так далеко.

— Они слабы, ибо не понимают природу своего врага, — прокричал Кеслос в прыжке, приземляясь рядом с Эктоваром. — Куда им тягаться с могуществом шторма ужаса.

Защитники Холкенведа действительно не отличались организованностью в размещении сил и контратаках, но Эктовар сохранил достаточно здравого смысла в океане острых ощущений охоты, чтобы задаться вопросом, сложился ли такой ход вещей по причине некомпетентности командиров или создан преднамеренно. Шторм ужаса — его скрывающие, деморализующие миазмы — был явлением настолько уникальным, что ульи попросту не имели возможности столкнуться с его аномалией раньше, а это уязвляло многоуровневую оборону. Засомневавшись, Эктовар замер, когда остальные рапторы двинулись к полуоткрытым броневоротам.

— Происходящее — дело рук не смертных защитников, но Заблудшего Сына, — предупредил спутников Эктовар. Повелитель Ночи почувствовал, как душа солдата покидает лежащее у ног раптора тело, и остановился, чтобы ощутить её присутствие сквозь пропитывающий плоть чёрный туман. — Ждите контратаку.

— Мы должны дать основным силам сигнал на штурм, — прокомментировал Кеслос. — Внезапная атака выбьет дух из выживших и притупит остроту ответного удара врага.

— А мы станем острием клинка, что вонзается глубже в плоть, а вес наступающих сил толкнёт нас вперёд, в самое сердце, — вставил Элизир.

Эктовар понимал, о чём говорили собратья по банде. Шторм ужаса чуял, как, ожидая своего часа, за линией фронта скапливаются космодесантники Императора. Тела рядом остыли, вокруг Эктовара витала серость. Следом улетучился и страх, поглощённый голодным туманом.

— Вперёд, — наконец решился он, оглядываясь на грызущую сознание пустоту. — Когда снизойдёт Повелитель ужаса, мы укажем путь.

Он разрезал железо ворот двумя взмахами сверкающего клинка и шагнул за порог. Вокс ещё потрескивал от сообщения Элизира. Впереди выстроилась следующая группа защитников улья, уже окружённая зондирующими щупальцами шторма. В рядах этих смертных Эктовар ощущал дисциплину и стойкость, которой не хватило столь многим.

И Эктовар с удовольствием её нарушит.

Коридор был слишком низким для использования прыжкового ранца, поэтому Повелитель Ночи устремился за миазмами варпа широким шагом. Меч оставлял за собой след из бледно-голубой энергии. Иногда она заземлялась люменами и изоляционными трубками, воспламеняя силовое поле яркой дугой.

Шторм ужаса указывал путь точнее любого ауспика, направляя Повелителя Ночи из главного прохода в коридор поуже. Крылья высекали искры из обитых металлом стен. По воздуховодам он бежал слегка пригибаясь, чтобы не задеть проложенную кабелями крышу. Служебный туннель вывел его в зал, где ждали имперцы, в нескольких десятках метров от его нынешнего местоположения.

Эктовар прорвался внутрь, выбив ржавую решетку. Прыжковый ранец откликнулся на импульс, и, точно крылья летучей мыши, унёс предателя по спирали вниз. Окружённый вьющимися клочьями шторма раптор рвался к охваченным паникой защитникам.

Блокируя оба выхода, на импровизированных баррикадах, возведённых поперёк зала, стояло более пятидесяти человек. Внимание Эктовара привлёк рёв одного — комиссара в начищенном панцирном доспехе и остроконечной фуражке. В одной руке хранитель порядка удерживал силовой меч, а в другой — пистолет.

Болт-пистолет Эктовара зарявкал, отнимая жизни у собравшихся вокруг выбранной жертвы солдат. Из-за спины открыли огонь остальные Повелители Ночи; разрывные снаряды смертельными вспышками осветили ошеломлённые лица смертных. Инстинктивно рапторы поняли желание своего лидера, атаковав другие участки обороны на стене из перевёрнутой мебели, демонтированных дверей и сваленных в кучу ящиков от пайков. К несчастью солдат, такая стена не могла защитить от атаки сверху.

Паника нарастала. Страх поднимался навстречу пикирующему Эктовару, подобно подводному течению. Следующий болт Повелителя Ночи попал в лодыжку комиссара, превратив обутую в ботинок ступню и голень в кровавое месиво. Женщина с резким криком упала. И всё же её крик был вызван лишь болью; укоренившийся в схоле стоицизм комиссара не отличался от стен крепости, что не позволяли врагу добраться до хранимого внутри золота.

Вместе с тем её разум не был похож на таковой и у астартес. Железная воля сыновей Императора всегда оставалось сухой и холодной: уверенность Космодесанта не нуждалась в подпитке. Ментальные же стены комиссара оказались толстыми, но не неприступными. Вскрыть такой рассудок — замечательная возможность получить наслаждение от вкуса лакомого кусочка внутри.

Заступники Гая повернули на восток, направляясь к левому флангу контратаки. Ферробетонный пол трещал под сабатонами Космодесанта. Облицованные пласталью стены вибрировали, точно огромный боевой барабан. Звуки выстрелов впереди стихли, в противоположность крикам страха и боли.

Гай проверил сигнал ауспика на приемнике предплечья.

— Множественные сигналы в полумиле отсюда.

— Авгуры подтверждают приближение второй волны еретиков. Контратакуйте по мере необходимости и не забывайте о стратегических целях, — напомнил брат-лейтенант Астопит по воксу.

— Понеслась, — обрадовал Гай своих братьев. Заступники так быстро побежали по коридору, что люмены, казалось, вспыхивали прямо на серо-голубой броне. Сержант поднял цепной меч и оживил его оскаленные зубья.

Гай вспомнил строчку из подаренной книги и издал старый боевой клич сыновей Волчьего Короля.

— Влка Фенрика!

Глава вторая

Он защищает

Жертвы

Добродетель

Жук был размером с большой палец Орада: длиннолапый, с тускло-зелёным панцирем. Корабль населяло множество насекомых, но такого раньше ему видеть не доводилось. Должно быть, жук попал сюда вместе с атакующими. Матрос наблюдал, как зеленоватый шарик выползает из щели между переборкой и палубой, перемещаясь по нескольку дюймов за подход и активно подёргивая усиками. Время от времени пришелец набредал на питательные кусочки, слишком маленькие для глаз Орада, и тогда его жвала старательно кромсали находку.

Орад хотел протянуть руку и отшвырнуть создание прочь, но в теле совершенно не осталось сил. Мышцы даже не болели — они пребывали в состоянии полного онемения. Мозгу досталось не меньше. Страх и усталость до такой степени притупили нервную систему, что бывшему матросу пришлось изрядно попотеть, чтобы просто сосредоточиться на жуке.

Он скользнул по полузасохшей крови и замер, заметив рядом изуродованное лицо Росси. Из разлагающейся плоти торчала белая кость, а мёртвое мясо по крошечному кусочку за раз обгладывали бледные личинки и муравьи. Орад взглянул в пустые глазницы бывшего командира орудия, пытаясь вспомнить, был ли Росси голубоглазым или кареглазым, и ему вмиг поплохело. Парень думал перевернуться, но дискомфорт стал бы только сильнее, а вид на другой стороне красотой не отличался: в той части башни медленно разлагались останки Моаро.

Он совершил ошибку, вернувшись. В привычное ему место Орада притащило его измученное сознание и усталые ноги. Только теперь знакомая обстановка не вселяла спокойствия — здесь воцарился кровавый кошмар, вырвавший матроса из прежней жизни.

Лампоса из бригады шестнадцатого орудия рассказала, что «Суровый» на абордаж взяли орки, но Орад лишь накричал на девушку за то, что та поверила в детские сказки. Однако уверенности в обратном оставалось всё меньше. Зеленокожие монстры вполне могли быть теми самыми диаболис из глубокой пустоты, которые преследовали героев; таких, как лорд Соляр Махарий, и других легенд Империума, о подвигах которых ребёнком он так жадно слушал от проповедника.

Орки.

Если орки реальны, то что насчёт ведьмовских эльдар и ужасных тиранидов? Неужто они тоже существуют? А в кого он стрелял?

И если легенды не врут о злобных тварях, то, значит, истории и о героях являются правдой: командор Данте и комиссар Яррик, Герак Нусон и Корвин Северакс, канонисса Жасмин и генерал Крид…

Особенно Ораду нравились байки о Великом Волке Гримнаре и его Космических Волках. По крайней мере, не так давно он узнал, что легендарный космодесантник действительно существует. Экипаж информировали, что «Суровый» выполняет специальную миссию как один из самых быстроходных кораблей флота Соляр. Они направлялись на полумифический Фенрис с уникальным грузом, который помог бы Великому Волку в войне против еретиков.

Однако «Суровый» сменил курс и больше не летел на Фенрис. Орада охватила паника. Что случилось с драгоценным грузом? Сокровище обладало такой высокой ценностью, что на борт лёгкого крейсера прибыло два отделения Космодесанта! При осознании, что космодесантники теперь мертвы, рассудок словно оцепенел. Если бы выжил хоть кто-то, хотя бы полумеханические стражники техножрецов, орки бы не сумели укрепиться на нижних уровнях крейсера.

Они провалили миссию, не доставили груз Великому Волку.

Дверь на главную палубу, сопровождаясь шумом несоосных шестеренок и скрежетом металла, открылась. Вероятно, прошло уже несколько дней, или, быть может, даже недели. Трудно было сказать наверняка, но ясным оставался факт, что присутствие орков — да, именно этих ксеносов — уже меняло облик судна. Никто ничего не полировал. Никто ничего не смазывал. Никто не проверял системы энергоснабжения и не возносил умиротворяющих молитв к плазмопроводам, что тянулись от кормовых реакторов к носовым палубам. «Сурового» поработили, и обращались с ним так же по-скотски, как и с бывшими членами экипажа.

Щёлкнул кнут, и по коридору разнёсся гортанный рёв.

Орад дёрнулся: тело вспомнило последнее прикосновение шипастого ремня к плечу. Застонав, он приподнялся и, спотыкаясь, выбрался из башни. Другие люди, около трёх десятков человек, остались с ним здесь, внизу. Тут бывшие матросы сумели урвать несколько часов сна; большинство служили в других частях корабля. Орад очень хотел, чтобы у него появились силы перетащить своё тело в другое, более укромное место, где можно было бы рухнуть. Возможно, в следующий перерыв он так и поступит.

Рабы выстроились в шеренгу, все — опустив глаза. Никто не осмеливался встретиться с красными глазами хозяев. Низкорослые зеленокожие беседовали между собой, смеялись и тыкали пальцами в артиллерийские расчёты, когда те, шаркая, выходили с орудийной палубы к трапам. Основная работа кипела двенадцатью уровнями выше: рабам предстоял изнурительный поход до главной палубы, где они вместе с десятками других вручную разгребали обломки, что застряли в массивном таранном носу орочьего корабля после его столкновения с хребтом «Сурового».

Когда люди очистят корабль, когда перестанут быть нужны с освобождением сцепившихся кораблей… Что случится после?

Орад мечтал о смерти, потому что альтернатива вырисовывалась слишком тошнотворной, чтобы о ней думать.

— Кричи! Ради своего Трупа на Троне! Кричи!

В кулаке Эктовара комиссарский меч больше походил на обычный нож. Острие затерялось в толще офицерского мундира, а из места колотой раны по лезвию стекала кровь. Эктовар продавил металл немного глубже, приближая острый конец к лёгкому между рёбер.

— Кричи, чтобы Он тебя спас!

Комиссар словно плевала в лицо раптора своим презрением, её слабеющие кулаки не переставали колотить по молниеносному доспеху. Каждый удар смертной, как ментальный, так и физический, для Эктовара подсвещался пламенем. Чутьё Повелителя Ночи пылало от касаний смертной.

— Праведница, — прошептал Эктовар, щелкнув языком при мысли. — Твоя вера сильна.

Комиссар усмехнулась, её взгляд из-под козырька перекошенной фуражки словно метнул в еретика кинжалы.

— Я тебя сломаю, — зашипел Раптор, чуть наклонившись. Решимость комиссара поколебалась всего на миг, но успела наградить Эктовара толикой сомнения. Практически ничто, едва ощутимый привкус во рту, молекула аромата в ноздрях, но она разожгла терзающий голод. И тут Повелитель Ночи понял: до сих пор, до встречи с ней он питался лишь пеплом. Его насквозь пронзила потребность в удовлетворении, в усладе жгучим ужасом сломленной веры. Броня заскрипела в стремлении задрожать в такт охватившему душу желанию.

— Он защищает, — прочеканила офицер службы надзора за верностью.

Эктовар вонзил клинок комиссара ещё на несколько сантиметров глубже, чем вызвал новый стон боли. Свободной рукой он медленно снял с неё фуражку и отбросил головной убор прочь, открыв тёмные, остриженные почти до макушки волосы. Керамитовая перчатка принялась ласкать обнажённый женский череп. Повелитель Ночи попытался представить себе то самое чувство, но из головы будто исчезли воспоминания о мягком и нежном. Раптора терзала лишь потребность наполнить себя страхом, чтобы внушать его другим и им же и питаться в службе шторму.

Пальцы обхватили череп воительницы, с нарастающим давлением сжимая кость.

— Ты умрёшь в беспамятстве, совершенно одна, — прохрипел он в вокс-блок доспеха.

— Император защищает, — повторила комиссар, обнажив зубы в искривлённом оскале.

— Его здесь нет, — хихикнул Эктовар. Он склонился ещё ближе, так, что затмил всю её реальность; шлем с крыльями летучей мыши заполнил поле зрения комиссара, а щупальца шторма обвились вокруг шеи и скользнули по миловидным щекам и тонким губам. — А этим местом завладеет Совершенный.

— Император защищает. — В словах женщины уже отсутствовала прежняя убежденность, а голод Эктовара усиливался мере того, как росла её слабость. Женщина была так близка к провалу. Так близка к моменту, чтобы броситься в его объятия. Пальцы астартес сжали сильнее, и кость, наконец, затрещала.

— Закричи! Ради меня! — взмолился Эктовар, выдёргивая меч из тела. — Я хочу слышать твой ужас. Кричи! Взывай к Богу-Трупу!

— Император защищает.

Глаза женщины потускнели. Не от потери крови или повреждения мозга, но в кататоническом приступе. Психика женщины не выдержала, и Эктовара захлестнула волна омерзительных ощущений.

— Нет! Нет, нет, нет, нет! — взбесился он, выкинув офицерский меч. — Смотри на меня! Смотри! Смотри на меня!

— Император защищает, — почти шёпотом повторила комиссар.

Стены её разума растворялись, и пламя за ними, ужас, что желал вкусить Эктовар, исчезал вместе с угасающим рассудком несчастной. Лопнувшая психика женщины пожирала топливо страха. А пустота в груди раптора никуда не исчезла, продолжая требовать пропитания у его души. Повелитель Ночи был почти у цели. Экстаз ждал всего в одном ударе сердца, если бы только он мог вызвать у женщины последнюю волну страха.

— Кричи, ты, трусливая мразь! — завизжал он, встав и схватив комиссара за шею. Она повисла не сопротивляясь, лишь в последний раз пробормотав знакомую фразу.

— Император за-щи-ща-ет...

Момент был упущен. Словно поток ледяной воды, неудовлетворённая потребность лишила Повелителя Ночи дыхания, она душила астартес и заставляла испытывать боль.

Взбешённый, с бессловесным криком на устах Эктовар отшвырнул негодницу прочь. Тело комиссара закружилось в воздухе и свалилось на баррикаду. Раптор на мгновение замер, ошеломлённый собственной неудовлетворённостью.

— Вожак когтя! — Тон Кеслоса казался излишне настойчивым, будто раптор уже некоторое время требовал к себе внимания. — Приближается враг.

— Пускай приближается, — прорычал Эктовар.

Выходит, деликатесов из ужаса ждать больше не придётся. Космодесантники не ведали страха, однако могли предложить иной повод для праздника. Эктовар утолит голод чистой резнёй.

Гая окружал дрожащий фюзеляж корабля, но космодесантник не ощутил напряжения при входе в атмосферу. Внимание астартес было приковано к подаренной Мудире книге. Усовершенствованный Коулом мозг примарисов усваивал данные гораздо быстрее неулучшенных людей, но Гай ждал момента, когда сможет насладиться каждой буквой десятитысячелетнего труда.

Сержант заступников уставился на первую страницу. В каждом уголке танцевали этнические узоры, и взгляд астартес, отмечая мельчайшие различия, следовал за каждым их витком. Гай догадался, что в оригинальном источнике украшения рисовали от руки, а в тончайших несоответствиях между узорами были виновны пальцы художника, которые не совсем точно повторяли ту же дугу узора в разных углах страниц. Отклонения тоньше волоса, но всё ещё слишком очевидные для глаз Гая. Печатный же станок, что и выпустил том, воспроизвёл каждое незначительное отличие.

«Сколько их всего? — задумался Гай. — Мудире не упоминал, что труд очень редкий, но на его приобретение ушло несколько месяцев между Гельсепланом и Калдоной IV. Хм… Сколько напечатали экземпляров? И сколько осталось более девяти тысяч лет спустя?»

Он изучил шрифт, осмотрел бумагу, остатки клея на корешке, где отвалилась обложка. Гай ощутил вес книги, почти ничтожный для колоссальной силы астартес, и задался вопросом, через сколько рук она прошла, прежде чем попасть в его. Перед историторами поставили задачу не только восстановить утраченное прошлое человечества, но и документировать текущие исторические процессы по мере их развития. Книга объединяла прошлое и настоящее, а на плечи Гая легла обязанность пронести эту связь в будущее.

Мудире оказался прав, Фенрис не был местом рождения его отца. Но автор книги ступал по заснеженной земле, написал этот текст и каким-то образом, вопреки капризам эпохи Империума, пока Гай спал в металоновой коме, книга переходила от владельца к владельцу и с места на место, пока историтор не передал древний труд ему.

Сержант открыл страницу наугад, подсознательно отмечая изменение звука ветра, что свистел за пикирующим боевым кораблём. Гай рассчитал, что сейчас они находились ниже двадцатимильной отметки высоты, плюс-минус несколько сотен метров в зависимости от местного атмосферного давления. Остальные члены отделения беседовали между собой, — Гестартас завёл боевую молитву, — но Гай едва слушал, бездумно повторяя слова.

— Десять минут до посадки. Зона высадки скомпрометирована. Запустить протоколы высадки с боем. — Лейтенант Астопит пробирался меж сидящими рядами космодесантников-примарис, произнося слова в такт каждому шагу. — Сразу же рассредотачиваемся, отмечаем друг для друга цели. И без промедления обезопасьте периметр.

Через пять секунд брат-лейтенант обойдёт ряд сидений, где изучал книгу Гай. Наличие личных вещей не являлись нарушением — некоторые из боевых братьев прихватили с собой военные трофеи и другие вещи, заполученные в предыдущих боях, — но подарок Мудире почему-то смущал сержанта. Гай в последний раз перечитал текст на титульном лиcте и сунул книгу в дополнительный подсумок, который заранее прикрепил к поясу.

«Волчьи дебри. Люди, места и обычаи Фенриса. Крепость Сынов Русса. Традиции Своры», Карл Баденский

Протяжный грохот возвестил о детонации сейсмических бомб. Их в пределах верхней мили от улья закладывали команды мучеников прямо во время бомбардировки. Место установки зарядов методом сложных вычислений определяли техножрецы. Последовательные удары вызвали пересечение волн разрушительной энергии: взрывы мелты провоцировали отражение энергетических кавитаций.

Сооружение размером с город-улей невозможно было полностью уничтожить обычными снарядами, но из-за повреждений, вызванных атакой звездолётов, верхний шпиль слишком ослаб. Вместе с разрывом бомб десятки тысяч тонн скалобетона и пластали разлетелись на части. Всего через тридцать секунд после обнаружения библиариями второй, основной волны атаки Повелителей Ночи, весь верхний шпиль начал пожирать сам себя, посылая потоки расплавленного металла и лавины обломков ещё на милю вниз. Враг дислоцировался ниже уровня опустошения, однако таким образом имперские ударные силы заблокировали еретикам пути отхода на орбиту. Корабли Имперского Флота и Космодесанта, которые до сего момента на минимальной мощности, едва заметно подбирались к миру, теперь летели на полной скорости, устремляясь в тыл предательского строя.

Открыв огонь по первому встреченному Повелителю Ночи, Гай почувствовал под ногами дрожь и, удовлетворённый началом мести, улыбнулся. На этот раз трусливые предатели никуда не сбегут.

— Отделение «Люпус-Шесть» вступило в бой с противником, сектор четыре-дельта, — доложил сержант. Он снова нажал на спусковой крючок, чтобы послать второй болт в полуночно-синюю броню астартес. Вспышки выстрелов товарищей и братьев из отделения Ферритуса справа заблокировали рапторов под перекрёстным огнём.

Штурмовое отделение Повелителей Ночи отреагировало немедля: прыжковые ранцы изрыгнули багровое пламя, и те бросились по коридору навстречу воинам Гая. С предателями кружилась тьма, обвиваясь вокруг скачущих рапторов. Гай выстрелил в третий раз, выпустив болт, лишь когда враг достиг зенита прыжка примерно в двадцати метрах кверху. Разрывной снаряд отколол элемент рапторского крыла, сбив того с курса.

— Изничтожьте всех! — взревел Гай, не прекращая стрелять. Болт-пистолет не отпускал пикирующего Повелителя Ночи, а цепной меч в другой руке уже был готов вгрызться в его плоть.

Братья сержанта тоже кричали; боевые кличи эхом отражались от высоких стен, добавляя ноты в оркестр из рычания прыжковых ранцев и лая болтов. Дни — нет, недели разочарования утекали прочь. Скопившаяся ярость Гая трансформировалась в раскалённую добела энергию, которая словно направляла тело. В местах, куда попадали снаряды Неисчислимых Сынов, отступала сама тьма, оставляя в зале лишь вихри чистого воздуха. Повелители Ночи открыли ответный огонь; дульный отсвет их оружия сверкал красным на фоне укрывавшего их тумана. Гай ощутил попадание в правый наплечник, но болт срикошетил прежде, чем успел взорваться. Ещё один угодил в Анфелиса справа, изуродовав керамит нагрудной пластины и шлем боевого брата.

К какофонии войны добавились крики и бессердечный смех: вражеское штурмовое отделение в полном составе спустилось вниз. Вокс-динамики рапторов изрыгали ненависть, словно пламя. Авточувства Гая рыкнули в знак протеста и притупили его слух ровно за мгновение до того, как окутанные молниями предатели врезались в строй нападавших. Насдр и Энфорфас упали в первую же секунду, и заступники, перемахнув через трупы, набросились на следующих противников.

В полудюжине метров впереди предатель в сияющем адскими энергиями доспехе рухнул на ферробетон.

— Цель за ними, — скомандовал сержант, открывая огонь. Анфелис поддержал Гая огнём, обрушив на предательского астартес шквал болтов. Керамит раптора треснул. Еретик попытался броситься вперёд, но следующий концентрированный залп разорвал полуночную пластину нагрудника.

Гай кинулся на Повелителя Ночи, скрестив рёв своего цепного меча с его силовым клинком.

Ответный выстрел добычи сержанта просвистел мимо его левого наплечника. В следующие мгновения космодесантник-примарис отбросил отпрыска Кёрза назад и по инерции отправил еретика в полёт, вместе с тем вонзая вращающиеся зубья меча в незащищенную грудь. Гай поднял ногу и подошвой вогнал голову падающего еретика в ферробетон. Он топнул снова, одновременно разрывая цепным мечом сердца и лёгкие предателя, после чего вырвал гудящее лезвие, окрасившее «Тактикус» сержанта густой кровью мёртвого раптора.

Вой тревоги доспеха предупредил Гая о приближающейся угрозе — не новом снаряде, но Повелителе Ночи, зверем кинувшемуся к нему через зал. Прыжковый ранец опустил сына ночи на поверхность, и тот побежал. Когтистые сабатоны вырывали куски ферробетона, рука подняла изогнутый меч, а украшенный барочным орнаментом пистолет изрыгал в сержанта смерть.

Как только угроза коснулась сознания, Гай двинулся влево. Всё происходило острее, чем когда-либо прежде; каждый цвет, звук и запах разделялись с абсолютной чёткостью. Его дикая натура сопровождалась чувством восторга: таких ощущений он никогда не испытывал. Вместо того, чтобы подавить боевую ярость, Гай спустил её с цепи, позволил выплеснуться наружу, бросившись навстречу врагу.

Новые воины Императора действительно обладали большей силой и скоростью, чем любые имперские космодесантники, которых Эктовар сражал раньше. Но все были напыщенны, одинаковы, предсказуемы в своих движениях. Его братья-в-разрухе имели тысячелетний опыт войны, сработавшись скорее как хищная стая, нежели чем военное подразделение, в то время как слуги Заблудшего Сына являли собой запрограммированные боевые шаблоны. Подобно нёсшему рапторов шторму ужаса, отделение Эктовара двигалось текучей массой, клубящейся вокруг высоких кузенов. Они обрушились на лояльных астартес, словно волна, падающая на колонны, но разрушающая камень не одиночными ударами, но множеством взмахов клинка и метко пущенных болтов.

Среди буйствующей суматохи ближнего боя внимание Эктовара привлёк силуэт: размытое пятно среди воинов в сине-сером, что двигалось немного иначе. Вонзив клинок в бедро воина, отбивающегося от когтей Нордры, Эктовар вырвался вверх, поднявшись над лязгом клинков и громом снарядов. Прыжковый ранец понёс раптора к новой добыче. Повелитель Ночи приземлился и побежал, готовый увернуться от залпа и без лишних движений сразу вонзить клинок в жертву. Однако, как ни странно, космодесантник даже не пытался выпустить в него болт-снаряды: сэкономив время на стрельбе, раб Ложного Императора бросился навстречу с гудящим через вокс-передатчик звериным рыком.

Застигнутый врасплох, Эктовар едва успел отскочить в сторону. Жужжащие зубья вражеского меча вспыхнули бледной энергией: молния отразилась от штормовой брони Повелителя Ночи и с треском прошлась по оружию имперца, который расколол керамит его шлема. Голод тут же пропал, сменившись чувством внезапной угрозы. Эктовар на миг застыл, увидев своё отражение в линзах шлема астартес: тени шторма, молнии и сверкающие красные линзы.

Впервые за столетия Эктовар вспомнил себя таким, каким был раньше. Он вновь почувствовал себя Повелителем Ночи. Раптором. Тем, кто штурмовал стены Императорского дворца! Тем, кто отнял жизни у тысяч врагов!

Рычащий космодесантник полуприсел и согнулся, готовый атаковать, но имея возможность и защититься.

— Твоё время истекло. — Лакей Императора придвинулся ближе.

— Ты опоздал, — усмехнулся Эктовар, обходя противника слева и высматривая малейшие изменения в его позе. Но их не последовало. — Галактика уже наша.

Взревев, раб Трупа прыгнул.

Воин из шторма растёкся, как масло, словно сливаясь с миазмами чёрной бури. Гай игнорировал тьму и ползущие в ней щупальца, сосредоточившись на двух вещах: паре красных линз и блеске смертоносного силового меча. Повелитель Ночи танцевал, дразнил, пытаясь заставить его отступить, но Гай не был скотиной, что плакала по пастуху. Внутри него жил охотник, настоящий, в большей степени, чем противостоящее ему мерзкое существо из тени и лжи.

Из клубящегося смога донёсся раздражённый рык. Индоктринированные боевые протоколы требовали от Гая, чтобы тот принял защитную стойку, но более глубокий инстинкт пересилил, толкнув сержанта в атаку с поднятым для удара цепным мечом.

Блеск предательского силового клинка слепил Гая. Металл пылал ярче, чем молнии, царапающие доспех, и, в конце концов, он пронзил цепной меч заступника, разбросав острые, как бритва, зубья и керамитовый кожух. Несмотря на поломку, цепной клинок выполнил свою роль и отвёл силовое лезвие в наплечник Гая. Повелитель Ночи срезал дугообразный керамит, но не нанёс существенных повреждений.

Гай отбросил остатки цепного меча, и другой рукой ударил дулом болт-пистолета чуть ниже красных линз, пробив стилизованную клыками вокс-решётку. Сержант согнул палец, и к алым крыльям на шлеме Повелителя Ночи присоединились багровые брызги.

Потускневший боевой доспех рухнул на ферробетон, тёмный и лишённый жизни. Крылья прыжкового ранца подогнулись. Туман рассеялся, подобно облакам под порывами ветра. Чернота ушла, оставив лишь керамит, пласталь и мёртвую плоть.

Десять тысяч лет прошло с тех пор, как Повелитель Ночи нарушил данные Императору клятвы. Десять тысячелетий издевательств над слабыми; сотня веков отречения от идеалов Легионес Астартес. И они подошли к концу. Предательство, ложь, смерть, страдания — всё оказалось зря. Вся сила, которой обладал Эктовар, исчезла. В Повелителе Ночи давно не осталось духовности, как не тяготили его и высшие цели. Эктовар утонул в эгоизме и был порабощён безумными силами, порождёнными теми же завистью и страхом, что он испытывал сам.

Мысль о том, что настолько долгоживущее чистое зло пало от его руки, возбудила в сознании Гая небывалую радость. Такие, как он: многие тысячи Неисчислимых Сынов навсегда уничтожат проклятие предательских Астартес.

Глава третья

Чемпионы Фенриса

Долг Хранителя Очага

Меж поражением и смертью

— Клянусь Всеотцом, в троггоровой норе и то грязи меньше! — проворчал Торфин. Кинжалокулак поднял тяжёлую ногу, и системы массивной тактической брони дредноута застонали, компенсируя дисбаланс. От серо-голубого керамита, точно змеиная кожа, отслаивался ил. Сам воздух полнился микроскопическими спорами, и их зловония оказывалось достаточно, чтобы проникать сквозь фильтры вентиляционных отверстий шлемов.

— Шевелись, — зарычал Чемпион Великого Волка Арьяк Каменный Кулак. Хранитель Очага указал вперёд сверкающим навершием громового молота.

Лазурное сияние Крушителя Врагов смешалось с нефритовой биолюминесценцией густых грибных зарослей, покрывавших и пол, и потолок, и стены коридора. Настил под ногами устилали извергающие споры клубеньки и скользкая мульча, в то время как с потолка свисали лианы сочащихся, походящих на сухожилия наростов, пачкающих броню космодесантников полосами грязи.

За славным воином Скором, прозванным Изрешечённым за его бездумную склонность бросаться на врага, остальные пять Космических Волков под тактическим командованием Арьяка следовали в шахматном порядке, двойной шеренгой по проходу шириной почти в пятнадцать метров. Тусклое освещение не мешало зрению Космодесанта, тем более усиленному авточувствами брони, благодаря которой Арьяк наблюдал за отделением в резком контрасте: все воины в его поле зрения автоматически выделялись отдельными аурами. Каждый из продвигающихся вперёд сыновей Русса являлся трансчеловеческим воином. Каждый был создан алхимией Всеотца и облачён в доспех, по уровню защиты равный боевому танку. Каждый из них представлял собой огромную массу транслюдей, созданных алхимией Всеотца и одетых в бронированные костюмы, эквивалентные боевому танку. Хотя разглядеть серо-голубые символы не представлялось возможность, руны верегоста и знаки отличия вычерчивались отчётливо. На наплечнике каждого был изображён Волк, что рыщет среди звёзд, Уппланд Ватульф личной роты самого Великого Волка. Каждый носил талисман-символ Чемпионов Фенриса; это имя Великая Рота носила и до момента, когда Логана Гримнара избрали командовать орденом.

Даже облачённые в полутонные машины, фенрисийские космодесантники шли ровно и целеустремлённо; нагромождения из мехов и тотемов давали возможность легко представить этих астартес в обличье охотников, крадущихся меж железных дубов; им совершенно не подходила местность ржавого и заросшего грибами корабельного коридора. Космические Волки стремительно продвигались вперёд, используя инерцию доспехов вместо того, чтобы с ней бороться. Проходя под проёмами, каждый поднимал оружие по направлению потенциальных атак, и потому фланги находились под беспрестанной бдительной охраной. Чемпионы Фенриса перемещались по палубе, точно битый лёд на ручье. То один, то другой время от времени останавливался: прикрыть движение братьев или проверить тыловые помещения, в то время как остальные шагали дальше. Волки шли молча: команде товарищей не требовались лишние указания или приказы.

— Стойте, — предупредил Скор с переднего ряда. Терминаторы мгновенно приготовились к обороне. — Тут куча спор.

Тяжёлый огнемёт на несколько секунд повысил уровень освещения, добавив ярко жёлтой краски. Обращаясь в пепел и жир, инопланетные твари визжали и корчились в огне прометия. Подняв небольшой зольный вихрь, волчий гвардеец последовал дальше.

Коридор тянулся с северо-запада на юго-восток. Оперативный север в начале миссии обозначили точкой на самом краю космического скитальца. Верх и низ также были определены под прямым углом к общей плоскости сросшихся звездолётов. Если верить расчётам, отделение углублялось в верхнюю часть металлического колосса и почти добралось до корабельного обнажения в его восточной части, образованного выступающими останками древнего грузового судна. Остальная часть космического скитальца состояла почти из двух десятков кораблей, некоторые из которых полностью затерялись внутри, и все были покрыты миллионами тонн звёздного мусора и шрамами от столкновений с кометами и астероидами.

— Здесь орочьих следов ещё больше, — доложил Хродгар. Поглощённые пространством грузового отсека, лучи фонарей его брони исчезли в открытой бункерной двери.

Используя связь сенсориумов, Арьяк посмотрел через авточувства Хродгара. Мокрые отпечатки ботинок вели по ферробетонному полу отсека, и почти столько же — босых ног; они накладывались друг на друга десятками. Какой бы груз ни хранился на корабле, его давным-давно разграбили; ну или тот с течением времени попросту развалился. Пока что Волки понятия не имели, в какой момент своего пути и где корабль затерялся в вирдверсе, прежде чем попасть в космический шторм и стать частью скитальца. Судно не значилось ни в одном из доступных ордену реестров, и Чемпионы Фенриса продолжали искать объект — предпочтительно военный корабль, — который можно было бы опознать.

— Переключись на тепловой режим, — передал Арьяк. Мгновение спустя вид помещения обратился водоворотом из тёмно-красных и нескольких оранжевых пятен. Более светлые оттенки повторяли следы зеленокожих, но в пределах прямой видимости не было никаких других признаков источников тепла.

— Несколько часов назад. Нас ждёт встреча.

Оставалось три четверти мили до объединения прохода со своим близнецом, на территории, что раньше служила жилыми блоками. Проведённое флотом геодезическое сканирование определило сектор — наряду с несколькими другими, — как горячую зону с многочисленными признаками жизни. Располагаясь ближе всего к внешнему слою скитальца, грузовой корабль являл собой идеальную точку для прорыва, однако к данному моменту самым опасным противником, с которым пришлось столкнуться отделению, были крысоподобные паразиты размером с гончих. Несмотря на гротескный рост, животные замечательно погибали под ударами молотов и клинков.

Слева донеслась очередь; волчьи гвардейцы мгновенно распознали громогласный лай штормболтера. Арьяк уже выслушал вокс-доклад.

— Отделение Хеймда, — рассказал он братьям. Стрельба продолжалась ещё несколько секунд, к выстрелам болтами присоединились не знакомые космодесанту звуки и хлопки. — Обнаружено несколько десятков орков.

— Везучие ублюдки, — заворчал опять Торфин. — Скитья, ну почему нам встречаются одни паразиты.

— Никто не хочет помочь Хеймду? — предположил Скор и замолчал, ожидая ответа.

— Да, давайте, — к большому удивлению остальных согласился Арьяк. — А ты как раз и объяснишь Великому Волку, почему мы свернули с маршрута готовящейся атаки и пропустили стыковку.

После подробностей о перспективе энтузиазм Скора явно поубавился. Несколько секунд по палубе раздавался лишь глухой стук шагов и завывание мощных сервоприводов. Сенсорная связь в ухе Арьяка издавала постоянное «пип-пип-пип-пип-пип-пип-пип», точно электрокардиограмма. Время от времени гремели приглушенные расстоянием выстрелы, в то время как бормотание вокса наполняло подсознание потоком обновлений.

— Если бы я не сталкивался с орками раньше, то я бы подумал, что они нас боятся, — нарушил тишину Скор. — Они ведь тащатся по жестоким битвам.

— Битвы ждут впереди, — сухо отреагировал Арьяк. — Оставайся начеку.

Полторы минуты спустя предсказание Арьяка оправдалось, а Скор, наконец, получил, что хотел.

— Множественные сигналы, количество стремительно растёт, — доложил Свен Полушлем из арьергарда; сигналы авгуров оживили сенсориум. — Тридцать… Сорок… Пятьдесят… Ещё больше!

— Движение. На левом фланге, — добавил Арьяк, одновременно извлекая больше информации из датчиков признаков жизни. Дисплей сенсориума заполонили символы.

— Пытаются нас отрезать, — догадался Хёрьёльф. Гвардеец остановился и прикрыл тыл, чтобы обезопасить уже спешащего к их позиции Свена. В поле зрения Арьяка промелькнул целеуказатель штормболтера Полушлема, однако мгновение спустя в радиусе ста метров не было видно ничего, кроме грибкового мрака.

Внимание Хранителя Очага привлёк голос по вокс-каналу роты. Когда заговорил Великий Волк, все остальные звуки приглушились.

— Настал миг, которого мы так долго ждали! Нас атакуют, братья! Поприветствуйте орков клинком и болтом, да с таким гостеприимством, чтоб они сдохли!

— Хм, к нам никто не идёт, — произнёс Арьяк, набирая скорость. — Они нас обходят! Орки мчатся к Великому Волку!

Хранитель Очага взрычал, проклиная терминаторскую броню за медлительность(хотя он бы никогда не высказал недовольства вслух, чтобы не оскорбить дух машины). В процессе ходьбы гвардеец наблюдал за движением группы орков слева, которое уже опередило его отделение, в то время как зеленокожая орда позади уже почти с ней сравнялась.

Подобно падающему в море осколку разбитой скалы, фрагмент сенсорного пятна отделился от остальной своей части и двинулся прямиком к воинам Арьяка. Ему стало ясно, что орки вознамерились перехватить его королевских гвардейцев и задержать их до тех пор, пока гораздо более крупные силы позади не объединятся с первой ордой.

— Арьяк! — Крик Хёрьёльфа переключил внимание Хранителя Очага к дополнительному дисплею другого воина. Десятки орков толпились вдоль прохода позади отделения, многие из них бросились в грузовые отсеки по обе стороны коридора. — У них есть доступ к другим проходам, которых не было на пиктах сканирования.

— Как крысы в зернохранилище, — прокомментировал Скор. — Роют норы, где только могут.

Мгновение спустя появилась вспышка, за которой почти сразу последовал грохот примитивных орудий и свист отскакивающих от стен и потолка пуль. В доспех Хёрьёльфа ударило несколько снарядов.

Между Арьяком и остальными братьями-Волками оставалось около двадцати метров, когда на отделение обрушились силы перехвата орков.

— Не отставайте! — зарычал Арьяк. Он продолжал двигаться к синей руне на дисплее, которая отмечала местоположение Логана Гримнара, Владыки Фенриса. — На штурм! Всеми силами!

В первые последовавшие за приказом секунды в передний проход забежали двадцать или тридцать тощих ксеносов. Некоторые спрятались на перекрёстке примерно в семидесяти метрах от космодесантников. По туннелю застучали выстрелы, спорадические и неприцельные: показалась группа более крупных зеленокожих.

Поверх орков наложились изображения его братьев, словно остаточные пикты разворачивающегося позади боя. Скор свернул в сторону, в один из отсеков. Дисплей волчьего гвардейца залило белым: пытающихся прорваться зеленокожих поглотил прометий тяжёлого огнемёта. Вид из шлемов Хёрьёльфа и Хродгара осветили выстрелы из штормболтеров; в паузах между очередями можно было разглядеть, как среди детонирующих снарядов друг на друга сыпятся разорванные части зеленокожих.

— Арьяк! — Голос Скора сквозил гневом. Волчий гвардеец отступил в главный коридор, не прекращая стрелять. — Ты не даёшь нам выстроиться для обороны.

Каменный Кулак проигнорировал волчьего гвардейца и неуклюже бросился в атаку. Хранитель Очага поднял перед собой щит-наковальню, чтобы огородиться от несущихся к нему потоков пуль и энергий.

— Мы должны добраться до Великого Волка, — взрычал он, наблюдая за растущей массой сигналов вокруг точки сбора.

— Если окажемся в уппланде, то ничем ему не поможем, — огрызнулся Скор. — Думаешь, он желает нашей смерти?

Арьяк не воспринимал слова. Он уже врезался в первую толпу орков, как абордажная торпеда в борт корабля. Первый ксенос скомкался между щитом и сабатонами волчьего гвардейца, едва замедлив астартес. Второй начал стрелять из грубого авторужья, разбрызгивая пули по сверкающему металлу штормового металла. Спустя пару мгновений Хранитель Очага размозжил его о переборку. Он широко замахнулся Крушителем Врагов и отбросил в сторону третьего: пылающее навершие молота разнесло толстую шипованную куртку и зелёную плоть вместе с костями.

На главный проход между Арьяком и остальными гвардейцами высыпало ещё больше орков. Они открыли огонь, как только ворвались внутрь, даже не думая о прицельной стрельбе. В обе стороны бешеным штормом понеслись лазерные разряды и пули, но доспехи Арьяка обладали одинаковой прочностью как спереди, так и сзади, громоздкий силовой ранец не пострадал.

Следующим в толпу ксеносов врезался Торфин. Когти гвардейца сверкали молниями: он заработал прозвище Кинжалокулак, каждым ударом потроша или обезглавливая противника. Таким ранам ничего не могла противопоставить даже легендарная живучесть орков. Рядом с Торфином тут же оказался Свен Полушлем с громовым молотом и штормовым щитом наперевес. Снаряжение Полушлема было такое же, как у Арьяка, но не могло похвастаться размерами и популярностью по сравнению с оными у Чемпиона Великого Волка. Бок о бок он и Торфин прорубили сквозь орков кровавый путь и разделились, по с обеих сторон удерживая проход для волчьих гвардейцев.

Пространство вокруг Арьяка кишело врагами, и потому Хранителю Очага не требовалось особого мастерства в их убийстве. Среди зелёного наплыва ксеносов вспыхнуло изумрудное пламя: более крупный звероподобный ксенос пробивался сквозь своих сородичей плечом вперёд, а левая его рука громыхала массивной клешнёй. Арьяк пребывал в полной уверенности, что Щит-Наковальня справится с ксеносской аугментикой, но решил лишний раз не подставляться. Расталкивая меньших орков, Каменный Кулак бросился вперёд, встретив приближающегося монстра ударом молота по голове, чем превратил уродливый череп в кашу.

После залпа штормболтеров Хёрьёльфа и Хродгара Скор заполнил коридор бурным потоком прометия, оттеснив зеленокожих и предотвратив дальнейшие развитие их атаки. Торфин полоснул когтем по панели управления дверью и обрушил её защитный барьер на орков, что пытались перелезть через тела погибших сородичей.

Все происходящие события прожигали сознание Арьяка. Чемпион видел действия и позиции боевых братьев точно так же, как положение своих ног во время отбрасывания очередного орка; или как ощущал распределение веса терминаторского доспеха, когда Хранитель Очага снова двинулся вперёд. Смертоносный ритм, парирование-удар молотом-шаг, что нёс его вперёд, являл собой скорее результат работы инстинктов, тренировок и десятилетий опыта, чем сознательных решений.

Мысли Арьяка горели единственной целью, ради которой он отринул собственную безопасность и безопасность его волчьей гвардии. Подобно шторму вокруг горной вершины, ксеносы скапливались вокруг другого подразделения ордена, и с каждым мгновением зелёный вихрь сгущался сильнее. В его центре находился Логан Гримнар. Магистр ордена. Великий Волк.

Воин, которого Арьяк принёс великую клятву защищать, и на чьих плечах в настоящее время покоилось будущее всего ордена.

«Его сага не оборвётся, — уверял он себя. — Не сегодня. Не так. Не по моей вине».

Тюрнак расхаживал по верхней палубе стратегиума с видом офицера, надзирающего за кэрлами и сервиторами: многочисленные слуги ордена обслуживали десятки расположенных там постов. Огромный волк, в холке достигающий роста многих смертных, мимо которых он мягко ступал, остановился и принюхался к текущей из корпуса сервитора жидкости. Полумашина игнорировала интерес зверя: её глаза были подключены к сенсорным решёткам, а все остальные нервные окончания омертвили создавшие «работника» техножрецы. Остальные члены экипажа тоже не обращали на Тюрнака никакого внимания, пропуская зверя или без лишних слов обходя его путь стороной.

Второй громовой волк, Фенрир, сидел у командного трона «Чести Всеотца», подле своего хозяина, склонив голову набок, в то время как сам Великий Волк лениво почёсывал его за ухом толстыми пальцами. Логан уложил подбородок на кулак другой руки, опёршись на подлокотник трона и рассматривая проецируемый на экран пикт. На плечах магистра Влка Фенрика покоилась необъятная волчья шкура; её серо-белый мех почти сливался с бородой Великого Волка.

Вокруг Логана Гримнара собрались его старшие советники. Чуть поодаль — облачённые в доспехи терминатора члены Королевской гвардии. Завершив обход, Тюрнак подошёл к шеренге ветеранов ордена, разглядывая и обнюхивая каждого, словно инспектируя парад в честь самого себя.

Арьяк переместился к другой стороне трона, к Фенриру, чтобы получше рассмотреть запись с фрегата, идущего на сближение с космическим скитальцем. Как и Владыка Фенриса, его Чемпион был свободен от сковывающего керамита доспеха. Тело Каменного Кулака покрывала кожа туники и краг, а руки перевязывали тотемные шнуры, увешанные клыками и костями; к толстому же поясу Хранителя Очага были приклёпаны железные знаки отличия личного телохранителя Великого Волка. Свежевыбритый череп королевского гвардейца сиял в перемежающемся с дисплея свете звёзд. Арьяк провёл пальцами по густой, недавно подстриженной бороде.

— Большой, — заключил Хранитель Очага.

— Они все большие, — рассмеялся Гримнар.

— Этот — больше остальных, — вмешался Ньяль, кто более известный как Зовущий Бурю. Широкий воротник тяжёлого жилета и длинные пряди рыжей бороды и волос обрамляли сигилы-татуировки вместе с печатями вюрда на его груди; на руках верховного рунического жреца символов было ещё больше: они сворачивались в кольца и узлами вились по плоти. С пояса из витого золотого шнура, позвякивая и постукивая по толстой коже килта, на ремешках свисали рунические бусины и клыки. Псайберворон Зовущего Бурю отдыхал на насесте-волчьем черепе — навершии посоха жреца. Модифицированное существо уставилось на Фенрира рубиновой линзой бионического глаза, в то время как сам Зовущий Бурю с мрачным лицом рассматривал изображение на остановленной видеопроекции.

Как показало сканирование, груда из спрессованных кораблей и космического мусора около семидесяти миль в длину, четырнадцати — в ширину, и достигает почти четырёх с половиной миль в самом толстом участке. По серо-чёрной массе скитальца прокручивались данные с «Железного ярла»: по мере обнаружения реакторов, двигателей и других рабочих систем на тёмном фоне оживали мерцающие оранжевым пятна.

Однако основной интерес представляли не технические показатели. Арьяк ясно видел причину, что привлекла внимание его господина. На проекции отображались плазменные разряды и несколько куполообразных выбросов силового поля из мерцающей зелёным энергии. Обитатели космического скитальца как минимум доминировали на объекте, если не полностью взяли его под контроль. Природу ксеносов выдавали колоссальных размеров красные иероглифы, почти сотню метров высотой, нарисованные вдоль всей носовой пластины одного из звездолётов в передней части скитальца. Хотя определить их точное значение не представлялось возможным — клинки, черепа, бессистемные линии и лица, — происхождение было очевидным.

— Орки, — произнёс очевидное Арьяк, за что заработал ещё один взгляд Великого Волка. Это не помешало Хранителю Очага продолжить. Взгляд гвардейца переместился на Ньяля, который наблюдал за разворачивающейся сценой нахмурив брови. — Зовущий Бурю, это то самое зелёное чудище, что преследует тебя в твоих волшебных снах?

Рунический жрец сухо хмыкнул, погружённый в свои мысли.

— Это то, что мы ожидали увидеть, — ответил Логан, поглаживая пальцем один из своих длинных клыков. — То, что хотели найти.

— Тем не менее, радует, что мы достигли цели, — добавил Гаммал Унесённый Ярлом, смертный капитан корабля.

Бывший претендент на генетическое наследие Волчьего Короля, Гаммал когда-то был высоким и гордым юношей. Однако неумолимый марш времени скрючил слугу ордена, выковав из него флотского ветерана. Костная ткань старика медленно деформировалась под воздействием генетических улучшений, что должны были её укрепить. И если бы не опоры экзоскелета, вживлённого волчьи жрецами в плоть, подбородок мужчины находился бы где-то под поясом. Как бы то ни было, на морщинистом лице отражалась ежемгновенная боль, но дух, его сила воли выдержала — в отличие от тела, — и не позволяла ему жаловаться на «дискомфорт».

Гаммал не смог послужить Всеотцу как космодесантник, но он нашёл своё призвание во флоте. Личная каюта капитана была изолирована от искусственной гравитации корабля: невесомость давала измученным костям краткие передышки. За долгие годы служения он добился должности командующего «Гильфархеймом», а когда Великий Волк перенёс знамя на «Честь Всеотца», Гаммал стал единственным офицером, которого Гримнар оставил при себе.

— Последнее наблюдение произведено дальним патрулём Флота в Альхеймском ущелье, до этого скиталец дрейфовал через системы Навинундум и Брайас, — продолжил капитан. Пока он говорил, костлявые пальцы манипулировали дисплеем, заменяя четверть экрана звёздной картой приграничных систем. — Зафиксировано двадцать дней и сорок три световых года назад.

— Он скользит то в Вечную Ночь, то обратно, — подытожил Ньяль. Зовущий Бурю, скривив лицо, повернулся к Великому Волку. Зрачки рунического жреца заиграли золотыми пылинками, а дыхание испускало лёгкий иней. Температура вокруг библиария резко понизилась. — Вот тут — пограничное пространство разлома, его хватка слаба. Он словно трясёт своим щупальцем из вирдова моря. Я чувствую энергию, но в скитальце есть что-то, что откликается на мой зов. Что-то, созданное орками или ими найденное, удерживает зеленокожих от полного провала в варп, подобно тонущему кораблю, что никак не уйдёт ко дну.

Арьяк изучал данные и обладал некоторыми знаниями о водовороте неестественной энергии на границе. Варп-аномалия казалась лишь жарким маревом, затуманивающим далекие звёзды, однако вместе с тем наполненным зловещей энергией, которая, в самый неудобный момент способна взбурлить смертельным штормом.

— Думаешь, орки управляют этой штукой? — спросил Великий Волк. Магистр уложил руку на подлокотник трона и подался вперёд, рассматривая увеличивающееся изображение звёздного монстра.

— Ну, я бы сказал, «управляют» — не совсем точное слово, — отметил Ньяль. Окружавшие жреца символы начали растворяться. — Возможно, орки обладают некоторым влиянием. Посмотрите на двигатели, горящие точки на экране. Они могут лишь немного изменить траекторию полёта в реальном пространстве. Однако устройство, что я учуял, совсем не похоже на варп-двигатель. Оно, скорее, выполняет функцию якоря, который тянет эту громадину обратно в материум и не даёт ей слишком глубоко погрузиться в вирдово море.

— Тем не менее, информация, которой бы обладаем, указывает на высокий уровень угрозы. Больший, чем множество других, — прокомментировал Логан. Он обернулся к Гаммалу, указывая пальцем в сторону дисплея. — Сгенерируй курс по предыдущим наблюдениям.

— Минутку, Великий Волк, — кивнул капитан, уже поворачиваясь к пульту управления. В течение более чем минуты, пока сервиторы бормотали необходимые вычисления, никто не произнёс ни слова. Наконец, Гаммал указал на дисплей. — Оценка не отличается точностью: проекция создана без консультаций с астропатами или навигаторами относительно условий деформации.

Звёздная схема заняла половину дисплея, почти поглотив изображение дрейфующего скитальца. Тот всё ещё двигался на фоне наполовину видимой энергии. Расширяющийся конус отклонения простирался на восток галактики, к её ядру. Гримнар встал, сцепив пальцы рук, и шагнул влево. Затем, изучая детали, магистр ордена переместился чуть правее и слегка наклонил голову.

Долгожданные слова прочистили горло Великого Волка.

— Дальше он поплывёт на юг, — заявил Логан, всё так же указывая направление пальцем. Верховный король Космических Волков мотнул изображение до полудюжины предыдущих звёздных систем. — Видите, вот тут почти петля, как будто они каждый раз меняют курс.

— У них есть конкретная цель? — спросил Арьяк.

— Очень может быть, — вставил Гаммал. Мужчина отрегулировал параметры дисплея, и на звёздной проекции появилась новая руна — значок Фенриса, расположенного в нескольких тысячах световых лет к юго-западу. Родной мир Космических Волков сверкал ниже центра обозначенной Логаном Гримнаром дуги.

— Орки огибают Этт? — удивлённо рассмеялся Логан. Магистр ордена повернулся к капитану и приподнял бровь. — Полагаешь, они избегают Фенриса?

— Я не могу объяснить их действия, Великий Волк, — признался Гаммал. — Простое наблюдение.

Фигура, на протяжении всего совета хранившая молчание, выступила вперёд. Ульрик Убийца, старший и жесточайший из волчьих жрецов ордена подошёл к карте, скривив губы и обнажив толстый клык.

— Налётчики держатся подальше от крепости, — проворчал он. — Отлавливают добычу на границах.

— Вот тут — предел нашей досягаемости, — добавил Ньяль, указав точку на карте. — Если не хотим попасть в Вечную Ночь, нужно перестать преследовать ксеносов.

— Мы продолжим, если захотим, — отрезал Ульрик. — Если прикажет Великий Волк. Но эта — не единственная группа орков, что пересекла нашу территорию. Их целые флоты, и наверняка есть корабли, которые орден ещё не обнаружил. Некоторые направляются на запад, к предателям; по всей вероятности, хотят устроить с ними резню. Других мы оттеснили на восток, к звёздам Ядра.

— Путь на запад ксеносам преграждает Железная крепость, — пояснил Гаммал. — Эту область космоса оберегают силы дома Камидар и их союзников.

— О, так мы получили весточку от Камидар? — спросил Логан. — Флота достигло астропатическое сообщение, про которое мне не сообщили?

— Нет, Великий Волк, — ответил Гаммал, опустив глаза. — Ничего нет.

Фенрир сочувственно заскулил и лёг на палубу, уложив голову на лапы.

— Хм, нет — так нет. Никаких вестей ни от Чёрных Храмовников, которые отправились в поход вдоль Эррфолдского пролива, ни от Камидар. Дворец Всеотца тоже безмолвствует. — Великий Волк нахмурил брови, углубив испещрявшие лицо морщины, и поднял руку, недолго порассматривав пальцы и сжав их в кулак. — Рассчитывать мы можем только на тех, кого видим и до кого можем дотянуться… Горстка рот из разных орденов, около десятка военных кораблей, переданных под моё командование, и меньше дюжины полков Имперской Гвардии. И силы нашего ордена, разумеется.

— А если этого окажется недостаточно? — спросил Арьяк. — Здесь собрались вернейшие и храбрейшие воины, но даже у нас есть предел. Кузнец не сотворит меч из железной песчинки — несуществующей армией врага не сломить.

— Выбора у нас нет, — отозвался Ульрик. — Это наша битва.

— Ты бы стал защищать ворота, зная, что стражи стен пропустят врага? — спросил Гримнар. — А стоя на этих стенах, не зная, пала ли остальная крепость, разве не продолжал бы несмотря ни на что биться насмерть, чтобы их удержать?

— Мы не можем биться везде, — парировал Арьяк. Полный дурных предчувствий, он вновь окинул взглядом скиталец. — Наше братство, сама весть о том, что мы продолжаем борьбу, вселит надежду и сопротивление в сердца людей. Зачастую, между сотней миров и капитуляцией перед врагом стоит уверенность в единстве. Мы лишь одна Великая рота...

— Мы — Чемпионы Фенриса, — поправил Великий Волк. — И никогда не уклонялись от битвы. Эти орки намеревались ускользнуть из наших лап, но Волки их настигли. Ксеносы убедятся на собственной шкуре, почему должны были бежать быстрее.

— Нет такого врага, которого я бы не сокрушил бок о бок с вами, однако мысли мои не о враге, — настаивал Арьяк. Хранитель Очага ткнул пальцем не в дисплей, а в главный окулюс, прямоугольной формы бронестекло, что обрамляло блеск звёзд и искры далёких двигателей «Железного ярла». На дальней границе трепетали зловещие полутона варп-разлома. — Щупальца Вечной Ночи уже снаружи, и они с радостью за считанные минуты проглотят скиталец вместе с нами на борту. Если хочешь, я прыгну в космос и молотом стукну вирдову заразу.

Вместо добродушного хохота, выражение лица Великого Волка тронул ещё больший мрак.

— Смерть преследует нас во многих обличьях, дорогой Хранитель моего Очага.

Манера, в которой господин Арьяка произнёс слова титула, словно кислотой прожгли его грудь. Это был первый раз, когда Великий Волк обратил положение гвардейца против него самого. Пристыженный, Арьяк умолк.

— Лазерные лучи, снаряды, тиранидские когти крикунов-убийц, — взял слово Ульрик. — Каждый раз, когда флот вторгается в вирдово море, мы рискуем остаться в его вечном безумии. Наш долг — стеной стоять между смертью и другими людьми. И для сынов Русса это великая честь!

Лучше бы Арьяк сражался на поле брани в окружении бесчисленных врагов, что желали бы оборвать его нить. Волчий гвардеец жалел, что не стоял сейчас в кузницах, работая молотом и наковальней. И всё же он твёрдо знал, что в данный миг именно на его долю выпало сказать то, что должно быть сказано, а страх перед последствиями этих слов сделал бы его большим трусом, чем бегство.

— Не хочу показаться малодушным и уже тем более оскорбить храбрость Великого Волка, — медленно начал Арьяк, обдумывая слова, словно тщательно подбирая железные слитки и проверяя каждый на наличие изъяна, что мог бы привести к поломке. — Но защищать вас от любой опасности — это не только мой долг, но и честь. Я горжусь возможностью, если потребуется, то и ценой собственной жизни — защитить вашу. Никогда ещё столь большое число людей не обращалось к Великому Волку за руководством, и среди нас нет никого, кто смог бы лучше вас вести Его верных воинов. Мы — стражи на стенах, единственные стражи, и вы — наш капитан. Я верю, нет, я знаю: если вы падёте, всё, что мы поклялись защищать, пожрёт тьма.

— И всё же я должен возглавить атаку, ибо если я этого не сделаю — дам всей Галактике знак, что за моим словом ничего не стоит, — отрезал Логан. Великий Волк смотрел отстранённым взглядом, как будто он видел что-то за пределами проекции. — Империум рушится на наших глазах, на наших руках, но наши с ним узы, клятвы тем, с кем мы сражались и сражаемся бок о бок, вечны. Если дам слабину, то перестану быть тем лидером, которым, по твоим же утверждениям, сейчас являюсь. Я не позволю другим сражаться в моих битвах, будь то королева Камидар или мой Чемпион.

Арьяк молчал, принимая решение Великого Волка. Он всмотрелся в лицо Гримнара, чтобы скрыть своё несогласие. Повелитель Фенриса продолжил.

— Наступила новая ночь, и я — Волк, который крадётся меж её звёзд. — Рука магистра Космических Волков потянулась к рукояти топора с красным лезвием, что лежал рядом с троном — к топору Моркаи, выкованному из клинка еретика и обращённого против предателей Всеотца. Великий Волк встал, обеими руками удерживая топор перед собой, словно принося клятву. — Мы на краю бездонной пропасти. Я слышу вой в темноте. Близится Время Волка, и когда Волчий Король вернётся, я гордо встану подле, ибо буду знать, что оказался достойным его наследия.

Итак, план был разработан, а Арьяка сослали во фланг в качестве напоминания, что Чемпион не должен сражаться вместо Великого Волка.

Каменный Кулак крушил орков направо и налево, но проложить путь сквозь такую орду было равноценно плаванию вверх по реке во время весеннего половодья. Зазубренные клинки царапали доспех, а пыхтящие двигатели приводили в действие зубья, что тщетно пытались разорвать керамит. Энергетический блок Щита-Наковальни всё накалялся: вспыхивая при попадании, по его металлу непрерывно били лучи энергии. С каждым шагом Арьяка на настил падало с полдюжины врагов.

Сознание едва контролировало нанесение ударов: по сравнению с размытыми от движений показаниями сенсориума вокруг Великого Волка приливы и отливы рычащих звериных морд были второстепенны. Арьяк проверил расстояние: от Логана Гримнара его отделяла четверть мили, но с таким успехом до магистра ордена он не доберётся. Молотодержащая рука поднималась и опускалась, словно по наковальне в кузницах Этта, но разум Арьяка изучал пространство в поисках какого-нибудь способа освободиться от зеленокожих.

Внимание Хранителя Очага привлекло его собственное изображение, записываемое одним из братьев Арьяка сзади. На долю секунды он остановил взгляд на своей фигуре, что скалой выступала в пенящемся море из изломанных тел орков и ещё живых ксеносов.

— Скор! — позвал он. Каменный Кулак двинулся в сторону, наплечником размозжив орка о стену. — Прожги-ка мне путь!

Обзор Скора задвигался влево и вправо, сканируя проход. Наконец, в дополненном дисплее волчьего гвардейца вспыхнул доспех его командира.

— Не могу разобрать цели, — предупредил Изрешечённый.

— Меня защитит доспех, а вот орков не сможет! — широким замахом сбил пару орков, обеспечивая пространство для следующего разворота. — Жги! Сейчас же!

Арьяк поднял щит в сторону отделения и собрался с духом. Мгновение спустя к нему понёсся поток горящего прометия, который ударил в Щит-Наковальню и во вспышке голубых энергий расплескался о металл. Адское пламя полилось на орков, возгорая ксеносскую броню и расплавляя плоть до обугленных костей. Несколько секунд Арьяк пребывал в белой мгле авточувств. Доспех не прекращал сыпать предупреждениями: температура продолжала повышаться.

Но доспех Арьяка выдерживал плазменные взрывы, не говоря о прометии из тяжёлого огнемёта. Вырвавшись из кучи тлеющих трупов, Арьяк бросился бежать. На палубу закапали струйки расплавленного керамита, уже застывавшего на броне.

Впередистоящие орки открыли огонь, их примитивные ружья извергали такой плотный град пуль, что эффективность выстрелов перестала зависеть от их точности. Ещё перегретый от воздействия прометия, терминаторский доспех треснул под железным дождём и раскололся, а следом более мощные заряды энергетического оружия глубоко ранили искусственную кожу.

Остальные кёнигарды отказались от организованного продвижения и понеслись за Арьяком, отставая на пятьдесят метров. Снаряды, дуги зеленоватых молний и брызжущие ракеты не прекращали бить по гвардейцам.

Арьяк оказался недостаточно быстр. Коридор между складскими помещениями сменился несколькими проходами, по бокам которых располагались камеры поменьше, и все переполняли орки. Вокруг царил звуковой хаос, но авточувства брони и сверхчеловеческий слух Арьяка различили характерный лай болтеров и боевые кличи братьев-Волков.

На нагрудной пластине взорвалась большая ракета, рассыпав по палубе осколки керамита. Удар заставил Арьяка шагнуть назад, вынудив Хранителя Очага обратить внимание на происходящее. Стиснув зубы, он поднял Щит-Наковальню, защитившись от следующего снаряда. Левый бок терминатора пронзила боль от рывка разорванной мышцей. Мгновение спустя резь исчезла, смытая потоком анестетиков и гормональных болеутоляющих улучшенного организма. Вспышка боли напомнила Арьяку о его уязвимости.

Однако нервную систему пронзила следующая: крупнокалиберный снаряд угодил в правую боковую часть шлема, с достаточной силой, чтобы сломать позвоночник менее опытному воину или разбить череп. Следом в Арьяка попали несколько подобных снарядов, а затем о Щит-Наковальню разорвалась ещё одна ракета.

— Иди! Иди! — проревел Полушлем. Королевский гвардеец добрался до Арьяка и прикрыл его своим штормовым щитом, поймавшим залп разрывных снарядов.

Помещение прорезал огонь Хёрьёльфа и Хродгара, выкосив толпу орков в вестибюле между волчьей гвардией и залом-точкой сбора. С левой стороны вперёд бросился Торфин, засверкав искрящими рикошетами: Кинжалокулак вонзился в строй орков, словно в плоть китобойный гарпун.

Ободрённый прибытием товарищей, Арьяк ринулся вместе с ними. Вся левая сторона, как терминаторского доспеха, так и тела, перестала сгибаться, от чего Арьяк слегка прихрамывал, но не отставал от остального отделения, продвигаясь под слабеющим вражеским огнём.

— Я придумал тебе новое прозвище: Арьяк Каменная Башка, — то ли посмеялся, то ли прорычал Хродгар.

— Сбывается пророчество Зовущего Бурю, — произнёс Арьяк. — Зелёный великан пожирает волка. Я этого не допущу.

— Конечно, — поддержал вожака Скор. — Мы знаем.

Арьяк мельком заметил собственное отображение в видеозаписи другого терминатора: шлем раскололся, а рану на голове покрыла запекшаяся кровь. Остальную часть доспеха испещряли шрамы и кратеры, местами открывавшие адамантиевую основу.

На волоске от смерти. В шаге от провала.

По щиту Свена беспрерывно молотили пули, но у двух кёнигардов ещё осталось время его найти.

Глава четвёртая

Угроза зеленокожих

Орды внутри

Повелитель чудес

Временами Орад задавался вопросом, не погиб ли он при абордаже. И не является ли происходящее тем самым наказанием, о котором предупреждали священники. Он добросовестно выполнял долг, служил без жалоб, читал молитвы. Но раб не мог избавиться от воспоминания, о том самом моменте, когда сдался. Орад переживал его снова и снова. А что, если после того, как опустился зелёный кулак, орки изрубили его на куски или изрешетили из примитивных пистолетов.

Время обратилось вечностью: больше не существовало ни дня, ни ночи — даже искусственного цикла флотской рутины. Никто не произносил ни слова. Единственными звуками на палубах были щёлканье кнутов, хруст обломков да рёв зеленокожих со стоном рабов. Даже после тяжёлой работы люди были слишком заняты поеданием орочьего месива, по сравнению с которой каша флотской кухни казалась верхом гастрономических изысканий. Запивали бурду жидкостью со вкусом ржавчины и мочи. А потом все ложились спать, иногда лишь на несколько часов. Сны — кошмары — длились недолго. Психическое и физическое истощение сказывалось на измученных организмах так сильно, что некоторые попросту не просыпались. В коматозном состоянии пребывали рабы или умерли, оркам было плевать.

Ксеносы не сковывали людей цепями — вокруг даже валялись железные прутья, крепёжные стержни и другие приспособления, которые при желании легко превращались в самодельное оружие. Но никто даже не пытался. Рабы сознавали, что из ада им не выбраться: корабль плывёт в пустоте. Даже если опустить высокую вероятность убийства со стороны орков, куда бы они бежали?

Пребывание в варпе стало отличаться от подобных эпизодов прежней службы. Поля Геллера работали, но уже начинали сбоить. Во время «полёта» в имматериуме даже орки старались не трогать рабов, оставляя людей наедине с истошными воплями и кровью самоубийств. Орад несколько раз бился головой о стену башни в попытках раскроить себе череп, но в итоге просто терял сознание. Когда раб приходил в себя, видения визжащих младенцелицых ворон и огненных символов не отпускали. Да и сил сопротивляться безумию у Орада не осталось. Закрыв глаза и раскачиваясь то взад, то вперёд, он сидел в тёмном углу и баюкал разлагающиеся останки Росси.

Должно быть, ведомому низменной животной потребностью, Ораду удалось что-то выпить, но урчание в животе выдавало жуткий голод. До атаки раб мог похвастаться отличной формой, и потому сейчас он держался лучше, чем многие из оставшихся членов команды, многие из которых напоминали изувеченные мешки с костями.

Выход из варпа представал благословением, но лишь отчасти, ибо он знаменовал возобновление непосильного труда. Корабль орков высвободили, но зияющую рану «Сурового» пришлось залатывать: рабы в громоздких защитных костюмах под присмотром тюремщиков в тяжелой герметичной броне застраивали дыру. В месте пролома были проведены и другие орочьи переделки, имевшие больше эстетический смысл, чем практическое значение.

Однажды распорядок изменился. Орки загнали их сначала на корму и вниз, к отсекам для шаттлов. Впереди раздавались крики и стоны, и когда Орад добрался до точки, он заметил мелких зеленокожих с дымящимися клеймами. Зелёные уродцы шли по рядам рабов и отмечали каждого на груди, спине или плече. Орад стиснул зубы, и пару секунд спустя на его левой груди выжгли метку — грубый глиф, похожий на ракету, — после чего орк толкнул его вперёд. В отсеке ещё стояли корабли Флота, но рядом с имперскими машинами появились и орочьи, предназначенные для десантирования. Рабов начали загонять внутрь, ударами кнута и тычками заполняя трюмы до тех пор, пока внутри не оставалось места. Орад пришёл в себя, осознав, что прижат к иллюминатору бывшего лихтера снабжения с изогнутой чуть влево шеей.

— Надеюсь, эти штуки ещё герметичны, — пробормотал кто-то за спиной. — Если они сломали атмосферные замки, нам крышка.

Внимание тех, кто ещё мог видеть, привлекли наружные ворота «Сурового». Массивные пластальные ставни раздвинулись, обнажив поле звёзд, наполовину прикрытое оранжево-коричневым миром. Всего в нескольких милях от лёгкого крейсера над планетой висела гротескная луноподобная космическая станция.

Десантный корабль оторвался от поверхности крейсера: двигатели лихорадочно плюнули плазмой, бросив живой груз в заднюю часть отсека. Судно стремительно отклонялось в сторону и заваливалось набок. На фоне многочисленных жалоб кто-то завопил, что у него сломалась лодыжка. Корабль повернул к станции, и Ораду открылся вид на «Суровый»: в месте, где орочий корабль врезался в лёгкий крейсер, остался шрам, а судно ксеносов, связанное с имперским кораблём сотнями тросов, действовало как буксир. Когда-то Орад ни за что бы не поверил в подобное, однако сейчас он был настолько эмоционально сломлен, что это едва ли стало неожиданностью. Тем временем из стыковочных отсеков высыпало ещё больше небольших кораблей.

Судно Орада миновало станцию и продолжило движение к планете, позволив человеческому грузу мельком поглядеть на искусственную луну, орочьи крейсеры и корабли сопровождения, пристыкованные к десяткам выступающих на её полюсах порталов. Некоторые из рабов имели возможность наблюдать за ростом рукотворного шара в иллюминаторе; в конце концов, космический объект целиком заполнил обзор, и пламя при входе в атмосферу затрещало по фюзеляжу. Вместе со всеми чувствами во время долгого путешествия Ораду казалось, что он смог подавить страх, однако, когда сила тяжести начала воздействовать на организм, а в иллюминаторах засияла яркая звезда, леденящая дрожь вернулась. Вытянув шею, Орад глянул вниз, прижавшись глазом к бронестеклу: корабль пролетал сквозь густой смог. Они находились всего в нескольких милях от поверхности. На охряных холмах раскинулся огромный город, десять или больше миль в ширину. Из сотен цехов валил чёрный дым, а улицы застилали пыльные облака, которые поднимались с проезжих частей и дорог, ведущих за пределы города. На металлических зубчатых стенах и недостроенных боевых машинах, возвышавшихся над городом, отражалось восходящее солнце.

Затем вид исчез — его заслонили краны и необъятные, словно причалы, платформы. Там по мере приближения вырисовывались тупоносые звездолёты и приземлялись орбитальные суда.

Двери открылись, и бывшие матросы «Сурового», моргая, ввалились в мир орков, совершенно потерянные и сбитые с толку, но встреченные знакомым щёлканьем кнутов и хриплым рёвом.

Зверь поднимет голову, и волк завоет.

Шёпотом произнесённые слова будут отдаваться эхом в течение многих столетий. Ньяль знал, что лучше не думать о пророчестве как о чём-то более существенном, чем шевеление в вюрде или появление нового возможного хода судьбы. Тем не менее, подобные предсказания обладали силой иного рода, формируя события так, чтобы результат оправдывал ожидания.

Для тех, кто следовал пути хранителя рун, существовал риск бесконечного погружения в тайны вюрда, риск обрести уверенность, что тайное знание даст больший контроль над судьбой, что осознание одарит властью над осознанным. Истинная же мудрость заключалась в отношении к вюрду как к простому эху возможных событий, а прислушиваться к морю грёз слишком внимательно означало всё дальше уплывать от реальных событий. Ньяль научился этому на собственном горьком опыте. Вюрд формируется здесь, где произносятся слова и совершаются действия. Подчиняя реальность своей воле, величайшие из людей могли бы создать миры или, по крайней мере, склонить капризы судьбы в свою пользу.

Не было лучшего примера этому, чем возведённый в недрах звездолёта орочий город. Зеленокожие ни с кем не объединялись, не достигали компромисса, они даже не мыслили о сосуществовании со своим окружением. Орки везде несли свою орковость, изгибая, а если понадобится, то и ломая пространство до тех пор, пока оно их не устраивало. Ньяль Зовущий Бурю повелевал стихиями, и здесь рунический жрец распознал ещё одну стихийную силу галактического масштаба. Подобно шторму, приливной волне или землетрясению, орки разрушали всё, с чем сталкивались, оставляя после себя лишь руины. Но пока зеленокожие стояли на месте, они становились центром силы, а вокруг них вращалось всё остальное, включая и вирд.

Посреди выдолбленной в корпусе корабля дыры орки построили лачужный форт с навесной стеной и зубчатым валом. Придавая крепости вид разрушенного собора, искусственную пещеру окружали оборванные концы широких труб, палуб и проходов из секторов технического обслуживания и общежитий. Казалось невероятным, что посреди звездолёта можно построить крепость, но для орков процесс стройки был вполне естественным, как если бы они высадились на планете или луне.

В нескольких сотнях метров впереди Ньяля его псайберворон Ночекрыл невидимым пронёсся сквозь тьму. Глаза пси-фамильяра передавали Зовущему Бурю то, что лежало за пределами зрения смертных. Орки снесли стены и разворотили палубы повсюду вокруг реактора и двигателей корабля. Из обломков разбитых переборок и пластальных листов орки соорудили себе жилища. Старые энергосистемы были выведены из строя и заменены генераторами, без конца извергающими смог. Воздух пропитался маслянистым зловонием, в черноте которого с беспорядочно расположенных линий электропередач и мерцающих опор каскадом падали искры. Визги и ворчание ксеносов мешались с грохотом машин и рёвом орков, непредсказуемым эхом отражаясь от разрушенных стен. Зеленокожие вымазали металл корабля кровавыми глифами, где только можно понатыкали оборванные знамёна и развесили тотемы, гордо возвещающие о своём присутствии. Крепость полностью отражала и продолжала волю обитающего внутри предводителя зеленокожих.

Ночекрыл порхал над улицами и крышами: пространство крепости кишело орками и их более мелкими собратьями. Когда отряд Великого Волка вырвался из лабиринта коридоров, его встретили пушечные залпы и лучи зловещих энергий. Сразу стало ясным намерение совершавших вылазки групп орков — окружить и заманить незваных гостей в ловушку, прижав Волков к стенам своей цитадели и отрезав пути к отступлению.

Приблизившись к крепости, отделения Великого Волка замедлили шаг. Испытываемая астартес неопределённость была подобна туману в мыслях Ньяля, и по мере того, как каждый из Влка Фенрика реагировал на колебание братьев, неуверенность распространялась по всей роте. Великому Волку не требовалось магического зрения, чтобы уловить едва заметную неясность в рядах своих бойцов, и вокс-связь донесла его голос до каждого боевого брата сквозь грохот орудий и орочьи крики.

— Орки возвели себе этт! — расхохотался Гримнар.

Он указал топором Моркаи в сторону грубо сколоченной крепости. Красная сталь заблестела, словно только смазанная кровью. Ньяль чувствовал голодный дух оружия, заключённый в руническом металле. Он рвался из оков, требуя утолить свою жажду насилием. Логана, по всей видимости, пульсирующее желание обходило стороной: Великий Волк не прекращал смеяться на пути к оркам. Остальные Волки последовали за ним. Король Фенриса казался запряжённым зверем, что нёс колесницу ордена в бой.

— Только взгляните на эту страшнючую стену! Мало кто сверкает столь длинными клыками! Ха! Осторожнее, сыны Фенриса, этот зверь может укусить!

Численность орков не поддавалась подсчёту. Корабельные авгуры не обнаружили форт из-за массы скитальца, а плотность грибковых наростов и неразумных оркоидных сводила на нет любые попытки сканирования жизни. Истрёпанные стены покрывали многолетние грибы размером с боевые танки, и зелёные организмы продолжали расти. Щёлкая челюстями, на приближающихся космодесантников бросились дикие охотничьи твари. Чемпионы Фенриса встретили монстров клинками и цепными мечами, сберегая боеприпасы для предстоящей, более серьёзной битвы.

Ульрик Убийца нёсся рядом с Великим Волком, окрылённый волчий череп крозиуса пылал разрушительной энергией. Он поднял символ единства Фенриса и Империума, и во мраке орочьих владений воссиял символ людской веры.

— Орки плодятся во владениях Всеотца, — проревел он, используя внешнее устройство, а не вокс. Голос жреца эхом отразился от крепостных стен и окружающего их скитальца. — Отголоски орочьего рёва слышны и в наших залах! Ксеносы повыползали из своих беззвёздных логовищ и обосновались на руинах опустошённых ими же миров, что принадлежат Всеотцу. Их нечистоты воняют на улицах человеческих городов! Городов, что мы обязались защищать! Мы клялись уничтожить этого врага, и настал час исполнить клятву! Настал час великой расплаты! Мы — пламя, что сожжёт дотла старое, чтобы появилось новое! Пускай зеленокожие вопят, что хотят, ибо истинные разрушители — это Влка Фенрика!

Орудия орков на крепостной стене бесконечным потоком изрыгали лучи и снаряды. Открыв ответный огонь, воины Гримнара продолжали наступать, рассредотачиваясь и отвлекая внимание врага. Когда забили тяжёлые орудия, Волки начали использовать остатки разрушенных стен и груды камня для защиты во время штурма. О продвижении астартес по окутанному тьмой периметру возвестили вспышки штормболтеров и блеск силового оружия. Тяжело вооружённые терминаторы шли на острие атаки. Потоки «Циклонов» цветами из огня и железа взрывались вдоль линии крепостных стен, в то время как визжащие штурмовые пушки косили прячущихся за ними ксеносов.

Закрепившись в окрестностях, Великий Волк вывел на бой сильнейших из боевых братьев. Их поступь, размалывающая в порошок ферробетонные обломки, отдавалась эхом от раскрытых пластальных палубных балок. Три дредноута шли несмотря на колотящие по их телам снаряды и лучи энергий. Само пространство зазвенело от боевых кличей, приправленных металлическим голосом вокс-передатчиков.

— Надеюсь, кто-то считает убийства! — Сквальд Несущий Войну возглавлял бросок древних. Толстые пластины боевой машины отражали орочий огонь ценой керамитовых осколков. Проносясь мимо, Ньяль уловил мысли запечатанного внутри дредноута старого воина: плеск бьющихся о ладью волн и безумная резня на деревянной палубе. С каким бы врагом Сквальд ни столкнулся, это были не зеленокожие. — Обагрите клинки, утолите их жажду! Станьте достойны пьянства в чертоге богов!

Грохочущие орудия Сварда Кровавого Клыка и Древнего Крилла прошили крепостной вал и оттеснили орков назад, в то время как Сквальд подобрался к воротам. Ветеран войны поднял пушку «Адский мороз». Вокруг орудия клубился холодный туман. С леденящим воем Моркаи в металлические ворота ударил одиночный взрыв — его оказалось достаточно, чтобы покрытый инеем ржавый металл треснул. Издав новый боевой клич, Сквальд бросился на замороженное препятствие и одним ударом когтей разнёс ворота.

Восхваляя почтенных воинов и Волчьего Короля, Гримнар с фенрисийскими воителями кинулся к воротам. Великий Волк следовал по пятам за дредноутами, и Зовущий Бурю не отставал от магистра ни на шаг.

Крепость орков находилась под более надёжной защитой, нежели чем металл зубчатых стен и артиллерийский огонь. Ньяль чувствовал, как в умах зелёной орды беснуется та же энергия, что привела сюда Волков. По обширной территории крепости струилась сила изменить будущее одной лишь верой.

Звёзды разорвёт кровавый шторм.

С тех пор, как Вечная Ночь расколола пустоту, Ньяль ощущал это всё отчётливее, тяжелее. Катаклизм копил могущество в течение многих дней, и Ньяль — как и многие псайкеры — был бессилен его остановить. Фенрис бороздил космос недалеко от Ганнстрёма, в имперских источниках именуемого Оком Ужаса. Дурная звезда всегда предвещала несчастье, вражеское вторжение или катастрофу. Когда силы Нижнего мира вырвались наружу, Ганнстрём, окружённый ореолом дурных звёзд, словно расцвёл. И во времена, предшествовавшие расколу пустоты, небо днём и ночью озарялось злым предзнаменованьем.

Устремляясь к воротам вслед за Логаном и Ульриком, шагая рядом с другими прославленными воителями, Ньяля должна была переполнять уверенность в победе. Однако в его разум впилось плохое предчувствие: тошнотворное зло, как гниющая под ногтем заноза, впилась в психический разум.

Посох главного библиария пылал могуществом. Руны по всей его длине мерцали голубым огнём, а те, что украшали терминаторский доспех, сияли не менее ярко. Волки Фенриса сражались болтерами и плазмой, силовыми клинками и цепными мечами, но рунический жрец вёл другую битву. В его глазах мир заливали красные оттенки, на фоне которых золотые копья пронзали зелёный туман. На другой грани восприятия Ньяля его сознание выворачивала Вечная Ночь: низкое гудение смерти и мучений бесчисленных миллиардов душ, принесённых в жертву появлению Разлома. Вокруг ксеносов вздымался неистовый шторм орочьего насилия. Буря усиливалась в областях, где битва велась наиболее ожесточенно, подпитывая бойню кровью. Тут и там она представала вихрями дикой энергии, искрящимися и раздуваемыми недалёкими умами орочьих заклинателей вирда.

— Всё не то, чем кажется, — предупредил Ньяль.

Логан, всегда чтящий ценность совета, замедлил шаг, и все рядом стоящие воины последовали его примеру.

— Ты что-то чуешь, Повелитель Рун? — поинтересовался Великий Волк.

— А вы разве нет? Воздух пропитан орочьей мощью, энергия ксеносов вторгается в мои мысли и душит разум.

— Она потеряет хватку, когда мы проредим орду, — высказался железный жрец Альдакрел. Он поднял топор, одна часть которого имела длинную бороду, а вторая была выкована в стиле шестерни Адептус Механикус. — Так ведь всё и работает, разве нет?

Два отделения терминаторов волчьей гвардии уже достигли стены и принялись крушить её силовыми кулаками и молниевыми когтями, в то время как братья в арьегарде обеспечивали прикрытие огнём. С левой стороны прибыло ещё одно отделение, одно из фланговых. Возглавлял его Арьяк Каменный Кулак. Броня Хранителя Очага едва функционировала, а её наплечники и нагрудник были покрыты кровью королевского гвардейца вперемешку с ксеносской.

— От чего исходит опасность? — потребовал Великий Волк у Ньяля. Они находились в двадцати метрах от разбитых ворот. Дредноуты с нацеленным на предполагаемых врагов оружием ждали в авангарде за ними. — Ответь прямо.

— Конкретной угрозы нет, — признался Ньяль, неспособный поделиться ничем, кроме дурного предчувствия. — Лишь знамение вирда.

— Тут полным-полно врагов, с которыми можно сразиться. Не стоит выдумывать новых, — проворчал Ульрик.

Спустя мгновение к крепости добрались Арьяк с братьями. Гвардейцы Каменного Кулака объединились с воинами Логана в дюжине метров от твердыни.

— Вы живы, — выдохнув, обрадовался Арьяк. В знак приветствия Хранитель Очага приложил навершие молота к груди и зашагал рядом со своим господином.

— А ты как думал, — прохрипел Гримнар. — Битва только началась. Хотя ты выглядишь так, будто уже получил кровавую долю.

— Он нёсся, как таран, — вставил Торфин Кинжалокулак откуда-то сзади. — Я не мог его удержать.

— Ясно, — ответил Логан. — Что ж, таран мне ни к чему: мы уже сломали ворота.

Ньяль ускорил шаг и догнал Арьяка.

— Держись к нему поближе, Чемпион, у меня дурное предчувствие по поводу этого места, — передал он Хранителю Очага, осознавая, что слова излишни: мысли Арьяка горели, как оберег вокруг Великого Волка, ярче сияния штормового щита.

— Пора размять руки, — усмехнулся Гримнар, когда Волки, наконец, дошагали до ворот.

Орочий городок представлял собой нагромождения из незамысловатых зданий, очень похожих на любые другие: одно- и двухэтажные, соединённые грубыми вантовыми мостами, верёвочными лестницами и металлическими переходами. Повсюду пестрили граффити и баннеры, провозглашающие собственность и господство орков. Основание сооружений не отличалось надёжностью, а дороги были выложены толчёным щебнем из стен. Орки кричали с крыш и залпами стреляли в бреши, проделанные волчьей гвардией. Все ксеносы, кто стоял у ворот, погибли почти мгновенно под поступью дредноутов: их тела свисали с импровизированных укреплений или раздавленными лежали у ног боевых машин.

Сенсориум показывал лишь обрывочную информацию, прерываемую вспышками статики.

— Неэкранированные реакторы, — предупредил Альдакрел. — Отключите сенсорные каналы, чтобы ограничить обратную связь.

Арьяк оборвал невидимую связь с братьями по отряду. Поначалу было немного непривычно смотреть исключительно своими глазами, без цепочки данных товарищей и призрачных изображений вторичных каналов. Ощущение ясности вскоре сменилось настороженностью. Без функций сенсориума терминаторам пришлось полагаться на усиленные доспехом, но исключительно собственные органы чувств.

Обонянию мешала исходившая от орков вонь. Ксеносский смрад витал повсюду, заставляя фенрисийских воинов вдыхать «аромат»: зеленокожих совершенно не заботила очистка или искусственная циркуляция воздуха. Привыкший охотиться с помощью носа, Арьяк чувствовал себя не совсем полноценным, как если бы ослеп на один глаз. Хуже того, попадание в шлем едва не претворило сравнение в жизнь: лоб до сих пор покрывала толстая корка крови, и никакие движения лицевых мышц не могли её отодвинуть.

Арьяк без лишних указаний следовал за Великим Волком по его левую руку, так, чтобы полностью видеть своего командира. Остальные гвардейцы отделения рассыпалась веером впереди, высматривая засаду.

Всего в сотне метров жилые застройки сменились пустырём, заставив штурмующие крепость отделения остановиться по его периметру. Как выяснилось, здесь орки добывали руду. Палуба за палубой, «карьер» уходил далеко за пределы грузового корабля вглубь его приплюстного нижнего соседа, по меньшей мере на полмили вертикально вниз. Место добычи являло собой застроенный лестницами полукруг, куда зеленокожие провели кабели и трубы. Как и в случае с палубами, переоборудованными в крепостной вал, нижние уровни карьера отлично просматривались, как будто чья-то могучая рука одним движением вырвала по куску из двух кораблей.

Длина пропасти составляла примерно двести метров, а дальше находилось сооружение, которое служило частично крепостью, а частично — огромной статуей. Конструкция возвышалась почти до далёкого «потолка», а её фундамент терялся во тьме нижних уровней. Серо-зелёная скульптура из скалобетона и фекалий изображала сидящего на корточках орка. Поверх тела звероподобного воина зеленокожие прикрепили нагрудник, наплечник и наручи, выкованные из ржавого металла и укреплённые гнутой пласталью. Большую часть воздвижения пронизывали щели-окна, освещаемые из внутренних помещений. Оттуда повысовывались орки и тут же принялись стрелять во все стороны, не обращая внимание на плохое поле обстрела и ещё худшую прицельность. Арьяк поднимал голову всё выше и выше, пока его взгляд не остановился на вершине, где сверкала голова с массивной челюстью. Глаза и раскрытая пасть горели зелёным светом.

— Идиоты построили это вокруг реактора! — опешил Альдакрел, глядя на ауспик. — Орки сняли защи...

Вокруг здания роились сотни мелких зеленокожих, многие продолжали строить и заделывать дыры, хотя другие принялись глазеть на незваных гостей или пытались спастись бегством. На нижних палубах трудились тысячи людей, таская корзины и ящики, доверху набитые щебнем, палками и кусками пластали. Над ущельем раскачивались тросы, посредством которых оркоиды и рабы доставляли материалы к основанию идола. Среди них были и гораздо более крупные особи — орки, рыча и ревя, уже пробивались наверх, чтобы присоединиться к битве.

Тысячи орков. Десятки тысяч.

Изумрудный гигант сожмёт волчью пасть и уймёт его гнев.

Зовущий Бурю не мог оторвать глаз от колоссального орочьего изваяния. Статуя совсем не походила на зелёного великана из видений, и всё же в мерцании вспышек и прометиевом огне орочьего города, в ней скрывалось что-то первобытное, живое.

Вокруг завязалась перестрелка. Дредноуты и терминаторы устремились вглубь впадины, приняв на себя основной удар орков. Рунический жрец едва заметил возобновление битвы: чудовищный идол на возвышении из разбитого звездолёта не покидал его мысли. Великий Волк поспешил обогнуть пропасть — на фоне орочьей громады Логан и его варангард казались ничтожно маленькими.

Как волк перед зелёным великаном.

Интенсивность контратаки орков нарастала по мере прибытия подкреплений. Сотворённое ксеносами психическое поле сгустилось и затвердело. В водовороте силы тени обретали звериный лик и когтистые лапы, объединяясь в чудовищного зверя. Ньяль почувствовал рычание живущего в душе волка, его свирепую натуру, стремящуюся вырваться на свободу. За звёздами, в световых годах от Фенриса, Зовущий Бурю ещё ощущал жар глубинных огней очага, что наполнял его силой. Вирдово пламя заструилось из покрывавших доспех и тело рун, окутывая Ньяля сине-лиловым пламенем. В мире, недоступном взору смертных, он посылал стрелы силы, которые змеились по набирающим мощь призракам и разбивали их нечистые тела.

+Повелитель рун!+ полная срочности мысль Идущего-по-небу, при рождении названного Энгиллем, пронзила разум Зовущего Бурю. +Присмотритесь к лицу.+

Бросив взгляд ввысь, хранитель рун поначалу не мог отыскать находку Идущего-по-небу. Сливаясь в единую форму, потоки силы орочьего вирда устремлялись по статуе вверх, подобно обратному водопаду.

+Фигура. Там фигура, внутри челюстей.+

Пасть ложного идола была широко раскрыта; нижняя её челюсть выступала из гигантского сводчатого прохода, похожего на балкон. Получив подсказку, Зовущий Бурю заметил причудливый силуэт, скачущий на «языке» своего божества. Как и другие орочьи шаманы, тело ксеноса покрывали полосы из меди и камня, а из его глаз вырывалась искры психической энергии. Именно вокруг него собиралась и по воле шамана росла орочья мощь. Как показывала практика, обычно подобные скопления орочьей силы высвобождались в форме неконтролируемых взрывов, но этот ксенос каким-то образом обладал достаточной концентрацией, чтобы обуздать вирдову силу.

Взгляд Ньяля скользнул по остальным ксеносам на рабочей площадке, и, как выяснил рунический жрец, контроль над психической мощью был не единственным, что отличало шамана от его зеленокожих собратьев.

— Великий Волк, — обратился Ньяль, указывая посохом. — Их вирдоплёт немного крупнее своих собратьев. Я никогда не видел шамана ростом с воеводу. Что-то неведомое будоражит природу этого места.

— Хорошо, а то я уже начал думать, что битва окажется слишком лёгкой, — отрезал Верховный Король Фенриса. Он поднял руку с встроенным в наруч штормболтером и выпустил пару болтов через пропасть. Снаряды угодили в нескольких орков, карабкавшихся по противоположной стороне — их окровавленные останки полетели вниз вместе с обломками примитивной лестницы.

— Вирд — это по твоей части, Повелитель Рун, — заговорил Ульрик. — Тут мы тебе не подспорье.

Ньяль стиснул зубы от непонимания братьев, одновременно с тем изо всех сил пытаясь сдержать бушующую мощь вирда, что вихрилась вокруг скульптуры. Главный библиарий Космических Волков ощущал, как души рунъярлов стараются лишить орочьего шамана силы, но звероподобный повелитель вирда на вершине статуи оставался неотразим для всех их психических атак.

— Всему виной Вечная Ночь. Они черпают из неё больше силы, чем мы можем уничтожить, — объявил Хранитель Рун. Он сжал обеими руками посох, его рукоять и навершие воспылали нематериальным огнём, который помчался к лидеру орков. Проследив за спиралью своей психической силы, взгляд Ньяля наткнулся на ещё один шест — в когтистой хватке шамана. Его венчал грубо вырезанный череп из тёмного камня, окружённый нимбом из нефритовых энергий. — Чем дольше и яростнее орки будут сражаться, тем могущественнее становится шаман и повеливаемые им силы. Мы должны отступить, Великий Волк.

— Отступить? — опешил Ульрик, оборачивая череполикий шлем к Зовущему Бурю. — Битва только вышла из утробы. Мы живо проредим их ряды!

— Логан! — заревел Ньяль. Произнесение имени Великого Волка мгновенно привлекло его внимание. Несмотря на невероятные муки сдерживания орочьей мощи, Повелителю Рун удалось выдавить из себя целое предложение из слов. — Эту битву нам не выиграть!

— Послушай своего рунъярла, Великий Волк, — почти умолял Арьяк. — Мы добьёмся победы, но иным путём.

Воины ордена удерживали позиции, поливая зелёную массу огнём. Орочьи тела сплошным ковром устилали палубы и проходы, но трупов ксеносов было ничтожно мало по сравнению с лезущими наверх ордами зелени. Гримнар перевёл взгляд с Ньяля в глубь впадины, а затем вверх, к сияющей зелёным гигантской голове. Зовущий Бурю проследил за глазами Великого Волка и уставился на шамана, который стоял между двумя массивными, словно сталагмиты, клыками из шлифованной стали.

Глаза ксеноса, точно впадины, пылали зелёным огнём. Они походили на дыры в царстве изумрудного сияния. Орк указал когтем вниз, второй рукой подняв посох. Психическим зрением Ньяль узрел, как образованный энергией колдуна кулак обрушился на волчьего гвардейца справа.

Навстречу ему тут же взметнулась закрученная руна, став основой нематериального щита. Его источником которого был Энгилль. Кулак ударил в барьер со взрывной силой, отшвырнув рунического жреца, словно ракету, сквозь его защитников-волчьих гвардейцев. Несмотря на то, что длань орочьего бога потеряла часть силы, она завершила удар и сплющила терминаторский доспех, как алюминиевую кружку. Сквозь пси-чутьё Зовущего Бурю промелькнул дух Энгилля, а другой рунический жрец, Хрольф Язык Войны, почти затерялся в вихре психической силы. Звучавший в ушах Ньяля волчий вой Фенриса поглотил ужасающий рёв орков. Энергетическая вспышка едва не ослепила Ньяля, и тот был вынужден отступить, успев прежде, чем в мыслях воцарился бы ад.

Надвигающаяся тень орочьего разрушения росла с каждым мгновением, обтекая покрытую нечистотами статую, точно шкура из наполовину видимого зелёного огня. Даже физическое зрение Ньяля позволяло ему наблюдать, как собирается психическая сила, а вместе с ней и новые толпы орков.

— Отступайте отделениями, прикрывая фланги! — проревел Великий Волк, не нуждаясь в дальнейших уговорах. — Повелитель Рун, ты ещё можешь воспользоваться вирдом?

Несмотря на пугающую мысль о том, чтобы вновь открыться бушующему потоку грубой орочьей силы, Ньяль ответил без промедлений и полный решимости. В его рыжих волосах и бороде потрескивали золотые огни.

— Клянусь, они услышат вой Мира-Очага, даже если он станет для нас последним.

Глава пятая

Повелитель Рун

Новая стратегия

Принесённые клятвы

Ещё несколько секунд воины Фенриса слаженными залпами поливали пропасть огнём, расчищая верхние проходы, мосты и лестницы. Орки и более мелкие их собратья на священной статуе не прекращали пальбу. Заминка перед контратакой предоставила Гримнару возможность подать сигнал к отступлению. Первыми отошли сам Великий Волк и его стражи, находившиеся ближе всего к орочьему изваянию.

Ньяль прошёл несколько десятков метров с ними, а затем остановился и выставил перед собой рунический посох. Несмотря на впечатляющую глубину ущелья, ширина была относительно узкой для столь огромного числа орков. Однако психический гештальт, порождённый их жаждой битвы, не испытывал физических ограничений и бурлил впереди надвигающейся орды.

Сквозь прилив ксеносской силы Ньяль ощутил приближение Хрольфа Языка Войны. Зовущему Бурю не нужно было отводить взгляд от идола, чтобы почувствовать рядом брата-рунического жреца.

— Вас кличут Зовущим Бурю, но, боюсь, не существует такого шторма, который снесёт эту мерзость, — произнёс Хрольф.

Ньяль взглянул в сторону: парализованного Идущего-по-Небу уже уносили. Покидал битву не он один — более дюжины сыновей Фенриса, прихрамывая, сами или с помощью братьев отступали назад. Те, кто всё ещё мог стрелять, извергали на орков огонь с гордостью, что продолжают сражаться за короля.

— У трёх жрецов было не больше шансов преодолеть зелёную мощь, чем у двух. А где не поможет сила, послужит хитрость, — сказал он Языку Войны. — Когда попадаешь в грозу, думать надо не о дожде, а о молнии.

Внезапный импульс силы привлёк внимание готи обратно к вождю-шаману. Вокруг монстра вздулась новая фигура из чистого насилия; засверкали клыки, а из изумрудной энергии сформировались руки.

— Имеешь в виду, атаковать нужно вирдоплёта напрямую?

— Отчасти, — ответил Ньяль. — Гляди, как его посох проецирует вирдово пламя. Ставлю все сокровища Фенриса, что эта штука — дело не орочьих рук. Разорви связь, и шаман потеряет её благосклонность. Корабль без руля скорее навредит собственному экипажу, чем противнику.

— Что вы предлагаете? — Язык Войны не смог скрыть сомнения в голосе. Он продолжал смотреть налево и направо, подсознательно ища поддержки у воинов, которые уже ушли.

— Остались только мы, — произнёс Зовущий Бурю. — Охотник должен обладать терпением, выжидать. Доверься мне и силе родного мира.

Ньяль оторвал посох от земли и, не сводя глаз с гигантского идола, направился обратно к ближайшему орочьему зданию. Первые из зеленокожих уже начали выбираться из пропасти, колеблясь в ожидании ответного огня Волков. И, когда залпов не последовало, орки высыпали с нижних палуб.

— Встань рядом со мной, — позвал Ньяль, ступая в переулок между двумя лачугами. Теперь, когда рунические жрецы стояли поодаль от статуи, Повелитель Рун вновь объединился с силой Очага, согревающего одним своим присутствием.

— Во тьме меж звёзд, — запел Ньяль, едва шевеля губами. — Из самых глубоких пещер, из самых тёмных теней безлунного леса…

В процессе чтения Хранитель Рун представлял себя и своего брата ночными волками, со шкурами чёрными, словно полночь, пробирающимися сквозь лишённую света пустоту. Ньяль ощутил перетекание силы Хрольфа в его душу и наоборот. Рунические жрецы стали единым целым, одним охотничьим зверем, скрытым от глаз своей жертвы.

Первые вылезшие орки, убедившись, что враг отступает, с энтузиазмом заревели орде, дико размахивая руками и призывая, чтобы все следовали за ними. Многие жестами выказывали верность далёкой фигуре повелителя шаманов: зеленокожие склоняли головы и, глядя на вирдоплёта, проводили ладонью по лицу, как будто закрывая глаза. Когда группа выбравшихся наружу орков достигла сорока особей, ксеносы направились в поселение, рассудив, что теперь их численности достаточно, чтобы справиться с любым врагом. Однако двинулись зеленокожие не в сторону Ньяля, а поспешили на другую улицу, за отступавшими воинами Великого Волка. В следующие мгновения сотни орков попрыгали с лестниц и устремились вслед за ведущей толпой.

Недвижимый, Ньяль вновь взглянул на шамана. Орды неслись мимо, не проявляя к двум массивным фигурам в доспехах абсолютно никакого интереса. Из дальней части города донеслось ворчание и ксеносский лай, и вскоре неподалеку снова загрохотала стрельба: орки столкнулись с арьергардом фенрисийских воинов.

— Сейчас самое время, — объявил Ньяль, видя, что фантомный бог вокруг шамана почти проявился. Орк согнул когтистые пальцы, протягивая их к врагам. — Следуй за мной и будь готов нанести удар.

Зовущий Бурю рассеял образ ночного волка в сознании, и подключил мысли к Ночекрылу, объединив свой разум с его. Модифицированная птица оторвала крыло от поклёванного трупа орка, и через несколько секунд исчезла во мраке за мерцающими огнями орочьих зданий. Бионическим глазом она следила за тепловыми волнами орков на вершине статуи. Ньяль пролетел над жаром горных выработок и вверх. Бесшумный, как ночной бриз, псайберворон подлетел ещё ближе к полупрозрачному чудищу. При соприкосновении с дрожащим силуэтом орочьего психического проявления у Ньяля возникло ощущение сопротивление, как будто он толкался в пенящуюся воду.

— Давай, брат, — прорычал Зовущий Бурю. Его дух пролетел между телом и птицей, направляя руническую энергию прямо в сердце зелёного великана. Язык Войны высвободил силу своей души в виде вспышки огня, пламя которого понеслось вслед за вороном, по спирали сквозь полузелёное тело фантома к его голове. Дождавшись, когда огонь достиг птицы, Ньяль полностью раскрыл свой потенциал, в то время как где-то внизу руны на доспехах двух библиариев вспыхнули золотым пламенем.

Обладающий физической и психической силой, псайберворон нанёс удар, пронзив оставшееся пространство подобно молнии. Глазом фамильяра Ньяль видел наконечник орочьего посоха как дыру в реальности. Навершие шеста вихрилось зелёной энергией, трансформирующей грубую психическую мощь во что-то гораздо более острое, словно кузнечный молот, волшебным образом заточенный как лезвие.

Намереваясь вырвать посох из орочьих рук, Ньяль направил к длинной палке псайберворона. Прежде чем его когти коснулись чёрного материала, с навершия сорвалась дуга концентрированной энергии и ударила прямо в птицу. Ньяль заревел от боли, чем привлёк внимание неуклюже проходивших мимо орков. Теряя перья, Ночекрыл нырнул за край балкона-челюсти.

На помощь ворону воспарила белая сова, вылетевшая из золотого пламени — то было воплощение воли Языка Войны. Белопёрая птица на мгновение заслонила Ночекрыла, взмахи её крыльев окружили ворона, подарив падающему фамильяру Повелителя Рун время восстановить контроль. Глядя вороньим глазом, Ньяль, наконец, поймал момент, когда шаман орков отвлёкся. Между парой глаз зеленокожего и дрожащим посохом вспыхнуло псиэнергетическое пламя, переросшее в ослепительную дугу. Обнажив зубы и скривив морду, орк изо всех сил пытался вернуть контроль над оружием.

Послав Ночекрылу приказ вернуться, Зовущий Бурю возвратился в собственное тело как раз вовремя, чтобы успеть поднять посох и отразить опускающийся цепной клинок. Металлические зубья скользнули по всей длине, усеянной рунами экке.

Язык Войны шагнул вперёд и, взмахнув златопламенным руническим топором, отсёк орку голову. Вокруг переулка сбивалось всё больше зеленокожих.

Ньяль ощутил внезапный взрыв психической силы сначала как беззвучный грохот, а затем пронзительным порывом ветра, который рвал вымпелы и транспаранты на орочьих зданиях и трепал рыжую бороду. Почуяв неладное, зеленокожие как один повернулись к скульптуре, большая часть которой, за исключением мощных плеч и головы, была скрыта от взора рунических жрецов. Взад и вперёд вокруг повелителя-шамана хлестали зелёные молнии. Орочий колдун скакал и визжал, его ярость высекала полосы тьмы из неуправляемой энергии.

— Берегись! — рявкнул Ньяль. Ночекрыл, наконец, приземлился на наруч своего хозяина. Хранитель Рун поднял посох, и вокруг терминатора возникло кольцо голубого огня. Язык Войны тоже создал барьер, залив стены золотым светом. Библиарии успели спрятаться за щитом всего за два удара сердца до всесметающей ударной волны из неконтролируемой психической силы.

Воя и стеная, зеленокожие побросали оружие и схватились за головы. Некоторые упали на колени, других на орочьи постройки словно швырнуло невидимой рукой. Переломанные ксеносы с разбитыми головами валились на землю. Психическая волна подбросила двух псайкеров в воздух, а в их щиты, словно языки огня из потревоженных углей, билось зелёное пламя. Зовущий Бурю вонзился в металлический выступ вала, насквозь пробил его ржавое железо и заскользил по плоской крыше. Язык Войны летел чуть дольше, угодив в столб и обрушив собой всё здание в беспорядке сломанных стоек и оборванных кабелей.

Повелитель Рун поднялся на ноги. Защитные чары рассеялись, и Ньяль рухнул на утрамбованную щебнем поверхность, разбив несколько каменных плит. Грохоча мусором, Язык Войны, наконец, сумел выпрямиться, перерубив линии электропередач, которые обвили доспех, точно кракеновы щупальца.

Орки пребывали в смятении. Многие из зеленокожих погибли: изуродованные тела валялись по поселению, как обломки кораблей на берегу после шторма. Кто-то бродил, вопя от боли, кто-то колотил кулаками по глазам и головам и в тисках психического безумия царапал когтями землю.

— Это лишь временная передышка, — предупредил Язык Войны, глядя куда-то мимо Ньяля.

Вызывающий Бурю, обернувшись, устремил взор на орочью статую. Глаза идола по-прежнему горели изумрудным огнём, затуманивая силуэт шамана зеленокожих. Колдун стоял во весь рост с высоко поднятым над головой посохом.

Не произнеся ни слова, оба рунных жреца бросились врассыпную. Ночекрыл понёсся вперёд, чтобы разведать путь к остальному отряду.

Несмотря на повреждения брони и телесные муки, Арьяк чувствовал себя лучше, чем когда только прибыл на космический скиталец. Коридор за коридором, отделение за отделением королевская гвардия пробивалась из пещеры-форта обратно к посадочной зоне у носа грузового корабля. Туда, где могли приземляться боевые корабли и функционировали телепортационные технологии «Чести Всеотца». Не желая уклоняться от боя, Гримнар оставался в арьергарде, лично прикрывая своих подопечных от преследования орков. Арьяк не отходил от повелителя ни на шаг или находился настолько близко, насколько позволяла тактическая необходимость. Щит-Наковальня в равной степени укрывал и Чемпиона, и Великого Волка.

Примерно в миле от гротескной статуи Арьяк вместе со Скором удерживали повреждённый дверной проём от толпы разъярённых зеленокожих. Позади остальная часть группы, включая Логана Гримнара, обороняли другие проходы, в то время как дредноуты обеспечивали огневую поддержку сотней метров вдали. Арьяк размахнулся и с силой удара поршня превратил в кашу нескольких врагов, после чего отступил, открыв пространство для тяжёлого огнемёта Скора. Прометий горел полминуты или больше — даже самые выносливые из зеленокожих не могли противостоять жестокому пламени.

— Ты чересчур счастлив для отступающего, — отрезал Скор. — Неужели я слышал смех, когда ты проломил череп тому орку? Почему ты радуешься бесславному поражению?

— Поражению? — Каменный Кулак отключил силовое поле молота и пару раз ударил рукоятью по стене, стряхивая с навершия обугленную плоть и кровь орка. — Мы всё ещё живы. Великий Волк ещё жив.

— Личное выживание не критерий победы, — проворчал Скор.

— Поговори об этом с копьеносным оленем во время охоты. — Арьяк скомандовал доспеху перезапустить сенсорные каналы, передавая запросы на трансляцию остальным членам отделения. — Безусловно, отдать свою жизнь во имя победы — прекрасно, но мне будет проще её добиться, если останусь жив.

Раздавшийся сзади штормболтерный лай возвестил о возобновлении орочьего давления на левый фланг. Затем вступили в бой и штурмовые пушки терминаторских отделений

— Однажды что-нибудь его убьёт, — прокомментировал Скор.

Арьяк ничего не ответил. Прометий начал выдыхаться, и за жаркой дымкой орки снова сбивались в кучи. Вытолкнутый растущей толпой, орк коснулся огня и за считанные секунды воспламенился от ботинок до рогатого шлема. Рёв агонии зеленокожего стих, приглушённый яростными боевыми кличами его собратьев.

— Иногда кажется, что я помру раньше, — в конце концов выдавил из себя Арьяк, выходя в коридор. Он поднял Щит-Наковальню и приготовил молот.

— Когда его нить всё-таки оборвётся, ни ты, ни кто-либо другой из смертных ничего не сможет с этим поделать, — настаивал Скор. — Вероятно, даже Всеотец…

— Космические десантники каждый день просыпаются с мыслью, что он может стать последним. Я — Хранитель Очага, и потому я задумываюсь о смерти своего господина чаще остальных. Но ему уже около семисот лет, а то и больше, так что меня это не сильно тревожит.

Несколько более храбрых зеленокожих прыгнули сквозь бушующий огонь. Они стреляли из пистолетов и размахивали зазубренными клинками и острых тесаками, поблескивающими в последнем свете прометия. По краям поля зрения Арьяка с треском ожили другие каналы данных: члены отряда подключились к главному сенсориуму. Кинжалокулак коротал время, изрубая крупного орка в тяжёлом доспехе. По-видимому, братьями Каменный Кулак сделал вывод, что готовится новая атака.

Арьяк вмазал Щитом-Наковальней в очередного зеленокожего, разнеся ксеносу челюсть и череп. Молот швырнул искалеченный труп следующего в тех, кто следовал за ним. Затем звуки битвы прорезало шипение вокса, и заговорил Великий Волк.

— Путь обратно к посадочной зоне свободен. Кэрлы и оружейники нуждаются в подкреплении, они не смогут в одиночку удерживать периметр, пока корабли не переправят отряд из этого проклятого Всеотцом места. Королевская гвардия прикроет остальных и вернётся с помощью телепорта.

Молот Арьяка унёс жизни ещё двух орков. Чемпион Гримнара снова отступил, а Скор превратил коридор в горящий склеп.

— Отступайте, мы покидаем эту кучу скитья, — передал Арьяк отделению.

Трепещущий процесс телепортации почти подошёл к концу. Арьяк вместе с Логаном и остальными членами совета добрался до ярлсдека. Гаммаль ожидал рядом с троном, как будто не двигался с момента отправки Космодесанта на скиталец — что было вполне возможно. Полный радости Фенрир не прекращал прыгать и приветствовать Великого Волка, игриво покусывая бронированную руку клыками, способными пронзить сталь. Тюрнак держался более отчуждённо, наблюдая за возвращением хозяина из-за постов управления орудиями.

— Ну что ты? Расстроился, потому что мы оставили тебя тут? — сюсюкал Логан на пути к большому трону. Он повысил голос. — В следующий раз я возьму тебя с собой, Тюрнак, слышишь? Обещаю.

Огромный волк, казалось, растаял и улёгся рядом со ступенями к командному помосту, положив массивную голову на передние лапы. Зрачки жёлтых глаз наблюдали за Логаном и остальными.

— Что ж, мы впустую потратили время, — проворчал магистр Космических Волков. Он прислонил топор Моркаи к трону и сел. Проекция ожила без необходимости произносить приказ. Скиталец висел на фоне звёзд точно так же, как раньше, за исключением нескольких пожаров вокруг зоны приземления: там в результате бомбардировки перед штурмом были повреждены линии электропередач и газоснабжения. Великий Волк повернулся к Ньялю, приподняв бровь. — Как поживает Вечная Ночь?

— Растёт, медленно, — ответил Зовущий Бурю. Рунический жрец снял шлем, и густые волосы упали на его лицо и нагрудник. Среди рыжих прядей блестели уже начинающие таять крошечные сосульки. Ночекрыл спрыгнул с плеча жреца на петлю кабеля поближе к застывшему дисплею. — Я не могу дать точный прогноз, однако теперь, когда мы вкусили плоть врага, у меня появилось представление о верном методе борьбы.

— Выходит, мы ещё можем с ними побороться? — спросил Ульрик. Его чёрный доспех покрывала корка засохшей орочьей крови, а длинная волчья шкура-плащ на спине была заляпана ещё грязнее. Волчий жрец снял шлем и обнажил волосы, белые, точно снега Асахейма, а затем и клыки длиной почти до подбородка. Лицо старика испещряли глубокие морщины и шрамы, но единственный глаз полнился жизненной силой. — Мы в силах уничтожить это оскорбление владычества Всеотца?

— Задумайтесь не о том, что мы должны сделать, а о том, что можем. Имеющимися, — медленно произнёс Ньяль. — Чудовище, что возглавляет этих орков… я никогда раньше не видел подобных. Я понятия не имею, он — один из их псайкеров, выросший до невероятных размеров, или воевода, открывший псайкерские способности… Как бы то ни было, посох колдуна даёт ему контроль над силой. Без этой палки и без лидера орков вместе с их скитальцем затянет обратно в Вечную Ночь.

— Таков наш план? — прохрипел Ульрик. — Уничтожить вожака и надеяться, что волна иного моря не направит плывучую угрозу в другую систему?

— Мы не смогли бы уничтожить скиталец, располагай мы хоть всеми снарядами этта, — возразил Арьяк. Он прислонил Щит-Наковальню к ноге, обеими руками сжимая рукоять молота поперёк бёдер. Ульрик нахмурился ещё пуще прежнего, и Хранитель Очага сжал сильнее. — У нас нет ни воинов, ни времени, чтобы перерезать Всеотец знает сколько тысяч орков.

— Мы слишком много лет ведём слишком много войн, — вновь заговорил Ньяль, печально покачав головой, но не сводя глаз с Логана. — Не все победы обязаны греметь славой. Некоторые должны быть практичны, некоторые — приносить временную пользу.

— Нет, — отрезал Великий Волк. — Временная победа — фальшивка. Враг считается побеждённым, когда теряет возможность наносить удары. Я скорее повернусь спиной к снежному вирму, чем позволю этому логову зеленокожих демонов дрейфовать в пустоте.

Он встал и шагнул к витрине, свирепо вглядываясь в её содержимое.

— Безусловно, в наших возможностях на некоторое время обезвредить орков, если сказанное тобой — правда, Зовущий Бурю, но этого мало. Мы не единственные, на кого давят события. У других может не хватить сил справиться с тем, что останется после нас. У ваших языков хватит наглости назвать вас защитниками людей, если через год, десятилетие или пускай даже сотню лет враг вернётся и опустошит планеты тех, кого мы поклялись оберегать? — Гримнар снова повернулся к совету с широко раскрытыми и напряжёнными глазами, как будто произнесённые слова причиняли ему боль. — Я нарекаю эту кучу проклятого дерьма Готтроком, и да не познают Волки покоя, пока его поганые обитатели не передохнут. Мы жили, будем жить и умрём в соответствии с данными людям клятвами!

Глава шестая

Незабытая империя

В поиске тайн

Порабощённый

Галлюцинаторий представлял собой помещение площадью не более тридцати квадратных метров, однако оснащённое сложными психовизуальными проекторами и усилителями мысли. Устройства располагались на оберегаемых гексаграммами стенах, полу и потолке. По сути, это был чёрный куб, который изолировал мысли посетителя от существ извне, трансформируя воображаемое в реальность.

Как и множество раз прежде, Гастий Вичеллан перешагнул порог галлюцинатория, хотя на борту «Огненной зари» кустодий сделал это впервые. Трибун-стратарх Малдовар Колкван ожидал своего товарища, облачённый в простенькую серо-белую мантию, свободную в руках и ногах, но плотно облегающую туловище. В отличие от Вичеллана, чья накидка обнажала татуированную кожу, Колкван шагал в красном костюме из синтетической кожи, который покрывал тело кустодия до линии подбородка. Одежда придавала его пулевидной голове такой вид, словно она застряла на бугре из обтянутых кожей мышц. Член щитового воинства Эмиссаров Императус остановился, однако Колкван не двинулся ни на миллиметр.

Вичеллан на несколько сантиметров возвышался над своим руководителем. Он имел более широкую грудь и объёмные конечности; борода кустодия была коротко подстрижена, а волосы длиной до плеч на затылке стягивала лента. Вичеллан знал, что его большая масса не оказывала на Колквана совершенно никакого психологического воздействия. Кустодии никогда не считали размер одним из критериев оценки угрозы. Трибун выглядел расслабленным, но члены Адептус Кустодес всегда казались таковыми до того момента, когда переходили к насилию. Более того, Вичеллан прочёл в глазах трибуна-стратарха напряжённость. Бледный взгляд актуария умудрялся одновременно смотреть на Вичеллана и сквозь него, как будто он являлся центром внимания трибуна, но в то же время не представлял никакого интереса.

Дверь захлопнулась, погрузив кустодиев в абсолютную темноту и тишину, нарушаемую лишь биением улучшенных сердец и размеренным дыханием. Глазами он не видел, но другие чувства Вичеллана — в первую очередь слух и осязание — обострились настолько, что он уверенно мог назвать местоположение напарника. На какое-то мгновение он испытал радость от отсутствия пристального взгляда начальства.

Спустя пару секунд Вичеллан, осознавая, что Колкван этого не сделает, заговорил первым.

— Я ощущаю в тебе недовольство. С тех пор, как я вернулся из Гаталамора, мы не общались уже много месяцев. Что произошло?

— Один из наших мёртв, а главные исполнители заговора против слуг Императора бежали из Гаталамора. Они по-прежнему на свободе и продолжают плести интриги. — Едва слышный шорох ткани выдал скрещение рук Колквана на груди. — Я расцениваю итог как поражение, а поражения я не люблю.

— Угроза флоту и примарху предотвращена. Жертва Ахаллора прискорбна, но не напрасна. Взращивать в себе недовольство контродуктивно.

— Дело не только в Гаталаморе.

Комната замерцала, позволив обоим кустодиям вновь бросить друг на друга взгляд, одновременно с тем генерируя сцену из мыслей. Вичеллан ощутил, как устройство читало и проецировало в галлюцинаторий ментальное шипение его разума, однако возникшее пространство являлось не более чем переработанной фантазией трибуна.

Через несколько секунд, в течение которых создавалась картина, Вичеллан вместе с Колкваном стояли в практично обставленном кабинете. Стены помещения обшивали тёмные деревянные плиты, а паркет щеголял богатством укладки. Назначение зала выдали размеры мебели: кустодии переместились в покои примарха. Застывший во времени и одинокий, Жиллиман стоял у одной из нескольких аквилоносных кафедр из такого же дерева. Как и всегда, примарх находился в доспехах, полагаясь на поддержку его боевых систем.

— Генерал-капитан отправил нас в путь не для защиты примарха. — Колкван сплюнул это слово с ядом, как будто оно кислотой прожигало язык. — Жиллиман может использовать в качестве телохранителей легионы астартес, что вырастил для него Коул. — Трибун-стратарх повысил голос. — Наш долг и единственная обязанность — защищать Императора. Мне думается, Ахаллор тоже это понимал, и если бы щит-капитан оставался жив, я бы послал на задание его. Но он погиб, и я вынужден отправить тебя, поскольку миссия связана с произошедшим на Гаталаморе. Чтобы ты лучше понял цели задачи, я немного усовершенствовал методы инструктирования.

Колкван зашагал по изображению к возвышающейся фигуре Жиллимана. Когда кустодий дошёл до примарха, окружавшая его проекция замерцала, облачив трибуна в аурамит и вложив в его руки длинную рукоять кустодианского клинка.

Вместе с этим ожил и Жиллиман. За долю секунды удар Колквана блокировал аналой, разбросав во все стороны искры и покоившиеся на нём тома. Сила парирования отбросила Колквана на шаг назад, и в следующее мгновение Жиллиман атаковал сам, стукнув трибуна массивным бронированным кулаком в грудь.

Хотя какой-то частью сознания Вичеллан понимал, что и он, и трибун в данный момент неподвижны, эмиссар императус поморщился, сочувствуя боевому товарищу. Психосоматическая обратная связь галлюцинатория заставляла Колквана ощущать всю силу удара точно так же, как если примарх ударил его наяву. Однако контратака Жиллимана не замедлило Колквана: он уже развернулся, уклонился от нового удара и полоснул клинком по ещё вытянутой руке имперского регента, перерубив его запястье движением плеч.

Успешное посягательство на примарха имело свою цену: локоть Жиллимана ударил в спину трибуна, заставив того прыгнуть и совершить кувырок вперед. Крутанувшись на пятках, Колкван поднялся. Невозмутимый потерей руки, уже затянувшейся культей он ткнул в грудь кустодия, словно ударом молота, расколов аурамит.

Безусловно, всё в галлюцинатории строилось на предположении — уровень получаемых повреждений и боли примарха в симуляции существовал лишь в мыслях Колквана, пускай и основанных на личном опыте и многочисленных исследованиях. Но без инициации Кровавой Игры никто не узнал бы и этого. Схватка продлилась ещё несколько секунд, прежде чем Колквана, влетев в другую кафедру, разбил алалой и сполз на пол. Жиллиман замер в воздухе на середине прыжка с поднятым кулаком, готовый вогнать череп трибуна в холодный пол.

Вичеллан понял причину, почему сцена остановилась: Колкван осознал, что упустил все шансы на победу. Дальнейшая симуляция послужила бы единственной цели: узнать, как долго проживёт трибун рядом с разгневанным примархом.

Проекция исчезла, и кустодиев вновь поглотила безмолвная тьма.

— В чём заключалась цель? — потребовал Колкван. Дыхание и пульс щитового эмиссара чуть участились, что лишь усиливало внешние признаки нетерпения. — Смерть примарха?

Следующая проекция сложилась в огромный зал Астартес, из которого Робаут Жиллиман иногда обращался к великому и всеблагому флоту Примус, и реже — к крестоносцам других направлений похода Индомитус. Лорд-командующий иногда рассуждал, что «Огненной заре» по тем или иным причинам, будь то проблемы связи или командования, часто было необходимо наведываться к другим боевым группам. И всё же ради получения обновлённой и более точной, по сравнению с астропатической, информации, флагман флота Примус, вероятно, совершил вдвое меньше варп-прыжков, чем корабли возглавляемой им боевой группы.

Колкван находился на том же месте, которое он обыденно занимал во время подобных аудиенций: чуть позади и слева от примарха. Ярусы амфитеатра заполняли голограммы посетителей. Ощущая себя бестелесным, Вичеллан позволил себе подплыть ближе.

— Истина всегда состояла в простом факте: Император — это не весь Империум, — обратился он к трибуну. — И идея генерал-капитана заключалась в том, чтобы кустодии наносили удары и предотвращали величайшие из опасностей по всей Галактике, не ограничиваясь угрозами непосредственно Повелителю Золотого Трона.

Вичеллан встал: появилось движение, за которым секундой позже последовал звук. Жиллиман оповещал собравшихся о передислокации в свете потерь боевой группы флота Терциус. Галлюцинаторий воспроизвёл реально происходившие события из мыслей Колквана, эмиссар императус читал стенограмму.

— Я не давал приказ замолчать, — произнёс Колкван.

— Крестовый поход Индомитус — вернейший путь к восстановлению структуры Империума, а она, в свою очередь, укрепит и Терру. — Вичеллан переместил мысленный взор к области, где перед трибуной стояли трибун и примарх. — Жиллиман обладает уникальными данными...

Лорд-командующий наклонился вперёд, чтобы взглянуть вниз на Коула, и в тот же миг Колкван шагнул вперёд, вонзая острие клинка в шею Жиллимана. Примарх успел изогнуться как раз в момент, когда сверкающее копьё вошло кожу, и отвёл лезвие наплечником. Менее чем через секунду сцена растворилась в грохоте болтерного огня, и телохранители-космодесантники разорвали Колквана на части.

— Слишком рано, — заключил Вичеллан, материализовываясь в виде полупрозрачного призрака, пока космодесантники убивали его сослуживца.

Шум и яркость размылись в туман и обратились в ничто.

— Более поздней возможности попросту не было, — проворчал Колкван. Вичеллану оставалось только догадываться, сколько раз трибун запускал этот сценарий, оканчивающийся тем же или и того худшим результатом.

— Вы думали меня удивить? — спросил эмиссар. — Ни для кого не секрет, что вы недолюбливаете примарха. Чего я не понимаю, так это почему вы считаете Жиллимана большей угрозой сейчас, когда он руководит Походом из пустоты, а не во время пребывания имперского регента на Терре? Разве не удобнее было ударить в Тронном мире?

— Напомни мне, кустодий. Хорус предал отца, стоя на святой земле?

— Согласен с вами, — поспешил оправдаться Вичеллан, сожалея о простейшей ошибке.

Колкван ничего не ответил. Биение его сердец участилось вновь, и Вичеллан почувствовал от трибуна биохимический запах системы подавления боли.

— Надеюсь, вы установили границу болевого порога не на смертельном уровне?

— Разумеется, нет. Это практика, а не вступительное испытание. — Мысли Колквана сгенерировали залитую сиянием комнату, однако источника света видно не было. Оба кустодия оказались вооружены и облачены в полный комплект брони. — Думаю, в этот раз попробуешь ты.

— Готовность совершить поступок и паранойя — разные вещи, — возразил Вичеллан, покачав головой. — Мы не убийцы.

— Не будь дураком, эмиссар, — рявкнул Колкван. — Мы являемся теми, кем должны быть, не меньше.

Кустодиев окружили красноватые сумерки, кое-где мерцающие зелёными и голубыми звёздами. Вичеллан узнал силуэты своих товарищей, а впереди них стояла лестница.

В следующее мгновение по его черепу прогрохотала дрожь, похожая на бас корабельных двигателей — вибрации, скорее, исходили изнутри, не снаружи. Мысли Вичеллана тонули, подобно человеку, пытающемуся перекричать раскаты грома.

Всеподавляющее Присутствие — так кустодии назвали этот феномен. Обжигающая разум утечка необузданной мощи, исходящая от объекта их бдения.

Вичеллан оказался внутри Тронного Зала. По крайней мере, в лучшем его факсимиле, которое смог воспроизвести галлюцинаторий на основе знаний и предположений Колквана — трибун-стратарх не раз контактировал с бывшими членами Гетеронской гвардии. Даже «из вторых рук» психическая мощь Императора сотрясала зримое Вичелланом пространство. Не было ничего постыдного в том, что его не избрали в круг рыцарей: и теперь кустодий догадался, почему его не пригласили. Среди в высшей степени величайших воинов лишь совершенные могли нести эту службу достаточно долго.

У подножия лестницы на одно колено опустилась исполинская фигура. Вичеллан распознал, что нынешняя сцена являлась продуктом воображения Колквана, поскольку при предыдущем визите Жиллимана к своему отцу присутствовал лишь Траянн Валорис. Примарх уже начал подниматься с протянутым Повелителю Человечества горящим мечом.

— Слишком поздно, — прошептал Колкван.

Жиллиман одним прыжком преодолел полдюжины метров вверх по ступеням, быстрее, чем Вишеллан мог уследить. На силовой броне примарха искрились болты из кустодийских копий.

— Пробуй ещё.

Сцена перезагружается. И снова примарх ринулся словно из ниоткуда. Вичеллан стиснул зубы, задаваясь вопросом, почему Колкван так хочет его унизить.

— Ещё.

На этот раз Вичеллан начал двигаться вместе с примархом. И всё же он оказался недостаточно шустр: рефлексы кустодия притупились из-за эффекта Всеподавляющего Присутствия.

— Недостаточно близко.

Ещё трижды Колкван заставлял его разыгрывать сценарий ликвидации. Каким бы подготовленным эмиссар себя ни считал, даже когда примарх попадал в зону досягаемости клинком, Вичеллан не удавалось нанести удар Жиллиману, и примарх уносился вверх.

— К чему вы клоните? — потребовал Вичеллан. Он напряг сознание, приостановив симуляцию перед мыслепопыткой Колквана её перезапустить.

— А ты? — возразил трибун. — Почему не решаешься совершить должное?

Сцена заиграла заново, однако на месте Вичеллана встал Колкван. Клинок трибуна завращался через долю секунды после того, как проекция начала воспроизведение. Голова Жиллимана слетела с шеи, аккуратно отсечённая по линии шрама от предыдущей смертельной раны. Закованное в броню тело с грохотом рухнуло на нижние ступени.

Образ Тронного зала исчез из мыслей, оставив Вичеллана наедине с обезглавленным трупом.

— В Империуме достаточно командиров, способных руководить флотами и армиями. — Колкван говорил тихо, но во время симуляции каким-то образом успел достаточно близко подобраться к Вичеллану; голос трибуна доносился до его правого уха откуда-то совсем рядом. Эмиссару стоило больших усилий машинально не сорваться с места. — И ни один из них не представляет большей угрозы, чем примарх.

— В этом вы ошибаетесь. Ни один смертный не смог бы распоряжаться верными сынами так, как это делает примарх. Целый мир логистов не компенсирует его знания и опыт. Не забывайте, Жиллиман создал Пятьсот Миров за то время, которое многим из его братьев требовалось для подчинения одной планеты.

— И теперь Макрагг в силах защитить меньше дюжины. — Колкван фыркнул, как потревоженный бык. — Император в Своей мудрости назначил Хоруса Воителем за его достижения, и всё же сухая правда оказалась слишком тяжела для Его любимого творения.

Вичеллан обдумал сказанное, и сравнил с тем, что знал сам о развязанной Хорусом гражданской войне. Многое сохранилось в архивах, однако столько же существовало домыслов, слухов и свидетельств, полученных при допросах пленённых предателей.

— Хорус взбунтовался в страхе перестать быть Ему нужным, — парировал Вичеллан, бросив взгляд на проекцию безголового Жиллимана. — Вы тревожитесь, что с завершением Крестового похода Индомитус у лорда-регента больше не останется цели, и, подобно тому, как Хорус не желал уступать свою роль деятелям Терры, Жиллиман видит себя закономерным правителем обновлённого и им же и созданного Империума?

— История изобилует предательством и ошибками примархов, даже тех из них, кто не попал под влияние величайшего врага, — ответил Колкван. — Ты должен знать об этом, как любой другой, кто учился в Сводах Повиновения.

— И всё же я не уверен в дурных помыслах Жиллимана, — сопротивлялся Вичеллан, отворачиваясь от обезглавленного трупа. Остальная часть проекции рассеялась, как мираж, погрузив эмиссара в долгожданную темноту. — Ваш поступок не упреждал злонамеренные действия примарха, он основывался на предположении, что примарх нападёт. Все ваши сценарии крутятся вокруг одной и той же идеи, что у нас не будет времени реагировать.

— Врага не остановит удар, нанесённый задним числом, — настаивал Колкван.

Дверь открылась, впустив резкий актинический свет люменов. Глаза Вичеллана мгновенно адаптировались к освещению, и он увидел Колквана, в той же мантии и костюме. На виске трибуна пульсировала вена: его пульс ещё не восстановился, но вовсе не из-за галлюцинатория.

— Сбежавшие из Гаталамора на свободе и представляют угрозу Императору, — отрезал Колкван. — Им неоткуда было знать, что мишенью оружия станет Жиллиман, поэтому предположение, что произошедшее оказалось случайным — верно. Историторы указывают на некую связь с отступническим кардиналом Бухарисом. Мы собрали записи, которые, возможно, помогут в дальнейших исследованиях, но в попытке стереть позор прошлого многое из тех времён было уничтожено Экклезиархией.

— Подобные чистки не редкость, но, должен сказать, Гаталамор далёк от Терры, и высока вероятность, что источники библиотеки Санктус окажутся не менее разрозненными, — вздохнул Вичеллан, теребя тонкий конец бороды.

— Историторы — творение Жиллимана, мы не в праве ими руководить, — ответил Колкван и шагнул к двери. — Я договорился о встрече с примархом чуть менее чем через час. Я хочу, чтобы ты присутствовал как один из участников Гаталаморской кампании. Вдруг нам понадобится информация свидетеля событий.

Колкван удалился прежде, чем эмиссар успел ответить.

Неприязнь трибуна к Жиллиману стала причиной, по которой Траян Валорис назначил его на столь высокий пост, а в обязанности кустодия не входило подвергать сомнению решения руководства. Конечно, представлялось немыслимым, чтобы Колкван напрямую поставил под угрозу Крестовый поход, уничтожив Жиллимана просто в качестве меры предосторожности, однако уровень опасности действий примарха, который заставил бы трибуна принять меры, по-прежнему находился ниже необходимой отметки.

И всё же он был прав. Демонстрация в галлюцинатории показала предельно ясно: для того, чтобы избавиться от примарха, нанести удар нужно быстро и решительно, без колебаний или сомнений. Как бы ему ни была ненавистна сама мысль о том, что это будет необходимо, Вичеллан и каждый кустодий флота Примус должны были признать тот факт, что, возможно, им придётся совершить немыслимое.

Шторм ужаса исчез, однако мрачная пелена опустошения над руинами Холкенведа никуда не делась. Шпили столичного улья были уничтожены, а пожары в его основании шириной в несколько миль и разрушенном центральном городе, который без вершины походил на сломанный зуб, будут бушевать ещё несколько недель.

— Семнадцать миллионов душ, — произнёс Доро. — Враг забрал семнадцать миллионов слуг Императора.

Гай с ворчанием оторвался от своей книги.

— Включая наших братьев, — отозвался сержант.

Он окинул взглядом импровизированную посадочную площадку — акр утрамбованного пепла и грязи примерно в четырёх милях по главной магистрали между Холкенведом и его северным соседом. Отделение Гая — состоящее теперь из шести астартес — ожидало вместе с остальными выжившими из группы Астопита. Кто-то прибывал по надземной дороге, и ещё больше уже переправились на орбиту.

— Гестартас, Хейндаль, Назд и Энфорфас. Мы подведём их итоги.

— Что это значит? — не понял Анфелис. Роте выдали дополнительные боеприпасы, но сервы армориума ещё не успели позаботиться об остальном: нагрудник Анфелиса был залатан быстросохнущим фиксатором, а также у заступника отсутствовал один наплечник.

— Фенрисийский обычай, — пояснил Гай, поднимая подаренную Мудире книгу.

— А, из книги, — вздохнул Эгрей. Сержант ссылался на её содержание уже не в первый раз.

— Это важно, — ответил Гай, открыв изученную накануне страницу. — Подвести итог означает почтить память достойно погибших. Спеть их сагу. Мы должны подводить итоги своих братьев.

— Я начну, — вызвался Доро. Он поднёс руку к расколотой болтами аквиле на груди. — Хейндаль был щедрым воином, он без колебаний одаривал врагов клинком и болтом. Его жизни положил конец бронебойный снаряд.

— Описание точное, но не поэтичное, — прокомментировал Нейфлюр. Заступник прочистил горло, словно актёр, собирающийся цитировать играемого персонажа. И в следующий раз, слова поплыли из его глотки так же глубоко и сладко, как в песне. — Он пришёл из бессолнечной ночи — Назд, названный Коулом, истинный наследник фенрисийского короля. На «Огненной заре» он переродился как Неисчислимый Сын и верный нам боевой брат. Неумолимым был Назд! Многих врагов он заставил лить слёзы, но боле других ненавидел предателей. Клинком Назд высекал из них раскаяние! Но нить славного воина оборвали гадюки из шторма, и потому мы чтим его память.

Остальные заступники несколько секунд молча смотрели на своего брата, пока Нейфлюр не издал застенчивый смешок.

— Сержант Гай одолжил мне книгу поутру, и я прочитал несколько саг в конце, — признался заступник. — Они мне нравятся. Гораздо более достойные проводы товарища, чем «Брат Назд отдал жизнь в борьбе с врагами Императора, реквия ун Император Рекс. Со смертью закончился его долг». Жалкие слова для оплакивания брата.

— В наших рядах объявился скьяльд. — Гай хлопнул Нейфлюра по плечу. — Этим даром тебя не машины Коула наградили!

— Теперь о Гестартасе, — попросил Гарольд. За время совместной службы Гарольд сдружился с погибшим космодесантником-примарис. — Расскажи, как он оторвал голову тому культисту на Хертексии.

Следующие несколько минут, пока не прибыл боевой корабль, пролетели в смехе торжественных воспоминаний, и когда отделение поднялось на борт, Гай заметил, что его подопечные чувствуют себя друг с другом намного свободнее, чем раньше. Космические Волки Фенриса славились своей дикостью, но вместе с ней — и несравнимой преданностью друг другу. В книге ясно говорилось, что подобные особенности сыновей Русса связаны не только с обычаями их ордена, которыми кто-то поделился с автором, но и с культурой планеты. Гай почти ничего не знал о мире, где вырос его генетический отец, Леман Русс, но если бы книга помогла раскрыть в его товарищах это врождённое братство и дружбу, подарок Мудире действительно оказался бы бесценным.

Во время транспортировки на орбиту заступники Гая продолжали беседовать о погибших братьях и пройденных битвах. Впервые за три года они обменивались мыслями и общались как друзья, а не анализировали процесс и итоги боя. Они и не заметили, как пролетели двадцать минут до «Неизбывной ненависти».

Когда боевой корабль причалил, на посадочной площадке уже ждал капитан Вейрштурм. Он, как и Астопит, являлся перворожденным астартес и был облачён в чёрный отделанный бронзой доспех, как того требовал кодекс Молотов Дорна. Рядом стоял офицер примарис — звание лейтенанта выдавало соответствующее обозначение рядом с символом ордена Ультрадесанта. Вейрштурм дождался, когда прибудет специальная рота Астопита, и подозвал командира к себе. Лицо Новадесантника оставалось безэмоциональным, он кивнул и бесстрастно оглянулся на своих подопечных.

Пока Астопит беседовал с Вейрштурмом, Неисчислимые Сыновья по привычке выстроились по старым местам в шеренгу, оставив в ряду бреши, точно незаживающие раны отделения.

— На Кальдоне IV вы проявили великую храбрость, сражались достойно, — начал Вейрштурм. — Как командир я вами горжусь, и хотел бы, чтобы наши отношения прервала более славная кампания, однако я получил приказ передать отделение «Люпус-шесть» под командование лейтенанта Арланда Касталлора из Ультрадесанта.

Космодесантники восприняли новость, как обычно, — молча. Вейрштурм шагнул назад, предоставив Касталлору право обратиться к новым подчинённым.

— Вашим офицером по строевой подготовке по-прежнему останется лейтенант Астопит, — объявил Ультрадесантник. — Пока что. Вы откомандированы от нынешнего подразделения и объединитесь с остальными сынами Русса флота Примус ради выполнения особой задачи. На самом деле, вам уготована большая честь. Флотилия «Острие копья» отправит вас донести весть о Крестовом походе Индомитус ордену Космических Волков. Вы составите экипаж корабля, который передаст ордену Первого основания секреты программы «Примарис». По прибытии вас примет командование ордена. Для интеграции, какую они сочтут нужной.

Бойцы Гая сохраняли дисциплину даже перед лицом таких важных новостей. Ни один не произнёс ни звука. Гай очень хотел выпустить внезапный прилив чувств рёвом, но сдержал его под контролем. Химические вещества из надпочечников хлынули в организм, и сердца сержанта ещё несколько секунд продолжали бешено колотиться в груди.

Вейрштурм сделал ещё один шаг вперёд.

— Помните о деяниях примархов и берите с них пример, — напутствовал он. — Живите так, чтобы не только я, но и лорд-командующий гордился вашей службой.

Оба офицера, отдавая честь, приложили кулаки к груди, на что собравшаяся рота ответила грохотом керамита о керамит. Касталлор кивнул Астопиту.

— Нашим личным кораблём останется «Неизбывная ненависть», а на рандеву в системе Норга к нам присоединятся новые подразделения, — сообщил лейтенант своим войскам. Пост-боевое умиротворение доспеха и техническое обслуживание пройдёт в обычном режиме, после чего соберитесь на главной орудийной палубе для распределения мест и уточнения расписания. Мы приложим все усилия, чтобы добраться до точки перехода без лишних проблем. На этом всё. Свободны.

Разрываемый эмоциями, Гай повернулся к своему отделению.

— Фенрис, — произнёс сержант, ударив кулаком по другой руке, чтобы высвободить хоть какую-то часть бурлившей внутри силы. — Мы летим на Фенрис!

Каждый раз, когда он получал вызов примарха — пускай и оформленный в виде приглашения, от которого ещё никто не отказывался, — Девен Мудире всем телом ощущал дрожь возбуждения и опасений. За последние три года он не получил ни единого выговора: ни прямого, ни косвенного, и этот факт лишь усилил ожидание худшего. Жизненный опыт учёного подсказывал, что на каком-то этапе, рано или поздно, примарх будет разочарован.

Возвращение на «Огненную зарю» заняло четырнадцать дней. Мудире коротал время проверками материалов и пересмотром заметок: историтор надеялся найти отрывок, который мог бы заинтересовать примарха. Независимо от того, насколько ответственно Мудире подходил к работе, историтор понимал, что существуют пробелы, которые не может заполнить даже он, один из четырёх основателей Логос Историка Верита. Девен осознавал, что некоторые из новых сотрудников растущей организации имеют лучшую подготовку и более прилежны в исследованиях, чем он.

Прежняя жизнь, прошедшая в орбитальных балах и палатах совета среди благороднейших и могущественнейших людей Солнечной системы оставили на Мудире свой след. За одну игру в кости он рисковал суммой, которая могла бы избавить десять тысяч рабочих от неволи — азартные игры отточили его самоконтроль до остроты бритвы. Мудире вошёл в покои Жиллимана, где ему, несомненно, пригодится этот опыт. Однако его встретил не только примарх, но и трибун-стратарх актуарий Малдовар Колкван вместе с ещё одним кустодием и несколькими космодесантниками-примарис. При виде собравшихся Мудире чуть было не наложил в штаны, но не подал виду. Сохраняя маску абсолютной безмятежности, он улыбнулся и шагнул снова.

Размеренной поступью он зашагал по деревянному полу. Поза трибуна производила такое впечатление, будто он готов был выпотрошить Мудире одним из письменных ножей, если бы тот хотя бы вздохнул не в ту сторону. Другому борода придавала более мягкий вид. Второй кустодий — Мудире ломал голову, подбирая подходящее внешнему облику имя, но не смог придумать ничего лучше Виктора или Василия — имел чуть более приветливый вид, если слово «приветливый» вообще было уместно по отношению к златоносным воинам.

Жиллиман стоял за одним из высоких столов. Как обычно, примарх уже поднял руку, подзывая Мудире поближе. Историтор остановился на расстоянии десяти метров от группы, после чего сделал ещё один шаг, стараясь придать себе почтительный вид и скрыть неохоту.

Почему в Семи Сверкающих Городах было два кустодия?

— Лорд-командующий, надеюсь, всё в порядке? — Наконец произнёс Мудире.

— Что ты знаешь о Гаталаморе? — потребовал Колкван прежде, чем Жиллиман успел ответить. Примарх опустил руку, так ничего и не сказав. Лицо имперского регента хранило такое же спокойствие, как и Мудире.

— Ну, это кардинальный мир, очень богатый и важный для Экклезиархии, — ответил Мудире, стараясь говорить не слишком поспешно. — Поговаривают, Гаталамор смог бы соперничать с Офелией, сложись история иначе. Офелианский раскол произошёл ближе к концу Кровавого правления и Конклава Белликорум, но схизму затмили события на Терре.

Мудире не отрывал глаз от трибуна. Историтор взял паузу, столкнувшись с неприязнью кустодия, и, с трудом сглотнув, он продолжил.

— До начала моей карьеры как историтора, я занимался вопросами Экклезиархии, — продолжил Мудире, переведя взор на не менее грозные, но чуть более знакомые глаза Жиллимана. — К тому же с тех пор, как флот покинул Гаталамор, прошло четыре года.

Примарх ещё секунд пять понаблюдал за Мудире, а затем обратился к Колквану.

— Это ваш человек, не мой, — ответил трибун, скрестив руки на груди. — Решайте сами.

Жиллиман кивнул и указал на один из нескольких стульев перед кафедрами на следующей платформе. С местом примарха их разделяло несколько ступеней вверх, чтобы посетителям смертного роста было более комфортно обращаться к полубогу. Для Мудире же подобное отношение лишь подчёркивало его физическую незначительность среди великанских воинов.

— Вторгшиеся в Гаталамор предатели охотились за чем-то конкретным, за неким артефактом в катакомбах, — заговорил Жиллиман. — Они создали психическое оружие ужасной силы и с его помощью атаковали наши корабли. Мы полагаем, что истинным намерением врага был удар по «Огненной заре», но благодаря жертве многих имперских слуг трагедию удалось пресечь. После преступники скрылись, а доскональная проверка не обнаружила никаких следов артефакта, поэтому мы склонны думать, что предатели забрали его с собой.

— Нам нужно знать о Гаталаморе всё. Особенно об изменнике Бухарисе, — вставил Колкван.

— Они называли оружие Даром Бухариса, — добавил второй кустодий, привнося большую связность. При упоминании об устройстве челюсть телохранителя Императора непроизвольно сжалась. — Устройство не просто названо в его честь, оно имеет связь с древним тираном.

— Я взял с собой несколько подлинников…

— Ты отправишься на Фенрис, — перебил Мудире Колкван. — Бухариса остановили сыновья Шестого, а, значит, они хранят информацию, не знакомую ни одному из имперских учёных. Возможно, во время атаки на Фенрис он воспользовался каким-то особым оружием или разработал его в процессе. Мы должны знать всё.

— Фенрис? — Мудире произнёс это название беззаботно, но с колотящимся сердцем. — Ледяной, смертоносный Фенрис? Мир Космических Волков, откуда не вернулось бесчисленное множество агентов Империума? Оттуда даже новости не поступают… Ну, раз уж всё так сложилось… А действительно ли путешествие необходимо? Вполне вероятно, что эту планету проглотил Цикатрикс Маледиктум.

— Действительно, вполне вероятно, — бездушно ответил Колкван. — Дадите нам знать, если это произошло.

— Мы вас не бросим, — попытался успокоить смертного Жиллиман, однако улыбка примарха не ободряла. Он чуть повернулся, переводя внимание Мудире на космодесантников, которые всё это время наблюдали за обсуждением со стороны. — Ты отправишься на факелоносном корабле-примарис в сопровождении наследников Русса из Неисчислимых Сынов.

— С вами останусь и я, — объявил второй кустодий. Колкван резко дёрнул голову в его сторону, но следующие слова золотого гиганта были адресованы трибуну. — Я принимал непосредственное участие в гаталаморских событиях, и замечу то, чего другие не увидят.

Колкван кратко кивнул.

Жиллиман протянул Мудире лист бумаги со списком из семнадцати имён. Двенадцать из них Мудире знал: обладавшие ими люди являлись его коллегами. К настоящему моменту число историторов должно было перевалить за две сотни — каждого обучал уже состоявшийся специалист; времена, когда Мудире мог назвать имена всех учёных своей области, прошли.

— Все — члены вашего ордена, включённые в состав боевой группы. Уже готовы к отправке, — объяснил примарх. — Я распоряжусь, чтобы вам предоставили доступ к их записям. Пожалуйста, выберите в свою команду четверых.

— Четырёх из лучших? — сразу же спросил Мудире.

Жиллиман выпрямился с застывшим выражением вопроса на лице.

Мудире вложил листок к пачке, которую принёс с собой.

— Их приняли в Логос Историка Верита, и только это говорит об уровне их подготовки. Не имеет значения, каких из семнадцати выбрать.

— Безусловно, — ответил примарх, смягчившись. — Четвёрка основателей задаёт высокую планку.

Обмен репликами ободрил Мудире, напомнив ему об ещё одном факте.

— Лорд-регент, это ведь вы нас избрали в своей мудрости.

Осознание, что его отправляют в составе относительно небольшой флотилии к самой границе Великого Разлома, обрушилось на его разум с новой силой, притупив мимолётное самохваление. Мудире поднялся на дрожащие ноги.

— Если позволите, я должен начать приготовления к отбытию.

Жиллиман знаком разрешил идти. Мудире спиной ощущал пронзительный взгляд Колквана на протяжении всего его пути к гигантским дверям. Когда они закрылись, историк сделал ещё несколько шагов, и затем остановился, глубоко дыша и поправляя свободной рукой китель.

— Фенрис, — пробормотал он. — Император, защити.

Люди занимали особую нишу в иерархии орков. Как и меньшие зеленокожие — по-орочьи «гроты» — они являлись рабами. Людей в любое время допускалось избивать, грабить, колотить дубинками и кнутами гнать на работу, но их не сковывали цепями, не строили ограждений, и, по всей видимости, у человеческих рабов не было конкретного владельца. На каторгу водили одни и те же орки, но не существовало ни рынков рабов, ни аукционов, не происходило никаких видимых сделок, отмечавших переход от одного владельца к другому. Люди имели доступ к инструментам, которые вполне возможно было обратить в оружие, даже к лазерным дрелям и прочим высокотехнологичным устройствам, способным убить орка, однако мысли рабов оставались далеки от разработки планов восстания. Тяжёлая работа отупляла умы, но даже если на борту «Сурового» и родилась бы запретная мысль о мятеже, сотни тысяч зеленокожих на борту свели бы на нет любые его попытки.

Кроме того, орки кормили их из больших корыт и обеспечивали водой в общих чанах. Ксеносы предоставляли людям свободу заниматься своими делами в перерывах между сменами в шахтах или на заводах, где разбирались на части захваченные суда, танки и другая добыча. Местные рабы смешались с пленниками с кораблей и миров, находящихся за много световых лет от места атаки на «Суровый», однако кое-что невольников всё же связывало: большую их часть захватили в годы после образования Великого Разлома, который спровоцировал титанический всплеск орочьей агрессии. На уведённых с кораблей красовалось клеймо ракеты, другие были помечены кругами — как предполагалось, планетами — или гаечными ключами, ножами или другими символами. Тип метки, казалось, никак не влиял на род рабской деятельности.

Палящее солнце сменилось морозной зимой. Жилья у рабов не было: люди обосновывались, где могли: в кучах мусора, внутри захваченной техники или ходили друг к другу «в гости». Промышленность зеленокожих гремела без остановки, и какое-то время тяжёлый труд обеспечивал полезное для психики отвлечение внимания и согревающую от холода активность. Орад и остальные жались друг к другу вокруг потухающих костров, укутываясь в тряпки и укрываясь пластековыми листами. Жившие достаточно долго торговали ими же добытыми съедобными грибами, требуя взамен оружие, защиту, инструменты и всякие безделушки.

Более высокий рост и широкие плечи относительно большинства служащих Флота — раньше стеснённые условия корабля доставляли неудобства тем, кто был выше среднего роста, — давали Ораду явное превосходство над некоторыми из его соседей теперь, когда исчезли разделявшие всех звания. Ему не нравилось запугивать людей, однако с приходом к власти орков быстро стало ясно, что тех, кто окажется не готов защитить себя и товарищей, будут грабить и убивать готовые к насилию. Зеленокожие, разумеется, и не думали обеспечить рабов законом или порядком. Бывшим матросам «Сурового» пока удавалось держаться вместе и выживать изо дня в день, подобно стаду, окружённому хищниками. Из офицеров никого не осталось — как считал Орад, это было неопровержимое свидетельство их верности флоту. Он гнал из головы воспоминание о своей сдаче. Если бы Орад знал, что его ждёт, канонир без раздумий последовал бы за Кассонеттой под пули орков.

Орад завидовал погибшим товарищам по кораблю. Чтобы не забыть о друзьях, он собрал и нанизал на верёвочку на шее по фаланге пальца от каждого. Раздобыв маленький нож, он вырезал на всех костяшках имя хозяина, и в худшие из дней Орад беседовал с ними, как с живыми.

Глава седьмая

Серые Шкуры Улля

Зеленый рёв

Гюта

Гардбикская стена не отличалась огромной высотой, однако форпост удачно расположился на вершине холма, а с него открывался прекрасный обзор. Пересечённую местность на многие мили вокруг устилали обломки автомобильных дорог и руины поселений-спутников в окрестностях города Венизий. Подходы к цитадели усеивали тела: как людей, так и орков. Пострадал и сам Гардпик: несколькими днями ранее стена подверглась воздушной атаке и после штурма зеленокожими перешла под их контроль. Но ксеносы не намеревались удерживать стратегический объект, и потому несколько часов спустя перешли к основной атаке, оставив аванпост для контрзахвата стаей Улля.

Присутствие Космических Волков не осталось без внимания: несколько десятков зеленокожих копошились по руинам фермы, частично разрушенной орочьими танками. Ксеносы изо всех сил старались не становиться мишенью для космодесантников, но скрытность никогда не входила в число особенностей орков. Один из зеленокожих в красной куртке с подкладкой и шлеме, разрисованном языками пламени, забрался на крышу старой конюшни. Секундой позже в глаз ксеноса угодил болт, вырвавшись с противоположной части головы и разорвав затылок. Труп соскользнул на землю — один из более чем тридцати, — ставших кровавым украшением развалин.

Ветер доносил с бастиона хохот.

Ворча друг на друга, орки пытались отстреливаться, используя в качестве укрытий поваленные стены и столбы ограждений. Грохот их пушек эхом отражался от стен усадьбы, а звуки попаданий отдавались вдоль всего бруствера аванпоста, осыпая поверхность осколками тускло-синего скалобетона. Фигуры в серо-голубом на вершине стены за время беспорядочного обстрела не двинулись ни на йоту.

В грудь зеленокожего у разбитых ворот со характерным свистом попал ещё один болтерный снаряд. С воплем боли орк повалился назад, но мгновение спустя поднялся на ноги, нащупывая во взбитой шинами грязи свою пушку. Через несколько секунд шею орка разорвал второй болт.

Стрелявший со стены Сатор зарычал и отшагнул назад.

— Метели Энгрира! — проворчал Серый Охотник под насмешки братьев. — Он дёрнулся! Вы ведь видели, что он дёрнулся, да?

— Давай быстрее, — рявкнул Детар, протягивая руку. — Что поделать, спор есть спор.

Сатор неохотно потянул за кожаный шнур на шее, снимая треснувший деревянный амулет вюрдлейфа. В последний раз проведя большим пальцем по выжженной на бледном дереве руне, он отпустил оберег в ладонь Детара.

Пара Волков обернулась к своему вожаку вместе с остальными членами стаи Серых Шкур. На левом наплечнике командира красовался знаменитый Волк Фенриса на фоне солнца — верегост Убийц Змиев, Великой роты Крома Драконьего Взора. На правом — эмблема стаи — перевёрнутое изображение фенрисийского волка на красно-чёрном фоне. Как и остальные астартес отряда, его вожака увешивали амулеты, знаки вюрдлейфа и тотемы; тёмно-каштановые с проседью волосы удерживала полоска кожи, пронизанная орочьими клыками, и такие же ремешки раздваивали его бороду и пронизывали длинные усы. Левой рукой он приглаживал бороду, а правой небрежно держал болтер, всматриваясь в приближающихся орков.

— Тот, что у выступа для дымохода, — объявил Улль.

Стая перевела взгляды на упомянутого ксеноса, и тут же послышалось разочарованное ворчание.

— Слишком просто! — протестовал Детар.

— Его даже Форскад пристрелит, — хрюкнул Гарн.

— Эй! — откликнулся Форскад. Он повернулся к Гарну и растянул губы, обнажив нижние клыки.

Зубы Гарна блеснули в ответ, но неожиданно лицо Форскада расплылось в полуулыбке.

— Птичка нашептала, та фляга с мьёдом, которую ты выиграл в поединке с Кьярти Айронтрюсом из стаи Строкира, ещё при тебе, — по-заговорнически улыбнулся он. — Спорим, что попаду?

Окликнутый, Гарн чуть отступил назад и оценил ожерелье из клыков на шее Форскада, его шкуру, трофеи и талисманы, обдумывая, есть ли среди вещей Серого Охотника что-то заслуживающее внимания, но в конце концов покачал головой.

— Твой хлам мне ни к чему. Но если промахнёшься — сочинишь скьяльдверс в мою честь!

Форскад заворчал. Братья по стае рассмеялись и похлопали его по наплечникам. Оскалившись, потомок Волчьего Короля протянул руки, и два Космических Волка стукнулись кулаками.

— Под взором Русса, — выкрикнул Улль, свидетельствуя заключение пари. С западного направления доносился глубокий рокот. — Стреляй.

Форскад побрёл к крепостному валу. Где-то внизу из-за каменной кладки орки обрушили на него новый залп, и случайная пуля попала в доспех, но Форскад даже не дрогнул. Улль смотрел то на своего космодесантника, то на его цель сбоку от главного здания фермы, а затем уставился на пелену маслянистого дыма. Смог поднимался за изрытым воронками возвышением примерно в трёх четвертях мили к западу.

— Локоть опусти! — рявкнул Улль, когда его внимание вернулось к Форскаду. — Зубы Русса, можно подумать, что тебе десять лет, а не сто.

Участник спора сменил позу.

Тут на холм заехал бронетранспортёр с тупым носом и крупнокалиберной пушкой. Многократно залатанный корпус машины был измалёван в красно-жёлтое. На прикреплённом к массивному блоку двигателя шесте развевался большой флаг, а из двух дымовых труб валил дым.

— Советую поторопиться, — крикнул Улль.

Осветив воздух ещё одним выстрелом, орк отступил в укрытие и выбросил оттуда пустой магазин. Форскад зарычал, но по-прежнему оставался недвижен, как статуя. Орочья машина на кривых гусеницах повернула к гардбикскому холму.

Зеленокожий снова высунул голову, прислонив ружьё к выступающей части дымохода.

— Попался, — объявил Форскад.

— Слишком поздно, — пробормотал Улль.

Крепостной вал справа от отделения разлетелся на куски каменной кладки, а мгновение спустя взрыв заглушил лай болтера Форскада. Улля осыпало скалобетоном и пылью, но он внимательно следил за полётом болта брата по стае: снаряд попал между двумя кирпичами рядом с головой орка. Боеголовка разорвалась мгновением позже, на этот раз осыпав мусором орка.

— Балка! — негодовал Форскад. Парапет уже лизали языки пламени, но космодесантник не обращал на них внимания. Он выстрелил снова, когда орк, спотыкаясь, двинулся вперед: на этот раз голова ксеноса разлетелась на части вместе с кирпичной кладкой. — Балка, балка, балка!

Улль оглядел повреждения крепостной стены. Снаряд орков выбил в ферробетоне кратер около диаметров около трёх метров, открывающий брешь в стене. Зеленокожие добавили ещё один след к подобным испещрявшим аванпост шрамам. Машина орков вдалеке снова двинулась с места и подъехала ближе, видимо, чтобы прицелиться лучше.

За ксеносским транспортёром тянулось облако смога покрупнее, и вскоре в поле зрения появилась вторая машина, гораздо больше размером и оснащённая тремя орудиями. По обе стороны от мобильной боевой крепости ехали три мотоцикла на гусеничном ходу. Лёгкие машины орков подпрыгивали на неровной поверхности, сотрясая и развевая флаги взад-вперёд. По мере того, как вперёд продвигалось всё больше орков, ободрённых приближением бронетанковой поддержки, грохот выстрелов со стороны крепости становился всё громче.

— Мы закончили, — объявил Улль, подавая отделению сигнал отойти за куртину.

На южной стороне Серых Шкур ждал «Носорог». Пока остальные члены стаи спрыгивали на крышу и землю, Улль оставался на позиции. До вожака доносились хриплые возгласы орков: набравшиеся решимости зеленокожие , наконец, ринулись к мнимой победе. Рыча, «Носорог» открыл люки, и Улль последовал внутрь за своими воинами. Сатор сел за руль, а Гарн взял на себя управление штормболтером на крыше.

Не прошло и секунды, как заревел мотор: Сатор разогнал машину по обугленным остаткам зернового поля, направляясь к ближайшим воротам города. Улль открыл замок командного люка и высунулся наружу, чтобы взглянуть на запад. Весь горизонт заволакивал дым, но в небе над головой проносились орбитальные огни, словно падающие на землю звёзды.

Местные астропаты оповестили волчьего лорда и капитана союзного ордена Драконьих Копий, что к Новиомагусу-Главному несётся гораздо более многочисленная орда зеленокожих. И, как рассудил по увиденному Улль, ксеносы уже добрались до цели.

Кольдерри Вертоциката никогда никуда не торопилась. Даже в первые годы после связывания души с Живым Маяком Терры, когда её тело ещё обладало упругостью, а родные органы функционировали, Вертоциката приучала себя к размеренной жизни. Спешка засоряла мысли и бросала тень на Истину Имперского Света. Когда ей стукнуло три десятка лет и разрослись пси-опухоли, руководство сочло целесообразным снабдить её тело запчастями. Личностей и происхождения доноров асропат не знала, да она и не заботилась об подобной ерунде. Операции не улучшали её самочувствие, не повышали продолжительность жизни, они просто обеспечивали постоянную работоспособность, чтобы Адептус Астра Телепатика продолжал пользоваться её выдающимся даром.

Привыкшая не торопиться, Вертоциката потихоньку ступала по трапу в зал астротелепатии, а её молодая помощница Одис прыгала взад-вперёд, как суетливый терьер. Однако ничем не примечательная и психически притупленная женщина, Одис, тем не менее, обладала зрением, что и делало её очевидным кандидатом в помощники ослепшего астропата. Многие сверстники Вертоцикаты развивали в себе иночувство, которое помогало ориентироваться в пространстве, но этот талант обошёл её стороной. Вертоцикате нравилось думать, что подобная отстранённость от физического мира была вызвана более крепкой связью с варпом привязанностью.

— Мейстер Хёгуль передал, что это срочно, — в третий раз повторила Одис, дёргая за ниспадающий зелёный рукав мантии своей госпожи, подтягивая её вперёд. — Мейстер Хёгуль передал, что сообщение мимолётное и, скорее всего, исчезнет. Возможно, весточка с Фенриса!

— Мейстер Хёгуль — лучший вещатель флотилии, — ответила Вертоциката. — Однако кирпич и то восприимчивее. Сомневаюсь, что он различает собственный пердёж и другие звуки. Именно по этой причине мы работаем вместе.

Пройдя около сотни метров, они достигли двери с выгравированным гербом Адептус Терра и — как сообщили Вертозикате, выбитый серебром — символ её ветви. Дверь потеплела от прикосновения её скрюченных пальцев: устройство распознало отпечаток души. Тайные замки со скрипом открылись, и дверь отъехала в сторону, позволяя Одис провести госпожу внутрь.

В момент, когда она переступила порог, Вертозикату посетило чувство, что что-то не так. Воздух был намного холоднее, чем обычно. Одис вскрикнула, отпустив руку. Ноги помощницы застучали по выложенному плиткой полу апартаментов для хора.

Вертоциката чувствовало в помещении только себя и разум Одис. Признаки жизни Хёгуля отсутствовали.

— Он мёртв, госпожа, — рассказала Одис. — Но как?

— Проведи меня к нему, — рявкнула опытная астропат, протягивая руку. — Живо!

Ведомая помощницей , впервые за много лет Вертоциката заторопилась. Почувствовав тягу вниз, она присела, нащупав рукой грубую ткань мантии другого астропата.

— Отойди назад. Живо за дверь!

— Неужели всё настолько опасно, госпожа?

— Человек мёртв, естественно. И если ты не выйдешь из помещения, то лишь увеличишь риски.

Шаги Одис удалились.

— Я снаружи, госпожа. Что вы собираетесь предпринять?

— Опознать его последнее видение, разумеется. — Вертоциката придвинулась ближе, чтобы оседлать его обмякшее тело. Женщина прижала ладони по обе стороны головы мертвеца, чуть наклонилась и коснулась своим лбом его, липкого и холодного. Её пустые глазницы были в нескольких дюймах от его глаз, как будто Вертоциката смотрела куда-то вглубь черепа. — Ты перестарался, нетерпеливый дурак. Так не хотел меня ждать…

Она облизнула губы и поразилась, насколько пересохло во рту. Чем больше она станет тянуть, тем труднее будет это сделать: остаточная психическая энергия исчезнет.

Сконцентрировав весь потенциал, Кольдерри Вертоциката погрузилась в ускользающие воспоминания мертвеца.

Над пышными садами с ухоженными лужайками, мраморными фонтанами и изящно расположенными клумбами возвышается дворец с нефритовым куполом. Воздух наполняет пение птиц и журчание воды, а тёплый ветерок доносит сладкий аромат цветов. Сады окружены стеной из светло-серого камня, а за ними — улицы с домами из красного кирпича с белыми черепичными крышами. Более строгое здание в черно-серых тонах увенчано башнями, его дороги патрулируют стражи в синем и золоте. Участок арбитров.

Город тянется до тех пор, пока не достигает кольца высокой стены, испещрённой окнами, ступенями и пандусами. Там, на широкой вершине, на несколько миль раскинулся рынок. По периметру расположены три огромные проездные башни; ворота открыты для постоянного потока электрофургонов , в то время как настенные посадочные платформы принимают летательные аппараты. За стеной простираются бесконечные поля, заливающие горизонт зелёным и золотом вокруг скоплений деревень и фермерских хозяйств. Вся внутренняя территория пересечена надземными магистралями, ведущими к воздушным станциям. На высоте почти в милю аэростаты с массивными гондолами, все — набитые товарами, летят к полустанкам, где звёздные транспортные корабли ожидают своего груза.

Ближе к куполу обзор сужается до размеров иглы и в мгновение расширяется вновь. Всё объято пламенем, всё опустошено. Задушенный смогом воздух прожигает свет выстрелов, а крики умирающих отражаются от обрушенных стен. Поля горят, испуская чёрную завесу, что пожирает небеса .

Сквозь разруху несётся орда зелёных ксеносов. Они ревут, всё громче и громче. Гортанный, бессловесный звук повторяется снова и снова, снова и снова, снова и снова. Барабаны. Гром. Грохот пушек. Это глас разрухи.

Пламя горит зелёным. Зелень повсюду. Повсюду война и её торжество.

Снова и снова, снова и снова скандирование отдаётся эхом, с незапамятных времён и до конца Вселенной. Раздался первобытный крик, который должно услышать, к которому должно присоединиться.

Ты открываешь рот. Сначала просто бормочешь. Но затем громче. И ещё, снова, с большей силой. Тобой овладевает этот оглушительный, непреодолимый стук неизбежности. В тебе взрывается ярость. Гнев, рождённый экстазом разрушения. Ты ревёшь, объединяясь с голосом, разделяя раскаты грома в душе. Ты позволяешь ему управлять тобой. Каждое восклицание — удар молота по крышке гроба Вселенной.

Вааа! Вааа! Вааа!

— Собственно, так мы их и нашли, господин кустодий, — завершил доклад корпех. Посеребренный визор скрывал большую часть лица мужчины, но видимые губы были тонкими и бледными. Вичеллан догадался, что солдата недавно вырвало. Костяшки пальцев сотрудника службы безопасности побелели: он слишком крепко сжимал дробовик. Корпех старался не смотреть на кустодия, внимание которого приковала сцена за дверью.

— Свободен, — скомандовал Вичеллан. К чести солдата, он не стал бежать, пока не скрылся из виду, однако от ушей трибуна не ускользнуло дальнейшее желание корпеха поскорее скрыться.

Вичеллан перестал следить за мужчиной и обернулся к лейтенанту Касталлору.

— Признаю, мой опыт в данной сфере довольно скуден, но, насколько он позволяет мне судить, произошедшее… не обыкновенный случай, — прокомментировал офицер примарис. Космодесантник отступил в сторону открыв Вичеллану обзор.

Первое тело — астропата по имени Хёгуль, — лежало на спине недалеко от центра астротелепатической палаты. Кроме небольшого кровоподтёка на лбу, кустодий не обнаружил на мертвеце никаких посторонних следов. Ближе к двери лежало ещё двое. У второго астропата отсутствовала большая часть головы — её недостающую часть разбросало дальше по полу. Рядом с женщиной лицом вниз лежала её помощница — лицо и череп девушки представляли из себя кровавое месиво. Кисти и предплечья астропата покрывала кровь, передняя часть робы тоже была забрызгана запекшейся кровью, но не от милосердного выстрела корпеха.

С левой стороны, справа от безголового астропата, пол также был залит алым, на жидкости отчётливо виднелись следы работы пальцев. Вичеллан вошёл в помещение, прошагал мимо женских тел, и затем развернулся, чтобы изучить небрежное письмо с противоположного ракурса. Трибун опустился на колено и наклонился ещё ниже, опустив голову до уровня глаз астропата, которая стояла на коленях над разбитым черепом своей помощницы.

Вичеллану удалось разобрать буквы. Кустодий встал и обернулся к Касталлору.

— Новиомагус?

— Это звёздная система примерно в восемнадцати световых годах отсюда, — ответил Ультрадесантник. Несколько секунд сын Жиллимана не отрывал взгляда от кровавых письмён. — Незначительное расхождение с нынешним маршрутом на Фенрис. Я проинструктирую командование флота об отклонении от актуального курса.

Вичеллан вздохнул, не отрывая глаз от трупов.

— Жалкая ирония судьбы. Когда Великий Разлом разорвал звёзды, мы потеряли столько тысяч членов их ордена, чьи разумы сожгло пламя варпа. Пережить катаклизм, чтобы сгинуть вот так...

Лицо Касталлора оставалось бесстрастным.

— Я проинформирую командование флота о необходимости отправки двух дополнительных астропатов.

Гюту разбудил повторный стук. Девушка подняла голову. Её светло-рыжие волосы прилипли к мокрой от пота подушке и щекам. Она оглядела маленькую комнату, какое-то мгновение выискивая разбудивший её барабанный бой. Солнечный свет из закрытого ставнями окна разогнал туман, и грохот обратился звоном молота по наковальне в соседней кузнице. Вид за окном, как и шум, означали, что время перевалило далеко за рассвет.

— Скитья, — выругалась она, сбрасывая с себя одеяла. Гюта спустила босые ноги на пол и потянулась за платьем, небрежно висевшим на спинке кровати.

— Опять сны? — покачала головой её полускрытая тенью свекровь Агюта, сидевшая в кресле у пустого камина. — Или всё-таки перебрала мьёда Бьёрти?

Вставая с кровати, Гюта поморщилась: виски пронзила вспышка боли.

— И то, и другое, — ответила девушка, натягивая одежду.

Затем Гюта надела сапоги, в то время как свекровь открыла дверь в главную комнату — порыв ветра принёс запах застарелого жира и влажной соломы. Затягивая пояс, Гюта нырнула внутрь вслед за матерью мужа.

— День рождения Луфы, — произнесла она, обнаружив жестяной кувшин на столе. Гюта нахмурилась: он оказался пуст. — Мой старший, ваш внук, достиг совершеннолетия.

— Я так напилась, что заснула слишком близко к огню, когда Бьёрти стукнуло восемнадцать, — призналась Агюта, вкладывая глиняную чашу в ладонь невестки. Гюта тут же узнала знаменитое «лекарство от всех болезней» Агюты — воду с горькой настойкой. — И вот тебе на — проснулась с красным лицом и половиной опалённых волос!

Гюта подошла к двери и вышла наружу, выпив содержимое чашки одним глотком, чтобы как можно меньше терпеть отвратительный вкус, и всё же девушка согнулась пополам от приступа удушья: избежать послевкусия оказалось сложнее.

Затуманенным слезами взором она заметила, как из недр кузницы вышло два человека.

— Ты прекрасный учитель, па, — поблагодарил Луфа. Растрепанная копна каштановых волос, в честь которых его и назвали, вся была перепачкана сажей.

— Опять тот же сон? — спросила Гюту её дочь Корит. Её захлестнула новая волна кашля, и девушка положила руку на плечо матери. — Тролль и волк?

— Нет, — выдавила из себя Гюта, не переставая кашлять. — В этот раз нет. И вообще, не бери в голову, это ведь просто сон. Возвращайся и помоги отцу, а я приду, как снова наполню вёдра.

Ещё раз взглянув на мать, Корит побежал обратно к открытой кузнице. Удары молота прекратились: их сменил пронзительный голос девочки, когда она объяснила брату, что происходит.

— Просто сон, — повторил Луфа. Его глубокие карие глаза вдумчиво наблюдали за матерью. К своему счастью, парень обладал проницательностью, и Гюта пребывала в уверенности, что её сыну суждено стать скьяльдом.

Парень улыбнулся и последовал за сестрой. Вскоре после стук возобновился. Гюта некоторое время слушала; она погрузилась в себя, возвращаясь к смутным воспоминаниям о сне. Стук. Оглушительный стук.

Но сейчас его источником являлся Бьёрти у наковальни и слишком много мьёда, только и всего.

Снаряд снёс несущую стену уничтоженного мануфактурума, обрушив пять этажей пластали и ферробетона. Вниз вместе с обломками дождём посыпалась техника и трупы. Хурак нырнул сквозь облако пыли и уклонился влево, чтобы не попасть под град кирпичей и кусков известняка.

— Обходим слева, атакуем справа, — передал лейтенант своим отделениям по воксу. — Доберитесь до перекрёстка и удерживайте позиции.

С ним были четыре отделения Космодесанта-примарис. Они и остальная часть штурмовых сил являлись частью испытательного формирования , созданного по приказу лорда-регента. Группа астартес представляла собой смесь тёмно-зелёного, чёрного и серебряного цветов керамита: сыны Вулкана, Коракса и Мануса. Возглавляли отряд десять зачинателей. Пара отделений рванулась вперёд, выпустив энергетический импульс из прыжковых ранцев. Штурмовые болтеры прорежали толпу обезумевших культистов, скопившихся чуть дальше по улице. За ними следовали двадцать заступников; они выбирали цели на верхних этажах, охотясь на расчёты с тяжёлым вооружением — еретики уже устанавливали лазерные орудия и автопушки на крышах.

Астартес высадились всего несколько минут назад, и потому так называемая «Свободная армия Идолиса» медленно реагировала на внезапную контратаку за линией фронта. Хурак подлетел ближе и выстрелил, прислушиваясь к разговору по воксу.

— Движение танковой колонны на востоке, сектор четыре-дельта. Шесть «Леманов Руссов», два — типа «Разрушитель». Немедленно вступаем в бой.

— Посадка боевого корабля в седьмом секторе осуществлена крайне успешна. Ликвидированы артиллерийские батареи, обозначенные как Альфа и Бета.

— Данные моторазведки подтверждают присутствие на планете астартес-предателей. Стремительно движущаяся колонна замечена в секторе Предел-тринадцать. С орбиты уже отправлены силы перехвата.

Внимание Хурака привлекло последнее сообщение. До сего момента оставалось неясным, как повстанцам удалось сломить силы обороны Идолиса, однако участие в битве космодесантников-ренегатов многое объяснило. С помощью подречи лейтенант открыл командный вокс.

— Опознать астартес-предателей.

Ответ пришёл спустя несколько секунд, в течение которых Хурак перезарядил оружие и прикончил ещё двух повстанцев, пытавшихся направить автопушку на зачинателей. Из разбитого окна, вызвав волну тревоги в толпе еретиков впереди, вывалился обезглавленный труп.

— Цвета и символика окончательно не подтверждены, однако соответствуют Пожирателям Миров.

— Принято.

Хурак снова переключился на канал связи своей роты. К сожалению, её старшего офицера, капитана Акуману, сразу по высадке сразили снайперским бронебойным патроном, но до сих пор Хурак считал, что сносно справляется с требованиями внезапных обязанностей командира. В последнем сражении рота потеряла ещё одного офицера — лейтенанта Хостенрейка, позицию которого необходимо было заполнить. С момента высадки прошло семь минут, и Хурак упрекнул себя за медлительность.

— Сержант Таламакия, повышаю вас в звании. Примите вторичные командные протоколы.

— Есть, лейтенант. Сбросим этих ублюдков в реку.

— Так я и хотел поступить, сержант.

Перед лицом ворвавшихся в их гущу зачинателей повстанцы, как тараканы, бросились в разные стороны. Космодесантники-примарис расстреливали всех, кто попадал в поле их зрения. Теперь отделение находилось примерно в сотне метров впереди от основной группировки войск.

— Продолжайте преследование ещё пять секунд, затем расширьте оцепление до семидесяти пяти метров, — скомандовал Хурак. Крыши освободились от врагов, и заступники на всех парах помчались по дороге. Когда до зачинателей осталось несколько десятков метров, они разделились на два отряда: один слева, другой справа, устремляясь за разбегающимися еретиками.

Целью вражеской атаки (которая теперь подавлялась сразу с трёх направлений) оказался побитый участок Адептус Арбитрес, который возвышался на центральной площади города. Здания по другим краям площади сровняли с землёй бомбардировки и артиллерия. Другие улицы, как и большую часть площади завалили груды щебня, однако вокруг единственного оставшегося бастиона имперского правления мерцало сияние силовых полей. Над фасадом участка красовалась огромная аквила, испещрённая шрамами от лазерных разрядов и пуль. Узкие окна арбитров защищали решётки, на крыше виднелся ряд из зубцов, меж которых стояли солдаты, а в каждом углу возвышалась орудийная башня, которая покрывала огнём пространство вплоть до подножия стены. На окровавленных каменных плитах валялись груды тел повстанцев — кучи трупов вели к ступеням массивного портала. Из окна над ним развевался одинокий флаг с символом сил обороны Идолиса.

Хурак уже собирался передать по воксу приказ о входе, но впереди зазвучала сирена, распахнувшая двойные двери. В поле зрения командира мелькнуло несколько фигур в синей униформе и тёмно-красных панцирных доспехах и тяжёлых ботинках. Все держали наготове дробовики или болтеры. Хурак подметил, что большинство служителей порядка несли следы недавних боёв — порванную униформу, треснувшие шлемы и пятна крови на броне . Женщина в плаще вертела в руках потрескивающую силовую дубинку. Именно к ней и направился лейтенант, в то время как заступники заняли позиции по всей площади.

— Хвала Императору! — воскликнула арбитр-провост, обратив взгляд в небеса. Губы женщины дрожали; видна была только часть лица, остальное скрывал чёрный визор. — Астропат передал, что над нами распростёр свои крылья Великий Орёл Терры, но мы не смели и надеяться…

— Кто отдаёт приказы? — потребовал Хурак, замедляя шаг по мере приближения. Позади космодесантники-примарис выстроились в кольцевой обороне, а со стороны руин по-прежнему слышались залпы зачинателей.

— Магистр-капитан Нерол, — ответил арбитр. Хурак продолжал двигаться вперёд, и провост поспешила рядом. Имперские силовики отступили к двери следом за ними, как будто женщина тянула их за собой, словно шлейф длинного плаща.

— Периметр оцеплен, лейтенант, — доложил Таламакия как раз в тот миг, когда Хурак шагнул в тень аквилы.

Провост, сообщив, что её зовут Эрминия Логас, повела лейтенанта вверх по этажам, минуя коридоры и помещения, заполненные солдатами обороны и арбитрами. Форма защитников Идолиса отличалась элегантностью и состояла из тёмно-синих курток и серых брюк, но восстание изорвало их специальную одежду и запачкало кровью. Несколько кабинетов бывших клерков переоборудовали под медицинские учреждения — раненые ряд за рядом лежали на одеялах или голом полу. Повсюду витали запахи крови, оружия и озона силового поля.

Командным центром служил главный зал судебных заседаний, вдоль стен которого стояли столы с установленным вокс- и сканоборудованием, а перед судейским троном сверкал три-Д проектор. Почётное место занимал магистр-капитан, окружённый горсткой писарей и несколькими офицерами сил обороны. Нерол оказался моложе, чем ожидал Хурак: магистр-капитан едва достиг средних лет. Его тело под багровыми служебными одеждами защищал чёрный панцирный доспех, а на голове блестел шлем офицера сил обороны.

— Хвала Верховному Тронному миру ! — громогласно произнёс Нерол, поднимаясь с воздетыми к небесам руками. Хурак просто ждал — в течение крестового похода Индомитус он уже несколько раз сталкивался с подобной реакцией. Лейтенант уяснил, что лучше дать смертным несколько секунд на восхваления, иначе они так и будут ходить с грузом невыполненного религиозного долга на душе. — Прискорбно, что проповедник Фостро погиб четыре дня назад, но вот, что я вам скажу: даже когда служитель Господа из последних сил душил мятежника, он знал, что наши молитвы услышат.

Хурак молчал ещё пару секунд, выжидая, не последуют ли за речью новые вспышки эмоций.

— Могу я узнать имя нашего спасителя? — спросил магистр-капитан, спускаясь вниз. Взбудораженные присутствием космодесантника-примарис, клерки и офицеры следовали за своим начальником по пятам.

— Я лейтенант Хурак, но нам безотлагательно нужно обсудить кое-что гораздо более важное, — ответил офицер примарис. Он осмотрел собравшихся вокруг Нерола людей. — Пожалуйста, возьмите с собой вокс-оборудование, любых офицеров связи и прочих помощников, которых сочтёте нужными.

Пока Нерол раздавал поручения, Хурак обратился к Логас.

— Обеспечьте нам доступ на крышу.

— Конечно, — закивала провост.

На сбор свиты и установку портативного вокса ушло около двух минут, после чего все вместе поднялись на крышу.

— Я восхищён вашей стойкостью, — признался Хурак, возглавляя отряд к зубчатым стенам на северной стороне. Широкая дорога вела от площади к городской области, затуманенной расстоянием и пылью. — Три года, я прав?

— По нашим подсчётам, пять. Три — с момента, когда разверзлись небеса, — ответил Нерол. — Но мы не утратили веры. Даже по мере того, как мир терял всё больше городов, мы знали, что если будем сопротивляться врагу и молиться, то сохраним планету для Императора.

— Многие, слишком многие пошли другим путём. Я говорю, что восхищаюсь вами, потому что лично наблюдал за судьбой покорённых врагом миров. Вы достигли выдающегося, стали лучом света в галактике тьмы.

— Выходит, это правда? Империум на грани уничтожения… — прошептала Логас.

— Империум балансирует на грани, и каждая выигранная битва удерживает его от падения в пропасть. Армии и флоты Императора собрались воедино и вновь устремились в пустоту, чтобы вернуть Его правление в потерянные миры. Вы внесли в спасение Империума свой вклад, и, возможно, придётся сделать это снова, ведь чтобы восстановить хотя бы тень былого могущества, может потребоваться целая жизнь, ещё больше сражений, и ещё больше жертв.

— Выходит за рамки воображения , — высказался кто-то из офицеров сил обороны.

— Ну, почти, — ответил Хурак, подавляя желание улыбнуться. — Организован Крестовый поход Индомитус. Великие флоты и новые армии уже отгоняют тени. Каждый наш успех ослабляет врагов и укрепляет Империум. Флоты проникают в космос всё глубже и глубже, и в конце концов прорвут завесу самого Цикатрикс Маледиктум, принеся долгожданную помощь людям, что жили во тьме .

— Я благодарен вам за прибытие на Идолис в самый нужный миг, — обратился к астартес магистр-капитан. — Не знаю, как долго мы бы держались, ведь все, кроме нас самих и двух других укреплённых пунктов, пали.

— Идолис ещё не спасён, — прояснил Хурак. Он указал на север, откуда, сквозь пыль и смог, неслись массивные силуэты. — Пожиратели Миров готовятся к последней атаке. Они осознали, что завоевание сменило свой характер, и пойдут на всё, чтобы перед смертью сломить вашу оборону и перебить как можно больше людей.

Уточнение типа врага вызвало налёт испуга среди тех, кто его услышал, однако Хурак больше не переключал внимания с приближающихся теней. Крупные затемнения превратились в транспортную колонну из чёрно-красных машин, украшенных черепами, костями и другими ужасающими трофеями. Хурак уловил безумные крики и завывания, издаваемые вокс-передатчиками участка, хотя устройства находились слишком далеко, чтобы леденящие душу звуки могли услышать остальные.

— Сколько вас? — спросил Нерол. — Нам следует держать глухую оборону.

— Мы их уничтожим, — произнёс Хурак. — Вы поступили мудро, оставшись за стенами: еретики нашли более доступную забаву в остальной части города и за его пределами.

— Сколько с вами воинов? — повторил вопрос Нерол.

— Конкретно со мной — полурота, — ответил Хурак, переводя взгляд с Пожирателей Миров на желтоватое небо, где блестели искры десантных кораблей.

— Едва ли пятьдесят воинов, — подытожил магистр-капитан. — Разведка докладывала о более чем двухстах Череполомов.

— Так называют себя еретики, — прокомментировала Логас без всякой необходимости.

— Моя миссия состояла в определении вашего местоположения и обеспечении позиции безопасности, — объяснил лейтенант. — Мы — не единственные слуги Императора, что прибыли в город.

Смертные проследили за взглядом астартес и ахнули, увидев то, что поначалу казалось метеоритной бурей. Падающие искры прорисовывались в десантные капсулы, устремившиеся к далёким целям внизу. За ними, оставляя следы на охряных небесах, летели три тяжёлых боевых корабля.

— Они почти здесь, — сказала одна из клерков, и Хурак понял, что женщина имеет в виду Череполомов. Воины в украшенных в стиле барокко лезвие- и шипоносных доспехах высыпали из люков «Носорогов» и «Лэндрейдеров». Стрельба по силовому полю была напрасной, и после по территории площади разнёсся яростный рёв.

— Удерживайте юг и восток, — передал Хурак по воксу своим подчинённым. Он не хотел, чтобы его отделения ввязались в ближний бой с берсеркерами. Пока не хотел. — Отрядам преследования — вернуться на линию фронта.

Хурак должен был спуститься вниз к своим воинам, но решил ненадолго задержаться, зная, что с этого места на крыше участка ему откроется чудесный вид на то, что вот-вот должно было произойти.

Со спускающихся боевых кораблей посыпались ракеты, поражая вражеские транспорты и горстку «Хищников», которые выдвинулись вперёд для поддержки атаки. Бронебойные боеголовки разбивали керамит и пробивали пласталь, превращая технику еретиков в пылающие обломки, одновременно с тем отрезая любые пути к отступлению. Хотя вряд ли отряды легиона Пожирателей Миров стали бы отступать. Подвергнутые лоботомии с помощью мозговых имплантатов и окончательно сведённые с ума преданностью кровожадному богу, Пожиратели Миров желали битвы так, как ни один другой враг, с которым сталкивался Хурак. Они безумели по сражениям даже больше, чем дикие орки.

Затем начался отстрел мчащихся по дороге хаосопоклонников. Один из «Хищников» избежал уничтожения, и, приветствуя авиацию, в воздух взметнулись лазерные разряды. Два корабля свернули на запад, а третий, яростно пылая двигателями, резко накренился — его установленные на крыльях пушки открыли прицельный огонь по отрядам еретиков.

— Прибыло подкрепление? — спросила Логас. Как и всех остальных, её внимание было приковано к боевому кораблю, а взгляд следовал за его курсом по южному городскому пейзажу.

Машина с рёвом остановилась всего в сотне метров от участка, намереваясь высадить «груз» впереди приближающегося врага. Боковые люки и передняя штурмовая аппарель с грохотом открылись, и на высоте пятнадцати метров на сверкающих прыжковых ранцах оттуда спрыгнули зачинатели, в то время как с закреплённого под боевым кораблём стыковочного зажима сорвался «Штормспидер». Залпы ракет «Молотобоя» и взрывы мелта-орудий очистили зону высадки от группы Череполомов, и через несколько секунд приманенные избранными воинами Императора предатели сменили направление атаки, отказавшись от идеи штурма. Боевые кличи, которые десять тысяч лет назад эхом отдавались в Императорском Дворце, теперь отражались от стен Идолиса.

— КРОВЬ КРОВАВОМУ БОГУ!

— Их окружат, — выдохнул Нерол. Он повернулся к одному из носителей вокс-аппаратуры. — Объявите общую атаку.

— Обождите, — рявкнул Хурак, выхватить вокс-передатчик из рук помощника капитана. — Мне не нужно, чтобы ваши силы попали в зону обстрела.

— Но ведь...

— Поглядите сами, — сказал Хурак, понимая, что произойдет.

Свет, льющийся из передней штурмовой двери, заслонил гигантский силуэт — в поле зрения появилась фигура в доспехах, превосходящая размерами любого космодесантника. Облачённый в отделанный золотом голубой керамит, с пылающим мечом в кулаке в битву вступил полубог.

Жиллиман спрыгнул с трапа. Болтер, встроенный в его левую перчатку, извергал снаряды во время полёта. Он приземлился на одного из еретиков, раздавив космодесантника сабатонами и расколов ферробетон. Не успел примарх коснуться земли, как сразу пришёл в движение; сверкающий меч принялся рубить врагов. Казалось, клинок сам вёл имперского регента, выискивая цели по собственной воле, в то время как его носитель следовал за пламенем и беспрестанно стрелял, попадая в цель каждым выпущенным снарядом.

Резня впечатляла, но в Робауте Жиллимане таилось нечто более великое, примарха окружала аура. Логас и остальные стоявшие подле Хурака смертные пали ниц, возвысив голоса в «аллилуйях» и молитвах Императору. Лейтенант подавил собственное желание преклонить колено, за последние несколько встреч с примархом привыкнув к этому чувству. Обожествление слуг Императора было одинаковым, куда бы они ни направлялись. Сначала это забавило Хурака, но теперь он считал происходящее источником надежды — доказательством того, что боготворить Жиллимана заставляло не вмешательство Коула, а природа самого примарха.

Нерол почти лежал, вытянув голову, чтобы наблюдать за продолжающейся битвой.

— Мы спасены, — простонал он, подняв дрожащие руки. По щекам магистра-капитана лились слёзы. Хурак не мог себе представить, какие потери нанесли разуму смертного пять лет осады, однако теперь всё разрешилось. Из окон внизу доносились радостные возгласы и крики молитвы. — Хвала Тебе! Хвала Императору!

— Хвала Мстящему Сыну, — поддержал Хурак. Астартес созерцал, как его повелитель сражает предателей, шагая в самую их гущу. Примарх вонзился в массу еретиков, словно болт, пронзающий плоть перед взрывом.

Глава восьмая

Волчий скаут

В пасти зверя

Неожиданные союзники

Запах выхлопных газов «Носорога» терялся в общем смоге, окружающем место высадки орков, собственно, как и рычание двигателя, по сравнению с орочьим шумом, казалось не таким уж суровым. Транспорт остановился рядом со столбом повреждённого транзитного узла . Территория вокруг захваченного орками десантного порта оставалось одним из немногих участков дикой природы на всей планете — несколько квадратных миль лесов и верещатника с ферробетонными перронами и складами оборудования для шаттлов в их центре.

Улль вылез из верхнего люка и вгляделся в пейзаж. Авточувства шлема мгновенно увеличили изображение, чётко сфокусировав ступенчатые посадочные площадки, на несколько уровней возвышающиеся над окружающими деревьями и невысокими холмами. Объект занимал площадь по меньшей мере в десять квадратных миль, однако по сравнению с некоторыми космодромами, что он видел, казался ничтожным. Этот комплекс возвели для использования имперскими командующими, Адептус Терра и другими высокопоставленными лицами в качестве площадок для личного транспорта, а также срочных и персональных поставок. Массовый же экспорт в другие системы осуществляли через гораздо более крупные суборбитальные платформы.

Тем не менее, орки довольствовались малым, а если пространства не хватало — зеленокожие оборудовали его сами. Большую часть западной стороны самой большой платформы окружали примитивно сколоченные строительные леса; к её вершине провели пандус, чтобы процессия из боевых машин, размерами превосходящих имперские конвейеры, имела возможность добраться до земли. Словно сидящий на корточках орочий десантный корабль, состоящий в большей степени из астероида, чем корабельных технологий, извергнул две боевые крепости из своего пещероподобного нутра. Пыхтя дымом из труб, орочьи машины в окружении толп ревущих орков с грохотом спускались по широкому трапу.

— Меня тревожит, что они продолжают строить.

Готовый стрелять Улль резко обернулся на голос. Фигуру перед «Носорогом» частично покрывала силовая броня, более лёгкая, чем полное боевое облачение Серых Охотников. Волосы говорившего были зачёсаны назад и собраны в густые пучки, а борода заплетена в единственный узел под подбородком: на наплечниках темнела волчья шкура, с внутренней стороны вышитая из ткани-хамелеона, переливающейся серыми, коричневыми и зелеными оттенками. На плече астартес висело длинноствольное ружьё, а обозначения на доспехе, как и у Серых Шкур Улля, скрывали знаки отличия и талисманы. На одном наплечнике красовался символ Великой роты Крома, а на другом — не обозначение принадлежности к стае, но простая буквенная руна.

Волчий скаут.

— Зубы Русса, Зимнебой, я ж мог тебя пристрелить! — рявкнул Улль, опуская болтер. Вожак обернулся к членам стаи, ожидающей вокруг опущенной задней рампы транспорта. — Кто-то вообще следит за периметром?

Радостные Волки Серых Шкур приветствовали Бродда Зимнебоя. Несколько его бывших собратьев по стае подошли ближе, чтобы обнять товарища, но тот отшагнул назад.

— Драконий Взор пожелал, чтобы я повёл свою старую стаю к цели, — передал скаут. — От этого предложения я отказаться не мог.

— Теперь мы зовёмся Серыми Шкуры Улля, — намекнул Детар, один из тех Серых Охотников, кто вступил в стаю после ухода Бродда.

— Что за щенячий пердёж, — заворчал Бродд. — Я укажу путь и скорее собственные сабатоны обоссу, чем снова возглавлю стаю.

— Понял, — осознал ошибку Детар. — Поведёшь в смысле проведёшь, а не возглавишь.

— Меньше болтай, больше шагай, — рыкнул Улль, спрыгивая с «Носорога». Пепел от исполинских орочьих костров серым снегом падал вниз, покрывая серо-голубые доспехи чёрными крапинками. — Показывай дорогу, Зимнебой.

Скаут снял с плеча снайперскую винтовку и зашагал в лес, бесшумно, как лёгкий ветерок по сугробам. Хотя стая издавала шум — полностью замаскировать движение в доспехах было невозможно, — все Серые Шкуры являлись опытными охотниками и ступали осторожно, не потревожив ни ветки, ни упавшего сучка.

— Что ты имел в виду, когда говорил о стройке? — спросил Улль, торопясь догнать Бродда.

— Они транспортировали с полдюжины боевых крепостей, но до сих пор расширяют и укрепляют спуск, — объяснился волчий скаут.

— Значит, грядёт что-то ещё более гигантское. — Улль обдумал варианты. — Что-то размером с титана.

— Читаешь мысли.

Стая прошла ещё сотню метров. Тени астартес удлинялись по мере заката солнца.

— Так ты рассказал всё Драконьему Взору… Вот почему мы атакуем.

— Помешаем им высадить эту махину сейчас, и не придётся вступать с ней в бой, — пояснил волчий скаут и поднял руку. Отделение встало, прикрывая друг друга. Орочьи крики и шум строительства мешались с рёвом клаксонов, гулом двигателей и потрескиванием костров. Даже на фоне промышленного грохота Волки уловили хруст веток под чьими-то ногами, и не слишком далеко.

— Орки довольно умны, — тише шёпота произнёс Зимнебой, но обостренный слух Улля отчётливо слышал каждое слово, как волчий вой в тихую ночь. — Патрули из ксеносской мелюзги. Они пускали на охоту стаи клыкастых монстров, вот зверьё и разбежалось по лесу.

Стая прождала минуты две, замерев, как бледные стволы деревьев. В поле зрения, где-то в двухстах метрах от стаи показалась группа маленьких зеленокожих существ, ни одно из которых не превышало ростом пояс космодесантника. Ксеносы явно не были в восторге от возложенных на них обязанностей: спеша через лес, они огрызались друг на друга и шипели, едва оглядываясь по сторонам.

Улль провёл по горлу большим пальцем. Бродд покачал головой.

— Кто-то может по ним соскучиться.

Стая дала патрулю ещё минуту и продолжила путь, слегка отклоняясь к северу, чтобы держаться от ксеносских разведчиков на расстоянии. Чем ближе они подходили к космопорту, тем громче становился строительный шум и резче смердила орочья вонь. Верхушки деревьев сотряс рёв двигателей: сквозь промышленный смог опустился ещё один посадочный модуль.

Ещё через две минуты в пределах видимости показалась опушка — ряд срубленных пней. Бродд снова остановил стаю. Скаут опустился на колени, окунув пальцы в маслянистый осадок на ободранной коре дерева. Воздух был насыщен выхлопными газами.

— Мотоциклы, — заключил Одинокий Волк, указывая на следы от гусениц и колёс по грязи. Он огляделся, бросив взгляд на листья, а затем снова на мокрую землю. — По меньшей мере полчаса назад. Орки активизируются. Вскоре появится что-то ещё.

— Возможно, следует предупредить волчьего лорда, — предположил Хари. Он до сих пор не включал плазменный пистолет, чтобы блеск энергетической камеры не выдал их присутствия. В другой руке Волк держал болт-пистолет для оперативного реагирования на угрозу. — А мы, в свою очередь, бросимся вперёд.

— Нет, план уже согласован, — одёрнул его Улль. — Никаких отступлений.

— Какая уверенность, — прокомментировал Бродд.

Вожак стаи посмотрел на Одинокого Волка, вспомнив, что когда-то Бродд сам стоял на месте Улля. Если бы астартес поменялись местами, Улль был уверен, что потребовал бы объяснений.

— Союзники из четвёртой роты Драконьих Копий и так были не в восторге, — рассказал Улль. — А такие новости и вовсе их отпугнут.

— В смысле?

— Следите за периметром в пределах двадцати метров, — передал вожак своей стае. Волки без лишних вопросов двинулись дальше, и во время пути Улль зашептал дальше. — Лорд Кром не в ладах с капитаном Орстанцой. Они переругались по поводу орков: не могут решить, что с ними делать. Эта атака — инициатива Драконьего Взора.

— Дай-ка угадаю, — предположил Зимнебой. — Орстанца из Драконьих Копий хотел усилить оборону города?

— Именно. — поморщился Улль. — Лорд Кром воспринял эту тактику как недооценку его боевой удали и сказал об этом прямо. А Орстанца обиделся, потому что посчитал обвинение Крома оскорблением собственной храбрости.

— Уверен, Драконий Взор был безмерно скромен и избирателен в высказываниях, — усмехнулся волчий скаут.

— А то как же. Волчий лорд сказал капитану Орстанце, что тот принадлежит к такому типу командиров, которым после боя не нужно смывать с клинка кровь.

Приподняв бровь, Зимнебой дёрнулся, как от удара.

— Серьёзно? Кром зашёл так далеко?

— В защиту нашего командира, Орстанца и сам заявил, что у Драконьего Взора стратегического понимания не больше, чем у дикой собаки.

— Значит, от Драконьих Копий помощи ждать не придётся? Скаут прикрыл ладонью глаза посмотрел на заходящее солнце. — Что ж, жалко.

— Да погоди, я ещё не договорил. Их кипящая кровь немного остыла с прибытием полковника милиции Гандера. Он привёл в город семь тысяч солдат, и Драконий Взор снова созвал совет. Получив в своё распоряжение больше воинов для удержания города, Орстанца согласился на частичную поддержку. Он отправит к флангу орков технику — три «Хищника», «Поборник» и «Лэндрейдер».

— Итого, мы атакуем место высадки, пока орки разбираются с бронетехникой, — заключил Зимнебой. — В этом есть смысл. Мне было приказано провести вас как можно ближе к порту, а затем объединиться с другими скаутами, чтобы проникнуть на север. Планируешь напасть на рассвете?

— Так точно. Драконий Взор должен подать сигнал, — ответил Улль.

— Понятно. — Скаут снова повернулся к Уллю. — Русс ханд.

— И тебе того же, брат-охотник .

Какое-то время вожак наблюдал за тем, как Зимнебой удаляется от места высадки, сначала на сотню метров на север, а затем волчий скаут и вовсе исчез из виду. Заход солнца по подсчётам должен был произойти через восемнадцать минут. Улль снял шлем, проверил, подключен ли вокс-канал к бусине, и вытащил из-за пояса полоску вяленого мяса, чтобы пожевать во время ожидания приказов.

Место высадки наводняли зеленокожие и их лёгкая техника: большая часть их тяжелого вооружения и танков выдвинулись навстречу бронетанковому наступлению Драконьих Копий. Издавая боевые кличи, Волки Фенриса выскочили из-за деревьев и оврагов, осветив посадочные платформы прометием, плазменными разрядами и болтами. С опушки леса из ракетных установок и тяжёлых болтеров открыла огонь небольшая группа Длинных Клыков, в то время как воющие Кровавые Когти, вспыхнув прыжковыми ранцами, рванули вперёд.

Улль и его отделение прошли разрушенную стену и пересекли нижнюю посадочную площадку. Семеро Волков не прекращая движение вели огонь, изредка останавливаясь, чтобы поточнее прицелиться. Стая координировалась прерывистыми, резкими фразами на вургене: смесью обрывистых слов и гортанного рычания. Если противник не погибал от первого удара, мгновением позже следовал второй от другого члена стаи, а в редких случаях и третий. Время от времени, чтобы уничтожить тяжело бронированные цели, Хари приходилось использовать плазменную пушку. Сочетание движения и точности Серых Шкур уничтожало всё, что попадалось на пути стаи. Отряд Улля открыл остальным силам путь к станции переработки топлива, расположенной рядом с южной частью комплекса. Пробираясь через десятки искалеченных орочьих трупов, Волки не обращали внимания на толпы орков и ксеносские мотоциклы на других направлениях: Влка Фенрика доверяли защиту флангов единокровным стаям точно так же, как каждый воин Серых Шкур оберегал другого.

— Серые Шкуры будут у цели через тридцать секунд, — передал Улль волчьему лорду. Вожак стаи не ожидал ответа, его и не последовало — всё шло по плану.

Сквозь клубы смога нырнула пара «Громовых ястребов», их короткие кончики крыльев взметали вихри в маслянистом дыму. Пушки кораблей грохотали в течение нескольких секунд: снаряды неслись в колонну орков, двигавшихся к бронетехнике Драконьих Копий. Следом взвизгнули ракеты — их попадания выбрасывали столбы огня из разорванных топливных баков и двигателей.

— Готовьте мелта-бомбы. — Улль снял один из громоздких зарядов с набедренного замка. Вместе со стаей Асгерда, которая спешила к колоннам главной платформы, Серым Шкурам выдали последние из подрывных бомб Великой роты. Последний раз Убийцы Змиев ступали по Миру-Очагу два года назад, как раз перед отправкой в Новиомагус-Главный. На счету был каждый заряд.

— Выбирайте точку подрыва мудро, второго шанса не будет.

Всего в нескольких десятках метров от цели затрещал вокс.

— Серые Шкуры, смена приказа.

Улль узнал голос Краки, единственного оставшегося в живых волчьего гвардейца Драконьего Взора. При других обстоятельствах Улля и ещё несколько достойных вожаков возвысили бы до телохранителей волчьего лорда, но жесточайшие правила Великой роты не оставляли для подобных возможностей и шанса.

— Установите заряды, но не взрывайте.

— Принято, веренг .

— Отлично, Улль. Удерживайте позиции до тех пор, пока не получите команду к взрыву. А, и взгляни наверх.

Связь с шипением оборвалась, и Улль выполнил приказ волчьего гвардейца. Авточувства вожака стаи туманил дым костров и выхлопные газы, но затем они уловили отблеск теплового взрыва при входе в атмосферу. Дальномер определил расстояние примерно в четыре мили, и объект приближался.

— Первострел, толпа орков на юге, — предупредил Эйрик, указывая направление за резервуарами и зданиями управления перерабатывающего завода. У остатков завода уже собрались десятки орков и несколько крупных шагателей. Многие из зеленокожих облачены в тяжёлую броню, и некоторые, судя по тепловым шлейфам, имеют системы энергетического усиления.

— Я думаю, они пройдут прямо здесь, — высказался Гарн.

Улль был согласен, но предположение казалось настолько очевидным, что ответ на него стал бы пустой тратой времени и дыхания. Стая замедлила шаг: Серые Шкуры достигли растрескавшейся ферробетонной площадки. Когда-то здесь стоял забор, однако всё, что от него осталось, — это несколько погнутых железных прутьев. Сенсоры доспеха не выявили никаких странностей в радиусе полумили. Орки особо не трогали нефтеперерабатывающий факторум, и беглый осмотр подтвердил, что два из трёх резервуаров ещё полнились переработанным топливом.

— Разместите бомбы и найдите позиции для обороны, — объявил Улль. — Будем держаться здесь.

— Спереди — орочья контратака, сзади — их высадка вместе с муспельфирскими танками, — добавил Форскад, проходя мимо своего вожака с мелта-бомбой в руке. — Что же может пойти не так?

Детар упал.

— Гарн, прикрой.

Серый Охотник занял место Улля, а сам вожак стаи опустился на колени, копаясь в поясе Детара. Лидер Серых Шкур настойчиво хлопал раненого брата по плечу, после чего нащупал на поясе космодесантника подсумок. Улль поднял Детара и вытащил из-под него магазин, стараясь не обращать внимания на лужу густой крови под братом. Красноватый отблеск глазных линз Улля сверкал в алой луже среди жёлтых вспышек болтов. Из освещённой пламенем ночи сыпались пули орков, с треском вгрызаясь в ферробетон; несколько снарядов срикошетили от брони Улля, и вожак уложил поверженного брата обратно.

Раненый Серый Охотник попытался подняться и полусесть, прислонившись спиной к стене здания управления. Орочья ракета отняла у Волка всю нижнюю челюсть и разорвала часть горла. Детар находился в ужасном состоянии, но когда Улль вложил в руку брата его перезаряженный болтер, фенрисиец крепко сжал рукоять и кивнул сквозь сочащуюся из разбитого шлема кровь. Он положил болтер на колено и прицелился сквозь распорки прохода.

— Эйрик! — позвал Улль. Он выпрямился и бросил запасной магазин другому космодесантнику. — Хари, южный фланг, к нам приближается второй шагатель.

Обломки первой боевой машины орков горели в пятидесяти метрах от стаи, освещая пространство между перерабатывающим факторумом и взрывоустойчивым траншеями, которые перпендикулярно пересекали ближайшую посадочную площадку. Отдельные пятна горящего топлива рассеивали освещение: внезапно возникшие над окопом звериные лица мерцали в желтоватых оттенках. На противоположном фланге неуклюже шагала вперёд лязгающая четырехрукая машина. Две из её конечностей выпустили очередь по трём космодесантникам, всё ещё удерживающим южное направление.

Убедившись в отсутствии должного эффекта от болтов при первой атаке, а также в том, что орки почему-то не спешили скапливаться вокруг машины, Улль, Гарн и Эйрик поберегли решили поберечь боеприпасы и просто ждать. С противоположной стороны главного здания раздался болтерный лай — там остальная часть стаи удерживала орков от обхода с востока и севера. Топливные же баки стояли к западу; мигание готовых к детонации мелта-бомб освещало опоры и нижнюю часть резервуаров; Улль рассудил, что лучше не давать оркам возможности стрелять в этом направлении, и до сих пор хаотичный огонь зеленокожих концентрировался на здании диспетчерского управления.

Приближение Хари выдавало лазурное свечение его плазменной пушки. Звеня сабатонами по металлу, Волк, опустившись на колени, занял огневую позицию в дальнем конце прохода.

— Первострел, движение в траншее, — доложил Гарн. — Орки вылезают наружу, в доспехах.

План был предельно понятен — тяжёлые истребители атакуют орков, а стрелок с плазменной пушкой разберётся с машиной. При всей своей простоте каждый нюанс выбранной тактики имел своё значение. Если бы самолёты полетели к шагателю, а не боевой крепости, стая Улля разобралась бы с шагоходом сама, однако Хари потребовалось бы произвести четыре выстрела, а плазменная пушка должна остывать и перезаряжаться между каждым. Это, в свою очередь, предоставило бы зеленокожей орде достаточно времени, чтобы пересечь открытое пространство.

— Скитья, какие-то слишком уж умные эти орки, — проворчал Эйрик.

— Что с целью? — спросил Хари, гул ускорителя плазменной пушки пропищал о готовности.

Улль следил за потрескивающими энергиями громадных когтей и шипастых кулаков: по ступеням из тёмных траншей к ним поднимались лучшие из орочьих воинов. Броня нескольких ксеносов устрашала встроенными орудиями, которые светились зловещей зелёной энергией; другие держали в руках автоматы с ленточным питанием и громоздкими барабанными магазинами. Существовала немалая вероятность, что у этих орков имелись бронебойные снаряды, особенно учитывая случай с Детаром во время отступления орков несколькими минутами ранее.

— Наступление с запада? — потребовал Улль. Грохот болтеров по ту сторону здания почти отдавался ритмом.

— Занимаюсь, — ответил Сатор. — Сорок убитых. В пути ещё около сотни, они идут через лес, по нашим следам.

Даже при самой высокой эффективности размен состоял в трате одного болта на орка, и, несмотря на громкое прозвище, Улль прекрасно понимал, что для убийства самых живучих из зенокожих бывает мало даже удачного попадания.

— Выводи из строя шагатель, — приказал вожак стаи Хари.

Секундой позже ночь озарила голубая вспышка, и шар бушующей плазмы ударил в переднюю часть механической мерзости. Окрашенный металл взорвался, разбрызгивая расплавленные капли и искры; машина ещё несколько секунд раскачивалась на кривых ногах.

— Лорд Кром, это Улль. Необходимо отступить и взорвать заряды. — передал Улль по воксу.

На фоне общего шума тикала остывающая плазменная пушка, но взгляд Улля был прикован к пяти ксеносам в тяжёлых доспехах, неумолимо топающим в свете пламени шагохода. В диких глазах отражалось пламя. За тяжело бронированными зеленокожими следовали ещё десятки орков, подпитываясь храбростью от своих вожаков.

— Отступать некуда, Первострел, — раздался голос волчьего лорда. — Орстанца ещё прорывает строй зеленокожих, чтобы ослабить давление с востока. «Громовые ястребы» перезарядились, они уже летят к десантному кораблю орков, но, хель побери, та штука здоровенная. Если Серые Шкуры отступят, орки понесутся на главную посадочную платформу и окружат нас всех.

— Ясно, — ответил Улль. Сказать действительно было нечего.

Орочий шагоход снова ринулся вперёд, примерно в семидесяти метров от стаи. Его орудия стреляли влево и вправо, снаряды отлетали от ферробетонной стены слева от Улля и высекали искры из металла вокруг Хари. Тут же один из бронированных орков решил попытать своё счастье, и из далёкой темноты к Серым Шкурам понеслась потрескивающая вспышка зеленого огня. Энергетический заряд пролетел на несколько метров выше головы Хари, но подобное косоглазие орков перестанет играть роль, когда они подберутся поближе.

Инстинктивно Улль захотел открыть ответный огонь, но в этом не было смысла: шагоход имел слишком толстую броню, ведь даже тяжёлым истребителям, чтобы поразить махину, требовалось подлететь ближе и обнаружить её слабые места. Из пушки Хари вылетел ещё один светящийся шар. Заряд угодил в одну из рук шагателя, разбросав её осколки по изъеденному ферробетону, а отлетевший в сторону коготь успел щёлкнуть перед «смертью».

— Зубы Русса! — прорычал Улль. Разочарование вожака прорвалось наружу, как весенний паводок через плотину. — Прикончи ты его наконец!

Орудие Хари дышало паром, покрывшим мелкими капельками шлем астартес. Плазмомётчик обернулся к своему вожаку.

— Запас энергии на тридцати процентах, — начал космодесантник, ничуть не смущенный ситуацией и даже упрёком командира. — Если я убью железного ублюдка, то не смогу ничего поделать с теми орками.

— Сосредоточься на шагателе, — отрезал Улль.

Очередная зачистка окрестностей принесла мало пользы. Всё пространство сверху заливало мерцающее сияние. Улль снова обратил взгляд в небеса. Пылающее чрево десантного корабля ксеносов находилось всего в полумиле над землёй, заполняя собой небо, как падающий метеорит. Он нёсся почти прямо вниз, направляясь к широкой платформе в центре дока. Двигатели «Громовых ястребов» голубыми искрами несли корабли астартес к орочьей машине; крылья освещались вспышками запускаемых ракет. В небе горели и другие огни: ещё дальше, словно яркие жёлтые звёзды. Улль предположил, что орки высаживают ещё больше своих сородичей с техникой.

— Если оно приземлится, мы пробьёмся к лесу и взорвём заряды, — прошептал себе Улль. Драконий Взор поймет.

— Как ты, брат? Стоять можешь? — спросил Улль, проверяя доспех Детара. Кровь искалеченного Волка одной сплошной коркой покрывала астартес от подмышки до пояса.

Раненый космодесантник протянул пустую руку, и Улль поднял товарища на ноги. Детар попытался ответить, чем вызвал дрожание ошмётков плоти на разорванной шее.

— Если соберёмся идти, то пойдём на восток, — передал Улль стае. — Это самый короткий путь.

Из группы тяжело бронированных орков вырвался ещё один зелёный заряд, с треском пролетевший мимо Гарна, достаточно близко, чтобы по шлему Волка поползли искры. Двое других зеленокожих выпустили волну огня, изрешетившего весь проход и стену высокоскоростными снарядами. Боеприпасы с визгом отскакивали от металла сооружения и отгрызали керамит от силовой брони. Куски наплечника Улля разлетелись, как щепки от лезвия пилы, и тот повернулся к оркам другим боком, переложив болтер из правой руки в левую. Хари снова выстрелил в шагоход, попав в ранее повреждённое место. Плазменный шар прожёг ослабленную броню и выполз из задней части машины, извергнув из выходного отверстия раскалённый добела металл, горящее масло и обугленную орочью плоть.

Доспешные ксеносы подошли на расстояние тридцати метров. Улль уже видел блеск бионических глаз — возможно, линз целеуказателя — и маленькие дуги энергии, пульсирующие от их батарей и блоков питания.

— Пора идти, Первострел, — произнёс Форскад с другой стороны. — С севера ещё одна толпа, сорок или пятьдесят орков, я вижу ракетные установки.

До ушей вожака Серых Шкур уже доносился грохот разрываемого двигателями десантного корабля воздуха. Если стая останется и вступит в бой с тяжело бронированными ксеносами, то велика вероятность, что отступить она уже не сможет. Да и в отступлении смысла оставалось немного? Зачем? На следующий день столкнуться с окрепшим врагом?

— Братья-охотники, не тратьте зря время, — прорычал Улль, приняв решение. — Теперь это место — наш этт, а наши смер...

Улля и его подопечных поглотил ужасающий гром, который мог посоперничать с величайшими из штормов Асахейма. Ударная волна чуть не сбила вожака с ног. По ферробетону сзади прошлась волна из голубого пламени, прямо по бронированным оркам, превратив дюжину из их последователей в обугленные ошмётки. Ещё больше зеленокожих взлетели в воздух, оставляя за собой кровавые фонтаны.

— Вак мех! — выругался Форскад. Улль повернулся, чтобы узнать, что всё-таки произошло.

Небо было ясным, как днём, а десантный корабль орков обратился тысячей горящих камней. Сначала Улль принял увиденное за молнию, но секундой позже догадался, что это пульсирующий с орбиты столб голубой энергии.

Лэнсовый удар.

Летящие за обломками ксеносской техники вспышки оказались двумя большими кораблями, каждый из которых походил на двухкорпусный «Громовой ястреб». Машины устремились к поверхности, отражаясь четырехкратным отблеском плазменных струй от обломков орочьего десантного корабля. С их крыльев срывались ракеты, а тяжёлые пушки прицельным огнём косили ксеносов, толпившихся на посадочных платформах.

Ближайший из кораблей резко накренился, визг его реактивных двигателей заглушил продолжающийся грохот гибели падающего орочьего судна. Огромные осколки камня и кускового металла падали на ферробетон, взметая ещё больше обломков, которые умерщвляли ещё дюжины орков.

По полю боя разнеслись ликующие приветственные вопли — над верными сынами Империума с рёвом пронеслись боевые корабли. Улль ликовал вместе с остальными.

— Улль!

Крик Хари мгновенно привлёк внимание вожака, и все вопросы о странных кораблях сменились более насущной заботой. Доспешные орки бросились в атаку. Они стреляли, бешено пробиваясь сквозь клубящийся пепел и останки своих собратьев. Ксеносы были всего в нескольких секундах бега от лестницы, ведущей к порталам.

Улль открыл ответный огонь, и Серые Шкуры последовали его примеру. Строй приближающихся зеленокожих сотрясли взрывы болтов, но каждый из них по меньше мере в два раза превосходил космодесантников в габаритах, а броня орков была такой же непробиваемой, как доспехи самих астартес.

— Целимся точнее, — вожак Серых Шкур напомнил о простом правиле как себе, так и собратьям по стае.

Улль взял на мушку оскаленную морду зеленокожего монстра всего в сорока метрах от себя. Ксенос раскачивался из стороны в сторону, и по мере того, как неповоротливый орк подходил ближе, Улль понял, что орк просто идёт вразвалку, яростно и непоколебимо. Волку не требовалось увеличения изображения, чтобы заметить, как в ответ сверкнули красные глаза, в следующее мгновение скрытые вспышкой из дула: орк открыл огонь. Снаряды просвистели мимо, но Улль не обратил на них внимания. Если умереть в такой миг, то будет стыдно заявиться в Чертоги Всеотца.

Как только его палец лёг на спусковой крючок, голова орка взорвалась. Болт Улля пролетел сквозь растущее облако испаряющейся плоти и голубую энергию, разорвавшись в силовом блоке орочьей брони. Обезглавленный труп остался стоять на месте — застывший доспех не дал зеленокожему пасть.

Плазменный разряд. Но откуда?

Справа от Улля в оставшихся орков проревел залп энергетических стрел. Все крупные зеленокожие, кроме одного, повалились на землю, изрубленные на куски плазмой.

— За мной! — взревел Первострел, перепрыгивая через остатки перил и приземляясь в пяти метрах от предыдущей точки. Он бросился навстречу оркам, гремя сабатонами о ферробетон. — Во славу Русса и за Всеотца!

Орочья атака дрогнула, некоторые ксеносы спотыкались о внезапно образовавшуюся груду трупов, другие уже замедлялись или и вовсе поворачивали назад перед лицом своих уничтоженных лидеров и контратакующих Волков Фенриса. Окружавшие Улля Серые Шкуры открыли болтерный огонь, во второй руке держа наготове ножи или топоры. Мимо Детара просвистело ещё несколько снарядов.

— Фенрис Хьольда! — воскликнул Гарн, вскинув руку и стреляя снова.

Зеленокожие погибали от болтов и нового залпа плазменных зарядов неизвестных спасителей. Перескочив через дёргающиеся останки великанского орка, Улль выпустил снаряд в грудь ближайшего врага. Тот упал назад и выронил из руки пистолет, а вожак Серых Шкур уже накинулся на следующего ксеноса. За командиром пронёсся Сатор и взмахом топора от лба до горла рассёк голову третьего орка.

Стая вонзилась в толпу зеленокожих с той же лёгкостью, с какой их болты и клинки рассекали орочью плоть. Болтер требовал перезарядки, но из-за обилия врагов времени у Улля не было, и потому он как дубинкой ударил ружьём по рогатому шлему орка слева. Он вытащил нож и вонзил острие в незащищённое плечо следующей жертвы, вбив металл в грудную клетку и органы за ней. Вынув клинок, Улль отопнул умирающего ксеноса в сторону.

В какой-то миг, перешагнув через тело очередного орка, Улль осознал, что принял боевую стойку перед воином в сине-серых доспехах. Не совсем лицом к лицу — незнакомец превосходил Улля в росте, хотя после трансформации в астартес вожаку Серых Шкур приходилось поднимать голову лишь в разговоре с Арьяком.

Перед ним явно стоял космодесантник, и цвета его доспеха совпадали с таковыми Волков Фенриса. Однако вместо символа стаи космодесантник носил более традиционный знак отделения, предусмотренный Кодексом, хотя на наплечнике был изображён тот же фенрисийский волк, что и на шлеме Улля; эмблему частично скрывала серая двойная угловая скобка, нанесённая поверх фенрисийского символа.

А позади воина возвышалось ещё пять таких же.

Кроме цвета, они не носили никаких тотемов, обозначений, рун или другой атрибутики, которую Улль ожидал бы увидеть у брата-Волка. Оружие, которое держали спасители, имело сходство с болтером точно такое же, как его владелец походил на Улля — он был крупнее и в то же время даже немного стройнее, если судить по пропорциям.

— Влка Фенрика! — взревел новоприбывший, поднимая забитый внутренностями орков цепной меч. Слова звучали странно, со стандартным готическим акцентом.

Ошарашенный Улль уставился на незнакомца.

— Вак мех...

Глава девятая

Волки Фенриса

Трудные решения

Фенрис запретный

Гай грезил об этом три года, и его мечта, наконец, воплотилась в жизнь. Три года беспрерывных сражений, три года на острие флота Примус не раз ставили сержанта в положение на волосок от гибели. Гай никогда не страшился смерти — командир «Люпус-шесть» лишь боялся, что его душа загорюет, так и не встретившись с Волками Фенриса. Книга Мудире трансформировала смутную надежду космодесантника в долгожданный миг. Гай каждый день представлял встречу с великими воинами Волчьего Короля, и вот он шагает среди них в самом разгаре битвы.

Командир отделения Серых Охотников — Гай сразу распознал цвета наплечника — сказал что-то на фенрисийском, фразу, которой не было в глоссарии книги. Вокруг оставались орки, и у космодесантников не было времени узнать, отдал ли Космический Волк команду или поприветствовал незнакомца.

— Хьольда! — ответил Гай, ухмыляясь под при мысли, говорит по-фенрисийски в присутствии прославленных воинов легендарного мира.

Взревевший орк бросился на застывших друг перед другом космодесантников, заставив вожака Серых Шкур развернуться с поднятым для парирования удара ножом. Гай выстрелил из болт-пистолета в подбиравшихся сзади ксеносов, всадив в каждого орка, как его учили, по три снаряда — зеленокожих было до смешного трудно умертвить навсегда.

Два отделения разделились инстинктивно: жестокость рукопашной схватки охватила оба отряда астартес, и один не хотел мешать другому. Держа в голове, что спину прикрывают изничтожители сержанта Годана, Гай, не беспокоясь о тылах, бросился в бой. Цепной меч разгрызал броню вместе с поддоспешником и плотью; рычащие зубья рвали и металл, и кости. Орки попали в окружение Космодесанта-примарис и сражались со свирепостью загнанных в угол зверей. Тесаки и дубины оказывались малоэффективными, и тогда зеленокожие ломали о керамит свои когти и клыки.

Стараясь не отвлекаться от битвы, Гай всё же поймал себя на взгляде мимо ксеносов, чтобы хотя бы мельком поглядеть на бой фенрисийского отделения. Помня внедрённую коуловыми машинами информацию и прочитанное в путеводителе, Гай надеялся лицезреть воплощённую безумную дикость, что фенрисийские Волки обрушат на врага. Однако происходящее трудно было связать со словами «безумие» и «дикость». Каждый Космический Волк сражался как часть отделения, каждый прикрывал другого и при первой же возможности наносил удар. Вместо группы диких драчунов перед Гаем сражалась зловеще-эффективная команда профессиональных убийц.

Отбивая рукой удар топором, Гай провёл зубьями цепного меча по груди следующего орка. Отделение «Люпус-шесть» сражалось вместе в течение трёх лет. Волки-примарис проводили почти каждую свободную минуту похода в тренировках и совершенствовании боевых доктрин. Тем не менее, теперь у заступников появился пример работы фенрисийского отделения, и Гай осознал, что он и его братья сражались скорее как машина, нежели живой организм. Они были эффективны, но лишены уникального стайного единения.

Ход боя приблизил два отделения друг к другу: перворожденные фенрисийцы отступали из ранее охраняемого здания под натиском нескольких десятков орков.

— Я сержант Гай, — поприветствовал лидер заступников командира фенрисийского отряда, попутно разбив гардой цепного меча зелёную морду. Космодесантник заговорил на готике: непонимание во время первого разговора подорвало уверенность Гая во владении ювиком.

— А я Улль, из Великой роты Убийц Змиев, что под командованием лорда Крома Драконьего Взора, — ответил Космический Волк на том же языке. Акцент фенрисийца выделял каждое слово. Вожак Серых Шкур уклонился от потрескивающего лезвия тесака и болтером выбил землю из под ног орка, и пока ксенос падал, следующим движением Улль вонзил острие ножа ему в затылок. — Больше известен как Первострел.

У Гая не было славного прозвища. Даже его рота, прикреплённая к факелоносному флоту, пока не получила официального обозначения. Он решил сымпровизировать, не желая показаться грубым.

— Мы — сыны Русса под командованием лейтенанта Касталлора. — В нагрудник Гая с близкого расстояния ударил снаряд. Он отрубил когтистую руку с пушкой, и рычащий орк отшатнулся назад. Мимо пробежал Эгрей, перерезав ножом ксеносское горло.

— Сыны Русса? — Лицо фенрисийского сержанта скрывал шлем, но в вопросе сквозило сомнение. — Это как?

Объявился Доро. Космодесантник-примарис стрелял из болт-винтовки куда-то между двумя командирами. Гай вонзил цепной меч в орочью грудь, и, когда ксенос согнулся, перерубил тому позвоночник, — ксенос пытался схватить его боевого брата за руку. Сержант «Люпус-шесть» не был уверен, с чего начать — с возвращения лорда Жиллимана, Коула, объявления Крестового похода Индомитус… Должны же быть какие-то протоколы ознакомления сынов Фенриса с основополагающими концепциями новой эпохи.

— Кто тебе сказал, что вы сыны Русса? — потребовал Улль, в то время как Доро ринулся помочь Эгрею. — Вы кто вообще такие?

Вот это гораздо более простой вопрос. Гай раскроил пистолетом череп собирающего выстрелить орка. Ксенос отшатнулся в сторону, выпустив очередь в ферробетон. Улль тут же ударил его коленом в морду, и, когда зеленокожий неуклюже зашагал вперёд, свернул ему шею. Чтобы удостовериться в смерти противника, Гай ударом ноги размазал его голову по поверхности. Теперь он мог ответить командиру фенрисийцев.

— Мы космические десантники, Первострел. — Гай ухмыльнулся, преисполненный радости говорившего правду человека. На секунду он задумался, не находился ли он в очередной симуляции; происходящее казалось слишком удачным, чтобы быть правдой. — Воины-примарис, новое поколение астартес из геносемени Лемана Русса, Короля Волков. Мы прибыли на помощь.

Рассматривая палубу, Арьяк внезапно заметил сходство между фенрисийцами и зеленокожими ксеносами. Народ Фенриса так же искусно менял окружающий себя мир, как и орки. Если не считать вида из бронированных окон, Каменный Кулак не взялся бы утверждать, стоит он в одной из многочисленных палуб звездолёта или в залах Этта. Поверх родных палуб корабля мастера положили толстенный слой пластали — нельзя было сказать наверняка, где заканчивается материал древнего звездолёта и начинается работа ремесленников Влка Фенрика, укрепивших и украсивших корабль в соответствии с нуждами Великой роты Гримнара. Точно так же, как орки, чтобы воссоздать укоренившийся в их ксеносском сознании образ поселения, выстроили из внутренностей судна целый город, так и Арьяк вместе с братьями по всему кораблю развешивали знамёна, трофеи и рисовали символы вирдлейфа.

Орки захватили большую часть внутренней территории скитальца, оберегая и сохраняя его целостность гравитационными лучами и полями энергий. Однако ксеносы почти не тронули внешнюю поверхность объекта. «Готтрок» не обладал достаточной военной мощью и грозными система оборону, и, приняв во внимание все расчёты, флотилия Чемпионов Фенриса расположилась в нескольких сотнях метров от медленно плывущего скопления металла. Непродолжительная бомбардировка принесла мало пользы и истощила боезапасы, и без того потрёпанные длительностью кампании; огонь же из энергетических орудий высосал почти всё из плазменных реакторов, а они уже много лет не получали должного ухода от железных жрецов.

Проблему орков нужно было решать изнутри.

Точкой высадки для первого штурма стала территория крепости, но теперь плацдарм было решено закрепить несколькими палубами ниже, чтобы обеспечить боевую группу множеством маршрутов для патрулей и вылазок и возможностью массированной контратаки. Фундаментом башни, которая уходила в пустоту, расширяясь до импровизированного дока, являлись два больших бункероподобных комплекса на верхних палубах судна— там боевые корабли ордена могли приземляться почти мгновенно — и столь же быстро улететь, если «Готтрок» начнёт тонуть в Вечной Ночи.

Чтобы избежать подобного хода событий, на «Железном ярле», вдали от психического шума орков и их колдуна-воеводы, нёс вахту Ньяль или один из других выживших рунических жрецов. За последние несколько дней уже дважды Великую роту приводили в готовность к эвакуации по требованиям жрецов, но колебания иного моря рассеивались прежде, чем снова поглощали скиталец.

Арьяк смотрел вдоль складских отсеков по правому борту старого грузового судна — Чемпионы Фенриса пробили каждый из них, создав поле огня в полумилю длиной и в её четверть шириной. По обе стороны от зоны поражения располагался лабиринт полуразрушенных коридоров и помещений, некоторые из которых являлись палубами этого же корабля, другие — соседних. Орки удерживали большую часть запутанных коридоров, однако после нескольких попыток штурма зеленокожие осознали, что линию обороны Гримнара так просто они не прорвут.

В свою очередь, у самих Волков возможностей для нападения на идолодержащий город и его чудилы-правителя было не больше. Великий Волк проинструктировал рунических жрецов и имперских астропатов посылать сообщения с призывом о помощи всем, кому представлялось возможным, включая дислоцирующиеся в относительной близости силы самого ордена. И до сих пор пустота не приносила никаких ответов.

До сих пор.

Ньяль созвал совет, обосновав своё решение тем, что получил новое видение относительно судьбы ордена и деяний Логана Гримнара. Арьяк уже ждал, вместе с лордом Гримнаром, Ульриком Убийцей и самыми старшими вожаками стай волчьей гвардии.

Хотя военный этт частично украсили в стиле родного фенрисийского очага, Волки не разрушили ничего, что не могло быть помешать отступлению. Фенрисийцы оставили мебель, за исключением двух больших рабочих столов из оружейной, где теперь располагалась нарисованная от руки карта ближайших окрестностей, основанная на нескольких топографических снимках и значительно дополненная информацией из вылазок Великого Волка и его воинов. В центре изображения находился рисунок орочьего форта, накаляканный по памяти о последней битве. Карту начертили на широком куске грубой ткани, найденном в трюмах «Чести Всеотца» — старого паруса корабля самого ярла, который кто-то в один из прошедших лет или столетий унёс в закрома по причинам, о которых уже не помнят. Свернуться чертежу не давали рунические камни, кружки, свежие черепа орков и прочие предметы недолговременного пользования.

— Будь у меня ещё хотя бы пятьдесят воинов, мы бы прорвались по этим узким проходам вот здесь. — Гримнар подобрал орочий клык и положил его на карту, объясняя ситуацию Железному Клыку и Хорготу, только что вернувшимся с периметра. Два Волка склонились над столом, чтобы взглянуть, куда указывает Великий Волк, — на обоих ещё блестела орочья кровь. — Оттесним орков и перебросим все силы в помещения вокруг командного мостика, но в пределах полумили от реактора.

— Будем надеяться, что Ньяль принесёт вести о подкреплении, — сказал Железнозуб.

— Надежда — добровольная слепота к правде, — ответил Ульрик. — Надежды смертных лишь слегка трепещут нити судьбы. Сотрясают же их — славные подвиги!

Убийца не снимал волчий шлем с тех пор, как началась атака, оставаясь мрачным и непреклонным; будто отмеченным самой смертью. Как бы сильно Арьяк ни восхищался бывшим наставником Великого Волка, из-за многочисленных попыток отбросить орков назад растущая агрессия Ульрика начинала ослабевать. Хотя верховный волчий жрец казался таким же неуязвимым, как и всегда, в последнее время в нём появилась неутолимая жажда битвы, будто старик стремился победить в последней великой битве для своей саги, прежде чем неизбежное оборвёт его нить.

Однако в этом вопросе Арьяк был с ним солидарен.

— Нельзя выковать сталь из воздуха, — добавил он, отворачиваясь от окна. — Пятьдесят воинов не возьмутся из ниоткуда.

— Если думаешь меня упрекнуть — это не пустая надежда, — проворчал Логан, отрываясь от карты. Арьяк ни в коем случае не хотел обвинять Великого Волка, но не стал тратить время на отрицание — было понятно, что Король Фенриса пребывал не в лучшем расположении духа. — Я не напрасно умоляю безразличные небеса вложить меч в пустые ножны. Когда придёт помощь, мы должны быть готовы нанести удар.

— Не забывайте об этом, Великий Волк, — раздался с порога голос Ньяля. — Но и не зацикливайтесь на какой-то идее.

Повелитель Рун вошёл в зал. Лицо жреца с широко раскрытыми и блестящими под копной рыжеватых волос глазами блестело от пота. Посох овевал мягкий золотой ореол. Вокруг хранителя рун танцевали тени, хотя освещение люменов оставалось таким же. Арьяк почувствовал, как за тяжёлой бронёй по его коже поползли мурашки от присутствия варпа.

— Я побывал в вирдовом море и принёс весть величайшей важности и срочности, — объявил Зовущий Бурю, подходя к столу. — Знамения, подобных которым мы не видели с тех пор, как на звёзды опустилась Вечная Ночь!

— Ну так рассказывай побыстрее, — зарычал Ульрик. — А театральность скьяльдов прибереги для будущих песен.

Ньяль уставился на Убийцу, застигнутый врасплох тем, что его прервали во время такой речи. Спустя несколько секунд он окинул взглядом комнату, и взгляд рунического жреца упал на Великого Волка. Зовущий Бурю протянул к нему руку.

— Несмертный король, что восседает на самих звёздах, от семени Всеотца! Посланный нам с незапамятных времён! — продолжал рунический жрец. — За королем следует армия, чей марш сотрясает небеса. Свет их глаз ярче звёзд! Он пронзает тьму и разгоняет тени! Они ищут нас! Ищут Великого Волка! Их неуслышанный клич тихнет в глубокой пустоте, отдаётся эхом в никуда. Они зовут! Они ищут! На фоне красной луны поднимается волк, он воет в ответ на зов, что рассеивает бурю. Бесчисленные сыновья толпятся у Этта и поднимают шум, требуя входа. С ними — смерть, но Фенрис высвобождается из тисков Хель и снова предстаёт перед светом Всеотца.

Ньяль ссутулился, насколько позволял терминаторский доспех, и опустил глаза в пол. Сияние посоха угасло, и тогда рунический жрец шёпотом продолжил.

— Но есть и дурная звезда. Зелёный гигант пожрёт сынов Волка, прежде чем будет сражён. Король должен преклонить колени, и лишь тогда разорвутся злые нити. Жажда убийства будет свирепа, а улыбки, — как волка, так и врага — багровы. Один неверный шаг — и все падут жертвой ярости зелёного великана и заблудшего одинокого волка, изгнанного из стаи и преследуемого братьями.

В зале воцарилось молчание, нарушенное Хорготом.

— Так что, значит, ждать подкрепления? — спросил волчий гвардеец.

— Это значит, что оставаться здесь больше нельзя, — едва слышно произнёс Логан, щурясь на Ньяля. — Я прав, рунэтэн?

— Вселенская история движется, и не вокруг этого места, — кивнул Зовущий Бурю.

— Ты не видишь смысла собственного видения, — заключил Великий Волк. — Существует лишь один сын Всеотца и несмертный король, что может вернуться. Оглянись вокруг! Империум терпит крах, нашу галактику пожирает Вечная Ночь. Неужели ты не видишь, что наступила эпоха последних битв? Разве красное солнце во снах сулит заката земной жизни?

И тогда заговорил Ульрик. Глубокий голос старого Волка доносился из-под шлема, но звучал совершенно иначе. Волчий жрец произнёс слова, которые каждый воин Этта знал наизусть.

— Внемлите мне чутко, братья мои, ибо почти не осталось дыхания в груди моей. Настанет неблизкий час, когда сам орден наш будет умирать, как ныне умираю я, и соберутся враги наши, дабы изничтожить нас. Тогда, дети мои, я услышу ваш зов, в каком бы загробном царстве ни томился, и вернусь к вам, как бы ни запрещали то законы жизни и смерти.

К следующей строке пророчества добавил свой голос Железный Клык.

— Когда придёт конец, приду и я.

Следом присоединились и остальные. Арьяк произносил слова без раздумий, словно они слетали с языка по собственной воле.

— В Последнюю битву.

После чего заключительную фразу произнёс один Гримнар.

— Во Время Волка.

В комнате вновь воцарилась тишина, нарушаемая биением двух сердец и отдалённым грохотом выстрелов.

— Час Волка, — Арьяк произнёс два слова с особым благоговением.

— Возможно, — ответил Ньяль, выпрямляясь. Сухое заключение разрушило магию пророчества, что объединило Волков. — А может и нет. Видения никогда не бывают настолько простыми.

— И какой же иной смысл возможен у такого видения? — спросил Великий Волк. — Разве мы не на краю пропасти? Пробил Час Волка, и Русс вернётся!

— Всё не так просто, — добавил Ульрик. — Ты слушал, но не обратил внимания на слова. Русса призовут не мольбы слабых и сокрушённых. Волчий Король внемлет лишь нашему зову! Мы — сыны Фенриса! Само пространство и время разорвётся от нашего воя!

Гримнар кивнул, уставившись на волчий шлем Убийцы. Затем кивнул снова, более решительно, как будто принял решение. Кулак Верховного Короля Фенриса сжался вокруг рукояти топора Моркаи у стола, но Великий Волк его не поднял. Следующие слова магистр Космических Волков произнёс тихо, но с не меньшей силой и убеждённостью, чем боевой приказ.

— «Готтрок» станет нашим испытанием, — объявил он. — Мы закончим сагу не жалобным скулежом, а с клинками в руках и боевыми кличами на устах. Братья, наши нити разошлись во многих судьбах, но наступила иная эпоха. Пришло время схватить их в кулак и завязать в узел, который не развязать никому. Мы пойдём в бой как один, и как один наша нить продолжится или сгинет!

Ньяль пригладил бороду.

— Зов будет отправлен, — ответил он. — Вой возвращения в Мир Очага пронзит пустоту, возможно, даже пространство за её пределами.

— Я передам Гаммалу, чтобы готовил корабли к возвращению на Фенрис, — добавил Арьяк.

— Кто-то должен остаться на «Железном ярле», присматривать за этой каменюгой, — сказал Гримнар.

— Если ваши уста вымолвят моё имя, я вдарю молотом, и плевать, что вы мой король, — предупредил Арьяк. — Я хранитель очага, а не сторожевой пёс.

Губы Логана скривила полуулыбка. Он обдумал следующие слова и искренность угрозы Каменного Кулака.

— Моя стая побудет на страже, — предложил Железный Клык, выведя командиров из тупика. — Будет лучше, если на страже останется воин без камней в бошке.

Логан ещё несколько секунд не сводил с Арьяка глаз; по сравнению с хмурым выражением лица Великого Волка в последнее время, нынешние морщины на его лбу казались не такими уж и глубокими. Если бы Арьяк попытался угадать мысли своего господина, то, решил бы, что Великий Волк рад хотя бы на время покинуть «Готтрок». Небось, Логан уже считал свою клятву глупостью, но не мог от неё отречься.

— Мы ещё вернёмся, — пообещал Великий Волк, стукнув Железного Клыка по плечу. — В поисках славы или смерти, как Волчий Король. Вернёмся. Обязательно.

— Там ещё тысячи орков.

Полковник Гандер не отличался внушительными размерами, будучи мужчиной не более полутора метра ростом, средних лет и с выпиравшим из-под его серо-зеленой рубашки животиком; в местах под мышками и на груди темнели пятна пота, а на щеках торчала многодневная щетина. Камуфляжные брюки были небрежно заправлены в потёртые и заляпанные грязью и кровью ботинки. Между пальцами полковник удерживал палочку лхо, почти про неё забыв, но так и не выбросив к остальным, чьи раздавленные подошвой окурки усеивали пол командного павильона.

— А, может быть, даже десятки тысяч, — продолжил он.

Улль судил о Гандере не по заурядной внешности, а по поступкам, и полковник заслуживал права стоять в обществе таких могущественных командиров, как Кром Драконий Взор и капитан Орстанца. Когда другие, включая начальство полковника, отступили перед лицом высадки орков, Гандер вместе со своим полком остались на позициях и сдерживали ксеносов до тех пор, пока не эвакуировался имперский командующий, а близлежащие гражданские лица не укрылись за стенами Венизиума. Даже после высадки объединённых сил Космодесанта Гандер продолжал водить солдат обороны в рейды на орочьи позиции. Однако сейчас полковник выглядел смятённым известием, что Кром отзывает свою Великую Роту.

— Мы не бросаем тебя, полковник, — настаивал волчий лорд. Командир Космических Волков то и дело расхаживал взад-вперёд, задевая брезент крыши взъерошенными волосами. — Здесь останутся Драконьи Копья, на какое-то время останется прилетевший корабль из флотилии Индомитус, он поддержит с орбиты. Останутся прибывшие с ним жрецы и все остальные.

— Хоть я не поддерживаю решение волчьего лорда немедленно уйти, с его оценкой ситуации я согласен, — добавил Орстанца.

Капитан Драконьих Копий — название ордена забавляло Крома с тех пор, как они объединили силы, — выглядел как классический имперский герой, словно статуя, высеченная из камня: квадратная челюсть, коротко подстриженные волосы, аристократические черты лица. Как подметил Улль, капитан Орстанца являл собой противоположный Гандеру образ.

— Орки уже нанесли основной удар. Всё, что от нас требуется, — не допустить повторного объединения их разрозненных армий. Лейтенант Касталлор согласился временно усилить мою роту тридцатью новыми космодесантниками-примарис, включая новые виды боевой техники, в существование которых, честно сказать, я бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами.

— Ага, и потому все остальные вместе со мной без угрызений совести возвращаются на Фенрис! — ухмыльнулся Драконий Взор и окинул взглядом Улля, волчьего гвардейца Краки и трёх других выживших вожаков старших стай: Торвеля Кровавого Кулака, Асвери Стремительного и Дрога Плугомеча. — Как я понимаю, всех уже привели к присяге? Клятвы, насколько я знаю, даны. Сынов Русса больше нет, теперь они — Убийцы Змиев.

— Да, повелитель, все двести восемьдесят астартес, — ответил Краки, который провёл большую часть утра, принимая клятвы верности космодесантников-примарис. — Технически, они теперь Кровавые Когти, но лейтенант Касталлор — человек строгий, поэтому я решил не оповещать его о смене цветов.

— С таким количеством космодесантников мы уничтожим орков ещё быстрее! — протестовал Гандер. Для неаугментированных людей было необычно проявлять такую твёрдую решимость перед устрашающими воинами Адептус Астартес, однако, как полагал Улль, за последние недели полковнику приходилось видеть вещи и похуже, и терять Гандеру было нечего.

— Мои астропаты твердят, что в их головах беспрестанно звучит волчий вой. Зов моих братьев слышен даже сквозь рёв зеленокожих, — ответил Кром. — Великий Волк издал клич, он созывает всех в Этт. Убийцы Змиев должны вернуться. Даже если бы не приказ Верховного Короля вернуться в мир очага, новости о воскрешении Жиллимана и новой войне не могут ждать — дар «Примарис» необходимо без промедления доставить на Фенрис.

— И держу пари, это сделает самая многочисленная Великая Рота из всех, — добавил Улль.

— Ах-ха-ха, так точно! — расхохотался Драконий Взор. — Как представлю, что мы входим в зал Великого Волка с таким количеством прекрасных воинов! Черногривый и Красная Пасть — да вообще все мьёдом поперхнутся!

Улль имел в виду, что подкрепление крайне необходимо для выживания ордена, но вожак Серых Шкур решил не поправлять своего господина. Склонность лорда Крома к соперничеству временами приводила к тому, что Великая Рота с головой погружалась в самые ожесточенные и кровопролитные из сражений Империума, но, нужно отдать волчьему лорду должное — за многочисленные победы Убийцы Змиев были окутаны великой славой.

— С вашего позволения, лорд Кром. Нам следует готовиться к транспортировке на орбиту, — заговорил Асвери. — Новобранцы уже погружаются на десантные корабли.

— Ох, точно! Вы их вообще видели, эти новые «Владыки»? — заорал на весь шатёр Драконий Взор. Волчий лорд так активно махал руками, как будто боевые корабли стояли прямо перед ним. Кром перевёл взгляд на Орстанцу. — Ты их видел? Огроменные. А пушек сколько! Скоро я воспользуюсь ими сам.

— Новшества архимагоса Коула и впрямь великолепны, — согласился Орстанца, в кои-то веки разделяя энтузиазм волчьего лорда. — Надеюсь, мой орден тоже вскоре получит благословление факелоносным флотом. Клянусь Золотым Владыкой, Драконьи Копья нуждаются в любой доступной помощи.

Краки отвернулся и подал знак уходить остальным, в то время как два командира продолжали обсуждать достоинства возвращения Жиллимана и инициацию крестового похода Индомитус.

Снаружи шатра Улля уже какое-то время ждал Гай. Отделение сержанта стояло чуть поодаль. Лагерь имперцев был разбит недалеко от отвоёванного космопорта. Одна из внешних платформ служила местом сбора, в то время как на верхних перронах боевые корабли ожидали астартес, пыхтя работающими на холостом ходу двигателями. Серые Шкуры припарковали «Носорог» недалеко от павильона полковника — кто-то из стаи забрался на крышу боевой машины, а кто-то ожидал своего вожака внутри.

— Сержант Улль! — окликнул вожака Гай и шагнул вперёд, чтобы перехватить командира Серых Шкур. — Всё хотел сказать, для меня было честью сражаться с вами бок о бок.

— Верно, — ответил Уллр, не зная, что тут можно ответить. Гай снял шлем, обнажив измождённые черты лица, покрытые молодой щетиной. — Решил бороду отрастить?

Гай потёр подбородок.

— Лучше поздно, чем никогда, — улыбнулся он. Сержант-примарис, по всей видимости, хотел сказать что-то ещё, но не стал. Гай глянул через плечо Улля в сторону боевых кораблей. Какое-то мгновение лицо сержанта помрачнело, но затем он вернул прежний взгляд вожаку стаи. — Счастливого пути. Да хранит вас Император.

Улль уже собирался идти, но что-то в серьёзном выражении лица Сына Русса было такое, что удержало его на месте. С такими лицами дети сидят у костра и слушают рассказы о Небесных Воинах из скьяльд-эллины и восхищаются их мифическими подвигами. Эти же космодесантники-примарис отныне являлись братьями по роте, будучи частью Убийц Змиев.

— Всеотец, — поправил он. — Альфатир. Так мы его называем.

— Ах, конечно, — кивнул. — Я помню. Альфатир. Создатель. Владыка всех королей.

— И мы говорим «Русс ханд», когда прощаемся с братьями.

— Рука Русса? — догадался Гай.

— В точку. Да защитит тебя рука Русса во время пути, — объяснил Улль. Он посмотрел на отделение Гая, а затем на свою стаю. — Какова ваша специализация? Чем занимается твоя стая?

Гай на мгновение задумался, расшифровывая вопрос, прежде чем опечаленно покачал головой.

— Мы Серые Охотники, — привёл пример Улль, указывая на наплечники космодесантников Серых Шкур. — А вы?

— Мы заступники.

— Заступники? — Улль повторил незнакомое слово. — Что-то новенькое. За кого вы заступаетесь?

— Наш лейтенант Астопит учил, что наша роль схожа с таковой у тактических отделений перворожденных астартес. Сражаться на передовой.

— Тактическое отделение, значит, — разобрался Улль, постучав костяшками пальцев по нагрудной пластине. — Почитатели Кодекса иногда пытаются называть так и нас. А мы не обращаем внимания.

Затем наступила неловкая пауза. Улль почувствовал приязнь к незнакомцу, хотя сознавал, что за цветами Волков скрывался вышнеземец.

— Русс ханд, — наконец произнёс Гай, переминаясь с ноги на ногу, но ещё не зашагав к своим. — Лейтенант Касталлор приказал всем силам прибыть на борт.

Улль ещё раз оглянулся на «Носорог».

— Отныне твой повелитель Кром Драконий Взор. У тебя немного воинов, да и моя стая не в полном составе. Вы, конечно, чутка высоки, но если не возражаете прокатиться на крыше, то могли бы отправиться с нами.

Гай улыбнулся, но счастливое выражение лица мгновенно сменилось хмурым.

— Думаю, подобный поступок станет неподчинением приказу вышестоящего.

— Я в десять раз старше тебя, Гай, — заворчал Улль. — Я стану варангиром, как только вернёмся в Этт. Если это не делает меня вышестоящим, тогда что?

Улль почти своими глазами видел, какая ужасная война разразилась в душе Гая.

— Если вы хотите стать частью Великой роты, то придётся изучить наши пути. Верность — вот наше железо. В ней наша связь и наша сила. Если ты хотя бы задумаешься о предательстве брата, я выслежу тебя и прирежу как последнего подонка. Однако что есть подчинение?.. — Улль взмахнул рукой в двусмысленном жесте. — Подчинение — это не то же самое, что верность.

— Кажется, дошло, — медленно произнёс Гай. Улль услышал шипение вокс-связи, прежде чем сержант-заступник заговорил снова, повернувшись к своим бойцам. — Отделение, новые приказы. Едем с Серыми Шкурами Улля. Нас ждёт культурная ассимиляция.

Улль заметил реакцию космодесантников Гая — что-то между недоумением и сюрпризом. Он вполуха слушал их осторожно сформулированные вопросы по вокс-связи; такие вежливые по сравнению с «беседами» его Серых Шкур.

Мудире прибыл в аудиатус пораньше в надежде воспользоваться большим столом и разобраться с текущей документацией. Все остальные помещения любого сопоставимого размера использовались космодесантниками-примарис для их военных изысканий. Деревянные двери раскрылись, и, к несчастью Мудире, трём его коллегам-историторам пришла в голову та же идея; стеклитовую столешницу уже громоздили книги, стопки бумаг и плексистеклянные листы разного формата. У вокс- и видеопроекционных станций хлопотал серв, подготавливая устройства к предстоящей конференции.

Копла-вар оторвался от записей, заправляя прядь круто завитых чёрных волос за ухо. В левую часть его лба был вмонтирован мнемонический трекер, в центре которого мигал синий огонёк, — прямо как третий глаз. Как и Мудире, Копла-вар занимался своими делами в серовато-синей офицерской форме Логос Историка Верита, хотя на груди историтора красовался алый кушак. Мудире посчитал, что таким странным способом на планете Копла-вара люди привлекали к себе внимание, однако он не собирался тратить своё время на выговоры по поводу соблюдения стандартов ордена.

Мудире переключил внимание на второго историтора и груду работ, заполнявших пространство перед соседним креслом, после чего один из основателей ордена вновь вперил взгляд в Копла-вара.

— Прошу прощения, — произнёс Копла-вар и принялся собирать разбросанные вблизи бумаги, в результате чего задел своим локтем локоть сидящей рядом Оковени Балковяз. Та раздражённо зарычала, но не подняла глаз от изучаемого мелкого шрифта.

За свою жизнь Мудире едва ли обменялся парой слов с бывшей компилятором-майорис Адептус Терра, за что благодарил судьбу, учитывая её обыденно агрессивное поведение. Подушечку следовавшего за текстом пальца чуть приплюснуло время работы стенографисткой. Предоставленные Мудире записи говорили о том, что женщина провела годы в качестве низкопробного копировальщика, однако внезапная и необъяснимая смерть начальника Оковени привела к её росту по служебной лестнице — сначала до положения интерлокутора , а затем и до всех привилегий позиции компилятора. По земным меркам ей было под сорок, но выглядела женщина лет на двадцать старше. Лицо историтора, морщинистое и сухое, с шелушащейся вокруг носа и на висках кожей, излучало тяжело прожитое время. Светлые волосы Оковени уже начинали седеть. В её личном деле указывалось, что до сих пор женщина противилась омолаживающему лечению, однако если она захочет остаться на своём месте, то в какой-то момент даме всё-таки придётся отдаться медикам.

То, что она за свою жизнь поднялась на целых семь ступеней, свидетельствовало не только о превосходных аналитических способностях и опыте в области сбора данных, но также и о голодных амбициях и безжалостности, которые Мудире наблюдал нечасто среди поднявшихся из столь низкого происхождения. Тяжёлый детский труд в схолах Адептус Терра лишал целые классы клерков всякого чувства высшей цели, а если этого не происходило, то человек забывался после нескольких лет дальнейшего обучения у счетоводов или рутинной работы в кабинете-ячейке.

Третьим гостем являлась λ-34-Элиптика, лексмеханик, прикомандированная из Департамента Муниторум. На первый взгляд техножрица казалась обычным человеком, но Мудире знал, что подобных людей по внешности лучше не судить. Иногда он подмечал резкие движения под её мантией во время ходьбы или поворотов — как будто там, под плащом, что техножрица носила поверх униформы, сокращались не мышцы, а шестерёнки. Как и большинство представителей её профессии, лексмеханика сопровождал аромат благовоний, мешанный с жирной смазкой и слабыми электрическими разрядами. Навыки распознавания образов λ-34-Элиптики, без сомнения, усиленные встроенными метрикуляторами и прочими марсианскими технологиями, теперь помогали ей в сопоставлении документации. Техножрица всего за несколько минут выявляла противоречия и пробелы в трудах историторов. λ-34-Элиптика выглядела достаточно представительной, но в глубине души Мудире не слишком нравилась её роль, теребившая воспоминания о дотошности учителей из детства.

Мудире сел напротив Копла-вара и бережно разложил принесённые книги на три стопки: исходные заметки и наблюдения, переработанный текст и скомпилированная и отредактированная рукопись. Глава ордена хранил копии всех текстов на информационном кристалле в футляре с замком-отпечатком большого пальца на поясе. Однако один из четырёх основателей всё же предпочитал работать с обычной бумагой и ручкой — ещё один пережиток образования терранской аристократии, в котором чистописание считалось намного более важным навыком, чем машинопись и стенография.

— Ещё чуть-чуть, — нарушил тишину Копла-вар, шустро постукивая кончиками пальцев по гласситу.

— Да, мы почти добрались до системы Фенрис, — подтвердил Мудире.

— Ага. Ещё один переход. Ещё один варп-прыжок. — Копла-вар шмыгнул носом и тихонько кашлянул. Мудире заметил признаки нервного тика коллеги, когда «Неизбывная ненависть» только готовилась покинуть основной флот.

— Кустодий Вичеллан желает, чтобы мы были готовы записывать всё происходящее, — объявил Мудире. — Целью нашей экспедиции являются исторические документы, однако наша роль — шире и заключается в том, чтобы фиксировать все аспекты разворачивающейся вокруг нас истории.

— С момента образования Цикатрикс Маледиктум с орденом Космических Волков не было установлено ни одного подтверждённого контакта, — вставила Элиптика. — Быть может, мы окажемся первыми задокументировавшими их кончину.

— Не слишком обнадёживает, — прокомментировал Мудире, положив три стилуса рядом со стопкой свежей бумаги. — Если Космические Волки и впрямь истреблены, у меня нет совершенно никакого желания столкнуться с врагом, которому оказалось это под силу.

— Миссия требует, чтобы мы исследовали Фенрис в отсутствие его защитников, — ответила Элиптика. — К нам приписано более роты Космического Десанта-примарис. Я уверена в успехе.

Раздражённое ворчание Балковяз заставило Мудире на время умолкнуть. Основатель взглянул на разложенные перед ним стилусы. Все три начинались с одинаковых, невзрачных цилиндров из серебристого металла с мягкой пластековой рукояткой и скользящим переключателем сбоку. Однако каждый был уникален; каждый служил Мудире товарищем, с которым его связывала отдельная история: этот, любимый, имел потёртости от нажатия большим и указательным пальцами, этот приобрёл багровый оттенок, когда упал в лужу крови на Аркетрии, а вон тот — почти нетронутый и хранимый Мудире с единственной целью подписывать законченные труды. Облик последнего теперь очерняла царапина: над Спиридосом III во время падения в условиях турбулентности один из других ударился о него в сумке; Мудире воображал, что стилус изуродовал собрата из ревности к возвышенной роли последнего. Конечно, этой мыслью Девен ни с кем не делился, ведь стилусы должны служить всего лишь ручками, но никак не друзьями. Они — инструменты, недостаточно сложные даже для того, чтобы заиметь собственный дух. Мудире ведь не мог и в самом деле верить, что тонувший в крови писал лучше во время записи отчётов о битвах?

— Приятно работать с одним из четырёх основателей, — высказался Копла-вар, прерывая блуждающий ход мыслей Мудире.

— Ты уже говорил об этом. — Помимо того, что Мудире обучил полдюжины членов ордена, он работал бок о бок ещё с несколькими и лично свидетельствовал смерть троих. Лучше было не привязываться.

— Участвовать с самого на...

— Закройся, — рявкнула Балковяз, хлопнув рукой по столу. Выгнув спину, женщина вперила в Копла-вара пронзительный взгляд голубых глаз. Её голос оставался хриплым, почти надрывным, как будто историтор страдала от какой-то инфекции или другого недуга. — Если болтаешь без умолку, то, имей хоть каплю самоуважения и осознанности. Я представить себе не могу, по каким критериям тебя вообще выбрали на это место. Мы должны усвоить историю, стать её свидетелями. Это непрерывный путь из прошлого в будущее, и мы были избраны в качестве проводников этого пути. Нет такого момента, который имеет большую или меньшую важность. Каждое начинание вытекало из определённых обстоятельств и приведёт к новым. Наша задача — не выносить суждения о процессах, а наблюдать их, оценивать и документировать. — Оковень глубоко вздохнула, раздувая ноздри. — И именно этим я и пытаюсь заниматься, превозмогая твою болтовню.

Она вернулась к работе, не дожидаясь ответа. Копла-вар взглянул на Мудире притворно-пристыженными глазами, взглядом, который, как вспоминал историтор, он сам не раз использовал на занятиях с мастером Парданиусом.

Следующие несколько минут Мудире потратил на пересмотр записей о кампании в Новиомагусе-Главном. После того, как историтор заметил имя Гая среди отделений, первыми вступивших контакт с орденом Космических Волков, он надеялся поговорить с сержантом, чтобы получить представление об этой войне со слов непосредственного участника боевых действий. К сожалению, отделение «Люпус-шесть» не вернулось на «Неизбывную ненависть», вместо этого отправившись на фенрисийское судно «Гморли Хьяммар». По официальным отчётам имела место быть административная ошибка, однако Мудире подозревал иные причины.

Он как раз решал, стоит ли включать этот лакомый информационный кусочек в записи, но его мысли прервало уже надоевшее шипение дверей. Глухой стук сабатонов и помехи в воздухе говорили о прибытии воинов в силовой броне. Первым в зал вошёл Вичеллан, а за ним шагали Касталлор и Астопит. В тот же миг ожил один из главных обзорных экранов, осветившись серо-зелёным изображением капитана Херкеля на главном стратегиуме. На время варп-перехода все внешние экраны отключили, закрыв их взрывозащитными ставнями толщиной во много дюймов.

Внимание Мудире привлекло движение где-то с краю экрана, и он решил понаблюдать дальше. Спустя пару мгновений появился коренастый мужчина с короткими волосами цвета вороньего пера, тоже одетый в униформу историтора и с инфопланшетом в руках. Мудире сразу же узнал Алека Трестиния, последнего члена его команды. По всей видимости, Трестиний решил, что стратегиум станет лучшим местом для документирования прибытия корабля в Фенрис.

— Милорды, переход через восемьдесят секунд, — произнёс Херкель, обращаясь к космодесантникам и кустодию. За великанами в доспехах следовала немногочисленная группа из техноадептов и должностных лиц, и, словно плетущиеся за своими хозяевами карлики, они заняли места за пультами управления.

Мудире поспешил убрать бумаги, чтобы очистить стеклитовый стол и находящийся под ним проектор. Так же поступили Элиптика и Копла-вар. Продолжала писать лишь Оковень, не обращая внимания на вновь прибывших вплоть до тех пор, пока на её бумагу не упала тень. Она подняла глаза, приоткрыв губы для замечания, однако, когда женщина увидела кустодия, выражение её лица внезапно подобрело, а сжатые в злобе мышцы тут же расслабились, — как у аниматрона, лишившегося зарядки. Рука Балковяз упала на стол, сломав кончик ручки о его стеклитовую поверхность.

Вичеллан наклонился мимо женщины и поразительно плавными для гиганта движениями сложил книги и остальные бумаги на край стола, подальше от проектора. Растерянные глаза Оковени переместились на стопку книг, после чего преисполненная благоговения историтор положила руку на её вершину.

Ни космодесантники, ни кустодий так и не присели, а лейтенант Касталлор занял место рядом с проекцией из стратегиума. Мудире вспомнил, что экспедицией руководит Адептус Астартес. Да, Вичеллан был жизненно важен для историторов в качестве советника, однако относительно главной миссии флота — доставки знаний о «Примарис» на Фенрис, — кустодий находился вне военной иерархии.

— «Драконий рёв» и «Гморли Хьяммар» должны были прибыть в систему Фенрис, — произнёс Касталлор, обращаясь к историторам. — Лорд Кром взял на себя обязательство передать информацию о нашей миссии всем дислоцирующимся в системе подразделениям ордена. Нас ждут.

Командный мостик забурлил внезапной активностью, сигнализирующей о начале перехода. Сигнал тревоги провыл бессловесное предупреждение, посылая по телу Мудире дрожь дурного предчувствия. Копла-вар закрыл глаза и крепко прижал руки к груди в молитве. Элиптика наблюдала за дисплеем стратегиума, в то время как глаза Оковени не могли оторваться от Вичеллана, как машинный дух ракеты от цели.

В момент перехода в глаза и уши Мудире словно вонзились раскалённые гвозди, вызвав спазм боли в позвоночнике. Резь чуть не опрокинула историтора со стула. Он выругался, изливаясь слезами и вцепившись в край стола. Во время пребывания в основном флоте подобные процессы проходили гораздо мягче: Мудире был уверен, что в рассказах об успокоительном воздействии лорда Жиллимана на варп скрывалась доля правды.

Вичеллан встал рядом, уже протянув руку, но не касаясь историтора.

— Я в порядке, — выдавил Мудире, заставляя себя выпрямить спину. — Просто... Ох… Не волнуйтесь.

Эмиссар Императус подозрительно всматривался в историтора ещё секунд пять, но затем вернулся на место рядом с лейтенантом. Обстановка была спокойной, и вместе с пост-переходной проверкой систем корабля скользнул в сторону и главный ставень. Для внутреннего канала связь казалась очень плохой, но Мудире смог разглядеть большую звезду, а орбиты её планет светились пунктирными линиями с номерами координат.

— Восстановление коммуникационных прото... — Херкеля прервал доклад младшего офицера, после чего капитан замолчал. Его зрачки переместились сначала на правый видеоэкран, а затем на фиксатор аудиатуса. — Нас уже окликают, милорды. Шифры Космических Волков. Предварительная разведка сообщает о пяти или более капитальных кораблях в непосредственной близости, все передают верные имперские идентификационные коды.

— Установите прямую связь, капитан. — Если Касталлор и был ошеломлён таким поворотом событий, то не подал виду. — Передайте их флоту наши шифры.

— Слушаюсь, лейтенант Касталлор.

Слуга, наблюдавший за экраном рядом с лейтенантом Астопитом, поднял руку, чтобы привлечь внимание своих господ, и секунду спустя дисплей с треском ожил.

Поверхность экрана заполнилась изборождённым морщинами лицом с проседевшими каштановыми волосами. За нижней губой говорившего сверкнули острые клыки.

— Моё имя — Энгир Погибель Кракенов, я волчий лорд Морских Волков, прославленный сын Фенриса и верный ярл Старого Волка, — представился воин, глядя прямо в канал янтарными глазами. — Я избран устами самого Великого Волка, и потому в слетевших с моего языка словах вы слышите его голос. Прислушайтесь к нему, иначе не миновать беды. Ваши корабли находятся на территории Фенриса, в независимых владениях Волчьего Короля. Никто не приходит сюда без приглашения и не уходит без разрешения. Не приближайтесь к Миру-Очагу. Продолжите следовать курсу, и Волки Фенриса сочтут такой шаг за нападение, и вас уничтожат. Попытаетесь бежать — мы начнём охоту и будем преследовать вас до самой смерти. Любой, кто ступает на нашу территорию, подчиняется суду Великого Волка. Смиренно дождитесь Верховного Короля, и всё пройдёт хорошо.

— Я лейтенант Касталлор, командир флотилии, отделённой от боевой группы «Ретрибутус» флота Примус крестового похода Индомитус. Мой господин...

— Нам прекрасно известно, кто возглавляет ваш флот, — перебил лейтенанта Погибель Кракенов. — Кром рассказал нам всё, что рассказали ему. Раскольник легионов вернулся и послал тебя с подарком в одной руке и кинжалом в другой. Повторяю ещё раз, прислушайся к моему предупреждению, узурпатор. Не приближайся к Фенрису.

Экран зашипел помехами и погас, дав сигнал серву его отключить. Касталлор нахмурился, и Мудире впервые опознал на лице офицера Ультрадесанта хоть какие-то признаки беспокойства. Затем его внимание привлекло царапанье пера по бумаге: Копла-вар напомнила историтору, что они должны были записать это событие.

Мудире оглядел свои стилусы, немного отвлекшись от окружающей обстановки. Историтор испытывал страх, но списал его на остаточный эффект варп-перехода . Он не ожидал, что из всех врагов, с которыми столкнётся крестовый поход, на пути Индомитуса встанут Космические Волки. Взгляд Мудире был прикован к кровавому стилусу, тому самому, которым так хотелось описывать битвы. Историтор и не подумать не мог, что воспользуется им так скоро.

Глава десятая

Придумать название стаи

Выговор от Великого Волка

Тяжелеющие клятвы

Гай поднял кисть над горшочком с чёрной краской — накапать на палубу бывший сержант не хотел; в левой руке он держал наплечник, теперь красного цвета внутри сине-серой окантовки. Второй изогнутый элемент силового доспеха сох на скамейке с недавно нанесённой эмблемой Убийц Змиев, — ровно на том месте, где раньше красовалось обозначение сынов Русса. Остальные члены отделения стояли за другими рабочими столами, обратив к своему командиру выжидающие взгляды.

— Всё так просто? — Гай повернулся к Уллю, который прислонился к двери оружейной палаты, пережёвывая кусок вяленого мяса. — Возможно, существует некий каталог дизайнов? Или, наверное, мне стоит подождать оценки со стороны лорда Крома?

— Это твоя стая, сам символ и выбирай, — рыкнул Улль. Вожак Серых Шкур тоже был без доспехов, но в отличие от серой формы Гая перворожденный щеголял в кожаных штанах, с лодыжек до колен стянутых ремешками, и в подбитом мехом жилете, оставлявшем открытыми руки и грудь. На левой стороне его груди Гай разглядел татуировку, которая повторяла узор из оленьих рогов на наплечниках всех Серых Шкур. — Чаще всего мы выбираем древние племенные символы, значение которых знают все фенрисийцы. Ты придумай что-то другое, что-то из своей культуры.

— А что, если я нарисую знак, похожий на символ другого отделения?

— Стаи, — произнёс Улль, казалось, в тысячный раз. Он поправлял Гая уже не задумываясь. Сначала «сержанта» на «вожака», теперь это. Однако на борту «Гморли хьяммар» самое известное космодесантникам-примарис словосочетание ни Гай, ни его воины произносить не осмеливались, — с тех самых пор, как Улль оскорбительно отозвался об использовании «Космических Волков» по отношению к ордену. — Ты не нарисуешь то же самое, потому что тебя потянет к другому. Перестань думать, послушай свои сердца.

Подобный ход мысли в равной мере радовал и смущал. Путеводитель упоминал об индивидуалистической природе фенрисийских племён, его автор также предположил, что эта особенность отразилась на многих традициях и обычаях обосновавшихся там космических десантниках. Возможность назвать своё отделение так, как ему заблагорассудится, пугала Гая, но внутри него жила тяга к свободе, безошибочно передавшаяся сержанту от его генетического отца. Преемники Русса отказались от учений Кодекса Астартес Робаута Жиллимана, и потому принятие собственной природы было одной из целей, к которой стремились братья новоиспечённой стаи.

Такая же ситуация сложилась и с размещением на борту корабля. По прибытии со стаей Улля «Люпусу-шесть» пришлось самим искать новое место в общежитии. Бойцы Гая остановились на главной казарменной палубе, поближе к остальным стаям. Вожаки Великой роты оставили выбор Гая без вызова. Волки Фенриса понимали: раз новоприбывшим сынам Русса дозволили подняться на борт, значит и разрешение на проживание у них тоже есть. Подобный факт свидетельствовал не столько о слабости мер безопасности, сколько об уверенности астартес ордена, что никто из воинов Гая не посмеет вторгнуться туда, где им не рады.

Территория стаи Гая принадлежала только ей. Остальные Волки взаимодействовали с ней очень редко, за исключением Улля: старый вожак взвалил на себя труд превратить новичков во что-то более приближенное к представлению о воинах этта. Именно по этой причине Улль отвёл новобранцев в оружейную, чтобы перекрасить броню, и познакомил их с волчьим жрецом Великой роты, габаритным космодесантником по имени Храк Железная Воля. Несколько дней спустя Железная Воля посетил каждую стаю. Он собирал отчёты о павших и пересказывая каждой стае саги о погибших в других. Выслушав песню о недавних смертях, волчий жрец окрестил Нейфлюра Скьяльдтонгом. Гай даже немного завидовал, ведь жаждал заслужить данное прозвище сам.

Новоиспечённый вожак довольствовался удовлетворением от того, что стая будет носить его имя.

— Вряд ли название стаи — такой процесс, в котором можно ошибиться, — высказался Доро. — Это ведь не тест.

— Не тест, конечно, но все остальные нас будут знать именно так, — ответил Гай.

— Я по-прежнему настаиваю на Дальних Клыках, — вставил Эгрей. — Или Клыки Издалёка.

— А мне по-прежнему кажется, что Дальние Клыки схожи с обозначением отделений с тяжёлым вооружением, — возразил Анфелис.

— И уж точно не добавят нам индивидуальности среди сынов Русса, — согласился Гай. — Ведь все космодесантники-примарис нашей роты прибыли издалёка.

Гаю тяжело было в это поверить, но «Гморли Хьяммар» уже возвращался в систему Фенрис. Окончание путешествия придало срочности вопросу названия и символа стаи. В течение десяти дней его должны были представить Логану Гримнару и другим достойным представителям Клыка — нет, Этта, постоянно напоминал он себе. Гай не хотел, чтобы о нём думали, как о вышнеземце.

— Молодые Волки? — предложил Гарольд.

— Будут путать с Кровавыми Когтями, — закачал головой Улль.

— Я рассчитываю продолжать сражаться и через много столетий, — ответил Гай. — В какой-то момент мы перестанем быть молодыми.

— А вот в этом я не уверен, — вставил Нейфлюр. — Мы ведь немного, ну, особенные. Первые представители нового вида! Может, мы и вовсе не состаримся.

Гай обдумал эту мысль и вынул из сумки на поясе путеводитель. Он открыл нужную страницу с первой попытки — руническую систему письма и нумерацию в фенрисийской традиции. Поставив наплечник на верстак, он начал рисовать. Потребовалось всего несколько уверенных взмахов, и Гай отложил кисть в сторону. Вожак стаи откинулся назад, чтобы оценить работу — рунический эквивалент буквы «G» с одним более длинным вертикальным поперечным штрихом.

— Первые Волки Гая, — объявил командир, поворачивая наплечник к остальным.

— Хорошо, — оценил Улль. — Достаточно хорошо, чтобы предстать перед Великим Волком.

— Теперь нас точно ни с кем не спутают, — ответил Гай, укладывая наплечник обратно, в то время как его братья принялись перекрашивать свои. — Остальные сохранят обозначения крестового похода. Я не думаю, что офицеры «Неизбывной ненависти» позволят всем сынам Русса сменить цвета.

— Их там не будет, — пояснил Улль, вставая.

— Что вы имеете в виду? — Гай передал краску и кисть Эгрею. — Кого где не будет?

— Остальных десантников-примарис, — ответил Уллр, удивлённый вопросом. — Ты вообще меня слушаешь? Видимо, нет. Великий Волк приказал, чтобы твои сослуживцы и их корабль ждали на границе системы. Он не доверяет их намерениям. Лорд Гримнар считает, что Жиллиман заменит наш орден на...

Улль махнул рукой в сторону Гая и его Первых Волков.

— Не доверяет?.. — Гай направился к двери. — Я поговорю с лордом Кромом.

— С какой целью? — Улль искренне поразился реакции Гая. Вопрос вожака Серых Шкур остановил Гая всего в нескольких шагах от прохода . — Думаешь, Кром станет пререкаться с Великим Волком? Зачем тебе тратить на них время? Остальные — не ваша забота.

— Такое отношение оскорбляет их честь и бросает тень на весь крестовый поход Индомитус.

— Хм. Так это правда? Жиллиман и впрямь вознамерился?..

Гай нахмурил брови. Бывший сержант разозлился, что ему вообще пришлось отвечать на этот вопрос.

— Конечно, нет!

— Вот видишь, значит, ярлы уладят вопрос, — спокойно ответил Улль. — Помни, ты дал клятву. Первые Волки не участвуют в войне Жиллимана, вы воители Убийц Змиев Крома Драконьего Взора. Первые Волки. Не забывай, что я рассказывал о подчинении и верности.

Гай сжал кулаки, но отступил от Улля. Слова вожака Серых Шкур стрелами пронзили его гнев. Командир Первых Волков читал о независимости орденов Космодесанта, а Волки Фенриса являлись самыми выдающимися среди астартес в пренебрежении имперским контролем. Однако оставалось ещё кое-что, что не давало покоя Гаю.

— Жиллиман служит Самому Всеотцу, — рассуждал Гай, оборачиваясь к Уллю. — Как вообще Великий Волк может ему не доверять?

— Вот и спросишь об этом сам. Я не язык Логана Гримнара, — пропел Улль. — Кулак, клинок — да, но не больше.

— Если создадим проблемы, нас тоже отправят на «Неизбывную ненависть», — поддержал Улля Анфелис, отрываясь от любования работой своих рук на наплечнике. — Улль прав, такого уровня вопросы должны решать магистры орденов и капитаны.

Гай взглянул на символ, не похожий ни на что в Кодексе Астартес — знак фенрисийского Серого Охотника. Если Великий Волк не доверяет Жиллиману и Коулу, Гай и его братья станут прекрасным доказательством неуместности подобного недоверия, ведь они являются образцами верности и преданности делу. Они докажут ценность каждого космодесантника-примарис на борту «Неизбывной ненависти» и за её пределами.

— Ну, мы хотя бы попытались, — выдохнул Мудире, протянув ноги и хрустнув костяшками пальцев.

Вичеллан раздражённо покачал головой. Он уже привык к пессимистичному настрою у смертных, однако Мудире являлся одним из Четырёх Основателей, и подобное отношение к делу отбрасывало неприятную тень на весь орден историторов.

— Наша миссия не прекратится из-за одной неудачи, — ответил кустодий, подавая руку вставшему из-за проекционного стола Мудире. Остальные члены группы, находившиеся в аудиатусе, вели себя довольно смирно, либо переваривая последние новости, либо, как Оковень Балковяз, всё ещё ошеломлённые присутствием одного из личных стражей Императора. — Все вы прошли через многие зоны боевых действий, чтобы и дальше выполнять свой долг. Введение краткого отпуска — лишь небольшое препятствие.

— Это Космические Волки, — возразил Мудире, возвращаясь на место. — Они сами себе закон, даже на Терре об этом знают. Этот орден принимает по несколько сотен астропатов от избранных домов навигаторов каждые десять лет или около того. Мои тёти и дяди работают в высших эшелонах Адептус Терра, и они о Восточной Окраине знают больше, чем о том, что творится на Фенрисе.

— Некоторые поговаривают, что Инквизиция уже даже не пытается туда попасть, — почти шёпотом добавил Алек; приглушённым тоном, который обычно использовали при упоминании так называемой «левой руки» Императора. Аналогия оскорбила Вичеллана как представителя Его «правой руки». Будучи кустодием, он являлся изобретением древнего гения Повелителя Человечества, в то время как Инквизиция представляла собой не более чем самозванную интеллигенцию и сборище подстрекателей, лишь гадающих о воле Императора. Эмиссара щитового воинства Императус поразила сама мысль, что легендарный Константин Вальдор когда-то позволил предшественникам этих людей получить в свои руки влияние и власть.

— Я — Коготь Императора, и иду туда, куда велит долг, — отрезал Вичеллан.

— Уверен, инквизиторы тоже так о себе говорят, — ответил Мудире и вытащил тонкую записную книжку, подняв её, словно Писание. — Я собрал всю имеющуюся информацию относительно Бухариса и Космических Волков. В конфликте были замешаны и другие силы: милиция, Братство Храмовников, тут есть даже список звезолётов — полный отчёт о вторжении безумного кардинала на Фенрис.

— Я тоже загрузила соответствующие ресурсы, — вставила λ-34-Элиптика. — В последние десятилетия эпохи Отступничества с Гаталамором заключили союз миры-кузни Баас-Мем и 50-Агуна.

— Ни один из ваших источников не содержит информации от самих Космических Волков, — почти прорычал Вичеллан, стиснув зубы. — Нежелание посещать Фенрис не входит в перечень уважительных причин, которые позволили ли бы вам изменить наши цели. Визит к ордену Первого основания — не вопрос каталогизации истории, это поиск понимания нынешней угрозы Крестовому походу Индомитус и будущему всего Империума. Тронный мир в опасности. Не сомневайтесь ни миллисекунды, ради устранения угрозы Трону я приложу максимальные усилия и даже больше.

Он взял книгу из дрожащих пальцев Мудире и позволил ей раскрыться на случайной странице. Кустодий прочитал первые несколько предложений о хиросских восстаниях исповедника Долана.

— Записанные здесь истории представляют определённый интерес, однако мы располагаем данными, что в них нет никакой информации касательно Дара Бухариса, потому что уже изучили все. — Вичеллан бросил книгу на стол и сосредоточился на Мудире. Под пристальным взглядом Эмиссара Императус испарились последние остатки бравады историтора, и тот заёрзал на стуле. — Пускай вас назначил имперский регент, но перед трибуном-стратархом отвечаю я. Лично. Если мы вернёмся, объяснитесь с лордом Колкваном сами? А то мне не очень хочется ему говорить, что флот повернул из-за такого пустяка.

Мудире как будто поплохело. В мгновение побледневший историтор прижал руку к животу, словно от ужасной боли.

— Запрет Великого Волка преднамерен, однако вполне объясним и конкретен в формулировке, — взял слово Копла-вар, наклонившись вперёд и опершись локтями о стеклитовую столешницу.

— «Никто не входит без приглашения и не уходит без разрешения». Таков был указ, переданный Логаном Гримнаром. — Вичеллан обошёл стол, но не стал подходить слишком близко к Копла-вару, опасаясь запугать смертного или заставить умолкнуть. — Я не вижу способа обратить ситуацию в нашу пользу.

— Нам всего-то нужно раздобыть приглашение, — продолжил Копла-вар. — В запрете не сказано, кто нам должен его предоставить.

— Великий Волк, разумеется, — с трудом выдавил Мудире. — Космические Волки в высшей степени воплощают дух закона. Не думаю, что нам удастся схитрить.

— Со всем уважением, признаю ваше старшинство, почтенный основатель, однако вы ошибаетесь, — сказала Элиптика. — Записи, к которым я получил доступ, показывают, что взаимодействие с фенрисийским орденом регулировалось очень конкретно сформулированными пактами и ясной терминологией. Во всех документах чётко распределены роли, обязанности и наказания.

— Это не поможет, — повторил Мудире. — Указ Гримнара известен всем его воинам. Добиваться приглашения обманом мы не станем.

— Ваш негатив начинает походить на отчаяние, — вернул себе слово Вичеллан. — Однако историтор прав, хитрости нам ни к чему. Среди свиты Великого Волка вполне может найтись кто-то, кто сам захочет принять участие в нашей миссии. Если мы не станем прибегать к обману, у Космических Волков будет меньше причин подозревать о наших намерениях.

Мудире открыл рот, чтобы дополнить мысль, но суровый взгляд Вичеллана сомкнул его губы.

— Будьте готовы к отбытию, в любое время, — объявил Вичеллан группе. — Я найду способ попасть на Фенрис.

— Кто в дерьме? — шёпотом спросил Арьяк у Ньяля, не сводя взгляда с дверей.

— Что ты имеешь в виду? — озадачился рунический жрец.

Арьяк отогнулся назад и слегка повернулся, так, чтобы Ньяль мог оценить происходящее за его огромной тушей. Логан восседал на троне, удерживая в руке Топор Моркаи, а два его громовых волка расположились рядом, точно скульптуры. У правого плеча Великого Волка стоял Ульрик. На этот раз волчий жрец решил снять доспех и шлем Русса, одевшись в широкие кожаные штаны и толстую кожаную куртку; из-под волчьей шкуры, что покоилась на массивных плечах Убийцы, до пола свисал тёмно-красный тяжёлый плащ. Верхнюю половину лица волчьего жреца скрывала кожаная маска, а нижнюю — густая подстриженная борода. В маске было вышито отверстие лишь для правого глаза, откуда на Логана стремился ледяной взгляд верховного жреца.

Выражение лица Великого Волка источало угрозу: Гримнар нахмурил брови, оперев подбородок на сжатый кулак.

— Он вызывает сюда лишь тех, кто тонет в дерьме, — объяснился Арьяк.

Ньяль несколько секунд обдумывал данную мысль.

— Точно, ты прав. Не замечал раньше. — Зовущий Бурю снова перевёл взгляд на двери. — Кром.

Арьяк кивнул.

По команде двух волчьих гвардейцев, что хранили покой Великого Волка снаружи зала, расступились гигантские двери. Присутствующим открылся облик волчьего лорда Убийц Змиев, в полном боевом облачении. Он зашагал по коридору с бродаксом наперевес и развевающемся за спиной плащом из волчьей шкуры. Если не считать трона и знамён, свисавших со стропил, в зале не отсутствовала всякая мебель, и потому, пока Кром Драконий Взор не остановился в полудюжине метров от своего Верховного Короля, шаги волчьего лорда по украшенным рунами каменным плитам отдавались эхом.

Кром ухмыльнулся, сверкнув клыками.

— Мой король, — громогласно приветствовал Кром. — Драконий Взор нырнул глубоко в море звёзд и глядел в самую бездну Вечной Ночи, в глаза самых жутких инопланетных тварей, и вернулся с новостями о том, что узрел его взор.

— Принеси надлежащую присягу своему королю, — выступив вперёд, зарычал Ульрик.

— И в правду глубоко нырнул. В самое дерьмо, — пробормотал Ньяль.

Кром опустился на колено, склонил голову и выставил топор рукоятью вперёд.

Драконий Взор медлил ещё несколько ударов сердца и поднялся с застывшей маской замешательства на лице. Он посмотрел на Ульрика, а затем вперил взгляд в Великого Волка.

— Убийцы Змиев вели войну против проклятых клятвопреступников, грязных зеленокожих и всего худшего, что только могла извергнуть Галактика, более двух лет, и вот как меня встречают? Я принёс великую весть о неизвестных союзниках и возрождённых воинах! А вы обращаетесь со мной как с дворнягой, что нагадила в ваши чертоги.

— Подходящая аналогия, пожалуй, — проворчал Ульрик. Каким-то образом волчьему жрецу в кожаной маске удавалось выглядеть ещё более свирепым, чем в волчьем черепе. — Ты привёл к нашему порогу незнакомых воинов. Думал, Великий Волк радостно распахнёт перед ними ворота?

— Незнакомых? Да нет же! — Кром обращался скорее к Логану, чем к Убийцы. — Они — наши родичи, присягнувшие моей Великой роте и вашей власти. Их братья погибали рядом с моими.

— Как и Драконьи Копья, — добавил Ульрик, вымазав презрением каждое слово. — И что, они теперь тоже воины Волчьего Короля?

Драконий Взор открыл было рот в свою защиту, однако стук рукояти Топора Моркаи о камень оборвал все возможные возражения.

— Они спасли твою задницу! — заревел Логан, вставая с трона. Тюрнак и Фенрир оскалили зубы в знак солидарности с гневом своего хозяина. — Ты чуть не опозорил нас перед Драконьими Копьями, а теперь приводишь этих имперских обдуев на Фенрис!

Кром опасно прищурил глаза.

— Вы подвергаете сомнению мою власть? Мою преданность?

— Ага. Я сомневаюсь, что если бы ударил тебя по башке топором, в ней осталось бы меньше мозгов, — проворчал Логан. — Ты ожидал, что вернёшься во славе, когда вслед за твоей уродской ногой в нашу крепость скользнёт и Жиллиман со своими лакеями?

Волчий лорд разомкнул рот, но снова закрыл его, нервно сжав челюсти.

— Ты поведал о наших слабостях этим Ультрадесантникам в волчьей шкуре, просил их заменить наших павших братьев. Заставил их присягнуть в верности сначала себе! Какого хель ты творил?!

Губы Крома скривились, и одна рука волчьего лорда потянулась к лезвию топора, возможно, в стремлении обрести спокойствие, а возможно, и сдерживая гнев. Арьяк почувствовал напряжение Ньяля, но он знал, что Великому Волку ничего не грозит. Даже если Кром потерял последние капли рассудка, чтобы нанести удар, и был полностью готов к бою, Логан уже держал в руке топор Моркаи, а это защита даже надёжнее, чем Арьяк в десяти метрах.

Да Кром бы и сам не напал. Под сомнением находился факт его верности, и потому такой шаг стал бы последним, о чём он думал. Драконий Взор всегда горел соперничеством, всегда стремился доказать, что он самый храбрый, самый сильный, самый быстрый и смертоносный. Теперь ему бросили новый вызов, и Кром сделает всё, чтобы убедить всех присутствующих в высшем уровне своей преданности.

Драконий Взор раздул ноздри, глубоко вдохнул и опустил топор.

— Они — моя рота, Логан. Такие же братья, как остальные. Вы не можете не впустить их в этт.

— Возможно, ты прав, у меня нет такой власти, — ответил Гримнар. — Однако небеса над ним принадлежат мне. Их корабль не подойдёт ближе. Это моё право, и таков же и мой приказ. Я решил. Ни одно фенрисийское судно не приблизится к имперскому кораблю ближе, чем на десять тысяч миль, ну, разве что только ради боя. А твои новые братья смогут присоединиться к тебе, как только научатся плавать по космосу.

Неспешно кивнув, Кром впитал услышанное, не сводя глаз с Великого Волка.

— Да будет так. — Его голос показался необычайно тихим, даже расчётливым. — Мы прошли тяжелые войны и долгий путь, слишком давно мои воины не ступали по камню этта. Всё в вашей власти, но, боюсь, Убийцы Змиев не в состоянии ответить ни на один призыв к битве, ведь нас всего четверть от полного состава, и, согласно законам этта, лишь по воле волчьего лорда Великая рота численностью в треть или меньше может отправиться в бой. Вы мой король, мой командир, мой брат по оружию, и я умру за вас и за этт. Однако нельзя вот так отбрасывать в сторону более десяти тысяч готовых воинов.

Кром отсалютовал поднятым топором, развернулся на сабатонах и вышел из зала той же гордой походкой, что и вошёл.

Ньяль с тяжёлым сердцем следил за каждым шагом Крома. Волчий лорд принял чужеземцев в Великую роту из преданности ордену и заботы о его будущем. Возвращение примарха Робаута Жиллимана затронуло раны десятитысячелетней давности, но не по этой причине клыки Великого Волка обратились против него самого

Существовало что-то ещё. Гримнара тревожил не только корабль, набитый новыми воинами; душу Логана грызло то, что они олицетворяли; что олицетворял собой Жиллиман. Ньяль и без способности читать чужие мысли ощущал гнев, исходящий от господина. Сейчас было не время затрагивать щекотливые темы, но теперь, когда ситуация с Драконьим Взором улеглась, — по крайней мере, на какое-то время, — настала пора обсудить другое неотложное дело.

— Повелитель, я получил весточку от Железного Клыка. — Рунэтэн прошёл мимо Арьяка, даже не взглянув на Чемпиона Гримнара, настолько его взор был прикован к Великому Волку. Сам же Верховный Король Фенриса, сжимая рукоять кроваволикого топора, уставился на дверь вслед Крому. — Короткое, но ясное видение о Вечной Ночи.

— На этот раз без великанов? — опередил вопросом Арьяк. — Никаких пускающих слюни волков или рыцарей из металла?

— Я познал отражённый опыт, что мне послали через иное море, — ответил Ньяль, не спуская глаз со своего повелителя. Гримнар по-прежнему не выказывал никаких эмоций, и Ньяль решил посмотреть на Ульрика: вдруг волчий жрец испытывает ту же тревогу. Однако Убийца выглядел ещё отрешённее, будто его беспокоили более глубокие мысли.

— «Готтрок», Логан, — продолжил Ньяль более резким тоном, остановившись всего в паре метров от магистра.

— Мм? Что-то случилось? — Великий Волк развернулся, не ослабляя хвата на рукояти топора. Пальцы другой руки Гримнара массировали его висок, как будто Верховный Король испытывал боль.

— Вечная Ночь. Она разрастается вновь.

Логан, наконец, встретился взглядом со Повелителем Рун. К Великому Волку вернулась прежняя концентрация. Он погладил бороду и опять уселся на трон в окружении Фенрира и Тюрнака.

— Как быстро? Как скоро «Готтрок» утонет в варпе?

— Вы и сами знаете, что на такие вопросы ответа нет даже у меня, — огорчённо ответил Ньяль.

Внезапно и Ульрик вернулся из созерцаний, что так увлекли его разум. Участки лица, которые возможно было разглядеть под кожаной маской, источали леденящий мрак.

— Недели, месяцы? — огрызнулся Истребитель. — Дни?

— Ближайшие усики Вечной Ночи потеряли силу и на некоторое время втянулись обратно в варп, не беспокоя скиталец, — ответил Ньялль. — Я не хочу сеять панику, но для беспокойства другая причина. Вопрос не в том, сможем ли мы добраться до «Готтрока» или нет. Дело во времени, которого нам скорее всего не хватит, чтобы остановить его полёт.

— Возвращаемся, — отрезал Ульрик. — Мы все слышали клятву Великого Волка.

— Если понадобится, мы уничтожим орков и в Вечной Ночи, — добавил Гримнар, положив руки на колени. Великий Волк выглядел очень расслабленно, что, казалось, противоречило духу произнесённой фразы.

— Остаться на скитальце в варпе? Без полей Геллера? — пробормотал Ньяль. — Я вас правильно понял?

— Орки выживают, сможем и мы. Волки найдут путь.

Став недавним свидетелем настроя Великого Волка по отношению к тем, кого он посчитал недостаточно верным, Ньяль не хотел тратить время на дополнительные препирательства, опасаясь, что Гримнар воспримет это скорее как обвинение, чем комментарий. Зовущий Бурю услышал сзади шаги Арьяка и, обернувшись через плечо, встретился с Хранителем Очага.

— Если обсуждение завершилось, я пошёл в кузницы, — поделился планами Чемпион Великого Волка. Великан-астартес разминал пальцы, будто уже представлял, как рукоять молота лежит в руке.

— Думаю, мы закончили, — объявил Логан Гримнар и посмотрел на Ньяля, приподняв бровь. — Я прав?

Игнорировать простую истину было уже невозможно: в ходе беспрерывных войн Волки Фенриса несли потери, невиданные за тысячи лет. Вторжение Магнуса в Мир Очага проредило рекрутское население. Нельзя исключать, что предательский примарх намеренно ослабил фенрисийцев перед будущими лишениями и бойнями, развязанными Вечной Ночью. Даже те Великие Роты, что истощились не столь смертельно за годы непрекращающихся кампаний, — начиная с падения Врат Хельвинтер в Кадии, — остались изрядно потрёпаны. Если Гримнар не примет подкрепление, произойдёт нечто другое.

— Кое-что ещё, мой господин, — произнёс Ньяль. — Крестовый поход Жиллимана имеет косвенную выгоду. Иное море вокруг его флотов бурлит чуть менее яростно, словно чья-то рука успокаивает безумные штормы варпа и заглушает ксеносский рёв. С вашего дозволения я отправлю астропатический сигнал ордену Драконьих Копий, который уже зарекомендовал себя как добровольный союзник в наших войнах. Даже если они не примут участия в нападении на «Готтрок», Драконьи Копья смогут взять на себя некоторые другие наши обязанности. Плюс ко всему, мы получили сообщение от Ночных Рапторов. Их подразделения прибыли из внутреннего сегментума и уже атакуют подконтрольные оркам миры в нескольких сотнях световых лет отсюда. Возможно, удастся уговорить их магистра поделиться полезной информацией касательно нашего предприятия, прежде чем мы снова отправимся в путь.

— Чтобы другие сражались в наших битвах? — проворчал Ульрик.

— Мы пытались бороться со всеми врагами подряд, что стояли на нашем пути, но орден боле не в силах продолжать это делать, —взял слово Арьяк. — Великие роты разбросаны по галактике, ряды поредели, однако наши враги продолжают множиться вопреки предпринимаемым нами усилиям.

— Как замедлился и приток рекрутов в орден, — добавил Повелитель Рун.

— Ты бы хотел, чтобы мы задержались на Фенрисе зализывать раны? — рявкнул Ульрик. — А приходила ли в ваши головы мысль, насколько могущественнее станут враги, если перестать сражаться? Если бы не наши жертвы, царство Всеотца могло уже давно лежать в руинах.

— Как жертвы и других, кто продолжает бороться, — тихо произнёс Ньяль, переключая внимание между волчьим жрецом и Гримнаром. — Мы стоим особняком от Империума, однако существование без него теряет смысл. В ожесточённейших битвах самый незначительный перевес определяет, кто победит, а кто проиграет, кто умрёт, а кто останется жив. Мы даже не знаем, чьи жертвы удержали врагов от нашего порога? Вы не считаете, что настало время защитить их тем, что в наших силах?

— Злейший из врагов уже дважды осквернял наш мир. Думаю, время присматривать за вратами прошло, — одобрительно вздохнул Арьяк.

— Мы охотники, а не добыча, — возразил Ульрик.

— Это лишь громкие слова, реальность которых мы гарантировать больше не можем, — ответил Ньяль, покачав головой. — Лишь одно тяжёлое поражение сделает из нашего ордена жертву. Один неверный судьбоносный шаг. Кто знает, быть может, Циклоп того и ждёт, чтобы нанести свой третий, последний удар...

— Мы не испачкаем честь, нарушив клятвы! — взревел Ульрик, подняв кулак.

— Нет-нет, погоди, — успокоил его Логан, протянув к верховному волчьему жрецу руку прежде, чем Ньяль успел ответить. — Зовущий Бурю прав, мы должны координировать свои действия с другими, а не биться ради себя. Имперская Гвардия, Имперский Флот, любые другие организации Империума — свяжитесь со всеми, они должны быть готовы подхватить знамя в наше отсутствие.

— Отсутствие, милорд?.. — Ньяль провёл большим пальцем по рукояти посоха, стараясь задать вопрос как можно более непринуждённо.

— Жиллимана вытащили с края бездны, и Король Волков наверняка последует за нами из тьмы, если укажем путь. Объявляйте общий сбор. Мы нападём на Готтрок всем орденом. Пробил Час Волка. Настало время заключительной битвы.

Глава одиннадцатая

Гай ступает в Этт

Знамения разрухи

Посольство

Значительная часть внебоевого времени уходила на ожидание: ожидание приближающегося врага на стене; ожидание пересадки с космического корабля на транспортный или в десантную капсулу; ожидание момента перехода в реальное пространство; ожидание возвращения на орбиту после завершения операции и много чего ещё.

Гай ожидал и сейчас, на борту транспортного судна.

В отличие от большинства случаев ранее, нынешнее ожидание не предшествовало смертельной битве, однако, как думалось Гаю, время сейчас тянулось как никогда медленно. Его внутренние часы работали с точностью до миллисекунды, как безупречно функционировал и хроно-дисплей в системах доспеха. И всё же каждая секунда, казалось, длилась дольше предыдущей. Открывать книгу Гай не хотел — до транспортировки он уже прочитал несколько страниц и не желал разжигать ещё большую жажду, и потому оставил её нетронутой в дополнительном подсумке на поясе.

Остальные космодесантники беседовали между собой, но Гай едва слышал их разговоры. Он вспоминал описания высоких гор и бесконечных ледяных равнин. Вожак Первых Волков снова взглянул на хронометр, полагая, что потерял счёт времени. Однако чутьё его не подвело. Улль вместе со своими Серыми Шкурами должны были завершить погрузку тридцать секунд назад, но Гай их нигде не видел.

— Высадка не боевая, брат-сержант, — прочитал его мысли Доро. Слова брата вернули Гая в реальный мир. Он смотрел в сторону раскрытого трапа. — Не думаю, что фенрисийцы слишком заботятся о пунктуальности, если в ней нет особого смысла.

— Как будто они не спешат вернуться в Мир Очага, — произнёс Гай. — А, и я вожак стаи, а не сержант.

— Не волнуйся, — крикнул Сатор с нижней площадки трапа. — Корабль никуда не улетит. По крайней мере, ещё минуту или две.

Серые Шкуры проследовали за перворожденным в «Громовой ястреб», у каждого за плечами висело оружие, а в руках — грубо сотканные мешки. Фенрисийские Волки сложили снаряжение в ячейки, сели и закрепили ремни безопасности. Улля по-прежнему не было. Сатор зашагал в кабину пилота, в то время как остальные открыли мешки и принялись доставать самые разнообразные боевые трофеи со всех концов Галактики — черепа, клыки, фрагменты инопланетных устройств, блестящие камни, кристаллы, осколки снарядов и всякий разный хлам.

— Откуда? — крикнул Гай, заметив в руках Детара странный осколок кости.

— Она моя, — ответил воин частично механизированным, но всё ещё узнаваемым голосом. Детар указал пальцем на правую часть лица, где раньше находился подбородок. — Вот примерно отсюда.

Железные жрецы из оружейных палат и волчьи жрецы апотекариона объединили усилия и превратили изуродованное тело Детара в произведение искусства. Нижнюю часть лица Серой Шкуры восстановили с помощью бронзовой пластали и керамита — нос и челюсть Детара стилизовали под волчий оскал. Системы шлема встроили в металл, объединивший трахею и голосовые связки с вокс-динамиком. Остальная часть теперь модифицированного шлема, дополненного гребнем в виде волчьей гривы, идеально прилегала к поверхности головы, объединяя плоть астартес и системы доспеха.

— Кость застряла в наголеннике Улля, — объяснил Гарн. Тот тоже уселся без шлема, нарушая протокол пребывания в боевом корабле. Гарн усмехнулся собрату по стае. — Однажды я выиграю спор и заполучу эту штуку!

— Да не в жизнь! — Детар прижал осколок к груди в притворной заботе. — Никогда тебе не отдам заветную косточку!

Стая начала обмениваться историями о добытых трофеях, и взгляд Гая снова скользнул к открытому штурмовому трапу. Он не хотел тревожить Серых Шкур по поводу их вожака, опасаясь быть неправильно понятым.

Улль появился через девяносто три секунды. Гай потратил их на мысленные репетиции некоторых из фенрисийскиз приветствий, которым его научили Улль и другие перворожденный, чтобы тот не оплошал на приёме у Великого Волка или при встрече с другими командирами ордена. Одни слова имели достаточное сходство с некоторыми из путеводителя, Гай верил в их правдивость, однако другие казались крайне подозрительными и, чего боялся Гай, могли поставить его в неловкое положение. Перворожденные Фенриса провели в пути с Новиомагуса-Главного около трёх недель, и всё это время проходило в бесконечных розыгрышах, ложных напутствиях и откровенной лжи. Короче говоря, фенрисийцы во всю подшучивали над новыми генетическими родственниками.

Улль хлопнул рукой по панели управления трапом. Бронированный портал со скрежетом закрылся, и он направился к Гаю. Сержант едва удержался от вопроса о том, почему Улль опоздал, но тот объяснился сам.

— Мне пришлось напомнить Драконьему Взору, что вы летите с нами. Одно дело сидеть на корабле волчьего лорда, но ступить на землю Этта без разрешения — совсем другое. Мы отправляемся на территорию Убийц Змиев и какое-то время побудем там. Вот бы всё прошло гладко…

— Спасибо, — поблагодарил Гай. Улль кивнул в ответ и повернулся к Серым Шкурам. — Как скоро нас представят Великому Волку?

Улль на несколько секунд замер, прежде чем развернулся обратно и закачал головой.

— Я же говорил, этого не произойдёт. Во всяком случае, в ближайшее время. Волчий лорд и Великий Волк… В общем, по залу летали резкие фразы. Надеюсь, ты не забыл, что тогда должен был вернуться на свой корабль вместе с остальными новобранцами. Поэтому сдержи обещание и не создавай проблем.

Гай кивнул, удержав себя высказываний по поводу своего разочарования.

Весь путь, пока «Громовой ястреб» взлетал и снижался до суборбитальной высоты, вожака Первых Волков не отпускали мрачные мысли. Чуть менее чем через пять минут после того отбытия с дока «Гморли Хьяммар», Улль отсоединил ремни безопасности и направился к пилотской кабине над штурмовой рампой, жестом пригласив Гая следовать за ним. Космодесантник-примарис расстегнул кустарно удлинённые под его рост ремни безопасности и зашагал рядом.

Гай поднялся в кабину пилота, где впервые увидел Фенрис так близко. На самом деле, разглядеть шар планеты уже не представлялось возможным — лишь дугу его атмосферы на фоне сияния местной звезды — Волчьего Ока. По краям обзора сиял северный континент, остальная же часть мира смерти пребывала во тьме. Менее чем через минуту окружённый жаром корабль уже проходил через верхние слои атмосферы. По мере повышения давления «Громовой ястреб» скрипел и стонал всё громче, однако Гай не боялся внезапных толчков — от жуткой тряски несущегося корабля его удерживали накрепко примагниченные к палубе сабатоны.

— Здесь так темно, — прошептал Гай. Поверхность мира словно поглотили тени. — Ни городов, ни шоссе.

— На двадцать четыре градуса. Тридцать градусов вниз, — доложил Сатор.

Следуя инструкции, Гай взглянул вправо. Пилот указал на озарённое серебристым мерцанием небо, освещающее сплошную завесу облаков где-то в двадцати милях внизу. Возвышаясь над самими небесами, темноту пронзал сияющий изнутри горный шпиль, что отбрасывал в ночь свой отблеск.

Гай глубоко вздохнул.

— Посадка через семь минут. — Пилот прервал его благоговейный трепет. Сатор обернулся к Уллю. — Мы в зоне повышенного давления, но если хотите полюбоваться пейзажами, через две минуты можем пролететь сквозь то облако.

— Отличная идея, — кивнул вожак Серых Шкур. — Гай, тащи сюда стаю.

Первые Волки встали у штурмового портала в носу боевого корабля. Посоветовавшись с Сатором, Улль подошёл к панели управления и опустил рампу, позволив бушующему ветру ворваться внутрь и забросать из стороны в сторону волчьи шкуры и талисманы. Всю ночь Гай созерцал виды на крепость в центре Асахейма, возвышающуюся из головокружительного горного хребта. Её поверхность освещалась тысячами окон золотого, серебряного и голубого — гигантские проёмы горели отблесками внутренних очагов. Под их светом снаружи виднелись яростные метели и вихри, а на самых верхних уровнях буря и вовсе не прекращалась. Космодесантники с трудом различали детали: некоторые части горы оставались такими, какими их сформировала природа, другие же были вырезаны в виде огромных волчьих голов или тотемов, усеянных орудийными башнями и разнообразными укреплениями . Дальнюю часть крепости облетел плазменный след другого корабля, чем визуально придал ей ещё больший объём.

— Вак ме… — протянул Гай. Он видел космопорты Терры и орбитальные платформы Марса. Но ни те, ни другие не вызывали тех же эмоций, что фенрисийская твердыня. Гай никогда не испытывал подобный трепет, он будто чувствовал, как мир тянется к его улучшенной крови и глубже, в самую душу.

— Сказанул, как коренной фенрисиец, — усмехнулся Нейфлюр.

— Ну что ж, добро пожаловать в Клык, дом Космических Волков, — объявил Улль, чем вызвал хохот Серых Шкур.

— Разве мы не должны называть его Эттом? — поинтересовался Гарольд.

— Он шутит, — ворчнул Анфелис.

Гай уже не обращал внимания на слова: его мысли впитывали каждую частичку Этта, очага Волков Фенриса и цитадели Своры.

Нет ни ветра, ни солнца — лишь застывшие на небе тёмные облака. Двойная молния опускается по дуге, почти единомоментно. Снег перед тобой висит в воздухе густыми гроздьями белого хрусталя, до самой линии леса.

Под соснами тоже темно. Меж них движутся тени, но видно их лишь тогда, когда они показываются перед стволами, после чего исчезают в лесу. Блестит пара красных глаз. Глаз охотника. Однако то не янтарь волка, а что-то более чудовищное, монструозное. На фоне застывшего пейзажа под ветвями двигаются лишь они.

Лес поднимается по склонам необъятной горы, что своей недостижимой чёрной вершиной пронзает сами небеса. По её склонам, как талая вода, стекает звёздный свет, а пик окружает огненный венец. На вырезанных в голой скале зубчатых стенах развеваются знамёна с тысячью волчьих голов.

Там рыщет огромный зверь — волк, что стоит у раскрытых ворот. Он обнажает клыки при каждом движении чудовища в лесу. Но лес неизмерим, не пригоден для навигации, негостеприимен. Он — обиталище красноокого зверя, лес-логово, настолько обширный, что покрывает целый континент. И всё же поглотить пространство он не в силах, ибо его зелёный покров нарушают другие вершины, а спорадическому распространению мешает пламя.

Есть ещё места, куда красноглазый монстр дотянуться не может.

У ворот блестят прутья из блеклого железа. Они заключают волка в тюрьму. Волк бросается на металл, он дышит огнём, а когтями метает молнии. Рычание зверя эхом разносится по горе, но он не воет. Не может.

Ты должен пересечь лес, подняться на гору. Следуй тропе впереди, той золотой тропинке, что вьётся под деревьями. Красные глаза будут смотреть, но ты не должен бояться. Над высокими деревьями кружат вороны. Они каркают друг другу послания, принося вести с далёких гнёзд под листвой. Стая птиц растёт с каждым ударом сердца, обращаясь массой из чёрных перьев и пронзительных криков. Она кружится всё выше и выше, к самым окнам горного замка. Вороны врываются в окна, бьют стёкла, ломают ставни и протискиваются сквозь дыры. Они хотят убивать. Залы, коридоры и камеры уже заполнены визгливой массой. Крики сливаются в единый звук, который доносится до твоих ушей единственным словом. Ты слышишь его снова и снова.

Рок.

Над вершиной от звезды к звезде скачет волк, его шерсть горит пламенем, принося во тьму свет, а в пустоту — движение. За ним бежит стая, серая и смертоносная. Она сливается с вожаком, и волк растёт, поглощая сами звёзды. Но этот волк из иного места, волк — лунный. В голове звучит имя.

Моркаи.

Волк, что пожирает, Волк Смерти, Конец Миров.

Он поглощает звезду за звездой, небеса тускнеют. Где раньше сиял день — воцарился мрак. В темноте удлиняются тени. Красные глаза наблюдают из-под деревьев, ободрённые сгущающейся тьмой. Чернота поглотит всё, и тогда чудовище выйдет наружу, чтобы разгуливать по владениям смертных.

Гюта открыла глаза. Она лежала в куче опавших листьев в Нижнем Лесу, совсем недалеко от домов Ландсаттмара. В поле зрения ещё оставались дерновые крыши на склоне холма внизу. Что-то шевельнулось — Луфа тоже был здесь, присел рядом. На земле лежало пустое ведро для сбора валежника и длинный хлыст для загона скотины, которую мать с сыном оставили бродить по лесу ещё с конца лета.

— Где Корит? — Голос звучал хрипло. Во рту было суше, чем вяленый бекон Хортнара — там не нашлось ни капли слюны смочить губы.

— Побежала за помощью, — ответил Луфа, мотнув головой в сторону деревни.

— За помощью? — спросила Гюта, принимая полусидячее положение. Она стряхнула опавшие листья и грязь с рукавов. — Я ведь просто упала.

— Упала в обморок, ма, — вздохнул её сын. Он протянул руку, чтобы не дать матери встать. — Отдохни пока.

Глаза юноши выдавали странное чувство. Страх. Гюта никогда не видела Луфу таким, даже когда ледяной медведь спустился с холмов и устроился на послеобеденный отдых возле кузницы.

— В чём дело? — потребовала она. — Что произошло?

Взгляд Луфы скользнул вверх, к деревьям. Они возвышались, сверкая серебристой корой; стройные и молодые, но уже с голыми ветвями, за исключением нескольких уцелевших красных и жёлтых пятен.

— Слова, — произнёс Луфа.

— Я говорила? Как долго я лежала без сознания?

— Ма… Твои губы не шевелились, но мы слышали слова, — ответил Луфа. — Или, как сказать… мы их видели. Трудно объяснить. Волк, великан, и темнеющее небо.

Внезапно Гюту ударил приступ тошноты, и она крепко вцепилась в рукав сына, однако рвоты не последовало.

— Ну а насчёт времени... — продолжил Луфа. — О, Корит уже здесь!

Дочь возвращалась вместе с небольшой группой односельчан, включая долговязого мужа Гюты, Бьёрти. Присутствовала и Агюта, вместе с другим старейшиной, Фэрасом, и двумя мужчинами в шипованных кольчугах и стальных шлемах — этт-гардами. Стражи несли копья, наконечники которых сверкали в лучах утреннего солнца, напоминая Гюте о сне. Что-то об исчезающих звёздах.

Вечная Ночь распространилась и поглотила звёзды, начав поедать Галактики с Ганстрёма. Она перекрасила небо за облаками в жутковато-красный — днём и клубящуюся тьму — ночью.

Несмотря на попытки Луфы помешать, Гюта встала, опираясь одной рукой за ствол дерева, пока восстанавливала равновесие. Она осмотрела поднимающихся на холм людей, наблюдая, как Агюта и Фэрас сердито обмениваются словами. Они остановились в нескольких шагах от Гюты, за исключением Бьёрти и Корит, которые сразу же подбежали к родственнице. Девочка протянула руки, чтобы обнять мать. Гюта присела на корточки и обхватила девочку одной рукой, чуть не опрокинувшись обратно на землю из-за рывка переживающей дочери. Она встала на ноги. Корит всё ещё крепко прижималась к талии. Бьёрти положил руку на плечо. Могучие пальцы мужа успокаивали.

— С тобой все в порядке? — спросил он тревожно. — Маленькая Пискунья сказала, что ты отключилась.

— Я в порядке. Просто голова закружилась.

— Мне есть что сказать! — объявил Фэрас. Старейшина шагнул вперёд и махнул рукой двум этт-гардам. Стражи неохотно подошли ближе к женщине. Гюта узнала Орина, двоюродного брата, и Нораслова Страшнокуса, близкого друга Бьёрти. Фэрас последовал за ними, указывая на опавшие листья. — Вирдово знаменье! Ангерс Сломанная Челюсть поведал, что на эти холмы пал вирдглим! С тех самых пор, как пришла Вечная Ночь. И вот, взгляните сюда!

Он поспешил мимо, глубже укутавшись в меха, хотя на дворе была лишь ранняя осень и ветер ещё не начинал своё буйство. Старейшина указал на лужу в нескольких шагах от места, где упала Гюта. На грязи остались следы оленя, но на двух из четырёх отпечатков было по три пальца, а не по два.

— Ходят слухи, что здесь Небесные Воины сразились с Пылающими. Охотники замечали вирдкинов в этих краях, — добавил Орин. — Нам не следовало оставаться здесь на целый сезон.

— Мы и не собирались, — ответил Бьёрти. Он положил вторую руку на плечи Гюты. Ладони кузнеца блестели потом от работы в кузне. — Однако, будем честны, лето выдалось ясное, нас не тревожили ни колебания грунта, ни сильные штормы.

— Может, здесь бы и зимовали, — закивала Агюта, внимательно всматриваясь в следы. — Если б не каст-метка.

— Каст-метка, — прохрипел Фэрас, свирепо глядя на Гиту. — Ангерс говорит, что их готи чуяли мощные течения каста и вирда.

— Готи Сигурхейма проводят больше времени за вирдовыми грибами и медовухой, чем чтением рун, — огрызнулся Бьёрти.

— Постой, Фэрас прав, — взяла слово Гюта, высвобождаясь из объятий мужа. Она поднесла руку к виску, где под кожей запульсировала вена с парусный трос. — Это не просто сны. Я больше не могу их игнорировать.

— Как быть дальше? — спросил Луфа.

— Ма, что всё это значит? — захныкала Корит. Агюта вышла вперёд и оторвала её от ноги матери, посадив себе на бедро.

— Пускай решает совет, — заключила Гюта, взглянув сначала на Луфу, а затем на Бьёрти. — Я ему доверяю.

— Да, а мы проследим, чтобы всё прошло как надо, — согласился Фэрас. Он снова подозвал жестом Орина и Нораслова. — Она может и дальше жить в своём доме, но выходить за его пределы — нет. Приведите её в танхалле ночью.

— Я займусь подготовкой, — кивнула Агюта и наклонилась поднять упавшее ведра. — Пойдём, Луфа, не трать понапрасну время.

Сын Гюты бросил умоляющий взгляд на отца, но получил в ответ лишь молчаливое покачивание головой. Вздохнув, он направился в лес вслед за бабушкой и сестрой.

— Я приготовлю вам немного бульона, — сказала Гюта, приглашая этт-гардов следовать за ней, и направилась вниз по склону. Однако лёгкость её голоса резко контрастировала с пустотой в желудке. Психика женщины лишь сейчас столкнулась лицом к лицу с правдой, которой избегала с весны.

Гюту отметили, однако она никак не могла понять: видение было послано в помощь вирднаком из Верса, или она обратилась вирдкастом с заразой малефика?

Арьяк ступил на мост, что вёл к верхнему южному посадочному доку. В него с силой танкового снаряда ударил порыв ветра. Хранитель Очага шагал в полном комплекте терминаторской брони, и потому подобные атаки природы его не страшили, однако ветер лишний раз заставил задуматься о причине, почему его отозвали из владений железных жрецов.

Сама посадочная площадка являлась одной из самых маленьких в Этте, обычно сюда прибывали лихтёры обеспечения. Однако эту платформу выбрали неслучайно, ограничивая огневую мощь имперских посланников невооружённым шаттлом. Фрегат с закреплённым у продовольственного отсека судном уже прибыл с границ системы на орбиту Фенриса. Если бы приём организовал не Логан Гримнар, а кто-то ещё, Арьяк счёл бы происходящее проявлением мелочности — преднамеренной попыткой унизить посетителя и обозначить его подчинённое положение. Однако приказы раздавал Великий Волк, закалённый многовековым опытом командования, а это говорило о том, что Верховный Король Фенриса искренне заботился о вопросах безопасности родной системы и мира, пускай его действия и граничили с паранойей.

Минуя ущелья, мост перешёл в туннель к выступу, на котором и располагался верхний южный док, обрамлённый мерцанием люменов. Даже здесь, на такой высоте, вход был завален сугробами снега. Несколько шагов спустя исчез вой ветра, а ещё в двадцати метрах впереди проход перетекал в арку, соединяющую его с бункероподобной диспетчерской. Как правило здесь обитали кэрлы, однако все помещения Этта проектировали с учётом достаточного пространства для космодесантников. И всё же Арьяк наивно удивился, обнаружив внутри руководящий состав ордена: Гримнара, Ньяля, Ульрика, и вместе с ними Лейфара Дважды Убитого, — избранного знаменосцем личного штандарта Великого Волка, который едва сам умещался в зале. Станцией связи и наблюдения управлял ошеломлённый кэрл, больше привыкший иметь дело с поставками, чем с дипломатическими процессиями .

— Что ж, все в сборе, — объявил Гримнар. Он бросил взгляд на Арьяка и обратился к служителю ордена за пультом управления. — Отправь последний сигнал о снижении.

— Зачем я здесь, милорд? — спросил Арьяк, из последних остатков терпения сохраняя вежливый тон.

— Поприветствовать нашего гостя, — ответил Логан без всякого намёка на юмор. — Я считаю, что демонстрация единства убедит его в полной поддержке совета.

— Столько хлопот только ради того, чтобы сказать ему: «Отвали», — прокомментировал Арьяк.

Гримнар обернулся к молотодержцу, нахмурив брови.

— Я дам лейтенанту возможность высказаться по его делу точно так же, как и любому просителю, — прохрипел Логан.

— По какому делу? Я удивлён, что вы вообще позволили чужеземцу прийти.

— Он воспользовался правом имперского служащего на прошение, — заворчал Ульрик. Волчий жрец глядел сквозь прорезь под крышей на заметённую снегом платформу.

— Если бы они пришли с предложением помощи, то хель бы им достался, а не аудиенция, однако этот лейтенант, Касталлор, — он попросил о помощи ордена в крестовом походе Жиллимана, — пояснил Ньяль.

— Я связан обязанностями имперского командира. — Гримнар почти выплюнул два последних слова, как будто они были неприятны на вкус. — Лейтенант имеет право на личную аудиенцию. Ну и, в общем, вот... — Гримнар обвёл рукой пространство камеры.

— Я почти уверен, это всё Кром. Драконий Взор подсказал ему путь, — опять заворчал Ульрик. — Касталлор сформулировал просьбу слово в слово, как надо. Мы не имели права отказать, не нарушив клятв.

— Ладно, но почему мы встречаемся здесь, в мелкой заднице на задворках Этта? — спросил Арьяк. — Вы и впрямь считаете, что лейтенант в одиночку пойдёт штурмовать крепость?

— Если бы тебя сковали, завязали глаза и на руках пронесли через залы и коридоры, смог бы вернуться по следу? — Великий Волк приподнял бровь.

— Довольно мудро, — признал Арьяк. — Вы действительно опасаетесь намерений Жиллимана?

Сердитый взгляд, исказивший лицо Логана, свидетельствовал о неудачном подборе слов.

— В течение десяти тысяч лет я и мои предшественники, начиная с самого Бьорна, который первым получил это звание, ломали пальцы имперским пройдохам, которые без конца пытались контролировать Фенрис. Что, если бы послы Жиллимана оставили зов с Новиомагуса без ответа? Они прибыли бы сюда, на пустующую, за исключением немногих стражей, планету. Конечно, они бы ждали моего возвращения под личиной друзей, — в уже обустроенных на наших землях лагерях и роясь в секретах.

— Но некоторым мы открывали двери, — возразил Ньяль. — Вы молвите так, будто все сто веков поверхность Фенриса не знала ноги чужака.

— Каждая уступка Адептус Терра — шаг к порабощению, — рыкнул Ульрик, не отрывая глаз от метели. Мигающие огоньки говорили о скорой посадке модуля, чьи реактивные двигатели тускнели в буре. — Мы впускали их неохотно.

— Выходит, мы выслушаем лейтенанта Касталлора, хорошенько поразмыслим, взвесим все «за» и «против» и пошлём его куда подальше? — спросил Арьяк.

— Вероятно, что так, — кивнул Гримнар.

Командиры ждали прибытия Ультрадесантника молча. Последние десятки метров лихтер тяжело раскачивался на ветру, но в конце концов, среди огня и пара он таки сумел приземлиться, пускай и неуклюже. Посадочные когти визгливо высекли из ферробетона искры.

Главный люк открылся, и оттуда вышла фигура в доспехах. Космодесантник несколько секунд оглядывался по сторонам, прежде чем направиться к входу в камеру контроля.

«Зубы Русса, какой высокий, — подумал Арьяка, впервые увидев лейтенанта Касталлора. Тот просунул голову в шлеме в дверной проём. — Он выше даже меня, на ширину ладони».

Непродолжительный снежный шквал ничуть не испортил цвета Ультрадесанта, — ярко-синий с белым и золотым. Нагрудник отпрыска Жиллимана украшала двуглавая аквила, позолоченная, как и ножны на поясе.

«Пустые», — отметил Арьяк.

Касталлор прибыл безоружным, как и приказывал Гримнар, однако ножны он не оставил. Возможно, этот жест тоже являлся своего рода символом, неким посланием ордену.

— Милорд Великий Волк Логан Гримнар, — поприветствовал Касталлор Верховного Короля Фенриса. С шипением высвобожденного воздуха Ультрадесантник отсоединил шлем, сунул его под левую руку и поклонился, лишь на мгновение оторвав взгляд от лица хозяина . У него был довольно узкий подбородок и впалые щеки, как и макушка, покрытые короткими чёрными волосами, как гребешок . Кожа лейтенанта оказалась чудовищно бледной — признак многомесячного пребывания в шлеме, либо заточения в корабле или укреплениях, — и Арьяк задумался, через что из трёх вариантов прошёл Касталлор, если не все три сразу.

— Значит, лейтенант Касталлор? — переспросил Логан Гримнар. — Это звание не использовалось Адептус Астартес со времён раскола легионов.

Если комментарий Великого Волка и застал его врасплох, Касталлор умело это скрыл.

— Наступила эпоха перемен, лорд Гримнар. Многими руководит тот же разум, что написал Кодекс Астартес. Тот же самый, что в своё время упредил это звание.

Ульрик расхохотался, больше похоже на лай, и хлопнул себя рукой по груди.

— Ай молодец, теперь я понимаю, почему посланником избрали тебя, — усмехнулся волчий жрец, блестя клыками в свете командной консоли. — Прокрался в наш дом в напоминание, что твой примарх вернулся из мёртвых.

Выражение лица Касталлора оставалось непроницаемым. Он ответил не сразу, прождав несколько секунд и выдержав пристальный взгляд Великого Волка.

— Участие вашего ордена окажет неоценимую помощь крестовому походу Индомитус, лорд Гримнар. Ваш опыт, ваши знания о враге, что Космические Волки собственной кровью приобрели за последние трудные годы, — они уникальны.

— Лесть? — взял слово Арьяк. — Её ты принёс в наш дом?

— Пускай продолжает, если хочет, — позволил Логан с мягкой улыбкой. — Ещё минуту или две.

Касталлор по-прежнему не выказывал ни малейшего признака нетерпения или обиды, он лишь оглянулся на Ульрика.

— Вы ведь глава апотекариона, лорд Ульрик? Уже изучили отправленные мной данные «Примарис»?

— Глянул мельком, — ответил Убийца. Следующие слова верховный жрец адресовал к Великому Волку. — Они впечатляют. Ну, вы и сами их видите на примере лейтенанта. Больше, сильнее. А так — всё почти то же самое.

— А Канис Хеликс? — почти шёпотом спросил Ньяль. — Это настоящее геносемя Русса?

Ульрик кивнул.

— Насколько я понял.

— Сколько вас? — потребовал Гримнар. — Скольким числом космодесантников-примарис обладает Жиллиман?

— У меня нет ответа на этот вопрос, — вздохнул Касталлор. — Лорд-командующий...

— Лорд-командующий? — перебил лейтенанта Логан. — Жиллиман щеголяет титулом, что украл у Рогала Дорна!

Арьяк знал, что Великий Волк был в курсе всех титулов и прозваний Робаута Жиллимана: Драконий Взор передал Логану Гримнару и остальным всю информацию. Хранитель Очага пока не был уверен, в чём смысл этих игр.

— Лорд-командующий Жиллиман лично возглавляет флот Примус. Однако крестовый поход располагает и другими флотами, ведомыми другими офицерами. Текущие оценки численности Космодесанта-примарис флота Примус составляют от восемнадцати до двадцати двух тысяч действующих воинов.

Арьяк набрал воздуха в лёгкие, в то время как Логан повторил число про себя.

— Сколько из них от семени Русса? — спросил Ульрик.

— Три-четыре тысячи, полагаю. С нами две роты факелоносцев. Мы посчитали, что в приоритете скорее доставить вам материал для массового производства примарисов, а нежели чем ждать, пока соберётся большая группа активных войск. Однако если вы окажете нам честь, приняв над ними командование, остальные сыновья Русса сразу же соберутся в путь.

— Какова наша текущая численность? — Логан бросил взгляд на Ньяля, а затем на Ульрика.

— На последнем сборе присутствовало меньше семисот, — ответил Зовущий Бурю. — Вероятно, по возвращении остальных Великих рот, останется меньше.

Борода Великого Волка закачалась — Гримнар дёргал челюстью, тщательно переваривая информацию.

— Судя по всему, наше прибытие своевременно, — заключил лейтенант Ультрадесанта. — Многие ордены пребывают в крайне затруднительном положении.

— Ты пришёл за помощью, помнишь? — рявкнул Арьяк.

— Три-четыре тысячи, говоришь? Жиллиман порвал свои бумажки? — спросил Гримнар. — Куда подевалось ограничение в тысячу космодесантников?

— Нынешние обстоятельства и стеснённое положение Империума требуют нового подхода, — объяснил Касталлор. — Основаны новые ордены, их задача — восполнить потери Адептус Астартес за последние десять тысяч лет. Их будет становиться всё больше. В настоящем и ближайшем будущем необходимость берёт верх над правилом. Все перейдут под ваше командование, лорд Гримнар.

— И я должен буду прийти к Жиллиману за добавкой, когда их не станет, — зарычал Великий Волк.

Касталлор растерялся, повернув голову к Ульрику.

— Мои сообщения оказались не очень понятны?

— Они были ясны, я просто не успел рассказать всё Великому Волку, — признался Ульрик.

— Что рассказать? — устало вздохнул Логан.

— На Фенрис доставят и технологию создания Космического Десанта-примарис.

— Мы сможем сделать... — Гримнар широко развёл руками, изумлённо раскрыв глаза. — Целую армию?

— Технология создания не решит проблему качества кандидатов, — вставил Арьяк, адресовав следующий вопрос Касталлору. — Для работы ведь нужно подходящее сырьё, а?

— Первостепенное значение, как и всегда, имеет генетическая пригодность, — ответил лейтенант. — Как и личностные качества рекрутов. Мы, космические десантники, больше похожи на вас, чем отличаемся.

Логан погладил подбородок, и на несколько секунд Арьяк задумался, примет ли Великий Волк космодесантников-примарис.

— Твои подарки кажутся чудесными, — начал Гримнар. — Воины, танки — и столько, сколько пожелаем. Но эти подарки не совсем и подарки, а? Торговля, бартер. Что попросишь взамен?

— Цена на передачу технологий не установлена, — ответил Касталлор. — Однако существуют некоторые требования к программам обучения, чтобы гарантировать правильное производство.

— Ах, требования к обучению, — заговорил Ульрик. — Скорпозмей, наконец, обнажил своё жало.

— Практичность и только, — заявил лейтенант. — Модифицированное Коулом геносемя и оборудование, используемое для его имплантации, требуют должного обращения со стороны апотекариона. Вашим специалистам следует пройти дополнительное обучение. Технику также сопровождают техножрецы и другие лица, имеющие опыт эксплуатации.

— Всё ясно, — заключил Ульрик. — Жители Вышнеземья получат свободный доступ в наисвятейшую область Этта, где рождаются Волки Фенриса.

— Если только вы не смогли бы построить объекты на орбите или в другом подходящем месте, — предложил Ньяль. — На время, пока наши жрецы не обзаведутся собственным опытом.

Ульрик, обдумывая эту возможность, кивнул в знак согласия, однако убеждённость Гримнара горела не столь ярко.

— Ты рассказал обо всех условиях сделки или есть ещё? — спросил Великий Волк.

— Вы лишь должны дать согласие, что будете координировать действия ордена с силами крестового похода Индомитус. — Касталлор переложил шлем из одной руки в другую — жест стал первым движением Ультрадесантника, что подметил Арьяк. — Империум на грани развала. Необходимо приложить все усилия, чтобы этого не произошло, а лорд-примарх разработал наилучший способ достижения этой цели.

— Ну ясно, Волки должны будут отчитываться перед Жиллиманом, — тяжело вздохнул Логан. — Он жаждет получить возможность командовать Волками Фенриса, спустя десять тысяч лет после первой попытки.

— Ордены Адептус Астартес сохраняют автономию, — упорствовал Касталлор, проявив секундную удручённость. — Если бы мы выпустили десятки тысяч космодесантников без предварительных планов и стратегии их развёртывания и использования, воцарился бы хаос!

— Стало быть, Жиллиман мне не доверяет?

— Дело не в доверии. Я не имею права говорить от лица лорда-командующего, однако не сочти он ваш орден подходящим для отправки подкреплений, он бы их не отправил. Как бы то ни было, Фенрис отмечен как приоритетный для крестового похода мир. Чтобы достичь этой планеты, моя флотилия значительно отклонилась от основного маршрута флота Примус.

— О, а теперь мы должны ощутить свою уникальность, — ответил Гримнар. — Благодарить прекрасного Жиллимана за небывалую щедрость.

— Логан, сохраняй мудрость, — предостерёг Ульрик. — Не ищи врага на месте союзника.

Великий Волк отшагнул от бывшего наставника, склонив голову набок.

— Убийца на стороне Ультрадесанта? Я всегда считал, что из всех присутствующих я более остальных могу рассчитывать на твою поддержку! Ты — наше сердце, душа Волков Фенриса. Всё великолепие нашего ордена живёт в твоей плоти, все Волки руководствуются твоими словами. Осталось семьсот истинных воинов Фенриса. Где твоя собственная мудрость? Ты размышлял о том, что случится с традициями, с нашим духом, когда орден захлестнёт в десять раз большее число наших копий, не имеющих отношения к родному миру?

Великий Волк развернулся, обратив слова к Ньялю.

— Я слышу одобрение и в твоём голосе, Зовущий Бурю. Ожидаешь, что «Примарис» сулит что-то хорошее? Ты — повелитель знаний, хранитель нашего вюрда. Ответь, судьба наша в противостоянии врагам или защите чужими жизнями собственной шкуры?

— Шансы на будущее ордена без воинов-примарис очень невелики, — прямо сказал Ньяль. — Высока вероятность, что все мы умрём, и от Небесных Воинов Фенриса не останется и следа. Вы хотите такого пути?

— Хочу? — прорычал Логан. — Я ничего не хочу. Я командую, сражаюсь и побеждаю. Я не «хочу», я борюсь. Ни для кого и никогда не было секретом, что Волки не смогут бороться вечно. Волчий Король собственными устами изрёк гморл моркаи. Собственным языком он пророчил о Времени Волка. Ты должен знать лучше меня: не в нашей власти нарушить вюрдову нить. Да, Час Волка может стать последней нашей битвой, но вместе с тем величайшей. Мы умрём, чтобы жил народ Всеотца. А может и не умрём. Не наше дело погружаться в такие раздумья. Наше дело — доверять Всеотцу и уготовленной Им воле.

— За безрассудством пытающихся отринуть вюрд следует лишь катастрофа, — обратился Арьяк к Зовущему Бурю. — Ты как-то сказал мне, что вюрд — он как экка из дремучих лесов. Древесину можно гнуть и формовать даже спустя огромное время! Но решишь согнуть слишком сильно — и всё. Экка сломалась.

Арьяк внезапно осознал, что собравшиеся перешли на родной ювик, а Касталлор наблюдал за бурным обсуждением с озадаченным выражением лица.

— Мы обсуждаем предложение, — полуулыбнувшись, на готике произнёс Арьяк.

— Нет, — отрезал Гримнар на том же языке. — Вопросы судьбы и традиций требуют размышлений и совета, и да, я поговорю о них с Ульриком и Ньялем. Однако бремя командования лежит лишь на мне, и в этом вопросе мнения разнятся. Я Великий Волк, наследник Волчьего Короля. Я опозорю себя и орден, если преклоню колено перед вашим примархом прежде, чем паду ниц перед собственным. Волки Фенриса всегда жили по собственному кодексу.

— Не очень вас понял, однако продолжать спор не намерен, по крайней мере, сейчас, — сказал Касталлор, кланяясь вновь. — Мне нужно посовещаться с руководством.

— Как знаешь, — ответил Гримнар. — Однако моё настроение на волчий закон не влияет.

Волки кивнули и подняли кулаки, прощаясь с шагающим прочь офицером Ультрадесанта. Сын Жиллиман вскоре исчез в вое метели, и спустя какое-то время шаттл загрохотал и поднялся в клубящиеся снега. Арьяк наблюдал за кораблём, пока фенрисийская атмосфера не поглотила вспышки двигателей.

— Столько времени потратили, чтобы сказать простое «отъе...»

— Не сейчас, Арьяк, — отрезал Великий Волк.

Логан Гримнар зашагал к выходу один. Великий Волк нёс на сгорбленных доспехом плечах больший груз, чем когда прибыл на встречу.

Глава двенадцатая

Вирднак

Возвращение Зверя

Дурные предзнаменования

Гюта прошла в зал через удерживаемую Орином дверь, и гул голосов умолк. Два этт-гарда последовали за ней и, закрыв дверь, преградили выход.

Большую часть зала вырубили в склоне холма, а проходную облицевали деревом и штукатуренным камнем. Вырытая в центре шахта служила и дымоходом для очага, хотя сейчас угли уже тлели, добавляя свои оттенки свету факелов в канделябрах.

Люди заполняли лишь половину зала. В дальнем конце на срубленных бревенчатых скамьях собрался совет старейшин — двенадцать самых уважаемых членов общины. Другие достойные присутствия и бесстыдно любопытствующие гости расположились на ковриках и низких табуретках, покуривая трубки и коротая время едой и выпивкой.

Гюта продолжала шагать вперёд, собирая всё больше взглядов. В глазах многих она встречала сочувствие, однако чаще на неё смотрели с любопытством, единицы — с подозрением, но откровенную враждебность не проявлял никто. Она немного расслабилась и перевела дыхание: во время пути из дома в танхалле Гюта изрядно понервничала. Она обошла вокруг очага и, сцепив руки за спиной, встала лицом к старейшинам. Агюта и несколько человек выглядели чересчур серьёзными, Фэрас явно был не в духе; остальные приветствовали её смесью улыбок и безразличия.

— Мы пришли к согласию, — объявила Орилк, нынешний язык совета. Женщина была всего на несколько лет старше Гюты, но уже почиталась как самый мудрый житель деревни. Её словесный дар подходил больше для объявлений и ведения переговоров, чем для скьяльдверса, и поэтому Орилк избрали старейшиной, хотя в её теле не было и намёка на старость. Тёмно-каштановые волосы по бокам были коротко подстрижены, а переплетённые с золотыми нитями и разноцветными бусинами пряди ниспадали до талии из пучка на макушке. Как подобает старейшине, она носила поверх шкур и мехов шаль из крашеной чёрной шерсти. Платок у ключицы скреплял символ языка совета — рубин размером с ноготь, вставленный в серебряную руну юви — «слова».

Фэрас и ещё одна, Кьёра, заворчали в ответ на заявление языка, но Орилк проигнорировала бубнёж и продолжила.

— У нас нет сомнений в том, что ты открыла вирднак, а твои сны отражают пророчества. Мы искали признаки дурных звёзд, но никаких свидетельств малефикарума не нашли, а, следовательно, эти видения исходят от Духа Фенриса, заглядывающего через врата Уппланда. Фенрис посылал тебе сны с определённой целью. Мы должны разгадать её и разработать план ответных действий.

— У нас нет готи, уже много поколений, — заговорил самый старший в совете, Готрин Волнолом. — Хотя нет. С тех пор, как пришли Пылающие, и Небесные Воины уложили проклятых захватчиков на красный снег. То, что видения посетили твою душу сейчас, не простое совпадение. Совет с удовольствием принимает тебя в свой круг в качестве нового готи, проводника вюрда.

Удивлённая, Гюта рассмеялась, вызвав несколько хмурых взглядов.

— Я ничего не знаю о путях готи! Я едва разбираюсь в низших рунах, не говоря уже о чтении вирдлейфа. Разве не готи должны обучать преемников?

— Если ты согласна, Гюта, мы всё устроим, — кивнула Агюта, взглянув на остальных членов совета. — Вы должны решить, что нам делать. Народ Ландсаттмара не просто так позволяет вам сидеть в этом зале.

Гюта понятия не имела, что сказать. Она стояла перед мудрыми и достойными людьми, на их фоне ощущая себя маленькой девочкой, пытающейся оправдать кражу мёда из ловушек охотников. Совет и гости высмеют любое её слово.

— Это предостережение, знак, — она озвучила первую пришедшую в голову мысль. Гюта говорила без остановки, позволяя словам самим выплескиваться наружу, как талой воде по весне. — Я имею в виду сны. Видения. Даже несмотря на то, что мы в безопасности, угроза живёт. И растёт — зверь, великан-людоед, чудовище с красными глазами становится сильнее, чем бы оно ни являлось. Однако опасность не в нём. Мне кажется, дело не в самом гиганте, а в его тени, что скрывает нечто похуже.

— Кого хотят предупредить? — спросил Фэрас. — Мы в опасности?

— Ты всерьёз считаешь, что гигантский волк, запертый в крепости — это мы? — огрызнулась Агита. — Речь о Небесных Воины. Нет сомнений, они сражаются в какой-то ужасной битве за гранью света.

— Вечная Ночь, — произнесла Орилк. — И расколотые небеса, — мы знаем, что между Вышнеземьем и Нижним миром бушует война, которая разрывает небо. Пылающие пришли на Фенрис, и Небесные Воины их прогнали, однако живущий в Нижнем мире малефик продолжает сочиться.

— Но почему я? Почему Фенрис не предупредил кого-нибудь из могучих готи? — спросила Гюта, подавляя внезапный приступ тошноты. Мысль о том, что она, простая женщина, несла в себе жизненно важное послание Небесным Воинам, вывернула желудок, а во рту пересохло.

— Что я могу сделать?

— Делать? — переспросил Фэрас. — С чего ты взяла, что должна что-то делать? Судя по твоему описанию, видение предназначалось не тебе, возможно, твоих мыслей коснулось его эхо. Рунтэны Северной Крепости наверняка уже в курсе и сами знают, что делать.

Слова старейшины ничуть не успокоили Гюту. Ей хотелось просто игнорировать видения и вести себя как ни в чём не бывало.

— Мне нужна помощь, — произнесла она. Гюта нашла свободный стул и села, внезапно заметив, что численность любопытной толпы возросла. В зале находилось почти полсотни людей — завороженных, словно слушавших песни скьяльда о древних героях, как Король Волков или Краснорукий Сын. Женщина не ощущала в себе сходства ни с какими персонажами из сказаний. — Может быть, мне стоит обсудить все этим вопросы с другим готи?

— Конечно, если ты видишь смысл, — кивнула Орилк.

Её прервал крик из дальнего конца зала.

— Папа сказал, что готи Сигурхейма проводят больше времени за медовухой и вирдовыми грибами, чем чтением рун! Какой в этом толк? — Гюта увидела в дверях Луфу, без отца и сестры. — Что, если видение предназначалось Небесным Воинам, но вместо этого пришло к тебе, ма? Сны появились ещё весной. Они — не случайность.

— Право голоса лишь у совета, — рявкнул Кьёрфи, стукнув посохом по утрамбованному земляному полу. Старейшина подал знак двум этт-гардам рядом с мальчиком. — Прочь, дитя! Прочь со своими дурными манерами!

— Подождите! — Гюта резко выпрямилась и посмотрела на своего сына. Он казался таким суровым, глядя на мать из-под копны непослушных волос. — Луфа, о чём речь? Зачем ты пришёл?

— Мы с Корит собирали падалицу в лесу. Сестрёнка всё время промахивалась мимо корзины и роняла плоды, и они скатывались с холма. Я побрёл вниз, чтобы собрать их, и процесс заставил меня задуматься — а что, если готи Небесных Воинов были слишком заняты войной или, быть может, заплутали в Нижнем мире и потому не получали посланий, а видения скатывались по склону прямо в твои сны?

— Забавно, — улыбнулась Кьёра. Усмехнулся и Фэрас, но Орилк заставила умолкнуть обоих.

— Мы ничего не смыслим в этих делах, — отрезала язык совета, глядя на других его членов. — Должна признаться, что готи из других поселений, как и их жители, могут отказать нам в помощи. И посудите сами, стоит ли доверять им такой подарок?

Гюта обвела взглядом выжидающие лица. Народ ждал, что она произнесёт что-то важное. Титул готи теперь придавал мистический вес каждому её слову.

— Это... — прошептала она.

«Каково это? — спросила она себя. — Глупо? Самонадеянно?»

В другом конце танхалле по-прежнему стоял её сын, который впился в мать умоляющим взглядом. Гюта сама ощущала себя ребёнком. В глазах Луфы видела те же чувство, что и когда он сидел у неё на коленях и впервые слушал о Войне Ока и Избавлении Волков, когда могущество старых богов разделило мир на Нижний и Вышнеземье.

Сын смотрел на неё так, словно она уже стала легендой. От осознания предстоящего пути у Гюты защемило сердце. Однако знала она и о том, этот вирднак запутал её нить, а оставаясь на месте Гюта только спутает другие нити вокруг собственной. Вюрд предстал пред ней очевидной целью.

— Я должна предупредить Небесных Воинов.

Озвучив заявление, Гюта затаила дыхание, слегка удивлённая тем, что высказала мысль вслух. Она ожидала осмеяния. Всеобщее внимание вызывало желание съёжиться и исчезнуть в одной из трещин в стене, однако Гюта пересилила эмоции и заговорила снова.

— Я считаю, что за видениями скрывается великая цель, и не важно, поставил передо мной её Дух Фенриса или иной отправитель. Я получила дар, и, если Небесные Воины падут в битве, их смерть обернётся катастрофой для всех фенрисийских племён. Пылающие придут снова и оторвут весь наш народ от взора Всеотца. Они бросят нас в Нижний мир и поработят наши души!

— И как же ты их предупредишь? — раздражённо спросил Фэрас. — Собралась пересечь Ледяные острова, переплыть моря Смерти и взобраться на Неприступные скалы Асахейма? Вот так вот возьмёшь и постучишься во врата Северной твердыни?

Описание пути вызвало у Гюты приступ смеха.

— Да, — ответила женщина, ничуть не испугавшись затеи. В момент, когда она объявила о своём намерении, Гюту обдало спокойствием, как будто до того её тело боролось с духом. — Почему нет? Да, если таков мой долг. Возможно, я встану на колени перед Великим Волком и сама ему обо всём расскажу!

Некоторые из наблюдавших рассмеялись следом за Гютой. Она заметила лукавую улыбку и на губах Агюты. Но выражение лица её свекрови вмиг помрачнело, и мать Бьёрти вперила в Фэраса угрюмый взгляд.

— Путь посильный, просто чутка трудноват, — сказала пожилая женщина. — И мы ей поможем.

— Мы? — переспросил Фаэрас.

— Моё копьё пойдёт за готи! — громогласно объявил Орин, поднимая древко.

— И нас ты тоже не бросишь, мы не дадим, — крикнул Луфа, проталкиваясь вперёд. Толпа поднялась на ноги — некоторые радостно кричали о своей воле также отправиться в путь, однако были и те, кто возражал.

— Ах, Бьёрти!.. — выдохнула Гюта. Голос сына напомнил о муже. Женщина переместила взор на Агюту. — Я должна была посоветоваться сначала с ним...

— Бьёрти с радостью шагнёт за тобой хоть в Хель, — преспокойно ответила его мать. — Не беспокойся.

— Но это опасно, — предостерегла Гюта, обращаясь к толпе. — Хельвинтер близко. Луфа, нет. Я не могу взять тебя с собой. Я перестану зваться матерью, если добровольно обреку собственного сына на смерть в Ледяных землях. Нет! Это безумие.

По залу прошла новая волна гула, прерванная стуком посоха Кьёрфи.

— Тишина! — рявкнул он. — Говорят только старейшины!

Испуганная толпа затихла. Некоторые вернулись на свои места, а улыбающийся Луфа подошёл к матери.

— Ты хочешь отнять у деревни кузнеца и лучших бойцов? — спросила Кьёра.

— Я никого не прошу идти со мной, — ответил Гюта, притянув Луфу ближе. — Однако… Вероятно, в одиночку я попросту не справлюсь.

— Значит, мы поможем всем, чем сможем! — заявил Готрин. Волнолом встал, его тело измождал возраст, но глаза сияли прежней яростью. Он уже десять лет служил этт-ярлом и руководил народом Ландсаттмара верой и правдой. — Отправиться с тобой — в наших силах. Ты посредник, но я тоже слышу и знаю. Послание было отправлено всем, посудите сами. Мы пробыли на этом месте больше сезона, и нас почти никто не тревожил, но таков обычай Фенриса — ничто не длится вечно. Таков путь. Возможно, эта зима станет для ландсаттмарингов последней, и нам следует провести её в поисках лучшей жизни. Пылающие принесли на эти земли каст, осквернили её. А Асахейм… Асахейм стоит в тени Северной твердыни. Там наши люди немного отдохнут от подобных невзгод. Быть может, наша община вновь расцветёт, и вернётся на круги своя, как и было до Великой Ночи.

— Вы не можете решать единогласно, — возразила Кьёра.

— Не могу, — кивнул Волнолом. — Я этт-ярл уже десять делять, и все десять лет признавал закон совета.

— Я голосую против, — отрезал Фэрас.

— Моя воля также известна, — сказала Кьора. — Это безумие.

— Я за Гюту, — высказалась Агюта. — Мы достигнем цели: либо Асахейм, либо Уппланд. Посмотрим, куда доберёмся раньше.

Гюта поняла, что остальные ждут её слова — ведь теперь она стала членом совета. Все остатки здравого смысла подсказывали, что уходить из поселения — провальная затея, особенно в конце лета. А брать детей и грудных младенцев в такое опасное путешествие — глупость и того опаснее. Путь, как и сказал Волнолом, предполагал перемещение с места на место во время сдвига земель. Однако поход на крайний север был билетом в один конец.

— Теперь ты готи, — обратилась Идра, ещё одна из старейшин. Она и остальные члены совета делили внимание между Гютой и людьми в зале, оценивая их настроение. — Говори сама.

— Мы отправляемся в Асахейм, — объявила Гюта. В толпе раздались одобрительные возгласы, хотя и не от всех. Внимание переключилось на ещё не голосовавших старейшин. Их слово станет решающим.

— Да, — кивнула Идра. — Если ветер взывает, не стоит тратить время на споры.

Оставшиеся старейшины также проголосовали «за», после чего в танхалле воцарилась тягостная тишина, длившаяся несколько мгновений, в течение которых народ Ландсаттмара принимал новую реальность. Повсеместно раздался скрип табуреток по полу: люди вставали с мест, обсуждая итоги заседания совета.

— Решение принято, — негромко объявила язык. Кто-то из присутствующих уже шагал в сторону выхода, желая поскорее начать приготовления. — Мы отправляемся на север.

Гюта почувствовала, как её пальцы переплелись с чужими. Сверху вниз улыбался Луфа, лишний раз напоминая, что мир — это только не продуваемые ветрами пустоши, облачное небо и бушующие моря. Фенрис — изменчивая планета. Всё было временно, всё разрушалось и вырастало вновь. Но это её мир — её семья — и родные останутся с Гютой, куда бы она ни отправилась, в этом версе или в другом.

Постоянный гул не переставал удивлять Гая, хотя он уже несколько раз гостил в залах роты. За столами собрались всего три стаи, однако издаваемый ими шум: шутки, чавканье и грохот посуды, по громкости мог посоперничать с полем брани. Обострённый слух космодесантника-примарис позволял Гаю отфильтровывать большую часть звуков, выделяя отдельные — стук тарелок по дереву или треск поленьев внутри гигантского очага в самом центре. К сожалению вожака Первых Волков, регулятором общей громкости Коул его не одарил.

Стая Гая прошла под тёмной балкой главной двери — толстого куска древнего дерева. По словам Улля, эту дверь привезли из королевства самого Лемана Русса, когда он приплыл в Асахейм на поиски нового этта. У всего здесь была своя история: от плиток вокруг очага, - их вылепили из глины, что привёз в крепость один из предшественников Драконего Взора, - до железных ложек, выплавленных из шлемов орков, которых орден одолел больше двух столетий назад. Воины Гая сознавали, что они не просто шагают от порога к одному из пустых столиков, — они проходят мимо артефактов тысячелетней давности, минуют историю и память ордена.

Каждая стая владела своей территорией и местом в зале — конечно, никем не регламентированным, но Улль повёл Гая к столу и скамье в левой части помещения, в метрах пятидесяти от очага. Гаю ужасно неловко было слышать, что некоторые из перворожденных Волков по-прежнему называли это место «Уголком Ягги» в честь стаи, которая ранее усиживалась за этим столом. Однако всё же лучше, чем «Корзина с щенками» — эту насмешку он тоже терпел не раз и не два. Гай понимал, что ещё не заслужил уважение фенрисийцев, но три года непрекращающихся войн с предателями из Великого Разлома тоже не прошли простой тренировкой. Как они усмехались сами, если Волки Фенриса не свидетельствовали подвиг, то в список деяний он не входил. Первым Волкам ещё предстояло заслужить уважение в глазах новых братьев.

— Выпей с нами, Первый Волк!

Гай обернулся на голос, удивившись, что кто-то произнёс название его стаи. Пригласившим на пир оказался Дрог, вожак Багровых Когтей, прозванный Плугомечом за манеру прорубаться сквозь врагов, точно вспахивая землю. Он подозвал Гая рукой, а один из его подопечных хлопнул по скамейке рядом.

— Подойди, расскажи нам о войнах Вечной Ночи, — позвал другой.

За широким столом хватало места обеим стаям. Первые Волки подошли к Багровым Когтям. Гай уселся справа от Дрога. Вожак Когтей крикнул кэрлам, и те сервировали стол блюдами и кувшинами из кухни роты, а ещё через несколько минут смертные предложили астартес угощения из жареного мяса, брусков мёда и горячих овощей. Затем на столе появилось несколько больших кувшинов мьёда и металлические стаканы.

Трапезу начали молча: голодные космодесантники принялись наедаться до отвала, даже не собираясь поговорить. За всю свою жизнь, с момента пробуждения в недрах одного из генетических ковчегов Коула, Гай и бойцы его отделения знали только корабельную еду и сухпайки. Космодесантников-примарис поразил размах — каждый приём пищи в Этте без преувеличения обращался целым банкетом.

— Разве белковая каша и сухпайки не удобнее всей этой тяжёлой пищи и напитков? — спросил Эгрей. Астартес-примарис разорвал толстокорый хрустящий хлеб и предложил половину рядом сидящему перворожденному.

— Это не совсем обычная ситуация, когда Рота проводит здесь больше нескольких дней, — признался Багровый Коготь. — Пока есть возможность — мы пируем, чтобы не жалеть об упущенном шансе принять щедрость Фенриса.

— Многое из того, что мы берём на корабль, исчезает в течение недели или двух! — добавил другой, прежде чем отправить в рот варёное яйцо.

— Да-да. Нужно поддерживать свои силы. Запас энергии! — закивал третий. Он закатал рукав меховой куртки, обнажив вздутый массивный бицепс. На мышце было вытатуировано лицо, и когда серый охотник играл мышцей, рот и глаза раскрывались и закрывались, к большому изумлению и забаве Гая. — Тут тебе не подадут ни воду, ни тем более мерзкую кашу!

— Наверное, нелегко охотиться или выращивать такое количество еды, — задумался Гай, глядя на ломящийся от обилия птицы и дичи стол. — Я всегда считал, что жизнь на Фенрисе суровей некуда, и каждое время года здесь — битва с голодом и стихией.

— Асахейм не так уж плох, — прокомментировал Дрог. Он подцепил окорок кабана и бросил его на тарелку Гая. — К тому же суровое место рождает крепких людей. Те, кто защищает и сражается за народ, получают право выбора пищи. Ни один ярл не позволит своим веренгам голодать, пока торговки рыбой набивают брюхо.

Вдоль стола раздались кивки и одобрительный стук по дереву. Гай не очень понял подобное упрощение и хотел подискутировать, но решил, что лучше будет не высказывать мысли вслух. Вместо этого вожак Первых Волков оторвал кусок свинины и протянул его Дрогу.

— Не будь торговкой рыбой, — ответил он в своём лучшем шутливом тоне, на который был способен. — Ешь сам!

Дрог уставился на него с такой свирепостью во взгляде, что Гай ожидал удара. Багровые Когти разразились смехом. Гай боролся с желанием извиниться, не желая уступать вожаку другой стаи, чтобы космодесантники не восприняли его поступок как слабость.

Через несколько ударов сердца запал Дрога поутих, и тот наклонился ближе, понизив голос.

— Не возвращай подарок дарителю, даже в благодарность, даже в шутку, — произнёс вожак Багровых Когтей и положил мясо обратно перед Гаем. — Это оскорбляет щедрость.

Гай кивнул и молча принял совет.

Он попытался поднять настроение, подавленное ошибкой и, ухватив кружку с мьёдом, возвысил её над столом.

— Скьёль! — провозгласил он, и Волки эхом прокричали тост. Гай рискнул произнести ещё несколько слов на ювике. — И пускай покраснеют клинки!

Фразу на родном языке фенрисийцы восприняли на порядок лучше, чем в прошлый раз. Багровые Когти ревели в ответ, но, к сожалению, многое из произнесённого Гай не понял, восприняв услышанное как воинственные или кровожадные кличи.

Последовали другие тосты — за битву, за честь, за братство, — и мьёд лился рекой наряду с гораздо большим количеством обычного эля, медовухи и крепкого вина. Лёгкие напитки вмиг очищались от алкоголя и прочих токсинов улучшенными органами, но мьёд… Знаменитый фенрисийский мьёд Волки варили тысячелетиями, чтобы добиться свойств, позволяющих превзойти защиту организма астартес. Гай заметно повеселел.

— Играть умеешь? — спросил Ордас Чернохвост, расчищая место для доски и фигур кёнигсгарда.

— Ордас — чемпион нашей стаи, — предупредил Гая Дрог.

— Я уже играл с Уллем и остальными на корабле, — гордо заявил Гаюс. — Не опозорюсь.

Гай произнёс имя вожака Серых Шкур, и в следующее мгновение он Улль вместе со своими воинами уже заходил в зал. Первострел изумился: он явно не ожидал увидеть Первых Волков там, где они сидели, и, не теряя времени, повёл собственную стаю к соседней скамье Серых Шкур.

— Что ты задумал, Плугомеч? — спросил Улль, присев.

— Вот, учу Первых Волков пить! — ухмыльнулся Дрог.

Гай рассмеялся, поднял чашу и пролил немного мьёда на край стола, когда попытался произнести тост в честь Улля. Вожак Первых Волков сморгнул, поражённый случившимся. Проблемы с координацией он ощутил впервые.

— Вроде большие, а мьёд пить не могут, — засмеялся кто-то из Багровых Когтей.

Следуя за рукой Ордаса, Гай сосредоточил внимание на игровой доске. Другой космодесантник протянул к нему два массивных кулака, в которых были спрятаны фигуры. Гай сделал выбор и получил короля. Фигурки расставили, и Ордас совершил первый ход, переместив одного из своих воинов в засаде ближе к королю и этт-гардам в центре.

Гай ответил ни к чему не обязывающим ходом. Улль объяснял, что у короля существовало две основные стратегии: уйти с линии нападения или дать отпор. Первые ходы Ордаса были агрессивными. Гай потратил несколько собственных, только чтобы избежать стремительного захвата слишком большого количества фигур, в то время как его противник явно намеренно оставлял открытым путь к углу доски — дорогу для бегства.

— Ты аж исперделся весь, — пробубнил Гай, повторяя когда-то сказанную Уллем фразу. Он перестал пытаться сберечь фигуры и начал контратаку.

Ордас улыбнулся и нанёс ответный удар, но Гай был убеждён, что сам переигрывает соперника. Обе стаи стучали по столу, одобряя каждый ход своего игрока и смеясь над ходами противника, но Гай постарался изолировать своё сознание от лишних звуков и сосредоточился на фигурах. Потратив ещё несколько секунд на попытку прочитать Ордаса, вожак Первых Волков двинул короля вперёд, захватив атакующую фигуру.

Ордас нахмурился, но скорее в замешательстве, чем от испуга поражения.

— Говоришь, уже играл в это раньше? Даже младенец во время первой своей игры не допустил бы такой идиотской ошибки, — произнёс Багровый Коготь, взяв одну из своих фигур и передвинув её поверх двух других на поле, угрожающее королю Гая.

— Так нельзя! — рассерженно заявил Гай. — Ты нарушаешь правила!

— «Прыжок со щитом», — преспокойно объяснил Ордас выбранный ход, глядя на остальных членов стаи. Он поднял руки и пожал плечами. — Я перепрыгнуть через две дружественные фигуры, ведь они находятся рядом друг с другом. Совершенно обычный ход.

— Нет-нет-нет... — Гай перешёл на рык. Он вытащил книгу из висевшей на поясе сумки и открыл страницу, где объяснялись правила игры в кёнигсгард. Космодесантник-примарис перепроверил текст, хотя уже знал всё наизусть. — Ничего подобного в правилах нет.

— Нет в правилах? — Голос Ордаса становился громче по мере того, как рос его гнев. — Ты хочешь сказать, что я грязный обманщик?

— Тут ничего про это не написано, — повторил Гай, протягивая книгу Багровому Когтю. — Таковы правила игры.

Ордас выбил книгу из рук Гая, и тот мгновенно вскочил на ноги.

— Твоя бестолковая книга не будет учить меня правилам, щенок, — оскалился перворожденный.

— Давайте не будем... — Нейфлюр попытался успокоить своих товарищей.

— Заткнись, — заревел теперь Гай, пытаясь вытащить книгу из мясной подливки. Он встретился взглядом с Ордасом, полный решимости не уступать. — И только попробуй ещё раз назвать меня «щенком».

— Да у тебя мамкино молоко на губах не обсохло, — прорычал Ордас.

В следующий миг Гай бросил кулак вперёд, быстрее и сильнее любого улучшенного человека, но Ордас ожидал удара и обеими руками схватил запястье Гая. Одной рукой он потянул вожака Первых Волков к себе и ударил того в подбородок, оглушив. Гай попытался контратаковать, разбросав фигуры и разбив тарелки, но промахнулся.

Вырвав руку из хватки Ордаса, Гай перепрыгнул через стол, ударив ногой в грудь другого космодесантника. Его окружили вой и крики, но всё, что он слышал, когда занёс кулак для следующего удара, — стук собственного сердца.

Упав на землю и перекатившись, в следующую секунду Ордас пнул Гая в лицо. Этого удара Гай не выдержал, повалившись назад. Его голова врезалась в ножку стола, чуть его не перевернув. Примарис распластался по полу, беспомощный и ошеломлённый, в то время как Ордас провёл ладонью по доске, сбрасывая фигуры кёнигсгарда на лежащего Первого Волка. Гай попытался встать в момент, когда Ордас отвернулся, но чьи-то руки схватили его за плечи, удерживая на месте. Он повернул голову и встретился взглядом с Уллем, который встал на одно колено позади и крепко сжал пальцы на его плечах.

— Ты только усугубишь ситуацию, — прошипел вожак Серых Шкур. — Ордас победил тебя честно: и в игре, и в бою.

— Я не просил о помощи, — огрызнулся Гай, вырываясь из хватки.

Следующим рывком он поднял туловище, приняв полусидячее положение, но так и не встал. Багровые Когти отошли в сторону, кто-то — метая в Гая хмурые взгляды, другие — с усмешкой на лице. Дрог, качая головой, задержался ещё на несколько секунд, прежде чем последовать за своими подопечными. Потасовка длилась всего несколько мгновений, едва вызвав паузу в болтовне и шуме по всему залу; Волки вокруг продолжали трапезу, не обращая никакого внимания на перепалку.

— Забудь об этом, — ответил Улль, уронив книгу Гая на пол, к его ногам. Вожак Серых Шкур постучал пальцем по уху, а затем по уголку глаза. — И чаще пользуйся этим.

Затем Улль отвернулся и жестом позвал Серых Шкур к их пристанищу. Гай чувствовал на себе взгляды Первых Волков, но не мог поднять глаз. Туман мьёда уже начал рассеиваться, и в груди, заливая красным лицо, возгорелся стыд.

Гай поднялся на ноги, взял путеводитель и проверил целостность книги. С заботой уложив её в сумку, он направился к двери, не сводя глаз с неровных каменных плит под ногами.

— Вы уверены, что правильно передали сообщение астропата? — Жиллиман стиснул руку в кулак и сжал его другой рукой.

Примарх источал недовольство, но Хурак едва сдерживал смех. Наследник Девятнадцатого стянул улыбку в серьёзное выражение лица прежде, чем его повелитель заметил признаки веселья. От сынов Коракса все ожидали отсутствия эмоций и холодного поведения, однако, несмотря на мрачные мифы и предания о Гвардии Ворона и их наследниках, Хурак умело отыскивал иронию, сатиру и юмор в большинстве событий крестового похода. По правде говоря, многое из того, что потомок Коракса узнал о родном ордене и своём генетическом отце, его тяготило, поэтому Хурак постарался изменить свою природу и внести немного света в тёмный вороний мир. Ему нравилось думать, что в жизни Коракс проявлял больше позитива, чем сохранилось в учениях десять тысяч лет спустя. Наверняка поколения мрачноликих редакторов вырезали подобные остроты.

— Да, лорд-командующий. — Мичман Астра Милитарум, которому было поручено передать сообщение, явно чувствовал себя неуютно. Мужчина не сводил глаз с инфопланшета в трясущихся руках. Для такой обязанности служащий Флота был слишком низкого ранга. Хурак представил, как при подобном выборе поссыльного неотложное сообщение достигло примарха столь быстро. — Он сказал: «Раненый волк присел и уронил экскременты на изодранный свиток». Большая часть остального сообщения является стандартным шифром и идентификацией образов.

Лицо Жиллимана помрачнело до такой степени, что посланник выглядел так, вот-вот побежит, однако примарх даже не думал о смертном.

— Вы свободны, мичман Лао, — скомандовал капитан, указывая на дверь. Хурак недолго понаблюдал за поспешным удалением молодого офицера, после чего переключил внимание на примарха, всё ещё подавляя смех. — По моему суждению, раненый волк — метафора более чем красноречивая, лорд-командующий. Лейтенант Касталлор, очевидно, считает, что орден остро нуждается в помощи.

— Ты прав. И потому их отказ от космодесантников-примарис ещё более безрассуден, — ответил примарх. Выражение его лица оставалось угрюмым. — Космические Волки горды, однако мой опыт взаимодействия с ними и вся изученная информация не указывает на склонность потомков Русса к саморазрушению.

— Вместе с тем, сообщений о флотах и вторжениях орков становится кратно больше. Всё так, как вы и опасались. — Веселье Хурака рассеялось, а взгляд метнулся к последним отчётам о нападениях зеленокожих, на углу стола Жиллимана. Стопка щеголяла толщиной в несколько дюймов. — Если ксеносов не уничтожить, или, как минимум, не остановить их распространение, весь тыл флота Секундус и фланг нашего наступления окажутся под угрозой.

— И Космические Волки идеально подходят для этой задачи, — ответил лорд-командующий.

— Но почему именно они, лорд Жиллиман? — Вопрос приходил в голову Хурака уже несколько раз за те месяцы, что прошли с момента его повышения до одного из помощников лорда-командующего, главного советника имперского регента. — Факелоносные флоты рассекают Галактику, содержа достаточное количество воинов и технологий «Примарис», чтобы создать сотню орденов, да даже больше! Если Космические Волки вымрут, вполне в наших силах их заменить.

— И позволить им погибнуть? — Жиллиман расслабил руки и зашагал к одному из пюпитров. Массивные кулаки примарха вцепились в край. — Мы не можем допустить смерть ордена Первого основания.

— Ни в коем случае не подвергаю сомнению вашу мудрость, милорд, но я не вижу военной необходимости. Вы говорили о великой важности поддержки перворожденных и приложили огромные усилия для ускоренного получения подкреплений-примарис Белыми Шрамами, Железными Руками и остальными легионорожденными орденами, однако так и не объяснили причину. Почему?

Как только он закончил говорить, Хурак понял, насколько самонадеянным он выглядел, ставя под сомнение рациональность мотивов лорда-командующего. Робаут Жиллиман избрал его и горстку других себе в помощники, чтобы учиться; чтобы впоследствии они смогли учить других, следуя примеру Мессиния, Оскари и откомандированных в прошлом году Хендерикса и Гастола. Каждый, кого касалась рука примарха, нёс его мудрость в другие флоты.

Жиллиман, казалось, не разозлился. Наоборот, примарх будто оживился, звонко постукивая рукой по кафедре.

— Существует три вещи, необходимые для успеха крестового похода Индомитус, — сказал он, выпрямив на второй руке три пальца. — Первое — моя жизнь и мои способности. Не будет самовосхвалением признать, что я обладаю уникальным даром и впечатляющим личным опытом. Это позволяет мне вести Индомитус, используя методы, не имеющие аналогов нигде в Империуме. Повторюсь, это не хвастовство, ибо первый отец отточил мои навыки ведения войн в сенате, а второй — в Галактике. Величайшие умы их организаций, даже Верховные лорды Терры не смогли бы столь же эффективно управлять военной машиной Империума просто потому, что у них нет единого разума, который анализировал бы ход войны.

— Ну да ладно, перейдём ко второму пункту. Несмотря на собственную уникальность и критическую важность, без них Индомитус не завершить, ведь я один и могу находиться только в одном месте одновременно. И потому я должен претворять свои планы в жизнь с уверенностью, что по моей воле придут в действие и они. Я должен внедрить собственную надежду в умы других. Ради единственного шанса, одного краткого проблеска победы Империума я уже направляю большую часть человечества к общей цели. Импульса не хватит надолго, однако, чем дольше мы сможем поддерживать боевой запал, тем больше у нас шансов спасти Империум.

— А для того, чтобы подобное предприятие увенчалось успехом, требуется третье. Вера. Вера не в мой уникальный дар, но доверие моим целям. От Терры и Марса, от Кадии и до Фенриса — никто не должен сомневаться во всеобщей пользе крестового похода. Нельзя допускать рождения мыслей, что я инициировал Индомитус ради собственной выгоды. Если меня уличат в службе самому себе… развалится всё. И я не перестану повторять это утверждение, пока живы уши, способные его услышать. Каждое моё деяние должно демонстрировать окружающим, что моя цель и воля состоит не в изменении Империума, но в восстановлении его могущества и основ . Мечты всех людей должны совпадать с моей, но опять же, не для рождения из пепла новой империи, ибо в те времена я совершил глупость. Всё — ради удержания воедино последних осколков Империума, ради сражения именно в этой войне, ради определения курса людей, как это делал Император. Я должен совершить ровно столько, чтобы Империум стал сильнее, чем раньше, и с завершением написания нового Кодекса Империалис я вновь передам власть в руки смертных, как всегда и намеревался.

Слова примарха подхватили разум Хурака и пронесли его сквозь бескрайние просторы звёзд. На мгновение он будто разделил величие и тьму галактической войны, какой её видел Жиллиман. Он понимал — то была лишь фантазия — мечта, а его разум воспринял лишь малую толику видения, что примарх обдумывал ежесекундно. Хурак заметил и то, что его господин не ответил на поставленный вопрос. Сын Коракса обладал достаточной проницательностью, чтобы за время службы примарху понять: Жиллиман ничего и никогда не упускает из виду. По всей видимости, лорд-командующий ожидал, что Хурак продолжит его мысль и сам отыщет ответ на свой вопрос.

— Мне следует изложить суждения прямо сейчас? — спросил космодесантник прямо. — Или у меня есть время немного подумать?

Жиллиман на несколько секунд подпёр подбородок рукой.

— Расскажешь, когда будешь готов, — ответил примрарх он. Он рассматривал Хурака дольше, чем было необходимо, а затем улыбнулся. — Спасибо за развлечение, капитан. Беседа сгладила остроту сообщения Логана Гримнара, и теперь я очистил свой разум. Пожалуйста, подготовь всё к отправке созыва и сообщений.

На этом сегодняшний урок закончился, и Хурак вернулся к обязанностям руководителя отдела военно-почтовой службы. Должность открывала Хураку глаза на многие аспекты Похода, но в то же время предполагала вполне обыденную работу. Сын Коракса понимал, что Жиллиман неспроста поставил его на эту должность.

Во время снежных бурь и долгих холодных ночей погибло около четверти рабов, но времена года менялись скоро, и весна с сильными ветрами и проливными дождями не заставила себя долго ждать. Орад оказался в группе из нескольких сотен рабов, которым поручили новую работу и перевезли на верфи, или, точнее сказать, приписали к караванам металлолома, что доставляли на верфи постоянный источник сырья. Большинство из обломков принадлежали «Суровому», но не все. В последний раз Орад увидел многих членов экипажа, но у него не было ни времени, ни жизненных сил горевать. С рассвета до заката рабы разгружали провода и трубы, блоки листового металла и пластали, реакторные системы, огромные вёдра с болтами и гайками и прочий хлам из десятков звёздных систем. Транспортировка грузов к самым высоким из платформ таила в себе множество опасностей — шустрые гроты привязывали к своим тощим лапкам твёрдые предметы и иногда нарочно ставили людям подножки, после чего хихикали, наблюдая, как несчастные падают со ста пятидесяти метров навстречу смерти. Мощные ответные пинки заставили мелких зелёных тварей обходить Орада стороной.

На рассвете второго дня напряжённого труда бывший матрос «Сурового» заметил новое лицо — женщину, одетую в изысканный светло-голубой сюртук и офицерскую фуражку, тяжёлую, с потёртой позолоченной строчкой и бахромой. Особого изыска её внешнему виду добавляли длинные перчатки из искусственной кожи вместе с сапогами до колен, словно пародия на униформу корабельного комиссара. Она подошла к группе рабов, подняла к губам вокс-громкоговоритель и обратилась к толпе.

— Верховный владыка Оргук Миродёр, правитель Мира Оргука, завоеватель Сникрага и Крагсмака, объявляет о начале самой жестокой войны во всех владениях орков. Вам выпала честь работать во имя величия этого начинания, и вместе с тем лишь крошечной части великих побед, ожидающих Миродёра в будущем. К лету вы построите флот, который затмит солнца и разорвёт мечты слабых рас.

Объявление повлекло за собой еще большую кровожадность со стороны орков-надсмотрщиков, их кнуты забили чаще, а рёв стал отдаваться в голове Орада даже несколькими следующими ночами. С трудом взобравшись на беспорядочные строительные леса, он взглянул на поселение орков. Раньше он не обращал внимания на место жительства, и за всё это время — несмотря на суровую зиму — оно увеличилось почти вдвое.

Местные строения не отличались организованной логистикой и наличием стандартов. Доки, в которых он работал, являлись одним из нескольких подобных сооружений, выступавших из беспорядка орочьих дворцов, фортов, лачуг, гоночных треков, стрельбищ и целого лабиринта улиц, от вида которых у него кружилась голова. Однако была тут одна особенность, доминировавшая над остальными: согнувший ноги, словно философ-мыслитель, гигант — на холме недалеко от центра. Орад предположил, что статуя отмечала личную крепость самого Оргука, очерченную также массивной стеной с клыкоподобными зубцами из ржавеющего железа. Ограду укрепляли более десяти обычных башен и одна проездная у ворот. Сами же врата были настолько колоссальными, что через них проезжали самые гигантские из боевых машин орков.

Из крепости и из мастерских по всему владению Оргука метались творения орочьих инженеров: багги, мотоциклы и бронированные шагоходы; транспорты — на колёсах и гусеницах, чьи открытые кузова переполняли лающие и хохочущие орки; самые разные виды полевой артиллерии, которые тянули команды рабов или изрыгающие смог бронированные тягачи; танки — разной формы и размера; ослепительные бронеавтомобили и самоходные орудия; многобашенные механические чудовища размером со здания; топающие металлические гиганты, что в три-четыре раза превышали человеческий рост; монструозные машины ещё выше окружающих зданий, опоясанные изогнутыми бронепластинами, которые придавали их корпусам округлую форму, — станции их управления были выполнены в виде гримасничающих голов на плечах-башнях, каждая из которых служила оркам орудиеносным идолом.

Военная промышленность заполняла и трюмы строящихся кораблей. Довольно часто орочьи заводы начинали производство ещё до того, как заканчивалась стройка непосредственно судов — многие строения ксеносы сколачивали прямо вокруг крупных двигателей, каждый из которых обеспечивал энергией несколько титанических машин. С окраинных аэродромов ввысь поднимались штурмовики поменьше: их дым и инверсионные следы спиралью взлетали к отблескам космической станции. Орад часто наблюдал за «световыми шоу» в перерывах между ливнями.

Затем наступило лето с его ужасной жарой, измождавшей Орада целую вечность, — по крайней мере, год так точно, по сравнению с сезонами в родном мире Орада, Норесцуне. Под палящим солнцем в его рабочую территорию вернулась предательница своего вида. Женщина осматривала группы рабов в сопровождении орочьих надзирателей — ксеносы даже охраняли её бронетранспортёр. Машину модифицировали системой адресации, поэтому женский голос перекрыл грохот непрекращающихся работ.

— Ваш труд во благо могущественного Оргука Миродёра не останется без награды! Сегодня вы стали частью чего-то большего! Большего, чем любое из предыдущих начинаний! Оргук Миродёр радует вас вестью, что его армия будет сражаться бок о бок с самим Зверем Армагеддона, Пророком Морка, Кулаком Горка, Газгкуллом Маг Урук Траккой!

При упоминании имени последнего зеленокожего раздались одобрительные возгласы и крики представителей зеленокожих. Всё пространство в пределах слышимости взорвалось оглушительным рёвом.

— Благодарите судьбу, что остались живы, ибо Великая Зелень вновь поглотит звезды, а рёв Горка и Морка загремит по всему чудному пространству! Их рёв ознаменует войну Оргука и Газгкулла против уродцев чудного пространства и воинов разрушенной империи людей!

Женщина издала странный крик, бессловесный боевой клич, преисполненный чистой агрессии, который её «товарищи»-орки подхватили оглушительным басовитым рёвом. Ксеносы принялись стрелять из пушек в воздух и колотить кулаками и клинками по борту транспорта. За женщиной несколько орков забили хриплый барабанный бой, сопровождаемый музыкой электрических музыкальных инструментов. Под визг и рычание генераторов звука надсмотрщики защёлкали кнутами; орки и гроты энергично топали, трясли головами и махали кулаками, сопровождая веселье выстрелами в воздух.

За объявлением союза последовала ещё более тяжёлая каторга, хотя ранее Орад считал, что рабы уже достигли предела. Недостатком пленников для создания машин орки не страдали: Орад лично был свидетелем, как бледнели и исчезали знакомые лица, но их заменяли новые. По всей вероятности, завоевания орков охватывали всё новые и новые территории — ксеносы готовились к грядущему всепоглощающему завоеванию.

Жизни некоторых забирал не физический труд, а ментальное напряжение. Каждый день горстка сломленных бросалась с высоких подмостков, иногда увлекая за собой гротов, а то и даже надзирателей-орков. Другие в надежде засорить механизм кидались прямиком в ревущие двигатели. Кто-то выхватывал оружие у орков и в следующие секунды падал под градом огня и безумные крики ненависти; кто-то вытаскивал снаряды из контейнеров и бросался под гусеницы заходящих на погрузку боевых машин; кто-то сбрасывал грузы в оголённые генераторы и реакторные шахты, вызывая взрывы и электрические бури, которые поглощали за раз десятки орков вместе с рабами. Однако зеленокожим было плевать — они не проявляли совершенно никакого беспокойства по поводу мелких актов саботажа.

Орад подумывал о том, чтобы последовать за ними навстречу смерти, но бывшего матроса по-прежнему преследовала мысль, что раз он сдался на корабле, то не может подвести Императора дважды. Он не подчинится порыву слабости снова. «Голос Оргука» приходила каждые несколько дней, напоминая рабам о могуществе воеводы и их привилегии работать под началом такого умелого лидера. Орад не горел желанием произвести впечатление на перебежчицу или её зеленокожего господина, он лишь хотел прожить достаточно долго, чтобы застать момент низвержения на них обоих гнева Императора. Это был лишь вопрос времени, не более. Имперский Флот и Имперская Гвардия, возможно, даже космические десантники или Сёстры Битвы обязательно прибудут и очистят этот мир от ксеносов, что отняли у Императора так много слуг.

Кожа на его мозолистых руках становилась прочнее, а тело с каждым перенесённым грузом обретало большую силу. Решимость Орада крепла с каждым днём рабства. Он стал относиться к оглушающей утренней сирене как к началу нового дня, когда на планету придёт возмездие Императора, и, как утешал он призраков своих товарищей — к орудийному расчёту на костяном ожерелье добавилось почти два десятка костяшек, — всем просто нужно было набраться терпения.

В отличие от просторных залов и апартаментов для аудиенций на нижних уровнях, вульфхалле Логана Гримнара являл собой более личное пространство. Он был одним из нескольких помещений в вышинах Этта, когда-то служившим покоями самого Волчьего Короля. Вульфхалле располагался ниже вюрдхалле, где проводил большую часть времени Ньяль; до зала было довольно трудно добраться напрямик, приходилось пересекать крепость по всей ширине до транспортной системы или спускаться почти на милю пешком по ряду неровных ступеней. Спускаться, естественно, легче, чем возвращаться наверх, однако сейчас, спустившись к дверям вульфхалле, Ньяль словно спустился с вершины горы. В принципе, так оно на самом деле и было.

Как и всегда, на страже стояло два волчьих гвардейца — Один Вражья Погибель и Хродгар Ледяной Череп. Веренги удивились, заметив приближающегося к покоям Великого Волка Ньяля.

— Великий Волк занят, Повелитель Рун, — произнёс Один, становясь перед дверным проёмом и загораживая его шириной терминаторской брони. Ньяль же пришёл в мехах, но от этого казался не менее внушительным.

— У меня срочное дело. Он выпрямился во весь рост, ощетинившись рыжей бородой. В косматой огненной гриве заискрились золотистые крапинки. — Что занимает Великого Волка?

— Он держит совет с Каменным Кулаком, — ответил Один, не уступая.

— Так даже лучше. Арьяку тоже будет полезно услышать эту новость, — Ньяль шагнул влево.

Один подвинулся следом за Хранителем Рун, встав между рунтэном и дверью. Ньяль вздохнул и отступил на шаг.

— Твоя взяла. Хотя бы передай Великому Волку, что я здесь.

Волчьи гвардейцы обменялись взглядами, и, в конце концов, Хродгар кивнул. Он толкнул дверь, собираясь обратиться к своему господину, но быстрый, как змея, Ньяль обошёл Одина и оказался на пороге прежде, чем его успели перехватить. Гримнар сидел за столом у края зала, наливая эль из кувшина, в то время как Арьяк стоял у длинного окна и глядел на облака, окутавшие крепость.

— Мой господин, есть разговор, — произнёс Ньяль. Рунический жрец почувствовал движение волчьего гвардейца за спиной и повысил голос до звонкого рыка. — Если кто-нибудь из вас тронет меня хоть пальцем, в ваших задницах запляшут молнии.

Гул силовой брони встал на месте.

Гримнар обернулся, с кувшином в одной руке и кружкой в другой.

— У меня только две чашки, — поприветствовал Ньяля Великий Волк.

— Я не хочу пить, — солгал Ньяль, у которого от ходьбы по бесконечным лестницам во рту пересохло. — Я получил сообщение с имперского корабля.

— Понял, — протянул Логан, наливая эль. Он кивнул стражам, и Ньяль ступил на покрытый ковром пол, в то время как сзади с грохотом закрылась дверь.

— Пока ещё нет, но я объясню, — ответил Ньяль.

— Лейтенанту Ультрадесанта не удалось убедить меня впустить фальшивых фенрисийцев, поэтому он обратился к тебе, почуяв твою… большую благосклонность к затее.

— Вовсе нет, у него бы ничего не вышло. Однако в одном вы правы — я считаю, что вы допускаете ошибку, отказываясь. — Ньяль сел в одно из больших кресел у камина, на противоположной от стола Великого Волка стороне вульфхалле. Логан передал кружку эля Арьяку и вернулся на место, поднося свою чашу к губам и ожидая, пока Ньяль продолжит.

— Я предоставил аудиенцию небольшой группе с корабля, — начал рунтэн. — Этих людей называют историторами, и перед ними стоит задача собрать воедино фрагменты прошлого.

— Выходит, из тех, кому можно дозволить разгуливать по Этту, они — худший вариант, — усмехнулся Арьяк.

— Я не позволю им «разгуливать» по Этту, — ответил Ньяль. — Ответственность на мне как на хранителе знаний. Они хотят узнать что-то о нас, а мы можем узнать о них. Какой информацией мы обладаем? Лишь скудный отчёт из вторых рук от Крома — об этом новом крестовом походе и возвращении Жиллимана. Если хотим узнать подробности о новостях Тронного мира и в принципе о происходящем в Галактике, нам следует пообщаться с этими историторами.

— Тебе не думается, если информация нужна нам, то это тебе следовало лететь к ним, а не им — к нам, — поднял бровь Гримнар, ставя чашку на стол. — Кажись, имперцы обвели тебя вокруг пальца.

— Историторы — лишь часть истории, Логан. — поиграл словами Ньяль и наклонился вперёд, упершись локтями в колени. — О визите клянчили не смертные имперцы — меня просил страж.

— Их ещё кто-то сторожит? Космодесантник?

— Тот самый страж! Воин Адептус Кустодес. Я видел его проекцию. Крупнее любого из этих примарисов и облачён в золотую броню.

— Тот самый?.. Кустодии не покидают Чертога Всеотца, — твёрдо заявил Арьяк.

— Не покидали. До сих пор.

Лицо Логана Гримнара отображало максимальную концентрацию, когда тот допил остатки эля и взял кувшин, чтобы снова наполнить кружку.

— Кустодий покинул Тронный мир и отправился на Фенрис? Я уже понял, что нынешняя эпоха щедра на чудеса, но с тех самых пор прошло десять тысяч лет… — Великий Волк поставил чашку и кувшин на стол и полностью переключил свое внимание на Повелителя Рун. — Мне это напоминает Просперо, когда Король Волков и кустодии бок о бок сражались с Циклопом. Теперь же Магнус мстит Фенрису, а златоносный воин приходит в Этт и взывает к Волкам.

— Вы понимаете, зачем я пришёл, — полуулыбнулся Ньяль.

— Ни в одном из твоих видений не было золотого воина, — сдвинул брови Арьяк. — Ты этого не предвидел.

— Вюрдово зрение связано с иным морем! Это тебе не пара магнокуляров, — проворчал Повелитель Рун. — Не всегда всё так просто. Я видел золотые рассветы и закаты, золотое пламя на море и золотые звёзды над головой.

— Должно быть, это ещё один знак, — произнёс Логан. — Для воина Десяти Тысяч покинуть Терру… Мы не можем пропустить такое знамение. Оно станет частью хода Времени Волка.

— Я встречусь с просителями и приведу к тому, что они ищут, — ответил Ньяль. — Поскольку гостей приглашу я, у них не будет веских причин разгуливать по Этту и оставаться дольше необходимого.

— Считаешь, мне не следует встречаться с кустодием?

— Безусловно, вы можете его поприветствовать, но меня не отпускает чувство, что наше гостеприимство нарушит нечто гораздо более грандиозное, — ответил Ньяль.

— Ты в нём уверен? Причины веские? — потребовал Арьяк. — Что, если он агент примарха? Если легенды об их способностях правдивы лишь наполовину, мы совершим большую, очень большую ошибку, подпустив золотого воина к Великому Волку.

— Думаешь, кустодий проделал весь этот путь, чтобы убить меня? — изумился Логан.

— Я думаю, «господин Империум» без угрызений совести избавится от всех помех на пути своего крестового похода, — ответил Каменный Кулак. — Если мы не доверяем Жиллиману, то не можем доверять никому, кто стоит на его стороне.

— Да, ты прав, — согласился Великий Волк. Верховный Король Фенриса будто опечалился этому осознанию. — Мы будем держать кустодия и группу писцов на расстоянии вытянутой руки, пока не узнаем от них всё, что сможем. Ты поступил правильно, Ньяль, хотя я тебе следовало обсудить всё со мной прежде, чем соглашаться принять их в нашем доме.

— Поступи я так, группа прибыла бы с вашего согласия, а не моего. Вы стали бы принимающей стороной, — ответил Ньяль, покачав головой. — Я упростил ход событий.

Несколько секунд все трое молчали, и Ньяль вспомнил, что прервал разговор двух других.

— Продолжайте совет, — произнёс он, обернувшись к двери.

— Подожди, тебе не помешает это услышать, — позвал его Логан. — Я не хочу вовлекать всех, однако, поскольку ты будешь занят посетителями, то должен знать, что происходит.

— Звучит зловеще.

— Я ещё раз бросил Великим ротам клич. Когда прибудут оставшиеся шесть лордов, орден сможет созвать совет. Я инициирую голосование за отстранение Крома Драконьего Взора от командования Убийцами Змиев. — Логан сдвинул брови и сжал пальцы в кулак. — Он отказывается от любых приглашений и вызовов, прячась в своих залах. До меня дошла информация, что среди его стай ходят воины-примарис. Приведя сюда имперцев, Кром совершил необдуманную ошибку, это правда, но с того момента… С того момента все его поступки носят преднамеренный характер. Это позорит ранг волчьего лорда.

— Он неистово сражался и потерял много воинов, — постарался успокоить своего господина Ньяль. — Высока вероятность, что среди Убийц Змиев не найдётся замена.

— А я думаю, что найдётся.

Пристальный взор Хранителя Рун переместился на Арьяка. Чемпион встретил его взгляд воинственными глазами.

— Аа… Вы уже его обрадовали? — спросил Ньяль, угадав намерения Великого Волка.

— В каком смысле? — недоумевал Арьяк. На мгновение он задумался, после чего широко раскрыл глаза. — Нет! Выбросьте эту мысль из головы, милорд! Я не хочу быть волчьим лордом.

— Ты откажешь Верховному Королю? — спросил Логан, приподняв бровь. — Это великая честь.

— Величайшая честь для меня — служить Хранителем вашего очага. Этого хватает. Из-за такого решения погибнут достойные воины: командир роты из меня никудышный

— Ты недооцениваешь свои способности, но пусть будет так, — опечалился Логан. — Придётся придумать что-то иное.

— Когда вернутся волчьи лорды, не совершайте поспешных решений, — предупредил Ньяль. — Новости о Космодесанте-примарис, крестовом походе, Жиллимане — это и без Крома выбьет из колеи.

— И Кром вполне способен воспользоваться ситуацией в своих интересах, — ответил Великий Волк. — Мы не можем допустить раскола, однако неверности я не потерплю.

— Я поддержу вас, каков бы ни стал ваш выбор, — кивнул Ньяль. Он скоро взглянул на Арьяка и вновь сосредоточился на Верховном Короле Фенриса. — Обретите полную уверенность в решении, и лишь потом говорите с волчьими лордами.

— Не сомневайся, — отрезал Гримнар.

Повелитель Рун покинул вульфхалле и направился дальше по коридору. За ним последовал Арьяк. Через некоторое время — достаточно долгое, чтобы, как понял Ньяль, гвардейцы у дверей не могли их услышать, — Арьяк тихо заговорил.

— Он сам не свой с того отступления. Нетерпеливый. Все эти дела с Кромом… Лорд Гримнар давно бы их уладил, а не позволял конфликту тлеть .

— Он зациклился на мысли, что настали последние дни, Время Волка. Логан Гримнар готовится к возвращению Волчьего Короля и последующей битве.

— И я с ним солидарен, — серьёзно ответил с Арьяк.

— Посмотрим. Время Волка — это наш конец. Смерть Волчьих Сынов. Я бы не хотел тратить жизни ради ошибочного представления о судьбе. Союзники нуждаются в фенрисийских волках, а не в отголосках их предсмертного воя.

— Ты бы последовал за ним обратно в «Готтрок», зная, что тот исчезнет в варпе?

Ньяль остановился у подножия лестницы, извилистым путём ведущей обратно в вюрдхалле.

— Честно, не могу ответить наверняка, — признался рунический жрец.

Арьяк молча принял ответ, и двое космодесантников ещё несколько секунд стояли у лестницы, погружённые в собственные мысли.

— Я возвращаюсь на железные уровни, — прощался Арьяк. — Не заставляй меня выбирать меж двух клятв и дай побыть одному.

Арьяк зашагал прочь по коридору, оставив Ньяля у лестницы. Рунический жрец ступил на первую из многих ступеней, утешаясь поговоркой, что трудная дорога обычно приводит к лучшему месту.

Глава тринадцатая

Начало пути

Огнедышащие

Раскольник легионов

— Не ютите в себе малефикарума, — пропел Кьёрфи, втыкая пылающий факел в остатки танхалле. Сейчас главный зал Ландсаттмара немногим отличался от заполненной деревенским мусором пещеры. На руины брызнули небольшим количеством масла, чтобы пламя разгорелось быстрее.

Гюта отступила от распространяющегося огня; собравшуюся толпу окутал жар — оранжевый свет пламени чем-то походил на пятно рассвета, уже поднимавшегося над холмом сквозь вездесущие облака. Бьёрти поджёг факелом остатки кузницы, в то время как дровосеки вырубали последние несколько брёвен причала.

Три корабля ожидали последнего из грузчиков. Некоторые члены общины преклоняли колени и отдавали дань уважения предкам, другие благодарили духов залива за то, что те присматривали за ними с далёкой весны. Бьёрти поднимался по утоптанной тропинке, в стремлении укрыться от холодного ветра накинув на плечи плащ. От пепелища кузницы в небо поднимался дым.

— Вот так всё и кончилось, — улыбнулся он.

Гюта кивнула, подавляя приступ меланхолии.

— Север, — произнёс её муж. Это слово многих в последние после решения совета дни сохранялось на устах столь многих...

Ветер с моря усиливался — идеальные условия для первого этапа пути по относительно ровному пространству побережья. Агюта уже завела на борт Корит и Луфу. Остальные поселенцы складывали пожитки и тоже погружались на корабли. Море покрылось коркой льда — через несколько дней по нему уже нельзя будет плыть. Хотя ландсаттмарцы отправились на север навстречу холоду, они пока старались избегать первых наростов льда вдоль побережья: Волнолом сказал, что община сэкономит много дней, выбрав путь по последним волнам, а не по хрупкому льду.

За всё время плавания Гюта не шевельнулась.

— Я в первую смену на вёслах, — напомнил Бьёрти, стараясь взбодрить жену.

— Это всё моя вина, — прошептала Гюта, без слёз, но с печалью. — Всё из-за меня.

— Земли рушатся, вращаются небеса — двигаются и люди.

Ладони Гюты коснулись широкие пальцы Бьёрти — поддержка мужа оказалась как нельзя кстати. Она позволила супругу подтолкнуть себя к первым шагам по ладье.

Гюта ступала неохотно, но не от страха перед лицом ошибки. Если бы видения оказались простыми снами, безусловно, они бы выбили её из колеи, однако она смогла бы вынести груз. Вспомнив о лесном звере и безмолвном волке, Гюта поняла, что главная причина, по которой она не хотела отправляться в путь, заключалась в одном: видения могли оказаться правдой.

Гай шагнул влево и тут же развернулся вправо, избегая перекрёстного огня и послав два болта прямо в грудь цели. Вожак Первых Волков отступил назад. Эгрей выстрелил наперерез, в то время как Гарольд с болтером наготове двинулся вперёд, чтобы не дать Гаю подставиться.

Отделение продвинулось на несколько ярдов. Наблюдающие сервиторы подняли новые манекены-мишени — с пола и потолка или из отверстий в дальних стенах. Следующие несколько секунд вокруг не прекращая ревел огонь. В наступившей после тишине Гай расслышал шаги и разговоры, доносящиеся со стороны ведущей на стрельбище двери. Подняв кулак, он подать сигнал сервиторам прекратить упражнение и повернулся взглянуть, кто же нарушил ход тренировки.

— Что за дела? — Дрог Плугомеч в полном боевом облачении вместе со своей стаей свободно прошёл через зал. Борода вожака делилась на две длинные пряди, переплетённые с медальонами, — каждая заканчивалась золотым украшением в форме черепа, которые позвякивали о нагрудник. — Неужто боевая стрельба?

— Обычная тренировка, — поправил Гай, опуская винтовку. Его раздражали самодовольные манеры вожака Багровых Когтей, к тому же сам факт прерывания тренировки нарушал протоколы стрельбища. — Какие-то проблемы?

— Мы не тратим болты на пенопластовых кукол, — прорычал Дрог, махнув рукой в сторону разорванных мишеней. — Весь Верс против нас, впереди ждёт целая бесконечность сражений. По всему Империуму истощаются оружейные склады, а миры-кузни не справляются с производством. Каждый болт просто обязан лететь в настоящего врага.

— Хм, никогда не приходило в голову... — Гай взглянул на свою стаю, чувствуя, что не подумал о подобной банальности. — Раньше мы не испытывали проблем со снабжением.

— Теперь ты в курсе, — ответил Дрог.

— И чем тогда стрелять? — спросил Доро. — Как убедиться, что враг мёртв?

— Если направил болтер на цель — убийство свершилось.

— Не понимаю, — выдохнул Доро. — Откуда такая уверенность?

Дрог рассмеялся и полуобернулся к Багровым Когтям, которые с интересом наблюдали за перепалкой.

— Объяснишь ему, Варгар? — попросил вожак. Один из Багровых Когтей кивнул и сделал шаг вперёд, держа в руках болтер.

— Если я во что-то стреляю, значит я хочу это убить. Могу сделать один выстрел, да хоть десять, добыча — моя. — Варгар ткнул большим пальцем через плечо в другого члена стаи с огнемётом без резервуара. — А Асгерд выберет себе свою. Если потребуется много болтов — я дам знать стае.

Гай попытался представить подобную ситуацию в реалиях собственной стаи.

— Я не могу постоянно думать о количестве выстрелов, необходимых для каждого моего бойца, — сказал он.

— А ты и не думай, — ответил Дрогр. — В этом и кроется смысл совместных тренировок — Волки сражаются сообща. Волки знают боевой стиль каждого брата по стае.

— Стиль? — рассмеялся Эгрей. — На войне воюют, не бороды стригут!

Дрог сдвинул брови и грузно подошёл к десантнику-примарис, вперив в того полный злости взгляд.

— Лишние зубы? — прорычал вожак стаи, но немного успокоился в следующий миг. — Значится, спину брата во время боя ты не прикроешь?

— Конечно, прикрою, — огрызнулся Эгрей.

— Как считаешь, сделают ли то же самое братья?

Эгрей кивнул, оглянув Первых Волков.

— Вот так и воюйте, — заключил Дрог. — Знайте друг друга и доверяйте. Сражайтесь как один.

Жестом он приказал Гаю и его Первым Волкам отступить в тыл, подальше от линии огня. Гай, пускай и неохотно, но подчинился, отведя в сторону стаю. Багровые Когти Дрога выглядели так же расслабленно, как и во время ожидания еды в зале для пиршеств.

Дрог поднял руку и сжал кулак, подавая сигнал сервиторам. Отряд в боевой готовности встал вокруг вожака с оружием наготове. Багровые Когти держали под контролем каждый уголок зала. Ушей Гая коснулось влажное волчье рычание — вожак Первых Волков определил, что оно исходило от Плугомеча, и мгновение спустя стая рванула в дальний конец стрельбища.

Повсюду вокруг заподнимались мишени. Сыны Фенриса ответили градом мысленных выстрелов то в одну, то в другую сторону, иногда совмещая линии огня, иногда переплетая друг с другом, но ни один из Багровых Когтей ни разу не пересёк зону обстрела другого. Время от времени стая инстинктивно формировала отдельные подразделения, которые останавливались ради имитации прикрывающего огня, в то время как остальные рассредотачивались по сторонам, после чего объединялись вновь. Тишину нарушал лишь скрежет доспехов и глухой стук сабатонов. Безмолвие стрельбища завораживало непрерывным движением — Первые Волки словно наблюдали за изящным танцем. Лишённое грохота болтов представление было великолепно — органичный поток, совсем не походящий на промышленную машину убийств, что Коул внедрил в разум Гая и всем остальным космодесантникам-примарис. Заступники «Люпус-шесть» совершали механические убийства, Волки же Фенриса — инстинктивные.

Через минуту, в течение которой Багровые Когти прошли почти в трое больше, чем стая Гая, Дрог поднял кулак, приостановив тренировку. Нейфлюр и Анфелис захлопали в ладоши.

Оставив стаю продолжать без него, Дрог приблизился к Гаю и остальным Первым Волкам.

— Как вы научились драться подобным образом? — Затаив дыхание, спросил Нейфлюр. — Это… потрясающе.

— Именно так сражаются фенрисийцы, — ответил вожак стаи. — Братья по мечу и щиту, или по копью, да хоть лучники, охотящиеся на медведей и оленей. Мы растём все вместе, противостоя миру, который убил бы нас поодиночке. Вот почему стая вместе живёт, вместе ест и тренируется тоже вместе. — Дрог бросил взгляд на Гарольда. — Стреляешь метко?

— Да, — ответил космодесантник-нримарис.

— И длинным ножом пользоваться, наверняка, тоже умеешь? — Дрог указал на боевой клинок на поясе Гарольда.

Тот кивнул.

— Конечно, умеешь, ты же астартес! Космодесантникам не нужно мусорить пенопластом, чтобы удостовериться, попал ты в цель или нет, и если нет, то стреляй до тех пор, пока не попадёшь. Настройтесь на победу и действуйте соответственно. А вы как будто защищаетесь во время атаки.

— Что это был за звук? Тот, что ты издавал в начале? — спросил Доро.

— Этот? — Дрог снова басовито рыкнул, словно испустил эхо из глубины широкой груди. — Сигнал начала охоты. Вурген. Быстрее любых полностью словесных приказов.

Вожак Багровых Когтей издал ещё несколько звуков; каждый — похожий друг на друга, но имеющий отличительные нотки. Затем Дрог вновь поднял руку, заговорили остальные, а сам вожак слушал. Гай сосредоточился на звуках. Поначалу он слышал только гул доспехов, но затем различил рык и кашлеподобный лай. Общение происходило скорее вспышками, чем непрерывно — краткий обмен сигналов, предвещавших смену строя, направления атаки или её скорости.

— Стиль, я же говорил, — продолжил Дрог. Почёсывая щёку, вожак Багровых Когтей задумался над выбором следующих слов. — Ульфнаки. Хмм… Вероятно, вы называете это муштрой или… стойками, да? Охота. Щит. Дракон. Их всего семь, но у каждого воина уникальный образ мышления. Свой стиль атаки, защиты и перемещения. Жёстких правил не существует, однако мы знаем, как на действия любого из братьев по стае отреагирует другой.

Первые Волки наблюдали за Багровыми Когтями ещё несколько минут. Время от времени Дрог комментировал ту или иную тактику или отвечал на вопросы воинов Гая. Когда Перворожденные закончили тренировку, Гай отвёл Дрога в сторону.

— Спасибо тебе, — кивнул он вожаку стаи. — Спасибо за наставления, что поделился с нами мудростью.

— Без проблем, — ответил Дрог.

— Рад, что… Ну... Я рад, что моё недостойное поведение несколько дней назад не испортило наши отношения.

— С чего бы?

— Я читал об утгельде, неоплаченном долге. Междоусобицы, что перерастают в племенные войны. Я посчитал, что между нашими может начаться вражда.

— Утгельд? — Дрога слово так же позабавило, как и удивило. — Утгельд в Этте распространён, это да: ты назвал Ордаса жуликом, а он надрал тебе задницу. Вот тебе и утгельд. Долг уплачен. Просто в будущем подольше думай, прежде чем говорить.

— Всё равно спасибо. — Гай прижал кулак к груди.

— Перестань так стараться, — ответил Дрог.

Гай улыбнулся, признавая осмысленность совета вожака Багровых Когтей, но его улыбка погасла, когда Дрог продолжил. Он не был зол, как не старался и обвинить, но речь Дрога была подобна сжимающемуся вокруг сердца Гая, тем более разрушительному из-за обыденной манеры произнесения.

— Перестань пытаться быть тем, кем никогда не станешь. Быть может, твои гены действительно от Короля Волков. Возможно, в тебе есть и канис хеликс, поэтому ты полноправный Сын Русса, я это признаю, однако важно другое. Ты не фенрисиец. Вы не поднимали стену щитов во время снежной бури и не стояли на палубе опрокинутого кракеном корабля ярла. Ты никогда не пробовал здешний воздух на вкус и не ощущал его ветер щеками. Тебя воспитал другой мир, поэтому сбрось с души этот груз. Волками Фенриса вам не стать, сколько бы вы ни тренировались.

Гай не решался заговорить, но сдержанно кивнул и быстро отвернулся.

— Пошли, — рявкнул он Первым Волкам, проходя мимо них к дверям.

Внутри Этта существовали и другие способы передачи информации — помимо вокс-каналов и старинного метода из уст в уста. Твердыня Волков поражала масштабами, будучи высеченной в самой высокой из гор Асахейма. Однако вместе с тем она являлась и единым организмом; широчайшей экосистемой и обществом, связывающим воедино космодесантников, кэрлов и всех остальных. Большую часть пребывания на Фенрисе, каким бы коротким оно ни было, Великие Роты и даже стаи внутри них держались особняком друг от друга. Однако каждый миллиметр этого места пропитывал дух ордена. Его залы перекликались с десятитысячелетней историей, придавая крепости собственный характер и удерживаемую внутри атмосферу — и тот, кто был полон решимости понять суть цитадели и образ жизни её обитателей, мог постичь и смысл. «Хамарркискьяльди», или «история сущности» — так это здесь называли .

Доподлинно неизвестно, что побудило Улля однажды вечером собрать стаю, как раз перед походом в медовые залы: смена давления в атмосфере, отдалённое эхо или банальное чувство неправильности. Волосы на затылке просто встали дыбом, и Улль оказался не единственным, кто почуял неладное.

— Дурная звезда пролетает, — проворчал Гарн, когда Серые Шкуры направились к своему залу.

— Я слышал рассказ Альдакреля, — начал Детар, блеснув механической челюстью в свете костра. — Говорят, недавно обнаружили варпов прибой.

— А я чувствую вой очага, — поделился мыслями Улльр. — Пойдёмте, узнаем, что происходит.

Волки выбирались из общежитий, инстинктивно направляясь вверх и на север, к уровням заоблачных доков. Несколько десятков Убийц Змиев сбились в группу без единого отправленного сообщения, потихоньку собравшись в коридорах, ведущих ко второй и третьей облачным верфям. С противоположной стороны крепости к ним присоединились другие — Чемпионы Фенриса. Братья продолжали идти дальше, не обмолвившись ни словечком. Массивные защитные порталы доков оставались закрыты, однако космодесантники слышали глухой стук приземляющихся десантных кораблей, сопровождаемый топотом обутых в сабатоны ног.

Казалось, двери скрежетали целую вечность, и в конце концов они разомкнулись, открыв встречающим шеренгу космических десантников в сине-серых цветах ордена. Что-то случилось: воины шли, опустив глаза и плечи. Братья явно вернулись без триумфа: доспехи каждого отмечала война. У половины отсутствовали элементы брони, кто-то заменил недостающие части чужими. Многие были ранены — ковыляли с повязками и костылями.

Прибывшие стаи брели общей кучей: Кровавые Когти вперемешку с Длинными Клыками, а Серые Охотники с Волчьими Скаутами, — как будто астартес роты потеряли всякие различия. В авангарде космодесантников маршировал единственный отряд волчьей гвардии, неся на плечах знамя с изображением тотемного верегоста.

Ревущие Огнём. Великая рота Свена Кровавого Воя.

Сам волчий лорд так и не показался. Улль слышал голоса Серых Шкур, которые не понимали, что происходит.

— Мы прочесали все звёзды — никаких следов, — проворчал волчий гвардеец. — Враги Всеотца заплатили нам океанами крови.

— Дамгет, — выругался Улль, продолжая наблюдать плетущуюся вереницу братьев, не в силах поймать взгляд ни одного из них. Он посмотрел вдоль колонны и с трудом сглотнул. — Но… где остальные?

— Это все. Мы прибыли слушать Великого Волка, — ему ответил Серый Охотник с перевязанной правой и болтером в левой руке. Поножи воина портил плазменный ожог, а шлем, видимо, пережил ярость цепного меча. Фенрисиец немного выпрямился, словно бросая вызов. — Наша сага ещё не спета, как и песнь о нашем волчьем лорде. Мы вернёмся. Через Врата Бесконечных Штормов, мы вернёмся. Мы вернёмся и отыщем Свена.

— Вы возвратились накануне хельвинтера, из самих звёздных врат, — произнёс Эйрик. Он оценил количество прибывших братьев. — Не больше сорока… В последние годы бедам Ревущих Огнём нет предела.

— Да, но есть свежие си...

Подняв руку, Улль заставил Гарна умолкнуть

— Не будем давать напрасных обещаний, сначала послушаем, что скажет Великий Волк, — наспех проговорил вожак Серых Шкур. — И не умаляй значимости саг Ревущих Огнём этими новостями. Говори, брат.

— А что говорить? Мы выслеживали и сражались с предателями, бились с порождениями Нижнего мира и бездны. Перед тем, как воля Великого Волка отозвала нас обратно в Этт, наш готи слышал странные звуки.

— Мы ступаем по тёмным берегам, под незнакомым небом, — ответил Улль. — Не наше дело об этом судить, однако вскоре новости сами вас настигнут.

Серый Охотник побрёл дальше, пристроившись к другим Ревущим Огнём, что в это время проходили мимо. Улль искал взглядом символы стай Серых Охотников, но всё оказалось тщетно.

Больше остального Улля тревожила тишина. Ни один из братьев не встретил другого радушным криком, как никто из прибывших не поприветствовал тех, кто ждал. Словно бы их языки были скованы слишком большим количеством упоминаний о мёртвых. Или опечаленные воины Свена хотели говорить о вещах, которые никто другой бы не понял.

Убийцы Змиев тоже сражались у Врат Хельвинтер. Застали они и чудовищный миг их падения под натиском Разорителя, однако, как только битва была проиграна, Волки Крома вняли новому сигналу о помощи. Ревущие Огнём уходить отказались — в стремлении найти пропавшего лорда они бросились в самый мрак Вечной Ночи.

— Чуют мои сердца — их поиски не закончатся до тех пор, пока последний Ревущий Огнём не разделит судьбу Свена Кровавого Воя, — произнёс Форскад.

— В версе хватает битв. Пускай выбирают, где хотят умереть, — ответил Улль. — Врата Хельвинтер повлияли на их вюрд.

Несмотря на слова, Улль не мог смотреть на измученную Великую Роту и не думать о том, что, если бы не появление Гая вместе с новыми космодесантниками, Убийцы Змиев разделили бы ту же участь на Новиомагусе. Мысль вызвала у вожака Серых Шкур внезапный гнев. Где они были, эта скрытая армия Жиллимана, когда Абаддон сломал Врата Хельвинтер и истребил бесчисленные миллионы солдат и миллиарды слуг Императора? Гай не нёс груз вины. Судя по его рассказу, все космодесантники-примарис пребывали в длительном анабиозе, однако мысль, что Коул не пробудил спасительное воинство — во время всех бед Империума… Злость Улля не знала границ, он жаждал отыскать архимагоса и разбить его металлическое лицо.

Вожак Серых Шкур искренне надеялся, что Великий Волк однажды потребует ответа от имперских союзников.

Волк встречает рассвет на вершине горы. Его шкуру заливает свет нового дня. Ветер взъерошивает длинную шерсть, пригибая траву и шелестя листьями далёкого леса. Янтарные глаза устремлены вдаль, за тёмный полог.

Сумерки сменяются золотым сиянием, и там, где должно было взойти солнце, сверкая великолепием, поднимается корона. По мере возвышения света, ветер обретает большую силу. Его порывы теплеют. Корона блещет и того ярче, и ветер обращается бурей, да такой яростной, что волк вынужден прижаться в земле. По верхушкам деревьев бьют языки пламени, а ветер становится горячим. Он сжигает и листья, и траву, опаляя даже волчью шерсть. Однако волк не бежит прочь, не закрывает глаза. Он остаётся, чтобы застать бушующий рассвет.

Ветер срывает траву вместе с землёй, обнажая курган — огромную груду костей и черепов. По его склонам струится засохшая кровь, словно нарисованные алые реки. Волк стоит на вершине, бросая вызов испепеляющему ветру. Его когти ломают цвета слоновой кости черепа, сражаясь с бурей за возможность увидеть рассвет. Он скалит зубы навстречу надвигающемуся пожару.

Ветер достигает такой мощи, что волк не может и вздохнуть .

Огонь подкрадывается ближе и ближе. Он сжигает леса, гоня вперёд к кургану множество чудовищ. Монстры взбираются на костяную гору. Они ползут, бегут, скачут и топают к волку. Красные глаза впиваются в зверя-охотника на вершине, они ждут момента для удара. Из лесов доносится жуткий рёв чистой ярости, и вперёд, наконец, неуклюже выходит великан с кожей цвета нефрита, сжимая в руке огромную черную дубину.

Выйдя на главную конвейерную площадку восточных залов, Ньяль встретился с Алриком Искателем Смерти, одним из веренгов Великого Волка. При виде рунического жреца Алрик встал как как вкопанный, а когда Ньяль собрался его обойти, то резко развернулся на сабатонах.

— Рунтэн, меня послали тебя найти. — Искатель Смерти был явно не в духе. — Я собирался наведаться в вюрдхалле. Тебя уже несколько дней не видать.

— Не сейчас, — поднял руку Ньяль и продолжил шагать к винтовой лестнице, что вела к следующему уровню транспортной системы. — Я должен повидаться с Великим Волком.

— Ну и отлично, — крикнул Алрик в след. — Он и велел тебя отыскать.

— Меня? — Ньяль остановился и повернулся к гвардейцу. — Пустяковое поручение, ну, для воина твоего ранга.

— Он просто хотел быть уверен, что ты придёшь, рунтэн, — объяснил Алрик, направляясь вслед за Ньялем. — Логан в скьяльдоме. Он уже ждёт.

Получив новую информацию, Ньяль скорректировал курс, направляясь теперь к западному ряду конвейеров, откуда он смог бы попасть на территорию Великой роты Верховного Короля. Почему он решил провести встречу там, а не в вульфхалле, оставалось загадкой, на который Ньяль ответ получит чуть позже.

— Повезло, что наши пути пересеклись, Зовущий Бурю, — произнёс Алрик, догнав рунического жреца и подстраиваясь под его шаг Повелителя Рун.

— Кто знает, возможно, всё дело в вюрде, — хрипло ответил Ньяль. — Похоже, в наши дни всё зависит от судьбы.

Они спустились ещё на полмили к просторным помещениям командования и связи, которые соседствовали с залами Чемпионов Фенриса. Везде сновали волчьи гвардейцы, их было больше, чем обычно.

— Меня отправил Великий Волк, с великой срочностью и громким рёвом, — произнёс Алрик, и ряды ветеранов начали расступаться, пропуская двух астартес в скьяльдом. Искатель Смерти повысил голос — теперь его слышали все поблизости .

Логан Гримнар ожидал в главном зале командного пункта. Верховный Король Фенриса облачился в полный комплект терминаторского доспеха. Удерживая в руке топор Моркаи, Великий Волк будто бы готовился отправиться в бой. За исключением двух волчьих гвардейцев, стоявших по обе стороны от Верховного Короля, остальные космодесантники в помещении носили обыденную одежду; кэрлы на различных станциях мониторинга и связи также не разделяли боевого настроя своего господина.

— Что происходит, милорд? — спросил Ньяль, спускаясь по ступенькам в недра тускло освещённого зала. — Почему вы выглядите так, словно отправляетесь на войну?

— Включи его снова, — скомандовал Великий Волк, не оборачиваясь к серву, чтобы как следует поприветствовать советника.

Гололитический дисплей ожил над серым металлом примерно в дюжине метров перед Великим Волком. На нём заиграла пока ещё размытая аура лучей захвата изображения.

Ньяль тут же понял причину воинственного настроя Логана — трёхмерное изображение трансформировалось в лейтенанта Касталлора, в той же позе, со шлемом под мышкой, как будто Ультрадесантник застыл в моменте со времени их первой и до сих пор единственной аудиенции.

— Лорд Гримнар? — Офицер был ошеломлен внезапным восстановлением связи.

— Мой повелитель, я должен сообщить вам нечто срочное и ужасное, — опередил Ньяль, поворачиваясь спиной к проекции Касталлора. Хранитель Рун опасался, что изображение лейтенанта сумеет прочитать текст по губам, хотя Зовущий Бурю и не находился в фокусе системы захвата. — Видение огромной важности!

— О, правда? — Гримнар пребывал в странном настроении. Великий Волк не был рассержен, не был возбуждён — скорее взволнован. Озадачен. Он сомневался. Ньяль не видел ничего подобного за все те столетия, что служил Великому Волку. — Лейтенант, повторишь для Зовущего Бурю?

— Как пожелаете, лорд Гримнар. — Образ Касталлора не отрывал взгляда от Логана, что делало его поведение немного странным — ведь теперь он обращался к Ньялю. — В поисках указаний к действиям на Фенрисе, я связался с начальством в боевой группе «Ретрибутус». Они передали дело командованию флота Примус. Вопрос обсуждался на самом высоком уровне. Возобновившаяся агрессия орков не только продолжается, но и становится всё более интенсивной. Единственный способ решить этот требующий внимания вопрос — личная встреча с лордом-командующим.

Ньяль вслушивался в слова, однако в течение нескольких секунд до его сознания не доходил их смысл, пока рунический жрец не вспомнил, кто такой лорд-командующий. Он переглянулся с Великим Волком и внезапно осознал, что его собственное лицо приобрело такое же напряжённое выражение, как у Верховного Короля.

— Примарх отправится на Фенрис? — спросил он Логана, и тот кивнул, натяжно сжав губы. Ньяль испустил пару мгновений сдерживаемый вздох. — Это многое объясняет. Во владения Волчьего Короля прибудет Жиллиман, Раскольник легионов.

Проведя большую часть последних трёх относительных лет рядом с космодесантниками и примархом (а иногда и с кустодием), Мудире привык к ощущению собственной ничтожности и неполноценности. Историтору чудилось, будто основную часть пассажирского отсека шаттла заполнял Вичеллан. Куда бы ни глядел историтор, везде мерещилось золото доспехов. Ситуацию ухудшала и излишняя для удержания длина копья стража, поэтому оружие кустодия закрепили по диагонали между одним углом отсека и противоположной стеной, словно барьер, перекрывающий поле зрения Мудире. «Утешало» то, что в случае агрессии Вичеллан просто-напросто разорвёт историтора голыми руками, а не попытается взмахнуть копьём.

Один из четырёх основателей ордена историторов пребывал в уверенности, что массивный воин стоял ближе необходимого, и он не мог придумать для этого иной причины, кроме примитивного запугивания.

— Мне всё не даёт покоя мысль, почему нам не предоставили судно побольше, — поделился сомнениями Мудире, разминая плечи, насколько позволяли ремни. Шаттл оказался слишком мал для генерации искусственной гравитации, и, в то время как кустодий стоял на примагниченных к палубе сабатонах, Мудире удерживался на месте лишь благодаря тугим ремням. — Или, если уж на то пошло, почему вы не отправились в одиночку.

— Космические Волки опасаются возможности прибытия дополнительного числа людей, — ответил Вичеллан. — Что касается путешествия в одиночку, я решил, что транспортировка создаст атмосферу для разговора. Хочу узнать вас получше.

Произнеси эти слова любой другой человек, Мудире бы воспринял их без лишних эмоций, однако от Вичеллана они прозвучали угрозой.

— Нам необходимо узнать друг друга получше? — спешно спросил Мудире.

— Я слышу, как учащается биение вашего сердца, — прокомментировал кустодий. — Вы нервничаете?

— Вы, наверное, ощутили и всплеск адреналина, — ответил Мудире. — Я не несу ответственности за реакцию своего тела на ваше присутствие.

— Верно, это простое физическое явление организма смертных. И всё же ваша реакция представляет интерес. Вы предпочли бы избежать подобной беседы?

Мудире не хотел отвечать, но прикинул, что молчание продлится долгих пятнадцать минут, пока аппарат не доберётся до Клыка. Историтор попытался перевести разговор в другое русло.

— Вам не следует называть их Космическими Волками, — начал он. — Вся прочитанная мной тематическая информация говорит о негативном отношении ордена к этому названию. Они величают себя Волками Фенриса.

— Пускай называют себя как заблагорассудится, — пренебрежительно фыркнул Вичеллан. — Их желание значения не имеет. Они занесены в анналы Терры как Шестой легион, Космические Волки. Переименовал ли Жиллиман свой легион в Космодесант Макрагга? Возможно, было бы поэтичнее обозначить сыновей Сангвиния Ангелами Ваала? Шестой легион служит Императору, а не Фенрису. Они космические десантники, которые упиваются волчьей атрибутикой и называют Лемана Русса Королём Волков. Волки, что охотятся в космосе — вот откуда произошло название. Даже символ их командира — люпус рампант — зовётся Волком из Космоса.

Застигнутый врасплох горячностью Вичеллана, Мудире заёрзал на месте.

— Вы считаете, что экспедиция экстремальна, — продолжил кустодий. — И удивлены, что это название пробудило во мне жар эмоций.

— Да, довольно странная реакция, — признал историтор. — Если вы действительно так считаете, то у вас и правда возникнут проблемы в общении с… фенрисийцами.

— Напротив, в преемнике Шестого легиона многое достойно восхищения. Имперские власти и другие ордена Адептус Астартес считают Космических Волков проблемными. Для меня же их неортодоксальность заключается в лишь неприятии деятельности и выдумок примархов, в частности Робаута Жиллимана. Сохраняя независимость и исконную организацию, Космические Волки наиболее из всех приближены к идеалу, что задумывал Император.

— Близость к видению Императора — самое важное? Он и так направляет каждого из нас, наблюдает за человечеством с Золотого Трона. Разве мы не исполняем Его волю каждый миг своих жизней?

— Это заблуждение, распространяемое Экклезиархией. Мы, созданные близкими к Нему телом и душой, знаем правду об этой связи. Она опалила бы умы низших существ. Вы видели, что происходит с астропатами? Таковы её последствия для людей, обладающих значительной психической силой. Вы же, не имея духовного иммунитета, погибли бы мгновенно.

— Я всегда считал Космодесант Ангелами Смерти Императора, но вы утверждаете, что являетесь Его настоящими посланниками и носителями единственной истины. Типичное высокомерие.

— Типичное?

Мудире осознал, что сказал лишнего. Решив не отвечать, он уставился на мигающий огонёк в переборке.

— Вы злитесь, Девен. Я и не думал, что вы человек настолько верующий, что вас легко оскорбить правдой.

— Я верую в Императора, — запротестовал Мудире, не в силах сдержать язык. — Но Экклезиархии я не верю. Когда понимаешь их уловки, скрывающиеся за нимбами, и руки, сжимающие скипетры и державы… это несколько бросает тень на благочестие. Однако, как и вы, я согласен с утверждением, что Экклезиархия и Император — не одно и то же. В отличие от вас, я провёл последние годы, слушая всевозможные истории из всевозможных источников, включая свидетельства чудес и видений. Истории о волшебстве живых святых и о кошмарах бездны, от которых Император нас защищает. Возможно ли такое, что вы отказываетесь признавать эти истины, потому что их правда подорвала бы репутацию кустодиев как избранных спутников Императора?

— Вы не обладаете достаточным опытом, чтобы рассуждать о таких вещах и прийти к определённому выводу, — ответил Вичеллан. — Как ничего не знаете и о моём ордене.

— Я знаю достаточно.

За этой фразой последовало молчание. Его нарушил кустодий, не ставший ждать откровения Мудире.

— Жиллиман выбрал вас в качестве одного из четырёх основателей, поэтому, должен предположить, вы на порядок лучше разбираетесь в академическом образовании, философии и логических рассуждениях, чем демонстрируете сегодня. Но это не объясняет, почему я вам неприятен.

— Не вы. То, чем вы являетесь, — признался Мудире, покачав головой. Его печаль обратилась в горечь. — Я знаю, откуда вы родом. Я тоже родился среди терранской знати, которая отдаёт сыновей в Десять Тысяч, лелея надежду, что кого-то из генетической линии возвысят в кустодии. Родословные, отмеченные генетиками как наиболее чистые и привлекательные, — не что иное, как тысячелетия инбридинга. Утверждается, что каждый кустодий — это артефакт величайших умов Терры, созданный по замыслу самого Императора. Однако я знаю правду, чем на самом деле являются кустодии; то, чем являетесь вы, — продуктом скопившихся привилегий и алхимических преимуществ, что недоступны остальным. Вы исключительны, потому что древние знания обязывают вас быть исключительным. Но с реальностью вы не знакомы. Даже астартес, космические десантники живут как обычные люди до достижения половой зрелости. Вы же до трансформации пребывали в состоянии тщательно отобранной генетической ткани в облике новорождённого, перестроенного в нечто иное, не имеющее ничего общего с наследием или воспитанием даже наиблагороднейших из семей.

На этот раз Вичеллан не нашёл слов для ответа. Спустя минуту молчания он наклонился вперёд и заговорил — тихо, без малейшего намёка на злобу.

— Вашей семье запретили предоставить вас? — преспокойно спросил кустодий. — Генетические отклонения?

— Генетические? — Мудире поднял ладони и показал их со всех ракурсов, после чего указал Вичеллану сначала на одну половину своего лица, а затем на другую. — Разве это не одни из лучших генов Солнечной системы?

— Политическая оппозиция, — проигнорировав историтора, начал объяснять Вичеллан. — Я знаю, кто вы есть, вашу семью, ваших родственников. Вы утверждаете, что принадлежите к высшим слоям, однако Дом Мудире уже не та сила, какой являлся несколько столетий назад.

Мудире безмолвствовал.

— Вы таите обиду на тех, кем не смогли стать, — продолжил кустодий. — Простая зависть. Однако она закрыла вам глаза на ваш истинный дар.

— Какой?

— Быть человеком. Быть собой, Девеном Фракоем Эстерантом Мудире. Если бы семья оставила вас Десяти Тысячам, от вашей личности, как вы уже упомянули, ничего бы не осталось. Генетические данные вашего организма продолжили бы существовать как один из членов моего ордена с единственной целью — когда-нибудь в будущем пробудиться к исполнению новых обязанностей. Кустодий, которым вы бы стали, перестал бы иметь всякое сходство с человеком, которым вы являетесь сейчас. Мы, как вы верно подметили, сконструированы, а не рождены и воспитаны. От каждого фрагмента ДНК до каждого нейрона в процессе нашего обучения мы созданы с помощью техноискусства Императора. Однако фундаментальнейшую из составляющих — аниму, душу, что связывает нас со Вселенной и кустодиев с Императором — не произвести и не выдавить из тюбика, как смесь. Сколько ни старайся, когитатор психической молнией не ударит. Подумайте ещё вот о чём…

— Мы — не орден космического десанта, нам не нужны рабы и помощники, набранные из числа неудавшихся кандидатов. Несовместимый генетический материал отправляется Адептус Механикус для дальнейшего разведения в чанах. Тысячи псевдо-Девенов населили бы кузницы Марса, однако ни один из них не вырос бы таким, как вы.

— Ах... — Мудире прочистил горло, задыхаясь от эмоций. — Я никогда не задумывался о подобном. В моём разуме жил лишь гнев семьи на то, кем я никогда не был и никогда не смогу стать.

Оба пассажира умолкли. Корпус корабля задребезжал — шаттл вошёл в атмосферу Фенриса. Переваривая слова Вичеллана, Мудире поднял взгляд на этого скульптуроподобного золотого воина, заполнившего почти весь отсек.

— Если правильно вас понял, — размеренно произнёс историтор, — в вашем развитии нет места случайностям.

— Мы сотворены в рамках очень строгих параметров.

— Выходит, если рассуждать логически, кто-то где-то действительно посчитал отличной идеей создать трибуна-стратарха Колквана полнейшим ослом.

Мудире едва не оглушил наполнивший отсек хохот Вичеллана.