721
правка
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =1112
|Всего =36}}
{{Книга
— Следующий, — рявкнул Барахиэль, чей взор застилала по краям чёрная дымка.
==='''Глава одиннадцатая'''===
Дума невидящим взглядом смотрел на закрытый ставнями окулус. Голубоватый свет от работающих экранов когитаторов порождал на тёмном металле тени, что резвились в подобии собственной жуткой жизни. Они напоминали ему поклоняющихся огню жителей диких миров, что плясали вокруг костра и громко славили Императора в Его ипостаси владыки света и пламени, используя свои примитивные речевые обороты.
Капеллан подумал о племенах Кретации, о реликвиях, оставленных им на попечение, и о гнусных актах осквернения, которые невежественные дикари, вне всяких сомнений, совершали. Его череп пронзали копья чистой боли, которая сильнее всего ощущалась вокруг висков, где отдавалась резкой пульсацией. Зрение Расчленителя затуманилось, он слышал далёкий рёв орудийного огня, а в ноздри лез химический запах выстрелов. Ему хотелось убивать, ему нужно было убивать, Дума жаждал этого больше, чем воздуха и дыхания, но заключение внутри никчёмной консервной банки, именуемой кораблём и швыряемой из стороны в сторону бурлящими потоками, лишало космодесантника возможности получить желаемое.
Пелену боли рассёк скорбный звон набатного колокола.
Итэйн подошла к краю платформы, у подножия которой собирались младшие офицеры капитана. Дума попытался сосредоточить своё внимание на смертных. Он ощущал отвратительную вонь испытываемого ими страха и подмечал малейшие изменения в позах, что говорило об уровне беспокойства даже большем, чем от людей ожидалось, а ожидания были низки. Офицеры зачитывали содержимое инфопланшетов, которые сжимали в потеющих руках. От боли в голове стоял скрежет как от мельничных жерновов, из-за чего голоса смертных смазывались. Кровь пошла у него носом, и Барахиэль поймал алые капли языком. На несколько драгоценных, умиротворяющих мгновений вызванные Жаждой сухость и зуд исчезли, как и непрерывная боль.
— Принято к сведению, — сказала Итэйн, поворачиваясь к следующему трэллу-офицеру. — Рулевой?
— Мы продолжаем идти по прежнему курсу несмотря на сильное воздействие Разлома, — ответил рулевой, бывший молодым мужчиной с короткой остриженной бородой и светлыми волосами. Он нервно облизнул губы. — Навигатор советует повернуть назад, пока мы не затерялись в имматери…
Капеллан резко двинулся прочь от трона и за один удар сердце пересёк мостик. Рулевой не смог не заскулить, взглянув в сверкающие глазные линзы Расчленителя, чьи ноздри наполнились терпким запахом животного страха. Все мышцы в теле космодесантника дрожали от напряжения, его вены обжигал адреналин, а разум плыл по морю жестокости. Видения о крови и смерти были словно чудовищный зов сирен, которому внимал скованный в его душе зверь. Он чувствовал, что за последние дни тот вырос, каждым своим касанием наполняя Думу горячим подобно солнцу гневом убитого ангела.
Расчленителю требовалась вся сила воли, чтоб сопротивляться порыву убивать.
— Ты смеешь выказывать трусость перед избранными сынами Ангела? — Он наклонился ближе, а его голос звучал как угрожающее урчание карнодона. Треск статики из вокс-транслятора шлема делал капеллана ещё более грозным. — Смеешь сомневаться в миссии, данной нам лордом Сетом?
Серв ничего не сказал. Исходящая от рулевого вонь страха усиливалась.
— Бесполезная тварь. Ты позоришь капитул своей слабостью и трусостью.
Дума выпрямился, переключил вокс-транслятор на максимальную громкость и обвёл взглядом сервов на мостике. Прекратив работать, они начали с опаской наблюдать за ним.
— Мы не отступим! — проревел капеллан, и несколько сервов съёжились от этого внезапного резкого крика. — Расчленители не увиливают от задания просто потому, что оно сложное, не будете увиливать и вы! Великий Ангел наблюдает за всеми нами, по каждому мгновению храбрости и трусости он оценивает, достойны ли мы, и я не позволю малодушию навлечь позор на имя Сангвиния или Нассира Амита – величайшего из нас. — На мостик опустилась тишина, и Расчленитель позволил стыду наполнить разум каждого из присутствующих. — Кто-нибудь воспротивится воле капитула?
Секунды перетекали в минуты, но никто не посмел заговорить, даже Итэйн.
Безмолвие нарушилось лишь после того, как Дума покинул мостик. В главном магистральном проходе мимо капеллана прошагал сержант Тойво, готовый присмотреть за мостиком. Капеллан проигнорировал его воинское приветствие и продолжил унимать гнев равномерным выверенным дыханием, что, однако, никак не помогало избавиться от стоящего в носу запаха серы и мёртвой плоти.
Бездыханный серв лежал на тёмных каменных плитах реклюзиама со сломанной шеей и белой как мел кожей. Пурпурный синяк скрывал две точечные отметины прямо над сонной артерией человека, а само тело лежало на буром поблескивающем пятне высохшей крови, однако нигде не было ни единой капельки жидкой витэ, лишь пыль да всё ещё витающий в воздухе запах крови.
Дума переступил через смертного, не обращая внимания на сухость и непрерывный зуд в горле. Прошло пять дней с тех пор, как он в последний раз принимал кровь, поэтому Жажда грозила выйти из-под контроля. Капеллан пересёк неф и подошёл к Расчленителю в полном комплекте доспехов, который преклонял колени в тени статуи Сангвиния, что находилась в трансепте по правую сторону помещения.
Ангел, чей благородный образ был запечатлён в камне в момент гнева, взирал сверху на своих сыновей. Одна его рука покоилась на навершии рукояти Обагрённого клинка, другую же он протягивал вперёд с открытой ладонью, давая пощаду побеждённому врагу. Это изображение примарха отличалось от прочих в том плане, что оно не показывало Сангвиния во время душевных раздумий и не фокусировалось исключительно на его ангельской грации и красоте. Оно ухватило истинную суть Ангела в то мгновение, когда внутри него шла борьба между добродетельным сердцем и яростной душой, борьба, которая сформировала облик вторых сыновей примарха на следующие десять тысяч лет. Больше всего Думе нравилось именно такое представление возлюбленного отца.
Голос капеллана рассёк тишину словно цепной меч.
— Каст.
Расчленитель поднялся на ноги и повернулся к Думе.
Его нагрудник покрывали подпалины размером не больше ногтя космодесантника, а в свете ближайшего светильника поблескивали медные края пуль, застрявших в керамите. Губы и щёки Каста были запачканы кровью, из-за которой в воздухе висел сильный запах меди. Рот Думы наполнился слюной, и в груди что-то завыло, требуя утолить жажду.
Каст опустился на одной колено.
— Мой лорд капеллан.
— Ты поддался Жажде, — произнёс стоящий над воином Дума, который держал крозиус свободной хваткой в одной руке.
Ярость мучила его, наполняя разум картинами расколотого черепа Каста, а также крови и фрагментов костей, пачкавших окутанный расщепляющим полем набалдашник. Он подавил эти мысли и примагнитил оружие к бедру, так как не доверял себе.
— Да. Я признаю свою вину перед Ангелом и принимаю его приговор.
— Ты осквернил это место смертью и кровью, пролитой не во время практик капитула, направленных на духовную общность с нашими павшими, нашим отцом и Императором. Совершено тяжкое преступление.
Каст кивнул и обнажил горло, словно готовясь к удару клинка.
— Объяснись, — отмеряя вздохи сказал Дума.
Запах крови был томителен.
— Я не контролировал себя, — прошептал Каст, скривив лицо от стыда. Капеллан ничего не сказал и позволил ему подыскать нужные слова, чтобы выразить всё им испытанное. — Когда я тренировался в клетках для поединков меня охватила ярость. Я видел лишь кровь и слышал только крики.
— Ты убивал других? — спросил Дума, указывая на нагрудник.
— Не могу сказать наверняка, — ответил воин, но капеллан был уверен, что убивал. — Я помню немногое помимо льющейся в горло крови, её запаха в носу и воплей трэллов.
— Ты очистишь свою кожу, затем снимешь доспех и облачишься в одеяния кающегося, — сказал Дума, подавляя горячую пульсацию гнева Сангвиния, который застилал взор чёрными мазками. Капеллан твёрдо держал себя в руках. Великий Ангел был не только яростным, но и милосердным. — Возвращайся сюда через три часа. Я помолюсь Сангвинию, дабы он указал мне, сколь тяжёлому наказанию следует тебя подвергнуть.
Каст склонил голову и удалился, громко захлопнув за собой дверь.
Дума активировал вокс-бусину.
— Барахиэль, твой план не работает.
Капеллан внимательно осматривал крозиус Карнарвона сквозь дымку стазис-поля. После транспортировки с ''«Виктуса»'' это был далеко не первый раз, когда Дума приходил к оружию, и всегда он уходил с чувством какой-то пустой уверенности. Оружие взывало к нему, взывало к той части его души, где обитал исключительно гнев Ангела. Сей крозиус предназначался ''ему'' и никому другому.
Дума нерешительно отключил поле и вытащил оружие.
Он непринуждённо сомкнул пальцы на рукояти, ощущая исходящий от металла запах священных масел и мазей. Камиэль с Исрафилом освятили крозиус безукоризненно, хотя капеллан повторил процесс для уверенности. Символ Расчленителей в сердце стилизованного ангела мерцал серебром и корналином, а снабжённый клыками палач, формирующий главную часть оружия, как будто бы притягивал к себе свет, и при этом почти не отражал его, несмотря на свечение от трепещущего пламени в чашах для огня и шандалах.
Спустя несколько секунд Дума вернул крозиус на место и вновь активировал поле. Пусть капеллан и заботился о своей пастве со всем усердием и терпением, он пока не был достоин наследия этого оружия, ведь им владел не только Карнарвон, но и каждый верховный капеллан до него. Все они носили титул Хранителя Потерянных, а Дума его ещё не заслужил.
Дума ещё ни разу не вёл роту смерти в бой.
Вокс флота был забит криками.
Из вокс-рупоров в форме скрытых капюшонами ангелов-скелетов хлынули пронзительные, наполненные болью вопли, а заглушить это безумие никак не удавалось. Сервы оторвались от работы и перевели испуганные взгляды на Думу, которой недвижимо стоял на своей командной платформе. Из-за криков агония вонзала в его разум всё новые и новые клинки. Тяжело дыша, космодесантник крепко сжимал зубы.
— Магистресса вокса, — рявкнула Итэйн. — Вычислить и устранить сигнал.
— В процессе. — Бывшая техножрица быстро обменялась потоками трескотни на бинарном канте с котерией сервиторов-специалистов из своего крошечного королевства на мостике. — Неудачно. Повторная попытка. — Она защебетала ещё более высоким тоном, что Дума принял за разочарование. По её лицу с омертвевшими нервами этого всё равно было не определить. — Неудачно. Приоритет кодирования сигнала «алеф-один», и нужно устранять источник.
— Пробуй ещё раз, — зарычал Дума, массирую бок головы.
— Это не принесёт никакого результата, мой лорд, — прощебетала магистресса вокса без всякого намёка на страх, так как своей человечности она лишилась. — Сигнал будет передаваться до тех пор, пока мы не уничтожим поражённое судно.
Капеллан выругался. Боль скрежетала о внутренние стенки черепа из усиленной кости, а порождаемая ей ярость превосходила по силе простое неистовство берсерка. То был вой скованного в его душе зверя, который теперь докатился и до глаз: красные ретинальные щели заполонили смешавшиеся гнев и скорбь убитого полубога. Дума потёр висок кулаком, одновременно подзывая Пашара другой рукой. Библиарий напряжённо сжимал челюсти, а его кожа туго обтягивала кости.
— Брат, ты можешь установит источник этого… ''раздражителя''?
— ''«Разъярённый ангел»'', — рявкнул Пашар, вытирая пошедшую из носа кровь. Его лицевые мышцы судорожно сокращались, глаза же распухли от боли, о которой знали лишь души псайкеров. — Поле Геллера корабля не выдержало, палубы захлестнула чистая варп-энергия, и теперь боль экипажа пропитывает волны имматериума. Это агония тысяч людей, сжатая до одного-единственного хора.
Вычурное описание библиария не впечатлило зарычавшего капеллана.
— Мой повелитель, разве мы не попытаемся помочь им? — Дума обратил взгляд своих налитых кровью глаз на говорившего мужчину, чей воротник демонстрировал символ магистра-скутума. Его голос был полон страха и отчаяния. Капеллан внимательно смотрел на смертного, испытывая то же раздражение, которое испытывал бы простой человек по отношению к мошке. — Мы бы могли расширить наше поле Геллера, чтобы они оказались в пределах пузыря, и послать команды корпехов на эвакуацию выживших.
— Слишком рискованно, — резко ответил Дума с нотками гнева. Наивность офицера его злила. — Тебе, как магистру-скутуму, этот факт уже должен был быть известен. Одно рассогласование в работе проекторов щита, одна единственная секунда слабости щитовых матриц, и нам конец. Варп засосёт корабль, а его твари вырежут всех на борту и сожрут души проклятых себе на потеху. Я не позволю человеческой сентиментальности помешать выполнению поставленной перед нами задачи.
— Но там могут быть выжившие, — слабо возразил он, потрясённый резкой прямотой Думы.
— Выживших нет, — медленно произнёс Пашар. — Возвращайся на свой пост, смертный.
— Для вас так просто обречь двадцать пять тысяч душ? — воскликнул мужчина, чей стыд прикрыла вспышка гнева, наполнившего его тонкий голос. — Мы столь мало для вас значим, что вы можете отмахнуться от наших смертей подобно тому, как сметаете пылинки с плаща? Навигаторы ведь предупреждали, нам следовало повернуть обратно еще несколько дней назад. Ответьте честно, Расчленитель, вы так отчаянно стремитесь попасть домой, и потому готовы приговорить всех нас к смерти и проклятию лишь из-за собственной упертости, которая не позволяем вам внять голосу разума?
Дума подошёл к лейтенанту, а тем временем в его крови вопил зверь, рождённый из гнева Сангвиния. Мужчина дрожал, но не сдвинулся с места даже когда капеллан остановил свою руку прямо у горла смертного. Конечности Расчленителя налились ненавистью словно жаром от печи. Дыхание космодесантника вырывалось сквозь стиснутые зубы, каждая секунда бездействия дразнила зверя внутри. Нет, капеллан не сделает из этого глупца мученика, чья смерть сплотит недовольных, да и в нынешней ситуации нельзя было растрачивать витэ впустую.
— У тебя есть приказ, человек, — прорычал Дума. — Выполняй его молча.
— Не могу, — ухмыляясь ответил щенок, хотя напускная бравада никак не помогала скрыть дрожь в голосе. — Мы уже потеряли слишком многих в этом путешествии. Друзей. Членов семьи. Они или погибли от ваших рук, или были похищены жуткими жнецами эмпиреев, а из их тел высосали всю кровь. Мы потеряны, Расчленитель, и всё из-за вашей проклятой–
С рёвом, посрамившим бы и самца карнодона, Дума оторвал человеку голову. На визор капеллана брызнула кровь, а его ртом зарычал внутренний зверь, требовавший ещё. Расчленитель пробил кулаком консоль, за которой работала женщина в одеяниях машинариума, после чего вырвал её из креплений. Мышцы космодесантника горели от стремления проливать кровь, но он пытался сохранять над собой контроль, всё чаще сжимая и разжимая кулаки. Нежелание Думы сорваться разочаровывало воюющего в венах зверя.
Что-то звякнуло: это к его шлему приставили плоское круглое дуло.
— Держи себя в руках, брат, — предупредил Пашар.
Зверь отступил и принялся кружить на границах разума словно опасающийся огня волк. К Думе вернулась осознанность, а паутина из нитей логики и узнавания затащила его обратно в окружающую действительность. Дыхание с шумом проходило меж стилизованных зубов посмертной маски.
— Держу, брат, — сказал Дума, подавляя гнев и заставляя себя звучать спокойнее. По спине Расчленителя пробежал ледяной холодок – он подошёл слишком близко к объятиям Ярости, а ведь капелланы не становились её жертвой, ибо их ментальная и духовная чистота превосходила оные у простых воинов. — Я не опозорюсь дальнейшим проявлением слабости. Клянусь кровью Сангвиния.
— Пусть так и будет, иначе я сам с тобой покончу.
Дума сидел один в своей комнате и крепко сжимал в руках шлем.
Из носа и ушей шла кровь, воздух проходил через стиснутые зубы сжатых челюстей с влажным скрежещущим рычанием. Его тело было объято болью, напряжение не отпускало мышцы, а лицо подёргивалось из-за непроизвольных сокращений и судорог. Пальцы же давили на керамит с такой силой, что материал начинал поддаваться. В горле зарождался крик, но капеллан не давал ему воли.
Он был хозяином своего гнева, а не его рабом.
— Сангвиний, огради меня от слабости моей крови, — прошептал Дума, с трудом разжимая челюсти. — Пусть твой свет защитит меня от тьмы в моей душе.
За маской в виде черепа что-то шевельнулось, некий светящийся туманный фантом с красными остроугольными глазами, в которых бушевало духовное пламя. Его мрачные смешки эхом отзывались в голове капеллана, а призыв устроить резню пронзал череп искрящимися щупальцами боли. Дума заскрежетал зубами словно жерновами, когда от растущего давления взор начали рассекать красные и чёрные полосы. Он укрепил разум и душу, отказываясь склониться перед агонией.
— Твоей Кровью я сотворен, — нараспев произнёс капеллан губами с капельками крови вокруг них. Вкус алой жидкости усиливал ярость зверя и побуждал того вопить, требуя убийств. — Твоей Кровью я был благословлённ, чтобы стать Расчленителем и войти в число славнейших твоих сыновей, превратиться в воплощение твоего чистейшего гнева.
Зверь завизжал, отвечая на молитвы Думы неистовым потоком презрения. Он боролся всё сильнее, чтобы, наконец, освободиться, и обрушивался на ментальную крепость Расчленителя. С каждым ударом пламя и страшная боль охватывали разум, чью мягкую податливую плоть рассекали когти. Однако, космодесантник наоборот погрузился в эту агонию и укрепил благодаря ей собственную решимость, после чего загнал зверя обратно в его клетку.
— Кровью твоей я одержу верх над твоей же яростью.
Зверь, который носил броню с нанесёнными на неё красными крестами, рассмеялся.
Дни протекали до боли медленно, а недели пролетали за считанные секунды. Обычными методами было невозможно точно определить, сколько они уже путешествовали в варпе, поэтому время отмерялось забранными жизнями и моментами потерянного над собой контроля.
Одним из таких моментов стал четвёртый магистральный транзиторий на тринадцатой палубе, который превратился во что-то среднее между скотобойней и раем массового убийцы. Кровь заливала каждую поверхность, а мрамор палубы скрывала образовавшаяся толстая плёнка алого цвета. Всюду виднелись оторванные конечности и плотные груды раздавленной органической материи – вырванных из тел красных поблескивающих потрохов. Осмотрев сцену резни намётанным глазом, Дума так и не смог определить, какая категория подойдёт ей лучше всего.
Расчленитель разрывал не носящих броню сервов, в то время как его доспех теперь переливался красным как у Ангелов Баала. Цепной меч потерял часть зубьев, а полотно и внутренние механизмы оружия забились ошмётками плоти и телесными жидкостями. Космодесантник орудовал им как дубиной, с каждым ударом раскалывая черепа и ломая рёбра. Ревущий воин требовал крови и сулил смерть. Его красные глаза были широко раскрыты, клыки выдвинулись на полную длину, от Жажды кожа приобрела насыщенный цвет артериальной витэ.
Нагрудник демонстрировал имя Расчленителя: ''Каст''.
— Я предупреждал тебя, — сказал Дума, представляя, как давит голову апотекария, как выдирает из его тела череп со спинным хребтом. От этой картины зверь возликовал и принялся молить капеллана претворить её в реальность. — Твой глупый план провалился.
— Меня удивляет, что ты возлагаешь вину на других, а не на себя, брат, — ответил Барахиэль, который стоял рядом и смотрел на видеоэкран. — Всё было под контролем, пока мы не столкнулись с генокрадами, что, насколько я помню, предложил ты. Без этого ситуация оставалась бы стабильной.
— Мы не могли пренебречь своим долгом сражаться против врагов Императора, — рявкнул капеллан. Ему приходилось игнорировать беспрестанно кидающегося на ментальную защиту зверя, в то время как из носа у космодесантника шла кровь. — Лишь трусы и слабаки бегут от обязательств ради своего удобства. Придерживайся ты изначального плана, Тамаэль и Каст не поддались бы Жажде.
Они смотрели друг на друга на протяжении нескольких долгих минут, и единственными звуами были лишь гудение работающих доспехов, размеренный пульс двигателей и вопли помешавшегося на крови Каста. Дума чувствовал, как внутри шевелится зверь, бешено колотящийся в цепях, которыми он был прикован к душе капеллана.
— Это катастрофа, — вздохнул апотекарий, поворачиваясь обратно к экрану. — Пришлось запечатать целую секцию, чтобы сдержать боевого брата, ставшего жертвой безумия нашего проклятия. Полагаю, тебя это радует. Ещё одно доказательство того, что мы такие же сыны Сангвиния, как и братья из числа перворождённых.
— Меня это не радует, — честно сказал Дума. Не обращая внимания на то, что Барахиэль припомнил ему его же слова, она наблюдал за тем, как берсерк-астартес разрывает надвое серва. — Данный инцидент повлияет на всех наших братьев. Ещё больше воинов могут поддаться Жажде из-за нерешённой вовремя проблемы Каста. Тут мы оплошали.
— Тогда что нам делать? Послать отделение, чтобы изолировать и усмирить его?
— Нет, — произнёс капеллан. — Все мы ощущаем Жажду, и, если послать братьев туда, где всё забрызгано витэ, количество инцидентов может возрасти. Секцию необходимо оставить запечатанной, а Жажда, в конце концов, должна утихнуть. Потом сервиторы соберут кровь и очистят её для потребления.
Барахиэль кивнул, хотя его отвращение к предложенному плану было очевидно.
— А если Жажда приведёт Каста к Ярости? — спросил он голосом с нотками паники, которую Дума никогда думал от него услышать. — Что тогда? Казним его, чтобы предотвратить дальнейшее распространение недуга? Нельзя дать Ярости укорениться в наших рядах.
— Это не наш путь, — ответил Дума, обеспокоенный тревогой апотекария.
За ней скрывалось нечто личное для Барахиэля, чем тот не хотел делиться. Капеллан подумал о собственных усиливающихся проблемах с самоконтролем, о запахи серы и звуках стрельбы.
Капеллан закрыл трансляцию.
— Если он падёт, то окажется в роте смерти.
