Ключи Хель / The Keys of Hel (рассказ)

Перевод из WARPFROG
Перейти к навигации Перейти к поиску
WARPFROG
Гильдия Переводчиков Warhammer

Ключи Хель / The Keys of Hel (рассказ)
Meduson1.jpg
Автор Джон Френч / John French
Переводчик Йорик
Издательство Black Library
Серия книг Ересь Гора / Horus Heresy (серия)
Входит в сборник Разбитые Легионы / Shattered Legions
Год издания 2015
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Скачать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


«Истинная опасность неведомого лежит не в его существовании, но в знании, что оно есть»

– Кирил Зиндерманн, речь на Симпозиуме Несса


Что такое Ключи Хель?

Я сплю, и вопрос всплывает в моих мыслях, словно луна над чёрным морем. Я не понимаю, что он означает, как и то, знал ли я когда– либо ответ. Мои руки – смутное эхо на самой границе восприятия. Мои мысли движутся медленно и неторопливо, словно ледники. Я вижу лицо – мёртвую плоть, шевелящиеся губы, не произносящие слов. Чувствую, как вокруг растекается холод от клинка, впившегося в рёбра.

Нервы сводит болью.

Звенят цепи.

ПРОБУДИСЬ.

Тёплая кровь. Застывающая с каждым неторопливым ударом.

Я вижу…

Ничего я не вижу.

Мысли – смутное эхо. Приходили ли они ко мне раньше? Задавал ли я раньше этот вопрос? Является ли этот медленный цикл осознания колесом, кружащимся без конца, вновь и вновь? Я знаю, кто я. Моё имя – Крий. Я – вождь Кадорана. Я – знаменосец Десятого Легиона. Я – посланник Ферруса Мануса. Я – Железная Рука Воинства Крестоносцев. Я – всё это… Однако это ответы на вопросы, которые я не задавал.

Где я?

Неужели я ещё под горой? Неужели я лежу в темнице Императора, осужденный за то, что был верным воином в войне предателей? Вокруг – холодное онемение узилища?

Новые вопросы, но неправильные.

ПРОБУДИСЬ.

Я вижу лицо. Оно смотрит на меня из ворота золотисто– жёлтых доспехов. Чёрный крест на белом фоне, звон цепей.

Друг…

Приходит ко мне слово, но я не знаю почему. Что такое «друг»? У меня нет друзей – возможно, много братьев, но не друзей. Я – один из рода. Мы связаны тем, что сделало нас сильными – плотью нашего отца.

Отца…

Боль, яркая как солнечный взрыв. Я – боль, и это моё слово. Я не один, потому что она со мной.

Но почему боль здесь?

Вопрос ещё не верный, но уже ближе. Гораздо ближе.

Боль поднимается, кружась вокруг меня, обдирая онемение сна.

Что это?

Боль повсюду. Мир больше не пустой. Он белый. Ослепительно, опаляюще и сжигающе белый.

И боль растёт. У неё есть облик – голова, руки и дыра, бьющаяся там, где должны были быть сердца.

Воплощение боли протягивает ко мне руку.

Почему оно здесь?

Оно тянет меня.

Чего оно хочет?

Что это?

ПРОБУДИСЬ.

И я пробуждаюсь.

Соединения встают на место вдоль стены, боль расходится по нервам и проводам. Мои руки вновь становятся моими, мёртвой плотью и машиной, отвечающей с безразличным рычанием.

Я знаю, что я такое.

Я открываю глаза, и свет наполняет мой мир. Зал передо мной наполняется проецируемой информацией. Пар идёт от заледеневших машин. Я чувствую дрожь, когда мой разум соединяется с плотью и механизмами.

Я делаю шаг вперёд. С моего тела падает хрупкая ледяная чешуя. Вытягиваются поршни, ставя мои конечности на место. По проводникам течёт энергия, и я слышу, как разминаются железные пальцы. Боль повсюду. Каждое чувство наполнено ей. Я – сын без отца. Я – воин, восставший из могилы всего, что он знал, всего, что создало его. Я – мертвец на войне глупцов.

Что такое Ключи Хель?

Я – ответ.

Я – жизнь, похищенная из когтей тьмы и живущая в забвении.

Я выхожу из своей гробницы, а позади мои братья просыпаются ото сна и следуют за мной на войну.


Ревёт пламя, и мы падаем. Капсула получает прямое попадание в панцирь, срывающий щиток пылающей брони. Воздух с воем устремляется наружу. С последним пронзительным рёвом пламя умолкает. Мы кружимся, видя мир вокруг урывками. Я вижу, как звёздные форты находятся в центре паутин света, вижу огромных горящих пауков, парящих над синей планетой. Я вижу наш корабль, «Фетиду», погружающуюся в летящий от них огненный вихрь. Она сверкает текущей из ран кровью в виде расплавленного металла и вспыхивающего газа, извергающегося из пробоин, но не перестаёт запускать в гравитационный колодец всё новые и новые транспорты.

Я всё ещё закреплён вокруг опоры десантной капсулы. Вместе со мной стоят десять воинов. Мы молчим, а мир вокруг кружится вновь и вновь. Теперь в капсуле нет воздуха. Информация означает холод на обнажённой коже моего лица. Но я не двигаюсь и не моргаю. Я чувствую, как во мне отдаются отзвуки оживляющих волн, которые сильнее, чем удары сердца, острее, чем леденящая стужа.

Брешь в стене капсулы заполняется стеной из выдолбленной брони. Вдали беззвучно кричат дула огромных орудий. Наше кружение не прекращается. Взрывы вырывают из капсулы осколки металла. Я чувствую, как один из них пробивает броню, вонзаясь глубоко в тело. Ощущение проходит.

Ускорители капсулы извергают пламя. Мы кружимся всё быстрее, затем рулевые двигатели ревут, пытаясь выровнять нас. Неудачно. Капсула разбивается о звёздный форт.

Нас сотрясает отдача, стена прогибается внутрь. Её обрезанная кромка пронзает воина рядом со мной, и он умирает ещё раз. Чёрные жемчужины застоявшейся крови и масла летят прочь, а капсула отскакивает от поверхности форта. Ускорители то включаются, то выключаются. Свет начинает пульсировать в такт сирене, которую не слышит никто из нас. Мы ударяемся вновь, кружимся, катимся и скользим вдоль ущелий и утёсов из брони.

От капсулы отрывается пластина, и я вижу тянущееся вдаль великое зубчатое кольцо форта. К нему устремляются капсулы и штурмовые корабли, а навстречу им летит пламя тысячи орудий. «Фетида» больше не погружается в пламя звёздного форта, но тонет в достойной ада огненной буре.

Это конец.

Мы не пробудимся вновь. Мы сгинем здесь. Это последняя битва, которую мы вырвали из челюстей смерти. Это не славный и достойный конец. Такой – не для нас. Все эпохи проходят, и даже бессмертные могут умереть…

Наша капсула подскакивает высоко над обшивкой, и я знаю, куда мы рухнем вновь. Я вижу опоры и гребни антенны, готовой разбить капсулу на части и отбросить обломки назад в пустоту.

– Огонь, – приказываю я. Машины в моей глотке хватают слово и передают его моим братьям. Они движутся так, словно спят наяву. Мы стреляем.

Лучи и снаряды разрывают оболочку капсулы вокруг, и мы падаем из обломков, летя навстречу форту.

Мы обрушиваемся на корпус. Я содрогаюсь от удара, пока броня примагничивается к обшивке. В останках моей плоти трещат кости.

Я встаю, скрежеща поршнями, и чувствую, как по оружейной руке растекается боль.

Люк взрывается изнутри. Пятеро Гвардейцев Смерти в вакуумных обвязках вырываются навстречу пустоте.

Я стреляю, стреляют и мои братья. Они такие же, как я. Они умерли на полях сражений от Исстваана до Серого Дока, и вместе со мной видели холодные сны. Большинство всё ещё грезят, отзвуки жизни едва цепляются за их тела. Они следуют за мной и знают боль нежизни, но они избавлены от остающихся во мне мыслей.

Снаряды и лучи скользят по броне Гвардейцев Смерти. Волкитный луч пронзает живот одного из них, глубоко прогрызая сочленение брони и плоть. Он мгновенно застывает, лопасти обвязки на мгновение подбрасывают его вверх, а затем останавливаются. Из раны фонтаном бьёт пар и расщеплённая плоть, Гвардеец Смерти переворачивается вверх тормашками. Остальные приземляются. Теперь их четыре. Они начинают стрелять лишь тогда, когда опускаются на поверхность форта. И нас прошивают разряды плазмы. Гвардейцы Смерти содрогаются от сильной отдачи. Ещё одного моего брата не стало, а его заключенное в броню, изрешечённое тело так и осталось стоять, раскачиваясь на примагниченных к корпусу сабатонах.

Я устремляюсь в бой. Мои подошвы гремят, опускаясь и закрепляясь вновь. Мои братья следуют за мной размашистым шагом. Болтерный снаряд вонзается в плечо, взрывается, сдирая оболочку с покрытия поршней и проводки. Удар ощущается как что– то далёкое и неважное, частица информации, не нужной в данный момент. Из моей руки выдвигается боёк молота, закрепляясь в ладони. Первый Гвардеец Смерти перестаёт стрелять, и пелена холодной энергии окутывает щит на его запястье. Я поднимаю молот. Позади надо мной сверкает и переливается «Фетида», похожая на выкованный наконечник копья.

Гвардеец Смерти не ждёт моего удара, а бросается вперёд, высоко подняв щит, ядром из мускулов и брони обрушивается на меня. Я теряю равновесие, ведь я закреплён на палубе лишь одной ногой. Его меч поднимается острием вперёд, зубья беззвучно кружат, так быстро, что их не различить, и через мгновение я понимаю, что они ударят, а я ничем не смогу этому помешать.

Цепной меч вонзается в моё туловище. Я чувствую, как зубья впиваются в керамит, а затем с беззвучным рёвом и отдачей рвут броню и тело. Мгновение сопротивления, а затем кровь, масло и клочья мёртвой плоти улетают в пустоту от поднимающегося меча. Я чувствую всё это, но замедленно, растянуто.

В следующее мгновение я резко осознаю всё вокруг, вижу, как вспыхивают наши десантные капсулы и абордажные аппараты, как от взрывов содрогается «Фетида», как смертные солдаты выходят из люков звёздного форта в неуклюжих скафандрах и с оружием в руках. Достаточно времени, чтобы понять, что пришёл конец нашей войны. После этого боя нас уже не будет. Не станет. Мне не жаль. Я пришёл на эту войну из могилы. Это война ради истребления, а не победы, она может закончиться лишь так – в пламени и погибели.

Мои глаза останавливаются на скрытом шлемом лице Гвардейца Смерти, готовящегося вырвать клинок из моей груди.

Всё закончится сейчас.

Но наши уничтожители за это заплатят.

Я выбрасываю вперёд левую руку, разведя металлические пальцы. Мой кулак смыкается на горжете Гвардейца Смерти, и я рывком тяну его к себе. Он быстр, но моя сила не от плоти. В моей изувеченной груди кружат зубья меча. Его лицевая пластина обрушивается на моё плечо. Его глазные линзы раскалываются, и воздух вылетает изнутри шлема вместе с кровавым туманом. Мне хочется думать, что он чувствует шок, сомнение, панику, холодное осознание, что настал час расплаты. Но нет. Он будет думать лишь о том, что он должен убить меня. Я знаю это. Я сам бы так подумал. Это делает нас в чём– то схожими.


Он отшатывается. Цепной меч вспарывает меня сверху вниз. Мой молот включается, и я бью, бью и бью, пока во все стороны не разлетаются осколки брони, вымазанные клочьями мяса и крови.

Я останавливаюсь, внезапно чувствуя холод и отсутствие боли, означавшей, что я ещё в земле живых.

Перед глазами течёт поток данных, похожих на хлещущую из раны кровь. Где– то за рунами я вижу огни битвы. Я оборачиваюсь, готовясь увидеть падение «Фетиды». И сквозь вихрь огня прорывается огромный чёрный силуэт. Это другой корабль, меньший чем «Фетида», но всё равно огромный – кинжал, если сравнить его с нашим обгоревшим молотом.

Мрак освещают новые яркие вспышки холодного света. На другой стороне звёздного форта куполом расходится пламя, затем до меня доходит дрожь.

Прокручивающаяся в глазах информация останавливается.

Словно треск помех я слышу зовущий меня голос, но я больше не способен ответить. Я падаю, падаю прочь из верхнего мира обратно к спутанным воспоминаниям о жизни и вопросам, которые задают только мёртвые.


Что такое Ключи Хель?

Они умершая и сожалеющая об этом мечта. Они то, что происходит, когда заканчивается жизнь и сохраняется ненависть.


ПРОБУДИСЬ.

Я стою под горящим куполом небес.

ПРОБУДИСЬ.

Я смотрю, как мир становится удаляющейся точкой. Где– то внизу и позади меня пустые просторы истинной смерти тянутся ко мне, готовясь схватить.

– Пробудись.

Меня зовёт голос. Я повинуюсь. Я пробуждаюсь, чувствуя боль, что медленно возвращается из ледяных грёз.

Я знаю встречающее меня лицо – лицо из безликого железа с прорезями вместо глаз. Это лицо Фидия, моего воскресителя, моего брата среди живых. Его броня покрыта гнёздами– разъёмами, а грива соединительных кабелей свисает со спины, будто плащ.

Я пытаюсь заговорить, но связь между разумом и телом ещё не завершена.

Фидий кивает, словно слыша, что я собираюсь сказать.

– Мы выдержали, Крий. Мы победили, враг разбит.

Паук боли ползёт по моей глотке. Я могу говорить.

– Как?

– Тебя обнаружили и забрали из пустоты, – он медлит. – Я создал тебя вновь.

Я отслеживаю ощущения, пока тело вновь становится моим. Оно изменилось. Токи вроде бы слабее, покалывание плоти дальше. Холодное колебание металла напирает на моё сознание там, где прежде была тёплая дрожь нервов и мускулов. Я потерял многое, но не чувствую себя ослабевшим. Я чувствую себя сильнее.

– Нет, – говорю я, медленно произнося слова. Оставшуюся на моём лице плоть ещё покрывает лёд. – Как мы превозмогли?

Долгое мгновение Фидий смотрит на меня. Он что– то вычисляет, обрабатывая информацию и возможности.

– На помощь к нам пришёл другой корабль.

– Другой корабль?

– Его прибытие заставило врага ошибиться в расчёте ключевых моментов плана обороны. Это стоило им всего.

– Что за другой корабль?

– Они искали нас, следовали за сообщениями, которые мы высылали в варп, чтобы заманить к нам врага. Они искали нас уже некоторое время. Или так они говорят.

– Кто – они?

– Корабль называется «Дедал».

Я слышу слово и ощущаю нечто на краю сознание – дрожь, словно пальцы руки двигаются под пеленой.

– Они знают, что я здесь?

– Нет, – говорит он, слабо качая головой.

– «Дедал» ещё приписан к тому же клану?

Он кивает. Мне бы хотелось закрыть глаза, но я не могу. Пока я размышляю, перед моим взором мелькает информация. Наконец, я произношу один из ключевых вопросов вслух.

– Если они не знают, что я здесь, то зачем они нас искали?

– Они говорят, что искали любых выживших из Десятого Легиона. Что идёт сбор сил, попытка собрать расколотое, чтобы мы вновь стали целыми.

Я медлю. Нет смысла говорить о заблуждениях в таких идеях. Я думаю о Рогале Дорне, о Сигизмунде и Имперских Кулаках, засевших на Терре в надежде выдержать прилив предательства. Я думаю о жажде надежды, которая увела меня с Терры на поиски рассеявшихся выживших из своего легиона. Благородство таких побуждений не делает эти действия менее тщетными. Теперь осталась лишь одна причина сражаться – хоть как– то отомстить, вырвать расплату из когтей вселенной, прежде чем всё пойдет прахом.

– Зачем ты пробудил меня, Фидий? – спрашиваю я, и хозяин «Фетиды» кивает вновь, словно отмечая, что мы достигли того момента, которого он ждал.

– Потому что они хотят встретить предводителей нашего войска и они не глупцы. «Фетида» всё ещё находится на ремонте, и не сможет бежать. Когда они поймут, что я сделал, и что ты собой представляешь, то нам придётся уничтожить их или быть уничтоженными. Если мы не придём к взаимопониманию.

– Ты хочешь избежать смерти от рук родичей. Фидий, тебе ещё важно, как мы погибнем?

– Да. Важно.

Я молчу. Не знаю, чувствую ли я до сих пор то же, что и он. Чувствую ли вообще что– то. Наконец, я киваю.

Кадоран. «Дедал».

С лица падают ледяные осколки, когда я сбрасываю оковы стужи.

Мой клан. Мой корабль. Две частицы жизни, которой у меня больше нет.

– Ну что же. Пойдём и поговорим с моими братьями по клану. Пусть они увидят, что стало с их господином.


Что такое Ключи Хель?

Пламя, забранное из гор. То, чего не может и не должно быть. Лишь в последние дни человечества, когда законы больше не будут важны, стоит хотя бы задуматься об открытии запертых ими замков.

Эти дни настали.


Представители клана Кадоран ждут нас. Двадцать воинов, облачённых в полные доспехи и с оружием наизготовку, стоят под крыльями штурмовых кораблей на ангарной палубе. Вокруг них наши захваченные где попало и кое– как посаженные абордажные аппараты виднеются в полумраке словно кости, наполовину обглоданные птицами– падальщиками. Здесь жарко, во всяком случае, так говорит мне информация. Я больше не чувствую ни холода, ни жара. Они заметят это, а также повреждения корпуса «Фетиды», как и тишину, излучаемую тьмой внутри корабля. Они ждут и гадают, кого или что обнаружили. Я знаю это. Это мгновение словно в зеркале отражает моё прошлое, но тогда я был на другой стороне.

Мы смотрим на них несколько секунд, но они нас не видят. Рядом со мной стоит Фидий, а по обе стороны от нас во тьме таятся две сотни наших безмолвных братьев. Наконец, Фидий шагает вперёд, и я иду за ним. Безмолвное и неподвижное братство остаётся во мраке.

Увидев нас, кадораны реагируют. Они вскидывают оружие, волькитовые аркебузы и плазменные бластеры пронзительно воют, накапливая заряд для выстрела.

Мы останавливаемся. Всё затихает и замолкает. В этом мгновении чувствуется украденная близость.

– Я – Сотер. Клановый отец Кадорана.

Я смотрю на него, а он – на меня. Его доспех покрыт отметинами битв, но они похожи на шрамы над исцелённой плотью, и под ними доспехи функционируют в полном порядке. Его шлем закреплён на поясе, голова открыта. Полоса серых как сталь волос тянется по центру лба, покрытого зубцами штифтов. У него свои глаза, но плоть правой половины лица стала покрытым хромом и электронными схемами произведением искусства. Он излучает спокойствие и силу.

Я знаю его. Я очень хорошо его знаю. Одним взглядом он окидывает Фидия и меня. Свет мерцает под его правым глазом, но на лице не отражается ничего. Он ждёт, и когда мы ничего не говорим, продолжает.

– Мы пришли к вам как братья по крови легиона, чтобы призвать вас на собрание нашего рода. Кто вы и из какого клана?

– Я Фидий, хозяин «Фетиды», – слова просты и недвусмысленны, простое объявление факта.

Сотер почти незаметно кивает, а потом смотрит на меня.

– А ты?

– Это я, брат, – говорю я, даже понимая, что мой голос больше не звучит как прошлый и знакомый ему.

Он пристально смотрит на меня. Все замирают. Я чувствую, как вздрагивает воздух и понимаю, что между сопровождающими Сотера проносятся вокс– сообщения. Их оружие не опускается.

– Господин Крий?

Я делаю шаг вперёд, чувствуя, как вместе со мной двигаются поршни.

– Сотер, со времени старых войн прошло много лет, и ещё больше с тех пор, как я был чьим– то господином.

Он продолжает сверлить меня взглядом.

– Мы не знали, что вы живы, – наконец, продолжает он. Я не отвечаю на это.

– Зачем ты здесь?

Он умолкает на мгновение, и я чувствую, как он размышляет над ответом. В этом всегда была его сила, как в битве, так и в стратегии. На войне опорами мощи Десятого Легиона были логика и сила, но в Сотере была и жилка инстинкта, которого редко можно встретить в нашем кровном роде. Это стало одной из черт, позволивших ему вознестись над братьями, победить там, где пали остальные. Одной из причин, по которым – в том ограниченном виде, насколько позволяла наша неприязнь к чувствам – он мне нравился. И теперь я понимал, что инстинкт не даёт ему заговорить, убеждая, что здесь что– то не так.

– Я искал других выживших из нашего легиона, – его взгляд мелькал между Фидием и мной. – Я пришёл, чтобы вызвать всех, кого найду.

– Ради чего?

– Ради войны, – он не произносит ни имени, ни ранее приписываемого мне титула. Это не случайность. Железные Руки не совершают таких оплошностей.

– Война повсюду, Сотер. Чтобы её найти, не надо собираться вновь.

– Легион будет собран вновь.

Он мёртв! – Я слышу, как по ангару разносится хриплый рычащий голос. Громовой раскат гнева, горечи и боли. Это мой голос. Я чувствую, как напрягается моё тело, как сводит поршни и провода. Когда я говорю вновь, то мой голос тише, но он всё ещё резок, в нём есть оттенок чувств, источника которых в себе я не находил. – Феррус Манус пал, нашего отца больше нет. Мы расколоты. Мы больше не легион. Ничто не изменит этого.

– Мы сильны. Вы выдержим и будем перекованы вновь.

– Мы недостаточно сильны, брат. Мы – всё что осталось, ещё не затихшее эхо.

– Значит, ты отказываешься? – спрашивает он, и я слышу в его голосе подозрение.

Я делаю ещё один шаг вперёд.

– Я понимаю, что ты спрашиваешь из вежливости, Сотер, но ты уже знаешь, что мы не станем частью преследуемой тобой ложной мечты.

Наши взгляды встречаются, и в это мгновение я понимаю, что был прав, что он понял, чем я стал. Я жду следующих слов.

– Что ты наделал? – спрашивает он, и я слышу голос молодого медузанского юноши, выбранного мной из толпы дрожащих людей, ставшего затем моим боевым братом и нёсшего моё знамя в течение шести десятилетий войны и завоеваний.

– Я стал возмездием павших, – говорю я, и позади из мрака выходят мои братья по смерти.


Что такое Ключи Хель?

Они были печатью, поставленной нашим отцом на принципы и знания, которые никогда не должны были быть применены. Немногие кроме Легиона знают о запрете, наложенном Феррусом Манусом на Саркосанскую Формулу, Прохождение Седьмых Врат и Офидийскую Таблицу. Даже среди его сынов немногие знали что– то большее, чем имя, а большинству из знающих что– то известны были лишь очертания зловещих возможностей. Кибервоскрешение, гхола, жизнь и смерть, связанные наукой, скованные металлом и воспетые аксиомами неведомого. Созданные людьми в Тёмную Эру Технологий или чужаками под светом жестоких солнц… происхождение было неважно. Они были развитием, которое наш отец сделал недосягаемым, замком на воротах запретного царства.

Я прошёл через эти врата, и теперь каждый мой шаг – это украденное мгновение среди живых. Я иду, неся с собой огонь, боль и ненависть ко всему, что привело меня сюда, ко всему, что было потеряно.

И упорствуя, я думаю о своём генетическом отце. О воине, который умер, пал и позволил себе стать слабее вселенной.

И теперь я знаю, понимаю каждым импульсом своей ложной жизни, что он был прав.


– Не стрелять! – закричал Сотер сквозь гул готового открыть огонь оружия.

Я наблюдал за ним. Он не отрывал взгляда от меня. Его воины замерли. Ему не было нужды говорить вслух – приказ он мог отдать простым сигналом. Но он произнёс его, и, глядя на него я знал, что он сделал это, чтобы я слышал.

Стоявший рядом с ним воин окинул взглядом строй мертвецов. Я узнал его: Тавр, сержант 167– й. Я повысил его до этого звания. Он был хорошим воином, суровым и непреклонным как старая наковальня. Я понял, что больше не думаю о них, как о своих воинах. Если бы я посмотрел глубже, позволив логике и воспоминаниям течь, то узнал бы других. Когда– то они следовали за мной на войну, преклоняли передо мной колени как перед господином, а я звал их братьями. Этого больше не было. Теперь мы стали осколками разбитого меча, улетающими прочь друг от друга.

– Мы пришли сюда не как враги, – сказал он, глядя на стоявших позади меня мертвецов. Я понял смысл этого и покачал головой.

– Сотер, это не угроза, это честность. Мы не можем быть участниками твоего дела, и ты это знаешь. Пойми.

Он покачал головой.

– Как ты мог это сделать…

– Мне не в чем оправдываться. Мы те, что мы есть. Легион не может быть восстановлен, и мы больше не с вами. Мы – блудные сыны этой эпохи. Возвращайся к своим местам, Сотер, и оставь нас.

Он застыл. Он вычислял, обрабатывая разумом и логику ситуацию, ища решение, которое придётся принять. Живая плоть на лице медленно сдвинулась. Он собирался заговорить.

– Ты нарушил указы нашего отца, – сказал он. Позади Тавр и остальные почти незаметно сместились. Они держались на волоске перед насилием. – Ты перешёл на ту сторону. Ты отвернулся от Ферруса Мануса. Ты не один из легиона. Ты – его позор.

И в это мгновение, когда прошла одна секунда, а другая ещё не настала, я осознал, что он прав. Он говорил правду. Однако, хотя слова и были правильными, они были не важны. Смотревшие на меня воины пришли из другого мира, не состоявшего из холодного сна смерти и боли пробуждения.

– Убить их, – приказал Сотер.

Тьму разорвали вспышки выстрелов. Окутанные ореолом лучи впились в броню, разрывая холодные мускулы. Завыла плазма, испаряя металл. Железные Руки Сотера рассредоточились среди корпусов абордажных аппаратов, стреляя, отходя к своим штурмовым кораблям от приближающегося кольца мёртвых воинов. Никто из моих братьев не стрелял в ответ.

– Прекрати огонь, Сотер! – он выскочил вперёд и стрелял в медленные тени мертвецов. Но не в меня. У него была возможность и оружие в руках в долгое мгновение взгляда, когда мёртвые вышли на свет. Он мог всаживать мне в голову болты, пока не разорвал бы её изнутри.

Но он не выстрелил. Железные Руки не совершают таких ошибок. Он предпочёл не стрелять.

– Сотер! – окликнул его я, шагая вперёд. Воздух разрывали мерцающие вспышки и неровный вой выстрелов.

– Ты – мерзость.

Они уже прошли половину пути к кораблям. Установленные на корпусах тяжёлые болтеры стреляли, разрывая сумрак чередой взрывов.

– Оставь нас! – закричал я, когда на моей броне взорвался снаряд. Я содрогнулся. – Просто уходи.

– Этот корабль сгорит! – он вскинул болтер. Его дуло стало застывшим чёрным кругом перед моими глазами. – Мы очистим от вас легион.

– Я этого не позволю. Вы все погибнете здесь, но мы останемся.

– Да будет так, – сказал он, спуская курок.

Но болт так и не покинул ствол. Окутанное молниями лезвие из пластали рассекло оружие пополам. Осколки разлетелись в разные стороны. Сотер уже оборачивался, когда второй удар Тавра отрубил переднюю часть его черепа, а третий расколол грудную пластину и рёбра.

Сотер рухнул.

– Прекратить огонь, – приказал Тавр, и воины позади опустили оружие. Он повернулся и посмотрел на тех, чьего брата и вождя он только что убил. Между ними вновь прошли безмолвные для меня, но ощутимые импульсы, дрожь сообщений.

Затем он повернулся ко мне. Я ничего не мог прочитать по его позе, сержант казался таким же, как иногда бывают и все воины Десятого Легиона: неподвижным, застывшим между отстранённости и ярости.

– Благодарю тебя, – сказал я. Тавр вздрогнул.

– Мы уходим. Не пытайтесь остановить нас. Вам нас не удержать.

Он отвернулся и направился прочь. Я всё ещё видел брызги крови Сотера на его броне, красные на чёрном в тусклом свете. Остальные строились вокруг него, занимая места воинской стражи кланового отца.

– Ты займёшь его место, забрав его жизнь?

Тавр помедлил и обернулся, и в этом движении я почувствовал ненависть, таящуюся под его внешним самоконтролем.

– Такой порядок был всегда. Старые обычаи Медузы. Он совершил неправильный выбор, слабый выбор, выбор плоти и чувств, а не железа. Если бы он был сильнее, то мне не пришлось бы его убивать. Смерть – следствие слабости, – беспристрастный взор его шлема был направлен прямо на меня, и я чувствовал невысказанный смысл этих слов. – Совершённое вами не дало вам силу. Оно не вечно. Это слабость.

– Тогда зачем оставлять нас безнаказанными?

Он расхохотался. Смех был рычащим и перекатывающимся, совершенно нечеловеческим и совершенно невесёлым.

– Уничтожение стало бы для вас прощением. Я не стану жертвовать силой своего клана для того, чтобы стереть то, что сделали вы. Ваше существование само по себе является наказанием за ересь, и я не избавлю вас от него.

Тавр, каждым своим движением излучающий презрение, отвернулся и направился к ждущим кораблям.

– А он? – спросил Фидий, смотря на лежащего между нами Сотера. Тавр обернулся и посмотрел на окровавленное тело своего бывшего господина.

– Оставляю его вам.


Что такое Ключи Хель?

Они – голос, затихающий вдали, пока прошлое уходит от нас. Ключ это лишь начало, а после открытия врат начала забываются. Мы проходим внутрь и оставляем привёдшее нас позади. Мы становимся настоящим.

И от него нет спасения.


Сотер пробуждается. И я жду этого рядом. Он смотрит на меня. У него больше нет настоящего лица. На передней части хромированного черепа установлены линзы и переплетения проводов. Я смотрю, как дёргаются линзы, как поднимается рука и сгибается кисть.

– Здравствуй, брат.

– Мне… – начинает он, а затем умолкает, словно поражаясь жужжанию и щёлканью голоса. – Мне… больно.

– Да. Это так.

Он поднимается, сдвигая конечности одну за другой, пока не встаёт на ноги.

– Это закончится? – спрашивает он, глядя не на меня, но на открытую плоть правой руки, ждущей кожи из брони.

– Да, – отвечаю я. – Когда мы больше не пробудимся.

Он смотрит долгое мгновение на свои неподвижные пальцы, а затем кивает.


Что такое Ключи Хель?

Они – награда за нашу слабость. Они – жестокость железа. Они – всё, что у нас осталось.