Путь небес / The Path of Heaven (роман)

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Путь небес / The Path of Heaven (роман)
Автор	Крис Райт / Chris Wraight
Переводчик	Ulf Voss
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора / Horus Heresy (серия)
Предыдущая книга	Око Терры / Eye of Terra
Следующая книга	Безмолвная война / The Silent War
Год издания	2016
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Действующие лица

V Легион «Белые Шрамы»

Джагатай-хан, Каган, Боевой Ястреб, примарх V Легиона

Цинь Са, магистр гвардии «кэшик»

Намаи, заместитель Цинь Са

Ганзориг, нойон-хан, лорд-командор

Цинь Фай, нойон-хан, лорд-командор

Таргутай Есугэй, задын арга, грозовой пророк

Наранбаатар

Осх

Джубал-хан, повелитель Летней Молнии

Хулан-хан, братство Золотого Пути

Айнбатаар-хан, братство Звезды Ночи

Алгу-хан, братство Копья со Стягом

Шибан-хан, именуемый «Тахсир», братство Бури

Джучи

Имань

Торгун-хан, командир истребительной команды сагьяр мазан

Саньяса, сагъяр мазан

Ам, сагьяр мазан

Герг, сагьяр мазан

Холянь, сагьяр мазан

Инчиг, сагьяр мазан

Озад, сагьяр мазан

Вай-лун, сагьяр мазан

Джайджан, эмчи, апотекарий

Табан, магистр сенсориума «Бури мечей»

Авелина Йелвос, магистр навигаторов «Бури мечей»

Тамаз, магистр сенсориума «Калджиана»

Идда, магистр вахты «Мелак Карты»

Эрья, магистр субварповой навигации «Мелак Карты»

XV Легион «Тысяча Сынов»

Ревюэль Арвида, Странствующий чародей и друг V Легиона

III Легион «Дети Императора»

Эйдолон, «Разделенная Душа», лорд-командор прим

Вон Калда, апотекарий, советник лорда-командора Эйдолона

Азаэль Коненос, консул Легиона и оркестратор

Галиан Эрато, знаменосец

Раваш Карио, префектор Палатинских Клинков

Аванарола, субпрефектор Палатинских Клинков

Хайман

Вораинн

Урелиас

Раффель

Харкиан, капитан «Сюзерена»

Элеанора Кульба, капитан «Терце Фалион»

Фаэль Алобус, палубный офицер «Терце Фалион»

Кавелли, навигатор «Терце Фалион»

XIV Легион «Гвардия Смерти»

Мортарион, Повелитель Смерти, примарх XIV Легиона

Гремус Калгаро, маршал, магистр осады

Ульфар, капитан «Стойкости»

Лагаан, магистр артиллерии «Стойкости»

Транг, магистр вахты «Стойкости»

Имперские персонажи

Илья Раваллион, генерал, Департменто Муниторум

Питер Эльан Ашелье, новатор, Навис Нобилите

Вейл, Магистр

Халид Хассан, избранный Малкадора

Неимперские персонажи

Манушья-Ракшсаси

– Лучший способ отомстить врагу — это не уподобиться ему.

Маркуса Релий, около М1

Часть I

Глава 1

Даже через тысячу лет он не утратит своего очарования.

Воин пробежался глазами по лезвию клинка, наблюдая за отражающимся от металла светом. Этот меч испил много крови, как ксеносов, так и людей, и все же оставался таким же безупречным, как и в тот день, когда покинул кузнечный горн. Двести лет воин заботился о нем, как мать заботится о ребенке, восстанавливал, уважал, возвращал в ножны, благословляя душу оружия, которое не подвело его ни разу.

И сейчас он снова повернул клинок, глядя, как свет люмена бежит по штампованной стали. На легком изгибе не было ни изъяна, ни даже зарубки, которая указывала бы на годы службы.

Воин держал меч свободно, полагаясь на его вес, чтобы сохранять балансировку. Как-то он сражался с ксеносами эльдар в мире, где камни пели, а небеса кричали, и потом всё никак не мог забыть, как фехтовали те воины. Чужаки превосходили его братьев в скорости и точности, и с тех пор этот факт не давал ему покоя, ведь его Легион ценил такие качества. Поэтому он учился, изучал и оттачивал мастерство. Каждый час в тренировочных клетках приближал его к совершенству, хотя воин прекрасно понимал, что никогда не достигнет такого предела.

Так или иначе, дни сражения с ксеносами прошли. Война изменилась, и теперь ему предстояло опробовать лезвие своего клинка на тех, кого он прежде считал сородичами. Вначале было сложно, теперь становилось привычным делом. Меч рубил все так же хорошо, и он научился находить суровую красоту в убийстве себе подобных.

Мысли воина прервала мягкая пульсация люмена над металлической койкой. Ему не нужно было проверять идентификационную руну, чтобы понять, откуда пришло сообщение. Только капитан корабля мог осмелиться выйти на связь во время медитации.

– Да? – спросил он, плавно возвращая меч в ножны.

– Прошу прощения, повелитель, – раздался голос Харкиана, капитана «Сюзерена». – Прорицатель обнаружил приближающиеся варп-следы. Требуется ваше присутствие.

Прежде чем человек успел договорить, префектор Палатинских Клинков III Легиона Раваш Карио уже тянулся за шлемом. Его керамитовая защитная маска была покрыта фиолетовым и синим лаком, инкрустирована золотыми полосами и украшена платиной, но не осквернена в отличие от масок братьев. Возможно, время для этого ещё придет, но пока рано. Сначала он должен стать самым быстрым и точным.

– Что он прогнозирует? – спросил Карио, направляясь к двери комнаты медитации.

– Неизвестно, – ответил Харкиан. – Хотя по всей вероятности…

– Боевого Ястреба, – закончил Карио и вышел в коридор, защелкнув атмосферные замки шлема. – Хорошо. Тогда, начнем сначала.

Боевая группа «Осколок сокровища» вошла в реальное пространство, оставляя в пустоте след сверкающей молекулярной интерференции. Эскортные корабли устремились вперед, словно брошенные копья, повернув, как только их плазменные двигатели набрали полную мощность. За ними в физический мир проскользнуло ядро боевой эскадры. На усеянные тяжелыми пушками борта опустились пустотные щиты.

Каждый корабль этой флотилии находился в состоянии перерождения: некоторые выглядели почти так же, как в начале Великого крестового похода, другие вообще было не узнать. На наиболее изменившихся судах орудийные порты увенчали извивающимися золотыми горгульями, на корпусах газоотводов платиновой филигранью запечатлели устрашающие фигуры, а на плиты плугообразных носов нанесли образы извращенных пыток. Самые большие изменения коснулись командных шпилей: их вершины соединялись кристаллическими мостиками, а среди коммуникационных антенн извивались колдовские энергии.

На мостике головного крейсера-ветерана «Восхищающий», относящегося к типу «Мститель», консул Легиона и оркестратор Азаэль Коненос поерзал на командном троне и изучил поступающие руны позиционирования. Громкий шум на мостике сменился приглушенным ропотом. На шее и верхней части спины воины вздулись сплавившиеся воедино органы слуха, способные воспринимать звуки на гораздо большем расстоянии, чем раньше. Но ценой за увеличенный диапазон слуха стало ухудшение его в пределах обычных частот.

– Подтвердить, – сказал Коненос. Отдававший металлом голос отфильтровывался скрученными трубками, которые со времен Исствана III пронизывали его горло.

– Стоящая охота, – раздался ответ знаменосца Галиана Эрато, который стоял в метре от трона и внимательно изучал данные на инфоэкранах в бронзовой оправе.

Эрато был красавцем, даже по стандартам своего Легиона. Знаменосец был высок и строен, с золотистой кожей и белоснежными волосами. После очищения Халлиад Тогат он увлекся нанесением узоров на кожу при помощи черной проволоки боли. Его щеки и лоб исчертили швы, время от времени вспыхивающие тускло-красным цветом, реагируя на случайные болезненные импульсы.

Все люди на мостике, будь то легионеры или обслуживающие их сотни смертных рабов и сервиторов, были усовершенствованы. Их кожа была сморщенной и рваной, туго натянутой или проколотой, покрасневшей, загрубевшей, выщипанной и усеянной омытыми кровью драгоценностями. Тихий гул главных двигателей прерывался ритуальными воплями с нижних палуб, отмечая выход корабля из эмпиреев.

Эрато перевел гололитическое поле в носовую часть мостика, сопоставляя с астропатическими текстами, записанными из бормотаний заточенных звездных сновидцев.

– Сообщение от «Сюзерена», – доложил он. – Они обнаружили цели и идут на перехват. Я предупредил, чтобы они оставались на месте, но реакции не последовало.

– Ну, конечно, – пробормотал Коненос. – Что еще?

Губы Эрато скривились, зацепив стежки в углу его рта.

– Три соединения быстро движутся к мемносскому конвою.

Коненос откинулся назад. Фронт III Легиона стал запредельно огромным, растянувшись гигантской дугой по галактической плоскости от Тараса до Морокса. Пополнение припасов стало нерегулярным, терзаемое потерями в варпе и контратаками частей лоялистских Легионов, которые остались, чтобы бороться за сокращающиеся границы их Империума. Конвои сухогрузов подвергались постоянным нападениям, суда грабили либо уничтожались. Тем самым замедлялось неумолимое продвижение к Тронному миру и отвлекались с передовой боевые подразделения.

Эти налетчики могли быть кем угодно. Остатками Легионов, разбитых на Исстване. Частями Имперской Армии, все еще настолько огромной, что в живых оставались триллионы, несмотря на более чем четырехлетний беспрестанный отсев. Ксеносами, хотя этих выродков уцелело очень мало.

– Выходит, он, – произнес Коненос.

– Да, – согласился Эрато.

Джагатай. Долгие годы Белые Шрамы были чем-то неуместным, о чем вспоминали в перерывах между великими начинаниями. Но сейчас, когда мощь Ультрамара находилась в заточении Гибельного Шторма, а преторианцы Дорна сидели на привязи в укреплениях их повелителя, только игнорируемый V Легион все еще оставался значительной силой, способной создать трудности главному наступлению магистра войны.

– Ты проанализировал атаку? – спросил Коненос.

Эрато кивнул.

– Да, но…

– Целью является не конвой.

Эрато склонил голову в знак согласия, и Коненос поймал себя на том, что отвлекся на узоры из проволоки на золотистой коже. Консул видел, как знаменосец кромсал врагов одной силой звука, и смерть в таком вихре божественно отточенного звука была замечательным зрелищем.

– Они сначала ударят сюда, – сказал Эрато, не отрывая мягких глаз от гололитов. – Атакуют конвой, но только, чтобы выманить нас. Попытаются соединить флот, подальше от того места, где хотят нанести главный удар.

– И где это случится?

Эрато улыбнулся.

– Есть сотня целей, оркестратор. Ты хочешь, что бы я выбрал одну наугад?

– Мы выясним. Трюки ястреба устаревают. Сообщи «Сюзерену», что мы отправим три эсминца к его позиции. Если они хотят защитить мемносский конвой, на здоровье. Я не стану выделять больше сил, пока мы не поймем истинные намерения врага.

Эрато поклонился.

– А потом мы сообщим… ему?

Коненос поднялся с трона, почувствовав натяжение зазубренных гвоздей, введенных под каждое ребро сплавленной грудной клетки.

– Сделаем это сейчас же, – сказал он. – Заставлять ждать Разделенную Душу – не самая лучшая идея.

Корабль назывался «Гордое сердце», заслужив это имя в прежние годы. Его командир никогда не отказывался от подобной чести, даже в смерти, которая больше не была препятствием для служения.

Борта линкора изменились так же сильно, как и у любого другого боевого корабля III Легиона: теперь они были залиты цветом пролитого масла. Древние двигатели несли через пустоту огромный корпус корабля типа «Диктатус», усеянный орудиями с серебряными жерлами. На позолоченных бортах все еще оставались шрамы сотни кампаний: Йовиана, Апт вар Апшн, Далинитская туманность, Лаэран, Убийца, Исстван III, Исстван V. В прежние годы целые армии пустотных дронов удалили бы с адамантиевых пластин эти старые плазменные ожоги и выбоины от попаданий снарядов. Теперь же они оставались на месте, превращенные в украшения бригадами рабов-ремесленников. Годы войны остались запечатленными в огромном металлическом гобелене.

В глубинах внешнего корпуса «Гордого сердца» по коридорам разносились эхом новые звуки. Бесконечные иступленные вопли поднимались по транзитным шахтам из недр корабля до самого верха. Каждый крик изменялся и дорабатывался многочисленными слуховыми процессорами, пока стены не затряслись от наслаивающихся слоев отборных страданий. Зеркальные панели помещений были забрызганы темными полосами старой крови и освещались парящими лампами из бумаги, проволоки и жемчуга. Все, что происходило на корабле, сохраняли и демонстрировали.

В прошлом «Гордое сердце» ничем не отличался от других имперских линкоров. Используемый на нем суточный цикл родного мира Легиона давал огромному космическому городу необходимый ритм света и темноты. Теперь люмены не гасли, а шум вечного дня никогда не стихал. Слугам зашили веки и отрезали уши, чтобы они не сходили с ума среди вечного блеска, хотя многие все еще не выдерживали. Их заменяли улучшенными на стадии эмбриона аналогами, чтобы выдерживать какофонию, яркость и ужас.

Окружив себя этой уродливой толпой, Дети Императора демонстрировали собственные пережитки: некогда самый безупречный Легион слишком близко подлетел к солнцу. Они очистили свои ряды от нерешительных на кровавых полях Исствана III и теперь брали в свои ряды только приверженцев, братьев, принявших новый путь, наслаждавшихся им и стремившихся к ощущениям со всем фанатизмом, с которым ранее совершенствовали боевое мастерство.

Утраченное достоинство они компенсировали причиняющими боль возможностями. Мутация принесла с собой дары. Изменения, от вида которых легионеры прежде содрогнулись бы, теперь сделали их проводниками еще большей смертоносности. Доспехи космодесантников деформировались, потрескавшись и вздувшись, так как плоть и железо внутри сплелись в новые формы. Воины играли со своим священным генетическим строением, охотно идя под ножи апотекариев, которые в свою очередь стали самыми возвышенными из их числа. Эта жреческая каста мастеров плоти распоряжалась силой, стоявшей над жизнью, смертью и различными условными состояниями между ними и за их пределами.

Принадлежавший к их числу и, помимо этого, являвшийся советником лорда-командора Вон Калда относился к возвышению со смешанными чувствами. Он вышел из расположенных под мостиком «Гордого сердца» покоев и направился вверх по спиральной лестнице из стекла и камня. Липкие из-за внутренней пленки боевых перчаток пальцы по-прежнему блестели от работы. Доспех сохранил прежний цвет слоновой кости, но теперь был покрыт полосами багрового лака. Удивительно невинное лицо апотекария оставалось сосредоточенным. Воин думал об одной священной задаче, которую он себе поставил, копошась по локоть во внутренностях трупов.

И все же, когда Разделенная Душа требовал присутствия, отказать было нельзя. Вон Калда добрался до вершины лестницы и прошел через хрустальный дворик под пристальным взором отполированных изображений змей и орлов. Перед апотекарием бесшумно открылись двери в святилище лорда-командора.

Внутри, под светом синих ламп, что беззвучно парили на антигравитационных подушках, плясали тени. Металлические переборки вверху скрипели и сгибались, словно под порывами сильного ветра, хотя отфильтрованный воздух был неподвижен. «Гордое сердце» теперь был домом не только для смертных душ: в каждой щели и шахте шипели и скользили тени обитателей эмпиреев.

Разделенная Душа, как и все Дети Императора, перенес долгий период изменений. Он сидел на троне из жидкой бронзы, которая сливалась с его облаченным в броню телом. Лорд-командор прим был без горжета и шлема, демонстрируя длинный шрам на шее, который он, видимо, считал признаком силы. Смерть от руки самого примарха, а затем воскрешение по приказу того же палача поразило многих в Легионе, как символ новых даров, которые они заслужили немалым трудом. Эйдолон был первым из бессмертных, первым, кто показал, что жизнь и смерть всего лишь грани более глубокого бытия.

Поначалу его называли Воскресшим. Это прозвище быстро вызвало ощущение несоответствия для описания лорда-командора.

Эйдолон смотрел с трона тусклыми глазами и равнодушной миной кемошского аристократа на лице. Каждый взгляд, каждый жест указывал на чувство собственности и превосходства, не терпевшее ни споров, ни несогласия. В той военное иерархии, что осталась в III Легионе, это все еще многое значило. Хотя были и такие, прежде всего Люций, кто относились к ней с презрением, проистекавшим из не меньших амбиций.

Вон Калда понятия не имел, почему Эйдолона воскресили. Возможно, это был каприз скучающего новорожденного бога. Какой бы ни была причина, лорд-командор недолго оставался подле Фулгрима и, приняв под свое командование почти треть сил Легиона, получил полную свободу действий. Таким сейчас было положение вещей в галактике – верность сразу нескольким повелителям стала обычным явлением, а неспокойный варп и невозможность поддержания дальней связи только усугубляли ситуацию. Армии сражались во мраке, прогрызая путь к Терре, словно рассеянные ветром слепцы.

– Пришло сообщение от Коненоса, – произнес Эйдолон все еще сдавленным из-за разреза на горле голосом, лениво взглянув на Вон Калду со своего трона.

– Что он нашел? – спросил Вон Калда, официально поклонившись.

– Мемносский конвой привлек варп-следы. На него нападут.

– Он просит корабли?

– Нет, – радужные оболочки Эйдолона заменили переливающимися драгоценными камнями, и теперь они сверкали энтузиазмом тактика. – Он верно оценил обстановку. Следы смердят варварами.

Пока он говорил, из мраморного пола поднялась серебряная купель грез. Вон Калда отступил, позволив пятиметровой ширины колонне из кости с решетчатым орнаментом подняться на полную высоту. По водной поверхности прокатилась рябь, а по тронной комнате разнеслось тихое шипение.

– Мы слишком долго ждали шанс схватить его за глотку, – протянул Эйдолон, наблюдая за волнением воды.

Купель грез была недавним дополнением к его арсеналу мистических устройств. В ней утопили астропатов и связанных с демонами псайкеров, заключив их видения в воду. Теперь она только отражала сны душ, извергающих безысходные кошмары в бурлящую воду.

– Этой вещи нельзя доверять, повелитель, – предупредил Вон Калда.

– Верно. Но чему можно?

Вода пролилась через края, пеной стекая по костяным изгибам. Под потолком плясал, словно болотный газ, отраженный свет. Шипение стало громче, ему вторило затухающее эхо старых воздушных заслонок.

Довольно скоро появились образы. Вон Калда смотрел на призрачные сферы сожженных ими миров, перемолотых в пыль армий. Ненадолго показались символы – паучий знак мира-кузни Горентес, шевроны рыцарского дома Прастер, бесконечные эмблемы полков Имперской Армии, к этому времени полностью уничтоженных. Проплывали города, планетарные системы, базы в глубоком космосе, флотские доки – все были разрушены и превращены в прах безжалостным наступлением магистра войны и его братьев.

– Скажи, что ты чувствуешь, когда видишь это? – спросил Эйдолон бесцветным голосом, который больше подходил машине.

– Только гордость, – ответил Вон Калда. – Перед концом еще много предстоит сжечь.

Лорд-командор мрачно взглянул на него.

– А Терра – суровое испытание. Фабий уже проводит эксперименты для этого. Я видел их.

Вон Калда не стал спрашивать, как это удалось Эйдолону, и что планировал апотекарий-генерал Легиона. В данный момент Фабий оставался с примархом, который находился далеко и безмолвствовал среди ярости варпа. Вместо этого строящий свои планы Вон Калда сосредоточился на образах купели грез, зная, что Эйдолон в отличие от него верит ей. В ней было так много связанных душ провидцев, что она непременно скажет воинам хоть что-нибудь, пусть даже это и близко не будет правдой.

– Перед нами бесконечная вселенная, – пробормотал апотекарий, – а мы по-прежнему стремимся к этой цели? Терра, Тронный Мир, и ничего другого.

На иссеченном, надменном лице Эйдолона играл мерцающий свет купели.

– Так в этом все и дело, мой брат, – сказал он. – Мы пришли с Терры и возвращаемся на нее.

Щека лорда-командора дернулась, показав стянутый клубок сухожилий, который Фабий старательно сшил.

– И, кроме того, мы меняемся. Наши удовольствия скоро станут нами повелевать. Пока мы помним, как повелевать Легионом, мы должны многое сделать.

Образов стало больше. Из эфира появлялись новые планеты, многие были окутаны холодным серебристым пламенем. Вон Калда увидел миры, которые они совсем недавно покорили во имя магистра войны – Лермия, Эрва Нха, Гобалл, Эревайл, Мхореб X. Сферы прочертили рваную линию в физической пустоте, растянувшееся по спирали галактики ожерелье из угольков. Большая часть боев шли в данный момент на галактическом западе – самом удаленном фланге растянутого фронта Гора. В центре наступали крупные силы, ведомые лично магистром войны.

– Мемносский конвой, – сказал Эйдолон, прищурившись. – Куда он направляется?

– В теснину Гейст. Техника, солдаты, продовольствие. Теснину взяли только пару терранских месяцев назад, и она не защищена. Если пополнение не прибудет…

– Значит, ничего важного не потеряем, – перебил лорд-командор. – Сухогрузы будут атакованы, что вызовет ответные меры, а затем будет выбрана настоящая цель. Но какая? Где, по их расчетам, мы должны ослабить себя?

В зоне досягаемости находилось свыше дюжины гарнизонных миров, сотня крепостей, двадцать неприкрытых участков фронта, каждый из которых обладал собственной стратегической ценностью.

Вон Калда не видел связи. Ослабление контроля над тесниной можно было парировать и отвлекало небольшие силы из окружающих регионов. Это мог быть символичный ход, свидетельствующий об истощении ресурсов врага.

– Подумай о нашем враге, – сказал Эйдолон. – О его сильных и слабых сторонах.

– Боевой Ястреб, – догадался Вон Калда.

– Больше некому. Что там с его диспозицией?

– Его силы рассредоточены. Стратегос регистрирует девятнадцать ударов за три месяца, тринадцать из которых отбиты. Потери будут чувствительны для Шрамов. Несомненно, сейчас Хан готовит силы для решающего удара.

– Который будет направлен против четырех Легионов, а в распоряжении Хана силы, которых хватит только на один. На его месте я бы искал выход из этой ситуации.

– Но он не сбежит.

– Ему придется. Как и все мы, он хочет перед концом увидеть Терру. – Эйдолон сжал пальцы. Вон Калда видел, что старый разум все еще деятелен и не затуманен сотворенными Фабием физическими изменениями. – Он понимает истинное положение, даже если это тебе не под силу. Исход этой войны решится во Дворце, и Хан не станет рисковать вероятностью оказаться в стороне, пока мы ломаем стены. Взгляни на пустоту его глазами, апотекарий. Увидь то, что видит он.

Вон Калда вернулся к купели грез. Он увидел протоки варпа, пути, вложенные в похищенные разумы утонувших навигаторов. Он увидел дислокацию сил магистра войны, окружающих, отсекающих, перекрывающих пути к отступлению. Батальоны Эйдолона не были единственными, кто пытался уничтожить Белых Шрамов – тысячи клиньев вонзились в пустоту, блокируя все пути через бушующий эфир. Всем им дали однозначные приказы: уничтожить угрозу с флангов, очистить путь в Солярную систему и ускорить наступление Исхода.

– Калий, – сказал, наконец, Вон Калда. – Он попытается прорваться через Калиевы Врата.

Эйдолон поднял сшитую бровь.

– Скажи, почему.

– Мемносский конвой находится в глубоком тылу завоеванного космоса. Его потеря отвлечет силы из трех секторов наступления. Если Хан спровоцирует их на полномасштабный ответ, это ослабит сектор Гарматес, но он не станет атаковать этот регион, так как он опустошен и не представляет ценности ни для него, ни для нас. Но Хан может использовать периферию Гарматеса, чтобы прорваться под галактической плоскостью. Если Шрамов будет достаточно много, они смогут захватить систему Калий и добраться до Врат, которые свободны от эфирного шторма. Если он захватит субсектор до того, как последует реакция, то добьется своей цели.

Эйдолон медленно кивнул. Купель грез забурлила, словно поздравляя.

– Хорошо. Но это все же ложная надежда, потому что Врата нельзя пройти. Их основы разрушил Пертурабо и теперь шторма так бушуют с той же яростью, что и в любом другом секторе.

Эйдолон сделал долгий, хриплый вдох, от чего дернулись швы на шее.

– Но Хан не знает этого. Он провел ложную атаку и надеется заставить нас отправиться в погоню за ним в Мемнос, открыв путь в Калий.

Лорд-командор прим поднялся с трона и выпрямил свое сгорбленное тело. Когда-то Эйдолон двигался плавно, но сейчас походил на старика, в котором жизнь поддерживали яды, что текли в его искалеченном теле. Только голос все еще оставался смертоносным: раздутая слуховая аугметика и такие же гортанные мешки могли выпустить разрывающий плоть звуковой ураган.

Вон Калда смотрел на господина с чем-то вроде восхищенной ненависти. Он бы с радостью отправил лорда-командора под ножи, изучил бы оставшиеся после воскрешения шрамы и раскрыл бы секреты, создавшие такое восхитительное чудовище. И подобный экземпляр преумножил бы уже пережитое им видение, хотя это было невозможно. Возможно, однажды, когда война закончится и появится время для этого… Но в данный момент он просто поклонился.

– Соберите флот и отправьте сообщение Коненосу, – приказал Эйдолон и, прихрамывая, сошел с тронной площадки. – Пошлите на помощь «Сюзерену» символический отряд, а затем назначьте встречу со всеми соединениями в сенсорной тени Врат. Мы отправимся в Калий, как только к нам присоединяться наши братья.

– Ваша воля, – Вон Калда последовал за Эйдолоном – Прошу прощения, а как же примарх?

Эйдолон сухо улыбнулся Вон Калду.

– Если ты сможешь найти нашего возлюбленного Отца, тогда, всенепременно, сообщи ему. Возможность прижать Хана может отвлечь его от потакания собственным желаниям, хотя я сомневаюсь в этом.

Он захромал дальше, явно все еще страдая от боли преобразования.

– Настанет день, когда мы не будем связаны волей этих незрелых богов. Сейчас же мы должны поступать так, как нас научили: вести их войны, притворяясь, будто мы хозяева собственной судьбы.

По мрамору заскрипели сапоги с золотыми краями.

– Но что за злые шутки играет с нами эта вселенная, – прохрипел Эйдолон. – И каких же глупцов выбирает для общения.

Капитан сухогруза «Терце Фалион» – головного корабля мемносского конвоя дальнего плавания III Легиона – Элеанора Кульба направлялась к наблюдательному мостику. Сервитор-подъемник убрался с ее пути, по-дурацки фыркая через железные защитные жвалы. Капитан подошла к двери и постучала по кнопкам панели доступа. Электроника дважды щелкнула, прежде чем поршни, наконец, заработали и покрытый ржавыми пятнами металл открылся.

На дальней стороне ее ждал старпом Фаэль Алобус и одетый в черное навигатор Кавелли. За их спинами слегка изогнутая крыша мостика спускалась к рядам бронированных иллюминаторов.

– Господа, – обратилась капитан твердым голосом. – За мной.

Троица спустилась на главную платформу. Тонкая полоса штампованного металла висела над ямами, в которых копошились законтрактованные матросы. В воздухе стояла вонь коррозии, человеческого пота и машинных смазок. Впереди, через освинцованные иллюминаторы, на людей взирала пустота.

Кульба ненавидела ее. Она проводила большую часть времени во внутреннем корпусе сухогруза, избегая смотреть в бесконечное небытие, которое было ее проклятье. Капитан никогда не хотела бороздить просторы космоса, но так как Великий крестовый поход высасывал ресурсы с каждого мира в растущем Империуме и забирал с планет всех, кто обладал хоть крупицей таланта или ума, то, в конце концов, она получила вызов, и агенты Администратума объяснили, какая судьба ее ждет.

И что хуже того, Элеанора выяснила, что хороша в этом деле. Управление сухогрузом было специфическим искусством, нечто средним между администрированием шпиля и каперством. Она была крепкой, в меру упитанной и вечно злой – все эти качества отлично служили ей во вспомогательных флотах Имперской Армии среди звезд.

Конечно же, старая Армия и ее командные структуры остались в прошлом. Кульба была предана картелю Мемнос, который давно присягнул на верность секторальному командованию в Лёбе, который в свою очередь некогда находился под властью терранской префектуры Федес, но последние два стандартных года входил в растущие внутренние районы миров-данников III Легиона. Капитан полагала, что через них ее верность теперь принадлежала верховной власти магистра войны, но по правде говоря, ей было все равно, от кого исходили приказы. Она зарабатывала на жизнь, продовольственные контейнеры продолжали прибывать по месту назначения, корабли ремонтировались и находились в рабочем состоянии. Имела место опасность, но так было всегда. Ее хозяева всегда были далеко, а их цели – непонятны. Она делала свою работу, дни шли, и другие люди строили великие планы об имперской мечте.

Но пустота оставалась ненавистной. Ничто и никогда этого не изменит.

– Так вы говорите о сигналах, – сказала Кульба, извлекая из покрытого маслянистыми пятнами кителя инфопланшет.

– Они не наши, – ответил Алобус, почесав один из своих подбородков. – Вторичные, от нашего флота.

– Кого именно?

– «Сюзерена». Корабля Легиона.

– Распознали сигнал.

– Нет. Он все еще передается.

Они дошли до главной обзорной платформы. Над ними простирался кристалфлексовый купол с металлическим переплетом, исполосованный тысячелетней пустотной грязью. Кульба вздохнула и посмотрела вверх.

Отсюда была видна половина ее конвоя, зависшая необъятной процессией над «Терце Фалион». Угловатые и широкоскулые транспорты уходили в темноту, испуская темно-оранжевое пламя двигателей. Длина каждого корабля превосходила пять километров, хотя большую ее часть занимали колоссальные ряды модулей и контейнеров. Никто из членов экипажа не заходил туда, так как единственными заселенными секциями судов являлись крошечные блистеры в носовой части корпусов, где находились главные мостики. Все остальное пространство кораблей были безмолвным, изолированным и запертым.

Кульба увидела скользящее над ними днище «Рево Сатисы», наблюдая, как с величественной неторопливостью проплывают бесчисленные ряды грузовых модулей. За эти кораблем находилась «Дочь Лёба», а за ней – «Холод звезд».

– Сколько времени до входа в варп? – спросила Кульба.

– Три часа, – тихо ответил Кавелли.

Кульба не смотрела на него. Навигаторы ей тоже не нравились. От их третьего, закрытого повязкой глаза, ксеродермы и шаркающей походки у нее бежали мурашки по спине. Кроме того, от Кавелли плохо пахло, причем всегда. Вонь была слабой, неопределимой, какой-то феромон или другой признак мутации.

– Мы могли бы совершить прыжок сейчас, – сказала капитан.

– Тогда потеряем треть конвоя, – ответил Кавелли с извиняющейся улыбкой. – У меня нет манифольдов для девяти транспортов.

– А у нас есть приказы, – напомнил капитану Алобус. – Приказы Легиона.

Кульба смачно сплюнула за край платформы. Внутренности скручивало от пустотной тошноты. За кристалфлексовым пузырем на нее смотрели звезды – злые и вечные.

– Насколько близко они? – спросила Элеанора, смирившись с необходимостью ожидания в реальном пространстве. Чем раньше конвой войдет в бушующее пекло варпа, тем раньше они узнают, сколько из них доберутся до теснины в целости и сохранности.

Алобус сверился с змеиноголовым хроноавгуром, встроенным в тыльную часть волосатой руки.

– Менее чем… Ого, я ошибся. Поступают новые данные. Они должны быть раньше.

В этот момент Кульба все поняла. Они никогда не прибывали раньше времени: воины III Легиона были ошеломительно быстрыми, но все еще сохраняли свою педантичность. Если у них была хроноотметка, то они должны придерживаться ее.

– Высылайте все дозоры, – приказала капитан и, прищурившись, уставилась во тьму. – Передайте им, если что-нибудь увидят на курсе перехвата, пусть открывают огонь.

Она нажала тревожную бусину на ладони и почувствовала, что руки вспотели.

Алобус с сомнением взглянул на капитана.

– Госпожа, вы…

– Ничего не говори.

Кульба увидела, как вспыхнули плазменные факелы двигателей, и эскортные корабли конвоя по спирали устремились к границам конвоя, занимая боевые позиции. На мостике вспыхнули красным цветом боевой готовности люмены, а на когитаторах появились блики-метки.

– Если ты хочешь что-нибудь сделать, перепроверь это сообщение Легиона и надейся, что оно окажется точным.

Пустотные гиганты не изменили курс. Только на подготовку кораблей к смене траектории уйдут часы, и пока это не случится, они будут идти тем же курсом, пока не взорвется последняя сверхновая в галактике. Дозорный флот, насчитывающий около пятидесяти вооруженных лэнсом субварповых корветов, заняли позиции по периметру защитной завесы.

Кавелли сделал вдох и закрыл естественные глаза. К нему повернулась Кульба.

– Ты что-нибудь чувствуешь?

Он ответил очередной из тех чертовых полуулыбок, но не открыл глаза.

– Я – старик. По правде говоря, я чувствую себя везучим от того, что забрался с вами так далеко.

В этот момент экраны всех когитаторов на мостике погасли. Символы пустотной навигации исчезли, а люмены зашипели.

– Перезапустить! – закричала Кульба, повернувшись на шум, поднятый членами экипажа в ямах. Пока они старались восстановить управление, пустоту осветили безмолвные вспышки лазерного огня.

Экраны когитаров включились и на них появились три строчки текста на стандартном готике. Достаточно отчетливые, чтобы Кульба прочитала даже на расстоянии.

КЛЯТВОПРЕСТУПНИКИ.

ВЫ ОСУЖДЕНЫ.

МЫ – КАРА.

Кульба знала, что каждый офицер на каждом сухогрузе читает то же самое.

– Оставаться на постах! – закричала она, отвернувшись от иллюминаторов и спускаясь с платформы. – Активировать манифольды! Приготовить варп-цикл к запуску!

Последний приказ был абсурдным. Даже если бы Кавелли начал подготовительные процедуры, они все равно заняли бы слишком много времени для активации варп-двигателей. Но капитану нужно было что-то сказать. Впервые за свою долгую и по большей части ненавистную карьеру она совершенно растерялась.

Кульба спустилась на пять метров с платформы, прежде чем последовал первый физический удар. Она услышала резкий стук где-то в районе передней группы щитов мостика, за которым последовал визг разрываемого металла.

Текст на экранах исчез, сменившись изображением стилизованного разряда молнии поверх горизонтальной полосы.

– Что это? – спросила Кульба, подойдя к ближайшему экрану и схватив его обеими руками.

Сверху последовали новые удары, а окулюс раскололи серебристые вспышки. Алобус застыл, не зная, что делать. Кавелли же начал смеяться.

Капитан вырвала экран из гнезда и развернула его к навигатору, ткнув пальцем в эмблему.

– Что это? Ты ведь знаешь?

Кавелли кивнул.

– Если бы ты изучала символику Легионов человечества, сестра, то тоже знала бы. Но какое это имеет значение? Любого из Двадцати Образов Картоманта хватит нам с головой.

Кульба швырнула экран вниз и схватила навигатора за одежду. Тело старика по ощущениям напоминало мешок костей под дорогим бархатом.

– Что это означает? – прошипела капитан.

Кавелли открыл глаза смертного и посмотрел на нее твердым взглядом, лишенным как страха, так и надежды.

– Ничто созданное руками человека не движется быстрее, – пробормотал он, погрузившись в какое-то благоговейное состояние. – Они великолепны. И позволь сказать еще кое-что о них. Последнее, что ты узнаешь в своей жизни.

Навигатор наклонился поближе, и его благоухающее гвоздикой дыхание коснулось лица капитана.

– Они все еще смеются.

Глава 2

Шестьдесят перехватчиков «Ксифон» модели Шу’урга с воем покинули ангары «Калджиана» и «Амуджина», резко ушли вниз, чтобы не попасть под факелы главных двигателей кораблей-маток, а затем разогнались до полной скорости. Позади перехватчиков гудели двадцать штурмовых кораблей «Грозовой орел», менее скоростных, но лучше вооруженных. Налетчики разделились на охотничьи стаи и легли на плановый атакующий курс.

Перед ними находился медлительный и неуклюжий конвой, окруженный защитным кордоном эскортников. «Калджиан» поднялся над конвоем, накрывая бортовыми залпами далекие левиафаны. Меньший из двух атакующих фрегатов Белых Шрамов «Амуджин» отошел, заняв защитную позицию ближе к местной точке Мандевилля.

Шибан-хан взглянул на строй своих кораблей, оценивая скорость, ракурсы и слаженность, и принял решение.

– Будто спящий скот, – сказал он, уводя свой перехватчик в восходящую спираль.

Мчащийся менее чем в тридцати метрах от его правого крыла Джучи рассмеялся.

– Значит, мы их разбудим.

Клиновидный строй пустотных истребителей V Легиона прорвался через внешний периметр кораблей-защитников. Дозорные корабли основных защитных заслонов не могли угнаться за ними. Лучи лэнсов безвредно проносились выше и ниже пикирующих перехватчиков, освещая белоснежные корпуса, эмблемы молнии, золотисто-багровые цвета.

Впереди маячило ржаво-красное днище головного транспорта, освещенное полумесяцем плазменных двигателей. Его длинные ряды бронированных грузовых модулей уходили во тьму, словно тело огромного ползущего насекомого.

Эскадрилья Шибана проскочила под приближаюшимся краем обтекателя кормового двигателя, уворачиваясь от смазанных пятен лазерного огня из курсовых орудий, которыми управляли сервиторы. На носовом обзорном экране кружились и прыгали значки наведения, цепляя тысячу целей, прежде чем выделить наиболее эффективную точку прицеливания.

Шибан проигнорировал полученные данные и навел лазпушки вручную. Доведя мощность двигателей до максимально допустимой, он обстрелял защищенный пустотными щитами борт, выискивая разрывы в местах попадания.

– Мостик в зоне видимости, – передал хан.

Его истребитель выскочил из тени корабля и взмыл вверх к верхней кромке плит корпуса. Вслед за ним по пустотным щитам сухогруза побежала волна разноцветных разрядов, словно поднятые океанским скороходом брызги. Остальные корабли эскадрильи последовали за командиром, держась плотно за ним.

– По моей команде, – приказал Шибан, переключившись на систему управления ракетами.

Размытые пятна перехватчиков «Ксифон», уворачиваясь от лазерного огня, вышли на дистанцию стрельбы. Джучи летел выше, отвлекая на себя заградительный огонь зениток.

Нападающие уничтожили последнюю преграду. За ней открылся комплекс мостика, возвышавшийся на горбатом хребте сухогруза.

– Огонь.

Роторные ракетные установки выпустили ослепительно-белые полосы к линии металлического горизонта. Безмолвные взрывы прокатились по щитовым генераторам корабля. Перехватчики прорвались через град взорванных бронеплит, уклоняясь от калейдоскопа обломков.

– Хай Чогорис! – выкрикнул Джучи, круто развернув свой истребитель к охотничьей стае.

Похожие взрывы по всей длине неуклюжего конвоя осветили пустоту, отключая пустотные щиты и оставляя тяжелые адамантиевые корпуса беззащитными. Крохотные черточки лазерного огня и крупнокалиберных снарядов продолжали сыпаться с бортов судов, но ни одна из них и близко не попадала в цели.

Шибан отвернул, сбросил скорость ровно настолько, чтобы не проскочить мимо цели, а затем направил нос истребителя на зияющую пасть ангара.

На миг ему показалось, что он узнал профиль корабля: мигающие габаритные огни, сигнальная окраска с шевронами, огромные стальные борта. За прошедшие месяцы он атаковал сотню подобных целей, и для него они слились в одно целое. Вот в кого превратились Белые Шрамы: стремительных падальщиков, убивающих слабых и медлительных, сковывающих гигантский фронт и сбегающих, прежде чем к ним приблизятся огромные клещи. Каждый рейд наносил ущерб врагу, лишая его коммуникационных линий, необходимых пополнений и снабжения. Но и лоялисты несли потери, ведь у магистра войны были свои зубы.

– За мной, – приказал Шибан, разгоняясь до максимальной скорости.

Впереди их ждал лабиринт из сверкающих лазерных лучей. Экипаж сухогруза попытался опустить противовзрывные ворота ангара, и Шибан открыл огонь из лазпушек. Поршневой механизм разлетелся, оставив двери наполовину опущенными. Белым Шрамам придется на полной скорости проскочить щель меньше восьми метров высотой. Такое испытание заставило Шибана улыбнуться впервые за время атаки, и его пальцы чуть крепче сжались на пульте управления.

«В другую эпоху мы бы сделали это ради забавы».

Он дал полный газ и с воем проскочил оставшуюся дистанцию. Перед ним появился вход в ангар, и Белый Шрам развернулся перед ним, а затем устремился через узкий проем.

Шибан оказался в огромном пространстве, которое с легкостью вместило бы корабли в сотню раз больше его собственного. С установленных под крышей направляющих свисали огромные когти транспортера, освещаемые красной дымкой боевых фонарей. Во мраке терялись многочисленные посадочные платформы.

Шибан скорректировал смещение в гравитационном колодце сухогруза, переключился на атмосферные двигатели и активировал воздушные тормоза. «Ксифон» развернулся вокруг оси и грузно приземлился на ближайшую платформу, окутанный паром и лентами распыляющейся плазмы.

Замки кабины истребителя выбило, и Шибан выбрался со своего места. Схватив любимую гуань дао, он спрыгнул на рокрит. Навстречу уже волочились сервиторы-охранники, наведя автоганы и прикрепленные к конечностям карабины. Шибан бросился вперед, впечатав пятку глефы в окольцованное сталью горло ближайшего противника, оттолкнул его и пронзил живот следующего. Затем развернулся и подрубил ноги третьего, после чего отбросил и обезглавил четвертого.

По всему ангару его братья делали то же самое: выскакивали из своих истребителей и мчались по гулкому помещению. Но ни один не двигался подобно Шибану. В то время как их удары были плавными, его – прямолинейными. Там, где они кружили и делали ложные выпады, он громил и раскачивался. Их доспехи были точно такими же, как и в дни посвящения в братство Бури на Чогорисе: цвета слоновой кости с красной и золотой окантовкой и тремя молниевыми разрядами – эмблемой мингана. У брони Шибана только правый наплечник все еще носил старые метки и цвета. Остальной доспех был серо-стального цвета, покрытый грязью и отметинами от попаданий болтов. Соединенные кабелями, фиксаторами и замками пластины брони были толще, чем у других воинов. Он называл эти штуки Оковами. Чертовы устройства Механикум сохраняли ему жизнь и давали возможность двигаться и сражаться. Внутри них находилось гибридное тело сверхчеловека и калеки.

Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как сы Илья сказала ему:

– Мне говорили, что в другом Легионе тебя могли бы поместить в дредноут.

К воину с грохотом направился полугусеничный сервитор с железными клещами вместо рук. Белый Шрам прыгнул, используя металлические стимуляторы мышц, размещенные среди сухожилий тела. Гуань дао крутанулась, оставляя идеальную дугу в задымленном воздухе, и разрезала верхние кабели питания механического человека. Инерция принесла Шибана в объятия сервитора, и сжатый кулак легионер раскроил череп противника, уничтожив команды в его рудиментарных импульсных модулях. Такая атака была вызвана вспыхнувшей яростью, что прежде с воином никогда не случалось.

Он отшвырнул дергающийся труп и продолжил путь. В двухстах метрах находились первые из множества дверей, ведущих внутрь огромного корабля. За Шибаном по пятам следовали девять боевых братьев его арбана, останавливаясь только чтобы покончить с оставшимися защитниками ангара. Они сошлись у дверей в шахту лифта. Броня легионеров была забрызгана разжиженной кровью и густыми машинными маслами. Все Белые Шрамы были в шлемах, а доспехи украшали уникальные боевые знаки – черепа, куски кожи, символы побежденных, привязывая тем самым к броне того, кто их убил.

Джучи подошел с отсеченной головой смертного солдата и бросил ее на палубу.

– Не думал, что они заметят наше приближение, – сказал он.

– Они многое увидели, – сказал Шибан, примагнитив клинок и вызвав схему из вмонтированного в стену когитатора. – Они слабы, но не слепы.

Хан вставил контрольную пластину в когитатор и по дисплею шлема побежали коды доступа лифта. Воин взял под контроль входные шахты, щитовые подсистемы корабля, шесть других важных сетей и основную навигационную систему.

– Что-то еще, Тахсир? – спросил без прежнего воодушевления Джучи, стряхивая кровь с клинка.

Тахсир. Именно так его упорно называли братья, причем все без исключения. И противиться этому уже не было никакого смысла.

Шибан обратился к авгурному узлу, имплантированному в черепной интерфейс. Это вызвало заметную боль, впрочем, как и любое другое действие – движение, дыхание, убийство. Какой-то миг все, что они видел – тактическую сферу местного космоса, засоренную пылающими остовами конвойных сторожевиков. «Калджиан» оставался поблизости, а «Амуджин» на удалении. Шибан собрался было ответить отрицательно и приказать направляться к мостику, когда почувствовал приближение первого сигнала.

– Не очень далеко, – пробормотал он так, словно когда-то было иначе. Он посмотрел вверх и потянулся за примагниченной глефой. – Они все так же быстры.

– У тебя есть отметка корабля? – спросил Джучи.

– Да какая разница? – ответил Шибан, вызывая платформу лифта и активируя расщепляющее поле глефы. – Они придут, и мы с ними разберемся.

Он помедлил, прежде чем переступить через порог. Сигналов было меньше, чем он ожидал. Это сулило проблемы для противоположного фланга маневра. Все уловки устаревают, и, возможно, враг научился просчитывать даже действия Хана, как, казалось, просчитывал все остальное.

Появилась трясущаяся платформа лифта на окутанных паром металлическим колоннах, и противовзрывные двери со скрипом и, брызжа искрами, открылись. На дисплее шлема вспыхнул идентификатор корабля, обозначенный имперскими готическими рунами, которые когда-то были символами господства человечества, а теперь представлялись эмблемой его глупости.

«Сюзерен».

– Вперед, – сказал хан и зашел в лифт, осветив темноту электрической синевой глефы. – Распутники идут по пятам.

Ни одному кораблю не было дозволено пронзить пелену раньше флагмана. «Гордое сердце» разбил барьер между мирами первым, а вслед за ними появились эскортники. Как только переход в материум завершился, они рассредоточились и заняли точно определенные атакующие позиции.

Эйдолон наблюдал за развертыванием своего флота из наблюдательной башни личной цитадели. Капитальные корабли построились кемошскими боевыми порядками, которые применяли с самых ранних дней крестового похода. Они скользили по бездне, словно акулы в океанских волнах, прикрывая траектории друг друга и передавая расчеты стрельбы.

Дети Императора сохранили свойственную им точность маневрирования. Пурпурно-золотая волна растеклась по пустоте, набрав крейсерскую скорость согласно стандартам Легиона. Благодаря отражавшим свет звезд украшениям кристаллические шпили сверкали подобно замерзшим слезам. Прекрасное зрелище завораживало.

Несколько секунд спустя к «Гордому сердцу» присоединились прибывшие «Осколок сокровища», «Лепидан» и три другие боевые группы, покорные воле лорда-командора. Четыре линкора и многочисленные корабли поддержки от эсминцев-охотников до артиллерийских фрегатов составляли эскадру, которая когда-то покоряла целые сектора, а теперь уничтожала сородичей, отвергших зов эволюции.

Эйдолон почувствовал, как дернулись его новые гланды. Он провел пальцем по линии раздутого горла, кожа на нем была натянута, как на барабане. Вены ритмично пульсировали, отмечая нерегулярное биение двух сердец.

Слуги принесли новые детали доспеха. Шестиногий аугментированный дрон процокал по мрамору, неся расширенный горжет Эйдолона в трех железных когтях. Элемент доспеха был гравирован серебром, украшен изображениями зверей Древней Терры и Кемоша, а также мелким рифлением, и отполирован до требуемого блеска. Когда дрон приблизился, Эйдолон поднял подбородок, терпя заботу механического слуги, словно какой-то древний монарх внимание цирюльника. Горжет водрузили на место, и Эйдолон почувствовал, как волокна-иглы скользнули в деформированный черный панцирь, быстро защелкнулись и крепко притянули керамит к плоти.

Когда звуковые преобразователи подключились, в оружейной комнате раздался громкий щелчок. Это был всего лишь сбой в обратной связи, тем не менее, от этого черепные коробки нескольких сервиторов лопнули, и они повалились на пол, беспомощно дергаясь.

Эйдолон, подняв бровь, повернулся к техножрецам. Ближайший из них – сгорбленный урод, увитый кабелями и проволочной сеткой, извиняясь, поклонился.

– Усовершенствования еще не закончены, – пробормотало существо.

Лорд-командор вытянул перед собой руки, и выжившие слуги засеменили к нему, чтобы приладить пластины брони. Каждый элемент доспеха приносил новую вспышку боли – токсичный сплав его генетической основы принимал новые и запретные формы. Некоторыми из них Эйдолон научился наслаждаться. Другие были менее желанны, но со временем он, несомненно, найдет способ обратить этот опыт себе на пользу.

«Мы еще не закончены, – подумал он. – Еще предстоит сделать немало шагов по стезе чувств».

На дисплее шлема замигала руна, указывая на прибытие Азаэля Коненоса и его кораблей. Эйдолон вспомнил, как загоралась та же отметка перед Исстваном, когда Коненос еще не был оркестратором какофонов, а он сам только прожил одну жизнь. Верность Азаэля была полной и абсолютной, и тогда и сейчас.

– Тебе рады, мой брат, – произнес Эйдолон под вой дрелей, затягивающих покрепче крепления доспеха.

– Лорд-командор, – поздоровался Коненос, его голос также был искажен аугметикой собственного искалеченного горла. – Варвары?

– Они придут, хоть мой советник сомневается в этом.

Уголком глаза Эйдолон заметил через кристалфлексовые иллюминаторы силуэт «Восхищающего» во главе недавно прибывшего соединения. Охотники собирались.

– Займи позицию за подветренным краем Врат. Соблюдай тишину и жди сигнала атаки. Ты прежде видел Калий, мой брат?

– Нет.

К Эйдолону приковыляли техножрецы, неся на золотом подносе его шлем. Тот стал вдвое больше прежнего и был нашпигован слуховыми глушителями и каналами, а также волокнами, которые входили во внутреннее ухо лорда-командора и обвивали носовые пазухи. Слуги подняли шлем, и Эйдолон посмотрел в его удивительную внутреннюю часть.

– Тогда, тебе повезло, – сказал лорд-командор прим, когда шлем опустился на место, запечатав его внутри керамитной брони. В костные разъемы скользнули дополнительные кабели, пронзая тело раскаленными иглами боли. – Когда мы уничтожим то, что некогда создали, останется немного из прежних чудес. Наслаждайся этим чудом, и когда мы устроим резню в его тени, помни о том, что мы – дети Терры – когда-то мечтали совершить.

Никто не знал создателей Врат Калия. Все записи сгинули, утерянные в долгом раздоре, охватившем галактику перед прибытием Императора. По крайней мере, в одном не было сомнений – они были древними, воздвигнутыми во времена, когда технология человечества стремительно развивалась, творцами, которые не страшились богохульного союза разума и металла. Возможно, это стало его погибелью: те, кто поместил Врата в этом районе космоса стали жертвой святотатственных духов машины, пылающих в мистическом ядре сооружения.

Никто не скажет, в какой момент их покинули. Врата бездействовали, по крайней мере, тысячу лет, пока исследовательский флот вольного торговца Иосии Халлиарда не прошел через них, скитаясь далеко впереди боевых флотов Первого Легиона. Халлиард изучил Врата собственными силами, считая, что в сооружении есть стоящие сокровища, но нашел во тьме только эхо и ржавчину. Разочарованный торговец позже отправил сообщение командованию Льва, что в свою очередь привело в Калий Темных Ангелов. Они заявили права Терры на весь субсектор, заблокировав его и отправив сюда собственные восстановительные части. То, что они нашли, навсегда останется неизвестным, хотя записи о рейсах между Калием и Калибаном сохранились в архивах Навис Нобилите на Терре, ни одна из которых не была официально санкционирована, а позже все сожгли.

Со временем в систему прибыл лично Лев, сразу после завоевания дюжины миров. Говорили, что когда его серые глаза впервые увидели Врата, он не вымолвил ни слова. Примарх словно мог заглянуть за громаду конструкции, за огромный полумесяц внутренней луны, и проникнуть взором в скрывавшуюся за ней бездну. Когда он, наконец, пошевелился, то, как обычно, был немногословен.

– Укрепите это место. Оно защищает множество путей.

Возможно, он почувствовал то, что позже доказали Дома навигаторов или же ему просто повезло догадаться. Так или иначе, решение Льва было озвучено. Система Калий находилась на пересечении девяти крупных маршрутов через варп. Огромные течения чистого эфира омывали ее, влекомые капризами Незримой Бури. Флот мог войти через этот вход в глубокие потоки и оказаться выброшенным далеко в плоскости галактике на значительно большей скорости. Путешествие, на которое уходили терранские месяцы, могло занять считанные недели, что привлекло большой интерес стратегов Администратума, которые планировали операции на безостановочно растущем фронте Великого крестового похода. Подобные порталы и проходы находили и в других районах космоса, но именно эти были стабильными и находились в центре расширяющейся сферы крестового похода, и это имело главное значение.

Первый Легион не оставил в своем владении Врата Калия. Они перешли под прямое управление к флотскому звену Имперской Армии. Прибыли новые эскадры, сначала по налаженным варп-линиям, а затем используя пути под самими Вратами. Старые сооружения обезопасили и изучили, а затем поверх них начали строительство. Древние бастионы исчезли под новыми горами из адамантия и железа. Незнакомые волновые стабилизаторы заменили батареями макроорудий и пустотных лазеров. Шахты неизвестного происхождения заполнили освинцованными камерами для тысяч рабочих, в скором времени перевезенных с ближайших приведенных к согласию миров. Прибыли механизированные команды Механикума, быстро исчезнув в глубинах ядра. Они появились спустя месяцы, нагруженные закрытыми ящиками и готовые к внеплановым и недокументированным обратным рейсам на Марс.

На пике крестового похода каждую неделю через Врата проходила сотня линкоров. За этим процессом следили пятьдесят тысяч людей, обслуживающих новые ремонтные верфи, крепости, сенсорные башни и доковые причалы. Искусственный мир рос, как коралл на старом основании, уничтожая следы прежней цивилизации, пока не осталось всего несколько архивариусов и командиров сектора, которые знали, что мощный перевалочный пункт когда-то был творением эпохи полузабытого ужаса и высокомерия человечества.

И все же, в глубине души все знали, что это место не могло быть создано в другую эпоху. Его размеры не поддавались описанию – колоссальный эллипс вращался вокруг горловины входа в варп, достигая максимальной ширины в девятьсот километров. Издалека оно напоминало сверкающее ожерелье, одновременно хрупкое и прочное. Приблизившись, можно было рассмотреть так называемое Ожерелье, состоящее из сотен узловых станций, соединенных тяжелыми секциями усиленной цепи. Каждая из этих станций по праву считалась грозной звездной крепостью, ощетинившейся оборонительным вооружением и увенчанной доками для штурмовых кораблей. Тем не менее, все они меркли в сравнении с венцом загадочного сооружения Врат – Основой.

Это имя дал Лев. На самой вершине огромного изгиба кольца Врат в бездну выступала Основа – выпуклая, раздувшаяся, гигантская. Понадобилось два года, чтобы составить полный план ее внутреннего лабиринта, и даже после того, как Армия принял командование над Вратами, крупные секции сооружения оставались фактически законсервированными и неизвестными. Вместительность доков была достаточной для звездного форта и его эскорта, а башни, теснившиеся на их вершинах, не уступали размерами шпилям миров-ульев. Основу окружали огромные защитные дуги, заключая обитаемые секции в нашпигованные пушками адамантиевые концентричные круги. Щитовые генераторы использовали археотек, который был гораздо эффективнее стандартного имперского пустотного щита, постоянно обеспечивая все сооружение полупрозрачной серебристой оболочкой.

Говорили, что Основу невозможно разрушить. Что даже флот Легиона не в состоянии пробить ее защиту, и что при должном снабжении и комплектации личным составом Врата Калия можно удерживать неопределенно долго против любых осаждающих сил, известных высшему имперскому командованию.

Вероятно, слухи об этой хвастливой точке зрения достиг ушей Владыки Железа Пертурабо, повелителя IV Легиона, и, возможно, это задело его вечно уязвленную гордыню. Когда на апогее существования Империума произошло предательство, именно его Легиону достался участок фронта в субсекторе Калий. В те первые месяцы неразберихи, слухов и контрслухов, немногое было известно о передвижениях тех примархов, которые связали свою судьбу с магистром войны, и поэтому защитники Врат вполне обоснованно могли считать себя в безопасности. Опережая жесткие приказы с Терры, были проведены приготовления и военные учения, усилен базирующийся здесь флот.

Впоследствии говорили, что Пертурабо нашел мало удовольствия в быстром и полном разрушении Врат.

– Я жажду падения только одной крепости, – заметил он, когда Ожерелье все еще горело под ожесточенным обстрелом «Железной Крови». – До того момента победы не считаются.

Когда IV Легион снова отправился в пустоту, он оставил за собой дымящуюся могилу Врат, медленно вращающихся вокруг свой громадной оси, лишенных жизни и почти вернувшихся в то состояние покоя, в котором их нашел Халлиард.

И все же, среди буйства охваченной огнем галактики, разрушение Врат Калия было всего лишь еще одним статистическим фактом среди тысяч других катастроф. Различные разведки и контрразведки многое упустили и еще больше не учли. Хотя конвои снабжения перестали прибывать, а доступ к крупным варп-линиям был заблокирован минами и обломками внутреннего кольца, на внешних границах галактики немногие знали о падении Врат, пока борьба за выживание того не потребовала.

Поэтому они оставались призом для неосмотрительных, связующей нитью, ведущей в никуда, руинами, владение которыми ничего не давали победителю.

Но это не остановило появление гостей. В тот момент, когда боевые корабли Детей Императора заняли оборонительные позиции над вершиной спящей Основы, в дальнем космосе появились новые варп-сигнатуры. Их были дюжины, и они двигались быстро, как и полагалось Легиону Джагатая.

Глава 3

Шибан добрался до противовзрывных дверей мостика, присел и дал знак Иманю. Боевой брат бросился вперед, прикрепил три крак-гранаты на уровне головы между адамантиевыми пластинами двери и установил взрыватели на последовательный подрыв. Затем вернулся и вместе с остальным арбаном укрылся за линией низких несущих конструкций в пяти метрах от тикающих зарядов.

Раздались взрывы, разбившие замочный механизм и вдавившие тяжелые плиты внутрь. Шибан тут же бросился вперед, сжимая обеими руками гуань дао, но его опередили. Джучи, Имань и двое других Шрамов оказались быстрее, упиваясь силой своих генетически улучшенных тел в отличие от хана, который теперь полагался на гибридные механизмы.

– За Кагана! – закричал Джучи, врываясь внутрь через неровное отверстие и стреляя из болт-пистолета.

Следом, прямо через разлетающиеся осколки, последовал Шибан. За проемом открылся мостик в тумане мерцающих люменов. Помещение тянулось на сотню метров, плавно поднимаясь к кристалфлексовому наблюдательному куполу в дальнем конце. По обеим сторонам в глубоких ямах толпились перепуганные смертные матросы и стрекочущие сервиторы. С верхних площадок посыпались пули, но из-за дрожащих рук стрелков огонь был неточным. Охрана сухогруза не была ровней даже солдатам Имперской Армии. Не будь на Шибане его превосходного доспеха, он бы все равно мало беспокоился по поводу такой неприцельной стрельбы.

В этот момент Джучи уже был возле наблюдательной платформы. Шибан следовал сразу за ним, чувствуя, как металлическая палуба прогибается под его весом.

– Капитана не убивать, – приказал он.

Помещение со сводчатой крышей наполнилось грохотом болтерной стрельбы. Двое воинов спрыгнули в ямы и принялись вырезать толпы матросов изогнутыми клинками. Еще двое полезли наверх, их вес не помешал им взобраться на металлические балки, где укрылись стрелки. Взрывались линзы когитаторов, осыпая палубу шипящими кристаллическими осколками. В воздухе стоял смрад кордита, человеческого страха и смазки лопающихся кабелей.

Шибан подошел к платформе под куполом. Его приветствовали двадцать три трупа. Каждый человек был убит одним точным выстрелом. Над покойниками стоял в едва поцарапанном доспехе Джучи, выискивая вокруг уцелевших врагов. Остальные воины арбана рассыпались в поисках новых жертв для своих клинков.

Двух членов экипажа пощадили. Смертная женщина, она же капитан сухогруза, стояла на коленях и тряслась. Рядом стоял ее бесстрашный навигатор.

Шибан наклонился, подняв подбородок капитана одним пальцем.

– Куда вы направлялись? – спросил легионер.

– В теснину, – выпалила женщина, тараща глаза. – Милорд.

– Я не твой лорд. Что за груз на борту?

– Мы не…

– Какой у вас груз?

На какой-то миг она впала в ступор, ее зрачки бегали от возвышающегося над ней гиганта к его разбушевавшимся на мостике товарищам.

– Я… Мы не…

Шибан отпустил ее подбородок и повернулся к навигатору, который витиевато поклонился.

– Видеть вас в бою – это честь для меня, хан, – обратился он. – Меня зовут Кавелли. Мы везем продовольствие и сухпайки для девяти полков Армии, служащих Третьему Легиону. Немного пехотного вооружения, штурмовый корабль, тяжелое штурмовое снаряжение. Остальное – стандартная хозяйственная документация, медицинское оборудование, детали, станки. Одним словом, малоценный груз. Честно говоря, я удивлен, что вы пришли за этим.

Шибан рассмотрел старика. Навигатора оставят в живых, потому что такую редкость никогда не убивали без необходимости. От этой мысли воину стало тошно. Ведь агентов Навис Нобилите использовали обе стороны войны, и даже предательство не лишало их неприкосновенности. Их жизни оберегали как древнее правило, так и практическая необходимость путешествия в варпе. В конвое должны находиться пара десятков таких мутантов, по крайней мере, по одному на каждый сухогруз. И всем сохранят жизнь. Возможно, многие из них уже служили лоялистам и раньше, а возможно – никто.

– Как быстро ты сможешь дать полную мощность двигателям? – спросил Шибан.

Кавелли склонил голову, видимо принося извинения.

– Как я говорил капитану Кульбе, на подготовку всех кораблей понадобится некоторое время.

– У тебя есть час. Приступай. И у меня будут дополнительные требования.

Кавелли снова поклонился, затем вдруг замер.

– Ну конечно, у нас может не быть столько времени.

В этот момент Шибан получил те же данные по радиосвязи. Он переключился на тактические авгуры широкого диапазона и отметил идентификаторы всех отрядов, ведущих бой. Все сухогрузы были взяты на абордаж, а их экипажи – нейтрализованы. Последние эскортники были уничтожены, и два фрегата Белых Шрамов вышли в кильватер конвоя, чтобы забрать легионеров.

Но это было еще не все. На границе радиуса действия сенсоров появились варп-сигнатуры. Десятки отметок приближались в плотном строю, двигаясь по самому краю точки Мандевилля.

Джучи вернулся на командную платформу.

– Они здесь?

Шибан кивнул, пытаясь прикинуть, сколько времени у них есть, какова численность врага, как лучше распорядиться своими силами. Сроки проведения операции уменьшались, как и время реагирования.

– Это все еще мой корабль… – раздался дрожащий голос Кульбы.

Шибан обернулся и увидел, что капитан в вызывающей позе встала между ним и командным троном. Ее челюсть немного дрожала, а по щеке стекала капелька пота. Кульба не стала вынимать оружие, но руки в перчатках сжались в кулаки.

В этом было что-то благородное. В свои юные годы на Чогорисе, когда Шибана звали Таму, а границами бытия были небо и земля под ним, он всегда восхищался непокорностью.

Болт попал Кульбе в грудь раньше, чем она увидела, как легионер вытащил оружие. Капитан отлетела к трону, раскинув руки. А Шибан уже шел прочь, вернув болтер на место и не обращая внимания на растекавшуюся у основания трона лужу крови.

– Оберегайте навигаторов, – приказал он, переключившись на канал арбана. – И позаботьтесь о двигателях, как было приказано.

Треск радиопередачи принес новую информацию: многочисленные боевые корабли Детей Императора. Как обычно в идеальном строю. Выходит, этот бой станет для него испытанием, обещанным Есугэем.

– Так дайте им бой, – приказал хан, зная, что каждый воин братства был готов к нему. – И как следует пустите кровь этим клятвопреступникам, погубившим мечту человечества.

Шибан снова активировал энергетическое поле гуань дао и почувствовал, как внутри нарастает дикое и острое предвкушение убийства, которое в последнее время приходило только во время боя с сородичами.

– За Хана, – прошептал он. – За Императора.

Нападавшие прибыли настроенными на сражение. Если они и рассчитывали, что силы прикрытия Врат Калия будут отвлечены рейдами в Мемносе и девяти других разбросанных местах, то не подали виду.

Главный удар возглавлял линкор типа «Диктатус» – «Копье Небес», один из основных боевых кораблей Легиона, ветеран дюжины крупных сражений, произошедших после получения известий об Исстване. Его борта больше не были безупречно белыми, а обводы – кроваво-красными. По всей их длине тянулись старые плазменные ожоги, наспех залатанные и поврежденные повторными попаданиями. Двигатели почернели от постоянного форсирования, мостик был обезображен коричневой патиной от попаданий лэнса. Незапятнанной оставалась только одна часть – огромный символ Легиона на самой вершине корабля. Разряд молнии, означавший возмездие небес. Этот образ, отделанный золотом и залитый светом прожектора, восстанавливался после каждого боя, чтобы не было ни обмана, ни попытки действовать неопознанным или пренебречь воинской честью.

Мы – V Легион. Мы – орду Джагатая, Белые Шрамы Чогориса.

Мы держим клятвы.

За четыре года яростных сражений под взором этого знака сгинули миллионы душ, и каждый умирал с отраженным в их глазах золотисто-красным цветом небес. Когда-то это было радостное воззвание, диковинное заявление о свободе в условиях безжалостной машины имперского послушания. Сейчас же этот символ приобрел кровавое и яростное значение, став отражением забытых варварских душ, отпечатавшимся в камне, стали и шкурах.

Вслед за «Копьем Небес» появилось еще семь боевых кораблей: «Намаан», «Хаманог», «Родословная», «Небесный», «Стрела судьбы», «Умаал», «Кво Ама», представляющие все типы линейных крейсеров Легионес Астартес. Все корабли перенесли настолько сильные повреждения, ремонт, изменения и переоборудование, что оригинальная марсианская классификация стала практически бесполезной для определения их возможностей. «Умаал» когда-то назывался «Упорным» и принадлежал Гвардии Смерти. «Небесный» не сменил имени, но ранее входил в состав соединения Несущих Слово по приведению к согласию. Корпуса обоих кораблей, некогда носивших цвета других хозяев, теперь были покрыты тонким слоем белой боевой окраски. Другие корабли всегда принадлежали V Легиону.

Все семь кораблей держались близко к находившемуся в центре «Копью Небес» и, сверкая щитами, направились полным ходом к Ожерелью. Эскортные корабли – эсминцы, орудийные фрегаты, ракетные катера – разошлись от направления главного удара, отказываясь от защиты линкоров ради возможности форсировать ход. Каждый маневр выполнялся на высокой скорости и был рассчитан нанести максимальный урон артиллерией, прежде чем последует ответный удар.

Четыре года назад подобная стратегия остановила наступление магистра войны. Предателям, привыкшим исключительно к нескоординированным атакам разгромленных простаков Исствана, понадобилось время, чтобы приспособиться к более организованному контрнаступлению Хана. Особенно сильно досталось Гвардии Смерти, неспособной сравниться с мастерством ведения пустотной войны V Легиона, но все изменники – подсевшие на химикаты искатели новых ощущений Фулгрима, одержимые инженеры Пертурабо, зловещие пехотинцы Мортариона и даже сами Сыны Гора – получили свою долю потерь.

Но это было четыре года назад. Каждый Легион был живым существом, одаренным командирами с безграничной хитростью и тактической проницательностью. Гвардия Смерти усовершенствовала флотскую стратегию, задействовав против диких всадников Хана дополнительную огневую мощь. Железные Воины добавили своим кораблям достаточно мощной бронезащиты, чтобы превращать атакующих врагов в огромные куски сожженного плазмой шлака. Сыны Гора делали то же, что и всегда, отвечая с такой исключительной жестокостью и отточенной дисциплиной, что два Легиона, некогда понимающие и симпатизирующие друг другу, стали кровниками из-за взаимной ненависти, взращенной на почве накопленных бесчинств.

Дети Императора учились не менее быстро, и со своих позиций в системе Калий они распознали чогорийскую схему развертывания «Ложное Копье». Они знали, что мощь «Копья Небес» и его эскортников не настолько велика, как представлялась, и что более слабые крылья эсминцев и фрегатов загружены сверх пределов проектной вместительности. Также они знали, что отражение главного удара противника равными силами приведет к катастрофе, и что они должны ответить равноценно приближающейся эскадре – как маневром, так и скоростью.

И именно так они и поступили. Флагман «Гордое сердце», не уступавший тоннажем и славой «Копью Небес», вышел из тени Основы со своим крейсерским эскортом: «Безжалостным великолепием», «Непомерным», «Бесконечным разнообразием» и «Орлиным». Эти тяжелые боевые корабли уступали в численности приближающемуся к ним соединению V Легиона, но были поддержаны оборонительными установками на Опоре и Ожерелье. Стационарные орудийные батареи открыли огонь, выпуская сверкающие пунктиры бронебойных снарядов в сферу битвы. Пронзив сверкающую паутину, подошли эскортники Детей Императора, готовые к стремительным атакующим маневрам.

Один человеческий вдох пустота между двумя флотами оставалась нетронутой. Пусть и исчерченной безмолвными, словно могила трассерами снарядов, и связанной маневрами, но невинной. Открыли огонь дальнобойные орудия, расчеты генераторов щитов отправили последние запасы энергии в гигантские прометиевые катушки, штурманы на мостике провели окончательные расчеты дистанции, веса, массы и скорости.

Затем брешь сомкнулась.

Снаряды врезались в броню, лазерный огонь исполосовал пустоту, штурмовые лодки вонзились в борта кораблей, копья лэнсов с шипением поражали цель. Переборки ломались, плазменные каналы взрывались, бронестекло лопалось, хребты кораблей содрогались от попаданий, бимсы сминались. Пустоту осветили огромные клубы пламени, пронзаемые новыми сверкающими копьями. Поверхность Основы покраснела, изгоняя вечную тень пустоты вспыхнувшей мощью звезд.

Корабли превратились в пышущие пламенем котлы, окольцованные очаговыми паутинами разрушения. Небольшие суда проносились вокруг этих узлов, осыпая их снарядами. Разносились вопли тысячей смертных. Из-за шума внутри каждого корабля их не слышали, но в потустороннем царстве имматериума ими наслаждались.

И бездна снова стала свидетелем мучительной гибели древних машин, устроенной лучшими представителями человечества с такой свойственной им идеальной эффективностью. Они уничтожали друг друга в пламени гнева, амбиций и мести.

Карио влез в фиксирующую клеть абордажной торпеды, вложил меч в стальной футляр и почувствовал, как на доспех опускаются скобы. Оставшиеся четверо воинов его подразделения уже заняли свои места перед ним. Их темные силуэты выделялись на фоне приглушенных люмен-полос. Прежде чем люк торпеды с шипением закрылся, префектор пересчитал всех братьев, загрузившихся в остальные торпеды, а также отметил размещение слуг «Сюзерена», чьи веки были зашиты, а движениями управляли пространственные сигналы когитаторов.

Большинство легионеров не отличались от своего префектора. Они носили точно такие же старые доспехи Кемоша, их очертания остались почти такими же, что и в начале, эмблемы – неизменными, клинки – прямыми, а золото – отполированным. Тем не менее, даже среди его братьев начинались перемены. Керамитная пластина здесь, линзы шлема там, застывший вопль, запечатленный в вокс-связи, блеск никогда не высыхающей крови на нагруднике.

Она придет. Мутация генетического отца распространится как яд в ране, и все Палатинские Клинки станут полукровками, застряв между физической и демонической формами.

Но не сейчас. Сначала он достигнет смертоносного совершенства. В умении безукоризненно убивать и добиваться идеальной агонии.

Крышка захлопнулась, и Карио закрыл глаза.

– За возлюбленного примарха, – тихо произнес он, обращаясь по закрытому воксу к темным силуэтам внутри абордажной торпеды, и ко всем остальным братьям. – Чтобы мы оставались достойными его бессмертного доверия.

Он услышал, как снаружи торпеды лязгнули закрывающиеся противовзрывные двери и втянулись крюки подъемников. Грохот и вой вытекающего воздуха сменились тишиной. Остался только стук сердец и тихое дыхание Карио.

– В этом деле, как и во всем прочем, будьте искусны.

Внутри торпеды воцарилась кромешная тьма. Корпус задрожал, направляясь по рельсовым направляющим к пусковым механизмам на краю корпуса.

– Это наши дикие кузены. Пустите им кровь, как в прошлые века мы пускали кровь мертвым, чтобы сохранить живых.

Карио почувствовал, как торпеда смещается на позицию старта, и приготовился к резкому ускорению. И тут же снова услышал старый шепот, кружащийся внутри шлема. Мышцы левого плеча дернулись, и перед глазами мелькнул старый образ – рогатое существо, огромное, обольстительное, манящее, облизывающее длинным черным языком мясистые ярко-розовые губы.

«Не сейчас».

– Мы остаемся такими же, как и всегда, – сказал он, мысленной командой изгоняя призраков. – Истинными и единственными детьми Императора.

Двигатели вспыхнули, и торпеда устремилась вперед. Карио отбросило назад на фиксаторы, и он расслабился, позволив силовому доспеху принять на себя нагрузку. Воин почувствовал резкое смещение траектории. Торпеда покинула корабль и нырнула вниз: к плоскости сражения. От какой-то мощной детонации снаряд резко дернуло в сторону, затем он вернулся на траекторию захода на цель.

По внутреннему дисплею шлема Карио текли данные, показывая продвижение всего братства. Префектор невозмутимо отметил, как торпеда с отделением брата Рамарды была уничтожена огнем тяжелых болтеров с штурмового корабля V Легиона, и с тем же равнодушием отреагировал на гибель такого же штурмового корабля под яростным огнем ближней оборонительной сети «Сюзерена». Благодаря этим данным Карио мог отслеживать ход всего сражения. Громадные сухогрузы пытались оторваться, чтобы войти в варп, два фрегата Белых Шрамов терзали подходящую эскадру, а девять кораблей Детей Императора неумолимо приближались, чтобы предотвратить бегство конвоя.

Затем торпеда достигла цели, и все информация на дисплее расплылась в дрожащем потоке помех.

Карио бросило вперед, когда торпеда пробила плиты толщиной с руку человека и проползла вперед сквозь массу расплавленного палубного настила.

Карио активировал руну пуска еще до того, как абордажная торпеда остановилась. Мельта-блистеры на внешнем корпусе вспыхнули, выжигая пространство вокруг. Включились внутренние люмены, и со щелчком поднялись скобы фиксирующей клети. Люк открылся, впуская ревущий поток жара с запахом расплавленного металла. Палатинские Клинки выбрались наружу.

Карио извлек меч, прошептал благословение над длинным стальным лезвием и поднялся из раскачивающегося корпуса торпеды. Дисплей шлема тут же переключился с широкоугольного формата дистанции атаки на внутреннее тактическое считывание данных, выделяя позиции боевых братьев и отмечая их маршруты движения к цели.

Он оттолкнул пылающую балку и пошел прочь от остова торпеды. За спиной осталась длинная брешь во внешнем корпусе сухогруза с дымящимися краями. Впереди лежали искореженная масса сломанных стоек и пылающие потоки вытекающего кислорода.

Отделение Палатинских Клинков шагало через руины, расчищая себе путь мечами. Легионеры достигли нетронутого перехода с работающими пустотными люками и опустили заслонки, остановив бурю. Там они встретили второе отделение из пяти легионеров и перешли на бег, сжимая потрескивающие энергией длинные мечи. Две истребительные команды вошли в напоминающие могилу внутренние помещения сухогруза. Путь в темноте освещали отблески расщепляющих полей.

Карио на бегу посмотрел на огромные опорные колонны, что возвышались над грудами контейнеров, достигавших высоты пятисот метров. Дети Императора добрались до уходящей вверх пустой шахты лифта. Они проигнорировали турбоплатформы и выбрали направляющие кабины, проворно взбираясь по ним. Легионеры быстро поднялись и оказались поблизости от мостика, ни разу не обнажив клинок и не сделав ни единого выстрела.

Только ближе к концу пути, когда они достигли вершины шахты и пробились через закрытые переборки, появились следы недавней бойни. Воины осторожно продвигались с обнаженными мечами из одного отсека в другой. Карио продолжал идти первым, волосы на руках встали дыбом от предвкушения схватки. Перед ними тянулась длинное и широкое помещение, в стенах которого через каждые пять метров находились двери. По обе стороны лежали тела, небрежно сваленные в кучи под рядами арок, их руки и ноги были согнуты, а глаза невидяще уставились в сводчатый потолок. Мерцающие узкие люмены отбрасывали глубокие тени, которые растворялись в постоянной темноте.

Палатинские Клинки бесшумно построились ромбом с Карио во главе, за которым следовал субпрефектор второго отделения Аванарола. Третьим шел Хайман, а тыл прикрывали остальные легионеры с немногословным Урелиасом. Линзы шлемов отбрасывали дрожащие пятна света на сваленные в кучи трупы под сводами, показывая разнообразные выражения ужаса, удивления, шока и отвращения. Матросов сухогруза вырезали гораздо больше, чем того требовало установление контроля над судном. Затем людей побросали в сторону, как какие-то куски мяса.

Карио изучил показания ауспика. В конце помещения находилась лестница, которая вела к дверям с ржавой эмблемой грифона картеля Мемнос. Что находилось за ними, сказать было сложно, но префектор все-таки обнаружил источники тепла и движения и остаточный сигнал энергетического оружия.

Не сбиваясь с шага, он дал боевые сигналы братьям, и ромб перестроился в двойную линию. Первое отделение уничтожит двери и откроет проникающий огонь. Как только враг начнет отвечать, пятеро легионеров быстро уступят дорогу, но их прикрытие позволит второй линии атаковать помещение за дверьми. Там Дети Императора смогут задействовать свою истинную силу – чарнабальские сабли, считавшиеся лучшими представителями клинкового оружия.

Карио остановился у подножья лестницы с болт-пистолетом наизготовку, собираясь отдать команду. И в этот самый момент он заметил лицо в тенях справа от него. Он немного повернул голову и увидел тело смертной женщины на куче трупов. Ее убили тупым ударом, из-за чего большая часть лица осталась нетронутой.

Вдруг он почувствовал укол тревоги.

– Отступа… – только успел сказать Карио, и в помещении загремела болтерная стрельба.

Префектор бросился на пол, чувствуя сильный стук болтов по броне. Он пополз на четвереньках вперед, стреляя вслепую из болт-пистолета.

Его братья сделали то же самое: разбежались из центра помещения в поисках укрытий, ведя по мере возможностей ответный огонь. Раффель не двигался, его тело изрешетили попадания болтов. Еще несколько Детей Императора получили ранения.

Карио прорвался к лестнице и попытался сориентироваться. Им нужно было убраться с открытого пространства и пробиться к склепам, где лежали груды трупов, но это было невозможно. Стрельба велась как раз оттуда.

Префектор добрался до нижних ступеней, развернулся и прижался к перилам, непрерывно стреляя. Вокруг него лопалась и разлеталась каменная кладка, отбрасывая во мрак помещения облака пыли.

Наконец появились Белые Шрамы, отталкивая трупы, за которыми они спрятались. Воины в перепачканных кровью доспехах вели непрерывный огонь из болтеров. Погиб еще один легионер из отделения Карио, истерзанный массой болтерных снарядов.

Но шок прошел. Отделение Карио дисциплинированно открыло ответный огонь. Их доспехи сделали то, для чего и предназначались: защитили от большинства попаданий, выигрывая драгоценные секунды для поиска укрытий. Префектор бросился прочь от лестницы, уворачиваясь от большинства болтов и высматривая среди теней Белых Шрамов в окровавленных доспехах.

Врагов было девятеро. Даже с учетом двух убитых Палатинских Клинков, такой перевес противника был для Карио приемлем.

«Вы не знаете, с кем связались», – подумал он, сближаясь на дистанцию меча.

Воин, на которого он напал, отступил и взялся за свой изогнутый клинок. Карио атаковал его нисходящим ударом. Два клинка зарычали, высекая лезвиями каскад искр. Враг префектора ответил мастерски и быстро, погасив энергию удара. Легионеры обменялись новыми ударами. При каждом столкновении вращающиеся клинки со звоном отскакивали.

Карио хватило пяти ударов, чтобы оценить легионера. Он провел едва заметный ложный удар слева, сыграв на движении противника в другую сторону, выждал осознанной поправки, отскочил, а затем выбросил саблю вперед.

Острие оружия сверкнуло, войдя под нагрудник и погрузившись в живот врага. Воин покачнулся, пытаясь удержаться на ногах, но Карио сразу же вырвал клинок и одним взмахом отсек голову противнику. По палубе поскакал окровавленный шлем.

Префектор собрался броситься в схватку, но в этот момент задрожали и открылись двери на вершине лестницы, и из них вышла фигура в серо-стальной броне и с боевой глефой, лезвие которой было окутано расщепляющим полем. Новый противник двигался иначе – резко и грузно, словно машина.

Распознав вражеского командира, Карио отдал честь по старинке, быстро опустив клинок, прежде чем снова принять боевую стойку.

– Как храбро оставаться в безопасности, пока твои воины умирают, – сказал он.

Его враг тяжелой поступью приблизился, взмахнув глефой для удара. По всему длинному помещению не утихал грохот и треск выстрелов, прерываемый скрежетом и звоном сталкивающихся клинков.

– Ты прибыл слишком поздно, – сказал с сильным акцентом противник. – Эти корабли скоро будут в варпе.

Карио провел окончательную оценку, черпая информацию из манеры держаться врага, смысла его речи, сотни мельчайших признаков, говоривших о силе и слабости.

– Тогда не будем упускать шанс, – сказал префектор, ухмыляясь под личиной шлема. – Ну и? Кого я должен здесь победить?

Глава 4

Эйдолон смотрел, как горят и гибнут корабли, но не теми глазами, которыми когда-то обладал. Теперь он видел мир в более насыщенных красках и смаковал его агонию с помощью более острой чувствительности. Его доспех ничуть не мешал этому. То, что ткачи плоти сделали с его древними механизмами, усилило поток чувств, направляя их, отфильтровывая несущественное и оставляя для наслаждения только саму суть.

Он стоял на пороге телепортационного зала, не желая ступать в охваченные энергией участки. Смотровые иллюминаторы позволяли видеть истинную картину происходящего у Врат Калия.

В пятидесяти километрах от Эйдолона, что было каплей для масштабов космического сражения, на Основу пикировал эсминец Белых Шрамов. С переломанным хребтом и объятыми пламенем бортами. Его терзали штурмовые корабли, разрывая ту немногую броню, что еще оставалась на его теле. Все это время эсминец продолжал вести огонь, пока его корпус не расплавился на атомы.

Эйдолон чувствовал исходящий от этого корабля ужас. Ощущал источаемый им голый страх, который выделялся вместе с потом канониров и смертных офицеров на мостике. Лорд-командор представил себя на их месте: под рушащимися палубами, раздавленными и искалеченными, как они жадно ловят вытекающий через пробоины воздух.

От этого у него участилось дыхание.

«Я хочу, чтобы это происходило со мной, – подумал Разделенная Душа. – Хочу переживать все эти ощущения».

Вокруг него братья готовились к битве. Они носили те же самые доспехи, которые некогда назывались «Тип IV», украшенные золотом Легиона, но к настоящему времени лишившиеся всех характерных черт. Их горжеты и нагрудники были чрезмерно увеличены и соединялись извивающимися кабелями с гроздьями усилителей, расположенными среди соединенных внахлест пластин богато украшенного керамического доспеха. Все воины были вооружены одним и тем же оружием – разновидностями какофонов, массивных органов с раздутыми отражающими камерами и психозвуковыми резонаторами. Оружие гудело низкой, сотрясающей палубу гармоникой, от чего неприкрепленные предметы тряслись и подпрыгивали.

Изначально звуковые культы были созданиями Мария Вайросеана, но сейчас они распространились по всему Легиону. Их популярность росла по мере того, как губительная сила даров становились все более очевидной. Эйдолон, который после воскрешения принял мутации больше любого другого легионера, сжимал тяжелыми перчатками громовой молот. Его рычащий боек был окутан темной психической материей, которая отбрасывала тошнотворное зеленое свечение на железную поверхность внешних дверей, пульсируя в унисон с бездействующими органными орудиями.

Лорд-командор продолжал ждать. В пустоте над Калием все больше кораблей разрывало на куски, а их обитателей выбрасывало в вакуум. Эйдолон наблюдал за передовыми кораблями Белых Шрамов под обстрелом, и чего это им стоило. Видел, как верный Коненос вырвался из спасительной тени Ожерелья и присоединился к пляске смерти. Следил за рассыпавшимися, словно битое стекло посреди вихря торпедами, зная, что каждая из них несет груз из живых воинов.

Эйдолон закрыл ноющие глаза и прислушался к звукам. Вне зависимости от того, в пустоте он находился или нет, они продолжали приходить к нему, передаваемые через эфир демонами-шептунами.

– ержать строй! Держать строй! Не нарушать – Во имя Императора! Надир! Больше мощ…

– сят пять румбов разворот. Дать еще один залп. Следите за контратаками с…

– ам больше не выдержать этого, лорд. Корпус пробит, промети…

– о! Нет! Пока нет! Что это? Что за чертовщина…

Эти голоса сплетались, словно нити, вдохновляемые страстями и желаниями, которые были пустяком на лике имматериума. Скоро эти голоса утонут в его огромной волне и станут пищей для голодных разумов, обитающих в варпе.

– Лорд, – раздался по связи голос Вон Калды.

Эйдолон уже знал, что скажет советник, но позволил воину заговорить.

– Да?

– Они прорвут оцепление, – неохотно доложил Вон Калда. – Они теряют множество кораблей, но мы не сможем помешать им высадиться. Основа укреплена, но если он с ними…

Эйдолон уловил едва заметную паузу в голосе советника, и решил, что накажет его за это. Примарх – это примарх. Но и они совершали ошибки. И их убивали.

– Спокойно. Я отправляюсь туда, – сказал Эйдолон, наконец, шагнув через железные врата в зал телепортации. Когда он занял свое место, какофоны вокруг него отдали честь. Из-за боевых стимуляторов их движения стали дерганными, а линзы шлема переливались, словно полированный перламутр. – Чего ты боишься, Вон Калда? Смерти?

– Мы теряем здесь солдат, мой командор, – ответил Вон Калда. – Мы знаем, что они не смогут воспользоваться Вратами. Не позволить ли им…

– Каждый убитый нами здесь уменьшает число защитников Терры, – ответил Эйдолон, чувствуя нарастание эфирной энергии в помещении. Вокруг него по колоннам поднимались рычащие разряды молний, искажая реальное пространство. – И, кроме того, ты упустил самое важное.

Воздух задрожал, сжавшись перед вспышкой, которая вывернет реальность наизнанку и метнет живое копье варпа в мир чувств. Эйдолон поднял громовой молот, ожидая кратковременный перенос, а вместе с ним мимолетную передышку от вечной агонии его жизни.

– Что именно? – спросил Вон Калда. Его голос становился все тише по мере нарастания телепортационного заряда.

Эйдолон улыбнулся.

– Что мы живем ради этого.

Затем помещение залил свет, чувства погасли, и какофоны отправились через миры и разумы в ревущее сердце битвы.

Шибан нанес мощный удар, надеясь, что вес гуань дао позволит сломать вражеский меч. Противник мастерски парировал, не обращая внимания на засыпавшие его доспех искры расщепляющего поля. Вокруг них продолжался ожесточенный ближний бой, распавшийся на отдельные поединки в затененных уголках зала. Под ногами оглушительно выли двигатели «Терце Фалион».

Легионер Детей Императора был силен и искусен в обращении с мечом. Как все сыны Кемоша он использовал классическую технику фехтования. Их клинки снова столкнулись, не принеся ни одному из противников преимущества. Воины разошлись, двигаясь осторожно и высматривая бреши в почти идеальной защите.

– Что с тобой случилось? – спросил его враг, бросив взгляд на нескладные конечности и грубую броню.

Шибан промолчал, сохраняя концентрацию. Он нанес хлесткий удар, целясь в шею мечника. Чемпион Детей Императора отступил, избежав удара, и тут же контратаковал.

– Ты двигаешься, как машина, – снова заговорил противник, сблизившись и обрушив шквал ударов. – Я убил много твоих сородичей, и они сражались больше как люди.

– Мы все изменились, – прохрипел Шибан, начиная восхищаться упорством своего врага. Он был на голову выше тех, кого прежде убивал Белый Шрам, и мастерски владел своим оружием.

– Верно, все до последнего.

Они снова сошлись, принимая удары на доспехи, когда гуань дао и сабля отскакивали друг от друга.

Шибан ударил пятой глефы, но на волосок промахнулся. В результате ему пришлось защищаться, остановив лезвие сабли в последний момент. Белый Шрам отступил на шаг, выигрывая пространство и используя мощь своей аугметики.

«Я тоже привык сражаться мастерски и красиво».

– Ты не болен, – заметил Шибан. Слова сорвались с его губ почти непроизвольно.

Болезнь. Так орду стала называть разнообразные мутации и самокалечение, практикуемые в Легионах Предателей. Многие воины теперь больше походили на зверей, нежели людей. Их генетически усовершенствованные тела портили и извращали в добровольном аду постоянных выдумок.

Чемпион Детей Императора свирепо рассмеялся.

– Как мои братья? Нет. Пока нет. Но буду.

Шибан продолжал отступать, увлекая противника за собой. Уголком глаза он заметил, что его воины делают то же самое, как и планировалось. Белые Шрамы отходили к командному мостику.

Вой двигателей под ногами становился все громче.

– Я никогда не пойму этого, – сказал Шибан.

Из-под шлема раздалось фырканье. От кружащегося меча закованное в броню тело словно окутала серебристая дымка. Клинки с лязгом сталкивались снова и снова.

– Чего ты не можешь понять, дикарь? Что мы захотели чего-то большего? Вам предложили дар, а вы оказались слишком просты, чтобы понять его. Ваша битва уже завершена, все, что у вас осталось – это ограничения. – Клинки кружили вокруг друг друга, уклонялись, кололи, рубили. – А вот для нас… Для нас ограничения перестали существовать.

Шибан добрался до подножья лестницы. Он чувствовал усталость в мышцах, которые у него все еще оставались. По внутренней поверхности горжета стекал пот. Враг был быстрее, сильнее, искуснее и сражался саблей так, словно та ничего не весила.

«Прежде я был бы быстрее. И сильнее».

Выжившие Белые Шрамы продолжали отступать, поднимаясь все выше по лестнице. Преследовавшие их Дети Императора сражались так же превосходно, как и их командир. Вокруг них разлетались каменные осколки, отсекаемые от балюстрад неточными ударами. Пульсирующий вой двигателей превратился в звуковую стену, которая поднималась из глубин корабля.

– Так почему вы не воспользовались шансом? – спросил противник с искренним любопытством. – Вы не могли любить Терру, подобно занудам Дорна. У вас и в самом деле был шанс.

У Шибана начала сбиваться дыхание. Глефа словно превратилась в свинцовый прут. Воин все больше пропускал удары, пока несмертельные, но постепенно уничтожающие его защиту.

– Я дал клятву.

Снова раздался смех.

– Ах, клятву! Да я клянусь с каждым своим вдохом.

Дверь на мостик – широкая арка, украшенная грифоном Мемноса – теперь была в зоне досягаемости. За ней находилась платформа, залитые кровью ямы сервиторов, труп капитана сухогруза на ее собственном троне. И вот уже Джучи бьется рядом, как когда-то в каньонах Чондакса. Там Белых Шрамов тоже превзошли.

– Ты не даешь кляты, – проскрежетал Шибан, с трудом отбивая удар сабли и смутно осознавая, что высоко над ними раскинулся кристалфлексовый звездный купол. Хан услышал приглушенный крик боли. Это был воин его братства, проигравший врагу. Еще одна утраченная душа. – Не так, как мы.

Враг раздраженно зашипел. Он усилил натиск, чувствуя приближение конца. Их клинки снова сцепились, издавая гул свирепых энергетических полей.

– Да, да, конечно, вы лучше нас, – язвительно бросил предатель. – Мы сделали то, что сделали, потому что слабы и самодовольны, и только вы – обреченные защитники этого прогнившего Трона – добродетельны.

Ни на секунду не останавливаясь, противники продолжали сражаться, окруженные разлетающимися керамитными осколками.

– Сколько слов, – фыркнул Шибан, изо всех сил стараясь не дать перерезать себе глотку.

– Сколько высокомерия, – выпалил его враг, вкладывая все больше холодной ярости в атаку. – Мой господин сейчас говорит с богами. Ты знаешь, что вам лгали, и продолжаешь цепляться за свое невежество.

Чарнабальская сабля заскрежетала по рукояти глефы. Шибан пошатнулся, едва не упав. Ему пришлось отбивать направленный в горло удар.

– Тогда почему ты не принимаешь дары твоих новых богов? – выпалил Шибан, снова отступая. – Чего же боишься?

Враг ударом сверху прижал гуань дао к доспеху Шибану. Лицевые пластины шлемов оказались на расстоянии ладони друг от друга, освещаемые снизу выбросами расщепляющих полей.

– Когда придет час, я приму их обеими руками, – произнес чемпион Детей Императора с яростным убеждением. – До того времени не говори о том, чего не понимаешь.

– Мы знаем, что стоит за изменениями, – сказал Шибан.

– Ты знаешь, что значит умирать.

– Ты прав. Но не сегодня.

В этот момент вой двигателей достиг своего пика, от чего задрожали стены мостика. Шибан схватил своего противника и отбросил его на шаг назад. Легионер Детей Императора немедленно отреагировал на ослабленную защиту Шибана, направив острие меча ему в грудь.

Но удар так и не достиг цели. Кристалфлексовый купол над ними лопнул, засыпав весь мостик ливнем сверкающих осколков. Воздух устремился в пустоту, унося с собой вращающиеся трупы матросов.

Подготовленные Белые Шрамы позволили урагану подхватить себя. Дети Императора среагировали инстинктивно, активировав магнитные подошвы сапог. Два сражающихся отряда оказались разделены потоком вытекающей атмосферы.

Над рваными краями разбитого купола зависла «Грозовая птица» V Легиона. Ее спаренные болтеры засыпали снарядами опустошенный мостик.

Шибан развернулся и, достигнув открытого десантного отсека, вцепился в его край. Кроме хана только Джучи и еще двое братьев смогли выбраться из сухогруза. Когда Шибан посмотрел вниз, то в первую минуту не видел ничего, кроме хоровода из окровавленных трупов вперемешку с мусором и обломками. Все это вылетело в пустоту вместе с воздухом.

Затем он увидел мечника, прижавшегося к командному трону и уставившегося на него.

– Белый Шрам! – закричал сквозь грохот чемпион. По открытому вокс-сигналу отчетливо слышалось раздражение. – Мне говорили, что вы храбрецы.

Вместо ответа Шибан направился внутрь корабля. «Грозовая птица» отошла от разрушающегося мостика и направилась в гущу пустотной войны.

– Сколько кораблей конвоя захвачено? – спросил воин у пилота, устало закрепив глефу на настенной оружейной стойке.

– Сейчас они все в руках врага, – раздался бесстрастный ответ.

Шибан кивнул. В дальнем конце десантного отсека сидел Джучи, прислонившись к стене и тяжело дыша через поврежденную вокс-решетку.

– Передайте всем подразделениям отступать к фрегатам. Мы уходим в пустоту.

Хан снова мысленно вернулся к последнему взгляду на воина, который так легко его победил. Он мог бы поддаться искушению и отдать честь или же бросить какую-нибудь дерзость.

«Не сейчас. Мне все до смерти надоело».

– Хватит, – прорычал Шибан, ударив по рычагу, поднимающему рампу. – Запускайте двигатели. Убираемся отсюда.

Пертурабо навсегда уничтожил неприступность Основы, но укрепления, сооруженные впоследствии Детьми Императора, оставались грозными. Цепь орудий, расположенных на выступах доковых уровней, опутала космос переплетающимися лазерными лучами и сверкающими шлейфами противокорабельных ракет.

V Легион бросил эскадрильи пустотных кораблей прямо в ураган снарядов. Первыми летели перехватчики. Волны кораблей пикировали на орудийные позиции, поливая их огнем. Пилоты безумно тесно прижимались к изогнутым бронированным стенам Основы, с ревом проносясь вдоль адамантиевых плит, выпуская ракеты из вращающихся пусковых установок. В скором времени внешний корпус был охвачен огнем и начал раскалываться по мере того, как стали взрываться склады боеприпасов и воспламеняться топливопроводы.

После легких атак настал черед тяжелых штурмовых кораблей с десантом из пехотинцев. «Громовые ястребы», «Грозовые птицы» и «Огненные хищники», выбрасывая яркие факелы из посадочных двигателей и ведя огонь из болтеров, прорвались через оборонительные позиции. Множество кораблей было уничтожено снарядами стационарных орудий, но десятки других проложили путь под сенью огромных корабельных доков.

Миновав проходы, «Огненные хищники» задействовали свое оружие ближнего действия, и вражеские позиции тут же исчезли под ослепительно-белыми волнами. «Громовые ястребы» пронеслись через разлетающиеся обломки, садясь на колоссальные площадки для выгрузки отделений прорывателей. «Грозовые птицы» с более тяжелой броней и вооружением последовали еще дальше, принимая на себя концентрированный огонь, чтобы достигнуть точек развертывания. Транспортные корабли сели позади плацдармов, выгружая штурмовые танки, бронетранспортеры и мобильные орудийные платформы.

При растущей огневой поддержке стационарных орудий мобильные подразделения Белых Шрамов устремились сквозь ливень оборонительного огня. Они прорвались через первые бастионные ярусы, штурмом взяли орудийные позиции и устремились вперед, расчищая пространство для подкреплений, которые подходили для поддержки наступления. Из открытых отсеков зависших транспортников сбросили более тяжелые орудия, и ливню артиллерийского огня из глубины порта ответил уничтожающий огонь нападающих. Каждый удар был быстрым, сильным, безжалостным и скоординированным. Чем всегда и наслаждался этот Легион, хотя годы в горниле изматывающей гражданской войны закалили его характер.

Самые крайние выступы – Доки Четыре и Пять – были захвачены быстро. В швартовочных зонах лоялисты устроили опорные пункты. В Доке Три скоро начался жестокий бой, и яростное сопротивление окопавшихся легионеров Детей Императора остановило наступление. Вскоре сражение перекинулось на верфи, предназначенные для ремонта пустотных гигантов, освещая гигантские гравитационные краны и площадки перегрузки. Громадные летающие платформы и спирали грузоподъемников озарялись вспышками взрывов, а затем затмевались клубами дыма, поднимающихся с атмосферных пузырей доков.

Когда Дети Императора высадили дополнительные силы в доке Пять, образовав второй фронт против правого фланга наступающих Белых Шрамов, дикие всадники V Легиона бросили в бой запланированную вторую волну – эскадроны грависпидеров и гравициклов, которые находились в резерве во время первого удара. Спидеры пронеслись над пылающими причалами и наступающей пехотой и устремились в ожидавшую впереди тьму. Более тяжелые суда бесстрашно направились в ураган зенитного огня для укрепления растущего плацдарма. Из отсеков транспортных «Громовых ястребов» сбросили «Лендрейдеры». Машины с грохотом приземлились на палубу и покатились вперед, плюясь лазерными лучами в сердце вражеских линий. Боевые танки «Сикаран» набрали атакующую скорость, сильно раскачиваясь при прорыве через дымящиеся руины стационарных укреплений. На позиции спустились новые спидеры и немедленно открыли огонь, маневрируя под встречным огнем.

В скором времени сражение достигло Внутренних доковых врат. Шесть увенчанных аквилами и готическими арками порталов могли пропустить внутрь Основы пустотный корабль эскортного класса. Сейчас Врата пылали, высоченные колонны раскалывались, а внешние бастионы освещались многократными попаданиями снарядов. Когда V Легион приблизился к своей цели, против них была брошена вся имеющаяся пехота – тактические отделения Детей Императора, усиленные батальонами смертных солдат из полков Предательской Армии и их собственными поспешно высаженными танковыми группами и бронированными шагоходами. Отделения опустошителей в лазурных шлемах заняли выгодные позиции по обе стороны Врат и быстро превратили их в заваленные металлоломом зоны поражения. Закаленные в боях пехотные группы III Легиона сошлись в ближнем бою с подразделениями братств, и в тени возвышающихся порталов вспыхнули рукопашные схватки. Среди воя и грохота артиллерийского обстрела более старое оружие – клинки и болтеры – пожинали жатву в жестокой и вечной симметрии убийства.

V Легион направил главные усилия сюда, продвигаясь в аванзалы самой Основы, захватывая одну огневую позицию за другой и обращая орудия против отступающих защитников. Фаланги «Лендрейдеров» двинулись в центр поля битвы, перемалывая трупы убитых и настигая тех, кто избегал вихря истребления. Следом за бронетехникой в бреши хлынуло еще больше пехоты, выжигая огнем то, что уже было уничтожено лазпушками. Над дымящимися смертоносными площадками парили штурмовые отделения, их прыжковые ранцы завывали в мерцающем мареве, прежде чем воины обрушивались на землю, орудуя цепными мечами и болт-пистолетами.

И все же, как только авангард приблизился к захвату первых из Внутренних доковых врат, ударили ледяные копья, разорвав ткань реальности и обретя физические формы молнии и штормового ветра. Палубное покрытие рассыпалось. Радиальные ударные волны пронеслись по полю боя, сбивая с ног воинов и раскачивая бронированных шагоходов. Сверкнули пляшущие зигзаги, а на фоне пожаров заклубились зеленоватые облака плазмы.

Из эпицентра чудовищного шторма шагнули воины в пурпурном и золотом, двигаясь целеустремленно и неторопливо. Они медленно разошлись веером, не пытаясь избежать бронетехнику, что направлялась к их позициям.

Новоприбывшие носили древнюю символику Кемоша, хотя и более богатую, нежели их братья из тактических отделений. Доспехи этих воинов мерцали из-за тошнотворной вони варпа. Каждый сын Фулгрима держал в руках органное орудие, увитое цепями и сверкающими кабелями. Причудливые мутанты-какофоны четким строем заняли отведенные им позиции, опустили стволы устройств, прицелились и открыли огонь.

То, что появилось, не заслуживало называться звуком.

В языках смертных людей не было слов, способных описать то, что сейчас обрушили ученики Фулгрима на своих врагов, так как инструменты сверхчувствительности создавали нечто большее, нежели просто акустическое пекло. В искусственной атмосфере пустотного порта пронеслось множество искажающих реальность волн, уничтожая все на своем пути на молекулярном уровне. Наступающие отделения гравициклов V Легиона были отброшены назад. Оказавшиеся слишком близко воины тут же погибли, исчезнув в кружащихся вихрях из крови и осколков доспехов. Посадочные плиты безумно раскачивались и лопались, а их гравитационные компенсаторы выли, борясь с выпущенными на волю ужасающими силами.

Наступающие бронетанковые части остановились среди немногих оставшихся укрытий и открыли огонь из всего, что у них было, по головному отряду какофонов. Под слабым прикрытием танков перешла в наступление вторая волна тактических отделений Белых Шрамов. Шлемы легионеров автоматически уменьшили калечащий уровень искажения, прокатившегося над полем битвы. Но даже этого было недостаточно, когда звуковые волны попадали точно в цель. В этом случае силовые доспехи разрывались на части, линзы шлемов взрывались, а внутренние органы воинов лопались, от чего те впадали в кому.

Штурмовые отделения Детей Императора перешли в контратаку под прикрытием излучаемой перед ними ненасытной завесы психозвуков. Выпущенная столь чудовищным оружием адская волна остановила продвижение Белых Шрамов. Лоялисты были отброшены, неся большие потери на только что захваченной территории. Все больше эфирных лучей било в расколотый рокрит и разорванный адамантий, и после каждого появлялась новая волна элитных воинов.

Из самого крупного разлома шагнула сверкающая фигура Разделенной Души. Ее доспех окутало послесвечение нематериального мира, громовой молот мерцал, а по золотому шлему плясали блики света.

Лорд-командор Эйдолон, самый гордый из своего гордого племени, обвел взглядом из-под жуткого шлема руины, открыл рот и закричал.

Вызванное им опустошение превзошло все, что учинили его братья. Реальность раскололась, опаленная до основания выбросом варп-звуков, попирающих законы физики. После воскрешения Эйдолон стал сильнее, его возросшая мощь сравнялась с его же прежним высокомерием. Свирепая ударная волна опустошительным катком прошла по всему, что преграждало ей путь, разрезая корпуса застрявших танков, раскалывая доспехи, круша черепа и взрывая кровеносные сосуды. Весь палубный уровень закачался, от чего воины были сбиты с ног, а грависпидеры врезались в металл. Над побоищем поднялась пелена дыма, освещаемая растущими пожарами и разрываемая последующими взрывами.

На этом штурм должен был закончиться. Столкнувшись со столь стихийной разрушительной силой, плацдарм должен был пасть, лоялисты – отброшены в точки высадки и сброшены в пылающую пустоту. Тем не менее, передовая волна выиграла для V Легиона достаточно времени, чтобы «Копье Небес» достиг зоны досягаемости телепорта. Пока Эйдолон опустошал доки, из-за пожаров показались огромные очертания линкора с бело-золотым носом. Его орудия вели огонь по окружившему его рою вражеских кораблей.

Закружились и зашипели новые столбы иносвета, в этот раз среди окруженных Белых Шрамов. С ревом возникли колонны из чистого эфира, внутри каждой вырисовывался силуэт воина. Они превосходили ростом всех прочих легионеров и были облачены в жемчужно-белые доспехи, отмеченные золотыми и красными завитками. Один за другим воины заняли позиции, сжимая силовые глефы, чьи изогнутые клинки из чистого серебра пылали синим светом. Вопреки окружавшей терминаторов крови и грязи, их белая броня, украшенная племенными знаками Утраченного Чогориса и развевающимися свитками с клятвами, светилась.

Когда они вышли из огненных коконов, множество легионеров орду воздели тальвары к пылающим небесам. Целое море сверкающей стали.

– Каган! – взревели Белые Шрамы. – Орду гамана Джагатай!

Лицо величайшего из только что прибывших воинов было скрыто под вычурным, с золотой чеканкой драконьим шлемом. Он не произнес ни слова, но направил свой окутанный пламенем клинок в сердце вихря. Вокруг него материализовались задын арга орды, которых в Империуме называли грозовыми пророками и вестниками бури. Они подняли свои посохи с черепами против звуковой бури, и ее разорвало на части, когда две стихи столкнулись. Среди облаченных в белоснежную броню псайкеров шагал один, отличный от всех. Его броня была алой, а по перчаткам текли языки пламени. Ветра вокруг воина неистовствовали особенно яростно, и когда он поднял руки, бросая вызов звуковому безумию, столкновение противоборствующих варп-сил снесло все в радиусе пятидесяти метров.

Как только все силы были собраны, воин в драконьем шлеме, наконец, заговорил. Его пронзительный и чистый, как сапфировые небеса Алтака, голос без труда пронзил ураган шума, захлестнувший поле боя.

– Враг перед вами, – сказал Белый Шрам и тяжелой поступью устремился к лорду-командору. – Его горло обнажено. Так перережьте его.

Глава 5

Карио не двигался, парализованный холодной яростью. Вокруг него в буре, поднятой улетевшей «Грозовой птицей», кружили осколки бронестекла.

В конце концов, одному из его легионеров удалось найти пульт управления атмосферными заслонками. Яростный кислородный ураган стих, оставив вместо себя только вакуум. Последние из частей тел и корпусов когитаторов бесшумно ударились о палубу.

Префектор медленно расслабил сжимавшую меч руку. К нему подошел Хайман, практически не получивший ни единой царапины. Он почти всегда так выглядел после боя.

– Я думал, что их будет больше, – передал легионер по внутреннему каналу связи.

Карио сделал глубокий вдох и кивнул. Он встряхнул себя и отправил саблю в ножны.

– Я тоже, – согласился он. – Зачем утруждать себя захватом этих судов, если тут же бросать их?

Он подошел к нескольким все еще функционирующим линзам ауспика, находящимся на краю командной платформы. На темных экранах все еще мерцали тактические схемы, отмечая траектории сухогрузов среди кружащихся военных кораблей. Общая ситуация теперь стала ясна: сильно уступавшие в численности Белые Шрамы отошли на свои фрегаты и направились к точке Мандевилля. При отступлении они потеряли большое количество штурмовых кораблей, но оба боевых судна сумели обойтись без повреждений.

Карио почувствовал первые приступы тревоги, когда смотрел на скользящие по кристаллу точки света.

– Эти транспорты приготовились к варп-прыжку, – пробормотал он, припоминая слова противника.

Хайман кивнул.

– Я отправил Вораинна деактивировать процедуру.

С самого прибытия на сухогруз такт работающих двигателей становился все громче. Ближе к концу его звук не соответствовал ни одной подготовительной процедуре, которую доводилось слышать префектору. Теперь же вакуум не давал оценить, продолжала ли расти громкость.

«Зачем утруждать себя захватом этих судов…»

Он развернулся и посмотрел через разбитое перекрытие наблюдательного купола. Огромные корпуса других сухогрузов были все еще видны. По их внешнему виду едва ли можно было сказать, что на них обрушилось. На мостике каждого корабля находились Дети Императора. Их бои закончились быстро.

«… если тут же бросать их?»

Карио зашагал прочь. Уцелело шестеро легионеров абордажной партии.

– Все за мной, – приказал префектор. – Свяжитесь с Вораинном. Пусть возвращается.

Отделение подчинилось немедленно, и они поспешно направились назад путем, которым сюда добрались. Когда легионеры прошли через атмосферные заслонки в задней части мостика в герметизированные зоны, вернулся вой двигателей. Оглушительный и хриплый, словно глубоко внизу корабля в клетках ярился безумный зверь.

– Приоритетный сигнал. Всем истребительным командам вернуться на свои корабли!

Он бросился бежать. Из одного из многочисленных боковых помещений выскочил Вораинн и присоединился к ним.

– Сколько? – спросил Карио.

– Считанные секунды, – невозмутимо ответил Вораинн.

Карио выругался. Они были далеко от ангаров, да и в любом случае Белые Шрамы не оставили бы там свой абордажный корабль. Они либо улетели на нем, либо уничтожили. Префектор ускорился, вспоминая каждую деталь пути, которым они добрались до мостика.

«Неподалеку должны быть спасательные капсулы для команды мостика».

Палуба под ногами содрогнулась. Шум двигателей превратился из хриплого скрежета в нечто напоминающее вопль, отражаясь от высокого потолка зала.

Карио добрался до пересечения с боковым коридором. Один путь вел прямо по дороге, которая привела к мостику, другой – налево, в неизвестные секции корабля.

Префектор пошел налево. В этот момент раздался первый взрыв, разрушивший стены позади легионера. Урелиаса накрыло ударной волной и раздавило двумя столкнувшимися секциями стены. Остальные воины ускорились, побежав по рушащимся коридорам. Из выбитых взрывом панелей били огненные струи.

Загремели вперемешку новые взрывы. Карио стало не по себе, когда он подумал обо всех тех боеприпасах, что хранились в отсеках.

– Комплекс спасательных капсул, – доложил Вораинн.

Как только он это произнес, потолок над легионерами Детей Императора рухнул под напором горящей плазмы. Вораинн и трое других воинов исчезли в обвале, полетев в недра корабля, когда палуба превратилась в пылающие обломки.

Все, что могли сделать Карио с Хайманом – это попытаться обогнать растущую волну разрушения. Балки ломались и гнулись, едва различимые в мареве запредельного жара. За легионерами по пятам следовал ад.

Они ворвались в узкий отсек, в дальней стене которого находился длинный ряд капсул. Большинство были разрушены многочисленными взрывами или, возможно, теми, кто неправильным запуском двигателей вывел их из строя.

Карио и Хайман побежали вдоль ряда, выискивая целые устройства. К тому времени, когда они добежали до конца комплекса, стало очевидным, что осталась только одна одноместная капсула, сверкающая первыми вспышками пламени. Через несколько секунд она тоже начнет плавиться и станет непригодной.

Карио бросил быстрый взгляд на боевого брата.

Хайман обнажил меч и отсалютовал им.

– Дети Императора, – сухо произнес он.

Карио ответил тем же.

– Смерть врагам Его.

Затем он влез через воздушный шлюз капсулы и активировал стыковочные зажимы. Снаружи, пока конструкция сухогруза превращалась в жидкое пламя, Хайман работал над тем, чтобы вручную включить механизм разблокировки, гарантировав спасение своему префектору.

Карио затянул фиксирующие цепи, активировал процедуру старта и отправил команду запуска.

Двигатели капсулы ожили, затопив отсек позади префектора плазмой. Карио на долю секунды показалось, что он услышал мучительные крики Хаймана. Затем врата в корпусе корабля открылись, и капсулу выбросило в пустоту.

Скорость была ошеломительной, почти такой же, как у абордажной торпеды, но менее управляемой. За несколько секунд Карио полностью потерял ориентацию в пространстве, пока крошечный адамантиевый шар безумно мчался в бездну. Через круглые иллюминаторы Палатинский Клинок мельком видел кружащиеся в пустоте огромные очаги пламени и силуэты разбитых боевых кораблей.

Карио постепенно взял под контроль вращение, используя едва работающую систему управления двигателями. Легионер сделал глубокий вдох и попытался сориентироваться. Огромная стена из красно-ржавого металла стремительно удалялась от него. Префектор увидел значки картеля Мемноса и старых имперских судоходных гильдий. Каждый символ отмечали следы вытекающей плазмы.

Затем «Терце Фалион» взорвался.

Удар последовал тут же. Из эпицентра взрыва разошлась волна из разорванного металла, затмив все вокруг вихрем кружащихся обломков. У Карио было время, чтобы прижаться к фиксирующей клети, прежде чем волна обушилась на капсулу. Она снова закружилась под ударами потоков раскаленных газов.

Хотя Карио не мог знать об этом, но каждый сухогруз конвоя был подготовлен к взрыву в одно и то же время, превратив всю цепь громадных судов в миниатюрные солнца. Казалось, сам космос воспламенился, разъярился, превратился в растущий ураган жара, света и ошеломительной скорости. Все, что мог префектор видеть через кружащийся иллюминатор – это кувыркающиеся массы красного и оранжевого цветов. Грузовые суда обладали огромными размерами, намного превосходящими даже самые могучие линкоры Легиона, и их предсмертная агония напоминала гибель миров.

К тому времени, как ураган стих, капсулу Карио отбросило далеко от ядра сферы битвы, ее оптические приборы раскололись, а двигатели сгорели. Хотя толстая обшивка выстояла под натиском самых мощных ударных волн, внутри узкого отсека уже мигали сигнальные руны, указывая на многочисленные сбои в системах капсулы.

– «Сюзерен», – вызвал воин по воксу, гадая цел ли его корабль.

Некоторое время ответом было только шипение. Затем, после еще нескольких попыток, связь с треском ожила.

– Мы определили вашу позицию, префектор, – раздался голос Харкиана.

Карио устало откинул голову на металлический нашейник внутренней клетки.

– Статус. Что с фрегатами?

– Один уничтожен. Другой поврежден.

Карио холодно улыбнулся. Он знал, точно знал, что воин в доспехе стального цвета вернулся на выживший корабль.

– Как называется?

– «Калджиан», повелитель.

– Из транспортов кто-нибудь уцелел?

– Никак нет. Три корабля взорвались. Число жертв все еще…

– «Калджиан». Сохраните это имя и передайте всем нашим прорицателям разыскать его след в эфире. Сообщите всем братствам, что их долг чести найти и уничтожить этот корабль. Вызовите апотекариев и передайте, пусть придумают новые пытки.

На другом конце возникла заминка.

– Будет сделано, господин.

– Я снова с ним встречусь! – громко закричал Карио, хотя больше не обращался к Харкиану. Влекомая силой инерции вращающаяся спасательная капсула мчалась вперед.

Он был невредим. Как и его клинок.

Хотя враг и был побежден, но остался жив. И это было недопустимо. Карио должен закончить все дела до того, как слухи о судьбе Легиона окажутся правдивыми.

Перед глазами появилось смутное рогатое видение из снов. Похотливое, уверенное и сильнее прежнего. И оно будет становиться только сильнее, используя каждую неудачу, чтобы обосновать необходимость возвышения.

Карио закрыл глаза. Он вошел в состояние боевой медитации, чтобы погасить свой гнев и вернуть холодный рассудок дуэлянта. Он мысленно повторил то, что сделал и где допустил ошибку, и твердо решил сделать выводы из нее, чтобы стать более проницательным, сдержанным и еще более совершенным.

Вращающаяся словно снаряд капсула летела все дальше, в охваченную войной пустоту.

– Я еще увижусь с ним, – произнес префектор, зная, что так и будет.

Ощущение.

Ощущение.

Возбуждение, волнение, отвращение, восторг, бесконечность ощущений.

Не было ни слов, ни образов, ни возможности объяснить эту всеобъемлемость. Для этого нужно было прожить ее, позволить жидкости течь по венам и наполнить их огнем, который был и болью, и удовольствием и забвением.

Боль никогда не уходила. Она росла и стала настолько мучительной, что его крики превратились в реальные, срываясь с потрескавшихся губ и рождаясь в окровавленных голосовых связках. Но это не имело значения, так как боль напоминала ему, что он все еще жив, а леденящий холод потустороннего мира был раздражителем для следующей жизни. Каждый вздох был доказательством этого. Он оправдывал лорда-командора, добавлял ему величия, подпитывал ту адскую топку, что горела в его набухших, деформированных сердцах.

Эйдолон бросился в битву. Каждый взмах громового молота, каждая вспышка при ударе металлического бойка, каждая отдача от тяжелой рукояти, когда оружие ломало кости и броню сливались в смесь свежего опыта.

И лорд-командор желал большего.

Большего.

Разделенная Душа рванул вперед. Зрение расплылось цветными пятнами, став рваным и сверхчувствительным из-за обрушившегося на поврежденные авточувства доспеха огромного потока входящих данных. Эйдолон чувствовал, что его смертное тело значительно превзошло свои изначальные, генетически улучшенные пределы. Сейчас в его крови свирепствовали стимуляторы Фабия. Однажды они убьют его, если это не выйдет у врагов, но лорду-командору все равно нравилось то, что они сделали с ним.

Это было наградой. Бессчисленные страдания его новой жизни находили свое вознаграждение в таких моментах. Фулгрим не был глупцом. Как и не был слабым или обманутым. Он увидел это раньше любого из них: горизонт событий, протянувшийся далеко за пределы того, что ложь Единства приготовила им. Человечество и было создано ради этого: измениться, вырасти, принять мантию чего-то большего. Темная судьба была жестокой, но и, кроме того, алтарем творения, превращавшим вместилища слабой плоти в носителей новых и деятельных божеств.

«Мы не вырождаемся, – подумал Эйдолон, раскрутив молот и пробив им грудь легионера Белых Шрамов. – Это – то самое совершенство, в котором нам всегда отказывали».

На линзы шлема брызнула кровь, залив мир тонким слоем багрянца. Раздувшиеся ноздри лорда-командора уловили ее запах, сверхнасыщенный адреналином и питательными веществами. Продукт биотехнологического гения Ложного Императора.

«Мы улучшаем его, – рассмеялся вслух Эйдолон. Этого звука было достаточно, чтобы разбить стекло и смять свинец. – Мы улучшаем его!»

Переполненный эмоциями, лорд-командор наклонился вперед и широко ухмыльнулся. Выпущенные на волю мириады чувственных возможностей почти полностью захватили его, и ему пришлось приложить усилия, чтобы удержать себя в руках.

Стену шума разорвало на части, словно огромный занавес. Что-то бросило вызов какофонической ауре, притупляя ее грани и отталкивая назад.

Эйдолон сильно моргнул, заставляя себя вернуть самообладание. Он увидел приближающихся воинов в терминаторских доспехах в сопровождении ткачей варпа в тускло-белой броне. Увидел, как по венам последних струятся необузданные энергии, сияя, словно фосфор во тьме.

«Они сильны», – отметил он, напомнив себе, что не стоит удивляться. Шаманы Белых Шрамов были могучими псайкерами. Такими же, как и читающие по рунам Фенриса, только более честными.

– Прочь! – закричал Эйдолон, и мир вспыхнул от величия его смертельного крика.

Но они продолжали прибывать, выдерживая ураган разрушения, вызванный психозвуковым взрывом. Они ступали в него, защищенные силой своей странной магии и физическим великолепием боевых доспехов.

Самый могучий из этих воинов носил золотой шлем с гребнем в виде дракона, который для размытого зрения Эйдолона казался живым: челюсти зверя щелкали, а глаза сверкали золотом. Этот воин превосходил ростом всех прочих и сражался с грацией, выдерживая звуковую бурю так, словно был рожден для этого. Лезвие его длинного изогнутого меча пылало отражениями пожаров.

Эйдолон рассмеялся. Он едва замечал своих братьев, безудержно устремившихся в бой. Элитные воины двух Легионов обрушились друг на друга. Тяжелая броня зазвенела от удара штампованной стали, а воздух зашипел от мощных эфирных выбросов. Вокруг противников полыхнула неистовая магия, вспыхивая при столкновении с расходящимися волнами демонических воплей.

Враг ждал лорда-командора, пронзая кривым мечом тех, кто бросался на него, с почти небрежной безупречностью. Было что-то поразительное в его движениях – свобода, которую ни один из рожденных на Кемоше никогда бы не позволил себе.

Эйдолон поднял молот, оценивая дистанцию сквозь туман шума и цвета. Искаженные тактические данные говорили ему о растущей в доках битве: целые отделения сгорали, штурмовые корабли падали, шагоходы уничтожались. Наступление захлебнулось в болоте позиционного сражения. Этот враг не мог захватить Основу. При всей своей агрессивности ему недоставало численности. И отступление было всего лишь вопросом времени.

Эйдолон улыбнулся, чувствуя, как трескается кожа на губах.

– Смелая попытка! – выкрикнул он. – И все же ты пришел не туда.

Противник промолчал. Стяги с молитвами хлестнули о доспех цвета слоновой кости, когда воин развернулся, переходя в атаку. Такой быстрый, такой раскрепощенный.

Они сошлись. Эйдолон поднял молот, чтобы встретить удар, и два оружия зазвенели от столкновения. Разделенная Душа отшатнулся, преследуемый огненным клинком. Эйдолон снова закричал, от его вопля задрожал воздух, но на врага это не подействовало. Молот и меч снова скрестились.

В этот раз удар причинил Эйдолону боль. Лорд-командор отступил, в глазах у него потемнело. Противники продолжали обмениваться сокрушительными ударами, от которых раскалывалась палуба, оставались вмятины в древней броне и пузырился пылающий воздух.

– Ты не сможешь сбежать через Врата Калия, – прошипел Эйдолон, чувствуя вкус крови, как собственной, так и тех, которых уже убил. – Эта дверь закрыта для вас.

По-прежнему никакого ответа. Воин в драконьем шлеме возвышался над ним.

«Уклон, удар, отступление, снова уклон. Потрясающий воин».

Эйдолон вынужден был отступать, в то время как его воины удерживали позиции. А возможно, штурм был затеян именно для этого: снова покончить с ним, лишить III Легион его лучшего тактика.

Молот и тальвар звенели и дрожали при столкновении, отбрасывая разряды расщепляющих полей во все стороны. Раздутый нагрудник Эйдолона треснул, исторгнув белый шум из поврежденных усилителей. Лорд-командор упал на одно колено, глядя, как приближается воин в драконьем шлеме, чтобы нанести завершающие удары.

Когда тень врага упала на Эйдолона, он криво ухмыльнулся. Быть убитым двумя примархами – кто еще мог заслужить такую честь?

Однако, среди рева огненного шторма, воплей мертвых и умирающих, взрывов снарядов и крак-зарядов, его вдруг осенило.

– Но ты не он, – сказал Разделенная Душа, крепко сжимая громовой молот. – Ты не можешь им быть, иначе я бы уже был мертв.

Он поднялся и, сжимая обеими руками молот, выбросил его перед собой. Два оружия снова столкнулись, сгибаясь от убийственных повторяющихся ударов. В этот раз отчаяние Эйдолона придало ему сил, и он чуть-чуть оттеснил своего противника.

Поток ощущений вернулся, словно в награду за догадку. Эйдолон снова рассмеялся.

– Так почему же он отправил тебя? Ты ведь не знаешь, с кем сражаешься?

Его враг удвоил свои усилия, отвечая колдовским, бешеным от стимуляторов ударам своими яростными атаками. Его скорость была великолепной, а расслабленная манера сражаться почти напоминала ксеносов.

– Ты всего лишь один из его чемпионов, – проскрежетал Эйдолон, вынуждая противника отступать. Он вполуха слышал растущий шум битвы – какофоны оттесняли грозовых пророков, а Дети Императора по всем докам отбивали разрушенную территорию.

Эйдолон нанес свирепый удар наотмашь, угодив в золотую маску, от чего противник пошатнулся. Лорд-командор перехватил инициативу, снова попав в цель – на этот раз боек молота врезался в рельефный доспех. Тальвар контратаковал, зацепив ведущую руку и разрезав керамит, но это не остановило яростную атаку. Эйдолон сделал выпад и попал в вокс-решетку драконьего шлема. Маска из золота и слоновой кости раскололась, обнажив лицо.

Эйдолон выбросил свободный кулак, и тот с хрустом врезался в открытое лицо врага. За первым последовал шквал новых ударов: в шею, плечи, горло. Лорд-командор Детей Императора сражался, как первобытный дикарь, полагаясь только на грубую силу. Два воина сцепились словно звери, и Белый Шрам в драконьем шлеме, наконец, поскользнулся на окровавленной палубе.

Разделенная Душа запрыгнул на него, как лев на свою добычу, и наклонился к изувеченному лицу врага.

– Ты проиграл, чогориец, – прошептал Эйдолон. – Более мудрый Легион давно бы сдался.

Впервые его враг вроде бы пытался заговорить. Рваный шрам на щеке был едва виден через расколотую лицевую пластину.

Эйдолон еще больше приблизил лицо.

– Что ты сказал?

Слова было не разобрать. Только хриплый шепот. Эйдолон, теряя терпение, схватил обнаженное горло и приготовился сдавить его.

– Знай, путь через Врата разрушен, – сказал ему Эйдолон настолько тихо, насколько позволяла аугметика, глядя на то, как густая кровь стекает по пурпурной перчатке. – Даже если бы ты победил здесь, это было бы бесполезно. Вам не сбежать на Терру. Все пути под присмотром и все они охраняются.

Его враг все еще пытался заговорить. Эйдолон еще больше сжал хватку, выдавливая из него жизнь.

– Ты проиграл. Знай. Ты проиграл.

И тогда, вопреки всему, воин заговорил, выдавливая слова сломанной челюстью.

– Это… – прохрипел он.

Заинтересованный Эйдолон ослабил давление.

– Это…

Издалека раздался гул, возвещая о новых разрушениях. Доки продолжали разрушаться, причал за причалом.

– Говори! – прошипел Эйдолон, сдержав смертельный удар еще на минуту.

Белый Шрам сумел сфокусироваться на своем враге. На изувеченном лице сияли ясные карие глаза, все такие же бесстрашные и пылающие все той же холодной яростью.

– Это отвлекло тебя… от… Эревайла.

От этих слов Эйдолон разжал хватку и выпрямился. Ему вдруг стало не по себе, как будто рокот и эхо в ушах одурманили его разум.

Он знал это название. Или нет? В горле пульсировали стимуляторы, мешая вспомнить. Эревайл. Воин? Еще один варп-канал.

Да, да. Он знал. Планета. Но Эревайл, вне всякого сомнения, не представлял никакой ценности. Всего лишь мир, захваченный несколько месяц назад. Он располагал сильным гарнизоном и находился далеко от главных варп-маршрутов. Но он был там. Ради этого со всего сектора стянули силы: для атаки на мемносский конвой, для других рейдов, для этого штурма.

– Что находится на Эревайле? – спросил Разделенная Душа, снова присев и обращаясь частично к побежденному воину, а частично к самому себе. Перед глазами плыли размытые цветные пятна. Эйдолон снова потянулся к шее воина, собираясь поднять его. Белый Шрам был все еще жив. Его можно было допросить, причинив невообразимую для смертного боль. Даже сейчас его можно было заставить говорить.

В тот момент, когда пальцы Эйдолона коснулись расколотого горжета, в него врезалась ударная волна, отшвырнув прочь. Когда он поднялся, палубные плиты вокруг него были скручены. Боек громового молота снова ожил, роняя искры. Лорд-командор прим стремительно обернулся, выискивая источник атаки.

В окутанных дымом доках сражение неуклонно склонялось в пользу III Легиона. Целые подразделения Белых Шрамов отступали под прикрытием сильного огня зависших штурмовых кораблей. Внутренние Врата продолжали пылать, но так и не были захвачены. Продолжали подходить тактические отделения Детей Императора, наступая из внутренних помещений на уровень пустотных причалов.

Перед Эйдолон стоял псайкер в багровом доспехе, в то время как его боевые братья медленно отступали. Библиарий возвышался над телом сраженного воина в драконьем шлеме. Закованная в броню фигура потрескивала серебристо-черной энергией.

– Нет, – произнес неизвестный. – Не для тебя.

Его голос отличался от прочих. Интеллигентный, правильно произносящий слова на готике и без такой выраженной чогорийской интонации. На миг Эйдолон не мог разобраться, пока, наконец, не соотнес воедино противника и цвета его доспеха.

– Неожиданно, – пробормотал он, накапливая энергию для смертельного крика, который расколет доспех легионера Тысячи Сынов и превратит его тело в пылающие ошметки кожи. – Я думал, что вы на нашей стороне.

У чародея не было оружия, но его перчатки шипели искажением, словно наполовину погруженные в другой мир. Даже посреди тумана химических стимуляторов, его мощь для Эйдолона была очевидна. Чародей Просперо, которого каким-то образом забрали из руин родного мира, теперь сражался вместе с бандами пустотных варваров.

– Не пытайся подойти к нему, – предупредил сын Магнуса, – или твоя нить оборвется здесь.

Эйдолон почувствовал, что улыбается, раньше, чем сделал первый шаг. В аугментированных легких накапливался смертельный крик, раздувая грудь и готовясь вылиться в опустошительный атмосферный пузырь.

– Оборвется снова, – поправил лорд-командор, сделав первый вдох.

Но чародей опередил его. Его движение было сложно отследить, как будто оно было задумано еще до первых слов врагов. Подготовленное вне времени и теперь выброшенное в настоящее, оно оказалось быстрее самой мысли. Раскинутые в стороны мерцающие перчатки сына Просперо были обвиты видимыми вихрями, которые вытягивали из реальности свет и форму.

Эйдолон раскрыл рот в тот самый миг, когда все рвануло. Его подбросило высоко в воздух, голова ударилась о внутреннюю поверхность шлема. В ушах снова заревели беснующиеся ветра. Затем он рухнул на палубу в тридцати метрах от места, где стоял.

Оглушенный лорд-командор поднял голову и постарался найти точку опоры. Громовой молот куда-то подевался, а весь панцирь по ощущениям залило кровью. По дисплею шлема зигзагами пробежались трещинки помех, от чего поле битвы плясало и прыгало.

Он в последний раз увидел чародея, который в одиночестве стоял посреди опустошения. Психический удар сравнял с землей огромный кусок поля битвы, разбросав какофонов и превратив адамантиевые плиты в тлеющий лом. От сжатых кулаков, словно в такт пульсирующему сердцу продолжали расходиться вторичные волны его мысленного удара.

Эйдолон попытался закричать, но в результате его чуть не стошнило из-за влажных волн абсолютной боли. Он посмотрел вниз и увидел, в какую развалину превратился его безупречный доспех, к тому же весь залитый кровью. В рваных отверстиях блестела обнаженная плоть, не утратившая своей бледности даже в свете прометиевых пожаров.

Поморщившись, Разорванная Душа поднялся на ноги в тот самый миг, когда чародей телепортировался вместе с раненым подопечным. Вне всякого сомнения, они оказались на одном из тех громадных кораблей, которые все еще оставались на близкой позиции над Основой. По всем швартовочным зонам части Белых Шрамов эвакуировались четко отлаженными рейсами грузовых судов при поддержке непрерывных атак многочисленных пустотных истребителей.

Силы III Легиона отреагировали, передислоцируя части и артиллерию, чтобы сбить как можно больше кораблей. Они добились определенного успеха, и потери врагов оставались тяжелыми, но этого было недостаточно, чтобы остановить отступление.

– Вот, что они делают, – пробормотал себе под нос Эйдолон. – Никогда не остаются неподвижной целью, приходят и уходят, как птицы над падалью. Но ради чего?

Доклады начали поступать, как только системы доспеха отреагировали на шок. Эйдолон чувствовал, как с отступлением врага быстро падает содержание боевых стимуляторов в крови.

Поступали сигналы от Коненоса и Вон Калды. Охотники рвались с поводков, жаждая свободы, чтобы бросить в погоню за дикарями.

Эйдолон не обращал на них внимания. Он смотрел за пылающие доки, туда, где идеально сконструированными изгибами возвышалась сверхмассивная громада Основы. Лорд-командор мог представить тысячи душ смертных, как тех, кто был под его командованием, так и тех, кто поклялся убить его, увязшие в маневрах и контрманеврах…

Все они были уловками. Уловки в Мемносе скрывали новые уловки над Калием. Хан показал правую руку, затем левую, но клинок все так же оставался невидимым.

Эйдолон облизал губы, едва заметив вкус свернасыщенной кислородом кровью.

– Так что же есть на Эревайле? – задумался он, не обращая внимания на пылающие вокруг доки. – Что он там нашел, а я – нет?

Ревюэль Арвида бросает вызов предателям

Глава 6

У Вейла было ощущение, будто он очень долго бежал.

Возможно, он всегда бежал, сначала из едва сохранившегося в памяти дома, затем из Алаталаны, после с Терры, и далее отовсюду, где появлялся из черной пасти пустоты и обращал все в пекло. Да, черт побери, даже имя Вейла не было его собственным. Он получил его от Ашелье, и оно к нему прилипло. А теперь он никак не мог вспомнить прежнее.

Но при всей своей практике, Вейл до сих пор плохо бегал.

Теперь он был стариком, а здоровье уже долгое время оставляло желать лучшего. В Коллегиа Имматериум почти отвергли его кандидатуру, а тогда он был как никогда пригодным: натренированным в схолам, закаленным подготовкой офицера ауксилии, упитанным и ухоженным.

Но это было много, много десятилетий назад. Старые легкие пропитались грязью дюжины миров, которая пожирала его внутренности, как трюмные грызуны – старый галеас. Он чувствовал раздражение глаз из-за токсичных веществ в воздухе, и задумался, как Ашелье и другие справлялись с этой проблемой. Они всегда так заботились о гигиене, ведь иначе было нельзя. Вейл всегда старался быть полезным им и долгое время верил, что служба приносила пользу, и ею стоило гордиться.

Он остановился, прижавшись к покрытой плесенью стене, и попытался восстановить сбившееся дыхание.

Из-за непрекращающихся пожаров небо все еще сохраняло оранжевый цвет. Под ногами дрожала земля, сказывались последствия землетрясений. В ночное небо поднимались мокрые от дождя и зловонные стены. Он даже не знал название города, в котором находился, и всего два дня назад выяснил название княжества – Наванда. Тогда отряд охраны еще был с ним, по крайней мере, те, кто выбрались из Ворлакса. Они бежали вместе, передвигаясь по ночам, пытаясь раствориться в общей неразберихе.

Тем не менее, отряд уменьшался. Солдаты умирали именно так, как их обучали умирать: бросаясь навстречу опасности, принимая на себя предназначенные ему пули. Все они были так хорошо натренированы, так фанатично преданы Дому. Благодаря боевой подготовке и воспитанию, но не только. Ашелье пробуждал в людях любовь. В самом деле. Иногда эта его способность пугала. Даже сейчас, вопреки всему случившемуся, Вейл не мог его все время ненавидеть.

Он почувствовал, что пульс начал замедляться, а напряженное горло – прочищаться. Дождь лил, просачиваясь под воротник одежды, из-за чего его трясло. От зданий на дальнем конце улицы остались руины, все еще дымящиеся после бомбардировки. Укрытия, под которыми он прятался, были всего лишь фасадами пустых, взорванных каркасов. Повсюду была пустошь, или же убежище для преследуемого и обездоленного.

В первые дни, после того как Администратум передал приказ покинуть городские центры, он видел направляющиеся на север колонны беженцев, гадая, как они выживут в каменных пустошах, где воздух был насыщен токсинами, а земля светилась радиоактивным излучением. Питер Ашелье перед своим отъездом оставил им распоряжения: во что бы то ни стало оставаться на своих постах. Они доверяли Питеру, ведь он был Ашелье, тем самым Ашелье. Поэтому они остались на месте еще долго, после того, как замолчали воксоприемники и шла орбитальная бомбардировка.

Тогда бежать уже было поздно, но они все равно попытались.

Вейл вздрогнул. Согреться было невозможно. Он не ел три дня, а из-за вонючей дождевой воды ему стало плохо. Он оттолкнулся от стены и снова вышел на улицу. Некоторые из натриевых ламп в нескольких метрах по направлению к заводскому сектору все еще работали, и Вейл обошел пятна тусклого света.

Он увидел их через несколько дней после первых атак. К тому времени большая часть городов пылала, их пригородные районы превратились в шлак и развалины. Центральные шпили были спасены генераторами пустотных щитов, и поэтому враг высадил войска для их зачистки. Они спустились с небес в позолоченных капсулах, чтобы вонзиться в сердце планеты. Из этих коконов появились чудовища – космодесантники, Ангелы Смерти. Прежде он видел их только издалека и в праздничные дни, облаченных в доспехи различных цветов.

Но в этот раз космодесантники пришли с оружием, готовым открыть огонь не по врагам Империума, а по ним.

Самым ужасным был шум. Перед врагами катилась волна из воплей, смеха и безумного рева. Вейл видел, как от нее рокрит превращался в пыль, как у людей из лопнувших барабанных перепонок текла кровь, как глаза выходили из орбит, и отвисали челюсти от абсолютного, жуткого шока.

К тому времени все они перестали обращать внимания на распоряжения Питера. Они сняли защитное оцепление и стали спасать свои жизни. Охрана отправилась вместе с ними – тридцать солдат для старших магистров, двадцать – для технического персонала. Сам Вейл командовал четырьмя десятками, каждый из них поклялся защищать его до последнего вздоха. Он видел, как они умирали, большинство в первых перестрелках за пределами Ворлакса. Тогда их преследовал всего один легионер, самонадеянно полагавшийся на свою неуязвимость.

Чтобы убить его, командир группы охраны Хорафф взял половину своих людей – в самой лучшей броне и с лучшим вооружением.

Вейл попытался отговорить его.

– Вы не сможет его остановить, – сказал он. – Ни одного из них.

Хорафф кивнул, прекрасно понимая, что Вейл прав.

– Мы задержим их, магистр. Дадим вам время уйти.

– Лучше сбежать.

– Отправляйтесь на гравитранспортах на запад. Не идите за толпами. Это злодеяние не останется без ответа. Возмездие последует.

«Это злодеяние не останется без ответа».

Вейлу было интересно: в самом ли деле Хорафф имел это в виду. Последнее, что он помнил о командоре – это как он со своими людьми уходил в тени, решительно настроенный убить чудовище, которое преследовало их. Вероятно, он знал, что у него ничего не выйдет.

Сам же Вейл просто продолжал бежать. Он даже не слышал крики. Он ушел с остальными солдатами, которыми теперь командовала младший офицер Хораффа по имени Арьет. Дородная дама с голосом и манерами драчуна. К тому времени они добрались до бункеров гравитационных машин. Большинство транспортников исчезли или же были уничтожены. Арьет реквизировала один из них, подняв при помощи карабина перепуганных пассажиров и выбросив их за борт. Затем они отправились в путь над каменными пустошами. Что ж, Хорафф, по крайней мере, сдержал свое слово: дал им время.

После этого они перелетали от города к городу, стараясь оставаться впереди цунами разрушения. Чудовища все время шли за ними по пятам, истребляя все на своем пути. Вейл никогда не мог понять смысл этого. Они пришли не ради завоевания, а только уничтожения. Он видел страшные, ужасные вещи: целые поселения с жителями вырезались и оставлялись умирать под открытым небом, на грязных улицах пылающих шпилей-ульев потоки крови доходили до лодыжек, долгие ночи оглашались бесконечными криками, которые даже звери не смогли бы повторить.

Питер должен был предупредить их. Знал ли он, что это случится? Сложно было представить, что нет. Ашелье всегда производил впечатление всезнайки.

– Скоро это все рухнет, – как-то сказал ему Питер, когда их работа только началась. – Система нестабильна. Не думаю, что он сможет контролировать все элементы.

Вейл не понял, о чем шла речь, и так и не спросил об этом. Питер мог быть загадочным. Таковой была цена его гения, но он к тому же культивировал эту ауру.

А теперь, двадцать семь дней спустя, кто-то все еще следовал за Вейлом. Он начал прислушиваться к шагам за спиной. Теперь он был один, между ним и монстром не было никого, даже Арьет, которая погибла последней, защищая его.

Из-за несмолкающих криков в ушах бежать было трудно. Эти чудовища не просто убивали. Они оскверняли все, к чему прикасались. С ними произошло нечто ужасное, нечто из самых глубин кошмаров. За ними следовало зло. Эревайл всегда было непростым для жизни местом. Теперь он стал настоящим чистилищем.

– Черт бы тебя побрал, – прошептал Вейл, думая о Питере и сильнее кутаясь в плащ. Он должен был знать. Для такого человека не было тайн, он питался ими так, как обычные люди поглощали еду и воду.

Вейл снова заторопился, вяло побежав по безжизненным улицам. Теперь он ориентировался только на отголоски старых криков. Вейл знал, что преследователи всего в нескольких шагах позади, а также отчетливо понимал, что скоро они схватят его.

Наступила ночь, но она мало что изменила. Орбитальное разрушение такого масштаба затмило солнечный свет черными, как сажа облаками, которые протянулись от горизонта до горизонта. Вейл, в конце концов, нашел убежище в руинах старого мясокомбината, надеясь, что покрывавший пол слой жира был остатками прежней деятельности.

Человек сильно дрожал, опустившись на корточки и прижав локти к бедрам. Его одежда совсем не подходила для постоянной зимы, приход которой возвестила война. Так или иначе, она превратилась в лохмотья. Стуча зубами, человек нервно оглядел пустой этаж выбойных аппаратов. Из выбитых окон бил тускло-оранжевый свет, обнажая очертания ржавых тяжелых механизмов. Сложно было представить, что они когда-нибудь функционировали, хотя всего месяц назад весь комплекс работал на полную мощность, поглощая усилия тысяч рабочих, производящих консервы для миллионов людей.

Он почувствовал горячее давление в висках и узнал первые симптомы лихорадки. Облучение убивало его быстрее, чем это удастся преследователям, и у него было мало возможностей бороться с ним. Он не был настоящим солдатом, несмотря на пройденное полжизни назад обучение. Поиски еды не увенчались успехом. Пустой желудок ныл, а сухой рот дергался.

Ему нужно было поспать. Тяжелое бремя усталости давило, соревнуясь за контроль с холодом.

Вейл знал, что если заснет, то увидит сон. Вряд ли было что-то хуже. Он увидит лица умерших. Помощники, несомненно, все сгинули, как и стража Дома, и законтрактованные рабы. Они прибыли на Эревайл три года назад, чтобы избавиться от «мертвой руки» Нобилите, его агентов и отвратительных раздоров. Так им говорил Ашелье. Они прибыли сюда ради важного дела, для которого уединение было преимуществом.

Когда начали падать нейронные бомбы, Вейл на какой-то миг подумал, что это может быть какой-то план Питера, результат одного из более глубоких исследований. Конечно, к тому времени Питера уже давно не было на планете, но все ждали, что он вернется. Это имело большое значение. Была ли это какая-то уловка? Умер ли он? Стоял ли за происходящим? Узнать было невозможно, только не в его случае.

«Мы одни видим мир за пеленой, – вспомнил Вейл, повторяя про себя слова внушения Дома Ашелье. Жалейте тех, кому это не под силу. Не презирайте их. Мы их проводники».

Теперь его трясло безостановочно, от вибрирующего ритма открылись раны на спине.

Что случилось? Что обратило Легионы Императора против миров, которые они покорили ради человечества? Из всего прочего, наибольшее разочарование вызывало понимание того, что смерть придет к нему раньше, чем он найдет ответы и получит шанс достичь своей цели. Человек мог смириться со своей кончиной, особенно тот, кто прожил так долго и видел так много, как Вейл, если только знал ее причину.

Он сильнее укутался в одежду. В этот момент на темнеющих небесах снова вспыхнули тускло-красные полосы. Он почувствовал, как тряхнуло землю, и снова услышал далекий рокот десантных капсул. Странно. Он считал, что враг высадил все, что собирался. На Эревайле осталось очень мало жертв, и отправка дополнительных палачей для продолжения террора казалась расточительной.

Он позволил глазам закрыться. Далекая дрожь не стихала. Эти удары напоминали последние уколы в остывающее тело и были такими же бессмысленными. Но они продолжались и продолжались, лишая его сна, в котором он так нуждался.

Но было невозможно уснуть под шум этих звуков, напоминавших удары молота судьбы. Они отмечали конец старых представлений, выпестованных за века до его рождения. Он знал кое-что о них. Другие знали больше. Возможно, именно по этой причине легионеры пришли на Эревайл. Возможно, их послали покарать честолюбивый замысел.

Как бы то ни было, теперь все погибло. Все потеряно.

– Не презирайте их, – прошептал он беззвучно, постепенно поддаваясь сну и пытаясь успокоить трясущуюся от холода челюсть, понять, простить. – Мы их проводники.

Он проснулся внезапно.

От движений плечами по сгорбленной спине пробежались холодные уколы. Вейл осторожно открыл рот, проведя языком по пересохшим деснам. Медленно, очень медленно он расцепил руки. Должно быть, он отключился, когда прислонился к металлической стене, свернувшись калачиком.

Освещение не сильно изменилось, возможно, немного уменьшилась облачность. Легкие тени укрыли пол, растянувшись от гигантских процессоров, которые стояли стражами вокруг Вейла. Должно быть светало. Он почувствовал легкое изменение в воздухе – слабое увеличение температуры, притупившее убийственный холод ночи.

Он попытался подняться, и боль в суставах заставила его захрипеть вслух.

Он замер, прислушиваясь изо всех сил. Вместе с ним что-то еще пошевелилось.

Он ждал под глухой аккомпанемент своего пульса, не двигаясь, едва дыша и приготовившись.

Рассветную тишину больше не нарушал ни один звук. Через неровные края выбитых окон, он увидел бегущий облачный покров. В дальнем конце зала переработки время от времени мерцал разбитый люмен.

Вейл осторожно оторвался от стены, поднявшись на корточки. Почувствовал, как ладони начали покрываться потом.

Он поднял голову, сосредоточенно прислушиваясь. Ему никак не удавалось определить, откуда послышался звук – глухой машинный рык, едва слышимый и постепенно стихающий.

Поднявшись во весь рост, он начал красться вперед. В ногах закололо, когда застоявшаяся кровь вновь потекла по ним. Из-за холодного ветра его снова затрясло, и он сжал зубы.

Он добрался до окраины города накануне вечером. Арьет посоветовала продолжать идти, направляясь в пустоши, за радиационные барьеры. Для его слабого здоровья это будет плохо, но ведь и для монстров тоже. Там он может выживать несколько дней. Он не стал у нее спрашивать, будет это лучше или хуже, нежели быстрая смерть в городе, как и в чем смысл оставаться чуть дольше в живых.

В конечном счете, это был просто инстинкт.

Продолжать идти. Продолжать дышать, не позволять холоду вытягивать из него силы и убивать его.

Вейл приблизился к выходу из зала, всматриваясь во мрак и держась в чернильных тенях колонн процессора. Когда он прошел под притолокой ворот, достаточно широких и высоких, чтобы пропустить гравикраулер из центра распределения, перед ним раскинулись окраины города: мешанина малоэтажных домов и заводов, едва различимых в поднимающемся рассветном тумане. Оранжевое небо пульсировало словно рана. Над восточным горизонтом извивались тонкие столбы дыма – черные и мрачные.

Он выполз наружу, осматривая улицы впереди. Самая широкая вела вниз долгим спуском, вдоль которой тянулись фасады пустых складов. Посредине улицы тек ручеек маслянистой воды. Другие расходились в лабиринт межквартальных проездов. Он выбрал небольшие улицы, они, по крайней мере, давали хоть какое-то укрытие, даже если не позволяли согреть окоченевшую спину теплом скрытого солнца.

А потом, когда он снова пополз, то снова услышал рев машины. В этот раз ближе. Он замер. Затем огляделся и увидел то, чего боялся с момента ухода из Ворлакса.

Он стоял в двадцати метрах и наблюдал за Вейлом. Огромный, намного больше, чем он себе представлял. Пурпурно-золотой доспех стандартной версии «Тип II» нес символику III Легиона. Шум, который Вейл слышал раньше, спорадически исходил от горба силового ранца. У обнаженного лица был бледный и болезненный вид.

Монстр не шевелился. Он просто смотрел на Вейла, жадно улыбаясь. Абсолютно черные глаза вызывали у человека желание кричать до посинения.

Каким-то чудом Вейл нашел в себе силы и бросился бежать. Он неуклюже нырнул в ближайший переулок. Услышал, как чудовище идет за ним: тяжелый топот в пыли, ленивый шаг, хриплое дыхание сквозь зубы.

Вейл безумно огляделся, выискивая хоть какое-то спасение, какую-нибудь дыру, через которую он мог пролезть. Все, что он видел – это пустые рокритовые стены, некоторые разрушенные, большая часть опаленные старыми пожарами. Пустые окна, через которые были видны безлюдные жилые комнаты. Ему показалось, что он слышал грохот вдалеке и новый треск стрельбы.

«Он не один, – горько подумал Вейл. – Клянусь Патерновой, есть еще…»

Он добрался до конца аллеи, где она уходила налево между двумя покачивающимися разбомбленными жилыми зданиями. Он слышал дыхание монстра за спиной. Подгоняемый страхом, он повернул за угол, едва не врезавшись в противоположную стену. Он оступился и разодрал колени в пыли.

На плечо опустилась перчатка, пригвоздив его. Даже через одежду это прикосновение напоминало укус насекомого, и он закричал.

Чудовище подняло Вейла с земли и развернуло. Человек уставился прямо в изувеченное лицо. На нем еще сохранялись следы прежней человечности, но на шее теперь пульсировали прозрачные и дрожащие мешки. Глаза напоминали колодцы в пустоте. От тошнотворно-ароматного дыхания Вейла стошнило.

– Тебе помогали, – сказал монстр, усиливая хватку. – Почему? Кто ты такой?

Вейл должен был ответить. Голос существа пронзил его, ломая волю к сопротивлению.

– Я…

Это было все, что он смог выдавить из себя. Мир вдруг взорвался вспышкой ярко-золотистого света, подняв его в воздух. При приземлении он сильно ударился, почувствовав, как сломалась ключица. От головокружения в глазах все поплыло, в слепящем блеске он видел только размытое движение. Через золотую пелену шагнул монстр похожих размеров, но облаченный в белый доспех. Два воина сцепились, поднимая пыль своими ударами.

Вейл попытался отползти, но боль в шее стала невыносимой, и он свернулся дрожащим калачиком. Первое чудовище, наконец, рухнуло в дальнем конце улице. Его доспех раскололся и трещал слепящей золотой аурой. Второе воин подошел, чтобы покончить с ним. В руках он держал тяжелый посох, увенчанный черепом и украшенный полосками кожи. Пятка посоха опустилась на шею монстра, пронзила мешки из плоти и вонзилась в пыль. Монстр еще несколько секунд в бессильной ярости сжимал кулаки. Он испустил дух, пуская грязную пену из крови и жидкости и проклиная на языке, который Вейл не понимал.

Он чувствовал, что теряет сознание. Боль была жуткой. Сердце колотилось, как пойманная в ловушку птица. Когда Вейл почувствовал прикосновение руки к своему плечу, он инстинктивно попытался отпрянуть, но даже это ему не удалось. Он поднял глаза и шокировано уставился на человеческое лицо, наполовину скрытое дыхательной маской. Это была пожилая женщина, затянутые назад седые волосы открывали тонкие черты лица. В схватке таких ужасных существ он даже не заметил ее. На ней была серо-зеленая форма армейского генерала, а к груди приколото изображение аквилы.

Незнакомка была обеспокоена.

– Ашелье? – спросила она, пытаясь не дать Вейлу упасть. – Где он?

Не будь он в таком плохом состоянии, то рассмеялся бы.

«Кто знает? Кто знает, где этот ублюдок закончил жизнь? Если бы я знал, думаешь, все еще сидел бы в этом чертовом мире?»

Но он не мог говорить. Он повис у нее на руках. Его накрыло удушающим покровом головокружения, и он почувствовал, что теряет сознание.

Какой-то миг он гадал: умирает ли. Если да, то это, наверное, к лучшему. Что теперь осталось, помимо всего того, что они пытались сделать?

Затем в глазах потемнело, боль ушла, и он провалился в блаженное забытье.

Глава 7

Шибан посмотрели на свои руки и ноги, избавленные от брони и освещенные пламенем церемониальных свечей. В нишах дуэльной комнаты медленно горели курильницы, источая аромат священных масел. Воин расслабленно держал деактивированную гуань дао.

Между обнаженными мышцами, сросшимися с краями черного панциря и все еще густо покрытыми рубцовой тканью, блестел металл. Белая роба, которую носил воин, ничуть не скрывала весь набор его аугметики: исчезли предплечья и икры, бедра усеивали поршни и фиксаторы, а шея превратилась в нагромождение блокировочных клапанов. Из глубин корабля доносился гул двигателей, несущих его через вечно неспокойный эфир.

Во мраке висели знамена, на которых каллиграфическим письмом были нанесены названия битв братства. Ритуальные имена отмечали прежние славные победы с кульминацией на Чондаксе и до решающего перелома на Просперо. После этого символы указывали чаще поражения или пирровы победы, которые в конечном итоге не дали никаких плодов. Их вид свидетельствовал о медленном упадке некогда гордых традиций. В прошлом знамена создавали с почти безграничным усердием, но сейчас не находилось времени, чтобы изготовить их должным образом, поэтому строки были торопливыми и несовершенными.

Все делалось, как и прежде, но уже без души. Дым курильниц был ее лишен в той же мере, что и холодный воздух – песен.

Шибан снова сделал выпад глефой, повторяя движения в схватке с чемпионом III Легиона. Он уже проделал это с дюжину раз, пытаясь найти совершенную ошибку. Пока у него ничего не выходило. Его враг просто был лучше: быстрее, сильнее, с лучшими инстинктами.

Ничего нового он уже не узнает, только подтверждение своей слабости.

Хан догадывался, что бы в этой ситуации сделал Есугэй. Грозовой пророк одним неодобрительным взглядом заставил бы его вернуться в тренировочные залы, снова и снова, пока изъян не был бы исправлен. Цинь Са никогда не проиграл бы так легко. Как и Джубал. И не доживший до этих дней Джемулан.

Было время, когда Шибан стремился сравниться с деяниями этих воинов, стать одним из великих в орду. Просперо покончил с этими шансами и вместо этого дал ему Оковы. Таковой была война, таковой была удача, и в болоте больше не осталось желанной добычи.

Гуань дао просвистело во тьме, рассекая воздух. Шибан перешел в атаку, сражаясь по памяти с врагом, который больше не стоял перед ним. Он делал так много лет назад, на Чогорисе, с врагами из архивов, по многу часов за раз. Тогда удары его клинка были такими же точными и непринужденными, как и мазки кисти для каллиграфии. И тогда ему хватало смелости писать стихи в старинной традиции.

После Чондакса Шибан не написал ни строчки. Насколько он знал, никто из прежних поэтов не написал. У них больше не было слов.

Теперь его называли Тахсиром, Возродителем.

Он пользовался все большим расположением Кагана, а его братство увеличилось, принимая новобранцев из братств посрамленных ханов. Наряду с Джубалом, Гинаком, Огом, Есугэем и Цинь Са он возвысился на советах примарха, принимая участие в курултае, на котором планировались удары по неумолимо наступающему фронту Гора. Только проклятые из сагьяр мазан брались за более опасные задания, очищая себя своими жертвами.

Клинок отклонялся, нырял, отступал. Шибан приспособил свой вес, компенсируя каждое движение глефы. Когда он отвел ведущую ногу назад, один из механических протезов в лодыжке заело. Всего микросекундная задержка, едва заметная, но вполне достаточная.

Он замер, оценивая, насколько уязвимее он становится из-за этих микрозадержек.

«По крайней мере, корпус дредноута сделал бы меня сильнее, – подумал он. – Черт бы побрал наши суеверия».

Он медленно расслабился. Курильницы погасли, от чего чуть колыхнулись знамена.

Больше ничего нельзя было сделать. Скорее всего, сам чемпион Детей Императора погиб вместе со всем конвоем. Конечно же, утешения в этом было мало, ведь лучше было бы убить его лицом к лицу, как было принято в степях.

Шибан опустил острие глефы и отвернулся от центра дуэльного круга. В этот момент он заметил в тени очертания человека, который терпеливо ждал за пределом света свечей.

Прежде Джучи никогда бы не стал прятаться. Он бы сразу окликнул командира и присоединился к оттачиванию фехтовального мастерства.

– Принес новости, – сказал Шибан, немного тяжело дыша. Он направился к висевшему футляру из палисандра.

– Говорящие со звездами закончили работу, – сказал Джучи, поклонившись. – Мы получили приказ от Кагана отступить к внутреннему кругу.

Шибан кивнул. Он положил гуань дао в выложенную войлоком шкатулку, затянув кожаные ремни.

– Что с другими рейдами?

– Захватили и увели в варп три конвоя. Один был с личным составом, так что для флотских экипажей есть новые рекруты.

– А другие?

Джучи помедлил с ответом.

– Хэйюй схвачен. Сянь Камаг молчит. Потери тяжелые, хан.

Шибан вместе с Джучи направился к выходу из дуэльной комнаты.

– Такова война, – ответил он.

– Да, но… – Джучи неуверенно взглянул на него. – Так уже продолжается долгое время, хан. «Амуджин» погиб.

– Мы сделали то, что нам приказали. Погибло много предателей.

– Наших больше.

Шибан потянулся к занавесу у входа. Мягкий свет люменов в коридоре просачивался через порог, освещая строчки выведенного чернилами текста.

– Мы больше не сражаемся с ксеносами. Наши враги такие же смертоносные, как и мы сами.

– Мой хан, я должен сказать, – стоял на своем Джучи, не переступая порог. Шибан остановился, затем наклонил голову. – Больше четырех лет назад на Просперо мы дали клятву Терре. Многие пожертвовали собой ради этого. А мы по-прежнему в пустоте, истекая кровью под клинками врага, которого не можем победить.

Шибан нетерпеливо слушал. Он все это прекрасно понимал.

– Мы пробуем уловки за уловками, – продолжил Джучи. – Мы оставляем им следы и надеемся получить небольшое преимущество, но они уже научились нашим правилам игры. У нас должно было быть еще много времени до прибытия врага. Они отправили едва достаточное число кораблей, чтобы противостоять нам, и этого хватило. Сколько крейсеров мы отвлекли от Калия? Удалось ли Цинь Са взять Врата? Мы уже знаем?

– Пока нет.

– Предателей больше. Против одного нашего Легиона воюют четыре их. Выходит, нам нужно убивать четырех воинов за одного нашего, и даже в этом случае этого будет недостаточно.

– Мы замедлили наступление, – объяснил Шибан.

– В начале так и было, – в свете свечей на загорелом и отмеченном ритуальным шрамом лице Джучи было заметно напряжение. – Да, я видел это. Но ты и сейчас так считаешь, мой хан? Скажи мне честно, и тогда я и сам в это поверю.

Шибан сделал долгий вдох. Его собственное мнение, которого он по мере роста списка павших твердо придерживался, не имело никакого значения. Стратегию Легиона определил Каган, и только он изменит ее. Даже если Орды потерпят поражение и будут обескровлены, они не пойдут против приказов Джагатая. Только не снова.

– Каган прислушивается к тебе.

Шибан фыркнул.

– Ты так думаешь?

– Скажи ему…

– Сказать что? – выпалил хан, чувствуя, как усталость, наконец, берет свое. После Мемноса он потратил многие часы на серьезную тренировку. И уже не спал три дня. Все это не могло не сказаться на и так вспыльчивом нраве. – Мы – воины. Наш Каган бросает нас в пасть зверя, и мы находим в этом радость. Мы разбиты и смеемся над этим. Нам не дают ни отдыха, ни передышки, и это очищает наши души. Вот и все. Или же ты надеешься, что я найду для тебя безопасное местечко?

Джучи вспыхнул, и его пальцы на миг дернулись. Мышечная память мгновенное отреагировала на импульсивный порыв обнажить оружие.

– Ты знаешь, что мне не это нужно.

Шибан отвернулся, уже жалея о своих словах. Дело было не в нехватке мужества у братства, а в долгом изматывающем процессе непрерывного отступления. Во время своих медитаций он озвучивал те же сомнения, и каждый раз осуждал себя за это.

«Когда-то у нас был шанс уйти. Мы слишком долго откладывали его. Враги окружают нас, следуя по пятам. Все, что нам осталось – это подпитывать свою ненависть».

– Будет курултай, – сказал Шибан. – Потери увековечат. И в нужный час Каган примет решение.

Джучи поклонился. Его недовольство не прошло.

– Я знаю, и все же… Есть те, кто…

Шибан сурово взглянул на него.

– Говори, брат. Между нами нет секретов.

– Говорящие со звездами докладывают, что наша численность уменьшилась до критической величины. Мы не можем сохранить даже наше ядро. Идут разговоры об… изменениях.

Шибан внимательно посмотрел на своего заместителя. У Джучи всегда было честное лицо. На Чондаксе, когда они в последний раз сражались без ограничений, оно было таким же ясным, как небеса, и готовым в любой момент расплыться в смехе, которым когда-то славились.

– Клятвопреступники, хан, – сказал Джучи, искоса взглянув на него. – Их отзывают.

Шибан сжал его руку механическим кулаком.

– Сагьяр мазан платят за свои преступления жизнями, – сказал он тихим голосом. – И заплатит каждый из них.

– Не все.

– Откуда ты знаешь?

– Созывают тех, кто еще может сражаться, – сказал Джучи. – Всех.

Шибан выдавил улыбку, хотя она больше походила на гримасу.

– У тебя неверные данные, брат. Эфир неспокоен. Когда бушуют шторма, говорящих со звездами посещают неверные видения.

Джучи эти слова не убедили.

– Но слухи не прекращаются.

Шибан выдержал его взгляд.

– Тогда вот тебе новый слух, от меня – твоего хана. Неужели ты считаешь, что я ничего не знаю об этих недостойных сплетнях? И неужели ты мог подумать, даже на один миг, что я позволю им вернуться? Тем, кто забыл о своей верности. Этого никогда не случится. Лучше умереть одному, чем вместе с сагьяр мазан.

Джучи опустил глаза, и Шибан отпустил его.

– Но знаешь, ты правильно поступил, что сказал мне об этом, – сказал Шибан, пытаясь подбодрить воина. – Пойми, у нас с тобой нет вражды, брат. Как и с теми, кто всегда следовал под знаком мингана, кто сохранил верность, когда ложь распространилась по всему флоту. И никогда не было. Когда-то мы поклялись здесь, на этом корабле. Помнишь? Вот, что остается.

Джучи кивнул.

– Но клятвопреступники изгнаны, – продолжил Шибан. – Они не вернутся.

В этот момент Шибан почувствовал новый болевой спазм, вызванным онемением из-за механизмов Механикума, которые сохраняли ему жизнь. Это напомнило ему, чем он заплатил за предательство других: своей скоростью, своей радостью, своим будущим.

Столь многое уже было разрушено, и предатели орду сыграли в этом свою роль.

– Поэтому они не вернутся, – повторил хан, отвернувшись от дуэльного круга. – Цена будет заплачена. Будь уверен, если другие дрогнут, то я лично прослежу за этим.

Переборки дрожали от повторяющихся попаданий. Их было слышно даже в глубинах линкора, за многочисленными слоями усиленного палубного настила.

Ревюэль Арвида быстро шел по коридорам «Копья Небес», направляясь в главный апотекарион. Его руки все еще пылали от применения энергии варпа. Он чувствовал обострение и понимал, что с каждым циклом будет становиться только хуже. Уже горело в глазах и участилось сердцебиение. Для Арвиды было бы лучше уединиться в прохладном покое своей каюты, борясь с изменением, но известия не могли ждать. В тот самый момент, когда потрепанная ударная группа Белых Шрамов, преследуемая флотом Эйдолона, прорывалась к точке Мандевилля на первый план вышли другие дела.

Он добрался до двери, охраняемой двумя громадными воинами кэшика, и прошел мимо них.

Внутри, вокруг главного медицинского стола, собралось множество людей. Большинство были смертными из экипажа линкора. Из-за исключительно высоких потерь специалистов чогорийцев среди них оставалось менее половины, а большинство составляли подобранные и насильно рекрутированные техники из других Легионов и армейских полков.

У изголовья стола стоял с обнаженной головой и скрестив руки Джубал-хан. Лицо воина было окровавлено, а с бритой головы свисал поникший чуб. В зале находился Намаи, протеже и заместитель Цинь Са, а также другие воины кэшика и ханы многих братств. Они расступились, пропуская Арвиду, и тот наклонился над раненым.

Цинь Са извлекли из его доспеха. Обнаженное тело под светом медицинских люменов представляло массу из обугленной плоти и переломанных костей. Лицо удерживалось вместе наложенными крест-накрест штифтами, а в многочисленных разрезах, сделанных эмчи-апотекарием линкора Джайджаном, булькали питательными растворами трубки. Доспех магистра кэшика был свален в сторону, окровавленный и пустой, как куча металлолома. Сверху лежал расколотый надвое драконий шлем.

Цинь Са увидел приближающегося Арвиду одним целым глазом и кровавые полосы вокруг рта скривились в слабую улыбку.

– Чародей… – прохрипел он едва слышимым шепотом.

Арвида наклонился поближе. Снова использовать варп после столько короткого перерыва было опасно, особенно в окружении элиты Легиона, но в данной ситуации выбора не было.

+Не ослабляй себя+ передал он мысленным голосом. +Говори со мной этим способом+

Для обоих воинов апотекарион растворился в белой дымке, а затем они оказались лицом к лицу с восстановившимися телами.

Мысленный образ Цинь Са рассмеялся. Освобожденный от ужаса изувеченного тела он звучал, как обычно при жизни – звонко, беззлобно, сверхъестественно спокойно. Все воины старой гвардии степей обладали подобными голосами, хотя Цинь Са, не считая Есугэя, был последним из них. Последним из тех, кто сражался вместе с Джагатаем на Чогорисе, не побоялся пройти Возвышение, несмотря на неподходящий возраст, и выжил.

«Мы проиграли» – сухо сообщили мысли Цинь Са.

+Это была невыполнимая задача+

«Я должен был выбить их из этого места. Увидеть, как они бегут, как тогда, на Перессимаре».

Это случилось два года назад. Великая победа, одержанная благодаря внезапности и скорости. Возможно, последняя.

+Ты исполнил свой долг, кэшика. Это все, что он захочет знать.+

В мысленном мире грубые черты Цинь Са растянулись в улыбке, словно слишком яркое солнце родного мира отразилось от бесконечных лугов.

«Он будет винить себя. Будет считать, что мы слишком долго оставались в пустоте».

Арвида кивнул.

+Если он поговорит со мной, я скажу ему обратное.+

«Все пути под присмотром. Даже если мы бы хотели, то не смогли бы прорваться».

+Он знает об этом.+

«Все те годы, что я служил ему, он был справедливым повелителем. От самобичевания сейчас нет никакого проку. Для всех нас. Поиски необходимо продолжать».

+Раваллион говорила, что знает путь. Вот почему мы делали все это. Возможно, она все же окажется права.+

«Так или иначе, – вздохнул про себя Цинь Са, – он дал клятву на руинах царства своего брата, и она подстегивает его. Он должен добраться до Терры».

+А если не останется путей?+

Очертания Цинь Са начали расплываться. Ветер стал холодным, а небеса потемнели до ночной синевы. Улыбка кэшики исчезла, сменившись гримасой растущей боли. Его душа готовилась покинуть тело.

«Ты не видишь ни одного? Ты ведь предсказатель судьбы».

Арвида не знал, что ответить на это. Он не мог увидеть даже пряжу собственного будущего, за исключением видений, которые приходили к нему во время варп-переходов. А их он не желал вспоминать.

И все же, бывали времена, когда истина оказывалась жестокой.

+Путь будет найден+ заверил он. +Если Раваллион ошибается, будет найден другой способ. Каган – это сила самой вселенной. Мы оба знаем это. Его не остановить.+

Цинь Са попытался снова улыбнуться и не смог. Боль реального мира стала проявляться в этом царстве грез, и некогда здоровое лицо старого воина начала растворяться.

«Как и тебя, чародей. Вот тебе последний приказ: исцели себя, прежде чем кого-то еще из нас. Обещай мне».

Арвида смутился. Как много Цинь Са знал?

+Я больше не даю обещаний,+ отправил Арвида. В реальном мире он вслепую нашел раздавленную руку Цинь Са и сжал ее. +Охота будет вечной для тебя. И вот тебе моя клятва. Твое имя вспомнят на Терре.+

А затем мысленные образы исчезли, и библиарий снова оказался посреди спартанской обстановки апотекариона. Цинь Са замолчал, как в разуме, так и в реальном мире.

Арвида пришел в себя, глядя на изувеченную груду обгоревших органов и обрывков кожи. Джайджан и его помощники уже отошли, очищая инструменты, отсоединяя систему переливания крови и готовя нартеций.

Легионер Тысячи Сынов минуту молчал.

– Ты до самого конца оставался незапятнанным, – тихо произнес он, вспоминая их первую совместную битву среди стеклянной пыли Тизки. Затем пробормотал себе под нос:

– Я могу только завидовать этому.

Он выпрямился. На него смотрел Намаи. И Джубал, и все остальные.

– Звуковое оружие, – сказал с отвращением Намаи. – Ни один клинок, каким бы быстрым ни был, не сможет защитить от него.

Арвиду потрясла сила печали в голосе Намаи. Воины из собственного братства Кагана были близки друг другу, словно кровные родичи. И было еще кое-что: прервалась очередная связь с далекой родиной. Нити все больше истончались.

– Что он сказал тебе? – спросил Джубал.

Джубал был иным. Во время бунта на Чондаксе он находился далеко от Легиона, возглавляя на самых дальних рубежах галактики икан – великую охоту, которая прошла вдали от галактической плоскости в погоне за налетчиками ксеносов-мьордхайннов. К моменту возвращения ударной группы с головой патриарха ксеносов на серебряном щите, Империум обратился против самого себя, и Джубала бросили в пекло битвы без возможности узнать причину.

Более слабый воин мог бы подчиниться судьбе в последовавшей сумятице и пустотной войне, но в душе Джубала всегда пылало пламя, и все устроенные на него ловушки не сработали. На Чогорисе он был повелителем Летней Молнии, непредсказуемым духом, который пренебрегал ограничениями даже по стандартам Легиона, придававшего им мало значения. Из Белых Шрамов практически только имя Джубала было широко известно среди участников Великого крестового похода. Его шепотом произносили наряду с именами самых достойных воинов. На мирах, которые никогда не видели сына Алтака, он был неуловимой прославленной легендой. То, что он выжил, прорвавшись к Хану, было одним из немногих радостных поводов в остальном изматывающей кампании. Знаком, что самая энергичная душа Легиона все еще не сломлена.

Рассматривая его, Арвида только сейчас увидел насколько отличался Джубал от Цинь Са. Магистр кэшика говорил тихо, держался солидно, его сила словно исходила из глубокого колодца, уходящего в скальную породу. Джубал был другой стороной души Легиона – яркой, проворной, свободной. Каким-то образом ему удалось сохранить эти качества во время долгого отступления, его гуань дао по-прежнему дерзко сверкала, когда кровь текла по мирам.

Возможно, пришло его время. Возможно, наступила эпоха необузданного пламени, время Магистра Охоты, нежели Орды.

– Довольно мало, – сказал Арвида, больше не желая говорить об этом – Он умер достойно, его дух смеялся перед концом.

Джубал еще на секунду задержал на нем свой изучающий взгляд.

– Мы могли бы удержать позиции и умереть вместе с ним. Об этом сложили бы стихи.

Арвида не стал оспаривать его слова. Ему было не место здесь, он все так же оставался чужаком, вынужденным сражаться с орду, но так и не ставшим одним из них. Он убедился в этом лично, сохранив символы прежней жизни, отказываясь от всех предложений принять путь погодной магии, знания шаманов степей.

– Мы сделали то, ради чего пришли, – невозмутимо произнес Арвида.

– Но в этот раз цена оказалась высокой.

– Когда было иначе?

Джайджан вернулся к столу с уже жужжащим нартецием. Его помощники начали готовить тело. В дальнем конце медицинского зала вошли слуги, неся белые церемониальные одежды, отмеченные каллиграфическими глифами, обозначавшими переход в Вечные Небеса, просторный небосвод, полет ястреба.

Ни один из ханов не пошевелился. Джубал посмотрел на Арвиду.

– Мы проведем кал дамарг. Можешь остаться, чародей.

Он уже много раз присутствовал при чогорийском посмертном ритуале. Будь у него выбор, Арвида бы остался, отдав почести магистру элиты Хана, разделив честь, которой почти никто за пределами орду никогда не удостаивался.

Но изменение плоти усиливалось. Боль обжигала вокруг воротника, растекаясь по шее и груди. Он чувствовал, как конечности давят изнутри на доспех, под горячей плотью словно копошились отвратительные насекомые. Ревюэль и так протянул слишком долго, опасность настигла его, усугубленная использованием мысленной речи. Проклятье родного мира преследовало его и в пустоте, даже после спасения с Просперо, напоминая о судьбе его старого Легиона.

Отказ от предложения вызвало у него скверное чувство, но в ушах все еще звучал последний приказ Цинь Са.

«Излечи себя».

– Он был чемпионом твоего Легиона, – сказал Арвида, сухо поклонившись. – Это ваша скорбь.

Джубал не смог скрыть мимолетного пренебрежения. Повторять предложение никто не будет.

– Как пожелаешь, – ответил Белый Шрам.

Но Арвида уже выходил. Он пошел другим путем, чувствуя давление в теле. Он добрался до своей каюты, окольцованной оберегами, которые лично создал, используя последние полученные на Просперо знания. И только здесь боль начала переходить в целительную агонию. Он опустился на колени внутри кругов и пентаграмм, зная, что худшее впереди, и что скоро он будет кричать, погрузившись в видения, которые приходили с изменением плоти и его борьбой с ней.

Библиарий сильно зажмурился и сжал кулаки, пытаясь вспомнить слова корвидских литаний. Все, что он видел – лицо Цинь Са, потом небо над Тизкой, затем смерть Каллистона, и, наконец, призраков, которые всегда присутствовали в лучах солнечного света и хрустальных отражениях, ожидая их, всех до последнего.

– Проклятье, – прошептал он. – Не сейчас.

А затем начался вопль.

Планета выглядела как сфера из черного железа с серебристыми прожилками, освещенная светом далекой бело-синей звезды. Когда-то здесь были океаны, но они испарились миллионы лет назад, оставив открытые небесам впадины из черного камня. Безоблачное небо было черно, как сама пустота, обнажая тело галактики, растянувшееся вереницей самоцветов по бесконечной тьме.

Первые высадившиеся здесь эскплораторы назвали это место Призраком.

Скала была нанесена на карты, исследована на наличие минералов, оценена на возможность заселения и культирования растений. И была отвергнута по всем пунктам. Над пустынными равнинами дули холодные ветра, поднимая вихри у границ кристаллических скал. В холодных небесах мерцали и сияли странные огни. Долгое время шум этих ветров был единственным звуком на Призраке, повторяемый на протяжении веков угасающим шепотом.

Сейчас же ветра дули по другой причине. По расколотым камням заскользила потревоженная древняя пыль. Чистоту небес нарушили столбы густого дыма и громкий рокот посадочных двигателей. В атмосферу вошли десятки судов, темно-зеленые борта которых украшала эмблема ока их примарха. Большинство принадлежали к штурмовым кораблям Легиона, приспособленным для эскортирования кораблей в пустоте. Заглушив орбитальные двигатели и включив атмосферные, они устремились к земле.

Штурмовые корабли разлетелись по всей равнине, образовав оцепление вокруг широкого круглого участка, также окруженного рядами высоких сталагмитов. Из приземлившихся кораблей появились воины почетной стражи Сынов Гора в церемониальных плащах и с тяжелыми силовыми копьями. Как только оцепление установили, в центре села одинокая «Грозовая птица». По окутанной паром рампе спустились воины в черных, покрытых бронзой доспехах «Катафракт». Юстэринцы – самые грозные бойцы самого грозного Легиона. Они маршировали с заметным воинственным высокомерием, уверенной поступью привыкших к превосходству воинов.

Юстэринцы всегда собственноручно украшали свои доспехи традиционными символами, уходящими корнями к бандам Хтонии. Но теперь изменение брони ускорилось. На поясах с цепей свисали кроваво-коричневые кости, а наплечники ощетинились железными шипами. На усеянном выбоинами керамите выводились символы и знаки могущества, которым их научили союзники из-за пелены. Разряженный воздух Призрака мерцал при каждом шаге юстэринцев, отражаясь от сверкавших в ярком свете имен-форм.

Заняв позиции, почетная стража замерла в безмолвном ожидании, салютуя оружием. Легионеры не пошевелились, даже когда небеса раскололись во второй раз. С орбиты прибыли новые транспортники, в этот раз в бело-зеленой окраске XIV Легиона, названного Императором Сумеречными Налетчиками и переименованного в Гвардию Смерти его примархом. Его собственная элита, не уступавшая в росте юстэринцам, с лязгом сошла по рампе «Грозовой птицы». Сжимая обеими руками силовые косы, воины тяжелой поступью выстроились в шеренгу. Два отряда застыли лицом друг к другу среди черных скал.

На наплечниках «Савана» не было новых эмблем, а их доспехи оставались почти такими же, как и во время Великого крестового похода и после его завершения – покрытыми грязью, потрепанными, невзрачными. На наручах и поножах не нацарапали нашептанные демонами знаки. Только накопившаяся грязь бесконечной кампании пятнала броню, которые никогда не была чистой, даже когда покидала кузни Барбаруса.

Два отряда застыли в тридцати метрах друг от друга, не пытаясь приблизиться. Не было ни приветствий, ни вызовов, ведь эти убийцы не видели причины нарушать долгое уединение Призрака.

Первым транспортный корабль покинул Повелитель Смерти. Он, прихрамывая и тяжело опираясь на своего жнеца «Безмолвие», вышел из загазованного отсека «Грозовой птицы». Лицо скрывал потрепанный капюшон, а покрытый патиной доспех был закутан в рваные куски некогда прекрасного плаща. Железные сапоги покрывала корка затвердевшей земли с сотен миров. За примархом тянулись кольца пара, выпускаемого из похожих на кишки кабелей. Сгорбленный, каждым вдохом издающий хрип, он всем своим видом демонстрировал недовольство.

И все же не было никаких сомнений в той мощи, что таилась под этой измученной плотью. Даже при кажущейся дряхлости он каким-то образом подавлял все вокруг. Каждый глухой стук древка косы о камни разносился громким эхом. Огромные наплечники говорили о почти безграничной стойкости, способности противостоять силам, которые повергли бы даже его братьев-богов. Нездоровая бледность была не следствием слабости, но порождением долго вынашиваемой горечи, которая брала начало на токсичном мире. Мире, наградившем его почти беспредельной выносливостью.

Когда он дошел до центра круга, все юстэринцы поклонились. С их стороны это был не формальный дипломатический жест, но признание верховного лорда. Того, кто руководил уничтожением целых систем во главе Легиона, чьи светлые корабли стали символом неумолимого, безмолвного и безжалостного убийства.

Если Мортарион и обратил на это внимание, то не подал виду. Он остановился, дыхательная маска поочередно шипела и щелкала. Из тени капюшона пристально смотрели желто-зеленые глаза с тяжелыми веками. В этих глазах отражалась душа, обреченная на вечные страдания.

Медленно и мучительно Повелитель Смерти перенес вес с рукояти косы, откинул покрытый пятнами плащ и опустился на одно колено. Его большая голова почтительно склонилась, то же проделала и свита примарха.

Мортарион за всю свою жизнь преклонял колени только перед двумя живыми существами. Одного он поклялся уничтожить, а второй появился из «Грозовой птицы».

Он, как и его Легиона, далеко превзошел отведенные ему рамки. Прежний динамизм, почти бессознательный талант вызывать у людей обожание, а у армий мечты оказаться под его командованием, давно исчез. Бело-золотой доспех потемнел и запачкался, шкуры затвердели, керамитные пластины сплавились в новые и извращенные формы. Его стремительность была поглощена новой, ужасающей, огромной массой. Капюшон доспеха поднимался высоко над головой, освещенной изнутри бурлящими кроваво-красными энергиями. Правая рука заканчивалась громадным контуром Когтя, который даже в неподвижном состоянии, казалось, рычал едва сдерживаемой жаждой убийства.

Когда он двигался, создавалось впечатление, будто материя самой галактики спешить убраться с его пути. Он стал невероятно огромным, превратился в стихийную силу даже среди тех, кто был одарен божественным прикосновением Императора. Казалось, многочисленные символы золотисто-рубинового ока, украшавшие его вычурный доспех, обладают собственной волей, разглядывая, оценивая, испытывая.

И все же, самым большим ужасом были его собственные, смертные глаза. Когда-то они были живыми, ищущими, наполненными радостью, теперь же – темными, окольцованные выступами бледной плоти. Эти глаза принадлежали душе, которая заглянула в сердце бездны и увидела реальность во всем ее безжалостном великолепии. Теперь в этих глазах не отражалось ничего. Они походили на черные дыры, жадно засасывающие каждый клочок света в свои бездонные глубины.

Магистр войны Гор Луперкаль остановился перед Мортарионом и протянул левую руку.

– Мой брат, – обратился он, – тебе не к лицу стоять на коленях.

Мортарион поднял голову. Как обычно, за маской и капюшоном было невозможно прочесть выражение его лица.

– Тебе следует привыкнуть к этому. Скоро мы все преклоним колени, повелитель.

Гор дал знак подняться. Мортарион неуклюже подчинился. Затем они обнялись, как братья, и на миг младший из примархов словно оказался в жутких объятьях пустоты.

Гор отпустил его, и Мортарион огляделся.

– Эзекиль не с тобой? Я думал он – твоя тень.

– Я так же думал о Тифоне.

Мортарион презрительно откашлялся.

– Кто знает, чем занимается Калас и где он вообще? Я сам ищу его. Если случайно повстречаешься с ним, непременно сообщи мне.

Признательный взгляд Гора дрогнул. Его глаза странно двигались, словно видели то, что находилось не здесь или же не должно быть здесь.

– Ты знаешь, почему я захотел встретиться.

– У тебя под пятой тысяча миров. Ты окружил Тронный мир пламенем. Галактика разорвана, не позволяя Жиллиману и Ангелу прийти на помощь нашему Отцу. Все это уже сделано. Остался последний шаг.

Гор не улыбнулся. Его некогда естественная человечность исчезла, сменившись холодным отстраненным величием другого рода.

– Я его уже спланировал. Каждый день мы понемногу теряем свое превосходство.

Мортарион покачал головой и прохрипел:

– Тогда, отдай приказ, брат. Дай ему ход.

Гор криво улыбнулся.

– Вот так просто, – пробормотал он. Он поднял голову и окинул суровым взором раскинувшееся над ними звездное поле. – Мы не всех собрали под наши знамена. А в пустоте есть еще те, кто сражается с паутиной, которой мы их оплели. В этом проблема.

Выражение лица стало жестче. Даже в этих крошечных движениях всегда таилось проявление зарождающегося приказа.

– Шторма Лоргара не будут продолжаться вечно. Их можно преодолеть, было бы желание и возможности. А что потом? Все те, кого мы отрезали от нашего Отца, бросятся к Нему на помощь.

– Тогда, отдай приказ.

Гор повернулся к нему, на одутловатом лице мелькнула вспышка раздражения.

– Мы говорим не о каком-то ничтожном военачальнике, влачащем жалкое существование на захолустной скале. Даже при Его слабости Ему нет равных. Ты знаешь, что сотворило Его. Ты знаешь, почему Он и только Он один мог положить начало всему этому. Ты можешь понять, что значит даже задуматься об убийстве подобного ему? Сделать это, сделать должным образом, чтобы Он не смог избежать удара и вцепиться в Его съежившуюся душу… Ты не видишь всей опасности.

– После Молеха, брат, ты утратил хорошее настроение.

– После Молеха, нет хорошего настроения. Я стал возмездием, губителем мироздания. Поэтому я не смеюсь как прежде.

Мортарион вздохнул.

– Мне что, повторить это в третий раз? Хватит задержек. Начни наступление. Мой Легион стоит наготове.

– Не сомневаюсь.

На миг на этих изувеченных чертах появился намек на признательность.

– Дорн берется в расчет. Руссу досталось в Алаксесе, и он изводит себя мечтами предать меня своему странному правосудию. Коракс – повелитель малочисленного Легиона, а Феррус с Вулканом – мертвы. Выходит, остается только один, кто может помешать нам.

Мортарион слушал настороженно и ничего не говорил.

– Я решил поручить это Фениксийцу, – сказал Гор. – Они с Джагатаем всегда презирали друг друга. Я бы с удовольствием посмотрел на то, как Фулгрим дает урок смирения Боевому Ястребу.

– Тогда попроси его.

– Если сможешь найти его, можешь сам это сделать. – Гор раздраженно сжал Коготь. – Да ладно, мы оба знаем, что Фулгриму нельзя доверять. Он выполнил свою важную задачу на Исстване Пять, так что не жди от него чего-то еще.

Мортарион покачал головой, от чего загремели висевшие на шее сосуды с ядами.

– Я не буду делать этого.

– Ты жаждешь мести, разве не так?

– Он не победил меня.

– Никто об этом не говорит.

Мортарион впечатал древко Безмолвия в камень, и по темным плитам побежали пляшущие линии энергии.

– Я буду подле тебя, – прошипел он. – На передовой. Я сохранил своих сыновей чистыми. Я мог искалечить их, как сделали другие, но они все еще выполняют мои приказы и поддерживают дисциплину.

– Ты будешь со мной, как я и обещал.

– Я не останусь позади, – в словах явственно слышалось долго сдерживаемая подозрительность. – Я не меньше твоего жажду увидеть нашего Отца на коленях. Я бы даже сказал больше, если все брать в расчет.

– И когда Дворец запылает, ты будешь подле меня.

– Тогда почему отправляешь меня против Хана?

– Потому что я могу доверять тебе, – раздраженно произнес Гор. – Ты что, этого не видишь? Ты в каждом намеке выискиваешь неуважение, ожидая, что тебя обманут, и все же ты, мой ревнивый брат, единственный, кто у меня остался.

Магистр войны громко и горько рассмеялся.

– Посмотри на итоги моего восстания. Ангрон свел себя с ума, я не могу дать ему самое простое задание. Пертурабо, ох этот Пертурабо. Дикари Хана без проблем разберутся с его траншеями. И у Шрамов нет крепостей, которые он мог бы разрушить. От Альфария нет новостей, он запутался в собственных ловушках. Список все меньше.

Мортарион внимательно слушал. В грязных системах его доспеха что-то циркулировало и булькало.

– Я пришел к тебе, – тихо произнес Гор, – потому что у меня нет никого другого. Хан все так же угрожает с фланга, его Легион цел, а ярость ничуть не уменьшилась. Он окружен штормами, но найдет способ прорваться. Его нельзя оставлять в живых, и ты это знаешь. Как только Джагатай будет уничтожен, преград больше не останется.

Гор навис над сутулым братом и схватил его за шею когтями.

– А потом, – прошептал он, подтянув к себе грубое лицо Мортариона, – в авангарде пойдем мы вдвоем. Ты сохранил свой Легион чистым и не разочаруешься. Мы подошли к развязке.

Мортариона никогда не оставляла подозрительность. Его глаза мигнули, сухая кожа губ дернулась.

– Вы с Джагатаем были настоящими братьями, – сказал он. – Близкими, словно смешанная кровь.

– Все мы были братьями. Не думай, что я буду жалеть еще об одной смерти.

– А может дело в том, что ты не делаешь этого, потому что не можешь.

Гор ответил не сразу.

– Ты и в самом деле так думаешь?

– А ты не задумывался об этом?

Магистр войны не ответил. Он отпустил Мортарион и отошел.

– Не думаю, что есть такое живое существо, которое я сейчас не смог бы убить. Не после того, как увидел… что ждет.

Он обеспокоенно и не так уверенно посмотрел на генетического брата.

– Когда настанет этот момент, когда Он будет в моих руках, я не стану колебаться. По крайней мере, в этом я уверен.

Мортарион слушал, тяжело дыша. Даже после всего случившегося, от мыслей о финальной точке предпринятого замысла было не по себе. У всех них была кровь на руках, целые реки крови, но убийство смертных – это одно. А вот предание смерти живого бога, каким бы лживым и отвратительным он ни был, совсем другое.

– Меня нельзя отвлечь от Терры, – продолжил Гор. – Ты и представить не можешь, какое это бремя. Даже когда мы переносим один мир в другой, а древние отвечают на мой призыв, словно побитые собаки, все еще остаются старые солдатские проклятья – снаряжение, книги учетов, планы. Я не могу отвлекаться. Каждый потраченный впустую день сужает окно возможностей.

Мортарион продолжал слушать.

– На данный момент мы добрались до внутренних колец железа, – сказал Гор. – Первых укреплений Дорна на сотне миров. Каждое из них будет сражаться до последнего вздоха. Даже с Пертурабо, даже со мной, победы будут отнюдь не легкими.

Магистр войны пристально посмотрел на своего бледного братца.

– Поэтому мне нужно, чтобы Хан был уничтожен.

– У него свой Легион, у меня – свой. Это тоже будет нелегкая победа.

– Ты будешь не один. На него уже охотится Эйдолон. Ты присоединишься к нему.

Мортарион зло рассмеялся.

– А, теперь я понимаю, чем это привлекает тебя – я и это… существо. Возможно, ты все-таки не утратил все свое чувство юмора.

Гор не улыбнулся.

- Фабий сделал его смертоносным.

– Да, да, все мы – смертоносны. – Мортарион снова закашлял и неловко перенес вес. – Так Эйдолон знает, где собирается Пятый Легион?

– Он взял их след.

– Так это все еще охота.

– А чем еще она может быть?

Мортарион мрачно улыбнулся.

– Верно.

Он вздохнул и рассеянно сжал кулак. Крупные вмятины и зарубки на доспехе, полученные среди хрустальной пыли Просперо, не удалили. Они были отметинами незавершенного боя. На открытой верхней части лица Мортариона вспыхнуло нечто похожее на пыл. Стремление закончить начатое.

– С нашей последней встречи я изменился, – сказал он.

– Ты не принял всей меры даров.

– Пока нет, и никогда не приму. Я не такой, как ты. Я не упиваюсь этой порчей. Я использую ее. Контролирую. Ограничиваю.

Гор не ответил. В его черных как смоль глазах ничего не отразилось.

– Значит, у меня есть твое слово, – сказал, наконец, Мортарион. – Ты подождешь. Мы будем штурмовать Тронный мир вместе.

Гор поднял Коготь к тускло-синеватому свету, словно тот служил неким гарантом данного обещания.

– Я когда-нибудь лгал? – спросил он. – Даже моему Отцу? Придет время, когда можно будет больше не лгать, ведь истина и ложь не имеют значения в мире грез. Я принесу это время галактике. Вот почему ты следуешь за мной, так же, как когда-то следовал за Ним.

– Не так, как следовал за Ним.

– Хорошо, я даю тебе свое слово.

– А я тебе свое.

Мортарион сжал Коготь, и перчатка Повелителя Смерти растворилась на фоне массивного молниевого оружия.

– Он будет схвачен и убит.

Если эти слова и доставили удовольствие магистру войны, то он не подал виду. Гор просто кивнул. Это был лишь незначительный жест, знак того, что еще одна задача выполнена и еще одно препятствие на пути к Трону убрано.

– Сообщи мне, когда закончишь, – сказал он, разжав перчатку Мортариона и опустив Коготь. Над примархами кружили ледяные ветра Призрака. – Все, что мне нужно – это известие. Затем начнется последнее наступление, и его возглавим мы с тобой.

Часть II

Глава 8

Дрожащая Илья Раваллион опустилась на корточки и, прижавшись спиной к стене, скрестила руки. На Эревайле было холодно. Ей следовало надеть скафандр, а не просто свою старую униформу. Но с недавних пор для нее стало важным носить прежние цвета. Когда-то ни они, ни эмблемы ни не имели для нее значения. Теперь все изменилось.

Старая униформа больше не сидела на Илье как следует. Она осталась прежней, чего нельзя было сказать о постаревшей женщине. Возраст был жестокой штукой, отнимая у генерала те самые способности, которые сделали ее полезной. Она гадала, замечали ли в Легионе, что она сдает. Если и так, то они никогда не говорили об этом, хотя, как ей думалось, стали более заботливыми.

Женщина закрыла глаза и попыталась остановить дрожь. Издалека доносились разрывы артиллерийских снарядов, отмечая неуклонное продвижение северного фронта. Солдаты III Легиона на Эревайле были из самых худших, что они встречали, но продолжали сражаться. Даже уступая в численности и застигнутые врасплох, они сопротивлялись со всем тем невероятным упорством, которым обладал каждый космодесантник.

Возможно, это было самое отвратительное в них. Она понимала, что даже те, кто ее защищал, вызывали у нее такое же чувство. Воин Легиона был машиной для убийства, лишенной страха и жалости к себе. Оказавшись в безвыходной ситуации, которая сломила бы дух любого невозвышенного, они просто продолжали сражаться, используя все имеющиеся в их распоряжении почти бесконечные ресурсы со всей свойственной им хитростью и находчивостью. Чтобы покончить с ними, необходимо было физически вырвать им глотки. А чтобы расправиться с одним из уродов Фулгрима, часто требовалось и большее.

И они гордились этим. Она слышала, как в братствах говорили друг другу одно и то же, снова и снова.

Мы не сдаемся. Мы – преданные. Мы держим клятвы.

Когда она была усталой и измученной, а такое случалось часто, эти слова вызывали у нее желание кричать на воинов орду:

– Это вам не поможет! Если бы у вас было хоть чуточку воображения, то вы бы сбежали.

Она ни разу не сделала этого. А воины Легиона так и не изменились. Оставались как обычно неукротимыми, хотя стали меньше улыбаться. Но усталость брала свое, и они продолжали повторять старые, призывающие удачу обряды. Возможно, в надежде, что благодаря ним, в непредвиденном будущем им больше не придется притворяться, а может быть, им ничего другого не оставалось.

Закрыв глаза и погрузившись в эти мысли, Илья не сразу поняла, что не одна в комнате. Даже Есугэй, который был способен на многое, не мог двигаться бесшумно в доспехе. Ну и был еще запах – многолетний аромат ладана, въевшийся в керамит.

– Как дела? – спросила Илья, не открывая глаз.

Она почувствовала, как грозовой пророк подошел и остановился над ней. Она ощущала его беспокойство, и это раздражало ее.

– Город падет в течение часа, – сказал он. – Другие также зачищаются.

Илья кивнула. Еще одна битва закончилась. По крайней мере, эту они выиграли.

– Они знали о нас?

– Нет.

– А данные о Вратах?

– Пока нет.

Вздохнув, Илья, наконец, открыла глаза.

Перед ней стоял грозовой пророк Таргутай Есугэй. Он снял шлем, обнажив обветренное и полное тревоги лицо. Пятна старой крови на пластинчатом доспехе скрывали висевшие на нем многочисленные амулеты, которые были много большим, чем просто безделушками. Илья видела, что задын арга делал с их помощью.

– Ты нашла, что искала? – спросил он осторожно.

Она боялась этого вопроса. Ведь это была ее инициатива. В конце концов, ей удалось убедить Кагана, и пятая часть всех сил Легиона была направлена на это задание. Организованы семь рейдов на конвои, подготовив тем самым почву для главного удара по базе Калия. И все ради вторжения на Эревайл.

– Его здесь нет, – прямо ответила Илья. От того, что не надо было скрывать правду, ей стало немного легче.

Есугэй кивнул. В его глазах не было ни малейшего осуждения.

– А тот, кого мы нашли в городе? Он будет жить?

– Будет. Его отправили на «Лунный серп». – Женщина провела руками по жестким волосам, отметив, какими ломкими они стали. – На нем была одежда Дома, и он знал его.

–Хорошо, сы. Он может знать больше.

Илья пожала плечами.

– Больше выживших не будет. Я приказала Хой-Сяну просканировать шпили в Ворлаксе. Ничего. Они убили всех.

– Похоже на них.

– Да, похоже.

По мере закрепления воинов V Легиона на позициях далекие взрывы постепенно стихали. Скоро сядут десантные капсулы со второй волной тактических отделений. Эревайл будет очищен от врага. Когда последних предателей выследят и убьют, планету снова покинут, ее уцелевшие сооружения разрушат, а все извлекаемые ресурсы вывезут для нужд флота. Больше не было речи о захвате территорий, подобные представления остались в прошлом.

– А тебе, сы, нужна медицинская помощь? – спросил Есугэй.

Илья устало улыбнулся и посмотрел на него.

– И как они мне помогут?

Есугэй начал говорить, но Илья взмахом руки перебила его. Время, когда она еле передвигала ноги на «Буре мечей», онемев от страха, давно прошло. Для нее Белые Шрамы теперь были словно семья, шумным кланом младших братьев, неважно насколько смертоносными они могли быть.

– Думаю, у вас нет лекарства от возраста.

Как только она произнесла эти слова, ей снова пришла в голову неприятная мысль, регулярно посещавшая ее последние несколько месяцев.

«Я не увижу конца этой войны. И даже если бы увидела, какой будет толк от этого? Я была обучена служить в другом Империуме, и его больше не вернуть».

Есугэй опустился к ней. В силовом доспехе это было непросто.

– Не вини себя, – сказал он на своем плохом готике. – Это стоило попытки. Возможно, она все-таки принесет плоды.

Оптимизм мог утомлять. Даже рядовые воины Легиона перестали высказывать ей избитые фразы, но Есугэй никогда не терял веры.

– Сколько еще до отбытия? – спросила она.

Есугэй замолчал, обратившись к ретинальным данным.

– Сорок часов, если будет угодно судьбе.

– Я бы предпочла отправиться раньше.

– Рискованно оставлять кого-то в живых.

Илья поморщилась и посмотрела на грязный потолок тесной комнаты.

– А вам точно нужно убить всех?

Есугэй убрал руку.

– Да.

– Я допускаю, что вы стали хороши в этом деле. Но и они тоже.

– Сы, ты устала.

– Мы могли сделать это! – закричала она, поднимаясь. Гнев ненадолго вытеснил усталость. Илья сжала кулаки.

– Два года назад, даже в прошлом году, мог быть выход. Вы могли покинуть эту бойню и вернуться на Терру. Но нет, это не удовлетворило бы честь. Вы должны продолжать охоту на них снова, снова и снова.

Есугэй все так же стоял на одном колене с неизменным выражением лица, ожидая, пока стихнет буря.

– Он должен был отступить раньше, – сказала Илья. – Никто из вас не сказал ему об этом. Тахсир просто хочет продолжать биться пока кто-нибудь не покончит с его болью. Ему нужно было сказать тогда, что бессмысленно загонять себя в окружение. Этот враг не глуп. Проклятье, да это наименее глупый враг, что вам попадался. Ты не думал, что Гор мог все это спланировать?

– Мы обсуждали это раньше, – невозмутимо сказал Есугэй.

– Да, и ты все равно не слушал.

Илья почувствовала, как горят щеки, и подавила вспышку. Она была зла на себя не меньше, чем на него. Руки и ноги налились свинцом, в голове стучало, а дыхание сбилось.

– Теперь ему придется прислушаться. Если есть выход, любой выход, вы должны воспользоваться им. Когда они будут планировать следующий рейд, следующее наступление, ты должен высказаться против. Тебя-то они послушают.

– Каган замедлил врага.

– Ну да, а какой ценой? Третью своих боевых сил? – Она покачала головой. – Где его братья? Где лорд Дорн? Где лорд Русс? Вы сражаетесь в одиночку, и это убивает вас.

Есугэй посмотрел на нее, и на его шрамированном лице не отразилось ничего, кроме беспокойства за нее. Илья сразу же поняла, о чем думает грозовой пророк. Он говорил об этом много раз, и от этого ей захотелось в отчаянии закричать.

«Мы пожертвуем собой, если это даст Тронному миру еще один день, месяц, год. Нас создали для этого, сы. Нас создали умирать. И тебя это огорчает».

Но он промолчал.

– Это ты нас привела на Эревайл, – сказал Есугэй. – Ты нашла этого человека. Это уже какой-то результат. Он приведет еще к чему-то.

Илья разжала кулаки. Она вдруг почувствовала себя глупой перед неумолимой рассудительностью Есугэя. Он единственный из них не сдал. Он оставался таким же, как во время их первой встречи на Улланоре, когда галактика была беззащитна перед наступлением человечества и все говорили только о триумфе.

– Да, – сказала она слабо, больше не имея сил спорить. – Это может привести к чему-то.

Есугэй взял ее под руку. Смуглая кожа на лице растянулась в легкой улыбке.

– Не суди слишком резко моих братьев, – сказал задын арга. – Эта ситуация истощает их души. У меня было свое испытание – на «Воркаударе». Я оплошал. Иногда во снах я вижу, в кого превратился. Теперь это касается всех нас. Он дает им бой, потому что им это нужно. Если они не будут сражаться, ярость поглотит их.

Илья оперлась на его руку. Она так сильно устала. Прошло пять лет с тех пор, как она отправилась из секторальной штаб-квартиры Муниторума в погоню за неуловимым примархом. А по ощущениям все двадцать.

– Если мы сможем покинуть это место пораньше, то так и сделаем, – сказал ей Есугэй. – И доставим приз на «Бурю мечей».

Она кивнула. Ей нужно поспать. Ей нужно всего на несколько часов забыться. Эревайл был ненавистным миром смерти, как и любой мир на кровавом пути к Трону, и от этого смрада ее тошнило.

– Я просто надеюсь, что оно того стоило, – пробормотала она, чувствуя уверенность, что будет наоборот.

Перед ними летел облачный молот, извергая сажу. Небеса Клефора вокруг него сияли неземной красотой сочно-розовых, светло-зеленых и синих цветов. Пятна перистых облаков уходили к магнитному северу – одной из немногих точек зрительного ориентира в подернутом дымкой небе.

– Как же он уродлив, – передал Саньяса.

– Да уж, – согласился Торгун.

– Полагаю, мы должны покончить с ним.

– Ты прав.

Воздушный корабль класса «облачный молот» сохранял курс, не подавая признаков, что заметил их. Этот экземпляр с уходящим вниз рулем был крупным, достигая пятидесяти метров. Восемь воздушных турбин выбрасывали ослепительно-белое пламя, удерживая закованное в железо тело на раскаленных воздушных потоках. Орудийные блистеры лениво вращались, выискивая цели в бесконечности газовой атмосферы Клефора.

До цели все еще было далеко. Оказавшись в нужном месте, корпус облачного молота раскроется, обнажая ряды гладких бомб, готовых со свистом устремиться через километры постепенно уплотняющегося воздуха к далекой земле. Такое оружие безжалостно использовалось на Клефоре против городов-крепостей верноподданной Каменной стражи Алегоринды, принуждая их к покорности.

Но этому выполнить задание не удастся. Ему осталось несколько минут активной службы, прежде чем он абсолютно неожиданно выйдет из строя.

Семь гравициклов выскочили из ослепительного блеска солнц, держась высоко над возмущенным потоком облачного молота. Все машины были грязно-белого цвета, с тупыми носами и огромными атмосферными двигателями. Как только чудовище оказалось в зоне видимости, они, разделившись, устремились вперед, прежде чем кормовые стрелки успели прицелиться.

Облачный молот обнаружил их и ушел влево, неуклюже двигаясь на потоках нижней тяги. Вокруг приближающихся гравициклов засвистели снаряды, выпущенные из сферических орудийных гондол, тянувшихся по железному корпусу корабля.

– Хай! – выкрикнул Саньяса, лениво увернувшись от града зенитных снарядов и прибавляя газу. Холянь, Вай-Лун и Озад устремились за ним, вызывая на себя больше огня. Инчиг и Ам во главе с Торгуном зашли с другого фланга, приближаясь к цели с каждой секундой.

– Помни, что я говорил о двигателях, – передал Торгун, синхронизируя перекрестие визира с подфюзеляжным тяжелым болтером.

– Они самые опасные, – серьезно ответил Саньяса, ныряя под очередной залп.

Когда облачный молот оказался над ними, гравициклы камнем бросились вниз.

– А следовательно… – добавил Торгун.

– … должны быть атакованы с близкой дистанции, – закончил Саньяса, увеличивая скорость, чтобы выйти в голову охотничьей стаи.

Белые Шрамы снова устремились вверх, нацелившись на группу двигателей. Белые Шрамы нырнули в турбулентный поток воздуха, увитый форсажными шлейфами. Жар ощущался даже через силовой доспех, хотя до цели еще было шестьдесят метров.

Четыре из семи машин летели вдоль облачного молота, обстреливая его орудийные точки. Торгун, Саньяса и Озад оставались в спутной струе двигателей, с большим трудом подводя гравициклы к нижнему краю огромных двигательных корпусов.

Торгун пригнулся в седле, не обращая внимания на сполохи пламени, цепляющиеся за его рысака. Прицельная сетка бешено плясала, поэтому он отключил ее и воспользовался глазами.

Саньяса открыл огонь первым, за ним – Торгун, и долю секунды спустя Озад. Три потока болтерных снарядов попали точно в центр пекла, щелкая по внутреннему изгибу двигателей и раскалывая металл на куски. Торгун, не прекращая стрельбы, немного спустился, и над его головой пролетел серповидный кусок пылающий стали.

Главный двигатель взорвался, оторвавшись от фюзеляжа облачного молота. Три гравицикла круто отвернули от разрушающегося двигательного блока. Из разорванных питающих кабелей повалили огромные клубы дыма, пронизанные искрами. С визгом и лязгом рвущейся металлической обшивки корабль начал крениться и стремительно падать, уносясь сквозь атмосферу к далекой поверхности Клефора.

Торгун ушел вверх, проскочив через отчаянный неприцельный огонь из орудийных блистеров. Белому Шраму было бы приятно увидеть падение корабля, но его гибель займет не один час, а целей еще хватало.

– Дарга, – обратился Инчиг со своей возвышенной позиции на правом фланге, используя хорчинский аналог звания «сержант». – Отходи к моей позиции.

Торгун повернул вправо и увидел, что Инчиг имел в виду: с горбатой спины облачного молота сыпал град ответного болтерного огня. Вай-Лун получил попадание, и его гравицикл резко накренился, испуская прометиевый дым.

Шлем Торгуна дал приближение, показав вылезшую из люка в кормовой надстройке корабля фигуру в некрашеном силовом доспехе. Пока воздушный корабль терял высоту, экипаж выбирался из него, чтобы дать бой врагу.

– Уберите их оттуда, – приказал дарга, прицеливаясь в ближайшую фигуру. Белый Шрам снова открыл огонь из тяжелого болтера. Снаряды застучали по крыше облачного молота и попали в легионера, сбив его с ног. Размахивая руками и ногами, он исчез в облаках.

Но это не остановило других. Воины вылезали наружу, занимали огневые позиции и стреляли по кружившим вокруг корабля гравициклам. Саньяса попал в одного, его силовой ранец взорвался, разбросав куски брони. Один из вражеских легионеров сумел установить на треноге лучевое оружие и пробить дыру в носу гравицикла Герга, но мстительный Холянь, следовавший сразу за боевым братом, уничтожил установку вместе со стрелком.

Вскоре на крыше воздушного корабля остался только один защитник – воин в тяжелой броне и цепным мечом. Он стоял открыто под порывами ветра, размахивая оружием и вызывая на бой круживших на гравициклах Белых Шрамов.

Торгун заметил пляшущие на воине прицельные точки и бросил гравицикл к раскачивающейся груде металла.

– Оставьте его, – приказал он. – Он мой.

Когда гравицикл столкнулся с корпусом облачного молота, Торгун спрыгнул с шипящим силовым мечом наголо. Враг бросился к Белому Шраму, двигаясь с идеальным равновесием по раскачивающейся поверхности. На нем был старая разновидность доспеха с усиленной оболочкой кабелей и рифлеными поножами. Из поврежденного силового ранца сочился маслянистый дым, а шлем с решетчатым щитком отмечали грязно-желтые шевроны.

Железные Воины редко прибегали к словам на поле битвы, и этот легионер не был исключением. С рычащим цепным мечом он устремился в ближний бой. Торгун встретил первый выпад двуручным хватом, выдержав энергию удара и отбросив вражеский клинок. Белый Шрам ринулся вперед, подстроившись под наклон палубы и реагируя быстрее массивного противника.

– Мне нравится твой дух, – сказал Торгун, обмениваясь ударами с цепным клинком. – Но не твоя вонь.

Он атаковал, изо всех сил ударив в середину цепного меча. Угол был идеальным, и силовой меч рассек вращающуюся цепь, ее звенья разлетелись вибрирующими кусками. Железный Воин ударил кулаком, но Торгун уже ушел влево, отвел клинок назад, а затем снова рубанул, попав снизу в горжет врага. Окутанная расщепляющим полем сталь прошла насквозь, рассекая плоть и крепления доспеха.

Торгун повернул меч вверх, отделив голову Железного Воина. Разрубленный цепной меч отлетел, заскользив по наклонившемуся панцирю облачного молота. Следом полетел труп владельца клинка, волочась по раскачивающимся пластинам обшивки.

К этому времени воздушный корабль накренился почти на тридцать градусов, и верхние секции быстро стали бортовыми. Торгун бросился вверх, туда, где автоматически был закреплен его гравицикл, двигатели машины все еще работали. Воин вскочил в седло, когда облачный молот вошел в смертельное пике, обрекая оставшихся внутри членов экипажа на долгое вращающееся падение.

Белый Шрам сорвался от обреченного корабля, вложив меч в ножны, когда гравицикл с воем набрал высоту. Мимо проскочил рысак Саньясы, радостно отсалютовав опущенными крыльями.

– Это было необходимо, дарга? – спросил Саньяса.

– Только так они и учатся, – ответил Торгун, догоняя отряд. Облачный молот уже был в сотне метров под ними и набирал скорость. Стабилизаторы треснули, а турбины начали стремительно выходить из строя.

Вокруг них мерцали газовые высоты Клефора, залитые светом его солнц и очищенные от токсичной копоти облачного молота. Даже выхлопы двигателей гравициклов выглядели светлее, испаряясь переплетающимися белыми полосами на фоне румяного занавеса небес.

– Хорошая охота была, – сказал Саньяса, устремляясь вперед.

– Да, – согласился Торгун, следуя за ним. – И буду еще.

Рейд завершился через двенадцать часов. Легионеры встретились с транспортным судном и покинули верхнюю атмосферу Клефора. Затем они пристыковались к блокадопрорывателю R54 и направились в пустоту.

Вай-Луна не было с ними. Его гравицикл получил попадание болтера и свалился в неконтролируемое пике, закончившееся гибелью воина и его машины. Это была единственная потеря Белых Шрамов, хотя и скорбная, ведь он был отличным воином и достойным человеком. Сагьяр мазан связывали узы двойного братства – Легиона и вынужденного изгнания.

Вначале их было двадцать два. Единственным ханом среди них оказался Торгун. Других перевели из братств, которые сражались за контроль над капитальными кораблями над Просперо. Они прибыли в отряд поодиночке, отделенные от прежних товарищей. Командиры Легионы полностью расформировали сбившиеся с пути подразделения.

Многие сагьяр мазан отправились в бездну вместе с подразделениями других Легионов. В основном, Железных Рук, хотя некоторые действовали с Саламандрами и Гвардией Ворона. Отряд Торгун полностью состоял из Белых Шрамов, поровну терранцев и чогорийцев. Они отправились в путь на штурмовом катере «Крючковатая стрела», далеко впереди основных сил Легиона и получили, как и все прочие, простое задание: искупить свои преступления смертью на службе.

«Крючковатая стрела» продержалась два года и, в конце концов, погибла в долгом бою с патрулем Железных Воинов у Перикланской банки. В этом сражении Белые Шрамы потеряли шестерых братьев, но остальным удалось избежать смерти. Они захватили субварповый корвет и в течение нескольких месяцев рыскали на межпланетных коммуникациях, прежде чем представилась возможность захватить более быстрый корабль. Им оказался R54. Он дал подходящий приют для сохранившихся гравициклов и арсенал для пополнения захваченными трофеями. Старый и потрепанный корабль когда-то выполнял эскортные функции в XIV Легионе, а теперь едва мог выдержать средней силы варп-шторм и был медленным, как сочащееся масло в инжинариуме. Но он все еще располагал полем Геллера, действующей артиллерией и удачным качеством сохранять им жизнь для «еще одного» боя.

Саньяса хотел переименовать его. Как и все чогорийцы он считал непоэтичные названия боевых кораблей оскорбительным. Но Торгун не позволил ему.

– Это принесет неудачу, – объяснил хан своему брата. Со времен Просперо Торгун был одержим удачей, что с ним прежде никогда не случалось. – Мы скоро будем безымянными, так что пусть останется старое название.

Боевые братья гибли один за другим. Отряд сократился до десяти воинов, затем восьми, потом семи. После смерти Вай-Луна их осталось шестеро, чего едва хватало для управления блокадопрорывателем даже с сокращенным составом из смертных матросов и помощью сервиторов. До этого случая Торгун редко называл себя ханом, а после случившегося практически перестал, используя вместо него звание «дарга арбана» – самого низшей звена в командной иерархии.

Они продолжали следовать перед фронтом. Основные силы V Легиона давно разделились, нанося точечные удары, чтобы избежать полного уничтожения. Выжившие отряды сагьяр мазан также отступили, оставаясь насколько возможно в соприкосновении с врагом, нарушая его коммуникации и уничтожая командиров.

Все искупительные отряды тем или иным способом узнали новости о Двелле, так как планета находилась неподалеку. Это достижение стало венцом всей их деятельности, достойным признания даже в высших эшелонах Легиона. В данный момент судьба Хибу-хана была неизвестна, его последнюю позицию захлестнуло контрнаступление жаждущих мщения Сынов Гора. Время от времени приходили сообщения от командира Железных Рук Медузона, хотя в его случае всегда было сложно отделить истину от слухов и дезинформации. Эти обрывки историй и подвигов разжигали амбиции и не давали отчаянию сломить обреченных на смерть.

Такой стала их жизнь: в постоянных сумерках на грани заслуженной смерти. Они, оседлав волну вражеского наступления, кусали ее словно оводы до тех пор, пока их не настигала ее безжалостная сила. Этот день не вызывал печали, так как по законам Алтака смерть искупит их грехи, как это случилось с Вай-Луном и остальными кающимися грешниками.

Торгун сидел металлической койке в своей каюте. Он держал старую глефу боевого брата, проводя пальцем по вырезанным на древке рунам. Павший воин был родом из степей, и его братья пожелали провести принятую на его родине церемонию: сжечь оружие, чтобы защитить дух Вай-Луна в пути по пустому небосводу. Если бы у них было тело боевого брата, то с него бы сняли доспех и предали пустоте в подражание тем временам, когда война велась верхом на скакунах.

Они называли его Путем Небес: мостом между миром душ и миром плоти. Торгун так и не изучил его как следовало. Как и большинство терранцев. Поначалу религиозным предрассудкам не было места, всем правила рациональность. Затем, когда ситуация снова изменилась, они провозглашали приход скорее демонов, чем богов, и преимущество незнания о нематериальном мире вдруг стало более очевидным.

Они подошли так близко к пределу. Никто из них ничего толком не знал. Иногда Торгун просыпался весь в поту из-за кошмаров, вспоминая голоса, которые слышал на «Звездном копье».

С тех пор последствия ошибки стали слишком очевидны. Он сражался с уродующими себя Детьми Императора, воинами Сынов Гора и их союзниками якша, а также апостолами Несущих Слово в одеяниях, пропитанных кровью смертных. Это было то самое будущее, которого он избегал. В сравнении с ним смерть в бою воспринималась, как бесценная награда.

Торгун услышал снаружи комнаты шум шагов. Он вернул глефу на стойку, и в этот момент в низкие двери, пригнувшись, вошел Саньяса.

– Это пришло перед входом в варп, – сказал легионер, вручая командиру инфопланшет. – Отправлено напрямую.

Торгун взглянул на кристаллическую поверхность. Сообщение пришло по линии связи Легиона, а не астропатическим сигналом. Подобные приказы отправлялись по кодированным субварповым маршрутам, передаваясь от одного истребительной команды к другой. Этот метод сокращал радиус действия во много раз, но при этом увеличивал скорость и безопасность. Последний раз подобное послание приходило два года назад, предупредив отмеченных смертью убраться с пути наступления орду. С тех пор ничего не было.

Торгун нажал руну входа и подождал сканирования сетчатки. Саньяса стоял в дверях, даже не пытаясь подойти к командиру.

Торгун прочитал сообщение. Затем еще раз. Потом стер содержимое.

– Когда ты хочешь провести кал дамарг? – спросил он, бросив планшет на алтарь.

– Во время следующего выхода из варпа. Что там было?

– Приказ избегать района Лансиса и Гетморы.

– Мы в месяцах пути от обоих.

– К счастью. В каком состоянии корабль?

Саньяса несколько секунд смотрел на командира. Затем опустил глаза на сломанное оружие Вай-Луна.

– Вполне сносном. Озад обнаружил кое-что на авгуре. Может быть что-то достойное охоты.

Торгун поднялся.

– Хорошо. Пойду, взгляну. – Он подошел к двери, и Саньяса отошел, чтобы пропустить его. – На Клефоре мы победили, брат. Было славно умереть за это.

Саньяса кивнул.

– Да постигнет нас та же судьба.

– Воистину, – согласился Торгун, направляясь на мостик. – Мы можем только надеяться на это.

Глава 9

Коненос шагал по коридорам Основы, отбрасывая ногой оставшиеся после боя обломки. С нижних уровней все еще доносились приглушенный треск – это действовали Белые Шрамы-самоубийцы, оставленные, чтобы помешать преследованию. Их было непросто уничтожить, но все закончится в течение часа. Доки Калия были отбиты, очищены от оставшихся мин-ловушек и восстановлены для приема транспортников III Легиона со строительными элементами.

Отлично проведенная оборона нанесла противнику серьезные потери. Этого должно быть достаточно.

Коненос вошел в Зал Образов, едва взглянув на статуи Имперских Добродетелей, абстрактного представления качеств, которые некогда агрессивно продвигали: Стойкость, Благоразумие, Усердие, Трудолюбие. Исполнение работ шокировало. Это был жутко бездарный хлам, который отделы пропаганды выпускали в ходе фазы Экспансии в промышленных масштабах.

Оркестратор не мог представить, чтобы Фулгрим даже до просвещения терпел подобную мерзость на боевом корабле III Легиона. Его солдаты изуродовали статуи в крепости Основы, поместив на их плечах окровавленные головы Белых Шрамов, отрубив распростертые руки, заменив другие части тел разным непотребством. В целом, жизнь по новым заповедям стала приносить больше удовлетворения.

Он дошел до дверей, которые вели в Зеркальное Святилище, где Эйдолон решил устроить свой командный центр. Двое стражей в шлемах с личиной в виде аквилы из золота и сапфиров поклонились.

Стены зала сияли отраженным светом. Сражение не добралось так далеко, и поэтому здесь все было нетронутым. Но рабы все равно были заняты полировкой, облагораживанием, переоснащением. С высокого потолка свисали шелковые занавесы, ткань колыхалась от выпускаемых устройствами-ароматизаторами клубов порошкообразного ладана. Сотни смертных рабов кланялись идущему оркестратору, прижимая головы к полу в шахматной расцветке и замирая в ожидании приказов. Большинство рабов были изменены – вытянуты, сжаты, ослеплены, наоборот, получили дополнительные глаза, каким бы капризам ткачей плоти это не потакало. Среди смертных слонялись легионеры, некоторые шлифовали клинки, а кое-кто пребывал в послебоевом ступоре.

Эйдолон сидел на троне из кованой бронзы и лазурита. Подлокотник были вырезаны в форме двух поднявшихся змей, спинку отлили в виде открытой пасти с изогнутыми зубами. Внутри нее под светом многочисленных свечей или же каких-то других источников едва заметно корчились отвратительные образы.

Эйдолон развалился на троне и игрался с каким-то предметом. Лорд-командор был без шлема и выглядел так, словно вот-вот расплачется.

Коненос знал почему: он чувствовал то же самое. Выход из боевого состояния теперь переносился гораздо труднее, чем когда-либо. Снижение уровня стимуляторов в крови было резким, и только частично компенсировалось слабодозированной коррекцией. Мир за пределами поля битвы стал почти постоянно размытым, превратившись в сжатый нереальный пейзаж с нечеткими гранями.

«По крайней мере, мы еще можем переносить это, – подумал воин, отлично осознавая, куда ведет этот путь. – Так может быть не всегда».

– Оркестратор, – обратился Эйдолон, чуть подняв ушибленный подбородок. – Твой доспех не в порядке.

Коненос улыбнулся. Последний Белый Шрам, которого он убил, сумел расколоть его наплечник. Ответный вокс-вопль взорвал голову воину, но утрата симметрии все еще раздражала.

– Он будет заменен, повелитель, – ответил он. – Мастера уже получили приказ.

– Несомненно, ты получишь дельные советы.

– Они будут… вдохновлены чогорийцами.

Глаза Эйдолона переместились к шелковым шторам. Его движения были даже медлительнее, чем ожидалось. Возможно, он принял слишком много препаратов.

– Я надеялся, что он будет с ними. Боевой Ястреб.

– Тогда мы бы проиграли.

– Возможно, – задумчиво произнес лорд-командор. – Но насколько бы мы возвысились, как считаешь? Убить примарха… Это бы взволновало эквилибриум.

Коненос промолчал. Эйдолон имел право помечтать – вполне возможно, он заслужил его тем числом врагов, которых поверг в доках. Из всех Детей Императора, что были одарены психозвуковым адским оружием, он был намного искуснее прочих.

И кто знает? Возможно, он даже был прав. Возможно, Фабий и в самом деле сделал его равным прародителю Легиона. Или же, это была старая спесь, помещенная в новую оболочку.

– Мы получили доклады о других рейдах, – сказал Коненос.

– Я знаю, что в них, – равнодушно ответил Эйдолон. – Одни мы выиграли, другие – проиграли.

– Мы пустили им много крови.

– Наверняка, и, все же, я считаю, что это были уловки. Скажи, тебе знакомо название Эревайл?

– Столичный мир Телгамского субсектора. Два месяца идет обратное приведение к согласию. Процесс находится в завершающей фазе. Почему вы спрашиваете?

– Что на этой планете?

Коненосу пришлось напрячь память.

– Средний объем промышленного производства. Планета населена, и были планы по формированию полков. Кроме того…

– Да, да, вся эта скукота мне уже известна. Ты знаешь, что их истинной целью был Эревайл? Они были готовы сдать Калий, только, чтобы прикрыть свою атаку там. Они знали больше нашего. Это была наша планета, мы ее захватывали, и что-то упустили.

Коненос нахмурился.

– Я могу отправить более внимательных людей.

Эйдолон лениво рассмеялся.

– К моменту их прибытия, Шрамы давно исчезнут. Ты ведь знаешь их.

– Тогда мы последуем за ними, – Коненос почувствовал от этой мысли последнюю вспышку боевых химикатов в крови. – Они бегут, повелитель. Мы можем уничтожить их во время преследования.

– Ты не первый, кто дает такой совет. Взгляни.

Эйдолон бросил планшет Коненосу, и тот поймал его одной рукой. Это была стандартный командный блокнот, используемый для хранения астропатических интерпретаций. Руны на кристаллической поверхности были закодированы двухуровневым шифрованием и вдобавок отсылками к кемошской мифологии. К данной минуте принявшие это сообщение сновидцы должны быть мертвы: любая передача от такого источника тщательно защищалась.

Понадобилась минута для разблокировки содержимого.

– Магистр войны, – наконец, произнес Коненос, сдержав готовые вырваться слова. «Значит, он проявляет больше интереса к нашим действиям, чем наш собственный генетический отец».

– Интересно, не правда ли? – заметил Эйдолон. – К нам спешит Повелитель Смерти. Каким-то образом Луперкаль вбил в его голову, что мы сработаемся с Четырнадцатым Легионом. Я так не считаю. А ты?

– Да ладно, повелитель, это то, чего вы хотите, – сказал Коненос, внимательно изучая командные тексты. – Приказ уничтожить весь Пятый Легион. С помощью Гвардии Смерти это можно сделать.

– У меня есть более ранний приказ. Я не какой-то безмозглый лакей, и не Сын Гора, чтобы мною командовал этот раздутый от варпа недоносок. – Взгляд Эйдолона все так же блуждал по слоям ткани, словно лорд-командор был поглощен чем-то за нею, тем, что его интриговало. – Поэтому я не склонен следовать этому приказу. Я сыт варварами по горло, хочется найти другие души для пыток. Разве ты не наслаждался, когда мы играли с сыновьями Ферруса? Они умирали так медленно, и в таком бешенстве.

Коненос собрался ответить, когда огромные двери в Святилище вдруг резко открылись. Из проема вывалилось тело стражника с окровавленным лицом, обронив оружие. Коненос резко развернулся, схватившись за болт-пистолет. Все легионеры по периметру Святилища подняли болтеры.

В зал вошла одинокая фигура в доспехе III Легиона. Воин был без оружия и без шлема. Ледяные голубые глаза на точеном лице кемошского аристократа с презрением оглядели свиту Эйдолона.

– А теперь, – пробормотал Эйдолон, – нас будет пытать этот.

– Милорд! – выкрикнул Раваш Карио, перешагнув через избитого стражника и направившись к трону. – Я слышал, что Разделенная Душа все еще ведет войну. Покончи с моим замешательством и поведай, почему вы все еще не в космосе.

Заинтригованный Эйдолон взглянул на незваного гостя. Постепенно легионеры ослабили хватку на оружии, хотя стволы по-прежнему были наведены на голову Карио.

– Палатинский Клинок, – сказал Эйдолон. – Небывалая честь. Но где твоя свита, префектор? Ты же не мог потерять ее по пути.

Карио остановился перед Эйдолоном. Коненос не сводил с него взгляда. Выправка мечника была идеальной, самообладание – безупречным, но отсутствие улучшений плоти разочаровывало. Оно говорило об отсутствии амбиций, и у судьбы были способы покарать такую гордыню.

– Ты отправил нам десятую часть от того, что мы просили, – бросил обвинение Карио, не побеспокоившись поздороваться с Коненосом. – Если бы ты ответил на вызов, я бы привел сюда спасенный конвой снабжения.

– Вызов, – повторил лорд-командор. – Так ты это называешь?

– У нас есть варп-следы. У тебя средства предугадывать их. – Карио мастерски сдерживал свою холодную, как мрамор, ярость. – Отпустишь дикарей и утратишь остатки своей жалкой чести.

– Да что ты, брат. Я сделал это давным-давно.

Карио свирепо взглянул на трон.

– Найди их.

– Префектор, на тебя со всех сторон нацелены болтеры, – сказал Эйдолон. – И я не думаю, что в твоем положении можно отдавать мне приказы.

Карио сорвался с места еще до того, как лорд-командор произнес последний слог. Коненос тут же выстрелил, но опоздал на долю секунды. Открыли огонь и другие, но тоже слишком медленно. На них сказалась наступившая после сражения апатия и присутствие наркотиков в крови.

Карио, подпрыгнув с платформы, одним прыжком достиг трона и направил извлеченный из ножен клинок к шее Эйдолона. Префектор вдавил сталь в серо-белую кожу лорда-командора, схватившись свободной рукой за плечо Разделенной Души.

– Отставить! – выкрикнул Эйдолон своим солдатам, бросившимся к трону. Коненос, который навел пистолет на обнаженный висок Карио, не стал убирать палец со спускового крючка.

Тяжело дышавший лорд-командор прим сверкнул глазами.

– Клянусь богами, ты быстр.

– А ты разжирел, – Карио по-прежнему щурился. – Смертельные вопли не слышны в пустоте. Поэтому клинок все еще нужен.

– Ты это доказал. Но теперь отступи, пожалуйста. Вопреки ожиданиям, у меня нет желания убивать тебя.

– Тогда заканчивай с этим притворством. Отдай приказ на преследование.

– Мне не нравится получать наставления под лезвием меча.

Наблюдая за игрой господина, Коненос позволил себя сухо улыбнуться. Все в Эйдолоне говорило об обратном.

Карио медленно убрали клинок, и отошел от трона. Тем не менее, гнев не прошел, и префектор не вложил в ножны чарнабальскую саблю.

– Стыдно, брат, – сказал Эйдолон, его сшитые щеки вспыхнули, когда он поерзал на месте. – Были времена, когда мы спорили о нашей стратегии при помощи красивых слов.

Карио презрительно посмотрел на шелка, изувеченных рабов и клубы ладана.

– Были времена, когда слов было достаточно.

– Но что заставляет тебя считать, что у меня есть какие-то средства для обнаружения Хана? – Эйдолон все еще наслаждался собой. – Ты ведь знаешь, что он пользуется заслуженной славой.

Карио сошел с платформы и, шагнув к шелковому занавесу, двойным ударом сабли рассек его.

Высоко над шахматным полом, на золотых цепях висел кусок мяса. Раньше он был чем-то большим – сверхчеловеческим воином в белом керамите. Теперь это были всего лишь дергающиеся плоть и жилы, которым сохраняли жизнь болевые машины, подключенные к мозговому стволу, позвоночнику и остаткам лица. На освежеванном лице застыл безмолвный вопль, закольцованный через катушки усилителей страданий. К вискам прикрепили психически настроенные пластинки, от которых к окутанному ладановыми клубами потолку тянулись силовые кабели. Несмотря на отсутствие глаз, жертва почувствовала, что шелковый покров убрали, и дернулась.

– Многое уже узнал? – спросил Карио.

Эйдолон пожал плечами.

– Мы только начали.

Карио, наконец, вложил саблю в ножны и повернулся к трону.

– Сделай это, и известие отправится к каждому Палатинскому братству в секторе. Если ты устаешь от этой игры, подумай, по крайней мере, об эстетике. Мы можем проделать это со всеми Шрамами.

Тогда Эйдолон с жадностью посмотрел на префектора. Коненос понял, что это был ключ к лорд-командору прим: тот больше не сражался за дело, за примарха, даже самого себя. Он сражался ради собственного развлечения.

– Через варп несется Повелитель Смерти, – сказал Эйдолон. – Ему приказано присоединиться к нам. Ты знал об этом.

Карио пристально посмотрел своими голубыми глазами на своего номинального командующего.

– Это ничего не меняет.

Эйдолон улыбнулся.

– Это меняет все.

Он повернулся к Коненосу:

– А ты, я так понимаю, со всем согласен?

– Всегда.

– Верно, всегда.

Эйдолон сел на трон и уставился на Карио.

– Мне нужно чем-то взбодрить себя. Возможно тобой.

Префектор равнодушно отвернулся.

– Все, что захочешь, – сказал он тихим голосом. – Просто приведи меня к ним. О большем я не прошу.

Флотский сбор стал переломным моментом.

Большую часть многолетней кампании после Просперо Белые Шрамы были рассредоточены. Чондакс был отклонением, редким примером, когда весь Легион действовал вместе. Когда же силы магистра войны перешли в наступление, V Легион взялся за старое – разделился, сформировав автономные группы, используя их скорость и мастерство ведения пустотной войны, чтобы опережать на шаг смерть.

Теперь были отданы новые приказы: корабли возвращались, флотилия за флотилией, пробиваясь через бурные эфирные моря на соединение с командной группой в системе Эрелион. Уже прибывшие соединения зависли на высокой орбите над гигантом Эрелионом III с яростными электрическими штормами и атмосферой цвета индиго.

В крупномасштабной пустотной войне всегда было сложно рассчитывать на какую-то достоверность. Из-за отсутствия надежных систем обнаружения, работающих в диапазонах сверхсистем, флотским командирам приходилось судить о вражеских позициях при помощи сочетания нескольких факторов: зондирования варп-следов, сомнительного шпионажа, психических данных и слепой удачи. Галактические войны велись не ради завоевания смежных территорий. Это были сражения за тысячи точек света среди бесконечной тьмы – миров-крепостей, которые можно было атаковать с любого направления в любое время. Несмотря на широкое использование стратегосами терминов «фронт» и «выступ», в строгом понимании они были неверны, так как физическая протяженность пустоты беспорядочно отображалась на глубинных течениях, которые управляли имматериумом. До начала наступления Гора на Тронный мир, ни одну кампанию, даже на Улланоре, нельзя было назвать единым фронтом. Только продвижение магистра войны благодаря его масштабу и дерзости, несло уровень разрушения, необходимый для создания связной линии опустошенных миров, и даже в этом случае расстояния между ними были намного большими, чем районы контролируемого космоса.

И все же сосредоточение главных сил Легиона в одном месте была риском, особенно в связи с многократным численным превосходством врагов Белых Шрамов. За годы открытой войны Хан старательно избегал крупных сражений, понимая, что это погубит его. Он изменил стратегию только, когда сеть вокруг орду затянулась, а точечные рейды стали менее эффективными.

Процесс с начала и до конца был опасен. Астропатические сообщения могли перехватить, коды расшифровать, физическую связь взломать. Безопасно в системе Эрелиона будет всего несколько дней, но на сбор рассредоточенных кораблей Легиона уйдет гораздо больше времени, в ходе которого их местонахождение будет постоянно под угрозой обнаружения.

Наряду с подлинными усилиями связаться с подразделениями Легиона была запущена тактика дезинформации, что облегчалось сложностью для нечогорийцев понять склонения хорчина. В астропатические сообщения внесли ложные точки сбора, неправильные названия смешали с подлинными инструкциями. Отряды самоубийц отправили в широко разбросанные районы, чтобы придать достоверность ложным точкам сбора, тщательно прокладывался каждый курс для придания схожести с истинным положением вещей.

Теперь все, что можно было сделать, было сделано. Орду стягивала все силы в одно место, готовясь к заданию, которое приведет к выполнению данных клятв либо же к ее гибели при попытке.

Каждый боеспособный фрегат был размещен по периметру гравитационного колодца Эрелиона, а постоянно меняющаяся сфера из флотских дозоров патрулировала границы системы. Все подходы к точке Мандевилля были сильно заминированы, за исключением одного открытого прохода для входящих и уходящих кораблей с необходимой последовательностью кодов.

Из личной наблюдательной каюты на вершине командной башни «Бури мечей» творец стратегии наблюдал за сбором своего флота. Он смотрел, как плавные линии «Кво-Фиана» скользят мимо огромной тени «Копья Небес». Неподалеку находился всего два часа назад прорвавший пелену «Чин-Зар». Каждый линкор нес следы тяжелых повреждений. Больше всего досталось тем, кто недавно совершил варп-переход от Калия, и теперь они были окружены массивными оболочками ремонтных платформ, которые кишели ремонтными командами Легиона и частями наблюдателей Механикума.

В покоях Хана все люмены были выключены. Горели всего две свечи, источая аромат чогорийских масел. Одно называлось ирьял, и им мазали отправляющихся в битву, а другое – гагаан, его наносили на лоб павших. Между свечами лежали две части драконьего шлема, на внутренней части которого сохранилась кровь Цинь Са.

Когда этот шлем принесли примарху, он молча сел на командный трон «Бури мечей», положив части шлема на колени. Темные глаза сфокусировались на металле, словно впившись в шлем взглядом, Хан мог изменить судьбу его владельца.

Никто не осмелился побеспокоить повелителя. Экипаж флагмана замер на своих постах, затаив дыхание и ожидая.

В конце концов, примарх оторвал суровый взгляд от расколотого шлема и отдал приказ, который слишком долго откладывал.

– Хватит. Отдать приказ о сборе.

И затем они отправились на Эрелион. Повелитель Орды ушел в личные покои, и никто не нарушал неприкосновенности его обители размышлений.

Это было то же самое место, в котором он в последний раз встречался наедине со своим Отцом. Тогда они стояли вдвоем перед огромными кристалфлексовыми иллюминаторами, наблюдая за медленно вращающимся под ними ночным изгибом Терры. Перед прощанием они обменялись несколькими словами, так как им всегда непросто давалось общение друг с другом. Они не стали говорить о том, что разделяло их – Имперской Истине, так как ни один не хотел расставаться в плохих отношениях.

И поэтому самое прочное воспоминание Хана о его генетическом повелителе – более сильное, чем демонстрация огромной мощи на Улланоре, более прочное, чем даже первое славное сошествие Императора в степи Чогориса – было о настоящей человеческой неловкости.

Он пытался говорить о великолепии «Бури мечей», подчеркнуть, какой превосходный корабль его мастера сделали из того, что получили.

– Нет ничего быстрее, – сказал Джагатай. – И ничто не послужит тебе лучше. Мы вложили свои души в него, и сделали совершенным.

Его Отец понял это. Он оценил неординарность изменений. Больше чем кто-либо, Он понимал древние технологии в сердцах боевых кораблей Его Империума, так как Его гений простирался дальше древних шаблонов, как и всего прочего, что имело важное значение в расширяющейся галактической империи.

И, тем не менее, Он не похвалил Своего сына за его труды, потому что никогда так не поступал. Его гордое лицо, такое сложное для постижения, такое неописуемое и такое серьезное, ни разу не отвлеклось от созерцания звезд за бронестеклом.

– И даже это, – сказал Император, – преходяще.

Что это значило? Спрашивать было бесполезно – Повелитель Человечества никогда не давал объяснений. В тот момент, Хан отнес это замечание на счет скорости «Бури мечей», но в дальнейшем он больше не смог придерживаться этой иллюзии. В поведении его Отца все говорило о нетерпении, о желании двигаться от уже сделанного к тому, что еще можно было сделать. Император говорил о чем-то еще, о том, что придет после того, что Он построил среди руин прошлого Терры, о чем-то неизвестном.

Теперь, когда все пошло прахом, Хан снова и снова возвращался к тому моменту. Были ночи, когда он давал ему надежду, потому что всегда оставался шанс, что Император каким-то образом предвидел эту грандиозную катастрофу, и она каким-то образом была связана с Его замыслами. И в этом не было ничего невозможного, ведь Его гений изначально был несравнимым и признавался даже теми, кто тщетно сражался против Его возвышения.

Но Джагатай не мог долго цепляться за надежду. С каждым поражением, каждым астропатическим известием об очередном опустошенном мире, становилось ясно, что великие замыслы расстроились, а Гор действовал исключительно по собственным мотивам. Несмотря на века подготовки, мечта Императора оказалась ошибочной и уязвимой.

«Что Ты замышлял? – спрашивал себя Хан, наблюдая за приготовлением своего могучего флота. – Ты никогда не был глупцом. Ты понимал, какой это риск – передать ведение войны в руки Твоих сыновей. Должно быть что-то еще».

Возможно, Магнус знал. Может быть, те, кто был ближе всего к Императору – Дорн, Жиллиман, Фулгрим. Хан никогда не относился к ближнему кругу. Он и его Отец отличались во всем, придерживались различных взглядов и отличались той же врожденной симпатией, с которой кочевники всегда относились к оседлым. Если и были причины для принятых после Триумфа решений Императора, то Белым Шрамам о них не сообщили. Им как обычно дали свободу вести войну на внешних границах империи, забыв до первой необходимости. Они были такими же внушающими страх и пренебрегаемыми, как безумные берсерки Русса, только без их предсказуемости.

«И вот я сражаюсь за Отца, которого никогда не любил против некогда любимого брата. Защищаю империю, которой никогда не был нужен, против армии, которая приняла бы меня без промедления».

И все же клятва была дана, и ее нельзя нарушить.

Достаточно было увидеть падение Мортариона, как и руины Просперо. Гор поменял одного тирана на других, которые, в конце концов, сожрут его. Было ошибкой делать вид, что варп никогда не существовал, но еще большой – верить словам тех, кто обитал в нем.

Черта была проведена. Все, что осталось – проверить на прочность каждую сторону.

Джагатай отвернулся от иллюминатора. Под аркой за мемориальным алтарем Цинь Са вырисовывался силуэт Джубал-хана. Он не шевелился, застыв, словно каменное изваяние в ожидании приказа подойти.

– Подойди, – приказал Каган, пройдя мимо алтаря и спускаясь по короткому лестничному пролету. Джубал последовал за повелителем, и они вошли в другое помещение под наблюдательным уровнем. На грубо обработанных стенах из песчаника висели свитки с каллиграфическими надписями. В облицованных круглых ямах горело пламя, напоминая о временах древних талкскарских царств. На дальней стене висела инкрустированная золотом эмблема молнии Легиона, отражая свет пляшущих языков пламени. На деревянных стойках висели шкуры, очищенные и туго натянутые, словно сухожилия.

– Ты видел, как он погиб? – спросил Хан, взяв кубок с халааком – сброженной лактозой, которую только чогорийская физиология переносила без проблем.

– Нет, Каган. Битва разделила нас.

– Его вернул колдун.

– Да.

Хан сделал большой глоток, смакуя резкий вкус.

– Мне сказали, что Врата Калия были заминированы.

– Флотские авгуры обнаружили их, как только мы приблизились, – сказал Джубал, вытянувшись перед господином. Они были похожи – нос с горбинкой, длинные маслянисто-черные волосы, землистого цвета кожа. – Мы бы не смогли воспользоваться проходом.

– Поэтому ты отменил атаку.

– Врагов было слишком много. Если бы Врата были целыми, тогда…

– Ты бы продолжил бой, надеясь добиться перелома. И все равно бы проиграл. – Хан уже изучил все доклады по сражению и оценил действия каждого подразделения. – Как ты и сказал: врагов было слишком много. Ты вовремя отступил, так как они все лучше просчитывают наши действия.

Он пристально смотрел на темную жидкость в кубке.

– Каган, вы злитесь? – осторожно спросил Джубал.

– Злюсь?

– Еще одна потеря. Кэшика… – Джубал замолчал.

Хан почувствовал вспышку боли и подумал, прежде чем ответить.

– Цинь Са забрал с собой тысячу душ. Он более чем рассчитался за себя. Это все, на что мы можем надеяться. Разве нет? – Он посмотрел прямо на Джубала. – Мы могли собраться вместе, надеясь избежать опасности за счет численности, и возможно, эта война обошла бы нас стороной. Или же мы могли ударить по врагу, доверив судьбе защищать наши души. – Он сжал губы, словно собираясь улыбнуться, хотя не смог полностью скрыть свою боль. – Ветер дует с востока и с запада. Наша удача изменится.

Он подошел к двум стульям, напоминавшим те, что предназначались алтакским боевым вождям – низким, со скрещенными деревянными ножками и покрытым шкурами. Только размерами они намного превосходили троны смертных военачальников, так как были сделаны для крупных тел Легионес Астартес. Одетый в красный халат Хан указал на один из стульев и сел на другой, вытянув руки и ноги.

Джубал сделал, как ему было велено, хотя и неловко. Как и большинство воинов орду он предпочитал стоять или сидеть в седле.

– Мне нужен новый кэшика, – сказал Хан.

– Намаи отлично подходит.

– Я хотел сначала поговорить с тобой.

Джубалу еще больше стало неловко.

– Каган, вы оказываете мне слишком много чести.

– Слишком много чести?

– Больше, чем я заслуживаю, – Джубал посмотрел ему в глаза. – Магистр кэшика – ваша правая рука. Он – ваш меч. Он должен знать ваши пожелания лучше кого бы то ни было. Меня не было ни на Чондаксе, ни на Просперо. Есть те, кто лучше подойдет для этой роли.

– Хасика нет. Джемулана тоже. Список короче, чем ты думаешь.

– А Тахсир?

– А что с ним?

– В братствах многие хотели бы видеть его на этом посту.

– Мои воины много, чего хотят. Я не обязан соглашаться с ними. – Каган сделал еще глоток. – Есугэй говорит, что Шибан был поэтом. Теперь он не пишет, не поет и не смеется. – Он покрутил кубок перед собой, наблюдая за игрой света на его краю. – Я защищаю не только боевой дух орду, Джубал. Под моим командованием есть те, кто сражается с солнцем равнин в глазах. У других отражается тьма врагов, проникшая в их кровь. И те, и другие будут убивать по моему приказу, но я не нахожу удовольствия, и никогда не находил, в убийстве без мастерства. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Мне неуютно с теми, кто называет его Восстановителем.

– И это беспокоит тебя.

– Ничуть. Раз вы в курсе.

– Пусть говорят. – Хан поставил кубок. – Так мы договорились? Ты не откажешь мне. Я оказал тебе эту честь, и ты примешь ее. И нехотя, словно высеченный мальчишка, встанешь подле меня.

Вопреки себе, Джубал рассмеялся.

– Вы отвергаете мой совет, так что мне остается? Мой клинок – ваш, Каган. Так было всегда. Но позвольте мне одну просьбу: я не приму титул. Вы знали только одного магистра кэшика – Цинь Са. Я не стану жить в его тени.

Хан наклонил голову.

– Да будет так. Ты охотник, убийца зверей. Поэтому я нарекаю тебя Ан-эзен, Магистр Охоты. Как это звучит для твоих ушей?

Джубал поднялся и низко поклонился.

– Этот титул подходит, Каган.

Хан тоже поднялся и обнажил тальвар. Примарх вытянул клинок перед собой, и его изогнутая тень упала на освещенное пламенем лицо Джубала.

– Я дам тебе имя. Ты больше не повелитель Летней Молнии, но мой охотник. Мой странник, приносящий трофеи. Ты будешь приносить честь Орде, даже если падет тьма.

– Будьте уверены.

Хан идеально выверенным движением коснулся лезвием клинка щеки Джубала, у края рельефного шрама.

– Пусть не будет иллюзий: впереди ждет темный путь.

Он отвел клинок, на котором блеснул свет пламени, и вернул его в ножны из слоновой кости.

– У нас все меньше пространства, Ан-эзен.

– Все должно измениться.

– Верно, должно. Нас окружают шторма, мы больше не можем проводить такие рейды. Я соберу орду вместе, даже тех, кто однажды нарушил закон Алтака. Мы встретим грядущее разом.

– Так вы уже можете сказать мне? – спросил Джубал. – Какая у вас цель?

– Пока нет. Я жду известий от моего советника, – ответил Хан, недовольно скривившись. – Я чувствую, что он близко. По правде говоря, ради него я подверг моих сыновей опасности. Если он принесет известия, на которые мы надеемся, тогда все еще может найтись путь к моему Отцу и стенам Терры.

– А если нет?

– Если нет, тогда мы не сможем покинуть пустоту, – безрадостно ответил Хан. – Мы умрем здесь, но о нашей смерти будут слагать песни.

Он взял кубок и допил его содержимое.

– Так или иначе, галактика скоро узнает, что в этой извращенной обители лжи все же есть место для непокорности.

Глава 10

Женщина наблюдала за тем, как открываются его глаза. Они мигнули, затем веки разделились, и мужчина посмотрел прямо на нее.

Несмотря на тусклый свет люменов, он все же поморщился. Минуту он не мог ясно понять, где находился, и его охватила паника.

Она ждала. Человека привязали к койке, за дверью каюты находился легионер, а Есугэй был где-то на корабле в пределах досягаемости мысли, поэтому ей нечего было бояться. Несмотря на все это у нее пересохло во рту. Это был последний шанс получить хоть что-то из данного ею совета.

Как только дезориентация человека прошла, и он понял, что находится на звездолете, а женщина явно не собирается причинять ему вред, он мучительно сглотнул и моргнул.

– Кто вы? – прохрипел мужчина.

Илья передала ему стакан воды.

– Генерал Илья Раваллион, Департменто Муниторум. А вы?

Он жадно выпил и протянул стакан за добавкой.

– Вы не знаете?

Илья налила еще воды.

– Назовите мне свое имя. Будет проще, если вы ответите на вопросы.

Он вжался в стену камеры. Илья продолжала ждать. Человек посмотрел в глаза космодесантнику-предателю. Возможно, до конца жизни его будут мучить кошмары.

– Меня… – произнес он. – Меня звали… Вейл.

– Вейл. И все?

– Он называл нас, как ему нравилось. Это его забавляло.

– Тогда как вас звали до этого?

Он снова запаниковал.

– Неважно. Я буду звать вас Вейл.

Вейл выпил еще воды. От него неприятно пахло, несмотря на лечение в апотекарионе от самых тяжелых последствий облучения. Он получил несколько переломов и тяжелую душевную травму. Похоже, он не спал несколько дней на Эревайле, а планета отличалась сильно загрязненной атмосферой.

– Когда мы подобрали вас, вы были в одежде Нобилите, – сказала Илья. – Дом Ашелье. Можете сказать, чем вы занимались?

– Нет.

Илья вздохнула.

– Вейл, какие бы ты обязательства о неразглашении вы не давали, они больше не имеют силы. Ваш мир погиб. Вам следует заново обдумать, кому можно доверять.

Руки Вейла начали дрожать, и он оглядел стены камеры, словно затравленное существо.

– Где я?

– На фрегате Пятого Легиона «Лунный серп».

– А кем… были те?

– Ваш мир атаковали Астартес Третьего Легиона Дети Императора. Космодесантники-предатели.

При упоминании этого имени, Вейл еще больше вжался в металлическую стену, словно мог продавить ее.

– Они…

– Не думайте об этом больше. Видите, я отвечаю на ваши вопросы. Теперь ответьте на несколько моих. Чем вы занимались?

Даже после этих слов ему понадобилось много времени, чтобы ответить. Дома Навигаторов были институтами, строго придерживающиеся понятий чести и секретности. Кроме того они являлись хранилищами тщательно оберегаемых секретов, и попытки выведать их, даже в условиях войны, случались крайне редко. Илья впервые в своей жизни допрашивала магистра Нобилите, и, по правде говоря, плохо представляла, насколько далеко зайдет.

Генерал подождала в третий раз. Вейл должен переварить то, что случилось и понять для себя, насколько произошедшее отменяет приказы, полученные им в прошлом.

– Я был… Но вы не поймете термины.

– А вы попробуйте.

– Ecumene-majoris, in tabulae via speculativa. На основании грамоты от Патерновы. Если вы из Департменто, то вы сможете найти эту информацию.

Илья улыбнулась.

– Трогательная мысль. Насколько высокую должность вы занимали?

Вейл сделал очередной глоток. Он успокаивался, хотя пальцы все еще дрожали.

– Я служил девяносто лет. Для тех, кто не обладает Окулюсом, нет более высокого поста.

Он стал рассеянным.

– Он был всем. Этот мир. Дома подобны планетам. Не существует внешнего мира, и…

– Пожалуйста, сконцентрируйтесь, – напомнила Илья. – Вам дали обезболивающие. Мне нужно, чтобы вы мыслили ясно. Почему вы оказались на Эревайле?

– Он был идеален.

– Идеален для чего?

– Для всего. – Вейл оживился, уцепившись за вопрос, о котором мог говорить авторитетно. – Это был «севший на мель» мир. Слышали такой термин? Нет? Высоко в стратум этерис, слишком высоко. Вспомните отправку вашего флота. Навигатор сообщил о готовности прорвать пелену на очень большом расстоянии от планеты. Возможно, вам понадобилась ни одна неделя, чтобы добраться до точки Мандевилля. Этого не изменить. Эревайл совершенно удален от портала, а значит гармонические колебания ничтожны. Их почти нет. Когда я только прибыл, то не мог в это поверить. Они ничего не обнаружили, даже Питер не смог. Это было поразительно.

Илья слушала. Многое из сказанного им не имело для нее никакого смысла, но это было неважно. Главное, что он заговорил. И невольно произнес имя, которое она искала, что было хорошим предзнаменованием.

– Итак, представьте, что вы делаете то же, что и мы, – продолжил Вейл. – Вы не могли желать более подходящего места. Нам удалось далеко продвинуться. Сделали карты, о, эти карты… – Он смущенно замолчал. – Вы уничтожили монстров?

Илья кивнула.

– Все убиты. Все, кого мы смогли найти.

– И значит, вы отбили Ворлакс? Там был шпиль, возле границы внешнего города. С двойным сводом и эмблемой Дома на восточной стороне. Вы там что-нибудь отыскали?

– Все города сгорели, – сказала Илья. – Все шпили разрушены. Я отправила разведывательные отряды для изучения Ворлакса. Там ничего нет.

От этих слов Вейл отпрянул, словно от укуса.

– Так вот для чего они пришли, – пробормотал он с отвращением. – Уничтожить его.

– Я так не думаю. И вряд ли они пришли за вами. Если бы они знали о вас, то охотились бы с самого начала, и вы бы не смогли скрыться от них.

Илья вспомнила масштаб разрушений. Даже сравнительно небольшой осколок Легиона мог превращать целые планеты в шлак, а число убитых на Эревайле должно измеряться в миллионах.

– Они сжигают миры, один за другим, отмечая путь к Терре. На вашу беду вы оказались у них на пути.

– Беду, – отрешенно пробормотал Вейл. – Не только нашу. Значит, все потеряно.

– Сколько времени вы работали здесь?

– Три года.

– А до того?

– На Денеле Пять. Мир-святилище Нобилите. До этого на Терре. – Он позволил себе зардеться от гордости. – Вы видели Дворец? Я, да. Я ходил по улица Регио Навигенс и видел великолепную обитель Патерновы, да славится Его имя.

Илья гадала, как сейчас выглядит Квартал Навигаторов. Несомненно, окружен растущими укреплениями. Огромный старый мутант внутри них, вероятно, находится под надзором сотни агентов Малкадора, выискивающих малейший признак мятежа.

И наоборот.

Как каждый элемент разросшейся имперской иерархии, Навигаторы разделились. Их агенты и повелители оказались по обе стороны огромного раскола. Сколько их Домов полностью перешли на сторону врага? Вряд ли найдется хоть одна организация, даже если брать в расчет культ Марса, которую бы посторонние меньше понимали, чем Навигаторов со всеми их кабалами, иерархией и ритуалами.

Вейл прервался и странно посмотрел на нее.

– Откуда вы узнали?

– Узнала что, Вейл?

– Что на нас напали.

– Мы и не знали. По крайней мере, не могли быть уверены.

Илья вспомнила острый спор с Есугэем, Джубалом, двумя нойон-ханами. Только Цинь Са оставался невозмутимым, соглашаясь с любым решением, принятым Каганом. «Хорошо бы снова увидеться с ним, когда доберемся до точки сбора», – подумала генерал.

– Вы мало знаете о том, что произошло после вашего отбытия с Денеля Пять, так что позвольте просветить вас. Началась война. Безопасных мест не осталось, и скоро враг будет у врат самой Терры. Вы сейчас находитесь в Легионе Белых Шрамов, которые продолжают сражаться. Насколько нам известно, мы единственный полный Легион, который продолжает сражаться, хотя пока не прорвемся в открытую пустоту, мы ничего не можем знать наверняка.

Вейл спокойно воспринимал информацию, время от времени отхлебывая из стакана.

– Я ничего не скрываю от вас, мы в ловушке. Варп-шторма блокируют главные пути к Тронному миру. Четыре предательских Легиона выслеживают нас, сжимая стальное кольцо. Все попытки прорвать это кольцо провалились, и пространство для маневра продолжает сужаться. Каган, наш примарх, дал клятву добраться до Императора до того, как начнется последний штурм. Для этого Легиона это очень важно: они скорее погибнут, чем не исполнят клятву, но вселенная всячески препятствует этому. Мы все перепробовали, сражались не просто ради выживания, а чтобы добраться до системы Соляр до того, как магистр войны перекроет все подходы.

– Вы говорите о Великом Разломе, – сказал Вейл, кивнув. – Мы отслеживали маршрут штормов. Мы знали, что они идут. Даже Питер не знал, как они это сделали.

– Да, они часть проблемы. Так нам говорят наши навигаторы. Другая часть – это то, что враг обладает властью над варпом, и у него есть союзники внутри него. И поэтому мы разыскиваем тропинку к Терре.

Илья наклонилась вперед, скрестив ноги.

– Послушайте, Вейл. Когда я служила в Имперской Армии, у меня было много контактов в Домах. В частности, я знала одного новатора. Мы вместе служили в ходе крестового похода и много добились. Я помогла ему с некоторыми логистическими вопросами, а он рассказал мне больше, чем было свойственно ему подобным. Я пришла к пониманию, что он был близок к высокопоставленным фигурам при Имперском Дворе и что те вопросы, по которым я ему помогала, были частью чего-то намного большего, чем он говорил мне. Я восхищалась его работой, поэтому не стала давить на него. В итоге мы расстались друзьями. Вот и все.

Вейл внимательно ее слушал. Нижняя губа на секунду отвисла.

– Но я знала достаточно, – сказала Илья. – Знала, что был запущен некий великий проект, и новатор был его участником. Возможно, очень незначительным участником, но даже эта информация настолько серьезно охранялась, что у меня не осталось сомнений в ее важности. Наши пути разошлись задолго до начала этой войны, но я никогда не забывала о нем. Последнее, что я слышала – ему поручили занять пост на Денеле Пять. Мы прибыли туда восемь месяцев назад. Планета была безлюдна, все шпили пусты, а все признаки жизни уничтожены. Но в мир никто не вторгался, так как война на тот момент шла далеко от него. Денель Пять был разрушен собственными обитателями. Почему? Я не знаю. Возможно, вам известно.

Вейл никак не отреагировал.

– Это могло положить конец всему, – сказала Илья. – Но в Легионе есть специалисты по расшифровке скрытых признаков, которые были невидимы для меня, сколько бы я ни смотрела на них. После многих усилий грозовые пророки дали мне название – Эревайл. Стало понятно, что он отправился туда. Мы не знали ни причины, ни когда это произошло. Мне понадобилось много времени, чтобы убедить примарха дать согласие на проведение экспедиции, и чтобы скрыть наши замыслы нам пришлось одновременно провести дюжину других рейдов. Несомненно, это стоило многих жизней. Поэтому важно, чтобы их отдали не зря.

Генерал посмотрела прямо на магистра.

– Я надеялась снова найти этого человека, потому что верю, что если кто-то и сможет вывести нас из бури, то это он. Вы знаете, о ком я говорю. Вы уже называли его имя. Питер Ашелье. Вейл, если вы знаете, то должны сказать мне: где он сейчас?

Вейл мрачно засмеялся.

– Хотел бы я знать. Ну, я в самом деле знаю, но это не принесет вам никакой пользы.

Илья отошла, уступая ему место.

– Он находился на Эревайле недолго, – сказал Вейл. – Он пришел и ушел, как все они делают. Возможно, вы никогда не видели корабли Домов Навигаторов? Ни на чем подобном вы никогда не путешествовали. Питер брался за маршруты, на которые обычно уходили недели, а он справлялся за считанные дни. Он мог читать Пучину, как смертные – хронометр.

– Пучину?

– Имматериум. Варп. Мне говорили, что Ашелье был лучшим из древнего рода, и, видя, как он предугадывает течения, я не мог не согласиться. Некоторые уже считали, что через несколько столетий он станет Патерновой. Кто знает? Всегда есть место сплетням. Но он был хорош. Клянусь Картомантом, он действительно был хорош. И все это бросил, ради более важной цели.

– Какой цели?

– Того, чем мы занимались на Эревайле. Как я могу объяснить это вам? – Он соединил пальцы и нахмурился. – В Домах есть научные школы, которые придерживаются различных методов работы с Пучиной. Одни расценивают ее, как зверя, животного, которого необходимо укротить. Другие – как ритуал, вид танца. Или даже произведение искусства, представьте себе? Но есть и третья доктрина: что варп не более, чем отражение, которое можно нанести на карту, как и реальное пространство. Они верят, что с парадоксами можно справиться, и что однажды будут созданы живые карты, предсказывающие шторма и дающие надежные руководства для эфирного потока. – Вейло рассеянно улыбался, предаваясь воспоминаниям. – Вот чем мы занимались в Ворлаксе. Мы были топографами, психозондами, чтецами эфира. Мы пытались постичь стратум этерис. Целиком и полностью. Это была работа на поколения.

– У вас получилось?

– Мы ни на йоту не приблизились. Но продолжали, потому что он был таким уверенным и требовал этого от нас. И он мог убедить вас, что это возможно. Но, кроме того, было еще кое-что: места, куда он отправлялся. Меня не посвящали во все секреты, но мы знали о Темном Стекле. Просто название. Я никогда не видел его и не знал, где оно находится. Он отправился туда, но в этот раз так и не вернулся.

– Вы ничего не слышали?

– Абсолютно ничего. Мы продолжали работать. Думали, что он вернется. Когда пришли эти, я сначала подумал, что это может быть связано с ним. Трон Земли, мы были настолько не подготовлены.

Вейл вздрогнул.

– Хотя все равно мало что могли сделать, даже если бы знали.

– Что такое Темное Стекло?

– Я не знаю.

– Вы должны знать. – Илья почувствовала, как начинает закипать. – Название должно что-то означать.

– Это была составная часть проекта. Место. Вот и все. – Вейл выглядел подавленным. – Вы думаете, я бы не последовал за ним, если бы знал больше? Он был близок. Он же новатор, у них секреты внутри секретов. Я отчаянно пытался найти его, все мы пытались.

– Дайте хоть что-нибудь: название системы, субсектора.

Вейл выглядел искренне расстроенным. Илья за свою жизнь допрашивала многих и хорошо научилась различать ложь. В этом случае она ее не видела.

– Он скрыл свои следы, – сказал дрожащий Вейл, кутаясь в одежду. – Я бы пошел за ним. Но все, что у меня есть – это название, и оно мне не сильно помогло.

– Как и нам, – мрачно произнесла Илья. – Вы еще что-нибудь можете рассказать?

– Много чего, – ответил обрадовавшийся Вейл. – Я могу рассказать о чудесах варпа, теории и практике его изучения. Я знаю то, что не знают даже Окули, так как то, что они видят своим Оком, мне пришлось отыскивать в рукописях Нобилите. Я все знаю про это и могу рассказать вам.

У Ильи сжалось сердце. Если Вейл и в самом деле не знал, куда отправился Ашелье, тогда все рейды прошли впустую. Совет Тахсира возьмет верх, и Легион очиститься от клятв своей гибелью, добившись только незначительной задержки наступления магистра войны.

– Продолжайте, – сказала она, стараясь не показывать своего отчаяния и держаться за исчезающую надежду. – Расскажите мне все, что знаете.

Перед ними поднимались столбы рыжеватого дыма. Обугленную землю исчертили траншеи, наполненные маслянистой водой. Небо было затянуто, не считая яростных белых вспышек от массированных залпов лазерного оружия.

Далеко впереди, более чем в десяти километрах к северо-востоку, к стенам осажденного имперского города-бастиона Крэс прорывалась колонна бронетехники, сметая беспорядочные полосы колючей проволоки и противотанковых ежей. За механизированной группой маршировали колонны солдат в камуфляже с лазганами на плечах. Их визоры светились в уходящей ночи бледно-синим цветом.

На затянутом облаками горизонте гремели мощные взрывы, подсвечивая вспышками грозовые тучи. Световое представление исчертили грязные шлейфы двигателей «Громовых ястребов», над которыми висели смутные тени орбитальных грузовых судов, идущих на посадку.

Вырезался очередной мир, город за городом. На планету прибыл IV Легион в рамках одной из тысяч операций, осуществляемых этой огромной армией мастеров осады. Тем не менее, точное обозначение не интересовало тех, кто рванул под тень приближающегося авангарда, кружа среди мрака, словно свободные звезды. Жизнь и смерть абсолютно ничего не значила для тех, кто их отринул.

Торгун летел первым, за ним – Саньяса. Остальные воины следовали позади строем «клина», пригнувшись в седлах и прижимая машины к земле. Чтобы избежать обнаружения сенсорами они летели очень быстро и настолько низко, что задевали воющими магнитными пластинами отравленную землю.

– Ты не сказал мне правды, хан, – передал Саньяса, наклонившись, чтобы уклониться от пылающей сети из металлических распорок.

– Когда это? – поинтересовался Торгун, активируя зажимы холанов и переключаясь на наведение в ближнем диапазоне.

– Когда получил сообщение от флота.

– Брат, сейчас, в самом деле, не время.

Строй гравициклов устремился к колонне «Лендрейдеров». Все еще необнаруженные Белые Шрамы теперь были в зоне видимости. Раздались глухие звуки – воины отделения зарядили тяжелые болтеры.

– И все же ты не сказал правды.

– Соберись, они заметили нас.

От бронетанковой колонны потянулись трассирующие очереди. «Лендрейдеры» тяжело разворачивались вокруг оси, из отсеков выскакивали солдаты и, падая на землю, наводили оружие.

Слишком поздно.

– А теперь хватайте их! – закричал Торгун, увеличивая скорость.

Гравициклы проглотили дистанцию до врага, вырезая массированным огнем тяжелых болтеров борозды на земле. В катящейся волне мелькали куски внутренностей смертных солдат, попавших под ураган.

И вот сагьяр мазан оказались над бронемашинами, и каждый всадник сбросил холаны. Звездообразные мины, попадая в адамантиевые корпуса «Лендрейдеров», примагничивались к ним. В долю секунды гравициклы оказались за дальним концом колонны, преследуемые ливнем ответного огня.

Заряды рванули. Два «Лендрейдера» взлетели на воздух, уничтоженные многочисленными взрывами. Еще трое остановились, увязнув в грязи и выпуская клубы дыма. Семеро получили незначительные повреждения и последовали по изрытой земле за Шрамами, пронзая ночь лазерными лучами и грохоча болтерами.

Но опять-таки слишком медленно. Сагьяр мазан с диким гиканьем мчались на уровне земле, увеличивая расстояние между собой и мстительными бронемашинами. Белые Шрамы, ныряя и виляя, неслись на потоках лазерных лучей, словно моряки по волнам.

Скоро они оторвались от преследования, спеша на встречу с транспортником. Их присутствие на планете стало явным, и все силы нападавших будут брошены против них. У Белых Шрамов было приблизительно семь минут, чтобы покинуть этот мир, прежде чем клещи сомкнуться.

– Так что там говорилось? – спросил Саньяса.

– Я сказал тебе, – раздраженно ответил Торгун.

– Орда никогда не атакует Лансис. Как и Гетмору. Мне жаль, но ты лжешь, дарга.

Торгун оглянулся на размытый из-за скорости силуэт Саньясы.

– У меня ведь оружие под рукой.

– Они отозвали нас.

Клин мчался вперед, уносясь по кривой прочь от обреченного Крэса. Еще одна отчаянная погоня на мире, отмеченном миллионом других схваток.

– А если даже и так? – ответил Торгун. – Какое это имеет значение? Мы заслужим покаяние только своей смертью.

– Не по собственному выбору.

– Все дело как раз в выборе.

– Ситуация может измениться. Мы все еще живы.

– Если ты не остановишься, это тоже может измениться.

Перед ними, скрытый густыми облаками сажи и пепла, вслепую садился грузовой корабль. Его присутствие вскрыли только носовые авгуры ближнего действия. Гравициклы снизили скорость до минимальной и, задевая открытую рампу, скользнули в ангар корабля. Как только последний всадник оказался внутри, атмосферные двигатели транспортника увеличили мощность до полной, а пустотные двери закрылись.

Торгун выключил двигатель, слез с машины и направился к Саньясе. Он схватил воина за грудки и впечатал в стену ангара.

– Еще раз так заговоришь со мной, и я прикончу тебя.

Саньяса не сопротивлялся и опустил руки. Вокруг двух воинов настороженно собрались остальные легионеры истребительной команды.

– Я последую за тобой в ледяные залы преисподней, мой хан, – спокойно сказал Саньяса, обратившись по старому званию. – Просто тебе не стоило скрывать новость от нас.

Торгун еще несколько секунд не двигался, затем отпустил Саньясу. Он снял шлем, отвернулся и провел рукой по коротко стриженой голове.

– Чтоб тебя, – прошептал он. – И всех их.

Саньяса снял свой шлем.

– Должно быть положение сложное, раз они пошли на это.

– Конечно, сложное, – выпалил Торгун. – А что это меняет? Мы теперь одни. Этого они и хотели. Мы все прошли через трибуналы.

От приглушенного треска корпус транспортника задрожал. Кто-то целился в Шрамов, и корабль увеличил скорость.

Саньяса примагнитил шлем и вытер пот с лица.

– О чем там говорится?

Вокруг собрались выжившие воины истребительной команды, глядя на Торгуна. Ни один не обнажил клинка, но их лица были неумолимы. После четырех с лишним лет они хотели знать.

Торгун вдруг вспомнил, когда в последний раз видел «Звездное копье»: из шаттла, везущего его на флагман для допроса. Вспомнил тот стыд. Вспомнил, как технодесантники соскабливали эмблему молнии с наплечника. Вспомнил взгляды на лицах своих судей. Чогорийские лица. Чужие лица.

Саньяса не шевелился. Другие тоже. Корпус перестало трясти, свидетельствуя о том, что они ушли от атак с земли и возвращаются на R54 целыми и невредимыми.

Сагьяр мазан мчатся в атаку

Итак, они выжили, что снова сражаться, чтобы еще раз дать бой врагу.

– Что они сказали? – снова спросил Саньяса.

Торгун посмотрел на все такое же гордое лицо боевого брата, являвшегося образцом степного воина, даже после того, как оказался брошен на произвол судьбы. Саньяса никогда не переставал верить.

Сам Торгун никогда по-настоящему не верил, даже в самом начале. В этом и заключалась разница между ними, которая открыла двери слабости.

Смирившись, воин глубоко вздохнул. Ответ не принесет им ничего, кроме боли.

Глава 11

Первые пустотные замеры пришли в хроноотметку -52.13 от ожидаемого варп-выхода. Магистру вахты эскортного фрегата «Мелак Карта» понадобилось тринадцать секунд, чтобы определить авгурный профиль и передать показания командованию. Алгу-хан, командир сильно обескровленного братства Копья со Стягом прибыл на мостик прежде, чем хронометр дошел до отметки -48.00, и отдал приказ увеличить ход.

Все плазменные двигатели перешли на форсаж, разогнав фрегат выше верхнего предела скорости. Алгу приказал уйти ниже плоскости системы, чтобы получить возможность вращения вокруг гравитационного поля гиганта Рево, набирая тем самым скорость для быстрого возвращения в эфир.

За Белыми Шрамами быстро приближался враг. Крейсер Гвардии Смерти «Неумолимый» уже довел свои гораздо более мощные субварповые двигатели до полной мощности, и шесть маневровых двигателей оставляли за кораблем грязные пятна красного послесвечения.

– Залп кормовыми аппаратами, – приказал Алгу. Он невозмутимо наблюдал за выстрелом, прекрасно понимая, что это мало скажется на скорости вражеского корабля.

Торпеды покинули корму фрегата, устремившись в пустоту ярко-белым веером. «Неумолимый» ответил смешанным залпом противоторпед и снарядов из носовых установок. Большая часть снарядов исчезли в пульсирующей волне взрывов. Оставшиеся торпеды «Мелак Карты» приняли на себя носовые пустотные щиты преследователя.

Алгу наблюдал за ответом врага, используя свой более чем вековой опыт космической войны, чтобы оценить его намерения.

– Надеть герметичные доспехи, – передал он воинам на палубах фрегата. – Приготовиться к абордажу.

Наверное, этот приказ был лишним. Большинство подобных корабельных стычек, в конце концов, приводили к абордажному маневру, и по этой причине его воины уже были готовы. Если Белых Шрамов перехватят, вероятно, более крупный вражеский корабль сможет их уничтожить, но в войне, которая взимала такую ужасную плату с флотов обеих сторон, а производство кораблей на мирах-кузнях упало практически до нуля, командиры стали чаще обычного прибегать к попыткам захвата вражеских судов.

Это добавляло интерес сложившейся ситуации. Алгу располагал восьмьюдесятью двумя боевыми братьями плюс несколькими сотнями смертных ауксилариев. Корабль по-прежнему был неплохо оснащен оружием ближнего боя и сможет взять большую плату с абордажных торпед при их приближении.

Тем не менее, бегство все же оставалось лучшим выходом. На «Неумолимом» скорее всего, было вдвое больше воинов XIV Легиона, а условия чуть больше подходили для перестрелки в замкнутом пространстве. Другие Легионы могли обладать более развитым тактическим чутьем, но уничтожение каждого отдельного воина Гвардии Смерти требовало немалых усилий, и в ограниченном пространстве с небольшим выбором фланговых маневров это имело значение.

– Входим в зону действия гравитационного колодца Рево, – доложил магистр вахты Идда. На мостике все присутствующие напряженно работали, чтобы добыть больше мощности для главных двигателей, рассчитать углы гравитационного маневра, найти баланс между сотней разнонаправленных запросов энергии.

– Мы можем оторваться от них? – спросил Алгу, рассеянно проверяя емкость батареи цепного меча.

Идде, окруженному со всех сторон авгурными линзами, потребовалось несколько мгновений на ответ.

– Возможно, – ответил он с холодной улыбкой на обветренной лице. – Если рискнуть главным реактором, то шанс есть.

В другой ситуации Алгу мог остаться для боя. Превосходство врага можно было нивелировать, и такое не раз случалось в прошлом. Можно было воспользоваться огромной, искажающей пространство массой Рево, как и бесчисленными уловками, с которыми они познакомились после того, как гордая традиция искусства войны Легиона сменилась после Чондакса жестокой эрой гражданской войны.

Но не в этот раз. Во внутренней памяти доспеха по-прежнему хранились приказы о флотском сборе от Кагана, указывающие точные координаты и временные окна. Лучше уклониться от одной битвы ради возможности вести большую войну.

– Выполняй, – приказал хан, несколькими морганиями удаляя из систем доспеха все важные данные об операции. – Стереть входящие данные со всех когитаторов мостика за последнюю стандартную неделю и перезагрузить кодировку на остальных. А потом возьмите из реакторов все, что можно. Убираемся отсюда.

Передаваемые вниз по командной цепи приказы немедленно и эффективно исполнялись. Экипаж инжинариума перенастроил основные двигатели, навигационные посты проложили главный курс, пилоты избегали пристрелочного огня с дальней дистанции «Неумолимого», а в зоне видимости появилась колоссальная грязно-серая сфера Рево.

– Входим в пределы гравитационного притяжения, – доложила Эрья, командир субварповой навигации, покачиваясь на своем троне-станции, когда вражеские канониры начали нащупывать дистанцию. – Скорость растет.

– Держать курс, – приказал Алгу, внимательно наблюдая за увеличенными изображениями на экранах.

В этот момент что-то мощное ударило в кормовые пустотные щиты, швырнув «Мелак Карту» вправо. Корпус фрегата затрясло, а с нижних палуб донеслись отголоски взрывов.

На постах связи мостика словно сыпь вспыхнули руны предупреждения. Стремительный полет продолжался, и спереди надвигался круглый контур Рево, отчетливо выделяясь на фоне космической черноты.

И в этот момент хан впервые ощутил тревогу.

– Ты запустил прямое сканирование планеты? – спросил он.

Идда поднял голову.

– Зачем? Это бессмысленно. Ядро слишком плотное.

Алгу повернулся к Эрье.

– В таком случае меняй курс.

Странно, но она медлила.

– Мой хан, если мы…

– Меняй курс. – Алгу увеличил радиус тактической сферы, в то время как навигационная команда пыталась изменить входящие углы. – Уводи нас от планеты. Немедленно.

«Мелак Карта» ушел вниз и развернулся, испытывая сильные перегрузки из-за внезапного изменения курса. Последовали новые попадания с крейсера-преследователя в кормовые группы двигателей, от чего плазменные шлейфы корчились и извивались.

Идда развернулся

– Мой хан, мы не сможем лечь на этот курс.

– И никогда бы не смогли, – мрачно ответил Алгу. – А они не собирались захватывать нас.

Истина открылась вместе с его последними словами. Из-за далекого горизонта Рево появился линкор. Всего лишь пятнышко света на фоне железной дуги, но уже почти в зоне досягаемости своих дальнобойных орудий. По экранам когитаторов «Мелак Карты» начали прокручиваться идентификационные руны – запустился процесс сопоставления обнаруженной цели с флотскими базами данных.

Корабль принадлежал типу «Глориана» и назывался «Стойкость». Флагман примарха Легиона. Теперь выживание перешло из разряда затруднительного в почти невозможное.

– Держать ход, – приказал Алгу, наблюдая за тем, как увеличивается изображение линкора, и вспоминая времена, когда проделывал такой же маневр со своей добычей. – Найдите хоть сколько-нибудь скорости. Забудьте об ограничениях, простой дайте мне скорость.

Идда немедленно подчинился. Как и весь мостик, наполнившийся шумом голосов. Каждая группа лихорадочно искала способ форсировать и так уже перегруженные двигатели.

Алгу минуту наблюдал за ними. Некоторые служили с ним не один десяток лет, и он знал, что если и есть способ выполнить приказ, то они найдут его. По крайней мере, это займет их головы чем-то полезным и не позволит страху парализовать их.

Что касается хана, то страх даже не брался им в расчет. Алгу покрепче сжал рукоять меча, чувствуя его вес и баланс. Ощущения были приятными. Недавно отточенный технодесантником Сяном клинок был в отличном состоянии и уже гудел жаждой боя.

Вот и хорошо. Если только не случится чудо, он понадобится меньше, чем через час.

Мортарион не следил за преследованием фрегата. Он ждал в глубинах «Стойкости» извещения о том, что корабль обездвижен и взят на абордаж.

За последнее время примарх окружил себя вещами, добытыми на Тераталионе, Ксерксе IX и дюжине других, разрушенных им миров. После Просперо, где произошла его последняя встреча с Боевым Ястребом, путь через пустоту стал извилистым, а проводимое разрушение утратило свою целенаправленность. Остались нерешенные вопросы, требующие немало времени. Чтобы избавиться от сомнений, разожженных в его разуме Ханом, Мортарион постигал на угасающих осколках Проспериновой империи последние ее секреты.

Трофеи тех поисков хранились в покоях примарха. Вдоль стен широкого помещения стояли тяжелые стеклянные сосуды. Внутри них находились атрофированные останки полусформировавшихся существ, залитые блестевшим сиропом консервационных масел. В полумраке башнями высились штабели огромных томов, их кожаные переплеты постепенно гнили во влажном воздухе. В стазисных полях хранились три огромных темных клинка, покрытых письменами ксеносов.

Мортарион прохаживался по комнате. Слезящиеся глаза примарха пробегали по артефактам сгинувших цивилизаций. Подобная коллекция вызвала бы смех у истинных собирателей древних знаний Великого крестового похода – Лоргара и Магнуса, но Повелитель Смерти поздно пришел к пониманию. Теперь он поглощал знания с пылом изголодавшегося человека, лихорадочно читая дни напролет. Он все время вспоминал слова демона Лерменты, которую пленил среди руин Тераталиона и держал здесь, пока не проявилась ее истинная сущность.

«Клянусь богами, ты учишься быстро». Так сказала она Мортариону.

Владыка Барбаруса уничтожил смертную оболочку Лерменты, но это не убило ее дух. Он таился здесь, в тенях, возможно насмехаясь над примархом, а возможно помогая ему. И знания Мортариона непрерывно расширялись, росло количество известных ему заклинаний, даруя уже смертоносному Легиону еще одно оружие. Чем сильнее становился Повелитель Смерти, тем более отчетливо разумы по другую сторону давили на пелену реальности. Он слышал, как они говорят с ним в редкие моменты сна, даруя видения прошлого и будущего, хотя смешанная с истиной ложь в них была настолько явной, что даже он видел ее.

А иногда он швырял книги, вырывал страницы с записанными текстами и сжигал их. Он разбивал сосуды и убирался прочь из святилища, давая клятву никогда больше не погружаться в грязь запретной мудрости. В такие моменты слуги на нижних палубах и казематах «Стойкости» в ужасе поднимали головы, ожидая грохот и рев разъяренного господина.

Случались ошибки. Молех был худшей. Там он настолько сильно поддался материи эфира, что, казалось, пути назад нет. И все же, как и когда-то на Барбарусе, старое врожденное упорство взяло вверх. Чудовище Грульгор был снова заточен в самой глубокой темнице флагмана и скован оберегами и гексаграммами, добытыми из забытых гримуаров. Его порожденные варпом яды заменили разработанным до крестового похода и запрещенным био-оружием, таким же губительным, но, по крайней мере, ограниченным физическим воздействием.

Мортарион сказал Гору правду: он сохранил Легион чистым. Его воины сражались клинками, болтерами, кулаками и ничем больше. В XIV Легионе долго не было библиариуса, и никогда более не будет.

Но как быть с Тифоном? Во всяком случае, это звено избегало его контроля. Калас все чаще появлялся в лихорадочных снах Мортариона, маршируя во главе подразделений Легиона, которые примарх едва узнавал. Перед штурмом Терры с Тифоном нужно будет посчитаться. Легион стал слишком разбросанным по охваченной пламенем галактике.

Поэтому приказ усмирить Хана пришелся кстати. Это будет славное дело, которое затмит деяния Фулгрима и Лоргара. Мортарион будет шествовать к Терре в мантии убийцы примарха, как и его кемошийский брат.

А пока обучение продолжалось. Он погружался в знания, которые одновременно восхищали его и вызывали отвращение. Если Повелитель Смерти и замечал ухудшившийся внешний вид окружавших его людей, постепенное накопление грязи и следов сражений, то ни разу не обмолвился об этом. Среди смертных матросов линкоров распространилась болезнь, и гулкие трюмы сотрясали вопли страдальцев, но ничего не предпринималось, чтобы облегчить их участь.

В глубинах бесконечных ночей он повторял одну и ту же мантру: «Я все постигну. По крайней мере, в этом мне не будет отказано, как это было в других случаях».

Получив, наконец, сообщение, что фрегат V Легиона захвачен и готов к его прибытию, Мортарион стал копаться среди сосудов и кристаллов. Найдя то, что искал, примарх устало вышел из комнаты, оставив ее шелестящему шепоту и вяло пульсирующей темноте.

Повелитель Смерти прошел по петляющим внутренним переходам «Стойкости», и перед ним все расступались. Легионеры кланялись, смертные падали на колени, не осмеливаясь взглянуть на мертвецки бледное лицо. Примарх добрался до ангаров «Грозовых птиц», где его ожидал Саван.

Подлетая к своей добыче, Мортарион оценил ее. Вражеский фрегат был обуглен, словно после ныряния в огненное озеро. Канониры «Стойкости», несомненно, любили свою работу.

«Грозовая птица» влетела в ангар фрегата, резко снизившись, чтобы проскочить рухнувшие входные врата. Корабль сел на разбитую посадочную площадку, остановившись среди шипящих нагромождений расплавленного металла.

Мортарион вышел из корабля и прошел со свитой через все еще пылающий отсек, словно тень загробного мира. Примарх ступал по трупам, как Белых Шрамов, так и Гвардии Смерти, лежащих вперемешку кровавыми грудами. Издалека по-прежнему доносились звуки боя – треск болтеров, лязг мечей, но скоро все закончится. Воины Мортариона не позволили бы ему ступить на корабль, не будь он безопасен, его инжинариум и мостик зачищены, а все оружейные системы отключены.

Запах на корабле был неприятным. Некогда блестящие поверхности окропили каким-то ладаном с варварского мира или чем-то еще. Расписанные красными и золотыми линиями помещения были слишком яркими, и примарху пришлось настроить фильтры на линзах шлема. На всех кораблях его Легиона уже долгое время царила гнилостная атмосфера.

К тому времени, когда Мортарион добрался до мостика, истребление было завершено. В конце боя враг вполне ожидаемо забаррикадировался за оставшимися противовзрывными дверьми, упорно сражаясь на этом последнем рубеже. Трупов Гвардейцев Смерти было ничуть не меньше, чем тел сынов Хана, что свидетельствовало о несвойственной чогорийцам стойкости.

В живых остался только один вражеский воин. Все остальные – космодесантники, смертные матросы, сервиторы – были вырезаны на своих постах, из-за чего мостик смердел медью и углем. Единственного выжившего – капитана корабля – держали двое легионеров Гвардии Смерти. Шлем был сорван, и с окровавленной головы спутанными космами свисали длинные черные волосы.

Мортарион подошел, и Гвардейцы Смерти на мостике отступили, образовав круг вокруг примарха и его жертвы. Разбитое оборудование мостика продолжало тихо потрескивать, испуская кольца дыма.

– Посмотри на меня, – приказал Мортарион.

Легионер Белых Шрамов поднял голову и с трудом сфокусировал взгляд.

– Ты попался, – сказал Мортарион, подойдя ближе и изучая раны воина. Примарх провел закованным в медь пальцем по шраму на левой щеке Белого Шрама. – И достойно сражался, но теперь выбора не осталось. Ты следовал на встречу со своим господином. Назови координаты.

Воин усмехнулся, продемонстрировав сломанную челюсть. Затем он плюнул кровью в лицо Мортариону.

Мортарион позволил кислотной слюне сползти по дыхательной маске.

– Очень хорошо, – сказал он.

Примарх вынул контейнер, взятый из личных покоев на флагмане. Он был не больше предплечья, чуть шире и с обеих сторон запечатан железом. За матовым стеклом что-то судорожно плавало. Когда Повелитель Смерти поднял сосуд выше, к бронестеклу на миг присосались черные щупальца, а затем неистово забились.

– Видишь. Это джемджа фалак. Пожиратель разума. Он убьет тебя, но очень медленно. За это время он сожрет твой разум изнутри. Пока ты будешь в сознании, ты расскажешь все, что я спрошу. Если ты знаешь тайны передвижений Хана, его союзников, его слабости, ты мне расскажешь. Разве это не странное создание? Я долго охотился за ними, так как сейчас они встречаются крайне редко. Но я заполучил этого и, будь уверен, воспользуюсь им.

Воин с презрением посмотрел на сосуд и проскрежетал:

– Якша.

– Демон? Нет, не в этом случае. В нашей вселенной есть чудовища, отличающихся от тех, что в варпе. Послушай, от твоего упрямства не будет никакого проку. Скажи мне, где твой господин, и умрешь с честью.

Белый Шрам не мог отвести глаз от существа, которое металось в пробирке. После мучительно долгой паузы он поднял налитые кровью глаза на Мортариона.

– Тогда я… скажу, – ответил он булькающим кровью голосом.

Мортарион терпеливо слушал.

Воин ухмыльнулся.

– Смеясь над твоим трупом.

Мортарион чуть улыбнулся.

– Боюсь, он упустил свой шанс.

Повелитель Смерти дал знак двум своим воинам, и те согнули руки Белого Шрама под прямым углом, из-за чего его лицо приблизилось к наклонившемуся примарху.

– Нам предстоит долгая беседа, но пока твой разум все еще принадлежит тебе, знай: вы побеждены. Вы проигрываете в каждой битве. Вас создали для скорости, а эта война на медленное перемалывание и истощение. Ты истекаешь кровью ради отца, который больше не знает, жив ты или нет. Я дал твоему господину шанс на Просперо: слава или гибель. Когда твой разум будет разорван в клочья, когда твою душу наполнит мука, а ты будешь слышать, как рассказываешь мне все, что я захочу, помни вот о чем: он сделал это с тобой.

Легионер закрыл глаза и начал бормотать какую-то мантру.

«Эр Каган, эран орду гамана Джагатай. Танада Талскар. Эран Императора. Эр Каган, эран орду гамана Джагатай…»

Мортарион не стал мешать ему. Он поднес стеклянную трубку к лицу воина и одним движением сломал пломбу. Мелькнула черная чешуя, хрустнула кожа, хлынуло масло, и на голову воина прыгнуло существо, пронзив его закрытые глаза и обвив колючими щупальцами виски.

Начались вопли. Мортарион отошел, выбросив сломанную емкость. Он осмотрелся, обведя взглядом разбитый мостик, скрюченные трупы, капающую с площадок кровь, и вздохнул.

– Что ж, начнем, и посмотрим, куда это нас приведет, – сказал примарх, повернувшись к несчастному легионеру. Его дергающийся лоб исчез за изгибами и пульсацией опустошаемых нейротоксинных желез.

– Скажи мне, где Хан?

Глава 12

«Лунный серп» прорвал пелену далеко от Эрелиона, сбитый с курса мощным варп-шквалом прямо перед тем, как лечь на запланированный вектор выхода. Во время перехода Есугэй чувствовал каждый удар эфирного шторма. Волны захлестывали и давили на хрупкий внешний корпус корабля, словно насыпь на ветхую стену.

Библиарий сталкивался и с худшими штормами, но бесконечная пытка небес делала свое дело. Корабль находился чуть в лучшем состоянии, чем сразу после сражения у Просперо, а тогда он едва «держался на плаву». Куда бы ни посмотрел задын арга, везде видел следы напряжения корабельной конструкции – трещины на переборках до самой палубы, смрад вытекающего прометия, постоянное мерцание люменов.

Уединившись в личных покоях, Есугэй читал мантры возвращения, отгораживаясь от шума всего на несколько минут. Он стоял с закрытыми глазами перед алтарем, над которым висел каллиграфический знак дян. Из золотых чаш, отражающих свет трех парящих люменов, поднимались кольца дыма сандалового дерева

Он почувствовал сильную усталость в руках и ногах и сделал традиционные упражнения для расслабления мышц. Этому он научился еще до Вознесения в Легион. Упражнения предназначались для смертных людей, но он так и не избавился от привычки пользоваться ими. Они слабо влияли на его генетически улучшенную физиологию, но их повторение усмиряло тревогу.

От варпа становилось хуже. Для человека с его способностями прорыв через центр бури был психическим вызовом. Иногда во снах к нему приходили видения: вытянутые лица собирались вокруг корабля, царапая пальцами по адамантию, а в бездне кружил низкий громогласный вой бесконечных голосов.

На вершине алтаря лежала колода таро, которую ему дал Арвида. Эзотерические карты когда-то принадлежали Ариману, погибшему советнику Алого Короля, и были забраны с Тизки его последним живым сыном. Арвида давно отдал колоду Есугэю, отказавшись от шанса официально присоединиться к V Легиону, и с тех пор она лежала в покоях грозового пророка, почти не используемая. Только в последние месяцы, когда вокруг Белых Шрамов закрылись все пути через бури, Есугэй начал пользоваться картами.

Даже с закрытыми глазами он видел последние перелистанные пиктограммы: мечник, одноглазый король, огненный ангел. Их смысл оставался непонятным для задын арга. Возможно, таро отвечали только на вопросы старого хозяина. Или же Есугэй просто не мог ничего увидеть, позволив усталости взять вверх над собой.

Так или иначе, предсказание будущего никогда не относилось к числу его талантов. Его даром было управление физической материей. Пророчества и копание в душах были прерогативой тех, кто копал слишком глубоко.

Но Есугэй продолжал переворачивать одну за другой карты. Время от времени он чувствовал, что находится на пороге открытия, что еще чуть-чуть и он увидит картину. И такие моменты побуждали его продолжать исследования.

Есугэй улыбнулся. Даже он поддавался слабости, тому самому человеческому пороку «еще чуть-чуть». Он и было корнем всех бед и проклятий – удовлетворение любопытства, погружение во тьму. Не было никакого стремления забыть. Этот порок был вписан в генокод каждого человека, являясь источником видовой гибели, таким же неизменным и незаметным, как вирус.

Он открыл глаза. Подвески горели на полную мощность, заливая комнату дневным светом. Он подошел к алтарю и взял последнюю карту из колоды, перевернув ее лицом вверх.

Иерофант.

Есугэй положил карту на камень. На ней сохранилась старая иллюстрация, изящно выполненная чернилами и акварелью на толстом, тисненом золотом материале. Изображенный прелат держал руку поднятой, два пальца указывали на небеса, а два сжаты и направлены к земле.

Улыбка Есугэя погасла. Колода насмехалась над ним, и он был не в том настроении, чтобы потакать ей. Он отвернулся и вышел из помещения, фонари последовали за ними, как дрессированные псы. Трижды с шипением открывались и закрывались двери, ведя вглубь личных покоев задын арга. Каждая поверхность помещений была обильно покрыта глифами, выведенными его собственной рукой. Некоторые были оберегами против якша, другие усиливали погодную магию.

Открылась последняя дверь. За ней находился гость Ильи. Одетый в чистую белую одежду, он расслабленно сидел, восстанавливая силы. Варп-ставни на иллюминаторы были подняты, давая ему вид на приближающийся Эрелион.

Человек не повернулся, чтобы поприветствовать грозового пророка. Наряду со всем прочим, к нему, похоже, вернулось высокомерие Нобилите.

– Итак, женщина разузнала все, что смогла, – сухо сказал Вейл. – И теперь они прислали солдата.

Есугэй подошел к иллюминатору. В данный момент пункт назначения был всего лишь большой звездой среди целого участка меньших светил. Они встретили эскортников V Легиона задолго до того, как планета стала выглядеть больше, чем просто очередной точкой холодного света.

– Нет, я не солдат, – сказал Есугэй.

– Вы – легионер. Вы можете надеть сколько угодно тотемов, но все так же убиваете за Империум.

– Многие из тех, кто убивает, не являются солдатами. Думаю, вы убивали, по-своему.

Вейл повернулся к нему. Есугэй увидел бледное, морщинистое лицо. Щеки все еще были впалыми, а глаза окольцованы черными кругами.

– Я не могу сказать вам то, что вы хотите знать, – сказал Вейл. – Она спрашивала меня много раз.

– Тогда расскажите о своей работе.

Вейл засеменил прочь от иллюминатора.

– Что вы хотите знать?

– Все.

Вейл рассмеялся.

– Это займет много времени. Думаю, больше, чем у вас есть. Женщина сказала, что на вас охотятся.

Есугэй почувствовал небольшой, но чувствительный укол досады. Голос у человека был лукавым, с изящным терранским произношением, который говорил о высокомерии и скуке. Он плохо соотносился с тем перепуганным и умирающим от голода человека, которого спасли на Эревайле.

– Любую войну можно выиграть, – сказал Есугэй. – И эта не отличается от прочих.

– Нет, думаю, эта очень отличается, – Вейл одарил его холодной улыбкой. – Женщина…

– Ее зовут генерал Раваллион.

– … сказала мне о вашем затруднении. Вы – библиарий Легиона, не глупы, а значит, мне нет нужды притворяться. Варп – обитель не только штормов. Если «они» могут обращаться к бурям, то могут и окружить вас ими. Вы не попадете домой.

– Это приказ Кагана. Он будет выполнен.

Вейл скептически посмотрел на него.

– Вы и в самом деле так думаете? – Он повернулся к грозовому пророку и для выразительности ткнул в его сторону костлявым пальцем. – Пусть он и примарх, но управлять потоками ему не под силу. Они – движения душ, разумов, которым живые придали форму. Вы не сможете силой проложить путь, если попытаетесь, эфир ответит. Крупные пути загустеют, малые – пересохнут. Ваши враги будут скользить сквозь тьму, как по воде, а вы будете тащиться через топи.

– Я не знаю варп так, как вы, – сказал Есугэй. – Но я знаю, что он не так прост. Иначе, всякое движение было бы невозможным.

– Есть уровни, – нетерпеливо пояснил Вейл. – Да, есть стратум этерис, поверхностные пути. Есть стратум профундис, крупные каналы на большей глубине. А есть стратум обскурус, источник ужаса. И как это вам поможет? Никто из живых людей не сможет плавать глубокими путями. Даже он не смог.

– Но вы пытаетесь создать их карту.

– Это было невозможно. – Вейл разочарованно покачал головой. – По крайней мере, на счет этого он ошибался. Это не зеркало. Океан движется, как живое существо. Он и есть живое существо. Коснись его и он колыхнется.

На миг Вейл потерял свою уверенность.

– У меня нет Ока, но кое-что я все же вижу. Я изучил то, что они изучают. Сложность… бессмертна.

– Попробуйте объяснить, – тихо сказал Есугэй. – Я быстро учусь.

Вейл выдохнул, его глаза расширились.

– Пучина – это океан. Все знают, что у нее есть течения, глубина, шторма. У поверхности вы можете видеть свет Картоманта. Можете следовать за ним. Можете использовать свою защиту Геллера, закрываясь тем самым от Разумов. Но даже тогда вы всего лишь находитесь под верхней границей. Погрузитесь глубже, и защита разрушится. Огни погаснут. Око ослепнет. Когда люди говорят, что пересекают варп – это хвастовство, так как смертные всего лишь скользят по лику вечности, как камни, брошенные ребенком. Это не наш мир. Он – отрава для нас, и чем глубже, тем сильнее.

– Ашелье пытается уйти глубже?

– Кто знает? Может быть. У него не вышло. Знаете почему? Потому что это невозможно. Понадобится энергия солнца, чтобы проникнуть в самые неглубокие отмели. В нашем арсенале нет энергии, чтобы копнуть глубже. Соедините реакторы дюжины линкоров, удвойте их мощность и этого все равно не хватит. Так что нет – он не преуспел.

– Генерал Раваллион верила в него.

– Ей не стоило, – произнес Вейл с явным раздражением. – Поверьте, ей не стоило. Они все одинаковы, эти Окули. Они провели слишком много времени, глядя в бездну. Вы знаете, что они говорят про нее?

Есугэй не стал сразу отвечать. Он внимательно изучал Вейла, отмечая каждую деталь, каждую особенность. Илья была права: он не обманывал. И все же, в нем что-то было. Он провел много времени в советах Нобилите, и это оставило свой отпечаток. Он мог даже не осознавать себя. Каждая минута, проведенная с ними, оставляла след, который, вероятно, мог быть обнаружен.

– Я не сомневаюсь в вас, Вейл из дома Ашелье, – сказал, наконец, Есугэй. – Нам здесь не место. По ночам я часто размышляю о мудрости строительства империи на таком фундаменте. Но ведь другого способа не было?

Вейл снова пожал плечами.

– Действующего не было, – пробормотал он.

Есугэй еще несколько секунд удерживал его взгляд, затем отпустил.

– Вы просвещаете меня, так что я не разочарован. Илья была права, разыскивая этого человека.

– Вы все еще думаете, что сможете найти его, – раздраженно спросил Вейл. – Сколько раз я должен повторять – я не знаю, где он. Если хотите, ломайте меня. Это вам не поможет.

– Я не стану этого делать. Мы так не поступаем. Но это может сделать кое-кто другой. – Есугэй взглянул в иллюминатор. Далеко впереди по звездному полю двигалось шесть точек света. Это эскортники мчались навстречу, чтобы отвести к флоту. – У меня нет навыков, чтобы найти забытые вами следы. Это мысленная работа. Но у меня есть друг, и он обладает этими способностями. Когда мы прибудем, я представлю тебя.

Есугэй заметил встревоженное выражение Вейла и рассмеялся.

– Не бойтесь, – сказал грозовой пророк. – Он тоже последний выживший с планеты. Думаю, вы найдете много тем для обсуждения.

К моменту прибытия «Калджиана» к внешней границе системы, основные силы флота уже были на месте. Над грозовой тропосферой Эрелиона III рыскали огромные белые корабли, окруженные стаями охотников-убийц и штурмовых кораблей.

Шибан планировал подвести свой корабль близко к «Буре мечей», ожидая, что его вызовут на флагман в течение нескольких часов по прибытии. Но ему преградил путь межфлотский шаттл. Как только стало ясно, что перехватчик не собирается уходить с входящего вектора «Калджиана», ему отправили приветствия, а в ответ был получен сигнал по стандартному армейского протоколу.

Услышав его, Шибан отдал приказ «стоп-машины».

– Впускайте шаттл, – сказал он капитану корабля. – Я встречу ее в носовой башне.

Он ждал в одиночестве на вершине огромного командного мостика. За узкими иллюминаторами виднелись передние палубы, длинные и просторные, как и у всех кораблей его типа, и оснащенные артиллерией. Шибан расхаживал по каменному полу среди стен, отмеченных чогорийскими рунами. По одной стороне тянулась длинная трещина – свидетельство конструкционной нагрузки, вызванной бегством от Детей Императора. Возможно, ее починят до следующего боя, хотя, скорее всего, она останется боевой отметиной в дополнение к сотням других.

Он ждал недолго. Как обычно генерал добралась из авангарда наиболее коротким путем в сопровождении почетной стражи братства. Воины остались у дверей, поклонившись, прежде чем закрыть их за собой.

Женщина выглядела болезненно худой. Ее телосложение всегда отличалось сухощавостью, но теперь униформа мешком висела на ней. Волосы с проседью совсем побелели, а морщины вокруг сжатого рта стали напоминать темные трещины.

Шибан низко поклонился и поздоровался:

– Сы Илья.

В ответ она осенила себя аквилой.

– Тахсир.

Затем женщина оглядела с головы до ног его доспех, словно мать, оценивающая своенравного сына.

– Я всегда удивлялась: почему его не выкрасили в белый цвет?

– Я попросил не делать этого, – ответил Шибан. – Это не боевой доспех. Это – машина.

Илья улыбнулась.

– Вы – люди и машины. Используете сервиторов. Летаете на звездолетах.

Шибан постучал по груди.

– Не здесь. Это другое.

– Тогда носи цвета Легиона.

– Буду. Когда снова смогу носить силовой доспех.

Илья промолчала.

– Итак, что привело вас сюда, генерал? – любезным тоном поинтересовался Шибан. – Разве у вас нет тысячи забот? Разве мы все еще не беспорядочный сброд? Наверняка есть дела, которые необходимо привести в порядок.

– Я прибыла сюда незадолго до тебя, – ответила Илья. – Мне предстоит навести порядок среди прибывших. – Она огляделась, изучая следы сражения на стенах помещения. – Судя по всему, в этом есть необходимость.

Шибан тихо рассмеялся.

– Что же мы делали до вашего прибытия к нам, сы?

– То же, что делаете сейчас. – Ее голос стал жестче. – Беспричинно уничтожаете себя. Растрачиваете потенциал, который мог бы пригодиться там, где это более всего необходимо.

Улыбка Шибана растаяла.

– Я что-то не понимаю вас.

– Отлично понимаешь.

– Я потерял братьев в последнем бою. Я бы не отправил их на битву, если бы она того не стоила.

– В прежние времена, возможно. – Она смотрела на него в упор, его уставшие глаза ни разу не дрогнули. – Теперь вы станете сражаться при любой возможности. Будете биться без всякого удовольствия по всей вселенной, пока не погаснут звезды. Если бы не приказ, ты бы нашел способ найти предателей и затравить их.

– Вы описываете воина, – тихо сказал Шибан.

– Когда-то ты был больше, чем воин.

– С тех пор, как вы знаете меня, – сказал он, снова указав на свой экзоскелет, – это стало всем.

– Мне говорят, что раньше в тебе кипела жизнь.

– Со всем уважением, сы, но я спросил о цели вашего визита.

Взгляд Ильи ни разу не дрогнул. Может быть, ее тело и ослабло, но вот дух явно нет.

– Ты знаешь, что он созовет ханов на курултай. Ты, как и прочие будешь там выступать. Я пришла попросить изменить совет, который ты дашь ему.

Шибан отвернулся и подошел к иллюминаторам. При движении поршни на правой ноге щелкнули, их надо будет переналадить.

– Если вы считаете, что у меня есть возможность повлиять на его решение, то ошибаетесь. Он уже знает, как хочет поступить.

Илья последовала за ним, едва доставая до груди его сверхчеловеческого тела.

– Тахсир, я говорю с тобой уважительно, так что окажи мне ту же любезность. У тебя есть сторонники во всей орду. Двадцать братств пойдут за тобой против собственных нойон-ханов. Еще больше прислушиваются к твоим словам.

Шибан слушал. Когда-то он считал ее хриплый из-за возраста голос почти милым. Теперь он звучал едва ли не визгливо.

– Мы больше года спорим об этом, – продолжила генерал. – Продолжать борьбу или найти дорогу домой. Ты был за продолжение кампании, все сильнее напирая на него и братьев. Они помнят, что ты сделал у Просперо, и прислушиваются к тебе. Но это не может больше продолжаться, не сейчас.

Шибан улыбнулся, хотя едва ли тепло.

– Выходит, у вас есть альтернатива? – спросил он. – Если да, то назовите ее. Если нет, то, что еще остается? – Он подошел ближе, глядя сверху вниз на ее стянутые волосы, отмечая, как дрожат при движении ее руки. – Вы ведь уже изучили нас. Мы дали клятвы. На крови наших убитых братьев.

Он почувствовал, как снова пробуждается гнев, в этот раз очень быстро.

– Вот почему нас создали, сы. Теперь я в это верю. Мы – кара свободных для тех, кто поддался порче. Мы – возмездие небес. Пока хоть один способен держать клинок, им не будет покоя. И этого достаточно, ведь это все, что остается.

– Нет. – Она оставалась непокорной, хрупкой и упрямой. – Есть Трон. Есть обещание, данное вашим примархом самому себе, то самое, которое вернет нас к Трону.

– Ха! Думаете, ему интересен Трон?

– Он с Терры. Почему вы всегда забываете об этом?

– А мы с Чогориса. – Шибан понял, что невольно сжал металлические пальцы и заставил руку расслабиться. – Если мы не смогли защитить наш родной мир, где были выкованы, какое нам дело до мира императоров? Мы потеряли свой дом. Он находится за флотами Предателя, и никто не предлагает нарушить наши клятвы чести и вернуться в родные земли, выбить врагов из наших башен, очистить от грязи предателей небеса, которые когда-то были самыми чистыми из тех, что принадлежали человечеству.

Илья ждала, пока не иссякнут слова. Когда Шибан закончил, она снова устало взглянула на него.

– Если бы я могла вернуть твой родной мир, я бы это сделала. Если Каган даст мне приказ, я вскрою небеса и ад, чтобы привести туда флот. Но твой повелитель – не глупец. Он знает, что это невозможно, и если он отправит своих сыновей в это пекло, тогда ни один не вернется. Я видела, как он планирует ваше выживание, Тахсир. Видела, как он собирает все до единого имеющиеся в его распоряжении силы, чтобы сохранить Легион, в то время как его преследует самая могучая из когда-либо собранных армий.

Шибан покачал головой.

– Выживание – ничто. Нас создали не для старения. Нас создали для погони, чтобы преследовать наших врагов и сжигать их дворцы.

– Есугэй говорил мне то же самое.

– Тогда вам следует прислушаться.

– А еще он говорил мне очень давно, что у вас нет центра. Что, он там, где находился Каган.

Есугэй и в самом деле мог сказать нечто подобное.

На миг Шибан вернулся на стене Кум-Карты, в далекое прошлое, где горячий летний ветер обдувал их лица – его и задын арга. Там они разговаривали, перед большим изменением, когда тело Шибана было наполовину сформировавшимся мостом между человеком и сверхчеловеком.

«Я могу только представлять Терру», – сказал он.

«Не исключено, что ты ее увидишь», – ответил Есугэй.

Тогда эти слова были пустыми для него, фразой, которую повторяли по всей галактической империи человечества и которая никогда не сбудется. Тогда пастбища шелестели мерцающим сине-зеленым полотном, знамена хлопали под порывами ветра, солнце обжигало глинобитные кирпичи монастырских стен.

Тогда его руки и ноги были чистыми, гладкими, загорелыми. Тогда он непринужденно смеялся.

– Я пойду на курултай, – сказал Шибан. – Если он спросит меня, я отвечу. Вот как будет.

– Мы стремимся найти выход, – в этот раз настойчиво произнесла Илья. – Шанс невелик, но нам нужно только время. Есугэй верит в это.

Шибан сжал кулаки.

– Верить – в его натуре. Мы не можем быть все похожими на него.

– Жаль, – пробормотала Илья.

Шибан улыбнулся ей.

– Делайте то, что считаете нужным. Если вы убедите его, тогда я буду сражаться за вас так же, как сражаюсь за любую поставленную мне цель.

Илья, наконец, оторвала взгляд от его глаз, качая головой.

– Ты не видишь, как вы изменились. Вы привыкли восхвалять вашу сильную сторону – ухрах, уцах. Отступи, затем возвращайся. Но я больше не слышу этих слов.

Шибан узнал хорчинские слова, странно звучащие из уст терранки. Он очень давно не произносил их сам.

– Эти слова из другой эпохи.

– Ты все время говоришь мне об этом, но я больше не верю тебе. Ты наслаждаешься этим. Ты видишь, как война губит все, что вы создали, и часть тебя стремится к тому же. Я вижу это, когда вы отправляетесь в битву. Это более легкий путь, Шибан-хан. Я видела смертных, поддавшихся ему, но вред, который вы можете нанести, значительнее.

Она подошла к нему, положив дрожащую руку на его руку.

– Вспомни себя. Еще не все погибло. Если Терра в безопасности, Империум можно восстановить. Шторма можно обойти. Мы должны быть там.

Она и в самом деле верила в это. Глядя на нее, Шибан не знал, что сказать. Он мог рассказать ей, что было для него очевидным долгое время. Что все это погибло, та благородная мечта, о которой грезили другие люди, была уничтожена, обнажив кошмар. Более того, воины орду не были причастны к этой мечте, в которой им с самого начала едва ли было место.

Воин мягко убрал руку женщины.

– Я сделаю то, что он прикажет, – сказал он.

– Но каким будет твой совет? Повлияло ли на него хоть что-то из сказанного мной.

Илья должна была понять, что слишком поздно, но ему не хотелось причинить ей больше боли, чем уже сделала правда.

– Я не даю обещаний, сы, – сказал Шибан, отвернувшись.

Вон Калда прислушался к гулу двигателей «Гордого сердца». Он прижал пальцы к столу и почувствовал, как по руке расходятся вибрации.

– Ты слышишь это? – прошептал он, наклонив голову к массе из плоти и сухожилий. – Слышишь этот звук?

Вряд ли. У привязанного к медицинскому стенду существа больше не было ни ушей, ни глаз, ни губ. Его лицо, которое некогда принадлежало смертному человеку, было покрыто окровавленной проволокой и красными отверстиями для ввода повышающих чувствительность устройств.

Вон Калда погладил закованными в железо пальцами дрожащую грудную клетку.

– Мы вернулись в варп. Вот, что он мне говорит. У лорда-командора есть добыча.

Апотекарий потянулся за скальпелем. Вокруг операционного стола в идеальной тишине работали слуги. У них были самые разные лица – безволосые, с решеткой вместо ртов, железными масками с блестящими многофасетными глазами, трансплантированными ртами зверей или же гладкие и пустые, как яичная скорлупа.

Вон Калда опустил имплантат в приемник, и к фиксаторам протянулись фидерные провода, напоминающие паучьи ножки. В момент, когда иглы были готовы скользнуть под кожу, он услышал тихий стук сапог силового доспеха.

Он поднял голову. В апотекарион вошел Коненос.

– Чем могу помочь, брат? – спросил Вон Калда, удерживая имплантат.

– После того, как закончишь. Не отвлекайся.

Вон Калда раздраженно втянул воздух. Впереди были многие часы работы. Захваченных смертных V Легиона было непросто сломать, а состав их крови немного отличался от кемошийской. Многие скончались до того, как были улучшены, поэтому еще многое предстояло изучить, чтобы дать Эйдолону новые партии матросов, в которых он нуждался.

Имплант скользнул в пустую глазницу, плотно прижавшись к кости. Пациент задергался в оковах, наверняка от боли, но у него больше не было голосовых связок, чтобы закричать. Вон Калда закончил операцию, вытерев кровь с аккуратного разреза. Затем наложил микрошвы.

Вон Калда снова выпрямился, положив инструменты на поднос.

– Следите за жизненными показателями, – сказал он ближайшему слуге. – Не позволяйте этому умереть.

Затем апотекарий взглянул на Коненоса, который начал спускаться в расположенные внизу помещения.

– Минуту, брат. Пожалуйста, будь осторожен.

Апотекарион был заставлен каталками, медицинскими столами и клешневидными операционными ложами. Сверкающие поверхности были заполнены стальными инструментами, пробирками с булькающими питательными веществами, спиралями прозрачных трубок. Посреди всего этого Коненос выглядел, как гигант, впущенный в пещеру с сокровищами, натыкающийся на хрупкие инструменты каждым своим шагом.

– Впечатляюще, – сказал с благодарностью Коненос. – Ты всему этому научился у Фабия?

Вон Калда догнал оркестратора, когда тот спускался по винтовой лестнице из белого с прожилками камня. С нижних уровней доносились отголоски булькающих мучительных хрипов. Они проникали через шахты, которые вели в темницы апотекариона.

– Частично, – сказал Вон Калда, защищаясь. – Он – не единственный ткач плоти в Легионе.

Коненос широко ухмыльнулся. Незакрытые шлемом глотка и лицо оркестратора представляли раздутую массу звуковых камер и излучателей. Из-под надбровных дуг светились розовые как у крысы глаза.

– Нет, не единственный. Но с нашей последней беседы ты был занят.

Они медленно спускались, обходя кровеносные системы и колонны с органами. Война предъявляла большие требования к флотским апотекарионам, и каждый уголок в них был загроможден отходами операцией по улучшению тел.

– Мне, в самом деле, приятно видеть тебя здесь, брат, – сказал Вон Калда, прошмыгнув мимо ряда стеклянных пробирок, каждая из которых была размером с человека. Некоторые были пусты, другие заполнены темными фигурами, бьющимися о стенки, словно рыба на удочке. – Но ты, конечно же, знаешь, что мы заняты.

Коненос продолжал осматриваться с изумлением энтузиаста. С потолка на цепях свисали блестящие предметы, извивающиеся и дрожащие под слепящим светом медицинских люменов.

– А ты знаешь, что наш командор получил нужные ему курсовые пеленги.

Вон Калда кивнул.

– Он прислал мне сообщение.

– И что каждый корабль, который он смог вызвать, находится в варпе. Треть сил всего Легиона. Представь себе.

– А Палатинский Клинок?

Коненос метнул в апотекария усталый взгляд.

– Эйдолон все так же очарован им.

Они вошли в длинную низкую комнату. Рифленые стены в форме железных эллипсов были усеяны обращенными внутрь шипами. Поступавший из тускло-красных сетчатых панелей воздух был горячее, чем в других помещениях.

– Командор всегда очаровывается новинками. Это пройдет.

Из фильтров на полу поднимались кольца пара, извиваясь, словно внутренности. Сверху доносились странные звуки, больше не похожие на мучительные отголоски пытаемых людей, но напоминающие лай или звериный скрежет.

– Ты его лучше знаешь, – сказал Вон Калда. – Но возможно будет мудрее не предполагать слишком многого. Ситуация не та, что была при примархе.

Коненос направился к круглой двери в дальней стене, окольцованной железом и исписанной старыми формами кемошийских рун. Когда оркестратор подошел к панели замка, Вон Калда предупредил его:

– Будь осторожен, брат.

Коненос не отрывал глаз от двери.

– Почему? Что там находится?

Вон Калда подошел к внешнему замку.

– Мой мир, – откровенно ответил он.

Коненос оглядел дверь сверху до низу, вникая в загадочную конструкцию.

– Вот цель, – мечтательно сказал он. – Решение принято. Мы улучшим себя. Мы познаем все, что можно познать. Мы страдали за это решение, и другие также будут страдать за него.

Вон Калда ничего не сказал, но в узком помещении вдруг вспыхнуло предчувствие насилия, напоминая сильный запах страха. Его пальцы чуть приблизились к болт-пистолету в кобуре.

Коненос направился к двери.

– Я бы строго придерживался этой цели. И когда наступит час расплаты, у меня бы не было никаких сожалений. Ты не просто меняешь плоть, мой брат. Ты меняешь миры. Разрываешь вуаль.

Вон Калда напрягся, оценивая, насколько быстро смог бы двигаться.

– Я не делаю ничего без…

– Тише. – Коненос повернулся, приложив палец к губам апотекария.

– Мы с тобой единомышленники. В самом деле. Покажи, что ты сделал.

Вон Калда колебался. Даже сейчас, после всего, что сделал примарх для дела, все еще существовали риски, так как древние запреты тяжело умирали, и познавший предательство Легион мог с легкостью взрастить его в своих рядах.

Затем апотекарий убрал руку от пистолета и потянулся к замку.

– Ступай осторожно, – сказал он. – Следи за тем, куда смотришь.

Он ввел последовательность кодов и стальные засовы отошли. С шипением вытекающего воздуха дверь открылась.

За ней оказался густой сиреневый туман, насыщенный смешанными запахами. Приглушенный лай стих, сменивший тихим шипением. Вон Калда и Коненос вошли внутри, и на миг мрак на пороге поставил в тупик даже их улучшенное зрение.

Когда туман рассеялся, появилось круглое помещение, на стены которого красно-коричневым цветом были нанесены руны. Перед легионерами открылась обшитая бронзой яма за толстым бронестеклом, таким же, как емкости для тел в апотекарионе. Дно ямы было заполнено грудой трупов метровой высоты. Из кусков мяса торчали сломанные кости.

Над трупами присело нечто плохо различимое – ложное отражение, неправильно направленный столб лунного света. Только когда оно пошевелилось, мелькнули рваные образы: терновый венец, белесые глаза, рот с полными губами и извивающимся языком длиной в руку человека. Временами его плоть напоминала женщину, а иногда мужчину. Когда двое легионеров подошли к стеклу, нечто размытым пятном бросилось на преграду.

– Ах, какая красота, – сказал Коненос, благодарно кивнув. – Где ты его достал?

Вон Калда помедлил с ответом. Он временами сомневался в мудрости своей работы.

– Оно не готово. Ни один из них.

Коненос хитро улыбнулся.

– Мне говорят, что есть те, кто еще не посвятили себя просвещению. Они цепляются за старые порядки. Не видят выгоды от улучшения. – Он подошел к защитному стеклу, и в тенях щелкнуло что-то похожее на клешню краба. – Но это наше будущее, они – наши союзники. Вот почему ты это делаешь, правда?

Вон Калда почувствовал тошноту. Так было всегда в присутствии существ, которых он пленял, их недолговечное присутствие удерживалось постоянным жертвоприношением живых.

– Карио пользуется благосклонностью.

Коненос метнулся к апотекарию и обхватил его лицо обеими руками. Лицо оркестратора приблизилось, и Вон Калда почувствовал сладковатое дыхание.

– И вот тебе твой ответ. Палатинский Клинок так же проклят, как и мы. Он слышит те же шепоты, что и мы. Это существо может даже ускорить процесс, и я буду этому рад.

Коненос снова посмотрел на извивающиеся тени, и его розовые глаза засияли.

– Забудь про создание новых слуг. Теперь это твоя работа.

Существо за стеклом бросилось на него, атаковав свирепым ударом едва ли физически существующих хлыстов. Его остановили то ли толстое бронестекло, то ли выведенные на темном металле таинственные знаки.

– Это приказ Разделенной Души?

– Ты раньше не ждал их. – Коненос облизал потрескавшиеся губы. – Со временем он устанет от своего мечника, но время для нас не бесконечно, так что постарайся, чтобы они ответили на твой призыв. И когда мы в следующий раз отправимся в бой, я хочу, чтобы они были с нами.

Оркестратор отпустил Вон Калду и вернулся к бронестеклу. Тварь внутри отреагировала и среди теней замерцала пара фиолетовых глаз – больше человеческих, миндалевидных и жестоких. Коненос заворожено следил за ней.

– Они заразны, – прошептал Коненос. – Пришло время ускорить инфекцию.

Глава 13

Перед тем, как привели Вейла, Есугэй отвел Арвиду в сторону.

– Тебе больно, брат? – спросил грозовой пророк с явной тревогой на татуированном лице.

Арвиде стоило улыбнуться. Ему было всегда больно. Изменение плоти бурлило под кожей, хотя самоконтроль помогал, как и глубокий космос. Время от времени шипение в ушах стихало, а ужасный жар в крови спадал, но ненадолго. Применение своих талантов все возвращало, и именно ради этого Арвиду держали в V Легионе. Каждый раз, когда они спрашивали его, боль усиливалась.

Если это и подтолкнуло его Легион переступить черту, если это привело Волков на Просперо, тогда, возможно, он начал понимать. Магнус всегда был снисходительным отцом, а Арвиде не по силам было выдержать такие страдания.

Убить за это преступление всех до единого Сынов, было суровым приговором, но ведь сама вселенная была суровой, а Тысяча Сынов с самого своего основания заигрывали со смертью.

– Не больше обычного, – ответил он.

– Мы не должны делать это.

– Ты бы не попросил, если бы это не было важно. Кто он?

Есугэй ответил взглядом, который говорил «хотел бы я знать».

– Мы не преуспели на Эревайле. Найденный нами человек – единственная связь с тем, кого мы ищем. Он знал цель, но не знает где она сейчас. Однако, они годами работали вместе. Может, что-то выйдет.

От слов грозового пророка у Арвиды упало сердце. Да, сделать можно было, но за серьезную плату. Из всех его умений предсказание возможного будущего из смутно запечатленного прошлого было самым сложным, требующим самого глубокого погружения в порочные водовороты Великого Океана.

– Ты сам говорил с ним? – спросил Арвида.

Есугэй грустно кивнул.

– Сделал все, что мог. Насколько я вижу, он говорит правду. Он – гордец, как и все ему подобные.

Такой была их репутация, но Арвида нечасто общался с навигаторами. Во флоте Тысячи Сынов корабли на короткие расстояния вели свои чародеи, что приводило к трениям между санкционированными представителями Нобилите и командирами кораблей. Ни в одном другом Легионе не было столь смешанных и частично совпадающих талантов, и это было источником столь сильного антагонизма.

– За это придется заплатить, – предупредил Арвида. – Ты доверяешь инстинктам Раваллион? Пока что она не многих убедила.

Есугэй развел руками.

– А что еще нам остается? Выбор небольшой. Если бы не нынешняя ситуация, я бы не стал гоняться за этим именем из прошлого смертной женщины, но сейчас смерть рыщет вокруг нас, как волки вокруг костра.

Он посмотрел на Арвиду и его золотые глаза – все такие же странные – сверкнули в мягком свете.

– Мы все перепробовали. И да, я доверяю ей. С самой первой нашей встречи.

Арвида кивнул, внутренне настраиваясь. Есугэю нравилось верить в лучшее тех, кого он опекал, но он не был глупцом.

– Очень хорошо, но я не обещаю успех.

Довольный Есугэй хлопнул его по руке.

– А когда мы можем его обещать? Пошли, он ждет.

Они прошли из вестибюля, который находился на уровне мостика «Бури мечей», по коридорам до комнаты допросов. По пути мимо них пробегали слуги, торопливо кланяясь, после чего бежали дальше исполнять данные им поручения. Весь флагман гудел энергией. Ханы из долго разделенных братств вернулись и теперь шли по палубам, рассказывая новости о долгих поражениях и коротких победах, выискивая товарищей, выясняя мнения, прощупывая почву в преддверии великого сбора перед примархом. В другое время кое-кто мог уставиться на обладателя алого доспеха в их рядах, но не сейчас – все мысли были о выборе, которых необходимо было сделать.

– Говорят, ты сберег тело Са, – сказал Есугэй.

– То, что от него осталось.

– Об этом не забудут, – Есугэй бросил на него благодарный взгляд. – И Каган не забудет. Если ты передумаешь и решишь принять цвета Легиона, тебя с радостью примут.

Арвида внутренне вздрогнул. Он давно принял решение и не откажется от него. Так или иначе, части его тела сплавились с внутренней поверхностью доспеха, понемногу вдавливаясь в механизмы. Он больше не мог избавиться от объятий керамитовых пластин, как и от собственного скелета.

– Может быть однажды. – Все, что он ответил. – Не сегодня.

Они добрались до камеры допросов. По обе стороны тяжелых железных дверей стояли на страже легионеры. Большинство камер были пусты. Пленение стало более сложным и менее полезным делом. Кроме того было непросто сдержать победивших ханов от убийства всех попавшихся им врагов в расплату за прежние злодеяния.

Вейла поместили в более светлую, сухую и удобную камеру. Он получил чистую воду, регулярную пищу, немного уединения, но никто не притворялся, что он не под стражей. Когда двое библиариев – шаман и чародей – вошли в тесное помещение, человек поднялся и витиевато поклонился.

– Поглядите, еще один пришел испытать удачу, – отметил Вейл, оглядев Арвиду с ног до головы. – Но вы – редкая штучка. Я слышал, всех ваших сородичей уничтожили.

– Не всех, – ответил Арвида. – Как видишь.

Арвида с Есугэем сели на металлическую скамью напротив смертного. Вейл остался стоять, хотя его глаза были приблизительно на одном уровне с их глазами. Он был возбужден, как кот, слишком долго сидевший в контейнере.

– Итак, о чем мы будем говорить? – спросил человек, переводя взгляд с одного легионера на другого. – Снова о Хейсен Вортикес? О воплях Пучины? О рассказах старых навигаторов, которые поселились на Терре и теперь убаюкивают себя в слепых залах Патерновы?

Арвида следил за движениями человека. Некоторые были для показухи, демонстрируя гнев благородного человека, ошибочно удерживаемого под стражей против его воли. Другие были проявлением настоящей нервозности, как будто Вейл не верил в честность своих тюремщиков.

– Немногому ты мог бы научить меня об Океане, – заметил Арвида.

– Неужели? – Вейл презрительно взглянул на него. – Вы – колдуны и заклинатели – были словно дети, подставляющие ладошки волнам. Вы вошли всего лишь по колено, и этого было достаточно, чтобы приговорить вас. Пытались плавать там, куда не проникал солнечный свет. Пытались выжить там, где охотились левиафаны.

Есугэй молчал, но Арвида чувствовал его присутствие подле себя – наблюдающее, оценивающее.

Арвида наклонился вперед, и Вейл отпрянул.

– Дай мне руку, – попросил Арвида.

Агент Нобилите сунул костляевые руки в глубокие карманы, капризничая, словно дитя.

– Не пытайся заставить меня, колдун. Я…

+Дай руку+ приказал Арвида.

Вейл подчинился, прежде чем осознал это, протянув обе руки ладонями вверх. Арвида взял правую, разведя ее пальцы. Кожа все еще была грубой, сероватого оттенка из-за долгих лет, проведенных среди книг и звездных карт.

По крайней мере, Вейл был достаточно проницателен, чтобы не бороться с библиарием. Он уставился на Арвиду взглядом незамутненной ненависти.

– Я – из Навис Нобилите, занимаю высокое положение в Магистратских Домах. Мои права священны согласно древнему договору и обычаю.

Арвида почувствовал панику в этих словах. При всем своем хвастовстве Вейл был всего лишь еще одной перепуганной душой, брошенной на произвол судьбы посреди войны.

– Не бойся, – сказал Арвида, стремясь достаточно успокоить его, чтобы заглянуть в будущее. – Это не причинит тебе вреда.

Библиарий осторожно открыл свой разум эфиру. Тот отреагировал слишком быстро, растекаясь, словно пенящийся поток, и Арвида снова подавил его. Очертания Вейла стали полупрозрачными, как и вся камера вокруг него. Только Есугэй оставался незыблемым, собственная душа шамана была наполовину соединена с материей преисподней.

Рука Вейла начала дрожать, но он не двинулся с места. Арвида потянулся чуть дальше, и его разум начал заполняться призрачными образами.

Он увидел отражение темных залов, заполненных от пола до потолка штабелями книг. Затем огромный купол с армиллярными сферами и планетариями, потом мужчин и женщин в темных бархатных мантиях в шепчущих галереях. Увидел младенцев, мягко покачивающихся в железных колыбелях, их лбы были обвязаны полосками ткани, а юные глаза неотрывно смотрели на висевшие над ними карты, невероятно сложные, с серебристыми узорами на черном фоне.

Затем видения перекинулись в другие, далекие миры – океанические планеты с орбитальными кольцами из адамантия, кружащие космические телескопы с среброносыми боевыми кораблями, суда с рулями, парусами и подвешенными снизу пульсирующими сферами. Среди этих образов мелькали смешанные урывки событий смертных – зал торжеств под люменами в форме лебедей, заполненный элегантными фигурами в дамасте и горностаевых мехах, кружащие вокруг друг друга, словно платонические сферы. Велись беседы о договорах, верности, союзах. Среди придворных и магистров сновали шпионы с юркими взглядами, неся депеши о заключении союза или разрыве.

+Это твои люди+отправил мысль Арвида.+А теперь перенеси меня на Эревайл.+

Понадобился миг, чтобы видения настроились. Вейл не сопротивлялся, но он также не знал, как выполнить приказ. В конце концов, камера наполнилась пейзажами выжженной планеты, обрубки шпилей испускали дым в небеса, покрасневшие от залпов тысячи орбитальных лэнсов. Арвида смотрел на разрушаемые города и думал, как знакомо выглядит картина.

Затем они вернулись назад, ко времени до прибытия III Легиона, к переполоху и хаосу главного комплекса-улья, переполненного людьми, грязью и роскошью. Арвида увидел чиновников, толпившихся на стеклянных полах, их лица частично скрывала блестящая аугметика. Это были писцы, ученые, схолиасты, одетые в тяжелые меха и богатые шелка магистериума Ашелье. Всего у нескольких на лбах были толстые повязки, обшитые золотом и драгоценностями. Это были окули, способные смотреть в Океан, благословенные мутанты, чье происхождение уходило в ужасные времена раздора до прибытия Императора и чьи нити влияния протянулись в каждый уголок известного космоса.

Один из них вышел на первый план – юноша с глазами старика. У него тоже была повязка на лбу с пятнами хны и сапфировой инкрустацией. Он был строен и смугл. Парень то расплывался, то снова становился ясно видимым, постоянно смеялся, говорил. В руке у него был длинный черный посох с набалдашником из белого камня.

+Дальше+Арвида больше не обращался к Вейлу.

Образы сменились, перемещаясь из воспоминаний Вейла, следуя за теплом души этого нового человека. Разум Арвиды мчался по темным коридорам, проплывая через запертые двери. Он снова видел вырезанные на мраморе огромные карты, гравированные извилистыми узорами и отмеченные названиями множества миров. Он видел планы, устройства и слышал голоса, спорящие на повышенных тонах. Появлялись и исчезали лица – раздутые, черноглазые, любопытные и злобные.

Он смутно ощутил какое-то смятение в мире чувств, но к тому времени зашел слишком глубоко, чтобы волноваться. Смуглый человек повернулся и улыбнулся, демонстрируя безукоризненные зубы. На стене висела очередная карта, облицованная золотом. Арвида увидел на ней очень тонкий узор на обсидиановой подложке, вырезанный рукой этого человека. Кроме того, здесь были слуги в черных одеяниях и скрывающих лица масках. Легионер почувствовал мускусный, пьянящий запах ладана.

Мужчина жестикулировал, но проследить за его движениями было сложно. След постепенно терялся. Скоро он исчезнет. Арвида сосредоточился на стене, на карте из золота. Он увидел планеты, вырезанные на стилизованной пустоте, подписанные рунами, возраст которых проникал в видение словно дым.

+Темное Стекло+ отправил чародей, узнав шрифт. Были и другие, вереница миров вдоль варп-канала. Снова появились золотые линии, он различал схему сквозь слои Океана, возвращаясь к молодому желтому солнцу. Что-то в этом узоре было знакомым, и от этого библиарию стало не по себе.

Затем человек повернулся и посмотрел прямо на Арвиду. Незнакомец по-прежнему улыбался, но лицо стало холодным.

+Тебе здесь не место+

Арвида отшатнулся и видения провалились в серые облака. Это было невозможно: он наблюдал события прошлого, проносящиеся как отражения отражений, закупоренные во времени, как насекомые в янтаре…

Он пошатнулся, почувствовав, как опора под ногами – настоящая опора – наклонилась. Послышались крики боли – приглушенные и далекие.

– Отпусти меня!

Он не мог открыть глаза, их словно сплавили. В висках гремела боль изменения плоти, а в груди закипала кровь.

+Брат+раздался мысленный голос Есугэя, пробившись сквозь смятение и подавляя душевное волнение. Арвида вцепился в него, как тонущий человек за обломок судна. +Ты делаешь ему больно.+

Кто-то кричал. Арвида рвался назад, отбиваясь от обложивших его образов. В самом конце, когда чародей почувствовал, что они исчезают, он увидел тень, пристально смотрящую на него из глубин – огромную фигуру с алой гривой и одним глазом, вслепую бредущую среди распадающихся стен эфирной магии.

Затем Арвида вернулся, он задыхался, в глазах рябило, а к голове прилила кровь. Смертный стоял на коленях и кричал от боли. Арвида понял, что по-прежнему держит его руку, которая оказалась раздробленной. Между бронированных пальцев легионера била ключом кровь.

Он тут же разжал хватку, и Вейл упал, прижав к груди сломанную руку. Арвида поднялся, в голове стучало, он по-прежнему задыхался. Есугэй тоже был на ногах, с тревогой глядя на него.

– Что случилось? – спросил он, но Арвида не слушал. Он прислонился к стене камеры, глядя вокруг так, словно все видел впервые.

– Мне показалось, что я увидел… – пробормотал он.

Есугэй подошел к нему и схватил за плечи.

– Что? Что ты видел?

Арвида сильно моргнул, подавив поднимавшуюся в горле тошноту. Он почувствовал, как стихает Изменение, бурля, как отступающая морская пена.

Он так много увидел. Вокруг него окреп мир чувств, вернув с собой боль, вонзившуюся шипами в открывшиеся глаза.

– Что ты видел? – снова спросил Есугэй, в этот раз более твердо. В углу хныкал забытый Вейл.

Минуту Арвида не знал, что сказать. У него было такое ощущение, что у него рассыплется рот, если он его откроет. Чародей уставился на лицо со шрамом, и на миг ему показалось, что на него смотрит его генетический отец, лицо которого наложилось поверх обветренных черт чогорийца.

– Я знаю, – прохрипел он, чувствуя вкус крови во рту.

– Что ты знаешь? Скажи мне.

Даже тогда он не смог рассказать об открывшейся ему истине. Но была еще и другая, которую его отправили найти.

– Я знаю, где он, – сказал Арвида, запоминая звездную карту, прежде чем образ исчез. Он тяжело сглотнул, подавляя все ненужное, что могло затуманить его суждение.

– Тебе нужен этот Ашелье. Я знаю, куда он направился.

«Стойкость» прорвала пелену с привычной грубостью, разрезав материю вселенной серебристой вспышкой. По пустоте прокатились неистовые волны, выбрасывая султаны сверкающей эфирной материи среди шлейфов грязного дыма. Громадный корабль полностью материализовался, сквозь бездну скользили многочисленные ряды тяжелых орудий. Несколько секунд спустя прибыли другие суда, прорываясь, словно брошенные копья среди бурлящих облаков, знаменующих вход в реальное пространство.

Мортарион шагнул к краю командной платформы мостика. Перед ним иллюминатор, не уступавший размерами собору, поднял варп-ставни, открыв переполненный участок космоса. Здесь собрались сотни боевых кораблей, несущие на светлых носах эмблему мертвой головы XIV Легиона. На линзах когитаторов начали оживать идентификаторы – «Неукротимая воля», «Коса жнеца», «Моритатис Окуликс», «Стойкий».

Мортариону не было нужды смотреть на руны, чтобы знать, кто ответил на его зов. Он узнавал каждый линкор в своем флоте и выискивал в пустоте тех, кого вызвал. Картина была переполнена деталями – крылья небольших эскортников отбрасывали тени на борта самых крупных хищников, посыльные суда перевозили припасы с транспортов на линкоры, ремонтные шатллы в красных цветах Механикума порхали вокруг колоссальных связок главных двигателей и колец маневровых.

– Где он? – спросил примарх.

Внизу – в ямах и проходах командного мостика «Стойкости» – сидели, не поднимая голов, трэллы в масках. Саван, построившийся по краю тронной платформы, как обычно молчал, безмолвно глядя из-под покатых личин шлемов. От ржавых столбов с жаровнями, стоявших часовыми над переполненными постами экипажа, поднимались огромные кольца зеленоватого дыма. Воздух был влажным и спертым, насыщенным столбами пыли.

– Где «Терминус Эст»?

Все больше наименований кораблей прокручивалось по линзам, выделяя только что прибывших – захваченные корабли других Легионов, взятые на службу старые суда Барбаруса, вспомогательные суда Армии, на которых удаляли эмблемы полков и заменяли их знаком мертвой головы. Флот был огромен, большая часть всего Легиона стягивалась с сотен различных зон боевых действий. Пока авгуры добавляли данные в список прибывших, из точек Мандевилля появлялись новые и устремлялись на соединение с армадой.

Никто на мостике «Стойкости» не мог ответить на вопрос примарха. Капитан корабля Ульфар приказал провести дополнительное сканирование, но не дал никакого заключения. Магистр вахты Транг выглянул из-под капюшона и покачал головой. Навигатор ничего не передала из своих уединенных покоев и отключила связь.

Только стоявший менее чем в трех метрах от примарха в своем запятнанном кровью первоклассном доспехе маршал Гремус Калгаро, магистр осады Легиона и преемник фанатичного Раска громко фыркнул.

– Первый капитан Тифон мог не получить вызов, повелитель, – сказал он низким рыком.

Мортарион метнул в него ядовитый взгляд.

– О, поверь, он получил. Это в первый раз, когда он действительно не выполнил приказ. Что мне с этим делать? Он, что, отрекся от своего выбора?

Калгаро опустил глаза.

– Вряд ли, – пробормотал он.

Мортарион бесстрастно прохромал по платформе, стуча железной пятой Безмолвия по адамантиевой палубе.

– Тогда вызовите тех, кто соизволил ответить.

По всему коммуникационному уровню соединенными кабелями матросы поспешили исполнить приказ. Один за другим замерцали призрачно-зеленые фигуры легионных командиров, выстроенные грубым полукругом вокруг примарха. Некоторые были в шлемах, других демонстрировали отмеченные боевыми шрамами лица. Все были суровыми, мрачными, уставшими.

– Знайте, что я отвлек вас от ваших дел небеспричинно, – сказал им Мортарион, прохаживаясь между светящимися призраками. – Магистр войны готовил заключительный поход на Терру и требует уничтожения Пятого Легиона на своих флангах. Эту честь он предоставил нам. У нас есть их координаты, которые сейчас отправляют на ваши корабли.

Ни одно из гололитических лиц даже не дрогнуло. Все командиры были с Барбаруса, невозмутимые и приученные к тотальной войне еще до прибытия Императора. Они наводили свои орудия на родичей на Исстване, затем истребляли собратьев-легионеров на темных песках Ургалла. Они не сомневались в приказах.

– Хан и его истощенный Легион признали неизбежное и стягивают свои силы в Эрелион. Вы знаете, что он избегал генерального сражения, но теперь этому пришел конец. Набеги закончились. Мы отправимся в варп в течение часа, подготовьте свои корабли к немедленному отправлению.

Мортарион говорил, продолжая проверять список прибывших кораблей. Он все еще надеялся, что в любой момент к тем воинам, что стояли перед ним, присоединится еще один – величайший из его слуг, тот, кто с самого начала был самым верным, самым усердным.

– В этой армаде будут и другие. К нам должен присоединиться Третий Легион, если только не отстанет. Я знаю, что это значит для вас, и разделяю ваше отвращение. Поборите его. Этот союз продлится недолго – с их численностью мы получили средство покончить с Пятым Легионом чисто. После этого мы соединимся с магистром войны. Он мне это обещал.

Отсутствие Каласа не давало ему покоя, мучило, словно отравленное вино. Никакого объяснения этому не было, только внезапно наступившее молчание в пустоте. Тифон мог быть убит, хотя в это трудно было поверить. Даже труднее, чем то, что он обратился к другому делу. Этого просто не могло быть. Какое еще дело существовало для них теперь?

– Помните свои клятвы. Те из вас, кто все еще якшается с порчеными варпом, должны прекратить. У вас есть разрешение на применение оставшегося фосфекса и био-оружия. У вас есть ваши запасы, проследите, чтобы они были полностью задействованы. Я желаю дать моим братьям урок, хотя не очень надеюсь, что на него обратят внимание. Мы – плоть. Мы – смертная кровь. Этого достаточно. Всегда будет достаточно.

Где-то далеко внизу все еще испускал зловонное дыхание Грульгор. В трюмах корабля появлялся дух Лерменты, скитаясь среди сокровищ, добытых на мирах чародеев. Теперь у каждого корабля во флоте были свои секреты: чудовища и следы демонов, скрытые среди глифов и рунических текстов. Было сложно вернуть то, что выпустили на волю, сложно, но не невозможно.

– Более двух лет мы сражались порознь. Галактика позабыла, на что способны сыны Барбаруса. Пришло время напомнить ей.

Но Тифон сделал бы процесс завершенным. Его возвращение убрало бы последнюю крупицу сомнений.

– А теперь вперед, подготовьте корабли, – прорычал Мортарион, подавив раздражение. На этом все закончится. Высокопарные речи никогда не были его коньком, вполне хватало соблазна нового убийства. – Вооружите каждого воина и подготовьте каждое оружие, что есть. Мы отбываем через час.

Глава 14

Илья заняла свое место в зале курултая и пробежалась взглядом по толпе, пытаясь выяснить, сколько воинов прибыло и сколько отсутствовало. Лицом к облицованной камнем платформе сидели ханы многочисленных братств. На церемониальных колоннах горело пламя, а позади платформы стояли шесты со знаменами древних чогорийских царств, вышитые золотым и красным и перевязанные кожаными ремнями.

По краю платформы располагались две дюжины грозовых пророков – все, что осталось от них во всем Легионе. Среди них на почетных местах восседали Есугэй с Арвидой. Илья находилась рядом, получив свое место от всегда уважительно относящейся к ней орду. На другой стороне полукруга сидели командиры Легиона: Ганзориг и Цинь Фай – два нойон-хана Орд, Шибан Тахсир, Хай-Шан, Намаи из кэшика, Джубал Ан-эзен. Другие прославленные воины, закаленные долгими битвами, располагались поблизости: Айнбаатар из братства Звезды Ночи, Хулан из братства Золотого Пути.

Лицом к ним на старом кресле сидел Каган, Хан Ханов, одетый в длинный халат и кожаную куртку Алтака. Суровое лицо взирало свысока, частично скрытое мерцающим светом факелов. Распущенные иссиня-черные волосы были разбросаны по плечам. Некоторые из присутствующих в зале увидели повелителя впервые за многие годы.

Илья не взглянула ни на Шибана, сидящего в полукруге зала от нее, ни на Арвиду, устроившегося неподалеку. Атмосфера в зале была напряженной, подпитываемая противоречивыми слухами.

Последние из ханов заняли свои места, и раздался звон гонга. Свет погасших люменов сменился взметнувшимся пламенем в полированных жаровнях.

– Мои сыновья, – обратился на хорчине Джагатай, обведя взглядом собрание. – Чтобы добраться сюда вы прошли через пламя и боль. Дорога была долгой. Многих из тех, кому следовало быть здесь, уже нет.

Илья почувствовала, как подскочил пульс. После пяти совместных лет с Белыми Шрамами она с легкостью понимала их язык и считала, что никто не говорил на нем так красиво, как примарх. В этом месте у его голоса был все тот же тембр – низкий, размеренный, отмеченный сдержанной силой. Ханы, задын арга, военачальники Легиона, все внимательно слушали. Даже в этот момент не было никакой уверенности в его выборе, и никто не знал, какое решение он примет.

– Будь время, я воздал бы должное всем им, – продолжил Джагатай. – Но каждый лишний час здесь несет опасность. Мы снова должны отправиться в путь, и остается единственный вопрос: куда? Всем вам известен ход этой войны. Враг подчинил варп своей воле штормами, которые нам не преодолеть. Путь к Терре под присмотром либо блокированы силами, многократно превосходящие наши. Мы пытались прорваться, и каждый раз терпели неудачу. Наше выживание гарантировалось разделением сил и обманом. Но этого уже не достаточно, так как петля затягивается. Остаются только два варианта – снова попробовать прорваться к Тронному миру или же остаться здесь, далеко от дома, надеясь ранить моего брата настолько сильно, чтобы наша жертва не была напрасной.

– Нет никаких сомнений в том, что если мы атакуем силы магистра войны здесь, результат может быть только один. Множество Легионов предателей направляются в Терре, поддержанные бесчисленными армиями смертных. Мы достаточно сильны, чтобы отвлечь его, но не покончить с ним.

От этих слов по залу прокатилась волна тихого ропота. Многие из ханов, получи они возможность, оспорили бы это утверждение, но ни один открыто не осмелился возразить повелителю. Илья еще крепче вцепилась в край сиденья.

– Чтим ли мы наши клятвы? – продолжил Джагатай. – И все ли пути для нас закрыты? Может и так, а может и нет. Мы следовали за одной надеждой, не более чем молвой. В другое время мы бы не снизошли до нее, но время на исходе.

Темный взгляд примарха обратился к Арвиде.

– Говори, маг.

Арвида поднялся, повернувшись к ханам. Илье показалось, что он двигается неуклюже, словно страдая от старой раны. Неужели его ранили у Калия?

– У нас есть имя, – заговорил на хорчине Арвида. – Это новатор Питер Ашелье, о котором мы узнали благодаря генералу Раваллион. Мы полагаем, что из всех представителей Навис Нобилите у него самые большие шансы найти для нас путь. Генерал поручилась за него, и во время последних рейдов его искали на мире Эревайл. Мы не нашли его там, но теперь у нас есть локализация: разлом Катуллус. Насколько нам известно, там нет ничего достойного внимания врага. Это уединенное место, не имеющее стратегической важности, и там не зафиксирована активность. Если мы хотим найти этого человека, то должны отправиться туда.

Арвида оглянулся на платформу и повторил: – Если мы хотим найти его.

Маг вернулся на свое место.

– Что ж, это совет Мудрой, который нам и нужен, – сказал Джагатай. – В наших возможностях добраться до Катуллуса. Если этот человек существует, мы можем найти его. И если он, как мы надеемся, обладает силой над эфиром, то проведет нас домой.

– А если нет? – спросил Шибан.

Сердце Ильи упало. В голосе воина явно слышался скептицизм.

– Тогда Шибан Тахсир, – ответил Джагатай, – это место будет ничем не хуже других, чтобы встретиться с врагом.

На иссеченном лице Шибан появилась напряженная улыбка.

– Прошу прощения, Каган, но это курултай, где каждый может высказаться. Уже многие пали в погоне за этой мечтой. Каждая битва уводит нас дальше от того места, где мы должны быть. Есть и другой выбор.

– Есть, – согласился Джагатай.

– Наша родина, – сказал Шибан, повернувшись к братьям и вызвав еще одну волну приглушенного одобрения. – Если мы не можем прорваться к Терре, то можем вернуться на Чогорис. Нам ничего не известно о его судьбе. Возможно, его народ продолжает биться, или же планета опустошена.

Он посмотрел прямо в лицо примарху.

– Если есть долг, который мы должны исполнить, то сначала нам стоит позаботиться об очагах тех, кто вырастил нас.

– Мы не можем вернуться на Чогорис, – сказал Есугэй. В его голосе не было торжества, только печаль. – Нам не под силу такая попытка.

– А на Терру, значит, можем.

– Если Терра падет, ничего не останется, – Есугэй не взглянул на Шибана, обращаясь к примарху, как и всем на курултае. – Война закончится. Гор сможет вычистить остальную галактику, планету за планетой.

– Ходят слухи, – сказал Ганзориг, наследник Хасика, – что Ультрамар все еще держится, а Ворон, вопреки всему, все еще жив. Магистр войны не может быть повсюду.

– Не может, – сказал задын арга. – Но отдайте ему Трон и все изменится.

– Этот человек – Ашелье – всего лишь смертный, – вмешался Цинь Фай, равный Ганзоригу в командной иерархии Легиона. – Он может быть жив, а может быть мертв. Может помочь нам, а может ему это не под силу. Эти нити слишком ненадежны, чтобы хвататься за них.

– Так и есть, – сказала Илья, поднимаясь. Ей не нравилось обращаться к орду в их собственной вотчине, и она говорила на готике, не доверяя своему хорчину для верной передачи мыслей. – Они, в самом деле, ненадежны. Для меня было бы позором дать их вам. Если бы были другие возможности, которые мы не испробовали, я бы согласилась с тобой и Тахсиром, и любым другим, кто сказал бы: хватит, мы скрывались и нас преследовали, но больше некуда бежать…

Ханы слушали молча. Илья чувствовала их взгляды – спокойные, уважительные, скептические. Они всегда прислушивались к ней, с самого начала. Это была тяжелая ноша, и ее вес никогда не уменьшался.

– Но вы не знали этого человека, – продолжила она. – Новатор Домов – великий лорд, а Ашелье был одним из величайших из них. Он пользовался благосклонным вниманием самого Дворца, и я видела во время крестового похода, как он применяет свое варповство, когда вел флоты на войну через шторма такой силы, что задание казалось невыполнимым. Не сомневайтесь: он – магистр эфира и настоящий проводник.

– И все же, если он нашел путь на Терру, – сказал Шибан на готике, – не воспользовался ли им?

– Думаю, он остался в пустоте.

– Потому что не мог поступить иначе.

– Потому что его держала здесь служба.

– Ты не можешь этого знать.

Илья почувствовала, что закипает. Тон Шибана становился сардоническим.

– Нет, Тахсир, не могу. Большинство из сказанного догадки, я никогда этого не скрывала.

– Какой бы ни была правда, – вмешался Арвида, перейдя на беглый хорчин, – мы знаем, где он сейчас. Я видел это.

– И мы можем добраться до этого места, – добавил Есугэй. – Маршруты есть на картах, и переход будет коротким. Возможно, это судьба. Или удача, впервые за долгое время.

– Так ты поддерживаешь эту идею, задын арга? – спросил Ганзориг. – В самом деле?

– А когда сы-Илья вводила нас в заблуждение, нойон-хан? – спросил Есугэй, улыбнувшись. – Кроме того, после Просперо мы поклялись добраться до Терры, а нарушить клятву – это святотатство, за которое карают сами боги. А еще я поддерживаю этот путь, потому что он таит в себе опасность и открытия, и раз уж я все еще жив, то хочу и дальше расстраивать планы наших врагов.

Эти слова вызвали ответные улыбки ханов.

– Но не мне отдавать приказ, – сказал Есугэй, поклонившись примарху.

Все глаза обратились к Джагатаю. Он молчал всю перепалку, внимательно слушая. Его глубоко посаженные глаза были бесстрастны. Илья задержала дыхание.

– Вы ответили на призыв, – сказал Джагатай, снова обратившись ко всем. – Вы сохранили верность, даже когда предательство пришло изнутри. Я знаю, что цена уже заплачена, и до этого момента я, честно говоря, не определился с решением, так как жажду только закончить то, что было начато на Просперо. За мной охотятся мои братья, и от этого позора у меня кипит кровь. Единственное, чего я хочу – это развернуться и дать им бой. Но это легкий выбор – стать такими же, как и они, противопоставить гневу гнев, сражаться безрассудно, зная, что более значимая цель будет утрачена.

Илья села на свое место. И снова в нее поверили, хотя у нее всегда было чувство, что она сделала слишком мало, чтобы заслужить это доверие.

– Не доверять легкому пути, – сказал Джагатай. – Этому мы научились, разве нет? Поэтому я отдаю приказ: если нам суждено умереть, значит Катуллус послужит этой цели. Возвращайтесь на корабли и готовьтесь к варп-переходу. Наши преследователи идут по нашему следу, поэтому я хочу, чтобы мы ушли быстро. У вас есть пять часов.

Каган взглянул на Илью и кивнул, возможно, в знак признательности.

– Мы сделаем то, что советует Мудрая, – сказал он. – Последний бросок костей.

За два часа до запуска двигателей «Бури мечей», появился первый сигнал. Эскортный корабль на краю системы зафиксировал неясный сигнал входящего судна и приступил к глубокому сканированию. Некоторые важные корабли, в том числе «Мелак Карта», еще не прибыли в точку сбора, поэтому все проверки проводились очень тщательно.

Артиллерийский корвет «Ся-Ся» получил сигнал и устремился вперед, стараясь получить более точные авгурные данные. Его экипаж сумел расшифровать сигнал, но не распознал идентификатор. Они снова запустили сканирование, перепроверив его, и изменили статус сигнал тревоги на общефлотский.

– Четырнадцатый Легион, – прибыло сообщение на каждое судно на внешнем периметре. – Повторяю, входящий сигнал Четырнадцатого Легиона.

В этот момент «Калджиан» занимал самую близкую позицию к вероятным точкам вторжения. Вернувшись с курултая с плохо скрываемым раздражением, Шибан приказал фрегату отделиться от основной группы линкоров, поднявшись над неуклюжими пустотными чудовищами, которые все еще готовились к варп-прыжку в тени Эрелиона.

– Ты уверен? – спросил Шибан через несколько секунд после возвращения на мостик для принятия командования. Иссеченная плоть обнаженного лица блестела после упражнений в тренировочных клетках.

– На все сто, – ответил магистр сенсориума Тамаз.

Здесь также были Джучи и Имань, повышенный до дарга после Мемноса, а также множество других воинов братства. Все были в доспехах и с оружием.

– Идем на перехват, – приказал Шибан, занимая место на троне. – Полный вперед.

Уже находившийся в боевой готовности фрегат увеличил скорость до атакующей, оторвавшись от других кораблей. К этому времени сигнал тревоги продолжал распространяться по всему флоту, выводя «Калджиан» во главу стаи.

Джучи подошел к Шибану.

– Мой хан, – обратился он осторожно.

Шибан смотрел перед собой.

– Никаких советов про осторожность, брат, – сказал он. – Остальные присоединятся к нам в считанные минуты. – Он чувствовал барабанный бой двигателей, доносящийся сквозь палубу. – По крайней мере, мы сможем заявить первую победу. Хоть это у нас еще не отняли.

«Калджиан» догнал «Ся-Ся» и занял позицию во главе остальных кораблей, рассредоточившихся для перехвата чужого сигнала. Через несколько минут первый вошедший в систему корабль был захвачен носовыми авгурами.

– Зарядить основной лэнс, – приказал Шибан. – Сколько кораблей прибыло?

Тамаз ответил не сразу.

– Один, мой хан.

Шибан засмеялся.

– Храбрец. Он оторвался от своих.

Тамаз взглянул на него.

– Нет, мой лорд. Всего один. Других сигналов нет. И нас приветствуют.

По линзам сенсоров потекли данные чужого корабля, и тут же странность ситуации стала понятной. Это был не военный корабль, а системный прорыватель блокады, едва способный совершать варп-прыжки.

– Мне передать приветствие? – спросил Тамаз.

Лэнс «Калджиана» оставался наведенным на приближающийся корабль, который почти был виден через иллюминаторы. Шибан почти бессознательно просмотрел предбоевую процедуру, отчетливо представляя вспышку света от выстрела носового лэнса. У этого корабля не было никаких шансов – точное попадание мгновенно уничтожит его.

– Мой хан?

– Сохраняй курс, – резко бросил Шибан. – Навести макроорудия на двигатели. Переключить приветствия на меня.

Отфильтрованная системами шлема аудиозапись была забита белым шумом. Но даже в этом случае сигнал был достаточно четким, и с первых слов Шибан почувствовал, как его накрыла холодная волна воспоминаний.

«Торгун-хан и пятеро воинов из истребительной команды сагьяр мазан ответили на призыв Легиона. Ждем приказаний».

Голос не сильно изменился. Возможно, хорчин стал чуть лучше, прибавилось чогорийской интонации. По крайней мере, он усвоил обычай Легиона и больше не говорил о «роте». Прежнее братство Луны было расформировано, его воинов проверили на верность, после чего разбросали под командование других ханов. Так что по правилам он даже не должен был использовать почетное наименование.

По правилам он должен был умереть. Так было справедливо.

Два корабля продолжали мчаться навстречу друг к другу, и системный блокадопрорыватель превратился в видимую вдали белую точку. Другие корабли флота следовали за «Калджианом», приведя в боевую готовность орудия. На такой дистанции они могли и не принять приветствия, и единственный выстрел решил бы проблему.

– Какие будут приказания, Хан? – спросил Джучи.

Один выстрел с «Калджиана» или любого другого корабля. И никакого осуждения, да и потеря невелика.

– Хан?

Шибан оторвался от мыслей и поднялся с трона.

– Передай отбой всем нашим кораблям, – сказал он, направившись к своей гуань дао. – Выбери десятерых воинов из мингана в полной броне и боевой готовности.

Он активировал энергетическое поле клинка, и оно ожило, пылая так же ярко, как когда-то на белоснежных равнинах Чондакса.

– Прикажи кораблю остановиться и опустить щиты, – приказал он, впив взгляд в постоянно растущее пятно света. – Ничего им не объясняй. Мы отправляемся туда.

Торгун наблюдал за приближающимися кораблями. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы подскочил пульс. Белые носы никогда не были для воина источником гордости, даже в самом начале, а теперь еще вызывали головокружительную тошноту позора.

Даже после того, как все стало ясно – что Легион перегруппировывался для решительного сражения и что все клинки необходимы для защиты орду – решение ответить на вызов далось непросто. Саньяса высказался «за», как и Озад, Ам, Герг и Инчиг. Помимо хана, единственным, кто воздержался, был Холянь. Они двое возражали, а слово хана обладало самым большим весом. Но им не хватало уверенности. Тем, чья единственная цель заключалась в гибели в бою, и кого забросило далеко от сердца Легиона и его кодексов чести.

Говорили о возможности обмана. Холянь утверждал, что приказ был тщательно замаскированной уловкой врага, призванной выманить Белых Шрамов на открытый бой. Какой бы почетной ни была смерть в такой битве, клюнуть на наживку было бы глупостью.

Но, по правде говоря, Торгун никогда в это не верил. Коды были в порядке, печати и ответные символы полностью совпадали. Немедленному ответу помешали только человеческие эмоции, которые в другой душе давно могли быть стерты – гордыня, обида, жгучее чувство вины за провал и ошибочный выбор.

И вот теперь он стоял на ржавеющем мостике краденого корабля, наблюдая, как те, кого он однажды предал, роем мчатся ему навстречу.

Он опустил руку на рукоять меча, по-прежнему спрятанного в ножны и обесточенного. Один фрегат вырвался вперед и потребовал отключить щиты и открыть врата стыковочного отсека.

– Выполняй, – спокойно приказал Торгун. – Делай все, что они говорят.

Он повернулся к Саньясе и остальным.

– Вот и мы здесь. Встретим их вместе.

Саньяса сохранял уверенность. Перспектива снова сражаться в рядах воинов Чогориса придавала ему сил, питая и без этого полного жизни воина энергией.

Сагьяр мазан спустились в главный стыковочный отсек. Загроможденное пространство едва вмещало три транспортных корабля и все еще действующие гравициклы. Шестеро воинов вышли в центр площадки. Облаченные в доспехи, но без шлемов и обнаженного оружия. Понадобилось много времени, чтобы очистить место для шатлла между кораблями.

Наконец, он сел перед сагьяр мазан на потоках грязного дыма из почерневших посадочных двигателей. Корабль выглядел почти так же сильно потрепанным, как и снаряжение сагьяр мазан.

Двери десантного отсека с шипением открылись, и посадочная рампа с глухим звуком ударилась об адамантиевую палубу. Вышли одиннадцать воинов V Легиона. Десять в стандартных белых силовых доспехах и вооруженные глефами и силовыми мечами. Одиннадцатый – их хан – был облачен в темно-серую броню необычной конструкции. Единственным свидетельством принадлежности к Орде были наплечники, которые все еще носили эмблему золотисто-красной молнии на белом фоне.

Когда абордажная партия приблизилась, Торгун и остальные сагьяр мазан поклонились. Никто не произнес ни слова, пока вперед не вышел хан в доспехе цвета стали.

– Назовите себя, – последовал приказ, отфильтрованный рычащими слоями вокс-усиления и едва напоминавший человеческий голос.

– Торгун-хан, некогда возглавлявший братство Луны, – ответил Торгун. – Пятеро остальных из других братств, теперь зачисленные в сагьяр мазан. Мы ответили на призыв.

Эту информацию уже озвучивали, но, казалось, задавший вопрос хотел услышать ее еще раз. Хан в броне стального цвета молчал. В тишине рычали энергетические поля на оружии его воинов, отбрасывая синие с серым отливом сияние на посадочную площадку.

Затем хан приблизился. Из поврежденной вокс-решетки раздавалось его хриплое дыхание.

– Это не может быть случайностью, – прошипел хан. – Это всего лишь еще одна паршивая шутка. Не было никаких случайностей, только не с тобой.

Торгун постепенно все понял. Он увидел, как был спроектирован доспех, чтобы дать его владельцу возможность сражаться. Должно быть, когда-то он получил ужасные раны.

– Мой брат… – начал он.

– На твоем месте я бы никогда не вернулся. Я бы проигнорировал приказ. Я бы вспомнил Просперо, взял свой меч и бросился на него. И даже в этом случае, я бы не вернул свою честь. Не было ни помощи, ни передышки.

Лицо Торгуна вспыхнуло. Он ощутил, как дернулись перчатки и инстинктивно понял, как быстро смог бы схватить клинок. Он почувствовал неуверенность воинов своей охотничей стаи, каждый из которых по-своему оценивал ситуацию.

– Приказ, – сказал Торгун, с трудом сдерживая гнев в голосе, – пришел от Кагана.

Стальная маска была уже в считанных сантиметрах от его лица. Торгун видел царапины на металле, тысячи отметок долгой войны, и почувствовал запах смазочных масел и слабое жжение сервомеханизмов.

– Разворачивайся, – сказал хан. – Забирай свой корабль. И возвращайся в то забвение, которое предназначено для тебя.

Все услышали эти слова. Краем глаза Торгун заметил, как сдержанная ярость заливает лицо Саньясы. Атмосфера в ангаре стала напряженной, словно в преддверии грозы.

– Приказ, – тихо и твердо повторил Торгун, – пришел от Кагана.

Не успел он закончить, когда получил первый удар – сжатый кулак с силой врезался в открытое лицо, Воин отшатнулся, почувствовав кровь во рту. Следующий удар попал в висок, бросив его на колени. Торгун растянулся бы на палубе, но стальной кулак схватил его за горло, поднял и впечатал в ближайшую стену. Терранец повис, едва касаясь ногами опоры и пытаясь вдохнуть воздух.

– Мы были такими слабыми и так долго, – раздался из-под маски голос, кипевший глубокой холодной ненавистью. – Так много погибло. Если бы все были стойкими, тогда мы бы побеждали, а не смотрели, как теряем свои силы.

Торгун схватился обеими руками за хватку хана. В глазах начало плыть. Он попытался заговорить, но не смог выдавить ни слова.

– Ты понимаешь, что ты натворил? – В ярости слышалась боль, а в боли – непонимание. – Теперь ты видишь? Ты – слеп или просто глуп?

Торгун услышал шипение активируемого энергетического оружия, и, в конце концов, взялся за рукоять своего силового меча. Жажда нанести удар брала вверх над разумом. Большой палец скользнул к кнопке активации клинка.

Затем он с глухим стуком упал на палубу. В висках стучало. Торгун вскочил и, стиснув зубы, приготовился к схватке.

Но хан отпустил его. Он деактивировал свой клинок и разомкнул замки шлема. Саньясу и остальных сагьяр мазан оттеснила свита хана, не дав возможности вмешаться.

Торгун смотрел, как поднимается стальной шлем. Зрение вернулось к нему, но рука по-прежнему крепко сжимала рукоять меча. Он мог атаковать.

Показалось лицо Шибан-хана. По крайней мере, частично его лицо. Половину заменила синтеплоть и металлическая пластина. Вместо одного глаза была железная аугметика, а от края горжета выступал лес поршней и нервных пучков. Шрам Талскара был все еще виден, сохранившись среди наслаивающихся стальных пластин и извиваясь по остаткам щеки.

Торгун в последний раз смотрел в эти глаза несколько лет назад на борту «Бури мечей». С тех пор все изменилось. Аугметика лишила черты Шибана симметрии, закрепив неизменный рык на том, что было открытым приятным лицом.

Шибан неуклюже опустился, доспех лязгал, компенсируя движение.

– Ты думаешь, я бы убил тебя? – холодно спросил Шибан. – У меня есть приказы.

Торгун, наконец, опустил силовой меч.

– И ты никогда в них не сомневался.

– Никогда.

Торгун сплюнул кровь на палубу.

– Не думай, что я стану умолять тебя, мой брат. Я прибыл, потому что меня вызвали, а не потому что желал этого.

– Плевать я хотел на твои желания, – сказал Шибан. Его голос изменился более всего, теперь он был грубее и не только из-за имплантов в горле. – Тебя не сразит ни моя рука, ни чья-либо другая в Легионе. Но и ты не вернешь себе почетное место – я прослежу за этим, если ничего другого не остается. Какой бы ни была самая позорная обязанность, она достанется тебе. Когда петля затянется, и мы снова пойдем в бой, ты не примешь в нем участие. Если мы добьемся победы, ты не станешь ее частью. Ты будешь находиться в тылу, в резерве, среди смертных и безмозглых.

Торгун впился в него взглядом, сжав челюсть. Хотя он тоже получил ранения за время долгого изгнания, его лицо не пострадало, а доспех функционировал. Из двух ханов именно он больше походил на легионера Белых Шрамов.

– Значит, ты сделаешь наше возвращение напрасным.

– Ты будешь служить, но не искупишь вину. Нет никакого искупления. Тебя отправили на смерть, и ты даже с этим не справился.

Шибан поднялся, оставив Торгуна стоять на одном колене. Хан развернулся и направился к ожидающему шаттлу.

– И это все? – закричал ему вслед Торгун. – Только для этого ты прибыл – устроить это выступление?

Шибан не остановился. Его воины последовали за командиром.

– Когда-то ты бы рассмеялся над этими словами, – выкрикнул Торгун. – Ты бы рассмеялся даже от одной мысли о них.

Шибан продолжал идти. Двигатели шаттла снова увеличили обороты, залив площадку волной клубящегося дыма.

– Ты мне не судья, Шибан-хан. Ты судил меня с самой первой нашей встречи, но не ты повелитель этого Легиона.

Шибан продолжал идти. Он на ходу надел шлем, скрыв сморщенную массу рубцовой ткани на шее.

– Что с тобой случилось? – выкрикнул Торгун, поднимаясь на ноги.

Только тогда Шибан остановился, словно собираясь повернуться. Он выждал секунду.

– То же, что и со всеми нами, – тихо ответил хан, так и не обернувшись.

Затем он поднялся в десантный отсек, и рампа закрылась. Двигатели шаттла заревели, корабль снова поднялся в воздух, круто развернулся и устремился к пустотным вратам.

«Гордое сердце» привело флот в систему Эрелион. Корабли шли в плотном строю, который давал возможность немедленно ввести в дело в носовые лэнсы. На большом удалении от главных сил шли разомкнутым строем эскортники, прощупывая пустоту сканерами дальнего действия.

Сотни сигналов непрерывным потоком возвращались на корабли, смешиваясь и накладываясь друг на друга, тогда как авгурные лучи сортировали массу показаний для последующей обработки.

Наблюдая за происходящим, Эйдолон почувствовал, как в изувеченном теле начинают расти первые симптомы боевого возбуждения. Он проковылял обратно к тронной площадке, рыская по ее границам, как зверь, которого вот-вот выпустят из клетки.

– Говори, – прорычал он. – Рассказывай все.

Магистр вахты не могла отвернуться от своего поста, с тех пор, как три месяца назад ее приковали к нему. Ее глаз не было видно из-за отполированных кабелей, по которым поступали данные от сенсоров флагмана прямиком в ее пропитанный наркотиками мозг.

– Многочисленные сигналы капитальных кораблей, – с высокопарной монотонностью доложила она. – Они движутся на один-девяносто-тридцать. Мы находимся между ними и точкой Мандевилля.

Эйдолон ухмыльнулся. Его боевая группа увеличила скорость. Он следил за потоком данных, поступающих со всех секторов строя – орудийные порты открывались, макроорудия выдвигались, в лэнсы подавалась максимальная энергия, пустотные щиты включили на полное покрытие.

Коненос возглавлял правый фланг, проводя те же самые расчеты. Карио мчался в авангарде, безрассудно стремясь первым вступить в бой. Когорты какофонов, только прибывшие с Калия, принимали последние боевые стимуляторы. Целые роты тактических десантников прилаживали последние элементы доспехов, прижимая пластины к улучшенной плоти и шепча молитвы восторга.

– Дайте картинку, – потребовал Эйдолон, не обращая внимания на собравшуюся в уголке рта слюну. – Я хочу их увидеть.

Первые изображения были зернистыми и дрожащими, так как поступали с максимальной дистанции. И все же, его кровь закипела от удовольствия от вида светлых кораблей, уже набирающих ход, но далеко не готовых к варп-переходу, рассредоточенных, дрейфующих на высоком якоре над газовым гигантом, словно только после прибытия.

– Неосмотрительно, – пробормотал Эйдолон. – Не похоже на них.

Он вернулся к трону, где ждал хозяина его раздутый шлем.

– Всем кораблям набрать атакующую скорость, – приказал он. – Не дайте им развернуться.

В предвкушении неизбежного столкновения дыхание лорд-командора стало более тяжелым и влажным.

– Никто не должен уйти.

Эскадра III Легиона разогналась до полной скорости. Каждый командир выбрал себе цель, каждый старший комендор подготовил огромные установки противокорабельных орудий. Эйдолон наблюдал за развертыванием с «Гордого сердца», шедшего в авангарде и готового нанести первый и, несомненно, самый мощный удар.

И тут пришли первые противоречивые сигналы. По сенсорным ямам волной прокатилось беспокойство, а за ней последовал испуг. Вспыхнули предупредительные руны, а от станции к станции забегали офицеры, чтобы подтвердить данные.

Первой заговорила магистр вахты.

– Милорд, мы опоздали.

Эйдолон повернулся к ней.

– Ты что ослепла? – закричал он. – Я вижу их! Вижу собственными глазами.

Он яростно указал на огромные экраны, которые висели над командным троном и были соединены толстыми с железной оплеткой кабелями с главными перископами. Изображения начали стабилизироваться, избавляясь от густого слоя помех.

Минуту лорд-командор не хотел верить увиденному. Он позволил атаке продолжаться, надеясь вопреки самой надежде, что была допущена ошибка и ее все еще можно исправить.

В конце концов, из-за заблуждения его вывело аудиосообщение.

– Боевая группа Третьего Легиона, – раздался скрежещущий, безошибочный акцент Барбаруса по межфлотской связи, как обычно неприятный и бесстрастный. – Это «Стойкость». Вы находитесь на курсе перехвата, ваше вооружение активировано. Мой господин поручил сообщить вам, что если не примите более приемлемую траекторию, тогда будете обезврежены.

Эйдолон не шевелился, словно приготовившись к атаке. Он чувствовал, как внутри вскипает вопль разочарования и подавил его. Дай ему волю, и он сдерет кожу с половины экипажа.

Флот двигался вперед. Изображения постепенно становились все отчетливее, и лорд-командор разглядел носовые эмблемы белых кораблей – плохо покрашенные мертвые головы.

– Уменьшить мощность двигателей, – в конце концов, прорычал он. Лорд-командор отвернулся, не желая больше смотреть на тех, кого принял за врагов. – Рассредоточиться. Выполняйте.

Он услышал, как передаются приказы, и каждый был подобен удару ножом в сердце.

– Новые приветствия, милорд, – раздался изнуренный голос магистра вахты. – Повелитель Смерти требует вашего присутствия, у него есть новости от магистра войны. Что мне ответить?

Эйдолон сделал долгий, страдальческий вдох.

– Скажи ему, я приду. – Он снова начал ходить, позволяя боевым стимуляторам стихнуть, а крови остыть. – Скажи, для меня будет честью, подлинной честью, разговаривать с Грозным Освободителем Барбаруса.

Он снова посмотрел в пустоту. Газовый гигант обладал редкой красотой, его цвет был одновременно насыщенным и разнообразным. И таким бесполезным для дикарей, которые висели на его орбите, и с которыми лорд-командор был обречен сотрудничать.

– Постарайся говорить искренне, – сказал он. – Мне говорили, что у него ранимая гордыня.

Часть III

Глава 15

Они больше не играли в го. Раньше Илья с Ханом проводили много часов, раздумывая над черными и белыми камнями, обсуждая образ действия степей и высшего имперского командования, размышляя о параллелях между разработанными ими тактическими приемами и теми, что использовались в окружавшей их пустоте.

Она не помнила, когда все закончилось. Возможно, после первого по-настоящему тяжелого поражения, когда силы Железных Воинов точно спрогнозировали атаку на гарнизонный мир Илювуин и уничтожили два братства. После этого, настроения в Легионе изменились. И теперь камни в керамических чашах оставались нетронутыми.

Сейчас, снова находясь с ним наедине в покоях на борту «Бури мечей», Илья изучала лицо примарха, пытаясь вспомнить, каким он показался ей во время их первой встречи – на Улланоре, ставшим кульминацией крестового похода.

Генерал пришла к выводу, что Хан не стал выглядеть старше, а вот более уставшим – да.

Большинство атак он возглавлял лично, принимая главный удар вражеского авангарда. Илье довелось несколько раз быть свидетелем сражений, обычно при помощи пикт-трансляций, но находясь достаточно близко, чтобы почувствовать, как примарх использует свою мощь. Она видела, как он голыми руками переворачивает «Лендрейдер». Как атакует вопящие батальоны безумных мерзостей и истребляет их всех до единого. Как вырезает элитные части врага – почетную стражу терминаторов, отделения уничтожителей, роты ветеранов – словно те были новобранцами.

Никто не мог устоять перед одним из Восемнадцати.

Хан убивал и убивал, пока тальвар не заливал все вокруг кровавой пеленой, и все равно этого было недостаточно. Если его воля к битве и пострадала от этого, то он не подавал виду. Он говорил все в той же утонченной, неторопливой манере, балансируя между жизнями воинов и заданием выживания Легиона. Для примарха все оставалось таким же, как и в самом начале: в мире непрерывной маневренной войны, где границы значили ничтожно мало, а скорость – абсолютно все. Он не понимал жалости, ни к себе, ни к другим. Он делал то, для чего и был создан, как и все верные сыновья Императора.

И все же…

Примархи были сверхлюдьми, но не автоматами. Хотя Кагана никогда особенно не заботили ни имперские лозунги, ни территория, ни титул, он любил своих сыновей, а слишком многие из них погибли.

Он пристально смотрел на пламя, играя с длинным кинжалом кирил. Взгляд темных глаз был тяжел из-за раздумий. Илья сидела напротив, развалившись в накрытом шкурами низком кресле. Она сильно устала, но позволения уйти не получила.

Хан был задумчив. Она научилась понимать его поведение – это был один из тех редких случаев, когда примарху нужен был ее совет. Илья все пыталась понять, что они давали примарху, так как рекомендации таких влиятельных людей, как Есугэй и Тахсир были гораздо важнее. Но ей по-прежнему, время от времени, выпадала возможность поговорить с Ханом.

– Это был успех, Каган, – сказала она.

Он поднял голову, словно только заметив ее присутствие.

– Мм?

– Сбор. Восемьдесят четыре процента из известных оставшихся сил Легиона вернулись и находятся в варпе. Все капитальные корабли готовы к бою. Ваш флот цел, милорд. Ваша армия с вами.

Хан рассеянно кивнул.

– Успех. Ты права, сы.

– Вы могли бы проявить больше радости.

Его рот дернулся, и улыбка на худом лице получилась жуткой. Он поднял клинок к свету, повернув сталь одной стороной, потом другой.

– Я мог бы отпраздновать, если бы мы достигли цели. Ты даешь мне слабый шанс. Возможно, вообще нет никакого шанса. А значит, возможно, не будет причины горевать.

– Причина для скорби будет весьма серьезной.

– Я отказался от боев, которых жаждал. Поверь, это не просто, бежать от бури. Меня создали принимать ее.

Илья подняла брови.

– Так вот что вам не дает покоя? Милорд, вы сделали то, что было необходимо. У менее способного генерала Легион к этому времени был бы уже наголову разбит. Я знаю, о чем говорю, потому что служила под началом многих слабых генералов.

– Я дал нам выживание. – Примарх немного задумался над этим словом. – Это не то, что воодушевляет. Мне жаль, что я не причинил им больше боли. Мне хочется…

Илья так и не дождалась окончания фразы. Она вздохнула, оттолкнула от кресла и неуклюже поднялась. Вся мебель в покоях Хана предназначалась для размеров примарха, и генерал выглядела почти комично маленькой на ее фоне. Илья прошаркала к костровой яме и бросила в нее полено. Дерево – чогорийский хэло – ярко вспыхнуло, брызжа искрами.

– Ашелье найдет путь для нас, – сказала она с большей уверенностью, чем чувствовала. – Я знаю, что вы сомневаетесь во мне, но никто не знает больше о варпе, чем Питер.

– Вы мне говорили об этом много раз. – Хан не вставал, развалившись на кресле. Даже сидя, он выглядел опасным, словно на миг стихнувшая буря. – Если он не справится, враг быстро настигнет нас. Вы чувствуете его? Я, да. Я слышу его дыхание в ночи, такое же хриплое, как на Просперо. Он жаждет мести. Сгорает от желания продолжить бой, который мы не смогли закончить. – Лезвие кинжала вспыхнуло при повороте. – Как и я, сы. Бывают ночи, когда это все, чего я хочу. Ночи, когда я забываю о своей клятве и о том, что мои воины смотрят на меня во всех смыслах, и хочу только одного: броситься в бездну и снова найти его.

– Ваши сыновья говорят о том же, – тихо сказала Илья. – Вам следует прислушаться к Есугэю, так как он видит опасность такого решения.

Хан тихо рассмеялся звучным, грудным смехом.

– Я прислушиваюсь к Есугэю. Как и ко многим другим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я даже к вам прислушиваюсь, если вы верите этому.

– Верю, – сказала Илья, возвращаясь к своему креслу. – Конечно, верю. Ашелье посоветовала я, и из всех причин быть вам благодарной, это наибольшая.

Хан устал от игры с кинжалом и бросил его на стол. Примарх наклонился вперед и сплел длинные пальцы.

– Ложь была всегда, – задумчиво произнес он. – С самого начала. Мы проповедовали Имперскую Истину людям, и одновременно использовали чародеев и мутантов, чтобы они вели нас через небеса, и применяли те самые навыки, существование которых мы притворно не замечали. Я не мог мириться с этой огромной ложью. Она не могла продолжаться. Отсюда вытекает вопрос: почему этому позволили произойти?

Илья слушала. Она знала, что Хан только наполовину говорил с ней, а наполовину обращаясь к себе. Но это был один из редких моментов: откровение разума, который предпочитал оставаться наглухо закрытым.

– Мой Отец не чудовище и не простак. Если Он что-то делал, то только потому, что ему приходилось. Возможно, Он мог пояснить больше, но я не поверю, даже сейчас, что для Его решений не было причин. Он привел нас к Улланору, а затем покинул. После этого с Терры приходили только сообщения от Сигиллита. Какой проект мог отвлечь Его от крестового похода, который Он же и начал? Только тот, который был необходим для выживания. Поэтому я размышлял над каждым Его словом, сказанным мне, пытаясь найти объяснение, и я проклинаю все на свете, что мы говорили так мало, и что наши разумы так не похожи.

– В конце концов, я возвращаюсь к одной и той же мысли. Мой Отец ненавидел ложь так же сильно, как и я. Он знал, что Империум не может существовать, пока его фундамент покоится на варпе. Использовать этих мутантов и чародеев было необходимо, но их нельзя было терпеть. Они были временными инструментами, как громовые воины, объединившие Терру, клинками, которые со временем затупляются и выбрасываются. Нам всегда говорили, что Великий крестовый поход был конечной точкой, и все остальные действия были подчинены ему. Сейчас я полагаю, что это было ложью. Крестовый поход был начат, чтобы дать Ему нечто необходимое, возможно, знание. Может быть запретное, может быть утраченное, а может принадлежащее ксеносам, или взятое из эфира. Но после его находки Он вернулся и ввел в действие Свой план на века, и впервые со времен Эры Раздора Его разум больше не был обращен к Его созданиям. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.

Илья никогда прежде не слышала от Хана таких речей. Она никогда не слышала ни от кого, чтобы так говорили об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали и которым интересовались сравнительно мало.

– О каком плане вы говорите?

Хан неопределенно мотнул головой.

– Я не знаю. У меня нет Его гения. Но подумайте вот о чем: навигаторы – последние из старых мутантов, последнее напоминание о нашем далеком ужасе. Они – самые чистые и самые убедительные примеры лжи, и пока Империум нуждается в них, он никогда не сможет быть в безопасности. Если мой Отец действительно намеревался претворить в жизнь Имперскую Истину, их ни в коем случае нельзя было оставлять. Должен быть другой путь. И другие, возможно в самом Нобилите, должны были знать или догадываться об этом.

Илья села в кресло.

– Теперь я понимаю.

– Понимаете что?

– Почему вы позволили мне искать Ашелье. Вы не верите в возможность возвращения. Вы хотите встретить свой конец в пустоте, сражаясь со своими братьями в честном бою. Вы разыскиваете Темное Стекло просто ради знания. Перед смертью вы хотите убедиться в своей правоте.

Хан улыбнулся.

– Нет, сы, вы судите меня слишком строго. Меня связывают клятвы. Если путь к Тронному миру есть, я последую им. – Улыбка растаяла. – Но если его нет, и все дороги закрыты, тогда, да, я узнаю, почему мой Отец повернулся спиной к нам. Это место может быть ключом, а может и нет. Вы видите, как мы рискуем, в то время как конец становится все ближе.

– А если время придет, – сказала Илья, пытаясь удержать его блуждающий взгляд, – если вы должны будете выбрать почетную смерть или бегство домой, что вы выберете? До каких пор ваша клятва связывает вас?

– До конца времен.

– Но вы дали не одну клятву, так какая более важная?

Хан не ответил. Его орлиное лицо отвернулось, снова обратившись к пламени.

– Когда вы научились задавать столь жестокие вопросы? – пробормотал он. – Я предпочитал, когда ваш страх не давал вам говорить.

– А какой смысл сейчас в страхе, Каган? После целой жизни на службе я видела, как миры людей уничтожают себя и возвещают о приходе якша из древних кошмаров? Я стара. В галактике не так много вещей, достойных страха, которого я не видела.

– Не будьте так уверены, – сказал Хан.

Тяжелее всего пришлось Саньясе.

После того, как системный прорыватель был брошен, сагьяр мазан переправили на тяжелое транспортное судно «Со Гамаил». Похоже, приказы исходили от Шибан-хана, которого называли Тахсиром – Восстановителем. Его имя произносили в Легионе с налетом почтения, хоть и настороженного. Воины знали, что он сделал, на Просперо и после него, но произносили имя магистра охоты Джубала с большим удовольствием.

Семнадцать отрядов сагьяр мазан вняли призыву и прибыли на сбор в Эрелион. В каждом из них число выживших было разным, давая в сумме сто тридцать два воина. Меньше чем должно быть в братстве, а значит, не заслуживая хана. Шибан сказал Торгуну, что они будут гнить в резерве, пока верные слуги орду сражаются с врагом.

«Со Гамаил» находился в арьергарде флотского ордера среди кораблей снабжения и боеприпасов. Должно быть, судно находилось на службе не одно десятилетия, возможно, намного больше, и его не поддерживали в хорошем состоянии. В отличие от линкоров помещения здесь были грязными, плохо освещенными, покрытыми ржавчиной. Капитаном был смертный, как и остальной экипаж, который не дотягивал до штатной численности. В большинстве своем они были чогорийцами и демонстрировали все почтение воинам сагьяр мазан, но, вероятно, не так же трепетно, как было бы в случае с верными воинами орду.

Торгун был старшим по званию среди присутствующих. Выжило несколько дарга, но ни одного хана из старых братств. Это само по себе было причиной для сомнений. В каждом косом взгляде он подозревал возмущение этим фактом. Он должен был быть первым на линии огня, как, вне всякого сомнения, были их ханы. Выживание само по себе было своего рода неудачей, даже для самих сагьяр мазан.

– Итак, ты был прав, – сказал ему Саньяса на второй день варп-перехода.

Они сидели в столовой, заполненной редкими группками посетителей. Снизу раздавался лязг и гул старых машин, натужно работающих, чтобы корабль не отстал от главных сил.

– На счет чего? – спросил Торгун, жуя вяленый кусок заменителя мяса.

– Нам не следовало возвращаться. Просто продолжать сражаться. Ждать, пока врагов не станет слишком много.

– Ты бы умер неизвестным.

– Так было бы лучше.

Но Торгун больше так не считал. Позор от встречи с Шибаном еще не прошел, но дал выход гневу. Израненный хан, несомненно, был прав – это было больше, чем совпадение. После Чондакса они преследовали друг друга, их пути пересекались снова и снова. Это была судьба, не случайность.

– Бои придут, – сказал Торгун. – Я поговорил с теми, кто прибыл до нас. Они говорят, что численность не в нашу пользу. Враг отрезал путь Легиону. – Он перекатил кусок мяса во рту. – Скоро мы все будем сражаться, так или иначе.

– Я не верю, что он знает, – сказал Саньяса, тыча в свою порцию.

– Кто?

– Каган. Я не верю, что он отдавал это приказ. Даже с давшими смертельную клятву обращаются благородно. Он бы не стал отзывать нас для этого.

Торгун сухо улыбнулся.

– Может и так, а может и нет. Думаешь, каждая истребительная команда в орду привлекает его внимание?

– Он бы не позволил такое обращение.

– Похоже, ты уверен.

– Так и есть, – сказал Саньяса, ударив кулаком по столу. Он наклонился поближе и понизил голос. – Мы можем обратиться к нему. Если Тахсир – его советник, тогда для нас не может быть искупления, но если он увидит нас…

Торгун рассмеялся, качая головой.

– Ты что не заметил, брат? Мы на войне, Легион соединился. На это нет времени, даже если была возможность.

– Раньше уже это проделали, – осторожно заметил Саньяса. – Так мне сказали.

Так и было. «Калджиан» приблизился к флагману при содействии людей на мостике «Бури мечей» в разгар замешательства в Легионе. Торгун вспомнил поток заблаговременных приказов, в основном от Хасика, которые привели к противоборству, которое опять же не могло быть просто случайностью.

– Это было тогда, – сказал Торгун.

– Это можно повторить. Или же Тахсир превосходит тебя во всем?

На миг Торгун почувствовал укол. Затем потянулся за следующим куском мяса.

– Не пытайся подтолкнуть меня к этому, брат.

Саньяса покачал головой, печально улыбаясь.

– Другие чувствуют то же самое, – сказал он. – Каган никогда бы не разрешил бы этого.

– У тебя не будет и шанса, чтобы проверить это.

Саньяса взялся за свою порцию.

– Возможно и нет, – сказал он, отрывая полоску синтетического мяса.

Мортарион долго ждал. Систему исследовали вдоль и поперек, и не нашли ничего, кроме обломков каких-то старых кораблей, уничтоженных перед отбытием V Легиона в варп. Авгурные тральщики отправили за границы системы, так далеко насколько позволяли их субварповые двигатели, после чего отозвали.

Они ничего не нашли. Хан исчез.

Это не вызвало ни удивления, ни сожаления. Судьба оставалась безмолвной к перспективе встречи, а имевшееся у примарха эзотерическое таро также оказалось бесполезным. На данный момент было достаточно знать, что добыча побывала в системе Эрелиона, возможно сбежав всего за несколько часов до прибытия Гвардии Смерти. Последующее появление Эйдолона только делала перспективу окончательной развязки более определенной.

Поэтому он ждал. Сначала в личных покоях, где советовался с книгами заклинаний. Затем изучал тактические данные, передаваемые ему экипажем мостика, обращая внимание на каждую деталь. После он вернулся к записанным показаниям пленного легионера Алгу, выискивая в них хоть что-нибудь, помимо Эрелиона. Примарх не рассчитал на большой успех, но было необходимо предпринять последовательные шаги, такие же неуклонные и тщательные, как и все, что он делал.

К тому времени, как Эйдолон, наконец, оповестил о своем прибытии на «Стойкость», все приготовления были завершены. Повелитель Смерти наблюдал за коротким перелетом сверкающей «Грозовой птицы» III Легиона в сопровождении эскадрильи штурмовых кораблей и под прикрытием канониров «Гордого сердца».

«Даже сейчас так мало доверия, – подумал примарх. – Это может стать нашим вечным даром Гору».

Он принял Эйдолона в пыльном Зале Протоколов, расположенном в глубине носовой части флагмана. В темном помещении висели обгоревшие боевые знамена, а на украшенных барбарусийскими глифами черных камнях были высечены длинные списки павших. В альковах мягко горели бледно-зеленые и светящиеся, словно болотный газ, лампы. По рябому камню ползла паутина черной плесени.

Лорд-командор прим прибыл один. За ним вошли только двое воинов Савана, заняв позиции по обе стороны огромных обсидиановых дверей помещения.

Мортарион минуту оценивал своего визави. Он знал Эйдолона и прежде встречался с ним не один раз. Лорд-командор в прошлом был элегантен и строен, а его превосходный позолоченный доспех не отличался нынешней безвкусной яркостью. Кое-что от прежнего облика осталось, но совсем немного. Чрезмерно раздутое горло было заключено в новый доспех, который набухал и изгибался, словно вода. Тяжелый плащ покрывали золотые и серебряные полосы, вплетенные в невозможно сложные узоры, которые словно призмы отражали и улавливали свет фонарей.

Подойдя к примарху, Эйдолон неуклюже поклонился. В каждом неуверенном и неловком движении читалась боль, пронизывающее тело, которое когда-то было безупречным.

– В какой-то момент, лорд-командор, я подумал, что ты собираешься атаковать нас, – произнес трескучим голосом примарх. – Ты поздно заметил наши эмблемы.

Эйдолон пожал плечами.

– Мои воины увлеклись. Мы пустили кровь Шрамам у Калия. Вы слышали об этом? Они разбиты, и мы собирались снова проделать это.

– С ними был бы мой брат.

Эйдолон фыркнул.

– Несомненно.

Мортарион на это высказывание позволил себе на миг усмехнуться. Если это существо и в самом деле считало себе равным Боевому Ястребу, то, вероятно, проницательность Детей Императора действительно неисправимо пострадала.

– Лорд-командор, – произнес примарх, указав вперед, – пройдем со мной.

Они вдвоем прошли дальше в зал. Из теней на них смотрели изваяния – бесстрастные статуи из темного гранита. По пустым и мрачным нефам разносилось глухое эхо шагов двух лордов.

– Я давно не разговаривал с твоим повелителем, – сказал Мортарион.

– Я тоже.

– Если бы ты знал, где он и каковы его намерения, то не сказал бы мне.

– Нет, думаю, сказал бы. – Эйдолон выказывал мало интереса к могильной обстановке. – Некоторое время я думал, что он ждет, когда погаснет гнев Повелителя Железа. А сейчас, кто знает? Он не считает нужным раскрывать свои намерения, но мы верим, что в его сердце сохраняется интерес к войне.

– Но в итоге он будет на Терре.

– Так или иначе, я полагаю, мы все там будем.

– Не Хан. – Мортарион остановился перед одной из самых больших статуй – многоголового зверя, вставшего на дыбы, словно огр из прошлого его родной планеты. – Его не должно быть на стенах Дворца, когда начнется осада.

– Будьте спокойны на этот счет, – небрежно ответил Эйдолон. – Каждый крупный путь и канал заблокирован или находится под наблюдением. Воинство магистра войны оценивает внешний рубеж обороны Дорна. Все, что мы делаем здесь – это загоняем Джагатая еще дальше в пустоту, как и Жиллимана с теми двумя проклятыми Ангелами.

– Этого недостаточно. Когда я вернусь к магистру войны, то принесу с собой его голову.

Эйдолон хитро взглянул на примарха.

– Для Гора или для себя?

– В этом вопросе наши интересы совпадают, – Мортарион пошел дальше. Из-за каменных стен зала раздавались многочисленные звуки боевого корабля – гул, грохот, лязг. – Но теперь он исчез, если только у тебя нет его следа.

– Вы бы знали о нем, если бы воспользовались тем, что вам было дано.

– Я не склонен платить цену.

– Но при этом позволите сделать это нам, – сказал Эйдолон, – чтобы получить то, что вам нужно.

– Для вас подобные вещи, как для детей – сладости. Нет никаких проблем.

Эйдолон тихо рассмеялся, кивнув.

– Как хорошо вы знаете нас. Или, во всяком случае, большинство из нас. Дайте время, и все будет сделано.

Затем улыбка исчезла.

– Но вы не можете вечно отвергать богов, милорд. Вы можете выстроить стены и принять законы, но я слышал донесения с Молеха – вам не вернуть назад то, что было выпущено на волю.

– Это всегда было вашим главным принципом.

– Не только нашим. Рано или поздно они придут за всеми.

Мортарион продолжал идти. Он слышал нашептываемые в ночи угрозы слишком долго, чтобы его обеспокоило то же самое предупреждение из уст искалеченного легионера.

– Пусть приходят. Я не боюсь ни их, ни того, кто создал меня.

Они дошли до конца зала. Перед ними возвышался заалтарный образ из гранита, увенчанный висящими на цепях фонарями. На его вершине размещался вырезанный из слоновой кости огромный череп с пустыми глазницами. Когда-то там же висела имперская аквила, но ее сбросили вниз, и теперь она лежала толстыми, пыльными кусками.

– Полагаю, мы – не естественные союзники, – сказал Мортарион, глядя на смешанные образы. – Но я – не тиран и не требую от тебя верности. Когда дело будет сделано, я воздам тебе почести. Меня интересует только одно – возможность нанести смертельный удар. В остальном, можешь делать все, что пожелаешь.

Эйдолон минуту смотрел на него. По выражению лица лорда-командора было сложно понять его эмоции. Возможно, он испытывал даже нечто вроде восхищения, но сказать наверняка было сложно. Так или иначе, это продлилось недолго – лорд-командор прим снова поклонился, так же неуклюже, как и прежде, и когда его сшитое лицо снова поднялось, к нему вернулось привычное выражение скучающего веселья.

– У меня нет склонности к собиранию черепов, милорд, – сказал Эйдолон достаточно искренне. – Это вызывает болезненные воспоминания. Поэтому, поверьте, когда окончательный удар будет нанесен, вне зависимости от всего прочего, его голова будет вашей.

Эйдолон, лорд-командор Детей Императора

Глава 16

Переход к разлому Катуллус был недолгим – три варп-прыжка, совершенных вопреки сильным встречным шквалам, которые вселенная всегда обрушивала на них. Два корабля было потеряно, один из них эсминец-ветеран с тремя дюжинами воинов Легиона на борту, а многие навигаторы погибли или получили ранения при переходе. Усталость и ментальное истощение, в конце концов, доконали лучших из них. Из-за этого флот передвигался с большим трудом, объединяя экипажи и отбирая последние резервы, чтобы пустотные корабли могли следовать извилистым курсом.

В конце последнего прыжка авангард флота вошел в реальное пространство и устремился к координатам, открывшимся в мысленном взоре Арвиды. Когда варп-ставни опустились и иллюминаторы открылись, каждый человек на каждом корабле тут же почувствовал тревогу. Пустота не была черной, усеянной звездами. Она была тусклой, пульсирующе-голубой, переливающейся как краска на воде. Еще больше навигаторов, даже на борту линкоров пострадали. Некоторые пускали слюни и зажимали варп-глаза, другие просто оседали на дно своих ванн, из ушей текла кровь.

«Буря мечей» быстро возглавила острие клина. Флагман устремился вперед, прорезая прямой путь через бурлящую материю. Несмотря на огромную массу и мощные плазменные двигатели он все еще раскачивался на своей оси, словно сотрясаемый сейсмическими зарядами.

Хан сидел на троне командного мостика, наблюдая за разворачивающейся картиной через огромные носовые иллюминаторы. Подле него стояли Есугэй, Джубал и Вейл вместе с магистром навигаторов флагмана – старухой Авелиной Хьелвос. Илья и Арвида держались чуть дальше, и на самом краю тронной платформы занимали свои позиции другие представители командования Легиона: ханы, грозовые пророки, флотские стратегосы.

Хьелвос тяжело опиралась на посох, обвив длинными загорелыми пальцами покрытую рунами сталь. Из-под тяжелого вышитого капюшона доносилось ее судорожное дыхание.

– Пустота замарана, повелитель, – прошептала навигатор, поправив повязку.

Вейл выглядел одновременно восхищенным и повергнутым в ужас. Хотя он, возможно, не обладал острым варп-чувством Хьелвос, но явно узнал лежащую впереди обширную конструкцию.

– Лхам-волны, – пробормотал он, пристально всматриваясь в иллюминаторы. – Излучаемые с большими интервалами. Они из варп-разлома.

Он посмотрел на примарха.

– Советую проявить осторожность, милорд.

Хан оставался бесстрастным.

– Развить крейсерскую скорость, – приказал он. – Сохранять сомкнутый строй. Поднять все пустотные щиты.

«Буря мечей» упорно продвигалась, рассекая массивным носом густеющие облака. В шлейфах мерцали и плясали огоньки света, словно газовые факелы, заточенные в кристаллические сосуды. В скором времени иллюминаторы заволокло чернильными завитками и полупрозрачным синим пятном.

– Выпустить авгурные зонды, – приказал Хан.

Из носа «Бури мечей» вылетела свора вращающихся стальных сфер, устремившись во мрак. На пикт-экранах потекли потоки данных – топографические съемки, ширина каналов, отражения более плотных материалов далеко впереди.

Палуба начала дрожать. Одна за другой на кристаллических обзорных экранах вспыхнули предупредительные руны. Низкий такт плазменных двигателей вырос в громкости, словно машины боролись с мощным встречным ветром.

– Снизить скорость до половины максимальной.

Изменение скорости на время подействовало, но по мере продвижения вперед вибрация вернулась. Внутри облаков вспыхнули электрические разряды, разбегаясь по бурлящей пустоте.

– Это навредит нам, – предупредила Хьелвос, дергаясь при каждом неожиданном крене палубы.

Есугэй шагнул к поручням платформы, его золотистые глаза впились в световое представление снаружи корабля.

– Что мы там видим? – заинтересованно спросил он.

К этому времени Вейл был почти так же взволнован, как Хьелвос.

– Что-то пронзило импедиментум реалитас. Что-то основательное, впереди. Надо быть осторожными, повелитель. На ваших кораблях не подняты поля Геллера.

– Четверть скорости, – приказал Хан и продвижение вперед еще больше замедлилось. Вакуум исчертили неистовые ярко-белые полосы. Эти мерцания выглядели странным образом непристойными. На долю секунды казалось, что они показывают лица, тянущиеся руки или какие-то другие человеческие образы, но ни разу достаточно долго, чтобы точно рассмотреть.

– Зонды докладывают о твердой материи впереди, азимут пять-шесть-один, – доложил магистр сенсориума Табан. – Скорректировать курс?

Хан кивнул.

– Скорректируй, затем держись его. Сообщите всем кораблям следовать за нами.

Илья оглянулась на Арвиду. Как и навигатор, он тяжело дышал через вокс-решетку.

– Вы в порядке, милорд?

Арвида не ответил, но крепко схватился за железный поручень. Над ними начали раскачиваться люмены.

– Впереди ждет средоточие всего этого, – сказал Вейл, обращаясь одновременно к Хьелвос, Есугэю и примарху, не зная кому лучше адресовать свои пояснения. – Источник. Вы не сможете ввести туда свои корабли.

Хан, казалось, едва обратил внимание на его слова. Взгляд примарха сфокусировался на бурлящих облаках, словно что-то узнавая.

– Мы не отвернем.

Вибрации продолжали усиливаться. С нижних уровней поднимались приглушенные ритмичные шумы, а двигатели начали захлебываться. В вахтенных журналах поступили первые доклады с небольших судов о повреждениях. Впереди продолжало усиливаться зеленовато-синее свечение, тревожно пульсируя, проливаясь через открытый иллюминатор и наполняя мостик мерцанием.

– Милорд, – прохрипела Хьелвос, прижимая руку к правому виску. – Советую вам прислушаться к ойкумену. Варп-двигатели…

– Отключены, – ответил Хан, как обычно тихо и твердо. – Мы идем дальше.

Шумы становились громче. По потолочной балке зазмеилась волосная трещина, медленно, но уверенно продвигаясь через чистый адамантий.

Хьелвос видимо обдумывала очередной протест, но промолчала. Звук двигателей стал сдавленным, а палуба мостика загремела. Начал нарастать низкий гулкий рокот, исходящий как будто бы снаружи, что было просто невозможно. Вскоре шум перешел в повторяющийся лязг, напоминающий удары железным кулаком по медной двери.

Даже Джубал немного пошевелился, перенеся вес с одной ноги на другую – воин приготовился к внезапной схватке. Смертные в ямах украдкой бросали взгляды на командную платформу. Из-за скользящего повсюду странного света у них плыло перед глазами, мешая работе за пультами управления и пикт-экранами. С верхних галерей раздался звон разбитого стекла.

– Милорд… – начал Табан.

– Сохранять курс.

Хан ни разу не пошевелился. Затрубили ревуны, а платформа сенсориума провалилась вниз в ливне электрического света.

– Милорд!

– Ждать.

Как только он произнес это слово, флагман прорвался. Он устремился вперед, больше не сражаясь со встречным ветром, и его сдерживаемая энергия швырнула линкор в пустой космос. Один за другим то же проделывали другие корабли флота, вырываясь из облаков сверкающей лазури и оставляя длинные шлейфы, пока экипажи старались восстановить управление. По всему мостику «Бури мечей» слуги спешно стабилизировали дифферент на нос. Корабль развернуло, когда противодействующая сила неожиданно исчезла. Зазвучали новые предупредительные сигналы.

Позади флота во все стороны тянулась огромная стена бурлящей плазмы. Она изгибалась в темноту космоса колоссальным вогнутым барьером. Корабли оказались внутри гигантской сферы, чьи границы уходили за пределы видимости. Замкнутое пространство могло быть размером с целую звездную систему. Стрелки хронометров и авгуров бешено вращались, не давая точных показаний.

– Я слышал предположения на этот счет, – пробормотал Вейл, гладя на феномен вытаращенными глазами. – Ударная волна лхам, сверхплотная, истончающая реальное пространство.

Он повернулся к Хану.

– Что-то было выпущено на волю. И мы видим последствия.

Хан не обратил на него внимание.

– Полный вперед. Поднять щиты.

Флот сосредоточился и набрал скорость. В собирающейся тьме ярко сияли факелы плазменных двигателей. Испещренное молниями облако медленно удалялось, а вперед раскинулась беззвездная бездна.

– Я чувствую это, – пробормотала все еще взволнованная Хьелвос. Он просеменила к иллюминаторам, вглядываясь в них мутными глазами. – Словно жар от пламени.

Прошли часы, хотя это мог быть любой отрезок времени, и на носовых экранах появилась одинокая точка тусклого света. Она стремительно выросла в размерах, пока перед флотом не появилась вторая облачная сфера, увитая жилками молний и освещенная изнутри спорадическими взрывами.

– Диаметр семьсот километров, – доложил Табан. – Сильный уровень радиации, превышающий физические и субфизические величины. Эфирные показания близки к тем, что были у варп-разлома.

– Стоп машины, – приказан Хан. – Отправьте зонд.

Флот остановился, растянувшись широкой дугой перед сферой. В пустоту отправили дополнительные авгурные зонды, их бортовые огни быстро погасли, растворившись в пространстве. Полученные образы дрожали и рассыпались из-за электрических гроз. Под облаками поверхность сферы, казалось, состояла из огромных кристаллов, вращающихся и сталкивающихся друг с другом в непрерывной орбитальной процессии. Проемы между ними влекли намеками на присутствие чего-то более темного и менее определенного. А всю сферу заливал жуткий синий свет, словно мириадами спор окутывая неторопливое движение кристаллов.

– Что это? – спросил Хан, обращаясь к двум представителям Нобилите.

– Никогда не видела ничего подобного, – ответила Хьелвос.

– Результат столкновения противоборствующих энергий, – предположил Вейл. – Реальный космос, стратум этерис. Открылся разлом. Вы не сможете пройти через этот барьер – активный имматериум разорвет ваши варп-двигатели.

Хан впервые повернулся к Вейлу.

– Что ваши люди делали здесь?

Тот отпрянул, схватившись за искалеченную перевязанную руку.

– Не знаю, – заикаясь, ответил он. – Честно. Я только толкую знаки.

Хан вернулся к поступающим от зондов изображениям. Проемы между кристаллами были широкими, достигая нескольких сотен метров. Один за другим авгурные показания прерывались, как только зонды пересекали границу сферы. Последний из них передал завершающую нестабильную картинку из-за барьера: тонкий, темный силуэт, смутный из-за синего сияния, уходящего все дальше вниз. Затем все прервалось.

– Существует опасность для варп-двигателей, – сказал Хан. – А как обстоят дела с обычными силовыми установками?

Вейл колебался.

– Не знаю. Как видите, там есть молнии, но…

Хан поднялся с трона. В тот же момент к нему бросились слуги с боевым снаряжением – драконьим шлемом, уменьшенная копия которого была на Цинь Са в последнем для него бою, а также тяжелым тальваром, который примарх брал на Просперо.

– Мы прибыли сюда ради этого. Я все увижу своими глазами. Есугэй, чародей, вы со мной, как и ты, ойкумен.

Он пристегнул меч к поясу и взял обеими руками шлем.

– Джубал Ан-эзен, флот твой. Подготовь его к битве, даже здесь нам не спрятаться надолго.

Затем повернулся к Илье.

– Вам тоже необходимо быть здесь, сы. Если мы найдем его, я в первую очередь свяжусь с вами.

Илья кивнула. Ее сильно встревожили зрелище по ту сторону иллюминаторов.

Затем Хан надел драконий шлем, завершив облачение в жемчужно-белый доспех, украшенный золотой отделкой и символами империи Кво с Чогориса.

– Подготовьте «Грозовые птицы», – приказал он. – Мы отправляемся туда.

Вон Калда вынул руки из внутренностей и, стряхнув кровь, потянулся за тряпкой. Давление в комнате притупляло чувства.

Слуги вокруг апотекария не издавали ни звука. Они были слепы и не видели разбросанные части тел, куски блестящего жира, выступающие из жижи кости.

Им повезло. Даже для него, даже после всего сделанного и увиденного, это работа была жуткой.

– Халев эруб мак’джерелла, – протянул Вон Калда, выводя на полу кровью последние руны из языка, не предназначенного для смертных и сохранившегося только во снах. Эти знания пришли не от Фабия, и не от примарха. Он их нашел сам, соединив искусство ткача плоти с мастерством прорицателя эфира.

В голове стучало, кошмары оживали, но мысли о призе никуда не пропадали. А теперь он получил приказ от Эйдолона. Лорд-командор дал свое позволенье и ждал результата.

Апотекарий поднял голову. В железном помещении, словно клубы дыма, плавали красные пятна. Смерть каждого человека, умирающего в изощренных муках, еще немного истончала пелену, разрывая прядь за прядью материю вселенной.

Вон Калда с трудом отважился посмотреть за бронестекло. Закоптелую поверхность измазали отпечатки рук выпотрошенных апотекарием людей. Внутри клубилась черная как сажа субстанция, полностью затмив дальнюю сторону.

Легионер проковылял вперед, под сапогами захрустели кости. Подойдя к резервуару, он снова затянул:

– Маламеннагорастика. Ховийя. Хза’тель ариф негассамар.

Слова были бессмысленными, слишком длинными и громоздкими для людей. Только в глубинах мог родиться такой язык, сотворенный бесконечностью для ее собственных невзыскательных целей.

Вон Калда подошел к стеклу и приложил ладонь к изогнутой поверхности.

– Гегамморор. Гегамморорара. Шашак. Летатак.

Появились глаза, напугав апотекария. Он отступил, но не отвел взгляда. Две лиловые сферы с перламутровым оттенком и миндалевидными веками.

– Итак, ты нашел путь, – сказало оно ему.

Голос ошеломил Вон Калду: словно кошмарный шепот проник в явь, но так и не обрел тела. Множество смешавшихся голосов соперничали друг с другом, будто запертые внутри разумной погремушки.

Из дыма и грязи появились конечности, более отчетливые, чем раньше. Плоть была бледной и живой, незапятнанной ранами. Вокруг гибких бедер извивался длинный зазубренный хлыст. На заднем плане по-прежнему быстро щелкали клешни, что-то передавая на своем языке.

– Пока нет, – сказал Вон Калда. – Я только в начале. Как мне называть тебя?

– Господин. Госпожа. Или Манушья-Ракшсаси. Так меня звали в Эру до Анафемы.

Вон Калда сопротивлялся сильному желанию заглянуть глубже во мрак. Немигающие фиолетовые глаза вызывали у него беспокойство, искушая заглянуть в них, разглядеть скрытые движения в их непроницаемых глубинах.

– Я хочу задать тебе вопрос.

– Спрашивай.

– Мой повелитель ищет Великого Хана. На выслеживание его в варпе уйдет время, а каждый потраченный впустую день здесь задерживает нас. Ты знаешь, где наш враг?

– Это известно мне. Что ты предложишь в ответ?

– Чего ты желаешь?

Демон, казалось, улыбнулся, и в широком с игольчатыми зубами рту мелькнул длинный язык.

– Ты читаешь заклинания и выучил обряды. Знаешь пути грез. Дай мне то, что я желаю.

Вон Калда оторвал взгляд от движущейся бледной плоти. Это было непросто, гораздо сложнее, чем он думал. Мускусный аромат старой крови смешался с чем-то еще – благоуханием опьянения, которое растеклось по всему помещению.

– А разве не достаточно помочь магистру войны одержать победу? – отважился спросить апотекарий.

В ответ демон рассмеялся с неподдельным весельем. Но смех был жутким: пронзительным визгом чистейшей злобы, без малейшего следа удовольствия и сотканный из воплей смертных.

– Победа – это для смертных разумов. Для нас нет никакой победы. Какова наша цель? У нас нет целей. В чем для нас покой. У нас нет покоя. Вы уже дали нам желанное, и мы упиваемся им и жаждем большего. Теперь все, что остается – это развлечение. – Глаза жадно сверкнули. – Так что развлеки меня.

– Ты поживишься душами сынов Хана, – попытался Вон Калда. – Они изнурены погоней, а наши силы превосходят их. Я скормлю их тебе, одну за другой.

– Попробуй снова.

Вон Калда тут же вспомнил разговор с Коненосом, и ему все стало понятно. Здесь явно присутствовали взаимодополняющие цели, способы ускорить то, что уже началось. Другие Легионы прошли этот путь. Лоргар был первым, как и во многом другом, но прецеденты случались и в других.

– Есть другие души, – осторожно сказал апотекарий. – Одна в особенности. Та, что находит союз с эфиром… ненавистым.

– Хорошо. Эта игра нравится мне больше.

– На это уйдет время. Он осторожен и восприимчив.

– Тем лучше.

– Значит, ты дашь мне, что я хочу?

Хлыст хлестнул по полу изоляционной камеры. Кровавые руны в помещении закипели.

– Сделка свяжет тебя. Эти действия, слова, соглашения, тайные желания охватят многие миры.

Вон Калда отступил от края стекла. Сердца колотились.

– Я знаю. И не обманываю тебя. Цена будет уплачена.

Демон снова улыбнулся, в этот раз немного презрительно, словно эти слова произносились перед ним бессчетное количество раз. Когда кровавые руны испарились, очертания порожденья варпа снова поблекли, смешиваясь с клубами дыма.

– Тогда мы снова поговорим. Ты и я.

– А пункт назначения? – спросил Вон Калда. – Всего одно словно, только и всего.

Демон почти исчез, стремительно расплываясь. С его уходом по помещению прошелестел горячий влажный ветер, всколыхнув лужи человеческой крови, глубина которых доходила до лодыжек.

– Катуллус, – сказала тварь апотекарию. – Боевой Ястреб там, стоит перед Дорогой в Пекло.

Затем образ рассыпался, оставив только обрывки клубящейся тьмы. В изоляционном цилиндре все стихло, только на бронестекле от прикосновения демона осталось пятно конденсации.

Вон Калда долгое время стоял замерев. При всей его подготовке, находиться в присутствии одного из них по-прежнему было непросто. Будут и другие. Этого потребовал Разделенная Душа, подстегивая апотекария, заставляя его работать быстрее и рисковать больше.

Но это только грядет. По крайней мере, ответ на первый вопрос был получен.

Дыхание нормализовалось. Второстепенное сердце перестало биться. Вон Калда встряхнул себя, повернулся и пошел прочь по костям и жилам.

– Милорд, – обратился он по защищенному вокс-каналу к Коненосу. – Я хочу доложить о проделанной работе. Пожалуйста, дайте знать, где мы можем встретиться. Нам нужно кое-что обсудить.

Они взяли пять тяжелых десантно-штурмовых кораблей и под прикрытием двух авиакрыльев пустотных истребителей отправились к периметру. Хан летел в головном корабле в сопровождении тех воинов кэшика, которых Джубал не взял для управления флотом. Подразделение возглавлял заместитель командира Намаи. Три других штурмовых корабля несли отделения с прорывным снаряжением.

В кормовом отсеке пятого находились Есугэй, Арвида и Вейл, а также последний отряд тактических космодесантников. Всего к цели направлялись более двухсот воинов Легиона. Путешествие было недолгим, но тяжелым, высвобожденные внутри центра сферы стихийные силы нещадно трясли корабли.

Есугэй сидел возле одного из иллюминаторов транспортного отсека, наблюдая за приближением зловещего сооружения. Через бронестекло проникал лазурный свет, танцуя на поверхности темного интерьера.

Рядом с грозовым пророком сидел Арвида. Дыхание чародея было хриплым.

– Если я спрошу тебя, все ли с тобой хорошо, мой брат, – тихо сказал Есугэй, – то думаю, мне известен твой ответ.

Арвида промолчал. Он чуть покачнулся, словно приготовившись к чему-то неприятному.

– Ты скажешь, что все в порядке, – продолжил Есугэй. – Что ты просто устал. А кто из нас не устал?

Внимание задын арга вернулось к пустоте. К этому времени огромная сфера заполнила большую часть переднего обзора, и теперь были видны края ее составных кристаллов. Это были крупные вытянутые восьмигранники, одинаковой формы и размера, их грани словно вырезали лазерным лучом. Змеившийся внутри них нереальный свет походил на сам эфир, постоянно меняющийся и извивающийся внутри стеклянной тюрьмы.

– Возможно, будет проще, если я скажу то, что знаю, – не унимался Есугэй, говоря достаточно тихо, чтобы их беседу никто больше не слышал. – Ты – не глупец, но и я тоже. Ты научился контролировать ее, но полностью скрыть тебе не удастся. Твой генетический отец не смог, так на что надеешься ты? В этом нет никакого стыда. Ты хорошо справился, сохранив ее в тайне, столь дремлющей, но теперь она выходит из-под твоего контроля.

Арвида по-прежнему не отвечал. Тряска становилась все сильнее.

– Это ведь варп? – спросил Есугэй. – Становится хуже, когда ты используешь свое мастерство. Я поощрял тебя. Если я причинил тебе сильную боль, то…

– Дело не в тебе, – ответил запинающимся голосом чародей. Под шлемом его лицо должно было окаменеть от сдерживаемой муки.

Есугэй положил руку на плечо Арвиды.

– Что я могу сделать?

– Ничего.

Несколько минут никто не говорил. «Грозовая птица» приблизился к периметру сферы, корабль затрясло, когда первые разряды молнии ударили вокруг и под ней.

– Так заметно? – наконец, спросил Арвида.

– Не думаю. Ты был осторожен.

Арвида напряженно кивнул.

– Будет хуже. Там.

– Знаю. Ты мог бы остаться.

– Нет, хочу увидеть это. Здесь изучали варп. Кто знает? – вздох Арвиды напоминал скрежет камней, отсеиваемых через сито. – Гоняться за исчезающей надеждой, пытаясь поймать ее гаснущие искры. Были дни, когда я считал, что твой Шибан прав. Дать бой и покончить со всем.

При упоминании Шибана Есугэй почувствовал короткий приступ боли.

– Если настанет момент, – сказал он. – Если ты не сможешь контролировать…

– Я все еще хозяин себе.

– Отлично. Тогда я верю тебе.

Они приблизились к первому из проемов между кристаллами. Ведущая «Грозовая птица» отвернула, устремившись вдоль поверхности сферы. Под кораблем проплывали кристаллические грани размером с эсминец, залитые тусклым светом и медленно вращающиеся. То, что находилось за ними, все еще было невидимо, скрытое дымкой мерцающего эфирного осадка.

– Мы теперь все искалечены, – сказал Арвида, наблюдая за подлетом. – Кроме тебя.

Есугэй прислонился к изгибу корпуса.

– Среди живых существ нет ни одного нетронутого.

– Но ты по-прежнему улыбаешься. Ты по-прежнему веришь.

– Как и остальные. Им нужно вспомнить, вот и все. Сейчас все, что они видят – это медленное поражение. Они забыли, что были… великолепны. Они сражались в одиночку, когда все остальные погибли или стояли на стенах вдали. Они набрасывались на врага из-за сияния солнца. Они остановили его, заставили повернуть и последовать за нами. Они оставили любимый мир на погибель. Все ради этого. – В этот момент Есугэй подумал о Цинь Са, от которого ни разу не слышал ни единого скептического слова. – Перед концом они вспомнят. Другие Легионы провалили это испытание – они позволили своим душам измениться.

– Другие Легионы.

– Прости меня, брат, я не…

– Нет, ты прав, – сказал Арвида. – Мои братья могли бы у вас поучиться.

– Очень давно я с Ариманом говорил об этом, – сказал Есугэй. – На Улланоре и до него. Мы так и не сошлись во мнениях.

«Ты слишком осторожен, – сказал главный библиарий Тысячи Сынов. – Кто-нибудь вообще знает, каким даром ты обладаешь?»

– Научиться Пути Небес, – сухо сказал Арвида. – Шагать между мирами, никогда не покидая тропу в эфире. Усмирить свой пыл, никогда не углубляться в изучение варпа. Вы применяете свое искусство так же, как и практикуете воинское искусство.

Их «Грозовая птица» следовала в кильватере ведущей на половине тяги, преодолевая огромные дуги энергии, которые хлестали вокруг них. Воздух в транспортном отсеке, казалось, стал горячее, или более спертым, или же зарядился какой-то энергией. Преломленный синий свет проникал всюду, подавляя бортовое освещение и размывая все мягкими синеватыми тенями.

– Вы всегда были сильнее нас, – заметил Есугэй. – Даже сейчас твоя сила превосходит мою. Излечи эту… болезнь, и твоя мощь может стать самой огромной из известных мне. – Он улыбнулся. – В ограничении есть слабость, впрочем, как и мудрость.

Арвида не ответил. Навстречу устремился сверкающий барьер. Над кораблями лениво повернулся кристалл, образуя движущуюся перемычку в их точке входа. В ответ «Грозовая птица» снизилась, стараясь выдержать направление на проем.

Хлестнул зигзаг эфирной молнии, едва не пробив корпус двигателя «Грозовой птицы». Пилот добавил мощности, и штурмовой корабль нырнул под тень вращающихся граней и устремился через мерцающую преграду прямо в вихрь. На миг иллюминаторы залил холодный рассеянный свет.

Затем корабль прорвал пелену. «Грозовая птица» развернулась, зависнув над остальными появившимися десантно-штурмовыми кораблями.

Перед ними находилось сердце внутренней сферы, не уступавшее размерами планете. Внутри нее царила тьма истинной пустоты, едва освещаемая оболочкой из молниевых кристаллов, вращающейся вокруг нее. Под штурмовыми кораблями, в надире галактической плоскости, бурлил многоцветный котел – калейдоскопическая воронка в вакууме, на которую было тяжело смотреть. Есугэй с Арвидой знали, что означали эти фальшивые цвета – разрыв в материи вселенной, источающий сам имматериум.

Ни шаман, ни чародей не смотрели на разлом. Они рассматривали то, что было выше: огромное, узкое, черное, словно обожженное железо, подсвеченное тускло-красными точками, без опознавательных знаков, стоящее на страже над пастью бездны.

– Значит, это оно, – тихо сказал Арвида.

– Да, брат, – ответил с той же осторожностью Есугэй. – Темное Стекло.

Глава 17

Илья не могла избавиться от головной боли. С момента прибытия в разлом Катуллус она стала мучительной, вгрызаясь в череп, словно черви, от чего в глазах рябило. После того, как Хан решил исследовать кристаллическую сферу, Раваллион вернулась в свои покои и напилась таблеток. Они тут же подействовали, позволив ей работать, но ноющая боль не проходила, притаившись, словно некая злобная сущность на задворках ее разума.

Илья долгое время сидела на краю койки, обхватив руками голову и борясь с тошнотой. После того, как она увидела, куда они попали, бессмысленность путешествия, к которому она побуждала, потрясла ее.

Ведь генерал так долго и отчаянно пыталась найти хоть какое-то спасение для Легиона, который она стала искренне считать родным. Того самого Легиона, в который ее направили, чтобы отучить от инстинктов к чрезмерному разрушению. Подобное высокомерие было смехотворным: любой из Белых Шрамов был более чем равен ей физически и ментально. Они внушили ей ее роль, называя Мудрой, считаясь с ее мнением, кланяясь при встрече. Было ли это какой-то непонятной шуткой?

Возможно, и нет. Так или иначе, эта любезность сейчас ощущалось пустой.

Ашелье не было здесь. Они бы, несомненно, связались с ней, если бы нашли его, но одного взгляда на кристаллы, находящиеся в сердце того, что было каким-то колоссальным варп-взрывом, уже сказало ей все, что было нужно.

Все было тщетно. Она позволила себе обольститься смехотворной надеждой, шепотом среди шепотов. Даже если бы Питер был жив, не было гарантий, что он смог бы помочь. Он был новатором, главой навигаторов, но не богом, а в такие времена только боги обладали силой подчинить варп своей воле. Медленно и неумолимо все пути закрылись, отрезав их от остальной вселенной. Ничто так ненавидел принявший ее Легион, как заточение, но для них ничего другого не осталось.

Весь последний час Илья игнорировала сигналы на пульте управления, вызывающие ее на мостик. Но, в конце концов, количество вызовов стало слишком большим. Она взяла лекарства, мучительно проглотила их, затем поднялась, натянула мундир и поправила его.

В отсутствие Хана командование «Бурей мечей» принял Джубал. Другие командиры Легиона также отправились на свои корабли или готовились к этому. Флот отошел от внешнего края сферы и занял позицию ближе к огромным внешним завесам турбулентности, приняв стандартное оборонительное построение. Несомненно, именно по этой причине они хотели поговорить с ней – сверить данные с ее памятью, убедиться, чтобы все было сделано так, как ее устраивало, чтобы она почувствовала себя нужной.

Тогда ее место было на мостике, но она направилась не туда. Один момент в организации, сам по себе незначительный, казалось, ускользнул от внимания всех легионеров, возможно даже самого Хана.

Но не от нее. Ни в коем случае. В конце концов, именно по этой причине они держали ее на службе. Заниматься деталями, маленькими недочетами по краям огромного тактического танца.

Ей понадобилось много времени, чтобы найти его. В конце концов, она спустилась в ангары, откуда вылетали шатллы, курсируя между боевыми кораблями. Здесь кипела бурная деятельность. Канониры и медики, дарга и ханы, флотские офицеры спешили туда, где были нужны, прежде чем поток битвы снова не увлечет их.

Илья нашла его на последнем огромного пустотном причале. Воин вместе со своей свитой ждал опаздывающий транспортный корабль с «Калджиана».

– Милорд Тахсир, – издалека поприветствовала Илия.

Шибан обернулся. Как обычно, хан был в полном боевом доспехе, и лицо скрывала маска из темного металла. Он жестом дал знак своим воинам удалиться, направившись навстречу к генералу. Когда они подошли друг к другу, он поклонился.

– Сы, – обратился Шибан. – Вы в порядке?

– Я изучила бортовые журналы, – сказала она, не обращая внимания на болезненный гул в голове и шее. – Ты думал, я не замечу? У тебя не было полномочий для таких действий.

– У меня есть все полномочия. Они – отступники. Они будут в безопасности там, где сейчас находятся.

– У нас не хватает людей. На каждом корабле неполные экипажи. Поэтому их вернули.

– Времени вернуть их в строй не осталось, генерал. Мы не можем просто принять их без проверки. Именно вы следите за соблюдением нами правил.

– Они сражались в одиночку четыре года. Большинство погибли. Тебе не кажется, что будь они все еще предателями, то к этому времени сделали бы выбор?

– А откуда нам знать?

– Ты знаешь, Шибан-хан. – Боль в спине усилилась. – Дело не в безопасности.

Личина шлема Шибана оставалась безразличной и непостижимой. Воин ответил не сразу, явно подбирая слова.

– Они бы убили вас, если бы добились того, чего хотели, – в конечном счете, произнес он. – Они бы убили всех нас.

Илья покачала головой.

– Вот почему мы провели суды. В этом Легионе нет испорченной крови. Они искупили вину и снова сражаются.

– Они вполне могут это делать.

– Ты собрал их вместе и дал безоружный корабль. И что они должны делать? Громко кричать?

– Сы, я вижу, что вам нездоровится. Вам следует отдохнуть.

– Да чтоб тебя! – закричала Илья, желая ударить кулаком по его уродливой броне. – Это прошлая битва. У нас достаточно новых.

Женщине вдруг стало дурно и повело вперед. Шибан поймал ее, схватив обеими руками. На миг Илье вспомнился тот случай, когда он нес ее через охваченный битвой мостик «Бури мечей» и принимая на себя болтерные снаряды, которые убили бы ее. Генералу захотелось оттолкнуть легионера, забыть то воспоминание, но ей довольно непросто было оставаться в сознании.

– Все дело в этом месте, – мягко сказал Шибан, поддерживая ее. – Варп. Другим скоро станет так же плохо. Чем дольше мы здесь, тем хуже будет.

– Значит, было ошибкой приходить сюда, – пробормотала она.

– Что сделано, то сделано. Мы выдержим.

Илья посмотрел на Шибана, заключенная в неуклюжие объятия.

Некоторое время после его выздоровления они часто общались. Изменение Шибана было медленным, став результатом бесконечной, бессмысленной бойни, таким медленным, что Илья так и не обратила на него внимания.

– Что заставляет тебя сражаться, Шибан? – спросила она.

Он вздрогнул.

– Мои клятвы.

– Нет, – грустно возразила генерал. – Этого больше недостаточно.

Ее головокружение прошло. Илья освободилась от его хватки. Он не стал останавливать ее, но неуклюже отошел в сторону. Они стояли лицом друг к другу.

В центр ангара, за внутренними противовзрывными стенами, наконец, сел шаттл. Двери открылись, матросы бросились к кораблю. Тихий щелчок в шлеме Шибана сказал Илье, что его вызывают. Он вернется на «Калджиан» исполнять свой долг, каким бы он ни был.

– Что ж, сражайся доблестно, Шибан-хан, – сказала Илья. – Боюсь, это все, что тебе остается.

Затем она отвернулась и направилась обратно путем, которым пришла, не дождавшись ответа.

«Грозовые птицы» пролетели под краем верхних секций станции – крошечными белыми точками на фоне бескрайней горы из кованого железа. Были отправлены приветствия, ответом которым было одного лишь шипение на закрытых каналах связи. В конце концов, были обнаружены двадцать ангарных ворот, расположенные длинной вереницей под нависающим выступом основного сооружения. Все врата были закрыты.

Штурмовые корабли остались на позиции, позволив технодесантникам на борту подобрать коды доступа. Это заняло время, учитывая размеры пустотной станции.

Она была абсолютно черной, цвета глубокожильного угля, и с выступами по всей поверхности. Каждый угол представлял массу из сверхтолстых клепаных плит с поперечными связями. Большую часть вершины занимал огромная овальная конструкция, достигавшая десяти километров в самой широкой части и раздутая, словно тело медузы. Не было заметно ни одного иллюминатора, только бесчисленные плиты из противовзрывного металла. Изредка по пустым поверхностям мелькали искры светло-синей энергии, прежде чем снова рассеяться.

Под тяжелым верхним строением конструкция резко сужались в скопление наклонных шахт, усеянных сенсорами и авгурами. Из нижней части станции выступала толстая центральная колонна, уходя к бурлящей в сотне километрах массе варп-разлома. Эта металлическая игла протянулась в самый центр медленно вращающейся бури, выделяясь на ее фоне, как поднятое к закату копье.

Возможно, колонна удерживала станцию на месте или, может быть, это был некий усовершенствованный зонд. Находясь снаружи, сказать было невозможно. Достоверно известно было только одно: открытая дыра в варпе все еще выбрасывала огромные массы сырого эфирного вещества в реальное пространства. Все псайкеры на «Грозовых птицах», включая Есугэя, чувствовали это – давление во лбу, жар в крови.

Внешний вид станции мало говорил о ее происхождении и предназначении. На плитах из черного железа не было никаких знаков, даже эмблемы Навис Нобилите или аквилы Империума. Сооружение было безмолвным и неактивным за исключением линии кроваво-красных бортовых огней, которые продолжали мигать – загораться, гаснуть, загораться, гаснуть – на всем протяжении длинной центральной шахты.

После того, как не вышло получить ответ на приветствия и коды доступа от центрального когитатора станции, Хан приказал разбить ворота стыковочного отсека. Перехватчики из эскортного крыла приблизились, борясь с вызываемыми разломом завихренями и сносом, и выпустили в самые крупные противовзрывные ворота рой магнитных мин. Раздались безмолвные взрывы – тяжелая обшивка треснула, но выдержала. Чтобы пробить внешнюю оболочку станции понадобилась вторая атака, а затем и третья. Последние взрывы были исключительно сильными, как будто неожиданно дополненные второстепенными детонациями изнутри, выбросив волну обломков в ожидавшее крыло «Грозовых птиц».

Когда путь открылся, два ведущих штурмовых корабля устремились в док, непрерывно сканируя и наведя тяжелые болтеры на открывшееся пространство. Ангар был неосвещен и почти пуст, за исключением длинного пустотного корабля, удерживаемого железными стыковочными когтями. Его внешний вид напоминал саму станцию – толстая обшивка, отсутствие видимых иллюминаторов, рифленый корпус, усыпанный шипами сенсоров. На поверхности судна воины увидели первый знак – пиктограмма человека в золотой одежде, сидящего на троне. Одна рука была поднята, а другая – опущена.

– Дом Ашелье, – с пылом отметил Вейл, следя за пикт-данными.

Иерофант.

– По крайней мере, он был здесь, – сказал Есугэй.

– Возможно. У Дома много кораблей.

Сканирование завершилось, не показав ни жизненных показателей, ни энергетических сигнатур, и Хан отдал приказ двигаться вглубь. Перехватчики эскорта остались на месте, а две головные «Грозовые птицы» пролетели под тенью разбитого ангарного входа. Обе приземлились на площадку и высадили свой десант. Завывая двигателями, они были готовы немедленно подняться и открыть огонь.

Возглавляемые Намаи отделения прорывателей Белых Шрамов, пригнувшись, рассыпались по рокриту. Выходы были взяты под контроль, огневые позиции заняты, авгурные ретрансляторы развернуты. Отделения легионеров со штормовыми щитами и громовыми молотами ворвались в помещения за дальними стенами ангара, наведя оружие в боковые коридоры. Все было сделано быстро, эффективно, и без ответной реакции.

– Ангар захвачен, – раздался голос Намаи изнутри станции. – Жизненных показателей не обнаружено.

От этих слов у Есугэй упало сердце. Такая новость приведет Илью в смятение.

– Тогда отправляемся внутрь, – приказал Хан, и три последних «Грозовые птицы» прошли под огромным изгибом верхней конструкции станции.

Они сели на палубу подальше друг от друга. Пустое пространство было колоссальным, как и у всех крупных имперских сооружений. Его большую часть занимали ряды черных блестящих колонн, тянувшихся к сводчатому потолку. Размеры и вооружение примерно соответствовали звездному форту типа «Рамилис», но подобную конфигурацию Есугэй прежде не встречал.

К моменту высадки Есугэя и Арвиды Хан уже шагал по площадке к ним. За ним следовал кэшик. Ангар был безмолвен и разгерметезирован, хотя команды технодесантников уже работали с дуговыми сварочными аппаратами и турбомолотами, пытаясь определить, что работало, а что – нет.

– У нас есть гравитация, – заметил Хан. – Это уже что-то.

Из всех присутствующих самым неуместным был Вейл в массивном скафандре. Он старался не отставать от легионеров, которые уверенно шагали в силовых доспехах, в то время как он ковылял позади них.

– Нет энергии, – пробормотал он. – Где освещение?

Арвида внимательно посмотрел на пришвартованный звездолет, висевший над ними. Похоже, под его кормой вместо обычных плазменных двигателей висела группа стеклянных сфер.

– Странный корабль, – сказал библиарий.

– Все это странно, – заметил Есугэй, оглядывая гнетущую архитектуру.

Повсюду тяжестью давила тьма. Кроме нашлемных люменов Белых Шрамов, мечущихся по ангару двойными ослепительно-белыми пятнами, не было никаких других источников света. За спинами легионеров из открытых пустотных дверей по металлической палубе кралось тусклое темно-синее свечение, но тени впереди были абсолютно темными, тем чистым забвением, которое можно найти только в глубокой пустоте.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросил Хан, обращаясь к своему советнику.

– Я чувствую варп под нами, – осторожно ответил Есугэй. Было еще кое-что – смутные отголоски человеческой деятельности, оставшиеся, как отпечатки пальцев на каждой поверхности. Разлом находился далеко отсюда, но его порча была ощутимой, как жар ядовитой звезды. – И больше ничего.

Примарх кивнул.

– Возможно, это место мертво. Если так, то мы надолго не задержимся.

Он дал знак Намаи.

– Охраняйте этот уровень. Если что-нибудь найдете, немедленно свяжитесь.

Затем обернулся к остальным.

– Должен быть командный уровень. Ойкумен?

– Наверх, – неубедительно сказал Вейл. – Он должен быть выше.

– Значит, отправляемся наверх, – сказал Хан, опустив руку на рукоять тальвара и ожидая Вейла. – Это твое место. Вот и веди.

Карио атаковал, вонзив острие клинка в пошатнувшегося легионера Белых Шрамов. Палатинский Клинок развернулся, прежде чем его противник рухнул, и, врезавшись в следующего, снес ему голову с плеч.

Его братья наступали вместе с ним – тесня защитников в тесном коридоре волной из стали и сапфира. Дети Императора продвигались быстро, но по-прежнему каждый перекресток приходилось брать с боем. Шрамы не понимали, что побеждены.

Сверху раздался грохот, сотрясая палубы. Из дыма вылетели осколочные гранаты.

Карио нырнул вперед, прокатился под летящими гранатами и, поднявшись, продолжил бег. Заряды взорвались за спиной, встряхнув замкнутое пространство ударными волнами, но префектор удержался на ногах. Он проскочил перекресток, стреляя из болт-пистолета и размахивая саблей. Путь преградили очередные два легионера, вооруженные такими же изогнутыми клинками, как и у него. Сталь столкнулась, осветив вспышками противников. Словно в стоп-кадре мелькнули эмблемы, знаки различия, белоснежные шлемы.

Ударом ноги Карио отбросил одного противника, развернулся и выстрелом в упор разнес ему голову. Затем прикончил второго идеальным ударом – вонзив саблю между шлемом и горжетом прямо в позвоночник.

Далеко за спиной раздались очередные взрывы. Карио ощутил топот множества бронированных сапог. Услышал отвратительную речь гневных и радостных голосов: со звериными воплями навстречу своей гибели бежали свирепые враги.

– Он близко, – передал Карио выжившим братьям, и они поспешили дальше. Коридоры проносились размытыми пятнами, сменяли друг друга кровавые, поспешные и хаотичные схватки. Внутри шлема гремело горячее и влажное дыхание. – Быстрее.

И тогда он почувствовал первые симптомы возбуждения, появившиеся раньше, чем когда-либо. В его разуме корчилась рогатая тварь с розовой кожей, миндалевидными глазами и черным языком.

– Милорд, – обратилось оно к нему.

Карио не останавливался, игнорируя голос. Его манило следующее помещение, наполненное дымом и исполосованное лазерными лучами. Префектор ворвался в него, перепрыгнув через падающий труп очередной жертвы. Еще двое пали от стремительного меча, прежде чем увидели префектора. Следом вломились его братья, разрывая смог болтерными трассерами.

– Милорд.

И тут Карио увидел его, бегущего навстречу с механическим воплем, издаваемым через поврежденный вокс. Доспех цвета металла тускло отражал развернувшуюся вокруг бойню.

Карио почувствовал вспышку удовольствия и приготовился. Он отбросил в сторону болт-пистолет и сжал рукоять сабли двумя руками. Существовали только они двое, а все прочее не имело значение. Это…

– Милорд.

Вдруг иллюзия рассыпалась. Соединение мысле-импульса прервалось, вызвав острую боль в глазах префектора. Загруженная в мозг модель с резким щелчком отключилась.

Карио закричал, схватившись за маску чувств. Он сорвал ее с лица и в ярости поднялся со скамьи.

Ударить было некого. Перед Палатинским Клинком мерцал полномасштабный гололит, отображая в пустом помещении прозрачную фигуру Азаэля Коненоса. Освинцованная комната в глубинах «Сюзерена» была ярко освещена и заставлена мысленными устройствами Механикума.

Карио все еще тяжело дышал, побагровев от боевой одержимости. Из ран в местах соединения с сорванной маской на висках стекала кровь.

– Приношу извинения за вмешательство, – сказал гололит. – Как протекает тренировка?

Карио опустил ноги на пол и вынул электроды из рук.

– Как ты сюда добрался? – спросил он, покрутив плечами, чтобы уменьшить боль. Будь у него в руке клинок, он бы швырнул его в светящегося зеленого призрака. На всякий случай.

– Еще раз приношу извинения. Мы – в варпе. В противном случае я бы прибыл лично.

Весь флот многие часы находился в эфире. Такой громоздкой армаде потребовалось время, чтобы объединиться – навигаторам и астропатическим хорам пришлось объединить свои усилия, а офицерам линкоров – определить порядок старшинства. Все это не представляло никакого интереса для Карио, как и то, плывут они с Гвардией Смерти или любым другим Легионом, раз уж они добрались сюда.

– И ты не мог подождать? – проворчал Карио, вытирая кровь.

– Лорд-командор прим и примарх Гвардии Смерти решили, что когда мы достигнем Катуллуса, то атакуем сразу же. Поэтому, я связался с вами до прорыва пелены. «Сюзерен» важен для нас.

– Да неужели? – Карио было плевать на это. Он уже передал команде сенсориума идентификатор «Калджиана», а братству – приказы-инструкции. Его злоба и энергия ничуть не угасли. Все прочее было второстепенным.

– Мы собираем союзников, – сказал Коненос. – Мы хотим, чтобы располагаемая нами мощь была подавляющей.

– Союзников?

– Я отправляю вам координаты. Вы должны быть на острие удара, милорд. Надеюсь, для вас это приятная перспектива.

Карио пронзил гололит ледяным взглядом.

– Ты побеспокоил меня из-за этого?

– Я хотел удостовериться, что вы получили и осознали их важность. Все рассчитано. Вы будете наступать в тандеме с «Гордым сердцем», станете частью первой атаки Разделенной Души. Советник Вон Калда прикроет вас с фланга.

При упоминании слова «Гордое сердце» в мыслях Карио снова мелькнула рогатая тварь – судорога, последствие мысленного моделирования.

– Отлично, – заявил префектор. – Я согласен на любой его приказ. Отправляй схемы.

Коненос поклонился по-кемошийски – скрестив ладони.

– Так и поступлю. Еще прошу прощения за вмешательство. Тренируйтесь, милорд. Возможно, мы будем биться вместе, когда грянет буря. Я буду рад этому.

Гололит потух, оставив комнату пустой и безмолвной. Карио сильно моргнул, все еще приходя в себя.

Коненос был пропитанным наркотиками тупицей, живым доказательством выгоды в отказе от извращений Фулгрима. Советник был еще хуже – садистом и мясником. И только его братья – непорочные Палатинские Клинки – были достойными соратниками в битве, но их число уменьшалось с каждым боем.

Карио взял маску чувств и надел ее. Он лег и, мигнув, активировал импульсное устройство. Почти сразу же вернулись образы, погрузив префектора в мир воображаемой схватки, оттачивая его мастерство и подготавливая к сражению.

Настоящее испытание наступит очень скоро.

– Еще раз, – приказал он.

Глава 18

Командный пункт Темного Стекла представлял собой круглую арену стометровой ширины с кольцами террас и одной-единственной центральной колонной с ответвлениями. Над ней поднимался огромный купол, разделенный толстыми железными балками и такой же черный, как и все вокруг. В безмолвное пространство уставились пустые экраны сотен когитаторных станций. Пыли не было. Все кругом, включая металлический решетчатый пол, было в безупречном состоянии, словно только что из кузни.

– Это место когда-нибудь использовалось? – спросил Арвида.

Есугэй кивнул.

– Здесь долгое время находилось множество людей.

Два библиария стояли у входа в командный пункт, где ранее взломали тяжелую противовзрывную дверь. Хан направился к железному трону под сенью колонны, слишком маленькому для него, но явно предназначенному для управления станцией. В нескольких шагах за ним семенил, словно побитая собака Вейл. Заброшенная станция поубавила в нем высокомерие. Он выглядел немного нервным, по-прежнему прижимая к груди раненую руку.

Легионеры Белых Шрамов с обнаженными болтерами заняли позиции у каждого входа. Другие направились на нижние палубы, выискивая признаки жизни, записи, хоть что-нибудь. Технодесантники нашли комнаты управления главных реакторов, которые были отключены и неработоспособны. Резервные генераторы находились ниже, что дало возможность использовать, по крайней мере, некоторые из работающих с перебоями люменов. Их слабый тускло-желтый свет мало помог, разве что показал, насколько мрачным было Темное Стекло.

Арвида с Есугэем пошли догонять Хана и ойкумена. От покрова мрака было сложно избавиться. Здесь ничего не было.

– Для этих устройств нет энергии, – пожаловался Вейл, проводя здоровой рукой по вентилям когитаторов. – Плохо. Без энергии мы не сможем сказать, что он делал.

– Если он вообще был здесь, – сказал Хан, лениво поднимая линзу и поворачивая ее к ближайшему люмену.

– Он был здесь. Он построил это место.

Хан оглянулся на него.

– Это работа многих поколений, – сказал примарх и опустил линзу.

– Как это хранилось в секрете? Кто знал о нем?

– Я не знаю. – Неосведомленность Вейла, как всегда, звучала вполне искренне. – Ходили всего лишь слухи, и то с его ведома. Он был близок к цели.

– Это ты так считаешь. Здешний обслуживающий персонал должен был насчитывать сотни людей.

Вейл пожал плечами.

– Я не знаю.

Хан вздохнул, бесцельно бродя по кольцам когитаторных станций.

– Для нас здесь ничего нет, Есугэй.

– Мы этого еще не знаем, – невозмутимо ответил задын арга.

– Для чего бы ни построили станцию, сейчас она не работает.

Есугэй взглянул на пустой свод, затем оглядел слабо освещенные ряды пустых тронов.

– Или, может быть, просто спит.

Арвида, который зашел дальше остальных, опустился на пол. В этот момент по сводам прокатилось странное эхо, звучавшее дольше, чем ему следовало. Есугэй взглянул на чародея, обеспокоенный тем, что кто-то мог обратить внимание на минутную слабость, но Арвида уже выпрямился, а остальная часть поискового отряда была занята своими делами.

– Я пойду дальше, – сказал примарх. – Все же оставаться небезопасно. Вы ведь, чувствуете это?

Есугэй очень хорошо чувствовал. Ощущения напоминали ломоту в костях, сведение челюсти, соринку в глазу. Каждое движение было неуклюжим, а каждая мысль – заторможенной. Станцию заполонили последствия высвобожденной мощи, а за всем этим ощущалось невидимое, но постоянное присутствие бурлящего разлома.

– Это был центр управления, – сказал Вейл. – Под нами сотни палуб. Мы не можем уйти, не сейчас.

– Ты уйдешь вместе с нами, – рассеянно сказал Хан, не отводя взгляда от Есугэя. – Намаи докладывает, что нашел арсенал. Он пуст. Кроме того, тремя уровнями ниже в коридорах есть следы взрывов.

– А тела? – спросил Есугэй.

– Ни одного. Он продолжает поиски.

– С экипажем что-то случилось.

– Они были обучены, – сказал Вейл. – И обладали защитой Нобилите.

Хан тихо рассмеялся.

– Если мы чему-то научились, то это насколько слабыми были наши меры безопасности.

Из далеких глубин поднялся долгий продолжительный скрип, напоминавший растяжение металла. За ним последовало несколько слабых стуков, постепенно стихших.

– Атмосферное давление, – заметил Есугэй. – Технодесантники сделали свою работу.

Хан не слушал. Он прижал руку к металлу центральной колонны, словно соединяясь со строением, чью историю и предназначение он мог предугадать.

– Продолжайте поиски, – сказал он, наконец. – Мы дошли сюда, и если что-нибудь осталось, то найдем это.

– А если ничего не осталось?

Хан направился к воротам, которые вели вглубь станции.

– Продолжайте поиски.

Доклады поступали со всего флота. Они начинались отдельно друг от друга: артиллерийский капитан не прибыл на пост, безо всякой причины лопнула секция люменов, невзведенная торпеда была выпущена без предупреждения. Затем число происшествий стало быстро расти, поступая с каждой палубы каждого корабля.

Джубал расхаживал по мостику «Бури мечей». За ним следовали старшие офицеры, разбираясь со шквалом межкорабельных сообщений.

– Сколько времени у нас до внешнего барьера? – спросил он.

– Меньше часа, – ответил Табан. – Нас задержал «Солнечный ястреб».

Этот фрегат вдруг резко отклонился от курса во время разворота, едва не протаранив линкор «Копье Небес». Панические запросы сумели выяснить, что навигационную команду корабля охватило какое-то безумие, и только вмешательство воинов орду помогло взять ситуацию под контроль. Сейчас «Солнечный ястреб» ковылял с уменьшившимся составом на мостике и поврежденными двигателями.

Джубал тоже чувствовал это. Поначалу небольшое давление за глазами. Затем пульсирующую боль под кожей, от чего скручивало кости. Потом всех охватила усталость, мешающая ясно мыслить.

– Увеличить скорость, – приказал он, подходя к командному трону. – Я хочу, чтобы мы были в зоне досягаемости через тридцать минут.

Табан, поклонившись, спешно удалился. Цзянь-Цу остался подле Джубала, готовый передавать устные приказы по флотской связи. В ямах темп работы стал изматывающим. За исключением сервиторов, все боролись со спутанностью сознания, вызванной воздействием чистого варпа.

Когда Джубал занял свое место, он заметил идущую к нему Илью.

– Сы, – обратился воин. – Где вы были?

Генерал в знак извинения поклонилась.

– Мне нужно было кое-что сделать.

– Цзянь-Цу сказал, что астропаты едины в одном: враг нашел нас. Я приказал переключить авгуры на максимальную дальность поиска, но эта… штука усложняет их работу.

Илья взглянула на ряды пикт-экранов, каждый из которых был забит показаниями сенсоров реального пространства.

– Что с флотом?

– В готовности. И все же, доклады… – Он встряхнул головой. – Вы видели их? Я приказал отойти чуть дальше.

– Не настолько, – сказала Илья. – Каган все еще на станции.

– Мне нужно, чтобы мои экипажи работали согласованно.

В этот момент из ям раздался вопль. Смертный в униформе Легиона вскочил со своего поста с ножом в руке. С бессвязными криками он прыгнул к ближайшему товарищу, когда единственный болт, выпущенный с верхних террас, взорвался в его горле. Выстреливший легионер с несколькими боевыми братьями устало направился к трупу. Встревоженные смертные матросы вернулись к своей работе.

– Мои братья охраняют каждый важный сектор, – сказал Джубал, невозмутимо наблюдая за произошедшим. – Но их не хватает.

– Мы не сможем здесь долго оставаться.

– Он не связывался с вами? Ни слова о вашей цели?

Илья покачала головой.

– Значит, мы ждем.

К трону подбежали слуги, вручив Джубалу несколько инфопланшетов. Информация в них была тревожной – сбои в реакторах, неисправности в оружейных системах. Корабли с большим трудом удерживали назначенное ан-эзеном построение.

– Прикажите капитальным кораблям увеличить дистанцию между собой, – распорядился Джубал, – а эскорту разомкнуть строй и для подстраховки дублировать каждую передачу по каналам связи.

Один за другим по флоту разошлись новые приказы, направленные на сохранение строя, поддержания секторов обстрела лэнсов свободными и обеспечение взаимного прикрытия флангов. Прошло несколько минут, прежде чем Джубал вернул внимание Илье. Она пристально смотрела на данные с одного из авгуров дальнего действия.

– В чем дело? – спросил ан-эзен.

– Эти данные проверили? Откуда они пришли? – она повернулась к Табану, вернувшемуся на командную платформу с инфопланшетами. – Ты это видел?

Лицо Табана посерело, как будто состарившись под взглядом Ильи.

– Я пропустил их, – растерянно пробормотал он. – Это моя ошибка, мой хан. Я не заметил.

Джубал поднялся.

– Отправьте сигнал Кагану. Забирайте их со станции.

Илья не отставала от Табана.

– Нам нужно знать угол входа.

– Двадцать градусов под плоскостью, поднимается для парирования на сорок-пять-шесть-три. Но мы не можем развернуться, не с…

Джубал отошел от трона.

– Объявить тревогу! – приказал он, расшевелив своим ревом даже самых вялых членов экипажа. – Поднять статус до золотого, зарядить все орудия!

Загремел сигнал тревоги, глухо разносясь по огромному пространству мостика. Свет люменов потускнел, сменившись боевым освещением вдоль проходов между станциями. К тому времени данные авгуров стали известны всем, а тактические экраны были забиты светлячками приближающихся кораблей.

У Ильи был болезненный вид. Доспехи легионеров скрывали их состояние, но даже они, казалось, двигались менее уверенно. В воздухе витал запах отравы.

– Свяжитесь с Тахсиром, – приказал Джубал, подойдя к краю платформы и глядя на копошившихся внизу людей.

– Ан-эзен, – раздался быстрый ответ Шибана, сложно ожидавшего вызов.

– Нам нужно больше времени, брат, – сказал ему Джубал. – Сможешь помочь?

– Как прикажешь.

Почти сразу же сенсоры ближнего действия показали, как быстроходные крылья Шибана отделились от главных сил и устремились вперед на перехват продолжающих прибывать более медленных сигналов.

После этого все, что осталось – скоординировать главное оборонительное построение, разместив тяжелые корабли на позициях, с которых они могли наносить наибольший урон.

– Вот и они, сы, – сказал Джубал, наблюдая за движущимися по пикт-экранам точками.

Генерал кивнула.

– Да, – сказала Илья, хрупкие черты ее лица застыли маской дурного предчувствия. – Вот и они.

Оставаться одному было глупо. Каждая частица старой подготовки кричала ему не отделяться от остальных легионеров, но в то же время его отвлекали другие мысли. Изменение зашло далеко: поначалу раздражающий зуд по всему телу теперь почти сводил с ума. Арвида должен был идти, только, чтобы не позволить его воздействию полностью сломить себя. Казалось, только привычно двигая руками и ногами, можно было помешать распространению недуга.

Пока Арвида шел, он снова и снова декламировал мантры, едва обращая внимание на окружение, которое протекало мимо него темной процессией мимолетных теней и мечущимися пятнами света от нашлемных люменов.

Спуск помогал. Каждый шаг, который уводил его из командного зала, чуть-чуть уменьшал боль. Поначалу он слышал шаги братьев, рыскающих по палубам и выискивающих признаки жизни, но сейчас и они стихли. Коридоры вокруг стали почти безмолвными, их могильную тишину нарушали только приглушенные звуки и шумы из дальних участков станции.

Спустя некоторое время – точно сказать было сложно – к библиарию начали возвращаться ощущения. Давление в крови и тканях тела снизилось, шипящие голоса стихли.

Арвида остановился и огляделся вокруг. Должно быть, он прошел долгий путь: стены из того же черного железа выглядели иначе, почти органическими. Библиарий находился в круглом помещении с крышей в форме тюльпана. Каждая панель в стенах была украшена перекрывающими геометрическими фигурами, разделенными крест-накрест силовыми линиями.

Он услышал сильный далекий рев, доносящийся снизу и напоминающий шум прибоя.

А внизу кружил разлом. Там находилось око в бездну.

Чародей подошел к стене, чтобы успокоиться. Она оказалась влажной на ощупь, что было невозможно, ведь у Арвиды на руках были перчатки.

В центре помещения располагалась возвышенная восьмиугольная платформа в виде гнезда из извивающихся змееподобных фигур. Ее поверхность была отполирована до блеска. Когда Арвида взглянул на нее, то услышал собственное частое дыхание внутри доспеха.

– Есугэй, – прохрипел он по радиосвязи. Ответа не было. – Есугэй, – повторил чародей.

Он почувствовал головокружение. Оставаться одному было глупо. Впрочем, он и прежде был один и на протяжении долгого времени. Даже после того, как его забрали из руин Тизки, Арвида так и не стал по-настоящему одним из Шрамов. Одиночество стало недостатком. Ему не хватало компании истинных боевых братьев, магистров, общением с которыми он когда-то наслаждался, учился у них.

Во времена до пекла у него был страж Янаюс. Страж появлялся периодически, как тусклое и едва заметное присутствие, но в последний раз это случилось задолго до рокового путешествия с Каллистоном на Просперо. Он никогда не являлся чем-то чрезвычайно важным для Арвиды. В последующие годы чародей ни разу не попытался вызвать духа, но сейчас впервые понял, что скучает по неуловимому теплу его прозрачной тени.

Арвида подошел к платформе и тяжело оперся на нее, прижавшись ладонями к влажному камню. Если бы он продолжал наклоняться, то свалился бы головой вперед. Тогда, возможно, поверхность бы разбилась, а он погрузился бы в нее, слившись с костяком станции. Тогда, возможно, вечная боль утихла бы, остуженная маслянисто-темной жидкостью. А может быть, он сам стал бы стражем, щебечущей запоздалой мыслью, что изводила бы в сновидениях людей.

– Я бы сразился с Волками, – прошептал Арвида вслух. – Я бы не позволил им осквернить священные места.

Воздух между его шлемом и поверхностью платформы задрожал. У библиария возникло ощущение, будто его пальцы погрузились в камень. Чародей моргнул несколько раз и попытался оттолкнуться, но не смог.

Далеко внизу кружил разлом. Он ревел на грани слышимости. Воды пенились.

Ситуация начала меняться. Арвида чувствовал тепло каждой клеткой. Он прищурился, и видение перед ним размылось и задрожало.

Там был темный мир, терзаемый разноцветными молниями. А в нем невероятных размеров башня, устремившаяся ввысь подобно выпущенной стреле. Библиарий увидел Разумы, пляшущие в свете звезд и сыплющие фрагментами своих тайн словно шутками. Земля пузырилась и менялась, трансформируясь с каждым стремительным восходом солнца в нечто новое, нечто измученное.

Ему захотелось отпрянуть. Живот скрутило жутким страхом, снова бросая его в озноб.

Внизу кружился разлом.

Арвида видел флоты кораблей с сапфировыми носами и бронзовыми бортами, выходящие из варпа и дрейфующие над башней. Видел фигуры в мантиях, кружащие у основания башни. Видел Разумы, словно ангелы толпящиеся в ночном небе, притянутые к башне. Все дело было в башне. Он не мог оторвать глаз от нее. Голова еще больше наклонилась вперед.

Он не мог быть живым.

И в этот момент чародей увидел отражение – разбитое, как и образы в зале зеркал. Лица смотрели в разных направлениях, размытые из-за граней кристаллических линз, враждебные, несведущие, такие же смущенные и потерянные, как и он сам. У каждого образа был один-единственный глаз – на одних лицах окольцованный пламенем, на других – печальное человеческое око, на третьих – демоническая безумная дыра.

Он не мог быть живым.

В этом мире были его братья, бредущие по освещенному молниями ландшафту на паломничество к черным вратам.

– Нет, – прошептал Арвида вслух, еще больше опустив голову. – Они мертвы. Все до единого.

Они стояли в алых доспехах и лазурных мантиях, держа посохи с навершиями в виде змеиных голов, насекомых и птичьих клювов. Они говорили друг с другом печально и возмущенно, смотрели в небеса, выискивая источник своей внезапной трансформации.

– Я бы узнал об этом. Почувствовал.

Среди них не было их расколотого бога. Он присутствовал только в отражениях, во снах, в скопившейся пыли. Они не видели его цельным. Они работали. Учились. Теперь ими руководил один из них. Его доспех был самым узнаваемым, отмеченным знаком ворона, таким же вычурным, как в те времена, когда он был магистер темпли и величайшим среди них

– Нет, тебе не вылечить это, – Арвида понял, что с отчаянием произносит эти слова. – Не таким способом. Даже не пробуй.

Чародей потянулся, словно мог выдернуть фигуры из мира заклинаний и швырнуть обратно в пустоту. Когда он сделал это, образ раскололся, его осколки разлетелись.

За ним оказалось другое видение, гораздо более холодное и удаленное.

Он увидел галактику миллиона миров. Увидел плывущие в темноте огромные флоты, почерневшие от времени, их плазменные двигатели выбрасывали в пустоту токсичные отходы. Увидел заводы, извергающие смог в дождливо-серые небеса. Увидел скученные очереди смертных, миллиардов смертных, шествующих в зияющие пасти необъятных соборов, где пели безумные гимны трупу, прикованному к останкам машины страданий. Увидел, как в огромных кострах жгут запрещенные книги, несмотря на то, что древние машины, несущие людей к звездам, сбоили из-за нехватки знаний. Он увидел пытки, страх, отчаяние, бесконечное перемалывание и истощение, беспросветный труд, растущую мощь ксеноужаса, и за все этим клокочущее ликование голосов из самых далеких уголков человеческого разума…

Он был корвидом из касты провидцев. Это не было видением, как прочие, перемещенным только в пространстве. Это было далекое будущее, которое каждая душа вокруг него стремилось построить.

– Нет, – прошептал он и пошел прочь.

Внизу бушевал разлом.

Задыхаясь и пошатываясь, Арвида сошел с платформы, стряхнув с рук жидкость. Он наткнулся на стену, внезапно придя в себя.

Затем он снова оказался у дверей и вслепую вышел. В голове роились видения, прогоняя страх перед Изменением и все прочее.

– Не так, – промямлил Арвида, натыкаясь на другую стену, отшатываясь от нее, ковыляя вперед, словно пьяница.

Чем дольше он шел, тем легче становилось. В глазах прояснилось. Он увидел впереди тени – косые и чернильные. Тепло растворялось, сменяясь пустотным холодом брошенной станции.

Он опустился на пол, сердца колотились, ладони вспотели. Он должен найти Хана, или Есугэя, или кого-то из кэшика. Должен выбраться со станции. Все они должны. Все, что осталось – это варп, отрава, сердце всей порчи, просачивающийся по длинной шахте и марающий их души чернотой.

Он жив.

От этого понимания Арвиде захотелось закричать. Вся уверенность и верность пошли прахом. Можно ли было его найти? Какую цену он заплатил, что оставаться в живых? А остальные, остальные…

Они все живы.

Это было слишком. Библиарий снова поднялся и поспешил вперед. Темнота давила на него, затмевая слабый свет шлемовых люменов, пытаясь задушить легионера.

Он продолжал идти. Без остановки.

А внизу такой же равнодушный, как сама вечность, кружил варп-разлом.

Глава 19

Торгун прибыл на мостик вслед за своими братьями, отвлеченный от непросто дававшейся ему медитации. На месте царил беспорядок. Саньяса с обнаженным клинком выкрикивал приказы. Другие воины сагьяр мазан обходили нижние посты, проверяя каждого смертного.

– Что происходит? – спросил Торгун. Он плохо соображал, как будто не спал много дней.

– Ты не слышал сигналы тревоги? – Саньяса был в полном боевом доспехе, как и остальные легионеры. – Мой хан, флот в боевой готовности, и у нас есть проблема.

Торгун взглянул в верхние иллюминаторы «Со Гамайла». По пустоте скользили разомкнутым строем линкоры Белых Шрамов. Орудийные порты были открыты, а сверкающие пустотные щиты подняты.

– Почему не вызвали меня раньше?

Саньяса шагнул к линии станций сенсориума.

– Мы были заняты, мой хан.

В этот момент Торгун увидел три тела, лежащих лицом вниз среди многочисленных постов. Гул двигателя был натужным, приглушенное биение сердца корабля сбилось с ритма. Они уже потеряли свою позицию, оказавшись далеко впереди нее.

Торгун занял командный трон и подключился к бесчисленным системам данным, которые протекали по артериям судна.

– Мы над назначенной плоскостью. Снижайся.

Саньяса повернулся к командиру.

– Можешь попробовать.

– Ты что, не видишь схему ордера?

Саньяса не пошевелился.

– Увеличь масштаб.

Торгун помедлил, а затем подключил тактические гололиты, данные по системе, диагностические ретрансляторы. «Со Гамайл» находился близко к флагману, двигаясь по опасному курсу среди маневрирующих крупных кораблей. Транспортному судну следовало быть далеко в тылу.

Затем хан увидел показатели работы двигателя. Они значительно превосходили допустимые пределы. И продолжали быстро расти. Сгорало слишком много топлива, ослабляя защитную оболочку реактора.

– Если так пойдет дальше, мы потеряем герметичность, – сказал Торгун, понимая опасность. – Заглушите его.

– Не можем, – сказал Саньяса. – Цикл зашел слишком далеко.

В пустоте вырисовывался стройный, как у охотника силуэт самого могучего корабля флота – остроносой «Бури мечей». Она тяжело поворачивала, ее громадный лэнс дрожал едва сдерживаемыми энергиями.

– Уводи нас с этого курса, – сказал Торгун, выискивая другие варианты. – Спускайся ниже.

– Если бы было можно, – твердо ответил Саньяса, – уже бы сделали.

Непреклонный воин не пошевелился. Остальные легионеры – Хольян, Инчиг, Ам – стояли рядом, даже не пробуя найти решение.

«Буря мечей» приближалась.

– Они нас не подберут, – сказал Торгун, наконец, осознав, что произошло. – Не сейчас.

– Думаю, двигатели выйдут из строя через десять минут, – сказал Саньяса. – После этого мы – легкая мишень и гарантированные покойники.

Он был прав. «Со Гамайл» находился на самоубийственном курсе, за пределами дистанции прикрытия главными орудиями. Торгун видел первые вспышки отметок вражеских кораблей и догадывался, насколько быстро его судно окажется в сфере битвы. Если раньше сагьяр мазан были приговорены к довольно бесполезной роли, то сейчас шли навстречу неотвратимому самоубийству.

– Ты же видишь, выбора нет, – сказал Саньяса, очень стараясь не выглядеть чересчур настойчивым.

Торгун еще минуту сопротивлялся, выискивая другой способ. Он терпеть не мог, когда им манипулировали, особенно подчиненные. Хан уже принял решение и отдал приказы – сагьяр мазан не будут оспаривать распоряжение Шибана. Торгун не хотел делать то, в чем его обвинили. Не во второй раз.

Он ударил кулаком по подлокотнику трона. На кону стояли жизни более сотни воинов, каждый из которых был нужен и способен убивать во имя Хана. Они тысячу раз доказывали это. По справедливости они уже искупили вину.

«Буря мечей» почти закончила поворот, после которого ее могучие двигатели заработают на полную мощность, уводя вдаль.

Торгун снова поднялся с трона, метнув в Саньясу мрачный взгляд.

– Отдай приказ. Смертным отправляться к спасательным капсулам, воинам – к отсекам шаттлов. Выполнять незамедлительно.

Тут же заработали ревуны, словно давно ожидая команды. На мостике все пришло в движение – слуги, флотские офицеры, легионеры начали быстро, но без паники направляться к постам эвакуации.

Саньяса кивнул, подтверждая приказ. Но не пошевелился, как и остальные он ждал, когда Торгун сделает первый шаг.

Командир холодно посмотрел на них, но на вопросы времени не осталось, и еще меньше на обсуждение. В замкнутом пространстве растекалось колдовство, шипя в циркулируемом воздухе, вызывая у него одновременно озноб и чувство опасности.

– Дай сигнал флагману, – сказал Торгун, наконец, – И будем надеяться, что у них осталось больше чести, чем у тебя.

Палубы сменялись одна за другой, уводя все дальше вниз.

Первыми шли воины кэшика, их светлые доспехи мерцали во тьме. Хан на ходу оглядывался, отмечая и запоминая каждую деталь, выделяя точки, представляющие опасность и дающие преимущество.

Отфильтрованный долгое время неработающими машинами воздух вызывал неприятные ощущения. Время от времени примарх чувствовал запах сухой крови.

Воины уже прошли запятнанные кровью помещения. Тел не было, только длинные темно-коричневые полосы на металле. В нескольких местах наткнулись на оставленные карабинами отметины и пустые магазины, но само оружие отсутствовало. Несколькими уровнями ниже исчезли даже эти следы. Пустые помещения были полностью лишены признаков жизни, здесь обитали только бесконечная тьма, холод и тихий скрип громадной конструкции станции.

Хан вошел в длинный зал и обвел его взглядом. Системы шлема добавили освещения там, где не справлялись фонари. Во тьму уходили ряды отполированных колонн, сверкая от прикосновения лучей. Вдоль стен тянулись многометровые железные шкафы, забитые свитками и книгами в кожаных переплетах. В центре помещения находилась модель небесной сферы из тяжелого металла, покосившаяся на сломанной оси. Ее кольца и диски были покрыты алгебраическими письменами, а позиции планетных систем отмечались драгоценными камнями.

Под столбами стояли очень длинные столы. На некоторых лежали раскрошившиеся обрывки пергаментных карт. Хан подошел к одному из столов, чтобы выровнять карту, и та рассыпалась по местам сгибов.

– Таких комнат много, – сказал присоединившийся к примарху Намаи.

Хан посмотрел на карты. Ничего похожего на ближайшую из них ему еще не приходилось видеть. На ней многочисленные вихри и воронки подпитывали и перетекали друг в друга. Крошечными буквами на высоком готике были нанесены разнообразные наименования: Стратум Этерис, Стратум Профундис, Виам Седис, Окулярис Малефика.

– Варп-трассы, – сказал Хан. – Ойкумен видел это?

– Он говорит, что они сходны с теми, что на Эревайле. Он пошел дальше.

– Есугэй с ним?

– И его охрана.

Хан кивнул. Он выпустил пергамент и продолжил путь.

– Картографы, – сказал примарх. – Ты знаешь, как они называют моего Отца? Картомант. Он был всем и для всех.

Намаи молча шел рядом с повелителем. Как и Цинь Са, он был невозмутимым человеком.

Воины добрались до конца зала. Он заканчивался колоннадой тонких и невероятно высоких колонн. За ней находился балкон, нависающий над глубокой шахтой. Ее ширина превышала двадцать метров, а дно терялось в тенях. Вниз по ближайшей стене зигзагами спускалась лестница. С противоположной стороны железную стену покрывала масса переплетающихся труб и кабелей.

Хан остановился на балконе. Когда он заглянул за край, у него защемило сердце от узнавания.

– Я видел это раньше, – сказал он.

Внизу по лестнице спускалось отделение Белых Шрамов, сопровождаемое мягким светом люменов. В пустоте разносилось эхо шагов, постепенно затухающих по мере спуска легионеров.

– Свет, – приказал Хан.

Намаи снял с пояса осветительную ракету и бросил вниз. Заряд несколько секунд пролетел, кувыркаясь, и взорвался, залив светом стены пропасти. Он падал медленно, унося с собой ореол недолговечного блеска.

Трубы тянулись вниз на сотни метров. В металлические стены были встроены механизмы огромных машин – поршни, маховики, клепаные шестеренки. Громадные цепи тихо звякали друг о друга, прикованные к рычагам, погребенным среди переплетений толстых кабелей. Даже для тех, кто привык к виду имперских звездолетов и шпилей ульев, сложность структуры впечатляла.

Хан следил за падением заряда, запоминая очертания освещенных устройств, пока не исчез свет. Вдруг для него все стало ясно.

– Я помню это.

В далеком прошлом, когда его впервые доставили на Терру, он прогуливался бесконечными коридорами Дворца, изучая город-мир от его высочайших шпилей до самых глубоких подземелий. Джагатай бродил, где хотел, и никто не осмеливался задержать его в доме Отца. За то время примарх встречал Императора крайне редко, так как Его отвлекали обязанности Великого крестового похода, а при возвращении во Дворец Он привычно занимался тысячами дел империи.

Это был зимний день, белые склоны гор ослепительно сияли. Хан зашел далеко, ступая коридорами в основаниях Дворца. Здесь по-прежнему работали землеройные машины, прогрызая путь через корни гор, выдалбливая то, что однажды станет самый большим и защищенным из тайных залов Дворца. Люди Сигиллита были повсюду, вперемешку с отрядами Легио Кустодес в алых одеяниях и золотых доспехах.

Ускользнуть от них не стоило много усилий – Джагатай занимался этим всю свою жизнь. Он продолжал идти, углубляясь все дальше и дальше. Все реже встречалось освещение, все чаще – необработанная скальная порода и выключенные камнедробилки.

Примарх наткнулся на шахту, точно такую же, как и та, перед которой сейчас стоял. И, как и здесь, по всей ее длине тянулись кабели. В стены уходили огромные силовые катушки, питая машины неизвестного назначения и мощности.

У самого ее основания, где царила тьма, Хан нашел последний незаконченный зал, превышающий своей колоссальностью все, что он встречал до этого. Все кабели вели сюда, заканчиваясь над пустыми подмостками. Сооружение охватывали леса, пропадая в пылевой завесе, которую пронизывали транспортировочные клешни и цепные подъемники.

Джагатай не замечал присутствия своего Отца, пока не стало слишком поздно. С Ним всегда было так: Он мог в один миг быть здесь, а затем исчезнуть, словно свет на воде.

– Что это за место? – спросил Хан.

– Конец крестового похода, – ответил Император.

Это было все, что узнал примарх. И вот, невероятно далеко от того места, на далеких просторах холодного космоса, все вернулось – шахта, машины, силовые кабели – в точности до каждой детали.

Хан собрался отдать приказ на спуск, когда вокс-бусина шлема с треском включилась.

– Каган, – пришло сообщение от Джубала. – Они здесь.

Так быстро.

Джагатай разочарованно сжал перила балкона.

– Понятно, – ответил он. – Я возвращаюсь.

Он отключил связь и повернулся к Намаи.

– Есугэй не закончил?

– Нет.

– Верни его и остальных. Здесь для нас ничего нет.

Хан повернулся и направился обратно по пути, которым пришел. Времени для догадок не осталось: «Грозовые птицы» были далеко, а Джубал не стал бы извещать его, не будь угроза близкой.

Он остановился и оглянулся через плечо.

Конец крестового похода.

Темное Стекло создал не дом Ашелье. Это была работа Императора.

Хан направился дальше. Ответы на вопросы можно получить, но не сейчас и не ему. Битва снова звала, как делала постоянно на протяжении всей его многовековой жизни.

Быстроходные крылья Белых Шрамов мчались через пустоту. Перед строем фрегатов рассыпались фаланги истребителей «Огненный хищник» и «Грозовой орел», а также перехватчиков «Ксифон». Была развернута треть сил всего флота V Легиона. Каждый корабль летел на максимальной скорости.

«Калджиан» возглавлял строй крупных боевых кораблей. За его прометиевым следом развернулись двадцать фрегатов, тридцать эсминцев, сотни штурмовых кораблей и тяжелых бомбардировщиков. Все двигались в идеально синхронизированном строю.

Быстрее.

Шибан стоял на краю командной платформы, наблюдая за тем, как его братья летят к внутреннему краю эфирных облаков, которые они преодолели, чтобы отыскать Темное Стекло.

«Никто так не мчится по пустоте, как мы», – подумал он.

– Сигналы! – доложил Тамаз.

Впереди клубилась лазурная стена турбулентности – огромная внутренняя сфера синеватых обломков, цельная, несканируемая, расходящаяся от эпицентра с неторопливостью ледника.

Шибан прищурился. Искаженные визуальные сигналы множились, они были неразборчивы, но имели материальную природу, и счет шел на сотни. Все внимание присутствующих на мостике было направлено вперед, в ожидании появления первой цели из бурлящей материи. Они знали, откуда появится враг – по прямой линии от точки Мандевилля, но только приблизительно, и все еще не имели представления о его численности.

– Держать полный ход, – приказал Шибан. – Огонь только по моей команде.

Первый удар будет решающим. С ослепленными сенсорами и вызванными переходом повреждениями их преследователи будут уязвимы.

И вот барьер преодолел первый корабль, толкая перед собой синеватую волну плазмы.

– Поворот на зенит! – проревел Шибан. – Навести все лэнсы на эту точку!

Корабли устремились вверх. За резко развернувшимися крыльями истребителей последовали эскадрильи более тяжелых штурмовых кораблей, и далее корабли с лэнсами.

Шибан выждал еще несколько секунд, наблюдая, как лазурные облачные скоплениями усеиваются появляющимися вражескими кораблями. Нужно было верно рассчитать момент, чтобы получить максимальный эффект.

– Огонь, – приказал он.

Каждый атакующий корабль открыл огонь, как только носы первых вражеских судов пронзили эфирный шторм. Торпеды, лазерные лучи, снаряды тяжелых болтеров пронзили узкое пространство и обрушились на появляющиеся врагов. По вогнутой поверхности сферы растеклась огненная пелена, вспыхнув на краю турбулентности и отбрасывая ореол яростного пламени.

– Еще.

Быстрее всех развернулись штурмовые корабли, поливая окутанные пламенем корабли из орудий. Снова ударили лэнсы, разрезая пустоту раскаленной мощью. Один за другим залпы попадали в цель, пронзая пустотные щиты и поражая адамантий за ними.

Перед лицом такой концентрированной ярости не выдерживала даже броня Легиона. Вражеские суда выскакивали из облаков, окутанные эгидой эфирной пены и пылающей плазмы. Корабли сыпали искрами и сгорали, словно хлопушки, истекая прометием из тысяч разрывов, их хребты пылали цепочками взрывов. Это были эскортники III Легиона, почти такие же быстрые, как и охотящиеся на них корабли Белых Шрамов. Брошенные в ураган, они несли жуткий урон.

– Покарайте их, – холодно приказал Шибан, ухватившись покрепче, когда «Калджиан» снова выстрелил из главного лэнса, послав луч прямо в вентральную часть кувыркающегося эсминца Детей Императора. – Еще.

Мощность огня усилилась, окрасив беззвездный космос в золотисто-белые цвета. Охотники Белых Шрамов кружили и носились среди бойни, атакуя широкой дугой, подобно хищникам с древних степей.

Строй вражеского авангарда рассыпался. Командиры кораблей отчаянно пытались выйти из-под сосредоточенного огня. Одни устремлялись вниз, другие пытались уйти вверх. Только немного активировали двигатели обратной тяги, чтобы замедлить выход из окружающих эфирных облаков. Шрамы не отпускали никого, истребляя и терзая с той свободой, которой были лишены несколько лет.

«Калджиан» резко развернулся, обратив борт пылающей мешанине кораблей.

– Всем орудиям, – приказал Шибан, снова ощущая возбуждение. – Беглый огонь.

Макроорудия фрегаты загремели, швыряя свои снаряды через пустоту плотными волнами. Два эскортных корабля Детей Императора оказались на пути этого урагана, их щиты испарились, а корпуса и топливные цистерны оказались пробиты. Несколько секунд спустя корабли взорвались, разлетевшись огромными вспышками неистовой плазмы и кружащимися обломками.

Но затем появились настоящие монстры, преодолев барьер и отбрасывая сильнобронированными носами густые клубы пламени. Вражеские линкоры устремились вперед, словно поднимающиеся из глубин киты. Их тяжелые орудия уже вели огонь. Корабли несли как пурпурно-золотую окраску, так и грязно-белую, представляя объединенную ударную группировку Детей Императора и Гвардии Смерти.

– Подготовить вторую волну, – приказал Шибан, наблюдая за приближением гигантов. У него все еще было тактическое преимущество, и им нужно было пользоваться как можно дольше. – Выбрать цели и зарядить орудия.

Численность вражеских сил уже устрашала. Один за другим в битву вступали линкоры, гораздо лучше защищенные и вооруженные, чем корабли авангарда. Они пробивались через разбитые остовы своих братьев, уже ведя огонь из основных лэнсов, а в скором времени смогут задействовать свои губительные бортовые залпы.

– Вперед, – приказал Шибан, давая заранее подготовленный сигнал Тамазу. – Всем кораблями, задействовать вторую волну.

Экипаж «Калджиана» активировал последнюю ступень наддува для перегруженных двигателей. Фрегат устремился под тень пылающих вражеских остовов, нацелившись на тупоносый крейсер XIV Легиона. Скорость «Калджиана» позволила ему ускользнуть от ярости носовых лэнсов и пройти под сектором обстрела батарей макропушек.

Каждый корабль Белых Шрамов проделал то же самое, положившись на превосходство в скорости и позиции, чтобы сократить дистанцию, избежав убийственного огня лэнсов. Каждый командир перевел энергию с дальнобойных систем на орудия ближнего действия. Так же поступили штурмовые корабли, обрушившись на башни-мостики крупных кораблей и поливая их сосредоточенным огнем болтеров. Они летели предельно быстро и близко, обстреливая шпили кораблей Детей Императора и наблюдательные башни судов Гвардии Смерти, разрушая их и сжигая. Следом примчались истребительные крылья, в упор выпуская заряды в пасти открытых ангаров, уничтожая вражеские штурмовые корабли, прежде чем те покинут свои носители.

«Калджиан» добрался до своей цели, устремившись вдоль днища огромного линейного крейсера Гвардии Смерти и осыпая его нацеленными залпами верхних орудий. Как только фрегат поравнялся с носом намного большего противника, Шибан приказал включить тормозные двигатели, резко, до боли в костях сбросив скорость.

– Фланговый огонь, – приказал он, наблюдая за тем, как более тяжелый корабль пытается развернуться. Они подошли очень близко, и Тахсир видел каждую плиту каждого палубного уровня, каждую коммуникационную антенну и каждый орудийный порт. – Переложить руль.

Тактическая команда подчинилась, резко развернув фрегат, чтобы ввести в действие бортовые орудия.

Шибан миг любовался зрелищем – цель была всего в нескольких сотнях метров, уже пылая и двигаясь слишком медленно, чтобы как-то отреагировать.

– Огонь.

Грянули бортовые залпы «Калджиана», выбросив одновременно весь заряженный боезапас. Макроорудия отбросило на лафетах назад, а стволы раскалились добела, когда снаряды устремились в пустоту.

Они ударили опустошительной волной, разрывающей обшивку. Попадания подпитывали друг друга, залив борт линейного крейсера потоком жидкого пламени. Его пустотные щиты засверкали, а затем сдались, обнажив плиты обшивки, испаряемые последующими волнами снарядов.

Линейный крейсер с пылающим брюхом отвернул от гораздо меньшего по размерам фрегата. «Калджиан» развернулся на сто восемьдесят градусов, введя в дело артиллерию другого борта.

– Огонь! – приказал усмехающийся Шибан.

Второй залп не уступал в мощности первому. Расчеты орудий стремились сравниться с достижением братьев с другого борта. Пустоту снова разорвала буря одновременных залпов. Бронебойные и зажигательные снаряды пробили оболочку пылающего крейсера, проникая глубоко в его корпус и поражая жизненно важные цели – двигатели, топливные баки, варп-реактор.

– А теперь прочь отсюда! – проревел Шибан, заметив первые колоссальные энергетические всплески. – Выводи нас и найди новую цель.

«Калджиан» продолжал стрелять, даже когда оставил позади пылающего врага и направился вперед – в надвигающуюся волну кораблей. Как только фрегат покинул опасную зону, вражеский крейсер взорвался, разорванный на куски ужасающими силами, выпущенными на волю внутри него. Корабль развалился на три части, испуская шлейфы горящей плазмы в измученную бездну и разлетаясь градом металлических обломков. Истребители Белых Шрамов неудержимо пронеслись сквозь них, стреляя на ходу, прежде чем развернуться в поисках новой добычи.

Шибан направил «Калджиан» выше, двигаясь над расширяющейся сферой битвы. С каждой прошедшей секундой на пустотной сцене появлялся новый корабль. Вскоре их численность станет чрезмерной, и силам Тахсира придет отступить к позиции Джубала, объединившись с ним в преддверии надвигающейся бури. Последние прибывшие враги были слишком огромны и хорошо бронированы, чтобы им могла навредить имевшаяся в распоряжении Шибана огневая мощь. И как только противник справится с недействующими сенсорами и вызванными переходом повреждениями, то сможет нанести страшный ответный удар.

Но это еще не произошло. Еще несколько драгоценных минут предатели будут дезориентированы, ныряя в безумный кошмар огня, обрушенного быстрым и свирепым врагом, и ничем не смогут ответить.

Шибан почти рассмеялся вслух, как когда-то делал в каждой битве.

– Каган! – заревел он, и воины на мостике ответили ему тем же.

Затем «Калджиан» нырнул и устремился вперед. Новая цель была выбрана и зафиксирована, орудия перезаряжены, а двигатели набрали полную мощность. Каждый белоносый корабль делал то же самое, устремляясь безоглядно в пасть опасности, изливаю свою ярость, превосходя врагов в скорости, огневой мощности и быстроте мышления, и неся долго лелеянное возмездие Чогориса тем, кто осмелился их преследовать.

В каждой тени пылало пламя злобы, поднимаясь от почерневшего железа подобно мареву. Чем ниже они спускались, тем сильнее оно становилось. Обстановка постепенно менялась от утилитарной простоты верхней космической станции в нечто новое – почти органическое изобилие завитков и спиралей, сделанных из того же самого твердого металла и сверкающих во мраке словно лезвия обсидиановых клинков.

– Это место создали не для картографирования звезд, – сказал Есугэй Вейлу.

Ойкумен кивнул.

– Не совсем, – сказал он, неловко семеня по узкому коридору. – Для чего-то еще.

Перед ними шли четверо легионеров с обнаженными мечами, которые отбрасывали голубовато-синие блики на штампованные металлические стены. Еще двое замыкали колонну, а уже за ними тянулся сплошной мрак.

Есугэй проверил связь. Ничего. Ни приказов, ни переклички.

Это само по себе было странно. Он уже собрался связаться с Каганом, когда Вейл неожиданно остановился.

– Так, так. Начинаю узнавать.

Прямо перед ними коридор переходил в высокий круглый зал, по стенам которого тянулись связки труб. Длинные решетки поднимались к далеким сводам, заслоняя уходящие во все направления узкие шахты. Пол был гладким и полированным. Лучи нашлемных люменов плясали по клапанам и измерительным приборам, соединенных с запутанным блоком стеклянных транзисторов. Ни один не работал, но Есугэй почувствовал на поверхности слабое послесвечение.

– Что это? – спросил грозовой пророк.

Вейл ткнул здоровой рукой в сторону механизмов.

– Столько энергии нужно, просто невероятное количество. Но они попытались.

Он повернул к Есугэю казавшееся призрачным за визором скафандра лицо.

– Мы использовали такие машины на Эревайле и Денеле Пять. У них ушли годы на строительство такой на Денеле, и даже тогда ее было недостаточно.

– Для чего?

– Зайти за отмели.

Есугэй протянул руку и коснулся машин в стенах. Они были старыми и едва ли созданы людьми, скорее напоминали творения ксеносов, разработанные умами, лишенными терранских ограничений. Даже входы по периметру помещения были странной формы – плавной, с папоротникообразными завитками, переплетающимися с зарослями кабелей.

Вейл направился в дальний конец зала, с головой уйдя в изучение увиденного. Легионеры остались у дверей в боевой готовности. Есугэю не давало покоя растущее чувство тревоги. Воздуху следовало быть холоднее – они находились далеко от источника тепла, и, тем не менее, температурные показатели начали расти. Тишина уже долгое время действовала на нервы, и только собственное дыхание грозового пророка немного отвлекало от нее.

«Где Арвида? Почему нет связи с Ханом?»

Он вышел в центр помещения. Отрава брала свое, затуманивая мысли. Задын арга слишком долго позволял ей влиять на него – высокомерие всегда таило огромную опасность для ему подобных.

– Кто-то знает о нашем присутствии, – сказал Есугэй. – Держитесь подальше от машин.

Как только он произнес приказ, в помещении вдруг загорелся свет. На миг ярко вспыхнули протянувшиеся по стенам полоски люменов, затем их свечение уменьшилось. Из пола возник столб ярко-синего света, поднявшись на высоту человеческого роста, а затем рассыпавшись каскадом искр.

Следом появился гладкокожий моложавый мужчина в дорогой одежде и сапфирового цвета повязкой на лбу.

– Добро пожаловать в Темное Стекло, – раздался голос, говорящий на высоком готике с терранским произношением. – Я – новатор Питер Эльян Ашелье из дома Ашелье, представитель Картоманта. Уверен, у вас много вопросов.

Глава 20

Все шло тяжело и медленно. Экипаж работал, словно в тумане бессонницы, тратя даже на самые простые задания гораздо больше времени, чем следовало.

Не избежала этой участи и Илья, которой приходилось сильно тереть лицо кулаками, чтобы привести себя в чувство. Вахтенные отделения легионеров разошлись со своих постов, чтобы следить за работой в инжинариуме и на орудийных уровнях. На короткое время это навело порядок, но затем передача приказов снова замедлилась, и Джубал выделил еще больше космодесантников для этой задачи. У них был приказ использовать оружие для наведения порядка. Для Белых Шрамов это было отвратительно, так как их Легион никогда не полагался на страх.

Но, вопреки всем трудностям, флот отреагировал должным образом. Построение почти завершили, оборонительные сети активировали. Отчаянная атака Шибана сделал то, что было необходимо: дала пространство линкорам, чтобы развернуться носами к приближающемуся противнику, оценить его численность и позиции, разработать оборонительные маневры.

Неутомимый и внушительный Джубал вышагивал среди экипажа мостика, безостановочно отдавая приказы. Илья восхищалась им, впрочем, как и все остальные.

Это не продлится долго. Генерал уже видела через иллюминаторы первые эскортники Шибана, возвращающиеся после начальных атак, из их бортов вытекала плазма. За ними были видны пустотные гиганты – светлоносые чудовища XIV Легиона и яркие корабли III Легиона.

Илья снова потерла глаза, избавляясь от постоянного желания сдаться, махнуть на все рукой. Каждый раз этого хватало на минуту, те же мысли снова затуманивали ее разум.

«Это все напрасно. Здесь ничего нет. Его нет. Они нашли нас, и теперь все закончится. Вдали от Терры и в одиночестве».

Она нетвердой походкой подошла к группе сенсорных линз. «Буря мечей» оставалась в опасной близости от нескольких тяжелых крейсеров и трех транспортных судов. Маневр разворота для выхода на оптимальную дистанцию ведения огня лэнсами был непростым.

И в этот момент она увидела сотни сигналов, высыпавшихся из одинокого суда, чья двигательная сигнатура горела слишком ярко.

– Кто это? – спросила она у одного из слуг сенсориума, приведя его с поста и показав отметки.

Человек несколько секунд тупо смотрел на них, моргая. Затем взял себя в руки.

– «Со Гамайл», – сказал он. – Потерял позицию. Дрейфует. Они вызывают нас.

Илья отвернулась и направилась к станции связи. В пустоте находилось много шаттлов, летящие перед огромным скоплением спасательных капсул. Генерал выделила идентификатор ведущего корабля и установила связь.

– Назовите себя, – потребовала она.

Понадобилось несколько секунд, чтобы связь заработала. Она была плохого качества, разобрать голоса было почти невозможно.

– Откройте ангары. Корабль покинут из-за аварии двигателя. Нас сто тридцать два клинка Легиона и намного больше обычных матросов. Откройте ангары.

Илья тут же узнала голос. Она присутствовала на трибуналах и никогда не забывала их.

– Вы покинули его поздно, – предупредила генерал, вызывая план корабля на случай, если стыковка беглецов будет возможна. – Щиты подняты.

– Мы можем служить. Мы пригодимся. Пожалуйста, откройте ангары.

Она посмотрела туда, где Джубал выкрикивал новые приказы. Командующий с головой ушел в работу по координации все еще грозной огневой мощи Легиона. Нужно было еще многое сделать, и в общей картине сражения даже сотня воинов была приемлемой потерей.

Но Каган не вернулся. Они не будут заканчивать маневр, и переходить в состоянии полной боевой готовности, пока он оставался на Темном Стекле.

– Швартуйтесь, – сказала она. – Ангар Сорок Пять. У вас есть десять минут. Предупреждаю: цель будет двигаться быстро.

Раздался уверенный смех, а затем связь прервалась.

Илья сняла гарнитуру, встала и оглянулась на Джубала.

Ему это не понравится. Убедить его в своей правоте будет непросто.

– Но я уже делала это прежде, – сказала она себе и направилась к нему, чтобы объяснить мотивы своего поступка. Возможно, в этом и заключалась ее роль в этом чертовом Легионе – говорить правду командующим, усмирять безрассудство отважных. – И могу сделать это снова.

Хан добрался до ангара с «Грозовыми птицами». Один десантно-штурмовой корабль уже взлетел и занял позицию сразу за пустотными вратами, готовый возглавить сопровождение. Двигатели других уже завывали в восстановленном гравитационном пузыре станции.

Намаи шел впереди. Хан прослушал сотню принятых системами доспеха передач с кораблей флота, ознакомившись со всем, что стало известно на тот момент. Первые залпы уже были сделаны, и бой стремительно шел к своему финалу.

Он должен быть там.

– Каган, мы готовы, – передал Намаи из кокпита «Грозовой птицы».

Примарх поднялся по рампе. Вернувшиеся отделения колоннами направлялись к ждущим десантно-штурмовым кораблям. Когда Хан нырнул в тень отсека «Грозовой птицы», он заметил еще одного воина, ковыляющего по пустынному ангару.

– Подожди, – приказал он пилоту.

Арвида как будто был ранен. Хромающий колдун подошел к примарху, из вокс-решетки раздавалось хриплое дыхание.

– Один? – спросил Хан. – Где Есугэй?

Арвида попытался собраться. Он выглядел немного не в себе.

– Он еще не здесь?

Хан проводил его внутрь корабля. Грозовому пророку придется взять другой.

– Времени нет. Он полетит следом.

Они заняли места, кэшик тяжелым топотом прошел следом, рампы закрылись и «Грозовая птица» неуклюже поднялась с палубы. Арвида прислонился к стенке, обхватив голову обеими руками. Хан остался на ногах, борясь с креном, когда корабль развернулся к выходу.

Затем они вылетели со станции, форсировав двигатели и круто спикировав под мрачную громаду Темного Стекла. Эскортный штурмовой корабль вместе с перехватчиками последовал за ними, оставив три машины забрать последние абордажные партии.

Хан смотрел на удаляющуюся пустотную станцию. Было бы лучше продолжить ее изучение. Независимо от того, сдержал бы агент Ильи обещание найти путь через лабиринты варпа или нет, на станции, несомненно, был скрыта тайна, ведущая к Терре.

Арвида сильно закашлял и откинул голову. Хан подошел к нему.

– Что с тобой случилось? – спросил примарх.

Колдуну понадобилось время, чтобы ответить.

– Варп, – прохрипел он так, словно ему сдавили горло. – В этом месте.

– Мы ведь знали об этом. Можешь сопротивляться? Ты мне понадобишься.

Арвида горько рассмеялся.

– Да, могу. Еще немного. Затем наступит конец. – Он пристально посмотрел на примарх. Линзы шлема Арвиды выглядели странно, словно были изнутри покрыты конденсатом. – Но я видел, милорд, что ждет человечество.

Хан наклонился к Арвиде. «Грозовая птица» с ревом пустотных двигателей набрала полную скорость.

– Что ты видел?

– Различные поражения. – Перчатки Арвиды дернулись. – Две стороны одной карты, каждая была пустой.

Он глотал окончания слов.

– Они все были мертвы. А теперь живы. Что это значит? Если бы я остался, был бы сейчас с ними?

Новые десятки вызовов на линзах шлема требовали внимания примарха. «Буря мечей» быстро приближалась.

– Я тебя не понимаю, – сказал он.

Арвида посмотрел прямо на Хана. Казалось, библиария била неконтролируемая дрожь.

– На мне уже порча, – сказал он. – Но я – не один, она придет за всеми нами. Даже за вами. Я видел это. Я видел, что мы создаем.

Он снова зашелся влажным кашлем, и Хан увидел, как из-под замка горжета потекли тонкие струйки крови.

– Вы слышите, Повелитель Чогориса? Нет никакой победы.

Хан положил тяжелую руку на плечо Арвиды. В другой день он мог бы убить воина за такие слова, но примарх видел на какие жертвы шел чародей ради чужого Легиона. Все вокруг них гудело варпом, заражающим любую мысль.

– Я не сомневаюсь в твоих видениях, – тихо сказал Хан.

Пилоты начали снижать обороты двигателей, замедляясь перед проходом через кристаллический барьер. Дрожь Арвиды уменьшилась.

– Но что они меняют? – спросил Хан. – Стоит ли нам всматриваться в тени и позволить нашим клинкам выпасть из рук?

Озноб Арвиды начал стихать. Чем больше они удалялись от пустотной станции, тем быстрее чародей приходил в себя.

– Знай, сын Магнуса, – обратился Хан. – Под сводом небес есть не только победа и поражение. Мы можем отступать, но не постоянно. Можем хитрить и уклоняться, но не вечно. Мы даже можем быть обречены утратить все, что нам дорого, но мы пойдем на это, зная, что могли сойти со своего пути и не сделали этого.

Пробился первый вокс-контакт с «Бури мечей». Начал процесс стыковки.

– Мы остались верными, – сказал Хан. – У них никогда не будет этой истины, даже если они сожгут все, что мы создали, и будут глумиться над нами за языками пламени. Слышишь меня? Мы остались верными.

Арвида несколько секунд молчал, затем его голова опустилась. Он словно сжался, как будто тело внутри доспеха расслабилось, вернувшись в свое обычное состояние.

– Разлом… – начал он почти прежним голосом, хоть и сильно уставшим.

– Я знаю, не стыдись этого.

Хан взглянул в узкие иллюминаторы. «Буря мечей» уже была видна, ее гордые и величественные очертания показались первыми из огромных линкоров Белых Шрамов. Один только взгляд на нее вызывал у примарха радость. Те же чувства он испытывал, когда брал со стойки первоклассное оружие в руке, проверяя его балансировку.

– Но приходи в себя побыстрее, – сказал примарх, вставая. – Мне нужно твое и моих задын арга искусство.

Он почувствовал, как растет пульс, подготавливая его, придавая решимости.

– Мой брат Мортарион здесь, – сказал Хан. – И в этот раз он пришел не для того, чтобы переманить нас на свою сторону.

На миг Есугэй поверил, что он настоящий, что это существо из плоти и крови. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять: Ашелье был гололитическим образом, проецируемым из центра машинного отсека. Это стало еще одним доказательством, насколько ослабел разум задын арга от отравы варпа.

Стоявший перед ним призрак был как живой, за исключением едва заметной просвечиваемости по краям. Новатор был именно таким, как описал его Арвида: в украшенной сапфирами одежде и черным посохом с белым камнем. Лицо цвета высохшей земли было почти безупречным. Он не смотрел на них. Взгляд был обычным для гололитических проекций: устремленным перед собой и без настоящего фокуса. На привлекательном лице застыла интеллигентная улыбка.

– Я догадываюсь, что вы хотите узнать, – произнес гололит. – Что здесь произошло, в поисках чего вы сюда прибыли. Ответ прост: слабость воли. Вы узнаете, что мы затратили много усилий, выбирая команду для этой работы, зная все риски. Для большинства эта работа была почетна. И это наполняет меня гордостью. Пятьдесят два года и никаких беспорядков, ни намека на предательство. Задумайтесь над этим. Пучина находится в пределах видимости этого места, словно открытая рана, а мы все равно выстояли. Надеюсь, когда изучат все детали, об этом не забудут. Я не считаю это неудачей… Я считаю это решимостью сверх всяких ожиданий.

Было сложно понять, как давно сделана эта запись. Вейл отошел в дальний конец помещения, все его внимание было сосредоточено на гололитическом образе. Есугэй не мог хорошо разглядеть лицо ойкумена, но заметил, как восхищенно расширились его глаза.

– Я не уверен, что вызвало изменение, – продолжил призрак Ашелье. – Только предполагаю причину – Патернова, который всегда был против этой политики. Если бы я мог находиться здесь все время, я бы предотвратил это, хотя сюда, в конце концов, все равно проникли бы. Если и придется признать вину, то она лежит на мне. Я слишком поздно отреагировал. Когда стало ясно, что ситуация вышла из-под моего контроля, я задействовал протокол и очистил станцию. Теперь я один. Они не преуспели в уничтожении программы, так как она дошла до той стадии, когда я могу контролировать Врата без чьей-либо помощи. Благоприятный шанс. – Ашелье замолчал, как будто чем-то встревоженный. – Но не считайте меня чудовищем. Открыть это место необузданной Пучине, видеть, как тех, с кем я работал так долго, затягивает в имматериум, как друзей, так и врагов – все это было тяжелым зрелищем. Но другого пути не было.

Есугэй начал складывать события в единую картину. Отсутствие тел, пятен крови. На борту произошел бунт, начавшийся на командных уровнях. Каким-то образом Ашелье использовал близость варпа, чтобы покончить с мятежом, и при этом сумел выжить. Место было очищено от всего, кроме инертного металла. Вся его конструкция стала отравленной.

– Тем не менее, мы выполнили то, что вы просили, – сказал Ашелье. – Знайте, она работает. Трансгеллеровые гармоничные волны функционируют, принципы прорыва стратума – надежны. Разумеется, некоторые детали не так однозначны – виа седис остается сферой ясного ума и силы воли. Я знаю о ваших целях на это место и допускаю, что только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала, но я также знаю о войне, и мои наблюдения о ней приводят к мысли, что он сейчас не в состоянии исполнить эту роль.

Виа седис. Путь Трона. Что бы это значило? Какой примарх?

– Таким образом, оказавшись здесь в изоляции и с небольшой надеждой на своевременную помощь, я решил сделать все сам. Разлом рос, видения были плохими, времени у меня становилось все меньше. Я решился на этот шаг, понимая все риски. Конечно же, мне было страшно, но все мы должны бросать вызов своим страхам. Думаю, вы согласитесь. Я сделал эту запись в надежде, что вы увидите результаты и что, вопреки мятежу, ваша вера во Врата будет щедро вознаграждена. И это место и то, что было сделано здесь, все же помогут изменить ход событий.

Ашелье улыбнулся уверенной, приятной улыбкой. Есугэй понял, как такой человек мог влиять на других, и почему Илья была настолько озабочена его поисками.

– Поэтому я бросаю вызов бесконечности, – сказал Ашелье, изобразив знак аквилы. – Аве Император!

Затем гололит отключился. Люмены потухли, и помещение снова погрузилось в темноту.

Несколько секунд никто не говорил.

– К кому он обращался? – спросил Есугэй, озвучив свои мысли.

Вейл прошуршал к отключенному гололитическому проектору.

– К тому, кто его отправил.

Его голос изменился. Раньше он был в разное время вкрадчивым, надменным или испуганным. Теперь стал невозмутимым. Ойкумен засунул руку за пазуху.

– Повелителю Человечества. Или вы не догадались?

Поведение Вейла полностью изменилось. Легионеры разом навели на него болтеры, а Есугэй направил энергию в посох.

– Пожалуйста, не надо, – сказал Вейл, вынув два вортексных заряда, по одному в каждой руке. – Этого как раз хватит, чтобы уничтожить это помещение и все в нем. Если я разожму руки, они оба взорвутся.

Есугэй потянулся разумом и наткнулся на стену чистой психической силы. Это было интересно. Прежде он не обнаружил ее, как и Арвида.

– И это тоже вам не поможет, – сказал Вейл. – Патернова находит способы защитить своих агентов.

– Вижу. – Есугэй расслабился. – Выходит, это вражда между вашими Домами. Мы не причем.

– Верно, не причем. – Вейл отошел от ближайшего Белого Шрама, вытянув перед собой руки. Та, что была перевязана, вполне могла удерживать гранату. – Я говорил вашему генералу, что есть разные научные школы. На ваше несчастье вы оказались вовлечены в одно такое разногласие. Вам следовало оставить меня на Эревайле.

– Куда тебя отправили с Терры, чтобы следить за успехами Ашелье, – сказал Есугэй. – Но ты не добрался до Темного Стекла. Он заподозрил тебя?

– Он едва знал о моем существовании.

– Так что здесь произошло?

– Предательство. – Выпалил горячо Вейл, он искренне верил в то, что говорил. – Мы были верны. Были проводниками. Мы создали Империум вокруг всех вас, и поэтому нам могли бы доверять чуть больше.

Есугэй своим разумом прощупал Вейла, выискивая слабость. Человек получил какой-то вид психической защиты, возможно имплантат, который он мог активировать по собственному желанию. Как Вейл и сказал, заряды были мощными. Их вполне хватило бы, что превратить весь зал в туман из нулевых частиц, от которого даже силовой доспех мало поможет.

Непредсказуемое поведение Вейла, чередующиеся заносчивость и робость были его самым сильным оружием, которое следовало распознать раньше. Теперь ситуация висела на волоске.

– Не понимаю, – спокойно сказал Есугэй, пытаясь выиграть время.

– Да как вам понять? – спросил Вейл. – Вас долго не было на Терре. Во Дворце есть свои секреты, и Патернова уделяет им пристальное внимание. Как вы думаете, где Император? Почему не отправился навстречу Гору в пустоту, не уничтожил полностью его армии, прежде чем они дойдут до Его величайшей крепости? Возможно, некое задание приковывает Его к золотым стенам.

Что-то подавляло связь Есугэя, не позволяя отправить сигнал. Это могло продолжаться уже долгое время – он был небрежен. Психическая защита вокруг Вейла была достаточно мощной, чтобы отразить все, кроме прямой атаки, которая только приведет к детонации зарядов.

– Есть другие пути, – горько сказал Вейл. – Глубинные пути. Несомненно, ксеносы веками знали о них. Они проложили их через основания эфира. Вы понимаете, что это значит? Под штормами. Никакого Астрономикона, никаких варп-двигателей, и никаких существ из оживших кошмаров, что скребутся в ваши иллюминаторы. Есть одна отвратительная и порочная доктрина, которая присваивает этот мир себе и которая покончит с властью Домов и изгонит нас, как мутантов, чей долгий век подошел к концу. Были созданы машины. Величайшая из них – седем ауреам – закончена, и вселенная кричит от возмущения. Но были и другие. Прототипы.

Есугэй ощущал страсть в голосе смертного. Тот был готов умереть. Единственным способом было поддерживать разговор, пока задын арга не найдет способ обезоружить Вейла.

– Прототипы чего? – спросил он.

– Врат. В пекло. Вы сейчас стоите на пороге и все равно не видите их. Ашелье никогда не составлял карту варпа, он создавал средства обойти его. Они построили это место здесь, вдалеке от триллионов душ Терры, чтобы усовершенствовать свою мерзость, пока крестовый поход марширует по пустоте. Если бы не война, Врата, несомненно, сейчас бы использовались, но ее начало форсировало события.

– Ашелье сказал, что бросил вызов бесконечности. Что он имел ввиду?

– Что он мертв.

– Значит, твое задание закончено. Ты сделал то, что тебе было приказано.

Вейл грустно улыбнулся.

– Врата существуют. Приказ остается в силе.

Есугэй приготовился. Вейл был защищен, но он не был псайкером и не мог помешать манипуляции материей.

– Мы тебе не враги.

Вейл продолжал печально улыбаться.

– Нет, – сказал он. – Не враги.

Есугэй начал первым. Его реакция намного превосходила реакцию смертных, и посох вспыхнул, когда по нему хлынула энергия. Два разряда разрывающей материю энергии вылетели из сжатых кулаков и врезались в две гранаты на открытых ладонях Вейла.

Та, что лежала в сломанной руке Вейла, оказалась подхвачена сферой разорванного реального пространства, вырвана из физического мира и выброшена в небытие, прежде чем Вейл смог среагировать. Но попасть точно в две цели за долю миллисекунды, даже с даром Есугэя, в этом месте, где пагубное влияние варпа сочилось из каждой молекулы станции, было почти невозможно. Вейл отдернул здоровую руку, избежав попадания на долю секунды, которой хватило, чтобы его большой палец соскользнул с микродетонатора.

С тошнотворным треском разрываемой реальности, заряд взорвался.

Глава 21

«Стойкость» прорвалась через эфирный барьер. Двигатели увлекли ее к центру яростной битвы, волоча огромные шлейфы газа. Одна за другой батарейные палубы открывали орудийные порты, а расчеты слуг подтягивали орудия при помощи цепных подъемников и рельсовых толкателей. Боевые корабли Белых Шрамов тут же бросились вперед, обстреливая ее щиты с близкой дистанции, но расчеты оборонительных орудий вскоре отшвырнули их прочь плотными завесами огня.

Мортарион стоял на мостике в окружении Савана. Экипаж лихорадочно работал, чтобы настроить системы после сложного перехода и приспособиться к ураганному обстрелу. Весь флагман дрожал, мчась вперед, поглощая попадания и готовя тяжелое вооружение к первому залпу.

На дальнем фланге развернувшейся пустотной битвы из облачных скоплений появилось «Гордое сердце» со светящимся от попаданий лазерных лучей корпусом. Флагман Детей Императора прорвался из завесы на большей скорости и уже разворачивался бортом к подходящими на близкую дистанцию кораблям V Легиона.

– Лорд-командор, – обратился Мортарион к Эйдолону, наблюдая, как строй кораблей III Легиона проходит сквозь шквал лазерных ударов. – Советую скорректировать вашу скорость. Вы отрываетесь от нас.

После секундной заминки последовал ответ, пожалуй, с ноткой раздражения:

– Они быстро приближаются, милорд, – спокойно сказал Эйдолон. – У нас достаточно сил, чтобы справиться с ними.

– Делай, что должен – сказал Мортарион, наблюдая, как «Стойкость» посылает первый ослепительный лэнс-луч в пустоту, поразив с большой дистанции эсминец V Легиона и выведя его из строя. – Но не слишком увлекайся. Наше превосходство в численности, не разбрасывайся им.

Еще одна пауза перед ответом.

– Как посоветуете.

Связь прервалась. Мортарион улыбнулся себе. Это был приказ, а не совет, но Эйдолон был достаточно мудр, что не воспринимать его в таком качестве. Дети Императора были гордым Легионом, даже при всей растущей деградации, и так и должно быть.

– Поддерживать крейсерскую скорость, – приказал он Ульфару. – Если они и в самом деле хотят свернуть себе шеи в этих гонках, то не будем им мешать.

Пока он говорил, флот Гвардии Смерти уже оправился от первоначальных атак, восстановив строй и задействовав больше крупнокалиберных орудий. К «Стойкости» присоединились другие линкоры – «Неукротимая воля», «Коса жнеца», «Моритатис Окуликс» и «Поборник». Их сопровождала целая орда кораблей поддержки – фрегаты, эсминцы, авианосцы и легкие крейсеры. Некоторые получили при выходе серьезные повреждения, но большинство выстояли под обстрелом и теперь принимали оборонительные построения, действуя согласно доктрине перекрестного огня, которой Легион руководствовался более двух веков.

Уступавшая в численности и более растянутая эскадра Детей Императора понесла и продолжала нести больший урон, атакуя Белых Шрамов на своих условиях: самонадеянно полагая, что смогут выйти на дистанцию ближнего боя.

Наблюдая за этим, Калгаро недовольно фыркнул. Магистр осады был консервативным в вопросах пустотной войны и ставил тяжелое вооружение выше маневренности.

– Они спешат навстречу своей смерти.

Мортарион кивнул, соглашаясь.

– Тем не менее, их кураж отлично нам помогает. Пусть примут на себя всю ярость врага, а мы пожнем плоды.

Словно в подтверждение слов примарха, в зоне видимости «Стойкости» появился первый из многочисленных фрегатов Белых Шрамов. Он только что вышел победителем из яростной схватки с равным по размерам эскортником III Легиона и разворачивался к правому борту корабля Эйдолона.

– А теперь, продемонстрируем достоинство терпения, – обратился Мортарион к магистру артиллерии Лагаану.

Приказ пробежался по командной цепочке до душных палуб макроорудий линкора. В этих влажных тесных помещениях, где орудия размером с титан класса «Император» обслуживались расчетами численностью свыше девятисот душ, распределили координаты, туго натянулись крановые цепи, с лязгом отправились в казенники снаряды и открылись орудийные порты.

– Огонь, – отдал приказ примарх.

«Стойкость» подчинилась, и ее правый борт скрылся за стеной исторгнутого дыма. Снаряды устремились прямыми, как стрела линиями, пронзив пространство, отделяющее корабли, прежде чем врезаться в наклонный нос приближающегося фрегата.

Залп уничтожил защиту основного пустотного щита и обнажил брюхо корабля. Один за другим в цель попадали новые снаряды, пробивая плиты обшивки и проникая внутрь фрегата.

Если бы у Гвардии Смерти были обычные боеприпасы, поврежденное судно еще могло выжить, но эти были снаряжены фосфексом, взрываясь облаками пожирающей металл коррозией. Сдетонировали сотни снарядов, затопив нижние палубы фрегата клубящимся зеленым туманом, который, шипя и пенясь, прогрызал прочный адамантий. Даже облаченные в защитную броню матросы заживо поглощались, их атмосферные фильтры лопались, а окуляры разъедались. Когда коррозия добралась до отделений главных машин, ей понадобились считанные секунды, чтобы проникнуть в реакторы и спровоцировать детонации, которые разорвали фрегат изнутри и раскидали все еще пылающие обломки по космосу.

На мостике «Стойкости» не было ни одобрительных возгласов, ни агрессивного рева, только почти бесшумное бормотание довольного Калгаро. На главной линзе тактической обстановки загорелась руна первого уничтоженного в бою корабля.

Мортарион просмотрел расширенный план развернувшейся бойни. Обратил внимание на реакцию кораблей V Легиона, которые отходили с боем под прикрытие собственных линкоров. Отметил размеры большей сферы и расположение меньшей, а также расположение сил Хана между ними. Все было оценено, рассчитано, предусмотрено и организовано.

Численность была в пользу Повелителя Смерти. Выхода отсюда не было. Охотники оказались в ловушке.

– Уничтожьте их, – приказал примарх, одобрительно наблюдая за тем, как его командиры выводят свои тяжелые линкоры в кильватер «Стойкости», пуская в ход собственное давно запрещенное био-оружие. – Дайте мне координаты флагмана. Теперь он – наша цель.

«Сюзерен» резко увеличил скорость, мчась впереди боевых кораблей III Легиона. Карио видел, как они отстают, уже отвлеченные тысячей небольших схваток, из которых и состоит пустотная война. Их командиры воспламенили адскую бурю из лазерных лучей. У префекта не было подобных забот, так как его интересовала одна добыча. Каждый дрон сенсориума его корабля был сейчас нацелен на одно задание, игнорируя все прочие.

Концентрированная и жестокая бойня наполнила пустоту вокруг них массой пылающего металла, окруженного эфирными облаками. Звездолеты врезались в кружащиеся остовы, разрывая их на куски, и сами воспламенялись. Торпедные залпы проносились через целые облака взрывающегося прометия и накрывая своими обломками вертящиеся эскадрильи штурмовых кораблей и истребителей. Через это пекло проплывали неуклюжие и массивные крупные корабли с уже почерневшими от столкновений и попаданий лэнсов корпусами.

Карио происходящее воодушевляло. Он наслаждался рысканьем «Сюзерена», который с ревом двигателей мчался вперед. Воины его братства уже были готовы занять места в абордажных торпедах. Рабы-канониры ждали приказа задействовать арсенал корабля, хотя, по правде говоря, Карио мало думал об этом оружии, чья единственная задача заключалась в том, чтобы сохранять префекту жизнь, пока он не приблизиться к своей добыче.

«Я убью его саблей, – пообещал он себе. – А перед тем, как клинок покончит с ним, сорву металлическую маску и посмотрю ему в глаза. И узнаю его имя».

Над ними по спирали уходил к надиру крупный эсминец V Легиона, корпус которого усеяли точки яростного света. Его преследовала свора ракетных катеров, ведя беспощадный обстрел, от которого мерцали пустотные щиты корабля. Ниже следовали в строю клина штурмовые корабля, оставив позади гибнущий эскортник Гвардии Смерти.

Занятый наблюдением за ямами сенсорных расчетов Харкиан вдруг одобрительно кивнул.

– Вот он. – Он взглянул на трон. – Мы нашли «Калджиан».

– Покажи.

Оптические приборы увеличили изображение сегмента сферы битвы, проигнорировав сотню других кораблей. Цель была близко, яростно сражаясь в сердце битвы и ведя за собой крылья перехватчиков. Кораблем мастерски управляли, и он только что расправился с равным по размерам противником, после чего устремился к следующему. Карио смотрел, как он лег на другой галс, сильно накренившись, а затем развил почти полную скорость.

Это было лучше, чем мастерски. Это было прекрасно.

– Захват цели по координатам, – приказал он. – Сближение.

В тот самый момент, как «Сюзерен» ответил, прыгнув подобно гончей из своры, сетка опасного сближения вспыхнула красным светом. Затрубили ревуны, вынудив Харкиана в последний момент переложить руль на зенит.

Карио развернулся к источнику – другому кораблю III Легиона, намного большему по размерам и идущему ниже на пересекающемся курсе.

– Вызови их! – закричал Карио. – Если они не уберутся, открывай огонь на поражение.

Харкиан ухмыльнулся. Он был вполне способен на это. Но неизвестный корабль едва внес небольшие коррективы. Ровно настолько, чтобы скользнуть на параллельный курс, менее чем в пятистах метрах ниже «Сюзерена».

– Что за корабль? – спросил Карио, готовый отдать приказ.

– Префектор, – раздался голос по каналу связи с незнакомцем, идентифицирующим себя, как «Восхищающий». – Вы не взглянули на отправленный мной тактический план? Нам с вами надлежит быть сдвоенным наконечником копья.

Коненос. Прихвостень Эйдолона. Что на него нашло?

– У тебя свой бой, оркестратор, – ответил Карио, сохраняя холод в своем голосе. – У нас – свой.

Коненос рассмеялся.

– Брат мой, это важнее тебя.

Связь прервалась. «Восхищающий» оставался на параллельном курсе, не вырываясь вперед и не отставая. Вместе два корабля пробивались через стаю меньших судов, сохраняя высокую скорость.

– Чего он хочет? – спросил заинтригованный Харкиан.

– Пусть следует за нами, если ему так угодно. Мы доберемся до трофея раньше него.

Далеко впереди огневое воздействие начинало сказываться на кораблях Белых Шрамов. Они сделали то, ради чего пришли – нанесли мощный удар по врагу при его выходе из варпа, но сейчас численность играла против них. Они круто разворачивались и увеличивали обороты двигателей для возврата к главным силам. Так же поступит «Калджиан», хотя сейчас он находился почти в арьергарде из-за безрассудной гонки за славой.

– Держать курс на него, – приказал Карио, наблюдая на оптических приборах, как фрегат увеличивается в размерах, и уже чувствуя, как дергаются мышцы от лихорадочного возбуждения. – Никаких отклонений. Коненос может делать, что пожелает, но этот корабль – наш.

Из эпицентра вортексного взрыва разошлась гладкая сфера абсолютной черноты, мгновенно поглотив Вейла и ближайших к нему легионеров. Есугэй, отброшенный сжавшей материю взрывной волной, направил все имеющиеся у него силы против стремительно расширяющегося варп-пузыря. Там, где мощь грозового пророка сталкивалась с горизонтом событий, обе энергии рассыпались на беснующиеся языки фосфоресцирующего пламени, а вокруг рассыпался на куски зал.

Вортексный эффект уже рассек тянущиеся по стенам трубы, из которых навстречу плазменным струям хлынул чистый прометий. Пекло растекающегося пламени с нарастающим грохотом распыляло палубное покрытие.

Есугэй нырнул в образовавшийся проем и полетел вниз через хаос разрывающих трубопровод взрывов. Перед глазами швыряемого из стороны в сторону задын арга проносился размытый калейдоскоп образов исчезающего варп-пузыря, который пожирал металлоконструкции и вызывал новые вспышки пламени при соприкосновении пылающей физической материи с сырой субстанцией эмпиреев.

Только все еще гудящая в посохе Белого Шрама энергия спасла его от первого взрыва, защитив от всей мощи единственного сработавшего заряда и сохранив ядро психического сопротивления посреди ревущего пламени. Но сейчас, когда Есугэй падал сквозь разрушающуюся палубу, части доспеха сминало и срывало, а шлем било о преграды, психическая отдача представляла большую угрозу.

Он закричал, чувствуя, как начинает пузыриться обнаженная плоть. Наконец, грозовой пророк рухнул на твердую поверхность, ударившись затылком. Посох раскололся надвое. Есугэй вдохнул раскаленный воздух и закашлял, выплевывая кровь из обожженных легких.

Он перекатился, волоча свое истерзанное тело по новой палубе, в то время как вокруг падали горящие обломки с верхних помещений, раскалывая рокрит.

Белый Шрам сплюнул кровь. Дисплей шлем рассыпался беспорядочной мозаикой ярко-красных оттенков. Есугэй полз, тяжело дыша и стараясь выбраться из накатывающих волн раскаленных обломков. Он понятия не имел, где находился, в каком направлении был верх и низ, зная только, что должен двигаться, дышать, заставлять свои сердца биться. Он чувствовал, как генетически улучшенные системы пытаются восстановиться, и понимал, насколько сильно пострадал. Вонь эфира отпечаталась на всем вокруг, угнетая его и вызывая вспышки дикой боли, пронзающей разум.

Где-то наверху продолжали греметь взрывы. Видимо, в том помещении было полно легковоспламеняющихся веществ, летучих компонентов и эзотерических устройств.

Есугэй упал, руки разъехались в стороны. На миг пляска в глазах сменилась абсолютной чернотой, а конечности полностью онемели. Он приподнялся и пополз вперед, волоча свое тело через пляшущие языки пламени и непокорно рыча, когда жар обжигал его.

Терзаемый сильной больной библиарий продолжал двигаться. Дождь обломков остался позади, как и нестерпимый жар. Тьма снова воцарилась среди распорок и подпорных колонн. Грозовой пророк повернул голову и посмотрел туда, откуда пришел.

Огонь по-прежнему ревел, а сверху лил расплавленный металл, окаймляя черный каркас разбитого днища Темного Стекла. Есугэй попытался отправить сообщение, но связь вышла из строя. Также были проблемы с дыхательной системой. Было невыносимо жарко. И жутко холодно.

Библиарий продолжал ползти, добравшись до круглой противовзрывной двери, уже расколото, раздвинул их. На это ушло четыре попытки, и каждая приводила к разрыву очередного мышечного пучка. Через отверстие хлынул свет, в этот раз многоцветный. Сверху раздался очень сильный шум, похожий на наступающую волну. Затем Есугэй преодолел порог. На миг он ничего не видел, кроме вихря мутных смешавшихся оттенков.

Постепенно сенсорная перегрузка прошла. Есугэй сумел выровнять дыхание. Ему удалось сесть, прислонившись спиной к внутреннему кольцу противовзрывной двери.

Он добрался до дна огромной шахты. Над ним было открытое пространство, уходящее все выше и выше, в сердце Темного Стекла. Железные стены мерцали многоцветием. В конечном итоге шахта исчезала за пределами видимости в облаке электрических разрядов.

Палуба перед задын арга была пронизана широким кольцом отверстий, и через них пробивались пляшущие разноцветные лучи. Есугэй сразу понял, где находился. Прямо над бездной, открытой искривляющей вселенную порче разлома. Он упал на самое дно, основание всего того, что было воздвигнуто. Под хрупким полом находился металлический стержень огромного якоря, который уходил в чистый варп, питая ту мерзость, которую Вейл попытался уничтожить.

Задын арга все еще мог добиться своей цели. На стенах появились трещины. Взрывы продолжались, частично слышимые сквозь рев эфира. Они крушили внутренности станции, погружаясь, словно рак в труп маленькой империи Ашелье.

Морщась от боли, Есугэй поднялся на ноги, опираясь на стену за спиной, чтобы не упасть. В центре пола круглого помещения находился железный столб, опутанный трубками с охладителем и тяжелыми кабелями, словно паутиной. По его поверхности скользили и потрескивали плазменные разряды, дотягиваясь до окружающих стен и устремляясь ввысь по гремящему стволу. Туда, где отражался варп-свет.

Есугэй, наконец, все понял.

Все это место, вся пустотная станция была одной целой машиной колоссального размера. Ее механизмы были встроены в стены, пронизав всю конструкцию Темного Стекла. Все это место было пропитано варпом. Оно направляло его, втягивая в себя чистый эфир и жадно питаясь им. В отличие от других частей станции здесь светились мощные энергокатушки, раздувшиеся от накопленной энергии гигантской мощности. Здесь работали приборы, дрожали кабели и вибрировали теплообменники.

Прихрамывая, Есугэй пошел вперед. Он дважды едва не падал, когда, пошатываясь, вышел на открытое пространство и направился к железной горе. Прошел мимо проемов, но не стал заглядывать в них, зная, что внизу будет виден чистый варп – заразный и злобный.

Железная гора была абсурдной. Она могла быть продуктом ксеносов, или кошмарным сплавом технологий ксеносов и людей, гибридом марсианского честолюбия и чужацкой техномагии. Один взгляд на нее вызывал у Есугэя приступ тошноты – что-то в ней было однозначно ненавистным.

У ее основания находился командный трон, окруженный шестью столбами из пятнистого мрамора и увенчанный огромной железной аквилой. Со всех сторон трон пронизывали толстые связки кабелей, питая его энергией так же, как артерии питали бьющееся сердце. Престол превосходил человеческие размеры. Он был создан для Легионес Астартес, или, возможно, даже кого-то большего по размерам. Поверхность трона была золотой, отполированной почти до цвета пламени, а подлокотники заканчивались головами орлов: одного зрячего, другого – слепого.

Сиденье было занято высохшим трупом. Его челюсть отвисла в безмолвном мучительном вопле, а расслаивающиеся руки вцепились в подлокотники. Одежда сгорела, обнажив обуглившуюся плоть поверх иссохших костей. Глаз не было, все три выжгло пламенем. Сапфиры на лбу расплавились, смуглая кожа осыпалась.

Есугэй захромал к трону, от мощи которого дрожал сам воздух.

Значит, это был Ашелье. Что он пытался сделать?

Ашелье никогда не составлял карту варпа. Он создавал средство обойти его.

Есугэй вспомнил громадную неподвижную ударную волну, которую преодолел флот по пути сюда – наполненные светом кристаллы в пустоте. Неужели новатор активировал эту машину? К чему это привело?

Врата в пекло. Даже сейчас, ты стоишь на пороге и все еще не видишь их.

Трон был машиной, машина была троном. Ее никогда не создавали для смертных.

Только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала.

И Есугэй все понял. Он знал, что необходимо сделать. Задын арга медленно потянулся дрожащими окровавленными руками, чтобы стянуть с трона иссохшие останки Ашелье.

Глава 22

Хан мчался из стыковочных отсеков на мостик. Коридоры были заполнены бегущими слугами, многие из которых несли тяжелый груз. Их вели воины орду, подгоняя, поднимая на ноги упавших и заставляя возвращаться к работе.

Не такие порядки примарх устанавливал в Легионе в прошлом, но он уже видел причины для изменений. Хотя на флагмане отсутствовали самые худшие проявления эфирного недуга, «Буря мечей» гудела едва сдерживаемым нервным возбуждением, тем безумием, которое порождалось исключительно воздействием варпа. Лица смертных были отмечены им – в затравленных взглядах явно читался самый жуткий страх людей.

– Насколько близко мы к сражению? – спросил Хан у одного из воинов Намаи по имени Казан.

– Мы уже участвуем в нем, Каган, – раздался ответ. – Тахсир отступает к флоту, а враг следует за ним.

Они оказались в помещениях перед мостиком, взбираясь по винтовым лестницам. Воздух дрожал от сильного рыка работающих на полную мощность плазменных двигателей, выводящих флагман на оптимальную позицию.

Когда Хан добрался до командного мостика, его ждал Джубал.

– С возвращением, Каган, – сказал он, поклонившись и отходя от трона.

Хан не стал подходить к нему.

– Докладывай.

– Мы потрепали их, когда они прошли через барьер. Теперь занимаем оборонительную позицию, все корабли наготове.

Хан изучил тактические дисплеи, затем посмотрел через иллюминаторы. Флот Белых Шрамов принял построение «хури» – разомкнутую сферу с линкорами в центре и эскортниками вокруг них. Такой строй позволял развертывать фланги в любом направлении, мгновенно реагируя на атакующую схему врага.

Корабли Шибана уже были видны невооруженным глазом: они возвращались, чтобы избежать уничтожения. За ними, пока еще пунктирной серебристой линией на фоне пустоты, приближался авангард врага, рвущийся быстрее вступить в бой. Вражеские лэнсы спорадически вспыхивали, нащупывая дистанцию.

Джубал далеко отошел от кристаллической сферы, стараясь дать флоту как можно больше пространства для маневра. И тем не менее исходная обстановка была очевидна для всех: Белых Шрамов окружили, лишив возможности сбежать. Враг находился между ними и точками Мандевилля Катуллуса, и любая попытка прорваться за эфирный барьер под огнем станет губительной.

Хан отвернулся. Сотни матросов работали на своих постах под наблюдением воинов Джубала. Открытое пространство перед командным троном, на котором обычно собирался кэшик для защиты повелителя, теперь было занято стоявшими вперемешку воинами из многих братств. Судя по всему, они только что прибыли.

Перед ними стояла Илья. Она странно смотрела на примарха – вызывающе и немного нервно.

– Сагьяр мазан, Каган, – сказала генерал. – Для них было бы неподобающе гнить в пустоте, в то время как здесь нужны воины.

Хан обвел взглядом собравшихся легионеров в сильно различающейся экипировке. Одни носили старые доспехи Легиона, другие сняли броню с убитых ими врагов. То же касалось и вооружения: болтеры, силовое оружие, прямые клинки с метками других Легионов. Легионеры без шлемов гордо демонстрировали свое происхождение – смуглую кожу чогорийцев и более разнообразную терран, но все были отмечены светлым шрамом на левой щеке.

Сагьяр мазан тоже были насторожены. Примарх давно осудил их. Некоторых из их ханов он казнил, другие были изгнаны и погибли.

Хан подошел к ним. Воины молча ждали, ни один из них не сделал шага назад.

– Это место чести, – сказал Хан. – Вам дали шанс снова заслужить его.

Затем примарх взглянул на все свое окружение – Джубала, Намаи, Арвиду. Здесь собрались грозовые пророки и те из воинов кэшика, которые вернулись с Темного Стекла.

– Итак, мои братья, грянула буря, – сказал он. – И мы встретим ее вместе.

В глубинах «Гордого сердца» растущие звуки битвы едва сказывались на влажном безмолвии. Демонический инкубатор Вон Калды серьезно защищался, как от физических, так и метафизических угроз.

Вдоль стен зала призывания тянулись десятки герметичных сосудов, в каждом из которых находился корчащийся обитатель варпа. Они дергались и бились, словно плод в матке. К этому времени демонический дым толстым слоем покрыл бронестекло, уплотняясь и застывая перед глазами апотекария.

Вон Калда опустился на колени, чувствуя, как ручейки пота стекают со лба. Ему еще не приходилось иметь дело с таким сложным ритуалом, тот терзал его душу каждым произнесенным словом и начертанным символом. На каждого нерожденного, что дергался в цилиндрах из стекла и колдовства, убивали по сотне рабов.

Обитатели варпа шептали ломаными полузвуками, которые крепли и приближались к полноценной речи по мере приближения флагмана к варп-разлому. Демоны чувствовали его близость, и чем тоньше становилась материя реальности, тем быстрее росла их физическая сила.

Вон Калда поднялся, застыв на минуту, чтобы избавиться от головокружения. Он бросил серп на пол, и тот с влажным звуком упал в растекшуюся по камню лужу внутренностей.

– Почти на месте, – сказал Манушья-Ракшсаси, как обычно первым из призванных апотекарием. – Я чувствую врата.

– Еще… рано, – произнес, тяжело дыша Калда, зная, что самым важным был верный расчет времени. Они нуждались в смертных душах и телах для материализации, а ритуалы еще не были завершены. – Наблюдай.

Апотекарий нетвердой походкой подошел к устроенному в стенах помещения огромному алтарю, который был сплавом биоформ и техномантии из эры Объединения, и положил ладонь на принимающую пластину. Колонны вспыхнули кроваво-красной иллюминацией.

Между ними на пятиметровой высоте в густом смоге комнаты творения возникли гололитические образы. Закружили вокруг своей оси полупрозрачные контуры кораблей, то расплываясь, то обретая четкость.

– Корабли, – объявил Вон Калда. – Объекты вашей материализации.

Можно было разглядеть три группы кораблей – основное скопление линкоров Белых Шрамов, меньшую рейдерскую группу, которую в данный момент преследовало «Гордое сердце», и большую массу отметок судов Гвардии Смерти и Детей Императора. Вон Калда отрегулировал масштаб гололита, приблизив тыл отступающего авангарда V Легиона. Четко выделились три корабля – «Калджиан», «Восхищающий» и «Сюзерен».

Манушья-Ракшсаси жадно изучал литокаст. Его миндалевидные глаза прищурились, всматриваясь через клубы дыма внутри его клетки.

– Добыча.

– Ты желал имя. Я выбрал эту душу для тебя.

– И он уже могуч.

«Сюзерен», за которым по пятам следовал более крупный «Восхищающий», приблизился к своей добыче. Вон Калда отметил, как близко держался Коненос, едва сохраняя достаточно пространства между своим кораблем и крейсером Карио, чтобы пустотные щиты не соприкоснулись. Суть происходящего была очевидна: префектор приблизился на дистанцию запуска абордажных торпед и уже обстреливал бегущий фрегат Белых Шрамов. Гололит показывал попадания, содрогаясь каждый раз, когда снаряды попадали в защитную оболочку «Калджиана».

– Это станет его апофеозом, – сказал, улыбаясь, Вон Калда. – Он все еще не видит всего потенциала Легиона, но я уверен, ты как следует его обучишь.

«Сюзерен» еще больше приблизился, держась вплотную к корме замедляющегося «Калджиана». Погоня почти завершилась.

– Они догнали дикарей, – прошептал Вон Калда, чувствуя, как его захватывает предвкушение. Недоразвитые существа забились в герметичных емкостях, готовясь к чарам, которые перенесут их в подлинный мир материи. Апотекарий триумфально повернулся к демону. – Теперь следи за резней.

– Ты слишком рано списал ваших врагов.

Вон Калда снова взглянул на гололит, и понял, что демон прав. Фрегат Белых Шрамов замедлился не из-за повреждений, а только, чтобы выпустить собственные абордажные торпеды. Экипаж «Калджиана» потратил всю до последней крупицу энергии, чтобы пробить носовые щиты «Сюзерена», а затем отправил своих воинов в пустоту для атаки преследователей.

Похоже, Манушью-Ракшсаси весьма позабавило это.

– Отлично. И храбро.

Вон Калда бросился к пентаграмме, где он проводил ритуалы, сбивая по пути гололиты.

– Это усложняет ситуацию.

Варп-свет начал кружиться и метаться по стенам, всколыхнув лужи крови, от чего те закипели. Эмбрионы зашипели, почувствовав изменение в воздухе. Вон Калда распечатал последнюю из рун силы, и полоски крови на стеклянных цилиндрах зашипели, испаряясь и разбивая оковы, которые разделяли миры.

– Я дам вам имена, – сказал он.

– У нас есть имена.

В этот раз ему ответил не один голос, но целый хор. Глаза воплощаемых из эфира существ мерцали преломленным иносветом. По стеклу емкостей царапали шипастые и окровавленные хлысты, а среди рассеивающегося дыма стучали раздвоенные копыта.

В помещении раздался треск, отразившийся от низкого потолка и всколыхнувший кровавые лужи. Зарождающиеся демоны одновременно бросились вперед, их длинные извилистые тела двигались по синусоиде подобно рыбам в аквариумах.

– Еще рано! – выпалил Вон Калда, покинув защиту пентаграммы и пытаясь отозвать демонов. У тех не было ни узоров душ, ни истинных имен жертв, только гололиты, подтверждение их одурманенных, ослепленных материей чувств.

Но было слишком поздно. Манушья-Ракшсаси первым разбил оковы, защитная капсула взорвалась слепящим светом, от чего бронестекло выгнулось и треснуло. За ним с воплями наслаждения последовали остальные, обретая полную материальность благодаря причиненным во имя них агониям.

Вон Калда бросился к родовым колоннам и прижался к защитному экрану. Они были пусты, только кольца грязного дыма медленно опускались к полу. Апотекарий беспомощно оглянулся на гололиты, которые все еще проигрывали разыгравшуюся в пустоте драму, и попытался выяснить, что увидели демоны и куда они исчезли.

Затем его глаза наткнулись на боевой корабль, который вплывал в центр блуждающего ока литокаста.

– О, – слабо прошептал Вон Калда, сползая по стеклу. – О, нет.

«Восхищающий» следовал в кильватере «Сюзерена», ведя поддерживающий огонь по накренившемуся «Калджиану». Пустота была наполнена вспышками лазерных лучей и взрывающихся снарядов, усеявших переплетающиеся траектории охотника и добычи.

Коненос наблюдал с мостика за опустошительной атакой корабля Карио, который всаживал залп за залпом в корму «Калджиана».

– Он по-настоящему зол, – заметил оркестратор хриплым из-за вокс-усилителей голосом.

– Держаться поблизости? – осторожно спросил Эрато. Оставаться на такой малой дистанции от сражающихся звездолетов не было совсем уж самоубийством, но и не давало особого преимущества.

– О, да, – ответил Коненос, взявшись за силовой меч. Клинок уже сердито гудел, дрожа в хватке хозяина. – Когда Вон Калда даст команду, хочу быть как можно ближе. У нас никогда не было такого мощного оружия, и оно будет подчиняться нашим командам.

«Восхищающий» дал полный залп, всего на секунду замедлив свой ход, но почти уничтожив кормовые щиты «Калджиана». На террасах под троном Коненоса ждала с едва сдерживаемым нетерпением сотня какофонов Эйдолона, доспехи были надеты, психозвуковые органные орудия гудели в предбоевой готовности. Как только щиты фрегата будут сбиты, а корпус пробит, они быстро окажутся внутри, разыскивая фанатиков Карио, чтобы увидеть, как ими овладеет изменение.

– Они выпустили абордажные торпеды, – сказал как будто удивленный Эрато.

– Хорошо, – ответил Коненос, едва обратив внимание на слова знаменосца и предвкушая грядущую бойню в узких коридорах.

– Нет, не «Сюзерен», – пояснил Эрато. – А его добыча.

Коненос схватил тактическую линзу и подтянул ее. «Калджиан» и в самом деле выпустил свою свору торпед, которые пронеслись через поток лазерных лучей и врезались в нос «Сюзерена».

Оркестратор собрался уже сказать о смелости такой затеи, но вдруг понял, что рот его не слушается. Попытался снова заговорить, выдавить из себя слова, но ничего не произошло. С растущим чувством бессилия он повернулся к какофонам. Все они тоже молчали, хватаясь за вокс-решетки и стуча по механизмам.

Эрато уставился на них, не уверенный, был ли его ответ вежливым.

– Милорд?

Происходило что-то очень странное. Органы вокс-вопля в горле Коненоса сжались, издав шумовой взрыв, разнесший все линзы в радиусе десяти метров от него. Смертные слуги, даже те, что были полностью лишены чувств, упали на пол, а из их зашитых ушей потекла кровь.

Коненос попытался закричать, но тело больше не выполняло его команды. Воздух на мостике стал влажным и приторным. Раздались крики, но они сорвались не с губ смертных. Взорвались сенсорные станции и лопнули очередные кристаллические линзы.

Эрато что-то кричал, вызывая помощь и пятясь от какофонов. Коненос едва мог видеть: глаза залило размытое ярко-фиолетовое пятно. Оба сердца учащенно забились, словно собираясь выскочить из напрягшейся грудной клетки.

Он отшатнулся, чувствуя, как пластины доспеха вздуваются и трескаются. В голове зашептал голос, поначалу тихо, но затем резко набрав высоту.

– Я с самого начала приметил тебя, – прошипел он. – Так много талантов, столько всего, чтобы потешиться.

Коненос попытался непокорно зареветь, сделать хоть что-то, чтобы противостоять сущности, которая вытесняла его собственную, раздуваясь как опухоль внутри души оркестратора и изгоняя все, за исключением собственного безумия.

Какофоны падали на колени, их нагрудники лопались, а керамитовые осколки разлетались по палубе. Смертный экипаж «Восхищающего» схватился за оружие и начал стрелять, но это только ускорило трансформацию.

Коненос закричал от боли, но не смог издать ни звука. Демоническая душа крепла, отправляя в небытие последние остатки личности оркестратора. Боевой доспех раскололся, обнажив новое, извивающееся подтело из фиолетовой плоти и черных вен. Фигура Коненоса раздулась до непристойных пропорций, пока он не возвысился над всеми присутствующими. Вместо собственных рук появилось четыре новые, перетянутые веревками и кожей. Их костей распавшегося лица выросли скрученные рога. Бывший легионер Детей Императора сделал первый шаг, и вместо тяжелого сапога раздвоенное копыто раскололо палубу.

Демон набрал воздух в легкие, и по мостику разнесся опустошительный гиперкрик, разрезая прочный металл, превращая в пыль рокритовые колонны и разгоняя зигзагами по накренившейся палубе широкие трещины.

Те же изменения происходили со всеми какофонами. Они расширялись, росли, вырывались, словно паразиты из дряблых тел своих носителей. Шагали на выгнутых в обратную сторону ногах, непристойно наклонялись, а вокруг тонких зубастых ртов мелькали длинные языки.

Существо, которое когда-то было Коненосом, но сейчас стало Манушья-Ракшсаси, раскинуло руки, и, сбросив последние куски брони, триумфально завыло. Оно крепко сжало возникший из ниоткуда меч. Воины демонической армии завизжали в ответ, такие изящные, чарующие и проворные, как некогда были массивными. Их глаза вспыхнули чистейшей злобой, а голоса стали невыносимыми, словно предсмертные вопли целых миров, сведенные в одну, жуткую точку сводящей с ума силы.

Эрато пятился, наведя болтер на прежнего господина и стреляя с привычной точностью. Снаряды глубоко входили в обнаженное тело демона, выбрасывая фонтаны черной крови. Манушья-Ракшсаси закричал в экстазе. От воплей удовольствия лопнули люмены, засыпав его многогранными кристаллами. Отродье варпа выбросило клешню и схватило Эрато за шею.

– Храброе дитя, – произнес Манушья-Ракшсаси и надавил.

Шея Эрато сломалась, и демон отшвырнул обмякшее тело.

По всему мостику демоническое потомство обретало свободу. Одни прыгали по палубе, двигаясь быстрее любого смертного, их пасти уже увлажнила горячая кровь тех, кто попадался им на пути. Другие поднимались в воздух, словно жестокие ангелы, их гибкие тела сияли сиреневыми ореолами, а когти сжимали вырванные хребты убитых людей. Чудовищам никто не сопротивлялся. Их вопли рвали сами атомы вокруг них, расщепляя плоть и иссушая материю. Демоны рассыпались по мостику, прыгая по террасам и копошась в сервиторских ямах.

Манушья-Ракшсаси с ласковой улыбкой на перекошенном жутком лице наблюдал за происходящим. Сдвоенные когти на дополнительных руках поднялись высоко над коническим черепом. Где-то глубоко внутри демона в немой агонии вопил тот, кого некогда звали Азаэль Коненос, и чью душу не спеша разрывали на куски.

– Портал открылся, – сказал Манушья-Ракшсаси, наслаждаясь гулким звуком своего голоса.

Само реальное пространство разделялось, а смертные были слишком заторможенными, чтобы понять это. Границы, которые разделяли миры, ослабли, затем разорвались, а теперь отделились. А в сердце бури находились грозовые маги, смертные, что осмелились призвать стихии эфира. Они были отборнейшей пищей, тем лакомством, которое сделает вечность сносной.

– Теперь дайте мне корабль, чтобы мы могли подойти поближе, – приказал Манушья-Ракшсаси, чувствуя, как его тело продолжает раздуваться, расти, все выше и выше, пока демон не поднялся над залитым кровью склепом, в который превратился мостик «Восхищающего». – А затем мы попируем.

Есугэй остановился только раз, прежде чем занять место Ашелье. Он почувствовал в машине души невероятную мощь, истекающую в мир чувств, подобно радиации из реактора. По телу растекались волны, впиваясь в саму сущность грозового пророка, пренебрегая физической броней и едва сдерживаемые психическим мастерством задын арга.

Он боялся. Это было невозможно, подобные эмоции были изгнаны долгими годами генетических улучшений и тренировок. Но это устройство, этот причинитель страданий вызывал у него страх. Ему понадобилось много времени, чтобы, наконец, сбросить останки разорванного трупа Ашелье с полированного золота и подготовиться к тому, что произойдет.

Все вокруг было залито мерцающим светом варпа, поднимавшимся по шахте в небытие. Библиарий ощущал страшный вес якоря, погруженного в рану живой вселенной, и на краткий миг задумался: как такое вообще можно было соорудить. Бывал ли Он здесь? Было ли это создано Им во время долгих лет уединения или же в период военного переполоха первых лет крестового похода?

Но эти отвлеченные мысли были всего лишь отчаянными попытками отложить то, что необходимо сделать. Ашелье пытался открыть Врата и потерпел неудачу. Новатор был силен в знании варпа, но не являлся в подлинном смысле псайкером. Гигантский застывший взрыв все еще простирался в космос, окружив станцию кристаллической сферой. Все это должно быть случилось, когда Ашелье попытался управлять энергией трона.

Только избранный примарх обладает силой для поддержания активного канала.

Примарх. Один из Восемнадцати, каждый со своей ролью и предназначением. Так кто же из них? Конечно, могучий псайкер. Возможно, Магнус? Или Лоргар? Может быть, Ангел или же провидец Кёрз? Или же это был обреченный на забвение эксперимент, раскрывшийся только, когда линии коммуникаций были нарушены? Вопросов становилось все больше и ни на один не было ответа.

Его снова охватили сомнения. Какой бы ни была истина, тот, кому было предназначено сесть на трон, теперь не сделает этого. По крайней мере, в этом Ашелье оказался прав. Даже сама мысль подключиться к этой машине, попытаться использовать ее, вызывала ощущения гордыни, безумия или отчаяния.

Но что еще оставалось? Есугэй уже чувствовал смерти в пустоте, сотни смертей, а скоро счет пойдет на тысячи. Легион терял свои силы вдали от того места, где ему следовало быть, вовлеченный в кампанию, которая никак не сказывалась на наступлении магистра войны.

Есугэй подошел к трону. Медленно повернулся, чувствуя, как по спине поднимается пагубный жар устройства. Положил руки на подлокотники, обхватил орлиные головы и крепко сжал их.

А затем сел.

До этого самого момента Есугэю не доводилось испытывать истинной боли, той, что смертные называли этим словом – скоротечные повреждения тела, которые можно было излечить, стерпеть, или же приводили к смерти. Эта боль была иной. Всепоглощающим и абсолютным адом ощущений, губящим душу и вырывающим ее из тела, вычищающим то, что осталось и превращающим последние остатки личности в вопящую тень воспоминаний.

Голова Есугэя откинулась назад, прижавшись к металлу точно так же, как это произошло с Ашелье. Грозовой пророк закричал, выпустив весь воздух из легких, но его вопль потонул в грохоте грянувшего грома. Руки и ноги плотно прижались, скованные богосмиряющей мощью трона. На миг, а может гораздо дольше, он подумал, что трон тут же убьет его. Ярость варпа, впитанная машиной, усиленная, измененная и скованная загадочными внутренними механизмами, хлынула через библиария, а затем вверх по шахте в колоссальный лабиринт дефлекторов и энергетических катушек. Есугэй чувствовал, как пылает его тело, сгорая, словно топливо. Чувствовал, как потрошится его разум, как угасает душа. Ничто, абсолютно ничто не могло сравниться с этим кошмаром – ураганом агонии, ревущим водоворотом бесконечной ужасающей мощи.

Тронный зал исчез, сменившись бурлящей разноцветной массой.

Задын арга увидел растекающуюся, подобно воде, огромную горизонтальную плоскость, терзаемую молниями и внутренними взрывами. Затем он воспарил ввысь, бесплотный и распыленный, простой призрак на лике вечности.

Он увидел огни внутри Пучины, яркие точки посреди кипящей массы пламени душ, и понял, что это планеты, миллионы планет, разбросанные по необъятности творения. Увидел сверкающие пути между этими мирами, одни громадные и яркие, другие – тусклые мазки, уходящие в никуда.

Его смертное тело продолжало агонизировать. Плоть все еще горела. Душа высасывалась и пожиралась высвобожденной сверхмощью трона.

Есугэй поднялся выше и сквозь боль разглядел структуры в этом хаосе. В световых каналах происходило движение – это через имматериум мчалось множество душ. Библиарий увидел огромные армии, марширующие стройными рядами, словно кавалерия в старину. Все они направлялись в одну сторону – к самой крупной точке света, расположенной на далеком галактическом западе, где встречались все сверкающие каналы.

Над этим миром сиял яркий и мощный маяк, хотя сияние стало прерывистым, когда его захлестнула буря. Влекомые течением варпа, армии приближались с каждым ударом сердца галактики, сдавливая его и готовясь к осаде.

В том мире был второй трон, такой же, как и этот, только намного больше и гораздо мощнее, старше, отвратительнее, глубоко погруженный в ткань, как реальности, так и нереальности. Тот Трон вонзили в самое сердце эфира, его корни уходили все глубже и глубже, проникая в основания под мерцающей вуалью света.

Есть уровни. Есть стратум этерис, поверхностные пути. Есть стратум профундис, крупные каналы на большей глубине. А есть стратум обскурус, источник ужаса.

И как это вам поможет? Никто из живых людей не сможет плавать глубокими путями. Даже он не смог.

Слова Вейла вернулись к грозовому пророку фрагментами, словно старый сон. Есугэй больше не мог представить лицо ойкумена. Он не мог вспомнить даже свое собственное лицо.

Вы можете видеть свет Картоманта. Можете следовать за ним. Погрузитесь глубже, и защита разрушится. Огни погаснут. Око ослепнет. Чем глубже, тем сильнее.

Он постиг истину. Оба трона были созданы по одной и той же причине – проникнуть в глубинные пути, освободить человечество от кошмара мелководного варпа, соединить скрытые пути, известные только ксеносам, и к которым каким-то образом получил доступ Император. Темное Стекло было меньшим узлом, в котором испытывалась эта технология. Он был соединен с самыми далекими уголками пустоты, пока Великий крестовый поход продвигался все дальше от родного мира. В разразившемся после этого хаосе портал был брошен, но о нем не забыли, ни его создатели, ни противники из запутанных залов Патерновы.

Путь уже был открыт на Терру, неуправляемый и поврежденный. Есугэй отчетливо видел его, кровоточащий словно перерезанная артерия, его рваные края кишели варповой плотью – миллионами якша. На Троне должна был восседать кто-то живой, защищая его. И способный завершить соединение между мирами. Но место пустовало.

Добраться до Терры – вот что пытался сделать Ашелье, открыть путь через стратум профундис. Никакие шторма не могли заблокировать эти проходы, так как они тянулись за пределы известного, в глубины забвения, где только призраки убитых ксенобогов влачили мрачное существование.

Илья была права. Путь существовал, пусть и незаконченный.

Последними крупицами своего сознания, понимая всю опасность и боль, Есугэй погрузился в нечестивую сложность трона. Он увидел внутри энергетические хранилища, пылающие подобно звездным туманностям. Почувствовал его холодный механический дух, безжалостный и терпеливый. Задын арга знал, что его можно подчинить, пусть только на время.

Его губы исчезли, превратившись в пепел. Глаза выгорели, пальцы расплавились в своей керамической оболочке, но сила все еще оставалась, ровно столько, сколько было нужно, чтобы сделать то, что было необходимо.

Отправив неминуемый приказ Есугэя, трон озарился золотым светом. Ужасающие первозданные энергии оказались на свободе, разрушив помещение вокруг задын арга. Столбы варп-пламени устремились вверх по пустой шахте станции, прогрызая путь через многочисленные верхние палубы и сметая изогнутые балки из черного железа.

Есугэй потянулся своим разумом. Сначала коснувшись трех живых душ. В знак уважения.

Затем последним произнесенным его собственным ртом словом отдал завершающую команду.

– Открыть.

Глава 23

Арвида вместе с грозовыми пророками Легиона готовился к грядущей схватке. Никто из них не сомневался, что враг пойдет на абордаж, как только сможет. Воины уже ощущали вонь якшы. На «Буре мечей» находилось девять шаманов и еще несколько – на капитальных кораблях. Все готовили себя к предстоящему испытанию. Чогорийцы медленно произносили ритуальные тексты степей, позволяя стихийным силам погодной магии набухать в их венах.

Арвида придерживался собственных обрядов. Он поднялся по Исчислениям, пренебрегая опасностью для своего тела. Если Изменению предназначено овладеть им, тогда потеря будет небольшой, ведь он видел все исходы войны, брошенные перед ним, словно потрепанные карты таро прежнего господина. В какой-то степени Джагатай был прав: все, что оставалось – это сопротивление, но что влек за собой этот выбор, помимо слабой надежды на временное выживание, для Арвиды все еще было не ясно.

В пустоте начинало сказываться значение численности. Бездна пылала, пронизываемая умирающими телами могучих кораблей. «Буря мечей» неизбежно окажется под атакой, как только ядро из вражеских линкоров прорвется на ближнюю дистанцию.

Арвида находился в высших Исчислениях, когда раздался мысленный голос. Он напугал библиария, ведь в этом состоянии он должен был быть недосягаем.

Но ведь Таргутай всегда был сильнее, чем делал вид.

+Им понадобится проводник, брат+возник напряженный психический голос, отмеченный агонией, но по-прежнему узнаваемый.+Путь будет темен, и только у тебя есть Зрение.+

+Где ты?+ответил встревоженный Арвида. Из-за того, что все произошло внезапно и быстро, он даже не успел подумать, что Есугэю может грозить опасность.

+От навигаторов не будет толку.+

Боль была настолько жуткой, что Арвида ощущал ее даже своим разумом.

+Думаю, тебе придется контролировать свой недуг немногим дольше.+

Затем голос исчез, словно раздавленный сжатым кулаком.

Арвида резко вышел из своей медитации. В стороне безудержно кричала смертная женщина Раваллион. Библиария захлестнула волна страха, такого же абсолютного, как в тот момент, когда он впервые увидел почерневший Просперо.

Он в отчаянии потянулся своим разумом, пытаясь найти Есугэя, установить связь, спасти то, что осталось. Всегда был хоть какой-то способ.

Затем космос за иллюминаторами вспыхнул ослепительно-белым холодным пламенем.

Илья находилась среди сагьяр мазан. Им выдали из арсенала «Бури мечей» штормовые щиты и силовое оружие, и они приняли его с невозмутимым почтением. Генерал ни разу не усомнилась в своем выборе, но решение Хана порадовало ее – отринутые вернулись в Легион, желая только сражаться за него. И этот момент настал.

Сагьяр мазан возглавлял Торгун. Он еще не надел шлем и наблюдал через иллюминаторы за пустотной битвой. В его глазах пылало какое-то лютое желание – жажда увидеть, как эта битва придет к нему и даст последнюю, столь необходимую схватку, которая избавит его от позора и поколебленной верности.

Она собралась заговорить с ним. Сказать, чтобы он не винил Шибана, который сильно пострадал и мог со временем восстановиться, как и сам Торгун.

Но Илья остановилась, прежде чем подошла к нему. Она вдруг почувствовала толчок в разуме, в самой глубине своего сознания. Там был Есугэй, стоявший за ее спиной. Она резко повернулась, но никого не увидела.

+Я бы защитил вас, если бы мог+произнес голос, и что-то в нем выдало почти невыносимую боль, от чего женщине захотелось закричать. +Прежде всего, вас. Ведь вы были нашей душой.+

Илью охватила паника.

– Где вы? – закричала женщина.

+Не печальтесь. Нас создали для этого, сы. Нас создали умирать.+

И голос исчез. Илью словно сильно ударили, отбросив назад.

– Не вы! – бессвязно закричала она, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, словно все еще могла увидеть грозового пророка, возвышающегося над ней, как тогда, на Улланоре. Непобедимого, улыбающегося. – Не вы! Кто угодно, только не вы!

Торгун бросился к ней, слуги подбежали и поддержали ее, но слезы уже текли по лицу, горячие и злые, и она колотила кулаками, словно перед ней были враги.

Затем космос за иллюминаторами вспыхнул ослепительно-белым холодным пламенем.

Хан стоял в одиночестве. Вокруг смыкалось кольцо битвы. По внутреннему дисплею шлема один за другим текли доклады о погибших кораблях.

Он так долго сражался, чтобы не допустить этого. Он сберег своих сыновей от ярости бесчисленных врагов, сохраняя шанс добраться до Тронного мира. И вот пришел конец. Путь был закрыт, и неудача изводила примарха.

Его брат был близко, неистово прорываясь к нему через пылающие корабли. По крайней мере, это было хоть какое-то утешение. Все годы пустотной войны Хан лелеял воспоминания о схватке среди разрушенных пирамид Магнуса, и всегда знал, что ее предстоит закончить. Они стали кровными врагами, связанными судьбой, и не было ни единого шанса, что перед концом они не продолжат свою дуэль.

Есугэй предвидел это. Очень давно он сказал об этом Хану, о снах, что изводили задын арга на всем пути от Чогориса до Просперо, о великой темной сущности, поднявшейся, чтобы поглотить их.

Но как только Джагатай подумал о грозовом пророке, холодок пробежался по телу. Разум отвлекся от мыслей о войне. Каган повернулся к магистру сенсориума.

Приказ «установить местонахождение Есугэя» замер на его губах. С синхронностью, которая не могла быть случайной, раздался мысленный голос грозового пророка, хотя и искаженный мукой.

+Сначала я был Шиназом+ сказал Есугэй, сумев сквозь боль передать частичку горького юмора. +Помните? Вы дали мне новое имя+

– Не делай этого, – пробормотал Хан, лихорадочно соображая, и, наконец, осознав, что произошло. Машина, подземелье под Дворцом, отсутствие его Отца на войне – с неожиданной и жуткой ясностью все детали сошлись. – Это мой приказ. Не делай этого.

+Глубинные пути опасны, и они будут кишеть якша. Вы – защитник орду+

Хан спустился с командной платформы. Даже в этот момент еще можно было воспользоваться телепортерами.

– Таргутай, это убьет тебя. Не делай этого. Возвращайся на корабль.

+Знайте, мой господин, я бы последовал за вами до самого конца. Я был бы вместе с вами на Терре. Когда меня не станет, не дайте им забыть. Не дайте им стать тем, что ненавистно.+

– Возвращайся…

+Вы – их защитник.+

Затем грозовой пророк исчез, вырванный из бытия.

Джагатай пошатнулся и опустился на одно колено. Казалось, мир закачался, сорвавшись со своей оси. Примарх поднял голову, весь мостик опрокидывался, падал. Илья вопила, просперовский колдун громко кричал, воины сагьяр мазан смотрели в пустоту, возвещая последнюю битву. Его Легион умирал, брошенный, наконец, в пламя войны, лишенный пространства и времени.

Его не стало. Хасик, Цинь Са, теперь Есугэй, единственная связь с миром, который он создал, когда все, что существовало – это степи с небесами и тысячи царств между ними.

Ты все еще нужен мне.

Властная сдержанность рассыпалась. Хан запрокинул голову, воздел сжатые кулаки к небесам и завопил от гнева и печали. На краткий миг исчезли все звуки и мысли, и остался только черный рев страшной ярости примарха.

Затем космос за иллюминаторами вспыхнул ослепительно-белым холодным пламенем.

Темное Стекло взорвалось. Центральный реактор полыхнул, выбросив багровую реактивную струю через раскалывающиеся верхние помещения. Вспышки яркого колдовского света прокатились по варп-якорю, вонзившись прямо в сердце разрыва. И в этот момент засияла сама пустота.

От трона разошлась стремительная волна, поглощая все на своем увенчанном молниями пути. Кристаллическая сфера лопнула изнутри, разлетевшись градом сверкающих стеклянных осколков. Их сдерживаемые энергии вдруг высвободились, еще больше подпитывая пекло, разрывая на куски физическое пространство, уничтожая его извечную гармонию.

Колоссальный грохот прокатился по пустоте, которая больше не была подлинным вакуумом. Ее захлестнул поток миллиарда смертных воплей. Реальное пространство колыхнулось и лопнуло, обнажив разноцветное безумие, которое бурлило под тканью галактики.

Основание пустотной станции уцелело – сфера из чернильно-черного железа вокруг трона безумно вращалась, подобно пульсару, окруженная вращающейся бурей из огня и эфирного света. Из ее полюсов вылетели серебристые шлейфы, разрывая обрывки реальности и сдирая материю с якоря Темного Стекла.

Ударная волна обрушилась на звездолеты, сражающиеся высоко над пустотной станцией, захлестнув их потоком помех. Меньшие суда отшвырнуло, словно шлюпки в ураган, закружив посреди бури вырвавшейся на волю энергии. Даже самые крупные корабли – монстры типа «Глориана» и линейные боевые баржи – сильно пострадали от удара, содравшего пустотные щиты и покорежившего внешние корпуса.

Волна беспрепятственно устремилась вперед, набирая скорость по мере удаления от эпицентра и движимая тем, что звучало, как многочисленные хоры воплей. За ней следовал клубы и волны красноватого дыма, в которых мелькали плохо различимые очертания глаз, зубов и хищных когтей.

Останки Темного Стекла исчезли, поглощенные вызванным Есугэем вихрем. Реальное пространство вокруг него превратилось в бездонную утробу бесконечности. На его месте возник гораздо больший по размерам разрыв, увитый золотыми сполохами. Дуги эфирной материи хлестали по его поверхности, а по краям рокотало пламя, как будто его питал кислород, а не души.

Диаметр нового разлома был намного больше размера первой попытки Ашелье. Эта уходящая в варп воронка могла вместить весь боевой флот. Ее быстро вращающиеся и концентричные стенки напоминали водоворот, мерцая сполохами электрических разрядов. Основание находилось далеко за пределами видимости, но из него подобно желчи из бездонной галактической глотки изливался в мир живых жуткий несвет всех и одновременно ни одного оттенков, простирающихся далеко за пределы смертных чувств.

Останки физической вселенной вокруг края разлома содрогнулись, изогнулись и затряслись. Полыхнули новые взрывы с фиолетовым ядром и зелеными краями, втиснутые между яростной битвой стихийных сил. Где-то в этом вихре все еще сохранялась воля Есугэй, поддерживая последние обрывки психической команды. После того, как остатки трона разорвало на куски, разбросав по граням безумия мстительным эфиром, все пошло на спад, мысль за мыслью, греза за грезой.

Арвида пришел в себя первым. Как и большинство из присутствующих на мостике толчок от ударной волны сбил его с ног, а разум наполнился массированным психическим шумом. Библиарий с трудом поднялся и взглянул на экраны, шипящие белым шумом. Сервиторы безвольно висели в своих расплавленных мыслеимпульсных клетях, когитаторы искрили. По всем уровням трубили предупредительные ревуны, а флагман явно сносило с курса, гравитационные компенсаторы работали с перебоями.

И только Хан не упал, продолжая неподвижно стоять на коленях на командной платформе, глядя в пасть разлома. Его худощавое лицо исказилось от ужаса.

Возможно, он почувствовал истину происходящего. Арвида уж точно, он ощутил дыру, проделанную в реальности Есугэем, и почувствовал, как в нее вытекает свет и жар смертного мира. Путь уходил глубоко, погружаясь в саму плоть варпа и пронизывая сеть туннелей в нем. Его сложность ошеломляла, практически выходя за рамки понимания человеческим разумом.

Им понадобится проводник.

– Каган! – закричал библиарий.

Словно пробудившись от кошмарного сна, Хан встал и повернулся к Арвиде.

– Это он, – сказал колдун, направляясь к примарху. – Путь Небес. Есугэй открыл его. Другого шанса больше не будет.

Хан был отрешенным, его мысли блуждали где-то далеко. Остальные члены экипажа приходили в себя, восстанавливая системы, которые были настроены на неминуемую атаку. В пораженном эфиром вакууме точно так же приводил себя в порядок враг.

– Милорд, мы должны отправиться туда.

Арвида понимал опасность. Изменение все еще не отпускало его, рыская вокруг сущности библиария, выискивая малейшую слабость. Портал был варпом в его истинной форме. Испытание будет убийственным, но другого выхода не было.

– Ты же не видел победы, – сказал Хан.

– Нет, не видел.

Примарх пристально посмотрел на снова заработавшие экраны сканеров, на вражеский флот, едва задержанный произошедшим катаклизмом и теперь снова атакующий Белых Шрамов.

– Значит, выбор есть.

Илья бросилась между ними. По щекам текли злые слезы.

– Нет никакого выбора! – прошипел она, в ее глазах пылал гнев. – Он сделал это. Почтите его память. Примите этот путь!

Он все еще колебался. Линкоры разворачивались в их сторону. Лазпушки снова открыли огонь, пронизывая освещенную варпом бездну. «Стойкость» сближалась на дистанцию ведения стрельбы, уничтожая все, что осмеливалось встать у нее на пути. Она уже была видна невооруженным взглядом, ее приближение отмечалось уничтожением и возвещалось безысходностью. Только один корабль мог надеяться выстоять против флагмана Гвардии Смерти.

Если приказ будет отдан и Легион выйдет из битвы, то отступление превратится в бойню. Кому-то придется задержать врага.

– Я должен встретиться с ним, – тихо произнес Хан.

– Не должны! – разъярилась Илья, обезумев от горя.

– Повелитель, если вы сразитесь с ним, то шанс будет упущен, – убеждал Арвида. – Будут и другие дни для боя.

– Не для Таргутая! – заревел мгновенно рассвирепевший Хан. – Не для Са! Мои воины гибли за меня, сегодня и в каждый день с того момента, как мой ублюдочный брат разжег пожар предательства. Год за годом я смотрел, как они умирают, как теряют свою силу. Хватит! Я убью его, если мне не остается ничего другого.

Арвида выждал, пока стихнет тирада. Выдержать гнев сына Императора, пусть и повергнутого в сомнения горем, было незаурядным испытанием, но библиарий не пошевелился.

– Пусть свободен, – сказал он. – Если вы позволите, я могу повести нас.

Он замолчал, тяжело дыша и прекрасно осознавая всю опасность. Разлом уже начал закрываться, его края сменялись реальным пространством, когда душу Есугэя поглотил варп.

– Наша судьба – быть на Терре. Ваша судьба – быть там.

На мостике воцарилась напряженная тишина, нарушаемая только звуками предбоевой подготовки с нижних палуб. Илья с побелевшим лицом с отчаянием ждала. Ждал Торгун и остальные сагьяр мазан, сжимая оружие и не шевелясь. Ждал Арвида. Совет грозовых пророков. И Джубал с кэшиком.

Примарх посмотрел в сердце варп-разлома. На надвигающегося врага. Рука потянулась к рукояти тальвара. Но Хан продолжал молчать.

Никто не шевелился. Вихрь бурлил, засасывая материю в прожорливую пасть. Гвардия Смерти вышла на дистанцию огня лэнсами, и на авгурах появились отметки первых выстрелов макроорудий.

Хан не смотрел на Арвиду. Не смотрел ни на Илью, ни на Намаи и Джубала.

Наконец, он повернулся к Табану.

– Передай всем кораблям следовать полным ходом в разлом, – произнес примарх.

Затем его взгляд переместился иллюминаторам, где рос в размерах силуэт разложения на фоне бури варпа – флагман Мортариона.

– Но не этому, – приказал Хан. – Курс на перехват «Стойкости».

Энергия трона поглощает Таргутая Есугэя

Глава 24

Братство Бури прорвалось внутрь «Сюзерена», стремительно промчавшись по следам торпедных ударов, которые, пробив пустотные щиты вражеского корабля, расчистили путь для абордажных партий. Точно выпущенные абордажные капсулы глубоко впились в корпус звездолета. Три сотни воинов выскочили из них, отбрасывая в сторону пылающие десантные люки. Взявшись за оружие, они устремились на соединение с боевыми братьями.

Джучи возглавлял один из флангов, прорываясь наверх с низов передних палуб. Имань – другой, действуя глубоко в трюмах. Шибан наносил основной удар, собрав вокруг себя воинов и пробиваясь по главной гравитранспортной магистрали к мостику.

Легионеры постепенно набирали темп, двигаясь подобно белым призракам и прорубая путь через смертных членов экипажа вихрем клинков и болтерных снарядов. На лоялистов бросались толпы мутантов и жертв ткачей плоти, заполняя узкие проходы своими отвратительными телами. Но Белые Шрамы вырезали их прежде, чем из иссеченных глоток вырывались боевые кличи.

Шибан выкладывался более остальных. Он расправлялся с нападавшими врагами без остановок и колебаний. Гуань дао, словно партнер в танце, кружила вокруг него размытым пятном расщепляющей молнии. Каждое движение отдавалось в воине болью, но теперь она была чиста. Впервые за долгое время Тахсир нападал, а не защищался. Не будет ни уловок, ни ложных маневров – это был заключительная схватка верных с теми, кто извратил себя.

Шибан снова был быстр, как в прежние времена. Он доводил свое металлическое тело до пределов его возможностей, бросаясь в схватку так, словно наступил Судный День и больше не будет никаких сражений.

Из туманной темноты появились первые легионеры Детей Императора, приближаясь тяжелой поступью и стреляя на ходу. Шибан увернулся на бегу от выпущенных болтов и врезался телом в первого врага.

– Каган! – заревел Шибан и ударил рукоятью глефы в грудь воина, отбросив его назад. Преследуя врага, он двумя ударами, сначала слева, затем справа, нанес ему резаные раны. Затем раскрутил глефу и, сжав древко обеими руками, направил лезвие вниз.

– Неверный, – прошипел Белый Шрам и вонзил окутанный расщепляющим полем клинок в поверженного легионера. Гуань дао пробила броню и вошла в палубу.

Враг дернулся, струя крови хлестнула по рукояти глефы, и он затих. Шибан бросился дальше, во главе своих братьев пробиваясь через ряды защитников. Белые Шрамы ворвались в широкий зал, украшенный золотой чеканкой и лазуритом. Их накрыл шквал болтерного огня, кроша мраморную палубу на разлетающиеся осколки. Воины V Легиона прыгали и кружились, реагируя со сверхъестественной скоростью, отвечая своим огнем и устремляясь туда, где их клинки могли встретиться с вражескими.

Шибан бросился навстречу паре воинов, вооруженных чарнабальскими саблями. Их движения не уступали его в изящности и скорости. Дети Императора были дисциплинированы и сражались в тесном взаимодействии, но Тахсир был подобен неистовой буре. Гуань дао описала яростную дугу, едва не вылетев из хватки хозяина. Обжигающее энергией лезвие рассекло керамит, выбив саблю из руки ее хозяина. Второй Палатинский Клинок сделал ответный выпад, воспользовавшись брешью в защите, но его клинок заблокировал тальвар, встав между первоклассной сталью и незащищенной рукой Шибана.

Из клубов мраморной пыли появился Джучи.

– Они слишком хороши для этого, – свирепо рассмеялся он по воксу. – По одному, мой хан.

Шибан засмеялся в ответ. В низком голосе слышалось презрение.

– Тогда, вместе.

После этого они с Джучи сражались бок о бок, шаг за шагом отбрасывая Палатинских Клинок по ступеням. Враг бился доблестно, отвечая на каждый удар бешеными сериями контратак и отбивов. Но в Шибане снова пылало пламя, вопреки нечувствительности ложных мышц и стальных сухожилий.

– Хай, Чогорис! – проревел он, широким взмахом глефы отбивая в сторону вражью саблю.

Джучи атаковал, направив клинок в брешь, и резким уколом вверх попал в открытую подмышку предателя. Он толкнул тальвар еще дальше, а Шибан возвратным движением гуань дао почти снес шлем врага. Клинок вошел глубоко в шею, вырывая плоть. Палатинский Клинок, наконец, упал, конечности задергались, и Джучи добил его.

И снова бросок вперед. И снова сотни Белых Шрамов проносятся через залы и штурмуют коридоры. Ближний бой столь же жесток, сколь искусен. У Детей Императора численное превосходство, они на своем корабле и сражаются с решительностью и высокомерием тех, кто уверен в окончательной победе.

Но братство Бури слишком долго сдерживали, обрекая на маневренную войну, которая всегда приводила его к поражениям и велась против значительно превосходящих сил врага, неиссякаемого потока поддавшегося порче человечества. Теперь сыны Чогориса снова были свободны, сплочены и получили волю делать то, для чего были созданы.

– Джагатай! – проревел Шибан, и его шлем настолько усилил боевой клич, что от него задрожали драгоценностями люстры.

– Каган! – раздался ответ минган касурги, братства Бури, такой же, как и на Улланоре, Чондаксе и сотне других миров, где сражался Легион.

Наступил решающий момент. До мостика «Сюзерена» было рукой подать, путь к нему преграждали всего несколько залов, заполненных отступающими Детьми Императора, которые собирались для решающей схватки. Нападающие ворвались в инкрустированное серебром помещение со сводчатым потолком и зеркальным стенами. Его размеры позволяли вместить сотни защитников, которые расположились напротив широкой каменной лестницы у позолоченных оснований огромных колонн. Палатинские Клинки заняли центр боевых порядков, построившись фалангами, их прикрывали отряды смертных солдат с лазерным оружием. Болтеры грянули в унисон, кроша стены за спинами атакующих Белых Шрамов и сбивая дверные перемычки. Зеркала лопнули, а серебряные оправы потекли пузырящимися полосами.

Под массированным обстрелом атака воинов Шибана запнулась. Нагрудники и шлемы разрывало на части, но новые легионеры занимали места павших. Они петляли среди урагана болтов, получая попадания и ответным огнем внося свой вклад в хор разрушения.

– За Хана! – крик Джучи пронзил шум битвы. – За Тахсира!

Они пробивались к лестнице размытой бело-красной массой, и когда сошлись с Палатинскими Клинками, то лязг сверкающих силовых клинков заглушил рев болтеров. Воины Иманя прорубали путь на дальнем правом фланге зала. Джучи остался с Шибаном, и они наступали в центре при поддержке тяжеловооруженных воинов, которые хлынули через огромные задние двери.

Самым быстрым оказался Джучи, превзойдя в усердии даже своего командира. Он запрыгнул на первые ступени и отбросил в сторону стоявшего перед ним легионера Детей Императора. Тот полетел в накатывающуюся волну Белых Шрамов.

Следующим в линии предателей был чемпион в лакированной сине-фиолетовой маске и с чарнабальской саблей в одноручном хвате. Восстановившись от первой стычки, Джучи прыгнул ему навстречу. Тальвар свистящей дугой устремился к врагу.

Но все закончилось презрительно быстро. Префектор одним ударом выбил клинок из руки Джучи, а вторым – хлестнул лезвием по его горжету, перерубив кабели и разрезав горло под ним. Белый Шрам рухнул на колени, захлебываясь кровью, после чего последний удар отправил его лицом вниз на ступени.

Шибан прыгнув вперед, чтобы отбить последний удар сабли, но опоздал. Он выбросил глефу вверх, заставив Палатинского Клинка защищаться и отступать. Ярость Белых Шрамов раскалилась добела, накрыв тело Джучи и тесня воинов III Легиона все выше.

– Я знаю тебя, – прошипел Шибан, черный гнев придавал больше силы его ударам. Память вернула его на мостик сухогруза, где он удерживал позиции перед прибытием «Грозовых птиц».

– Я охотился за тобой с самого Мемноса, – последовал ответ, выдавая почти детскую радость. – Как тебя зовут, стальной шлем?

Шибан наступал, орудуя глефой, словно боевым молотом, прямолинейно и быстро. Глаза залило багрянцем боевой ярости.

– Хочешь знать мое имя? – прошипел он, бешеной атакой зацепив врага, когда тот попытался сравниться с ним в скорости. – Таму из степей. – Клинки парили, оставляя плазменные следы. – Тахсир из Легиона. – Скорость увеличивалась, удары усиливались, мир растворился в тумане. – Шибан-хан из братства Бури.

Новый яростный удар со вспышкой расщепляющего поля попал в грудь Палатинскому Клинку. Префектор отлетел назад, оставив борозду на каменных ступенях. Шибан последовал за ним, тяжело дыша, словно волк, и не давая передышки врагу.

– Но тебе не нужны эти имена, клятвопреступник, – кровожадно прохрипел Шибан. – Для тебя я только расплата.

«Стойкость» уверенно ворвалась в центр плоскости битвы, развернувшейся высоко над взорвавшимся порталом. Крепкие борта корабля все еще искрили от последствий высвобожденных в сердце варп-колодца сил. Вслед за флагманом сосредоточились остальные корабли Гвардии Смерти, к которым быстро присоединились их более пылкие кузены. Объединенный флот бросился в атаку, разогнавшись до полной скорости. Беснующуюся словно гигантский пожар пустоту снова пронзили лазерные лучи, и чудовища бездны обратили свое губительное оружие на новые цели.

«Гордое сердце» повернул к зениту, давая залп за залпом и громя отступающие боевые порядки V Легиона с отработанной точностью. Гвардия Смерти удерживала центр сферы битвы, ее корабли шли прямым курсом, нацелив лэнсы на центральную группировку противника.

Самым могучим, огромным, смертоносным и защищенным кораблем была «Стойкость». Ее орудия уже предали смерти дюжину вражеских судов, и с каждой минутой все новые попадали в ее прицелы. Колоссальные катушки лэнсов гудели в яростной готовности; механизмы подачи фосфексных боеприпасов извергали свое содержимое в пусковые установки; торпеды с разделяющимися боеголовками отправлялись в пусковые трубы расчетами численностью в тысячу рабов, заточенных в вечной жаре и влажности, бесконечной грязи, темноте и каторжной работе.

Мортарион наблюдал с мостика за отступлением врага, который продолжал сражаться, но больше не оспаривал космическое пространство. Разлом позади Белых Шрамов стремительно вращался, окольцованный защитой из серебристого пламени. Многие корабли пытались развернуться, пока орудия двух флотов косили их, но не все. Над зияющей бездной завис одинокий линкор, бросая вызов резне. Он был таким же огромным, как и «Стойкость», но гораздо стройнее. Узкий и строгий нос напоминал морду чистокровной гончей. Отмеченный следами боев, он все еще нес знак молнии из потускневшего золота. Лэнсы корабля яростно сияли в преддверии залпа.

– Мой брат не бежит, – сказал Мортарион, сжав рукоять Безмолвия. – Так и должно быть.

Повелитель Смерти вскочил с трон, и молчаливая свита последовала за ним.

– Сосредоточьте весь огонь на флагмане, – приказал примарх, направляясь к телепортерам. – Сбейте щиты. На остальной сброд плевать, мне нужен только этот корабль.

Калгаро передал приказ дальше. Вскоре все корабли Гвардии Смерти прервали текущие схватки и развернулись на перехват приближающейся «Бури мечей». Со всех курсовых углов зигзагами приближались торпедные следы, нацелившись на одинокого флагмана. Лишенная прикрытия эскорта «Буря мечей» получала одно попадание за другим. Они врезались в каждый сектор пустотных щитов и омывали корпус по всей его длине волнами взрывов.

Но боевая баржа продолжала сближаться. Ее орудия полыхали, метая снаряды в мерцающую пустоту. Темп стрельбы был потрясающим. Кольцо опустошения накрывало собирающиеся стаи охотников XIV Легиона, разбивая носы и пробивая хребты кораблей.

«Буря мечей» пробивалась к своему систершипу. Отринув все мысли о выживании, чудовище типа «Глориана» прокладывало пылающий путь к своему мучителю. Управление кораблем было безупречным. Он кружил и нырял сквозь волны плазмы и горящего прометия, заботясь о сохранении своей мощи, несмотря на растущее число ран. Жутких ран, наносимых страшным оружием из запрещенных хранилищ Четырнадцатого Легиона.

Флагман Белых Шрамов следовало остановить. По всем правилам космической войны даже такой могучий звездолет не должен был приблизиться к «Стойкости», но каким-то образом, благодаря хитрости, стойкости или просто неуступчивой решимости, «Буря мечей» прорвалась через объединенную атаку убийц систем «Неукротимой воли» и «Косы жнеца». Полыхнули бортовые залпы, отбрасывая корабли XIV Легиона назад шквалом макроснарядов, уничтожающих щиты и перегружающих двигатели.

Маневр не были ни безумным, ни самоубийственным. Вызвав весь огонь флота Гвардии Смерти на себя, «Буря мечей» дала время основным силам V Легиона уйти к разлому. Их преследовали только корабли Эйдолона. И все же плата была высокой. Корпус флагмана Джагатая почернел и покрылся паутиной трещин. Разрываемые по краям пустотные щиты мигали, а перегруженные двигатели выбрасывали в вакуум длинные шлейфы красноватого дыма.

Мортарион занял место на телепортационной площадке. Он все еще видел ход битвы через носовые иллюминаторы, наблюдая за тем, как пылает крепость его врага. До этого момента сама «Стойкость» не вела огонь, но сейчас примарх дал знак Калгаро, и вся опустошительная мощь флагмана, наконец, была выпущена на волю.

Яркие, словно молодые звезды, лучи лэнсов устремились точно в центр надстройки «Бури мечей». Пустоту пронзил град снарядов. Вортексные заряды, коррозионные кассеты, пожиратели железа накрыли цель неистовыми волнами. Вслед за ними ударили лучевое оружие, электромагнитные ускорители и все, что могли предоставить оружейники Гвардии Смерти. Все одним сплошным огневым валом абсолютного разрушения.

Но «Буря мечей», ступив на эту стезю, не осталась в долгу. Боевая баржа отвечала своим огнем, задействовав весь грозный арсенал. Выпущенные ракеты пронзали облака плазмы и врезались в кружащие корабли преследователей. Лазерные орудия вспыхивали непрекращающимся импульсным светом, опустошая каждый генератор на борту, чтобы поддерживать завесу из расплавляющей адамантий ярости.

И все же, когда «Буря мечей», наконец, прошла сквозь обстрел «Стойкости», то была уже наполовину разбитой, пустотные щиты с шипением отключались, воздух вытекал из ее корпуса. Подобно смертельно раненому ауроксу, она выплыла из густого дыма, все такая же огромная и непокорная, но стремительно слабеющая.

– Достаточно, – прошептал одно слово Мортарион, и обстрел тут же прекратился. Корабли Гвардии Смерти приближались со всех сторон, преграждая путь к бегству, но теперь их орудия молчали. – Очистить путь.

«Стойкость» нанесла смертельный удар – один-единственный луч лэнса вылетел из спинального макроорудия линкора и, пронзив пространство между двумя флагманами, вонзился в пылающий мостик-шпиль «Бури мечей». Взорвавшиеся пустотные щиты на миг затмили сам варп-разлом. «Буря мечей» содрогнулась, покачнувшись на своей оси, и прервала бросок вперед. Вдоль орудийных портов прокатилась цепочка второстепенных взрывов, вырывая обшивку и разбрасывая обломки.

– Установите точку переброса, – приказал Мортарион. Его старые сердца учащенно забились, а хватка на Безмолвии стала крепче. Предвкушение было одновременно ядовитым и сладким. – И отправляйте нас туда.

Двенадцать воинов Савана Смерти заняли свои места, их косы сияли бледными расщепляющими полями. Намного больше легионеров в тускло блестевших под светом люменов доспехах «Катафракт» ступили на другие станции переноса. В общей сложности в первой волне отправлялись три сотни Гвардейцев Смерти – лучшие воины Легиона и подходящая охрана для примарха. За ними последуют другие.

Мортарион почувствовал резкий жар набирающей полную мощность телепортационной колонны, а затем волну раздирающих варп ощущений. Мостик перед ним исчез, растворившись за ослепительно-белым полотном.

Жара сменилась экстремальным холодом и коротким визгом эфирного перехода, а затем стремительно вернулся мир чувств.

Сапоги примарха захрустели о твердую поверхность, и серебристая завеса исчезла.

Мортарион напрягся, сжав Безмолвие обеими руками и резко развернувшись, готовый к грохоту болтеров. Саван, сверкая бледно-зеленым свечением линз, рассредоточился, приготовившись к буре.

Ничего не произошло. Мостик «Бури мечей» был покинут, троны и гулкие залы пусты. Когда последний звон телепортационных лучей стих, воцарилась тишина, раскинувшаяся под мерцающими люменами и над пустыми тактическими линзами.

Мортарион шел настороженно, мышцы напряглись в боевой готовности.

– Брат мой! – позвал он, вглядываясь в тени.

Повелитель Смерти подошел к командному трону. Тот тоже был пуст. В темноте искрили перерезанные силовые кабели. Ни одна живая душа не вышла навстречу Мортариону.

Саван следовал за примархом, не издавая ни звука, кроме тихого гула древних доспехов и шагов окованных железом сапог. Мортарион вне себя от ярости отвернулся от трона

– Он бежит от меня! – заорал примарх, ударом пятки жнеца расколов мрамор. – Найдите его! Времени достаточно, чтобы засечь его след.

Но телепортационный луч не вспыхнул, чтобы забрать его. Среди пустых сервиторских ям внезапно включились экраны когитаторов. По всему мостику заработали пустотные щиты «Бури мечей», снова развернувшись за потрескавшимся бронестеклом иллюминаторов, словно наброшенная газовая ткань, и предотвращая установление любой входящей траектории. От звука оживших в глубинах корабля двигателей задрожали палубы, а огромные блоки люменов снова засияли.

Саван отреагировал мгновенно, образовав плотное кольцо вокруг примарха. Остальные абордажные отделения водили во все стороны болтеры, выискивая незримого врага.

На террасах, что возвышались над командным троном, вспыхнуло сто тридцать два энергетических поля силовых клинков, затопив все вокруг неоново-белой волной. Сто тридцать два штормовых щита с лязгом прижались к телам, и сто тридцать две глотки заревели идеальным унисоном:

– Каган!

Сагьяр мазан перепрыгнули через перила террас, устремляясь вниз подобно атакующим ангелам. Загремели болтеры, терзая металлические колонны и каменную кладку. Белые Шрамы приземлялись, размахивая клинками.

Мортарион шагнул им навстречу, обратив внимание, как снизу нарастает характерный вой перегружаемых двигателей. Мостик по-прежнему был изолирован, не позволяя телепортироваться, и уже все его пространство поглотила отчаянная схватка.

– Сбейте щиты, – прошипел примарх по связи Калгаро, выхватив Светило и открыв огонь. – Выпустите весь ад, но сбейте их.

Затем Повелитель Смерти бросился в бой. Его коса выписывала смертельные дуги, скашивая врагов, но всякий раз недостаточно быстро.

«Буря мечей» пылала изнутри, реакторы деформировались, а нижние палубы уже затопило горящей плазмой. Висящая над командным троном огромная эмблема молнии рухнула на полированный мрамор палубы.

Но дикари продолжали сражаться, пытаясь добраться до примарха, чтобы задержать его и погубить. Белые Шрамы бились как сами демоны, не обращая внимания на раны, которые должны были свалить их с ног и набрасываясь на неумолимый Саван с диким хохотом.

Атаку возглавлял один-единственный хан, сражавшийся двуручным терранским клинком. За ним следовали другие с гиканьем и боевым кличем их жестокой родины.

Они безнадежно уступали в численности, но это ничуть не замедлило их натиска. Саван Смерти рубил их на куски, забрызгивая палубу кровью, но верные Трону легионеры отказывались отступать.

Мортарион лично выступил против отчаянных нападавших, сметя троих одним ударом и швырнув их изувеченные тела в ямы. Он вскрыл грудь четвертого, затем шагнул к вожаку, который был оплотом лоялистов. Когда примарх приблизился, Белый Шрам расправился со своим противником и повернулся к Мортариону.

– Приветствую, Повелитель Смерти! – выкрикнул он почти восторженно, приготовившись к атаке. – Торгун-хан приветствует тебя!

– Зачем это делать? – спросил Мортарион, на миг задержав Безмолвие. – Зачем впустую растрачивать свои жизни?

Но он знал, что это было не зря. Каждая прошедшая секунду приближала гибель корабля. Каждая прошедшая секунда давала время ускользнуть остальному флоту Белых Шрамов. Гнев XIV Легиона был сосредоточен на их флагмане, игнорируя остальные корабли. В этот самый момент лэнсы вели огонь по щитам «Бури мечей», которые заперли Мортариона на стремительно разрушающемся пустотном колоссе.

– Зачем, милорд? – рассмеялся хан, приготовившись к неминуемому удару. – Ради долгожданного искупления.

Мортарион приготовил свою косу.

– Его не существует.

Хан наблюдал за гибелью «Бури мечей» с мостика «Копья Небес». Каждое попадание во флагман отдавалось в собственном теле примарха. Огромный корпус снова содрогнулся, сотрясаемый шквалом лазерных попаданий, направленных в командный мостик. В скором времени враги пробьют последний из щитов, вернут своих воинов и продолжат атаку. Сагьяр мазан продержатся считанные минуты против грозной свиты его брата.

Джагатая терзал стыд. В очередной раз вместо него умирали его сыновья. В очередной раз битва прервалась до своего финала, и в этот раз это Хан сбегал из ее эпицентра. Флот Белых Шрамов отступал, подставляя под залпы мстительного врага свои форсируемые двигатели.

«Ваша судьба на Терре».

Все ему говорили об этом. И Есугэй, и Илья, и чародей. Несомненно, видения грозового пророка говорили о решающей битве перед стенами Дворца, и если развязка настанет, то только там.

Но цена. Цена.

Броситься в битву, зная, что единственным результатом станет почетная смерть, было простым выбором. Любой берсеркер мог сделать это.

А вот уйти, сбежать, осмелиться отправиться в неизвестное, позволив в ушах звучать насмешке «малодушный» – это почти разрывало сердца примарха.

Вокруг Джагатая развил кипучую деятельность экипаж мостика нового флагмана. Всех легионеров и матросов, кого могли, перебросили на «Грозовых птицах» и с помощью телепортационного луча. Вывезли грозовых пророков, как и кешик и командную группу Джубала. Все десантно-штурмовые корабли вылетели перед последним броском «Бури мечей», забрав все оружие, которое могло поместиться в их отсеках.

Кипевший энергией ан-эзен был занят, перенастраивая оборонительные сети «Копья Небес» и выкрикивая приказы флоту продолжать отход. Грозовые пророки снова погрузились в свои ритуалы, вызывая стихийные силы для предстоящего путешествия. Арвида без возражений занял главное место среди них, так как после смерти Есугэя не осталось никого сильнее его, независимо от того, был ли он истинным воином орду или нет. Воины кэшика заняли позиции по всему мостику, а легионеры с «Бури мечей» рассредоточили по всем уцелевшим капитальным судам флота, поддерживая защиту против безумия и вызванного варпом утомления.

Илья, хромая, подошла к примарху, обвив руками свое тело, словно защищаясь. Глаза у нее были покрасневшими.

– Вы должны были пойти на это, – сказала женщина.

Правда этих слов не давала никакого утешения.

В пустоте свирепствовала битва. Основные силы флота Гвардии Смерти были отвлечены самопожертвованием «Бури мечей», но Дети Императора не поменяли курс и продолжили погоню.

– Разлом! – закричал Табан. – Горизонт чист!

Навстречу устремилась огненная река, вздыбившаяся, словно атакующая кавалерийская лава. Космос изогнулся и растянулся, вызывая еще большее напряжение в уже поврежденных корпусных конструкциях, а огромные дуги эфирных молний облизывали работающие на полную мощность двигатели.

Впервые они заглянули за сжимающийся край разрыва. Огромные валы неистовых разрядов безостановочно кружили, ошеломляя своими размерами и скоростью. Дальняя сторона была затянута золотисто-сапфировой мглой, кипящей, словно перегретый прометий. В этой жуткой трясине кружили образы мук и безумия, разбивая поверхность на фрагменты, прежде чем снова погрузиться в бесконечном брожении.

– Закрыть варп-ставни для перехода в эфир! – приказал Джубал.

Каждый корабль Белых Шрамов мчался вперед, выйдя из зоны действия орудий III Легиона. Поля Геллера обрели прочность, варп-двигатели заработали, плазменные двигатели все еще использовали инерцию движения бегущих звездолетов. Иллюминаторы закрыли.

– Что заставит их не последовать за нами? – пробормотал Табан, изучая тактические данные флот. Первые из крупных кораблей V Легиона уже неслись в бездну, наполовину находящуюся в реальном пространстве, наполовину – в варпе.

– Разлом закрывается, – сказал Джубал, указав на авгурные развертки, показывающие, что горловина разрыва сворачивается в саму себя.

– Не достаточно быстро, – заметил Джагатай. Как и Табан, он пристально всматривался в тактические сканеры. По крайней мере, авангард Детей Императора доберется до горизонта, прежде чем он, наконец, рухнет.

Джубал кивнул.

– Их недостаточно, чтобы помешать нам, – осторожно сказал он.

Хан прищурился, наблюдая, как по стеклу ползут узоры рун. Злобная тошнота варпа усиливалась, уплотняя воздух на мостике и вызывая ощущение, будто каждая поверхность заряжена статическим электричеством. И станет только хуже, как только они окажутся внутри разлома. Вражеские корабли летели странно, беспорядочно, рискуя гибелью только, чтобы остаться в зоне видимости.

– Но кто ими управляет? – спросил примарх. – И кто у них на борту?

«Восхищающий» резко развернулся к зениту. Пережог топлива двигателями был сумасшедшим, а сырой охладитель из затопленного инжинариума хлынул в трюмы. Крейсер давно уже не стрелял, так как все канониры были мертвы, разорванные шипастыми цепами новых хозяев корабля. Они высосали души смертных из трупов и пожрали их в оргии психической ненасытности.

Каждая палуба была залита кровью. Она стекала по топливопроводам и испарялась через системы рециркуляции воздуха. Все люмены взорвались или же безумно мигали, от чего освещение палуб металось от абсолютной темноты до слепящей яркости.

Порожденья едва осознаваемых чар Вон Калды скакали по коридорам и транзитным шахтам в поисках новых жертв. Все они выросли, неестественно быстро раздувшись в размерах. Самые маленькие из них – увенчанные шипами и хлещущие длинными хвостами с ядовитыми колючками – намного превосходили ростом легионера. Они двигались похотливо и соблазняюще, крадучись и скользя в кружащихся огнях. Абсолютно черные глаза блестели, как жемчужины.

Манушья-Ракшсаси присел среди руин мостика, наслаждаясь тряской истерзанного корабля. По челюсти демона стекала длинная полоса крови, принадлежащая последнему сопротивляющемуся легионеру.

Демон намного перерос прочих. Кровь, варп, смерти – все это усиливало его истинную природу. Облик, которым он наслаждался в царстве грез, раскрывался и вырос, превращаясь в подлинную плоть.

За многие столетия своей долгой сознательной жизни зверь использовал так много имен. Он существовал с самого начала, созданный посреди великолепного упадка первой звездной империи, обретя себя, когда эти города-миры изобилия охватывались беспорядками, знаменующими рождение бога. Он шествовал по разрушенным мирам, превращая их в чистое ощущение, испивая души их рыдающих и завывающих создателей. Манушья-Ракшсаси забрал заклинателей тех миров, магов и чародеев, впиваясь зубами в их живые души, поглощая эссенцию их силы и знаний. С тех пор демон стал сильнее, так же как и другие фрагменты Темного Принца, такой же юный, как голубые звезды в бездне и такой же смертоносный, как величайшие слуги старших богов.

Благодаря своей, по меркам галактики, молодости демон сохранил энергичность и жестокость, и был в восторге от того, что видел. Он потянулся, и его гибкая плоть заблестела в лучах мерцающих люменов.

– Я и в самом деле прекрасен, – сказал Манушья-Ракшсаси и ему ответил согласием хор меньших разумов.

Он поднялся, демонстрируя все свое великолепие. На смертных мирах таких существ называли Хранителями Секретов.

А хранить было что – последние воспоминания эльдаров, приправленные жестокими тайными желаниями младших видов. Все они были обречены раствориться в глубинах эмпиреев, заточенные на веки вечные в стазисе восхитительной агонии.

Манушья-Ракшсаси посмотрел в пустоту, глядя сквозь почерневшую оболочку корабля смертных, словно та была прозрачным кристаллом. Мир чувств истончался, сливаясь в смесь из материи и мысли. Это придавало сил демону, вплетая его своенравную личность в ткань физической вселенной, укрепляя мышцы и закаляя сухожилия.

Вскоре отродьям варпа вовсе не будут нужны пустотные корабли смертных. Через считанные мгновения демоны смогут выбраться наружу, чтобы лететь сквозь беснующуюся бурю, как они делали при своем рождении.

Манушья-Ракшсаси осмотрел бойню, широко раскинувшуюся по вращающейся спирали варп-моста. Увидел звездолеты, подобные тромбам в вене, каждый из которых был густым, вязким и созревшим для отравления. Один из них особенно разбух – огромный линкор, наполненный поющими душами ткачей эфира, теснившихся вокруг их принца, чья душа пылала, как сами круги удовольствия.

– Этот, – промолвил Хранитель Секретов, послав психическую команду своему новорожденному легиону отправляться в путь. – Мы возьмем этот.

Глава 25

Облаченный в сталь воин стал сильнее. Каждый его удар был тяжелее, точнее и наносился все с большей яростью.

Этого было недостаточно, ведь Карио обладал мастерством другого рода – бескорыстным стремлением к воинскому совершенству, невосприимчивому к капризам жажды боя. Ирония галактического масштаба заключалась в том, что эта доктрина, некогда общепризнанная для всего Легиона, сейчас превратилась в жажду разнузданной невоздержанности. Но ведь крах Великого крестового похода был полон иронии.

Два клинка – сабля и глефа – снова столкнулись. Один жалил подобно осколку льда, другой вращался как боевой цеп. Префектор позволил битве, уводившей их вверх по лестнице, течь своим чередом.

– Мы загнали вас, – холодно сказал Карио. – Твой флагман горит.

Шибан нанес очередной яростный удар, питаемый ненавистью.

– Лучше сгореть, чем нарушить клятву верности.

– Верность. – Болты ударили в арочный проем, который вел к верхнему мостику. – Смешно, что ты превозносишь то, от чего следовало избавиться.

Белые Шрамы рвались к вершине лестницы, где с золотых ограждений свисали знамена Палатинских Клинков. На отражающем полу схлестнулись сотни легионеров, одни в ближнем бою, другие – стреляя из-за укрытий. Обе стороны бросили в бой все свои силы, сражаясь со всем своим генетически усиленным мастерством. Перчатки врезались в плоть, клинки рубили керамит, болты попадали в цель.

– Не нам, – захрипел Шибан, увернувшись от поперечного удара, который должен был разрезать кабели шлема.

– Ах, да. Вы – исключительный Легион. – Появились отполированные двери с множеством колонн. Над воинами сияла незапятнанная огромная аквила, взирая суровом ликом на бойню. За дверьми был виден мостик. – Исключая другие семнадцать.

Карио все еще боролся с собой, вонзая клинок в сверкающие восьмерки, сдерживая чужой гнев и позволяя ему исчерпаться. Но Шибан все еще не выдавал признаков усталости и продолжал атаковать. Его братья оттесняли защитников в тень отполированного орла.

– Посмотри, что вы сделали с собой, – презрительно бросил Белый Шрам. – На нанесенные себе раны.

– Это от Шрамов, – в этот момент Карио ощутил, как зашевелился его внутренний искуситель, и по телу пробежался первый тревожный спазм. Слишком рано. – И, кроме того, не все из нас потакают себе.

– Ваш повелитель заключил сделку. – Окруженная слепящим ореолом глефа сделала глубокий выпад. Что-то случилось: Шрам превзошел себя, сражаясь с большим воодушевлением, чем на Мемносе. – Ее последствия доберутся и до тебя.

Бой перешел непосредственно на мостик, и стрельба усилилась. Болты взрывались о бронестекла иллюминаторов и тесно расположенные командные колонны. Карио вместе с братьями отступал сомкнутыми рядами к большому трону во главе мостика.

– Неуязвимых нет, – сказал префектор, полностью сосредоточившись на выживании, а глубоко внутри него снова открылась пара глаз. – Вы тоже больны.

– Я был, – Шибан двуручным хватом обрушив глефу на саблю, от чего та изогнулась почти до точки излома. – Но я помню, какими мы были раньше.

Ближний жестокий бой перекинулся на тронную площадку смешанной бело-пурпурной волной. Белые Шрамы продолжали наступать, бросая вызов граду болтов и противостоящим им мастерам меча.

Карио почувствовал, что трон рядом. Когда мостик охватило решающее сражение, он только смутно замечал неистовый варп-свет в пустоте и языки пламени, срывающиеся с краев огромной воронки.

Но он знал, что это значит: они мчались к разлому, без экипажа, ослепленные, и без надежды выбраться оттуда.

Глубоко внутри рогатое существо улыбнулось, обнажив черные зубы.

– Нет… – вслух произнес Палатинский Клинок.

Карио отбил сильный боковой удар, затем контратаковал, сделав выпад в горло. Шибан парировал, но с трудом, и впервые отпрянул от удара.

– Твои усилия напрасны, – прошипел Карио. – Твои боги мертвы, а идолы – разбиты. Теперь это мир более сильных богов.

Неудержимая сабля плясала все быстрее и быстрее, ведомая превосходным контролем и несравненной силой. Шибан отступал, изо всех сил пытаясь сравниться с внезапно возросшим темпом фехтования.

– Ты сражаешься за уже мертвое дело, – сказал ему Карио и услышал, что его собственный голос стал напряженным и с отголосками чужого голоса. – Я уже говорил тебе: в слепоте нет отваги.

Шибан не ответил, хрипло глотая воздух. Он рубил глефой, но теперь только защищаясь.

– И для сильных всегда будет путь, – прошипел Карио, отбросив врага на два шага и неумолимо преследуя его. – Мы контролируем существ, которых используем. Они – наши рабы.

Он сделал выпад чарнабальской саблей, угодив в середину глефы и разрубив рукоять. С щелчком выпущенной энергии оружие лопнуло, и обе половинки разлетелись. Шибан упал, по инерции покатившись вниз по ступенькам платформы. Он рухнул на спину и попытался добраться до другого оружия.

Карио прыгнул, держа клинок вертикально и целясь в сердце противника.

В этот момент префектор увидел своим мысленным взором сущность, что скрывалась внутри него. Она выпрямилась в полный рост и заревела от удовольствия. Ее тело светилось, а кожа была сухой и лоснящейся, как у змеи. Существо смеялось, так же, как и те – в разломе.

Карио приземлился, прижав врага и приготовившись вонзить в него клинок. В этот момент огромный взрыв снаружи сотряс палубу корабля. Иллюминаторы залило жгучим слепящим светом.

На долю секунды Карио посмотрел вверх.

«Восхищающий» погиб, разорванный на куски перегруженными двигателями. Его опустошенный корпус несло к зияющей пасти варп-разлома, а из выжженного сердца выбрались погубившие его существа. Целый легион отродий с воплями наслаждения устремился в смесь из варпа и реального пространства. Их вел огромный рогатый демонический зверь с длинным мечом, поднявшийся подобно ангелу разрушения над пламенем и кровавыми туннелями. Невозможно огромный, невозможно прекрасный.

Существо внутри префектора ответило. Карио почувствовал, как участилось сердцебиение и закипела кровь. Бежавший по коже пот шипел и испарялся на раздувшемся панцире. Кожа и кости на висках изогнулись. Поножи и наручи начали вздуваться, вырываясь из затвердевающих смертных мышц в варповой плоти.

И впервые Палатинский Клинок захотел этого.

Впервые он увидел брошенные в бой армии эмпиреев и понял, что спасения нет, что у него всегда было только медленно убывающее время. Которое полностью вышло.

Шибан вытянул с пояса длинный кинжал и с трудом поднялся. Карио мог выбить клинок из рук воина, мог вонзить саблю в живот и вырвать его внутренности. Вместо этого Палатинский Клинок бросил свою саблю.

Шибан вскочил, чтобы воспользоваться преимуществом и вонзил кинжал глубоко в грудь Карио. Боль была сильной, но не от физической раны. Существо внутри Палатинского Клинка корчилось, вдруг испугавшись и рассвирепев.

Карио упал на колени, изо всех стараясь сдержать выпущенные на волю силы. Над ним стоял с высоко поднятым клинком Шибан, готовый снова ударить, но почему-то медливший.

К этому моменту Карио едва мог говорить. Скоро его тело перестанет принадлежать ему. Тварь выросла, заразив его кровь, подчинив руки и ноги. Шепот перестал быть таковым, теперь это были приказы.

Каждую погубленную префектором душу, тот убил, будучи смертным воином, носящим цвета Легиона, выкованного на Кемоше. На протяжении всех последних событий – великого Поворота, резни преданных Трону, наступления на Терру – он оставался самим собой: Равашем Карио, Палатинским Клинком, самым совершенным воином самого совершенного Легиона, преданного исключительно поиску идеала.

Он ни о чем не жалел: ни о выборе, ни об убийствах. Ведь префектор всего этого желал. Но все закончилось. Судьба Карио больше не будет принадлежать ему, и он умрет так, как жил – истинным и единственным Дитем Императора.

– Ты так же обречен, как и я, – усмехнулся Шибану Карио. – Но это, мой брат, был отличный бой.

Шибан ударил кинжалом, и со вспышкой расщепляющего поля оружие пробило доспех Карио и погрузилось в его основное сердце. Белый Шрам обхватил рукоять обеими руками и потянул клинок в бок, разрезая грудь префектора.

Рогатая тварь заревела, яростно выбираясь наружу. Но было слишком поздно – сознание Карио покидало рухнувшего на палубу воина. Рядом лязгнула о металл сабля.

В конце, когда рев битвы превратился в смутный гул отголосков, и Палатинский Клинок понял, что мстительные Белые Шрамы наверняка победят, ничто не могло погасить его радость.

Отвергнутая тварь завыла.

– Незапятнанный, – прошептал Раваш Карио с последним вдохом, и его не стало.

«Копье Небес» проскочило край портала, содрогаясь всем корпусом в хватке титанических сил. Вихрь обладал определенной гравитацией, его притяжение засасывало каждый корабль, словно зыбучие пески. Уцелевшие корабли V Легиона мчались все быстрее и быстрее, размываясь от скорости, влекомые больше, чем просто силой, заключенной в их варп-двигателях.

Мимо проносили стены из энергии, пульсируя, словно бьющиеся сердца и ускоряясь с каждой секундой. Очертания присутствующих на мостике людей стали размытыми, голоса – искаженными. Далеко за флотом закрылся портал, отправив вслед за ним новые волны энергии. Короткие зигзаги ярко-белых эфирных молний преследовали по пятам корабли, извиваясь вокруг факелов двигателей и тщетно пытаясь в отчаянной погоне завлечь их в ловушку.

Когда последние варп-ставни закрылись, Хан бросил последний взгляд в бурлящее безумие и на миг заглянул в сердце шторма. Далеко впереди, слишком далеко, чтобы четко разглядеть, кружились и распадались остатки Темного Стекла. Примарх увидел, как сгорают дотла разлетающиеся обломки каркаса из черного железа.

За ним находилась материя преисподней, варп-пространство, которое Вейл называл стратум профундис, Пучина, Глубинный Варп.

Затем этот образ тоже исчез, отсеченный от смертного зрения свинцом, железом и древними символами, вырезанными техномантами Терры.

«Мы всегда знали, – подумал Хан. – Что для управления понадобятся символы и тайные знания. Как же легко удалось забыть, притвориться, что ничего этого нет. И это стало первой ошибкой».

Сигналом о первом прорыве корпуса стал резкий рывок на правый борт – на такой сильный толчок варп-турбулентность была не способна.

Джагатай взглянул на тактические экраны. Перед ним на той же безумной скорости мчался в сомкнутом строю его флот. Хроносы дребезжали, показатели сенсоров вращались, измерители скорости плавились и взрывались. На мерцающих авгурных экранах примарх увидел, что корабли III Легиона последовали за ними и пересекли границу портала. Пылающие остовы летели в кинетическом потоке, группируясь близко к плазменным следам «Копья Небес».

На мостике находилось девять грозовых пророков и чародей Арвида. Они прервали свои считывающие варп ритуалы. Самый могучий после Есугэя Наранбаатар – немолодой воин в покрытом рунами доспехе и с посохом из резного эбенового дерева – взглянул на высокий потолок мостика. Обнаженное лицо вдруг напряглось.

Раздался шум, как будто по ржавому железу скребли стальными шипами. Весь сводчатый мостик огласился громким лязгом.

Хану были знакомы эти звуки. Он присутствовали в его снах из далекого прошлого – далекие вихри льда и пламени, предшествующие его первому настоящему воспоминанию на Чогорисе.

Тогда они тоже пытались прорваться в мир живых.

– Внимание! – выкрикнул примарх, шагнув к краю командной платформы. Головы всех присутствующих на мостике – слуг на навигационных постах, офицеров в белых мундирах, легионеров, стоящих на каждом пересечении и каждой платформе, пророков с их цепями из костей и посохами с конским волосом – поднялись. – Сейчас мы в царстве богов. Это их обитель, где они не потерпят присутствия смертных.

Корпус корабля снова задрожал, раскалываемый тяжелыми ударами снаружи. Адамантий не трескался, ведь обитатели эмпиреев боролись не с физическими оковами материи, но психическими барьерами техноколдовства, которые защищали корабль.

– Они идут, жаждущие больше крови, – сказал подчиненным Хан. – Но мы достаточно ее пролили, а другие истекли ею, чтобы привести нас сюда, а значит, боги больше ничего не получат.

Появился первый коготь. Мерцая, как гололит, он пробил внутреннюю крышу. По всему мостику растекся едкий смрад безумного аромата, за которым последовали долгие визги иного мира.

Хан обнажил тальвар. По всему мостику воины взялись за клинки. Варп-ставни стучали, а варп-двигатели выли.

– Они хотят уничтожить нас, потому что мы ведем остальных! – закричал Хан, шагнув к Арвиде. – Мы не должны пасть!

Прорвались новые когти. Эфирные вопли достигли предела. Сквозь живой металл проникли шипастые хлысты, извиваясь, как разумные существа, а внутренние защитные слои мостика лопнули, разрушая последние элементы поля Геллера.

– И вот мы здесь! – заревел Хан, непреклонный перед собирающимся роем. – В этом самом месте! Мы – Талскар, Сыны Чогориса, и это последнее испытание!

И в этот момент с воплями и завываниями на мостик ворвались вестники великого ужаса – с тонкими конечностями, крючковатыми руками, рогатыми головами, раздвоенными копытами. Просачиваясь, словно жидкость из внутреннего корпуса.

– До конца времен! – прогремел Хан, готовясь встретить их. – Мы отвергаем тьму!

Ему ответили радостные и яростные крики всех без исключения смертных. Не ведая страха пред легионами ужаса, что прорывались сквозь материю и бросались на них, они взялись за оружием и ведомые своим примархом устремились в битву. А тем временем флот все дальше уходил по забытым путям эфира.

– Каган! – заревели воины, заглушив вопли эмпиреев. – Орду гамана Джагатай!

Затем две армии сошлись, и на борту «Копья Небес», которое мчалось через глубины живого варпа, вспыхнула битва.

Глава 26

Арвида никогда не видел демонов, хотя и чувствовал их присутствие. Когда «Копье Небес» подверглось нападению, его разум сосредоточился на варпе. Смертные глаза закрылись, тело лежало на палубе, а разум обратился в самого себя и оттуда в эфир.

Чародей ждал, что переход запустит изменение плоти, и мутирующий ужас навечно изменит его, но все оказалось иначе. Как только они вошли в пасть разлома, давление в висках исчезло, рев в ушах стих, а боль в суставах уменьшилась. Минуту спустя он осознал истину – место, в которое они вошли, было защищено от основной массы Пучины. Огромные стены психической материи сдерживали волны, окружив весь флот барьером движущегося колдовства. Корабли мчались по титаническим туннелям, пробуренным подобно ходам насекомых в глубины эфира, под самую основу мироздания.

Освобожденный от необходимости бороться с деградацией плоти разум Арвиды странствовал впереди флота, опережая его быстрейшие корабли. Он видел бесчисленные линии, расходящиеся паутиной ошеломляющей сложности. Чем дальше он уходил, тем колоссальнее становилась охватывающая галактику сеть каналов и путей, которые соединялись, перекрещивались и сплетались с сотнями других. Человеческий разум не мог задумать подобное, тем более – создать его.

В этом месте не было Астрономикона, только бесконечный головокружительный лабиринт петляющих во тьме туннелей, каждый из которых был заполнен магией более могущественной и старой, чем он встречал за всю свою жизнь, даже на Просперо на пике его славы.

Он вспомнил последние слова Есугэя.

«Им понадобится проводник».

Навигаторы не могли следовать этим путем. Их обучали находить свет Императора среди водоворотов истинного варпа. Арвида напрягал все силы, проецируя силу своего разума впереди флота. Он просматривал паутину каналов, предугадывая какой из них более верно вел к цели, и освещал путь, проецируя маяк, за которым могла следовать каждая психически обученная личность.

Они ответили. Один за другим корабли флота приняли сигнал. К тому времени все они двигались быстрее мысли, превышая на порядок возможности обычных звездолетов людей. Их влекли стихийные силы, которые бушевали в незримых путях.

Поначалу Арвида следовал маршрутом бессознательно, позволяя своему ощущению будущего направлять их. Огромная и мерцающая сеть расширялась, разбросанная спутанным золотым клубком на лике вечности. Вопреки всякому смыслу, он понял, что хочет задержаться: чтобы изучить этот лабиринт, проследить тысячи маршрутов и узнать все его секреты. Чародей мельком видел чудеса, сокрытые еще глубже – огромные пространства, что устремлялись в абсолютную тьму; громадные пустоты, мерцающие, как освещенные звездами жеоды; скопления красноватых, пылающих изнутри облаков; черные сферы скованных солнц, окруженные гигантскими сверкающими сталагмитами.

Флот уходил все глубже. Арвида чувствовал слабое присутствие разумов. Ничего более чуждого он никогда не ощущал. Они были ожесточены, словно давно свергнутые короли, лишенные своих армий и наблюдающие за захватчиками, что бесчинствовали на землях, которые они когда-то могли защитить. Чародей ощутил едкий гнев, но и пустое бессилие. Они были призраками, простыми отголосками старших богов, сохранившимися подобно кольцам дыма над тлеющими углями.

Библиарий сфокусировал свои силы. Избавившись от ужаса изменения плоти, он получил возможность подняться высоко в Исчислениях, используя методы предсказания, которым его обучили на Тизке. Видения стремительно посыпались на него, одно за другим, в беспорядочной мешанине. Он увидел тысячи вращающихся в пустоте миров, все до единого были опустошены, либо осаждены, или же охвачены войной. Он увидел бесконечные волны демонов, толпившихся у порога реальности, готовых перескочить разрыв между мирами, и с ужасающей ясностью понял, что они натворят, как только им это удастся.

Затем Арвида вспомнил, что увидел на Темном Стекле.

Он вспомнил планету колдунов, темную башню и ряды шаркающих магов в мантиях. Он вспомнил расколотого бога, его единственный глаз – все, что осталось настоящим от того существа, которым он некогда был.

Если это место было реальным, он мог привести туда флот. На миг его разум неуверенно потянулся в том направлении, выискивая знамение, что сеть простирается до той планеты.

«Им понадобится проводник».

Даже здесь – посреди основ бесконечности – был соблазн не подчиниться.

Арвида собрал все свои силы, спрессовывая расколотые грани тысяч возможных вариантов будущего в одно целое. Великий лабиринт создали существа, для которых Терра был неизвестным захолустьем, простой отметкой на звездных картах. Даже сейчас флот не мог вернуться в мир живых по прямому и легкому пути.

Арвида устремил вперед свое восприятие будущего, уходя все дальше и дальше по лабиринту вероятности. Когда он нацелился на место, к которому вел вихрь, то впервые увидел устроенную вокруг их цели сумятицу. Соединению, созданному Есугэем в Катуллусе, не хватало ответного голоса, и поэтому каждый путь к сердцу Терры был заблокирован армиями эмпиреев, поднимающихся из самых глубин бездны. Туннели пылали, затмевая свет большого Трона, а в подземельях пекла бушевала какая-то тайная война.

Но Арвида мог вести большую часть пути.

В лабиринте были порталы, которые выходили в реальное пространство перед границами Солнечной системы, но также перед наступающими армиями магистра войны. До них все еще было далеко, но невероятная скорость постоянно росла, вызывая тряску и напряжение в конструкции пустотные кораблей. Если бы Арвида мог поддерживать курс на маяк, если бы мог найти путь, то они бы добрались до цели.

Он смутно ощущал вонь демонов. В мире чувств они с воплями пробивались к нему, чтобы вцепиться в его душу. Но он не мог позволить своей концентрации ослабнуть, не мог пошевелиться, чтобы защитить себя. Потому что, если он дрогнет, то они все погибнут.

Мимо проносились раскаленные магические стены. Он слышал голоса, кричащие от гнева и боли. Чувствовал под собой твердую палубу и видел парящие над ним величавые и жуткие эмпиреи.

«Держись, – прошептал он. – Еще немного».

«Держись».

Демоны с распахнутыми пастями и вытянутыми когтями прорвались через отказывающие поля Геллера, принеся с собой неистовый хор проклятых душ.

Грозовые пророки ответили, обрушив на них бурю. Первых тварей эфира разорвало на куски. Их плоть взрывалась частицами высвобожденной энергии, но следом с визгом и хохотом появлялись новые.

Джагатай встал возле Арвиды, как и Джубал с кэшиком, укрепив островок перед троном. По всему мостику воины орду открыли огонь, выкашивая волны демонической плоти массированными залпами болтеров.

Твари эмпирей с пылающими глазами выли, падая на палубы и бросаясь в ближний бой. В реальность хлынули десятки, затем сотни демонов, проникая сквозь металл корпуса, поднимаясь с палуб, бросаясь со сводов. Они ступали на выгнутых назад ногах и щелкали крабовидными клешнями, размахивая цепами и плетьми с исключительным изяществом. Каждое их движение было окутано мерцающей завесой ложного цвета, создавая проблемы зрению смертных.

Болтеры ранили чудовищ, но только оружие вечности – клинки, кулаки, копья – приканчивали их. Белые Шрамы сошлись с врагом в ближнем бою, используя всю свою скорость и силу. Тальвары сходились с цепами в вихре атак и блоков, и вскоре на верхних уровнях мостика разгорелся ближний бой.

Демоны рвали плоть смертных, отрывали их палубы и швыряли в ямы. Сыны Джагатая отвечали с не меньшей свирепостью, отсекая мерцающую плоть со скачущих и кружащихся нерожденных.

Грозовые пророки шагнули в сердце битвы, вызывая еще больше разрушения словами силы на хорчине. Сверху с треском психической мощи били зигзаги молний, испепеляя демонов всепоглощающим пламенем. Штормовой ветер усилился, неистовствуя над навигационными постами и группами когитаторов, сбивая с копыт проклятых и разбрасывая их по сторонам.

Но на их место продолжали прибыть новые твари: более крупные и более злобные. На гибких телах сохранились останки какофонов – пятна пурпурной брони, цепляющейся, словно чешуйки за мягкую плоть нерожденных. Эти гибриды открыли пасти, и мостик наводнил оглушающий звуковой ужас, от которого лопались барабанные перепонки и глазные яблоки. Демоны вытягивали сплавленные с остатками прежнего оружия руки и извергали цунами шума, который разрывал палубу и распылял колонны.

Ни один смертный не мог противостоять им. Матросов корабля вырезали толпами, их панцирная броня и шлемы слабо защищали от подавляющей мощи демонов, но они все равно держались, вдохновляемые присутствием легионеров.

Воины Легиона, собранные из экипажей «Бури мечей» и «Копья небес», бросились на врага, стремясь удержать тактически выгодные позиции. Белые Шрамы двигались вихрем стали, стремясь не отставать от сверхъестественных движений врагов. Яркие вспышки света, созданные грозовыми пророками, окутывали воинов, ослепляя отродий и заставляя их кричать. Самые маленькие демоны были крупнее любого легионера, но орду сражалась сплоченно, парируя, рубя, атакуя тварей, где бы они не приземлялись, и уничтожая их.

Когда армии сцепились, мостик превратился в арену из необузданного шума и воплощенных кошмаров.

Джагатай сражался в гуще битвы, так как обитатели эмпиреев набросились на Арвиду, зная, что это он ведет весь флот. Подобно шершням они устремились к чародею, наполнив воздух смертоносными звуковыми волнами из широко распахнутых пастей, отчаянно пытаясь дотянуться до него шипастыми плетьми и отравленными наконечниками копий.

Грозовой пророк Наранбаатар отражал эти атаки, создав полусферический кинетический щит над стоявшим на коленях Арвидой. При каждом попадании оболочка щита вспыхивала чистым пламенем, выбрасывая каскады отраженного варп-света.

Джубал повел кэшик в сердце битвы, и телохранители в терминаторских доспехах прорубали себе дорогу через толпы атакующих демонов, орудуя глефами двуручным хватом. Несмотря на тяжелую броню, легионеры не уступали в скорости отродьям варпа, выдерживая ужасающий поток звука, а затем атакуя окутанными неоновыми пламенем клинками.

Каждая душа сражалась, каждый разум был сфокусирован, каждая способная держать оружие рука – задействована, но враги все прибывали. Раскаленный воздух дрожал от выпускаемых плазменных разрядов и варп-заклинаний, и кровь закипала там, где падала.

В самом эпицентре битвы сражался Джагатай, нанося каждый удар с ужасающим хладнокровием. Он сделал выпад, попав в горло вопящего ужаса и отделив рогатую голову от змеиной шеи, затем развернулся и вонзил острие в кишки налетевшего двойника твари. Примарх встряхнул клинок, и демона разорвало. Его останки разлетелись по спрессованной массе сражающихся врагов.

Никто не мог устоять перед примархом. Он возвышался над нерожденными, прорубая путь через орду для следующего за ним кэшика. Шаг за шагом, метр за запятнанным ихором метром они оттесняли демонов от Арвиды. Молнии хлестали и разили, пронзая тварей даже в момент их проявления, кромсая их сущность и отправляя с воем обратно в Пучину.

– Хай Чогорис! – раздался боевой рев, вырвавшийся из глоток каждого легионера на мостике, и на миг их ярость заглушила вопли эфира.

Но затем корабль содрогнулся, резко нырнув вниз. Последние слабые остатки щита Геллера лопнули, засыпав мостик потоком серебристых осколков. Перед командным троном сливалась новая огромная фигура, обретая цельность, словно дым при перемотке назад. Зловещий пурпурный туман превратился в гигантского призрака из самых страшных снов человечества.

От доспеха Коненоса не осталось ни следа. Из корчащегося тела выросли четыре бледные руки, две из которых заканчивались длинными крабоподобными клешнями, а две другие походили на человеческие с когтями. Конический череп с кроваво-красными рогами и абсолютно черными глазами был изрезан ритуальными шрамами. Когда пасть открылась, из-за частокола клыков вылетел длинный фиолетовый язык. Каждое движение твари было безумно соблазнительным, одновременно отталкивающим и опьяняющим, а также размытым из-за клубов едкого ладана.

Огромный демон с грохотом приземлился на палубу, расколов копытами плиты. Втрое выше примарха, он был аватаром порчи, выброшенным в мир чувств. По его телу ударила грозовая молния и отпрянула от нечестивой плоти, выгорев в ленточки пара.

– Приветствую, сын Анафемы, – сказало существо голосом, что заключал все прекрасные и отвратительные оттенки – крик испуганного до смерти младенца, вопль жестокого восторга, вздох боли под ножом палача. – Ты далеко от дома.

Хан взглянул на демона, оценивая все его великолепие и уродство, заключенные в бледную плоть, мерцание дымки, запах вожделения и отвращения.

– Встань у меня на пути, якша, – сказал примарх, держа свой священный клинок в защитной позиции, – и я прикончу тебя.

Демон рассмеялся, и этот звук напомнил скрип стекла по кости.

– Попробуй и твоя освежеванная душа подсластит течение вечности.

Затем демон нанес нисходящий удар. Хан парировал, и клинки сошлись с грохотом раскалывающегося айсберга. Примарх тут же развернулся, перехватывая хлесткий выпад клешней. Тальвар задрожал от удара, срезав ломоть демонического хитина с внутреннего изгиба, а затем метнулся вверх, атакуя щелкающие когти.

За спиной великого демона не стихала битва. Грозовая магия столкнулась с варповой дьявольщиной в шквале психических взрывов, перемежающихся с физическим боем из выпадов клинков и болтерной стрельбы. Джубал со своей свитой атаковал самых крупных приближенных Манушьи-Ракшсаси, и терминаторская гвардия сошлась с психозвуковыми гибридами из когтей и сплавленных вокс-усилителей. Магистр Охоты выкрикивал имя примарха каждый раз, как изгонял очередного демона в преисподнюю. Намаи бился подле него, вращая гуань дао сверкающим ореолом.

Никто не мог сравниться с безупречностью Хана в бою. Сражаясь с самым могучим обитателем эфира, с самым сильным из посланников всех богов в мире смертных, примарх поднялся до наивысшего уровня контролируемой ярости. Его стремительный меч кружил быстрее степных ветров. На каждую отраженную демоническую атаку следовал равный ответ Боевого Ястреба. Два клинка сталкивались снова и снова, растворившись в урагане ударов и блоков, уколов и уклонов.

Манушья-Ракшсаси завопил, накрыв Хана сотрясающим молекулы потоком звука, но примарх выдержал его. Пылающий рунами длинный меч с рычаньем давил на тальвар, а когти скрежетали по жемчужно-золотому доспеху, но Джагатай отбросил их. Клинок примарха рубил без остановки, вгрызаясь в связанные эфиром жилы и заставляя демона реветь от боли.

– Ты ведь сильно любил своего колдуна бури, – сказал Манушья-Ракшсаси, отступая перед яростной атакой Хана. – Хочешь, я покажу тебе его страдания?

Примарх только усилил натиск, напрягая все силы и орудуя клинком так быстро, что казалось, будто тот рассекает саму реальность. Обоих бойцов окутало пламя, разжигаемое вращающимися мечами.

Хан почувствовал предел сил врага. Тот полностью выложился, но примарх был все еще жив. Его воины были живы и сражались с непокорным ревом. Тварь питалась страхом, но на борту «Копья Небес» для нее не было пищи.

– Машины душ не предназначались для тебе подобных, – насмешливо произнес Манушья-Ракшсаси, новой атакой едва не выбив Хана из равновесия. – Они выше вашего понимания, как и мы.

Хан вонзил пылающий энергией меч в тело Манушьи-Ракшсаси. Острие вышло из спины демона, прежде чем когти полоснули по нагруднику примарха, почти сорвав его с тела Джагатая. Теперь противников окружало не только пламя, но и кровь – красная человеческая и фиолетовая демоническая.

– Тебе не следовало решаться на это шаг.

Демон снова завопил, отбросив Хана на шаг и разрушив палубу под его ногами. За этим последовал свирепый выпад сжатой клешней, угодившей в челюсть примарху и заставившей его снова отступить.

– Это наш мир.

Хан тут же контратаковал, отбив меч демона в сторону и направив свой в грудь врагу. Клинок попал в цель, нанеся очередную рану в боку твари. При соприкосновении с расщепляющим полем меча ихор вспыхнул, окатив противников пульсирующим кровавым пламенем.

– Все миры – наши. А вы чума в них, зараза, которую необходимо искоренить.

Тварь атаковала когтями, но Хан отбил их и в ответ полоснул клинком по ведущей ноге демона. Затем обратным движением разрезал грудь до костяной клешни.

– И так и будет.

Манушья-Ракшсаси ударил копытом в бок Хана и расколол доспех. Примарха отбросило в сторону. Демон снова презрительно завопил и нанес нисходящий удар пылающим мечом. Смертельное лезвие рассекло воздух, шипя коварной магией.

Хан парировал, и оба меча столкнулись. Раздался громкий звон, сверкнула вспышка, и тальвар Хана сломался. Демон взмахнул костяной клешней и отшвырнул примарха в сторону. Тот с лязгом отлетел на пустой командный трон.

Все еще запертый в своем видении будущего и неведающий о происходящем Арвида остался один и безо всякой защиты. Хан вскочил и бросился к нему. Манушья-Ракшсаси с жаждой убийства в прищуренных глазах потянулся когтями к чародею. Безоружный примарх прыгнул на демона.

Манушья-Ракшсаси среагировал слишком поздно. Хан вцепился ему в шею, сжав сиреневую плоть и используя инерцию, чтобы оттащить тварь от Арвиды. Примарх вдавливая обе руки в напряженную плоть демона.

Захваченный врасплох свирепой атакой Хана демон потерял равновесие и рухнул на спину. Джагатай повалился на него сверху, продолжая сжимать горло Манушьи-Ракшсаси. Тот выгнул спину, пытаясь скинуть примарха, но Хан, вкладывая все до остатка генетически улучшенные силы, давил сильнее, ломая скрученные варпом кости и разрывая многочисленные извращенные трахеи.

Задыхающийся Манушья-Ракшсаси задергался сильнее. Его меч резанул по спине Хана, рассекая пластины доспеха. Когти царапали по бокам, вонзаясь в плоть там, где были вырваны куски брони. Огромная тварь извивалась, словно змея, пытаясь сбросить с себя своего палача, но Хан только усиливал хватку, вдавливая пальцы в глотку демона и разрывая сухожилия.

– Вам больше негде прятаться, – прошипел Хан, выдавливая остатки жизни из дергающегося демона. – Теперь мы знаем вас и будем охотиться в каждой грани реальности. Мы очистим пустоту, а затем и сам варп.

Манушья-Ракшсаси непокорно зашипел, но к слюне теперь примешался ихор, а глаза затуманились. Истерзанное тело содрогнулось, а конечности безвольно повисли.

– Взгляни на меня, якша, – произнес Хан, – и узнай своего убийцу.

Демон сделал последний сдавленный вдох, глядя на Джагатая с ненавистью и ужасом. Примарх расцепил руки и вырвал меч демона из его ослабевшей хватки. Обхватив пылающую рукоять обеими руками, он взмахнул клинком и вонзил его в грудь Манушьи-Ракшсаси. Демон завопил. Хан вырвал пылающий меч, а затем погрузил руку в зияющую рану.

– За Императора! – закричал он, вырвав сердце демона и потрясая им над головой. По руке примарха стекал, источая пар, густой и черный, как нефть, ихор.

Белые Шрамы по всему мостику услышали триумфальный клич своего повелителя. Услышали его и демоны. И все увидели поднятое вверх и все еще бьющееся сердце Хранителя Секретов. Воины воспряли и с кличем «За Хана!» продолжили биться, крепко сжимая рукояти клинков и вонзая их во врагов.

Примарх отшвырнул демоническое сердце, подобрал осколки своего тальвара, все еще пылающие энергией, и бросился в битву. Его кэшик построился вокруг него, уничтожая всех кто, вставал у них на пути. Грозовые пророки возобновили свой натиск, обрушивая стихийные силы на наступающие ряды нерожденных. Болтеры ревели, разносились боевые кличи, а в ответ вопили с ненавистью и отчаяньем орды преисподней.

Посреди всей этой бойни стоял на коленях Арвида. Нетронутый, невредимый и ведущий флот вперед.

За обшивкой корабля все быстрее и все дальше проносилась вселенная.

– Сражайтесь! – проревел Хан.

Непреклонные и отважные Белые Шрамы бились с вопящими демонами.

– Сражайтесь!

Глава 27

Последний мощный удар лэнса сказал Мортариону все, что ему нужно было знать. Щиты «Бури мечей» были пробиты, в этот раз по-настоящему, и он мог телепортироваться с корабля.

Примарх посмотрел на убитых воинов вокруг, каждый из которых был сражен ударом косы, на лужи и ручейки крови на палубе. Каждый Белый Шрам бросался на его клинок, сражаясь так же яростно, как и любой другой воин любого другого Легиона, но в этих было еще кое-что – какая-то одержимость.

Их хан Торгун лежал на палубе со сломанной спиной. Покончить с ним было непросто, не такой быстрый, как его братья, он оказался весьма крепким. В конце концов, Безмолвие сорвало шлем с головы Белого Шрама, и Мортарион увидел его лицо – окровавленное перед неизбежным концом, но при этом глаза светились радостью.

Затем он умер, убитый, как и многие тысячи других. Разрубленный и с вдавленным в металл позвоночником.

– Милорд, – раздался по связи голос Калгаро. – Точки переноса установлены. Я выведу вас.

Мортарион равнодушно кивнул. Бой выдался утомительным. Процесс резни не принес утешения из-за потери главного приза, и даже в победе присутствовала немалая доля унижения.

Ударили лучи эфирного света, и в очередной раз он содрогнулся от холода бездны. Дымка растаяла, и он снова оказался на мостике «Стойкости» в окружении покрытых изморозью фигур Савана.

Калгаро поднялся, чтобы поприветствовать повелителя. Рядом с Магистром Осады стояли слуги XIV Легиона и личный состав мостика. За ними, отдельно от прочих, находилась небольшая группа в золоте и пурпуре. Стоявший во главе ее лорд-командор прим поклонился.

– Милорд, простите за бесцеремонность, – обратился Эйдолон. – Но, как вы видите, битва окончена. Я хотел убедиться, что вы вернулись к нам.

За иллюминаторами мостика Мортарион увидел охваченную заревом пылавших кораблей пустоту. Саму «Бурю мечей» терзали взрывы, ее громадное тело, потеряв всякую остойчивость, светилось изнутри. Боевая баржа, медленно вращаясь, удалялась с плоскости битвы, обугленные конечности опустошенного корпуса рассыпались, исключая любую надежду на спасение корабля.

На дальнем конце этой бойни также исчезли последние корабли Белых Шрамов, пройдя через разрыв в космосе и оставив за собой только разрушенные и дымящиеся остовы. Преследование, как кораблями Мортариона, так и Эйдолона, было невозможно: разлом закрылся.

– Хан? – мрачно спросил Мортарион скорее ради полной полноты картины, чем чего-нибудь еще. Он уже знал, что Джагатай исчез, ускользнув от смыкавшихся на его шее когтей.

– Сбежал, милорд, – ответил Эйдолон. – Сомнений никаких, это ваша победа. Он бежит от вас, и варп не будет любезен.

– Победа? – заревел Мортарион, резко повернувшись к лорду-командору, плюясь желчью из древней дыхательной маски. – Победа? Та, что остается в анналах? Проклятье, мутант, если это победа, тогда ты должен наслаждаться болью даже сильнее, чем предполагает твоя репутация.

В пустоте линкоры III и XIV Легионов замедляли ход. Огромные орудия заливались дымящимися цистернами охладителя, а перегревшиеся плазменные двигатели глушили, чтобы предотвратить их выход из строя. На границах гасли последние вспышки пустотной битвы – не успевшие уйти в варп-разлом корабли V Легиона преследовались ради информаторов, хотя большой необходимости в них уже не было.

Мортарион вернулся к трону, напряженно размышляя.

Очередная неудача, очередная метка на его репутации. Ему придется вернуться к Гору и братьям-примархам с неизменно тяжелым бременем позора.

Калгаро, как обычно, терпеливо ждал, не произнося ни слова, пока к нему не обратятся. Его подчиненные оставались на своих постах, как обычно суровые и безмолвные. Все ждали приказа. Когда Мортарион посмотрел на их выжидающие лица, то почувствовал, как внутри поднимается ненависть. Он убивал, но этого было недостаточно. Он охотился, выжимая все соки из своих сыновей и уводя от мест славы, и этого было недостаточно.

Глубоко внизу, вдали от всех бился в оковах сломленный монстр Грульгор. В покоях примарха хранились непрочитанные и медленно гниющие книги заклинаний. Псайкеры, которые обитали на каждом корабле его флоте, на данный момент сдерживали себя, но слова силы были готовы сорваться с их уст.

Мортарион вспомнил сказанные ранее слова Эйдолона. «Вы не можете вечно отвергать богов, милорд. Вы можете выстроить стены и принять законы, но я слышал донесения с Молеха – вам не вернуть назад то, что было выпущено на волю».

– Заканчивайте со всеми оставшимися делами, – наконец прорычал Мортарион, опустив свое худое тело на трон. – Да побыстрее. Затем мы отправимся в варп.

Он взглянул на лорда-командора Эйдолона.

– Ты неплохо справился с поисками моего брата, – сказал Мортарион. – Эти методы еще действуют?

На лице Эйдолона отобразилось сомнение.

– Боюсь, сейчас нам Хана не достать, господин.

– Тогда другого. Если я дам тебе имя, твои умения смогут помочь?

– Это будет зависеть от имени.

– Тот, кого я поставлю на колени, прежде чем мы доберемся до Тронного мира.

Эйдолон повеселел.

– Вам следует выражаться поточнее.

Тогда Мортарион вспомнил о Грульгоре, источающем зловонное дыхание в прогнившем трюме. На Молехе он был оружием, которое уничтожало целые города.

Он был мерзостью. Нужен вариант получше.

– Я буду подле магистра войны, – сказал Мортарион. – Мы займем свое место в авангарде и дадим Легиону почести, которые он заслуживает. Но не без всей его мощи. Не без тех, кто был в нем с самого начала.

Мортарион взглянул на Эйдолона, на его великолепие и невоздержность, на его слабость и силу, и почувствовал отвращение от всего этого.

– Так что доставь меня к моему Первому капитану, – сказал он. – Приведи мне Каласа Тифона.

Эпилог

Первые сигналы пришли от авгуров дальнего действия эскортника «Валья», охотящегося у отмели Талион. Их передали боевой группе примарха, которая находилась в двух варп-переходах на границе субсектора Проксима Соль-Терций, менее чем в двух неделях от Терры. Поначалу источник сочли сомнительным и поэтому были направлены запросы на подтверждение.

Когда «Храфнкель» сам обнаружил массовые варп-следы, это решило дело. Флагман был приведен в полную боевую готовность, как и семнадцать его эскортных кораблей, связное судно Администратума и различные вспомогательные транспорты.

Волки исцелили полученные в Алаксесе раны и у них чесались руки дать бой магистру войны на собственной территории. Они патрулировали на самой передовой дозора лорда Дорна, и для них показания сенсоров были тем, что ожидалось многие месяцы: первыми признаками врага, наконец, направившегося к Тронному миру. «Храфнкель» отправил запросы на Терру о немедленной помощи, но не стал ждать ответа, прежде чем прорвать пелену.

Только когда флотилия VI Легиона достигла передовых координат и переключилась на поиск сенсорами более высокого разрешения, принадлежность входящего флота прояснилась. Трэллы запускали проверку за проверкой, не веря в то, что видели, прежде чем известия, наконец, сочли достаточно надежными, чтобы передать примарху. Данные передали на станции мостика, где магистр сенсориума после очередной проверки, наконец, утвердил их и настороженно направил к командному трону.

Леман Русс взял инфопланшет и долго изучал на него. В конце концов, он оторвал ледяной синевы глаза от рун.

– Это не может быть правдой, – сказал он.

– Мы много раз перепроверили, повелитель.

– Но почему сейчас? Почем он оказался здесь сейчас?

Магистр сенсориума покачал головой.

– Не могу сказать. Контакты все еще в трех днях от нас.

Русс встал, и истинные волки также поднялись, рыча и фыркая. Взгляд на вспыхнувшем лице метал молнии, а правая рука потянулась к рукояти Мьёлнара.

– Объявить боевую готовность на всех кораблях, – прорычал он. – Выжмите из двигателей все, но мы должны добраться до него раньше остальных. Я буду первым, кого он увидит.

Слуги бросились исполнять приказания, и огромная масса «Храфнкеля» начала разворачиваться, готовясь к форсированию плазменных двигателей.

– Джагатай, – выпалил Русс, шагнув к краю тронной площадки. – Будь ты неладен, тебе не следовало возвращаться.

«Храфнкель» меньше чем за три дня преодолел эту дистанцию, перегружая двигатели своих эскортников, пока флотилия мчалась через пустоту. К тому времени, как флагман достиг координат, все орудийные порты были открыты, а «Громовые ястребы» загружены и готовы к взлету. Вся боевая группа приняла атакующее построение. Как только пришли первые данные оптических систем, с мостика хлынул поток приказов, активируя отметки целей для ожидающих охотничьих стай и определяя основные векторы атаки.

Но ответного развертывания не произошло.

Наконец, V Легион, точнее то, что от него осталось, вошел в зону видимости. Щиты были опущены, а двигатели работали на половине мощности. Корабли больше не несли белую окраску. Переход через глубинный варп вычернил их корпуса, покрыв толстым слоем нагара. Русс видел флот Белых Шрамов в полном составе на пике Великого крестового похода, и тогда вдвое большое число боевых кораблей сверкало белой, красной и золотой красками. Те, что остались, были сильно потрепанными и волочились на изношенных двигателях.

Флагман исчез. Впереди шел линкор с идентификатором «Копье Небес», борта которого несли отметины, напоминающие удары когтей. Остальной флот следовал за ним, габаритные огни работали с перебоями, факелы двигателей горели тускло.

Оба флота остановились, разделенные менее чем сотней километров космоса. Орудия VI Легиона были наведены на цели – многочисленные уязвимые точки. Орудия Белых Шрамов не стали отвечать тем же, и линии их корабли повисли в пустоте.

Безмолвные. Рваные.

Русс внимательно следил за ними, выискивая в передовых кораблях признаки движения. Они намного превосходили его боевую группу, но выглядели малопригодными к бою.

– Связь установлена? – спросил он.

Хускарл примарха Гримнр Черная Кровь покачал головой.

– Пока ничего.

Русс отошел от командного трона.

– Наведите лэнсы на мостик головного корабля. Будьте готовы к залпу.

Когда трэллы бросились выполнять приказ, на пультах управления вспыхнула руна оповещения.

– Повелитель, они пытаются установить точку телепортации.

– Сколько?

– Всего одну.

Русс грубо рассмеялся.

– Я покажу этому наглецу, что такое настоящая наглость.

Он вынул инеистый клинок, и обнаженная сталь блеснула холодом.

– Пусть приходит.

Носовой пустотный щит «Храфнкеля» опустился на один миг. Секунду спустя из сводов мостика ударил единственный столб эфирного света, врезавшись в палубу в нескольких метрах от Русса. Сверкнула и тут же погасла вспышка, а в ее центре появилась высокая худая фигура.

Хан был без оружия. Доспех был обильно залит кровью, почернев, как и корабли Легиона. Шлем исчез, лицо покрыли кровавые полосы, а длинные волосы растрепаны. Поначалу, казалось, что примарх едва стоит, но он выпрямился и посмотрел Руссу в глаза.

Увидев снова брата, Волчий Король почувствовал, как снова закипает ярость. Он был готов броситься вперед, взмахнуть Мьёлнаром и вонзить его в грудь того, кто бросил его умирать в пустоте. Готовый к убийству инеистый клинок легко лежал в руке.

И все же он не шевелился. Хан тоже.

Они стояли друг напротив друга – Волчий Король и Боевой Ястреб, разделенные молчанием.

– Ты знаешь, мой брат, сколько моих сыновей погибло в Алаксесе? – прорычал, наконец, Русс, выдавливая слова сквозь сжатые зубы.

Хан ответил своим неизменным голосом – звучным, неторопливым и с сильным акцентом.

– Нам нужна была уверенность, – сказал он.

– Уверенность, – Русс приблизился с обнаженным клинком. Хан был почти на голову выше и стройнее, и нес глубокие раны. По периметру тронной платформы сотня болтеров продолжала держать повелителя Белых Шрамов на прицеле, но ни один из примархов не обращал на них никакого внимания.

– И ты получил эту уверенность? Ты по-прежнему зовешь меня Мясником Просперо?

Взгляд Хана ни разу не дрогнул.

– Я видел твою работу и пошел дальше. Да, я обрел уверенность, но если ты ищешь расплаты за кровавый долг, тогда у меня нет ничего для тебя. Мы заплатили собственную цену.

Русс приблизился вплотную, теперь их лица разделяли считанные сантиметры.

– Я часто думал, что сделаю, что скажу, если мы снова встретимся, – прорычал Волчий Король. – Ты знаешь, что во Дворце многие зовут тебя предателем, Джагатай? Я мог бы убить тебя прямо на этом месте, и немногие стали бы скорбеть. Этим бы я выплатил свой кровавый долг, и мог бы сказать духам убитых, что отомстил за них.

– Я пришел безоружным, брат, – произнес холодно Хан. – Убей меня, если пожелаешь, но знай, что я прошел через преисподнюю, чтобы привести своих сыновей на Терру. Никто, ни ты, ни Гор, ни даже наш Отец, не помешают мне привести их туда, где им предначертано быть.

Русс услышал прежнее высокомерие, так небрежно источаемое словами брата. На миг оно разожгло долго подпитываемый гнев Волчьего Короля, побуждая, наконец, взмахнуть клинком, совершить возмездие, которое он много раз представлял себе.

Но затем он осознал весь абсурд этой мысли, и на грубых, покрытых шрамами губах появилась холодная улыбка. Она стала шире, и примарх Космических Волков начал смеяться, сначала низким рыком, затем в полную силу. Русс откинул назад голову и весело заревел.

– Ты всегда был напыщенным ублюдком, – сказал он. – Ты вошел в мои покои, словно нищий, а говоришь так, будто они принадлежат тебе. Кто еще осмелился бы на такое?

Смех стих. Наконец, Русс вложил меч в ножны. По всему мостику опустились болтеры.

– Мне бы стало лучше, если я подарил бы тебе на память свежий шрам, – сказал Волчий Король. – Ты мог бы извлечь из него урок. Но ты уже выглядишь чуть живым, и у меня нет желания затуплять лезвие моего меча о твою костлявую шею.

Хан холодно улыбнулся ему.

– Прибереги его для тех, кто идет за мной.

Лицо Русса посерьезнело.

– Ждать недолго. Малкадор с радостью примет твои клинки, если ты найдешь общий язык с ним. Ему всегда будет мало верных легионеров.

– Значит, ты вернешься вместе со мной.

– Нет, не сейчас, – покачала головой Русс. – Думаю, нам лучше оставаться порознь. Я все еще зол на тебя, брат, и могу снова вспылить. В любом случае, я привязан к этой позиции, а в пустоте ждут битвы. Силы Гора собираются для решающего наступления. Со всего сегмента поступают сообщения о передвижениях Предателя, даже из самого Яранта.

Хан кивнул.

– Значит, я буду ждать тебя во Дворце. Я говорил тебе, что хочу снова биться вместе с тобой, как нам и предназначено.

– Будь уверен, – сказал Русс. – Этот день настанет.

На нижних уровнях «Копья Небес» несли вахту грозовые пророки.

Тело Арвиды лежало в центре вытравленного круга, окруженное жаровнями. Чародея положили на спину в полном боевом доспехе, так как те, кто принес его с мостика, не смогли снять броню.

Над неподвижным телом вились кольца ладана. На керамите посыпанной бурой и красновато-коричневой пылью были выведены священные символы для защиты от тьмы.

В последние мгновения варп-перехода, когда Легион вернулся в реальный космос, сын Магнуса упал. В то время как последние отголоски эмпиреев все еще отражались от высоких сводов, грозовые пророки бросились приводить его в чувство, но только, чтобы отпрянуть, когда его тело начало бунтовать. Из отверстий боевого доспеха хлынули черные и тускло-розовые жидкости и потекли по символам Легиона, которые он все еще носил. Конечности задергались, а из вокс-решетки раздалось сдавленное бульканье.

Под руководством Наранбаатара его быстро отнесли вниз, в покои задын арга. Там на содрогающееся тело нанесли обереги и начали произносить древние слова изгнания якша.

Постепенно изменения тела остановились. Но Арвида так и не пришел в сознание, и долгие часы за ними ухаживали те, кого он провел через глубины эфира.

Когда пришли Волки, у отсеков выставили стражу и по приказу Кагана ни один из них не приблизился к последнему сыну Магнуса. После возвращения стай на свои корабли, вахту не сняли. Молитвы повторялись снова и снова, днем и ночью, в сопровождении колец дыма и аромата освященных масел.

Теперь, когда подготовка к последнему переходу к Терру приближалась к завершению, Наранбаатар снова занял пост, присоединившись к брату задын арга Осху. Двое воинов стояли над телом, высматривая любой признак изменения.

– Мы не можем это остановить, – наконец, признался Наранбаатар.

Осх кивнул.

– Выходит, оно скоро вернется?

– Уже вернулось.

Грозовой пророк потянулся к медному кубку, вынул святой земли со степей Чогориса и посыпал на доспех Арвиды. Керамитные пластины вспучились, словно масса плоти давила на них изнутри, стремясь вырваться наружу.

– Как долго он страдал от этого? – спросил Осх.

Наранбаатар улыбнулся.

– Если он хотел скрывать это от нас, то, возможно, мог делать это вечно, – ответил задын арга. – Меня только удивляет, что Есугэй не видел этого.

– Но что делать? Можно ли отвезти его на Терру?

– А что еще остается?

– Ну… он из Пятнадцатого Легиона. Если об этом узнают…

Осха прервала тихая вибрация дверного замка. Кто-то вводил цифровой входной код. Оба грозовых пророка быстро обернулись, встав между телом и дверью.

– Кто там? – спросил Наранбаатар.

Двери открылись. За ними стоял смертный мужчина в плотно облегающем комбинезоне и толстом камчатном плаще. Он не принадлежал Легиону, и у него было смуглое терранское лицо.

Наранбаатар разжал кулак и над керамитной перчаткой возникли зарождающиеся вспышки психической силы.

– Назовись, – потребовал легионер.

Человек медленно поднял руки, демонстрируя, что он безоружен.

– Это он? – спросил незнакомец. – Просперовский чародей?

– Я сказал, назовись.

– Халид Хассан, – ответил мужчина, изучая тело Арвиды. – Избранник Малкадора. Я прибыл с Волками, так как мы получили знамение. Он жив?

Наранбаатар не опустил руку.

– Он один из наших. Если даже сам Сигиллит захочет навредить ему…

– Навредить? – спросил Хассан. – Навредить? Нет, милорды, вы неправильно понимаете мой визит. Он болен, и мы знаем об этом. Вы не сможете излечить его. А вот мой господин может помочь, и он очень хочет этого. Не думаю, что вы даже знаете, с чем имеете здесь дело. Поверьте, мы бы не допустили, чтобы вы дали ему умереть.

– Как ты попал на корабль? – спросил Осх.

– Это мое дело. Я бы сделал это открыто, но вы ведь понимаете возможные сложности. Если бы лорд Русс узнал, что вы держите здесь…

– Он никогда не узнает.

– Конечно, не узнает, – Хассан опустил руки. – Послушайте, вам ничего не нужно делать. Со мной пришли люди, и они помогут. Все можно сделать тихо, даже если Волки будут сопровождать вас на всем пути до Терры. Вас отведут во Дворец, где будет ждать Сигиллит. Он поговорит с Ханом. Тогда все прояснится, но вот прямо сейчас не мешайте. Позвольте оказать помощь.

Хассан сложил руки.

– Нет никакого обмана. Мы все хотим одного и того же.

Наранбаатар колебался. Разум стоявшего перед ним человека был открыт. В конце концов, задын арга опустил руку.

– Его болезнь прогрессирует. Говоришь, что можешь помочь?

– Если вы позволите, но времени мало.

– Но какая вам от этого польза? – вмешался подозрительный Осх.

– Мы ждали его, – пояснил Хассан, глядя на лежавшего без сознания Арвиду. Выражение лица смертного было близко к благоговению. – И вот он, наконец, здесь.

«Сюзерен» прошел путь вместе с остальными. Вернувшись в реальное пространство, он завис в арьергарде V Легиона, выглядя неуместно среди покрытых шрамами белых кораблей. Последний фрагмент старой боевой группы Эйдолона.

После завершения варп-перехода и переговоров с силами Терры, Шибан передал командование кораблем Иманю и отправился в старые покои Палантинского Клинка. После завершения посмертных ритуалов над погибшими братства, доспех Джучи тоже доставили сюда. Его наплечник с нанесенной эмблемой минган касурги поставили под мягким светом конических свечей. Шибан провел много часов, рассматривая его.

Тяжелые потери обескровили ядро его братства. Немного осталось тех, кто сражался вместе с ним на Чондаксе, еще меньше тех, с кем он мог разделить воспоминания из более раннего прошлого.

Хан опустил голову, почувствовав, как вытягиваются поршни в затылке. Оковы серьезно пострадали от рук префектора, и какое-то время не будет возможности заняться их механизмами. До тех пор, пока нужды потрепанного флота и выживших экипажей будут столь неотложными.

Хотя проблемы с Оковами не беспокоили Шибана. Эта боль была чистой, и воин понял, что она не мешает ему медитировать.

«Возможно, я всегда был на это способен, – подумал он. – Просто плохо старался».

С обратной стороны двери раздался звон.

– Войдите, – сказал он.

Вошла Илья Раваллион, и Шибан поднялся, приветствуя ее поклоном.

– Сы, – обратился хан. – Мне не сказали, что вы с нами.

Илья посмотрела на вещи Джучи.

– Кал дамарг завершен? – спросила она.

– Да.

Илья подошла и села на скамью с кожаным сиденьем напротив фрагментов доспеха. В тусклом свете она почти напоминала привидение, потускнев от возраста и забот. Обивка скамьи даже не прогнулась под ее весом.

– Они заботились об убранстве своих покоев больше нас, – сказал Шибан, подойдя к стойке из красного дерева, на которой стояли хрустальные бокалы и кувшины с вином.

Илья осмотрела пышное убранство каюты убитого префектора и презрительно скривила губы.

– Тебе не кажется, что из всех предателей они – самые отвратительные.

– Не буду спорить. Лучше расскажите, как у вас дела? Как вам новый флагман?

Илья попыталась улыбнуться, но попытка вышла слабой.

– Со мной разговаривал Есугэй. С пустотной станции. Ты знал об этом? Я не знаю, зачем он это сделал, но теперь все время думают об этом. Кажется, он хотел, чтобы я выжила. Не могу сказать, что согласна с ним.

– Непривычно слышать такие слова от вас.

– Да, ты прав, но я чертовски устала, а на душе тошно. Возможно, мне станет лучше. Может быть, на Терре есть лекарство от наших недугов.

– Может быть.

Шибан потянулся за бокалом, налил немного вина и предложил женщине.

– Это не опасно? – с сомнением спросила она.

– Оно ударит вам в голову, – ответил он. – И только.

Илья взяла бокал дрожащими руками и сделала большой глоток.

– Я буду скучать по нему, Шибан, – вдруг сказала генерал сдавленным голосом.

– Я тоже.

– Ты знаешь, что он с теплотой относился к тебе.

Шибан улыбнулся.

– Он относился так ко всем.

Но это было неправдой. Именно Таргутай Есугэй забрал его из степей, он провел хана через Вознесение, и гордо наблюдал невозмутимым золотистым взором за его возвышением в Легионе.

– Вас утешит, если я скажу, что вы были правы? – спросил Шибан. – Я говорю о Торгуне. Мне сказали, что он остался на «Буре мечей». И что к этому приложили руку вы.

– Привычка, приобретенная на Просперо.

– Мне горько, что он сражался один.

Илья покачал головой.

– Не горюй. Я видела его перед отбытием. К тому времени он уже смеялся.

Шибан склонил голову.

– Приятно слышать.

От этого она еще сильнее задрожала и допила вино.

– И что теперь будет с нами?

Она поставила кубок и потянулась к руке Шибана. Это было инстинктивное, почти детское движение. Генерал сжала пальцами перчатку воина.

– Я завидую им обоим, – сказала она. – Это ведь стыдно? Но это правда.

Шибан отреагировал неуклюже, не зная, как ответить на неожиданный жест смертной женщины. В конце концов, он накрыл ее руки своей ладонью, двигаясь в доспехе насколько возможно аккуратно.

– Мы выжили, – сказал он. – Это вполне можно счесть победой.

– Ты так считаешь? – спросила она, глядя на него с отчаянием на хрупком лице. – Скажи честно, это так?

Он не мог лгать ей. И не мог лгать себе.

– После всего, что произошло, мы остались собой, – сказал он ей. – Есугэй назвал бы это победой.

Наконец, Илья улыбнулась, хотя в глазах ее стояли слезы.

– Да, – сказала она, не убирая руки. – Он бы назвал.

В верхнем иллюминаторе длинной дугой звезд протянулась сверкающая лента галактики.

С высоты наблюдательной башни «Копья Небес» были хорошо видны бесшумно скользящие потрепанные суда. Одни – несущие шрамы эфирного перехода – относились к эскортникам V Легиона. Другие – в лучшем состоянии и держащиеся на расстоянии – принадлежали Космическим Волкам.

– Думаешь, они позволят нам завершить поход без присмотра? – спросил застывший перед высоким окном Хан.

Стоявший рядом с примархом Джубал пожал плечами.

– Вряд ли. Волчий Король не сказал вам о своих намерениях?

– Я не спрашивал. Меня вполне устроило убраться с его корабля без поединка.

Джубал тихо рассмеялся.

– Но рано или поздно он отправится навстречу магистру войны.

Хан кивнул.

– Похоже на то.

– Какое расточительство. Он мог бы вернуться вместе с нами и усилить оборону.

– Да, но кто может уговорить Повелителя Фенриса? Он принял решение. – Хан вздохнул. – Для нас это ничего не изменит. Мы сдержали клятву.

Джубал взглянул на него.

– Не было времени спросить вас, Каган. Вы были в том месте – Темном Стекле. Что это такое?

Хан задумался. Возможно, только Есугэй по-настоящему понимал, и все же механизм, который увидел Джагатай в нижних шахтах, сказал ему о многом. Машина, наверняка была частью того же проекта, который отвлек его Отца от крестового похода, и со времен сделал бы весь арсенал империи – навигаторов, Легионы, варп-машины Механикума, даже самих примархов – устаревшим. Неудивительно, что он хранился в тайне. Этот секрет в значительной степени поспособствовал многим годам недоверия и подозрений.

Было понятно, что предательство случилось еще до Гора, Возможно, его плоды только сейчас стали очевидными.

– Это была неудача, – сказал Хан. – Тупик. Мы остались с тем, что видим – нашими войнами, клинками, мутантами. Нашими демонами.

Джубал со сдержанной улыбкой на лице вернулся к созерцанию звезд.

– Тем не менее, эта неудача открыла Путь Небес.

– Хватит об этом, – сказал Хан, устав от воспоминаний. – Он стал могилой для многих, кто должен был увидеть Дворец.

Примарх не сводил глаз со сверкающего пояса звезд. Где-то среди них, возможно даже различимый, находился Тронный мир. После стольких лет тяжких трудов он снова был в пределах досягаемости.

– Впереди ждут испытания, – сказал Джагатай. – Мы еще не столкнулись с самыми тяжелыми из них, а только отложили сведение счетов с моими братьями. Но сейчас, на какое-то время, я не буду думать об этом. Мы должны залечить наши раны и быть готовы снова взяться за клинки.

Джагатай позволил улыбке скривить ястребиный профиль.

– Мы сдержали клятву, Джубал, – сказал Каган. – Мы сражались, победили, и сейчас, наконец-то, направляемся домой.