Серебряные Черепа: Предзнаменования / Silver Skulls: Portents (роман)

Перевод в процессе: 7/22 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 7 частей из 22.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Серебряные Черепа: Предзнаменования / Silver Skulls: Portents (роман)
Автор	Сара Коквелл / Sarah Cawkwell
Переводчик	Luminor
Издательство	Black Library
Год издания	2014
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Глава 1 - Кровь королей

Лишь пятеро всё ещё оставались в живых.

Они примостились на высоком неровном краю древнего взрывного кратера, обратив взоры к забитому пылью комплексу, что притаился далеко внизу. Массивные здания, представлявшие собой видавшие виды остатки давно забытой исследовательской экспедиции, определённо знавали лучшие времена. Несколько надворных построек окружали большое центральное здание, ощетинившееся ржавыми мачтами и покрытыми грязью коммуникационными тарелками. Светильники, лениво проносившиеся по всему периметру комплекса, казались гораздо более свежим дополнением. Работой врага.

Остатков первоначально задействованного в операции отряда из десяти бойцов было явно недостаточно для разумной организации прямого штурма цели. Несмотря на случившееся, все они сохраняли высокую мотивацию, соответствующим образом адаптировались и отказывались признавать саму возможность поражения. С каждой новой утратой динамика внутри отряда менялась, бремя лидерства естественным образом и без каких-либо возражений перекладывалось с одной пары широких плеч на другую.

За годы, что бойцы провели в обществе друг друга, между ними сложились крепкие узы братства. Тем не менее, сейчас эти самые узы натянулись до предела. Испытывая себя так, как никогда прежде, каждый уцелевший воин выявлял доселе незамеченные прорехи в своих собственных доспехах высокомерия. Закрадывающиеся сомнения подвергались должной очистке посредством бормотания литаний или же нескольких слов товарищеской поддержки.

В конце концов, четверо из числа оставшихся в живых воинов знали друг друга очень близко, ведь их связывал воедино общий опыт. Они стали ближе, чем родные братья.

Что же до ещё одного…

Был ещё пятый – последний член команды, которого представили группе всего два дня назад. Несмотря на близость по возрасту, львиная доля обучения пятого прошла под началом совершенно иных наставников. Его в высшей степени грозный талант заслуживал огромного уважения. Никодим был псайкером, а его собратья по дару занимали почётное место в рядах ордена – в особенности те, кто становились советниками отделения или же роты.

Однако Никодим не был провидцем. Этот юный воин не умел прорицать нити судьбы, и не мог этого никогда. И всё же с самого начала миссии он продемонстрировал мужество и инициативность, которые выделялись среди его сверстников. Поначалу он отказывался от лидерства, но теперь оно выпало на его долю, хотел того Никодим или нет.

Лишённый святого дара благословенного предвидения, молодой воин был на пути к тому, чтобы стать прогностикаром – представителем боевой элиты Адептус Астартес ордена Серебряных Черепов. Но пока что он всё ещё оставался послушником, и его обучение ещё не завершилось. Он долгие годы внимал мудрости лучших умов своего ордена. Затем провёл необходимое время на погребальной луне Пакс Аргентий под опекой мрачных капелланов. Там ему внушили яростное рвение и страсть к битве, что сослужили ему добрую службу в последние пару дней.

Сорок восемь часов назад Никодим покинул десантный корабль и ступил на поверхность этого пустынного мира, заняв место в составе отделения из десяти бойцов. Он беспрекословно следовал всем приказам, а также продемонстрировал значительную твёрдость характера и упорство. Теперь же молодому псайкеру казалось, что командование стало его долгом.

Если эта новая ответственность и беспокоила либо нервировала его, эти чувства никак не отразились на силе голоса Никодима, когда он отдавал приказы остальным. Пятеро Серебряных Черепов располагались в укрытии – глубоком кратере, образовавшемся в результате стародавней орбитальной бомбардировки. Воздух был густым от пепла и застарелой грязи; их переход по равнинам этой планеты потревожил обломки, которые целую вечность оставались нетронутыми, и пылевой туман эха вечности мешал обзору. В километре к западу от них виднелись полуразрушенные развалины, некогда бывшие военной базой, но теперь ставшие домом для врага. Бойцам потребовались долгие часы осторожного продвижения, чтобы зайти так далеко, и на протяжении пути они понаделали немало ошибок в суждениях, потеряв братьев раньше времени.

Никодим изучал оставшихся воинов. За короткое время он узнал о них многое. Послушник хорошо осознавал их сильные и слабые стороны, знал, какие вещи помогают им должным образом реагировать, а какие – напротив, заставляют колебаться. Он наблюдал за каждым из них в бою, и они выполняли свои обязанности если не с успехом, то с удивительной свирепостью. Безусловно, Никодим гордился тем, что был одним из них, и всё же одной лишь гордости было недостаточно, чтобы обеспечить победу – пускай даже частичную – в этой миссии.

Бархатный полумрак планетарных сумерек сменился ночью, и яркие звёзды рассеялись по тёмному полотну почерневших небес этого мира. Растущая луна в фазе четверти низко нависала над поверхностью, а с юга катились набухшие облака. За несколько коротких мгновений они приглушили большую часть бледно-серебристого свечения, и теперь за их зловещими фигурами мерцал лишь призрачный серебряный контур.

Вокруг сооружения вспыхнули яркие люминесцентные лампы, а низкий отдалённый гул работающего на прометии генератора можно было не просто услышать, но и ощутить в ставшем неподвижным воздухе. На лице Никодима расцвела лёгкая кривая ухмылка, пока он быстро соображал.

- Осторожность, как говорится, превыше всего, братья мои. Мы не можем двигаться дальше без полного понимания того, с чем столкнулись, - сказал он. Блестящие бесстрастные глаза переводили взгляд с одного боевого брата на другого. – В ходе этой миссии мы слишком часто доверяли предположениям, и это дорого нам обошлось. Терис, возьмёшь Ачака, обойдите восточный край кратера и обеспечьте нам огневое прикрытие. Мотега, Нагуэль и я пойдём на запад и воспользуемся камнями, чтобы прикрыть наше приближение, - прежде, чем продолжить, он кратко обдумал свои следующие слова. – Мы попытаемся проникнуть на объект через внешние постройки. Но сначала давайте усложним им задачу.

Никодим провёл пальцами по шапке коротких тёмных волос и на мгновение закрыл глаза. Действуя с плавной лёгкостью, он потянулся к цели атаки своими психическими чувствами.

Как только послушник обнаружил то, что искал, его рот наполнился горьким привкусом прометия. Шаг за шагом образ генератора сформировался в его мыслях. Никодиму удалось воссоздать устройство в своём разуме с минимальными усилиями, шестерёнка за шестерёнкой. Когда таланты послушника впервые заметили, ещё до его отправки в прогностикатум, наставники ошибочно приняли психические способности манипулировать механизмами за рано проявившиеся умения одарённого технодесантника. Однако со временем стало очевидно, что из Никодима вышел бы откровенно ужасный служитель Омниссии. Он обладал способностью разрушать машины и механизмы силой одной лишь мысли. Приложив некоторые усилия, Никодим мог вывести из строя механические системы, и обладал природным даром нарушать хрупкий баланс машинных духов в стрелковом оружии.

Такой дар позволил ему снискать уважение со стороны собратьев, но тех, кто по-настоящему служил Омниссии, пронять было не так-то легко. Его способность – одна из многих – была для них подлинной анафемой. Впрочем, братья Механикус присутствовали не для того, чтобы нервничать из-за отдельно взятого воина, так что Никодим с лёгкостью сделал свой выбор. Будучи нацеленной соответствующим образом, его сила могла обезоружить ни о чём не подозревающего воина или же быть использованной в качестве исключительно эффективного средства отвлечения внимания, хотя концентрация воли довольно быстро истощала его.

Он позволил своему разуму свободно блуждать по сердцу машины, пока не нащупал верную комбинацию мыслей. Никодим мягко подтолкнул свой пытливый разум вперёд, в то время как его рука потянулась и сомкнулась вокруг чего-то невидимого. Затем он резко рванул назад. Низкий отдалённый гул на мгновение превратился в нестройный вой, а затем генератор закашлялся и умолк.

Огни по всей территории за кратером померкли и погасли. Глаза Никодима вновь открылись, и он удовлетворённо кивнул, жестом приказав своим товарищам занять позиции. Затем он снял с бедра болт-пистолет и проверил, заряжен ли тот и готов ли к бою. Боеприпасы у отряда не были бесконечными, и довольно много они уже израсходовали. Слишком много.

- Оцените уровень угрозы, - приказал он по воксу своему отряду. – Принимайте любые меры, необходимые для устранения противника, но не расходуйте впустую ни единого выстрела, братья. Удар должен быть точным; мы не можем позволить себе потерять даже один снаряд.

Его глаза встретились со взглядом Териса. Хотя между ними не было сказано ни слова, вспыльчивый Терис прекрасно сознавал, кому адресован этот конкретный приказ. Неудержимый в атаке, но медленно соображающий при планировании, Терис отличался харизмой, и Никодим до сих пор удивлялся, отчего тот не взял на себя командование отделением. Со временем он, возможно, узнает, что Терис – прирождённый лидер, но характер бойца сдерживался немалым смирением.

- Да, - послышалось согласное бормотание. Никодим резко кивнул и отдал приказ с уверенностью в тоне, которую определённо не чувствовал.

- Тогда мы готовы. Выдвигаемся.

Враг занимал позицию недостаточно долго, чтобы установить запасной источник питания; поскольку Серебряные Черепа приближались с двух различных направлений, территория оставалась тёмной. Случайные полосы света прорезались сквозь мрак, когда вражеские силы использовали фонарики на своём вооружении или факелы. Яркие круги от этих источников освещения танцевали на земле, и низкие голоса можно было услышать только на грани сознания.

- Никодим, мы насчитали восемь целей на этой стороне комплекса, - голос Териса мягко потрескивал в воксе, и Никодим кивнул, хотя и знал, что его собеседник не мог видеть этого жеста.

- Я насчитал здесь по меньшей мере двенадцать. Вооружены не хуже нашего.

- Сколько их пушек ты сможешь заклинить одновременно? – спросил расположившийся справа от Никодима Мотега.

Псайкер нахмурился.

- Одну, может, две, но не без труда, - ответил он. Недостаточно, чтобы уравнять шансы в нашу пользу. Нет, нам придётся действовать осторожно. Терис, есть ли какие-нибудь признаки основной цели?

- Ответ отрицательный.

Никодим тихо выругался и обдумал сложившуюся ситуацию. Основная цель их операции состояла в возвращении украденного артефакта – ценной реликвии ордена. Донесения разведки, которые скормили бойцам, привели их в этот далёкий мир. Серебряные Черепа не ожидали столь значительной концентрации вражеских сил, и каждого из бойцов преследовала одна и та же мысль. Шансы на успех в условиях столь непропорционального численного превосходства неприятеля крайне малы.

- Никодим? – снова прозвучал трескучий голос Териса. – Каковы приказы, брат?

Один лишь этот вопрос позволил молодому псайкеру оценить истинную тяжесть бремени командования. Сам факт того, что уцелевшие бойцы полагаются на него, ожидают от него распоряжений и верят, что он приведёт их к победе, внезапно лёг на его плечи тяжким грузом. Несколько секунд спустя Никодим осознал, что сомнениям в своих силах больше нет места в его разуме.

Первые звуки выстрелов прокатились эхом по рассыпающемуся комплексу, и Никодим вздрогнул. Он потянулся за своим болт-пистолетом и жестом приказал товарищам перебраться в укрытие.

- Терис, доложить обстановку! – рявкнул Никодим в вокс, но ответа не последовало. Молодой псайкер громко выругался и присоединился к Мотеге и Нагуэлю за остатками колонны.

- Стоит предположить, что вторая команда скомпрометирована, - сказал он. – По воксу от них ни слова, а звуки перестрелки не предвещают ничего хорошего. – Находясь за пределами комплекса, бойцы могли слышать звуки разгоревшегося боя. Раздавались громкие крики на разные голоса, приказы передавались от одного вражеского солдата к другому. Никодим кивнул, принимая решение.

- Мы воспользуемся их замешательством в собственных интересах, - отрезал он. – Это наша возможность. Мы должны нанести удар, сильный и быстрый. Забираем реликвию и уходим как можно быстрее. Мы не можем позволить себе столкнуться с врагом напрямую или же оказаться связанными боем. Двигайтесь ко входу, и ни за что не останавливайтесь, - махнул пистолетом Никодим.

В здании царил ещё больший мрак. Лишь слабейшие из лучей света сокрытой туманом луны просачивались сквозь разбитые световые люки, однако для обострённых чувств Никодима даже этого ничтожного освещения было вполне достаточно. Он осторожно двинулся вдоль внутренней стены, пока не добрался до поворота. Услышав приглушённые голоса впереди, послушник проверил магазин своего пистолета. Ему предстояло действовать, быстро и решительно.

Несмотря на то, что Никодим чувствовал себя спокойно, он проклинал звук своего дыхания. Для ушей псайкера звук казался излишне громким и резким, хотя он осознавал, что в действительности это не так. Он сделал ещё один глубокий успокаивающий вдох и снова прислушался к голосам. Три... нет, даже четыре отчётливых голоса впереди. Он мог бы довольно быстро справиться с этой угрозой, однако стрельба из болт-пистолета, вне всяких сомнений, привлечёт внимание. Проскользнуть мимо них незамеченным не представлялось возможным. Дымовая шашка отвлекла бы врагов на какое-то время, но ненадолго. Кроме того, несмотря на доверие со стороны своих братьев, в действительности он не знал, находится ли вообще реликвия в этом здании. И была ли она здесь хоть когда-нибудь.

Никодим закрыл глаза и обратился к ядру своей внутренней силы, которую развил во время обучения у лучших псайкеров ордена. Он потянулся глубоко внутрь себя и позволил ощущению полного спокойствия овладеть всеми своими эмоциями.

- Я сын Варсавии, - тихо прошептал он. – Победа будет за мной.

- Нет, - раздался голос аккурат позади него. – Не будет.

Прежде, чем Никодим успел повернуться, его враг нажал на спуск пистолета. Снаряд пронёсся через всю комнату, но молниеносная реакция Никодима позволила псайкеру отразить его. Практически мгновенно возник созданный рефлекторно кинетический барьер, который послушник научился создавать в самом начале своего психического обучения – это спасло ему жизнь, и выстрел неприятеля рассеялся по стене. Никодим направил своё собственное оружие на нападавшего и приготовился открыть ответный огонь. Внезапно нависшая над ним огромная фигура взорвала ослепляющую гранату в яркой вспышке белого света.

Дезориентированный на мгновение Никодим отшатнулся назад, в стену позади себя, и яростно выстрелил в ответ. Из направленного на него оружия прозвучал ответный грохот. Он почувствовал попадание снарядов в грудь и приложил руку к месту удара. Своим расплывчатым, проясняющимся лишь на мгновения зрением псайкер увидел, что рука окрасилась красным.

- Нет, - прошептал он, и ярость поднялась в его нутре. – Нет. Я не умру вот так!

Никодим мысленно устремился к пистолету в руках своего противника и был вознаграждён – правда, ненадолго – щёлканьем заклинившего оружия. Тем не менее, он в должной степени воспользовался моментом и произвёл несколько выстрелов в ту сторону, где, как ему казалось, стоял нападавший – однако единственным заметным результатом стрельбы стали отколовшиеся от стены осколки старого пластбетона. Нападавшего, в свою очередь, и след простыл.

Неожиданно шею Никодима сдавила могучая рука и потянула его наверх, медленно сдавливая дыхательное горло. Он отчаянно боролся, но никак не мог вырваться из железной хватки неприятеля.

- По-хорошему, ты должен был умереть ещё за пределами комплекса, новициат, - прорычал огромный воин, что схватил его. – Эта миссия провалилась с того самого момента, как ты заколебался, - он отпустил парня и позволил ему упасть на пол. Задыхающийся Никодим проглотил слова возражения.

- Сержант Макайя на связи, - сообщил космодесантник по воксу. – Тренировочный сценарий окончен. Миссия провалена. Всем собраться на брифинг. – Макайя окинул взглядом распростёртого на полу псайкера. – Вставай, мальчишка. Тебе придётся иметь дело с последствиями неверных решений.

- Так точно, сержант, - отозвался Никодим, медленно подымаясь на ноги. На лице послушника читалось разочарование, и он стыдился смотреть сержанту в глаза. Миссия провалилась, и всё из-за его неспособности руководить. По его, Никодима, вине десяти молодым парням предстоят дальнейшие испытания и проверки, чтобы оценить их пригодность для продвижения вперёд к трансцендентности – и чтобы им была оказана высшая честь пройти последние этапы обрядов вознесения.

Чувство вины за осознание этого было отнюдь не приятной наградой за практически три полных дня скрытого проникновения и боёв.

- Вы рождены воинами, - заметил Макайя, переводя взгляд с одного молодого человека на другого. Юноши, отправленные в этот далёкий тренировочный мир для последней миссии под наблюдением, в произвольном порядке сидели или стояли внутри комплекса, внимая словам сержанта. Всякий раз, когда их обнаруживали и «убивали» на разных этапах тренировочного задания, новициаты присоединялись к Макайе, чтобы пополнить ряды «врага». Смоделировано было немногое; оружие снаряжалось низкосортными твердотельными боеприпасами, которые могли покалечить, но лишь изредка становились причиной смерти. Кроме того, молодёжь поощряли к созданию собственных уз братства и действиям по своей инициативе вместо пребывания в рамках установленных параметров.

Макайя продолжал изучать каждого из парней. Все они отличались размерами и цветом кожи, общим был лишь возраст – около шестнадцати лет. Эта тактическая оценка была последней перед тем, как они будут признаны готовыми к обрядам вознесения – или же встретят иную судьбу. Те, кого Макайя признает достойными, вернутся на Варсавию и окажутся в руках апотекария Малуса, который займётся процедурой генетической имплантации.

На некотором расстоянии позади сержанта-инструктора стоял прогностикар Линос. Обычно тренировкой подобного уровня Макайя руководил лично, однако с учётом наличия в составе испытуемых Никодима присутствие опытного псайкера представлялось совершенно необходимым. Вне зависимости от самообладания или же упорства молодого воина, всегда существовала опасность высвобождения неопытным псайкером полного потенциала своей силы. Участие Линоса служило гарантией безопасности на случай, если Никодим утратит контроль. Но катастрофы так и не случилось. Во всяком случае, этим молодой псайкер мог гордиться.

- Все вы продемонстрировали свои навыки в ходе этой миссии, - продолжил Макайя. Голос его был сух и невыразителен, и если кто-то из юношей всерьёз надеялся на получение хоть какого-то ключа к разгадке их коллективной судьбы, сержант не стал давать им никакой лишней информации. – За вами наблюдали, и вас подвергли осуждению.

Никодим оставался неподвижным, его глаза были прикованы к одному особенно интересному камешку у его ног. Послушник беспокойно прикусил нижнюю губу. Весь отряд получит неудовлетворительные оценки из-за его провала в конце миссии. Его с позором отправят обратно на Варсавию. Если повезёт, предоставят ещё один шанс. Но в своей группе он был одним из старших. Ещё немного, и Никодим станет непригодным для какой бы то ни было генетической обработки. В конечном счёте он превратится в орденского серва, что в рядах Серебряных Черепов было равносильным возвращению домой с позором.

- Завтра мы вернёмся на Варсавию, - произнёс Макайя после затянувшегося молчания. Ни один из новициатов не проронил ни слова. Большинство из них выглядели уставшими, да и сам Никодим остро ощущал грызущую боль от голода. Каково же быть одним из Ангелов Императора и полностью освободиться от потребности в пище и отдыхе?

- Я побеседую с каждым из вас по очереди, прежде чем мы прибудем, и расскажу, что вас ждёт. Некоторые из вас незамедлительно отправятся к апотекарию Малусу. Другие же... нет.

Разыгралось ли у Никодима воображение, или же Макайя произнёс это в тот же момент, когда их взгляды встретились. Никодим сглотнул, и всё-таки высоко поднял голову. Что бы ни случилось, станет ли он воином, в чьих жилах струится кровь королей, или же скромным орденским сервом – он примет свою судьбу с прагматизмом и преданностью, которые демонстрировал всегда. Мучительные сомнения, однако, продолжали грызть его изнутри.

- Никодим, - сказал Макайя. – Начнём с тебя.

- Да, милорд, - ответил юноша дрогнувшим несмотря на все усилия голосом. Спустя несколько минут его судьба будет высечена в камне. Испытывая знакомое чувство странной смеси стыда за свою неудачу и гордости за усилия, он шагнул вперёд и склонил голову. Никодим сотворил знамение аквилы на груди и, не оглядываясь на своих товарищей, последовал за Макайей в недра ветхого здания, где всего несколькими часами ранее заложил основу для своего будущего.

От кого: инквизитор Каллис, Ордо Еретикус

+++

Уровень безопасности: Максима Фета

Нарушение уровня доступа считается актом предательства уровня Экстремис

Любое неавторизованное лицо, пытающееся просмотреть эти документы, будет строго наказано.

+++ Передача данных начата +++

Мысль дня: Я не стану задавать вопросы, на которые невозможно ответить. Таков путь души, стоящей на перекрёстке колебаний. Вы алчете мудрости, но достигаете лишь стагнации воли.

Тема: Миссия Альфа Сорок семь

Варсавия-Терциус (Варсавия) – пятая планета из семи в пределах одноимённой системы. Этот ледяной мир, вокруг которого вращаются пять лун, расположен на галактическом севере сегментума Обскурус. В полном соответствии с классификацией «миров смерти» Варсавия демонстрирует значительное разнообразие местной жизни, большая часть которой крайне враждебна. С учётом стихийного бедствия, в результате которого значительная часть планеты заперта в плену вечной мерзлоты, а орбита между двойными звёздами остаётся крайне неустойчивой – это самое настоящее чудо. Что ещё более неожиданно, местная ветвь человечества выживает точно так же, как это и подобает нашему виду.

Варсавия-Терциус, единственный обитаемый мир в системе, примечателен тремя вулканами, каждый из которых является активным. Проверка записей показывает, что на протяжении нескольких сотен стандартных терранских лет не было зарегистрировано ни единого извержения. Присутствуют три континентальных массива суши, однако лишь один из них способен поддерживать существование человека – этот континент делится примерно пополам внутренним морем. Южные земли населены практически исключительно племенами, которые ведут происхождение от первопоселенцев планеты. Остаётся загадкой, каким образом они выдержали серию извержений вулканов и последующее нарушение погодной системы мира. Как бы то ни было, эти племена процветают. По своей природе они считаются весьма примитивными, и вера в Бога-Императора внедрялась среди них постепенно – в одно племя за раз.

Большинство из них восприняли эти учения, и пускай они избегают возможности перебраться на цивилизованный север, южане, тем не менее, демонстрируют свою верность. Некоторые Адептус Астартес набраны из числа этих народов, и из них получаются стойкие воины.

Несколько изолированных племён по-прежнему сопротивляются усилиям наших миссионеров, однако со временем этот вопрос будет улажен. Аборигены Варсавии – выносливый народ, который обеспечивает превосходную вербовочную базу для Адептус Астартес, и наряду с этим способен стать основой для полка Астра Милитарум.

Крепость-монастырь ордена Серебряных Черепов располагается на крайнем севере континента, будучи врезанной в склон величайшего из пиков горного хребта. Серебряные жилы в этом регионе проходят прямо сквозь скалы – считается, что именно по этой причине Серебряные Черепа выбрали Варсавию в качестве своего нового домашнего мира, когда прискорбные события на Лирии (см. Приложение IV) вынудили их оставить свой первоначальный дом.

Что же касается самого ордена, в настоящее время Серебряных Черепов возглавляет лорд-командующий Аргентий, Двадцать седьмой этого имени. Считается, что действующий лорд Аргентий в прежние времена именовался капитаном Артреем и служил командиром Шестой роты, отличаясь выдающимся послужным списком. Это ещё предстоит проверить – что и будет сделано, когда следственная группа прибудет на планету.

Серебряные Черепа с честью проявляют себя на полях сражений и располагают значительными флотскими силами, что не раз доказывали свою мощь. Орден взял на себя ответственность за патрулирование ряда соседних звёздных систем и космических маршрутов, включая коварный Гильдарский Разлом.

Как известно, воины Серебряных Черепов обладают устойчивыми связями с рядом других орденов. Беседы с космодесантниками из числа этих воинств подтвердили информацию о свирепости Черепов на полях сражений, что является прекрасным примером воплощённой максимы Императора «и не познают они страха».

Тем не менее, несмотря на всю подтверждённую положительную информацию о Серебряных Черепах, одна вещь продолжает вызывать беспокойство. Вероятно, отчасти из-за своей племенной природы они продолжают крепко держаться за потенциально девиантные суеверия. Их библиариум устроен особым образом, не соответствующим рекомендациям Кодекса Астартес. Вместо этого Серебряные Черепа пользуются органом, известным как прогностикатум.

В его состав входят так называемые прогностикары, «предсказатели», а также горстка несущих службу ордену капелланов. Во главе прогностикатума стоит консультант и верховный советник магистра ордена Ваширо (ещё один надуманный титул). Ваширо и прогностикары отличаются от иных псайкеров своей способностью читать нити судьбы и предсказывать результат грядущих событий. Известно, что весь орден Серебряных Черепов в полном составе отказывался выходить на поле брани, когда прогностикар говорил о дурных предзнаменованиях.

Кроме того, ещё больше тревоги вызывают доказанные утверждения прогностикаров, будто бы эти видения посылает им никто иной, как Сам Всеблагой Бог-Император Человечества. С учётом всего вышеперечисленного, а также крайне неудовлетворительной свежей десятины генетического семени, я и мои оперативники были вызваны для расследования. Весьма удачно, что возникла не связанная с данным расследованием ситуация, которая предоставила мне прекрасную возможность для поездки на Варсавию.

Будьте уверены, мой господин, что основная цель настоящей миссии не будет забыта. Подтверждением тому моё слово, а также – как всегда, разумеется – мои узы верности.

Аве Император!

Инквизитор Л. Каллис

Ордо Еретикус

+++ Передача завершена +++

Глава 2 - Возвращение домой

Год спустя

Крепость-монастырь Серебряных Черепов, Варсавия

Дикий и захолустный мир, именуемый Варсавией, служил зримым свидетельством абсолютной решимости человеческого рода. Несмотря на суровые климатические условия, невзирая на бесчисленных хищников, бродивших по тундре и склонам гор, человечество каким-то образом сумело одержать здесь победу. Местные племена обитали повсюду, где могли прокормиться, а искусство выживания внушалось им с момента рождения.

На планете располагалось всего лишь три основных массива суши, хотя бесчисленные острова и архипелаги буквально усеивали местные океаны, которые большую часть варсавийского года оставались частично замёрзшими. Иногда температура повышалась настолько, что начиналось медленное таяние, однако оттепели никогда не длились долго. Суровый, зачастую жестокий ландшафт был лишь первым из испытаний, с которыми сталкивались воинственные племена, разбросанные среди покрытых льдом холмов и долин. Животные, что рыскали и охотились по соседству, отличались свирепостью и стремились выжить столь же отчаянно, как и люди, так что бесконечная битва за господство стала такой же неотъемлемой частью Варсавии, как и серебряные великаны, прибывшие сюда на борту корабля и провозгласившие её своим родным миром.

Из обсерватории на борту ударного крейсера «Серебряная стрела» Гилеас Ур’тен бесстрастно созерцал медленно вращающуюся бело-голубую планету, которая была его родиной. Тусклые двойные светила, едва ли обладавшие сколь-либо серьёзной силой, мало что сделали для того, чтобы принести солнечный свет в мир, на протяжении большей части солнечного года окутанный вечными сумерками. Поверхность была покрыта льдом и снегом, что придавало пейзажу однородный призрачно-белый цвет.

Однако раз в два варсавийских года, когда неустойчивая орбита мира проходила прямо меж двумя звёздами, происходил настоящий взрыв жизни. Лёд так и не мог растаять полностью, однако повсюду начинали течь неспешные, вялые реки. Освобождённые из своей холодной тюрьмы воды становились нерестилищем и источником жизненной силы для множества видов животных, обитавших на поверхности планеты и в глубинах её океанов. Этот цикл являлся самым настоящим чудом. Варсавия была суровым миром, и сомнений в этом не оставалось.

Впрочем, несмотря на свою суровость, именно эта планета стала вотчиной его ордена. Миром, который они избрали после разрушения Лирии много тысяч лет назад.

Варсавия была домом.

Поначалу сержанту Гилеасу Ур’тену не хотелось возвращаться на Варсавию. Однако распоряжение самого магистра ордена оставляло не так уж много свободы для манёвра при обсуждении этого вопроса, и за несколько недель путешествия он сумел как следует поразмыслить над полученным приказом.

Подумав об этом, он с удивлением обнаружил, что минули десятилетия с тех пор, как он в последний раз посещал крепость-монастырь. Чем ближе становилась планета, тем с большим нетерпением Гилеас ждал возвращения. Одна лишь мысль о том, что он будет читать литании в прекрасной часовне ордена, наполняла его сердце удовольствием.

Три дня назад Серебряные Черепа вышли из варпа и начали свой системный переход к Варсавии. Даже возвращающемуся домой кораблю следовало соблюсти все необходимые протоколы и формальности, сколь бы бесконечными те не казались. После первоначальной обиды Ур’тена на отзыв в стены крепости-монастыря его потребность оказаться в месте своего возрождения стала всепоглощающей. Таким образом, сержант пребывал в нехарактерном для него приподнятом настроении, пока «Громовой ястреб» нёс его и нескольких бойцов его роты сквозь ледяной туман последнего этапа пути.

Его роты. Она и в самой деле стала его, его собственной. Ур’тен принял временное командование после смерти капитана Мейорана, и Баст, Восьмой прогностикар, сообщил сержанту, что это решение было принято по общему согласию.

«Никто так не подходит для этой роли, как вы, сержант», - сказал он. Гилеас принял почести исполняющего обязанности капитана в привычной для себя стоической манере. Окончательный выбор в любом случае будет за Ваширо, и Ур’тен с радостью воспримет любое принятое решение. Сержант Гилеас Ур’тен был не из тех, кто бросает вызов судьбе… хотя некоторые могли предположить, что его собственная история опровергает это утверждение.

- Приятно вернуться домой, - пробормотал он, обращаясь к своим людям. После нескольких ворчливых ответов, большинство из которых также были утвердительными, в ухе сержанта раздался глубокий, низкий гул, который шипел и потрескивал от помех, и вдобавок казался звучащим откуда-то издалека. Гилеас настроил приём, и услышанное заставило его улыбнуться.

- Если бы тебя, Ур’тен, отправили сюда на годичный срок службы, ты бы не так рвался вернуться. Этот мир – пустошь. Куда ни плюнь, здесь нет ничего, кроме снега и льда.

Последовала очередная пауза, а затем голос затрещал снова.

- Хотя, сказать по совести, я вроде как видел однажды мокрый снег.

Слова звучали сурово и сухо, без малейшего намёка на сарказм. Это был голос воина, что повидал худшее в любой возможной ситуации. Его пессимизм давным-давно сослужил ему добрую службу; своего нынешнего положения он достиг крайне быстро. Голос принадлежал псайкеру, чья сила предвидения сильно ослабнет, если он хоть когда-нибудь увидит положительный исход для Серебряных Черепов. По счастью, деструктивные таланты воина повели его по иному пути, открытому пси-одарённым братьям Варсавии.

Голос принадлежал человеку, с которым Гилеас неоднократно бился плечом к плечу на полях сражений и которого считал своим другом. Известный своей целеустремлённой свирепостью оратор пользовался всеобщим уважением. Его способность собирать черепа слыла непревзойдённой, и никто никогда не приближался к его рекорду в 160 трофеев за одну битву. Он был эталоном, по которому остальные Серебряные Черепа оценивали свои победы, а его легенда – мерой, которой братья ордена мерили самих себя.

- Фрикс, - тепло произнёс Гилеас. – До чего же приятно услышать твой голос. Прошло слишком много времени с тех пор, как мы в последний раз встречались в этих священных залах, брат мой.

- Мне не нравится то, что я слышу в твоём тоне, хатири. Помяни мои слова, мальчик, я гарантирую, что это чёртово веселье скоро покинет тебя. Подозреваю, что твоё удовольствие не продлится дольше нескольких часов, особенно когда ты ляжешь на спину в тренировочных клетках.

Остальные космодесантники на борту «Громового ястреба» заметно наслаждались обменом колкостями. Ухмылка на лице Рубена, в частности, грозила разорвать его физиономию пополам. Гилеас и сам усмехнулся словам Фрикса.

- Ну и кто ж меня отправит туда, Фрикс? Уж не ты ли?

- До сих пор я поступал именно так, притом каждый раз, - последовал прямолинейный ответ. – Тебе ведь не хочется ещё разок испытать меня, сержант?

- В любое время, Фрикс. Ты ведь помнишь, что в этом моё основное предназначение?

Очередная долгая пауза. Прогностикар 1-й роты взвешивал свои слова, словно боеприпасы, распределяя их тщательно отмеренными порциями для достижения максимального эффекта. Когда его голос зазвучал снова, в нём присутствовал удивительный, неожиданно тёплый оттенок.

- Я тоже рад слышать твой голос, сержант Ур’тен. Скучал по твоему огню.

- Не собираешься сказать мне «добро пожаловать домой»?

- Нет.

Вокс отключился, и усмешка на лице Гилеаса сменилась тёплой улыбкой. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, прислушиваясь к грохоту и рёву двигателей «Громового ястреба», завершавшего снижение к посадочной площадке. Как вообще он мог испытывать чувство сопротивления при мысли о возвращении домой? Варсавия была местом его рождения и возрождения.

- Я дома, - сказал он.

- Результаты предварительных анализов показывают, что он пережил девять зим, - сказала офицер медицинской службы Джанира, худощавая женщина с волосами цвета полированной бронзы и покрытым преждевременными морщинами уставшим лицом. – Он немного недоедает, а его тело, похоже, стало домом для нескольких видов вшей, но не считая этого… - Она покачала головой. – Он выжил. Думаю, что это должно сказать вам всё, что следует знать о нём.

Ребёнок, о котором она говорила, мирно спал. Ему предоставили жёсткую койку, но вместо этого мальчик схватил одеяло и забился в угол. Он свернулся клубочком, словно один из крупных кошачьих, бродивших по залам крепости-монастыря, и заснул прямо там. В свою очередь, один из котов, чуть крупнее мальчика, но всё ещё ростом по колено космодесантнику, свернулся вокруг его спящего тела, словно страж.

Джанира передала планшет с необходимыми медицинскими данными о мальчике массивной фигуре, стоявшей напротив неё. Будучи действующим магистром караула, Андреас Кулл уже получил информацию о прибытии ребёнка, и теперь просто знакомился с отчётом. Рассказанная история заинтриговала Кулла, и он решил нанести гостю личный визит. Судя по всему, мальчик вскарабкался по восточному склону горы и появился – окровавленный и торжествующий – прямо во дворе крепости-монастыря, где сразу же занялся наведением суеты.

- Так значит, это правда – что он подошёл прямо к воротам и потребовал, чтобы его впустили? – В голосе Кулла прозвучали нотки весёлой теплоты. Ему и прежде рассказывали истории о решительных личностях, пробиравшихся по Серебряному Перевалу к вершине горы, но никогда ещё героем повествования не оказывался ребёнок.

- Верно, раз я здесь, господин. По крайней мере, нам показалось, что именно этого он и хочет. Всё дело в том, что мальчик говорит исключительно на диалекте своего племени, и я с трудом понимаю примерно одно слово из шести.

Кулл хмыкнул и посмотрел на спящего мальчика. Он был темноволос, а его кожа уже обветрилась от жизни, проведённой на открытом воздухе. Во сне он нёс в себе всю невинность юности. Кулл выглядел заинтригованным.

- И он не говорил о своём происхождении?

- Клеймо у основания его шеи свидетельствует о принадлежности к племени хатири, однако, если верить нашим записям, это племя всегда проживало далеко на юге. Он ребёнок. Ему не удалось бы пройти весь путь в одиночку. Возможно, мы имеем дело с кочевой сектой хатири, которая забрела далеко на север? Утром поговорю с ним ещё разок. Или, по крайней мере, попытаюсь.

- Я бы тоже с ним поговорил.

Джанира закусила губу, тщательно подбирая следующие слова.

- Ему бы следовало дать денёк-другой, чтобы прийти в себя. Не хочу показаться непочтительной, мой господин, но вы более чем способны напугать даже взрослых людей. Не берусь даже представить, каким вы должны казаться ребёнку, никогда не встречавшему Адептус Астартес. Стоит решать по одной проблеме за раз. В первую очередь ему нужны отдых и еда.

- И санитарная обработка тоже не помешает, - последовал ироничный ответ. – Очень хорошо, госпожа Джанира. Оставляю мальчика на ваше попечение.

Гилеас не помнил, как много лет назад он прибыл в крепость-монастырь. Годы войны и интенсивная гипнотерапия стёрли практически все его ранние воспоминания. И всё же теперь, когда он спустился с трапа «Громового ястреба», и с глубокой гордостью и честью взглянул на раскинувшиеся впереди врата, казалось, будто он никогда отсюда не уходил. Старые чувства в глубинах памяти пробуждались и грозили выплыть на поверхность. Гилеас обрадовался голосу Рубена, оторвавшему его от воспоминаний – некоторые из них были весьма нежелательными.

«Громовой ястреб» приземлился на восточной стороне горного склона – там располагалась естественная скальная расщелина, которую выдолбили и расширили для использования в качестве посадочной площадки. Способная вместить до трёх десантно-штурмовых кораблей одновременно, она по большей части использовалась для передачи грузов между крепостью-монастырём и более крупным космическим портом, располагавшимся на самой окраине северного полуострова.

- Как же давно это было, - пробормотал Рубен, когда его друг встал позади. – Приятно оказаться дома.

- Да, брат, как и мне.

Широкая арка, ведущая в крепость-монастырь, выглядела отнюдь не такой красивой и богатой украшенной, как та, что была вырублена в камне над главным входом, и всё же её сотворили и оформили с непревзойдённым мастерством, так что невозможно было сказать, где остановила своё творчество природа и где началось вмешательство человека. Расположенную в нише на склоне пика арку украшали возвышавшиеся с обеих сторон каменные черепа, обрамлявшие гордо раскинувшуюся в самом центре Имперскую Аквилу.

Проходя под аркой, космодесантники и сопровождавшая их молодёжь получили кратковременную передышку от пронизывающего ветра, который приветствовал их при выходе из корабля. В этом дворе сервиторы и слуги ордена занимались своими повседневными обязанностями. На верхнем уровне крепости-монастыря, в огромном дворе с куполом из бронестекла, располагалось целое человеческое поселение. Именно здесь жило большинство сервов ордена, некоторые из них вступали в брак и умирали тут же, так никогда и не увидев жизни за горой. Свои собственные жизни каждый из них возложил на алтарь верного и достойного служения Серебряным Черепам. Поговаривали, что сам лорд-командующий знал каждого серва по имени – хотя никто и никогда не проверял данное утверждение на практике.

- Я отведу рекрутов к Аттеллу, - сказал Рубен, кивнув в сторону нескольких юнцов, которых Черепа забрали с собой в ходе последней миссии. Гилеас протянул руку, удерживая брата на месте.

- Нет, - отрезал он. – Это моя обязанность. Отведи оставшихся бойцов нашей роты на уровни общежития и отправь их на техническое обслуживание. Я выясню, насколько долго продлится наше пребывание здесь, и дам знать, как только смогу.

- Так точно, мой капитан. - Гилеас нахмурился, услышав почётное обращение, а в глазах Рубена мелькнул озорной блеск. – Знаешь, тебе и правда пора начать привыкать к этому.

- Возможно. А теперь давай, иди уже.

Оба воина сжали друг другу предплечья и двинулись в разные стороны. Гилеас направился к мальчикам, которых они спасли от тёмных эльдар во время столкновений на Картане V. На обратном пути к Варсавии юнцы потратили немало времени на то, чтобы узнать, что же их ждёт по прибытии. Однако теперь, когда они оказались здесь, мальчишки узрели нечто куда большее, чем смели ожидать. Некоторые из них взирали на арку с явным чувством благоговения. Заметив приближающегося Гилеаса, большинство детей вытянулись во фрунт. Один или два, слишком очарованные тем, что видели вокруг не сделали этого – но, как только космодесантник заговорил, тут же подпрыгнули и заняли свободные места в строю.

- Слушайте меня внимательно. Каждый из вас удостоился большей чести, чем кто бы то ни было, - начал Гилеас, окидывая взглядом своих тёмно-синих глаз собравшихся юнцов. – Вы стоите здесь, около врат в своё будущее. Тысячи воителей и героев переступили порог крепости-монастыря Варсавии, и вам следует гордиться тем, какой чести вас удостоили.

Сержант подобрал слова на славу. Множество пар глаз ярко светились нескрываемым оптимизмом.

- Некоторые из вас возвысятся и пополнят ряды избранников Императора. Другие – нет. Но что бы с вами не случилось, все вы переродитесь в той или иной форме. Всё, что происходит здесь, в самом сердце Варсавии, делается во благо Императора.

Мальчишки завороженно смотрели на воина астартес снизу вверх. Гилеас ощутил лёгкое чувство дискомфорта. Чем скорее он передаст этих молодцов заботам Аттелла, тем лучше. Он никогда не чувствовал себя комфортно в окружении детей.

- Сейчас я отведу вас на нижние уровни, - продолжил Гилеас, прогоняя ненужные мысли из головы. – Там вас распределят по общежитиям и покажут, где вы будете учиться и тренироваться. Вы можете бродить, где вздумается, но предупреждаю сразу – никогда не выходите за пределы отведённых для вас мест. К вам отнесутся с определённой терпимостью, но если урок не будет усвоен быстро – вы вряд ли продвинетесь далеко в своём обучении.

Именно так он и поступил в свои юные годы – отправился на разведку в те места, где ему советовали не появляться из-за высочайшего риска. Воспоминания об этом оставались в числе немногих грёз юности, бывших столь же ясными, как звон колокольчика. Наряду с ними присутствовали воспоминания о стыде, который испытал Гилеас, когда его привели к наставнику и потребовали объясниться за свои действия. Разочарование Кулла оказалось куда более тяжким уроком, нежели любое из часто применяемых физических наказаний.

- Серебряные Черепа – древнее братство, - продолжил он, остро осознавая, что все мальчишки продолжают ловить каждое его слово. Очевидно, от него ждали чего-то ещё, чего-то большего. – Кое-кто считает наши методы архаичными. Но сам факт того, что наш орден остаётся прежним даже спустя тысячи лет существования, говорит сам за себя. В этот самый миг вы оставляете позади всё, чем были прежде, и становитесь тем, чем можете стать. Не страшитесь того, что вас ждёт, ибо вы избраны. Помните о чувстве гордости, которое дарует вам осознание этого факта. Держитесь за него и лелейте его, ибо вы обнаружите, что оно сослужит вам добрую службу в грядущих испытаниях. А теперь построиться, и следуйте за мной.

По выражению глаз новичков Гилеас мог с полной уверенностью сказать, что его слова дошли до них. Он развернулся, чтобы отвести их в залы – и в то же время чтобы спрятать свою улыбку.

Глава 3 - Отрицание

Капитан скаутов Аттелл представлял собой седовласый узел из крепких мускулов и невероятной угрюмости. Он был таким всё время, сколько себя помнил Гилеас – и, более чем вероятно, останется таким же вплоть до самой смерти.

В отличие от большинства капитанов Серебряных Черепов, Аттелл не татуировал своё лицо изящными племенными завитками или красивыми узорами. Не было у него и чего-то столь же устрашающего, как череп, который набил себе первый капитан Керелан. Вместо этого лицо мастера строевой подготовки представляло собой маску из красных и чёрных отметин. Одиночные штрихи, пересекавшиеся через равные промежутки, чтобы их подсчёт был максимально быстрым, представляли собой метки личных убийств. Каждая красная посвящалась одному из боевых братьев, рядом с которыми он бился и кого потерял.

Чёрных штрихов было куда больше, нежели красных.

В настоящий момент капитан Аттелл, одетый в простую тунику поверх военной униформы, занимался проверкой группы молодых скаутов на тренировочных уровнях. Он стоял в стороне, скрестив руки на массивной груди, наблюдая с внимательной непринуждённостью инструктора за каждым из них. Время от времени он выкрикивал команду или разражался руганью, так что Гилеас какое-то время хранил молчание. Много лет назад он узнал, что Аттелл говорит лишь тогда, когда сочтёт это необходимым.

– Так, ну и что тут у нас, – рыкнул капитан скаутов, переводя свои серые очи в сторону Гилеаса. – Странствующий дикарь возвращается домой, а?

– Капитан, – официально поприветствовал его Гилеас. – Лорд-командующий приказал мне вернуться на Варсавию, и я привёз вам свежую партию скаутов.

– Слыхал, – осклабился Аттелл. Он повернулся к своим подопечным и окликнул одного юношу, который тут же, со всей возможной поспешностью, подбежал. – Никодим, примешь командование до моего возвращения. Смотри у меня, не слишком-то привыкай к этому.

– Есть, капитан. – Мальчик грациозно склонил голову. Он бросил единственный любопытный взгляд на сержанта и вернулся к тренирующимся молодым воинам. Аттелл смотрел ему вслед, всё ещё со сложенными на груди руками.

– Некоторых тренировать проще, чем других, – озвучил он свои мысли. – Этот станет хорош, как только научится обуздывать своё высокомерие. Справится – и, скорее всего, сможет посоперничать в своём деле с самим Фриксом, – Аттелл махнул рукой в сторону остальных ребят. – Эта группа завершила необходимые обряды всего несколько недель назад. Жаль, в процессе потеряли троих. Хотя могло быть и хуже. – Несколько мгновений он продолжал наблюдать за Никодимом, после чего полностью сосредоточил своё внимание на Гилеасе.

Капитан скаутов смотрел на молодого воина с опытом человека, прекрасно знакомого со своим делом. Он с первого взгляда заметил свежие шрамы на его теле, а также изменения в позе Гилеаса и его поведении. В глазах космодесантника читался опыт, которого Аттелл не наблюдал во время их последней встречи. Инструктор нахмурился и с напускным равнодушием фыркнул.

– Вижу, теперь ты уже не такой красавчик, Ур’тен.

– А вот ты по-прежнему такой же кислый, как и плод кумари.

Ритуальный обмен любезностями завершился, лицо Аттелла расплылось в ухмылке, и он широко раскинул руки, чтобы схватить Гилеаса за плечи.

– Во имя Императора, как же я рад снова тебя видеть парень! Когда я услышал о Мейоране... – Услышав имя покойного командира, Гилеас на мгновение опустил глаза. – Я опасался худшего для Восьмой.

– Баст провёл нас до самого конца. – Ротный прогностикар оказался неоценимым в переходный период после гибели капитана. Именно Баст направлял Гилеаса, когда тот принял на себя обязанности командира, и именно Басту предстоит отчитываться перед Ваширо, даже теперь. – Было нелегко.

– Надеюсь, ты прав, – заметил Аттелл. – Трудность всегда была матерью упорства. Ты и твои воины прошли суровое, и всё же необходимое испытание. – Капитан задумчиво почесал свою бороду оттенка соли с перцем и махнул рукой, предлагая Гилеасу отправиться следом.

Оба бойца отличались высоким ростом, однако там, где Гилеас производил впечатление свитого из мышц массивного блока, Аттелл выглядел заметно более жилистым. Какое-то время собратья по ордену шли по тренировочным залам в товарищеском молчании. Вокруг них тренировались как скауты, так и полноценные боевые братья.

Серебряные Черепа всегда поощряли обучение Десятой вместе с куда более опытными бойцами других рот. Внутри тренировочных клеток и на небольших бойцовых аренах устраивались регулярные соревнования в силе и способностях. Серебряные Черепа неизменно рождались в племенах воинов – и даже после возвышения сохраняли в себе большую часть племенного духа. Конкурентоспособность открыто поощрялась, временами даже до крайности. Командиры ордена с давних пор считали, что она способствует стремлению к совершенству.

– Прими мои глубочайшие соболезнования в связи с утратой Мейорана, парень, – в нужный момент сказал Аттелл. – Я знаю, что он был дорог каждому из вас.

– Да, – ответил Гилеас. – Он был великим воином и прекрасным капитаном. Он был... моим другом. За эти годы я потерял слишком много наставников, не только своего ротного командира. И, Император свидетель, все эти годы я изо всех сил стремился отделаться от тебя.

– Я никогда и не был твоим наставником, – заметил Аттелл. – Просто человеком, который говорил тебе, что делать. В удачные для меня дни ты даже слушался. Ты всегда был на шаг впереди своего обучения, Ур’тен. Порой мне казалось, что ты никогда не смиришься со своей неспособностью понять всё. В конечном счёте, Кулл выбил из тебя эту привычку.

– Совершенно верно, – неловко улыбнулся Гилеас седовласому капитану. В детские годы хатири был драчливым, в подростковые – порывистым, и многие из этих качеств перенеслись и во взрослую жизнь. Более того, их поощряли, хотя он осознал это только задним числом. Андреас Кулл, опытный воин и человек, которого Гилеас полюбил, как родного отца, оказал на него стабилизирующее воздействие.

– Заканчивай с воспоминаниями, какими бы приятными они ни были. За прошедшие годы я повидал куда больше братьев, чем мне хотелось бы вспоминать. Не стоит задерживаться. Пока ты на Варсавии, не хочешь совершить паломничество на Пакс Аргентий?

– Если представится возможность, то само собой, – согласился Гилеас. – Пускай нам и не удалось вернуть тело капитана, мне бы очень хотелось оставить истории о его величии в Залах Памяти.

– Тогда, во имя памяти о нём, надеюсь, тебе представится такая возможность. А теперь – довольно меланхолии. Расскажи-ка мне о свежей крови.

Благодарный Аттеллу за искусную смену темы, Гилеас с готовностью представил свой доклад. Он подробно описал обстоятельства, при которых собрал юношей, в настоящий момент проходивших медицинское обследование в апотекарионе. Он перечислил всех, кто обладал лидерским потенциалом, и упомянул тех, кого, по его мнению, было труднее всего контролировать. Аттелл молча кивнул, мысленно впитывая каждое слово.

– Что же касается лидерского потенциала, у меня есть одна просьба, – плавно и без колебаний перешёл Аттелл к новой теме.

– Разумеется, капитан.

– Этот парень, Никодим. – Гилеас повернулся, чтобы проследить за взглядом собеседника. Молодой человек командовал своими товарищами-скаутами на учениях. На первый взгляд он явно был крепким и уверенным в своих силах, остальные беспрекословно выполняли каждую его команду. Гилеас внимательно изучил юношу, заметив что-то от аборигена южной Варсавии в его цвете кожи и осанке. У него были тёмно-коричневые волосы, явно сбритые во время процедур генетического усовершенствования, но всё равно отраставшие раз за разом. Юнец сражался с обнажённым торсом, а его кожа была обветренной и безволосой.

– Что с ним?

– Возможно, ты не откажешься немного потренироваться с ним, пока ты здесь? Парень такой же дикий и необузданный, каким был ты в его годы, – усмехнулся Аттелл. – Как будущий прогностикар, он ещё тысячу раз докажет свою состоятельность. Мне сказали, что у него большой потенциал, хотя сейчас его талант довольно-таки сыроват. Парень слишком сильно полагается на свои экстрасенсорные способности. Он нуждается в бережном наставлении и обучении тонким воинским искусствам. Пока что он сначала действует, и лишь затем обдумывает иные варианты. В этом, как я чувствую, он мог бы извлечь пользу из твоего опыта. Я бы даже сказал, твоего опыта и мудрости, хотя убежден, что последнюю ты обрёл исключительно своими силами.

– С радостью займусь этим, капитан.

Гилеас некоторое время наблюдал за тренировкой парнишки. Его движения были ловкими и грациозными, но в атаках присутствовала сила, производившая немалое впечатление. Как только его отправят на задание, Никодим преуспеет – вне всяких сомнений. В нём читалась уверенность, однако Гилеас на собственном примере знал, что одной лишь уверенности недостаточно.

– Возможно, тебе это даже понравится. И в процессе ты научишься парочке новых трюков.

Приятный разговор сержанта и инструктора был прерван внезапным появлением орденского серва, который вошёл в тренировочные залы и направился прямиком к ним.

– Сержант Ур’тен? Лорд-командующий запрашивает вашего присутствия как можно скорее, милорд. – Мужчина низко и почтительно поклонился.

Аттелл хлопнул Гилеаса по спине в неожиданном дружеском жесте. По-своему даже приятном.

– Иди и прояви себя, парень, – сказал он. – Докажи свою ценность. Уверен, что уже к концу дня ты будешь придумывать свою первую капитанскую татуировку, притом вполне заслуженную.

– Я бы не осмелился предполагать такое, – осторожно ответил Ур’тен. – Ещё увидимся, капитан.

– За пределами поля боя зови меня Аттеллом, парень.

Гилеас улыбнулся, и его острые резцы на мгновение блеснули. Признание сержанта-южанина в качестве равного, несмотря на отсутствие капитанских лавров на доспехах, было просто поразительным. Поразительным, но отнюдь не нежеланным.

Покидая тренировочные залы следом за орденским сервом, Гилеас всеми силами стремился отогнать мысль о том, что уверенность Аттелла в его предстоящем продвижении по службе окажется неверной.

Даже спустя годы после того, как ребёнок пополнил ряды ордена, Андреас Кулл так и не понял, что сподвигло его лично проверить мальчика на пригодность. Возможно, этот шаг попросту свидетельствовал об упрямстве капитана. Как бы там ни было, спустя три дня после прибытия неожиданного гостя Кулл сидел напротив ребёнка, который не сводил полный вызова угрюмый взор тёмных глаз с пришедшего поговорить гиганта.

В медицинском центре он общался только с помощью жестов и мимики. Для мальчика стало явным облегчением, когда Кулл перебрал несколько племенных диалектов и наконец-то отыскал тот, который понимали оба. Ввиду необходимости вербовки выходцев из множества племён все Серебряные Черепа познавали программу многоязычного общения в процессе гипнотерапии.

Как только контакт был установлен, мальчик начал говорить с поразительной быстротой, пока Кулл не рявкнул на него, велев заткнуться. Глаза ребёнка расширились от шока, и он замолчал.

– Хорошо. Ну что ж, давай-ка начнём с самого начала, парень. Как тебя зовут?

Мальчик на секунду помедлил, а затем покачал головой.

– Я ещё не застал свой день именования, – ответил он. – Я должен был пройти наречение при следующем повороте лун. Сейчас я ур’тен.

Кулл задумчиво почесал подбородок. В приблизительном переводе это слово означало «сирота». Племенной язык, на котором вели разговор оба собеседника, был весьма древним, но в нём присутствовало нечто музыкальное – возможно, в связи с ритмом и элегантностью звучания. Ребёнок казался намного старше своего возраста, что нашло отражение и в его глазах. Мальчик многое повидал – и, вероятно, познал немало лишений, но никогда не сдавался.

– Ур’тен? Можешь рассказать мне, что случилось с твоей семьёй? – осторожно задал вопрос Кулл, чувствуя, что ответ ему уже известен.

На лице ребёнка появилось выражение, в котором Кулл моментально распознал горе. Он решил не перебивать мальчика и позволить ему справиться со своими эмоциями так, как тот сочтёт нужным. Два маленьких кулачка, кое-где покрытых грязью, потёрлись о пару усталых глаз, пытаясь стереть слёзы.

– Они мертвы. Мои мама, папа и три сестры. Все мертвы.

– Как давно?

Ребёнок сосчитал на пальцах, а затем поднял обе руки, растопырив все десять пальцев разом. Он сердито уставился на Кулла, и космодесантник с лёгкостью прочёл его невысказанный вопрос.

– Десять, – мягко сказал Кулл.

– Десять восходов луны, – ответил мальчик. – Мы шли на север. Мой папа... он вёз меня сюда. Он сказал, что это было видение Широ, и что мне уготовано явиться к северным горам.

Широ. То есть провидец. Корень слова, давшего имя титулу Ваширо, «тот-кто-видит». Куллу уже доводилось слышать подобные истории. Все без исключения «провидцы» Варсавии, информацией о которых располагали Серебряные Черепа, были вовсе не псайкерами, а обычными мужчинами и женщинами с прекрасной интуицией, а также непревзойдённым пониманием человеческого естества. Остальная часть их искусства творилась с помощью различных травяных препаратов, когда курившихся, а когда и выпиваемых, но во всех случаях – достаточно сильных, чтобы вызвать видения у любого.

– Почему же твой Широ поведал тебе об этом?

– Ему было видение. Он рассказал папе о живущих на севере серебряных великанах, и что однажды меня должны привести сюда. Мы собрались все вместе.

Мальчик вновь замолчал, явно пытаясь сдержать своё горе. Хотя годы службы в значительной степени лишили Кулла способностей к сопереживанию, космодесантник, тем не менее, ощутил в душе всплеск эмоций. Мальчик заслуживал уважения. Он потерял всех своих родных, однако продолжал бороться до самого конца своего путешествия.

– Что произошло в пути? – Кулл подозревал, что знает ответ, но ждал, пока ребёнок справится с бушевавшими внутри чувствами. Тёмно-синие глаза поднялись, едва различимые под спутанными тёмными вихрами, и горе в них сменилось безудержной ненавистью.

– Ксайзы.

Это имя носило бешеное племя каннибалов, которое бродило по южным пустошам Варсавии и временами забредало на север. Известные своими регулярными нападениями на путешественников, ксайзы слыли грозными бойцами. Ни один из них никогда не становился рекрутом ордена. Ни один из них не обладал достаточным здравомыслием, чтобы привлечь внимание Адептус Астартес. Это были животные с пристрастием к человеческой плоти. В последнее время они проявляли всё большую и большую активность, так что Серебряные Черепа начали задумываться о проведении боевой операции, чтобы покончить с ними раз и навсегда.

Но Ваширо пообщался с Самим Императором, и Он, в свою очередь, открыл, что устранение угрозы со стороны ксайзов повлечёт за собой вмешательство в пути грядущего. Людоедов следовало предоставить самим себе. Со временем их популяция уменьшится, и равновесие восстановится.

– Как же ты ускользнул от них?

– Папа меня... закопал. Укрыл под снегом. Я не выходил до тех пор, пока не перестал что-либо слышать. Я остался один. – На мгновение сильнейшая ненависть отхлынула от глаз мальчика, сменившись безропотной усталостью, столь нехарактерной для такого юного создания. – И пришёл сюда. Других вариантов не оставалось. Мне больше некуда пойти.

– Да, – слегка улыбнулся Кулл. – Ты пришёл сюда, – он изучил лежавший перед ним инфопланшет, после чего взглянул на оборванного ребёнка, сидевшего напротив. – Скажи-ка мне вот что, мальчик. Ты пришёл сюда в одиночку, взобрался на склон смертельно опасной горы. Ты окружён предметами и людьми, о которых у тебя нет ни малейшего понятия. Ты не боишься? Считаешь себя храбрецом? По-твоему, ты выше подобных страхов?

Ответом на слова капитана стал пристальный взгляд тёмно-синих глаз, уверенность их обладателя лишь слегка пошатнулась. Он снова пожал одним плечом.

– Конечно, боюсь, – согласился малец. – Но мой папа сказал мне, что мужество – это не просто отсутствие страха. Он сказал, что смелость заключается в том, чтобы бояться – и в то же время делать то, что должен. Невзирая на страх.

После этих слов будущее мальчика было предопределено.

– Твой отец был воистину мудрым человеком, – изрёк Кулл, медленно кивая и сверяясь с инфопланшетом, после чего поставил его на пол. Затем космодесантник наклонился вперёд, поставив локти на колени. Его пальцы сплелись воедино, и он опёрся о них подбородком.

– Как его звали?

– Гилеас. Он был воином, лучшим воином нашего племени. Но он не сумел защитить нас от ксайзов. Они… их было слишком много.

Вызов, что присутствовал в глазах ребёнка, удержал Кулла от того, чтобы назвать его отца несостоятельным воином. Вместо этого Андреас что-то набрал на своём инфопланшете, после чего протянул огромную руку, чтобы возложить её мальчику на плечо.

– Тогда в память о твоём отце, чьи мудрые слова привели тебя к нам… и в честь традиций твоего племени, нарекаю тебя именем, которое ты будешь носить отныне и впредь. И зваться ты, мальчик, будешь Гилеасом.

С этого всё и началось.

Прежде ему никогда не доводилось бывать в личных покоях магистра ордена, так что Гилеас чувствовал себя явственно ошеломлённым тем фактом, что его пригласили туда именно сейчас. Он стоял в присутствии Аргентия всего несколько раз, и никогда прежде – перед тем, кто занимал эту должность сейчас. Впрочем, он был хорошо знаком с воином, который носил это звание. Они даже сражались вместе, на одном поле боя.

Трудно было не позволить одобрению мелькнуть на своём лице. Покои магистра ордена не были роскошно обставлены, но отличались спартанским удобством. Стол со сланцевой крышкой, задававший стиль всей комнате, был покрыт гроссбухами и томами тёмно-синего цвета с серебряными рунами. На стенах не было никаких украшений, и одна сторона огромной комнаты выходила на тренировочный двор. Отсюда магистр имел возможность наблюдать за своими боевыми братьями, проходившими суровую подготовку.

Пол украшал толстый ковёр из шкуры матёрого варсавийского зверя, и именно на нём Гилеас предстал перед человеком, с которым когда-то бился плечом к плечу. Благородный Аргентий расположился за рабочим столом. Во многом оба воителя, и сержант, и магистр, являли собой пример физической противоположности. Хотя в настоящий момент волосы первого среди всех Серебряных Черепов были острижены наголо, Гилеас знал, что лорд-командующий – блондин, чьи глаза отличались светло-голубым оттенком, в то время как у Гилеаса и глаза, и шевелюра были тёмными. Кожа Аргентия имела характерную бледность уроженца северных городов, а у рождённого на юге Гилеаса она была глубокого оливкового оттенка, обычного для его смуглолицых соплеменников. Аргентий держался с лёгким чувством превосходства, уверенный, что как только он начнёт говорить, люди будут внимать ему, и это действительно было так.

Благословлённый природной харизмой, позволившей ему стремительно подняться по служебной лестнице до самого верха, Аргентий пользовался огромным уважением и любовью ещё до того, как принял титул лорда-командующего. Космических десантников и другие силы Империума одинаково привлекали его непринуждённость и спокойное, властное присутствие. Казалось, что Аргентий никогда не приказывал тем, кто находился под его руководством. Казалось, будто он всего лишь направлял их к вернейшему решению.

Гилеас задался диким вопросом – а помнит ли его вообще лорд-командующий, и тут же выбранил себя за столь глупую мысль. Ответом на его сомнения стали приветственные слова Аргентия.

– Сержант, прошу тебя, расслабься. Выглядишь настолько напряжённым, что кажется, пошевели ты одним мускулом на лице – оно тут же рассыплется на части. Я ценю это чувство, брат, но прошу тебя – обойдёмся без церемоний. Только не со мной. – Улыбка магистра ордена лучилась теплотой и дружелюбием. – Мы провели достаточно времени в служении Богу-Императору как братья по оружию, чтобы не допустить самой возможности такой мелочи, как моё повышение, встать между нами, верно?

Гилеас даже не понял, насколько прямо он вытянулся. В глазах Аргентия мелькали искорки веселья, и младший по званию воин немного расслабился. Понимая, что успокаивать Гилеаса больше не придётся, Аргентий покачал головой, слегка улыбнулся – и перешёл к делу.

– Спасибо, что с такой готовностью откликнулся на мой призыв, сержант Ур’тен. Зачастую проходит много недель, прежде чем один из наших кораблей прибывает на Варсавию. Эльдары заняли тебя на более долгое время, чем предполагалось.

– Да, сэр. После того, как кап… после утраты капитана Мейорана мы разыскали и уничтожили столько эльдар в той системе, сколько смогли найти. У нас есть основания полагать, что они ещё долго туда не вернутся.

– И подобное наверняка доставляет удовольствие? – Аргентий отвернулся от Гилеаса и зашагал через этаж к балкону с видом на внутренние тренировочные залы.

– Не уверен, что понимаю вашу мысль, сэр.

– Месть, Гилеас – это блюдо, которое следует подавать холодным – по крайней мере, так говорят. Ты мог бы отступить после нападения эльдар. Собрать больше боеспособных сил. Но ты этого не сделал. Последовал совету Баста?

– Да, милорд. Но, говоря откровенно, послушался и своих инстинктов тоже. Так уж вышло, что наши мнения по этому поводу совпали.

– Как и должно. Не хотелось бы думать, что ты не чтишь мнения вашего прогностикара. Где бы был наш орден, откажись мы от самой священной нашей традиции? – В голосе магистра ордена звучала лёгкая горечь, намекая на скрытое напряжение, с которым Гилеасу не хотелось сталкиваться.

Аргентий отвернулся от балкона и вернулся обратно в свои покои.

– Я уже ознакомился с манифестом «Серебряной стрелы». Вам удалось вывезти значительное количество новобранцев. Отличная работа, в который раз. И всё же ты вернулся ко мне, упустив кое-что жизненно важное.

– Так точно, сэр. Тело капитана Мейорана оказалось утрачено во время боя с эльдар. Одно из устройств ксеносов разорвало его на части, не осталось даже обломков брони. Я намерен лично совершить паломничество на Пакс Аргентий и прочесть в его честь Катехизис Памяти, как только представится такая возможность.

– Ты отлично справился с событиями последних недель, брат мой, – сказал магистр ордена, чей тон стал более мягким и абсолютно неформальным. – Тебе было нелегко принять вынужденное командование Восьмой ротой.

– Я наслаждался этим вызовом, сэр.

– Конечно, Гилеас, меньшего я от тебя и не ожидал. Уверяю, что со временем тебе за это воздастся. – Аргентий поднял взгляд, когда в дверном проёме показалась ещё одна фигура. – Ваширо! Спасибо, что пришёл.

Гилеас молниеносно опустился на колени. Каждый боевой брат Серебряных Черепов почитал своего верховного прогностикара с яростной преданностью и глубоким, непреложным уважением. Проходя мимо Гилеаса, старый псайкер возложил длань на голову сержанта.

– Твоя почтительность оценена по достоинству, юноша, – произнёс он. – Будь добр, вставай.

– Мой господин, – молвил Гилеас, поднимаясь на ноги, его голос срывался от благоговения. Стоять в присутствии столь августейшего общества, как два старших командира ордена, доводилось немногим. Сержант осмелился взглянуть на верховного прогностикара. Лицо мужчины скрывалось за множеством татуировок, выцветших и ставших неразборчивыми под воздействием прожитых лет. Он занимал своё положение столько, сколько себя помнил Гилеас, и всё же не сильно изменился с тех пор.

Облачённый в мягкие струящиеся одежды серо-стальных оттенков, Ваширо был столь же велик, как и оба стоявших рядом воина. Не уступал он им и в ширине плеч, каждый дюйм его тела являл собой демонстрацию истинной мощи воина Адептус Астартес. Однако в первую очередь он всё-таки оставался прогностикаром. Да, Ваширо по-прежнему выходил на поле брани, когда долг требовал его присутствия, и сражался вместе с остальными прогностикарами. Гилеасу не довелось повстречаться с ним на войне, однако историй о нём рассказывали великое множество. В них Ваширо представал как воин-призрак, который бесшумно перемещался по полям сражений и собирал черепа для ордена десятками тысяч.

– Гилеас Ур’тен, иметь с тобой дело было непросто, – изрёк Ваширо. Лёгкая улыбка на его губах сгладила любой оттенок суровости, который мог подразумеваться. – Я провёл много долгих часов, общаясь с Императором относительно твоего будущего.

Он подошёл ближе к Гилеасу и задумчиво посмотрел в тёмно-синие глаза сержанта.

– Я не считаю эти слова оскорблением, Гилеас, но выслушай меня. Я всегда чувствовал, что ты сложный мальчик. Возраст и опыт, похоже, не лишили тебя этой чести. – Глаза Ваширо сузились, и следующие слова прозвучали как удар кнута. – Скрывай свои мысли более тщательно. Их под силу прочесть и ребёнку.

Поражённый внезапным выговором, сержант понял, что чувствует лёгкое покалывание, которым всегда сопровождалось воздействие психических сил. Аргентий наблюдал за происходящим, но хранил молчание. В соответствии с его постановлением, именно принявший решение Ваширо был должен сообщить Гилеасу определённые вести.

– Ты проделал безупречную работу, возглавив Восьмую роту после её трагической утраты, – продолжил прогностикар. – Магистр ордена и многие другие высоко оценили тебя. Сам Керелан принял участие в обсуждениях.

– В настоящее время Талриктуг находится здесь, на Варсавии, – заметил Аргентий. Гилеас с трудом перевёл взгляд с псайкера на магистра ордена.

Губы Ваширо слегка дёрнулись, когда он уловил поверхностную мысль, промелькнувшую в голове Гилеаса, едва тот услышал эту новость. Первая рота, непревзойдённые чемпионы, под командованием первого капитана Керелана. Было бы честью провести время, поучившись у них, и это ненадолго подняло Гилеасу настроение.

– Итак, многие высказались за то, чтобы тебе вручили постоянное командование Восьмой ротой. Твои боевые рекорды говорят сами за себя. В тебе есть верность, и ты достоин этой чести, – покрытое чернилами лицо Ваширо нахмурилось, – но ты по-прежнему вспыльчив и порывист. Твоя ярость подобна дикому зверю, которого сажают на цепь и держат под контролем – но он всё ещё рядом, испытывает звенья цепи на прочность, и остаётся опасным как для твоих братьев, так и для тебя самого. Не таков путь Серебряных Черепов. Тебе ещё предстоит обучиться ему, Гилеас.

Аргентий внимательно наблюдал за воином, оценивая его реакцию на высказанные слова. Ваширо медленно кивнул, в очередной раз забирая мысли из головы Гилеаса – словно он сам их записал.

– Разумеется, ты мыслишь правильно. Пока что мы не даём тебе звания капитана Восьмой.

Если Гилеас и почувствовал удивление или разочарование, он не подал виду, а вместо этого понимающе кивнул.

– Разрешите уточнить, – произнёс он ровным и спокойным голосом. – Кому в таком случае я буду подчиняться?

– Сержант Кайер получил запрос о возвращении на Варсавию, – отозвался Аргентий. – Седьмая рота развёрнута в качестве сил дополнительной поддержки в системе Гериос. Ему будет предоставлена должность капитана с незамедлительным вступлением в силу командных полномочий сразу же после возвращения. Но у меня есть к тебе одна личная просьба особого характера.

– Милорд? – похоже, что сегодня его ожидает немало персональных просьб об одолжении, что заставило Гилеаса удивиться во второй раз.

– Прошло так много времени… с тех пор, как воины Восьмой роты заступали на пост защитников крепости-монастыря в последний раз. Я счёл бы за честь, притом немалую, если бы ты на какое-то время удержал здесь нескольких боевых братьев и выполнил сей долг.

Гилеас едва сдержал насмешливое фырканье, что грозило вырваться наружу. Охрана крепости считалась честью, о которой магистр ордена время от времени «просил» ту или иную роту. Впрочем, «честь» была отнюдь не тем словом, которое нижние чины использовали для описания своего дозора. Срок службы обычно составлял полный варсавийский год, на протяжении которого воины даже не покидали планету – за исключением тех случаев, когда этого требовали почётные обязательства. Гилеас не проводил значительного времени на Варсавии уже более восьмидесяти лет.

Странно, подумал сержант. До чего же страстно он жаждал вернуться в её холодные объятья ещё сегодня утром. Теперь же застрять на Варсавии предстояло куда дольше, чем Гилеас того ожидал.

– У твоих людей будет масса возможностей тренироваться вместе с Талриктугом, – заметил Аргентий, но по выражению глаз Гилеаса лорд-командующий мог сказать, что даже мысль об обучении вместе с элитой орденской Первой роты была неважной заменой возвращению к активной службе. – И я уверен, что Аттелл оценил бы твою проницательность в деле воспитания новичков.

– Как прикажет мой господин, так и будет.

– Такова воля Императора, Гилеас. – Голос Ваширо прозвучал с необычными нотками извинения. – Так и должно быть.

– Разумеется, милорд. – Гилеас внимательно посмотрел на Ваширо. – Я никогда не посмел бы подвергать сомнению волю Императора. Надеюсь, вы оба знаете обо мне хотя бы это.

– Так и должно быть, всё верно. Но я чувствую, что так будет только на данный момент, – добавил Аргентий. – Твоё время придёт, брат. Я убеждён в этом.

– Да, сэр.

Остальная часть разговора была посвящена тонкостям логистики, и Гилеас был более чем счастлив погрузиться в обсуждение расписания тренировок и круга обязанностей на то время, что он и его собратья по роте проведут на родной планете ордена. Но разочарование всё-таки оставалось. Оно читалось в его позе, развороте плеч и поминутной рассеянности в выражении лица.

Лорд-командующий и верховный прогностикар видели его разочарование, но не могли подобрать слов, чтобы смягчить его.

В конце концов, такова была воля Императора.

= Приоритетная передача =

От кого: инквизитор Каллис, Ордо Еретикус

+++

Уровень безопасности: Максима Фета

Нарушение уровня доступа считается актом предательства уровня Экстремис

Любое неавторизованное лицо, пытающееся просмотреть эти документы, будет строго наказано.

+++ Передача данных начата +++

Мысль дня: Оружие не заменит рвения.

Тема: Миссия Альфа Сорок семь

Мой господин, надеюсь, что это послание застанет Вас в добром здравии, и что бремя последних событий не слишком сильно тяготит Вас. Отправляю Вам это астропатическое послание, дабы Вы могли убедиться, что Ваша воля исполнена.

Мой недавний визит в генетические хранилища Терры не предоставил окончательных результатов, хотя мне довелось пройти через долгие обсуждения данного вопроса с представителями Адептус Биологис. Меня заверили в незамедлительном проведении внутреннего расследования, чьи результаты станут доступными в должный час. По счастью, в этом вопросе беспринципность не афишируется, в особенности если возникает нужда собрать как можно больше точных фактов.

На данный момент всё моё время занимают дела в сегментуме Ультима, но я заранее спланировала возможность навестить наших общих друзей в течение одного терранского года. Я продолжаю работать над получением как можно большего числа достойных доверия документов, посвящённых истории их организации и родного мира, а также конкретным людям, которые могут представлять для нас интерес в будущем.

Должна подчеркнуть, что предварительные проверки выявили немало положительных качеств в наших подопечных. Те, кто работал или сражался с ними плечом к плечу, не склонны отзываться о них пренебрежительно, хотя все без исключения данные, что я собрала к настоящему моменту, пронизаны нитями суеверий.

Я обобщу всё, что у меня есть, и передам Вам информацию соответствующим образом. Можете быть уверены, что я продолжу свои расследования по этому вопросу.

Если – и, разумеется, когда – позволит время, мы организуем более официальный процесс сбора информации.

Моя осмотрительность гарантирована, как и моя верность. Свяжусь с Вами вновь в ближайшее время.

Аве Император!

Инквизитор Л. Каллис

Ордо Еретикус

+++ Передача завершена +++

Глава 4 - Воля Императора

Вернуться обратно к своему отделению после полученных новостей было нелегко, но в конечном счёте, как только Гилеаса выпустили из кабинета магистра ордена, именно к своим боевым товарищем он и решил направиться. Первым он нашёл Рубена, уединившегося в оружейной. Старейший из друзей Гилеаса полностью освободился от доспехов и приступил к их ремонту. Вмятины тщательно исправлялись ударами молотка, Рубен обращался с каждым фрагментом серовато-стальной брони с любовью, вниманием и полной сосредоточенностью.

Пускай другие ордены оставляют чистку и ремонт священной боевой брони своим слугам. Глубоко суеверные Серебряные Черепа считали подобное дурным знаком, чересчур оскорбительным для машинных духов. Впрочем, своё место в этом процессе орденские сервы всё-таки имели – им поручалась забота о тех доспехах, что в настоящий момент не использовались. После того, как воины кропотливо выправляли каждую вмятину и с любовью отполировывали каждый дюйм керамитовых пластин, сервы должны были проводить регулярные тесты и проверки, дабы убедиться в полной боеготовности брони.

Другие братья из Восьмой также занимались своими доспехами внутри оружейной. Некоторые могли быть где-то ещё, ремонтируя оружие или прыжковые ранцы. Другие, вероятно, уже развлекались в тренировочных клетках, и Гилеас ни на секунду не сомневался, что большинство из них – если не все до единого – уже побывали в часовне. Ему, в свою очередь, ещё только предстояло выполнить эту часть своих обязанностей. Большая часть бойцов поприветствовала сержанта, когда он вошёл.

Рубен даже не поднял головы, и Гилеас на миг ощутил облегчение. Если брат не заметит сержанта, у него будет немного времени, чтобы собраться с мыслями, прежде чем последуют неизбежные вопросы. Он прошёл мимо своего собрата по оружию и направился к сервиторам оружейной. Гилеас отдал им несколько кратких распоряжений и подождал, пока те выполнят его просьбу. Четверо киборгов незамедлительно подошли к нему и отсоединили затворы, скреплявшие броню.

В связи с непрекращающимися боями и необходимостью предстать перед магистром ордена в полном боевом облачении Гилеас не освобождался от своей металлической клетки должным образом в течение многих недель. В лучшем случае он располагал возможностью снять наручи и наплечники, однако необходимость всегда оставаться в полной боевой готовности была абсолютной. Когда с его тела сняли первую тяжёлую керамитовую пластину, он ощутил небывалую лёгкость.

Действуя с крайней осторожностью, сервиторы постепенно освободили Гилеаса от брони и установили её на стоявшую сбоку стойку. Некоторые другие ордены, насколько слышал Гилеас, использовали ремесленников для обслуживания своего боевого снаряжения. Серебряные Черепа воспринимали нормальной подобную практику в отношении оружия и прыжковых ранцев, однако для каждого из воителей Варсавии его броня была чем-то личным. Каждый комплект снаряжения передавался по наследству, и выказывать ему что-то меньшее, чем величайшее почтение, считалось проявлением крайнего неуважения.

Наконец, оставив на себе один лишь чёрный комбинезон, служивший прокладкой между кожей и доспехами, сержант размял плечи. Один из сервов ордена поспешно принёс простой серый стихарь, который Гилеас тут же натянул через голову. Эта роба была сработана из грубой ткани, от которой ужасно чесалась бы кожа, если бы сержант предусмотрительно не оставил на теле комбинезон. Освободившись от доспехов, сержант почувствовал облегчение.

Гилеас занял место на скамейке напротив Рубена, решив заняться одним из своих набедренников. Он повертел его в руках, осматривая деталь брони на предмет наличия мельчайших вмятин или царапин, способных ослабить структурную целостность – или же крошечных зазубрин на керамите, которые могли испортить его совершенство.

– Итак?

Свой вопрос Рубен задал, даже не поднимая глаз. В руках он держал одну из деталей нагрудника, и мягкая ткань, которой астартес протирал поверхность аккуратными круговыми движениями, замерла.

– Итак, – свой ответ Гилеас постарался произнести тщательно подобранным и совершенно нейтральным тоном, – похоже, что в ближайшее время вам не избавиться от меня в качестве командира своего отделения.

– Понятно.

Гилеас достаточно хорошо знал Рубена, чтобы распознать первые признаки гнева в голосе собрата по оружию. Он покачал головой, внимательно разглядывая поножи. Потребуется серьёзная перекраска, подумал он. Сержант достаточно хорошо знал Рубена, чтобы знать, каким образом тот будет справляться со своим перепадом настроения.

– Если не ты, то кто же?

– Кайер.

– Кайер? Тот самый, из Седьмой роты? Да он же просто мальчишка! – Непреднамеренный юмор, скрытый в словах Рубена, кое-как сдерживал его гнев, и Гилеас позволил себе усмехнуться.

– Капитан Кайер как минимум на полвека старше нас с тобой, Рубен.

Боевой брат фыркнул и отложил детали доспеха в сторону, после чего поднял голову и уставился на Гилеаса.

– Они хоть объяснили это оскорбление?

– Следи за своим тоном, Рубен. Приказ исходит непосредственно от Ваширо, и я бы не стал ставить под сомнение его мудрость в подобных вопросах.

– От Ваширо? – Раздражение Рубена не исчезло, когда он услышал эту информацию.

– Такова воля Императора. – Гилеас наконец-то встретился с гневным взором товарища. Глаза сержанта оставались ясными и спокойными, взгляды обоих на какое-то время оставались прикованными друг к другу. Рубен отвёл взор первым, но не раньше, чем Гилеас успел заметить горечь, овладевшую мыслями его боевого брата.

– Но всё же Кайер, – безо всякого веселья рассмеялся Рубен. – Я много раз сражался рядом с ним. Он...

– Выбирай выражения, Рубен. Пускай я и не капитан роты, но всё ещё остаюсь твоим сержантом и командиром.

Рубен слегка ухмыльнулся, но ухмылка моментально стёрлась с его лица, как только он понял – Гилеас говорит серьёзно.

– Я собирался сказать, что он прекрасный воин. Но он – не ты, Гилеас. Его сердце не бьётся в унисон с ритмом Восьмой роты.

– Всё дело в проклятии моего рождения, Рубен. Все вы прекрасно знали об этом задолго до того, как я принял временное командование Восьмой. Ни один уроженец юга, возвысившись в рядах воинов Серебряных Черепов, не поднимался выше сержанта. Не было ни знаков, ни покровительства кого-то из вышестоящих, способных намекнуть хотя бы на малейшую вероятность того, что я чем-то отличаюсь от других, – Гилеас пожал массивными плечами. – Так тому и быть.

– Каждый воин в нашей роте предполагал, что честь командования достанется тебе. Им это не понравится.

– Все они сыны Варсавии, – возразил Гилеас, отложив в сторону набедренники и взяв в руки латную перчатку. – Ваширо сказал своё слово. Я принял его. Вам следует поступить так же.

– Принял, Гилеас? Что, в самом деле?

Двое космодесантников долго буравили друг друга взглядом. На протяжении большей части столетней службы они были друзьями и сражались плечом к плечу практически во всех кампаниях, которые их орден вёл за эти годы. Оба хорошо знали друг друга. Выражение лица Гилеаса сменилось на слегка сардоническую, ироничную ухмылку.

– Магистр ордена отдал мне и другие распоряжения, но сейчас не время обсуждать их. Настал час подготовиться к нашим обязанностям, следовательно – довольно пустого зубоскальства, брат. Займись-ка давай своим доспехом.

– Это приказ? – В словах Рубена присутствовал вызов, но Гилеас проигнорировал его, погрузившись в задумчивое молчание.

Рубен покачал головой и вернулся к полировке брони.

Возможно, дело было в самом факте возвращения в родные пенаты, а может, и в чём-то совершенно ином, но Гилеас принял решение по максимуму воспользоваться доступной возможностью побаловать своё тело роскошью истинного сна. Лечь и закрыть глаза, позволяя сну прийти естественным образом, во время походов удавалось нечасто, так что Гилеасу потребовалось некоторое время, чтобы расслабиться и погрузиться в грёзы.

Он очнулся несколько часов спустя. Оба сердца колотились в бешеном ритме, а рука привычно потянулась к оружию на боку – разумеется, его там не оказалось. Сержант сел, свесив ноги с узкой кровати, расположенной с одной стороны причитающейся ему по званию маленькой комнаты – его собственной, какой бы скромной она ни казалась. Его отделение жило в нескольких комнатах дальше, и Гилеас осознал, насколько сильно скучает по их лёгкому подтруниванию и товарищеским узам.

Потирая ладонями глаза, он глубоко вздохнул и позволил сну рассеяться. Тело космического десантника буквально пело от выброса адреналина, который автоматически активизировался в те моменты, когда разум ожидал нападения – учитывая то, что всё вокруг было в полном порядке, Гилеас позволил эффекту потихоньку уменьшиться. Дыхание сержанта замедлилось, и к нему вновь вернулось спокойствие. Он не ожидал такого прекрасного сна после настолько долгого времени без отдыха.

В углу сержантских покоев всё ещё горел непогашенный люминесцентный шар, от которого исходило нежное свечение, отбрасывающее мерцающие тени на каменные стены. Его свет упал на тщательно отполированный цепное полотно Затмения – цепного меча-реликвии, подаренного Гилеасу умирающим капитаном несколько лет тому назад. Оружие стало для него источником гордости и немалой радости, хотя он прекрасно понимал, что многие в ордене убеждены – подобная реликвия не по чину скромному сержанту, да ещё и хатири вдобавок. Тем не менее, завещанное оружие, что умирающий вверял другому в момент смерти, никогда не становилось поводом для раздоров.

Он всегда поддерживал Затмение в надлежащем состоянии, с чувством чести и ответственности, которое приносило владение столь заветным оружием, и даже теперь оно сияло столь же ярко, как и в тот день, когда было вручено давным-давно умершему лорду-командующему сотни лет назад. Взгляд Гилеаса надолго задержался на нём, пока в голове его мелькали картины, вызванные близостью цепного меча. Большинство из них были воспоминаниями о славе – мимолётным и ускользающим эхом выигранных сражений. Жизни бесчисленных врагов и предателей оборвал укус страшных зубов Затмения. Воспоминания об этом помогли Гилеасу унять беспокойные мысли.

В пределах как отдельно взятой кельи, так и крепости-монастыря в целом отличить день от ночи не представлялось возможным. На уровне сервов для имитации хода времени использовались люмен-полосы, однако ниже, во владениях Адептус Астартес, в подобных мерах не было необходимости.

Поднявшись с кровати, Гилеас натянул светло-коричневую униформу, которую предпочитал носить в те моменты, когда оставался без брони, и надел через голову гербовую накидку, перевязав её на талии. Вышитая серебряной нитью эмблема блестела в слабом, угасающем свете люмен-шара. Перейдя на другую сторону комнаты, сержант снял со стены Затмение. Как только цепной меч оказался в его руках, Гилеасу стало заметно комфортнее. Знакомые вес и баланс были тем, что он приветствовал в любой ситуации, и пускай у сержанта не было ни малейшей нужды находиться в орденской обители с оружием в руках, c цепным мечом он чувствовал себя куда лучше.

Гилеас сунул Затмение в свисавшие с пояса ножны. Обычно он предпочитал носить цепной меч за спиной – разумеется, когда был в полной броне – однако в данном случае так было куда удобнее. С некоторой неохотой он отбросил мысли о сне и направился прямиком к тренировочным клеткам. По крайней мере, там его мысли будут заняты делом.

В коридорах крепости-монастыря суетились сервиторы – лишённые эмоций автоматоны, которые беспрерывно бормотали, выполняя запрограммированные задачи. Гилеас прошёл мимо, не удостоив их даже взглядом, но всё же постарался поприветствовать каждого из трэллов, с которыми столкнулся по пути вниз. Так глубоко внутри крепости-монастыря последние встречались крайне редко; пространство, которое занимали космические десантники, считалось священным, и даже неофитам нельзя было находиться здесь без соответствующего разрешения.

Тишина на учебных уровнях слыла чем-то из разряда невероятного, и когда сержант прошёл сквозь широкую арку, украшенную искусно вырезанными черепами, его захлестнули знакомые звуки, притом в высшей степени разнообразные. Звуки усилия и крики случайной боли, слова одобрения и перекрывающий всё и вся металлический лязг сталкивающихся клинков. Гилеас огляделся вокруг и заметил, что несколько бойцов из его собственной роты тоже присутствуют здесь. Без сомнения, всем им приходится нелегко в связи с этим внезапным, но вынужденным простоем. Чувство расслабленности едва ли можно было назвать привычным состоянием для космодесантника.

Все они тепло поприветствовали его. Может, Гилеас Ур’тен и не был их капитаном – однако, как недавно упоминал разгневанный новостями Рубен, в рядах Восьмой сержанта глубоко уважали. Все бойцы роты разделяли общий боевой опыт, все вместе испытывали скорбь по убитому эльдар Мейорану, и сформировавшиеся между ними узы братства было не так-то легко разорвать.

– Признаюсь, меня удивляет, как это ты потратил столько времени на поиски дороги сюда, Гил. – Рубен стоял, скрестив руки на бочкообразной груди, с широкой ухмылкой на лице. Подобно Гилеасу, он облачился в повседневную униформу и гербовую накидку. Несколько отметин на его руках говорили об участии в усиленных тренировках. – Мы здесь уже несколько часов развлекаемся.

– Ну разумеется, – ухмыльнулся Гилеас. Когда он улыбался, кончики его острых, как бритва, резцов блестели в заметно более ярком освещении тренировочного зала.

Цепной меч Рубена небрежно лежал на плече своего хозяина, чья изрядно взмокшая шея свидетельствовала об усердной отработке боевых упражнений.

– Полагаю, у тебя найдётся тщательно продуманное оправдание, чтобы больше не спарринговать со мной?

– Ну вот, ты всё-таки вспомнил об этом…

Оба воина тепло рассмеялись. Их старые шутки напоминали обоим о множестве раз, когда они противостояли друг другу в тренировочных клетках. В рукопашном бою, да ещё и с цепным мечом в придачу, Гилеас редко терпел неудачу. Не то чтобы поражение было для него чем-то неслыханным, однако противником он был не из простых.

– Есть и ещё одна причина, почему ты не захочешь драться со мной, – заметил Рубен, как только смех немного унялся. Талриктуг здесь. Всегда нацеливайся на крупную дичь – разве не таков путь хатири, а?

Улыбка сползла с лица Гилеаса, и в его глазах появилось странное выражение.

– Они здесь? Все вместе?

– Джул здесь вместе с Вракосом и первым капитаном Кереланом. – В голосе Рубена звучало бесспорное благоговение, когда он произносил имя первого капитана, и не без причины. У грозного лидера элитного отряда терминаторов ордена была репутация, на которую равнялись все.

За всю свою жизнь Гилеас никогда не вступал в длительную беседу с Кереланом. Вракоса он хорошо знал с давних пор; ветеран был его первым сержантом. А вот что касается брата Джула... его отношения с Гилеасом приняли не самый приятный оборот.

– Я должен засвидетельствовать своё почтение, – заметил Гилеас, глядя через плечо Рубена в дальний конец тренировочного зала, где собралась небольшая группа.

– Так я и думал. Ну что, наш тренировочный поединок следует считать отложенным?

– Считай, что тебе повезло избежать счастья поваляться на полу, братец. – Гилеас кивнул на прощание и зашагал по тренировочному залу. Вокруг него бились воины Серебряных Черепов всех возможных возрастов и рангов; иногда в качестве противников, иногда в одиночку, а порой в составе группы против многочисленных и разнообразных машин, которые можно было запрограммировать на различный уровень сопротивления.

В дальнем конце зала беседовали трое воинов, облачённых в тренировочные туники – едва к ним подошёл Гилеас, все как один повернули головы. Один из них, бритоголовый воитель с замысловатой татуировкой на лице, покрывавшей каждый дюйм его кожи, склонил голову набок. Когда он улыбнулся, впечатанный в кожу лица образ черепа исказился в пугающей ухмылке, пародировавшей предсмертный оскал лишённого кожи существа.

– Сержант Ур’тен! А я-то думал, сколько же времени пройдёт, прежде чем мы наконец увидим тебя.

– Первый капитан. – Гилеас склонил голову в знак глубокого почтения. – Для меня это великая честь.

– Прими мои соболезнования в связи с утратой Мейорана. Он был прекрасным воином и настоящим другом.

– Память о нём будет жить вечно. Жить в Залах Памяти. Насколько я понимаю, ты уже посетил их, не так ли, сержант?

Вмешательство Джула отнюдь не стало неожиданностью. Благочестивый сверх всякой меры ветеран-сержант с кислой физиономией славился как истинный дьявол на поле брани и самый что ни на есть рьяный проповедник за его пределами. На лице Джула не было ни единой татуировки, однако отмечавший его руки и всё, что было видно на плечах под гербовой накидкой, замысловатый мелкий шрифт рассказывал подробнейшую сагу о его деяниях. Глаза ветерана, подобные твёрдым зелёным изумрудам, буквально буравили молодого сержанта Восьмой, словно их обладатель изыскивал малейший повод обвинить Ур’тена в богохульстве.

Гилеас лишь ненадолго замялся перед ответом. В голосе Джула звучал тот самый оттенок презрения, к которому хатири уже успел привыкнуть при общении с остальными. Когда-то его могло вывести из себя предвзятое отношение тех, кто насмехался над случайностью места его рождения. Он хорошо знал, что о нём думает ветеран-сержант Джул, но Гилеас Ур’тен ни за что не прожил бы долго, если бы не учился на собственном горьком опыте. Ответ Гилеаса, когда он заговорил, прозвучал в исключительно вежливом, учтивом и уважительном тоне.

– Пока что нет. Не представилось возможности. Я намерен посетить мавзолей в течение недели. Выдалось много дел, вдобавок ко всему прочему я вернулся на Варсавию всего несколько часов назад.

Джул ответил не сразу, но уголки его губ приподнялись в ухмылке. Он слегка отодвинулся, чтобы больше не смотреть прямо на Гилеаса – жест явного и намеренного оскорбления сержанта Восьмой.

– Ты обесчестил память своего капитана этим выжиданием, Ур’тен. Впрочем, само собой, я не ожидал чего-то иного от дикаря.

– Джул. – Керелан не сказал ничего, кроме имени своего боевого брата, но угроза, таившаяся в единственном слове, была слишком явственной. В глазах Джула вспыхнуло презрение, и он, не произнеся больше ни слова, зашагал прочь.

Керелан наблюдал за удаляющимся братом, скрестив руки на груди.

– Ты, конечно же, сможешь простить его, – мягко сказал первый капитан. – У брата Джула возникает целый арсенал трудностей, когда дело доходит до принятия. Он переживал утрату Мейорана столь же остро, как и все остальные, и всерьёз беспокоился о будущем Восьмой роты.

Татуировка черепа на лице Керелана переливалась серебром, пока он внимательно изучал Гилеаса. Под этим взглядом сержант ощущал, что прославленный воин проводит его полномасштабную оценку. Каждое достоинство и каждая слабость, присущие сержанту Гилеасу Ур’тену, подробно отмечалась и взвешивалась под этим холодным взором.

– Не желаешь ли провести тренировочный бой в клетках? – Глаза Гилеаса наполнились столь явным изумлением, что первый капитан расхохотался. – Ты выглядишь так, словно я только что попросил тебя войти в гнездовье тиранидов, да ещё и в одиночку, брат. Я слышал о тебе много хорошего, Гилеас, и хотел бы лично убедиться в твоих качествах.

– Почту за честь, первый капитан, – Гилеас уважительно склонил голову, а Керелан опять ухмыльнулся, скривив свой «череп» в пугающей гримасе.

– Это сейчас ты говоришь вот так, – хохотнул он. – Посмотрим, что скажешь через несколько минут.

Гилеас выбрал сразиться с первым капитаном «на кулаки». В бою Керелан орудовал искусно выкованным реликтовым мечом в человеческий рост. Предпочитаемый Гилеасом стиль, адаптированный к коротким и стремительным ударам цепного меча, и в самом деле обернулся бы для него чересчур короткой демонстрацией своих умений. Подобно большинству молодых и честолюбивых офицеров, Гилеас ощущал острую потребность каким-то образом зарекомендовать себя в глазах начальства, и сражение голыми руками поставило бы обоих на равные – чисто в теории – позиции.

Серебряные Черепа крайне серьёзно относились к обучению рукопашному бою. Мало того, что такие тренировки здорово повышали ловкость боевых братьев, зачастую подобный тип конфронтации становился абсолютно необходимым в том стиле ведения войны, который предпочитал орден. «Близко и лично» – такое описание Гилеас услышал однажды, и ему доводилось стать свидетелем того, как многие из его собратьев по ордену, лишившись оружия и боеприпасов, бросались в драку, размахивая одними кулаками. Такова была телесная мощь Адептус Астартес, что при должных тренировках сами их руки оказывались столь же смертоносными, как и оружие, которым они сражались обычно.

Бойцы ордена пользовались репутацией грозных противников, и не без причины.

Двое воинов уже кружили друг напротив друга, изучая телосложение и очевидные сильные стороны соперника. Оба сбросили свои туники, предпочитая драться с голым торсом. Тело Керелана представляло собой единую массу татуировок, по большей части – племенных узоров его народа. Там, где между ними оставалось свободное место, красовались выполненные декоративным шрифтом надписи и литании. Многочисленные шрамы, уродливые и отталкивающие, ползли вдоль поверхности его кожи, искажая некогда совершенное полотно для боди-арта.

В свою очередь, тело Гилеаса также было отмечено немалым числом шрамов; впрочем, будучи куда моложе первого капитана, сержант ещё не накопил столь впечатляющего богатства почестей, чтобы иметь право украсить свою кожу схожим образом. Поблёкшие зазубренные края шрама, тянувшегося от шеи вниз, через твёрдый массив сросшейся грудной клетки и ниже к животу, резко выделялись на тёмно-оливковой коже хатири. Этот шрам он носил с большей гордостью, чем любые почётные знаки.

Сам факт того, что представление подобного рода привлечёт целую толпу зрителей, казался неизбежным – однако Гилеас не сразу заметил, что большинство присутствующих в тренировочных залах братьев подошли поближе, чтобы полюбоваться поединком сержанта и первого капитана.

Керелан и Гилеас столкнулись с ощутимым сотрясением, после чего на каждого посыпались удар за ударом – оба бойца стремились прощупать путь сквозь оборону противника. Гилеас откинул голову назад, чтобы избежать направленного в челюсть джеба, а затем изогнул своё огромное тело назад и развернулся так, что сумел нанести удар ногой по торсу Керелена. Первый капитан схватил противника за ногу и отвёл её в сторону. На мгновение сержант потерял равновесие, однако всё-таки сумел устоять.

Как и всегда, Гилеас быстро погрузился в невыразимый экстаз битвы. Когда Затмение лежало в его руке, он всегда считал цепной меч не отдельным оружием, а скорее продолжением своей собственной конечности. Он контролировал его, направлял туда, куда следовало нанести удар. В настоящий момент рычащей мощи Затмения под рукой не было, но и с ней, и без неё Гилеас оставался грозным воителем. Пока они сражались, Керелан не забывал вспоминать об этом.

– Андреас Кулл обучил тебя на славу. Говорят, что за годы службы в Карауле Смерти он научился множеству нетрадиционных тактик.

Эти слова выводили Гилеаса из себя. Кулл и в самом деле слыл менее ортодоксальным в вопросах ведения войны, нежели остальные Серебряные Черепа, и Гилеас перенял кое-что из уловок своего наставника. Проблеск ощущаемого им раздражения, должно быть, промелькнуло в его глазах.

– Не поддавайся своему южному темпераменту, сержант, – предупредил Керелан и резким движением выбросил ногу. Он подсёк Гилеаса под колени, и молодой воин мгновенно рухнул на спину. Керелан приготовился нанести ещё один удар, но Гилеас вовремя успел откатиться.

– Мой темперамент под контролем, первый капитан.

– Нет, – отрезал Керелан, делая шаг назад и настороженно оглядывая своего противника, пока Гилеас поднимался на ноги. – Вовсе нет. Общее правило для всех и каждого, которым можно воспользоваться. Потеряешь концентрацию в бою – мигом утратишь преимущество. Прилив гнева способен придать тебе силы и решимости, но вместе с тем он нарушит твою концентрацию. И как только это произойдёт...

Когда Керелан начал движение, он сделал это со столь впечатляющими скоростью и проворством, что у Гилеаса не было ни единого шанса. Безжалостный первый капитан врезался в сержанта со всей своей колоссальной силой, и оба противника буквально взлетели в воздух. Гилеаса отбросило к стенке тренировочной клетки, которая задрожала от внезапного удара, но всё-таки устояла. Керелан вновь вскочил на ноги с кошачьей грацией и придавил поверженного соперника к полу поставленной на грудь ногой.

– Хватит с тебя, Ур’тен? – Ужасный череп искоса смотрел на него сверху вниз, и в этот момент стало ясным, отчего Керелана так боятся на поле боя.

– Я не из тех, кто сдаётся, первый капитан, но в данном случае, чувствую, вы сделали исключительно верное замечание.

Керелан рассмеялся словам молодого воина и отступил назад. Он протянул руку, чтобы помочь сержанту подняться – Гилеас принял и сжал её, подымаясь на ноги с минимальным усилием.

– Ты славно дерёшься, Гилеас. Хотя, конечно, возможности для улучшения остаются всегда. Ты должен стремиться стать лучшим во всём, что делаешь.

– Я всегда так и делал, сэр.

Глаза Керелана сузились. Он понизил голос, чтобы слышать его мог один только Гилеас. Теперь, когда демонстрация завершилась, собравшиеся боевые братья начали потихоньку расходиться, но представлялось очевидным, что Керелан всё ещё желает донести свои слова исключительно до ушей Гилеаса.

– Не обращай внимания на колкости Джула. Он испытывает твоё терпение до предела, считая, что таков его долг.

– Не понимаю, сэр.

– Нет, Гилеас, не понимаешь. И за это ты должен быть благодарен своей молодости. Твоё поколение куда более терпимо к культурным различиям, существующим между жителями Варсавии и других рекрутских миров. Джул – варсавиец до мозга костей.

– Как и я, – вставил Гилеас. Он был полностью уверен, к чему ведёт этот разговор первый капитан, но чувствовал себя обязанным довести его до естественного завершения. Внутри сержанта вспыхнуло что-то вроде раздражения, но усилием воли он подавил его.

– Поверю на слово. Но ты уроженец региона, который те, кто вырос там же, где и Джул, прозвали бы «дикарским югом». Он родился в привилегированной семье из северных городов, получив образование и пройдя должное обучение ещё до того, как его передали Серебряным Черепам. Определённое предубеждение укоренилось в его соплеменниках настолько крепко, что избавиться от него не так-то просто. Он считает тебя не более чем приручённым зверем – животным, способным в любой момент наброситься на своих хозяев.

– Он сомневается в моей верности? – Гилеас нахмурил брови в явном отвращении, но Керелен покачал головой.

– Нет, брат. Пожалуй, это единственное, в чём он не сомневается. Он возражает насчёт твоей пригодности к командованию, основываясь исключительно на сторонних исторических отчётах о южанах. Ты, само собой, понимаешь, о чём я говорю.

Гилеас и в самом деле понимал. Боевые братья, вознесённые в ряды Серебряных Черепов из числа сыновей племён, разбросанных по громадному южному континенту родного мира ордена, неизменно были пламенными душами, которые ярко горели и быстро гасли. Исключения из правил, конечно, встречались – к примеру, племенные прогностикары и даже капеллан – но репутация южан как воинов-дикарей была отнюдь не безосновательной.

– С того самого дня, как я присягнул на верность Серебряным Черепам, все мои действия свершались во благо своего ордена, его магистра и Императора, – отчеканил Гилеас, и в его тоне поубавилось прежней нейтральности. Сержант не был на Варсавии долгие годы, но теперь ему казалось, будто древние предрассудки, вызывавшие трения в рядах Серебряных Черепов, ничуть не уменьшились. – Каждый из моих людей... – Ур’тен сделал паузу, чтобы поправить свои слова. – Каждый из братьев Восьмой роты беспрекословно выполнял мои приказы. Мы понесли потери, но они были минимальными. Я способен вести за собой других. Брату Джулу следует знать, что именно слово Императора остановило моё продвижение по службе, а вовсе не какие-то там превратности моего рождения.

– Ему это известно, Гилеас. Но Джул... сложный. Всё, о чём я прошу тебя – это не реагировать на его провокации и то пренебрежение, с которым он может относиться к тебе. Ничего хорошего из вашей ссоры не выйдет.

– Я слышу ваши слова, первый капитан, – произнёс Гилеас. – Я их слышу, но с трудом могу воспринять их. Мне казалось, что наш орден выше подобных конфликтов.

– Что бы ты там ни думал, будь любезен, прислушайся к моему совету, сержант. – Керелан изучал лицо Гилеаса безо всякого выражения. – Ты не окажешь себе доброй услуги, если начнёшь междоусобицу. С Джулом я побеседую на этот счёт лично. Наш орден переживает непростые времена. Ни к чему добавлять к ним внутренние проблемы.

– Клянусь вам, что буду держать язык за зубами, а себя – в руках, – сказал Гилеас через некоторое время.

– Молодец, – похвалил его Керелан. – Тогда возвращайся к своим тренировкам. Приятно было поспарринговать с тобой, парень. Быть может, нам удастся это повторить, пока ты здесь?

– Почту за честь тренироваться вместе с Талриктугом, сэр.

– Да, – кивнул Керелан. – Полагаю, так и будет.

Погребальная луна Пакс Аргентий, вращавшаяся вокруг Варсавии, считалась одним из самых священных мест ордена. Искусно выполненные белые мраморные гробницы и огромные мавзолеи раскинулись по её безвоздушной серой поверхности. Наряду с ними вокруг располагалось множество залов и святилищ, увешанных посвящёнными Имперскому кредо иконами, ибо те, кто проповедовал Слово Императора, но не имел психического дара, обучались здесь под знаменем капелланов. Явственного величия Пакс Аргентия было достаточно, чтобы заставить умолкнуть самые болтливые языки, а посреди этого мрачного лабиринта воины Серебряных Черепов могли отыскать слова вдохновения, способные даровать спокойствие даже самым беспокойным душам.

Пока шаттл готовился к посадке, Гилеас смотрел в окно на бескрайние ряды надгробий. Там, внизу, покоились останки боевых братьев, с которыми он сражался плечом к плечу, и сотни других, биться рядом с которыми ему не довелось. Все они погибли на службе Императору. В соответствии с действующими традициями тела павших кремировали и устанавливали памятные надгробия в их честь; однако тем, кто действовал сверх служебного долга, устраивали погребение внутри одного из древних мавзолеев.

– Я впервые вижу это место и впервые понимаю, что оно значит.

Голос принадлежал Никодиму, сидевшему напротив Гилеаса. По просьбе Аттелла сержант согласился взять юношу с собой. До сих пор мальчик по большей части молчал, однако это было скорее уважительное молчание, нежели благоговение от путешествия рядом с опытным воином. Гилеас оценил продуманность сего жеста; он и сам провёл большую часть пути в тишине, а его мысли были заняты воспоминаниями о давным-давно ушедших братьях и наставниках.

Теперь же он поднял голову и задумался о Никодиме. Если когда-то и существовал юноша, который напоминал бы Гилеасу о том, каким был в прежние времена он сам – как внешне, так и психологически – то это был именно он. Сержант не удивился, узнав, что Никодим тоже был воином с юга. Это сформировало мгновенную связь между опытным сержантом и не знавшим настоящей войны мальчишкой. Гилеасу пришёлся по душе этот юноша; в его поведении и выборе слов при разговоре присутствовало нечто от Андреаса Кулла, и это стало залогом начала дружбы.

– И что же ты о нём думаешь?

– Оно... – Никодим тряхнул головой и посмотрел в иллюминатор. – Оно ошеломляет. Столько могил. Так много потерянных боевых братьев. Интересное дело, сэр: я несколько месяцев провёл здесь в обществе капелланов, но никогда по-настоящему не обращал внимания на то, что меня окружало. Слишком сильно увлёкся учёбой.

Лицо мальчика прижалось к иллюминатору из плексигласа, а Гилеас тихо усмехнулся.

– Серебряные Черепа – гордые воители Второго основания, Никодим. За тысячи лет служения Золотому Трону мы потеряли многих. Были времена, когда диктаты войны забирали слишком много членов нашего братства. Но мы всегда... – Гилеас оглядел серый, бесцветный мир со столь же бесцветными надгробиями. – Всегда и неизменно восстанавливаемся. Мы Серебряные Черепа, и мы победим. Никогда не забывай об этом.

Закончив своё напутствие, Гилеас почувствовал в глубине души кратковременный укол горя. Не только за недавнюю утрату своего капитана, но и за всех остальных, кого он потерял. Теперь сержант всем своим существом желал стоять в залах Памяти и произносить слова, которые передадут предшественникам память о Кейли Мейоране.

Глава 5 - Отпущение грехов

– Я знаю, почему ты здесь, брат. Отрешись от бремени, кое ты несёшь, и душа твоя сможет куда лучше подготовиться к грядущему служению Золотому Трону.

Гилеас преклонил колени пред статуей Бога-Императора, установленной на почётном месте перед обширными Залами Памяти. Он пробыл там несколько часов, читая литании и молитвы. Сержант горячо возблагодарил Абсолютного Отца за Его мудрость и благосклонность, а также принёс несколько обетов отомстить за гибель своего капитана.

Напоминающий пещеру зал был творением изысканной, захватывающей дух красоты. Часовни на борту ударных крейсеров и боевых барж, на которых Гилеас путешествовал в ходе своей многолетней службы, всегда оставались местом великого смирения и благоговения. Однако все они были ничем в сравнении с величием Пакс Аргентия, истинной духовной обители Серебряных Черепов.

Внутри погребальных ниш в стенах сооружения хранились останки магистров ордена – когда те встречали свою судьбу, их бренные кости обретали покой в катакомбах, извивающихся под Залами Памяти. Любой из воинов ордена мог войти в это святое место с тяжёлым сердцем или беспокойной душой, а уйти – с чистой совестью, чистой до тех пор, пока он платил свой долг Императору.

Залы Памяти представляли собой явную аналогию цикла рождения и смерти. То было место, где произошли события, сформировавшие живой, дышащий орден. Само его существование было свидетельством благочестивой натуры Серебряных Черепов, и в то же время Залы Памяти служили жутковатой святыней, посвящённой тому, что некоторые считали самой варварской орденской практикой.

Покрытые серебром черепа, трофеи бесчисленных сражений в тысячах звёздных систем, были установлены на постаментах или же помещены в искусно оформленные ниши внутри стен. Каждая из рас, с которыми когда-либо сталкивались на полях сражений Серебряные Черепа, выставлялась здесь на всеобщее обозрение. Это говорящее само за себя свидетельство воинских талантов ордена являлось в равной степени коллекцией пугающих, причудливых артефактов и изысканных произведений искусства.

Громадный витраж, расположенный за статуей Бога-Императора, отличался простым дизайном и изображал символику ордена Серебряных Черепов. Лучи бледного света, исходившие от двойной звезды Варсавии, проходили сквозь разноцветное стекло и падали на мраморный пол пёстрой радугой.

Никодим стоял немного поодаль от сержанта, потупив взор. Суровая и пробирающая до глубины души красота часовни вызывала у него незнакомые прежде эмоции, характерные для человека, ставшего чем-то большим, чем прежде. Он начинал привыкать к своим обострившимся чувствам; меняющиеся цвета на полу были яркими и живыми, чего он не замечал, пока был простым смертным. Даже запах этого места был полон любопытных оттенков. Он ощущал двух космических десантников поблизости; от одного определённо исходил запах прометия, свидетельствующий о предпочтении к огнемётному вооружению, а от другого пахло чем-то сухим и пыльным, намекавшим на пребывание среди мёртвых.

Каждый из них нёс в себе чистый ледяной аромат Варсавии, и всё-таки присутствовали тонкие различия, способные позволить Никодиму различить их в темноте, даже если бы зрение подвело его. Он безмолвно дивился чудесам, которые сотворили с его телом.

Гилеас поднял склонённую голову и встретился взглядом с человеком, которого хорошо знал, но с которым провёл слишком мало времени за последние годы. Чувство вины захлестнуло всё его естество. Капеллан Акандо нежно провёл рукой по тёмным волосам сержанта.

– Ты должен сохранять спокойствие, Гилеас. В утрате Кейли твоей вины не больше, чем в смерти любого из братьев Восьмой. Это бремя сослужит тебе дурную службу, брат мой. Подобные мысли плохо влияют на твоё суждение. Сейчас ты едва ли можешь позволить себе такую роскошь.

– Трудно освободиться от этого, мой господин. – Такие капелланы, как Акандо, были редкостью в рядах ордена Серебряных Черепов. Не обладавших психическими способностями капелланов, тем не менее, почитали ничуть не меньше, чем могущественных псайкеров прогностикатума. – Капитан Мейоран доверял мне, как своему заместителю, а я не сумел остановить события, что забрали его у нас.

– Он умер именно так, как того и хотел – неся смерть врагам человечества. Его жизнь была отдана на службе Императору. Ты сам знаешь, что подобный конец – лучшее, чего может желать каждый из нас, – мудрые и мягкие слова капеллана были обращены к самому сердцу воина, изо всех сил пытавшегося скрыть свои эмоции; впрочем, чувство вины можно было распознать на лице сержанта невооружённым глазом. – Что ты надеешься обрести в этом месте, Гилеас?

– Я не уверен, господин, – нахмурился Гилеас. – Возможно, какое-то прощение. Спокойствие духа. Отпущение грехов.

– Тогда подумай вот о чём. Мейоран сделал правильный выбор, избрав тебя для этой обязанности, – заверил Гилеаса Акандо. – В тебе есть стойкость духа и сила воли. Император возвысил тебя над смертными людьми, и ты получил вторую жизнь в качестве одного из Ангелов Гнева Его. Ты служишь ордену и Империуму всем сердцем и всею душой. Я слышал, как ты снова и снова повторяешь Катехизис Ненависти. Временами, Гилеас, у тебя даже получается правильно.

Выражение лица капеллана не изменилось, и он продолжил.

– Ты сделал именно то, что должен был сделать. Не больше и не меньше. Я предложил тебе обрести спокойствие. Последуй этому совету, брат мой, ибо здесь нечего прощать.

На губах Гилеаса промелькнула мимолётная улыбка, и он немного расслабился. Брат-капеллан Акандо возвышался над ним в своей гербовой накидке, напоминавшей ту, что носил Гилеас, однако из уважения к роли и предназначению капеллана в рядах ордена гербовая накидка Акандо была окрашена в чёрный. Подобно Восьмой роте, Акандо не так давно отозвали на Варсавию для гарнизонной службы. Впрочем, в отличие от братьев Восьмой, его обязанности практически полностью посвящались Пакс Аргентию, в кругу мёртвых и воспоминаний о них.

– Это непросто, – наконец изрёк Гилеас. – Находиться здесь, среди павших, и не иметь ничего от тела капитана Мейорана, чтобы провести достойное погребение. Я чувствую, что он заслуживает куда большего, чем просто мои слова, – сержант оглянулся через плечо на Никодима, сидевшего в позе мыслителя. Приятно было ощущать благоговение мальчика перед Залами Памяти, запретным для послушников местом. – Но я решил совершить подношение вместо него.

Акандо снова кивнул.

– Подымись на ноги, Гилеас. Между сынами Варсавии не должно быть ничего, кроме равенства. Я не могу говорить с тобой как с равным, пока стою выше тебя.

Гилеас последовал совету капеллана, и они с Акандо ненадолго сжали предплечья друг друга. Приветствие вышло очень похожим на братское. Оба космодесантника были приблизительно одного возраста – Акандо немного старше, и прежде они уже сталкивались со многими врагами вместе. Между ними присутствовали определённые генетические сходства, но таковых было сравнительно немного. Капеллана рекрутировали на другой планете, вдали от родного мира Серебряных Черепов. Он тщательно брил голову, однако Гилеас знал, что если Акандо позволит им отрасти, они будут такого же медного оттенка, как и у Тикайе – одного из бойцов его штурмового отделения.

– Совершить подношение тому, кого уже нельзя вернуть – акт великой самоотверженности, Гилеас Ур’тен. Император благоволит тем, кто совершает подобный жест. И всё же это не необходимость.

– Для меня это она и есть. Меньшее, что я могу сделать. Капитан Мейоран заслуживает большего, чем просто имя на надгробной плите. В конце концов, все мы братья. В наших жилах течёт одна и та же кровь. В чём же польза от этой связи, если мы её не ценим?

– Прекрасные слова. Хорошо, пусть будет так, как ты пожелаешь, брат.

Акандо взял Гилеаса за руку и повернулся к алтарю перед изображением Императора. Он подобрал пару кусков камня, добытого в скальном массиве Аргент Монс, где располагалась их крепость-монастырь. Крошечные прожилки серебряной руды пронизывали тёмно-серую каменную породу.

– Никодим.

Гилеас тихо позвал молодого скаута-стажёра, глаза которого послушно открылись. Он вопросительно посмотрел на сержанта и капеллана.

– Господин?

– Иди сюда, парень. Я хочу, чтобы вы оба стали свидетелями этого памятного действа.

– Как прикажете. – Никодим поднялся и зашагал к старшим по званию. Находясь на ранней стадии своего преображения, молодой воин чувствовал себя до нелепого маленьким по сравнению с Акандо и Гилеасом – достичь нового роста ему предстояло только спустя несколько месяцев. Впрочем, если размеры и заставляли его испытывать дискомфорт, скаут этого не показывал.

– О какой традиции идёт речь, Никодим? – прямо спросил Акандо у юноши и получил буквально хрестоматийный ответ.

– Кровь павших сливается с камнем. Это символическая гармонизация с душой, в ходе которой камень привязывает душу. В соответствии с нашими обычаями тела павших обращаются в пепел, который развеется по ветру нашей родины. Таким образом никто не сможет заявить права на наши черепа, как мы собираем черепа своих врагов. Один камень кладётся в могилу, другой же – бросается в пустоту.

– Свет Императора да направит дух павших в Его сторону, – закончил Гилеас. – Таким образом души мёртвых находят своё законное место в мире, что лежит за пределами понимания. Но павших не всегда удаётся вернуть домой. – Гилеас посмотрел на Акандо с прежней болью в глазах. – Я не могу позволить духу капитана бесцельно блуждать сквозь века.

– Тогда сделай подношение, брат. – Акандо отступил назад, позволяя сержанту подойти к алтарю.

Гилеас кивнул и извлёк боевой нож из висевших на поясе ножен. Клинок был заточен должным образом, и хатири возложил его на алтарь. Он устремил взор на образ Императора и коснулся рукой холодной поверхности Его изваяния.

– Абсолютный Отец всех нас. Великий Прародитель. Я всего лишь один из Твоих верных слуг, едва достойный Твоего внимания. Но, прошу, услышь мою молитву сейчас. – Он ненадолго закрыл глаза и сделал глубокий, очищающий мысли вдох. – Молю Тебя принять дух Кейли Мейорана, капитана ордена Серебряных Черепов. Сим подношением я клянусь связать себя узами клятвы момента. Каждый эльдар, что окажется на моём пути, заплатит своей кровью во имя его. Клянусь в этом древними костями нашего родного мира и кровью, что течёт по моим венам.

Он взял нож и сделал стремительный надрез своей ладони. Действуя быстро, чтобы клетки Ларрамана в его крови не успели начать процедуру свёртывания и заживления, сержант взял сначала один камень, а затем и второй. Яркая, насыщенная кислородом кровь мгновенно окрасила тусклый серый камень.

– Прекрасные слова, брат мой. – В голосе Акандо чувствовалось одобрение. – Этим жестом ты даёшь духу Кейли шанс отыскать путь в пустоте. Он бы тобой гордился.

Гилеас начисто вытер нож о край туники и вложил его обратно в ножны.

– Возможно, – произнёс он. – Но я никогда не узнаю этого. Не сейчас.

Сержант в последний раз коснулся статуи Императора – неповреждённой рукой, после чего развернулся и покинул Залы Памяти. Наблюдавший за происходящим с алчным интересом и исключительной серьёзностью Никодим задержал взгляд на статуе, после чего последовал за Гилеасом. Разум юноши был полон вопросов, но задавать их вслух он не осмелился.

Смену сезонов на Варсавии едва ли следовало замечать. Различий между зимой и весной фактически не существовало, если не считать кратковременного прилива тепла, способного поднять температуру окружающей среды выше нуля. Когда наконец-то наступало лето, оно длилось всего несколько недель, прежде чем лёд вновь сковывался и выпадал свежий снег.

На протяжении четырёх месяцев Гилеас отбывал то, что продолжал считать растянутым во времени покаянием. Ему очень хотелось вернуться на действительную службу, но сержант продолжал хранить молчание. Он направил всю свою кипучую от раздражения энергию на совершенствование боевых навыков; не проходило и дня, чтобы его нельзя было встретить на тренировочных площадках, временами с другими братьями Восьмой, но куда чаще в одиночестве. В других случаях Гилеас пропадал в самом сердце Великой Библиотеки, где с головой погружался в саги ордена, или же в часовне, где пытался найти утешение. Он был почтительным воином до последней капли своего существа, и в соответствии с просьбой Керелана держался подальше от Джула.

Сержант-ветеран вёл себя именно так, как и предсказывал первый капитан. Всякий раз, когда они с Гилеасом пересекались, старший по званию воин неизменно находил повод поддеть своего младшего собрата. Цеплялся к тому, как он двигался. Критиковал его боевые навыки. Всякий раз откровенно ничтожный, совершенно незначительный повод. Гилеас, к его великой чести, с удивительной сдержанностью игнорировал тщательно подобранные колкие комментарии Джула. А вот Рубен, ближайший и самый доверенный друг сержанта Ур’тена, прекрасно осознавал растущую опасность.

– Надо бы тебе с ним поговорить.

Они спарринговали тренировочными клинками, когда Рубен наконец-то озвучил свои мысли. Гилеас опустил оружие и окинул товарища оценивающим взглядом.

– О чём ты толкуешь?

– О Джуле, – ответил Рубен, отступая назад и опуская собственный клинок. – Тебе бы не помешало разобраться с этой проблемой сейчас, пока она не вышла из-под контроля.

– Я и разбираюсь. Игнорируя его.

– Да я не о том, Гил. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Каждый раз, когда он обращается к тебе – в канате твоего терпения рвётся очередная нить. Это даёт ему именно то, что он хочет. – Рубен сменил стойку и твёрдо встал на ноги, готовый к очередной схватке. – Я тебя знаю, рано или поздно ты не сумеешь с собой совладать. Тебе следует убрать эту проблему со своего пути. Устранить обиду, которую питает Джул. Вы оба отличные воины. Именем Императора, вы же братья по оружию. В его ненависти к тебе нет никакой логики. И ты можешь объяснить ему это.

– Рубен, он не питает ко мне никакой ненависти, – усмехнулся Гилеас, но веселья в его ухмылке не наблюдалось. – Ничего личного тут нет. Ты что, ещё не понял? Джул ненавидит то, что я собой представляю. То, что я есть, а вовсе не меня лично. Хватит с меня твоих бесконечных нравоучений.

Оба воина вернулись к тренировке. Пускай каждый из них был хорошо подготовлен, Гилеас всегда отличался большей хитростью, чем Рубен, и обезоруживал его за несколько коротких минут.

– У тебя дрянная техника.

Брат Джул возник на тренировочной площадке столь неожиданно, словно его каким-то образом призвали разговоры о нём. Ветеран-сержант наблюдал за тренировочной схваткой со скучающе-безразличным видом. Его комментарий как будто пробудил Гилеаса, вынудив ответить.

– С моей техникой всё в порядке. Я его обезоружил, не так ли?

– Дрянная техника, – пожал плечами брат Джул. – Сражаешься с грацией зеленокожего. В том, что ты делаешь, нет изящества – и, честно говоря, смотреть на это просто противно. Всего лишь наблюдение со стороны, сержант.

– Гил, – Рубен поймал своего сержанта за руку, когда Гилеас развернулся и уставился прямо в лицо ветерана. Слова слетели с губ Гилеаса прежде, чем его мозг успел обработать и смягчить их.

– Я очень рано осознал, что зачастую утончённость – это роскошь, которую следует оставить тем, кто достаточно ленив, чтобы практиковать её.

Впервые с тех пор, как он вернулся на Варсавию, Гилеас обнаружил, что его плохо подобранные слова искренне потрясли Джула.

– Смеешь обвинять меня в праздности, хатири?! – Ветеран сделал акцент на последнем слове, имени родного племени Гилеаса. Эта осознанная интонация многое говорила о его мнении насчёт них.

– Вовсе нет. – В глазах Гилеаса промелькнуло нечто опасное. – Всего лишь наблюдение со стороны, «господин».

Они мучительно долго смотрели друг другу в глаза. В конце концов Джул кивнул.

– Хорошо. Я понял, как всё должно произойти, Ур’тен. Брат Рубен, отдай-ка мне свой клинок и покинь арену. Полагаю, необходимость для наших с тобой совместных тренировок давным-давно назрела, Гилеас. И я докажу тебе, что есть способы сражаться, не полагаясь на одну лишь голую силу.

– Вы оказываете мне ни с чем не сравнимую честь, сэр. – Гилеас поднял учебный клинок в вежливом приветствии. – И я с нетерпением ожидаю возможности увидеть, чему вы можете научить меня.

Его слова звучали правдиво и искренне; противостоять на арене одному из ветеранов ордена было великой честью. Возможно, именно правдивость в тоне хатири породила волну раздражения, исказившую и без того постоянно кислое лицо Джула, заставив его скривиться.

– Твои наигранные воспитанность и манеры не скроют того, кто ты есть, мальчишка. – Джул внимательно осматривал своего соперника. – Мой прежний капитан как-то заметил, что можно нарядить дикаря в доспехи и вручить ему оружие, но он всё равно останется дикарём. Просто станет немножко опаснее.

– Брат мой, прошу тебя, перестань говорить обо мне таким образом. – Гилеас очень медленно опустил тренировочный меч, в его взгляде оставалась твёрдость. – Постоянные намёки на то, что я – не более чем животное, становятся утомительными. Я мог бы указать на ребячество в том, как ты играешь словами, и всё-таки я этого не делаю.

– Ты дикарь, Ур’тен. И это не твоя вина.

– Возможно, – отметил Гилеас и усмехнулся, обнажив зубы. – Посмотрим, какой из меня дикарь, – он поднял клинок, и Джул сделал то же самое. Не теряя ни секунды, два воина сошлись в поединке, их клинки встретились и сомкнулись. Взгляды двух сержантов не отрывались друг от друга.

– Твоя сила похвальна, – заметил Джул в непривычной манере на грани комплимента. – Но ты слишком уж сильно наклоняешься вперёд. Потеряешь равновесие, – в знак демонстрации своей оценки ветеран ударил мечом снизу вверх, заставив Гилеаса отступить, чтобы не споткнуться. Не колеблясь ни секунды, Джул нанёс очередной удар, метя в торс младшего собрата по оружию. Гилеас занял оборонительную позицию и едва успел заблокировать атаку.

Пользуясь неуклюжей защитой Гилеаса, Джул усилил напор. Прежде, чем его противник сумел возобновить попытки парировать вражеский клинок, Джул высвободился, грациозно развернулся и нанёс удар по бедренной кости Гилеаса. Как только сержант повернулся, чтобы ответить, он уже оказался в другой стороне и снова занёс меч. Второй удар угодил в плечо Гилеаса, и звук от столкновения металла и плоти заставил нескольких собравшихся одобрительно крякнуть. Джул своё дело знал. Пускай у тренировочного оружия не было режущей кромки, с учётом своей тяжести оно вполне могло нанести серьёзную травму, если тренирующиеся чересчур разойдутся.

– Уже теряешь контроль над боем, – заметил Джул, в чьём голосе безошибочно угадывалась насмешка. – Приложи хоть немного усилий для своей защиты, братец. Ты не сможешь бесконечно полагаться на способность атаковать. Рано или поздно... – Джул с лёгкостью увернулся от низко направленного удара Гилеаса, едва ли не танцующим движением оказавшись позади сержанта. Он от души врезал мечом меж лопаток Гилеасу, отчего молодой воин растянулся на полу. – Рано или поздно ты уяснишь, что лучшая атака – это хорошая защита. Разумеется, если предположить, будто твой примитивный разум сумеет усвоить хоть что-нибудь ценное.

Бесчисленные годы тренировок позволили Гилеасу в считанные секунды снова оказаться на ногах. С начала боя он всё ещё не вымолвил ни слова. Но теперь в его глазах сверкала ярость, которую он пытался сдержать многие годы. Прошло немало времени с тех пор, как он в последний раз позволил своему вспыльчивому нраву взять верх над здравым смыслом, однако у всего на свете были границы, и Джул только что их переступил.

– По твоему выражению лица я вижу, что ты отчаянно пытаешься доказать мою правоту. – Насмешки ветерана-сержанта буквально сочились презрением. – Задействуй всё, что, как тебе кажется, ты можешь противопоставить мне, мальчик. У тебя нет ни единого шанса. Как ты вообще надеяться одолеть врага, если не способен овладеть собой? Как ты вообще умудрился дослужиться до сержанта – для меня самая настоящая загадка.

Гилеас прекрасно осознавал, сколько товарищей-Черепов наблюдает за боем, и испытывал невероятный стыд из-за того, что Джул делал всё, что было в его силах, чтобы унизить его. Сержанту не следовало поддаваться на провокации этой травли. Он же пообещал Керелану. Но мерзкая ухмылочка на лице Джула, презрение в его тоне... всё это разожгло тлеющее ядро ярости, которую сержант Гилеас Ур’тен так долго держал под жёстким контролем.

Вспыхнувшая ярость внезапно придала ему сил. Гилеас бросился на сержанта-ветерана, тренировочный клинок буквально ожил в его руке. Меч запел, рассекая воздух, и шлёпнул по внешней стороне бедра противника. Джул ответил тем же, воспользовавшись эмоциями Гилеаса, чтобы пробить его чисто символическую защиту. Оружие Талриктуга заехало Гилеасу в челюсть, раздался оглушительный треск вывихнутой кости, а спустя несколько секунд – ещё один, когда Ур’тен вправил её обратно. Прежде, чем хатири успел продолжить поединок, Джул развернул клинок и что есть силы врезал рукоятью прямо в лицо Гилеаса.

– Мы должны остановить их, – пробормотал Тикайе, присоединившийся к наблюдающему за демонстрацией Рубену. – Это уже не урок, брат. Здесь ничему не учат. Джул прикончит его, если представится возможность.

Рубен кивнул и сделал шаг вперёд. Из виска Гилеаса струилась кровь, густеющая прямо на глазах. Чтобы сбить сержанта с ног, хватило бы одного взгляда, а не удара по черепу. Рубен видел, как Гилеас продолжал сражаться, выдержав куда более сильный натиск, чем любой воин. И всё-таки он не сопротивлялся. Рубен всей душой жаждал, чтобы его друг отомстил своему обидчику, но Гилеас и не собирался давать Джулу удовлетворение от победы.

«Будь ты проклят, Гилеас. – Рубен на мгновение сжал руки в кулаки. – Среди всех возможностей защитить свою гордость ты не мог выбрать более неудачную».

Шанса остановить конфликт ему так и не представилось. Над тренировочным залом прогремел голос, усиленный эфирной мощью, что придавала ему неестественную громкость и тембр.

– Довольно!

Несколько голов повернулись одновременно, в сторону только что прибывшего воина. Вокруг прокатилась волна шёпотов узнавания, когда темноволосый, покрытый множеством боевых шрамов воитель шагнул к сражающейся парочке.

– Джул, Гилеас, прекратите это безумие. Полагаю, ваши зрители уже достаточно насмотрелись на этот цирк. Немедленно покиньте арену.

Гилеас уважительно склонил голову, на его скулах застыла кровь после свирепой атаки Джула. Ветеран сделал то же самое, уронив свой клинок наземь с презрительным лязгом. Затем он посмотрел на пришедшего воина.

– Первый прогностикар Фрикс. Нечасто вас встретишь на наших тренировках. Мы польщены вашим присутствием.

– Не сомневаюсь, – проворчал псайкер. Неприглядные шрамы на его лице сильно портили кожу и придавали прогностикару свирепый вид. Он провёл указательным пальцем по самому длинному из них, который шёл ото лба к подбородку по практически идеальной диагонали. – Но, как мне кажется, ты посягаешь на время, обещанное мне нашим братом, – улыбнулся Фрикс, глядя на Гилеаса. – Похоже, что ты усваиваешь суровые уроки от Джула, парень.

Гилеас тряхнул одним плечом.

– Мне предстоит ещё многому научиться. Я глубоко благодарен брату Джулу за то, что он продемонстрировал мне методы улучшения моей техники.

В его словах присутствовала тщательно продуманная дипломатичность в сочетании с более чем явным намёком на сарказм, что не осталось незамеченным бывалым сержантом-ветераном. Джул смерил молодого воина уничижительным взглядом.

– Так и должно быть, – одобрительно кивнул Фрикс. – И всё же, пускай я всей душой не желаю препятствовать этому уроку, первый капитан Керелан просит тебя незамедлительно явиться к нему, Джул.

– Разумеется, брат. – Джул не стал терять времени, он развернулся на пятках и ушёл, даже не попрощавшись.

Гилеас поднёс ко рту ладонь и вытер продолжавшую капать кровь.

– А что же вы, сержант Ур’тен? – Фрикс с презрением оглядел избитого воина. – Урок усвоен?

– Кое-чему я научился, – с мрачной улыбкой ответил Гилеас. – Впрочем, я не уверен, что это тот самый урок, что Джул намеревался преподать мне.

Фрикс окинул взглядом оставшихся боевых братьев.

– Всё кончено, – гаркнул он. – Возвращайтесь к своим тренировкам.

Толпа моментально рассеялась. Фрикс не особо славился избытком терпения. Спустя несколько коротких секунд остались только первый прогностикар и Гилеас.

– Ты позволил ему спровоцировать себя, Гилеас, – покачал головой Фрикс. – Меня это расстраивает.

– У меня не было выбора, сэр. И ещё, честно говоря, я был уверен, что он взаправду хочет обучить меня своему боевому стилю. Пока дело не приняло скверный оборот.

– Выбор есть всегда. Керелан предупреждал тебя о Джуле и его предрассудках. Мы работаем над этим, но, похоже, твоё присутствие здесь ему не по душе. К счастью, он ненадолго покидает Варсавию с особым заданием. Пока его нет, предлагаю тебе отточить свои навыки в тренировках с другими. А затем, когда произойдёт неизбежное, и он снова бросит тебе вызов... – Улыбка на лице Фрикса стала мрачной.

– Мне очень жаль, что вы разочаровались во мне, сэр.

– Я не то чтобы в тебе разочарован, Гилеас, – вздохнул Фрикс. – Я разочарован ситуацией. Ты, конечно же, понимаешь, что в действительности ненависть Джула направлена вовсе не на тебя, но вызвана целой жизнью, проведённой в недоверии?

– Вот и славно, брат-прогностикар. Я думал, что это личное, но теперь, понимаю – всё вовсе не так.

– Молодчина. Что скажешь теперь, с тебя достаточно тренировок на сегодня – или же настало время для боя, который ты мне обещал несколько месяцев назад? – Фрикс наклонился и поднял брошенное ветераном-сержантом оружие.

Гилеас поднял руку и проверил состояние челюсти. Она удачно вернулась на место, и хотя какое-то время продолжит болеть, вскоре усиленная физиология астартес заглушит эту боль. На мгновение или два сержант задумался о Фриксе. Он твёрдо знал, что псайкер превосходит его во всех отношениях, и что ему, вероятно, придётся столкнуться с ещё одним изнурительным испытанием и очередным серьёзным избиением...

– Я готов, если готов и ты, – отозвался Гилеас, проверяя хватку на своём учебном клинке.

Глава 6 - Полигон

На протяжении нескольких дней после унизительного урока, который преподал ему Джул, Гилеас был вынужден иметь дело с последствиями. Реакция Рубена на сложившуюся ситуацию оказалась отнюдь не благожелательной, так что сержанту пришлось провести со своим братом разговор на грани конфликта.

– Это было самое настоящее оскорбление, Гилеас. Ты не можешь оставить его без ответа! – Рубен вышагивал взад-вперёд по оружейной, в то время как сержант тщательно трудился над своей бронёй, время от времени поглядывая на товарища.

– Джул всегда был моим противником, Рубен. Я не собираюсь менять его мнение словами и аргументами. Всё, на что я могу надеяться – что мои деяния со временем поведают ему обо мне всё, что нужно. Керелан посоветовал мне избегать его настолько, насколько это вообще возможно.

– Мне это кажется трусостью.

– Ты что, обвиняешь меня в трусости? – Гилеас отложил в сторону поножи, которые перекрашивал, и встал во весь рост.

Рубен раздражённо тряхнул головой.

– Ты же знаешь, что я этого не делаю. «Трусость» была неудачно подобранным словом, брат. Прости меня. Однако есть разница между тем, чтобы не попасться на удочку Джула, и тем, чтобы активно избегать боя с ним на том уровне, на который, как я знаю, ты способен.

Гилеас скрестил руки на груди и покачал головой.

– Джул хотел, чтобы я дал ему отпор, – сказал он. – Я устроил для него хрестоматийный спектакль. Я не собирался делать ничего, что могло бы придать его аргументам дополнительную силу. Да, он тоже прошёл через службу в штурмовой роте много лет назад, но некоторые практики с тех пор изменились, чего он, похоже, не одобряет. Если Джул так или иначе намеревается дискредитировать меня, чего бы я добился, используя некоторые из трюков капитана Кулла?

– В этом есть логика, – неохотно признал Рубен. – Меня просто злит, что вообще дошло до такой ситуации.

Впрочем, эта самая «ситуация» здорово улучшилась после того, как Джул и остальные Талриктуги отправились за пределы Варсавии. Сержант понял, что возникшая между грубым чемпионом и его отделением напряжённость должна быть устранена. На данный момент, во всяком случае, отсутствие Джула сняло с его плеч груз некоторых забот, и он смог легче погрузиться в свои обязанности в крепости-монастыре.

– Корни былых предрассудков глубоки, брат, – озвучил свои мысли Гилеас, садясь за стол и возвращаясь к работе. – Джул служит ордену вот уже более двух столетий и помнит, что прежняя Варсавия очень сильно отличалась от той, что существует сейчас. Варсавии, частью которой я так хочу стать.

– Значит, ты принял предложение Аттелла?

Гилеас ухмыльнулся.

– Возможность поохотиться на дичь средь ледяных полей? Ты что, и впрямь верил, что я откажусь от подобного приглашения? С тех пор, как я в последний раз занимался этим, прошла уже целая вечность.

Поза Рубена свидетельствовала о его напряжённости. Капитан скаутов обратился к Гилеасу и его отделению с предложением поработать с юными скаутами, и заручился их согласием. Это была плодотворная и временами весьма занимательная работа, и каждый штурмовой десантник обрёл свою награду, проводя время со следующим поколением воинов ордена.

Половина их годового дозора уже осталась позади, и первоначальное презрение Гилеаса к службе в глубоком тылу сменилось чувством благодарности. Время, проведённое в крепости-монастыре Серебряных Черепов, предоставило ему необходимую паузу и возможность как следует поразмышлять о своём служении Золотому Трону. Он мог решать свои проблемы самостоятельно, а в случае нужды – обращаться к другим людям, способным лучше направлять его. И на сей раз Аттелл спросил у Гилеаса, не согласится ли он сопровождать группу из пяти скаутов во время традиционного обряда посвящения.

Охота была испытанием, в котором участвовал каждый из Серебряных Черепов на каком-то из ранних этапов своего становления. Громадные ледяные поля Варсавии были населены множеством выносливых форм жизни, которая цеплялась за существование в самых суровых условиях. Большая часть этих злобных созданий высоко ценилась в качестве трофеев. С кожаного ремешка на шее Гилеаса свисала единственная вещь, которую он сохранил из своей прошлой жизни, до того, как его жизнь перешла в руки ордена Серебряных Черепов – отполированный до блеска зуб одного из великих хищников Цай Чатора, территории, более известной как Ледяные пустоши.

Давным-давно его отец убил на охоте крупного зверя из семейства кошачьих, и подарил востроглазому мальчишке один из массивных клыков животного, взятый в качестве трофея. Охотник пообещал своему сыну, что однажды тот тоже станет мужчиной и будет странствовать среди пустошей. Со временем эта истина свершилась, однако Гилеасу так и не довелось сразиться плечом к плечу со своим отцом. Вместо этого он отбивался от бесчисленно разнообразных хищников тундры вместе с другими молодыми парнями, которых со временем назовёт своими боевыми братьями.

Гилеас стоял у входа в крепость-монастырь, созерцая непреодолимый горный ландшафт. Сгущающиеся тучи на юго-западе предвещали скорую бурю. За последние несколько дней средний уровень температуры на Варсавии немного повысился, и близился тот день, когда должен начаться прохладный эквивалент весны.

Странно, насколько же он привык к изменчивым погодным условиям, подумал сержант. До чего же легко было забыть о том, что его родной мир в значительной степени сжимается в тисках вечной мерзлоты, которая никогда не исчезала. Далеко на юге, за внутренним океаном, делившим надвое основной континентальный массив, простирались защищённые от стужи долины, в которых практически не было снега и цвела выносливая растительность тундры. Гилеас вырос именно там, но когда его отец принял решение отвезти сына к легендарным «серебряным великанам» на севере, всё это осталось позади.

То небольшое количество талой воды, что встречалась здесь, в этой части планеты, было заметно по зыби извивающейся вдоль окружающего пейзажа реки. С наступлением «тёплого» сезона поверхностный лёд немного вскрывался и уносился дальше медленным течением воды, норовившей вырваться из зимнего плена и устремиться к океану. Там, где текла река, она приносила возрождение надежды существам, лишённым её живительных свойств в жестокие зимние месяцы.

Пока Варсавия располагалась на оптимальном расстоянии между двумя солнцами-близнецами, у местной жизни был шанс. И с этим всплеском энергии для выносливой дикой природы планеты открывались широчайшие возможности для Охоты. Множество хищников, бродивших по льду, не могли сравниться с отрядом юных воинов Серебряных Черепов, которые отчаянно стремились доказать свою ценность. Гилеас прекрасно помнил свою первую Охоту, помнил испытанные на практике новообретённые силы и способности. Возможность вести за собой скаутов была великой честью.

Под его надзором будут пятеро из них, включая юного Никодима. Гилеас провёл немало времени в боевой подготовке с псайкером и обрёл в нём родственную душу, которую никогда и не надеялся отыскать. Сходство в их воспитании позволило обоим мгновенно найти общий язык. Что же касается будущего прогностикара, то прямолинейная честность Гилеаса показалась юноше удивительно освежающей.

Участие псайкера-надзирателя в их предприятии не планировалось. Психический капюшон молодого воина был отрегулирован таким образом, чтобы он не мог воспользоваться всей полнотой своей мощи. В случае, если Никодим превысит допустимый порог психической силы, в его организм будет введено достаточное количество усыпляющих препаратов, чтобы нейтрализовать угрозу и заставить его потерять сознание.

Далёкий грохот в небесах привлёк внимание Гилеаса к приближающимся грозовым тучам, и он нахмурился. Погода явно не располагала к лёгкой Охоте; впрочем, для него, опытного воина, это не представляло особых проблем. А вот у пятерых мальчишек, которых он собирался вести за собой, имплантаты ещё не были рассчитаны на длительное пребывание в подобных условиях. Да и сами они всё ещё учились.

На мгновение Гилеас усомнился в том, что его скромная персона подходит на роль инструктора скаутов. Казалось, будто с тех пор, как он сам стал новичком в рядах Серебряных Черепов, минула уже целая вечность, так что сержант практически не мог вспомнить, как оно было раньше. По всему его телу разлился поток симпатии к своим питомцам. До чего же всё-таки славно быть избранным, отделённым от остального человечества через дар генетического наследия, даруемый немногим благодарным и верным. Какая честь служить Золотому Трону всеми силами и мощью тела и разума!

Любые сомнения, которые испытывал сержант, мигом улетучились, когда он ещё раз окинул взором заснеженный пейзаж. Ему предоставили возможность исполнить эту обязанность, и он будет выполнять её по мере сил и возможностей. Когда мальчишки вернуться после месячной Охоты, они уже будут на пути к тому, чтобы стать воинами.

Губы сержанта растянулись в кривой улыбке, и он развернулся, возвращаясь в крепость. Предстояло как следует подготовиться.

– Но я думал...

– На данном этапе службы думать – не твоя забота, Никодим. Здесь тебе предстоит научиться чтить субординацию. И в этой экспедиции цепочка командования начинается с меня. А теперь захлопни варежку и слушай.

Молодой псайкер умолк, но на лице его появилось выражение мрачной непокорности. Гилеас бегло посмотрел на него, с трудом сдерживая смех от вида скаутской физиономии. «Своенравная душа, требующая бережного наставления» – вот как описывал его Аттелл. Все остальные скауты были даже чересчур уступчивы и покладисты. Гилеас знал, что со временем их личности проявятся, но сейчас они являлись идеальными представителями своей породы. Неоперившимися астартес до мозга костей.

– Каждый из вас может взять с собой на Охоту один экземпляр оружия. Рекомендую вам выбрать то, что наилучшим образом соответствует вашим талантам. Сейчас не время экспериментировать с новыми навыками. Стрелкам стоит выбрать винтовки, дуэлянтам – клинки. И то, и другое окажется полезным против существ, с которыми нам предстоит столкнуться.

– Что до меня, я наслаждаюсь вызовом ножа, – заявил Ачак, делая шаг вперёд. Гилеас окинул его критическим взглядом, по лицу сержанта скользнула улыбка.

– Даже не сомневаюсь, – отозвался он. – И твоё стремление похвально. Однако не торопитесь. Есть мудрость в использовании стрелкового оружия против множества бродящих по пустошам зверей. Гораздо лучше, если они остаются вне досягаемости, если меткий выстрел избавит вас от разрывающих челюстей вессен-лука. Я видел, как люди прощались с конечностями и даже жизнью в зубах хищников, которые непременно встретятся нам во время Охоты. Да, даже полноценные боевые братья, – ответил он на невысказанный вопрос Никодима, прежде чем псайкер успел заговорить.

Это вовсе не было преувеличением, и слова произвели желаемый эффект. Пятеро скаутов тут же собрались в кружок, чтобы обсудить этот вопрос, хотя Гилеас не мог не заметить, что Никодим остался немного в стороне. Когда, наконец, обсуждение закончилось, только двое из пяти выбрали оружие ближнего боя.

– Вы сделали мудрый выбор, – одобрительно сказал Гилеас. – А что же ты, Никодим? – Он посмотрел на болтер в руке юноши. – Он лучше всего подходит твоим особым... талантам?

– Не то, чтобы так, сэр, – ответил псайкер. – Но с того момента, как началось моё обучение, я недурно овладел искусством импровизации. Мне ещё предстоит найти то, что подходит мне лучше всего, – он похлопал по болтеру, который держал в руках, – а пока что и он сгодится. Кроме того, мы идём на Охоту. Звери, с которыми нам предстоит иметь дело, навряд ли обладают технологиями, в борьбе с которыми пригодятся мои, так сказать, особые таланты.

Гилеас хмыкнул и поднял свой верный цепной меч – подобное оружие он полюбил задолго до начала службы в рядах штурмовой роты. Сержант подозревал, что для него оно продолжит оставаться предпочтительным способом нести смерть до тех пор, пока милость Императора поддерживает в нём жизнь.

– Болтеры – это хорошо, – сказал он Никодиму, – но когда ты сражаешься со своим врагом лицом к лицу, кем бы он, она или оно ни был, ты прикасаешься к славе момента. Та роковая секунда, когда неприятель, наконец, узрит Свет Императора и осознает ошибочность своего пути, – Гилеас оскалился своими острыми зубами, – вот именно тогда-то я услужливо и завершаю его ущербное существование. Не зря моё оружие зовётся Затмением, брат.

Ни на одном из воинов не было силовой брони; каждый из них облачился в лёгкий бронекостюм, окрашенный в утилитарный оттенок угольно-серого цвета. На наплечниках красовались тщательно сработанные эмблемы ордена Серебряных Черепов. Даже Гилеас, который давным-давно получил чёрный панцирь, не стал надевать свой священный боевой доспех. Цель предстоящего мероприятия отличалась немалой сложностью. Она представляла собой нечто большее, чем простой обряд посвящения – молодёжь получала возможность освоиться с работой новых имплантатов. Целый год гипнотерапии, в ходе которой рекруты узнавали о том, что с ними произойдёт во время вознесения, не имел ничего общего с тем, чтобы отправиться на настоящее испытание и познать чистую реальность того, кем они стали. Во время Охоты тренировочные игры прекращались и начиналась новая жизнь боевых братьев Серебряных Черепов.

– Встречаемся у «Громового ястреба» через десять минут, – объявил Гилеас. – Без опозданий. Убедитесь, что ваше оружие в полном порядке, а также – ради вашей же безопасности – что вокс-передатчики работают надлежащим образом. Не говоря уже о вашем хвастовстве насчёт профессионального обращения с цепным мечом или безошибочной стрельбе из снайперской винтовки. Проведите все ритуалы предбоевой подготовки так, как положено. Тщательная проверка самых простых вещей может спасти вам жизнь.

На одном или двух лицах промелькнуло смущение от слов Гилеаса, и он немного сменил тон. Все они были мальчишками, которые стремились проявить себя, как мужчины, и ему следовало относиться к ним соответствующим образом. Сержант оглядел собравшийся строй, и на его лице застыла маска серьёзности.

– И ещё кое-что. Не считайте это мероприятие обыкновенной охотой. Перед вами шанс доказать, что вы достойны полученного вами благословления. Воинов готовят посредством учёбы и тренировок, но их истинная сила закаляется в горниле битвы. В грядущие годы вы вспомните тот день, когда ступили на Цай Чатор, и с абсолютной ясностью осознаете, что именно в тот момент стали боевыми братьями.

Гилеас поочерёдно подходил к каждому из скаутов, возлагая руку на плечо всем по очереди, после чего озвучил традиционные ритуальные слова.

– Пойдёмте же, поохотимся на славу, братья мои. Пускай наша добыча быстро падёт под нашими клинками и болтерами, и пусть эта история станет легендой. – Сержант поклонился в пояс – более чем очевидный знак почтения, от которого глаза нетерпеливых мальчишек буквально загорелись.

– Так точно, сержант! – Молодые воины ловко сотворили знамение аквилы и развернулись, покидая оружейную. Сержант Ур’тен наблюдал за тем, как они уходят, и покачал головой. Был ли он когда-нибудь столь же молодым и полным энтузиазма? Если и был, вспомнить об этом непросто. До чего же озлобленным сделало его время.

До чего озлобленным и циничным.

Во всех направлениях, насколько хватало глаз, раскинулись многослойные льды и снега. Кое-где проступали чёрные точки зазубренных скал, венчавших мёрзлую поверхность, а где-то под ними виднелась вершина одетого белым саваном лесного полога. Несколько самых высоких деревьев выросли до феноменальных размеров и возвышались над землёй, словно тонкие часовые. Их ветви отяжелели от скопившегося снега, время от времени можно было услышать и тихий, шуршащий звук кого-то крадущегося по земле. Ледяные поля Цай Чатора слыли смертельно опасным местом для всех, кто путешествовал неподготовленным. Однако для воителей Серебряных Черепов они представляли собой идеальный тренировочный полигон и превосходные охотничьи угодья.

Высадив пассажиров, серый «Громовой ястреб» запустил двигатели и взмыл в небеса. По воксу затрещал голос.

– Увидимся в конце задания, сержант Ур’тен. Доброй охоты. – Корабль с хриплым рёвом двигателей развернулся и понёсся на север, обратно к крепости-монастырю. Гилеас и его скауты остались одни, с незначительным количеством припасов и лекарств.

– Итак, отделение Ур’тена, вот здесь-то всё и начнётся, – произнёс Гилеас с чувством заметной гордости, его дыхание окутало лицо призрачной дымкой. – Здесь вы вступаете в свои права, что принадлежат вам по праву рождения… или умираете.

Температура окружающей среды опустилась значительно ниже нуля, но благодаря генетически улучшенной физиологии никто из отряда не чувствовал холода. Впрочем, необходимость в регулярном и тщательном обслуживании вооружения никуда не делась – опасность замерзания механических частей оставалась пугающе реальной.

Никодим стоял позади собравшейся группы, обратив лицо навстречу холодному ветру. Он глубоко вздохнул, ощущая, как резкий укус мороза ударил по задней стенке горла. Каких-то несколько месяцев назад этот холод причинял бы жуткую боль при дыхании, морозил лёгкие изнутри. Населявшие юг человеческие племена в достаточной степени приспособились к путешествиям и охоте, но лишь в тех случаях, когда позволяла температура. Теперь, когда Никодим стал одним из Адептус Астартес, разреженный и пронизывающий до самых костей воздух вызывал лишь лёгкий дискомфорт. Он сделал ещё один вдох и медленно выдохнул. Глаза юного псайкера блуждали по снежным полям, и он на физическом уровне ощущал, как его оптические имплантаты приспосабливаются к уровню освещения.

Только что вознёсшиеся воины не уходили так далеко в горы с тех пор, как им внедрили последние импланты, и Никодим в течение какого-то времени дивился тому, как теперь он способен мгновенно отфильтровывать интенсивные ультрафиолетовые волны, чтобы те не причиняли вреда сетчатке.

Приятно было снова оказаться вместе с остальными скаутами. Большую часть обучения они держались порознь, но орден твёрдо верил в обязательность присутствия псайкера во всех испытаниях, так что молодых будущих прогностикаров, вроде Никодима, включали в отряды скаутов всякий раз, как только выпадала такая возможность.

Прежде чем отправиться на Охоту, сержант проконсультировался с Бастом, прогностикаром Восьмой роты, и узнал, что предзнаменования насчёт грядущего мероприятия оказались добрыми. Он передал эти слова своим подопечным, не меняя выражения лица, но Никодиму не составило труда понять, что сержант Ур’тен радуется экспедиции так же сильно, как и каждый из них.

– На протяжении нескольких километров вы не встретите никаких животных, – заметил Гилеас. – На такой высоте во льдах ни одному растению не выжить, а потому травоядные пасутся пониже. Возможно, мы повстречаем несколько более выносливых хищников, что пытаются поймать хищных птиц, но вероятность этого невелика. Отчего же, а, Хонон?

Сержант развернулся и безо всякого предупреждения адресовал свой вопрос одному из скаутов. Юноша удивлённо заморгал, но затем взглянул на небо и, глубокомысленно вздохнув, предложил свой вариант ответа.

– Надвигается буря, – выпалил он. – С юго-запада. Этот участок горного хребта открыт для неё.

– Совершенно верно, – кивнул Гилеас. – Что добавишь, Мотега?

– Что нам следует быть готовыми к ещё худшей погоде, сэр. Узнав, куда мы направляемся, я взял на себя смелость изучить кое-какие данные по топографии данного региона. Сеть дорог, в которую мы можем войти на севере, простирается примерно на двадцать километров во всех направлениях. Возможно, мы могли бы начать…

Гилеас сверкнул ухмылкой.

– Бури жестоки, братец, и знания о том, где можно найти убежище, нужны всегда. Отличная работа по ознакомлению с местностью ещё до нашего прибытия. Похвальная предусмотрительность.

Слова срывались с его уст легко, и сержант снова умолк. Он был здесь в качестве наблюдателя, а не для того, чтобы хвалить. Ему следовало позволить неофитам самостоятельные действия на марше, вмешиваясь только в случае крайне необходимости. Чтобы компенсировать сказанное, Гилеас продолжил.

– Идея хороша, – сказал он Мотеге, – но ты можешь биться об заклад своей собственной жизнью, что множество других существ, угодивших под удар бури, тоже займутся поисками убежища.

– Да, сержант. – Приподнятое настроение Мотеги исчезло мгновенно, как и самодовольное выражение его лица.

– Всё равно нам следует отправиться в укрытие, – заметил Никодим. – Надвигающийся ураган станет серьёзным испытанием для нашего зрения и способности точно определять расстояние.

– Верно. Вот вам и первый урок о том, как стать полноценным боевым братом. Наши дары от Императора чудесны, все и каждый из них. И всё же они не идеальны. Все вы заметили, как ваши глаза адаптировались к плохому освещению. Как только начнётся метель, всё, что вы сможете видеть, станет белым, и вам придётся приспособиться к использованию иных органов чувств… тебе особенно, Никодим. Это произойдёт естественным образом, но может дезориентировать тебя.

Задумчиво постукивая по ауспику, который держал в руке, Гаэлин посмотрел в угрожающе потемневшие небеса.

– Обычно подобные бури достаточно сильны, чтобы сметать с гор практически всё, что угодно, и расшвыривать во все стороны валуны. Как и сказал сержант, видимость ухудшается, и если мы не будем соблюдать осторожность, у нас могут быть серьёзные проблемы.

– Мы могли бы укрыться в пещерах, о которых упоминал брат Мотега – во всяком случае, пока худшее не окажется позади, – предложил Хонон, после чего завязалась оживлённая дискуссия об альтернативных способах укрыться от бури. Обсуждалось всё, от продолжения охоты, несмотря ни на что, до рытья укрытий, но в конце концов они решили, что поиски пещеры окажутся самым простым и эффективным вариантом.

Наконец, Никодим кивнул.

– Мы с братом Гаэлином возьмём это дело на себя, – сказал он. – Пойдём и разведаем систему пещер.

Гилеас промолчал, позволив скаутам построиться. Он двинулся в тылу, внимательно следя одним глазом за сгущающимся мраком в варсавийском небе.

Снежная буря разразилась менее чем через тридцать минут и продолжала бушевать на протяжении нескольких последующих часов. Слегка усилившийся ветер превратился в свирепый шторм, который вздымал снег и с какой-то нечеловеческой радостью подбрасывал его обратно в воздух. Поднятые бурей твёрдые осколки льда безостановочно хлестали по шести гигантским фигурам, пробивавшимся сквозь сотворённый самой природой заградительный обстрел.

Буран замедлил продвижение отряда, но в конце концов они всё-таки смогли достигнуть системы пещер. Вход практически до самого верха засыпало снегом, и пока бойцы расчищали путь, им пришлось бороться с порывами исключительно сильного ветра. Потолок внутри был низковат и крайне неудобен, в особенности для целой толпы космодесантников, однако пещеры всё-таки предоставляли достаточно безопасное укрытие. Вдобавок сложившая ситуация предоставила им возможность научиться погружаться в полусон посредством каталептического узла, когда часть мозга отдыхала, в то время как другая оставалась начеку.

Самые яростные порывы метели улеглись ближе к полудню следующего дня, и бойцам пришлось прорывать себе обратный путь сквозь засыпанный вход в пещеру. После мягко обговорённого консенсуса они вновь вышли на ветер, заставив себя действовать наперекор стихии. В конечном счёте воющие вихри начали стихать, однако снег продолжал идти, ограничивая видимость до нескольких метров.

Гаэлин инстинктивно держался изгиба горного склона, чтобы ориентироваться должным образом – вдобавок у группы имелось хоть какое-то убежище с подветренной стороны утёса. Но сама буря, похоже, отнюдь не стремилась полностью выпускать скаутов из своих когтей.

Находившийся в хвосте группы Гилеас отвлёкся от неофитов, решив воспользоваться своими сверхчеловеческими дарами. Запах и вкус воздуха, что доносил до него ветер, отдавали привкусом смерти – стало быть, неподалёку кого-то убили. Судя по свежему аромату, совсем недавно. В голове возникли картины варсавийского бестиария, и сержант мгновенно перебрал все возможные вероятности. Всего за несколько ударов сердца он сократил возможную угрозу находившихся в непосредственной близости хищников до нескольких вариантов. Скорее всего, это были большие кошки, что рыскали по пустошам в своём естественном камуфляже из белого меха. Однако в числе обитателей Варсавии были и другие создания, которых нельзя было ни с кем сравнить.

Такие твари редко поднимались настолько высоко в горы, хотя тому существовали задокументированные и подтверждённые наблюдения. Гилеас был уверен, что кошки, скорее всего, станут их первой добычей. Он понюхал воздух ещё раз, и... да. Вот оно что. Запах настолько слабый, что он мог и ошибаться, но где-то на западе присутствовал намёк на звериное присутствие.

Сквозь густую снежную пелену сержант Ур’тен сумел разглядеть очертания фигур своих подопечных. Он уже отличал одного от другого по наклону плеч, манере держаться и выбранному оружию. Разумеется, Никодим выделялся сильнее других; его психический капюшон подрагивал от вездесущей энергии. За те месяцы, что минули с момента его вознесения, парень начал понимать свои силы и способности, хотя в этом деле ещё оставался простор для дальнейшего самосовершенствования. В нём присутствовала зарождающаяся мощь немалых размеров, что жаждала развернуться. Однако великая сила не всегда была великим благом. Никодиму предстояло пройти долгий путь, прежде чем он научится полному использованию своего потенциала.

– Нам следует взять курс на запад. – Мотеге пришлось повысить голос, чтобы товарищи смогли услышать его сквозь непрекращающийся рёв метели.

– По какой причине?

Мотега заколебался.

– Я уверен, что в этом направлении что-то есть, – сказал он. – Я могу... Ветер разносит странный запах. И я не узнаю его, – в тот же самый миг, когда эти слова сорвались с его губ, остальные скауты подняли головы и попытались учуять в воздухе то, о чём говорил Мотега.

– В скором времени эта буря пройдёт мимо нас, – уверенно заявил Никодим. – Пока что нам следует продолжать движение... но сбавив темп и держа свои чувства наготове. Поступим так, как говорит Мотега, и повернём на запад.

– Хороший выбор, – одобрительно кивнул сержант. – Добавлю от себя небольшую ремарку. Не доверяй камням под ногами твоими. Если остальные последуют твоему примеру, все они в скором времени свалятся в расщелину. А я как-то не сильно горю желанием сообщать командованию, что причиной вашей смерти стало падение с горы в условиях плохой видимости.

Лёгкость в его тоне вызвала неуверенный смешок у всех его подопечных, и Гилеас отметил, что им удалось немного избавиться от напряжённости. Это радовало. Он солгал бы, если бы заявил, что в совершенстве помнит все непростые переходы, что совершил в своей жизни: от неотёсанного, полудикого мальчика к нескладному, но неукротимому подростку, затем к нетерпеливому неофиту – и, наконец, к полноценному боевому брату, в тот самый день, когда Гилеаса познакомили с его первым комплектом священной силовой брони. И всё же он мог вспомнить достаточно. Мальчишки – он не мог перестать думать о них именно так – переживали странные времена. Они обрели второе рождение, и хотя теперь они были далеко не невежественными подростками, ребята всё ещё продолжали приспосабливаться.

Чувствовать себя комфортно друг с другом и с начальством было жизненно важным делом в процессе испытания, и если лёгкая шутка могла помочь им расслабиться, ей не следовало пренебрегать. Как ни странно, хотя Гилеас мог видеть, что юмор помогает его подопечным, он также чувствовал, что в такие моменты его собственные заботы отходят на второй план. С момента возвращения на Варсавию в моменты безделья его посещали ненужные мысли и опасения, которые, озвучь он их среди старейшин ордена, были бы заклеймены как нечто на грани кощунства. Впрочем, пока что он держал всё это при себе. Не его дело хоть как-то выражать их более ощутимым образом, чем слабое чувство беспокойства. Гилеас сделал мысленную пометку снова посетить капеллана Акандо по завершении охоты.

– Движение.

Ветер донёс до сержанта единственное слово, моментально вернув его внимание к реальности. Мгновение спустя Затмение оказалось у него в руке, большой палец навис над кнопкой активации. Сквозь клубящийся снег он разглядел неясную фигуру, что находилась на некотором расстоянии, но становилась всё больше по мере того, как подкрадывалась к группе.

Гилеас ничего не сказал. Скауты знали правила этой экспедиции. Сержант сопровождал их для того, чтобы направлять их, но не вести за собой. На раннем этапе их службы было важно, чтобы они разработали свои собственные способы выбора лидера.

Буря утихла – теперь у группы, во всяком случае, было куда больше шансов отреагировать на возможные угрозы. Гилеас смог увидеть каждого из скаутов, а они, в свою очередь, разом обратили свои взоры к Никодиму. Псайкер, к его огромной чести, явно заметил это и не пытался смотреть в другую сторону. Он просто бросил на сержанта беглый взгляд и получил в ответ едва заметный кивок.

– Не стойте вместе, – сказал Никодим. – Из нас выйдет куда более эффективный охотничий отряд, если мы сможем окружить зверя, а не продолжим держаться единым стадом, предоставляя ему отличную возможность перебить всех разом.

В его тоне присутствовала спокойная властность, и все остальные явственно ловили каждое его слово. Однако приравнивать действия парня к прирождённым задаткам лидера было рановато. Пускай он не был прогностикаром, пускай он не обладал благословением предвидения, он в любом случае оставался псайкером – при этом, невзирая на огромный талант Никодима, его неспособность управлять своими силами с какой бы то ни было предсказуемостью делала его в значительной степени неизвестной величиной в этом аспекте сражений.

Если Серебряным Черепам повезёт, прогностикатум удержит его и не отпустит. Таланты молодого псайкера всё ещё оставались дикими, грубыми и использовались с характерной для юности порывистостью, но именно такими талантами орден и дорожил. Слишком много подобных Никодиму рекрутов было отдано по условиям соглашения, заключённого с Серыми Рыцарями тысячелетия назад. Хотя быть избранным этим тайным орденом считалось великой честью, лорды Варсавии оплакивали потерю каждого из чувствительных к варпу сыновей своей родины.

По команде Никодима группа перестроилась веером, в то время как Гилеас услышал в своём ухе сигнал вокса, который безмолвствовал всё время после отбытия «Громового ястреба».

– Братья, переговоры только по вспомогательным частотам, – произнёс Никодим, его голос прозвучал достаточно тихо, чтобы его не было слышно из-за порывов ветра, и в то же время достаточно громко, чтобы его уловил вокс.

Пока что всё складывается недурно, подумал Гилеас, пока его более опытные глаза пронзали поредевшую снежную бурю. Фигура, что неспешно приближалась к ним, внимательно изучала след, оставленный на снегу космическими десантниками, и вдруг тень разделилась на три части.

– Звери, – раздался голос Мотеги. – И не один, их трое.

– Коты-нивосусы, – заключил Хонон, и Гилеаса посетило чувство предбоевого волнения. Вне сомнения, всё кончится быстро – котов было трое, скаутов пятеро, однако нивосусов не всегда можно было назвать лёгким противником. В холке они достигали до груди космодесантника и славились как ненасытные охотники с острыми, как бритва, удлинёнными клыками и полными смертоносных зубов челюстями.

Теперь он мог как следует различить очертания хищников, их длинные, мускулистые тела, покрытые густым мехом, столь же плотным, как и варёная кожа. Весьма эффективное защитное средство от множества зверей Цай Чатора, что делили с нивосусами охотничьи угодья, однако против болтерных выстрелов и визжащих зубьев цепных мечей долго ему не продержаться.

Тем не менее, коты всё ещё оставались крупными, исключительно тяжёлыми и могли задействовать достаточно сил для атакующего прыжка, чтобы повалить наземь одинокого воина. Если им удавалось свалить медлительного или неподготовленного человека, последнего ожидала страшная участь – клыки и когти зверей буквально сдирали плоть с костей жертв. Сила укуса крепких челюстей нивосусов была такова, что они могли справиться даже с бронированной добычей – что до голой плоти, её просто перемалывало, как на скотобойне.

– Трон Императора, – выругался Хонон, едва коты подошли ближе. – Как же от них смердит!

– Они будут пахнуть ещё хуже, как только мы их выпотрошим, Хонон. Не отвлекайся.

Гилеас позволил Никодиму продолжать отдавать приказы. До сих пор псайкер действовал мудро, по-настоящему впечатляя Гилеаса. Никодим оставался в живых, хотя ему, как психически одарённому созданию, приходилось противостоять опасностям варпа каждое мгновение своей жизни. Неудивительно, что он сумел быстро адаптироваться.

Движения звериной троицы замедлились, они перестали рыскать и припали к земле, опёршись мохнатыми подбородками на передние лапы, каждая из которых не уступала размерами голове любого из скаутов. Белый мех обеспечивал котов превосходной естественной маскировкой в их природной среде обитания, и всё, что удавалось отчётливо разглядеть, были их узкие звериные глаза, жёлтого цвета, с тонким чёрным зрачком. Хищники безмолвно разглядывали воинов, оценивая угрозу с неестественным для диких животных интеллектом.

Гилеасу уже доводилось несколько раз сталкиваться с нивосусами. В первый раз это случилось, когда ему было восемь, во время путешествия вместе с семьёй на крайний север. Зверь, что попытался напасть на семью Гилеаса и был убит его бесстрашным отцом, казался не более чем детёнышем по сравнению с этими монстрами, и к тому же был ранен. Рука сержанта потянулась к висевшему на его шее клыку – ему не терпелось выйти вперёд и встретить кошек лицом к лицу.

Тем не менее, ему пришлось последовать собственному совету. Это была Охота, а не война, и Гилеас присутствовал здесь лишь для того, чтобы наблюдать и направлять. Время войны наступит довольно скоро – для каждого из них.

– Нико? – Голос Ачака по воксу превратился в приглушённый шёпот, исполненный едва сдерживаемого рвения. – Каков твой приказ, брат? Никодим!

Псайкер ответил не сразу. Подобно тому, как коты оценивали космических десантников, так и он оценивал хищников, пытаясь упредить или предугадать их ближайшие действия. Наконец, он завершил мысленное составление плана атаки.

– Следуйте моему примеру, – только и сказал Никодим, на что Гилеас покачал головой. Ему придётся обсудить этот момент с молодым псайкером, как только «кошачье» дело завершится. Импровизация при отсутствии иных вариантов представлялась крайне отчаянной мерой.

Никодим рассматривал возможность применения своих особых способностей, но пришёл к выводу, что они слишком непредсказуемы, чтобы их можно было направлять должным образом в этой схватке. Вместо этого он вскинул болтер, который его убедили взять с собой, и прицелился в одного из зверей. Ствол оружия вспыхнул, когда псайкер нажал на спуск, все остальные братья последовали его примеру. Кошки оказались весьма проворными, они ловко уклонялись от летящих болтов, но один попал цели в бок. Зверюга издала яростный рёв, и все трое начали медленно пятиться.

– Похоже, тебе только что удалось здорово разозлить их, – заметил Хонон. – Возможно, твой план был не из лучших. Что скажешь?

– Не стоит утверждать раньше времени, – возразил псайкер. – По крайней мере, мы можем сражаться с ними вдали от края горы. С учётом местности преимущество на нашей стороне.

Гаэлин изучил зверей внимательным взглядом, после чего поделился результатом оценки с товарищами.

– Тот, что в центре – альфа-самец, – заметил он. – Двое других, вероятно, его самки. Атакуйте самца, и дамочки тут же набросятся на вас. Первым делом устраните их, затем обрушьте всю свою ярость на самца.

Гилеас одобрительно хмыкнул. Неофиты на славу использовали свои знания. В течение дня былая нерешительность быстро сменилась уверенностью.

– Да, брат, – раздались утвердительные голоса нескольких скаутов, после чего они бросились прямо в бой. Гилеас сдерживал себя, хотя на это приходилось тратить практически всё своё самообладание. Месяцы тренировок не шли ни в какое сравнение с настоящим боем, где проливалась кровь, а добыча встречала свою смерть. И всё же эта Охота принадлежала будущим боевым братьям, а вовсе не ему.

Лай выстрелов эхом пронёсся по горам, когда вооружённые болтерами скауты открыли огонь по меньшим кошкам, а в скором времени к этой какофонии присоединился вой цепных мечей, а также внезапный рык и пронзительный визг животных, которые бесстрашно атаковали в ответ.

Огромный альфа-самец, разъярённый тем, что кто-то посягнул на его маленький прайд, в мгновение ока устремился в сторону псайкера, позабыв о страхе и неуверенности. Громадные мышцы задних лап напряглись, и зверь прыгнул, выпустив свои когти прямо во время полёта с явным намерением разорвать Никодима на части. Псайкер укрепил свою стойку, прочно упёршись ногами в землю, чтобы противостоять неизбежному.

Попытка, спору нет, достойная, только вот зверь оказался большим, быстрым и исключительно тяжёлым. От удара Никодим потерял равновесие, но отреагировал стремительно – действуя на инстинктах, он нанёс меткий ответный удар по слюнявой челюсти зверя.

Череп создания треснул с одного бока, изо рта брызнула слюна. Полностью восстановив равновесие, Никодим поднял болтер и направил его на зверя, а затем нажал на спусковой крючок, посылая в альфа-самца масс-реактивный снаряд. Его прицел был идеальным, и если бы зверь не пригнулся для повторного прыжка, снаряд вошёл бы коту прямо промеж глаз. Вместо этого он пронёсся над головой зверя, проскользнул по льду и, наконец, глубоко зарылся в сугроб. Затем болтерный снаряд взорвался, выпустив в воздух облако тумана и пара. Покрывавший скалу лёд потрескался, от него с оглушительным треском отвалился кусок.

Остальные скауты были втянуты в свои собственные битвы. Одна из самок-нивосусов уже лишилась кончика хвоста, и на снегу расцвели брызги тёмно-малиновой крови. Множественные рваные раны кровоточили и на её спине, пятная чистый белый мех, и всё же она оставалась более чем способной продолжать бой. В глазах хищницы ранившие её существа были не более чем кормом для её прайда, и она была полна решимости бороться до последнего, чтобы сломать их всех. Слушая короткие, напыщенные разговоры по вокс-каналу отделения, Гилеас заметил, что каждый из скаутов осознаёт этот факт. Уважение к добыче являлось жизненно важной деталью, даже когда это уважение шло рука об руку с ненавистью.

Мотега бросился вперёд, его ведущая нога немного погрузилась в снег, и ударил нивосуса цепным мечом снизу вверх. Удар оказался удачным – оружие вонзилось в грудь твари по самую рукоятку. Жужжащие зубья прогрызли мех, плоть и кости, разорвав существо на части прежде, чем оно вообще успело издать крик боли. Самка рухнула на землю, придавив своим телом цепной меч Мотеги. Скаут дёрнул его и после нескольких попыток спихнул в сторону тяжёлый кошачий труп. Мёртвая зверюга упала набок, освободив оружие юного бойца. Мотега торжествующе взмахнул цепным мечом и тут же обратил внимание к другой самке.

Взгляд Гилеаса вернулся к псайкеру, который всё ещё продолжал бороться с матёрым альфой – притом «бороться» в прямом смысле слова. Во время смертоносного танца со зверем он потерял болтер и начал драться голыми руками. Зверь явно ослабел и начал уступать своему противнику. Удачный удар заставил его издать визг страха и резко отвернуть голову.

Псайкер тут же опустил плечи и бросился в сторону врага. Психический щит, который Никодим всё ещё продолжал поддерживать, можно было различить без особого труда – нимб зеленоватого света, что потрескивал и шипел на ветру. Скаут врезался коту в бок практически так же, как животное атаковало его раньше, и оба рухнули в снег, снова и снова перекатываясь из стороны в сторону. Челюсти зверя щёлкали, его когти ярились располосовать добычу, кулаки воина-постчеловека безустанно молотили врага.

– Держи себя в руках, Никодим. Не поддавайся дикой ярости. Преврати её в высокоточное оружие, и обрати против своих врагов. Отсутствие контроля уже начинает сказываться на твоих способностях.

Это был единственный совет, который Гилеас дал своему подопечному за всё время боя, и он был произнесён таким тоном, который не вызвал ни обсуждений, ни споров. Ирония происходящего также не укрылась от сержанта.

Вожак явно не привык к тому, чтобы жертва или какой-нибудь иной хищник пустоши хватали его, а потому оказался не готов к яростным ударам, что обрушились на него следом. Под яростным натиском скаута кости нивосуса захрустели, и задние лапы животного, наконец, подкосились.

Он боролся до последнего, разбрызгивая смешанную с кровью слюну изо рта. Наконец, измученный вожак рухнул в снег, и свет жизни в его глазах померк.

Вторая самка уже давно была убита остальными скаутами, и когда Никодим ещё раз неуверенно обратился к своему мысленному взору, он понял, что все до единого братья уставились прямо на него.

– Кулаки?

Гилеас шагнул вперёд и рывком поставил его на ноги.

– Таково твоё любимое оружие? У тебя есть способность подчинять реальность своей воле, достаточно силы, чтобы превратить гору в гравий... а ты решил забить его до смерти?

– Это было... наиболее подходящее оружие на тот момент, сержант, – разочарование Никодима своими собственными действиями казалось прямо-таки ощутимым. Его таланты в работе с машинами, безусловно, были огромными и со временем могли стать бесценными. Тем не менее, когда он столкнулся с незнакомой ситуацией, слабо соответствующей его способностям... когда он оказался безоружным и сошёлся в бою с хищником, псайкер действовал инстинктивно и безрассудно. Его наставникам в прогностикатуме следовало разобраться с этой проблемой.

– Да, – задумчиво согласился Гилеас. – Вероятно, так оно и было, но ты прошёл своё собственное испытание. Собирайте свои трофеи, охотнички, но знайте – то, с чем вы столкнулись, даже отдалённо не похоже на истинный вызов. А вот с ним вы встретитесь после того, как мы спустимся в долины, – глаза сержанта сузились, когда он окинул взором темнеющее ночное небо и бесконечную белизну на горизонте. – Это произойдёт, когда мы отыщем то, что заставило этих животных покинуть их территорию в поисках новых охотничьих угодий – и убежища среди скал.

Глава 7 - Меньшее зло

В пределах долины не было слышно ни звука. Густой снег заглушал всё, а сокрытый от ревущего ветра неподвижный морозный воздух становился гнетущим. Ни малейшего подобия рыку хищников, никакого шороха ветвей. Одна лишь глубокая тишина, создававшая исключительно жуткую и зловещую атмосферу.

Могучие древние деревья – истинные великаны, способные выдержать самые суровые условия – сгибались под сокрушительной тяжестью льда и снега едва ли не вполовину, словно безмолвный строй замерших в поклоне фигур. В неровном свете люменов Серебряных Черепов, бредущих меж образованными стволами тёмными тропинками, они отбрасывали диковинные тени.

Паковый лёд на Варсавии был настолько стар, что на поверхности планеты существовало крайне мало мест, где можно было бы утонуть в снежном покрове. Даже веса Адептус Астартес было недостаточно, чтобы отправить их больше чем на глубину голени в утрамбованную поверхность, прежде чем сабатоны космодесантников касались твёрдого как железо льда.

Спуск отделения Ур’тена с гор прошёл в странном безмолвии. С двух убитых кошек содрали шкуры, голову вожака отделили от тела и поместили в мешок, который Никодим теперь носил привязанным к поясу. Содержимое сочилось насыщенной алой кровью, уже пропитавшей мешковину насквозь, но псайкера это не волновало. Сегодня он впервые добыл свой настоящий боевой трофей, и тот будет зримым доказательством его, Никодима, мастерства, покуда он остаётся в живых.

На плечи двух других скаутов были накинуты две содранные шкуры нивосусов – третья кошка оказалась слишком уж сильно разорванной на части, чтобы из неё получился стоящий трофей. Снятые с кошачьих тел шкуры оказались огромными, но такими же были и воины, что их носили.

Зловещее предположение Гилеаса о том, что в долине скрывается нечто чрезвычайно опасное, заставило всех без исключения скаутов насторожиться. Во время спуска сержант объяснил, что нивосусы редко поднимаются на бесплодную возвышенность. Охота там неважная, да и ярость бушевавшей стихии влечёт за собой немалый риск. Пещеры, в которых ненадолго укрылись скауты, скрывали множество мелких, напоминающих грызунов животных, которые прятались там, лишая кошек их привычного источника пищи.

Ещё во время пребывания в стенах крепости-монастыря Гилеас здорово погонял каждого из неофитов, чтобы убедиться в полной работоспособности их вооружения, плюс потратил некоторое время на добычу нескольких гранат, которые тайком пронёс с собой.

Просто на всякий случай.

Группа воинов продвигалась цепочкой через лес. В какую бы сторону они не повернулись, угасающий свет скользил по деформированным деревьям, отбрасывая длинные тени. Не единожды тот или иной скаут буквально вскакивал в боевой готовности, уверенный, что одна из движущихся теней – нечто живое, что шевелится средь ветвей.

Группа оставалась полностью готовой к любой засаде, какая только могла их ожидать, однако неподвижный воздух и сгустившаяся атмосфера требовали определённого уровня тишины в вокс-переговорах. Во время столь же длительных переходов, как этот, можно было ожидать некоторого праздного подшучивания, однако все до единого скауты молчали уже больше тридцати минут. Пользуясь случаем, Гилеас наблюдал за их продвижением сквозь снег. До сих пор сержант был в известной степени удовлетворён тем, что видел. Скауты работали и сражались вместе достаточно долго, чтобы чувствовать себя комфортно в компании друг друга. Переход к распределению ролей лидеров и поддержки прошёл совершенно бессознательно и плавно, скауты фактически перестали нуждаться в направляющих приказах со стороны. Они образовали хорошую команду, и Гилеас был искренне впечатлён тем, чего сумел добиться Аттелл.

Несмотря на то, что изначально скауты искали лидера в своём псайкере, со временем всё немного изменилось. Ачак, светлокожий и белобрысый уроженец Севера, естественным образом принял командирские полномочия, и они охотно прислушивались к его предложениям. В его поведении присутствовала спокойная уверенность, вдобавок он обладал способностью выделять лучшее в остальных. Даже самонадеянный Никодим беспрекословно предоставлял окончательные решения на его усмотрение. Ачак был старше остальных скаутов больше чем на год, и одного этого отличия, казалось, было вполне достаточно, чтобы выделить его. Он держался с уверенностью и даже самонадеянностью, но сохранял достаточно здравого смысла, чтобы понимать, когда следует задавать серьёзные вопросы.

Гаэлин и Мотега, двое младших, которые настолько походили друг на друга внешне, что поначалу Гилеас принял их за кровных братьев, в действительности не были связаны никакими родственными узами, за исключением полученных при вознесении даров. И всё-таки в них присутствовала какая-то синхронность мыслей и действий, которая произвела впечатление на внимательно наблюдавшего за ними сержанта. Подобно Ачаку, оба носили коротко остриженные волосы и, как и признанный лидер их группы, оба родились на Варсавии, обладая соответствующим цветом кожи. Кроме того, оба были наделены способностью думать на несколько шагов вперёд и отбрасывать нежелательные варианты действий. Стратегически мыслящие умы приветствовались в рядах Серебряных Черепов столь же сильно, как и выдающиеся мечники.

Хонон – совсем другое дело. Он изо всех сил пытался найти своё место в отряде. Он не обладал достаточной уверенностью в себе, чтобы вести за собой других, и всё-таки в нём чувствовалось ядро негодования, из-за которого ему непросто давалось почтительное отношение к тем, кого он считал своими товарищами и ровней. Когда отряд останавливался, чтобы составить планы и наметить курс, Хонон всё время держался немного в стороне от остальных. Гилеасу было хорошо знакомо подобное поведение – в возрасте Хонона он и сам не так уж сильно отличался от него.

Хонон не был сыном Варсавии. Его рекрутировали из числа запасников с одного из вербовочных миров Серебряных Черепов, его волосы были рыжими, а кожа обладала более тёмным оттенком, чем у остальных. На лице скаута располагалась небольшая россыпь веснушек, и он напоминал Гилеасу одного из бойцов его собственного отделения в составе Восьмой роты – Тикайе, который, кстати говоря, родился на одной с Хононом планете.

Никодим, невзирая на всё его высокомерие и практически властную самоуверенность, также заметил добровольную дистанцию со стороны Хонона и безо всякого вмешательства Гилеаса начал потихоньку втягивать своего боевого брата в состав группы. Сержант был счастлив отметить этот факт, и мысленно пометил его в качестве одной из потенциально искупительных черт псайкера. До сих пор список таковых был не столь уж и длинным.

До чего же непросто вспомнить, каково это было, подумал Гилеас, позволяя своим глазам с привычной лёгкостью изучать заснеженный лес. Каково было выйти из апотекариона, став на фут выше ростом, с радикально изменённой физиологией. Он настолько привык к своим имплантатам, что просто помнил, будто бы изменения произошли мгновенно. Теперь же сержант осознал, что это вовсе не так.

Окружающая тишина была жуткой. Поверх снежной корки не осталось явных звериных следов, но как только отряд немного углубился внутрь леса, Ачак остановился.

– Сержант, – начал он с некоторым удивлением в голосе, – похоже, что не мы одни охотимся этой ночью.

Подойдя поближе к скауту, Гилеас безошибочно определил мерцание огня где-то впереди, среди лесной чащи. Сержант нахмурился и мысленно нарисовал для себя карту местности. «Громовой ястреб» высадил их к югу от внутреннего моря. Согласно его собственному опыту и данным из тщательно сберегаемых орденом архивов, ни одно племя не объявляло своими охотничьими угодьями этот регион варсавийского юга.

Нечто холодное, не имевшее никакого отношения к окружающей среде, сжало душу Гилеаса. Он развернулся к Гаэлину и Мотеге, автоматически перейдя на тон сурового сержанта-инструктора. Разница в его голосе, что прежде звучал столь вежливо и приветливо, заставила всех пятерных скаутов вытянуться по стойке смирно.

– Выдвигаемся, – распорядился он. – Вы двое, подойдёте как можно ближе к лагерю и оцените ситуацию. Не вмешивайтесь, если на то не будет крайней необходимости. Там может быть просто кочующая семья, укрывшаяся в лесу на ночь, а может и целое племя. Ни то, ни другое не доставит нам особых проблем, но всем вам известно, как Прогностикатум относится к взаимодействию с племенами, что не выплачивают десятину напрямую.

– Они охотники, – заявил Никодим, заставив Гилеаса оглянуться.

– Откуда такая уверенность?

– Глядите. – Глаза всех скаутов уставились в сторону наполовину засыпанного снегом сломанного копья. Уголок рта Гилеаса дёрнулся.

– Похвальная внимательность, – заявил он с явным одобрением. – Приказы остаются без изменений, так что действуйте. Основная часть группы останется здесь и займётся наблюдением за периметром. Сведите к минимуму вокс-переговоры и убедитесь, что вас не слышат, прежде чем будете докладывать.

Понимающе кивнув, Гаэлин и Мотега скрылись из виду среди деревьев.

Сержант наклонился, чтобы поднять копьё, и внимательно его осмотрел. Разумеется, это был охотничий инструмент. Совершенно утилитарный, лишённый каких бы то ни было украшений или выгравированного рисунка, этот предмет создали с единственной целью – поразить добычу. Гилеас позволил своей руке соскользнуть по грубо вырезанному древку к острому наконечнику копья.

Его нельзя было назвать красивым оружием. Неважно рассчитанный баланс, металлический наконечник также не отличается особой остротой. Но что-то в нём было особое… в самом железе. Гилеас поднёс оружие ближе, чтобы изучить его получше. Сковавший его сердце лёд распространился по всему телу. Он подозвал к себе оставшихся скаутов.

– Ваши мнения?

Мотега и Гаэлин обнаружили, что после обретения дара в виде полноценного набора имплантатов астартес вести разведку стало не так-то легко. Увеличенные рост и вес всерьёз затрудняли незаметное приближение. Возможно, они и не были мастерами скрытности, но всё-таки учились приспосабливаться к окружающей местности как можно лучшим образом. Деревья служили укрытием, снег быстро заметал их следы, а мертвенная белизна скрадывала продвижение.

Мерцающее пламя, что привлекло внимание Ачака, шло откуда-то из леса; танцующая стена оранжево-жёлтого пламени ярко контрастировала с практически чёрной бархатной тьмой. Маскируясь за стволами деревьев, оба скаута подошли настолько близко, насколько могли.

Прогалина в лесной опушке дала им превосходный обзор лагеря, который им требовалось оценить – на оценку увиденного скаутам потребовалось меньше минуты. Жестом указав на необходимость отступить, Мотега заметно ускорился.

– Ты видел?.. – Ответ на приглушённый вопрос Гаэлина последовал прежде, чем он успел закончить.

– Да, брат, видел.

Собратья по оружию вновь погрузились в безмолвие и продолжили удаляться от лагеря приблизительно двадцати пяти воинов, каждый из которых весьма красноречиво был отмечен племенными знаками ксайзов.

Тем временем Никодим мгновенно почувствовал – что-то пошло не так. Он резко повернул голову в том направлении, куда ушли разведчики, его глаза сузились, а на психическом капюшоне заплясали искры, осветившие окружающую тьму. Гилеас тут же развернулся в сторону псайкера.

– Там что-то есть, среди тех деревьев, – пробормотал Никодим, обменявшись взглядами с Гилеасом. Сержант ничего не ответил, так что псайкер продолжил. – Я не узнаю такой разум, там нечто анималистическое, – он сосредоточился сильнее, но эффекта не последовало. Никодим мысленно выбранил себя. Его силы были велики, навыки – исключительны, но оставалось так много вещей, которые он совсем не умел делать. Будь Никодим и вправду мастером своего дела, результат оказался бы куда более конкретным. – И это не человек, я уверен, – попытался пояснить он.

Гилеас поднял бровь.

– Больше ничего?

– Никак нет, брат-сержант. Голод, быть может? Но вместе с тем я чувствую энергию и решимость.

– Охотник. Определённо, не человек. Значит, дело не в воинах племени. – Гилеас потёр челюсть.

– Брат-сержант? – затрещал голос Мотеги внутри вокс-бусины. – Здесь встали лагерем двадцать пять воинов племени. Все ксайзы, сэр.

Тревога, что постепенно кристаллизовывалась в душе сержанта-инструктора Гилеаса Ур’тена с момента обнаружения копья, наконец обрела своё имя. Он покачал головой, чтобы очистить её от внезапно возникших и совершенно непрошенных предубеждений, после чего постарался сосредоточиться на Никодиме. Возможно, что животный разум, который ощущал псайкер, и в самом деле принадлежал членам племени. Гилеас ощутил лёгкое разочарование из-за того, что способности псайкера пока что оставались столь незрелыми. Будь он менее высокомерным и более сосредоточенным... месть, которую можно было бы свершить...

Месть.

Гилеас позволил себе отдышаться и взял эмоции под контроль. Мысли о мести были недостойны боевого брата Серебряных Черепов, и он знал об этом. И всё же воспоминания о былом, сколь бы глубоко они ни были скрыты под тщательно продуманными слоями психической обработки и бесконечной индоктринации, невозможно было отрицать. В особенности если речь шла о воспоминаниях, сыгравших решающую роль в первые дни перековки Гилеаса в живое оружие, которым он стал.

Земля под ногами группы содрогнулась повторно, но погружённый в свои мысли Гилеас обратил на это внимание лишь теперь. Не с такого рода вещами он рассчитывал столкнуться, отправляясь на поиски хищника, вытеснившего нивосусов из их привычной среды обитания. В мгновение ока Серебряные Черепа превратились из охотников в потенциальную добычу.

Хранившиеся в разуме Гилеаса феноменальные энциклопедические знания позволили ему понять, что именно их преследует. На юге Варсавии встречалось множество видов планетарной фауны, вроде тех же нивосусов, но при этом среди всего этого многообразия имелись настолько редкие твари, что их появление служило в равной степени добрым предзнаменованием и ужасным проклятьем. И в данный момент мнение Гилеаса очень сильно склонялось в сторону последнего.

Дрожь земли становилась всё более сильной, со старых деревьев посыпались целые сугробы снега. Сержант знал, что ему придётся действовать быстро – ради своих ребят. Он обвёл взглядом лес, разум лихорадочно прокручивал множество вариантов действий. Активировав вокс, Гилеас принял командование отделением, и в тот момент, когда он это сделал, скауты наконец-то осознали всю серьёзность своего положения. До сего момента он действовал просто как опытный советчик, но теперь они столкнулись с другой стороной своего инструктора и должны были реагировать на его команды мгновенным их выполнением.

Новички идеально вписались в отлаженный механизм, который представлял собой их орден. Пускай они всё ещё оставались немного неуверенными в себе, каждый из трёх находившихся рядом с Гилеасом молодых воинов незамедлительно и безо всяких вопросов взял на себя роль, для которой был рождён.

– Мотега, Гаэлин, немедленно вернуться на позицию! Если мы не перегруппируемся сейчас, я не могу гарантировать лёгкое возвращение в...

Договорить он не успел. Постоянная дрожь под ногами превратилась в накатывающую ледяную волну, расходившуюся рябью, подобно океанской зыби, отчего все до единого космодесантники едва не покатились кубарем по неровной поверхности. Никодим оступился, и Гилеас моментально схватил его за руку, не давая молодому псайкеру упасть. Земля брыкалась и вздымалась, словно одержимая, и тут ни с того ни с сего толстый лёд с оглушительным треском раскололся на части.

Где-то вдали, посреди леса, раздавались гортанные крики людей. Похоже, что их коллеги-охотники ксайзы также пришли в движение, встревоженные внезапной активностью.

– Мотега! Гаэлин! Немедленная перегруппировка!

– Ксайзы снимаются с лагеря, сержант. Землетрясение напугало их.

– Это не землетрясение.

Дрожь земли была вызвана отнюдь не природным катаклизмом. Лёд снова заскрипел, и его поверхность расколол исполинский разлом, поглотивший тонны снега и вековые деревья, ухнувшие прямиком в тёмную пропасть. Громадные плиты вырвались из расширяющегося зёва и покатились прочь с оглушительным грохотом.

А затем со звуком, напоминавшим треск ломающихся костей, десятки покрытых снегом деревьев взмыли в воздух и раскололись на части, когда наиболее промёрзшие их участки не выдержали напряжения и разлетелись во все стороны вихрем разорванной коры и щепок. Рука Гилеаса сомкнулась на рукояти цепного меча, невзирая на всю сомнительность подобного вооружения в этой ситуации. Гилеас мысленно костерил себя за амбиции, заставившие его ринуться на поиски прогнавшего кошек хищника. Теперь этот хищник сам нашёл охотников.

Земля, казалось, сделала глубокий вдох; громадная чашеобразная впадина внезапно исчезла, после чего извергла в воздух грязный дождь из остатков растительности и измельчённого льда. Из ямы поднялось чудовище, затмившее свет самих звёзд, его громоподобный рёв заставил содрогнуться сами небеса. Оно возвышалось метров на двести посреди ночного неба, при этом большая часть его туши всё ещё оставалась скрытой под вечной мерзлотой.

Широченное, цилиндрической формы тело твари сужалось кверху и было легко узнаваемо. Бугристую шкуру покрывал густой мех сероватого оттенка, тут и там торчали короткие мускулистые когти, помогавшие чудищу двигаться по мёрзлой земле с поразительной скоростью. Разглядеть глаза твари не представлялось возможным – впрочем, таковых у неё и не наблюдалось. Существо было полностью слепым.

– Червь-солифуг, – выдохнул Никодим в пограничном состоянии между благоговением пред невероятным зверем, что возник перед ним, и необходимостью обеспечить дальнейшее выживание группы. Червь-солифуг был своеобразной эволюцией вида существ, обитавших на Варсавии задолго до того, как на её поверхность впервые ступили Серебряные Черепа. Исследователи и члены Адептус Биологис предположили, что те, возможно, первоначально являлись доминирующим видом этого мира.

– Ничего себе размерчик, – пробормотал Ачак.

Гилеас невесело усмехнулся.

– Это ещё ерунда, – сказал он. – Видите сероватый оттенок его шкуры? Это говорит о том, что он ещё не достиг совершеннолетия.

Слова сержанта вызвали волну недоверия, что где-то способно встречаться нечто большее, чем этот левиафан. Молодые воины постарались собраться с духом.

На пулеобразной голове твари распахнулась подобная пещере пасть, обнажились многочисленные ряды скрежещущих зубов. Эти черви были плотоядными, и с появлением одного из них сразу стало понятно, что заставило других хищников спасаться бегством. Единственное утешение, которое Гилеас мог найти в данной ситуации, заключалось в том, что по своей натуре солифуги были одиночками, и занимаемая каждым территория была крайне обширной. Иметь дело придётся только с одним из них.

Во всяком случае, хотелось бы в это верить. Пока что удача не слишком благоприятствовала им.

Прикончить тварь не было ни единой возможности. Подобный вывод напрашивался не из какого-то неуместного чувства сохранения редкого вида или же элементарного желания пощадить зверя. Дело было в прагматизме, чистом и простом. Отряд Гилеаса вооружился лишь самым утилитарным оружием. Будь у них с собой лазпушка или какой-нибудь плазмомёт, червя можно было попробовать обездвижить. Но только не болтерами и цепными мечами. Болтерные снаряды никогда не пробивали толстой шкуры червей, холодное оружие также было абсолютно бесполезным. Подобраться достаточно близко для его использования едва ли представлялось возможным.

Сержант заметил, что психический капюшон Никодима начал потрескивать от сверхъестественной силы варпа, и протянул руку, чтобы остановить псайкера.

– Побереги силы, брат, – сказал он. – Здесь ты потратишь их впустую.

Никодим, во внешнем виде которого читалась крайняя степень изумления, мысленно прикоснулся к солифугу. Он чувствовал всё то же желание жрать, которое ощущал от твари и раньше, ненасытную потребность в еде... и даже более того. Исполинское существо представляло собой не что иное, как миллион нервных окончаний и реактивных мышц. Гигантская машина для поглощения пищи, не имевшая ни понятия о страхе, ни способности бояться. А Никодим на данный момент не обладал достаточными силой или опытом, чтобы раскрыть всю мощь своих способностей.

Мерцающие огоньки вокруг его лица вспыхивали и гасли, пока псайкер прислушивался к словам сержанта.

Гилеас привёл сюда скаутов, чтобы те учились. Казалось, что рано или поздно им придётся изучить один из ключевых инструментов выживания. Стратегическое отступление.

Он оглядел окрестности и в мгновение ока составил свой план.

– Отходи к скалам и начинай карабкаться, – сказал он. – Двигайся быстро и поднимайся как можно выше. Оказавшись вне досягаемости червя, мы победим.

Солифуги были жителями льдов, и пробиться сквозь камень им было не под силу.

Отряду предстояло сделать нечто большее, чем предпринять попытку избежать гибели в зияющей пасти твари. Громадное тело существа являлось отлаженной машиной для охоты и убийства. Если бы червь зарылся обратно, он мог бы двигаться с куда большей скоростью, чем даже космический десантник на пределе возможностей. Однако полное отступление не входило в планы Гилеаса – во всяком случае, до тех пор, пока не найдутся ещё двое его подопечных. Сержант не сомневался в их способности позаботиться о себе, но на нём лежала ответственность, от которой Гилеас не мог просто так отмахнуться.

К сожалению, на принятие решения оставалось совсем немного времени. Туша червя была необычайно массивной, но он находился в привычной для себя среде. Монстр навис над группой, громадный и особенно жуткий в ночи, и уже начал сокращать дистанцию.

Разум Гилеаса заработал быстрее предела человеческих возможностей; сержант оценил ситуацию и сделал свой выбор. Скорость огромного создания и расстояние до безопасных утёсов в совокупности не предоставляли переменных, способных дать благоприятный расклад в подобных обстоятельствах. Жизнь, проведённая в вечной слепоте, означала, что тварь не испытывала ни малейших неудобств в условиях ночного мрака; она ощущала тепло тел любых живых существ, и прямо сейчас Гилеас вместе с тремя скаутами были его добычей.

Тем не менее, с учётом того обстоятельства, что монстр наполовину оказался за пределами ледяной стихии, его маневренность какое-то время будет ограничена, так что именно это Гилеас решил использовать в своих интересах. Червь широко раскрыл свою жуткую пасть в стремлении проглотить всех разом, и устремился в сторону астартес.

– Врассыпную!

Свою короткую команду он отдал лающим, не терпящим возражений тоном, и все четверо Серебряных Черепов метнулись в разные стороны, когда солифуг атаковал то место, где они только что находились. Исполин ударился о лёд, словно строительная баба, и проделал новую дыру, снова погрузившись в глубину. Оказавшегося ближе всего к червю в момент удара Хонона сбило с ног, и скаут полетел наземь, растопырив руки и довольно болезненно влетев в кучу льда.

Хонон вскочил на ноги, изо всех сил стараясь удержать равновесие. Это было непросто, поскольку земля под ним всё ещё отчётливо колебалась. Все четверо с каким-то нездоровым восхищением наблюдали за тем, как червяк-переросток изворачивается под снегом, формируя на поверхности настоящий холм – подземный монстр изгибал своё тело петлёй для ещё одного захода.

– Отвлеките его, – сказал Гилеас. – Выполняйте. Ачак, готовь взрывчатку!

Скаут понимающе кивнул и выхватил из своей разгрузки парочку осколочных гранат. Он установил подрыв на короткое время и швырнул их в сторону деревьев. Спустя несколько секунд взрывы подбросили в воздух снег и лёд, а замёрзшие ветви посекло бритвенно-острыми осколками.

– Хорошо, – прокомментировал сержант. – Отличная работа. Теперь отступайте к лагерю ксайзов. Мотега, Гаэлин – к вам это тоже относится.

Если кто-то из скаутов и задался вопросом, с чего бы это их сержант отдал столь неожиданную команду, они оставили свои мнения при себе. Действуя со всей возможной поспешностью, молодые астартес устремились в сторону лагеря. Хонон возглавил отход, поскольку неудачное падение отшвырнуло его дальше всех от смертоносного существа.

Червь пробирался под их ногами в сторону испускаемого взрывами тепла, и отвлекающий манёвр скаутов, по всей видимости, сработал именно так, как и предполагалось. Червь снова вырвался на поверхность, его кошмарные челюсти с ужасающей быстротой проглотили деревья и лёд в местах взрывов бомб. Чудовище удалось провести, и всё-таки передышка была в лучшем случае мимолётной.

Движения червя могли бы показаться завораживающими при менее пугающих обстоятельствах – он изогнул своё колоссальное тело назад, изменив вектор движения, и громадная тень накрыла убегающих космодесантников, когда монстр начал спускаться. Гилеас, Никодим и Ачак нырнули в сторону, как только монстр рухнул обратно в снег, и усиленные мускулы астартес унесли их от сокрушительной массы.

Хонону повезло меньше. Подхваченного ухнувшим вниз червём скаута унесло в ледяные недра вместе с громадной массой снега и деревьев. Гилеас вполголоса выругался. У скаута не было ни единого шанса уцелеть в подобной ситуации, и хотя потеря одного или нескольких скаутов во время Охоты считалась неизбежной – ну, более или менее – угрызения совести и внезапно острый укол скорби оказались крайне неприятными.

Червь-солифуг вернулся обратно в свои подземные туннели, окружающий лес всё ещё содрогался и трясся от его движения. Группа воссоединилась с Гаэлином и Мотегой, и Гилеас взмахом руки велел продолжать движение. Встреча отряда с ксайзами могла произойти в любой момент.

«Отвлеките его», - сказал Гилеас. Прямо на бегу Никодим бросил косой взгляд на более опытного воина. Он заметил мрачную решимость на лице своего командира и, не особо напрягая воображение, достиг полного понимания того, какова конечная цель подобного образа действий. Так просто и в то же время невероятно эффективно.

Уже не в первый раз в своей юной жизни, особенно с тех пор, как он поднялся в чине, Никодим начал осознавать тот факт, что не все проблемы можно решить посредством высвобождения своих психических сил. Ему давали этот совет бесчисленное количество раз, но он никогда не следовал ему должным образом. И всё же именно здесь, в дебрях Варсавии, под командованием человека, которого многие считали немногим больше, чем животным в доспехах – к нему пришло осознание.

Думай. И лишь затем действуй.

На сей раз путешествие ксайзов не задалось. Подобно космическим десантникам, господствовавшее на юге Варсавии племя каннибалов обнаружило, что нечто неведомое вытеснило дичь из охотничьих угодий. Не найдя мяса, они разбили лагерь на ночь, чтобы продолжить путь со следующим рассветом.

Вместо этого спокойствие ночи оказалось нарушено землетрясением и оглушительным рёвом чего-то ужасающего. Члены племени вскочили на ноги и начали обсуждать происходящее на односложном гортанном языке, который сами Серебряные Черепа нередко использовали в качестве одного из своих боевых наречий. Некоторые предлагали бежать, немедленно покинуть эти проклятые земли и поискать свежего мяса на более знакомой территории. Другие считали, что грандиозный шум и всполохи света в лесу – дело рук духов, и племя должно умилостивить их соответствующими подношениями.

Охотники столкнулись с космодесантниками всего несколько мгновений спустя. Никогда прежде не имевшие дела с серебряными великанами Севера ксайзы были поражены внезапным появлением пяти огромных гуманоидов, несущихся им навстречу. Некоторые из воинов племени издали боевые кличи и схватились за копья, готовясь отразить атаку, но другие приняли решение спасаться бегством.

– Не останавливаться, – проревел Гилеас по воксу, наблюдая, как его подопечные уклоняются в стремлении избежать столкновения с пришедшими в движение ксайзами.

После этого он так и не смог до конца вспомнить момент вспышки ненависти и отчаянной потребности в возмездии, охватившей его. Стремление хоть как-то отомстить потомкам тех, кто давным-давно расправился с семьёй маленького Гилеаса и бросил его умирать во льдах, одержало верх над его рациональным суждением, и он бросился в самую гущу дикарей.

Двое умерли мгновенно, когда он отшвырнул их в сторону. Черепа каннибалов треснули после сильного удара, а шеи сломались, словно ветки. Они рухнули на землю, безвольные и безжизненные, в то время как несколько других ксайзов атаковали серебряного монстра копьями, способными лишь поцарапать его нечеловеческую плоть. Со всех сторон к Гилеасу потянулись руки, стремящиеся повалить на землю новую угрозу в его лице, однако сержант продолжил атаковать без колебаний.

Удар перчатки Гилеаса разбил лицо одному из воинов-ксайзов, а другой дикарь по левую руку от сержанта возопил в агонии, когда тот решил задействовать Железу Бетчера. Сгусток кислоты растворил лицо человека, и лишённый зрения варвар слепо зашатался из стороны в сторону, крича и царапая свои глаза.

Гилеас продолжал свою неистовую атаку.

Учинённая сержантом бойня оказалась недолгой; уцелевшие ксайзы всё ещё шатались, когда земля у них под ногами разверзлась. Не ожидавшие внезапного появления червя дикари стали тем самым отвлекающим фактором, на который и надеялся Гилеас. Сержант вытер кровь с лица – его собственной там было совсем немного – и оглянулся через плечо, наблюдая за развернувшейся бойней. В самой глубине своего сердца он ощутил слабое чувство уважения к умирающим аборигенам, что в своём неповиновении продолжали кричать до самого конца.

Впрочем, лишь самое слабое чувство.

Космодесантники не останавливались, пока не оказались в нескольких милях от места бойни. Хотя все они обладали значительно большей скоростью и мощью, чем обычные люди, эта местность не слишком-то подходила для форсированного марша. Они прорвались сквозь полосу снежного леса обратно на равнину и со всех ног рванули к склону, который вёл на возвышенность.

Затихающие крики и вопли умирающих ксайзов эхом отдавались в ночи, и когда Серебряные Черепа наконец остановились и обернулись, они сделали это с тяжёлым сердцем. Один из них был навсегда потерян – сгинул позорной смертью, в которой не было чести. Его драгоценное геносемя ушло вместе с ним. Пускай каждый из уцелевших в той или иной форме сталкивался со смертью братьев во время обучения, утрата Хонона стала чем-то иным.

В случае Гилеаса годы опыта в значительной степени уменьшали чувство горя. Да, смерть Хонона была неприятной. Но потеря одного-единственного боевого брата куда предпочтительнее гибели целого отряда.

– Что теперь, сержант? – задал вопрос Никодим после некоторого молчания, когда отдалённые крики, наконец, прекратились. Он перевесил трофейную сумку на пояс и окинул взором суровый пейзаж. Серая полоса на горизонте свидетельствовала о приближении рассвета, и неуютный холод ночи немного уменьшился.

– Что теперь? – Гилеас посмотрел на скаута, затем на остальных. Каждый из них беспрекословно следовал его приказам, и они выжили. Да, ребята стали свидетелями прискорбной кончины одного из своих товарищей, но восприняли произошедшее со стоической решимостью и достойным уважения принятием, что было частью суровой реальности становления в качестве одного из Ангелов Императора. Хонон подавал надежды, но в итоге не оправдал их. Остальные смогут оплакать его по-своему, когда вернутся в крепость-монастырь. Поговаривали, что Охота была задумана для отсева тех, кто был недостаточно силён в глазах Императора.

Хонон погиб. Остальные выжили. Они не посрамили чести ордена.

Гилеас закинул Затмение на плечо и устремил взор к далёкому рассвету.

– Что теперь? Теперь, Никодим, мы продолжим нашу Охоту. Попытаем счастья на этой стороне горного склона.

Сержант двинулся в путь, и неофиты без труда подстроились под его шаг.

– У нас всё ещё есть несколько дней. В пустошах мы повстречаем тварей, которые будут охотиться на вас не менее безжалостно, чем солифуг. То, с чем вы столкнулись на данный момент – всего лишь первое знакомство. Уверяю вас, мы найдём себе достойный трофей.

– Так точно, сержант, – мрачно подтвердил Ачак. – Трофей, который мы возьмём во имя Хонона.

– Отлично сказано, брат. – Гилеас одарил юношу клыкастой волчьей ухмылкой и развернулся, чтобы устремиться навстречу ветрам Ледяных пустошей.