3937
правок
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =35
|Всего =25}}
{{Книга
''Золотой свет погас, оставив Хелбрехта в кромешной тьме.''
==Глава 3: На крыльях откровения==
Верховный маршал вскочил со стола, однако керамитовые перчатки уложили его обратно. До сего момента монотонно гудящие машины в помещении внезапно ожили буйством звуковых сигналов и писка. Сердца Хелбрехта бешено колотились в груди, а велисарово горнило жгло скрывавшую его плоть.
Всё тело напряглось, готовое к бою. Но сражение уже унёс ветер невозможной битвы. Бионическая рука крепко-накрепко вцепилась в скамью, с такой силой, что осталась вмятина. Металл визжал до тех пор, пока магистр Чёрных Храмовников, наконец, не пришёл в себя. Хелбрехт вздохнул: Он заговорил!
— Тише, брат, — прошептал голос у стен, где стояли тени. Хелбрехт лежал в свете люмена, словно насекомое, приколотое энтомологической булавкой. Бессознательное путешествие поглотило разум Храмовника настолько, что поначалу он не мог распознать в помещении другого человека. Дыхание участилось.
— Я был... — выдохнул Хелбрехт. Он спустился со стола и выпрямился. На верховном маршале ордена болталась просторная рубаха просителя, — её надевал каждый, кто отдавался на милость апотекариона.
Говорившая фигура выступила из темноты. Космодесантник был полностью облачён в боевой доспех. Чернее чёрного. Лицо его скрывала серебряная посмертная маска. Когда-то её Мордред, однако в настоящее время чести скрывать за ней лицо удостоился другой. Этот воин являлся ему и другом, и советником, а теперь носил титул реклюзиарха всего Вечного крестового похода.
— Гримальдус, — узнал Хелбрехт.
— И правда я, — простодушно ответил реклюзиарх. Он положил руку на плечо Хелбрехта, помогая тому присесть. Даже апотекарии отступили на шаг: непривычно им было видеть одного из достойнейших членов ордена в своих владениях. — Тише, брат. Успокойся.
— Хех, нелёгкая задача для нашего братства, — Хелбрехт выдавил из себя улыбку. Реклюзиарх рассмеялся, сопровождая смех характерным щёлканьем бесстрастной маски.
— Я... — Хелбрехт заколебался. — Я воевал в давно законченной битве, и Император... Он говорил со мной, среди грохота и суматохи бойни. В конце концов, Он указал место, где мне должно совершить покаяние.
— Думаю, в этом ты не одинок, — нараспев произнёс Гримальдус. Хелбрехт склонил голову в невысказанном вопросе.
— Пройдёмся, — пригласил реклюзиарх.
Они гуляли по палубам «Вечного крестоносца» — по камню и стали истории ордена, — встречая на пути собиравшихся слуг и ожидающих приказа сервиторов. Взбудораженные прохождением космодесантников, в рециркулированном воздухе развевались знамёна и клятвенные пергаменты. Здешний воздух был прохладен и свеж, свободный от аромата благовоний, характерных для большей части остальных помещений на корабле.
— Вот, значит, как. Ходил среди воинов священных событий прошлого? — переспросил Гримальдус.
— Так же верно, как сейчас прогуливаюсь с тобой по палубам «Вечного крестоносца», брат, — негромко ответил Хелбрехт. Голос маршала был полон приглушенного благоговения: он всё пытался переосмыслить божественное видение, давшее ему жизнь в пророческом сне. — Я сражался в мире, сожжённом гневом старого легиона. И... — На мгновение Хелбрехт умолк. — Я видел. Я видел Дорна.
Опасаться было нечего. Гримальдус всё понимал. Он кивнул, несмотря на внешне такой же бесстрастный череп, как и во времена правления Мордреда. Реклюзиарх сам едва сдерживал восторг.
— Каким он был, брат? — спросил Гримальд. — Каков примарх в бою?
— Он словно лавина движений, — выдохнул Хелбрехт. — А в битве сражался так… будто сила природы обрушилась на галактику, слишком маленькую для её мощи.
Гримальдус качнул головой.
— Меньшего от примарха я и не ждал. Он — воплощённый камень. Стойкий и непреклонный, как монолит.
Они продолжили путешествие по извилистым коридорам древнего корабля. «Вечный крестоносец» был огромен настолько, что сам по себе являлся отдельным миром, и ни одна корабельная карта из имеющихся не обладала полной информацией о расположении всех его секций. Хелбрехт находил умиротворение в слепых прогулках по громадному сооружению; в том, чтобы подчиниться воле Императора и позволить Ему направить путь.
— Но, честно сказать, даже в объятиях сна и под взором Его я чувствовал пропасть между собой и священным прошлым. — Хелбрехт взял паузу, словно всё не решаясь признаться. — Это чувство не покидает меня с тех пор, как Жиллиман велел вспомнить о долге.
— Ты считаешь себя недостойным Его благодати? — Гримальдус говорил без осуждения, чуть склонив голову в пристальном взгляде.
— Я считаю, что должен искупить вину. Меня избрали. Я познал цену поражений и последствия нарушенных клятв. Вот что Он хочет мне сообщить. Вот почему он показал мне обращённый в пепел мир. Что бы ни представляло из себя искупление, я совершу его один.
Наконец, не без помощи Гримальдуса, двое космодесантников перешли от общих рассуждений к более конкретному диалогу.
— Однако ты не одинок, — повторил капеллан. Хелбрехт нахмурился, но реклюзиарх продолжил. — Я говорю, как есть. Ты шёл в свете Императора, был благословен видением Его и вернулся к жизни. Ты ведь и сам всё прекрасно понимаешь: святое видение накануне похода означает лишь одно.
— Император избрал меня Своим Чемпионом, — ответил Хелбрехт, покачав головой. — Однако подобное невозможно. Верховному маршалу не пристало носить чёрный клинок, когда в его руках уже сияет меч Сигизмунда. Он возвышает достойных, это правда, но из числа обычных воинов.
— И всё же был избран ты, — нараспев произнёс Гримальдус.
Хелбрехт вперил в верховного капеллана полный непонимания взгляд. Череполикий шлем обернулся и встретился с глазами магистра ордена.
— Тебя посетило видение, никто не спорит, но предназначалось оно не для тебя одного. Низвергнуть Его гнев и пламя суждено и другому Храмовнику.
— Ты уверен в этом?
— Капелланство уже обо всём позаботилось, — добавил Гримальдус. — Он прошёл испытания и был помазан. Новый Чемпион Императора уже готов к исполнению долга. Он лишь ждёт, когда верховный маршал начнёт священную войну. Прекрасное предзнаменование для грядущих сражений.
— Хм, звучит не очень убедительно, — протестовал Хелбрехт. — Я ведь не видел ни образа благословенного будущего, ни пути Императора, ни даже того, на что должен пасть Его гнев. Лишь священное прошлое, и войны, давно законченные и преданные забвению. Как только я услышал слова примарха, то сразу понял, где нахожусь.
— ''«Не позвольте им восстановиться вновь! Здесь не должно остаться и камня на камне!»'' — Гримальдус кивнул. — Третья песнь «Возмездия», из «Воспоминаний об Очищении». Сказание о мире, обречённом существовать как памятник своей судьбе. Предатели отвернулись от света Императора и приняли сторону вероломного врага. Они встали бок о бок с Железными Воинами, отвергнув сынов Дорна. За грехи эти еретиков низвергли, а их потомки несут на себе позор своих предков. Головы отступников так и остались лежать в пепле их родного мира. Мира покаяния.
— Хеваран.
Во времена Очищения, когда Галактика пылала местью Императора, а предателей изгнали с Терры, между Рогалом Дорном и его предательским братом Пертурабо произошло много сражений. Безусловно, самым известным среди них являлась унизительная битва Железной Клетки, однако на пути к Себастусу IV армии Железного Владыки множество раз настигала карающая длань Имперских Кулаков.
Хеваран являлся миром, где и произошла одна из подобных битв, — пылинка среди систем, познавших воспылавший гнев Дорна. Имперские кулаки — во главе с Дорном и Сигизмундом — прорубили туда путь среди звёзд. Мало какие миры познавали такие страдания, как подвергшиеся возмездию Дорна. Дождём с небес на них обрушивалась кара Империума, корабли уничтожали твердыни, а воины VII легиона, словно десница Бога-Императора, подвергали язычников очищающему пламени.
Когда Хеваран сгорел, примарх потребовал, чтобы уничтоженный мир не отстраивали вновь, чтобы планета оставалась разрушенным миром, с очищением обретшим святость. Те немногие, кто выжил, поклялись трудиться на разорённых полях, посвятив свои жизни покаятельному иконоборчеству, — подобно тому, как паломники до последнего вздоха странствуют по дорогам ушедших эпох. Для всех поколений хеваранцев, как на поверхности планеты, так и за её пределами, родной мир стал символом цены, которая ожидает слабоверных.
— Хеваран, брат. — Полный удовлетворения, констатировал Гримальдус. — Слишком долго они игнорировали существование сынов Дорна. Из всех сияющих на небосводе миров, наш взгляд ныне прикован к холодному тлеющему угольку разрушенного мира.
— На то должна быть причина! — зарычал Хелбрехт. — Орден стоит на пороге нового крестового похода. Мы готовы обрушить гнев Императора на тех, кто этого заслуживает. И всё же каждый раз понимание истины от меня ускользает. Желает ли Император, чтобы мы отомстили за нанесённое оскорбление? Наши потери со временем будут только расти, в то время как враг всё глубже погружается во всё большие богохульства! Я призван в Хеваран не ради славы, а в наказание за проигранные крестовые походы и покинутые миры.
— Когда ты предстал перед Мстящим Сыном, пред тобой возникло искушение поставить гнев выше долга. — Два космодесантника завернули за очередной угол и направились в самое сердце корабля. По пути они встречали двери в монашеские кельи для медитаций и созерцания великих замыслов Императора. На каждой были выгравированы древние клятвы верности и отрывки из религиозных текстов. Буквы святости заставили Хебрехта почувствовать себя нагим, уязвимым; лишённым достоинства. Впрочем, слова Гримальдуса повлияли на его состояние не меньше. — И в этом нет ничего постыдного, ведь ты избрал правильный путь. Звёзды манили тебя священной войной и до, и после того, как их поглотила разруха.
В своё время открытие Разлома ударило по его телу и духу. Он пришёл в ярость, наблюдая сквозь бронестекло Галерии Астра, как меняются изображения великих героев в нечестивом свете варпа. Верховный маршал проклял те богохульные силы, что допустили вторжение Хаоса в материальный мир. Ещё до встречи с примархом он поклялся, превыше всех клятв Сигизмунда и заветов ордена, что отомстит за поруганные владения человечества; что будет сражаться до самой могилы, пока не уничтожит последнего врага рода людского; что огнём оружия и непоколебимой веры станет вести войну до тех пор, пока Империум вновь не обретёт единство.
— И тогда, и сейчас я полностью уверен в своём долге. Все деяния мои совершены во имя Империума и по воле Императора. И видение —предоставленный шанс подтвердить непоколебимость моей веры, — вздохнул Хелбрехт. — Этот новый чемпион — кто таков?
— Имя его тебе известно, — отозвался Гримальдус. — Из всех воинов Императора к Его свету был призван именно он. Зная о произошедшем, неудивительно, что вас обоих поглотило видение. Сам Повелитель Человечества связал вас воедино.
— Имя, — настаивал Хелбрехт.
Они остановились, и Гримальдус снял с магнитного замка связку ключей. Он вставил один в замок впереди стоящей двери. Надпись на её мраморе была инкрустирована золотом — драгоценная клетка для избранного воина.
— Больхейм, — наконец произнёс Гримальдус. — Брат-апотекарий Больхейм.
— Больхейм? Определённо, в этом есть некая божественная симметрия: руки лекаря займутся смертоубийством, — одобрительно закивал Хелбрехт, но затем сдвинул брови. — А он, случайно, не тот, кто…
— Это он, — перебил ответом Гримальдус. — Больхейм — тот самый апотекарий, сопровождавший тебя во время перехода через Рубикон. Он трудился, как никто другой, и был рядом, когда ты страдал и истекал кровью. Он стабилизировал твоё состояние, останавливал кровотечения, проводил микрохирургические операции, без которых импланты бы не прижились в новом теле. Пути Императора неисповедимы — Он сам выбирает сосуд, который наполнит благословением. Мы поклоняемся Ему как вестнику войны и отцу-кузнецу; как воплощению света, что направляет корабли и говорит через астропатов. Однако помимо всего, Его разум, создавший Астартес и их примархов с помощью древних знаний, также не знает себе равных. Свидетели твоего перехода убеждены, что воля Императора, действовавшая через Больхейма, позволила тебе выжить. И не просто выжить, а расцвести! Он страж плоти, а теперь и самой души ордена. Хвала Господу-Императору, ибо мудрость Его абсолютна и всеуместна. Пойдём, посмотрим на нового Чемпиона. Встретимся с Больхеймом и завершим посвящение в новую цель.
Помещение, в которое они вошли, отличалось особым аскетизмом: никакой богатой мебели, а стены — вырезаны из мрамора с тонкими прожилками. Пол также оставался голым. На его белом камне стоял коленопреклонный воин, как и Хелбрехт, облачённый в рубаху просителя. Лицо храмовника прижалось к камню, открывая взору лишь тёмную щетину и широкую мускулистую спину. Он хранил молчание, никак не реагируя на присутствие двух командиров и позволяя размеренному дыханию впускать и выпускать воздух из лёгких. Медленно. Осторожно. Рыцарь пытался сконцентрироваться в медитации.
— Брат-апотекарий Больхейм, — громогласно позвал Гримальдус.
Воин встал, повернулся и коротко поклонился сначала реклюзиарху, а затем и верховному маршалу.
— Милорды, — начал он, но Хелбрехт оборвал его взмахом бионической руки.
— Нет, — прервал маршал. — Не милорды, — братья. Теперь мы на равных. Император избрал тебя точно так же, как по Его воле я принял мантию верховного маршала. Отныне ты рыцарь внутреннего круга и один из лидеров нашего священного братства. В твоей душе горит свет Императора.
— Как и в вашей, верховный маршал, — торопливо ответил Болхейм. — Я видел вас на объятых пламенем пустошах, сражающимся в тени примарха. Я видел, как его доспех содрали с тела и оставили ржаветь в пыли, и затем услышал раскатистый восклик: «Собери расколотое воедино, принеси из руин славу и освети ею тьму», — божественный наказ от Самого Императора.
Тело апотекария трепетало. Космодесантник ещё не до конца отошёл от осознания благословения Императором, и от обновлённой убеждённости в вере. Мантия верховного маршала являлась грузом ответственности и тяжёлым бременем, и титул Чемпиона на её фоне казался золотым плащом, придающим сил своему владельцу.
Хелбрехт был знаком с подобным эффектом, он помнил Баярда. Благословение Императора усиливало каждую частичку воина, на которого нисходило. Различие между обычным воином и благословенным было так же очевидно, как между смертным и Астартес: даже на и без того закалённых ветеранов влияние Его света воистину ошеломляло.
— Так значит, пункт назначения тебе известен? — спросил Хелбрехт.
— Хеваран, — без раздумий ответил Болхейм.
Хелбрехт выглядел в меру изумлённым.
— По крайней мере, таково наше заключение, — вставил Гримальдус. Он чуть наклонился, внимательно разглядывая новоизбранного Чемпиона. — Хотя то, что капелланы выяснили с помощью знаний и декламаций, ты, несомненно, чувствуешь сердцем. Я ведь прав?
— Ну... — Больхейм сглотнул и встретился взглядом с реклюзиарх. — Всё так. Я узнал этот мир и намерения Императора.
Апотекарий повернулся к Хелбрехту.
— Я снова встану рядом. Я наблюдал, как операции преображали ваше тело, и сделаю это снова. Вы изменились, как изменилась Галактика, однако ещё не все события произошли. Мы должны действовать, и действовать быстро. Поставленное на карту не допустит небрежного отношения. Верховный маршал, нас ждёт судьба.
Хелбрехт рассмеялся.
— Гримальдус, ты погляди, сколько высокомерия в его душе! Новоиспечённый Чемпион сияет прикосновением Императора и думает поговорить со мной о судьбе! Ты слишком молод для этой роли, Больхейм. У тебя есть дух, отдаю тебе должное, однако несмотря на обретённое положение, ты переступаешь черту.
— Я не хотел, верховный маршал! Простите! Воля Императора… это тяжёлое бремя…
— В нём горит дерзость эйфории, — вступился за Чемпиона Гримальдус. — Те, кем овладел дух Императора, пылают ярче прочих. К тому же, Больхейм высказал то же мнение.
— И какова наша цель? — Не отставал от Больхейма Хелбрехт. Рука на уровне ампутации зачесалась, и маршал сжал металлическую ладонь в кулак. Воздух в помещении стал тяжёлым. Он чувствовал, как в маленькой комнате нарастает вибрация электричества. Гул силового доспеха Гримальдуса только усиливал раздражение. — Что мы должны возвратить?
— Осколок доспеха, разумеется, — ответил Болхейм. Он опустился на колени перед Хелбрехтом, проигнорировав жест верховного маршала, повелевшего ему подняться. — Галактика пылает. Скольких систем лишился Император из-за Разлома? Сколько начато крестовых походов? — Он не заметил, как Хелбрехт сжал челюсти. — Символы надежды и реликвии прошлого — вот что так необходимо в нынешнее тяжёлое время. Мы должны отыскать Его дар. Вот какова наша цель.— Больхейм ненадолго умолк. — Мы развернём крестовый поход и найдём фрагмент доспехов примарха.
— Вовсе не обязательно отправлять весь флот, — вмешался Гримальдус. — Для священного поиска хватит и небольшой группы, в которую войдут те, кто уже посвящён в детали. Корабль доставит вас в систему Хеваран, там и начнёте поиск. Возьмём своё не грубой силой, но верой.
Хелбрехт молчал. Он переводил взгляд то с реклюзиарха на Чемпиона Императора, то обратно, будто позабыв, кто перед ним стоит. Мир, казалось, сменился вновь.
— Я должен всё обдумать. Император дарует мне знание, как даровал во сне.
— Как пожелаешь, брат, — кланяясь, согласился Гримальдус. — Пусть Он укажет мыслям путь.
==Глава 4: Стремительность святых==
Из всех помещений санктума лишь в стратегиуме Оккультис Хелбрехт находил уединение. Под гололитическим светом Галактики маршал наслаждался сознанием, что по его воле движутся крестовые походы Чёрных Храмовников.
Большой гололитический генератор потрескивал и трясся от статической обратной связи, пока изображение разделённой Галактики, наконец, не обрело достаточную чёткость.
Великий разлом. Цикатрикс Маледиктум. Настоящая рана на теле владений Императора; граница между Санктусом и Нигилусом, — как поговаривали, практически неодолимая.
— Из всех проклятий Тёмных Богов, это самое ненавистное. Сколь ужасно видеть, как труд десяти тысяч лет обращается в пепел. Всё, что Он построил… Мы вынуждены скорбеть по Кадии и по тысяче других миров. Плоды Великого крестового похода… руки Хаоса разорвали всё на части. Я проклинаю их, о мой Император. Я проклинаю их всеми фибрами, каждой гранью своей души!
Он сплюнул. Не важно, что слюна запятнала пол и хранимую им историю. Когда-то тут находились покои Сигизмунда. План скольких войн он обдумал в этом чудесном месте, стоя на страже Империума у самых истоков его истории. Наверняка и сам Дорн пользовался возможностями стратегиума Оккультис.
Он вспомнил чувство, каково было лицезреть воинствующего полубога. Видение оставалось свежо в памяти, запечатлевшись в душе. Хелбрехт понимал чрезмерное рвение Больхейма. Они разделили этот сон, и вся энергия его переживаний впиталась в их мысли. Хелбрехт привык к окружавшей его положение благодати. Он чувствовал, как молния его призвания разгорается внутри каждый раз, когда он брал в руки священный меч. Больхейм не обладал таким опытом, и потому огонь откровения вполне мог сжечь его разум дотла.
— Гримальдус не допустит подобного, — уверял себя Хелбрехт. — Он направит его, как направлял меня. Как в своё время Мордред обучал его самого. Душа ордена выживет и расцветёт пуще прежнего.
Хелбрехту не хватало тяжести меча в руке. Слишком много времени с тех пор, как он последний раз умащал себя очищающей яростью битвы. С клинком в руке всё становилось таким простым… Будто мечу было под силу придать реальности любую форму: священный металл делал это столь же легко, как пронзал врагов. В былое время верховный маршал повергал бесформенных ужасов варпа, убитых ксеносов и вовсе не счесть. В первом возглавляемом им крестовом походе Хелбрехт совершил невозможное и загнал киторских дьяволов обратно в их норы.
Затем случился Армагеддон и появился враг, достойный его гнева. Даже более достойный, чем Повелитель Бурь Имотех. Именно Газгкулл заслужил ненависть магистра Чёрных Храмовников.
''«И всё же не Зверь расколол Галактику надвое, это сделал не тот, кто, разрушая храмы, стремился сломить людской дух. Врагов человечества легион, а надежда на спасение висит на волоске от падения в бездну».''
— Вот, что я должен защищать, — нашептывал Хелбрехт. — Душу и тело человечества.
Взгляд скользнул по истерзанной Галактике гололита. Кресты, отмечавшие активные крестовые походы, путеводными камнями сверкали в Империуме-Санктус, но за Разломом они блекли, окружённые неопределённостью Нигилуса. Там оставалось лишь эхо флотов, изолированных, потерявших связь или настигнутых разрушительными последствиями Разлома.
Эдиох. Геликос. Кто ещё продолжает поход на севере? А кто погиб? Как самый многочисленный из орденов Адептус Астартес, Чёрных Храмовников обременяли и большие потери. А груз каждой смерти, каждой неудачи, каждого умирающего крестового похода лежало на нём одном.
''«Такова ли тяжесть покаяния? Я должен искупить вину за эти смерти? Их жизнями я распоряжался справедливо, и потому разум мой чист».''
— Я не уклонялся от ответственности и не никогда не стану, — прорычал Хелбрехт и взмахом руки отключил гололит. Верховный маршал отвернулся от угасающего света и отдался в объятия темноты.
Он позволил слугам надеть на него доспех и отпустил сервов прочь. Недостаточный уровень освещённости лишил медные пластины блеска; броня казалась такой же чёрной, как у рядового боевого брата. Выходя, Хелбрехт саваном волочил за собой тени и пепел утраченных начинаний.
Башня на вершине «Вечного крестоносца» должна была быть совершенно пуста, но, войдя внутрь, он столкнулся со знакомой фигурой.
— Гримальдус. — вздохнул Хелбрехт.
— Брат, — поприветствовал кивком реклюзиарх. — В нашем чемпионе пылает огонь юности. В нём поселилось рвение избранного и ум, сияющий стремительностью святого. Больхейм стал скор на суждения и на гнев.
— Да, я видел. Пускай внимательнее следит за поведением: подобный образ мысли заведёт его в могилу. Я бы не хотел, чтобы Больхейм погиб из-за неспособности совладать со страстями; видение не должно лишать воина рассудка. Я познал то же, что и он, однако не потерял здравомыслия.
— Ты слишком поспешен в его осуждении. Император не избирает слабых и непригодных. Через него говорит та же воля, что возвела тебя в ранг верховного маршала. Конечно, он молод, и амбиции бывшего апотекария ещё превышают его возможности, но Больхейм научится, как обучились мы: на острие клинка и в объятиях веры.
— А сбор...
— Сбор в самом разгаре, брат. Император испытывает нас на каждом шагу, и это всего лишь ещё одно испытание. Он ставит перед праведниками тяжёлые цели, и наше дело достигать новые. Армагеддон послужил одним испытанием, война с дьяволами — другим. Мы преодолеваем трудности каждый раз, когда теряем кого-то и приходим кому-то на смену. Мордред, Кордел, Дейдин. Мы воплощаем волю наших предшественнико, ибо наследуем их историю, однако помимо того мы несём и их свет. Именно благодаря наследованию титулы наши и деяния проживут ещё много-много лет после погребения тел.
— Всегда найдётся другой Чемпион, — ответил Хелбрехт. — Впрочем, как и новый верховный маршал или реклюзиарх. Мы всего лишь имена в тени Вечного крестового похода. Священное владычество человечества над звёздами зависит от одного существа. Одного человека. Все мы — Его расходный материал. Когда-нибудь нас заменят другие.
— Ты не страшишься забвения или замена, — поддержал верховного маршала Гримальдус. — Ты горд, Хелбрехт, но не тщеславен. Для тебя важно лишь выполнение долга.
— Это всё, чего я желаю. И решение уже принято.
— Я весь во внимании.
— Мы с Больхеймом отправимся во тьму одни. Доберёмся до Хеварана как кающиеся пилигримы. Я не допущу ослабления крестового похода ради простого сопровождения к миру, как не допущу и траты ресурсов, чтобы потешить эго собственного искупления.
— Немногих рука судьбы выделяет так, как тебя, — зашипел Гримальдус. — Ты призван в священный мир, чтобы отыскать осколок доспеха самого лорда Дорна. Это честь, ожидающая своего удостоения; Хеваран — нечто большее, чем простое покаяние. Это миссия, Хелбрехт. Священная и важная миссия, за которую ты должен выполнить, имея за спиной братство скреплённых присягой воинов.
— Ты бы благословил подобное предприятие? — Хелбрехт покачал головой, проходя мимо Гримальдуса и наливая в кубок воды. Маршал отхлебнул и задумчиво покрутил сосуд в руке. — Ты хотел бы, чтобы я отвлёк братьев от войны, от их долга, чтобы они пеклись о моём покаянии? Нет. Я против.
Шлем Гримальдуса сверкнул серебристым, оставаясь таким же бесстрастным, как и всегда. Реклюзиарх едва заметно наклонился, рассматривая своего господина.
— Не рассматривай путешествие как что-то настолько личное, брат, — по-отцовски произнёс капеллан. Комната внезапно показалась Хелбрехту очень маленькой, несмотря на размеры покоев. — Я лишь желаю дать тебе ясный и честный совет. Сбор в самом разгаре, и ты заботишься о душе ордена, преумножая его мощь. Времени у нас хватает… Да будет так. Отправляйтесь в свете Его и судимы будете за заработанную славу. На одном-единственном корабле, вдвоём, раз ты настаиваешь. Да послужит паломничество примером веры и преданности Его воле. ''«И пускай их немного, но не пристало праведникам странствовать поодиночке».''
— «Размышления» Сигизмунда, вторая книга, пятый куплет. Гримальдус, я помню Писание наизусть.
— Я и не сомневался, брат. Ты должен доказать, что сможешь пережить паломничество. — Гримальдус взял паузу, прежде чем заговорить снова. — Ты изменился, брат. Плоть обрела новую силу, а дух — решимость.
— И всё же я остался тем же человеком.
— Клинок можно перековать из той же стали, но резать он будет острее. Глаже. Ты перешёл Рубикон, кровью и болью, но перешёл. И сейчас самое время показать пламя своей веры, чтобы вновь вести людей как их лидер и поборник веры.
Верховный маршал и реклюзиарх прошли в оружейные отсеки, где собралось множество Чёрных Храмовников.
В первых рядах стояли знаменосцы, с гордостью удерживая штандарты. Каждый из стягов напоминал о крестовом походе во имя Императора, о ненавистном враге, преданном пеплу истории, и о непоколебимой приверженности ордена перед лицом немыслимых трудностей. Ткань с вставкой из железной сетки, инкрустированная драгоценными металлами и яркими цветными полосами, колыхалась под могучим машинным дыханием корабля. Воины гордо несли геральдические символы, чтобы братья могли узнать друг друга по совершённым деяниям. Вскоре знамёна вернут в храм Дорна, оставив их с другими реликвиями военных побед. А пока штандарты прижимались к груди ордена, удерживаемые представителями священнейшей родословной Дорна.
При виде двух командиров внизу раздались радостные возгласы. Даже в процессе коленопреклонения каждый воин старался выкрикнуть слова клятвы громче. Хелбрехт поднялся на подготовленный помост и осмотрел сверкающие ряды своих рыцарей. В предвкушении предстоящей войны уже смазанные маслом доспехи мерцали отражением пустоты.
Вот оно — воинство, способное сокрушать системы, уничтожать миры и сжигать непокорные цивилизации. Глядя на подопечных, Хелбрехт испытывал отцовскую гордость за сыновей. Сервиторы наполняли воздух захватывающими дыхание гимнами, а переработанную атмосферу пьянил аромат ладана из автокурилищ и благовонные испарения горящих жаровен. Колонны зала звенели от религиозных песен, мерцая в свете костров. Херувимы, склонив головы, парили у стропил и наблюдали за происходящим, словно любопытные вороны. С шишковатых младенческих ног и под крыльями с антигравитационными генераторами свисал пергамент.
Все взгляды были прикованы к Хелбрехту.
Верховный маршал вынул меч и выставил перед собой, позволяя отблескам костра и света люменов отразиться на лезвии. Он задумался над словами Гримальдуса, поймав себя на мысли, насколько они с клинком похожи. Оба выкованы из отдельных элементов, перерождённые в нечто большее, отягощённое глубокой историей, священным наследием… и стыдом.
— Братья! — воззвал верховный маршал.
Хелбрехт оглядел толпу, заметив в её черноте и Нивело. Брат по Мечу кивнул в ответ, и Хелбрехт продолжил. — Послушайте! Наше священное братство встало на краю пропасти! Галактика пылает, и мы отразили мириады угроз по всему Империуму. Миры-святилища ещё способны нести Его свет лишь благодаря тому, что мы бились за их выживание. Братья отдали жизни, чтобы тирания Хаоса не нашла отклика в сердцах людей.
Начало речи Хелбрехта вызвало шквал одобрительных возгласов. Кулаки вместе с клинками забарабанили по керамитовым нагрудникам. Он поднял руку, чтобы зал поутих.
— Я предстал перед вами как верховный маршал, сиречь орудие воли Его. Однако в выполнении священного долга я не одинок. — Хелбрехт указал на Гримальдуса. — Реклюзиарх и другие члены братства капелланов прочли знаки. Из ваших рядов они избрали воина, нового Чемпиона Императора. Брат Больхейм, некогда апотекарий, отныне является наследником великой истории ордена. Он истинный потомок Сигизмунда, владелец Чёрного меча, и вместе с ним мы пройдём сквозь тьму и покараем неверных!
Зал заполнила новая волна восхвалений. Хелбрехт купался в них, его захлёстывало ревностное обожание Храмовников. Верховный маршал позвал рукой, и на помосте появился и Больхейм. Он торжественно поклонился и опустился на одно колено. Кожа бывшего апотекария сохраняла румянец и блестела от пота в свете огней и внимания товарищей. Он поднял голову и обратился к толпе.
— Братья, верховный маршал говорит мудро и с благословения Императора. Мы готовы нести волю Повелителя человечества к звёздам в славном крестовом походе. Нам подарили новый знак! Я получил видение с самого Трона! Чёрных Храмовников ожидает реликвия священного лорда-примарха, и я помогу верховному маршалу вернуть её в орден.
Захваченные откровением, воины стихли. Хелбрехт также хранил молчание. Его рука крепче сжала рукоять меча, опущенного острием к металлу помоста. Чёрные Храмовники ждали. Слуги сновали меж их рядов, опустив глаза. Сервы не смели смотреть на славу и мощь ордена, они лишь прикрепляли печати чистоты к доспехам и смазывали пластины брони священными маслами.
— Хвала Господу-Императору! — воскликнул кто-то из толпы, и в мгновение его поддержали остальные. Хелбрехт оглядел собравшихся и вновь почувствовал укол гордости. Все они являлись истинными сынами Дорна. Если Имперские Кулаки остались примером приверженности своего генетического отца безупречной обороне, то Чёрные Храмовники унаследовали его ярость. В самих душах они несли праведный гнев, во времена Очищения оставивший так много шрамов на теле Галактике, после чего миры, подобные Хеварану, переходили в их владение.
''«Где проходит разгневанный ангел, смертный трепещет».''
— Без жалости! Без сожаления! Без страха! — воинство раз за разом повторяло мантру.
Способ ведения войны Чёрных Храмовников отрицал существование вышеперечисленных недостатков. Слабость была чужда трансчеловеческим воинам Хелбрехта — сыны Дорна очищали от них свою кровь на протяжении долгих тысячелетий жестоких войн. Вечный крестовый поход ковал стойких бойцов из мальчишек со всех миров на пути праведной войны. Ни один из боевых братьев не был привязан к родному миру. С достойных они требовали причитающееся Императору, десятину плоти и духа, необходимую для подпитки их священного предприятия.
— Ведите войны, — нараспев произнес Хелбрехт. — Крестовый поход в самом разгаре, и когда орден освятит свет реликвии, мы возобновим войну среди звёзд с новой силой!
Хелбрехт обернулся к Гримальдусу и Больхейму, взирая на невозмутимо мрачную мощь реклюзиарха и пламя новоизбранного Чемпиона в белых одеждах. Контрасты ордена. Не противоположности, но стороны одной медали верности Трону.
— Мы готовы?
— Сначала нужно кое-что закончить, верховный маршал, — торжественно произнёс Гримальдус. — Чемпиона должно вооружить и заковать в подходящий для паломничества доспех.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
