731
правка
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =1213
|Всего =36}}
{{Книга
— Если он падёт, то окажется в роте смерти.
==='''Глава двенадцатая'''===
Пульс Барахиэля участился, а хлынувший в уши адреналиновый рёв заглушил сдавленный клокот умирающего серва, когда на щёку апотекария брызнула кровь. Витэ лилась сплошным потоком по жёлобу под корчащимся трупом, от чьих судорог алая жидкость била струями и пятнала палубу. Расчленитель с ухмылкой двинулся к следующему трэллу, уже второму из пяти подвешенных на перекладине. Его пальцы сомкнулись на рукояти зазубренного боевого клинка, в горле же стояли сухость и зуд, которые только усиливались от испытываемого космодесантником желания.
''Твой глупый план провалился.''
Барахиэль разорвал горло трэлла. Слова Думы эхом отдавались в черепе апотекария, из-за чего в его крови бурлил гнев, а зуд становился всё сильнее, превращаясь в обжигающий огонь. Расчленитель сопротивлялся порыву завыть от боли прямо в камере для обескровливания. В последний раз он принимал витэ несколько дней назад, но казалось, будто прошли целые столетия. В попытках успокоиться космодесантник читал про себя молитвы.
Капеллан не мог винить его за провал.
Он подошёл к третьему серву, в чьих налитых страхом глазах отражалась побагровевшая кожа и выдвинутые зубы ангела. В частой пульсации сонной артерии и феромонных изменениях в поту явственно читался ужас человека. Щёки смертного налились кровью, а отёкшая кожа с пурпурными синяками и порезами говорила о буйствующих инфекциях. Его правая рука была отпилена ниже локтя и оканчивалась мешаниной мышц и костей, на груди же виднелись свежие следы от клейма, предназначенного для предателей капитула. Огонь сломил сопротивление мужчины.
— Пощады, лорд, — заскулил серв. — Мы лишь хотели выжить!
Барахиэль рассмеялся, и от этого жестокого, напоминавшего раскаты грома смеха по спинам трёх оставшихся людей пробежала холодная дрожь. Они извивались при каждом его шаге, а в их носу стоял запах крови. Смертные ёжились от улыбки апотекария, чьи зубы напоминали ряды надгробных плит с перламутровым отливом и несколькими вытянутыми клыками, меж которых протянулись ниточки слюны. Пульс Барахиэля отдавался в его мозгу, каждый удар был звоном колокола агонии. Глубоко в крови Расчленителя зашевелилось существо, сотканное из чистого гнева и взбудораженное перспективой ощутить смерти.
— Нет пощады предателям, смертный, — с презрением ответил опьянённый апотекарий.
Он рассёк горло серва, наслаждаясь брызжущей на губы горячей кровью и слизывая её. Барахиэль смаковал каждую каплю, но боролся с желанием вонзить клыки в глотку умирающего человека. В глазах двух оставшихся плескался ужас, а исходящий от доспехов и оружия космодесантника запах витэ портила едкая вонь пота.
Барахиэль разрубил до позвоночника горло четвёртой, на чьём лице застыло глупое выражение изумления. Она билась в судорогах и инстинктивно тянулась руками к смертельной ране, но оковы пресекали любые её попытки остановить кровотечение. Жёлоб под женщиной наполнился за считанные минуты, а зуд в горле апотекария теперь был подобен раскалённой ярости новорождённого солнца.
Не обращая внимания на испуганное хныканье Аиши, которая прятала лицо за инфопланшетом, он сплюнул излишки слюны на палубу. Каждый её панический вздох сопровождался словами детских молитв, перемежаемых шипением растворяющего металла. Барахиэль подошёл к последнему серву.
Скованный цепями мужчина дёргался всем телом, пытаясь сместить положение крюка. Апотекарий же просто наблюдал за ним, изумлённый бесплодными усилиями. Он чувствовал, как его желудок сжимается в тугой узел. Каждый раз, когда космодесантник набирал в лёгкие сухой рециркулируемый воздух, жажда обострялась, и зверь в крови разочарованно выл с апоплексической яростью разгневанного ангела. В голове стояла пульсирующая боль, а концентрация исчезла в глубинах красного моря, из-за чего Расчленитель мог чувствовать лишь вкус витэ.
Ему больше не удавалось сдерживаться, ибо Жажда требовала, чтобы её утолили.
Барахиэль вонзил свои клыки в горло серва, и его рот наполнился кровью.
Воздух рассекли жужжащие зубья, мокрые от крови стражей Навис.
Апотекарий отвёл удар, который едва не вскрыл ему глотку. На лбу выступил пот, а переутомлённые мышцы омыла волна молочной кислоты и свежей неистовой энергии. Его противник завыл от досады и обрушил на Барахиэля череду стремительных ударов, которые тот едва сумел заблокировать. С каждым парированным выпадом он отступал всё дальше к люку за спиной, над чьим запирающим механизмом был начерчен символ Навис Нобилите.
— Дума! Адариэль! — рявкнул апотекарий в вокс, отражая резкий удар сплеча и проводя собственный контрвыпад, легко заблокированный Расчленителем. — Ганибал поддался Ярости. Он пытается пробраться санкторум навигатора. Мне нужно подкрепление в Башню, сейчас же!
Услышав на вокс-канале лишь шипение помех, Барахиэль выругался.
Обмениваясь ударами с поражённым Яростью космодесантником, он поднырнул под нацеленный в свою шею выпад, а затем отразил второй и третий, малейшим поворотом руки переводя защитное движение в контрвыпад. Кровь обжигала вены апотекария, двойной пульс отзывался на его коже частой барабанной дробью. Ганибал пытался пробить оборону апотекария рубящими ударами двуручным хватом, и гудящая броня рычала, когда их клинки сталкивались, высекая искры, но её заглушал рёв колотящихся сердец.
— Гор! — завопил Ганибал, чьи чёрные глаза налились кровью. — Встреться со мной лицом к лицу, изменник!
Сломанные зубья разлетались во все стороны с каждым отведённым Барахиэлем ударом. Лейтенант не останавливался ни на мгновение, а его клинок превратился в размытое пятно, оставляющее за собой след из капелек крови и частичек плоти. Из разрыва в бедре апотекария брызнули искры, и на ретинальном канале возникло множество багровых предупреждающих символов, сопровождающихся звуковыми сигналами. Нервы пронзила резкая внезапная боль, стремительно растворившаяся в тёплой дымке от впрыснутых в кровь супрессоров. Убрав колеблющиеся показатели биометрии и тактические данные, он сосредоточил внимание на клинке Ганибала.
— Ты не можешь ёжиться от страха вечно, ''брат'', — завыл Расчленитель. — Ты встретишься со мной лицом к лицу!
Меч с визгом устремился вниз из-за правого плеча, но Барахиэль отразил удар в считанных миллиметрах от себя и бросился вперёд. Его оружие рассекло бок Ганибала, а возникшая рана засочилась кровью. Поражённый Яростью космодесантник впечатал кулак в область щеки, раскалывая керамит и вминая куски шлема в плоть апотекария. Выплюнув сломанные зубы, Барахиэль, не обращая внимания на сухое щёлканье, с которым они упали в его шейный затвор, собрал все свои силы и оттеснил брата назад.
Взревевший Ганибал набросился на апотекария, сражаясь со свирепостью, что заставила бы опешить даже Пожирателя Миров. Он рубил и колотил, а вылетавшие зубья меча бились о переборку или же вонзались в доспехи Барахиэля. После того, как их оружие сцепилось, несколько зубьев клинка Ганибала начали медленно приближаться к шлему апотекария. Кожу обоих воинов под комбинезонами покрывал отвратительный слой пота. Сервоприводы доспехов протестующе выли, зубья клинка высекали искры из визора Барахиэля, который шипел в ответ на пронзительные аварийные сигналы внутренних систем.
Тупиковую ситуацию разрешил громкий выстрел из болт-винтовки.
Ганибал пошатнулся, когда в его боку возникла воронка, а на переборку брызнул кровь. Расчлентиель взвыл от боли, после чего ему в конечности вонзились крюки, которые зацепились за доспехи шипами. Навалившиеся на офицера четверо головорезов повалили его на палубу, а Барахиэль вытащил пистолет и приставил оружие к виску лейтенанта. Перестав дёргаться, тот уставился на апотекария налитыми кровью глазами, наполненными чистой яростью и ненавистью.
Гнев пульсировал в крови Барахиэля, а шёпот в голове говорил ему оборвать жизнь Ганибала.
В глазах апотекария рябило от чёрных точек, а в памяти отпечатались фрагменты палубы, выложенные человеческими черепами, и рунические отметины, что принадлежали давно вычищенной из Империума бандитской культуре. Пистолет в руке дрожал, запах серы лишь усиливал желание казнить падшего брата. Однако, заворчав, Барахиэль всё-таки опустил пистолет.
— Доставьте смертных для повторной переработки, — прорычал апотекарий Анджело, когда воины из отделения сержанта натянули сковывающие Ганибала цепи. Реабилитация командира головорезов давно закончилась, поэтому теперь он лязгал о палубу своей аугметикой. — Запечатать все люки доступа от первичного до пятеричного, разместить здесь втрое больше стражей из уцелевшей когорты Навис и усилить их твоим отделением. Мы не можем позволить, чтобы навигаторам или санктуму вновь что-то угрожало.
— А что насчёт лейтенанта? — утробно рыча спросил Анджело.
— Доставьте к Думе. Если будет доставлять проблемы, казните.
Болт-пистолет Барахиэля ревел, а реагирующие на массу снаряды превращали людей в кровавую дымку.
Он сместил прицел и выстрелил очередью в то место, где стояло красное свечение от дульных вспышек. Огонь по Барахиэлю ввели из-за вьющегося дыма, которым исходил уничтоженный боевой танк. Тень рухнула, а из разорванного живота хлынула кровь. Ответные залпы оставили на нагруднике свежие отметины, ретинальный канал же заполнили багровые предупредительные руны. Он сорвал с головы шлем, наслаждаясь запахом палёного мяса и горящего прометия Отбросив шлем в сторону, Барахиэль повернул клинок и ринулся вперёд убивать.
Люди перед ним дрогнули и принялись возносить своим новым богам отчаянные жалобные мольбы о спасении. Рычащий Барахиэль убивал их с жестокой экономией сил, которой уже давно отличались воины его роты. Болт-пистолет брыкался, неся смерть с монотонными золотыми вспышками, в то время как бойцы роты стреляли по предателям из собственного оружия. Люди взрывались. Легионеры шатались, получали увечья или погибали, сражённые взрывными снарядами. Десятки их мчались вперёд, эти обезумевшие мясники в доспехах цвета запёкшейся и артериальной крови, что выкрикивали клятвы Воителю и своим гнусным богам.
Он сражался, не сдерживая ярость. Его кулак превратил в месиво звероподобное лицо, увенчанное кортикальными имплантами, а цепной меч вскрыл предателю грудь и глотку. Пульс Барахиэля участился, из глотки вырывался рёв. По его наплечнику резанули цепным топором, и из разрыва хлынула смазка вперемешку с кровью. Ответным выпадом он вогнал свой клинок в визор нападавшего, имевший форму решётки в крепостных воротах. Брызнувшая кровь раздразнила жажду ещё сильнее. Затем ему пришлось отразить яростные удары двух боевых серпов.
Барахиэль впечатал свой лоб в лоб Пожирателя Миров, упиваясь глухим звуком дробящихся костей и пятнающей лицо кровью. Он парировал череду мощных выпадов короткими силовыми клинками, после чего их с противником оружие сцепилось. Щупальца расщепляющих разрядов обжигали лица обоих воинов.
— Расчленитель, — прорычал Пожиратель Миров со свирепой ухмылкой. — Приятная встреча, Амит.
Барахиэль резко открыл глаза. Его лоб был мокрым от пота, а руки тряслись. Заставив себя дышать равномерно, он поднялся с койки. Содержание унаследованных воспоминаний уже начало проникать в его мысли во время бодрствования.
Ярость шла по душу каждого из них.
— Дума. — Апотекарий отмахнулся от жидких облачков дыма, плывущих со стороны ближайшей курильницы, а из-за частиц испарённой крови его жажда из простого раздражителя превратилась в изводящую потребность. Он пил витэ всего несколько часов назад, однако теперь желание не покидало его никогда. — Ты должен положить конец этой мерзкой практике. Существование роты смерти несёт угрозу рассудку наших братьев.
Дума проигнорировал его, продолжая обходить стоявший между ними реликтовый стол. С губ капеллана ритмично срывались слова из псалтыря о кончине, слова хвалы и скорби, которые предназначались Сангвинию и падшему боевому брату, привязанному к столу. Эхом отзываясь в траурной камере, они успокаивали поражённого Яростью Расчленителя, склоняли к молчанию и даровали безумному разуму небольшую толику безмятежности.
Барахиэль ждал, не говоря ни слова, в то время как на его собственный разум обрушивались мысли о Новом Ринне.
В апотекария впивались когтями пальцы, проходившие сквозь океан крови, обнажённую плоть и пластины доспехов, а крики и нечеловеческий рёв пронзали звук громогласного биения сердец. Барахиэль сглотнул, хороня чувство стыда, которое пробудили в нём воспоминания о том, как он сам стал жертвой Ярости. О той резне знали лишь Дума, и именно капеллан помог ему выбраться из пропасти безумия.
Вот почему Барахиэль порекомендовал его в ряды капелланов.
— Им следует подарить Милость Императора, а не держать в живых и подвергать мукам.
— Это не тебе решать, брат. — Дума зачерпнул горстку пепла из чаши для огня сбоку от себя и размазал его по нагруднику воина, засыпая отверстия от пуль и воронки от болт-снарядов. — Я – капеллан Четвёртой роты, хранитель душ её воинов, а рота смерти входит в сферу моих полномочий.
— Их нынешнее существование – это страдание, брат, — сказал Барахиэль, не давая прокрасться в голос ноткам сочувствия. Он подумывал вытащить пистолет и одним нажатием на спусковой крючок сделать так, чтобы лицо Расчленителя больше не дёргалось от судорог и спазмов. Апотекарию были прекрасно знакомы те видения, которые мучили его брата. — Разве положить конец их боли не есть величайший дар для них?
Гневно скривив губы, Дума обратил на Барахиэля свирепый взгляд.
— Не путай собственную слабость со слабостью наших братьев. Ты балансировал на гранил Ярости, но не пал. Они же испытывают единство с нашим владыкой, став проводниками чистоты и мощи его духа, и заслуживают благородной смерти, а не того, чтобы их забили как скот.
— Если ты не покончишь с Гелиосом, — достав пистолет и взведя курок произнёс апотекарий, — тогда это сделаю я.
Дума метнулся словно молния и заслонил собой Гелиоса. С треском ожил его крозиус, за чьим навершием в форме черепа тянулись дуги смертоносных разрядов. Когда энергетические щупальца жадно защёлкали в небольшом разрыве между двумя Расчленителями, Барахиэль машинально положил свободную руку на свой клинок. Дума же держал крозиус сбоку свободным хватом. За чёрным туманом, что отравлял взгляд капеллана, вспыхнули искры веселья, и все его мышцы охватило напряжение. Перспектива братоубийства оттягивала ужасную развязку.
Барахиэль медленно и неохотно отвёл руку от клинка, после чего опустил пистолет.
— Ты будешь исполнять свой долг и держать их в живых. Если хоть кто-то погибнет раньше времени, ты понесёшь ответственность, — отключив крозиус прорычал Дума, после чего вернулся к Гелиосу и своей службе над проклятым воином. — ''Брат''.
Апотекарий ничего не ответил. Перед его глазами рассекали воздух потрескивающие серебряные когти.
Барахиэль сидел в камере Люциферуса и наблюдал за бывшим заступником. Успокоительные перестали действовать, и теперь в вены Расчленителя через капельницу поступала ранее выпущенная у смертных кровь. Такая близость с одним из падших дразнила его собственно чудовище, того монстра в душе, который насылал видения о пылающих небесах и образе покрытого шрамами Амита. Более всего прочего апотекария преследовали чёрные и полные звериного голода глаза жаждущего ангела. Это была ярость рождающегося бога.
Они отражались в глазах и Люциферуса, и Исайи. Они отражались в его собственных глазах, в глазах Думы и каждого Расчленителя в тот момент, когда на передний план выходила Ярость. Воистину Амит был величайшим из них, с чьим чудовищной красоты гневом не мог сравниться никто.
По сравнению с первым Расчленителем все они являлись лишь вздорными детьми.
Люциферус забился в оковах, а его рёв приглушался кляпом, который пришлось использовать из-за того, что стекающая на грудь воина слюна с гидраклориковой кислотой оставляла на коже страшные ожоги, обнажая в некоторых местах сухожилия и кость. Полученные ранения помогла устранить пересадка кожи и стимуляторы роста.
— Мы идём опасной дорогой, брат, — прошептал апотекарий. — Твоё существование угрожает рассудку наших братьев, но Дума отказывается казнить тебя, хотя это могло бы спасти нас.
Люцифер зарычал с сомкнутыми челюстями. Его жуткие глаза были абсолютно чёрными.
Барахиэль достал пистолет и дёрнул затвор.
— Я поклялся оберегать наших братьев от любого недуга. Я не позволю им пасть.
Нутро апотекария скрутил стыд от того, что здесь крылась и его личная заинтересованность, которую он никак не признавал. Барахиэль нацелил оружие на висок Люциферуса, напевая гимны, услышанные им от Думы во время службы над братом Гелиосом. Несмотря на несколько запинок, Расчленитель убедился в гипнотическом эффекте этих слов. Когда с губ апотекария сорвались последние звуки, он прижал дуло к виску Люциферуса.
Тот ответил одним лишь рыком.
Пистолет трясся в его руке, пока апотекарий крепился разумом и духом, чтобы нажать на спусковой крючок. Барахиэль взглянул на висящую над ними панель из витражного стекла, подсвеченную двумя электросветильниками. За ней виднелись заслонки, опускаемые во время путешествия по имматериальным волнам. С витража на обоих Расчленителей взирал Сангвиний, в чьём выражении лица отцовская любовь смешалась с горечью. Скрежеща зубами, Барахиэль с дрожащим на спусковом крючке пальцем пытался побороть грозившую охватить его скорбь. Собравшиеся в уголках глаз слёзы покатились вниз по щекам.
Барахиэль опустил оружие.
Он не мог этого сделать, не мог убить брата невзирая на любую личную заинтересованность или угрозу собственному рассудку. Сангвиний плюнул бы на апотекария за подобное деяние, ибо Великий Ангел любил своих сыновей больше, чем кто-либо из его братьев-примархов любил своих, и улыбался каждому вне зависимости от благосклонности или предпочтений. Барахиэль спрятал пистолет в кобуру и вновь посмотрел в глаза Ангела. Он ощутил в груди одобрение Сангвиния, почувствовал, как внутри зашевелилась тень духа примарха, который жил в каждом из его сыновей. Великий Ангел проверял апотекария, помогал ему найти своё истинное место в роте.
Барахиэль был целителем своих братьев, а не их палачём.
Апотекарий провёл пальцем по рельефным корешкам переплетённых в кожу томов. Он пропустил ботанические и антропологические трактаты, написанные во время ранних исследований Кретации, ибо это знание уже было помещено в его память и мнемонические катушки силовой брони, и ненадолго остановился на секции с книгами, имевшими отношение к Ярости. Желание продолжить изучение боролось с долгом подготовиться к высадке на Кретацию. Спустя несколько мгновений Барахиэль всё-таки выбрал себе текст.
Том с глухим стуком упал на лакированный деревянный стол, где уже лежала куча других книг и свитков. Он представлял собой справочник с обширным и исчерпывающим описанием устройства крепости-монастыря, написанный аколитами логистициама тысячи лет назад. Апотекарий зажёг свечу в правом углу стола. Этот грубый метод освещения Барахиэль предпочитал безжизненным люменополосам. Перестав вслушиваться в вездесущий гул варп-двигателей, он приступил к чтению.
Секунды перетекали в часы, а часы начинали ломиться от тяжести эонов. Несколько раз апотекарий прерывался чтобы пройтись, ознакомиться с протоколами операций и информацией касательно проклятых или же заняться своим снаряжением. Он дважды проверил внутренние механизмы цепного меча и отполировал все зубья до серебряного блеска, а ещё столько же разобрал и почистил болт-пистолет, устраняя мельчайшие отклонения механического прицела при повторной сборке. Каждый раз, закрывая баночки с мазями, Барахиэль возвращался к книге с огромным желанием как можно скорее закончить чтение. Тексты смертных были скучными и описывали лишь тривиальные и обыденные вещи.
Едва прошёл час, как ему пришлось изменить своё мнение, ведь том захватил его интерес.
Во время чтения он вёл по тексту пальцем, так как небрежно написанные слова были едва различимы.
''…мой господин велел мне спуститься вместе с ним в нижние залы. Там мы записали текущее состояние склепов капитула для верховного капеллана Гарата.''
''Их архитектура почти не изменилась по сравнению с записями лорда Гатиса, сделанными три тысячи лет назад. Мой господин провёл нас через второстепенный курган, вход в который отмечали символы, используемые лишь вокруг Чёрной башни. Там мы обнаружили проход с закрытой железной дверью, на чьей поверхности были знаки неизвестного происхождения. Мой господин установил, что они являлись частью геральдики древних ангелов и доложил об их существовании Стражу Ярости Фьюрико.''
''Спустя несколько дней Фьюрико приказал спрятать записи и изолировать меня…''
Продолжая читать с возобновившимся интересом, Барахиэль узнал нарисованные на последней странице символы. Под знаком верховного капеллана Кровавых Ангелов располагались знаки верховного капеллана и верховного сангвинарного жреца Расчленителей. Надежда, которая ярко расцвела в груди апотекария, воодушевила его. Присутствие верховного капеллана Кровавых Ангелов тесно связывало это помещение с Чёрной Яростью, а крестообразный символ сангвинарного жречества подразумевал, что здесь была замешана генетика.
''Оставь тайны Кретации в покое''. Внутри его черепа стучали слова Дерона.
Вопросы пронзали разум Барахиэля словно молнии. Не об одном ли из этих секретов предупреждал его эмиссар? Пытались ли они тайно и стыдливо излечить Ярость, определявшую облик капитула после Амита? Если же Расчленители нашли способ, запретили ли им воспользоваться Ангелы, или же они просто приблизились к разгадке перед тем, как свой запрет наложили перворождённые сыны Сангвиния?
Барахиэль доберётся до истины в криптах под крепостью-монастырём.
Кретация ещё могла стать их спасением.
