Изменения

|Сейчас =12

  == ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ==  <big>ЧЁРНЫЙ ГОРИЗОНТ</big>  === I ===  '''ПОЖИРАТЕЛЬ ПАМЯТИ'''  '''Боевая баржа''' '' '''«Гекатон»''' '' ''', варп''' '' '''Относительная хронометрическая позиция: 21''' ''  Ктесий ощущал, как по ту сторону двери сгорают демоны. Перед его внутренним взором вскипал огонь. Он пошатнулся. Пальцы размазали по железу портала кровь. Дверь содрогнулась от психического удара. Обереги расплавились, и по металлу потекло жидкое серебро. Ктесий ничего не видел. Его разум пылал, чувства орали, связанные симпатическими узами с демонами, что обращались в пепел и кубарём вылетали в варп. Они были высшими сущностями своего рода. В своё время эти нерождённые сокрушали целые королевства и армии. Они были одними из самых смертоносных порождений своей породы, с которыми ему, призывателю демонов, доводилось иметь дело. А теперь они погибали. Стирались. Удалялись из реальности, так, словно их никогда не было. — Нет… — ахнул он. — Нет! У него звенело в ушах. По подбородку текла кровь. Он чувствовал в дыхании медь и железо. Конечности и торс раз за разом пронзали шипы боли. Перед глазами плыли и растекались образы. Стены горели. Он чувствовал, как в варпе за границами его убежища растёт давление. За этими стенами боевая баржа ''«Гекатон»'' шла сквозь имматериум. Он моргнул и внутренним оком увидел столб огня. Он становился ближе, ревя, засасывая в себя энергию. Пиродомон. Воплощение Рубрики Аримана. Конец и спасение для Тысячи Сынов. Ктесий рассмеялся, а затем закашлялся кровавой пеной. Вот какой его ждал конец. Не смерть от лап порабощённых демонов, не гибель под огнём обманутых воинов Императора, не уничтожение из-за допущенной в ритуале призыва ошибки, а обращение в ничто Рубрикой, которую он же и помог создать. — Маловато времени, — пробормотал он, начав собираться с остатками сил. Он выбрал себе убежище на борту ''«Гекатона»'' и превратил его в могучую крепость. Помещение представляло собой череду комнат близ сердца корабля. Ктесий укрепил его против вторжений демонов и псайкеров. Работа была проделана на славу. Среди Тысячи Сынов были… ''когда-то'' были те, кто понимал теорию клятвенных отречений и оберегов куда лучше, нежели Ктесий. Впрочем, из них практическим знанием и опытом не мог похвастаться никто. Своим искусством он сковывал великих князей варпа, а также возвёл защиту от чар соперников и мстительных демонов. Убежище было настолько безопасным, насколько он мог его сделать, но сейчас до его прорыва оставались считаные мгновения. Это казалось неизбежным. Ему оставалось сделать лишь одно, прежде чем это случится. — Давай же, — прорычал он себе. Он попытался встать. Конечности ему не подчинились. По телу уже разливалось онемение. Душа горела изнутри. Всё замедлялось, и, смазываясь в пятно неподвижности, отлетало в горнило изничтожения. Последние мгновения… Последние удары его сердец. Кости, свисавшие с потолка, стучали друг о друга от растущего психического давления. Каменные статуи в альковах плакали гноем и кровью. В склянках и фиалах вскипала жидкость. Из сваленных в углы свитков шёл дым. Он слышал, как скованные в предметах демоны вопят, требуя их освободить. Фрагменты истинных дьявольских имён у него в голове бились о стены клеток-мыслей. Все они чувствовали приближающееся пекло. Обереги в стенах и дверях убежища ломались одно за другим. Они не продержатся дольше нескольких секунд. Эмпирейная энергия захлестнёт помещение и всё, что в нём находилось. А затем внутрь ворвётся огонь Изменения. Демоны, томившиеся в темницах из камня, металла и кости, будут разорваны в клочья и рассеяны на ветрах пожарища. Работа всей его жизни обратится в прах… Мысль вызвала у демонолога очередной приступ кровавого кашля и смеха. «''Столько жизней, потраченных на торговлю душой ради знаний и власти, и что в итоге?''» — подумал он. По залу прокатился треск рвущегося металла. В двери образовалась трещина. Сквозь пролом ударил оранжевый доменный свет. Демоны в голове у Ктесия разом заорали. Центр пола покрылся изморозью. Спиралями вскружились хлопья льда. Стеклянный цилиндр, в котором находилась когтистая лапа, лопнул. Из него выплеснулась жидкость, тут же обратившаяся в пар. Рука заскребла по палубе. Ктесий чувствовал разгорающийся в теле и мыслях огонь. Треснувшая дверь прогнулась. На пол закапал расплавленный металл. — Шевелись, старый болван! — прорычал он, и заставил себя подняться. Тело взорвалось болью, на секунду нарушившей ход мыслей. Ктесий пошатнулся. На дверь обрушился ещё один телекинетический удар. Он начал чувствовать в дыхании пепел. Ктесий побрёл по комнате. Призыватель успел ухватиться за каменную полку, прежде чем рухнуть на землю. Перед глазами расцвели белые пятна. Он поднял голову и схватил со стеллажа каменный сосуд. — Ал`кул`наратрос… — заговорил Ктесий, вытягивая имя из подземелий разума. Сосуд у него в руке затрясся. Он имел форму скрученной змеи, а крышка представляла собой клыкастую пасть. При словах демонолога восковая печать на горловине расплавилась. — Ну`ша`крел… Я призываю тебя из заключения. Из сосуда заструился чёрный дым, вскипая в воздухе одновременно с появлением демона. В облаке засияли аметистовые оранжевые глаза. Со щелчком сжались теневые когти, стряхивая с кончиков изморозь. Демон посмотрел на Ктесия. От него клубами исходило отвращение. Существо родилось из стремления забыть: желания солдат сбросить бремя того, что они видели и делали; молитвы души у исхода дней, надеющейся умереть с чистой совестью; радости оттого, чтобы помнить только хорошее, и игнорировать плохое. Все эти моменты создали и придали демону форму. Это был пожиратель памяти. Ктесий сковал его давным-давно, но раньше никогда не прибегал к его силе. Он полагал, что воспользуется им в качестве оружия против врага или соперника. И никогда не думал, что выпустит его против собственного рассудка. — Оковами, что тебя удерживают, я отдаю тебе приказ, — промолвил Ктесий. Нерождённый закорчился. Ещё один удар по двери, и теперь трещина стала широким разломом в железе. Ктесий ощутил желание демона сбежать. Существо попятилось. Ктесий хлестнул его волей. Нерождённый вернулся на место. В дыму его тела образовались ледяные зубы. Тварь разгневано зашипела. — Возьми то, что я прикажу, и унеси в забвение, — сказал Ктесий. Он закрыл глаза и внутренне настроился. Команда была безмолвной, но демон всё равно услышал. Дверь поддалась. Внутрь полетели комья расплавленного металла. В помещение ворвался шквальный ветер. Последние обереги рухнули. — Сейчас, — произнёс Ктесий, широко открывая глаза и рот. Демон кинулся на него. Чёрный дым потёк сквозь зубы и в бездну разума Ктесия. Он ощутил, как пасть твари сомкнулась на воспоминании, которое он велел забрать. Боль. Боль, которую невозможно испытать в реальном измерении. Он кричал, вдруг понял Ктесий, кричал одновременно ртом и мозгом. Затем почувствовал, как демон вырвал мысли, и ошмётки поглощённых воспоминаний рассеялись клочьями бессмысленных слов и образов… Чёрное и красное… Вороний клюв… Падение… Невидимая стена силы подбросила его в воздух. Призыватель почувствовал, как от удара сминается доспех. Он врезался в стену, и, раскинув конечности, завис на месте. Из расплавленных обломков двери выступили три фигуры. Вокруг их лат свивалось жёлто-синее пламя. Глазницы шлемов напоминали дыры. В пустоте за ними ревел огонь. Он узнал их, или, вернее, кем они были: Игнис, Гильгамош, Ликомед… Его братья из высшего круга Аримановых Изгоев, и его ученик. Но все они сгинули. Теперь шагавшие к нему существа имели лишь одно имя на всех. Три фигуры остановились перед Ктесием. Посмотрели на него. Он почувствовал исходящий от них жар, ощутил запах собственной плоти, обугливающейся внутри брони. +Где он, Ктесий?+ раздался у него в мыслях голос. +Где Ариман?+ — Скажу откровенно… — произнёс он, и выдавил улыбку. — Я не знаю. Тогда Ктесий ощутил, как в разум погрузился огненный шип. Телепатические лезвие вонзились ему в память и принялись выдирать оттуда секреты. Боль оказалась не такой сильной, как он думал. Он закашлялся снова, и почувствовал, как на подбородок выплеснулась кровь. — Как бы это удивительно не звучало, но я говорю правду. Вам не отнять то, чего у меня нет. Три фигуры уставились на него. Застыв, словно статуи. +Мы найдём его. Пусть демон и вырвал воспоминание о том, что он сделал, лишь бы скрыться, мы всё равно отыщем его,+ промолвили они. +Это вопрос времени, а время несущественно. Мы — Тысяча Сынов, и мы вечны.+ — Несущественно? — Ктесий улыбнулся шире. — Раз Ариман несущественен, почему вы ищете его? +Он — один из нас.+ Фигура, что была Ликомедом, шагнула ближе. В этот момент Ктесий ощутил, как внутри него поднимается огонь, ярким заревом поглощая последние плотские чувства, затмевая рассудок раскалено-белым сиянием. +Как и ты… Ктесий.+ А затем всё утонуло в огне и звуке его имени, последовавшем за ним в падение, шипя подобно рассеивающемуся по ветру пеплу. Подобно праху.  Останки Ктесия оставались припечатанными к стене, когда их поглотил пожар. Плоть внутри лат испарилась в первую же секунду. Пламя выплеснулось из горжета и сочленений суставов. Языки фуксинового, цианового и оранжевого цветов растеклись по пластинам керамита. Очертания и форма брони изменились. Из воздуха образовалась материя: серебряная, сапфировая, золотая. Три фигуры стояли неподвижно, пока огонь достигал точки белого накала. Затем пламя потускнело, затекая обратно в латы. Эфирная сила, прижимавшая их к стене, исчезла. Доспех упал…и приземлился на колено. Затем поднялся. Броня больше не принадлежала Ктесию. Вившиеся по пластинам печати и слова исчезли. На сапфировой поверхности теперь плясали огненные узоры. На наплечниках золотые змеи пожирали свои хвосты. Горжет брони закрывал шлем, а из дыр на месте глаз рвался огонь. Фигура, некогда бывшая Ктесием, присоединилась к остальным, после чего они, как один, обернулись и покинули комнату. Демоны, оставшиеся в узилищах из кости, стекла и камня, завизжали, когда комнату захлестнуло адское пламя.  '''Ключ к Бесконечности, пограничная область''' '' '''Относительная хронометрическая позиция: 22''' ''  Хоркос открыл глаза. Чернота. Звук дыхания внутри шлема. Хоркос повернул голову. Сервоприводы в горжете доспеха зажужжали. Энергия… комплект брони по-прежнему сохранял энергию, иначе сервоприводы не работали бы. Он моргнул, чтобы включить дисплей на линзах. Ничего. Хоркос сделал новый вдох. Воздух пах металлом и потом. Он сразу понял, что означал привкус: что он уже им дышал. Доспехи вычищали и перерабатывали его раз за разом. Если цикл оборвётся, то же ждёт и Хоркоса. ''Хоркос''… Имя снова и снова раздавалось в голове, словно крик, постепенно переходящий в слабеющее эхо. Хоркос позволил ему раздаться вновь. «''Держись за имя'', — прозвучала мысль. — ''Имя означает безопасность''». Хоркос снова моргнул. Дисплей не запустился. Должно быть, доспех перешёл в аварийный режим низкого энергопотребления. Он пошевелил пальцами. Сервоприводы латницы среагировали с секундной задержкой. Хоркос замер. Если энергия доспеха была на критическом уровне, то любое движение сократит его жизнь. Вдох. — Включить дисплей шлема, — произнёс Хоркос. Пауза, продлившаяся дольше вдоха. В левой линзе возникла зелёная точка света, на расстоянии ширины пальца от глазницы Хоркоса. Позолотевшее пятнышко замерцало, а затем взорвалось потоком зелёного кода. Мерцающие символы заструились сквозь тьму. Хоркос перестал дышать. Доспех силился выполнить его команду. Код исчез. Появились значки. Загорелась информация, тут же, однако, замигавшая красным. ''Целостность доспеха: неизвестно…'' ''Запас энергии: неизвестно…'' ''Внешняя среда: неизвестно…'' ''Внешние угрозы: неизвестно…'' Хоркос прочёл предупреждения. Он не помнил событий, приведших его к этому моменту. Он знал лишь факты, но не причины. Он — Хоркос. Хоркос — это воин, Легионес Астартес, член одного из легионов Космодесанта, созданных Императором. Хоркос сражался против Императора и Империума. Хоркос — псайкер, его разум способен взаимодействовать с другим измерением, известным как варп, и использовать его силу для сокрушения законов реальности. Доспех Хоркоса потрёпан. Керамитовые пластины покрывали следы от старых взрывов и ударов клинков. Шлем с клювом весь в чёрных подпалинах. Вороний шлем… Хоркос отступник, скитающийся воин, который служил военачальникам Ока Ужаса, региона, где варп смешивается с реальным измерением, создавая адское пространство и пристанище для ренегатов и предателей всех мастей. Пристанище для созданий вроде Хоркоса. Эти и многие другие схожие факты он помнил, но не более. Нет… нет… это неправильно. Было что-то ещё, образ на задворках памяти, образ каменной двери. Дверь начала как будто расти, заставив мысли Хоркоса отшатнуться. «''Нет! Нет… пока нет''», — раздалось у него в голове. Сначала требовалось понять окружающий мир, а затем уже внутреннюю истину. — Показать внешний мир, — сказал Хоркос. На чёрном фоне зашипела зелёная статика помех, прежде чем растечься к краям. Хлынул свет. На мгновение он прикрыл глаза от сияния. Когда открыл их снова, те уже приспособились, и он начал видеть. Свет исходил от звёзд. Его окружала космическая сфера. Ближайшие звёзды резко блестели, напоминая яркие точки, а за ними зернистым пятном пылала Галактика. Их свет лился на него со всех сторон. Он находился в космосе. Но как? В него могли попасть, выведя из строя броню: неприцельный импульс, либо ударная волна от обрушения пустотного щита. Это объяснило бы, почему доспех перешёл в режим спячки. Если он был на внешних палубах звездолёта, когда тот разлетелся на части, взрывная волна могла выбросить его наружу — бессознательного, кружащегося во тьме, защищённого от смерти лишь инертной скорлупой доспеха. Весьма правдоподобно… Вот только броня не была повреждена. У неё просто отключились основные системы. И он не кружился. Он был неподвижен, как будто лежал на твёрдой поверхности. Теперь, сосредоточившись на этом факте, он ощутил на себе силу притяжения. Он находился на космическом теле? Или даже части корабля? Он оборвал цепочку догадок. Был простой способ узнать правду. Хоркос поднялся. Доспех секунду сопротивлялся, как будто не успел пробудиться и не хотел выходить из сна окончательно. С треском сервоприводов он выпрямился. Хоркос узрел, где находился. На мгновение разум восстал против увиденного. Он стоял на слое чёрного песка, толщиной в одну песчинку. Над ним простирался купол космоса. Сверху палило солнце, большое и слепящее, выглядя таким близким, что Хоркос чувствовал, будто может к нему притронуться. Были там и другие планеты: огромные газовые гиганты, затянутые охряными бурями, шары изрытой кратерами скалы, сопровождаемые серыми лунами. Все они парили до невозможности близко, так, словно не подчинялись законам физики. На секунду уши Хоркоса наполнились двойным биением сердец, а затем он усилием воли заставил их замедлиться. Он сделал вдох и услышал в шлеме отголосок дыхания. Пока в лёгкие затекал воздух, Хоркос задался вопросом, находится ли он во сне или же в самом варпе, паря в царстве эмоций и мысли. Едва его посетила эта мысль, Хоркос понял, что это не грёза и не видение имматериума. Он знал разницу, точно так же, как иной человек мог по глотку определить, солёная вода или свежая. То, что он перед собой видел, было реальным. — Что же это за реальность? — спросил вслух Хоркос, оглядываясь по сторонам. Ответа не последовало. Он опустил глаза. Звёздный свет пробивался сквозь песок под ногами, мерцая среди чёрных крупиц. Внезапно у него закружилась голова. Он взял себя в руки, и ощущение прошло. Он наклонился, отдавая себе отчёт, что здесь не должно быть гравитации, которая бы позволяла ему двигаться или указывала направление вниз. Он зачерпнул пригоршню песка. На мгновение сквозь образованную дыру пробился звёздный свет. Затем песок сомкнулся обратно. Хоркос взглянул на песчинки у себя на ладони. Каждая представляла собой ровный двенадцатиугольник из тёмно-серого вещества. У него на глазах они заскользили по ладони, как будто подхваченные ветром, и, слетев с пальцев, упали обратно на равнину. В шлеме вдруг заревел сигнал тревоги. Он вздрогнул. На дисплее замигало красное предупреждение. ''Критический уровень кислорода… Отключение подачи неизбежно.'' Но как? Ещё пару секунд назад система переработки воздуха работала нормально. Инстинкт и внушение взяли верх. Он втянул воздух, наполнив все три лёгких. Пальцы защипало, когда тело начало сгонять кровь к жизненно-важным органам. Предупреждение об уровне кислорода замигало ярче. Он только что вдохнул последний воздух, который мог выдать доспех. Теперь он задыхался. Разум Хоркоса захлестнуло спокойствие. Паника была одним из человеческих пороков, от которых космодесантники избавлялись при вознесении. Его мысли стали холодными, рациональными, ограниченными фактами и непосредственными решениями. У него имелись способы выжить даже без кислорода. Тело начинало отсекать второстепенные процессы, впадая в сберегающую кому, которая сохранит ему жизнь даже в вакууме. Но что дальше? Кто его здесь найдёт? И что случится с его неподвижным телом? Оно останется лежать здесь до тех пор, пока будет существовать невозможное плато? Переживёт его распад, только чтобы умереть спустя столетия? Он подумал о слетающем с ладони песке… Здесь не могло быть ветра. Он находился в пустоте. Это была не планета и не корабль с пузырём атмосферы. Это… Что это за место? Он посмотрел на висевшие над горизонтом солнце и планеты. До чего близко, до невозможности близко. Он был не в обычной реальности, но на самом её берегу, где-то, где один набор правил встречался с другим. Сигнал уровня воздуха пронзительно запищал. Он посмотрел на датчик внешней среды. В ответ ему мигнул маркер «''Неизвестно''». Хоркос принял решение. Уплотнители горжета с хрустом разъединились. Он взялся за шлем и снял его с головы. Кожи коснулся свет. Он сделал вдох… Легкие наполнил воздух. Он не имел ни запаха, ни вкуса. Пресный, безликий — воздух, которым никто никогда не дышал. Хоркос магнитно закрепил шлем на поясе. На краткий миг раздался стук керамита по керамиту, а затем вокруг него снова сомкнулось безмолвие. Хоркос замер. Теперь, когда он стоял и дышал, он ощутил инстинктивную потребность двигаться. Ему нужно попасть… куда-то. Он сделал шаг, затем остановился. Куда идти? Ему требовалось направление, а в этом месте, показалось Хоркосу, он мог шагать по песку до бесконечности и никуда не попасть. Хоркос, сам не зная откуда, вдруг понял, что пришёл сюда намерено. Теперь же ему требовалось узнать свою цель. Он закрыл глаза. Перед мысленным взором поднялась каменная дверь. — Я — Хоркос, — произнёс он вслух. — Откройся. Дверь отворилась, и его разум прошёл через неё.  Ариман открыл глаза на плато из пыли. Его разум наполнился прошлым. Всем и сразу. Каждый шаг, который он сделал на пути к этой точке и месту, всплыл у него в памяти. Не было никакого перехода от Хоркоса назад к себе самому. Каменная дверь в разуме Аримана стояла по-прежнему открытой. Личина Хоркоса застыла на той стороне, видимая его внутренним взором, призрачная оболочка естества. Плато из серой пыли, звёзды, солнце и планеты заполнили собой его земной взор. Он дал разуму и телу успокоится, пока его мысли вновь связывались с окружающей действительностью. Всё прошло быстрее, чем он успел моргнуть, и между тем миновала целая жизнь. Именно так ему показалось. Для менее одарённого разума, сделанное им только что не поддалось бы никакому осмыслению. Концептуально, по крайней мере, всё казалось довольно простым. Для существа вроде Аримана физический мир и разум являлись одинаково реальными, но если физический план имел законы и ограничения, то ум — нет. Воля, воображение и интеллект были единственными препонами, которые мог поставить себе рассудок. Разум Аримана представлял собой царство бесконечных вероятностей. Обычный мозг имел участки, о наличии коих он даже не подозревал, запертые вместилища воспоминаний, моря эмоций, что скрывали затонувшие города устремлений и боли. Ариман давным-давно изучил глубины своего рассудка и преобразил его пейзаж. Он сотворил дворцы для хранения воспоминаний и исходил пустыни подсознания. Он знал себя и свой мозг до последней крупицы мысли. Или, по крайней мере, так он считал. Его разум был миром, по которому он мог передвигаться, как ему заблагорассудится. Раньше его ментальный пейзаж воплощался в форме дворца, но то сооружение пало; теперь его развалины высились на вдающемся в серое море мысе, а утащенные камни ушли на строительство храмов и замков в других районах мыслей. Ныне целые города вырастали из гор и вздымались в небо, пролёты воображаемых мостов и лестниц невероятным образом возносились вверх, под самые облака. Дороги тянулись через равнины деревьев, что клонились под тяжестью ливней, а после ныряли в погребённые лабиринты, где не было света, а единственным звуком служило капанье со сталактитов просачивающейся с поверхности воды. Его образы состояли из кусочков реальных мест. Лестница в шпиле могла быть родом из Имперского Дворца во времена Великого крестового похода, но теперь её ступени закручивались внутри башни, которую Ариман помнил из сожжённого Просперо. Запах пепла, плывущего на ветру, что задувал в окно, мог быть частью воспоминания о воздухе на Дамертане, но ещё в нём ощущался намёк на грозовой дождь с Терры. И так далее, и так далее, земля разрасталась и менялась по мере расширения разума Аримана. Каждая часть его мысленного царства имела свой смысл. В каменных библиотеках хранились имена и жизни всех, чью смерть ему довелось увидеть. Полузасыпанная пылью глушь полнилась базальтовыми плитами с вырубленными на них убеждениями, коих он придерживался в бытность новобранцем в легион. Здесь Ариман мог отыскать давно похороненные воспоминания, обрести прозрение из прошлого, а ещё он приходил сюда, чтобы заняться великими трудами в самом безопасном и приватном месте из всех возможных. Это было его мысленное королевство, его убежище, его цитадель, и его склад мыслей. Чёрная дверь в голове Хоркоса представляла собой портал обратно в память Аримана. Естество Хоркоса являлось единственной закрытой комнатой в его голове. Пока дверь оставалась запертой, Хоркос жил, а Ариман был лишь воспоминанием, скрытым с глаз долой. Теперь Хоркос вернулся на своё место, став очередной идеей в плену разума чародея. Это был способ спрятаться, исчезнуть из реального плана. Ариман вздрогнул. Он выжил. Он дошёл. Его взгляд и разум заскользили по равнине пыли, выискивая любой признак того, что он здесь не один. Ничего не шевелилось и не привлекало к себе его чувств. Похоже, он успел первым. Но, с другой стороны, даже если нет, показало бы ему это место следы чужого присутствия? Скорее всего, нет, и неважно, сколько из них достигнет этого побережья времени и реальности, каждый всегда будет тут в одиночестве. Столько пройти, чтобы оказаться здесь… Зайти так далеко, и ценой таких потерь. Игнис, Астрей, Ктесий, Санахт, Амон… остальные. Так много. Так далеко. Осталось лишь ещё немного. «''Но что, если ты проиграешь сейчас, Ариман?'' — раздался голос у него в мыслях, который мог принадлежать ему, или кому угодно из потерянных братьев. — ''Что тогда?''» — Пора идти, — сказал он себе. Он отвернулся от солнца. Посмотрел прямо перед собой. Ничего не двигалось. Он сделал шаг. Ничего не изменилось. Расположение каждой звезды осталось тем же, что и до того, как он ступил вперёд, но каким-то образом он вновь оказался перед солнцем. Он знал, что если сделает хоть тысячу шагов и будет каждый раз поворачиваться, звёзды и планеты останутся на тех же местах, а солнце будет прямо впереди. Ариман сделал вдох и позволил глазам увидеть по-настоящему. Солнце стало чёрным. Внезапно и полностью. Не осталось ни звёзд, ни планет, лишь бескрайная гулкая пустота, от края и до края. Плато пыли запылало, низ каждой песчинки озарился зелёным светом. Глубоко в черепе Ариман ощутил нарастающий крик, вопль живого существа, внезапно осознавшего, что всё, что оно знало, и о чем заботилось, ровным счётом ничего не значило и значить не будет. Старые человеческие инстинкты заорали Ариману отвернуться и не смотреть. Он удержал разум в неподвижности, а глаза — открытыми и не моргающими. Он начал идти. Равнина серого песка прогнулась под его поступью, формируя коническое углубление. Склоны становились круче и круче. Низ впадины взорвался тьмой. Теперь Ариман наполовину бежал, и наполовину летел в разверзающуюся впереди и под ним чёрную бездну. Песок струился мимо него, утекая в зёв колодца. Крик в черепе перерос в предупреждающий вопль. Затем он уже не бежал, а падал, и падал, не видя дна.