Дума смотрел, как над Чёрной Башней поднимается солнце.
Его красные с оттенком ярко-оранжевого и пастельно-розового лучи ползли по выжженым участкам полей и лесов, окружавших крепость капитула. Растительность, которая тянулась вдоль далёкого горизонта узкой зелёной полосой, сулила новую жизнь и обрамляла картину опустошения. С восходом солнца становились громче и звуки: чириканье, рёв и зовы местных зверей, что возвращали себе выжженную огнём территорию. Камень под ногами капеллана дрожал. Хоть самые крупные создания и находились в километрах от него, они уже приближались. По небу скользила стая ранодонов, чьё пронзительное, режущее слух карканье ярко контрастировало на фоне криков и утробного рыка лесных животных.
Расчленитель окинул взглядом крепость-монастырь. Стены и башни были завернуты в пелёнки из временных платформ и пластековых листов, у их подножия лежали сваленные в кучи стройматериалы. Своим приказом Дума закрыл несколько секторов до тех пор, пока очистительные команды Адептус Астартес не разберутся там с порчей. Районы, посчитанные осквернёнными необратимо, теперь являлись закрытыми для капитула и охранялись пси-защищёнными сервиторами. На доспехах патрулирующих стены боевых братьев висели трофеи, собранные с трупов Апостолов, а на низкой орбите висел ''«Кретацийский судья»''.
Зазвенели цепи, и в размышления Думы вмешался звук чужого дыхания.
— Кретация вновь принадлежит Расчленителям, — сказал капеллан.
Он отошёл от бойницы, чувствуя, как солнце омывает спину теплом. Дума сменил доспехи на простые служебные одеяния и чёрный кольчужный плащ, а оружие и символы его поста висели на поясе и за плечом. Первым был зазубренный нож для разделки – реликвия, выкованная из осколков крозиуса. Вторым же являлась боевая булава с навершием в форме ангела-скелета на пике своего полёта, которую капеллан носил на спине. Вес оружия обнадёживал, как и доверие со стороны капитула, позволившего ему стать владельцем артефакта.
Дума надеялся доказать, что достоин его наследия.
Капеллан подошёл к обитателю камеры, чья недавно выкрашенная в чёрный броня была отмечена красными крестами. От неё отсоединили силовую установку, но не только вес доспехов удерживал воина на месте. Оковы на руках и поясе соединялись цепями с тремя столбами, торчащими из каменного пола. За железной дверью помещения разносились отголоски лающих криков – это вопили остальные заключённые в Башне, возбуждённые присутствием среди них другого живого существа.
— Туриэль хорошо справляется со своими новыми обязанностями, — продолжил Дума, кладя правую руку на плечо воина. Его аугметика из хрома ещё не до конца соединилась с нервной системой, поэтому между импульсом и действием проходило несколько секунд. Мышцы капеллана были напряжены. — По его оценкам, первые кретацийские кандидаты смогут вступить в капитул уже в течение года.
Керамит заскрёб о камень, и Дума невольно вздрогнул, удивлённый тем, что обитатель камеры мог двигаться несмотря на все помехи. Капеллан убрал руку, ощутив укол стыд за этот миг слабости.
— Чего не случилось бы без твоей помощи, брат.
Вновь раздался металлический звон, а следом глухое трение об камень.
— Я благодарен тебе, как благодарен капитул и лорд Сет.
Дума услышал сдавленный от гнева рык.
Капеллан сухо усмехнулся, но скорее с грустью, нежели от веселья. Он обманывался себя, веря, будто сможет достучаться до проклятого брата, но всё равно изливал правду.
Сделав глубокий вздох, начал говорить то, что было у него на душе.
— Знаю, ты пытался проникнуть в глубины монастыря, брат. Я сам это видел. — Дума печально улыбнулся и замолчал, задыхаясь от неизвестной ему эмоции. — Тебе следовало прислушаться ко мне и отказаться от недостижимых целей и полётов фантазии. Ярость никогда не будет исцелена.
Воин роты смерти зарычал, и на чёрном словно сама пустота нагруднике зашипела кислота.
— Мы знали это с самого начала, но ты отказывался видеть. Всё, что я делал, было направлено на то, чтобы уберечь тебя от слепоты.
Воцарилось безмолвие. Утихли даже остальные обитатели Башни.
— Я стану чтить то, к чему ты стремился, — тихо произнёс капеллан. — Хотя не так ты себе это представлял. Расчленители обретут на Кретации процветание, и мы будем чествовать Ангела каждой забранной жизнью. — Он замолчал, так как слова застревали в горле. — А что до тебя, брат мой, то ты познаешь сладостное освобождение и умрешь на поле боя с честью и славой.
Дума замер, прежде чем закрыть за собой дверь камеры.
— Я подвёл капитул и подвёл тебя, брат мой.
Скованный цепями из метеоритного железа, Барахиэль закричал, обуянный бездумной ненавистью.