28 590 байт добавлено,
12:55, 28 сентября 2019 {{Книга
|Обложка = Blood-and-Fire.jpg
|Описание обложки =
|Автор =Аарон Дембски-Боуден / Aaron Dembski-Bowden
|Переводчик =Хелбрехт
|Издательство =Black Library
|Серия книг =Битвы Космического Десанта (серия романов) / Space Marine Battles (Novel Series)
|Сборник =Война за Армагеддон: Омнибус / War for Armageddon: The Omnibus
|Предыдущая книга = [[Сезон_теней_/_Season_of_Shadows_(рассказ)|Сезон теней / Season of Shadows ]]
|Следующая книга =
|Год издания =2013
}}
== Пролог ==
'''Эти слова, эта ложь'''
''Гримальд. Они солгали нам об ущелье Манхейма. Они отправили нас на смерть.''
''Ты знаешь, о ком я говорю. Нам не убежать от эха Кхаттара. Сейчас мы расплачиваемся за былую добродетель.''
''Мы – сыны Дорна и нам не ведомо, что такое капитуляция, даже если победа невозможна. Нас беспокоит несправедливость. Бесчестье. Если и можно сказать, что мы чего-то страшимся, так это то, что ложь очернит наше наследие.''
''И если Империум вообще будет вспоминать о нас, то только как об одном из самых страшных поражений человечества. Но не мы подвели людей, а люди себя. Слабые мужчины и женщины с ожесточившимися сердцами и предубеждёнными умами увидят нас мёртвыми ещё до рассвета.''
''Да будет так.''
''Наши враги не ходят при свете дня, где могут встретиться с нашими клинками. Они воистину в тенях, но занимают властные позиции в иерархии человечества настолько выше нас, что просто бессмысленно пытаться узнать их имена. У них достаточно и власти и влияния, чтобы обмануть нас. Так они и поступили.''
''Небесные Львы никогда не покинут эту планету. Нас осталось совсем немного, но мы знаем правду. Мы погибли в ущелье Манхейма. Мы погибли в день, когда солнце взошло над металлическими тушами инопланетных богов.''
== Первая глава ==
'''Сезон огня'''
Нас предупреждали, словно нам нужны были предупреждения, не выходить наружу во время бури. Погода была такой, что обжигало незащищённую плоть. Броня защищает нас от стихий, но не продержится долго. Песчаный ветер уже успел содрать священные цвета, оставив нас в непокрашенных латунно-серых доспехах без геральдических изображений. На миг я задумался, не было ли в этом какой-то метафоры. Если и была, то нужен кто-то с хорошим чувством юмора, чтобы её уловить.
Подбитый десантно-штурмовой корабль разбился, блок памяти разлетелся вдребезги, всё оружие сорвало во время грубой аварийной посадки. Напротив приземлилась “Валькирия”, которую мы получили в 101-м Стальном легионе. Она сутулилась на песке, словно заскучавшая ворона с широкими изогнутыми крыльями. Мне не раз приходилось использовать этот транспорт за прошедший месяц, и я не мог избавиться от мысли, что его дух-машина терпеть меня не может. Если десантные челноки и умеют сердиться, то этот точно сердился. Я оглянулся на него – турбинные двигатели нетерпеливо выли, а пустынный ветер соскабливал серо-зелёную краску с тускло-серебряного корпуса. Я расслышал, что вся эта пыль пришлась моторам совсем не по вкусу.
За поцарапанным лобовым стеклом пилот выглядел бесформенным размытым пятном. Несмотря на все риски, он добровольно вызвался на задание. Меня восхитил его поступок.
Недели выздоровления тянулись медленно. Я понял, что никогда не смогу легко общаться с людьми. Жители Хельсрича смотрели на меня словно на икону, только за то, что я исполнил свой долг. Почему мне неловко от этого? Можно найти сотню трудных ответов. Мы – Адептус Астартес – особый вид и отличаемся от людей, которыми когда-то были. Этого объяснения вполне достаточно.
Я повернулся к сбитому “Штормовому орлу”. В каких бы цветах он не летел в бой, их давно уже содрала буря. Пепел и грязь турбулентного воздуха стёрли и символы преданности.
Кинерик поднырнул под наклонное крыло, одна сторона его доспехов оставалась кое-где чёрной – воин ещё не поворачивался ей к шторму. Ауспик в левой руке трещал и щёлкал. Помехи от урагана вывели прибор из строя. Кинерик ничего не сказал, и это было более чем ясным ответом.
Я забрался на накренившийся корпус, удерживаясь на ветру благодаря магнитным подошвам. С брони сорвало последний свиток обета. Я позволил ветру унести написанные мною литании ненависти в шторм. Похоже ему любопытно.
Переборка оказалась закрыта изнутри. Я взял крозиус и услышал, как энергетическое поле загудело, соприкасаясь с песком в воздухе. Чтобы выбить люк хватило одного удара – он прозвучал словно приглушённый колокольный звон. Я потянул искорёженную переборку свободной рукой и швырнул на землю. Кинерик снова ничего не сказал. Мне нравилось поощрять в нём эту черту.
Внутри тесного отсека экипажа разбившегося “Штормового орла” всё было перевёрнуто, кругом валялись ящики с амуницией и незакреплённое оружие. Кабина выглядела не лучше, но сразу стало видно то, что скрывало бронированное обзорное ветровое стекло: на палубе возле стенного стеллажа с оружием неуклюже лежал космический десантник в отполированном золоте. Я знал его цвета. И знал геральдику его ордена.
А вот, чего я не знал, так это как десантно-штурмовой корабль сумел долететь в такую даль из улья Вулкан. Сзади спрыгнул Кинерик, цепи, которые соединяли меч и болтер с доспехами, гремели в унисон движениям воина. Я услышал его дыхание по воксу на частоте отделения и как он выругался, когда увидел то же, что и я.
– Это – Львы, – произнёс он.
Точнее один Лев. Пилот. Как только я снял лазурный шлем, стало видно тошнотворные трупные пятна – подтверждение, что он мёртв уже несколько дней. В этом нет никакого смысла.
Прежде чем встать я прижал розариус ко лбу погибшего. Кинерик удивился. Зачем оказывать Льву прощальные обряды? Разве он не из другого ордена?
В том, что он сомневался в моих действиях, не было дерзости. Это его долг. Он обязан знать, что я делаю и зачем.
Встав, я спросил у Кинерика, почему ему не понравилось, что я оказал честь душе павшего воина.
– Потому что он не рыцарь. Лев не был одним из нас.
Часто и для меня этих причин достаточно. Даже с благородными Саламандрами совсем недавно. И всё-таки были исключения.
– Он не носит символы крестоносца, – согласился я, – но он был таким же сыном Дорна, как и мы. Кровное родство простирается дальше геральдики ордена, Кинерик.
– Прошу прощения, господин.
– Прощение не требуется. Тебя не за что прощать.
Кинерик служил со мной только три недели и ещё находился под бременем традиций и ожиданий, которые появляются вместе с шансом снискать череп-маску. Мне предстояло решить допускать ли его к священным таинствам культа ордена – тогда он станет капелланом под моим командованием – или он вернётся в ряды простых братьев.
Кинерика ко мне направил мой повелитель Хелбрехт. А вот полёт на “Валькирии” был моим решением. Я всегда терпеть не мог тайны.
К поясу мёртвого воина был примагничен гололитический увеличитель размером с кулак человека. После того как я его снял и включил, возникло мерцающее синее изображение – призрак другого воина из другого города. Он был в доспехах с символами Небесных Львов и одной рукой держал череполикий шлем. Несмотря на блики, я рассмотрел, что у космического десантника чёрное лицо. Чёрное с рождения на далёком мире джунглей. В отличие от него моя кожа была белой, словно мрамор с прожилками. И у меня довольно смутные воспоминания о детстве. Всё что я помнил из ранних лет перед посвящением – это завывания белого ветра и обжигающий пальцы холод.
– Юлкхара, – приветствовал я гололитического призрака.
– ''Гримальд'', – произнёс он, и его голос дрогнул вместе с изображением. – ''Они солгали нам об ущелье Манхейма. Они отправили нас туда на смерть.''
Когда запись оборвалась из-за перегрузки ненадёжной электроники, я расслышал ожидавшую нас снаружи бурю. Она стала жёстче, сильнее и, конечно же, ещё резче. Если погода продолжит портиться, то на гвардейском десантно-штурмовом корабле мы в город точно не вернёмся. Этот рискованный вылет и так уже откладывали несколько дней, пока ожидали перерыв в грозовом фронте.
– Господин, – обратился Кинерик.
Я понял, что последуют вопросы и отогнал их, покачав головой. Во всём этом нет никакого смысла. Нужно время, чтобы поразмыслить.
Не произнеся ни слова, мы вышли под свирепый ветер и направились к “Валькирии”. В её пассажирском отсеке царил организованный беспорядок из нетронутых кресел экипажа, слишком тесных для Адептус Астартес в доспехах.
– Приказы, реклюзиарх? – донёсся из рубки голос пилота.
Транспорт вздрогнул под нашими ногами – он уже начал подниматься в небо. Шторм стал беспощадным, на пути домой нас потрясёт.
– Назад в город.
Город. ''Мой'' город. Хельсрич – улей, который объявил меня своим чемпионом. Город, который изменил мой взгляд на воинскую клятву. Мы – Чёрные Храмовники, и мы атакуем, мы наступаем, мы – последние гордые рыцари Великого крестового похода. Мы сражаемся за право человечества на существование. Наш гнев должен быть чист, иначе он никчёмен и бесполезен. Мы судим об успехе своей жизни по количеству уничтоженного нами зла. Мы судим об успехе по добродетелям, которые мы олицетворяем и по идеалам, которые простираются дальше наших клинков.
Я думал, что умру на этой планете. Я был уверен в этом до тех пор, пока смерть не пришла за мной. Враги погребли меня под упавшим храмом Вознесения Императора, удостоив каменного кургана при жизни. Недели спустя после выздоровления я каждый день думал об этом в часы покоя: такое священное надгробие – это честь. Почти стыдно было выжить.
Но Армагеддон не убил меня. Мы скоро покинем планету – через три дня я отправлюсь вместе с верховным маршалом на ''“Вечном Крестоносце''” назад на войну. Израненный улей, который я поклялся защитить, даровал мне свои реликвии и я понесу их в битвах среди звёзд.
Поступило предупреждение, что мы снижаемся над Хельсричем. Несколько городских районов всё ещё удерживали ублюдочные захватчики и, несмотря на то, что сезон огня вынудил совсем не вовремя прекратить боевые действия, обе стороны были готовы рискнуть в перерывах между пепельными муссонами, надеясь обескровить окопавшегося противника. При таком ветре у зенитных ракет мало шансов, но их с раздражающей регулярностью продолжали запускать в небеса по нашим десантно-штурмовым кораблям и транспортам снабжения.
Я услышал общегородские сирены ещё до того, как мы пролетели над разрушенными внешними стенами – очередное штормовое предупреждение завывало о приближении мощной бури.
От Хельсрича теперь мало что осталось, кроме поля битвы. Сражаясь, чтобы спасти город – мы убили его. На горизонте виднелись обвалившиеся и расколотые небоскрёбы, а в те редкие часы, когда стихал ветер – столбы чёрного дыма. Центральный шпиль – небольшой по меркам других ульев – всё ещё стоял, несмотря на интенсивный артобстрел обеими сторонами. Сейчас в него понабились и спасались от непогоды толпы вонючих ксеносов.
Центр города вокруг шпиля сравняли с землёй. Из миллионов, что жили там год назад, выжило, пожалуй, с четверть. Большинство из них укрывалось в подземных бункерах или в тех немногих неразрушенных районах, которые всё ещё защищало стальное кольцо бронетанковых батальонов Имперской гвардии. В улей направили огромные подкрепления из свежих солдат как раз в то самое время, когда они оказались в безвыходной ситуации из-за сезона огня. Десятки тысяч ружей так и не выстрелили.
Пилот вёл нас между обломками разрушенных зданий, лавируя среди осевших жилых домов, чтобы свести к минимуму риск зенитного огня. Это защищало и от самого сильного ветра, да и “Валькирия” меньше тряслась.
Довольно быстро мы добрались до останков ''“Вестника Бури”,'' который превратился в раздавивший два городских квартала замок из металлолома и шлака. Шторм содрал с брони все символы имперской верности, а повреждённые шпили собора на плечах слишком сильно пострадали, чтобы можно было говорить о каком-либо готическом величии. Неказистые металлические инопланетные конструкции сопротивлялись ветру – почти все нечестивые кланы ксеносов водрузили железные военные знамёна на павшем титане, после того как его гордая жизнь подошла к концу.
Мы пролетели над этим памятником неповиновения поражению, и я подумал о Зархе, Старейшей Инвигилаты, чей искалеченный труп всё ещё лежал там внизу. Она гниёт в холодной жидкости поддерживавшей жизнь колыбели: непогребённая и несчастная. Эта несправедливость огорчала меня. Я хотел бы что-нибудь сделать и изменить, но останки “Императора” находились в тылу контролируемой врагом территории.
Кинерик стоял рядом со мной в пассажирском отсеке и смотрел в открытую переборку, как внизу проносился город.
– Летая на десантном корабле в бурю мы не оскорбляем его дух-машины?
Меня не волновала философия биомеханической жизни, ум Кинерика был мне нужен в более важных делах.
– Сосредоточься, – сказал я ему, и он коротко кивнул в ответ. Он учился.
Мы приземлились на платформу Круджа-17-СЕК – ограждённую и защищённую посадочную площадку построили на разрушенном съезде самого западного отрезка Хельской магистрали. “Гибельный клинок” и “Леман Руссы” нескольких штурмовых типов стояли посреди бури, исцарапанные ветром. Опустилась рампа, Кинерик вышел первым и направился к ближайшему входу в бронированный передовой командный бункер.
Небо уже почернело от пепла и предвещало ужасную ночь во власти шторма. Я на мгновение остановился и посмотрел на пилота, но он уже отстегнул ремни и надел защитный костюм, чтобы добежать до укрытия. Три месяца назад мне бы и в голову не пришло оглянуться. По крайней мере, я благодарен этой планете за уроки, которые выучил на её поверхности.
В командном бункере царила организованная суматоха. Установленные вдоль стен когитаторы, станции ауспиков и вокс-передатчики щёлкали, тикали и пульсировали. Люди сновали вокруг нас в освещённой экраном темноте. Некоторые отдавали мне честь, ещё не избавившись от этой привычки – соблюдение ими условностей и демонстрация уважения ничего не значили для меня.
– Мне нужна свободная от помех частота с ''“Вечным Крестоносцем”.''
Офицеры и техники поспешили выполнить приказ. Контакты с кораблями на орбите были в лучшем случае спорадическими, а сообщения в другие города отправляли через флот в те редкие часы, когда это вообще было возможно. От планетарной спутниковой сети и её удобной системы связи остались только воспоминания.
Ко мне подошла одна из технических офицеров и отдала честь:
– Соединение установлено, реклюзиарх. Оно продержится, пока шторм не оборвёт его.
– Спасибо. – Я сразу же включил вокс-ридер шлема и стал искать работавшие местные частоты. У левого края ретинального дисплея замигали и зазвенели графические символы. Три мерцали красным, затем появился зелёный.
– Реклюзиарх, – раздался наполовину заглушённый треском помех голос одного из бесчисленных сервов на мостике флагмана. – Я живу, чтобы служить.
– Мне нужно, чтобы вы за час выполнили четыре задачи. Во-первых, свяжитесь с каждым кораблём Небесных Львов на орбите – мне нужна вся информация об их военном флоте. Во-вторых, свяжитесь с кем-нибудь из командования в улье Вулкан и получите подробный отчёт обо всех потерях Адептус Астартес в их районе с начала войны. В-третьих, Кинерику и мне нужен десантно-штурмовой корабль для возвращения на ''“Вечный Крестоносец”''. Если шторм начнётся раньше, чем вы сможете прислать его – мы рискнём телепортироваться.
– Будет исполнено, реклюзиарх. И четвёртый приказ?
Тут нужна осторожность.
– Свяжитесь со старшим офицером Небесных Львов в Вулкане. Сообщение прослушают, как бы мы его не зашифровали. Запишите мои слова и отправьте ничего не добавляя.
– Как прикажите. Что за сообщение, реклюзиарх?
– Всего шесть слов. ''Без пощады. Без сожалений. Без страха.''
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Космический Десант]]
[[Категория:Чёрные Храмовники]]
[[Категория:Небесные Львы]]
[[Категория:Имперская Гвардия / Астра Милитарум]]
[[Категория:Стальной легион Армагеддона]]
[[Категория:Орки]]
[[Категория:Третья война за Армагеддон]]
[[Категория:Аарон Дембски-Боуден / Aaron Dembski-Bowden]]