Бюрократы, masseditregex, Администраторы
3093
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =23
|Всего =14
}}
== '''Глава 2''' ==
– Да, для странников в пути, – произнес незнакомец, повторив тот же старинный код, который всего несколько часов назад подтвердил его лояльность и дал доступ в это священное место.
Поворачивая против ветра, он наконец-то вышел к месту, которое в Падучих Песках сходило за главную улицу, и быстро направился к «Трубе на дороге». Но не добрался до нее, а остановился немного поодаль, поскольку на дороге впереди ему предстала чрезвычайно любопытная картина. Там был Союз, и собралась толпа. Лакатос заметил фигуру в центре и улыбнулся про себя.
Похоже, Юрген создавал изрядный переполох. == '''Глава 3''' ==– Вот это? – переспросил Берзель в полном ошеломлении. – Да, это, – уже в третий раз сказал Юрген. – Уберите их всех отсюда. Берзель покачал головой, все еще отказываясь поверить, но повиновался. Он повернулся к ближайшей девушке и положил руки в перчатках на ее изящные плечи, словно намереваясь оттащить прочь. Из-за происходящего казалось, будто Берзель туповат, и беспомощная попытка сдвинуть с места разъяренную девицу не принесла ему ничего, кроме пощечины. Девушка вырвалась из его хватки и, покачивая бедрами, отступила на несколько шагов к своим товаркам, затаившимся у стены. Берзель шагнул вперед, будто собираясь снова ее сграбастать, и подал остальным колеблющимся бандитам знак последовать его примеру. Меж тем девица нагнулась, подхватила кусок щебня и швырнула тот прямо в него. Через мгновение все четыре оборванных женщины начали делать то же самое, закидывая сбитых с толку бандитов градом камней. В середину этого хаоса вышел Лакатос, и Берзель вздрогнул, увидев, что предводитель вернулся. Юрген все это время спокойно стоял поодаль, прямо перед толпой озадаченных зевак, собравшейся на другой стороне улицы. – Что происходит? – поинтересовался Лакатос. – Юрген спятил. Он хочет, чтобы мы очистили это место, – сказал Берзель, тыча пальцем в сторону задания позади. – Нужно место для работы, – произнес Юрген, предугадав следующий вопрос Лакатоса. – И ты сказал: «что угодно», – добавил он, напоминая о ранее данном обещании. Лакатос секунду помедлил, а затем снова повернулся к Берзелю. – Он прав, дайте ему, что он хочет, – сказал он. – Дайте ему все, что он захочет. Берзель потрясенно запрокинул голову. Это была попросту самая нелепая вещь, какую его когда-либо просили сделать. – Но… но… ''бордель''? – недоверчиво запинаясь, спросил он. Лакатос пожал плечами и зашагал дальше по улице, предоставив своей ошарашенной банде выселять разгневанных обитательниц строения, чтобы выделить Юргену столь странно выбранное им логово. Берзелю надоела перепалка, и он опять схватил девушку, теперь уже крепче, чем прежде. На сей раз та даже не выпустила камень из руки, а с силой треснула им Берзеля в висок. Он скривился – скорее от злости, нежели от боли, поскольку даже существенная масса камня мало что добавила слабому удару девицы. Однако это было достаточно позорно, чтобы Берзель вышел из себя. Повалив девушку наземь, он завернул ей руки за спину и разом перетащил на другую сторону дороги, где и бросил субтильное тело в середину толпы зрителей. Поданный Берзелем пример наконец-то убедил прочих бандитов, что это не просто какой-то странный розыгрыш, и они все вместе двинулись через пыльную улицу к остальным женщинам, стоявшим в дверях здания. Эти четверо были не настолько разъярены, как молодая девица, которая сейчас орала на Берзеля из толпы, но и они не сдались без боя. Берзель посчитал, что коль скоро он единолично выгнал первую девушку, то имеет право ограничиться наблюдением за продолжавшейся свалкой. Он едва удержался от смеха при виде того, как Лирбус, Деверес и Морден дружно силились сдвинуть с места самую жирную из шлюх, и чуть животики не надорвал, когда неуклюжая куча-мала опрокинулась, и Лирбус оказался зажат в положении, которое можно было бы счесть смертным грехом. В конце концов, остальные бандиты потащили недовольных проституток прочь от здания, и Берзель подошел к Юргену и повел того мимо потасовки внутрь вновь освобожденного строения. – Идеально, – произнес Юрген, когда они вдвоем вошли в самое высокое из пригодных к использованию помещений трехэтажного здания. Выше располагался еще один этаж, но он был без крыши, и на нем никто не жил. Сколько-то уровней находилось и внизу – возможно, десятки – но за сотни лет бушующие штормы образовали там настолько глубокие наносы, что эта часть дома фактически сгинула, утонув пепле. В сущности, «улицы» Падучих Песков были не более чем верхним слоем этих пепельных отложений, утрамбованных перемещениями тех, кому не повезло тут обитать. С каждым проходящим годом они приподнимались по мере того, как бури набрасывали на поселение все больше переносимой ими копоти, и со временем – хотя, наверное, и не раньше, чем через несколько веков – даже той комнате, где сейчас стояли Берзель с Юргеном, предстояло в конечном итоге оказаться задушенной и заваленной все теми же нагромождениями пепла. Просто таков был порядок вещей. Как гласила старая поговорка, улей растет вверх, всегда вверх, а его жители всегда падают вниз. Скапливающиеся вокруг кучи пепла, каким бы постепенным ни был их подъем, не являлись исключением. Берзель окинул взглядом помещение. Оно было голым: прочие члены Союза уже выбросили скудную меблировку на улицу, рассчитывая, что владельцы, возможно, отправятся следом без сопротивления. Так не вышло, и при мысли об этом у Берзеля возникла уверенность, будто он до сих пор слышит светопреставление на улице внизу. – Ты мог бы выбрать место, где проще спрятаться, – сказал Берзель, все еще раздраженный решением новоприбывшего. – Необходимо было это, – ответил Юрген. – Оно нужной формы и обращено в нужную сторону. Видишь? – он указал на ряд неподвижных лопастных вентиляторов, встроенных в стену. – Это именно то, что мне требуется. Понимаешь, должна быть правильная атмосфера, правильная вентиляция, чтобы пергаменты вышли как надо. Берзель был далеко не убежден, но не видел особого смысла пререкаться, коль скоро дело уже сделали. Юрген, похоже, понравился Лакатосу, а Берзеля уж точно впечатлили увиденные им искусно сработанные пергаменты. Он был готов пока что дать гостю шанс, пусть даже это означало участие в, несомненно, самой унизительной сцене за все его пребывание в Союзе. – Давайте занесем припасы, а потом я смогу взяться за дело, – произнес Юрген, и разум Берзеля мигом вернулся к насущному вопросу. – Он захотел, чтобы мы ушли, – сказал Берзель. – Говорил, что будет работать в темноте, а я не видел особого смысла сидеть там, будто слепой гриб. На самом деле, с того момента, как Берзель покинул Юргена по просьбе того, чтобы чужак смог начать трудиться над своими шедеврами, миновало уже несколько часов. Однако Берзель решил, что лучше не упоминать, насколько давно это случилось – в особенности потому, что большую часть прошедшего времени он провел в «Трубе на дороге» вместе с Девересом. Впрочем, Лакатос спросил у него только о том, почему он оставил Юргена, а не когда. – Справедливо, – удивительно прозаично ответил Лакатос. – У тебя и остальных в любом случае еще уйма дел. Берзель обвел комнату взглядом. Судя по всему, прочие были точно так же разочарованы, что еще есть работа, и им точно так же, как и ему, не хотелось ее делать. Лирбуса, похоже, до сих пор действительно мучала ощутимая боль в спине, и Берзель задался вопросом, как долго тот пробыл придавленным к дороге. Берзель следовал маршруту автоматически. Его уже сто раз посылали на такое задание: навестить Годдлсби и собрать налоги. Однако определенно творилось еще что-то. Выкинув эти мысли из головы, Берзель потащился по узкой служебной шахте, которая являлась кратчайшим путем к хибаре мэра Годдлсби. Он выбрался на узкий выступ и распахнул круглую гермодверь, отделявшую Годдлсби от внешнего мира. Берзель уже давно перестал стучать, когда приходил к мэру, а мелкому мерзавцу хватало ума никогда не запираться от Союза. Зайдя внутрь, Берзель не удивился, обнаружив, что одна из обитательниц борделя – в сущности, именно та особенно пышная, которая едва не раздавила Лирбуса – явно обосновалась в «апартаментах» Годдлсби, как тот именовал грязную маленькую нору. Берзель же был убежден, что это старый сточный бак. – Надеюсь, ты за это платишь не из наших денег, – произнес Берзель, сопровождая свой вход изрядным шумом. Его внезапное появление явно удивило Годдлсби, и тот чуть не опрокинулся со стула. Впрочем, подумалось Берзелю, у него и так наверняка было плохо с устойчивостью при столь малых габаритах и такой крупной ноше на колене. Годдлсби вскочил на ноги, женщина же ответила только крайне профессиональным хмурым взглядом. – Н-нет, сэр. Нет, господин Берзель… Не из ваших денег, нет. – Годдлсби мигом пришел в смятение. Он боялся Берзеля, боялся Союза и совершенно не пытался этого скрыть. Мэр тут же метнулся через комнату к дырке в стене, где прятал все «налоги», которые Союз обязал его собирать от их имени. Годдлсби схватил мешок с кредитами, после чего оказался вынужден остановиться и начать возиться на четвереньках, подбирая все деньги, что рассыпались по полу в результате его нервозной криворукости. Кое-как собравшись, Годдлсби хотя бы в достаточной мере восстановил равновесие, чтобы встать, и торопливо вручил раздувшийся кошель Берзелю. Моргая глазами в бешеном темпе, мэр ждал, когда Берзель избавит его от мешка вместе с содержимым того. Он практически хотел, чтобы кавдорец забрал кредиты и ушел, однако Берзель заставил его попотеть. Бандит с блаженной неспешностью взял кошель из протянутой руки Годдлсби, после чего еще медленнее прошелся по комнате, выбирая место, где бы пересчитать добычу. В итоге он остановился на столе Годдлсби, хотя было еще две-три плоских поверхности ближе и удобнее. Берзель прошел мимо полной женщины, задев ее, хотя в этом не было никакой реальной нужды, кроме как чтобы максимально взволновать Годдлсби, и уселся в шаткое старое кресло мэра. Широко махнув рукой в перчатке, он снес с неприбранного стола все нагромождение документов, уронив дела коротышки на пол. Еще одно касание ладони очистило поверхность от пыли, и Берзель наконец-то вывалил на стол содержимое мешка. Пересчитывание кредитов заняло у Берзеля целую хорошо выверенную вечность – он сперва складывал их кучками по пять, затем пересчитывал эти кучки, а затем начал сначала, когда ему показалось, будто итог, наспех нацарапанный им на поверхности стола, не сошелся с лежавшей перед ним суммой. Все это время Годдлсби потел, а его дешевая спутница все это время хмурилась. В конце концов, Берзель поднял глаза от сложенных кредитов. – Не хватает, – произнес он. Лицо Годдлсби мгновенно побелело, и в ответ он смог лишь испуганно сглотнуть. Мэр повалился на колени и пополз по полу. Берзель подумал было, что тот удирает, пока коротышка не добрался до дыры в стене, где хранились кредиты, и не принялся исступленно рыться в завалах вокруг нее. И действительно, в трещине в полу застрял один кредит. Годдлсби выхватил его из убежища и с облегченным вздохом вскочил на ноги. – Должно быть, пропустил его, – сказал он, передавая грязный металлический жетон Берзелю. – В смысле ''серьезно'' не хватает, – отозвался тот. Годдлсби снова сглотнул. Берзель спокойно пригоршнями переложил кредиты обратно в мешок. Последним он зловеще уронил внутрь того одинокого беглеца, которого Годдлсби только что подобрал с пола. Дав тому угрожающе брякнуть при падении, кавдорец вышел из-за стола и зашагал через комнату к трясущемуся от страха Годдлсби. Берзель вытащил свой нож и приставил его к дрожащей щеке мэра. – Не хватает, но сдается мне, твои глаза как раз покроют недостачу, – произнес он. Годдлсби издал взволнованный писк и отпрянул прочь, но рука Берзеля сомкнулась у него на горле. – Это… это… не я… – залопотал Годдлсби, наконец-то набравшись мужества, чтобы заговорить. Берзель ничего не сказал, но медленно разжал хватку на его шее и, посмеиваясь, отвернулся. – А кто же тогда? А? Кто это, она? – Берзель ткнул кинжалом в направлении крупной дамы в углу, которая продолжала глядеть так хмуро, как только могла. Кавдорец повел клинком, и Годдлсби страшно затрясся, испугавшись, что настал его черед, но наконец-то нашел в себе смелость ответить. – Я… я… – только и выдавил он. Женщина дала ему секунду, однако было очевидно, что Годдлсби явно не из тех мужчин, кто станет защищать честь дамы, так что она взорвалась в приступе ярости. – Ах ты мелкая жаба! – заорала она, устремившись через комнату. – Я ни к одному клятому кредиту даже не притронулась, и тебе об этом известно! Годдлсби заелозил в руке Берзеля, не зная, что опаснее – коренастый бандит-кавдорец, или же летящая на него разгневанная женщина. – Боже, боже, – забормотал мэр, а затем разразился отчаянными стенаниями. – Я не знаю, что случилось! Просто не знаю! Там не может не хватать, просто не может! – Я знаю, коротышка, я знаю. В то же время через месяц, – произнес Берзель, отпуская человечка. Они оба отлично знали, что каждый кредит на месте, но сопляк не сумел заставить себя поклясться в этом, когда Берзель начал хамить. Невольно продолжая посмеиваться про себя, кавдорец выбрался наружу из неопрятной берлоги мэра и направился обратно к логову Союза. Он жил ради таких моментов – когда заставлял слабаков вроде Годдлсби бояться за свою жизнь, вне зависимости от того, были ли на то веские основания, или нет. Кроме того, подход Берзеля и в сравнение не шел с тем, что Годдлсби мог ожидать от женщины, которую только что фактически обвинил в краже. Берзель снова усмехнулся при мысли о том, что Годдлсби устроят взбучку – что того отлупит смертным боем именно эта шлюха. – Полностью, – произнес Берзель. – А ты чего ожидал? Этот мелкий червяк Годдлсби был до того напуган, что буквально умолял меня их у него забрать. Все тут, до последнего креда, как и всегда, Лакатос. Ты же знаешь, что мне можно доверять. Ухмыльнувшись, Берзель грохнул на стол разбухший мешок с кредитами. Лакатос ничего не сказал. Он задержал на мешке взгляд, а затем махнул рукой в перчатке и опрокинул его, так что кредиты полетели на другой конец стола, где Эркет беспокойно игрался со своим оружием. – Пересчитай, – велел Лакатос Эркету. – Половину доли каждому, а остальное поделить два к одному, ясно? Обиженно усмехнувшись, Эркет сгреб в горсть металлические жетоны и начал складывать их горкой перед собой. Берзель не знал точно, хотел ли Лакатос посредством пересчета кассы убедиться, что все на месте, или же просто разделить ее на доли. Он-то знал, что там все до единого кредита – лично считал – но все равно изрядно нервничал всякий раз, когда возвращался к Лакатосу с добычей. Следуя за вожаком от стола, Берзель целенаправленно опрокинул первые полдюжины кучек, которые Эркет успел отсчитать перед собой. Тот скривился и, судя по виду, был готов вскочить на ноги и ударить бандита. Однако в него тут же впился взгляд Лакатоса, и малолетка явно передумал и вместо этого просто вернулся к подсчету кредитов, про себя проклиная Берзеля. Лакатос опустился на корточки у огня, горевшего в углу комнаты, и Берзель поступил так же. Пламя находилось внутри конструкции, которая, должно быть, когда-то представляла собой трубу, тянувшуюся во всю высоту здания. Теперь же она была обломана где-то на уровне метра от пола, образуя идеальное место для импровизированной кухонной плиты. Заставленная всем горючим мусором, какой могли отыскать бандиты, она являлась единственным источником огня в доме, хотя кое-какое дополнительное тепло еще давали испарения, каждый день в одни и те же три часа струившиеся в юго-восточном углу, а плесень на потолке добавляла освещения своим жутковатым зеленым фосфоресцированием. На глазах Берзеля Лакатос выхватил из огня гигантскую крысу, насаженную на ржавый металлический штырь и обжаренную до хрустящей корочки. Он аккуратно провел ножом по ее брюху. Второй, третий надрез – и он разделил крысу ровно надвое, перекинув половину Берзелю. Тот стал нервно покусывать ее под разговор. – Лакатос, твой друг Юрген выбрал себе очень странное убежище, – произнес Берзель, до сих пор выбитый из колеи утренними событиями. Однако он был полон решимости прощупать намерения предводителя и потому подошел к вопросу окольным путем. – Да, – сказал Лакатос, – это так, но у него есть крайне необычные таланты, которые я не хочу терять впустую. Давайте ему, что он хочет, Берзель, чего бы он ни захотел. – Хорошо, – отозвался Берзель, которого все больше смущал этот чужак и вера Лакатоса в него. – К тому же, – добавил Лакатос, – уж ''мне-то'' точно не больно видеть, что это мелкое логово греха вычищено. Берзель беспокойно поежился, пытаясь найти ответ, который бы не показался ни излишней защитой, ни чрезмерным протестом. Тем не менее, он без труда избежал неловкости благодаря появлению Мордена. – Морден, – произнес Лакатос, когда тот вошел в ближайшую к Эркету дверь. – Заходи. Морден ожидаемо тоже смахнул тщательно пересчитанные кучки Эркета, и Берзель облегченно выдохнул. Шансы на то, что кассу и впрямь учтут, быстро снижались, поскольку Эркет разъярялся и терял концентрацию. Каждый раз происходило одно и то же. Берзель пересчитывал сумму при сборе, однако никогда не доверял самому себе настолько, чтобы быть уверенным, что не допустил где-то ошибку, а ошибок, как он хорошо знал, Лакатос просто не выносил. Впрочем, неважно. Теперь это уже будет ошибка Эркета. Морден подошел к двум старшим товарищам по банде и тоже присел перед огнем. Берзель напоследок подцепил с тушки крысы лакомый кусочек, а затем кинул остальное – не меньше половины от того, что получил сам – Мордену. Он слишком долго состоял в Союзе, чтобы ждать указания поделиться с братьями. Пусть Лакатос и был суровым господином, но он вел себя и справедливо, не допуская жадности. – Ты посылал за мной, Лакатос? – спросил Морден. – Да, – ответил предводитель. – Есть работа, и ее много. Лакатос поднял голову и посмотрел мимо двух других бандитов. – Эркет! – заорал он. – Ты уже отсчитал все доли? Эркет что-то пробормотал себе под нос, а затем отозвался: – Да, господин. Все тут. Берзель усмехнулся про себя. Эркет был столь же предсказуем, сколь и труслив. Он сильнее боялся заставлять Лакатоса ждать, нежели ошибиться при учете денег, и потому просто свалил кредиты в кучи, не подсчитав их. – А остальное? – спросил Лакатос. – Две трети и треть, вот они, – сказал Эркет. – Принеси их мне, – велел Лакатос, протягивая руку таким жестом, словно он ожидал, что Эркет и так уже предугадал его требование. Малолетка научится, подумалось Берзелю, но, видимо, на горьком опыте. Эркет метнулся через комнату к Лакатосу, выставив перед собой сжатые кулаки. В левой руке комфортно поместилась одна треть, правой же он с трудом пытался не дать довольно громоздким двумя третям выскользнуть из его хватки. Само собой, как минимум пара – а весьма вероятно, что и четыре-пять – кредитов выпали на бегу. Было очевидно, что Лакатос хмурится под маской. Он нетерпеливо протянул руку, выхватил у Эркета треть кредитов, ловко закинул их в мешок, который достал из кармана, и так же быстро убрал его обратно. Эркет в отчаянии огляделся в поисках какого-нибудь места, куда можно было бы сгрузить две трети, которые ему становилось все сложнее удерживать. Помрачнев, Лакатос ткнул большим пальцем в Мордена, и тот обеим ладонями принял кредиты у не справлявшегося малолетки. Бандит притянул деньги к себе, прижав их к животу, а затем аккуратно ссыпал на колени. Оттуда он спокойно переложил их в кошель, снятый с ремня на поясе. – Отвезешь их Аддеку, ясно? – сказал Лакатос. Берзелю показалось, что Мордена накрыло разочарованием: его плечи поникли, а голова опустилась. – В бури, Лакатос? – недоверчиво спросил Морден. – Да, в бури, – сердито ответил Лакатос. – Это необходимо сделать. Морден вздохнул, и Берзель ощутил толику сочувствия к нему. Никто и никогда не отваживался уходить наружу в бури. То, о чем просил Лакатос, было ужасно. И все же лучше уж он, чем я, подумал Берзель и счел это очередным подтверждением того, что творятся большие дела, хотя его особо не требовалось в этом убеждать. Он уже и так уверился. Пускай и не было ничего нового в том, чтобы отправить его собирать долги с горожан, рассуждал Берзель, но раз Лакатос отсылает Мордена из поселения – причем посреди Сезона Пепла – значит, определенно что-то происходит: что-то крупное. Он терялся в догадках относительно мотивов предводителя и внимательно слушал, надеясь на их прояснение. – Доставь кредиты к Аддеку и спроси, что ему известно о человеке по имени Лаго, понял? Морден просто кивнул. – Хорошо, – произнес Лакатос. Он мгновение пристально глядел на Мордена, пока до того не дошло, что выдвигаться нужно сию же секунду. Его плечи как будто осели еще ниже, а потом он поднялся и направился к двери, явно не ликуя от предстоящего путешествия. – Лаго? – переспросил Берзель. – Неважно, – отозвался Лакатос. – По крайней мере, не должно быть. Сказав это, он поднял глаза. Берзель проследил за его взглядом. К ним успел присоединиться Юрген, при этом не создавший достаточно шума, чтобы выдать себя. Берзель слегка испугался, но сдержал судорожный вздох, уже подступивший к губам под плотной кожей маски. – Юрген, – произнес Лакатос. – Славно. Они у тебя? – Да, – ответил Юрген, запустив руку в карман и достав оттуда несколько флаконов с чернильно-черной жидкостью. Лакатос указал ножом на Мордена, уже двинувшегося было к двери, и Юрген передал склянки бандиту. Тот, похоже, не был уверен, что с ними делать. – Не переживай, Морден, Юрген тебе все объяснит, – сказал Лакатос, после чего повернулся к Берзелю. – Ступай, Берзель. Твоя работа на сегодня закончена. Кивнув, Берзель покинул комнату, остановившись лишь для того, чтобы мимоходом подхватить со стола свою скромную долю кредитов. Бесспорно, его заинтересовали флаконы, но он точно был не настолько глуп, чтобы расспрашивать – уж явно не когда Лакатос велел ему уходить. Он и так уже испытал удачу, задав вопрос при упоминании Лаго, и Лакатосу явно совсем не хотелось отвечать. Как он решил, все и так прояснится довольно скоро.<br />
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Империум]]
[[Категория:Некромунда]]
[[Категория:Перевод в процессе]]
