Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Отголоски вечности / Echoes of Eternity (роман) (перевод Shaseer)

82 339 байт добавлено, 15:02, 27 февраля 2023
Нет описания правки
Эристес, легионный трэлл, оценщик
Шафия, легионный трэлл, оруженосецоруженосица
Шенкай, легионный трэлл, оруженосец
=== Четыре. Путь к славе. ===
''Каргос''
=== Пять. Бессмертие через уничтожение. ===
''Ангрон''
Он выкрикнул имя своего брата.
 
 
=== Шесть. Последний человек на Терре. ===
''Амит''
 
 
Демон родился в тот момент, когда умерла королева, отравленная королём, которого она любила. Когда она вздохнула в последний раз, запутавшись в шелковых простынях с кровавым узором, демон издал крик рождения в царстве за реальностью.
 
Первым, что сожрал демон, была потерянная душа королевы, вырванная из ее тела в кипящий варп. Пожалуй, в этом была своя мрачная поэзия.
 
История – этот хищный лжец – со временем поглотит имена вероломного короля и преданной им королевы. Для космоса их правление ничего не значило: это были всего лишь два человека среди кишащих квинтиллионов, ещё одни тщеславные правители очередной империи на очередном мире, движущемся сквозь бесконечную тьму. Настоящим вкладом их жизней стало убийство в ночи, вспыхнувшая за ней война и чума, последовавшая за войной. Столько страданий из-за щепотки трав в одном кубке вина.
 
Существо, родившееся в результате их действий, не знало имен тех, благодаря кому родилось на свет. Его настоящим отцом было предательство, а настоящей матерью – болезнь. Оно росло за завесой между реальностью и нереальностью, обретая форму среди волн. У кипящего варпа были свои законы, но они ничем не напоминали физику реальности. Времени там не существовало.
 
Демон рос. К нему пришло самосознание. Вместе с ним росла сила.
 
Создание получило имена от культов, выросших для поклонения ему, а также от кажущихся набожными мужчин и женщин, стремившихся уничтожить его. Оно принимало эти имена, поклонение и ненависть как должное.
 
Безвременье закончилось в точке между "всегда" и "никогда". Демон проявился в мире, который когда-то назывался Землей, а теперь – Террой. Вместе с бесчисленными армиями своих сородичей он был призван, чтобы вопить о своем отвращении и ярости у разрушенных стен сражающегося Императора. Все безвременное существование этой твари вело к этому моменту. Наконец-то демон мог нести мучения в реальный мир.
 
Перестав быть сном, он вырвался из варпа в реальность.
 
Его руки представляли собой девятисуставчатые когти, сросшиеся с рукоятью проржавевшего меча. Единственный глаз был шаром молочного цвета, наполовину скрытый корочкой. В раковой плазме, что выдавала себя за его плоть, он нёс чуму, которая некогда пронеслась по давно забытому королевству короля и королевы. Со слюной он источал вирусы. Он кричал о болезни.
 
Он умер через четыре секунды после проявления.
 
Словно на скотобойне, его тело было рассечено на исчезающие куски. Останки демона, несвязанные витки эктоплазматической жижи, сгорели дотла в грязном воздухе.
 
Его убийцей стал воин Астартес в потрескавшихся от войны доспехах, с зажатым в одной руке зазубренным ножом и цепным мечом в другом. С обоих клинков стекали нити нереальной крови. На его нагруднике красовался откованный из бронзы крылатый череп. Это был Империалис, символ чистой верности, который носили все оставшиеся в живых воины. Один из его наплечников нёс имя "Нассир Амит", написанное на символическом енохианском свитке.
 
Как и все ему подобные, Амит и был, и, строго говоря, не был человеком. Точнее было бы сказать, что воины Легионес Астартес – это подвид, созданный из изменённого видения человеческого шаблона. Если ещё точнее, то Амит был почти не человеком, а скорее живым оружием, созданным разнообразным генным мастерством и заключенным в слои силового керамита.
 
Кому-то из его рода была противна эта идея чистого оружия. Другие приняли ее. По обе стороны войны были приверженцы обоих принципов.
 
Амит твёрдо принадлежал к последним. Заботы, обременявшие людей, отвлекали его от достижения цели. Он оставил свою человечность как нечто обременительное.
 
Он ничего не видел в пыли. Ни развалин Дворца, занимающих горизонт на севере, востоке и юге. Ни последней преграды в виде Дельфийского укрепления на западе. Мир лежал в пепле и дыму. Звуки обстрелов были повсюду, лишая сна в течение нескольких месяцев подряд, но теперь даже барабанный бой бомбардировок затих, став лишь глухим шепотом из-за пепла в воздухе. Пепла, что был воздухом.
 
И ксеносы из другого измерения были здесь. Эти существа...
 
''Демоны. Ты знаешь, что они демоны. Почему ты сопротивляешься этому слову?''
 
…лишь изредка проявлялись в пределах Палатинского кольца. Император, в своей славе, сдерживал их.
 
Но не теперь.
 
Амит стоял в сердце задыхающегося от пепла мира и снова запрашивал подкрепления, доклады и приказы, больше не получая ответов. Он пытался связаться уже в девятнадцатый раз после падения бастиона Пифия. Уже несколько часов он не встречал ни других выживших, ни врагов.
 
Еще до того, как отказал вокс, выжившие знали, что всё кончено. Хан был ранен и лежал при смерти. Последняя стена пала, а вместе с ней пали и районы Внутреннего Дворца. Они также знали, что будет дальше – с триумфальной ухмылкой это повторялось тысячи и тысячи раз по линиям связи предателей: Гор готов к высадке. Его глашатай, Ангрон, расчищал последний путь, убивая всех между Последней стеной и Вратами Вечности.
 
Затем вокс начал умирать. С других сражающихся аванпостов доносилось всё меньше напряжённых голосов. Они не предлагали друг другу никакой помощи, лишь сообщали о своём бедственном положении – некоторые с мрачным юмором, некоторые со страдальческими проклятиями, некоторые с печальной, неприкрытой честностью. Голоса, с треском доносившиеся по приходящим в негодность вокс-связям, были то задыхающимися, то напряженными от подавления боли и эмоций. Все они намекали на ранения, о которых говорящие не хотели признаваться. На фоне каждого сообщения слышались выстрелы, и всех говорящих объединяла слепота. Все они были окружены. Никто не мог вырваться, и никто не мог ничего увидеть.
 
Бастион Пифия пал три часа назад. Перед тем как покинуть крепость, Амит добавил свой последний отчет в рой аудиосообщений вокс-связи. Он был одним из последних защитников, покидавших крепость, и бастион сотрясался вокруг него, осыпаясь дождём обломков.
 
– На юг, – приказал он своим выжившим воинам и беженцам, которых они были вынуждены защищать. – Не идите в Разави, они уже эвакуируются. Идите к бастиону Голгофа. Если не сможете добраться до Голгофы, бегите в Санктум.
 
Насколько он знал, отправив их в пустоши, он послал их на смерть. Никто достоверно не знал, в какой стороне находился юг. Большинство приборов выдавали случайные данные о направлении и регистрировали течение времени случайными скачками. Два патруля, встретившиеся в пепле, сообщили бы, что сейчас два разных дня недели. Все искажалось пылью или помехами от...
 
''Демонов, они демоны''
 
…от нематериальных ксеносов, попавших из их реальности в эту.
 
Амит не снял шлем, чтобы не встретить тишину беззащитным. Даже его усовершенствованные лёгкие с трудом справлялись с пеплом, загрязнявшим воздух. Вместо этого он двинулся по пересечённой местности, по впадинам и кратерам, бывших дорогами, площадями и колоннадами – всё это было стёрто в пыль орбитальной бомбардировкой, огнём титанов, артиллерией, передовыми отрядами орды Гора. Всё это разрушалось и уничтожалось в актах тупой ненависти.
 
Земля была заражена. Он осторожно ступал по ней, обходя участки, где земля была покрыта мозолями и бородавками, держась подальше от рябящих луж вонявшей раком не-воды. Кто бы мог подумать, что мрамор может сочиться гноем? Кто бы мог предположить, что земля может кровоточить?
 
От этого невозможно было оправиться. Независимо от того, кто выиграет войну, Терра будет вечно нести эту болезнь в сердце.
 
Амит продолжал идти. Его целью было соединиться с одним из конвоев. Некоторое время компанию ему составлял только звук его собственных шагов, но к данному моменту он уже давно устал, утомление пропитало его до костей. Когда он в последний раз спал по-настоящему? Несколько недель назад в Горгон Баре перед великой битвой за удержание Сатурнианской стены он урвал полчаса. Это словно было в другой жизни. Жизни, принадлежавшей кому-то другому.
 
Он проходил мимо тел, некоторые из них принадлежали врагам, некоторые – его братьям и кузенам или солдатам, которыми они командовали. Большинство из них поглощала земля, нити нереальной материи сплетались вокруг мертвых и сплавляли их с заражённым камнем. Другие тела медленно срастались, соединяясь клейкой грязью, превращаясь в массу некротической плоти. На пустоши рос сад, плодоносящий фруктами, которым не должно было созревать.
 
Он шел. Прицельная сетка Амита свободно перемещалась по неразличимому в белесой пыли ландшафту. Он не искал живых врагов. Он искал хоть кого-нибудь живого.
 
На войне случались подобные затишья, внезапная нездешняя тишина между долгими часами сражения. Время, когда даже отдалённые раскаты артиллерийского огня затихали в непрочной тишине. И наоборот: внезапные порывы звука и адреналина между медленно тянущимися часами безделья.
 
Но всё же по спине бежал холодок от непрошенной мысли: что война на самом деле закончилась, и только он один остался в живых. Последний выживший в некрополе человечества.
 
За этой мыслью следовала другая: что он сам уже умер. Возможно, он погиб в бою и теперь блуждает в этих белых пустошах. Может быть, после смерти он попал сюда, став изгнанником в пепельном чистилище.
 
– Это доминион Нассир Амит из Девятого легиона, нахожусь к югу от бастиона Пифия в Палатине.
 
Шум статики.
 
– Бастион Пифия пал.
 
Статика.
 
– Кто-нибудь слышит меня?
 
Статика.
 
Сколько времени прошло с тех пор, как он видел своего отца? В последний раз, когда он встречал Ангела Императора, Сангвиний сам был на грани истощения, стремясь сражаться везде и сразу в то время, как Хана не стало, а Дорн был окружен. Находился ли сейчас примарх в одном из Палатинских бастионов, организуя его оборону? Или он всё ещё парит где-то над пеплом в поисках врагов на земле?
 
Амит наткнулся на новые тела. Ещё больше людей, погибших во время бегства из Пифии или какого-то другого бастиона. На них уже осела пыль, скрыв радиационные ожоги и укутав их с долей достоинства. Один из них умер с открытым ртом – теперь он был полон серой пыли – и вялая рука мертвеца лежала на раскрошенном камне, пальцы скрючились в дюйме от упавшей лазвинтовки.
 
Они умирали так легко, эти солдаты Имперской Армии. В самом деле, что такое человек, как не мешок с кровью и костями, лопающийся при малейшем давлении? Но, к их чести, они умели сражаться. Во всех, кто смог дожить до этих последних часов войны, была приличная смесь из мастерства, решительности и чертовского везения. Теперь на счету была каждая винтовка, равно как и каждое сердце, которое билось за ней.
 
Когда линия фронта стала лишь фикцией, эта территория стала вражеской. За время войны Амит не раз бывал на вражеской территории, видел врытые в землю огромные железные столбы, поддерживаемые обрезками строительных лесов и увешанные мертвецами. Гордо возвышались виселицы, на которых болтались казнённые защитники. Солдаты-люди, гражданские, воины Астартес – все они были осквернены смертью, их трупы закованы в цепи, освежёваны и осквернены десятком других способов, чтобы привлечь взгляды чёрных глаз безумных богов.
 
Но эти тела не были осквернены. Что бы ни убило бегущих мужчин и женщин, оно буквально появилось из ниоткуда.
 
Амит вглядывался в окружающее ничто, суставы его изношенных доспехов потрескивали барахлящими сервоприводами, когда он поворачивал голову. Оно всё ещё было здесь, где-то рядом.
 
Его внимание привлекло движение. Рот мёртвой женщины открылся, и из него показались длинные пальцы. Её тело сотрясалось. Амит приблизился, и из груды покрытых пылью мертвецов поднялась вновь рождённая рогатая тварь, использовавшая их смерть как дверь в реальность.
 
Они смотрели друг на друга, трансчеловек и монстр. Демона притягивало присутствие Амита, он питался гневом, бившимся в двух его сердцах. Краснокожее существо оскалилось на него, стоя на кургане из тел. Оно кричало, высунув язык, и провозглашало свое превосходство. Оно выкрикивало свое имя на языке, который людям не суждено понять.
 
Амит уже слышал всё это раньше. Он поднял меч и кинжал, медленно покрутил ими, чтобы ослабить боль в запястьях, и двинулся вперёд.
 
 
=== Семь. Прокажённое чрево. ===
''Зефон''
 
 
Он проснулся во тьме и тишине, и пробуждение было неприятным. Обычно пробуждение транслюдей Легионес Астартес было быстрым и резким, они приходили в сознание синаптическим рывком. Сейчас было по-другому. Это было не столько пробуждение от дремоты, сколько восстановление сознания, вынырнувшего из глубин комы.
 
У него не было выбора: он лежал на спине, наблюдая за мерцанием маломощных лампочек над собой и прислушиваясь к биению двух своих сердец. Один ритм был медленным и регулярным, другое сердце билось лишь раз в десять секунд или около того, его камеры были припасены на случай сильных нагрузок. За этим барабанным боем слышались звуки работы его доспехов, урчащих на малой мощности.
 
Когда он попытался начать говорить, его голос был тягучим, хриплым от усталости.
 
– Они прорвали основную линию, – сказал он мерцающим над головой осветительным шарам. – Вам нельзя здесь оставаться.
 
Он не хотел этого говорить. Он не знал, почему он это сказал и что это значит.
 
Голос, который он не узнал, произнёс незнакомое имя. Он не мог увидеть говорившего; он всё еще не мог даже повернуть голову. Он попытался сказать, что не понимает, что происходит, но слова опять выходили неправильными.
 
– Противник уже вблизи наших передовых позиций. Артиллерия. Если наши настенные орудия стреляют, то и их тоже. Дальнобойное оружие есть у обеих сторон. Почему вы здесь? Вы не ополченец".
 
Вновь послышался другой голос, такой же спокойный, как и раньше. На этот раз он произнёс не только имя.
 
– Интересно, – сказал он, из-за трещащего динамика голос был металлическим и слабым. Но это был человеческий голос. – Остатки воспоминаний. Возможно, это самые последние слова, предшествовавшие потере сознания.
 
– Они прорвали основную линию обороны, – повторил он. Произносить эти слова было отвратительно. Как будто кто-то засунул пальцы в его горло, заставляя мышцы издавать неправильные звуки. Ему хотелось закричать, освободить горло от перекрывших его странных слов... но он боялся, что его крик прозвучит спокойно, как "Они прорвали основную линию обороны. Вам нельзя здесь оставаться.
 
– Слушай меня, – продолжал другой голос. – Ты же слышишь меня?
 
Да, – попытался сказать он. – Да, я слышу тебя.
 
Они прорвали основную линию обороны, – сказал он вместо этого.
 
– Действительно? – ответил голос. – Как бы ни были увлекательны ваши предстазисные бормотания, сейчас не время для таких рассуждений. Я должен извлечь тебя из прокаженного чрева твоего перерождения. А теперь... сожми кулак. Ты можешь это сделать?
 
Он сжал кулак. По крайней мере, он думал, что сжимает.
 
– Хорошо, – сказал голос. – Хорошо. Теперь снова открой глаза.
 
Он не заметил, что закрыл их. Он открыл их – глаза были липкими, а зрение нечётким. Он попытался сказать об этом, но снова не смог.
 
– Они прорвали...
 
– Священный Марс, заткнись, – вздохнул голос. Затем он пробормотал
 
– Возможно, они были правы насчет повреждения мозга.
 
Другие голоса присоединились к ним, бормоча с похожей тревогой.
 
– Мы должны его осмотреть, – сказал один из них.
 
– Всенепременно, – ответил первый. – Выполняйте свои функции.
 
– Повелитель? – Этот новый голос был гораздо мягче. – Повелитель, это Шафия. Я с вами. Мы все с вами. Можете ли вы открыть глаза, господин?
 
Он снова открыл их. Над ним склонилась расплывчатая фигура, её черты были неразличимы. Послышался звук спрея, по его лицу пробежал холодок влаги, а вокруг глаз провели тканью.
 
Это немного помогло. Фигура исчезла, и он вновь видел потолок над собой. Это зрелище не принесло просветления, потому что увиденное было бессмысленно.
 
– Как, – спросил он, – как может гнить металл?
 
Ни один из голосов не стал отвечать на этот вопрос. Он слышал, как в полутьме вокруг него двигались несколько фигур, слышал их шаркающие шаги и завывающую пневматику бионических протезов. Он слышал дыхание незнакомцев – медленное, спокойное, но какое-то затруднённое. Эти звуки были ему знакомы. Так двигались и дышали сервиторы.
 
– Хозяин, вы можете сесть?
 
Он поднялся, суставы доспехов затрещали, и тут тошнотворной вспышкой в затылке пришла боль. С этим он мог справиться. Головокружение и тошнота были менее приятны. Тошнота была редкостью для его вида. Астартес были спроектированы быть выше таких недостатков смертных.
 
Он двигался медленно, опираясь на конечности, гудящие от плавно работающей изысканной бионики. Когда недомогание прошло, он посмотрел на свои руки и увидел ладони и пальцы из полированного металла, почувствовал, как они гудят от мягкой радости аугметического совершенства. Обе его руки были бионическими, как и одна из ног. То были не грубые и функциональные легионные протезы, а прекрасная, искусно сделанная бионика, по форме и нервной чувствительности повторяющая конечности человека. Они не казались фальшивыми. Они ощущались как его руки, его кисти, его ноги. Они были естественными.
 
– Знаешь, я могу обтянуть их кожей, – сказал первый голос где-то вдалеке. – Покрыть бионику клонированной плотью было бы достижением искусства. В некотором смысле, это довольно заманчиво. Но сейчас не время для таких вещей.
 
Зефон опустил свои серебряные руки. В его грудь и бедра, через раструбы в броне, были введены химические капельницы, внутривенно наполняющие его организм жидкостями из стального резервуара, пристегнутого сбоку к хирургическому столу. Теперь, сидя, он чувствовал, что к нему возвращаются силы, а вместе с ними и ясность мысли. Но это было медленный процесс, неохотное возвращение.
 
Комната вокруг него была каким-то образом заражена, она разрушалась не ржавчиной и естественным разложением, а изуродована гнойниками. Под металлом проступали отвратительно вздувшиеся вены. Многие из них сочились чёрной жижей, которая не была похожа на масло и пахла больной кровью.
 
Он находился в медицинской камере. Та была далеко не пуста – в ней находились почти что одни мертвецы. Мужчины и женщины в потрёпанной войной форме безмолвно лежали на койках и операционных столах. Судя по тому, как они вздулись, большинство из них были мертвы уже несколько дней, но пыль тонкой пеленой покрывала их всех так, словно те пролежали здесь несколько месяцев.
 
Потолок и железные опорные балки были изъедены коррозией. Они выглядели разлагающимися, их разрушение было невозможно биологическим. Вдоль стен стояли стазисные капсулы, некоторые из них были открыты и пусты, в других дремали воины Астартес, чья жизнедеятельность была приостановлена. Несколько капсул, ещё сохранивших энергию, излучали слабый голубой свет на смешанную с кровью суспензию внутри.
 
Он почувствовал запах этого места. Запах нескольких сотен людей, оставленных умирать и медленно разлагаться, пока органические процессы разрушали их. Это заставило боль снова вспыхнуть в его затылке.
 
– Что здесь произошло? – спросил он.
 
– Не произошло, а ещё происходит, – огрызнулся первый голос. Ему что, сложно было ответить? – Можешь вознести благодарственные молитвы Омниссии за то, что я нашел тебя, пока не стало слишком поздно.
 
Он огляделся вокруг, пока его зрение продолжало проясняться. Несколько спасителей окружили его хирургический стол – некоторые из них были людьми, некоторые – сервиторами.
 
Последние стояли с отвисшими челюстями и тусклыми глазами. Потрёпанная группа в грязных комбинезонах, их головы покрывали шрамы и татуировки с тюремными кодами. На каждом были заметны следы бионического наказания: руки заменены металлическими когтями или громоздкими тяжелыми болтерами, мускульные кабели пропущены сквозь позвоночники, вместо глаз они смотрели поцарапанными красными линзами. У одной из них по подбородку стекала слюна, и она бормотала снова и снова бормотала по слогам одну и ту же бессмыслицу. Остальные стояли тихо, но не беззвучно: воздух с силой втягивался и вырывался из их тел благодаря грубым и простым кибернетическим имплантам.
 
Людей он узнал сразу. Шафия, преданная Шафия, в своём платке красного цвета легиона; Эристес в монашеской робе, окрашенной в тот же знакомый багровый цвет; и Шенкай, выглядевший таким же изможденным, как и его родители, его тёмные глаза прищурены и прикрыты надетым капюшоном.
 
– Мы очень рады видеть вас, господин, – сказал Эристес.
 
Они отнюдь не выглядели обрадованными, заметил Зефон. Они выглядели испуганными.
 
– Рад видеть вас троих.
 
Еще недавно это было бы ложью, сказанной из вежливости – или, что более вероятно, не сказанной вовсе. Когда его сослали на Терру в составе крестового воинства, присутствие его оружейных трэллов лишь напоминало ему, что он больше никогда не сможет сражаться. Он был капитаном-калекой, ангелом-инвалидом. Что толку от его арсенальных слуг?
 
Аугметические дары Лэнда изменили ситуацию. Сначала особые операции, позволившие ему сражаться в Паутине, затем более интенсивная аугментация, вернувшая ему превосходство.
 
Зефон оглядел своих слуг и сопровождающих их сервиторов. Двое сервиторов стояли по обе стороны от него: один управлял химическими батареями, подключёнными к разъёмам его доспехов, другой смотрел мёртвыми глазами на ручной ауспекс-сканер, неуклюже зажатый руке в перчатке. Не обращая внимания на сервиторов, он посмотрел на используемый бак с химикатами и на рунические метки на его металлическом боку.
 
Всё это – происходящий сейчас химический ритуал – связал осколки его потрёпанной памяти. Он видел это раньше. Он знал, что это значит.
 
– Зачем они это делают? – спросил он.
 
После этого вопроса наступила пауза. Его трэллы не ответили, но первый голос прозвучал обеспокоенно.
 
– Они восстанавливают тебя после стазиса космодесантников. Вливают в тебя химикаты, необходимые для очистки от токсинов, образовавшихся в результате приостановки жизнедеятельности. Это должно быть очевидно даже при твоей дезориентации".
 
– Вы меня неправильно поняли, – сказал Зефон. – Я знаю, что это за процесс. Но почему это делают они? Почему сервиторы, почему не легионные апотекарии?
 
– Потому что много апотекариев твоего легиона погибло. Вообще много кто погиб.
 
Что-то в тоне голоса пронеслось в его сознании, вызывая по пути новые воспоминания. Он представил лицо, лицо старика с гримассой презрения и отвращения.
 
Да. Последний туман рассеивался. Ему пришло на ум имя.
 
– Где ты, Аркхан? Не вижу тебя.
 
Сверху послышалось жужжание дешёвой, скрипящей антигравитационной системы. Дрожа, сервочереп неуклюже опустился вниз. Он представлял собой полированную кость со вживлённым скоплением игл сенсоров в глазницах, его челюсть была заменена помятым вокс-динамиком.
 
– Основы памяти, похоже, не повреждены, – треща, отметил череп. На кончиках его сенсорных игл замигали красные огоньки. – Ты, по крайней мере, узнаёшь меня и, предположительно, этих трех рабов".
 
– Они не рабы, – сразу же ответил Зефон.
 
– Да, это так, и мы не собираемся спорить об этом. Ты помнишь своё имя?
 
Воин почувствовал легкий дискомфорт; ему действительно пришлось на мгновение задуматься. Он не замечал тревожных взглядов, которыми обменялись его трэллы.
 
– Зефон, – сказал он. – Доминион Кровавых Ангелов. Экзарх Высокого Воинства. Мои братья знают меня как Вестника Скорби".
 
Голос – Архан Лэнд – издал противный смешок.
 
– Драматизм космодесантников! Всем вам мало поджечь галактику, вы ещё и считаете себя героями, достойными таких титулов, которые всем остальным кажутся смешными".
 
Проснувшийся воин не был уязвлён подобным отношением старика. Почему-то это неуважение показалось ему знакомым и ничего не значащим.
 
– Хозяин?
 
Это была Шафия, самая главная из его слуг.
 
– Вы можете встать?
 
Зефон вздохнул, еще раз оглядел отравленный зал.
 
– Пока нет. Однако мои чувства вновь при мне. Честно говоря, то, что я вижу, удивляет меня. Что это за ужасное место?
 
– Позволь мне, – сказал Архан Лэнд своим трескучим тоном. Сервочереп несколько раз щёлкнул, и из его левого глаза хлынул поток голубого света. Потрёпанный гололит показал худого старика в рваных одеждах, зависшего в нескольких дюймах над окровавленной плиткой пола. Даже в виде низкокачественной голограммы Лэнд выглядел не просто измождённым, а ещё хуже. Его лицо исхудало, кожа покрыта грязью. Одна из его неуклюжих рук дрожала.
 
– Вы хорошо выглядите, мой друг, – мягко солгал Зефон.
 
– О, заткнись, – усмехнулся Ленд. – Что касается твоего местонахождения, то ты в одном из медикэ-склепов бастиона Разави, в катакомбах под ним. Здесь тебя хранили тебя вместе с неизвестно сколькими другими мёртвыми, ранеными и застывшими в стазисе. Мне сказали, что либо ты мёртв, либо твой мозг необратимо повреждён – что одно и то же в случае с вами, транслюдьми. Отчёты были противоречивы, и я решил проверить самостоятельно. Ты должен был храниться в Бхабе. Я потратил целую вечность, чтобы найти тебя.
 
Зефону не понравилось слово "храниться", но сейчас было не до диспутов. Он поднял руку, пытаясь прервать Лэнда и попросить его говорить медленнее, но марсианина было не остановить. Череп продолжал передавать голос Лэнда, на полсекунды отставая от движения голограммы.
 
– Подземные уровни уже покинуты, а поверхностные готовятся к эвакуации. Я собрал твоих слуг вместе и отправил команду вниз, чтобы найти тебя. Я бы сказал, вопреки здравому смыслу.
 
Всё, что говорил Ленд, не имело смысла. Чтобы защитники эвакуировали бастион Разави, враг должен был...
 
– Аркхан, – обратился он к мерцающей голограмме, – Последняя стена и вправду пала?
 
Улыбка марсианина была не слишком приятной.
 
– Она пробита во многих местах. Орда Магстра войны продвигается через районы Внутреннего Дворца.
 
В наступившей тишине слышалось гудение доспехов Зефона.
 
– Господин, – мягко сказал Эристес. Зефон видел, что он пытается не выказывать нетерпение. – Вы уже можете стоять?
 
Ему с трудом удалось встать на ноги. Сервоприводы в бёдрах и коленях двигались плавно, но силы не спешили возвращаться. Увидев, что его оружие висит на гравиобвязке за спиной Шенкая, он почувствовал почти глубокое облегчение.
 
Когда он поднялся, его пронзило чувство, похожее на голод, пробуждаясь вместе с восстановлением сознания и движения. Его язык огрубел. Это чувство было в его пересохших венах, как будто все механизмы его тела требовали смазки. То была жажда за пределами обезвоживания.
 
"Я бескровен." – подумал он. – "Я иссушен. Пустая оболочка. Разве они этого не видят?"
 
Но они не видели. Видимо, это нельзя было увидеть. Все три его трэлла приблизились к нему, осматривая его бионику, разглядывая повреждения доспехов, заделывая трещины мазками цемента для доспехов.
 
Зефон никогда не чувствовал жажду крови вне поля боя. Там она давила на него, была внутренним врагом, которому нужно было противостоять силой воли. Здесь же, в темноте, она кипела в горле и грозила задушить его. Биение сердец его трэллов было странно приятным, образуя гипнотический ритм жидкости.
 
– Повелитель, – произнёс кто-то.
 
– Интересно, – сказал кто-то другой. – Интересно.
 
Зефон дышал сквозь разделенные зубы, фокусируясь заново.
 
– Расскажи мне всё, что произошло, – обратился он к Аркхану Ленду.
 
Голопризрак покачал головой.
 
– Я не собираюсь оглашать список того, что мы потеряли после твоего ранения. Война закончится раньше, чем я дойду до половины.
 
– Тогда кратко. Мне нужна информация, Аркхан.
 
Наступила пауза. На мгновение Зефон был уверен, что мелочность Лэнда возьмет верх. К счастью, он ошибся.
 
– Ты был ранен в Горгон Баре. Твоя при-ан мембрана ввела тебя в стазис космодесантников, травматически среагировав на отказ органов, нарушение целостности черепа, потерю крови...
 
Зефона шатало, но чувствовал себя хорошо, по крайней мере относительно восстановления от ран, нанесённых… ''яркий, ослепивший его огонь, дар, обжигающий одним своим звуком, нереальный грохот падающих камней''... ран, нанесённых взрывом.
 
– Я помню, – сказал он. – я помню Горгон Бар.
 
– Ну, после этого всё пошло крайне неудачно. Они заполонили Внутренний Дворец. Почти всё пало, кроме Палатинского кольца. Бастион Кидония, Меру, Шеол... все они пали. Последнее, что мы слышали о бастионах Пифия и Авалон – то, что они почти разрушены. Бхаб и остальные всё ещё держатся, но все они осаждены ордой, их защитники окружены. Четвёртый<ref>Почему-то Лэнд называет Дорна четвёртым примархом, хотя тот седьмой. Рогал Дорн - четвёртый по счёту верный примарх (после Льва, Хана и Русса), но дальше Лэнд использует общую нумерацию, называя Сангвиния и Ангрона девятым и двенадцатым.</ref> примарх окружен в бастионе Бхаб, он в ловушке".
 
Четвёртый примарх. Зефон почувствовал небольшой и слабый прилив раздражения, не пересиливший голод в пересохших венах.
 
– Скажи его имя, – произнёс Кровавый Ангел. – Скажи "Рогал Дорн".
 
– Как я уже сказал, – продолжил Лэнд, не сбившись ни на секунду. – Четвёртый примарх. И пока мы говорим, бастионы, ещё не лежащие в руинах, захватываются или покидаются. Всё во Внутреннем Дворце разлагается. Или заражено. Или гниёт. Или мутирует. Или больно раком. Мы отступаем так быстро, как только можем, опережая эту гадость. Ты не знаешь, каково там, Зефон.
 
– Хозяин, – перебил Эристес, даже не взглянув на голопризрак Лэнда. – Мы должны исследовать ваш двигательный диапазон.
 
Зефон кивнул в знак согласия, его внимание оставалось приковано к Лэнду, пока он по очереди напрягал и расслаблял свои мышцы, как биологические, так и бионические. Он повращал плечами и вытянул руки. В зловонной тьме затрещали суставы брони и захрустели сухожилия. Эристес, его оценщик физической формы, внимательно следил за ним, высматривая болезненность, скованность и другие недостатки.
 
На серебристых кибернетических конечностях играл свет. Несмотря на повреждения – царапины и вмятины от камней, обрушившихся на них в Горгон Баре, – они были сделаны очень изящно. Марсианин сам разработал их, чтобы заменить отказавшую бионику Кровавого Ангела.
 
В нему возвращались воспоминания – и хорошие, и плохие.
 
"Они прорвали основную линию. Почему вы здесь? Вы не ополченец." Когда начался обстрел, он столкнулся с гражданской. И он защитил её. Обхватил её, когда здание обрушилось на них, прикрыл её тело своим...
 
В Горгон Баре была гражданская, – пробормотал он. Артиллерия... Я пытался спасти ее.
 
– Действительно? – Лэнд был далеко не очарован. – Какая захватывающая история.
 
– Её звали Церис Гонн. Одна из новых испрашивающих Преторианца. Вы не знаете, выжила ли она после взрыва?
 
– Не только не знаю, но и не стремлюсь узнать. Кстати, не за что. Ты был бы мёртв, если бы не обширные археологические нанотехнологии Тёмного века и искусная бионика, которые я использовал для восстановления твоего мозгового ствола и центральной нервной системы месяцы назад. Их способности к регенерации, конечно, невелики – и, хах, несколько нелегальны – но этого было достаточно, чтобы ты не умер от мучительного кровоизлияния в мозг.
 
Тёмный век...? Зефон колебался.
 
– И вы говорите об этом так буднично?
 
– Думаю, ты хотел сказать: "Спасибо, Архан, твоя легендарная щедрость снова окупилась".
 
Зефон вздохнул и пристально посмотрел на голопризрака.
 
– Я сказал именно то, что хотел сказать.
 
– Зефон, твоя мучительно душевная искренность как всегда скучна, и у меня нет ни времени, ни терпения разбираться с ней. Полагаю, теперь, когда я спас тебе жизнь, мой долг перед тобой исчерпан. Кроме того, – добавил он фыркнув, – в этом моём творении нет ни одного компонента, который был бы полностью безопасен и который бы я полностью понимал.
 
– Это утешает, – ответил Зефон. – В какой-то степени.
 
– Как я уже сказал – всегда пожалуйста. Теперь, будь добр, вставай и уходи оттуда.
 
– Кажется, всё в порядке, – сказал Эристес, продолжая ходить вокруг и наблюдать за процессом. Он смотрел, как сервиторы – под управлением Лэнда – извлекают химические батареи из гнёзд брони Зефона.
 
Кровавый Ангел провел пальцами по своим длинным волосам, собрав их в узел за головой, чтобы они не спадали ему на глаза. Он делал это осторожно, помня о пульсирующей в задней части черепа боли. Его руки остались целы и невредимы. По крайней мере, это было уже кое-что.
 
Теперь он мог вспомнить всё: каждый час войны, каждую минуту боёв, отходов назад, снова боёв и снова отступлений... И на мгновение ему показалось, что в неведении было блаженство. Недостойная мысль для воина, не говоря уже об Ангеле Ваала, но всё же она была.
 
– Что с моим легионом? Где примарх?
 
– Мы не знаем, повелитель, – ответила Шафия отрицательно. – Об Ангеле Императора не было никаких достоверных известий.
 
– Горстка твоих собратьев по легиону ещё жива, – добавил Лэнд, – но что касается генетического мутанта, которого ты называешь отцом, боюсь, я понятия не имею.
 
Семья трэллов напряглась от такого неуважения, но Архан Лэнд, конечно же, полностью проигнорировал это.
 
– Двенадцатый примарх охотится на Девятого. Это всё, что мы знаем, и знаем мы это только потому, что земля дрожит, когда он выкрикивает имя Девятого в небеса. Твой возлюбленный отец, возможно, уже мёртв, Зефон, и если у Девятого есть хоть капля разума, он прячется от Двенадцатого. Лучше пока выбросить это из головы.
 
После этих слов, за которые некоторые члены IX легиона могли убить Лэнда, Зефон уставился в голографические глаза старика.
 
– Вы выглядите усталым, Аркхан.
 
– Ах, – вздохнул марсианин. – Ты даже не представляешь, насколько.
 
Зефон поднялся и взял ауспик из рук слуги, активируя его и медленно проводя им по своему телу. Это была простая модель для использования в бою, но она выполняла свою функцию медикэ-считывателя. Когда он провел им над головой, прибор сразу же подал предупреждающий сигнал. Мигающие руны подробно описывали закрытый перелом черепа, возможное повреждение черепных нервов и рубцевание тканей мозга. Более точных данных не было, ауспик был слишком примитивен для нужного уровня точности. Взглянув на Эристеса, Зефон понял, что его помощник-трэлл уже провел такое же сканирование и получил те же результаты.
 
Ему повезло, это было очевидно. Подобные травмы точно бы убили человека, но его генетически улучшенное тело погрузилось в целительный сон, даруемый его улучшениями при самых тяжёлых ранениях. Его жизненные функции замедлились, а имплантированные органы получили время, необходимое для заживления, запечатывания и рубцевания самых серьёзных повреждений. Более чем вероятно, что апотекарий или медикэ трудились над ним, пока его жизнедеятельность была замедлена.
 
Ещё стоило учесть... имплантированные сокровища Лэнда. Компенсирующие операции, проведенные после той катастрофической экскурсии в Паутину.
 
Зефон вздрогнул. Он окинул взглядом ряды стазис-капсул, увидев сотню только в этой камере. Тридцать две из них были запечатаны и заняты.
 
– Здесь есть и другие легионеры в стазисе. Я не могу их оставить. Их убьют во сне.
 
Голопризрак посмотрел на него так, словно у него выросли рога и он заговорил на неведомых языках.
 
– Люди умирают на войне, Зефон. Жаль, что Астартес нужно напоминать об этом.
 
– Я не могу бросить своих братьев.
 
– Не можешь? Тогда ты умрешь вместе с ними здесь, внизу. Большинство из них уже мертвы. Они хранятся здесь для сбора геносемени, а не потому, что смогут скакать после хирургического восстановления.
 
– Я не слепой, Аркхан, я в состоянии читать с дисплеев стазис-гробов. Некоторые из них живы. После операции они выйдут из состояния приостановленной жизнедеятельности. Они будут жить.
 
– Ты понимаешь, что твой собственный легион бросил этих несчастных?
 
– Мои братья никогда бы так не поступили.
 
Лэнд рассмеялся над отрицанием.
 
– Война продолжается, Зефон. Каждый из твоих ещё дышащих родичей борется за свою жизнь в пыли. Думаешь, у верных легионов есть свободные воины, которые будут вслепую тащить носилки и каталки через километры ничейной земли? Я послал за тобой в темноту слуг и сервиторов не потому, что они бы справились с этим лучше всех. Я сделал это, потому что послать было больше некого. Все остальные где-то там, сражаются, умирают или уже мертвы.
 
Зефон стоял у одной из капсул и смотрел на погруженную в сон фигуру. Он не узнавал лицо воина, хотя капсула была помечена енохианскими рунами его Легиона, а тело было облачено в доспехи Кровавых Ангелов. Разложение, разъедающее стены, перекинулось на дремлющего Астартес, покрыв левую часть его тела чернотой, превращая его в сверхъестественную грязь.
 
– Зефон, хватит. Нет времени на твои сентиментальные причуды. Если ты можешь двигаться, тебе нужно убираться оттуда. Я потерял очень много сервиторов просто для того, чтобы добраться до тебя. Подземные уровни переполнены мутациями из другого измерения.
 
Почувствовав, что пора, Шенкай благоговейно повернулся спиной к своему господину. В ремнях гравиобвязки на его спине лежали орудия ремесла Зефона: его меч в ножнах, его болтер, его пистолеты... Любой из предметов был бы непосильной ношей для человека, но обвязка, которую носил Шенкай, уменьшала вес до приемлемого уровня.
 
Зефон не сразу потянулся за ними.
 
– Шафия? – спросил он мать Шенкая. Она была его оруженосицей. Она носила гравиобвязку, и честь нести его оружие принадлежала ей.
 
Шафия слабо улыбнулась.
 
– Время пришло, повелитель. Возможно, даже прошло.
 
Теперь, после этих слов, Зефон не мог не заметить, что Эристес и Шафия постарели. Он почти не обращал внимания на своих слуг с тех пор, как они пришли с ним на Терру годы тому назад, и их возраст был виден в уголках их глаз, в поредевших волосах и еще в дюжине других признаков, которые космодесантники инстинктивно не замечали. Их сыну Шенкаю было где-то двадцать пять? Возможно, даже тридцать. Под его красной одеждой виднелись мускулы от тяжелых тренировок. Очевидно, он был готов. Вероятно, Зефону следовало возвысить Шенкая еще пять лет назад.
 
– Спасибо, Шенкай, – сказал он своему новому носителю оружия.
 
Он медленно вытащил свой клинок, оставив ножны прикрепленными к спине трэлла. Свободной рукой он потянулся к одному из своих пистолетов. Оружие было чистым, отремонтированным, в идеальном состоянии. Меньшего он и не ожидал.
 
– Всё это очень трогательно, – сказал Ленд. – Но, пожалуйста, поторопитесь. Вы единственные живые существа там внизу, но не единственные движущиеся.
 
 
Их движение не походило на быстрый побег. Целиком бастион Разави был размером с город, и его большая часть находилась под землёй в виде сложных катакомб. Император отвоевал его у техноварварской королевы-воительницы во время Объединительных войн, и Империум сделал то, что у него получалось лучше всего: уничтожил все следы предыдущих владельцев и использовал то, что могло принести пользу для его собственных целей. Подземные уровни крепости составляли десятки километров туннелей и залов. Зефон никогда не был так глубоко под поверхностью – по крайней мере, в сознании, – поэтому он следовал за парящим сервочерепом Лэнда. Сервиторы не двинулись за ним, даже когда Зефон позвал их.
 
– Пусть они умрут внизу, – сказал Лэнд, и проекция его образа дрогнула, искажённая расстоянием и очередным всплеском помех. – Теперь они бесполезны. Следуйте за мной.
 
И вот Зефон повёл своих слуг сквозь дрожащую темноту. Эристес, не обученный владению оружием, шел с напускным спокойствием, делая вид, что не слышит разговора своего хозяина. Шенкай был поглощен своей ношей и, казалось, не интересовался речами Ленда. Только Шафия слушала в открытую; она неприязненно покачала головой в ответ на фразу марсианина. Очевидно, она была невысокого мнения об Архане Ланде.
 
– Где вы находитесь? – в какой-то момент спросил Зефон у проекции.
 
– Далеко над вами, готовлюсь покинуть бастион Разави, – ответил Архан, явно отвлекаясь на разговор. – С одним из конвоев, направляющихся в Санктум Империалис, вместе со всеми, кто ещё сохранил толику здравомыслия. Но ты ведь не об этом хотел спросить, не так ли? Что ты хочешь услышать на самом деле?
 
Он не хотел этого говорить. Даже спрашивать казалось предательством.
 
– Мы проигрываем войну?
 
Архан Ленд рассмеялся так сильно, что его гололитическое изображение замерцало искажениями.
 
 
Прошло совсем немного времени, прежде чем Зефон наткнулся на первого из своих погибших сородичей, скорее кузена, чем брата. Имперский Кулак привалился к стене коридора, его потрескавшиеся доспехи заросли пульсирующим мхом.
 
– Не трогай это, – раздался впереди голос Лэнда.
 
– ''Он'', – пробормотал Зефон. – Не "''это''". Прояви уважение. Этот воин отдал свою жизнь за Империум.
 
Он наблюдал за мясистым мхом, за его неровной пульсацией. Пока он смотрел, корка, образовавшаяся на лице мертвого космодесантника, набухла и медленно лопнула, породив поток неуклюжих слепых пауков. Эти твари были цвета человеческой плоти. Безглазые, они дрались друг с другом, пожирали друг друга с тупой ненавистью, истекая человеческой кровью.
 
Зефон шагнул ближе. Почувствовав его движение, несколько пауков бросились на него, в диком вызове раздвинув хелицеры и передние лапы, шипя и выбрасывая свои бесцветные внутренности. Зефон уклонился от брызг кишечной кислоты и, не оглядываясь, пошёл прочь.
 
Сервочереп, проецирующий изображение Аркхана, летел впереди, часто останавливаясь, чтобы просканировать коридоры и комнаты заброшенного бастиона. Здесь произошла битва, и становилось всё более ясно, какая из сторон одержала победу. Повсюду лежали непогребённые мертвецы. Большинство из них были одеты в форму Имперской Армии, но не все. Многие были безоружны, в лохмотьях и одеждах. Паломники. Гражданские. Беженцы.
 
Семьи.
 
Завернув за угол, Кровавый Ангел посмотрел на длинный коридор, устланный ковром из павших. На их плоти виднелись резаные раны, ''раны от лезвий цепных клинков'', возвещая о предсмертных мгновениях, в которые они были разорваны на части. Некоторые из тел погрузились в сталь, каким-то образом вгнив в стены и пол. Избежать их было невозможно.
 
– Поторопись, – сказал голопризрак, проплывая в нескольких сантиметрах над мертвецами.
 
Зефон перешагивал через них, тяжесть его доспехов расплющивала мертвецов под его ногами, как бы он ни старался быть осторожным. Он слышал, как позади него с трудом идут его трэллы – для них это была почти кромешная тьма. Люди полагались на ручные факелы – но он был кем угодно, только не человеком. Он ясно видел, куда и на кого наступает.
 
– Аркхан, здесь дети.
 
– Конечно, они тут есть, – сказал Лэнд, двигаясь вперед. – Подуровни Бастиона Разави служили одним из последних за пределами Санктум Империалис укрытием для беженцев.
 
– Как враги спустились сюда?
 
– Они просто появились здесь. Можно сказать, проявились.
 
– Я не понимаю, – признался Зефон.
 
Сервочереп повернулся по медленной дуге, и появившийся призрак окинул его безжалостным взглядом.
 
– Как и мы, – сказал Ленд. – Никто толком не знает, что произошло после падения Последней стены. Все пошло наперекосяк, Зефон. Сотни миллионов погибли. Мы все в неведении. Они бомбардировали нас с орбиты. Они сравняли плато с землей. Большая часть Внутреннего Дворца превратилась в пустыню из обломков. Связь между бастионами была ненадежной целые недели и не работает вот уже несколько дней.
 
Зефон продолжал двигаться. Он оглянулся на остальных. Те не отставали от него.
 
Лэнд продолжал говорить на ходу.
 
– Экзопланарные ксеносы проявляются по всей пустоши и внутри последних бастионов. Воля Омниссии больше не сдерживает их. Мы видели их в бастионе Кидония... в конце, перед тем, как мы бежали оттуда, чтобы добраться до Разави. Они возникли из мертвецов. Они вырвались из живых. Вскоре это произошло и здесь, внизу. Это происходит повсюду. Кровь Бога-Машины, кора планеты нестабильна, а атмосфера задыхается от пыли. Этот мир умирает. В своем стремлении завладеть Террой Гор убивает её.
 
На это нечего было ответить. Опираясь одной рукой на стену для равновесия, Зефон пошел дальше, стараясь не наступать на павших. Многие тела находились в процессе какого-то невозможного, трупного слияния, срастаясь там, где соприкасалась их мертвая плоть. Он видел тела, сросшиеся со стенами; скрюченные пальцы, тянущиеся из металла, полустертые лица, беззвучно кричащие из стали.
 
Одно из них попросило его о помощи.
 
Он повернулся и увидел скопление раковых опухолей в форме женщины, приклеенное к стене собственным разложением. Оно потянулась к нему с неуверенной чуткостью, словно проверяя, настоящий ли он.
 
– Пожалуйста, помоги мне, – повторило оно.
 
– Не обращай внимания, – сказал Ленд. – Игнорируй их. Они думают, что они всё ещё люди.
 
– Не оставляйте меня здесь, – сказала тварь. Расколотая голова продолжала открываться там, где у неё когда-то был рот, обнажая сотню ужасных зубов.
 
– Кто ты? – спросил он, стараясь не выказывать своего беспокойства.
 
– Дженна, – ответило существо, его голос напоминал бульканье каши. – Дженна Вирнэ. Пожалуйста, помоги мне. Помоги моей семье. Не оставляй нас здесь.
 
Оно замолчало, подвешенное на стене, истекая кровью, разлагаясь. Зефон не видел в этом живом уродстве ничего человеческого. Он боялся, что, сказав это, причинит ему ещё больше боли.
 
– Я не могу помочь тебе... Дженна.
 
Хотя нет, мог. Он почувствовал тяжесть пистолета в своих руках.
 
Оно – ''она'' – внезапно рассмеялась, звук был густым и влажным.
 
''– Они прорвали основную линию.''
 
– Продолжай двигаться, – огрызнулся Лэнд. – Не дай ему проникнуть в твой разум.
 
Эта тварь, женщина, начала течь, её тело превратилось в грязь, которая испарялась, стекая по стене.
 
''– Они прорвали основную линию'', – сказала она сквозь шатающиеся зубы в тающем рту. – ''Сын Сангвиния, мы видим и слышим сквозь железо и камень, пепел и пыль... Мы знаем, мы знаем, мы знаем...''
 
Зефон нажал на курок. Останки Дженны Вирнэ украсили стену шипящим узором, не имеющим ничего общего с кровью. Кровь не растворяла металл. Кровь не текла подобно смоле.
 
– Кажется, теперь я лучше понимаю, что угрожает Терре, – сказал он голопризраку Архана.
 
– Нам не следует медлить, хозяин, – обратилась к нему Шафия.
 
– Да, конечно, – сказал Ленд. – Послушай трэллов. Продолжай двигаться.
 
И на этот раз Зефон так и сделал.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]

Навигация