6263
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{В процессе
|Сейчас =1213
|Всего =20
}}
«''Чудо''», — подумал он.
== ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ==
'''МИР-ГРОБНИЦА'''
=== ГЛАВА XII ===
'''ПРАХ'''
Ариман замолчал на полуслове, не договорив предложение. Гелио Исидор продолжал выжидающе смотреть на него. Обручи клети медленно вращались. Азек покачал головой и на секунду закрыл глаза. Когда он открыл их снова, Гелио глядел на него с тем же выражением, что и прежде.
— Ты говорил мне что-то о себе, — произнёс бывший рубрикант. — О чём-то случившемся.
— Мы справились, по крайней мере, большинство из нас — больше, чем я думал, пока мы находились в паутине. Впрочем, не все. — Он моргнул и покачал головой. — Пять кораблей не вернулось.
— Что с ними произошло?
— Потеряны, уничтожены, кто знает. — Он снова моргнул. Перед его мысленным взором предстал образ мёртвых кораблей, сбившихся в кармане паутины подобно костям в пищеводе. В памяти вновь всплыло безмолвие того места. — Возможно, они нашли другой путь наружу.
— Как ты нашёл других?
— Паутина реагирует на то, чего ты хочешь, и почему. Она вернула нас к ним.
— А до того вы оставались в ловушке потому, что верили, будто вы в ловушке?
Ариман посмотрел на Гелио. Глаза его брата были тёмными, без единого намёка на обвинение или обман.
— Это возможно.
— А остальные корабли, те, на которых находились твои братья, они поверили, что заблудились, поэтому паутина сделала это реальным?
— Я не знаю. Это…
— Возможно? — закончил вместо него Гелио.
Ариман кивнул. Затем помолчал, с минуту пристально разглядывая брата.
— Ты говоришь иначе, Гелио, — наконец сказал он.
— Да? Я не помню, чтобы мы разговаривали прежде.
— Возможно, к тебе постепенно возвращается твоё «Я».
— Это… возможно. — Гелио улыбнулся, слегка пожав плечами. — А эти желания и убеждения, на которые откликается паутина, они ведь касались не только путешествия. Они — глубинные. Они касались их верований насчёт всего, а не просто того, что они делают.
Ариман кивнул.
— Как давно это случилось?
— Согласно нашей собственной оценке времени мы прошли через врата три дня назад.
— Три дня назад… — Гелио отвёл взгляд, нахмурившись в пустоту, а после закачал головой. — Три дня… три дня… три…
Ариман ждал этого момента. Мимолётный свет узнавания в глазах его брата тускнел. Через минуту они начнут тот же разговор снова. Ему пора уходить. Предстояло ещё многое подготовить.
Оставшиеся корабли Изгоев оказались внутри облака, выйдя из реальности паутины в пустоту холодного света и дрейфующих клубов газа на краю звёздной системы. Светило представляло собой гневную сферу огня, неспешно завершавшую последний цикл своего превращения в холодный шар нейтронов, несясь сквозь пустоту подобно надгробию над собственной могилой. Вокруг планеты вращалась лишь одна планета. Ауспик дальнего радиуса действия и прорицания определили, что она полностью безжизненна. И дело было не в том, что на ней ничего не жило прямо сейчас; судя по всему, жизни здесь не существовало никогда. В этом мире и покоились остатки Гиксосов. Даже если бы это не подтвердил сам Сетех, такой выбор был вполне понятен. Десантный отряд собирался прямо сейчас. Его братья создавали ритуальные связи с когортами рубрикантов, чтобы командовать целыми их отрядами. Боевые машины пробуждались из коматозных снов. Их было меньше, намного меньше, чем ему бы хотелось. Во время перехода они понесли и другие потери, и теперь с ним оставалось всего четыре члена Круга.
Ктесий всё ещё не проснулся, хотя и был жив. Отрава альдари по-прежнему растекалась по его телу, пытаясь источить плоть демонолога изнутри. Клетки Ктесия боролись, но лишь с той же скоростью, с которой гибли. Сдерживающие действия, что в лучшем случае принесут со временем победу, а в худшем — отстрочат поражение. От него исходил горячечный жар. Ариман вошёл в его разум, но обнаружил, что тот неподвижен и лишён мыслей, словно закрытая крепость с запертыми внутри секретами, чей хозяин бесследно исчез. Что с ним случилось? Мог ли разум Ктесия отлететь прочь, пока тело сражалось с чужеродным ядом, пытавшимся его уничтожить? Возможно, его мысли угодили в сеть паутины и застряли в лабиринтном измерении? Пока что времени выяснять правду у него не было. И время это быстро утекало. Впрочем, несмотря на то многое, что ему ещё предстояло сделать, Ариман решил прийти сюда, и поговорить с одним человеком, который не вспомнит и не осудит его за то, что случилось.
«''И напомнить себе, что надежда ещё есть'', — произнёс голос на задворках мыслей. — ''Напомнить себе, что всё ещё можно изменить''».
— Я пытаюсь вспомнить… — сказал Гелио.
Ариман подождал.
Спустя минуту он заставил себя встать.
— Я должен идти, — произнёс он.
Гелио посмотрел на него. Затем медленно кивнул.
— Да, должен. Я понимаю.
Ктесий чувствовал холод. Лодка под ним качнулась, коснувшись каменных ступеней. Лицо юноши вновь скрыла тень, лившийся позади него яркий свет отражался от воды на стены и потолок пещеры.
— Кто ты? — спросил он. Юноша спрыгнул на ступени и крепил носовой штроп к колу. Наверху пролёта в каменной стене находился небольшой вход, закрытый деревянной дверью. — Где мы?
Парень замер и посмотрел на него.
— Ты знаешь где. Там, где ты хочешь быть. Сюда я тебя и доставил. — Мальчик достал из-под туники тяжёлый ключ на верёвке и вставил его в замочную скважину. — Идём…
Дверь отворилась.
Ктесий застыл. Ему становилось всё холоднее. Юноша склонил голову, от тёмных глаз отразился луч падающего в пещеру света.
Он был молод, решил Ктесий. Молод, но на самом пороге зрелости. В том возрасте, когда мир начинал меняться, его упрощённая, хорошо известная правда становилась более сложной и более жестокой. В том возрасте, когда юноша вполне мог попасть в легионы и стать чем-то и кем-то другим.
— Прошу, — сказал парень. — Тебе сюда.
Спустя мгновение, за неимением других вариантов, Ктесий последовал за ним. Он подошёл к двери, и юноша отступил в сторону. Оказавшись у порога, он заколебался вновь. Впереди, с другой стороны, виднелся пролёт аккуратно высеченных каменных ступеней. Мальчик ждал, ничего не говоря, пока Ктесий не шагнул внутрь, после чего закрыл дверь снаружи, и он услышал щелчок закрывшегося замка прежде, чем успел толкнуть створку. Она не сдвинулась, когда Ктесий подёргал ручку, не принёс результата и удар по дереву. Он отступил назад, закрыл глаза и попытался проникнуть волей в окружавший его мысленный пейзаж. Когда он открыл глаза, всё осталось прежним. Ктесий пошёл по ступеням. Вверх и вверх, один шаг за другим. Он проходил мимо окон, из которых открывались виды на небо и море, и порталов, обрамлявших звёзды и тьму. Встречались ему и двери — одни из окрашенного дерева, другие — из металла или чёрного камня. Из-за некоторых доносились звуки: голоса, крики птиц и шум накатывающего на скалы моря или, возможно, колотящих в стены кулаков.
Наконец он достиг двери, которая оказалась открытой. Ктесий шагнул внутрь. Белый мраморный пол переходил в балкон, вход на который обрамляла арка. От пола к сводчатому потолку тянулись тонкие колонны. В золоте и вызолоченном серебре парили солнца, луны и звёзды. Небо за балконом имело тот же оттенок синевы, что и над морем.
— Ты заблудился?
Он обернулся на голос. В комнате у каменного стола стоял человек в белой тунике с обмотанной поверх неё синей тогой. Ктесий заметил, что мужчина был бос. Аккуратная бородка окаймляла открытое, любопытное лицо. Ему, скорее всего, не было и тридцати.
— Кто ты…? — начал было Ктесий, а затем умолк. — Ты — Гелио Исидор. — Он позволил последнему слову повиснуть в воздухе, почти что не желая услышать ответ. Ему отчего-то не хотелось, чтобы то, что таило в себе подтверждение, то, что оно означало, оказалось вдруг правдой.
Мужчина нахмурился и положил на стол навощённую табличку со стилом.
— Так меня зовут, — отозвался он. — Я тебя знаю? Прости, но я не помню.
Ктесий облизал губы и понял, что у него пересохло в горле. Ему показалось, будто он балансирует на краю утёса над очень, очень глубоким провалом. Он резко подавил инстинктивное желание сбежать или потребовать ответов. Он не знал, с чем имеет дело, и пока не поймёт, любое его решение может оказаться для него фатальным.
— Этот… дворец, он твой? — наконец спросил Ктесий.
— Да, — ответил мужчина, и он улыбнулся.
— Ты его создал?
— Создал его? — Гелио обвёл комнату взглядом. Порыв ветра качнул лежавшее на столе стило. — Разве ты способен что-либо создавать? Ничего в действительности не появляется и не уничтожается. Всё — не более чем преобразование из одной формы в другую. Всё, что здесь находится, уже существовало и существует сейчас. Я просто собрал вместе то, что нашёл.
— Нашёл?
— Да. Это… — Он сдвинулся с места и опустил руку на арочный проём, что вёл на балкон. — Это было частью поместья на склоне горящего улья. Думаю, тут она выглядит получше.
— Но где именно ты нашёл её?
— Где-то вон там, — ответил он, указав за балкон. Ктесий посмотрел, и синего неба с морем там не оказалось.
Чернота и горящий огонь.
Ктесий резко закрыл глаза, но картина осталась у него в разуме, отпечатавшись подобно неоновому шраму на сетчатке после разглядывания солнца.
В пустоте сыпался прах, кружась без начала и конца, каждая пылинка — воспоминание, горящее воспоминание… и дворец, несмотря на все свои размеры, — лишь островок, парящий в безбрежной тьме, окружённый осколками рассыпавшегося мироздания.
— Это твой разум, твои воспоминания… — ахнул он, пытаясь прийти в себя после представшего зрелища. Вот что значило быть рубрикантом — стать бесконечной пропастью, куда, подобно брошенной во мрак пыли, сыпались разбитые крупицы воспоминаний и личности, и которым никогда не судилось достичь дна. Сейчас Гелио Исидор в некотором смысле ничем не отличался от того бесконечно падающего праха внутри доспеха-скорлупы. Плоть и кость сменила керамит и металл, но он по-прежнему оставался водопадом утраченных воспоминаний, удерживаемых вместе одним только именем. Вот только теперь он менялся, и от этого изменения у Ктесия кровь стыла в жилах. Он медленно поднялся. — Ты воссоздаешь себя. Вот что олицетворяет этот дворец и мысленный пейзаж — ты восстанавливаешь свою личность из всех тех крупиц воспоминаний. Мальчик в лодке — это ты перед тем, как вступил в легион. Море — то самое море, каким ты его запомнил тогда на Тизке.
— Я хочу вспомнить, но не знаю, натолкнусь ли на свои воспоминания или чьи-то ещё. Они могут принадлежать другим, или тебе. Находя их, я забираю себе то, что кажется мне подходящим.
— И, приведя меня сюда, делая это…
— Тебе нужна помощь. Я вспомнил тебя. Решил помочь.
— Ты сказал, что вспомнил, что я — тот, кто умирает.
— Теперь я этого не помню.
Ктесий замолчал. Лицо человека, что звался Гелио, было открытым, улыбающимся, спокойным.
— Когда ты жил, то обладал лишь крохами психического потенциала. Но это… — Он обвел рукой дворец вместе с местом, где стоял. — Такую силу я встречал лишь у очень и очень немногих.
— Я не понимаю, о чём ты. Всё так, как оно есть. Я понимаю то, что понимаю, и могу делать то, что могу. Иногда это меняется.
— Меняется? — выдохнул Ктесий, облёкши слово в холодный смешок. — И многое ли изменилось?
— С тех пор как ты появился здесь… — Гелио посмотрел вдаль, размышляя. — Кое-что. Я нашёл вещи. Ты не знаешь, что это такое?
На столе лежал шлем. Раньше его там не было. Он был почерневший и исполосованный шрамами, но помимо поверхностных повреждений на нём отсутствовали рога, украшения и искажения, столь часто встречавшиеся на оснащении легионов из Ока Ужаса. Его нос представлял собой сужающийся конус. Для искушённого взгляда убор мог бы сойти за птичий клюв с черепом.
В голове Ктесия заскакали мысли. Ему нужно выбраться отсюда. Ариману непременно требовалось узнать об этом. То, что означал этот мысленный дворец, то, что сделал Гелио и мог сделать ещё…
— Это шлем от комплекта боевой брони астартес типа шесть, — сказал Ктесий, озираясь в поисках выхода. В мысленных пейзажах всегда существовали способы выбраться, метафора спасения, встроенная в ткань окружения.
— В самом деле? — спросил Гелио.
— Иногда его ещё называют моделью «Корвус».
— Корвус… название одного из птичьих родов, самые известные представители которого — вороны. Данные птицы ассоциируются с пророчествами, богатством и, временами, дурными знамениями — иногда их считают посланниками богов. Они — падальщики, пожирающие мертвечину. — Исидор поднял шлем и повертел его в руках. — Ариман, вороний воин, брат воронья, почему ты не носишь эту личину, если она так тебе идёт?
Ктесий оглянулся при упоминании имени Аримана. Его зазнобило.
— Зачем ты здесь? Как тебя зовут? — Гелио оторвал взгляд от почерневшего шлема. Ктесий попятился.
Глаза Гелио стали золотыми провалами огня. В один миг крепость исчезла, сменившись тьмой и звёздами, вихрящимися подобно брошенной пригоршне золотой пыли, и сияющей сквозь них парой пылающих глаз.
А затем всё прошло, и стены вернулись обратно, а мужчина в синей тоге, что звался Гелио Исидором, хмурился в замешательстве. Ктесий не стал ждать; он побежал.
— Постой! — воскликнул Исидор. Ктесий вылетел на балкон и прыгнул. Он услышал, как Гелио кричит ему вслед: — Кто ты такой?
Десантные корабли пошли на снижение, взмётывая под лучами солнца пыль. Они приземлились по спирали, касаясь земли в идеально выверенное время и на равном удалении друг от друга. Ударные истребители остались удерживать позиции в небе, от выложенных из золота перьев на их крыльях отражался слепящий свет. Ещё выше, из чёрной пустоты на них злобно взирали звёзды.
Едва самолёты сели, тут же откинулись аппарели. Рубриканты строем выступили на свет и рассредоточились пересекающимися кругами. Вместе с ними вышли низшие колдуны Изгоев, на ходу руководя действиями братьев. Вокруг них, образовав в воздухе морозную дымку, развернулись панцири телекинетической энергии. Из подфюзеляжных люлёк опустились боевые машины, которые тут же заняли места подле воинов Рубрики.
Последней прибыла тройка более крупных десантных самолётов. Они приземлились в центре спирали, когда находившийся с краю корабль, подняв тучу пыли, пошёл на взлёт. Из них неуклюже прошествовали терминаторы и выстроились широким кругом. Следом за ними на свет показались иные фигуры, превосходившие размерами даже этих медлительных воинов. Заполонив собой зёвы над опущенными трапами, они сошли в клубящуюся пыль. Призрачный свет в их сенсорных прорезях мерцал и пульсировал подобно сигнальным импульсам статики. С кожи срывались искры и завитки душепламени. Плечи переходили в конечности-орудия: клубки серебряных щупалец, кулаки с пальцами-резцами, пушки с вопящими птичьими лицами, внутри которых таились жерла стволов. Возле каждого из них шёл живой чародей, силой разума подгоняя запечатанный внутри боевой машины дух. Они были «Осирионами», дважды возрождёнными. До заклятья Рубрики они были дредноутами, в коих покоились останки героев легиона, получивших в бою смертельные раны. Теперь они стали живыми клетками, удерживающими в себе духов тех, кто стоял на пороге смерти. Для их пробуждения требовалось время, а управлять ими было непросто, поэтому на войну их призывали довольно редко. Воздух вокруг них потрескивал. «Осирионы» остановились, подняв вокруг себя пыль.
В центре строя сел единственный десантно-штурмовой корабль. Под резкие лучи солнца выступил Ариман. Его воля и разум уже сплелись с мыслями чернокнижников, что командовали наземными отрядами. Знакомый низкий, дребезжащий звук — напоминавший шорох песка на морском дне, — коснулся его мыслей: рубриканты шептали свои имена во тьму. Он остановился, позволив шелесту окружить себя, после чего сошёл на пыль. За ним последовало пятеро: Киу с Гильгамосом, и, держась на расстоянии от других, Мэхэкта. Последними показались Игнис и Жертвенник. Ариман посмотрел на Повелителя Разрухи мысленным взором, но не увидел в его ауре ничего, кроме тщательного самоконтроля.
''+У меня к тебе последняя просьба,+ послал ему Ариман, когда они покинули паутину.''
''Он обнаружил Игниса за подготовкой своих челноков к отбытию на «Слово Гермеса». Повелитель Разрухи не ответил сразу. Ариман подождал.''
''+Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой на планету ксеносов,+ наконец сказал тот.''
''+Да.+''
''+У тебя достаточно сил, чтобы опустошить континент. Моё присутствие или отсутствие не сыграет значимой роли.+ Игнис оторвался от проверки челнока и посмотрел на Аримана. +Твои силы избыточны, если мир настолько мёртв, насколько должен быть. Не вижу, как моё присутствие повлияет на наличествующие факторы.+''
''+Просто я верю, что ты сделаешь то, что нужно сделать,+ послал ему Ариман. +Так было всегда, брат, и некоторые вещи я могу поручить только тебе одному.+''
''Жертвенник заполнил последовавшее молчание чередой тихих щелчков.''
''+Тогда говори,+ наконец послал Игнис.''
''То, что поведал затем Ариман, его не потрясло. Скорее наоборот, Игнис нашёл его слова логичными, и если бы Азек не рассказал ему сам, он это спрогнозировал бы. Ответ удовлетворил Игниса, и тот согласился. Одна последняя служба для Изгоев, и он уйдёт.''
Ариман остановился рядом с Киу, когда их корабль оторвался от земли.
+Атмосфера не пригодна для дыхания,+ отметил Киу.
Ариман опустился на колено. Латница на его руке отсоединилась с едва различимым пощёлкиванием. Кожи коснулся холодный воздух. Он зачерпнул пригоршню песка и позволил ему утечь сквозь пальцы. Падающие крупицы, похожие на крошечные отполированные шарики, заблестели на серебристом свете, тёмные и сверкающие подобно графиту или гематиту.
+Я нигде не чувствую остаточных следов жизни,+ послал Киу. +Здесь никого не было тысячи и тысячи лет.+
+Взгляните,+ отозвался Гильгамос, и они проследили за импульсом в его послании.
То, что поначалу выглядело как далёкая горная гряда, сместило своё положение. Задул ветер. По его доспехам застучала пыль. Ариман ощутил медленное биение крови и дыхание внутри шлема.
+Что это?+ спросил Киу.
+Буря,+ отозвался Ариман, после чего повернулся к Мэхэкте. — Спускай ксеноса.
Пария кивнула и включила вокс.
Высоко наверху начал снижаться последний десантный корабль. Ударные истребители прикрывали его до тех пор, пока он не коснулся земли. По трапу спустился Сетех, плотно окружённый четырьмя рубрикантами. Ксенос, не останавливаясь и не озираясь по сторонам, направился прямиком к Ариману. Существо с пылающим взором склонило голову, а затем, без предисловий, указало на близящийся шторм.
— Вход в том направлении.
Ариман оглянулся.
+За мной,+ послал он, и отряд двинулся в крепчающий ветер.
Мир почувствовал присутствие Сетеха. Следуя за Тысячью Сынами, он засёк предупредительные микроколебания. Ощутил незаметные процессы запуска сторожевых протоколов. На планете находилась всего горстка пробуждённых каноптековых единиц его династии. Предателям пришлось оставить в рабочем состоянии несколько слоёв базисных систем, чтобы весь мир не развалился на части. Они заставили прислужников династии помогать тюремщикам. Это было ошибкой, одной из многих ошибок. Триархи предположили, что ни один из власть предержащих Гиксосов не окажется на свободе, чтобы перетянуть на свою сторону этих простых созданий. Ошибка. Теперь он был достаточно близко, чтобы общаться с ними по собственной воле.
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — услышьте власть моего положения в постановлении всему сущему''' ''
'' '''V — Подчинение''' ''
'' '''IV — Подчинение''' ''
'' '''III — Подчинение''' ''
'' '''II — Подчинение''' ''
'' '''I — Подчинение''' ''
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — Я приближаюсь со средствами для входа в наши владения — стражам нужно помешать отреагировать на наше присутствие''' ''
'' '''V — понимание и моление — стражи проснутся — у данных единиц нет средств этому помешать''' ''
'' '''Носитель Чёрного Диска, Высочайший Сетех — оттяните их пробуждение на максимально возможное время''' ''
'' '''V — Подчинение''' ''
Теперь он держал канал связи открытым. Скоро он ему понадобится. Он был близко, очень близко. Осталось ещё чуть-чуть. Позади него, рой пылевых скарабеев кружился на ветру и следовал за ним.
Пыль с шипением разбивалась о броню Аримана. Мир за линзами шлема стал сплошным серым вихрем. Силуэты шедших возле него братьев превратились в угольно-чёрные пятна; те, что находились дальше, и вовсе растворились в зернистом сумраке. Лишь горящие на дисплее руны и ментальное восприятие не давали ему забыть, что за ним идёт целая армия. Но и они постепенно начинали его подводить. Плясавшие перед глазами знаки то и дело исчезали либо распадались на пиксели и преобразовывались в фигуры, не несшие в себе никакого смысла. Нити воли, связывавшие Аримана с братьями, истончались. Великий Океан варпа иногда притекал, а иногда убывал, подобно течению, обходящему скрытый под волнами риф. Рядом с ним шагал ксенос, скованный объединённой волей Круга. Оно повернуло голову, едва Азек посмотрел на него, глаза существа походили на две размытые зелёные точки посреди мглы. Несмотря на то, что чужак не имел чувств, Азек всё равно ощутил в его взгляде издёвку.
+Стоп!+ Приказ поступил от Киу, резко и чётко разнёсшись по слабо пульсирующему каналу мыслесвязи, за которым тут же последовала бессловесная команда приготовиться. Воины остановились и подняли оружие, живые и безжизненные глаза уставились в бурю.
+Брат?+ спросил Ариман.
+Рядом с нами что-то есть.+
Ариман повернул голову и направил чувства в сторону, указанную в послании другого чародея.
Пыль и песок с рёвом проносились мимо его доспеха. Он не видел и чувствовал ничего, кроме стены ветра и присутствия братьев.
«''Мир материи, одной только материи'', — подумал он. — ''Ни следа жизни. Бесцветный варп. Мы здесь почти что слепы''».
Он уже собирался скомандовать идти дальше, как вдруг серое облако изменилось, истончившись и отступив подобно стянутому савану.
Перед ними возник огромный силуэт. Поначалу Азек принял его за обычную каменную глыбу, чёрно-серую, как та пыль, что источила его поверхность. Она тянулась вверх и вверх, словно указующий в небо перст. Затем Ариман различил в нём изгиб и очертания, созданные не ветром и геологическими процессами, но намеренно, придав камню форму скрюченного пальца трупа бога. Ветер задул снова, и из сумрака проступил ещё один валун, прямо напротив первого, а позади них ещё больше — уходящий вдаль ряд колоссальных арок без верха.
+Почему мы не увидели их с орбиты?+ спросил Гильгамос, и Ариман ощутил в мыслеголосе прорицателя беспокойство.
+Потому что их создали невидимыми для машин и разумов,+ пояснил Ариман. Никто не ответил, но он почувствовал изменение в ментальной связи, когда братья заново сбалансировали свои мысли.
— Мы близко, — сказал Сетех, смодулировав голос так, чтобы тот разнёсся сквозь рёв ветра и пыли.
+Идём,+ велел Ариман.
Они двинулись по дороге между столпами. Вокруг них возникали другие конструкции, сооружения, наполовину или полностью погребённые под барханами пыли: зиккураты, игольные острия обелисков, платформы с покатыми боками, размерами не уступавшие танкам. Перед глазами Аримана закружились жёлтые руны, тщетно пытаясь выявить угрозу. Впрочем, угроза существовала: она была повсюду вокруг них в белом шуме ревущего ветра.
— Вон там, — раздался голос Сетеха. Ариман почувствовал, как рука ксеноса пытается преодолеть давление обволакивавших энергий, и позволил ей шевельнуться. Конечность поднялась. Единственный палец указал вперёд. Из-под слоя нанесённой пыли виднелся край широкого пьедестала из чёрного камня. — Вот печать входа.
Ариман приказал остановиться, и армия начала строиться вокруг него узором из пересекающихся кругов. В небе и ещё выше, на орбите, десантные самолёты и ударные истребители закружились над ними бдительным вихрем. Он огляделся. Из сумрака сверкнули зернисто-зелёные глазные линзы. С минуту Азек удерживал взгляд пришельца, после чего двинулся к пьедесталу в сопровождении остального Круга и Мэхэкты. Ариман перескочил через его край и оказался на плоском верху. По тёмному камню струились тонкие ручейки пыли. Сооружение осталось гладким, несмотря на миллионы лет воздействия непогоды. Поверхность испещряли прямоугольные желоба, забитые пылью и песком. Ариман различил в их расположении какой-то знак, чья форма повторялась снова и снова всё более тонкими линиями, так что при внимательном изучении любой его части можно было определить, как выглядел весь узор целиком. Плита ощущалась в варпе непроницаемой свинцовой тенью. Ариман повернулся к Сетеху.
— Это не дверь, — сказал он. — А печать. Поставленная как для чужаков, так и тех, кого она стережёт внутри.
— Верно, — подтвердил ксенос.
+Если это сердце его царства, а они исчезли давным-давно,+ послал Игнис, +то кто поставил на их могилу печать?+
+Точно не враги, с которыми они сражались,+ отозвался Киу. +Он украшен точно так же, как остальные предметы и сооружения, что мы уже видели.+
+Сами ксеносы поставили эту печать на могилу сородичей,+ заявил Гильгамос. +А это значит, что не все они погибли и исчезли.+
Ветер подул снова. Ариман услышал, как его стенание отразилось от окружавших их мегалитов.
+Мы зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад,+ послал он.
Никто ему не ответил. Ариман повернулся к Сетеху.
— Открывай, — сказал он.
— Я не могу. Ты должен это сделать.
Ариман посмотрел на поверхность плиты под ногами. Камнеобразное вещество не было непроницаемым для эфира, однако в нём чувствовалось сопротивление, из-за которого к нему было неприятно прикасаться разумом: холодное, словно солёная вода в глубоком тёмном озере, чья гладь никогда не нарушалась зыбью, и в котором ничто не могло выжить. От этого чувства у него по коже побежали мурашки. Мгновение он не двигался, отдавая себе отчёт о сомнениях в разумах братьях, и о своих собственных вопросах, на которые у него не было ответа. Он мог остановиться, мог отступить…
«''Я не могу оставить будущее на волю случая или повернуть назад из-за сомнений''», — ответил ему мысленный голос.
Его воля хлынула наружу, подхватила мысли из разумов братьев и собрала их в построение со своими собственными. Их мысли померкли. Их воли сплелись с его, после чего он сфокусировал свой рассудок.
«''Свет''», — повелел он.
Его мысли ослепительно вспыхнули. Ариман воздел руки и посох. Остальные члены Круга подняли лица и руки к небу. Их сознания затопило потрескивающее сияние. Над чародеями начал закручиваться столб воздуха, проходя сквозь пылевое облако к холодному свету звёзд. По камню застучали крупицы песка.
Ариман сдвинул мысли. От каждого из членов Круга вверх сорвалась молния. Дуги встретились, сформировав сферу, что разлилась белым светом в серых клубах бури. Затем молния ударила в камень. Разряд срикошетил в воздух. Ариман ощутил, что каменная печать выдержала. Он направил на неё свою волю, заколотив по её веществу и сущности, подпитывая себя энергией братьев. Пьедестал запылал. Устилавший его вершину песок стал жидкостью, а затем газом. А молния продолжала свой натиск. Ариман чувствовал, каких усилий ему стоило поддерживать такую мощь и фокус. Нервы, плоть и инстинкты закричали ему остановиться. Он словно пытался сдвинуть с места утёс, его мышцы и тело объял огонь, чувства и разум орали, что это невозможно. Азек заставил умолкнуть и мысли, и чувство. Его воля воспарила ввысь, безмятёжная, вечная, абсолютно несгибаемая.
В камне образовалась щель. Разряд хлынул туда и растекся в трещины, так что по пьедесталу от места удара словно разошлись ветки ослепительно белого дерева. Камень треснул, во все стороны полетели осколки, а огромные обломки покатились вниз. Под ними открылась пропасть. Затем молния погасла. Внезапную тишину наполнил гром и рокот осыпающихся камней.
Ариман почувствовал, как энергия покидает его разум. Его захлестнула усталость. Он ощутил, как тело втягивает в себя воздух, а сердца отбивают бешеный ритм. Азек застыл в неподвижности, ожидая, пока чувство не пройдёт. Одна нога вдруг подкосилась, и ему пришлось крепче стиснуть посох, чтобы не упасть. Тем временем остальные его братья поднимались с земли. Ветер над ними уже гнал пыль, затягивая проделанную вихрем и молнией дыру.
Ариман расправил плечи. Разбитая каменная печать лежала перед ним, в её центре темнела дыра. В проём уже начинал залетать песок. Он заглянул во мрак, а затем спрыгнул внутрь.
Над ним сомкнулись тени, и рёв ветра стих до едва слышимого воя. Он огляделся. На него из тьмы воззрился хромированный череп.
