Бюрократы, masseditregex, Администраторы
3093
правки
Изменения
Перейти к навигации
Перейти к поиску
Нет описания правки
{{Другой перевод|Отголоски вечности / Echoes of Eternity (роман) (перевод Alkenex)}}
{{В процессе
|Сейчас= 1920
|Всего = 36
}} {{Книга
– Друзья мои, – обратился он к Несмертным, – мои сыны! Готовьтесь победить в нашей первой войне!
=== '''Двадцать. Высокое Воинство''' ===
''В поздние годы Великого Крестового похода''
Шенкай
Из санкционированных архивов трэллов IX/57437AJc/94-DVk
Приписан к легионеру Зефону
Начать запись.
Меня зовут Шенкай из рода Исмаранта. Мне двенадцать стандартных циклов. Это первая запись из моего официального архива, я ее записываю по пути на Терру.
Я ваалфоранец, но ни разу не был на Ваалфоре, только видел ее на пиктах и сканах. Я родился в пустоте, но я сын ваалфоранцев, поэтому знаю ритуалы и историю моего народа.
Я раб. Мои родители и учителя говорят, что я не должен произносить это слово. Они говорят, что рабы несчастные и с ними плохо обходятся, а мы не несчастные, и с нами обходятся хорошо, значит, по-настоящему мы не рабы. А я думаю, что рабство не имеет никакого отношения к счастью или несчастью. Мне кажется, тут дело в том, можешь ты сам решать за себя или нет. Мы не можем. Воины из Девятого легиона благородные, добрые и чистые, служить им – это честь. Но я не понимаю, как они могут быть добрыми, благородными и чистыми и все равно держать нас в рабстве. У нас важная работа и мы ей гордимся, но иногда мне кажется, что сервиторы делали бы ее почти не хуже. Еще мне кажется, что мы все равно делали бы нашу работу, даже если бы нас не заставляли.
Учителя и родители говорят, чтобы я молчал про такое. Говорят, у меня это пройдет. Еще они говорят, что Великий Ангел, наш примарх, огорчится, если узнает, что я считаю нас рабами.
Я видел Великого Ангела четыре раза в жизни, один раз он со мной разговаривал. Мне тогда было девять стандартных циклов и я заплакал, потому что многие заплакали, когда его увидели. Я спросил отца, почему мы плачем, и он сказал, потому что Великий Ангел совершенен и смотреть на него – все равно что смотреть на солнце. Я не знаю, как это, потому что никогда не был на поверхности планеты и не смотрел на солнце. Мы видим солнца сквозь затемненные окна «Красной Слезы», но они не такие яркие.
В тот раз, когда наш примарх со мной разговаривал, мы были в оружейной Высокого Воинства. Великий Ангел искал нашего господина Зефона, но его там не оказалось. В оружейной было полным-полно трэллов, которые чинили оружие и доспехи, а мать и отец учили меня ухаживать за экипировкой господина. Я еще никогда не видел Великого Ангела так близко. Он поблагодарил моих родителей и сказал, что они хорошо управляются со снаряжением нашего господина, и, наверно, они были рады, но я на них не смотрел.
Великий Ангел повернулся ко мне, потому что я потрогал его крыло. Родители расстроились и немного испугались, но Великий Ангел улыбнулся, наклонился ко мне и заглянул мне в глаза. Когда смотришь ему в глаза, то чувствуешь себя так, как будто с тобой ничего плохого не может случиться и как будто ты вообще не раб. Он вытер мне слезы своими белыми пальцами и тихонько сказал: «Привет, малыш».
Он спросил, как меня зовут, и я попробовал ответить, но слова застряли в горле. Мои родители хотели ответить за меня, но Великий Ангел остановил их и сказал: «Если твои родители Эристес и Шафия из рода Исмаранта, то ты, должно быть, Шенкай».
Я подумал, откуда он это узнал, но он улыбнулся, как будто прочитал мои мысли, и сказал: «Я знаю всех на этом корабле и каждого в нашем легионе». Он сказал, что когда я доучусь, легион будет мной гордиться. Еще он сказал, что приятно было со мной познакомиться.
Потом он сказал одну вещь, про которую я все время думаю. Я признался, что хочу стать Ангелом, когда вырасту, и он перестал улыбаться и сказал: «Нет, не хочешь».
Я спросил, почему у него такой грустный голос, а он сказал, нипочему, он не грустный, все в порядке.
Он поднялся на ноги, но не просто взял и ушел, а сначала поклонился моим родителям, как будто это они примархи, а он – трэлл, и некоторые трэллы ахнули, а другие опять заплакали. Все так сильно его любили, я прямо чувствовал, что комната полна этой любви. Потом он ушел, а мы смотрели ему вслед.
В прошлом месяце моя учеба закончилась. Меня, как обученного трэлла, по традиции представили нашему господину Зефону, но все пошло не так.
Господина зовут Зефон. Он экзарх Высокого Воинства. Его зовут Вестником Скорби, потому что он очень беспощадный и потому что он один из Священнейших, Разрушителей, один из тех, кто владеет оружием, запретным для остальных. Для нашей семьи честь служить ему.
Я много раз смотрел записи с камер на шлеме господина, мы вместе с отцом их смотрим, когда он проверяет данные. Я тогда стою рядом с креслом отца, а он и много других трэллов просматривают архивные данные на консолях корабельного атенеума. На многих кораблях стали появляться летописцы, но их сюда не пускают, потому что эти данные священны для легиона. Я слышал, как некоторые летописцы жаловались, но так им и надо. Нечего сюда нос совать.
В общем, я много раз видел, как господин сражается, иногда его собственными глазами, а иногда глазами других воинов из Высокого Воинства. Он красивый, как все Ангелы, но не по-человечески: он больше похож на картины или статуи, которые спрятаны на нижних палубах флагмана.
Лучше всего я помню запись с шлема воина по имени Ториан. Перед тем, как на этой записи появляется мой господин, видно только черный туман, который поглощает землю. Это ядовитый дым от их алхимического оружия. Высокое Воинство сверху накрыло землю радиоактивным туманом, а теперь собирается спуститься в него и убить всех, кто выжил. Пока Ториан падает, его зрение застилает дым. Потом он приземляется на ноги, а вокруг ничего не видно, только помехи.
Потом включается тепловизор. В ядовитом тумане появляются тени, размытые фигуры вооруженных мужчин и женщин – это те, кто против согласия. Некоторые умирают, но не все. Те из них, кто вовремя загерметизировал свои костюмы, еще сражаются. Высокое Воинство крошит их в капусту. Тепловые пятна мечутся, падают, и всего через несколько минут после начала съемки они уже холодные и темные.
Торианова камера выходит из тумана. С краев он становится жиже. Ну, то есть рассеивается. И Ториан из него выходит. И разворачивается.
То, что происходит потом, занимает меньше трех секунд. Я это точно знаю, потому что в углу экрана есть рунические указатели времени. Я много раз пересматривал этот момент.
Из смертельного тумана выбегают двое врагов. Их странная броня не пропускает радиоактивный дым. Один из них только успевает показаться из тумана, как его сразу же затягивает обратно. Его криков не слышно, и до конца записи мы больше его не видим. Я узнал, что с ним случилось, только когда посмотрел запись с глазных линз господина: Зефон схватил его за трубки, которые торчали из брони на спине, и затащил обратно. Потом разбил ему шлем, и туда попал яд. И он умер.
Вторая успевает отойти на несколько шагов от стены тумана и вдруг останавливается. Она выгибается. Визор ее шлема изнутри заливает кровь, лица больше не видно. То ли она ее выкашляла, то ли выблевала. Трудно разглядеть меч, который пробил ее тело насквозь и вышел из груди, потому что сталь почернела от токсичного дыма. С оружием Высокого Воинства всегда так бывает, и нам приходится надевать специальные перчатки и защитные костюмы, чтобы почистить оружие и доспехи, если они применяли в бою свои Разрушительные боеприпасы.
Вот и оружие господина почти не видно, потому что он выключил силовое поле, а Астартес это делают только по одной причине – потому что не хотят, чтобы враг умер сразу, а хотят, чтобы он умирал медленно.
Женщина падает, и господин выходит из ядовитого облака. Красные доспехи почернели от жаркого огня Разрушителей. Женщина умирает у его ног, а он в это время отдает Ториану новые распоряжения. Вокс трещит, передавая поздравления от других капитанов. Потом господин поворачивается и запускает турбины. Он прыгает, вспыхивают огни реактивного ранца, и он снова исчезает.
Вот он какой, Зефон. Ну то есть раньше был. Он уже много месяцев не такой.
На той неделе, перед тем как идти в апотекарион, мы с отцом пошли на нижние палубы. Отец говорит, что там, в глубинах боевых кораблей Кровавых Ангелов, скрыты самые прекрасные произведения искусства во всем Империуме. Когда я его спрашиваю, почему легион никому не показывает свои сокровища, он говорит, потому что Ангелам наплевать на славу. Они творят искусство для себя, а не для других.
Мы шли мимо картин, на которых были чужие пейзажи и города. Еще там были статуи, вырезанные из камня с многих разных планет, некоторые изображали животных, другие – чудовищ или Императора, а некоторые были вообще ни на что не похожи. Они называются абстрактными. Я это знаю, я не тупой, хоть и не понимаю, что означают статуи.
Я видел скульптуры дев, и варваров, и ксеносов. Некоторые ксеносы стояли в благородных позах, они были совсем не похожи на побежденных. Странно, зачем так изображать врагов, будто ими восхищаешься?
Я видел пейзажи Ваалфоры, и отец сказал, что они завораживают, но и тревожат, потому что это Ваал из отдаленных воспоминаний воинов, некоторые из них – аж столетней давности, и сейчас на выжженной земле все по-другому. Я на Ваалфоре не был, поэтому не скажу, правда это или нет.
Но там еще много чего вызывало такие чувства – статуи, которые словно мучились, картины, на которых погибали миры. Я сказал отцу, и он ответил: «Ты прав», как будто это что-то объясняло.
Я видел на стене скульптурные лица, такие спокойные на вид, хотя на глазах у них были повязки из колючей проволоки. Их сделал апотекарий Амастис, и отец сказал, что это в память о его погибших братьях.
Я видел три сферы, изукрашенные глубокими ранами, они покачивались в невидимом антиграв-поле. Их сделал воин Нассир Амит. Отец сказал, что они изображают восход трех лун над миром под названием Уриссия. Наверно, для капитана Амита это было важно.
Я видел много картин с самими Ангелами, потому что воины часто рисуют своих братьев. Многие из них изображены в мирные времена, они одеты в тоги или робы. Я видел картину, на которой нарисован Дарамир из Слез Ангела, он стоит в своих одеяниях с поднятой рукой и произносит речь на легионном симпосии. Это картина воина Геката, который рисует только своих братьев, и всегда в спокойных и мягких позах. Я спросил отца, почему, и он ответил, что Гекат хочет показать внутреннюю сущность других воинов.
Там было много гололитических записей музыкальных выступлений: они играли на всех инструментах, которые только можно представить, о некоторых я даже не слышал. Иногда это была не запись, а просто в темной комнате играла музыка.
Мой господин не художник, не скульптор и не поэт. Его музыка играет в пустом вестибюле. Вы заходите туда и слышите тихую мелодию, которую кто-то играет на пианино. В эту комнату отец меня и привел, и закрыл глаза, как будто слышал что-то в этой музыке, чего я не слышал.
Мне не понравилась музыка господина. Она почему-то была очень грустная, и пока я ее слушал, в голову приходили мысли про то, как я ошибался в учебе, и про ссоры с другими учениками. Иногда он брал несколько нот подряд, и звуки словно рассыпались в воздухе, а иногда позволял самым длинным нотам звучать долго-предолго.
Я сказал отцу, что музыка мне не нравится и от нее у меня грустные мысли, и он ответил, что поэтому и привел меня сюда перед тем, как представить господину.
– Чтобы мне стало грустно? – спросил я, потому что это была какая-то чепуха.
– Чтобы показать тебе его утрату.
Я тогда все равно ничего не понял. Понял только потом, когда встретился с Зефоном.
Это было вроде как мое официальное представление, но он и внимания на меня не обратил. Едва взглянул. Глупо представляться господину в апотекарионе, но дело в том, что он оттуда почти не выходил с тех пор, как был ранен, и еще после всех этих операций, которые пошли насмарку.
Так что представление не состоялось, зато мы увидели последнее, что господин сделал как Экзарх Высокого Воинства. Он отдал команду прямо из койки в апотекарионе «Красной Слезы» – велел повысить субкоммандера Анзараэля. Ему сделали еще одну операцию, но бионика опять отказала. Никак она не хотела соединяться с его нервной системой. Он хромал, и руки у него тряслись, и пальцы не слушались.
Анзараэль принял командование, но отказался от меча Зефона.
Моя мать – оруженосица Зефона, и это ей господин приказал принести меч к его постели, но Анзараэль отказался от чести принять его.
– Вряд ли он мне понадобится на Терре, – сказал господин. – Все равно я не смогу им воспользоваться, даже при всем желании.
Анзараэль как будто удивился, и родители мне потом сказали, что господин никогда не разговаривал со своими воинами таким тоном. В легионе считается очень важным контролировать свой гнев. Если присмотреться, он всегда сквозит в их взглядах, но они считают, что нужно не поддаваться ему, а преодолевать.
Господин хотел все равно отдать меч, но бросил его сильнее, чем собирался, потому что бионика подвела. Анзараэль поймал его и несколько секунд смотрел на богато украшенную рукоять и ножны. Наверно, мы должны были расчувствоваться, но когда он пробормотал слова благодарности, нам всем стало ужасно неловко.
Я думал, все закончилось – ох, как мне этого хотелось, – но Анзараэль сказал:
– Сэр, я хотел бы кое-что передать вам от имени Высокого Воинства.
Господин сжал зубы. Не знаю, от раздражения или потому что мышцы были повреждены и еще не исцелились.
– Что?
– Сэр…
– Хватит обращаться ко мне «сэр». Ты старше меня по званию. Ты Экзарх Высокого Воинства, а я – обрубок на больничной койке.
– Зефон, – сказал Анзараэль; странно, но имя господина тогда показалось мне нелепым и каким-то стыдным. – Высокое Воинство велело мне передать их пожелание. Все подразделение умоляет вас принять одну из предложенных вам позиций…
Он не закончил, потому что Зефон перебил его.
– Убирайся.
Господин попытался махнуть рукой, чтобы прогнать Анзараэля, но не смог разжать кулак. На секунду я подумал, что Анзараэль останется и возразит ему, но что тогда? Господин начнет кричать на своего заместителя прямо с больничной койки, на которой он лежит совсем беспомощный?
Но Анзараэль не возразил. Он отдал честь и вышел, и забрал подаренный меч с собой. Наступила тишина, и я подумал, что теперь господин признает меня, как требовала традиция, но он вместо этого посмотрел на моих родителей и велел им убираться.
Они убрались, и я, конечно, тоже.
Вот так мы здесь и оказались.
Зефона назначили в Воинство Крестоносцев. Мы на борту транспортного корабля, летим на Терру.
Воинство Крестоносцев – почетная гвардия воинов Легионес Астартес на Тронном Мире. Предполагается, что это вроде как дипломатическая должность, а легионеры – послы своих легионов. Мой господин никакого почета в этом назначении не видит. Он считает свое новое Воинство сборищем изгнанников и неудачников.
В экспедиционном флоте ему предлагали разные занятия. Быть инструктором. Военным советником. Консультантом. Другие должности, которые я знаю только по названиям. Ему предлагали командовать военным кораблем легиона – крейсером «Неслышная песнь». Мать и отец думали, что он согласится, потому что это был шанс остаться с легионом и сражаться вместе с ним. Мать сказала: «Он мог бы остаться тем, кем он был, при том, кем он стал».
Но он отказался. Вместо этого он принял пост в Воинстве Крестоносцев. Я спросил, зачем, и отец ответил, чтобы не видеть свое отражение в глазах братьев.
Господин не стал передавать свой отказ Великому Ангелу лично. Он отправил ему сообщение по корабельной системе связи. Просто сухой текст на экране. Ответным сообщением Великий Ангел потребовал, чтобы господин явился к нему перед отбытием, но господин не выполнил желание Великого Ангела.
Мы ждали господина у челнока во вспомогательном ангаре по левому борту «Красной Слезы». Он шел к нам, прихрамывая, и хотя изо всех сил старался смотреть холодно и сердито, по глазам было видно, что он расстроен.
– Хорошо, что никто не стал разводить прощальных церемоний, – сказал он отцу. Мы думали, что, может, Высокое Воинство придет проводить его, пожелать счастливого пути. Но оказалось, что мы там одни, если не считать палубной команды, и грузчиков-сервиторов, и обычной суматохи на взлетно-посадочной палубе.
– Идите в челнок, – сказал он. И мы пошли. Мы несли наши пожитки, а сервиторы тащили ящики со снаряжением господина.
И все-таки они попрощались. Мы обнаружили это уже в полете. Я его нашел. Он был в ящике в грузовом отсеке – закрытый металлический футляр. На нем был сигил легиона и еще знак Высокого Воинства: погребальная маска с распростертыми черными крыльями. Я сразу понял, что там внутри, как только его увидел.
– Что ты делаешь, мальчик?
Я подпрыгнул, услышав голос господина, но не стал притворяться, будто мне не интересно. Я сказал, что проверяю, а вдруг мы что-то забыли, и что я имею право, потому что я теперь обученный трэлл.
Он увидел закрытый футляр и тоже сразу понял, что в нем. По глазам было видно.
– Мой меч.
– И я так думаю, повелитель.
Это точно был его меч. Анзараэль вернул его, чтобы он улетел в ссылку вместе с господином.
– Глупцы, – сказал господин про своих воинов. Но он сказал это не зло, а очень грустно. – Без сомнения, они думали, что хорошо поступают.
Он открыл ящик, чтобы убедиться в нашей правоте, но оказалось, что мы оба были неправы.
Это был меч, но другой. Он был завернут в красный бархат и показался мне даже красивее, чем тот, что он отдал Анзараэлю. Я сразу подумал не о том, каков он в бою, а как здорово будет ухаживать за ним, и как это – сделать такой меч. На рукоятке, армированной марсианским золотом, стояло клеймо главы ремесленников Девятого легиона. Я еще никогда не видел вблизи такого драгоценного меча.
Вдоль лезвия серебристой струйкой лились енохианские руны. Они были вытравлены в металле кислотой, очень четко и изящно. Там было написано «Спиритум Сангвис» – «дух крови», но это не совсем верный перевод. Это скорее не имя, а молитва или благословение. Меч обещал, что дух легиона не оставит господина.
Я понял, почему Сангвиний хотел побеседовать с ним до отъезда. Великий Ангел хотел передать ему эту чудесную вещь. Скорее всего, это Высокое Воинство попросило сделать меч, а может, и сам примарх приказал его выковать.
– Царский подарок, повелитель. – Я храбрился и старался показать своим видом, что я его не боюсь.
– Мне не нужно милосердие легиона или его жалость. Когда мы доберемся до Терры, отправь его на хранение.
– Повелитель? – Мне показалось, что я его не расслышал.
– Не заставляй меня повторять дважды, трэлл. – Он немного помедлил, потому что хоть у Астартес и идеальная память, но он не знал или не помнил моего имени, потому что ему было все равно. Господин позволил футляру захлопнуться и оставил меня в грузовом отсеке одного.
Вот я и заканчиваю мою первую запись. Мы прилетим на Терру через месяц. Господин начнет служить в Воинстве Крестоносцев. Я знаю, что должен любить его, но не люблю. Он как сломанный меч, который ранит тебя, когда ты его чистишь.
Надеюсь, на Терре ему будет лучше, даже без музыки, и без искусства, и без братьев.
Конец записи.
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]
