Изменения

Перейти к навигации Перейти к поиску

Отголоски вечности / Echoes of Eternity (роман) (перевод Shaseer)

30 874 байта добавлено, 20:44, 24 сентября 2023
Нет описания правки
{{Другой перевод|Отголоски вечности / Echoes of Eternity (роман) (перевод Alkenex)}}
{{В процессе
|Сейчас= 2627
|Всего = 36
}} {{Книга
– Я не хочу быть здесь, – сказал идеальный сын Императора. Он говорил тихо, словно голос его прогорк от правды. Не торжественно произнес он эти слова, но так, словно они были плодом спокойных раздумий. Словно эта идея недавно пришла ему в голову. Так, словно он только-только припомнил сами слова.
Потом он сделал три шага к самому краю стены, белые крылья зашумели, и он взмыл в небо.  === '''Двадцать семь. В башне Алого Короля''' ===Вулкан   Восемнадцатому примарху не хотелось задерживаться в некрополе чужаков, и не только из-за того, что время было против него. На этом городе, Каластаре, лежал отпечаток трагедии, краха настолько глубокого, что он, казалось, влиял и на Вулкана. Он был не из тех, кто витает в облаках; он твердо стоял на ногах и гордился своей практичностью. Но здесь, где физика была всего лишь сводом законов, который так легко нарушить, атмосфера мертвого города душила его. Он вдыхал вонь духовной катастрофы и чувствовал, как она растворяется в его крови. Это было странное, трансцендентное чувство. Чего в Каластаре было в изобилии, так это имперских трупов. Улицы и площади города населяли сотни, а местами – тысячи мертвецов. Скитарии. Секутарии. Мирмидоны, боевые техножрецы с Марса. Сестры Тишины. Кустодии. Большая их часть была мертва уже многие годы, и природа этого места превратила их в голые кости, заключенные в проржавевшую броню. Некоторые, казалось, испустили дух совсем недавно – либо они погибли всего пару месяцев назад, либо их сохранил «свеженькими» какой-то каприз Паутины. Все они были убиты демонами. На всех таких трупах видны были ужасающие раны, оставленные нечеловеческими клинками, или последствия уродующей болезни, или их просто наполовину съели. Вулкан прокладывал извилистый путь по необыкновенно широкому проспекту; ему приходилось пробираться мимо разбитых грав-«Носорогов» и «Лэндрейдеров», между курганами из золотых мертвецов. Когда-то Императорская Кустодианская Гвардия насчитывала десять тысяч душ – величайшее достижение генетической инженерии, не считая самих примархов. Большинство их погибло здесь, отдав свои жизни в попытке исправить Глупость Магнуса и отвоевать мечту Императора. Имперские силы, несколькими годами ранее расквартированные в этом некрополе, звали его Невозможным городом. Город из ксеноматериалов, затмевавший почти любой из человеческих мегаполисов, с башнями, арками, мостами, проспектами, расположенными под всеми возможными углами, был построен внутри туннеля невообразимых размеров. Глядя на восток или на запад, вы могли в подробностях рассмотреть застройку отдаленных районов, возведенных на стенах огромного туннеля, словно на лежащей перед глазами карте – от этого могла голова закружиться. Глядя вверх, вы видели город-отражение, шпили-сталактиты которого росли из «потолка» в километрах над головой. Как бы ни называли город из разрушенного психопластика, он был памятником двум потерпевшим крах империям. Сначала какой-то давно забытый катаклизм погубил всех эльдар, что здесь жили – возможно, это был мальстрем, который возник при рождении бога, положившем конец расцвету их декадентской культуры. Краем глаза Вулкан замечал их призраки – или, возможно, призраки призраков. В окнах башен, в уличных арках мелькали осколки сияющих душ, менее материальные, чем даже тени. Это было видимое эхо, лишенное разума: давно мертвый город всего лишь вызывал в своей памяти фрагменты прошлой жизни. Потом на пустую скорлупу Каластара наложил руку Империум. Вооруженные мечтой Императора и гением Механикум, они связали этот район древней Паутины с новорожденными – Троно-рожденными имперскими путями. Их также постигла неудача. Но катастрофа, которая покончила с замыслами человечества, была какой угодно, только не забытой. Здесь проложил себе дорогу Магнус Красный, стремясь предупредить Императора о предательстве Хоруса. Его астральное тело, раздутое от чувства собственной правоты и подпитанное энергией человеческих жертвоприношений, проломило хрупкие защитные покровы Паутины. Пробиваясь сквозь это измерение и каждым шагом, каждым вдохом, каждым колдовским шепотом и безрассудной прихотью разрушая все больше, он погубил все, что сделали Механикум ради спасения человечества, уничтожил их Великую Работу и позволил демонам наводнить это священное место. С сердцем, полным благих намерений, он приговорил к смерти собственную расу. И так началась Война в Паутине. Война, что продолжалась сотни лет в полнейшей секретности, вне поля зрения тех бесчисленных триллионов, которые должна была спасти. Кустодиев и Сестер Безмолвия оттесняли все дальше, дальше, дальше… пока они не оставили сначала Невозможный город, а потом и саму Паутину – и вместе с этим последним отступлением они оставили и мечту Императора. Будущее человечества, не отравленное ядом поклонения богам и варп-путешествий, было потеряно. Вулкан многое узнал, пока находился в Императорском подземелье. По капле, по обрывку, по клочку он воссоздавал эту картину – из лекций Малкадора, из шепота кустодиев, из жалоб, что выпевали адепты Механикус. И он задумался: а знал ли его брат обо всем, что натворил? Они с Магнусом никогда не были близки. Он не мог предположить, о чем сейчас думает его брат с Просперо, возвышенный и порабощенный своим покровителем и господином, более могущественный, чем когда-либо, но выполняющий волю далекого, кудахчущего от смеха бога. Подходя к городу, Вулкан поймал себя на размышлениях о том, что, возможно, в Каластаре все еще полным-полно уродливых существ из демонического рода. Возможно, его поджидали миллионы Нерожденных, прячущихся в тени шпилей из призрачной кости или еще более редких психопластиков. Но их там не оказалось. Для них там не осталось ничего. Нечем было кормиться. Нечего было переваривать, обретая плотское воплощение. Похоже, демонам не нравилось плясать на могилах врагов. Они унеслись, ведомые алчностью, ибо остаться здесь означало голодать. Итак, Вулкан был один. Один, затерянный в этом вопиюще пустом месте. Ни ветерка, ни солнца, хотя свет здесь был, исходящий ниоткуда и никуда не направленный, дающий туманное освещение. Сквозь неподвижный воздух струилось – или это всего лишь воображение? – что-то еще: что-то осязаемое, словно невидимый поток энергии, вне поля зрения и почти вне восприятия. Он не знал, что это было: естественный фактор, неотделимый от самой Паутины, или свидетельство незримой войны сил между Магнусом и их отцом. Опираться на время тоже было бесполезно. Каждый раз, когда Вулкан проверял хрон своей брони, тот рассказывал другую историю. Что он идет третий день. Что он путешествует уже месяц. Что он сделает первый шаг не раньше чем через шесть лет. Но это не имело значения. Нигде не было ни единого знака присутствия его брата Магнуса. Все, что он мог – идти, и он шел, отдавшись на волю мятежным законам этого измерения. Время могло замереть на месте, все равно у него не было никакого способа проверить, так это или нет. И пока он шел, он думал о кустодиях и Сестрах Битвы, отдавших свои жизни, чтобы он смог войти в Паутину. Он боялся не оправдать их жертву. Не однажды он чувствовал, как мимо него проносится какая-то огромная эфирная сущность. Каждый раз он ощущал себя глубоководным ныряльщиком, которого, к счастью, не замечают громадные океанские чудища, проплывающие рядом. Это явление было одновременно похоже и непохоже на ветер, ласкающий разгоряченную кожу, и оставляло по себе аромат, что отдаленно напоминал жженый камень. Любопытно – он знал, что не чувствует истинного запаха, но лишь ближайшее к нему ощущение, которое его мозг мог выдать в ответ на что-то настолько чуждое. Он пришел к выводу, что это были эльдарские корабли, скользящие сквозь туннели в сопредельных измерениях. Крейсеры размером с город, которые проходили так близко, что он почти мог дотронуться до них. Эта гипотеза, что основывалась единственно на интуиции, была полностью верна. Когда он наконец наткнулся на признаки жизни в этом безжизненном пространстве, на десяток ударов сердца он застыл как вкопанный. Вулкан стоял, задрав голову, и таращился на башню из призрачной кости. Это был всего лишь еще один шпиль из тысяч, что Вулкан уже видел в Каластаре, и одновременно он был апофеозом их всех. Он понял каким-то неизвестным ему дотоле, почти звериным инстинктом, что это было самое сердце мертвого города. Там, где он стоял, сливались воедино все истинные планы бытия, и все находилось в идеальном равновесии. Входом в башню служила арка на дальнем конце длинного моста – полуразрушенной дуги из раскрошившегося психопластика, обе стороны которой разъедали струйки золотого тумана, что поднимался из разверзшейся внизу пропасти. Не было здесь ни мертвых тел, свидетельствующих о давней битве, ни демонов, таящихся во тьме; только цепочка следов в пыли вела по мосту к зияющей арке, одни следы – огромные, но почти человеческие, другие – словно от раздвоенных копыт демона. Существо, что оставило эти следы, непрестанно изменялось, превращаясь из человека в демона, из демона – в человека. Вулкан положил молот на плечо и пошел по следам. Позже он пытался припомнить свой путь к вершине шпиля. После осады – и действительно, для Вулкана это было «позже», много позже, это было время обнаженных нервов и боли настолько невыносимой, что она изгоняла разум из его бескожего черепа, – он ни разу не смог восстановить в памяти то, что случилось с ним после того, как он перешел мост из призрачной кости. Остались смутные воспоминания, неравномерно накладывающиеся друг на друга, не об одном пути, а о трех. Он помнил, как под ногами хрустели обточенные туманом ступени из призрачной кости. Но помнил и о том, как поднимался по ступеням из пронизанного золотистыми жилками тизканского мрамора. И самое невообразимое из всех воспоминаний – как его ноги тяжело ступали по перерожденным плоти и кости. Возможно, все эти восприятия были верными, а возможно – ни одно из них, но подъем на башню занял целую вечность. Это он помнил абсолютно четко, и длительность не имела ничего общего с расстоянием. Позже – во время того долгого и одинокого «позже», к которому он был приговорен – он размышлял о том, что делалось в шпиле, и пришел к выводу, что башня становилась все выше по мере того, как он поднимался. Ее внутренняя структура не была высечена в камне или в призрачной кости, но воплощалась из небытия в ответ на его восхождение. Это он был основным элементом, он был источником метафизической прочности. Он принуждал реальность выпасть из непрерывного потока изменений и избрать для воплощения всего лишь щепотку вероятностей. Все выше и выше поднимался он по спиральной лестнице. В шпиле из древней кости он проходил мимо остовов эльдарских конструктов из психопластика, что лежали там, как марионетки с перерезанными ниточками, и прислушивался к тому, что шептали ему призраки призраков. На лестнице из просперианского мрамора он вдыхал запах дыма, а в окнах, выходящих на хрустальный город Тизку, белые пирамиды горели под закатным солнцем. В башне из плоти, кости и измененного камня он встретил воинов из незнакомого легиона. Эти воины, облаченные в грязный кобальт и истершееся золото, спокойно стояли на страже, и ни один из них не поприветствовал Вулкана, и ни один не ответил на его приветствие. Они смотрели мертвыми линзами шлемов, в которых светилось лишь подобие жизни. С медленной настойчивостью автоматонов они поворачивали головы, провожая его взглядами. От них несло погребальным прахом. Высоко вверху слышались крики его брата. Но это было еще и пение. И бормотание, отчаянно похожее на молитву. Когда Вулкан открыл последнюю дверь с вырезанными на ней защитными рунами, когда он прошел под последней мраморной аркой с выписанными на ней иероглифами, когда он прорвался сквозь танцующие миражи последнего сияющего портала,  он оказался под куполом величественной обсерватории. И там, пораженный его видом, и разъяренный его появлением, и улыбающийся в предвкушении, стоял его брат Магнус. Магнус Красный предстал перед ним блистательной ложью, существом из обжигающего света. В его ауре бились и извивались тысячи энергетических цепочек, каждая служила каналом для каскадов энергии. Вулкану приходилось прикрывать глаза ладонью, когда свет вспыхивал особенно ярко, но с оглушительным грохотом нестабильной энергии, царившим в зале, он ничего не мог поделать. Он почти разглядел лицо Магнуса: в обманном свете его нового обличья оно было как текучая, изменчивая маска. В своей долгой смерти зал вокруг них оставался первозданно чист, его призрачную кость не затронули силы, что бушевали вокруг, и Вулкан видел, как эфирные линии тянутся из обсерватории к горизонту чужого некрополя. В воздухе они бледнели – не из-за одного лишь расстояния, но из-за того, что выходили за пределы, вне которых не требовалась визуальная метафора. Вулкан не был знатоком тайных наук, не изучал мистику, но знал, что видит. Так являла себя атака его брата на Императора. Он шагнул вперед, не обращая внимания на извивающихся энергетических змеек, и сильнее стиснул пальцы на рукояти молота. Сам воздух противостоял ему. Невидимая сила, что сокрушила бы смертного или парализовала Астартес, сгустила его до такой степени, что Вулкан должен был одолевать каждый шаг со сжатыми зубами, словно человек, перебарывающий штормовой ветер.  Комната вокруг них плясала и мерцала. Снова мраморный зал. Снова темница из плоти и камня. Снова обсерватория из призрачной кости. Изменчивые черты Магнуса напряглись, изо рта излился поток противоестественных заклинаний. Он проклинал, и волхвовал, и бесновался, и Вулкан не мог отличить слова злобы от слов колдовской силы. Зал, где они стояли, повернулся вокруг некой невидимой, метафизической оси. Нет, он не двигался с места, не вращался и не кружил вокруг них. Все эти слова предполагали движение, которого не было. Но все же он изменился. То, Что Сейчас и То, что Будет исчезли; осталось только То, Что Было. Вулкан смотрел на воплощение своего брата, которого не существовало уже многие годы. Магнус Красный поднял голову, и сердце Вулкана упало при виде опустошенности, что он увидел на его лице. При виде глубины его горя. И неожиданной вины. Горящий город за широкими окнами был янтарным отражением в единственном оке. К концу дня Тизка погибнет. То была ночь, когда Космические Волки принесли смерть Городу Света. Примарх с Просперо казался потерянным, морщины, избороздившие его лицо, делали его на вид много старше любого из братьев. И все же Тизка ли это? С тех пор, как погиб Город Света, прошли годы. Или эти годы ему примерещились? Обсерватория лежала открытой под закатным небом, первые проблески неведомых созвездий возвещали о грядущей ночи. В любой другой вечер он не устоял бы перед искушением полюбоваться танцем звезд над родным миром брата. Но сейчас он наступал с молотом в руках, разрывая оковы невидимой силы. – Не подходи, – предостерег его Магнус, и одновременно мир снова изменился. То, Что Сейчас и То, Что Было распались, уступив место Тому, Что Будет. Обсерватория стала платформой на вершине шпиля, под порчеными небесами, что полыхали ведьмовским светом. Этот мир, объятый варпом, определенно принадлежал к числу древних эльдарских миров в варп-шторме ''Ocularis Terribus''<ref>Око Ужаса на высоком готике.</ref>, обезображенных влиянием эмпиреев. Более всего его смущало украшавшее небо кольцо вокруг планеты, которое состояло не их камней и частиц, но из душ. Они вопияли; с такого расстояния Вулкан не должен был слышать их жалобную песнь. Но он слышал, и по коже его прошел холод. Подумать только, что Магнус был приговорен к этой трагедии – править порченым миром неизмеримое время в будущем… Сама мысль об этом ранила сердце Вулкана. Видеть, что его брат существует в месте таких страданий, в царстве, где единственной возможностью уберечься от его мерзости было вообразить себя его повелителем. Но Магнус Красный медленно обернулся, и Вулкан похолодел от того, что сделал с ним варп. Здесь он снова встретил того Магнуса, которого Дракон видел как Короля-Колдуна – гиганта с сияющей красной кожей и глянцевитыми крыльями. Его лицо было маской снисходительного ужаса, самодовольной от накопленного знания. Циклопическое, клыкастое, звероподобное – все благородство покинуло эти черты, на его месте осталось лишь животное превосходство. Вулкан придвинулся ближе к этой громадной фигуре, оперенные крылья которой купались в ядовитом звездном свете и трепетали на колдовском ветру. – Не подходи, – снова рыкнул Магнус. И снова мир повернулся вокруг них. – Хватит, – проворчал Вулкан. – Довольно. Он взмахнул молотом, собрав все свои силы до последней частицы. Он ни на йоту не сдерживался. Это была казнь, смертельный приговор, приведенный в исполнение. Тысячелетия спустя все более невежественный Империум будет рассказывать сказки о сыновьях Императора. Эти примархи, скажут они, могли летать, они могли выдержать любую пытку, они могли раскалывать горы могучими ударами своего оружия. Что-то из этого было правдой, а что-то обернулось ложью, но в этот день Вулкан размахивал молотом с силой, достаточной для того, чтобы пробить фюзеляж «Грозовой птицы». Удар, который он нанес в сердце брата, мог бы разнести на куски ногу титана «Владыка Войны». Магнус поймал молот одной рукой. Чудовище взглянуло на темное, напряженное лицо Вулкана, и плоть вокруг его единственного глаза собралась в морщинки, когда оно усмехнулось. – Вулкан, – промурлыкал демон-принц. – Я же говорил тебе не подходить.<br />
[[Категория:Warhammer 40,000]]
[[Категория:Ересь Гора: Осада Терры / Horus Heresy: Siege of Terra]]

Навигация