Хелбрехт: Рыцарь Трона / Helbrecht: Knight of the Throne (роман): различия между версиями

Материал из Warpopedia
Перейти к навигации Перейти к поиску
м
Строка 1: Строка 1:
 
{{В процессе
 
{{В процессе
−
|Сейчас  =8
+
|Сейчас  =9
 
|Всего  =25}}
 
|Всего  =25}}
 
{{Книга
 
{{Книга
Строка 979: Строка 979:
  
 
— Займись собственной душой, капеллан, и убедись в её чистоте. А теперь подойди ближе и взгляни на твёрдость моего шага.
 
— Займись собственной душой, капеллан, и убедись в её чистоте. А теперь подойди ближе и взгляни на твёрдость моего шага.
 +
 +
 +
==Глава 8: Разрушенный мир==
 +
 +
«Несокрушимая вера» вырвалась в реальность, волоча за собой горящие отростки варпа — ползучие последыши имматериума в гелеобразной оболочке. Спустя время они испарились, за мгновение до смерти обратившись в кричащие лица. Члены экипажа устало поникли, совершив долгожданный выдох. Но вялость смертных резво сменилась упорядоченным парадом обязанностей. Корабельные системы просканировали дважды. Были проверены когитаторы и опрошены банки данных сервиторов. Каждую деталь фрегата подвергли глубочайшему анализу, дабы убедиться к готовности «Веры» продолжать службу.
 +
 +
Хелбрехт, полностью облачённый в чёрное с золотом и бронзой, прошагал к центру мостика, точно ожившая на войну статуя. Бионическая рука не покидала рукояти меча, что оставался в набедренных ножнах, а за спиной, как обычно, висела комбимельта-винтовка. Малинового цвета плащ развевался в потоках рециркулированного воздуха.
 +
 +
— Докладывайте, — проворчал маршал. Взгляды людей на мостике мигом переместились на магистра Чёрных Храмовников. Капитан корабля неловко встал, обернувшись к Хелбрехту.
 +
 +
— Только что был совершён переход в систему Хеваран, верховный маршал.
 +
 +
— Доказательства?
 +
 +
— Навигатор подтвердил факт прибытия, господин. — Мужчина повернулся и указал на раскрывающиеся ставни вдоль основных обзорных иллюминаторов. — Взгляните сами.
 +
 +
Пограничные зоны системы Хеваран оставались холодными и безжизненными, кладбищем иссохших остовов кораблей и медленно дрейфующего камня. Время и пагубное воздействие пустоты постепенно стёрли с кораблей опознавательные знаки, — начисто соскоблённые ударами микрометеоритов и всепожирающим льдом. Мёртвый флот, вне всяких сомнений, состоял из имперских кораблей, некоторые относились к таким древним классам и типам, что сгинуть в системе они могли лишь многие тысячелетия назад. Без крупных планет внешней системы эти осколки древних конфликтов скопились вблизи точки Мандевиля, образовав зловещую баррикаду, которую «Вере» пришлось обходить.
 +
 +
Шипмейстер Игаз махнул рукой.
 +
 +
— А вот и он.
 +
 +
Всё ещё далекий, Хеваран представлял из себя корявую серую глыбу. Окутывая планету, по его просторам плыл редкий облачный покров, но даже он не мог сокрыть шрамов на теле мира.
 +
 +
— Никаких сигналов за пределами локализованных вокс-каналов, никакой крупной инфраструктуры или заметных источников питания. — Игаз постучал пальцем по губе. — Если бы мне доверили оценку ситуации, я бы счёл, что хеваранская цивилизация переживает свой упадок.
 +
 +
— Организованный упадок, —поправил Хелбрехт со всей категоричностью смертного приговора. Игаз посмотрел на верховного маршала полными замешательства глазами, и магистр Чёрных Храмовников продолжил. — Хеваран — уничтоженный мир. Упадок служит ему и наказанием, и даром: планета стала пеплом, из которого восстанут праведники; засыпанной прахом ямой, чей долг внушать смирение остальным.
 +
 +
— Значит, это результат чьих-то действий? — не поверил Игаз. Он наклонился ближе к иллюминаторам, подняв брови и пристально вглядываясь в шар. Перед выпученными глазами шипмейстера плыла сфера Хеварана, и все же, в глубинном смысле, Сол оставался не в состоянии постичь его предназначение. — Мир оставили гнить в подношение? В смысле, как жертву?
 +
 +
— В предупреждение, — отрезал Хелбрехт. — Рогала Дорна достигла весть об их вероломстве и слабости, и после войны примарх постановил, что хеваранцы потеряли право самостоятельно менять свою жизнь. Они должны лишь страдать и пресмыкаться. Мир, ставший могилой, послужит и домом. В нём не оставили ни траурных залов, ни произведений искусства. Одни руины. Хеваранцам надлежало питаться тем, что найдут, и поданным в дар во время экскурсий по бескрайним полям сражений. Путешественники и пилигримы частенько прибывают на планету, иногда просто поглазеть, точно как аристократы, наблюдающие за зверьём. — Хелбрехт позволил себе редкую улыбку. — Разумеется, волею примарха и до скончания времён.
 +
 +
Игаз склонил голову.
 +
 +
— Мне не дозволено подвергать сомнению волю примарха, — прокомментировал шипмейстера и вернулся к созерцанию мира. — Мы выйдем на орбиту в течение двух дней. Желаете, чтобы я попытался связаться с аборигенами?
 +
 +
— Не раньше, чем доберёмся до планеты, — ответил Хелбрехт. — Не станем давать им время на раздумья. Наличие конкретной цели — вот наше величайшее оружие. Мы высадимся, отыщем реликвию и отбудем прежде, чем они осознают наши намерения. Чем меньше информации они получат, тем больше у нас шансов на успех.
 +
 +
— Но... — с трудом сглотнув, Игаз продолжил. — Вы ведь верховный маршал Черных Храмовников, милорд. Вне всяких сомнений, вы в праве потребовать от них всё, что пожелаете!
 +
 +
— Безусловно, в праве, и, возможно, так и поступлю. Однако сначала хочу взглянуть на хеваранцев, услышать от них правду. Правду о себе и о мире. Вполне вероятно, что они не знают меня или Чёрных Храмовников, но сынов Дорна вспомнить должны. Посмотрев в их глаза, я должен увидеть наследие моих предков, и лишь после мы сможем продолжить. Запускайте двигатели как будем готовы. Сообщите экипажу, что мы прибыли, и поблагодарите за службу.
 +
 +
— Есть, господин. Я попрошу вокс-мастера подготовить стандартные объявления, если только вы не предпочтёте выступить лично?
 +
 +
— Не сейчас. Если найдём, что нужно, я сообщу об успехе лично, но на данный момент достаточно обычного уведомления о прибытии.
 +
 +
— Как пожелаете, — откланялся шипмейстер. — Мы продвигаемся во внутреннюю систему, господин. Я свяжусь с вами в случае изменений. — Он немного помолчал и задумчиво почесал подбородок. — Оставшееся до выхода на орбиту время вы потратите на подготовку к операции, я правильно понимаю?
 +
 +
— А как иначе? Прежде чем ступить на мир с такой священной историей, необходимо вознести некоторые молитвы. Вернейшим его сыновьям надлежит почтить деяния Дорна. Воля веков исполнится вновь.
 +
 +
Покрытое шрамами лицо Хелбрехта отражало свет из открытых иллюминаторов, напоминая измученную поверхность самого Хеварана. В тот миг верховный маршал казался невероятно постаревшим, но в то же время энергичным. Он напомнил Игазу скульптуры, имитировавшие воинственную выправку Астартес. Иногда верховный маршал стоял так неподвижно, что действительно казался статуей, по-готически экстравагантной и приличествующей часовне или мостику более внушительного судна.
 +
 +
Хелбрехт отвернулся от иллюминаторов и ушёл от негромкой суеты командного центра. Игаз посмотрел вслед уходящему  маршалу и покачал головой.
 +
 +
— Да пребудет с вами Трон, верховный маршал, — произнёс он напоследок.
 +
 +
Они провели дни перед окончательным приближением в почти постоянной подготовке и молитвах.
 +
 +
Хелбрехт никогда не расставался с мечом и не снимал доспеха. Преклонял он колени перед алтарём часовни и странником-Императором или упражнялся с мечом в тренировочном зале, Хелбрехт всегда горел энергией праведной битвы.
 +
 +
Снова и снова клинок рассекал воздух. Снова и снова он менял стойки.  Каждое движение выдавалось плавным, но в то же время смертоносным. Результатом его практики стали  раны на гладком камне колонн, отмечая лесенку нанесённых ударов. Разрезы оставались примерно на высоте среднего человеческого роста, и каждый оказался бы смертельным для смертного человека.
 +
 +
Хелбрехт с удовлетворением оценивал нанесённый ущерб.
 +
 +
''«Приближается момент истины, и я, как всегда, стремлюсь исполнить Его волю. Я служил. Я проходил испытания. Проходил сквозь пламя. Господи-Император, неужели меня, наконец, ожидает награда?»''
 +
 +
На этот раз верховный маршал приложил больше усилий. Хелбрехт начал новую серию ударов, методично продвигаясь по залу. Он развернулся, пригнулся, замахнулся и ударил, почувствовав физический контакт лезвия с камнем. Энергия от удара прокатилась по руке. Он почувствовал её, даже несмотря на то, что пластины силовой брони поглотили большую часть кинетической энергии. Отголоски ощущения прошелестели по мышечным волокнам  и вскоре исчезли. Хелбрехт испустил долгий вздох и отвел лезвие назад.
 +
 +
''«Не давай отдыха моему клинку, ибо я горю желанием использовать его во имя Твоё. Всё, что я делаю, — во славу Империума. Моя жизнь, мой долг —всё — служение Тебе. Битвы и победы — подношение, что я кладу пред алтарём Твоим. Я искуплю вину и избавлюсь от недостатков, замеченных Мстящим Сыном. Я обновлю себя и переосмыслю цель».''
 +
 +
Наедине с мыслями Хелбрехта терзали муки.
 +
 +
Он напрягся, опустил клинок и зашагал к двери зала. Там, наблюдая, ожидал Нивело. Брат по мечу также был полностью облачён, в набедренных ножнах висел меч, а в правой руке ветеран удерживал массивный штормовой щит. На другой стороне пояса висели болт-пистолет и мелта-бомба. Храмовник был так же готов к предстоящим событиям, как и сам Хелбрехт.
 +
 +
— Если продолжите в том же духе, мы лишимся тренировочного зала, — в шутку упрекнул Нивело, кивнув на колонны. — До добра это не доведёт. Шипмейстер останется очень недоволен.
 +
 +
— Хватит игр, Нивело, —отчеканил Хелбрехт. — У меня уже не хватает на них терпения.
 +
 +
— Как пожелаете, верховный маршал, — ветеран пожал плечами. Усиленный доспехами жест показался забавным. Астартес Чёрных Храмовников создавали впечатление, будто были не способны на такие эмоции, а, следовательно, и жесты тоже. Появление Нивело разозлило Хелбрехта, вывело его из созерцания, и верховный маршал не собирался игнорировать своё состояние дольше необходимого
 +
 +
— Остальные готовы?
 +
 +
— Болхейм готовился так же упорно и долго, как и ты, если не дольше. Рамберт недалеко от него ушёл. Теодвин позаботился о припасах и бегло осмотрел каждого из нашего отряда. Этот парень, ну… он о тебе переживает. Мне думается, реклюзиарх поставил перед собой задачу во что бы то ни стало защитить твой дух и тело, и потому избрал капеллана, который проследит за душой, и апотекария, чтобы тот справился с побочными эффектами Перехода, если, конечно, они дадут о себе знать.
 +
 +
— И всё же я здесь, — заявил Хелбрехт, широко разведя руками. — Стою, крепкий и здоровый, в здравом уме и теле, уверенный в своей душе. Если кто таит опасения, пускай подойдёт ко мне и скажет прямо. Император благоволит прямодушным людям, а не скрывающим мысли трусам.
 +
 +
— Отличные слова, — закивал Нивело. — Вот бы только все их услышали.
 +
 +
— Хватит, — прорычал Хелбрехт. — Ты мой брат, мы служили вместе много лет и сражались в бесчисленных кампаниях, но даже у моего терпения есть пределы.
 +
 +
— Прости меня, брат. — Нивело опустил голову. — Мы долго пробыли в пути, и мне не терпится увидеть его цель. Я плохо переношу подобные перелёты. Если бы мне выпало счастье выбора, то я бы сел на корабль, спешащий на войну, ну или транспортный корабль, или капсулу. Бездействие ужасно раздражает.
 +
 +
— Я понимаю твою боль, Нивело, — ответил Хелбрехт и вложил меч в ножны. Перемещение клинка будто изменило освещение, словно в его отсутствие пространство стало более мирским. — Чем скорее выполним долг, тем скорее вернёмся к истинному крестовому походу. Галактика не станет ждать, и враг продолжает реализовывать свои мерзкие планы. Война бесконечна, и противникам нет числа. Стольких надлежит уничтожить… если останемся достойны.
 +
 +
Нивело на мгновение замолчал.
 +
 +
— Ты лёгок на сомнение, брат. Реклюзиарх верит в тебя, как и все избранные стоять подле.
 +
 +
— Мне следовало отправиться одному, в лохмотьях кающегося грешника и с хлыстом в руке. Я должен был снизойти на равнины разрухи и помочь сынам этого мира разрушить идолов. Я должен быть помазан в своих страданиях и позоре.
 +
 +
— Сигизмунд был и Чемпионом, и верховным маршалом, но никогда не действовал в одиночку. Его могущество заключалось в доверии братьям. Отчего же ты жаждешь иного пути? — Нивело фыркнул и вытащил клинок, на пробу рассекая воздух широкими рубящими движениями. — Мы — твоя сила, такая же неоспоримая, как ты — наша.
 +
 +
Хелбрехт кивнул.
 +
 +
— Если мне суждено встретить судьбу лицом к лицу, то я благодарен, что сделаю это бок о бок с такими воинами, как ты. Он положил руку на плечо Нивело, а затем направился к двери. — Пойдем, брат. Разрушенный мир ждёт.
 +
 +
 +
«Пламень Терры» прорвался сквозь анемичную корку хеваранской атмосферы и устремился вниз, к северному континенту, огибая безжизненные пустоши давно иссохших океанов. То, что осталось от зданий, раскинулось по периметру бесчисленных кратеров. Павшие и изломанные тела сооружений свидетельствовали о произошедшей здесь масштабной бойне. В иллюминаторы виднелись огромные горные хребты, на которых когда-то стояли крепости и бункеры. Местные дали горным руинам соответствующее название — Рудимент.
 +
 +
Хеваран лишь притворялся живым, существуя исключительно благодаря древнему обету. Это был несуразный мир, незаметно преходящий из легенды былого в настоящее время. Планета буквально волочила своё существование сквозь века.
 +
 +
Куда бы Хелбрехт не обратил свой взор — везде лежала серая пыль и осколки камня. Весь мир превратился в погребальный костер, лишенный растительности или прямых признаков жизни. За каменную кладку упрямо цеплялся лишайник, пытаясь поймать лучики солнца и создавая узор тонко окрашенных водовороты, чем-то похожих на цветение морских водорослей.
 +
 +
Чёрные Храмовники заметили следы цивилизации, лишь когда «Владыка» приблизился к импровизированной посадочной площадке у поселения Дара Веры. На скалах копошились фигуры в белых балахонах и военной форме, настолько схожих цветом с местным камнем, что с воздуха их различить почти не представлялось возможным. Несмотря на претенциозность колоссальных ульев в других мирах, настоящий улей насекомых всё же напоминал Хеваран. Подобно муравьям, рабочие сновали вокруг, выстраиваясь в длинные очереди. Когда «Пламень Терры» Храмовников пронёсся ниже, некоторые, прикрывая глаза, взглянули вверх, чтобы понаблюдать за посадкой.
 +
 +
Короткие щелчки вокс-связи направили пилота вниз, к посадочной платформе, обозначенной как «Приёмная-пять».  Площадка оказалась довольно просторной, больше подходящей для паломнических модулей или транспортных кораблей Милитарума, чем для сверкающего металла корабля Космодесанта. Поле было расчищено от мусора и выложено мелкодисперсным щебнем и просоленным грунтом. Двигатели испустили последний жаркий вздох и заглохли, после чего опустилась задняя рампа, позволив «грузу» выйти наружу.
 +
 +
Первыми на поверхность Хеварана ступили Нивело с Андроником. Брат по мечу шёл гордо, с прямой спиной, и не отстававший неофит последовал его примеру. С развевающимся на прибрежном ветру личным знаменем Хелбрехта Андроник отошёл в сторону, Нивело же двинулся в противоположном направлении. За ними последовали Теодвин и Рамберт, более неспокойным шагом. Дойдя до воображаемой точки, как на параде, разделились и они.
 +
 +
И последними покинули корабль избранники Императора. Плечом к плечу верховный маршал и Чемпион казались непобедимыми, великолепными, словно ожившие изображения из имперских листовок. Два воина шли, не проронив не единого слова, и в конце концов предстали перед приветственным комитетом.
 +
 +
Шестерых воинов встретила дюжина солдат в штормового оттенка серых шинелях и лазружьями в руках. Воины стояли по стойке смирно.
 +
 +
''«Нет, не штормового оттенка, ''— подумал Хелбрехт, разглядев повнимательнее, — ''Каменного, пыльного».''
 +
 +
Как один, солдаты плавным движением опустились на колени, уперев приклады в гладкий скалобетон посадочной площадки. Из-за их спин донесся звук, который Хелбрехт признал не сразу, маршалу потребовалось мгновение, чтобы вспомнить звучание аплодисментов.
 +
 +
Старик в простой синеватой робе чиновника тревожным шагом продвинулся сквозь строй коленопреклоненных солдат, придерживая локтем трость, чтобы похлопать в ладоши. Пред ликом Астартес его тонкие, почти птичьи черты лица расплылись в улыбке, в равной степени исполненной благоговения и ошеломления.
 +
 +
Все, кроме Хелбрехта, остались в шлемах. Верховный маршал в нём не нуждался: ему нечего было скрывать. Магистр Чёрных Храмовников намеревался показать Хеварану олицетворённое избавление. Лицо крови Дорна, отдавшей так много, чтобы вернуть этот мир в лоно Империума и сохранить. Он хотел, чтобы хеваранцы видели, кому они обязаны своей благодарностью.
 +
 +
— Добро пожаловать, сыны Дорна, — начал старик. — Вновь добро пожаловать на Хеваран, разрушенный мир. — Он низко поклонился в пояс. — Я Август Клат, главный секретарь и чиновник самого высокого ранга на этой планете. Делами пилигримов также занимаюсь я. — Клат покачал головой и рассмеялся. — Не преувеличением будет сказать, что мы удивились, получив известие о вашем прибытии, ведь к нам перестали прибывать даже паломники...
 +
 +
Старик, казалось, ещё больше вжался в синевато-серые просторы мантии и старательно удерживался от того, чтобы поднять глаза.
 +
 +
— …со времён открытия Разлома, — почти шёпотом закончил он мысль. Затем тень словно сошла с лица, и секретарь заставил себя улыбнуться. — Однако лицезреть Адептус Астартес — бесценная честь в наше непростое время. А тем более воинов родословной самого Рогала Дорна! У других редко появляются причины приехать сюда как кающиеся грешники или паломники. Вы ведь рыцари Чёрных Храмовников, и, осмелюсь предположить, ваши мотивы выходят за рамки перечисленного.
 +
 +
— Я Хелбрехт, верховный маршал Чёрных Храмовников. — магистр ордена произнёс эти слова нескрываемым властным тоном. Силы его голоса оказалось достаточно, чтобы заставить поражённых солдат отшатнуться назад. — Благодарю за приём и одобряю род вашей деятельности. Вы, в свою очередь, также оказываете честь слугам Императора. — Он кивнул почетному караулу, а затем жестом указал на собственную свиту. — Со мной прибыл Чемпион Императора Больхейм, брат по мечу Нивело, капеллан Рамберт, апотекарий Теодвин и неофит ордена Андроник. Следуя божественному видению Самого Бога-Императора, его вернейшие сыны пришли выполнить святую миссию.
 +
 +
На мгновение воцарилась тишина: секретарю потребовалось время, чтобы переварить услышанное. Хелбрехт слышал биение его сердца так же отчетливо, как непрекращающийся стук иконоборчества: население Хеварана трудилось без остановки, молотами и кирками избавляясь от предательского прошлого. Маршал чувствовал запах выцветшего отголоска воспоминаний — вонь фицелина и прометия; мир все ещё был окутан пеленой былого.
 +
 +
Каким бы невероятным это ни казалось, холодный бледный мир всё ещё горел последствиями прошлых войн. Сквозь острую вонь горящего мусора, запах готовящегося мяса и кипящего бульона чувствовался привкус крови. Трупный смрад давнего смертоубийства витал над планетой, такой же неотъемлемый от её сущности, как гравитация. Хелбрехт смотрел на мужчин и женщин, которые жили здесь и здесь же и умирали. Верховный маршал ощущал давление, что оказывала на смертных планета.
 +
 +
Хеваранцы измучились собственной историей и грехами давно умерших предков.
 +
 +
— В таком случае, мы рады вам ещё больше, верховный маршал Хелбрехт, — ответил клерк Клат. В его голосе проявилась твёрдость. Послушание, рожденное благоговением перед лицом не столько космического десантника, сколько человека такого ранга и положения. В теле старика напрягся каждый мускул, когда тот всё же решился получше разглядеть массивные фигуры Астартес.
 +
 +
Хелбрехт задавался вопросом, очевидны ли для смертных различия между членами его отряда. Он привык к делению воинов по разным признакам, независимо от того, пытался ли он их сгладить или преодолевал лично. В глазах неулучшенных людей Храмовники наверняка не отличались между собой ничем, кроме роста или телосложения, возможно, формы доспехов. Они оставались в неведении относительно глубоких различий, скрывающихся за внешним обликом. Разуму простых людей хватало очевидного факта, что Астартес отличались от людей, ибо были преобразованы генной инженерией, хирургией и дополнительными органами. Идея о прочих различиях совершенно иного рода оставалась немыслима для всех, кроме самых образованных из слуг Империума.
 +
 +
— Скажите, что вам нужно? — спросил Клат. — Наши ресурсы... ну, в общем, достаточно сказать, что они скудны.
 +
 +
Секретарь покачал головой и жалобно прикусил губу. Хелбрехт ощутил, как внутри вскипает отвращение. Типичная для смертных слабость — это одно, но это жеманство оскорбляло его натуру. Маршал положил руку на эфес меча, усмиряя свой гнев.
 +
 +
— Нам понадобится лишь проводник, как только мы определимся с курсом, — ответил Хелбрехт. Он повернулся и кивнул Больхейму. Чемпион казался рассеянным, оглядывался по сторонам, пытаясь примирить пылающий мир из видения с тлеющими углями, что предстали перед взором сейчас. Хелбрехт наклонился к Больхейму, не сводя с него глаз. Пристальный взгляд, казалось, заставил избранника Императора прийти в себя, и глаза за линзами шлема сфокусировались на верховном маршале. Хелбрехт заговорил снова.
 +
 +
— Что-то заметил, брат?
 +
 +
— Хеваран поёт, — выдохнул Болхейм. — Подобно воздуху в мире, в нём живёт свет... Я вижу свет, исходящий от даров Императора. Капелланы твердят, что в свете Чемпионы познают волю Императора и низвергают Его гнев на еретиков. Вся планета горит памятью о содеянном. Давно свершённое правосудие ещё не достигло конца. Я вижу свет, когда закрываю глаза, но он отказывается сливаться воедино. Мне нужно время, пройтись по полям из видения. Я должен познать этот мир.
 +
 +
Слова вылетели с усиленным воксом шипением, будто на самом деле принадлежали не Больхейму, а Чемпион являлся лишь проводником чего-то более великого.
 +
 +
''«Император молвит — мы внимаем. Большего не дано. Наше дело — не задавать вопросов и повиноваться. Сражаться за Него. Вот наша суть».''
 +
 +
Хелбрехт кивнул и снова обратился к секретарю. Мужчина казался бесстрастным и совершенно не обеспокоенным обсуждением между Астартес. Он посмотрел на Хелбрехта с тем же ошеломлённым лицом, готовый дать ответ на любой вопрос.
 +
 +
— Нам понадобится проводник, — повторил Хелбрехт.
 +
 +
— Разумеется, милорд. Служить вам — одно удовольствие. Я найду и отправлю нужного человека, как только смогу. Не сомневайтесь, все хеваранцы — ваши преданные слуги. Мы проведём вас по старейшему из пути паломников, на котором многие обрели просветление.
 +
 +
Старик поклонился и заковылял прочь. Почетный караул солдат ещё долго не покидал поста, наблюдая и ожидая дальнейших указаний.
 +
 +
 +
Главный секретарь Август Клат поспешил прочь от места приземления в лабиринт городских строений, палаток и груд щебня, служивших линиями деления города. Не стенами, поскольку стены нарушили бы священный обет, но насыпями из мусора, сложенными с возможностью разобрать их в любой момент ближайшего будущего.
 +
 +
Хеваран был пропитан лазейками и полумерами, дух местного закона превалировал над его буквой. Старик пытался унять дрожь в ногах, в руках, в глазах, но безуспешно. Рабочие останавливались и пялились на управляющего; больше всего внимание хеваранцев привлекала полная страха походка своего лидера. Он выругался себе под нос.
 +
 +
''«Как они смеют меня пугать? Эти занебесные полубоги… Каратели наших предков…»''
 +
 +
— Гневная десница Господня, — пробормотал он под нос и сплюнул в пыль. — Пришли напомнить о наших грехах.
 +
 +
Он завернул за угол, миновал крытый вход в закусочную. Из-под грубого пластекового брезента высыпала стайка детей, они болтали и смеялись, развлекаясь с игрушечными инструментами. Вслед за ними выскочила тощая матрона и виновато кивнула старику. Он благосклонно улыбнулся и двинулся дальше, мимо жилых палаток и отхожих мест вниз по истёртым каменным ступеням, под землю. Здесь смердело лишайником. Он прилипал к камню влажными мясистыми листьями, создавая впечатление оживших камней. Когда-то давно, когда главный секретарь бегал тут ещё мальчишкой, он видел, как лишайник поглотил половину разрушенной статуи.
 +
 +
Щупальца пробирались сквозь разбитый камень лица, с каждым годом всё больше стирая детали.
 +
 +
В детстве Август часто задумывался о таких вещах. Он, конечно, знал, что подобные суждения еретичны. Клата учили, что воздвигшие статуи и сооружения прошлого оказались предателями Трона, монстрами. Демонами. Самих же отступников уничтожили, а хеваранцам наказали забыть о них навсегда.
 +
 +
В то время он, не задавая лишних вопросов, поднял кувалду и обратил корчащееся лицо в плесневелый мусор.
 +
 +
Август стряхнул с себя вонь гниющей каменной кладки и открыл люк. Внутри воздух был чище, его прогоняли через не совсем исправные фильтры и воздухоочистители, удалявшие большую часть песка и грязи. Он сделал глубокий вдох. Служба главным секретарём на разрушенном мире имела свои преимущества. Роскоши в мире не осталось, однако Клад получил доступ к практически всем древним сооружениям. В любом другом мире эти туннели, да и его спартанские покои едва ли были бы достойны раба низкого происхождения.
 +
 +
''«Я правлю миром и ничего с этого не имею. Кто же виновен в подобном ходе вещей?»''
 +
 +
Секретарь нахмурил брови. Воины с небес не имели понятия о нужде. Они являлись орудием и немногим более. Несмотря на благочестие и смертоносное вооружение, Астартес служили лишь инструментом. Летят туда, куда велят, и гонятся за видениями и предзнаменованиями, называя происходящее божественной волей.
 +
 +
— Безумие, — пробормотал он. — Полнейшее безумие.
 +
 +
Перед тем, как открыть, Август на мгновение остановился перед дверью в свои покои. Он жил в маленькой комнате, такой же тесной и причудливой, как и наземные жилые палатки. Почти всё пространство в помещении занимала кровать, а на столе ждала резная доска для игры в регицид…
 +
 +
Сгорбленный силуэт, сидевший за столом, обдумывал следующий ход.
 +
 +
Тело соперника издавало характерное жужжание при каждом движении. Пальцы в перчатках сомкнулись вокруг одной фигурки, подняли её и передвинули по доске. Затем человек заколебался, отодвинул её назад и вздохнул замогильным выдохом.
 +
 +
— Не ожидал, что ты вернёшься так быстро, главный секретарь. Я всё ещё думаю, как же лучше сходить. Любая игра предполагает великое множество вариантов. Надеюсь, вы понимаете.
 +
 +
— Безусловно, — согласился Август, ответив собственным усталым вздохом. Он сел напротив гигантской тени. — У людей нет определённой судьбы. Она — не единственный луч, но спектр возможностей, как свет, проходящий сквозь призму.
 +
 +
— В точку, Август, — усмехнулась фигура и расхохоталась. То был скрежещущий звук, совершенно не вязавшийся с крупным бронированным телом. Вымученный. Искусственный. Пустой. Возможно, раньше, в какой-то момент своей жизни, Август придал бы этому большее значение и забеспокоился, с каким разговаривает существом. Древние всегда предупреждали о заключении сделок с демонами и контактах с монстрами. Раньше он думал, что это просто байки, гуляющие по пустошам.
 +
 +
А теперь монстры пришли к нему сами.
 +
 +
— Возникли некоторые осложнения, — внезапно вставил Август.
 +
 +
— Сыны Дорна, — размеренно произнёс собеседник. — Я в курсе. Они не так проницательны, как о себе думают. Впрочем, как и ты, мой друг. Вещей, что ты можешь от меня скрыть, совсем немного. — Пальцы в металле снова выбрали фигурку, взвесили её в ладони и завершили ход.
 +
 +
— Чего же вы от меня хотите? — спросил Август.
 +
 +
— Главный секретарь, это ведь очевидно! — словно ребёнку ответил сидевший напротив воин. Он потянулся, вставая из-за стола. Причудливые пластины заскрипели, и свет единственного в комнате люмена отразился от поверхности брони, сверкнув бесчувственным железом. — Я хочу, чтобы ты исполнил их просьбу.
  
 
[[Категория:Warhammer 40,000]]
 
[[Категория:Warhammer 40,000]]

Версия 10:36, 15 сентября 2023

Pepe coffee 128 bkg.gifПеревод в процессе: 9/25
Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 9 частей из 25.


Хелбрехт: Рыцарь Трона / Helbrecht: Knight of the Throne (роман)
HelbrechtKnight.jpg
Автор Марк Коллинз / Marc Collins
Переводчик Сол
Издательство Black Library
Год издания 2022
Подписаться на обновления Telegram-канал
Обсудить Telegram-чат
Экспортировать EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект


Пролог: Недовольство полубога

Ранее


Коленопреклонный рыцарь стоял в самом сердце святого места.

Громадное сооружение являлось сакральным: осколок ушедшей эпохи, что бороздил просторы космоса. Его построили во времена чудес, когда человечество ещё реализовывало свои амбиции. Подобные исполинские боевые машины назывались «Глорианами». Если другие покорявшие звёзды корабли были подобны недолговечным свечам, то эти представляли собой вечно пылающий ад. Могучие сверх всякой меры, до скончания времён они не перестанут гореть, сражаться и умирать.

До наших дней их сохранилось немного, бесценных и священных в своей редкости.

И ни один из оставшихся не мог оспорить абсолютное господство «Вечного крестоносца» над пустотой.

Верховный маршал Хелбрехт склонился в молитве. Он медитировал, окружённый святостью корабля. Магистр ордена сконцентрировал внимание на повреждениях доспеха. Чёрная броня носила следы десятков сражений, настолько безжалостных и масштабных, что дабы вернуть ей полную функциональность, команде оружейников потребовались бы недели. Времени у него практически не осталось. От Хелбрехта несло кровью, дымом, священными маслами и машинной вонью от постоянных движений в силовой броне. Лицо было перепачкано сажей, а на лбу, над самым медным обручем был намалеван пепельный крест. Теперь магистр Храмовников в полной мере ощущал тяжесть доспеха: пучки его мышечных волокон напрягались от едва уловимого возбуждения, сжимаясь в такт каждому вдоху.

Однако внешняя грязь никак не влияла на духовную чистоту. Во всяком случае, Хелбрехт чувствовал себя достойным присутствовать на корабле: это право он заслужил огнём и кровью.

Руки верховного маршала непроизвольно сжались, и Хелбрехт впечатал облачённые в керамит пальцы в великолепный мраморный пол. Повествуя о тысячах лет нескончаемой войны, вокруг колыхались знамёна крестовых походов — наследие Вечного крестового похода, начатого Дорном.

— Вот за что я сражаюсь, — прошептал он, и стены обратили слова в молитву. — Во имя твоё. Во имя моих предшественников и в свете Бога-Императора.

Он поднял голову и взглянул на стоящий перед ним постамент: поперёк камня лежал меч.

Клинок являлся предметом славы. Меч, как и корабль, на котором он хранился, сковали в давно ушедшую эпоху. Восставший из пламени стыда и горя, оружие вновь несли в бой с прежним чувством долга и верой. То был меч героев. Меч Сигизмунда. Меч верховных маршалов. Даже сейчас, так долго обладая этим священным клинком, Хелбрехт не мог смотреть на него без слёз. Иначе и быть не могло. Меч этот был слишком тяжёлым оружием для смертного человека и, возможно, бременем таким же непосильным для многих братств Астартес, что странствовали меж звёзд.

Это его оружие. Его крест.

Металл меча воплощал многие аспекты командования ордена. Владеть им означало быть первым среди равных. Магистром Вечного крестового похода.

Хелбрехт позволил пальцам сомкнуться на рукояти, поднялся и снял меч с подставки. Клинок замерцал светом окружавших его стазисных полей, словно танцуя с преломленным сиянием других постаментов. Священное лезвие сохраняло прежнюю остроту и соответствующий внешний вид, в то время как облик верховного маршала оставлял желать лучшего. Он очистил и смазал лезвие маслом, с благоговением и должной страстью.

— С верой и преданностью я ношу меч Сигизмунда, орудие прошлого и ключ к будущему. Я храню наследие ордена и направляю его развитие. Я делаю это во имя Твоё, о Император, возлюбленный всеми! Чтобы Ты узрел деяния мои и судил о них согласно правилам Своим. И в судный день, когда смерть заберёт моё тело, я предстану перед Тобой и отдамся Тебе, дабы взвесил Ты ценность души моей. Чтобы встал я по правую руку от Трона, в вечной службе Тебе и сражении.

Хелбрехт вновь склонил голову перед клинком. Губы продолжали изрекать молитву. Даже при внешней измождённости, никогда его душа не блистала так ярко. Никогда он не был более искренен в своей вере.

Позади раздался колокольный звон. Удар прозвучал один раз и разнёсся по пустующему храму. Хелбрехт не обратил на него внимания. Он продолжил молитву, не сводя глаз с меча.

Раздался новый удар. Затем ещё, ещё и ещё. Звон становился настойчивее, пока, наконец, не заставил Хелбрехта подняться. Магистр вздохнул.

Верховный маршал не позволил присутствовать даже братству капелланов: он хотел выразить почтение реликвии наедине, дабы остаться под единственным судным взором Бога-Императора.

— Войди, — разрешил он и обернулся к колоссальным дверям святилища. Двери тут же открылись, отбрасывая слабый малиновый отблеск свечей и тусклое сияние люменов. Центул, слуга ордена, низко поклонился.

— Мой господин, — обратился он дрожащим голосом, — он здесь. Примарх прибыл.

Хелбрехт долго не отрывал взгляд от Центула, но затем вложил сакральное оружие в ножны, поклонился реликвии в последний раз и отправился навстречу судьбе.


Он принял примарха в Галлерии Астра, личных покоях, всё ещё покрытых следами войны. Хелбрехт отослал прочь сервиторов-оруженосцев, сервов и неофитов — всех, кто жаждал служить и вернуть доспеху прежний вид. Верховный маршал хотел встретиться с примархом как командир, только вернувшийся с войны. Усилием воли он подавил телесную дрожь и даровал себе желанный выдох. Это событие войдёт в историю. Миг, которого он жаждал и которого боялся в равной мере — шанс лицезреть эпохальную частичку прошлого, сына Самого Бога-Императора, вновь шагающего по Галактике; возможность воочию увидеть Несущего гнев и пламя, предстать перед олицетворением ярости небес!

«В возвращении примарха кроется воля Его. По мере того, как разрывается Галактика и в мир просачивается больше зла, возродиться должна и слава Великого крестового похода. Если бы вернулся наш генетический прародитель... Вот бы Рогал Дорн вновь встал у руля Галактики!»

Но возвратился другой. Не великий Преторианец, кто воздвиг стены Терры в минувшие века. Пришёл Жиллиман. Государственный муж. Мстящий Сын. Существо, которого многие назвали регентом и воплощённой волей Императора.

Хелбрехту стало интересно, каково это — смотреть на примарха. Совпадала ли внешность полубога с его образом в скульптуре? Сможет ли он уловить семейное сходство между Жиллиманом и изображениями его собственного отца? Являлся ли примарх существом из плоти или представлял собой что-то выходящее за рамки материального мира? В отличие от кузенов, Хелбрехт не бывал в Макрагге и не совершал паломничества к усыпальнице Тринадцатого. Он преклонял колени лишь перед костью руки Дорна на «Фаланге» — по праву носителя геносемени Имперских Кулаков — тогда он почувствовал единение с чем-то святым, трансцендентным. С чем-то божественным.

Двери с шипением открылись, и Хелбрехт поднял глаза. Он впервые увидел.

Смотреть на примарха было поистине чудом. Жиллиман не был сверхъестественным созданием из огня и света, но также не являлся и полностью материальным существом. Он представлял собой бурю холодного синего и золотого цветов, принявшую человекоподобный облик. Удержание на примархе взгляда причиняло боль. И дело было в великолепии не столько доспехов, сколько его полубожественной плоти. Жиллиман являлся существом, вылепленным руками Самого Императора. Примарх сражался и проливал кровь вместе с Повелителем Человечества, отстаивал Его истины, насаждал Его закон и формировал то, чем стал Империум в последующее тёмное время. Он являл собой частичку людской души, что Император создал и оживотворил как её образец.

Хелбрехт взглянул на лицо, на его суровые патрицианские черты. Верховный маршал выпрямился, так же уверенно, как новобранец на поле боя, побуждаемый к решительным действиям вниманием своего маршала.

Жиллиман заговорил раскатистым голосом, столь же отличным от Хелбрехта, как голос космодесантника отличается от такового у смертного человека.

— Ты Хелбрехт? Тот, кто носит титул верховного маршала Чёрных Храмовников?

— Удостоен этой чести, — подтвердил Хелбрехт, опускаясь на колено.

— Я присутствовал в момент основания вашего братства, — начал Жиллиман. — Когда Дорн наконец сдался и позволил расколоть легион.

На губах примарха промелькнула улыбка. Казалось, будто, шагая вперёд, он чувствовал себя в чужом доме намного естественнее, чем Хелбрехт на корабле собственного отца и его наследников.

— Твой предшественник, Сигизмунд, — боюсь, если бы обстоятельства не вмешались так, как они вмешались, он бы не прекратил борьбы против указов Кодекса.

— Вы оказываете мне честь, милорд. Бог-Император желал вашего возвращения.

Хелбрехт поднял взгляд, достаточно быстро, чтобы заметить морщинку отвращения, появившуюся на лице полубога.

До него доходили слухи, что Мстящий Сын не одобряет веру в Императора и Его примархов. Возможно, это проверка; последствия работы странных механизмов, приводящих в движение Галактику. Большинство братств Адептус Астартес сторонились Имперского Кредо, это верно, но примарх жил в эпоху величия Императора и созерцал Его погребение!

— Встань, — приказал Жиллиман, чтобы развеять мимолётную неловкость. — Мне достаточно бюрократов, приветствующих на коленях. Это не место для воина.

Хелбрехт поднялся.

— Простите мой облик. Время, прошедшее с момента открытия Разлома, не отличалось особой удачей. Мы сражались и проливали кровь. Преследовали зеленокожих и уничтожали миры, недостойные Его света. Планеты восставали и за грехи сжигались дотла. Теперь мы снова в пути. Флоты крестовых походов объединятся и начнут охоту на Зверя Армагеддона. Война продолжится до тех пор, пока проклятый ксенос не испустит последний вздох.

— Зверь Армагеддона... — Жиллиман чуть наклонил голову, обдумывая услышанные слова. Когда речь шла о примархе, даже такие мелкие жесты были наполнены смыслом. — Ты твёрдо намерен следовать этому курсу?

— Намерения мои тверды, — признал Хелбрехт. — Ксенос пролил слишком много крови. Империум переживает кровавую ночь, вокруг царит безумие, но я твёрдо знаю свой долг. Начатые крестовые походы… столько братьев погибло в войнах… Пепельные пустоши, Пустота, Хельсрич... Зверь должен ответить. Мне бы хотелось, чтобы отрубленную голову орка насадили на пику, уроком: всем следует знать, что случается с бросившими вызов Трону. Никакого компромисса — суд и смерть. Это единственное, чего заслуживают враги человечества.

— Не сомневаюсь в твоей способности осуществить желаемое, но я призываю тебя быть более предусмотрительным. Я изучил тактические особенности каждой зоны боевых действий в каждом сегментуме — все, что были известны до открытия Разлома. Зверь опасен, но он не одинок в пантеоне ужасов, угрожающих Терре. Враги разрывают раны нашей Галактики, выплёскивая кровь Империума в холодную пустоту. Я прошу тебя о помощи.

Хелбрехт умолк. В словах примарха он чувствовал вызов, но не хотел отвечать.

— Так просите, — наконец произнёс магистр. — Просите, и волей Императора я рассмотрю вашу просьбу как Верховный маршал.

— Ты рассказал о выигранных битвах: Крестовые походы в Хельсрич, Пустоту, в Пепельные пустоши. В стремлении исцелить Империум моего отца, я изучил историю войн многих орденов. Я хотел бы поставить перед тобой иные цели и прошу предпочесть служение мести. Аурилла, Офелия VII, Даксус, Ортег III — наряду с десятками других храмовых миров, они находятся в пределах досягаемости твоих сил. Ударь молотом по тем, кто угрожает моральному духу Империума!

«О, Император, как тяжелы твои испытания. Есть ли причина, почему Ты предлагаешь мне лёгкий путь? Почему искушение это исходит от того, что кажется голосом праведности во плоти?»

— Слова ваши мудры, однако открытие Разлома — возможность для Зверя скрыться. Даже сейчас, во время нашего разговора, он бежит всё дальше и в конце концов спрячется в каком-нибудь укромном месте. Во тьме он наберётся сил, после чего орды зеленокожих придут снова. А затем ещё. Ещё, ещё, и ещё много-много раз. Мы достаточно натерпелись и наконец взяли след. Орден доведёт войну до конца и сотрёт эту мерзость с лица Галактики.

— Месть для тебя важнее долга?

Хелбрехт стукнул бионическим кулаком по столу. Примарх или нет, никто не смел безнаказанно ставить под сомнение его честь.

— Для меня важно и то, и другое. Воины уже готовы. Их достаточно для выполнения данной задачи, но моих сил не хватит, чтобы спасти каждый взывающий о помощи мир. Защитники этих планет находятся под эгидой собственной веры. Сёстры Битвы, полки Милитарум и другие ордена, что находятся ближе, — помогут. Император поставил передо мной эту цель — разве не должен я исполнить волю Его как верный слуга?

Хелбрехт заметил, как на лице потрясённого примарха отразилась рябь разочарования.

— Многие служители Экклезиархии настаивают, что я — воплощённое орудие Его воли. И они правы. Возможно, не в вопросе моей божественности, но уж точно в признании меня регентом Империума.

— Мы не мирские проповедники Имперского кредо, чтобы благоговеть перед знамениями и чудесами. Мы — храмовники, милорд Жиллиман. В чёрных доспехах мы стоим против тьмы, неся праведный огонь гнева Его. Мы низвергаем ложных идолов, ломаем хребты непокорным цивилизациям и выжигаем ксеносов из плоти галактики, да властвует над ней Император. Вот каков наш долг. Вот какова наша честь. И таковы же и наши жизни.

— Не ожидал услышать от тебя такое. — Примарх покачал головой. Столь необычный жест, достойный упоминания: будто гора качает своей вершиной. — Я вижу в тебе воплощение Великого крестового похода, но изменившегося до неузнаваемости. Ваша вера противоречит всему, за что мы сражались в той эпохе. Мы трудились ради просвещения, а не суеверий. Мы были светом, что вывел человечество из тьмы Старой Ночи. — Жиллиман вздохнул. — Как не прискорбно это видеть, но вы — те самые цепи, что сковали людей, заведя нас во мрак.

Хелбрехт выпрямился.

— Немногие в Империуме сражаются так же долго и страстно, как наше священное братство. Мы следуем примеру Сигизмунда, когда он бился у стен Дворца. Он стал образцом нашей родословной. Ни шагу назад, неутомимые и непреклонные, мы продолжаем сражаться с тех самых пор и по всей галактике. С верой и яростью. Лишь Его слово остановит наш гнев.

— Да, я вижу в тебе огромное сходство с первым капитаном Сигизмундом, каким я его знал.

— Вы оказываете мне большую честь, господин.

— Это не входило в мои намерения, — холодно ответил Жиллиман. — Для вас он легенда, быть может, даже идол. Я же знал его как обычного человека. Импульсивного и несовершенного, как все люди.

Челюсть Хелбрехта сжалась от гнева, но он промолчал.

— Превосходный солдат, великий лидер. И всё же, несмотря на это, временами он руководствовался собственной волей и желаниями. Пожалуй, в этом заключалась его ошибка.

— Так вы считаете, я ошибаюсь.

— Я в этом уверен, — бросил Жиллиман. — Я привёл подкрепление, людей и ресурсы, необходимые для роста ваших сил. Чтобы Храмовники в полной мере смогли ответить на новые вызовы. Сейчас, больше, чем когда-либо, я нуждаюсь в дальновидных и проницательных людях. Империум испытывает нехватку в тех, кто может мыслить самостоятельно и ясно оценивать масштаб угроз. В тех, кто, взглянув на Галактику, сумеет составить план ответных действий.

— Я занимаюсь этим каждый божий день, лорд-регент, — с немалой долей гордости ответил Хелбрехт. — Целые воинства подчиняются моему приказу — среди всех орденов Адептус Астартес нет более многочисленного и преданного делу. Вы утверждаете, что привели с собой столько воинов, что хватит для воссоздания древних легионов, но чего они стоят по сравнению с принесшими клятву Храмовниками? Когда подкрепления, о которых вы говорите, будут приняты в орден, новобранцы сначала пройдут обучение, чтобы стать рыцарями Вечного крестового похода. Независимо от того, внемлю ли я вашей просьбе или решу уничтожить Зверя, каждый новый космодесантник моего ордена должен гореть светом Императора и нести его в самую тьму.

— Тебя не убедить! — прогремел Жиллиман.

Нелегко было вынести недовольство полубога. Хелбрехт чувствовал пристальный взгляд, подобно шаровой молнии сжигающий кожу. Преодолевая дискомфорт, он собрался с духом и приготовился к страшному суду.

— Это так.

Однако примарх ничего не ответил. Он прошел мимо Хелбрехта и остановился перед резным стеклом смотрового купола. Жиллиман обратил свой взор в даль измученной пустоты, на строй кораблей. Они, словно сражаясь за первенство быть ближе к своему сюзерену, наполняли движением космическое пространство. Лорд-командующий обернулся и посмотрел на Хелбрехта печальными, слишком человеческими глазами.

— Тебе известна история этого меча, верховный маршал?

— Безуслов... — начал было Хелбрехт, но примарх, проигнорировав, продолжил.

— Он был выкован из осколков клинка моего брата. Когда Дорн обнаружил изуродованное тело нашего отца и увидел, что сотворил с Ним Хорус, он впал в отчаяние. В тот миг он понял, что значит подвести саму причину своего создания. Он осознал, как высоки ставки и чего стоит провал. — Примарх покачал головой. — Победа таила в себе поражение. Мой брат, Рогал Дорн, человек из камня, сломал меч о колено. Осознав, что больше не поднимет меч в защиту отца — ведь он не смог этого сделать в момент величайшей нужды, — Дорн почувствовал себя недостойным владеть им.

Хелбрехт сглотнул.

— Всё это мне известно, милорд. История о Рогале Дорне подобна священному писанию Чёрных Храмовников — я могу процитировать её слово в слово.

— Не сомневаюсь, однако ты её не переживал, верховный маршал. Ты не видел брата, сломленного потерей и терзаемого отчаянием. Тебе также не приходилось наблюдать, как сын тщетно пытался поднять настроение отца. Именно ваш основатель, первый капитан Сигизмунд, собрал осколки и позволил выковать этот клинок. Подобно алхимикам Старой Терры, он обратил скорбь в обещание золота, потому что долг имеет больший вес, чем личная слава или желания. — В голосе полубога слышалась дрожь, пронизанная эмоциями смертных, хотя и усиленная — возвышенная — до поистине постчеловеческого уровня. — Запомни это, верховный маршал. Взгляни на меч и задумайся, чего можно достичь, поставив долг выше низменных прихотей эго, уязвлённого постоянными неудачами.

Примарх посмотрел на Хелбрехта, кивнул, а зашагал мимо магистра и вышел из храма.

Хелбрехт молчал много минут. Он вытащил меч из ножен и вновь опустился на колени, прижав острие к каменному полу. Губы снова зашевелились в молитве, а пальцы крепче сжали рукоять.

— Милорд? — позвал дрожащий голос.

Рядом стоял Центул. Он широко раскрыл глаза и пристально глядел на Хелбрехта. Магистр Чёрных Храмовников неохотно встал и направился к нечастному слуге. От страха серв едва не отошёл в сторону, настолько его господин был преисполнен гнева.

— Собери маршалов, — прорычал Хелбрехт. — Я поставлю новые цели крестовых походов.

Центул заколебался.

— Сбор окончен, господин?

— Окончен, — подтвердил Хелбрехт. — Империум взывает о помощи, и мы ответим.

Выходя из зала, Хелбрехт не оглянулся, всё ещё сжимая в руках клинок.

— Храмовники не останутся безучастны к своему долгу.


Глава 1: Пламя преображения

Нынешнее время


Первый раз он по-новому взглянул на общий сбор. С момента порицания примархом многое изменилось. С тех пор, как он вспомнил о своём долге, было начато и выиграно множество войн, легионы еретиков отступили назад. Крестовые походы в храмовые миры завершились, и впереди мерцала лишь неопределённость будущего.

Наблюдая за собирающимися воинами, верховный маршал Хелбрехт стоял на одной из многочисленных посадочных палуб «Вечного крестоносца». Закованные в чёрные доспехи и преисполненные веры, они двигались с уверенностью в своей цели. Каждое их движение говорило о невероятной решимости и боевом мастерстве. Благовония туманили воздух. Рыцари тренировались, принося клятвы Богу-Императору и подтверждая приверженность Его нерушимой воле.

Смотреть на них означало испытывать гордость, стоять рядом с ними — удостоиться чести. Взгляд Хелбрехта скользнул по рядам чёрного и отметил столько же различий, сколько и сходств. Перворожденные и примарисы — космодесантники, не разделённые биологическими различиями, но связанные любовью к Императору и ненавистью к Его врагам.

Хелбрехт понимал и тех, и других. Он воевал и поднялся по служебной лестнице как Астартес старого образца, а затем возродился, преодолев Рубикон Примарис. Не в состоянии ложного благоговения перед могуществом технологий и не из-за смертельных ран. Он не вознёсся, но выбрал свою судьбу, принял её как волю Императора и теперь стал выше ростом. Раны по-прежнему болели, и тело всё ещё продолжало приспосабливаться, однако он чувствовал, как в конечностях расцветает новая сила. Его преобразили. Перековали огнём и верой.

Он так надеялся, что в кромешной тьме между жизнью и смертью с ним заговорит Император — но не было ни снов, ни видений, ни откровений. Лишь знакомая чернота, жгучая и приправленная болью. Резь прошла, но осталась опустошённость. Она преследовала Хелбрехта по пятам, такая же опасная, как сомнение.

Он запомнил многие детали околоритуальных операций. Трансформация заняла много времени. Ради преображения своего верховного маршала «Вечный крестоносец» сделал крюк и вышел в реальное пространство: важно было соблюсти меры предосторожности и провести операцию в материальном мире, а не в окружении мерзких миазм варпа. Пока Хелбрехт готовился к переходу Рубикона, флот перемещался от одного края системы к другому. На случай, если произойдёт худшее, он предоставил отчёт о своих деяниях для архивов ордена, чтобы его опыт и начинания продолжили жить, и только после он лёг под нож.

В тусклом свете местной звезды Хелбрехт закрыл глаза и приготовился к касанию лезвия. Рыцарю Трона, подобному ему, пристало переродиться под звёздным светом самого Сола. Несомненно, благодаря правильному выбору места он сумел пройти сквозь тьму и свет и стать сильнее.

Он возродился, как, несомненно, возродится и мощь Империума. По-другому и быть не могло, ведь бушевал крестовый поход Индомитус!

«Но что такое ещё один крестовый поход для тех, кто с зарождения Империума ведёт Вечный? Вопрос лишь в масштабе. Во всяком случае, теперь Империум шагает с нами в ногу. Великий крестовый поход возобновился только для тех, кто однажды его прекратил».

Чёрные Храмовники объединились на сборном пункте в Варьеке, что находился на пути в Октариус. Они намеревались соблюсти клятвы и закончить старую войну.

— Какое бремя — быть покорнейшими сынами самонадеянной империи, — пробормотал маршал, — когда даже ангелы сбиваются с пути.

Он покачал головой, глядя вниз с платформы.

— Им нужно напомнить, за что мы сражаемся и почему нам дозволено существовать.

— По крайней мере, милорд, ни у кого не осталось сомнений, что трансформация не затронула ваш оптимизм.

Хелбрехт обернулся на голос, и губы магистра растянулись в улыбке.

Гость склонил голову в приветствии, после чего подошёл и встал рядом с верховным маршалом. Нивело был старым воином, ветераном Астартес, прошедшим бесчисленные кампании; голый череп храмовника крест-накрест испещряли древние шрамы, а жёсткая борода на щеках и подбородке приобрела железного цвета седину. Они вместе поднимались по служебной лестнице, но в определённый момент Нивело нашёл своё призвание в Братстве меча. Теперь же для Хелбрехта он стал источником защиты и иногда — совета.

Количество людей, кому доверял верховный маршал, было очень невелико. Возможно, теперь, когда напряжение между ними поутихло, в их число вновь стал входить Мерек Гримальдус. И, пожалуй, можно добавить ещё несколько привилегированных сервов и исповедников.

Хелбрехт, после долгого молчания, ответил.

— Некоторые истины Император высек на камне, брат, и даже конец света вряд ли изменит Его волю.

— Хотелось бы надеяться. Мне никак не даёт покоя один вопрос… признайтесь, каково это?

— Апотекарии уверяют, что в целом я здоров. Ещё несколько ночей меня ждут процедуры, после которых я окончательно восстановлюсь. А в остальном…

Хелбрехт остановился и вновь посмотрел вниз, на ряды рыцарей ордена. Космические десантники-примарис различались мгновенно: они щеголяли более высоким ростом и носили доспехи типа X. Теперь он лучше разглядел различия между новобранцами и перворожденными, а также единство, что держало их вместе.

— В теле моём и душе стало больше стали. Я чувствую себя… завершённым. Не то чтобы я исправил какой-то недостаток, как не обрёл я и совершенство, однако ощущение такое, будто мне подарили сокровище. Я тот же человек, каким являлся до Рубикона. Вера моя горит тем же огнём, что нёс меня сквозь крестовые походы в храмовые миры. Хотя, возможно, после перехода она возгорелась с новой силой.

— Вы говорите так, — осторожно начал Нивело, — словно они действительно нас превосходят. А ведь многие опасаются замены. Страшатся, что нас сметёт волна выкованной Механикус плоти. Вы присутствовали, когда мы приняли новобранцев с кораблей-хранилищ Жиллимана. Какими простодушными они были… Будто реликты, существовавшие вне времени, они цеплялись за старые истины и машинное обучение. В них не пылала вера. — Он постучал кулаком по нагруднику. — Им недоставало души.

— И мы их научили, — ответил Хелбрехт.

Верховный маршал умолк: к посадочной палубе приблизились корабли, неровной линией начав приземляться вдоль стыковочных платформ. Собравшихся воинов обдало перегретым воздухом, но ни один рыцарь не пошевелился и не нарушил строй. Будто часовые, они недвижно стояли в тени «Громовых ястребов» и «Владык». Прикреплённое к поясу оружие сверкало и потрескивало, стремясь обрушить свой гнев на врагов человечества.

Космодесантники-примарис были крещены в огне войны — Хелбрехт позаботился о должном обучении. И впереди их ждёт не меньше крови — в этом он не сомневался.

— Мы научили их страсти и вере, — продолжил Хелбрехт. — Лишили сомнений и поставили на колени перед алтарём, как и положено неофитам. Как и все мы, они совершали ошибки и учились, на самом острие. В их ушах беспрестанно звучат наставления капелланов. Теперь они молятся, как мы, и подкрепляют молитву собственной страстью. В этом и заключается наша сила. В этом — наш триумф — обращать в веру чистых разумом.

Словно как доказательство правоты слов верховного маршала, на пространстве посадочных платформ воины решили поспарринговаться. Некоторые были облачены в силовую броню и сражались затупленными клинками, в то время как другие бились врукопашную, в простых тренировочных перчатках. Звон стали о керамит и ритмичные удары плоти о плоть вызывали воспоминания. Космодесантники, словно псы по двору, расхаживали по залу; от собороподобных балок большого зала эхом отдавались стоны, боевые кличи, подбадривающие крики и насмешки. Чёрные Храмовники тренировались в смешанных составах: противоборствующие стороны могли представлять как перворожденные, так и космодесантники-примарис. Часто соперники обладали разным количеством опыта и мастерством, однако принадлежность Астартес к какому-либо поколению вовсе не гарантировала победы.

Приятное зрелище.

Воины становились братьями. Направлять их и формировать братство было обязанностью капелланов и всех, кто достигал высокого положения в рамках святых заветов ордена. Каждый маршал воплощал душу своего крестового похода, в то время как Хелбрехт являлся пастырем всех их начинаний.

— Я тоже могу сказать кое-что в их пользу, — кивнул Нивело, облокотившись на поручень так, что предплечья свесились вниз; металл застонал под весом космодесантника. — В крестовых походах на храмовые миры мы понесли потери, и в рядах ордена появились пробелы, которые было бы неплохо заполнить. Я так понимаю, это одна из причин всеобщего сбора?

— Отчасти, — кратко ответил Хелбрехт.

Из-за недосказанности Нивело сдвинул брови. Настаивая на пояснении, он вперил хмурый взгляд в Хелбрехта и, наконец, вынудил верховного маршала вздохнуть.

— Мы собираемся в погоню за Зверем. Я ждал подходящего момента с тех самых пор, как откликнулся на призыв лорда-примарха и защитил те святые миры. Сколько слуг Империума дышат полной грудью благодаря нашей жертве? Сколько братьев пало? И сколько осталось на страже священных мест! Численность Чёрных Храмовников возросла, и многие крестовые походы требуют известий о новых воинах. Мы внемлем их просьбе, но эта услуга будет оплачена кровью. Кровью Газгкулла Маг Урук Траки.

— О, его кровь наша по праву, — согласился Нивело, возможно, чересчур охотно. — Сердце каждого боевого брата горит местью за осквернение Армагеддона. В бой рвутся даже те, кто не участвовал в той войне. Справедливо призвать зверя к ответу.

— Ходят слухи, что наши кузены из Багровых Кулаков организовали новый Крестовый поход мести и вот-вот начнут жечь зеленокожих среди звёзд, можешь себе представить? — Хелбрехт вгляделся в воинство внизу. Смиренные неофиты и величайшие маршалы — все будут сражаться и умрут по одному его слову. — Орки испокон веков враждуют с людьми. Легенды гласят, что Император и Его сыновья разгромили ксеносов на древнем Улланоре. Спустя время Великий Зверь восстал снова, но кровь Дорна отбросила ксеносов назад. Они — наш самый древний враг. Зелёная зараза угрожает человечеству с тех самых пор, как мы впервые отправились к звёздам. Альдари твердят, что до возвышения Империума нашей Галактикой владели они, но это всего лишь ложь. Ложь, которой они утешают себя на искусственных мирах. Галактика всегда принадлежала оркам.

— Не могу дождаться момента, когда ты поделишься с нами планом похода, брат, — с неподдельным весельем выпалил Нивело. — Обратишь наши корабли в копья и метнёшь их в пустоту, в самую плоть врагов Трона.

— Разве когда-то я поступал иначе?

— Никогда, брат. Твои принципы остаются нерушимы с тех самых пор, как ты сменил Дайдина, а затем и Кордхела на посту верховного маршала. Упрямая душа из огня и камня… Нет клинка более праведного, чем твой.

Усмехнувшись, бионической рукой Хелбрехт потянулся к рукояти меча.

— Воистину, нет клинка более праведнего… И всё же наследие Сигизмунда даровано мне не навечно. Я храню его память и его милостью веду армии на войну, но однажды меч перейдёт к другому владельцу, как перешёл ко мне после смерти Кордхела. И когда судьбоносный момент случится, я буду готов. Наша кровь сильна, так же сильна, как у Сигизмунда, и когда-нибудь в генетической линии Дорна появится новый герой, достойный мантии.

— Дай Бог-Император, чтобы этот день никогда не наступил.

— Все мы умрём, Нивело, — преспокойно ответил Хелбрехт. — Важны лишь совершённые при жизни поступки, оправдывающие наше существование и содеянные с праведностью, верой и в свете Его.

— Хвала Тому, кто прокладывает нам путь.

— Хвала Ему, — словно эхом повторил Хелбрехт. Доспех верховного маршала издал негромкий звон, и магистр вздохнул. — Вынужден отлучиться — плановое наблюдение реконвалесценции[1]. — Он кивнул назад, в сторону посадочных площадок, куда приземлялось всё больше десантных кораблей, выгружающих всё большее количество Астартес. Молитвы становились пылче, вознося херувимов в парящие облака благовоний. Проследи за сборо, и если что-то пойдёт не так — вызывай без промедлений.

— Как пожелаешь, верховный маршал. — Нивело низко поклонился, с грустью осознавая, что время дружеской беседы подошло к концу. — Я буду хранить их жизни с тем же вниманием, с каким охраняю твою.

— Без сомнений, — ответил Хелбрехт. — Душа одного человека так же ценна, как и всех остальных.


Глава 2: О золоте и железе

Мир пылал.

Он горел вдоль всей линии горизонта, а языки пламени поднимались к самому небосводу. Планету поглотил огонь противоборствующих сил беспредельной мощи.

Хелбрехт прекрасно знал, что такое война и видел, как гибнут миры. Но тут всё происходило иначе: здесь случилось побоище, пронизанное энергией мечтаний и тяжестью человеческой истории.

Обжигающие ветры обдавали убийственным жаром. Он поднял руки — меч остался при нём. Огромный клинок служил якорем, сверкающим серебром на фоне золотого пламени, и он взмахнул им наперекор судьбе. Хелбрехту казалось, что он в силах прорубить путь к освобождению ото сна; пустить кровь ложному измерению и проснуться в реальном мире.

— Вперёд! К ним! Во славу Императора! Во мщение Терры! Вперёд! — Чей-то голос пронзил шум кипящей битвы.

Чудесный голос благодаря гениальности создания и исходящей отсюда божественности его владельца звучал воистину громогласно. Источник призыва волной пронёсся по равнине, будто оживший поток магмы, в стихийном могуществе сметающий на своём пути абсолютно всё. Камень разрушенных цитаделей не крошился, но кровоточил, а из глаз повергнутых статуй текло золото. Он двигался с такой силой и целеустремленностью, которые в нынешний мрачный век практически не встречались.

«Рогал Дорн».

Мысли Хелбрехта словно взбесились от лицезрения его образа. Силуэт сражался так, как и подобало мужчине. Дорн являл собой фигуру из ослепляющих потоков золота; каждое его движение сопровождалось струящимися потоками света, нёсся он вперёд, перепрыгивая через упавшие колонны или уворачивался от пылающих обломков, дождём падающих с небес. Хелбрехт опустил голову и понял, что тоже облачён в золото. Он обратился в воина другой эпохи, когда Галактику охватила гражданская война, а полубоги пытались убить друг друга.

Однако битва разразилась не на Святой Терре. Его окружала не священная непокорность Осады, а Дорн исполнял роль не Преторианца Терры, но гнева Императора. Планета дрожала под громовой поступью примарха. Она горела. Пылала. Сама реальность взбурлила от низверженной ярости, настолько раскалённой добела, что праведность возмездия сжигала мир уже не жаром, но холодом.

Хелбрехт выкрикивал слова клятвы, но помимо собственного голоса, из его глотки вырывался и чей-то ещё.

Ад услышал его и ответил.

По золотому полотну неба проносились чёрные звёзды. Они падали и взрывались посреди бушующей битвы. Вдалеке загрохотали пушки, несомненно, демонического происхождения или поглощённые порчей. Зловоние варпа было повсюду. По планете сновали порождения бездны; кругом царило святотатство. Порождавший боевых братьев свет вдруг погас; часть воинов закружились и пепельным покровом опали на землю.

Хелбрехт сражался в строю. Прах с ног до головы покрывал броню. Несмотря на то, что верховный маршал был облачён не в священное чёрное, он оставался таким же преданным Трону, как и всегда. Прежняя страсть верности успокаивала сознание, помогая преодолеть тяжесть непривычной модели доспеха. Он проталкивался вперёд, чтобы встать подле образа своего отца.

Кровная связь объединяла их даже во сне. Она подтверждала генное наследие, более древнее, чем цивилизации, втянутые в эту войну гравитацией почти божественных душ. Захваченный моментом чуда, Хелбрехт прочувствовал тот чистый восторг, что испытали наследники XIII легиона при известии, что их примарх снова ходит среди людей.

«Познаем ли мы подобную радость? Молюсь, чтобы так и произошло. Превозмогая, в служении Трону Дорн сражается вечно, как должны и мы».

Мысль унесло внезапное наступление врага. Двигаться подобным образом еретики могли лишь во сне: словно прерывистое мерцание гаснущих голограмм; будто повреждённые пикты, мигающие то в фокусе, то вне его. Чёрные на фоне золота, искажённые почти до неузнаваемости. Однако, когда противник подобрался ближе, Хелбрехт смог различить детали доспехов: грубые углы железной метки, сигнальная расцветка и изодранный в клочья пергамент нарушенных клятв.

Извечный соперник.

Несмотря на ненависть к оркам, Хелбрехт в глубине души знал, что исконной угрозой человечеству является Архивраг. Он боролся со злом Хаоса всю свою жизнь. Человек способен повергнуть тысячу поганых ксеносов, но справиться с демоном, рождённым людской душой, ему могло быть не под силу. И из всех последователей Губительных сил не было никого более ненавистного наследниками Дорна, чем тёмное отражение их самих. Сыновья Пертурабо с погибшей Олимпии.

— Железные воины, — прорычал он сквозь стиснутые зубы.

Образ предателей являл собой химеру, совместившую в себе исконные черты еретического легиона и искажённые видением. Отступники надвигались абстракциями, созданными из дыма и пепла и движимыми чёрной, как смоль, кровью. Линзы шлемов источали неяркий свет, а окружавший тела ложный металл переливался с места на место, бесконечно принимая новые формы.

На мгновение во вражеской орде Хелбрехт узнал лица всех предателей, что противостояли Империуму на протяжении долгих лет его истории. В знак неповиновения Его святым законам поднялись омерзительные знамёна, а тёмные доспехи засверкали извивающимися богохульными символами. С внезапностью, возможной только во сне, равнина наполнилась боевыми кличами.

Клинок Хелбрехта взметнулся вверх и рассёк вращающийся железный череп, отбросив воина обратно в камни. Чудище рычало и плевалось даже в процессе смерти: Железный Воин умолк лишь после того, как его голова взорвалась дождём вонючего трупного пепла. Вокруг разразилась буря болтерного огня, взрываясь попеременно небольшими вспышками золотистого света и языками маслянисто-чёрного пламени.

Некоторые фантомы братьев падали ниц: жесточайшая бойня гасила их золотые искры. Другие продолжали сражаться с железными монстрами, заставляя призрачные формы еретиков распадаться в очищающем свете. Лезвия проходили сквозь чёрную массу подобно солнечным лучам, рассеивая древнюю порчу и обращая её в уносимый ветром пепел. Каждый удар обжигал воздух. Пушки изрыгали потоки пламени. Ложные ветры влекли его вперёд, словно воплощая яростное наступление легиона.

В этом царстве всем заправляла мощь видения, насаждая реальной истории собственную логику бытия.

Хелбрехт осознал, что находился во власти сна. Но не просто сна. Денно и нощно капелланы изучают все жизни ордена в поиске знаков, которые помогли бы помочь в выявлении Чемпиона. Сам Император в небесах, Повелитель Человечества с высоты Золотого трона ниспослал ему откровение в стремлении Своём направить праведников.

Значит, его благословили?

Хелбрехт расправился с ещё одним силуэтом: сначала он схватил монстра за руку, рассёк его напополам в области таза, а после вонзил острите клинка в нагрудник. Меч прошёл сквозь еретика, разбив находящуюся за ним каменную кладку.

— Изничтожьте их! — яростью и болью заглушая грохот битвы, взревел голос Дорна. — Не позвольте восстановиться вновь! Здесь не должно остаться и камня на камне!

Хелбрехт онемел. Он встал как вкопанный, и другие воины, призраки забытого Очищения, пронеслись мимо. Он помнил эти слова. Он помнил и понимал стоящую за ними цель. Теперь он знал, где находится.

Небо потемнело от внезапной бури. Вытесненный с небес воздух устремился вниз. Что-то прорвалось сквозь ревущие облака. Вокруг падающей сверхновой звезды обвивались завитки чёрного пламени и смрадного дыма. Ещё один примарх.

С рёвом вызова Хелбрехт оттолкнул поверженного врага. Он бросился в бой, расталкивая союзников и расправляясь с каждым предателем, который осмеливался встать на пути.

Существо билось в судорогах. По всей длине его «тела» щёлкали челюсти, по строению схожие с челюстями глубоководных хищников; иногда они делились, чтобы достать зубами до пластин брони. В схватке с теневым зверем образ Дорна, казалось, воспылал ещё ярче. Мир содрогнулся от полной сочувствия боли. Агонизирующие тектонические сдвиги содрогнули видение и разверзли ложные небеса.

Хелбрехт наблюдал, как омерзительные челюсти разрывают доспех отца; от сияющей фигуры откололся огромный фрагмент сверкающего света. Золотой кулак отбросил чудище назад. Дорн ударил ещё раз. Затем ещё, ещё и ещё. Словно канонада, каждый удар был подобен раскату грома. Здесь, в акашической памяти снов, разыгрывался изначальный бой. Человек против зверя. Герой против монстра. Праведник против нечестивца. Дорн воплощал в себе дух каждого мужчины, когда-либо поднимавшего копьё против змия, и бесконечная гордость, возгоревшаяся в груди Храмовника, воспылала сильней.

Хелбрехт же оставался внизу, в прахе и грязи, и глядел на упавший осколок доспеха. Он не прекращал гореть аурамитовым светом и золотым пламенем, из которого был создан. Совершенный. Ожидающий своего часа.

Кто-то налетел на Хелбрехта с глухим стуком, врезался так, словно и вовсе его не заметил. Рыцарь мгновенно развернулся, подняв меч в защитной стойке. Клинок зашипел, искря силовым полем — лезвие столкнулось с себеподобным. Храмовник широко раскрыл глаза. Воина перед собой он не узнал, однако узнал меч: этот клинок когда-то принадлежал другому человеку, — как и его собственный. Его тоже носил первый капитан Имперских Кулаков и первый верховный маршал Чёрных Храмовников.

Меч Сигизмунда!

Чёрный меч потрескивал силовым полем и отражал закат и пламя умирающего мира. Священное оружие во сне казалось Хелбрехту более реальным, чем что-либо ещё.

Близость двух лезвий к доспехам, наконец, довела видение до кульминации. Из земли огромными спиралями вырвался свет, в своём неудержимом потоке сметая мир, а вместе с ним и двух рыцарей.

Золотой свет погас, оставив Хелбрехта в кромешной тьме.


Глава 3: На крыльях откровения

Верховный маршал вскочил со стола, однако керамитовые перчатки уложили его обратно. До сего момента монотонно гудящие машины в помещении внезапно ожили буйством звуковых сигналов и писка. Сердца Хелбрехта бешено колотились в груди, а Велизариево Горнило жгло скрывавшую его плоть.

Всё тело напряглось, готовое к бою. Но сражение уже унёс ветер невозможной битвы. Бионическая рука крепко-накрепко вцепилась в скамью, с такой силой, что осталась вмятина. Металл визжал до тех пор, пока магистр Чёрных Храмовников, наконец, не пришёл в себя. Хелбрехт вздохнул: Он заговорил!

— Тише, брат, — прошептал голос у стен, где стояли тени. Хелбрехт лежал в свете люмена, словно насекомое, приколотое энтомологической булавкой. Бессознательное путешествие поглотило разум Храмовника настолько, что поначалу он не мог распознать в помещении другого человека. Дыхание участилось.

— Я был... — выдохнул Хелбрехт. Он спустился со стола и выпрямился. На верховном маршале ордена болталась просторная рубаха просителя, — её надевал каждый, кто отдавался на милость апотекариона.

Говорившая фигура выступила из темноты. Космодесантник был полностью облачён в боевой доспех. Чернее чёрного. Лицо его скрывала серебряная посмертная маска. Когда-то её носил Мордред, однако в настоящее время чести скрывать за ней лицо удостоился другой. Этот воин являлся ему и другом, и советником, а теперь носил титул реклюзиарха всего Вечного крестового похода.

— Гримальдус, — узнал Хелбрехт.

— И правда я, — простодушно ответил реклюзиарх. Он положил руку на плечо Хелбрехта, помогая тому присесть. Даже апотекарии отступили на шаг: непривычно им было видеть одного из достойнейших членов ордена в своих владениях. — Тише, брат. Успокойся.

— Хех, нелёгкая задача для нашего братства. — Хелбрехт выдавил из себя улыбку. Реклюзиарх рассмеялся, сопровождая смех характерным щёлканьем бесстрастной маски.

— Я... — Хелбрехт заколебался. — Я воевал в давно законченной битве, и Император... Он говорил со мной, среди грохота и суматохи бойни. В конце концов, Он указал место, где мне должно совершить покаяние.

— Думаю, в этом ты не одинок, — нараспев произнёс Гримальдус. Хелбрехт склонил голову в невысказанном вопросе.

— Пройдёмся, — пригласил реклюзиарх.


Они гуляли по палубам «Вечного крестоносца» — по камню и стали истории ордена, — встречая на пути собиравшихся слуг и ожидающих приказа сервиторов. Взбудораженные прохождением космодесантников, в рециркулированном воздухе развевались знамёна и клятвенные пергаменты. Здешний воздух был прохладен и свеж, свободный от аромата благовоний, характерных для большей части остальных помещений на корабле.

— Вот, значит, как. Ходил среди воинов священных событий прошлого? — переспросил Гримальдус.

— Так же верно, как сейчас прогуливаюсь с тобой по палубам «Вечного крестоносца», брат, — негромко ответил Хелбрехт. Голос маршала был полон приглушенного благоговения: он всё пытался переосмыслить божественное видение, давшее ему жизнь в пророческом сне. — Я сражался в мире, сожжённом гневом старого легиона. И... — На мгновение Хелбрехт умолк. — Я видел. Я видел Дорна.

Опасаться было нечего. Гримальдус всё понимал. Он кивнул, несмотря на внешне такой же бесстрастный череп, как и во времена правления Мордреда. Реклюзиарх сам едва сдерживал восторг.

— Каким он был, брат? — спросил Гримальд. — Каков примарх в бою?

— Он словно лавина движений, — выдохнул Хелбрехт. — А в битве сражался так… будто сила природы обрушилась на галактику, слишком маленькую для её мощи.

Гримальдус качнул головой.

— Меньшего от примарха я и не ждал. Он — воплощённый камень. Стойкий и непреклонный, как монолит.

Они продолжили путешествие по извилистым коридорам древнего корабля. «Вечный крестоносец» был огромен настолько, что сам по себе являлся отдельным миром, и ни одна корабельная карта из имеющихся не обладала полной информацией о расположении всех его секций. Хелбрехт находил умиротворение в слепых прогулках по громадному сооружению; в том, чтобы подчиниться воле Императора и позволить Ему направить путь.

— Но, честно сказать, даже в объятиях сна и под взором Его я чувствовал пропасть между собой и священным прошлым. — Хелбрехт взял паузу, словно всё не решаясь признаться. — Это чувство не покидает меня с тех пор, как Жиллиман велел вспомнить о долге.

— Ты считаешь себя недостойным Его благодати? — Гримальдус говорил без осуждения, чуть склонив голову в пристальном взгляде.

— Я считаю, что должен искупить вину. Меня избрали. Я познал цену поражений и последствия нарушенных клятв. Вот что Он хочет мне сообщить. Вот почему он показал мне обращённый в пепел мир. Что бы ни представляло из себя искупление, я совершу его один.

Наконец, не без помощи Гримальдуса, двое космодесантников перешли от общих рассуждений к более конкретному диалогу.

— Однако ты не одинок, — повторил капеллан. Хелбрехт нахмурился, но реклюзиарх продолжил. — Я говорю, как есть. Ты шёл в свете Императора, был благословен видением Его и вернулся к жизни. Ты ведь и сам всё прекрасно понимаешь: святое видение накануне похода означает лишь одно.

— Император избрал меня Своим Чемпионом, — ответил Хелбрехт, покачав головой. — Однако подобное невозможно. Верховному маршалу не пристало носить чёрный клинок, когда в его руках уже сияет меч Сигизмунда. Он возвышает достойных, это правда, но из числа обычных воинов.

— И всё же был избран ты, — нараспев произнёс Гримальдус.

Хелбрехт вперил в верховного капеллана полный непонимания взгляд. Череполикий шлем обернулся и встретился с глазами магистра ордена.

— Тебя посетило видение, никто не спорит, но предназначалось оно не для тебя одного. Низвергнуть Его гнев и пламя суждено и другому Храмовнику.

— Ты уверен в этом?

— Капелланство уже обо всём позаботилось, — добавил Гримальдус. — Он прошёл испытания и был помазан. Новый Чемпион Императора уже готов к исполнению долга. Он лишь ждёт, когда верховный маршал начнёт священную войну. Прекрасное предзнаменование для грядущих сражений.

— Хм, звучит не очень убедительно, — протестовал Хелбрехт. — Я ведь не видел ни образа благословенного будущего, ни пути Императора, ни даже того, на что должен пасть Его гнев. Лишь священное прошлое, и войны, давно законченные и преданные забвению. Как только я услышал слова примарха, то сразу понял, где нахожусь.

— «Не позвольте им восстановиться вновь! Здесь не должно остаться и камня на камне!» — Гримальдус кивнул. — Третья песнь «Возмездия», из «Воспоминаний об Очищении». Сказание о мире, обречённом существовать как памятник своей судьбе. Предатели отвернулись от света Императора и приняли сторону вероломного врага. Они встали бок о бок с Железными Воинами, отвергнув сынов Дорна. За грехи эти еретиков низвергли, а их потомки несут на себе позор своих предков. Головы отступников так и остались лежать в пепле их родного мира. Мира покаяния.

— Хеваран.

Во времена Очищения, когда Галактика пылала местью Императора, а предателей изгнали с Терры, между Рогалом Дорном и его предательским братом Пертурабо произошло много сражений. Безусловно, самым известным среди них являлась унизительная битва Железной Клетки, однако на пути к Себастусу IV армии Железного Владыки множество раз настигала карающая длань Имперских Кулаков.

Хеваран являлся миром, где и произошла одна из подобных битв, — пылинка среди систем, познавших воспылавший гнев Дорна. Имперские кулаки — во главе с Дорном и Сигизмундом — прорубили туда путь среди звёзд. Мало какие миры познавали такие страдания, как подвергшиеся возмездию Дорна. Дождём с небес на них обрушивалась кара Империума, корабли уничтожали твердыни, а воины VII легиона, словно десница Бога-Императора, подвергали язычников очищающему пламени.

Когда Хеваран сгорел, примарх потребовал, чтобы уничтоженный мир не отстраивали вновь, чтобы планета оставалась разрушенным миром, с очищением обретшим святость. Те немногие, кто выжил, поклялись трудиться на разорённых полях, посвятив свои жизни покаятельному иконоборчеству, — подобно тому, как паломники до последнего вздоха странствуют по дорогам ушедших эпох. Для всех поколений хеваранцев, как на поверхности планеты, так и за её пределами, родной мир стал символом цены, которая ожидает слабоверных.

— Хеваран, брат. — Полный удовлетворения, констатировал Гримальдус. — Слишком долго они игнорировали существование сынов Дорна. Из всех сияющих на небосводе миров, наш взгляд ныне прикован к холодному тлеющему угольку разрушенного мира.

— На то должна быть причина! — зарычал Хелбрехт. — Орден стоит на пороге нового крестового похода. Мы готовы обрушить гнев Императора на тех, кто этого заслуживает. И всё же каждый раз понимание истины от меня ускользает. Желает ли Император, чтобы мы отомстили за нанесённое оскорбление? Наши потери со временем будут только расти, в то время как враг всё глубже погружается во всё большие богохульства! Я призван в Хеваран не ради славы, а в наказание за проигранные крестовые походы и покинутые миры.

— Когда ты предстал перед Мстящим Сыном, пред тобой возникло искушение поставить гнев выше долга. — Два космодесантника завернули за очередной угол и направились в самое сердце корабля. По пути они встречали двери в монашеские кельи для медитаций и созерцания великих замыслов Императора. На каждой были выгравированы древние клятвы верности и отрывки из религиозных текстов. Буквы святости заставили Хебрехта почувствовать себя нагим, уязвимым; лишённым достоинства. Впрочем, слова Гримальдуса повлияли на его состояние не меньше. — И в этом нет ничего постыдного, ведь ты избрал правильный путь. Звёзды манили тебя священной войной и до, и после того, как их поглотила разруха.

В своё время открытие Разлома ударило по его телу и духу. Он пришёл в ярость, наблюдая сквозь бронестекло Галлерии Астра, как меняются изображения великих героев в нечестивом свете варпа. Верховный маршал проклял те богохульные силы, что допустили вторжение Хаоса в материальный мир. Ещё до встречи с примархом он поклялся, превыше всех клятв Сигизмунда и заветов ордена, что отомстит за поруганные владения человечества; что будет сражаться до самой могилы, пока не уничтожит последнего врага рода людского; что огнём оружия и непоколебимой веры станет вести войну до тех пор, пока Империум вновь не обретёт единство.

— И тогда, и сейчас я полностью уверен в своём долге. Все деяния мои совершены во имя Империума и по воле Императора. И видение — предоставленный шанс подтвердить непоколебимость моей веры, — вздохнул Хелбрехт. — Этот новый чемпион — кто таков?

— Имя его тебе известно, — отозвался Гримальдус. — Из всех воинов Императора к Его свету был призван именно он. Зная о произошедшем, неудивительно, что вас обоих поглотило видение. Сам Повелитель Человечества связал вас воедино.

— Имя, — настаивал Хелбрехт.

Они остановились, и Гримальдус снял с магнитного замка связку ключей. Он вставил один в замок впереди стоящей двери. Надпись на её мраморе была инкрустирована золотом — драгоценная клетка для избранного воина.

— Больхейм, — наконец произнёс Гримальдус. — Брат-апотекарий Больхейм.

— Больхейм? Определённо, в этом есть некая божественная симметрия: руки лекаря займутся смертоубийством, — одобрительно закивал Хелбрехт, но затем сдвинул брови. — А он, случайно, не тот, кто…

— Это он, — перебил ответом Гримальдус. — Больхейм — тот самый апотекарий, сопровождавший тебя во время перехода через Рубикон. Он трудился, как никто другой, и был рядом, когда ты страдал и истекал кровью. Он стабилизировал твоё состояние, останавливал кровотечения, проводил микрохирургические операции, без которых импланты бы не прижились в новом теле. Пути Императора неисповедимы — Он сам выбирает сосуд, который наполнит благословением. Мы поклоняемся Ему как вестнику войны и отцу-кузнецу; как воплощению света, что направляет корабли и говорит через астропатов. Однако помимо всего, Его разум, создавший Астартес и их примархов с помощью древних знаний, также не знает себе равных. Свидетели твоего перехода убеждены, что воля Императора, действовавшая через Больхейма, позволила тебе выжить. И не просто выжить, а расцвести! Он страж плоти, а теперь и самой души ордена. Хвала Господу-Императору, ибо мудрость Его абсолютна и всеуместна. Пойдём, посмотрим на нового Чемпиона. Встретимся с Больхеймом и завершим посвящение в новую цель.


Помещение, в которое они вошли, отличалось особым аскетизмом: никакой богатой мебели, а стены — вырезаны из мрамора с тонкими прожилками. Пол также оставался голым. На его белом камне стоял коленопреклонный воин, как и Хелбрехт, облачённый в рубаху просителя. Лицо храмовника прижалось к камню, открывая взору лишь тёмную щетину и широкую мускулистую спину. Он хранил молчание, никак не реагируя на присутствие двух командиров и позволяя размеренному дыханию впускать и выпускать воздух из лёгких. Медленно. Осторожно. Рыцарь пытался сконцентрироваться в медитации.

— Брат-апотекарий Больхейм, — громогласно позвал Гримальдус.

Воин встал, повернулся и коротко поклонился сначала реклюзиарху, а затем и верховному маршалу.

— Милорды, — начал он, но Хелбрехт оборвал его взмахом бионической руки.

— Нет, — прервал маршал. — Не милорды, — братья. Теперь мы на равных. Император избрал тебя точно так же, как по Его воле я принял мантию верховного маршала. Отныне ты рыцарь внутреннего круга и один из лидеров нашего священного братства. В твоей душе горит свет Императора.

— Как и в вашей, верховный маршал, — торопливо ответил Болхейм. — Я видел вас на объятых пламенем пустошах, сражающимся в тени примарха. Я видел, как его доспех содрали с тела и оставили ржаветь в пыли, и затем услышал раскатистый восклик: «Собери расколотое воедино, принеси из руин славу и освети ею тьму», — божественный наказ от Самого Императора.

Тело апотекария трепетало. Космодесантник ещё не до конца отошёл от осознания благословения Императором, и от обновлённой убеждённости в вере. Мантия верховного маршала являлась грузом ответственности и тяжёлым бременем, и титул Чемпиона на её фоне казался золотым плащом, придающим сил своему владельцу.

Хелбрехт был знаком с подобным эффектом, он помнил Баярда. Благословение Императора усиливало каждую частичку воина, на которого нисходило. Различие между обычным воином и благословенным было так же очевидно, как между смертным и Астартес: даже на и без того закалённых ветеранов влияние Его света воистину ошеломляло.

— Так значит, пункт назначения тебе известен? — спросил Хелбрехт.

— Хеваран, — без раздумий ответил Болхейм.

Хелбрехт выглядел в меру изумлённым.

— По крайней мере, таково наше заключение, — вставил Гримальдус. Он чуть наклонился, внимательно разглядывая новоизбранного Чемпиона. — Хотя то, что капелланы выяснили с помощью знаний и декламаций, ты, несомненно, чувствуешь сердцем. Я ведь прав?

— Ну... — Больхейм сглотнул и встретился взглядом с реклюзиарх. — Всё так. Я узнал этот мир и намерения Императора.

Апотекарий повернулся к Хелбрехту.

— Я снова встану рядом. Я наблюдал, как операции преображали ваше тело, и сделаю это снова. Вы изменились, как изменилась Галактика, однако ещё не все события произошли. Мы должны действовать, и действовать быстро. Поставленное на карту не допустит небрежного отношения. Верховный маршал, нас ждёт судьба.

Хелбрехт рассмеялся.

— Гримальдус, ты погляди, сколько высокомерия в его душе! Новоиспечённый Чемпион сияет прикосновением Императора и думает поговорить со мной о судьбе! Ты слишком молод для этой роли, Больхейм. У тебя есть дух, отдаю тебе должное, однако несмотря на обретённое положение, ты переступаешь черту.

— Я не хотел, верховный маршал! Простите! Воля Императора… это тяжёлое бремя…

— В нём горит дерзость эйфории, — вступился за Чемпиона Гримальдус. — Те, кем овладел дух Императора, пылают ярче прочих. К тому же, Больхейм высказал то же мнение.

— И какова наша цель? — Не отставал от Больхейма Хелбрехт. Рука на уровне ампутации зачесалась, и маршал сжал металлическую ладонь в кулак. Воздух в помещении стал тяжёлым. Он чувствовал, как в маленькой комнате нарастает вибрация электричества. Гул силового доспеха Гримальдуса только усиливал раздражение. — Что мы должны возвратить?

— Осколок доспеха, разумеется, — ответил Болхейм. Он опустился на колени перед Хелбрехтом, проигнорировав жест верховного маршала, повелевшего ему подняться. — Галактика пылает. Скольких систем лишился Император из-за Разлома? Сколько начато крестовых походов? — Он не заметил, как Хелбрехт сжал челюсти. — Символы надежды и реликвии прошлого — вот что так необходимо в нынешнее тяжёлое время. Мы должны отыскать Его дар. Вот какова наша цель.— Больхейм ненадолго умолк. — Мы развернём крестовый поход и найдём фрагмент доспехов примарха.

— Вовсе не обязательно отправлять весь флот, — вмешался Гримальдус. — Для священного поиска хватит и небольшой группы, в которую войдут те, кто уже посвящён в детали. Корабль доставит вас в систему Хеваран, там и начнёте поиск. Возьмём своё не грубой силой, но верой.

Хелбрехт молчал. Он переводил взгляд то с реклюзиарха на Чемпиона Императора, то обратно, будто позабыв, кто перед ним стоит. Мир, казалось, сменился вновь.

— Я должен всё обдумать. Император дарует мне знание, как даровал во сне.

— Как пожелаешь, брат, — кланяясь, согласился Гримальдус. — Пусть Он укажет мыслям путь.


Глава 4: Стремительность святых

Из всех помещений санктума лишь в стратегиуме Оккультис Хелбрехт находил уединение. Под гололитическим светом Галактики маршал наслаждался сознанием, что по его воле движутся крестовые походы Чёрных Храмовников.

Большой гололитический генератор потрескивал и трясся от статической обратной связи, пока изображение разделённой Галактики, наконец, не обрело достаточную чёткость.

Великий разлом. Цикатрикс Маледиктум. Настоящая рана на теле владений Императора; граница между Санктусом и Нигилусом, — как поговаривали, практически неодолимая.

— Из всех проклятий Тёмных Богов, это самое ненавистное. Сколь ужасно видеть, как труд десяти тысяч лет обращается в пепел. Всё, что Он построил… Мы вынуждены скорбеть по Кадии и по тысяче других миров. Плоды Великого крестового похода… руки Хаоса разорвали всё на части. Я проклинаю их, о мой Император. Я проклинаю их всеми фибрами, каждой гранью своей души!

Он сплюнул. Не важно, что слюна запятнала пол и хранимую им историю. Когда-то тут находились покои Сигизмунда. План скольких войн он обдумал в этом чудесном месте, стоя на страже Империума у самых истоков его истории. Наверняка и сам Дорн пользовался возможностями стратегиума Оккультис.

Он вспомнил чувство, каково было лицезреть воинствующего полубога. Видение оставалось свежо в памяти, запечатлевшись в душе. Хелбрехт понимал чрезмерное рвение Больхейма. Они разделили этот сон, и вся энергия его переживаний впиталась в их мысли. Хелбрехт привык к окружавшей его положение благодати. Он чувствовал, как молния его призвания разгорается внутри каждый раз, когда он брал в руки священный меч. Больхейм не обладал таким опытом, и потому огонь откровения вполне мог сжечь его разум дотла.

— Гримальдус не допустит подобного, — уверял себя Хелбрехт. — Он направит его, как направлял меня. Как в своё время Мордред обучал его самого. Душа ордена выживет и расцветёт пуще прежнего.

Хелбрехту не хватало тяжести меча в руке. Слишком много времени с тех пор, как он последний раз умащал себя очищающей яростью битвы. С клинком в руке всё становилось таким простым… Будто мечу было под силу придать реальности любую форму: священный металл делал это столь же легко, как пронзал врагов. В былое время верховный маршал повергал бесформенных ужасов варпа, убитых ксеносов и вовсе не счесть. В первом возглавляемом им крестовом походе Хелбрехт совершил невозможное и загнал киторских дьяволов обратно в их норы.

Затем случился Армагеддон и появился враг, достойный его гнева. Даже более достойный, чем Повелитель Бурь Имотех. Именно Газгкулл заслужил ненависть магистра Чёрных Храмовников.

«И всё же не Зверь расколол Галактику надвое, это сделал не тот, кто, разрушая храмы, стремился сломить людской дух. Врагов человечества легион, а надежда на спасение висит на волоске от падения в бездну».

— Вот, что я должен защищать, — нашептывал Хелбрехт. — Душу и тело человечества.

Взгляд скользнул по истерзанной Галактике гололита. Кресты, отмечавшие активные крестовые походы, путеводными камнями сверкали в Империуме-Санктус, но за Разломом они блекли, окружённые неопределённостью Нигилуса. Там оставалось лишь эхо флотов, изолированных, потерявших связь или настигнутых разрушительными последствиями Разлома.

Эдиох. Геликос. Кто ещё продолжает поход на севере? А кто погиб? Как самый многочисленный из орденов Адептус Астартес, Чёрных Храмовников обременяли и большие потери. А груз каждой смерти, каждой неудачи, каждого умирающего крестового похода лежал на нём одном.

«Такова ли тяжесть покаяния? Я должен искупить вину за эти смерти? Их жизнями я распоряжался справедливо, и потому разум мой чист».

— Я не уклонялся от ответственности и не никогда не стану, — прорычал Хелбрехт и взмахом руки отключил гололит. Верховный маршал отвернулся от угасающего света и отдался в объятия темноты.

Он позволил слугам надеть на себя доспех и отпустил сервов прочь. Недостаточный уровень освещённости лишил медные пластины блеска; броня казалась такой же чёрной, как у рядового боевого брата. Выходя, Хелбрехт саваном волочил за собой тени и пепел утраченных начинаний.

Башня на вершине «Вечного крестоносца» должна была быть совершенно пуста, но, войдя внутрь, он столкнулся со знакомой фигурой.

— Гримальдус. — вздохнул Хелбрехт.

— Брат, — поприветствовал кивком реклюзиарх. — В нашем чемпионе пылает огонь юности. В нём поселилось рвение избранного и ум, сияющий стремительностью святого. Больхейм стал скор на суждения и на гнев.

— Да, я видел. Пускай внимательнее следит за поведением: подобный образ мысли заведёт его в могилу. Я бы не хотел, чтобы Больхейм погиб из-за неспособности совладать со страстями; видение не должно лишать воина рассудка. Я познал то же, что и он, однако не потерял здравомыслия.

— Ты слишком поспешен в его осуждении. Император не избирает слабых и непригодных. Через него говорит та же воля, что возвела тебя в ранг верховного маршала. Конечно, он молод, и амбиции бывшего апотекария ещё превышают его возможности, но Больхейм научится, как обучились мы: на острие клинка и в объятиях веры.

— А сбор...

— Сбор в самом разгаре, брат. Император испытывает нас на каждом шагу, и это всего лишь ещё одно испытание. Он ставит перед праведниками тяжёлые цели, и наше дело достигать новые. Армагеддон послужил одним испытанием, война с дьяволами — другим. Мы преодолеваем трудности каждый раз, когда теряем кого-то и приходим кому-то на смену. Мордред, Кордел, Дейдин. Мы воплощаем волю наших предшественников, ибо наследуем их историю, однако помимо того мы несём и их свет. Именно благодаря наследованию титулы наши и деяния проживут ещё много-много лет после погребения тел.

— Всегда найдётся другой Чемпион, — ответил Хелбрехт. — Впрочем, как и новый верховный маршал или реклюзиарх. Мы всего лишь имена в тени Вечного крестового похода. Священное владычество человечества над звёздами зависит от одного существа. Одного человека. Все мы — Его расходный материал. Когда-нибудь нас заменят другие.

— Ты не страшишься забвения или замена, — поддержал верховного маршала Гримальдус. — Ты горд, Хелбрехт, но не тщеславен. Для тебя важно лишь выполнение долга.

— Это всё, чего я желаю. И решение уже принято.

— Я весь во внимании.

— Мы с Больхеймом отправимся во тьму одни. Доберёмся до Хеварана как кающиеся пилигримы. Я не допущу ослабления крестового похода ради простого сопровождения к миру, как не допущу и траты ресурсов, чтобы потешить эго собственного искупления.

— Немногих рука судьбы выделяет так, как тебя, — зашипел Гримальдус. — Ты призван в священный мир, чтобы отыскать осколок доспеха самого лорда Дорна. Это честь, ожидающая своего удостоения; Хеваран — нечто большее, чем простое покаяние. Это миссия, Хелбрехт. Священная и важная миссия, которую ты должен выполнить, имея за спиной братство скреплённых присягой воинов.

— Ты бы благословил подобное предприятие? — Хелбрехт покачал головой, проходя мимо Гримальдуса и наливая в кубок воды. Маршал отхлебнул и задумчиво покрутил сосуд в руке. — Ты хотел бы, чтобы я отвлёк братьев от войны, от их долга, чтобы они пеклись о моём покаянии? Нет. Я против.

Шлем Гримальдуса сверкнул серебристым, оставаясь таким же бесстрастным, как и всегда. Реклюзиарх едва заметно наклонился, разглядывая своего господина.

— Не рассматривай путешествие как что-то настолько личное, брат, — по-отцовски произнёс капеллан. Комната внезапно показалась Хелбрехту очень маленькой, несмотря на размеры покоев. — Я лишь желаю дать тебе ясный и честный совет. Сбор в самом разгаре, и ты заботишься о душе ордена, преумножая его мощь. Времени у нас хватает… Да будет так. Отправляйтесь в свете Его и судимы будете за заработанную славу. На одном-единственном корабле, вдвоём, раз ты настаиваешь. Да послужит паломничество примером веры и преданности Его воле. «И пускай их немного, но не пристало праведникам странствовать поодиночке».

— «Размышления» Сигизмунда, вторая книга, пятый куплет. Гримальдус, я помню Писание наизусть.

— Я и не сомневался, брат. Ты должен доказать, что сможешь пережить паломничество. — Гримальдус взял паузу, прежде чем заговорить снова. — Ты изменился, брат. Плоть обрела новую силу, а дух — решимость.

— И всё же я остался тем же человеком.

— Клинок можно перековать из той же стали, но резать он будет острее. Глаже. Ты перешёл Рубикон, кровью и болью, но перешёл. И сейчас самое время показать пламя своей веры, чтобы вновь вести людей как их лидер и поборник веры.


Верховный маршал и реклюзиарх прошли в оружейные отсеки, где собралось множество Чёрных Храмовников.

В первых рядах стояли знаменосцы, с гордостью удерживая штандарты. Каждый из стягов напоминал о крестовом походе во имя Императора, о ненавистном враге, преданном пеплу истории, и о непоколебимой приверженности ордена перед лицом немыслимых трудностей. Ткань с вставкой из железной сетки, инкрустированная драгоценными металлами и яркими цветными полосами, колыхалась под могучим машинным дыханием корабля. Воины гордо несли геральдические символы, чтобы братья могли узнать друг друга по совершённым деяниям. Вскоре знамёна вернут в храм Дорна, оставив их с другими реликвиями военных побед. А пока штандарты прижимались к груди ордена, удерживаемые представителями священнейшей родословной Дорна.

При виде двух командиров внизу раздались радостные возгласы. Даже в процессе коленопреклонения каждый воин старался выкрикнуть слова клятвы громче. Хелбрехт поднялся на подготовленный помост и осмотрел сверкающие ряды своих рыцарей. В предвкушении предстоящей войны уже смазанные маслом доспехи мерцали отражением пустоты.

Вот оно — воинство, способное сокрушать системы, уничтожать миры и сжигать непокорные цивилизации. Глядя на подопечных, Хелбрехт испытывал отцовскую гордость за сыновей. Сервиторы наполняли воздух захватывающими дыхание гимнами, а переработанную атмосферу пьянил аромат ладана из автокурильниц и благовонные испарения горящих жаровен. Колонны зала звенели от религиозных песен, мерцая в свете костров. Херувимы, склонив головы, парили у стропил и наблюдали за происходящим, словно любопытные вороны. С шишковатых младенческих ног и под крыльями с антигравитационными генераторами свисал пергамент.

Все взгляды были прикованы к Хелбрехту.

Верховный маршал вынул меч и выставил перед собой, позволяя отблескам костра и света люменов отразиться на лезвии. Он задумался над словами Гримальдуса, поймав себя на мысли, насколько они с клинком похожи. Оба выкованы из отдельных элементов, перерождённые в нечто большее, отягощённое глубокой историей, священным наследием… и стыдом.

— Братья! — воззвал верховный маршал.

Хелбрехт оглядел толпу, заметив в её черноте и Нивело. Брат Меча кивнул в ответ, и Хелбрехт продолжил. — Послушайте! Наше священное братство встало на краю пропасти! Галактика пылает, и мы отразили мириады угроз по всему Империуму. Миры-святилища ещё способны нести Его свет лишь благодаря тому, что мы бились за их выживание. Братья отдали жизни, чтобы тирания Хаоса не нашла отклика в сердцах людей.

Начало речи Хелбрехта вызвало шквал одобрительных возгласов. Кулаки вместе с клинками забарабанили по керамитовым нагрудникам. Он поднял руку, чтобы зал поутих.

— Я предстал перед вами как верховный маршал, сиречь орудие воли Его. Однако в выполнении священного долга я не одинок. — Хелбрехт указал на Гримальдуса. — Реклюзиарх и другие члены братства капелланов прочли знаки. Из ваших рядов они избрали воина, нового Чемпиона Императора. Брат Больхейм, некогда апотекарий, отныне является наследником великой истории ордена. Он истинный потомок Сигизмунда, владелец Чёрного меча, и вместе с ним мы пройдём сквозь тьму и покараем неверных!

Зал заполнила новая волна восхвалений. Хелбрехт купался в них, его захлёстывало ревностное обожание Храмовников. Верховный маршал позвал рукой, и на помосте появился и Больхейм. Он торжественно поклонился и опустился на одно колено. Кожа бывшего апотекария сохраняла румянец и блестела от пота в свете огней и внимания товарищей. Он поднял голову и обратился к толпе.

— Братья, верховный маршал говорит мудро и с благословения Императора. Мы готовы нести волю Повелителя человечества к звёздам в славном крестовом походе. Нам подарили новый знак! Я получил видение с самого Трона! Чёрных Храмовников ожидает реликвия священного лорда-примарха, и я помогу верховному маршалу вернуть её в орден.

Захваченные откровением, воины стихли. Хелбрехт также хранил молчание. Его рука крепче сжала рукоять меча, опущенного острием к металлу помоста. Чёрные Храмовники ждали. Слуги сновали меж их рядов, опустив глаза. Сервы не смели смотреть на славу и мощь ордена, они лишь прикрепляли печати чистоты к доспехам и смазывали пластины брони священными маслами.

— Хвала Господу-Императору! — воскликнул кто-то из толпы, и в мгновение его поддержали остальные. Хелбрехт оглядел собравшихся и вновь почувствовал укол гордости. Все они являлись истинными сынами Дорна. Если Имперские Кулаки остались примером приверженности своего генетического отца безупречной обороне, то Чёрные Храмовники унаследовали его ярость. В самих душах они несли праведный гнев, во времена Очищения оставивший так много шрамов на теле Галактике, после чего миры, подобные Хеварану, переходили в их владение.

«Где проходит разгневанный ангел, смертный трепещет».

— Без жалости! Без сожаления! Без страха! — воинство раз за разом повторяло мантру.

Способ ведения войны Чёрных Храмовников отрицал существование вышеперечисленных недостатков. Слабость была чужда трансчеловеческим воинам Хелбрехта — сыны Дорна очищали от них свою кровь на протяжении долгих тысячелетий жестоких войн. Вечный крестовый поход ковал стойких бойцов из мальчишек со всех миров на пути праведной войны. Ни один из боевых братьев не был привязан к родному миру. С достойных они требовали причитающееся Императору, десятину плоти и духа, необходимую для подпитки их священного предприятия.

— Ведите войны, — нараспев произнес Хелбрехт. — Крестовый поход в самом разгаре, и когда орден освятит свет реликвии, мы возобновим войну среди звёзд с новой силой!

Хелбрехт обернулся к Гримальдусу и Больхейму, взирая на невозмутимо мрачную мощь реклюзиарха и пламя новоизбранного Чемпиона в белых одеждах. Контрасты ордена. Не противоположности, но стороны одной медали верности Трону.

— Мы готовы?

— Сначала нужно кое-что закончить, верховный маршал, — торжественно произнёс Гримальдус. — Чемпиона должно вооружить и заковать в подходящий для паломничества доспех.


Глава 5: Благословенные

Ряд за рядом они проходили под корабельными арками, на каждой из которых были вырезаны сцены из жизни Дорна и Сигизмунда.


Великое укрепление Дворца, Осада.

Сигизмунд, Страж-пред-стенами. Сломанный меч Дорна.

Железная клетка.

Бдение у Адских врат.


Каждый раз, когда Хелбрехт ступал под живописным сводом, он размышлял о долгом пути, что привёл его к нынешнему моменту. Верховные маршалы, один за другим, отдавали жизни и умирали за мечту о едином Империуме. Точно так же, как Дорн и Сигизмунд, они были готовы пожертвовать всем ради мечты Императора. Хелбрехт потерял счёт, сколько раз, моля о наставлении, он опускался на колени пред могилой Сигизмунда; первый верховный маршал служил тому же замыслу, и Хелбрехт доказал, что достоин возложенных на него надежд.

Вера магистра Чёрных Храмовников приводила к вере других, а решения верховного маршала меняли целые жизни. Рукой Хелбрехта был возвышен Гримальдус. Каждый крестовый поход зависел от его команды.

Любой из них считал службу саму по себе величайшей наградой, и когда они вошли в часовню, Хелбрехт вновь узрел один из величайших даров, которым орден мог одарить боевого брата.

Облачённые в багровое технодесантники уже подготовили доспех, модифицированный в соответствии с размерами апотекария. Они сгрудились поближе к броне, смазывая пластины и шепча бинарные песнопения духу машины. Подобное почтение уходило корнями в марсианские культы, где обучались путям Императора-Омниссии.

Доспех веры поражал великолепием, выкованный и обработанный мастерами своего дела. Каждая его пластина сохранила безупречность. Чёрную поверхность не осквернял ни единый шрам. Шлем украсили венком, — символом благосклонности Императора со времён зарождения Империума. Доспех перековывали множество раз — по необходимости и из-за повреждений. И с каждой новой перековкой пластины не теряли ни толики своего великолепия, а работа ремесленников — мастерства. При взгляде на броню у Хелбрехта перехватило дыхание, а после его взгляд встретился с лезвием Чёрного меча.

Броня являлась произведением искусства, но клинок нёс в себе больше жизненной энергии, словно был достойнее могущества истории ордена. Чёрный меч представлял собой зеркальное отражение клинка Хелбрехта, хотя Меч верховных маршалов имел более длинный клинок и не мог похвастаться такой же мобильностью в бою. Чернота меча, казалось, впитывала свет, неодолимо привлекая внимание к словам на металле. Император Рекс.

В другую эпоху возвышение сопровождалось бы помпезными церемониями, однако наличие в видении Хелбрехта внесло путаницу в обыденный ход становления Чемпиона. Гримальдус позаботился о более скромном проведении ритуала. Великие дела часто приходится совершать в тени.

— Хвала тебе, Больхейм, который пользуется благосклонностью Императора и станет Его защитником. Ты стоишь перед Доспехом веры и Чёрным мечом Сигизмунда. И мы, верховный маршал Хелбрехт и реклюзиарх Гримальдус, свидетельствуем о твоём вознесении.

Хелбрехт вытащил меч и положил его клинок на плечо Больхейма. Чемпион выдержал пристальный взгляд верховного маршала полными ясности глазами. Дыхание бывшего апотекария, поднимая и опуская грудную клетку, оставалось ровным.

— Принимаешь ли ты благословение Императора и возложенные надежды ордена? Клянёшься ли служить Трону, славься Он во веки веков, и нести свет святой истины?

— Клянусь, — твёрдо ответил Больхейм. Не демонстрируя страха, он шагнул в объятия клинка, отчетливо ощущая, как металл касается кожи. Осмелься космодесантник осквернить священный титул Чемпиона Императора, лезвие тотчас же пустило бы ему кровь. Однако это было невозможно. Подобное никогда не случится. — Я принимаю Его божественное видение, что привело меня к этому моменту. Служба моя, как и всякого Чёрного Храмовника, продолжится до самой смерти.

— Тогда мы принимаем тебя как Его Чемпиона, — объявил Хелбрехт и убрал клинок с плеча.

После этих слов Больхейм направился в центр зала, туда, где освящались доспехи. Позади технодесантников, за Доспехом веры возвышалась огромная золотая статуя Императора, облачённого в броню: как подобает воину, но с распростёртыми руками и без меча. Благожелательное присутствие, говорившее о доброте Повелителя Человечества, однако готового и низвергнуть свой гнев.

Чемпион Императора предстал перед доспехом. По периметру зала, из-за колонн и занавесей и сквозь клубящийся дым, к нему начали подходить слуги ордена. Они торжественно поднимали фрагменты доспеха и закрепляли пластины на теле Чемпиона. Ритуал сопровождался приглушёнными щелчками: звуком соприкосновения пластин брони с интерфейсными портами чёрного панциря. Больхейм не повёл и бровью. Он лишь совершал требуемые движения, пока сервы продолжали обряд облачения. Бывший апотекарий опустился на колени, издав характерный для керамита звон и мягкий скрежет пластин брони. Наконец, слуги надели на его голову шлем. Затворы с шипением щёлкнули, и в глазных линзах шлема зажёгся свет. Кулаки сомкнулись и разомкнулись. Из вокс-решётки послышался изменённый системами доспеха вдох.

— Слава Императору, вооружившему на вечную войну.

— Слава Ему, — эхом отозвался Гримальдус и снова повернулся лицом к Хелбрехту.

— Теперь вас официально двое. Корабль ждёт.


Они вошли в один из вспомогательных ангарных отсеков, обслуживавших крупное флагманское судно; он был меньше основных ангаров, но столь же впечатляющ: священное сочеталось с функциональным, как и по всему кораблю. Верхние уровни были увешаны знамёнами. Черепа привилегированных слуг и портовых техников взирали вниз пустыми глазницами, а с их лишённых нижней челюсти ртов свисали печати чистоты. Святые мертвецы наблюдали за ангаром и возносили молчаливые благословения всем отбывающим.

Под их доброжелательными взглядами ожидал штурмовой транспортный корабль типа «Владыка». Его пушки бездействовали в безмолвной угрозе, в то время как двигатели продолжали работать, отбрасывая тонкую голубизну в кромешную тьму. В отличие от палуб общего сбора, переполненных воинами крестовых походов, эта была почти пуста.

Хелбрехт вновь бросил взгляд на Гримальдуса.

— Какой из кораблей доставит паломников к Хеварану?

— «Несокрушимая вера» уже ждёт заселения пилигримов. Это фрегат типа «Нова», обладающий достаточной скоростью и немалой отвагой. Скорое копьё мигом долетит до священной реликвии и вернётся обратно, а после, с благословения самого Дорна, среди звёзд начнётся крестовый поход. Освящённые его доспехом, мы соберём столько сил, сколько сможем, сразим Зверя и преодолеем хоть сам Разлом!

— Такова воля Императора, хвала Ему, и такова же и наша цель. — Хелбрехт ударил бионическим кулаком по нагруднику. Гримальдус кивнул.

— Отправляйтесь. С благословением Бога-Императора, и пусть Его свет сияет во тьме пустоты. Да укажет Он путь к тому к реликвии, и затем обратно, домой.

Хелбрехт отступил в сторону, позволив Больхейму поговорить с реклюзиархом. Чемпион долго беседовал с Гримальдусом, создавая впечатление, будто два Чёрных Храмовника плетут хитрый заговор. Несомненно, реклюзиарх должен был напомнить ему о некоторых духовных заповедях и поделиться опасениями; что Чемпион должен защищать верховного маршала всеми возможными способами и до последней капли крови.

Больхейм наконец отошёл от капеллана и подошёл к Хелбрехту. Теперь лицо Чемпиона сияло сосредоточенностью. Он осмотрел транспортный корабль.

— Никогда раньше не летал на «Владыках», — признался он. — Полагаю, он ничем не отличается от «Громового ястреба». Разве что, ну… немного побольше?

Хелбрехт рассмеялся.

— Да, самую малость.

Космодесантники обошли исполинский корабль. «Владыка» действительно щеголял более внушительными размерами, тяжёлым вооружением и надёжной броней. Огромные четырехтактные двигатели взвыли и задрожали, отчего весь корабль затрясся, прямо как живой.

— Этот транспортник сконструирован в свете Императора-Омниссии и по предписанию возрождённого примарха. Помимо всего прочего, «Владыка» чертовски смертоносен. Корабль славно послужит священной цели.

— У него есть имя? — полюбопытствовал Больхейм. Он провел латной перчаткой по чёрной броне корабля. — Духи машин обретают больший покой, зная и почитая название судна, в котором обитают.

Чемпион улыбнулся. Он, как и любой другой Чёрный Храмовник, был суеверен. Больхейм помнил катехизис, и со временем в сознании космодесантника сформировалось внимание к мелочам вероучения. Больхейм всё ещё приспосабливался, стремясь пользоваться любыми преимуществами почитания веры.

Хелбрехт уже собирался было подойти к «Владыке» и узнать, что написано или выгравировано позолоченным готическим шрифтом на металлической обшивке, но позади вдруг раздался вокс-скрежет Гримальдуса. Реклюзиарх нарушил монотонный шум корабля свойственным ему похоронным тоном.

— «Пламень Терры», — произнёс Гримальдус. — Его имя «Пламень Терры».


Глава 6: Несокрушимая вера

Фрегаты типа «Нова» служили отличными кораблями сопровождения, однако не могли похвастаться достойной военной мощью. Хрупкость «Несокрушимой веры» визуально усиливало его близкое расположение к громаде «Вечного крестоносца». В присутствии «Глорианы» фрегат казался ничтожным, подавленным габаритами древнего корабля и низведённым до боязливого раболепия. «Несокрушимая вера» существовала в тени гигантского линкора, подобно паразиту на теле океанского левиафана.

Хелбрехт стоял на мостике и с каменным видом оценивал капитана корабля. Мужчина уже бубнил заранее подготовленное изложение манифеста.

— С одобрения Трона и при благоприятных приливах варп-переход займёт месяц нашего времени, — заявил командир «Несокрушимой веры» Сол Игаз.

Шипмейстер представлял из себя худощавого человека, явно привыкшего к пустоте космоса, но в то же время излучал такую мощную энергию, что, казалось, рвение Сола в конечном итоге его же и сломит. Волосы командующего имели цвет средний между песочно-светлым и серебристым, а один глаз заменяла постоянно жужжащая аугментика, гудящая в такт машинному сердцу корабля и щелканью когитаторов. Накрахмаленный серый воротничок офицера Флота выглядывал из-под мантии, наводя на мысль, что накидка служила поспешной маскировкой для неухоженной униформы: Солу Игазу не хотелось запятнать честь перед самим верховным маршалом Чёрных Храмовников. — Надеюсь, сроки вас удовлетворяют, милорд? Мы делаем всё возможное для наискорейшего прибытия к цели.

— Провизии и прочих припасов хватает? — поинтересовался Хелбрехт.

Капитан напрягся, но сохранил самообладание. Он окинул взглядом круглое помещение с довольно низкими потолками (что и представлял из себя командный мостик «Веры») — тёмные углубления, хранящие некоторые из корабельных устройств, придавали мостику глубины. Капитан корабля, верховный маршал и Чемпион полумесяцем выстроились вокруг трона.

— Припасы доставили прямиком с «Крестоносца», милорд. Включая личное оружие ваших воинов. — Сол выдавил из себя улыбку, спешно разворачиваясь к щебечущему когитатору.

— Мои воины? — удивился Хелбрехт. — Нас всего двое — я да Чемпион.

— Прошу прощения, господин, — склонив голову, оправдывался Игаз. — Реклюзиарх прислал почётный караул, названный им же Хранителями души в честь вашего предприятия.

Если командир судна и заметил, как напряглись уголки рта магистра ордена, то не подал виду. Гримальдус проигнорировал решение верховного маршала, рассудив, что без снующих по пятам телохранителей Хелбрехт не справится. В сердце Храмовника полыхнул едва подавляемый гнев.

— Для меня большая честь нести службу рядом с верховным маршалом и принимать участие в священной миссии ордена, — продолжал Сол, ничего не подозревая. — Как того требует Бог-Император, моя команда примет любые вызовы. Игаз вновь оглянул трон, который он намеренно предпочёл не занимать. — Если повелителю будет угодно, я передам командование вам.

«Ах, вот оно как. Несмотря на моё влияние на столь огромное число людей, для них я всё равно остаюсь флотоводцем, непревзойдённого мастерства капитаном и героем космическиой войны Армагеддона. Как будто это всё, на что я способен».

— Ваша предусмотрительность делает вам честь, шипмейстер, но я бы хотел, чтобы фрегат оставался под вашим руководством. Это ваш корабль, а мы на нём — всего лишь гости. Я не в праве отнимать у вас дарованное Императором.

Недолго, прежде чем сменилось безмятежно-теплым одобрением, лицо шипмейстера выражало удивление. Сол ожидал передачи командования над фрегатом, и поэтому действия Хелбрехта показались ему беспричинно доброжелательными, особенно на фоне растущей раздражительности верховного маршала.

— У меня есть и другие дела, не менее важные для паломничества. К тому же, нам, Астартес, надлежит проводить ритуалы плоти и духа. Вы же — командир одного из кораблей ордена Чёрных Храмовников. Надеюсь, я изъяснился понятно.

— Предельно, верховный маршал, — кивнул Сол. — Мы приготовили покои для вас и для остальных воинов. Если потребуется что-то ещё, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться. Мы в вашем распоряжении.

— Благодарю вас, шипмейстер, — одобрительно кивнув, ответил Хелбрехт. — Держите меня в курсе любых событий. А до тех пор моё братство сконцентрируется на общении с Императором.

— Да хранит Он вас, верховный маршал.

— И вас, капитан, — ответил Хелбрехт. — А теперь проводи меня к воинам.

Гнездо камер и оружейных отсеков вдоль правого борта было хорошо оборудовано и кичилось почти греховными просторами для рядовых боевых братьев. Их заселили бы в любом случае, вне зависимости от того, прислал Гримальдус подкрепление или нет. Жилые камеры представляли собой простые помещения с голыми стенами, но не из тусклого железа корабля, а с отделкой из серого, почти могильного камня.

Космодесантники собрались снаружи покоев, прислонившись спинами к холодному камню. Среди них стоял и Нивело, — несмотря на обстоятельства, Хелбрехт улыбнулся при виде старого друга. Они пожали запястья, и седой Брат по мечу склонил голову перед своим верховным маршалом.

— Реклюзиарх посчитал, что тебе понадобится подспорье, — бросил он со смешком. — Не знаю, о чём он думал, потому как вряд ли я смогу чем-то помочь.

Хелбрехт печально покачал головой и повернулся к остальным. Все космодесантники были ему знакомы, что свидетельствовало о здравомыслии Гримальдуса, а также о неспособности капеллана выполнять приказы. Каждый из Астартес подавал надежды и находился в процессе возвышения по служебной лестнице ордена. Все были способны на великие свершения. Паломничество станет прекрасным испытанием, чтобы отточить их души и подготовить к предстоящим битвам, и неважно, являлся воин офицером ордена или рядовым Астартес.

«Будь ты проклят Троном, Мерек, — подумал Хелбрехт. — Что сделано, то сделано, но я не желал твоей помощи».

На Рамберте блестел чёрный доспех капеллана типа X. Пустые глазницы череполикого шлема, схожего с бронёй Гримальдуса, взирали на него с таким же холодным спокойствием. Хелбрехт оценил воина в считанные мгновения: слегка неуверенная поза, манера вертеть в руке крозиус — будто ему не терпелось пустить его в ход. При приближении Хелбрехта капеллан склонил голову.

— Верховный маршал, — выдохнул Астартес, — для меня большая честь принять участие в походе как представитель капелланства и доверенное лицо реклюзиарха. Я не подведу.

«Желание что-то доказать. Так неуверен в законности своего положения. И всё же его испытывали и продвигали по службе, как и любого другого. Странная вещь — быть одарённым подобной силой и доверием, но в то же время обременённым таким количеством сомнений. Хорошо, что его избрали. Смогу понаблюдать за его методами ведения войны и исповедания веры».

— У меня нет ни капли сомнений в твоих способностях, Рамберт. Чутьё Гримальдуса никогда не подводило, а значит ты как никто другой подходишь на роль исповедника Чемпиона.

Рамберт отдал честь, поднеся ладонь к нагруднику, и снова склонил голову. Хелбрехт двинулся дальше.

— Брат Теодвин, — поприветствовал Хелбрехт и кивнул следующему воину. На нём сиял белый доспех апотекария, точно такой же, какой когда-то сверкал на Больхейме. Теодвин источал ауру целительского доверия. Он держался особняком от остальных, проверяя и перепроверяя нартециум. Редуктор со щелчком прикрепился к поясу, и апотекарий обратился к Хелбрехту. Шлем Теодвина покоился на магнитном замке набедренной пластины, а потому собравшиеся видели резкие черты лица и суровый взгляд серых глаз.

— Верховный маршал, — произнёс Теодвин.

Он наклонился вперёд, словно оценивая состояние Хелбрехта. Даже в этот момент торжественной присяги он продолжал работать, заботясь о здоровье господина. Хелбрехт чувствовал почти плебейское очарование, исходившее от молодого воина. Одно дело — изучать «Примарис» и процесс перехода через Рубикон, но наблюдать, как процедура влияет на такого августейшего воина, как Хелбрехт — совершенно другое дело.

«Я не тот, что раньше. Все это понимают. Они видят изменения, которым подверглось тело, и зажжённую в нём новую силу. Каждый реагирует по-своему. Очарование. Страх. Я стал символом, во многих отношениях больше, чем когда-либо. Теперь я не просто лидер людей, но и их идеал. Я прошёл через огонь преображения, и по Его воле выжил. Не так-то просто к этому привыкнуть».

Хелбрехт склонил голову в знак согласия.

— Я так понимаю, реклюзиарх избрал тебя заботиться о здравии моего тела. Духовным благополучием, стало быть, займутся другие.

— Полагаю, что так, милорд, — ответил Теодвин. Всё по делу. Прагматичный. Теодвин понравился верховному маршалу. Сухое следование долгу у Чёрных Храмовников ценилось во все времена. — Согласно предоставленной мне информации, на борту достаточно припасов. Хотя мы ожидаем сотрудничества со стороны Хеварана, группа подготовилась к любым неожиданностям.

— Отлично. — Хелбрехт одобрительно качнул головой. — Ибо готовый ко всему воин преодолеет любые препятствия.

Он зашагал дальше и обратился к последнему члену отряд. Боевой брат упал на колени, как только вошли Хелбрехт и Больхейм, и до сих пор не поднялся. Руки космодесантника сомкнулись вокруг древка личного штандарта Хелбрехта; воин высоко держал знамя, развевающееся алым и чёрным. На знамени был изображён сам Хелбрехт, магистр ордена, сжимающий меч и горящий фонарь — символ гнева Императора и Его света.

Бледнокожий неофит не поднимал глаз, он не мог заставить себя посмотреть на верховного маршала Чёрных Храмовников.

Хелбрехт усмехнулся.

— Встань, мальчик, ибо реклюзиарх счёл тебя достойным. Вряд ли от тебя будет толк, если не сможешь даже взглянуть на своего господина.

— Простите, милорд, — извинился неофит и встал, наконец встретившись с Хелбрехтом взглядом. — Это неописуемая честь, такого рода, что её важность я не смогу оценить в полной мере. Быть избранным из стольких братьев, стольких более достойных... Я не подведу вас, господин. Я буду сражаться и служить, как того требует орден. Я пройду по острию и прославлю наследие Рогала Дорна.

— По крайней мере, в нём горит пламя, — фыркнул Нивело. — Неофит здорово нам послужит.

— Действительно, — согласился Хелбрехт. Маршал положил бионическую ладонь на плечо Астартес. — Тебя избрали потому, что орден возложил на твою душу большие надежды. Ты мой знаменосец и должен соответствовать званию приведённого к присяге неофита. Назови своё имя, и с этого момента мы станем братьями. Равными в Вечном крестовом походе, не разделёнными рангом и без зависти в душах.

— Андроник, повелитель.

— Тогда добро пожаловать, брат Андроник. Во время пути у тебя будет уйма времени поучиться у старших товарищей.


Оставшись в камере, Хелбрехт обнаружил, что тепло практически не доходит до камер, потому в них сохранялась угнетающе холодная температура — предзнаменование, которое Рамберт восхвалял как знак нетерпимости Императора к распущенности Своих слуг.

— Когда тело жжёт холод, его согревает пламя веры, — объяснил капеллан.

Трудности всегда служили толчком к великим свершениям и правдивым словам. Там, где многие братства Астартес и другие приверженцы Имперского кредо угасали в собственных мыслях или предавались страданиям, Чёрных Храмовников препятствия лишь мотивировали: усерднее сражаться и довольствоваться условиями, какие дозволил Император.

Хелбрехт приложил руку к гладкой холодной стене, обдумывая эту мысль. Из всех орденов космодесанта лишь Черные Храмовники по-настоящему приняли Имперский культ как абсолютную истину, каким он и являлся. Слишком многие уклонялись от этого долга. Слишком многие считали, что Император оставался человеком — величайшим из людей, но всё же простым человеком. Что Он отрицал собственную божественность. Что братья Адептус Астартес должны придерживаться более практичного кодекса, не уподобляясь примитивным паломникам.

Хелбрехт был против.

В течение десяти тысяч лет они поддерживали пламя веры. Оно не уменьшилось ни с тех пор, как предатели вернулись из Ока, ни когда появился Великий Зверь. Орден пережил бесчисленное количество войн и междоусобиц: эпоху Отступничества, Междуцарствие Нова-Терры, Войну ложного примарха

Империум выжил, как и вера Черных Храмовников. Её испытали огнём и признали.

Хелбрехт отошел от стены и вышел, пройдя по коридору в сторону часовни. Он открыл дверь и заметил внутри Больхейма. Чемпион преклонил колени перед изображением Императора-звездоплавателя, окруженного инструментами навигации в пустоте и варпе. В поднятых руках статуя несла трехглазый талисман, символизирующий дома навигаторов, и секстант пустоты, свидетельствующий об умении смертных капитанов. Это была прекрасная часовня, высеченная из такого же серого камня, как и везде; и с алтарём, облицованным драгоценными металлами. Золото и платина слабо мерцали в свете электрических свечей, играя на священных пластинах доспеха.

— Я бы предпочел корабль повоинственнее, — сходу начал Больхейм, — но для наших нужд хватит и этого. К тому же, командир очень щедр на поддержку. Рядом с артиллерийскими палубами правого борта есть тренировочный зал. Обидно, что он пустует.

— Прекрасное предложение, — согласился Хелбрехт. — Тебе нужно время, чтобы овладеть новыми способностями. Под эгидой чемпионства твоё мастерство покорит новые высоты, а Его благосклонность улучшит навыки ведения боя. У тебя было время поразмыслить над видением, что нас связало?

— Я... — Больхейм умолк. — Во время медитаций мерещится, будто я снова там. Горю Его гневом и низвергаю зло железа вместе с ложными идолами. Мне открылась суть вещей, недоступная раньше.

— Что, например?

— Хеваран являлся оплотом Заклятого Врага и был разрушен, когда бушевала Великая ересь. Они предпочли молчаливое согласие праведному неповиновению и какое-то время жили и даже процветали при правлении предателей. Однако во время Великого очищения хеваранцы познали цену ереси. Рогал Дорн разбил вдребезги все их крепости. Хеваран был твердыней, имел толстые стены и самодовольный гарнизон. Отступники впились в плоть Империума и с неслыханной гордостью бросили вызов верным сынам, словно зазывая легион освободить их от ереси.

— Труды капелланов, как и мои знания, это подтверждают. Дорн, в ярости своей и великолепии, выдолбил их из самих звёзд.

— Всё случилось именно так. Да, вы видели то же, что и я. Война за Хеваран была всепоглощающей и непрерывной. Одно из величайших сражений легиона. Наши предки одарили врага огнём гнева Его. Шаг за шагом отец разрушал твердыни, пока в мире не осталось ни одного строения на поверхности.

— И Дорн в своей бесконечной мудрости объявил, что за совершённые грехи Хеваран никогда не отстроят вновь. Населению же суждено было дышать пылью измены, до момента, пока они не заслужат искупления. Планета стала магнитом для паломников: разрушенный мир, священный и безнадёжный; свидетельство вероломства предателей и милосердия нашего лорда Дорна.

— Священный мир со священной реликвией, нетревожной и сокрытой от чужих глаз уже десять тысяч лет.

— И по воле Императора показанная нам.

Хелбрехт признавал Чемпиона. Больхейм неподвижно стоял на месте, напряжённый в ожидании личной войны и благословенный рукой Бога-Императора как орудие Его воли. Таким же был когда-то и Сигизмунд — в ту самую эпоху, которую Хелбрехт и Больхейм пережили в видениях. Сон возбуждал, он горел в нервной системе Чемпиона, тогда как на Хелбрехте лежал подобно савану.

Он чувствовал руку Императора в каждом своём движении острее, чем когда-либо прежде. В пути от неофита до посвящённого, от брата по мечу до маршала, а затем и до верховного маршала, вплоть до пересечения Рубикона Хелбрехт ощущал Его наставление.

Он сжал кулаки и выдохнул.

— Когда мы прибудем, ты укажешь, где находится реликвия?

— Не сомневайтесь. Избранный видит не только глазами, ведь плоть — всего лишь сосуд для Его воли. Он устанавливает знаки на небосводе, чтобы привести нас к нужному месту. Я видел порхающие по миру золотые узоры. Вы заметили их, когда горел Хеваран? Вы видели золотой свет?

— Я видел, — кивнул Хелбрехт. Он наблюдал, как горит мир, и сначала посчитал, что на его поверхности бушует огонь разрушения, однако вскоре понял: Дорн и его воины пылали золотом — праведным пламенем, столкнувшимся с чёрным железом и предательской ненавистью.

— Тогда вы должны понимать: Его руководство никогда не введёт в заблуждение. Я ступлю на землю Хеварана и тотчас же узнаю, куда велит идти судьба. И когда мы вернёмся в крестовый поход, войско встретит нас как героев.


Глава 7: Испытания веры

В гнетущих условиях варп-перехода заняться было особо нечем, и Хелбрехт решил испытать храбрость присланных реклюзиархом воинов.

Для представителей родословной Дорна ритуальные поединки как ничто иное выражало священную кровную связь, будь то помпезный Пир Клинков или обычный поединок чести. Поговаривали, что Сигизмунда за всю его жизнь превзойти в дуэли никто так и не смог — он являлся одним из самых опытных в старых легионах. Стремление столкнуться лицом к лицу с врагом и почтить честь брата в поединке отпечаталось и в генах Чёрных Храмовников.

Нивело, порывистый и отважный, ради спортивного интереса первым бросил вызов — всего через две недели с начала перехода. Все члены команды удивились, ведь ответил ему сдержанный и малословный Теодвин. Оба сняли по пояс доспех и взяли в руки затупленные тренировочные клинки — короткие мечи, чем-то напоминающие гладиусы Ультрамаринов, но более подходящие для дуэли.

Скрывать разницу в силе не было смысла: на арене доминировал старший, Нивело. Он набросился на Теодвина, гоняя его туда-сюда по прямоугольнику тренировочного зала, словно пёс, терзающий кусок мяса. В конце концов, когда ветеран вдоволь повеселился, он свалил Теодвина несколькими ударами меча, оставив на спине проигравшего и рёбрах синяки. Какое-то время Теодвин не отрывал от Нивело свирепого взгляда, но ветеран протянул ему руку и помог подняться.

— Неплохо, парень, — ободрил его Нивело. — Для целителя ты дерёшься вполне сносно.

Андроник являл собой полную противоположность апотекария. Спустя неделю после первой дуэли его пылкость превзошла благоговейный трепет, и неофит избрал Рамберта в качестве объекта для притязаний. На лице Хелбрехта мелькнула улыбка: альтернативой для Андроника оставалось бросить вызов либо ему самому, либо Больхейму, и оба этих варианта не сулили для неофита ничего хорошего. Однако в Рамберте молодой воин нашёл не просто соперника, но и человека, в котором, как и в нём, горело пламя юности. Рамберт отказался снимать шлем, он совершил это движение лишь раз, при Хелбрехте и Больхейме, и потому воины сразились в полном боевом облачении.

Как и ожидалось, бой вышел более энергичным и с менее ожидаемым исходом. Оба сражались изо всех сил, почти по-звериному. Клинки сталкивались и звенели о доспехи. В конце концов схватка закончилась тем, что Рамберт приставил клинок к глотке Андроника, придавив неофита к одной из колонн. Андроник поднял руку, объявив о сдаче, после чего Рамберт отшагнул и качнул головой.

Как бы то ни было, неофит заслужил уважение по крайней мере одного воина.

Следующий бой непременно должен был состояться между Хелбрехтом и Больхеймом, к тому же избранников Императора сближала общая связь. Никто не бросил формальный вызов, оба признавали неизбежность дуэли как должное.

Как и в первом бою, они разделись по пояс и взяли в руки затупленное учебное оружие. Многие в ритуальных дуэлях предпочитали более короткие клинки, однако выбор верховного маршала и Чемпиона Императора пал на длинные. Хелбрехт ощутил вес металла; ему недоставало тяжести Меча верховных маршалов, но для боя клинок годился. Больхейм совершал те же движения, меняя хват с одноручного на двуручный и наоборот. Губы Чемпиона зашевелились в молитве; Хелбрехт не мог сказать наверняка, молился Больхейм о победе или о простом руководстве.

За пределами камеры, вне корабля царил хаос. За крошечным пузырьком реальности «Веры» неистовствовал варп, пенясь и скапливаясь в бесконечности не-цветов и не-оттенков, будто лужи масла на поверхности воде, готовые загореться или уже пылающие неестественным пламенем. Лезвие корабля непримиримо рассекало океаны вожделения и двигалось вперёд. «Несокрушимая вера» раскалывала ледники недоверия и лжи, словно сияющий во тьме бастион стойкости против эфемерного измерения, способного в мгновение поглотить самого себя.

Хелбрехт позавидовал надёжности корабля. Раз за разом имматериум проверял его закалку. Верховный маршал не мог вспомнить, когда в последний раз проходил подобное испытание. Вероятно, над Армагеддоном. Или, возможно, когда Повелитель Бурь отнял его руку. Хотя, как в конце концов рассудил Хелбрехт, на данный момент последним из испытаний стал переход Рубикона.

Он крепче сжал рукоять меча и скользнул вперёд, занося клинок для размашистого удара и намереваясь поразить Больхейма в грудь. Чемпион уже двигался, с лёгкостью отступив в сторону. Оба перемещались по арене с изяществом опытных фехтовальщиков. Его избранники атаковали не грубыми рубящими ударами мясника или вымуштрованными приёмами новобранцев. Они были воинами, закалёнными Вечным крестовым походом и побуждаемые Богом-Императором являть собой идеал для людей. Физиология Примарис ликовала от прилагаемых для победы усилий: каждый доводил себя до предела.

Больхейм совершил низкий выпад, и Хелбрехту пришлось провернуть клинок, чтобы парировать. Несмотря на менее тяжёлый металл, удар случился такой силы, что пробрал до костей. Хелбрехт стиснул зубы и толкнул вперёд, одновременно с тем подняв меч, а затем развернулся для следующей атаки. По залу эхом разнёсся шлепок плоской части клинка по плечу. Больхейм что-то проворчал, а затем повернулся и сам бросился вперёд. Он взялся за меч обеими руками и занёс его над головой. Хелбрехт изогнулся всем телом, сумев уклониться. Грудные клетки беспрестранно вздымались от необходимости поддерживать темп поединка. Астартес блестели от пота. Спустя мгновение они снова ринулись в бой.

Клинки столкнулись. Сцепившиеся мечи не давали космодесантникам отступить назад, Астартес боролись, пытаясь освободиться и сохранить преимущество. Хелбрехт был старше и сильнее, однако Больхейм излучал неуёмную энергию, будто звёздный свет, пойманный в ловушку зеркал. Его дух горел так же ярко, как и любого воина, кому открылось видение.

Однако сейчас Больхейм не спал. Поединок был настолько реальным, что его невозможно было отличить от настоящего сражения.

Клинки отпустили друг друга, и Хелбрехт тотчас же двинулся вперёд, стремясь перехватить инициативу. Мечи столкнулись вновь, но на этот раз ненадолго. Он отбивал удары Чемпиона до тех пор, пока молодому воину, наконец, самому не пришлось отражать удары Хелбрехта, и с каждым разом Больхейму приходилось прилагать всё больше сил. Воины постоянно перемещались по залу. При всей дикой интенсивности в нём скрывалась какая-то красота. Ни один из двух космодесантников не сомневался в движениях и даже не мыслил сдаться.

Остальные Храмовники молчали. Они не подбадривали товарищей, предпочитая наблюдать за поединком с затаенным благоговением, словно перед ними разворачивались священные события. Астартес из меньших орденов кричали бы без остановки или смеялись, по-плебейски заключая пари. Однако здесь подобному не было места. Все наблюдали с тем же мрачным изумлением, что обычно приберегалось для молитв или храмовых служб, когда рыцари лицезрели изображения Императора.

Высекая искры, мечи сталкивались снова и снова. В какой-то миг Хелбрехт сумел удержать преимущество и оттеснил Чемпиона назад, но Больхейм перехватил инициативу и нанёс удар поперёк груди. Меч скользнул по ключице верховного маршала, вызвав у того разочарованный рык.

— Вы... — прошипел Болхейм сквозь стиснутые зубы. — Вы не устаёте. Столь же неутомимы, будто в доспехе. Недостижимы для ран и слишком благословенны, чтобы умереть.

Чемпион попытался увернуться от выпада Хелбрехта, но острие успело впиться в щеку. Лицо Больхейма, и без того раскрасневшееся от напряжения, окрасила кровь, и он вновь кинулся к Хелбрехту.

Верховный маршал отшагнул с траектории несущегося воина и ударил его тренировочной сталью по позвоночнику. От удара Больхейм изогнулся, споткнулся, а затем отчаянно развернулся для яростной атаки. Клинок пролетел всего в нескольких дюймах от глаз Хелбрехта, заставив того на шаг отступить. Уставшие соперники, всё ещё ожидая следующего удара, посмотрели друг на друга полными уважения глазами.

— Ну что, ничья? — раздался хохочущий крик Нивело. — Похоже, на некоторые вопросы ответов лучше не узнавать. Интересно, кто бы победил в смертельной схватке?

— Подобное пари лучше не заключать, — отчеканил Хелбрехт. — Мы братья. Он Чемпион Императора и несёт в себе Его Императора, а я — верховный маршал Чёрных Храмовников. Каждый из нас служит по-своему, и тёмным станет тот день, когда мы столкнёмся. — Он покачал головой на глупость Нивело и снова повернулся к Больхейму. Чемпион улыбался, несмотря на то, что грудь вздымалась с особенной тяжестью, а сам он был пропитан запахом крови и пота. — Ты хорошо держался, Чемпион. Это заслуга ордена и наших предшественников.

— И всё же я не смог вас превзойти, — признался Больхейм. Улыбка Чемпиона казалась вымученной, фальшивой. — А, значит, у меня могут возникнуть проблемы с будущими врагами.


Хелбрехт положил руку на плечо Больхейма.

— Конечно, нет, — успокоил Чемпиона верховный маршал. — Острейший клинок поражает лишь там, где должен. Эта истина — основа рыцарской души.

Он оглянулся на зрителей, каждый из которых ждал от Хелбрехта урока или наставления. Некоторые были молоды, неуверенны в себе, жаждали определённости в избранном пути: Андроник, Рамберт, да и сам Больхейм тоже. Нивело и Теодвин наблюдали за происходящим с блеском прошлого опыта в глазах — знанием, что всегда есть что-то новое, чему следует поучиться.

— Все вы достойны священного предприятия. Мы поклялись, что сделаем всё ради выполнения долга. По возвращении мы станем героями и чемпионами, и не простыми, а благословленными светом Императора и Дорна. Мы передадим реликвию в Храм и уверенностью, что послужили Господу-Императору всем сердцем и душой.

— Хвала Господу-Императору, — повторили Храмовники как один.

Хелбрехт собирался было заговорить снова, но мгновенную тишину прорезал вой сирен. Астартес содрогнула лёгкая дрожь: сигналы тревоги заставили палубу биться, подобно сердцу. Металлическая трель стихла, и её сменил механический голос, усиленный воксом.

«Приготовиться к переходу в реальное пространство. Слава святой машине. Хвала навигатору. Свет Астрономикона ярок».

— Прибыли, — объявил Хелбрехт. — Идите. Вооружайтесь. Когда мы ступим на Хеваран, то будем представлять не только наш орден, но и всю родословную Дорна.

Каждый поклонился и вышел из тренировочного зала.

Хелбрехт остался в центре арены, мышцы до сих пор горели, ещё не восстановившись после дуэли. Повернувшись в сторону двери, он заметил Рамберта. Капеллан не собирался уходить. Он стоял безмолвной тенью, скрестив на груди руки. Шлем-череп уставился на Хелбрехта непроницаемым взглядом. Несмотря на относительную неопытность, Рамберт производил впечатление достойного служить доверенным лицом Гримальдуса.

— Вы уверены, верховный маршал?

— Уверен? — не понял вопроса Хелбрехт.

Рамберт остался в полном боевом облачении, и потому возвышался над Хелбрехтом, однако несмотря на разницу в росте, верховный маршал казался внушительнее. Он двинулся к Раймберту, и капеллан отступил назад, да так, что пластины брони заскрежетали по белым стенам.

— Нас привело сюда видение Самого Императора. Ты знаешь литании наизусть, верно? Капелланы изучают таинства ордена и не имеют права сомневаться.

— Я и не сомневаюсь, милорд.

Хелбрехту почудилось, будто у разозлённого упрёком капеллана раздулся нагрудник.

— Простой вопрос, уверены ли вы в правильности этого курса теперь, когда мы прибыли в систему? Я останусь с вами при любых обстоятельствах, но мой долг задавать вам вопросы, на которые другие не осмелятся.

— Всё станет ясно на поверхности Хеварана. Чемпион найдёт путь, и мы отыщем осколок — вне всяких сомнений, выше всяких упреков, ибо такова воля Императора. А когда мы исполняем Его волю, то совершаем благие для человечества поступки. Чёрные Храмовники — вернейшие защитники Его и гневный меч, что отбрасывает тьму.

Рамберт удовлетворённо склонил голову. Стоя так близко к стене этот жест приобрёл некоторую абсурдность, делая капеллана больше похожим на декоративный доспех или сгорбленную горгулью на карнизе собора.

— Ваши слова мудры, верховный маршал. Простите меня. Перед отбытием, реклюзиарх поручил мне присматривать за вами, за вашей душой. Телом вы здоровы, но дело капеллана — воинский дух. Яркое пламя горит недолго, и мне не хотелось бы наблюдать, как вас пожирает огонь собственной трансформации.

«Я никогда не чувствовал себя ни более сильным, ни более правым в деяниях. Никогда не был возвышен настолько. Я понимаю преобразующую силу, что движет Чемпионом. Он горит святым светом, как горели воины в моём видении. Горит пламенем, что никогда не погаснет».

Хелбрехт отогнал от себя эти мысли и протиснулся мимо капеллана.

— Займись собственной душой, капеллан, и убедись в её чистоте. А теперь подойди ближе и взгляни на твёрдость моего шага.


Глава 8: Разрушенный мир

«Несокрушимая вера» вырвалась в реальность, волоча за собой горящие отростки варпа — ползучие последыши имматериума в гелеобразной оболочке. Спустя время они испарились, за мгновение до смерти обратившись в кричащие лица. Члены экипажа устало поникли, совершив долгожданный выдох. Но вялость смертных резво сменилась упорядоченным парадом обязанностей. Корабельные системы просканировали дважды. Были проверены когитаторы и опрошены банки данных сервиторов. Каждую деталь фрегата подвергли глубочайшему анализу, дабы убедиться к готовности «Веры» продолжать службу.

Хелбрехт, полностью облачённый в чёрное с золотом и бронзой, прошагал к центру мостика, точно ожившая на войну статуя. Бионическая рука не покидала рукояти меча, что оставался в набедренных ножнах, а за спиной, как обычно, висела комбимельта-винтовка. Малинового цвета плащ развевался в потоках рециркулированного воздуха.

— Докладывайте, — проворчал маршал. Взгляды людей на мостике мигом переместились на магистра Чёрных Храмовников. Капитан корабля неловко встал, обернувшись к Хелбрехту.

— Только что был совершён переход в систему Хеваран, верховный маршал.

— Доказательства?

— Навигатор подтвердил факт прибытия, господин. — Мужчина повернулся и указал на раскрывающиеся ставни вдоль основных обзорных иллюминаторов. — Взгляните сами.

Пограничные зоны системы Хеваран оставались холодными и безжизненными, кладбищем иссохших остовов кораблей и медленно дрейфующего камня. Время и пагубное воздействие пустоты постепенно стёрли с кораблей опознавательные знаки, — начисто соскоблённые ударами микрометеоритов и всепожирающим льдом. Мёртвый флот, вне всяких сомнений, состоял из имперских кораблей, некоторые относились к таким древним классам и типам, что сгинуть в системе они могли лишь многие тысячелетия назад. Без крупных планет внешней системы эти осколки древних конфликтов скопились вблизи точки Мандевиля, образовав зловещую баррикаду, которую «Вере» пришлось обходить.

Шипмейстер Игаз махнул рукой.

— А вот и он.

Всё ещё далекий, Хеваран представлял из себя корявую серую глыбу. Окутывая планету, по его просторам плыл редкий облачный покров, но даже он не мог сокрыть шрамов на теле мира.

— Никаких сигналов за пределами локализованных вокс-каналов, никакой крупной инфраструктуры или заметных источников питания. — Игаз постучал пальцем по губе. — Если бы мне доверили оценку ситуации, я бы счёл, что хеваранская цивилизация переживает свой упадок.

— Организованный упадок, —поправил Хелбрехт со всей категоричностью смертного приговора. Игаз посмотрел на верховного маршала полными замешательства глазами, и магистр Чёрных Храмовников продолжил. — Хеваран — уничтоженный мир. Упадок служит ему и наказанием, и даром: планета стала пеплом, из которого восстанут праведники; засыпанной прахом ямой, чей долг внушать смирение остальным.

— Значит, это результат чьих-то действий? — не поверил Игаз. Он наклонился ближе к иллюминаторам, подняв брови и пристально вглядываясь в шар. Перед выпученными глазами шипмейстера плыла сфера Хеварана, и все же, в глубинном смысле, Сол оставался не в состоянии постичь его предназначение. — Мир оставили гнить в подношение? В смысле, как жертву?

— В предупреждение, — отрезал Хелбрехт. — Рогала Дорна достигла весть об их вероломстве и слабости, и после войны примарх постановил, что хеваранцы потеряли право самостоятельно менять свою жизнь. Они должны лишь страдать и пресмыкаться. Мир, ставший могилой, послужит и домом. В нём не оставили ни траурных залов, ни произведений искусства. Одни руины. Хеваранцам надлежало питаться тем, что найдут, и поданным в дар во время экскурсий по бескрайним полям сражений. Путешественники и пилигримы частенько прибывают на планету, иногда просто поглазеть, точно как аристократы, наблюдающие за зверьём. — Хелбрехт позволил себе редкую улыбку. — Разумеется, волею примарха и до скончания времён.

Игаз склонил голову.

— Мне не дозволено подвергать сомнению волю примарха, — прокомментировал шипмейстера и вернулся к созерцанию мира. — Мы выйдем на орбиту в течение двух дней. Желаете, чтобы я попытался связаться с аборигенами?

— Не раньше, чем доберёмся до планеты, — ответил Хелбрехт. — Не станем давать им время на раздумья. Наличие конкретной цели — вот наше величайшее оружие. Мы высадимся, отыщем реликвию и отбудем прежде, чем они осознают наши намерения. Чем меньше информации они получат, тем больше у нас шансов на успех.

— Но... — с трудом сглотнув, Игаз продолжил. — Вы ведь верховный маршал Черных Храмовников, милорд. Вне всяких сомнений, вы в праве потребовать от них всё, что пожелаете!

— Безусловно, в праве, и, возможно, так и поступлю. Однако сначала хочу взглянуть на хеваранцев, услышать от них правду. Правду о себе и о мире. Вполне вероятно, что они не знают меня или Чёрных Храмовников, но сынов Дорна вспомнить должны. Посмотрев в их глаза, я должен увидеть наследие моих предков, и лишь после мы сможем продолжить. Запускайте двигатели как будем готовы. Сообщите экипажу, что мы прибыли, и поблагодарите за службу.

— Есть, господин. Я попрошу вокс-мастера подготовить стандартные объявления, если только вы не предпочтёте выступить лично?

— Не сейчас. Если найдём, что нужно, я сообщу об успехе лично, но на данный момент достаточно обычного уведомления о прибытии.

— Как пожелаете, — откланялся шипмейстер. — Мы продвигаемся во внутреннюю систему, господин. Я свяжусь с вами в случае изменений. — Он немного помолчал и задумчиво почесал подбородок. — Оставшееся до выхода на орбиту время вы потратите на подготовку к операции, я правильно понимаю?

— А как иначе? Прежде чем ступить на мир с такой священной историей, необходимо вознести некоторые молитвы. Вернейшим его сыновьям надлежит почтить деяния Дорна. Воля веков исполнится вновь.

Покрытое шрамами лицо Хелбрехта отражало свет из открытых иллюминаторов, напоминая измученную поверхность самого Хеварана. В тот миг верховный маршал казался невероятно постаревшим, но в то же время энергичным. Он напомнил Игазу скульптуры, имитировавшие воинственную выправку Астартес. Иногда верховный маршал стоял так неподвижно, что действительно казался статуей, по-готически экстравагантной и приличествующей часовне или мостику более внушительного судна.

Хелбрехт отвернулся от иллюминаторов и ушёл от негромкой суеты командного центра. Игаз посмотрел вслед уходящему маршалу и покачал головой.

— Да пребудет с вами Трон, верховный маршал, — произнёс он напоследок.

Они провели дни перед окончательным приближением в почти постоянной подготовке и молитвах.

Хелбрехт никогда не расставался с мечом и не снимал доспеха. Преклонял он колени перед алтарём часовни и странником-Императором или упражнялся с мечом в тренировочном зале, Хелбрехт всегда горел энергией праведной битвы.

Снова и снова клинок рассекал воздух. Снова и снова он менял стойки. Каждое движение выдавалось плавным, но в то же время смертоносным. Результатом его практики стали раны на гладком камне колонн, отмечая лесенку нанесённых ударов. Разрезы оставались примерно на высоте среднего человеческого роста, и каждый оказался бы смертельным для смертного человека.

Хелбрехт с удовлетворением оценивал нанесённый ущерб.

«Приближается момент истины, и я, как всегда, стремлюсь исполнить Его волю. Я служил. Я проходил испытания. Проходил сквозь пламя. Господи-Император, неужели меня, наконец, ожидает награда?»

На этот раз верховный маршал приложил больше усилий. Хелбрехт начал новую серию ударов, методично продвигаясь по залу. Он развернулся, пригнулся, замахнулся и ударил, почувствовав физический контакт лезвия с камнем. Энергия от удара прокатилась по руке. Он почувствовал её, даже несмотря на то, что пластины силовой брони поглотили большую часть кинетической энергии. Отголоски ощущения прошелестели по мышечным волокнам и вскоре исчезли. Хелбрехт испустил долгий вздох и отвел лезвие назад.

«Не давай отдыха моему клинку, ибо я горю желанием использовать его во имя Твоё. Всё, что я делаю, — во славу Империума. Моя жизнь, мой долг —всё — служение Тебе. Битвы и победы — подношение, что я кладу пред алтарём Твоим. Я искуплю вину и избавлюсь от недостатков, замеченных Мстящим Сыном. Я обновлю себя и переосмыслю цель».

Наедине с мыслями Хелбрехта терзали муки.

Он напрягся, опустил клинок и зашагал к двери зала. Там, наблюдая, ожидал Нивело. Брат по мечу также был полностью облачён, в набедренных ножнах висел меч, а в правой руке ветеран удерживал массивный штормовой щит. На другой стороне пояса висели болт-пистолет и мелта-бомба. Храмовник был так же готов к предстоящим событиям, как и сам Хелбрехт.

— Если продолжите в том же духе, мы лишимся тренировочного зала, — в шутку упрекнул Нивело, кивнув на колонны. — До добра это не доведёт. Шипмейстер останется очень недоволен.

— Хватит игр, Нивело, —отчеканил Хелбрехт. — У меня уже не хватает на них терпения.

— Как пожелаете, верховный маршал, — ветеран пожал плечами. Усиленный доспехами жест показался забавным. Астартес Чёрных Храмовников создавали впечатление, будто были не способны на такие эмоции, а, следовательно, и жесты тоже. Появление Нивело разозлило Хелбрехта, вывело его из созерцания, и верховный маршал не собирался игнорировать своё состояние дольше необходимого

— Остальные готовы?

— Болхейм готовился так же упорно и долго, как и ты, если не дольше. Рамберт недалеко от него ушёл. Теодвин позаботился о припасах и бегло осмотрел каждого из нашего отряда. Этот парень, ну… он о тебе переживает. Мне думается, реклюзиарх поставил перед собой задачу во что бы то ни стало защитить твой дух и тело, и потому избрал капеллана, который проследит за душой, и апотекария, чтобы тот справился с побочными эффектами Перехода, если, конечно, они дадут о себе знать.

— И всё же я здесь, — заявил Хелбрехт, широко разведя руками. — Стою, крепкий и здоровый, в здравом уме и теле, уверенный в своей душе. Если кто таит опасения, пускай подойдёт ко мне и скажет прямо. Император благоволит прямодушным людям, а не скрывающим мысли трусам.

— Отличные слова, — закивал Нивело. — Вот бы только все их услышали.

— Хватит, — прорычал Хелбрехт. — Ты мой брат, мы служили вместе много лет и сражались в бесчисленных кампаниях, но даже у моего терпения есть пределы.

— Прости меня, брат. — Нивело опустил голову. — Мы долго пробыли в пути, и мне не терпится увидеть его цель. Я плохо переношу подобные перелёты. Если бы мне выпало счастье выбора, то я бы сел на корабль, спешащий на войну, ну или транспортный корабль, или капсулу. Бездействие ужасно раздражает.

— Я понимаю твою боль, Нивело, — ответил Хелбрехт и вложил меч в ножны. Перемещение клинка будто изменило освещение, словно в его отсутствие пространство стало более мирским. — Чем скорее выполним долг, тем скорее вернёмся к истинному крестовому походу. Галактика не станет ждать, и враг продолжает реализовывать свои мерзкие планы. Война бесконечна, и противникам нет числа. Стольких надлежит уничтожить… если останемся достойны.

Нивело на мгновение замолчал.

— Ты лёгок на сомнение, брат. Реклюзиарх верит в тебя, как и все избранные стоять подле.

— Мне следовало отправиться одному, в лохмотьях кающегося грешника и с хлыстом в руке. Я должен был снизойти на равнины разрухи и помочь сынам этого мира разрушить идолов. Я должен быть помазан в своих страданиях и позоре.

— Сигизмунд был и Чемпионом, и верховным маршалом, но никогда не действовал в одиночку. Его могущество заключалось в доверии братьям. Отчего же ты жаждешь иного пути? — Нивело фыркнул и вытащил клинок, на пробу рассекая воздух широкими рубящими движениями. — Мы — твоя сила, такая же неоспоримая, как ты — наша.

Хелбрехт кивнул.

— Если мне суждено встретить судьбу лицом к лицу, то я благодарен, что сделаю это бок о бок с такими воинами, как ты. Он положил руку на плечо Нивело, а затем направился к двери. — Пойдем, брат. Разрушенный мир ждёт.


«Пламень Терры» прорвался сквозь анемичную корку хеваранской атмосферы и устремился вниз, к северному континенту, огибая безжизненные пустоши давно иссохших океанов. То, что осталось от зданий, раскинулось по периметру бесчисленных кратеров. Павшие и изломанные тела сооружений свидетельствовали о произошедшей здесь масштабной бойне. В иллюминаторы виднелись огромные горные хребты, на которых когда-то стояли крепости и бункеры. Местные дали горным руинам соответствующее название — Рудимент.

Хеваран лишь притворялся живым, существуя исключительно благодаря древнему обету. Это был несуразный мир, незаметно преходящий из легенды былого в настоящее время. Планета буквально волочила своё существование сквозь века.

Куда бы Хелбрехт не обратил свой взор — везде лежала серая пыль и осколки камня. Весь мир превратился в погребальный костер, лишенный растительности или прямых признаков жизни. За каменную кладку упрямо цеплялся лишайник, пытаясь поймать лучики солнца и создавая узор тонко окрашенных водовороты, чем-то похожих на цветение морских водорослей.

Чёрные Храмовники заметили следы цивилизации, лишь когда «Владыка» приблизился к импровизированной посадочной площадке у поселения Дара Веры. На скалах копошились фигуры в белых балахонах и военной форме, настолько схожих цветом с местным камнем, что с воздуха их различить почти не представлялось возможным. Несмотря на претенциозность колоссальных ульев в других мирах, настоящий улей насекомых всё же напоминал Хеваран. Подобно муравьям, рабочие сновали вокруг, выстраиваясь в длинные очереди. Когда «Пламень Терры» Храмовников пронёсся ниже, некоторые, прикрывая глаза, взглянули вверх, чтобы понаблюдать за посадкой.

Короткие щелчки вокс-связи направили пилота вниз, к посадочной платформе, обозначенной как «Приёмная-пять». Площадка оказалась довольно просторной, больше подходящей для паломнических модулей или транспортных кораблей Милитарума, чем для сверкающего металла корабля Космодесанта. Поле было расчищено от мусора и выложено мелкодисперсным щебнем и просоленным грунтом. Двигатели испустили последний жаркий вздох и заглохли, после чего опустилась задняя рампа, позволив «грузу» выйти наружу.

Первыми на поверхность Хеварана ступили Нивело с Андроником. Брат по мечу шёл гордо, с прямой спиной, и не отстававший неофит последовал его примеру. С развевающимся на прибрежном ветру личным знаменем Хелбрехта Андроник отошёл в сторону, Нивело же двинулся в противоположном направлении. За ними последовали Теодвин и Рамберт, более неспокойным шагом. Дойдя до воображаемой точки, как на параде, разделились и они.

И последними покинули корабль избранники Императора. Плечом к плечу верховный маршал и Чемпион казались непобедимыми, великолепными, словно ожившие изображения из имперских листовок. Два воина шли, не проронив не единого слова, и в конце концов предстали перед приветственным комитетом.

Шестерых воинов встретила дюжина солдат в штормового оттенка серых шинелях и лазружьями в руках. Воины стояли по стойке смирно.

«Нет, не штормового оттенка, — подумал Хелбрехт, разглядев повнимательнее, — Каменного, пыльного».

Как один, солдаты плавным движением опустились на колени, уперев приклады в гладкий скалобетон посадочной площадки. Из-за их спин донесся звук, который Хелбрехт признал не сразу, маршалу потребовалось мгновение, чтобы вспомнить звучание аплодисментов.

Старик в простой синеватой робе чиновника тревожным шагом продвинулся сквозь строй коленопреклоненных солдат, придерживая локтем трость, чтобы похлопать в ладоши. Пред ликом Астартес его тонкие, почти птичьи черты лица расплылись в улыбке, в равной степени исполненной благоговения и ошеломления.

Все, кроме Хелбрехта, остались в шлемах. Верховный маршал в нём не нуждался: ему нечего было скрывать. Магистр Чёрных Храмовников намеревался показать Хеварану олицетворённое избавление. Лицо крови Дорна, отдавшей так много, чтобы вернуть этот мир в лоно Империума и сохранить. Он хотел, чтобы хеваранцы видели, кому они обязаны своей благодарностью.

— Добро пожаловать, сыны Дорна, — начал старик. — Вновь добро пожаловать на Хеваран, разрушенный мир. — Он низко поклонился в пояс. — Я Август Клат, главный секретарь и чиновник самого высокого ранга на этой планете. Делами пилигримов также занимаюсь я. — Клат покачал головой и рассмеялся. — Не преувеличением будет сказать, что мы удивились, получив известие о вашем прибытии, ведь к нам перестали прибывать даже паломники...

Старик, казалось, ещё больше вжался в синевато-серые просторы мантии и старательно удерживался от того, чтобы поднять глаза.

— …со времён открытия Разлома, — почти шёпотом закончил он мысль. Затем тень словно сошла с лица, и секретарь заставил себя улыбнуться. — Однако лицезреть Адептус Астартес — бесценная честь в наше непростое время. А тем более воинов родословной самого Рогала Дорна! У других редко появляются причины приехать сюда как кающиеся грешники или паломники. Вы ведь рыцари Чёрных Храмовников, и, осмелюсь предположить, ваши мотивы выходят за рамки перечисленного.

— Я Хелбрехт, верховный маршал Чёрных Храмовников. — магистр ордена произнёс эти слова нескрываемым властным тоном. Силы его голоса оказалось достаточно, чтобы заставить поражённых солдат отшатнуться назад. — Благодарю за приём и одобряю род вашей деятельности. Вы, в свою очередь, также оказываете честь слугам Императора. — Он кивнул почетному караулу, а затем жестом указал на собственную свиту. — Со мной прибыл Чемпион Императора Больхейм, брат по мечу Нивело, капеллан Рамберт, апотекарий Теодвин и неофит ордена Андроник. Следуя божественному видению Самого Бога-Императора, его вернейшие сыны пришли выполнить святую миссию.

На мгновение воцарилась тишина: секретарю потребовалось время, чтобы переварить услышанное. Хелбрехт слышал биение его сердца так же отчетливо, как непрекращающийся стук иконоборчества: население Хеварана трудилось без остановки, молотами и кирками избавляясь от предательского прошлого. Маршал чувствовал запах выцветшего отголоска воспоминаний — вонь фицелина и прометия; мир все ещё был окутан пеленой былого.

Каким бы невероятным это ни казалось, холодный бледный мир всё ещё горел последствиями прошлых войн. Сквозь острую вонь горящего мусора, запах готовящегося мяса и кипящего бульона чувствовался привкус крови. Трупный смрад давнего смертоубийства витал над планетой, такой же неотъемлемый от её сущности, как гравитация. Хелбрехт смотрел на мужчин и женщин, которые жили здесь и здесь же и умирали. Верховный маршал ощущал давление, что оказывала на смертных планета.

Хеваранцы измучились собственной историей и грехами давно умерших предков.

— В таком случае, мы рады вам ещё больше, верховный маршал Хелбрехт, — ответил клерк Клат. В его голосе проявилась твёрдость. Послушание, рожденное благоговением перед лицом не столько космического десантника, сколько человека такого ранга и положения. В теле старика напрягся каждый мускул, когда тот всё же решился получше разглядеть массивные фигуры Астартес.

Хелбрехт задавался вопросом, очевидны ли для смертных различия между членами его отряда. Он привык к делению воинов по разным признакам, независимо от того, пытался ли он их сгладить или преодолевал лично. В глазах неулучшенных людей Храмовники наверняка не отличались между собой ничем, кроме роста или телосложения, возможно, формы доспехов. Они оставались в неведении относительно глубоких различий, скрывающихся за внешним обликом. Разуму простых людей хватало очевидного факта, что Астартес отличались от людей, ибо были преобразованы генной инженерией, хирургией и дополнительными органами. Идея о прочих различиях совершенно иного рода оставалась немыслима для всех, кроме самых образованных из слуг Империума.

— Скажите, что вам нужно? — спросил Клат. — Наши ресурсы... ну, в общем, достаточно сказать, что они скудны.

Секретарь покачал головой и жалобно прикусил губу. Хелбрехт ощутил, как внутри вскипает отвращение. Типичная для смертных слабость — это одно, но это жеманство оскорбляло его натуру. Маршал положил руку на эфес меча, усмиряя свой гнев.

— Нам понадобится лишь проводник, как только мы определимся с курсом, — ответил Хелбрехт. Он повернулся и кивнул Больхейму. Чемпион казался рассеянным, оглядывался по сторонам, пытаясь примирить пылающий мир из видения с тлеющими углями, что предстали перед взором сейчас. Хелбрехт наклонился к Больхейму, не сводя с него глаз. Пристальный взгляд, казалось, заставил избранника Императора прийти в себя, и глаза за линзами шлема сфокусировались на верховном маршале. Хелбрехт заговорил снова.

— Что-то заметил, брат?

— Хеваран поёт, — выдохнул Болхейм. — Подобно воздуху в мире, в нём живёт свет... Я вижу свет, исходящий от даров Императора. Капелланы твердят, что в свете Чемпионы познают волю Императора и низвергают Его гнев на еретиков. Вся планета горит памятью о содеянном. Давно свершённое правосудие ещё не достигло конца. Я вижу свет, когда закрываю глаза, но он отказывается сливаться воедино. Мне нужно время, пройтись по полям из видения. Я должен познать этот мир.

Слова вылетели с усиленным воксом шипением, будто на самом деле принадлежали не Больхейму, а Чемпион являлся лишь проводником чего-то более великого.

«Император молвит — мы внимаем. Большего не дано. Наше дело — не задавать вопросов и повиноваться. Сражаться за Него. Вот наша суть».

Хелбрехт кивнул и снова обратился к секретарю. Мужчина казался бесстрастным и совершенно не обеспокоенным обсуждением между Астартес. Он посмотрел на Хелбрехта с тем же ошеломлённым лицом, готовый дать ответ на любой вопрос.

— Нам понадобится проводник, — повторил Хелбрехт.

— Разумеется, милорд. Служить вам — одно удовольствие. Я найду и отправлю нужного человека, как только смогу. Не сомневайтесь, все хеваранцы — ваши преданные слуги. Мы проведём вас по старейшему из пути паломников, на котором многие обрели просветление.

Старик поклонился и заковылял прочь. Почетный караул солдат ещё долго не покидал поста, наблюдая и ожидая дальнейших указаний.


Главный секретарь Август Клат поспешил прочь от места приземления в лабиринт городских строений, палаток и груд щебня, служивших линиями деления города. Не стенами, поскольку стены нарушили бы священный обет, но насыпями из мусора, сложенными с возможностью разобрать их в любой момент ближайшего будущего.

Хеваран был пропитан лазейками и полумерами, дух местного закона превалировал над его буквой. Старик пытался унять дрожь в ногах, в руках, в глазах, но безуспешно. Рабочие останавливались и пялились на управляющего; больше всего внимание хеваранцев привлекала полная страха походка своего лидера. Он выругался себе под нос.

«Как они смеют меня пугать? Эти занебесные полубоги… Каратели наших предков…»

— Гневная десница Господня, — пробормотал он под нос и сплюнул в пыль. — Пришли напомнить о наших грехах.

Он завернул за угол, миновал крытый вход в закусочную. Из-под грубого пластекового брезента высыпала стайка детей, они болтали и смеялись, развлекаясь с игрушечными инструментами. Вслед за ними выскочила тощая матрона и виновато кивнула старику. Он благосклонно улыбнулся и двинулся дальше, мимо жилых палаток и отхожих мест вниз по истёртым каменным ступеням, под землю. Здесь смердело лишайником. Он прилипал к камню влажными мясистыми листьями, создавая впечатление оживших камней. Когда-то давно, когда главный секретарь бегал тут ещё мальчишкой, он видел, как лишайник поглотил половину разрушенной статуи.

Щупальца пробирались сквозь разбитый камень лица, с каждым годом всё больше стирая детали.

В детстве Август часто задумывался о таких вещах. Он, конечно, знал, что подобные суждения еретичны. Клата учили, что воздвигшие статуи и сооружения прошлого оказались предателями Трона, монстрами. Демонами. Самих же отступников уничтожили, а хеваранцам наказали забыть о них навсегда.

В то время он, не задавая лишних вопросов, поднял кувалду и обратил корчащееся лицо в плесневелый мусор.

Август стряхнул с себя вонь гниющей каменной кладки и открыл люк. Внутри воздух был чище, его прогоняли через не совсем исправные фильтры и воздухоочистители, удалявшие большую часть песка и грязи. Он сделал глубокий вдох. Служба главным секретарём на разрушенном мире имела свои преимущества. Роскоши в мире не осталось, однако Клад получил доступ к практически всем древним сооружениям. В любом другом мире эти туннели, да и его спартанские покои едва ли были бы достойны раба низкого происхождения.

«Я правлю миром и ничего с этого не имею. Кто же виновен в подобном ходе вещей?»

Секретарь нахмурил брови. Воины с небес не имели понятия о нужде. Они являлись орудием и немногим более. Несмотря на благочестие и смертоносное вооружение, Астартес служили лишь инструментом. Летят туда, куда велят, и гонятся за видениями и предзнаменованиями, называя происходящее божественной волей.

— Безумие, — пробормотал он. — Полнейшее безумие.

Перед тем, как открыть, Август на мгновение остановился перед дверью в свои покои. Он жил в маленькой комнате, такой же тесной и причудливой, как и наземные жилые палатки. Почти всё пространство в помещении занимала кровать, а на столе ждала резная доска для игры в регицид…

Сгорбленный силуэт, сидевший за столом, обдумывал следующий ход.

Тело соперника издавало характерное жужжание при каждом движении. Пальцы в перчатках сомкнулись вокруг одной фигурки, подняли её и передвинули по доске. Затем человек заколебался, отодвинул её назад и вздохнул замогильным выдохом.

— Не ожидал, что ты вернёшься так быстро, главный секретарь. Я всё ещё думаю, как же лучше сходить. Любая игра предполагает великое множество вариантов. Надеюсь, вы понимаете.

— Безусловно, — согласился Август, ответив собственным усталым вздохом. Он сел напротив гигантской тени. — У людей нет определённой судьбы. Она — не единственный луч, но спектр возможностей, как свет, проходящий сквозь призму.

— В точку, Август, — усмехнулась фигура и расхохоталась. То был скрежещущий звук, совершенно не вязавшийся с крупным бронированным телом. Вымученный. Искусственный. Пустой. Возможно, раньше, в какой-то момент своей жизни, Август придал бы этому большее значение и забеспокоился, с каким разговаривает существом. Древние всегда предупреждали о заключении сделок с демонами и контактах с монстрами. Раньше он думал, что это просто байки, гуляющие по пустошам.

А теперь монстры пришли к нему сами.

— Возникли некоторые осложнения, — внезапно вставил Август.

— Сыны Дорна, — размеренно произнёс собеседник. — Я в курсе. Они не так проницательны, как о себе думают. Впрочем, как и ты, мой друг. Вещей, что ты можешь от меня скрыть, совсем немного. — Пальцы в металле снова выбрали фигурку, взвесили её в ладони и завершили ход.

— Чего же вы от меня хотите? — спросил Август.

— Главный секретарь, это ведь очевидно! — словно ребёнку ответил сидевший напротив воин. Он потянулся, вставая из-за стола. Причудливые пластины заскрипели, и свет единственного в комнате люмена отразился от поверхности брони, сверкнув бесчувственным железом. — Я хочу, чтобы ты исполнил их просьбу.

  1. ↑ Реконвалесценция — выздоровление, особое состояние организма, наступающее после окончания какого-либо болезненного процесса и продолжающееся до полного восстановления организма.
Источник — https://wiki.warpfrog.wtf/index.php?title=Хелбрехт:_Рыцарь_Трона_/_Helbrecht:_Knight_of_the_Throne_(роман)&oldid=23527