Хелбрехт: Рыцарь Трона / Helbrecht: Knight of the Throne (роман)

Перевод в процессе: 5/25 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 5 частей из 25.

Хелбрехт: Рыцарь Трона / Helbrecht: Knight of the Throne (роман)
Автор	Марк Коллинз / Marc Collins
Переводчик	Сол
Издательство	Black Library
Год издания	2022
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Экспортировать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

Пролог: Недовольство полубога

Ранее

Коленопреклонный рыцарь стоял в самом сердце святого места.

Громадное сооружение являлось сакральным: осколок ушедшей эпохи, что бороздил просторы космоса. Его построили во времена чудес, когда человечество ещё реализовывало свои амбиции. Подобные исполинские боевые машины назывались «Глорианами». Если другие покорявшие звёзды корабли были подобны недолговечным свечам, то эти представляли собой вечно пылающий ад. Могучие сверх всякой меры, до скончания времён они не перестанут гореть, сражаться и умирать.

До наших дней их сохранилось немного, бесценных и священных в своей редкости.

И ни один из оставшихся не мог оспорить абсолютное господство «Вечного крестоносца» над пустотой.

Верховный маршал Хелбрехт склонился в молитве. Он медитировал, окружённый святостью корабля. Магистр ордена сконцентрировал внимание на повреждениях доспеха. Чёрная броня носила следы десятков сражений, настолько безжалостных и масштабных, что дабы вернуть ей полную функциональность, команде оружейников потребовались бы недели. Времени у него практически не осталось. От Хелбрехта несло кровью, дымом, священными маслами и машинной вонью от постоянных движений в силовой броне. Лицо было перепачкано сажей, а на лбу, над самым медным обручем был намалеван пепельный крест. Теперь магистр Храмовников в полной мере ощущал тяжесть доспеха: пучки его мышечных волокон напрягались от едва уловимого возбуждения, сжимаясь в такт каждому вдоху.

Однако внешняя грязь никак не влияла на духовную чистоту. Во всяком случае, Хелбрехт чувствовал себя достойным присутствовать на корабле: это право он заслужил огнём и кровью.

Руки верховного маршала непроизвольно сжались, и Хелбрехт впечатал облачённые в керамит пальцы в великолепный мраморный пол. Повествуя о тысячах лет нескончаемой войны, вокруг колыхались знамёна крестовых походов — наследие Вечного крестового похода, начатого Дорном.

— Вот за что я сражаюсь, — прошептал он, и стены обратили слова в молитву. — Во имя твоё. Во имя моих предшественников и в свете Бога-Императора.

Он поднял голову и взглянул на стоящий перед ним постамент: поперёк камня лежал меч.

Клинок являлся предметом славы. Меч, как и корабль, на котором он хранился, сковали в давно ушедшую эпоху. Восставший из пламени стыда и горя, оружие вновь несли в бой с прежним чувством долга и верой. То был меч героев. Меч Сигизмунда. Меч верховных маршалов. Даже сейчас, так долго обладая этим священным клинком, Хелбрехт не мог смотреть на него без слёз. Иначе и быть не могло. Меч этот был слишком тяжёлым оружием для смертного человека и, возможно, бременем таким же непосильным для многих братств Астартес, что странствовали меж звёзд.

Это его оружие. Его крест.

Металл меча воплощал многие аспекты командования ордена. Владеть им означало быть первым среди равных. Магистром Вечного крестового похода.

Хелбрехт позволил пальцам сомкнуться на рукояти, поднялся и снял меч с подставки. Клинок замерцал светом окружавших его стазисных полей, словно танцуя с преломленным сиянием других постаментов. Священное лезвие сохраняло прежнюю остроту и соответствующий внешний вид, в то время как облик верховного маршала оставлял желать лучшего. Он очистил и смазал лезвие маслом, с благоговением и должной страстью.

— С верой и преданностью я ношу меч Сигизмунда, орудие прошлого и ключ к будущему. Я храню наследие ордена и направляю его развитие. Я делаю это во имя Твоё, о Император, возлюбленный всеми! Чтобы Ты узрел деяния мои и судил о них согласно правилам Своим. И в судный день, когда смерть заберёт моё тело, я предстану перед Тобой и отдамся Тебе, дабы взвесил Ты ценность души моей. Чтобы встал я по правую руку от Трона, в вечной службе Тебе и сражении.

Хелбрехт вновь склонил голову перед клинком. Губы продолжали изрекать молитву. Даже при внешней измождённости, никогда его душа не блистала так ярко. Никогда он не был более искренен в своей вере.

Позади раздался колокольный звон. Удар прозвучал один раз и разнёсся по пустующему храму. Хелбрехт не обратил на него внимания. Он продолжил молитву, не сводя глаз с меча.

Раздался новый удар. Затем ещё, ещё и ещё. Звон становился настойчивее, пока, наконец, не заставил Хелбрехта подняться. Магистр вздохнул.

Верховный маршал не позволил присутствовать даже братству капелланов: он хотел выразить почтение реликвии наедине, дабы остаться под единственным судным взором Бога-Императора.

— Войди, — разрешил он и обернулся к колоссальным дверям святилища. Двери тут же открылись, отбрасывая слабый малиновый отблеск свечей и тусклое сияние люменов. Центул, слуга ордена, низко поклонился.

— Мой господин, — обратился он дрожащим голосом, — он здесь. Примарх прибыл.

Хелбрехт долго не отрывал взгляд от Центула, но затем вложил сакральное оружие в ножны, поклонился реликвии в последний раз и отправился навстречу судьбе.

Он принял примарха в Галлерии Астра, личных покоях, всё ещё покрытых следами войны. Хелбрехт отослал прочь сервиторов-оруженосцев, сервов и неофитов — всех, кто жаждал служить и вернуть доспеху прежний вид. Верховный маршал хотел встретиться с примархом как командир, только вернувшийся с войны. Усилием воли он подавил телесную дрожь и даровал себе желанный выдох. Это событие войдёт в историю. Миг, которого он жаждал и которого боялся в равной мере — шанс лицезреть эпохальную частичку прошлого, сына Самого Бога-Императора, вновь шагающего по Галактике; возможность воочию увидеть Несущего гнев и пламя, предстать перед олицетворением ярости небес!

«В возвращении примарха кроется воля Его. По мере того, как разрывается Галактика и в мир просачивается больше зла, возродиться должна и слава Великого крестового похода. Если бы вернулся наш генетический прародитель... Вот бы Рогал Дорн вновь встал у руля Галактики!»

Но возвратился другой. Не великий Преторианец, кто воздвиг стены Терры в минувшие века. Пришёл Жиллиман. Государственный муж. Мстящий Сын. Существо, которого многие назвали регентом и воплощённой волей Императора.

Хелбрехту стало интересно, каково это — смотреть на примарха. Совпадала ли внешность полубога с его образом в скульптуре? Сможет ли он уловить семейное сходство между Жиллиманом и изображениями его собственного отца? Являлся ли примарх существом из плоти или представлял собой что-то выходящее за рамки материального мира? В отличие от кузенов, Хелбрехт не бывал в Макрагге и не совершал паломничества к усыпальнице Тринадцатого. Он преклонял колени лишь перед костью руки Дорна на «Фаланге» — по праву носителя геносемени Имперских Кулаков — тогда он почувствовал единение с чем-то святым, трансцендентным. С чем-то божественным.

Двери с шипением открылись, и Хелбрехт поднял глаза. Он впервые увидел.

Смотреть на примарха было поистине чудом. Жиллиман не был сверхъестественным созданием из огня и света, но также не являлся и полностью материальным существом. Он представлял собой бурю холодного синего и золотого цветов, принявшую человекоподобный облик. Удержание на примархе взгляда причиняло боль. И дело было в великолепии не столько доспехов, сколько его полубожественной плоти. Жиллиман являлся существом, вылепленным руками Самого Императора. Примарх сражался и проливал кровь вместе с Повелителем Человечества, отстаивал Его истины, насаждал Его закон и формировал то, чем стал Империум в последующее тёмное время. Он являл собой частичку людской души, что Император создал и оживотворил как её образец.

Хелбрехт взглянул на лицо, на его суровые патрицианские черты. Верховный маршал выпрямился, так же уверенно, как новобранец на поле боя, побуждаемый к решительным действиям вниманием своего маршала.

Жиллиман заговорил раскатистым голосом, столь же отличным от Хелбрехта, как голос космодесантника отличается от такового у смертного человека.

— Ты Хелбрехт? Тот, кто носит титул верховного маршала Чёрных Храмовников?

— Удостоен этой чести, — подтвердил Хелбрехт, опускаясь на колено.

— Я присутствовал в момент основания вашего братства, — начал Жиллиман. — Когда Дорн наконец сдался и позволил расколоть легион.

На губах примарха промелькнула улыбка. Казалось, будто, шагая вперёд, он чувствовал себя в чужом доме намного естественнее, чем Хелбрехт на корабле собственного отца и его наследников.

— Твой предшественник, Сигизмунд, — боюсь, если бы обстоятельства не вмешались так, как они вмешались, он бы не прекратил борьбы против указов Кодекса.

— Вы оказываете мне честь, милорд. Бог-Император желал вашего возвращения.

Хелбрехт поднял взгляд, достаточно быстро, чтобы заметить морщинку отвращения, появившуюся на лице полубога.

До него доходили слухи, что Мстящий Сын не одобряет веру в Императора и Его примархов. Возможно, это проверка; последствия работы странных механизмов, приводящих в движение Галактику. Большинство братств Адептус Астартес сторонились Имперского Кредо, это верно, но примарх жил в эпоху величия Императора и созерцал Его погребение!

— Встань, — приказал Жиллиман, чтобы развеять мимолётную неловкость. — Мне достаточно бюрократов, приветствующих на коленях. Это не место для воина.

Хелбрехт поднялся.

— Простите мой облик. Время, прошедшее с момента открытия Разлома, не отличалось особой удачей. Мы сражались и проливали кровь. Преследовали зеленокожих и уничтожали миры, недостойные Его света. Планеты восставали и за грехи сжигались дотла. Теперь мы снова в пути. Флоты крестовых походов объединятся и начнут охоту на Зверя Армагеддона. Война продолжится до тех пор, пока проклятый ксенос не испустит последний вздох.

— Зверь Армагеддона... — Жиллиман чуть наклонил голову, обдумывая услышанные слова. Когда речь шла о примархе, даже такие мелкие жесты были наполнены смыслом. — Ты твёрдо намерен следовать этому курсу?

— Намерения мои тверды, — признал Хелбрехт. — Ксенос пролил слишком много крови. Империум переживает кровавую ночь, вокруг царит безумие, но я твёрдо знаю свой долг. Начатые крестовые походы… столько братьев погибло в войнах… Пепельные пустоши, Пустота, Хельсрич... Зверь должен ответить. Мне бы хотелось, чтобы отрубленную голову орка насадили на пику, уроком: всем следует знать, что случается с бросившими вызов Трону. Никакого компромисса — суд и смерть. Это единственное, чего заслуживают враги человечества.

— Не сомневаюсь в твоей способности осуществить желаемое, но я призываю тебя быть более предусмотрительным. Я изучил тактические особенности каждой зоны боевых действий в каждом сегментуме — все, что были известны до открытия Разлома. Зверь опасен, но он не одинок в пантеоне ужасов, угрожающих Терре. Враги разрывают раны нашей Галактики, выплёскивая кровь Империума в холодную пустоту. Я прошу тебя о помощи.

Хелбрехт умолк. В словах примарха он чувствовал вызов, но не хотел отвечать.

— Так просите, — наконец произнёс магистр. — Просите, и волей Императора я рассмотрю вашу просьбу как Верховный маршал.

— Ты рассказал о выигранных битвах: Крестовые походы в Хельсрич, Пустоту, в Пепельные пустоши. В стремлении исцелить Империум моего отца, я изучил историю войн многих орденов. Я хотел бы поставить перед тобой иные цели и прошу предпочесть служение мести. Аурилла, Офелия VII, Даксус, Ортег III — наряду с десятками других храмовых миров, они находятся в пределах досягаемости твоих сил. Ударь молотом по тем, кто угрожает моральному духу Империума!

«О, Император, как тяжелы твои испытания. Есть ли причина, почему Ты предлагаешь мне лёгкий путь? Почему искушение это исходит от того, что кажется голосом праведности во плоти?»

— Слова ваши мудры, однако открытие Разлома — возможность для Зверя скрыться. Даже сейчас, во время нашего разговора, он бежит всё дальше и в конце концов спрячется в каком-нибудь укромном месте. Во тьме он наберётся сил, после чего орды зеленокожих придут снова. А затем ещё. Ещё, ещё, и ещё много-много раз. Мы достаточно натерпелись и наконец взяли след. Орден доведёт войну до конца и сотрёт эту мерзость с лица Галактики.

— Месть для тебя важнее долга?

Хелбрехт стукнул бионическим кулаком по столу. Примарх или нет, никто не смел безнаказанно ставить под сомнение его честь.

— Для меня важно и то, и другое. Воины уже готовы. Их достаточно для выполнения данной задачи, но моих сил не хватит, чтобы спасти каждый взывающий о помощи мир. Защитники этих планет находятся под эгидой собственной веры. Сёстры Битвы, полки Милитарум и другие ордена, что находятся ближе, — помогут. Император поставил передо мной эту цель — разве не должен я исполнить волю Его как верный слуга?

Хелбрехт заметил, как на лице потрясённого примарха отразилась рябь разочарования.

— Многие служители Экклезиархии настаивают, что я — воплощённое орудие Его воли. И они правы. Возможно, не в вопросе моей божественности, но уж точно в признании меня регентом Империума.

— Мы не мирские проповедники Имперского кредо, чтобы благоговеть перед знамениями и чудесами. Мы — храмовники, милорд Жиллиман. В чёрных доспехах мы стоим против тьмы, неся праведный огонь гнева Его. Мы низвергаем ложных идолов, ломаем хребты непокорным цивилизациям и выжигаем ксеносов из плоти галактики, да властвует над ней Император. Вот каков наш долг. Вот какова наша честь. И таковы же и наши жизни.

— Не ожидал услышать от тебя такое. — Примарх покачал головой. Столь необычный жест, достойный упоминания: будто гора качает своей вершиной. — Я вижу в тебе воплощение Великого крестового похода, но изменившегося до неузнаваемости. Ваша вера противоречит всему, за что мы сражались в той эпохе. Мы трудились ради просвещения, а не суеверий. Мы были светом, что вывел человечество из тьмы Старой Ночи. — Жиллиман вздохнул. — Как не прискорбно это видеть, но вы — те самые цепи, что сковали людей, заведя нас во мрак.

Хелбрехт выпрямился.

— Немногие в Империуме сражаются так же долго и страстно, как наше священное братство. Мы следуем примеру Сигизмунда, когда он бился у стен Дворца. Он стал образцом нашей родословной. Ни шагу назад, неутомимые и непреклонные, мы продолжаем сражаться с тех самых пор и по всей галактике. С верой и яростью. Лишь Его слово остановит наш гнев.

— Да, я вижу в тебе огромное сходство с первым капитаном Сигизмундом, каким я его знал.

— Вы оказываете мне большую честь, господин.

— Это не входило в мои намерения, — холодно ответил Жиллиман. — Для вас он легенда, быть может, даже идол. Я же знал его как обычного человека. Импульсивного и несовершенного, как все люди.

Челюсть Хелбрехта сжалась от гнева, но он промолчал.

— Превосходный солдат, великий лидер. И всё же, несмотря на это, временами он руководствовался собственной волей и желаниями. Пожалуй, в этом заключалась его ошибка.

— Так вы считаете, я ошибаюсь.

— Я в этом уверен, — бросил Жиллиман. — Я привёл подкрепление, людей и ресурсы, необходимые для роста ваших сил. Чтобы Храмовники в полной мере смогли ответить на новые вызовы. Сейчас, больше, чем когда-либо, я нуждаюсь в дальновидных и проницательных людях. Империум испытывает нехватку в тех, кто может мыслить самостоятельно и ясно оценивать масштаб угроз. В тех, кто, взглянув на Галактику, сумеет составить план ответных действий.

— Я занимаюсь этим каждый божий день, лорд-регент, — с немалой долей гордости ответил Хелбрехт. — Целые воинства подчиняются моему приказу — среди всех орденов Адептус Астартес нет более многочисленного и преданного делу. Вы утверждаете, что привели с собой столько воинов, что хватит для воссоздания древних легионов, но чего они стоят по сравнению с принесшими клятву Храмовниками? Когда подкрепления, о которых вы говорите, будут приняты в орден, новобранцы сначала пройдут обучение, чтобы стать рыцарями Вечного крестового похода. Независимо от того, внемлю ли я вашей просьбе или решу уничтожить Зверя, каждый новый космодесантник моего ордена должен гореть светом Императора и нести его в самую тьму.

— Тебя не убедить! — прогремел Жиллиман.

Нелегко было вынести недовольство полубога. Хелбрехт чувствовал пристальный взгляд, подобно шаровой молнии сжигающий кожу. Преодолевая дискомфорт, он собрался с духом и приготовился к страшному суду.

— Это так.

Однако примарх ничего не ответил. Он прошел мимо Хелбрехта и остановился перед резным стеклом смотрового купола. Жиллиман обратил свой взор в даль измученной пустоты, на строй кораблей. Они, словно сражаясь за первенство быть ближе к своему сюзерену, наполняли движением космическое пространство. Лорд-командующий обернулся и посмотрел на Хелбрехта печальными, слишком человеческими глазами.

— Тебе известна история этого меча, верховный маршал?

— Безуслов... — начал было Хелбрехт, но примарх, проигнорировав, продолжил.

— Он был выкован из осколков клинка моего брата. Когда Дорн обнаружил изуродованное тело нашего отца и увидел, что сотворил с Ним Хорус, он впал в отчаяние. В тот миг он понял, что значит подвести саму причину своего создания. Он осознал, как высоки ставки и чего стоит провал. — Примарх покачал головой. — Победа таила в себе поражение. Мой брат, Рогал Дорн, человек из камня, сломал меч о колено. Осознав, что больше не поднимет меч в защиту отца — ведь он не смог этого сделать в момент величайшей нужды, — Дорн почувствовал себя недостойным владеть им.

Хелбрехт сглотнул.

— Всё это мне известно, милорд. История о Рогале Дорне подобна священному писанию Чёрных Храмовников — я могу процитировать её слово в слово.

— Не сомневаюсь, однако ты её не переживал, верховный маршал. Ты не видел брата, сломленного потерей и терзаемого отчаянием. Тебе также не приходилось наблюдать, как сын тщетно пытался поднять настроение отца. Именно ваш основатель, первый капитан Сигизмунд, собрал осколки и позволил выковать этот клинок. Подобно алхимикам Старой Терры, он обратил скорбь в обещание золота, потому что долг имеет больший вес, чем личная слава или желания. — В голосе полубога слышалась дрожь, пронизанная эмоциями смертных, хотя и усиленная — возвышенная — до поистине постчеловеческого уровня. — Запомни это, верховный маршал. Взгляни на меч и задумайся, чего можно достичь, поставив долг выше низменных прихотей эго, уязвлённого постоянными неудачами.

Примарх посмотрел на Хелбрехта, кивнул, а зашагал мимо магистра и вышел из храма.

Хелбрехт молчал много минут. Он вытащил меч из ножен и вновь опустился на колени, прижав острие к каменному полу. Губы снова зашевелились в молитве, а пальцы крепче сжали рукоять.

— Милорд? — позвал дрожащий голос.

Рядом стоял Центул. Он широко раскрыл глаза и пристально глядел на Хелбрехта. Магистр Чёрных Храмовников неохотно встал и направился к нечастному слуге. От страха серв едва не отошёл в сторону, настолько его господин был преисполнен гнева.

— Собери маршалов, — прорычал Хелбрехт. — Я поставлю новые цели крестовых походов.

Центул заколебался.

— Сбор окончен, господин?

— Окончен, — подтвердил Хелбрехт. — Империум взывает о помощи, и мы ответим.

Выходя из зала, Хелбрехт не оглянулся, всё ещё сжимая в руках клинок.

— Храмовники не останутся безучастны к своему долгу.

Глава 1: Пламя преображения

Нынешнее время

Первый раз он по-новому взглянул на общий сбор. С момента порицания примархом многое изменилось. С тех пор, как он вспомнил о своём долге, было начато и выиграно множество войн, легионы еретиков отступили назад. Крестовые походы в храмовые миры завершились, и впереди мерцала лишь неопределённость будущего.

Наблюдая за собирающимися воинами, верховный маршал Хелбрехт стоял на одной из многочисленных посадочных палуб «Вечного крестоносца». Закованные в чёрные доспехи и преисполненные веры, они двигались с уверенностью в своей цели. Каждое их движение говорило о невероятной решимости и боевом мастерстве. Благовония туманили воздух. Рыцари тренировались, принося клятвы Богу-Императору и подтверждая приверженность Его нерушимой воле.

Смотреть на них означало испытывать гордость, стоять рядом с ними — удостоиться чести. Взгляд Хелбрехта скользнул по рядам чёрного и отметил столько же различий, сколько и сходств. Перворожденные и примарисы — космодесантники, не разделённые биологическими различиями, но связанные любовью к Императору и ненавистью к Его врагам.

Хелбрехт понимал и тех, и других. Он воевал и поднялся по служебной лестнице как Астартес старого образца, а затем возродился, преодолев Рубикон Примарис. Не в состоянии ложного благоговения перед могуществом технологий и не из-за смертельных ран. Он не вознёсся, но выбрал свою судьбу, принял её как волю Императора и теперь стал выше ростом. Раны по-прежнему болели, и тело всё ещё продолжало приспосабливаться, однако он чувствовал, как в конечностях расцветает новая сила. Его преобразили. Перековали огнём и верой.

Он так надеялся, что в кромешной тьме между жизнью и смертью с ним заговорит Император — но не было ни снов, ни видений, ни откровений. Лишь знакомая чернота, жгучая и приправленная болью. Резь прошла, но осталась опустошённость. Она преследовала Хелбрехта по пятам, такая же опасная, как сомнение.

Он запомнил многие детали околоритуальных операций. Трансформация заняла много времени. Ради преображения своего верховного маршала «Вечный крестоносец» сделал крюк и вышел в реальное пространство: важно было соблюсти меры предосторожности и провести операцию в материальном мире, а не в окружении мерзких миазм варпа. Пока Хелбрехт готовился к переходу Рубикона, флот перемещался от одного края системы к другому. На случай, если произойдёт худшее, он предоставил отчёт о своих деяниях для архивов ордена, чтобы его опыт и начинания продолжили жить, и только после он лёг под нож.

В тусклом свете местной звезды Хелбрехт закрыл глаза и приготовился к касанию лезвия. Рыцарю Трона, подобному ему, пристало переродиться под звёздным светом самого Сола. Несомненно, благодаря правильному выбору места он сумел пройти сквозь тьму и свет и стать сильнее.

Он возродился, как, несомненно, возродится и мощь Империума. По-другому и быть не могло, ведь бушевал крестовый поход Индомитус!

«Но что такое ещё один крестовый поход для тех, кто с зарождения Империума ведёт Вечный? Вопрос лишь в масштабе. Во всяком случае, теперь Империум шагает с нами в ногу. Великий крестовый поход возобновился только для тех, кто однажды его прекратил».

Чёрные Храмовники объединились на сборном пункте в Варьеке, что находился на пути в Октариус. Они намеревались соблюсти клятвы и закончить старую войну.

— Какое бремя — быть покорнейшими сынами самонадеянной империи, — пробормотал маршал, — когда даже ангелы сбиваются с пути.

Он покачал головой, глядя вниз с платформы.

— Им нужно напомнить, за что мы сражаемся и почему нам дозволено существовать.

— По крайней мере, милорд, ни у кого не осталось сомнений, что трансформация не затронула ваш оптимизм.

Хелбрехт обернулся на голос, и губы магистра растянулись в улыбке.

Гость склонил голову в приветствии, после чего подошёл и встал рядом с верховным маршалом. Нивело был старым воином, ветераном Астартес, прошедшим бесчисленные кампании; голый череп храмовника крест-накрест испещряли древние шрамы, а жёсткая борода на щеках и подбородке приобрела железного цвета седину. Они вместе поднимались по служебной лестнице, но в определённый момент Нивело нашёл своё призвание в Братстве меча. Теперь же для Хелбрехта он стал источником защиты и иногда — совета.

Количество людей, кому доверял верховный маршал, было очень невелико. Возможно, теперь, когда напряжение между ними поутихло, в их число вновь стал входить Мерек Гримальдус. И, пожалуй, можно добавить ещё несколько привилегированных сервов и исповедников.

Хелбрехт, после долгого молчания, ответил.

— Некоторые истины Император высек на камне, брат, и даже конец света вряд ли изменит Его волю.

— Хотелось бы надеяться. Мне никак не даёт покоя один вопрос… признайтесь, каково это?

— Апотекарии уверяют, что в целом я здоров. Ещё несколько ночей меня ждут процедуры, после которых я окончательно восстановлюсь. А в остальном…

Хелбрехт остановился и вновь посмотрел вниз, на ряды рыцарей ордена. Космические десантники-примарис различались мгновенно: они щеголяли более высоким ростом и носили доспехи типа X. Теперь он лучше разглядел различия между новобранцами и перворожденными, а также единство, что держало их вместе.

— В теле моём и душе стало больше стали. Я чувствую себя… завершённым. Не то чтобы я исправил какой-то недостаток, как не обрёл я и совершенство, однако ощущение такое, будто мне подарили сокровище. Я тот же человек, каким являлся до Рубикона. Вера моя горит тем же огнём, что нёс меня сквозь крестовые походы в храмовые миры. Хотя, возможно, после перехода она возгорелась с новой силой.

— Вы говорите так, — осторожно начал Нивело, — словно они действительно нас превосходят. А ведь многие опасаются замены. Страшатся, что нас сметёт волна выкованной Механикус плоти. Вы присутствовали, когда мы приняли новобранцев с кораблей-хранилищ Жиллимана. Какими простодушными они были… Будто реликты, существовавшие вне времени, они цеплялись за старые истины и машинное обучение. В них не пылала вера. — Он постучал кулаком по нагруднику. — Им недоставало души.

— И мы их научили, — ответил Хелбрехт.

Верховный маршал умолк: к посадочной палубе приблизились корабли, неровной линией начав приземляться вдоль стыковочных платформ. Собравшихся воинов обдало перегретым воздухом, но ни один рыцарь не пошевелился и не нарушил строй. Будто часовые, они недвижно стояли в тени «Громовых ястребов» и «Владык». Прикреплённое к поясу оружие сверкало и потрескивало, стремясь обрушить свой гнев на врагов человечества.

Космодесантники-примарис были крещены в огне войны — Хелбрехт позаботился о должном обучении. И впереди их ждёт не меньше крови — в этом он не сомневался.

— Мы научили их страсти и вере, — продолжил Хелбрехт. — Лишили сомнений и поставили на колени перед алтарём, как и положено неофитам. Как и все мы, они совершали ошибки и учились, на самом острие. В их ушах беспрестанно звучат наставления капелланов. Теперь они молятся, как мы, и подкрепляют молитву собственной страстью. В этом и заключается наша сила. В этом — наш триумф — обращать в веру чистых разумом.

Словно как доказательство правоты слов верховного маршала, на пространстве посадочных платформ воины решили поспарринговаться. Некоторые были облачены в силовую броню и сражались затупленными клинками, в то время как другие бились врукопашную, в простых тренировочных перчатках. Звон стали о керамит и ритмичные удары плоти о плоть вызывали воспоминания. Космодесантники, словно псы по двору, расхаживали по залу; от собороподобных балок большого зала эхом отдавались стоны, боевые кличи, подбадривающие крики и насмешки. Чёрные Храмовники тренировались в смешанных составах: противоборствующие стороны могли представлять как перворожденные, так и космодесантники-примарис. Часто соперники обладали разным количеством опыта и мастерством, однако принадлежность Астартес к какому-либо поколению вовсе не гарантировала победы.

Приятное зрелище.

Воины становились братьями. Направлять их и формировать братство было обязанностью капелланов и всех, кто достигал высокого положения в рамках святых заветов ордена. Каждый маршал воплощал душу своего крестового похода, в то время как Хелбрехт являлся пастырем всех их начинаний.

— Я тоже могу сказать кое-что в их пользу, — кивнул Нивело, облокотившись на поручень так, что предплечья свесились вниз; металл застонал под весом космодесантника. — В крестовых походах на храмовые миры мы понесли потери, и в рядах ордена появились пробелы, которые было бы неплохо заполнить. Я так понимаю, это одна из причин всеобщего сбора?

— Отчасти, — кратко ответил Хелбрехт.

Из-за недосказанности Нивело сдвинул брови. Настаивая на пояснении, он вперил хмурый взгляд в Хелбрехта и, наконец, вынудил верховного маршала вздохнуть.

— Мы собираемся в погоню за Зверем. Я ждал подходящего момента с тех самых пор, как откликнулся на призыв лорда-примарха и защитил те святые миры. Сколько слуг Империума дышат полной грудью благодаря нашей жертве? Сколько братьев пало? И сколько осталось на страже священных мест! Численность Чёрных Храмовников возросла, и многие крестовые походы требуют известий о новых воинах. Мы внемлем их просьбе, но эта услуга будет оплачена кровью. Кровью Газгкулла Маг Урук Траки.

— О, его кровь наша по праву, — согласился Нивело, возможно, чересчур охотно. — Сердце каждого боевого брата горит местью за осквернение Армагеддона. В бой рвутся даже те, кто не участвовал в той войне. Справедливо призвать зверя к ответу.

— Ходят слухи, что наши кузены из Багровых Кулаков организовали новый Крестовый поход мести и вот-вот начнут жечь зеленокожих среди звёзд, можешь себе представить? — Хелбрехт вгляделся в воинство внизу. Смиренные неофиты и величайшие маршалы — все будут сражаться и умрут по одному его слову. — Орки испокон веков враждуют с людьми. Легенды гласят, что Император и Его сыновья разгромили ксеносов на древнем Улланоре. Спустя время Великий Зверь восстал снова, но кровь Дорна отбросила ксеносов назад. Они — наш самый древний враг. Зелёная зараза угрожает человечеству с тех самых пор, как мы впервые отправились к звёздам. Альдари твердят, что до возвышения Империума нашей Галактикой владели они, но это всего лишь ложь. Ложь, которой они утешают себя на искусственных мирах. Галактика всегда принадлежала оркам.

— Не могу дождаться момента, когда ты поделишься с нами планом похода, брат, — с неподдельным весельем выпалил Нивело. — Обратишь наши корабли в копья и метнёшь их в пустоту, в самую плоть врагов Трона.

— Разве когда-то я поступал иначе?

— Никогда, брат. Твои принципы остаются нерушимы с тех самых пор, как ты сменил Дайдина, а затем и Кордхела на посту верховного маршала. Упрямая душа из огня и камня… Нет клинка более праведного, чем твой.

Усмехнувшись, бионической рукой Хелбрехт потянулся к рукояти меча.

— Воистину, нет клинка более праведнего… И всё же наследие Сигизмунда даровано мне не навечно. Я храню его память и его милостью веду армии на войну, но однажды меч перейдёт к другому владельцу, как перешёл ко мне после смерти Кордхела. И когда судьбоносный момент случится, я буду готов. Наша кровь сильна, так же сильна, как у Сигизмунда, и когда-нибудь в генетической линии Дорна появится новый герой, достойный мантии.

— Дай Бог-Император, чтобы этот день никогда не наступил.

— Все мы умрём, Нивело, — преспокойно ответил Хелбрехт. — Важны лишь совершённые при жизни поступки, оправдывающие наше существование и содеянные с праведностью, верой и в свете Его.

— Хвала Тому, кто прокладывает нам путь.

— Хвала Ему, — словно эхом повторил Хелбрехт. Доспех верховного маршала издал негромкий звон, и магистр вздохнул. — Вынужден отлучиться — плановое наблюдение реконвалесценции. — Он кивнул назад, в сторону посадочных площадок, куда приземлялось всё больше десантных кораблей, выгружающих всё большее количество Астартес. Молитвы становились пылче, вознося херувимов в парящие облака благовоний. Проследи за сборо, и если что-то пойдёт не так — вызывай без промедлений.

— Как пожелаешь, верховный маршал. — Нивело низко поклонился, с грустью осознавая, что время дружеской беседы подошло к концу. — Я буду хранить их жизни с тем же вниманием, с каким охраняю твою.

— Без сомнений, — ответил Хелбрехт. — Душа одного человека так же ценна, как и всех остальных.

Глава 2: О золоте и железе

Мир пылал.

Он горел вдоль всей линии горизонта, а языки пламени поднимались к самому небосводу. Планету поглотил огонь противоборствующих сил беспредельной мощи.

Хелбрехт прекрасно знал, что такое война и видел, как гибнут миры. Но тут всё происходило иначе: здесь случилось побоище, пронизанное энергией мечтаний и тяжестью человеческой истории.

Обжигающие ветры обдавали убийственным жаром. Он поднял руки — меч остался при нём. Огромный клинок служил якорем, сверкающим серебром на фоне золотого пламени, и он взмахнул им наперекор судьбе. Хелбрехту казалось, что он в силах прорубить путь к освобождению ото сна; пустить кровь ложному измерению и проснуться в реальном мире.

— Вперёд! К ним! Во славу Императора! Во мщение Терры! Вперёд! — Чей-то голос пронзил шум кипящей битвы.

Чудесный голос благодаря гениальности создания и исходящей отсюда божественности его владельца звучал воистину громогласно. Источник призыва волной пронёсся по равнине, будто оживший поток магмы, в стихийном могуществе сметающий на своём пути абсолютно всё. Камень разрушенных цитаделей не крошился, но кровоточил, а из глаз повергнутых статуй текло золото. Он двигался с такой силой и целеустремленностью, которые в нынешний мрачный век практически не встречались.

«Рогал Дорн».

Мысли Хелбрехта словно взбесились от лицезрения его образа. Силуэт сражался так, как и подобало мужчине. Дорн являл собой фигуру из ослепляющих потоков золота; каждое его движение сопровождалось струящимися потоками света, нёсся он вперёд, перепрыгивая через упавшие колонны или уворачивался от пылающих обломков, дождём падающих с небес. Хелбрехт опустил голову и понял, что тоже облачён в золото. Он обратился в воина другой эпохи, когда Галактику охватила гражданская война, а полубоги пытались убить друг друга.

Однако битва разразилась не на Святой Терре. Его окружала не священная непокорность Осады, а Дорн исполнял роль не Преторианца Терры, но гнева Императора. Планета дрожала под громовой поступью примарха. Она горела. Пылала. Сама реальность взбурлила от низверженной ярости, настолько раскалённой добела, что праведность возмездия сжигала мир уже не жаром, но холодом.

Хелбрехт выкрикивал слова клятвы, но помимо собственного голоса, из его глотки вырывался и чей-то ещё.

Ад услышал его и ответил.

По золотому полотну неба проносились чёрные звёзды. Они падали и взрывались посреди бушующей битвы. Вдалеке загрохотали пушки, несомненно, демонического происхождения или поглощённые порчей. Зловоние варпа было повсюду. По планете сновали порождения бездны; кругом царило святотатство. Порождавший боевых братьев свет вдруг погас; часть воинов закружились и пепельным покровом опали на землю.

Хелбрехт сражался в строю. Прах с ног до головы покрывал броню. Несмотря на то, что верховный маршал был облачён не в священное чёрное, он оставался таким же преданным Трону, как и всегда. Прежняя страсть верности успокаивала сознание, помогая преодолеть тяжесть непривычной модели доспеха. Он проталкивался вперёд, чтобы встать подле образа своего отца.

Кровная связь объединяла их даже во сне. Она подтверждала генное наследие, более древнее, чем цивилизации, втянутые в эту войну гравитацией почти божественных душ. Захваченный моментом чуда, Хелбрехт прочувствовал тот чистый восторг, что испытали наследники XIII легиона при известии, что их примарх снова ходит среди людей.

«Познаем ли мы подобную радость? Молюсь, чтобы так и произошло. Превозмогая, в служении Трону Дорн сражается вечно, как должны и мы».

Мысль унесло внезапное наступление врага. Двигаться подобным образом еретики могли лишь во сне: словно прерывистое мерцание гаснущих голограмм; будто повреждённые пикты, мигающие то в фокусе, то вне его. Чёрные на фоне золота, искажённые почти до неузнаваемости. Однако, когда противник подобрался ближе, Хелбрехт смог различить детали доспехов: грубые углы железной метки, сигнальная расцветка и изодранный в клочья пергамент нарушенных клятв.

Извечный соперник.

Несмотря на ненависть к оркам, Хелбрехт в глубине души знал, что исконной угрозой человечеству является Архивраг. Он боролся со злом Хаоса всю свою жизнь. Человек способен повергнуть тысячу поганых ксеносов, но справиться с демоном, рождённым людской душой, ему могло быть не под силу. И из всех последователей Губительных сил не было никого более ненавистного наследниками Дорна, чем тёмное отражение их самих. Сыновья Пертурабо с погибшей Олимпии.

— Железные воины, — прорычал он сквозь стиснутые зубы.

Образ предателей являл собой химеру, совместившую в себе исконные черты еретического легиона и искажённые видением. Отступники надвигались абстракциями, созданными из дыма и пепла и движимыми чёрной, как смоль, кровью. Линзы шлемов источали неяркий свет, а окружавший тела ложный металл переливался с места на место, бесконечно принимая новые формы.

На мгновение во вражеской орде Хелбрехт узнал лица всех предателей, что противостояли Империуму на протяжении долгих лет его истории. В знак неповиновения Его святым законам поднялись омерзительные знамёна, а тёмные доспехи засверкали извивающимися богохульными символами. С внезапностью, возможной только во сне, равнина наполнилась боевыми кличами.

Клинок Хелбрехта взметнулся вверх и рассёк вращающийся железный череп, отбросив воина обратно в камни. Чудище рычало и плевалось даже в процессе смерти: Железный Воин умолк лишь после того, как его голова взорвалась дождём вонючего трупного пепла. Вокруг разразилась буря болтерного огня, взрываясь попеременно небольшими вспышками золотистого света и языками маслянисто-чёрного пламени.

Некоторые фантомы братьев падали ниц: жесточайшая бойня гасила их золотые искры. Другие продолжали сражаться с железными монстрами, заставляя призрачные формы еретиков распадаться в очищающем свете. Лезвия проходили сквозь чёрную массу подобно солнечным лучам, рассеивая древнюю порчу и обращая её в уносимый ветром пепел. Каждый удар обжигал воздух. Пушки изрыгали потоки пламени. Ложные ветры влекли его вперёд, словно воплощая яростное наступление легиона.

В этом царстве всем заправляла мощь видения, насаждая реальной истории собственную логику бытия.

Хелбрехт осознал, что находился во власти сна. Но не просто сна. Денно и нощно капелланы изучают все жизни ордена в поиске знаков, которые помогли бы помочь в выявлении Чемпиона. Сам Император в небесах, Повелитель Человечества с высоты Золотого трона ниспослал ему откровение в стремлении Своём направить праведников.

Значит, его благословили?

Хелбрехт расправился с ещё одним силуэтом: сначала он схватил монстра за руку, рассёк его напополам в области таза, а после вонзил острите клинка в нагрудник. Меч прошёл сквозь еретика, разбив находящуюся за ним каменную кладку.

— Изничтожьте их! — яростью и болью заглушая грохот битвы, взревел голос Дорна. — Не позвольте восстановиться вновь! Здесь не должно остаться и камня на камне!

Хелбрехт онемел. Он встал как вкопанный, и другие воины, призраки забытого Очищения, пронеслись мимо. Он помнил эти слова. Он помнил и понимал стоящую за ними цель. Теперь он знал, где находится.

Небо потемнело от внезапной бури. Вытесненный с небес воздух устремился вниз. Что-то прорвалось сквозь ревущие облака. Вокруг падающей сверхновой звезды обвивались завитки чёрного пламени и смрадного дыма. Ещё один примарх.

С рёвом вызова Хелбрехт оттолкнул поверженного врага. Он бросился в бой, расталкивая союзников и расправляясь с каждым предателем, который осмеливался встать на пути.

Существо билось в судорогах. По всей длине его «тела» щёлкали челюсти, по строению схожие с челюстями глубоководных хищников; иногда они делились, чтобы достать зубами до пластин брони. В схватке с теневым зверем образ Дорна, казалось, воспылал ещё ярче. Мир содрогнулся от полной сочувствия боли. Агонизирующие тектонические сдвиги содрогнули видение и разверзли ложные небеса.

Хелбрехт наблюдал, как омерзительные челюсти разрывают доспех отца; от сияющей фигуры откололся огромный фрагмент сверкающего света. Золотой кулак отбросил чудище назад. Дорн ударил ещё раз. Затем ещё, ещё и ещё. Словно канонада, каждый удар был подобен раскату грома. Здесь, в акашической памяти снов, разыгрывался изначальный бой. Человек против зверя. Герой против монстра. Праведник против нечестивца. Дорн воплощал в себе дух каждого мужчины, когда-либо поднимавшего копьё против змия, и бесконечная гордость, возгоревшаяся в груди Храмовника, воспылала сильней.

Хелбрехт же оставался внизу, в прахе и грязи, и глядел на упавший осколок доспеха. Он не прекращал гореть аурамитовым светом и золотым пламенем, из которого был создан. Совершенный. Ожидающий своего часа.

Кто-то налетел на Хелбрехта с глухим стуком, врезался так, словно и вовсе его не заметил. Рыцарь мгновенно развернулся, подняв меч в защитной стойке. Клинок зашипел, искря силовым полем — лезвие столкнулось с себеподобным. Храмовник широко раскрыл глаза. Воина перед собой он не узнал, однако узнал меч: этот клинок когда-то принадлежал другому человеку, — как и его собственный. Его тоже носил первый капитан Имперских Кулаков и первый верховный маршал Чёрных Храмовников.

Меч Сигизмунда!

Чёрный меч потрескивал силовым полем и отражал закат и пламя умирающего мира. Священное оружие во сне казалось Хелбрехту более реальным, чем что-либо ещё.

Близость двух лезвий к доспехам, наконец, довела видение до кульминации. Из земли огромными спиралями вырвался свет, в своём неудержимом потоке сметая мир, а вместе с ним и двух рыцарей.

Золотой свет погас, оставив Хелбрехта в кромешной тьме.

Глава 3: На крыльях откровения

Верховный маршал вскочил со стола, однако керамитовые перчатки уложили его обратно. До сего момента монотонно гудящие машины в помещении внезапно ожили буйством звуковых сигналов и писка. Сердца Хелбрехта бешено колотились в груди, а Велизариево Горнило жгло скрывавшую его плоть.

Всё тело напряглось, готовое к бою. Но сражение уже унёс ветер невозможной битвы. Бионическая рука крепко-накрепко вцепилась в скамью, с такой силой, что осталась вмятина. Металл визжал до тех пор, пока магистр Чёрных Храмовников, наконец, не пришёл в себя. Хелбрехт вздохнул: Он заговорил!

— Тише, брат, — прошептал голос у стен, где стояли тени. Хелбрехт лежал в свете люмена, словно насекомое, приколотое энтомологической булавкой. Бессознательное путешествие поглотило разум Храмовника настолько, что поначалу он не мог распознать в помещении другого человека. Дыхание участилось.

— Я был... — выдохнул Хелбрехт. Он спустился со стола и выпрямился. На верховном маршале ордена болталась просторная рубаха просителя, — её надевал каждый, кто отдавался на милость апотекариона.

Говорившая фигура выступила из темноты. Космодесантник был полностью облачён в боевой доспех. Чернее чёрного. Лицо его скрывала серебряная посмертная маска. Когда-то её носил Мордред, однако в настоящее время чести скрывать за ней лицо удостоился другой. Этот воин являлся ему и другом, и советником, а теперь носил титул реклюзиарха всего Вечного крестового похода.

— Гримальдус, — узнал Хелбрехт.

— И правда я, — простодушно ответил реклюзиарх. Он положил руку на плечо Хелбрехта, помогая тому присесть. Даже апотекарии отступили на шаг: непривычно им было видеть одного из достойнейших членов ордена в своих владениях. — Тише, брат. Успокойся.

— Хех, нелёгкая задача для нашего братства. — Хелбрехт выдавил из себя улыбку. Реклюзиарх рассмеялся, сопровождая смех характерным щёлканьем бесстрастной маски.

— Я... — Хелбрехт заколебался. — Я воевал в давно законченной битве, и Император... Он говорил со мной, среди грохота и суматохи бойни. В конце концов, Он указал место, где мне должно совершить покаяние.

— Думаю, в этом ты не одинок, — нараспев произнёс Гримальдус. Хелбрехт склонил голову в невысказанном вопросе.

— Пройдёмся, — пригласил реклюзиарх.

Они гуляли по палубам «Вечного крестоносца» — по камню и стали истории ордена, — встречая на пути собиравшихся слуг и ожидающих приказа сервиторов. Взбудораженные прохождением космодесантников, в рециркулированном воздухе развевались знамёна и клятвенные пергаменты. Здешний воздух был прохладен и свеж, свободный от аромата благовоний, характерных для большей части остальных помещений на корабле.

— Вот, значит, как. Ходил среди воинов священных событий прошлого? — переспросил Гримальдус.

— Так же верно, как сейчас прогуливаюсь с тобой по палубам «Вечного крестоносца», брат, — негромко ответил Хелбрехт. Голос маршала был полон приглушенного благоговения: он всё пытался переосмыслить божественное видение, давшее ему жизнь в пророческом сне. — Я сражался в мире, сожжённом гневом старого легиона. И... — На мгновение Хелбрехт умолк. — Я видел. Я видел Дорна.

Опасаться было нечего. Гримальдус всё понимал. Он кивнул, несмотря на внешне такой же бесстрастный череп, как и во времена правления Мордреда. Реклюзиарх сам едва сдерживал восторг.

— Каким он был, брат? — спросил Гримальд. — Каков примарх в бою?

— Он словно лавина движений, — выдохнул Хелбрехт. — А в битве сражался так… будто сила природы обрушилась на галактику, слишком маленькую для её мощи.

Гримальдус качнул головой.

— Меньшего от примарха я и не ждал. Он — воплощённый камень. Стойкий и непреклонный, как монолит.

Они продолжили путешествие по извилистым коридорам древнего корабля. «Вечный крестоносец» был огромен настолько, что сам по себе являлся отдельным миром, и ни одна корабельная карта из имеющихся не обладала полной информацией о расположении всех его секций. Хелбрехт находил умиротворение в слепых прогулках по громадному сооружению; в том, чтобы подчиниться воле Императора и позволить Ему направить путь.

— Но, честно сказать, даже в объятиях сна и под взором Его я чувствовал пропасть между собой и священным прошлым. — Хелбрехт взял паузу, словно всё не решаясь признаться. — Это чувство не покидает меня с тех пор, как Жиллиман велел вспомнить о долге.

— Ты считаешь себя недостойным Его благодати? — Гримальдус говорил без осуждения, чуть склонив голову в пристальном взгляде.

— Я считаю, что должен искупить вину. Меня избрали. Я познал цену поражений и последствия нарушенных клятв. Вот что Он хочет мне сообщить. Вот почему он показал мне обращённый в пепел мир. Что бы ни представляло из себя искупление, я совершу его один.

Наконец, не без помощи Гримальдуса, двое космодесантников перешли от общих рассуждений к более конкретному диалогу.

— Однако ты не одинок, — повторил капеллан. Хелбрехт нахмурился, но реклюзиарх продолжил. — Я говорю, как есть. Ты шёл в свете Императора, был благословен видением Его и вернулся к жизни. Ты ведь и сам всё прекрасно понимаешь: святое видение накануне похода означает лишь одно.

— Император избрал меня Своим Чемпионом, — ответил Хелбрехт, покачав головой. — Однако подобное невозможно. Верховному маршалу не пристало носить чёрный клинок, когда в его руках уже сияет меч Сигизмунда. Он возвышает достойных, это правда, но из числа обычных воинов.

— И всё же был избран ты, — нараспев произнёс Гримальдус.

Хелбрехт вперил в верховного капеллана полный непонимания взгляд. Череполикий шлем обернулся и встретился с глазами магистра ордена.

— Тебя посетило видение, никто не спорит, но предназначалось оно не для тебя одного. Низвергнуть Его гнев и пламя суждено и другому Храмовнику.

— Ты уверен в этом?

— Капелланство уже обо всём позаботилось, — добавил Гримальдус. — Он прошёл испытания и был помазан. Новый Чемпион Императора уже готов к исполнению долга. Он лишь ждёт, когда верховный маршал начнёт священную войну. Прекрасное предзнаменование для грядущих сражений.

— Хм, звучит не очень убедительно, — протестовал Хелбрехт. — Я ведь не видел ни образа благословенного будущего, ни пути Императора, ни даже того, на что должен пасть Его гнев. Лишь священное прошлое, и войны, давно законченные и преданные забвению. Как только я услышал слова примарха, то сразу понял, где нахожусь.

— «Не позвольте им восстановиться вновь! Здесь не должно остаться и камня на камне!» — Гримальдус кивнул. — Третья песнь «Возмездия», из «Воспоминаний об Очищении». Сказание о мире, обречённом существовать как памятник своей судьбе. Предатели отвернулись от света Императора и приняли сторону вероломного врага. Они встали бок о бок с Железными Воинами, отвергнув сынов Дорна. За грехи эти еретиков низвергли, а их потомки несут на себе позор своих предков. Головы отступников так и остались лежать в пепле их родного мира. Мира покаяния.

— Хеваран.

Во времена Очищения, когда Галактика пылала местью Императора, а предателей изгнали с Терры, между Рогалом Дорном и его предательским братом Пертурабо произошло много сражений. Безусловно, самым известным среди них являлась унизительная битва Железной Клетки, однако на пути к Себастусу IV армии Железного Владыки множество раз настигала карающая длань Имперских Кулаков.

Хеваран являлся миром, где и произошла одна из подобных битв, — пылинка среди систем, познавших воспылавший гнев Дорна. Имперские кулаки — во главе с Дорном и Сигизмундом — прорубили туда путь среди звёзд. Мало какие миры познавали такие страдания, как подвергшиеся возмездию Дорна. Дождём с небес на них обрушивалась кара Империума, корабли уничтожали твердыни, а воины VII легиона, словно десница Бога-Императора, подвергали язычников очищающему пламени.

Когда Хеваран сгорел, примарх потребовал, чтобы уничтоженный мир не отстраивали вновь, чтобы планета оставалась разрушенным миром, с очищением обретшим святость. Те немногие, кто выжил, поклялись трудиться на разорённых полях, посвятив свои жизни покаятельному иконоборчеству, — подобно тому, как паломники до последнего вздоха странствуют по дорогам ушедших эпох. Для всех поколений хеваранцев, как на поверхности планеты, так и за её пределами, родной мир стал символом цены, которая ожидает слабоверных.

— Хеваран, брат. — Полный удовлетворения, констатировал Гримальдус. — Слишком долго они игнорировали существование сынов Дорна. Из всех сияющих на небосводе миров, наш взгляд ныне прикован к холодному тлеющему угольку разрушенного мира.

— На то должна быть причина! — зарычал Хелбрехт. — Орден стоит на пороге нового крестового похода. Мы готовы обрушить гнев Императора на тех, кто этого заслуживает. И всё же каждый раз понимание истины от меня ускользает. Желает ли Император, чтобы мы отомстили за нанесённое оскорбление? Наши потери со временем будут только расти, в то время как враг всё глубже погружается во всё большие богохульства! Я призван в Хеваран не ради славы, а в наказание за проигранные крестовые походы и покинутые миры.

— Когда ты предстал перед Мстящим Сыном, пред тобой возникло искушение поставить гнев выше долга. — Два космодесантника завернули за очередной угол и направились в самое сердце корабля. По пути они встречали двери в монашеские кельи для медитаций и созерцания великих замыслов Императора. На каждой были выгравированы древние клятвы верности и отрывки из религиозных текстов. Буквы святости заставили Хебрехта почувствовать себя нагим, уязвимым; лишённым достоинства. Впрочем, слова Гримальдуса повлияли на его состояние не меньше. — И в этом нет ничего постыдного, ведь ты избрал правильный путь. Звёзды манили тебя священной войной и до, и после того, как их поглотила разруха.

В своё время открытие Разлома ударило по его телу и духу. Он пришёл в ярость, наблюдая сквозь бронестекло Галлерии Астра, как меняются изображения великих героев в нечестивом свете варпа. Верховный маршал проклял те богохульные силы, что допустили вторжение Хаоса в материальный мир. Ещё до встречи с примархом он поклялся, превыше всех клятв Сигизмунда и заветов ордена, что отомстит за поруганные владения человечества; что будет сражаться до самой могилы, пока не уничтожит последнего врага рода людского; что огнём оружия и непоколебимой веры станет вести войну до тех пор, пока Империум вновь не обретёт единство.

— И тогда, и сейчас я полностью уверен в своём долге. Все деяния мои совершены во имя Империума и по воле Императора. И видение — предоставленный шанс подтвердить непоколебимость моей веры, — вздохнул Хелбрехт. — Этот новый чемпион — кто таков?

— Имя его тебе известно, — отозвался Гримальдус. — Из всех воинов Императора к Его свету был призван именно он. Зная о произошедшем, неудивительно, что вас обоих поглотило видение. Сам Повелитель Человечества связал вас воедино.

— Имя, — настаивал Хелбрехт.

Они остановились, и Гримальдус снял с магнитного замка связку ключей. Он вставил один в замок впереди стоящей двери. Надпись на её мраморе была инкрустирована золотом — драгоценная клетка для избранного воина.

— Больхейм, — наконец произнёс Гримальдус. — Брат-апотекарий Больхейм.

— Больхейм? Определённо, в этом есть некая божественная симметрия: руки лекаря займутся смертоубийством, — одобрительно закивал Хелбрехт, но затем сдвинул брови. — А он, случайно, не тот, кто…

— Это он, — перебил ответом Гримальдус. — Больхейм — тот самый апотекарий, сопровождавший тебя во время перехода через Рубикон. Он трудился, как никто другой, и был рядом, когда ты страдал и истекал кровью. Он стабилизировал твоё состояние, останавливал кровотечения, проводил микрохирургические операции, без которых импланты бы не прижились в новом теле. Пути Императора неисповедимы — Он сам выбирает сосуд, который наполнит благословением. Мы поклоняемся Ему как вестнику войны и отцу-кузнецу; как воплощению света, что направляет корабли и говорит через астропатов. Однако помимо всего, Его разум, создавший Астартес и их примархов с помощью древних знаний, также не знает себе равных. Свидетели твоего перехода убеждены, что воля Императора, действовавшая через Больхейма, позволила тебе выжить. И не просто выжить, а расцвести! Он страж плоти, а теперь и самой души ордена. Хвала Господу-Императору, ибо мудрость Его абсолютна и всеуместна. Пойдём, посмотрим на нового Чемпиона. Встретимся с Больхеймом и завершим посвящение в новую цель.

Помещение, в которое они вошли, отличалось особым аскетизмом: никакой богатой мебели, а стены — вырезаны из мрамора с тонкими прожилками. Пол также оставался голым. На его белом камне стоял коленопреклонный воин, как и Хелбрехт, облачённый в рубаху просителя. Лицо храмовника прижалось к камню, открывая взору лишь тёмную щетину и широкую мускулистую спину. Он хранил молчание, никак не реагируя на присутствие двух командиров и позволяя размеренному дыханию впускать и выпускать воздух из лёгких. Медленно. Осторожно. Рыцарь пытался сконцентрироваться в медитации.

— Брат-апотекарий Больхейм, — громогласно позвал Гримальдус.

Воин встал, повернулся и коротко поклонился сначала реклюзиарху, а затем и верховному маршалу.

— Милорды, — начал он, но Хелбрехт оборвал его взмахом бионической руки.

— Нет, — прервал маршал. — Не милорды, — братья. Теперь мы на равных. Император избрал тебя точно так же, как по Его воле я принял мантию верховного маршала. Отныне ты рыцарь внутреннего круга и один из лидеров нашего священного братства. В твоей душе горит свет Императора.

— Как и в вашей, верховный маршал, — торопливо ответил Болхейм. — Я видел вас на объятых пламенем пустошах, сражающимся в тени примарха. Я видел, как его доспех содрали с тела и оставили ржаветь в пыли, и затем услышал раскатистый восклик: «Собери расколотое воедино, принеси из руин славу и освети ею тьму», — божественный наказ от Самого Императора.

Тело апотекария трепетало. Космодесантник ещё не до конца отошёл от осознания благословения Императором, и от обновлённой убеждённости в вере. Мантия верховного маршала являлась грузом ответственности и тяжёлым бременем, и титул Чемпиона на её фоне казался золотым плащом, придающим сил своему владельцу.

Хелбрехт был знаком с подобным эффектом, он помнил Баярда. Благословение Императора усиливало каждую частичку воина, на которого нисходило. Различие между обычным воином и благословенным было так же очевидно, как между смертным и Астартес: даже на и без того закалённых ветеранов влияние Его света воистину ошеломляло.

— Так значит, пункт назначения тебе известен? — спросил Хелбрехт.

— Хеваран, — без раздумий ответил Болхейм.

Хелбрехт выглядел в меру изумлённым.

— По крайней мере, таково наше заключение, — вставил Гримальдус. Он чуть наклонился, внимательно разглядывая новоизбранного Чемпиона. — Хотя то, что капелланы выяснили с помощью знаний и декламаций, ты, несомненно, чувствуешь сердцем. Я ведь прав?

— Ну... — Больхейм сглотнул и встретился взглядом с реклюзиарх. — Всё так. Я узнал этот мир и намерения Императора.

Апотекарий повернулся к Хелбрехту.

— Я снова встану рядом. Я наблюдал, как операции преображали ваше тело, и сделаю это снова. Вы изменились, как изменилась Галактика, однако ещё не все события произошли. Мы должны действовать, и действовать быстро. Поставленное на карту не допустит небрежного отношения. Верховный маршал, нас ждёт судьба.

Хелбрехт рассмеялся.

— Гримальдус, ты погляди, сколько высокомерия в его душе! Новоиспечённый Чемпион сияет прикосновением Императора и думает поговорить со мной о судьбе! Ты слишком молод для этой роли, Больхейм. У тебя есть дух, отдаю тебе должное, однако несмотря на обретённое положение, ты переступаешь черту.

— Я не хотел, верховный маршал! Простите! Воля Императора… это тяжёлое бремя…

— В нём горит дерзость эйфории, — вступился за Чемпиона Гримальдус. — Те, кем овладел дух Императора, пылают ярче прочих. К тому же, Больхейм высказал то же мнение.

— И какова наша цель? — Не отставал от Больхейма Хелбрехт. Рука на уровне ампутации зачесалась, и маршал сжал металлическую ладонь в кулак. Воздух в помещении стал тяжёлым. Он чувствовал, как в маленькой комнате нарастает вибрация электричества. Гул силового доспеха Гримальдуса только усиливал раздражение. — Что мы должны возвратить?

— Осколок доспеха, разумеется, — ответил Болхейм. Он опустился на колени перед Хелбрехтом, проигнорировав жест верховного маршала, повелевшего ему подняться. — Галактика пылает. Скольких систем лишился Император из-за Разлома? Сколько начато крестовых походов? — Он не заметил, как Хелбрехт сжал челюсти. — Символы надежды и реликвии прошлого — вот что так необходимо в нынешнее тяжёлое время. Мы должны отыскать Его дар. Вот какова наша цель.— Больхейм ненадолго умолк. — Мы развернём крестовый поход и найдём фрагмент доспехов примарха.

— Вовсе не обязательно отправлять весь флот, — вмешался Гримальдус. — Для священного поиска хватит и небольшой группы, в которую войдут те, кто уже посвящён в детали. Корабль доставит вас в систему Хеваран, там и начнёте поиск. Возьмём своё не грубой силой, но верой.

Хелбрехт молчал. Он переводил взгляд то с реклюзиарха на Чемпиона Императора, то обратно, будто позабыв, кто перед ним стоит. Мир, казалось, сменился вновь.

— Я должен всё обдумать. Император дарует мне знание, как даровал во сне.

— Как пожелаешь, брат, — кланяясь, согласился Гримальдус. — Пусть Он укажет мыслям путь.

Глава 4: Стремительность святых

Из всех помещений санктума лишь в стратегиуме Оккультис Хелбрехт находил уединение. Под гололитическим светом Галактики маршал наслаждался сознанием, что по его воле движутся крестовые походы Чёрных Храмовников.

Большой гололитический генератор потрескивал и трясся от статической обратной связи, пока изображение разделённой Галактики, наконец, не обрело достаточную чёткость.

Великий разлом. Цикатрикс Маледиктум. Настоящая рана на теле владений Императора; граница между Санктусом и Нигилусом, — как поговаривали, практически неодолимая.

— Из всех проклятий Тёмных Богов, это самое ненавистное. Сколь ужасно видеть, как труд десяти тысяч лет обращается в пепел. Всё, что Он построил… Мы вынуждены скорбеть по Кадии и по тысяче других миров. Плоды Великого крестового похода… руки Хаоса разорвали всё на части. Я проклинаю их, о мой Император. Я проклинаю их всеми фибрами, каждой гранью своей души!

Он сплюнул. Не важно, что слюна запятнала пол и хранимую им историю. Когда-то тут находились покои Сигизмунда. План скольких войн он обдумал в этом чудесном месте, стоя на страже Империума у самых истоков его истории. Наверняка и сам Дорн пользовался возможностями стратегиума Оккультис.

Он вспомнил чувство, каково было лицезреть воинствующего полубога. Видение оставалось свежо в памяти, запечатлевшись в душе. Хелбрехт понимал чрезмерное рвение Больхейма. Они разделили этот сон, и вся энергия его переживаний впиталась в их мысли. Хелбрехт привык к окружавшей его положение благодати. Он чувствовал, как молния его призвания разгорается внутри каждый раз, когда он брал в руки священный меч. Больхейм не обладал таким опытом, и потому огонь откровения вполне мог сжечь его разум дотла.

— Гримальдус не допустит подобного, — уверял себя Хелбрехт. — Он направит его, как направлял меня. Как в своё время Мордред обучал его самого. Душа ордена выживет и расцветёт пуще прежнего.

Хелбрехту не хватало тяжести меча в руке. Слишком много времени с тех пор, как он последний раз умащал себя очищающей яростью битвы. С клинком в руке всё становилось таким простым… Будто мечу было под силу придать реальности любую форму: священный металл делал это столь же легко, как пронзал врагов. В былое время верховный маршал повергал бесформенных ужасов варпа, убитых ксеносов и вовсе не счесть. В первом возглавляемом им крестовом походе Хелбрехт совершил невозможное и загнал киторских дьяволов обратно в их норы.

Затем случился Армагеддон и появился враг, достойный его гнева. Даже более достойный, чем Повелитель Бурь Имотех. Именно Газгкулл заслужил ненависть магистра Чёрных Храмовников.

«И всё же не Зверь расколол Галактику надвое, это сделал не тот, кто, разрушая храмы, стремился сломить людской дух. Врагов человечества легион, а надежда на спасение висит на волоске от падения в бездну».

— Вот, что я должен защищать, — нашептывал Хелбрехт. — Душу и тело человечества.

Взгляд скользнул по истерзанной Галактике гололита. Кресты, отмечавшие активные крестовые походы, путеводными камнями сверкали в Империуме-Санктус, но за Разломом они блекли, окружённые неопределённостью Нигилуса. Там оставалось лишь эхо флотов, изолированных, потерявших связь или настигнутых разрушительными последствиями Разлома.

Эдиох. Геликос. Кто ещё продолжает поход на севере? А кто погиб? Как самый многочисленный из орденов Адептус Астартес, Чёрных Храмовников обременяли и большие потери. А груз каждой смерти, каждой неудачи, каждого умирающего крестового похода лежал на нём одном.

«Такова ли тяжесть покаяния? Я должен искупить вину за эти смерти? Их жизнями я распоряжался справедливо, и потому разум мой чист».

— Я не уклонялся от ответственности и не никогда не стану, — прорычал Хелбрехт и взмахом руки отключил гололит. Верховный маршал отвернулся от угасающего света и отдался в объятия темноты.

Он позволил слугам надеть на себя доспех и отпустил сервов прочь. Недостаточный уровень освещённости лишил медные пластины блеска; броня казалась такой же чёрной, как у рядового боевого брата. Выходя, Хелбрехт саваном волочил за собой тени и пепел утраченных начинаний.

Башня на вершине «Вечного крестоносца» должна была быть совершенно пуста, но, войдя внутрь, он столкнулся со знакомой фигурой.

— Гримальдус. — вздохнул Хелбрехт.

— Брат, — поприветствовал кивком реклюзиарх. — В нашем чемпионе пылает огонь юности. В нём поселилось рвение избранного и ум, сияющий стремительностью святого. Больхейм стал скор на суждения и на гнев.

— Да, я видел. Пускай внимательнее следит за поведением: подобный образ мысли заведёт его в могилу. Я бы не хотел, чтобы Больхейм погиб из-за неспособности совладать со страстями; видение не должно лишать воина рассудка. Я познал то же, что и он, однако не потерял здравомыслия.

— Ты слишком поспешен в его осуждении. Император не избирает слабых и непригодных. Через него говорит та же воля, что возвела тебя в ранг верховного маршала. Конечно, он молод, и амбиции бывшего апотекария ещё превышают его возможности, но Больхейм научится, как обучились мы: на острие клинка и в объятиях веры.

— А сбор...

— Сбор в самом разгаре, брат. Император испытывает нас на каждом шагу, и это всего лишь ещё одно испытание. Он ставит перед праведниками тяжёлые цели, и наше дело достигать новые. Армагеддон послужил одним испытанием, война с дьяволами — другим. Мы преодолеваем трудности каждый раз, когда теряем кого-то и приходим кому-то на смену. Мордред, Кордел, Дейдин. Мы воплощаем волю наших предшественников, ибо наследуем их историю, однако помимо того мы несём и их свет. Именно благодаря наследованию титулы наши и деяния проживут ещё много-много лет после погребения тел.

— Всегда найдётся другой Чемпион, — ответил Хелбрехт. — Впрочем, как и новый верховный маршал или реклюзиарх. Мы всего лишь имена в тени Вечного крестового похода. Священное владычество человечества над звёздами зависит от одного существа. Одного человека. Все мы — Его расходный материал. Когда-нибудь нас заменят другие.

— Ты не страшишься забвения или замена, — поддержал верховного маршала Гримальдус. — Ты горд, Хелбрехт, но не тщеславен. Для тебя важно лишь выполнение долга.

— Это всё, чего я желаю. И решение уже принято.

— Я весь во внимании.

— Мы с Больхеймом отправимся во тьму одни. Доберёмся до Хеварана как кающиеся пилигримы. Я не допущу ослабления крестового похода ради простого сопровождения к миру, как не допущу и траты ресурсов, чтобы потешить эго собственного искупления.

— Немногих рука судьбы выделяет так, как тебя, — зашипел Гримальдус. — Ты призван в священный мир, чтобы отыскать осколок доспеха самого лорда Дорна. Это честь, ожидающая своего удостоения; Хеваран — нечто большее, чем простое покаяние. Это миссия, Хелбрехт. Священная и важная миссия, которую ты должен выполнить, имея за спиной братство скреплённых присягой воинов.

— Ты бы благословил подобное предприятие? — Хелбрехт покачал головой, проходя мимо Гримальдуса и наливая в кубок воды. Маршал отхлебнул и задумчиво покрутил сосуд в руке. — Ты хотел бы, чтобы я отвлёк братьев от войны, от их долга, чтобы они пеклись о моём покаянии? Нет. Я против.

Шлем Гримальдуса сверкнул серебристым, оставаясь таким же бесстрастным, как и всегда. Реклюзиарх едва заметно наклонился, разглядывая своего господина.

— Не рассматривай путешествие как что-то настолько личное, брат, — по-отцовски произнёс капеллан. Комната внезапно показалась Хелбрехту очень маленькой, несмотря на размеры покоев. — Я лишь желаю дать тебе ясный и честный совет. Сбор в самом разгаре, и ты заботишься о душе ордена, преумножая его мощь. Времени у нас хватает… Да будет так. Отправляйтесь в свете Его и судимы будете за заработанную славу. На одном-единственном корабле, вдвоём, раз ты настаиваешь. Да послужит паломничество примером веры и преданности Его воле. «И пускай их немного, но не пристало праведникам странствовать поодиночке».

— «Размышления» Сигизмунда, вторая книга, пятый куплет. Гримальдус, я помню Писание наизусть.

— Я и не сомневался, брат. Ты должен доказать, что сможешь пережить паломничество. — Гримальдус взял паузу, прежде чем заговорить снова. — Ты изменился, брат. Плоть обрела новую силу, а дух — решимость.

— И всё же я остался тем же человеком.

— Клинок можно перековать из той же стали, но резать он будет острее. Глаже. Ты перешёл Рубикон, кровью и болью, но перешёл. И сейчас самое время показать пламя своей веры, чтобы вновь вести людей как их лидер и поборник веры.

Верховный маршал и реклюзиарх прошли в оружейные отсеки, где собралось множество Чёрных Храмовников.

В первых рядах стояли знаменосцы, с гордостью удерживая штандарты. Каждый из стягов напоминал о крестовом походе во имя Императора, о ненавистном враге, преданном пеплу истории, и о непоколебимой приверженности ордена перед лицом немыслимых трудностей. Ткань с вставкой из железной сетки, инкрустированная драгоценными металлами и яркими цветными полосами, колыхалась под могучим машинным дыханием корабля. Воины гордо несли геральдические символы, чтобы братья могли узнать друг друга по совершённым деяниям. Вскоре знамёна вернут в храм Дорна, оставив их с другими реликвиями военных побед. А пока штандарты прижимались к груди ордена, удерживаемые представителями священнейшей родословной Дорна.

При виде двух командиров внизу раздались радостные возгласы. Даже в процессе коленопреклонения каждый воин старался выкрикнуть слова клятвы громче. Хелбрехт поднялся на подготовленный помост и осмотрел сверкающие ряды своих рыцарей. В предвкушении предстоящей войны уже смазанные маслом доспехи мерцали отражением пустоты.

Вот оно — воинство, способное сокрушать системы, уничтожать миры и сжигать непокорные цивилизации. Глядя на подопечных, Хелбрехт испытывал отцовскую гордость за сыновей. Сервиторы наполняли воздух захватывающими дыхание гимнами, а переработанную атмосферу пьянил аромат ладана из автокурильниц и благовонные испарения горящих жаровен. Колонны зала звенели от религиозных песен, мерцая в свете костров. Херувимы, склонив головы, парили у стропил и наблюдали за происходящим, словно любопытные вороны. С шишковатых младенческих ног и под крыльями с антигравитационными генераторами свисал пергамент.

Все взгляды были прикованы к Хелбрехту.

Верховный маршал вынул меч и выставил перед собой, позволяя отблескам костра и света люменов отразиться на лезвии. Он задумался над словами Гримальдуса, поймав себя на мысли, насколько они с клинком похожи. Оба выкованы из отдельных элементов, перерождённые в нечто большее, отягощённое глубокой историей, священным наследием… и стыдом.

— Братья! — воззвал верховный маршал.

Хелбрехт оглядел толпу, заметив в её черноте и Нивело. Брат Меча кивнул в ответ, и Хелбрехт продолжил. — Послушайте! Наше священное братство встало на краю пропасти! Галактика пылает, и мы отразили мириады угроз по всему Империуму. Миры-святилища ещё способны нести Его свет лишь благодаря тому, что мы бились за их выживание. Братья отдали жизни, чтобы тирания Хаоса не нашла отклика в сердцах людей.

Начало речи Хелбрехта вызвало шквал одобрительных возгласов. Кулаки вместе с клинками забарабанили по керамитовым нагрудникам. Он поднял руку, чтобы зал поутих.

— Я предстал перед вами как верховный маршал, сиречь орудие воли Его. Однако в выполнении священного долга я не одинок. — Хелбрехт указал на Гримальдуса. — Реклюзиарх и другие члены братства капелланов прочли знаки. Из ваших рядов они избрали воина, нового Чемпиона Императора. Брат Больхейм, некогда апотекарий, отныне является наследником великой истории ордена. Он истинный потомок Сигизмунда, владелец Чёрного меча, и вместе с ним мы пройдём сквозь тьму и покараем неверных!

Зал заполнила новая волна восхвалений. Хелбрехт купался в них, его захлёстывало ревностное обожание Храмовников. Верховный маршал позвал рукой, и на помосте появился и Больхейм. Он торжественно поклонился и опустился на одно колено. Кожа бывшего апотекария сохраняла румянец и блестела от пота в свете огней и внимания товарищей. Он поднял голову и обратился к толпе.

— Братья, верховный маршал говорит мудро и с благословения Императора. Мы готовы нести волю Повелителя человечества к звёздам в славном крестовом походе. Нам подарили новый знак! Я получил видение с самого Трона! Чёрных Храмовников ожидает реликвия священного лорда-примарха, и я помогу верховному маршалу вернуть её в орден.

Захваченные откровением, воины стихли. Хелбрехт также хранил молчание. Его рука крепче сжала рукоять меча, опущенного острием к металлу помоста. Чёрные Храмовники ждали. Слуги сновали меж их рядов, опустив глаза. Сервы не смели смотреть на славу и мощь ордена, они лишь прикрепляли печати чистоты к доспехам и смазывали пластины брони священными маслами.

— Хвала Господу-Императору! — воскликнул кто-то из толпы, и в мгновение его поддержали остальные. Хелбрехт оглядел собравшихся и вновь почувствовал укол гордости. Все они являлись истинными сынами Дорна. Если Имперские Кулаки остались примером приверженности своего генетического отца безупречной обороне, то Чёрные Храмовники унаследовали его ярость. В самих душах они несли праведный гнев, во времена Очищения оставивший так много шрамов на теле Галактике, после чего миры, подобные Хеварану, переходили в их владение.

«Где проходит разгневанный ангел, смертный трепещет».

— Без жалости! Без сожаления! Без страха! — воинство раз за разом повторяло мантру.

Способ ведения войны Чёрных Храмовников отрицал существование вышеперечисленных недостатков. Слабость была чужда трансчеловеческим воинам Хелбрехта — сыны Дорна очищали от них свою кровь на протяжении долгих тысячелетий жестоких войн. Вечный крестовый поход ковал стойких бойцов из мальчишек со всех миров на пути праведной войны. Ни один из боевых братьев не был привязан к родному миру. С достойных они требовали причитающееся Императору, десятину плоти и духа, необходимую для подпитки их священного предприятия.

— Ведите войны, — нараспев произнес Хелбрехт. — Крестовый поход в самом разгаре, и когда орден освятит свет реликвии, мы возобновим войну среди звёзд с новой силой!

Хелбрехт обернулся к Гримальдусу и Больхейму, взирая на невозмутимо мрачную мощь реклюзиарха и пламя новоизбранного Чемпиона в белых одеждах. Контрасты ордена. Не противоположности, но стороны одной медали верности Трону.

— Мы готовы?

— Сначала нужно кое-что закончить, верховный маршал, — торжественно произнёс Гримальдус. — Чемпиона должно вооружить и заковать в подходящий для паломничества доспех.