Эйдолон: Златый Молот / Eidolon: The Auric Hammer (новелла)

Перевод в процессе: 3/20 Перевод произведения не окончен. В данный момент переведены 3 части из 20.

WARPFROG Гильдия Переводчиков Warhammer Эйдолон: Златый Молот / Eidolon: The Auric Hammer (новелла)
Автор	Марк Коллинз / Marc Collins
Переводчик	Йорик
Издательство	Black Library
Серия книг	Ересь Гора: Персоналии / Horus Heresy: Characters
Год издания	2024
Подписаться на обновления	Telegram-канал
Обсудить	Telegram-чат
Скачать	EPUB, FB2, MOBI
Поддержать проект

«Мы все без исключения искатели истин. Лишь в единстве мы сможем достичь просвещения, добиться его через единодушное стремление к абсолютному совершенству. Наши идеалы родились в пепле считавшихся мёртвыми миров, Терры и Кемоса, и ныне мы несём их к далёким звёздам. И я скажу вам, что Галактика заслуживает управления одним правителем, единства пути и цели. И когда мы этого добьёмся, когда соберём воедино всё некогда сокрушённое раздором, лишь тогда человечество унаследует идеальный космос».

приписывается примарху Фулгриму при освобождении Татрикалы

Действие первое: Разум

Первая глава. Сыны Феникса

В дни до обретённого просветления бившиеся в Великом крестовом походе воители нерушимо верили, что на кораблях не могут обитать призраки. Не по-настоящему. Конечно, механикумы проповедовали о духах машин, а матросы-пустотники цеплялись за позабытые суеверия, но отборные легионеры-астартес из несравненного боевого братства третьего легиона видели в их рассказах лишь смехотворные мифы из позабытых эпох.

Но теперь в коридорах «Платы за грех» таилось безумие.

Полёт с Улланора было никто бы не назвал ни лёгким, ни скучным. Изолированные корабли дрожали, будто в лихорадке, их корпуса содрогались, словно измученная плоть. Уже бывшие обычным делом среди смертного стада самоубийства участились. Вознёсшиеся же над этими слабостями воины третьего легиона стали отрешёнными и тревожными, преследуемыми той неведомой силой, что рыскала по отсекам великого корабля будто высший хищник, жаждущий найти и вцепиться в самое его сердце.

Преследуемые. Сама эта мысль вызывала отвращение. Но в машинах обитали призраки, что пробрались на корабли флотилии из эфирной пустоты и начали охотиться. Прежде невозможные и немыслимые явления стали даже слишком обыкновенным делом, а блаженное неведение об истинном облике Галактики — позабытым воспоминанием. Времена менялись, и иногда они даже не осознавали, как сильно.

«Время изменило столь многое», — подумал Эйдолон, первый лорд-командор.

Он больше не был тем же созданием, что билось в безвкусных завоеваниях Великого крестового похода. Пусть те испытания и сделали его отпрыском легиона, истинным сыном Феникса, по-настоящему и до глубины души его изменили именно годы новой войны.

Некогда Эйдолон, унаследовавший генетическое величие самого примарха, был прекрасен. Пожалуй, в том, что сам Фулгрим и забрал его красоту заключалась великолепная ирония. На шее Эйдолона до сих пор оставался едва заживший шрам от раны, рассёкшей не только плоть, но и душу. Даже когда вся шея содрогалась от действия звуковых органов, коими Эйдолона удостоил старший апотекарий, шрамовая ткань не поддавалась, а скорее с трудом прогибалась и сжималась с каждым судорожным движением, сковывая лорда-командора. Кожа побледнела так, словно из тела вытекла вся кровь, а глаза помутнели и слезились. Его волосы, высохшие и пожухшие, будто мёртвая трава, свалялись на боку.

Да, когда-то он был прекрасен... но это было давно, а затем всё не отнял каприз полубога.

«Подходящий конец, не правда ли? Зависть всегда была одним из твоих многих изъянов, отец».

Эйдолон выбросил мысль из головы. Она ведь выставляла в некрасивом свете и его, и Фулгрима. А демоническая сущность вознёсшегося примарха, обрётшего апофеоз Феникса до сих пор ощущалась на корабле. И после унылого совета на Улланоре едва ли стоило привлекать внимание прародителя.

Да и мысли Эйдолона занимали и другие дела. Он чувствовал себя измученным, выслеживаемым. Преследуемым.

Нечто шептало и ворковало над его ухом, и он склонил голову назад и начал биться затылком об командный трон, будто боль могла избавить его от угрозы. С каждой пробегающей по горлу дрожью шея раскачивалась то в ту, то в другую сторону, словно у детской марионетки, лишённой равновесия и карикатурной игрушки. Казалось, что кружащее вокруг него создание, существо, что извивалось и корчилось прямо за завесой реальности, было так близко, что оно могло к нему прикоснуться. Мысленно Эйдолон уже ожидал ощутить вырезаемые на его коже когтями огненные письмена и сомкнувшиеся на глотке клыки.

После стольких дней охоты... возможно, кульминация даже принесёт ему истинное удовольствие. И Эйдолон жаждал его ощутить и посмаковать.

Вокруг вздымались стены мостика «Платы за грех», средоточия поблекшего великолепия. Корабль некогда был так же прекрасен, как и его хозяин, и вместе с ними вознёсся и преобразился высвобожденными страстями легионеров. Теперь с железных рёбер потолка свисали знамёна из хлопающей человеческой кожи, а стоявшие по углам зеркала отражали как сокрушённое великолепие, так и образы того, чего не могло существовать. Отражения двигались то слишком быстро, то слишком медленно, а иногда пристально наблюдали за отражёнными, когда те в них не глядели. Случалось, что Эйдолон и сам ловил на себе взгляды двойника из треснувшего зеркала, скалящегося и насмехавшегося. Воплощённой насмешки с его собственным лицом. Лорд-командор мог поклясться, что чувствовал с каким презрением его осуждало это расколотое отражение. Он встряхнулся, выбросив дурное воспоминание из головы, и расправил плечи.

— Доложите обстановку, — проворчал он, вставая с командного трона. По краям пьедестала влажно мерцали вырванные кости, переливались дьявольским светом, бросавшим отблески на края ржавых и потрескавшихся доспехов самого Эйдолона.

Лорд-командор протянул вновь дёрнувшуюся руку к подлокотнику и погладил рукоять прислонённого к нему громового молота. То была Слава вечная, выкованное с непревзойдённым мастерством оружие, коим Эйдолон бился со всем подобающим пылом и мастерством с тех пор, как им его одарил сам примарх. Он отвернулся от молота и заговорил сам с собой.

— Теперь мы знаем своё предназначение, — вздохнул он. — И Галактика наконец-то всё поймёт так же, как пришлось нам. — он моргнул, и его затуманенные глаза заметались от внезапной жажды новых ощущений. — Доложить обстановку!

Эйдолон не был уверен, было ли дело в том, что он так глубоко погрузился в раздумья, что ничего не услышал, или же ещё остававшиеся на посту существа не услышали его, поглощённые собственными маниями.

В любом случае, для кого-то в его положении это была непростительная оплошность.

— Флот сохраняет строй, достопочтенный господин, — прохрипело создание, бывшее теперь магистром ауспиков корабля. На месте глаз у бесполой твари остались сшитые и опустевшие провалы. Подключённая и вбитая в спину паутина проводов непрестанно посылала сенсорную информацию прямо в нервную систему, каждым потоком вызывая когнитивный резонанс и перегрузку нейронов. Существо корчилось и скулило, отдавшись экстазу полного подчинения своему долгу и страстям. Но сквозь хор приглушённых довольных стонов Эйдолон слышал презрительный смешок.

— Пришли доклады от «Величавого клинка» и «Сломленного монарха», «Вечной обители» и «Его воплощённой красоты». Транспортные суда акусилии тоже в пути. Третий миллениал держит строй, милорд.

Третий миллениал. Он улыбнулся. Именно их он взял под своё командование на пути к Терре. Такой сброд, но на пылающей коже тронного мира они станут гордо, как боги...

Жатва будет и в самом деле обильной. Но они могут стать большим. Мы можем...

— Замечательно, — ответил Эйдолон заставив себя не обращать внимания на насмешки, и нажал на вложенные в костяные подлокотники драгоценные камни, кричащие, подмигивающие ему. Рубин и изумруд, янтарь и сапфир. Заработали системы, устанавливающие связь с другими кораблями флотилии даже сквозь потоки варпа. С антенн сквозь бесплотное безумие полетели сигналы к кораблям других командующих летящей к Солнечной системе армадой. Один за другим возникали воины третьего легиона, их сотканные из гололитического сияния эйдолоны, пронизанные пагубной паутиной эфирных помех.

— Ах, брат мой... — зашипел со сдержанным весельем Юлий Каэсорон. — Чем ближе мы к тронному миру, тем ты всё невыносимей. — Образ задрожал от смеха, и искажённое лицо первого капитана подалось вперёд. — Всё ещё прикидываешься господином. Фениксиец вернулся к нам, весь легион собрался воедино. Пора бы тебе убрать руки со штурвала, а?

— Ну кто-то же должен проследить, чтобы ты по капризу не влетел прямо в звезду, Юлий, — хмыкнул Эйдолон. — Не забывай, что я — старший по званию, и по праву заслужил обязанность быть сторожем и тебя, и твоих воинов. Этот долг мне вверил наш блудный отец. — Он умолк, а затем склонился вперёд, чтобы заглянуть прямо в отражавшиеся глаза Избранного Сына, и лишь тогда процедил. — Так кто первым присоединился к нему на Улланоре?

— Да, ты первым бросился к его ноге. А другие его искали, пока ты попусту тратил время. Тщетно выслеживал Шрамов, если не ошибаюсь? А затем пресмыкался и выпрашивал крохи у Мортариона. — Каэсорон хихикнул, и изображение зарябило, замерцало по краям изувеченного лица. — Признаюсь, что удивлён, что с такими разными интересами ты вообще сюда добрался. Я-то думал, что ты и твои войска будут валять где-то дурака, предаваясь своим страстям и забыв о наших новых хозяевах. Наших новых богах, примархе и магистре войны.

— Неудивительно, что во мне ты видишь свои собственные оплошности и изъяны, Юлий. — Он покачал головой, и высохшие волосы слабо захлопали по щеке. Ещё одно напоминание об цене перерождения. — Я сражался в кампаниях магистра войны. Выслеживал его врагов, чтобы сломить их. Я помню, что значит служить общей цели.

— Но всегда на своих условиях.

— А других и быть не может. — Эйдолон махнул рукой, показывая не на гололит, но стоявших за ним воинов.

По его призыву три стоявших на коленях легионера поднялись с колен и выступили вперёд все как один, не сводя с командующего полного смешанных чувств взгляда. Зависть боролась с уважением. Показная гордость душила страх. Они истекали богатым коктейлем чувств, отражавшимся в каждом движении, в каждой позе, даже в тихом урчании их доспехов.

Капитан Малакрис облачился в скверну, словно в триумфальную накидку. Он содрал со своих доспехов всю позолоту и пурпур Детей Императора и перекрасил их бешеный калейдоскоп цветов. У некоторых оттенков даже не было имени на языке людей, ибо они были вырваны из самого варпа. Малакрис помазал себя кровью демонов, добытой в боях или отданной ими добровольно в плату за эзотерические сделки и нечестивые клятвы, и  сиял капризным светом варпа. По краям его наплечников начали расти острые как иглы крошечные клыки, вне всяких сомнений заканчивающиеся костяными крючьями внутри самих доспехов, способными с каждым движением царапать и чесать плоть легионера. На латные перчатки были установлены парные молниевые когти, некогда выкованные оружейником, а теперь изогнувшиеся, словно у чудовищной хищной птицы. Выкованный в виде дерзкого оскала кричащего орла шлем висел на боку, и изменённый облик воина видели все.

Некогда лихое лицо воителя оплавилось, словно воск. Прямо в череп были вбиты украшенные драгоценностями штифты, а складки вытянутой кожи украшали кольца. Похоже, что Малакрис даже освежевал свою макушку до костей, мерцавших в суровом свете мостика.

Воциферон же до сих пор выглядел как стройный и даже элегантный мастер клинка былого легиона. Служившие ему в прошлых битвах доспехи не украшала скверна, лишь запечатанные золотом отметки. Залитые металлом трещины петляли по совершенному пурпуру словно роскошные реки. В ножнах на поясе висели две сабли, чьи клинки были отполированы до блеска бережно заботящимся о них хозяином. Оружие к вящему восхищению и радости технодесантников легиона выковал сам Воциферон. Легионер носил шлем, скрывая под ним свои резкие черты лица и золотистые волосы. Малакрис стал воплощением губительных перемен, Воциферон же уподобился скале, не покоряющейся приливу излишних изменений. То, что он преуспел в этом в таком братстве и остался образцом Палатинских Клинков посреди воинов-сибаритов, свидетельствовало о его решимости и самоконтроле.

Эйдолон почти завидовал уверенности брата.

Последним из трёх был Тиль Плегуа из Какофонов. Певец разрушения. Зенит, кульминация, сингулярность всего, к чему стремился Малакрис и что отвергал Воциферон. Его глаза были растянуты, а нити впивались в плоть на одной стороне лица и кости на другой. По воле капризных богов после преображающей эйфории Маравильи, Тиль содрал с правой стороны лица плоть, оставив лишь жуткий оскал костей и вечно терзаемых спутанных нервов, украшенный вырезанными странными символами и замысловатыми образами невоздержанности.

Доспехи покрывали усилители звука и вокс-рупоры, прикрученные и приваренные к растянутым пластинам. Между механизмами кружили в зловещем танце мириады безумных оттенков, отчего Тиль выглядел не воином Детей Императора, а скорее нарисованной сумасшедшим и ожившей картиной. Его горло дрожало и гудело, ведь воин обрёл подобие даров самого Эйдолона, и лорд-командор знал, что любой услышавший голос Тиля рисковал сойти с ума. Его голос до сих пор отдавался отзвуками трансцендентных мелодий, каждое слово казалось отражением некой величественной и немыслимой симфонии.

— Мои чемпионы готовы к битве, — сухо добавил Эйдолон, вновь отмахнувшись от жуткого скалящегося лица Каэсорона. — Я взял под своё руководство третий миллениал, и они проявили себя достойными слугами и приятной компанией, — он помедлил, заставив искажённое лицо скривиться в улыбке. — По большому счёту.

— А ты никогда не разбирался в характере легионеров, а? — фыркнул Каэсорон, и гололит вновь пошёл рябью и искрами. И среди частиц проекции что-то появилось. Эйдолон увидел в замершем мгновении нечто, пойманное будто насекомое в янтаре, скалящееся лицом, от которого застыл даже он.

Демона.

Мысль пронеслась по сознанию как волна. Эйдолон больше не слушал ехидные и тщеславные заявления Каэсорона. Он видел лишь сущность, притаившуюся среди слов. Мерцающие от слюны клыки на лице, искажённом в гримасе лихорадочного упоения болью. На мимолётный миг Эйдолон будто увидел в существе отражение самого Фениксийца, но оно исчезло. У демона не было истинного обличья. Призрачное создание плыло, корчилось, насмехалось.

Брат...

Шёпот доносился не снаружи — изнутри. Череп загудел от слабой боли, и Эйдолон подался назад, прикоснувшись плотью к костяным шипам на троне. Он постучал головой по металлу, выдохнул.

Родич...

Вновь прошептало существо, и в каждом слове звучали обещания откровений. Эйдолон знал, что если он хоть немного расслабится, то существо найдёт себе опору, проскользнёт внутрь, опустошит его.

Но демоны были лишь прахом мечтаний и отравленных обещаний.

— Брат? — вновь донёсся до него голос Каэсорона. Первый капитан бросил на Эйдолона уничижающий взгляд, и мрачно усмехнулся. — А ты не здоров, первый лорд-командор. Возможно, пора бы тебе дать прикормленным врачам позаботиться о твоих хворях, а? — Образ вновь содрогнулся, и Каэсорон отвернулся, посмотрел на что-то невидимое безумным взором. — В следующий раз мы поговорим, когда по воле нашего отца вернёмся домой. Тогда и начнётся пиршество. Надеюсь, что увижу тебя в бою, лорд-командор. Будет... воистину приятно на это посмотреть.

Эйдолон просто кивнул, сжав зубы.

— Уверен, что удовольствие будет взаимным, Избранный Сын. — Он всё же заставил себя улыбнуться. — Терра станет кульминацией нашего пути и горнилом, где мы наконец-то станем теми, кем всегда должны были быть.

Мысль о потенциале... действительно будоражила. Сама Терра, тронный мир, вскрытый и жаждущий их внимания. Население станет добычей, старые соперники падут. После начнётся время собирать камни, Фабий будет строить опыты, легион обретёт плоды трудов своих, возвышение самого Эйдолона завершится. Он был первым лордом-командором. Для него найдётся достойное место в новом Империуме... Впрочем, ещё надо было сломить последнюю баррикаду.

Предстояло взять и отстроить заново из пепла Дворец, достойный ждущих за завесой тронов самих богов.

— Вскоре нам надо будет позабыть обо всех иных распрях, — заявил Каэсорон. Гололит вновь замерцал, и корабль содрогнулся, словно связанный с ним пагубной симпатической связью.

— Пришла пора тебе наконец-то...

— Присоединиться к нам, — выдохнул вместо первого капитана демон. Тварь посмотрела на Эйдолона глазами, затуманенными бельмами, но сияющими призрачным пламенем. В это идеальное мгновение застывшее перед угасающим образом Юлия Каэсорона существо подняло когтистую лапу, словно руководя исполнением симфонии, и махнуло рукой в унисон с мелодией, которую слышало лишь оно.

А затем корабль затрясся, завопил, и всё погрузилось в пламя под хохот порождений запределья.

Вторая глава. Разорванная завеса

По всему охваченному безумием мостику пронзительно завыли сирены, уже давно усиленные, чтобы привлекать внимание даже испорченных вседозволенностью сумасшедших.

Эйдолон вскочил с трона и побежал к надрывающимся пультам, выкрикивая приказы и съёжившимся рабам, и медлящим воинам.

— Шевелитесь, шавки! По постам! Объясните, что происходит, иначе я с вас шкуру спущу!

Сервы разбегались с его пути и отпрыгивали, будто в танце. Впереди нёсся Малакрис, размахивая когтями. Радостно сверкнув глазами, капитан взмахнул сверкающей перчаткой и ударил замешкавшегося слугу в висок, а затем набросился на ещё падавшего раба, сорвав с пояса пыточные клинки. В дрожащем свете люменов он начал резать и колоть, сдирая длинные полосы кожи. Теперь доспехи его окрасились и обычной кровью. Малакрис подался вперёд, чтобы с упоением слизнуть с клинка жизненные соки вопящего в агонии смертного.

Под высокими сводами вспыхнул ведьмовской огонь, осветив безвкусные мозаики, что алчно наблюдали за происходящим хаосом слишком настоящими глазами. Корабль словно дышал, под напором сокровенной силы стены то сходились, то выгибались наружу. Малакрис завороженно посмотрел вверх, вожделея встречи со страстными созданиями, ждущими за пеленой.

Воциферон даже не вздрогнул. Он стоял на месте, будто проглотив шомпол, положив ладонь на рукоять и готовясь встретить грядущую бурю. Тиль Плегуа следовал за Эйдолоном по пятам. Его звуковые орудия гудели, набирая силы перед неизбежным крещендо.

С неожиданным грохотом начали подниматься створки, втягиваемые обратно в ниши, и взгляду отрылось кипящее безумие варпа. Имматериум вцепился в корабль со всей своей злой страстью. Надрывающееся поле Геллера дрожало и шло рябью голодных лиц, напирающих на тончайшую завесу реальности. А сквозь треск помех из заработавшего вокса в какофонию ворвались новые вопли. Навигатор ответил на вызов бессловесным воем чистой муки. Хмыкнув, Малакрис резко обернулся, словно учуявшая приправленное пряными страданиями мясо собака.

Эйдолон вздохнул и отвернулся от одурманенного безумца в Воциферону.

— Проверь, что там с навигатором. Надо вырваться из варпа, потом посмотрим, может ли этот червь ещё служить или нет. — Он сплюнул на палубу. — Нужно понять, где мы находимся. Восстановить связь с нашим флотом. Мы на пороге величайшего сражения, и я никому не дам выставить меня медлительным увальнем!

Воциферон кивнул и зашагал прочь через толпу.

Первый лорд-командор наблюдал, как его посланник исчезает из виду, а затем повернулся к матросам. Он подхватил молот и взмахнул «Вечной славой», показав на измученную пустоту за окнами.

— Выведите нас из этих миазмов. И живее. Если вскорости я не получу приятных вестей, то начну с ломки ваших костей.

Из ям и альковов вокруг прозвучал хор покорных голосов. Эйдолон зашагал по мостику, а за ним последовали Тиль и Малакрис, не сводя взгляда с отчаявшихся и изувеченных рабов. Мостик содрогался от страха, смешавшегося с вонью экскрементов людей, не способных их в себе удержать под суровым взором хозяина. То тут, то там Эйдолон прикладывал к затылку слуги край не снабжаемого энергией молота и наблюдал, как они застывают на месте. По иссечённой шрамами коже лился пот, от непокорных страстей языки хлестали губы. Раздираемые желанием покончить со всем и надеждой на продолжение жалкой жизни рабы одновременно страдали от внимания легионеров и алкали встретиться со всем жаром их гнева.

— Благороднейший господин, — проскулил один из них. — Наши сенсоры слепы, а корабль застрял в варпе. Мы не можем вырваться из имматериума. Мы пытались, но похоже застыли в буре. Она удерживает нас по обе стороны завесы, будто божьи когти.

— Мне не нужны ваши оправдания, — процедил Эйдолон. — Я хочу...

Освободиться.

Прошипел ему прямо в ухо насмешливый голос. Эйдолон резко обернулся, замахнувшись мгновенно окутавшимся током молотом. Он оскалился, готовясь сразиться с... пустотой. Малакрис искоса поглядел на него и зловеще ухмыльнулся, почуяв слабость.

— Какой ты дёрганый, Эйдолон, — вкрадчиво заговорил легионер. — Едва ли это подобает лорду-командору.

— Капитан, если думаешь, что можешь справиться лучше — попробуй, я не против. Даже с удовольствием посмотрю, как ты тщеславно машешь кулаками, ожидая, что остальные станут выполнять твои приказы. — усмехнулся Эйдолон, положив молот на плечо Малкриса. — Помни своё место, щенок.

— Как я могу о нём забыть? — прошептал капитан, склоняя голову к когтям молота. Опасно близко к включённому силовому полю. Разряды статики будто молния проскочили между пластинами доспехов и оружием. Энергия пролетела к палубе прямо сквозь кости, висящие на коже кольца зазвенели. — Интересно, может ли кто-то кроме Фениксийца сбросить тебя с пьедестала?

— Малакрис, твоя болтовня меня утомляет. Скрашивай свою скуку чем-нибудь ещё. — Эйдолон склонился вперёд, и его обмякшие губы насмешливо скривились. — Меня ведь не так легко заменить. А вот тебя? По воле моей из плоти третьего могут создать сотню новых ублюдков, и каждый из них будет тебе ровней.

Но не успел Малакрис на это ответить, как внимание обоих привлекло шипение открывающейся двери.  

Посуровевший лицом Воциферон вошёл на мостик, прикрывая одной рукой сгорбившегося человека в рваной накидке. С запястий и лодыжек смертного свисали разорванные позолоченные цепи, с каждым тяжёлым шагом скрежетавшие по палубе.

Мастер клинка остановился и слегка подтолкнул человека вперёд. Капюшон соскользнул с головы, и Эйдолон увидел, что именно случилось со старшим навигатором Тошеном Меларом.

Смертный расцарапал себе лицо, вонзив в него когти так глубоко, что на щеках остались кровавые борозды. Похоже, что он вырвал собственными пальцами и обычные глаза, но внимание Эйдолона привлекла жуткая рана на лбу. Навигатор снял повязку и выдрал из черепа варп-око. Взгляд лорда-командора скользнул по окровавленной накидке к протянутым и дрожащим рукам, вымазанным в кровавых клочьях, всё ещё сиявших внутренним светом.

Да, то что навигатор избавился от своего дара говорило о многом.

— Оно поёт, — прошептал Тошен. Он поднял голову и посмотрел пустыми глазницами прямо на Эйдолона, будто всё ещё мог видеть. — Царственный глас зовёт и поёт, и иное море стонет в ответ, и все мы падаем с ними прямо в самые недра. Уж лучше тьма. Я выбрал. Я был избран...

— Свяжите его, — вздохнул Эйдолон, шагнув вперёд. — Ну почему нас всегда загоняет в угол слабость низших созданий?

Никто не ответил. Он покачал головой, занося молот.

Он никогда не любил навигаторов. Не по настоящему. Немногие стремились познакомиться с такими существами, а ещё меньше чахлых аристократов, выращиваемых из необходимости, были достойны его внимания. Каждый их благородный дом стал брызжущим интригами кипящим котлом мутаций, чьи отпрыски давно лишились человечности и преобразились, пройдя сквозь позабытые испытания Тёмного Века.

«Инструменты, вот кто они такие даже в лучше дни, — подумал он, глядя на изувеченного Тошена. — А этот — сломан».

— Оно видит тебя, — пробормотал, смеясь, навигатор и показал на Эйдолона дрожащим пальцем. — Знает тебя. Но не жди помощи. Лишь неизбежный конец. Лишь...

Молот опустился.

Окутанный энергией боёк молота расщепил череп Тошена на атомы. Тело рухнуло, в последний раз взмахнувшие руки подняли золотые цепи вверх, во все стороны полетели тускнеющие клочья варп-ока и брызги горелой крови. Воциферон отшатнулся, поражённый вспышкой внезапного гнева господина. Эйдолон же шагнул вперёд, сверля яростным взглядом труп.

— Вот цена слабости. Вы меня слышите? Вы все поклялись мне в верности и службе, и я ожидаю, что вы выполните свой долг. А если нет — умрёте от моей руки, прежде чем до вас дотянутся враги! — он повернулся на месте, чтобы все увидели застывшую на лице свирепую гримасу и вздувшиеся вены шеи, дрожащей от нарастающей силы едва сдерживаемого крика. — Расколите прутья нашей клетки, или же я расколю вас всех до единого.

Он обернулся и вышел с мостика, оставив позади лишь хнычущих рабов и бесполезных слуг. И всё же Эйдолон слышал насмешки, теперь повсюду и всегда преследовавшие его.

Третья глава. Призраки

«Теперь мы боимся привидений? Сходим с ума от страшных теней?»

Эйдолон скривился. Его путь по шумным коридорам корабля лежал через залы, где погасили весь свет, чтобы в тайне ото всех взглядов предаваться порокам, а в других люмены перегрузили так, что на них было больно смотреть. Третьи же светильники уже начинали мерцать цветами иных миров под вой непрекращающихся сирен.

Теперь поисками новых горизонтов занимались не только следопыты и капитаны Великого крестового похода, а опыты перестали быть уделом вечно разраставшегося апотекариона. Ныне тяга к ним пустила корни в сердцах каждого из Детей Императора. Они стали истинными воплощениями мёртвой мечты, и строили из трупа Империума нечто достойное истинных владык Галактики.

«Богов», – подумал Эйдолон и усмехнулся. Да, древние божества восстали из пепла, как и он сам, желая покорить обетованную им Галактику. Ныне частью их стал и сам Фулгрим, пляшущий под дудку грозного Слаанеша, а Луперкаль, полный изъянов и недостатков неотёсанный дикарь, как и все хтонийцы, лучился их мощью. Многие присягнувшие магистру войны легионеры говорили Эйдолону, что всё лишь возвращается на круги своя, что Хаос – такая же естественная часть жизни, как дыхание, но он знал, что это ещё одна ложь.

За пеленой жизни и смерти всё менялось. Он и сам вернулся из могилы, переродился, изменился так же сильно, как примарх, упорхнувший в вечность.

Эйдолон стал Разделённой Душой. Созданием сломленным, но обрётшим в лишениях великолепие. Ему больше некого и нечего было бояться.

Но даже здесь, в собственной твердыне его преследовали по пятам тёмные силы. Варп, голодный и настойчивый, кричал и шептал ему сквозь кости корабля, будто возлюбленному. В душах воинов снова и снова звучала песнь сирен, что словно водили вдоль их хребтов когтями, ища, за что бы уцепиться. Возможно, так было всегда после восхитительных зверств на Исстване. А может быть это началось лишь потом, когда они обрели истинное прозрение.

- Бойцы неспокойны, милорд, – раздался позади голос. Эйдолон не медлил и не оглядывался, ведь он сразу узнал знакомый искажённый голос Тиля. – Особенно шайка Малакриса. Возможно, сейчас они прикидываются смирными, но сорвутся с цепи, едва кончится мясо. Их взбудоражили преследующие нас создания.

– Они – воины Третьего легиона, – усмехнулся лорд-командор. – А нам ныне неведом покой и во сне.

– Тебе стоит их приструнить, – небрежно добавил Плегуа. – Если ты будешь править как Фениксиец, то они осознают глубину своих заблуждений.

– Неужели? Как я что ли?

– Конечно же нет, господин, – рассмеялся Тиль. От его едкого веселья задрожал и воздух, и стены. С поблёкших мозаик и треснувших статуй посыпалась позолота.

– Хотя спорить не буду, предложение отсечь им головы... соблазнительно. – Вслед за какофоном расхохотался и Эйдолон. – Возможно, мне стоит их насадить на пики у трона или преподнести в дар Фулгриму, когда выйдем на орбиту Терры, а? Ещё больше мёртвых сынов для нашего любимого отца. Всегда их так ценившего.

Он вновь слышал... это. Смех среди отголосков эха, царапающий восприятие, будто точильный камень – клинок. Тени сгущались, становились глубже, и в них ему уже чудились холодные и алчно тянущиеся к нему когти.

Эйдолон. Лорд-командор. Брат...

Сквозь тьму кралось нечто одновременно вечное и никогда не рождённое, и от голода создания сотрясался корабль. По железным костям пробегала дрожь, отзвук приторной ярости Имматериума.

– Говорят, нас прокляли, – непринуждённо добавил Эйдолон, не обращая на зловещие предзнаменования внимания. – Причём даже хуже, чем мы сами считали.

– Смертные болтают, да? – протянул Тиль. – Их страх пятнает корабль, как звериные следы – лес.

– Может они и правы, – пожал плечами лорд-командор. – Варп кричит тысячами голосов, и каждый из них – настоящий, но сейчас все они против нас. Мы в ловушке. Не наши братья. Не легион. Мы. Мы заперты прямо среди клыков змея.

– И как мы выберемся? – горло Плегуа содрогнулось. Каждая йота его бытия сотрясалась от жажды боя, желания снова вознести глас и быть частью симфонии.

– Мы найдём источник варп-заразы и избавимся от него либо грубой силой, либо при помощи того, чем занимаемся вместо колдовства. – Эйдолон помедлил, увидев насмехающееся над ним отражение в металле ближайшей переборки. Видение ухмылялось, не сводя с лорда-командора искрящихся глаз, а затем ускользнуло в иную тьму. Эйдолон вновь скривился.

– Но у нас же нет колдунов, господин, – осторожно заметил Тиль. – Мы вознеслись. Не погрязли в чарах.

– Боги усмотрят путь, друг мой, даже против собственных козней. Взгляни, чем мы стали, просто подчинив свои организмы, – мягко ответил Эйдолон. – Пусть наши братья и дальше ссорятся, желая занять себе место поудобней. Я выкую нам путь к свободе, высеку из крови и плоти такую картину, что ужаснёт даже Фабия. На рассвете последнего дня Терры мы встанем по правую руку Фениксийца. Отправляйся к своим воинам, растормоши их. Я хочу знать, о чём поёт варп... Я же пока отправлюсь на поиски других наставлений. А затем мы наконец-то сбросим эти оковы. Терра ждёт, и я стану ключом к нашему пути к ней.

Апотекарион преобразился вместе с легионом.

Среди Детей Императора всегда было больше врачевателей, чем в любом другом легионе. Восставшие из пепла Скверны после былых невзгод и учившиеся под бдительным взором Паука апотекарии стали настоящими виртуозами. Немногие геноткачи-астартес могли сравниться в своём мастерстве с Владыкой Человечества, но творцы Детей Императора не просто справились с испытанием, но даже усовершенствовали труды своего великого создателя. Фабий развеял семена познания по ветру и наблюдал, как те приносят странные плоды.

«И что они нам дали?» – мысль незваной и вероломной гостьей скользнула в сознание Эйдолона, когда тот вошёл в холодные залы апотекариона. Тиля он отослал собрать какофонов, способных помочь своим инстинктивным пониманием варпа. После этого путь в застывшее царство прошёл безо всяких происшествий, разве что палуба всё так же дрожала, не переставая.

Мысль осталась без ответа, не обратил внимания лорд-командор и на корчившиеся в стеклянных сосудах ужасные плоды экспериментов, совершённых фон Калдой лишь из хищного любопытства. Когда-то Эйдолон и сам чах под ножами Фабия в похожей темнице. Скотобойне, где Паук резал былые идеалы. Той изысканности не было в обители фон Калды, в которой брызги крови и мяса долетали с хирургических столов до ребристого потолка. От запахов жизненных соков и консервантов воздух в помещении стал затхлым, отравленным.

«Мы стали теми, кем всегда должны были быть. Воспряли, преобразились. Стольким пожертвовали пламени ради торжества. Возможно, первоначальный замысел и принадлежал Фабию, но становление определил дух легиона».

Фон Калда уже находился в зале, копошился рядом с одним из многих анатомических верстаков. Тусклые белые доспехи воина казались жемчужными в суровом сиянии ламп, но по локоть были запятнаны кровью и брызгами иных более странных жидкостей. Апотекарий обернулся, на миг нахмурив странно детское лицо, и вновь вернулся к работе.

– Господин, вы давно не обращались ко мне за выполнением моих... официальных обязанностей. Чем обязан удовольствием?

– На нас напали, – сразу перешёл к делу Эйдолон. Он подошёл ближе и навис над апотекарием. Пусть они происходили из одного рода, Эйдолон был куда крупнее и господствовал в Апотекарионе так же, как и на поле боя.

Быстрым взглядом он окинул раскинувшуюся впереди жуткую живую картину. Апотекарий проводил вскрытие, прибив серва к стене, будто обычный хирургический образец, и органы свисали из живота подобно гроздьям брошенных багровых фруктов.

Фон Калда вытер окровавленные руки о поножи и похлопал.

– Всё как обычно, а? – Он отвернулся от первого лорда-командора, взял в руки скальпель и осмотрел лезвие. – Корабль ведь никуда сейчас не летит, так? Я слышал сирены... Но если бы мы вышли в Солнечной системе, вы бы уже собирали нас для штурма. Так где мы?

Эйдолон помедлил, собираясь с мыслями. Даже здесь, в помещении, где были только они двое, он чувствовал, как его сверлят взглядом и дышат сквозь гнилые зубы в спину.

– Нас преследуют призраки, советник, – наконец, сказал он. Фон Калда достойно служил Эйдолону с самого начала войны и был его представителем. Апотекарий не раз проявил себя верным и способным подчинённым с тех пор, как Разделённая Душа возглавил треть легиона и начал охоту за Ханом. – И чем бы ни были эти духи, они решили не медлить. Они уже не шепчутся у нас за спиной, но прижимают к ней клинки. Поэтому ты мне и понадобился.

Фон Калда цыкнул, положи скальпель и поднёс ко рту ещё окровавленные пальцы. Он облизнул их кончики, провёл по слишком идеальным губам.

– Понадобился? Но вы выглядите здоровым, господин. Насколько можно судить. Уж точно лучше, чем он, – фон Калда указал на труп. – Я хотел понять, что именно его убивало, но лишь ускорил процесс, и мне стало так... скучно.

– У нас нет времени на твои проклятые развлечения! – рявкнул Эйдолон. – Никому не лишить меня места за столом. Нас ждёт Терра. Терра! Сердце войны, сердце Империума ускользает из моих рук. Думаешь, отцу понравится, если мы будем медлить? Я не стану позабытой жертвой, которую он унизит. Никогда более.

Фон Калда махнул рукой, и соскользнувший с верстка труп шлёпнулся на палубу.

– Господин, вы незабываемы. – Он помедлил, выбирая слова и чувствуя гнев Эйдолона. – Вы – первый среди лордов-командоров. И я исполняю ваши капризы.

Эйдолон отвернулся, словно ощутив стыд.

– Здесь происходит нечто большее. Я чувствую это глубинами души. Нечто голодное. Ждущее мгновения слабости, чтобы наброситься и овладеть мной, будто пешкой на доске.

– Господин, но ведь я не псайкер, – задумчиво почесал подбородок фон Калда. – Если вашу отмеченную песнью душу тревожит нечто, не разумнее ли было бы обратиться к какофонам, не так ли? Им ведь вполне знакома сладостная мелодия варпа.

– Песни могут лгать. Сбивать с пути так же легко, как и грёзы, – протянул Эйдолон. Его взор затуманился, но глаза горели ярче, чем прежде, радужные оболочки хищно пылали за бельмами. – Мне нужна ясность. Я хочу знать, что ощущаю чувства себя, а не прокравшегося в мою душу демона.

Фон Калда поднял нартециум и выпустил лезвия и дрели. Он смотрел, как иглы мерцают в резком свете, пробуют воздух так же алчно, как впиваются в плоть.

– Признаюсь, что изучал и мир духов, – сказал апотекарий и склонился вперёд, чтобы вонзить в шею иглу. Из раны с шипением потёк воздух, мерцающая кровь же – неохотно, вяло. Лорд-командор напрягся, ощущая, как жало прокалывает плоть до костей. – Конечно, исследования его не назовёшь точной наукой, но мы движемся к пониманию. – Фон Калда помедлил, изучая показания звенящих приборов. – Возможно, со временем мне удастся даже разработать лекарство от таких... хворей.

Внезапно Эйдолон отвлёкся от операции, чувствуя, как напряглась его не двигающаяся шея. В переработанном, но всё ещё терпком воздухе отдавался смех. Звук не повиновался законам физики. Каждая отражающая поверхность потемнела, омрачилась, и теперь в них виднелось только его собственное гримасничающее лицо.

Эйдолон...

Прошептал тихий почти неслышимый голос. Отражения начали меняться, потекли как воск. Внезапно одно из них вспыхнуло и запрокинуло голову в беззвучном вопле. С другого сползла кожа, открыв взгляду мертвенный оскал среди натянутых и дрожащих жил.

Лопнули глаза. Застыли языки, будто у слабаков, падающий на колени и задыхающихся. Бесстрастно наблюдавший за представлением Эйдолон лишь ухмыльнулся в ответ.

– И это всё, что ты можешь? Я не боюсь того, что уже покорил.

– Господин? – переспросил фон Калда, извлекая иглу, и пристально поглядел на него глазами, полными таких странных на слишком молодом теле старых страхов.

Эйдолон моргнул, и отражения исчезли. Он снова был собой, лишь собой.

– Творец наших бед вновь играет со мной, – проворчал лорд-командор. – Должно быть, преследующие нас демоны считают меня слабым, раз стремятся запугать балаганными знамениями и мелочными чудесами.

Он со смехом отвернулся от стола и зашагал к двери, готовясь к пути обратно через неприветливый ад, в который превращался его корабль.

– Ну что же, апотекарий, если ты не можешь помочь, то я сам возьмусь за скальпель. Времени для опытов и экспериментальных лекарств нет. Враги уже здесь. Мы застряли. Я вызову Малакриса и Воциферона, да и Плегуа.

Эйдолон поднял руку и сжал кулак, бросая вызов судьбе.

– И скоро мы поразим врагов в самое сердце.

Дети Императора пришли на одну из главных орудийных палуб корабля, чтобы поговорить как равные. Ну, почти.

В центре в окружении Плегуа и остальных какофонов стоял сам Эйдолон. И к вящему раздражению всех прочих банд расходящийся от их хора гул эхом отдавался от высоких сводов.

Малакрис поднял искрящиеся молниевые когти, которые выглядели бы более уместно в свежевальной яме Повелителей Ночи, а на воинском конклаве. Конечно, по мнению Эйдолона капитан был жестоким всегда, ещё до того, как Тёмный Принц извратил его неистовую душу, превратив в покрытое шипами расколотое отражение себя былой. За Малакрисом следовали истинные убийцы, чьи доспехи и плоть становились всё более чудовищными с каждым актом членовредительства.

Когорта Воциферона держалась подальше от многоликой банды, и каждый легионер держал руку на рукояти, будто ожидая неизбежной распри.

– Спокойно, братья мои, – произнёс Эйдолон, и слова волной прокатились по палубе. Мешки в горле раздулись и задрожали. От такой демонстрации пронизывающей каждый звук силы содрогнулись все, кроме какофонов.  Все присутствующие знали, на что способен первый лорд-командор. Они видели, как он расщепляет своими криками врагов на части, не оставляя от них ничего, кроме изломанных и кровавых клочьев.

– Ты зовёшь нас сюда как псов, и ждёшь, что мы будем молчать? – оскалился Малкрис. – Я не стану мешкать, словно один из его никчёмных дуэлянтов. – Он презрительно махнул рукой, показав на Воциферона. – Мы должны быть свободными от кошмаров, свободными и сжигающими Галактику, прокладывающими путь к Терре!

Искры сверкнули на когтях шагнувшего вперёд, но не поднявшего их в знак вызова капитана.

– Довольно, – процедил Эйдолон, замахнувшись на наглеца включённым молотом. – Ты бы увёл нас всех в топь, гоняясь за огоньками. Мы не просто бы не добрались под твоим руководством до Терры в срок, мы бы туда вообще не прибыли! Я – ваш командир. По праву моего звания, весь третий миллениал – мой, – он отвернулся и холодно, оценивающе поглядел на Воциферона. – А что скажешь ты? Есть идеи, что нам следует делать?

– Ты – первый лорд-командор, – ответил мечник. – Твоя воля направляет нас. Мне этого достаточно.

– Трус, – насмешливо покачал головой Малакрис. – Ты боишься, что нечто угнездилось в моей душе, но у меня она хотя бы есть. Твоя же – опустошена, и ты превратился в слабака, цепляющегося за мастерство, как утопающий за обло...

– Молчать!!! – прогремел Эйдолон. Стены содрогнулись. От яростного крика пластины пошли трещинами и вмятинами. Чемпионы отшатнулись, а почти все их последователи рухнули на колени. Какофоны охнули, дрожа от экстаза.

Эйдолон слышал их тихие шёпоты, так непохожие на привычные вопли, а в них – эхо иного гласа. Таящегося прямо за пеленой реальности.

Песни. Песни. Песни!

Они всегда слышали мелодию варпа, пронзительно кричащую и гремящую басами, с тех пор как её великолепие со всем извращённым мастерством показала им вдохновлённая богами Кинска. Однако сейчас в её отголосках слышалось нечто новое и незнакомое, нарастающее от шёпота до крещендо. Призыв к оружию. Зов домой. Раньше он думал, что песнь подобно сирене пел Фулгрим, однако звук стал иным, полным нюансов. Гимном, созданным для расщеплённой души и измученного тела самого Эйдолона.

– Вы собрались здесь, – продолжил Эйдолон, – потому, что вы – мои офицеры. Мои избранные воины. Лучше среди воинства. Вы – образцы для всех, кто стремится к многоликому совершенству. Воины Третьего. Мои воины, – лорд-командор улыбнулся рваными губами. – Мы нужны на Терре. И нашим врагам не заточить в имматериуме в дни финальной битвы ни меня, ни кого-либо из вас. Истинные чудеса свершатся на земле тронного мира. Мы испытаем свою мощь против лучших рабов Императора, и сокрушим их.

И словно в ответ корабль опять содрогнулся. Закрывавшее корпус поле Геллера дрожало, поддавалось под яростью варпа. Завыла ещё одна сирена, и глас её влился в мрачную симфонию третьего легиона.

Они все умрут, если не будут действовать. Решительно.

– Так и будет, – сказал Воциферон и шагнул вперёд, из чувства долга рискуя обратить гнев Эйдолона и на себя.

– Естественно, – кивнул лорд-командор, опуская молот, и положил на плечо мечника заскорузлую руку. – Мы слишком долго выслеживали в засадах Хана и его бегущих к Терре дворняг. Столько усилий впустую. Теперь и нам пора получить причитающееся. Я жажду скрестить мечи с Преторианцем и рассечь его на части так же, как сокрушу его баррикады. Сломать крылья Великого Ангела своими сапогами и высосать мозг из его пустых костей. Это и многое другое я предвкушаю.

Предвкушаю... – снова заурчал голос, и Эйдолон вспомнил.

Пальцы подняли его за подбородок, заставляя взглянуть на совершенство. Улыбку, ослепительную будто сияющее на белом мраморе солнце. Лицо, сотворённое абсолютным мастером генетики, и глядящее на него с любовью.

– Встань, лорд-командор, – прошептал Фениксиец.

Эйдолон встряхнулся, изгоняя непрошенное воспоминание.

– Мою душу снедает тоска, зов, который нельзя игнорировать. Мы выследим вцепившееся в корабль отродье варпа и переломаем его когти, один за другим.

Малакрис алчно подался вперёд. Из уголка его рта засочилась едкая слюна.

– Ах, так нам предстоит бой с нерождёнными. Они так меня любят и презирают. Предлагают благословения и проклятия, похоть и отвращение, – он погладил помазанные кровью пластины доспехов. – Так приятно будет вновь с ними станцевать.

– Ничтожество, – прошептал Воциферон, качая головой. – Лорд-командор, я не понимаю, почему этот паразит ещё дышит и плетёт козни. Позвольте мне его убить.

– Может быть потом, – задумчиво ответил Эйдолон. – Но не сегодня. Сегодня мне нужны вы оба. И зазубренный клинок, и безупречное орудие.

Позади зашипели двери, открываясь. Эйдолон с улыбкой оглянулся и склонил голову.

– Наконец-то. Вот мы и все собрались.

В дверях стоял фон Калда. С его осквернённого нартециума всё ещё капала кровь. Он поглядел на Эйдолона, кивнул ему в знак почтения, и занял место рядом с господином. Другие не сводили с апотекария взглядов, полных и неохотного уважения, и открытой неприязни.

Эйдолон уже не обращал на это внимания, думая лишь о деле. Об охоте.

- Начнём?